Из Тени (Dragon Age) [Krilena] (fb2) читать онлайн

Krilena Из Тени (Dragon Age)

Глава 1. На сломанных ногах

"Сила — в отсутствии. Отсутствии слабости и пределов. Отсутствии осторожности и жалости. Пустота — всегда внутри"

Можно ли чувствовать сон? В большинстве случаев — нет. Во сне отдыхает тело, а вместе с ним и разум. Иногда Тень, конечно, может подложить ложку дёгтя в виде кошмаров, затрагивающих самые сокровенные страхи. Магам хуже. Ведь в Тени их могут поджидать существа похуже любых плохих снов… Но всё это ничтожно, ведь вскоре наступит всесильное пробуждение, оттянуть которое не по силе даже демонам. Пробуждение… Ах, какое хорошее и одновременно простое слово. Но вот для того, о ком пойдёт эта длинная история, оно на долгие века стало непозволительной роскошью.

Сон. Он не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он утонул во тьме. Но точно можно было сказать, что очень давно… Кажется, даже больше, чем было уготовано на его век — это он чувствовал прекрасно. Этот сон давно уже перестал быть небытием, отдыхом, потому что это был совсем не отдых! «Это смерть?», — кажется, уже вечность он размышлял над этим вопросом. Хорошая догадка, если учитывать, что он… все они — восемь магистров — вошли в недоступный для людей мир. Но его желание жить не позволяло принимать такой итог. Ведь и поныне он мог чувствовать себя… своё тело.

Было ли больно? Ему бы хотелось, что бы было именно так. Лучше уж пережить изощрённые пытки, потому что тогда была бы боль, а с ней и понимание, что он живой. Но всё было сложнее. Хочется сопротивляться: кричать, выбиваться, спастись из этой неизвестной клетки — но он не мог. Тело не реагировало на его команды, никакая магия не отвечала, а мысли постоянно путались. И как тут не сойти с ума?

Единственное, что было чётким, это ощущение опасности. Оно окружало его постоянно, душило, топило, убивало. Он чувствовал, как чужая магия окружает его, пропитывает, проходит по венам, сплетаясь с его собственными магическими силами. Он слышал её песню и чувствовал острые иглы, пронизывающие всё, даже разум. Ни в Империи, ни во всём Тедасе не найдётся такого места… А всё это значит, что он так и не вернулся обратно. Будь прокляты жрецы, а вместе с ними и их любимые божки!

Всё было тихо, медленно и долго. Этот ритм ужасен. Но если он всё «это» чувствует до сих пор, значит, Тень не подчинила его? Эта мысль прекрасно тешила его надежды. Но однажды, спустя, кажется, вечность, изменилось всё. Ритм ускорился. Мысли, память, идеи побежали в его голове. Сгусток, в котором он находился, расступился, и он впервые смог почувствовать, как внутри него, в районе груди, что-то застучало. Сердце… Это однозначно было сердце… Наверное, он бы как мог порадовался хотя бы такому изменению, но как вдруг вокруг начался хаос.

Паника… Нет, паниковал не он, а всё вокруг. Сила… Что-то сильное, могущественное и неправильное прорвалось сюда. А потом были крики, его уши отчётливо это слышали, но только эти крики были не «отсюда», они пришли вместе с магией. И среди этих криков, он отчётливо услышал голос, переполненный высокомерием, чванством и лицемерием. Он… он знал этот голос. Более того, этот голос он ненавидел!

Злость… Злость овладела им, пробуждая весь организм ото сна. Он почувствовал себя вновь, свои силы. Он жив, а, значит, и владелец этого голоса — тоже. И понимание этого вызвало в нём неистовую ярость, такую сильную и искреннюю, что его тело начало само вырываться из вековых оков. Что произошло? Где он находился? Что с ним было? Неважно! Он желал лишь добраться до голоса. И поддаваясь этому порыву, мужчина рванул туда, откуда, ему чудилось, и вырывалась та неправильная сила.

Свобода — подумалось ему, когда он ощутил ногами пол, его тело почувствовало живой холод, а перед глазами чьи-то силуэты. Люди, однозначно. Сколько несбывшихся идей, промелькнуло в его голове за мгновение, но через это мгновение опять всё пошло не так. Яркая вспышка, его глаза ослепил зелёный свет… Боль и слабость. Они так быстро овладели им, что ничто не могло спасти. Опять была темнота. Ему уже даже подумалось, что всё, что виделось, лишь обман и иллюзия. Но нет. Этот сон был настоящим. И мертвецкая усталость чувствовалась не менее натурально.

* * *

Кассандра Пентагаст, правая рука Верховной Жрицы, ныне почившей, уже битый час бродила из угла в угол этого небольшого подземного помещения. Таким нехитрым способом женщина пыталась взять себя в руки. Судя по вздрагивающим от одного её сурового взгляда стражникам у неё это получалось крайне плохо. Да и могло ли? Храм Священного Праха разрушен, Джустиния и все высокопоставленные жрицы мертвы, а в небе огромная Брешь, из которой в Тедас вырываются демоны. И как тут можно успокоиться?! Тем более, когда рядом с ней находился вероятный виновник всего этого хаоса… И стоило ей только об этом вспомнить, как тут же её тяжёлый взгляд пал на мужчину в кандалах, что сидел посередине этой комнаты до сих пор без сознания.

Именно его нашёл поисковый отряд, направленный в Храм. Везде царили смерть и разруха, и только этот мужчина лежал целым и невредимым там, где находился главный зал. Хотя он не был уж таким и невредимым. Точнее будет сказать, что он сам балансировал на грани смерти. Слаб и изнеможён.

Ни у кого не было сомнений, что это именно он виновник этой страшной катастрофы. Его нужно было убить и отправить на суд Создателю за свои грехи. И наверняка люди бы так и поступили, если бы не странная зелёная метка на ладони его руки, которая имела ту же природу, что и разрыв в небе.

Его лечили и изучали, но что-либо выяснить конкретное не удалось. Даже отступник, назвавший себя знатоком Тени, мог только не дать этому человеку умереть. Поэтому было решено ждать, пока обвиняемый не очнётся, и только после начать допрос… с особым пристрастием.

Искательница бросила на пленника взгляд, наполненный неистовой ненавистью, но в очередной раз задержалась на его изучении. Необычные аспекты во внешности этого незнакомца сыграли, очевидно, не последнюю роль в тех обвинениях, которые ему выдвигают. У него была белая, мертвецки бледная кожа. Тогда, в Храме, это не особо бросалось в глаза на фоне его общего критического состояния. Но сейчас он был вылечен и, по заверению лекаря, мог проснуться в любую минуту, но его кожа ничуть не стала выглядеть живее, очень истощён. Может, он одержимый и вскоре потеряет остаток своей человечности? От этих мыслей рука воительницы инстинктивно легла на рукоять меча… Но Кассандра заставила себя убрать её. Ещё рано… Пока на руке этого человека метка, которая, есть шанс, сможет хоть как-то воздействовать на Брешь, он должен жить.

Спустя какое-то время за дверью послышались тихие шаги, а вскоре в помещение зашла ещё одна женщина, которая прятала лицо под капюшоном, хотя её рыжие волосы и ужасную усталость в глазах он скрыть не смог. Обе женщины переглянулись между собой и без слов поняли: ни у одной из них нет хороших новостей. И тогда Лелиана также посмотрела на мужчину, который за последние дни стал прямо-таки знаменитостью.

— Никто из тех, кто выжил на конклаве, не смог его опознать, — начала Сестра Соловей свой рапорт. — Вероятно, он пробрался в Храм тайно.

— Конечно, тайно. Ну, не с неба же ему свалиться! — раздражённо вскинула руками Кассандра.

Лелиана благоразумно не стала обращать внимания на выпад уставшей соратницы.

— Пытаюсь выяснить его происхождение. Тевинтерец — пока что самый вероятный вариант, — она сделала паузу и ещё раз внимательно осмотрела чёрную мантию, в которую незнакомец был одет. — Только мне не даёт покоя его мантия. На вид очень странная, из дорогой ткани и с необычной отделкой. Такое маги, сбежавшие из Круга, или отступники обычно не носят. Но при этом богатых украшений нет совсем, и она полностью чёрная. Таким сочетанием носитель нередко подчёркивает свою отстранённость от общества.

— Что-то ритуальное? Секта?

— Возможно. Мы отправили запрос. Но официальный Тевинтер пока отмалчивается, видимо, боится, что Церковь обвинит их в происходящем, — после этого полуофициального отчёта Сестра Соловей взглянула на Искательницу, неожиданно маска каменного спокойствия спала, показывая обеспокоенность женщины. — Солас сказал, что вокруг него Тень ощущается по-особенному. Вероятно, это из-за метки. Но он также не упускает возможность, что этот человек может быть очень сильным магом.

— Просто отлично! А у нас даже нет храмовников.

— Есть Каллен. Но ты права. Его одного может быть недостаточно.

Кассандра тяжело вздохнула. Ведь если хоть некоторые из их догадок сбудутся, то, очевидно, им придётся ждать худшего. Был бы их пленник каким-нибудь юнцом, его бы признали простым террористом-одиночкой, который, следуя своим юношеским глупости, максимализму и недальновидности, решил, что правильно повторять «достижение» Андерса — мага, который взорвал киркволловскую церковь. Возможно, он даже и не планировал подобного разрушения. Тогда бы его просто казнили и забыли. Но этот мужчина таковым не являлся. Он был взрослым. В таком возрасте у людей уже чётко складываются нравы, устои и мировоззрение. Если он и виноват в взрыве, то, очевидно, шёл на это обдумано, спланировано и, вероятно, не один. Познания Кассандры в магии были невелики, но она была уверена, что никакой одиночка намерено не сможет устроить такой коллапс, даже тевинтерский магистр. Значит, магов было больше. А это уже, вероятней всего, секта, радикально настроенная против Церкви. А как известно, противников Церкви больше всего именно в Тевинтере. «Всё сходится!», — довольно воскликнула воительница.

В отличие от соратницы, Лелиана не хотела делать поспешных обвинений, продумывая всевозможные варианты. Почему он выжил? Если он, и вправду, виноват, то должен бы знать, что щадить его никто не будет. Не понятно, то ли это были отголоски наивности, то ли странное предчувствие чего-то поистине необычного. А как известно, Лелиана очень трепетно относилась к таким чувствам.

Мужчина устал от темноты. Даже тот неожиданный порыв, который он вдруг почувствовал, начал ставиться под сомнения. Ведь ему казалось, что он вновь почувствовал жизнь. Но почему же сейчас опять темнота? Отвратительное состояние. И всё же у него ещё были надежды, ведь эта тьма ощущалась по-другому. Это уже больше было похоже на сон. И это была правда.

Неожиданный дискомфорт был приятным. Это, очевидно, была боль. Причина неизвестна. Да и мужчине было всё равно. Главное, если он чувствует боль — значит, он ещё жив. И вдруг его сознание, отвечая на раздражитель, буквально вытолкнуло его из сна. Жадно вдохнув воздух, будто он никогда не дышал, мужчина открыл глаза.

Первое, что мужчина увидел, были его руки, одна из которых горела зелёным огнём. «Что это? Почему это так больно?», — эти мысли, как и его желание стряхнуть эту магию, были больше инстинктивными. Но он не смог найти ответы на эти вопросы, как и избавиться от боли. Ведь только сейчас он смог сконцентрироваться на том, что сковывало движение его рук. Он обнаружил, что был в кандалах. Это открытие не вызвало паники, скорее недоумение. Тут же мужчина решил обратиться к своей памяти, чтобы объяснить происходящее и выяснить, к чему ему нужно быть готовым. Но там, в его голове, было… пусто, буквально.

Он противился этому, пытался сконцентрироваться, заострить внимание на отдельных объектах или ощущениях, что могли ему запомниться, но не было никакого результата. «Потеря памяти. Причём полная», — этот вывод заставил его нахмуриться. Но он всё-таки взял себя в руки, не желая поддаваться панике. Нельзя.

Так погрузившись в осознание себя, мужчина слишком поздно вспомнил о внешних факторах. И этот «фактор» напомнил ему о себе сильным ударом тяжёлой рукой.

— Кассандра! — раздался тот же размеренный голос Лелианы, в котором, однако, было достаточно много осуждения.

Конечно, вспыльчивость Искательницы осуждать она не стала, ведь эти дни всех их вымотали, но и на пленнике срывать злость ещё было слишком рано. Во-первых, его состояние остаётся нестабильным. Во-вторых, Лелиана знала, что его легче было бы заставить сотрудничать, произведи они на него положительное или хотя бы нейтральное впечатление. Попытать его ещё успеют. Кассандра в ответ на возмущение соратницы нахмурилась, но всё-таки отошла от пленника, давая тому возможность прийти в себя.

Этот удар сотряс и без того пустой рассудок мужчины, и всё-таки такая новая боль стала чем-то даже отрезвляющим. Да и, к счастью, магия на руке тоже утихла. Поэтому спустя несколько секунд он уже был способен более осознанно воспринимать мир. Он поднял голову и взглянул на первого, кто попал в его поле зрения. Это оказалась рыжая служительница Верховной Жрицы. Он заострил своё внимание на ней, присмотрелся, но нет, она ему знакомой не показалась. Плохо. Ведь взгляд у женщины был явно недобрым по отношению к нему, и ему хотелось бы знать заранее, чего стоит ожидать. Лелиана осталась внешне невозмутимой, ведь взгляд мужчины был наполнен искренним любопытством, не больше. И всё же она почти вздрогнула, когда впервые встретилась с ним глазами. Ведь радужка его глаз полностью обесцветилась и стала белой, а склера, наоборот, почернела — ещё один странный дефект его тела. И это её очень смутило.

Пройдя пятый Мор вместе с Героем Ферелдена, она насмотрелась достаточно на порождений тьмы, и вид этого мужчины сразу напомнил ей о вурдалаках — отравленных скверной существ, которые ещё сохраняют рассудок, но скверна потихоньку изменяет их и уничтожает. Неплохая догадка. Ведь всем его странностям во внешности должно быть объяснение. Но и это объяснение ничуть не облегчало им жизнь. Откуда в храме взяться вурдалаку? Или, учитывая, что скверна ещё не проявила себя полностью, он заразился ею прямо там? А может, он вообще является Серым Стражем на закате своих лет?.. От всех этих вопросов Лелиана устало вздохнула и потёрла переносицу носа, пытаясь все обдумать, но пока не решалась делиться своими подозрениями ещё с кем-то. Может, шутки её шпионов правдивы, и это просто очередной чокнутый тевинтерский маг, который от скуки решил поэкспериментировать с магией на себе? Эх. Лучше бы всё было именно так.

— Назови мне хоть одну причину не убивать тебя прямо сейчас?! — даже к счастью, нетерпеливая Кассандра оборвала эти гляделки и обратилась к пленнику.

Мужчина среагировал сразу и тут же глянул на воительницу. Большого желания смотреть на неё у него не было. Слишком уж грозный был взгляд у последней, да и она не показалась ему знакомой. Однако больше его смутило другое, а именно: слова женщины. Пленник оказался в каком-то подобии непонимания. Ведь ему начало казаться, что он не должен знать языка, на котором его спросили. Но при этом он прекрасно понял её речь и смысл вопроса. Будто эти знания в его голову проникли без его ведома и почти насильно. Как такое возможно?

— Это тебя надо спросить. Если мне дали спокойно очнуться, значит, я вам пока что нужен, — пожал плечами пленник. К его удивлению и некоторым сомнениям, оказалось, что и он сам смог свободно говорить на их языке. Вроде бы нет ничего необычного, но он до сих пор не избавился от чувства неестественности этих знаний.

Сама речь мужчины не несла какого-то подтекста, но в данной ситуации это была открытая дерзость, отчего Кассандра чуть не вскипела. Зато Лелиана даже кротко улыбнулась. Такое холодное рассуждение в ответ на грозность Искательницы показалось ей забавным.

— Угадал. Нам нужны ответы, — не меняя строгость в голосе, Кассандра решила обойти мужчину со спины, чтобы понервировать его. — Это был единственный шанс договориться о мире и прекратить войну между магами и храмовниками. Но теперь Конклав уничтожен. Сотни погибших, как и Верховная Жрица… — видимо Пентагаст решила продолжить зачитывать то, в чём его обвиняли, но мужчина её перебил.

— Эти названия должны как-то меня волновать? — на этот раз его вопрос был серьёзным. Он не дерзил, а искренне не понимал.

Судя по тону женщины, то, что она говорила, было очень важным. Но тогда почему ни одно из произнесённых ею слов вообще ничего не колыхнуло в его разуме? Неужели с этими словами не связано ни одно его воспоминание? Очень… странно.

От такого вопроса Кассандра на секунду даже опешила. Ведь в её понимании случилась катастрофа, столько жертв, а смерть Джустинии — доброй женщины и наставницы — вообще стала личной трагедией для неё. И поэтому такое равнодушие в голосе пленника она посчитала для себя оскорблением. Она глянула на него так убийственно, что поёжились даже стражники. Но вот на мужчину это не особо подействовало. Он лишь глянул ей в ответ с какими-то даже спокойствием и холодным равнодушием. Ведь он так же был уверен, что не обязан выражать хоть какое почтение к тому, про кого он не имеет ни одного воспоминания. В тот момент атмосфера накалилась до предела, но они оба не собирались отступать. Однако в происходящее снова вмешалась Лелиана, пока терпение Кассандры не кончилось, и она опять не воспользовалась своим превосходством над пленником.

Когда Лелиана положила руку на плечо женщины, Кассандра подчинилась её немой просьбе и только, хмыкнув, вновь отошла в сторону. Несмотря на свою нынешнюю излишнюю вспыльчивость, женщина понимала, что её методы сейчас недопустимы. Кем бы этот пленник не являлся, он им нужен.

Решив одну проблему, Лелиана осторожно приблизилась к пленнику. Её движения были плавными, уверенными, в глазах холодное спокойствие, и всё же она не стала подходить к нему слишком близко, предпочитая держать безопасную дистанцию.

— Вы что-нибудь помните? — её голос был твёрд, но произнесённый вопрос был достаточно-таки ласков, чтобы пленник добровольно заговорил.

В отличие от Кассандры, Лелиана изначально правильно поняла причину его вопроса. Ведь она заметила, как мужчина терялся в своём сознании, когда говорила Кассандра. Очевидно, её слова он использовал как опору для поиска воспоминаний. А это значит, мужчина потерял память. И женщине необходимо понять, насколько сильная у него амнезия.

Прежде чем ответить, черноволосый мужчина вновь ушёл в свои мысли, из раза в раз прокручивая то, что он увидел и услышал. К счастью, в этот раз для самокопания ему дали время, и обе женщины терпеливо ждали, даже Кассандра. Но всё было бесполезно. И чем больше он углублялся в темноту своего сознания, тем ему становилось всё страшнее. Тут уже никакой контроль не позволит и дальше сопротивляться панике. Его обвиняют в каком-то страшном теракте. Значит, вероятно, он должен быть участником этого их «конклава». Но почему тогда весь этот мир, что его окружил в первые минуты после возвращения сознания, кажется ему чужим, совсем незнакомым?

— Тьма… — спустя какое-то время хоть что-то произнёс пленник. — Помню лишь тьму, — обречённо вздохнул он, но потом чуть оживился, — но потом, кажется, был… голос…

— Голос?! Верховная Жрица?! — тут же оживилась Кассандра и вопреки желанию не вмешиваться подошла к пленнику. Так и хотелось схватиться за его чёрные тряпки и вытрясти силой из него воспоминания, к счастью, женщина подавила в себе эти мысли, став терпеливо ожидать.

— Нет, — пленник не заметил опасную близость воительницы, продолжая рыскать в своём сознании. — Этот голос был мужским. Таким мерзким… Я помню… злость, — на лице пленника появилась неподдельная ненависть от воспоминаний о том голосе. — Помню, когда его услышал, тут же захотелось до него добраться и придушить собственными руками… Кажется, у меня даже получилось выбраться из тьмы, но потом… снова ничего… — поняв, что то немногое, что он озвучил — единственное, что он помнил, мужчина огорчился. Очевидно, какой-то ненавистный голос — это не то, о чём бы ему хотелось помнить.

Когда он закончил, женщины с тяжёлым взглядом переглянулись. Конечно, того немногого, что они услышали, ещё недостаточно, чтобы опять делать какие-то выводы. И всё же как тут сдержаться? Другой мужской голос — ещё один маг? Пленник почувствовал злость — у них произошёл какой-то раздор? «А потом он бросил остальных сектантов, чтобы спасти свою шкуру», — завершила Кассандра. Лелиана лишь вновь покачала головой. «Не может быть всё так просто», — подумала она. Ведь в словах мужчины была какая-то странность. Он сказал, что попал во тьму после того, как попытался добраться до того, чей голос услышал. Очевидно этой «тьмой» является его бессознательное состояние, в котором его нашли. Но почему же во тьме он был и до того голоса? Вот, что не давало женщине покоя.

Однако больше им было не до размышлений. Ведь неожиданно метка на руки пленника с противным треском вспыхнула. В миг зелёный свет стал очень ярким, почти ослепляющим. Это отразилось и на её носителе. От ужасной боли, сжав непроизвольно руку в кулак, мужчина оскалился и взвыл. Зелёный поток магии пробегал по его телу, принося ему нестерпимую боль. Через несколько секунд, кажется, тем же цветом вспыхнула его кровь, проявились полосы вен и артерий, от чего казалось, что мужчина горит уже весь. Вскоре пленник не выдержал, сорвался на крик. Но и он стал скорее хрипом — сил, чтобы кричать, просто не было.

Картина стояла страшная. Все те, кто был здесь, смотрели за происходящим с ужасом. Инстинктивно хотелось сбежать прочь от такого зрелища. Но все понимали, нужно было подбежать и хоть что-то сделать, чтобы спасти, очевидно, важного пленника. Мало того, что такие мучения не заслуживает никто, так ещё и метка может его убить, если вновь не стабилизируется. Однако ни один из них так до сих пор ничего и не осмелился сделать.

«Ну и где этот «знаток Тени», когда он так нужен?!», — яростно подумала воительницы, желая уже вымести всю свою ярость на бедного эльфийского отступника, забыв, что она его сама и отправила поближе к Бреши, чтобы изучить её, когда состояние пленника нормализовалось.

К счастью, худшего не произошло. Не успев довести своего носителя до смерти, метка начала терять силу. Свет утихал, и судя по поведению мужчины, боль — тоже. Вскоре от былого всплеска магии не осталось и следа. Только пленник, находившийся уже одной ногой в обмороке, начал заваливаться. Лелиана среагировала быстро и, подбежав, удержала мужчину, чтобы он не упал и ещё больше не повредил и без того опустошённую голову. Он никак не отреагировал, кажется, вообще не воспринимал реальность. Его белые зрачки из полуопущенных век смотрели в пустоту. Лишь попытки при очередном вдохе захватить как можно больше воздуха, будто вдыхает в последний раз, говорили о том, что он пока что в сознании.

Пока один солдат был послан на поиски лекаря, другой уже принёс Сестре Соловей подготовленную на подобный случай лечебную настойку из эльфийского корня.

«К демонам безопасность!», — подумала она, когда села на пол, и, до сих пор удерживая пленника практически на себе, начала поить его настойкой. Действительно, к чему осторожничать? Ведь если сейчас ничего не предпринять и он умрёт, то конец уже им всем.

Пил он послушно, пару раз, конечно, чуть не подавился, но Лелиана своё дело знала. И уже вскоре пустая склянка валялась на полу. Мужчина же прикрыл глаза и притих, не без удовольствия чувствуя, как действие настойки постепенно расползается по его телу и ему становится лучше.

— Вы меня слышите? — спросила Лелиана, заметив его подозрительную смирность. Чтобы отогнать сомнения, она положила руку на его шею и начала нащупывать пульс. Делала она это без особого удовольствия. Ведь, оказалось, белая кожа мужчины была ещё и холодная. Теперь женщина ещё больше начала задумываться о скверне в его крови. И это заставило её вздрогнуть. Если это так, остаётся надеяться, что он старый Серый Страж, а не вурдалак… Не хотелось бы ей видеть, как он превращается в монстра. Слишком уж много она насмотрелась на подобное во время Мора.

И главное, пульс у него был.

— Слышу, — в своей живости заставил убедиться и сам пленник, когда отозвался. Впрочем, он до сих пор оставался неподвижен, не имея сил даже самостоятельно сесть.

Лелиана даже усмехнулась от его выдержки, удивившись, как от такой боли он всё же смог удержать сознание в реальности. Видимо, его нежелание опять возвращаться в темноту было очень сильным.

В тот момент женщина глянула на не менее взволнованную Кассандру, одним лишь взглядом сказав, что допрос пора заканчивать. В этот раз воительница была согласна. Ведь такой серьёзный приступ случился впервые. Слава Создателю, пленник выжил. Но повезёт ли ему так в следующий раз? А значит, нужно было торопиться.

Вскоре уже вернулся убежавший ранее солдат, а за ним пришла молодая эльфийка — помощница местного лекаря. Пока обе женщины давали указания своим солдатам, мужчину буквально запичкали разными сильнодействующими настойками. Зато теперь пленник получил необходимую помощь для того, чтобы справиться с последствиями нестабильного поведения метки, и вскоре уже окончательно пришёл в себя, снова сел.

К тому времени и общий план похода был зачитан, и все солдаты выслушали необходимые инструкции. Теперь Кассандра вновь направилась к пленнику и, оказавшись рядом, начала освобождать его от металлических оков. Мужчина отвлёкся от изучения своей руки и глянул на воительницу.

— Что это за магия? — спросил он.

Кассандра на секунду опешила, когда хозяин бесцветных глаз обратился к ней. Кажется, женщина даже забыла всю свою злость на него. Ведь пока вина не доказана, этот мужчина остаётся больше жертвой, чем виновником. Пусть метка стабилизировалась, но она до сих пор беспокоит своего носителя, и это видно. Мужчина сжимает руку в кулак, до оскала зубов пытается сдержать желание расчесать до крови ладонь. Наверняка зуд был ужасен.

— Мы надеялись, что это ты нам ответишь, — держа всю ту же строгость в голосе, ответила она.

Громкий металлический звон стал следствием падения тяжёлых оков на каменный пол и освобождением рук пленника. Получив такую свободу, мужчина тут же начал с особым удовольствием растирать натёртые запястья. Тем временем серьёзная воительница, держа руку на мече, и другие солдаты неотрывно наблюдали за ним. Ждали, хотели узнать, глуп ли этот, предположительно, маг и попробует ли их атаковать. Но, как оказалось, глуп он не был. Мужчина, никого не провоцируя, продолжал вести себя смирно.

— Собираетесь меня куда-то вести? — даже, кажется, абсолютно не нервничая от такого внимания к себе, пленник спокойно глянул на Кассандру и спросил.

«Какой любопытный», — подметила про себя Лелиана, наблюдая со стороны. Его спокойствие женщину не смущало, отчего-то ей начало казаться, что мужчина такой рассудительный по своему характеру, а не от лжи. Причины такого поведения нужно было искать в его прошлом, которое, к сожалению, он растерял.

— Снова угадал, — хмыкнула Кассандра, заметно утратив свой былой порыв ненависти. Ведь к чему лишние угрозы, когда пленник не злит своих тюремщиков, ведёт себя мирно и без возражений принимает своё нынешнее положение? — Покажем, что ты натворил. Заодно, может, и память вместе с совестью вернёшь, — вот теперь в голосе воительницы было гораздо больше несерьёзности. Она почти пошутила.

Теперь Пентагаст подхватила пленника под руку.

— И чтоб без глупостей! — эта больше даже формальная угроза уже содержала привычную грозность.

Но это опять не напугало мужчину, он только хмыкнул. Понимал он и без её слов, что не в его состоянии и не под таким конвоем совершать какие-то «глупости». Но озвучивать это он не стал, а только покорно принял помощь воительницы и встал на ноги.

Вот теперь всем казалось, что можно наконец-то уже начать вести пленника в сторону выхода. Однако назрела новая проблема. Мужчина, когда встал, уже почувствовал странный, неестественный для здорового человека дискомфорт в ногах. Опасения подтвердились окончательно, когда он попробовал идти. Первый его шаг вышел слишком резким, неаккуратным, из-за чего вмиг ноги пленника пронзила сильнейшая боль. От этого мужчина опять потерял реальность, зашатался. Этого его слабые ноги не выдержали и вмиг подкосились. Пленник бы обязательно упал, к счастью, парочка рядом стоящих солдат успела подбежать и подхватить его.

— Вы мне ещё и ноги переломали? — кривясь от боли, спросил мужчина, продолжая практически висеть на руках стражников. Но им это было не в тяжесть, ведь пленник, худой и истощённый, ничего и не весил.

Уже позже общими усилиями его смогли вновь поставить на ноги и отпустить.

Услышав вопрос и поняв, что именно произошло, Лелиана тут же со всей строгостью посмотрела на вторую «руку» Верховной Жрицы, обвиняя её в неразумной жестокости к пленнику. Однако Кассандра, увидев этот взгляд, лишь удивлённо покачала головой, говоря тем самым, что не знает, откуда у пленника такие проблемы.

— Эм, м-мистер Адан просил меня передать, что… — неожиданно вмешалась та самая робкая эльфийка — помощница лекаря, которая после выполнения своей работы пряталась в углу комнаты. И она сразу же продолжила, как только обе женщины обратили на неё внимание, — что у этого мужчины сильные повреждения костей ног, возможно, даже они были раздроблены.

— Есть шанс вылечить эти переломы хотя бы магией? — удивилась Лелиана такому диагнозу и захотела уточнить, подумав, что их пленник вообще не сможет идти.

— Нет-нет. Это очень старые травмы, кости давно уже срослись. Но так как повреждения были серьёзными, мистер Адан предполагает, что мужчина может ходить только с большим трудом.

В тот момент обе женщины переглянулись между собой, пытаясь переварить услышанное. Во-первых, теперь, оказывается, им придётся по горам тащить хромого человека. А во-вторых, они не понимали, как вообще с такими травмами он смог пробраться в Храм незамеченным.

Пояснения эльфийки ему помогли. Когда стало понятно, что этим травмам уже очень много лет и не его нынешние тюремщики в них повинны, разум мужчины перестал отторгать их наличие. Это было очень полезно. Ведь с принятием к нему вернулось хоть что-то из прошлого. Нет, это были не воспоминания, однако постоянная боль в ногах стала для него почти родной. Поэтому совсем скоро мужчина мог уже весьма уверенно идти. И пусть в процессе ходьбы он ужасно хромал, но теперь это ему казалось абсолютно естественным. Интересно, насколько стары эти его травмы? Задавался он теперь этим вопросом.

В связи с новыми обстоятельствами движение этого конвоя было замедленно. Однако больших проблем не ожидалось. Пленник хромал хоть и с трудом, особенно, без какой-либо опоры, но хромал уверенно. Он не останавливался и его не приходилось тащить насильно.

Продолжая игнорировать все взгляды участников конвоя, мужчина не скрывал интереса и рассматривал интерьер помещений, по которым его вели. Отчасти хотел хотя бы по зданию понять, в чьих лапах находится, отчасти пытался зацепиться взглядом хоть за что-то, что могло заставить его вспомнить. Однако опять ничего — в голове лишь пустота. Единственное, он заприметил, что все люди, которые им встречались на пути и которые от вида конвоя тут же жались к стенам, выглядели смертельно уставшими и напуганными. По их виду мужчина уже мог оценить масштабы произошедшей катастрофы, о которой ему говорила та воинственная женщина.

«Как я ко всему этому оказался причастен?», — задался вопросом мужчина и вновь глянул на свою руку. Метка ответила ему неожиданной вспышкой зелёного света. Пленник даже вздрогнул, боясь, что это было предвещанием нового приступа. К счастью, в этот раз обошлось. Метка потухла так же быстро, как и вспыхнула, оставив после себя лишь зуд, который мужчина, сжав руку в кулак и оскалившись, постарался перетерпеть.

Вскоре его довели до огромных ворот здания. Судя по их размеру, нетрудно догадаться, что за ними улица. Мужчина угадал. Ведь совсем скоро он оказался во дворе Убежища. Когда на него перестали давить стены неизвестного ему здания, пленник даже вздохнул полной грудью, прекрасно почувствовав запах морозного утра. Однако запах был не единственным, чем Морозные горы встретили его. Этим «подарком» стал ледяной, пробирающий до костей ветер, что завывал на возвышенности, на которой они находились. Вмиг мужчина стал заложником ещё и холодной погоды. Забывая обо всём, он заёрзал, начал поправлять своё одеяние, искал куда бы спрятать замерзающие руки, однако это не помогало. Уже сейчас стало очевидно, что его мантия совсем не была предназначена для таких низких температур.

— Брешь, — произнесла Кассандра, отвлекая пленника, и указывая ему на небо.

Стоило только мужчине проследить взглядом на то, куда ему указывали, то он увидел поистине ужасающую картину. Там, вдали, виднелось странное магическое завихрение зелёного, отныне нелюбимого им, цвета. Этот водоворот засасывал в себя небо, казалось, что он и весь мир способен поглотить. А постоянные взрывы в самом его центре были слышны даже отсюда. Более того от этих взрывов содрогалась земля под ногами смотрящих.

— Огромный прорыв в Завесе, из которого ежеминутно сюда из Тени вырываются демоны, — продолжала объяснять Кассандра.

В тот момент взгляд обоих женщин был направлен на пленника. Они предусмотрительно считали, что вид Бреши мог всколыхнуть его воспоминания, тем самым доказав, что он знал о таких последствиях и что он виновник. Однако это не сработало ни в каком виде. Ведь мужчина смотрел на Брешь с нескрываемым удивлением и шоком. Очевидно, он сам не понимает природу этого завихрения, при этом как маг он лучше остальных чувствует его опасность.

— Ты говорила, что произошёл взрыв. Но разве могут быть такие последствия от взрыва? — спросил пленник. С одной стороны, в нём говорил обычный природный страх перед неизвестностью, но, с другой, его глаза загорелись странным азартом, и ему захотелось больше узнать об этой неизвестности.

Прежде, чем ответить, Кассандра украдкой глянула на Лелиану. Сестра Соловей, которая всё это время не спускала взгляда с пленника, чтобы увидеть хоть какое-то проявление лжи, в ответ отрицательно покачала головой, так её и не найдя.

— Как видишь, могут.

Тот, в котором окружающие приметили сильную любознательность, хотел и дальше задавать вопросы касательно этого непонятого явления. Однако сама Брешь не дала ему это сделать.

Раздался взрыв. Яркая вспышка и пугающий грохот ознаменовали большую силу взрыва. Метка это подтвердила. В миг она вновь вспыхнула ярким зелёным светом. На окружающих это не как не отразилось, что не скажешь об её носителе. Когда боль пронзила его руку, мужчина закричал, попытался её обхватить второй рукой, но пользы не было. Поддаваясь порыву, он поднял руку вверх. Казалось, метка рвалась к разрыву, но не могла покинуть тело носителя, поэтому приносила последнему ещё больше страданий.

Теряясь от боли, мужчина скоро повалился на колени. Сторонний наблюдатель бы сказал, что метка чуть притихла, ведь носитель больше не кричал, а только, продолжая сжимать руку, оскалился и шипел. Да, это так. Однако подойти к мужчине и вновь его поднять не осмеливался пока никто. Совсем близко подошла только Кассандра.

— С каждым часом Брешь становится больше. Демоны появляются всё дальше от неё. Если ничего не сделать, разрыв поглотит весь мир, — говорила воительница, но при этом понимала, что пленник на доблестного героя не особо-то похож, а значит, нужно давить ещё и на другое. — Твоя метка так же разрастается. Она истощает тебя, и в любой момент может убить.

— И что вы хотите предпринять? — обессиленно прошептал пленник, еле-еле сдерживаясь от боли и одновременно пытаясь переваривать то, о чём говорила Пентагаст.

— Мы вернёмся в Храм и остановим разрушения. И твоя помощь нам необходима. Потому что эта метка как-то связана с дырой в небе. И нам надо понять, как, — говорила Кассандра специально с излишним пафосом, давая пленнику мнимую иллюзию выбора и нарочно забывая упомянуть, что в случае отказа его потащат насильно.

Хотя особой-то необходимости в таких речах и не было. Мужчина ещё в той тюремной комнате смирился с мыслью, что у него нет возможности для побега. А теперь понимание, что эта зелёная дрянь на его руке его же и убивает, только ещё больше укрепила его изначальное решение.

— Не думаю, что у меня есть выбор, — достаточно-таки сухо ответил пленник и пожал плечами, когда боль от метки наконец-то стала терпимой.

Кассандра нахмурилась. Судя по всему, она ожидала другого ответа, более патриотического. Мужчина это заметил, но с полнейшим равнодушием отнёсся к мнению женщины, считая свою позицию правильной. А ведь действительно, почему его должны заботить люди, которых он даже не знает и не помнит, или мир, который отчего-то кажется ему чужим?

И всё-таки ответ пленника был принят за добровольное согласие, поэтому на громкие слова больше размениваться никто не стал. Кассандра, дождавшись окончания приступа и возвращения магической метки в более-менее пассивное состояние, помогла мужчине подняться и повела его дальше по дороге.

Конвой шёл медленно, но не только из-за хромого пленника. Мужчина уже успел догадаться, к каким именно воротам его ведут, и увидеть обходные, менее людные пути к ним. Однако Кассандра повела его чуть ли не через импровизированный палаточный лагерь беженцев. Из-за чего пленнику пришлось терпеть гораздо больше чужих взглядов, которые были переполнены ненавистью. Уставшие от пережитого и ожиданий, испуганные перед неизвестностью, которая ждёт их в скором будущем, все эти люди словно звери вцеплялись в него взглядами. Казалось, если бы не военизированный конвой, который обступил пленника со всех сторон, кто-нибудь точно попробовал накинуться на него с ножом.

Очевидно, таким образом Кассандра хотела давить на совесть вероятного виновника, однако в очередной раз мужчина продемонстрировал поразительное спокойствие. Его больше волновал мертвецкий холод, чем абсолютно неизвестные ему люди.

— Они винят тебя в произошедшем. Им это нужно, — вновь заговорила женщина, которая не могла без сожаления смотреть на отчаяние всех этих людей, понимая, что надо готовиться к худшему.

— Надеюсь, подобную глупость с вашей стороны вы можете хоть как-то объяснить, — пленник неожиданно прервал тираду воительницы.

Он повёл себя слишком вольно, без смягчения использовал осуждающий тон. В его положении наказать могли и за меньшее, поэтому все стражники конвоя тут же глянули на Кассандру, уже думая, что мужчину ждёт очередной удар железной перчаткой.

— Что именно вы назвали глупостью? — спросила вдруг Лелиана, которая даже при свете дня была тенью в этой толпе. По голосу женщины было видно, что ей самой не понравилась та вольность, с которой говорит пленник, но с другой стороны, её очень заинтересовали его слова.

— Во-первых, до сих пор вы обращаетесь со мной, как с подсудимым, давая мне ещё шанс либо полностью оправдать себя, либо добиться смягчения в обвинениях. Во-вторых, вам я нужен живым, именно поэтому вы меня и возвращали в сознание с таким упорством. И сейчас я вижу явное противоречие, которое иначе, как глупостью, и не назвать. Словно я уже приговорён вы выставили меня врагом в глазах этих людей, и сейчас продолжаете разжигать их ненависть ко мне. Будет удивительно, если я дойду до этой Бреши и не получу кинжал в живот от ваших же, — пленник окинул взглядом конвой, — солдат.

Внимательно выслушав его рассуждения, обе женщины с какой-то даже растерянностью переглянулись между собой, осознав свой промах. Действительно, они рассказали общественности слишком много о том, сохранение жизни которого на данный момент является первостепенной задачей.

Одних задели слова мужчины, других — его холодный, непринуждённый тон, с которым он говорил. Поэтому остаток пути до ворот конвой проходил молча.

Только когда эта группа людей пересекла ворота и оказалась на мосту, открылся вид на извилистую дорогу, по которой и следует идти к разрушенному Храму. Оглянувшись в сторону Убежища, все мысленно простились с деревней, давая обещание, что вернутся они уже с победой и без дыры в небе. Только пленник был далёк до всех этих сентиментальностей и продолжал изнывать от ужасного холода. Они давно уже спустились с возвышенности, ветер затерялся где-то между гор, но ему было от этого совсем не легче. Его мантия проледенела окончательно, растеряв своё последнее тепло.

Лелиана первая поняла, что игнорировать этот дискомфорт пленника и дальше было нельзя. Даже насильно он не дойдёт, и через шагов так двести получит обморожение. Поэтому совсем скоро к конвою примчался шустрый агент Сестры Соловья с хорошим меховым плащом в руках. Очень тёплый, но непрактичный для любого воина, зато для хромого мага — в самый раз.

— И чем ты думал, когда шёл на Конклав в таких тряпках? — ворчливо заметила Кассандра, пока смотрела, как пленник с нескрываемым удовольствием кутался в предоставленный плащ, получив наконец-то необходимое тепло.

— Самому хотелось бы знать, — вздохнул мужчина и, глянув на Брешь, подумал о том, сколько же потребуется времени и сил, чтобы до неё добраться…

Глава 2. Небесный гнев

Довольно-таки скоро все участники конвоя и его инициаторы по-настоящему осознали трудность передвижения с таким пленником. Все они рвались поскорее добраться до Бреши, наконец-то предотвратить возможную катастрофу, но темп их движения задавал носитель метки, и этот темп был слишком медленным. Ведь тяжело было хромому человеку идти по неровной заснеженной дороге и при этом спешить. Из-за этого очень часто он почти терял равновесие, не имея возможности опереться хоть на что-то. Все ворчали от этого, к счастью, никто не додумался срывать злость на нём самом, видя прекрасно, что мужчина не обманывает их и сам старается ускорить свой темп ходьбы, игнорируя боли в ногах.

— Когда проблема с разрывом решится вы вернёте меня в эту деревню?

Военизированному конвою свойственно быть молчаливым, но пленник, видимо, не собираясь этому следовать, нарушил тишину и заговорил.

— Вероятно, да. Пока не выяснится, кто именно будет тебя судить, — ответила Кассандра с лёгким раздражением.

Судя по всему, женщине не особо хотелось вести с ним разговор, но игнорировать его слова она тоже не могла. Лелиана права, чем больше он говорит, тем лучше они узнают его.

— Значит, до суда я могу посетить ту библиотеку в здании, в котором вы меня держали?

Вот сейчас Кассандра, как и добрая половина отряда, удивилась по-настоящему. От возможного виновника катаклизма они ожидали чего угодно, но точно не разговор про библиотеку.

— Ты обвиняемый, не забывай. Никто не позволит тебе свободно перемещаться по Убежищу.

— О каком свободном перемещении может идти речь с моими-то ногами? — шутливо заметил тогдамужчина.

— Точно, — переняв его настроение, Кассандра усмехнулась.

— И про своё положение я не забыл, именно поэтому я прошу дать мне возможность скоротать время ожидания за досугом пополезнее, чем просиживание за решёткой. Тем более для такой маленькой деревни, книг в той библиотеке было слишком много. Мне бы очень хотелось на них взглянуть.

Кассандра помедлила с ответом. Пусть женщина сейчас была уже не столь категорична по отношению к пленнику, чтобы желать ему провести остаток жизни в кандалах и в пыточных комнатах, да и за хорошее поведение и добровольную помощь ему можно было дать то послабление, о котором он просит. Однако больше всего ей хотелось ответить: «Увидим», потому что пока неизвестно, что именно они могут узнать, дойдя до Бреши. Может, они узнают такую ужасную правду о нём, что придётся его сразу тащить в Вал Руайо.

— Вы любите книги? — вдруг вмешалась Левая рука Верховной Жрицы, вопреки своему желанию быть тенью в этом конвое.

Очевидно, Лелиану очень заинтересовал такой неожиданный интерес пленника к обычной библиотеке, поэтому она не сдержалась и спросила, желая знать больше даже для себя, чем для общего дела. Мужчина это заметил и запомнил…

— Кажется… — собираясь дать простой ответ, пленник вдруг задумался и вновь на какое-то время погрузился в себя. Когда, проходя по зданию, он случайно заметил в одной из приоткрытых дверей книги и догадался, что там библиотека, тогда на него набежало настолько сильное любопытство, что он, не раздумывая, захотел попасть в эту комнату. И только сейчас мужчина, вновь покопавшись в своём пустом сознании, всё-таки понял, что такой порыв был неспроста. Он, однозначно, любил книги, а особенно знания, которые можно было из них почерпнуть. — Да, — теперь уже твёрдо ответил он.

«Учёный что ли?», — подумала тогда Кассандра и вновь оценивающе осмотрела пленника. Сначала она даже не рассматривала подобный вариант. Первое впечатление о нём было, как о каком-то сектанте, который только и делает, что строит козни против Церкви и Пророчицы. Однако сейчас это кажется глупостью, и нынешнее предположение выглядело и то правдоподобней. Ведь с его неработающими ногами он отлично подходил на роль научного работника, корпеющего днями и ночами над очередным папирусом.

Разговор, который слушали даже солдаты, их всех отвлёк от мыслей о медленном передвижении, поэтому они и не заметили, как вскоре наконец-то добрались до следующего моста. Так себе достижение, конечно, учитывая, что это было ещё только начало пути. Однако после моста дорога была из каменки и хорошо протоптана. Поэтому все понадеялись, что мужчина пойдёт быстрее и перестанет вязнуть даже в совсем небольшом сугробе.

На мосту, как оказалось, находился ещё один отряд стражников, сопровождающий повозку с неизвестным пленнику содержимым. Пока Кассандра разбиралась с извозчиком по причине их остановки, мужчина воспользовался перерывом и, усевшись на один из ящиков, решил передохнуть. В тот момент со стороны Бреши раздался очередной грохот от взрыва, отчего задрожали даже каменные опоры моста. Это уже никого не пугало, потому что взрывы, как выяснилось, очень частое явление. Однако вдруг метка на руке пленника вновь вспыхнула. К счастью, очередного приступа не последовало, но, очевидно, её активизация говорила о том, что этот взрыв был сильнее обычного. Подняв голову, мужчина увидел, как от разрыва в разные стороны разлетаются зелёные сгустки. Обычно с помощью их демоны выбирались из Тени и оказывались на земле. Однако в этот раз сгустки были больше, а значит, они несли с собой не демонов, а огромное количество энергии, взрываясь от контакта с землёй… И сейчас один такой сгусток летел прямо на них.

Пленник успел только криком всех предупредить, но сориентироваться, а уж тем более убежать от эпицентра предполагаемого взрыва не успел никто.

Сгусток энергии упал на другом конце моста. Взрыв тут же испепелил несколько солдат, остальных задела только ударная волна. «Повезло», — хотели было сказать все, однако каменная опора моста не выдержала такой силы удара и рухнула, за ней обрушился и весь мост, а все, кто был на нём, полетели вниз.

Падение для пленника прошло хоть и без серьёзных травм, но не скажешь, что не без последствий. Вследствие падения пару раз ударившись о камни, а потом прокатившись по льду несколько шагов, он на некоторое время потерял связь с реальностью.

Позже, переборов слабость и желание просто упасть в обморок, мужчина услышал звуки боя и смог наконец-то открыть глаза. Все те, кто благополучно пережил падение, сейчас вступили в сражение с демонами, которых, видимо, приманил такой сильный взрыв. К счастью, самого пленника оттащили к рухнувшему мосту, и он был в безопасности.

Постанывая от боли и опираясь о камни, мужчина начал подниматься. Себя он мог теперь назвать счастливчиком. Ведь травм серьёзнее ушибов у него не было, что не скажешь о других солдатах. Всех недееспособных, как и его, перетащили сюда, подальше от места сражения. Поэтому рядом он заметил несколько пострадавших солдат, у некоторых были переломы, даже открытые. Но так же были и погибшие. Из их конвоя пленник нашёл двоих. Одна, судя по неестественному положению головы, сломала себе шею при падении. Другой же…

Судя по валяющимся тут и там мечам, в той телеге перевозили именно оружие, которое от взрыва и падения вывалилось из ящиков. И что примечательно, один из перевозимых кинжалов влетел прямо в прорезь в забрале того самого второго стражника из их конвоя. Считая такую смерть весьма ироничной и забавной, мужчина даже усмехнулся.

Пока все были заняты отчаянным сражением с демонами, пленника никто не замечал. И решив этим воспользоваться, он окинул взглядом содержимое той телеги. На его счастье оказалось, что в одном из ящиков везли ещё и посохи. Очень вовремя. Ведь неожиданно один из демонов его заметил и, решив, что он более лёгкая добыча, чем умеющий за себя постоять солдат, стремительно направился к нему. Будучи магом, мужчина подсознательно почувствовал это желание демона, поэтому успел схватить первый попавшийся посох и направить его на врага. Когда эта потусторонняя дрянь была ещё далеко, пленник надеялся, что хоть один стражник заметит её. Однако нет. Все воины были заняты, а значит, ему нужно было справляться самому.

Вместе с памятью растеряв и все знания о магии, мужчина попытался подумать логически. Какая магия подойдёт для убийства этой твари? Она не человекоподобная, но очень иссушена и вся в рваных лохмотьях. Очевиднее всего использовать огонь.

Ответив на главный стратегический для мага вопрос, пленник обхватил посох руками. Пусть память ему сейчас не помощница, но он рассчитывал на свои инстинкты. Ведь в его возрасте связь с Тенью должна устанавливаться практически самостоятельно и без особых манипуляций со стороны разума. К его счастью, это оказалось правдой. Сосредоточившись на своих ощущениях, дав волю природному чувству самосохранения, которое всколыхнуло его тело, вскоре он почувствовал такую родную магическую силу. После продолжительного нахождения в беспомощном состоянии этот порыв стал для него словно эйфорией. Магическая энергия прошлась по его телу, будто утешая его, будто говоря, что он не слаб. Потом поток пробежался по рукам, скопился в посохе-проводнике и уже оттуда вырвался в виде огненной струи. Стоило ли говорить, что у хитрого демона не было и шанса?

Для его состояния суметь сотворить такое заклинание — однозначный успех. Однако, когда враг был побеждён, на лице мужчины кроме разочарования не было ничего. Ведь в тот момент, когда магия пробудилась в нём, он смог оценить её силу. Однозначно, он сильный маг, ощущения не врут, поэтому тот огненный пшик, который получился, стал для него почти что оскорблением. Значит, стихийную магию он не практиковал, тогда какую? И размышляя над этим, мужчина вновь ушёл в себя.

Вскоре наплыв слабых, но очень навязчивых демонов подошёл к концу, и солдаты могли наконец вздохнуть спокойно. В отличие от падения, бой произошёл полностью без потерь. Осталось теперь только позаботиться о раненых и довести их до Убежища. Тем временем солдаты конвоя вспомнили о своей главной цели, и вид мага с посохом совершенно им не понравился.

— Брось посох! Живо! — раздался громогласный голос Кассандры, когда она и другие солдаты окружили пленника и стали наставлять на него мечи.

Вытянутый из своих размышлений мужчина всё с тем же спокойствием посмотрел на воинов и только хмыкнул. Игнорируя приказ женщины, он подошёл к ящику с посохами и начал их перебирать в поисках самого удобного.

— Это приказ, пленник! — Пентагаст была вне себя от такой наглости, еле сдерживаясь, чтобы не впечатать ему железной перчаткой да побольнее.

— Маг опасен и без посоха, и всё же я хочу иметь возможность себя защитить в случае опасности, — способность мужчины говорить настолько спокойным и размеренным голосом даже в такие напряжённые ситуации до сих пор удивляла окружающих.

Найдя удобный, по его мнению, посох, маг теперь вернулся к конвою и был готов продолжить дорогу, как вдруг путь ему перегородила Кассандра, наставляя на него меч.

— Это без надобности. Мы защищаем тебя!

— Я заметил, — язвительно заметил мужчина, указывая на кучку пепла, которая осталась от напавшего на него демона.

Опять подобные слова можно было назвать оскорблением и непозволительным для него поведением. Однако пленник был настолько осторожен, что никто не смел его в этом обвинить, потому что во второй раз нельзя было не принять его правду.

— Хорошо, оставляй посох. Но имей в виду, мы следим за тобой, — вмешалась Сестра Соловей.

Пленник ей в благодарность кивнул и вместе с солдатами направился к берегу, уходя со льда. А вот Кассандре как вмешательство, так и эта дозволенность совсем не понравились.

— Ты позволяешь ему слишком многое, Лелиана, — пробурчала воительница.

— Этот бой доказал, что мы не можем его защитить даже от одного демона. А что будет, если вблизи Бреши нападут демоны посильнее? — Лелиана объяснила, чем был мотивирован её поступок. При этом женщина не переставала обвинять себя в том, что жизнь пленника оказалась под угрозой. Ей как стороннему наблюдателю этого конвоя стоило не отходить от мужчины ни на шаг, а она бросилась в бой, даже не подумав, что он мог остаться без защиты.

С тяжёлым вздохом Кассандра так же приняла слова соратницы, не став осуждать пленника за его желание защитить себя. В конце концов он даже молодец, не растерялся.

Разобравшись с проблемой, обе женщины уже хотели догнать конвой, как вдруг они заметили преинтересную картину. Мужчина не зря выбрал посох с толстым основанием, ведь при ходьбе он опирался на него, как на трость. Имея опору, теперь он шёл гораздо быстрее, не терял равновесия, и даже снег не был для него проблемой.

— Мы же просто могли дать ему палку… — удивлённо покачала головой Кассандра. Ведь они столько раз мысленно проклинали пленника и его слабые ноги, когда он их задерживал, а оказалось, решение этой проблемы было просто как никогда.

— А у него здорово получается указывать на наши промахи, — не сдержавшись, Лелиана даже хихикнула.

А Кассандра только фыркнула, не разделяя настроения соратницы.

* * *

В дальнейшем отряд передвигался уже быстрее. Хромой пленник благодаря посоху-опоре уже не задерживал их так, как было раньше. Да и новых падений с моста не предвиделось. Поэтому обходилось без потерь, несмотря на то, что дальше на их пути попадалось всё больше демонов, которые, видимо, из-за Бреши вели себя уж очень агрессивно.

Несколько раз повоевать приходилось и пленнику. Мужчина продолжал использовать только стихийные заклинания, с огорчением осознав, что льдом или молнией он владеет ещё хуже, чем огнём. Однако это, как ни странно, сейчас шло ему даже на руку. Невпечатляющие умения в стихийной магии в его-то возрасте заставили многих людей из отряда поставить на нём крест, обозвав очень слабым магом. Поспешно его начали считать неопасным, из-за чего напряжение в конвое заметно уменьшилось.

Непреклонны в своих подозрениях остались только самые опытные, в том числе и «руки» Церкви, прекрасно осознавая, что этот маг либо из-за истощения остаётся так слаб, либо просто он силён в других сферах магии. И хорошо бы этой «сферой» была школа созидания с её лечебными безопасными заклинаниями. Но если он окажется мастером, например, некромантии или того хуже — энтропии, то даже храмовникам будет тяжело с ним справиться, поскольку такие маги самые непредсказуемые. А ещё не стоит забывать, что он маг и в любой момент может стать одержимым.

Впрочем, мужчина сам прекрасно замечал все эти противоречия и не против был ими воспользоваться. Ведь те, которые боле не считали его опасным, хоть и без особого удовольствия, но начали идти с ним на контакт. Поэтому пленник, когда их ходьба не прерывалась боем, периодически нарушал тишину и снова задавал вопросы. По мимо Кассандры вскоре ему начали отвечать и некоторые другие солдаты.

Молчалива оставалась только Лелиана. Её не могла не удивлять та быстрота, с которой он смог разговорить стражников конвоя. Конечно, в этом виноваты последние из-за своей наивности и кое-какой неопытности, но она не упускала возможность того, что он каким-то образом воздействовал на их разумы, заставив довериться. Наверное, даже Кассандра бы сказала, что это очень надуманное обвинение, поскольку специально он ничего не наколдовывал — это точно, они за ним следят, однако женщина не отказалась от своих подозрений. Хотя пока что она про них забыла, ведь выяснилось то, что гораздо сильнее удивляло её, а именно, сами вопросы мужчины.

Воспользовавшись случаем, пленник начал расспрашивать о том, что услышал от Кассандры ранее. Казалось бы, вот он шанс, мужчина наверняка что-то да вспомнит. Однако их опять ждало разочарование. Довольно-таки осторожно подбирая слова, будто говорит с какими-то радикальными фанатиками, маг расспрашивал о храмовниках, Верховной Жрице и, как следствие, потом о Церкви и её устройстве. Некоторые особо верующие солдаты также включились в разговор, когда речь зашла о Создателе и Пророчице.

«И сколько у вашей секты последователей?», — это был тот вопрос, который удивил всех присутствующих. Если бы они не знали о том, что он потерял память, точно бы назвали его еретиком, принижающим влияние их религии. Однако, когда ему возразили и ответили, что Церковь это доминирующая религиозная организация во всём Тедасе, мужчина лишь сам на них посмотрел с полнейшим удивлением. И никто не мог понять, почему такой обыденный факт, как господство Церкви, было воспринято им настолько в штыки.

Этот последний вопрос, кажется, вернул то недоверие к пленнику у солдат. Хотя в этот раз это недоверие было с обоих сторон. Об их религии он наслушался достаточно, однако ничего из этого не показалось мужчине знакомым, вот ничуть. Именно поэтому он продолжал сомневаться в правдивости их слов о том, что влияние так называемой Церкви распространено повсеместно. Иначе как объяснить, что даже такие элементарные сведения, которые он не мог не знать, кажутся ему совсем чужими и неизвестными?

Лелиана хоть и не была участником этого разговора, но очень сосредоточенно слушала то, что говорил пленник, и изучала его реакцию. Его эмоции и удивление вновь были неподдельными. Даже разговоры о, казалось бы, самом очевидном не смогли заставить его вспомнить хоть что-то.

О Церкви, Кругах и храмовниках слышали в большинстве уголков Тедаса, а в Тевинтере уж тем более. Даже если он не был верующим, он не мог ничего об этом не знать. Тем более его как мага должно было коснуться нынешнее противостояние храмовников и магов, ведь даже Тевинтер из-за этого события проявлял не былой интерес к югу. Поэтому Сестра Соловей обеспокоилась новым вопросом. Она пыталась понять, что же на самом деле произошло с его головой во время взрыва, раз его разум до сих пор так упёрто не хочет ничего вспоминать.

— Там, на мосту, наши! — голос одного из солдат вывел каждого из своих мыслей, заставив опомниться и думать о насущных проблемах.

Оставив берег замерзшей реки, вдоль которой конвой всё это время шёл, они начали подниматься к очередному, частично уже разрушенному мосту. Спустя уже несколько минут все заметили впереди ещё один отряд солдат Убежища, который сейчас упорно, но из последних сил сражался с группой демонов. Воодушевлённые желанием помочь воины вскоре уже побежали, чтобы поскорее кинуться в атаку и спасти остатки отряда.

— Не смей приближаться! — кинув приказ пленнику, Кассандра спрыгнула на просевшую от разрушения одной опоры часть моста и последовала за своими солдатами.

Мужчина подчинился и с высоты начал осматривать место сражения. Помимо солдат в уже знакомой ему форме он приметил гнома-арбалетчика и эльфа-мага. Однако тут его своим присутствием отвлекла рыжая служительница Церкви.

— А вы не пойдёте к своим? — обернувшись, он спросил женщину.

— Они справятся. А вот за вами нужно приглядывать, — ответила Лелиана, беспристрастным голосом подчеркнув образ стороннего наблюдателя.

— Признаться, мне даже льстит ваша уверенность в том, что с моими-то ногами я могу от вас сбежать.

— Вы маг, поэтому от вас до последнего будут ждать подвоха.

— Говорит женщина, которая предпочитает нападать со спины.

— А вы наблюдательны, — ответила Лелиана, строгим голосом подчеркнув, что ей не нравится быть предметом обсуждений.

— Как и вы, — мужчина прекрасно понял намёк и усмехнулся, но разговор всё-таки закончил.

Как вдруг метка на руке пленника вновь вспыхнула. Взрыва в Бреши на этот раз не было, значит, причина её активизации была в другом. И став искать это «другое», они вдруг заметили позади идущего сражения странную зеленную трещину прямо в воздухе. Постепенно она увеличилась, став даже какой-то миниатюрной копией Бреши. И это сравнение было, как оказалось, правильным. Ведь вдруг раздался небольшой взрыв и около этого разрыва появились ещё демоны.

Заинтересовавшись этим явлением, мужчина захотел рассмотреть разрыв поближе, поэтому подошёл к краю и постарался придумать, как безопасно для него слезть.

— Вы опять ослушиваетесь приказа? — хмуро наблюдая за его весьма неуклюжими попытками, спросила Лелиана.

— Но всё-таки нам лучше держаться поближе к солдатам, ведь демоны могут напасть на нас и со спины, — в очередной раз он позволил себе вольность в разговоре настолько вовремя, что никто бы его не упрекнул, потому что в его словах была правда.

Когда пленник спустился и она осталась стоять совсем одна, Лелиана позволила себе на секунду даже покачать головой и улыбнуться. Такое поведение пленника её, к удивлению, не раздражало, а, наоборот, забавляло. Однозначно, ей будет жаль, если окажется, что он один из главных виновников катастрофы, ведь мужчина мыслит так… нестандартно. Хотя, кто знает, может, когда он вернёт себе память, он таким уже не будет.

Вероятно, тех сил, которые оставались, вскоре бы не хватило, чтобы сдерживать демонов, однако прибывший отряд оказался здесь очень вовремя. За считанные минуты получилось не только сдержать тварей из Тени, но и истребить их полностью до того, как этот мини-разрыв активируется вновь. И теперь, когда настало время передышки, Кассандра начала раздавать команды.

— Кассандра, что вы здесь делаете? А как же выживший? — к женщине подошёл уже порядком запыхавшийся эльф-отступник.

— Он с нами, Солас, — ответила женщина, указывая на пленника, который после окончания боя решил наконец подойти ближе.

Обернувшись и увидев, что выживший, рядом с которым он сидел несколько дней, сейчас действительно здесь, а на его руке во всю светит метка, эльф оживился, усталость как рукой сняло, и он тут же поспешил к нему.

— Скорее. Надо попробовать воздействовать на разрыв.

Схватив горящую руку мужчины, Солас направил её в сторону разрыва. Не прошло и секунды, как связь между этими двумя магическими объектами установилась, окатив носителя метки волной неизвестной магии… Хотя по ощущениям эта магия была ему известна до тошноты. Ведь чем больше метка высасывала энергию у разрыва, тем больше он ощущал знакомый привкус Тени. Глаза начали видеть окружающих через странную призму зелени, а всё его тело абсолютно безболезненно погружалось в Тень.

«Твоё тело даже не отторгает Тень», — вдруг мужчина услышал голос мага, который стоял рядом и держал его руку, чтобы тот её инстинктивно не убрал. Однако эльф ничего не говорил, казалось, пленник услышал его мысли.

«Но и тебе она подчиняется», — подумал мужчина, осматривая этого странного эльфа. В тот момент Солас вздрогнул и тут же глянул на выжившего, кажется, так же услышав его мысли.

Теперь мужчины вцепились взглядами друг в друга. Через призму Тени, которая окружила их двоих, они видели гораздо больше, чем остальные. Они оба понимали, что на простых магов Тень так не реагирует. Оба сновидцы? Однозначно. Но было и что-то ещё…

Однако, каковы бы ни были тайны такой власти над Тенью, каждый остался при своём, так ничего не узнав о другом. Ведь, поглотив всю энергию, метка неприятно затрещала, заставив носителя одёрнуть руку. Правильное телодвижение. Ведь в тот же момент разрыв вспыхнул и через мгновение уже погас, полностью исчезнув, будто тут никогда ничего и не было.

В последний раз разменявшись взглядами, наполненными любопытством по отношению друг к другу, маги разошлись и сделали вид, будто ничего и не было.

Тем временем по округе уже раздавались радостные крики солдат, особенно тех, кто сумел отразить несколько волн этих тварей из Тени.

— Ты смог закрыть разрыв? — удивлённо спросил пленник эльфа, свыкаясь с ощущениями, которые он пережил.

— Нет, всё сделал ты, — ответил Солас, на лице которого держалась, кажется, непривычная для него радостная улыбка. Видимо, эльфа очень воодушевила возможность закрывать разрывы.

Мужчина, впрочем, не разделил его радости и только тяжело вздохнул. Метка и без того светится, наносит боль, может убить, так ещё теперь, оказывается, способна перекрывать демонам путь в реальный мир. И что-то ему подсказывало, что это далеко не всё.

— Что ж, значит, мы до сих пор всё в той же заднице. Но зато у нас теперь есть возможность из неё выбраться. Уже неплохо, — по-своевски описал нынешнюю ситуацию гном, тем самым переведя всё внимание, в том числе, и внимание пленника на себя. — Варрик Тетрас — плут, краснобай и банный лист на заднице — Искательница подтвердит, — представился арбалетчик носителю метки, успев ещё и Кассандре подмигнуть.

Недовольное ворчание женщины стало самым красноречивым подтверждением слов, которыми себя описал Варрик.

— Гном с самоиронией, практикующий усыпление бдительности собеседника с помощью шуток, — решил добавить пленник, с нескрываемым интересом изучая нового знакомого.

— Именно, — искренне посмеялся Варрик от умозаключений собеседника.

— Ты тоже из Церкви? — с каким-то сомнением спросил пленник, не заметив на одежде гнома отличительных знаков Убежища.

— И ты ещё серьёзно спрашиваешь? — эльф, что стоял рядом не удержался и даже посмеялся.

— На самом деле нет. До недавнего времени меня тут тоже считали за арестуемого. Ну, знаешь, кандалы, конвой, суровая дознавательша, — не удержавшись, Варрик снова украдкой глянул на Кассандру, — и прочие прелести нашей с тобой преступной реальности.

— Тебя никто не считал преступником, не придумывай, гном! — шикнула Кассандра. — Я привела тебя сюда, чтобы ты рассказал свою историю Её Святейшеству. Но, как видишь, сейчас это уже без надобности. Так что ты давно мог быть свободен.

— Но как видишь, к счастью для вас, мы с Бьянкой всё ещё здесь. Тем более кто-то же должен был спровадить милых детишек с камнями от нашего знатока Тени, — теперь Варрик снова обернулся к пленному и окинул того взглядом, — а раз в нашей весёлой компании появился ещё один маг, то, думаю, «детишек» разных возрастов только поприбавится.

Варрик умело смог завуалировать серьёзную проблему самосуда, которую ещё поднимал пленник.

— Советую тебе держаться от него подальше. Он пока что под подозрением, — снова вмешалась Кассандра.

Пленник заметил странность в отношении между этими двумя. Было видно, что женщина не имела особого желания разговаривать с гномом, но и не пользовалась своим положением или силой, чтобы раз и навсегда заткнуть его, а лишь продолжала с ним спорить.

— Удивительно. Зная тебя, Кассандра, он уже должен был тебе всё выложить как на духу.

— У него потеря памяти. Причём полная.

— Ха! Вот это сюжет. Как будто один из дешёвых уличных романов читаю. Нашему выжившему осталось ещё героически погибнуть в конце, а потом чудом воскреснуть — для полного им соответствия, — смеялся Варрик, однако мужчина теперь прекрасно смог заметить в глазах дружелюбного гнома подозрения к себе.

Очевидно, этот арбалетчик добрый по своему характеру, но он не был наивным и прекрасно понимал, какая ужасная правда может вскрыться о носителе метки, который не зря же носит такую пугающую чёрную мантию.

И пока болтливый гном задумался, к пленнику подошёл второй маг.

— Моё имя Солас. И я рад… что ты выжил, — его приветствие получилось даже каким-то бестактным, но никто не обратил на это внимания, не ожидая ничего другого от отшельника.

— Он хотел сказать: «Ты тут, пока спал, чуть не помер, а я дежурил и не давал этому случиться», — не мог не вставить своё словцо Тетрас, позабавив солдат конвоя.

— Значит, ты разбираешься в этой магии? — слегка оживился мужчина, надеясь, что хоть эльф может что-то объяснить.

— Не совсем. Я увлекаюсь изучением Тени, но, хотя Брешь активно на неё воздействует, подобного я ещё никогда не встречал. Так что могу строить лишь догадки. Как видишь, одна из них подтвердилась закрытием разрыва, — достаточно-таки увлечённо рассказывал Солас, но даже он не мог скрывать того подозрительного взгляда, каким изучал собеседника.

Мужчина уже даже не удивился, смирившись с тем, что пока он ничего не помнит, чужие изучающие взгляды и догадки, строящиеся на одной лишь его внешности, будут преследовать его постоянно.

— Солас, ты считаешь, что этот разрыв закрылся окончательно? — теперь в разговор вмешалась и Лелиана.

— Думаю, да, — кивнул он. — Завеса здесь чувствуется вновь крепкой.

— Значит, мы можем таким же образом воздействовать на саму Брешь?

— Есть вероятность. Потому как поведение этих двух разрывов, несмотря на разность в размерах, схоже. Однако точнее смогу предположить, если получится изучить Брешь вблизи.

— Мы как раз и ведём его к Бреши. Поэтому пойдёшь с нами, — сообщила Пентагаст.

— Как скажете, Кассандра, — после постоянных замечаний со стороны пленника и вечных шуток от Варрика, такое беспрекословное подчинение стало даже чем-то удивительным.

Кажется, сейчас Лелиана стала узнавать какие-то ещё нюансы по борьбе с Брешью, и пленник бы их с удовольствием послушал, однако что-то магическое опять вырвало его из реальности. В момент закрытия разрыва, когда магия Тени сливалась с ним, в голове мужчины впервые с момента пробуждения появилось хоть что-то, кроме пустоты. Однако этот порыв был настолько мимолётным, что погруженный в другие ощущения он даже его не заметил. И сейчас пробудившийся разум напомнил ему о себе, вмиг чем-то наполнив его голову. Однозначно, это была его память, тяжёлая от прожитых лет, но целая. Но и сейчас он ничего не вспомнил, никаких даже кратких моментов. Тело лишь начало отторгать такое резкое вмешательство, вызвав острую головную боль.

Одной рукой буквально цепляясь за посох, чтобы устоять, мужчина прижал вторую руку к пульсирующему острой болью виску. Помнил бы он хоть одно лечебное заклинание, попробовал бы справиться с болью самостоятельно. Но, увы, ничего подобного он не знал. А головная боль не собиралась прекращаться, поэтому вскоре его вновь ухудшившееся состояние заметили и окружающие.

Поспешно пленника усадили на ближайшие камни.

— Скорей достаньте настойку! — крикнула приказ воительница, когда увидела, что мужчине лучше не становится. Один из солдат полез в рюкзак за лечебной склянкой, однако его остановил эльф.

— Нет, Кассандра. За эти три дня его уже и так почти отравили всеми этими сильнодействующими настойками.

— И что ты предлагаешь, Солас?!

— Дать ему время. Он маг и должен сам справиться.

Кассандра хоть и взглянула на эльфа с упрёком, но всё же решила его послушать. В конце концов даже лекарь Адан предупреждал о высоком риске передозировки.

— И как часто у него эти приступы? — растеряв всё настроение для шуток, Варрик спросил как никогда серьёзно.

— Такой сильный — в третий раз.

Пока вина пленника перед всем Тедасом не доказана и на гнома он производил больше даже положительное впечатление, Варрику его было по-человечески жаль.

Стоило мужчине привыкнуть к постоянной ноющей боли в руке и зуду, так теперь что-то нашло способ ещё его помучить. Схватившись за голову, он оскалился и взвыл, чтобы перетерпеть. Он надеялся, что воспоминания начнут возвращаться к нему хотя бы через боль. Но вновь всё было не так. Постепенно его разум опять начал пустеть, заполняться пугающей темнотой. Память вновь где-то затерялась. Казалось бы, раз ничего не вспоминается, почему ему до сих пор так больно? А потому, что вместе с темнотой пришло ещё что-то совсем новое, чужое, инородное. Вот теперь его тело по-настоящему начало бороться за свою независимость. Но против чего бороться? Мужчине не хотелось верить, но ему казалось, что он начал слышать песню. Без слов, без музыки она всё равно раздавалась в его голове, казалось, вполне способна свести с ума и подчинить. Но он не поддавался, противился, поэтому было и больно.

«Тебе не место среди сопорати», — вдруг странная песня оборвалась и в его голове раздался голос.

Вот это уже точно было неожиданно. Но мужчина не поддался панике. Теперь он был уверен, закрывая разрыв, он приманил какого-то сильного демона. И понимая, что всё это не просто неизвестность, а наверняка происки хитрого демона, даже неожиданно нахлынувшие недостижимые воспоминания, он начал бороться и весьма успешно. Каждый маг за свою жизнь встречает бесчисленное количество демонов, а уж сомниари — тем более. И раз мужчина смог дожить до своего возраста и не стать одержимым, значит, он умело мог расправляться с надоедливыми тварями из Тени. И мысли об этом стали для него самой лучшей поддержкой. Вскоре инородное что-то, что так сильно не хотело покидать его тело, затихло, странной песни больше не было, а боль начала прекращаться.

Продолжая тяжело дышать, пленник всё же вскоре уже вернулся в реальность, поднял голову и увидел всех тех, которые и ждали от него чудес выдержки. Думалось мужчине, что ему сейчас придётся оправдываться, рассказывать о памяти, которая почти вернулась к нему, о демоне. Это бы наверняка не прошло без последствий, его бы ещё больше стали подозревать в одержимости. Однако сейчас та самая метка стала для него даже спасением. Ведь, когда его пронзила головная боль, в тот же момент активировалась и метка на руке и засветилась. Поэтому все подумали, что виной очередного приступа была Брешь, а не иной фактор. И к счастью, он сумел избежать вопросов.

— Идти можешь? — спросила Кассандра, озвучив вопрос за всех.

— Да, — как-то даже резко кивнул мужчина, а потом поднялся. — Да, я могу продолжить путь.

— Хорошо, — кивнула женщина, убедившись, что он способен стоять на ногах. — Выдвигаемся! И поскорее! — крикнула теперь приказ Кассандра, и солдаты тут же построились.

Продолжая бояться, что следующий приступ может стать для пленника последним, все полностью разделяли спешку Пентагаст.

Получив уже горький опыт хождения по неустойчивым к взрыву мостам ценой двух жизней, конвой решил вновь спуститься на обочину и так же продолжить идти вдоль замёрзшей реки. Но чтобы сойти туда, для начала нужно было перебраться через камни, которые упали на нужную тропку, когда мост обвалился. Правда, это не было проблемой, достаточно было только перепрыгнуть. Однако одному из них понадобилось больше времени, чтобы перебраться через это препятствие.

— У него ещё и ноги переломаны, — догадался Варрик, наблюдая, как пленник перебирался через камни. Это было непросто даже при поддержке нескольких стражников. Теперь гном даже усмехнулся. Слабый, истощённый да ещё и хромой — и это враг всего Тедаса? Либо у Создателя уж совсем плохое чувство юмора, либо сейчас этот мужчина является самым невезучим человеком в мире. — Кассандра, это ты его так? — обратился Тетрас к воинственной женщине.

В тот момент один из солдат не сдержался и засмеялся, ему показалось очень забавным, что уже второй раз обвиняют именно эту женщину в хромоте пленника. Судя по смешку остальных, их тоже это позабавило.

Кассандра окинула их суровым взглядом, заставив каждого стражника по струнке вытянуться и забыть про смех. Однако женщина похоже искренне не понимала, с чего бы вдруг первым делом начинают обвинять её.

* * *

Теперь, когда в отряде появились ещё двое независимых от Церкви участника, конвою уж точно не суждено было вновь стать молчаливым. Болтливый гном нередко тревожил участников отряда вопросами в своей привычной шуточной манере. Чаще всего доставалось именно Кассандре. Впрочем, женщина опять же не решалась заткнуть Варрика и отвечала ему. Видимо, их разговор помогал ей отвлечься от происходящих ужасов. Также приходилось говорить и Соласу. Его как главного знатока Тени заваливали вопросами то Кассандра, то Лелиана. Но отступника даже не пугало такое внимание, и он не был против поговорить о магии.

Но, к удивлению, как никогда молчалив был сам пленник. Это было странно. Ведь все помнили с каким живым интересом и любопытством он старался выпытать из солдат хоть какие-то новые знания. И всё же его решили не беспокоить, подумав, что последний приступ окончательно истощил его. В какой-то степени все они оказались правы. Ведь мужчина действительно погрузился в свои мысли, чтобы обдумать произошедшее в тот последний сильный приступ. Казалось бы, всё очевидно. Это был демон, которого он приманил своими действиями. Однако теперь, пытаясь сравнить пережитые ощущения с прошлым, ему начало казаться, что ни один демон не мог так влиять на его разум. Та песня… не давала ему покоя. Ведь её слышал не только его разум, казалось, ей поддавалось все его тело, кровь начала петь… И как бы это абсурдно ни звучало, именно такими и были его впечатления. Но потом было ещё страннее — голос. Разве настолько сильный демон, который заставил всё тело мага работать против него самого, мог так глупо разоблачить себя?

«Сопорати», — это было одно из слов того странного голоса. На нынешний язык оно переводится, как «люди не магического происхождения». Однако само это слово, без перевода, уже было знакомым. Очевидно, он знал этот язык, и эти знания впервые не казались ему вбитыми насильно и чужими.

И разрываясь между принятием очевидного, что это был просто демон, и противлением этому, ведь он нашёл столько фактов против, мужчина и не выходил из своих мыслей. Уже хотелось чуть ли ни кричать от происходящего. Ведь именно сейчас, когда он беспомощный и без памяти, на него просто лавиной наваливается всё больше неизвестности.

— Эй, Незабудка! — громкий голос Варрика впервые вывел пленника из раздумий.

— Это… это ты мне? — удивился мужчина, заметив, что на странное прозвище, данное гномом, не откликнулся никто.

— Разумеется. Ты же у нас один с такой прекрасной памятью, — подначил гном собеседника, объяснив причину выбора прозвища. — Всё хотел спросить, на какой сектантской барахолке ты этот балахон приобрёл? — спросил Варрик, посматривая на чёрную мантию пленника, которая виднелась из-под мехового плаща. — Выглядишь так, будто после весёленькой ночки с друзьями-некромантами ты сразу к нам и даже переодеваться для приличия не стал.

— Забавно. Гном, который олицетворил свой арбалет и разговаривает с ним, осуждает личные вещи других, — хмыкнул мужчина, по-своевски ответив на подначивание собеседника.

— Эй-эй-эй. Потише. Бьянка-то слышит.

— Своей «Бьянкой» ты умело играешь на любопытстве собеседника. Упоминая её чуть ли ни в каждом разговоре, ты буквально заставляешь других задаваться вопросом о причине выбора такого имени. Но я больше чем уверен, что ещё никто не получил настоящий ответ на этот вопрос. Умно и хитро. Особенно для гнома.

Когда мужчина закончил, Варрик не сдержался и громко засмеялся. Очевидно, ему нечасто попадались собеседники, которые так умело за беспристрастным заумным рассуждением прячут колкости.

— Мне уже нравится этот маг, — произнёс он, даже позабыв все шутки, которыми хотел ещё подначить этого человека.

* * *

Наконец-то спустя столько усилий и времени конвой добрался до головного лагеря. Здесь солдаты могли передохнуть, восстановить припасы и дождаться пополнения в отряд, ведь, очевидно, этот марш-бросок до Бреши будет ещё тяжелее от обилия демонов вблизи неё. Тем временем у главенствования было время на разбор дальнейшего плана.

Этот не менее стихийно созданный лагерь, чем в Убежище, был, однако, полностью военизированным. Здесь были солдаты, разведчики, ожидающие дальнейших указаний, но ни одного беженца. Однако и они встречали пленника нелестным взглядом, кажется, даже ещё более опасным. Ведь эти люди находятся буквально на передовой и видят все те ужасы, в которых его обвиняет Церковь. Понимая, что угроза самосуда здесь ещё больше, обе «руки» Верховной Жрицы разогнали большинство солдат, не подпуская их и на десять шагов к пленнику, а для большей безопасности велели уже проверенным стражникам следить за настроением в лагере.

Теперь Кассандра, осмотрев лагерь, шла к столу, куда стекались все актуальные сведения о ситуации от агентов. Мужчина шёл за ней, вскоре увидев, что там уже стояла Лелиана и о чём-то спорила с человеком в сильно выделяющихся религиозных одеждах. Судя по всему, спор был именно о пленнике. Мужчина это понял, когда подошёл ближе.

— Кассандра Пентагаст, я вынужден буду доложить о том, что вы пренебрегли безопасностью окружающих и позволили преступнику свободно разгуливать! — в тот же момент этот человек, забывая о разговоре с Лелианой, направился в их сторону, сходу отчитывая искательницу. — Во имя Создателя, чем вы вообще занимаетесь?! Этот маг, этот… этот террорист уже должен был под присмотром самых опытных храмовников быть на полпути к Вал Руайо!

— Канцлер Родерик, — шикнула женщина, уже одним этим обращением показывая всё своё отношение к собеседнику. — Думаю, Лелиана уже успела рассказать, что мы ведём его к Бреши.

— Да. И во второй раз вам заявляю, что это абсурд! Его надлежит судить, а не таскаться с ним по горам!

— С его помощью мы можем закрыть Брешь! — не выдержала Кассандра и сама повысила голос.

— Церкви не нужна помощь убийцы Её Святейшества! Да эта тварь опаснее любого демона!

— И как с таким противным голосом ты дослужился до канцлера? — хмыкнул мужчина и вмешался в спор, видимо, больше не желая молчаливо выслушивать оскорбления от религиозника.

Родерику, понятно дело, такое поведение пленника не понравилось.

— Да так ты смеешь оскорблять представителя Церкви, маг?!

— Смею. Потому что я тащился сюда всё это время не для того, чтобы слушать разбрасывающегося слюнями попугая.

От такой небывалой наглости Канцлер даже опешил и несколько секунд стоял в ступоре, глотая ртом воздух и собираясь с мыслями. И только после он подошёл к самому пленнику. Очевидно, крики на этом закончились, начались реальные угрозы.

— Тебя повесят. Не будет суда. Я использую всё своё влияние, но добьюсь этого, клянусь Создателем.

— Канцлер Родерик, — вдруг рядом оказалась сестра Лелиана и подхватила его под руку, — я прошу вас ещё раз с нами всё обговорить, — женщина постаралась увезти его подальше от пленника, Кассандра этому поспособствовала.

Получив приказ оставаться на месте, мужчина присел на ближайший ящик. Метка опять светилась, кажется, его рука уже даже устала болеть от неё.

— Незабудка, после такого ты, однозначно, мой кумир. И всё же не стоило бы лишний раз злить церковников. Они ж потом с тебя не слезут, по себе знаю, — подошёл к нему Варрик, который из-за любви к сплетням не мог не подслушать этот разговор.

— Его угрозы пусты. Либо я дойду до Бреши и помогу её закрыть, либо я не доживу ни до какого суда.

Следующие несколько минут приближённые почившей главы Церкви продолжали разговаривать на повышенных тонах. Судя по периодическим выкрикам оскорблённого Канцлера в сторону пленника, речь шла и о его судьбе. Однако к соглашению они так и не пришли.

— Канцлер Родерик, хватит! — убедившись, что пленник ушёл в свои мысли и их не слышит, остановила очередную тираду Лелиана, — перестаньте пугать пленника.

— Это единственное, что он заслуживает. А вот за послабления, которые вы ему даёте, вы ещё ответите перед жрицами.

— Да поймите вы наконец — сейчас такие послабления необходимость.

— Вы говорите чушь, Кассандра.

— Чушь?! — не выдержала Пентагаст, подошла к Канцлеру и своей железной хваткой схватила того за плечо. — Этот человек добровольно согласился нам помочь, потому что мы дали ему шанс доказать свою невиновность. Он уверен, что нам можно верить. Но сейчас вы своими словами настраиваете его против нас. Если он будет знать, что при любом развитии событий Церковь всё равно приговорит его к казни или усмирению и ему нечего терять, он постарается сбежать. И если это произойдёт, я клянусь, я запихну вас в форму агента Лелианы и лично заставлю вынюхивать его следы, ловить и возвращать обратно!

— Я не ослышался, Кассандра, это была угроза?

— Да, это была угроза! Потому что мы не позволим кому-то вроде вас разрушить единственный шанс закрыть Брешь, ради которого десятки наших солдат положили жизни и ещё десятки её положат во время марш-броска.

— Возвращайтесь в Убежище, Канцлер Родерик, — решив поддержать соратницу и не дав мужчине вставить слово против, вмешалась Лелиана. Её голос был холоден как никогда. — Как только Брешь будет закрыта, мы приведём его обратно и тогда на совете всё обговорим. Если того потребуют обстоятельства, я лично приму участие в его допросе и выпытаю из него всё, что он посмел от нас скрыть. Однако если сейчас вы продолжите нам мешать, тогда я возьму на себя смелость напомнить, что немало жриц сходится во мнении о том, что должность Канцлера в связи с трагедией покастоит и упразднить.

От такой завуалированной угрозы Родерик даже побледнел, не понаслышке зная, на что способна Левая рука Верховной Жрицы.

— Хорошо, я буду ждать вас в Убежище. Но имейте в виду, в отчёте я обязательно укажу всё то, что сейчас увидел и услышал.

— Какой настырный, — покачала головой Кассандра, смотря вслед уходящему Канцлеру.

— Если мы собираемся отстаивать невиновность пленника, нам придётся столкнуться с оппозицией пострашнее.

— Считаешь, что он действительно не виноват?

— Не знаю, — тяжело вздохнула Лелиана и потёрла уставшие глаза, чтобы хоть немного расслабиться перед дальнейшими их действиями. — Просто мне кажется, что скоро мы встретим что-то похуже Бреши.

— Твои «предчувствия» никогда не бывают хорошими? — вздохнула Кассандра, не осуждая и не высмеивая соратницу, скорее просто желая, что бы это её «кажется» было следствием лишь переутомлённости. Потому что после трёх дней непрекращающихся сражений столкнуться с чем-нибудь ещё похуже Бреши не хотелось никому.

— Бывают. Однажды последовав одному из них, я встретила Айдана, — и в тот момент на лице Лелианы появилась такая живая и одновременно горькая улыбка, выдающая в ней всё ещё чувственную женщину, а не просто оружие в руке Верховной Жрицы.

«И до сих пор не смирилась с его смертью», — хмуро заметила Кассандра, но озвучивать вслух не стала, зная, что даже у Варрика хватит совести, чтобы не шутить на подобные темы.

Пленник продолжал сидеть и осматривать метку на руке. Многие были уверены, что он опять ушёл в свои мысли, ничего не замечая. Так думали и приближенные главы Церкви. Однако мужчина, схитрив, слушал именно их спор. И услышал он достаточно, чтобы быть уверенным, что ему действительно теперь нечего терять. Окажется ли он виновником или по воле случая втянутым во всё это — неважно. Слова Канцлера он не забыл и не сомневался в том, что его казнят, даже не разбираясь, просто для запугивания и урока остальным магам.

Потом был уже не менее интересный разговор между женщинами. Если он окажется невиновным, они пойдут против своей же Церкви и встанут на его защиту? Благородно, конечно, но ему что-то в это с трудом верилось.

Поэтому мужчина, наконец-то почувствовав жизнь после столь долгого нахождения во тьме, абсолютно не хотел мириться с происходящим и ждать, пока религиозные фанатики решают его судьбу. Ожидаемо, в тот момент он впервые серьёзно задумался о побеге. Но с такими ногами он не беглец — это было очевидно. Значит, его магия — единственное спасение… Только опять от такого «спасения» никакой пользы, пока «пшик» остаётся одним-единственным, на что он способен.

— Хромой, иди сюда! — громкий голос Кассандры не мог не вырвать пленника из своих мыслей.

Даже удивившись, что в разгар своих обсуждений они его позвали, мужчина без возражений направился к ним. Но для начала он постарался как можно лучше скрыть разгоревшиеся сомнения и план побега, зная, что Сестра Соловей очень хорошо разбирается в эмоциях людей и может заподозрить неладное.

— Мы рассматриваем варианты, какими путями довести тебя до Бреши. Остановились на двух. Поэтому предлагаем тебе выбрать, — объясняла Кассандра.

— Не думал, что пленников допускают к обсуждению стратегически важных планов, — хмыкнул мужчина, посматривая на карту, лежащую на столе.

— Ну, это же у тебя костыли вместо ног. Так что не умничай, а слушай.

Мужчина говорить ничего не стал, а только кивнул, тем самым изъявив свою готовность их выслушать.

— Изначально мы собирались вести вас по обычной дороге. Однако к нам поступают сведения, что там участилось появление демонов, и нам придётся бросить все силы на их устранение. Так что эти бои нас сильно задержат, да и вы можете остаться без защиты, — объясняла Лелиана, вырисовывая пальцем дорогу на карте. — Но есть другое решение. Мы можем отправить солдат пробиваться по дороге, а сами тем же небольшим отрядом пройдём через горы. В тех местах присутствие демонов не зафиксировано. Однако этот обходной путь длиннее, пройти придётся больше, а главное, некоторые места так же могут стать для вас труднопроходимыми.

— Я так понимаю, здесь ваше мнение и разделилось? — рассуждал мужчина.

— Именно. Потому что, пойдя в обход, мы не выиграем во времени, погибнет только больше наших солдат. Но мы сможем их спасти, если будем придерживаться изначального плана, — высказала свою позицию Кассандра.

— Зато, идя напрямик, мы сильно рискуем как собой, так и им. Тем более в горах затерялись одни из самых опытных моих агентов. Если удастся найти живым хоть одного из них, нам несказанно повезёт.

— Даже ценой гибели солдат?!

— К сожалению, но да, — вздохнула Лелиана, но с холодным спокойствием готова была взять на себя ответственность за смерть солдат, которые не переживут этот марш-бросок.

Пока женщины спорили, пленник изучал карту и всё обдумывал. С одной стороны, мужчине должно быть всё равно, не ему же в конце концов сражаться. И всё же раз ему дали выбор, то надо этим обязательно воспользоваться.

— Насколько труден путь через горы? — спустя какое-то время спросил маг, обращаясь к Лелиане.

— В основном трудности заключаются из-за гористой неровной местности и руин старого эльфийского храма. Как вы понимаете, многие препятствия преодолеваются только лазом. Так что вам придётся очень постараться, чтобы не задерживать всех нас.

— Понимаю, — вздохнул мужчина, но от своего решения не отказался, считая второй вариант ещё более неудачным. — Я думаю, разумней будет идти в обход.

— И он туда же! — раздражённо вскинула руками Кассандра.

— Я слышал догадки того эльфа. Если он окажется прав, то у Бреши нас ждёт по-настоящему тяжёлый бой. Однако мы можем проиграть, так его и не начав, если вы погибните ещё на дороге, и я, следовательно, — тоже.

— А как же юнцы, которые погибнут, прикрывая наш обход?! — возмутилась Кассандра, которая до сих пор не могла принять решение этих двоих. Да её вариант рискованнее, но ведь у них есть шанс спасти больше жизней. Разве ради этого не стоит рискнуть?!

— Меня они не волнуют. И тебя не должны. Потому что ты сама сказала, что вам надо любой ценой закрыть Брешь.

— Он прав, Кассандра. Нам стоит готовиться к худшим предположениям Соласа. А значит, мы не можем рисковать ни тобой, ни Калленом, отправляя вас с солдатами пробиваться по дороге. Демонов у Бреши количеством не победить. Нам нужны ваши способности и умения, а также умения других опытных воинов, которые безопасно переправятся вместе с нами.

Под этим давлением Искательница сдалась и наконец-то согласилась, приняв, что по-другому у них не получится сохранить лучшие силы Убежища.

* * *

Пытаясь не думать о тех, кто принял на себя основной удар демонов, чтобы не быть потопленным муками совести, отряд особенно стремительно пробирался по этому обходному пути. Ведь все понимали, чем быстрее они доберутся до Бреши, закроют её, тем больше будет спасено жизней. Разумеется, в этот план не вписывался пленник, который вновь задавал им слишком медленный темп передвижения. Доклад агентов оправдался сполна, этот путь действительно стал для него труднопроходимым. В связи с общим настроением, женщины опасались, что кто-нибудь из солдат не выдержит и набросится на него. К счастью, происходило всё с точностью наоборот. С небывалым энтузиазмом ему старались помочь преодолеть каждое препятствие. Труднообъяснимое явление, но, кажется, сейчас люди принимали мага за своего. Действительно, к чему ненавидеть и желать ему страшных мучений, если сейчас они все в равных условиях? Старшие солдаты понимали важность носителя метки в этой миссии, поэтому предпочитали помогать, чем мешать и вредничать, тем самым задерживая всех.

Именно поэтому сбывались даже самые лучшие их прогнозы о времени прибытия в Храм. Если так пойдёт и дальше, солдат Убежища ещё можно будет спасти. А заодно были спасены агенты-первопроходцы, которых бы древний храм похоронил под своими обломками, если бы не прибывший отряд. Такая удача после трёх дней изнурительных сражений подняла дух воинам. И понятно дело все успехи были приписаны на милость Создателю. Один только пленник с каким-то скептицизмом посматривал на спасённых агентов Сестры Соловья. Он спас их своим решением, поддержав Лелиану, и теперь думал, как бы не от них ли ему придётся уходить, если действительно он решится на побег. Спас, как говорится, себе на голову.

Храм Священного Праха не менее ярко, чем Брешь, своим видом показывал, какая катастрофа на самом деле произошла. Даже у подхода к нему отряд смог прекрасно оценить все разрушения, от вида которых замирало сердце даже у тех, кто приходит сюда не в первый раз. Подумать только! Залы храма пережили многие бедствия Тедаса, видели Моры, своими стенами пряча от них прах Пророчицы Андрасте. Но один единственный взрыв уничтожил его, пропитал всю священную землю хаосом и смертью. Очевидно, после такого эти земли уже не восстановятся.

Однако покорёженные руины не самое худшее, ведь когда на их пути начали попадаться погибшие, тела сгоревших заживо людей, некоторые даже не смогли сдержать рвотный порыв. У этих бедолаг не было и шанса, взрыв был такой силы, что оплавились все личные вещи, даже доспехи. Поэтому порой тяжело было даже понять, это погибший храмовник, или маг, или, может быть, слуга Церкви. Наглядный пример того, что перед всеуничтожающим огнём все они были равны… Есть в этой иронии и своя ужасная красота.

Поражённый разрухой, которая царила вокруг, отряд и не заметил, как вскоре уже оказался во внутреннем дворе храма. Буквально ещё неделю назад здесь находился прекраснейший сад, несмотря на снег вокруг. Это было каким-то даже олицетворением жизни. Ведь Церковь так любит символизм. Однако сегодня ничто не напоминало здесь о саде, он остался только в памяти выживших. Здесь от взрыва плавились даже кирпичные стены. Теперь понятно, почему здесь уже не было тел.

На этой большой площади, которая осталась от двора, сейчас шло сражение. Очевидно, это был отряд Каллена, который прорвался к Храму ещё утром и оставался в кольце. И как только все увидели сражающихся, они тотчас бросились на помощь.

Пока шёл бой, носитель метки оставался в стороне. Теперь сражаться ему совсем не разрешали, видимо, чтобы не нервировать лишний раз солдат. Мужчину это не удивляло, ведь он понял, что так они относятся ко всем магам. Стоит Бреши пшикнуть как-нибудь не так, к Соласу тут же бегут за советами. Но зато в бою на него смотрят, максимум, как на терпимую поддержку, несмотря на то, что он демонов истребил чуть ли не столько же, сколько Кассандра. И такое отношение к магам мужчине казалось… возмутительным и противоестественным.

Впрочем, мужчина как-то свои возмущения и не выражал, ведь от того, что его не заставляют сражаться, ему было и лучше. Во-первых, не приходилось рисковать собой, во-вторых, у него была возможность осмотреть воюющих. Чем он и занимался. И больше всего его заинтересовал солдат в самых выделяющихся и дорогих доспехах. Судя по всему, это и был тот самый Каллен, о котором упоминали женщины и который был храмовником. Именно из-за последнего мужчина им заинтересовался, желая узнать, чем именно храмовники отличались от обычных солдат. И чем больше он получал ответов на свой вопрос, тем больше ему переставал нравиться этот орден. Видя, как этот храмовник с помощью специальных умений мешает очередному демону подпитываться из Тени, и представив, как больно будет магу, попавшему в ту же ловушку, мужчина даже неприятно поёжился.

— Кассандра Пентагаст, хорошо, что вы здесь. Хотя я до сих пор не могу понять, почему вы приказали удерживать эту позицию, а не прорываться на встречу нашим солдатам, — когда бой подошёл к концу, этот блондин тут же поспешил к Искательнице.

— Командир Каллен, вы нужны нам здесь. Мы идём закрывать Брешь.

— А так значит, пленник действительно оказался полезен, — догадался мужчина и, обернувшись, увидела, как в их сторону шла Лелиана, а за ней, хромая, следовал тот самый черноволосый маг. И в тот момент что-то заставило Каллена сначала удивиться, а потом и разозлиться. — Леди Кассандра, я, конечно, не сомневаюсь в ваших способностях Искателя, но всё же почему этот малефикар не в кандалах, а уж тем более при посохе?! — возмутился он.

Искательница готова была ответить, однако тут вмешался сам пленник, услышав от храмовника слово, которое так же показалось ему естественно знакомым.

— Могу ли я знать, по какой причине ты обозвал меня этим странным словом?

Каллен был ошарашен таким вопросом и подумал, что пленник решил над ним поиздеваться, спрашивая, казалось, об очевидном.

— У него полная потеря памяти, Каллен, — объяснила Кассандра, всем своим видом показывая, что она уже привыкла к таким глупым для знающих людей вопросам.

Поняв, что в словах мага не было насмешек, командир чуть присмирел.

— Да что тут знать-то. Ты свои руки видел? Они у тебя все исполосаны.

Услышав такой довод, мужчина тут же закатал рукав мантии. Каллен был прав. На его белой руке отчётливо были видны бесчисленные порезы, которые из-за неестественного цвета кожи проявились все разом.

Пленник понял, какая именно магия требует крови, перевод слова «малефикар» это подтвердил, однако даже после этого он так и не смог объяснить причину такого презрения, с которым на него смотрит храмовник. Мужчина провёл пальцами по следам резанных ран и хмыкнул, не почувствовав ничего противоестественного в этих порезах. Просто, видимо, ему часто приходилось использовать магию, которая берёт силу из крови, а не из Тени…

— Спрячь. Не хватало ещё, чтобы это увидели остальные, — рыкнула Кассандра. Видимо, женщины тоже знали, что он маг крови, но предпочли пока скрыть это от общественности.

Эти фанатики малефикаров ненавидят больше, чем обычных магов? Ему это показалось самой настоящей чушью и даже каким-то оскорблением.

— Почему вы так спокойны, Кассандра? — опомнился Каллен и требовательно, но шёпотом, чтобы пленник не услышал, спросил воительницу.

— Лелиана предполагает, что он тевинтерец. Так что я бы больше удивилась, если бы он был не магом крови.

Наконец-то спустя столько стараний и времени отряд добрался до самой Бреши. Отсюда этот огромный всплеск неконтролируемой магии выглядел настолько устрашающе, что даже красиво. Кто-то бы так и подумал, если бы не ощущение конца света, который буквально уже дышал им в затылок. А также те, кого удивило состояние внутреннего двора, потеряли дар речи при виде главного зала храма. Тут настолько всё разрушилось и поплавилось, что только по положению Бреши и можно было определить, где какие помещения раньше были.

— Как я и предполагал, Брешь связана с похожим разрывом. Если выживший воздействует на него меткой и закроет, то закроется и Брешь, — делился Солас своими предположениями с главами Церкви. — Хотя сам разрыв нужно для начала активировать, а это несомненно привлечёт внимание сильных демонов.

— Значит, не зря мы вели сюда самых опытных воинов, — хмыкнула Кассандра, понимая теперь, что план Лелианы действительно был лучше и хорошо, что пленник на нём настоял.

Когда общий план был создан, осталось уточнить некоторое количество его нюансов. Пленник не имел интереса их выслушивать, ведь от него кроме «открыть-спрятаться-закрыть» больше никто ничего и не требовал. Поэтому мужчина решил немного осмотреть храм. Возможно, он опять постарался за что-то зацепиться взглядом, чтобы вспомнить. Но понятно дело, опять — ничего. Однако вдруг он услышал ту самую странную песню, которая начала звучать в его голове. Она была слабее прошлого раза, не заставляла его подчиняться, а просто… звучала. Маг удивился. Мало того, что он не понимал её природу, так ещё и слышать её он начал беспричинно. Если демон, то откуда? Никакого разрыва он пока не трогал. Тем более казалось, что источник песни где-то здесь, не в Тени, и это не Брешь.

Под изучающие взгляды солдат мужчина спустился на нижний ярус храма и оказался чуть ли ни окружён странными красными кристаллами. К удивлению, оказалось, что именно они были источником диковинной песни. «Лириум. Но почему красный?», — искренне не понимал пленник, однако и подходить близко к кристаллам побоялся. Кажется, даже обычные люди чувствуют исходящую от них опасность, а уж маги — тем более.

Однако самым удивительным стала даже не «песня», а то, что вид этих кристаллов его разум не отторгал, как что-то незнакомое, а наоборот, помнил и ещё больше кричал ему об опасности.

— Незабудка, не советую подходить к этим штукам. Лириумная статуя Мередит хорошее доказательство, что красный лириум — дрянь редкостная.

Мужчину, который, найдя зацепку, пытался хоть что-то вспомнить, вырвал из раздумий неожиданный громкий голос Варрика рядом. Гном опять завуалировал свои слова смехом, однако в его голосе слышалось искреннее желание обезопасить пленника.

— Странный ты, гном. Вроде говоришь так, будто достаточно в жизни повидал, а продолжаешь разговаривать с вероятным, по мнению большинства, террористом.

— Хах. Видимо, я питаю слабость к супер опасным магам. С парочкой таких уже лет десять знаком. Один, как выяснилось, с тобой из одного кружка взрывателей-любителей. Второй же даже в бегах умудряется и для себя, и для старины Варрика найти на жопу приключений.

Мужчина усмехнулся и теперь, кажется, понял, почему даже Кассандра этого гнома терпит.

Последовав совету Тетраса и не желая подходить к странному красному лириуму, маг направился к краю нынешнего уровня и глянул вниз. Именно там судя по воронке эпицентр взрыва, и туда им надлежит спуститься и активировать разрыв. Пленник, рассматривая место, где скоро будет сражение, неожиданно зацепился взглядом за что-то странное. Издалека это казалось палкой, которую присыпало обрушившейся стеной, однако она была целой, значит, оказалась здесь уже после взрыва.

Игнорируя все типичные выкрики типа: «без глупостей» и «не думай даже сбегать», пленник спустя какое-то время благополучно спустился на нижний ярус храма и пошёл смотреть на находку. То, что изначально казалось палкой, на самом деле было тростью. Полностью деревянная с спиралевидным основанием и вырезанным набалдашником в виде драконьего черепа, очевидно, она была сделана руками очень умелого мастера.

— Трость, сделанная из железной коры и исполняющая роль посоха, — пока пленник осматривал это странное изделие, к нему подошёл Солас и с нескрываемым интересом стал так же изучать находку. — Работать с этим материалом, а уж тем более зачаровать могут только долийцы да и то уже, наверное, не каждый клан. Это… это твоё?

Мужчина сначала засомневался, однако, как только он поставил трость на землю, а его рука легла на набалдашник, сомнения расступились. По длине трость точно подходила под его рост. Размер драконьего черепа и его форма были точно подогнаны под его руку. Его. Однозначно, эта трость его.

— Да, — ответил маг и попытался пройтись с опорой на трость, выяснив, что она ещё и в разы удобнее того посоха.

В тот момент Солас уже с нескрываемым любопытством посмотрел на самого мужчину. Очевидно, он не украл это изделие, но тогда какой долийский клан согласится выполнить на заказ настолько трудоёмкую работу для шемлена, а уж тем более для тевинтерца?

— Солас, эта штука опасна? — спросила Кассандра.

— Это обычный посох. Он точно не опаснее того, что было в его руках до этого.

— Ладно. Хотя почему мы не нашли этот посох? — теперь воительница посмотрела на Лелиану с упрёком.

— Видимо, мои агенты не заметили, — оправдалась Сестра Соловей, но не считала нужным отчитывать своих людей за этот промах. Ведь какой агент будет искать в этой разрухе палку, если совсем рядом лежал без сознания вероятный виновник?

Больше на пленника никто не обращал внимания, позволив и дальше играться с находкой. Тем временем мужчина опять пытался использовать уже трость для поиска воспоминаний. Но в очередной раз всё было бесполезно. Его начинало это даже злить. Если уже и личное оружие не может помочь вспомнить хоть что-то, тогда что его голове вообще нужно, чтобы вернуть воспоминания?!

Всё это уже просто кажется ненормальным.

Когда приготовления были закончены и все солдаты встали на своих местах, настало время пленнику сделать то, ради чего его оставили в живых. Подходить к разрыву было страшнее вдвойне с грохотавшей огромной воронкой над головой. И всё же пленник оказался совсем близко, посматривая на трещину в воздухе. Кажется, в ней можно было увидеть даже Тень, а может быть, это просто искривлялся реальный мир.

Мужчина точно не знал, что ему нужно сделать для активации разрыва… Вероятно, ничего, ведь метка уже сама начала вновь светиться, мучая его болью. И действительно, стоило ему поднять руку и сделать только шаг, как тут же его пронзила магия Тени. Связь установилась, метка вновь начала рваться к дыре в другой мир, его ноги чуть не поддались этому порыву и не потащили его вперёд. Оскалившись, он смог перебороть влияние Тени и только совершил то же резко движение рукой, открывая разрыв.

Брешь весьма красочно отреагировала на подобные манипуляции: взрывами, молниями, вспышками. Снова высвободились огромные сгустки энергии, которые где-нибудь что-нибудь да подорвут. Впрочем, всем тем, кто был здесь, было уже и не до Бреши и не до конца света. Ведь слова умного эльфа подтвердились сполна. Из разрыва тут же хлынуло огромное количество демонов, а главное, самый опасный из них — демон гордыни. Огромный рогатый монстр внушал одним своим видом неистовый страх в сердцах воинов. А картина того, как он за секунду расчленил одного из солдат, абсолютно не придавала храбрости.

Бой был тяжёлым. И пусть это было известно изначально, однако большинство всё равно не были готовы к бою с такой махиной. С обычным демоном всё понятно — режь и режь его на здоровье, периодически прикрываясь щитом, авось когда-нибудь тот и окочурится. А что делать с этим, не понимало большинство солдат. Даже советы Каллена, единственного храмовника, не особо-то помогали. Ведь найти незащищённое место в шипастой шкуре и пронзить её, это не самое сложное, сложнее было успеть ещё увернуться, чтобы не стать лепёшкой под ногой этой твари. А уж если демон начинал колдовать молнии, то шанс спастись резко падал вниз, в район гномских Глубинных Троп. Именно в этот момент как никогда был полезен эльф-маг, чьи барьеры уже несколько десятков раз спасали солдат от молниевых хлыстов монстра. Интересно, больше его не считали просто «терпимой поддержкой»?

Пленник вновь был вынужден уйти в сторону. К счастью, это было не сложно, рухнувшие стены становились неплохим укрытием. Он следил за происходящим, но, как и велено, не вмешивался. Конечно, его в этом упрекнут, скажут, что он вместе с лучниками мог бы оказать хоть какую-то помощь. Однако мужчине были равнодушны эти упрёки. Строить из себя доблестного героя он не собирался, потому что, очевидно, геройская смерть не в его характере.

Для солдат прошла вечность, для него — минут двадцать, однако наконец-то бой был завершён. Громкий рёв демона от боли стал подтверждением, что победа, очевидно, не на его стороне. Победа над такой тварью из Тени вдохнула в пока ещё живых бойцов новые силы. Уже было и не важно, сколько там демонов ещё осталось и какой ценой далась им эта победа — погибших оплакивают позже.

Зная, что теперь победа над остальными слабыми демонами, это лишь вопрос времени, пленник вышел из своего укрытия и направился к разрыву. Вовремя, ведь совсем скоро последний демон был убит.

— Закрывай разрыв! Скорее! — закричала Кассандра. Даже будучи уставшей, эта женщина умудрилась кричать громче, чем трещали молнии у Бреши.

Пленник ещё раз взглянул на метку, думая, что же ждёт его дальше. Чувствовалось — на Бреши опасности не закончатся. И только после он поднял руку, направив её на разрыв. От него здесь совсем ничего не зависело. Метка всё делает сама.

Как и в прошлый раз, его окружила Тень. Знакомые ощущения. Казалось, он снова вернулся во тьму, где что-то похожее, судя по ощущениям, вечность пропитывало его тело. Возможно, ему и правда только казалось. Однако мужчина насторожился над реальной угрозой — демонами. Неужели, когда он так близко к Тени, его никто не попробует заполучить? Он в это не верил. Однако ничего странного не происходило. Возможно, смерть демона гордыни отпугнуло остальных от этого места.

Постепенно метка накапливала в себе всё больше энергии, начала расширяться и причинять носителю боль. Такого в прошлый раз не было. Самый первый разрыв отличается от остальных, или это мужчина что-то делает не так? Кажется, что всё-таки первое.

Совсем скоро разрыв с хлопком закрылся. Но повлияло ли это как-то на Брешь? Пока нет. Зато теперь от боли кричал пленник. В этот раз энергия не ушла в Тень, а накопилась вся в метке. Жгучая боль обожгла всю его руку. Казалось, сейчас метка просто сожжёт её, а может, и сразу всего носителя. Инстинктивно схватившись второй рукой, он повалился на колени. Этот приступ был как самый первый, ничего не могло остановить магию, которая начала прожигать его всего. Вскоре вновь вспыхнула его кровь, засветились вены и артерии. Кажется, ещё чуть-чуть, и он весь вспыхнет словно факел. Такого его тело уж точно не выдержит, если и не мгновенная смерть, то уж точно смертельные магические ожоги.

Умирать сейчас, после столь долгого времени, проведённого во тьме, ему не хотелось. А Брешь скоро этого добьётся. Брешь… Вдруг в помутневших глазах мелькнуло небо, а потом и завихрение. Понимание того, что эта магическая дрянь как ни в чём не бывало продолжает насылать на мир катаклизмы, а он тут умирает, разбудило в нём небывалое желание к борьбе.

Неужели он не может справиться с магией, он же, демон его раздери, маг?!

Похожие мысли пришли в его голову, и, поддаваясь им, он попытался взять энергию Тени под контроль. Конечно, тягаться с Тенью он не собирался, однако остановить распространение этой зелёной гадости у него получилось. Тело само начало отторгать инородную магию, гнать её обратно к метке. Долго бы сдерживать эту магию у него бы не вышло, однако мужчина не собирался больше держать её в себе. Подняв руку, он постарался использовать все свои знания, которые только помнил. Этого хватило. Совсем скоро энергия Тени в последний раз пробежалась по его телу, а после высвободилась из метки в виде огромного зелёного сгустка, который полетел прямо к Бреши.

Вся боль ушла настолько быстро, что он впал даже в состояние какой-то эйфории. А потом мужчина и вовсе повалился на землю без сил.

Люди только и видели, как этот зелёный сгусток влетел в самую сердцевину завихрения, раздался взрыв, яркая вспышка озарила небо, а после ударная волна сбила с ног всех, кто был в храме.

Поднимались солдаты уже под радостные возгласы тех, кто поднялся раньше их. Зелёное завихрение на небе не исчезло, но оно было абсолютно пассивно.

— Брешь лишь запечатана. Выжившему не хватило магической поддержки, чтобы окончательно укрепить Завесу.

— Значит, всё это может повториться? — спросила Кассандра, которая присела на ближайшие развалины и отдыхала. Заслужила. В конце концов её вклад в победу над демоном гордыни был колоссальным.

— В ближайшее время — навряд ли, потому что теперь Храм и его округа необитаемы. Однако со временем Завеса может истощиться, и тогда стоит ждать повторного Прорыва.

Когда и Солас подтвердил, что сейчас пока опасаться больше нечего, всеобщая радость солдат была одобрена и со стороны командования, поэтому возгласы стали ещё громче. Мужчина, который до сих пор лежал на земле, но вновь удержал свой разум от падения во тьму, их прекрасно слышал.

Люди прыгали, радовались, благодарили Андрасте за предотвращение конца света. Не того, кто тут будучи уже одной ногой в могиле смог побороть агонию и хоть ненадолго взять под контроль магию самой Тени, или хотя бы тех, кто внёс самый значимый вклад в победу. Нет. Андрасте. Именно её.

«Фанатики», — хмыкнул мужчина и вскоре начал, постанывая, предпринимать попытки подняться. Трость-посох стала для него неплохим помощником. Повиснув на ней, у него почти получилось выполнить задуманное. Однако ослабленное тело думало иначе. Неожиданно его руки не выдержали вес всего тела, сорвались с трости, и мужчина неуклюже снова повалился на землю.

Маг смирился и решил лежать и дальше, ожидая, пока слабость хоть сколько-то отойдёт. Для ещё большего «счастья» ему удалость лицезреть, как солдаты помогают подняться своим раненым соратникам, и, конечно же, никто не замечал его.

— Как вы? — раздался вблизи знакомый ему голос, который может быть и устрашающе грозным, и мелодично милым. И теперь Лелиана подошла к нему и стала помогать подняться.

— Жив. Вам на счастье, — намекая, что его живого теперь можно и пытать, и помпезно повесить, мужчина хмыкнул и принял помощь женщины.

Лелиана, видимо, поняв этот намёк, как-то даже горько улыбнулась. Ведь Брешь закрыта, он им помог, значит, теперь не обязательно относиться к нему, как к пленнику. Однако, увы, до сих пор нет никаких доказательств его невиновности, а, значит, Церковь потребует, чтобы его пытали. Кто же кроме них поверит, что он действительно растерял всю память? Наверняка его ещё и используют для политического давления на Тевинтер.

«Настал час нашей победы», — неожиданно воздух сотряс громкий неизвестный голос, а вокруг замелькали искры уже знакомого зелёного цвета.

— Это… это тот самый голос, — произнёс пленник, вспомнив, что именно этот голос и эти слова он слышал, когда находился во тьме.

Осматривая округу вместе с солдатами, Кассандра после слов мужчины предусмотрительно выхватила меч. Однако это было без надобности. На них «напала» лишь нематериальная Тень. Через секунду округа преобразилась, зелёный свет был повсюду, создавая образы. Не успел никто опомниться, как вдруг их окружили стены. Однако всё это было нечётким, мерцало, сияло, люди могли разглядеть только примерные очертания. Такие же нечёткие образы приняли и сгустки света, которые появились там, где раньше был алтарь.

«Кто-нибудь! На помощь!», — раздался от одного из силуэтов ещё один голос. Но другой. Женский, напуганный, измученный.

Этот силуэт не трудно было угадать по бело-красной рясе Церкви, из-за которой пленник и назвал Канцлера попугаем.

— Верховная Жрица! — закричала Кассандра и уже готова была кинуться к алтарю.

— Нет, стой, Кассандра! Это всего лишь Тень, — остановил её Солас.

Ужасное чувство бесполезности посетило всех верных Церкви. Ведь сейчас они слышат и видят, как нечто мучает их любимую женщину, но они ничего не могут сделать, ведь это лишь прошлое, так сказал знаток Тени.

С другой стороны, раз это настоящее прошлое, значит, у них наконец-то есть шанс узнать, что же на самом деле произошло. На жриц напали. Но кто их держит? Тяжело было сказать, кто это. Ведь там были и маги, и солдаты. Однако синий свет от доспех с каким-то серебряным символом на груди уж сильно напоминал одеяние Серых Стражей Орлея. Этот орден повинен в теракте? Но зачем этим «моролюбам» лезть в политику да и ещё таким способом?

Впрочем, к демонам этих Серых Стражей или кто они там такие. Все были вне себя от удивления при взгляде на владельца того страшного голоса. Красные искры, которые и сложились в силуэт, не могли точно показать внешний вид этого существа, однако и этого хватило сполна. Ведь силуэт был человеческим, без каких-либо изысков в виде четырёх рук или тому подобного, однако этот «человек» был неестественно высоким… огромным (!). Таким ростом не бывают даже кунари. И ещё не меньше ужаса нагонял странный красный свет, который струился из него, казалось, что перед ними вообще оживший кусок красного лириума. Это Тень исказила образ какого-то обычного человека? Или это существо на самом деле… такое? Если так, то вероятно это был демон или одержимый.

Потом в руке существа вспыхнул зелёным светом предмет шарообразной формы. Жрицы закричали. Судя по всему, эта магическая штука вытягивала из них жизненные силы. Вскоре некоторые из них уже погибли, их иссушенных, словно мумии, солдаты равнодушно бросили на пол.

— Истощают Завесу, — нарушив тишину, вслух злобно цокнул Солас. Не понятно, то ли его так разозлила жестокость, с которой убивали жриц, то ли то, что сфера находится в лапах этого чудовища. Вопреки мнению остальных, видимо, всё-таки второе…

Знаток Тени ерунды не скажет. В этом опять все были вынуждены убедиться, когда увидели, как начал меняться воздух в зале. Прямо из ниоткуда появлялись зеленые трещины, будто сам воздух покрывался шрамами. Раздались слабые, но уж очень знакомые взрывы. Как вдруг одна из трещин начала расширяться, вскоре став тем, что теперь они называют разрывом. Точно разрыв, ведь теперь он вспыхнул и прямо из него вылетел зелёный сгусток и при соприкосновении с полом разлетелся в виде яркого света, ослепившего всех.

Такие сгустки приносят в Тедас демонов, однако, когда свет расступился, шокированными оказались все: и в прошлом, и в настоящем. Судя по силуэту это был ещё один человек в чёрных одеяниях, который лежал на полу и чуть ли не давился от такого количества воздуха, будто его тело разучилось дышать.

Все тут же обернулись и ошарашено уставились на пленника. Он. Однозначно, он. Даже костыль в руках точно такой же держит.

Однако не меньше удивления было и у видений Тени. Наблюдая, как этот слабый человек кое-как старается приподняться с помощью своей трости, все будто и забыли о ритуале. Очевидно, такой неожиданный гость из ниоткуда не было ни в чьих планах. Этим воспользовалась Джустиния и выбила опасный шар из рук монстра.

Все только и видели, как странный шар катился к человеку, который почти необдуманно потянулся к нему и схватил левой рукой. В тот же момент всех ослепила очередная яркая вспышка, и, когда она исчезла, следом за ней исчезло и всё видение.

На какое-то время в Храме наступило полное затишье. Все пытались переварить увиденное, молчал даже любитель поболтать о Тени. Солас удивлённо смотрел на пленника. Видимо, эльф уже сделал предположения, откуда этот мужчина мог там появиться, и они его и шокировали, потому что были… невозможными.

— Как ты там оказался? Что это была за тварь? — однако Кассандра молча строить догадки не стала и совсем скоро накинулась на пленника с вопросами. Слишком впечатлённая от увиденного, она даже не подумала, что он ей не ответит, ведь был в тот момент не в том состоянии, чтобы что-то запоминать.

Однако сейчас вопроса женщины он так и не услышал. Ведь вместе с этим видением из Тени к мужчине начали возвращаться и его воспоминания. Схватившись за голову, он еле-еле устоял на ногах с помощью трости. Опять странные процессы в его голове сопровождались болью, однако не такой сильной. Больше тело не стало отторгать то, что вернулось к нему. Скорее боль была от того, что так резко голова его наконец-то была заполнена. А может ещё и потому, что память вернулась к нему в слишком неупорядоченном виде. Перед глазами начали мелькать события прошлого, пережитого, ощущения, эмоции, голоса. Однако ничего из этого до сих пор не сложилось в понятную для него картину. Видимо, потребуется ещё немало времени прежде чем, его разум сможет вновь собрать воедино всю его жизнь.

Единственное, что уже было наверняка, так это острое ощущение того, как знания, полученные за сегодняшний день, полностью противоречили знаниям, вернувшимся вместе с памятью. Не зря всю дорогу этот мир казался ему чужим. Ведь он совершенно точно не помнил этот мир. Помнил другой, в котором жил, и он слишком сильно отличался от нынешнего.

— Какой сейчас год? — игнорируя вопрос Кассандры и изучающие взгляды других, мужчина спросил сам и, подняв голову, осмотрел всех этих людей. Те, с кем он в пути с самого утра, больше не казались ему знакомыми. Нет. Они чужие, как и весь этот мир. — Какой сейчас год?! — впервые мужчина сорвался на крик.

Такие изменения в его поведении испугали многих, заставив удивлённо переглянуться.

— Сорок первый, — ответил Солас, даже не скрывая того сильного интереса, с которым он посматривал на мужчину.

Услышав это, пленник глянул на эльфа, как на идиота. А потом, схватившись за голову вновь, он попятился, будто желал и разумом, и телом уйти от этого ответа. Какой «сорок первый»? Не может быть год таким маленьким! Сорок первый был давным-давно.

— Ну, по-тевинтерскому сейчас уже, наверное, две тысячи тридцать какой-то. Если верить словам пьяного Эльфа, — решил разрядить обстановку Варрик своей шуткой, даже не догадываясь, как точно он попал в ответ.

Именно об этом он и спрашивал, о тевинтерском календаре. Однако услышанное его опять не удовлетворило. «Две тысячи тридцать какой-то»… Нет. Нет! Не может такого быть! Дата должна быть ГОРАЗДО меньше. И этот гном решил над ним поиздеваться? Или он… не лгал?

Мужчина вновь осмотрел всех этих людей, вспомнил, что услышал и узнал. Они рассказали о мире, который слишком не похож на мир, который он точно также хорошо знал. Если это один и тот же мир, то когда он успел так измениться? Господство андрастеанства, принижение и сгон магов в Круги и обозначение «Тедасом» всего континента, а не только территорий, невходящих в состав Империи… Значит, Империя разрушена… Сколько же прошло лет? Десятилетия? Нет, невозможно. Века!

А где он был всё это время?!

И почему он до сих пор жив?!

Эти вопросы просто сводили его с ума. Но он знал, что нельзя терять себя даже… даже от такой правды.

Нужно собраться с мыслями…

Нужно.

И поскорее!

Женщины переглянулись между собой. Сначала это странное видение из Тени. Потом вот пленник начал вспоминать. Казалось бы, наконец-то они всё узнают. Однако его взгляд удивил даже их. Он смотрел на всё, что его окружало, будто на какую-то иллюзию той же Тени. Всё гораздо сложнее, чем просто «тевинтерский сектант»?

Отвлёк всех от раздумий и догадок неожиданно прибежавший агент Лелианы. Судя по спешке новость у него срочная и серьёзная.

— Разведчики доложили, что к Храму приближается конный отряд храмовников под командованием Лорда-Искателя Люциуса Корина. Предупреждения о проводимой здесь операции были ими проигнорированы.

С каждым словом агента «руки» Церкви всё больше мрачнели, понимая, что назрела новая проблема.

— Солдаты, построились! Маги, спрячьтесь за их спинами! — разделяя их предостережения, Каллен начал отдавать приказы.

Когда солдаты были построены, а командование встало впереди, все начали ждать появления обещанного отряда. Все уже понимали, зачем они сейчас заявились, и это злило. Кассандра даже оскалилась. Конечно! А как ей ещё реагировать? Три дня тут велась борьба за спасение мира. Но орден не прислал ни одного храмовника или Искателя на помощь. Зато сейчас, когда самая тяжёлая работа уже сделана, Брешь закрыта, Лорд-Искатель решил объявиться и предъявлять права на пленника. Как чувствовал, что прийти нужно было именно сейчас!

Вскоре храмовники оказались в Храме и начали спускаться на нижний уровень, где сейчас их и ждали.

— Все храмовники в полном облачении. Вероятно, подготовились заполучить пленника силой, если мы откажем, — рассуждал Каллен, оценивая силы солдат ордена.

— Мы не можем им отказать, командир, — ответила Кассандра.

— То есть вы хотите его отдать им?

— Нет, но выбора нам не дадут. Тем более, Каллен, не ты ли желал посадить этого малефикара на цепи?

— Желал. Но после того, что мы тут пережили… я думаю, мы заслуживаем первыми узнать его историю.

Как оказалось, вместе с храмовниками сейчас шёл и Серый Страж. Это был повод даже порадоваться, ведь у «рук» Верховной Жрицы как раз было несколько вопросов к члену их ордена. Однако теперь после того, что им показала Тень, все лишь ещё больше насторожились.

— Значит, ещё остались люди, которые способны взять на себя роль и ответственность по спасению мира, не размениваясь на лишние слова, в отличие от этого церковного курятника, — говорил Корин и рассматривал построившихся солдат, видимо, пытался найти того, за кем пришёл.

— Лорд-Искатель, — кивнула Кассандра, здороваясь. — Брешь закрыта…

— Да я вижу, — перебил её мужчина, когда глянул на небо. Им показалось или в его голосе слышалось осуждение этого поступка?

— Поэтому нам бы хотелось знать, зачем вы привели столько храмовников? — невозмутимо продолжала женщина.

— Не говорите так, будто не понимаете, Кассандра Пентагаст. Выживший в взрыве маг должен был перейти в нашу юрисдикцию в тот же день. Однако до сих пор этого не произошло. Поэтому во избежание конфликта я требую, чтобы вы передали виновного нам, и мы забудем это недоразумение.

Кассандра неприятно поёжилась. Глаза этого мужчины ей показались уж слишком… неживыми.

— Лорд-Искатель, мы работаем от Церкви, обвиняемый принадлежит ей. И судить его будут в Вал Руайо.

— Я вам приказываю.

— Вы не можете приказать приближённой Верховной Жрицы…

— Которой больше нет. Значит, вы как Искатель подчиняетесь мне. Как и вы, Каллен Резерфорд.

— Я ушёл из храмовников, — возразил командир.

— Однако продолжаете носить обмундирование с символикой ордена.

Наступила тишина. Кассандра не знала, как ещё можно было возразить Лорду-Искателю. Ведь мужчина прав, она обязана ему подчиниться. Этот маг обвиняется в взрыве да ещё и малефикар, это делает его особо опасным, а значит, нужно было передать всё расследование Искателям, а самого мага — храмовникам. Возможно, позже они докажут его невиновность или хотя бы необходимость его участия в окончательном закрытии Бреши, однако к этому времени под давлением общественности его или убьют, или усмирят.

Солас придерживался приказа и стоял вместе с пленником позади всех, но внимательно слушал нынешний разговор. Эльф единственный прекрасно чувствовал, что пришедшие были не теми, кем казались, а значит, выжившего нельзя ни в коем случае отдавать, особенно, когда теперь неизвестно, что это за человек и откуда он вообще взялся на Конклаве. Поэтому когда доводы у их стороны закончились и они готовы были подчиниться, маг даже разозлился.

— Нет, Кассандра! Мы не можем его отдать! — опять рискуя собой, Солас выбежал из укрытия и направился к командующим.

Судя по суровому взгляду, женщина хотела приструнить эльфа, который своим поведением только больше всё усугублял.

— А, так это значит тот самый эльф-маг. Правду говорят, Кассандра, что вы допустили отступника до изучения Бреши?

— Мои знания помогли закрыть её, пока ты со своими храмовниками прятался, как трус!

— Солас! — Кассандра попыталасьостановить его, даже удивившись тому, что тихий эльф неожиданно так взбунтовался.

— Кассандра, неужели вы не видите, что здесь что-то не так?! — желая избежать худшего, Солас пытался заставить главных принять его сторону и отвоевать пленника хоть словами, хоть силой. Однако получил лишь новую порцию осуждения.

— И вы ещё терпите этого наглого раттуса? — неожиданно к спорящим из толпы храмовников вышел Серый Страж.

«Раттус, значит», — злобно подумал эльф, когда взглянул на Стража и увидел то, что не видят другие. Его подозрения подтвердились: это отряд далеко не обычных храмовников. Не зря все они попрятали свои лица под шлемами с плотным забралом.

В тот же момент эльф, неожиданно для всех, сотворил заклинание и направил его на ближайшего храмовника. Каменный кулак точно влетел в его голову, сорвав шлем.

— Солас, что ты творишь?! — закричал шокированный Каллен, озвучив вопрос за всех.

— Вы лучше посмотрите на него, — спокойно, даже победно произнёс эльф, указав на поражённого им храмовника. — Говорил же, что их магия какая-то неправильная.

Ожидалось, что под шлемом должно скрываться лицо обычного мужчины. Но оказалось, что там было до безобразия искорёженное месиво с какими-то странными кристаллическими наростами. Этот «человек» даже говорить не мог, только что-то промычал от травмы, полученной от заклинания эльфа.

— Задница Андрасте! Да это ж красный лириум! — не сдержал Варрик удивления, одним из первых поняв, что это был за нарост на его лице.

Когда обман был вскрыт, прибывшие даже не постарались хоть как-то объясниться, сразу бросились в бой. Не успели солдаты и опомниться, пришлось уже вновь сражаться. И пусть храмовников было гораздо меньше, но за них играла усталость тех, кто тут бился против демона, да и ещё их нечеловеческая сила. Вскоре поняли все — эти люди… уже не люди. Ибо такой силы ни у кого не может быть.

Пленник вновь не участвовал в заварушке. Пятившись назад, он пытался и дальше оставаться вне боя и подальше от этих странных храмовников. Он заметил, что их близость вновь пробуждала непонятную песню в его голове. Что это, он до сих пор не мог понять. Даже память была ему не помощница. Очевидно, раньше с этим он никогда не сталкивался.

Однако долго оставаться незамеченным у него не получилось. Вскоре, стравив на врагов всех храмовников, Серый Страж подбежал к магу и схватил того за плечо.

— Безумец, уходим. Вместе мы спасём этот испорченный мир, — издал Страж речь с излишним, но ненужным пафосом.

«Безумец?», — удивился мужчина. О, нет, он прекрасно помнил и знал это имя, однако непонятно, откуда его мог знать этот человек. И желая это выяснить, маг заглянул в глаза Стражу. Они… они были мёртвыми, казалось, того человека, которым он когда-то был, уже нет. Однако там были искры сознания другого существа…

Песня усилилась, нашёптывая ему приказ подчиниться словам Стража. Видимо, здесь он её главный источник, а может, он эту песню и контролирует. Однако Безумец не поддался. Пытаясь получить ответ на вопрос, кто же всё-таки перед ним, он вскоре его нашёл. В этом взгляде было столько уверенности в себе, в своей правде. Мужчина прекрасно помнил этот взгляд. Тогда этот человек смотрел точно так же, никакие доводы, предостережения не смогли заставить его передумать. Такие же взгляды были и у остальных шести жрецов. И эта их самоуверенность добилась лишь катастрофы.

Безумцу не была нужна память, чтобы помнить то страшное чувство, когда стало понятно, что точка невозврата достигнута и он ничего не сможет изменить. Именно сейчас привкус этого чувства разжёг в нём злость. Ему не нужна была память, чтобы помнить об этом человеке, завладевшим телом Стража, и знать, что он несёт с собой только разрушения. Мужчина нахмурился. Злость, которая тогда вырвала его из тьмы, теперь помогла ему правильно решить, что с этим существом ему идти нельзя.

Хватка Стража была сильна, вырваться слабому магу не было возможности, однако удар тростью, в который он вложил остатки своей силы, был приличным. Серый Страж закричал от боли и инстинктивно расслабил руку, мужчина смог вырваться.

Этот крик привлёк внимание солдат. Увидев, что враг слишком близко подошёл к тому, за кого они сейчас сражаются, несколько воинов кинулись на Стража. Воспользовавшись моментом, маг начал отступать ещё дальше. В момент удара трость выскользнула из его рук, он её потерял. Нужно было вернуть за ней, но мужчина не решился. На таких больных ногах он бы не успел быстро подбежать, забрать свой посох и вновь убежать, не привлекая внимания. А внимание привлекать сейчас не нужно было совершенно.

Со стороны Безумец вновь осмотрел поле ожесточённого сражения. Ему нельзя было идти с теми, кто пришёл за ним, потому что их ведёт существо безумнее его самого. Но так же ему нельзя оставаться и с теми, с кем он пробыл сегодняшний день, потому что эти фанатики планируют его казнить. А пожить он собирался, ой, как собирался.

Мужчина обернулся и глянул на открывшийся сквозь расплавленные стены вид на долину и заснеженный лес. Его план не изменился, нужно было сбежать. Он не знал, как, но понимал, что нужно. Пока о нём не вспомнили, пока сражение не завершилось победой одной из сторон.

Нужно бежать.

Нужно!

Маг не знал, как это сделал, как именно заставил метку работать на своего носителя. Возможно, в этом повинны его уж слишком сильные желание и мысли. Ведь мысли сновидцев меняют Тень, может быть, они подчиняют и её магию? Впрочем, раздумьями над этим вопросом он займётся как-нибудь позже, а пока важно то, что произошло. А именно: неожиданно метка, отвечая на просьбу носителя, вспыхнула и окружила всё его тело своей магией. И через секунду мужчина просто исчез, растворившись в воздухе.

* * *

Расскажи он о том, что ему удалось пережить всего лишь за полдня — не поверит никто. Да, впрочем, он и сам-то не хотел верить. Разум готов был подбросить любые бредовые объяснения, лишь бы не признавать, что всё происходящее самая что ни на есть реальность, а не происки сильного демона или очередное блуждание по Тени. Но он понимал, что, к сожалению, это всё правда.

Он не знал, как метка реализовала его перемещение, сработала ли она по принципу эльфийского элувиана или ещё как-то, но было и не важно, поскольку она сделала то, что ему было нужно. Ведь когда зелёный свет расступился, мужчина обнаружил себя в снегу, окружённым лишь заснеженными деревьями. Значит, метка перенесла его в тот лес, на который он и смотрел.

Какое-то время мужчина просто сидел на снегу около дерева, прижавшись к его стволу спиной. Зная, что со своими ногами он далеко по такому глубокому снегу не уйдёт, Безумец тогда решил и не тратить силы зря, и просто отдохнуть. А отдохнуть хотелось ужасно и переварить всё, что произошло. Посматривая на завихрение в небе, которое осталось, когда Брешь оказалась запечатана, он обдумывал многое. И даже смирялся. Было ещё слишком много вопросов касательно причин его, живого и вполне здорового, появления в этом новом мире, однако больше отрицать чего-то он не стал. Глупо. Очевидно, это не мир чужой, а он. А значит, лучше принять правила этого странного мира и двигаться дальше. А что дальше? Нужно искать знания, историю — это точно. Без них магу-одиночке здесь не выжить. Так было и раньше, так будет и сейчас. Хах, хоть что-то в мире не меняется.

Устало вздохнув и задрав голову, мужчина посмотрел на голубое небо, которое тоже ничуть не изменилось со временем. Очевидно, он торопит события. Прежде чем задумываться о дальнейших действиях, нужно взять под контроль происходящее сейчас. Ведь, сбежав из Храма, он до сих пор остаётся в большой опасности для своей свободы. Сейчас он находился всего в нескольких километрах от того места, где всё произошло. Бой наверняка уже закончился, и его бросились искать. И вскоре найдут — в этом он даже не сомневался. А значит, нужно уходить ещё дальше. Увы, на этот раз метка ему уже не помощница, поскольку сейчас она была абсолютно неактивна, даже привычно не зудела. Кажется, перемещение полностью её истощило.

Что ж, был бы он верующим наверняка бы помолился. Думату. Зазикелю… хотя нет, ему не надо, хаоса сейчас и так достаточно. Или кому там сейчас местные фанатики молятся? Создателю?

Однако этим бесполезным делом он заниматься не стал, зная прекрасно, что всё зависит от него самого, и нечего уповать на высшие силы.

Закрыв глаза, Безумец задумался. Пусть он ничего не может вспомнить полностью, но ведь разбудить память всё равно можно, верно? Вот он и начал стараться. Теперь, когда у него ещё было время, а вокруг лишь приятная природная тишина, был шанс найти в прошлом подсказки к спасению.

Слова эльфийки ещё там, в Убежище, подтвердились — раздробленные ноги действительно очень старые его травмы. Значит, с ними он прожил как минимум половину своей жизни. Неужели за всё это время он, могущественный маг, не придумал способ преодолеть эту слабость его тела? Однозначно, нет, придумал. Ведь за свою жизнь он много и часто путешествовал, даже слишком часто для хромого. Потому что стать могущественным помогут только знания, а получить знания, сидя на месте, невозможно. Значит, способ есть, но какой? Именно этот вопрос мужчина неоднократно задавал сам себе, побуждая разум искать ответ. Сейчас ему не нужна вся его память, нужна лишь её часть. И такой подход ему помог.

Совсем скоро он нашёл ответ.

* * *

Один из агентов уже какое-то время прочёсывал выделенный ему участок леса. Очередное проваливание в снег по колено или завывание ледяного ветра сопровождалось его бормотаниями. Хотя он до конца и не мог решить, хорошо ли, что его участок был пуст, или нет. Ведь ходить впустую не особо-то хотелось, в принципе, как и встретить того самого мага, о котором, не успел он и сбежать, уже пошли разные неприятные слухи и страшилки.

«Доворчался», — подумал агент, когда неожиданно среди деревьев нашёл притоптанный снег. Очевидно, после перемещения, пленник упал и только после нескольких попыток подняться пошёл дальше. Поняв это, агент направился точь-в-точь по следам. Когда нужно было идти тихо, снег предательски громко хрустел под сапогами.

Идти, как он и ожидал, далеко не пришлось. Совсем скоро впереди он услышал хруст снега под чужими ногами. Задержав дыхание, агент тут же нырнул за ствол ближайшего дерева. Всё, он здесь. Теперь осталось только очень осторожно выглянуть, оценить обстановку, а потом скрутить беглеца. И он выглянул и тут же застыл от удивления. Впереди отчётливо были видны следы тех же неуклюжих шагов, однако у следующего дерева, где следы заканчивались, никакого человека не оказалось, был лишь весьма крупный серый волк, который топтался на месте, будто разминал лапы.

Волк так близко к месту, где случился взрыв и ходили демоны? Значит, отбился от стаи и наверняка голодный. Понимая, что хищник скорее нападёт, чем испугается и сбежит, агент потянулся за кинжалом. То ли мужчина был слишком напуган, то ли его пальцы закоченели от холода, но вынул он кинжал из ножен с непрофессионально громким звоном. Понятно дело, зверюга это услышала и, обернувшись, тут же его нашла.

Однако предположения не оправдались, и волк даже и не думал нападать. Осмотрев агента уж каким-то слишком осознанным взглядом, он просто ринулся прочь, дальше в лес и вниз по горному склону…

Глава 3. Опасность не миновала

Брешь запечатана, конец света отсрочен, кажется, теперь можно было героям этого события и отдохнуть. Однако, увы, предчувствие Лелиану не подвело и на этот раз. Ведь действительно Брешь — это лишь начало.

За следующие несколько недолгих дней военный совет в Убежище собирался небывалое количество раз. И до сих пор многие проблемы остались нерешёнными. Впрочем, это и неудивительно. Ведь теперь они остались совсем одни.

Тевинтерский сектант, малефикар, сбежал. Большие жертвы среди солдат в марш-броске. И, конечно, нападение на храмовников, которым пленник должен был передан по закону. Именно в этом обвинила Церковь командование Убежища. Стали ли жрицы разбираться в обстоятельствах, например, что видение Тени показало им заговорщиков, и среди них не было того мага? Нет, конечно. Церковь обвинила их в измене, обозвала еретиками. А потому у «рук» Верховной Жрицы и бывшего храмовника не осталось ничего другого, как начать собирать силы самостоятельно. Ведь они единственные понимали, что носитель метки ещё не самое опасное существо Тедаса. Но кто тогда?

Именно этот вопрос был в повестке каждого военного совета. Но пока что все они заканчивались ни с чем. Ведь у этой, почти что уже организации, не было достаточно сил и влияния. Даже для того, чтобы выследить пленника. Кстати, о нём…

Именно ему главы Убежища решили посвятить оставшееся время сегодняшнего совета. Спорами и одними лишь догадками они пытались хоть немного приблизиться к истине о личности этого человека и его мотивах. Но что у них было на него? Да особенно-то и ничего. Единственная зацепка — Серые Стражи.

— Тот Страж, который пришёл вместе с Люциусом, очевидно, был знаком с выжившим, — рассуждал Каллен, — да и храмовники пришли в Храм из-за него, — заметил он, сожалея, что они так и не узнали о мотивах тех, кто на них напал.

Если бы они смогли поймать или Лорда-Искателя, или Стража, то получилось бы у них выпытать все ответы касательно даже того, что за монстров они привели с собой. Однако, стоило пленнику исчезнуть, как эти двое и оставшиеся красные храмовники вскочили на коней и сбежали. А мёртвых уже было не допросить.

— А значит, он может быть как-то связан со Стражами, которые напали на Её Святейшество…

— Но мы точно не знаем, что это были за люди. Вы же сами сказали, что в видении были только очертания их доспех, — тогда возразила Жозефина, в связи со своей профессией зная не хуже Лелианы, как опасны такие резкие обвинения.

А возможно, женщина, как и все остальные, пыталась всеми силами доказать невиновность Стражей. Ведь люди этого ордена герои, борющиеся с порождениями тьмы и спасающие Тедас от Моров. Зачем им взрывать Храм да ещё вместе с собой?

— Но ведь Лелиана тоже подтвердила, что он Страж, — возразила тогда нетерпеливая Кассандра.

— Я лишь предполагаю, Кассандра, что все странности его тела могут быть связаны со скверной в крови. Потому что он в какой-то степени похож на вурдалака. Такие же белые кожа и глаза, — поясняла Лелиана. — Однако обычно на этом скверна не останавливалась и продолжала и дальше уродовать человека, а вот он внешне не менялся, мы следили за ним три дня.

— Значит, предположения о скверне отметаются?

— Или так, или его организм умеет противостоять её воздействию. Это свойственно Стражам, так мне говорил Айдан. И всё же больше бы нам мог сказать сам орден, однако ответа из Вейсхаупта придётся ждать ещё долго, а Стражи Орлея и Ферелдена исчезли.

— Как это? Просто взяли и исчезли? — удивился Каллен.

— Именно так, командир Каллен. И знать Орлея очень этим обеспокоена. Ходят сплетни, что они собирают силы в крепости Адамант. Однако оттуда не приходило никаких вестей, даже на официальный запрос Императрицы никто не ответил, — разъясняла Жозефина в своей привычной официальной манере.

— И после этого вы будете ещё говорить, что мои обвинения против Стражей поспешны, — буркнула Кассандра.

Их раздумья вновь ни к чему не привели, только пошли по кругу. До сих пор ни одна догадка для упрощения дела не была отброшена или точно подтверждена. А ведь они ещё не вспомнили о существе, которое видели в Тени. Он точно был для них загадкой, как и его мотивы.

Во время всего этого спора Солас покорно стоял в углу, умело изображая интерьер. На совет его позвали лишь за тем, что если речь зайдёт о Бреши или Тени, то не придётся искать этого знатока по всему Убежищу, а спросить сразу. Сейчас же его не замечали, однако сам эльф очень внимательно слушал советников и, кажется, злился. Ведь эти люди уже который раз ходят по кругу со своими догадками. Да, они предполагают, что во всём происходящем замешаны Стражи, тевинтерские сектанты и красный лириум, которым кто-то отравил тех храмовников. И ко всему этому они пытаются хоть как-то приписать выжившего. Однако мужчина не понимал, почему все эти люди в упор не хотят видеть самое интересное касательно сбежавшего пленника. Да демон дери всех этих Стражей, скверну и сектантов! Живой человек появился на Конклаве из разрыва, то есть из Тени! Неужели только он это заметил в первую очередь?!

Солас, конечно, не хотел вмешиваться и привлекать лишнее внимание, однако когда в очередной раз все эти люди начали перебирать не такие уж и важные сейчас факты, он не выдержал.

— Хм, позволите? — вмешался эльф, пока очередные размышления не перешли в спор.

Четверо советников тут же обернулись и взглянули на эльфа-тихоню, кажется, только сейчас вспомнив, что он тут вообще был.

— Да, Солас, говори, — кивнула Лелиана, надеясь, что хоть, может, знаток Тени поможет им сойти с этой мёртвой точки в обсуждении.

— Я хотел бы обратить ваше внимание на то, как именно выживший оказался в Храме. Как мне кажется, это сейчас наиболее важно для понимания этого человека, — учтиво заговорил Солас и вскоре встал у стола наравне с советниками.

— Насколько помню, ты выразил предположение о том, что тогда Тень смогла каким-то образом перенести этого человека в Храм.

— Да. По принципу эльфийского элувиана, — подтвердил эльф слова Каллена кивком, однако в тот же момент стал гораздо серьёзнее. — Однако теперь, имея возможность несколько дней подумать, я решил, что всё гораздо… сложнее, — от его пугающего тона советники даже переглянулись. А Солас сделал паузу прежде чем продолжить, видимо, пытался подобрать правильные слова, чтобы не выглядеть идиотом после того, что скажет. — В момент ослабления Завесы мы отчётливо видели, что создался именно разрыв, который напрямую связан с Тенью. И поэтому я с уверенностью заявляю, что выживший появился именно из Тени.

— Это невозможно, если он, конечно, не демон, — воспротивилась Кассандра.

— Об этом я тоже подумал в первую очередь. Он может быть одержимым или демоном, принявшим форму человека. Однако есть одно «но». Демоны не могут прийти из разрыва сразу в чужой форме, даже если они завладели сомниари… По крайней мере я не слышал о подобных случаях.

— Храмовникам подобное тоже не встречалось, — подтвердил Каллен. — Тем более этот маг одержимым не был.

— Поэтому я и делаю предположение, что из Тени появился именно… человек.

— Хочешь сказать, что он находился в Тени физически? Но такого быть не может. Тень недоступна для людей, — говорила и хмурилась Кассандра, а вместе с ней и остальные советники, еле сдерживаясь, чтобы не обозвать эльфа недобрым словом.

Однако несмотря на всю абсурдность, которую он говорил, Солас не отказывался от своих слов, а, наоборот, совершенно серьёзно продолжил. Даже больше — настолько серьёзным он никогда ещё не был.

— Именно поэтому я прошу вас со всей серьёзностью отнестись к моим словам. Поскольку истории известен лишь один случай, когда люди смогли войти в Тень физически.

— Древние тевинтерские магистры?

— Да.

В тот момент ставка командования погрузилась в полную тишину. Советники с ужасом переглядывались между собой, искав поддержку друг у друга. Очевидно, каждый из них хотел обвинить эльфа в безумии. Он точно в недавнее время головой не обо что не ударялся?

Однако стоит им только посмотреть на него, полностью уверенного в своих словах, неколеблющегося от возможного унижения, так все слова тут же улетучивались с языка. Эльф не шутит.

Как такое вообще возможно?

Они три дня видели его, как видят сейчас друг друга. Они лечили его, как совсем обычного человека. Они свободно разговаривали с ним, он говорил в ответ. Он… самый обычный человек. Разве он может быть одним из тех, кто — как говорит Церковь — прорвал Завесу и вошёл Тень, начав тем самым Моры?! Магистры — легенда, грешные создания. Они первые порождения тьмы, они принесли в мир скверну, они были прокляты Создателем.

А он же просто мужчина, слегка чудаковатый маг…

И вдруг женщины вспомнили реакцию выжившего на весь рассказ о Церкви. Он им не поверил. Смотрел на мир, как на что-то чужое. А потом был вопрос: «Какой сейчас год?». Они вспомнили, с каким испугом он отреагировал на ответ.

Нереально. Невозможно. Совпадение. Глупость…

Или… Или возможно?

— Солас… Ты сам-то в это веришь? — спустя какое-то время неуверенно спросила Лелиана, желая знать мнение эльфа. Он же тоже разумен. Ему это всё не кажется бредом?

Солас помедлил с ответом. Конечно, ему самому хотелось считать это абсурдом хотя бы потому, что этот человек просто не мог выжить в Тени, ведь её магия должна была уничтожить его своей силой, своей чуждой природой. И уж тем более он не мог вернуться в недремлющий мир в почти полностью обычном виде. Даже, например, жреца Думата скверна изуродовала почти до неузнаваемости, превратив в опаснейшее порождение тьмы. Однако только глупцы отметают как невозможное то, что не подтверждено их личным опытом. А Солас себя глупцом не считал. Ему ли не знать, как легко можно сломать все известные законы природы и магии.

— Признаться честно, такого в Тени я ещё не встречал. Однако я не буду отказываться от своих предположений и вам не советую, не после того, что мы все видели.

Когда момент отрицания подошёл к концу, советники со вздохом только смирились. Смирились? Да, именно это слово сейчас лучше всего подходит. Конечно, они продолжат не верить эльфу, уже просто надеясь, что он ошибся, но не забудут его слов. Эльф прав. После всего пережитого это предположение нельзя отметать. Брешь уже один раз разрушила знакомые устои и правила мира, создав разрывы, так, может быть, она ещё и страшную легенду возродила?

— Этот мир сошёл с ума, — устало вздохнул Каллен, оперевшись руками о стол. — Тевинтер хоть что-то сказал в своё оправдание? — обратился командор к послу.

— Нет. Я стараюсь наладить с ними связь, но архонт пока отмалчивается.

— Так, значит, намекните ему, что у нас тут, возможно, вполне себе живой один из этих древних моролюбов! Пускай пошевелится, если не хочет скандала!

«Два древних моролюба», — заметил про себя Солас, но озвучивать это благоразумно не стал.

* * *

Маг, не разбирая дороги, бежал очень долго. Волчье тело оказалось выносливым, сильным. Прекрасные перемены для того, кто не может нормально даже ходить. И пользуясь новыми возможностями, он изматывал себя продолжительным бегом.

Прошло несколько часов, пейзажи снежных гор уже давно сменились на леса, но мужчина и не думал останавливаться, чтобы передохнуть. Попив воды из очередной встречной речушки, он устремлялся дальше. Постепенно изнывать начало даже тело выносливого зверя. Но остановиться он так и не решался. Когда в спину дышали уже две враждебные к нему группировки людей, он старался уйти как можно дальше. Не стоит скрывать, что он боялся быть вновь пойманным. Это было даже полезно. Страх и зародившаяся от него паника придавали хоть каких-то сил его истощённому телу.

Он не знал, куда именно бежал. И раньше территория Империи была огромна — и жизни не хватит, чтобы её досконально обойти. А сейчас, спустя века, он даже и не знал, что вообще могло остаться от знакомого ему мира. Однако через несколько часов после спуска с гор и упорного бега точно на восток, Безумец оказался на берегу какого-то огромного озера. Сложно было изначально сказать, что это за озеро, ведь их в Империи было очень много, однако там в дали, на горизонте, посреди воды, он заметил очертания знакомой постройки. Цитадель Кинлох — это, однозначно, она, ведь, кажется, он бывал в этих местах. Значит, он где-то на юго-востоке Империи… то есть, Тедаса. И от Минратоса, столицы Тевинтера, он очень далеко… Если этот город вообще ещё сохранился или хотя бы упоминания о нём.

До этого самого момента Безумец вопреки смирению ещё тешил себя каким-то глупым неверием в то, что он действительно умудрился настолько пережить свой век. Однако теперь и архитектура ещё раз всё подтвердила. Кинлох Холд и раньше-то после продолжительного штурма не был имперским эталоном величия, а сейчас он выглядел обветшалым и полуразрушенным. Даже красивейший мост к башне покоится на дне озера. И, очевидно, такие разрушения сделал не человеческий фактор, а время. Жертвой неумолимого времени стала и знакомая ему дорога — Имперский тракт. Несмотря на то, что он был построен во время войны за эти территории, строили его с упором на долговечность. Ведь как-никак единственная пригодная дорога на всём этом болотном юго-востоке. Однако сейчас и тракт стал лишь олицетворением былого величия Империи. Он, конечно, стоит и, очевидно, до сих пор выполняет свою работу, однако насколько же он сильно сейчас отличался от того, каким сохранился в памяти мужчины. Безумцу от лицезрения такой разрухи стало не по себе. Даже хорошо, наверное, что он попал на необжитые территории Тевинтера. Не придётся впадать в ещё большую тоску от разрушенных видов прекраснейшей архитектуры его родины.

Преодолев уже и без того огромный путь, маг не осмеливался делать остановку. Кое-как избавившись от желания снова погрузиться в себя, чтобы найти ещё хоть какие-то воспоминания об его родном мире, Безумец помчался дальше, но уже по тракту. Бежать пусть и по разрушенной, но всё-таки дороге было куда легче, чем по лесу. Тем более на камне не останется его следов, и его не выследят агенты. Главное вовремя с неё сойти и пройти какой-то путь в кустах, чтобы не попасться на глаза идущим торговцам с телегами. Потому как одинокий волк, что есть силы мчавшийся по тракту, — зрелище уж точно небывалое и очень даже запоминающееся.

Хотя сами торговцы, которые почти ничего не предпринимали для защиты своего товара, вселяли ему надежду на то, что эти территории людны, и он когда-нибудь да набредёт на какой-нибудь большой город.

Мужчина измотал себя до предела, но не собирался сдаваться. Подгоняемый желанием скрыться ещё дальше, он провёл в бегах ещё несколько часов, пока однажды не увидел вдали, ещё совсем на горизонте очертания замка. Не тевинтерский, уж точно, но тоже очень знакомый. Не его ли пришлось штурмовать Империи по время завоеваний в этих землях? Однозначно, его. Однако построенные в одну эпоху этот замок выглядел лучше, чем Башня Круга. Значит, за его состоянием следили, и, вероятно, он обитаем и сейчас. А если это так, то вблизи него может быть немаленькое поселение на берегу озера, а в самом замке знания в виде книг. Если, конечно, сейчас эти территории заняты населением, непохожим на необразованных варваров — аламарри.

Поставив для себя цель — достигнуть этого замка, сейчас мужчина всё же спустился с тракта и скрылся в лесу. Ведь не в его состоянии и не в волчьей шкуре приближаться к людским поселениям, а значит, сначала нужно найти место, где он сможет наконец-то нормально отдохнуть.

* * *

Вот теперь после такого невозможно долгого бега он передвигался по лесу с большим трудом. Сил идти уже не было совсем, а уж бежать — тем более. Уставшие лапы постоянно путались, он то и дело о них спотыкался, а тяжёлое тело только и желало припасть к земле. Но он держался из последних сил и шёл дальше. Ведь какое-либо укрытие он не нашёл для себя до сих пор и понимал, что если остановится хоть на минуту и передохнёт, то потеряет волчье тело и уже точно ничего не найдёт.

Куда именно вывели его тракт и леса? Он не знал. Поскольку это место не имело каких-то особенностей, чтобы он мог хоть что-то вспомнить. Просто обычная долина одного из притоков озера.

Тяжело дыша, мужчина пробирался через кусты и заросли. Сейчас ему уж точно нельзя было попадаться на глаза, ведь вид его был жалок, и такой волк, пожалуй, никого не напугает. А как он понял, люди здесь были. Хорошо это или плохо, он ещё пока не решил.

Посматривая на пепелище какого-то небольшого поселения, маг попытался понять, что же в этой долине происходит. Ведь ему часто попадались следы сражений, причём сражались и маги, судя по следам от стихийной магии. «Во Внутренних землях Ферелдена после взрыва обострилось противостояние магов и храмовников», — примерно это Безумец услышал от переговаривающихся между собой солдат конвоя, когда его ещё вели к Бреши. И теперь он задумался. Может, ему действительно «повезло», и он примчался как раз в эти самые Внутренние земли? Если так, то нужно быть осторожнее, чтобы не нарваться на храмовников. Видя уже одного в деле, он растерял всё желание встречаться с этим орденом на поле боя.

Кажется, его поиски так ни к чему и не приведут. Ведь какого-то безопасного укрытия он не нашёл, а держаться уже совсем не получалось. Ещё шаг — и он точно упадёт в обморок от истощения и бессилия. И понимая всю серьёзность своего положения, Безумец постарался отойти от найденного пепелища и поискать уже любое укрытие. Не могло же всё сгореть. Наверняка же у местных жителей были какие-нибудь отдалённый сарай или нетронутая баня на берегу реки. Это была бы самая лучшая для него находка — и место неприметное, никто бы не полез его обворовывать, поскольку там ничего и нет, и крыша над головой есть. А крыша над головой нужна точно, ведь он даже не предполагал, сколько дней понадобится его организму, чтобы отдохнуть после такого-то истощения. Хотя найти еду было бы тоже неплохо…

И размышляя над своим незавидным положением, мужчина вдруг вышел на какую-то неприметную дорогу между скал. Не ахти себе находка, конечно, однако вдруг на земле он увидел следы. Из мага следопыт был плохим, однако с помощью волчьего нюха, он смог уловить хоть и слабый, но всё-таки запах людей. Значит, здесь недавно проходило несколько человек. И теперь мужчина замялся, не зная, стоит ли идти следом, или убегать в обратную сторону. Вдруг наткнётся на чей-то форпост.

Однако вдруг все эти мысли ушли на задний план, когда звериные уши уловили звуки сражения. И судя по огненным взрывам и звону щита, сражались как раз маги с какими-то солдатами. И это было недалеко. Поэтому мужчина заинтересовался и пошёл туда, где точно были люди, опять скрывшись для начала в кустах.

На небольшой поляне две противоборствующие стороны сейчас начали небольшое сражение. Мужчина угадал, здесь действительно были и маги, и, судя по горящему мечу на щитах, храмовники. Видимо, встретились два патрулирующих отряда. Безумец прибыл, когда сражение достигло своего пика, и с интересом наблюдал за всем со стороны. Хотя чего-то зрелищного он не увидел. Большинство воюющих магов были молоды, кроме небольшого набора стихийной магии ничего другого и не знали. Таким же была, видимо, и большая часть храмовников. Ведь по сравнению с тем, как воевал командир, то, что видит он сейчас, — просто позор. Их антимагические способности хоть и несли всю ту же опасность, но всё-таки навык владения мечом у них был очень плох. Мужчина даже фыркнул. Значит, обиженные друг на друга дети и есть основная сила всех этих противостояний? Теперь понятно, почему их война длится уже несколько лет и без перевеса в какую-либо сторону.

Впрочем, несмотря на равность в силе, у магов было количественное преимущество. Поэтому мужчина уже заранее решил, что даже, если будут жертвы, маги всё равно победят. Это ему шло очень даже на руку. Ведь он присмотрелся к магам, к их одеждам, и понял, что это не просто беженцы. Выглядят вполне себе здоровыми, не истощёнными постоянными стычками, даже успевают содержать свою одежду в опрятности. Значит, это вполне себе боеспособные люди с хорошо функционирующей базой. Безумца это очень заинтересовало. Затеряться среди таких магов труда бы не составило, да и они, очевидно, своих не выдают в связи с радикальным отношением к остальным людям, а уж тем более, храмовникам.

Сражение пошло на спад из-за смерти уже нескольких солдат. Мужчина оказался прав, ещё немного и маги победят. Как вдруг он заметил, что один из отчаявшихся храмовников добрался до магички-лекаря, благодаря которой все серьёзно раненые маги до сих пор остаются живы. «Убьёт», — спокойно подытожил свидетель происходящего. Ведь эта молоденькая девчушка не знала ни одного атакующего заклинания и только со слезами на глазах вырывалась из железной хватки храмовника. Не вырвется: сил не хватит. Помочь ей никто не успеет. Ведь другой молодой парень, который яростнее всего рвался к ней на помощь и громко кричал, был потеснён остальными храмовниками в сторону.

Для Безумца это был шанс. Спасёт обречённую на смерть магичку — уже будет на хорошем счету у остальных. И мужчина не стал проворонивать этот шанс. Сорвавшись с места, он что есть сил бросился вперёд. Храмовник уже занёс меч, но маг успел. Все только и видели, как неожиданно появившийся волк с прыжка сбил солдата с ног и тут же вцепился в его незащищённую шею. Испуганный мужчина забился в панике, стараясь хоть как-то задеть такого нежданного врага. Но хватка зверя была железной. Он не ослабил её, когда жертва яростно сопротивлялась, и не колебался, когда солдат захрипел и задёргался в предсмертных конвульсиях. Лишь только тогда, когда жертва обмякла, он заставил себя её отпустить. Хотя это было и тяжело сделать, ведь ужасно голодному волку попавшая в рот кровь показалась уж очень вкусной.

Отмахнувшись от мыслей о еде, волк с тяжёлым дыханием из-за потраченных для такого эффектного появления усилий поднял голову и осмотрелся. Сражение ещё не закончилось, достаточно-таки много храмовников были живы. Поэтому зверь совсем скоро подошёл к лекарке, которая до сих пор лежала на земле. Теперь понятно, почему она не пыталась убежать — лучник её ранил в ногу. И вместо того, чтобы залечить себя, она извела всю магию на соратников. Благородно, конечно. Но зато теперь она лежит и не может даже подняться. От этого волк рыкнул, выразив весьма человеческую эмоцию, а после встал перед девчонкой и, оскалившись, стал следить за солдатами. Конечно, мужчина понимал, что в случае ещё одного нападения он не сможет защитить ни себя, ни уж тем более её. Однако он надеялся, что вид большой собаки с окровавленной мордой, которая, очевидно, встала на защиту магички, отобьёт желание нападать у каждого. Очень рискованно, но ведь Безумцу тоже не хотелось, чтобы его старания прошли даром. Ведь теперь он герой уже как минимум для этой девчушки и того парня, который так безуспешно рвался к ней на помощь.

Магичка спокойно приняла такого помощника. Будучи ещё в панике и изнывая от боли в ноге, она увидела в нём именно большую собаку. Зачем его бояться? Ведь на его клыках кровь того, кто её чуть не убил, а сам он сейчас стоит и пытается её защитить.

Вскоре бой уже был завершён. Потеряв слишком многих, храмовники бросились бежать. Радуясь победе, маги начали осматривать своих. Совсем скоро к лекарке подбежал тот самый парень и начал помогать. Именно в тот момент все обратили внимание на зверя. Понимая, что они ошиблись и это никакая не собака, а самый настоящий дикий волк, его тут же окружили. Многие его испугались, но все удивлялись. Ведь, очевидно, зверь не опасен. Несмотря на свою дикую природу, он убил только одного храмовника, стал защищать их беспомощную подругу, а сейчас вот просто сидит, никуда не рыпается и изучает их уж слишком осознано.

Но волк оказался с ещё большим сюрпризом, чем они все ожидали. Ведь неожиданно животное окутала темная дымка, а через мгновение перед ними уже сидел совершенно обычный человек, пусть и смертельно уставший.

На несколько секунд поляна погрузилась в тишину. Все удивлённо на него пялились. Мужчина понял, все они магию оборотня в действии видят впервые в жизни. Это правда. Однако в Кругах про такую магию всё-таки ходили сплетни-небылицы. И о них вскоре вспомнили. Поэтому все наконец-то поняли, что такая магия вполне себе реальна и возможна, а этот измученный мужчина — их брат по несчастью.

Даже не собираясь задавать ему каких-то вопросов, все тут же кинулись помогать неизвестному магу. Некоторые юнцы уже с восторгом загалдели об умениях этого мужчины. Но никто даже не выдвинул ему какие-либо обвинения или предостережения. Его приняли за своего.

Безумец был прав: такое эффектное спасение девчонки неплохо ему послужило.

* * *

После такой хоть и удачной, но весьма серьёзной стычки с храмовниками патрулирующий отряд не мог не вернуться в лагерь, чтобы восстановить силы и помочь раненым. Поэтому и нового мага, как он и хотел, они повели туда же. Мужчина, изнемогая от голода, а ещё больше — от усталости, уже и не помнил, как они шли. Тем более уж он не запомнил дорогу. Кажется, его уставшее тело вновь ответило на реальность лишь тогда, когда они наконец-то дошли.

Безумец угадал. Действительно эти маги устроили себе неплохую базу в большой пещере. Незаметно и безопасно. Ведь здесь в случае нападения и обороняться будет легко — громоздким храмовникам в пещерных проходах просто не размахнуться, и сбежать можно будет через один из этих ходов. А главное, в этом месте к поверхности были как никогда близки залежи лириума, которых с помощью магии вытащили наружу в виде гигантских кристаллов. Мужчина бы даже, наверное, похвалил их за такую сообразительность, однако всё-таки с осторожностью отнёсся к этим столпам. Конечно, лириум для мага — родная стихия, однако Безумец знал прекрасно, что в большом количестве, а уж тем более в неочищенном виде, он очень пагубно повлияет на разум и на тело в общем. Не зря же в своё время архонт Дариний заключил договор с гномами на поставку уже обработанного и, следовательно, безопасного лириума. Пускай уж гномы сходят с ума от его добычи, а не граждане новосозданного государства.

К счастью, местное сопротивление оказалось весьма догадливым, и все маги соблюдали строжайшие правила безопасности и к лириуму подходили лишь в самых крайних случаях для восстановления своих сил. А это значит, в сопротивлении собрались не только вспыльчивые дети, но и маги постарше и повзрослее, знающие всю опасность этого минерала. И вскоре мужчина с ними встретился.

Большинство магов на базе появление новенького восприняло без вопросов, точнее вопросы у них были к самому магу, когда повсеместно разошлись слухи, что магия оборотня не сказки, и он тому живое доказательство. Спасало мужчину от расспросов со стороны любопытных юнцов его плачевное состояние. Ведь на него действительно нельзя было взглянуть без жалости. Только более взрослые отнеслись к его появлению с осторожностью. Очевидно, за них говорила и паранойя — всё-таки образ жизни беглецов, гонимых во всём церковном Тедасе, оставил на них заметный отпечаток. Были и более разумные причины — страх перед одержимостью. Эти маги понимали, что прежде чем брать кого-то под свою защиту, нужно знать, насколько он опытен и способен защитить себя от демонов. А были и самые старшие, почти старики, которые просто ворчали от того, что им привели ещё одного нахлебника, который, не понятно, способен ли хоть что-то дать их сопротивлению. Ведь этот худощавый да ещё и хромой маг уж совсем не был похож на какого-нибудь великого умельца.

— Сколько же он голодал? — размышлял один старый эльф и оценивающе ещё раз осмотрел прибывшего мага, которого сейчас заботливые хозяюшки усадили за стол и заставили есть, всё причитая от его худобы. Впрочем, мужчина противиться не собирался и был очень даже рад притронуться наконец-то к пище.

— За то, что он спас мою сестру, я готов ему отдать все наши припасы, — хихикнул молодой паренёк, который и стоял рядом с хмурым эльфом.

И в отличие от старика, юнца лишь забавляла та спешка, с которой ел неизвестный маг. К нему он не испытывал никакой неприязни. Да и как мог? Ведь его сестра жива только благодаря этому человеку.

Старый эльф, который, видимо, был здесь негласно главным, не переставал хмуриться. Одни его беспокойства не подтвердились — этот мужчина наверняка сильный маг, потому как магии оборотня обучиться очень тяжело. Следовательно, он был и опытным. Ведь только осторожность и опытность помогли ему дожить до такого хоть и относительно небольшого, но уже солидного для сильного мага возраста. Однако эти выводы привели к ещё большим подозрениям. Ведь такую магию в Кругах не изучают, значит, он отступник. Это заставило эльфа, прожившего в Круге всю свою жизнь, нахмуриться ещё больше. Ведь тяжело ему было избавить голову от стереотипов об отступниках, которыми их годами кормили храмовники и Церковь.

Кажется, никогда ещё так не радуясь самой обычной скудной пище, мужчина ел с нескрываемым удовольствием. Ведь с момента его пробуждения в его желудке кроме воды не было ничего. Однако даже несмотря на голод Безумец всё это время продолжал изучать тех, в кругу которых он оказался. Его план сработал на ура. К нему относились с теплотой и даже уважением. Очевидно, взрослые маги здесь имели больше привилегий. Поэтому сейчас он ощущал себя наконец-то в безопасности.

Но Безумец, конечно, не мог не упустить все те осторожные взгляды таких же старших магов. Однако он их не боялся. Понимал, что просто не нужно выделяться, и про него забудут. Действовать в тени он прекрасно умел. Поэтому даже взгляд того старого эльфа он проигнорировал, скорее посмотрел на него с тем же любопытством, еле скрыв отвращение. Ведь, очевидно, этот эльф был главным, его здесь слушались, и мужчине это казалось противоестественным. Где это видано, чтобы раттус имел настолько большое влияние?! Однако это возражение он так же скрыл, принимая новые реалии. Очевидно, в этом новом мире эльфы имеют куда больше прав, чем раньше. Тот знаток Тени и этот старик тому подтверждение. А значит, ему нужно к этому привыкнуть и не выкрикивать по привычке разные приказы при виде очередного остроухого… как бы унизительно это ни звучало.

«Когда же вас уровняли в правах с людьми? Рабы подняли восстание? Это следствие или причина падения Империи?», — размышлял Безумец, посматривая на эльфа. От этих вопросов он всё больше хотел наконец-то найти хоть какие-то исторические книги, очень надеясь, что здешние маги имеют хоть какое-то подобие библиотеки.

— З-здравствуйте, — раздавшийся рядом неуверенный голос девицы вывел мужчину из своих мыслей.

Спокойно доедая то, что осталось, Безумец глянул на ту самую лекарку, которая сейчас стояла рядом и от смущения сминала в руках юбку своей робы. Он давно заметил, что эта девчонка наблюдает за ним издалека, но подойти осмелилась только сейчас.

— Привет, — дружелюбно поздоровался маг. — Как твоя нога? — даже несмотря на страшную усталость он мог говорить ласково, умело делая вид, что его действительно беспокоит состояние этой магички.

— Всё… всё уже хорошо. Мне помогли. Рана даже почти не болит, — что-то вроде этого лепетала она, сгорая отсмущения.

Безумец прекрасно заметил её раскрасневшееся лицо. Стесняется. От этого вывода изначально равнодушный мужчина даже улыбнулся. Искренне. Ведь подобная юношеская робость ничего другого кроме как умиления и не вызывала.

— Я… я хотела вас поблагодарить за то, что вы спасли меня, — спустя только какое-то время девчонка наконец-то сказала то, ради чего и решила его побеспокоить. — Вы так здорово справились с тем храмовников.

Пока девушка это говорила, она вся светилась от счастья и других воодушевляющих эмоций. Очевидно, своим поступком мужчина её очень впечатлил. Настолько, что теперь маленькая магичка начала считать его своим кумиром. Наверняка будет проситься в ученицы.

— Для меня будет лучшей благодарностью то, что ты научишься наконец-то защищать себя сама.

— Но… но это же значит, что я могу кого-то убить…

— Разумеется. И убьёшь ещё не раз ради защиты себя и других. Ты же на войне.

— Я знаю…

Безумец увидел, как потускнел взгляд девчонки. Хоть в его словах и была истина, однако магичка всё равно испугалась. Да, она лекарка и участвует в сражениях, значит, смерть уже видела и не раз. Однако одно дело видеть, как кто-то умирает, и совсем другое — убивать самой. «Совсем ещё ребёнок», — подытожил мужчина, осуждающе покачав головой. Ведь этой девчонке надлежит жить в городе: днём работать ученицей какого-нибудь лекаря, а вечером с мальчиками за ручку гулять — а не участвовать в этом абсолютно бесполезном кровопролитии.

Конечно, мужчина понимал злость всех этих магов, услышав о Круге всего лишь раз. И даже бы поддержал их, если бы они вели какую-нибудь тихую партизанскую войну, вырезая храмовников по очереди. Так нет же, устроили здесь побоище с уничтожением друг друга и местного населения. Наверное, не за горами тот день, когда по этим землям пройдётся карательный отряд местных властей или той самой Церкви.

Тогда Безумец взглянул на парня, который как главный в том патруле сейчас отчитывался перед эльфом. Он сильно опекает свою сестру, во время сражения только и смотрел на неё. Очевидно, её жизнь он ставит выше всех этих идеалов их сопротивления. Значит, ради неё и её безопасности он способен даже на побег. И таких людей здесь было не мало. Мужчина это приметил. Ведь он не отказался от своего плана попасть в тот замок, который видел. И эти люди могут ему в этом помочь…

— А как ваше самочувствие? — так же скромно, но уже более уверено заговорила вновь девчонка. Мужчина заметил её изучающий взгляд. Однозначно, в хороших руках она может стать очень умелым лекарем. Духи её любят, он чувствовал их присутствие вокруг неё во время сражения. — Вы такой бледный, но кроме сильной усталости, так ни на что и не пожаловались, — девчонка беспокоилась искренне. Видимо, она подсознательно боялась гибели своего спасителя.

«Точнее — мертвецки белый», — с ухмылкой заметил маг, только сейчас вспомнив об ещё одной странности своего тела, объяснить которую не помогла даже вернувшаяся память. Об этом шептались солдаты конвоя, и теперь шепчутся местные маги. Девчонка, видимо, из приличия не упомянула, что у него белые ещё и глаза с почерневшей склерой.

— Меня, вправду, ничего другое не беспокоит. Но почему у меня такая кожа… не помню.

— У вас потеря памяти? — удивлённо воскликнула девчонка.

Безумец хотел было ей ответить, как вдруг к ним подошли те двое, которые услышали их разговор.

— Это правда? Что вы последнее помните? — спросил паренёк, разделив удивление сестры, и теперь вместе с ней глядел на новенького, уже строя свои догадки, касательно того, что же с ним могло произойти.

Безумец прежде чем ответить, сделал вид, что призадумался. В похожей ситуации он уже был вчера. И это хорошо сыграло ему на руку. К тем, кто ничего не помнит, и требований меньше. Поэтому мужчина подумал, а почему бы ему не сыграть ещё раз в беспамятного дурачка? Ведь прибавить к своей персоне ещё больше жалости со стороны местных магов будет очень полезно.

— Последнее, что помню… как я волком мчался по долине. За мной… бежали, — пережив уже подобную ситуацию, во второй раз у мага хорошо получилось изобразить беспамятную растерянность.

— Храмовники? — спросил хмурый эльф, который внимательно слушал мужчину.

— Кажется… да. Потому что до этого помню лишь… боль.

В тот же момент девчонка испуганно взвизгнула и прикрыла лицо руками, посматривая на мужчину. Она поверила его словам, посчитала, что он был в плену. Поэтому сама и представила то, на какие страшные пытки его обрекли, как мучали. Теперь у неё не осталось вопросов, почему он такой голодный, слабый и с нездоровыми особенностями во внешности, теперь она была уверена наверняка, что до полусмерти его извели именно храмовники. Наверняка своими треклятыми способностями они выкачали из него все магические силы.

Слова Безумца подействовали не только на молодую девчонку. Такой же ужас в глазах был и у её брата. «Юные. Поверили», — как-то так можно было объяснить их наивную веру в его слова. Однако ложь мужчины подействовала и на эльфа. Видимо, ненависть к храмовникам у них была настолько сильной, что даже этот старик не сомневался в словах новенького, так же поверив в то, что этот маг сбежал именно от храмовников, которые своими беспощадными пытками довели его до такого состояния, что он даже потерял память от боли.

— Не волнуйся, мы тебе поможем восстановиться. И сейчас тебе нужно отдохнуть после всего этого, — растеряв всё недоверие к мужчине, заговорил эльф.

Безумец в благодарность кивнул, еле скрыв довольную от результата своей лжи ухмылку, и поднялся изо стола. Зачем ещё что-то говорить, если хороший крепкий сон — это единственное, что он хотел и что ему сейчас требовалось? Тело должно было наконец отдохнуть после пережитого.

К нему подбежала лекарка и предложила свою помощь. Ну, как можно было отказать девчушке? Ведь это было так забавно. Его окончательно стали принимать за своего, искренне жалели и желали помочь.

А всего-то нужно было спасти одну из них и подобрать несколько правильных слов…

* * *

Несмотря на то, что знакомство с новым миром у него изначально не задалось, следующие несколько дней прошли куда лучше. Он погрузился в умиротворённую жизнь местных магов, и даже с трудом порой было поверить, что тот день, наполненный большим риском и одними сюрпризами, вообще был. Конечно, и здесь была война, не раз поступали сведения о новых погибших, и всё-таки в лагере действительно было относительно спокойно.

Эти дни помогли беглецу восстановить свои силы. Конечно, его кожа живее не стала, но зато теперь он хотя бы не выглядел одним сплошным ходячим скелетом. Ведь о нём заботились с особым усердием. Порой это его начинало даже удивлять. Был бы он моложе и с не таким окаменелым от горя сердцем, то наверняка бы почувствовал муки совести от того, что обманывает и давит на их излишнее добродушие. Ведь на базе были и добрые люди, не осквернённые местью, злостью и прочей дуростью, которая отправляет иных на смерть в этом бессмысленном противостоянии.

Видимо, считая, что взрослый маг, который умеет превращаться в зверей, имеет ещё немало удивительных знаний, старшие, как и обещали, начали пытаться вернуть ему память. Однако не срабатывали никакие их способы. Безумца это нисколько не удивляло. Ведь он был уверен, что после того стресса, который пережили его тело и разум, никакая магия не поможет ему восстановиться так быстро. Впрочем, об этих своих догадках он не планировал никому рассказывать. Хотят его знаний? Пускай стараются дальше. Хотя их они всё равно не получат. Ведь Безумец точно не собирался делиться знаниями, особенно с этим молодняком.

Благодаря той самой молодой лекарке, которая настояла на том, что после пережитого он должен восстановиться и никому не позволено его беспокоить, мужчину не втягивали в дела и проблемы сопротивления. Предоставленный сам себе, он пользовался этим сполна — добрался до каждой книги, которую только нашёл, жадно черпая из них новые знания, которые помогут ему понять этот новый мир. В этом плане его ждало разочарование. Ведь, очевидно, эти маги во время побега из Круга последнее, о чём думали, так это о книгах. Поэтому на базе их нашлось совсем мало, а не учебников для магов-подростков было ещё меньше. Хотя из них он смог немного подчерпнуть нынешние магические устои.

И самое главное, что он усвоил — магию крови презирают все. Слово «малефикар» уже само по себе является приговором. Не зря тогда командир смотрел на мага с такой ненавистью. Конечно же, Безумец это считал абсурдом и самым настоящим оскорблением, как и саму идею Круга.

Сопорати указывают магам, как им жить! Да этот мир совсем обезумел!

Однако свои возражения он благоразумно оставил при себе. Как и говорилось ранее, чтобы выжить, он обязан принять такие бездарные правила нового мира. А так же он усвоил — никому нельзя показывать свои запястья.

И всё же несмотря на бесполезность книг мужчина прочитал их все. Окружающих это даже забавляло. Такое стремление к знаниям впечатляло не меньше, чем и скорость, с которой он читал. А читал он действительно очень быстро.

Но вот спустя несколько дней последняя им книга была дочитана, а, значит, оставаться на этой базе и дальше не было смысла. Конечно, покидать настолько комфортное и безопасное убежище не захочется никому. Однако больше здесь ни люди, ни их книги ничего нового ему не расскажут. И в планах было наконец-то добраться до Редклифа — так маги назвали деревню, которая и стоит на берегу озера, и так теперь называется замок, который он видел ещё на тракте. Разумеется, сопротивление не одобрит его план и не позволит уйти. Хотя когда он кого-то собирался спрашивать?

Однако Безумцу опять повезло и ему не пришлось выглядеть предателем в глазах этих людей. Ведь всего за несколько дней до его планируемого побега маги, которые шпионили на Перекрёстке, принесли весьма интересную для мужчины и пугающую для остальных новость.

Новость о создании так называемой Инквизиции, которую без преувеличения обсуждает весь Тедас, наконец-то дошла и до Внутренних земель. «Очередная бесполезная организация», — об этом, наверное, в первую очередь подумает любой, кто был далёк до всех этих политических и церковных интриг. Однако совсем скоро «бесполезная организация» начала проникать во многие уголки Тедаса: где-то послами, где-то агентами, а где-то и солдатами. Очевидно, их обещание окончательно избавить мир от Бреши и разрывов и наказать виновных в смерти Джустинии не пустые слова.

— Всё больше фермеров видят людей этой Инквизиции. Раньше это, наверное, были только разведчики, но сейчас совершенно точно — солдаты. Жители Перекрёстка говорят, что недалеко они поставили лагерь и с каждым днём всё больше стягивают туда людей, — рассказывал о слухах уже знакомый весёлый и шустрый паренёк. Очевидно, он был ещё и разведчиком местного сопротивления. Неудивительно. Он из любого мог выболтать нужные сведения.

На этот совет собрались все маги, которые хоть каким-то образом относятся к управлению лагерем, так сказать, негласные командиры. И все они желали обсудить сложившуюся ситуацию и решить, что делать дальше. Спрашивается, что на таком важном собрании забыл Безумец? Этим вопросом задавались все, кто замечал постороннего, однако его продолжали игнорировать. Мужчина, и правда, умел не выделяться, скромно стоять в стороне, но при этом знать обо всём самом важном.

— Просто отлично! Церковь потеряла поводок от своих шавок — храмовников, так теперь решила до нас добраться через свою Инквизицию?! Вот уроды, — первым отреагировал на новость один молодой вспыльчивый маг, который был весь в повязках от того, что предпочитал вести бой на близких дистанциях.

— Говорят, хоть Инквизицией и управляют «руки» Верховной Жрицы, Церковь официально объявила незаконным создание этой организации, а её командование — еретиками. То ли за то, что они укрывают виновника взрыва Конклава, то ли за то, что они набросились на храмовников и позволили тому сбежать. Значит, они здесь не обязательно из-за нас. Может быть, ищут этих виновников.

Мужчина, который стоял позади всех даже улыбнулся, потому что был уверен, что Инквизиция его и ищет. Однако теперь он уже не чувствовал страха от постоянного преследования, потому что был уверен, что сможет уйти от них даже в прямом столкновении. Ведь теперь у него есть на это силы.

— Так нас и ищут! Думаешь, эти церковники будут разбираться, кто их там взорвал? Свалят всю вину на нас и усмирят — с них не станется! — продолжал отвечать ему тот же вспыльчивый оппонент.

— Тем более мне кажется, что заявление о том, что Инквизиция отделилась от Церкви, лживая показуха, если вспомнить, чем была первая, — вмешался в разговор маг постарше и, видимо, поначитанее.

— Первая? — удивились те, кто не интересовался историей Церкви и которых было в большинстве.

— Да. Инквизиция была создана давным-давно, сразу после Первого Мора, чтобы магов отлавливать. После она присоединилась к Церкви.

Безумец внимательно вслушивался в слова этого человека и особенно оживился при упоминании «Первого Мора». Пусть ему эта терминология была неизвестна, но его посетило настолько сильное нехорошее предчувствие, что он сразу понял: чем бы ни был этот «Мор», он сыграл очень важную роль для всего мира, и он обязан узнать о нём всё.

— И что же с этой Инквизицией стало?

— По-моему, её расформировали в храмовников.

От этих слов все маги переглянулись между собой и нахмурились. Теперь все они разделяли сомнения этого человека. Инквизиция занималась гонением магов и продолжила этим заниматься и в дальнейшем под личиной уже другого ордена. Так, значит, какая вероятность, что нынешняя Инквизиция — видимо, прямая продолжательница первой — не будет заниматься тем же и покровительствовать именно храмовникам? Да никакой. Это поняли все.

— Раз они перебрасывают сюда силы для поддержки этих церковных псов, то значит, мы больше не можем нападать на их патрули. Совсем скоро у них будет абсолютное преимущество в людях. Нужно готовиться к обороне, — хмуро рассуждал старый эльф.

Понимая, насколько мала вероятность, что эта Инквизиция прибыла сюда лишь для слежки и поиска дипломатической связи с Редклифом и что масштабное нападение объединённых сил неизбежно, многие маги заметно занервничали. Очевидно, найти и также хорошо укрепить другое убежище они не успеют, значит придётся обороняться здесь. Но какой смысл? Были бы это просто храмовники, они бы выстояли. Но против всей озлобленной Церкви — никогда. Кто-то был готов к этому. Погибнуть за свою свободу не жалко — так скажут некоторые маги, однако большинство всё-таки думало иначе. Ведь у них тут были семьи, близкие люди, а кто-то за четыре года противостояний создал новую семью. Особенно, семьёй в сопротивление вступали отчаявшиеся отступники. И конечно, эти люди не особо-то рвались на «героическую» смерть.

Безумец прекрасно заметил эти сомнения.

— Насколько нам хватит еды, чтобы продержаться? — спросил было старик, уже даже не сомневаясь в скорой обороне.

— Недостаточно, чтобы избежать гибели большинства, — неожиданно произнёс посторонний маг, привлекая на себя внимание.

Все тут же обернулись и удивлённо посмотрели на него, но Безумец не помедлили ни на секунду и подошёл ко всем, даже не спрашивая разрешения принять участие.

— Ты не можешь участвовать в обсуждении наших планов, — хмуро тогда заметил эльф.

— Потому что я один осмелился осудить твой план? — довольно-таки дерзко произнёс новенький. Это многих удивило. Ведь они привыкли видеть в нём лишь неуклюжего любителя книг, который только и мог, что доставать других какими-нибудь вопросами.

— И что же вы предлагаете? — спросил заинтересовано молодой парень, который, понятное дело, больше остальных симпатизировал этому человеку.

— Очевидно — сдавать позицию и отходить в Редклиф, просить у них приюта. Вы же сами говорили, что они дали укрытие большинству ваших магов.

— Абсурд! Мы не будем уподобляться этим трусам и бежать! Мы будем сражаться! — ожидаемо, вспылил тот самый особо буйный молодой маг.

— И кто же эти «мы», позволь спросить? Те женщины и дети, которых вы втянули в эту бесполезную войну?

— «Бесполезную»?! Не смей так говорить, отступник! Ты не знаешь, что пережили маги Круга за эти четыре дряных года!

— Выживание и борьбу за свою жизнь? Этим отступники занимаются с рождения.

Взвинченный юнец затих, потому что не нашёл, что сказать, ведь правда осталась за мужчиной.

— Столько наших собратьев погибло, чтобы мы продолжали бороться с церковными псами. И теперь ты предлагаешь просто взять и сбежать, чтобы дожидаться своей участи за стенами деревни? Это трусость, самая настоящая, — осуждающе произнёс старый эльф, остальные его поддержали пусть и неуверенным, но всё же кивком.

Безумца это не напугало, ведь он не собирался сдаваться.

— Но спрятаться здесь и надеяться, что этой Инквизиции нет до нас дела, — глупость. Даже если эта организация не примет сторону храмовников, очевидно, она перебрасывает свои силы сюда для карательного похода по Внутренним землям.

— Чушь! Это будет означать уже военное вторжение. Ферелден это не потерпит.

— Да кто их спрашивать будет? Всю историю Церковь что хотела, то и творила.

Со словами последнего согласились многие, от чего Безумец даже улыбнулся. Очевидно, убедить их будет ещё проще, поскольку они все слишком запуганы.

— Именно поэтому конфликт неизбежен, и против такой организации нам не выиграть, даже сидя в обороне. Они убьют всех. Именно этого вы желаете тем, кого привели сюда для защиты? — задавая этот вопрос, мужчина очень точно смотрел в глаза тем магам, которые, как он узнал, имеют семьи и опекают их.

В такой ситуации пламенные речи были абсолютно не нужны. Правильные вопрос и интонация уже заставили многих окончательно засомневаться в своём «великом» деле.

— Если всё пойдёт действительно плохо, мы всегда можем уйти через пещерные ходы, — вмешался эльф, видя прекрасно, как резко начало меняться настроение магов.

Мужчина хмуро глянул на него. Спорить на равных с эльфом ему было противно. Однако он умело воздержался от этих нелучших мыслей, зная прекрасно и так, что если его поддержит большинство, то мнение этого старика никто уже и не спросит.

— Все те, кто поддерживает такую идею, хотя бы задумывались над тем, кто будет защищать отступающих, если все самые сильные маги погибнут по время обороны? — и в тот момент Безумец глянул на молодого парня. — Если бы я не оказался рядом, твоя бы сестра погибла. Так что ты лучше других понимаешь, поэтому ответь, стоит ли ваши громкие идеи того, чтобы за них гибли дети? — теперь он уже тем же тяжёлым взглядом окинул всех. — Вы готовы принести в жертву тех, за чью свободу и сражались?

Все, кто был сейчас здесь, поникли. Мужчина прекрасно сумел задеть большинство из них, заставил их испытать настоящий, живой страх, которого, наверное, не было со времён начала этой кровопролитной войны.

— Нет, — ожидаемо, первым ответил молодой парень, показав тем самым, что он на стороне хромого мага.

Вскоре начали звучать похожие ответы и от большинства остальных магов. Мнение несогласных их уже не волновало, они уйдут в любом случае.

— Тебе же нет дела до этих людей. Хочешь с помощью них прикрыть свой побег? — пока завязался спор между магами, к Безумцу подошёл хмурый эльф.

Тот, кто, поддавшись жалости, принял новенького за своего, сейчас вернул свои былые подозрения. После такой выходки этот маг ему нравился всё меньше и меньше.

— Хочу, чтобы больше не было бессмысленных жертв, — с абсолютным спокойствием ответил мужчина, сделав вид, что не заметил обвинений эльфа.

* * *

Пусть в дальнейшем было слишком много споров и ругани, все маги чуть ли не разбились на два противоборствующих лагеря, однако слова мужчины настолько сильно задели многих, что они и не собирались передумывать. А окончательно укрепила их решимость новость, пришедшая на следующий день. Как выяснилось, разведчики этой Инквизиции вмешались в очередную стычку двух патрулей и без разбирательств застрелили и магов, и храмовников. Теперь уже никто не сомневался в словах Безумца о том, что Инквизиция прислала именно карательный отряд.

Поэтому уже совсем скоро, после стремительных сборов группа магов направилась в дорогу. Пошли не все, некоторые особо упрямые остались. Так и хотелось им друг другу крикнуть «Ещё увидимся», но все воздержались. У всех было нехорошее предчувствие, что им уже не встретиться. Либо до одних доберутся силы Инквизиции, либо вторым не повезёт в заполненном беглыми магами Редклифе. Но на сожаление не было времени. Беглецам нужно было как можно быстрее и незаметнее добраться до деревни.

Главный негласный инициатор этого побега так же шёл вместе с ними. После его выступления на совете многие начали коситься на него, строя ещё больше догадок касательно этого мужчины. Однако оставалось всё столько же дружелюбных по отношению к нему магов. Именно они и помогли ему подготовиться к походу. В результате чего Безумец избавился от декоративных и лишних деталей своей мантии, не смея избавиться от неё самой, надел под неё одежду, подходящую для нынешнего климата и долгого пребывания вне комфортных условий городов, а так же обменял свой меховой плащ на плащ подешевле и полегче, но главное, с длинным капюшоном, который хоть и не скрывал полностью его белое лицо, но укрывал его неестественные для здорового человека глаза. В общем мужчина сделал всё возможное, чтобы походить на обычного скитальца, а не сбежавшего сектанта. И это у него получилось весьма неплохо, а его хромота стала завершением образа, сделав его в глазах чужих слабым, а оттого и безопасным. Для того, кто привык не выделяться, этот образ стал идеальным прикрытием. А так же для удобства перемещения и своей защиты ему подарили посох. С его-то ногами ходить с посохом — это необходимость, но мужчина не скрывал тоски по своей трости, которая была самым удобным для него оружием. Он оставил её в Храме. Наверное, её подобрали те женщины и теперь держат у себя. А значит, вернуть её будет весьма проблематично. Хотя когда это его останавливало? Главное, что-то придумать.

Весь день сбежавшая группа магов провела в пути. Они не хотели, чтобы их видели жители Внутренних земель, а мужчина не хотел попасться на глаза агентам Инквизиции, поэтому маги шли окольными путями. Выйдет, конечно, дольше, и больше риск нападения каких-нибудь диких зверей, зато они избегут возможного преследования.

Когда вечер начал по-настоящему ощущаться, беглецы остановились, чтобы подготовить ночлег. Вопреки худшим ожиданиям этот день прошёл весьма неплохо. Поэтому напряжение спало. И появились надежды на то, что они действительно вскоре доберутся до Редклифа, спрячутся там среди своих, и им больше не придётся бояться храмовников.

Воспользовавшись общей суетой, хромой мужчина направился исследовать окрестности, пока ещё не начало темнеть. Опрометчиво, конечно, с его стороны, учитывая, что он до сих пор не вспомнил хоть какие-то заклинания для своей защиты, однако ему хотелось просто прогуляться в одиночку. Ведь к одиночеству он привык… Хотя была ещё одна причина этого его «побега».

Безумец устало вздохнул. После стольких дней затишья и лишь обычного зуда метка на руке опять дала о себе знать. Вытащив спрятанную под плащ руку, он взглянул на неё. После всего пережитого, после того состояния, до которого она доводила своего носителя, мужчина боялся активности этой странной магии. Мало того, что её свет привлечёт внимание и множество вопросов от тех, с кем он сейчас шёл, так ещё его рука опять ужасно болела. «Если я тебе так не нравлюсь, что ж ты от меня не отстала после закрытия Бреши? — размышлял мужчина, рассматривая зелёную трещину на руке. — Или ты не можешь?», — это зелёное нечто, напрямую связанное с Тенью, пугало и сильно. Ведь неизвестно, как вообще она может повлиять на его тело. Однако опять же эти вопросы разбудили в нём тягу найти на них ответы.

Понимая, что с горящей рукой ему возвращаться нежелательно, Безумец постарался определить возможную причину активизации метки. Как маг он чувствовал, что Завеса в этой области была истощена. Не до критичного уровня, конечно, и всё же, очевидно, это неестественный процесс. Может быть, здесь рядом разрыв или ещё что-то магическое, связанное с Тенью? И желая это выяснить, мужчина поплёлся туда, где у горы заканчивался лес. Если вместе с памятью он растерял ещё не все свои познания в магии, то именно в той стороне было то, что так повлияло на Завесу и, возможно, влияет на метку.

Ощущение, что он набрёл на что-то интересное, родилось уже тогда, когда неожиданно среди леса Безумец обнаружил вросшие в землю от времени упавшие каменные колоны. Это зодчество он везде узнает. Очевидно, это следы от какой-то постройки древних эльфов. Вот теперь уж он точно не сможет повернуть назад. Сильное любопытство не даст.

Совсем скоро следы былой интересной цивилизации привели его к подножью горы. Оглядевшись, мужчина увидел, что разрушенная постройка была соединена с горой. Очевидно, там, где сейчас завал, находится вход в пещеру, которую эльфы переделали под себя. Безумец уже хотел подойти поближе, как вдруг он заметил, что там же стоял посторонний.

Какая удача (на самом деле нет), что неизвестная ему эльфийка нашла это место почти в то же время, что и он. Мужчина нахмурился, потому что сейчас встречаться ещё с одним остроухим ему не хотелось. Да, постоянное мельтешение их под ногами было привычным и абсолютно естественным, однако сейчас же всё по-другому. Но ничего не поделать. Из-за какого-то раттуса он уж точно не уйдёт.

Эльфийская магичка, переминаясь с ноги на ногу, внимательно изучала развалины, на которые она наткнулась, и, конечно, размышляла как избавиться от завала, который преградил ей путь к, очевидно, чему-то интересному. Поэтому она не сразу заметила постороннего, а лишь тогда, когда услышала шаркающие шаги и постукивание посохом по камню. Но всё же среагировала она быстро, вмиг обернувшись и направив на нарушителя посох с подготовленным огненным заклинанием.

Мужчина скривился от направленного в его сторону оружия, сдерживая в себе желание сказать, чтобы в Империи с этой эльфийкой сделали за такую выходку…

Нельзя этого говорить. Ведь его мира больше нет. Империи больше нет. И ему надо с этим хоть как-то свыкнуться.

— Обязательно начинать знакомство с угроз? — в своей привычной спокойной манере заговорил мужчина, посматривая на босоногую эльфийку.

— Я не собиралась знакомиться с шемленом! — фыркнула девушка, как и свойственно долийцам, с излишним высокомерием.

— Как и я. Но и ввязываться в конфликт на пустом месте у меня тоже нет желания, — пожал плечами маг и, показательно не глядя на эльфийку, как и хотел, направился к заваленному входу пещеры.

Миирис с тем же недоверием и с боевой готовностью наблюдала за перемещением человека, уже отметив про себя его сильную хромоту. Ожидаемо, это сыграло мужчине на руку, его опять начали считать слабым, беспомощным, а значит, и неопасным.

— Что тебе нужно, шемлен?

— Что, видимо, и тебе — узнать, что скрывается по ту сторону обвала. А раз наши цели схожи, мы можем и помочь друг другу.

— Я не позволю прикасаться человеку к наследию моего народа!

— От этих руин меня интересуют только знания, тебя же, видимо, нечто… материальное. Наши интересы не конфликтуют, так что почему бы не обойтись без ненужного кровопролития?

Эти слова, тем более от человека, девушке показались весьма странными. Какой-то этот шемлен другой… спокойный.

— Учёный, что ли? — спросила тогда она, подойдя к мужчине ближе и постаралась заглянуть под его капюшон, чтобы увидеть глаза незнакомца. Он ей это не позволил.

— Нет. Но эльфийской культурой интересуюсь давно.

Миирис ещё какое-то время с недоверием смотрела на этого неожиданного гостя. Было слишком много вопросов. Одинокий хромой шемленский маг в самой глуши ищет эльфийские руины и их какие-то «знания». Как-то неправдоподобно звучит, неправда ли? Поэтому девушка ещё какое-то время сомневалась, от нервов сжимая в руках посох. С одной стороны, хотелось любым способом избавиться от этого человека, а с другой, её останавливало понимание, что он может быть полезен. Ведь неизвестно, какая ныне опасность обитает в тех залах, поэтому маг-помощник лишним никогда не будет. Да и сам мужчина, судя по всему, не только хромой, а и в общем слаб физически, а это значит, не проблема будет стравить на него всю опасность, если всё пойдёт плохо. Нет, ну, а что? Сам дурак, раз в одиночку поплёлся в лесную глушь.

— Хорошо, — спустя какое-то время произнесла эльфийка и поравнялась с мужчиной, ещё раз спросив себя, правильно-ли было не убивать этого наивного шема. — Тогда иди помоги мне. Завал уже частично рассыпался, так что думаю, сильного заклинания будет достаточно, чтобы расколоть остальные камни.

— Лучше давай ты сама разберёшься с завалом.

— Не поняла. Так ты маг или нет?! — удивилась Миирис такому его заявлению.

— Маг. Но, скажем так, моих сил не хватит на подобное заклинание.

— Ясно. Бесполезный маг, — высокомерно фыркнула тогда долийка, — и откуда вы такие берётесь?

— Из Круга.

Один этот ответ для Миирис стал объяснением всего. В своих путешествиях эльфийка встречала магов, которые после начала войны были вынуждены сбежать из своих Кругов. Многие из них, особенно те, кто с детства был заточён в четырёх стенах, вообще оказались неподготовлены к реальной жизни. Такие наивные, готовые визжать от восторга от любого увиденного зверя, даже не задумываясь, что зачастую эти «милые зверки» не прочь и отведать человечины. Именно таким теперь девушка и представляла этого мужчину, больше абсолютно не удивляясь, почему он в этой глуши один. Значит, все её предостережения напрасны, этот маг не опасен, да он и мухи-то не обидит.

Высокомерно фыркнув, Миирис подошла к заваленному входу и решила проверить свою теорию на практике. Сначала заморозить обвал так, чтобы нельзя было различить камень это или лёд, а потом направленным ударом разбить его. Было бы всё так просто, в эти руины давно бы уже проникли мародёры. Однако долийка не сомневалась в своих способностях, как-никак первая клана, да и показать этому наивному шемлену, каким должен быть настоящий маг, стало принципиальной задачей.

И вот, подгоняемая этими мыслями, эльфийка совсем скоро расправилась с мешающей преградой. Сил пришлось потратить много, но показывать слабость при постороннем долийка, конечно же, себе не позволила.

— Пошли. Имей ввиду, ждать я тебя, хромой, не собираюсь, — произнесла Миирис и, наколдовав в руку огонь для освещения, прошла в открывшийся проход.

Безумец, который всё это время спокойно и молчаливо стоял, лишь изучая эту наглую эльфийку и её способности, теперь так же покорно поплёлся за ней.

— А позволь спросить, что это у тебя за рисунки на лице?

— «Рисунки», — почти оскорблённо фыркнула Миирис, но от мага Круга ничего другого она не ожидала, поэтому и не обиделась. — Это валласлин, шем. Так мы выражаем почтение нашим богам.

— И как давно эльфы таким образом выражают… почтение?

— Всю нашу историю. Со времён Элвенана.

Мужчина не сдержался и засмеялся, пришлось даже прикрывать рот рукой, чтобы Миирис этого не заметила. Значит, эльфы когда-то сумели избавиться от рабства Империи лишь для того, чтобы сейчас носить и восхвалять рабские метки времён своей империи? А история, оказывается, та ещё шутница.

Их совместный путь начался уже с узких, тёмных, запылённых коридоров. С одной стороны, это хорошо, значит, это место не изведано. Хотя это и странно. Ведь слишком близко находилось крупное людское поселение. Возможно, землетрясение, вызванное Брешью, разворошило часть обвала и сделало видимым проход, который они оба и нашли. Мужчине это не нравилось. Ведь, очевидно, это место не храм и никакое-то общественное место. Возможно, тайный лаз или сокровищница, а значит, тут могут быть ещё несработавшие ловушки.

— Тут давно никто не проходил, — неожиданно остановился мужчина, когда этот узкий непримечательный коридор закончился лестницей, на которую он не решился ступать.

— Отлично, значит, я буду первой, — хмыкнула Миирис, не обращая внимание на обеспокоенность в голосе спутника, и уже готова была помчаться по лестнице, но вдруг мужчина перегородил ей путь посохом. — Ты что себе позволяешь, шем? — такое поведение человека её разозлило.

— Делаю всё возможное, чтобы я не потерял союзника при первом же спуске, — спокойно разъяснил мужчина, но, судя по нахмурившейся эльфийке, она его не поняла. — Возьми камень и брось его на ступеньки.

Миирис с непониманием посмотрела на человека, не зная то ли оскорбить его, то ли, наплевав на его слова, начать спускаться, как она и хотела. Однако что-то помешало. До сих пор этот наивный маг не зарекомендовал себя в качестве шутника, а, значит, может, всё-таки стоит прислушаться к такому неожиданному вмешательству в её планы. И поддаваясь этому порыву, долийка отковыряла от ближайшей стены камень и кинула его на ступеньки. Не прошло и секунды, как вполне себе реальные ступеньки исчезли, и кинутый камень улетел куда-то в пропасть.

— Это что такое?! — шокировано воскликнула эльфийка, уже представив, как вместо камушка она летит в эту пропасть и погибает, ударяясь о дно.

Хотя они даже и не увидели, что там на дне, ведь теперь ступеньки вернулись и снова стали обычной лестницей. Ничего не говорило о том, что они увидели.

— Ловушка-иллюзия. Очень действенное средство защиты, но из-за лёгкости его обнаружения применялось очень редко, — спокойно пожал плечами мужчина, которого абсолютно не удивила эта находка.

— Так, хорошо. И как нам тогда спуститься? — эльфийка продолжала отходить от шока, поэтому она не могла говорить до сих пор, не проглатывая слова.

— Всё просто. Воздействуешь ледяной магией — иллюзия на время затвердевает.

— На время?

— На час или два. Но нам хватит, — спокойно ответил Безумец, а потом его посох чуть покрылся инеем и через секунду выпустил из себя струю льда прямо на лестницу.

Хватило и той немногой силы, которой он владел в стихийной магии, чтобы ступеньки побелели от холода и стали материальными.

— Можешь спускаться, — спокойно указал маг на спуск.

— Давай уж лучше ты, — видение падения и смерти не отпустило эльфийку, поэтому ей совершенно точно больше не хотелось рисковать, несмотря на то, что до этого момента она старалась торопиться и сбросить мужчину с хвоста.

— Ma nuvenin, — ответил ей Безумец фразой «Как пожелаешь» на эльфийском языке и начал спускаться и вполне себе удачно, без падений.

Очередная попытка её подразнить была удачной, ведь Миирис не могла пропустить мимо ушей эту фразу. То, что этому человеку известен язык её народа, её, конечно, разозлило, но по-настоящему удивляли его абсолютно правильные акцент и интонация. Для человека он уж слишком хорошо говорит.

— Тебя, что, из Круга выпускали? — спросила тогда долийка и начала спускаться вслед за ним. Уж слишком умно этот мужчина говорит для того, кто эльфийские руины должен был видеть лишь на картинках в книгах.

— К сожалению для себя, не так часто как бы хотелось, — ответил мужчина, хотя до конца не разобрался в правилах Круга. К счастью, и долийка в этих правилах не особо-то разбиралась.

«Именно, что «к сожалению». Видел бы мир почаще, хватило бы ума не приходить сюда в одиночку в таком-то состоянии», — буркнула Миирис, заметив, что для него даже обычный спуск по лестнице был очень проблематичным из-за больных ног.

Следующие коридоры, к счастью для вторженцев, были скупы на ловушки. Поэтому совсем скоро они оба достигли, видимо, главного и единственного большого помещения. Было слишком тихо и безопасно, мужчине это не нравилось. Неужели древние эльфы, строя это, не подумали об ещё каких-то средствах защиты? А может быть, все средства защиты были уничтожены вместе с основной постройкой.

Когда они наконец-то спустились по лестнице и зажгли завесные огни, комната показала им, что именно хранила в своих стенах столь долгое время.

— Эльгарнан! Да это же на самом деле сокровищница! — восхищённо воскликнула Миирис, посматривая на вещи древних эльфов, которые были расположены вдоль стен. Некоторые вещи, особенно одежда, истлела от времени. Однако тут были так же сундуки и ларцы. Многие из них пустые, но в некоторых ещё были нетронутые временем украшения и прочие драгоценные вещи.

— Не думаю, что это сокровищница. Сокровищницы, как и многие важные помещения, эльфы любили украшать фресками, на которых изображали легенды, связанные с богами, или семейные истории, а здесь всё так скудно и заброшенно. Кажется, это место стало секретным хранилищем чего-то очень важного, а все драгоценности положили лишь для того, чтобы усыпить бдительность возможных вторженцев и воров, — рассуждал мужчина пока прогуливался по помещению и осматривал издалека разные эльфийские вещи, но они его совсем не заинтересовали, ведь любое, даже самое дорогое украшение не несёт в себе никаких знаний. А для него знания — единственная драгоценность.

Однако эльфийка абсолютно не слушала рассуждений мужчины, а носилась от сундука к сундуку, выгребая оттуда самое ценное.

«Мародёрка», — теперь догадавшись, хмыкнул маг, считая забавным то, что эльфийка пришла сюда обворовывать наследие своего же народа и при этом так нелепо это прикрывает агрессией.

Безумцу не нужно было смотреть на вновь спрятанную под плащ руку, чтобы быть уверенным, что он пришёл, куда надо. Ведь метка до ужасной боли прожигала всю его ладонь своей магией, наверное, ещё и светилась ярче любого завесного огня.

Как вдруг раздался до тошноты знакомый треск. Обычно такие звуки издавала его метка, когда переполнялась энергией, но сейчас он готов был поклясться, что треск исходил не от неё. И желая выяснить источник звука, мужчина начал осторожно обходить «сокровищницу», как вдруг за одной из колон он увидел зелёное мерцание. Тут же обогнув её, Безумец нашёл в самом углу странный эльфийский артефакт.

Стеклянный шар, сплавленный с куском обсидиана, на подставке был известен в Империи. Это эльфийское наследие было очень редкой находкой, его чуть ли не по пальцам можно было сосчитать. Однако какой-то ценностью этот артефакт не славился, потому что всем известно, что это непонятное нечто было абсолютно инертно к любому физическому воздействию или магии. Он даже не светился хотя бы для красоты, чтобы привлечь коллекционеров. Интерес к нему проявляли только учёные и историки, но и они не смогли хоть как-то заставить работать этот артефакт или выяснить его назначение.

Однако сейчас случилось практически чудо: найденный им артефакт выглядел вполне себе действующим. И светился, и нервно трещал. Он так же как и Брешь, и метка связан с Тенью? И теперь после произошедшего катаклизма проснулся?

Пользуясь тем, что остроухий мародёр занят воровством и не следит за его действиями, мужчина вытащил руку из-под плаща. Метка уже во всю пылала, а вместе с ней и его рука — от боли. Как и в случае с разрывами метка тянулась к этому артефакту и светилась от его близости. Очевидно, всё это место было создано для того, чтобы спрятать шар. Он ценен. Но чем? И почему на артефакт времён Элвенана реагирует его метка?

До сих пор сомневаясь, Безумец всё-таки поддался желанию метки и положил руку на артефакт. В тот же момент его снова окатили поток магии Тени и яркий свет. Ему пришлось даже прикрыть глаза второй рукой, спасаясь от света. Что этот артефакт делает? Мужчина не знал, но готов был поклясться, что метка передавала ему часть своей магии, а шар с помощью неё укреплял Завесу. Эльфы создали эту штуку, чтобы контролировать толщину Завесы? Очень похоже на то. Однако вдруг мужчина нахмурился. Потому что этот шар настолько простым не казался. Поддаваясь нахлынувшим ощущениям, Безумец попытался понять структуру этого «преобразователя». Его посетило странное чувство, что артефакт словно гарпун вцепился в Завесу и слишком уж сильно влияет на неё. Кажется, что, если захотеть, этот «гарпун» можно притянуть обратно, ослабив Завесу, а при должной силе и полностью её уничтожить. Мужчине эти мысли что-то совершенно не понравились. Неизвестно, кто и зачем создал эти артефакты, но теперь ему начало казаться, что оставлять один из них активированным нельзя. Что если все эти магические штуки заработают, и кто-нибудь додумается дать им приказ одновременно ослабить Завесу? Да может случиться катаклизм похуже Бреши.

Возможно, он просто надумывает. Ведь если бы они были на самом деле такими опасными, то Прорыв Завесы бы случился раньше нынешней эпохи. Идиоты, которые лезут не туда, куда следует, всегда найдутся. Однако Безумец так и не отказался от своих подозрений. Потому что за эти дни он уже встретил три объекта, которые способны влиять и на Завесу, и на Тень. Двое из них, будь то Брешь или метка, несут лишь разрушения и поломку известных законов природы, а значит, какова вероятность, что этот артефакт не принесёт того же? Да никакой.

И поддаваясь этим мыслям, Безумец решил направить через метку прямо в шар свою магию. Артефакт, который предназначен для преобразования лишь магии Тени, болезненно отреагировал на вмешательство чужеродной магии. Заискрил, неправильно затрещал, а через секунду уже и взорвался. Мужчина только и успел отвернуть лицо, спасая его от стеклянных осколков, а от артефакта, который стоял здесь тысячелетия, осталась лишь дымящаяся подставка.

Безумец не сожалел, потому что считал свой поступок правильным. Теперь в округе Завеса была вновь крепка, а артефакта, который истощал её всё это время, больше не было.

— Ты что здесь устроил?! — с криком подбежала к мужчине Миирис.

Однако спросить о взрыве, как и о светящейся руке мага, девушка не успела. То ли хозяин артефакта предусмотрел его уничтожение, то ли произошло секундное ослабление Завесы в момент взрыва, но как бы то ни было, вдруг комнату заполонили демоны.

Двум вторженцам повезло, что они стояли за колонной в тени и их не видели. От испуга они оба вжались в стену и попытались придумать, как безопасно покинуть отныне опасное место. С демонами сражаться уж точно не вариант, их слишком много на двух магов, один их которых и магию-то всю позабыл.

— Если осторожно пройдём вдоль стены, то, может, даже получится добраться незамеченными к лестнице, — шёпотом рассуждал мужчина, предлагая им план к спасению. За себя онпереживал больше. Ведь в случае обнаружения она и побежать сможет, а вот что делать в этом случае ему, не понятно.

Миирис исследовала взглядом тот путь, который он ей предлагал, и нахмурилась. Ведь, очевидно, пройти незамеченными, не поднимая шума, будет очень тяжело, у демонов слишком хорошее чутьё, тем более на магов.

— Могут заметить. Однако если кто-то из нас их отвлечёт… — спокойно произнесла эльфийка, всё уже решив за них двоих.

Безумец сразу понял, к чему долийка клонит.

— Решила меня бросить даже несмотря на то, что я спас тебя?

— Прости, хромой, но нужно было тебе сидеть в своём Круге, — и с этими словами Миирис со всей силы толкнула мужчину в сторону демонов.

Слабый физически маг не смог устоять на своих переломанных ногах и с грохотом упал, грохота прибавил ещё и его упавший на камни посох. Безумец только и увидел, как остроухая мчалась уже по лестнице, а потом ему обзор загородили демоны, которые все разом, конечно же, его заметили.

Какое-то время существа из Тени вели себя нерасторопно, видимо, пытались понять, что за несуразного мага им тут подкинули. Пользуясь этим, мужчина попытался ползти в обратную от демонов сторону. Учитывая, что во время падения он здорово приложился больным коленом о камни, ползти у него получалось весьма резво, да ещё и страх подгонял. Однако стена, в которую он неожиданно упёрся спиной, пресекла все его попытки спастись. Тяжело дыша, Безумец смирился с тем, что отступать ему некуда, поэтому обхватил покрепче посох, готовясь защищаться. Конечно, нынешних знаний ему не хватит, чтобы избавиться от всех демонов… но, как говорится, надежда умирает последней.

Когда один из демонов лениво подполз к нему и готов был напасть, маг сжёг его. Тварь, конечно же, сгорела, однако эта выходка разозлила остальных, и все они уже целенаправленно устремились к нему, желая, видимо, лишь одного — разодрать наглого мага. Оказывается, здесь был ещё и демон гнева. Отчего мужчина издал нервный смешок. Ведь против этой твари нужно хорошее ледяное заклинание, а у него и без того еле-еле получается вызывать огонь. Зная, что у него всё равно нет выбора, Безумец сжал в руках посох и постарался перенаправить в него всю магическую силу, которая у него была. Если повезёт и разум наконец-то хотя бы под угрозой смерти захочет работать и вернёт его знания о магии, то он уничтожит всех врагов. Если же нет… Ну, что ж. Надо будет хотя бы прихватить с собой как можно больше этих тварей.

И мужчина желал именно первого исхода, второй ему совершенно не нравился. Погибнуть в неизвестной пещере из-за предательства остроухого — самый настоящий позор для магистра.

Когда демоны были совсем близко, он прикрыл глаза и приготовился. Через секунду посох должен был выпустить всю магию, которую он разбудил в себе, однако вдруг вместо этого всю скопившуюся магию выпустила из себя метка. Безумец только и почувствовал судороги от наплыва магии Тени, как тут же был ослеплён яркой испепеляющей вспышкой.

Маг даже и понять, и сообразить ничего не успел, а когда открыл глаза, увидел, что был совершенно один. Это был даже не взрыв, потому что после вспышки не последовало ни грохота, ни ударной волны. Однако магический свет был такой силы, что вмиг испепелил всех демонов, никто из них не успел даже рыкнуть, все оставленные здесь сокровища превратились в пепел, а стены покрылись копотью. Зато маг сидел абсолютно нетронутым, освещаемым лишь завесным огнём.

Тяжело дыша и пытаясь прийти в себя после пережитого, мужчина закинул голову и посмотрел на такой же закоптелый потолок. Очевидно, эту смертельную вспышку создала магия метки, на такое он уж точно не способен. Сначала по его желанию её энергия превратилась в сгусток, который и запечатал Брешь. Потом, как он и хотел, она перенесла его из Храма, помогая с побегом. А вот теперь вот высвободила колоссальный поток магического огня, испепелившего всех его врагов. Уж теперь мужчина был уверен наверняка — его мысли способны подчинять себе метку и магию Тени.

Взглянув на свою многострадальную руку, он увидел, что от метки не осталось и следа. Значит, истратив свою энергию, она опять стала пассивной. Понимание, что эту ошибку природы можно контролировать, его обрадовало. Пусть сейчас она подчиняется его желаниям нечасто и только в критических ситуациях. Но Безумец был уверен, что когда-нибудь сможет полностью подчинить метку себе. Мысли о возможностях, которые он может получить, заглушили все беспокойства о цене такой силы. А побеспокоиться стоило бы, ведь постоянные боли прекрасно показывали, что прямая магия Тени противоестественна для природы любого смертного.

Коснувшись повреждённого колена и надеясь, что это просто ушиб, мужчина вздохнул и посмотрел на лестницу, которая выводит из этого душного помещения. То, что сделала эта остроухая мародёрка, его совсем не удивляло. На её месте он бы поступил точно так же. Однако сейчас он не на её месте, поэтому он не мог позволить ей уйти безнаказанной. Но что он может сделать, если даже нагонит её? Метка снова утихла, а его нынешние знания о магии — просто одно сплошное позорище.

Безумец разозлился и выместил злость на пол в виде удара рукой. Ну, а как тут не злится? Одно дело не помнить ничего и быть уверенным, что ты действительно беспомощный и бесполезный, и совсем другое прекрасно знать о своей силе и при этом не иметь возможности ею воспользоваться лишь потому, что разум даже в критических ситуациях отказывается хоть что-то важное вспомнить. И что ему сейчас делать? Превращаться в волка и убегать? Словно подбитая шавка бежать по кустам в надежде, что не наткнётся на кого-нибудь опасного или тут остроухую предательницу?

Позор!

Обычно злость ни к чему хорошему привести не может. Ведь от злости люди теряют контроль над собой, своими действиями, отчего совершают ошибки подчас смертельные. Однако вновь для мужчины такая искренняя злость стала очень полезной. Ведь в нём больше не было желания мириться со своим незавидным положением. Скоро этому порыву поддалось и тело, так же устав быть беспомощным. Он учился всю жизнь, всю жизнь искал знания, но не для того, чтобы сейчас просто взять и всё позабыть!

Этот порыв ярости, смешанный с чувством несправедливости от такой слабости, снова подействовал на его разум, заставил искать нужные воспоминания. Голова даже заболела от всех этих мыслительных процессов.

Но оно точно стоило того!

* * *

Только лишь тогда, когда тёмные узкие коридоры остались позади, а глаза увидели свет вечернего солнца, Миирис наконец-то остановилась. Обернувшись, она посмотрела на вход в пещеру. Глупый шемлен, конечно же, уже погиб, а демоны за ней всё-таки не последовали. И хорошо. Значит, бояться ей было нечего. С этими мыслями радостная долийка подошла к спрятанному в кустах рюкзаку и начала перекладывать собранные сокровища. Конечно, если бы не неожиданное нападение демонов, она бы набрала больше. Однако и этого уже было больше чем достаточно. Ну, кто бы мог подумать, что эльфийские руины так близко к шемленскому городу окажутся никем не обворованными?

Уверенная в то, что поблизости безопасно, Миирис погрузилась в изучение награбленного, оценивая состояние украшений и их стоимость. Сколько же её клан сможет вытянуть золотых из жадных торговцев за каждую драгоценность! Её глаза горели от восторга.

Однако спустя какое-то время девушка неожиданно почувствовала что-то странное. Вокруг неё начала виться какая-то магия. Это, конечно же, вызвало недоумение. А когда она начала чувствовать слабость, которая приходит вместе с этой магией, эльфийка тут же вскочила и обернулась в поисках её источника.

Кажется, она готова была увидеть кого угодно, но явно не того самого мага. «Как он выжил?!», — воскликнула эльфийка, не веря своим глазам. Ведь там было столько демонов, а он такой беспомощный… Однако вот он жив-здоров вышел из пещеры и теперь совершенно спокойно шёл в её сторону. Однако его спокойствие и неопасность были обманчивыми, ведь капюшон спал с его лица, и поэтому Миирис смогла увидеть его белые глаза. Такие… хладнокровные. Вне сомнений, он пришёл за местью.

Судя по искрящемуся в его руках посоху, именно он наслал на неё эту странную магию слабости. Он и такое умеет?! Понимая, как может подействовать на неё это заклинание, эльфийка в панике потянулась за посохом, чтобы атаковать его. Однако маг ей не позволил это сделать. Всего лишь в нескольких сантиметрах от посоха её руку вдруг поражает сильнейшая боль, которая совсем скоро перешла в паралич. Она не успела даже ничего предпринять.

Миирис уставилась на мужчину. Очевидно, это сделал он. Но… но как? Как с такой лёгкостью у него может получаться настолько сложное и опасное заклинание? Теперь понимание, что он точно не тот, кем казался, не маг Круга, в девчонке зародило страх перед этим человеком. Уже паникуя, она попыталась всеми силами дотянуться до своего посоха, до своего единственного спасения. Однако судьбу её руки вскоре повторило всё тело. Эльфийку парализовало.

Можно сколько угодно гордиться своим происхождением, высокомерно смотреть на каждого человека. Но вот в такой момент, когда представитель, казалось бы, ничтожной расы так легко даже без боя её одолел и теперь вправе как угодно распорядиться её судьбой, забывались все эти долийские принципы и высокомерие. Осталось лишь одно желание — желание жить.

Понимая, что его магия в разы превосходит её и она абсолютно перед ним беспомощна, эльфийка вмиг растеряла всю свою гордость. Старалась докричаться до человека, оправдывалась, извинялась, пыталась договориться. Готова была отдать ему всё добытое, лишь бы выторговать свою жизнь. Но страшнее человека, которому всё это было без надобности, и не придумаешь. Он не прислушался ни к одному её слову, а в белых глазах всё такой же страшный холод. Таких людей не переубедишь. Такие люди не знают жалости.

Плача, Миирис наблюдала за тем как он приближался. А его магия всё сильнее проникала в её тело, терзая своей мерзкой природой, прекрасно показывая озлобленность заклинателя. Но сам паралич так и не ослабил своё действие. Сейчас она наверняка ужасно сожалела, что недооценила его, что бросила на смерть.

И вот совсем скоро он подошёл к той, с которой совсем недавно вполне себе мирно шёл по эльфийским развалинам. Когда долийка увидела, как он достал кинжал, она взмолилась ещё громче, но он был непреклонен.

— Заткнись, раттус, — произнеся лишь это, Безумец вонзил кинжал прямо в горло эльфийки.

Тут же весь паралич сошёл на нет. Миирис упала на колени и схватилась за горло. Находясь в предсмертном шоке, она пыталась спастись, сделать хоть что-то, но кровь не остановилась и продолжала буквально хлестать из раны. Вскоре хрипы стали совсем тихими, а уж через секунду эльфийка обмякла и с перекошенным от ужаса лицом замертво повалилась на траву.

Безумец стоял в стороне, чтобы не запачкаться кровью. Он был абсолютно спокоен, картина умирающей девушки ничуть его не разжалобила. Лишь тогда, когда и предсмертные судороги закончились, мужчина подошёл к бездыханному телу и начал вытирать её одеждой кинжал от крови, заодно на поясе приметил и срезал небольшой мешочек. В нём находились монеты, которые как раз в нынешнее время и были в ходу. Пригодится.

Что ж, вылазка вышла весьма продуктивной и полезной. Метка снова успокоилась на несколько дней, а к нему вернулись очень важные знания. О, да, теперь он наконец-то чувствовал себя магом. Но пора возвращаться в лагерь. А то одна молоденькая девчушка уж точно будет волноваться…

Глава 4. Какое у вас тут прелестное злодеяние

Безумец шёл по Убежищу. Он был спокоен, потому что знал, что спит, а всё окружение — всего лишь Тень. Демон, который только-только пытался обмануть его, это в очередной раз подтвердил. Впрочем, об этой встрече он вспоминал без страха. Чего бы там ни говорили сопорати, но когда ты взрослый маг, а уж тем более сновидец, то встречать демонов во сне это так же обыденно, как и встречать людей в недремлющем мире. Тем более сегодня ему повезло, до него добрался всего лишь слабый демон, иллюзию которого распознает любой сомниари без проблем.

Демоны — это, конечно, несравнимая с людьми опасность, но всё же раскрытие уловки какой-нибудь твари посильнее всегда тешило самолюбие любому магистру. Более того в Империи была игра: маги делились друг с другом, какими способами до них пытались добраться демоны за последние несколько дней. Кто раскрыл самую изворотливую тварь, сразу возвышался над собеседниками. Конечно, эти разговоры не обходились без лжи и прикрас, однако полезность такой небольшой игры нельзя недооценивать. Ведь маги делились друг с другом опытом, благодаря чему, оказавшись в похожей ситуации, можно было ещё легче разгадать ухищрения Тени. От мыслей об этом мужчина даже горько усмехнулся. Как же ему не хватало таких лёгких, шуточных разговоров о магии. Ведь ныне все маги ужасно запуганы. Все они, даже самые гордые и высокомерные, тут же пытаются сменить тему или уйти от ответа. Будто магия — это не дар, а проклятье.

Сопорати под страхом смерти согнали всех магов в тюрьмы, благородно обозвав Кругами, и заставили их молчать. И Безумец даже не мог представить, какому идиоту это пришло в голову. Чтобы противостоять демонам, маг должен учиться, развиваться всю жизнь. А изолировав их от социума, сопорати лишь только усугубили проблему одержимых. Как же отупел этот мир!

Побывав в Убежище лишь раз, сейчас Безумец неспешно прогуливался по нему и изучал. Конечно, Тень чаще всего искажает реальность, но сейчас он был уверен, что всё правда, поскольку тот, в чей сон он сейчас вторгся, является жителем этой самой деревни. В том, что хозяин сна объявится, мужчина даже не сомневался. Способности сомниари у этого эльфа на высшем уровне. В Тевинтере все были сновидцами, но даже тогда только единице из магистров хватало упорства, терпения и смелости, чтобы развить свой природный дар. Прекрасно зная на своём примере, с каким трудом это даётся, Безумец даже зауважал эльфа. Вот он — истинный наследник некогда великой нации! А не все эти высокомерные глупцы, которые намалевали на рожи знаки богов-рабовладельцев и рады этому.

От своих мыслей Безумец даже усмехнулся. Выказывать уважение какому-то эльфу — смешно для гражданина Империи. Но его это не смущало даже несмотря на новые правила мира. Удивительно для тевинтерца, но шовинистом мужчина не был. Принижением эльфийской расы и её заслуг он не занимался и мог спокойно и раньше разговаривать со слугой на равных. Редко, но мог. Именно поэтому сейчас новые правила мира Безумец принимал относительно спокойно. Да, пока ещё сложно воспринимать остроухих не как абсолютно бесправным слоем общества, однако уже разговаривать на равных, не испытывая при этом отвращения, у него начало получаться. Ведь есть и весьма разумные эльфы, готовые к компромиссу и разговору и не орущие через каждое слово своё любимое «шемлен». С такими общаться одно удовольствие, приятнее даже, чем с некоторыми людьми.

В этом плане магистру Сетию повезло куда меньше…

Как и ожидалось, хозяин сна не задержался. Безумец совсем скоро почувствовал, как изменился безмолвный ритм этого нереального места, а к нему стал приближаться новый силуэт, который вблизи принял вид знакомого эльфа. Очевидно, Солас не рад был такому вторжению, но он всё равно держался гордо, даже слишком гордо для того, кто называет себя обычным отшельником. Его тяжёлый, цепкий взгляд оценил вторженца. Безумца, впрочем, это не напугало, и он только, поддаваясь тишине, молчаливо кивнул в знак приветствия.

— Для того, кто пытается влезть в чужую голову, ты ведёшь себя слишком неосторожно, — заметил Солас, но говорил достаточно-таки мирно, убедившись в неопасности мотивов вторженца.

— Только глупцы попытаются воздействовать на такого сильного сомниари, — ответил Безумец. — Даже ты это прекрасно понимаешь, раз прекратил попытки добраться до меня через Тень.

Обвинения Безумца были не беспочвенными, ведь уже несколько раз он, пока бродил по Тени во сне, обнаруживал близость другого умелого сновидца. Этот неизвестный, привыкнув, видимо, к общей беззащитности нынешнего мира перед сновидцами, старался добраться до головы мужчины для поиска его памяти и знаний или принуждения каких-то своих желаний. Однако он не сразу понял, что столкнулся с магом равным по силе, который был выходцем из Империи, где сомниари с раннего детства учили защищаться от себе подобных.

— С чего же ты решил, что это был я? — спросил Солас, но его голос был пропитан совершенно безобидным интересом.

Да, к этому человеку нельзя не относиться без подозрений, а то, что он выходец из той самой Империи, заставляло его ещё и ненавидеть. Однако встретить себе подобного, который способен оценить всю красоту и возможности Тени и не называть её лишь рассадником демонов, эльфу было даже приятно.

— Мне сказали, что сомниари в нынешнее время — это легенда, а, как минимум, для ферелденских магов так вообще — небылица. Поэтому я думаю, что помимо тебя трудно будет найти другого сомниари, который бы зачем-то пытался до меня добраться, — объяснил мужчина. — И раз мы встретились, теперь-то я могу узнать, зачем ты искал меня?

На самом деле, у Соласа было очень много вопросов к этому магу. И про времена расцвета Тевинтера, и про личность нового врага всего Тедаса, и про его нереальное, для человека, выживание в Тени, и уж, конечно, про вероломный поступок жрецов, принёсший в мир Моры. Мысли о ценных исторических сведениях, которые можно из него вытянуть, перекрывали всё отвращение, с которым хотелось смотреть на этого древнего тевинтерского магистра, чьи сородичи поработили его народ. Однако Солас благоразумно воздержался. Задавать такие вопросы в лоб, значит, зародить ненужные ему подозрения против себя. Да и, эльф был уверен, мужчина до сих пор имеет слишком большие провалы в памяти. Не удивительно, учитывая, сколько он пробыл в Тени.

— Пока чего-либо спрашивать я не осмелюсь, в связи ещё с непонятной ситуацией в Тедасе, а тебя искал лишь за тем, чтобы подтвердить мои предположения.

— Предположения?

— О том, что ты, мягко говоря, оказался в совсем не своей эпохе.

— Быстро вы об этом догадались, — усмехнулся Безумец, не видя смысла перед таким собеседником что-то скрывать. — Значит, скоро об этом узнает весь Тедас?

— Думаю, что не скоро. В такое, в отличие от меня, остальные поверят с большим трудом, — поддержав настроение собеседника, эльф ответил в достаточно-таки свободной форме.

— А ты, значит, веришь?

— Скажем так, за эти дни я увидел достаточно, чтобы не отказываться от своих пусть и безумных предположений. Ведь как известно, только глупец отметает как невозможное то…

— Что не подтверждено его личным опытом, — с улыбкой закончил мужчина фразу эльфа, теперь точно уверенный в том, что он не похож на своих высокомерных, но пустоголовых сородичей.

То, что их разговор до сих пор не перешёл во взаимные оскорбления или привычное для людей возвышение собственной расы над эльфийской, Соласа очень удивляло. Для магистра древнего Тевинтера этот человек ведёт себя очень сдержанно, ничем не выдаёт свою естественную неприязнь. Значит, этот маг весьма рассудительный и умный, раз понял, что правила нового мира легче принять, чем им противостоять. А это очень сложно, Солас его понимал, как никто другой. А уж тем более такое самообладание не идёт ни в какое сравнение с тем, что тут устроил жрец Думата, который обезумел от нового мира настолько, что даже не понимает, что воссоздать известный ему мир и Тевинтер, играя с Завесой, Тенью и скверной, — невозможно.

Однако Соласа эти мысли совсем скоро заставили нахмуриться. Со Старшим всё просто. Да, он безумен и силён, но очень предсказуем. Если бы эльф не скрывал правду о себе, то общими усилиями: его агентов и сил Инквизиции — они бы пресекли большую часть его планов совсем скоро. А поступки этого человека до сих пор ещё сложно понять, а уж тем более их предугадать. И поэтому такой непредсказуемый и сильный маг-сомниари, тело которого ныне пропитано магией, чуждой природе смертных, может принести куда больше проблем как для мира, так и для планов эльфа. И поэтому Солас для себя решил, что нужно поторапливать советников Инквизиции. Любыми способами, но этого мага им надо заполучить в союзники, чтобы взять его под контроль и внушить нужные их организации цели. Потому как ещё одного «Соласа» этот мир может и не потянуть.

— Довольно-таки неожиданно слышать подобные интересные суждения от эльфа, — произнёс тогда Безумец.

— По-твоему, эльфы не могу рассуждать, только прислуживать? — с ноткой обиды фыркнул Солас.

— Говорю не в обиду тебе, — поняв, как воспринял его слова эльф, мужчина постарался исправить недоразумение. — Но как ещё воспринимать тех, кто с таким высокомерием заявляет о своей свободе и при этом гордится рабскими метками на лице?

Слова человека удивили Соласа, который уже даже привык, что в нынешнее время никто не знал об истинном значении валласлина. А этот мужчина знает, поэтому и насмехается над долийцами в частности, и над всеми эльфами в общем. Конечно же, в данный момент любой эльф начал бы оспаривать слова человека. Но Солас промолчал. Что он скажет? Что эльфы не виноваты, виноваты только века рабства в Империи? Нет. Всё-таки не Соласу оспаривать слова собеседника, особенно, когда он из-за подобного искажения истории сам не считает всех нынешних эльфов… эльфами.

Увидев, что слова помогли решить недоразумение и эльф его, к удивлению, понял, Безумец обернулся и глянул на Брешь. Зелёное завихрение неактивно, точно такое же, каким и было в реальности. Но её вид натолкнул мужчину на мысли и воспоминания, которые отразили нехорошие эмоции в его белых глазах.

— Солас. Раз при тебе нет нужды скрывать моё происхождение, могу я спросить? — мужчина выдержал несколько секунд, чтобы дать эльфу возможность отказаться, но он промолчал, выразив тем самым готовность выслушать вопрос. — В нынешнем мире сохранилось ещё упоминание о том, как Звёздный Синод предпринял попытку пройти в Тень?

Безумец произносил слова непривычно тяжело. Об этом событии он почти ничего не помнил, осталась лишь безысходность, которую он пережил. И его разум не собирался возвращать эти воспоминания. Но мужчина хотел вспомнить, потому что чувствовал, что самоуверенность магистров обернулась большими для мира последствиями, чем он думал.

Солас заметил ту неожиданную неуверенность собеседника и даже страх в его глазах. Это его очень заинтриговало. Ему неприятно об этом вспоминать, но почему? Разве магистры не добровольно пошли на эту самую большую глупость в человеческой истории?

— На самом деле, у нас остались лишь предположения о том, что тогда произошло. Все версии разнятся. Однако все сходятся в одном: семь магистров вошло в Тень физически, а когда вернулось, началась эпоха Моров, которая длится и поныне.

Безумец слушал внимательно. Пусть слова эльфа многое и не проясняли и он до сих пор не понимал, что такое Моры и в чём их разрушительность, но теперь мужчина знал точно то, что произошло с ним и с этим миром, напрямую связано с тем злополучным днём. Может, и Империя рухнула из-за роковой ошибки Синода?

— А что стало с членами Синода?

— Отравленные скверной, они стали порождениями тьмы. Что с ними стало потом — неизвестно.

«Совершенно точно они вернулись в Тедас, но почему-то не ты», — хмуро заметил Солас и продолжал жадно цепляться за магистра взглядом в поисках ответов на то, как этот человек после столь долгого пребывания в Тени сумел выжить.

* * *

Несмотря на общие не лучшие предположения Редклиф встретил беглых магов из сопротивления очень даже дружелюбно. Наверное, местные жители и поворчали, но открыто не возмущались. Да и как тут повозмущаешься, когда разрешение пускать всех беженцев-магов — прямой приказ эрла Тегана, который в свою очередь получил такое распоряжение от самих правителей Ферелдена. Кстати, именно поэтому молчали и послушники местной церкви.

Из-за такой милости эрла Безумцу затеряться в переполненном городе проблем не составило. Местные жители, для которых все маги на одно лицо — чудики, его не трогали, а у местных магов и своих проблем хватало. Конечно, страх нападения храмовников был уже не столь сильным. Ведь Ферелден уж точно не потерпит вооружённое нападение или осаду своей деревни. Но всех беспокоило их нынешнее положение. Здесь они простые беженцы без какого-либо места жительства и заработка, который хотя бы помог им обеспечить себя самым необходимым. Именно поэтому все они с нетерпением ожидали решения той, которая их возглавила. Но Фиона тянула время, искренне не зная, куда им всем податься. А ведь и терпение эрла не резиновое, особенно учитывая то, что устроил здесь прибывший недавно тевинтерский магистр.

Прибывшим магам из сопротивления было не до любования деревней. Нужно было поставить где-нибудь свой лагерь и затихнуть, чтобы остальные не опомнились и не обвинили их в развязывании кровопролития во Внутренних землях. А вот Безумец такой шанс не упустил. Словно турист, мужчина прогуливался по деревне и её округе. Любопытству даже не помешали его больные ноги. Хотя любованием он не занимался. Да и чем тут любоваться? Самое настоящее захолустье, даже и в сравнение не идёт с красотой и величием, которые свойственны архитектуре его родины. Местное население недалеко ушло от своих предков-варваров. Поэтому эта деревня представляла исключительно исторический интерес. До сих пор раны, оставленные Пятом Мором, не стёрлись ни с лица Редклифа, ни из памяти его горожан. Во-первых, мужчина смог побывать в старой, разрушенной и ныне заброшенной части города, которую люди даже не стали восстанавливать. Во-вторых, он смог осторожно расспросить местных жителей и поэтому потихоньку начал понимать, что же такое Моры. Конечно, мало чего толкового можно было выслушать из речи крестьян. С научной точки зрения никто не мог нормально объяснить, кто такие «порождения тьмы», кроме примитивного «огромные страшные чудища». Более того, многие из них даже не понимали, почему недавний Мор был «Пятым». И всё-таки благодаря этим людям мужчина потихоньку начал собирать хронологию события десятилетней давности. А главное собирать разные сплетни о героях этого конфликта. Конечно, сплетни — весьма себе недостоверный источник информации, зато ни в одной книге не напишут всего того, что он узнал всего за один день.

Например, теперь Безумец знал, что статуя в центре Редклифа посвящена Герою Ферелдена. Айдан Кусланд, Серый Страж, героически погиб в конце Пятого Мора. Кто-то даже говорит, что именно благодаря ему этот Мор и закончился. Действительно, герой. Кстати, именно Церковь профинансировала возведение его памятника, ведь, как оказалось, он был очень набожным, истинным последователем культа Андрасте и, следовательно, ненавистником магов.

«Что ж твой Создатель тебе не помог?», — с ухмылкой думал Безумец, пока смотрел на весьма солидную для данного захолустья статую. Каменный воин застыл в вечной боевой позе с поднятым щитом и спиной по направлению к Денериму, столице Ферелдена. Наверняка это означало, что он стоит на защите города, в котором и погиб. Символизм. Всё, как Церковь любит.

Однако больше мужчине был интересен не этот фанатик и не его причастность к неизвестному ордену, а связь с другим ветераном Пятого Мора. Ведь, оказалось, что та самая Лелиана, одна из лидеров сначала Убежища, теперь и Инквизиции, была в уж очень тесных связях с погибшим Кусландом. В настолько сильных, что пока весь Ферелден отмечал победу, она ходила словно призрак, скорбя по тому, кто так и не вернулся с последней битвы. Трагичная любовь — весьма поэтичная и хорошая драма для менестрелей. И мужчину этот нюанс очень заинтересовал. Впервые ему захотелось, чтобы сплетни полностью отразили реальность. Знать о такой трагедии в жизни Тайного канцлера Инквизиции для него было бы весьма полезно…

* * *

Понятно дело, при такой гиперперенаселённости деревни её главное общественное место — таверна — будет переполнено. Однако для вежливого и платёжеспособного мага хозяин «Чайки и Маяка» нашёл свободную комнату для ночлежки. К удивлению, показав свою состоятельность, мужчина смог затеряться даже среди сопорати. Ведь беглецом он не был, потому что вёл себя слишком спокойно и любознательно для того, кому на пятки наступают храмовники. А раз он платёжеспособен, то, значит, имел хорошую работу. Никто даже и не помыслил обвинить его в воровстве или мародёрстве: слишком физически слаб для этого. Поэтому многие начали считать его обычным научным деятелем. Зачем таких бояться? Очевидно, за свою жизнь из библиотеки он и носа не казал, даже будучи магом. Отступник-учёный? А почему бы и нет? Вон один отступник вообще спрятался за юбкой Императрицы Орлея, и ничего, никто из Двора и слова не вякнул. Именно поэтому «учёнишку» никто не трогал. Безумец, конечно же, знал об этом мнении окружающих и старался догадкам соответствовать — говорил как-нибудь заумно, когда у него кто-то осмелится что-нибудь спросить.

В такие непростые дни в Редклифе уже с утра кипела жизнь. Мужчина, когда вышел в главный зал таверны, увидел небывалое количество жителей, которые все до одного обсуждали какую-то новость. Натянув пониже капюшон, он спокойно хмыкнул и будучи уверенным, что его точно никто даже не замечает, направился к трактирщику — главному собирателю всех местных сплетен.

— Доброе утро, — очень даже дружелюбно произнёс Безумец, когда присел за барную стойку.

Хозяин трактира, которому, видимо, с утра пораньше кто-то испортил настроение, сейчас стоял и с излишним усердием натирал кружку, будто представлял, что он крутит в руках не посуду, а голову обидчика. Однако появление нового постояльца этот мужчина воспринял очень даже тепло.

— И вам того же. Надеюсь, вам удалось отдохнуть без проблем. У меня, как-никак, лучшие кровати во всём Редклифе, — достаточно-таки задорно заговорил трактирщик.

Несмотря на то, что он свёл всё в шутку, Безумец всё равно распознал лесть. Однако она была настолько невинной, что абсолютно не злила. Ведь любой, кто хочет развивать своё дело, должен уметь угождать клиентам и в любом удобном случае нахваливать свои услуги. И бармен об этом прекрасно знал и пытался соответствовать. Очевидно, у человека есть деловая хватка, даже несмотря на то, что живёт в таком захолустье. Однако Безумцу этот человек нравился ещё и за то, что, в отличие от городских и столичных воротил, трактирщик не врал, нахваливая своё заведение. Магистр, поживший и в роскоши, и в полевых условиях, мог с точностью сказать, что мужчина сполна отработал все деньги, которые требовал в оплату. Подаваемая в трактире еда была очень даже приемлемая, особенно учитывая нынешние нелёгкие времена, а предоставленная комната соответствовала почти всем минимальным санитарным требованиям. У хозяев народными средствами даже почти получилось извести клопов с кровати.

— Позволь спросить, кто испортил тебе настроение в такую-то рань? — спросил Безумец, когда ему подали заказанный завтрак. Для человека с титулом магистра такой завтрак был очень скуден, однако мужчину это не беспокоило. Плохая еда сейчас его уж точно беспокоила в последнюю очередь.

Задавая свой вопрос, Безумец сразу перешёл на «ты». Такая фамильярность позволит трактирщику чувствовать себя наравне с собеседником. Это сближает и делает отношения куда более доверительными, чего маг и добивался. Быть в хороших отношениях с тем, к кому стекаются сплетни и о Редклифе, и обо всём Тедасе, очень полезно.

— Да ничего особенного, — даже и не задумываясь о подводных камнях такой вольности, которую предоставил ему клиент, заговорил трактирщик и показательно махнул рукой, — просто повздорил с парочкой подростков из этих ваших магов. У нынешней молодёжи и так никакого уважения к старшим, а уж маги вообще о воспитании и не слышали, не зря их никто здесь не любит… — мужчина настолько увлёкся, что только сейчас вспомнил, что перед ним сидел как раз один этих беженцев, поэтому тут же затих. — Эм. То есть я не имел ввиду, что все…

Бармен постарался сгладить недоразумение, помня как обычно реагируют маги, когда местные начинают указывать им на их бедственное положение. Однако тот, кто сейчас сидел перед ним, даже не показал ни одного признака обиженности.

— Тебе не нужно передо мной оправдываться. Я прекрасно понимаю, что местные не обязаны нас любить, не после того, как мы практически вторглись в вашу деревню, — успокоил собеседника Безумец, говоря всё тем же размеренным голосом.

— Ну, не думаю, что это можно назвать вторжением, всё-таки эрл дал разрешение…

— Эрл разрешил, а уживаться с нами приходится вам, а не ему. Так что это вполне можно назвать вторжением, только санкционированным. Хотя почему-то меня ты вполне себе терпишь.

— Ну, ты хотя бы не учишь меня, как мне делать мою же работу, в отличие от этих сопляков. Да и платишь недурно, — посмеялся мужчина.

Безумец поддержал настроение собеседника и улыбнулся.

После такого небольшого разговора трактирщик окончательно подобрел к магу. Ведь он лучше других знал, как редко попадаются такие спокойные, рассудительные личности. С ними хоть нормально поговорить можно. Это даже не идёт ни в какое сравнение ни с местными крестьянами, которые о манерах даже не слышали, ни с беглецами-магами, которые в большинстве случаев до сих пор не привыкли к жизни в обществе не-магов и только нарываются на неприятности.

И сейчас мужчина в очередной раз окинул завтракающего мага взглядом, абсолютно не задумываясь, почему у этого человека вся кожа белая, нездоровая, и вдруг кое-что вспомнил.

— Вот же я, старый дурак, совсем забыл, — ворча от своей забывчивости, трактирщик тут же полез под прилавок, откуда уже через пару секунд вытащил бережно завёрнутую в ткань выпечку. — Та молоденькая лекарка недавно приходила, просила тебе это передать.

Заинтригованный мужчина, конечно же, сразу развязал свёрток и обнаружил, что перед ним лежала скромная пшеничная лепёшка, но при этом с сахаром и ещё до сих пор тёплая. Видимо, совсем недавно лично та девчонка её и испекла. Потому что умелые поварихи пекут гораздо аккуратней.

— Милая девочка, — заговорил тем временем трактирщик. — Вчера мой младший оболтус на вилы наступил. Вроде и не сильно, а крови было, словно свинью зарезали. Побежали к нашей местной травнице, так эта старая кошёлка почти целый соверен запросила за помощь. Зато девчонка пришла, чего-то там своего намагичила, даже плату отказалась брать, а малец сегодня как ни в чём не бывало уже носится. Эх. Брата её встречу, так хоть ему заплачу, а то как-то не по-людски получается.

Закончив свои рассуждения и не желая больше мешать клиенту завтракать, трактирщик добрался до своих кружек и стал их вновь с усилием натирать. Наверняка он продолжил представлять, что в его руках сейчас головы тех самых магов-подростков, которые ему с утра и нахамили.

Остаток завтрака для Безумца прошёл в уже улучшенном настроении. Конечно, девчонка иногда перегибает со своей заботой. Назвала своим пациентом, хотя он ни на что и не жаловался, и вот теперь старается навязать ему больше есть со всякими этими подачками. Верит, наверное, что если сможет излечить его слабость и нездоровую белую кожу, то отплатит ему за спасение. Эх, знала бы она, что магии созидания здесь будет недостаточно… И мужчина ей уже давно хотел об этом сказать, но отчего-то каждый раз лишь отмалчивался. Слишком уж радостные глаза были у этого ещё наивного ребёнка при виде него, да и самому магу, чего уж там таить, нравилась такая её невинная забота, умиляла. В конце концов чувство меры она знала, совсем уж навязчива не была и его планам не мешала, поэтому зачем её оговаривать? Тем более эта девчушка, сама того не осознавая, нашла самую главную его слабость — страсть к сладостям. Поэтому в который раз мужчина не нашёл в себе сил вернуть ей обратно сладкую выпечку, а, сам того не замечая, вскоре съел всё сам.

Однозначно, как только встретит, надо будет её поблагодарить за подарок, а заодно ненадолго побыть строгим воспитателем и заставить взять хотя бы день отдыха. Конечно, помогая в деревне всем нуждающимся, она нарабатывает себе репутацию хорошего лекаря (слова трактирщика тому подтверждение), однако порой нужно быть и эгоистом, ведь истощённый маг уже точно никому не сможет помочь.

Из этих вполне себе добрых мыслей, которые были такими редкими гостями в его голове, Безумца вытянул усилившийся гул среди посетителей, обсуждающих всё это время одну и ту же новость.

— Чем все так обеспокоены?

— Так всё тем же. Ранней утренней новостью, — охотно ответил мужчина, однако по растерянности собеседника быстро догадался, что до того эта новость не дошла. — Ну, в общем торговцы, которые как раз пару часов назад сюда приехали, уверяют, что видели, как наш эрл со своими солдатами мчится в сторону Денерима.

— Зачем эрлу в такие дни покидать свои владения?

— Тоже удивляюсь. Но поговаривают, что ушёл он не по своей воле. Мол тевинтерцы, которые недавно приплыли, выгнали его из замка и там засели. Поэтому эрл и поскакал в Денерим просить помощи у короля.

— Захватить замок да ещё и без всякого сопротивления… Разве такое возможно?

— Всё возможно. Поверь мне, о Тевинтере такие страшные слухи ходят. Так что я ещё в день их прибытия сказал, что этот магистр здесь не к добру.

Новость о том, что Империя до сих пор ещё существует, очень удивила Безумца. Поначалу он был очень даже этому рад. Ведь приятно слышать, что в настоящее время сохранилась хоть какая-то частичка его мира. Однако чем больше он собирал сведений о нынешнем Тевинтере, тем больше в нём разочаровывался. Вскоре мужчина осознал, что лучше бы Империя была уничтожена окончательно, стала легендой и не была бы очернена тем позорным положением, в котором находится сейчас. Повторить судьбу Элвенана — это, оказывает, ещё не самый худший исход. Ведь Элвенан был тоталитарным государством с рабством и постоянными тиранами у власти. Но прошли века, и теперь он считается буквально потерянным из-за людей эльфинячим раем.

Впрочем, собранный по слухам образ Империи был похож на тот, который он помнил. Круг хоть и существует, но действует в качестве образовательного органа, а не тюрьмы, у власти стояли маги, а рабство всё также процветало. Однако на этом всё сходство и заканчивалось. Нынешний Тевинтер стыдно даже сравнивать с великой Империей людей прошлого, которая простиралась почти на всём континенте. Это уже не просто тень былого величия, это невзрачная пылинка под подошвой могущественных архонтов древности. Спрятались где-то там, у северного моря, и носа сюда практически не кажут, боясь гнева Церкви.

И хотя тосковать по ушедшим временам можно бесконечно, но мужчина вскоре отругал себя за эту ненужную слабость. Прежде чем браться кого-то судить, ему нужно знать историю. Вопреки его впечатлению мир ведь менялся не по щелчку пальца, а страдал и выживал целое тысячелетие. Поэтому нынешним Тевинтером можно гордиться хотя бы за то, что он старается помнить и соответствовать своему великому предку, а не прогибаться под Церковью. Из-за чего на него льётся вся желчь государств, которые подчинены этой идиотской религии. Очень похвально.

Для завтрака мужчина выбрал себе очень хорошее место. Ведь отсюда, у барной стойки трактирщика, открывался вид на весь зал, и у Безумца была прекрасная возможность наблюдать за всем происходящим. И пользуясь этим, он следил за настроением посетителей и заодно осматривал тех, кто сюда приходил. И поэтому он не упустил момент, когда в трактир зашла очень важная для мятежных магов эльфийка.

Фиона, или Великая чародейка Фиона для тех, кто хочет её унизить и намекнуть, что Круги по ней и её магам уже соскучились, была лидером всех беженцев в Редклифе. Узнав об этом, Безумец чуть сам над собой не посмеялся, потому что как, если не шуткой судьбы, назвать то, что из трёх встреченных им в этом новом мире сильных эльфов-магов двое являются чьими-то предводителями, а третий имеет похвальные даже по меркам Империи знания и о магии, и о Тени. Однако оспаривать и обсмеивать главенствование этой женщины он не стал. Ведь если оценивать объективно, без всех этих расовых предрассудков, то можно сказать наверняка, что Фиона очень умелый маг с богатым, что удивительно для мага Круга, жизненным опытом. Даже похвально, что она вызвалась вести все этих магов, большинство из которых вспыльчивые и глупые юнцы.

И понятно дело любому главенствованию в такие тяжёлые дни, когда берёшь ответственность за несколько десятков жизней, нелегко. Сколько бы мужчина её ни видел, она постоянно была вся уставшая и изнеможённая от решения очередных проблем, которые сами маги ей ежедневно и поднакидывают. И конечно же, у неё совсем не оставалось времени на разговор с обычными магами, поэтому и Безумца ни она, ни другие её помощники просто не замечали, даже когда он подходил к ним с невинными вопросами. В этом и заключается не лучшая сторона его умелого прикрытия — его никто не воспринимает всерьёз. А ему бы хотелось хоть чуть лучше понимать истинное положение здешних магов, в особенности, узнать, что на враждебном юге забыл тевинтерец.

И кажется, вскоре он и сам это всё узнает…

Пусть на прибывшую эльфийку никто не обратил внимания, но Безумец про себя отметил, что женщина сейчас непривычно сильно нервничала. Что-то её очень беспокоило. И желая узнать, что, мужчина аккуратно оглядел её и вдруг заметил, как неуверенно она сжимала в руках некий конверт. Повреждённая печать была с уже известным ему гербом в виде пылающего меча. Знак Убежища, а ныне — всей Инквизиции.

Что же такого могла написать ей эта организация, раз Фиона так волновалась. Угрозы или предупреждения о нападении? Наврядли. У Инквизиции нет ни полномочий, ни сил, чтобы штурмовать деревню и замок чужого государства. Тем более организация тратит все усилия и ресурсы, чтобы собрать под своё знамя всё больше союзников, поэтому ей абсолютно незачем угрожать и без такого уже запуганным и отчаявшимся магам-беглецам. Может быть, она просит о переговорах или даже о союзе? Второе для мятежных магов было бы, пожалуй, самым лучшим исходом, учитывая, что им уже некуда бежать. Однако почему-то Фиона была далеко не радостная.

На контрасте со вчерашней его спокойной экскурсией по городу сегодняшний день уже с самого утра не переставал удивлять своим разнообразием. Ведь пока женщина, подозвав помощников, кратко рассказывала о смыслеписьма и своих переживаниях, дверь в таверну открылась и сюда зашли новые посетители… хотя посетителями их уж точно нельзя было назвать. Безумцу не нужно было даже оборачиваться и смотреть, чтобы в этом убедиться, ведь в тот момент гул присутствующих полностью стих и весь трактир погрузился в тишину.

Появление того самого тевинтерского магистра, который, как и положено знати, не мог не заявиться в общественное место без сопровождения стражи, распугало всех посетителей. Затихли даже послушники местной церкви, которые пришли сюда, видимо, на завтрак. И где же сейчас вся их смелость, с которой они даже в Редклифе умудрялись кричать о том, что Тевинтер — один сплошной рассадник грехов?

Впрочем, магистр был абсолютно равнодушен к настроению местных и окинул взглядом помещение лишь для того, чтобы найти главу местных магов. Мимо Безумца не прошло то, как Фиона поникла в покорном жесте. Привычное поведение для раба, однако им она не являлась, поэтому мужчину очень заинтересовало, почему свободный эльф так ведёт себя перед магистром.

Понятно дело, эти двое разговаривать при свидетелях не собирались. Увидев, чей герб был на конверте, который держала Фиона, магистр лишь что-то ей сказал, и уже через секунду она покорно повела его на выход из зала, но не на улицу, а в жилую часть таверны, видимо, в свою комнату.

Всем этим страшным, по мнению остальных посетителей, тевинтерским гостям пришлось пройти мимо стойки бармена, за которой до сих пор и сидел Безумец. Благодаря чему мужчина смог вблизи осмотреть представителей нынешнего Тевинтера, сразу отметив, что магистр прибыл в Редклиф, не чтобы просто покрасоваться перед магами юга. Ведь на нём был весьма скромный на разные драгоценные украшения походный боевой костюм, почти такой же, как и у его подчинённых. Значит, он тут с весьма конкретной и важной целью, отчего Безумец с интересом прищурился. Впрочем, его самого все эти важные особы даже не заметили. Видимо, тевинтерцы здешних магов и за магов-то не считали, раз даже телохранители не задались вопросом, почему человек, который усердно прячет лицо под капюшоном, с таким интересом всех их изучает. А раз так, то назревает неплохой вопрос, что представители Тевинтера здесь вообще забыли, если они настолько равнодушны к своим беглым собратьям по магическому таланту?

— Что б провалиться всем этим тевинтерским выскочкам вместе со своей империей. Всех клиентов мне распугали, — тихо пробурчал хозяин таверны, наблюдая за тем, как после ухода тевинтерцев его заведение начало потихоньку пустеть.

Единственным услышав эти бурчания, Безумец усмехнулся, а после, оставив плату за завтрак, направился как бы в свою комнату, но на самом деле следом за иноземными гостями.

— Ты, это, осторожней будь. Этим тевинтерцам даже на глаза попадаться опасно. Свою магию крови наколдачат, вмиг каким-нибудь демоном станешь, — бросил ему напоследок искренне обеспокоенный трактирщик, очевидно, не желая обнаружить горстку пепла от одного из немногих платёжеспособных магов.

Такая магическая необразованность большей части населения не могла не раздражать истинного тевинтерца, однако Безумец опять показал чудеса сдержанности. В конце концов чему удивляться, когда в этом новом мире магов уже и за людей-то не считают? Спасибо хоть и на том, что трактирщик понимает, что малефикар и маг — это не одно и тоже.

Безумец угадал, когда предполагал, что те, кто нарушил утренний привычный ритм таверны, скрылись в комнате предводительницы мятежных магов. Успев выучить эту часть здания, мужчина довольно-таки скоро добрался до нужной комнаты. Он только и видел, как захлопнулась дверь, а потом её обступили телохранители магистра.

— Проходи мимо, хромой. Здесь смотреть не на что, — ожидаемо грозно произнёс один из солдат, когда Безумец, идя по коридору, слишком уж приблизился к охраняемой комнате.

Наверное, мужчина никакими словами не сможет описать, насколько он был счастлив, услышав акцент, с которым говорил этот солдат. Конечно, под давлением времени и прочих обстоятельств, с которыми столкнулся Тевинтер, акцент изменился, но всё равно он до сих пор близок к тому, как говорил Безумец и как говорила когда-то вся Империя. Ну, хоть что-то ещё ныне сохранилось от его мира, от его Родины. И от всех этих нахлынувших мыслей мужчина не сдержался и даже улыбнулся.

Если бы стражник не был так скрупулёзен в выполнении своих прямых обязанностей и задержался на изучении постороннего, то наверняка бы заметил улыбку на его лице. Понятно дело, не догадываясь об истинных причинах её появления, лаэтанский маг мог заподозрить что-то неладное, и уже у хромого бы мага начались проблемы. Однако Безумцу повезло, на него опять никто не обратил лишнего внимания, и у него получилось спокойно пройти в дальнюю часть коридора и завернуть в тупиковую его часть.

Сюда охрана магистра не дошла, а вот и зря. Ведь мужчина, когда выяснил, что с Фионой ему не поговорить, ещё ночью бродил здесь, желая проникнуть в её комнату в поисках интересных писем, заметок и, конечно же, книг, поэтому и обнаружил кое-что интересное. Оказывается, комната претерпела небольшую перепланировку. Изначально вход в неё был как раз здесь, в тупиковой части коридора. Но, сделав новую дверь, хозяин трактира этот вход заколотил, а с той стороны закрыл большим шкафом. Только он не учёл, что доски, а уж тем более неплотно сколоченные, очень плохо задерживают звук. Поэтому отсюда Безумец смог прекрасно услышать разговор тех, кто находился в комнате.

— Значит, Инквизиция предлагает вашим магам союз. Хм, быстро они спохватились, — вслух рассуждал Герион, пока читал письмо, а заодно и искал какое-нибудь возможное скрытое послание для магессы. Однако любопытство исследователя не удалось потешить, потому что чего-то подобного в письме он так и не обнаружил. — Хорошо. Посыльный сказал, как тебе оформить свой отказ?

Последняя услышанная от магистра фраза подтвердила предположения Безумца о том, что отношения между этими двумя были какими-то… подчинительными, что ли. Он даже не спрашивал её мнения касательно союза с Инквизицией, всё решил уже за неё.

— Посыльный сказал пока обдумать предложение, о котором говорится в письме. Где-то через неделю сюда прибудут представители Инквизиции, чтобы подробнее всё обговорить.

Фиона говорила покорно, но полностью своё отчаяние скрыть всё равно не смогла. Очевидно, ей, свободной эльфийке, пресмыкаться перед тевинтерцем было противно, однако она сама на это решилась, видимо, потому что не видела другого выхода. И сейчас, несмотря на сомнения, она пыталась себя оправдать, что договор с этим магистром не был её слишком поспешным от отчаяния решением. Ведь навряд ли служба организации, прародительница которой в своё время стала началом ордена тиранов-храмовников, будет лучше, чем служба Империи. Хотя… Впрочем, уже неважно, слишком поздно что-то менять.

— Что ж, буду очень рад встретиться с их представителями, — очень лукаво улыбнулся Герион, даже не скрывая этого.

— Вы хотите их дождаться? Но вы сказали, что совсем скоро заберёте моих магов из Редклифа.

— Нам некуда спешить, Фиона. Вдруг за той большой группой нуждающихся, которые пришли к нам недавно, ещё кто-нибудь подтянется. Мне бы хотелось вывезти из этого отравленного церковной ложью края больше наших сородичей, — ух, как же сильно лукавил Алексиус, произнося слово «сородичи». Безумец даже отсюда почувствовал всю лживость его, казалось бы, красивых намерений. Но понятно дело, уставшая от вечной беготни и груза ответственности эльфийка так и не заметила какого-либо подвоха в интонации собеседника.

Наверное, как истинный тевинтерец, Безумец должен был доволен таким исходом. Ведь, очевидно, беженцам нужно было куда-то уходить, пока не вернулся униженный тем, что его выгнали из собственных владений, эрл и не погнал всех магов отсюда без разбора. Однако мужчина прекрасно чувствовал, что отдавать магов Алексиусу нельзя. От кого он действует? От имени архонта и Тевинтера? Навряд ли. Потому что за четыре года, пока идёт война, Империя ни разу не организовывала такие открытые спасительные операции южных магов, а уж сейчас, когда политические отношения со всем Тедасом из-за взрыва Конклава накалились до предела, она уж тем более не полезет рисковать из-за какой-то кучки никому не нужных беженцев. Значит, магистр действует по своей воле. А это уже хуже, потому что намерения его явно недобрые. Переизбытком альтруизма Алексиус уж точно не страдает. Свою лживость он даже не скрывал. Но зачем ему маги, большинство из которых ещё совсем дети, Безумец не мог даже предположить, потому что пытливый тевинтерский ум, имеющий смутные границы морали и дозволенности, мог много чего напридумывать…

— Подслушивая за тем, чьи солдаты стоят буквально за углом, ты слишком рискуешь.

Для того, кто погрузился в раздумья, голос, обращённый к нему, был полной неожиданностью. Вздрогнув, Безумец отошёл от заколоченного дверного проёма и глянул на мага, который его обнаружил. Вопреки его ожиданиям, это оказался не любопытный солдат, однако тоже тевинтерец, который при этом до сих пор молчаливо стоял и не кричал стражникам о нарушителе. Отчего Безумец, даже забывая, что его только что поймали с поличным, сам не спешил оправдываться, а изучающе глянул на мага. Этот молодой парень был примечателен не только тем, что он судя по одеянию и акценту — тевинтерец, а ещё имел уж слишком сильные сходства с магистром. Это мужчина заметил сразу, поскольку сородичи для него уж точно не на одно лицо.

— Ты сын магистра? — спросил довольно-таки вольно Безумец.

В данной ситуации такая вольность — не лучшее решение, однако этот молодой маг лишь улыбнулся, и к удивлению, без всякого там лживого подтекста. Уже одним этим действием юноша показал себя куда более доброжелательным по отношению к магам юга.

— Так и есть, — не видя смысла скрывать, кивнул он. — Феликс Алексиус, — кажется этот молодой тевинтерец простил вольность собеседника, потому что сам говорил весьма свободно, а назвался полным именем исключительно из шутки, а не из формальности. — А как тебя зовут?

— Я воздержусь от ответа, — сказал Безумец, не желая даже сейчас называть собеседнику своё имя, точнее кличку.

Нежелание собеседника представиться судя по всему заставило Феликса растеряться, но при этом разбудило ещё больше любопытства по отношению к этому странному магу. Ведь парень, который не понаслышке знает об интригах высшего света, понимает, что этот «шпион» на шпиона-то абсолютно не похож.

— Для человека, который скрывает своё имя, ты слишком открыто нарываешься на неприятности.

— Не смог удержаться, когда, очевидно, за этой стеной решается судьба местных магов, в том числе и моя, — весьма спокойно ответил мужчина, не оставляя сомнений, что в его мотивах нет чего-то более сложного, чем обычное любопытство.

В тот момент улыбающийся юноша как-то погрустнел, тем самым прекрасно выдав, что он не согласен с действиями отца. Разумеется, у него получилось скрывать своё мнение и дальше, однако Безумец, которому хоть и не по своему желанию, но также приходилось быть участником интриг, прекрасно заметил эти сомнения.

Кажется, юный тевинтерец хотел о многом расспросить у странного, непохожего на остальных южан мага, однако вдруг раздался звук открытия двери и ознаменовал то, что магистр закончил разговор со своей подчинённой. Феликс это понял, но, не желая выдавать местоположение собеседника и навлекать на него неприятности, кивнул на прощание и поспешил к своим.

Мужчина, заинтригованный такой встречей, выглянул из-за поворота и начал наблюдать. Это у него вышло весьма неплохо, потому что его опять никто не заметил. Зато у Безумца было несколько секунд, чтобы взглянуть на Гериона и увидеть кое-что интересное. А именно: в момент, когда к нему подошёл сын, от сурового хладнокровного магистра не осталось и следа, вместо него был лишь преисполненный любовью отец, который о чём-то с искренним беспокойством спрашивал Феликса.

Это было очень интересно. Ведь будучи сновидцем, Безумец прекрасно чувствовал, что Феликс, в отличие от отца, был очень слабым магом, своим талантом он недалеко ушёл от сопорати. Мужчина знал не понаслышке, каким позором покрывается семья и какого влияния может лишиться весь род в дальнейшем, если родится магически слабый наследник. Понятно дело, такие дети не редко подвержены унижению даже со стороны родителей, особенно, если ребёнок единственный в семье. Однако своего сына Герион неподдельно сильно любил несмотря на все его магические недостатки и даже… болезнь.

Феликс нездорово бледный, слишком истощённый для представителя знати и, оказывается, слабый даже физически, потому что передвигается с трудом от недомогания. Понятно дело, для его ещё совсем юного возраста это ненормально. Поэтому Безумец и подытожил, что мальчик очень даже серьёзно болен. А самым лучшим подтверждением этого вывода стало сильное беспокойство Алексиуса, которое зародилось у него, стоило сыну слегка пошатнуться при ходьбе.

«И зачем ты потащился в такую даль с больным сыном?», — размышлял Безумец, посматривая вслед уже уходящим, потому что в его понимании Герион вёл себя уж очень нелогично. Человек, который так трясётся над своим ребёнком, просто так не потащится на корабле в чужую страну. И, очевидно, ему нет личного дела до всех этих магов. Использовать для ритуала? Глупости — для магии крови подойдут и рабы. Согнать в рабство? Нет — похитить сопорати было бы легче и безопаснее, они хотя бы в одержимых не превратятся. А значит, Безумец угадал изначально, и здесь всё гораздо серьёзнее.

А так же для мужчины было полной неожиданностью и то, что близость Феликса побуждала в нём самом ту самую странную песню. Пусть на этот раз её звучание было едва различимым, можно было даже подумать, что просто кажется или это шумит метка, однако маг, вспоминая свой первый день в новом мире, понимал, что ему не кажется. Тогда это пение было гораздо сильнее, могло и с ума свести. И Безумца это пугало. Ведь он абсолютно не понимал, что с ним происходит, и почему это необъяснимое явление вновь проснулось после стольких дней затишья при приближении этого мальчика?

Беда не приходит одна — в достоверности этой поговорки сегодня мужчина готов был уверовать. Рядом с тем, кто пришёл сюда лишь за книгами, вертится слишком много проблем нынешнего, чужого ему, мира. Стоило бы и не вмешиваться в эти заговоры. Что станет со всеми этими магами, его не должно волновать. Однако мужчина понимал, что сейчас происходят поистине судьбоносные события, и он, хочет того или нет, должен принять активное в них участие, поскольку один из членов Синода, чем бы он сейчас ни был, тоже жив и, в отличие от него, не собирается мириться с правилами этого мира.

Размышляя над тем, что ему за прошедшие полчаса пришлось увидеть и услышать, Безумец вернулся в главный зал трактира. Тевинтерцы ушли совсем недавно, однако в этом заведении успел назреть новый конфликт. Фиона, решив позавтракать перед очередным насыщенным обязанностями днём, тоже была тут. Однако передохнуть ей не дали. В таверну завалилась группа послушниц Церкви, и, преисполненные гневом, они все вместе тут же накинулись на эльфийку с претензиями.

— Что я пропустил? — спросил Безумец, когда первым делом подошёл к главному собирателю сплетен и новостей, который сейчас с любопытством наблюдал за конфликтом.

Впрочем, такое погружение в происходящее не помешало трактирщику обратить внимание на прозвучавший вопрос. Обернувшись, он осмотрел мага и с радостью отметил, что тот не попался на глаза тевинтерцам, раз вернулся живым и невредимым.

— И сам не пойму. Говорят, что сегодня ночью в церкви прямо из ниоткуда появилась какая-то магическая дрянь прямо в воздухе. Староста, значится, предложил отправить магов изучить это дело. Но святоши, понятно дело, никого не пустили, зато сейчас вот утверждают, что буквально несколько минут назад там всё демоны заполонили.

— Демоны в церкви?

— Ага. Забавно, правда? — смеялся бармен, видя в происходящем свою иронию.

— А что за «магическая дрянь»? — очень даже серьёзно спросил Безумец. Конечно, иронию он тоже видел, однако повода смеяться, по его мнению, не было.

— Да кто этих перепуганных святош разберёт, — пожал плечами хозяин таверны. — Сказали, что это было похоже на зелёную трещину прямо в воздухе. А как по мне, бред какой-то, — отмахнулся он.

«Разрыв», — Безумцу хватило и этого примитивного описания, чтобы догадаться, о чём идёт речь. Теперь он понимал, что стало причиной неожиданной активации метки среди ночи и, как следствие, его незапланированного пробуждения. И от этих мыслей мужчина пожелал вновь спрятать свою руку под плащ. Пусть до сих пор она лишь зудела, доставляя ему дискомфорт, но он не удивится, если в любой момент метка может вновь вспыхнуть, ведь рядом, как оказалось, находится работающий разрыв. Хотя его появление неслабо удивило мужчину. Он надеялся, что после запечатывания Бреши Завеса укрепится, а все разрывы исчезнут. Но, оказалось, нет. Более того — один такой появился даже в самом городе, вероятно, из-за того, что Завеса здесь и так ослабшая после взрыва и Бреши, теперь истощилась ещё больше от огромного количества магов в округе.

Безумец не стал ждать, пока эта новость разойдётся по всему Редклифу и подтвердится выходом демонов из церкви и нападением уже на деревню, поэтому сам в тот же момент поплёлся к месту происшествия. Он знал лучше всех окружающих, какова разрушительность последствий выхода магии Тени из установленного равновесия, однако сбегать не стал. Ведь ныне у него есть силы справиться с демонами, а значит, нельзя упускать шанс изучить такое последствие произошедшего катаклизма. А главное, если это действительно тот самый разрыв, который встретился им по дороге к Бреши, то, как тогда сказал Солас, миру известен лишь один способ его закрыть, и тот — на руке мужчины. Значит, если он не вмешается, то местному населению весьма вероятно придётся навсегда покинуть деревню.

Путь до церкви не занял много времени. Мужчина скоро и довольно-таки спокойно дошёл до нужного здания. Он почувствовал — внутри него ползали демоны, и находилось то, что повреждало Завесу и нервировало его метку, из-за чего та еле слышно трещала. Однозначно, сплетни не врали. Ощущение опасности разбудило в нём природное чувство самосохранения и желание сбежать. Но Безумец быстро отбросил все сомнения, потому что сомневающийся магистр — лакомый кусочек для демонов. Да и тем более, ему необходимо поторопиться, если он хочет действовать без свидетелей. Потому что вблизи церкви, пока в сплетни ещё никто не поверил, кудахтали только местные перепуганные послушницы, в такие моменты как никогда жалея, что Церковь не сумела удержать храмовников на своём поводке.

Обычно церковники чуть ли не на вилы готовы были насадить любого мага, который осмелится приблизится к их любимой церкви. Однако сейчас мужчину, который назвался экспертом по демонам, посланным Фионой, они пропустили с большой охотой и начали кидать в ему вслед не проклятья, а молитвы, прося Создателя помочь ему избавить Редклиф от такой напасти. Такое открытое проявление лицемерия в отношении магов мужчина устал уже даже замечать.

Стараясь воспользоваться преимуществом в виде внезапности, маг очень осторожно вошёл в здание церкви. Массивная кованая дверь, будто желая выдать его досрочно, предательски громко заскрипела. Однако у него всё-таки получилось проникнуть в здание и не получить на входе удар когтистой лапой, а значит, это всё-таки было по-тихому.

Внутри стоял полумрак, потому что большинство свечей уже потухли, а освещение от солнца, чьи лучи еле-еле проходили через витражи, не особо-то давало пользы. Поэтому он, отойдя в ближайший угол, слился с темнотой. Однако алтарю не нужны были свечи, потому что противоположная от выхода часть церкви прекрасно освещалась зелёным светом Тени, который выбивался из разрыва.

— Эй! Помочь не хочешь?

Тут же окинув взглядом всю церковь, Безумец увидел, как между колонн носится какой-то маг, периодически направляя самые лучшие свои заклинания на демонов, которые упёрто, но без особых тактических изысков следовали за ним. Можно подумать, что это один из местных любопытных, но глупых юнцов, который полез туда, куда ему не следовало. Однако, обратив внимание на акцент, мужчина тут же безошибочно догадался, что перед ним тевинтерец.

Хах. Не многовато ли граждан Империи для одной небольшой непримечательной деревушки?

Устав от слабости местных магов, Безумец был готов до бесконечности любоваться тем, как колдовал этот незнакомец. Полный контроль своих сил, не было ни страха, ни сомнений. Маг будто играл с тварями, умело используя магию духа, немного энтропии, а на запас оставлял для самых наглых сюрприз в виде стихийных заклинаний. Прекрасное зрелище, несмотря на то, что сражался маг за свою жизнь… Хотя этот смертельный риск и добавлял происходящему ещё больше красоты. И наблюдая за действиями настолько талантливого мага, мужчина даже на несколько секунд забылся, что он давно уже не в Империи, а перед ним не ученик.

Но к сожалению, сейчас нельзя было быть простым наблюдателем. Неизвестный ему маг хоть был и сильным, и талантливым, однако он не учёл, что нападающие будут постоянно прибывать, и поэтому потратил силы на эффектные, но не очень полезные в данный момент заклинания, и сейчас начинал проигрывать. Да и тем более физической подготовкой он не славился, поэтому начал даже быстрее уставать от побегушек между колон.

Понимая, что его помощь необходима и уже придумав хороший план, как уничтожить остаток демонов за один раз, Безумец осторожно направился в ту сторону, где сейчас происходило самое интересное. Увидев, что другой маг не струсил и не сбежал, Дориан сделал пару обманных манёвров, а потом тут же помчался к так удачно пришедшему, чтобы вдвоём наконец-то уже избавиться от демонов.

— В какой стихийной магии силён? — спросил Безумец.

В отличие от юнца, до сих пор не отошедшего от быстрого темпа сражения, которое он только-только вёл, мужчина был спокоен и так же спокойно посматривал на демонов, которые сейчас мчались к ним. А чего нервничать? Если его план не сработает, то всегда есть очень требовательные по силе, но не оставляющие противнику никакого шанса заклинания. А уж на самый крайний случай можно будет и магию крови использовать.

— Предпочитаю их поджаривать, — ответил Дориан и даже с интересом начал ожидать, догадавшись что этот маг что-то да придумал.

Безумец кивнул ему, тем самым и ответ дал, и сказал магу готовить своё «предпочтительное» заклинание. А после он вновь посмотрел на демонов, нахмурился и приступил к выполнению своей части плана. Какой-нибудь сопорати, привыкший к тому, что молодые маги любят подкреплять сотворение своих заклинаний бесполезными позёрством и жонглёрством посоха, сказал бы что этот мужчина ничего и не делает, лишь просто стоит и крепко сжимает рукой посох. Однако любой маг почувствует, как вокруг него начал меняться даже воздух, потому что магистр очень умело уже вовсю собирал необходимую для заклинания энергию прямиком из Тени, подзывал и подчинял духов, которые и исполнят желание колдуна. Вскоре на пару секунд он прикрыл глаза и сам погрузился во всю эту магию. В отличие от стихийной школы, которую способно породить любое сильное природное чувство вроде паники, страха или злости, с энтропией (особенно высшего уровня) стоит поступать гораздо аккуратней. Одни неверно сформулированные мысль или желание — и мощь всех подчинённых духов перекинется с врагов на соратников или даже на самого мага.

Вскоре результат его неторопливости стал проявляться и физически — посох-катализатор, получающий всю магию от хозяина, окружила аура неприятного грязно-фиолетового цвета. Цвет соответствовал школе, ведь не зря энтропию называют «магией крови из Тени», потому что, как и магии крови, у неё нет особых ограничений и её влияние на жертву зависит от жестокости и изощрённой фантазии заклинателя.

Когда всё было сделано, Безумец открыл глаза и резким движением руки направил свой посох на толпу, из-за чего вся магия, копившаяся в нём, вырвалась на свободу в виде окатившего всех врагов дыма того же неприятного цвета.

— Массовая уязвимость. Недурно, — присвистнул молодой тевинтерец, действительно впечатлённый такими способностями.

Ведь мало того, что этому магу удалось создать заклинание на площадь, что само по себе в разы сложнее, так ещё и такой силы, что парочка демонов гнева, окружённые аурой этого заклинания, мгновенно потухли и стали уязвимы к своей же стихии. То, что на юге он увидит, как кто-то так умело умеет оборачивать природу демона против него самого, для Дориана стало настоящей неожиданностью.

Однако на лицезрения времени не было, поэтому молодой Павус тут же приступил к своей части этого плана. То ли желая не отставать от мага-незнакомца, то ли не желая его подводить, у тевинтерца получилось даже слишком сильный поток огня. Впрочем, мотивы и не важны, ведь все демоны разом были уничтожены. Магов даже оглушило тем визгом, который одновременно издали все обречённые на смерть твари Тени.

Такое слаженное действие двух магов, благодаря чему за два заклинания они не просто изничтожили, а беспощадно унизили всех этих тварей, опять возвращало Безумца в прошлое, в те времена, когда магия считалась не просто средством, а искусством. Нельзя было назвать себя настоящим магом, если не умеешь тактически мыслить в бою и работать в команде. Конечно, и раньше это считалось излишком, самоуверенные колдуны действовали поодиночке. Однако всем было известно, что только те магистры, которые умели слаженно действовать в команде, заполнять пробелы в знаниях соратников своими, становились по-настоящему непобедимыми. А сейчас же всё это забыто. У кучки магов, которые вступают в бой, нет ни стратегии, ни планов. Они просто используют всё, что умеют, и больше мешают друг другу, чем помогают. Да о какой слаженности может идти речь, когда отряд не способен даже уследить за безопасностью самых уязвимых участников, например, лекарей? А он ещё удивлялся, почему храмовники сумели и давным-давно согнать магов в Круги, и сейчас их потеснить. У этих солдат хотя бы дисциплина есть и понимание о взаимовыручке.

Но поддаваться ностальгии было опять не время. Пусть демоны уничтожены, однако опасность на этом не закончена. Судя по тому, как стремительно молодой тевинтерец отступал к выходу и звал за собой второго мага, он уже успел познать всю «прелесть» открытого разрыва. Однако Безумец его не послушал, а наоборот, поплёлся к «магической дряни», которая уже начала накапливать энергию, чтобы вскоре вновь вместе с ней выпустить в недремлющий мир новую пачку демонов. Конечно, ему не хотелось занимать этой игрой с Тенью при постороннем и, однозначно, не глупом маге. Свидетели ему, ой, как не нужны. Но выбора не было. Ведь молодой маг уходить и не собирался, а только отбежал на безопасное расстояние и, будто не усвоив урока, начал рассматривать разрыв в поисках того заклинания, которое помогло бы закрыть эту дыру в Завесе. А ждать ещё нельзя.

Оказавшись опасно близко к разрыву, Безумец окинул его взглядом. Снова в его сердцевине, сквозь зелёный свет, проглядывались какие-то образы. Возможно, это просто искажалась реальность, а, может, виднелась и сама Тень… физическая. Мужчина даже поёжился, воспоминания того рокового дня уж слишком близко подошли к осознанию. Однако воспротивился даже разум, отчего маг, сам того не замечая, поднял руку по направлению разрыва с уже горящей во всю меткой. Хотелось уже просто от этого катаклизма избавиться.

Метка не изменила своим традициям и, стоило получить возможность, тут же магически вцепилась в разрыв, вытягивая из того энергию и постепенно залечивая «рану» Завесы. Такой резкий наплыв магии Тени мужчина перетерпел не без труда. Ведь за все эти дни пережитые ощущения забывались. А потому всё ощущалось, как будто в первый раз. Одно счастье — этот разрыв не был таким, который находился под Брешью, до критического состояния метка не довела своего носителя. Но снова он почувствовал привкус Тени, снова чуть ли не слышал от неё угрозы… Конечно, «угрозы» — это явное олицетворение всей той враждебной магии, которая окружила его и должна была уничтожить уже давно за счёт того, что её природа противоестествена для смертного. Однако вновь видимых и серьёзных последствий не было.

И вот вскоре, когда магия метки окончательно вцепилась в разрыв и дала знать об этом своему носителю сильной болью, мужчина совершил знакомый уже резкий рывок рукой. Как нить затягивает дыру на ткани, так и этот зелёный луч затянул разрыв, оставив лишь еле заметный шрам, который, впрочем, тоже исчезнет, стоит Завесе прийти в норму.

Что ж. В этот раз всё прошло гораздо лучше. Тень его почти не тронула, не пришлось её изгонять из себя. Это было, конечно же, странно. Но хорошо, что так получилось. Поэтому Безумец мог сказать, что ему даже понравилось. Однако вдруг, не успев даже опомниться, он схватился за голову, которая сейчас очень болезненно запульсировала. Видимо, его тело не поверило в то, что разрыв не захотел его убить, и поэтому решило само напомнить разуму, что он уж слишком заигрался со всей этой магией. Мало того, вдруг мужчина почувствовал трудность дыхания, а потом его нос наполнился кровью, которая постепенно начала вытекать на лицо. Очевидно, сильные головные боли и вызвали это кровотечение. «Fasta vass!», — не сдержался Безумец и даже шёпотом ругнулся на тевене — родном ему имперском языке — а после тут же окинул взглядом окружение в поисках пригодной ткани. Найдя такую, он тут же отрезал кинжалом необходимый лоскут и приложил его к лицу, к носу, пока своей же кровью весь не запачкался. Отчего он отрезал? От весьма дорогой церковной занавески. Ничего. Скажет — демоны подрали.

Пока Безумец присел на ближайшую скамью, чтобы отдохнуть и переждать последствия контакта с разрывом, неизвестный тевинтерский маг какое-то время кружил у места, где пару минут назад был магический катаклизм. Очевидно, он был из тех, кто любил прикасаться к неизведанному

— Поразительно! У тебя получилось закрыть эту штуку! Как? — вскоре заговорил тевинтерец и подбежал к носителю метки. Впечатлённый увиденным Дориан вёл себя неестественно энергично, его усы чуть ли не дрожали от любопытства.

Безумец ему не ответил, а только как-то растеряно глянул на руку. Метка до сих пор светилась, приносила ему боль, но не это самое главное. Присмотревшись, мужчина заметил, как на тыльной стороне его ладони вены еле заметно позеленели и стали мерцать. Из-за его белой кожи это было особенно заметно. Станут они ещё чуть-чуть по ярче, можно вообще подумать, что это татуировка. Это и есть магический ожог? Не похоже. Ведь какого-либо вреда не чувствовалось. Больше казалось, что это метка начала пускать в него свои корни.

— А, не говори. Уверен, что ты и сам не знаешь. Просто руку протянул, и — пуф — разрыв закрылся, — расценив растерянность второго мага по-своему, засмеялся Дориан, однако вдруг его осенили новые мысли. — Подожди-ка! Это случайно не ты ли закрыл Брешь? А то в Тевинтере все голову ломают: что же за «способ» нашла Инквизиция.

Мужчина нахмурился. Очевидно, врать ему было бесполезно, ведь незнакомец слишком хорошо разбирался в Тени и в произошедшем на Конклаве. С другой стороны, раз Инквизиция публично не афиширует то, что хромой закрыватель Бреши в бегах, у него есть возможность для другой лжи.

— Сделал всё, что мог, — произнёс Безумец весьма вольно, давая собеседнику иллюзию того, что он наивно доверяет незнакомцу. — А теперь вот пытаюсь выяснить причины появления здесь тевинтерцев.

— Значит, агент Инквизиции?

— Именно.

Несмотря на подозрительную прямоту, эта ложь сыграла ему на руку. Тевинтерец, видимо, не за что бы не поверил, что такой слабый физически маг мог бы сбежать от Инквизиции, да и для беглеца такого масштаба он не особо-то и прятался, именно поэтому собеседник не усомнился в его словах. Благодаря чему мужчина увидел, как изменился взгляд парня, подозрения сменились на доверие.

— Дориан Павус, — в знак доверия назвался парень. — Я был учеником Алексиуса. А прибыл в Редклиф по той же причине, что и ты.

Безумец в знак знакомства кивнул, но называться сам не стал.

— Очень рад, что Инквизиция занялась расследованием, потому что мы одни ему не помешаем, — говоря серьёзно, Дориан тем временем поправлял свою одежду, из-за чего вскоре кое-что обнаружил. — Kaffas! Один из демонов подпалил мне сапоги. Мои любимые сапоги. Сапожник столько их подгонял.

С одной стороны, пойти против своего наставника, значит, совершить низкий поступок. Однако Безумец, и без того подозревающий Гериона в далеко не альтруистических мотивах, наоборот многообещающе посмотрел на этого молодого мага. Очевидно, настолько самовлюблённым, каким он сейчас попытался казаться, этот маг не был. Ведь не из своего же эгоизма он тайком помчался в чужую страну, чтобы помешать учителю.

— Ты знаешь, зачем ему маги?

— Нет. Алексиус и без того сильно изменился, когда его сын заболел. А теперь его вообще не узнать. Но Феликс пообещал к нашей нынешней встрече узнать что-то поподробнее, — Дориан продолжал причитать от досады и испорченных сапог. Очевидно, по привычке он пытался скрыться за маской легкомыслия, но на нынешнем собеседнике это уже не работало. — Только что-то он задерживается, — хотя сейчас он и не скрывал беспокойства о друге.

Значит, тот мальчик, с кем Безумец недавно познакомился, и есть второй заговорщик. Это объясняло то, почему он вёл себя очень даже дружелюбно по отношению к магу с юга и не выдал его стражникам. Во что же на самом деле ввязался Герион, что даже больной сын старается ему противостоять? Заинтересованный происходящим Безумец решил тоже дождаться Феликса и выслушать его. К счастью, предостережения Дориана были напрасны, ведь вскоре мужчина уже почувствовал сквозь до сих пор непрошедшую головную боль опять ту пугающую песню. Единственным здесь её источником был только мальчик. А значит, совсем скоро он уже придёт.

И вот раздался скрип двери чёрного входа. Обернувшись на звук, они увидели, как к ним, пошатываясь, шёл ещё один, однозначно, знакомый им обоим, маг. Безумец не мог не усмехнуться тому, как точны были его ощущения.

— Феликс! — растеряв всё своё напущенное легкомыслие, радостно воскликнул Дориан и поспешил к другу. — Долго же тебя не было. Отец начал что-то подозревать?

— К счастью, нет. Но уйти от его опеки было непросто, — совсем невинно усмехнулся парень. — Значит, правду говорят, что здесь были демоны, — произнёс он, осмотрев место произошедшего сражения.

— А то. Ты пропустил всё веселье, — посмеялся Павус, забыв упомянуть, что это «веселье» чуть не закончилось трагедией для Редклифа. — А ещё я познакомился с магом, чьим способностями обзавидовался бы весь Магистериум. И я говорю не только о способности закрывать разрывы этой штукой на его руке, — теперь взгляд обоих молодых магов был направлен на мужчину.

Встретившись взглядом с юным магом Безумец совсем спокойно ему кивнул в знак приветствия несмотря на то, что они виделись буквально полчаса назад.

— Я так посмотрю, ты всегда там, где происходит самое интересное, — дружелюбно посмеялся младший Алексиус, конечно же, узнав странного мага.

«Феликс, ты даже не представляешь, насколько прав», — усмехнулся Безумец и только теперь поднялся со скамьи. Головная боль, как и кровь, к счастью, уже прошла, чего не скажешь о метке, которая до сих пор хоть и слабо, но всё же светилась. Из-за чего ему снова пришлось прятать руку под плащ.

Теперь в достаточно-таки шуточной манере Дориан рассказал другу о том, что смог узнать об этом маге. Разумеется, Феликса удивила его причастность к Инквизиции, однако повода сомневаться у него так же не было. Даже, наоборот, его очень обрадовало то, что такой умелый маг на их стороне. Однако это заставляло его и загрустить….

— Хорошо, что Инквизиция вмешалась. Потому что отца нужно остановить… — мальчик говорил стойко, но Безумец прекрасно слышал, с каким трудом ему давались такие слова. Очевидно, против отца он не имел личных неприязней, наоборот, любил его. Однако планы магистра он непоколебимо решил сорвать.

— Феликс… Значит, ты что-то узнал? — обеспокоенно произнёс младший Павус, так же заметив настроение друга.

— Да. Мы были правы, Дориан. Отец пришёл сюда за магами не по своему желанию. Он связался с венатори. Они ему это приказали.

— Кто такие «венатори»?

— Тевинтерская организация, которая совсем недавно заявила о себе. Они говорят, что хотят бороться за возвращение «древней Империи», но при этом очень уж радикальным способом. Из-за чего архонт признал её незаконной и, по слухам, даже предпринимал попытки устранить её главарей.

Безумец нахмурился. Не странно ли, что именно сейчас тевинтерцы вспомнили о своём древнем величии? Очевидно, им промыл мозги какой-то очень умелый оратор.

— Эти венатори могут быть виновны во взрыве на Конклаве?

— Сомнительно. Всё-таки конец света, который, как говорят, нам чуть не устроила Брешь, уж точно не способствует возрождению Тевинтера, — усмехнулся Дориан. — Однако не стоит недооценивать эту организацию, которая заставила зашевелиться даже обычно неторопливый на действия Магистериум.

Тем более секта, участников которой раз, два и обчёлся, никогда бы не послала одного из своих так вероломно захватить замок, который принадлежит, без малого, целому государству. А ещё Алексиус откровенно дерзит, раз даже решился на встречу с Инквизицией, которая так же вступила в борьбу за местных магов. Значит, эти венатори, кем бы они ни были, уже очень уверенно укрепились.

— Тебе также следует быть осторожнее, — обратился Феликс к их новому знакомому магу. — По-моему, венатори ищут тебя.

— Меня?

— Да. Отец упомянул, что хочет встретиться с представителями Инквизиции, чтобы «поинтересоваться самочувствием героя, закрывшего Брешь».

* * *

В связи с риском быть обнаруженными три заговорщика были вынуждены совсем скоро поспешно удалиться из церкви. Боясь попасться на глаза солдатам бывшего учителя, Дориан взял на себя обязанности узнать больше о иерархии и планах венатори и поспешно покинул Редклиф. Феликс же в связи со своей болезнью только и мог, что оказать помощь в выяснении дальнейших действий отца. А вот Безумец был вынужден поплатился за свою ложь тем, что теперь на его плечи легла судьба здешних магов. Оба юнца уверены, что он передаст всё услышанное Инквизиции, и уж она-то точно не допустит трагедии. Но только он никому ничего не передаст, и сам должен будет со всем этим разбираться.

Уйдя из деревни, Безумец сейчас стоял на берегу озера Каленхад. В Империи считалось, что это озеро благословлено самой Разикаль, Драконом Таинств. Считая это забавным, потому что сейчас на его берегу как раз вертятся очень важные тайны, мужчина усмехнулся, а после прикрыл глаза и погрузился в природную тишину этого места. Так он старался наконец-то переварить всё то, что случилось за одно сегодняшнее безумное утро.

Нелюбителю всех этих интриг и заговоров искренне не хотелось в них участвовать, в особенности, в этом новом чужом ему мире. Но нельзя. Ведь слова Феликса он прекрасно запомнил и разделял его предостережения. Откуда Алексиус знает, как именно и с помощью кого была закрыта Брешь? Ведь такой информацией располагает только Инквизиция, а она, судя по словам Дориана, не особо-то делилась ею с общественностью. А значит, ему рассказали об этом те, кто в тот день привёл в Храм отряд отравленных храмовников. А во главе них был солдат, чьим телом управляло другое существо, которого Безумец, конечно же, узнал.

Мужчина устало вздохнул. Слишком уж много фактов говорило о том, что в тот день героям Убежища противостояли именно венатори, а возглавлял их тот, кого бы он однозначно назвал умелым оратором, способным собрать вокруг себя сподвижников. Что именно тогда, тысячу лет назад, произошло, как Сетий смог также пережить отведённый ему век и откуда у него появились все эти небывалые для человека способности, Безумец не знал, но и ни разу не сомневался в том, что поощрять его амбиции он не будет. Не ради этого мира, который его всё равно никогда не примет, а из своих убеждений. Преданный трусом-архонтом, в одиночку он не смог остановить самоуверенных глупцов. Поэтому допустить ещё раз подобную слабость, Безумец себе не позволит.

Теперь мужчина глянул на замок Редклиф и именно на ту бойницу, где, по словам пугливых служанок, располагается библиотека. Торопиться ему некуда. Пока Инквизиция думает, что поиски его важнее, чем договор с магами, а Алексиус выжидает, у него есть неделя на изучение книг, который местный эрл хранит в своём замке. Он надеялся, что они наконец-то расскажут ему историю мира, которую он пропустил. Новые знания для него были самым важным, а все эти маги, Инквизиция и венатори подождут.

Собрав план, который его вполне устраивал, Безумец привычно осмотрелся по сторонам и, не обнаружив опасности, призвал своё самое любимое умение. Через секунду на том месте, где стоял хромой маг, уже важно вышагивал чёрный ворон и с довольным карканьем разминал крылья. А вскоре пернатый взлетел и, стремительно набирая высоту, направился прямиком в сторону замка…

Глава 5. Одним венатори меньше

Проходя вдоль книжного шкафа, Фауст внимательно осматривал его содержимое. Книг здесь было много, но, кажется, не осталось ни одной, до которой бы не добралась его книголюбивая натура. Трепетно коснувшись корешка одной из них, мужчина улыбнулся, не смог отказать себе в удовольствии и тут же снял её с полки. Руки исследователя тут же распознают в этой книге раритет, мечту любого уважающего себя коллекционера — она ведь эльфийская. Эльфы создавали не такое количество книг, как люди, потому что, будучи бессмертными, у них не было нужды оставлять что-то «после себя». Какой-нибудь элвен, совершив открытие, может ещё тысячелетия о нём рассказывать, и ему незачем это придавать перу, в особенности, создавать много копий. Понятное дело, что кризис, в который по неизвестным причинам впал весь Элвенан, а потом и неконтролируемый вандализм во времена первых походов тевинтерской армии по территории неизвестной расы нанесли разрушительный удар по наследию эльфийской науки и образования. Однако мужчину эта книга привлекла не тем, что её трудно было достать, а своим качеством исполнения.Бережно перелистывая повреждённое от времени и пережитого изделие, он готов был любоваться каждой его страницей. Мастерство и кропотливость проделанной работы чувствовались в каждом мазке виньеток, а аккуратность написания каждой буквы говорила о слишком продолжительной работе. Будет неудивительно, если эта книга писалась годами, а может и десятилетиями. Для эльфов времён Элвенана такая неторопливость в делах была весьма характерна. Впечатление мужчине не портило даже то, что книга не несла какой-то важной информации — очередное религиозное писание, опять всеми правдами и неправдами (хотя это же эльфы: здесь будет одна лишь только ложь) восхваляющее одного из своих божков.

Отвлекла магистра от своих мыслей свисающая длинная ветка растения, стоящего в горшке сверху, на книжной полке. Отмахнувшись от листьев, которые лезли ему прямо в лицо, мужчина убрал книгу обратно и, опомнившись только сейчас, обернулся. Ведь здесь был не только книжный шкаф.

Уют — это, пожалуй, самое подходящее слово, лучше всего описывающее комнату, в которой он находился. Из-за плотно закрытых занавесок здесь держался полумрак, разгоняемый лишь парой свечей и камином, который был зажжён, оттого и издавал приятный треск. Здешняя мебель не отличалась помпезностью. Да и зачем бы им стараться подражать дворцу архонта? Ведь всё должно быть так, как хотелось им. Для него — шкаф для самых важных книг и место, где бы можно было бы их удобно читать под звуки пылающей в камине стихии. Массивная кушетка из тёмного дерева, что стояла рядом, прекрасно удовлетворяла второе желание. Для неё — много свободного места, куда можно будет поставить горшки с любимыми растениями. И, очевидно, она выполнила своё желание — любое горизонтальное место в комнате было занято её растениями. Маг от этой картины улыбнулся. Да, такое обилие растительности могло раздражать. Однако для них, для тех, кто выбирает превосходство природы в архитектуре, а не камни и драгоценности, этот дом стал даже каким-то маленьким уголком уничтоженного Элвенана. Тем более большинство здешних растений были выведены именно эльфами.

Она всегда мечтала, что бы их скромный домик был наполнен эльфийскими цветами и растениями. Она всегда хотела их разводить. А он хотел, что бы её мечта сбылась.

Открытие двери он не услышал, а лишь тогда, когда его обняли со спины, понял, что уже был не один. Однако присутствие чужого его совершенно не беспокоило, потому что «чужой» она и не была. Не говоря ни слова, девушка оказалась к нему совсем близко, прижалась к спине, а её руки крепко обвили его торс. Близость с настолько дорогим человеком была для него бесценна. Мужчина улыбнулся и трепетно накрыл её руки своими. Ему нравилось, когда она так делала, когда, забывая о пропитанном жестокостью мире, они просто обнимались. Так он мог чувствовать поддержку, знать, что не одинок. Для того, кто поступил слишком вольно для сынка магистра, пошёл против его амбиций, всё это было просто необходимым. И она всегда знала, как помочь.

Она самое настоящее чудо. Он обязан был её защитить.

Защитить…

— Опять собираешься просидеть тут всю ночь? — услышал мужчина такой заботливый полный ласки голос. Этот голос он, пожалуй, не способен забыть.

— Ты же меня знаешь.

— Знаю. Поэтому и беспокоюсь. Ты скоро будешь выглядеть хуже, чем розы на матушкиной клумбе.

От её звонкого смеха сердце замирало. Её смех был чудесен… она была чудесной…

Поддаваясь замеревшему ритму этой комнаты, девушка совсем скоро вырвалась из объятий партнёра, но лишь для того, чтобы обойти и встать уже перед ним. Не дав ему вставить и слово, она потянулась к нему, её ручки так нежно приобняли его лицо, помогая ей точно взглянуть ему в глаза. Её совершенно не пугал его нездоровый цвет ни лица, ни глаз, она только улыбалась.

От её рук пахло сладкой выпечкой, маг знал этот запах прекрасно, ведь она любит готовить… для него. Да и только таким способом его можно было оттащить от книг. Она слишком хорошо его знала, и мужчина был абсолютно этому не против, наоборот, хотел, чтобы этот миг длился как можно дольше, лучше — бесконечность.

Но ему не хуже других известно, что хорошему свойственно быстро заканчиваться…

Когда она потянулась к нему за поцелуем, он поначалу поддался. Конечно, этого он хотел сильнее всего. Даже один раз, даже один поцелуй, сделал бы его счастливым. Для того, кого уже в жизни давно ничего не могло осчастливить, это было самым важным.

Именно такие мысли зародились в его голове: отчасти — им самим, отчасти — внушением. Понятное дело, им было тяжело противостоять.

Позволить себе всего лишь одну слабость, всего лишь один поцелуй… Чего в этом страшного? Ведь потом можно будет вновь взять себя в руки…

Однако в самый последний момент мужчина вырывается из оков дурмана и отталкивает от себя девушку.

Конечно же, она испугалась, удивилась и обиделась. И теперь смотрела прямо на него, в его глаза.

Ему было тяжело выдержать этот взгляд. Хотелось вернуться, подойти, обнять, извиниться. Опять начало казаться, что в проявлении этой небольшой слабости нет ничего страшного, разок он мог себя потешить желанной близостью.

Но он больше не поддался.

Мага от одержимого отличает то, что первый, в отличие от второго, умеет не переоценивать себя, свои силы, и знает, прояви слабость хоть раз — и из омута уже не выберешься. В эту игру нельзя играть по своим правилам. Всех тех, кто думал иначе, уже давно не существует. Мужчина об этом прекрасно знал и не собирался вестись на иллюзию счастья.

Она для него навсегда потеряна…

— Скажи мне, демон, неужели я настолько скучно прожил свою жизнь, что иного способа до меня добраться ты не нашёл?

Озвучивая свой вопрос, Безумец присел на кушетку и глянул на существо. Что обычно делают молодые маги, выявив демона? Кричат. Но мужчина не стал опускаться до подобного. Незачем тратить и нервы, и голос на очередную тварь Тени. Тем более злость не лучший способ, чтобы изгнать демона. Только с большей вероятностью демонов гнева приманишь, и всё.

— Гордость выполняют свою работу гораздо лучше. Каждый раз проявляют изобретательность.

В глазах существа мелькнуло недовольство. Это мага позабавило. Ведь, очевидно, демонам не нравится, когда им указывают на промахи и сравнивают с другими тварями, которые ещё и в негласной иерархии стоят выше.

Однако судя по тому, что образ ни этого места, ни девушки пока не исчезал, демон не собирался сдаваться, будучи уже обнаруженным. Даже, наоборот, игнорируя направленный на неё взгляд, она подошла к нему и слишком вольно присела на ноги. Не скажешь, что мужчина с его-то поломанными ногами не заметил вес демоницы. Но промолчал.

— Зачем мне бы придумывать что-то другое, если это именно то, что ты больше всего хочешь, милый? — забывая образ, которому следовал до этого, демон желаний начал уже говорить по-своему льстиво. — Останься. Ты ведь хочешь этого, хочешь вновь быть счастливым. Так зачем противиться? Своему миру ты не нужен. Зато нужен мне.

«Как и всем демонам», — усмехнулся Безумец, но вслух говорить не стал, зная прекрасно, что эта тварь, пока роится в его голове, всё равно услышит его мысли.

— Останься, милый. Здесь ты наконец-то будешь с той, которую отнял у тебя твой жестокий мир.

Зная, как её жертве это нравится, демонесса снова нежно приобнимает мага, ласково ему улыбается и, игнорируя прошлую неудачу, вновь тянется к нему за поцелуем. К её сожалению, на этот раз он даже не колебался в своём отказе и тут же отвёл голову в сторону.

— Ты, молодой демон, появился уже после эпохи великих сомниари? — понимая, что его не собираются оставлять в покое, мужчина решил действовать сам.

— Какое это имеет значение? — поначалу демон желаний и не собирался спрашивать, но потом он заметил в тоне жертвы какой-то уж слишком вольный тон.

— Очень зря, что твои сородичи не рассказали тебе, как опасно пытаться завладеть сомниари после того, как обман уже раскрыт. В этот момент вы становитесь уж слишком уязвимыми.

Демона, конечно, удивили слова мага. То, что эти твари друг с другом ведут только соперничество, а не делятся опытом, как люди, шло жителям недремлющего мира на руку. Да, этот демон желаний пусть ещё и молодой, но уже был достаточно силён, чтобы пробиться сквозь толпу демонов, желающих завладеть самим сновидцем. Однако даже в Тени всё решал опыт. Демоны по своей природе тянутся к таким, как этот маг, чувствуя их силу и невероятную способность влиять на оба мира. Тем более в нынешнее время никто из живых не защищён от их влияния. Однако понимание как истинных возможностей, так и опасностей сомниари приходит к демонам только с опытом. Чего эта демоница была лишена.

Маги-сновидцы недалеко ушли от демонов, они могут подчинять и менять Тень одними лишь своими мыслями. Поэтому пока демон желаний, не желая мириться с проигрышем, пытался до него добраться, сам Безумец вторгся в его владения и начал их разрушать. Для Тени или самого мага это не катастрофично. Первая просто даст возможность остальным демонам устроить противостояние за освободившееся место, второй же просто отправится дальше путешествовать по Тени. А вот для хозяина этих территорий это станет концом.

Когда окружающая их иллюзия начала рушиться, просочился зелёный свет нереальности, а он — терять свои силы, демон наконец-то догадался, что к чему. Вскочив, тварь Тени запаниковала, забегала, пытаясь вернуть контроль над своим же домом. Однако обыграть умелого сновидца он был уже не способен.

Магистры часто пользовались неопытностью какого-нибудь молодого демона. Под угрозой смерти они были готовы исполнить любое желание мага. Безумец так же пользовался подобной возможностью, но особо, как и большинство, не злоупотреблял. Ведь шантаж демона прямиком на его территории всегда привлекает излишнее внимание демонов посильнее. И избавиться от их прихода практически невозможно.

И сейчас мужчина не стал заключать сделку с демоном, когда тот, конечно же, стал выторговывать свою жизнь, как и не стал его отпускать. Демонов желаний он не любил, потому как после встречи с ними всегда оставалась лишь горечь и тоска.

Мужчина откинулся на спинку кушетки. Предсмертные крики демона его не волновали. Эта тварь уже совсем беспомощна, скоро погибнет, и в Тени станет на одного призрака больше. Тяжело вздохнув, Безумец лишь осмотрел эту потихоньку исчезающую комнату, мечту, которой уже никогда не суждено сбыться…

* * *

К огромному счастью, то безумное утро больше не повторилось. И Редклиф погрузился в свою обычную жизнь, даже от магов, заполонивших его, особых проблем не было. Наверное, все молодые маги получили неплохую такую взбучку от старших, раз теперь почти не устраивали разборок с местным населением. Впрочем, Безумцу было всё равно, как деревня жила всё это время. Пока обе организации, которым понадобились маги, бездействовали, мужчина целый день проводил в библиотеке местного замка. Он бы не прочь был и спать здесь, если бы не огромный риск быть обнаруженным. Конечно, с местными служанками он нашёл общий язык: пара звонких монет и сладкие комплименты, благодаря которым скромные эльфочки расцветали буквально на глазах, стали прекрасным усыплением бдительности всей прислуги. Но вот с телохранителями Алексиуса такой ход бы не прошёл, поэтому он предпочёл вообще не попадаться.

Оправдала ли его ожидания эта библиотека? В принципе — да. Несмотря на надежды каких-то иллюзий он не питал. Стоило ли ожидать серьёзной научной литературы в замке того народа, который недалеко ушёл от своих варваров-предков? Разумеется, нет. Подтверждение слов местных о том, что совсем недавно этими землями управляла семья, он нашёл в виде большого количества, очевидно, дорогих детских книг. А то, что жена прошлого эрла очень верующая, подтвердилось в виде религиозных писаний, которые занимали аж несколько полок в шкафу. Ну, и конечно, остальное место занимала художественная литература. Безумец бы обязательно и её прочитал, увы, время было не на его стороне, поэтому приходилось искать что-то действительно важное.

Несмотря на такой смешной по меркам знати, в имперском понимании этого слова, состав библиотеки у мужчины всё равно получилось подчерпнуть немало необходимых ему знаний. К удивлению, даже писания Церкви принесли далеко не малую пользу. В отличие от знакомого ему тевинтерского семибожья, где драконы являются богами-наставниками, как и в эльфийском пантеоне, нынешние фанатики взяли и перелопатили под себя всю историю. Конечно, историческая достоверность сомнительна. Но Безумец понимал, что уж лучше знать хотя бы псевдоисторию, которая написана в Песни Света, чем продолжать находиться в неведении, где он и был всё это время. Ведь, к его удивлению, в ней даже было написано о поступке Синода.

Привкус лжи он начал ощущать, когда перешёл к прочтению о «самом страшном грехе человечества», уже на самых первых строчках. Семеро магистров вероломно ворвались в Тень, чтобы войти в Золотой Город, дать Создателю поджопник и узурпировать его власть. Читать дальше расхотелось уже после этого. Ведь тогда никаких «создателей» и в помине не было, а мотивы магистров были вполне себе мирными. Эти бестолочи просто очернили великих людей, а вместе с ними и всю Империю.

Нет, Безумец ни в коем случае не оправдывает то, что сотворили магистры, особенно, когда он на себе испытал все тягости последствий от их самоуверенности. И всё же частично он их жалел. Ведь чудовищами они не были. Как и положено, все жрецы были очень верующими и заботливыми по отношению к своей пастве. Эльфийским «богам» бы поучиться у них, как надо обращаться с теми, кто искренне верит. Однако они и очень болезненно переживали кризис веры у прихожан, который начался в Тевинтере в те годы. Поэтому, понятное дело, жрецы без раздумий пошли на всё то, что им нашептали их боги. Хотя, что это были за «боги», мужчина и раньше-то не мог понять. Благодаря своему удивительному врождённому магическому дару он всегда превосходил ровесников по силе, а чуть позже, когда ушёл в учёбу с головой, и большинство старших магов могли ему противостоять лишь c большим трудом. Но даже будучи таким, Безумец ни разу не слышал никаких голосов в Тени.

Вероятно, с неверующими эти таинственные сущности разговаривать не собирались.

А вот интересно, Синод знал, что ждёт мир после их безрассудства? Навряд ли. Ведь Безумец начал вспоминать все те подготовительные перед самим ритуалом дни. Будучи приближенным к жрецам, он лучше других знал об их настроении в те дни. Даже не думая о возможных ужасных последствиях, они буквально светились от счастья. Магистры были уверены, что вскоре Империя наконец-то вновь вспомнит о своих богах…

О, да… Империя вспомнила. Весь мир до сих пор поминает, особенно, во время Мора.

Что же такое Мор? Вот какой вопрос мучал мужчину долгое время. Поначалу ему казалось, что «Мором» люди Тедаса могли назвать какую-то войну, в которую были втянуты все государства, революцию или кризис. Было даже более вероятное предположение о том, что речь идёт о какой-то эпидемии. Если учитывать общую деградацию медицины — магическую и немагическую — по сравнению с его миром, то это вообще неудивительно. Однако правда оказалась куда ужасней. Да, это была эпидемия, но с гораздо более критическими и разрушительными последствиями.

Для того, кто жил в то время, когда о такой трагедии помыслить могли только какие-нибудь писатели-фантасты, всё прочитанное им воспринималось с трудом. Почти двести лет все живые Тедаса сражались за свой дом с существами, которых прозвали порождениями тьмы. Да в конце концов они победили, но какой ценой? Земли Тедаса, по которым прошлись орды, опустели на долгие годы. Всё развитие откатилось на несколько веков назад. В Империи начался кризис. Именно тогда начали сформировываться мысли людей о новом мире, в котором магам не найдётся место, сновидцам — уж тем более. И это, очевидно, не шутки. Рухнула даже, казалось, нерушимая из-за отсутствия врагов империя гномов. Большинство тегов было потеряно, и ситуация не изменилась и поныне, а, наоборот, только ухудшилась. А самое ужасное — этот кошмар мир был вынужден пережить ещё четырежды. И Пятый Мор десятилетней давности, вероятно, не был последним.

Безумец внимательно вчитывался в каждый отрывок, где упоминается тот самый всеуничтожающей природы яд, который называют скверной. Он пытался хоть сколько-то понять её природу, действия или хотя бы причины. Потому что в версию Церкви о том, что жрецы стали первыми порождениями тьмы, он не верил. Ведь скверна была ещё и в их время. Ею точно был заражён лириум, который совсем недавно, буквально в ближайшем веке, был обнаружен гномами и использован жрецами в своём ритуале.

Почему он был уверен, что тот самый неизвестный их науке красный лириум был связан со скверной? Благодаря рассказу Феликса.

За эту неделю Безумец несколько раз встречался с сыном магистра. Мальчик, веря, что его собеседник — агент Инквизиции, выдавал ему буквально на духу всё то, что ему, казалось, важно для понимания мотивов его отца. Он хотел, чтобы Алексиуса не клеймили террористом или безумным фанатиком. Ведь Герион таким на самом деле и не являлся. Он светлый ум Тевинтера, исследователь, учёный и просто очень умелый маг. Но, к сожалению, на его плечи легла нелёгкая судьба. Сначала рождение сына, которого несмотря на его совсем слабые магические таланты он принял и искренне полюбил, не боясь даже завистников и врагов, которые не могли не воспользоваться появлением такого позора в семье альтусов. А позже ему пришлось пережить самую важную трагедию его жизни — гибель жены и фактически сына. Да, Феликс пока что жив, но смертельно болен, поэтому ему осталось совсем немного — так он сам сказал.

К такому человеку Безумец проникнулся хоть и не состраданием, но точно уважением. Однако этот магистр, какими бы ни были его мотивы, вступил в радикальную секту, а значит, мужчина не будет колебаться, когда их пути пересекутся. А они пересекутся обязательно…

Рассказы Феликса были полезными не меньше, чем книги, хотя и пугающими. Ведь мальчик рассказал ему, что именно произошло тогда, когда его мать погибла, а он заболел. Оказывается, однажды на них во время возвращения домой из Орлея совершили нападение порождения тьмы, а, значит, мальчик, как это часто и бывает, заразился именно скверной.

Благодаря изучениям воспоминаний Феликса в Тени и его собственным словам, Безумец получил ещё больше знаний о том, как работает этот яд, неизвестного происхождения. Однако эти знания натолкнули его на пугающие мысли. Говорят, что отравленные скверной слышат Зов — песню Древних Богов. Сейчас мужчина не задавался вопросом, с каких это пор боги-драконы стали спящими рептилиями глубоко под землёй, а не мудрыми наставниками за Завесой, которыми их преподносила религия его времён. Ведь то, что он слышал что-то похожее на эту «песню», когда к нему приближался носитель скверны, его беспокоило куда больше. Значит ли это, что он слышит Зов и сам отравлен скверной?

Не сумев с привычным спокойствием воспринимать эти догадки, мужчина подолгу стоял у первого попавшегося на глаза зеркала и изучал себя. Отравленные скверной люди потихоньку становятся вурдалаками: их кожа сереет, зрачки обесцвечиваются, кости понемногу деформируются, а во рту и на руках вырастают клыки и когти, соответственно. Впрочем, не всегда превращение заканчивается полностью. Чаще всего заражённые умирают уже где-то на середине происходящих метаморфоз. Это сейчас происходит и с Феликсом. Он очень бледен и слаб, а, значит, его тело уже не может сопротивляться скверне, поэтому даже он уверен в том, что скоро умрёт. И вспоминая об этом, Безумец уже смотрел на себя. В нём тоже проступили признаки отравления скверной, он был белый, бледнее Феликса. И при этом слышал песню, чего не слышал мальчик. Значит ли, что доза отравления у него сильнее, чем у сына магистра? Этот вопрос беспокоил мужчину. Ведь эта болезнь с одним концом, либо он умрёт скоро, либо превратится в вурдалака и полностью потеряет своё сознание, что равносильно смерти. Однако был один большой нюанс. Его мутации так и остановились. Уже прошло достаточно времени с момента его пробуждения, однако внешне он не менялся, да и самочувствие не ухудшалось. Всё такой же белый, худой, да и с некоторыми дефектами в строении своих костей. Последнее, впрочем, было связано больше не со скверной, а с мутациями, которые были свойственны всем магистрам Древнего Тевинтера из-за их пристрастия к опасному лириуму.

Значит ли это, что на него скверна не подействовала так, как на большинство отравленных людей? От этих мыслей мужчина не знал то ли радоваться, то ли ещё сильнее беспокоиться. Если скверна в нём не разрастается по известному людям сценарию, значит, на него она может подействовать как-то по-другому или проявит себя позже.

Однако, как бы то ни было, становиться монстром, изображённым в книге, которую Феликс сумел выкрасть из личного архива отца, ему совсем не хотелось.

От этих мыслей Безумец теперь даже злился на всех членов Синода. Им же говорил он, говорили все их помощники, что использование неизученного от слова совсем нового вида лириума для настолько опасного ритуала, в котором будет задействовано небывалое количество магии крови, может привести к самым непредсказуемым последствиям. Но они не послушали, они были слишком самоуверенны и слепы.

Теперь Безумец хотел знать лишь одно — во что их всех превратила глупость магистров, кем они стали, кем… кем стал он?

* * *

С каждым днём думы мужчины всё тяжелели. Разумеется, все эти знания, которые он получал, тешили его любопытство и жажду исследований, однако ему совсем не нравилось, что к происходящему причастен и он. Сначала это была метка и Брешь, а теперь вот ещё и скверна и остальные вытекающие из неё проблемы. И как от всего этого не сойти с ума тому, кто ещё совсем недавно спокойно прогуливался по улицам Минратоса и распивал лучшее вино Великой Империи? Проводник Хора Тишины вон, например, очевидно не смог справиться с реалиями чужого мира, обезумел.

Однако повторять судьбу жреца мужчина не собирался. Безумец, рвавшийся к знаниям и силе, способен был увидеть даже сейчас в происходящем выгоду для себя. Ведь на самом же деле эти знания ничего не меняли. Он жив до сих пор и прекрасно себя чувствует, если скверна и засела в нём, то так себя и не проявила, а значит, на страх времени не было. Ведь в этом мире было ещё много того, чего бы ему хотелось увидеть.

И он увидит. Обязательно.

И вот совсем скоро отведённые ему на спокойное знакомство с этим миром дни подходили к концу. Теперь уже нельзя было с головой уходить в книги, ведь со дня на день обстановка накалится до предела, две организации, желающие заполучить местных магов, дадут о себе знать. Особенно Безумец был заинтересован слухами, связанными с Инквизицией. Ведь, очевидно, когда заявятся их представители и вместе с ними — агенты, ему нужно будет уходить, поскольку, он был уверен, они тут всё вверх дном поставят, но выяснят, что беглец, которого они ищут по всему Ферелдену, всё это время якшался с местными магами.

Впрочем, и вторую сторону конфликта нельзя было сбрасывать со счетов. Ведь и венатори не сидели сложа руки. В этом Безумцу пришлось совсем скоро убедиться.

Сегодняшний вечер мужчина проводил в привычном для себя месте — в библиотеке замка. Мысли, что эта неделя подходит к концу, подгоняли его, заставляли вновь и вновь осматривать полки в поисках возможно важных, но незамеченных ранее им книг. Однако даже сейчас он пытался внимательно следить за замком, поэтому не пропустил момент появления кое-чего необычного.

К тому, как присутствие сильных магов раскачивает стабильность Тени, Безумец уже привык. Ведь сильных магов тут не так уж и много: он, Алексиус да ещё несколько беженцев. Конечно, за эти дни в Редклиф подтянулись ещё небольшие кучки запуганных и уставших магов, но никого из них уж точно нельзя было назвать сильным. Именно поэтому, когда этим вечером в поле его «слуха» появился новый нарушитель Завесы, мужчина был заинтригован. Поначалу ему казалось, что вернулся третий их заговорщик — Дориан — с новостями, но магистр быстро откинул эту догадку. Не в обиду этому парню, конечно, но незнакомый маг был и талантливее, и сильнее. Поэтому Безумец тотчас, поддаваясь своему любопытству, решил выяснить, что же это за странный гость, который появился подстать под самый вечер.

То, что неизвестный, которого он искал, появился здесь не просто так, мужчина понял уже тогда, когда вороном сидел на крыше одной из башен замка и осматривался. Тот самый конный отряд при въезде в деревню даже не стал из приличия спешиваться. Несясь чуть ли не по головам местных, всадники мчались в сторону замка. Тевинтерцы, однозначно. Даже с такой высоты глаза птицы смогли рассмотреть их одежды. Те же походные костюмы, как и у тех, кто засел в замке. Значит, венатори. От этих выводов мужчина нахмурился и, как только всадники стали ближе, осмотрел их получше в поисках того самого сильного мага. Он предполагал, что им будет какой-нибудь, как Алексиус, магистр. Однако сколько бы Безумец ни осматривался, подходящего под описание он так и не нашёл. Единственной, кто выделялся одеждами, а значит, и статусом, была молодая девушка, которая и скакала впереди всех. Неужели это она?

Когда всадники без каких-либо проблем вошли в замок (ворота им поспешили открыть как можно быстрее), высотный наблюдатель решил сам спикировать вниз, во внутренний двор замка. Теперь вот чёрный ворон сидел на заборе около конюшни и такими же чёрными глазами-бусинками рассматривал приезжих, но больше всех — именно девушку. Судя по внешности, она была очень молодой, наверное, немного старше Феликса. Именно её возраст и смущал мага больше всего. Однако в своих знаниях он не сомневался. Значит, эта девочка и есть тот самый сильный маг, которого он учувствовал. Очень похвально для её возраста даже по меркам его мира, тем более для не сомниари.

Из-за своих изысканий и любопытства мужчина повёл себя слишком неосторожно. Крупный ворон, сидящий на заборе, конечно же, привлечёт внимание. Люди его заметили и посмеялись от доверчивости птицы. Впрочем, причин для волнений не было, ведь его не тронули, не постарались подпалить ему перья даже ради спортивного интереса. Отчасти потому что боялись гнева той, которая была, очевидно, главнее всех их. Хотя девушка и сама вскоре заметила причину смеха её подчинённых. Судя по ухмылке, любопытный ворон, скачущий по забору, позабавил магичку. Была бы она сновидцем или опытным магом, то могла бы заподозрить обман. Но к его счастью, кроме потенциала в ней не было ничего. Да, подсознательно магесса чувствовала необычную ауру вокруг ворона, в какой-то степени он даже мог притягивать её своей такой же магической природой. Однако разбираться во всех этих ощущениях её, очевидно, никто не учил, поэтому она совершенно не обратила внимания на свою магическую интуицию, и птица для неё так и осталась просто слишком доверчивым животным.

Пользуясь неопытностью всех этих магов и не желая больше давать повода для подозрений, чёрный ворон взлетел и скрылся за ближайшей башней.

Очевидно, для неё эта встреча не значила ничего. Кальперния, забыв о странной птице, вернулась к своим делам и причине, зачем ей вообще нужно было приехать в Редклиф, поэтому тут же направилась к главному среди здешних тевинтерцев. Однако Безумец улетать не собирался. Он следил за передвижениями девушки по замку благодаря открытым бойницам. Алексиус встретил её почти у входа, как, очевидно, важную гостью и, получив от неё какой-то уж слишком строгий взгляд, сразу же повёл в свой импровизированный кабинет. Несмотря на то, что эти двое собирались говорить без лишних ушей, раз даже выставили за дверь своих телохранителей, мужчина заимел наглость сам залететь в комнату и сесть на потолочную балку. Темнота от наступающего вечера играла ему как никогда на руку. Чёрного ворона в темноте так никто и не заметил.

Конечно же, разговор вышел секретным. Двое венатори не могли не обсуждать важные для их организации планы. Безумец их, конечно же, слушал, но больше продолжал осматривать эту очень странную гостью. То, что она была даже главнее ни много ни мало этого магистра, говорило поведение Гериона. Ведь говорил он слишком аккуратно, покорно. Видеть, как пресмыкается тот, кто довёл главу местных магов чуть ли не до рабского положения, было очень забавно. Хотя какой-то добровольности Безумец в тоне Алексиуса не различал. Разумеется, мужчине противоестественно было подчиняться девчонке, которая, наверное, почти в два раза его и младше. Однако глаз ворона заметил ещё некую деталь — взгляд магистра. Ведь с таким скрытым отвращением никогда не смотрят на равных себе по социальному статусу.

И тогда у Безумца появилось ещё больше вопросов к этой женщине.

Кальперния, как и свойственно командирам, соблюдала строгость во всём. Начиная от своей одежды и заканчивая манерами речи. Её длинные пшеничные волосы были убраны в причудливую, но сложную причёску, которая не распустилась даже от скачки на коне. Её походное платье в лучших традициях тевинтерской моды было дорогим, подгонялось под неё мастером да не одним. Так что простушкой она уж точно не казалась. Вдобавок к этому держалась она гордо перед своими подчинёнными. Угрюмая маска не спадала даже сейчас. Она с откровенным удовольствием пользовалась своим положением и дерзила магистру Алексиусу, несмотря на разность в возрасте. Слишком пёстрая совокупность всего этого заставила Безумца подозревать, что вся эта важность весьма лжива и напущена. Можно было подумать, что девчонке вдарил в голову эгоизм и самомнение от собственной значимости, однако мужчина подозревал, что было всё немного сложнее.

Следующие несколько минут Безумец, забывая даже суть разговора этих двоих, наблюдал за девчонкой. Её поведение выдавало всю иллюзию. Она всем старалась походить на магистров, с одним из которых и разговаривала сейчас, но мужчина, сам в своё время крутившийся среди самых важных особ Империи, заметил кое-что интересное. Манеры у этой девчонки, как у него эльфийские корни: вроде и есть, а вроде никак себя и не проявляют. Понятное дело, что для детей знати такое поведение просто недопустимо. Безумец прекрасно знал, какую часть домашнего образования отводят на этикет и навыки достойного поведения, и всего этого Кальперния была лишена. Очевидно, она не из знати, и это невозможно скрыть, как бы ей того ни хотелось. Впрочем, это ещё не всё откровение. Ведь вся её грозность не могла зародиться на пустом месте. Наверняка, с отвращением на неё смотрит не только Алексиус, не признавая её настолько высокого положения. А значит, девушка, заняв эту нишу, вынуждена постоянно бороться с косыми взглядами. Судя по шарахающимся от её одного сурового взгляда солдатам, у неё прекрасно получалось соответствовать её нынешнему положению. Но почему её не принимали более старшие? Значит, она не просто не ребёнок из четы магистров или сопорати-дельцов, а из семьи потомственных чернорабочих или даже рабов.

Бывшая рабыня в таком возрасте уже может тягаться с гигантами Тевинтера? Очень… похвально. И Безумец действительно так считал. Такая талантливая девчонка-маг заслуживает быть замеченной. Однако, очевидно, не только он увидел в ней потенциал, а ещё и тот покровитель, что протащил её на эту высь. И магистр догадывался, кто стал её покровителем, ведь Кальперния уж слишком фанатично говорит о целях венатори.

— Хватит юлить, Алексиус! Ты писал в отчётах, что почти добился поставленной цели. Однако время идёт, а какого-то продвижения я не вижу! Да и почему ты не торопишься вывозить магов? Приказ был точен.

От очередных обвинений Герион буркнул. Конечно же, ему — великому магистру, уважаемому участнику научной среды Тевинтера — абсолютно не нравилось отчитываться перед какой-то соплячкой, однако он держался гордо, никак не выдавал свои мысли.

— Я не вижу повода для беспокойств. Работы подходят к концу. По нашим подсчётам время уже способно искажаться для всех тех, кто попадает под действие заклинания. Ещё чуть-чуть, и я смогу стабилизировать энергию и сделать её применение точечным…

— Лжёшь. Нам известно, что работа могла быть продвигаться быстрее, если бы ты не тратил большую часть времени на своего сына…

— Твои информаторы ошибаются, Кальперния. Феликс не может быть для меня важнее поставленной цели хотя бы потому, что от её выполнения зависит его жизнь. Да и Старшего я не собираюсь подводить, — Герион ответил достойно, не оставил и повода усомниться в своих словах и верности их организации.

Впрочем, он соврал, и Безумец это прекрасно углядел. Догадки мужчины сбылись: Алексиус действительно вступил в венатори не ради высоких идей, а ради сына, которого Старший собирается спасти, если измученный отец выполнит уговор. Хотя, как этот самый «Старший» собирается лечить смертельно больного и собирается ли вообще, Безумец не знал.

— Да и торопиться уплывать из Редклифа, я причин не вижу, — теперь Алексиус стал отвечать на второе обвинение женщины. — Чем дольше мы здесь остаёмся, тем больше магов заберём. Тем более мне бы очень хотелось встретить представителей Инквизиции.

— Из-за своего любопытства, Алексиус, ты ставишь под угрозу всю эту операцию.

— Ничуть. Маги к ним не перебегут, наши агитаторы с ними хорошо поработали, да и главная их эльфка подчиняется мне. А говорить лично с Инквизицией было бы очень полезно. Мы можем постараться разузнать больше о маге, который закрыл Брешь, если он действительно у них.

— Этим вопросом заняты специальные агенты Старшего, нам нечего лезть в эти поиски. Тем более мы даже не знаем, кто он и что из себя представляет.

— Знаю. Но, скажи, разве тебе не интересно лично встретиться с тем, кто коснулся Тени и при этом остался в живых?

Когда Герион это говорил, его глаза буквально светились от восторга и возможности увидеть что-то поистине необычное. Истинный исследователь. Кальперния это заметила и растеряла всё желание спорить дальше. Потому что спорить бесполезно. С типажом таких людей она была прекрасно знакома и знала, что есть они что-то напридумывают, то никакие угрозы не заставят их передумать.

— Смотри, Алексиус, отвечать за свои промахи ты будешь сам!

— Не учи меня, девочка, — Герион вёл себя очень послушно, однако последние слова собеседницы вывели его из себя, и он не выдержал. — Иду я на риск осознано и беру ответственность за последствия. В отличие от тебя.

— От меня?!

— Именно. Всем нам прекрасно известно, как ты добилась своей власти. Ты ничем не рисковала. Старший всё сделал за тебя.

Понятное дело, за такую дерзость нередко приходится платить. Однако сейчас Кальперния не могла собраться с мыслями. Однозначно, она не готова была терпеть такую дерзость, но слова магистра били на слишком больное место. За маской её злости сторонний наблюдатель даже увидел грусть, обиду. Очевидно, она так часто слышит в свой адрес эти пренебрежение и обвинение в своей ничтожности, что не успевает даже достойно отвечать. Удаётся только злиться.

И сейчас она не стала продолжать разговор, ставить на место подчинённого, а только с высоко поднятой головой обернулась на каблуках своих сапог и направилась на выход. Этот жест красноречивей слов говорил о том, что разговор закончен. Алексиус и против не был. Очевидно, им обоим было неприятно общество друг друга, а теперь — ещё больше.

Безумец наблюдал за происходящим с интересом. Неумение справляться с собственными эмоциями и нападками со стороны других делало эту девушку гораздо более беззащитной, чем ей самой того хотелось. Впрочем, в её слабости он не видел ничего позорного. Для рабыни она держится вполне себе достойно. Тут уже вина Старшего. Бросил ребёнка в стаю гиен и даже не научил, как правильно вертеться наравне с аристократами. На что он надеялся? На то, что одного его слова будет достаточно, чтобы венатори, где немало альтусов и выходцев из уже достаточно-таки влиятельных лаэтанских семей, верно встали под главенствование какой-то девчонки-выскочки? Старший, очевидно, переоценивает силу своего слова.

Переговоры этих двоих закончились тем, что она вышла из комнаты с не лучшим настроением, но расстроенной. Поэтому Безумец посчитал, что лучшего момента для личной встречи с этим редким по меркам нынешнего скудного на магию мира талантом и не придумаешь.

* * *

Будучи с испорченным настроением Кальперния желала лишь одного: поскорее убраться из этого замка. Об этом мечтали и все те, кому она по закону цепной реакции так же испортила настроение. Однако все они, в отличие от Гериона, не осмелились ей дерзить, а поспешили срочно исправлять недочёты в своей караульной работе. Немного поворчали, правда. Впрочем, им повезло, и начальница не услышала их возмущений. Идя обратной дорогой, она вообще почти не обращала внимания на происходящее. Сейчас были лишь одни мысли: пройти мимо библиотеки, спуститься на нижний этаж, а там поскорее выйти во внутренний двор и свернуть в конюшни. Однако её планам суждено было измениться.

Когда Кальперния проходила мимо непосещаемой нынешними жителями замка библиотеки, неожиданно в той комнате упало несколько книг с полок. Это, конечно, заставило девушку тут же остановиться и собраться с мыслями, чтобы убедиться, что ей не послышалось. Не послышалось. Шевеления за дверью действительно были.

Девушка задалась вопросом: кто бы это мог быть? Слуги точно не будут убирать комнату в столь поздний час: под скудный свет свечей ни одной пылинки не разглядишь. Сына магистра там не могло быть: Феликс ей только-только попался в коридоре и даже по-доброму поздоровался несмотря на её очевидное нежелание разговаривать. Но тогда кто? Возможно, какой-то солдат решил уединиться с одной из местных служаночек. В иное время Кальперния и не стала бы опровергать или подтверждать этот свой домысел, а просто бы ушла. Но сейчас ей, ужасно злой, хотелось ещё на кого-нибудь накричать.

Для своего настроения в комнату она вошла довольно-таки тихо. Возможно, не хотела вовлекать в разборку посторонних, а, возможно, следуя своим каким-то глупым надеждам, думала встретить здесь что-то поистине необычное. Самое интересное — так это то, что эти надежды чаще всего не находят подтверждение в реальности, однако сегодня увиденное её по-настоящему смогло удивить.

Ведь, зайдя в комнату, Кальперния увидела незнакомца, который сейчас в спешке пытался вернуть все упавшие книги на полку. Он точно был магом, потому что вокруг него кружил специально призванный шарик света — висп — и освещал ему комнату получше любой свечки, да и посох был при нём.

Благодаря той осторожности её присутствие так и осталось для незнакомца секретом. Пользуясь этим, Кальперния сложила руки на груди и с ухмылкой решила осмотреть его. Поначалу ей казалось, что это один из солдат Алексиуса, который, пока хозяин занят, сунул свой любопытный нос куда не надо. Однако достаточно-таки быстро девушка отмахнулась от этой догадки. Ведь одежда, которая была на незнакомце, не соответствовала нормам солдатского обмундирования. Да и плащ, явно дешёвый и с уже запачканными полами, придавал мужчине какой-то даже бедственный вид. Один из тех магов-беженцев, которые спрятались в Редклифе? Вероятно. Однако девушка всё равно нахмурилась. Она начала подозревать его в шпионаже, потому что не поверила, что обычный беженец осмелится забраться в подконтрольный тевинтерцами замок… Да и вообще, как он тут оказался? Подкупил слуг?

— Впервые вижу, что бы маг читал Песню Света, — произнесла Кальперния, когда разоблачённый маг убрал упавшие книги и вернулся к чтению.

Женщина говорила эти довольно-таки мирные слова с кровожадной ухмылкой, уже представив, как он отреагирует на то, что его раскрыли, начнёт паниковать, оправдываться. Но она ему, конечно, не поверит, и вдоволь отыграется на этом неудачливом шпионе.

Однако опять всё случилось так, как она и подумать не могла. Мужчина, конечно, вздрогнул, стоило тишине комнаты быть нарушенной посторонним. Однако, когда он поднял голову и глянул на неё, какого-то удивления она не увидела. Конечно, из-за достаточно-таки скудного освещения и капюшона девушка не смогла разглядеть глаза незнакомца, но судя по тому, что мужчина совсем скоро просто кивнул ей в знак приветствия и вернулся к чтению, он был абсолютно спокоен.

— Эти «Песни» лучше всего показывают всю гниль Церкви. Уничтожение Долов тому доказательство. Нарушили обещание той, чьи слова, как они говорят, проповедывают, и гордятся уничтожением государства и надежд целого народа лишь из-за инакомыслия. Масштабнее лицемерия мир ещё не видел, не правда ли? — мужчина говорил таким спокойным, абсолютно непринуждённым тоном. Лишь вопрос в конце доказывал то, что он всё-таки разговаривает не сам с собой.

Такое абсолютно нетипичное поведение для лазутчика заставило Кальпернию даже опешить. Она поспешила беглым взглядом вновь окинуть его, думая, может, что-то пропустила.

— Какой-то вы даже слишком спокойный, — тогда женщина решила спросить напрямик, желая узнать, как он будет оправдываться. — Не боитесь? — её «вы» было скорее оскорблением, чем выказыванием уважения, однако Безумец сделал вид, что не заметил этого.

— Бояться? Кого?

— Ну, хотя бы меня.

Услышав эти слова, мужчина вновь отвлёкся от чтения и глянул на девушку. Невозможность видеть глаз незнакомца её раздражало. Однако она удержала в себе желание подбежать к нему и сбросить этот уже ненавистный капюшон и решила подождать. Если он лжёт — она это совсем скоро выяснит, ведь долго притворяться он не сможет. Если же нет, то она выяснит его истинные мотивы нахождения здесь.

— Если честно, страх есть, — довольно-таки спокойно признался мужчина. — Судя по тому, что вас я в деревне не видел и встретились мы в замке, вы знакомы с этими тевинтерцами. А если это так, то мне бы очень хотелось, чтобы вы не выдавали им моё присутствие.

— Тогда зачем вы сюда полезли, если вам страшно?

— Тут книги.

Ни разу за их разговор он не дал повода усомниться в своих словах, его голос ничуть не вздрогнул. И теперь девушка с ещё большим интересом уставилась на мужчину. Он хочет ей сказать, что рискнул буквально собственной жизнью и пробрался на закрытую территорию только ради библиотеки? Сказки какие-то.

— Даже если это правда, неужели вы думаете, что вам кто-то поверит? — хмыкнула она.

— Я не прошу вас верить, я прошу лишь не говорить им. Тем более не моя вина в том, что во всём Редклифе нашлась лишь одна библиотека, иона здесь.

Кальперния терялась в догадках. Как бы она ни старалась к нему подступиться, он остаётся непреклонен в своих показаниях и даже остаётся таким же спокойным. Может, в его словах не было лжи? Но тогда какой безумец пойдёт на такой риск из-за… из-за книг?

Когда собеседник вновь отвернулся к книжным шкафам, женщина решила к нему приблизиться. Обхватив покрепче посох на тот случай, если мужчина раскроет себя и нападёт, она медленными аккуратными шагами подошла к нему почти вплотную. Однако меры безопасности не понадобились. Он ничего опасного для неё не сделал, наоборот, казалось, её близость его никоим образом не волнует. Однако всё же мужчина натянул пониже капюшон, когда девушка, его обогнув, попыталась под него заглянуть. Так что глаза незнакомца ей остались неизвестны, однако она и так уже сумела увидеть кое-что необычное: его кожа была белой. Вероятно, он не здоров. Это подтверждалось и его весьма щуплым телосложением. А ещё он совсем уж неуверенно стоял, периодически буквально цепляясь за посох для сохранения равновесия. Вроде не старик, а уже хромает?

Всё это заставило девушку ещё больше усомниться в своих обвинениях и начать верить ему. Ведь таких слабых в лазутчики обычно не берут.

— Назваться не желаешь? — произнесла девушка достаточно-таки строго, даже пугающе грозно, забыв о своём иллюзорном «вы».

— В этом нет необходимости. Лучше останемся друг другу незнакомцами. Тем более в вас я тоже не вижу желания называть своё имя, — судя по всему мужчину даже сейчас ничего не могло заставить потерять своё самообладание.

— Хватит юлить!!!

Спокойствие в голосе собеседника, однозначно, вывело её из себя. И девушка не заметила, как перешла на крик. Это было неправильно. Это была одна из главных ошибок. Кальперния это-то уж точно знала, поэтому тут же постаралась взять себя в руки. Сама не понимала, почему сорвалась перед этим неизвестным. Вероятно, когда ты злишься, любое проявление спокойствия может разозлить ещё больше.

Конечно же, такая резкая смена интонации, перешедшая из насмешки в открытую злость, не могла остаться незамеченной. Мужчина обернулся глянул на девчонку. Кальперния ожидала, что за этот свой промах поплатится насмешкой и издевательством и уже готова была соответствующе ответить.

— Я правильно понимаю, настроение у вас испорчено? — однако вместо ожидаемого она получила лишь осторожный вопрос и полное внимание с его стороны. Мужчина даже о своих книгах забыл и только смотрит на неё из-под капюшона.

— Тебя это не касается, южанин, — фыркнула она, напомнив себя, что он всё ещё под подозрением.

— Ошибаетесь. Сейчас это меня касается напрямую.

Его слова звучали как-то уж совсем двусмысленно, отчего Кальперния уже посчитала, что нашла его промах и сейчас уличит во лжи. Однако вдруг мужчина улыбнулся совсем по-доброму, тем самым говоря, что в его словах не было чего-то преступного.

— Если я не помогу вам исправить ваше настроение, то вы, вероятно, скоро начнёте кричать на меня и испортите настроение уже мне. Так что да, это меня касается.

От его совсем беззлобной улыбки Кальперния растерялась окончательно. Эта улыбка подчёркивала его образ, делала его таким же совсем неопасным. Её глазу сложно было даже хоть за что-то зацепиться, чтобы продолжать его обвинять в шпионаже. От него даже не веяло опасностью. Этот маг уж больно походил на простого чудака, забавного и безопасного.

И теперь пока женщина заблудилась в своих сомнениях и противоречиях, Безумец наклонился к ней. Он прогнал виспа, поэтому оставался в спасительной тени своих тёмных одежд. И пользуясь этим, мужчина аккуратно подхватил свисающую на лицо девушки прядку волос и заправил ей за ухо.

— Ты что делаешь?! — ошеломлённо воскликнула Кальперния, явно не ожидая, что он нарушит принятую в приличном обществе границу между двумя людьми. Сейчас она уже металась между желанием треснуть его по руке или сразу огреть тяжёлым набалдашником посоха по голове за такое нахальство.

— Поправляю вашу причёску. Очевидно, выпавшая прядь нарушала ту строгость, которой вы придерживаетесь, — совсем невинно оправдался он.

Как говорится, вступил в Магистериум — умей вертеться. Поэтому Кальперния научилась справляться со многими выпадами собеседников. Без этого никак. Ведь магистры остры на словцо. Поэтому такая совсем безобидная забота от незнакомца стала для неё самой главной неожиданностью. А ведь судя по тону, он даже не понял, что нарушил личное пространство и чувство такта. Однако её это совсем не злило.

Девушка повторила движение его руки, «поправив» уже убранную прядь, посчитала произошедшее весьма милым и сама не заметила, как позволила себе улыбку.

— Улыбка вам идёт гораздо больше, — очевидно, эти слова можно легко обозвать лестью. Однако мужчина произнёс их настолько безвинно, что это больше походило на озвучивание его мыслей, а не на попытку угодить.

«Как ты это сделал?», — удивлённо глянула на него Кальперния. Ведь девушке казалось, что она готова к любым похожим выпадам со стороны мужчин, да впрочем, и женщин — тоже. Ведь лживые комплименты самый распространённый способ поддержать разговор с неприятным собеседником и при этом не нарушить манеры. Зато эти слова чуть не вогнали её в девичью краску. Может быть, потому что они были по-простому честными и шли на резком контрасте с тем, что ей совсем недавно пришлось услышать от магистра?

Тот, в ком она не признала знатока интриг, конечно же, распознал все эти сомнения. Поэтому теперь уверенный в том, что он всё сделал правильно и такая вольность была очень даже уместна, Безумец лишь повернулся к шкафу, взял новую книгу с полки и начал листать её в поисках каких-нибудь интересных статей.

То, что в середине их разговора он снова перевёл всё своё внимание на книги, опять придавало его поведению какой-то бестактности. Однако сейчас, когда напряжение между ними спало, а все худшие обвинения никак не хотели подтверждаться, Кальперния не считала это чем-то постыдным. Наоборот, она с ещё большим интересом посмотрела на этого книголюба.

— Значит, книги любишь? — спросила она очень даже свободно несмотря на то, что недавно только-только считала его опасным. Однозначно, ненормальная страсть мужчины к книгам её заинтересовала, и девушка даже не скрывала, что спрашивала уже из личного интереса, а не ради очередной попытки уличить его во лжи.

— Очень, — ответил Безумец. — Ещё в детстве они стали для меня проводником в этом мир.

«И для меня», — про себя подумала девушка и разглядела в нём своего рода родственную душу. Ей даже стало интересно, детство у него выдалось такое же, как и у неё — отвратительное, раз он предпочитает книги общению с людьми? Если это так, то даже совсем не удивительно, что он так сильно рискнул и влез в этот замок ради книг. Наверняка, ему как начитанному человеку просто скучно сидеть с остальными магами-беженцами.

Все эти мысли читались на её лице, и Безумец их заметил и прекрасно запомнил…

— Хотя местная библиотека скупа на научные знания. Поэтому не дождусь дня, когда нас отвезут в Тевинтер. Говорят, там прекрасные архивы.

— Ты… ты знаешь об этом?

— О том, что мы теперь слуги империи Тевинтер? Да. Это весь Редклиф уже почти неделю обсуждает.

Договорив, мужчина исподлобья глянул на собеседницу. Кальперния как-то странно занервничала. Видимо, она знает, что венатори не собираются щадить старших, поэтому хотела хоть как-то завуалированно предупредить этого интересного мага об опасности и убедить не уплывать с остальными. Однако женщина в самый последний момент всё-таки передумала.

— Я… я надеюсь мы ещё встретимся, — как-то отстранённо произнесла она и направилась на выход.

— И я, — кинул ей вдогонку мужчина. — И спасибо, что не выдали меня стражникам.

Уже будучи у двери, Кальперния обернулась и в последний раз взглянула на него. Ну, кто бы мог подумать, что южный маг окажется настолько приятным собеседником. Впрочем, она ещё могла позвать солдат, парочка патрульных как раз несколько секунд назад протопала по коридору. Однако она не стала. Пусть это останется на совести магистра. Лучше она потом в своих отчётах укажет, что Алексиус настолько бестолков, раз даже хромой слабый южный маг сумел проникнуть в замок, до сих пор оставаясь незамеченным ни им, ни его солдатами. После такого магистр точно будет опозорен. И от этих мыслей Кальперния уже даже ехидно улыбалась, считая эту месть самой лучшей.

— Тогда сделай вид, что и ты меня не видел.

— Разумеется.

Став участником этого маленького заговора с тем, кто не тыкал в её происхождение и в юный возраст, девушка растеряла всё своё былое испорченное настроение и теперь, только задорно хихикнув, вышла за дверь.

Когда он вновь остался здесь один, Безумец позволил себе выйти из образа и довольно усмехнуться. Магистр пока не знал, к чему в дальнейшем может привести эта их встреча, но то, что на талантливую магичку он произвёл впечатление, можно было не сомневаться.

* * *

В сегодняшний день замок увидел небывалое со времён захвата тевинтерцами шевеление. Новость о том, что завтра с утра представители Инквизиции, закончив наконец свои глупые попытки помириться с Церковью, прибудут в Редклиф для переговоров, заставило Алексиуса отреагировать соответственно. Разумеется, от участия в этих переговорах он не собирался отказываться, однако и задерживаться в деревне — тоже. Ведь, если слухи правдивы и для полного закрытия Бреши нужно огромное количество магов, то, однозначно, Инквизиция не потерпит отказа и сделает всё, чтобы их заполучить. Настолько рисковать Герион себе не позволит. Любопытство любопытством, но меру знать надо. Тем более магистр понимал, что в случае промаха венатори не пощадят ни его, ни его сына.

Сейчас же, пока телохранители переносили ящики с их вещами и прочие нужные для исследования вещи на корабль, Алексиус стоял в своём пока ещё нетронутом переездом кабинете и изучал некие записи на своём столе. Они заставили его хмуриться. Может быть, потому что то, над чем он и работал для венатори, не хотело срабатывать? Для него это было плохо, ведь он обещал уже всё закончить.

Тем временем рядом с ним стоял Феликс и всё пытался переубедить отца. Оставить магов в покое, бросить все эти опасные исследования и просто уплыть домой. Герион хоть и смотрел на сына печальным взглядом, но молчал, дав понять тем самым, что он не передумает.

Безумец же всё это время, вновь приняв облик птицы, следил за происходящим с высоты потолочной балки и выжидал. Мужчина всегда мог здраво оценить свои силы, поэтому понимает, что сейчас, прожив так долго в обществе сопорати и слабых магов, он слишком расслабился. Дерзит, поступает неосторожно. А это недопустимо. Пусть Алексиус и близко не стоит с теми, с кем его пересекала жизнь в прошлом, однако недооценивать тевинтерца нельзя. В разговоре с ним он должен проявлять свою былую осторожность и быть готовым к тому, что миром дело не решить. Лишние надежды и иллюзии здесь ни к чему.

Впрочем, разумеется, ему хотелось и дальше оставаться в тени, не лезть во все эти разборки. Но, увы, нельзя. Сейчас только он способен спутать планы венатори, не позволить буквально похитить замученных магов.

— Отец, я прошу, выслушай ты меня наконец! — несмотря на многочисленные отказы Феликс не переставал пытаться достучаться до отца. Мальчика было жаль. Ведь он верит, что Алексиуса ещё возможно переубедить.

— Феликс… — с тяжёлым вздохом Герион наконец-то ответил на призыв сына, — пожалуйста… — он говорил с большим трудом, — просто доверься мне.

«Ведь всё это я делаю ради тебя», — эти слова вертелись на его языке, однако Алексиус не осмелился их произнести. Знал: сын его слишком добрый, он не согласится, чтобы цена спасения его жизни была настолько дорогой, чтобы за него умирали все эти люди.

— Довериться и смотреть на то безумство, на которое ты пошёл.

Посторонний насмешливый голос тут же вывел Гериона из своих мыслей. Подняв голову, мужчина инстинктивно осмотрелся и уже совсем скоро увидел, как в их сторону идёт появившийся буквально из ниоткуда маг. Не признав незнакомца, а потому посчитав его опасным, Алексиус среагировал незамедлительно, схватил посох и тут же встал перед сыном, закрывая того своей спиной от опасности. Однако, к его удивлению, прятаться Феликс не стал, а тут же выскочил из укрытия и радостно глянул на чужого.

— Феликс, ты его знаешь? — догадался магистр по реакции сына и уже гораздо серьёзней и пронзительней взглянул на незнакомца.

Маг, что теперь стоял перед ними, казался очень странным. По одежде его с лихвой можно было приписать к беженцам. И Гериону показалось, что раз он уже видел его в деревне… по крайней мере в похожем плаще. Однако сейчас этот мужчина в последнюю очередь походил на обычного мага Круга. Безумец, забывая свой созданный образ слабого странника, стоял с гордо выпрямленными плечами. Ни больные ноги, ни общая худоба не помешали ему держать превосходную аристократическую осанку. С высоко поднятой головой он смотрел точно на магистра. Взгляд его белых глаз был таким пронзительным, холодным, расчётливым. В лучших традициях тевинтерской знати. Алексиус на секунду даже опешил, очевидно, не ожидав такое увидеть на юге. Кто он? Неужели беглый имперский маг? Уж больно его манеры тевинтерские.

— Да, я знаю его. Он… может помочь, — ответил Феликс, хотя сам немного растерялся, не ожидая, что странный маг Инквизиции предстанет в таком образе. Неужели, он и прям тевинтерец? Это бы объясняло его прекрасные познания в магии, которыми так восхищался Дориан.

— Помочь? Феликс, о чём ты говоришь?! — воскликнул Алексиус, удивившись, как его сын вообще умудрился связаться с этим человеком.

— Помочь местным магам и не допустить той трагедии, которую ты собираешься устроить, — уточнил Безумец.

Поняв, что перед ним находится противник, который мало того, что решил ему противостоять и так нагло об этом заявил, так ещё и его сына в это вовлёк, Герион нахмурился сильнее прежнего и приготовился к атаке. Впрочем, быть инициатором боя с настолько странным магом ему абсолютно не хотелось.

— Отец, пожалуйста… — взмолился Феликс, прося отца выслушать этого человека.

— Прислушайся к сыну, Герион. Ведь вполне возможно ты поменяешь мнение о своём нанимателе.

Эти слова говорил Безумец, профессионально навивая интригу. Одна его хитрая ухмылка уже говорила Гериону о том, что этот незнакомец знает больше него. Понятное дело, ум истинного исследователя клюнул на такую приманку, и в глазах старшего Алексиуса загорелось желание узнать всё.

— С чего бы мне его менять? — говорил он достаточно сдержано, но глаза его горели любопытством и негодованием от незнания. Безумец даже усмехнулся: сам ведь такой.

— Ну, начнём с того, что ты подчиняешься венатори, потому что они обещали тебе найти спасение для твоего сына…

Услышав это, Феликс вмиг о многом догадался и как-то виновато глянул на отца. Ведь, оказывается, он пошёл на всё это безрассудство, связался с террористами лишь из-за него, лишь ради спасения того, кто уже и не искал спасения.

— Но неужели ты подпустишь к больному сыну того, из-за кого и начались Моры? — тем временем завершил Безумец свои довольно-таки каверзные слова.

Конечно же, услышанное заставило удивиться Алексиуса. Мужчина просто не мог понять, что могло стать подоплёкой к таким странным словам незнакомца, к таким непонятным и неожиданным обвинениям.

— Старший — это Сетий Амладарис. Древний тевинтерский магистр и по совместительству последний Верховный Жрец Думата.

Понятное дело, такое не могло приняться за истину сразу. Эти слова поначалу могли показаться сущим бредом сумасшедшего, шуткой от того, кто плохо умел шутить.

— Ты… ты уверен в этом? — даже Феликс поначалу засомневался.

— Абсолютно.

Однако для бреда слишком уж холодный тон был в голосе мужчины. Очевидно, он говорил как никогда серьёзно. Для мальчика это стало вполне себе доказательством. Ведь он поверил, что маг говорит от лица всей Инквизиции, а такая организация безумных предположений делать не будет. Но такая правда зарождала только ещё больше вопросов, на которые Безумец им отвечать не собирался.

Алексиус не знал всех этих фактов и псевдоучастия в Инквизиции незнакомца, поэтому уже должен был обвинить того в бесталанной клевете. Однако Герион упустил момент для ответа и погрузился в свои мысли. Да, по сей день со Старшим он лично не был знаком. Однако весьма вероятно, наглядевшись на красных храмовников и прочие манипуляции со скверной в лириуме, мужчина уже мог обвинить главного венатори в запретных для человека знаниях. А ныне слова Безумца лишь только усугубили все эти подозрения. «Невозможность» услышанного мужчину не особо-то отталкивала, ну, уж точно не после того, как он сам столько сил вложил в изучение и подчинение с помощью магии само время.

И теперь эта правда от странного мага его не удивляла, а пугала своей возможной истинной. Если он не соврал, если всё окажется истиной, то, значит, его просто обманули, значит, все его старания были напрасны? И венатори не выполнят свою часть уговора, не помогут его сыну?

Вероятно, это так.

Горе в глазах отца Феликс прекрасно заметил и, не желая, что бы он корил себя, подошёл к нему и бережно положил руку на его плечо. Это прикосновение оживило Алексиуса, заставило вспомнить о реальности и печально взглянуть на сына.

— Феликс, я только хотел… — хотел было оправдаться магистр, поняв, каким он теперь, наверное, террористом выглядит в глазах единственного сына.

— Всё хорошо, пап. Я давно уже смирился, — совсем ласково улыбнулся мальчик. — Прошу, давай просто вернёмся домой.

Казалось бы, вот-вот и весь конфликт завершится без кровопролития. Алексиус должен был понять, в какие дебри его привели все эти изначально светлые мотивы — спасти жизнь своему ребёнку, должен был смириться, должен был принять выбор сына и его просьбу. Ведь время у них ещё было. Вместо оплакивания незавидной судьбы и гонки за несуществующим лекарством, они могли потратить его с пользой, провести его вместе. Сыну хотелось ещё так много рассказать отцу. Отцу хотелось ещё так много удивительного показать сыну, просто порадовать.

Время дало им шанс…

Однако именно сейчас показалась обратная сторона упрямой тевинтерской натуры. Ведь Алексиус так и не смог смириться, принять неизбежность судьбы. И вместо выполнения просьбы сына, мужчина хищно глянул на незнакомого мага, который и стал причиной падения всех его стараний. Он постарался найти хоть что-то ради доказательства того, что этот маг нагло солгал, чтобы через сына добраться до самого магистра. Хоть Безумец продолжал держать спокойствие, ничем себя не выдавал, но Герион был уже в том состоянии, когда человек думает не своей головой, а самовнушением.

Этот незнакомый маг простым беженцем не был — это уж точно, однако хочет во что бы то ни стало сорвать планы тевинтерцев. Алексиус нашёл этому единственное объяснение — он из Инквизиции. Ведь только эта организация предъявляла права на магов, остальным на этих людей просто всё равно. И от этих мыслей мужчину посетило предчувствие. Откуда такому странному, однозначно, сильному магу с замашками на манеры тевинтерской аристократии взяться в Инквизиции? Магистр этот ответ искал на незнакомце, в очередной раз окинув того взглядом исследователя.

Впрочем, до сих пор все его мысли оставались лишь догадками. Он мог и отказаться от них в связи с отсутствием весомых доказательств. Ведь на лбу черноволосого мага не было написано, что он маг из Инквизиции, а как это доказать иным способом — непонятно. К сожалению, цепкий взгляд исследователя зацепился за странность, выведшую его прямо к правде.

После закрытия разрыва и стабилизации Завесы метка Безумца вновь стала неактивна. Именно поэтому мужчина не стал доставлять себе лишние неудобства и прятать руку под плащ. Это решение нельзя было назвать неосторожным или недальновидным, ведь даже сейчас не было причин для подозрений — метка никак себя не выдавала. Однако с момента закрытия последнего разрыва на руке мужчины появилось ещё кое-что. Тот самый повреждённый участок вен на тыльной стороне его ладони со временем так и не исчез, хотя чуть-чуть и померк от неактивности метки. И всё же эта линия была не такой уж и большой, если кто и замечал, то просто считал татуировкой или странной травмой.

Но именно это странное подобие магического ожога в совокупности со всеми другими фактами и натолкнуло Алексиуса на правильную мысль. Когда среди венатори пошли слухи о маге, пережившем взрыв на Конклаве и способном воздействовать на Завесу через Брешь и разрывы, Герион не мог не заняться этим вопросом. Конечно, много знаний об этом явлении в связи с его непредвиденностью не было даже у тех умников, кому было приказано его изучить, ведь только, заполучив единственного в своём роде носителя частички Тени, можно было получить настоящие ответы. Понятное дело, до Алексиуса, который работал над другой задачей, даже разные догадки доходили с трудом, но магистр всё равно сумел собрать достаточно сплетен об этом маге. Именно сплетни говорят, что Якорь проявил себя в виде мнимой трещины на левой руке носителя, из которой струится зелёный свет Тени. Не подозрительно ли, что у странного мага, который сейчас стоял перед ним, так же наблюдается магическое повреждение, да ещё зелёного цвета, да ещё и на левой руке? Именно — подозрительно, ой, как подозрительно.

— Ты… Тебя Старший и ищет!

Если бы эта встреча закончилась мирно, у Безумца, как он и хотел, получилось бы спутать планы венатори, у Алексиуса был бы шанс вступить в Инквизицию и оказать им помощь в борьбе с тем, из-за кого, как считают большинство, этот мир и отравила скверна, не из высоких мотивов, так хотя бы из мести за своего сына, а Феликс порадовался бы, что ради его мнимого спасения никому не придётся отдавать свои жизни и что его отец больше не будет связан с этими террористами. Однако в этот момент разорвалась та самая тонкая нить, что и связывала их всех с этим прекрасным «если». Однозначно, шанс утерян безвозвратно.

Возможно, Алексиус и ошибся. Возможно, этот незнакомец совсем не тот, за кого он его принял. Возможно, он на самом деле всего лишь один из беженцев, который, в отличие от остальных, не стал сидеть на месте и решил спасти их от ужасной судьбы, на которую венатори обрекают большинство здешних магов. У всех этих предположений разные шансы на существование, но они есть, поэтому Алексиус и как учёный, и как исследователь должен был учитывать и их. Однако сейчас это был уже не умнейший человек Тевинтера, а несчастный отец, что потерял голову от отчаяния и горя. Голос разума был бессилен. В его голове кружилась лишь одна мысль: этот незнакомец врал, ведь тот, кто может управлять скверной, обязательно поможет его сыну. Нужно лишь доставить к нему этого мага — разрушителя планов Старшего — и магистру простят все его неуспехи.

Слова отца, конечно, удивили Феликса, а когда магистр вообще ухватился за свой посох и приготовился к атаке, то он убедился окончательно, что мир не наступил. Поэтому вместе с попытками докричаться до отца мальчик встал прямо перед вторым магом, защищая того от атаки. Он надеялся, что это заставит Алексиуса остановиться, что вид испуганного сына заставит его одуматься.

Увы, это не сработало. Герион остановился, но лишь на секунду, чтобы сменить тактику ведения боя. Однако его враг тоже выжидать не собирался.

В то, что всё дойдёт до сражения, Безумец даже не сомневался. В хороший исход он и не верил. Именно поэтому во время всего разговора он был настороже, следил за Завесой, чтобы не позволить Алексиусу загнать себя в ловушку. Однако, очевидно, нынешних магов он переоценил. Даже тевинтерский магистр не воспользовался всеми теми искусными ухищрениям, которые были известны в Древней Империи. А зря. Тогда у него мог быть шанс.

Конечно, поддаваясь своей гордости и чувству превосходства, Безумец мог бы вступить в зрелищное смертельное противостояние двух тевинтерских магов. Это был бы честный бой. И он прекрасно бы потешил эго сновидца, ведь можно было «показать сопляку, как должен сражаться настоящий тевинтерский магистр». Однако вся эта показуха сопровождалась огромным риском. Только самый настоящий глупец будет недооценивать Алексиуса в качестве противника. Именно поэтому мужчина избрал очень подлый, но наиболее вероятный путь к победе.

Неожиданно, не успел магистр и завершить чтение хоть одного заклинания, как мимо Феликса, чуть ли не сбивая того с ног, промчался волк и с грозным рыком накинулся на мага. Почему эту атаку можно назвать подлой? Потому что в сражении против мага Герион, конечно же, будет делать предпочтение в сторону магической защиты, а не физической. И именно поэтому его уже окружал созданный крепкий барьер, способный выдержать даже несколько прямых попаданий мощной стихийной магии, но не неожиданное нападение вблизи.

Всё произошло слишком быстро. Волк, который был крупнее ферелденских собратьев, без особых трудностей в прыжке сбил Алексиуса с ног, а потом ухватившись клыками за посох вырвал его из рук мужчины. Не дав ему даже секунду, зверь тут же начал неистово рвать доспехи мага, чтобы добраться до уязвимой человеческой шеи.

Алексиус сопротивлялся. Будучи в панике, он предпринял немало разных попыток спастись, начиная от попыток сбросить с себя волка и заканчивая стараниями подпалить его шкуру. Маг опасен и без посоха, и в сражении с обычным животным у Гериона ещё был бы немалый шанс. Однако против человека, который за года практики абсолютно освоил тело зверя, да ещё при такой неожиданности — никаких. Ведь сил магу сбросить с себя такую тушу не хватит, выхватить кинжал волк не давал, а от любого пущенного заклинания безошибочно уворачивался.

Для них нетипичное для магов противостояние длилось, казалось, целую вечность, для любого постороннего — всего лишь несколько секунд. Феликс только-только успел хоть что-то сообразить, как вскоре помчался к ним. С криками он схватил волка за шею и постарался его оттащить, прося дать отцу ещё один шанс. Но было слишком поздно. Добившись своего, зверь уже совсем скоро вцепился в шею человека и острыми клыками смертельно её прокусил.

Изо рта вместе с кровью вырвался последний хрип. И вот сопротивления прекратились. Тело магистра обмякло под лапами волка. А в остекленевших глазах навечно застыл предсмертный ужас.

* * *

Феликс сидел перед бездыханным телом отца, ничего не замечая вокруг. По щекам мальчика бежали слёзы, но он даже не старался их сдерживать. Зачем? Ведь теперь не осталось никого, кто бы мог сказать, что для сына магистра это неприемлемо. «Ну, почему ты меня не послушал?», — из раза в раз задавал он этот вопрос, спрашивая того, кого больше не существует, и сжимал его остывающую ладонь.

Безумец тем временем безмолвно стоял неподалёку. В какой-то степени ему было жаль, что всё получилось именно так. Однако ему было жаль скорее не магистра, а потраченного времени на бесполезные попытки договориться. Да, возможно, не было нужды в убийстве, может быть, во второй раз Феликс сумел бы уговорить отца смириться… По крайней мере в это верил сам младший Алексиус. Безумец же не сомневался в том, что переговоры в дальнейшем были бы уже невозможны. Так что произошедшим он был полностью доволен. Планы венатори на беженцев рухнули, и сильный тевинтерский маг больше не представлял для него угрозу. Единственное, что мужчина посчитал промахом, так это то, что разборки они устроили при мальчике. Кто знает, как Феликс переживёт произошедшее на глазах убийство отца. Потеряв голову от горя, он может возжелать мнимой мести и напасть. Поэтому холодный взгляд Безумца был направлен сейчас именно на мальчика. Убивать и без того смертельно больного уж точно не было никакого желания, однако, если произойдёт то же, что и с Герионом, он колебаться не станет.

В таких делах нет месту жалости, это магистр усвоил прекрасно, поэтому и прожил так долго.

Совсем скоро в кабинет ворвались солдаты. Видимо, услышали крики. Увидев уже окровавленное бездыханное тело своего хозяина, которого они и должны были защищать, телохранители от ужаса даже побелели, но потом увидели неизвестного им мага и тут же, словно бешеные сторожевые псы, окружили вероятного убийцу. И теперь, приняв полную боевую готовность, они стали наступать на него. Зная, что одно лишнее телодвижение может только спровоцировать служивых, Безумец очень медленно и аккуратно отошёл в сторону открытого окна. Хоть один намёк на угрозу его жизни, и мужчина птицей просто покинет комнату, никто ничего не сумеет сообразить.

Однако в тактическом побеге уже не было нужды. Ведь тут раздался громкий приказ младшего Алексиуса оставить чужого мага в покое. Телохранители, конечно же, удивились, переглянулись между собой, однако подчинились. Ведь теперь они обязаны были подчиняться Феликсу, а он дал точный и однозначный приказ. Услышав, что больной мальчик даже в таком разбитом состоянии может отдавать приказ получше некоторых магистров, Безумец улыбнулся. А ещё он был рад тому, что юный тевинтерец не изменил своим убеждения, не заклеймил его своим врагом лишь за то, что мужчина делал, что должен.

Начатая несколько часов назад суета в замке теперь добралась и до этой комнаты. Служанки и солдаты переносили на корабль последние вещи вторженцев, не трогая имущество эрла. А главное, нужно было позаботиться о погибшем магистре и придумать, как доставить его тело в Тевинтер. Понятное дело, Феликс не посмеет бросить отца в чужом им крае.

Всё это время Безумец молчаливо сидел на выступе бойницы и выжидал. Тевинтерцы были не в лучшем настроении и продолжали коситься на него, поэтому, конечно же, у мужчины не было желания провоцировать их ещё больше и просто мешаться. Тем более торопиться ему было некуда. Все бумаги магистра, которые лежали на столе, полностью в его распоряжении.

И вот уже совсем скоро, когда день плавно переходил в вечер, последняя суета начала подходить к концу. Вместо запланированного завтра Феликс решил отплывать сегодня, пока ещё окончательно не потемнело. Оставаться на ночь в этом злосчастном замке ему не хотелось абсолютно.

— Я… хотела поблагодарить вас.

Просьба явиться в замок, конечно же, удивила Фиону. А ещё большей неожиданностью для неё стало то, что она увидела, явившись в уже знакомый кабинет. Хотелось уже даже спросить, что случилось и почему тевинтерцы меняют свои планы. Однако кровь на полу, которую ещё не успели отмыть, и отныне главенствование Феликса прекрасно отвечали сразу на несколько вопросов. И всё же самым настоящим шоком для эльфийки стали слова мальчика, который рассказал ей, куда на самом деле Алексиус собирался отвести всех её магов. Молодняку бы промыли мозги, и те бы стали верными последователями идей венатори, а всех несогласных старших или убили бы, или пустили на эксперименты.

Понятное дело, для той, которая верила, что наконец-то нашла дом для всех тех, кого она вызвалась защищать, это стало самым настоящим ударом. Получается, она собственноручно чуть не допустила трагедию, если бы не один маг.

Фиона не понимала, почему Феликс попросил со всеми дальнейшими вопросами обращаться именно к Безумцу, но это она и сделала, совсем скоро неуверенно подойдя к человеку. Уже тогда, когда радостные от исчезновения демонов послушницы Церкви рассказали ей о хромом маге, который один вошёл в церковь и наверняка избавил их от ужасной напасти, женщина начала жалеть, что не обратила на него должного внимания, когда он сразу после прибытия в Редклиф начал подходить к ней с разными вопросами. Ведь после инцидента в церкви она так и не смогла с ним поговорить, он куда-то пропадал на весь день. А теперь ещё и оказалось, что именно его вмешательство и стало решающим для всех них.

Услышав слова неуверенной благодарности от той, которая и не знала, как подступиться к этому таинственному магу, Безумец обернулся, глянул на неё и кивнул в знак принятия её слов. Когда мужчина не отыгрывал образ беспомощного чудика, а держал себя так, как его научила Империя, он выглядел поистине пугающего. А неестественный цвет глаз отныне делал его холодный строгий взгляд ещё более зловещим.

— Вам не нужно оправдываться, Фиона, — неожиданно произнёс Безумец, когда увидел, как сильно эта женщина корила себя за то, что могло произойти. — В том, что вы привлекли внимание двух сторон назревающего конфликта, нет вины магов. Думаю, все понимают, что у вас не было возможности отказаться от предложения Алексиуса. Как и сейчас отказаться от союза с Инквизицией.

— Как считаете, они примут нас после… всего этого?

Безумец разделял подозрения Фионы о том, что Инквизиция организует беглецам свой Круг. В конце концов в её главенствовании стоят люди, которым Церковь изрядно промыла мозги своими идеями. Однако мужчина всё же полагал, что тиранами они не станут, ведь против борьбы с магами венатори нужны свои верные маги или храмовники. Насколько он слышал, заполучить вторых у них так и не получилось, а значит, очевидно, они будут делать ставку на первых.

— Думаю, в этом можете не сомневаться. Для организации, которая вызвалась закрыть Брешь, Инквизиция ещё слишком слаба на магические знания и силу. Поэтому этот союз им так же необходим, как и вам. Да и, если говорить честно, на Конклаве произошло весьма интересное… магическое явление. Так что от консультации старших магов они точно не откажутся.

Впервые за долгие дни Фиона улыбнулась. Для уставшей женщины были важны даже такие слова. Не раздумывая о разных «если», она только понадеялась, чтобы этот мужчина оказался прав. Может, судьба смилостивится, и Инквизиция действительно станет для них домом, местом, где маги наконец-то вновь смогут найти для себя опору и восстановиться после четырёхлетней войны…

Теперь на плечи Фионы легла обязанность рассказать о новости остальным магам и подготовить их к непредсказуемому вердикту Инквизиции, который её представители огласят уже завтра.

— Фиона, а если уж и говорить о благодарности, то можете выполнить одно моё одолжение? — уже перед уходом эльфийки произнёс Безумец.

Магесса поначалу опешила от таких слов, испугалась ужасности просьбы этого, однозначно, опасного мага, однако всё-таки кивнула, понимая, что отказать не имеет права. Не после того, как он спас всех их.

— В группе, с которой пришёл я, есть одна молодая лекарка. И я хочу, чтобы вы взяли под свою ответственность поиск для неё подходящего учителя. Вы не имеете права упустить такое дарование.

Конечно же, такая просьба превосходила даже самые лучшие предположения эльфийки, именно поэтому она согласилась её выполнить, не раздумывая. Однако Фиона всё равно не понимала такого пристального внимания к той девчушке. Да, эту шуструю лекарку она помнила, но пока та ещё слишком молода, сложно было сказать, станет ли она действительно сильным магом. Однако мужчина отчего-то уверен в этом наверняка.

— Вы уверены в её способностях?

— Абсолютно. Она слишком нравится духам, они ей помогают каждый раз, когда она начинает кого-то лечить. Их присутствие я чувствую.

Фиона удивилась. Ведь, даже будучи сильным магом, она не могла точно понимать разные процессы Тени, а этот мужчина не просто их понимает, он даже через Завесу «чувствует» присутствие её жителей. Такое усиленное восприятие легенды приписывают только одному виду магов…

— Так вы сновидец? — буквально ахнула эльфийка.

Увидев, какой сильный интерес зародился к его персоне в глазах женщины, Безумец усмехнулся. Но вместо ответа мужчина только прислонил палец к губам. Фиона прекрасно поняла этот жест и его нежелание говорить на эту тему и настаивать не стала.

— Будьте уверены, я выполню вашу просьбу, — в знак прощания Фиона кивнула и, произнеся ещё раз слова благодарности, тут же поспешила на выход из замка, к своим помощникам.

Безумец наблюдал за убегающей женщиной. Несмотря на то, что она эльф, разговаривать с ней получилось без особых проблем. Мужчина даже усмехнулся над самим собой, прекрасно заметив, что у него получается всё лучше и лучше адаптироваться к правилам нового мира.

Пока шёл разговор двух магов, Безумец и не заметил, как комнату покинул последний тевинтерский солдат. Остался только Феликс. Но и он задерживаться не собирался. Совсем скоро юный Алексиус собрал последние отцовские вещи и теперь подошёл ко второму участнику их успешно выполненного заговора против венатори.

— Возьми, — оказавшись напротив, Феликс протянул мужчине небольшой свиток с каким-то письмом. — Там находятся важные сведения о дальнейших планах венатори. Отец собирался его сжечь, но я успел подменить свиток. Так что думаю, он очень пригодится Инквизиции.

Безумец в благодарность кивнул. Пусть на самом деле он к Инквизиции никакого дела не имеет, но такие сведения под рукой никогда лишними не будут. Впрочем, магистр не мог не подивиться тому, с каким упорством мальчик старался вставить палки в колёса организации, которая и привела его отца к такому концу.

— Я могу попросить тебя об обещании? — теперь спросил Феликс, напоследок изучая этого удивительного отчего-то непохожего на других мага. И дело здесь не только во внешности.

— Я не люблю давать клятв, Феликс.

— Может, для смертельно больного сделаешь исключение? — даже сейчас мальчик способен был улыбнуться, пошутить над своей болезнью. — Ну, или для начала просто выслушай.

Безумец на этот раз промолчал и кивнул, выразив желание слушать.

— После всего увиденного я согласен с Дорианом. Ты наверняка тевинтерец и ведёшь какую-то свою игру, не зря же так скрываешься. Может быть, даже Инквизиция тебя держит у себя насильно, шантажирует из-за метки. Но всё же, если ваши предположения о Старшем правдивы… — Феликс как-то тяжело вздохнул, боясь даже представить, что один из тех древних магистров действительно жив. — Прошу тебя, помоги Инквизиции. Ведь, кажется, эта организация единственная, кто хоть что-то делает ради спасения мира. Сделай всё возможное, чтобы остановить этого человека. Не знаю, почему, но мне кажется, ты точно на это способен, — горько улыбнулся мальчик. — Пообещай мне это. Пожалуйста.

Безумец с каким-то недовольством посмотрел на него. Он не врал, когда говорил, что не любил клятв. Отчасти потому что у него никогда не получалось их сдержать. Однако сейчас действительно можно сделать исключение, ведь мальчик просит его о том, что он и так собирался делать.

— Я не буду давать обещаний, Феликс, и этим обременять себя. Но скажу: я не допущу, чтобы из-за самоуверенности этого жреца мир разрушился во второй раз.

— О большем я и не прошу, — Феликс был доволен таким ответом. Даже если маг и соврал, мальчик будет верить, что этот человек не позволит случиться трагедии, похожей на вероломное вторжение семи магистров в Тень. Сейчас смертельно больному кроме веры ничего другого и не требовалось.

И теперь юный Алексиус протянул собеседнику руку для рукопожатия в знак прощания. Эту просьбу Безумец выполнил и пожал руку мальчика в ответ.

— Что решил предпринять? — спросил мужчина.

— Пока время у меня есть, доберусь до Магистреума, расскажу им обо всём, что здесь узнал. Но главное, не умру, пока не заставлю архонта Радониса наконец-то вступить в переговоры с Инквизицией и начать оказывать ей посильную помощь. В противном случае из-за своего бездействия Тевинтер может ждать судьба Долов, — говорил Феликс очень уверено, не сомневаясь, что он просто обязан сделать всё это. — Кстати, встретишь Дориана — передай ему привет от меня. Он вроде узнал что-то важное и планировал связаться с Инквизицией. А вот я его уже не встречу, — думая о лучшем друге, мальчик улыбался, но всё же не смог сдержать печального вздоха. — И на этом вынужден проститься. Был очень рад знакомству, таинственный сновидец, — несмотря на шуточный тон прощания Феликс низким поклоном выразил искреннее уважение мужчине.

Безумец молча, но внимательно смотрел в след уходящему Феликсу. Этот мальчик его поражал. Увидев слишком много ужасов для своей совсем ещё юной жизни, он до сих пор держится очень достойно. Его глаза наполнены печалью, горем, болью. Картина смерти любимого отца ещё слишком яркая, точная. Однако скорбь не помешала ему поступать обдуманно и взвешено. Более того даже уже на грани смерти он рвался хоть как-то ещё помочь своей родине и миру.

Удивительный человек.

Для Безумца этот мальчик стал олицетворением той жестокой несправедливости, что творится в мире. Такие люди, как Феликс, трагично погибают. Судьба даже не даёт этим светлым умам взрасти, стать полноценными членами общества, которое они способны изменить, сделать его хоть сколько-то лучше. Зато такие, как он или Старший, словно крысы, живут и переживают всё, идут буквально по головам и своими эгоизмом и вероломными действиями рушат судьбы других.

Когда дверь закрылась и в этой комнате он остался один, Безумец наконец-то приступил к тому, ради чего он так долго тут и выжидал. На столе, к которому мужчина подошёл, так и лежали, как он и просил, нетронутыми все записи Алексиуса, а так же даже ещё почти полная бутылка настоящего тевинтерского вина. Тот, кто за всё время пребывания в этом новом мире ни разу не притронулся к алкоголю, не смог устоять перед соблазном.

Наполнив бокал вином и уже успев насладиться его вкусом, мужчина удобно откинулся на стуле и достал из внутреннего кармана свиток, который ему передал Феликс. Для начала оценит ценность этого письма, а потом займётся записями, лежавшими на столе. Разумеется, Безумцу было интересно наконец-то узнать, над чем же работал Герион для венатори.

* * *

В качестве компенсации Феликс передал главенствованию местных магов денежные средства. Их было настолько много, что магам удалось выплатить все долги перед местными жителями, которые всё это время и обеспечивали их пропитанием, и при этом остаток тоже был солидным. Поэтому было принято решение потратиться ещё. Скупив у остановившихся торговцев разные ингредиенты и найдя тех, кто согласился приготовить из этого хоть что-нибудь вкусное, они решили организовать скромный праздник. Он ознаменовал отбытие тевинтерцев, присутствие которых так сильно нервировало, да и прекращение скорого соседства с магами, которые в любом случае будут вынуждены покинуть Редклиф. Если уж и не вместе с Инквизицией, то уж точно от пинка эрла. Разумеется, многие старшие и старики как со стороны местного населения, так и со стороны магов абсолютно неодобряли этой затеи. Они считали, что в такие тяжёлые дни, в самый настоящий кризис, когда чуть всё не закончилось голодом, нет места для праздников и веселья. Людям надо о своём будущем подумать, а не отвлекаться на глупости. Однако по-другому считало всё главенствование, что от магов, что от деревни, даже преподобная мать церкви поддержала эту идею. Безумец так же не видел в этом ничего плохого. Да, сейчас времена трудные, но зацикливаться на них, значит, свести себя в могилу раньше времени. Ведь неизвестно, что их всех ждёт завтра. Можно строить тысячи предположений и догадок, но что главенствованию Инквизиции ёкнет в голову и как оно поступит с магами на самом деле, до конца не мог знать никто. Однако всё это будет завтра. А сегодня все эти люди, измученные и запуганные, могут отвлечься, повеселиться и просто хорошо провести время, смеясь, разговаривая друг с другом и не думая об ужасах, происходящих сейчас в мире. Такой буквально глоток свежего воздуха был важен для всех.

Наступившая темень от позднего вечера ничуть не помешала всё-таки состоявшемуся празднику. Просто разожгли побольше огней в виде факелов и костров, через которые некоторые юнцы на спор не побоялись и попрыгать. Безумец тоже не стал пропускать сие мероприятие, хотя и активного участия, понятное дело, не принимал. Мужчина расположился на самой малоосвещённой скамье около стола с разными купленными и наготовленными вкусностями и, наблюдая за резвящимся молодняком, с большой охотой потягивал сладости.

Конечно, эти наспех организованные деревенские пляски не шли ни в какое сравнение с тем, что он видел за свою жизнь. Балы и приёмы в лучших дворцах Империи. И пусть он был не таким уж и частым их гостем, но полученные впечатления повреждённая память частично ему уже вернула. И впечатления эти были от величия тех мест, главных красоток Тевинтера и, разумеется, лучших деликатесов и выпивки, но точно не от интриг, которые постоянно происходят на подобных торжествах. Сейчас мужчина с умилением следил за нынешним праздником, считая его каким-то даже… невинным, что ли. Ведь он не был пропитан смесью опасности, интриг и заговоров, не нужно было бояться совершить ошибку, не соблюсти какие-нибудь правила этикета и манер, подпустить к себе завистников, а уж тем более получить заточкой в живот от какого-нибудь подосланного убийцы. Здесь все люди действительно развлекались, праздновали и отдыхали. Этот праздник не был поводом для подлости и обманов, он, наоборот, сближал. Мужчина замечал, как образовывались всё новые и новые группы по интересам. Они общались, что-то обсуждали и задорно смеялись, даже не задумываясь, кто из них маг, а кто — нет. Всё было примитивно просто, но при этом и спокойно. Тот, кто терпеть не мог интриги, хотя и был обучен профессионально в них участвовать, смог даже получать удовольствие от происходящего и отдохнуть перед всем тем, что его будет ждать в дальнейшем. А в том, что его в дальнейшем будут ждать слишком много трудностей, Безумец даже не сомневался, поскольку сам позволил себя вовлечь в проблемы этого нового чужого мира.

Мужчина расположился очень удобно. Тёмные одежды в совокупности с недоходящим сюда светом от факела, скрывали его от других. А если его в редких случаях и замечали, то не обращали внимания. Наверняка юнцы считали его очередным стариком, который кроме ворчания никак по-другому и не отзовётся о празднике.

Однако долго наслаждаться своим одиночеством ему не дали. Совсем скоро в поле его зрения оказалось два мага, которые, о чём-то переговариваясь между собой, целенаправленно шли в его сторону.

— А правду говорят, что ты учёный и изучаешь эльфийскую историю?

— Интересуюсь, — спокойно ответил Безумец, стащив очередную сладость со стола, но уже начал обдумывать зародившиеся сомнения.

— Ух, ты! Здорово! Нам тоже нравится эта тема. Мы уже прочитали несколько книг, даже пару раз участвовали в экспедиции. Эльфийская культура элвенанских времён так необычна! Хотя об этом ты, пожалуй, и лучше нас знаешь… Нам бы очень хотелось поговорить с знатоком в этой сфере. У нас сколько вопросов! Мы же, это, можем попросить тебя о встрече? Пожалуйста… Ой, ну, то есть встретиться не сейчас и не сегодня. Конечно же. Потом, попозже.

Эти два юнца слишком уж взбудоражено галдели, перебивая друг друга. Они благополучно производили впечатление невоспитанных молодых энтузиастов, которые в погоне за лёгкими знаниями забыли даже простые правила приличия. Однако вместо отвращения мужчина вдруг хмыкнул. Легкомысленную молодёжь эти двое отыгрывали профессионально, он, может быть, даже и поверил, однако они прокололись в одном — акцент. Возможно, остальные особенностей их речи и не замечали, учитывая, что в составе мятежных магов были выходцы из разных государств и сословий, но вот Безумец истинный тевинтерский акцент распознает без какого-либо труда. Значит, подосланные агенты венатори его всё-таки нашли. Но, очевидно, эти двое просто разведчики, которые нападать не будут, а просто собирают сведения.

Неужели Старший его настолько недооценивает, что подослал таких хоть и умелых, но далеко не профессионалов своего дела, которые так забавно прокололись? Впрочем, мужчину это не удивляло. Синод всегда принижал все достижения любимца прошлого Верховного Жреца, однако как тогда, так и сейчас самому мужчине шло это только на руку. Усмехнувшись, Безумец решил играть теперь по своим правилам.

— От встречи бы не отказался, однако, к сожалению, завтра с утра я уже возвращаюсь в Убежище. Буду рад, если вы прибудете туда сами, и тогда с удовольствием познакомлю вас с моими трудами, — одной этой фразой магистр доказал, кто из них троих истинный специалист по лжи.

— Ты из Инквизиции, что ли? — юнцы удивлённо, но и многозначительно переглянулись между собой.

— Разумеется. Инквизиция единственная хоть что-то делает для восстановления порядка в мире да и мне в некоторых… проблемах помогает, — непринуждённо отвечал мужчина, специально делая паузы, чтобы поддеть любопытство этих двоих. — Но думаю, совсем скоро меня вновь куда-нибудь отправят, так что если всё-таки решите прибыть, то советую вам поторопиться, — эти слова-намёк, он был уверен, они точно передадут главному.

Хах, ему даже повезло, что эти недошпионы дали обнаружить себя именно сейчас.

Двое юнцов вновь, ожидаемо, загалдели от радости, а уже после, получив желаемое согласие, ушли. До последнего они не выходили из образа, продолжали вести себя слишком уж гиперактивно и шумно. Однако Безумец не сомневался в своём разоблачении, ведь, смотря им вслед, он заметил, что эти двое на празднике не остались, а как бы случайно направились в сторону конюшни.

Безумец улыбнулся. Такая маленькая афера, которую он провернул, отлично потешила самолюбие тевинтерскому магистру.

Уход этих двоих совсем не значил, что к нему вернутся посиделки в одиночестве. Сейчас вышло совсем даже наоборот. Ведь вскоре рядом за стол присел уже парень, брат той юной лекарки. Мужчину он заметил не сразу да и больше был занят употреблением самой питательной пищи, чем желанием разговаривать. На его аппетите сказалась излишняя энергичность и привычка отдавать большую часть ежедневного пайка сестре. Однако сам Безумец не стал продолжать молчанку.

— Где пропадал? — спросил он.

Даже почти не интересуясь жизнью деревни, мужчина всё равно часто замечал этого юнца, бегающего с поручениями, который из-за своих энергичности и коммуникативных навыков стал одним из помощников Фионы. Именно поэтому его отсутствие сложно было не заметить.

— Мадам Фиона попросила меня узнать, что стало с теми из нашего сопротивления, кто остался в лагере.

— Узнал?

Судя по тому, что парень как-то поник и помедлили с ответом, уже можно было судить о результатах его вылазки.

— Узнал, — вздохнул он. — Вы оказались опять правы. Инквизиция нашла их и… уничтожила, — очевидно парню было тяжело это говорить. Пусть всех тех, кто тогда остался в лагере, с лёгкостью можно назвать глупцами, которые ещё надеялись, что у них будет хоть какой-то шанс, однако юноша прожил в их сопротивлении слишком долго, чтобы так спокойно воспринимать их смерть.

— Почему думаешь, что это сделала Инквизиция, а не храмовники?

— Тела всех наших предали огню и даже не потрудились выкопать для них могилу. Храмовники так никогда не делали.

Этот разговор заметно поубивал аппетит юнцу. С одной стороны, он начал винить себя, что не постарался убедить как можно больше магов из сопротивления уйти с ними в Редклиф. Однако, с другой, сейчас парень был готов боготворить мага, который сидел рядом, за то, что он тогда на собрании встрял в их планы и агитировал многих на, как оказалось, спасительный побег, и радоваться за то, что он и его сестра не оказались среди тех глупцов, которые решили остаться.

И теперь эти мысли напомнили юному магу о недавней неожиданной новости.

— Сегодня мадам Фиона сказала, что возьмёт опеку над моей сестрой, — поделился он этой новостью. — Я столько дней просил её об этом, а она даже слушать не хотела, — теперь парень внимательно глянула на мага, что сидел рядом в тени. — Намекнула, что переубедил её один хромой маг…

Лёгкая улыбка на губах мужчины выдала его с потрохами. Теперь юноша не сомневался в том, что правильно догадался о намёке. Это заставило снова и снова смотреть на хромого мага и удивляться, сколь же всего этот, казалось бы, чужой человек сделал для их маленькой семьи, для его единственной и любимой сестры…

— Это правда, что вы скоро уйдёте? — неуверенно спросил юноша, очевидно, не желая прощаться с человеком, настолько его впечатлившим.

— Да. Завтра утром.

— Хах, вовремя. Не попадёте под удар Инквизиции, — юноша постарался в своей привычной манере пошутить, но из-за очевидных переживаний его смех получился даже каким-то нервным. Безумец заметил это.

— Не волнуйся. У вас больше шансов, чем у других, им понравиться. Она в качестве целителя. Люди такой деятельности, особенно в военное время, никогда лишними не бывали. Ты же в качестве разведчика.

— Думаете, им нужны шпионы-маги? — усмехнулся юноша, хотя, разумеется, описанная мужчиной перспектива ему нравилась.

— Если Тайный Канцлер Инквизиции даже частично настолько же умела, как о ней говорят, то, очевидно, твои способности к шпионажу она не упустит и направит в нужное русло. В крайнем случае, сделают посыльным. Настолько энергичных и выносливых ещё стоит поискать.

Юноша от слов мага засмеялся. Таким образом неосознанно он скрыл своё смущение. Очевидно, парню давно не приходилось слышать такую хвалебную оценку своим талантам. Однако совсем скоро он стал гораздо серьёзнее.

— Вы собираетесь уйти, но так и не сообщили плату за вашу помощь.

— В альтруизм ты, значит, не веришь?

— Верю, но в этом случае это недопустимо. Потому что за всё, что вы для нас сделали, я в долгу перед вами. И собираюсь его отплатить. Любым способом.

— Раз так, то можешь стать моим связным в Инквизиции, — хоть Безумец и перевёл всё в шутку, но, очевидно, именно такой уговор и был в его планах изначально.

— Почему вы смеётесь? Не верите, что я способен на такое? — его смех парень принял в качестве вызова, поэтому и возмутился.

Увидев, что его завуалированное предложение не отпугнуло юношу, Безумец теперь со всей строгостью посмотрел на него. Очевидно, шутки закончились.

— Именно так. Потому что это уже не игры. Во-первых, в качестве двойного агента увеличивается риск и сложность твоей работы. И пусть у меня есть способ, при котором никто не узнает об акте утечки важных сведений и ты не попадёшь под подозрения, но твой язык остаётся твоим врагом. А, во-вторых, я ставлю под сомнения твою верность. Какова вероятность, что ты, мальчик, не предашь меня, не откажешься сотрудничать, если в Инквизиции узнаешь обо мне то, что тебе не понравится?

Такая неожиданная серьёзность и пугающая грозность со стороны собеседника, конечно, заставила парня растеряться и задуматься. Действительно, работа тех, кто хоть как-то связан с чужими тайнами, всегда несла огромный риск. А быть, так называемым, двойным агентом опаснее в разы. Он мог поплатиться за подобное. Да ладно он — его сестра могла поплатиться за все эти заговоры. Однако…

Парень снова изучающе осмотрел хромого мага. На самом деле он не мог ставить их жизни превыше планов этого человека. Ведь они оба сейчас живы только благодаря действиям и решениям этого мужчины. Если бы не он…

То, что этот отступник не так прост, как кажется, юноша понял уже давно. Но разве это что-то меняло? Абсолютно ничего. Именно поэтому парня не страшила правда, которую Инквизиция может о нём рассказать.

Ведь именно этот маг спас его любимую сестрёнку, которая бы не вырвалась из лап храмовника. Ведь именно этот маг убедил Фиону взять его любимую сестрёнку под особый контроль, чтобы её, как других лекарей-недоучек, не отправили на передовую, где она бы наверняка погибла, раз так и не научилась защищать себя.

И теперь воодушевлённый всеми этими мыслями парень с той же серьёзностью глянул на собеседника.

— Меня не пугает риск, потому что, повторюсь, я обязан вам и сделаю всё, чтобы отплатить. Пусть я и не понимаю ваших мотивов, но если вам нужен верный человек в рядах Инквизиции, то, так и быть, я им стану. И в верности моей не сомневайтесь, поскольку я всегда буду помнить, что ни Инквизиция, ни все эти маги, а вы — вы спасли нас. Все эти идиоты только и могли, что допустить нашего рабства Тевинтеру.

Безумец довольно усмехнулся. Такой ответ ему понравился. В том, что он не лжёт и точно понимает весь риск, мужчина не сомневался, поскольку глаза парня горели не по годам взросло.

— Хорошо. Я верю тебе и надеюсь ты меня не подведёшь.

— Не подведу, даю слово. Мы, ферелденцы, умеем его держать, — гордо заявил парень. — А теперь вы расскажите мне о вашем «безопасном способе» связаться со мной?

— Мы всё обязательно обговорим, но позже. А пока тебе лучше оставаться в неведении — меньше шанс, что тебя начнут подозревать.

Юный маг понимающе кивнул и предоставил полную свободу действий своему, отныне, нанимателю, а после, будто никакого разговора и не было, вернулся к своему позднему молчаливому ужину.

То, что за ближайшие дни всё складывается ровно так, как нужно ему, Безумцу даже не верилось. Очевидно, пока удача на его стороне. Эх, хорошо бы так было постоянно. Ведь тому, что он собрался предпринять в своём следующем шаге, точно без удачи не обойтись.

Пусть именно сейчас соваться в штаб новой организации — очень безумная идея, но мужчина устал изнемогать по своей трости. Ведь она всегда была для него самой удобной опорой при ходьбе и помимо этого — сильным посохом-катализатором, единственно достойным тевинтерского магистра. Ни в какое сравнение не идёт с тем, с чем он вынужден таскаться сейчас.

В честь этого спонтанного, но такого необходимого деревне праздника в закромах местных жителей даже нашлись музыкальные инструменты. Примитивные в своём исполнении они всё равно очень сгодились. Ведь нашлись и те, кто может на них играть, а значит, праздник пройдёт с музыкой и, конечно, как и свойственно деревенским обычаям, с танцами.

Именно танцы и стали главным видом деятельности на данном мероприятии, в них волей-неволей поучаствовали все пришедшие на праздник и попавшиеся на глаза главным заводилам. Хотя всё происходящее танцами сложно было назвать — просто пляска, просто рассинхронные движения под энергичные мелодии. Но людям это нравилось, и нечего их осуждать. В конце концов во всей это «неправильности» и заключается самый главный смысл устроенного праздника.

А вот теперь место, где сидел Безумец, вскоре прекратило пустовать. Все эти молодые люди, расположившись на скамейках, решили передохнуть. Неспешное бренчание одинокой лютни под аккомпанемент флейты ознаменовало время для медленных, парных, более личных танцев. Понятное дело, немногие захотели в них участвовать.

Именно в тот момент к парню, не особо-то и следящему за праздником, подбежала его сестра. Девушка, которая всё это время проводила со своими подругами, сейчас загорелась сильным желанием и подбежала к брату, чтобы упросить его выполнить это желание.

— Я не пойду, даже не уговаривай. Иди вон лучше кого-нибудь другого пригласи, — юноша был непоколебим в своём отказе, после целого дня, проведённого в седле лошади, он желал лишь только отдохнуть.

— Но кого? Все те, кого я знаю, отказались, — огорченно произнесла она. — Ну, пожалуйста, потанцуй со мной, — взмолилась девчонка и, обхватив руку брата, попыталась утянуть за собой, но он не поддался.

Безумец молчаливо наблюдал за ними. С ухмылкой он отметил, что этот энергичный и весёлый парень, оказывается, очень стеснительный на танцы. Потому что, очевидно, не на одной лишь усталости строится его отказ.

— Она ни разу не танцевала? — спросил тогда мужчина, заметив уж очень сильное желание лекарки, граничащее с мечтой.

— Не до этого было, — ответил парень.

И действительно. Сначала они были магами Круга, а потом четыре года вынуждены были сражаться за свою жизнь. О танцах с партнёром юные магички могли лишь только мечтать да читать об этом в каких-нибудь подростковых романах, которые в Кругах, точно сокровище, передавались из рук в руки.

Глянув на девчонку, Безумец улыбнулся каким-то там своим мыслям. Его по-настоящему умиляли её совсем ещё детские мечты. Ведь, с одной стороны, можно это считать глупостью, в её-то совсем юном возрасте, когда ещё вся жизнь впереди, можно позволить себе мечтать глобальнее. Но, с другой, если знать, сколько раз уже эта лекарка была на грани гибели, то понимаешь, что даже таким невинным мечтам может быть не суждено сбыться.

— Давай я с тобой потанцую.

Услышав это, два юнца сначала ошарашено переглянулись между собой, а потом уже так же глянули на самого мужчину. Конечно же, что-то против него самого они не имели, но вот такое предложение от человека, который и ходить-то нормально не может, уж точно будет неожиданностью. Однако сам Безумец сразу дал понять, что это не шутка. Поднявшись, он уже совсем скоро оказался рядом с ними и в лёгком поклоне протянул девушке руку в знак приглашения.

Понятное дело, осознав окончательно, что это всё не шутка, она ещё больше растерялась и неуверенно посмотрела на мужчину. Из-за капюшона его глаз не было видно, но вот на губах его держалась ласковая абсолютно беззлобная улыбка. Даже её было достаточно, чтобы девочка успокоилась. Вздохнув, она поверила, что взрослый человек наверняка не будет переоценивать свои возможности, и уже радостно улыбнулась, почти без сомнений взяла мужчину за руку.

Разумеется, эти парные танцы не шли ни в какое сравнение с тем, что происходит на балах. Это даже вальсом нельзя было назвать, поскольку каждая пара танцевала по своему ритму и движениям. Конечно же, здесь к подобным танцам относились гораздо нейтральнее. Для одних, пока играла неспешная мелодия, это было время для отдыха, что для танцующих, что для большей части музыкантов. Для молодых девочек, которые всё-таки утянули своих партнёров на танец, это был шанс дать им весьма открытый намёк. Для кого-то, как для его партнёрши, это был просто новый опыт. А были и просто пары, для которых этот танец стал поводом побыть друг с другом.

Мужчине запомнилась пара пожилых эльфов, которые не побоялись осуждения со стороны своих ровесников и насмешливых взглядов от молодых и просто, приобняв друг друга, счастливые танцевали в каком-то своём темпе, не обращая внимания на окружающих.

Казалось бы, в этой смеси непонятных движений Безумец должен был стать буквально своим. Однако сейчас он смог удивить всех, кто знал о его проблемах. Очевидно, приёмы знати, на которые его когда-то таскали, не дают никаких послаблений людям с ограниченными возможностями, а, значит, терпя ужасные боли, он должен был научиться соответствовать всем тем беспощадным нормам. Разумеется, его движения сложно даже приблизить к тому, как танцуют на балах. Если бы он и захотел вновь танцевать по-настоящему, то физически бы уже не сумел. Однако держаться, соответствовать ритму танца, не падать, чтобы не опозориться сразу перед всей знатью Тевинтера, он научился прекрасно.

— У вас так здорово всё получается. Где вы могли этому так научиться? — восхищённо воскликнула девушка, даже не ожидав, что, оказывается, она танцует хуже него. Ведь за всё это время, пока они были вместе, она уже несколько раз наступила ему на ноги, а он — ни разу.

— Я много путешествовал, — спокойно ответил мужчина.

В тот момент девушка уже глянула на него, в его глаза, которые теперь из-за близости можно было увидеть из-под капюшона. Конечно, Безумец ведёт себя слишком подозрительно для того, кто называет себя простым отступником-учёным. Однако, понятное дело, юная девица была далека до всех этих подозрений. Этот мужчина произвёл на неё слишком сильное влияние, чтобы думать о нём плохо. Об этом говорили её глаза, которые горели ещё совсем детским восторгом, а сама она очаровательно улыбалась от того, что он исполнил её мечту — мало того, что пригласил на танец, так ещё и давал ей подсказки, как нужно правильно двигаться для настоящего танца. Поэтому вскоре у неё начало хоть сколько-то получаться. Все подруги наверняка обзавидуются.

Благодаря их близости девушке стали доступны не только глаза мага, но и его лицо, отчего вскоре она заметила, что, начиная с щеки и заканчивая шеей, проходил не сильный, но, очевидно, новый ожог.

— Где же вы так обожглись? — не стала молчать девушка, хотя сильного удивления не было. Наверняка в качестве лекарки она привыкла и к более ужасающим травмам.

— Скажем так, не сошёлся во взглядах с одним магом, — уклончиво ответил Безумец.

Девушка не стала расспрашивать больше, потому что поверила и таким словам, однако его травму она оставить не смогла. Вскоре её пальчики в изучающих целях коснулись ожога. Она старалась быть хирургически аккуратной, но судя по тому, как скривился мужчина от боли, и его шипению, травма ещё приносит ему дискомфорт.

— Позволите? — спросила тогда магичка, желая помочь, очевидно, важному для неё человеку.

— Как тебе будет угодно, — по-доброму улыбнулся он ей, не видя причин запрещать делать своё дело умелому лекарю.

Получив разрешение, девчушка положила руку на щеку партнёра и начала призывать лечебное заклинание. Вскоре мужчина уже почувствовал его действие, её рука приобрела такое нежное тепло, очень успокаивающее, боль потихоньку утихала, а самому ему передавалась часть её светлой, доброй ауры. Это было даже очень необычно, если учитывать, что в нём самом не осталось даже частички этого света, из-за чего он абсолютно не был способен к созидательной магии. А главное, сейчас, когда действие её заклинания распространялось именно на нём, Безумец окончательно подтвердил свои предположения насчёт «помощников» этой девчонки. От такого количества духов, которые столпились вокруг, у него закружилась голова. Через них даже не могут прорваться демоны, чтобы добраться до неё.

Удивительно, но в Империи наука, изучающая Тень, развивалась плохо, потому что духи не особо-то шли на контакт с магистрами, которые их любили порабощать для своих заклинаний. Именно поэтому мужчина и не понимал, по какой причине духам так нравится эта девчонка. Какие инстинкты движут всеми этими существами? Может быть, её род берет начало от какого-нибудь сомниари времён Древнего Тевинтера, и отголоски этой силы приманили духов. А может их привлекает её натура пацифиста. Сколько бы с ней ни занимался брат, сколько бы мужчина ни пытался дать ей нужных советов, она так и не смогла создать даже самое примитивное стихийное заклинание. А заставлять насильно её нельзя, потому что пока она боится любого атакующего заклинания, существует огромный риск, что его действие перекинется на неё саму. Наверняка такая боязнь связана с какой-то детской травмой. Вероятно, храмовник, которого ей представили в Круге, в своё время слишком уж запугал девочку.

А ещё Безумец про себя отметил, что ей повезло, что она не сновидец. Если бы она знала о таком количестве духов вокруг неё и чувствовала их, как он, то точно бы не знала покоя. Потому что жителям Тени крайне сложно объяснить, что в погоне за своими добродетелями они могут быть излишне навязчивыми и настырными.

Тем временем девушка уже закончила свою работу. Мужчине даже стало жалко расставаться с таким нежным теплом, но всё-таки можно было порадоваться результату воздействия её магии. Разумеется, внешне ожог не сошёл и был до сих пор виден. Но Безумец и не расстроился, потому что его наличие будет ему и дальше напоминать об ошибке, которую он всё-таки допустил в бою с магистром. Главное же, что сама травма больше не приносила ему никакого беспокойства, абсолютно не болела.

Благодарность за помощь прекрасно читалась на его лице, поэтому девчонка улыбнулась, сама довольная своей работой. Однако совсем скоро, что-то вспомнив, она заметно погрустнела. Даже атмосфера праздника уже не спасала.

— Это правда, что вы завтра уходите?

— Да.

Получив лично от него подтверждение её худших предположений, девушка повесила голову. Конечно же, ей не хотелось прощаться с тем, кто с самой первой их встречи поразил маленькую магичку. И, понятное дело, она боялась за него, не хотела, чтобы её кумир погиб или того хуже — вновь попался в лапы храмовникам.

— Как жаль… Я ведь так и не смогла вам помочь… — сдержав внутри себя как слёзы, так и желание его отговорить, девушка только вновь глянула на мужчину и обеспокоенно посмотрела на все те нездоровые особенности его внешности, которые абсолютно не изменились несмотря на все её попытки.

— Раз так, то давай договоримся. Если когда-нибудь я прибуду к тебе в полуживом виде, ты вылечишь меня за бесплатно.

Поначалу девчонка не поняла, что он шутит, поэтому тут же ошарашенно уставилась на него. Очевидно, когда-нибудь встретиться с ним вновь ей очень сильно хотелось, однако перспектива того, что в тот момент он будет полуживым, её сильно испугала. Лишь тогда, когда она внимательно посмотрела на него и заметила озорные огоньки в его белых глазах, юная магичка поняла всю, к счастью, несерьёзность его слов.

— Договорились. Только в следующий раз вы от меня так просто не сбежите. Точный распорядок дня и правильное трёхразовое питание я вам обеспечу, — поддаваясь заданному им тону разговора, девушка посмеялась сама.

Эти две брошенные друг другу фразочки окончательно разбавили напряжение между ними, которое свойственно едва знакомым людям да ещё и с такой разницей в возрасте. С яркой невинной улыбкой девчонка только и смотрела на своего партнёра, даже как-то забывая о происходящем, о танце, о котором так мечтала. В мыслях были только те воспоминания, которые хоть каким-то образом связаны с этим замечательным человеком. А она по своей наивности его таковым и считала. В какой-то степени в нынешних её мыслях был повинен и сам мужчина, чей взгляд был, несвойственно для него, радушным. Впрочем, у него и не было причин для другого взгляда, ведь нынешняя атмосфера располагала к умиротворению.

И теперь случилось логическое завершение всех этих гляделок юной девицы. Её руки, которые, как и положено, лежали на плечах мужчины, сейчас соскользнули и уже потянулись к его спине, вслед за ними потянулась и она сама и уже крепко обняла его. Девчонка поступила слишком вольно, нарушила расстояние, принятое для партнёров в танце, мужчина с непривычки даже вздрогнул. Ему бы следовало тут же указать ей на подобное недопустимое поведение, но Безумец… не стал.

Она хотела на прощание обнять его, думая, что хоть так выразит всю своё благодарность ему. Глупый, окрылённый мыслями о своём кумире ребёнок. Но… пусть будет так. Мужчина улыбнулся очень осторожно, но совсем по-доброму, в первый и в последний раз за долгие года позволив себе такую улыбку, а потом одной рукой, пока второй держался за посох, ласково сам приобнял девочку.

— Спасибо вам. За всё.

— Пожалуйста, милая, — всё-таки отвечает древний магистр, в тот момент даже, кажется, забыв, что все его поступки во благо этого ребёнка лишь часть его извращенных планов…

Глава 6. Игра с огнем

Сегодняшний военный совет был собран в позднее время, вечером, поскольку произошедшие события не прощали отлагательств. Каждый советник Инквизиции делился результатами в своей сфере влияния. И всё же итог был один: их наконец-то ждал успех. Удачные переговоры с магами Редклифа, несомненно, можно назвать успехом. Пусть союз с храмовниками был бы куда предпочтительней, но раз Лорд Искатель, который и засел с орденом в Цитадели Теринфаль, так и не дал ответа и не объяснил произошедшего нападения на солдат Убежища в Храме, то оставалось радоваться, что у них получилось заполучить хотя бы магов. Однако это пополнение Инквизиция не спешила приводить в свой штаб. Ведь знаток Тени предупреждал о том, что большое количество магов так рядом со шрамом в Завесе может досрочно вновь пробудить Брешь.

И всё же несмотря на то, что Инквизиция сделала немалый шаг к выполнению данного обещания — уже точно избавить мир от Бреши — в данный момент весь этот успех можно было назвать ничем. Потому что влиять на эту огромную ошибку природы может только метка, а она у человека, которого им так и не удалось найти.

На самом деле, понимание, насколько важен и необходим всего лишь один единственный человек и насколько он был к ним близок, не могло не злить.

Они искали его по всему Ферелдену, отправляли все силы на разведку в Орлей и Вольную Марку. Они были уверены, что новость о странном хромом маге рано или поздно всплывёт. Ведь не может такой человек, слабый и беспомощный, действовать, не совершая ошибок. А если безумные слова эльфа правдивы, то такой человек тем более, оказавшись абсолютно не в своей эпохе, не мог не выдать себя, потому что, понятное дело, для него весь нынешний мир слишком чужой.

С таким ходом мыслей был солидарен и Солас. Буквально совсем недавно он сам стал жертвой культурного шока и поэтому был уверен, что за такой недолгий срок, который прошёл с момента Прорыва Завесы, сбежавший маг не сумеет адаптироваться, не к этому миру, где магов и за людей-то не считают.

Именно поэтому для них для всех стало полной неожиданностью пришедшая от разведчиков новость о том, что всё это время беглец жил среди магов-беженцев в Редклифе. И жил при этом так спокойно, что ни один из опрошенных не мог описать его никак, кроме «просто хромой чудак». Ну, кто бы мог подумать!

Только теперь советники поняли, сколь же сильно они недооценивали этого мага.

— А это правда, что именно он вмешался в планы тех тевинтерцев, которые захватили замок? — осторожно спросил Солас, который вновь был приглашён на совет в качестве эксперта в вопросах Тени.

Не скажешь, что все эти люди ему слишком уж доверяли и обсуждали при нём какие-то стратегические планы. Однако стоять в уголке и изображать мебель до тех пор, пока не понадобится, у него получалось отлично, поэтому советники, веря, что постороннему не особо-то интересно разбираться в политике, порой могли забыться и начать обсуждать что-то уж очень интересное для остроухого хитреца и интригана.

— Так нам сказала Чародейка Фиона, — ответила Кассандра, которая и возглавляла тех самых представителей Инквизиции на встрече в Редклифе. — Хотя больших подробностей у неё нет, но она предполагает, что он может быть так же причастен к убийству главного тевинтерца.

Солас украдкой улыбнулся, но в душе был в разы радостнее. Ведь за все эти дни, пока шли безуспешные поиски, эльфа страшило именно то, что старания его агентов помешать работе сыщиков Старшего будут напрасны и два тевинтерца объединят усилия. Ведь случилась бы трагедия, поскольку Якорь ни в коем случае не должен был попасть к узурпатору его Сферы Сосредоточия. Однако раз катастрофы до сих пор не произошло, а планы венатори с треском провалились, значит, беглец делает предпочтение в сторону Инквизиции. С одной стороны, это очень хорошо, но, с другой, даже Солас не мог разобраться в мотивах этого человека.

Тот, кто оказался выброшенным в абсолютно другие мир и время, понятное дело, будет всеми силами цепляться за любую частичку своего мира. Поэтому поступок и полная неосторожность жреца Думата, когда он пришёл за пленником в Храм и притащил своих храмовников, не казались чем-то удивительным. Наоборот, всё объяснимо. Беглец, второй тевинтерец, для него является частью его, ныне навсегда потерянного мира, к которому и тянулась душа, заблудшая во времени и брошенная своим богом.

Казалось бы, похожий ход мыслей должен был быть и у носителя метки. Однако в связи с последними новостями можно было сказать, что второй тевинтерский гость из прошлого гораздо быстрее адаптируется к нынешнему миру и не особо-то желает переходить на сторону своего сородича. Всё это нехарактерное поведение и беспокоило Соласа. Ему не нравилось знать так мало об этом, несомненно, важном человеке. Остаётся ещё слишком много вопросов.

До сих пор ни в одном из древнейших архивов Тевинтера его агенты не смогли найти хотя бы упоминание об этом хромом, но, однозначно, неестественно одарённом сомниари. Значит, даже в своём мире он не был известен широкому кругу людей, раз о нём не удосужились написать. Об его отстраненности от общества красноречиво говорила его чёрная мантия — Лелиана правильно подметила. Значит, ни одним из Верховных Жрецов или другим высокопоставленным лицом Империи он быть не может. Тогда, какого демона, он вообще затесался в эту историю?!

— А он знал, что эти тевинтерцы собирались делать с магами, или всё произошло случайно? — хмуро тогда спросил Каллен, пытаясь восстановить произошедшие события в замке Редклиф.

— Если верить словам Фионы, то да, знал. Более того именно он убедил её в правильности заключения союза с нами, — ответила Лелиана, вновь перебирая в голове их разговор с эльфийкой, поскольку это единственная зацепка к хоть какому-то понимаю планов беглеца.

— То есть меня одного смущает, что он помогает именно нам? — тогда заметил командор и ещё пуще нахмурился. — Если бред про «древнего магистра» правдив, то разве не в его интересах было заручиться помощью этого тевинтерца, а не убивать его?

— Думаю, нет, командор, — вопреки своему привычно тихому поведению сейчас Солас вмешался вновь, отчего советники тут же обратили на эльфа внимание, но особо-то против не были, по-своему истолковав его излишний интерес к беглому магу.

— Отказываешься от своих предположений? — хмыкнула Кассандра.

— Совсем, наоборот. Это ещё больше подтверждает мои слова. Смею предположить, что нынешние тевинтерцы для него выглядят чем-то даже… позорным, что ли. Поэтому у него не может быть желания с ними иметь хоть каких-то дел, хотя бы из-за гордыни, которая, как известно, у магистров в переизбытке.

Солас, абсолютно не стесняясь всех этих внимательных взглядов, объяснял свою точку зрения очень спокойно и размерено. Говорил он убедительно, поскольку познал всё это буквально на своём личном опыте. Когда же он закончил, все советники кивнули, с ним соглашаясь.

— И всё же стоит напомнить, что в Редклифе были не просто граждане Империи и действовали они не от имени архонта, — осторожно напомнила тогда Жозефина, не желая, чтобы другие советники, особенно самые вспыльчивые — Кассандра и частично Каллен — ставили крест на всём Тевинтере.

Именно эти слова испортили настроение всем. Ведь теперь они вспомнили о второй ещё не менее важной и сложной проблеме — силах, им противостоящих. Пока ещё не доказано, связана ли секта «венатори» с инициаторами теракта на Конклаве, однако ни от одного ответа легче не становилось. Если нет — значит, им противостоят уже как минимум две враждебные группировки. Если да — значит, у них один противник, но зато уже очень сильный, раз осмелился и на самый масштабный теракт в истории Церкви, и даже практически интервенцию и захват стратегически важного для Ферелдена замка.

Именно так обсуждения о беглеце плавно перешли на разговор о тевинтерской радикальной секте и всех вытекающих из этого темах.

Больше Солас не встревал в совет. Однако это совсем не значит, что ему нечего было сказать. Даже совсем наоборот. Именно поэтому он кое-как скрывал злость из-за ещё слишком малой осведомлённости глав Инквизиции о реальном положении дел. Да и что он скажет? Что их любимую Главу Церкви подорвал древний магистр, который теперь метит ни много ни мало на трон абстрактного Создателя, поэтому ноги в зубы и мчитесь ловить второго моролюба? Весьма неплохо и очень действенно. Однако Солас подозревал, что после подобных слов Инквизиция навсегда утратит к нему всё доверие, поэтому предпочитал молчать.

Ему, что, приманивать этот ходячий кусок красного лириума в Убежище, чтобы все эти люди наконец-то прекратили сомневаться в словах эльфа и поверили, что древние вторженцы в Тень мало того, что живы, так их ещё и двое? От своих мыслей Солас усмехнулся, но даже не догадывался, как точно он предсказал события, которые развернутся здесь буквально с минуты на минуту…

И именно сейчас время для шуток подошло к концу. Забывая о своих мыслях и ворчаниях, Солас вздрогнул, когда стабильность Завесы над Убежищем нарушилась. За этим последовало сильное удивление на лице эльфа и мгновенное погружение его во все свои магические премудрости.

Благодаря своим храмовничьим способностями Кассандра и Каллен первыми заметили, как усилилась аура вокруг эльфа. Выйдя из продолжавшегося уже несколько минут спора, эти двое с подозрением окинули мага взглядом. Ведь колдовать здесь, вблизи глав Инквизиции, ему разрешения не давали. Однако шокированный вид эльфа натолкнул их на куда более важные сейчас беспокойства. И теперь уже все советники уставились на него.

Все они ждали от него объяснений, не стали торопить. Даже Кассандра ждала. Однако на этот раз Солас не спешил давать ответ. Умелый сновидец только всё больше окружал себя духовной магией. Она была предназначена для лучшего понимания изменений Тени, которые он чувствовал. Очевидно, мужчина просто не хотел верить своим ощущениям, ведь из-за своей абсурдности они казались ложными. После сильного повреждения Завесы Брешью такой резкий магический всплеск в качестве сбоя с лёгкостью мог произойти. Однако когда и все известные ему заклинания, которые помогли ему усилить связь с Тенью, подтвердили его изначальное предположение, сомнений не осталось: ещё один умелый маг-сомниари совсем рядом.

— Он здесь… — даже после окончательного вердикта умный эльф это произнёс с заметной неуверенностью.

Очевидно же, последнее, о чём бы он ожидал узнать, так это то, что тот человек, на поиски которого они потратили столько сил, просто возьмёт и в этот вечер сам заявится в главный штаб Инквизиции.

К удивлению, советникам хватило и этого скупого «он», чтобы понять сразу, о ком шла речь. Однако, понятное дело, все четверо отреагировали ровно так же, как и сам Солас — не поверили. И теперь в поисках поддержки они переглянулись между собой.

— Его наконец-то изловили? — спросила тогда Кассандра, подумав, что это их солдаты тащат его в Убежище.

— Нет. Ни о чём подобном мне агенты не сообщали, — нахмурилась Сестра Лелиана. Конечно же, женщина, которая по долгу своего статуса обязана знать обо всём, что творится в мире, удивлялась услышанному сильнее остальных.

— Значит, он хотел проникнуть в Убежище тайно. Но ради чего стоит так рисковать? — пытаясь держать себя в рука, размышляла Жозефина. Леди Посол тем более считала поступок беглеца необоснованно глупым, прекрасно понимая, что только уж очень веская причина может побудить на такое безрассудство.

Советники не смогли дать ответ на вопрос, озвученный леди Монтилье, поэтому они уже готовы были считать, что знаток Тени просто ошибся. Ну, не может человек, который так мастерски до сегодняшнего дня ломал все их ожидания, которого, как оказалось, они недооценили, поступить так сумасбродно.

Однако вдруг Лелиану, которая больше других изучала всё то, что хоть как-то связано с беглецом, чтобы понять его личность, осенило.

— У нас же его посох.

На осознание этого ответа и его принятие понадобилось всего секунда. Пусть причина, названная Лелианой, всё ещё не является достаточно веской, но для начала принятия мер хватало и такого. В тот же момент сэр Резерфорд срывается со своего места и, гремя доспехами, буквально вылетает за дверь. Он среагировал незамедлительно, как и положено Командору Инквизиции, и теперь уже приказывал своим солдатам оцеплять всё Убежище. Пока агенты Лелианы и кучка храмовников-добровольцев займётся поисками, они постараются не упустить ни одну подозрительную личность.

Ритм Убежища сменился уж слишком быстро. Обычные его жители даже ничего не успели сообразить и только вздрагивали от вида очередного мчавшего куда-то солдата. Солас также поддавался этому ритму. Однако маг не следовал указаниям, которые передавали друг другу солдаты, а действовал самостоятельно. В ускоренном темпе обходя церковь, мужчина не обращал внимания на бегающих людей или представителей церкви, которые грознее обычного сейчас на него смотрели, и только погрузился в свои мысли. В той панической спешке, которая захватила Убежище, он не видел смысла. Поскольку незваный гость до сих пор ещё здесь, в здании. Солас прекрасно чувствовал, как Якорь корёжит и без того повреждённую от близости Бреши Завесу. Однако от этого вывода легче ведь не становилось. Инквизиции уже известно, что беглец владеет магией оборотня, а значит, все эти поиски, которые были устроены, по сути-то своей полностью бесполезны. Ведь ему ничего не мешает обернуться каким-нибудь неприметным маленьким зверьком, забраться через щели под пол и там спрятаться на время всех поисков. Именно поэтому Солас первым делом постарался определить гораздо более точное его местоположение, чем просто «здесь». Но это получалось намного хуже, чем ему бы хотелось. Мужчина стал заложником своей собственной слабости и магической бедности нынешнего мира. Раньше он бы выполнил задуманное без особых трудов, но не сейчас. Поэтому эльфу пришлось и побегать.

Раз беглец до сих пор не выдал себя, значит, он надеется так же в тайне покинуть Убежище, как и проникнул сюда. Сейчас это было сделать невозможно, поскольку оцепившие деревню солдаты получили приказ ловить любое пытавшееся сбежать животное, в крайнем случае даже стрелять наповал. Именно поэтому Солас и сделал предположение, что маг затаится. Однако есть небольшой нюанс. Для поддержания магии оборотнятак же требуется колоссальное количество магических сил, а он их уже потратил на путь сюда. Значит, вероятно, он будет не торопиться с новыми превращениями, постарается восстановиться для пути обратно.

Разумеется, это были лишь хрупкие доводы. Однако их Солас не собирался отбрасывать, поскольку понимал, что только он, наверное, и способен их проверить. Остальные ищут, конечно, упорно, но, очевидно, не там, раз до сих пор не было результатов.

Трость как ненужную и бесполезную для не-магов вещь просто бросили в подвале, там, где по задумке строителей должна быть тюрьма, которая пока пустовала. Очевидно, там непрошенный гость прятаться не будет, поскольку это место — первая зацепка, и его в первую очередь и тщательней всего постараются обыскать. Значит, беглец успел оттуда уйти, но вот куда? Солас как раз и размышлял над этим вопросом, когда спустился в подвал и шёл по его холодным коридорам.

Что ещё им известно об этом человеке? Маги сопротивления вроде говорили о его нездоровой страсти к книгам. Может быть, он решился спрятаться в библиотеке, заняться изучением книг, пока его ищут по всему Убежищу? Солас бы назвал это предположение глупостью и безумством. Но этот маг уже дважды умудряется удивить даже его, так что на третий раз ему стоило бы уже прекращать сомневаться. Тем более наверняка агенты не обыскивали библиотеку тщательно, так же как и эльф, не думая, что беглец пойдёт на такую глупость.

И поддаваясь все этим рассуждениям, Солас скоро оказался около нужной комнаты и, не раздумывая, зашёл в неё. И… он угадал. Прямо с порога ему на глаза попался незваный посетитель этой маленькой и неприметной комнаты. Даже, кажется, не волнуясь о происходящих поисках, Безумец под тусклый незаметный свет виспа спокойно изучал корки книг, стоящих в шкафу. То, что здесь хранились, в основном, религиозные писания, его огорчало, однако не особо-то удивляло. Видимо, мужчина понимал, что по-настоящему важные книги, а следственно, интересные для прочтения, хранятся в личных покоях советников.

То, что его поиски так удачно и так скоро уже завершились, заставило Соласа встать в ступор. Да, эльф не мог не воспользоваться настолько удачным шансом наконец-то загнать этого шустрого не смотря на, казалось бы, поломанные ноги мага в цепи Инквизиции и в свои собственные, однако сейчас личная встреча с этим человеком, когда он, носитель Якоря, стоит буквально перед ним, эльфа даже… напугала. Ведь одно дело встречаться на безопасной и нейтральной территории в Тени, и совсем другое — встретиться в недремлющем мире лично. Ведь теперь он уже не просто напуганная, беспомощная жертва произошедших событий без каких-либо магических сил, а самый настоящий древний тевинтерский магистр, сильнейший сомниари с поразительными для нынешнего мира познаниями в магии. Чего-чего, а недооценивать этого человека он не имеет права. Потому что Солас понимал, сойдись они в поединке, существует немалый шанс, что древнего эльфа ждёт поражение.

Знатоку Тени не хотелось провоцировать постороннего на открытое противостояние, именно поэтому он решил воспользоваться тем, что до сих пор не был обнаружен, как можно быстрее нейтрализовать тевинтерца и не позволить тому больше бегать. Однако стоило только эльфу обхватить посох и направить в него свою магическую энергию для дальнейших преобразований, как вдруг его руку поражает сильный разряд молнии. Вскрикнув от боли и неожиданности, Солас даже инстинктивно выронил посох.

Пытаясь понять, что же произошло, мужчина только сейчас заметил уж слишком сильный запах Тени, пропитавший комнату. Значит, выживший наложил антимагическое заклинание, чтобы нашедший его храмовник не смог бы воспользоваться той же хитрой тактикой и своими способностями. Как видно, это заклинание помешало даже магу.

Несмотря на то, что такой оберег можно назвать бесполезным в связи с его одноразовой срабатываемостью и слабым воздействием на жертву, ведь эльфа скорее дезориентировала неожиданность удара, а не сама боль, однако сейчас он сделал свою работу — предотвратил атаку исподтишка.

Срабатывание ловушки ознаменовало его обнаружение, поэтому Безумец, забывая о книге и своём желании осмотреть библиотеку, оборачивается. То, что его нашёл именно знакомый знаток Тени, стало для мужчины приятной неожиданностью. Хотя, разумеется, погружаться в иллюзию безопасности он не стал. Ведь эльф на стороне Инквизиции.

— Есть ли шанс, что ты дашь мне возможность уйти, Солас? — достаточно-таки спокойно произнёс хромой маг.

Разумеется, вопрос был несерьёзен. Ведь он понимал, что отпускать его не собираются. Хотя это его и не беспокоило. Главное же, что его любимое оружие — трость-посох — теперь вновь в его руках. Она всегда была для него лучшей поддержкой как физической, так и магической, а отныне стала ещё и такой необходимой ему частью родного его, навсегда потерянного мира. Однозначно, этот риск был оправдан.

Хотя он ещё в опасности, ведь уйти из Убежища, однозначно, будет уже не так просто, как попасть сюда.

— Ты же знаешь, что я не могу отпустить тебя, — сейчас в словах Соласа промелькнула непривычная для него злость и грубость.

Как бы эльф не старался быть объективен, этот человек остаётся тевинтерцем эпохи расцвета Империи и прямым потомком тех, кто поработил эльфийский народ и осквернил все их великие достижения, назвав своими. Тем более он является одним из тех самоуверенных идиотов, которые думали, что смогут без последствий разорвать Завесу…

— И почему все думают, что я главная опасность для вашего мира? — наигранно вздохнул Безумец, тем временем отойдя в сторону небольшого, но подходящего для побега открытого окна, что был под потолком.

«Вероятно, потому что второй тевинтерец, сам того не осознавая, чуть не устроил конец света и хочет это повторить», — фыркнул про себя Солас, кажется, до сих пор удивляясь тому, насколько непредвиденным стало появление этого магистра.

— Вероятно, потому что нам прекрасно известно, что ты опасен из-за своей метки, да ещё и такого… нереального происхождения, — понятное дело, ответил вслух эльф совсем другое.

От этих слов мужчина горько усмехнулся. Конечно же, эти обвинения казались ему абсолютно беспочвенными. Ведь ни таскать на руке опасный и непредсказуемый кусок Тени, ни просыпаться спустя тысячу лет в чужом ему мире с неизвестно чем изуродованным телом он не желал.

Безумец уже был на полпути к реализации плана побега, осталось лишь обхитрить того единственного, кто его обнаружил. Однако вдруг случилось непредвиденное. В чистый разум мужчины внезапно закралось что-то инородное. Отчего он буквально почувствовал внутри себя какое-то шевеление, постепенно переходящее в уже до ужаса знакомую песню. Его тело на инстинктах воспротивилось всему этому вмешательству, и результат этой незримой борьбы выразился в виде нестерпимой головной боли.

Не сдержавшись и зашипев, Безумец схватился за голову. Теперь ему было не до эльфа и не до нависшей над ним опасности быть пойманным. Виски пульсировали со страшной силой, разгоняя это режущее ощущение по всей голове. Лишь благодаря тому, что он вовремя облокотился о стену, мужчина не упал, когда боль нарушила даже работу вестибулярного аппарата, из-за чего он уже почти полностью не осознавал происходящее.

Понятное дело, сейчас все шло именно на руку эльфу. Увидев, в каком беспомощном состоянии ныне пребывал беглец, Солас не мог не воспользоваться возможностью и наверняка выйти из этого пока ещё не обострённого противостояния победителем. Однако всего за секунду задача заполучить носителя метки любой ценой перестала быть первостепенной. Ведь совсем скоро знаток Тени понял, что ни случайность, ни физиологический фактор стали возбудителями той боли, от которой изнывал его противник. Здесь постарался посторонний…

То, что сегодняшний вечер только расходится в своих безумных сюрпризах и, казалось бы, наладившиеся дела Инквизиции пошли под откос, ознаменовал абсолютно нежданный громкий вой множества горнов. Они грохотали, навивали ужас своим сообщением о тревоге и общем боевом сборе. И, очевидно, тревога не была ложной.

Когда звук предупреждения об опасности дошёл и до этой полуподвальной комнаты, Солас поначалу даже и не поверил в происходящее. Он и помыслить не мог, что спокойный и безопасный ритм Убежища так резко и навсегда изменится.

— Кого ты к нам привёл?!

Разумеется, ждать ответа на свой гневный вопрос времени не было. Эльф понимал, что те, из-за которых и была поднята тревога, гораздо важнее и опаснее для всех них, чем этот беглец.

В последний раз окинув хромого мага хищным взглядом, Солас всё-таки выбежал из комнаты и тут же помчался на улицу. Он отпускает этого мага? Да. Ведь шансы изловить беглеца ещё будут, а вот терять Инквизицию он позволить не мог.

* * *

Большую часть своей жизни Безумец действовал в одиночку, а значит, привык поступать только обдуманно и с особой осторожностью. Ведь в случае ошибки ему не на кого было рассчитывать, никто не придёт ему на помощь. Однако можно сильно завраться, если сказать, что происходящее сейчас было в его планах. Поскольку это совсем не так. А все те события, которые маг и спровоцировал, уже давно вышли из-под контроля.

Разумеется, когда мужчина загорелся желанием вернуть свою трость, его уже ничто не могло отговорить даже понимание, на какой риск идёт. Безумец понимал, что скорей всего ослабленная над Убежищем Завеса его выдаст, именно поэтому он искал способ отвести внимание ищеек и их хозяев от себя. В тот последний вечер, перед самым его уходом из Редклифа, разведчики венатори очень удачно выдали себя, что позволило натравить Старшего на Инквизицию.

Именно с этого момента и начинаются самые серьёзные пробелы в его плане. Начиная с того, что Безумец не мог быть до конца уверен в том, клюнет ли второй древний магистр на то послание, которое ему передадут разведчики. И заканчивая тем, что мужчина не знал, какую важность представляет: хотят ли его или устранить, или просто забрать метку методом отрубания его руки, или сделать союзником венатори — нельзя было сказать наверняка. Только сам Старший бы мог ему об этом рассказать. Но им, к счастью иль сожалению, пока ещё не удавалось встретиться лично и поговорить. В связи с этим Безумец и не знал, что именно будет предпринято. Мог быть послан один-единственный агент для дальнейшего мониторинга ситуации или сближения с искомым магом. Мог быть подослан небольшой отряд для незаметного нападения. А мог быть совершён наглый штурм небольшой армией.

Именно это Безумец пытался выяснить. Покинув безопасный Редклиф со всеми его удобствами, мужчина уже несколько дней провёл вдалеке от цивилизации, отшельником исследуя Морозные Горы. Несмотря на свою общую физическую слабость и очевидную неподготовленность для мага эти дни не были настолько тяжелыми, как могло бы показаться. Ведь слонялся по диким, необжитым местам он, как истинный исследователь, и раньше. И так же путешествовал налегке, поскольку в зверином облике научился как и спать, так и искать для себя пропитание. Всё это ему вновь пригодилось. Хотя его едва потрёпанный вид говорил, что такой образ жизни ему не в радость. Поскольку жить-то зверем он научился, а вот отделаться от людского стремления к комфорту — нет.

И всё же эти дни блужданий не прошли зря. Сегодня вечером Безумец смог увидеть чужое войско на границе территорий, принадлежащих Убежищу. Разумеется, мужчину удивило то, что такое количество человек пришло лишь по одну душу — его. Видимо, Старший решил атаковать точно и наверняка, чтобы на этот раз не дать даже шанса носителю метки сбежать.

Именно появление всех этих солдат и означало то, что ему наконец-то придётся выйти из тени и пойти на риск, проникнув в Убежище. Как говорится: сейчас или никогда.

И можно сказать, мужчина выполнил задуманное в лучшем виде. Ведь сейчас он птицей сидел под карнизом крыши церкви и до сих пор непойманный. Однако не скажешь, что в целом всё получилось гладко.

Как и говорилось ранее, Безумец предполагал, что Старший отправит на его поимку небольшой отряд, людей скрытых и подлых профессий, как например Убийц магов. Их неожиданное разоблачение — чему бы мужчина, несомненно, поспособствовал — наделало бы немало шума, привлекло всё внимание советников, и беглец бы смог спокойно выполнить задуманное. Однако хозяин венатори отправил целую армию лишённых воли храмовников. Поэтому, очевидно, назревший конфликт без войск не решишь. Безумцу оставалось лишь надеяться, что часовые Инквизиции ещё на подступах обнаружат чужаков и Убежище начнёт стремительную, но тщательную подготовку к предстоящей атаке.

Однако всё случилось не так. Инквизиция до последнего оставалась неосведомлена.

Под шумы горнов всему Убежищу пришлось подняться на бой с неизвестным и таким неожиданным противником. Первыми схватились за оружие, кто бы мог подумать, рабочие. А когда стала ощущаться нехватка мечей, в ход пошли все более-менее пригодные для боя орудия труда. И пусть, по правде говоря, каким-нибудь там полуржавым топором не навоюешь против профессиональных солдат, но никого это не страшило. Не жалея себя, люди кинулись защищать Убежище, Инквизицию. Ведь, если погибнет идея, организация, кто будет спасать мир, кто будет искать убийц Верховной Жрицы?

Со своей высоты Безумец наблюдал за всем этим. Даже если его обвинят в равнодушии, то именно он видел общую ужасную картину всего происходящего. Сейчас атаковали только лазутчики, мобильная пехота, а ведь там вдали наступали и уже самые настоящие красные храмовники.

Красные блики от факелов солдат, спускающихся в долину, навивали неподдельный ужас на всех. Ведь это означало, что основные силы только ещё на подходе. Этот огненный марш буквально толкал юную организацию на обрыв её жизни. Чем войска становились ближе, тем больше шанс, что сегодня Инквизиции не станет.

Главнокомандующих ни в коем случае нельзя было обвинить в непрофессионализме или уж тем более в бездействии. Убежище не крепость, всем было понятно, что ни штурм, ни осаду они не выдержат. Хотя тут и штурмовать-то нечего. Пожалуй, в данном случае любая военная тактика позволит взять эту деревушку, окружённую по периметру лишь невпечатляющим частоколом. И всё же защитники Убежища ценой множества жертв, но благополучно отбивались до сих пор. В этом, без преувеличения, была заслуга их Командора, который за короткий срок смог организовать всестороннюю защиту деревни. За эти недолгие минуты бывший храмовник сполна доказал, что ему не зря доверили всю военную часть этой организации и что все те смешки старших магов ферелденского Круга, которых Безумец успел наслушаться в Редклифе, просто беспочвенны.

Тем временем пока один выполнял стратегический контроль действий солдат, другая не допускала больших жертв. Правая рука Церкви успевала бывать всегда там, где на этот раз сосредоточили основную свою силу враги, отвлекала их, переводила всю их мощь на себя, пока остальные либо оказывали помощь издалека, либо оттаскивали в глубь Убежища раненых. Теперь Безумец понимал, почему о боевых способностях женщины ходят легенды. Хотя не ему сомневаться в этих легендах, когда он сам в первые же минуты после пробуждения в этом новом мире познал крепкость её кулака.

Сестра Соловей и её агенты тем временем занимались выкуриванием и ликвидацией отдельных групп лазутчиков, которые додумались проникнуть на территорию Убежища окольными, особо незащищенными путями. Эти действия не позволяли противнику полноценно развернуть свои боевые силы в тылу Инквизиции и дали больше путей отхода обычным жителям. А именно организацию вывода мирных жителей из мест, где как раз и развернулись самые тяжёлые противостояния, взяла на себя Леди Посол. Для той, которая сама-то ни разу не была буквально в эпицентре реальных боевых действий, женщина очень достойно смогла собрать помощь всем тем, кто сам уже не мог добраться до укрытия. Разумеется, этого всё равно будет мало, не всех они успеют и сумеют спасти. Зато получилось не допустить смертоносной давки из желающих укрыться в церкви.

И всё же несмотря на такую самоотверженность и даже сплочённость вскоре перевес сил в сторону противника стал ощущаться всё сильнее. Да, нападающих было меньше по количеству, наверное, их войско не превосходило даже батальонного максимума. Однако атакующими были в основном красные храмовники, чья сила равнялась двукратной (а может, и трёхкратной) силе одного человека. Хотя это ведь были даже не люди. Стоит выбить шлем с головы любого из них — сразу в этом убедишься. Изуродованные монстры не могли даже говорить, поэтому их огненный марш был безмолвен.

Если не переломить ход сражения какой-то неожиданной атакой, у Инквизиции не будет и шансов. Это понимали все, особенно высотный наблюдатель. Разумеется, его обвинят в равнодушии и эгоизме. Ведь пока тут гибнут люди он просто выжидает. Но мужчину это не особо-то беспокоило. В отличие от тех хоть и доблестных, но отчасти неразумных людей, который буквально с голой грудью и с вилами наперевес бросались на мечи красных монстроподобных храмовников, геройская смерть не в его характере. Да, и если оценивать объективно, у него как у третьей стороны этого конфликта было достаточно причин, чтобы до последнего не вмешиваться. Оценит ли Инквизиция все его старания, если он примет участие в обороне Убежища, если ради спасения других смертельно истощит себя самыми сильными заклинаниями, а потом перейдёт на активное использование магии крови и риск приманить непосильных для него демонов? Разумеется, нет. Узнав, что он гораздо сильнее, чем им всем казалось изначально, его ещё пуще испугаются, изловят и приставят в надзор самых сильных своих храмовников. Вероятно, начнут пытать из мести за то, что он тот самый «древний тевинтерский магистр». А может быть, и вовсе усмирят, ведь им нужна его рука, а не он сам.

Перспектива стать жертвой самого отвратительного и бесчеловечного ритуала в истории заставила перья птицы чуть ли не встать дыбом. Конечно же, для сомниари, кто не может и жизнь свою помыслить без магии и Тени, усмирение стало одним из главных страхов. И этот страх лишь усилил желание магистра сидеть дальше и не высовываться. Пускай уж Инквизиция сама разбирается, а он пока лучше поднаберётся сил для ночного полёта по Морозным горам, который его ждёт, когда эта бойня подойдёт к концу.

К огромной удаче, необходимость неожиданного манёвра понимал не только Безумец. Ведь вскоре он увидел, как был отбит один из дальних требушетов, на первой линии обороны. Сами по себе эти орудия оказались не столь уж полезны. Поскольку в рассредоточенных по всему спуску противников они доставали чуть ли не поодиночке. Однако именно тот только что отбитый требушет солдаты под командованием Кассандры поворачивали в иную сторону, в сторону горы, по склонам которой и спускались враждебные войска.

Догадавшись, что они хотят предпринять и считая этот план единственным выходом, Безумец всё же выбрался из своего укрытия и перелетел на конёк одного из домов, который располагался рядом с главными воротами и второй линией обороны. И теперь он с интересом наблюдал за действием того отряда, поворачивающего требушет. Тем временем поблизости раздавался строгий голос Командора, продолжающего всё с тем же порывов контролировать происходящее несмотря уже на видимые потери в их рядах.

Совсем скоро требушет, их шанс к победе, был повернут и заряжен. Воющие смогли отстоять его и не дать разрушить. И через секунду механизм привели в действие, и огромный валун полетел прямо в нужном направлении. Инквизиция своим шансом воспользовалась безукоризненно. Большинство даже не успели и смысла такого плана понять, как вековые слои горы были повреждены. И словно живое существо из мести за недозволенное беспокойство гора выпустила из себя тонны снега, который тут же огромной лавиной помчался вниз к подножью. Все только и видели, как эта лавина жадно поглощает под собой всех вторженцев, красный марш потух, и уже совсем скоро склон погрузился в темноту.

Как и ожидалось, до Убежища сошедшая лавина не дошла, был лишь только порождённый ею ветер, который посбивал солдат с ног. Чёрному любопытному ворону пришлось прятаться, чтобы его как пылинку не сдуло. Зато когда он вновь забрался на крышу, то был окружён множеством радостных выкриков.

Конечно, тех, кто успел спуститься в долину, лавина не задела. Но этих храмовников было в меньшинстве. Ведь основная часть армии теперь была навечно похоронена под многометровым слоем снега. Именно поэтому Убежище позволило себе радость, считая, что победа за ними. Оставшихся монстров они как-нибудь да перебьют. Безумец тоже был готов разделить радость всех этих людей и уже направиться в полёт, пока о нём не вспомнили. Однако вдруг его голову вновь пронзила сильнейшая боль, глушащая весь его разум. Отчего мужчина чуть не потерял контроль над своей магией и свой животный облик. Ему сразу стало понятно, что это совсем ещё не конец, ведь он вновь услышал ту негласную потустороннюю песню. А как Безумец теперь знает, её источником является поражённое скверной существо…

Неожиданно над долиной раздался оглушающий страшный рёв, и через миг в тот самый судьбоносный требушет влетает огромный огненный сгусток. Орудие за мгновение ока разлетелось в щепки, наводчик, который ближе всех стоял к эпицентру взрыва, истлел буквально на глазах, а всех остальных ударная волна разбросала по округе.

Люди подняли взгляды к небу и обмерли. Оттуда, где только недавно шла враждебная армия, где теперь было лишь тёмное затуманивание, которое образовал поднятый от сильного порыва ветра снег, вылетело громадное чудище, самый настоящий дракон.

Появление этой огромной ящерицы раз и навсегда переменило ход сражения. Все старания, все жертвы защитников были полностью обесценены. Ни гениальный стратегический ход, ни отверженность людей, ни особые способности отдельных воинов уже ничем не помогут. Против огнедышащей твари в деревянной деревне им не выстоять уж точно. Поэтому Командору не оставалось выбора, только как трубить отступление.

Огонь был беспощаднее любого войска, любого врага. Вспыхнув единожды, он захватывал всё больше построек. Те наивные, которые надеялись, что стены их домов спасут их от войны, были вынуждены бежать, пока собственный дом не стал им могилой. К сожалению, это поняли не все…

Грохотали последние уцелевшие горны, слышался то тут, то там звон скрещенных мечей, а так же кровожадный треск огня. И сплетаясь со всем этим ужасным, смертельным хором, на всю округу раздавались крики тех, кто так и не смог выбраться из своих укрытий, кого не успели спасти, кто… горел заживо.

Безумец, делая короткие перелёты между крышами пока ещё уцелевших домов, двигался вслед бегущих защитников. Появление дракона на стороне врага стало для него такой же неожиданностью, как и для остальных. Вид этой крылатой смертоносной махины заглушал любой страх быть обнаруженным магами венатори, которые рассредоточились по периметру Убежища, чтобы выловить любого, кто постарается сбежать из кольца. Но мужчина, как и все остальные, стал заложником этого места.

Мало, у кого было время, чтобы глазеть на дракона, но многим хватило и небольшого осмотра, чтобы понять, что это не просто высшая драконица. Знатоки сразу скажут, что поведение твари не соответствовало природным инстинктам разъяренного, испуганного или голодного дракона. Прочие зеваки предположат, что обычный дракон не может выглядеть, как обтянутый черной гниющей чешуёй скелет с красными кристаллоподобными наростами, которые ему самому, кажется, приносили боль.

Неестественную природу этого дракона понимал ещё и Безумец и убеждался каждый раз, когда тварь открывала свою пасть и рычала. Каждый её рёв разносил сильнейшую боль по телу мужчины. Каждый раз он чуть не терял свой животный облик. Понятное дело, в таком состоянии он не был способен к длительным перелётам без огромного риска в один момент рухнуть камнем на землю. А та самая песня порой начинала настолько усиливаться и оглушать его, что даже заглушала любые другие звуки и шумы, которые переполняли Убежище. Магистр не понимал, почему это происходит. Неужели дракон отравлен скверной, а те кристальные наросты на самом деле, как и у храмовников, красный лириум?

Безумец даже не знал, что сильнее его пугает: что дракон сводит его с ума или то, что Старший настолько заигрался с осквернённым лириумом.

Несмотря на препятствие в виде боли мужчина старался очень быстро перебираться по крышам домов, боясь, как бы следующий драконий огненный плевок не пришёлся прямо в него. Именно поэтому, он не заметил, как оказался на последнем рубеже обороны деревни. Площадь около церкви не была так сильно застроена, поэтому огонь здесь пока ещё не полыхал. Но и испуганному ворону здесь почти некуда было перелетать. Вновь прятаться под козырьком крыши церкви, самом большом и заметном здании деревни, он пока не спешил.

Сидя на последних воротах, Безумец осматривался. Вскоре он заметил на другой стороне площади дома, которые ещё были целыми. Если судить по образу в Тени, то там живёт лекарь и его ученики. То, что надо. Хотя лететь туда, конечно, придется дольше обычного, да ещё мимо уже горящего здания трактира, но мужчина не желал и дальше сидеть тут на виду. Мало того, что его может заметить Инквизиция, так ещё постепенно сюда прибывали храмовники, спасшиеся от лавины. Случайно попасть под влияние их, очевидно, изменившихся храмовничьих способностей ему особенно не хотелось.

В очередной раз магистр убедился, что умеет правильно рассчитывать свои сил. Однако сейчас от своей правоты ему было ничуть не легче. Ведь выполнить задуманное, как он и боялся, у него не вышло. Когда он удачно перемахнул через здание таверны, по которому постепенно расползался огонь, оставалось каких-то три пары метров до следующей безопасной крыши. Однако вдруг дракон, который настолько вальяжно кружил по округе, будто крылья разминает, а не целую деревню уничтожает, вместе с очередным огненным плевком издал и затяжной рёв. Очередной выброс такой энергии пагубно повлиял на состояние мужчины. От боли тело перестало его слушаться, крылья отказались махать для поддержания полёта. Безумцу казалось в глазах его потемнело, а координация была потеряна всего лишь на секунду. Однако эта «секунда» оборвалась только тогда, когда произошло жесткое падение на землю, а за секунду до этого — потеря животного облика.

Несмотря на то, что падение произошло прямиком в немалый сугроб, который образовался у задних стен Убежища от того, что сюда выкидывали весь упавший снег, сгребённый с тропинок, удар с поверхностью всё равно вышел не из приятных. Постанывая от легких ушибов, Безумец постарался как можно быстро подняться. Однако какое-то время у него это выходило из рук вон плохо. Мало того, чтобы выкарабкаться из сугроба, в котором невозможно было опереться на что-то твёрдое, нужно приложить силу, которой ему всегда не хватало, так ещё и само его тело продолжало изнывать от близости хоть и косвенного, но носителя скверны, и его вторая рука начала ужасно ссадить от любой попытки к чему-либо прикоснуться. Видимо, происходящее знатно истощало Завесу, что не могло не сказаться на поведении метки.

Сейчас именно снег, который попал ему даже за шиворот, хоть сколько-то вернул мужчину в сознание. От переизбытка холодного затихла даже боль, из-за чего у мага наконец-то получилось выкарабкаться из снежного плена. И уже совсем скоро Безумец вновь стоял и, безмолвно бурча, отряхивался от снега. Конечно, сейчас было не время для прихорашивания, но магистр рискнул хотя бы потому, что если весь этот снег растает на нём, то вся его одежда промокнет, и он просто за мгновение задубеет.

И теперь когда он уберег себя от вероятного обморожения, Безумец осмотрелся, чтобы сориентироваться. Что ж, ему повезло. Сюда не додумался добраться даже самый дотошный лазутчик, дракон драконился на другом конце деревни, а главное, он спикировал как раз в заднюю часть той небольшой площади, на которую желал попасть. Сейчас те три невзрачных дома были совсем рядом от него и даже абсолютно целыми. Поэтому мужчина решил доделать задуманное и поспешил на ту, казалось, ещё уцелевшую площадь.

Пользуясь целостностью дома местного лекаря, Безумец хотел было в него проникнуть, чтобы найти хоть какое-то зелье-обезболивающее. Полностью от боли ему, конечно, не избавится, но хотя бы заглушить боль от метки ему очень хотелось. Поскольку, чтобы не схватиться за что-нибудь ненароком и не наградить себя новой порцией невозможного дискомфорта, он был вынужден вновь прятать руку под плащ. Но вот только, пока творится весь этот хаос, оставаться в обстоятельствах, настолько сковывающих его движения, совсем не хотелось.

И сейчас до него доходили звуки всего, что здесь происходило. И жадный треск огня, и боевые кличи солдат, которые отбивались от монстров-храмовников, и, конечно же, крики, даже где-то поблизости. Но неужели магистр, который сам только чудом не разбился насмерть от неудачного полета, рискнёт и полезет кого-либо спасать? Разумеется, нет. Однако в погоне за тем, что ему требовалось, он зря не заметил те крики и грохот, которые раздались совсем близко. Ведь они раздались не просто «близко», а прямо на той площади, на которую он хотел попасть. Именно поэтому, когда Безумец оказался рядом с нужным домом и выглянул из-за его угла, обнаружил, что в него не попасть.

Пылающие ошметки какой-то материи, возможно, флага ветер занёс прямиком на эту площадь. Развешанные неподалеку чистые простыни, принадлежащие лечебнице, уже тлели. Совсем скоро они вспыхнут и огонь перекинется на бревенчатые дома. Однако, похоже, они вспыхнут ещё раньше, поскольку сейчас мужчина обнаружил на площадке разломанную повозку, на которой перевозили стеклянные сосуды с какой-то странной смесью. Пусть знатоком алхимии он не славился, однако вид полыхающей смеси, которая вытекла на землю из одного укатившегося и разбившегося сосуда, правильно натолкнул его на мысли, что прогремит немалый взрыв, когда огонь доберется до целых бутылей.

Если бы это увидел Каллен, то он бы собственноручно придушил того идиота, которому пришло в голову оставить эту повозку здесь, где с одной стороны лазарет, а с другой самое оживлённое место деревни — таверна!

И сейчас жертвой чьего-то безрассудства стали двое. Их завалило досками от телеги и каким-то мусором, который прилетел сюда от прогремевшего неподалеку взрыва. Возможно, это даже части ещё одного уничтоженного требушета. Впрочем, сейчас, когда хаос поглотил это место, сложно было сказать, что и где разрушилось, ведь рушилось всё.

Сейчас Безумцу нужно было поскорее убраться отсюда, пока тут всё не взлетело на воздух. О желании заполучить необходимую ему настойку придется отказаться, иначе дом лекаря сам мог его заживо похоронить под своими брёвнами. Однако и уходить мужчина не спешил, отчего-то наблюдая за теми двумя.

Один из жертв этой разрухи стал человеческий мужчина в возрасте, вторая же — эльфийка-маг. Безумец не знал никого из них, но предположил, что мужчина, на поясе которого висел веник из высушенного эльфийского корня, был тем самым лекарем Убежища — Адан, верно? А вот девочка-эльфийка тоже не казалась простой служанкой. Из её подсумок торчали диковинные инструменты, а так же пара пузырей с реагентами, которые оставили на её руках химические ожоги, видимо, от частого их использования. Наиболее вероятно, она была каким-то лаборантом, исследователем на службе Инквизиции.

С одной стороны, этим двоим повезло, потому что телега, которой они оказались придавлены, их не ранила и время у них ещё было. Если бы они смогли сбросить с себя весь этот груз или хотя бы выкарабкаться из-под него, то ещё бы успели убежать на безопасное расстояние от взрыва. Однако проблема в том, что ни аптекарю, ни магессе не хватало физических сил, чтобы выбраться самостоятельно да и, пребывая в шоке, они паниковали и тратили силы понапрасну. Очевидно, что без посторонней помощи им не выбраться, и они просили об этой помощи. Однако никто не пришёл: все спешили укрыться в церкви, им некогда было проверять кто там и где кричал, ведь кричали повсюду.

Безумец призадумался. Пока ещё время есть, он бы мог стать спасением для одного из них. По крайней мере умирать двум в одном месте очень… некрасиво. И наверняка, его выбор бы пал на лекаря. Ведь в экстренной ситуации живыми нужны все люди этой сложной профессии. Они единственные смогут удержать на этом свете раненых. Да только вот Адан ведь не маг и даже не лекарь, а именно алхимик — такую характеристику услышал Безумец от стражников конвоя, когда его вели к Бреши. А значит, объективно говоря, без своих трав, которые скоро сгорят вместе с его домом, он столь же бесполезен, как и другие мирные жители. В самых чрезвычайных случаях, в полевых условиях нужны именно маги. И тогда взгляд магистра пал уже на эльфийку. Очевидно, он сделал выбор.

Узнал бы кто-нибудь в былые времена, что он, рискуя собой, надумал спасать эльфа, мужчина бы стал посмешищем. Любая более-менее важная шавка облаяла бы его. Однако сейчас уже другие времена и здесь не настолько чёрно-белые нравы, да и для размышлений уже не было времени. Нужно было поскорее закончить своё безумство и убегать с площади.

Оказавшись рядом с девушкой, Безумец ухватил её за руку и постарался вытащить её из-под телеги. Ощутив поддержку постороннего, Минева уж точно не захотела прощаться со своим шансом к спасению, поэтому почти инстинктивно она не по-эльфийски сильно сжала его руку и начала барахтаться сама, лишь бы вытолкнуть свои ноги из ловушки. Даже при приложенных усилиях их двоих выполнить задуманное получилось не сразу. Мужчине даже пришлось использовать свой посох в качестве рычага, чтобы хоть чуть приподнять тяжеленное колесо телеги. После этого он окончательно убедился, что сделал правильный выбор, поскольку на то, чтобы вытащить из этой западни человека, хилому магу уж точно не хватило бы сил.

Совсем скоро эльфийка была высвобождена. Однако радоваться пока ещё было слишком рано. Подгоняемая страхом и своим спасителем, Минева всё-таки смогла подняться на своих затёкших ногах и последовать за ним.

Какое-то время в спину им раздавался крик с просьбами о помощи второй жертвы злосчастной телеги. Однако оба мага просто ушли. Она теряясь от страха, паники и шока, вообще не различала окружающие шумы — всё смешалось в одну единственную картину ужаса. Он же просто не обращал внимания на все эти крики. И так уже немало погибших за один вечер — так что никакой разницы, одним больше, одним меньше.

И вот уже совсем скоро прогремел тот самый взрыв. Маги успели уйти из эпицентра, огонь их не задел. Но вот взрывная волна вышла неожидаемо большой, их-то она и сбила с ног.

Второе за сегодня падение получилось несколько даже болезненным и оглушающим, за что его ноги выразили ему «благодарность», разболевшись. Поэтому какое-то время он позволил себе бездействие и просто сидел на земле. Рядом с ним сидела спасённая эльфийка, чересчур уж сильно хваталась за него, за его одеяния и ревела взахлёб. Очевидно, настолько долгая балансировка на грани жизни и смерти дала о себе знать, и девушка боялась, что всё это ей просто кажется и что, если она отпустит своего спасителя, то снова окажется под телегой и в окружении огня.

Понятное дело, настолько наглые прикосновения эльфийки у магистра вызывали даже не злость, а самое настоящее отвращение. Когда без разрешения нарушается личное пространство, особенно сложно не поддаваться расовой неприязни, которая свойственна его миру. Сейчас только опасность, в которой находились все те, кто принял сторону Инквизиции, и факт того, что он добровольно выбрал спасти именно её, спасали Миневу от гнева самого настоящего тевинтерского магистра.

Вскоре в здании, совсем рядом от них, потолочные перегородки обрушились и вслед за ними обрушилась вся крыша таверны. Судя по пронизывающему до костей, но постепенно затихающему визгу, кто-то в таверне всё это время был и не сумел выбраться. Девушка задрожала сильнее, до сих пор ещё слишком остро реагируя на произошедшее, да и перед глазами до сих пор ещё мелькал нынешний вид площадки, из которой её вывели. Мужчина от этого только хмыкнул. Ну, вот зачем она туда вообще посмотрела? Неужели не понятно, что именно останется от человека, который будет находиться в эпицентре взрыва?

Они могли позволить себе сидеть здесь, поскольку пока эта часть деревни ни для одного нападающего не несла какого-либо интереса. Однако момент для передышки подошёл к концу, когда Безумец услышал взмахи огромных крыльев и, задрав голову, увидел, как дракон летит сюда. Мужчина нахмурился. Если эта тварь из своей пасти выпустит огонь прямо на них, то бежать им не было смысла. Ни она, ни он даже в животном облике просто не успеют покинуть область поражения. А значит, нужно использовать магию и ледяной щит. Он был уверен, что они вдвоём при поддержке его сильного катализатора-трости смогут создать необходимый купол изо льда. Если же нет и эта эльфийка окажется бесполезной, то он справится и один с помощью магии крови, которая бы знатно усилила его позорные способности в стихийной школе. Использовать эльфов для подобных ритуалов — самая обычная практика в Тевинтере, и мужчина не собирался лицемерить и отрицать, что сам это не практиковал.

К счастью, прибегать к настолько радикальным для нынешнего времени средствам не пришлось. Ведь неожиданно дракон, который только в исключительных случаях опускал свою горделивую морду и смотрел на тех, кого пугал одним лишь своим видом, точно уставился на древнего мага. Безумец даже не поверил своим глазам, но это была правда. Монстр летел и смотрел точно на него. Казалось, черный дракон выследил понравившуюся цель и сейчас нападёт, однако этого не произошло. Внезапно вальяжно летящая тварь издаёт странный рык и мигов разворачивается, даже не стараясь здесь что-нибудь сжечь.

Дракон искал именно его. Это стало Безумцу очевидно. А так же то, что его смерти монстр не желал, раз так быстро улетел. Значит, правда Старший нанёс такой немилостивый визит в Убежище ради него. А все эти венатори, что охраняли периметр деревни, и дракон нужны лишь затем, чтобы носителя метки Инквизиция не вывела и вновь не скрыла или он сам не сбежал.

От этих выводов маг устало усмехнулся.

Тут до них донёсся знакомый голос командира. Расставив солдат для безопасности главного здания, сейчас Каллен призывал всех советников собраться в церкви. Похоже, он хочет обговорить их дальнейшие действия.

Что ж. Безумцу хотелось бы присутствовать на этом совете, а значит, ему придется выдать себя. Этому не рад он, не рады будут и все советники, особенно, когда узнают, что именно по его вине случилась эта катастрофа. Однако выбора не было. Он должен им помочь. Уничтожение Инквизиции недопустимо. А главное, ему хотелось улететь отсюда на паре своих крыльев, а не в когтях чудовищного дракона.

С тем, что им необходимо поскорее добраться до пока ещё безопасного убежища — церкви, Минева согласилась без отлагательств. Очевидно, эти необходимые минуты передышки помогли эльфийке прийти в себя после пережитого. Из-за чего пытливый разум исследовательницы начал подозревать в мужчине что-то неправильное, ведь раньше в Убежище она его, однозначно, не видела… Но в первую очередь он оставался её спасителем, поэтому девушка быстро откинула от себя все эти неблагодарные подозрения и лишь, подхватив его под руку, помогла ему идти.

Слушая все те ласковые слова поддержки от той, которая думала, что её спаситель так сильно хромает и прячем руку, потому что ранен, Безумец, довольный собой, скалился. Однозначно, сейчас его вид оставлял желать лучшего, поэтому он был уверен, что в сопровождении эльфийки у него получится без проблем проникнуть в церковь. А вот дальше… А вот дальше придется импровизировать. Впрочем, как и всегда…

Глава 7. Знай врага своего

— Эй-эй-эй, погоди-ка! Я сюда мчался не для того, чтобы меня засыпали лавиной! — гневно возмутился Дориан, когда Каллен озвучил возможный их план.

Разумеется, все советники не особо-то лестно взглянули на этого молодого и неизвестного тевинтерца, который появился на пороге Убежища как раз тогда, когда армия врага была на подходе. Однако сейчас в связи со сложившейся сложной ситуацией и усталостью они почти и не думали, что это маг чужой, под подозрением, и позволили ему выговориться. В конце концов все разделяли возмущения тевинтерца, ведь им всем хотелось и пожить.

— И что же ты предлагаешь?! Дракона нам не одолеть, а Убежище я им ни за что не сдам! — ответ от Командора не заставил себя долго ждать. — Тем более тебя здесь никто не держит. Беги. Вы, маги, это прекрасно умеете.

Уставший, раненный Каллен сейчас говорил в уж очень непривычно злой манере, это заметили и остальные советники, которые стояли рядом. Впрочем, они предпочли это упустить. Поскольку тому, на чьи плечи легла непосильная ноша организовать защиту неприспособленной для военных действий деревни, можно было позволить выпустить пар.

Кажется, Павус уже привык, пока пробыл на юге Тедаса, что собеседники при любом удобном случае спешат ему напомнить о его магических и тевинтерских корнях. Именно поэтому сейчас Дориан лишь раздраженно вскинул руками и отошёл в сторону. Он прекрасно понимал, что слушать его, тевинтерца, никто не будет, пока Убежище уничтожается по приказу другого тевинтерца, поэтому ему оставалось лишь стоять, слушать, надеяться на здравомыслие остальных советников и ворчать, на родном языке проклиная весь этот день. Ведь надо же столько стараний, столько попыток насолить венатори, а сейчас он, как и все остальные, стал заложником этого злосчастного места!

Советники мужчину со слишком уже выделяющимися для данного места ухоженными усами вновь окинули недоверчивым взглядом. Повод-то был. Именно поэтому Кассандра была преисполнена желанием схватить этого подозрительного мага за его дорогие тряпки и вытрясти всю правду. Но она не поддавалась своему желанию, ведь проблемы были и посерьезнее в виде вражеской армии, дракона. Да и, если не лукавить, этот с виду бесполезный, напыщенный маг в бою оказался очень полезен, несколько раз спасал их солдат от буквально смертельного замаха вражеского воина. Именно такие маги действительно необходимы Инквизиции.

Хотя этой Инквизиции самой бы сейчас выжить…

— Не могу не согласиться с… гражданином Тевинтера, — осторожно произнесла Жозефина, озвучивмнение остальных участников скорого совета. — Ваше решение стоять до последнего, командор, несомненно назовут геройством. Но всё же не стоит забывать, что в первую очередь мы обязаны были позаботиться о безопасности всех этих людей, и только потом — одолевать противника любой ценой.

Говоря это, женщина очень заметно нервничала, неосознанно перебирая в руках рукава наспех накинутой курточки. Никакая аристократическая выдержка не могла скрыть её страх от посторонних глаз. Но Леди Послу это было простительно. Ас орлейской Игры сейчас почти ничем не отличалась от всех тех мирных жителей Убежища, которые чудом успели добраться до церкви. Как и многие здесь, Жозефина впервые лицом к лицу столкнулась с реальными ужасами любых боёв, с такой беспощадной смертью. Для потомков это событие, как и любая другая война, останется лишь в сухих цифрах и искаженных фактах, но вот они ещё пока реальные участники этой бесчеловечной жестокости.

И именно от их действий зависит какие именно сухие цифры будут потом называть историки в своих работах…

На этот раз сэр Резерфорд промолчал. Он лишь стоял, сложив руки на груди, и грозно посматривал на остальных. Страстью к самоубийству Каллен уж точно не славился, а поэтому надеялся, что они все смогут придумать что-то получше нежели геройского самопожертвования. Однако от своих планов мужчина, разумеется, не отказывался. Если Создатель не подскажет им путь к спасению, то он… сделает то, что следует.

— Возможно, мы сможем вывести из Убежища людей. Под церковью расположен спуск в древние подземелья. По ним мы с Героем Ферелдена и добрались до Храма. Но так же, по словам Канцлера Родерика, они могут вывести в горы, за пределы деревни.

Эти слова Лелианы для всех стали чуть ли не благословением самого Создателя. Ведь они зародили надежду, шанс на спасение. И никто, разумеется, не собирался от него отмахиваться. Оставалось лишь молиться, чтобы эта сеть подземных ходов за десять лет не была уничтожена церковниками и до сих пор функционировала.

— Ну, хоть что-то. Лелиана, отправь туда агентов для проверки, — уже более воодушевлённо произнесла Кассандра.

— Уже, — довольно произнесла Сестра Соловей, в очередной раз удивив коллег своим умением к быстродействию.

У Инквизиции вновь появилась надежда. Правда, о победе никто и не думал. Просто бы пережить этот ужасный день — вот в чём состояла их надежда. Однако скоро все вспомнили, что проблема выживания не единственная. Ещё одна такая «проблема» напомнила о себе громким рёвом такой силы, что загремели даже цепи, на которых висели люстры в главном помещении церкви. Значит, дракон пролетел где-то рядом. Все присутствующие даже на секунду застыли, ожидая нападения этой твари. Но ничего не произошло, каменные стены не рухнули от влетевшей в неё драконьей туши, а деревянная крыша не вспыхнула от пущенного огня. То, что дракон не старается уничтожить самое большое здание, когда уже сжёг полдеревни, для всех стало хоть и приятным, но всё же сюрпризом. Он как будто боялся атаковать церковь, пока здесь находится тот, кто ни в коем случае не должен погибнуть…

— И всё же мы не можем начать переправлять по подземелью людей, пока у нас над головой эта тварь. Если она нас нагонит среди гор, мы тем более будем беззащитны, — напомнил тогда Каллен и устало вздохнул.

Если бы их врагом были лишь только люди, пусть и сверхсильные монстры-храмовники, всё было бы проще. Но на их головы свалился из ниоткуда дракон, тактикой борьбы с которым, пожалуй, владеют только Серые Стражи.

— Ему нет смысла преследовать нас, ведь он выискивает именно носителя метки.

Опять Солас такими неожиданными заявлениями навлекает слишком уж сильное внимание на свою отшельническую лысую голову. И сейчас все те, кто участвовал в совете, уставились на эльфа. Ведь на этот раз его слова не были подкреплены ни одним доказательством, а значит, уверенность, с которой маг об этом сказал, не могла не вызывать подозрений.

— Эм, то есть я хотел сказать… — кажется, вечно собранный знаток Тени впервые так запнулся, сам поняв, как он поспешил с подобными заявлениями. — Я изучил поведение дракона и хочу отметить, что он ведёт себя так, будто ищет кого-то… кого-то очень важного. А таковым может быть только выживший, точнее его метка, — Солас торопливо начал создавать подоплёку своему заявлению, сводя всё к простому «логическому умозаключению».

Тот, кого прозвали ни много ни мало Лордом Обмана, сейчас допустил непростительную неосторожность.

— Ну, я же вам и говорю, что Старший пришёл сюда за ним!

К огромному счастью эльфа, этот вяк и всё внимание совета перетянул на тевинтерца, и дополнительно поддержал его слова. Да и ныне у советников были проблемы поважнее, чем искать ложь в ушастом отступнике. Именно поэтому совсем скоро получилось сгладить все зародившиеся сомнения.

— Но с чего этот «Старший» решили, что он скрывается у нас? — удивилась Кассандра, найдя первую несостыковку в заявлении этих двоих.

— Потому что я им так сказал.

Посторонний голос, конечно же, заставил советников зашевелиться. Ладно там Солас или Варрик, им разрешалось участвовать в нынешнем совете, ведь они уже буквально стали частью команды, пока Кассандра брала их на всякие геройские вылазки. Дориану тоже прощалось нахождение здесь, так как выпускать из виду этого, возможно, вражеского шпиона никто не хотел. Тем более даже если он невиновен, то отводить его к остальным мирным жителям опасно: узнав, что он тевинтерец, эти отчаявшиеся люди просто раздерут его на куски. Но вот вмешательство ещё кого-то командиры Инквизиции уж точно бы не потерпели. Однако стоило им обернуться в ту сторону, откуда и раздался голос наглеца, и увидеть подходящего к ним хромого мага в чёрном плаще, так вмиг все они, где стояли, там и сели.

Разумеется, когда Солас сообщил о появлении на территории Убежища беглеца, советники организовали тщательный поиск, но всё равно до последнего не верили в настолько безрассудный поступок того, кто показал им всем, насколько они недооценивали его. Их неверие укрепилось, когда вражеское войско начало атаку. Все они посчитали, что это был лишь обманный манёвр врага, который и учувствовал умный эльф. Однако сейчас у советников было ещё одно лишнее доказательство, что пора прекращать сомневаться в отступнике. Ведь эльф вновь не ошибся…

Смотря на того, кто теперь стоял перед ними, соблюдая совсем небольшую дистанцию лишь из соображений такта, они не могли поверить. Никакими словами не описать, насколько много усилий они потратили на поиски этого человека. И не скажешь, что эта работа только Лелианы. Нет. Были задействованы все силы во всех сферах влияния. А скрытность всех этих изысканий придавала ещё больше трудностей. Как развернуть полномасштабные поиски, когда никто: ни Церковь, ни даже лидеры государств, в которых эти поиски и шли — не должен знать, кого и за какие такие провинности они ищут? Именно поэтому информацию собирали практически по крупицам, но и этого не хватало в связи с её сомнительной достоверностью. Тяжело было верить, что новости о таком чудном маге так долго не всплывают. Было время, когда его готовы были уже считать мертвым, погибшим во время своего побега. И только Редклиф дал им хоть какие-то зацепки, а вместе с ними — и крепкую пощёчину. Ведь только тогда они поняли, насколько беглец был недооценён.

Именно поэтому советникам попросту не верилось, что одновременно самый главный и важный преступник Тедаса может просто так взять и появиться в их штабе, просто стоять сейчас перед ними так непринуждённо.

Но он всё-таки здесь и опасен. А значит, нужно было что-то срочно предпринять…

Появление этого мага Дориан единственный воспринял с улыбкой. Ему так и хотелось воскликнуть: «Вот теперь-то мы повоюем». Ведь молодой тевинтерец, единожды увидев мужчину в деле, искренне восхищался его магическим талантом, которым позавидовал бы сам архонт. И пусть Дориан не был сомниари, чтобы точно уметь оценивать силу магов, но отчего-то нутром, на уровне инстинктов, чувствовал полное превосходство способностей этого неизвестного даже над своими собственным. Будь он каким-нибудь влиятельным лицом Тевинтера, то магистры бы наверняка даже устраивали перепалки, стараясь привлечь его внимание и напросить своё подрастающее дитятко ему в ученики.

И сейчас для младшего Павуса стало полной неожиданностью то, что, когда всеобщее остолбенение подошло к концу, Кассандра и Каллен тут же подбежали к пришедшему и, обступив его с двух сторон, стали наставлять на него мечи. При этом по долгу своей профессии они знали, что смотреть нужно не на него самого, а на его руки, лежащие на трости, на метку, которая вновь светилась и еле слышно трещала, и кинжал, чья рукоять для удобства торчала из-под плаща, чтобы в экстренной ситуации этот кинжал можно было сразу вытащить. Всё выглядело так, будто они не знали его, будто они его боялись… но как же это может быть?

— Ты разве не из Инквизиции? — ошарашенно произнёс Дориан, пока вспоминал их встречу в Редклифе, думая, что может быть он в разговоре с ним что-то упустил.

— Ещё чего, — хмыкнула Искательница, заметно взволновано переминаясь с ноги на ногу.

Пусть эти двое были храмовниками, мастерами работы с магами, но нельзя не отметить, что и они тоже нервничали. Мало того, что происходящие ужасы сражения сказались на их общую выдержку, так ещё и этого мага они ужасно опасались. Мужчина стоял ровно спокойно, игнорируя наставленные на него мечи, а о большем понять мешал опять тот же капюшон. Именно поэтому они не могли знать, что точно он задумал. Да и тем более они помнят его только по походу к Бреши, когда он был ещё слаб, беспомощен и без памяти. Сейчас уже прошло достаточно времени, чтобы он мало того, что окреп и приноровился к новым обстоятельствам и метке, так ещё и вернул свои магические знания. Отныне он силён и опасен. А если действительно тот самый древний тевинтерец… Об этом страшно было даже помыслить.

— Но ты же говорил… — вновь было обратился Дориан к отныне ещё более неизвестному магу, но потом осёкся.

Поначалу в молодом тевинтерце разразился страх перед этой неизвестностью и этим магом. Он чуть ли не почувствовал себя нагло обманутым, подумал, что перед ним шпион венатори. Однако скоро всё сменилось на обычное любопытство, и Дориан с ещё большим интересом посмотрел на мужчину. Несмотря на обман он же всё-таки выполнил цель их заговора — остановил Алексиуса и отдал магов-беженцев Инквизиции, значит, шпионом он точно быть не может. Нутром почувствовав что-то уж очень захватывающее и по-настоящему необычное, будущий магистр благоразумно затих и стал ждать продолжения этой преинтереснейшей сцены, желая понять, что за игру ведёт носитель метки.

Последняя недоговоренная фраза была замечена Лелианой, и она же заставила её нахмуриться. Пусть женщина пока ещё не знала, какие дела связывают этих двух магов, но то, что беглец заимел привычку скрываться под личиной члена их организации, ей не особо понравилось.

— Может, пропустим официальный акт запугивания и займемся более насущными вопросам? Тем более не думаю, что дракон дал нам на это много времени.

Для того, кто находился в окружении людей, которые с большой радостью посадят его на храмовничьи цепи, Безумец держал себя уверенно, в какой-то степени даже гордо. Но это не значит, что он не нервничал. Нервничал и ещё как. И например, Лелиана это отлично заметила, даже не видя его глаз. Как не парадоксально, но именно это больше всего и вызвало к мужчине доверие. Ведь если он нервничает, если боится, то, значит, он не контролирует ситуацию, а всё происходящее не его план.

Командование Инквизиции сейчас было на распутье. Ведь, с одной стороны, зачем им этого мага слушать? Заковать в кандалы, приставить храмовников и отправить с первой волной отступающих через подземный ход. Они же этого момента добивались столько дней и столькими усилиями. Во второй раз нельзя было допустить ту же ошибку и отпустить его… Но с другой, все вспомнили слова Дориана, подтвержденные предположениями Соласа. Если эти двое правы и этот некий Старший действительно пришёл сюда за носителем метки, то, значит, как и планировали нападающие, дракон не позволит Инквизиции просто так вывести отсюда этого мага.

Эти размышления вновь могли разделить их на несколько сторон, заставить спорить. Однако сейчас у них не было времени для дискуссий. Очередной громкий рёв дракона любезно напомнил им об этом.

— И что вы предлагаете?

Не став больше медлить, Лелиана взяла на себя смелость решить за всех советников сразу и пойти на диалог с беглецом. Этот поганец всё правильно рассчитал, ведь они вынуждены будут его выслушать, поскольку другого разумного выбора у них не было. Но при этом женщина старалась как можно сильнее на время абстрагироваться от других предположений умного эльфа. Конечно же, разговаривать с обычным магом (даже если он чокнутый отступник или тевинтерский сектант) гораздо легче нежели с легендарным магистром, ожившей частью ужасной легенды и по совместительству одним из виновников всех Моров. Хотя очень сложно забыть об этом, стоит только увидеть мертвецки белую кожу мужчины.

— Нечего его слушать и дел с ним иметь! Обманет при первой удобной возможности и сбежит! — возмутилась Кассандра, не спуская глаз с мага.

— Правда. Сбежал бы и уже давно, к счастью, при низкой высоте полёта дракон может и не заметить. Однако по периметру деревни караулят маги в одеяниях с символикой венатори. Обойти их будет проблематично, — весьма спокойно и в какой-то степени даже непринужденно объяснял Безумец.

Конечно, у всех них не было повода полностью доверять словам мага и верить в его мотивацию. Хотя слова о том, что Убежище обступили странные маги, которые не идут в нападение, а, наоборот, будто выжидают, правдивы. Об этом Тайному Канцлеру уже успели доложить свидетели и агенты. Теперь Лелиана получила хоть какое-то объяснение тому, что эти маги тут забыли.

— Я хочу предложить вам помощь, — не дав двум храмовникам заваливать его претензиями и отвечая на ещё прошлый вопрос Лелианы, почти сразу произнёс Безумец и сделал пару шагов к советникам навстречу, пока близость с остриём мечей не стала критической. — Ваш командир был прав: спустить на долину лавину это единственный способ сбросить с хвоста превосходящее по силе войско. И если в этом плане вы придумали, как безопасно вывести людей из деревни, то как не подпустить к последнему требушету дракона и не дать его уничтожить, пока нет.

— «Последнему»? Их же оставалось два, — удивился командор.

— Один. Насколько мне известно, под разлетевшимися обломками предпоследнего погиб ваш главный лекарь.

Командир ругнулся, кажется, упомянув пророчицу их религии. Повод для ругательств был. Ведь у них теперь, оказывается, всего один требушет, один шанс и дракон, который одним своим плевком способен разломать машину.

— Я же смогу отвлечь внимание дракона, пока ваш отряд заряжает требушет.

— Да какая от тебя вообще может быть польза, немощный?! — с презрением фыркнула Кассандра. Очевидно, женщина даже и не думала принимать предложение мужчины, который мало того, что маг, тевинтерец, так ещё и маг крови.

— Не заметил, что бы церковная собачонка могла предложить альтернативу, — холодно, но и при этом до отвратительного высокомерно парировал маг.

Конечно, Безумец был не в том положении и не в тех условиях, когда ему бы можно было без последствий кидаться оскорблениями, пусть и взаимными. Да и Кассандра это произнесла больше даже на эмоциях, чем в серьёз. Ведь женщина известна своей вспыльчивостью и грубой прямолинейностью, а сейчас происходящее уж точно не располагало к душевному покою. Однако задетая тевинтерская гордость, наличием которой он, конечно же, не обделён, не давала мужчине смолчать.

Новый мир, новые правила… и всё такое. Но терпеть сопорати, который решил перед ним, магом, повыделываться, магистр уж точно не собирался.

К счастью, остальные советники не стали замечать и вмешиваться в этот локальный конфликт, даже Каллен удержал себя от фразы: «Что этот маг себе позволяет?». Ведь Безумец дал им предложение, от которого буквально невозможно было отказаться. Командор понимал, что весь его план пойдёт дракону под хвост, если последний требушет будет разрушен.

Скрепя сердце Каллен всё-таки убрал меч в ножны и вернулся к столу, вокруг которого и собрались советники. Мужчина не стал расспрашивать, каким способом маг хочет отвлекать эту огромную летающую тушу, решил слепо довериться.

Довериться магу, тевинтерцу, малефикару и, возможно, первому порождению тьмы? Да. Именно так… Выбора не было.

— Значит, так. Вы… — теперь командор решил провести краткий инструктаж Лелиане, куда вести людей и как организовать работу его солдат.

— Погодите. А кто пойдёт к требушету? — воскликнула тогда Жозефина, заметив, что их командор говорит так, будто посмертно передает свои полномочия.

— Мой план, я и иду, — ответил Каллен, подтвердив беспокойство Леди Посла.

— Не говори чушь, Каллен. Иду я, — тут же вмешалась Кассандра, прервав браваду их командира.

— Но…

— Никаких «но»! Мы не можем позволить, чтобы Инквизиция осталась без командора. Тем более ещё один хромой горе-спасатель нам тут не нужен.

Каллен недовольно скривился. То, что он получил ранение во время обороны, мужчина пытался скрыть, однако его еле заметная хромота на одну ногу прекрасно его выдавала.

— Да вы хоть понимаете, что это путь в одну сторону?! — но сэр Резерфорд всё равно не сдавался, поскольку если думать из холодного расчёта, то его жизнь не столь ценна, как её. Да, он командор Инквизиции и храмовник, но она Правая Рука Верховной Жрицы, так ещё и Искатель, а они всегда были на голову выше любого из храмовников.

— Да что же вы так стремитесь помереть-то побыстрее? — тут в спор этих двоих вмешался Варрик, который всё это время, как и Солас, стоял в стороне от совета и лишь следил за происходящим своим цепким взглядом. — Всё Убежище же пронизано сетью подземных ходов. Думаю, в них можно будет спрятаться от лавины. Тем более один из спусков в эти шахты как раз находится недалеко от требушета. Именно туда же и свалился один наш паренёк неделю назад.

— Не получится, Варрик. После того случая я дал приказ закрыть этот спуск.

— Хах. Спешу расстроить, командир, но буквально вчера я там был, и проход до сих пор открыт.

От такой новости Каллен пришёл в смятение. С одной стороны, ему незамедлительно хотелось добраться до того, кто ослушался и не выполнил его приказ, с другой, такая халатность сейчас спасёт жизни тем, кто пойдет прикрывать отход всех этих людей. Поэтому он и не знал, то ли хвалить, то ли наказывать потом этого фантастически удачливого раздолбая.

— Отлично, гном. Ты направишься со мной, покажешь потом дорогу.

Несмотря на то, что тон Искательницы вынуждал к беспрекословному подчинению, у болтливого гнома была возможность отказаться. В конце концов во главе Инквизиции он не стоит, никому и ничем не обязан, а значит, участвовать в этом самоубийственном задании не должен. И советники бы приняли его отказ. Однако после недолгого ступора, в котором пребывал гном от страха и сомнений, он неожиданно дал своё согласие. Всё-таки каким бы легкомысленным он ни старался порой казаться, но отказываться сейчас помогать и бежать от битвы он не стал. Ведь если Кассандра не справится, то враги доберутся до всех них.

А ещё гном уж очень внимательно следил за неприглашенным участником совета. Этот маг, разумеется, не мог не вызывать любопытства и интереса, а в какой-то степени даже сочувствия. Что бы там не бурчала Кассандра насчёт ужасной природы каждого малефикара, Варрик так до сих пор и не смог увидеть в этом истощенном мужчине врага всего Тедаса, террориста или узурпатора, беспричинно рвавшегося к власти. Хотя и не скажешь, что всегда поступки этого мага можно было оправдать…

Кто-то бы за подобные мысли и снисхождение назвал Варрика наивным и в какой-то степени даже глупым. Но, с другой стороны, идол всех магов Круга — Защитник — прям такой уж и идеальный, что ли? Разумеется, нет. Грубиян ещё тот. Однако это не мешало Варрику считать его настоящим другом.

— Я тоже пойду с вами, Кассандра, — теперь оживился и Солас, сообщив о своём желании даже в каком-то излишне патриотическом порыве.

— Солас, а вот тебе лучше остаться, — воспротивилась Пентагаст, когда взглянула на эльфа.

Сейчас Солас выглядел не лучшим образом. Участие в сражении буквально на передовой сказалось на истощенности мага. Помимо этого он был и ранен: принял на себя удар храмовничьим щитом. О силе удара отчетливо говорила его рана на голове и стекающая по лбу и лицу кровь. Наверняка он получил сотрясение своих заумных мозгов.

— Нет, Кассандра, вам нужен маг, — однако сам Солас совсем не обращал внимание на своё состояние и усердно вновь рвался на передовую. — Тем более в связи с… новыми обстоятельствами вам понадобится знаток Тени, — теперь мужчина перешёл на шепот и указал на мага в чёрном плаще в общем и на вновь активную метку на его руке в частности.

Кассандра поняла его намёк и больше отговаривать не стала. Действительно, беглецу они доверять не собирались и должны быть готовы к тому, что что-нибудь пойдет не так. Заодно советники в очередной раз подивились от такой самоотверженности простого отступника, тем более эльфийского.

— Но погодите-ка. Один воин на троих. Кассандра, я не могу отпустить вас в таком составе, — когда, казалось бы, отряд был сформирован и готов уже выступить, командор вновь встрял.

Что ж на этот раз никто не стал спорить с мужчиной. Потому что сейчас нужно было рассчитать всё. Если они встретят сильное сопротивление и Искательница вновь ввяжется в сражение, то у неё должна быть замена, поскольку ни эльфу, ни гному не хватит сил развернуть требушет.

Единогласный взор пал именно на главаря Боевых Быков, которого хоть и не допустили к совету, но который стоял неподалеку и ждал новых указаний. Этот кунари был выбран не только потому, что он физически сильный, профессиональный воин, а так же наёмник, который сам вызвался сопровождать Кассандру и её отряд даже в самых, казалось бы, безвыигрышных миссиях, а ещё и потому, что он имеет немалый опыт сражения с тевинтерскими магами. А сейчас последнее было не менее важным, учитывая, чью помощь они решили принять. И нет, это не Дориан имелся в виду.

Безумец, который всё это время так и стоял на своём месте молчаливым наблюдателем, появление Железного Быка не проморгал. Да и, по правде говоря, сложно такую махину не заметить. Слухи о существовании новой расы с рогами он собирал давно, но до последнего не мог поверить. Ведь в его время никаких кунари не было. А сейчас он увидел не просто представителя этой расы, а самое настоящее олицетворение всей их мощи и разрушительности, поскольку именно такое впечатление складывалось о Быке… и оно было абсолютно без прикрас. Магистр несмотря на свою хромоту и истощенность, которые привели к сутулости, всё равно был достаточно высоким по меркам человеческих мужчин, даже Каллену уступал лишь не на много, но на фоне кунари это физическое качество просто меркло. Разница в росте и в силе между ними несоизмеримо больша, это заставило Безумца неприятно поёжиться и сделать неосознанный шаг в сторону. Судя по тому, как затих Павус и тщательно прикрыл плащом особо отличительные части тевинтерского походного костюма, он разделял беспокойство своего сородича.

Отряд, которому необходимо выполнить важные задачи: сдерживать натиск наступавших врагов до тех пор, пока не будут выведены все мирные жители, обрушить на Убежище и на головы нападающих лавину и спастись самим — был сформирован за кратчайшие сроки. Сейчас советники в последний раз осмотрели тех, которых впоследствии точно назовут героями, и дали шанс любому из них отказаться. Всё-таки лучше уж сейчас принять чей-то отказ, чем потом столкнуться с подлым дезертирством. Однако все четверо не дали слабину.

Такой настрой не смог разрушить даже очередной драконий рёв, что раздался очень даже близко. Казалось, уж на этот раз монстр точно нападет на церковь. Однако этого не произошло, что тем самым подтвердило домысел о том, что монстр специально держится в стороне от носителя метки, потому что боится своим огненным дыханием задеть его.

А кстати, о беглеце…

Нынешний огненный рёв сильнее обычного повлиял на мужчину. Боль по новой окатила тело мага и вновь нарушила его восприятие реальности. Безумец шатнулся, чуть не упал, устоял лишь благодаря своей трости. А когда вся боль перешла в его голову, он инстинктивно прижал руку к виску и оскалился. Он ничего не мог сделать с этим порывом, осталось лишь перетерпеть, однако тихий стон он всё равно не удержал.

Такое изменение в поведении, разумеется, не прошло мимо свидетелей. Все тут же обратили на него внимание.

— Это опять из-за метки? — спросила Лелиана.

Кажется, на секунду в глазах женщины промелькнуло сострадание. Ведь они видят этого мужчину во второй раз и во второй раз он вынужден бороться с магией, которая беспощадно терзает его тело…

— Вроде нет. Кажется, так влияет на него дракон. Может быть, старается лишить сил, чтобы он не смог бежать, — делал новое предположение Солас, с пугающей серьёзностью посматривая на мага. Будучи никоим образом не связанный со скверной, эльфу тяжело было точно предположить, что происходит с носителем метки. Однако в том, что она задействована в этом истерзании, он не сомневался. А это очень нехорошо…

Но остальных эти слова даже успокоили. Ведь они подтвердили, что мотивы беглеца искренние. Он показал себя, потому что не видел выхода и потому что враг не давал ему сбежать. Хотя это не оправдывает мерзость его поступка, но хотя бы зарождало частичку доверия даже у грозной Искательницы.

Совет подошёл к концу. Каждый советник начал выполнять свою задачу. Лелиана начала операцию по выводу людей из горячей точки, заодно не упуская взгляда с молодого тевинтерца. Каллен направился на выход из церкви, чтобы скоординировать работу тех солдат, кто останется защищать вход в здание. А отряд ждал указаний Кассандры.

— Пошли давай! — рявкнула воительница, когда подошла к нежелательному, но всё-таки пятому участнику их отряда и небрежно схватила того за одежду, чтобы потащить за собой.

Однако сейчас это было без надобности. Ведь Безумец смог перетерпеть слабость, головная боль прошла, и он здраво не хотел подпускать к себе храмовника. Поэтому через секунду же мужчина выворачивается из её хватки. Кассандра даже удивилась, ведь в прошлый раз этот маг вёл себя куда покорней.

— Мне наказы сопорати без надобности. Делай лучше свою работу, Кассандра, — высокомерно фыркнул Безумец, гордо поправив свой плащ.

— В этом и заключается моя работа — ловить таких ублюдков, как ты, малефикар! — понятное дело, женщина в долгу не осталась.

— Плохо, значит, работаешь, если всякие ваши церкви и конклавы взрываются.

Своими словами мужчина бил по больному, раз намекнул даже на произошедший в Киркволле теракт. Сильно рисковал, но судя по довольной ухмылке прекрасно это осознавал и был доволен собой. Однако продолжать эту словесную баталию и ждать хода от собеседницы он не собирался, а потому тут же приступил к колдовству.

Все только и видели, как мужчину окатила черная дымка, а через миг перед ними был лишь черный ворон. Такое представление впечатлило всех, ведь никто из них не видел магию оборотня в действии, а некоторые даже не знали о её существовании. Кто бы мог подумать, что человек может с такой лёгкостью менять обличие. Удивлен оказался даже Бык, который, конечно же, очень скептически относился к магии. Судя по взгляду кунари этот неизвестный маг, которого он никогда ещё не встречал, нравился ему всё меньше и меньше. Кассандра была солидарна с Быком. Сам же Безумец красоваться своими способностями не стал, а тут же перебрался на плечо гнома. Его выбор был очевиден. К воительнице он приближаться не собирался тем более в образе птицы, кунари его не беспричинно нервировал, а одежда эльфа не подходила, чтобы за неё можно было зацепиться острыми когтями и удержаться. Поэтому кожаные декоративные вставки на плечах камзола мастера Тетраса подошли очень кстати.

Несмотря на то, что, возможно, перед ним враг всего Тедаса, Варрик отнёсся к поступку мужчины спокойно, даже посмеялся, пока рассматривал птицу. Конечно, непривычно смотреть на животное, которое ничем не отличается от своих собратьев, и понимать, что перед ним на самом деле человек. Это настораживало, хотя немного и забавляло.

И всё же Варрик принял правила этой странной, чудной игры и сгонять ворона не стал, а направился с ним на выход из Убежища, только всё-таки неприятно повёл плечами. Ведь вес этой птицы, которая была очень крупной даже по вороньим меркам, весьма ощутим.

— Хах. Незабудка, никогда бы не подумал, что скажу это, но… тебе бы есть поменьше, — посмеялся Варрик.

Ответить ему ворон бы не сумел, поэтому только каркнул.

Гном, разговаривающий с сидящей на его плече и ему отвечающей птицей, вышел настолько забавным зрелищем, что остальные участники отряда даже не смогли сдержать смешка, хотя и знали, что за маг перед ними.

* * *

Печально и больно смотреть на то, чем стал их штаб. Буквально ещё часа полтора назад это была всего лишь мирная деревушка, а сейчас уже больше чем наполовину она была охвачена огнём. И чтобы огонь расползался и дальше, уже не нужен был дракон. Поскольку штаб быстро набирающей популярность Инквизиции начал застраиваться неконтролируемо плотно. Один палаточный лагерь, по которому огонь распространялся ещё быстрее, чем по избам, чего только стоил. И если самая старая часть деревни — у церкви — ещё стояла, то там, на первой линии обороны, горело всё.

К счастью, смельчакам, которые вызвались провести отвлекающий маневр, удалось полным составом добраться до заветного требушета. За время своего бега они окончательно убедились в том, что от большинства храмовников не осталось ничего естественного, поскольку эти существа бродили по улицам рядом с полыхающими постройками и даже не беспокоились. Смелость смелостью, но нежелание находиться так близко с полностью бесконтрольной беспощадной стихией закладывается на уровне инстинкта, инстинкта самосохранения. А у них он точно отсутствовал. Этим бесстрашием они напоминали порождений тьмы. И такое сравнение не нравилось никому. Потому что оно наталкивало на поистине пугающую мысль — храмовники самые настоящие порождения тьмы, а летающий над Убежищем дракон — Архидемон.

И даже если, к счастью, эта догадка не подтвердится, то ужасная судьба храмовников не станет менее… ужасной. Кто их превратил в это? Какими способами? Как они не заметили вмешательство венатори? Ведь орден не мог же добровольно пойти на поводу у тевинтерцев, Лорд-Искатель не мог… Правда же?

А главное, кто же этот Старший? Кого в Тедасе история с рыцарем-командором Мередит и красным лириумом ничему не научила?

Из-за того, что все укрылись в церкви, оставив у её порога лишь нескольких солдат, в чьих обязанностях было не пускать в здание врага, а после получения сигнала незамедлительно отступать по тому же тайному лазу, что и остальные, враг сосредоточил свою силу на том самом небольшом отряде. Их было всего четверо, но они не сдавали позиций. На это сказывалась слаженность их тактики командного ведения боя. Ведь участвовать в командной работе им приходилось и не раз, Варрику и Быку — уж точно. Из-за этого сторонний наблюдатель бы мог подумать, что бой не приносит им никаких проблем, но это не так, совсем не так. Мало того, что каждый красный храмовник мог доставить проблем из-за своей нереальной силы, выносливости и, разумеется, живучести (как отметил Варрик, когда всадил в одного такого несчитанное количество болтов, а тот оставался жив), так ещё тут были маги. Хотя венатори, очевидно, пожалели свои магические силы и на передовой сражались какие-то молодые тевинтерские недоучки из лаэтан, а не магистры, однако стихийные пшики этих юнцов могли доставить не меньше проблем, чем мечи солдат. Бедный щит Кассандры, который и принимал на себя всю магию, соврать не даст. И всё же на стороне героев играла мотивация. У них была причина стоять на смерть, стоять до последнего, за своих людей, за свою идею. Тогда как противники были лишены того отчаянного порыва, действовали по приказу, а те, кого красный лириум ещё не лишил разума, смеялись, потому что на самом деле не понимали, зачем отряду вообще понадобился требушет. Дракона сбить? Смешно.

Никто тогда просто не мог поверить, что эти, точно самоубийцы, захотят спустить на их головы, да и свои — тоже, лавину. И такая недальновидность шла четверым смельчакам на пользу. И главное же — у них всё получалось. Пехота не смогла приблизиться к требушету, а дракон так и не прилетел.

Когда отряд покинул церковь, пятый нежеланный участник миссии ждать долго не стал, а взлетел и тут же устремился прочь из деревни. Какого же было удивление остальных, когда слова опасного мага подтвердились сполна. Казалось бы, полностью расслабленный дракон тут же приметил птицу, уставился на неё, а когда понял, что та собирается покинуть деревню, мигом устремился за ней следом.

Уже несколько раз отряд позволял себе отвлекаться и поднимать взгляд в небо, чтобы посмотреть на дракона. Каждый раз они боялись, что увидят, как эта громадина летит к ним, готовясь накрыть всю площадь около требушета огнём, однако каждый раз они лишь убеждались, что тот, кому верить нельзя, выполнил своё обещание.

В том, что дракон попросту боялся нанести хоть какое-то повреждение своей цели, убеждали эти нелепые догонялки, развернувшиеся в небе. Ворон не сидел на месте, кружил по деревне, менял высоту полета и направление, рисковал подпалить себе перья или задохнуться в дыму. И всё это нужно было лишь для того, чтобы привлечь внимание дракона, заставить того понервничать. Это прекрасно срабатывало. Монстр даже и не замечал происходящего на земле. Особенно, открыто дракон выдавал причину своего нахождения здесь, когда носитель метки вылетал за пределы Убежища и делал вид, что собирается сбежать.

И Безумец угадал, когда решил, что из деревни, пока здесь хозяйничают враги, ему не сбежать. Ведь любые его попытки улететь тут же пресекала эта тварь. Облетала его, вставала на пути, иногда для угрозы делала вид, что хочет выпустить на него огонь, сожрать или схватить когтями. Но это было не больше, чем обычным запугиванием. Очевидно, дракон, как и те маги вдали, просто не должен был позволить своей цели сбежать.

То, как такая громадина преследует маленькую, по сравнению-то с ним, птицу, зрелище воистину невиданное, забавное да и глупое тоже. И всё-таки отряд не скажет, что этому магу досталась самая легкая задача. Ведь они видели, что он старался изо всех сил удержать внимание дракона на себе, не подпустить даже близко к требушету. Да и тем более состязаться в полёте с ним было очень утомительно: где ворону необходимо махать крыльями раз десять, дракону хватало и одного взмаха. Именно за такую упорность и эффективную помощь отряд был готов и похвалить мага, на время боя даже забыть всю свою ненависть и не смотреть на то, что он всё это делает лишь для спасения собственной шкуры… Но только на время боя! Вид огромной рептилии пугал даже отсюда, с земли, а уж каково было ворону — сложно представить. Интересно, он и вправду настолько смелый, бесстрашный или всё-таки безрассудный? Или всего понемногу?

И всё же всем было очевидно, что помощь Безумца хоть и была эффективна, но недолговечна. И вина в этом не его. Поскольку судя по смене интонации в рыке дракона, по более резким и рваным движениям действия мага начинали всё сильнее его гневить. Наверное, не за горами тот миг, когда твари всё это окончательно надоест и она решится любым способом спустить ворона на землю. И даже ничего удивительного в том, что этот поступок будет противоречить прямому приказу. Дрессировщик скажет, что любая собака, даже хорошо обученная и воспитанная, может однажды цапнуть своего хозяина. Всё-таки поведение животных никогда нельзя предсказать наверняка. И уж, конечно, ещё гораздо более непредсказуемой и самовольной будет непокорная драконица, чья природа проявится, даже если её заставили служить магией.

И поэтому отряд ещё сильнее подгонял друг друга. Если дракон собьёт носителя метки или того хуже — убьёт, то проиграют они все и весь мир, ведь некому будет окончательно закрывать Брешь.

* * *

Наконец-то все эти тяжелые минуты подошли к концу. Немногочисленные выжившие храмовники, которые напали на них, были перебиты, а требушет повернут и заряжен. Однако стоило поднять голову, глянуть вдаль, где долина обрывалась горным хребтом, и они с ужасом понимали, что до сих пор не был подан сигнал. Конечно же, отчаиваться никто не смел, поскольку, чтобы перевести через подземный ход такое количество людей, которое было в церкви, понадобится время. Но всё равно пустое ожидание, неизвестность пугали. Ведь вдруг агенты Лелианы ошиблись и выйти через те подземные ходы было невозможно, а может какой-нибудь обвал случился сейчас. Это означало, что вся их миссия обречена на провал, как и вся Инквизиция…

Впрочем на все эти мысли у них не было времени, как и просто ожидать. Поскольку с пехотой-то они разобрались, а вот дракон никуда не делся. И чем дольше они бездействуют, тем стремительней приближается тот момент, когда монстр вспомнит о них.

Безумец старался очень осторожно тратить свои силы, ведь они ему ещё понадобятся на полет обратно. Однако об этом пришлось забыть, пока он отвлекал дракона. Ведь такой способ полета с постоянными маневрами, резкими взлётами и опасным пикированием прямо мимо горящих изб не мог не сказаться на его выносливости. Ухудшал ситуацию всё тот же странный порыв на пороге болевого предела. Он еле-еле держался, чтобы в очередной раз не растерять животный облик. Наверняка бы, мужчина уже пожалел, что вызвался на всю эту авантюру, что решил так безбашенно рискнуть. Однако как и тогда, когда появился в Ставке командования, так и сейчас Безумец не сомневался, что другого выхода просто нет. Та упорность, с которой дракон не давал ему покинуть Убежище, подтверждала, что сам он бы сбежать не сумел. И поэтому одиночке впервые за долгое время пришло довериться чужим, отряду профессионалов и смельчаков, но одновременно и глупцов. Поскольку большой шанс, что все они погибнут, когда спустят на долину лавину. И если не от неё самой, то заблудятся в шахтах или насмерть заледенеют в горах, пока будут пытаться догнать своих. Именно эту отвагу он и назвал глупостью, поскольку считал, что настолько важные члены Инквизиции (особенно, Кассандра) не должны были допущены до этой самоубийственной миссии. Лучше бы отправили Резерфорда, как он сам и хотел. Ведь найти нового генерала войск не так сложно нежели новую Правую Руку.

Хах, а ведь по такой логике он и сам себя мог приписать к глупцам, поскольку, не страдая страстью к самоубийству, он сейчас сам вызвался поиграть с огнем, точнее — с огнедышащей тварью. А такое наглое издевательство над терпением дракона, разумеется, не могло ему однажды не аукнуться…

Солас, не менее уставший от всего произошедшего, чем остальные, вновь поднял взгляд в небо в надежде наконец-то увидеть вдали сигнал. Увы, в этом плане его ждало разочарование, но зато он увидел кое-что другое, то, что заставило среагировать незамедлительно и покрыть своим прославленным магическим барьером весь требушет. Для щита такого размера магу пришлось потратить все свои силы без остатка. Солас больше всего ненавидел именно такое своё состояние, магическое опустошение, слабость, бесполезность. Однако сейчас он не спешил выпивать очередное лириумное зелье. Мало того, что оно у него последнее, так ещё за сегодня он их наглотался настолько много, что сами мысли о лириуме вызывали рвотные порывы. А также, будучи мастером в магических делах, эльф сразу понял, что уже превысил свою допустимую и безопасную норму, поскольку отчётливо начал ощущать нотки зависимости, которую вызывает лириум даже в очищенном виде. Ещё два или три выпитых зелья — и у него может начаться какое-то слабое подобие наркотической ломки.

Поступок мужчины привлек внимание остальных участников отряда. Поняв, что эльф предпринял попытку хоть как-то защитить требушет, хотя бы от одного драконьего плевка, они тут же глянули на небо. Теперь всем стало очевидно: у них новая проблема. Больше держать дракона в стороне от требушета было невозможно.

Случилось то, о чём они думали: терпение дракона исчерпалось. Теперь он не старался держаться на расстоянии от своей цели, а с громким разъяренным рёвом преследовал её и гнал к земле. Зрелище стояло воистину ужасное, вызывало мурашки. Сейчас бы никому не хотелось стоять на пути настолько рассерженной твари. Но вот Безумцу пришлось.

Из-за огня всё Убежище, казалось, пылало, как свеча. Но всё же в эпицентре видимость стояла очень плохая, поскольку столпы удушающего дыма застилали всю округу. Дракону с его-то воистину гигантским размером крыльев покинуть область задымления проблем не составляло, чего не скажешь об обычной птице. Загнанному громадиной в ту часть деревни, в которой сильнее всего разбушевался огонь, ворону пришлось проявить чудеса птичьего полёта, чтобы выбраться из этой нежданной огненной ловушки и не задохнуться. К счастью, совокупность животной реакции, человеческого способа мышления и многолетнего опыта использования такого тела помогли Безумцу сменить курс, вылететь в безопасный участок деревни. Теперь не придется падать прямо в бушующий огонь. А то, что он однажды упадёт, мужчина уже и не сомневался, ведь дракон летел прямо над ним и заставлял спускаться всё ниже, не давая даже шанса для какого-то обманного маневра… Хотя отныне магу уже было и не до маневров.

Отряд прекрасно видел, как из дыма вылетели и дракон, и птица, и теперь летели прямо на них. Хотелось чертыхнуться на этого мага, заявить, что он их подставляет, однако вскоре они осознали, что он даже не понимает происходящего. И отсюда была видна усталость ворона. Продолжительность полёта, долгое пребывание в дыму, из-за чего его дыхание было сильно сбито, и снова то непонятное драконье воздействие не могли не сказаться на его состоянии. Наверняка он снова чувствует ужасную боль, потому что его же крылья его не слушались, и маг летел очень плохо. Его штормило в разные стороны, то его крылья ещё могли держаться в воздухе, а то он неожиданно спикировал чуть ли не камнемвниз. Маг и искатель также прекрасно чувствовали, что мужчина ослаб магически. Кажется, его животный облик до сих пор держался на одной лишь его гордости. Очевидно, ему уже и не до дракона, и не до миссии. Он желал лишь долететь до ближайшего конца деревни, где начинались нечищеные сугробы и в которые не больно будет падать. Однако дракон не дал ему выполнить задуманное.

Очевидно, дракону окончательно надоело это неинтересное для него преследование, поэтому когда его цель оказалась уж слишком близко к земле и, в принципе, не должна была разбиться, он как никогда сильно и резко взмахнул своими крыльями-парусами прямо по направлению к магу. Такой умышленный взмах настолько огромными крыльями, конечно же, создал уж очень сильный поток воздуха. Слабый ворон совладать с ним был уже неспособен.

Все четверо только и видели, как птицу снесло на край плацдарма, на котором и располагался требушет, а потом случилось такое падение, которое и врагу-то не пожелаешь. Не нужно быть знатоком законов механики и её подраздела — динамики, чтобы на глаз определить, какой силы был удар.

Падение было серьёзным. Первый же удар о землю разрушил птичье тело, поэтому следующие несколько метров из-за инерции маг прокатился по земле уже в своём обычном облике. Зрелище ужасное, полностью соответствовало итогу. Ведь теперь Безумец бездвижно лежал на земле, на слегка припорошённой снегом площади, и не показывал каких-то признаков жизни.

— Неужели разбился? — ахнул Варрик, во все глаза наблюдая за происходящим.

Конечно же, все эти махинации с изменением облика, догонялки с драконом и как кульминация трагическое падение героя ум писателя уже представлял на страницах своего нового романа. Настолько свежее и не клишированное разбавление батальных сцен, однозначно, понравится читателям. Однако шутить на эту тему Варрик не посмел. В отличие от книги, где смерть героя-мага придаст необходимого драматизма и точно понравится церковным цензорам, ныне смерть носителя метки очень нежелательна.

Варрик хоть и думал в правильном направлении, но нежелание смерти этого человека являлось следствием не холодного расчета, а его добродушия. Кассандра и Бык же отреагировали с большим равнодушием. Хоть произошедшее впечатлило и их, но вот вид бездвижно лежащего мага заставил их только хмыкнуть — не больше. И только Солас понимал всю серьёзность последствий смерти беглеца.

В прошлый раз, когда Якорь лишился своего сосуда — металлического шара — случился Прорыв Завесы, именно поэтому у эльфа были подозрения, что потеря ещё одного сосуда, которым и стал Безумец, может привести к похожим последствиям. Разумеется, это не точно, это были лишь предположения. Однако один раз он уже поплатился за свою спешку и неосторожность, когда отдал Сферу, поэтому повторять ошибку Солас не собирался и готовился к любому развитию событий. Именно поэтому с момента падения носителя метки эльф стоял и с ужасом озирал его, кажется, даже забыл, как дышать. И хотя дракон рассчитал правильно, падение с такой высоты не должно быть смертельным (по крайней мере, какой-нибудь крепкий воин бы выдержал), но этот маг уж слишком слаб физически, так что никто не мог сказать наверняка, как он переживёт такой удар.

Казалось бы, когда надоедливая мелкая птица его больше не тревожила можно было напасть на остаток защитников Инквизиции, тем более как удачно они были неподалёку. Однако дракон отлетел в сторону и так же молча, не издавая ни единого рыка, посматривал на свою цель. Кажется, он прекрасно понимал, что с ним сделает хозяин, если этот маг, к которому он не должен был прикасаться даже когтем, погибнет по его же вине.

Что там говорили разочаровавшиеся в своей религии? Создатель не уберег свою самую верную последовательницу — Джустинию — позволил ей погибнуть от рук каких-то террористов, зато подобным, как этот хромой маг, ублюдкам-малефикарам он дарует просто фантастическую удачливость и живучесть. И сегодня эти слова и несправедливая справедливость Создателя достовернее всего со времён взрыва Конклава подтверждались. Ведь Безумец не просто выжил после такого чудовищного падения, а получил совсем незначительные травмы. Несколько ушибов, кажется, да ссадины.

Из-за падения и резкого физического удара о землю, из-за которого мужчина даже потерял сознание, затихла и до этого во всю пылающая метка. Но её неактивность продлилась всего лишь несколько секунд. Уже совсем скоро, раздраженная неустойчивым состоянием мага и расшатанной из-за боя Завесой, она вспыхнула с новой силой. И эта «сила» исчислялась не только количеством зелёного света, который она начала излучать, но и очень сильной болью. Настолько сильной, что она вмиг вытянула своего носителя обратно в реальность. Безумец очнулся с очень резким вдохом. Кажется, его тело само не поверило, что ещё живо. Но не получив времени обдумать произошедшее, мужчина был вынужден тут же инстинктивно обхватить изнывающую и пылающую как светом, так и болью руку.

— Для сломаногого дохляка этот слишком живучий — с отвращением сплюнул Железный Бык и продолжил осматривать павших магов венатори на наличие каких-нибудь полезных склянок с эликсирами для их уже весьма потрёпанной команды.

Бык, пробыв в шкуре громилы-наёмника, привык ко многим местным нравам и даже магам. Он и Соласа зауважал за пусть порой и заумно магическую, но всё-таки мудрость, и давно уже в свой отряд взял эльфийскую магичку, хотя это и противозаконно. Но отчего-то именно этот маг, которого он сегодня увидел впервые, вызывал слишком сильное недоверие. То ли нюх у него на малефикаров хороший, то ли умелый глаз Бен-Хазрата рассмотрел в этом неуклюжем маге зачатки высокомерия тевинтерских магистров. Так или иначе, но взгляды советников, балансирующие между испугом и ненавистью, красноречивей любых догадок подтверждали недоверие Быка.

— Кассандра, постарайтесь привести его в чувства. Вдвоём мы сможем дольше удерживать барьер, — произнёс тогда Солас, несомненно радостный от такой удачливости беглеца.

Единственный пока понимая истинную ценность жизни этого человека, эльф и сам бы постарался его притащить. Однако мужчина был вынужден оставаться около требушета и по средствам прямого контакта подпитывать щит.

Услышав эту просьбу, Пентагаст нахмурилась. Ей не хотелось к носителю метки даже подходить, а уж тем более поднимать, приводить в чувства и тащить обратно. А ведь если он ещё окончательно свои кривые ноги разбил, то ей придется его буквально тащить на себе. От последних мыслей выражение на лице женщины отчетливо сменилось уже на отвращение. Но делать было нечего. Будет как минимум обидно, а как максимум случится катастрофа, если их миссия после стольких потраченных усилий рухнет лишь потому, что она побрезгует притащить сюда второго мага и они не воспользуются их последним шансом защитить требушет.

К счастью, пятый участник отряда свалился совсем близко, поэтому у Кассандры получилось быстро до него добежать. Дракона пока не было ни слышно, ни видно, да и она не собиралась тратить время на поиски. Окинув беглеца взглядом на выявление первичных признаков ранений — крови и не найдя таковых, воительница без особой аккуратности подхватила его под руку. После падения Безумец продолжал лежать и, со всех сил сжимая бедную руку, красноречиво ругался на тевене. Если бы магистр так сильно не любил небо и полеты, которые для него являлись олицетворением самой свободы, то после двух сегодняшних падений он точно бы зарёкся летать. Поэтому ему оставалось лишь ругаться на происходящее и желать просто вновь впасть в беспамятство, и пускай эти Инквизиция, венатори и дракон как-нибудь сами разбираются. Но появление постороннего разбавило резкость всех этих мыслей, поэтому мужчина даже с большой благодарностью принял помощь женщины и начал подниматься. Даже если его падение не закончилось переломами, то его стоны лучше слов говорили о том, насколько болезненными были ушибы. У него даже стоять на своих поврежденных ногах получилось не сразу. Очень сильно шатался, пару раз чуть не упал. К счастью, Кассандра успевала его удержать. Его неуклюжесть хоть её и раздражала, но не столь сильно, поскольку даже ей, женщине, не составило проблем его держать.

Когда Безумец наконец-то смог стоять сам хотя и с полной опорой на трость, Кассандра обрадовалась, что её худшие предположения не сбылись и ей не придется его тащить. Но больше ждать у них времени не было, поэтому Пентагаст собиралась поскорее привести его к требушету.

Однако вновь всё пошло не так.

Неожиданно на плацдарме, как будто из ниоткуда, появились новые враги. Отряд тут же схватился за оружие, но ничего не успел сделать. Их всех за секунды окружили, и десятки мечей своим остриём безжалостно стали смотреть на них. Сейчас беспомощной оказалась даже бойкая Кассандра. Воительница хоть и обучена сражаться с толпой, но когда этой «толпы» настолько много и её поддерживают маги, в одиночку не справится никто. И вскоре под напором венатори, воительница была вынуждена отступать к остальному отряду. И теперь их четверых взяли в плотное кольцо.

Настолько резкий перелом в сторону врага и разрушение всех их стараний даже не драконом, а совсем неожиданным подкреплением, вызывало уже не страх, а нервный смешок, и следом за ним — злость. И эту злость они готовы были выпустить на пятого, Кассандра даже, кажется, не выдержала и крикнула ему что-то. Ведь мужчину в отличие от них в кольцо не брали, не угрожали, даже мечами запугивали лишь для того, чтобы он продолжал стоять на месте, а не пятился к остальному отряду.

Это и правда выглядело подозрительно и провокационно. Однако, на самом деле, Безумец и сам не понимал, что происходит. Молчал, стоял, лишний раз нападающих не провоцировал, но всё же порой позволял себе оглядеться, оценить обстановку. Все эти люди не были похожи на тех, кто составлял костяк основной армии, здесь не было ни одного лишенного разума, изуродованного мостроподобного храмовника или слабого мага. Их окружали профессиональные мечники-сопорати и тевинтерские маги, наверное, те самые, которые всё это время и караулили периметр деревни.

Вот теперь Безумец понимал, почему нападающие не потерпели поражение, когда большая часть первого войска оказалась погребена под лавиной — все те нападающие были, так сказать, обычным мясом для отвлечения и изматывания сил оборонявшихся. Их жизни не были ценны, о них скорбели, наверное, единицы. Ведь самые ценные единицы войска, то самое подкрепление, пошли в обход и прибыли только сейчас.

Безумец предполагал, что этим людям отдали приказ окончательно зачистить Убежище, добить оставшихся защитников и жителей. Однако то ли мужчина абсолютно не разбирается в военных стратегиях, то ли эти солдаты ведут себя совсем нелогично. Подкрепление должно было штурмовать церковь, поскольку дракон же видел, что все защитники нашли укрытие именно в этом здании. Там бы солдаты нашли подземный лаз и начали бы преследование. Но вместо этого они сейчас все здесь, окружили пятерых, которые может и мастера своих индивидуальных навыков ведения боя, но точно не бессмертные герои церковных сказок, которые одной левой ухайдохивают всех порождений тьмы до маток первого колена, а одной правой — Тевинтер как главного рассадника плохих дядь, обидевших Создателя.

Такое трепетное и осторожное поведение всех этих солдат по отношению к своему, как это бы странно ни звучало, предку заставило Безумца догадаться, что и они здесь только по его душу. После такого мужчина сам еле удержал в себе истерично нервный смех. Ведь он пришёл сюда всего лишь за одной своей вещью. Понимал риск провала, знал, что его с легкостью могли изловить, но надеялся, что для венатори он действительно важен, как говорил Алексиус, и они пошлют хотя бы парочку своих агентов-недотеп, разоблачением которых он бы отвлёк внимание Инквизиции от себя, а сам благополучно бы уже сбежал. Однако всё получалось непредсказуемо плохо. Сначала атака вражеского войска, потом маги по периметру, которые бы не выпустили его, следом ещё был и дракон, которого некоторые особо повидавшие ужасы недавнего Мора уже готовы были окрестить архидемоном. А теперь вот ещё и новое подкрепление, которое собралось на этом плацдарме только из-за него. От такого внимания к своей персоне Безумцу стало даже как-то… неловко, что ли. Столько сил, людей и ресурсов потрачено на это нападение ради перехвата одного единственного мага. И ради чего? Чтобы своим напором спровоцировать ему лишний способ погибнуть? Ведь жизнь мужчины за сегодняшний вечер слишком часто висела на волоске как раз из-за тех, чья задача была просто не дать Инквизиции его вывести из Убежища и вновь спрятать. Так теперь ещё из-за такого вычурного, но бестолкового нападения завтра, если Инквизиция переживёт эту ночь, наверняка уже весь Тедас будет знать, кто у них тут главный враг, революционер мирового масштаба и взрыватель конклавов. А это приведет к резкому скачку важности и необходимости Инквизиции на мировой арене…

Старший, однозначно, нанял себе плохого стратега, а если сам он такой план нападения и придумал, то… то Безумец окончательно перестал узнавать в нём того жреца, коим его знал.

Эту минуту бездействия нападающих разбавил дракон. Его гневный рёв где-то в небе напомнил защитникам, что подкрепление не главная их проблема. И действительно. Ведь после этого в землю влетел драконий огненный сгусток. На секунду отряд даже онемел, подумал, что он целился в требушет и всё-таки попал в него. Поскольку это бы означало полное и безоговорочное поражение и их, и всей Инквизиции. Однако, к счастью, нет. Огненное дыхание дракона было хаотичным. Оно опалило частокол за плацем, не задев никого.

Пока все задрали головы вверх, пытаясь проследить за движением этой твари, тем временем уже раздался сильный грохот, и земля задрожала под ногами присутствующих — такие последствия были от приземления огромной черной драконьей туши. Заодно раздался и истошный крик одного из лучников. Видимо, громадина садилась так неаккуратно, что рухнула прямиком на одного из венатори.

За сегодняшний вечер дракон приземлился впервые. Это точно не к добру.

Это Безумец понял сразу. Стоило обернуться туда, где была это рептилия, и он буквально потерял дар речи. Но мужчину испугал не вид этой безобразной морды, а присутствие ещё одного, казалось, неизвестного существа.

Постепенно от приближающего пожара стал всё сильнее ощущаться запах гари. Казалось, именно отравление им и вызывало эту странную галлюцинацию. Но чем ближе был образ, тем четче становился и тем сложнее было спихнуть всё происходящее на игры разума. Силуэт был огромен, превосходил по росту даже любого из кунари, а ведь это не какой-то монстр, он был человекоподобен. Вокруг существа светился красный ореол, предвещавший опасность и уродство. И это уродство привносил именно лириум, красный, который буквально… рос из него. Вскоре стало совсем понятно, что это не просто человекоподобный монстр, это именно изуродованный человек. На нём даже до сих пор висели остатки от некогда дорогостоящей мантии. И Безумец готов был поклясться, что это одеяние прямиком из его мира, из Древнего Великого Тевинтера…

Первое предположение мужчины было то, что перед ним один из самых старых колдовских ужасов — одержимый демоном гордыни древний тевинтерский сомниари. Почему сомниари? Да потому что только тело сомниари, ставшего одержимым при жизни, может не истлеть, не превратиться в одни гнилые летающие кости в лохмотьях за века блуждания и по дремлющему, и по недремлющему мирам. Однако когда появился закономерный вопрос: «Куда уж хуже?», маг приметил важную деталь: причем тут красный лириум? Ведь такой лириум, по предположениям Безумца, заражён скверной, как и его носитель. А значит, в изуродовании этого существа виноват не демон… Неужели порождение тьмы, эмиссар?

Когда оно приблизилось, все солдаты расступились, и Безумцу больше не пришлось выглядывать из-за их спин, а получилось столкнуться с этим почти лицом к лицу, мужчину наконец-то осенило. Это никакое ни «оно», это «он», человек. А главное, его лицо хоть и изуродованное инородными кристаллами и странной смесью металла, но оно оставалось столь же живым, не уничтоженным временем, поэтому Безумцу не составило проблем признать в этом нечто знакомого…

Это… это Сетий?

Не. Может. Быть.

Эти домыслы вызвали на лице мужчины самые искренние неподдельные эмоции удивления и шока.

Безумец знал достаточно, даже больше самой Инквизиции. Магистр давно догадался, кто такой Старший, знал ещё с нападения храмовников в Храме под предводительством Лорда-Искателя, что жрец Думата выжил, так же, как и он, пережил не пойми где и как целое тысячелетие. Но самое главное, это тысячелетие гораздо сильнее повлияло на рассудок жреца, Безумец это прекрасно заметил в глазах подконтрольного Серого Стража.

И всё же до последнего мужчина считал, что Синод (по крайней мере те, кто выжил) должен был пережить те же метаморфозы, которые происходили с ним. Ведь в тот роковой день они были там, в одном помещении, где даже по меркам Империи творился страшнейший ритуал, и все вместе, без исключения, они попали в Тень. Что было потом, Безумец хоть и не помнил, но не сомневался, что всех вторженцев постигла одна судьба.

Тогда почему жрец Тишины сейчас выглядит так ужасно?! Что с ним случилось?!

Что случилось со всем Синодом?

Что… что вообще случилось там, в Тени?

И поныне память мужчины во многом ему отказывала. Он не упомнит всего того, что связывало его с этим жрецом, каким образом и при каких обстоятельствах пересекала их судьба. Но в том, что они были знакомы, нельзя было сомневаться. Без малого всего месяц назад и этот жрец, и другие члены Синода были частью его мира, кругом общения. Поэтому очень тяжело Безумцу было принять, что человек, которого он знал, стал таким монстром.

То ли порождение тьмы. То ли одержимый. То ли ходячий кусок красного лириума.

Осталось ли в нём хоть что-то от личности, коим он был? Или его разум изуродован не меньше, чем тело? Увиденное ещё тогда, в Храме, безумство в его глазах говорило о многом…

Впрочем, эти глаза как зеркало души могли рассказать о многих страшных историях. Сколько же в них было ненависти на всё окружение, кажется, на весь этот мир. Оно и понятно: всё, до чего может дотянуться его взор, будет ему чужим, новым миром, тем, где канули в века многие известные ему правила и мировоззрения. Но чернее эта ненависть казалась от презрения всего живого. Именно так смотрят порождения тьмы: страшным хладнокровием и с завистью. Что может быть лучшим доказательством влияния скверны на новое восприятие мира этого магистра? А ещё в этих глазах была боль и ставшее словно клеймом чувство потери… всего. Он многое пережил… слишком многое для обычного человека.

Безумец совсем недавно стал посмертным заложником этого кошмара, которые нынешние современники называют девятой эрой, эрой дракона. Поэтому даже он не мог представить, через что прошёл его сородич, как пережил эти страшные метаморфозы с собственным телом, которые, очевидно, не могли пройти безболезненно. После такого откровения, кажется, даже забывались те опасные для всего мира планы этого существа, его бесчеловечные поступки, тяжело было стерпеть и не почувствовать к нему хоть какой-то отголосок сострадания. Однако к Безумцу вместе с этими мыслями подошло навязчивое желание ехидно улыбнуться и громко, выразив всю собственную накопившуюся за это время ненависть, закричать: «Vishante kaffas! Я же тебе говорил!», — и разумеется, использование самого цветастого ругательства. А он ведь им действительно говорил. Но, конечно, его, постыдного агностика, не послушали. Жрецы были слишком самоуверенны. С одной стороны, беспрекословное подчинение приказам своих богов делало их действительно светлыми примерами их религии, но с другой, и они, и весь мир уже знает, к чему такое слепое следование фантастическим голосам из Тени может привести.

От вида такой страшной махины, коим стал некогда самый обычный человек, сложно было надеяться на переговоры или какое-либо мирное стечение событий. Казалось, это существо совсем не было способно к разговорам. Однако когда его солдаты расступились и он оказался совсем рядом с тем, из-за кого и был устроен весь этот кровавый переполох, многое в измученном, казалось, бесчувственном куске лириума вмиг переменилось. Его глаза, застывшие в ненависти ко всему этому миру, сейчас отразили радость, самую искреннюю из возможных, и даже отголосок того тепла, когда начинаешь мечтать и надеяться, что теперь будет всё по-другому. Разумеется, для него эта встреча была долгожданной. После стольких лет блужданий в забвении, в обмане ложного бога, который не защитил от такого проклятья, как скверна, своего главного последователя, в новой реальности, недостойной называться предком Империи, эта встреча способна была растопить сердце прошлого жреца… если, конечно, лириум на нём ещё не порос.

В связи с этим взгляд магистра был даже чересчур дружелюбным, если учитывать, что в былое время они были далеко не друзьями. И хотя до соперничества никогда дело не доходило, а они друг друга могли назвать неплохими знакомыми, но весь Синод открыто выражал свою предвзятость и даже насмешки по отношению к хромому магу. Конечно, вокруг того человека, который был известен абсолютным безразличием ко всей духовной жизни общества, но при этом которому покровительствовал сам прошлый Жрец Думата, не могли не виться разного рода слухи, предвзятости и завистливые сплетни. А у Сетия на этого мага были и свои обиды. Некоторое время ведь Безумец являлся его наставником. И этот период был одним из самых сильных испытаний для тевинтерской гордости будущего Верховного Жреца. Поскольку мало того, что хромой маг, подозреваемый в неверии в их богов, был гораздо магически сильнее и одарённее его самого, так ещё он будучи наставником являлся моложе ученика на десяток лет. Такое полное превосходство одного над другим, конечно же, порождало много пусть и безобидных, но способных задеть любого гордеца насмешек и шуток в сторону последнего.

Однако ныне все эти распри прошлого забылись, глаза магистра видели перед собой лишь единственный кусочек их общего, родного, самого лучшего мира.

— Безумец! С нашей последней встречи прошло так много времени, ты смог наяву увидеть этот мир, всю его гниль. Мир лицемерных сопорати и трусов, которые ещё смеют называть себя магами. Тогда почему ты пытаешься вновь бежать, сопротивляться?

Безумец нахмурился. Не успел их диалог начаться, а он уже по первой же реплике своего нежеланного собеседника понял всю бессмысленность дальнейших переговоров. Ведь Сетий говорил так… странно. И дело здесь не в скрипучем, рваном голосе, а в возвышенном, прямом тоне, и главное, нелогичности и даже какой-то бессвязности. Он никогда так не говорил.

Хромой маг обернулся, кратко глянул на остальной отряд. Кажется, подсознательно он желал, чтобы они вытворили какую-нибудь глупость или сотворили чудо, перетянули на себя всё внимание, а сам мужчина мог бы сбежать и не стоять прямо рядом с этой… с этим человеком. Однако нет. Все четверо были взяты в плотное кольцо из мечей и щитов. Им не выбраться. Впрочем они сами были дезориентированы, на Старшего смотрели, чуть ли не разинув рты. Поэтому Безумец только вздохнул, поняв, что всё опять зависит только от него.

— Может быть, потому что меня пытаются убить? Как минимум, эта громадина — уж точно, — произнёс он и глянул на дракона, что так и сидел верным псом за спиной Старшего. — И всё из-за метки.

Безумец ответил с лёгкой глупостью. Ведь он уже давно понял, что убивать его не собираются. Было бы верно обратное — убийц бы подослали ещё в Редклифе. Однако изображать наивного дурачка перед Синодом у него давно уже вошло в привычку.

Нелепость этой фразы подтвердила реакция Старшего: он засмеялся. Судя по хрипу, вырывающемуся из груди, смех ему приносил боль, но его это не останавливало. Ведь, наверное, отреагировать так… так живо у него получилось впервые.

— Это Якорь, Безумец, вестник нового идеального мира и моего возвышения. А это, — когтистая рука поднялась и указала на завихрение, оставшееся от Бреши, которое прекрасно было видно из Убежища, — следы твоих деяний, твоего бездумного вмешательства. Но в том нет твоей вины. А потому я не желаю твоей смерти. Наоборот — хочу помочь, спасти от лжи этого сброда, которое назвало себя Инквизицией и ещё смеет бросать мне вызов. Мне! Корифею! Новому богу!

В ответ на эту тираду Безумец хмурился ещё больше. Ему совсем не нравились эти громкие речи.

— Думат приказал тебе заявить на божественность? — очень осторожно спросил он, даже не зная, как с таким неуравновешенным собеседником разговаривать.

— Древних богов нет! Думата нет! Они предали всех нас, не откликнулись, когда я взывал к ним, не спасли наш народ от позора. Как нет и Создателя! Мы были в Златом Граде, мы видели его трон. И он был пуст!

Что там подумал Безумец? Что не узнаёт в этом существе человека, которого когда-то знал? Да, именно так, и сейчас он окончательно в этом убедился. Слова о том, что Сетий был набожным не пусты. Это полная правда. Безумец всегда знал, что быстрее он уверует в эльфийский пантеон, в какого-нибудь там Фен’Харела, чем этот жрец отвернётся от своей веры. Но это произошло. Он мало того, что отрёкся от своего бога, так ещё заговорил о новом. В их время никакого Создателя не существовало и даже упоминания о нём. Очевидно, Создатель — одна сплошная выдумка лицемерных сопорати, которые и геноцид магам устроить решили, и с себя всю ответственность за тысячи погубленных жизней спихнуть на наставления выдуманного идола. Поэтому о каком «троне» идет речь, Безумец не понимал, как и не понимал этого «мы» в его словах. Что с ним произошло в Тени, что он там увидел, мужчина не знал, поскольку не помнил.

И хотя по причине беспамятства он готов был поверить во многое, но только не в то, что Златой Град действительно существует и это дом вымышленного существа из религиозных сказок нынешних сопорати…

Однако на этом у мужчины закончились силы на все эти мысли и погружения в воспоминания и собирания произошедших событий в целостную картину. Ведь, и без того измотанный гонкой с драконом, падением и меткой, сейчас он начал ощущать новую проблему. Его тело ощутило вновь то пугающее движение. Переходя из звучания на уровне шёпота в уже более громкую стадию, песня вновь начала разрастаться в нём. Но так она никогда ещё не звучала ни при близости любого красного храмовника, ни рыка дракона. Что-то такое же сложное и страшное он ощущал только в свой первый день в этом новом мире, тогда, когда его как раз и вели к Бреши. Мужчина буквально почувствовал, как это что-то инородное начало захватывать его, сливаться с его кровью, словно корни паразита, проникать во все части его тела. Зов становился громче, невыносимо громким. Его начинает сводить с ума близость такого отравленного существа, как Корифей, или он сам усиливал движение скверны в крови Безумца, вынуждая к подчинению?

Конечно же, Безумцу это не нравилось, ведь ему так хотелось верить, что в нём самом на самом деле не было скверны, главной погибели всего живого… К сожалению, эти надежды были пусты. А тем временем песня начала всё заметнее выводить его разум из реальности.

Старший такое изменение в поведении своего сородича трактовал по-своему.

— Вместе мы спасём этот мир, Безумец, вернём наш дом. Я взойду на трон Создателя, стану их новом богом, а ты будешь рядом. Вместе мы возродим Империю.

Что ж, за то, чтобы вернуть дом, свой мир, Безумец бы отдал всё, что угодно. Чтобы больше не было всех эти проблем, метки, Бреши, скверны, религии лицемерных сопорати и чтобы маги больше не прятали свои лица, не скрывали свой дар, будто это какое-то проклятье… Кто-то бы даже подумал, что он согласился на предложение Корифея. Хотя мужчина и безумен, но не настолько, чтобы не понимать, что старый мир, каким он его помнит, уже не вернёшь, а новый, его подобие, не создать. По крайней мере не создать тем способом, о котором талдычит этот жрец. Они уже раз побывали в Тени. Как итог, шестеро не пойми где, и неизвестно, живы ли, один превратился в какую-то ядрёную смесь порождения тьмы и красного лириума, а последний, быть может, сам вскоре повторит его судьбу, раз точно отравлен скверной. А весь этот мир уже тысячу лет неустанно старается поглотить Мор.

И после всего этого Сетий хочет повторить ритуал? Ну, точно — ничему жизнь дураков не учит.

Впрочем, на самом деле мнение Безумца, как и его слова против, никто слушать не собирался. Сейчас Старший ни за что бы не усомнился в своей правоте, а значит, даже и подумать не может, что его сородич захочет пойти против него самого. А у мужчины сил возразить становилось всё меньше, песня этому прекрасно поспособствовала.

— Но сейчас ты погибаешь, поскольку Якорь не может быть использован смертным таким образом. Ты не должен был появляться тогда, в Храме, и забирать его, ты не умеешь им владеть. Подойди ко мне, я заберу его, и ты станешь участником моего вознесения.

На этих словах Корифей вытянул вперед свою руку, в которой всё это время держал предмет шарообразной формы. Сначала на эту вещь никто не обращал внимания, но теперь появился повод для беспокойства. Она ведь, очевидно, эльфийская. Безумец бы мог поклясться, что видел уже что-то похожее на фресках в эльфийских храмах, которые в своё время исследовал. Увы, сейчас он был не в том состоянии, чтобы вспоминать. А Сфера сделает только хуже.

Неожиданно, хранитель эльфийских потаённых знаний вспыхнул в когтистой руке, за ним, не уступая в яркости, вспыхнула метка, вызвав у своего носителя крик от ужасной, нестерпимой боли.

Солас будучи с остальным отрядом следил за происходящим издалека, изо плеч солдат, которые их окружили. У него прекрасно получалось строить на своём лице гримасу полного удивления и делать вид, будто бы он не знает, что за монстр тут расхаживает. Однако он тщательнее всех следил за странной беседой двух тевинтерцев. То, что хромой маг опять открыто выражает полное нежелание идти на поводу своего сородича, эльфу нравилось. Однако абсолютно не нравилось то, что у того никто и не спрашивал. Венатори пришли сюда не спрашивать, а забрать одного и добить остальных.

Именно поэтому, когда Корифей активировал Сферу Средоточия, Солас уже нескрываемо занервничал. Разумеется, этот зазнавшийся кусок красного лириума мыслит в правильном направлении. Метка рано или поздно уничтожит своего носителя, поскольку природа её магии для него чужеродна. Однако кому, как ни ему, хозяину Сферы, знать, что это не тот способ, благодаря которому можно было бы безопасно извлечь Якорь. Да это вообще не способ. Это ошибка, заблуждение, которое приведёт лишь к катастрофе. Именно эту катастрофу он и пытался предотвратить, но сейчас она уже происходит на его глазах.

Увидев, как нервно начал переминаться с ноги на ногу эльф, Бык как только мог сильно схватил того за плечо. Именно эта хватка удержала Соласа от безрассудной попытки вырваться из оцепления и неминуемой участи быть насаженным на меч одного из венатори. Правда, мужчина это осознает только потом и обязательно поблагодарит догадливого кунари, однако сейчас продолжал вырываться. В отличие от других, он ведь не мог спокойно стоять и дальше выжидать подходящего момента. Потому что такого момента не будет: как только Старший о них вспомнит, то прикажет убить. Хотя они все погибнут гораздо раньше, если катастрофа случится. Второй такой сильный выброс энергии, тем более вблизи Бреши, Завеса уж точно не выдержит.

Все его надежды были на второго мага. Ведь Безумец и поныне не принимал искаженную правду своего сородича. Проблема в том, что он слишком слаб. С одной стороны, его буквально раздирала на части теряющая стабильность метка, а с другой, была скверна, которая ломала его психику и вынуждала к беспрекословному подчинению, как того и хотел жрец Думата.

Как вдруг все четверо увидели вдали чёрного неба яркую красную вспышку. Сигнал. Да, о, Создатель, это он! Значит, Каллен и Лелиана перевели людей, значит, у Инквизиции ещё есть шанс.

Их миссия теперь точно должна быть выполнена. Любой ценой.

— Безумец, сопротивляйся! Сопротивляйся ему! — закричал Солас, потому что не сомневался в силе хромого мага и в его способностях переломить ход события даже сейчас. А ещё потому что ему до последнего не хотелось самому прибегать к магии крови…

Ни один сторонний наблюдатель никогда не прочувствует всего того, что сейчас творилось с мужчиной. Телесных терзаний не было, и то верно, но кто может знать, что магия творила с ним изнутри? Активировав Сферу, Старший продолжал говорить слишком возвышенные, пафосные речи. Но поверил ли Безумец в то, что после этой пытки придет долгожданное освобождение от метки? Нет, ведь он прекрасно почувствовал, что живым она его не отпустит. А потому на каждый приказ подойти, не противиться, он сопротивлялся ещё больше.

Безумец чувствовал тот магический поток, который связал эти два артефакта: метку и Сферу. Эта магия не отказывала себе в удовольствии побродить по его телу, сделать больно. В том, что метка не исчезает, а наоборот, сливается с носителем, говорил страшный жар, что перебрался с ладони на всю руку, а потом и дальше. Когда зелёный магический огонь добрался до его сердца, дыхание его сбилось, а контроль над телом начал теряться. Только трость стала для него опорой, позволила устоять.

Но зачем стоять и сопротивляться? Нужно было позволить закончить ритуал. Ведь не будет больше боли, не будет метки. Он будет свободен, а вскоре освободится и мир. Ему лишь нужно согласиться, помочь новому богу. И они вновь увидят их Империю, очистят её от позора. Они оба, существа былых, давно забытых, времен, станут вестниками просвещения, спасения. Разве не об этом он мечтает? Об этом. И мечта так близко. И его мир, и его родной дом вернутся…

Нужно только подчиниться.

Нужно последовать за богом.

Мужчина схватился за голову, закричал вновь. Поскольку эти мысли были не его, но они уже были внутри: пришли вместе с песней и начали звучать в нём, в его крови. А новая воля заполняла его голову.

Нужно. Только. Подчиниться.

Его собственный разум терял ясность, подчинялся воле другого.

Нужно. Последовать. За. Богом.

Вышедший из-под контроля Якорь искажал Тень вокруг своего носителя, всё сильнее отрезал и себя, и его от неё. Маг-сомниари потерю этой мнимой связи воспринимал точно так же, как любой человек потерю конечности, в данном случае — всех. Не то же ли чувствуют усмирённые?

Впрочем, он совсем уже ничего не понимал.

Боль была отовсюду.

Со всех сторон…

— Безумец, сопротивляйся! Сопротивляйся ему!

Этот… этот голос не был песней. Был реальностью, которую он терял. И пусть это был лишь стихийный выкрик чужого эльфа, но как же сейчас он всё-таки был необходим.

Не сопротивляйся. Не сможешь.

Почему не сможешь?

Потому что слаб.

Слаб? Да, это так. Всё повторяется. Как и раньше.

Как… и тогда…

«Фауст, помоги! Помоги мне!»

Этот голос, одновременно, и родной, и забытый, уж точно не мог быть приказом песни. Нет! Эти слова старых его воспоминаний, которые клеймили его навечно. Именно это клеймо не просто напомнило ему о реальности, оно буквально вышвырнуло его обратно.

Открыв глаза, он, разумеется, увидел перед собой существо, которое некогда было человеком. А он стоит перед ним, подчиняется его стремлению к хаосу и разрушениям…

Этот вид, эти мысли зародили ярость в его почти подчиненном сердце. Это было очень полезно. Ярость напомнила ему о старом обещании, которое не должно было позволить ему допустить самую страшную ошибку прошлого, из-за которой оказалась перечёркнута вся его дальнейшая жизнь. И он не допустит! Все его старания не обесценятся лишь по прихоти этой твари!

Солас был прав. Одолеть превосходящего числом противника способна только магия. Редкая, тяжёлая в исполнении, требующая от заклинателя многолетнего опыта, но всё же магия. И Безумцу были знакомы такие заклинания. Увы, только даже он не сможет их исполнить. Ведь их чтение требует много сил и полной концентрации. А сейчас метка слишком сильно его истощила и отрезала от Тени. А значит, здесь может помочь только магия другой природы, берущая силу не из Тени…

— Какой новый мир?! Какой хоть из тебя бог?! — общая истощенность, к которой привело всё произошедшее с ним, не могла позволить Безумцу в слух произнести с тем же порывом, с которым кипела ярость внутри него. Однако напоследок он всё-таки вставил своё слово, выпустил, как говорится, пар.

И уже через мгновение мужчина выхватывает кинжал, чья рукоять всегда торчала из-под его плаща, и резким движением руки, почти не глядя, резанул второю руку, и так уже онемевшую от боли.

Всё произошло слишком быстро. Солдаты, которые и должны были смотреть, чтобы хромой каких-нибудь глупостей не натворил, сейчас ничего не успели и понять. А тем временем по руке мага уже текла кровь, первыми каплями опускаясь на снег. Вопреки сказочкам храмовников для доверчивых ушей сопорати, никаких фонтанов крови не было, на округу не обрушивались полчища призванных демонов, а сам маг не превратился в одержимого уродца. Нет. Ведь магия крови ничем не отличается от других школ, тоже искусство. И всё зависит от того, как заклинатель захочет реализовать полученные возможности. Безумец и не собирался устраивать из этого шоу, показательные обливания кровью друг друга. Ведь магистр мог впечатлить и силой заклинания, которое он мысленно подготавливал, сливаясь с жизненной силой всех здесь присутствующих.

Всё желание Безумца поскорее закончить наконец-то этот ужасный вечер первыми на себе испытали вражеские маги. Все они, поголовно, вне зависимости от того расстояния, на котором находились от мужчины, неожиданно, побросав посохи, схватились за головы. Но это было только начало презентации мощи убийственной смеси энтропии и магии крови. Ведь совсем скоро люди истошно закричали, не в состоянии справиться с психологическим давлением, которое развернулось в их головах. Более молодые и как следствие менее стойкие, уже скоро попадали на землю, начали кататься в неистовом бреду, рвать на себе волосы и биться головой о камни, коими был застлан этот плацдарм. Не стоит думать, что старших магов ждала какая-то другая участь. Все они вскоре валялись на земле. А вот самые опытные, которые, по мнению Безумца, могли бы выбраться из его ловушки, уже были убиты, задушенны собственным телом.

Солдаты быстро догадались, что случилось с их сородичами, поэтому, поддаваясь нахлынувшим панике и страху от продирающих до костей истошных криков магов, были готовы напасть на малефикара вопреки даже приказу Старшего. Но мужчина был быстрее их.

Убивать всех и сразу, даже если он действительно способен на такое? В этом не было смысла. Чтобы сбежать одним, нужно было довести до полной неразберихи и паники других. Именно этого Безумец и добился. Часть солдат участь ждала похуже магов. Ведь они не просто стали заложниками собственного разума, а прошли самую настоящую психологическую пытку. Это, как показывают дальнейшие события, пережить и перебороть не смог никто. Все они сломались, сошли с ума буквально за считанные секунды, и поддаваясь наставлениям малефикара, накинулись друг на друга. Тем счастливчикам, которые не познали мощь магии крови на себе, были вынуждены вступить в противостояние со своими буквально несколько минут назад товарищами.

Некоторые из обезумевших бросились даже на главного. Дракона, вставшего на защиту хозяина, они одолеть, конечно, не смогли. Но главное было сделано — был отвлечён и Корифей, ему пришлось остановить ритуал.

Героев Убежища, к счастью, устроенный хаос не задел. Но увиденное их ошарашило ничуть не меньше, чем появление Корифея. Даже Кассандра, казалось бы, опытный храмовник, с открытым ртом смотрела на то, что смог натворить один единственный хромой маг. Только Солас, сам имеющий стертые границы морали, на представление смотрел спокойно даже с восторгом от того, что магистр полностью оправдал все возложенные на него надежды. В использовании магии крови он не видел чего-то отвратительного, ведь давно понял, что только она сможет переломить ход сражения.

И никак иначе.

— Был подан сигнал. Кассандра руби канат! Нам нужно уходить, скорее! — громкие слова эльфа вывели его отряд из ступора.

Такими темпами эльф точно когда-нибудь доиграется. Ведь найдется тот, кто спросит, почему отшельник командует не по-отшельнически умело. Однако сейчас, на его счастье, ни у кого не было времени, чтобы искать в его поведении подводные камни, поэтому все только подчинились.

Пока Кассандра бежала к требушету, чтобы выполнить задуманное, а Варрик уже осматривал округу, чтобы придумать, какой дорогой бы побыстрее довести всех их до нужного спуска, Солас, не тратя ни секунды, помчался ко второму магу.

Безумец так и стоял вокруг творившегося хаоса и братоубийства. Он вообще казался здесь чужим, не от мира всего. В том был повинен его чёрный отныне уж очень потрёпанный плащ, так и ещё не лучшее состояние. До сих пор он цеплялся за свою трость как за единственную опору. Дрожал. То ли его знобило, то ли болезненно ломало. На это сказывалось полное магическое истощение, так резко перешедшее в переизбыток. Да и мало того его рука, по которой стекала кровь, и сейчас пылала от нестабильной метки. Хотя, казалось бы, Сфера больше не влияла на неё.

Солас на долгие церемонии размениваться не стал, да и брезговать — тоже. Когда подбежал, то тут же подхватил мага под руку и потащил в обратную сторону. К счастью, сам Безумец не выражал какого-то протеста, он смирно пошёл за эльфом, так же мечтая поскорее убраться отсюда.

Он устал, как и все они, Солас это прекрасно понял. Страшную утомленность в белых глазах он даже и не пробовал скрывать. Правда, после всего произошедшего жалеть его не хотелось, а так и хотелось крикнуть: «Всё из-за тебя!». Но Солас благоразумно промолчал. Разве на самом деле хромой маг виноват? Нет. Поскольку то, что события примут такой масштаб не мог предугадать никто…

Глава 8. Последние уцелевшие

Даже, кажется, сами не веря в свой успех, герои самоубийственной миссии всё-таки смогли выполнить главную свою задачу — спустить на Убежище лавину — и даже остались живы. В те далёкие времена, когда скорбящие принесли сюда прах своей пророчицы и начали возводить в честь неё храм, в строительстве наверняка участвовали и гномы. Потому что в архитектуреподземных ходов, которые стали спасением для нашего отряда, чувствовалась рука мастера, гномья рука — ходы уводили глубоко под землю, а их своды, на манер Глубиных троп, были очень хорошо укреплены.

Сход такого огромного количества снега, который веками копила на себе гора, наверняка был ощутим в виде грохота и землетрясения за несколько километров. Сложно даже представить, какого было тем, кто оказался буквально в эпицентре, в нескольких метрах от поверхности, которая за секунды оказалась погребена под тоннами снега. В темноте, под землёй, теряя равновесие от землетрясения и падая, им оставалось лишь надеяться, что бы шахта выдержала вес ныне заваленной снегом поверхности. И… она выдержала. Ни один из подземных ходов не обрушился, всё устояло. Однозначно, гномы своё дело знают.

И вот теперь, когда отряд уж точно пережил весь тот ужас и хаос, а Убежище, как и павшие за него защитники, осталось навсегда погребено под лавиной, можно было продвигаться дальше, туда, куда их выведет подземный проход, и выполнить последнюю часть их миссии — живыми догнать своих. Однако все они на этот раз торопиться не стали, решили просто остановиться, обессилено упасть на холодные камни пещер и отдохнуть. Этот отдых был даже необходимостью, поскольку впереди их ждал путь по никем не изведанным заснеженным склонам гор… И да поможет им Создатель не заблудиться в темноте ночи и не разминуться со своими людьми, иначе — смерть. Впрочем, всем был необходим отдых не только физический, но и моральный. Нужно было обдумать всё то, что они увидели в Убежище.

Сложно даже представить, какие на мировой политической арене начнутся волнения, когда Инквизиция расскажет обо всём том, что узнала сегодня. Террористическая организация хочет устроить переворот мирового масштаба, уничтожить все знакомые устои мира, а их главный тевинтерец позарился ни много ни мало на божественность. Да и ладно бы он был просто тевинтерцем, самоуверенным идиотом. Так нет же. Это не просто человек, да и… человек ли? Ходячий кусок лириума со всеми признаками отравления скверной, подчинивший дракона и превративший великий орден храмовников в сборище бездушных монстров. Слишком могущественный даже для эмиссара. А ведь он себя таковым не считает. Называет себя Жрецом Думата, одним из тех, кто вошёл в Тень, в обитель Создателя, и тех, из-за кого в этот мир ворвалась скверна — проклятье за грех семерых. И хотя слова этого существа сложно было рассматривать за истину, если бы… не было второго мага. Корифей не просто пришёл в Убежище за ним из-за метки, он его знал, разговаривал с ним, и более того Безумец ему отвечал. Значит, они и правда знакомы, из одного времени.

После этих мыслей Кассандра со всей ненавистью уставилась на мага, который сейчас сидел рядом. Она была зла настолько, что чуть искры не метались из её глаз. Кажется, женщина до последнего пыталась его оправдать в своих глазах. Если он и виноват в теракте на Конклаве, то только косвенно. Если он и тевинтерец, то просто учёнишка-тихоня, и точно не древний, как сказал Солас. А если и древний, то точно не такой, каковы нынешние тевинтерцы и каковыми их изображает Церковь. Ведь, каков был Древний Тевинтер, они знают только по выдержкам из Песни Света, а, как известно, её писали не слишком объективные люди. Значит, даже если предположения Соласа оказались не безумством, он мог быть не таким древним тевинтерцем, не безжалостным рабовладельцем, не бесчеловечным магом крови (всё-таки, когда малефикар использует именно свою кровь, он не нарушает никаких правил), он мог быть даже ни одним из тех жрецов-глупцом, мог быть так же жертвой их ритуала…

Но нет! Он такой же! Ничем не лучше. Как и все малефикары, как и весь Тевинтер, что прошлого, что настоящего.

Кажется, настолько сильную злость порождали не только её собственные разочарования, но и страх. Ведь будучи Искателем женщина разбиралась в магии. Та сила, с которой Безумец воздействовал на врагов с помощью магии крови её бы нисколько не пугала, если бы действие его колдовства было хаотичным. От такого наплыва магии он потерял контроль, возможно, ложку дёгтя подлил демон, которого он приманил… Но нет! Влияние его магии было тактическим, полностью контролируемым. Значит, он очень сильный маг, а главное, настолько опытный малефикар, что в одиночку сумел сотворить настолько ужасающее зрелище, одолеть буквально весь отряд, малое войско. Даже Кассандра на своей храмовничьей практике не видела настолько могущественного малефикара. Поэтому её храмовничьи инстинкты кричали, поэтому она его ненавидела, боялась, что ей не хватит сил его одолеть, не сумеет остановить, если он обернётся против них или превратится в одержимого. А если он ещё окажется и сновидцем, которыми, как говорят, все были в древности…

От своих мыслей Кассандра, не заметила как, снова потянулась к мечу. Инстинкты кричали устранить ей источник её страхов, устранить эту тварь, ублюдка-малефикара, и теперь уж точно — жреца Древних Богов и первого порождения тьмы. Ведь он, наверное, уже и не человек, давно продал свою омерзительную душонку одному из этих божков-драконов, потому-то и белый, словно мертвец.

Не знала Кассандра, что её тогда остановило от этого горячего порыва. Может, всё тот же живой страх. Может, последние надежды, что Создатель не мог им послать настолько бесчеловечную тварь, коим она его сейчас пока что видела. Может быть, поддавалась осколкам кровожадности, которые требовали, что этот маг не должен умирать быстро, нет, его нужно пытать, мучать столь же долго, сколько Мор мучает этот мир. А может она просто не спешила подходить к тому, на руке которого потерявший контроль Якорь.

Наверняка Безумец не мог не заметить всю эту ненависть в глазах женщины и уже мог понять, что в этом и заключается вся её благодарность за то, что он спас их, всю их Инквизицию. Впрочем, это его не удивляло. Нисколько. Он ведь подобного и ждал, поэтому до последнего не хотел показываться командирам Убежища. Впрочем, вслух он свои замечания озвучивать не стал, ему было не до размышлений этой воительницы.

Метка, повреждённая сначала ослабшей из-за произошедшего боя Завесы, в дальнейшем почти полностью вышла из-под контроля из-за необдуманных манипуляций Корифея. Сейчас же, судя по спокойному в этом плане Соласу, она начала возвращаться в норму. Однако отголоски ещё той нестабильности оставались и поныне. Их чувствовал не только Безумец, но и видели остальные.

Когда в очередной раз Якорь неприятно затрещал и озарил вспышкой весь тоннель, в котором они находились, затмив своим светом даже небольшого виспа, призванного эльфом, отряд неприятно поёжился. Никому не хотелось находиться рядом с неконтролируемым источником магии Тени. А уж какого было самому носителю этого неконтролируемого источника, они даже не могли представить.

Каждая такая вспышка порождала всплеск сильной магии. Она вызывала у мужчины очередной приступ судорог, а его тело содрогалось в конвульсиях. Пусть Безумец никак не выражал своё не лучшее состояние, до оскала зубов сдерживал в себе все крики, но по тому, как он обессиленно откинулся на стену пещеры, задрал голову и тяжело прерывисто дышал, и по испарине на его лбу можно было без проблем сказать, как он чувствовал все эти всплески нестабильного Якоря. А ещё его рука, очевидно, испытывала страшный жар, раз маг судорожно пытался прислонить её к самому холодному камню пещеры, чтобы остудить.

И будто бы и этого было мало, рана на той же руке продолжала кровоточить. То ли магия метки нарушала ещё и естественное функционирование организма, не давая крови сворачиваться, то ли в том порыве злости он полоснул себя слишком отчаянно и серьёзно. Но так или иначе, а кисть его руки, как и край рукава мантии, была уже запачкана его собственной кровью. Сейчас бы ему не помешала помощь магии. К сожалению, он сам был абсолютно неспособен к созидательной магии, а те, у кого были необходимые лечебные настойки, не спешили к нему подходить и помогать.

Все, кроме одного.

Неожиданно Варрик, который тоже не мог не воспользоваться возможностью и не передохнуть после всех событий сегодняшнего безумного вечера, поднялся и направился к хромому магу. Но не для того (как многие подумали), чтобы высказать своё недовольство или ненависть на манер Кассандры, а чтобы помочь. Опасно близко подойдя к магу и к метке, Тетрас вылил на резанную рану содержимое небольшого пузыря, который он хранил в одной из своих поясных сумок. А после начал перебинтовывать область ранения белой чистой тканью, которая тоже хранилась в подсумке на подобные случаи.

Ошеломлённый таким поступком оказался даже Безумец. Варрик увидел искреннее удивление в его глазах. Очевидно, магистр не ожидал, что первый и единственный, кто к нему осмелится подойти, подойдёт с благородными намерениями, с помощью, а не чтобы плюнуть в лицо и высказать своё мнение, о котором его не спрашивали. Однако мужчина от помощи отказываться не стал и даже с благодарностью кивнул, когда с трепетом коснулся отныне перебинтованной части руки и даже почувствовал лёгкое освобождение от боли. Видимо, настойка имела ещё и обезболивающий, замораживающий эффект.

— Варрик, я бы не советовал к нему подходить. Метка ещё слишком нестабильна, — раздалось осуждение Соласа.

Варрик услышал эти слова, из-за чего вновь погрузился в тяжесть своих мыслей. Взгляд его умных глаз был очень серьёзен. Гном был единственным (если не брать в расчёт Соласа), кого удивил не внешний вид Старшего, а факт того, что это нечто до сих пор живо. Вот Хоук-то «обрадуется», когда получит письмо от друга и узнает, что порождение тьмы, с которым они однажды хоть и еле-еле управились, но, однозначно, убили, живо, здорово и успело за эти года собрать вокруг себя немало фанатично верных сподвижников. Мало того, что оно заявляет, что не порождение тьмы, как всё это время думали Стражи, и называет себя тем самый магистром древнего Тевинтера, так ещё и мага, который сейчас сидел с ними, оно тоже приписало к «тем самым».

— Ну, не помирать же ему от кровотечения, — непривычно для себя грозно шикнул гном, выразив тем самым, что он не видит в небольшой помощи этому магу ничего плохого и не собирается выслушивать осуждения от тех, кто бездействует.

Может быть, Варрик за свою, однозначно, неспокойную жизнь увидел слишком многое, а может, пробыл в окружении магов слишком долго, но после всего увиденного он не собирался клеймить хромого мага. Да, даже если он «тот самый» магистр, то разве это многое меняет? Меняет лишь то, что перед ними, вне каких сомнений, могущественный маг и просто хорошо сохранившийся, для своего возраста, который уже перевалил за тринадцать веков, человек. Но не больше. Что бы там ни говорила Церковь, какой бы страшный грех ни совершили древние магистры, кем бы в дальнейшем ни стали, изначально они были самыми простыми людьми. Безумец тому лучшее доказательство.

Разумеется, поступки этого человека гном слепо оправдывать не собирался. Этому магистру далеко до святости. И всё же сейчас не время и не место предаваться обвинениям. Варрик не был сторонником насильственных мер, даже если этот человек и виноват. Ведь в день его пробуждения его запугивали все, кому ни лень. И что из этого вышло? Он испугался, сбежал и был в бегах, скрывался. Наверняка, он был уверен в том, что если его поймают, то исполнят свои угрозы. И Инквизиции пришлось тратить немало усилий, чтобы найти его. А ведь в итоге-то они его даже не нашли: он сам объявился.

Если бы Родерик молчал в тряпочку, если бы не один только Варрик отнёсся к пленнику с пониманием, с даже наивным, но необходимым тогда добродушием… Всё могло случиться иначе. Не было бы этой беготни, поисков. Уже месяц как Инквизиция имела бы и метку, которая наконец-то закроет Брешь, и знания самого мага, которые давно дали бы им понять, кто истинный враг всего Тедаса и насколько всё серьёзно. Более того, и сегодняшней трагедии получилось бы избежать.

И хотя пока неизвестно точно, сколь у него общего с Корифеем и кто ещё из них большее зло, но пусть с этим уже потом разбираются советники. Тетрас понимал, что именно сейчас необходимо было просто не повторить предыдущих ошибок. Ни к чему угрозы и запугивания, хромой маг в чём-то даже умнее всех их, так что и сам прекрасно может понять своё нынешнее положение. Он столько же чужд и непонятен им, как и все они и весь их мир — ему. Поэтому пока что с ним нужно было просто поговорить…

— Знаешь, Незабудка, я, конечно, ищу вдохновение, но каждый раз, когда мы встречаемся, этих ваших магических штучек вскрывается так много, что у меня планов зародилось на года вперёд. Если так дело пойдёт и дальше, то скоро и про тебя на целую книгу наберётся. Надо же мне как-то Тевинтер подсадить на моё творчество, — в очередной раз Варрик способен был удивить своим умением разрядить накалившуюся обстановку совсем неуместным изречением, которое заставило других не злиться, а наоборот, даже усмехнуться.

— Давно ли ваши цензоры начали пропускать истории о маге? — Безумец поддержал вольность тона гнома и ответил ему, даже подавив в себе лёгкий наплыв злости. Да, нынешний Тевинтер и Древняя Империя этнически схожи, тем более первый является прямым потомком второй, однако магистру и поныне было ещё тяжело и непривычно и себя, и нынешних граждан северного государства объединять под одним демонимом — тевинтерцы.

— Ну, однажды я уже обошёлся без их одобрения, но на этот раз, думаю, им наверняка понравится, ведь герой обязательно погибнет, — отмахнулся гном, но при этом беглец посмотрел на него с непониманием и даже с подозрениями. — Ну, а что? В хороших историях главные герои всегда погибают, — однако Варрик только посмеялся, тем самым показав, что в его словах никаких угроз не было.

Сработало на ура. Маг убедился, что слова собеседника были ничем большим, чем просто шуткой.

— Хах… звучит обнадеживающе, dweomer, — Безумец, поддаваясь настроению гнома, даже позволил себе усмехнуться, заодно по забывчивости произнёс «гном» на своём родном, ныне мёртвом старом, тевене.

Разумеется, Варрик был доволен собой. Он мало того, что добился расположения со стороны беглеца, так ещё заставил того хотя бы улыбнуться. А то ведь убийственный взгляд Кассандры испортит настроение любому — Тетрас это знал по себе.

Однако как, оказывается, мало нужно было, чтобы все его старания просто рухнули.

Неожиданно метка вновь дала о себе знать, с громким треском вспыхнув. Безумцу даже пришлось быстро отвернуться на тот случай, если Якорь решит выпустить накопившуюся опасную магию, которая могла бы навредить собеседнику, стоящему рядом. К счастью для гнома, эта очередная вспышка нанесла вред только самому носителю, сделав ему больно.

Наблюдая за тем, как мужчина мучается, как от отчаяния сжимает свою горящую руку, как трясётся, как скалится, сдерживая в себе крик, Варрик опять же проникся сочувствием. И зачем Кассандра его только запугивает пытками, разве то, что сейчас с ним делает метка, не является самой настоящей пыткой? Пожалуй, выдержкой этого мага можно было даже дивиться.

— А про то, что этот Корифей говорил, про Золотой город, про трон Создателя… правда? — теперь, когда ситуация абсолютно не располагала к шуткам, нахмурился и Варрик, спросив о том, что его так интересовало.

— Не знаю, — еле слышно ответил Безумец, заодно вновь откинулся спиной на прохладную каменную стену, чтобы хоть сколько-то разбавить жар собственного тела. — Его словам нельзя верить.

— Это ещё почему?! — фыркнула Кассандра, разумеется наблюдая за этими двумя.

— Хотя бы потому что никакого Создателя нет, — зная, как подобная фраза разозлит фанатичную Искательницу, Безумец даже вымучено улыбнулся, довольный собой. — Поэтому нет и его «трона».

— Но зачем тогда вы вошли в Тень? — вмешался Солас и каким-то даже слишком острым взглядом впился в магистра.

— Хороший вопрос, — усмехнулся мужчина, даже, кажется, сам не верил, что они действительно «вошли в Тень».

«Вскоре ты, Безумец, узришь, как подобные тебе невежды познают гнев Богов! Великий Думат не потерпит неверия, покарает всех еретиков!», — только мужчина хотел сказать, что ничего не помнит из того рокового дня, как вдруг в его голове пронёсся голос. То, что он был настоящим, частью его воспоминаний, Безумец не сомневался, ведь украдкой вспомнил этот момент. Тогда на очередное оскорбление он только усмехнулся хотя бы потому, что считал себя агностиком, а не атеистом. Но, как видно, религиозники редко видят разницу между этими двумя понятиями. К сожалению, для его любопытства эта неожиданно всплывшая фраза была единственным, что он вспомнил.

— Путешествие за Завесу должно было помочь Синоду остановить кризис веры, начавшийся в Империи. Но они мне недоговаривали многое. Я не могу знать, что именно им сказали Боги… или кто там они такие.

«Или могу, но не помню», — все эти разговоры о событиях, которые для всего Тедаса произошли тысячу лет назад, а для него — всего месяц назад, заставили его разум напрячься в поисках уцелевших воспоминаний. Ведь сейчас всё: любая фраза из прошлого, любое воспоминание, любой нюанс — было важно для понимания того, что же произошло с Сетием, с остальными жрецами, с самим Безумцем. Однако вновь ничего. Воспоминания о роковом дне так и остаются вне досягаемости его разума.

Очередные начинания хоть сколько-то мирных переговоров были окончательно оборваны Якорем, который вновь вспыхнул. Многим это начинало уже надоедать. Ведь им бы уже выдвигаться на поиски выхода, а не сидеть и нянчиться с этим тевинтерцем и дальше.

— Эй, босс. Вы подумывали, что бы эту зелёную дрянь вместе с его рукой просто взять и отрезать? — обратился Бык к Кассандре, с полной брезгливостью посматривая на мага.

— Если метка не утратит свою способность к закрытию разрывов, так и сделаем, — поддержала кунари воительница и с отвращением осмотрела беглеца. Судя по гримасе, ей не только не хотелось сидеть с ним рядом, но и знать о его существовании — тоже. — Без метки он бесполезен, можно будет и усмирить его. Наконец-то. Надоело уже за этой тварью носиться.

«Да что ты несёшь, женщина?!», — ух, не знал Солас, откуда у него получилось вычерпнуть столько самообладания, чтобы не выкрикнуть эти слова, чтобы не оскорбить Кассандру самым худшим из возможных эльфийских оскорблений. Только то, что эльф сидел поодаль, помешало остальным увидеть в его глазах отчётливое желание голыми руками задушить воительницу — настолько он был зол. Ведь её вспыльчивость и неумение поступать, как того требует ситуация, опять всё испортили.

Да, пусть первым столь радикальное решение проблемы предложил именно Бык. Но его слова, как и слова Соласа и Варрика, ничего не значили. Двое из них просто фанатичные добровольцы, которые, когда мир начал рушиться ко всем чертям, побежали спасать чужие задницы ценой своих собственных, а кунари фактически обычный наёмник. Именно поэтому всё сказанное ими не имеет никакого веса. Они могу сколь угодно угрожать беглецу, но только это мало чем скажется на решении советников. А вот Кассандра одна из глав Инквизиции, от её решения зависит многое, да и действовать по своему усмотрению ей так-то запретить никто не может, потому что Совет — вершина иерархии этой организации. Поэтому она-то должна быть особенно осторожна в своих словах.

Сам Солас не имел ничего против мер, которые Инквизиция может применить к носителю метки. Если для того, чтобы пресечь даже мысли о побеге, понадобится толпа храмовников, которая будет держать его буквально на цепи, то так тому и быть. Это лучше, чем позволить магистру вновь бесконтрольно слоняться по Тедасу. И сейчас, впервые за весь этот долгий месяц, Инквизиция приблизилась к реализации своего плана. Вот он, беглец, сидел с ними. Уставший, измотанный произошедшим, как и все они, мужчина уже был готов сдаться, отдаться на милость Инквизиции, надеясь на разумность и даже благодушие её глав. Ведь с сегодняшнего дня мир окончательно разделился на два фронта, две стороны. То, что Старший выжил, не было никак сомнений. Поэтому, конечно, не лучший выход для магистра — стать третьей стороной в этом конфликте. В одиночку, против всех, в чужом мире он не выживет. Вне сомнений, Безумец и сам это прекрасно понимал.

А, значит, отряду надо было показать хоть какое-то дружелюбие, дать понять, что Инквизиция не сборище фанатиков, которые только спят и видят, как бы его усмирить, что найдутся те, кто постарается его понять, поверит, примет помощь в борьбе с другим тевинтерцем. И хотя Солас был не уверен, что Инквизиция способна поднять голову выше пропитавшего эти края церковного бреда и действительно принять в свои ряды такого мага. Но это было и не важно. Сейчас было важно — красиво соврать. Варрик, сам того не осознавая, прекрасно справился с этой задачей, дал понять хромому магу, что хоть один гном пока не желает ему самой мучительно смерти.

И после всего этого: всей проделанной работы, почти случившегося успеха — что делает Кассандра? Она просто берёт и говорит от лица всех советников, всей Инквизиции, что их интересует только метка, а на него самого, на его возможности, силу, знания им всё равно. Он маг-малефикар, значит, последняя тварь, значит, опасен, значит, должен быть усмирён.

Окажись в такой ситуации Солас, он бы послал куда подальше всю их Инквизицию и её пустые на деле идеи и просто бы сбежал. Именно поэтому эльф даже не сомневался, что хромой маг поступит точно также, если расслышит слова Искательницы… А он прекрасно всё расслышал. Мужчина не мог не заметить, как озлобился взгляд белых глаз беглеца. Очевидно, слова Быка и Кассандры его напугали, и злость стала как бы защитной реакцией, которая тут же стимулировала его разум для поиска удобного случая для побега.

И он сбежит, сил у него хватит. Ведь когда маг прибегнул к использованию магии крови, то он, очевидно, не побрезговал истерзать людей и для подпитки своих собственных и магических, и физических сил. Но это он сделал так умело и неприметно, что не заметил даже опытный храмовник. Только Солас увидел и поэтому знал, что за время этого отдыха Безумец восстановился гораздо больше, чем все они, валящиеся с ног от усталости, а эльф — ещё и от магического истощения.

В попытках исправить ошибку, которую, сама пока не осознавая, допустила женщина, знаток Тени достал тот самый пузырёк с лириумным зельем. Там, где не поможет ни удар меча, ни выстрел, поможет магия, если он сумеет хоть сколько-то восстановить свои силы. Однако в очередной раз мужчину ждала полная неудача. В отличие от остальных магов, эльф совсем недавно стал восполнять свои некогда неисчерпаемые силы таким способом — разбавленным водичкой лириумным порошком. А значит, у непривыкшего тела и порог отравления ниже. Эльф правильно рассчитал свои силы. Сегодняшний переизбыток выпитого лириума в совокупности с физической истощённостью привёл к тому, что новую порцию зелья он не смог даже проглотить. Стоило жидкости попасть в рот, стоило языку почувствовать знакомый вкус, так тут же были вызваны настолько сильный рвотный порыв и отвращение, что магу не оставалось ничего другого, только как выплюнуть раздражитель. Очевидно, это был его предел.

Другого способа срочно восстановить силы у Соласа не было, поэтому он только со злостью швырнул пузырёк. Звук разбившегося стекла, разнёсшегося эхом по пещере, его не волновал, и эльф только облокотился спиной о стену пещеры и начал со скучающим взглядом наблюдать за происходящим. Он сейчас выглядел точь-в-точь как какой-нибудь зритель театра, который пришёл на представление, зная наперёд все сюжетные хитросплетения пьесы. Впрочем, сейчас всё так и было. Воспользовавшись моментом, беглец вновь сбежит, сил у него на это хватит, а вот у них, чтобы остановить его, — навряд ли. Впрочем, Солас не собирался даже стараться и лишь только мысленно бурчал.

Лучше бы, на самом-то деле, пошёл Каллен. Этот храмовник, солдат, наверняка обладает таким же ужасным пониманием ситуации, но он хотя бы предпочитает большую часть времени помалкивать в тряпочку.

* * *

Противостоя жуткому вечернему холоду снежной долины между гор и постепенно усилившемуся ледяному ветру, четверо буквально-таки безумцев брели в неизвестность. Да, пещерные ходы и поныне имели связь с поверхностью, довольно-таки скоро они оказались среди враждебной снежной стихии. С этого момента началось самое сложное во второй части их миссии — добрать до своих. Добрести до какого-то определённого места, когда мир погрузился в ночную темноту, тучи почти полностью заслонили небосвод, лишая возможности ориентироваться по звёздам, а ледяной ветер недвусмысленно намекал, что способен совсем скоро и до бурана усилиться. Хотя они даже и не знали, где именно находится это «определённое место» и как далеко советники увели своих людей, пока отряд выбирался из пещеры, ведь место стоянки никто не обговаривал. Но, к огромному счастью, отступающие оставляли после себя ориентиры. Спасшимся то и дело бросались на глаза остатки от прогоревшего костра. Нет, здесь не было стоянки — его разжигали специально. С одной стороны, это можно было назвать бездарной неосторожностью и легкомыслием. Ведь если бы герои Убежища проиграли, погибли, и вслед остальным шли уже не они, а вражеские солдаты, то этими своими ориентирами обессиленная Инквизиция собственноручно подписала своё скорое обнаружение и уничтожение. Однако, с другой стороны, без костров у спасшихся не было даже шанса идти в хоть сколько-то правильное направление.

Впрочем, по полочкам разбирать все аспекты такого рискованного похода хорошо, когда ты наблюдаешь за происходящим со стороны. Но наши герои решили пропустить время для анализа ситуации. Сейчас неважно, что, поддавшись порыву ветра и шагнув в сторону, они могут свернуть вообще не туда, заблудятся. Неважно, что им нужно торопиться, пока их единственные ориентиры не замело… да и их самих — вместе с ними. Сейчас главное — идти. Просто идти.

И Кассандра шла. Не думая о чём-то большем, чем просто о необходимости не останавливаться и причине своей злости, рассерженная женщина пробиралась по снегу. Её шаги по сугробу были словно стальными. Ни глубокий снег, ни порывы ледяного ветра, который гнал прямо на них, в их лицо, снег не могли заставить её остановиться, а уж тем более пошатнуться при ходьбе. Она шла буквально напролом. Столько невиданных сил бойкой воительнице придавала именно злость. Пока шла, она только и думала о хромом сбежавшем наглеце. Не пройдёт и минуты, как Кассандра ни помянет его недобрым словом, обвиняя во всех нынешних трудностях, которые свалились сейчас на её отряд. Но это и хорошо. Чем больше она ругалась, чем грубее высказывала все свои мысли, тем больше её решительность разгорала в ней второе дыхание и полную уверенность в том, что она во что бы то ни стало доберётся до своих, доберётся потом и до мага-задохлика.

Вторым в этой колонне шёл Железный Бык. Мужчина был молчалив, лишь точно так же полностью сосредоточился на их цели — дойти до своих. Впрочем, на смертельные последствия их возможной неудачи он не обращал внимания в виду своей некоторой безбашенности, которая однозначно присуща этому кунари. Спроси любого из его отряда — все скажут, что в передрягах они побывали и похуже этой… Если, конечно, не учитывать, что сегодня они видели самый настоящий говорящий кусок лириума, а второй из этой компашки легендарных магистров (точнее — легендарных идиотов) сбежал буквально у них из-под носа.

Так как Бык был выше остальных, гораздо сильнее и выносливее, то он считал, что как бы именно ему нужно идти впереди колонны и протаптывать путь по сугробам. Однако даже такой громадный кунари не осмелился отвлекать Кассандру от её занятия по вымещению всей своей ярости на снег, и продолжил просто смирно следовать за воительницей да с усмешкой отвечать на предложение Варрика содрать с Соласа какую-то часть его тряпичных одеяний и натянуть себе на рога, чтобы стать ещё более заметным издалека. Сам же эльф на это только фыркал, мол, не смешно.

За Быком старался не отставать Варрик. Понимая, что он попал как раз в ту ситуацию, которую постоянно обсмеивают в бородатых гномских шуточках о трудностях передвижения на их коротких ногах, Тетрас только усмехался над самим собой, заодно и отдушину в этом непростом походе нашёл в виде ругающейся Кассандры. За то недолгое время, что они пробыли в пути, он наслышался от женщины столько ругательных крылатых фраз, что даже решил продолжить свой любимейший сборник «Тысяча и один способ, как послать мага», в своё время регулярно пополняемый прямыми цитатами их любимого мрачного эльфа — Фенриса.

За всей этой компанией неунывающих следовал Солас с излишне плохим для него настроением. Он уж тем более не замечал окружающей ухудшающейся погоды, поскольку продолжал злиться из-за произошедшего. Да, конечно, его самолюбие было радо, что он оказался абсолютно прав, когда предсказал побег хромого мага, однако понимание того, какая глупость привела к таким последствиям, душило. «Ой, да ты что?! Ой, а как же так вышло?! Кто же в этом виноват, действительно, пфф», — про себя ворчал эльф, когда в очередной раз ледяной ветер доносил до его длинных ушей возмущения Искательницы.

* * *

После произошедшего разговора отряд не стал и дальше просиживать драгоценное время и ждать непонятного. Пятый участник не противился и смирно поплёлся вместе с ними. За счёт своих упрямства и гордости ему удалось отделаться от Быка, а уж тем более от Кассандры, которые собирались его чуть ли не волоком тащить. Он смог идти в одиночку. Наверное, привык полагаться только на себя и не просить ни у кого помощи. Даже метка не заставила его запросить поддержки у тех, кто к нему были хотя бы с виду благосклонны, у Соласа или Варрика. И хотя, можно подумать, что куда-то тащить этого человека, чья метка до сих пор не стабилизировалась и периодически с треском сверкала, заставляя мужчину вздрагивать, это плохая идея, однако даже знаток Тени уверял, что больше сидеть и ждать не было смысла. Якорь не перешёл критический порог, на который его столкнули бездумные манипуляции Корифея, а наоборот, потихоньку успокоился и уже не нёс угрозы мирового масштаба. А большего и не ожидалось. Ведь Солас подозревал, что полностью метка пока что не утихнет. Якорь впитал в себя слишком много магии Тени, и чтобы его «усыпить», нужно выпустить весь этот переизбыток, например, коснувшись разрыва. Однако в пещере и на горных склонах оного наблюдать не приходится, а значит, остаётся просто ждать, пока вся эта лишняя магия не уйдёт через мага обратно в Тень. Безумцу ужасно повезло, что он сновидец и имеет очень сильную и даже нереальную, по меркам обычных магов, связь с дремлющим миром. А то ведь тому самому обычному магу или ещё хуже — вообще не-магу, наверное, и не удалось бы самому, без помощи Соласа, избавиться от такого переизбытка.

Спустя какое-то время отряд наконец-то добрался до долгожданного выхода. Нет, тогда они его ещё не видели, просто почувствовали резкое похолодание, отчётливо услышали завывание ветра, а когда вышли из-за поворота в последнюю секцию пещеры, то увидели и залетевший сюда снег. Однако помимо снега они увидели, что по пещере лениво ползают ещё и несколько демонов. Откуда тут демоны? Возможно, во время Прорыва Завесы здесь образовался небольшой разрыв, которые захлопнулся вместе с Брешью, а успевшие появиться демоны так и остались тут бесцельно ползать.

Впрочем, неважно, откуда они тут появились, главное же, что они преградили отряду путь наружу, а значит, их нужно было уничтожить. Так подумали воины отряда и уже собирались обнажить своё оружие, чтобы кинуться в атаку, но вдруг метка на руке мага вновь вспыхнула и на этот раз затухать не собиралась, а кажется, начала всё сильнее светиться. Безумец скривился, схватился за руку. Однако, кажется, он понимал, что происходит, потому что буквально через миг крикнул, громко приказал остальным спрятаться. Разумеется, какого-то там малефикара слушать не собирались. Однако когда о необходимости отступления закричал и второй маг, которому уж точно не было смысла врать, остальные призадумались и, о, слава Создателю, быстро сообразили убежать за знатоком Тени в укрытие и не высовываться.

Когда Безумец увидел, что остальные сбежали, он довольно хмыкнул. Ведь вот его шанс. И теперь мужчина сильнее обхватил свою онемевшую от боли руку второй, чтобы хоть как-то контролировать её движения. Он поднял руку, а вместе с ней и метку по направлению к движущимся к нему демонам, которых привлёк яркий свет и крики. Пусть снова его окутала магия Тени, раздирала своей неестественной природой, он оказался уже чуть ли не ослеплён светом метки, и кажется, его кровеносные сосуды вновь окрасились в тот самый отвратительный зелёный цвет, но Безумец старался не бояться. Это магия — его родная стихия. Её не надо бояться. Её надо понять, изучить, почувствовать. И тогда она поддастся, даст себя контролировать. И хотя подобные громкие слова — самая излюбленная фраза учителей магии для своих несмышлёных подопечных, однако на такую опасную, буквально свободолюбивую, никому неподчиняющуюся магию Тени наставления вряд ли сработают. И всё же Безумец рискнул поскольку этот совет является, пожалуй, самым лучшим, что он вообще умудрился получить от столь ненавистного отца, который если и был в чём-то хорош, так это в абсолютно аморальных, бесчеловечных экспериментах с самыми рискованными комбинациями магии.

Мужчина прикрыл глаза и прислушался к себе. Сейчас внутри него самого этой магии почти не было, она вся скопилась в метке, готовая вырваться на свободу от любого толчка. Раньше этим «толчком» становились сильные эмоции мага и желания. Но они были неосознанными. Он и сам ничего не успевал понять, а метка уже была опустошена. Но сейчас Безумец пытался собраться, направить свои мысли к метке, дать ей тот толчок, который хочет он, а не она. Ведь это магия Тени. А он сомниари.

Однако на практике всё получилось гораздо сложнее, чем в теории, даже больнее. Ну, точно свободолюбивая магия. Ведь стоило сформировать своё желание, сложить в точный приказ, как Якорь воспротивился, начал было гнать всю магию обратно в мага. Однако Безумец не поддался сопротивлению, образно говоря, атаковать решил сам. Обхватил свой сильный посох-катализатор, подманил наивных духов, подчинил их и заставил работать на себя. Ответил тем, в чём был хорош — в энтропии. Это был огромный риск, использовать заклинание энтропии на себе, в чём-то даже опаснее, чем дразнить метку, — безумство. Но на то он и «Безумец». Впрочем, и отступать уже было поздно, поскольку Якорь за вмешательство в свои естественные процессы мог и поглотить своего носителя, что чуть и не случилось в Убежище.

Данное противостояние для самого мага длилось, по ощущениям, продолжительное время, для всех остальных, для мира — мгновение, буквально пару секунд. И, к удивлению, катастрофы не случилось. Совсем скоро Якорь вспыхнул ослепляющей, нещадящей всё живое вспышкой. То же самое произошло, когда мужчина с эльфийкой были в заброшенном эльфийском тайнике, замаскированном под хранилище. Понятное дело, вновь у демонов не было и шанса.

Не мог точно Безумец сказать, что у него получилось сделать невыполнимое. Поскольку в его приказе не содержалось пункта «вспыхнуть и закоптить всю пещеру», он хотел заставить метку воздействовать только на демонов. А значит, Якорь решил всё-таки поступить по-своему. Однако мужчину всё равно захватила эйфория победы. Ведь он дал приказ — уничтожить демонов, и демоны были уничтожены. Метка не выпустила накопившуюся магию никак иначе, а именно так, как и хотел маг, сам, осознано. Магистр тяжело вздохнул, обдумывая произошедшее, но всё-таки довольно улыбнулся. И пусть это и близко не стояло к тому, как иная магия подчиняется магу, однако сейчас он раз и навсегда доказал, что может влиять на Якорь. Остальное лишь вопрос времени, практики и смелости. Поскольку иной бы ещё подумал, стоит ли вновь повторять подобные рискованные манипуляции. Но не он. Точно не он. Ведь в его руках буквально новые знания, манящая неизвестность, магия самой Тени. И он намеревался их заполучить любой ценой.

Ничего иного его отравленному безумием разуму и не нужно было от этой жизни…

А так же Безумец позволил себе замечтаться, что однажды он всё-таки сумеет заставить эту зелёную гадость перестать терзать его руку да и его самого. Однако эти мечты, как, впрочем, и остальные мысли касательно произошедшего, он оставил при себе и пожелал пока убрать в мнимый ящик для раздумий в более дружелюбной обстановке и одиночестве. А пока он решил воспользоваться полученным шансом и как хотел изначально — сбежать.

Из-за того, что следом за магической вспышкой не раздалась взрывная звуковая волна, тем, кто сам чуть не стал горсткой пепла, было сложно понять силу произошедшего молчаливого взрыва да и его окончание тоже. Только когда Солас дал разрешение, отряд выбежал. Только как выбежал, так и замер. Ведь теперь они оказались в полностью чёрной секции пещеры. Чёрные от копоти стены смотрелись неестественно, от того и страшно. Казалось, что тут лет двадцать кто-то топил печь по-чёрному, ни разу не почистив потолок. А нет. Прошло от силы каких-то полминуты, наверное. Бык с отвращением передёрнул широкими плечами. Что лучше, чем это зрелище докажет, что магия опасна и её надо упорно остерегаться? Одержимые — очевидно, не последняя и уж точно не единственная проблема в вопросах магии.

Когда отряд увидел горстки пепла, стало очевидно, что это всё, что осталось от демонов. И тогда они уже шокировано уставились на эльфа. Очевидно, все трое, ой, как задолжали ушастому отступнику.

И об этом они обязательно вспомнят, но потом, а пока что все вспомнили о пятом их участнике. Поняв, что ублюдок-малефикар воспользовался возможностью и, конечно же, сбежал, Кассандра вне себя от ярости помчалась на выход из пещеры. За ней последовали остальные. И только Солас направился за ними следом в совсем неспешном темпе. Маг сбежал, как он того и предсказывал, поэтому куда спешить? Даже если в черноте неба они умудрятся разглядеть улетающего чёрного ворона, то что они ему сделают? Арбалет Варрика птицу наверняка не достанет, а всё остальное уж тем более бесполезно.

Солас с куда большим беспокойством осмотрел почерневшую пещеру. Очевидно, это последствия от выброса магии из Якоря, ничто другое не нанесёт такой ущерб. Мужчине хотелось даже усмехнуться, сказать, что Безумцу очень повезло, что Якорь выпустил свой переизбыток в таком виде. Ведь созданный свет мог и его задеть, или вообще вся магия могла накопиться в нём самом и буквально разорвать изнутри. Однако в тот момент Солас нахмурился. Ведь тогда, в момент вспышки, он отчётливо почувствовал ослабление Завесы. Человек решил призвать свою магию, но для чего? Чтобы подчинить метку? Это же смешно и абсурдно. Магию Тени напрямую нельзя контролировать. И «нельзя», не потому что так сказал Солас или любой другой эванурис, а потому что в своём истинном виде она смертельна для жителей недремлющего мира, точно так же, как и чистый лириум. То, что даже самая незначительная активизация метки вызывает адские муки, ярчайшее тому подтверждение. Безумец не погиб до сих пор лишь потому, что всё-таки касается этой магии не напрямую, а через Якорь. Однако рано или поздно Якорь ослабеет и ему придётся коснуться Тени… смертельно её коснуться. И всё-таки Солас надеялся, что проблема с Брешью да и с Корифеем тоже завершится быстрее, чем когда станет очевидно, что без его прямого вмешательства уже не обойтись. Хотя если безмозглый разносчик скверны прискачет вновь и будет размахивать Сферой, то это «рано или поздно» наступит очень даже рано.

И всё-таки несмотря на свою уверенность и даже шутливость в мыслях знаток Тени нахмурился. Да, он абсолютно уверен в своих знаниях. Он имеет на это право, ведь его жизненный опыт немыслимо огромный, по людским-то меркам. Однако сколько же раз уже носитель метки умудрялся вгонять в ступор даже его. И Солас наказал себе об этом ни за что не забывать. Ведь тот маг не просто человек, не просто магистр, он человек, который пробыл в Тени целое тысячелетие и вернулся живым и буквально невредимым (если сравнивать с тем, в какую кракозябру превратился его сородич). А следовательно… человек ли уже? Может, уже какая-нибудь ядрёная смесь из не пойми чего? Как та же кракозябра, только с меньшим количеством скверны, и с большим — магии.

И хотя эти мысли опять навивали усмешку, но Солас тут же отругал себя. Нет! Здесь нет ничего смешного. Всё очень серьёзно. В его будущей, великой миссии такой соперник ему не нужен.

* * *

И всё же отряду не везло. Несмотря на то, что они всё-таки спешили и стремительно передвигались вперёд, однако перегнать погоду им не удалось. Порывы ветра буквально не щадили, видимость всё сильнее ухудшалась, а главное, усилившийся снегопад стал стремительно заметать все следы: и их, и тех, кто прошёл здесь перед ними. Последний костёр они еле-еле обнаружили, его почти полностью поглотил сугроб, и это пугало. Ведь следующий ориентир в этой метели они могут и не разглядеть и свернут не туда.

Изнывая от холода, они вновь начали вспоминать о пятом, уже бывшем участнике отряда, но сейчас не с ненавистью, а даже больше — с завистью. Ведь они представляли, что за это время он уже наверняка спустился к подножью гор и просто летел в безопасности, наслаждаясь прохладной погодой позднего вечера. А они до сих пор ещё здесь, борются с природой за свои жизни.

И как будто метели было мало, неожиданно на всю округу раздался волчий вой. Конечно же, отряд не мог пропустить это мимо ушей. Вой был очень громким, значит, неожиданный зверь уже слишком близко к ним. Ровная колонна тут же распалась, и отряд встал спиной друг к другу, чтобы эффективно уследить за каждой стороной света. Заодно в образовавшийся круг они протолкнули Соласа, как самого бесполезного сейчас участника отряда и, следовательно, беззащитного.

Впрочем, такая сплочённость не дала особых результатов, поскольку предположительной стаи так нигде и не обнаружилось. Это плохо. Ведь они до сих пор не могут знать наверняка, наткнулся ли на них какой-то подбитый одиночка, или всё-таки стая, которая затаилась в метели и безмолвно выжидает. А выжидать она может долго, поскольку волки известны своим терпением.

Вновь раздался тот же пугающе грубый вой, однозначно, матёрого волка. Но звуков стаи они вновь не услышали. И это странно. Ведь когда жертва обнаружена и загнана, волкам уже незачем выть. Чувствуя какую-то неестественность происходящего, отряд осмотрелся, оглянулся в сторону, откуда,кажется, вой и раздался. Наконец-то зверь был обнаружен. Стоял как раз там, куда они и шли. Точнее из-за плохой видимости отчётливо видны были только его красные горящие глаза.

Но опять же они увидели только одного, а где остальные? Или на них действительно наткнулся заплутавший в метели одиночка? Может быть, выкинутый стаей из-за бешенства? Хотя точно нет. Поскольку больные волки так не воют.

— Какой умный. В такой дали Бьянка его не достанет, — хмыкнул Варрик, который решил было избавиться от нависшей проблемы с помощью арбалета.

Просто стоять и играть в гляделки не было смысла, да и опасно. Нужно было как-то расправиться с угрозой и продолжить путь, пока их тут не замело. Поэтому Железный Бык уверенными шагами тут же направился к зверю. Кунари знал, что такое наступление заставит волка действовать. Либо себя выдаст остальная стая, либо он испугается и сбежит, либо он действительно бешеный и бросится в атаку. Однако случилось удивительное. Зверь отошёл ровно настолько, насколько Бык к нему приблизился, а потом вновь встал, обернулся и залаял.

Волки не лают, точнее лают, но очень редко и уж точно не на охоте. Солас в этом лучше других разбирался, а поэтому усмехнулся, сразу догадавшись, что это за неправильный волк такой.

— Думаю, это наш беглец, — поделился догадкой эльф.

Остальной отряд тут же удивлённо уставился на ушастого отступника, хотев упрекнуть, что сейчас не время для шуток. Но суровый взгляд эльфа тут же отогнал все предположения о шутках и заставил задуматься. И совсем скоро эти слова уже не стали казаться нереальным бредом. Ведь волк действительно ведёт себя слишком необычно. Даже не рычит на них для угрозы. А просто стоит во всей своей красе и смотрит, очевидно, не считая их угрозой.

— Ну, и чего ему от нас нужно? Подразнить решил?! — недовольно рыкнула Кассандра.

— Думаю, он хочет, что бы мы пошли за ним, — предположил Варрик, и как будто желая подтвердить слова гнома, снова раздался волчий лай. Очевидно, волк слышал их разговор, даже находясь так далеко.

Воительница фыркнула. Идти за этой тварью? Ишь чего удумал!

— Солас? — тогда Пентагаст обратилась к эльфу, рассчитывая, что маг-то уж точно почувствует какую-нибудь ловушку и подтвердит её опасения.

— Не знаю, Кассандра, — но мужчина только пожал плечами. — Мы и так уже почти заблудились. Ему нет смысла сбивать нас с дороги, которой у нас нет. Впрочем, как и помогать нам…

Как там Корифей обращался к этому магу? Кличкой «Безумец». И теперь у отряда зародились смутные подозрения, что такой способ именования не просто тевинтерская придурь, а клеймо, метко описывающее всю суть этого человека. Ведь кто, кроме безумцев, будет помогать тем, от кого сам же и сбежал?

И хотя до последнего оставались неразрешимые подозрения и неверие, но маг не обманул. Он вёл их через метель и пургу от костра к костру, откапывая лапами для наглядности каждый. А это, значит, совсем скоро Инквизиция увидит своих героев…

Глава 9. По секрету

Лишний раз Безумец лишь подтвердил, что стараться ради этой Инквизиции, одно сплошное неблагодарное дело. Ведь стоило отряду добраться до своих, стоило гневной Кассандре, наплевав на свою усталость, во всех красках описать советникам, как и за что она ненавидит этого мага, а главное, что он был совсем рядом, так тут же по его волчьим следам были отправлены следопыты. Вот и вся их благодарность. Впрочем, мужчину это нисколько не удивляло, такой исход событий он предсказал уже давно.

Хотя сейчас они его всё равно не найдут. Как говорится, не на того напали. Не зря же волков принято считать одними из самых умных хищников. Они очень умело путают следы. И Безумец этими навыками волчьего ухода от погони владел в превосходстве. Поскольку для того, чтобы однажды научиться принимать чужое тело, нужно было потратить много времени на изучение животного, его повадок, поведения, в один момент придётся даже начать буквально думать, как оно. И вот теперь он даже смеялся. Ведь следопытам придётся потратить не один час, чтобы распутать его следы, а в итоге они поймут, что беглец просто сменил волчье тело на птичье и след оборвался. Какие только проклятия они на него ни обрушат…

Да, можно подумать, что маг сильно дерзит, легкомысленно рискует. Ведь после своего долгожданного и ещё одного побега мужчине нужно было просто найти на склоне какую-нибудь пещерку, забраться в неё и, свернувшись калачиком, переждать непогоду до утра. Однако он не удержался. Хотелось сначала из любопытства найти отступивших, убедиться, что все их старания (и его собственные особенно) не прошли зря. А потом к Безумцу пришло понимание того, что ему на самом-то деле не всё равно на тех, от кого он сбежал, и они обязательно должны вернуться к своим. Поскольку только они были с ним там, в Убежище, только они пока знают о Старшем, видели его. И сегодня они не должны были ни в коем случае унести эти знания с собой в могилу.

И вот сейчас магистр во второй раз в облике птицы возвращался обратно к лагерю Инквизиции. Вновь поддаваясь своему любопытству, ему было интересно узнать о нынешнем настроении в лагере. Даже отсюда, с высоты птичьего полёта, мужчина прекрасно смог прочувствовать, как резко и в лучшую сторону сменился настрой всей Инквизиции, когда вернулись живыми и в полном составе те, кто и прикрывал их отход. Однозначно, для всех, ныне уцелевших, они теперь герои, которые совершили даже не героизм, а самое настоящее чудо. Поскольку они пережили лавину, находясь на её пути, а потом выжили в метели среди снежных безлюдных гор. Это иначе чем чудо и не назвать. И мысли об этом воодушевили многих. Разумеется, страх от всего увиденного и скорбь за погибших никуда не делись, но их потеснили такие необходимые мысли радости, помогающие не опустить руки и пережить наконец-то этот ужасный день. Ведь их герои не опустили руки и вернулись. Вернулись с новостью, которая обязательно сплотит мир под одним флагом, под их флагом, под флагом Инквизиции.

Этому настроению готов был поддаться даже Безумец. И пусть четвёрку умельцев он бы ни за что не назвал товарищами, как и они — его, однако пережитое давало о себе знать. Ведь за сегодня вместе они прошли и огненный, и морозный ад. Это бы их, однозначно, сплотило, только вот они так и остаются для него больше враги, чем союзники.

И стараясь об этом не забывать, мужчина поспешил закончить осмотр. Пусть боеспособные солдаты, поставленные на караул по периметру поспешно созданного лагеря, высматривали врага вдали, на горизонте, а не наверху, в небе, однако Безумец решил не испытывать свою удачу и дальше. И уже совсем скоро он осторожно спикировал в ущелье, в котором Инквизиция и нашла спасение от непогоды. Чтобы достичь своей цели, ворону пришлось проявить особую осторожность: некоторый путь он парил, оставшийся — прошёл по снегу гордой вороньей походкой, не издавая ни единого звука. К его счастью, в неосвещённых факелом уголках ущелья было слишком темно, а большинство людей слишком заняты, чтобы замечать хитрого ворона. Поэтому у мужчины получилось совсем скоро и, главное, незамеченным добраться до нужной ему палатки.

Ещё во время полёта маг заприметил важность этой палатки. Во-первых, потому что это была именно палатка, а не навес из ткани с крышей, но без стен. А во-вторых, от этой наспех собранной постройки отогнали всех зевак. Укрытия, полевой лазарет — всё где-то там, а здесь только палатка и два солдата, что караулят вход в неё. Очевидно, именно там советники решили организовать свой штаб, спрятав те письма и документы, которые никогда не должны были покинуть Ставку Командования. Именно поэтому магу стало интересно, именно поэтому он пошёл на этот риск, когда, казалось бы, свобода наконец-то вновь в его руках.

Хотя эту постройку и сооружали с расчётом на устойчивость, а плотную ткань со всех сторон придавили камнями для того, чтобы войти в неё можно было только через единственный охраняемый вход. Однако глаз птицы приметил, что с задней стороны навеса, прямо у земли, ткань была порвана. Стоит немного отодвинуть один камень, и образуется сквозная дыра. Очевидно, эту брешь советники не заметили, а строители посчитали, что не было причин сообщать о ней. Ведь дыра была очень маленькой, в неё бы не протиснулся ни гном, ни даже самый тонкий эльф, а уж тем более человек. И мужчина этим и воспользовался.

Стоило массивным вороньим клювом отодвинуть камень, так тут же дыра в ткани открылась, и ворон без особых проблем в неё пролез.

Как Безумец и думал, этот навес оказался стратегически важным. Сюда притащили наспех сколоченные, но тщательно охраняемые всю дорогу ящики. Возможно, в них спрятали самые важные документы, отчёты агентов, а, может, и всю казну и прочий золотой фонд Инквизиции. О том, что советники уже некоторое время отсутствовали в своём маленьком штабе, говорила полностью прогоревшая свеча, которая стояла на ящиках, расставленных посередине навеса. Судя по всему, эти центральные ящики стали для них импровизированным столом, за которым совсем недавно сидела их Леди Посол и под тусклый свет свечки писала какое-то официальное письмо эрлу этих пограничных земель, а то и самим правителям Ферелдена с предупреждением. А может, даже с обвинениями, мол, у вас тут отравленные красным лириумом ходят, красные монстры размером с двух кунари, а вы и молчите.

Плотная ткань палатки и полностью закрытый вход не пропустили тусклый свет призванного виспа. Пользуясь этим, Безумец принялся изучать и другие письма и свитки, которые оказались на видных местах. К сожалению для его любопытства, эти письма принадлежали в основном Жозефине и имели дипломатический характер, а мужчине это, понятное дело, было не интересно. Нашлись пару писем и для их командира о состоянии войск и прочей военной скукоте. Но не больше. С огорчением маг подытожил, что самыми важными отправлениями, в большинстве случаев принадлежащими именно Тайному Канцлеру, Инквизиция разбрасываться не стала и запрятала их в один из этих ящиков. Вскрывать их и тем самым досрочно выдавать себя мужчина, конечно же, не стал.

Тогда Безумец обратил своё внимание на сложенные в свитки географические карты. Какой-нибудь невежда или простофиля, узнав, что карты во время отступления перевозили с ещё большим трепетом, чем казну, посмеялся бы. Но на самом деле эти «каракули на бумаге» дороже и ценнее, чем всё Убежище и жизни его жителей. Поскольку точные карты Тедаса, на которые занесли все населённые пункты вплоть до самой непримечательной деревушки и все рельефные особенности местности, для военно-политической организации просто бесценны.

Безумец не удержался и очень аккуратно и практически бесшумно раскрыл самую маломасштабную, но охватывающую весь исследованный Тедас карту. От географического вида родного континента, который остался неизменным и поныне, у мужчины даже перехватило дыхание. Ну, хоть что-то это безжалостное тысячелетие сохранило. И от изучения карты мужчина даже погрузился в раздумья о его дальнейших планах. Теперь, когда он хоть сколько-то освоился в новых условиях, которые диктовал новый мир, когда он наконец-то вернул свою трость, часть своего родного мира, куда ему податься? Если бы только обстоятельства сложились иначе, он бы, однозначно, забрался в самые важные архивы нынешних государств и принялся бы изучать этот мир и историю, которую он проспал. А потом бы вновь отправился в путешествие на поиски других источников знаний. Его абсолютно не волнуют проблемы нынешнего мира, конфликты, войны. Ровно также его не волновали нынешнее положение его сородичей-тевинтерцев и других магов. Ведь в том, что от упоминания Тевинтера остальной Тедас сплёвывается словно от проклятия, а маги так вообще превратились в скот, виноваты они сами, их предки, и магистр не собирался играть в революционера.

Ах, если бы…

Но обстоятельства сложились так, что не один он здесь является гостем из прошлого. Сетий, наоборот, и в революционера, и в божество решил поиграть, только вот заигрался и уже дважды чуть конец света не устроил. И наверняка, решит всё это повторить. Безумный человек глух к зову разума.

Безумец устало вздохнул. Однажды он спросил у Соласа, почему тот будучи эльфом, магом-отступником и отшельником не сбежал, как все остальные, когда Брешь открылась, а добровольно пришёл в безжалостные лапы Церкви. «Брешь грозила всему миру уничтожением, нигде в Тедасе вскоре бы не стало безопасно, — совсем непринуждённо ответил ему маг. — Поэтому куда бы я убежал?», — пожимал плечами он и, считая своё умозаключение простым и логичным, будто искренне не понимал, почему его поступок остальных так удивляет. Этот разговор магистр припомнил не случайно, ведь он оказался сейчас в той же ситуации. «И куда же я сбегу?», — подумал мужчина и глянул на свою многострадальную руку. Пока то существо, которое он когда-то знал, живо и продолжает строить свои разрушительные планы, спасения ему не найти нигде. А значит, он вынужден будет и дальше находиться буквально в эпицентре раздробленного на два полюса мира. Впрочем, опять же активные действия и самоотверженность не про него. Делами с Инквизицией он насытился досыта. Пускай сами решают проблему с «плохим тевинтерцем», он постарается им не мешаться, не попадаться венатори, а сам пока поищет какие-нибудь знания о том, как противостоять Корифею.

Маловато для героя? Да, это так. Но он в герои и не стремился. Магистр хотел только выжить.

Чтобы понять источник сил Корифея, нужно бы изучить странный эльфийский артефакт и его связь с красным лириумом, а следовательно, со скверной. Первая зацепка — зацепка в никуда. Поскольку хозяин артефакта времён Элвенана мёртв уже несколько тысячелетий, как и вся их Империя, и уже ничего не расскажет об этом странном, но несомненно могущественном шаре. А вот со скверной всё куда проще. Поскольку Мор относительно частное и недавнее явление. В любой части Тедаса найдутся те, кто хоть что-то о нём знает.

Внимательно осматривая карту, Безумец задумался. Его любопытство требовало изучить другие территории бывшей Великой Империи. Ферелденцами и их варварскими нравами он уже насытился. Но только куда?

В Орлей? Уж, точно нет. Он успел наслушаться об их Игре. Не хватало ещё стать её участником. Он интригами и в своём-то мире до конца своей жизни насытился.

В Вольную Марку? Она ничем не лучше Ферелдена, даже хуже: нет централизованной власти, вольные города не похожи друг на друга, поэтому сложно было определить куда одинокому магу можно сунуться, куда — категорически не стоит. Да и бывал он когда-то в Эмериусе, ныне — Киркволл. И тогда-то главный центр работорговли Тевинтера оставил у него не самые лучшие впечатления, а судя по известной книге мастера Тетраса, которую мужчина прочитал, спустя века он лучше не стал. Всё та же огромная каменная глыба хоть и с величественной тевинтерской архитектурой, но провонявшаяся рыбой и морем. Фу.

В Неварру? Это государство приманивало тем, что даже во времена Кругов маги там имели больше власти, чем в остальном церковном Тедасе. Однако оно всё равно казалось слишком непримечательным, да и Безумец нравы местных изучил пока что очень плохо.

В… Тевинтер? Когда пальцы магистра, гуляющие по карте, дошли до надписи «Империя Тевинтер», сбилось не только его дыхание, а сбился он сам. Вот она, Империя. Позорный наследник своего великого предка, спрятавшийся у северного моря, но всё же сохранивший нравы тех далёких времён. Даже город Минратос ещё значился на карте в виде столицы. На секунду Безумец потерялся в себе, прикрыл глаза, тяжело вздохнул.

Дом.

Это его дом.

Он хотел вернуться.

Хотел вернуться в пусть уже и опозоренный своим нынешним положением, территориально ничтожный, но всё-таки дом. Там маги не опускают позорно глаза, не скрывают свои таланты. Интересно, а дворец архонта всё тот же? А храм Семерых? Хотя наврядли…

Но тут мечтательный взгляд белых глаз мужчины столкнулся с суровой реальностью. Во-первых, Тевинтер слишком далеко, ему пришлось бы очень долго добираться своими силами. Во-вторых, Феликс говорил, что венатори сумели протолкнуть своих даже в Магистериум, поэтому пребывание там для его свободы и независимости очень опасно.

А главное, примет ли его теперь родина?

С безграничной тоской в глазах Безумец понимал, что нет. Заявившись туда, ему придётся скрывать и свою магию, и истинное происхождение. Иначе он станет таким же, как и Старший, — символом (а не обычным живым человеком) возрождения былого Тевинтера и мировой революции для средних и, вероятно, низших классов общества, и конкурентом для архонта и магистров. То, что власть имущие его испугаются, он даже не сомневался, ведь на него и в его-то мире и жрецы, и архонт недобро косились, хотя мужчина неоднократно показывал своё полное безразличие и к духовной, и к политической власти.

Значит, остаётся именно Ферелден. Может, это даже и к лучшему. В конце концов в памяти этого государства Мор свеж сильнее, чем у остальных. Десять лет назад именно по нему прошли орды порождений тьмы, именно в Денериме, в ферелденской столице, случилась последняя битва Пятого Мора, а его ветеран, как говорят, Серый Страж до сих пор находится у власти.

Решено. Значит, Денерим. Безумец как раз грезил узнать, что же за таинственный орден такой эти Серые Стражи, и почему, как в какой-нибудь литературе заходит речь о Морах и убийстве Архидемона, так эти Стражи постоянно мелькают.

Всё-таки увиденное на карте Тедаса слишком уж сильно повлияло на настроение мужчины. Резко ему стало безынтересно всё это место и свои поиски. Снова свернув карту в свиток, Безумец присел на ближайший ящик и решил просто передохнуть. Пусть нахождение здесь для него опасность, однако пока советники не спешат возвращаться в штаб, он решил воспользоваться возможностью и хотя бы ещё минут десять посидеть без всей этой магии, колдовства и постоянных смен облика, которые всегда являются большим стрессом для излишне непластичного человеческого тела.

А заодно хотелось поскорее разобраться с лишними мыслями в своей голове. Магистр давно зарёкся предаваться тоске по родному миру, поскольку такие мысли подкашивают психическое здоровье и слишком уж приманивают демонов желаний. Однако мысли о том, что даже вернувшись домой, он не найдёт там дом, слишком уж больно рушили последние наивные желания ухватиться за остатки своего родного мира, жизнь в котором так резко, совсем неожиданно и навсегда оборвалась.

Безумец не вёл счёт времени, пока провёл здесь. Отдыхал он точно дольше, чем десять желанных минут. Его даже забавляло то, что советники так долго возятся с четвёркой героев. Наверное, наслушались слишком уж предвзятое описание произошедшего в Убежище от Кассандры и решили расспросить остальных, надеясь на менее эмоциональный рассказ. Тем временем отрывки из этих рассказов уже начали путешествовать по лагерю в виде сплетен. Даже смирно стоящие стражники у входа в палатку перешёптывались. Прекрасно их слыша, мужчина всё сильнее хмурился. Ему не хотелось, что бы сплетни именно о двух древних тевинтерских магистрах разошлись дальше стен Совета. Сплетни о Корифее и его безумных планах пускай расходятся. Покушение на трон несуществующего Создателя уж точно сплотит весь церковный Тедас да и официальный Тевинтер в этой борьбе встанет на сторону Инквизиции, если не хочет потом, после окончания войны, повторить судьбу эльфийских Долов. А вот о нём самом, Безумец верил, советникам хватит ума не распространяться. Так как информация о брюнетистом хромом могущественном маге-малефикаре, который может скрываться в любом уголке Тедаса, вызовет как панику среди населения и вспышки линчевания любых даже частично подходящих под это описание людей, так и проблемы для самого мужчины.

Казалось бы, с каждой минутой его нахождения здесь он всё больше рискует. Мало того, что один из советников (а то и все сразу) может заявиться с минуты на минуту, так ещё, если храмовники заметили его присутствие, могут начать колдовать новый блокатор, хотя… Последнее точно нет, поскольку Безумец очень тщательно следит за Завесой. В новом мире, где даже умелые тевинтерские магистры, вроде Алексиуса, не считают нужным маскироваться, сомниари рысканья по Тени даются легче лёгкого. Возможно, именно это повлияло на его излишнюю самоуверенную неосторожность, может, находясь наконец-то в покое, он слишком раскис. Пару раз, кажется, даже задремал. Всё-таки сильная усталость диктовала свои условия. А ведь, в отличие от той четвёрки, которые вернулись к своим и после сдачи отчёта могут сытыми и нагретыми улечься спать, ему ещё придётся потратить, может быть, даже всю ночь на то, чтобы спуститься с гор. Хорошо если он во время спуска найдёт какую-нибудь пещеру в долине, в которой можно будет передохнуть, а если же нет, придётся терпеть до самого Имперского Тракта и только потом искать подходящую деревушку, где его, истощённого, хромого и жалко выглядящего, конечно же, пожалеют и помогут с ночлегом. Ферелденские крестьяне слишком уж бесхитростный народ.

И хотя мужчина погрузился во все эти несложные, даже убаюкивающие мысли, он не пропустил тот момент, когда перешёптывания караульных резко прекратились, и раздался звон доспех. Видимо, те тут же встали в караульном построении. Либо важное лицо Инквизиции прошло мимо, либо возвращается в палатку. Тут же усталость мужчины как рукой сняло, и он начал готовиться атаковать первым. Если зайдёт один из храмовников, маг церемониться не станет, нашлёт заклинание паралича и сбежит ровно так же, как и попал сюда. Даже привет им не передаст, поскольку «лестных» слов от Кассандры он наслушался за сегодня на несколько лет вперёд. Если это будет леди Монтилье, то даже запугивать не нужно. Миловидная леди посол ему не опасна, ведь, мужчина приметил, она не носит даже кинжал хотя бы из соображений самообороны. Но вот если это будет Тайный Канцлер, то Безумец даже не знал, как бы правильно поступить. Эта женщина слишком умела, опытный кинжальщик так ещё и ветеран Пятого Мора. Подпустит её близко — и он обречён. С другой стороны, Лелиана подавала большие надежды, поскольку слишком богатый жизненный опыт для её относительно ещё небольшого возраста помогал ей смотреть на вещи со многих сторон, а не только через призму церковного бреда… Тем более у магистра было то, что он бы с большой охотой ей передал.

И да, сейчас ему повезло на интересности. Заинтригованный узнать, что из такой незапланированной встречи может получиться, он решил рискнуть и отложил свой план побега. Впрочем, подниматься с ящика пришлось без особого удовольствия, повреждённое падением тело ужасно ныло и болело от нагрузки.

Лелиана, не получив от стражников каких-то беспокойных замечаний, в палатку вошла спокойно. Женщина была занята изучением нового донесения, поэтому успела даже обернуться и плотно прикрыть вход в палатку, чтобы ни у одного любопытного зеваки даже не было шанса что-либо рассмотреть в щель. Однако стоило ей на мгновение отвести взгляд от письма, как тут же она заподозрила неладное. Нет, в затылок смерть ей не дышала, поскольку посторонний смерти ей и не желал, однако она заметила, что палатка, которая должна была уже погрузиться во тьму, тускло освещалась. И такой свет исходить от свечи не может, он был магического происхождения…

Профессиональные кинжальщики молниеносные, и Лелиана молниеносна. Меньше чем за секунду женщина успела выхватить свои кинжалы и уже обернулась в полной боевой готовности. Однако в дальнейшем навыков ни защиты, ни нападения не понадобилось. Хоть посторонний и был, но он не являлся ни вражеским шпионом, ни подосланным убийцей. Он был тем, кого бы женщина ожидала сейчас увидеть в последнюю очередь, и при этом никакого даже намёка на угрозу от него не последовало. Даже наоборот. Стоял он слишком твёрдо, прямо, а обе его руки смирно лежали на трости, как бы говоря, что он не спешит кидать в неё какой-нибудь огненный шар или резать запястья. Всем своим видом он показывал, что настроен на разговор, а не на битву, даже свои бесстыжие белые глаза на этот раз не прятал под капюшоном.

С каждой секундой, пока маг молчаливо бездействовал, порыв Лелианы всё больше сходил на нет, а вместо него приходило истинное понимание ситуации и даже… страх.

В первую их встречу всё было гораздо проще. Он был в их руках, умирал. Да, кем только в те дни его ни называли, какие грехи и злодеяния ему ни приписывали. Но это было не страшно, ведь, в первую очередь, он всё равно оставался человеком, а всё остальное неважно, поскольку даже на чокнутых тевинтерских сектантов можно найти управу. Во второй, совсем недавней их встрече воспринимать его как самого обычного человека было немного сложнее, ведь пугающая уверенность Соласа в своей правоте хоть и не воспринималась советниками всерьёз, но не могла быть забыта полностью. И всё-таки получалось в нём видеть просто чокнутого тевинтерца. Но вот сейчас, в третью их встречу, идти по пути наименьшего сопротивления было уже невозможно. Отряд был единогласен в своём рассказе о Корифее, о странном порождении тьмы, которому был подвластен даже дракон, смутно напоминающий архидемона. И так же единогласно они утверждали, что этот зазнавшийся кусок лириума этого не менее странного мага назвал знакомым, сказал, что они оба были в Тени.

Понимание, что перед ней стоит настоящий живой древний тевинтерский магистр, грешная легенда, вскрыло самые главные страхи женщины, те кошмары, что приходили к ней во сне даже после окончания Мора. Ей уже чуть ли не начало чудиться, что перед ней стоит не существо, похожее на человека, а самый настоящий Архидемон, который и забрал жизнь её возлюбленного. А если вспомнить, что по вине этого недочеловека погибло и Убежище, и столько ни в чём неповинных людей, то в глазах женщины чуть ли уже не вспыхнула неконтролируемая ярость. Лишь железное самообладание Соловья удержало её от неразумного шага к самосуду и картин самых беспощадных расправ, которых этому существу хотелось устроить. И как Варрик и Солас ещё могут называть ЭТО человеком?

— Людям так нравится слышать в словах других то, что именно они хотят услышать. Но может хотя бы вы сможете понять, что я не желал подобного исхода.

Да, мужчину нисколько не терзала совесть за погибших сегодня, ведь произошедшее, несмотря на все ужасные сложности, шло ему полностью на пользу. К нему вернулось его родное оружие-помощник, он сделал огромный шаг к пониманию Якоря, а Инквизиция теперь знает, что у неё дела и поважнее, чем гонка за ним. Однако скажи ему тогда кто-нибудь, что всё развернётся именно так, что только удача спасла его от поражения и гибели, Безумец бы точно рисковать не стал. Придумал бы иной способ заполучить свою трость. Не такой… безумный.

Лелиана фыркнула. Сейчас ей категорически не хотелось вести с ним никаких бесед, однако что-то в этом мужчине её успокаивало. Ей ведь казалось, что всё её впечатление о нём, сложившееся во время марш-броска до Бреши, полностью ложное. Тогда он был чуть ли не божьим одуванчиком только из-за своего бессилия и беспамятства. Однако сейчас он стоит перед ней во всей своей тевинтерской горделивой красе и говорит… так же размерено, как и тогда. Причём это было искренне. Ведь даже в таких потёмках Лелиана умудрялась заглянуть в его белые бесхитростные глаза. Конечно, какого-то раскаяния она там не увидела, но и какой-либо подлости или насмехательств не было. Лишь усталость. Очевидно, он сам хочет, чтобы этот безумный день закончился.

— «Не желал», но при этом сами заявляете, что добровольно приманили силы этого «Старшего», — вот, что отличало эту женщину от своей вспыльчивой соратницы. Ведь сейчас она старалась придерживаться того же официального «вы» в разговоре. Потому что переход на «ты» бы означал, что она первая сдаёт позицию, открыто показывает свою злость, а этому не бывать.

— Ну, начнём с того, что «сказать, что меня держат в Убежище» не значило «притащить огромную армию и дракона в придачу», — пытаясь хоть сколько-то сгладить накалившуюся атмосферу, магистр безвинно улыбнулся. — По словам Алексиуса — венатори искали меня. Этим я решил воспользоваться и дал их разведчикам ложную информацию. Надеялся, что Сетий пошлёт хотя бы пару агентов для незаметного выполнения операции по моей поимки…

В тот момент хмурый Канцлер даже скептически приподняла бровь в непонимании, мол, в чём тогда заключался смысл твоего «гениального» плана?

— Я собирался разоблачить агентов, что, несомненно, перевело бы всё ваше внимание на них и дало мне прекрасную возможность для побега вместе с моей тростью.

Это заявление чуть не вызвало у Лелианы нервный истеричный смех. Он серьёзно?! Этот вечер унёс столько жизней, почти уничтожил Инквизицию, и из-за чего? Из-за… из-за… палки?!

«О, Создатель. Ну, почему ты снова допускаешь подобное?», — голос разочарования во всей этой религии, который зародился в Сестре Соловье в день гибели Айдана, возродился в день гибели её главной наставницы Джустинии, отныне стал звучать ещё громче.

То, что их разговор был пока действительно только… разговором, мужчину несомненно радовало. Хотя и удивляло. Неужели вспыльчивая воительница своими грозными речами ещё не всех убедила клеймить его? Или эта женщина действительно способна мыслить настолько свободно?

— Я понимаю, что мои слова навряд ли станут достаточными для оправдания моего поступка в ваших глазах. Наши приоритеты слишком различны. Но всё же я прошу вас меня выслушать, — если бы они находились на нейтральной территории, а в руках женщины не было оружия, Безумец бы подошёл ближе для установки уже зрительного контакта. Однако сейчас он продолжал стоять с другого конца палатки, радуясь, что ящики, которые и стали столом, занимали слишком много пространства и мешали женщине в случае чего в мгновенном беспощадном рывке до него добраться.

Внешне Лелиана держала всю ту же профессиональную грозность Тайного Канцлера, которая никогда никому не давала усомниться в её беспристрастности и холодном рассудке. Однако мысленно хоть и на одно мгновение, одну секунду, но она всё-таки растерялась. Ведь со времени их первой встречи его речь ничуть не изменилась. Такая размеренная, спокойная, даже мирная, что ли. Пусть отныне он стоял с аристократической осанкой. Но только вот этой «важности» так и не чувствовалось. Никаких предрассудков или оскорблений, потому что она не-маг или не из его мира. Он говорил с ней на равных. И эта манера делала его настолько заумным, что даже безобидным. Как будто учёный-тихоня, и не больше… С этими мыслями она вновь окинула мужчину взглядом. Ничего не изменилось. На него невозможно не смотреть без жалости и сочувствия.

И это легендарный жрец, первое порождение тьмы? К сожалению, теперь это точно…

И всё же вернувшись к его вопросу, женщина кивнула в знак согласия. Пусть говорит. Так она больше о нём узнает, а заодно и он потеряет бдительность. Ведь Сестра Соловей не спешила с нападением или хотя бы призывом кого-нибудь на помощь. Поскольку заметила, что маг с той же хищной внимательностью наблюдает за ней, как и она — за ним. Кассандра уже рассказала, насколько он сильный маг крови. И поэтому женщина не собиралась совершать глупейшую ошибку и верить, что настолько могущественный маг не предпринял попытку защититься. Даже больше — она была уверена, одно её лишнее движение, и он тут же атакует. И хорошо, если это окажется стихийная магия, у неё будет шанс уйти от атаки, а если энтропия или того хуже — магия крови? Очевидно, в лобовой атаке у неё нет и шанса. Остаётся только ждать и подгадывать момент, чтобы застать его врасплох.

— Наверное, убеждать сопорати в ценности посоха — заветно провальное занятие. Несмотря на явную параллель между посохом и мечом в большинстве своём они продолжают утверждать, что у мага не может быть привязанности к конкретному экземпляру оружия. Но если опустить вопрос привычки и удобства, то всё равно остаётся весомый довод. Отныне трость стала для меня не только помощником при передвижении, сильным катализатором для поддержки в бою или вещью, на создание которой пришлось потрать колоссальное количество ресурсов, в особенности — денежных, но и связью с ныне забытым, но родным для меня миром. Нам ведь, всем, свойственно хвататься за прошлое. Думаю, вы меня понимаете.

Последние слова заставили Тайного Канцлера нахмуриться. Такой взгляд напугает любого, поскольку был слишком безжалостен, как и свойственно её профессии. Очевидно, женщине не нравилось, когда её образ безликой тени спадал, и кто-то начинал копаться в её душе.

— Прошу прощения, если задел нежеланную для вас тему. Ваша привязанность к вашему кинжалу была мной примечена довольно-таки быстро, поэтому мне думалось что вы этого не скрываете и вполне готовы были услышать подобные выводы от посторонних.

Заставляя его больше говорить, Лелиана надеялась, что тот потеряет бдительность. Однако от такой аккуратной, совсем мирной речи мужчины, кажется, бдительность начал терять она сама. Желание женщины всегда выглядеть безукоризненно смертоносно не позволило ей самой себе признаться в секундном непозволительном порыве заинтересованности и исправить эту ошибку, поэтому она и не заметила, как эта заинтересованность перешла уже в интерес. Ей захотелось понять, как мыслит этот мужчина. Заметил ли он этот опасный факт случайно или специально пытается сделать подкоп под непробиваемую оборону Соловья. Безумец заметил этот безмолвный вопрос на её лице, поэтому покорно ответил.

— Кинжал в вашей правой руке имеет явные признаки вещи, сделанной под заказ, а не серийного производства. Могу ошибаться, но, кажется, на его лезвии присутствует какой-то отличительные рисунок, может быть, даже герб, — прищурившись, мужчина довольно-таки успешно смог разглядеть опасное оружие, даже угадал с гравировкой. На лезвии действительно был герб, герб семьи Кусланд. — Значит, кинжал был подогнан под заказчика. Об этом говорит его рукоять: толстая, предназначенная для мужской руки — поэтому-то вы так неудобно его держите. И исходя из этого я беру на себя смелость решить, что кинжал принадлежит не вам, но его вы носите не из-за материальной ценности, а дорожите им скорее как… наверное, напоминанием о том, кому это оружие принадлежит. Я приметил ещё при нашей первой встрече, что в моменты тревожности вы кладёте руку на его ножны и особо этого не скрываете. Поэтому мне и показалось, что я могу озвучить свои домыслы, если же я ошибся или сказал непозволительное, то, повторюсь, прошу прощения.

Маг рассуждал очень спокойно, почти безэмоционально. Это заставило такого знатока интриг, как Лелиану, поверить, что он говорит из соображений логики и наблюдательности. А уж тем более он ничем не выдал, что на самом деле очень даже внимательно собирал сплетни о ней в Редклифе.

Вся злость Левой Руки сошла на нет. Лелиана здраво понимала, что в том, что маг узнал о ней лишнее, виноват не он, а она. Поскольку раньше в женщине действительно преобладала эта дурная для её профессии привычка — хвататься за кинжал, теша себя воспоминаниями, в которых умерший возлюбленный до сих пор оставался жив. Со временем она подавила это стремление. Однако после взрыва Конклава гигантская магическая воронка над головой и усталость психически сломили многих. Наверное, вот и её стресс не обошёл стороной и незаметно вернул ей привычку класть руку на кинжал Айдана. Ведь эти трепетные, нежные прикосновения помогали ей вспомнить…

Вдруг женщина заметила, что её собеседник с той же лаской держался за свою трость. Очевидно же, что с магом происходит всё то же, что и с ней в первые месяцы после гибели возлюбленного. Даже хуже. Ведь она потеряла только дорогого сердцу мужчину, а он — весь родной и известный ему мир. И это заставило Лелиану пересмотреть своё отношение к поступку Безумца. Разумеется, от такой правды менее ужасным его поступок не стал, многие погибли лишь по прихоти одного единственного малефикара. Однако и клеймить мужчину в полной бесчеловечности нельзя. В своём состоянии он просто не может поступать рационально.

— Я надеюсь, что больше вы не вспомните об этих домыслах! — рыкнула женщина, но потом чуть смягчилась. — Но в остальном вы всё-таки правы, я могу… понять вашу привязанность.

На его месте она бы поступила точно так же — не позволила даже частички того, кто её навсегда покинул, принадлежать тем, кто никогда не поймёт её истинную ценности… Погодите-ка! А ведь она точно так же и поступила, тоже совершила грех. Так как именно этим кинжалом, как говорили свидетели, Айдан и нанёс последний, смертельный удар кошмарному дракону, Церковь забрала его, опередив жадных коллекционеров. Вещь собирались провозгласить священной и выставить в главном Соборе, чтобы зеваки стекались со всех уголков мира и без какого-либо уважения глазели на оружие человека, отдавшего свою жизнь за них всех. Лелиана допустить такого не смогла, выкрала кинжал и, получается, обокрала саму Церковь.

Услышав её вердикт, хромой маг улыбнулся. Действительно приятно, что в этой своре безмозглых фанатиков есть хоть один здравомыслящий.

— Благодарю, — кивнул он. — И раз мы пришли к этому скромному, но всё-таки удивительному взаимопониманию, то я могу с уверенностью заявить, что вы так же согласитесь, что иного способа забрать посох у меня не было. Однако если вы всё же сможете найти и сказать, что было менее рискованное решение столь неприятной ситуации, то я готов признать свою ошибку.

— Как насчёт «прекратить скрываться и выйти на добровольное сотрудничество с Инквизицией»? — из-за её строгого тона сложно понять, в её словах промелькнули нотки иронии и даже шутки или, наоборот, абсолютной серьёзности.

Это предложение заставило Безумца небывало сильно хмуриться.

— «Добровольное сотрудничество»?! Вы, наверное, хотели сказать «добровольное усмирение», — очевидно, нынешняя злость мужчины была следствием естественной защиты от по-настоящему животного страха, стоило ему только подумать о ритуале усмирения. Да уж лучше смерть! После смерти маг хотя бы не станет безвольной игрушкой в руках лицемерных сопорати.

Реакция собеседника удивила Лелиану. Разумеется, она понимала, что одна из причин его бегства заключалась в страхе, что Инквизиция выполнит свои угрозы. Только вот ему угрожали пытками и тюремным заключением, Канцлер Родерик — даже повешеньем, но откуда у него зародилась уверенность именно в том, что его хотят усмирить, она не могла понять. Однако совсем скоро догадка пришла.

— Это Кассандра вам наговорила про усмирение?

Ответ ей был уже и не нужен. Ведь обеспокоенность в глазах мужчины от одного этого слова прекрасно всё подтвердила. От этого Лелиана устало вздохнула. Так вот, значит, что имел в виду Солас, когда тайком пожаловался, что если бы не Искательница, то маг был бы уже у них.

Ну, и что ей теперь делать? Воспользоваться тем, что их разговор перешёл в даже слишком мирное русло, несмотря на такие неблагоприятные для переговоров обстоятельства, и постараться успокоить, переубедить мага? Не получится — Соловей была точно уверена. Обстоятельства, когда двое готовы за любое лишнее телодвижение броситься в атаку, как и говорилось, уж точно не годились для переговоров.

Да и мужчине уже было не до этих переговоров. Очевидно, упоминание ни разу им не виданного, но уже ненавистного всей душой ритуала резко поубивало его азарт и интерес к происходящему. Какой-то даже странный диалог с Канцлером состоялся, а значит, пора уходить, пока он ещё может. Шутки шутками, но сейчас и поныне он в большой опасности.

То, что собеседник впервые за последние несколько минут зашевелился и сделал пару шагов назад, пока не упёрся спиной в ткань палатки, заставило Лелиану недобро посмотреть на него. Она поняла, что это означало конец их беседы и начало попытки мага скрыться. Поначалу женщина и не понимал, как он собирается сбегать, если единственный выход из палатки находился за её спиной, а снаружи ещё и стражники караулят. Однако стоило присмотреться, заглянуть за его спину и вниз, так тут же обнаружилась «брешь» в защите штаба. Дырка в ткани хоть и была небольшой, но Левая Рука быстро вспомнила, что и магистр — оборотень. Вот же хитрая зараза! Вот, значит, как он сумел попасть сюда так, что даже стража не заметила.

— Будете рисковать? Вы же знаете, что я не смогу вас отпустить, — сейчас Лелиана была вся на нервах. Лишь бы не пропустить момент, лишь бы не дать ему уйти… снова…

— Знаю. Но всё же надеюсь, что информация подкупит неподкупного Канцлера.

Говоря это, Безумец так довольно улыбался, будто бы уже точно знал то, что именно она выберет. Лелиану, конечно, совсем не радовали эти попытки манипуляции, однако, казалось бы, беспочвенная уверенность мага её заинтриговала. И теперь она с хищной внимательностью следила за тем, как мужчина потянулся к внутреннему карману своего плаща. Можно было предполагать многое, однако он действительно достал всего лишь с виду самый обычный свиток.

— И какая же информация может быть ценнее живого древнего магистра?

— Например, перечень возможных скорых вмешательств венатори в дела ваших государств, вплоть до диверсий и устранения конкретных лиц? — не давая больших подробностей, Безумец с улыбкой заметил, как загорелись глаза собеседницы. Очевидно, заинтересовать у него получилось. — В достоверности этих сведений нет повода сомневаться. Поскольку этот свиток был передан Алексиусу лично его командиром.

— А как этот свиток попал в ваши руки? — разумеется, Лелиана устроила допрос, в ходе которого он выдаст свою ложь или, наоборот, окончательно убедит её в своей честности. — У нас уже есть сведения о личности магистра Гериона. Человек, однозначно, до последнего стоял на службе у венатори. Поэтому не говорите, что он добровольно отдал вам свиток, содержащий информацию наивысшего уровня секретности — не поверю.

— И не скажу. Потому что секрета нет. Мне это отдал Феликс.

Что ж, пока мужчина не врал. Поскольку Дориан ей уже рассказал и о том самом больном мальчике, и о небольшом заговоре этих троих против венатори.

— Свиток не подвергся шифрованию и ложным сведениям, поскольку после ознакомления Алексиус должен был без промедления его сжечь. Поэтому и меня удивляет, как мальчик умудрился совершить подмену. Но всё-таки это у него вышло, и он желал, что бы сведения попали к Инквизиции. Я выполню его волю, но в обмен на собственную свободу, разумеется.

Лелиане совсем не нравилось, что на другую чашу весов этого изначально, казалось, бессмысленного шантажа легли такие важные сведения. Из-за отсутствия неопровержимогодоказательства лжи магистра мысли о том, что происходящее всего лишь бутафория, а в руках он держит свою же филькину грамоту, как-то сами собой начали подвергаться сомнениям.

— Ваш шантаж бессмысленный. Свиток мы и так получим, если вы будете задержаны, — нежелание идти на поводу этого человека заставило женщину перейти к запугиваниям. Она была уверена, что в панике за свою жизнь маг не успел продумать все нюансы, поэтому сейчас торгуется от отчаяния и без полного осознания своего истинного положения. На это она как раз и старалась надавить.

Однако на попытку загнать себя в угол Безумец только хмыкнул, поскольку у него было то, чем можно ей противопоставить даже сейчас.

— Не спешите с выводами, Лелиана, — на этих словах мужчина подогнал своего огненного виспа опасно близко к свитку. — Думаю, по долгу вашей профессии вам удавалось сталкиваться с, так называемой, тевинтерской бумагой. Даже одна небольшая искра заставит её вспыхнуть и полностью сгореть за секунду. Так что возьму на себя смелость угрожать вам: один ваш лишний шаг — и я подожгу свиток. Не советую проверять, что быстрее: ваша реакция или время сгорания тевинтерской бумаги. Потому что результат будет не в вашу пользу. А если вы считаете, что потеря самого документа не трагична, поскольку сведения можно выпытать из меня, то заранее уверяю — зря. Во-первых, в таких вопросах однозначно полагаться можно только на письменный первоисточник, и вы это знаете лучше меня. А во-вторых, наивно считать, что моим личным показаниям можно верить. Поскольку свиток я читал всего лишь раз, в подробности не вдавался. А сейчас уж тем более не вспомню ни написанных географических названий, ни имён неугодных венатори личностей.

Голос Безумца, как никогда до этого, не был ещё так пугающе серьёзен. Вот теперь Лелиана видела перед собой именно тевинтерского магистра, а не забитого мага-простачка. Очевидно, шутки кончились. Он не желает иметь дел с Инквизицией, хочет сбежать и сделает для этого всё — даже её убьёт. А это предложение даже больше не шантаж, а его милость и её последний шанс завершить дело мирно. Не скажешь, что такие выводы пугали Лелиану. Она же в конце концов тоже не деревенская простушка, а прекрасный воин, умелый интриган, беспощадный хитрец, убийца, профессиональный участник Игры и ветеран Пятого Мора, который ей показал столько ужасов, какие этому мужчине даже и не снились. Однако тут же в голове Канцлера вспылили недавние грозности Кассандры. Этот маг, этот… этот малефикар с помощью одного пореза сумел изничтожить в одиночку всего лишь за пару минут целое небольшое войско. И при этом это он сделал всё сам, без помощи демона, раз одержимым не стал. Подобное испугало даже Правую Руку, казалось бы, опытнейший храмовник.

Теперь к Лелиане пришла растерянность. В открытом бою с таким магом у неё нет шансов, обойти и ударить со спины не получится — палатка слишком мала и открыта для подобных манёвров, а возможности совершить внезапное нападение так и не предоставилось. Как бы она ни старалась его отвлечь, этот хитрец продолжал отчётливо контролировать ситуацию. А ещё этот свиток. При взгляде на него глаза Лелианы загорались. Если этот маг не врал и письмо действительно содержит настолько просто фантастически важную информацию, то в обязанностях Тайного Канцлера её заполучить. Ведь нужно скорее собирать новые силы, вмешиваться в планы врага, пока разумное порождение тьмы не устроило им ещё один ба-бах. Но вот кто даст ей гарантии, что этот, однозначно, не чистый на совесть магистр не лжёт?

— Какие вы можете дать гарантии, что держите в руках не пустой свиток?

— Никаких. Вам придётся довериться мне.

Лелиана вздохнула. Ожидаемый ответ на весьма глупый вопрос. Ведь она и так поняла, что ей придётся вновь действовать вслепую, по своей интуиции. Нужно было наконец-то закончить эти поиски, нельзя вновь упустить беглеца, он им нужен, нужна его метка… но также и катастрофически срочно нужны были сведения об их враге. Очевидно же, что противостояние только начинается. Но довериться? Довериться этому… человеку? Лелиана не могла себе этого позволить сделать с лёгкой руки, не после всех тех слов, которых наговорила о нём Кассандра.

Отпусти его сейчас, она бесстыдно обесценит все их старания за этот месяц. Кто знает, что такой маг без присмотра сможет ещё учудить? Может быть, они все ошиблись и не Старший их главный враг, а тот, кто скрывается под личиной беспомощного инвалида? Ведь они так мало о нём знают…

Однозначно, этот безумный месяц окончательно истрепал женщине нервы. Ведь Лелиана не заметила, как вновь излишне сильно сжала кинжал в правой руке. Несмотря на строгий жестокий взгляд этот жест с потрохами выдал все её волнения.

Ей нужен этот свиток. Но если он пуст?

Нельзя отпускать этого мага. Но как ему противостоять?

После всего произошедшего за сегодня, она не готова к бою с тевинтерцем. Она же даже не храмовник…

— Х-хорошо.

Сама не веря услышанному, Лелиана дала своё согласие очень неуверенно, почти шёпотом. Но она всё-таки это сказала, поэтому осталось лишь молиться Создателю, чтобы… А есть ли в этом смысл? Ведь уже не раз его верная рабыня убеждалась, что Он столь же безразличен к их молитвам, сколь щедр на покровительство таким вот… нелюдям.

— Я принимаю ваше предложение, Безумец, и надеюсь на вашу сознательность. Если вы сейчас соврали, то знайте, что наше доверие к вам будет безвозвратно утеряно и следующий наш разговор пройдёт уже в пыточной комнате, — теперь, когда выбор сделан, не было смысла переживать и думать о последствиях. Именно поэтому Лелиана вмиг вернула себе строгий официальный тон, понимая, что именно ей придётся брать ответственность, если выяснится, что отпущенный на свободу маг окажется монстром.

Безумец только улыбнулся. Во-первых, до последнего ему не верилось, что очередной церковный фанатик примет его предложение. А во-вторых, угроза ему была не страшна, поскольку он действительно ей не лгал.

— Что ж, а я в свою очередь надеюсь, что вы запоминаете не только проступки, Лелиана. На благодарность за спасение вашей четвёрки не напрашиваюсь, просто периодически напоминайте храмовнице, что не она вывела свой отряд из метели.

Если бы не напряжение, застывшее в воздухе, Лелиана бы даже хихикнула от последней фразы собеседника. Эти двое: хромой маг и Искательница — как будто два реагента для взрывоопасной смеси. Оставь их наедине — и искры будет достаточно, чтобы прогремел взрыв.

* * *

Они и сами не знали, зачем нужны были эти встречи на нейтральной территории в Тени. Они считали себя слишком разными, чтобы у них могли найтись темы для разговоров. А уж тем более расовая неприязнь никуда не делась.

Один всего лишь эльф. Все представители этой расы в Тевинтере в большинстве своём воспринимались абсолютно бесправным слоем общества, собственностью, вещью. Без слова, без прав, без… личности. Но и ныне много изменений не предвиделось. Они слишком долго были под тевинтерским гнётом, чтобы озлобиться, но остаются слишком горделивыми, чтобы учиться на собственных ошибках.

Второй всего лишь человек. Выходец тех давних времён, прямой и самый близкий потомок тех людей, которые уничтожили Арлатан и поработили некогда великую эльфийскую расу. Все люди захватчики и воры: как сейчас церковный Тедас лицемерно пользуется достижениями Древней Империи, так и Древняя Империя разворовывала Великий Элвенан.

Однако в чём-то эти двое были и похожи: оба сущности старых, давно забытых эпох, оба выходцы из мира, в котором магия была частью жизни, а не просто неприятной издержкой, и оба не согласны с правилами, ныне диктуемыми.

В Тени всё гораздо проще. И это правда. Ведь засыпая и оказываясь в Тени, каждый из них оставлял на той стороне Завесы все предрассудки, личные неприязни, злопамятство по поступкам прошлого, нынешние обстоятельства, проблемы и революционный планы на будущее. Оставалось лишь радостное осознание того, что во всём этом безликом на магические краски мире найдётся хоть один маг, способный, как и ты, видеть всю необъятную красоту магии и пользоваться её воистину безграничными возможностями, не пряча с позором глаза, не таясь. Потому что магия — это дар этому миру, а не его проклятье. Понимание, что по Тени бродит другой столь же способный сомниари, подталкивало на былую осторожность, заставляло не терять бдительность, заботиться о безопасности своего разума. И именно это придавало путешествию по дремлющему миру, казалось бы, уже забытой живости. Они оба знали — они не одиноки.

Примерно на том же уровне непонимания для посторонних были и их разговоры. Поскольку эти недолгие, будто случайные, беседы не несли особой ценности и необходимости для такой неспокойной мировой ситуации. Они даже не старались поднимать вопросы по злободневным темам. А зачем? Один бы ни за что не поделился своими планами и нынешним местонахождением и не стал рисковать своей свободой. А другой предпочтёт хмуро молчать, но точно не обмолвится ни об одном деле Инквизиции, её целях, успехах или происшествиях, потому что и поныне магистр для организации — враг, которого нужно изловить, а не союзник.

Солас бы наверняка сказал, что тратит всё это время здесь лишь для того, чтобы добраться до прошлого собеседника, откопать его слабости, за которые в нужный момент он или Инквизиция могут ухватиться. Однако единожды он мог признаться сам себе, что дело не только в этом.

— Истинное значение валласлина в Тевинтере было общеизвестным фактом?

Солас и не знал, зачем спрашивал о подобном. Ведь, с одной стороны, его не должно волновать, как и что было в те далёкие времена, в ту воистину чёрную эпоху для эльфов. Но, с другой, почему бы не узнать побольше о той ушедшей эпохе, но по чьему наследию живёт Тедас и поныне? Ведь достовернее информации, чем из уст человека, жившего в то время, ему не найти. Да и этот человек зарекомендовал себя настолько сносным собеседником, что в пучине Тени порой даже забывалось, что они представители разных рас, а он ещё и тевинтерец. Поскольку магистр не кичился своим происхождением.

— Разумеется. Пропаганда цепко держалась за любой факт, который бы смог унизить Элвенан, сделать его в глазах граждан ещё большей Империей Зла, — спокойно хмыкнул Безумец.

Находился бы на месте Соласа какой-нибудь долиец, то он бы тут же бешеным зверем набросился на человека за такие слова. Но этот эльф спокойно принял ответ собеседника. Да, магистр говорит такие неприятные вещи равнодушно, и, однозначно, его руки по локоть в эльфийской крови, но, объективно говоря, в том нет причин его ненавидеть. Ведь он всего лишь человек того времени, не он диктовал нормы той эпохи, он всего лишь им соответствовал.

— Официально считается, что именно жрецы языческого эльфийского пантеона клеймили валласлином своих рабов. В некоторых источниках метки так же называют частью ритуала по жертвоприношению. Однако труды квалифицированных историков говорят о том, что элвенанская религия имеет весьма, эм, интересные откровения. Я склонен верить их научным работам, хотя, разумеется, всё это остаётся лишь нашими догадками.

— И о чём говорит ваша неофициальная теория? — Солас не заметил, как этот разговор соскочил с тевинтерской тематики на эльфийскую. Но, кажется, он и не старался что-то менять. «Неужели хоть одно существо в нынешнем мире знает, кто такие эванурисы?!», — мужчина с замиранием сердца ждал ответ. Наверное, этот неосознанный порыв породила его собственная борьба с личным страхом, страхом одиночества.

Сам же Безумец от этого вопроса удивлённо глянул на собеседника. Поскольку он привык, что при разговоре с эльфами вообще не стоит затрагивать их пантеон. Ведь остроухие ревностно относятся к своему наследию и слишком уж невменяемо реагируют, если кто-нибудь, особенно человек, поставит под сомнение хоть какой-то устоявшийся факт эльфийской культуры.

— Ты уверен, что готов получить от меня ответ? Я уже наслышан о том, как обычно реагируют эльфы, если затронуть возможную ложную божественность их пантеона.

— Но я ведь не «обычный» эльф, — совсем невинно улыбнулся отшельник.

Магистр в ответ одобряюще усмехнулся. Ведь, и правда, перед ним совсем не «обычный» для нынешних времён эльф. Мало того, что в разговоре абсолютно не использует то самое глупое «шемлен», так ещё, в отличие от долийцев, а уж тем более городских, знает и умеет намного больше, нежели говорит.

Теперь окружающий бесформенный фон Тени, чья материальность была за гранью понимания большинства живущих в недремлющем мире, начал меняться. Зелёный едкий свет, который одновременно был и олицетворением всей необъятности магии, и всей её разрушительной смертоносности, отступил, заменился на привычные глазу краски. Через секунду два мага уже стояли посреди развалин какого-то эльфийского дворца. Судя по размерам это было одно из самых величественных сооружений, однако всю ту «величественность» поглотил лес, а обрушенные его части всё больше сливались с землёй.

Соласу стало не по себе, даже тоскливо, что ли. Ведь он увидел не просто очередной кусок эльфийского наследия, к плачевному виду которого он уже привык, а сооружение, по которому он когда-то бродил на правах одного из хозяев мира. Это «когда-то» по меркам нынешней быстрой жизни было очень и очень давно, но по его личным впечатлениям — совсем недавно, казалось бы, миг назад.

Очевидно, Тень воссоздала руины по воспоминаниям Безумца. А значит, в своих путешествиях магистр таким и лицезрел былой эталон величия и красоты элвенанской архитектуры. Но то было тринадцать веков назад. Наверное, нынешняя эра не сохранила даже и этих руин.

Пусть Солас и оказался окружён собственными тоскливыми мыслями о безрадостной судьбе его народа, о кощунственном вандализме людей, жертвой чьей варварской природы стал и этот дворец, но мужчина всё же поспешил от них отмахнуться, запрятать в те же дали, где поныне пока ещё спала вся чернота Ужасного Волка. Поскольку Тень могла зацепиться за его мысли и воссоздать этот дворец уже таким, каким помнит его именно эльф, а это бы, однозначно, вызвало ненужные вопросы.

Поборов секундную слабость, знаток Тени тут же поспешил за собеседником и оказался в центральном зале дворца, стены которого хранили до сих пор различимые фрески. На них в большей своей части были изображены какие-либо религиозные мотивы в общем и сами боги в частности. Вот, например, на самой целой фреске была изображена неисчислимая толпа, сидящая то ли в позе молитвы, то ли в рабской покорности, а над ней (даже над зрителями) возвышался солнечный лик их главного божества. От созерцания картины Солас невольно скривился. Хотелка у Эльгарнана всегда была отменная: памятник в свою честь — так за один день и во всю скалу, фреска со своим участием — так во всю стену. Теперь магу даже, наоборот, захотелось, чтобы на момент нынешней, девятой, эры этот дворец оказался полностью стёрт с лица Тедаса — мир стал бы свободнее на одну фреску тщеславных эванурисов.

Безумец же от лицезрения этой хорошо сохранившейся картины, понятное дело, не испытывал тот же ворох эмоций, точнее он вообще ничего не испытывал. Для него фреска представляла исключительно исторический интерес.

— Разумеется, чтобы ставить окончательный вердикт, как делали мои коллеги, нужно проанализировать все доступные исторические источники. Письменные источники современников предпочтительней всего. Но на это у нас нет времени, поэтому хочу поделиться моими личными догадками по твоему вопросу, — мужчина начал издалека, потому что до сих пор не верил, что впоследствии собеседник не накинется на него за сказанное.

Однако Солас лишь кивнул с холодным спокойствием, убеждая продолжить.

— Если изучать религиозную тематику, можно заметить интересную закономерность. В верованиях, в которых фигурируют некие высшие силы, чьё существование и чьи возможности якобы за гранью нашего понимания, появляется необходимое звено между этими силами и паствой в виде первой «жертвы», с кем боги заговорили, и её продолжателей. У нас таковыми были Архонт Талсиан и Жрецы, у нынешней псевдорелигии жрицы и, как я понимаю, некая Андрасте. Поэтому логично предположить, что и духовенство Элвенана было построено по подобному шаблону, поскольку в изученных мною современных легендах эльфы изображали своих богов так же в качестве почти безучастных, но вездесущих наставников. Однако этому противоречат фрески времён раннего и среднего Арлатана, — Безумец кивком головы указал на ту самую большую фреску. Очевидно, ради неё он и привёл их сюда, чтобы, так сказать, объяснять не на пальцах, а на примере. — Все эльфийские фрески, на которой изображён их пантеон, подобны этой. Всегда есть один или несколько образов, чья божественность подчёркивается разнообразными художественными приёмами, и покорная безликая масса то ли верующих, то ли подчинившихся. Но никогда — то самое третье звено. Поэтому я предполагаю, что свою волю пантеон излагал лично, вероятно, даже имел реальную власть и влияние над обществом, а значит, эти боги должны были существовать не как эфемерности из легенд, а в качестве реальных личностей, — окончив основную часть своего монолога, магистр снова выдержал несколько молчаливых секунд как бы в ожидании гневных возмущений от собеседника. Но таковых не последовало. — Но кем были эти «боги»? Некоторые выдвигали теорию о существовании некоего древнейшего тайного ордена умелых манипуляторов, которые создали божественные образы, вознесли их в абсолют и начали через них диктовать свою волю. На протяжении тысячелетий состав ордена, разумеется, менялся, а вот вера в образы оставалась одна. Однако тогда долгая жизнь эльфов граничила с бессмертием, и, если подумать, у них не было нужды прятаться за придуманными идолами, когда этими вечно живыми идолами они могли назваться сами. Поэтому я сторонник теории о том, что «богами» на протяжении всей вашей истории значились одни и те же личности. Но не божественной природы, а самые обычные эльфы, вероятнее всего, сильные маги, которые смогли каким-то образом возвыситься над соотечественниками.

Рассуждения человека у знатока Тени не вызвали каких-либо отрицательных эмоций, наоборот, даже скромная улыбка появилась на его лице от каких-то там собственных мыслей. Однако показывать этого он не стал. Когда Безумец в очередной раз глянул на него, Солас лишь сдержано кивнул в знак принятия таких доводов. Такое равнодушие почти что удивило магистра, однако быстрее тот догадался.

— Ты ведь знал об этом?

— Да. В твоих словах правда. Эльфы из Народа, поработившие свой же Народ. Эванурисы — так они себя назвали. Тень мне это показала.

Безумец довольно усмехнулся. Собственная правота, очевидно, очень польстила его тевинтерскому самолюбию. Да и такая потрясающая, особенно-то для эльфа, осведомлённость собеседника не могла не перестать восхищать.

— Правильно понимаю, подобные знания, полученные из Тени, стали причиной твоих разногласий с долийцами?

— Так и есть. Во мнениях насчёт истории, которую они стараются «сохранить», мы и не сошлись. А я ещё по молодости своей (да и глупости — тоже) предпринимал попытки их переубедить.

— Не думаю, что в таких вопросах словесных доказательств будет достаточно.

— Недостаточно. Поэтому я пошёл им навстречу, готов был сопроводить любого из хранителей в Тень, показать историю. Но они погнали меня прочь ровно так же, как гонят на верную смерть всех лишних для клана магов. Отныне… Видеть их не желаю!

Пока Солас это говорил, он смотрел в какую-то недостижимую даль леса, не на собеседника и уж тем более не на руины дворца. Но это было и к лучшему. Поскольку его ледяной взгляд из смеси самых, казалось бы, несовместимых чувств: и сострадания, и горя, и страха, и злости, и обиды, и ненависти то ли на себя, то ли на нынешних эльфов в частности и на весь мир в общем — точно способен напугать любого.

— Но если рассматривать этот вопрос менее предвзято, то ты несколько… несправедлив к долийцам. Тем более эльфы по природе своей слишком консервативные, покорные и очень медлительные в адаптируемости к изменениям в мире.

— «По природе»?! Не знал, что «многовековая жизнь под людским гнётом» приобрела такое невинное название.

Оба мага не были друзьями, не знали особенностей речевого поведения друг друга, поэтому в беседе они всегда придерживались особой осторожности, даже некой официальности. Эти двое столь же похожи друг на друга, сколь же и различны. Именно поэтому легкомысленная фраза или совсем безобидная шутка с особой лёгкостью могли превратиться во что-то похуже даже самых чёрных оскорблений, которое обрубит на корню не только нынешний разговор, а все возможные в дальнейшем встречи. Недопонимание могло произойти в любой момент. Однако оба мага были и слишком взрослыми, чтобы позволять себе юношескую импульсивность, а главное, умельцами в играх высшего света. Где, как не там, научишься не вестись на провокации, сходить с самых опасных тем, а также обтачивать углы выходящей из-под контроля дискуссии?

Именно поэтому Безумец не стал поддаваться на провокацию собеседника, который принял его слова за завуалированное оскорбление, коим оно, на самом деле, не являлось, но зато решил воспользоваться приёмом, переводящим все обвинения на самого обвинителя.

— Можно ли назвать твоё поведение лицемерием, Солас? Нелестно выражаешься о долийцах, но при этом сам падок на неразумные обвинения, — произнёс магистр с ехидной ухмылкой.

От этих слов ушастый отшельник хищно глянул на человека. С кулаками бросаться он, конечно, не собирался, но почти что приказал объясниться.

— Вне сомнений, века рабства у людей оставили на сознании эльфов заметный отпечаток, однако неужели никто кроме меня не думал разобраться в этом вопросе поподробнее? — театрально вздохнул Безумец. — День падения Арлатана имел особое значение. Ежегодно правительство не могло не напомнить всем эльфам Империи об их воистину позорном поражении, а своим гражданам — о величайшем подвиге полководцев прошлого. Весь мир был убеждён, что тевинтерцы захватили тот самый великий Элвенан, одолели всех могущественных бессмертных эльфов-защитников. Однако мы, исследователи, хоть и патриоты, но точно не фанатики, чтобы не понимать, что за всю нашу историю люди ни разу даже не приблизились к тому величию, коим обладала эльфийская империя в период своего процветания. Любой историк скажет, что в период этих завоевательных походов никакого «того самого» Элвенана уже не было. Он пал и был окончательно растерзан в гражданской войне ещё задолго до первого контакта между нашими расами. Что привело к такому упадку, почему эльфы растеряли своё могущество, а главное, бессмертие — вопрос для отдельных дискуссий и сейчас не о нём. Важно понять, что никакой войны на самом деле не было. Эльфы не воевали, они сдавали свои города и бежали, они не были готовы к войне, но были слишком гордые и одновременно медлительные, чтобы изменить свой привычный жизненный устой и успеть перестроиться на военные рельсы. Всё закончилось в Арлатане. Я много читал про осаду знаменитейшего города, поэтому уверен наверняка, что тогда не люди победили, а проиграли эльфы. Они должны были стоять до последнего, сражаться, а если выхода не оставалось, то уничтожить себя вместе с городом. Поскольку Арлатан был сердцем не только империи, но и сердцем всего народа. Его ни за что нельзя было сдавать врагу. Так бы поступили и люди, и гномы. Однако эльфы сдались. Большинство из них, прошу заметить, сдались добровольно, отдали «сердце» на осквернение, а себя — на пожизненное рабство, — прервав монолог, Безумец непривычно строго посмотрел на эльфа. Он хотел, чтобы собеседник понял, чтобы не обвинял в умышленном унижении или насмехательстве. Ведь в такой судьбе, а особенно, в её причинах, мужчина сам не видел ничего смешного. — Я не буду уподобляться моим менее компетентным коллегам и обвинять всю вашу расу в трусости. Ведь это абсолютно не так. Поскольку в те давние дни пало не меньше отважных эльфов, которые несмотря на творившийся кризис действительно до последнего стояли за свой мир и своих сородичей. Но почему же тогда эльфийский народ ждало полное и безоговорочное поражение? Почему они не решились отступать дальше? Да это можно было считать позорным побегом, но зато они бы сохранили свою свободу. Почему они так держались за свой город, который потом же сами и сдали? Как думаешь, Солас? Ведь никакой «многовековой жизни под людским гнётом» тогда ещё не было.

— Эванурисы… они слишком долго держали наш Народ в рабстве. Настолько долго, что когда Народ оказался свободен, он не воспользовался этим, потому что… не умел. Он покорился захватчикам, потому что кроме беспрекословного подчинения ничего не знал на протяжении тысячелетий… — тихо совсем шёпотом произнёс Солас. Не понятно, то ли отвечал на вопрос собеседника, а то ли сам себе со стыдом признавался. При этом идеально ровная осанка гордого эльфа вмиг растеряла всю свою ровность, и он стоял, сжавшись, словно юнец, пожуренный родителями за провинность.

— Именно, — одобряюще кивнул человек. — После подобных откровений особенно хочется считать правдивой легенду, где Фен’Харел избавляется от этих магов — или кем они там в дальнейшем стали. Впрочем, насколько сильно их эгоизм, цинизм и гордыня изувечили сознание целой расы, вероятно, до конца не понимал даже он.

— До конца не понимал даже он… — словно в бреду шёпотом повторил Солас последние слова магистра.

Пусть поднятые в нынешнем разговоре откровения имели нерадостный окрас, но последние слова Безумец произнёс в достаточно-таки шуточной манере. Ведь что бы ни сделали эти эванурисы, кем бы они там ни были, и сколько бы ни терзали свой же народ, для мужчины они не больше, чем просто пережитки прошлых чудных эпох, ныне почти забытая история.

То, что его собеседник от достаточно-таки бытового обсуждения всех этих «пережитков», кажется, впервые впал в настолько сильную вдумчивость, хромого мага, конечно же, удивило, но он не стал расспрашивать или ещё каким-то образом лезть в душу эльфа. По многим причинам. Да и нечего было нарушать простоту Тени и тормошить собственных демонов. Ведь встречались они здесь не для этого, а чтобы просто поговорить о магии, о Тени, об истории — в общем обо всём том, что нынешний, будто бы усмирённый, мир не одобрял.

Молчание собеседника Безумец интерпретировал как окончание их сегодняшнего разговора. Ничего удивительного. Их странные встречи чаще всего тем же странным образом и заканчивались. Однако сейчас мужчина не спешил покидать это место, рушить образ. Отойдя от центральной части руин, маг вскоре оказался практически на краю возвышенности, на которой был возведён дворец. И именно отсюда открылся прекрасный вид на всю зелёную долину. Вид нерукотворной, природной красоты под вечерний приятный свет солнца, которое Тень соответственно любезно окрасило, навивал некое даже магическое спокойствие. Безумец усмехнулся, вспомнив. Ведь когда-то в реальных руинах эльфийского наследия он также стоял здесь и посматривал на потрясающие пейзажи арлатанского леса… Это было так давно, теперь, кажется, вечность назад, что даже не верилось в правдивость. Ведь тогда многое было по-другому: другие обстоятельства, другие цели, мечты… Да и жизнь была совсем другой.

Вопреки ожиданиям человек пока не остался тут один. Ведь вскоре он услышал шаги второго сновидца. Сегодняшняя встреча впервые за долгое время зародила в древнем эльфе столь тяжёлые мысли. Очевидно, когда он отправится дальше в одиночку путешествовать по Тени, маг очень тщательно всё обдумает, вновь и вновь дословно переберёт сегодняшний их разговор. А сейчас Солас решил воспользоваться моментом и также насладиться знакомыми видами. От прошлой растерянности на лице хитреца не осталось и следа, что-либо увидеть лишнего через эту маску холодного спокойствия не сможет даже магистр.

— А почему пропаганда ваших времён всеми силами не держалась за теории о ложности эльфийского пантеона? Кажется, что-либо позорнее этого пятна в нашей истории не найти.

— Если достаточно громко кричать о подобных истоках одной религии, то кто-нибудь однажды обязательно спросит: а почему бы истоками нашего семибожья не быть такими же? Сомневающаяся паства жрецам, разумеется, не нужна. Поэтому безопаснее было признать эльфийских богов лишь вашей фантазией, а вас самих — наивными язычниками. Впрочем, и не каждый магистр был готов поверить, что небольшая группа выходцев из просвещённого общества, на фоне которого даже Тевинтер выглядел лишь блеклым подражателем, осмелилась тысячелетиями держать своих же сородичей в рабстве, возведя вокруг себя культ принудительного поклонения.

— Не так уж это и удивительно. Гордыня в природе каждого из нас. Уверен, не была бы жизнь людей так скоротечна, среди вас нашлись бы свои «эванурисы».

— И не сомневаюсь. Синоду даже скоротечность не помешала неисправимо изуродовать весь мир…

Глава 10. Планы на будущее

Отныне сборы в Ставке Командования проходили в новой обстановке. Да и сама эта «ставка» претерпела вынужденные изменения. Теперь это уже не просто тёмный переделанный закуток в здании церкви, а вполне себе презентабельный замковый зал. Хотя тоже самое нельзя было сказать о самом замке. Скайхолд достался Инквизиции в слишком плачевном, в плане удобств, состоянии. Но ругать за это каменного «старичка» смели только глупцы. Остальные прекрасно понимали, что замок — лучшее решение всех их проблем. Ведь, потеряв базу в виде Убежища, куда бы выжившие герои того ужасного вечера подались? Унижаться, падать всем Советом на колени перед власть имущими Ферелдена, Орлея или даже Церкви, чтобы заполучить в аренду хоть какой-то жалкий кусочек земли? Пришлось бы. Но, к счастью, Создатель смилостивился над ними. Правда, то, что вся эта «милость Создателя» выглядела, как лысый хитрый эльф, только желание которого делиться своими секретами смогло помочь найти это удивительное строение, церковники спокойно решили упустить.

«Здесь Инквизиция сможет укорениться и вырасти», — эти пророческие слова мудрого эльфа сейчас уже никто и не вспомнит. А жаль. Может быть, тогда и заметили бы, что это было не наставление, а вполне себе чёткое словесное разрешение. Хозяин дал им разрешение.

Несмотря на то, что Скайхолд пришёл в упадок, покрылся трещинами, пробоинами, но замок всё равно не подавал даже ни одного признака обрушения. Гномы Инквизиции, проводившие анализ состояния сооружения, хоть и с насмешкой фыркали, мол, «не умеют эльфы строить, а эта махина только и держится на их эльфинячих магических соплях», но вот мысленно всё равно восхищались. Бывшие дети Камня были уверены, что каменный «старик» переживёт их всех и спокойно простоит на горе ещё ровно столько же, сколько уже стоит здесь, а то и больше.

* * *

Игривый ледяной ветер с воем нёсся по коридорам старинной крепости, шутил с новыми постояльцами. То сквозняком сдует чью-то важную писанину со стола, то шаловливо заберётся под юбки девиц, подхватывая и унося с собой их визги, а то и, раззадорившись, начинал до костей обдувать холодом жителей. В такие моменты не выдерживали даже самые устойчивые и начинали стучать зубами.

Сейчас Ставка Командования подверглась именно третьему «нападению» стихии. Впрочем, от напоминания о том, что Скайхолду необходим капитальный ремонт, присутствующие только буркнули и посильнее укутались в свои тёплые одеяния. Им было не до холода. Ведь созыв совета был внеплановым да ещё и с участием особо важных персон Инквизиции. Значит, произошло что-то действительно важное и требовало безотлагательных решений.

— В Денериме неспокойно, объявлено военное положение. По предварительным сведениям от моих информаторов, в городе открылся разрыв, — беглым взглядом вновь пробежавшись по донесению, Лелиана сообщила столь неприятную новость, из-за которой совет и был созван.

Эти слова намного лучше ледяного сквозняка справились с его задачей: заставили присутствующих содрогнуться и поёжиться. Ведь произошедшее куда страшнее холодной погоды. Все аналитики единогласно голосили о том, что если разрывы появятся в развитых частях государств, ещё хуже — в городах, то это приведёт к колоссальному числу жертв. А сейчас дела обстояли даже ещё хуже, поскольку атакована целая столица. Свидетели всей разрушительности Бреши и её придатков прекрасно понимали, что даже один разрыв может сделать то, что не смогли в своё время ни Орлей, ни Мор, а именно, заставить ферелденскую столицу пасть.

— В том, что это разрыв, сомневаться не приходится, — этими словами Сестра Соловей тут же отчеканила появившиеся вопросы о достоверности разведки. — Образовался в эльфинаже. Говорят, там сейчас неразбериха. Был пожар. Но угрозы для остальных частей города пока нет. Маги сообщают о небольшой мощности разрыва и, следовательно, небольшом количестве демонов, так что солдаты успешно удерживают их в пределах эльфинажа.

Эти подробности хоть сколько-то успокоили разгоревшуюся панику среди присутствующих. Если разведчики Канцлера правы, то катастрофы, возможно, удастся избежать, ведь эльфинажи всегда строились так, что их в случае чего можно спокойно изолировать от остального города. Правда такая изоляция приведёт к огромному количеству жертв среди местных жителей — эльфов, но в данный момент все постарались об этом аккуратно умолчать. Каждый, даже бесконечно харкающий в сторону Тевинтера за легализованное рабство и бесправие рас, хладнокровно рассудит, что уж лучше пусть падёт эльфинаж, чем весь город.

— И откуда этот разрыв там взялся? Диверсия венатори? — устало вздохнул Каллен и потёр переносицу носа. Ведь он уже предвкушал, что пока его солдаты будут доблестно помогать силам короля, ему придётся местным политиканам доказывать, что командор Инквизиции привёл свои войска в помощь, а не для захвата. А им ведь шиш что докажешь.

— Связать происходящее с силами Старшего мы пока не можем. Да и по известным нам данным венатори не планировали каких-либо действий в столице Ферелдена, — ответила Лелиана и при этом украдкой улыбнулась. Ведь «известные нам данные» были ею получены как раз из свитка, переданного хромым магом. В полной достоверности этих сведений она уже убедилась.

Вот же поганец — не обманул!

— Разрыв мог образоваться и стихийно, — вмешался знаток Тени, — всё-таки после событий десятилетней давности Завеса там до сих пор в весьма плачевном состоянии. Только удалённость Денерима от Бреши уберегло город от разрывов большей мощности.

— То есть раньше никаких разрывов не было, а тут взял и случайно появился?! — скептически фыркнула Искательница.

— Я не говорил, что «случайно»! — шикнул Солас. Мнимое всезнайство тех, кто на самом деле не знает ничего, любого разозлит. — Если судить по размерам разрыва, то Завесу повредило совсем небольшое количество энергии. Её выброс вполне мог нечаянно осуществить любой сильный, но неопытный, необученный маг.

«А может, и специально», — с этой мыслью два храмовника переглянулись между собой. Предположение и очередное обвинение в сторону хромого малефикара остальные бы не поняли. В конце концов почему во всех бедах обязательно должен быть повинен этот маг? У них ведь есть и другие враги. Однако ни Каллен, ни Кассандра не отказались от, казалось бы, безосновательных обвинений. Ведь их храмовничьи инстинкты вопили во всю.

— Хорошо, — буркнула Пентагаст, не став больше спорить со знатоком Тени. — Скажите лучше, нам известно где сейчас хромой?

Монолитной скалой облокотившись о стол руками, Кассандра тяжёлым взглядом окинула всех присутствующих. Ведь она понимала, что, даже изолируй король часть Денерима, проблема с разрывом не решится. Держать его открытым внутри города это всё равно, что держать у огня взрывоопасную смесь: рано или поздно рванёт.

— После событий в Убежище Безумец спустился с гор, добрался до Имперского тракта и продолжил по нему путь, обходя озеро Каленхад по северу. Видимо, уже догадавшись о слежке, особо не скрывался. На ночлег оставался в прилежащих деревнях.

— И где только он берёт монеты для ночлега? — усомнилась Кассандра.

— Мародёрствует, конечно же, — заверил Резерфорд. — На тракте в лихих людях никогда недостатка не было. А они-то уж точно не упустят настолько лёгкую добычу в его лице. Только, что-то мне подсказывает, мастеров борьбы с настолько сильным магом у них не найдётся, — Каллен говорил даже с излишне коварной улыбкой. Если выбирать между весьма мирным малефикаром и ничтожными представителями человеческих пороков и любителями лёгкой наживы, то командир всё-таки будет ратовать за первого.

— Последнее, что мне известно, он делал остановку на несколько дней в деревне, чья пристань раньше обслуживала лодки из Башни Круга. Большая вероятность, решил изучить Башню. Однако куда он отправился потом, неизвестно. Аналитики предполагают, что — в Денерим, как в самый развитый в тех краях город. Но это только предположение. Приставленный к нему агент больше на связь не вышел.

— Искали?

— Разумеется. Но безрезультатно. В тех местах шли сильные ливни, так что все возможные следы смыло.

— А господин маг не мог обнаружить и сам расправиться со слежкой? — неуверенно спросила Жозефина.

— Мог. От этой твари ничего хорошего и не ждёшь, — фыркнула Кассандра. А мысли о беглеце заставили её ещё больше нахмуриться, даже передёрнуться от отвращения.

— Обнаружить — маловероятно. Был послан один из моих лучших агентов. Однако если он совершил ошибку и сам дал себя обнаружить, то такой исход возможен. Не думаю, что Безумец захочет оставлять за собой хвост, — рассудила Лелиана.

Вновь отчётливо можно было услышать недовольное ворчание воительницы. Очевидно, ей очень не нравилось, что соратница называет опаснейшую тварь по имени. В её понимании он этого не достоин.

Отчёт их Тайного Канцлера всех огорчил. Ведь без беглеца они не смогут закрыть разрыв, а где он, не знал никто.

Что же получается, Денерим обречён?

— Солас, ты уверен, что нет другого способа?

— Уверен, Сестра Лелиана, — кивнул эльф. Пожалуй, из присутствующих он был самым спокойным. — Я достаточно хорошо исследовал разрывы. Даже со всеми моими знаниями и способностями в области духовной магии и Тени я не смог никак воздействовать на них. Остальные школы уж тем более будут бесполезны. Так что мы не знаем способов закрыть разрыв без Якоря. Правда, насколько я помню, маги Фионы разрабатывали теорию о замедлении процессов, происходящих в разрыве, вплоть до полной их «заморозки» на время. Однако реализовать её на практике у нас так же не выйдет.

— Это ещё почему?

— В теории маг может влиять на функционирование разрыва или хотя бы отгонять от него демонов. Однако так воздействовать на процессы Тени без разрушительных последствий могут только опытные сновидцы. Мы знаем о существовании только одного такого в лице носителя метки.

Солас еле-еле скрывал довольную улыбку, пока наблюдал как нервничает воительница из-за его слов. Разумеется, её ужасно гневило то, что существует только два способа хоть как-то справиться с разрывами и оба они завязаны на одном единственном ненавистном ей маге.

— Солас, так ты же вроде тоже сомниари, — раздался скучающий голос тевинтерца.

Дориан в угоду своего образа стоял, облокотившись о стену, в стороне от остальных и делал вид, что ему важнее уложить в правильную причёску свои скатавшиеся после сна волосы, чем участвовать в совете. Те, кто не догадывался, что его очередной приступ нарциссизма всего лишь часть умелой маски легкомыслия, уже мысленно оплевали и этого сынка магистра, и весь Тевинтер заодно. А вот остальные, как, например, Лелиана или Солас, не обратили никакого внимания на его кривляния перед зеркалом. Очевидно, молодого тевинтерца тоже пугали произошедшие события, и он, как и остальные, пытался придумать решение.

Впрочем, слова Дориана стали для эльфа проблемой. Ведь Солас увидел, как от такой новости на него хищно и с подозрением уставились храмовники. Нынешний мир имеет слишком уж неправильную характеристику способностей сомниари. Нет, убить любого, кроме гномов, через Тень, во сне, они действительно способны, только вот авторы этих легенд как-то невзначай забывают упоминать, сколько сил нужно потратить и какой опасности подвергается маг во время таких бесчестных манипуляций. Ведь любые нарушения естественных процессов Тени не остаются незамеченными демонами. Поэтому чем больше сновидец тонет в собственной вседозволенности, тем страшнее демоны прискачут, облизываясь. Однако сопорати об этом, конечно же, не знают. Поэтому-то Солас и не причислял себя к сновидцам, не хотел лишних подозрений.

Однако вот тевинтерец его выдал. И эльфу оставалось только злиться из-за полученных новых проблем и удивляться тому, как этот маг будучи не-сомниари за такой короткий срок смог разобраться, почему ощущаемая связь отшельника с Тенью гораздо сильнее, чем у остальных. Молодой Павус действительно одарённый маг, а главное, имеет прекрасную магическую теоретическую подготовку, которая и позволяет направлять всю его «одарённость» в правильное русло. Как бы сильно Солас ненавидел Тевинтер, но он смиренно готов был признать, что хотя бы там остались те, кто способен воспитать истинного мага.

И теперь мужчина также признал, что очередной вяк мальчонки-мага был очень даже вовремя. Ведь эльф единственный, кто может разговаривать с духами и смотреть в прошлое, запечатлённое в Тени, а это, конечно, не могло не вызывать у опытных храмовником вопросов. Так что рано или поздно ему бы всё равно пришлось оправдываться. Так почему бы и не сейчас?

— Я не считаю себя сновидцем. Методика обучения таких как я сохранилась только в Тевинтере, поэтому, как вы понимаете, в юности у меня не было возможности пройти должную подготовку. Приходилось учиться самостоятельно, буквально интуитивно. Для взаимного обмена знаниями с мирными жителями Тени этого вполне хватило, но не больше. Поэтому мои попытки повлиять на процессы Тени, вероятней всего, окончатся без положительного результата. В лучшем случае для окружающих я стану одержимым, в худшем — произойдёт сильнейший выброс энергии и увеличение нестабильности Завесы на порядок, — врал Солас и даже не краснел.

Для недоверчивых храмовников этого объяснения было вполне достаточно. Им стало гораздо спокойней. Дар сновидца у эльфа объяснял его, порой казалось, слишком фанатичную любовь к Тени. При этом все так жеповерили, что будучи отшельником-одиночкой он действительно не мог выучиться до уровня легендарных тевинтерских сомниари.

— Ещё есть сомнительная, но всё же возможность использовать магию крови. Всплески не-теневой магии на какое-то время теоретически могут помешать демонам добираться до разрыва, — продолжил рассуждать Дориан.

— Слишком неоправданный риск. Шанса выдержать такой наплыв взбешённых демонов и не стать одержимым почти нет. Тем более история уже доказала, что неконтролируемые воздействия магией крови на Завесу и Тень ничем хорошим не заканчиваются, — вступил в магическую полемику Солас.

— Поэтому и говорю, что возможность сомнительная. Решиться на такое можно только в самом крайнем случае. Да и мага подыскать нужно сильного и желательно до безрассудства смелого, а ещё с десятка два опытнейших храмовников для подстраховки.

Советники хоть и не вмешивались в рассуждения магов, но внимательно их слушали. Именно поэтому теперь они знали наверняка, что для работы с разрывом подойдёт только один единственный уже проверенный способ — Якорь. Два других способа «отсрочить неизбежное» слишком опасны.

— Значит, снова нужно кидать все силы на поиски хромого! — буркнула Кассандра и выместила накопившуюся злость в виде удара рукой о стол.

— Предлагаю на этот раз снарядить поисковой отряд солдат вместе с храмовниками, — предложил Каллен радикальный, силовой метод решения проблемы.

— Плохое решение, командор. Он уже доказал, что в борьбе с ним численность решает не многое, — вопреки своему нежеланию вмешиваться в стратегическое планировании дел Инквизиции, сейчас Солас всё-таки возразил, чтобы советники опять всё не испортили.

— Там будут храмовники! — упёрся сэр Резерфорд, как и положено человеку, отвечающему за силовое решение вопросов.

— А тогда, в Убежище, были тевинтерские маги, вероятно, даже маги альтуса. Но что-то им это совсем не помогло, — сразу пошёл эльф с козырей, потому что заметил, что командир опять начал недооценивать способности беглеца.

— Солас прав. Нельзя вновь недооценивать Безумца. При прямом столкновении и численном перевесе у нас, несомненно, огромное преимущество. Однако мы так же не знаем всех его возможностей. Не исключены огромные потери среди солдат, вплоть до полной его победы. А если с первого наскока не получится его захватить, то наши отношения с ним полностью испортятся. В лучшем случае это вынудит его затаиться, в худшем, он перейдёт на сторону Старшего, — возразила Лелиана.

— Тем более, командор, как вы будете объяснять правителям Ферелдена причину нахождения военного отряда Инквизиции на территории их государства? — встала на сторону подруги и Жозефина.

— Хорошо, — смиренно признался Каллен в неудачности своего плана. — Тогда что вы, Сестра Лелиана, предлагаете?

— Повторить предыдущий опыт — создать небольшую поисковую группу. Только на этот раз группа будет отстранена от других дел Инквизиции и иметь одну единственную задачу — перехват беглеца. Это повысит её мобильность, — предложила Левая Рука и, не получив возражений, продолжила. — Постараемся сыграть на незаметности, неожиданности. Также есть предложение создать группу из более лояльных к беглецу участников и магов. Это повысит шанс договориться с ним мирно. Хотя сам шанс, что он согласится, совсем небольшой. Всё-таки тевинтерцы слишком упрямые.

— Подтверждаю, — кивнул Дориан.

— Но лучше уж такой шанс, чем полная невозможность договориться без использования силовых методов.

Возражений снова не последовало. План, конечно, был не идеальным, всё-таки для такой работы лучше послать одного человека. Так бы вышло и быстрее, и незаметнее. Но это гораздо менее безопасно. Вон одного разведчика они уже потеряли.

— Советую на «переговоры» с Незабудкой взять товарища по ремеслу. Клин клином, как говорится, — произнёс вечно неунывающий гном, разбавив своим голосом напряжение, зависшее в воздухе.

Впрочем, Варрик абсолютно не хотел, чтобы всё переходило в кровопролитие. Выдвигая кандидатуру друга, он надеялся, что два не-любителя Церкви найдут общий язык.

— Малефикар пойдёт искать малефикара. Ну-ну, — фыркнул Каллен, недовольно сложив руки на груди.

— Приходится, если храмовники в очередной раз показали лишь свою никчёмность, а ты — в первую очередь, — получил командор в ответ слишком фамильярный и грубый ответ.

Конечно же, оскорблённый командор в долгу оставаться не хотел, однако стоило ему встретиться с суровыми карими глазами того, кто стоял рядом с Варриком, так весь запал Резерфорда вмиг куда-то улетучился. По той же причине возмущений о неподобающем обращении к одному из глав Инквизиции не последовало и от других желающих.

Разумеется, в глазах Гаррета не было чего-то страшного или до ужаса кровожадного. Хладнокровие маньяка ему не свойственно. И всё же он был известен своим неспокойным и непростым характером. Холодная рассудительность и безбашенная вспыльчивость, оказывается, могут уживаться в одном человеке.

Хоук всю жизнь слишком уж отличался от обычных магов Круга или отступников. Он достаточно-таки слабый маг, мастером какой-либо школы ему никогда не стать, но мужчина полностью это компенсировал своей всесторонней развитостью. Мало того, что Гаррет был знаком с заклинаниями всех доступных ему школ, даже магии крови не чуждался (хромает только созидательная магия в связи с его характером), так ещё он был прекрасным воином. Сейчас за спиной так и висел его известный посох, переделанный под какое-то подобие древкового оружия. А слишком уж крупное его телосложение не соответствовало маговым нормам. Тем более он никогда не носил «юбки», только — доспехи. Вот так, не знай, кто стоит перед тобой, точно спутаешь его с каким-нибудь безмозглым головорезом.

А добавь ко всему вышеописанному суровый взгляд — и уже перед глазами родился образ того самого великана — заступника всех магов церковного Тедаса. И хотя Хоук себя в «заступники» не записывал. Чхать он хотел на других, чужих и не собирался подставлять свою задницу или задницы друзей под их проблемы — сам прямо так и говорил. Однако народная молва неумолима.

Впрочем, всё это было известно о нём уже давно. Через сплетни, личные встречи или по книге Варрика. Сейчас многим было важнее узнать, как изменился этот человек после четырёх лет бегства от псов Церкви — храмовников — и их поводырей — Искателей. В «справедливость» расследования последних весь мир в очередной раз убедился, когда Мередит посмертно оправдали, зато Орсино, который лишь был вынужден защищать своих подопечных, под опалу попал ещё сильнее, чем даже Андерс. А уж о роковом бездействии Владычицы Церкви Эльтины и самой Верховной Жрицы вообще усердно умолчали.

И надо сказать, роль беглеца сказалась на Гаррете не лучшим образом. Ведь все присутствующие на совете (разумеется, опять исключая Соласа) были примерно одного возраста: от тридцати до сорока лет. Возраст Хоука тоже входил в этот интервал, только вот он единственный выглядел как минимум на десять (а то и все двадцать) лет старше. За весьма неухоженной чёрной бородой скрывалось лицо какого-то замученного жизнью старца, но никак не человека, который буквально только несколько лет назад перешёл порог от лихой молодости к вполне уже сформированной взрослой личности. Почти параноидальные мысли о преследователях и постоянные переживания за судьбы друзей не могли не сказаться и на здоровье, о чём красочно говорило его весьма истощённое и бледное лицо уже даже с парочкой морщин. А в завершение к нынешнему образу нельзя не упомянуть и о его волосах. Очевидно, во время своих перебежек по миру Хоук не очень-то озадачивался состоянием собственных волос — когда те отрастали на уже неудобную длину, он в полевых условиях просто срезал лишнее ножом. Поэтому то, что сейчас находилось на его голове, «причёской» язык и не повернётся назвать.

Поэтому, к примеру, миловидная леди Монтилье на Защитника смотрела с замиранием сердца от ужаса. Царице балов уж точно было необычно видеть, что аристократ почти что её уровня будет выглядеть так по-бандитски дико. И всё же Жозефина не позволила себе встречать долгожданного гостя по одёжке. Женщина благоразумно понимала, что от того, кто четыре года до паранойи боялся приближаться к любому городу, к любому тёмному переулку, зная, что в каждом из них могут прятаться обозлённые храмовники, а то и убийцы из Воронов, не стоит ждать прибытия в Скайхолд в костюме какого-нибудь расфуфыренного маркиза.

Впрочем, самому Хоуку было всё равно, что на совете его вид был самым вызывающим и что даже какой-то странный, но умный эльф-отшельник выглядел не в пример опрятнее и цивилизованнее его самого. Ведь он знал — он рискнул и прибыл в штаб Инквизиции исключительно по просьбе друга и менять себя и шутом прыгать перед святошами не собирался.

Как Варрик и предполагал, новость о таком эффектном и незабываемом возрождении точно убитого и уже забытого врага не могла оставить Защитника Киркволла в стороне. В своей весточке писатель не скупился на пёстрые описания произошедших по вине Корифея событий, так же поделился «потрясающей» правдой о его происхождении, а заодно и посмеялся над хозяевами той самой злосчастной тюрьмы в Виммарских горах, которые за тысячелетие даже не подумали о том, что слишком уж человекоподобное и магически подкованное порождение тьмы в, очевидно, тевинтерских тряпках является (О, чудеса!) тем самым тевинтерским магистром.

С этой новостью Гаррет решил бы тут же направиться к хоть и не другу, но единственному хорошему знакомому из Стражей — Логэйну. На то было две причины. Во-первых, Логэйн последние несколько лет как раз и занимался изучением произошедшего в тюрьме Стражей, разделив предчувствия Хоука о том, что от такой хорошей концовки истории, как окончательное убийство странного эмиссара тьмы что-то уж слишком скверно пахнет. Причём, как в переносном, так и в прямом смысле — порождения тьмы ужасно зловонные твари, а их трупы — тем более. Во-вторых, в рядах Стражей (особенно орлейских) пошли какие-то странные волнения. На фоне слухов о том, что среди террористов-смертников, напавших на Храм, были Стражи, такие волнения вне моровой период выглядят уж очень подозрительно. И, как недавно сообщил ветеран Пятого Мора, у него уже есть некоторые неприятные домыслы на эту тему.

Однако Хоуку эту встречу пришлось отложить, ведь вторая часть письма друга содержала информацию о, предположительно, ещё одном «том самом» магистре и просьбе именно в его поимке. Конечно, из-за наивысшего уровня секретности Варрик не мог раскошелиться на подробности, но намекнул, что со вторым магом всё ещё туманнее, чем с первым.

И вот Защитник прибыл в Скайхолд за этими подробностями, а сейчас стоял на совете и очень внимательно, но молчаливо слушал. Поначалу Хоук и не планировал долго тратить время на задание, «того самого» магистра он уже априори ненавидел всей душой, поэтому хотел как можно быстрее добраться до беглеца, скрутить (а лучше, чтобы больше не бегал, переломать ему что-нибудь) и передать гром-бабе — Искательнице — а самому уйти и больше не связываться с этим церковным гадюшником, пока они не опомнились и не повязали его самого.

Но первые предпосылки к корректированию своего изначально беспристрастного плана появились уже тогда, когда Варрик после прибытия друга устроил тому экскурсию по Скайхолду. Тогда-то на лице вечно хмурого Хоука промелькнули искренние эмоции удивления. Да, он слышал, что Инквизиция взяла под свою опеку магов, и те даже вроде не жалуются на содержание. Однако одно дело слышать от какого-нибудь, однозначно, пустословного торговца или трактирщика, и совсем другое — лично видеть, что лучше, чем в Инквизиции, маги живут только в Неварре или Тевинтере. И это под управлением Совета, члены которого отборные фанатики! Ну, или по крайней мере он так думал раньше. А когда Гаррет узнал, что в число самых доверенных людей Совета входят два мага (да ещё какие — чистокровный тевинтерец и странный эльф из-ни-от-куда), то окончательно убедился, что хоть и частично, но есть среди советников разумные люди. Почему «частично»? Да потому что ему уже сходу не понравилась воительница, одна из тех лизоблюдов — Искателей — которым хватило совести оправдать Мередит.

Именно это первое впечатление в дальнейшем и сыграло важную роль в оценке Хоуком своей задачи. Точнее, чем больше и чаще Кассандра вспоминала недобрыми словами объект его поисков, тем больше Гаррету этот неизвестный маг начинал нравится. Ведь как любит говорить Андерс: «Послушай церковника и сделай с точностью наоборот». Да и Варрик каждого проходимца кличкой не «награждает». Поэтому свои симпатию и даже зародившееся сочувствие мужчина не считал ошибочными. Слишком уж странные и порой нереальные сведения крутятся вокруг чудного хромого мага. Любопытному от природы Хоуку стало интересно. Больше он не был так категоричен в оценке «того самого». В этом вопросе он стал солидарен с другом. Всё-таки если бы хромой маг был точной копией Корифея, то давно бы уже перешёл на его сторону, а так — нет, до сих пор скрывается от обеих сторон конфликта.

Да и как признался Варрик: он пригласил друга не для силового решения вопроса, а надеялся, что они могут найти общий язык. Уверен отчего-то гном, что хоть беглец и тевинтерец (и какой ещё тевинтерец — древний!), он лучше многих расположен к дипломатии и вполне себе мирный, если, конечно, его не провоцировать, а то кончишь, как те же венатори в Убежище: бескровно, но с криками.

В дальнейшем совет прошёл без новых новостных потрясений, а поэтому его участники были заняты лишь подробной разработкой уже озвученных планов. Разумеется, разработка велась не с полными подробностями. Позднее, после отдыха, советники вновь соберутся в одиночестве и окончательно утвердят план их дальнейших действий. Заодно, может, к тому времени и новое донесение от агентов дойдёт, которое бы могло хоть сколько-то прояснить нешуточные события, происходящие в Денериме. Сейчас же пока что в основном выслушивались предложения от остальных.

Оставшееся время Хоук был столько же молчалив и безучастен. Несмотря на свои впечатления он пока не доверял ни одному из советников и до сих пор держал в голове план поскорее прекратить сотрудничество с Инквизицией, пока они ещё видят в нём Защитника, а не пособника террористу Андерсу, убийцу рыцаря-командора, а заодно и революционера, из-за действий которого и началась гражданская война между магами и храмовниками… (И ещё огромное множество ярлыков, которые на него навесили Искатели и любимая всеми Церковь). Именно поэтому мужчина не хотел выделяться и участвовать в планировании.

И всё же не выделяться не получалось. Однажды, отвлекаясь от обсуждения, Кассандра зыркнула на попавшего на глаза гнома. Взгляд женщины был страшен. Ненависть, злость, гнев, обида — всё это обернулось в желание отомстить за ложь. Теперь она грозила краснобаю Тетрасу и кандалами, и темницей, и реальным сроком заточения за «утрату доверия». Таких намерений напугался бы даже Варрик и уже бы поразмыслил над тем, что пора собирать вещички и сматываться вслед за другом. Однако гному очень сильно повезло. Ведь в момент угрозы взгляд Кассандры встретился со взглядом Хоука.

Выше было сказано, что «хладнокровие маньяка ему не свойственно». Да, это правда. Однако не в том случае, когда угрожают его друзьям. Тогда Гаррет становился страшнее любого архидемона — такую дал ему характеристику Варрик в своей книге.

И именно с таким взглядом — страшным, холодным и кровожадным — из-под чёрных насупленных бровей и пришлось встретиться Кассандре. Хоук молчаливо, но весьма доступно дал ей понять: хоть одна реальная угроза его друзьям — и Искательница не жилец. Правда, никто и быстрой смерти не обещал. Наоборот, он жаждал показать, что не только Искатели в застенках своих крепостей умеют пытать.

Разумеется, за гордой воительницей оставалось слово, она не собиралась оставаться в униженных, но вот и противостоять угрозе не решалась. От такого взгляда даже по её спине пробежал холодок страха. Да, можно было успокоить себя тем, что против всей Инквизиции этот безбашенный маг не пойдёт. Но… Но кто его знает? Во-первых, кроме друзей ему терять нечего. Во-вторых, проверять на себе легендарные хладнокровие и кровожадность магов энтропии что-то не очень хотелось. В-третьих, это же Хоук, он был на хорошем счету у наместника Киркволла, его не трогала Мередит, и даже сам Аришок, как говорят, при их последней встрече ему уважительно кивнул несмотря на то, что такое выказывание уважения у кунари никогда не практиковалось.

От такого неожиданного напора Кассандра даже потеряла самообладание, отвела взгляд в сторону в поисках поддержки и тем самым уже наткнулась на взгляд Лелианы. Сестра Соловей, разумеется, сразу же заметила этот безмолвный конфликт, быстро сообразила, в чём дело, и в ответ соратнице только покачала головой, прося оставить Варрика в покое. Уж лучше она потом к гному для спокойствия воительницы приставит своего агента, чем на личном опыте сейчас они проверят, приукрасил ли Варрик в своей книге вспыльчивость Хоука.

Несколько лет назад Искатели грезили поймать Хоука и отправить его на суд, а лучше — сразу на виселицу, поэтому и вероятность, что Кассандра пришла за тем же, уж очень соблазнительно приближалась к стопроцентной. С чего бы Варрику на допросе было выдавать своего лучшего друга каким-то непонятным солдафонам? Поэтому, в понимании Канцлера, гном поступил весьма предсказуемо, и неожиданное, для остальных, появление Защитника её ничуть не удивило. На его месте она бы поступила точно так же, даже больше — прибила бы дознавателей, а в случае невозможности отступления — и себя, чтобы её знания наверняка не достались никому.

Кассандра приняла доводы обеих сторон, заодно и смирилась с тем, что в её наивной вере в слова гнома виновата она сама, поэтому решила замять это недоразумение. Заиметь на свою голову проблемы с ещё одним, как говорят мировые сплетни, малефикаром ей благоразумно хотелось меньше, чем разобраться с гномом-лжецом. И всё же несмотря на быстрое решение конфликта, Пентагаст до конца совета ловила на себе строгий взгляд Хоука. Надо же, ну, хоть в чём-то Варрик ей не наврал! Этот маг недоверчивей её самой.

Спустя какое-то время первый этап обсуждения дальнейших планов наконец-то подошёл к концу. «Наконец-то», потому что совет был созван рано утром, и никто не успел позавтракать. Теперь же у них появилась эта возможность. Первым покинул собрание именно Гаррет, точнее буквально вылетел озлобленным за дверь. Была бы дверь габаритами поменьше, то он бы и не поленился открыть её с ноги.

— Я же вам говорил, что он неуравновешенный. А вы ещё в качестве Инквизитора его рассматривали, — буркнул всё ещё обиженные за прошлые слова Каллен.

Наверное, командир предполагал, что за такую нелесную оценку всё-таки долгожданного гостя он будет осуждён, как минимум должна была поругаться Жозефина, но мужчина никак не ожидал, что его слова обидят вечно весёлого гнома.

Многие говорили, что дружба между Варриком и Гарретом невозможна, поскольку они крайне различны в характерах, однако всё же в одном они уж точно были похожи: горой стояли за своих друзей. Разумеется, тот, кто лучше всех знал Хоука, заметил изменения в его поведении. Он стал ещё более раздражительным, чем когда они виделись в последний раз. А уж тем более это не идёт ни в какое сравнение с тем, каким был маг при их первой встрече. Сказкой Варрик рассказывал в Висельнике о том, что Защитник в те уже далёкие дни даже умел улыбаться. Редко. Но умел.

Но в этих изменениях гном бы в последнюю очередь стал винить самого Гаррета. Озлобиться на весь мир он не желал, но так вышло. Ведь скорее сам мир решил озлобиться на него, учитывая, сколько всего его друг был вынужден пережить и скольких потерять. И не только из-за смерти…

Варрик с улыбкой вспоминал, какое застолье устроили они с друзьями в Висельнике, когда у них наконец-то общими усилиями получилось сломить упёртого Хоука и заставить его наконец-то уже признаться в чувствах Мерриль. Это, однозначно, было победой. Даже Фенрис, хоть и бухтел про эльфийку всякое (про Защитника не бухтел — уважал, а потом зауважал дважды, получив от него по морде, когда их очередной спор перешёл в добротную драку), но признавал, что никто лучше заботливой, но наивной Маргаритки не сможет пронять твердолобого Хоука. Причём в хорошем смысле. Все отмечали, что их близость меняла его в лучшую, в более человеческую сторону. Он вновь даже улыбаться научился. Да-да, Варрику опять никто не поверил, но это было правдой.

И вот, казалось бы, дни приключений подошли к концу, командир их слишком чудной команды помог каждому из них, даже в том, что должно было быть выше его сил, а они в ответ помогли найти почти потерявшему себя из-за смерти родных человеку новое место в жизни. Да там не просто увлечение, а целая «любоф» — взахлёб смеялись потом они всей компанией за очередным застольем. Однако не прошло и спокойных нескольких лет, как прискакала полоумная Мередит под ручку с Орсино, за ними и Андерс, чтоб ему пусто было, запрыгал и напрыгал на все их головы огромный ворох проблем, от которых мир и поныне выгребстись не может.

Но обиднее-то всего то, что случившееся опять взвалили на плечи Хоука. Поэтому когда кровавый переполох в Киркволле стих, пришлось ему, бросив всё и всех, ударяться в бега, обрывать все связи, чтобы церковникам даже в голову не пришло добраться до него через друзей, а уж тем более — возлюбленную. По той же причине потом Варрик в своей книге особых подробностей о Мерриль не писал. За других не страшно: Андерс умел скрываться лучше Хоука, остальным ничего не предъявишь — а вот Маргаритку обезопасить было необходимо. И не зря. Ведь пытались, поганцы, её искать! Да только не найти людям эльфа в эльфинаже.

Варрик вздохнул. Сейчас, когда маги больше в Круг не собираются, а Церковь будет помалкивать, потому что её псы — храмовники — у венатори, значит, ловить Хоука некому, а последняя мировая сила — Инквизиция — вроде как даже за него, можно было постараться восстановить хоть что-то из того хорошего прошлого. Тетрас очень хотел помочь другу, пока тот хоть и справедливо, но трагически не озлобился на мир окончательно, мечтал сгрести их с Маргариткой в охапку и отослать как можно дальше, где до них не добрался бы ни одни орущий о том, что Защитник им всем что-то ещё должен.

Но ведь она-то считает, что он бросил её…

— Я рад, Кудряшек, что хотя бы ты после произошедшего в Киркволле можешь спокойно спать по ночам! — буркнул Варрик как никогда злобно и больше задерживаться не стал, а тут же вышел из комнаты, попутно хлобыстнул дверью. Сила удара показала, насколько был зол гном.

После нескольких секунд абсолютно мёртвой тишины все присутствующие с открытыми ртами уставились на Каллена. Даже Кассандра не сдержала в себе искреннего удивления. Никто не мог понять, что именно в словах мужчины настолько сильно разозлило Варрика. «Варрик» и «разозлился»! До сегодняшнего момента они были уверены, что эти два слова просто несовместимы!

Однако судя по ошарашенному виду и сам командор ничего не понимал, но отчего-то вдруг почувствовал себя виноватым перед этими двумя…

* * *

Получив разрешение на личную встречу без посторонних глаз, Солас вошёл в небольшой закуток на чердаке ротонды замка и очень быстро, но с поразительной тщательностью окинул взглядом таинственное убранство покоев Тайного Канцлера взглядом. Для личной комнаты советника это помещение выглядело слишком уж невпечатляющим и скромным. Ведь на то это и закуток, что уж очень он маленького размера, из-за чего вся и так немногочисленная мебель стояла друг к другу почти что впритык.

Мужчина хоть и не страдал клаустрофобией, но всё же почувствовал давление стен и передёрнул плечами. Ведь его горделивая натура была приучена к гораздо большей личной жилой площади с богатейшей мебелью. Судя по тому, что эльф забрал себе весь нижний уровень ротонды, и поныне он не мог избавиться от привычек дней минувших. Из-за этого же порой в его голове пробегает шальная мечта перебраться в свои бывшие личные покои, что на самом верхнем уровне замка. Самое лучшее, по его мнению, помещение замка с прекрасным видом на горы. Однако так думал, видимо, лишь он. Ведь и поныне комната бессовестно простаивалась в пыли, что очень злило Соласа. Хоть бы из уважения к архитектору прошлого туда кто-нибудь из советников перебрался! Всё равно же Инквизитора они себе не найдут. Единственный хоть сколько-то подходящий кандидат — Хоук — одним красноречивым жестом в виде среднего пальца выразил всё, что он думает об этой должности.

И всё же с чисто практической стороны Солас всецело одобрял такой скромный выбор Лелианы. Эта бывшая голубятня была встроена в ротонду со стороны обрыва и имела совсем небольшую бойницу, в которую только птица и пролезет, а значит, залезть в комнату с внешней стены просто невозможно. Уплотнение самой каморки в виде дополнительного слоя камня позволяет скрыть любой разговор от лишних ушей. А встраивание расхваленной защитной гномской двери привело к тому, что и с внутренней стороны сюда попасть проблематично. Лучшего места в замке для сокрытия всех секретов Инквизиции и не найти. Это говорило о том, что женщина прекрасно знакома со всеми особенностями своей работы, и заставляло знатока Тени радоваться. Ведь пока в советниках есть такие люди, у разрозненного Совета есть все шансы привести Инквизицию к победе над Корифеем, но зато потом без сильной фигуры на посту Инквизитора ему не хватит влияния для объединения разрозненных людских государств, когда Ужасный Волк сбросит маску.

— Я так понимаю, Солас, у тебя появились новые мысли по поводу поисков? — от ухода в ещё большую глубину своих мыслей эльфа спасла Лелиана. Чтобы не стоять, она уселась на стул около стола, а гостя пригласила присесть на кровать, поскольку другой подходящей мебели в комнате не было.

То, что эльф настаивал на личной встрече, Канцлера нисколько не удивило. И он, и она прекрасно понимали, стоит ему предложить что-нибудь особенное на совете, так тут же поднимется спор. Поэтому Лелиане лучше сейчас самой выслушать идеи мужчины, и, если они окажутся дельными, потом уже на совете представить их как должное от своего лица. А то и вообще не будет рассказывать остальным. В конце концов она же Тайный Канцлер.

— На самом деле именно дополнений по вашему плану у меня нет. План неплохой. Привлечение Хоука было не лишним. Не понимаю как, но этот человек имеет удивительную способность объединять вокруг себя личностей порой с очень ярко выраженной социальной девиацией и с непримиримыми различиями в мировоззрении, — даже усмехнулся Солас. Ему недавно Варрик жаловался, что критики обозвали его лжецом и снизили оценки его книге о Защитнике, потому что не поверили, что Хоук сумел на самом деле собрать столь разношёрстную команду. В это действительно трудно поверить. Эльф бы сам не поверил, если бы не доклады его агентов. — И всё же я не берусь утверждать, что группа выполнит задание. Разумеется, силовое решение вопроса никто не отменял, но это худшее из решений. А на переговоры, а уж тем более сотрудничество, боюсь, беглец не пойдёт. И дело не в том, что он гордый тевинтерец и ему захотелось поиграть в героя-одиночку. Нет. Безумец умён, и, я уверен, он прекрасно понимает, что без помощи долго скрываться не сможет. Наиболее вероятно, поэтому-то он до сих пор и не оборвал с нами связи. Это особенно заметно на фоне того, что Корифею тогда, в Убежище, он дал весьма чёткий отказ. Однако несмотря на его видимую лояльность, на сотрудничество он не решится, потому что вы его очень сильно запугали. Именно поэтому, я думаю, даже Хоук не сможет его убедить никакими словами. Ему нужны безопасность и независимость. А разве Инквизиция, в его понимании, может ему это обеспечить, когда один из советников прямым текстом заявляет, что единственное, что его здесь ждёт, так это усмирение?

Лелиана с тяжёлым вздохом кивнула, во всём соглашаясь со знатоком Тени и в очередной раз ругаясь на недальновидный поступок соратницы.

— И что же ты предлагаешь?

— Вернуться к плану по отправке на переговоры только одного представителя Инквизиции. А чтобы не мешать основной группе работать, можно рассматривать этот план в качестве дополнительного, резервного и не посвящать пока в его подробности большой круг лиц.

— Хочешь встретиться с ним лично? — усмехнулась Сестра Соловей, спрашивая больше в шутку, чем всерьёз. Однако в её словах был намёк, что в случае утверждения такого плана, Солас имеет неплохой шанс стать тем самым переговорщиком. Как говорится, маг мага издалека видит.

— Для этого вам придётся повысить меня как минимум до советника, — поддержал её шутку мужчина и усмехнулся сам, однако также в его словах был открытый намёк на то, какие полномочия, по его мнению, должны быть у представителя.

Тайный Канцлер нахмурился. Нет, женщина не подозревала эльфа в каком-то опасном подстрекательстве, ей просто было непонятно, почему он запросил настолько высокие требования.

— Считаешь, что пойти должна я? — хмуро спросила Лелиана, разглядев в его словах именно такой намёк.

На этот раз Солас не поспешил с ответом, а решил всё получше обдумать. Напором вмешиваться в решения советников и настаивать на правильности своего мнения он не хотел. Лишние подозрения и внимание ему не нужны. Но и испытать свою задумку ему хотелось, поэтому нужно было говорить хоть и без внушения, но заинтересовать.

— Нет, я так не считаю, потому что не хочу нести ответственность. Уверен, Кассандра мне голову открутит, если с вами что-то случится, — этими словами Солас строил вокруг себя образ типичного «умника», который говорит звонко и много, но когда дело доходит до взятия ответственности за свои предложения и слова, то тут же прячется, поджав хвост. На самом деле, эльф не такой, но Канцлеру об этом знать не обязательно. — Я лишь делюсь своими домыслами о том, что отправлять на переговоры любого, кто ниже статуса советника, абсолютно бессмысленно. Ведь сколь бы красивы ни были наши обещания амнистии, к примеру, мои или Хоука, мы никак не влияем на решения Совета. Той же Кассандре наши клятвенные заверения никак не помешают выполнить свою угрозу. И он прекрасно это понимает.

— А думаешь, обещанию советника он сразу же поверит? — скептически спросила Сестра Соловей.

— Маловероятно. Я согласен с предположением леди Жозефины о том, что без налаживания более тесных отношений, хотя бы на крайнем пороге дружбы, он скорей всего даже разговаривать с нами не захочет, а уж тем более — сотрудничать. Конечно, если его загнать в тупик и не оставить выбора, то можно обойтись и без этих сложностей, но как такой момент выловить — не известно. Как выразился Бык: «Для хромого дохляка он слишком вёрткий».

Лелиана очень серьёзно задумалась. Нет, возражений к рассуждениям Соласа у неё не было, он говорит верно. Но именно это и пугало. Ведь получается, что если им абсолютно случайно не повезёт, то союзниками с магом им не стать. Придётся ловить силой. А это плохо, потому что необходимо, как только он закроет Брешь, тогда его или убивать, или насильно усмирять, в ином случае остаётся постоянно жить в страхе и в боевой готовности, боясь, что мстительный тевинтерец им прямиком из темницы ещё один Прорыв Завесы устроит. В новом мире кроме собственной свободы ему терять нечего, а значит, ради неё он может пойти на всё.

Теперь Лелиана знала наверняка, почему Солас своими мыслями не поделился на совете. План о переговорах с беглецом путём долгого налаживания отношений никто никогда не утвердит. Бегать за ним никому не хотелось, поэтому пришли к компромиссу: если он с первого раза не принимает их предложения, то в дальнейшем поисковики будут разговаривать исключительно на языке силы. На фоне этого Канцлеру план, предложенный эльфом, не казался столь уж и абсурдным. Проблема тут только одна: нет у них подходящего кандидата. Оптимиста (или кто-то скажет — дурака), готового на мирную встречу с «тем самым», среди приближённых Совета нет. А пользоваться положением и насильно кому-то приказывать Лелиана не станет, потому что даже она не может с уверенностью утверждать, что беглец просто не избавится от посыльного. Они его совсем не знают. А чем больше ругается Кассандра, тем больше соблазн уверовать в его бесчеловечность. Поэтому риск этой миссии огромен. О привлечении самих советников даже речи не идёт.

И вот, когда, казалось бы, план однозначно будет забракован и его больше никто не вспомнит, к женщине вдруг вернулась мысль, ранее ею же и озвученная — пойти самой. Она подходит: и советник, и «оптимист», у которой даже получилось вполне себе сносно не так уж и давно поговорить с магом. Тем более, в отличие от других советников, впечатления о беглеце у неё до сих пор оставались хоть сколько-то положительными. В последнем их разговоре он повёл себя весьма рассудительно и сдержанно. А главное, не обманул, когда на его месте соврал бы любой.

Разумеется, все эти попытки хоть сколько-то очеловечить малефикара ничуть не уменьшали безумство её затеи. Но судя по вспыхнувшим азартом глазам, отговорить женщину от такой авантюры уже невозможно. Пока лично она ещё не записала этого тевинтерца к вселенскому Злу, как Корифея, Лелиана вспоминала о нём хоть и с лёгким страхом, но не без любопытства. Всё-таки была у неё профессиональная черта — стремление знать про всё, что творится в мире. Как и положено Тайному Канцлеру. А вот Безумец несмотря на то, что они уже знают, кто он и из какого времени, до сих пор остаётся объектом слишком тёмным.

Идти в одиночку на встречу к такому неконтролируемому малефикару, который, есть вероятность, и повинен в исчезновении её агента, — вершина глупости. Поэтому Лелиана понимала, что остальные советники будут против… если, конечно, узнают. А говорить она им пока не собиралась. Ведь о «долговременном налаживании отношений» речи пока и не шло. Канцлер уговорила себя лишь на одну встречу, после которой уже и решатся все сомнения: стоит ли этот опасный беглец подобных усилий или нет.

Не зря же говорят: хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам.

К этому разговору несмотря на его, казалось бы, спонтанность Солас подготовился основательно. Такова его натура: если что-то удумал, то пойдёт на это до конца. Однако на этот раз мужчине не понадобились все его приготовления, и в дальнейшем он предпочёл только молчать. Из-за одного единственного свидетеля, да и тот всего лишь эльф-отшельник, Лелиана не особо старалась скрывать свои мысли. Поэтому хитрому магу не составило никакого труда определить, что женщина решилась на желаемую им авантюру.

Разумеется, говоря о «хотя бы на крайнем пороге дружбы», Солас соврал. Дружеские связи всё-таки весьма ненадёжный способ давления, «жертва» продолжает сохранять достаточно большую независимость. А вот любовь или хотя бы увлечение — совсем другое дело. Через такую эмоциональную привязанность успех воздействия намного выше.

Когда мужчина окончательно пришёл к выводу, что вероятность провала новой операции по поимке беглеца почти полная, он решил пойти на хитрость, до которой советники никогда не додумаются, поскольку слишком уж твердолобые в плане морали. Его же план хоть и был в некотором роде мерзок, но весьма прост: привязать Безумца к одной из юбок Инквизиции. То, что подобное может получиться, эльф не сомневался, поскольку был уверен, что в хромом маге и поныне преобладает родная человеческая природа, а не скверна. А значит, ему до сих пор присущи людям (да и не только людям) слабости. Влиять на кого-то через постель — способ древний как мир и при этом весьма незатратный. Поэтому Лорд Обмана со стажем, исчисляемым тысячелетиями, посчитал кощунством не воспользоваться такой возможностью.

Его выбор Сестры Соловей так же был весьма продуманным. Во-первых, она умна, рассудительна, не столь категорична по отношению к беглецу, как Кассандра, а, главное, сама имеет страсть к хитростям. Если даже она хоть о чём-то догадается, то, весьма вероятно, не побрезгует и продолжить задумку эльфа. А, во-вторых, она, для человеческой женщины, разумеется, весьма привлекательна и хороша собой. Только образ ужасного Канцлера мешал окружающим озвучивать эти мысли вслух. Но в данном случае весь этот «хладнокровный профессионализм» был даже очень к месту. Какой любопытной натуре, кем и был носитель метки, не хотелось бы узнать, кто скрывается под капюшоном Канцлера Инквизиции?

Но главным достоинством своего маленького ухищрения знаток Тени назвал отсутствие, как он думал, ощутимых последствий в случае провала. Это всего лишь дополнительный план, посторонние, даже советники, о нём не узнают. Так что в случае, если Лелиана не справится с невольной ролью наживки и «рыбка» сорвётся с крючка, ничего не произойдёт, они оба просто забудут нынешний разговор, будто его никогда и не было, и вернутся к основному плану поимки. Конечно, ещё был риск того, что всё пойдёт наперекосяк и влюбится не он, а она. Однако как бы Солас ни старался (всё-таки беглец уже не раз сумел удивить самого Ужасного Волка), но всерьёз начать воспринимать подобное развитие событий так и не смог. Он размышлял с чисто мужской логики: что человеческих женщин может привлекать в мужчинах? Ну, в первую очередь, это, разумеется, физические качества: сила, атлетическое телосложение. Во вторую — красота лица. Всё-таки красота неотъемлемая часть первого впечатления.

Наглядный пример такого естественного женского отбора является их командир. Мало, что было выставлено на обозрение общественности из его биографии, ещё меньше — о самой его личности, но это совсем не останавливало его воздыхательниц, которые млели от одного вида сурового при общении с подчинёнными Резерфорда. Лелиана, конечно же, радовалась. Ведь чем больше поклонницы среди аристократии шлют ему любовных писем, тем больше у неё как у Тайного Канцлера появляется лазеек для давления на их семьи. Однако сам бедный запуганный таким вниманием Каллен даже в общественных местах боится появляться.

Соласа, как и остальных приближённых к Совету, конечно же, забавило такое поведение их бравого командора, однако он всё-таки понимал чувства Каллена, его даже некоторое отвращение. Ведь когда однажды, после пробуждения уже в этом новом усмирённом мире, эльф решил заглянуть к долийцам, то он оказался в похожей ситуации. То, что Солас отличается от нынешних эльфов, люди обычно не замечали, но вот его «собратьям» это сразу бросалось в глаза. Он выше среднестатистического эльфа, шире в плечах, а за этим следовало и его гораздо более массивное телосложение. Однако неповоротливым громилой его нельзя было назвать. Ведь его походка оставалась столь же по-эльфийски изящной, даже больше — его выправкой, осанкой и подобным полным контролем над собственным телом обзавидуется любой долиец-охотник. Разумеется, сейчас все эти необъяснимые отличия Солас научился скрывать под своей излишне мешковатой, в чём-то даже неудобной одеждой. Однако тогда он ещё не предполагал, что нынешние недо-эльфы настолько изменились. Именно поэтому его появление в долийском клане наделало шуму. Долийки, воспитанные с мыслью, что чем сильнее и выносливей отец, тем способнее и здоровее от него родится потомство, конечно же, не упустили из виду появление такого чужака. Вспоминая их похотливые взгляды, Солас и поныне передёргивался от искреннего отвращения. Они приняли его за ненавистного городского, они абсолютно не знали его, но всё равно только традиция, запрещающая половые отношения до свадьбы, помешала им в ту же ночь попытаться затащить его в постель.

Поэтому, следуя логике, знаток Тени почти точно был уверен, что в его нынешнем плане подобных ошибок произойти не должно. Безумец абсолютно не был красив телом — тощий и щуплый. «Мумии в Неварре и то живее выглядят. А эта ещё ходить умудряется», — дал краткую характеристику Бык в своём отчёте, правда, не без утрирования. Лицом тоже не вышел — мертвецки белый цвет истощённого лица и невозможный для живых цвет глаз уж точно обаяния не придавали, пугали только.

Однако была и в ярой уверенности эльфа червоточина в виде слова «почти». Поскольку Волк признавал, что женская логика была за гранью даже его понимания…

Глава 11. Небывалый ученый

Когда погружаешься под водную гладь, оказываешься будто в другом мире, будто в Тени. Теряются все звуки привычного мира, но и полностью не исчезают, а, смешавшись с новыми звучаниями, становятся единой песнью водного массива. Глаза также не перестают видеть, просто застилаются пеленой воды, через которую даже знакомые объекты верхнего мира будут казаться чужими, навечно заброшенными. И, пожалуй, главное сходство подводного мира и Тени заключается в том, что обе эти удивительные среды смертельны для человека: переоцени свои силы, задержись — и ты уже не жилец.

Неизвестно, как физически ощущается Тень. Ходил ли он там, как по земле, парил ли, словно птица в небе, или поддался невесомости, как под водой — он не помнил. Но как раз для Безумца невесомость и была главной особенностью подводной среды. Именно она может дать ощущение единения всего тела. Когда водный массив поглощает, ты больше не делишься на части. Ноги не ноют от трудности долгих переходов, не болят поломанные кости, потому что больше не держат на себе весь вес. Руки не чувствуют давления вещей, которые они постоянно то удерживают, то переносят. А спина не гнётся от слабости и отсутствия уже былой юношеской прыткости. Остаётся лишь только «ты».

Увы, из-за враждебности среды приходится довольно-таки скоро покинуть это прекрасное состояние безмятежности. Когда грудь начинает даже не болеть, а жечь от недостатка воздуха, подчиняешься неписанному правилу о том, что человек для жизни всегда вынужден вернуться в родной наземный мир, и всплываешь.

С глубоким вдохом, буквально хватаясь за такой необходимый воздух, мужчина оказался на поверхности воды. Его встретили слабый, но тёплый ветер, обдув сырое лицо, и всё та же природная тишина. Убедившись, что окружение действительно осталось всё тоже и на берегу его не подстерегают враги, Безумец спокойно вздохнул и позволил себе отдаться отголоскам той безмятежности, буквально сливаясь с природным покоем. Конечно, это совсем недолгое погружение и попытка хоть на несколько секунд отгородиться от мира никоим образом не решит всех накатившихся проблем. Мир никак не изменится. Однако он не мог непризнать, что изменился сам… Ну, по крайней мере прохладная вода омыла не только тело, но и разум, вымыла из него разные меланхолические мысли. А такие мысли были, и их много. Всё-таки все те знания, что скопились в его голове, иных могли и до самоубийства довести. Впрочем, до самоубийства ему самому ещё очень далеко. Ведь Безумец прекрасно умел избавляться от лишних эмоций, действовать с хладным рассудком. Незачем лелеять ненужные размышления и бесполезные потуги совести и тем самым лишь упрощать демонам работу.

Получив ожидаемый эффект, мужчина не стал больше задерживаться в озере и направился на берег. Всё равно насладиться водной стихией должным образом он не мог. Даже невесомости водного массива не хватит сил, чтобы избавить его ноги от боли и позволить ему плавать, как он это частенько делал раньше… в уже далёкой юности.

Уже несколько дней маг проживал в небольшой деревушке на озере Каленхад. Хоть и непримечательному даже по меркам Ферелдена поселению всё равно в ближайшее время точно не грозило опустение. Находясь буквально у места, где из озера вытекает река, чьё устье впадает в море, и имея пристань, деревня стала перевалочным пунктом для торговых и рыболовных небольших судов. А до недавнего времени эта же пристань осуществляла связь с Башней Круга. Именно из-за последнего Безумец и решил задержаться здесь.

Воспользовавшись шансом, любознательный маг, разумеется, посетил Цитадель Кинлох. Это наследие давно забытых (даже не древнетевинтерских, а ещё старше) эпох долгое время было тюрьмой для магов, но после падения Кругов довольно-таки скоро опустело. Как бы старые консерваторы ни пытались сдерживать былой порядок, но сначала события падения киркволлского Круга завладели умами магов, а потом и храмовники поддались духу таких резких мировых перемен, воодушевившись произошедшим разрывом Неварранского соглашения, освободившим их от цепей Церкви. Вот таким Безумец и увидел Кинлох: опустевшим, заброшенным и обворованным мародёрами. Впрочем, не скажешь, что мужчина был расстроен, даже, наоборот, не питая каких-то фантастических надежд к Кругам, увиденным он вполне остался доволен. Ведь, уходя, и маги, и уж тем более храмовники кроме материальных ценностей, да пары книг ничего другого не брали. Прибывшие после них мародёры и искатели сокровищ тоже искали только ценности да с виду красивые артефакты. Поэтому Безумцу досталась хоть и разгромленная, но почти полная библиотека Круга. Такое варварское отношение к ценнейшим экземплярам литературы шла мужчине на пользу, хотя и ужасно гневила.

«Это же насколько отупел нынешний мир, раз дранные пыльные занавески стали ценнее старых книг?!» — с праведным гневом возмущался Безумец, когда, проходя по библиотеке, случайно наступил на книгу, которую от судьбы стать топливом для костра спасли только тевинтерские закорючки. Всё-таки мародёры хоть и до безрассудства смелый народ, но сжигать книгу на «проклятом тевинтерском» языке суеверность им всё-таки помешала. Но зато когда маг её поднял и открыл, то чуть не задохнулся от удивления. Ведь мало того, что книга была написана на старом ныне мёртвом тевене, так ещё и сама являлась переводом более древней эльфийской рукописи. И пусть текст являлся всего лишь одним из эльфийских учебников теоретической магии, которые даже в его время были бесполезны, поскольку, как правильно отметили учёные, известные и используемые элвен законы магии почему-то шли в разрез с современным её пониманием. Создавалось впечатление, что у древних эльфов магия имела несколько другую природу… Но это неважно! Важно, что сам текст был написан, может быть, даже во времена раннего Элвенана! Но никто не оценил этого факта. И книга, лишь каким-то чудом однажды попавшая в руки Круга, долгое время хранилась исключительно только в качестве примера использования старого тевене, а теперь и вовсе валялась в пыли и грязи, словно какой-то мусор.

Впрочем, хоть тирада мужчины и была крайне нецензурная, но недолгая. Вскоре он только с печалью осмотрел другие кучи наваленных книг, представив сколько под ними ещё может захоронено ценностей, а сколько таких «куч» осталось в остальных Кругах… Хотя и дальше ругаться на нынешнюю эру он тоже не стал. Ведь всё-таки подобное неуважение к свидетелям прошлого, настоящей истории, было всегда, даже в его время. Только раньше он пусть и в единичных экземплярах, но всё-таки мог спасать книги от такой несправедливости потомков, одержимым коллекционером забирая к себе на хранение в дом и оплачивая дорогостоящую реставрацию, но сейчас он не мог сделать даже этого. Дома у него не было, как и средств.

К его огромному сожалению и любви к исследованиям, беглый осмотр величественной старой цитадели — это единственное, что он мог себе сейчас позволить. Прекрасно осознавая, что его не оставят в покое, Безумец не собирался оставаться в подобных поселениях надолго. А значит, ему не оставалось ничего другого, как спрятать понравившуюся книгу на верхних целых ярусах цитадели и пообещать самому себе сюда ещё вернуться. На мгновение магистр даже позволил себе замечтаться обосноваться здесь, когда весь этот переполох в мире прекратится. Конечно, здесь не Тевинтер с его тёплым, местами тропическим климатом, а Кинлох Холд уж точно не эталон величия и целостности, но здешний пропитанный магией воздух ему нравился. Наверняка во всём Ферелдене не найти места с такой тонкой Завесой. Близость Тени здесь очень хорошо ощущалась, при этом и привычной угрозы он не чувствовал. Его метка почти никак не реагировала, не предупреждала о риске появления разрывов. Видимо, технология строительства магических крепостей древних авваров смешалась со следом многовекового нахождения здесь магов (события десятилетней давности тоже наверняка сыграли свою роль) и с необычной энергетикой самого озера, превратив этот остров в какой-то магически стабильный анклав. Рай для мага: с одной стороны, буквально окружён необъятной силой Тени, а с другой, не каждый демон сможет сюда добраться. Поэтому-то Безумец покидал остров с большой неохотой, из последних сил сдерживаясь, чтобы мечта о таком новом доме не стала недостижимой целью.

Ведь ни один правитель не захочет терпеть на территории своего государства мага, который оттяпал у него пусть и бесхозный, но всё-таки целый остров…

Несмотря на то, что жажда исследования была огромной, сегодня на остров Безумец больше не собирался возвращаться. Всё-таки по его планам, если погода позволит (которая в последнее время уж очень не радует частыми дождями) он уже завтра собирался продолжить свой слегка затянувшийся путь до Денерима. Именно поэтому остаток дня мужчина решил посвятить отдыху. Купание, точнее единичное погружение в озеро, тоже являлось частью этого плана. И теперь одевшись и хоть сколько-то выжав свои сырые длинные волосы, которые доходили ему до лопаток, маг спокойно улёгся на траву, подстелив плащ.

Конечно, бывают способы отдохнуть и получше. В своё время он бы с удовольствием уединился с книгой в одной руке и бокалом хорошего вина в другой. Но сегодняшнее безделье тоже весьма подходило, чтобы просто поразмышлять. В этом у него появилась даже необходимость, учитывая сколько всего происходит за последнее время. Магистр даже усмехнулся, задавшись вопросом, почему проблемы чужого ему мира буквально липнут к нему, как банный лист к тазу. Или просто сам этот век, девятый, слишком уж безумный?

Безумец не следил за временем. Одиночество ему никогда не было в тяжесть, как и абсолютно дикая природа этого берега. Привык, и давно. Раньше он спокойно мог неделями не вылезать из руин эльфийского наследия, которые затерялись в самых дальних уголках Империи, а потом на злость своим завистникам и негласным противникам (они проклинали его всевозможными именами богов, да только вот Думат и его компания всегда были на стороне хромого мага) и на радость коллегам-историкам спокойно возвращался в столицу.

«И что ты там в этом доисторическом мусоре нашёл? Невинность своей остроухой мамки-шлюхи, если только», — вдруг вернулись к мужчине чужие слова из прошлого. И пусть подобные шуточки — это точно не то, что его почти пустому на память разуму хотелось бы помнить в первую очередь, однако Безумец только беззлобно хмыкнул. Кажется, он соскучился даже по таким оскорблениям высокомерных магистров. Ведь в нынешнем мире он и подобных слов не услышит, и ответить наглецу не сможет, а в самых запущенных случаях даже и на дуэль вызвать. Это совсем не означало, что эльфокровых не было в Древнем Тевинтере (было, и много!), однако любой полукровок, имеющий хоть какое-то положение в обществе, а уж тем более магистр, вынужден до конца жизни скрывать столь постыдный факт своей биографии, в ином случае от клейма позора, который является буквальным пинком вниз по социальной лестнице, уже не отделаться. Такой участи избежали только единицы. Именно поэтому бездоказательные обвинения (даже шуточные) в нечистокровности в Империи уже являлись достаточной причиной бросить вызов клеветнику, вплоть до поединка со смертельным исходом… даже если «клеветник» оказался не так уж и далёк от правды.

В какой-то момент самокопания Безумец наконец-то разобрался со скопившимися мыслями, даже нынешнюю ситуацию и свои дальнейшие действия получше обдумал. И теперь он вспомнил о кое-чём по-настоящему интересном и поднял многострадальную руку, чтобы получше её осмотреть. Метка сейчас была не активна, напоминала о своём существовании лишь неприятным зудом, который он почти полностью научился терпеть. Однако уже давно она стала проявляться не только в виде мнимой магической трещины на руке.

Безумец с некоторыми тревогой и недоверием осмотрел зелёные подкожные линии. Его давняя обеспокоенность насчёт таких магических следов в собственном теле оказалась небеспочвенной. Ведь это действительно не случайность, потому что с недавнего времени линий стало только больше: на тыльной стороне ладони они просматривались уже намного чётче, при этом лёгкий зелёный отблеск уже проявлялся на пальцах и запястье. Вопреки первому впечатлению, это не было какой-то искусственной татуировкой, поскольку линии точно повторяли русла крупных сосудов руки. Значит, магия Тени проникала именно в его кровь. Но вот каким образом и каковы последствия подобного проникновения, увы, маг не знал. Не имел даже догадок.

Солас делился предположениями о том, что Якорь — это своеобразный посох-катализатор. Только вбирает в себя он не энергию заклинателя, а чистую магию Тени. Так же эльф предположил, что основная часть артефакта расположена именно в том подобии микроразрыва на руке носителя и, пока Якорь стабилен, почти никак не контактирует ни с самим человеком, ни с его магией. В ином случае Безумец бы уже погиб, что чуть и не случилось в день его пробуждения.

И мужчина был склонен верить эльфу, единственному ему знакомому знатоку Тени. Однако теория остроухого никак не вяжется со странными линиями. Якорь сейчас стабилен, тонкая Завеса его не нервирует, своего носителя не мучает, а кровеносные сосуды всё равно продолжают облучаться зеленью. При чём это «облучение» проходит абсолютно безболезненно для человека, даже на ощупь зелёные вены ничем не отличаются от обычных. Такое бездействие собственного тела наводит на мысль о том, что происходит не вторжение, а именно сливание, симбиоз.

Мысли о том, что метка медленно начинает сливаться с ним, кажутся нереальными. Умный эльф такой исход даже не рассматривал, заранее уже предупреждая собеседника о том, что однажды от потерявшего стабильность Якоря наверняка придётся избавляться радикальными методами — отрубанием руки. Лишаться руки Безумец не горел желанием, поэтому перспектива пока ещё теоретического симбиоза ему нравилась намного больше. Подумать только! Он не просто научится управлять Якорем и, следовательно, самой магией Тени, а она станет частью его и будет уже ему подвластна как самая обычная магия!

Безумец усмехнулся. Риск он прекрасно понимал. Исход, где он сгорает изнутри ко всем чертям в страшных муках, когда пытается использовать магию Тени напрямую, выглядит куда более реалистичнее и вероятнее. Но, с другой стороны, речь ведь идёт не о простом человеке. Магистр уже совершил невозможное: больше тысячи лет пробыл в Тени, окружённый смертельно опасной магией, и вернулся в недремлющий мир живым. Так что в сравнении с самой Тенью, мощь Якоря лишь детская шалость.

И пусть такие выводы выглядели пугающими. Всё-таки Безумец и сам не знал, что с ним произошло в Тени и как он выжил, но возможные перспективы его воодушевили. Поэтому мужчина решил закончить пустые размышления и проверить некоторые свои мысли на практике. Больше не отвлекаясь на реальность, маг полностью погрузился в магическую среду. Проделанная им работа была сложна. Понадобились и практические, и теоретические знания магических наук, чтобы взять под полный осознанный контроль собственную энергию, которую он черпает из-за Завесы, и стараться очень аккуратно подвести её к непредсказуемой метке. Когда же это произошло, его силы начали аккуратно мимикрировать под мощнейшую энергию Якоря. Фактически он делал тоже самое, что и зелёные линии: попытался незаметно проникнуть подконтрольной ему магией в чужеродную среду метки. Если его расчёты верны, то магия Тени не сразу определит чужое вмешательство в свои процессы, и Якорь будет выполнять команды мага, принимая их за свои.

Он уже делал что-то подобное в пещере под Убежищем. Но тогда не было возможности для аккуратности и неспешности, пришлось насильно давить на Якорь, из-за чего тот довольно-таки скоро и очень враждебно отреагировал.

Любой посторонний, даже маг, не заметит опасности произошедших манипуляций и риска. Настолько из-за нежелания рисковать они были незначительными. Даже вопреки впечатлениям самого магистра в реальности прошли какие-то жалкие две/три пары секунд. Однако когда Безумец открыл глаза и с опаской глянул на руку, то оказался полностью доволен результатом. Да что уж там! Результат превзошёл все его ожидания! Метка так и осталась неактивна, а вот сами линии засветились и начали переливаться в такт мысленным сигналам мага. Понимание того, что здесь и сейчас он напрямую (не через Якорь!) управляет той самой неуправляемой магией Тени, вызвали на лице мужчины неописуемые эмоции радости.

Его радостный смех был самым искренним из возможных.

К сожалению, из-за такой эмоциональной реакции холодный контроль был нарушен, он не удержал пульсацию собственной магии. И как итог через мгновение эйфория могущества была нагло заглушена новой сильнейшей болью. Поэтому Безумцу пришлось досрочно прервать свои испытания. Линии потухли, и магу осталось лишь, оскалившись, перетерпеть боль.

«Не подготовился. Поторопился. Расслабился», — когда боль стала терпима и не мешала думать, строго подвёл магистр итог проделанного опыта и заодно отругал себя за несобранность. Однако не скажешь, что такой конец испортил его впечатления.

Никакая боль такой результат не испортит!

Повторять опыт снова он не собирался. Очевидно, в этом деле в первую очередь важны осторожность и терпение. А терпеть и ждать он умел прекрасно, не зря же причислял себя к исследователям. Уж, а для такого дела он готов ждать хоть годы.

А пока Безумец лишь закинул руки за голову и с довольной улыбкой поглядел на небо, замечтавшись. Поскольку если его самые смелые ожидания, полученные из проведённого опыта, оправдаются и ему действительно станет подвластна Тень, то мужчина даже готов благодарить Сетия в частности и весь Синод в общем за то, что их дурость выкинула его в этот насыщенный на потрясения век. Потому что о возможностях, к которым он только что прикоснулся, в своё время маг не мог даже и мечтать. Таких знаний он бы точно не нашёл ни в одной эльфийской летописи.

И мужчина пока что ни о странных линиях, ни о самом проведённом эксперименте не собирался никому говорить или с кем-либо советоваться, даже с Соласом.

Магистр не терпел конкуренции.

Однако такой прекрасный момент всё-таки умудрился стать испорченным. Мужчина заметно напрягся, когда на границе его магического «слуха» неестественно заволновалась Завеса. В поисках укромного берега он ушёл достаточно далеко от деревни и тракта, а значит, неожиданно появившийся маг не случайность, и он пришёл сюда за ним. Сначала Безумца даже разозлило, что какой-то сильный, но бестолковый (раз не научился хоть из приличия маскироваться от восприятия сомниари) маг решил помешать его нынешнему уединению от навалившихся проблем, однако довольно-таки скоро, судя по хитрой ухмылке на его губах, гнев сменился на лёгкое удивление, а потом и жгучий интерес. Ведь когда посторонний подошёл ближе, магистр смог уже лучше оценить его теневой след. И опытный сомниари то самое удивительное дарование точно ни с кем не спутает!

* * *

Несмотря на то, что две противоборствующие стороны сухими из воды (точнее целыми из-под лавины) не вышли, негласно стоило признать, что именно Венатори потерпели сокрушительное поражение. И даже не так удручало то, что под первой лавиной полегла вся свежая боевая единица — красные храмовники (чтобы восстановить потерянное количество солдат потребуется время), а под второй погибли пусть ещё юные, но всё-таки маги альтуса, некоторые из которых были из очень влиятельных семей. Хуже было от осознания того, что все эти жертвы напрасны. Ведь они не просто не избавились от ненавистной Инквизиции или ослабили, а с точностью наоборот — усилили. Теперь весь Тедас знает о них, считает террористами и уже начинает посматривать в сторону новой организации-выскочки. Ещё один небольшой политический толчок — и сам архонт Радонис встретит этих еретиков с распростёртыми объятиями… А ведь изначально это нападение должно было стать триумфом нового бога…

И это был бы триумф, если бы не один магистр…

Такой красноречивый отказ обычно доходит даже до самых твердолобых, но не до Корифея. Да, поступок Безумца его шокировал, поэтому-то он ничего не предпринял, когда его солдаты сошли с ума и стали нападать друг на друга, а какой-то раттус-оборванец уводил того, с кем он так долго хотел встретиться. Однако принятие отказа не пришло даже когда тот безумный вечер закончился, даже спустя время.

Старший был одержим своей правотой. Такие люди не просто не слушают чужую правду, они даже не осознают, что у кого-то вообще может быть своё, отличное от их, мнение. Именно поэтому он даже думать не собирался, что его знакомый, из его же родного прекрасного мира маг, который пережил то же и был там же, где и он, может иметь какое-то иное мнение о плане по возрождению их Империи и излечению этого прогнившего как под землёй (от порождений тьмы), так и на поверхности (от сопорати) мира. А когда получил такой отказ, то просто не поверил. Да, именно так. Безумца предателем своего народа он до сих пор не хотел клеймить, боялся даже думать о том, что придётся применять праведную, по его мнению, справедливость по отношению к последней частичке его родного мира…

Тогда почему же маг в его божественной миссии очистить мир от лжи выдуманного сопорати Создателя усомнился? Корифей это объяснил просто. Он свалил всю вину на Инквизицию: магистр из их общего старого мира не мог его предать, а, значит, так пагубно на него повлияли те самые выскочки, внушили своё оскорбительное видение мира, когда тот был в беспомощном беспамятстве…

Именно поэтому Старший так и не отказался от желания заполучить к себе в сподвижники Безумца. Однако от второго нападения на, как считал страшный маг, его тюремщиков или попыток захватить небольшим отрядом он сразу же отказался. Во-первых, военные силы венатори слишком ослабли, чтобы вновь так же, как в Убежище, дерзить. А, во-вторых, ставки в этом противостоянии увеличиваются с каждым днём, а значит, нужно с полной эффективностью использовать ресурсы организации. А поисковые отряды и десятки разведчиков по всего лишь одну душу — это крайне неэффективно. Поэтому Старший, воспользовавшись чудом сохранившимися в его отравленной скверной голове остатками от способностей к интригам (в чём Сетий когда-то давно в… родном мире… преуспевал), решил пойти на хитрость.

Редко Идол этой организации лично участвовал на официальных собраниях. Его волю и личную оценку той или иной ситуации передавали самые главные сподвижники: Кальперния как глава непосредственно магов венатори и Самсон как глава красных храмовников и других солдат-сопорати. Другим приближённым, а уж тем более младшим рангам полезно знать про него лишь по слухам. Всё-таки слухи, в которых каждый слышит то, что хочет, отлично укрепляют всеобщую фанатичную веру о возвышении. Никто не знал точно, что произойдёт, когда эмиссар войдёт в Тень, но все были уверены, что именно их проблемы решатся. Если в чём Корифей и был хорош, так это, однозначно, в ораторстве. Даже в таком, мягко говоря, неприятном образе его умение работать с толпой оставалось превосходным. Кому и что наобещать, он знал прекрасно.

Поэтому и сегодняшняя встреча была проведена в скудном составе. Участников-то было всего трое, двое из которых, закончив отчёт, в основном молчали. Главный фанатик, проанализировав их слова, давал новые приказы и предложения по корректировке особо не терпел. И эту встречу нельзя назвать приятной не только потому, что на ней присутствовало порождение тьмы, а ещё и из-за командиров. Хоть каждый из них по своим причинам, конечно, хранил верность Старшему, но друг друга они открыто не переваривали. Поэтому как такового обмена идеями для повышения эффективности планирования не было, единственным, что они могли друг другу кинуть, будет взгляд, наполненный пренебрежением, и колкое замечание.

«Подстилка моролюбов»

Расслышав то, что, однозначно, предназначалось ей, Кальперния тут же злобно уставилась на второго командира. Самсон не испугался, а, наоборот, ответил самой язвительной беззубой усмешкой из возможных.

Поводом для таких слов послужил новый приказ Старшего девушке. Магистр проявил высшую степень доверия, приказав именно ей начать работу по привлечению на их сторону неуловимого мага. «Постарайся заинтересовать его», — неизвестно, что именно Корифей подразумевал под этими словами, или на самом деле давал магессе полную свободу по выполнению задания. Однако Ралей понял приказ однозначно. Чем ещё, кроме постели, молоденькая девчонка, бывшая рабыня, может «заинтересовать» взрослого и наверняка самовлюблённого (раз магистр) мужчину? В понимании Самсона — ничем. Поэтому храмовник сейчас победно и скалился, радуясь, что Старший решил использовать свою любимицу по прямому назначению.

Свои эмоции командир даже не скрывал, поэтому Кальперния прекрасно поняла его мысли, но, как и положено высшему сословию, ответила только хмыком, гордо задрав голову. Старший запрещал любые открытые проявления неприязни между ними. Так что, как бы ни хотелось, от мыслей по запуску огненного шара прямо в эту самодовольную небритую морду пришлось отказаться. Да и оскорбления Самсона ещё не самое худшее, что ей приходилось выслушивать. В Магистериуме уже каждая собака высказалась, считая чуть ли не своим долгом поставить рабыню-выскочку на место.

— Эффективнее было послать на поиски солдат. Мои храмовники этого мага быстрее отыщут и приведут, а будет противиться — и притащат. Благодаря красному лириуму наши способности стали сильнее. У любого мага вытрясут всё желание бегать.

Теперь настало время Кальпернии стоять с довольной улыбкой до ушей. Ведь на весьма логическое предложение Самсона Старший как-то нелогично совсем сильно обозлился. Его взгляд, направленный на храмовника, очень красноречиво сказал, что скорее это от него здесь и сейчас не оставят и пылинки, чем позволят насильственные действия по отношению к хромому магу. Мужчина был на хорошем счету у их главы, Корифей проявлял к нему искреннее уважение, а потому такой страшный взгляд, подкреплённый пугающей аурой красного лириума, которой магистр был пропитан, заставил Ралея не на шутку перепугаться и тут же по солдатской муштровке вытянуться по стойке смирно.

Пусть они так и не поняли, зачем сюсюкаться с необходимым для их миссии магом, однако перечить Старшему никто не осмелился.

Совсем скоро эта встреча подошла к концу, и Кальперния направилась к агентам, которые и собирали информацию по теперешней её цели. Несмотря на своё, как ей думалось, прекрасное умение справляться с нападками окружающих, слова Самсона всё-таки зародили в ней некоторые сомнения. Изначально девушка действительно думала, что неконкретное «заинтересовать» даёт ей большую свободу, однако сейчас она начала понимать логику храмовника. Мысли о том, что планы Старшего изначально соответствовали выводам Самсона, вызывали уже даже некую обиду на первого.

Да, убрать её и других завербованных магистров пока из Тевинтера было правильной идеей. Ведь, заключив договор с Инквизицией, Радонис наверняка осмелеет и во второй раз постарается стравить наёмных убийц на известных ему агентов венатори. Жертвой первого покушения Кальперния не стала лишь по буквально поразительным стечениям обстоятельств, поэтому во второй раз испытывать судьбу ей совсем не хотелось. Но новая миссия в Ферелдене, хотя это и являлось личной просьбой Старшего, магичке нравилась всё меньше и меньше.

Да, сильнее её безмерного уважения была только верность главе венатори. Он стал для неё идолом. Ведь именно Корифей единственный увидел её потенциал, обучил, помог. Благодаря ему она в своём относительно юном возрасте уже могла тягаться с гигантами Империи — магистрами. Поэтому внешний облик покровителя её давно перестал пугать. Даже наоборот: его непохожесть на людей придавала его образу именно той божественности, к которой он и стремится. А кто вообще сказал, что бог должен быть эталоном человеческой красоты? Вон в древнем Тевинтере богами вообще были не люди — рептилии, и ничего — поклонялись же. Однако мысли о том, что ей придётся встретиться с другим таким же магистром, заинтересовать его, а если ещё таким способом, о котором подумал Самсон… Кальперния тут же вздрогнула от отвращения, брезгливости и даже страха.

Однако важный Корифею маг ещё до личной встречи успел уже дважды удивить магессу.

Первое разрушение собственных догадок случилось уже в начале знакомства с собранными данными. Ведь, как оказалось, «тот самый» магистр был неотличим от обычного человека. Настолько неотличим, что он почти месяц прожил в окружении местных магов. Почему тот, кто пришёл (точнее был насильно выкинут), как и Старший, из прошлого, не был похож на смесь порождения тьмы и колдовского ужаса, Кальперния абсолютно не могла понять.

Второй раз наступил и стал для неё полным шоком, когда девушка углубилась в изучение описания самого мага, где какой-то дотошный агент даже постарался на память изобразить его силуэт. Не портрет, конечно, ведь его лицо из-за капюшона художник не видел, но рисунка человека в чёрном плаще уже было достаточно, чтобы Кальперния выпала из реальности от удивления на пару десятков секунд.

Ведь она знала его! Встречала лично! Тогда, в замке!

Вспоминая встречу, о которой она почти уже даже забыла, девушка до сих пор не могла поверить. Пусть профессиональным участником аристократических интриг ей, возможно, никогда не стать, поскольку сказывались проведённые в рабстве детство и юность. Но даже сейчас Кальперния уже выделялась своим умением разбираться в людях. Неизвестно, то ли это удивительная интуиция или особая врождённая внимательность, но она уже не раз ловила подосланных убийц или архонтовых шпионов. Один раз даже кунарийский шпион попался. Поэтому она была абсолютно уверена в своей оценке непрошенного гостя в замке Редклиф. Даже если он что-то утаил, то это настолько незначительное, что не меняет представление о нём, как о чудаковатом (возможно, даже безбашенном смельчаке) маге с явно нездоровой страстью к книгам…

И тут ба! Он оказывается «тем самым» магистром!

И Кальперния не знала, что и думать. То ли быть уверенной, что магистр своей маской чудака просто обвёл её вокруг пальца, как наивную деревенскую простушку, и начать злиться на него и на себя. То ли думать, что в тот момент его образ был хотя бы частично искренним, и по-настоящему удивляться. Ведь как магистр его уровня может так себя вести?! Жить на правах беженца, носить какие-то лохмотья и, главное, не спалить ко всем чертям Редклиф после того, как первый попавшийся эльф не упал на колени, а послал его куда подальше, или какая-нибудь жрица постаралась поставить его, мага, на место.

Но так или иначе, а Кальперния теперь хотя бы не удивлялась тому, как маг мог попасть во вражеский замок и оставаться незамеченным. Да, и поражение Алексиуса больше не было неожиданностью. Если «тот самый» хоть в половину столь же сильный, каким был Корифей, то у Гериона просто не было шансов. Да и в «половину» ли? Что-то подозрительно обычно громогласный Старший замолкал, когда задавался прямой вопрос об оценке магических способностей второго магистра…

И пусть обида не прошла, но Кальперния нашла в этом задании что-то хорошее и для себя. Любопытной натуре захотелось найти ответы на все возникшие вопросы, самой дать оценку необычному магу. А излишняя юношеская мечтательность уже представила, чему бы магистр такого уровня мог бы ей рассказать или научить. И её даже не расстраивало то, что последнее скорее красивые мечты, чем хотя бы возможная реальность. Ведь магистров (да и прочих власть имущих Тевинтера) она не зря недолюбливает.

С чего бы и этому аристократу не задрать свой поганый высокомерный нос, стоит только узнать, что она всего лишь бывшая рабыня?

* * *

Продвигалась Кальперния по безлюдному берегу озера без особого удовольствия, еле сдерживаясь, чтобы не бурчать уже вслух. Не любила она природу в её диком, истинном проявлении. Частичная цивилизация ферелденских городов и то была куда ближе. Да, она могла понять желание мага скрыться от этого мира в природном одиночестве. Но неужели нельзя было «одиночествовать» где-нибудь поближе к дорогам? Хотя в том, что она идёт за нужным человеком и он где-то здесь, женщина не сомневалась, поскольку отчётливо видела следы на песке. Очевидно, здесь проходил именно он, поскольку так шаркать может только хромой на две ноги человек.

После игры в следопыта магесса наконец-то добралась до наследия прошлого своего народа. В этом месте песчаный берег упирался в монолитный фундамент старого моста прямиком до Кинлох Холда. Однако ныне большая часть моста покоилась на дне озера, остались только редкие колонны опор, что выглядывают из-под толщи воды. Не повезло и наземной части. Почти всю дорогу поглотил лес, а в некоторых низинах — и болото, поэтому напрямик выйти к тракту уже не получится. Только этот самый фундамент опоры на песчаном берегу подавал хоть какой-то вид былого величия, правда плиты держались на нём сверху подозрительно хлипко. Поэтому Кальперния не осмелилась проходить под мостом, а решила обойти его со стороны леса.

Её старания не прошли даром. Стоило обойти старинную постройку и вновь спуститься на песчаный берег, как девушка обнаружила следы чужого присутствия. Следов на песке было больше, а на дальней травянистой части берега лежал его чёрный плащ. Выбор магом этого места для уединения показался девушке очень продуманным. Ведь с одной стороны песчаный берег скоро обрывался заболоченными зарослями камыша, а сам лес всё ближе подходил к озеру, превратившись в непроходимый дикий бурьян. Там людям делать нечего, даже лесникам. А с другой стороны вид на эту часть озера прекрасно закрывал собой остов древнего моста. Так что даже если смотреть с пристани деревни через подзорную трубу, то происходящего здесь попросту не разглядишь. Правда, не знала Кальперния, это просто совпадение, или мужчина осознано выбрал это место, основываясь на описанных выше плюсах. Если верно последнее, то очень странно. Ведь Старший очень низко оценил мыслительные и аналитические способности своего сородича, сказав, что он знаток только теоретической магии и эльфийской истории, в остальном же — глупец глупцом.

У Кальпернии не было причин сомневаться в такой оценке, ведь Корифей единственный, кто знал хромого мага лично. И всё же… а не мог ли вездесущий Старший ошибиться? Всё-таки для простого глупца этот маг слишком… проблемный.

Приближение опасности магичка даже не услышала. Не было ни шороха травы, ни рыка. Да и не должно быть здесь никакого зверья. Деревня уже несколько лет не сталкивалась со случаями нападения. Поэтому для девушки стало полной неожиданностью услышать за спиной чьи-то звериные шаги. Она успела скорее даже инстинктивно, чем обдуманно обернуться и с ужасом увидеть, как в её сторону уже мчался огромный волк. «Как можно такую махину не услышать?», — всё произошло настолько быстро, что даже эта мысль не успела прийти в её голову. Раздался только девичий визг, когда зверь без особых проблем сбил её с ног.

Падение было болезненным. Ударившись головой о землю, магичка даже потеряла связь с реальностью на пару секунд. Однако когда темнота в глазах отошла и она смогла вновь видеть, то тут же её охватил животный страх. Кальперния увидела перед собой клыкастую морду чудовища (а матёрого волка вблизи по-другому и не назвать).

Всё произошло слишком неожиданно. Заранее ставя антимагический барьер, к такому нападению она была абсолютно не готова. Тяжёлое дыхание волка и его рык породили ужас, который сковал девичье тело и не давал ни пошевелиться, ни даже закричать. Хотя больше зверь ничего не предпринимал, выжидал и лишь изучал её. Кажется, он давал ей шанс для атаки, хотел проверить магичку. Ведь магу легче лёгкого бороться с таким врагом. Подожги его шерсть — и зверь сам умчится, скуля от страха перед неконтролируемой стихией. Однако воспользоваться даже такой тактикой девушка не смогла. Её посох был вырван волком из рук уже во время нападения, а создать заклинание без него у неё так и не вышло. Руки не слушались тонувший в панике и страхе разум. Вышла только слабая искра, которая тут же потухла, стоило только зверю наступить ей на руку и сделать больно.

Кажется, даже разочаровавшись в увиденном, волк опустил лохматую голову и приоткрыл пасть. Вид огромных клыков заставил девушку окончательно потерять самообладание. Магесса вся сжалась, заскулила, зажмурилась, а из глаз проступили слёзы беспомощности.

Однако нападение завершилось столь же неожиданно, как и началось. Девушка только и успела услышать клацанье клыков у себя над ухом… и вдруг вся тяжесть от нависшей над ней тушей просто исчезла. Кальперния даже не сразу поняла, что произошло и что она до сих пор жива и невредима, а волк исчез не потому, что ей перегрызли горло и она умерла, а потому что он просто отошёл.

На осознание произошедшего понадобилось несколько мгновений. А когда они закончились, женщина резко села и схватилась за панически бьющееся сердце, будто старалась удержать его в груди. Однако вскоре от радости за своё целёхонькое тельце её отвлекли странные гаркающие звуки неподалёку. Кажется, если бы собаки умели смеяться по-человечески, именно такой звук они бы и издавали. Тут же обернувшись, Кальперния увидела ту самую волчатину. Но неожиданности не закончились. Вскоре тело зверя окутала чёрная магическая дымка, и, бах, перед ней уже стоит человек, продолжая заливисто хохотать.

Поддаваясь ещё не прошедшей панике, девушка поползла за своим откинутым посохом. А когда тот оказался наконец-то вновь в её руках и к ней вернулась возможность колдовать, то Кальперния тут же вскочила и направила оружие в сторону незнакомца, ожидая от него ещё какой-нибудь выходки. Однако больше нападений не последовало. И совсем скоро женщина начала приходить в себя, всплески разнообразных эмоций прекратились, и к ней стало возвращаться разумное восприятие мира. Тогда-то она наконец-то поняла, что перед ней стоял ни какой-то незнакомец, а именно тот самый маг, которого она и искала.

Теперь Кальперния разрывалась между стыдом за то, что она сходу так опозорилась перед своей целью, и злостью на него. Видя, как он сейчас смеётся, и помня, что ей было в тот момент, ой, как не смешно, она ещё больше утвердилась в своей неприязни к магистрам.

Они всегда были высокомерными эгоистами, получающие удовольствие от издевательства над другими. С чего она решила, что этот маг будет не таким?!

— Не вижу здесь ничего смешного, — скомкано буркнула девушка и стала счищать с одежды природный мусор.

Разумеется, на языке у неё вертелись куда менее сдержанные и цензурные выражения. Но она не могла их себе позволить, не перед тем, кто был равен ей по статусу. Ведь стоит только раз проявить фамильярность, как более опытные участники интриг тут же накинутся и раздерут её в клочья, как стая голодных гиен. А то, что мужчина более опытный, она и не сомневалась, хотя бы в силу его большего возраста.

— Как и я не вижу причин осуждать меня. Я поступал исключительно из соображений самообороны. И, прошу заметить, имел на то полное право. Потому что вы лишь незваный гость, и в дружелюбность ваших мотивов я сильно сомневаюсь.

— Я не…

Стерев с лица любые намёки на смех, даже улыбку, Безумец вернул привычную серьёзность и перестал сутулиться, расправив плечи. Именно в таком виде и увидела его Кальперния и не смогла больше сказать ни слова, а только, остолбенев, ахнула. Магистр. Перед ней стоял магистр. Теперь в этом девушка была уверена наверняка. Такая осанка, такая выправка, такой взгляд могут быть только у них, у чистокровной выдрессированной с детства знати.

Он даже жесты использует соответствующие: руку убрал за спину, но при этом продолжал смотреть на неё. Кальперния прекрасно знала этот жест и вздрогнула от воспоминаний. Так магистры показывали свою заинтересованность и готовность выслушать собеседника, но при этом она помнила, что случается с теми, кто решил слишком долго испытывать их терпение. И проверять на себе, на что способен магистр Древнего Тевинтера, ей что-то совсем не хотелось.

И как она вообще умудрилась тогда, при первой их встрече, принять его за южанина?!

— Ei vento nai mordoi deid! — пока этот магистр там что-нибудь лишнего не надумал, воскликнула девушка и тут же в примирительном жесте подняла руки, сказав, что не собиралась на него нападать. — Я пришла одна, без подкрепления.

— Я знаю. В противном случае мы сейчас бы не разговаривали.

От его холодного тона и понимания, насколько близко от неё, до сегодняшнего дня уверенной в своих силах, прошла смерть, по её спине пробежал холодок страха. Но вместе с тем Кальперния и с отвращением скривилась. Вот, казалось бы, сбежала из Тевинтера, а всё равно приходится выслушивать эту тевинтерскую надменность. Но… ничего не поделать. У неё задание. И подвести Старшего она не смела.

— На вашей стороне сыграла внезапность и нехарактерное для мага ведение боя, но не больше. Так что не надо меня недооценивать, — хмыкнула девушка, гордо, как учил Старший, подняв голову. Разумеется, Безумца нельзя обвинять в том, что он действовал не по «правилам», потому что, как известно, на войне все средства хороши. Да только какой магистр, кем она всё-таки является, вслух признается в своём полном поражении.

— Недооценивать — и не думал. Ваш потенциал мне прекрасно виден. Однако, я сделал вывод, ваш наставник распоряжается этим потенциалом ужасно, — мужчина был не столь уж и груб. То, что девчонка не смогла ничего противопоставить даже обычному зверю, стоило только лишить её посоха, Безумца не злило, а только искренне печалило.

Судя по мощнейшему следу в Тени, у девушки есть весьма реальные шансы стать самым сильным из известных ему обычных магов (не сомниари). И как нынешняя эра распорядилась таким дарованием? Да никак. Драгоценные годы детства и юности бессовестно упущены жизнью в рабском бесправии.

После подобного ему, кажется, пора перестать удивляться, почему тевинтерская Империя еле-еле сдерживает напор дикарей-кунари.

— Мой наставник сам Старший, — понятное дело, верной ученице не понравилось осуждение её идола, поэтому Кальперния эти слова произнесла даже с излишней гордостью. Хотя гордость была и не беспричинной, ибо быть в учениках у самого древнего тевинтерского магистра (и плевать, что он выглядит как ходячий кусок лириума) захотят многие.

— Оно и видно, — Безумец же от её заявления только едва слышно хмыкнул. — Так, значит, он объяснил вам подобное пренебрежение целым пластом магической науки по работе без посоха?

— Да. Потому что то время, которое понадобится на изучение этих ненужных знаний, можно потратить на более полезные навыки работы с посохом и амулетами.

— «Ненужных», значит. А если посох будет утерян?

— Не будет! — уверенно произнесла Кальперния. В погоне за доказательством правоты Старшего она как-то и забыла, что несколько минут назад проиграла как раз потому, что потеряла посох.

Спорить и дальше у Безумца желания не было. Ведь ему прекрасно известна её позиция, точнее позиция её учителя, которую она и переняла. Сетий всегда считал, что те средства, которые придётся потратить, чтобы найти наставников или книги для обучения колдовству руками, лучше потратить на улучшение чар посоха или покупку более сильных амулетов. В своё время хромой маг так и не сумел переубедить своего великовозрастного ученика в ошибочности, по его мнению, такого убеждения.

«Опять продолжает надеяться только на артефакты. Уверен, если отобрать у него эльфийский шар, он проиграет сразу же», — подумал про себя мужчина, а вслух только хмыкнул. Говорить о слабостях врага, когда рядом стоит его приспешница, было бы очень глупо.

Их разговор был на недолгое время прерван. За тем, как мужчина направился к своему плащу, чтобы, видимо, присесть и отдохнуть, Кальперния наблюдала молча, но не без интереса. Теперь она увидела лично, насколько сильно он хромал. Это выглядело как-то странно даже. Изначально по описанию агентов она приняла его за дряхлого старика, у которого проблемы с ногами начались в силу возраста. Но сейчас, имея возможность взглянуть на него без капюшона, со странной долей радости девушка поняла, что очень сильно ошиблась. Какой хоть старик? Да ему и полвека-то ещё нет! Он слишком молод для такой ужасной хромоты. А значит, она сделала вывод, это последствия каких-то серьёзных травм, которые и поныне не дают ему ходить без боли. Потому что Кальпернией не осталось незамеченным секундное появление гримасы измученности на его лице, когда из-за нетвёрдой поверхности — песка — один из его шагов получилсяслишком неаккуратным.

После подобных выводов не проникнуться обычной человеческой жалостью было невозможно. Но вместе с тем Кальперния отметила, что этого мага есть и за что уважать. Ведь порой люди и с более лёгкими травмами теряют смысл жизни. А он даже руки не опустил. Сумел выжить в этом мире, не прощающем слабость. Это же объясняет, почему его не сломила даже метка. Однозначно, он привык жить с постоянной болью и научился её перебарывать.

И уже здесь всплывают вопросы, а что движет этим человеком? Не одолела ли в своё время его отчаявшийся разум какая-то безумная идея?

Но всё же Кальперния отмахнулась от этих вопросов. Чтобы ими задаваться, нужно для начала лучше узнать этого удивительного человека. Поэтому она решила пока остановиться на том, что его выдержкой всё-таки можно даже восхищаться. Ну, кто бы мог подумать, что такой слабый, больной на вид человек, который из-за своей белой кожи больше похож на восставшего мертвеца или вурдалака (неизвестно, что ещё хуже), будет настолько силён духом…

И теперь магичка как-то даже опечалилась подобными выводами, желая ошибиться в такой поспешной оценке собеседника. Ведь у неё задание заинтересовать его, привлечь на их сторону. Но как этого добиться, как подобраться к такому магистру? Она не знала.

Неужели Самсон оказался прав, и существует лишь одно, чем она бы смогла заинтересовать древнего мага?..

— Нападите на меня.

Из мыслей, которые, очевидно, ушли в ненужную для нынешнего момента сторону, девушку вытянули слова Безумца. Но сами его слова были столь неожиданными, что Кальперния лишь удивлённо уставилась на мужчину, который теперь сидел на траве, но это не мешало его белым глазам серьёзно изучать её.

— Я признаю, что повёл себя не по правилам честного боя. Но теперь вы при посохе, а я открыт для удара. Так что нападайте. Хочу посмотреть на то, как вы распорядились временем вместо изучения «ненужных» знаний.

Кальперния вновь замялась. Конечно, магесса могла поддаться собственной гордости и убедить себя в том, что медлила она, потому что не хотела зазря ранить этого самоуверенного мага. Но на самом деле девушка боялась предоставленной возможности. И хотя у неё не было даже домыслов, но нутром она чувствовала, что не может быть всё так просто. На то он и магистр.

Но противиться магистр не стала, а уж тем более озвучивать свои сомнения в слух. Сейчас она даже поддалась былой злости и желанию впечатать чем-нибудь да посильнее в эту самодовольную белую физиономию. И с этими мыслями Кальперния обхватила посох и начала призывать одно желаемое заклинание из школы стихии.

Ощущение чего-то странного неестественного пришло к женщине тогда, когда она подогнала свою энергию к посоху. Её руку стало странно покалывать. Обычно такого не бывает, поэтому она не стала пренебрегать мерами безопасности, и прежде, чем продолжить, глянула на собеседника. Однако он продолжал ждать от неё действий как ни в чём не бывало. Даже бровью не повёл, когда она остановилась. Девушка нахмурилась, бросила на него подозрительный взгляд, но всё же решила продолжить. Магистры не отступают.

В дальнейшем новых казусов не возникло вплоть до последнего этапа. Когда энергия из-за Завесы была собрана, преобразована, осталось лишь перенаправить её на посох и придать ей образ желаемого заклинания. Однако за считанные мгновения до атаки, когда в посох наконец-то проникла магия, неожиданно между рукой девушки и орудием образовалась яркая вспышка электричества, раздался характерный для этой стихии треск. И Кальперния вскрикнула от боли.

Она выронила посох из рук. Но ей было не до него. Магичка оскалилась, плохо сдерживая скулёж боли, и схватилась за пострадавшую руку. Она ощущала сильнейший жар от произошедшего удара, но при этом и ужасный холод, её пальцы даже покрылись инеем. Так действует смешанная магия двух стихий. Терпеть пришлось бы долго. Поэтому девчонка постаралась облегчить своё положение, тут же воздействуя магией лечения. С помощью неё заживление руки происходило быстрее.

Нужно было закончить начатое. Но прикоснуться сейчас к посоху, с которого блокатор, наверное, не был снят до сих пор, девушка не осмелилась. А атаковать без него она и не думал. Не стала магесса ещё больше позориться, зная прекрасно, что всё равно у неё ничего не выйдет.

Однако пока она была занята собой, магичка вновь была атакована: маленький шарик льда влетел ей прямо в лоб. Это было не столь больно и уж тем более не смертельно, но шишка теперь наверняка появится. Айкнув и потирая ушибленный лоб, Кальперния уже обиженно глянула на собеседника.

Вот же змей! Он изначально всё так и планировал!

Безумец сейчас смотрел на неё точь-в-точь как самый строгий наставник, которому лишь хорошее настроение помешало выпороть, а лучше — высечь своего бестолкового, но уже возомнившего себя властителем мира ученика, чтобы тот всю следующую неделю и сидеть, и лежать не мог спокойно. И подобное сравнение девушке, ой, как не понравилось.

— Маг, рассчитывающий только на сторонние катализаторы, столь же смешон, как и мечник, не владеющий навыками рукопашного боя. За ближайшие несколько минут вы уже дважды гипотетически умерли. Мне даже не пришлось принимать особых усилий, чтобы обезоружить вас. Чем не контраргумент для вашего заблуждения? Правда, похожий проведённый опыт в своё время Сетия так и не смог переубедить. Но, надеюсь, ваша молодость позволит более гибко воспринимать другие, вероятно, более верные позиции в данном вопросе.

Кальперния нахмурилась. Всё-таки чтобы поверить в неправоту своего идола ей понадобится время. Однако уже сейчас она понимала, что Безумец делает это не только лишь из собственной забавы, а буквально на примерах доступно объясняет свою точку зрения. Возможно, и правда, верную…

Но тут взгляд девушки упал на свой посох, и она вспомнила о том, что стало для неё самой настоящей неожиданностью. А именно создание магом, так называемого, блокатора.

— Как вы это сделали? Это же способности храмовников!

— Способности храмовников укрепляют реальность, не давая магам её изменять. Маги повторить подобное действительно не могут. Но это не значит, что у нас нет своих способов блокировать магическую энергию. К примеру, с помощью энтропии это происходит путём воздействия на тело заклинателя и его собственную ауру изнутри. А если использовать школу духа, то влияние происходит через Тень, и блокатор ставится уже на посох. Вы бы знали это, если бы учились ещё хоть чему-то, кроме жонглирования посохом. Так же бы знали, что в Тени от вашей силы разит хуже, чем от скунса. Поэтому я почти что оскорблён тем, что вы всерьёз надеялись подойти ко мне незамеченной, не научившись хоть сколько-то маскировать свою магию.

— Старший… мне об этом не говорил, — пристыженно Кальперния всё же была вынуждена признать неполноценность своих знаний.

— Не удивительно. Сетий всегда был практиком, а не теоретиком да и ещё в общем слишком нетерпеливым в вопросах магии. Однако полученное магическое образование нашего времени вполне позволяло ему не углубляться в магические науки и дальше. А у вас даже базовые знания отсутствуют полностью. Если не возьметесь за ум в ближайшее время, то станете как южные отступники: с опытом, с практическими знаниями, но и с огромным риском стать одержимой из-за неумения работать с Тенью.

— На словах-то все умны. Может, хотя бы для начала поточнее объясните, что у вас считалось «базовым образованием»?! — сложив руки на груди, несколько обиженно буркнула Кальперния. Потому что этот магистр отчитывал её с таким голосом, как будто всю жизнь вокруг неё крутились и нужные книги, и наставники, а она только нос воротила. Так вот нет, не было такого. Всю жизнь она была вынуждена сама искать хоть какие-то знания. А когда всё-таки судьба привела к ней Старшего и он взял её в ученицы, то решил её обучать сразу с практики, объясняя это тем, что при нынешних событиях у них просто нет времени на сухие теоретические заумности.

— Вы правы, я не знаю ваших нынешних образовательных стандартов. Да и не будет сейчас командир организации с такими непомерными амбициями тратить время на изучение огромных томов престарелых фанатиков науки. Однако есть решение. Могу сейчас прочитать лекцию по магическим основам, которые должен знать каждый маг. Если проявите усидчивость и умение слушать, то, возможно, даже успею рассказать о том самом заклинании маскировки. Вам останется в дальнейшем лишь отточить полученные знания на практике и вскоре уже сможете скрывать некоторую часть собственной ауры. Не так много, конечно, но это уже хоть какое-то соблюдение правил хорошего тона моего мира.

Если бы Кальперния не поддерживала всю ту же официальность, то от удивления она сейчас точно плюхнулась бы на землю. Настолько предложение собеседника было неожиданным. Да где это видано, что бы магистр сам предлагал свои услуги да ещё задаром?! Переизбытком альтруизма маги никогда не славились. Либо он над ней издевается, врёт или всё, что угодно, либо он действительно глупец, каким его и считает Старший, либо она перестала понимать тевинтерскую интеллигенцию.

— Да, ну? Вы хотите научить меня, командира венатори, скрываться от вашего восприятия? В жизни не поверю, — всё-таки склоняясь именно к первому варианту, скептически фыркнула магесса с некоторой долей обиды.

Она-то ведь почти поверила, что он и правда может её научить…

Однако в ответ на эти слова мужчина усмехнулся.

— Ваша уверенность в собственных силах забавна, но всё-таки беспочвенна. Чтобы научиться полностью скрывать следы своей энергии от сильных магов, а уж тем более сомниари, вам придётся усердно учиться следующие несколько лет. И это если только под моим наставничеством. Если по книгам, то увеличивайте этот срок как минимум вдвое.

Теперь он ждал от неё ответа на своё предложение. Но Кальперния непозволительно долго медлила. Магичка не знала, что ответить. Разумеется, ей хотелось получить новые знания, возможно, даже принять правду этого мага и исправить свои заблуждения, чтобы не повторить позорную беспомощность при потере посоха. Однако насчёт его альтруизма у неё до сих пор было серьёзное неверие. Да и гордость не давала признать, что кто-то другой может рассказать ей то, что не знал Старший. Ведь в её понимании, её идол знал всё…

— Что ж, видимо, ваше молчание можно принять за отказ. Жаль. Поскольку, поверьте мне на слово, убеждённость в собственном всезнайстве очень опасна. Однажды жизнь мне уже преподала слишком болезненный урок.

— И что произошло? — почти неосознанно вырвался этот вопрос. Ведь девушка услышала в последних словах до этого абсолютно спокойного мужчины слишком много… боли.

— То, что, я надеюсь, не произойдёт с вами.

Понимая всё-таки глупость своего вопроса, магесса каких-то таких слов и ожидала. Конечно же, он сойдёт с ответа. Однако от этого её интерес не угас. Ей захотелось узнать то, что случилось с его ногами, как-то связанно с тем самым «болезненным уроком»?

За тем, как мужчина поднялся, а потом взял плащ и начал стряхивать с него природный мусор, наблюдала Кальперния с некоторым волнением. Ведь, раз она не проявила заинтересованность, их встреча подошла к концу, и он собирается уйти. И девушка не знала, как поступить. С одной стороны, лишний раз разговаривать с магистром ей не хотелось, так что скатертью ему дорожка. Но, с другой, она вновь вспомнила о своём задании.

Пусть разговор их прошёл даже почти беспроблемно, и в принципе, его можно продолжить, когда она нагонит беглеца в следующий раз. Однако к девушке подкрались сомнения: а будет ли этот «следующий раз»? Ведь девчонка должна была его заинтересовать, возможно, впечатлить, а в итоге она только дважды опозорилась, а потом и вообще отвергла его предложение, буквально, милость, тем самым оскорбив его самолюбие. Захочет ли магистр в следующий раз встречаться с такой бездарной, как он, наверное, теперь думал, магичкой? Кальперния была в этом не уверена.

Наблюдая за тем, как мужчина с собранными вещами молча удалялся от берега, магесса уже нервничала. Ведь сейчас он отойдёт, вновь обернётся волком и убежит…

И вся её миссия с треском провалится. А ведь Старший возлагал на неё такие надежды, даже доверие…

А ещё она понимала, что вместе с магом исчезнет и шанс узнать что-то новое, хоть насколько-то приблизиться к великим магам древности. Она же всю жизнь жадно хваталась за любую возможность к саморазвитию, смертельно рисковала, когда залезала в личную библиотеку своего бывшего хозяина, чтобы хоть одним глазком взглянуть в его книги. А сейчас, когда знания перед ней чуть ли ни на ладони, она отказывается?! «Чем я вообще думала?!», — отчитала сама себя магистр.

Нужно было торопиться, пока есть ещё шанс исправить ошибку. Нужно было сказать хоть что-то, хоть как-то переубедить мужчину.

А что если она опоздала?

А что если он не захочет её больше видеть?

— Нет, пожалуйста! Мне нужна твоя помощь! Я хочу учиться! Пожалуйста, только не уходи.

В панике желая сделать хоть что-нибудь, Кальперния абсолютно не помнила своих слов, а когда очухалась, осознала, что стоит рядом с мужчиной и крепко держит того за руку… Какая же она оказалась приятной на ощупь, аристократически идеальной. К тяжёлой работе он, однозначно, не привык. Однако его руки оказались и излишне прохладными. Не мертвецки ледяными, конечно, но и без привычного человеческого тепла.

Разобравшись с ощущениями, магичка несколько неуверенно подняла взгляд. Что же, её выходка весьма себе сработала. Маг точно не думал об уходе. Но теперь с нескрываемым удивлением посматривал то на неё саму, то на свою руку, так бесцеремонно схваченную.

А вот полное осознание всего произошедшего и его последствий пришло к Кальпернии несколько позже и словно молнией поразило её. Она наконец осознала, сколько всего правил и манер нарушила за одно лишь мгновение. И пытаясь хоть сколько-то исправить положение, девушка только теперь отпускает его руку, резко делает пару шагов назад, чтобы вернуться на приличную для официальных разговоров дистанцию, а сама тут же вытягивается и начинает нервно поправлять весьма дешёвый (но как раз подходящий для того, чтобы слиться с толпой деревенщины) походный костюм и свои волосы, которые на этот раз были убраны в две простые косички. Да только она понимала, что все эти панические попытки исправиться уже бессмысленны. Ведь теперь она опозорилась уже по полной.

Нельзя было так себя вести. Нельзя было переходить на «ты», так взбалмошно кричать, нарушать личное пространство, хватать собеседника. Магистрам такое поведение непозволительно. А она это сделала, так легко позволила маске слететь. Значит, она никакой не магистр, и это ему теперь прекрасно будет известно.

Нужно было держать себя в руках!

Как теперь мужчина поступит? Девушка не знала, но понимал, в его праве сделать всё, что угодно. Мог высокомерно фыркнуть, обозвать её «простолюдинкой» и уйти. Мог засмеяться, перейти к более обидным оскорблениям. Мог и ударить. Это не подвергается осуждению, поскольку она без разрешения схватила его.

Но главное магесса понимала, что теперь точно шанс навсегда утерян. Никакой магистр не будет разговаривать с невысокородной выскочкой, тем более рабыней, которая сама и выдала свою ещё абсолютную неопытность в этой большой игре масок.

Девушка сжала от досады пальцы в кулак. Заплакать сейчас она себе уж точно не позволит! Пусть её собеседник делает, что хочет — его право. Но она не потеряет остатки гордости! Ни перед одним магистром!

Однако сейчас случилось воистину небывалое явление. Когда Кальперния вновь подняла взгляд, чтобы достойно, в лицо, встретить насмешки, она увидела на лице мужчины безобидную, лёгкую улыбку. Девушка ахнула. Нет, маг всё тот же, осанка и выправка всё те же идеально ровные, только в белых глазах отсутствовало ожидаемое высокомерное превосходство над собеседником. В них она увидела только… тёплое понимание.

— Я рад увидеть в вас такое стремление к знаниям, — всё так же спокойно, как и раньше, произнёс Безумец. — Правда, как вы уже и сами, наверное, догадались, у меня есть условия.

Девушка кивнула, выразив желание его выслушать.

— Первое — после нашей лекции ужин вы оплатите за свой счёт.

Очевидно, девушка опять не могла сохранять внутреннее спокойствие. От мага его уровня она ожидала самого нереального или возмутительного условия, но не такого… Всего лишь оплатить ужин? Он серьёзно?! Да она готова весь трактир выкупить вместе с хозяином, лишь бы только он её учил! А судя по его тону, он говорил серьёзно…

— Великим и ужасным тоже нужно пропитание, — видимо, её размышления были уж слишком очевидными, раз Безумец их увидел и даже засмеялся.

От его несколько даже вольного, безобидного смеха самой девушке стало спокойнее. Она и себе позволила ответить лёгкой ухмылкой на его замечание про «великого и ужасного». Заодно Кальперния заметила маленькую деталь: у мужчины отсутствовал верхний клык во рту. Этот небольшой нюанс добавил ещё один вопрос к чудному человеку. Интересно, кто и за что выбил вроде бы сторонившемуся открытых конфликтов магу зуб?

— Второе, — вернулся к сути Безумец, но прежде, чем продолжить, неожиданно сократил между ними дистанцию опять до той неприличной близости. — Давай в дальнейшем обойдёмся без официоза? Помереться знанием манер мы ещё успеем и в другой раз, — храня на лице всю ту же улыбку, произнёс мужчина и даже игриво поддел пальцем носик собеседницы.

И теперь Безумец, заранее уверенный в её положительном ответе, развернулся и снова направился на берег. Только ухмылка его была куда хищнее.

«Что творится?!», — кричала уверенность девушки в собственной нелестной оценке тевинтерской знати. Нет, разумеется, она была обеими руками за предложение мужчины. Изменение этой встречи в сторону фривольности и, следовательно, более дружественной обстановки очень хорошо стыковалось с её заданием. Однако она не могла свыкнуться с его поведением, ведь магистры так себя не ведут! Она-то прекрасно это знала, лично и на себе испытывала всю их несоизмеримую высокомерность и себялюбие…

Но тут, пока он не видит, девушка с лёгким смущением и улыбкой коснулась носа, по которому недавно так неожиданно прошёлся его палец. А ведь, подумать только, он самолично нарушил принятую в приличном обществе границу… как тогда, в Редклифе. Это сравнение тут же натолкнуло магессу на мысль о том, что при первой их встрече он не так уж и сильно её обманул.

Девушка улыбнулась. Ей бы очень сильно хотелось, что бы тот, с кем она разговаривала до этого, был лишь маской более человечного и живого мага. А то, что его поведение не совпадает с её устоявшимся клеймом магистра… Ну и что? Он же из Древнего Тевинтера. Может быть, раньше в магистры брали не только тех, кто своим высокомерно задранным носом лишь потолки царапать умеет.

Всё обдумав, Кальперния не просто не передумала, а, наоборот, с большим интересом отнеслась к предстоящей лекции, поэтому теперь она с плохо скрываемым энтузиазмом поспешила к мужчине.

— И всё же я бы крайне советовал не надеяться, что учителя разжуют тебе всю магическую науку. Ищи знания сама. Если и не в собственных экспедициях, то хотя бы в книгах. Ведь тот, кто знает только то, что знают другие — не знает ничего, — произнёс Безумец, когда заметил в глазах своей слушательницы искреннюю заинтересованность. Это ему нравилось. Если он действительно угадал и девушка в дальнейшем будет с тем же рвением добираться до знаний, то у неё есть все шансы не просто наверстать пропущенные годы, но и перегнать своих сверстников.

— Порой ты слишком зануден, — беззлобно хмыкнула магесса.

— Привыкай, — усмехнулся маг.

* * *

Несмотря на сомнения Кальперния в дальнейшем нисколько не пожалела, что согласилась на эту странную любезность со стороны такого же странного мага. Он оказался хорошим лектором. Не то, что бы ей было, с кем сравнивать, всё-таки в Кругах она никогда не обучалась. Старший, как правильно отметил Безумец, был именно практиком. А Эрастенес, её последний господин, с удовольствием бы её избил книгами, если бы такой способ помог «вбить» в неё знания: настолько этот магистр не хотел отвлекаться от своих исследований на девочку-подростка, у которой выявился лишний (для рабов) магический дар.

И… лучше бы она вообще не вспоминала об этом полоумном учёном. Потому что происходящее сейчас вообще несравнимо с её первыми и единственными уроками по теории.

Сколько они уже просидели на берегу озера? Часов пять? Кальперния и не считала, для неё время пролетело незаметно. Настолько ей было интересно слушать своего временного учителя. Он полностью выполнил обещание, вдоволь нагрузил пытливый девичий ум новыми знаниями. Теперь впереди у неё часы самостоятельной практики, чтобы полностью освоить услышанное. А этим она обязательно займётся, не позволит полученным знаниям пропасть. Поскольку даже осознанный призыв виспа, когда магия используется с полным пониманием происходящих в Тени процессов, а не просто инстинктивно, заучив необходимые манипуляции наизусть, привёл девушку в полный восторг. То-то ещё будет! Ведь если она продолжит и дальше так разбирать каждое заклинание, то очень скоро, весьма вероятно, сможет без помощи посоха-катализатора призвать что-то стоящее, а не какой-то позорный пшик.

Да, в отличие от Старшего, она признала, что в первую очередь маг должен быть опасен именно без посоха. Хотя как тут не признать? После такой-то эффектной демонстрации — лоб до сих пор побаливал.

Подумать только — один урок, и перед глазами уже столько возможностей для дальнейшей самореализации! Никакое «любезное одолжение» Эрастенеса не сравнится с этим!

Впрочем, на удачность лекции повлияли не только старания «студента», но и заинтересованность самого лектора. Безумец рассказывал даже с излишним азартом, в лекцию он увлёкся с головой. Кальперния хоть этого и не понимала. Ведь навряд ли ему выдавали лицензию педагога, а просто так раздавать свои знания, даже такие примитивные, магистры, как известно, не любят, а уж тем более не получают от этого удовольствия. Однако она смотрела в его глаза, которые несмотря на нездоровый цвет горели самой живой энергией, с улыбкой. Старший не ошибся в том, что Безумец до фанатизма учёного любит темы, связанные с магией и эльфами (точнее будет сказать — эльфийской историей, поскольку сами эльфы и, что удивительно, даже эльфийки ему абсолютно не интересны). Да, и возможно, ему просто необходимо было выговориться. В конце концов в мире, который за любые разговоры о магии с удовольствием тебя усмирит, пришельцу из прошлого, из самого древнего Тевинтера, будет особенно тяжело.

Да, впрочем, Кальперния готова была принять любые причины, лишь бы продолжать видеть то искреннее дружелюбие в его глазах. Единственным до сегодняшнего момента, кто не смотрел на неё с презрением, был Корифей. Поэтому на неё такой жест внимания со стороны хромого мага влиял особенно сильно.

Ха! Подавись Эрастенес и прочие ему маги! Её талант признавали сами древние магистры, великие сомниари! Так что пусть весь Магистериум слюни от зависти пускает!.. Примерно как раз такие мысли ребяческой радости она себе сейчас и позволила…

Однако не всё так красочно происходило за эти часы. Точнее магесса узнала, что мужчина крайне ревностно относился к потере интереса у своего слушателя. Нет, разумеется, она не скучала, просто порой невольно уходила в собственные раздумья от полученной информации. И он сразу же это замечал. А так же выяснилось, что маг, имеющий терпеливость исследователя да и общую терпимость, очень уж нетерпим к ошибкам, совершаемыми учеником. Именно поэтому руки девушки, когда у неё не получалось повторить простейшие для него, но пока трудные для неё манипуляции с процессами Тени, успели получить уже несколько хлёстких ударов от его трости.

Но Кальперния не обижалась. Во-первых, вопреки впечатлениям магистр действовал, кажется, почти даже неосознанно. Во-вторых, бывшая рабыня знала, что такое боль, так что его удары почти даже нельзя было назвать болезненными, да и в тот раз, когда он очевидно переборщил, Безумец тут же поспешил извиниться перед ней. Так что эти его наказания точно не были умышленным стремлением к жестокости. Да и знала девушка: ученик очень часто становится продолжением своего учителя. А значит, если мужчину с детства воспитывали и учили исключительно методом кнута, то в будущем он хоть и частично, но всё равно переймёт такой способ обучения.

И с этим уже ничего не поделаешь.

И вот так незаметно пролетело время. Кажется, Кальперния не успела и опомниться, а он уже замолчал. Разумеется, ей бы хотелось потянуть время, ещё вот так посидеть за полезным делом. Увы, ей пришлось признать, что они устали: и он, и она — а значит, действительно пора заканчивать. Тем более ей необходимо было исполнить свою часть их уговора.

Когда они шли по берегу обратно в деревню, их разговор сохранил всю ту же неофициальность. Это уже была беседа двух тевинтерцев о своей единой, но уже такой разной родине. Опять больше говорил именно Безумец, всё-таки она о древней Империи знает меньше, чем он — о нынешнем Тевинтере. Однако тому это было абсолютно не в тяжесть.

— Даже не верится, что ты до сих пор не сбежал от меня. Я же из венатори, — однажды произнесла магесса.

— Ну, а почему бы не уделить хорошему собеседнику всё своё внимание? В конце концов очереди из других добровольцев не наблюдается, — усмехнулся носитель метки и для наглядности своих слов окинул взглядом пустынный берег озера.

Тогда девушка лишь также улыбнулась в ответ, но прекрасно понимала его чувства. Всё-таки у магички тоже редко получалось с кем-то поговорить, а после того, как её возлюбленный и единственный друг был продан другому господину, а потом погиб… исчез, только лишь книги и остались её окружением. И поныне не многое изменилось.

Казалось бы, сейчас у неё была отличная возможность затронуть в разговоре насущные проблемы. Но этот змей постоянно умело сходил с любой неудобной ему темы. И она так и не смогла понять, почему он не принимает их сторону и, вроде бы, правильную правду своего сородича. Неужели он не понимает, чем дольше он будет геройствовать в гордом одиночестве, тем больше шанс, что Инквизиция его схватит? А это ужасно, поскольку девушка была уверена, что к древнему тевинтерцу этот ненавистный придаток Церкви милосерден уж точно не будет.

Но отвечать на её вопросы и слушать доводы он на отрез отказывался. Поэтому сегодня Кальперния настаивать больше не стала, смиренно признав правоту своих аналитиков в том, что простым разговором дело не решится. Если, и вправду, за прошлый месяц Инквизиция слишком многое ему внушила, то вернуть на путь истинный гордого и упрямого тевинтерца будет очень тяжело.

Когда же они наконец-то добрались до деревни, их разговор стал ещё более нейтральным. Их появление осталось практически незамеченным. Видимо, к виду чудного мужчины за эти несколько дней местные жители уже привыкли, да и наверняка порой на пристани швартовались личности и почуднее. Её уж тем более приняли за свою. Ведь одеждой Кальперния ничуть не выдавала своё высокое положение в другом государстве, а её телосложение и заветренное лицо и так всегда выдавали в ней простолюдинку. Поэтому им сейчас меньше всего хотелось бы вызвать лишние подозрения разговорами о магии или Тевинтере. Деревенщина — народ, конечно, занятой, рабочий, но сплетни здесь расходятся чуть ли не быстрее, чем на орлейских балах.

И вот остаток этой их неожиданной встречи прошёл на первом этаже местного постоялого двора. Кальперния не скупилась на выполнение своей части уговора. Монеты с собой у неё были, да обмен ей всё равно казался неравноценным, ужин был почти чистой формальностью. Ведь в Тевинтере за одну похожую лекцию какой-нибудь магистр содрал бы в разы больше. А ещё девушку поразило отсутствие избирательности в еде у этого мага. На предложенный ужин он ни разу и носом не повёл, хотя даже она заметила, что хозяин таверны, очевидно, экономит на своих гостях, разбавляя даже молоко, которого, казалось бы, в избытке.

От этого Кальперния невольно усмехнулась, подумав, что поварам в доме такого неприхотливого господина жилось бы очень даже неплохо.

— Знаешь, со слов «магистр решил посетить таверну на отшибе» обычно начинаются только анекдоты, — не удержавшись, хихикнула магесса, а заодно её повеселила неожиданная мысль о том, что ей точно никто в жизни не поверит, что она так просто сидела и ужинала рядом с «тем самым».

Ведь к древним тевинтерским магистрам и их истории можно относится по-разному, верить в любую версию или теорию, но все единогласно признают, что они — легенды.

— Когда неделями проводишь в эльфийских руинах где-нибудь на окраинах Viridis, — это название диких джунглей на северной границе изведанных земель, а так же это слово порой применялось среди учёных Империи в качестве сленга, обозначающего любые очень далёкие земли на краю изученного Тедаса или короче — «задница мира», — то вынужден выживать на одних только запасах сухарей и воде. Такой рацион, как правило, отбивает желание привередничать у любого.

Кальперния только покачала головой. Девчонка не понимала этого учёного фанатизма, что у Эрастенеса, что и у Безумца, и, наверное, не поймёт никогда. Да, только исследователи действительно находят, узнают и создают что-то новое. Но она лучше смирится с вторичностью знаний и будет получать их из книг, чем осмелится сама участвовать в какой-то экспедиции.

В тот момент в таверну незаметно, по крайней мере так думал он сам, пробрался местный мальчик лет восьми и тут же осмотрелся. Он поглядывал на столы, только-только покинутые посетителями, очевидно, в поисках каких-нибудь вкусностей, к которым богачи, сошедшие с очередного торгового корабля, даже не притронулись. Это он пытался делать как можно быстрее, пока подавальщицы или сам хозяин таверны его не заметили и не погнали прочь. Впрочем, Кальперния бы и не обратила на него никакого внимания, но тут её собеседник неожиданно подозвал проныру жестом. Ребёнок подчинился и тут же без какого-либо страха помчался к ним. Значит, сделала вывод девушка, они знакомы.

— Держи. Раздели с братьями, — произнёс мужчина и передал ему собранный тряпичный кулёк.

Когда мальчик из любопытства размотал подарок и увидел там разнообразные сладости, магесса даже усмехнулась. Настолько забавным детским искренним восторгом вспыхнули глаза ребёнка.

— Дядь, а ты сам-то никому не расскажешь? А то мамка ведь говорила, шоб до ужина пряников ни-ни, — вдруг серьёзно спросил мальчик, сощурив глаза.

— Не расскажу, — заверил его Безумец. — Иначе мне от неё тоже попадёт, — он потрепал по волосам мальца и хитро подмигнул ему.

Мальчик эти слова принял и так же просиял заговорческой, ехидной улыбкой. И теперь, поблагодарив, умчался незаметно от родительницы делить «добычу».

— Кто это был? — не сдержавшись, спросила Кальперния. Она уже даже и не знала, какое мнение составлять об этом маге, если он продолжает вновь и вновь её шокировать своим необъяснимым, по её мнению, поведением.

За сегодня она насчитала в этом мужчине уже столько неестественности, что невольно задумаешься: а не лжёт ли он просто? Но положительно ответить на этот вопрос, магесса тоже не могла найти причин. Ведь она просто не видела никакого смысла в настолько долгом спектакле.

— Сын одной вдовы из деревни, в чьём доме я ночую за небольшую плату.

Теперь Кальперния поняла, о чём шептались за их спинами, когда они шли по деревне. Разумеется, в скучном на события поселении появление в доме вдовы чужого мужчины тут же станет лакомым кусочком для местных вестоплётов.

— Не понимаю, почему ты не снял комнату здесь, в таверне? Меньше бы внимания привлёк.

— Чем больше местные обсуждают «нас», тем меньше у них остаётся времени на то, чтобы обсуждать лично меня. А так же известно, что дети плохо умеют врать, поэтому если они ко мне спокойно подходят, то, значит, не такой уж я и страшный. Да и деревенские торговаться абсолютно не умеют, — совсем обыденно объяснял мужчина, — в отличие от этого, — только напоследок с отвращением фыркнул он и исподлобья гляну на стоящего за барной стойкой хозяина таверны. Судя по всему разговор о комнате между ними уже был, и названная цена явно не понравилась магу.

«Но и хитрый же этот змей!», — усмехнулась девушка, снова напомнив себе, что она всё-таки с настоящим магистром разговаривает, а они интриганы ещё те.

Но как вдруг спокойствие здешней обстановки нарушилось. Безумец, глянув ей за спину, как-то недобро нахмурился. Кальперния сразу поняла, что он что-то нехорошее увидел.

— За тобой была слежка?

От неожиданности его строгого холодного тона девушка почти растерялась, но всё же успела взять себя в руки и тут же поспешила вспомнить весь свой путь до деревни. Но ничего подозрительного она не упомнила.

— Не должно. Я была осторожна, — тогда отрицательно покачала она головой.

— Ясно. Значит, это за мной.

— Кто? — из-за любопытства магичка уже собиралась инстинктивно обернуться, чтобы самолично увидеть причину беспокойства собеседника.

— Оборачиваться категорически не советую, — но Безумец её остановил. — Не нужно ему заранее знать, что он обнаружен.

Кальперния с ним, разумеется, согласилась и, уняв своё любопытство и нервозность, вновь села расслабленно. Мужчина сделал тоже самое.

— А с чего ты взял, что он шпион? — но узнать подробности она, конечно же, хотела.

— Зашёл недавно. Трактирщик с недоверием косится на него, оценивает — не местный и здесь никогда не появлялся. За спиной не тул, а колчан, значит, передвигался на коне, но при этом на одежде и сапогах много затёртой сырой грязи, в ремнях даже застряли опавшие еловые иглы — зачем-то ходит по размытым после ливней лесным тропам, когда на коне по тракту получилось бы и чище, и быстрее. Сидит скованно, дёргано, на вопросы подавальщицы реагирует резко, нервно. Видимо, хочет сделать вид, что в бегах. Однако почему-то в этом случае он не выбрал дальний стол в углу, откуда как раз открывается вид на весь зал и все выходы. Да и для того, кто, как бы, нервничает, он почти не оглядывается по сторонам, не выискивает опасность, а смотрит только прямо — на нас, — озвучил Безумец результаты своих наблюдений. — Тем более, мне кажется, я уже его встречал. Один из опытнейших агентов Канцлера Инквизиции.

Последние слова мужчина озвучил с ухмылкой. Ведь теперь он был точно уверен, что это как раз один из тех агентов, которых их отряд во время марш-броска до Бреши вытащил из завала в эльфийском храме. «Спас себе на голову», — подумал в тот день Безумец, и, о, Думат, как же он был прав.

— Видимо, не такой уж «опытнейший», раз даже ты его обнаружил, — хмыкнула Кальперния. Её «даже ты», на самом деле, не было оскорблением. Ведь Старший не упоминал о наличии каких-либо чудес шпионской внимательности у своего сородича. Поэтому она посчитала, что в обнаружении агента Инквизиции виноват в первую очередь именно последний, а Безумцу всего лишь бросились в глаза его ошибки.

— И всё же его навыки следопыта намного лучше актёрских. До нынешнего момента я так ни разу его и не обнаружил, хотя и подозревал о слежке. Видимо, твоё появление вынудило его к действиям, из-за чего он и совершил ошибку.

— Моё? Но мы же ничего секретного не обсуждали, — удивилась девушка.

— Наверняка его заинтересовал сам факт, что я встречаюсь с командиром организации, против которой однажды уже выступил. Настолько заинтересовал, что он рискнул даже своей задачей и незаметностью, лишь бы услышать хоть часть нашего разговора.

— И что будем делать? Если он передаст свои наблюдения Инквизиции, они обвинят тебя в сговоре с нами.

На самом деле, с одной стороны, Кальпернии нравилось такое развитие событий, и она готова была даже посодействовать. Ведь если Инквизиция будет считать его не беглецом, а лжецом, изначально агентом венатори, то милости от неё ему уже не дождаться, и это вынудит его принять предложение от её организации. Но, с другой стороны, девушка очень сильно и небезосновательно сомневалась. Всё-таки даже такое, казалось бы, безвыходное положение, вполне возможно, всё равно не заставит его принять правду Старшего, он продолжит упрямиться. Зато значительно возрастёт риск того, что церковные выскочки, оскорблённые из-за, как бы, обмана, могут снова взяться за него всерьёз, даже захотят убить из мести… или ещё что-нибудь. Кто знает, что этим фанатикам лжебога ещё в голову взбредёт.

Так что Кальперния про себя однозначно решила, что такой исход ей не нужен. Уж лучше пусть выскочки продолжают заниматься, чем угодно, портить планы Старшего, но про беглеца пока не вспоминают. А она тем временем постарается достучаться до этой непробиваемой тевинтерской натуры.

— Ты — ничего. А мне бы хотелось с ним поговорить.

Безумец произнёс это таким невинныи тоном, что Кальперния невольно возмутилась, поверив, что его «поговорить» имело самое прямое значение. Однако когда она вскинула гневный взгляд на него, то резко замерла. Вроде бы и выглядел он сейчас также безобидно, но холодок страха женщина всё равно почувствовала. Ведь слишком уж спокойный взгляд у мужчины до… хладнокровия. Поэтому магесса больше не сомневалась в том, что магистр сделает всё необходимое для того, чтобы этот «хвост» больше ничего не рассказал своим хозяевам. Более того желание воскликнуть о том, что венатори тоже бы не отказались от допроса агента Инквизиции, полностью испарилось.

Не-е-е. Если рабская жизнь её чему-то и научила, так это тому, что в моменты, когда магистры в таком настроении, лучше всего от них держаться подальше. Даже если в глазах Безумца и не было нечеловечной кровожадности безумных малефикаров, это не значит, что его аура не стала враждебно холодной. Видимо, уверенность агента в том, что его цель не заметит и простит ему такую халатную неосторожность, стала для магистра личным оскорблением.

— Ты сейчас уйдёшь или остаёшься на ночь в деревне? — тем временем всё так же спокойно спросил Безумец.

— Ты меня выгоняешь? — удивилась его вопросу Кальперния, даже на секунду испугалась, подумав, что она сделала что-то не так, оскорбила.

— Нет, но небо со стороны озера уже заносит тучами, — Безумец указал взглядом на окно, откуда как раз открывался вид на пристань, озеро и огромную недружелюбно чёрную тучу на горизонте. Очевидно, если она сюда дойдёт, то ливень не закончится до утра. — Если отбудешь сейчас, то успеешь вернуться на вашу местную базу. Если остаёшься на ночь здесь, то, значит, побыстрее надо уходить уже мне, чтобы успеть найти укрытие до начала дождя.

Девушка тяжело вздохнула. Как бы ей не хотелось заканчивать эту их весьма приятную встречу. Но оставаться и тянуть время ещё женщина не видела смысла. Не поторопится — туча нагонит её в пути. А если останется — уйдёт уже он. У неё нет ни одной причины доверять ему, а у него — так тем более. В одной деревне с командиром венатори на ночь он точно не останется. Так что Кальперния не стала поддаваться злорадным мыслям и выгонять в дождь собаку на улицу (получается, сейчас это буквально) и решила поспешить сама.

Её сборы были быстрыми. Поэтому совсем скоро магичка уже поспешила к конюшне, где днём и пристроила на отдых своего коня на радость местному конюху, который от одного лишь лицезрения чистокровного представителя тевинтерской породы чуть в обморок не шлёпнулся. «Оказывается, ферелденцы не только в своих шавках, а и в конях разбираются», — тогда с ухмылкой подумала она.

Безумец увязался следом. Его желание её проводить было Кальпернии приятно, хотя она и подозревала, что он делает это исключительно для того, чтобы самостоятельно удостовериться в её уходе. Однако всё это время он стоял несколько поодаль от неё. Не сразу магесса поняла, в чём дело. Но стоило её коню однажды тряхнуть головой и нетерпеливо переступить копытами, и мимо девушки не прошло незамеченным то, как отчётливо вздрогнул мужчина и даже сделал неосознанный шаг отступления. «Надо же «великий и ужасный» боится лошадей!», — для Кальпернии это открытие стало чем-то даже поразительным, а потом уже вызвало нестерпимое желание хохотать. Ведь, как можно бояться одно из самых необходимых животных для их цивилизации, она не понимала. Но всё-таки оскорблять своими издёвками и смехом девушка магистра не стала.

— Vitae benefaria! — взобравшись на коня, Кальперния уважительно попрощалась с магом.

— Manaveris dracona, — Безумец ответил ей тем же, правда, забывшись, произнёс «долгой жизни драконам», что фактически тоже является уважительным прощанием только в его мире.

— Ты разве веришь в Древних Богов? — удивилась Кальперния, ведь Старший упоминал, что Безумца в его время подозревали в неверии.

— Не верю. Но в моём мире эту фразу часто говорили на прощание, — отрицательно покачал головой он. — В своих же ругательствах ты поминаешь вашего Создателя, но это не значит, что ты в него веришь.

— Конечно! Я верю лишь в одного бога.

— Сетия… — понимая, кивнул Безумец с тяжёлым вздохом. Всё-таки до сих пор было непросто ему осознавать то, во что превратило безумие некогда великого религиозного деятеля.

— Старшего! — гордо поправила его магичка.

«И почему Думат всё это допустил?», — искренне не понимал мужчина. Хоть он с Богами (или кто они там на самом деле) сошёлся во мнении: он не желал их услышать, они — с ним заговорить. Но другие-то их слышали, значит, эти необъяснимые сущности реальны. Но почему молчат теперь, когда их главный последователь, насмехаясь над ними же, создал дракона по их подобию? Где же та хвалённая «кара Думата по души неверных», которой Синод так долго запугивал Безумца?

Неожиданный лай дворовых собак вернул в реальность их обоих и заставил обернуться. Они только и видели, как окольными путями вдоль деревни промчался конь, распугав мирных жителей и нервируя псов, и уже совсем скоро оказался за пределами поселения. Всадника они узнали сразу. Видимо, так спеша с донесением, агент растерял последнюю нужду в незаметности.

— Уверен, что догонишь? — спросила тогда Кальперния, высматривая вдали быстро исчезающего всадника.

Маг не ответил, только лишь кивнул. Девушка спорить не стала, посчитав, что в его возрасте остатки хвастовства и безбашенности лихой молодости уже должны были отмереть, и он способен правильно рассчитать свои силы.

— Однако мне бы не помешала верёвка. Буду благодарен, если отдашь, — произнёс Безумец, указав на верёвку, которую девушка хранила насвоём седле из соображений предусмотрительности. Всё-таки много чего может случиться в дороге. Но сейчас она жадничать не стала и выполнила его просьбу.

* * *

Следопыт мчался вдоль Имперского тракта, но по лесным незаметным дорогам. Коня он не гнал из соображений безопасности, всё-таки из-за частых дождей большинство дорог превратилось в грязевое месиво, да и в безумной спешке не видел смысла, потому что его никто не преследовал. По этому случаю он бы вообще предпочёл пустить коня шагом, но нужно было торопиться, потому что важно было передать донесение, а важнее запросить на задание другого агента. Мужчина понимал, что из-за своих спешки и любопытства он совершил ошибку, и цель его обнаружила, а значит, на слежку надо посылать новое лицо.

Странный фырк его животины заставил следопыта встрепенуться и тут же с высоты седла окинуть взглядом округу. Конь у него не из пугливых, а значит, сейчас он почувствовал уже реальную опасность. Когда начали раздаваться шелест кустов и треск веток, валявшихся на земле, мужчина, не раздумывая, вскинул лук. Если «что-то» так шумит, то, значит, оно большое и бежит именно за ним, раз пожертвовало осторожностью в угоду скорости.

Когда же вдали его меткий взгляд уже приметил силуэт врага, и он был волчьим, агент не стал испытывать судьбу и тут же развернул коня в сторону тракта, на котором он с большой вероятностью наткнётся на помощь. Если волчьей стае чем-то приглянулся он или его упитанный конь, то в одиночку в глуши выстоять против хищников очень сложно. Однако в его случае просто «волчья голодная стая» — это ещё самый лучший вариант. Но лучнику что-то в него слабо верилось. Обычно волки в такой благоприятный на пищу период года так нагло себя не ведут. Зато он очень хорошо знает одного мага, кто любит злоупотреблять оборотничеством.

Мужчина хотел себя успокоить тем, что против него-то он выстоит. Агент уже видел этого волка. Громадная зверюга, матёрая! Но ведь он один, а значит, опытнейшему лучнику хватит одной стрелы, чтобы прибить этого демона… И всё же подобные мысли не дали ему должного успокоения.

Когда лохматая серая опасность мелькнула совсем рядом, он выстрелил. Но не попал. Волк его как будто спровоцировал специально, а сам тут же скрылся в кустах. Лучника посетили смутные подозрения о том, что зверь его просто проверил на меткость, и это ему совсем не нравилось. Ведь с таким умным зверьём ему ещё не приходилось сталкиваться в бою.

Да-да, это человек в звериной шкуре! Но попробуй об этом не забывать, когда перед тобой огромная псина, которая наверняка с лёгкостью руку откусить сможет!

Доверившись верному коню и окончательно отпустив поводья, агент выстрелил во второй раз. Случилось неожиданное: волк исчез из поля его видимости и слуха. И следующие несколько метров они проскакали в полной тишине. Неужели сразил наповал? Хотелось бы, но мужчина не поддавался иллюзии победы, прекрасно понимая, что в лучшем случае этот выстрел мог только ранить изворотливого противника. Однако и последствий ранения он не услышал. Волк не издал ни вой, ни рык, ни даже писк от боли. Так что, скорей всего, зверь просто отбежал в сторону, чтобы совершить какой-то манёвр. Ведь в теле зверя разум человеческого уровня непредсказуемости. А значит, от него можно ожидать, чего угодно, но только не обычного волчьего поведения. Это понимал всадник, но не понимал его конь.

Животное, поддаваясь инстинкту самосохранения, неслось галопом, спасая и себя, и своего наездника. У коня-то вообще не было тактики борьбы с врагом. Он знал одно: чем быстрее несётся, тем больше шанс, что он унесёт отсюда свои копыта. Выискивать в ближайших кустах противника он тоже не видел особого смысла. Ведь волки, чтобы не быть загрызенными в ответ или насаженными на рога, предпочитают нападать со спины. А значит, единственный манёвр, который требовался от коня, это вовремя уйти с траектории подлого прыжка и не позволить себя повалить.

Поэтому какого же было его удивление, когда после нескольких десятков метров, вновь зашуршали кусты не позади них, а спереди. А в определённый момент прямо ему в лоб оттуда выскочил волк.

Из-за того, что сам мужчина рассматривал вероятность такого манёвра, он был готов и сразу же выпустил следующую стрелу. Вот здесь бы его и ждала победа. Ведь если бы зверь вцепился в шею коня или нацелился на всадника, то увернуться от стрелы бы уже не успел. Однако волк вновь перехитрил его. Он лишь оцарапал когтями конскую морду, а сам вновь отошёл в сторону.

Для конца погони даже таких ранений оказалось достаточно. Ведь жеребец, растерявшийся от такой неожиданной лобовой атаки и почувствовавший сильную боль и кровь на морде (кажется, волчьи когти выцарапали ему глаз), тут же впал в панику и задёргался в нервных судорогах. Следопыт это заметил слишком поздно, не успел схватиться за поводья и в один момент вылетел из седла.

Точно не знал шпион, от чего ему было больнее: от падения или же досады. Ведь свалился с коня и почти уже проиграл, когда до тракта оставалось каких-то жалких полкилометра. Но сдаваться он не намерен. Поэтому мужчина, хоть сколько-то придя в себя после удара и осознав, что выронил лук, тут же достал кинжал. Это и спасло, как он думал, его от смерти, которая в образе волка уже мчалась к нему. Увидев оружие, зверь замедлился и вскоре совсем остановился.

Конечно, до последнего хочется верить, что выход из положения найдётся. Ему тоже хотелось. Да только какой выход? Его коня уже не было поблизости, сбежал дурень обратно в лес. Там на запах его крови придут уже настоящие хищники. А самому бежать мужчина даже не видел смысла. Его догонят сразу. Выжидать чего-то тоже бессмысленно — никто не придёт на помощь. Остаётся только биться с противником за свою жизнь. Но как? Как сражаться с тем, у кого клыки острые, реакция молниеносная, а разум человеческий?

Какое-то время они оба, находясь в нескольких метрах друг от друга, не шевелились. Мужчина боялся двинуться, спровоцировать или совершить фатальную ошибку одним неверным шагом. Он ждал от зверя прыжка, надеялся проявить чудеса изворотливости и пронзить его запасным оружием. Однако противник не спешил с прыжком. Лохматый наглец прекрасно заметил в рукаве следопыта небольшой ножичек и сразу догадался об его подлой роли в планируемом манёвре.

Так они могли простоять ещё долго, выясняя кто из них менее терпелив. Однако неожиданный грохот на границе человеческого слуха любезно дал понять, что гроза всё-таки не обойдёт этот берег озера стороной. Это вынудило зверя, который планировал закончить дело до начала ливня, действовать.

Неожиданное приближение врага, который хищником подкрадывался к жертве, лишь зловеще скалясь, всё-таки застало мужчину врасплох. Ведь прыгать и подставлять под удар грудь и брюхо зверь не собирался, а по-другому нанести удар получится маловероятно. У него же не длинный меч, а всего лишь кинжал.

Когда волк подкрался совсем близко, всё решилось. Хищник больше ждать не стал и, рыкнув, тут же перешёл на бег. Но вместо ожидаемого прыжка или нападения в лобовую в самый последний момент он отпрыгнул в сторону. А к тому времени, когда человек закончил, казалось, слишком медленный, по сравнению со скоростью зверя, замах кинжалом, враг уже обошёл жертву и в следующем рывке вцепился в незащищённую ногу, прокусив её.

От неожиданности мужчина потерял равновесие и упал. Однако голову от боли он не потерял, продолжал держать кинжал и уже готов был нанести отчаянный удар. Только вот лохматый монстр вновь был быстрее. Не раздумывая, он тут же мёртвой хваткой схватился за куртку агента, приподнял и впечатал последнего головой прямо в ствол ближайшего дерева.

Всё прошло очень даже удачно. Чтобы убить таким способом, сил явно не хватит, а вот заставить потерять сознание — вполне. Теперь, конечно же, довольный своей победой волк слизал с морды кровь, встряхнул головой, прогоняя лишний адреналин от погони, и теперь, не тратя больше времени, прихватил бессознательную жертву за одежду и поволок в сторону озера.

Очнувшись спустя какое-то время, агент Инквизиции сразу осознал своё поражение и такую же безвыходную ситуацию, в которой оказался. Да и тяжело тут не осознать! Отобрали всё оружие, связали, но не для того, чтобы он не сбежал, а скорее, чтобы вскоре бескровно убить. Ведь очухался мужчина сидящим наверху остова старого моста, прямо над водой, а второй конец верёвки был привязан к ветхой каменной плите, которую от падения в воду отделял лишь совсем небольшой толчок. Тут уже очевидно, что «хорошего стражника» его мучитель отыгрывать не собирался и предлагать жизнь в обмен на информацию — тоже. У него один путь — и это вниз.

Именно поэтому на стоящего рядом мага, которого он, в принципе, и ожидал увидеть, мужчина взглянул лишь с ненавистью. Только странная, неестественная слабость, опутавшая его тело сильнее любых верёвок, помешала ему плюнуть в эту малефикарскую рожу. Шпион не собирался ничего говорить. Ведь маг в таких полевых условиях полностью ломающие человека пытки устроить не сможет, а облегчённой версией пыток, он был уверен, его не сломить.

Только ошибочно было полагать, что этот магистр стерилен в своих поступках и побрезгует лично запачкать руки. О, нет. Крови он абсолютно не боялся. Впрочем, и на угрозы и лишние слова Безумец размениваться не стал.

Как только основание трости мага надавило ему на ногу, точно в место сильного укуса, и он почувствовал боль, мужчина встрепенулся, до скрежета зубов оскалился, взвыл, но ничего не произнёс ни слова, ни крика. На своего мучителя он смотреть не собирался, отвернулся. Да тот и не настаивал. Абсолютно молча он лишь надавил своим весом на орудие пыток, и трость с чавкающим звуком прошла через прокусанную рану прямо в бедро. Это было ужасно. Лучше бы это был нож. Нож-то острый, тонкий, много тканей не заденет. А вот такая вот тупая палка, ворвавшись вовнутрь, изворотила слишком многое. Мужчина взвыл сильнее, инстинктивно пытался дёрнуть ногой, чтобы избавиться от инородного объекта, но лишь усугублял ситуацию. Ведь любое напряжение мышц ноги, а не только её шевеление, приводили к ужасным болям.

Если бы ему оставалось жить не несколько минут, то можно было и побеспокоиться, что после такого у него начнётся сильнейшее заражение.

А мучитель продолжил просто молчать. Не злорадствовал, не насмехался. Кажется, это можно назвать прелюдией и последним проявлением извращённого милосердия, дающего агенту возможность ответить на вопросы добровольно и больше не мучаться. Но ответ мужчины, понятное дело, не изменился.

Спустя какое-то время, когда крови стало слишком много, а страдания пленника уже не такими громкими, поскольку разум в безумной лихорадке глушил часть боли, Безумец неспешно вытащил трость, вызвав подобными неаккуратными манипуляциями у жертвы новый вскрик. В оставшейся ране после такого вмешательства сквозь сочившуюся кровь можно было разглядеть даже белизну кости. И теперь маг подсел совсем рядом с «собеседником». Окровавленную трость отложил в сторону, но достал кинжал. Очевидно, прелюдии закончились.

Верхняя одежда пленника вскоре была подпорчена. И всё для того, чтобы оголить кожу на груди около сердца. А когда от точных действий мага на этом месте появился сильный порез, тогда-то лучник и вздрогнул. Но не от боли, а от страха. В его голову пришло окончательное осознание, что перед ним же малефикар! И это было в разы ужасней. Ведь если бы его волокли к какому-нибудь страшному устройству, например, к дыбе, он бы уже знал заранее, что будет дальше. А сейчас дальше лишь неизвестность. На что способны безжалостные малефикары, он не знал, но ведь не зря же их в Тедасе боятся даже сильнее, чем одержимых.

Когда рука магистра оказалась на ране, мужчину передёрнуло, поскольку от мучителя повеяло магическим холодом.

В дальнейшем действия мага были все непонятней и отвратней, но оттого и страшнее. Особо не спеша, он расковыривал свежую рану. Поддевал ногтями, иногда подрезал кинжалом. Это превратило царапину в очень глубокое ранение, с рваными краями и сочившейся отовсюду кровью. Своими действиями мучитель не давал ей начать сворачиваться.

Опять же боль была адская, но пленник стойко держался, однако отвернуться он больше был не в силах, его до дрожи пугало лицо мага своим… равнодушием. Ведь проделывая всё это бесчеловечное зверство, Безумец был абсолютно спокоен и молчалив. Ни сомнений, ни отвращения от собственных действий. От вида крови он не кривился. Мучения жертвы не вызывали у него какого-либо удовольствия маньяка. Кровожадности или бездумного и безумного стремления к жестокости тоже не было. Он… он просто делал то, что должен. Без каких-либо эмоций.

Ему нужно было вытянуть информацию из этого человека, а если для этого придётся прибегать к насилию, то… пусть так.

Когда подготовление было закончено, порядком уже окровавленные пальцы мага глубоко и бесцеремонно вонзились в изуродованную рану. Острые, словно лезвие, ногти с безжалостной силой, игнорируя уже повреждённую плоть, вонзились в рёбра, оцарапали их. Пленник взвыл и забился в припадке от страха. Если бы не напущенное на него заклинание бессилия, агенту бы даже верёвки не помешали ползти. Да что уж там! Спасаясь бегством, он готов самолично сигануть в воду и утопиться. Но этого сделать не получилось. И он только с ужасом глазел на то, как его собственная, красная такая, тёплая кровь, стекая по пальцам мага, постепенно превращалась в тонкие красные магические линии. И уже в таком виде каким-то необъяснимым образом исчезала в руках мучителя. Это же магия крови! Магия, Создатель помилуй, крови!!!

Однако не для похищения энергии нужен был этот ритуал, а чтобы вторгнуться бесцеремонно и насильно в чужое тело. Через его пальцы в сердце жертвы проникли и впились невидимые когти заклинателя. Произошло заражение чужеродной энергией, которую кровь начала быстро разносить уже по всему телу. Теперь достаточно будет одной прихоти — и любой естественный процесс организма будет нарушен и вызовет страшные муки.

Очевидно, теперь вот и настало время для его вопросов.

В дальнейшем о своём геройстве следопыту пришлось забыть. Такую боль, которую он ощутил, никакие гордость и вера в миссию их организации не помогут вытерпеть. Да как вообще можно терпеть, когда твоё собственное тело и даже разум становятся тебе чужими.

Чувствуешь. Как что-то инородное и одновременно твоё начинает разгораться, плавить тебя изнутри до адских болей. Как каждая косточка будто ломается, крошится, а потом сращивается, и всё повторяется вновь. Кровь бешено шумит в ушах. Дыхание сбивается, начинается тяжёлый кашель. Тело будто собственные лёгкие начинает отторгать, того и глядишь, вылетят вместе с кровью.

А потом начинаются секунды спасительного покоя. Маг вновь озвучит вопрос. Не хочешь повторения — лучше ответь.

И шпион повторения не хотел. Третье такое наказание за неповиновение и попытку плюнуть оскорбление и слова посыла в долгое и далёкое вместо ответа убедило не препираться. А ещё через какое-то количество времени и мучений он растерял и всё желание врать и недоговаривать. Сломился окончательно.

Ведь за ложь наказание было хуже: воздействие шло уже на голову. Агент лично проверил, что это ещё ужаснее. Теряешь уже не тело, а разум. Собственные мысли нанесут неописуемые страдания. А страхи, которые под воздействием мага оживают все и разом и ещё пуще искажаются, могут быстро решить здравомыслия любой рассудок. Поскольку, как противостоять боли от собственных мыслей, его никто не учил. Да и до сегодняшнего момента он считал себя единым с собственным разумом, который, в отличие от тела, отказать никогда не сможет… Но малефикар опять ломает устоявшиеся правила сопорати.

Но как бы долго всё это ни длилось: для одного полчаса, для другого вечность — однажды на последний вопрос был дан ответ, и допрос закончился. Для Безумца, конечно, всё было удачно. Он получил все нужные ему сведения об Инквизиции. К примеру, теперь он мог быть уверен, что молодой маг из Редклифа всё-таки оказался замечен Канцлером, прошёл негласную проверку и уже допущен до некоторых её тайн — разносит секретные донесения. Магистра это устраивало. Ведь если этот юркий ферелденец собирается сдержать своё слово, то больше у Безумца не будет повода проводить подобные «разъяснительные беседы» с агентами.

Поднимаясь на ноги, маг напоследок осмотрел уже почти полуживого следопыта. Но и поныне никаких лишних эмоций не проявилось на его лице. В его понимании, такая жестокость стоило того, учитывая сколь много теперь он знает о нынешних делах Инквизиции (вплоть даже до подробного описания дороги до Скайхолда). Магия, к которой он прибёг, давно доказала свою эффективность при допросах. В застенках тайной полиции Империи и Звёздного Синода она использовалась на протяжении веков. Единственный недостаток — допрашиваемые мучительно и долго, но в конечном итоге всё равно умирают, поскольку эта магия в прямом смысле ломает тело изнутри.

— Будь ты проклят, демон! Создатель… Он не позволит твоей душе найти покой. Никогда! — из последних сил, которые смог собрать, прошипел следопыт, сплёвывая кровь, а, может, уже и… лёгкие.

Безумец только хмыкнул, но опять-таки промолчал. Если этот фанатик даже на смертном одре ищет справедливости у идола, который и про свою-то главную Жрицу не вспомнил, то говорить что-либо магистр смысла не видел. Ему ли не знать, что если подобные личности вбили что-то себе в голову, то выбить это оттуда можно, обычно, только с мозгами.

Начинался дождь, а где-то уже совсем неподалёку сверкнула молния. Завершить дело мужчина успел вовремя, осталось только убрать «хвост». С этой целью он отошёл на устойчивую часть остова, а после приметил лёгкое стихийное заклинание землетрясения. Плите, на которой лежал пленник, этого толчка хватило, и она, сорвавшись с фундамента, полетела в озеро. Привязанный к ней человек направился следом. Но об этом никто не узнает. Ведь он не кричал. Лишь шептал какую-то молитву из Песни Света до тех пор, пока его не поглотили воды древнего озера.

Не выживет. Никаких шансов всплыть…

Глава 12. Кровь и магия

С самого своего основания Денерим строился вокруг форта Драккон. Эта древняя крепость была аванпостом в Империи Тевинтер. Магистры, видимо, стараясь подражать легенде об Эльгарнане, создали его из монолитной каменной скалы. Поэтому он и сам выглядел как монолитное нерушимое сооружение, неподвластное времени, застилая своим величием всю столицу, даже Королевский квартал. Даже главным богачам Ферелдена не хватит возможностей, чтобы выстроить хотя бы приблизительного соперника магическим архитекторам древности. Да, впрочем, они и не стремились. Это же не Орлей, который старается догнать и древний Эльвенан, и Тевинтер. Здесь люди больше озабочены достижением успехов в сражениях, чем внешней помпезностью.

Безумец не помнил, бывал ли он здесь в своё время, когда ещё весь портовый город назывался в честь форта. Поэтому не мог сказать каким он, Денерим, выглядел в начале своего развития. Но, наверное, посещал, раз это самое ближайшее поселение к лесу Бресилиан. А лес-то, изобилующий эльфийским наследием, он точно исследовал.

Архитектура южных народов всегда была слишком дикой, но раньше-то, под властью Империи, они хотя бы старались подражать центральным городам. Однако ныне мужчина точно мог сказать, что крепость его народа здесь выглядела крайне неуместно, выделялась не только высотой своей, но и из-за серости остального города, который вернулся к истоку варварского стиля градостроения. Впрочем, нынешний Денерим Безумец встретил крайне нейтрально. С момента пробуждения прошло достаточно времени, он привык к воняющему псиной Ферелдену.

Здесь среди серых многочисленных, очень путанных из-за нерегулируемого строительства улочек мог он спрятаться от любой погони. Хотя Денерим на самом деле вонял, и не только псиной. Ведь канализация в бедных кварталах почти не налажена. Поэтому там мужчина категорически не желал появляться. Он хоть в основном и не привередлив, но не настолько.

Особых проблем у мага в городе не было. В своём тёмном плаще он буквально сливался с другими прохожими невзрачных улочек. Если кто-то и оборачивался, то исключительно потому что не сразу поверил увидеть настолько сильно хромающего человека. Единственное, что его выдавало, так это достаточно-таки непривычное поведение. Ведь стоящий на месте и подолгу рассматривающий какой-то объект человек на улице выглядел довольно-таки странно. Впрочем, не менее странными были его вопросы к местным жителям. Нормальные люди дорогу спросят и уйдут, а этот донимал своих «жертв» вопросами о недавнем Море. Понятное дело, чаще всего он становился посыльным (посылали его), но некоторые порой, покрутив у виска, что-нибудь да буркнут в ответ.

Но Безумца такая реакция нисколько не отпугивала. Фактически он торопился и не собирался месяцами выуживать необходимую информацию из травмированного сражением десятилетней давности города. Впрочем, городские жители были столь же бесполезны, как и деревенщина Редклифа. Кроме «огромная тварина» они про когда-то летающего над их головами архидемона ничего другого и не могли сказать. Про остальных порождений тьмы ответ был похожий. Впрочем, от них других ответов он и не ждал, просто напоследок убедился.

Хотя за множеством этих безответных вопросов о Море, он аккуратно выведывал любую информацию о королевском дворце. Почему аккуратно? Да потому что за первое его могли принять максимум за нетактичного нахала, а вот за второе — уже и за шпиона. Ведь зачем подозрительному оборванцу знать, что есть во дворце?

Впрочем, именно на этот вопрос ответов он нашёл крайне мало, и то в основном из сплетен. Некоторые женщины, споря между собой о том, носит ли королева Анора орлейские украшения и какого размера у неё гардероб, могли ненароком и упомянуть о предполагаемом убранстве замка. Однако все эти сплетни имеют сомнительную достоверность, поэтому Безумец продолжал расспросы и не спешил соваться во дворец.

Ему необходимо было попасть в королевскую библиотеку, а ещё лучше — в личный архив короля-Стража, с какими-нибудь данными об их ордене. Правда, мужчина на последнее всерьёз не рассчитывал (местные правители уж точно не архонты его времён), однако почему бы не помечтать? Но не спешил он, потому что знал, что проникнуть туда незамеченным будет сложнее. Дворец королевский и охраняться будет по-королевски, а не просто кучкой солдат, как в Редклифе. И пусть никто из местных в жизни не заподозрит в глупом залетевшем не туда вороне человека, но маг всё равно не хотел рисковать и показываться на глаза даже в чужом теле.

Прикрытие мужчины в очередной раз сработало. В торговых и ремесленных кварталах (аж уж тем более бедных) с любопытством дольше обычного на него смотрели только потенциальные воришки. Но даже им хватало ума, чтобы послушать свои инстинкты и не трогать этого человека. Хотя в одном из кварталов до сих пор не успокоились слухи о неожиданном приступе человека, который решил, что выхватить вещмешок из рук странного хромого прохожего будет потрясающей идеей. Долго ещё потом этот «умник», хватаясь за голову, с криком катался по грунтовой дороге в шоковом припадке. Маг энтропии, наславший морок, исчез из виду быстрее, чем кто-либо опомнился.

Однако умелое прикрытие имело и недостатки. Ведь проблемы у Безумца начинались как раз тогда, когда он шёл в кварталы побогаче. И если торговцы начинали на него коситься как на потенциального вора или другого нечистого на руку человека (правда, чуть позже смягчались, понимая, что хромых воров не бывает), то вот зажиточные горожане уже с презрением. Причём чем ближе к форту Драккон и увесистее мешок с золотом за душой, тем высокомернее был взгляд.

Один раз его из-за сильной худобы и сутулости даже приняли за эльфа, крайне нелестно окликнув, что стало и для самого мага полнейшей неожиданностью. За свою уже солидную жизнь магистр повидал достаточно, но с тем, что бы его приняли за эльфа при его-то росте, он встретился впервые.

Однозначно, нет пределу невежества сопорати.

А вот почти у главной, дворцовой площади его уже дважды останавливала стража. Да только не могли солдаты ничего предъявить тому, на фоне которого даже крыса, отожравшаяся на помойке, поопаснее выглядит, поэтому отпускали, но не забывали посоветовать в добровольно-принудительной форме оборванцу покинуть квартал.

Хотелось сказать, что он с отвращением кривился, когда его высмеивала даже не равная ему знать. Только это не так. К любым нападкам он давно привык относиться с полнейшим равнодушием. Только умение держаться в тени и не кичиться своей приближённостью к самому Синоду, чтобы затыкать нападки аристократов, в его мире помогло ему спокойно и плодотворно дожить до своих лет.

И своё поведение в нынешнем мире мужчина менять не намерен. Пока его недооценивают, он всегда остаётся на шаг впереди своих противников и врагов. А это первостепенно для того, кто действует в одиночку и кому не на кого положиться.

Впрочем, не скажешь, что его жизненная привычка «держаться в тени» как-то подтолкнёт послушать «совет» тех стражников. Абсолютно, нет. Безумец в первую очередь гордый тевинтерец, а во вторую — жадный до знаний исследователь. А значит, если он хотел изучить Денерим, его ничто не остановит. И не каким-то там сопорати ему мешать.

* * *

Сегодняшний день отличался от будничного обычного тем, что была устроена ярмарка, к детскому сожалению, менее масштабной обычного (видимо, из-за мировой нестабильности). Безумец, как и положено взрослым, отнёсся к этому виду городского разнообразия и дополнительному поводу растратить заработанное без особого энтузиазма. Всё-таки, чтобы восторгаться подобным мероприятием, нужно было не видеть, какие ярмарки проводились в его Империи, в особенности, в Минратосе, столице. К примеру, знаменитый фестиваль в честь Уртемиэля, который длился почти две недели, не зря был прозван самым грандиозным празднеством в году.

И хотя опять мужчина был ограничен в воспоминаниях, но происходящее ныне его всё равно не впечатляло.

Правда, он отметил, что сегодня угрюмо серый, по его мнению, Денерим приобрёл хоть какую-то красочность. И близко не солнечный и тропический Минратос, конечно, но хоть уже что-то. В своём личном списке самых угрюмых городов Безумец почти что убрал с лидирующего места Денерим, думая вернуть несомненное лидерство Эмериусу. Увы, не стал. По его мнению, по угрюмости эти два города равноценны. Только Киркволл — исконно тевинтерский город и поныне (судя по книге Варрика) хранящий наследие прекрасной архитектуры его времён, а вот Денерим… ну, форт Драккон имеет и всё.

И всё же такое его нелестное отношение к мероприятию не означало, что маг на него не явится. Явится. Хотя бы из любопытства.

Довольно-таки быстро тенью Безумец прошёлся вдоль импровизированных торговых палаток местных, иногородних и даже иноземных гостей. Пусть весь его денежный запас — фактически, нечестный заработок, но заниматься расточительством он не собирался. Это результат обычного здравомыслия, поскольку ему попросту негде хранить любые безделицы. Небольшой вещевой мешок, приобретённый им в одной из деревень на тракте, чтобы после спуска с Морозных гор убрать туда тёплую одежду, это всё, что у него было. Поэтому единственным, на что он решился потратиться, стали парочка связок сушёного мяса и кулёк сухарей. Мужчина не знал, куда его дальше унесёт нелёгкая этого мира, но то, что задерживаться надолго в Денериме он не станет, знал наверняка.

Хотя на самом деле скромный запас странника стал его не единственной покупкой на сегодня. Пусть вместимость рюкзака сильно его ограничивала, но пройти мимо лавок с иноземными сладостями он не смог. В первую очередь, сказывалась сильная любовь мужчины к этим самым сладостям, а, во вторую, ему стало интересно, что готовят в других странах и придумали ли что-нибудь новое за это тысячелетие. Чего, чего, а кондитерских изделий за свою жизнь магистр испробовал достаточно, чтоб начать в них разбираться.

По этому случаю Безумец стал одним из немногих покупателей у торговца из Орлея, за чьим прилавком, правда, стояла им обученная эльфийка-служанка. Всё-таки сам орлейский торговец толпе ферелденцев показываться не решался. Сладости он продавал под стать Орлею — чудные. И пока поодаль стоящая толпа молодых горожан, которые не смогли позволить себе товар из-за его весьма завышенной цены (поэтому сладости покупали в основном зажиточные люди себе домой, чтобы потом поудивлять гостей экзотикой), выкрикивала в сторону служанки бездоказательные обвинения в подделке, магистр приметил кое-что другое. Некоторые изделия были точь-в-точь такими же, какими он их пробовал тысячу лет назад. Более того с автором рецепта одного из этих необычных пирожных он лично был знаком. Но эльфийка утверждала, что авторство стоит за орлейскими кондитерами. И она не врала. Поскольку теперь украденные у Империи рецепты Орлей называет своими.

Безумец только хмыкнул. Теперь он понимал, как чувствовали себя эльфы, когда Тевинтер разворовывал достижения Элвенана.

Но на этом интерес мужчины к мероприятию был исчерпан, и он вернулся к исследованию.

После гибели Уртемиэля окраины Денерима ещё очень долго пылали, но не из-за пожаров, а огромных костров, в которых победители сжигали трупы «наследий» греха семи магистров. Те, кто пережил битву и кто остался в городе, отказавшись от эвакуации, старались побыстрее очистить столицу от следов порождений тьмы, их крови. Не только потому, что земли, отравленные скверной, остаются долгое время непригодными для жизни, а ещё из-за желания поскорее буквально стереть этот ужасный эпизод из жизни Тедаса. По последней же причине в первые послеморовые годы шло ускоренное восстановление районов. В Денериме не осталось каких-то заброшенных опустошённых районов-призраков, как например, в Редклифе.

По этим всем причинам сейчас в городе было крайне сложно найти следы той судьбоносной битвы. Безумец был вынужден довольствоваться немногим: следы рубящего удара какого-то оружия, когтей, даже клыков, и руины некоторых построек, восстановление которых посчитали бессмысленным и до которых не добрались горожане и не разобрали их на кирпичи или доски. Однако все эти находки не несли особой пользы. Магистр всё-таки квалифицированным археологом не был, чтобы уметь строить единую историю по небольшим найденным фрагментам. Ему просто было интересно посмотреть. Хотя надежда найти действительно что-то важное была, однако он здраво понимал, что это маловероятно. Как-никак прошло уже десятилетие.

В честь ярмарки главная площадь Торгового квартала была расширена за счёт обычно отгороженной отдельной части, на которую выходили парадные входы усадеб, особо влиятельных горожан. Одна из этих усадеб, как говорят, резиденция бывшего эрла Редклифа. Впрочем, Безумца этот факт нисколько не интересовал. Вместе с толпой он пришёл сюда исключительно по прихоти любопытства, хотевшего осмотреть часть квартала, в котором он ранее ещё не бывал.

Этим он и занимался, какое-то время бродил вдоль домов, осматривался, с удовольствием отметив отличительную часть данного квартала — вся площадь была мощена булыжником. Ходить по нему было и приятнее, и гораздо удобнее, чем по протоптанному грунту большинства остальных районов.

Через какое-то время хромого мага ждала удача. На внешней каменной защитной стене одного из домов Безумец приметил царапины. Не от привычного меча уж точно. И на когти огра не похоже. Скорее это были металлические когти крикуна, которые те (маг судил по книгам и изображениям, предоставленным Феликсом) любят прикреплять на внешнюю сторону лап.

Мужчине даже захотелось завладеть экземпляром оружия порождений тьмы. Один добродушный ветеран, бывший солдат, встреченный Безумцем в таверне, за кружку пива рассказал о том, как сражался с монстрами скверны. Так вот он уверял, что порождения тьмы, по крайней мере обычная пехота гарлоков и генлоков, сражались ржавыми мечами собственного производства. Его слова были похожи на правду. Только вот далеко не каждый металл, а уж тем более ржавое железо, способно оставить такие зарубки на камне, будто это не кирпич, а плитка масла. Вероятно, на оружие крикуна были наложены какие-то чары.

Слишком уж умные эти существа, которых люди обычно называли «тупыми монстрами». Безумцу стало даже не по себе. Кажется, магистр старого Тевинтера всё больше осознавал угрозу Моров.

Сегодня магу везло, однозначно, больше обычного. Ведь после продолжительного изучения «повреждённой» каменной стены, Безумец приметил в проёме между двух кирпичей лишний металлический осколок. Застряло целое отломленное остриё тех самых когтей крикуна после его, очевидно, неудачной атаки. Обрадовавшись, мужчина не собирался оставлять находку. Правда, чтобы достать крепко сидящий осколок, ему пришлось использовать собственный кинжал и буквально выковыривать понравившуюся вещь. Но когда у него наконец получилось выполнить задуманное, то он горделиво усмехнулся от собственной правоты. Маленький кусочек ржавого орудия действительно фонил магией.

Понимание, что следующие несколько вечеров придётся потратить на разбор этих таинственных чар, его абсолютно не разочаровало, а, кажется, наоборот, обрадовало. Ведь после ухода из Башни Круга и пребывания в городе сопорати Безумец уже успел соскучиться по магическим вещам.

Чем больше толпа, тем меньше в ней заметен каждый отдельный человек. Поэтому Безумец был почти незримым в своём странном, для остальных, занятии по рассматриванию крепостной стены чьей-то усадьбы. Правда, когда он подошёл к ней вплотную и стал что-то нащупывать руками, шёпота и смешков стало больше, когда достал кинжал, — ещё больше. Однако его никто до сих пор так и не окликнул. То ли страшились неизвестности и старались просто не замечать этого странного человека, то ли считали, что хозяин резиденции разберётся сам, что это за тип у него под окнами шлындает.

А вот, кстати, и он…

— Позвольте-ка полюбопытствовать, молодой человек, вам нужна помощь?

Неожиданный вопрос заставил Безумца выйти из своих заумных мыслей и обернуться. Совсем рядом с ним стоял мужчина-ферелденец, точнее будет сказать — старик. Бывший военный или умелый воин. Уж слишком хорошо он был сложён да и выправка у него солдатская. Такое ни сам возраст, ни его соратницы — болезнь и немощность — не смогут скрыть. При этом незнакомец был и состоятельным гражданином Денерима: выглядел старик в своём традиционном ферелденском камзоле дорогого пошива статно и мог позволить себе телохранителей-профессионалов. Маг заметил, как последние незаметно оцепили округу, заблокировав все возможные пути отступления. Видимо, бывший вояка, заметив странного человека в плаще, заподозрил его в нечистых делах и решил разобраться.

Магистр хмыкнул. Он не ожидал, что привлечёт внимание подобных личностей, однако абсолютно не испугался и сбегать уж тем более не собирался. Во-первых, его обвинить не смогут: он не делал ничего противозаконного. Во-вторых, ему ничто не мешало в дальнейшем играть по своим правилам. Старик может и опытный, повидавший за свою жизнь даже слишком многое, и в силу возраста мудрый, но в первую очередь он бесхитростный ферелденец.

— Нет, не думаю, но благодарю за беспокойство, — спокойно хмыкнул Безумец и, напоследок безынтересно окинув неизвестного взглядом, вернулся к созерцанию более интересных, для него, следов от когтей на стене.

Магистру не надо было смотреть на неожиданного собеседника, чтобы знать, что лицо того вытянулось от удивления. Вероятно, старик ожидал от него либо растерянность и неловкость от того, что он привлёк внимание почётного приближённого к властителям Ферелдена, либо страх и панику от того, что его террористический акт (или ещё какая-то радикальная пакость) был обнаружен. Но точно никак не равнодушие. Теперь желание старика разобраться с этим странным человеком стало ещё сильнее. Безумец того и добивался.

— Только, как по мне, беспокоиться следовало бы вам, сер. Думаю, хозяина дома не обрадуют ваши действия, — постарался мужчина схитрить, не упомянув, что он и есть тот самый «хозяин дома».

— Не понимаю, о чём вы, — с наигранным легкомысленным произнёс магистр и пожал плечами. — Мои поступки никому не вредили.

— Но ведь зачем-то вы здесь стоите…

— Изучаю следы битвы за Денерим. Не смог удержаться, — кивком указал Безумец на царапины. — Предполагаю, что их оставил крикун. А также заметно, что противостоял ему хорошо подготовленный воин.

— Откуда знаете?

— А вы сами посмотрите! — вновь с наигранным восторгом воскликнул маг, как бы обрадовавшись, что собеседник заинтересовался. — Количество царапин говорит о том, что сражение проходило дольше среднестатистического, значит, силы были приблизительно равны. Поэтому воин, очевидно, решил извести терпение монстра, заставить того совершить ошибку. Судя по, опять-таки, следам у него это получилось. В некоторых местах царапины еле заметны, потом темп сражения увеличивался — следы стали глубже. И под конец монстр потерял терпение и ударил в полную силу. Очевидно, не попал по вёрткому противнику, потому что в том месте, — Безумец указал в сторону участка стены, откуда выковырял осколок, — остался очень глубокий проём, из которого даже вытащить целым «когти», не обломав их остриё, не получилось.

Наблюдая, как странный человек в черном плаще продолжал изучать со всех сторон полученный ржавый трофей, за отковыриванием которого его, как оказалось, и застали, старик находился в некоторой растерянности. Когда Эамон заметил, что около его дома стоит уж очень подозрительная личность, он уже заранее назвал сегодняшний день и прогулку до дворцовой площади испорченными. Хотел просто погулять, посмотреть на расцветший в этот день любимый город, а теперь придётся, наверное, допоздна выяснять, чей именно неопытный шпион или диверсант в наглую крутился вокруг усадьбы. Но сейчас мужчина был уже больше заинтересован, чем раздражён и категоричен. Потому что этот «шпион» и на шпиона-то не похож. Скорее уж учёный какой-то. Поскольку на памяти ветерана только брат Дженитиви, известный ферелденский церковный учёный, говорил так же заумно и нудно.

— А вы и правда наблюдательны, — произнёс тогда старик и, глянув на исполосанную стену, как-то даже излишне тяжело вздохнул от нахлынувших воспоминаний. — Тем воином был Герой Ферелдена, — как-то даже горько произнёс он. Очевидно, судьба талантливого и способного мальчонки ему казалась печальной. Если бы не Мор, какой выдающийся полководец мог вырасти из младшего Кусланда! — В одиночку, спасая меня, бросился на крикуна. Удивляюсь до сих пор, как справился-то хоть.

— Так вы тоже участвовали в том сражении?! Расскажите! — взбудоражено воскликнул младший из них двоих без какой-либо доли уважения к не такой уж и старой истории.

Геррину это, конечно же, не понравилось. Однако, с другой стороны, такое поведение странного человека заставляло всё больше усомниться в каком-либо планируемом вреде Ферелдену или его гражданам. Как этот «учёный» и сказал: в его действиях нет ничего противозаконного… Ну, кроме, конечно, того, что он позволяет себе такую вольность в разговоре с до недавнего времени советником короля.

— Не торопитесь так, молодой человек! — старик почти что по-отцовски строго постарался остудить взбудораженность собеседника. — Чтобы о чём-то просить, стоило бы для начала представиться.

Не то, что бы такая воспитательская строгость поможет, всё-таки и сам Безумец не такой уж и «молодой», однако маг всё же смиренно кивнул.

— Эамон Геррин, — проявив любезность, первым представился именно ветеран и протянул странному собеседнику руку.

Эамон решил представиться полным именем не случайно. Напоследок он хотел проверить собеседника. Если неизвестный его не признал по внешности, то уж имя должен был наверняка слышать. Все в Ферелдене знают о бывшем эрле Редклифа. Но Безумец прошёл эту проверку с самой неожиданной и маловероятной стороны: он никак не отреагировал на услышанное имя.

«Иноземец», — теперь наверняка убедился старик. Однако на этом собеседник не остановился и продолжил удивлять. Ведь магистр неуверенно пожал руку, но молча, не назвался сам. Геррин в силу своего статуса и так отвык слышать вольности в разговоре, а такое поведение он вообще посчитал высшей степенью неуважения и невоспитанности.

— При рукопожатии у нас принято называться! — вновь строго отчитал старик, про себя отметив неестественную холодность руки собеседника. Это вместе с общим видом его белой кожи натолкнуло на мысль о какой-то болезни странного человека. Ну, да. Тот, на ком балахон висел как на пугале, в принципе не может быть здоровым.

— Если ваше состояние позволяет оплачивать услуги телохранителей и называться любому встречному с площади человеку своё имя, то я такой возможности лишён. Поэтому из соображений собственной безопасности предпочитаю оставаться инкогнито, — совсем спокойно ответил маг, пожимая плечами.

Безумец говорил так, будто и не понимал, что за человек стоял перед ним. Но на самом деле, он прекрасно знал. Легендой, как прах великой Андрасте излечил их смертельно больного эрла, мужчине жители Редклифа прожужжали все уши. И магистру очень нравилось, что на него обратил внимание именно приближённый короля, у которого, если это странное знакомство продолжится, можно и выпытать нужную ему информацию.

По этой же причине маг не стал выходить из образа бестактного исследователя. Наверняка Эамон после этой встречи пошлёт (если уже не послал) во дворец весточку с просьбой разузнать о странном хромом человеке в чёрном плаще. К подозрениям такого высокопоставленного человека, большая вероятность, прислушаются и отправят ищеек в город. Только мужчину это ни коим образом не пугало, ведь то немногое, что смогут разузнать ищейки, не будет конфликтовать с личными догадками Геррина. Не шпион, а просто иноземный бывший учёный Круга, который если в чём-то и повинен, так это отвлечением местных жителей от дел своими бестактными вопросами о Море…

— Скрываешься от кого, что ли?

Ну, точно — истинный солдафон. Спросил слишком прямолинейно и в лоб.

— Не совсем. Но предпочитаю особо не выделяться. Поэтому не принимайте за оскорбление, но к вам, как к неизвестному встречному на улице, у меня доверия нет.

В тот момент Эамон уже не сдержался и засмеялся. С чем, с чем, но стем, что человек, подозреваемый в шпионаже, подозревает его самого, старый воин точно столкнулся впервые. А как известно, смех и злость несовместимы, поэтому теперь бесхитростный ферелденец растерял почти всю былую подозрительность. Теперь ему хотелось разобраться с этим коварным типом гражданской наружности в основном из-за собственного любопытства.

«Наверняка бывший маг Круга», — сопоставив все полученные знания, построил свою догадку Эамон. Но это не испортило его общее отношение к собеседнику. Конечно, он как и положено сопорати с подозрением относился к любым магам, но зато это объясняло ту невоспитанность, с которой незнакомец разговаривает. Очевидно, от мага-учёного, который всю жизнь прожил в Круге и из-за его распада был буквально выкинут в остальной мир, не стоит ждать воспитанности и уважительного отношения к событиям десятилетней давности, когда он войн-то и не видывал и даже не представляет их жадную беспощадность к человеческим жизням.

Может быть, на этом их разговор и мог подойти к концу. Но такое изменение в настроении собеседника, разумеется, не прошло мимо Безумца, всё-таки гораздо более опытного интригана. Поэтому маг, не желающий отпускать добровольно забравшегося в его ловушку воина, не мог не ухватиться за возможность.

— Кстати, если пойдёте на ярмарку, обязательно загляните в лавку орлейских сладостей. Товар у раттуса превосходного качества, но несправедливо недооценён, — с невинностью ребёнка произнёс носитель метки, пока полез в свой вещмешок, чтобы спрятать находку и достать один купленный свёрток. Между тем мужчина отругал себя за то, что забылся и совершил ошибку. К счастью, весь его спектакль не рухнул, потому что ферелденский вояка не знал, что «раттус» это презрительное именование эльфов-рабов в Древнем Тевинтере, а не какой-то сленг в научной среде.

Впрочем, старику было и не до отдельных высказываний мага, продолжала удивлять та непринуждённость, с которой он в разговоре перепрыгнул совсем на новую тему. Сейчас этого странного человека от встречи с королевскими мастерами пыточных дел отделяет любой подозрительный шаг, а он говорит о сладостях… Серьёзно?

— Сладости? — даже невольно вырвалось у старика, когда он увидел, что в тряпичном свёртке именно они и были.

Безумец кивнул и протянул неожиданному собеседнику свёрток в молчаливом желании поделиться. Эамон отказывать чудному человеку не стал, взял пирожное, но какое-то время пробовать не спешил. Ему, может, и далеко до интриганов Орлея, но простые правила безопасности он знал прекрасно. Однако картина того, с каким удовольствием уплетает эти пирожные из того же свёртка его собеседник, уменьшили подозрения в отравлении.

— Значит, орлейские?

— Ага. Сейчас этот рецепт принадлежит кондитерам Орлея, но нельзя не упомянуть, что изначально он придуман в Тевинтере. Так что справедливости ради их можно считать тевинтерскими.

Геррин нахмурился. Он и не знал, что хуже, считать эту сладость орлейской, в чьей оккупации успел он пожить и против которой успел повоевать, или тевинтерской, рассказы о чьих нравах, магистрах-малефикарах и легализованном рабстве в любом южанине пробудят страх. Однако все эти мысли отошли на задний план, когда старик всё-таки осмелился попробовать предложенное угощение… и оно ему понравилось. Настолько, что ему захотелось последовать совету собеседника и сходить в указанную лавку, прикупиться, заодно и любимую жену-орлесианку порадовать.

— Так вы, молодой человек, значит, из Орлея?

— К счастью, нет. Говорят, там и шага лишнего нельзя сделать, что бы тебя не закололи позолоченной вилкой за нарушение этикета.

Эамон одобряюще кивнул. Пусть «учёный» говорил, ссылаясь на стереотипы и пропаганду других государств, но ветерану войны за освобождение Ферелдена от орлейской оккупации понравились такие слова.

Дружелюбный акт по любезному угощению собеседника не прошёл безрезультатно. Очевидно, старик ещё больше смягчился по отношению к странному магу. Чего Безумец и добивался. Значит, пора уже задавать свои вопросы.

— А вам случайно не известно в королевском дворце есть архив или библиотека? — получилось слишком уж бестактно для магистра, но сейчас в угоду образа он себе позволил словно варвар спрашивать в лоб.

— Не могу не заметить, что такой ваш вопрос именно ко мне, молодой человек, идёт не в пользу вашей законопослушности, — произнёс Геррин и с подозрением прищурился. Возможно, он и смягчился, но опыт не позволял ему до сих пор полностью признать неопасность собеседника.

— Не вижу ничего опасного в моём вопросе, — однако даже сейчас Безумец лишь непринуждённо пожимал плечами. — Вы не первый и, вероятно, не последний, кому я этот вопрос задаю, надеясь, что мне повезёт встретить знающего человека.

— Допустим… — насупив седые брови, произнёс Эамон, хватаясь возможность уличить собеседника во лжи, но… ничего. — Тогда хоть раскройте старику свой секрет. Если бы королевский архив, предположительно, существовал, зачем он вам?

— Изо всех сил постарался бы заслужить туда доступ. Потому что в ферелденском архиве, я надеюсь, сохранились хоть какие-то письменные сведения о Пятом Море.

«Бывший маг-учёный Круга, который помешан на изучении скверны», — поставил окончательный вердикт Эамон. Он, как и любой другой воин, разумеется, не слишком хорошего мнения о подобных деятелях науки. Всё-таки пока они просиживают годы среди драных папирусов, солдаты кладут свои головы на алтари победы в войнах и безопасности в мирное время. И этот человек такой же. Заявившись в Денерим, он начал расспрашивать местных жителей о Морах, проявив высшую степень неуважения. Ведь пока он сидел в безопасном Круге, все эти люди находились в эпицентре главного бедствия Тедаса, и только благодаря их храбрости Мор не распространился дальше Ферелдена. И всё же порицать на правах более почтенного возраста Эамон незнакомого «учёного» не стал. От этого человека буквально разило сильной, фанатичной жаждой к новым знаниям, и старик не стал осуждать его за то, что он в погоне за этими знаниями растряс остатки вежливости. Всё-таки брат Дженитиви был таким же, но Геррин понимал, что если бы этот уважаемый церковный деятель всерьёз не увлёкся изучением Урны Священного Праха, то так бы и не оправился от отравления и был бы уже десять лет как мёртв.

— По правде говоря, я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку о существовании королевских архивов мне доподлинно неизвестно, — солгал Эамон, думая, что его влияние в Ферелдене остаётся для собеседника неизвестным. — Но могу поделиться с вами собственными воспоминаниями о Море. Конечно, если вам подойдут старческие бредни ветерана.

— О, я был бы очень вам благодарен за это! Правда… отплатить мне вам нечем, — с восторгом воскликнул магистр, скрыв свою победную улыбку.

— Не стоит, — добродушно покачал головой старик, посчитав, что с фанатичной любовью к знаниям у своего собеседника он угадал точно. — Вы слышали о том, что сегодня в столицу возвращается Его Величество король Алистер из похода?

— О чём-то подобном слышал, да, только не вдавался в подробности. Желающие посмотреть на королевскую гвардию вблизи собираются на площади у дворца, а меня в таком виде туда солдаты всё равно не пропустят.

— Пойдёте со мной — пропустят, — заверил его Эамон. — Так что как вам моё предложение пройтись? В дороге вы сможете задать желаемые вопросы, а сами, если вас не затруднит, рассказать ещё о кондитерском искусстве других стран.

«Заодно пойму, из какого ты Круга», — поддаваясь последним отголоскам подозрительности, подумал Эамон.

— Всегда был за обоюдный обмен знаниями, — дружелюбно улыбнулся Безумец, но соврал. Всё-таки его натура жадного коллекционера не желала делиться собственными знаниями с кем попало, а престарелый сопорати, аристократ варварского государства, как раз был «кем попало». Но магистр был не такой уж гордый, так что заглушить собственные принципы ради выуживания необходимой информации из старика проблем никаких не составило. — Однако должен предупредить сразу, что эта прогулка затянется.

Эамон сначала не понял слов мужчины, а когда увидел, как тот ходил, то, сам того не понимая, поддался жалости и растерял последние отголоски недоверия. Белый, тощий, хромой — точно больной! Знания подпольного мира государств убедило былого вояку, что таких уж точно в диверсанты не берут. К бесхитростному ферелденцу тогда незаметно подкралось и чувство сострадания. А это как раз то, что Безумцу и было нужно.

Беглый маг опять был недооценён — распространённая ошибка, избежать которой не мог даже мудрый старик.

* * *

Время в дороге, а потом и в ожидании было потрачено, очевидно, с пользой. Безумцу не составило большого труда разговорить собеседника на нужные ему темы. И хотя старик всё равно оставался предусмотрительно скуп на информацию, но магу с лихвой хватило и этого. Ведь ему незачем было знать, где хранится ферелденская казна или прочие государственные тайны, а по сравнению с ними знания о местонахождении королевской библиотеки (хотя у мужчины язык не поворачивался назвать то сборище полок, которое его ждёт, «библиотекой») являются буквально невинными. Поэтому он так и остался лишь нахалом, сующим свой нос не в свои дела лишь из-за неприспособленности к жизни вне Круга.

В том, что Эамон, отойдя от политических дел, до сих пор имеет связь со дворцом, теперь можно быть уверенным наверняка. Иначе бы Безумец и не смог объяснить, откуда старик знал самое точное время возвращения короля. Поэтому, прибыв на королевскую площадь, они ждали от силы час, тогда как другие топтались на площади с утра, дожидаясь возможности наконец-то поглазеть на королевскую элитную гвардию во всеоружии.

«Ярмарка устроена тоже в честь их прибытия?», — подумал Безумец, пока спокойно наблюдал за снующим туда-сюда людом. Когда пришли сплетни, что ожидаемый отряд уже под городом, все улицы от площади у городских ворот и до главной площади были переполнены жителями. Однако магистру было не понятно такое внимание именно к королю. В Ферелдене же нет абсолютной монархии, дворяне, участвующие в Собрании земель, также имеют политическую власть.

Впрочем. Не так уж в этом вопросе много премудростей. У обычных людей мало развлечений в жизни, вот они с таким упорством и хватаются за что-то новое. На ярмарке побывали, а теперь надо хотя бы своего короля воочию увидеть.

Спустя ещё какое-то время под восторженный крик толпы королевская конница появилась и на дворцовой площади, на которой столпились состоятельные горожане, не боясь быть обворованными. Поскольку сюда для поддержания порядка стянули целые отряды городской стражи.

В отличие от большинства, Безумец наблюдал за происходящим с плохо скрываемым равнодушием. Вся эта «королевская гвардия» и рядом не стояла с гвардейцами архонта или телохранителями членов Синода. Впрочем, довольно-таки быстро скептицизм мужчины был разбавлен мыслями о том, что сейчас не его мир, не Тевинтер, а значит, незачем сравнивать с тем, что было когда-то давно и что… никогда не вернётся вновь. А по меркам Ферелдена эти воины действительно выглядели впечатляюще. Одни их кони чего только стоили — все как на подбор чистокровные жеребцы. Впрочем, последнее Безумец точно не заметил. Глядя на этих однокопытных, он только нервно передёрнул плечами.

В город всадники въехали, как герои. Городская молва гласила о том, что король снарядил такой отряд с собой во главе, чтобы спасти Редклиф, оккупированный тевинтерскими террористами, а потом вместе с Инквизицией разгонял неугомонных повстанцев среди магов и храмовников, которые до недавнего времени продолжали нарушать покой Внутренних земель своими стычками. Но если в последнее Безумец не видел повода сомневаться, то слухи о первом заставляли его лишь смеяться. Ведь маг знал, что когда обиженный эрл Теган при поддержке короны вернулся в Редклиф, то кроме опустевшего замка, он там ничего не нашёл, никаких «тевинтерцев-оккупантов». Но этот факт их победы разносить не стали, как и факт того, что эрла пинком вышвырнул из замка не армия Тевинтера или венатори, а один единственный магистр с кучкой своих солдат.

Когда на глаза ему наконец-то попался сам командир важно вышагивающего, словно на параде, отряда, Безумец снова не смог удержаться от сравнения. Король Алистер слабо соответствовал представлениям мага о державцах. Конечно, атрибуты властителя присутствовали: телохранители, особенно укреплённые доспехи, железный взгляд, не позволяющий себе любопытства, строгое лицо, не терпящее ничего другого кроме постоянной беспристрастной собранности, и, разумеется, идеальная выправка. И всё же величия, присущее архонтам, Безумец не видел. Бастард оставался слишком уж простоват на лицо и поведение, отчётливо виднелось его нежелание играть на образ. Наверное, он бы с удовольствием вышел из образа, помахал приветствующему его народу рукой, улыбнулся подданным, но нельзя. Как бы сильно ни хотелось некоторым патриотам кричать, что в Ферелдене, в отличие, например, от Орлея, верховенство власти не оторвано от народа, всё же даже здесь правитель должен показывать свои превосходство, избранность. В ином случае такие правители долго не живут.

Так что Безумец про себя отметил, что Алистеру больше подходит роль полководца, чем короля… Впрочем, может, неофициально он таковым и является. Ведь мужчина во время своих прогулок по городу невольно насобирал слишком много слухов о королевской чете, поэтому был знаком с мнением о том, что политикой и дипломатией на самом деле в первую очередь занята королева Анора. Подобные мысли у многих вызывали смех даже несмотря на то, что королева была весьма уважаема в государстве. Сам же Безумец с простым людом согласен не был и не видел в этом ничего зазорного. За десять лет Ферелден не только полностью восстановился после Мора, не потерял в территориях и не потонул в безвластии, а даже продолжает развиваться и экономически, и дипломатически. А это лучше всего показывает, что обоюдное разделение власти среди двух правителей пошло стране на пользу…

Произошедшая вскоре неожиданность заставила носителя метки окончательно потерять интерес к происходящему. Когда его голову пронзила острая боль, мужчина оскалился и посильнее обхватил рукоять трости, благодаря чему устоял и даже не пошатнулся. Но головная боль не была последним его беспокойством на сегодня. Ведь сквозь пульсацию крови, которая как будто кувалдой забила по висками, вскоре он вновь услышал песню. Это поистине пугающее явление точно нельзя ни с чем спутать. В один миг всё тело становилось чужим, подчинялось этому злосчастному явлению. Да что там тело — и сам разум начинал поддаваться ритмам этой беззвучной песни.

Безумец прекрасно понимал, что скверна дала о себе знать. Но такая правда пугала ещё больше, чем незнание. Главный бич Тедаса находился за гранью его понимания, это даже не магия. Поэтому мужчине хотелось, чтобы любые зачатки скверны в нём самом спали как можно дольше. Скоропостижно умирать, как Феликс, у него желания не было, превращаться в монстра, марионетку скверны, как Сетий, — тем более. Но когда первые мгновения, отданные на панику, прошли, мага уже обеспокоило не столько сам факт проявления Зова, сколько его причины. Ведь ритм песни, что бил по вискам, был странным. Очевидно, от повышенного давления он должен был слышать своё участившееся сердцебиение, однако, прислушавшись к себе, Безумец понял, что нет. Он… слышал биение не своего сердца.

Подобным образом скверна реагировала сначала на красных храмовников, что пришли за ним в Храм, а потом и от близости Феликса… От неожиданности новых догадок, магистр вскинул голову, окинул взглядом площадь. Следя за ощущениями, за странной связью, образовавшейся между ним и другим носителем скверны, мужчина вдруг поймал себя на мысли, что он смотрит точно на Алистера. Это стало самой настоящей неожиданностью. Король отравлен скверной? Но как это возможно, если больным он совсем не выглядел?

Однако на этом внезапности не закончились. Ведь, когда конная гвардия подошла ближе, встрепенулся и до этого, казалось, равнодушный к толпе король. Заёрзав в седле, воин тут же начал осматривать округу и вскоре с некой неуверенностью, но точно глянул в сторону той толпы людей, среди которой стоял хромой маг. Хотя самого мужчину Алистер разглядеть не сумел.

Безумец находился в состоянии полного непонимания скверны. Воин мага почувствовал намного позже, значит, в крови первого, логично, скверны было меньше. Но при этом и больше, чем было в младшем Алексиусе, поскольку мальчик-то вообще других не чувствовал. Тогда почему Алистер не выглядит болезненней Феликса? Магистр не понимал.

Новые мысли завлекли носителя метки с головой, поэтому он больше не желал оставаться на виду и призрачной тенью растворился в толпе. А уже через какое-то время Безумец вороном сидел на крыше чьего-то дома и поглядывал на королевский двор. Теперь-то он уж точно решится проникнуть во дворец несмотря на любой риск. Если и не ради архива, то хотя бы ради того, чтобы осмотреть королевские покои. Он хотел понять, что за существо стоит у власти. Спрашивать в лоб самого короля — вершина идиотизма. А спрашивать у кого-то ещё — бесполезно. Если после столь долгого пребывания в Ферелдене он ни разу не натыкался на сплетни о болезни правителя, значит, это секрет государственного уровня, а то — и выше.

Однако с гонкой за ответами магистру опять пришлось повременить. Поскольку он наткнулся на новую проблему — пока король во дворце, проникнуть туда будет проблематично, большой риск, что его почувствуют. А покидать после такого продолжительного похода Алистер Денерим точно в ближайшее время не собирался. Значит, его надо выманить из замка.

Что лучше заставит воина, отвечающего за государственную безопасность, зашевелиться, если не нарушение этой самой безопасности, да не где-нибудь, а в столице?

Возможно, пришедший в голову магистра план по диверсии был слишком поспешным. Да и ненужным тоже. Всё-таки, чтобы заставить даже короля бросить свои силы на защиту города, нужно совершить масштабный теракт. А любое «масштабное» приведёт к такому же масштабному числу жертв. Поэтому правильнее было просто подождать…

Но ещё ждать и подгадывать момент неделями Безумец не собирался. Знания, которые могут храниться во дворце, ему необходимы.

* * *

С тех пор, как он попал в новый мир, Безумец про эльфинажи наслушался достаточно. Часто ему чуть ли не с пеной у рта доказывали, что ныне эльфы свободный и равноправный элемент городов, которым во избежание дискриминации даже выделяют отдельный район для проживания, гетто… Хотя были в этих заявлениях и доля правды. Ведь если эльфинаж и есть олицетворение милосердия Церкви, то это всё, что нужно знать об этом самом «милосердии» (точнее об его полном отсутствии).

Мужчина был склонен верить в нелестные отзывы об этом районе в особенности, когда узнал, что эльфинаж является частью беднейшего квартала Денерима. Поэтому-то он там появляться не спешил. Даже любопытство не сразу сможет заставить магистра отправиться в место жительства фактически отбросов города. И «отбросами» пренебрежительно назвал эльфов не он, а другие горожане.

Однако когда его новый план начал предполагать непосредственное участие эльфинажа (без добровольного согласия последнего, разумеется), носитель метки решился лично посетить это гетто, которое ныне стало буквально нарицанием всего периода эльфийской истории после падения Долов.

Как эльфам не рады вне эльфинажа, так и людям — в нём самом. Об этом Безумцу напомнили караульные на входе в огороженный высокой стеной район. Такие слова хоть его и не напугали, и не остановили, но они всё-таки были правдой. Стоило только оказаться в эльфинаже и пройти по нему пару тройку метров, как тут же по старой привычке мужчина почувствовал на себе чужие недружелюбные взгляды тех, кто решил оставаться в тени шатких построек.

Даже примерно понимая, что из себя представляет эльфинаж, Безумец покривился от вида новой территории, на которую попал. Эльфинаж Денерима представлял из себя воистину печальное зрелище. Здесь стоял далеко не приятный запах так как через эту низину протекали остальные нечистоты города. А деревянные дома из дряхлых досок иначе чем муравейником и не назвать. Поскольку из-за очевидной перенаселённости новые постройки неконтролируемо сооружали прямиком на старые. Очень опасный ход. Ведь подкосится от перегруза и без того хилая несущая стена — рухнет всё многоэтажное сооружение. Заболеет один — начнётся эпидемия. Вспыхнет огонёк — выгорит пол-эльфинажа. Впрочем, очевидно, местным жителям важнее было не остаться без крыши над головой, чем соблюдать правила градостроительства.

И всё же Безумец к самим эльфам особой неприязни из-за их места жительства не испытывал. По крайней мере, не больше, чем к прочим представителям низшего социального класса. Наоборот, эльфов можно даже похвалить за единство и стремление к взаимовыручке. Ведь они, живя в таких условиях, умудряются содержать сам эльфинаж в порядке и в полной чистоте. Даже стремились любой свободный клочок земли засадить цветами, чтобы перебить неприятные запахи. Такой сплочённости мужчина никогда не наблюдал в бедных районах людей. Там каждый сам за себя.

И всё же к местным раттусам древний магистр испытывал отвращение именно из-за их пустой высокомерности. Смирились с такой жизнью, когда даже городские крысы живут и лучше, и сытнее, но продолжают потакать своим былым величием, раскидываясь звонкими эльфинячими словечками, по типу «шемлен». Разумеется, их можно понять, ведь такая агрессия всего лишь защита от людского нахальства. Но ведь за всё это время они могли воспротивиться, могли совершить хоть одну попытку улучшить свою жизнь, о которой уже можно было бы с гордо поднятой головой вспоминать. Но ничего из этого сделано не было.

«Если я свободен, это не значит, что я обязан бегать за теми, кто не способен сам бороться за свою свободу», — сказал однажды остроухий отшельник, когда принёс с собой в Тень злость из-за чьего-то упрёка в том, что эльф не имеет право на ненависть к «сородичам», потому что он ничего не сделал, чтобы помочь им. Но тевинтерец был с Соласом полностью согласен. «Не обязан. Как и я не обязан бегать за магами Круга, лишь потому что я свободен, а они тысячу лет позволяли себе гнуться под законами сопорати», — хмыкнул тогда Безумец, получив одобряющий кивок от собеседника.

Безумец прекрасно понимал, как позицию Соласа, так и его собственную назовут эгоизмом и даже лицемерием. Но ни спорить, ни кому-то что-то доказывать он и не думал. За свою жизнь он всего добивался сам, преодолел слишком многое, когда весь мир от него отвернулся, поэтому сейчас, когда мир от него отвернулся во второй раз, играть в героя магистр не собирался.

Если бы местные только могли знать, кого именно занесла к ним нелёгкая, носитель метки бы точно не отделался лишь просто презрительными взглядами. Большинство свободных эльфов не потерпят присутствие на своей территории тевинтерца, а уж мага-магистра (учитывая, что некоторые из них здесь устроили десять лет назад) тем более. Но на счастье мужчины, на его лбу не было написано его гражданство.

Если не считать отдельных радикально настроенных личностей, в общем-то эльфинаж терпимо относился к посторонним, к людям. Отдельным личностям здесь даже рады. В особенности немногочисленным торговцам. Ведь именно эти люди поддерживают экономическую связь между эльфинажем и остальным городом. И наравне с этим огороженный район в лицо знает всех возможных нарушителей порядка, из-за значительного состояния и влияния семьи которых стража закроет глаза на многие их бесчинства.

А так как Безумец не подходил под первую категорию людей, но при этом и под вторую, его только пока изучали издалека, порой перешёптывались между собой, пытаясь угадать мотивы этого человека. Только некоторые криком нелестно высказывались в сторону незнакомца. Эти глупые вспыльчивые юнцы так хотели его спровоцировать. Однако то, что его оставили пока в покое, исключительно их счастье, а не его.

Сам мужчина не обращал внимания на шумиху, которую создало его появление. Во-первых, маг был погружён в свои мысли и выходил из них, когда замечал хоть что-то интересное. А во-вторых, не ему, магистру древней Империи, тратить своё время на сборище раттусов, воспринимать которых лишь бесправным слоем общества было в порядке вещей его мира. А он как раз и остаётся человеком своей эпохи.

Терпеть идиотов легко, когда знаешь, что оно живо только, пока ты этого хочешь.

Так относительно беспроблемно Безумец дошёл до центральной площади эльфинажа. Здесь увеличилось количество больших эльфийских глаз, смотрящих на него с подозрением, но и ещё мужчина наткнулся на, пожалуй, самое интересное, что есть в эльфинаже.

Венадаль, «Дерево народа», древоподобное растение, созданное эльфами Элвенана путём многовековой селекции и магии, было сердцем эльфинажа, его достоянием и символом единства… и прочие громкие названия, которыми раскидываются в основном только старики. Поскольку, как было написано в книге одного церковного учёного, которая, к счастью, мужчине однажды попалась, во многих эльфинажах это дерево уже давным-давно пущено на дрова для растопки. Денеримскому венадалю повезло, здешние эльфы ещё пока относились к нему, как к святыне, символу старых давно потерянных времён. Каждый ритуал из их традиций проводится исключительно под кронами венца садоводов Элвенана.

Тем временем вид дерева всколыхнул в голове мужчины свежие воспоминания.

Во времена древнего Тевинтера эльфийские растения росли во многих садах и очень ценились (официально их просто считали тевинтерскими, а не эльфийскими). Так что Безумец посчитал себя счастливчиком, что жил в ту эпоху и видел венадали во всей своей природной красе, такими, какими их и задумывали древние эльфы.

Эти деревья, чьи корни уходили глубоко под землю, несли в себе фантастические потоки магии. Хотя магическими были все растения эльфов, но немногие из них становились благодаря этой магии будто живыми. Венадаль был из таких. По крайней мере этому дереву хватало разума не желать расти в людских городах, которые в своей архитектуре делали предпочтения на камни, металл, а не природу, к которой он был приучен своими эльфами-создателями. Поэтому до гиганта венадаль вырастал только в лесах, окружённый друзьями-растениями. Безумцу встречались такие. Без сомнений, взрослый здоровый, а особенно цветущий венадаль — одно из самых незабываемых зрелищ. Поговаривали, что раньше стволы и дупла этих гигантов служили домом для элвен, которые желали провести своё бессмертие в единении с природой. Мужчина прекрасно понимал их выбор. Если бы не привитые с детства предпочтения в сторону тевинтерской архитектуры, а впереди его бы ждали бессмертные годы возможностей, то он тоже бы вырастил себе такое чудо… Но, увы. Сейчас он мог лишь в очередной раз отругать себя за мечтательность, которую для своего возраста он посчитал лишней.

Не удержавшись и тем самым заставив окружающих ещё больше занервничать, маг непозволительно для чужака приблизился к венадалю и прикоснулся к его стволу рукой. Несмотря на свой чахлый, засыхающий вид, Безумец был уверен, что старое древо всё ещё живо. Он отчётливо почувствовал магические нити, пронизывающие всё волшебное растение. Сновидец мог не только их почувствовать, но и увидеть их движение, силу. Течение его жизненных сил было очень медленным, если проводить уже прямую аналогию с живыми, то венадаль точно спал. Однако стоило ему почувствовать энергию другого магического существа, так все его процессы тут же начали убыстряться. Нет, дерево не отталкивало человека, а наоборот, кажется, начало тянуться к нему. Магистр понимающе улыбнулся и даже трепетно огладил ствол рукой. Наверняка венадаль, проведя века среди сопорати, своеобразно порадовался долгожданной близости с настолько сильным и магически одарённым созданием, кем был мужчина. «Дерево народа» могло даже спутать его со своими творцами… Хотя и «спутать» ли? Ведь фактически-то Безумец к древним элвен был гораздо ближе, чем все эльфы нынешней эпохи, которые даже, наверняка, и не старались «поговорить» со своей святыней.

Много факторов повлияло на то, что венадаль в сердце эльфинажа вырос таким больным. Начиная от отсутствия магов-садоводов, которые бы могли обеспечить магическому древу соответствующий уход, и заканчивая слишком тонкой Завесой в данном месте, нестабильность которой, однозначно, вредит ему.

Завеса нестабильна над всем Денеримом. Оно и понятно. Ведь произошедшее, относительно недавно, сражение в городе против сил порождений тьмы и мощнейший выброс странной энергии (судя по описанию свидетелей) из поражённого архидемона не могли не повлиять на Тень в этом месте. Удивительно, как ещё после Прорыва Завесы город не заполонили разрывы и хлынувшие из него демоны. Однозначно, столицу от падения спасли своя отдалённость от Бреши и близость к крупному водоёму — океану. Поскольку над водой, которая особо инертна к магии, Завеса как правило сохраняет свою почти первозданную прочность.

После того, как он увидел эльфинаж изнутри, маг с большим удовольствием заткнёт любую послушницу Церкви, которая начнёт при нём в очередной раз изливать всю лицемерную желчь на Тевинтер, заикнувшись, что в церковном Тедасе стоит прогрессивное равноправие.

О каком вообще равноправии в такой религии может идти речь? На высокие посты её иерархии не допускаются даже человеческие мужчины, что уж там говорить о правах для других рас.

Но всё-таки не желание набраться аргументов для участия в непримиримой религиозной полемике было главной и основной причиной, почему Безумец всё-таки осмелился заявиться на территорию ушастых оборванцев. А то, что здесь, в эльфинаже, самый ослабленный участок Завесы. Придя сюда, мужчина в этом окончательно убедился, буквально почувствовав близость Тени. Он предположил, что любой сильный выброс энергии окончательно повредит границу, спровоцировав появление разрыва.

Идея самому попытаться создать разрыв показалась хромому магу весьма интересной, и именно она стала основным элементом его диверсионного плана. Этим бы он убил сразу двух зайцев: и провёл бы опыт, выявив у себя ещё какие-нибудь способности по работе с Завесой, и королю бы нашёл новую заботу, заставив того выйти из дворца. А то, что такой эксперимент приведёт к жертвам среди жителей эльфинажа… Подумаешь! Остальной Денерим об эльфах, гражданах последнего сорта, даже и не вспомнит, а тевинтерский магистр уж тем более.

Но всё же Безумец пока не спешил реализовывать свой план и тешить любопытство учёного. Подумал о том, что задуманное им, наверное, всё-таки неправильное…

В том, что Завеса над эльфинажем особо сильно ослабла, не было ничего удивительного, учитывая сколько всего местные были вынужденные пережить. Что ни десятилетие, так новая трагедия. Негативные эмоции, страдания и боль очень сильно влияют на Тень. Безумец никогда бы не осмелился ночевать здесь. И не из-за брезгливости или отвращения, нет. А из-за огромного количества демонов, которые очень уж облюбовали это место. Мало того, что эльфинажи это лакомый кусочек для демонов отчаяния, так ещё огромный шанс появления молодых (хотя сильный маг может приманить и старых) демонов зависти. Встречаться с последними мужчина, даже будучи сильнейшим магом-сомниари, не хотел совершенно. И если с молодняком он справится, то со старыми демонами зависти, которых в Тевинтере в классификации ставили наравне с демонами кошмаров, — с большим трудом.

Помимо демонических следов носитель метки различил витавшие в воздухе последствия от грязного, совсем неаккуратного использования магии крови. Мужчину это даже корёжило. Ведь в его время за такое неуважение к магическому искусству хороший учитель бы в кровь исхлестал руки нерадивого ученика. А сейчас это норма даже для тевинтерских магов, которые, Безумец был уверен, и оставили след от своей деятельности десятилетней давности. Как говорят городские слухи, тогда тевинтерские работорговцы с помощью магии крови наслали на эльфов какую-то эпидемию, потом организовали лечебницу, из которой уже местных похищали и вывозили на кораблях в Тевинтер, на рынок рабов.

Хоть Безумец в самом явлении работорговли не видел ничего отвратного, это было нормой его эпохи, однако даже он заметил, что в нынешнем мире работорговцы слишком уж нагло лезут за рабами в сердце чужого государства. Неужели тот позорный кусок территории, который остался от некогда огромной Империи, испытывает настолько сильную нехватку в невольниках? В прошлом было известно, что при щадящих условиях проживания эльфы плодятся довольно-таки быстро и живут дольше. Хотя некоторые жадные магистры, вроде его отца, чтобы не тратиться на покупку новых, всё же не гнушались магически обработать своих рабов…

Даже к лучшему, если последний способ ныне был навсегда забыт, но неужели нынешние магистры не могут пользоваться первым способом, не могут обеспечить хоть сколько-то человеческие условия жизни своим рабам? Или они всё равно испытывают в них нехватку, потому что при любой необходимости в использовании магии крови тут же хватаются за кинжалы и убивают эльфов?

О последнем ему говорила Кальперния, и Безумец был склонен ей верить, и поэтому теперь он вновь от отвращения покорёжился. Нет, его отвращало не такое расточительство к эльфийским жизням, а ленивость и самое настоящее неуважение к магическому искусству в нынешнем Тевинтере. Некоторые магистры, и правда, слишком хорошо устроились. Зачем учиться, совершенствовать себя, развивать магическую науку, если можно просто зарезать с десяток рабов, и ты уже представляешь угрозу? В тот момент носитель метки даже почувствовал к нынешним магам ненависть, присущую обычно сопорати.

Такое изуродование самой сути магии крови, потрясающего искусства, которое, в отличие от консервативных школ, например, стихии и созидания, даёт буквально безграничные возможности для развития! Немыслимо!

Хотя, впрочем, о чём он вообще? Соблазн использовать магию крови так грязно, буквально в лоб пошла ещё с его времён. Звёздный Синод, к примеру, этому соблазну поддался.

И всё же раньше сами маги к своему ремеслу относились с намного большим уважением… Эти мысли чуть вновь не утянули Безумца в тоску по своему родному миру, а заодно и в ненависть на Синод из-за их безрассудства. Однако, к счастью, окружающая обстановка не могла ему позволить надолго уйти в свои мысли.

— Что ты делаешь?

Это обращение стало первым за достаточно-таки долгое его пребывание в эльфинаже. Хотя этому он был совсем не рад, предпочитая, чтобы местные и дальше рассматривали его, словно диковинку, лишь издалека. Но раз и дальше любопытствовать в покое ему не дали, мужчина решился заговорить с местными раттусами, хорошо скрыв своё крайне пренебрежительное отношение.

Обернувшись, Безумец увидел рыжеволосую эльфийку, которая прожигала его строгим в меру осуждающим взглядом. Пусть смелая девушка решила показать всем своим видом, что он тут гость и ему не нужно об этом забывать. Однако сама она стояла, сложив руки на груди, что говорило о том, что эльфийка была не такой уж и уверенной, даже побаивалась неизвестного человека, раз неосознанно выбрала позу, которая должна ей придать видимую грозность.

— Aneth ara, da'len, — кивнул в знак приветствия мужчина.

Произносить эльфийское приветствие будучи человеком крайне неразумная идея. Впрочем, и обращаться к этой девушке словом «da’len» то есть «дитя» — тоже. Поскольку он ещё пока не старик, да и она уже не ребёнок, а женщина. Хотя по ней, учитывая, что эльфы по человеческим меркам всегда выглядят моложе своих лет, этого и не скажешь. Однако маг не смог удержаться и застать очередного собеседника врасплох. И это у него получилось прекрасно.

Услышав от человека идеальную по произношению фразу на эльфийском языке, Шианни от неожиданности растерялась. Она даже постаралась получше разглядеть спрятавшегося под капюшоном гостя, чтобы убедиться точно, что под ним не торчат острые эльфийские уши. Да, этот странный мужчина по росту, конечно, на эльфа совсем не походил, но ведь эльфийка и людей не встречала, которые бы так хорошо говорили на эльфийском языке, буквально по-долийски. Потому что за свою жизнь такое приветствие она услышала единожды, когда в эльфинаже побывал эльф из долийского клана.

И пусть то, что человек так хорошо знает язык её народа, девушку удивило, но хагрен эльфинажа не выразила возмущения. Любой бы долиец сказал, что шемлен не имеет права прикасаться ни к наследию, ни к языку их народа, но городской эльф на такое решиться не мог. Хотя бы потому что она и сама языка своего народа не знала, только отдельные фразы. Впрочем, ей было это и не нужно. Сейчас её беспокоила вероятность осквернения более важной для городских эльфов святыни, чем древнее наследие.

— Прошу уважительно относиться к нашему дому, поэтому не надо прикасаться к венадалю, — озвучила эльфийка главную претензию всех эльфов, которые сейчас были на площади и смотрели на него. Из-за этих взглядов и накалившейся обстановки Шианни и решилась подойти к незнакомцу.

Но магистр будто бы и не замечал всех этих взглядов и до сих пор не убрал руку с коры магического дерева.

— Но в моих действиях нет ничего неуважительного, — состроив самую невинную физиономию из возможных, с наигранным удивлением произнёс Безумец.

— К венадалю нельзя прикасаться… шему, — Шианни, будучи главным лицом эльфинажа, чаще остальных сородичей приходится работает с людьми, поэтому она давно утратила привычку использовать это пренебрежение в сторону человеческой расы, но сейчас не удержалась. Хотя ей не хотелось провоцировать гостя.

— Ну, в первую очередь, я всё-таки маг. Да и он не против моего присутствия.

Снова женщина впала в растерянность. Мало того, её и удивил, и испугал тот факт, что к ним в эльфинаж забрёл маг, сказочки о возможной одержимости которых слишком уж хорошо известны любому сопорати церковного Тедаса, так ещё та часть его слов про венадаль была ей совсем уж непонятой.

— Что, значит, «не против»?

Безумец недовольно фыркнул. Объяснять о магических процессах сопорати всё равно, что рассказывать слепцу о разнообразии цветов в мире. Всё равно подходящих слов он подобрать не сможет, раз даже сейчас уже спровоцировал путаницу. Поскольку словами «не против» он заявил, что у венадаля есть разум в привычном для человека понимании этого слова. Но это не так. «Разум» дерева сколь необычнее, столь же и примитивнее обычного людского.

— Дай руку, — вместо пустой траты времени на объяснения, мужчина решил перейти к наглядной демонстрации.

Конечно же, выполнить просьбу странного человека эльфийка решилась не сразу. С неуверенностью она сначала осмотрелась по сторонам, будто хотела на лице своих сородичей увидеть подтверждение, что этому чужаку нельзя верить. Однако этого так и не произошло, зато вот любопытство из-за странной уверенности человека в своих словах оставалось сильно.

Когда он обхватил её запястье, оба они почувствовали брезгливость. Она — больше инстинктивную из-за неестественной холодности кожи мужчины, а вот он — уже полностью осознанную. Поскольку негоже магистру трогать разных ушастых оборванцев. И всё-таки от своих изначальных решений они оба не отказались.

Заставив эльфийку прикоснуться к венадалю, поверх её руки он положил свою. Тем самым Безумец добился, что бы магическая энергия дерева прежде, чем дойти до него, улавливалась магией, которая содержалась в крови девушки. То, что кровь эльфов отлична от людской, содержала в себе магические отголоски крови элвен, в Древнем Тевинтере было известно прекрасно. Поэтому для сложных ритуалов использовалась именно их кровь, по той же причине и Синод использовал эльфов. Правда этих «отголосков» будет недостаточно даже для того, чтобы она различала хотя бы долю тех магических процессов, какие чувствовал он. И всё же такой способ дал хоть какие-то результаты. Шианни всё-таки почувствовала небывалую ранее реакцию венадаля, поэтому-то теперь, одёрнув руку, удивлённо посматривала то на дерево, то на мужчину.

— Венадаль может говорить? — удивлённо воскликнула хагрен, не помня, что бы старики упоминали хоть что-то подобное об этом дереве.

Безумец снова фыркнул. «Говорить»? Это первое, что пришло ей в голову? Серьёзно?! Теперь хромой маг окончательно убедился в абсолютной бедности восприятия сопорати.

И эти существа ещё смеют утверждать, что это маги-то — ошибка природы? Магистр же с высоко поднятой головой готов был утверждать, что всё с точностью наоборот.

— Говорить-то, возможно, и может, — вернувшись к очевидной параллели между сопорати и слепцом, Безумец удержался от погружения в сложную магическую терминологию. — Но уже долгое время он находится в состоянии глубокого сна, или лучше сказать — анабиоза, из-за неблагоприятных условий. Поэтому эти своеобразные сигналы единственное, что от него можно получить.

— Как это «неблагоприятных»? Мы очень хорошо ухаживаем за ним. Поливаем… — перечисление садоводческой деятельности эльфийки прервал неожиданный смех мужчины, который он, как ни пытался, сдержать не смог.

«И почему у этих остроухих постоянно всё делается через одно место? — смеялся Безумец. — Одни так «тщательно» сохраняют свою историю, что всю её по несколько раз уже переврали. А другие о сложном магическом организме всерьёз заботятся, как об обычной огородной культуре.»

— Венадаль был создан древними эльфами, потомственными и могущественными магами, и сам является магическим растением. Так что, как думаешь, кто должен заниматься его уходом? — пока на него не набросились за, якобы, оскорбления, мужчина перешёл к объяснению причин своего смеха.

— Маги?

— Именно.

— Но почему? Что могут сделать маги, чего не можем мы? — искренне не знала Шианни, ведь в её понимании садоводство было полностью физическим трудом, а не магическим.

— Как минимум поддерживать магический баланс. В условиях такого небольшого клочка земли, которого вы ему выделили для роста, это необходимость. Да и слишком сильный негатив окружения не даёт ему стабильно развиваться. А хороший маг школы созидания может огораживать от чрезмерно вредной энергетики. А так как такой специалист отсутствует венадаль огородился самостоятельно, заснув.

— А чем опасносостояние сна? Он может погибнуть?!

— Если не проснётся и не восполнит энергию, то погибнет — да. Но это произойдёт не так скоро. Венадаль пока что крепок, нас точно переживёт. Хотя, если учитывать, что Завеса в округе слишком ослабла… — задумался маг. — Есть вероятность, он погибнет раньше. Ведь я пришёл сюда, в эльфинаж, как раз, чтобы точно определить, насколько сильно Завеса потеряла стабильность. И надо сказать… выводы пока у меня неутешительные.

Их разговор эльфийке особо-то ничего и не прояснил об этом человеке. Да, мужчина только что даже озвучил ей причину своего появления в эльфинаже. Но, кажется, Шианни только больше запуталась. Из-за знания эльфийского языка и разных заумностей она приняла бы его за учёного, но только ведь эрл Денерима не сообщал, что бы он или король нанимал мага для проверки каких-то магических штучек в черте города. А других лиц, заинтересованных в поддержании порядка в гетто, не найти. А в версию, что этот хромой человек заявился сюда исключительно по собственному желанию, ей верилось с трудом. Поскольку на памяти эльфийки ещё ни разу в эльфинаж какой-то человек не заявлялся только лишь… из любопытства.

И всё-таки самим словам мужчины она нашла ещё меньше поводов не верить. Ведь Шианни, конечно же, постаралась повторить за человеком его действия, сама коснулась коры дерева, но, как это было всегда, совсем ничего не почувствовала. Очевидно, что-то он знает больше них, любого эльфа из эльфинажа, наверное, даже больше Валендриана, старого ворчливого, но, несомненно, мудрого эльфа, чей пост старейшины она и заняла.

— А что может случиться из-за этой, эм, Завесы?

Конечно, Шианни не менее важно было наброситься с вопросами на самого мужчину. Пусть выглядел он безобидно, но девушка всё-таки продолжала разделять обеспокоенность сородичей. Хотя бы потому что он маг. С мурашками по коже рыжеволосая эльфийка вспоминала, что устроили здесь тевинтерцы десять лет назад. Однако всё-таки, будучи хагреном, она должна заботиться о благополучии всего эльфинажа и её жителей. Поэтому в первую очередь Шианни решила узнать, какие именно выводы показались этому незнакомцу «неутешительными».

Людям верить нельзя. Этот чужак мог ей врать с самого начала. Но если нет, и есть в его словах хоть доля правды, то ей нужно было знать больше.

— Слышала о разрывах?

— Кажется… да, — неуверенно, но всё-таки кивнула Шианни. Конечно, проблемы, с которыми столкнулся остальной Тедас, эльфинаж не сильно волнует, но всё-таки и здесь сплетни о магических гадостях в небе ходили очень активно особенно в первые дни после Прорыва Завесы. — Вроде говорят, что это какая-то магическая штука, из которой вылезают демоны…

— Ну, в общем-то да, — хмыкнул Безумец от очередного примитивного представления сопорати о магии. — Так вот одна из этих «штук», я делаю вывод, может однажды появиться в Денериме, а с большой вероятностью — в эльфинаже.

— П-почему?

— Здесь самый нестабильный участок Завесы. Венадаль это прекрасно подтверждает. Уверен, большая часть его и так редкой листвы как раз осыпалась вскоре после Прорыва.

Человек угадал точно. Произошедший после взрыва Конклава листопад не на шутку перепугал всех эльфов. Поэтому-то теперь Шианни была склонна верить словам мужчины. Однако от этого было не лучше. Он хочет сказать, что в любой момент здесь, в их доме, может появиться какая-то необъяснимая магическая дрянь, из которой в эльфинаж хлынут демоны? Да это же катастрофа!

Эльфийка, очевидно, напугалась.

— Ты можешь нам помочь? — с одной стороны, обращаться с такой просьбой было крайне поспешно, наивно и глупо. Но, с другой, других учёных-магов поблизости нет, чтобы спросить, попросить или хотя бы получить подробную магическую консультацию, как избежать трагедии.

— Я? — с какой-то даже издёвкой хмыкнул Безумец. — Конечно же, нет. Я всего лишь исследователь. С вопросами о разрывах надо обращаться напрямик к Инквизиции. Поскольку говорят, что только у неё есть «способ» влиять на эти магические катаклизмы.

На этих словах Безумец отвернулся и натянул капюшон плаща ещё ниже, скрывая под ним свою ухмылку. Раттус совершенно серьёзно просил его, магистра, о помощи… Что за неслыханный абсурд!

Теперь мужчина решил направиться на выход из этого района. Интереснее венадаля, Безумец был уверен, ничего другого в эльфинаже не увидит. А поэтому задерживаться здесь у него ни желания, ни причин больше не было. Всё, что касается состояния Завесы, как и хотел, он проверил и узнал.

Шианни, конечно же, расстроил отказ мужчины. Но сомневаться в его честности и настаивать у неё ни причин, ни желания не было. Можно было, конечно же, попробовать завлечь его обещанием заплатить. Но что-то натолкнуло эльфийку на мысль, что этот странный человек особой нужды в монетах и не испытывает. Манеры у него уж точно не как у бедняка, а взгляд не мечется в поисках быстрой наживы…

Получив от чужого мага немалую порцию для размышлений, Шианни, конечно же, постарается всё это переварить и наконец-то решить, у кого и стоит ли вообще просить помощи. Конечно же, чего-то добиться эльфийке из эльфинажа за пределами этого самого эльфинажа будет весьма проблематично, но если хоть какой-нибудь маг из тех, кто скрылся в городе от войны с храмовниками, подтвердит слова этого мужчины, то у неё есть неплохой шанс быть услышанной правителями Ферелдена. Поскольку разрывы, если они действительно столь же опасны, как их описывают, угроза безопасности всего Денерима.

А пока Шианни снова глянула на незнакомца. То, что хромой отошёл от венадаля и не нервирует других эльфов, это хорошо, а будет ещё лучше, когда он уйдёт. Однако к девушке, верной убеждениям прошлого хагрена в то, что с людьми, которые не вредят эльфинажу, нужно стараться поддерживать хорошие отношения, пришла идея. Она вспоминала их разговор. Мужчина вёл себя примерно, очень даже сдержано, хотя в его тоне и промелькнули странные нотки высокомерия (но привыкшая к людскому самомнению эльфийка не обратила внимания). Поэтому-то девушка всё-таки посчитала, что у неё нет причин выгонять этого человека.

— Эм… ты не хочешь заглянуть на наш рынок? Может, что-нибудь приглянется, — предложила тогда Шианни и поспешила вслед за человеком. Хотя долго идти не пришлось, хромой не успел уйти далеко.

Эльфийка понимала, что не все сородичи одобрят её предложение. Но люди всё равно более платёжеспособны, чем эльфы, поэтому Шианни будет рада, если сегодня какая-нибудь семья из эльфинажа хоть чуть-чуть подзаработает.

Безумец не мог пропустить появившийся шанс. Пусть он уже узнал, что нужно, но любопытство исследователя уж точно ненасытно. Поэтому маг согласился на предложение Шианни с условием, что она пойдёт с ним. Не то, что бы ему хотелось таскаться за раттусом, но если не считать удара по гордости, то в остальном это хорошо сыграет ему на руку. Ведь ему совсем бы не помешало заставить эльфинаж (и в первую очередь — его главу) поверить в эту маску чудаковатости, полной неопасности и как минимум нейтрального отношения к раттусам, и тогда, решись магистр привести в действие свою задумку, он останется вне всяких подозрений.

Когда они вдвоём, пройдя парочку узких улочек, оказались на другой небольшой площади, мужчина увидел то, что эльфийка называла «рынком». Хотя таковым это сборище ветхих деревянных палаточноподобных сооружений не являлось даже приблизительно. Правильнее это было назвать барахолкой. Нуждающиеся семьи сгребали почти все не самые нужные вещи из дома, тащили сюда, сажали за прилавок самых старых или недееспособных членов семьи и надеялись, что им повезёт и кому-то приглянется их имущество. Помимо этого «мусора» можно было увидеть и разные самодельные вещи, созданные местными ремесленниками или самоучками, которые не смогли найти партнёров за пределами эльфинажа. Те, кто умеет создавать на продажу необходимые в быту вещи, понятное дело, на этих торгах имеют больше успеха. Но также Безумец приметил, что здесь, не скрываясь, продают и ворованные вещи. Эти эльфы наверняка опустились до воровства от глубокого отчаяния, поскольку даже не постарались отыскать скупщиков, чтобы им относительно безопасно сбыть кражу.

Несмотря на то, что в интересах любого торговца продать свой товар и повыгоднее, появление чужого человека в качестве потенциального покупателя было воспринято многими резко негативно. Безумец бедняком без монеты за душой уж точно не выглядел, поэтому Шианни правильно предположила, что он, как и подобные ему люди, могут принести в эльфинаж хоть сколько-то монет. Однако вот с её мнением, очевидно, многие были несогласны. Наверняка слухи о появлении этого странного человека и о том, как он бесстыдно прикасался к их святыне — венадалю, уже дошли и сюда, поэтому стоило мужчине глянуть в сторону очередного прилавка, так его хозяин, буркнув что-то вроде «грязный шем», задирал голову и отворачивался. Очевидно, для них принцип не торговать с таким человеком был выше, чем возможность подзаработать.

Шианни, беря ответственность за благополучие эльфинажа, конечно же, знала, как важно поддерживать хорошие отношения с людьми. Поскольку это их город, и в случае открытого конфликта правосудие скорее всего встанет на сторону именно человека. Именно поэтому она и старалась не допустить этого самого конфликта, и ей оставалось лишь пристыженно шептать слова извинения за своих неразумный подопечных.

Но сопровождаемый ею мужчина снова смог удивить её своей… терпимостью. Пока они шли вдоль импровизированных палаток он ни разу не комментировал поведение местных. От любого недоброжелателя он отмахивался, как от надоедливого комара, и просто шёл дальше, высматривая на прилавках что-нибудь интересное для себя. Шианни, конечно же, радовало, что сегодняшний неизвестный гость оказался столь мирным. Однако она продолжала чувствовать что-то странное, исходящее от этого хромого человека. Опасность? Вроде да. Но почему, девушка так и не могла понять. Ну, не выглядел этот мужчина опасным, даже будучи магом. Всё-таки панически магов она не боялась, ведь уже имела с ними дел.

Хагрен знала, что новенькая эльфийка Сурана, которая пару лет назад перебралась в эльфинаж, но уже вскоре из-за своего доброго характера стала своей для местных, на самом деле была магом ферелденского Круга, откуда сбежала и спряталась здесь от войны.

Спустя какое-то время маг наконец-то был вознаграждён за все враждебные взгляды, которые был вынужден терпеть, пока находился здесь. Ведь Безумцу на глаза попалась лежащая на одном из столов книга. В очень плохом состоянии, с изодранной коркой и почти развалившимся переплётом она уж точно не выглядела привлекательным товаром, но опытный глаз исследователя тут же заметил, что техника её исполнения отдалённо напоминала технику древних эльфов. А значит, очередным церковным молебном она быть не может.

За этим прилавком сидел престарелый эльф и в тишине своих мыслей плёл очередную корзину на продажу. Помотала жизнь — вот что первое приходит в голову при взгляде на него. Ведь вместо одной ноги у него был костыль, а на глазу — плотная повязка. Большая вероятность увечья были получены им в бою, не исключено, что во время Битвы за Денерим. Потому что на той части его худощавого лица, которую не смогла скрыть повязка, виднелся глубокий шрам от когтей, которые не очень-то были похожи на звериные. Скорее уж его так полоснуло какое-то порождение тьмы.

Когда эльф был вынужден отвлечься от своего ремесла, то посмотрел на своего потенциального покупателя, как и другие, с подозрением, выискивая в том воровские задатки. Поскольку старик-ветеран вора уж точно не догонит. Но как только бывший воин увидел, что вместе с ним шла хорошо знакомая им эльфийка, то желаний отогнать шемлена от своих товаров от греха подальше грубым словцом резко поубавилось. А когда он увидел, как сильно идущий в его сторону незнакомец хромал, то окончательно подобрел, даже засмеялся.

— Эть кто ж тебя, шем, так отделал? — хрипло, но совсем добродушно посмеялся старик.

О том, что этому мужчине приходилось бывать за стенами эльфинажа и иметь дел с людьми, отчётливо говорила его манера речи. Ведь «шем» он произнёс исключительно по привычке, ведь это слово является нарицательным, а не из желания оскорбить. Наверное, во время Мора эльф вступал в городское ополчение и сражался бок о бок с людьми.

— Собственная глупость, — ответил ему Безумец и сдержано улыбнулся, на самом деле не испытывая какого-либо отвращения от смеха этого раттуса. Всё-таки убогий убогого понимает. А они оба, по меркам жестокого мира, такими и являются. — Позволь взглянуть на книгу.

— Книга? — удивился поначалу старик. Очевидно, запамятовал. — А! Книга! — воскликнул восторженно он, когда беглым взглядом окинул свой же прилавок и наконец-то нашёл нужную вещь, которая лежала ненужной в углу. — Ай, да смотри, на здоровье, коли понравилась, — не особо заинтересованно махнул тогда эльф рукой, видимо, даже не надеясь, что интерес к этой рухляди разовьётся до покупательского.

Несмотря на состояние хранителя знаний в руках магистра не выпало ни одной странички. Поскольку мужчина привык работать с эльфийским наследием и худшего состояния.

— Да-да. Эльфийская она. Со всеми этими нашими закорючками, — посчитав, что человек перелистывает страницы книги от непонимания языка, на котором она написана, вновь махнул рукой тогда торговец. Судя по некоему пренебрежению в его словах, эту книгу он не считал ценной хотя бы потому, что сам эльфского языка не знал.

Но Безумец всё прекрасно понимал. Более того только его капюшон мешал окружающим увидеть, каким искренним восторгом сейчас горели его глаза. Да, эта книга не была эпохи Элвенана, поскольку, бегло пробежавшись по строчкам, мужчина понял, что это именно художественная литература, сборник сказок. Написана слишком тривиально для высокого стиля древних элвен. Однако при этом, он был уверен, книга была гораздо старее, чем думал её хозяин. Её не могли написать во времена Древнего Тевинтера, как и в эпоху эльфинажей. Тогда у эльфов просто не было времени, чтобы на основе своих религиозных легенд писать сказки да ещё пытаться повторить технологию написания книг своих предков. На ней даже были эльфийские чары, позволяющие бумажному носителю истории дожить до нынешних дней и выглядеть хоть и потрёпанным, но практически полностью читаемым. Без них при таких ужасных условиях хранения книга давно бы истлела.

На основе этого Безумец и сделал вывод, что книга относится к эпохе Долов, когда ещё и эльфы не растеряли знания предков, но при этом след многовекового влияния культуры людей уже чувствуется отчётливо: сказки написаны на манер людских произведений, а не эльфийских.

— Тогда почему ты назначил за редкую книгу такую невпечатляющую, почти символическую цену?

— Редкая-то она, конечно, редкая. Да только кому она здесь нужна? Эльфийский только долийцы и знают. Да и те не берут. Тятька говаривал, мол, приходил однажды сюда один долиец, решил было её прикупить, только как открыл, так и проплевался. Сказал, что не эльфийская она совсем, мол, подделка, — от этого Безумец только насмешливо хмыкнул, вспомнив ворчания Соласа о заблуждениях долийцев. — Так что с тех пор и валяется ненужной на прилавке. Мало ли повезёт, и однажды какому-нибудь умнику она приглянется.

Хоть маг и был сильно ограничен в весе вещей, которые он может с собой таскать, но у магистра бы рука не поднялась оставить сборник здесь. Мужчине с огромным удовольствием хотелось бы почитать, что получилось сочинить у древнего остроухого первооткрывателя. Буквально. Поскольку ни до, ни после, как он понял, эльфы художественную литературу не создавали, остановившись на своих сотню раз перевратых легендах о богах.

— Тогда, старик, считай, что такой «умник» нашёлся. Беру.

Торговец даже удивлённо вскинул свой единственный глаз и вновь, но уже тщательней осмотрел человека. Старик не мог понять, что людской учёный, историк — или какой-нибудь ещё папирусный червь — забыл здесь, в эльфинаже, в практически главной клоаке города. Тогда эльф глянул на Шианни и, получив от неё кивок, убедился, что этот незнакомец действительно знает эльфийский язык.

Конечно же, отказывать человеку у старика не было причин. Его даже, наоборот, порадовало, что наследие его семьи, которое растеряло свою первичную ценность лишь потому, что однажды члены семьи перестали передавать друг другу знания эльфийского языка, достанется искренне заинтересованному покупателю, а не для растопки печи.

— Но названная тобой цена не соответствует действительности. Любой коллекционер оценит книгу в разы дороже. Так что я не могу позволить себе настолько тебя обворовывать, — с этими словами Безумец забрал книгу, а взамен на стол выложил монеты на ту сумму, которую посчитал хоть сколько-то пригодной.

Безумец пребывал, очевидно, в добродушии. Этот старик ему понравился. Чем-то напоминал эльфа-смотрителя за отцовской библиотекой, который и привил ему любовь к книгам с самых ранних лет. Весьма начитанный, даже по людским меркам, библиотекарь правильно решил, что ребёнка, которого хозяин по непонятным тому причинам с рождения держал взаперти, подальше от посторонних глаз, нужно было хоть чем-то занять. А книги — это лучший враг одиночеству и безграмотности.

Когда эльф навскидку оценил реальную стоимость монет перед ним, то он чуть не лишился и второго своего глаза, который от удивления уже готов был поползти на лоб. Ведь итоговая сумма оказалась почти в четыре раза больше изначальной.

Довольно-таки быстро по этой достаточно-таки заставленной площади прошёлся слушок о том, что и за сколько именно купил непонятный чужак. Это мгновенно изменило общее настроение. Те эльфы, которые недобрым словцом гнали человека прочь, осознали, какой шанс они упустили. Жадные эльфоненавистники столько переплачивать тем более бы не стали. А значит, решили многие, это незнакомец из тех немногих людей, кому можно верить. Поэтому они-то теперь стали с надеждой посматривать на мага, надеясь, что он их оскорблений не услышал, решит ещё что-нибудь прикупить и заинтересуется хоть каким-то их товаром.

Увы, с этими любезностями они запоздали и очень. Ведь в последующее время Безумец не вернулся на площадь. Он только присел на скамейку у ближайшего дома и приступил к чтению, пока сопровождающая его эльфка отпросилась на несколько минут и отошла, чтобы решить новую возникшую проблему. Очевидно, покупкой он полностью оставался доволен и не собирался отвлекаться на местных. Книги раттусов всегда его интересовали намного больше, нежели сами эти раттусы.

Так в собственных изысканиях Безумец провёл несколько минут. Тревожить и подходить к нему никто не собирался. Лишь некоторые эльфы, надеясь, что шанс ещё не утерян, изредка поглядывали на него. Но мужчина был более чем равнодушен. Однако о покое ему пришлось вскоре забыть. Всё-таки не стоит забывать, что он находится на враждебной ему территории. И не все местные жители предпочтут отмалчиваться…

Когда рядом раздался детский гомон, он поначалу не обратил на это внимания. Всё-таки кучки, слоняющихся без дела детей, обычное явление для всех поселений. Но вот неожиданный магический всплеск в Тени магистр уж точно пропустить не мог. Тонкая Завеса, с одного стороны, радость для любого сомниари, многие процессы дремлющего мира можно почувствовать, даже не засыпая. Но, с другой, любой неконтролируемый всплеск воспринимается слишком болезненно. И чем такой выброс был больше, и чем незащищённей был сомниари, тем больнее ему будет. Сейчас Безумцу повезло, и это неожиданное нарушение процессов Тени вышло совсем небольшим, поэтому маг отделался лишь лёгким головокружением.

Но мужчина, отвлечённый от изучения находки, всё же желал накинуться с праведным гневом теперь и на магов нынешнего мира, которые так неуважительны к своему ремеслу, однако вся злость отошла, когда в первые же секунды его взгляд наткнулся на эльфийского ребёнка.

Девочка, отстав от группы остальных ребятишек, застыла на месте и красивыми большими глазами посматривала на человека. Точнее она смотрела куда даже сквозь него, больше погрузилась в новые, неизвестные ей ощущения, чем оставалась в реальность.

Мужчина сразу определил причину такого поведения эльфочки, поэтому только беззлобно хмыкнул. Очевидно, перед ним стояла будущая проблема всего эльфинажа — магичка, в которой только-только пробуждались магические силы. В этот период жизни маги из-за перестройки организма становятся излишне восприимчивыми к энергии Тени. Поэтому-то она и почувствовала ауру мужчины, его сила захватила её с головой и раньше времени, на пару недель, утащила в Тень.

Пробуждение магических сил, наверное, самый важный этап в жизни мага. В его время любая более-менее обеспеченная семья старалась нанять профессионального сомниари, который бы помог наиболее удачно завершить развитие будущего мага, чтобы жизнь последнего не оборвалась скорой одержимостью. За свою жизнь Безумец так же успел поработать и таким, так называемым, дядькой. И, видимо, поддаваясь этой старой привычке, мужчина отложил книгу и стал наблюдать за девочкой. Пользуясь тем, что именно его силы подтолкнули её магию к формированию, магистр стал незаметно для глаз сопорати маскировать неконтролируемые из-за неопытности всплески её энергии. Конечно, помочь сразу и навсегда он не мог, но хотя бы спрятать её на некоторое время от облизывающихся демонов у него вполне себе выйдет.

К слову, способности сомниари Безумцу сейчас бы позволили вцепиться в беззащитный разум маленького создания, словно демон, захватить её. Но мужчина этого делать не собирался. Поэтому фактически его близость ни коем образом не вредила ребёнку. Пару минут, и она вернётся в реальность и даже не вспомнит, что чувствовала странную связь с этим человеком.

Правда, для окружающих их две застывшие в безмолвии фигуры выглядели очень странно, подозрительно. Поэтому, логично предположить, эту «пару минут» им просто не дадут.

— Ты что творишь, ублюдок?!

Резко обернувшись на крикнувший голос, маг увидел, как спрыгивая с порога одного из домов, к ним уже мчался белобрысый эльф. Под взгляды других остроухих, которые также услышали крик, мужчина вскоре оказался рядом и, преисполненный гневом глянув на человека и убедившись, что тот пока бездействует, подскочил к ребёнку. Схватив девочку за плечи, отец звал её по имени, тряс и пытался привести её в чувства. К несчастью для Безумца, его предположение о том, что маленькой магичке понадобится время, чтобы прийти в себя, полностью оправдалось. К тому времени, когда к ней вернулось привычное восприятие мира и она несколько растеряно глянула на взволнованного отца, у того не осталось сомнений, что во всём повинен именно человек.

У магистра не было никакого желания ввязываться в разборки с остроухим, тем более ещё что-то ему доказывать. А то, что эти разборки будут, можно было не сомневаться, ведь на поясе эльфа висел меч. А, как известно, кто умеет защищаться, умеет и нападать. Поэтому Безумец, собрав свои вещи, собирался хотя бы отойти подальше, чтобы в случае обострения конфликта обернуться вороном и улететь. Однако не успел.

Гневный эльф, убедившись, что у ребёнка нет видимых повреждений, передал её в руки подбежавшей напуганной матери, а сам решил вершить своё правосудие.

Когда от человека в опасной близости оказалось блестящее лезвие меча, все на этой площади ощутили, как напряглась нить этого неожиданного конфликта, разрыв которой приведёт к убийству. Хватит рывка, чтобы их сородич совершил казнь. Но при этом они не обратили внимания на человека. Магистр не мог позволить какому-то остроухому угрожать себе, и поэтому хватит того же рывка, чтобы эльф испытал на себе всю силу мага энтропии.

И этот рывок бы произошёл. Ведь разъярённый, вспыльчивый эльф безмолвно давал человеку последние секунды, чтобы оправдаться. Но вместо каких-то слов, страха или панической мольбы он натыкался на ледяной взгляд страшных белых глаз. Такая реакция человека всё сильнее буквально драконила эльфа.

— Что тут происходит? Дарриан, опусти меч! — как вдруг накалившую обстановку остудила вернувшаяся главная эльфийка.

Приказу двоюродной сестры, грозно посматривающий на него, Табрис был вынужден подчиниться и убрать меч в ножны. Но взгляд, направленный на человека, был всё такой же хищный, ненавистный.

— «Что происходит» — ты меня спрашиваешь?! — вскинул руками эльф. — Это ты притащила сюда этого грязного шемлена! Ублюдок сначала осквернил венадаль, а теперь и до наших детей добрался.

От этих обвинений Безумец только с отвращением фыркнул и закатил глаза. Хуже сопорати может быть только раттус-сопорати.

Слова брата удивили Шианни. Ведь она уже поверила в неопасность человека. Но менять своё мнение эльфийка пока не спешила. Всё доводить до убийства или рукоприкладства нельзя было ни в коем случае, да и вспыльчивый характер Дарриана ей был прекрасно известен. Поэтому для начала она решила услышать и вторую сторону конфликта.

— Это правда? — обратилась девушка к человеку.

— Да что ты его вообще спрашиваешь?! Забыла, что один из них сделал с тобой и Несиарой?! — не дав вставить слово гостю, вновь заголосил эльф. Вероятно, упомянутые им события десятилетней давности и стали причиной его настолько радикального недоверия к людям.

— Дарриан… хватит.

— Нет! Потому что все мы видели, как он заколдовал мою дочь, драный малефикар!

— Состояние, в котором находилась девочка, естественно для того, в ком пробуждаются магические силы.

— Думаешь, она маг? — удивилась Шианни.

— Пока нет, но скоро станет. То, что с ней произошло — первый признак магического взросления.

— Да как ты смеешь, шем?! — но воину такие слова не понравились, он, разумеется, посчитал их клеветой и даже насмехательством. Не собираясь прибегать к помощи оружия, он уже мечтал добраться до человека голыми руками, но этот порыв вновь посбивала Шианни, когда толкнула мужчину в грудь и заставила того стоять на месте.

— Дарриан, это может быть правдой. Он учёный Круга, — теперь, зная, за какие деньги человек купил старую никому ненужную книгу, хагрен не сомневалась, — и изучает нашу культуру и историю.

Но эти слова Табриса ничуть не успокоили, а даже наоборот.

— Кто вообще позволил шемлену прикасаться к эльфийскому наследию?!

— По крайней мере эти знания помогают мне с уважением относиться к эльфийской культуре, в том числе к языку. А не позориться и допускать грубейших ошибок из-за бездумного использования старых слов, как это делаешь ты, — фыркнул маг и, не дав оппоненту вставить очередную грозность, продолжил. — «Shemlen» в буквальном переводе «быстрые дети» древние элвен использовали для обозначения любого небессмертного разумного представителя части континента. Ими были и люди, и гномы. Но теперь эльфы тоже смертны, живут не больше людей. А значит, ты даже больше shemlen, чем я. Потому что тебе, мальчик, до моего возраста надо ещё дожить, а с таким стремлением к конфликтам я тебе этого не гарантирую.

Все свидетели происходящего уже было решили, что конфликт исчерпан. Ведь их сородич стоял и пыхтел от злости, но до сих пор ничем не ответил: ни словом, ни силой. В это поверила и Шианни. Обрадовавшись, что брат успокоился, она решила поскорее вывести из эльфинажа человека и больше не вспоминать произошедшего. Ведь разве нужно в чём-то обвинять мага? Вон девочка уже вновь как ни в чём не бывало носится с друзьями. Очевидно, человек действительно ничего не сделал, и Дарриану просто показалось.

И всё же все они недооценили того, кто и так не питал особого доверия к людям, а после увиденного и страха за свою дочь не смог успокоиться так быстро. А последние слова человека, в которых отчётливо просматривалось глумление, разозлили его окончательно.

Да кем этот шем из себя возомнил?! Да как этот человек вообще смеет его учить, насмехаться над ним! Да как это чахоточный ещё смел приблизиться к ребёнку!!!

Остановить эльфа, чью голову захватила слепая ярость, не смог бы никто. Никто просто даже не успел среагировать. Слишком уж быстро и неожиданно обученный воин подскочил к человеку и, не жалея сил, ударил того. Тяжёлый удар прямо по лицу тут же отправил тщедушного мага на землю. Однако оскорблённого парня это не остановило. И Дарриан продолжил избивать физически слабого противника, но уже ногами.

Придя в себя от удивления, Шианни тут же в ужасе бросилась к брату, чтобы его оттащить. Однако, понятное дело, у неё ничего не вышло. Табрис может быть и эльф, но всё-таки воин. К счастью, действия их хагрена остудили настроение толпы, и зеваки бросились наконец-то девушке на помощь. Понадобилось трое крепких мужчин, чтобы оттащить яростного воина от объекта, на котором тот и выместил всю свою злость.

Изначально толпа приняла происходящее чуть ли не с восторгом. Некоторые даже свистели в поддержку своего собрата, а потом, когда шоу подошло к концу, выражали недовольство и выкрикивали шутки, мол, человек ещё слишком мало наполучал. Но совсем скоро наконец-то все, даже самые легкомысленные юнцы, поняли, в какие последствия для всего эльфинажа может обернуться совершенный Табрисом поступок. И площадь с ужасом затихла. Все тут же уставились на пострадавшего, ожидая его реакции. Некоторые торговцы даже стали спешно собирать вещи с прилавков и уходить, а родители гнать детей домой, пока сюда не прибежали людская стража и всех зевак не переловила. А ведь и такое возможно. Они же не знают, что это за человек, откуда он и какого его влияние.

Поднимался Безумец молча. Хотя не скажешь, что это ему давалось без трудностей. Тело ужасно болело. Одно радовало — раттусу хватило ума не бить по ногам, а то тогда маг, может быть, вообще бы не встал. Шианни подбежала и постаралась в меру своих сил помочь человеку. А когда он наконец-то встал, то даже предложила чистую ткань, чтобы стереть следы крови с лица. Ведь вследствие удара губа мужчины оказалась разбита и сильно кровоточила.

Правда, магистра сейчас собственное состояние заботило в меньшей степени. Его голова оказалась заполнена совсем другими чёрными мыслями.

Когда Безумец поднял взгляд, то увидел напуганное лицо эльфийки. С замиранием сердца Шианни ждала реакции этого человека и лепетала извинения за поступок брата, пытаясь так сбавить злость гостя. Но… злости не было. В глазах мужчины вообще ничего не было. Никто из эльфов и предположить не мог, насколько хорошо магистр умеет скрывать собственные эмоции.

Накинув слетевший капюшон на голову и собрав свои вещи, Безумец лишь глянул на дом, в который его обидчика оттащили, и потом молчаливо пошёл прочь из эльфинажа.

Каждый эльф, который смотрел ему вслед, ждал мести, каких-либо действий, гадал, стоит ли ждать следующего появления этого хромого человека, но уже в сопровождении солдат. А если этого не произойдёт, значит, этот маг и правда безобидный.

А что именно творилось в голове мужчины не знал никто.

А ведь мыслей у него было слишком много.

Это было оскорбление. Самое настоящее. И магистр стерпеть и забыть этого не сможет. Если раньше в своём плане он был не уверен, зная о рисках для себя в случае неудачи реализации его теории о разрывах, и жертвах среди местных, в случае успеха, но не сейчас. Сейчас у него выдалась потрясающая возможность провести задуманный ритуал.

Кажется, хагрен что-то крикнула ему вслед, спросила, но он не ответил, не обернулся, а только пониже опустил капюшон и скрыл свои глаза. Не зря. Ведь любой, кто сейчас смог бы глянуть под капюшон и увидеть глаза мага, испугается, почувствовав страшный холод безжалостной решимости, но вместе с тем и огонь неистовой ярости, что они излучали. Очевидно, играть по моральным правилам нового мира он больше не собирался.

Магистр не злопамятный — отомстит и забудет…

* * *

Эльфийские «муравейники» не скрывали секреты своих жителей. Поскольку тонкие хлипкие стены плохо задерживали звуки жизни одной семьи для любопытных ушей соседей. Состоятельные жители эльфинажа хоть и могли позволить себе поселиться в «эльфейнике» получше, самые состоятельные — даже скупить соседние помещения и устроить перепланировку в соответствии со своими нуждами. Однако даже они не смогут отгородиться от шумов гетто.

Поэтому и в этой небольшой (для семьи, состоящей из трёх поколений эльфов), но достаточно облагороженной, по местным меркам, каморке от суеты всего дома невозможно было спрятаться. Любой скрип половицы в комнате, скажем, соседей сверху прекрасно раздавался здесь. Единственная причина, почему сейчас держалась более-менее приличная тишина, так это потому, что за окном стоял поздний тёмный вечер и практически весь эльфинаж (как и остальной законопослушный люд столицы) уже спал. Поэтому и неожиданно наступившая тишина в этом помещении у любопытных соседей не вызвала каких-то подозрений.

Появление человека на пороге чужого дома стало для хозяев полной неожиданностью. Но выразить своё негодование они попросту не успели. Чары мага были намного быстрее их. И вот недавний вторженец уже хозяином вышагивал по дому. Его передвижения можно было различить по звуку неустойчивых шагов и шелеста полов тёмного плаща. Обычно это невозможно было услышать, но из-за сегодняшней неправильной тишины всё это резало буквально по ушам, заставляло от ужаса содрогаться. Почти все из них просто не понимали, что происходит, что это за человек и почему он это творит.

Ведь Безумец был молчалив, тираду в честь такой быстрой победы он не подготовил. Да, впрочем, зачем что-то говорить? Нужный эльф и так знал, что это за человек и что сподвигло его на такое наглое вторжение, а потому сейчас в порыве бешеного пса рвался на волю из магических пут, сходу мысленно поливая шемлена самыми грязными словами. Не гнушался бы и выкрикнуть их, увы, каждое его оскорбление комом вставало у него в горле, и произнести он ничего не мог.

То ли вновь уйдя с головой в исследование, то ли специально нервируя своих пленников, мужчина особо не торопился. Сначала он прошёлся по дому, осмотрел его убранство. Вероятно, надеялся найти что-то интересное для себя, ведь эта семья потомственных торговцев была весьма состоятельна. Увы, его взгляду не за что было зацепиться, только за скудные следы жизни, с которой смирились все эти эльфы. А к такому магистр уж точно терял интерес мгновенно.

Только спустя какое-то время маг вновь взглянул на своих пленников, всё-таки случайных свидетелей. Они боялись и с каждой минутой его бездействия — всё больше. И если мужчины семьи прятали страх за напущенной, отчаянной смелостью, то большие красивые глаза женщин были переполнены слезами.

А как не бояться того, кто одним лишь взмахом руки (как им казалось) вмиг обесценил все их попытки к сопротивлению?

Единственное, что у Безумца вызвала картина сбившихся в кучку перепуганных раттусов, так это усмешку. Всё-таки эти напуганные взгляды, направленные на него, грели гордость старому магу. В погоне за этим чувством превосходства над остроухими, которое он потерял вместе со своим миром, он даже слишком многое себе позволил, в магическом плане. Для остальных вся его магия действительно заключалась лишь в лёгком взмахе руки и посоха, но на самом деле это заклинание энтропии, позволяющее сковывать движения сразу нескольких жертв, управлять их телами, имело сложность наивысшего уровня. Слабая Завеса позволила без подготовительных затрат разбрасываться таким заклинанием. И всё же это было непомерное расточительство и огромный риск остаться на долгое время без собственных сил. Ещё несколько минут, и он будет страшно истощён магически, заодно и лишних демонов приманит. Но в данный момент маг об этом не думал, холодное здравомыслие было затуманено злостью. А магистр злился, и сильно.

И всё же даже злость не позволила ему допустить фатальную ошибку: продолжать наслаждаться собственным превосходством. Безумец всегда знал меру.

Нужно было закончить задуманное. И уходить.

Приблизившись к эльфам, маг схватил за руку самую младшую из присутствующих и отвёл в сторону. Девочка ни за что бы не отошла от матери, за которой пряталась, как за защитой, но только чарам магистра, которые вынуждали к подчинению, она противостоять не сможет.

С этого самого момента начинались серьёзные волнения. Сдерживать эльфов от попыток защитить их чадо становилось всё сложнее. Глава семьи даже частично распутался от магических пут, почти вскочил. Впрочем, именно этого маг и добивался. Ведь чем больше эльф понимает, как немного ему осталось, чтобы освободиться, тем сильнее будет его отчаяние, когда он осознает, что преодолеть это «немного» он так и не сможет.

А пока тевинтерец глянул на ту, которую держал рядом…

Девочка боялась, дрожала. По её щёчкам бежали слёзы. А с губ срывалась рваная неслышная просьба отпустить её, всех их. Не сдержавшись, магистр коснулся заплаканного личика, стёр слёзы. Кажется, впервые в его белых глазах промелькнули хоть какие-то эмоции, кроме холодного спокойствия. Кажется, это было даже какое-то подобие извращённого сожаления. Ведь такие жертвы излишни. Дети не в ответе за глупости своих родителей…

Но что бывает с мучителями, которые щадят своих жертв или заигрываются с ними, мужчине было известно прекрасно. Ведь он сам когда-то был этой «жертвой», брошенной на медленную и мучительную смерть. Но он выжил. И месть его была кровавой, безжалостной.

В этом деле нет места жалости, урок маг запомнил прекрасно. Проявить слабость, отпустить жертву и оставить за своей спиной неконтролируемо рвавшееся к мести существо, может только глупец. Таковым магистр не являлся.

Когда холодное лезвие кинжала коснулось шеи эльфочки, она вздрогнула, всхлипнула. Наверняка хотела позвать на помощь родителей, которые для любого ребёнка являются главными защитниками, но не смогла, потому что ей прикрыли рот рукой.

— Ma'din emma harel, da'len. Ar tu shem'na'din, — призыв не бояться и обещание быстрой смерти — это, конечно же, не те слова, которые сейчас бы были необходимы. Но он хотя бы не врал. Поскольку мучить невинную жертву не собирался.

Хватило всего одного движения, рывка, чтобы совершить задуманное быстро и безболезненно. Эльфочка тут же ослабла и навсегда затихла. Руки мага подхватили, не дали упасть плашмя, а аккуратно уложили на пол уже бездыханное тельце маленького создания.

— Тварь! Монстр! Чудовище!

В ответ мужчина только хмыкнул. Ни эти слова, ни плачь женской части заложников его не задели. Да и должны ли? В его время это было привычной практикой. А если и осуждалось, то только в качестве весьма расточительного поступка, а не аморального. Наоборот, содеянное им можно было даже назвать милосердием, хотя бы потому что остальные будут вынуждены испытать на себе месть за задетую гордость магистра-малефикара.

Конец всех этих прелюдий наступил тогда, когда мужчина коснулся разбитой губы. От боли он зашипел. Вместе с тем эта боль вновь напомнила ему о произошедшем, о том моменте, когда поганый раттус посмел поднять на него, магистра, руку. Эмоции того момента вновь по новой нахлынули на него, заставили испытать тот же неистовый гнев.

Поэтому он уже злостно глянул на эльфа, который катался по полу в гневном припадке, стараясь вырваться из магических оков и добраться до ненавистного человека. Да только всё это бесполезно.

Безумец, может быть, и смирился с правилами нового мира, признал, что следовать им всё же лучше, чем затеять безвыигрышную борьбу против. Но этого смирения всё равно будет недостаточно, чтобы простить остроухого оборванца за подобный самый настоящий удар по гордости, за полученный позор и оскорбление. Никакие моральные рамки нового мира не могут остановить древнего мага.

В последствии тевинтерец был уже не так милосерден к своим жертвам. Наученный горьким опытом, он не собирался использовать магию крови при работе с Завесой. Поэтому для получения необходимой энергии пришлось использовать энтропию. А эта школа при выкачивании чужой силы особенно немилосердна к жертвам немагического происхождения, поскольку из тех, смертельно не иссушив тело, и собрать-то нечего. А это процесс медленный и болезненный, очень болезненный. Если бы он позволил эльфам кричать, визг бы наверняка был слышен из любого конца эльфинажа.

Но их страдания ему были безразличны. Маг полностью погрузился во все эти магические процессы. Следил за Тенью, Завесой и собственной меткой. Для того, чтобы в случае нарушения нормального хода эксперимента, не раздумывая, всё прервать. Рисковать, таская на руке целый кусок Тени, маг бы точно не стал. И всё же, пока всё шло по его продуманному плану, магистр позволял себе отвлечься и глянуть на главную причину всего происходящего сейчас.

Безысходность, отчаяние — как же хорошо были известны магу эти явления. И лучше других он знал, что никакая физическая боль не принесёт столько страданий, как осознание собственной беспомощности.

Этим он и решил отомстить обидчику.

Поэтому-то сам эльф не поддался влиянию безжалостной магии. Нужно было, чтобы он оставался в здравом рассудке, лежал и смотрел на умирающую родню, бившись в отчаянном понимании, что они умирают, а он ничем не может им помочь, как ничего не смог сделать для своей дочери.

Результат такого холодного расчёта вышел ожидаемым. Эльф сопротивлялся отчаянно, насылая проклятия на мучителя и весь людской род, он рвался на помощь. Но ничего не вышло. Члены его семьи, его любимые, постепенно умирали на его же глазах. А он ничего не мог сделать. Ничего. Поэтому постепенно крики и угрозы переходили в ужас от понимания необратимости происходящего, а уже потом — и в безмолвные мольбы.

В нужный момент магия наконец-то уже отпустила его. Но на противостояние или ненависть у парня не оставалось сил. Он лишь пополз к своим, схватил их, звал по именам, молился, чтобы они ещё оставались живы, пока не упал от бессилия. Но никто не откликнулся. Все были уже мертвы.

На глазах эльфа проступили слёзы, когда он обхватил тельце маленькой девочки, их лучика солнца, смех которой он не услышит уже никогда.

Кроваво и безжалостно, но запланированная месть свершилась.

Последний живой эльф с ужасом глянул на подходящего ближе человека, боясь тех планов, которые были в голове этого монстра в личине хромого. Но Безумец не стал и дальше соответствовать этой характеристике по нынешним моральным меркам. Всё-таки удовольствие маньяка из-за насилия над другими он никогда не испытывал. Он был лишь доволен, что раттус получил необходимое наказание, и не больше. А значит, и дальше нет нужды пытатьуже сломленную жертву.

Больше ждать было незачем.

Вся та магическая сила, которую маг собрал, была им применена на эльфе. Когда в нём оказалось просто необъятное количество энергии, он забился в припадке. Но не долго. Магия, которую тело сопорати просто не могло усвоить, довольно-таки быстро буквально испепелила последнего свидетеля бесчинств заклинателя изнутри, а сама, покинув наконец физическую оболочку, устремилась в Тень, прорывая Завесу.

Комнату озарил яркий зелёный свет, прорвавшийся с улицы в окно, за ним пришёл и грохот, произошедшего в небе над эльфинажем взрыва.

Очередная догадка магистра о разрывах, Завесе и Тени сработала. Судя по тому, как вспыхнула раздражённая метка на руке мужчины, эльфинаж уже просыпался, точнее — панически вскакивал с постелей. Ведь разрыв зародился. Пусть небольшой, пусть слабый, но закрыть его теперь способен лишь Безумец, чего делать тот из соображений собственного плана пока не собирался. Запланированное отвлечение должно сработать, правители не смогут игнорировать в своей столице эту магическую аномалию, из которой уже наверняка вывалилась небольшая кучка демонов на одну из площадей эльфинажа.

А ему пора уходить, исчезнуть птицей в темноте вечернего неба.

Но перед эти от взмаха его руки стоящий на столе подсвечник с зажжённой свечой устремился на пол. В деревянном помещении этого оказалось достаточно, чтобы зародить очаг возгорания. А вскоре начнётся пожар, заметая все следы содеянного магистром…

Глава 13. Груз ответственности

Находясь в Тени, в той её области, которая подчиняется одному магу, словно демону, парень точно не испытывал недостатка в эмоциях. Только некая официальность этой встречи (учитывая, что перед ним всё-таки почти незнакомец) заставляла его сдерживать возгласы восхищения в себе, когда бесформенная Тень вдруг принимала форму, необъятный магический фон становился весьма узнаваем. Не успел молодой маг и опомниться, как вдруг вся зелень Тени отошла, и они оба уже стояли на вечереющем берегу моря. И такое изменение произошло по желанию одного-единственного мага. Подумать только!

Безумец с улыбкой наблюдал за поведением юнца. Его нисколько не удивляла такая реакция, ведь любой, даже и он сам когда-то, впервые попав в Тень, не удержит в себе восторга. Такие эмоции и их переизбыток были самой нормальной реакцией… правда, когда тебе лет десять, а не уже около двадцати. Но магистр опять напомнил себе о магической бедности и безграмотности этого мира, поэтому всё-таки поборол желание насмехаться над несоответствием возрастным нормам его мира.

Когда момент удивления и отрицания прошёл, юнца одолело любопытство. Теперь он решил проверить берег на соответствие реальности. Зачерпнул руками песок с берега и стал его перебирать. Понимание, что эта явно иллюзия Тени во всём соответствовала недремлющему миру, вновь вызвало неподдельный восторг и даже отголосок детской невинной зависти из-за того, что он не умеет так же подчинять Тень, как это делает старый маг.

Безумец его не торопил. Всё-таки сейчас в реальности они спят, а, значит, некуда спешить. Поэтому, вновь не сдержав усмешку на реакцию парня на привычный, для мужчины, вид Тени, он обернулся и посмотрел на закат, что ярким пламенем полыхал на горизонте, границе, где море становится небом.

Маг любил бывать на этом застывшем в вечном безмолвии берегу. Когда приходишь в Тень со слишком тяжёлыми мыслями, очень полезно просто присесть и, смотря на закат, всё обдумывать. Воспоминания о том давнем моменте, когда он ещё приходил на этот берег не один, были слишком невинными, счастливыми, приятными, чтобы всё это хорошее смогло обернуться в тоску. Не огорчало даже понимание того, как всё-таки уже давно желанная жизнь мечтательного юнца оборвалась, обернувшись безумием…

Поэтому это место вызывало лишь лёгкую улыбку. Оно для него безопасно.

Что не скажешь о других местах, которые бы он мог воссоздать. Ведь, воспользовавшись восстановившимися отголосками памяти, Безумец мог построить целый тевинтерский город. Вспомнить, как говорится, как должны выглядеть города развивающейся цивилизации. На фоне того, что он был вынужден проживать в варварском Ферелдене, этому соблазну хотелось поддаться особенно сильно. Но нельзя. Потому что чем больше он погружается в тоску по родному миру, тем опаснее становится для него Тень. Такие всплески от сильных горьких эмоций демонов приманивают особенно сильно. А где печаль по потерянному и человеческая естественная привычка в момент утраты во что бы то ни стало мечтать всё вернуть назад, там и большой шанс привлечь демонов желаний. А этих демонов Безумец особенно не любил.

По той же причине ни один разумный сомниари не призовёт в Тень образ умершего дорогого человека. Поскольку возможность снова видеть того, кто навсегда ушёл из недремлющего мира, и разговаривать с ним создаёт очень сильный соблазн полагать, что в, казалось бы, гораздо более милосердном и справедливом дремлющем мире можно безгранично использовать свою власть над теневой «реальностью». А это одно из самых опасных заблуждений. В данном случае не нужны даже демоны, ведь маг становится заложником собственных желаний.

Так что нынешний молодой гость весьма ошибся, когда полагал, что хромой маг именно что подчиняет Тень. Потому что это совсем не так. Как уже когда-то говорилось, подчинять Тень нельзя. Нельзя с ней (как и с любым демоном) играть по своим правилам, поскольку потом из омута вседозволенности уже не выбраться. Кто думал иначе, давно уже стал одержимым.

Тень в своих владениях дураков не терпит.

— Как только о случившемся в Денериме стало известно, тут же пошли слухи о военной помощи. Но насколько знаю, командир отправил только небольшой отряд наших храмовников, — послушно начал доклад молодой посыльный.

— Разумно. Инквизиция слишком неоднозначный игрок на политической арене. Поэтому вводить собственные войска в остальные государства нужно с особой осторожностью для того, чтобы не быть обвинённым в интервенции, — не испытывая, очевидно, никаких мук совести от того, что весь хаос в городе творится исключительно по его вине, с одобряющим кивком рассуждал Безумец больше даже для себя, нежели обращаясь к собеседнику. Очевидно, его радовало, что размышления советников совпадают с его собственными.

Это доказывало, что во главе Инквизиции стоят люди, превосходно знающие свою сферу влияния. Им не хватает лишь единства в виде личности с крепкой рукой на посту Инквизитора, чтобы однажды превратиться в орден, влиятельность которого будет сравнима с Искателями или даже Серыми Стражами. Да что уж там — у неё есть все шансы, чтобы стать новым государством. К спокойствию всех правителей некие невинность и правильность, воспитанные андрастианством, которые присущи всем советникам (даже Канцлеру), просто не позволят подпустить мысли по переделу мира.

— Эм, да, наверное, — несколько стыдливо произнёс юнец и почесал затылок. Очевидно, он сам не рассматривал действия Совета с такой стороны, тем более ещё не понял значения заумного слова, произнесённого собеседником. — Но интересно не это, а то, что вскоре Скайхолд покинул небольшой отряд из приближенных Совета. Среди них, вы не поверите, был даже мессир Хоук!

Само упоминание Защитника привело парня в такой восторг, какой мужчина видел, наверное, только у послушников, с которыми, как они утверждали, наконец-то заговорил один из Богов. Да, Гаррета можно было уважать хотя бы за то, что он тараном преодолевал, словно кунарийский дредноут, все проблемы, и уж тем более за то, что он, будучи магом, не сломился под тиранией Круга. Но Безумец всё равно не понимал этого фанатизма вокруг его образа, который выстроили остальные маги.

— И что заставило почти главного церковного беглеца выйти на контакт с вашей организацией?

— Мне кажется, у мессира Хоука были какие-то новые сведения о Стражах или Корифее. Служанки слышали, как они, с мастером Тетрасом, это обсуждали. Но отряд был сформирован точно для иной задачи. Я думаю, это как-то связано… с вами.

На последних словах парень невольно запнулся, когда в очередной раз окинул взглядом своего собеседника, которого, очевидно, побаивался. Да и как вообще можно не бояться того, подробности о личности которого хранятся в Инквизиции под строжайшим секретом? Об этом сразу дали понять агенты Канцлера, прибывшие ещё тогда, в Редклиф, когда после допроса строго-настрого заставили забыть о странном хромом маге. И если раньше юнцу казалось, что это просто какой-то отступник, то теперь он был уверен точно, что мужчина — беглец гораздо большего уровня. И ему стало страшно даже подумать, какую правду о нём мог рассказать Совет или его приближённые. И всё же это ничуть не убавило решимость парня выполнить своё обещание в качестве если и не одолжения, то уж точно справедливой платы. Каждый раз, когда он начинал сомневаться, мальчик просто вспоминал, что только именно благодаря этому таинственному отступнику его любимая сестра в безопасности, за крепостными стенами Скайхолда, под присмотром самой чародейки Фионы и в ученицах у приглашённого лекаря. В случае нынешних непростых времён о лучшем он не мог даже мечтать. Поэтому-то все сомнения тут же отходили, а риск из-за этой «платы» уже не казался несправедливым.

Как парень подумал ещё тогда, во время их разговора в Редклифе: любая правда об этом маге не перекроет того, что он уже сделал. Тем более хуже Корифея, врага всего Тедаса, он точно быть не может, а о большем парню знать и не обязательно… по крайней мере, не прямо сейчас.

Безумец прекрасно заметил все эти сомнения у молодого шпиона (точнее почувствовал — ведь сейчас он «хозяин» этой части Тени), однако решил промолчать. Он не хотел делать из паренька слугу, который обязан рисковать всем, жизнями своей и родни, лишь бы выполнить приказ господина. Такие подчинительные отношения были излишни. Юношеский максимализм прекрасно всё сделает сам. Магистру не нужно было становиться тираном. Так что собеседник свободен в своих мыслях и мог позволить себе сомнения.

— С чего ты сделал такие выводы?

— Так уровни секретности очень уж схожи. Как про вас ни один агент и слова не скажет, так и про этот отряд. Раньше хоть какие-то сплетни пройдут. А сейчас — тишина. Все молчат. Тем более удивляет участие мессира Хоука. Неспроста он с ними, не для обычного похода, — пожал плечами посыльный, торопливо рассуждая. — Вы же от них скрываетесь, правда? Так, может, Совет хочет с его помощью о чём-то вас попросить. Всё-таки Защитника все маги уважают.

«Ага, попросить. Попросить добровольно нацепить клеймо усмирённого», — фыркнул Безумец, кажется, точно на всю оставшуюся жизнь запомнив слова Искательницы. Однако сомнения парня он разделял полностью. Слишком уж всё странно с этим отрядом. Действительно, для обычных дел не-любителя-Церкви бы не позвали да ещё и вместе с Варриком впридачу. И хотя магистр не понимал, почему, если его решили не оставлять в покое (конечно же, его не оставят в покое!), не отправили сразу отряд храмовников, да и выводы юнца слишком уж преждевременные, но он всё-таки не решился бы пренебрегать осторожностью. Что-то уж относительно долго он засиделся на одном месте без новостей от Инквизиции или Венатори. Не самый добрый знак. Если и не этот отряд был отправлен по его душу, то обязательно скоро нагрянет кто-то другой. А значит, нужно было заканчивать дела в Денериме и со дня на день уходить.

— Знаете, это было ещё не самое интересное, — вдруг просиял задорной улыбкой юнец. — Совсем скоро куда-то ушла и сама Канцлер. Опять же причины все строго засекречены, но мне удалось незаметно вскрыть пару писем для её заместителей. И я узнал, что Сестра Соловей, вроде как, отправилась в Денерим, чтобы лично расследовать трагедию в эльфинаже. Хотя, может быть, это и неправда. Всё-таки, наверное, разбираться с разрывами должны маги, — снова юнец от растерянности почесал затылок, видимо волнуясь из-за того, что все эти «интереснейшие» его сведения имеют сильную вероятность недостоверности.

Такая новость заставила магистра небезосновательно занервничать. Нет, он не боялся быть обвинённым в теракте, потому что был уверен, улик, доказывающих его вину, найти не сможет даже сама Канцлер Инквизиции, но вот повстречаться на улице в толпе с профессиональным кинжальщиком и тихим убийцей, кем и являлась Лелиана, ему не хотелось совершенно.

И всё же всю эту полученную информацию он переберёт позже, когда останется один, а пока Безумец решил обратить внимание на то, что в действиях его шпиона ему очень не понравилось.

— Ты действительно хорошо поработал, благодарю, — поблагодарил мужчина, но, не дав собеседнику расслабиться, непривычно сильно нахмурился. — И всё же я категорически не одобряю твои действия по вскрытию писем. Ты сильно рисковал.

— Я понимаю… Но я подумал, что вам понравится, если я найду что-то поважнее обычных слухов, — немного испугано начал оправдываться парень, очевидно, столь строгий тон магистра его напугал. — Тем более никто же не узнал. Все письма я обратно запечатал, — теперь, вспомнив о своих удачно проведённых махинациях, он не удержал задорную улыбку.

Безумец с тяжёлым вздохом лишь осуждающе покачал головой. Уже говорилось, чем юный возраст шпиона шёл мужчине на пользу, но вместе с тем это было и проблемой. Как магистр и думал, мальчик не до конца понимал ситуацию, в которой оказался. Да, жизнь его заставила повзрослеть раньше, в таком возрасте он уже и на войне побывал, и в чужих секретах погряз, он прекрасно осознаёт риск. Инквизиция не будет его щадить, если всплывёт информация о его работе на стороне. Более того могла пострадать и его сестра, которую без особых трудностей обвинят в подельничестве. Правда, обвинения против неё будут бездоказательными, но кого это волнует, когда речь идёт о преступлении наивысшего уровня — измене? Однако всё это понимание теряется за юношеским легкомыслием, необъяснимым стремлением к приключениям (у такого энергичного парня это стремление так вообще в переизбытке), так ещё и относительной неопытности. Всё-таки несколько лет назад он был всего лишь забитым магом Круга, а сейчас крутится среди секретов высшего уровня. Конечно же, он многое ещё пока не понимает.

Взрослыми не рождаются. Взрослыми становятся, когда жизнь над тобой как следует поиздевается.

Так что мужчина не стал на правах большего возраста ударяться в нотации и прочие привычные бурчания о неправильности молодого поколения. Потому что нет тут никакой «неправильности». Стоит ухватиться за старые обрывочные воспоминания и тут же поймёшь, что во времена своей юности был не лучше. Сбежать из отчего дома, когда планы на твою жизнь были составлены задолго до твоего рождения (да что уж там, само рождение — всего лишь часть этого плана), — ну, чем не проявление юношеской безбашенности и наивной веры в то, что тебя наконец-то оставят в покое?

— Я просил тебя во избежание подозрений передавать информацию, которая попадает к тебе без особых усилий с твоей стороны. Если слуги и стражники делятся с тобой сплетнями — хорошо, если нет — не надо их вынуждать.

— Но ведь чаще всего они обсуждают то, что и так всем известно, или что-то непроверенное. Не думаю, что вам это должно быть интересно…

— Ошибаешься. Мне не по силам, в одиночку, тягаться со всей вашей Инквизицией. Впрочем, я и не собирался. Поэтому мне не нужны все ваши секреты. Хранить их в памяти лишь из собственного любопытства, знаешь ли, весьма вредно. Как мне, так и тебе. Я хочу лишь примерно понимать нынешние политику Совета — и не больше. Если всё-таки тебе выпадет шанс узнать что-то вне твоего уровня доступа, то я против не буду. Но специально ради этого рисковать и давать Канцлеру повод усомниться в твоей преданности не надо, — в привычной для себя затяжной манере говорил Безумец, храня в голосе воспитательскую строгость. С одной стороны, ему бы и всё равно. Ведь в случае неудачи вся вина, позор и угроза жизни падут на парня, а не на него. С другой, внедрение своего человека в ряды шпионов Инквизиции прошло настолько удачно, что будет как минимум обидно лишиться такой возможности следить за действиями Совета да и в целом за всей мировой обстановкой. Да и всё-таки магистр в какой-то степени чувствовал ответственность за этого юнца. Это ведь он надавил на мальчика, нужными словами зацепился за его ещё совсем невинное стремление к благородству, сделал его фактически предателем. И хотя заботливым дядечкой он всё равно не станет, но один раз попытаться образумить юнца всё-таки стоило. — И «не надо» не только, потому что я так сказал, а потому что ты сам должен понимать, во что обернутся твои ошибки именно для тебя. Ты уже бывал на войне, поэтому должен научиться ценить жизнь. Если и не свою, то хотя бы сестры. Уверен, ты не хочешь, чтобы она жила с клеймом сестры предателя. Так что сначала обдумай всё хорошенько, когда в следующий раз захочешь что-то «вскрывать», — чтобы уж совсем не пугать собеседника, на последних словах Безумец смягчился и уже шуточно (а не чтобы сделать больно) постучал рукоятью трости по голове парня в воспитательных целях.

— Я понимаю, господин. Вы правы, — покорно кивнул парень, потирая «побитое» место. — Впредь я буду осторожнее. Уверяю вас.

Парень говорил абсолютно искренне, с полной серьёзностью восприняв слова магистра. Рисковать он действительно не хотел. Но при этом про себя он порадовался. Ведь маг сказал, что он один, а значит, не с венатори. И молодому шпиону стало намного спокойней от понимания, что он работает исключительно на этого человека, который стал для них: для сестры, и для него самого — героем, а не на врагов.

Безумец с одобрением кивнул, не видя причин сомневаться в его честности. Мальчик умный, всё прекрасно и сам понимает.

На этом новости, которыми шпион хотел поделиться, закончились, а значит, эту встречу в Тени можно было и прервать до тех пор, когда сновидец захочет узнать что-нибудь новое. Однако в самый последний момент Безумец почувствовал сильное желание парня о чём-то спросить. Но неуверенность из-за неизвестности, которой до сих пор для него являлся хромой маг, заставляла топтаться на месте. Магистр снова проявил добродушие, дав понять, что он выслушает юнца.

— Господин, я могу спросить? Вы, эм, знаете нашего командира, Каллен Резерфорд который? — получив разрешение, молодой маг произнёс свой вопрос, но до сих пор оставался каким-то слишком неуверенным.

Безумец в ответ кивнул, уже с интересом ожидая продолжения. Ведь парень сейчас выглядел точь-в-точь, как тот, кто, оказавшись на распутье, ищет совет, поддержку или помощь в лице более старшего или опытного знакомого.

— Как думаете, какой он? В смысле, эм, то есть хороший ли он человек? — и парень продолжил свою мысль, теперь уже покраснев до кончиков ушей.

Парень понимал, как некрасиво выглядит, спрашивая о подноготной их уважаемого командора и прося других озвучить хоть какое-то мнение о нём. Но, очевидно, это было для него важно, имело личный характер, поэтому он не мог и смолчать.

Безумец ему ответил. Особой неприязни магистр к храмовнику не испытывал, если не учитывать, конечно, что он как раз-таки храмовник и церковный фанатик. Всё-таки командор на своём месте, и, когда понадобилось (при нападении на Убежище), он сделал всё необходимое ради спасения Инквизиции и её людей. Но как истинный ферелденский солдафон, Каллен слишком уж простоват на характер, поэтому порой и кажется (как однажды отметил Варрик), что остальные советницы его для фона держат, чтобы милыми казаться.

И вместе с тем магистр с хитрым прищуром следил за тем, как жадно хватается юный маг за все его слова. Он уж очень сильно хочет знать больше о командоре. Неспроста это. Безумец стал догадываться, а не связано ли это с молодой лекаркой, его сестрой…

* * *

В такое позднее вечернее время, почти полночь, любому правителю, который ежедневно занят решением нескончаемых «правительственных» дел, а не развлечениями за счёт государственной казны, нужно уже находиться в постели, чтобы набраться сил перед ранним утренним подъёмом. А то ведь там опять ждут недописанные с вечера дипломатические письма или очередные встречи. Однако в последнее время королеве было очень трудно соблюдать этот распорядок. Вот и сегодня вместо здорового сна она бродила по дворцу без какой-либо цели или желания дойти до определённой комнаты.

Анора была прирождённым правителем. Уже в детстве в её характере отчётливо просматривались властность, высокомерие, независимость. И с возрастом эти качества будущего лидера всё больше укоренялись. Не зря же её отец со своим лучшим другом — Мэриком — заливисто хохотали, когда видели, как она водила Кайлана, своего будущего мужа, за собой, будто верного пса на поводке. Имевший достаточно-таки мягкий характер наследник короны всегда поддавался. Так было в детстве. Так стало и после замужества, и после коронации. Всё верховенство Ферелдена знало, кто фактически управляет страной. Кайлан опять-таки поддавался, когда передал все бразды правления жене. Впрочем, о какой-то узурпации речи и не шло. Он сам против и не был. Королю было интересней «играть в войну», чем изображать способного дипломата. И по причине довольно-таки юного возраста, его «игры» были именно играми, а не войной. Из-за чего Логэйн, оставаясь при правителях, очень часто высказывал своё неодобрение, советуя дочери как главному рычагу давления на короля заставить того повзрослеть. Анора в те, уже далёкие, времена не послушала ворчания старого ветерана. Страной у неё прекрасно получалось управлять и самой, поэтому ей меньше всего хотелось делить отлаженный механизм правления, если мужу вдруг захочется «повластвовать». Но вот в последствии, оборачиваясь назад, на все эти события, женщина, наверное, не один десяток раз жалела, что не послушала правдивых слов отца. Ведь если бы она постаралась повлиять на своего мужа, свалить на него больше взрослой, государственной ответственности, помочь перебороть ещё неопытность и юношескую наивность, и, быть может, всего этого кошмара и не случилось бы. Кайлан не погиб бы в столь ещё совсем юном, молодом возрасте, а его образ теперь не становился бы с каждым годом всё большим посмешищем для своей же страны. А отец из героя, королевского советника и великого полководца не превратился бы в предателя в глазах народа.

Удивительно, как быстро люди любят забывать всё хорошее.

Осанка, поза, положение рук — всё было выверенно с точностью по линейке и отточено до идеала Анорой годами. Ходят достаточно шуток по типу той, что даже попадись на пути их королевы архидемон, она и то не шелохнётся. За этой аристократической правильностью женщина не хуже, чем орлесианцы под масками, умудрялась скрывать от других все свои эмоции, маскируя их за обаятельной улыбкой — ни один мужчина ещё не устоял.

Именно поэтому сегодня любой стражник или слуги, завершающие свои поздние дела, попадаясь королеве на пути, думали, что Анора решила в очередной раз организовать проверку дворца. Это нельзя было назвать паранойей, учитывая, какая напасть обрушилась на город. Однако никто не узнает, что женщина не отправилась спать лишь потому, что её одолела бессонница из-за сильных переживаний. И сейчас она, скрывая сильную дрожь в руках, бродила по дворцу исключительно, чтобы развеять часть этих волнений или хотя бы отвлечься от них.

А как тут не волноваться, если уже несколько дней как над Денеримом нависла небывалая никогда ранее угроза? Конечно, нынешнее настроение города несравнимо с первым днём, когда новость о происшествии в эльфинаже только-только разнеслась. Сейчас почти все кварталы вернулись к своей привычной жизни. Но только правители не знали покоя, потому что эта зелёная гадость, появившаяся из ниоткуда, никуда не делась и продолжает нести ту же опасность.

Каждый раз, выглядывая из окон, которые выводят на центральную королевскую площадь, Анора и не знала, хотелось ли ей видеть мчавшегося в сторону дворца посыльного или нет. Ведь он бы мог принести как радостную новость о победе над этим магическим нечто, так и страшную — о прорыве демонов в город или печальную — о гибели короля, который не мог лично не броситься на защиту города.

И её беспокойство за мужа, вопреки мнению некоторых, строилось не только из холодного расчёта.

В том, что этот брак был лишь вынужденной мерой, не был желанным, оба претендента на корону сошлись во мнениях. Это уже позволило будущим супругам испытывать друг к другу меньше неприязни. А когда выяснилось окончательно, что одна противилась, лишь потому что не хотела выпускать власть из своих рук, а другой — потому что и не хотел этой власти, они оба пришли к компромиссу, который как не рушился все эти десять лет, так и не собирался разрушаться и дальше. Постепенно они и сами притерпелись друг к другу, в чём-то понравились, и этот брак уже не был ношей.

С самого начала своего правления пришедший к власти бастард приятно удивлял аристократку… своим искренним желанием учиться. Он не полез неразумно во все мраки политики, но не стал и сбрасывать основную ответственность на жену. Несмотря на то, что коронован Алистер тоже в достаточно-таки молодом возрасте, очевидно, жизнь, а особенно Мор, заставили его повзрослеть раньше брата… Ну, по крайней мере, вера в сказочность войны, где есть «король, скачущий с отважными Серыми Стражами в битву против мерзкого бога тьмы», в младшем Тейрине была уже давно выбита жестокой реальностью. А теперь и с возрастом, и со временем последние отголоски простолюдинской жизни отошли. Смотря на своего мужа каждый раз, когда они собираются на очередные встречу или приём, Анора беззлобно смеялась и говорила, что муженька-то теперь не стыдно и в свет выводить. Отчего начинал смеяться и Алистер. Впрочем, «выводить» уже давно никого не нужно было. Король послушно учился у королевы, а после того, как смирился с тем, что помимо безопасных доспех ему придётся таскать и ушитые камзолы, он был уже сам способен вести любую встречу.

Оглядываясь назад, женщина даже задавалась вопросом, знал ли изначально Айдан, что этот брак станет настолько благоприятным для их государства? Ведь именно он предложил (точнее — очень недвусмысленно настоял) ей выйти замуж за младшего Тейрина, а не вести с ним борьбу. В том, что у Кусланда была политическая хватка, сомневаться не приходится. Впрочем, теперь уже, к сожалению, нельзя было даже предположить, какой именно тогда был план у Героя Ферелдена. Единственное, что могла сейчас Анора сделать, так это порадоваться, что Айдан не поддался голосу некоторых дворян на Собрании Земель и не обозначил себя на место Алистера. Иначе бы борьбы за власть между королём и королевой уже невозможно было избежать. Ведь Айдан был превосходным воином, гениальным стратегом, и вместе с этим напоминал Аноре её отца, Логэйна. Такой же упрямый, твердолобый и независимый. Но при этом был и очень религиозным человеком, что выливалось, например, в ненависть к отступникам и недоверие к магам Круга.

Именно эти хорошие отношения, сложившиеся между супругами, не позволяли Аноре и помыслить о злорадстве, когда в очередной раз младший Тейрин отправлялся в военный поход. Она ни в коем случае не желала мужу сгинуть. Наоборот, провожать его каждый раз было тяжело, сразу вспоминалось, что так же однажды она провожала Кайлана на, как он говорил, героическую битву, а в итоге… он так и не вернулся из этого похода. Женщина даже не смогла по-человечески с ним проститься.

Из-за мыслей о том, что второй её муж, который уже хоть и растерял остатки безбашенной юности, но всё равно, по её мнению, порой излишне рискует, может в любой момент повторить судьбу первого, Анора не могла найти себе места не меньше, чем из-за нынешнего страха за судьбу города и страны в целом, если это зелёное нечто в небе не остановить.

А поводов для волнений из-за этой магической дряни было достаточно. Когда случилась трагедия, правители даже пообещали амнистию и защиту короны тем скрывающимся в городе магам, которые хоть чем-то могут помочь в борьбе с разрывом. Но даже такая невиданная щедрость ни к чему не привела. Все лишь убедились, что то, с чем они столкнулись, действительно неизвестность. Поскольку ни один маг: ни млад, ни стар, ни отступник, ни маг Круга — не знал, что с напастью делать. Один смельчак уже решился покомандовать аномалией с помощью своей магии. Так разрыв, недолго думая, выплюнул обратно сгусток, переполненный магией Тени, прямо на мага, который даже и понять-то ничего не успел, как был испепелён. После этого случая, практиков-добровольцев не осталось, все предпочли строить догадки издалека.

Тогда правителям, забыв политическую гордыню, пришлось писать письмо с просьбой о помощи совсем новому, но уже пугающе сильному игроку на мировой арене — Инквизиции. Ведь уж очень убедительными ходили слухи о том, что у этой организации есть какой-то «способ» воздействовать на разрывы. Они же как-то Брешь успокоили. Но ответ Совета никого не обрадовал. Конечно, Инквизиция пообещала выслать помощь в виде храмовников, но о большем даже речи не было. Анора несколько раз читала письмо. Королева превосходно разбиралась в политике, поэтому бы сразу увидела, если бы Инквизиция в письме завуалировано назвала цену или условия для раскрытия своих знаний по ликвидации этой аномалии. Но ведь не было такого. Складывалось впечатление, что они действительно, как и Ферелден, только и могут, что сдерживать вырывающихся из разрыва демонов, и не больше. А это ужасно. Правительница просто не знала, как спасать их город, столицу. Был бы это внешний агрессор, другое государство, — вопросов о тактике борьбы бы не было. Даже на Мор, как было буквально недавно уже доказано, найдётся управа. А что делать государству, в котором магия веками не выходила за пределы Круга, против магической аномалии — неизвестно.

Чувствуя, что сдерживать все эти волнения и показывать своим видом, что у неё всё якобы под контролем, с каждой минутой становится всё тяжелее, Анора решила досрочно прервать позднюю инспекцию дворца и уединиться.

Комната, около которой она скоро оказалась, официально считалась рабочим кабинетом короля. Полуофициальная молва гласила, что комната принадлежала сразу двум правителям. Посвящённые же в неофициальные и личные дела короны знали, что в этом кабинете хозяйничала именно королева. Именно она, её писарь, и часто — советники проводят здесь большую часть рабочего времени.

На входе в кабинет, одну из самых важных комнат королевства, всегда стояли караульные из королевской гвардии. Прежде, чем войти, Анора окинула взглядом парочку нынешних сторожил. Так, не озвучивая вопроса, она спрашивала их о замеченных странностях. Но раз стражники молчали и продолжали стоять грозными изваяниями, прекрасно скрыв лёгкие приступы сонливости за солдатской выправкой, то значит, никаких изменений не предвиделось.

Глубоко вздохнув и убедив себя, что вдруг нахлынувшее на неё беспокойство следствие лишь усталости и всех этих переживаний, женщина уже хотела войти в кабинет. Но стоило только взяться за ручку двери, как за ней, в комнате, раздался шум, чья-то совсем неаккуратная возня.

Однозначно, в кабинет проник посторонний.

Первыми в комнату, резко распахнув дверь, вбежали караульные и с поднятыми щитами начали осматриваться. За ними следом осторожно вошёл и телохранитель королевы. На первый взгляд здесь, где количество мебели излишне мало по соотношению с размерами комнаты создало слишком открытое пространство и почти полное отсутствие тёмных углов, где бы можно было спрятаться, никого и не было. Но нельзя было заблуждаться. Поскольку сразу четырём людям резкие громкие звуки послышаться уж точно не могли, да и бумаги на столе слишком уж небрежно лежали, пара листков даже оказалась на полу.

Первые предположения в не такой уж и опасности вторженца закрались уже тогда, когда, получив от своего телохранителя подтверждение в отсутствие первичной опасности, в комнату зашла Анора и осмотрелась уже сама. Ей сразу бросилось в глаза, что разбросанные по столу бумаги не выглядели так, будто бы в них кто-то рылся, а словно они сами разлетелись от сильного потока воздуха. Потом была найдена главная улика — под столом валялось чёрное птичье перо.

Как и положено любому помещению, хранящему внутри государственные тайны, сюда было очень проблематично попасть. Есть только два известных входа: через дверь или окно. Первый способ проблематичный, у двери всегда стоит караул, а второй — проблематичнее в разы, поскольку все окна были закрыты литой решёткой. Поэтому вскоре, почти окончательно отбросив предположения о позднем воре, лазутчике или нанятом убийце, хозяйка кабинета уже смелее прошлась по нему, заглянула за каждую мебель. Её ждала удача. Стоило свету свечей на подсвечнике, что был в её руках, дойти до угла, то тут же она увидела, как из-за углового шкафа осторожно и несколько напугано выглядывали чёрные глаза-бусинки.

Это оказалась просто птица, просто чёрный ворон.

От вида наконец-то обнаруженного «нарушителя» женщина не сдержалась и всё-таки засмеялась. Да и как тут не смеяться? Ещё немного и на уши был бы поднят весь дворец, пришлось бы и за королём высылать. А, оказалось, это всего лишь была птица. Теперь так же стало понятно, почему горсть винограда, лежащая в тарелке на столе, весьма заметно-таки поредела.

Учитывая уровень защиты, появление здесь человека было бы намного необъяснимее, чем — животного. Появление ворона же Анора объяснила весьма быстро и просто: её служанка, Эрлина, во время сегодняшней вечерней уборки комнаты решила проветрить помещение и не заметила, как сюда пробрался пернатый посторонний.

Когда один из караульных решил заняться птицей и, гремя доспехами, подошёл ближе, чтобы поймать, ворон, конечно же, напугался и забрался глубже в проём между шкафом и стеной. Теперь, чтобы его достать понадобится двигать тяжеленную, переполненную разными документами мебель. Королева покачала головой, осуждая поспешные действия солдата. Всё-таки вороны слишком недоверчивые и осторожные животные, даже домашние ведут себя с чужими враждебно. Поэтому она посчитала, что надо для начала постараться выманить пернатого хотя бы едой. Всё же лучше, чем круша всё вокруг, носиться по комнате в попытках его поймать. Тем более, если напугать сильно, птица ведь и напасть может.

Отправив стражников на своё караульное место, за дверь, Анора велела телохранителю отойти подальше. Конечно, хоть она и постаралась снизить вероятность создания громких шумов (а солдатское обмундирование как раз-таки гремит и громко), однако оставаться одна она всё-таки не собиралась. Ведь оставаться один на один с недрессированным животным, особенно вороном, который без особых проблем своим массивным клювом и глаза способен выклевать, наиглупейшая ошибка.

Сорвав виноградинку, Анора аккуратно протянула её в тёмный угол, откуда совсем скоро снова показалась пернатая любопытная голова. Женщина даже и не думала кормить ворона, хотя бы потому что считала, что он не подпустит к себе, а уж тем более не возьмёт что-то из рук незнакомого человека. Но животное оказалось удивительно доверчивым. Сначала глаза-бусинки посмотрели на предлагаемое угощение, потом — на неё саму. И вскоре, видимо, не посчитав женщину опасной, ворон частично вылез из своего укрытия и склевал виноград прямо с рук да так аккуратно, что девушка даже не почувствовала.

Не была она уверена, что такой очевидный, для человека, и совсем ничего не значащий, для птицы, жест дружелюбия поможет. Но непрошенный гость снова удивил. Когда Анора отошла подальше, ворон снова высунул голову и посмотрел на неё. Потом он глянул на стражника, убеждаясь, что тот достаточно далеко, чтобы пугать или нападать. А после птица выбралась из укрытия и, недолго думая, взлетела. Делая осторожные перелёты-перескоки по мебели, пернатый вскоре добрался до стола и продолжил свою трапезу, от которой его, видимо, и оторвали. Птичья совесть совсем не мешала ему поедать королевский виноград.

«Домашний. Видимо, сбежал от хозяина», — наблюдая за поведением животного, подытожила Анора. Слишком уж ворон доверчивый. Хотя, чтобы понять, что он не дикий, и за поведением его смотреть не нужно. Достаточно было осмотреть ворона при хорошем освещении. Непривычно крупный даже для своего вида, упитанный, здоровый: ни одной неприятной залысины на теле, — а перья, как на подбор, все глянцевые (значит, он уже взрослый) и чистые. Красавец. Однозначно. Таких среди диких ни в лесу, ни в городах не найдёшь.

От наблюдения за наглецом, который даже не вороном, а гордым павлином топтался на столе, хотелось только смеяться. Смешно было даже стоящему поодаль гвардейцу. Это было очевидно. Хотя тот умело и скрывал любые проявления смеха. Именно поэтому женщина до сих пор не велела согнать птицу, а только со сдержанной улыбкой продолжала наблюдать и с любопытством ждать каких-нибудь новых сюрпризов от этого пернатого чуда. Ворон же, абсолютно не волнуясь о людях, которые на него смотрели, вдоволь пользовался предоставленным гостеприимством хозяйки кабинета и, поклёвывая виноград, бегло осматривал бумаги на столе, пока не наткнулся на небольшую записную книжечку.

То, что птица заинтересовалась её дневником, которому королева доверяла хоть и не секретные, но всё же личные свои переживания и который она сегодня забыла убрать и оставила открытым с вечера на столе, Анора не сочла поводом для волнения. Всё-таки, слава Создателю, умеющих читать животных Тедас ещё не видывал. К счастью, тевинтерские маги, однозначно, поголовно безумные малефикары, дальше создания мабари не ушли, не смогли ещё сильнее изуродовать природу.

Однако вскоре «читателю», видимо, надоел неинтересный блокнот. Иначе, зачем ворон схватил одну из страниц клювом и начал дёргать, как забавой и не объяснить. Казалось бы, он эту страницу пытается перевернуть, но нет, потому что это «переворачивание» получилось настолько неаккуратным, что странницу он измял и почти порвал.

Пришлось Аноре приструнить гостя и дать понять, что здесь он всё-таки не хозяин. Подойдя, она приказом и соответствующей жестикуляцией велела ворону оставить бедный блокнот в покое. Женщина выразила свой выговор в таком виде, потому что привыкла именно так обращаться к собакам, которые есть во многих семьях Ферелдена, королевская семья не исключение. Однако будучи птицей, а не собакой, ворон всё равно прекрасно понял суть её слов. Тут же прекратив играться с блокнотом, пернатый поднял голову, глянул на королеву, а потом недовольно каркнув, почти гаркнув, высоко поднял голову и горделивой походкой вперевалку отошёл на другой край стола

«Ну, вы посмотрите, какой характерный!», — посмеялась Анора от такого птичьего «ответа». Конечно, будь перед ней человек, он бы уже получил сразу несколько смертных приговоров из-за целого набора относительно тяжких преступлений, начиная от вторжения в королевский замок и заканчивая таким нахальством по отношению к самой королеве. Однако сейчас женщина абсолютно не злилась. Ведь чего можно взять с птицы? Животным нет никакого дела до людских иерархий.

В итоге появление такого неожиданного гостя можно было даже назвать необходимостью. Ведь впервые за эти долгие дни леди смогла отвлечься от мыслей о трагедии, даже улыбнуться, посмеяться.

Однако разрыв как будто сам не терпел потерю внимания к себе. Ведь стоило этой комнате наполниться хорошими, приятными эмоциями, как вдруг в небе над Денеримом раздался грохот и тёмные улицы на секунду озарились зелёным светом. Сейчас уже все знают, что серьёзных последствий от такого явления нет, просто порой разрыв выкидывал демонов из Тени с сопровождением такого «шоу», однако это понимание не мешало пугаться этого подобного грозам явления. Все, кто был в комнате, вздрогнули. Даже ворон, который, судя по сильно взъерошенным перьям, не просто испугался, а почувствовал какой-то дискомфорт или боль. Хотя, конечно же, никто не поймёт, почему.

Анору разрыв так же заставил вспомнить о нынешней главной проблеме и даже отругать себя за потраченное время на эту глупую птицу. Можно было бы ворона поймать, а утром отправить людей в город на поиски хозяина, упустившего такое пернатое сокровище. Но женщина правильно посчитала, что сейчас не то время, чтобы срывать людей с заданий и заставлять возиться с каким-то там вороном, и лучше его будет просто выпустить. С этой целью она, подойдя к окну, раскрыла нараспашку створки.

— Возвращался бы ты обратно домой, здоровяк. В городе тебе не место.

Конечно, Анора знала, что человеческую речь полностью ворон всё равно не поймёт, но надеялась, что эти слова всколыхнут в птице хоть какое-то понимание. Ведь с печалью женщина подумала, что такому горделивому красавцу просто не место в дикой природе, не выживет он, потому что слишком уж ручной и доверчивый.

Неизвестно, получилось ли у неё донести свои мысли, но намёк с открытым окном ворон понял правильно и без особых уговоров засобирался на волю.

Но улететь с пустым клювом ворон не захотел. И для начала подошёл к тарелке с королевскими вкусностями. На сей раз гроздь винограда он оставил в покое, зато нашёл самую большую иноземную конфету и потащил с собой.

Перебравшись на подоконник, воришка напоследок обернулся и на этот раз слишком уж осознано, не по-вороньи умно осмотрел хозяйку, которая хоть уже и не смеялась, но всё же усмехнулась от очередной его выходки. Было известно, что людские вкусности животным вредны, однако отдавать украденное, что-то ей подсказывало, он не собирался. А вытаскивать у него из клюва она не станет.

Кажется, гость хотел было каркнуть на прощание, но вовремя вспомнил, что у него в клюве сладкая добыча, поэтому прощание и благодарность за гостеприимство было молчаливым. А после ворон без особых проблем протиснулся через металлический прутья окна и с прыжка, расправляя большие чёрные крылья, отправился в полёт по ночному Денерему.

* * *

Учитывая, что никогда раньше жизнь его не вынуждала проникать в резиденции правителя или других высокопоставленных лиц Империи, Безумец мог себя даже похвалить за то, что у него получилось побывать в королевском дворце и не стать врагом всего Ферелдена, не дав себя обнаружить. Теперь хочется даже смеяться, вспоминая, как он, например, пробираясь через двор, наткнулся на вредного мабари королевской четы, который, едва завидев птицу, тут же залаял. Тогда ворон также из вредности клюнул слюнявого сторожа в нос, заставив собаку не на шутку перепугаться и заскулить от боли, а парочкуподбежавших на лай караульных засмеяться. Или, например, как он решился посетить ночную кухню дворца в поисках сладостей, а наткнулся на странного повара, в котором довольно-таки быстро распознал шпиона и, вероятно, из венатори. Осталось теперь придумать, с кем ему поделиться этим разоблачением.

Однако в общем-то вылазку можно было признать неудачной. Да, он заранее обнадёжил себя мыслями, что не стоит ждать многого от архивов варварского государства, но всё-таки всегда хочется, чтобы все подготовительные старания окупились. В архив-то он попал и даже сумел найти протокол с того самого исторического Собрания Земель. Безумец хоть и не любил лезть в политику, но готов признать, что ему было интересно почитать достоверный ход тех событий, заодно узнать, как вели себя главные личности политической арены Ферелдена тех дней. Но вместе с тем слова, кинутые от злобы, будущего короля однозначно поставили крест на всех надеждах Безумца быстро и в полном объёме добыть необходимые сведения. Ведь тогда Алистер заявил о своём уходе из ордена Серых Стражей.

Факт того, что столь затраченные усилия и подготовка обернулись неудачей, наверняка у многих бы вызвал сильную злость. Но не у него. Разочарование — быть может, но не злость. Ведь маг был исследователем. Лучше других он знал, как порой много понадобится усилий, приходилось тратить и годы, чтобы в заброшенных эльфийских постройках найти что-то по-настоящему ценное. И архив оказался ни больше ни меньше, чем очередной пустой зацепкой.

Поэтому следующие несколько дней были проведены без особой пользы. Однако плюнуть на все свои первоначальные планы и просто уйти ему опять-таки помешало любопытство. Безумец, когда понял, что в королевском архиве о Стражах ему не узнать, а о Море писать никто не додумался, просто изучал, что находил. Разные старые документы и протоколы полезны, конечно, в первую очередь историкам, эти сведения точно не дадут ему хоть какое-то понимание о нынешней природе сил Корифея, но магистр их изучал для хотя бы лучшего понимания общей мировой обстановки этой эры. Но при этом мужчина не собирался наглеть и лезть в особо защищённые помещения дворца. Ему нет дела до королевской сокровищницы, как и не интересовали все секреты Тайной Канцелярии королевства.

Магистра нельзя было назвать любителем лезть в чужие секреты, особенно секреты государственного уровня. Это, знаете ли, весьма вредно для здоровья.

И вот, спустя несколько дней, все документы, датированные периодом Пятого Мора, были магом изучены, а осмотр королевских покоев и кабинета убедил его, что даже там не найдётся объяснений, почему их король, очевидно, носитель скверны в крови, выглядит вполне себе живым и здоровым и в ближайшие годы превращаться в вурдалака уж точно не собирается. А, значит, операцию по обследованию дворца можно считать хоть и безрезультатной, но всё-таки удачно завершённой. Безумец был и не против, потому что он уже несколько дней ловит себя на мысли, что этот угрюмый город ему надоел.

Больше всего бед разрыв наделал в первые часы после своего зарождения. В ту ночь остальной Денерим ещё не осознал степень угрозы катаклизма, правители не сразу решились вводить гвардейцев. Из-за этого в первые часы демонам эльфинаж противостоял исключительно своими силами при поддержке лишь нескольких стражников, которым не повезло в ту ночь нести караул именно у входа в гетто. А среди них, понятное дело, знатоков борьбы с монстрами Тени не нашлось. У многих «защитников» даже не было щитов, чтобы хоть ими закрыться от удара когтистой лапы. Но больше жизней всё-таки унесли именно пожары. Когда загорелся первый эльфейник многие семьи ещё спали, ничего не успели даже понять. По сухим дряхлым доскам огонь расползался словно по соломе. Остановить его бы уже не сумел даже дождь. И с появлением демонов гнева ситуация только ухудшилась. Очагов возгорания стало больше. В этот момент оставалось лишь благодарить хагренов прошлого за то, что они всё-таки старались контролировать строительство домов и не допустить объединения эльфинажа в один единый город-на-досках. Поскольку сейчас именно разделение всех застроенных эльфейников довольно-такими широкими улицами спасло эльфинаж от полного выгорания. Отдавая на выкуп огню один район, эльфы бросали все совместные усилия на защиту ближайших уцелевших. К счастью, воды, чтобы потушить огонь, который ещё не вышел из-под контроля, им хватило. В последствии ледяными заклинаниями помогли и маги.

Опять же такая сплочённость городских эльфов в час трагедии вызывала искреннее восхищение.

Теперь же, спустя несколько дней, ситуацию можно было даже назвать стабильной. Ведь после того, как король подтянул к месту трагедии свою гвардию — солдат, прошедших специальную подготовку — демоны уже почти никому не успевали причинить вред. А когда на защиту города пришли храмовники, которые и по сей день решили оставаться при Церкви, а чуть позже подтянулись и храмовники, присланные Инквизицией, демонов удалось сдерживать в пределах одной площади. Такой успех уже можно было назвать поводом для радости, но никто не посмел, потому что всё это даже близко не победа. Ведь во мнении о том, что со временем катаклизм разрастётся и эта жалкая кучка демонов, которую он выпускает сейчас, не его предел, сошлись и маги, и храмовники.

Нынешним поздним вечером Безумец решил вернуться туда, где продолжает оставаться разрушительное последствие от его действий. С высоты крыши уцелевшего трёхэтажного дома он прекрасно мог следить за всем происходящим. Можно сказать, что роль такого зрителя приносила удовольствие. Ведь когда где-то неподалёку творится ужас, паника, страх, отчаяние, а ты ко всему этому непричастен, возвышаешься над этим, то невольно навивается чувство собственного эгоистического превосходства. Однако мужчина прибыл сюда сегодня не злорадствовать над теми, кто был вынужден разбираться с последствиями его действий.

Собственное решение больше не возвращаться во дворец и желание покинуть Денерим, потому что задерживаться на одном месте в его положении очень опасно, даже в таком лабиринтоподобном городе, впрочем, не заставили магистра в тот же день направиться на все четыре стороны. Во-первых, он до сих пор не решил, куда ему стоит отправиться дальше, а, во-вторых, остались ещё здесь незавершённые дела.

Находясь рядом с аномалией и её последствиями, Безумец испытывал абсолютно… ничего. Вид почерневшего от пожара эльфинажа не всколыхнул даже намёка на совесть. А зачем сожалеть о том, на что ты лично сам пошёл обдуманно и с полным пониманием разрушительности последствий? Но вместе с этим покинуть наконец-то угрюмый город, не завершив дела, помешало чувство ответственности. Ведь фактически этот разрыв — его эксперимент. А значит, ему его и заканчивать. Нельзя бросать свои эксперименты… хотя бы из профессиональной этики.

Постепенно перебираясь ближе к площади, на которой и находился эпицентр бедствия — зелёная трещина в небе, мужчина испытывал всё большую сложность в контроле животного облика. Как же сильно в этом месте рвалась Завеса, как нестабильна была Тень. Безумцу даже фантазии не хватало, чтобы представить, каким умом обладал тот маг, который и решился потягаться с разрывом своим жалким арсеналом стихийной школы. Даже хорошо, что разрыв его испепелил, остальные «умники» хотя бы получили урок.

Вместе с тем магистр всматривался в нынешних защитников города. Как же ему хотелось сделать всё незаметно, без посторонних, без лишних глаз. Не хотелось ему привлекать внимание местных, тем более правителей. Они начнут задавать вопросы. Хуже, если окажется, что среди присланных Инквизицией храмовников будут те, кто знает его.

Но делать было нечего. Ждать дальше бессмысленно. Даже наоборот, чем он дольше ждёт, тем больнее будет закрывать разрыв.

Когда очередная волна обезумевших от недремлющего мира духов была уничтожена и разрыв дал им время передохнуть, отряд, сражающийся на передовой, стал разбираться в своих рядах. Нужно было отвести (а одного — и отнести) раненых в сооружённый неподалёку лазарет, а остальным восполнить потраченный запас зелий.

О степени опасности разрыва можно было судить по тому, что правители не скупились даже опустошить лавки городских травников, лишь бы обеспечить весьма дорогими зельями каждого солдата.

Спустившегося с крыши дома ворона не заметил никто. Солдатам было не до наблюдения за небом, ведь весь кошмар творился на земле. Поэтому-то появление человека прямо из чёрной дымки стало для всех неожиданностью. Караульные, приставленные наблюдать за активностью аномалии, только хотели в виде вопроса выразить своё удивление, как вдруг неизвестный поднял руку, устремил её на разрыв, и тогда уже на странный тёмный силуэт обратили внимание все.

Заискрившись небывалыми зелёными молниями разрыв у всех вызвал приступ паники. Человека, его раззадорившего, уже посчитали вторым полоумным магом. Храмовники собирались подбежать к нему и оттащить, чтобы неизвестный не повторил судьбу первого экспериментатора, а они все не получили больших проблем от этой необдуманной игры с Завесой. Однако когда рука мужчины вспыхнула, покрыв его всего зелёным ореолом, и магия Якоря стрелой устремилась в самую сердцевину разрыва, приблизиться уже не посмел никто. Даже наоборот. Когда по округе раздался странный вой и с каждой секундой только всё больше усиливался, будто сама Тень выражала своё негодование, присутствующие на площади предпочли пятиться. Всё говорило о том, что сейчас будет взрыв.

На счастье для психического здоровья воинов, эти манипуляции не длились долго. В какой-то момент носитель метки делает резкий осознанный рывок, и образовавшаяся магическая нить, поддаваясь этому жесту, «стягивает» разрыв.

Округу освещает последний свет остаточной магии — и через мгновение площадь погружается в привычную темноту ночи. А Денерим стал вновь освещаться единственным полноправным хозяином ночного небосвода — луной.

Но вместе с темнотой площадь также погрузилась и в неестественную гробовую тишину. «А что так можно было что ли?!», — кажется, именно это хотел выкрикнуть каждый свидетель столь быстрого избавления от магической аномалии, но единственное на что им сейчас хватало сил — так это стоять в ступоре с широко раскрытыми от удивления ртами. Вопросов было слишком много. Но, пожалуй, самый главный заключался в том, что это за незнакомый маг такой, которому хватило лишь взмаха руки, чтобы избавить их от разрыва, к которому за эти долгие дни не нашли даже способа, как подступиться, ни маги, ни храмовники.

Безумец, зная прекрасно, какую реакцию вызовет такое его эффектное появление, какое-то время и не обращал внимания на настроение площади. Он был полностью занят собой и до оскала в зубах пытался перетерпеть боль, которую возродила метка. На самом деле во время закрытия разрыва не произошло чего-то нового, мужчина делал всё то же, что и в прошлые разы. Но беда в том, что и ощущения были всё те же. А он ведь уже долгое время не приближался к шрамам Завесы, и следовательно любезный подарок этого мира — метка — давал знать о себе лишь зудом. Редкие вспышки могли лишь только дыхание сбить от неожиданности, но не больше. Зато сейчас он словно вернулся в день нападения на Убежище, снова его рука пылала в адской боли, мешая мужчине нормально воспринимать реальность.

А может быть, он был просто не готов к этой боли, потому что после всех проведённых умозаключений хотел считать, что метка хоть сколько-то, но всё-таки уже не считает его чужим. А нет. Её магия всё так же выжигает его руку.

Вскоре, осматривая площадь, Безумец взглядом встретился с королём. Алистер, видимо, не веря своим глазам через решётки забрала, даже скинул с головы шлем, чтобы лучше осмотреть неизвестного человека. Сейчас его гвардейцы ждут от него приказа, но, очевидно, король не знает, что предпринять. Ведь то, что весь творившийся несколько дней ужас закончился так быстро и так неожиданно, выбил из колеи даже его. Вместе с тем голова воина была переполнена вопросами. Он ведь вновь почувствовал близость носителя скверны, поэтому был уверен, что перед ним стоит Серый Страж.

Безумец, когда боль стала терпима, вновь спрятал руку с до сих пор пылающей меткой под плащ, а сам хотел поспешить каким-то образом убраться с площади, чтобы избежать вопросов. Тем более вступать в конфликт с храмовниками ему совсем не хотелось. Однако не успел.

— Это он! Этот маг приходил сюда в день трагедии! Это он! — неожиданно неправильную тишину площади нарушил даже слишком громкий крик одного из эльфов, кто добровольцем решил бороться за свой дом на передовой.

Тёмный силуэт магистра был не такой уж и примечательной фигурой, поэтому мало, кто мог бы подтвердить слова утомлённого ушастого воина. Однако этого было и не нужно. Поддаваясь словам собрата и желанию отыскать того, кто понесёт ответственность за трагедию, все остальные эльфы, что были на площади, заголосили о виновности этого человека.

Безумец с отвращением фыркнул. Ведь у раттусов нет ни единого доказательства его вины, но толпа настолько сильно всегда рушит индивидуальность сознания каждого её участника, что сейчас они даже не задумывались о правдивости обвинений. Поэтому уставшие, отчаявшиеся эльфы уже были готовы наброситься на мага, забыв, что именно он пару минут назад предотвратил полное разрушение эльфинажа.

Настроение площади накалилось до предела. Безумец, понимая, что сбежать уже не сумеет, приготовился атаковать сам. Конечно, мужчина не хотел портить отношение с Ферелденом, в особенности, с его правителями, но всё-таки позволить остроухим навредить себе… снова… он уж тем более не мог. Даже если эльфы и были совсем не далеки от правды в своих обвинениях…

Однако, не дав этому обострению случиться, Алистер вдруг скомандовал своим гвардейцам, и они вмиг окружили таинственного мага. С одной стороны, они не давали ему сбежать, с другой, толпа элитных вояк отобьёт желание напасть у любого остроухого мстителя.

* * *

Не желая больше провоцировать местных, но и не собираясь отпускать всё-таки уже подозреваемого, король дал приказ задержать мага и увести из эльфинажа как можно скорее.

Конвой, который вёл по ночным улочкам столицы неизвестного мага, продвигался достаточно медленно. И причина не только в том, что этот самый маг просто физически не способен к быстрому передвижению на своих двоих поломанных ногах, а ещё и по желанию солдат. Безумец прекрасно видел, что они готовы его хоть часами водить по городу, хоть экскурсию провести, лишь бы потянуть время и как можно дольше не возвращаться обратно в эльфинаж, к неблагодарным, как они наверняка сейчас думали, эльфам. Всё-таки солдаты к человеку, который и избавил их от риска однажды погибнуть от лап демона в главной заднице города, испытывали куда больше симпатии, чем к остроухим, несмотря на любые обвинения, которые ему впопыхах выдвинули.

Впрочем, в том, что он пока только подозреваемый, а не обвиняемый, и за решёткой его решили просто спрятать от разъярённой толпы, а не лишить свободы, мужчина убедился полностью, когда его наконец довели до конечной точки — форта Драккон.

Расположившись на сухой соломе в одиночной комнате, Безумец удивлял своим полным спокойствием приставленных караульных. А чего ему, собственно, волноваться? То, что новый мир не перестаёт дарить ему совсем новый опыт, на этот раз отправив его в тюрьму по ту сторону решётки, уже просто забавляло. А то, что он за решёткой ненадолго, было очевидно всем, ему — тем более. Ведь, приведя его в самую главную тюрьму королевства, с ним обошлись небывало для этого места снисходительно. Не было ни тщательнейшего обыска, ни допроса. Только без особой настойчивости забрали трость (видимо, до конца не верили, что она может исполнять роль посоха) и сразу же отправили в весьма чистую, для тюрьмы, камеру, посоветовав дожидаться дознавателей и не создавать проблем. Этому совету магистр и решил последовать.

Безумец был уверен раньше утра с допросом всё равно не явятся. Сначала выделят половину сил ищеек на поиски информации о нём в городе, а вторую отправят в эльфинаж опрашивать свидетелей. Но насчёт этого вердикта маг был абсолютно спокоен. Ведь первые если что-то и узнают, то ничего нового или провокационного, чего не знал бы Эамон. А вторая группа наверняка поленится и побрезгует расспрашивать эльфов поголовно и будет писать отчёт, опираясь в основном на слова хагрена. А уж эльфийка ничего плохого про того самого гостя точно сказать не сможет.

Никто ни в чём его не сможет обвинить, ведь свидетелей магистр не оставил.

Мужчину больше беспокоило, чтобы эта суета закончилась быстрее, чем сообщение храмовников Инквизиции о маге, закрывшем разрыв, дойдёт до Совета.

А пока пытливый ум тевинтерца мог даже и в таком своём положении найти выгоду для себя. Ведь Безумец давно хотел попасть в форт, в место, где архидемон и был убит, но из-за уровня защиты тюрьмы в жизни бы не посмел проникнуть сюда тайно. Зато сейчас он тут и на несколько следующих часов предоставлен сам себе. Ну, как можно не воспользоваться шансом и не выполнить задуманное?

Не умел Безумец смотреть в Тени прошлое. Ведь духи, которые это прошлое и впитывают, от него, как от мага энтропии и просто человека с весьма искорёженной психикой, разбегаются. И всё же сегодня мужчина решил опробовать то, чем занимается его теневой собеседник — Солас.

Именно поэтому теперь маг, лишь устроившись поудобнее, постарался поскорее заснуть. Если королевские архивы не принесли толка, то остаётся надеяться на Тень. Всё-таки Завеса над городом слабая, а след от силы архидемона силён. Магистру очень хотелось увидеть хоть отголосок той воистину судьбоносной Битвы, которую, всё-таки к счастью, лично он не застал…

Глава 14. Больше, чем просто растения

Мор — бич всего Тедаса, уже пять раз претендовал на звание Конца Света. Вместе с тем эту — никто не станет отрицать — опаснейшую угрозу живым можно назвать страшно недооценённой. Когда очередной Мор подходит к концу, а архидемон падёт от меча доблестных мороборцев — Серых Стражей — радость от победы застилает любое проявление понимания, что ничего не кончено и когда-нибудь всё повторится. Да и не должно победоносцев волновать то, что случится потом, в далёком будущем, главное — свой век они отвоевали. Как ни прискорбно, ощущение угрозы со следующими поколениями всё сильнее сходит на нет до тех пор, пока Мор сам вновь не окажется на пороге. Всё просто — тем, кто никогда воочию не видел порождений тьмы, сложно даже отдалённо представить, что же там так пугало их предков: всю скверность природы этих существ невозможно передать никакими словами.

В похожей ситуации сейчас оказался и Безумец. На правах жителя древнего, свободного от скверны мира Мор для него неизвестность. Долгое время он не мог понять истинную его опасность — да, впрочем, и сейчас не поймёт до конца. Всё это просто немыслимо, не поддаётся его знакомой картине мира. Представлять чудовищ, которые вырываются из подземного мира, владений гномов, в то уже далёкое время, пожалуй, могли себе позволить лишь фантасты. Да и тех засмеют в виду слишком сильной нереалистичности их придуманной страшной сказки. Не помогут и иллюстрации к книгам, которые ему однажды показал Феликс: мастер-художник не способен передать всё то уродство природы, которое из себя представляют порождения тьмы.

Ужасные твари. Их тела прогнили, пропитались ядом скверны. На коже пятна гнили, язвы. Они воняют, смердят самой смертью. Отвратительное месиво, которое с натяжкой можно было назвать лицом, хранит уродливую пасть с огромным множеством клыков. Этим существам даже оружие не нужно — раздерут и клыками. В завершении образа — дети скверны безжалостны, смертоносны, не знают страха, сожаления. Их потускневшие глаза хранят лишь одно — ненависть. Ненависть ко всему живому.

Неудивительно, что от бесчисленной орды порождений тьмы распадались и обращались в бегство целые армии. Сдавались города. А те, кто оставался, боролся и даже выживал, потом до конца дней мучились от страшных кошмаров.

Из-за своей абсолютной неопытности по работе с воспоминаниями Тень выкинула хромого мага в самую гущу сражения десятилетней давности. Первое, что он увидел, когда зелёный свет нереальности расступился, — огромного монстра, который буквально сошёл с рисунков страшных историй и теперь мчался прямо в его сторону. Такое «знакомство», конечно же, напугало Безумца и заставило уверовать в реальность происходящего, заняться защитой от предстоящей атаки, а не контролем всей этой иллюзии. Он мог и не справиться с собственными силами, неосознанно убить духов, чьи впитанные воспоминания он и проецировал в Тени. К счастью, мерцание ужасного силуэта заставило сновидца опомниться и тут же бросить свои силы на возвращение стабильности всей картины. К тому времени напугавший его гарлок, рыча и разбрасываясь слюнями, просто пронёсся сквозь мага, не причинив последнему никакого вреда.

Впоследствии таких же сильных для сердца старого магистра встрясок не последовало, хотя не скажешь, что мужчина смог сохранять спокойствие, наблюдая за тем, что показывала ему Тень. Безумец пришёл сюда из любопытства, потому что хотел увидеть хоть часть событий не такого уж и далёкого прошлого, однако сейчас он не обращал внимание на образы воинов и защитников живых Тедаса: он осматривал исключительно силы, им противостоящие.

Пересматривая какие-то фрагменты сражения, замедляя их, магистр внимательно изучал каждый чёткий силуэт порождения тьмы. Его глаза отказывались верить в то, что такие изуродованные человекоподобные твари могут существовать в реальности. До сих пор существуют в недрах земли, в гномских тейгах! Разум буквально боялся прикоснуться к факту, что весь этот кошмар смог породить один единственный неправильный поступок, единственная ошибка, заблуждение всего лишь семи людей, пусть и главных людей Империи…

Наставники давно приучили мужчину к хладному восприятию мира, но нынешние потуги совести всё-таки смогли заставить и его самого взять ответственность за случившееся. Ведь Безумец был восьмым, присутствовал на том страшном бесчеловечном ритуале в роковой для всего мира день. Пусть он не одобрял планов Синода, как и многие их приближённые, предчувствовал неладное, однако бездействие — хуже любой ошибки. А он именно что бездействовал, когда ещё было можно постараться образумить свихнувшихся жрецов…

Не бездействовал он, когда уже всё вышло из-под контроля, когда уже не было пути назад. Мужчина абсолютно не помнил событий того дня, помнил только одно — момент, когда наступила точка невозврата, когда вместе с Завесой рвалось и всё привычное ему ощущение мира, когда его одолел первозданный страх и когда подсознательно уже стало понятно, что это конец для них. Тогда, больше инстинктивно хватаясь за спасение своей жизни, магистр бросил им вызов. Да только что один единственный человек может противопоставить семи могущественным магам современности, вестникам самих Богов? Как показали последующие события — ничего.

Спустя какое-то время в этом кусочке Тени вновь начались проблемы. Как бы сомниари ни пытался удерживать духов, все образы начали крошиться, смотровая площадка форта Драккон буквально исчезала под ногами, а сюда пробрался едко-зелёный свет. Чуть позже Безумец стал чувствовать знакомые (для мага энтропии) магические вспышки, исходящие от пленённых им духов. Если проводить аналогию с живыми, они точно кричали от боли, не хотели показывать то, что запомнили потом. Тот колоссальный поток энергии, который они выпустят вместе с последним кусочком воспоминаний, просто убьёт их. Но останавливаться и отпускать жителей Тени тевинтерец был не намерен, приказал показать напугавший их образ. Благодаря чему вскоре смотровая площадь вновь вернулась, только происходящее сейчас на ней сражение смешалось в кучу неразборчивых искр: сила духов была брошена на создание чего-то… огромного.

Раздался оглушающий рёв в небе и совсем скоро смешался с хлопаньем огромных крыльев. Когда Безумец поднял голову, то буквально обомлел и остался стоять истуканом. Силуэт огромного существа, чьи крылья застилали собой полнеба, навис над ним. Дракон исполинских размеров мог тягаться мощью с самим фортом. Пусть каменное изваяние по размерам превосходило, однако даже оно не выдерживало напора огромной твари. От любого удара лапой или хвоста рушились постройки и башни на площадке. От тяжёлых приземлений плитка под весом дракона трескалась, словно стекло. Огненное дыхание опаляло всё, к чему прикоснулось, плавились даже камни. А его кровь заливала округу. Кровь когда-то божественного существа ныне была черна, осквернена…

Как тот, кого Боги не считали достойным, чтобы явить ему в Тени свой божественный лик, Безумец никогда не видел драконов в истинном обличии. Однако слишком уж много объектов искусства в Тевинтере было посвящено пантеону, начиная от статуй и фресок и заканчивая огромными картинами. Так что мужчина, прожив достаточно долго в кругу духовных деятелей Империи, не хуже этих самых жрецов знал, как выглядят Древние Боги. Конечно же, он знал и облик Уртемиэля, Дракона Красоты. «Красотой» неспроста была названа его сфера покровительства: Уртемиэль действительно был самым красивым из пантеона. На всех картинах его фиолетовая чешуя блестела, переливалась на солнце, словно тысячи аметистов, шесть витых рогов венчали его голову, словно корона, а голубые глаза светились подобно лириуму необъятной непостижимой мощью. Его тело считалось идеальным: ни одного кривого когтя, клыка или лишнего шипа. Говорили, что за его полётом можно наблюдать вечно: в отличие от остальных Богов и обычных драконов, на своих огромных крыльях он не летел по небу, а плыл по нему грациозно, изящно, плавно. Он как будто танцевал меж облаков. Некоторые музыканты — видимо, особо фанатичные — называли мелодичным даже его голос, мол, что ни рык — так новая симфония.

Сейчас древний магистр видел полное противоречие знакомому образу. Перед ним существо самых страшных кошмаров, ужас во плоти. Изуродованная до неузнаваемости божественная сущность. Тело всё пропитано скверной. Чистейшая чешуя отныне покрыта плёнкой слизи, в некоторых местах есть тёмные пятна с постоянными подтёками то ли скверны, то ли заражённой крови, то ли гнили. Дракон потерял всё былое изящество — он тяжёлый, неповоротливый, неуклюжий — с подбитым крылом-то особенно. Зато и полностью смертоносен: огромные шипы теперь произрастали на шкуре повсюду. Неудивительно, если окажется, что они ещё и ядовитые. В гнилой пасти — бесчисленное множество клыков.

Опять Безумец не следил за отдельными фрагментами битвы: он лишь старался переварить увиденное, свыкнуться с тем фактом, что идолы его народа отныне выглядят именно так и что всё опять сводится к тому же роковому дню, когда они выпустили скверну, чем бы она ни являлась, в мир. Вместе с этим его дотошная натура заметила некие странности. Глаза Уртемиэля ныне пылали беспощадностью, ненавистью, а из-за множества ранений ещё и бешенством. Было в этой ненависти что-то большее, непривычное для порождений тьмы. Словно скверна извратила более глубокую, личную ненависть на всё живое, весь этот мир. Или эта ненависть сама порождает яд…

В один момент видение вновь рассыпалось, чтобы в следующий миг сложиться только в два, но особенно чётких силуэта. Там, в реальности, к этому моменту спустя неисчисляемое количество времени и жертв битва наконец-то подошла к концу, и бывший Бог лежал на залитой его чёрной кровью площади, на вершине форта Драккон. Уртемиэль был ещё жив, тяжело дышал, ревел от досады, периодически силился встать, однако наземники за счёт своего количества нанесли ему слишком много ранений. Передохнуть вестнику самого Мора не дадут: рядом с ним был человек, которого в последствии и назовут Героем Ферелдена, и наносил последний смертельный (для них обоих) удар. Айдан знал, как на самом деле происходит убийство архидемона, но в тот последний миг не испытывал ни страха, ни сомнений. Что стоит жизнь одного человека, когда на кону долгожданное прекращение Мора и спасение своей страны?

То, что произошло потом, прекрасно пояснило зрителю, чего так боялись духи. Неожиданная яркая вспышка породила столп света, устремившийся прямо в небо, через Завесу, который нёс просто колоссальные, казалось, нереальные объёмы энергии. Какая бы магическая сущность ни была под личиной дракона, очевидно, сейчас она погибала, вся накопленная ею сила очищалась и возвращалась обратно в родную среду, в Тень.

Раздался крик умирающего в агонии человека, вслед за ним, прикрывая глаза от света, чуть было не закричал сам маг: духи впитали часть той огромной энергии и теперь выпустили её прямо в нынешнее владение сомниари, буквально нанеся неосознанный урон по нему самому. Держать в контроле теневой участок, удерживать и командовать духами, а теперь ещё и защищаться от самой магии Тени, не нанеся непоправимого ущерба для своего здоровья, не смог бы даже он. Поэтому Безумец принял единственное правильное решение — как можно быстрее выйти из нынешних воспоминаний. Самый быстрый способ — избавиться от духов. Жаль, конечно, ведь они могли быть ещё полезны. Однако он не Солас и не умел так же хорошо работать с Тенью, так что выбирать не приходится.

Дополнительно Безумец удостоверился, что он правильно не поддался соблазну и раньше ожидаемого всё прервал, когда почувствовал странные волнения вокруг.

По неопытности мужчина нарушил собственные правила по работе в Тени — слишком поддался эмоциям, тому же страху, поэтому не будет ничего удивительного, если окажется, что он приманил какого-то демона. Хорошо, если какого-нибудь там демона отчаяния, а не кошмаров…

«Я сделал необходимые подношения этим утром, но боги хранят молчание. Жрецы напуганы. Весь Тевинтер напуган. Боги вели наш народ много веков. А теперь они замолчали. Остались ли мы одни в этом мире? Тогда чем мы лучше варваров с юга, которые обращаются за помощью к духам? И что за странные создания приходят из-под земли, как наши друзья гномы? Эти чада тьмы, и скверна, которую они несут… почему наши боги не защитят нас от них?

Содрогнулась земля. Статуя режет мне руку, когда я падаю рядом с ней. Звучит ужасный рык. Он невероятен, он сотрясает весь рынок, и я вижу в небе силуэт. Это дракон. Нет, это Думат! Я столько раз приносил ему подношения, его фигура мне знакома, как собственная рука. Он вернулся во славе, чтобы уничтожить порождений тьмы, грозящих нам! Чтобы вести Тевинтер обратно ко временам славы и чудес!

Но нет, его чешуя заражена, покрыта пятнами, его тело испорчено и осквернено, как у порождений тьмы. Он открывает огромную глотку, и огонь извергается из неё, опаляя рынок.

Пламя рвётся ко мне.

Что мы сделали не так?»[1]

* * *

В небольшой комнате, где основным предметом интерьера были стол и крепкий стул, а под ним металлические штыри, торчащие из каменного пола, к которым в нужный момент можно было очень удобно прикрепить цепи, легко угадывалась допросная. Сегодняшний гость отличался от типичных «посетителей» данного места своим холодным спокойствием. А отсутствие в комнате принесённых инструментов для пыток придавало ему ещё больше уверенности, что делало его тёмный высокий, но худой силуэт даже пугающим. Видимо, поэтому и капитан городской стражи, который сейчас находился в комнате вместе с пленным, не находил нужных слов.

Наблюдая за нервно вышагивающим солдатом, Безумец не мог не усмехнуться. Каждый раз, когда офицер Килоун оборачивался и осматривал его, мужчина отчётливо видел желание наброситься с вопросами и обвинениями, но солдат не мог. Хотя бы потому что этот неизвестный, пока его вина в чём-то официально не доказана, остаётся неприкосновенен, практически спасителем Денерима, а значит, раскидываться какими-либо угрозами было запрещено. Да, впрочем, маг бы ему всё равно не ответил, потому что догадывался, что капитан — это не самая высокопоставленная личность, которая сюда явится. Магистр больше был заинтересован в контроле окружения. Весьма ожидаемо, что к нему, магу, приставят храмовников — парочка как раз стояла за дверью. Их попытки поставить вокруг него блокатор Безумец чувствовал прекрасно. Но это его нисколько не пугало. Храмовников Инквизиции до государственных дел Ферелдена, очевидно, допускать не стали, приставили местных, церковных. Только они и их способности на голову ниже инквизиторских псов. Таким блокатором, может быть, слабых магов и сдержат, а вот настоящего тевинтерского сновидца — без шансов.

Хотя их понять можно. Кто вообще бы мог подумать, что сейчас перед ними сидит нечто тевинтерское, даже больше — древне тевинтерское?

Спустя какое-то время, когда уже начали зарождаться мысли беспокойства, Безумец вновь почувствовал неестественные, а потому отвратные шевеления в собственной крови. И вот вскоре дверь уже открылась и, полностью подтверждая все умозаключения мага, в комнату вошёл ожидаемый человек. Но он был не один. Вслед за Алистером зашла и его жена, Анора.

Мужчина даже удивился, что привлёк внимание сразу двух правителей, и они, подтянув ещё несколько своих храмовников для подстраховки, решили прийти оба. Однако, когда они уже стояли перед ним и несмотря на официоз осматривали мага, он сам только и ответил им тем же молчаливым спокойствием без должного уважения, поскольку магистр просто не мог воспринимать людей, которые были перед ним, в качестве правителей. В его понимании государственный властитель — это архонт, властный вездесущий могущественный маг, который железным хватом способен был удерживать в узде всю огромную Империю и от чьего одного лишь взгляда содрогались все подданые и враги. А люди, стоящие перед ним, под это определение ну никак не подходили, в особенности добродушный на лицо король.

Однако в связи с обстоятельствами такую наглость хромому магу ныне простили.

— Господин маг, можем ли мы узнать, как к вам обращаться? Как зовут героя, спасшего наш город? — этот разговор начала Анора, хотя и старалась держаться за спиной мужа. Очевидно, женщина решила воспользоваться своим обаянием, чтобы получить расположение незнакомца и, следовательно, его большую сговорчивость.

Безумец снова усмехнулся, но, чтобы не нарваться на большие неприятности, на этот раз мысленно. Ведь ему, как вынужденному в прошлом участнику балов и званных вечером, лучше других были известны все эти льстивые знаки внимания. Ох, уж эти женские способы и ухищрения для завладевания мужским вниманием ради желаемого…

Но вместе с этим магистру очень даже понравилось, что разговор был начат именно так. Раз пытаются добиться его расположения, а не сразу начали с допроса, значит, королевские шпионы так и не смогли отрыть веских доказательств его вины. Хотя ему уж очень не хотелось называться, лишний раз заявлять о себе. Но делать было нечего. Королевские особы — это не встреченный на улице старик, от прямого вопроса которого ещё хоть как-то можно было извернуться.

— Безумец, — честно ответил он, получив ожидаемые взгляды недоверия. Мог, конечно же, и соврать, но не стал. Поскольку сейчас даже самая маленькая вскрытая ложь полностью разобьёт всё доверие этих людей, а значит, врать надо только при самой крайней необходимости.

— Хм, очень по-стражевски брать новое имя после Посвящения, — прокомментировал Алистер, как бы успокаивая остальных.

— Простите? — но маг не понял слов короля.

— Говорю не в обиду тебе, Безумец. Однако то, что вы, Серые Стражи, с большой охотой принимаете и преступников, — общеизвестный факт, — несколько скривился мужчина. Очевидно, слова, кинутые на Собрании Земель, имели далеко идущие последствия. И человек, который когда-то был готов на жизнь стоять за орден, ныне его, мягко говоря, не терпел.

Зато для магистра слова короля стали полнейшей неожиданностью. Он не мог понять, почему Алистер так непоколебимо уверен в связь этого незнакомого человека с Серыми Стражами. Ведь ни в какой литературе мужчина не встречал описание внешних, особо выделяющихся признаков Стражей. Говорилось, конечно, где-то о доспехах и других вещах с грифонской символикой, однако ни того, ни другого маг при себе не имел. Единственное, что хоть как-то объединяло их обоих, это скверна. Получается она — и ответ. Однако от такого ответа магистру было не легче. Это что ж получается, кровь каждого Серого Стража заражена скверной, но при этом они умудряются проживать несколько десятилетий с такой заразой? Противоречие, поскольку Алексиус был уверен, что заражённые скверной долго не живут — его смертельно больной сын тому доказательство. Однако теперь, оказывается, Герион заблуждался, а таинственный орден Серых Стражей хранил в застенках своих крепостей некие секретные знания о скверне. Это понимание заставило глаза магистра, жадного на магические секреты, вспыхнуть безумным желание во что бы то ни стало до них добраться.

Однако мужчина решил больше не поднимать вопрос о Стражах. Если король хочет считать, что перед ним маг из ордена, то не стоит сейчас его переубеждать. Поскольку это звучит не столь подозрительно, как маг-из-ниоткуда.

— По правилам цивилизованного мира я могу услышать, в чём именно я обвинён, перед началом допроса? — по описанной выше причине магистр взял на себя смелость утянуть нить разговора в другую сторону. И при этом удивлённые глаза капитана стражи стали прекрасным подтверждением, что перебивать самих королевских особ это, очень мягко говоря, дурной тон.

Но сегодня ему простили и это.

— Вероятно, произошло недопонимание, Безумец. Вы не являетесь обвиняемым. Мы хотим всего лишь задать вам несколько вопросов. Разумеется, отвечать на них вы можете исключительно по вашему желанию, — ласково объясняла Анора, аккуратно умолчав о ночной поисковой деятельности их агентов по сбору информации об этом маге и храмовниках, которые стояли за дверью и незаметно отрезали (как им думалось) ему доступ к Тени.

— В таком случае, почему меня заперли в самой главной тюрьме Ферелдена? — пока мужчина изображал глупца, задавая вопросы, на которые он и так знает ответы, он невольно погружался в воспоминания о своём мире. Ведь раньше он точно так же вёл разговор с власть имущими Империи.

В тот момент Анора с укором глянула на мужа, мысленно отчитывая его за то, что из всех возможных мест Ферелдена Алистер отправил важного для них человека именно в тюрьму, тем самым сходу настроив его против официальной власти и правителей. Хорошо, что король хоть додумался тюремщиков предупредить не трогать этого мага, а то ведь те по привычке могли и в пыточную его отправить.

— Слова того эльфа были достаточно веской причиной для твоего задержания до выяснения всех обстоятельств, — произнёс Алистер, оправдываясь то ли перед допрашиваемым, то ли всё-таки перед женой.

— Ну, конечно, эльфы. Сделал всё, чтобы им помочь, а в итоге из-за них меня в темницу отправили, — чтобы напустить ещё большей правдивости в сторону своей невиновности, Безумец воспользовался шансом и очень убедительно отыграл возмущения пострадавшего из-за ложных обвинений человека.

— И мы приносим свои извинения, господин маг. Вы обязательно получите компенсацию за причинённые неудобства. А пока мы просим вас вновь помочь нам, — произнесла женщина и в завершение тёплых слов очаровательно улыбнулась. От такой улыбки не мог устоять ни один мужчина. Безумец бы тоже не устоял, если бы не испытывал к людям немагического происхождения нынешнего мира некую общую перманентную неприязнь.

Зато сейчас, если прислушаться, можно было услышать, как на пол шлёпнулась челюсть всё того же капитана стражи. Капитан Килоун, очевидно, был из тех, кто не понимал, что всё это — лишь лесть и самая привычная манера общения знати, а поэтому до глубины души удивлялся тому, что сама королева извинилась, а потом попросила помощь у какого-то далеко не приятного оборванца.

— Я так понимаю, это касается разрыва? — тем временем активные участники разговора, продолжали вести игру.

— Именно так. Расскажите, что вы знаете об этом явлении, — произнесла Анора.

— А главное, как ты смог его закрыть, — даже несколько взбудоражено добавил Алистер, видимо, ещё храня в памяти чувства, испытанные в момент, когда мысли об обречённости их противостояния так быстро, за секунды, сменились на понимание, что кошмар как для города, так и для них подошёл к концу. Поэтому чувства эти были пёстрыми, не поддающимися описанию.

Безумец хмыкнул. Что этот вопрос грядёт, не сложно было догадаться ещё вчера. Ну теперь точно — его свобода только в его руках, или лучше сказать — в его умении искусно лгать, смотря в глаза самим правителям.

— Боюсь, чего-то нового, чего я не говорил старосте эльфинажа, вы от меня не услышите. Разрыв — аномалия, которая появляется на особо ослабленных участках Завесы. Потому что в этих местах она достаточно-таки легко теряет стабильность от неконтролируемого выброса энергии.

— «Неконтролируемого» — так говорили и другие маги. И почему же вы все так уверены, что любой маг не может создать эту зелёную дрянь собственноручно? — с недоверием сопорати хмыкнул Алистер.

— Процесс получения магом энергии из Тени отточен природой до идеала так, чтобы урон по Завесе был незначительным. Поэтому в естественных условиях мы не можем на него повлиять. И это к лучшему для всех. Исключение составляют маги с очень крепкой связью с Тенью, которая позволяет им не только пользоваться её дарами, но и управлять ими. Кто-то вроде сновидцев. Но как известно — они лишь легенда. Зато необученным магам ещё не хватает целого пласта опыта по работе с собственными силами. Поэтому очень часто их попытки создать заклинание заканчиваются тем, что их неустойчивая энергия повреждает Завесу. Весьма вероятно, именно это и произошло в данном случае, — рассказывал Безумец как можно более доходчивым образом, при этом пытался дать и весьма явный намёк, что ещё подробнее распинаться магистр перед сопорати не собирался.

— Значит, вы можете назвать виновника трагедии? — спросила Анора. Женщина очень внимательно слушала рассуждения мага и вместе с тем начинала понимать, почему же дядя Эамон назвал манеру речи этого незнакомца несколько заумной, отстранённой от реальности, и поэтому с полной уверенностью принял его за учёного.

— Любой неопытный маг может быть этому виной. К примеру, когда я был в эльфинаже, мне повстречалась девочка, вкоторой только-только пробудились магические силы. В этот период жизни силы магов самые нестабильные. Однако эти обвинения подойдут, если вам достаточно оценить ситуацию поверхностно…

— А если нет? — с подозрением прищурился король, понимая, что неспроста маг не договорил. Были у него мысли, которые озвучивать в нынешнем положении он не спешил.

— В таком случае любые недомолвки опасны, но я должен быть уверен, что вы простите мне мою прямолинейность, ваше величество, — получив хоть и частичную, но всё-таки власть над разговором, Безумец даже горделиво откинулся на спинку стула. И вместе с тем магистр наконец-то пересилил себя и обратился к собеседнику, как и положено обращаться к монархам.

Прежде, чем ответить, супруги вновь переглянулись между собой. Конечно же, они и так слишком многое уже позволили этому неизвестному магу, даже не гражданину их королевства. Сидящий перед ними человек не воспринимает их правителями, смотрит свысока, а в голосе то и дело мелькают нотки надменного превосходства. Очевидно же, что мужчина верен какому-то другому государству и монарху. И это он не может скрыть, как бы ни пытался придерживаться всех обязательных манер и правил.

— Говори, — и всё же Алистер дал разрешение.

Как и любые хорошие правители, они хотели разобраться с корнем проблемы, а не только с её последствиями.

— Хорошо. Я беру на себя смелость заявить, что в происходящем виноваты правители города, то есть вы.

— Поясни! — нахмурился воин, которому, конечно же, не понравились такие обвинения от какого-то там мага-оборванца.

— Трагедии можно было избежать, если бы вы держали при себе хотя бы одного мага Круга. Хорошо обученный маг школы духа мог бы оценить состояние Завесы и сообщить вам уже давно, что над эльфинажем она находится в критическом состоянии. После этого дело бы осталось за малым — нанять магов, которые бы стабилизировали естественный барьер. Впрочем, думаю, даже храмовникам это было бы под силу. Главное не надо было затягивать до той крайности, когда даже незначительного магического выброса хватило, чтобы буквально Завесу разорвать.

— Что ж хорошо, соглашусь, есть в твоих словах правда. Но при этом не забывай, что предложенная тобой должность для мага звучит несколько…

— Фантастически за пределами Империи Тевинтер, — подобрала Анора нужные слова за мужа.

— Ничуть. В древние времена это было самой обычной практикой. Обученные сомниари на службе наместников могли поддерживать Завесу в покое над имперскими городами и стратегически важными объектами или восстанавливать её после особо тяжёлых ритуалов, — совсем обыденно пожал плечами Безумец. Для него маги на высоких государственных должностях — это обыденность, а не исключение.

— Но сейчас и не «древние времена»! — фыркнул Алистер, наткнувшись на ещё пока тяжело преодолеваемый барьер между восприятием мира у магов и сопорати. Ведь он никогда не убедит магистра, что магов принято воспринимать как бесправных вне Круга граждан. Но и магистр не убедит его в том, что маги, живущие бесконтрольно, среди обычных горожан, это не сказки, а правильный ход вещей.

— Но раньше вы и не сталкивались с таким явлением, как Брешь. Теперь же обстоятельства изменились. Отныне за Завесой нужно следить с особой внимательностью. Потому что теперь её истощение приводит не только к проблемам с демонами и вспышкам одержимых, но и к огромному риску образования разрыва. И думаю, не мне рассказывать правителям целого королевства, как важно соответствовать требованиям, которые диктует время. В ином случае, такие властители, а иногда — и их государства, быстро прекращают своё существование.

— Осторожнее со словами, Безумец. При других обстоятельствах сказанное тобой можно с лёгкостью принять за угрозу и заговор против короны.

— Ничего радикального. Вывод о том, что история циклична, сделан ещё до меня, квалифицированными историками раннего Тевинтера.

— И какое государство вы имели в виду, которое «прекратило своё существование»?

— К примеру, королевство Бариндур. Оно пало ещё до основания Империи Тевинтер из-за стихийного бедствия — извержения вулкана. Король не сумел среагировать вовремя и вёл совсем неумелую внутреннюю политику. Историки утверждают, что из-за его бездействия, когда рухнула большая часть инфраструктуры королевства, начались голод, эпидемии, экономический и политический кризисы, а в последствии и нравственный упадок общества. Совсем скоро Бариндур пал.

Слушатели опять были выбиты из колеи. Ведь, казалось бы, история церковного Тедаса насчитывает уже девять веков — раздолье для баек о стране и её бесславном падении. Так нет же. Этот маг пошёл ещё дальше: вспомнил о событиях, которые уже перевалили даже за отметку в две с половиной тысячи лет. О легенде существования Бариндура из них троих: короля, королевы и капитана — знала только Анора, да и то по счастливой случайности прочитала в одной старинной книге одного не менее древнего учёного.

Слишком чудной перед ними человек — не иначе.

— Что-то ты слишком часто вспоминаешь Тевинтер. Мечтаешь туда перебраться? — усмехнулся Алистер.

— Как и любой другой уважающий себя маг, который не собирается больше прогибаться под прихотями церковных лицемеров.

— Смело, — хмыкнул тогда Тейрин. И пусть он не разделял утопические желания магов, считая, что над ними нужен надзор, хотя бы пока они молоды и учатся, но вот слова про «церковных лицемеров» ему понравились.

Понимая, что они ушли с темы разговора, а её муж в очередной раз свернул на скользкий путь конфликта с Церковью, Анора решила вмешаться.

— Вы были услышаны, господин Безумец. Ваши слова обязательно будут рассмотрены при подведении окончательных выводов по этой ужасной трагедии. А пока мы просим вас рассказать, как именно вы смогли спасти нас от ужасной аномалии, когда оказались беспомощны даже наши храмовники.

Всё та же любезность и попытка милой улыбкой вывести его на подробный и самый честный рассказ. Значит, сделал вывод Безумец, он сумел не испортить с ними отношения и отвёл от себя последние подозрения. Поэтому ему остался последний рубеж лжи к свободе.

— Честно говоря…

Пытаясь собраться с мыслями, Безумец даже неосознанно отвлёкся на мучающий его зудом Якорь и почесал руку. Это не прошло мимо взора правителей. Они глянули на руку мага, присмотрелись и увидели, как что-то яркое неестественное зеленит его белую кожу. Теперь стало очевидно, что в своей лжи магистру придётся задействовать и метку, чтобы хоть как-то объяснить её существование на собственной руке.

— Моё участие в закрытии разрыва было минимальным. Думаю, вы заметили, что магия, которую я использовал, была несколько, эм, неправильной.

— И это ещё мягко сказано. Эта магия была настолько неправильной, что казалось, будто ты саму Завесу притянул, — согласился Тейрин. Очевидно, сказывалось полученное им почти полное образование храмовника.

— И всё дело в том, что я использовал артефакт.

— Что за артефакт?

— Каменная сфера, что-то вроде посоха-катализатора для магии Тени. Думаю, что создана была в эпоху Элвенана. Потому что в Тевинтере такое создать не могли, а в более поздние периоды — тем более. Попала ко мне случайно, не спрашивайте как. Это… не самые лучшие мои воспоминания, поэтому не отвечу, — чем дальше магистр говорил, тем больше он с ухмылкой ловил себя на мысли, что не так уж и много лжи в его словах. Фактически он врёт, говоря правду.

— Но вы всё равно умеете работать с артефактом?

— На самом деле, моя осведомлённость заканчивается на знаниях о том, что шар разрушается после использования. Хотя теперь я знаю ещё и то, что его использование влечёт за собой неприятные последствия. Взгляните, — на этих словах Безумец протянул собеседникам левую руку, во всей красе явив зелёные подкожные линии на ней. Скрывать их он смысла не видел. Всё-таки что это за линии не знают даже маги, поэтому сопорати тем более ничего не поймут.

— Какая-то избыточная магия? — впрочем, искренне заинтересовавшись, Алистер предположил.

— Возможно, — магистр только наигранно пожимает плечами, а сам мысленно сожалеет, что на самом деле объяснение не может быть столь простым.

— Вы нуждаетесь в помощи лекаря? — для женщины-то уж тем более вся магия на одно лицо, поэтому она озаботилась другим вопросом.

— Благодарю за беспокойство, миледи, но помощь не требуется. За ночь линий стало меньше, так что, вероятно, скоро они и сами исчезнут, — разумеется, Безумец отказался и незаметно использовал лёгкое заклинание мороза, чтобы самостоятельно сбить зуд. А когда стало полегче, мужчина решил вернуться к разговору. — Поэтому за подробностями я бы вам советовал обратиться к Инквизиции, думаю, там-то найдутся те, кто может хотя бы предположить принцип действия таких артефактов.

— Ошибаешься. Совет даже намёка не дал, что что-то знает об «артефактах».

— Хм, очень странно. Ходят же слухи о том, что именно Инквизиция закрыла Брешь. А разрывы, по моим наблюдениям, как раз-таки и являются её упрощённым подобием.

Слова мага подействовали на правителей, как он и задумывал. Ведь стоило мужчине закончить, так они тут же переглянулись между собой, одновременно придя к мысли, что Инквизиция им многого недоговорила. Безумец понимал, какие напряженные отношения он создаёт между Ферелденом и Инквизицией. Но, с другой стороны, тевинтерец знал прекрасно, что в Совете есть люди, чья дипломатическая и политическая подкованность в разы превосходит его собственную. А значит, Инквизиции ничего не стоит закончить конфликт, лишь заявив о клевете. Но к тому времени, когда ферелденские правители заподозрят в недостоверности слова таинственного мага, сам Безумец будет уже далеко.

И пусть ему не хотелось, чтобы монархи целой страны точили на него зуб, однако в данной ситуации этот исход он посчитал самым благоприятным, к которому только мог выйти за счёт своей лжи. А хотя и ладно! В Денерим он всё равно больше никогда не вернётся. Если в Ферелден — может быть, то в Денерим, самый угрюмый город, — уж точно нет.

А тем временем супруги решили закончить допрос. Магу осталось лишь узнать, насколько хорошо ферелденцы держат своё слово.

— Ваше Величество, я прошу вас не спешить и не отпускать этого мага. Чувствует моё сердце — что-то с ним не так, будто он что-то недоговаривает, будто он посмел лгать вам. Давайте проведём более тщательное расследование или пускай дознаватели хоть раз с ним «поговорят», — под конец офицер всё-таки больше не мог молчать и подбежал к королю с просьбой.

— Капитан Килоун, я всецело разделяю ваше беспокойство. Действительно, внешний вид господина Безумца вызывает отторжение. Но мы должны опираться не на наши личные впечатления, а на факты. Вам это должно быть известно лучше, чем кому-либо. А факты однозначны и говорят о том, что перед нами человек, благодаря которому был спасён наш город и жизни нашего народа от неизученной магической аномалии.

Получив отказ от королевы, солдат тут же поспешил раскланяться с извинениями и немедленно ретироваться.

— Могу ли я напоследок поднять вопрос об обещанной компенсации, а заодно и вознаграждении за оказанную помощь городу? — вслед солдату, который чуть было всё не испортил, магистр смотрел с язвительной улыбкой.

— А я-то уж подумал, что в кои-то веки Страж решил проявить акт альтруизма, — окончательно скинув маску официальности, Алистер даже посмеялся.

— Не без этого, конечно. Но от небольшой материальной помощи не откажется даже Страж, — поддержав новую вольность разговора, улыбнулся Безумец.

* * *

Побывав в тюрьме не в качестве наблюдателя во время допроса, а в роли заключённого, Безумец не мог не хмыкнуть от обилия возможностей, которых новый мир ему «любезно» предоставляет, а заодно теперь, когда широкие ворота форта Драккон за ним захлопнулись, он даже с удовольствием вздохнул воздух свободы. Сегодняшним солнечным утром даже Денерим ему казался менее угрюмым, чем обычно. Видимо, сказывались волнения, которые мужчина испытывал, пока находился под стражей, а потом и на допросе. Конечно же, магистр изначально был уверен, что его обвинить бы не смогли: следов содеянного им просто не осталось, всё сгорело. Но произошедшее в Убежище очень хорошо ему напомнило, что никогда ни в чём нельзя быть уверенным наверняка, а планы имеют свойство периодически по вине других рушиться.

Однако мыслями о том, как же удачно он провернул всё это дело: его ни в чём не смогли обвинить, а правители Ферелдена ему ещё должны остались, — долго наслаждаться маг не смог. Ведь стоило ему немного пройтись, как вдруг Безумец увидел спешащую навстречу эльфийку. Хотелось мужчине думать, что это всего лишь прохожая, но нет, девушка однозначно, сидя на парапете лестницы, которая и ведёт к площади перед фортом, ожидала именно его. Когда, очевидно, смелая эльфийка оказалась ближе, мужчина отчётливо почувствовал её след в Тени — магичка. И очевидно, магичка Круга, поскольку след был достаточно-таки спокойный, ровный, не то, что у необученных отступников. На скорый взгляд она ничем не впечатлила его. Самая обычная молоденькая миловидная эльфочка, как и сотни других рабынь Империи. Пожалуй, выделялась она только цветом своих волос. Ведь волосы девушки были абсолютно белыми.

Отметив эту особенность её внешности, мужчина даже хмыкнул. В его время такая мутация — не редкость. Поскольку чрезмерное употребление лириума влечёт за собой сильнейшие сбои в работе организма, вызывает мутации, которые часто передаются по наследству. А в Древней Империи многие злоупотребляли лириумом — так что «мутанты» никого не удивляли. К примеру, Безумца тоже можно считать таковым. Генетически цвет волос и цвет глаз взаимосвязаны (из темноты одного как правило следует темнота другого, и наоборот). А магистр в это «как правило» не вписывался даже в своём мире, до всех этих произошедших ныне метаморфоз. Ведь волосы его чёрные, словно уголь, — отцовские, зато глаза всегда были светлыми — как у матери-блондинки.

Было отчётливо видно, что девушка нервничает и волнуется, так же нервно осматривая прятавшегося под капюшоном мага. Однако, очевидно, она старалась перебороть волнение, потому что не могла себе позволить сбежать. Безумец понял, что простым разговором всё не закончится. Она здесь, чтобы о чём-то очень настойчиво попросить, а в случае отказа, будет пытаться переубедить до последнего.

— Привет, я Нерия, — пытаясь соответствовать правилам хорошего тона обычных ферелденцев, магичка прежде, чем перейти к сути, решила представиться и протянула собеседнику руку для рукопожатия. Но маг представляться сам не собирался, а на её протянутую руку даже не взглянул, чем очень озадачил девушку. Ведь эльфийка ещё плохо разбиралась в правилах общения вне Круга и не могла понять, это она что-то сделала не так или это мужчина был не в том настроении, чтобы соблюдать все эти правила. — Эм, это ведь ты тот маг, который приходил в эльфинаж в день трагедии?

— Если ты здесь, чтобы пообвинять меня, то ты опоздала. Допрос уже закончен, и меня оправдали, — излишне равнодушно произнёс мужчина, даже не скрывая свою незаинтересованность в разговоре с ней.

— Почему ты думаешь, что я пришла обвинять?

— Тебе напомнить, благодаря кому сегодняшнюю ночь я провёл в весьма недружественном окружении? — хмыкнул магистр, указав на цитадель за своей спиной, в тени которой сейчас они и стояли.

— Пожалуйста, прости их. За последние дни они столько пережили. Некоторые даже целые семьи потеряли. Вот и сорвались на тебе, — этим своим «они» Нерия неосознанно выдала, что сама поселилась в эльфинаже только недавно и пока не привыкла считать себя его частью.

Эти слова, которые у иных могли вызвать понимание, сочувствие или хотя бы жалость, у мужчины не вызвали абсолютно ничего. В принципе, он ведь даже и обиду на эльфов не держал, потому что причины, озвученные девушкой, для него были очевидны ещё вчера. И всё-таки магистр не стал прерывать разговор суровым отказом, а дал ей шанс себя заинтересовать. Она, конечно, раттус, но вместе с этим весьма смышлёная магичка.

Увидев, что собеседник больше не столь категоричен к их разговору, девушка обрадовалась и собиралась поскорее озвучить свою просьбу, еле скрывая волнения. Что-то было в этом с виду слабом маге опасное. Однозначно, он не столь прост, как кажется… Конечно же, он не прост! Он сделал невозможное, за секунды справился с разрывом, с которым все маги города несколько дней ничего не могли поделать!

— Я хочу попросить тебя о помощи.

— Ну конечно… — фыркнул Безумец. — Я что похож на того, кто решает чужие проблемы? — то, что опять к нему, магистру, бесполезные раттусы эльфинажа лезут с просьбами уже даже не забавляло, а раздражало.

Помогать разным оборванцам это уж точно не то, чем бы он хотел заняться в такое замечательное солнечное утро, когда он наконец-то вновь был предоставлен сам себе…

— Эм, не очень… Но пойми, мне просто не к кому обращаться. Ты первый с такими познаниями о венадалях, кого я встречала. Шианни говорила, что ты можешь его понимать, даже ей помог его «услышать».

Тема о венадале заставила мужчину даже почти почувствовать интерес к этому разговору. Однако особой радости это ему не прибавило. Разумеется, признание единственности и уникальности собственных знаний и способностей прекрасно тешит гордость и самолюбие. Однако Безумец уже давно ловит себя на мысли, что эта «единственность» очень сильно утомляет. Не в его возрасте, когда стремишься к покою и желанию спокойно дожить свой век, стоит радоваться, что что-либо важное в мире зависит от тебя и только от тебя.

— И что ты нового хочешь услышать от меня о дереве?

— Для начала мне нужна консультация. Ты ведь, наверное, уже знаешь, что во время пожара пострадал и наш венадаль, он очень сильно обгорел. Все в эльфинаже посчитали, что он погиб. Сегодня все собираются на площади, чтобы проститься с ним. Но ведь он не мог погибнуть, правда же?! Я постаралась сделать то же, что и ты, коснулась его и, кажется, почувствовала слабый магический всплеск! Огонь не мог уничтожить его, он же магический! Наверное, древние эльфы придумали, как бы он мог спасаться в случае пожара! — взбудоражено объясняла свои догадки Сурана.

— Насколько я знаю, венадаль имеет огромную корневую систему, и пока она цела, остаётся жив и он. Поэтому его крайне сложно уничтожить естественным стихийным бедствием.

От этих слов девушка с облегчением вздохнула и просияла радостной милой улыбкой.

— Значит, когда-нибудь он снова сможет зацвести и озелениться?

— Если жив — сможет. Но самостоятельно на таком жалком клочке земли, на котором вы его содержите, от травм он оправится ещё очень нескоро.

— «Самостоятельно»? То есть мы можем ему помочь восстановиться быстрее? Ты говорил Шианни, что заботиться о нём должны маги, значит, ты точно знаешь, как именно? Правда же?

— Способы есть, и я их знаю, да. Но говорить о возможности их применения я смогу только в том случае, если сам осмотрю дерево, — понимая, что сейчас их разговор идёт к самому интересному, к обсуждению награды, мужчина даже заинтересовался, как эльфка будет выкручиваться, чтобы получить его помощь.

— Значит, ты можешь прийти в эльфинаж и помочь? Я проведу тебя к дереву, ты сможешь его осмотреть. Пожалуйста, я очень тебя прошу. После такой трагедии венадаль должен был стать надеждой для всех них, помочь справиться с потерями. А теперь у них нет даже его — они все отчаялись.

Но в очередной раз слезливые слова о трагедии никак магистра не тронули.

— Знаешь ли, от прошлого моего посещения эльфинажа у меня остались не самые приятные воспоминания, думаешь, я захочу возвращаться в ваш гадюшник?

Сначала магичку удивила грубость его слов, но потом, обратив внимание на рану на губе мужчины, которая из-за мертвецкой белизны его лица была видна отчётливо, она сразу вспомнила о произошедшем конфликте из-за вспыльчивого Табриса.

— От лица эльфинажа мне бы хотелось извиниться за… это. Повторение подобного мы ни в коем случае не допустим. Просто Дарриан, как говорит Шианни, был слишком уж вспыльчивым. Поэтому прошу не сердись на него и прости. Он погиб в пожаре… вместе с семьёй.

— Приятно слышать.

Такой неожиданный совсем хладный ответ даже шокировал Нерию.

— Как ты можешь такое говорить?! Погибли же дети…

— И?

От очередного такого ответа и полного равнодушия в голосе, Сурана не знала, что и сказать. Таким циничным этого человека Шианни не описывала. Поэтому девушка удивилась тому, насколько поступок их собрата сильно задел мага, что вроде с виду мирный безобидный человек потерял умение сострадать хотя бы из уважения к мёртвым. Конечно же, такие его слова об ужасной трагедии — кощунство. Но девушка удержала в себе желание бороться за светлую память о погибших. Сейчас эльфинажу нужны знания и способности этого человека, и плевать что он там о них думает.

— Так ты… поможешь нам?

— Мой ответ сильно зависит от оплаты.

— О, конечно же, разумеется. Назови любую цену. Мы заплатим, найдём чем, обещаю.

— Монеты меня не интересуют.

Для Нерии это заявление стало новым потрясением. Да, Шианни предположила такой исход, и они даже подготовились, но эльфийка всё равно не верила до последнего. Ведь прекрасно известно, что люди любят деньги. Но что тогда любят люди, которые не любят деньги?..

В панике перебирая варианты, девушка старалась поскорее найти решение, пока магу их разговор не наскучил и он не ушёл. Ей пришлось даже вспоминать всё, что она знала о людях и о человеческих мужчинах, в первую очередь.

— Если ты отказываешься от серебряков, значит, ты заинтересован в более, эм, личной услуге? Если это так, то я… я… я могу её оказать. Я… я сделаю, что ты захочешь, т-только помоги нам…

Краснея до кончиков своих эльфинячих ушей, девушка говорила с каждым словом всё менее внятно, под конец даже перешла на пристыженное лепетание. Очевидно, даже мысли о том, что она предлагала (да ещё так грязно, да ещё с человеком, да ещё… с таким), заставляли её испытывать высшую степень стыда. И вместе с этим теперь она тряслась от ужаса, что правильно поняла намёк человека, и он вот-вот согласится, отвратительно улыбаясь от своей фантазий, в которых глупая эльфочка используется всеми возможными способами.

Но несмотря на ужас этих мыслей Нерия ни на секунду не колебалась, не проявила желания отказаться от всех своих слов и просто сбежать. Магичка действительно стойко решила пойти на всё, лишь бы помочь эльфам, приютившим её, никому ненужного мага Круга. Даже если придётся добровольно согласиться на такое бесстыдство…

Но вместо однозначного ответа, её собеседник рассмеялся. Очевидно, столь трусливые, невинные намёки мужчину позабавили, как и факт того, что это предложение от свободного эльфа.

Да что уж там! Так глупо не выглядели даже те семьи, которые раньше, когда маг был моложе, на всех приёмах и балах пытались вызвать у него интерес, пускай даже временный и на одну ночь, к своим дочерям, держа в голове «гениальную» идею о том, что ребёнок от одного из самых сильных магов современности даже на правах бастарда — это весьма себе выгодное приобретение. Особенно настырны были те, у кого поколениями не рождались сильные сомниари, из-за чего их семьи были опущены до самых низов имперской знати.

— Значит, ныне эльфки настолько свободно торгуют своим телом? Недурно, — усмехнулся мужчина.

— Ради эльфинажа я готова на всё! — несколько обиженно за то, что он смеётся над её безвыходным положением, топнула ножкой Сурана. — Да и я подумала, что ты намекаешь именно на это, ведь говорят, что вы, люди, считаете эльфиек красивыми…

— Не угадала, потому что, на твоё счастье, костлявые incaensor меня не интересуют, — с язвительной улыбкой, Безумец продолжал глумиться над раттусом. Заодно, в очередной раз забывшись, использовал слово из словаря тевене, которым в его время с крайним презрением называли рабов с магическими способностями.

«Костлявые?! На себя-то посмотри!», — оскорблённо надулась девушка, но вместе с эти маг всё равно оказался прав, ведь его отказ действительно её обрадовал.

И всё же проблема не решилась. Она до сих пор не знала, чем его подкупить, а он, словно издеваясь, так и не назвал цену. Нерия в панике перебирала все возможные предложения, какие бы могли заставить упёртого чудака передумать. Как раз за её спиной висел небольшой мешок, наполненный вещами и красивыми безделушками, которые, как они с Шианни думали, могли помочь завлечь человека. Но сейчас она не могла придумать ничего подходящего или хотя бы равноценного тому, сколько бы он получил в денежном эквиваленте. Судя по всему этого человека можно завлечь каким-то наследием их предков, да только откуда в эльфинаже взяться какому-нибудь «наследию», если они не долийцы? Особенно-то теперь, когда эльфинаж выгорел чуть ли не наполовину вместе со всеми вещами, которые были в домах.

Видимо, её размышления слишком уже затянулись, раз случилось то, чего она так боялась: магу надоело ждать. Посчитав, что ещё чего-нибудь забавного или интересного от эльфийки он не дождётся, Безумец без лишних слов просто решил уйти.

Наблюдала за удаляющимся от неё хромым магом девушка чуть ли не со слезами. Ведь она не сумела договориться с этим человеком, а значит, не выполнила обещание, не смогла помочь своему новому дому… Но в самый последний момент, когда казалось, что и последний шанс уже утерян, к Нерии всё-таки приходит идея. Понимала, что эта идея абсурдна, но за неимением лучшего, она за неё ухватилась и тут же кинулась следом. Впрочем, догонять долго не пришлось. Всё-таки хромого на две ноги человека догонит и перегонит даже любой ребёнок.

— Погоди! Не уходи! Я знаю, что тебя может заинтересовать, — оказавшись рядом с мужчиной и поймав на себе его недовольный взгляд, эльфийка всё равно решила стоять на своём и только тогда, когда убедилась, что он её вновь слушает, продолжила. — У меня есть саженец венадаля. Я могу тебе его отдать, и ты, если захочешь, можешь вырастить свой. Тебе же вроде нравится всё эльфийское.

Теперь девушка своими большими голубыми глазами уставилась на мужчину, с замиранием сердца ожидая его решения.

— Какой абсурд. Ты видишь за мной телегу, которая бы позволила с собой таскать целый саженец? — Безумец хоть и фыркнул, но то, что на этот раз не засмеялся и не равнодушно продолжил свой путь, отчётливо говорило о его заинтересованности.

— Нет-нет, ты меня не так понял. Он маленький, размером с цветочный черенок. Сейчас покажу, — Нерия сбросила с плеч сумку и начала в ней выискивать искомый росток. — Это был мой научный проект в Круге. Эльфийских растений осталось так мало, поэтому я хотела облегчить перевозку саженцев и ускорить их привыкание к новой земле. Так можно было бы намного быстрее увеличить количество редких растений.

Спустя какое-то время девушка всё-таки нашла аккуратно завёрнутый тканевый свёрток и бережно передала его магу. Когда же Безумец размотал ткань, то оказался приятно удивлён. Ведь в его руках лежал совсем небольшой саженец размером с пол-ладони, но при этом магия циркулировала внутри него в таком количестве, что казалось, будто перед ним уже как минимум молоденькое деревце венадаля.

— Я напитала его магией, чтобы ускорить его рост хотя бы до размера деревца, но при этом для удобства переноски заморозила его на стадии черенка. Как хорошо, что древние эльфы создали их такими дружелюбными по отношению к любой магии, обычные цветы бы уже давно сгорели. В общем, если ты захочешь его посадить, тебе нужно его разморозить, посадить в подходящую почву и где-то неделю поливать и подпитывать собственной энергией. И концу этого срока он вырастет сразу деревцем и в дальнейшем будет уже способен развиваться сам. Представляешь, всего за неделю! Я хотела однажды вернуться в Башню Круга, чтобы посадить его в память о погибших там, но буду рада, если он достанется тебе. Всё-таки у тебя лучше, чем у кого-либо, получилось найти общий язык с нашим древом.

— Не опускайся до уровня невежества сопорати! С венадалем нельзя «найти общий язык» в привычном нам понимании!

С принципами мужчины не очеловечивать древо девушка спорить не стала, а только пожала плечами. Вместе с тем она уже во второй раз слышит от него неизвестное ей слово, но спрашивать не решилась, посчитав это всего лишь научным сленгом его Круга.

Саженец венадаля оказался в её мешке случайно. Шианни попросила положить первое, что приходит на ум. Вот Нерия и бросила свёрток в сумку. Не думала тогда девушка, что этот саженец будет интересен кому-то кроме неё самой, тем более будет достаточной оплатой за помощь, о которой они просят. Ведь за такую помощь некоторые бесчестные люди могли и целый соверен запросить в оплату, а то и несколько. На фоне таких сумм саженец — просто мусор.

Но оказалось, что именно этот «мусор» и убедит странного мага помочь. Пусть он пока молчал, продолжал изучать её садоводческое творение, но, заглядывая в нездоровые белые глаза мужчины, эльфийка улыбалась. Очевидно, она смогла заинтересовать упрямого магистра и подкупить его внимание.

* * *

Чёрный город — видимо, в ближайшие несколько лет именно так будут называть местные эльфинаж. Поскольку слишком много областей гетто выгорело и покрылось чернотой от копоти, углей и сажи. Возможно, если эрл Денерима поможет беднейшим горожанам, то отстроиться получится быстрее. Впрочем, сегодня многие эльфы пока ещё и не думали о планах по выживанию в будущем, поскольку они были поглощены прошлым, скорбью. Бушевавшие здесь пожар и разрыв затронули каждого жителя эльфинажа: кто-то потерял родню, семью, друзей, кто-то — свой дом, а тем, кого беда всё-таки обошла стороной, всё равно не хватит сил на радость, ведь все они, весь эльфинаж, потеряли их главную святыню — венадаль. Пусть с самого начала своего создания эльфинаж не мог и десятилетия прожить без трагедии, но ныне эльфы не знали, как им пережить весь ужас, когда его не пережило даже Древо Народа.

Таким Безумец и увидел сейчас беднейший квартал города. От отвращения он даже не сдержался и передёрнул плечами. Ведь разруха творилась не только в недремлющем, а и в дремлющем мире. Сомниари было особенно некомфортно находиться в таком месте. После разрыва Тень здесь ощущается буквально… пустой. Ведь Якорь выкачал отсюда всю магию, чтобы залатать Завесу. Понадобится время, чтобы в этот опустевший повреждённый участок Тени вернулись магия и духи.

Но, впрочем, всё было к лучшему. Ведь если бы Якорь при закрытии не брал окружающую энергию ещё и на укрепление Завесы, то закрыть разрыв окончательно было бы невозможно: каждый раз он бы зарождался по новой, ведь то же обилие негативных эмоций довольно-таки быстро бы вновь истощило рукотворный барьер над эльфинажем.

Поэтому-то ещё сегодня ночью мужчина уверял себя, что, удачно завершив эксперимент, больше не появится в этом эльфинаже… да, впрочем, и в любом другом. Потому что нечего тевинтерскому магистру делать среди свободных раттусов. А то ведь в ином случае и другие эльфинажи могли повторить судьбу денеримского. Об этом ему поспешил напомнить шрам, в который теперь зарастала его разбитая губа.

Так что и сам маг задался вопросом, зачем он сейчас сюда вернулся. Ведь наивную эльфийку он мог и обмануть, забрать то, чем она его подкупила, и просто сбежать. Договорённостей никаких не было, обещания он не давал, ведь всё равно был убеждён, что слово своё он держать не умеет. Однако всё же маг сам себе признался в том, что дело здесь не только в просьбе белобрысой магички.

Не испытывая ни вины, ни сожаления, ни даже жалости из-за эльфийской трагедии, Безумец всё равно ловил себя на мысли, что венадаль ему было искренне жаль. Созданный для воли и огромных простор, он был посажен на этот жалкий клочок земли и всю свою жизнь был вынужден балансировать между сном и смертью. А теперь до него добрался и безжалостный огонь, окончательно превратив в печальное зрелище. Именно это печальное зрелище мужчине и пришлось увидеть, когда сопровождающая его эльфийка привела их на главную площадь эльфинажа, которая выгорела, поскольку этот район во время пожара спасти не смогли и отдали на откуп пламени.

Гнетущая атмосфера всего эльфинажа, усилившаяся витавшим в воздухе невыносимым запахом гари, в этом месте достигала своего пика. Собравшиеся сегодня на площади у дерева эльфы принесли с собой скорбь и печаль. А образовавшаяся от таких эмоций тишина как будто давила на уши и не давала никому ничего произнести. Даже молились эльфы молча. Каждый из них был погружён в свою скорбь, прощаясь со святыней и пытаясь отгородиться от мыслей об ужасном будущем, которое, без сомнений, их теперь ждёт, раз они не смогли сберечь древо.

Такое количество раттусов, плотно столпившихся в одном месте, вызвало у Безумца омерзение, но вместе с тем и небеспричинную тревогу. Однако ни один магистр поддаться слабости, страху и сбежать себе позволить, конечно же, не мог. Поэтому и этот маг, лишь опустив свой капюшон пониже, поплёлся за девушкой дальше.

Очевидно, сейчас не самое подходящее время, чтобы человеку, сплетни о хоть и бездоказательной, но возможной виновности которого уже давно разошлись, показываться здесь вновь. Об этом красноречиво говорили взгляды эльфов, которые мужчина даже не глядя чувствовал на себе, пока Нерия старалась провести его через толпу. Однако напасть в этот раз не посмел никто. Никто просто не находил сил для ненависти и злости. Все пребывали в глубоком отчаянии. Поэтому-то все их взгляды, направленные на постороннего, несли больше апатического безразличия, чем какого негодования или возражения. Только понимание, что человек стоит среди них и так близко к дереву, мешало с равнодушием к реальному миру вновь погрузиться в свою скорбь.

Когда оба новоприбывших, наконец, оказались у дерева, их заметила и хагрен, стоящая до этого в том же безмолвии.

— Значит, ты согласился? — просияв от радости, тут же подбежала к человеку Шианни.

Безумец даже усмехнулся от образа всезнающего умника, которым он теперь являлся в глазах этой девушки. Но отвечать мужчина не стал, а только подошёл к дереву и положил на его обугленную кору руку, чтобы окончательно понять, можно ли тут ещё что-либо спасать-то.

Впрочем, такое молчание ничуть не задело хагрена, да и ответ сейчас был в общем-то не нужен. Ведь если маг здесь, то, значит, логично, он согласился. Поэтому Шианни лишь поравнялась с подругой и вместе с ней волнительно начала ждать вердикта учёного. Заодно она стала следить за настроением подопечных, чтобы не подпустить никого к магу и не повторить прошлой ошибки.

— Сколько он запросил за помощь? — шёпотом спросила Шианни.

— Нисколько. Ты была права — он отказался от монет и драгоценностей.

— Тогда как ты его уговорила?

— Не поверишь — ростком венадаля, который я заморозила.

— Зачем он ему? — от удивления девушка даже не сдержала в себе вопрос, хотя не хотела его задавать, потому что понимала, что ответа они всё равно не узнают.

Готовясь к разговору с магом, они постарались собрать с эльфинажа всё самое ценное, чем бы можно было его завлечь. Поэтому эльфийка совсем не могла понять, почему из всего этого разнообразия он выбрал какой-то там саженец. Ведь для остального мира он почти ничего и не стоил, его нельзя, в отличие от какого-нибудь драгоценного кольца, сдать скупщику, чтобы получить те самые монеты в уплату помощи.

— Не знаю. Ты ведь сама говорила, что он чудной, — пожала плечами Сурана.

К тому времени Безумец закончил своё молчаливое изучение и, обернувшись, глянул на эльфиек. Поняв намёк, они тут же поспешили к нему поближе и подальше от остальных любопытных ушей. Заодно они порадовались, что пока худшего ожидать не приходится, ведь мужчина внешне оставался всё так же спокойным и задумчивым, а значит, мысленно дерево он ещё пока не похоронил.

— На что готовы эльфы, чтобы залечить венадаль? — спросил магистр.

— На всё, — с уверенностью заявила хагрен.

Безумец усмехнулся, ведь очевидно эльфийка не понимала, каким безграничным порой может быть это «всё». Однако на этот раз эльфам бояться было нечего, злоупотреблять своими возможностями маг не собирался.

— Тогда прикажи найти чистые ткани и несколько обеззараженных огнём ножей. И пусть твои эльфы, кто искренне желает спасти венадаль, подойдут ближе.

— Мы все желаем его спасти! — Шианни возмутили слова мужчины о том, что он допускает даже мысли, будто бы не все из здесь присутствующих хотят спасти их святыню.

— И ты прекрасно знаешь, что это не так. Среди вас есть те, кто считает венадаль лишь пережитком прошлого и с удовольствием пустит его на дрова. И если сейчас среди толпы они смогли затеряться, то магию не обмануть. Венадаль почувствует их негатив, и это усложнит мне работу.

На этом их размолвка и была закончена. Шианни, пристыжено опустив голову, признала, что человек всё-таки прав. Не бывает так, что бы абсолютно все были до невинности бескорыстны в своих мыслях. Поэтому хагрен поспешила выполнить наказ мага, пока не задумываясь о применении названных вещей.

Зато об этом задумалась Нерия, и её посетили сомнения.

— Ты уверен, что это необходимо? Ты же говорил, что есть несколько способов…

— Я предупреждал, что выбор остаётся за мной. И я выбрал самый, для меня, оптимальный! — мужчина даже уже не скрывал своей раздражённости из-за того, что ему приходится перед ней отчитываться.

— Я… просто не могу полностью доверять тебе, не хочу, чтобы ты навредил нам, — постаралась девушка объяснить свою дотошность, чтобы не разозлить его ещё больше и не вынудить уйти.

— Для мага, ты слишком много думаешь о том, что уже сделала. Бессмысленно. Только демонов желаний приманишь.

— А что я должна смириться, что не владею ситуацией, что не могу быть до конца уверена в искренности твоих поступков?

— Ты уже решила мне довериться, уже привела сюда. Так что тебе остаётся или порадоваться правильности твоего выбора, если я окажусь тем, кому можно верить, или без каких-либо поблажек взять всю ответственность за последствия в случае, если я тебя обману. Иного исхода быть не может, а значит, все твои потуги думать — бесполезная трата времени, — ведение монологов, очевидно, положительно сказывалось на настроении старого мага, ведь его тон довольно-таки быстро утратил все нотки раздражённости, приобретя лишь поучительную строгость.

— И в каком же Круге магам вбивают такой образ мышления? Я думала, везде говорят, что мы должны десяток раз подумать, прежде чем что-то сделать, а потом ещё десяток раз обдумать свой поступок, чтобы в следующий раз вообще ничего не делать и покорно помалкивать, — вспомнив свою жизнь в Круге, усмехнулась Нерия и отметила, что этот странный человек ей начинает нравиться… нравиться своей абсолютно независимой манерой поведения. Ведь он не прячет с позором глаза, когда окружающие поднимают тему его магического происхождения, не бежит от разговоров о магии даже в присутствии чужих. Видно, что он гордится своим даром, возвышается над обычными людьми, а не старается им подражать.

Поэтому этим магом ей хотелось восхищаться так же, как она восхищалась Защитником, который, как считали маги ферелденского Круга, и спас их от диктатуры Церкви и сделает всё возможное, что не вернуть их туда обратно.

— Иного о Круге, который был создан сопорати, смыслящих в магической науке не больше, чем свинопас — в грамоте, я услышать и не ожидал, — буркнул Безумец и вновь посмотрел на венадаль, чтобы отвлечься от мыслей о бредовости нынешнего мира и не испортить себе настроение.

Этими словами мужчина дал повод эльфийке усомниться в его принадлежности к магам Круга. Навряд ли во всём Тедасе, помимо Тевинтера, найдётся такой Круг, где бы могли воспитывать столь самостоятельных магов.

Приготовления к ритуалу не были долгими. Подхватив веру их хагрена во что-то хорошее, многие эльфы старались выполнить наказ человека особенно стремительно. Вскоре и несколько ножей нашлись, и чистые ткани, а парочка предусмотрительных раттусов принесла и ведра с водой на случай, если понадобится что-либо отмыть. Постепенно, узнав о третьем наказе мага, к дереву подходили самые смелые и искренние в своих намерениях местные жители. Теперь площадь не хранила тишину, ведь, узнав, зачем тут этот человек, все эльфы перешёптывались. Каждый высказал своё мнение, можно ли вообще верить чужаку, кто-то принёс с собой слухи о том, что именно он спас их от разрыва и его надо отблагодарить, кто-то говорил, что это он во всём повинен и его надлежит казнить, кто-то отмахивался, мол, это просто хромой беззащитный чудак, но все они, весь эльфинаж, единогласно смотрели на магистра и ждали от него самого настоящего чуда.

Сам же виновник нынешней оживлённости площади опять показывал поразительное спокойствие и равнодушие к сплетням. Он посматривал на дерево, порой касался почерневшей коры, обдумывал свои действия в предстоящем ритуале, но абсолютно не замечал окружающих. Ни разу не обернулся, даже не посмотрел, будто вся толпа не достойна его внимания… Впрочем, именно так он думал.

Когда же все подготовления были выполнены, магистр, закатав рукав своей мантии, без каких-то сомнений собственным кинжалом сделал порез на запястье и приказал остальным добровольцам сделать тоже самое, только порезав ладонь.

— Это… магия крови? — ахнула Шианни, смотря на кровавые подтёки на руке мужчины. На этот раз его приказ она не спешила выполнить, а за ней не осмелились и остальные.

— Нет. Эльфийская кровь сохранила в себя отголоски магии древних элвен — создателей венадаля. Поэтому мне всего лишь нужно, чтобы ваша кровь оказалась на его коре. Почувствовав вас и ваши эмоции, он будет убеждён, что в безопасности, и начнёт восстанавливаться. Большего от вас и не требуется, — объяснение Безумца вышло всё таким же непоколебимо спокойным, беспристрастным, что даже невозможно было определить, где он врёт, а где — говорит правду.

Поэтому-то эльфы ему поверили.

— А зачем тогда ты порезал руку? Ты же не эльф, — в тот момент Нерия вновь не удержала своё любопытство.

— Ты задаёшь слишком много вопросов! — на этот раз магистр не выдержал и рыкнул на эльфийку.

— Извини… — пристыжено пролепетала тогда Нерия, посчитав, что сейчас действительно не время для её расспросов, и не надо его отвлекать.

Первой сделала надрез на ладони именно она и, как было велено, положила руку на ствол дерева. В этот раз Сурана не стала тратить время на сомнения и размышления.Ведь маг был прав: она уже сама давно решила, что он единственный в городе маг, который сможет хоть что-то сделать, и она уже его пригласила. А значит, слишком поздно ставить под сомнения его решения и передумывать. Вслед за девушкой тоже самое сделала и Шианни, а потом уже необходимые действия выполнили эльфы-добровольцы.

Теперь вновь все шёпоты утихли, площадь погрузилась в тишину. Но не в такую гнетущую как раньше, а скорее, в тишину неизвестности. Сцепившись руками друг с другом, толпа эльфов, уставших, отчаявшихся, переживших катастрофу, но потерявших слишком многих, стояла и смотрела на дерево, на их святыню. Многие хотели задаться вопросом, сколько именно придётся ждать, кто-то хотел в очередной раз высказать своё неодобрение из-за участия чужака, но желание говорить постоянно обрывалось молчанием. Отрываясь от молитв к Создателю, они поднимали взгляд, смотрели туда, где около массивного ствола и корней венадаля стояли добровольцы, самые искренние из них. Там же стоял и чужой, в своём чёрном плаще он буквально сливался с обугленным стволом дерева. Это делало его и без того неоднозначный образ всё более загадочным. Как дерево возвышается ветвями над всем эльфинажем, так и он — над эльфами.

Но никто не заимел смелости его тронуть, отвлечь, прервать ритуал. Впрочем, реши какой-нибудь остроухий задать вопрос, и он всё равно не будет услышан. Ведь маг был за гранью реальности. Приложив собственный порез к стволу дерева, мужчина стоял неживой статуей. Глаза были закрыты, а сам он молчал, не озвучивал в слух свои действия, как это делают молодые маги. Опять для тех, кто привык полагаться на собственные глаза, все старания магистра прошли мимо. Только маг его уровня мог бы увидеть, как его собственная кровь пронизывала магические потоки спящего дерева, будила его, призывала к движению, к восстановлению, а кровь эльфов, по велению малефикара, красной дымкой сплеталась с этими потоками, давала им необходимую энергию. Ведь пока Тень в этом месте пуста, кровь — это единственный источник, из которого бы можно было почерпнуть магические силы.

Первое доказательство, что, чтобы-то маг ни делал, делает он всё правильно, эльфы увидели, когда спасённые от огня корни венадаля стали приобретать привычный здоровый цвет. Эта новость волной шёпота прошлась по площади. Эльфы начали собираться кучнее, подходить ближе, чтобы хоть одним глазком лично убедиться, что их дерево на самом деле живо.

Второе доказательство свидетели уже ждали с большим терпением. Их молитвы обернулись едва слышным напеванием какого-то единого мотива, песни, которая их объединяла, поскольку знал её только эльфинаж и не знал остальной людской город. И постепенно эльфы начали замечать, как небольшие кусочки пострадавшей коры просто отпадали, а за ними уже показалась свежая, пока ещё не совсем загрубевшая, но абсолютно не повреждённая кора. Пройдёт ещё какое-то время, может, несколько месяцев, когда венадаль окончательно сбросит с себя наследие пожара, но все готовы были ждать. Ведь было видно, что сам ствол дерева изнутри излечен, ожил, начал функционировать и гонять магические потоки по всему организму растения. И это стало третьим доказательством — вскоре на ветках, сквозь трещины черноты протиснулись свежие почки. Через пару недель его крона вновь озеленится.

Магическая природа венадаля даровала ему не только некое подобие разума, благодаря чему во время пожара он весьма себе осознанно сохранил всю жизненно важную энергию в корнях и впал в спячку, чтобы переждать напасть, но и позволила ему при умелой поддержке извне начать довольно-таки быстрое восстановление. Никакая магия не позволила бы сделать это, будь он самым обычным деревом. Но обо всех этих нюансах и о роли хорошей работы селекционеров древности местные не знали, поэтому сочли это якобы возрождение венадаля чудом, чуть ли не божественной милостью. Хотя и «чуть ли»? Ведь довольно-таки быстро, когда радость с головой захлестнула всю толпу на погоревшей площади, все забыли, что во всём этом был замешан маг и его магия. Его участие было сведено до минимума, дошло даже до того, что они обесценили старания своего сородича, забыли, что именно беглая магичка притащила сюда помощь. Все были уверены, что лично Создатель приложил свою руку.

Безумец, впрочем, не стал им мешать лелеять мысли о вмешательстве свыше. Во-первых, ему как бывшему ученику старого Жреца Тишины лучше других известно, что религиозная полемика — это бессмысленное, вечное и при этом очень опасное дело, когда ты на стороне меньшинства, поэтому всегда было проще просто промолчать. А во-вторых, он сюда явился уж точно не для того, чтобы набиваться в герои в глазах раттусов. Магистр давно уже провёл параллель между собой и этим деревом, поскольку он в нынешнем мире столь же нелепое зрелище, как и венадаль — среди помоев южного города варваров. А потому в сентиментальном порыве решил облегчить существование «сородичу». И теперь, в очередной раз окинув ожившего гиганта взглядом, погордился своей работой. А ещё погордился, что в отличие от тех тевинтерцев, позорных наследников своих великих предков, которые наследили здесь на десять лет вперёд, он сделал всё аккуратно: не пострадал ни один наивный раттус, даже сознание не потерял от малокровия.

И пользуясь тем, что о нём забыли и он стал тенью на этой площади, мужчина пожелал этим с удовольствием воспользоваться и незаметно уйти, как только приведёт в порядок руку.

— Залечи, — с этим приказом Безумец подошёл к эльфийке-магичке и протянул ей окровавленную руку.

Изначально Нерия поддалась нынешнему настроению площади. Как и многие остальные эльфы подбежала к дереву, обняла его, не побоявшись запачкаться сажей. Она смеялась и плакала вместе со всеми. И если бы не то пугающее презрение, которым от человека буквально разило, когда он смотрел на толпу раттусов, магистр бы точно не избежал участи того, что как минимум одна эльфийка повиснет на его шее, стараясь передать свою благодарность через объятия. А так своим равнодушием он только испортил этой самой эльфийке настроение. Ведь Нерии, наткнувшись на недовольный из-за шума толпы взгляд мужчины, который, очевидно, не разделял радости эльфов, пришлось тут же успокоиться и сменить улыбку на почти ту же официальную серьёзность, чтобы ещё больше не действовать ему на нервы.

Поэтому девушка стала молчаливо выполнять даже не просьбу, а самый настоящий приказ. Отмыла его холодную белую руку от кровавых подтёков, притянула к себе поближе, аккуратно обхватила и уже готова была призвать заклинание из школы созидания, но как вдруг у неё появилась причина лишиться последнего желания улыбаться. Ведь только теперь, сумев разглядеть руку мужчины вблизи, она увидела, насколько сильно его запястье было изрезано. Теперь девушка больше не сомневалась, что он точно не маг Круга. Ведь за такое количество надрезов на руках рыцарь-командор его бы усмирил или убил, даже не поднимая этот вопрос на обсуждение с Первым чародеем.

— Так, значит, это всё-таки была магия крови… — теперь девушка поняла, что он обманул её… всех их. Кровь была нужна не дереву, а ему.

И теперь руки белобрысой эльфочки задрожали. С одной стороны, в ней боролась попытка оправдаться, ведь всё-таки мужчина выполнил уговор, излечил венадаль, но, с другой, она не могла простить себя, что сама привела в их дом самого настоящего малефикара с, очевидно, годами практики в этой грязной магии. Ведь он подпитывался ими настолько незаметно, что даже она, маг, не почувствовала, как её покидают собственные жизненные силы.

— Это имеет значение?

Услышав вопрос, девушка подняла голову и наткнулась на, конечно же, всё то же спокойствие. Как же Нерии захотелось в тот момент сорваться, припомнить все его проявления нахальства, цинизма и лицемерия за сегодняшнюю их встречу, накричать. Да только… виноват ли он? Он что ли напрашивался помогать? Нет, это она его убедила, она настырно боролась за его согласие. Он что ли нарушил какие-то правила? Нет, ведь это же они, окрылённые мыслями спасения венадаля, сказали, что готовы на всё, ни в чём его не ограничивали. Кто же знал, что это их «на всё» он воспринял так буквально.

— Нет… — смиренно вздохнула Сурана и вновь мысленно согласилась с прошлыми наставлениями малефикара. Она уже его пригласила, она уже его не ограничила, а значит, не его сейчас винить, да и не себя — тоже. Потому что кого-либо винить уже поздно. Нужно было просто взять ответственность и пообещать себе впредь не быть такой наивной.

Немного успокоившись, Нерия вновь обхватила руку мужчины и продолжила лечение.

— Мог и сам себя своей магией крови вылечить, — несколько обиженно буркнула девушка, но дело своё не бросила.

— Мог. Но использование магии крови в качестве аналога других школ не самое правильное решение… хотя бы из уважения к этому искусству…

— То же мне «искусство», — буркнула она.

— Настоящее искусство, которое не терпит неуважения к себе. Как и не терпит тупиц, которые пренебрегают всеми магическими науками, считая, что один единственный порез руки решит все их проблемы.

— «Тупиц»?! Да как ты… Да что ты… Они… Они идут на это не от хорошей жизни! Многие, кто коснулся магии крови, были в отчаянии! Ты, отступник, не знаешь, какого это!

— Ты говоришь об отчаянии человеку, чьи ноги лекари собирали из раздробленных костей, кто потратил месяцы на восстановление, чтобы вновь начать хотя бы ходить и кто всю оставшуюся жизнь и шага сделать не сможет, не почувствовав боли?

Только теперь Нерия поняла, в какую неправильную сторону зашёл их разговор. Ведь она совсем его не знает, не знает его жизнь, чтобы кричать о том, о чём он имеет право говорить, а о чём нет. Наблюдая за тем, как этот мужчина ходит, наверное, любой поддастся эгоизму, чувству превосходства и засмеётся. Она тоже не могла сдержать смеха, когда впервые увидела его. Но только теперь девушка начала понимать, что от лёгких травм так люди не хромают. Он пережил что-то действительно страшное, но не отчаялся, не прибегнул к магии крови и не поддался демонам, а встал, чтобы вновь научиться ходить.

— Прости, пожалуйста, — вновь пролепетала девушка извинение. — Да ты прав. Магия крови никогда не была правильным способом для быстрого решения всех проблем. Десять лет назад из-за неё я лишилась лучшего друга, а потом чуть сама не погибла. Не хотелось мне, чтобы они тоже подходили под твоё «тупицы». Но если подумать… они такими и были. И если Йован только мне жизнь усложнил: после его выходки наш рыцарь-командор Грегор и дня не мог пропустить, чтобы не приставить ко мне храмовника для надзора, то, что сотворил Ульдред… до сих пор страшно вспоминать, — возвращение к событиям десятилетней давности и поныне вызывало у эльфийки дрожь.

На этом порез на руке был залечен, и теперь мужчина одобряющим кивком оценил способности девушки в созидательной магии и начал возвращать длинный рукав мантии назад, чтобы помимо этой эльфийки никто больше не увидел его шрамов.

— С нами, с теми, чью кровь ты использовал, вскоре произойдёт что-то… плохое? Случатся осложнения? Я слышала, что жертвы малефикаров… умирают в любом случае, — сначала воспоминания о прошлом, теперь и эти страшилки, услышанные ею в Круге. Это не могло не сказаться на состоянии эльфийки. Прижимая перебинтованную руку к груди, она буквально побледнела в тон своих белых волос. — Ответь честно, хотя бы сейчас.

— Очередное заблуждение, — фыркнул Безумец. — Никаких осложнений быть не может. Временная слабость и головокружение — это единственные последствия от ритуала. Я бы не мог себе позволить использовать магию крови грязно, иначе бы я был не лучше тех, кого назвал «тупицами».

— Ясно. Маг с принципами, — девушка решила поверить в честность хотя бы этих слов, поэтому она даже улыбнулась, радуясь, что до сих пор не нашлось причины сказать, что она зря просила помощи у этого человека.

Безумец в ответ хоть и хмыкнул, но эта магичка и её вопросы уже перестали его раздражать. Наоборот… ему даже начала нравится эта девчонка. Ведь она думает, задаёт вопросы, стремится к пониманию, к знаниям, а это редкость для такого города, а уж тем более для эльфинажа.

Даже несмотря на взаимную расовую неприязнь, однозначно, им есть, о чём поговорить. И разговор бы этот вышел долгим. Увы, магистр задерживаться больше не собирался.

— У тебя такое необычное восприятие магии и всего мира… Знаешь, где бы ты ни жил, я тебе даже завидую…

Такие слова дали прекрасный шанс поиздеваться над наивной магичкой, сказать, что там, откуда он родом, ей, свободной эльфийке, очень не понравится. Однако нахлынувшая тоска по этому потерянному навсегда «там» и самому мужчине не дала сил для шуток.

— Не поверишь, я бы и сам всё отдал, лишь бы туда вернуться… — вздохнул Безумец и решил завершить их разговор.

Если общение с этим эльфом было уже сносно, то остальное окружение он всё так же не терпел. Поэтому, взглянув на величественное вновь живое древо и напоследок ещё раз погордившись проделанной работой, магистр направился на выход из эльфинажа. Его тут ничего не держало: ни дела, ни совесть. Да и город не держал.

Поэтому Безумец уже сегодня засобирался покинуть Денерим, но перед эти дал ещё себе пару часов на отдых. А куда торопиться? Инквизиция, если и получила новость о закрытии разрыва, отреагировать никак не успеет. А местные правители ещё не скоро поймут, насколько важного беглеца они упустили. Так что на ещё какие-то неожиданные встречи в эти последние часы в городе маг ну никак не рассчитывал…

[1] — Из внутриигрового кодекса «Воспоминания в камне и крови»

Глава 15. Деловая беседа

Мальчик нёсся по коридору, расставив руки в сторону, видимо, чтобы подражать птицам, чьему свободному полёту завидовал. Птицы же свободны в передвижении — могут в любой момент взмыть в небо и улететь в любую сторону света… ну, по крайней мере, так он думал и поэтому завидовал. Такой ещё детской, невинной завистью. Для его совсем юного возраста этот коридор, как клетка для дикой птицы (причём про клетку подмечено весьма точно: здесь на окнах были решётки), но с самого детства мальчик был вынужден довольствоваться только им.

Аналогия про клетку и птицу всплывает вновь, если сказать, что небольшое крыло усадьбы — это всё, что мальчик видел в своей жизни. Немногочисленные здешние комнаты он выучил наизусть: знал каждый угол, в котором можно было соорудить из ближайшей мебели своё маленькое укрытие, знал, на какой карниз некрепко крепятся шторы, чтобы их в очередной раз сорвать, обмотаться ими и, взяв метлу, перед зеркалом изображать из себя всемогущего архонта Дариния — героя его любимых книжек. Часто за этими самыми шторами ребёнок прятался, чтобы заворожённо посмотреть на мир, от которого его отделяют решётки. И пусть ему запрещали даже близко подходить к окнам (по какой-то причине хозяин не хотел, чтобы ребёнка увидели посторонние с улицы), но мальчик никогда не мог сдержаться, особенно, когда слышал детские голоса. Это были эльфинята, дети рабов хозяина, которые в редкие минуты отдыха позволяли себе порезвиться и поиграть. Разумеется, жизнь раба — это не то, к чему следует стремиться, а уж для свободного человека становление рабом — несмываемое клеймо позора. Но мальчик всё равно позволял себе мечтать оказаться среди остроухих: они хотя бы все вместе, а он тут совсем один.

Всё детство в его окружение входило только двое: эльфийка, которую он всегда называл няней (как-то иначе было строго-настрого запрещено), и старый, весьма умный и начитанный эльф-библиотекарь; именно он заботился о них и единственный мог покидать крыло. Всех же остальных: снующих в вечных трудах раттусов и семью господина, порой прогуливающуюся по саду, — он видел только через окно.

В порывах своего невинного любопытства мальчик, разумеется, не раз и не два задавал опекунам вопрос, почему он вынужден сидеть взаперти. Да только взрослые не знали и сами. Старик часто думал, откуда взялся этот ребёнок и зачем его так тщательно прячут, если хозяин в те редкие разы, когда появлялся в крыле, обращался с ним не лучше, чем с любым бесправным слугой, однако привычки спрашивать у него не было, и он, как и все его сородичи, беспрекословно выполнял приказ. Так же точно приказу следовала эльфийка. И старик никогда не дождётся ответа, почему именно она стала воспитательницей для маленького подопечного. Магистр заставил молчать.

В связи с отсутствием разнообразия в досуге в тесных четырёх стенах книги очень быстро стали для мальчика способом коротать дни в одиночестве. Библиотекарь обучил непостижимому, для рабов, умению читать сначала няню, благодаря чему маленькому подопечному читали с самого раннего детства, можно сказать, с младенчества. Когда же ребёнок подрос, обучил старик и его.

С взрослением мальчика пришёл и первый приказ от хозяина: приступить к настоящему обучению. Эльф, почёсывая седую голову, не понимал, зачем ребёнка-раба душить науками, которые изучают только господские дети, но опять-таки спрашивать он был не приучен. Старик заменить настоящих учителей не мог, и мальчик будет отставать от своих высокородных сверстников, но он уже знает больше, чем большинство рабов магистра.

Приходила к библиотекарю мысль, что растёт продолжатель его дела: эльф уже стар, немощен, а бесконечно преданный смотритель за личной библиотекой хозяину всегда нужен. Да только быстро он отказался от подобного варианта, поскольку ныне состояние библиотеки господина волнует в последнюю очередь. Уже несколько лет с тех пор, как выяснилось, что и второй его сын имеет позорно маленький магический талант, магистр занят раздумьями, как семье не потерять всё своё влияние и место в Магистериуме, и с головой ушёл в свои страшные, как говорят слухи, эксперименты.

Сегодняшнее многочасовое изнурительное (для непоседливого ребёнка-то особенно) обучение подошло к концу. Мальчик хоть и был весьма прилежным учеником (за неимением другого досуга), но и ему свойственно по-детски проказничать, а ещё чем больше были его успехи, тем чётче в ребёнке просыпалось чрезмерное самомнение. Понимание того, что он уже знает больше, чем одногодки-рабы, побуждало его с меньшим азартом относиться к учёбе. Поэтому сейчас учитель и был вынужден лицезреть на последнем листе пергамента не записи с конца лекции, а собственный портрет с заячьими, а не эльфийскими ушами.

Радуясь этой маленькой шалости и вспоминая свои сегодняшние успехи, за которые его даже похвалили, мальчик нёсся в свою комнату, чтобы о всём рассказать и порадовать любимую нянюшку.

Однажды старый эльф непроизвольно обмолвился, что помнил её самой настоящей красавицей, с чьей красотой мог соперничать только, пожалуй, её очень сильный врождённый магический дар. Была бы она человеком, её бы назвали одарённой, а так её считали дефектной: рабам ни к чему иметь магический дар, который, как утверждал Синод, является прямым благословением Древних Богов. Но мальчику было сложно поверить словам старика, поскольку никогда он не видел няню такой. В его глазах она всегда была слабой, болезненной эльфийкой: её хилое тельце словно иссушено и лишено всех жизненных сил какой-то страшной хворью, а естественная природа её магических способностей обезображена до такой степени, что любое использование даже самых мирных заклинаний (из школы созидания, к примеру) могло закончиться катастрофой. Однажды, когда мальчик даже в четырёх стенах умудрился разбить себе коленку, девушка поспешила помочь своему подопечному, залечить содранную кожу, но простенькое заклинание лечения обернулось огненным взрывом, и они оба получили сильные ожоги. С каждым годом состояние его няни только больше ухудшалось: ныне она оказалась полностью прикована к кровати, не имея сил подняться. Теперь подросший подопечный вместе со стариком был вынужден заботиться о ней. Впрочем, он был искренним в своей заботе, во всём помогал. Разговаривал с ней, читал книги, не забывал рассказать всё интересное и удивительное, что услышал на уроке, а иногда позволял себе мечтать, что когда-нибудь они вместе обязательно погуляют в саду, вид на который ему открывался из окна. Эльфийка не смела ограничивать его в мечтах, лишь нежно улыбалась и трепала брюнетистого мальчонку по волосам, гордясь его успехами. Возможно, она сама бы постаралась помечтать о том, что бы ребёнка ждало лучшее будущее, да только что рабыня знает о мечтах?

Вся чудесность сегодняшнего дня рухнула, когда ребёнок забежал в комнату и уже на пороге наткнулся на чужой силуэт. Улыбка слетела с губ, а он нерешительно замер, испугавшись. Образ господина страшен. Гордый высокий силуэт сливался вместе с ровной аристократичной осанкой в каменный непоколебимый монолит. Его высокомерный властный взгляд никогда не опустится посмотреть на недостойных, а уж если опустится, то «жертве» придётся столкнуться с чёрными, будто дьявольскими, глазами. В его глазах хладная Бездна — редко какой противник захочет ворошить её. Об извращённости магистров энтропии в Империи ходят легенды.

Даже опустив глаза в пол, мальчик всё равно почувствовал тяжёлый взгляд господина на себе. В такой момент как никогда сильно чувствуешь себя вещью, чужой собственностью. Да что уж там! Один его взмах руки — и от тебя останется только пепел. Мальчик самолично видел это из окна. Однажды хозяин избавился от эльфа-садовника, который в тот день слишком громко стриг кусты и мешал господскому отдыху. Разумеется, такой Силе хочется подражать и к ней стремиться самому. Но очень быстро забываешь о восхищении, когда понимаешь, что раз — и прямо сейчас ты можешь исчезнуть, как тот эльф, будто тебя никогда и не существовало.

Только чуть позже мальчик с ужасом осознал, что у ног хозяина лежала дорогая ему эльфийка.

Появление постороннего не разгневало магистра. Окинув мальца взглядом лишь на крайнем пороге заинтересованности, он, однако, лениво подал команду двум своим телохранителям, стоящим неподалёку. Не успел ребёнок и сообразить, как к нему подошли солдаты, и первый крепко схватил мальчика за плечо, из-за чего металлические пластины от лат до крови вонзились в его кожу, а второй — за волосы, чтобы он смотрел туда, куда было нужно хозяину, и не смел отвести взгляд.

Следующие несколько минут стали для ребёнка самыми худшими за его недолгую жизнь. С ужасом со слезами на глазах мальчик был вынужден смотреть, как мучают его няню, как безжалостно её избивают. Эльфочка была воспитана рабыней — не смела сопротивляться, и была слишком слаба из-за болезни — не могла молить хозяина о милости, и она лишь лежала на полу, скуля от боли и от новых ударов. Третий солдат, получив приказ, совсем не жалел сил на свои удары. Разочаровывать господина, жалея какую-то и без того уже полуживую вещь, он не собирался.

Маг не следил за тем, что там делает его телохранитель, он спокойно отошёл к ближайшему окну и, сложив руки за спиной, посматривал на собственный сад, который его интересовал, очевидно, больше, чем две очередные его вещи в руках солдат. Однако нынешнее нанесение вреда одной из рабынь было чем-то показательным, потому что иногда мужчина всё-таки оборачивался и, хмуря брови, смотрел на ребёнка. Пусть он пока ещё маленький, о магической инициации и разговора быть не может, но ведь должна же сейчас из-за такого эмоционального кошмара, который он переживал, над ним колыхнуться Тень. Благодаря чему у магистра был небольшой, но всё-таки шанс приблизительно определить будущий магический потенциал ребёнка, и есть ли он вообще у него. Но… ничего не было. Мальчик не выполнял известные только одному магистру требования, из-за чего каждый раз сомниари вновь разозлено оборачивался к окну, ловя себя на мысли, что он зря тратит время.

Смысл физического истязания подошёл к концу, когда, потеряв голову от боли, эльфийка никак не реагировала на дальнейшие побои: её стон и плач были почти безмолвны, а сама она уже почти потеряла сознание, а то — и жизнь. Но хозяину этого мало. Он загорелся идеей получить желаемое от мальчика именно сегодня, и поэтому будет пытаться даже до последнего издыхания рабыни. С этой целью он приказал солдату отойти в сторону, а сам покрепче обхватил свой посох. Посредник был не нужен: маг знал способы и похуже физических увечий.

Когда на всю комнату раздался визг эльфийки, которую захватил приступ страшнейшей магической агонии, закричал и мальчик не в силах больше смотреть на мучения няни, начал, игнорируя собственную боль, рваться на помощь. Разумеется, у него ничего не получилось. Что ребёнок может противопоставить двум взрослым людям? Ничего. Его только опустили на колени, чтобы ему было тяжелее сопротивляться, и покрепче ухватили за волосы, чтобы он продолжал смотреть.

Воспитывался бы мальчик рабом, и он бы слово не посмел сказать, когда его поставили в такое унизительное положение, и подумать плохо о господине не посмел бы. Но нет, в нём всё-таки преобладало мышление свободного человека, и поэтому на пороге отчаяния к нему пришла небывалая раньше мысль непокорности: пойти наперекор самому магистру. Нужно было спасти няню, остановить магистра любой ценой!

Когда мальчик глянул на спину хозяина, он впервые не испытал страх. Он почувствовал злость из-за того, что этот человек запер его здесь, лишил возможности видеть мир, а теперь истязает ту, кто был с ним все эти годы.

Мальчик дёрнулся, когда внутри вскипела сила. Не дали. Остановили. Но это только сильнее его обозлило. Мальчик дёрнулся вновь, когда его охватили неизвестные, новые ощущения, страшные и одновременно прекрасные из-за практически необъятных возможностей. Не дали. Остановили вновь. Но это было бессмысленно, поскольку мальчик нёс уже не физическую опасность. Тогда он ещё не знал, но он почувствовал Тень. И именно через неё ребёнок неожиданно по-новому увидел мир. И в этом новом восприятии даже магистр не выглядел уже недосягаемым дядькой, а вполне себе реальной целью. Мальчик чувствовал, что хочет его остановить и, что важнее, может это сделать!

И мальчонка поддался.

В дальнейшем произошло то, что повергло всех в шок. Неожиданный, казалось бы, взявшийся из ниоткуда магический всплеск, пугающий своей силой и своей нестабильностью, прямиком из Тени, пробивая Завесу и все защиты мага, ударил по магистру, оглушил того, заставил схватиться за голову, и он бы даже упал, если бы на помощь не пришёл третий телохранитель.

Захватившая юный разум сила ушла вместе с всплеском — и мальчик уже не мог ни вспомнить, ни понять, что произошло и почему хозяин так неожиданно пошатнулся. Впрочем, сейчас он разбираться и не собирался. От такой ошеломительной атаки оказались шокированы даже телохранители, они ослабили свой стальной хват — и мальчонка, недолго думая, тут же выбрался на волю и подбежал к эльфийке, о которой, конечно же, все забыли.

Магические способности просыпаются в позднем детстве, у некоторых — и в поздние подростковые годы. От эмоций будущего мага зависит, в каком виде явит себя его самое первое в жизни заклинание: ярость и страх с большой вероятностью породят огонь, который подожжёт либо обидчика, либо что-то из окружения, а искреннее желание помочь порой может породить и простенькое заклинание из школы созидания. Намного реже (эти случаи можно назвать исключением, нежели правилом) ребёнок может удивить взрослых заклинанием магии духа или энтропии, поскольку первое требует хорошего понимания структуры Тени, а второе контроля всех магических сил. А при, так сказать, инициации ни о каком контроле и понимании и речи быть не может.

Однако сегодня будущий маг нарушил оба неписаных ожидания, которых ему следовало оправдать в будущем. Неоспоримо то, что произошло именно пробуждение его магических сил — с сегодняшнего дня можно было заняться его воспитанием в качестве мага. Однако нельзя упускать факт, что слишком рано в нём проснулся дар. Он даже младше того возраста, в котором будущего мага уже назовут одарённым. Таких случаев единицы, а детей называют не просто «одарёнными» — им пророчат многообещающее будущее: чуть ли ни прямой путь к креслу архонта или даже в Жрецы Звёздного Синода.

И как будто бы этого было мало, второе «нарушение» вышло ещё невозможнее первого.

Даже если учитывать, что в собственном доме магистр поддерживает гораздо меньше защит для своего разума и рассудка, всё равно нельзя недооценивать неосознанную атаку мальца. Стерев с лица кровь, которая потекла из носа, когда его охватила сильнейшая головная боль, и наконец сумев разобраться в произошедшем, мужчина квалифицировал магию мальчика как заклинание энтропии, и это шокировало даже его. Если для мастеров энтропии создание такого заклинания (особенно если воспользоваться силой пленённого духа) — дело несложное, то всё равно существуют маги, не самые одарённые, которым и жизни, потраченной на обучение, не хватит, чтобы подняться до уровня такой магии. Зато сегодня мальчик сумел оскорбить первых и полностью низвести все старания вторых. За его спиной не было ни знаний, ни годов практики, ни порабощённых для собственного усиления духов — был лишь полностью неосознанный эмоциональный порыв, который породил настолько сильный магический всплеск, который все защиты магистра, опытнейшего сомниари, пробил и не заметил. «Невозможно!» — воскликнул бы маг, сообщи ему о таком случае какой-нибудь коллега из Магистериума. Однако сегодня кому, как не ему, пострадавшему от пробуждения магических сил в ребёнке, знать о правдивости случившегося.

Этот случай уникальный, а, значит, мальчик не просто какой-то там одарённый или любимец Богов. Нет. Всё не так банально. Да он самый настоящий катализатор невозможного!

Этот вывод иных бы заставил напугаться, поскольку неизвестность всегда пугает, а этот ребёнок и есть самая настоящая неизвестность. Невозможно даже предположить, кто из него вырастет. А уж какие проблемы будут у Империи, если он станет одержимым на самом пике своих магических сил, потому что мог погибнуть целый город, пока защитники пытаются его уничтожить. Однако такие мысли ничуть не отпугнули магистра, наоборот, впервые за несколько лет он улыбнулся, точнее даже страшно оскалился — настолько он был рад успеху.

Сам же ребёнок в данный момент был абсолютно не заинтересован разбираться в случившемся с ним. Поддаваясь наивной детской радости из-за того, что его и его няню всё-таки оставили в покое, он сидел около обессиленной эльфийки и не сошедшими от пережитого ужаса слезами обнимал её. Конечно же, малыш жалел её, ведь она часть его и без того маленького мира. Пусть иначе, чем няня, он не имел права её называть, но эльфийка заменила ему мать, необходимую каждому ребёнку. Впрочем, искренняя в своей привязанности была и девушка. Преодолевая боль от побоев, ухудшившую и без того плохое болезненное самочувствие, служанка обнимала своего подопечного, нежно гладила по голове, ласково нашёптывала слова, которые помогали его успокоить. Так она делала всегда, когда разбуженный плохим сном ребёнок бежал к ней за поддержкой.

Как бы им хотелось, что бы и сегодня всё было лишь плохим сном, происками демонов…

Спустя несколько минут, когда хозяин вспомнил о них и подошёл, мирный миг оборвался навсегда. Отпустив эльфийку, ребёнок поднялся и встал перед магистром. Очевидно, хозяина он боялся, трясся от того, что вынужден стоять прямо перед ним, но вместе с тем малец оставался непоколебим в своём желании защитить няню, закрыть её своим невпечатляющим тельцем. Она же ни в чём не виновата. Виноват он. Он совершил немыслимое, запрещённое: посмел напасть на господина (хотя и сам не понял, как это произошло). А, значит, он должен понести наказание, а не она.

Магистра мальчик видел очень редко; лишь иногда маг заглядывал в свою библиотеку, запретную даже для членов его семьи. Ещё реже мужчина обращал внимание на запертого в крыле ребёнка. Но мальчик всегда мечтал, что бы этот очередной раз был последним. Хозяина он небеспричинно боялся, ведь каждый раз его чёрные бездонные глаза несли лишь неизвестность, каждый раз, угрожающей скалой нависая над ребёнком, мужчина строго смотрел на него. Он буквально говорил: «Я ожидаю от тебя, сопляка, выполнения моих требований, и тебе лучше не изводить моё терпение». Но проблема как раз в том, что тевинтерец никогда не считал нужным сказать прямо, что же это за «требования» такие. Непонимание, что от него хотят, и, следовательно, неимение даже шанса оправдать эти возложенные ожидания и привели к страху мальчика перед встречами с хозяином и тем самым взглядом, и поэтому, когда встреча происходила, он лишь напугано опускал голову в пол.

Сегодня же, не думая бежать от наказания, мальчик ожидал наткнуться на тот же взгляд или, что более вероятно, на гнев. Но впервые он не угадал. Сегодня глаза магистра, посматривающие на ребёнка, горели восторгом, радостью и даже своеобразной гордостью. Малец не понял как, но всё-таки сумел даже перевыполнить требования, которыми столько времени на него давили. Теперь его буквально повысили в правах: пусть на него так и смотрели свысока, но уже не как на бесправную вещь, собственность, а как на человека, свободного человека. Но это было даже и к худшему: уже сейчас магистр создавал обширный набор планов на мальчика. Кажется, он по месяцам обдумывал всю его дальнейшую жизнь.

И первый шаг к этим планам заключался в том, что юного сновидца, наконец-то, можно вывести из тесной клетки.

Подчиняясь приказу хозяина, прибежавший на крики старый эльф взял ребёнка за руку и повёл его прочь из крыла. Мальчик был не согласен с решением взрослых, не хотел уходить, вновь постарался освободить руку, однако к данному моменту он был слишком уж изнеможён последствиями от первого в своей жизни заклинания — даже старик смог его удержать.

«На свойства», — этот приказ, который дал господин своим телохранителям, малец услышал перед самым выходом из комнаты, из-за чего тут же побледнел от безысходности. Ему уже говорили, что «свойствами» люди называют кровь рабов с магическими способностями, которая особо ценится для ритуалов. Так же он знал, если в сторону какого-то раба сказано это слово, значит, его навсегда забирают.

Малыш понял. Няню он больше не увидит.

Когда двое стремительно продвигались по коридору, тишину нарушали лишь тихие всхлипывания ребёнка, от пережитого его буквально знобило. Старый эльф всегда беспрекословно выполнял приказы хозяина. Вот и сегодня он должен был его выполнить, невзирая на состояние своего подопечного. Однако доброе сердце старика вскоре не выдержало напущенного равнодушия, поэтому, отойдя подальше от злосчастной комнаты, он остановился и повернулся к маленькому магу. Мальчик воспользовался остановкой и глянул на учителя своими ещё совсем наивными яркими глазами в поисках ответа на вопрос: почему так произошло? Это же он совершил нападение, ранил хозяина, значит, это его должны были наказать, высечь или убить, а не няню. Она была ни в чём не виновата.

Хотел бы библиотекарь ответить, да только не привык он обсуждать с кем-то планы хозяина. Впрочем, анализируя действия господина, так резко разрушившие мирный ритм жизни, который в запертой части усадьбы держался все эти годы, умный эльф стал находить ответы на давние свои вопросы в частности, что это за мальчик и почему растившая его с младенчества служанка больше была не нужна.

Но отвечать на вопросы и делиться какими-то предположениями с и без того пережившим слишком сильное потрясение мальцом старик не стал. Он лишь опустился на колени и обнял мальчика, чтобы успокоить, а заодно пояснить, что незачем тому сокрушаться по смерти няни. Эльфийка была всего лишь одной из сотни других рабов человека, а по рабам у свободных людей скорбеть не принято. И лучше сейчас подумать о своём ближайшем будущем, о трудностях, которые его ждут, и подготовиться к ним… хотя бы морально. Его обучением отныне займутся основательно, заставят наверстать упущенные за годы заточения знания, догнать сверстников, а то и перегнать их.

Сын магистра обязан оправдать ещё столько ожиданий.

* * *

«Знаешь, со слов «магистр решил посетить таверну на отшибе» обычно начинаются только анекдоты», — слова, сказанные Кальпернией при их встрече, очень даже вовремя вспомнились мужчине, заставили усмехнуться, поскольку в таверну, в которой он решил отобедать перед уходом из Денерима, точно не заглянет ни одно высокородное лицо. Это заведение всего лишь замызганная портовая забегаловка, где получившие выходной матросы или местные рабочие могли спустить всё заработанное. Даже хозяин больше был занят размышлениями, как побольше бы разбавить напитки и как скрыть запах уже подпорченных продуктов, чем задумываться о чистоте помещения и комфорте для посетителей. Впрочем, надо отдать ему должное, он не скупился на вышибалу-громилу, который хоть налёт и не остановит, зато с лёгкостью выкинет за дверь любых инициаторов конфликта на почве алкогольного опьянения. Очевидно, хозяину было дешевле платить охраннику, чем закупать новую мебель, когда очередная перепалка переходит в мордобой. И таким образом в не самом приятном и на вид, и на запах месте хотя бы было спокойно.

Такие заведения нередко пользуются спросом у тёмных личностей, которые любят проворачивать свои нечистые на руку дела и сделки среди галдежа пьянчуг, поэтому на сомнительных личностей, скрывающихся под тёмными одеждами и капюшонами, принято даже не смотреть хотя бы для своего собственного благополучия. По этой причине на забредшего сюда мага не обращали внимания. А когда тот попросил всего лишь стакан горячей воды, но заплатил намного больше стоимости этого скромного заказа, и хозяин заведения стал понимающе отводить взгляд в сторону.

С удовольствием Безумец никогда не появился бы здесь и в подобных ему местах, но выбора, как он считал, у него не было. Вернувшись сегодня после всех дел в таверну, в которой он и снимал комнату, пока жил в городе, мужчина обнаружил, что вещи в его вещмешке были сложены не так, как он их оставлял. Он привык запоминать такие мелочи, поэтому был уверен, что королевские ищейки ночью проделали колоссальную работу и всё-таки отыскали место, где он остановился, и в поисках компромата порылись в его вещах. Не зря хозяин гостиницы, который очень даже дружелюбно относился к мирному, вежливому, платёжеспособному и общительному постояльцу, сегодня напугано на него косился. Пусть мужчина не относил себя к параноикам, но оставшиеся часы в городе он не решился провести здесь. Раз королевские ищейки узнали, где он живёт, то мог прознать и кто-то ещё. Так что, собрав свои вещи, Безумец решил поплутать по лабиринтоподобным улочкам Денерима, а потом зайти в первое попавшееся на глаза заведение, в которое никогда бы не зашёл магистр.

Несмотря на то, что он не настолько непривередлив, чтобы без брезгливости смотреть на интерьер и посетителей портовой таверны, сейчас у мага получалось не замечать окружение. Заварив в стакане, который и заказал, купленные на рынке сушёные травы (хотя, судя по вкусу, это даже не чай, а просто срезанные откуда-то все подряд трава и цветы) и завтракая свежей выпечкой, приобретённой там же, мужчина был полностью погружён в свои мысли, заодно и образ тёмной молчаливой личности поддерживал.

Его мысли начинались о том, что уж слишком странный моряк ему сегодня попался. Этот рабочий торгового судна запомнился Безумцу ещё тогда, когда он несколько дней назад вороном пролетал над портом. Тогда с высоты птичьего полёта он увидел матроса, который в час отдыха сидел и читал книгу. Это удивительно, учитывая, что единицы его ремесла обучены грамоте. И сегодня, бредя по порту, магистр наткнулся на этого матроса, который снова сидел за книгой. Да только он не читал. Мужчина заметил, что матрос, как и добрая половина его команды, смотрел точно на него, хотя неумело и пытались изображать занятость. И это Безумцу очень не понравилось. Не так много людей знают его, не многим людям он пока что перешёл дорогу (фактически только двум организациям), поэтому его нервировала неизвестность того, кто же послал этих якобы матросов. Инквизиция и Венатори так раньше никогда не действовали. Какая-то третья сторона?

А заканчивались мысли мужчины банальным вопросом: куда ему дальше податься? Правильнее будет идти по следам Серых Стражей в Башню Бдения, как говорят, это их база в Ферелдене. Но Безумец отчего-то не хотел торопиться. Возможно, боялся обнаружить там ловушку, а, может, ему попросту хотелось разбавить гнетущие пейзажи варварского государства природными красотами и прогуляться по тракту, а не мчаться к цели напрямик…

Если что и можно было сказать о нём наверняка, так это точно то, что хромой маг не обделён удачей. Не раз и не два за его жизнь что-то шло ему на руку благодаря ней. Однако и у удачи есть обратная сторона, поскольку всегда могло «повезти» нарваться на неприятности. Сегодня с мужчиной это и произошло. Иначе то, что воротилы портового района решили вломиться в таверну именно в этот день и этот час, чем «удачей» и не назовёшь.

Из-за стоящего гула (у здешних посетителей не было даже понимания, что, говоря в полную силу голоса, они могут кому-то мешать) группа бандитской наружности зашла в таверну без лишнего шума. Громила-охранник их пропустил, потому что, понятное дело, не ему в одиночку тягаться с бандой. Да, впрочем, и сам бы хозяин не хотел, чтобы наёмник на них нападал, поскольку вина за смерть кого-то ляжет именно на него, тем более за смерть своих бандиты мстят с особой кровожадностью.

Неизвестно точно, что происходило у стойки хозяина таверны и зачем все эти люди с мечами наперевес сюда вообще заявились. Может быть, после очередной смертельной стычки двух банд теперь именно они начали, так сказать, крышевать этот район порта и поэтому пришли за платой. А, может быть, это обычные воры, которые решили легко подзаработать на запугивании трактирщика, зная прекрасно, что он, сам замешанный в контрабанде, никогда не обратится к страже в поисках справедливости. Но неважно, потому что итог-то один: хозяин отдаст им монеты.

В связи с тем, что вооружённый отряд пришёл сюда не для ограбления посетителей, на них они даже не смотрели. Да кого тут грабить? Моряков что ли, которые и так наскребли лишь на помои в этой таверне? Однако вместе с полученными монетами всех этих людей опьянил вкус лёгкого безнаказанного заработка, и когда им стоило покинуть заведение, они от наглости вновь осмотрели зал в поисках способа стрясти монеты хоть ещё с кого-то. И, разумеется, их взор довольно-таки быстро пал на хромого мага.

Несмотря на то, что в этом заведении, как уже говорилось, прятавшихся под тёмнымиодеждами личностей было принято не замечать и не беспокоить, нынешние нарушители спокойствия решили этому негласному правилу не подчиняться. Они рассудили весьма логично: телосложением и видом незнакомец не был похож на какого-нибудь наёмного убийцу, ожидающего своего заказчика, а отсутствие на первый взгляд дорогих вещей и сильная худоба не делали его и тем самым заказчиком — поэтому его приняли за беглеца. Лежащий рядом вещевой мешок, который, казалось, содержал всё его имущество (и это правда), этому выводу поспособствовал. Конечно же, беглеца, скрывающегося от кого-то, вымогатели посчитали очень лёгкой добычей. К сожалению для них же, они не поняли, что незнакомец, несмотря на свой невпечатляющий вид, на бедняка не очень-то похож: во-первых, они не обратили внимания, что его осанка, как бы он ни старался сутулиться, аристократично ровная, во-вторых, не увидели мантию из дорогой ткани, скрытую под дешёвым плащом, в-третьих, не постарались изучить хотя бы вскользь его трость, которая на самом деле стоила больше чем, наверное, весь порт Денерима.

Для Безумца не стало сюрпризом то, что он привлёк внимание личностей бандитской наружности. Когда краем глаза он заметил, что к нему направился их главарь, маг хоть виду и не подал, но всё равно поспешил обхватить лямки мешка, чтобы не вырвали, а также — трость, приготовившись к атаке. Разумеется, мужчина был бы рад закончить дело мирно, простым разговором. Но что-то подсказывало, что эти люди не искушены дипломатией и понимают только язык силы. А уж откупаться от них личными вещами он, конечно же, не собирался. Раз им хватило смелости запугивать самого настоящего тевинтерского магистра, значит, они дураки, а дураков надо учить.

— Эй, пугало, ты откуда здесь такой нарисовался? — подал голос главарь шайки, когда оказался у столика.

Такое обращение, лишённое даже простых правил приличия, сходу отбило у мужчины желание вести какие-либо переговоры, и он, скривившись, промолчал, видимо, хотел как можно дольше потянуть момент покоя и до последнего не обращать на бандитскую морду внимания.

Ожидаемо, главарю, как и самой банде, такая реакция своей будущей, как они думали, жертвы пришлась не по вкусу. Сейчас они чувствовали себя королями ситуации и, конечно же, любое неподчинение не терпели.

— Эй, ты, оглох что ли?! — воскликнул один из членов банды, которому тоже не понравилось, что на них, королей, даже не смотрят. Но и этот человек получил в ответ тишину. Хромой маг только показательно отпил из кружки чай, смотря куда угодно, но только не на тех, кто его окружил. — Э, крысиный выродок! — взревел всё тот же оскорблённый грабитель и, даже обогнав своего главаря, подскочил к «беглецу» и рывков скинул с того капюшон.

На миг аппетит толпы был умерен: увидев белизну лица того, кто скрывался под капюшоном, и его нездоровые глаза, воры даже опешили. Не то, что бы это поубивало их пылкое желание обчистить, так уж вышло, невезучего беглеца, но они не могли не отметить, что уж слишком неправильно этот человек выглядел.

— Да он чумной какой-то. Фу! — встрепенулся тот самый воин, который подходил к магу, и теперь в порыве брезгливости стал вытирать руку о свой сопрелый кожаный нагрудник. Хотя какой из него воин? Так — любитель. Даже меч не научился на поясе правильно крепить.

«Фу?!», — больше Безумец бездействовать не мог и возмущённо вскинул голову. Он, магистр, тот, кто даже при жизни в этом диком крае варваров старается следить за собой и никогда не упускает возможности воспользоваться стирочными и помывочными услугами, когда таковы предоставляет постоялый двор, в котором он решил остановиться. А какой-то там портовый воротила, который воду видит, наверное, лишь тогда, когда с пристани очередного должника топит, будет говорить ему «фу»?!

Как удачно, что возмущённый взгляд белых глаз пал именно на главу банды. Бородатый вояка сразу понял, что жертва им попалась характерная и дальнейшие словесные аргументы без надобности, поэтому без долгих прелюдий он достал другой аргумент — меч. Весьма весомый, по его мнению, аргумент, учитывая, что у сидящего перед ним мужчины кроме невпечатляющего размера кинжала ничего другого и не было. От такого «весомого аргумента» на колени с мольбами падали даже надменные торговцы-толстосумы, что уж там говорить о каком-то задохлике.

Вслед за своим капитаном руку на ножны положила и остальная банда, как бы говоря, что они совсем не шутят и для его собственного здоровья лучше не рыпаться. Безумец-то не рыпался. Зато никто не обратил внимания на его руку, лежащую на трости, которую с каждой секундой всё заметнее обволакивала грязно-фиолетовая дымка заклинания школы энтропии. Не на того напали, как говорится. Он, может быть, и задохлик, но опасный задохлик.

То, что пусть несправедливое, но привычное ограбление человека, который, как думалось, не может за себя постоять, переросло во что-то большее и опасное, поняли и пьяные разумы других посетителей. Заведение затихло в ожидании; хозяин даже поспешил спрятаться под низ своей стойки.

В зависимости от обстоятельств и того, насколько незнакомец был недооценён, дальнейшие события могли развиваться по нескольким сценариям… это в теории. А в реальности всё пошло совсем по неожиданному пути, а именно вмешался посторонний.

— Оставьте его в покое.

Уши главаря только и успели расслышать пугающе строгий женский голос, как вдруг его горло уже почувствовало опасную близость холодного кинжала ассасина. От страха перед неизвестной фигурой, которая появилась из ниоткуда, мужчина тут же растерял всю свою смелость и замер статуей. Остальная же шайка даже попятилась от неожиданности. Пусть они-то могли прекрасно видеть, что угрожала их командиру именно женщина, одетая в кожаные доспехи, а на голове её был капюшон, однако и они пребывали в состоянии шока, поскольку неизвестная действительно появилась, по ощущениям, из ниоткуда, прошлась буквально призраком: никто не видел ни как она вошла в здание, ни как оказалась так рядом к ним, что одного рывка хватило, чтобы добраться до главаря.

Кажется, прошло секунд десять, прежде чем хоть кто-то додумался что-то предпринять.

— Ты кто такая, су… — обнажая меч, возмущённый таким оскорблением, крикнул воин и бросился на шпиона, за ним кинулся ещё один «смельчак». Добежать они, конечно, добежали. Да только свою пламенную матерную речь они не успели закончить.

Когда кинжал исчез с его шеи, бородач поспешил обернуться, и встретить опасность лицом, и противостоять ей. Однако не успел. Стоило обернуться, и он снова почувствовал знакомый холодок на шее от острия кинжала. Женщина вновь стояла в смертельной близости от него.

Что, спросите вы, случилось с теми двумя «смельчаками»? Так вот же они — катаются на полу в полуобморочном состоянии от боли. Буквально неуловимыми глазу движениями незнакомка выбила мечи из рук, а их самих несколькими профессиональными направленными ударами вывела из противостояния, уложив на пол. Ущерба нанёс небольшой кастет, что был прикреплён к её перчатке для большей эффективности и фатальности ближнего боя. И этот секундный бой действительно вышел эффективным… скорее даже эффектным.

С приоткрытыми ртами от удивления смотря на то, как с виду хоть и жилистая, но всё-таки хрупкая женщина смогла с такой лёгкостью нейтрализовать двух бугаёв, остальные участники шайки предпочли продолжать стоять в стороне. Желание защитить свой пах от удара металлическим кастетом было, очевидно, сильнее, чем спасать своего главаря.

И без сопливых понятно, что перед ними профессионал уровня убийц из Воронов… А вдруг она им и является?

В тот же момент командир наткнулся на взгляд ледяных голубых глаз, мелькнувших из-под капюшона. В этом взгляде было страшные хладнокровие, безжалостность и полное отсутствие страха.

— Убирайтесь. Живо, — Лелиана произнесла это, как приказ, страшный и беспощадный, не терпящий неподчинения. Очевидно, роль Левой руки Жрицы научила её быть устрашающей.

Наплевав на то, что их больше и что они испугались какой-то там женщины, несостоявшиеся искатели лёгкой наживы поспешили выполнить приказ убийцы и в спешке покинуть заведение, чуть не забыв прихватить двух своих недееспособных.

Конечно же, произошедшее, тем более на глазах посторонних, они посчитают верхушкой позора, захотят отомстить… но это будет позже, когда они очухаются от увиденного и всё обдумают. А пока они лишь неслись к выходу, сверкая грязными подошвами сапог.

Остальные свидетели на исход произошедшей стычки отреагировали весьма спокойно. Все лишь в очередной раз убедились, что правило, которое крайне настойчиво советует не мешать всяким сомнительным личностям, придумано не зря.

Когда нарушители спокойствия покинули зал, а остальные предпочли как и раньше их в упор не замечать, две тёмные личности оказались в некоторой неуверенности от встречи. Пусть Лелиана следила за мужчиной ещё с гостиницы, зная, что он вернётся за своими вещами, однако видеть его нелепый силуэт вдали не то же самое, что стоять так близко к нему. Не секрет, что она побаивалась его хотя бы от понимания, насколько древнее существо перед ней. Предвзятости добавляли вечные бурчания Кассандры, которая очень хотела считать, что он не человек — монстр, даже похуже Старшего, поскольку Корифей весьма предсказуем в своём безумии, а вот что ждать от этой твари-малефикара в личине хромого, не знал никто.

Но в последний момент женщина всё-таки умело останавливает все разгоравшиеся сомнения. Она искала его, чтобы пока просто поговорить. Просто поговорить.

Убедившись, что магистр к ней невраждебен и не собирается атаковать, не дав сказать слова, Сестра Соловей присела напротив и скинула капюшон. Пусть она привыкла быть в спасительной тени своего капюшона, но сегодня снять его хотя бы будет честно, поскольку мужчина свой пока что тоже не накидывал на голову.

— Не могу не выразить вам, Лелиана, свою благодарность за оказанную помощь. Но, к сожалению, нашу встречу приятной не назову.

На этом человеке из-за его происхождения весит слишком много ярлыков, из-за которых забываешь, что он в первую очередь потомственный аристократ, поэтому учтивость, с которой он решил начать их разговор, даже удивила Канцлера.

Однозначно, она слишком много наслушалась бурчаний Кассандры и Каллена.

Лелиана несколько помедлила с ответом. Однозначно, этот разговор, когда оба собеседника могут как спокойно уйти, так и перебить друг друга, будет тяжёлым. Как она боялась непредсказуемости от древнетевинтерсного магистра (она же всё-таки не храмовник), так и он не считал, что владеет ситуацией: его рука всё так же крепко держала посох, а глаза внимательно следили за руками женщины, чтобы не упустить момент, когда она схватится за кинжалы. Буквально несколько минут назад Безумец сам убедился, что все те сплетни о превосходных навыках профессионального убийцы Канцлера Инквизиции ничуть не приврали, поскольку даже он не заметил, как она оказалась в здании и подошла к ним.

— Разделяю ваше мнение, Безумец. Ваше происхождение заставляет считать вас тяжёлым собеседником. Да ещё и опасным.

— Забавно слышать это от вас, той, которая вся обвешана смертельным оружием. Я насчитал как минимум четыре кинжала: два на поясе, два в сапогах… А нет, пять: ещё один припрятан в рукаве. И это, не считая связки метательных ножей и склянки с какой-то жидкостью на поясе. Предположу, что яд…

Лелиана нахмурилась: ей не нравилось, когда она вроде бы вездесущая тень Верховной Жрицы становилась предметом обсуждения. Безумец это понял, поэтому удержал в себе желание продолжить озвучивать, что обнаружил его пусть не такой профессиональный, но уже с возрастом намётанный глаз.

— Это мой привычный арсенал, это не значит, что он будет применён в нынешней… ситуации, — ответила Лелиана, а сама подумала, что ей всё-таки свойственна паранойя. Пусть Канцлер должна быть готова к любым развитиям событий и любому противостоянию, но такое количество кинжалов действительно излишне. Мужчина ведь ещё не всё нашёл: один ножичек она прятала в ступне своего сапога, и парочку — под обмундированием.

— Зачем вы здесь? — зацепился Безумец за её намёк о его поимке и поэтому тут же обозлился. — Ваши храмовничьи псы не способны без поводыря и мага поймать?!

Редко что могло по-настоящему вывести магистра из образа учёного-тихони, из-за чего Безумец в гневе выглядел особенно страшно.

Теперь Лелиана убедилась окончательно в правильности предположения её и Соласа о том, что насильственный захват этого мага без применения ритуала Усмирения чреват непредсказуемыми последствиями. Раз он настолько резко отреагировал от одного лишь упоминания своего статуса беглеца, то, что он устроит, если его схватить и запереть в темнице Скайхолда, страшно даже представить.

— Никаких храмовников не будет. Сейчас я не преследую цели по вашей поимке, — Лелиана хоть и постаралась успокоить его подозрения, но после пары фраз забросила эту идею, понимая, что ни её словам, ни каким-либо клятвам он не поверит. И это ожидаемо: на его месте она бы тоже ни за что бы не поверила. — До вашего вчерашнего выныривания из неизвестности, я даже не догадывалась, что вы здесь. И теперь не могу упустить возможность и с вами не поговорить. За это время у нас накопились вопросы, а в прошлую нашу встречу вы показали себя весьма сносным собеседником.

— «Сносным»? Хм, а как же ваши слова, что наш «следующий разговор пройдёт уже в пыточной комнате»?

Тон Безумца смягчился. Пусть опасность собеседницы ему не нравилась, но, очевидно, против самого разговора он не был. Для Лелианы это был самый лучший исход, поскольку, если человек способен выслушать своего оппонента, значит, с ним ещё хоть как-то можно договориться. Вместе с тем женщина, хмыкнув, не могла не заметить, что магистр ещё и злопамятный… По крайней мере, как-то иначе она не смогла объяснить то, что он способен точно цитировать слова других людей, в которых была угроза.

— Не искажайте истину. Я вам пообещала эту меру только в том случае, если вы соврёте и переданный вами свиток будет подделкой, — Канцлер откинулась на спинку стула и с превосходством хмыкнула, как бы говоря, что она тоже не забывает разговоры и, разумеется, собственные угрозы. — А ныне, хотя это меня и удивляет, я могу с уверенностью сказать, что данные, хранившиеся в свитке, правдивы и оказали нам огромную помощь.

— Но Инквизиция не помнит хороших дел, — без особых обид заметил маг, но всё равно вспомнил, какие слова кидала в его сторону Кассандра, хотя именно он волком вывел её и её отряд к своим, не дав погибнуть среди ночной метели в Морозных Горах.

— Это не совсем так. Именно благодаря прошлому вашему поступку, я и решила, что из нынешней встречи может получиться разговор.

Желая подчеркнуть, что она ожидает от встречи именно беседу, а не допрос с пристрастием, женщина подозвала подавальщицу, чтобы сделать заказ и хоть чем-то заполнить пустоту её половинки стола.

— Не хотелось бы мне, что бы ваши потом обвинили меня в удачной попытке вас отравить, поэтому что-либо заказывать в этом заведении я крайне не советую, — осудил Безумец её решение, с брезгливостью окинув взглядом то, что находится в тарелках и кружках у других посетителей.

— И что же вы предлагаете?

— Закажите стакан горячей воды — остальным же я вас обеспечу, — с этими словами мужчина полез в свой мешок, откуда вскоре вытащил два свёртка: один с травами для чая, а второй с аналогичной сладкой выпечкой, которую сейчас ел сам.

— И сколько же мне это будет стоить? — отказывать ему Лелиана причин не видела. Яда у него не было, в этом она убедилась, когда после королевских ищеек сама пробралась в его комнату в гостинице и порылась в вещмешке. А сегодня целый день она не спускала с него взгляд и прекрасно видела, что покупки были им совершены у легальных торговцев на рынке.

— Нисколько. Пусть оплатой будет гарантия, что вы тоже умеете вести беседы, не хватаясь за ножи.

Когда стакан оказался на столе, Лелиана воспользовалась угощением. Его поступок нельзя было назвать щедростью или чем-то удивительным. Наоборот, в её понимании, всё логично и даже правильно. Магистру будет намного спокойнее, если её руки будут лежать хоть на чём-то, главное, не на ножнах кинжалов.

Следующую пару минут они просидели в тишине, будто старались привыкнуть друг к другу, удостовериться, что будет действительно просто разговор без попыток атаковать… хоть, разумеется, в этом нельзя быть уверенным наверняка.

— Так какие претензии у Канцлера накопились ко мне? Хотите припомнить мне гибель вашего агента? — хоть Безумец и заговорил весьма непринуждённо, но Лелиана ловила на себе его взгляд. Видимо, магистр пытался определить, есть ли у неё желание мстить за своего подчинённого.

— В первую очередь хотелось бы, разумеется, услышать ваше мнение по катастрофе в эльфинаже, но если у вас есть, что сказать о моём пропавшем агенте, то я вас слушаю.

— Я намерен окончательно поставить точку в этом вопросе. Во время перехода по тракту я не скрывался, позволял незримому наблюдателю следить за собой. Но это совсем не значит, что я буду терпеть ту наглость, которую себе позволил ваш человек. Поэтому если вы заимели желание мстить, то для начала разберитесь в своих кадрах и не посылайте на слежку излишне самоуверенных.

— Он совершил ошибку? — слова Безумца Соловья, впрочем, не удивили: она и так это предполагала.

— Именно. Воодушевился тем, что я за долгое время так и не смог его обнаружить, и решил показаться. С его ужасными актёрскими способностями его уверенность в том, что я его не замечу, а, если и замечу, буду терпеть, — просто оскорбительна, — в своём ответе маг аккуратно умолчал о том, что следопыта заставила выйти из тени не собственная самоуверенность, а неожиданная встреча его цели с девчонкой из венатори.

Теперь Лелиана была уверена точно, что он видел её агента, потому что как раз актёрскими способностями этот человек и не мог никогда похвастаться. Но заданию это никак не должно было мешать. Агенту нужно было следить за своей целью незаметно. Но если он, как сказал Безумец, решил пойти в самоволку, то сейчас не Канцлеру его оплакивать. Их работа всегда несла огромные риски, любой пробел в навыках мог окончиться плачевно. Что и случилось на этот раз. Переоценил ли он свои силы или недооценил внимательность своей цели — уже неважно. Он совершил роковую ошибку, за что и поплатился.

— Для мести нет причин. Вы сделали то, что должны были при вашем-то положении. Но скажите хоть, где его тело?

— На дне озера Каленхад, около берегового остова моста. Если, конечно, его ещё не обглодали рыбы.

Хотела Лелиана удивиться, как такой задохлик смог одолеть всё-таки тренированного агента, но вовремя напомнила себе о ещё пока непривычной, для сопорати, истине о том, что физическая подготовка магов совсем не показатель их способностей и опасности.

На этом тема, связанная с пропавшим агентом, была закрыта. Какого-то осадка от произошедшего Лелиана не чувствовала. Во-первых, профессия уже давно научила её хладно воспринимать гибель своих подчинённых. А, во-вторых, женщина была честна перед собой и считала себя ничем не лучше любых других убийц. Верховная Жрица с помощью «левой руки» незримо следила за обстановкой в Тедасе уж точно не дипломатическими методами.

— Теперь вы расскажете о денеримском разрыве?

— Всем, что я знаю об этом катаклизме, я уже поделился сегодня с местными правителями, — несколько нахмурился Безумец. Очевидно, вновь возвращаться к уже закрытой теме и рисковать быть пойманным на лжи, ему не очень-то хотелось.

— У меня нет свободного доступа к секретам Ферелдена. Я советник ордена, который они рано или поздно обвинят в аннексии их территории.

— Но вы же с королём, насколько я слышал, были напарниками под командованием Героя Ферелдена, — пусть Безумец в общем-то понимал принципы политики и прекрасно знал, почему Канцлер не могла просто «подойти и спросить», но в очередной раз он не мог не воспользоваться шансом пустить собеседника по пути ложного оценивания его умственных способностей и всесторонней осведомлённости.

— Прошло десять лет, да и неважны сейчас наши с ним отношения в прошлом. Это же политика, — объяснила Канцлер. — Тем более не были эти отношения даже приятельскими, особенно после того, как он трусливо спрятался за спинами королевских гвардейцев и бросил даже своего друга в его последней битве, — еле слышно буркнула Лелиана.

Эта фраза не прошла мимо магистра. События, произошедшие на Собрании Земель, каждый объяснит по-своему. К примеру, мужчина сторонился мнения, что Алистер, объявляя о своём уходе из Стражей и называя Айдана Кусланда — своего друга и пример для подражания — предателем, в тот момент был движим юношеской вспыльчивостью и обидой. Зато Лелиана считала, что бастард предал их, когда бросил отряд в итоговом сражении. Возможно, эта трактовка зародилась в молодой девушке уже после Мора, когда она, потеряв голову от горя, начала считать, что в том числе и из-за ухода Алистера погиб её возлюбленный. И хотя спустя годы боль утихла, а навязчивое желание искать повсюду виновных подавлено, но обида, очевидно, никуда не ушла и теперь с возрастом переросла в некую неприязнь к нынешнему королю Ферелдена.

— И есть причины полагать, что в угоду своей свободы правителям вы рассказали не всё… — тем временем завершила Сестра Соловей свою мысль, оставив заметный намёк.

— У вас есть доказательства, чтобы предъявлять мне обвинения?! — снова нахмурился мужчина, разумеется, поняв намёк.

— Доказательств нет. Но вы не можете со мной не согласиться, что всё выглядит очень подозрительно. Этот разрыв стал, к счастью, первым, который открылся в самом городе. Так же в этом же городе находились и вы. Тем более за несколько часов до трагедии с жителями эльфинажа у вас случился… конфликт, — от изучения шрама на губе мужчины Лелиана даже не сразу смогла оторваться. Помог недовольный взгляд самого мага. Очевидно, ему не нравилось такое внимание к напоминанию о воистину позорных, для магистра, событиях.

Не догадывалась бы Соловей, что собеседник не обделён тевинтерской гордостью, то обязательно бы не сдержалась и посмеялась над ситуацией. Магистра избил эльф. Просто немыслимо! Поэтому-то у мага и был просто важнейший мотив для мести. И выжечь весь эльфинаж — это, очевидно, не самое страшное, что мог бы придумать разум древнего тевинтерца.

Да только называть дело раскрытым Лелиане как раз и мешали те самые доказательства, точнее их полное отсутствие.

— Сейчас всё озвученное вами не больше, чем ваши выдумки и обычное совпадение. Поэтому оставьте это при себе и не позорьтесь, раз не оперируете доказательствами!

— Для человека, который отстаивает свою невиновность, вы слишком резко реагируете, — поддела его Канцлер.

— Моя реакция естественна для человека, который уже пострадал от бездоказательных обвинений. Поэтому вновь что-то выслушивать по этому делу у меня нет никакого желания, — однако её уловка не сработала, Безумец молниеносно нашёл ответ.

Больше давить на собеседника Лелиана не стала. Очевидно же, мужчина не из пугливых, запугивать бездоказательными обвинениями его было бесполезно: её блеф он прекрасно видит. И поэтому Канцлер решила закончить допрос. Ей нужны любые сведения и догадки о произошедшем, а, значит, портить отношение с их источником не стоило. Когда и Безумец увидел, что поиски виноватых подошли к концу, он нехотя, но всё-таки выполнил её просьбу. Рассказал всё то же, что с утра говорил ферелденским правителям.

— Если разрыв в Денериме был почти что случайностью из-за плачевного состояния Завесы над городом… — теперь Канцлер подводила итоги услышанного.

— Не «случайность»! А весьма закономерный результат магической безответственности вашего мира, — поправил её мужчина, которому, очевидно, не нравилось мнение о том, что в магии может быть «случайность». Магия — это наука, а не набор интуитивных действий.

— Хорошо, пусть так, — погружённая в тяжесть своих раздумий бард сейчас не поспешила оспаривать высказывание собеседника. — Зарождение разрыва можно спровоцировать искусственно?

— Считаете, венатори начнут опыты в этом направлении?

— Именно. Наверняка Старший не упустит возможность. Один разрыв в нужном городе, в нужном месте способен пошатнуть целое государство.

Безумец разделял сомнения Канцлера, и такой исход ему самому не нравился. Усиление радикального ордена ему не шло на пользу.

— К счастью для нас, думаю, это будет очень затруднительно сделать. Во-первых, в теории, Завеса над большинством других городов не в таком критическом состоянии, как в Денериме, пострадавшем от Мора. Во-вторых, нужны или сомниари, или маги, обвешанные дорогущими амулетами. Ну, а в-третьих, если два первых пункта не остановили, то понадобится колоссальное количество энергии. Лириума придётся употребить до состояния сильнейшей передозировки. В моё время подобная передозировка очень часто заканчивалась смертью или разнообразными мутациями, которые в дальнейшем передавались и детям.

Все трудности создания разрыва маг узнал на собственной шкуре. Результат-то тогда его порадовал, но, очевидно, в успешности его эксперимента главную роль сыграл Якорь. И магистр бы не спешил повторить этот опыт: даже здесь, с такой критически нестабильной Завесой, и Якорем Безумец был вынужден почти целый следующий день пролежать в постели от ужасного истощения и потом ещё несколько дней восстанавливаться, потому что, в отличие от его мира, лириумные зелья, которые бы ему могли помочь, в городе не продавались легально. Так что он уже примерно понимал, что ждёт того, кто осмелится повторить его опыт в другом городе, а поэтому с полной уверенностью убеждал Лелиану, что ничего у венатори-то не выйдет. Даже Сфера, если учитывать, что до сих пор они не додумались реализовать этот план, Сетию не поможет.

Лелиана внимательно слушала мужчину, а когда тот закончил очередную свою монотонную длинную речь, не стала что-то ставить под сомнения. Всё-таки в вопросах магии слова этого человека намного авторитетнее кого-либо, тем более уж её.

— Надеюсь, вы не ошиблись, — кивнула Соловей в благодарность, а заодно и вздохнула, поскольку ей как человеку, далёкому от магии, хотелось бы, чтобы её роль в этом конфликте двух орденов сводилась к минимуму. — Но почему вы, если могли, не закрыли разрыв раньше? Стольких жертв бы удалось избежать.

Ответ на вопрос Лелиана уже знала, поскольку не магу Тевинтера, а уж тем более Древнего, переживать из-за эльфинажа, но вместе с тем женщина понимала, что причина здесь не только в его изощрённом желании наслаждаться местью за унижение. Было и ещё что-то. И Безумец догадался, что именно от него хотят.

— Не мог не воспользоваться таким шансом и, пока город был в панике, пробрался во дворец, — врать сейчас смысла он не видел. — Очень хотелось посетить королевский архив: думалось мне, что там найдётся информация о Море поподробнее.

— И зачем вам эта информация? Хотите полюбоваться тем, что со своими дружками натворили? — Лелиана хотела позлорадствовать, но её голос сорвался, и в итоге получились обвинение и самая настоящая злость.

Женщину можно понять. Она ветеран Пятого Мора, прошла через все его ужасы, в заброшенных гномьих тейгах видела такое, что и любому здравомыслящему в кошмарных снах не приснится, и в битве за Тедас потеряла возлюбленного. Раньше хотелось проклинать Архидемонов и Древних Богов, но до них не добраться: они сущности нереальной силы. Зато сейчас перед ней сидит весьма себе реальный, осязаемый грешный Жрец, один из тех, кто и повинен во всех моровых бедствиях Тедаса.

Безумец так и подумал и поэтому благоразумно решил не обращать внимания на кинутые обвинения. Заодно он пребывал в приятном восторге от способности собеседницы держать себя в руках, которая от таких мыслей уже давно должна была наброситься с неистовым желанием задушить его голыми руками, но нет — до сих пор продолжает придерживаться всех хороших манер.

— Я ищу информацию, потому что хочу понять природу скверны. Очевидно, именно она дала Сетию необъяснимую живучесть. Надеюсь, не я один заметил, что уже как минимум дважды он должен был быть мёртв: после взрыва Конклава и схода лавины на Убежище.

— Не один. Тем более как минимум уже трижды. Хоук однажды убил его, но, как мы видим, он ошибся.

Безумец нахмурился. Собственная правота ему, разумеется, льстила, но вывод, с которым они оба согласны, ему не нравился. Бороться с бессмертным существом это, знаете ли, весьма себе проигрышное дело.

— А вы, — обратилась Лелиана к мужчине и посмотрела на него повнимательнее, — не замечали за собой таких… способностей?

— Для этого придётся умирать, а я что-то к этому совсем не стремлюсь, — нервно усмехнулся Безумец, стараясь скрыть за улыбкой собственный страх. Зарастать осквернённым лириумом ему совсем не хотелось.

Лелиана сразу поняла, что скрывается за его улыбкой, заодно увидела, как задрожали его руки, но это открытие её порадовало, поскольку порождения тьмы не знают страха, а если мужчина его испытывает, значит, он пока остаётся именно человеком, как бы там Кассандра о нём не отзывалась.

Тема для мага была поднята не самая приятная, поэтому тот решил вернуться к чему-нибудь более хорошему, нежели скверна.

— Хотелось бы предупредить Инквизицию о том, что я дал повод правителям Ферелдена вступить с вами в конфликт. На вопрос о способе закрыть разрыв я назвал это, — указал он на метку, — всего лишь одним из множества одноразовых артефактов, которыми вы владеете. Думаю, они будут немного недовольны.

— И когда вы только успеваете? — театрально вздохнула Соловей от новости о новых проблемах, свалившихся на плечи её подруги Жози.

— Пришлось. Не хочу быть рычагом давления в руках политиков. Тем более, думаю, выдача правды вам самим будет некстати, если учитывать, что всю информацию обо мне и о Якоре вы строжайше прячете, и в мир не добираются даже слухи.

С этим Лелиана была вынуждена согласиться и даже мысленно похвалить мага за его сообразительность: незачем миру знать для его же собственного спокойствия, что где-то без надзора шастает второй древний магистр вместе с опаснейшей аномалией на руке, которая уже однажды потрясла Тедас, взорвав Храм Священного Праха.

— Но вы же понимаете, что мы будем всё отрицать и обвиним именно вас во лжи?

— Разумеется. Подобное и было в моих планах. Точнее я посчитал, что преследование со стороны Ферелдена это лучший исход, который я бы мог получить за счёт своей лжи на допросе. Всю правду они не знают, значит, не бросят много сил на мои поиски на провинциальные территории, а появляться в варварской столице вновь у меня самого желания нет, — увлёкся объяснениями Безумец, даже забыв, что он так-то старался не показывать уровень своей сообразительности. А после мужчина хитро усмехнулся. — Так же я могу помочь вам сгладить конфликт с местными правителями, указав на изъян в их безопасности, информацией о котором, я уверен, Канцлер сможет прекрасно манипулировать.

Лелиана заинтересовалась. В этом вопросе у неё уже есть к нему доверие, как минимум в прошлый раз он ни в чём не обманул.

— Один из поваров, который работает на королевской кухне, — шпион. Наиболее вероятно, шпион венатори.

— И как вы это узнали?

— Во-первых, часто ли повара появляются ночью на абсолютно пустой кухне, если, конечно, не хотят тайно пробраться через неё в другие помещения дворца? Во-вторых, какой повар, увидев постороннего на кухне, первым делом будет смотреть на его руку, а потом удивлённо таращиться уже на него самого? А в-третьих, что сильный маг школы духа, способный создавать вокруг себя купол тишины, забыл в королевском дворце?

Описанные магом факты сразу же убедили Лелиану, что его подозрения небеспочвенны. И, разумеется, она сразу ухватилась за эту информацию. Мало того, что у неё теперь будет не только кинжал, но и козырь в рукаве, и при встрече с Алистером она намеревалась им воспользоваться и попугать вездесущностью инквизиторской разведки, так ещё этот так далеко забравшийся шпион наверняка не последний человек в венатори, раз знает, кто такой Безумец.

Снова женщина была вынуждена признать, что полученные сведения окупают все те проблемы, что им в очередной раз создал беглец. И заодно это доказывает, что беспокойства Совета не оправдались, и хромой маг продолжает сторониться Инквизиции и думать не хочет принимать сторону Старшего.

— А что вы сами делали на кухне ночью? Насколько я помню, королевский архив находится в другой стороне здания.

— Честно признаюсь, воровал сладости, — невинно улыбнулся Безумец, как довольный от своей шалости мальчонка.

— Серьёзно? — сказанное мужчиной оказалось настолько неожиданным, что даже Лелиана не смогла сдержать в себе удивление. Да она бы быстрее поверила, что он удумал отравить правителей, чем вот это.

— Абсолютно. Когда же ещё у меня получится попробовать антиванский виноград и орлейские пирожные, — непринуждённо пожал плечами маг, будто бы и не понимал, что так удивило собеседницу.

Лелиана позволила себе улыбку от мысли, что передай она кому-нибудь слова мужчины, ей никто не поверит. Ну не этого ни Совет, ни весь Тедас ждут от великого и ужасного древнего тевинтерского магистра. Но она ему верила, хотя бы потому что сегодня ночью сама же и обнаружила в его вещмешке тряпичный свёрток с печеньями.

Когда все основные её вопросы озвучены, Лелиана не могла не спросить напоследок.

— И что вы решили предпринять в дальнейшем?

Сейчас уже бежать от этого вопроса Безумец не видел смысла. Он и так наболтал лишнего, когда рассказал о своём интересе к Мору. Так что любой, кто не обделён разумом, догадается, что следующим местом, которое он обязательно захочет посетить, будет Башня Бдения как главный оплот Серых Стражей в Ферелдене.

— Продолжу изучать ваши скопившиеся знания о скверне, — магистр глупой Канцлера точно не назовёт, поэтому он не стал врать и просто озвучил очевидное им обоим.

* * *

Покинув таверну, Лелиана испытывала некое противоречие в чувствах. С одной стороны, разговор превзошёл скептические ожидания, поскольку он хотя бы… состоялся, но, с другой, она ожидала получить от разговора более однозначные впечатления, а не тот сумбур, который был в её голове сейчас. Ей же нужно решить, что делать в дальнейшем: или продолжить выслеживать его самостоятельно, ненавязчиво напрашиваться на встречу, или махнуть рукой и стравить на него специально созданный отряд.

Или, быть может, повернуть назад и собственноручно скрутить мага и избавиться от дальнейших проблем?

Наверняка Кассандра одобрила бы именно последний план, не упустила бы возможность. Но вот Лелиана сомневалась. Благодаря сегодняшнему разговору она поняла, насколько магистр напуган, насколько предвзятого о них мнения. И вариант поимки опять стопорился на ритуале Усмирения. А сам этот ритуал — сомнительная мера. В первую очередь он был задуман как добровольная мера, а не карательная, а во вторую — не время Инквизиции, которая поддержала магов, ввязываться в скандал и слухи о том, что она усмиряет своих же. А в качестве третьей причины можно рассмотреть её собственное нежелание видеть этого мага усмирённым.

С самой первой встречи мужчина впечатлил её своим нестандартным мышлением и страстью к книгам, а сегодня позабавил совсем невинной любовью к сладостям. И, вероятно, это впечатление о нём и стало причиной её разочарования в разговоре. Для мага, что удивительно, его можно назвать приятным собеседником, но ныне они были ограничены официозом и недоверием друг к другу, поэтому и получилось… что получилось.

За этими размышлениями женщина почти инстинктивно преодолела путь от таверны к ближайшей подворотне. И хотя Канцлеру было нетрудно передвигаться по дороге, в толпе, буквально растворившись тенью, но она всё-таки предпочла идти по переулкам. Так будет и быстрее, и безопаснее, и привычнее. Сестра Соловей же ещё планировала напроситься на встречу к правителям Ферелдена. Пусть участие и её, и Алистера на верхах мировой политики помешает им встретить друг друга как бывших соратников, но благодаря её хромому информатору теперь им точно есть что обсудить.

— Э, помедленнее, девка!

Этот оклик посреди забывшего цивилизацию переулка даже удивил Канцлера. Далеко не каждому хватало смелости останавливать идущую по узким улочкам женщину, обвешанную кинжалами, словно антиванский убийца. Но бежать Лелиана бы и не подумала. Остановившись, она решила взглянуть на этих смелых глупцов (или всё-таки недоумков?). Ждать долго не пришлось: её окружили с особой резвостью. И когда она приметила знакомые лица, а перед ней возник огромный силуэт их командира, у шеи которого меньше часа назад так близко был её острозаточенный клинок, Лелиана уже не удивлялась. Наоборот, было даже очень ожидаемо, что головорезы, опозоренные перед теми, кого они обычно грабят, придут за местью.

Когда пошли угрозы, похабные шуточки и смех от их якобы победы, Лелиана продолжала спокойно стоять. Банда, в которой только их командир, наверное, и является профессиональным военным, угрожает ей, барду, ветерану Мора, Канцлеру. Эта ситуация казалась настолько абсурдной, что уже даже не смешно.

Молчание их жертвы, конечно же, не нравилось никому, не придавало азарта, не давало чувства превосходства, поэтому было принято решение перейти от словесных угроз к уже реальным действиям. Как минимум были нетерпеливы те двое, которые и пострадали от кастетов барда, и именно они вскоре вышли из толпы и, схватив руки женщины, хотели их связать. Пусть они так и не признали, что это противник им не по зубам, а не они были неподготовленными, но всё-таки задетая гордость позволила задуматься о том, что бы хоть в чём-то обездвижить вёрткую жертву.

Да только их «жертве» скованность рук ничуть не мешала. Стоило одному наклониться, чтобы намотать верёвку, как тут же он получает удар затылком в нос, тем временем второй, не успев опомниться, получает удар ногой. Этих молниеносных для зрителей и незамысловатых для неё действий хватило, чтобы освободить руки. Теперь Лелиане ничего не стоило обернуться и проделать всё то же, что и в таверне, и как итог эти двое снова оказались на земле, забыв даже, как материться. Очередная демонстрация своего превосходства и даже не в силе, а именно в мастерстве не смогла пронять твердолобых оскорблённых. Теперь они ещё пуще разозлились, собираясь напасть толпой, чтобы наверняка. Но это и значило, что Канцлер больше не будет давать им шанс на отступление. Метательные ножички у неё точно не для красоты висят.

Когда в небе раздались махи крыльями, никто не обратил на это внимание: подумаешь, какая-нибудь чайка пронеслась. Однако неожиданно на плечо главаря бандитской толпы сел ворон. Мужчина успел только инстинктивно обернуться, пытаясь понять, откуда появилась неожиданная тяжесть. А эта пернатая «тяжесть» исполнять роль попугая на плече капитана пиратов из сказок не стала и тут же клюнула человека и точно в глаз.

Командир взвыл от боли, схватился за лицо, потерялся от шока в окружении, а ворон, не дав панически махающему руками бандиту себя сбить, вспорхнул и перелетел на плечо Лелианы. Женщина, конечно же, догадалась, кто решил вмешаться, но прогонять его не стала, а решила подыграть. Канцлер властно вытянулась и хищным взглядом прошлась по каждому из присутствующих, почёсывая «бородку» из удлинённых перьев на горле ворона. Запугивание прошло успешно, все поняли, что один её приказ — и ручной ворон снова на кого-то набросится. Все быстро начали терять азарт. Сначала невозможные навыки боя, теперь ещё более невозможное управление птицей (да и сама птица казалась невозможной из-за своих размеров), а это уже, знаете ли, тревожный звоночек к чему-то демоническому.

Чтобы не разочаровывать грабителей в их ожиданиях, вскоре Лелиана выбрала самого юного из толпы и указала на него. Ворон послушно вытянулся, распахнул свои огромные чёрные крылья и, угрожающе приоткрыв острый окровавленный клюв, начал переминать лапами, как будто вот-вот взлетит и нападёт. И этого устрашения уже было предостаточно. «Избранный» обомлел от ужаса. Бешеная птица на него точно нападёт, а он ведь и сделать ничего не успеет. Да, он понимал, что толпой его банда с вороном справится, да только к тому моменту он уже повторит судьбу своего капитана, а то и обоих глаз лишится. Такая перспектива ему не нравилась совершенно, поэтому довольно-таки быстро его нервы сдали и он, даже обронив меч, бросился бежать.

Все остальные окаменели в нерешительности; образ женщины в их глазах становился всё страшнее. Оба «шутника» понимали, что ещё одно эффектного выступления будет достаточно, чтобы и остальные шакалы бросились вслед за первым.

И всё-таки разобраться без смертей не получилось. Командир отряда, очевидно, сегодня налетел на самый неудачный день в своей жизни, однако две неудачи за один час, благодаря одной из которых он лишился глаза, его ничему не научили. И когда боль притихла, заглушилась яростью, дезертир оттолкнул их снабженца, который пытался ему помочь отнятой у какого-то торговца настойкой из эльфийского корня, с криком: «Ведьма!» — и выхваченным мечом бросился на женщину.

Такой поступок главаря мог воодушевить свой отряд вернуть былой азарт. Да только не успели они воодушевиться, а Лелиана успела только достать второй кинжал, как вдруг ворон слетел с её плеча, опустился на землю, где его окутала чёрная дымка, неизвестно откуда взявшаяся, а через мгновение навстречу разъярённому человеку прыгнул не менее разъярённый волк. Нападающий даже не успел ничего понять, как вдруг сильные когтистые лапы сбили его с ног, повалили на землю, а пасть с острыми клыками стальным хватом сомкнулась на его горле.

Несмотря на то, что вышло всё не так, как двое хотели, когда устроили это представление, однако произошедшее сейчас стало лучшим из возможных толчков к срыву последней смелости банды. Разумеется, животных, которые могут менять тело, не бывает, а значит, это всё магия и перед ними магичка. Этого устрашения было больше чем достаточно. И когда они окончательно осознали, что их всё-таки бестолковый командир мёртв, все, крича что-то про ведьму и её ручного демона, бросились в ужасе бежать.

Наблюдая за оравой бегущих в панике лихих людей, Лелиана не могла не хихикнуть и подумала, что им ой как сильно повезло и если бы не вмешалось ещё одно лицо этого конфликта, никто быиз них не ушёл отсюда живым. А так погиб лишь только их главарь и то по собственной глупости. Вскоре, когда в переулке не осталось никого из несостоявшихся мстюнов, женщина обернулась и посмотрела на своего помощника, который уже успел принять человеческий облик и сам наслаждался последствиями от их зрелищного совместного запугивания.

— Не думала, что в вас спит благородный рыцарь, — усмехнулась Лелиана, в очередной раз окинув взглядом невпечатляющий силуэт хромого мага. Пусть магия оборотня была ей знакома, однако этот вид магии настолько редок в Тедасе, что удивляет даже учёных магов Круга, что уж там говорить про сопорати, поэтому ей ещё совсем непривычным казался факт о том, что это именно он минуту назад сидел на её плече весьма себе увесистым грузом.

— Это навряд ли. А вот хитрый маг, который не любит оставаться в долгу, — наверняка, — улыбнулся Безумец, поддержав тон разговора, который задала сестра Соловей.

На несколько секунд их вновь окружила тяжёлая тишина, поскольку они оба не знали, что делать дальше. С одной стороны, они уже попрощались, и их встреча на сегодня подошла к концу. А с другой, не все вопросы были ещё заданы, и раз выпал такой шанс, почему бы им и не воспользоваться. Именно о втором думала Канцлер, потому что это лучше всего соответствовало её планам по составлению более точной характеристики этого человека. Но, оказывалось, о втором варианте думала не только она.

— Раз уж нас вынудили так скоро прервать наше расставание, может, вы позволите отнять у вас время на ещё одну беседу, но в каком-нибудь более приятном месте, нежели этот порт.

— Не могу не спросить, с чего такие изменения? Насколько я помню всего лишь четверть часа назад вы были совсем не против поскорее закончить нашу встречу.

— После вашего ухода у меня появилось время осмотреть округу и убедиться, что вы не соврали, своих храмовников вы действительно не привели, а значит, нет больше повода относиться к нашей встрече столь категорично, — пояснил Безумец. Впрочем, это совсем не значило, что он говорит о доверии. — Да и почему бы не уделить хорошему собеседнику всё своё внимание? В конце концов очереди из других добровольцев не наблюдается, — усмехнулся носитель метки и для наглядности своих слов окинул взглядом опустевший тёмный переулок между ветхими лачугами.

Этих слов было достаточно. Лелиана тоже не стала упускать шанс. Мало ли как повернутся дальнейшие события, может, они ещё не скоро встретятся. И вместе с тем Канцлер мысленно сделала заметку в своей будущей характеристике о том, что этот мужчина не только не бежит от разговоров, а наоборот, стремится к ним. Возможно, ему очень хотелось поговорить с тем, рядом с которым не нужно скрывать своё происхождение и можно побыть хоть и отчасти, но всё-таки собой.

* * *

Лелиана не могла даже предположить, куда поведёт её хромой маг, учитывая, что он уже признался ей, что считает этот город обделённым красотой. Хотя, что для магистра является «красотой» она так и не поняла. Алтари для жертвоприношений своим богам? Место для забоя рабов на потеху толпе? Гостиницы, где подают вино самой большой выдержки? Купальни или бордели (порой это одно и то же)?..

Но бард не успела перебрать все стереотипы о магистрах Тевинтера, как они оказались в небольшом саде при церкви.

Великий и ужасный наслаждается природной красотой сада и любуется цветочками — никто в это просто не поверит. Да сама Лелиана не поверила, если бы об этом ей доложил агент, но сегодня она лично увидела лёгкую улыбку на губах магистра, когда они скрылись от серости города среди всего этого зелёного великолепия.

Понятие «красоты» у всех разное, и это нормально, что кто-то видит красоту в природе, а не драгоценностях… нормально для человека. А Лелиана удивляется, поэтому она сама себя ловит на мысли, что подсознательно продолжает его считать кем угодно, но только не человеком. Этот вывод убедил Канцлера поискать в своей голове предубеждения, которые сформировались от вечных бурчаний Кассандры, и выкинуть их пока не поздно, потому что в её деле важна непредвзятость оценки.

— Вы же понимаете, что этот сад — собственность церкви? Часто матери не терпят нахождения в таких местах посторонних, — с некоторым осуждением произнесла Лелиана, учитывая, что присутствие жреца чужой веры на священной земле можно с лёгкостью обозвать святотатством.

— Тогда жаль, что ваши религиозники не дают прихожанам понять, что их город мог быть чем-то большим, нежели кучей из глины и грязи, — равнодушно пожимает плечами Безумец, очевидно же, запреты чужой религии его не интересовали.

— Считаете, что лучше других знаете, как им жить? — хмуро произнесла Лелиана, посчитав, что в его словах промелькнул цинизм самого Корифея.

— Не цепляйтесь к словам, Лелиана. Я высказал лишь то, как, по моему мнению, было бы лучше. С тем же успехом, я могу раскритиковать любой город моего народа, даже Минратос. Для меня эталоном градостроительства будет… наверное, только Арлатан — столица древней эльфийской империи, потому что, как гласят легенды, там было много магии и живой природы.

Расценив, что её беспокойство было ложной тревогой и в этом маге не видно и крупицы от радикального революционера, Соловей не стала больше бросаться обвинениями.

Так за скромным разговором, если учитывать, что вопросы на злободневные темы не были затронуты, оба собеседника прошлись по саду, в котором затерялись не только они, а и их секреты. И только потом они устроились на деревянной лавке среди деревьев. Очевидно, мужчине нужно было передохнуть. Об этой необходимости Лелиане догадаться было несложно, хотя он, как гордый магистр, до последнего бы скрывал свою усталость.

— После того, что случилось, вы продолжаете быть верным своим богам? Корифей, к примеру, считает, что Думат его предал.

— По правде говоря, я никогда не был религиозен, так что его слова о предательстве меня не особо задевают.

— Странно это слышать от Верховного Жреца, — с подозрением прищурилась Лелиана, посчитав, что он решил ей приврать.

— Кого?! — мужчину очень сильно удивили её слова.

— Вы же «Безумец». Разве это не сокращение от «Безумца Хаоса» — титула Жреца Зазикеля?

Когда Дориан рассказал Совету о тонкостях религии Древнего Тевинтера, все тут же провели параллель между кличкой хромого мага и титулом. Всё было весьма очевидно, учитывая, что легенды гласят о семи магистрах, каждый из которых был членом Синода. Однако сейчас вместо того, чтобы подтвердить это «очевидное», Безумец заливисто засмеялся. По такой реакции Лелиана догадалась, что они опять поспешили с выводами касательно этого человека.

— Знаете, в моё время вы навряд ли бы отделались только розгами за то, что посмели спутать самого Великого Жреца с всего лишь каким-то там… мной, — спустя какое-то время мужчина объяснился, стирая с лица проступившие из-за искреннего смеха слёзы.

— Тогда какое у вас было место в вашей религии? — всё сильнее удивлялась Лелиана, ведь рушились их догадки касательно его личности.

— В религии — никакого. В первую очередь я исследователь наследия элвенанских времён, а Жрецы Синода держали меня при себе, потому что я оказывал им помощь в ритуалах и выполнял иные поручения магического характера. Не помню точно, но думаю, и для того самого ритуала они взяли меня исключительно для поддержки.

В тот момент Лелиана почувствовала, как эти слова сорвали с её плеч неподъёмный груз надуманных догадок об этом магистре. Сам факт того, что все они ошиблись и перед ними не жрец, а их обычный рядовой подчинённый, менял для неё многое. В Песни Света ведь говорится, что корыстны в своих желаниях узурпировать трон Создателя были лишь семь магистров, а значит, на этом человеке, может быть, даже нет вины, и он просто очередная жертва, как и весь мир, их самоуверенности. Может быть, и нет на нём вины из-за Пятого Мора, и не он виноват в том, что Герой Ферелдена погиб…

Да, предположение о том, что этот маг не жрец и вообще далеко не верующий человек, выдвигал ещё Солас. Эльф предположил, что будь Безумец, как и Корифей, искренне верующим, а уж тем более участником Синода, который имел власть даже над архонтом, он бы так же сошёл с ума, когда его выкинуло в совсем новый мир и без поддержки своего бога. Да только никто отступника не послушал: очевидным, казалось обратное предположение. И, видимо, зря.

— Тогда в чём секрет такого имени?

— К сожалению для вашего любопытства, в «секрете» нет ничего интересного. Эта кличка — исключительно желание моего наставника. Из собственных соображений он посчитал, что она подходит мне лучше всего. Не скажу, что мне это нравилось, но потом новое имя я начал воспринимать как нечто… символичное для меня самого, поэтому сохранил его и после смерти старика.

И снова Синод ошибся, поскольку они уже решили, что его желание скрывать имя под кличкой исключительно его личная придурь, а не что-то значимое или личное…

— И в чём же его символизм?

— Если вы хотите получить ответ, то нам придётся вернуться к разговору о кинжале, который вы так бережно храните, — схитрил Безумец.

И Канцлер прекрасно поняла завуалированную причину этой, казалось бы, неуместной смены темы. Как она бы не рассказала сейчас, что у неё на сердце, потому что не позволит образу бессердечного шпиона рухнуть, так и он не будет делиться личными, возможно, даже болезненными эпизодами своей жизни.

— Я поняла вас, Безумец. Считайте, что вопроса не было.

— Благодарю, — кивнул ей мужчина в ответ.

Оба на какое-то время замолчали. Вовремя, поскольку как раз мимо них по тропинке прошла послушница местной церкви и, конечно же, не могла на них не посмотреть. Судя по её взгляду, ей не понравилось, что такие сомнительные на вид личности забрались в церковный сад. Но пожилая женщина всё-таки решила смолчать и, лишь прошептав что-то вроде «Создатель вам судья», пошла своей дорогой.

Лелиана даже усмехнулась. Её посчитали преступницей, хотя её положение в церковной иерархии выше, чем у всех местных служительниц. Безумец же никак не отреагировал, даже не заметил прошедшую женщину. Всё-таки не она первая, не она последняя, кто будет на него недобро коситься.

— И всё-таки как так получилось, что вы оказались в Тени, если легенды гласят, что в Златой Город вошло только семь жрецов? — вновь поинтересовалась Соловей, только на этот раз её любопытство было подкреплено ещё и недоверием. Она будто боялась упустить момент, в котором выяснится, что до этого он ей просто врал. Профессиональная привычка.

— А много ли вы знаете участников того ритуала, которые его пережили и смогли поделиться с миром, как всё там было на самом-то деле? — усмехнулся Безумец в ответ на её неверие. — Думаю, таких людей не найдётся. Поэтому не вижу причин воспринимать ту легенду за единственную истину. Впрочем, на этот раз легенда не противоречит моим словам. Я всегда был тем самым маленьким человеком, чьё имя не сохранится даже в хрониках современников, что уж говорить о легендах, которым больше тысячи лет.

— А говорят, тевинтерским магистрам не знакома скромность. Называете себя «маленьким человеком», хотя любой вас причислит к одному из самых сильных магов современности.

Безумец улыбнулся: очевидно, такие слова тешили его тевинтерское самолюбие.

— Зато такая «скромность» помогла мне спокойно дожить до своих лет… К сожалению, так же спокойно дожить свой век уже не выйдет, — на последних словах мужчина усмехнулся, но слишком уж горькой вышла эта улыбка.

В дальнейшем Безумец предпочёл молчать, только лишь смотрел куда-то вперёд, выжигая взглядом в листве куста дыру, а тем временем его мысли были далеко от этого места, где-то в прошлом. Лелиана понимала, что скрывается за его равнодушием, да и о размышлениях догадывалась, но как-то пользоваться этим не стала. Всё-таки их встреча приобрела хоть сколько-то доверительный неформальный тон, поэтому и он не старался скрываться под маской хладного беспристрастия, и она уже пару раз позволила маске беспощадного Канцлера слететь.

— Вы скучаете по дому? — всё-таки задала свой немного ненужный, но важный для любопытства вопрос Лелиана. Очевидно, и поныне в её голове не укладывалось то, что рядом с ней сидит живая легенда, живой древний магистр и… просто человек, переживший свою эпоху. Видимо, этот девятый, безумный, век любит всё нереальное.

— Каждый раз, когда открываю глаза и вижу ваш безумный мир.

Всё-таки Варрик был прав: прежде чем мысленно накидывать на этого человека петлю за все его грехи, нужно было хотя бы раз поставить себя на его место. Совершенно один, в абсолютно чужом мире, живущем по неизвестным и диким для него правилам, в недосягаемой дали от дома (ни к нему, ни к прошлой привычной жизни он уже никогда не вернётся), вынужден жить в постоянном страхе перед преследователями. И пусть это его не оправдывает, но считать, что он хуже Корифея тоже неправильно. Безумец хотя бы, в отличие от него, не заимел наглость учить и переделывать мир под свои безумные представления «лучшего мира».

— В таком случае тем более не понимаю вашего, Безумец, упрямого стремления действовать в одиночку. Когда-нибудь и вы совершите ошибку, и венатори до вас доберутся.

— Если вы назовёте мне организацию, которая может меня защитить от безумных планов Сетия, я с удовольствием подумаю о вступлении в неё.

— Инквизиция, — совершенно серьёзно произнесла Лелиана, но ожидаемо услышала от собеседника только фырк. — Мы можем дать вам, как и остальным магам, укрытие и защиту.

— Да ну, ваша организация начала заниматься альтруизмом?

— Это не альтруизм, а взаимовыгодное сотрудничество. Буду честной, чтобы выполнить обещание перед миром, нам нужен Якорь на вашей руке, но вместе с этим в нынешней войне нам нужны и ваши способности, а так же любые знания, которыми вы захотите с нами поделиться. История о Древнем Тевинтере слишком изуродована, вы могли бы рассказать правду. А взамен, как я уже и говорила, вы получите защиту и нашу поддержку, — эти слова были тем, ради чего и была затеяна вся эта встреча, поэтому женщина пыталась говорить как можно более аккуратно, буквально подбирая каждое слово.

— «Без метки он бесполезен, можно будет и усмирить его», — так сказала ваша храмовница. Этого достаточно, чтобы понимать, что из себя представляет «сотрудничество» с Инквизицией. Даже оскорбительно, что вы, Лелиана, решили применить на меня свою примитивную ложь.

«Но это не ложь!», — был бы на месте Лелианы тот, кто позволяет себе излишнюю эмоциональность в разговоре, он бы точно это выкрикнул, пытаясь достучаться до твердолобого магистра. Но «рука» почившей Жрицы себе этого позволить не могла.

— Вы опираетесь на слова всего лишь одного человека, испытывающего в тот момент сильное эмоциональное потрясение. Совет же никогда не делал подобных заявлений. Зато сейчас я готова дать вам слово от лица всего Совета, что упомянутая Кассандрой мера никогда не будет применена к вам, как и к любому другому магу.

— Я знаком с устройством Тайной Канцелярии. Люди вашей профессии и родную мать предадут, если это принесёт выгоду для их задания. Поэтому ваши слова и обещания — самая бесполезная вещь из возможных. Так что оставьте их при себе и не заставляйте меня окончательно разочароваться в вашем профессионализме.

Лелиана поняла, что опять поторопилась. Раз она уже видела, как одно лишь упоминание о его безнадёжном положении беглеца, зажатого между молотом и наковальней, заставляет разозлиться вроде бы мирного в разговорах мага, то не стоило так, в открытую, поднимать злободневный вопрос. Но она это сделала, подумала, что получится нахрапом пробить защиту упрямого магистра, и как итог испортила его настроение для дальнейшего разговора.

— У вас есть ещё вопросы? — судя по резкости его голоса, Безумец с удовольствием бы встал и ушёл, но нарушать манеры он себе не позволил.

— Нет, думаю, на этом всё, — отрицательно покачала головой Лелиана. Состоявшаяся сегодня встреча и так превзошла все её ожидания, поэтому она не стала ещё дольше его задерживать.

— В таком случае предлагаю закончить, — логично подвёл их разговор к завершению Безумец и, не получив в ответ возражения, поднялся. — Очень жаль, что пришлось закончить не на самом лучшем тоне. Однако не могу не поблагодарить вас, Лелиана, за встречу и разговор. Приятно удивлён тем, что в Совете есть люди, способные не только запугивать бедных беглецов, — закончив своё вроде льстивое и официальное, но всё-таки шутливое прощание, Безумец с потрясающей для его случая грациозностью поклонился и, накинув капюшон на голову, поплёлся восвояси.

Спрятавшись под спасительной тенью своего капюшона, Канцлер какое-то время смотрела вслед уходящему мужчине, позволив себе усмехнуться. Теперь к характеристике добавится ещё и его аристократическая выправка, поскольку так поклониться с больными-то ногами это ещё постараться надо.

Кратко перебрав в голове всё случившееся за сегодня, Лелиана поднялась со скамьи и обратила внимание на небольшую статую, которая мелькнула между деревьев. Всё-таки Церковь на памятнике в Редклифе не остановилась и поставила её в честь Айдана ещё и в этом почти безлюдном саду. С поднятым щитом, застывший в вечном безмолвии воин, казалось, сегодня смотрел именно на рыжеволосого барда, и взгляд этот был хмурым. Лелиана помнила этот взгляд: младший Кусланд всегда смотрел так, когда окружающие делали не то, что он хочет. Был бы он жив, в Инквизиции бы появилась копия Кассандры, поскольку не любил Айдан отступников, а ещё сильнее — тевинтерских магистров, и сейчас бы уже точно рвал и метал, но старался бы всеми силами поймать и усмирить древнюю угрозу.

В очередной раз неосознанно положив руку на ножны кинжала возлюбленного, Лелиана покачала головой, чтобы успокоить собственную совесть, которая явилась каменным призраком перед её глазами. Ритуал Усмирения вне добровольного использования — ужасное оружие, он стирает личности мага. А тот, кого им прислал этот безумный век, слишком интересен и необычен в своём мышлении, чтобы таким образом его уничтожать…

Глава 16. Найти и снова потерять

Чем дольше длился их поход по Ферелдену, тем чаще к ним приходила мысль, что весь смысл их отряда уже давно утратил свой потенциал… а, может быть, его не было изначально. В небольшом составе они должны были стать мобильной группой для перехвата важного беглеца. Они бы преследовали лишь одну задачу, не отвлекаясь на остальные. Да только именно с этой задачей дела шли из рук вон плохо. Во-первых, они, мягко говоря, опоздали с погоней: когда явились в последнее известное место пребывания беглеца — пристань на озере Каленхад — хромого мага и след простыл. А дальнейшие поиски затруднялись тем, что Безумец после встречи с агентом Инквизиции стал тщательнее выбирать места для ночёвки, порой останавливаясь в деревнях, которые располагались за несколько километров от тракта. Хотя если бы они заранее знали, что опасный маг запрячется в столице, многое бы изменилось? Да навряд ли. Явись в Денерим, где они бы стали искать беглеца в незнакомом лабиринте из глины и дерева? Тем более эти поиски пришлось бы проводить незаметно от королевской разведки. А во-вторых, движение отряда замедлялось постоянными распрями участников. Противоположные мировоззрения столкнулись в этой вроде бы малочисленной группе.

— Варрик, ты точно уверен, что всё это время мы говорили об одном и том же человеке? — буркнул Хоук, неожиданно нарушив тишину в их отряде.

«Человеке», — раздалось презрительное ворчание той, которая шла впереди всех.

Даже то, что они передвигались не на своих двоих, а на конях и не по непроходимым бурьянам, а по ровному тракту, ничуть не улучшило тон грозного голоса Гаррета. Варрик усмехнулся, подумав о том, как точно он указал в своей книге, что брови Защитника всегда в одном положении: сдвинуты к переносице. А когда гном вспомнил, как Изабела предлагала поспорить, у кого: Хоука или их мрачного эльфа — Фенриса — брови быстрее продавят собственную голову от такого вечного напряжения, то даже улыбнулся.

— Точнее быть не может, Хоук. Дважды встречал Незабудку, и дважды эти встречи, если даже захочешь, не забудешь. Вон как нашей Искательнице запомнилось — не устаёт поминать, — в ответ на ехидный тон Варрика впереди опять раздалось ворчание, а Хоук тем временем хмыкнул, ведь только его друг додумается называть «мировую угрозу номер два» такой безобидной кличкой. — Да и наш наёмник-васгот весьма содержательно его же описал, — на последних словах Варрик не выдержал и засмеялся, вспомнив разные фразочки про «сломоногого дохляка». Картина того, как огромный кунари передёргивал плечами, когда вспоминал, что натворил малефикар в Убежище, стоит отдельного упоминания.

— Ага, если Бык васгот, то я танцовщица «Цветущей розы», — вновь хмыкнул Хоук.

Отговаривать от этой мысли и продолжать тему не стал никто. Очевидно, то, что командир Боевых Быков — шпион кунари (самого Бен-Хазрат!), должно оставаться секретом Совета и его приближённых, кем Хоук не является. Однако Гаррету и не нужно было развивать эту тему, в своих подозрениях он был уверен наверняка. Поскольку Защитник, испытывая к представителям кунарийской расы недоверие, всегда особо внимательно следил за Быком, когда тот появлялся в поле его зрения, а взамен получал тот же взгляд. Смотреть в никуда и при этом видеть и замечать всё, что тебя окружает, даже за собственной спиной, способны только выдрессированные теорией и полевой практикой до профессионализма шпионы и разведчики.

— Тогда, может быть, мне кто-нибудь пояснит, как хромой человек, которому, судя по виду, жить осталось два понедельника, умудряется всегда быть на шаг впереди нас?!

Праведный гнев Хоука вполне объясним. Мужчина согласился на этот поход исключительно из-за просьбы друга, и ему совсем не нравилось, что, казалось бы, простой перехват одного единственного человека так затянулся. Они не догнали его вначале, потому что ни одни аналитики не могли точно утверждать, куда после Башни Круга отправится беглец. Хорошо. Они выслеживали его собственными силами, пока не пришло срочное извещение от агентов Канцлера о том, что беглец всё-таки прятался в Денериме. Хорошо. Они собрали свои пожитки и начали до износа гнать коней в сторону столицы, но не прошло и пары дней, как приходит новое письмо, в котором Канцлер утверждала, что маг покинул город и направился по северному тракту, к эрлингу Амарантайн, в сторону Башни Бдения. Хорошо. Отряд опять был вынужден срываться и мчаться наперехват.

Казалось бы, их наконец-то ждала удача, поскольку по всем имеющимся данным беглец стремился именно к штабу Серых Стражей. Он почти не задерживался в лесу Вендинг и не сворачивал к Чёрному болоту.

Вот в устье реки Хафтер, на территории Башни, отряд вместе с местным разведчиком и засел. Осталось лишь ждать.

И какого же было их удивление, когда через несколько дней от ещё одного агента приходит новость, что беглого мага видели в прибрежной деревне, которая стояла на полпути от Башни до города Амарантайн. А это значило, что Безумец каким-то образом перебрался через широкое устье реки, минуя и тракт, и Башню, и спокойно направился дальше.

Снова рухнули все предположения, догадки и планы, и отряду вновь пришлось срываться с места.

Все они устали от этой гонки по территории Ферелдена, и поэтому сейчас позволяли Хоуку бурчать, чтобы выпустить накопившийся гнев. Каждый справлялся с усталостью, как только мог. Варрик, к примеру, увлёкся мыслями, попробовать себя в написании юмористического произведения, чтобы отыграться на персонажах этой книги, заставив их проделать путь, пройденный отрядом. Он был уверен: их бесплодные метания со стороны точно выглядели смешно. Пускай читатели будут укатываться со смеху, читая, как четверо одного ловили да так и не выловили. С другой стороны, гном мечтательно представлял этот эпизод и на страницах самой книги о беглеце. А что такую книгу он когда-нибудь напишет, Варрик уже не сомневался. Пусть его хоть все критики Тедаса обзовут брехуном, но ум писателя просто не мог держать на замке историю о ходячем катализаторе невозможности.

Кстати, измотанности им добавило ещё и недавнее столкновение с силами венатори. Встретив друг друга в неприметной ферелденской глуши, оба отряда были сильно удивлены. И пусть заминка не помешала силам Инквизиции победить в небольшой стычке, поскольку выжившие дозорные врага, потеряв парочку своих, бросились отступать, но теперь отряд лишился пары разведчиков, которые им помогали с поисками на этой территории. У агентов Канцлера появилась своя работа: им нужно было сообщить и местным правителям, и Совету о стычке и запросить помощь. Раз был караул, где-то есть и местный штаб венатори. Отныне, после раскрытия заговора в собственном дворце благодаря Инквизиции, правители Ферелдена стали с особой серьёзностью относиться к информации о предполагаемых скоплениях террористов на собственной территории.

А сам же отряд поспешил убраться подальше, пока королевские ищейки их не настигли и не задались вопросом, что они здесь в таком разношёрстном составе вообще вынюхивают.

— Не вижу здесь ничего удивительного: нам уже известно, что Безумец владеет магией оборотня. Мы лично убедились, насколько огромны преимущества животного тела в естественных для него условиях, — наконец в разговор вмешался остроухий отшельник.

Солас даже усмехнулся, ведь Хоук со своим скептицизмом наступает на те же грабли, что и они все до недавнего времени: недооценивает древнего магистра. Он с чего-то решил, что если хромой маг выглядит так, будто ничего тяжелее канцелярского пера в руках не держал, значит, бегать за ним не придётся, и не учитывал широкий спектр возможностей магии оборотня. Так же он забывает, что перед ними не неприученный к жизни наивный маг Круга, а вполне поднатасканный жизнью интриган. Сам же эльф нисколько не удивился, когда отряду пришлось срывать засаду и вновь гнать коней, и даже бы расстроился, если бы магистр действительно сразу направился в Башню Бдения, а не решил потратить время на проверку.

Тем временем снова впереди раздалось бурчание. Очевидно, храмовнице не нравилось, что опасную тварь-малефикара называют по имени.

— Пф-ф, раз эта магия показала себя настолько эффективной, почему же он при его якобы силе отказался её развивать дальше? Менять два облика и я бы мог научиться, — насупился Хоук. С одной стороны, он нарвался на очередное противоречие, связанное с этим таинственным магом, а, с другой, ему не понравился насмешливый тон в голосе отшельника.

Несмотря на враждебность собеседника, Солас не упустил возможности поговорить о магии. Хотя, может быть, он, как и остальные, уже привык к такой манере разговора Гаррета.

— Из-за того, что магию оборотня Круг долгое время приравнивал к магии крови, знаний о ней сохранилось немного. Но, насколько мне известно, сила мага этой школы измеряется далеко не количеством тел, в которые он может превращаться. Она очень индивидуальна и подстраивается под цели конкретного заклинателя. К примеру, Безумцу при его обстоятельствах и роде деятельности животные тела нужны были для длительного перехода по миру. Поэтому он не использует лёгкие иллюзии, которые держатся всего лишь пару минут и требуют очень много магии для существования. Он научился создавать живое тело, буквально. А это очень трудоёмкий процесс: нужно подготовить себя к таким изменениям, накопить огромное количество сил и, главное, полностью понять тело, которое хочешь создать, начиная с запоминания повадок, поведения и прочих особенностей животного и заканчивая доскональным изучением всех внутренних органов и их функционирования. Созданное таким образом тело получается полностью жизнеспособным и может существовать без подпитки от магических сил. Думаю, его жизнь не ограничивается даже несколькими днями. В нынешнее время при наших знаниях на создание даже одного такого могут уйти десятилетия. А Безумец владеет мало того, что двумя, но и подобрал тела так умело, что в создании новых у него нет особой нужды.

— Смеюн, получается, если бы он захотел, скрылся бы в лесах, и ни мы, ни Старший его не смогли найти? — спросил Варрик.

— Именно. Но он понимает, что, убегая от мира, от Корифея он не избавится, как и не спасёт себя от Якоря.

— Значит, думаешь, Якорь — штука смертельная?

— Тут и думать нечего. Сам же видел, сколько боли приносит любая его активизация.

Варрик даже поёжился от воспоминаний о зелёных вспышках и перекошенном от адской боли лице мага.

Наконец их гонка по тракту подошла к концу, и отряд спустился на заброшенное ответвление от основной дороги, скрываясь среди лесного массива. Староста ближайшей деревни, в которой нужный им маг и останавливался, рассказал, что тот очень много расспрашивал о ближайших руинах древнего форта, а сегодня собрал свои вещи и, предположительно, туда и направился. Вот и отряд отправился к наследию древнетевинтерских времён, к которому их выведет забытая на века дорога.

— Так какой у нас план? Будем придерживаться рекомендаций вашего Канцлера? — спросил Хоук и принялся поправлять свой арсенал и проверять амулеты, которые ему выдала Инквизиция. Пусть они не могли знать, какой будет их встреча и будет ли она вообще, но Гаррет лучше многих знал всю важность предусмотрительности. Если бы не она, вряд ли бы он несколько лет так успешно бегал от церковных псов и подосланных убийц.

— Именно. В первую очередь надо постараться воспользоваться преимуществом такого состава нашего отряда. Для обычного силового решения Совет мог и храмовников отправить, — ответил Солас, не собираясь поддаваться иллюзии численного превосходства. В Убежище это «превосходство» венатори не особо-то и помогло.

— В таком случае зачем с нами тащится искатель? Да любой нормальный маг при одном виде её надменной рожи тут же убежит без всяких там разговоров, — буркнул Гаррет, абсолютно не стесняясь, что объект его оскорблений его прекрасно слышал.

Говорить такие слова члену самого Совета — сомнительная авантюра, однако отряд в очередной благоразумно воздержался от нравоучений. С тем, что Гаррет весьма груб на язык, легче было просто свыкнуться. Тем более простым словом «запрещено» невозможно успокоить небезосновательно строившееся годами недоверие к лицам Церкви. А Кассандре он верить и не собирался, не после того, как её коллеги — Искатели — несколько лет копали под его друзей и искали Мерриль, чтобы через них выйти и на него самого. Поэтому ни разу за весь поход Хоук не брался вести отряд: не мог себе позволить идти впереди, оставив храмовника за спиной.

— Ведение переговоров никогда не было нашим основным планом. Мы даём ему один шанс, не согласится — никто не будет бегать за ним и уговаривать, — ответила хмурая Кассандра, которая и вела лошадь впереди остальных. — А с вами я иду как надзиратель от Совета, потому что никто бы не отправил вас одних в таком составе: два мага, один из которых даже не из Инквизиции, и, — женщина бросила недобрый взгляд на Варрика, очевидно, до сих пор не простив тому ложь, — гном.

— И почему же ты тогда не прихватила с собой ещё храмовников?

— Хотела, но Лелиана остановила. Видимо, надеется, что своими «переговорами» вы чего-то добьётесь.

— А ты, значит, нет?

Кассандра ответила не сразу. Очевидно, в женщине всё ещё продолжают бороться между собой добрая вера в человечность второго древнего магистра (ну не мог же Создатель отправить им сразу двух монстров!) и страх перед его силой, из-за которой храмовничьи инстинкты кричали лишь об одном правильном способе решения этой проблемы — ликвидация. Сегодня в очередной раз победу одержал страх.

— С этой тварью не о чём разговаривать, — такой был исход её личной дилеммы.

Теперь нахмурился уже эльф-тихоня. Раньше в нём ещё теплилась надежда, что договориться у них получится, если Кассандра постарается хотя бы отыграть дружелюбие и пусть неискренне, но всё-таки извинится перед магистром за свои прошлые слова, которые всё и разрушили. Однако сейчас Солас лишь в очередной раз убедился, что как была идея их отряда бессмысленна на стадии создания, такой остаётся и поныне. Ничего у них не выйдет, и хорошо, если предстоящая встреча хотя бы пройдёт без жертв.

«Инквизиции нужна крепкая вертикаль власти», — понимал Волк, что если каждый советник продолжит действовать, как заблагорассудится только ему, то организация не доживёт даже до конца войны с Корифеем. Да только где этого Инквизитора взять? Кого попало сажать на трон нельзя — они точно до конца войны не доживут, а подходящих кандидатов просто нет…

* * *

Пробирался по развалинам Безумец с особой осторожностью. Ему ничего не стоило из-за одного неверного шага упасть или случайно задеть какую-нибудь сопрелую опору, повреждение которой приведёт к обрушению того, что ещё стояло. Во времена Империи этот форт контролировал движение судов по заливу и всё устье реки Хафтер, зато сейчас древняя крепость не то что на ладан дышит — она на ладан выдохнула уже последним вздохом.

Не было у мага веской причины приходить в место, которое веками служило ночлегом для всевозможных путников. Так что было бы глупо даже надеяться, что где-нибудь здесь, рискуя навсегда остаться под обломками обвалившегося потолка, стоит искать секретные лазы, спрятавшиеся от чужих глаз на тринадцать веков. Скорее мужчину одолело обычное любопытство, поэтому он и решил, раз всё равно находился поблизости, посетить и осмотреть с тоской очередное рухнувшее наследие его рухнувшей Империи. Тем более надо было хоть чем-то себя занять, пока он выжидает. А сколько нужно выжидать он не знал.

Сразу направляться в Башню Бдения, Безумец не решился, небеспричинно ожидая там ловушку, особенно-то после того, как выдал свои планы Канцлеру, поэтому он обошёл сооружение по широкой дуге и направился дальше по тракту, чтобы осесть в какой-нибудь деревне на несколько дней. Разумеется, можно было продолжить путь, сбить возможных преследователей, заодно, раз время есть, посетить второй по важности город Ферелдена — Амарантайн. Слишком уж его нахваливали жители ближайшей деревни. Однако магистр ловил себя на мысли, что после Денерима у него нет никакого желания изучать города этого варварского края. И он решил просто остаться на одном месте, раз уж всё равно желание проникнуть в Башню Бдения — это единственное, что держит его в этой стране.

Такой план составил мужчина и собирался его придерживаться, но сегодня случилось то, что заставило мага схватить свои скромные пожитки и скрыться в лесу. Остановившийся неподалёку от деревни небольшой торговый корабль и сошедшие с него утром матросы не казались уж чем-то удивительным. Мало ли что у них прохудилось, до порта Амарантайна дотянуть не смогли, вот и пришлось сходить в ближайшем населённом пункте для закупки необходимого материала. Только вот Безумец запомнил этот корабль ещё тогда, когда в денеримском порте небезосновательно посчитал его команду подозрительной. А таких «совпадений» магистр не любил.

Ныне стоя на возвышенности, которая когда-то являлась неприступной крепостной стеной, хромой маг всматривался в голубые просторы Амарантайнского океана. Он ёжился от резких порывов ветра и запаха воды, которая пахла — вот так сюрприз — солью и морем. Однако брезгливость от нелюбимого запаха Безумца сейчас уж точно волновала в последнюю очередь. Хмурый взгляд его белых глаз устремился к ещё одному кораблю, который силуэтом виднелся на горизонте. Как и в случае с первым кораблём, его появление не казалось чем-то подозрительным, да только вместе эти два «совпадения» давали уже веский повод для беспокойства. Тем более, где глаз человека был бесполезен, глаз животного увидел, что на корабле отсутствовали шлюпки, а, значит, его команда когда-то (возможно, ещё ночью) сошла на берег.

Вывод о том, что он и есть причина появления здесь этих неизвестных кораблей, требовал снова ударяться в бега, но на этот раз магистр не спешил. Его пугала неизвестность, но он также понимал, что побег его не спасёт. Об Инквизиции и Венатори он знал достаточно, чтобы суметь предугадать их шаги и знать, по каким признакам выискивать шпионов, а об этой неожиданной третьей стороне — абсолютно ничего. Если корабли знали, где вставать на якорь, значит, у них очень крепкая связь с сушей, и всё это время за мужчиной могли идти аж несколько шпионов. И, следовательно, бегство всего лишь временная мера, пока он не знает, чего ожидать от нового врага. Слишком хорошая у этих неизвестных агентура.

В один момент от раздумий, как бы получить хоть какую-то информацию о неизвестном враге и при этом в первой же стычке с ним не погибнуть, Безумец был вынужден оторваться, когда на границе его магического «слуха» едва заметно колыхнулась Тень. Несколько «раздражителей» постепенно приближались в его сторону. Маг решил, что это пришли за ним те самые неизвестные силы, однако вскоре свою же догадку отверг, когда среди невпечатляющих «волнений» раздалась знакомая вспышка от огромных, но нетренированных сил, которую он никогда не перепутает.

Задавшись вопросом, что забыла здесь девчонка-венатори, Безумец даже и подумать не мог, какие ещё неприятные неожиданности преподнесёт ему сегодняшний день.

* * *

Последние дни для венатори, спрятавшихся в Ферелдене, стали не самыми удачными. Сначала был раскрыт один из самых ценных агентов южного направления, который в королевский дворец смог проникнуть ещё до начала войны. Это вынудило все их секретные лагеря насторожиться, поскольку король не упустит шанс устроить облаву для уничтожения всей шпионской сети. А на днях положение ухудшилось ещё и тем, что дозорные венатори, засевшие в амарантайнском эрлинге, наткнулись на отряд Инквизиции. Это заставило их в спешке покинуть насиженное место, которое королевские ищейки, получив наводку от Инквизиции, наверняка обнаружат.

Кальперния, когда случились все эти неприятности, также находилась в лагере в ожидании приказа из Тевинтера по организации новой диверсии. Раз уж эльфинаж потушили, а разрыв закрыли раньше, чем получилось поджечь остальной Денерим, то можно было хотя бы попробовать навести смуту в Амарантайне. Не столица, конечно, но тоже стратегически важный для правителей город. Однако с новыми обстоятельствами об этом придётся забыть на неопределённый срок.

Наблюдая за суетой своих подчинённых и их подготовкой для долгого марш-броска к ближайшему подготовленной специально для подобных экстренных случаев пещере в глуши леса, девчонка хмурилась. Этот лагерь незаметно функционировал уже не один месяц, и вдруг им «повезло» нарваться на силы врага. Да что этой Инквизиции в такой глуши вообще могло понадобиться?! Штаба у неё здесь нет, отношения с Ферелденом шаткие, а сам отряд состоял из умелых бойцов, которые довольно-таки быстро вынудили дозорных отступать, при этом не потеряв никого из своих.

Так бы глава венатори и ломала голову над этим вопросом, если бы не явился один из главных разведчиков, который не стал отступать с остальными, а спрятался и какое-то время шёл за вражеским отрядом, подслушивая их разговор. Благодаря ему Кальперния и поняла, что отряд да ещё в таком разношёрстном составе тут забыл… точнее «кого».

* * *

Подгоняя коня чуть ли не до предела его сил, Кальперния мчалась по лесной дороге, вытоптанной, видимо, местными жителями. В данном случае её не волновало, что один единственный показавшийся из-под земли корень на такой неровной дороге вынудит её коня споткнуться, упасть и с огромной вероятностью переломать себе ноги. Магесса была занята только мыслями о причине её спешки.

Новость о том, что вражеский отряд появился здесь из-за хромого мага, поначалу рассмешила магистра, мол, что Безумцу в этой глуши делать, если по последним данным он обосновался в городе. Однако перепроверка выявила, что разведчики церковных выскочек недаром свой хлеб едят. И тогда уже у девушки появился повод для беспокойства, даже страха. В её понимании, в плену Инквизиции его ждёт только одно — усмирение. А этого допустить нельзя было ни в коем случае. Она была уверена, Старший разделил бы её точку зрения, и будь он сейчас здесь, вновь бросил бы все силы на защиту своего сородича от лицемерных андрастелюбов.

Пусть Кальперния бросать все силы не стала, но всё равно взяла несколько своих людей, чтобы те ликвидировали или хотя бы задержали вражеский отряд, а сама поспешила вперёд: лично предупредить знакомого.

Подгоняемая страхом, что она всё-таки не успеет предупредить и маг уже мог погибнуть или оказаться в плену, магичка и неслась по дороге, приговаривая и почти молясь. Девушка понимала, что Старший не простит ей, если этого человека усмирят. Да что уж там! Она сама себе этого не простит! Безумец был одним из тех немногих (точнее всего лишь вторым), кто воспринимал её на равных, кто оценил её и её талант. И терять такого человека девчонка ни в коем случае не хотела.

Спустя, по её ощущениям, вечность Кальперния наконец-то оставила позади себя лесной массив и вышла на развалины древнетевинтерского форта. Вместе с радостным пониманием, что она наконец-то добралась до цели, и вроде как даже успела, потому что в округе стояла безлюдная тишина, девушка была вынуждена умерить свою спешку и спешиться. Быстро радость заменилась на волнения и панические мысли о причине тишины: здесь уже никого не было, потому что она опоздала.

Обхватив одной рукой посох, а второй — поводья, девушка осторожно направилась вглубь развалин. Ожидать можно было всего, чего угодно: от полного отсутствия здесь живых и до ловушки. Даже тот, кого она хотела спасти от незавидной судьбы, мог напасть на неё. Это возможно, девушка прекрасно понимала, что пара встреч не сделала их обязанными доверять друг другу. А так же, уняв пародию на гордость магистра, она смиренно признала, что готовиться защищаться было бессмысленно: древний маг, если того захочет, справится с ней без особых проблем, что он и доказал при прошлой их встрече.

Минуты обследования бывшего огромного форта непростительно затянулись. Она слишком торопилась и оставила своих людей далеко позади, так что неизвестно точно, когда они подтянутся, зато вражеский отряд мог явиться с минуты на минуту.

К счастью, все эти ненужные, но такие навязчивые волнения отошли на второй план, когда наконец-то тишина нарушилась звуком шагов и нужный ей человек осторожно вышел из-за ближайшей уцелевшей каменной стены. Окинув егопоспешным взглядом и убеждаясь, что он жив и здоров, Кальперния вздохнула и радостно улыбнулась. А после она тут же бросилась к мужчине, даже не потратив время, чтобы понять, собирается ли он её слушать или нападать.

— Безумец, тебе нужно уходить отсюда. Инквизиция отправила за тобой отряд. По нашим данным, они вышли на тебя и вот-вот будут тут, — магесса рассказывала впопыхах и взволнованно смотрела в белые глаза мага, надеясь передать искренность своих слов, чтобы он хотя бы сейчас ей поверил и не стал попусту геройствовать, а просто ушёл. Да, в этом случае он и венатори не достанется, но девушка здраво рассудила, что уж лучше пусть так, чем будет оставаться риск его захвата и усмирения церковными фанатиками.

Но, разумеется, Безумец ей не поверил и в ответ лишь строго посматривал на девчонку, выискивая повод обвинить её во лжи. Не получилось. Если она и врёт, то внешне никак этого не выдавала. Тогда магистр решил озвучить то, что и подталкивало его к сомнениям.

— И почему же в таком случае сюда приближаются твои люди?

Кальперния сначала удивилась, откуда ему известно об её отряде, однако быстро сообразила, что, так как среди них были маги (парочка даже весьма сильных), он их по-своему почувствовал, как и её в прошлую их встречу.

— Я их взяла, чтобы они задержали инквизиторских, но они могут и не успеть, поэтому лучше уходить, — продолжала настаивать девушка, но в очередной раз натыкалась на холодное бездействие собеседника. Очевидно, он пока никуда не собирался.

— Кто в отряде Инквизиции?

Кальпернии очень хотела сорваться и накричать, ведь и он, и уже она рискуют попасть в плен и быть усмирёнными, а мужчина лишь продолжает хмуро задавать вопросы! Но её статус магистра не позволил ей поддаваться эмоциям. Да и всё-таки перед ней весьма умный маг, наверняка он не стал бы бездействовать, если бы чувствовал опасность…

— Не знаю. На них наткнулись в лесу мои дозорные. Но точно среди них есть очень сильный храмовник и маг, предположительно (хотя и странно), Защитник Киркволла. Возможно, ты о нём слышал.

В том, что этот мнимый вражеский отряд существует, больше не было повода сомневаться. Мальчик-маг из Редклифа уже предупреждал мужчину о таинственном отряде, о котором даже в Скайхолде ничего не слышали. И, видимо, сейчас они наконец-то дали о себе знать.

Однако это опять не стало поводом к «срываться и бежать со всех ног». С одной стороны, его одолело рискованное любопытство, опустится ли Инквизиция до банального нападения или постарается каким-то ещё образом изъявить причину своего появления. На второе у него были надежды, учитывая, что Канцлер пришла к нему уж точно не ради болтовни, как и девчонка-венатори до этого. А, с другой стороны, Безумец не мог быть до конца уверен, что лесные окрестности, окружающие форт, сейчас безопасны. Магичка могла обмануть — и, пока вдали крутились сильные маги-приманки, венатори из числа сопорати подошли вплотную и сидят уже в каждом кусте, их-то присутствие сновидец никогда не сможет распознать. Магичка могла и ошибиться — и подозрительно маленький отряд врага будет той же приманкой, пока в каждом кусте сидит по храмовнику. Магичка могла и не знать — и сейчас в кустах сидят противник как раз той неизвестной третьей стороны, в существование которой Безумец отчего-то уже не сомневался.

И если речь зашла о третьей стороне…

— Утверждаешь, что привела всего лишь отряд, хотя вон вдали стоит корабль, чья команда сошла на берег! Уж не говори-ка, что это совпадение и корабль не ваш! — пусть всерьёз он не думал обвинять девушку, но шанс Безумец не упустил и воспользовался очень даже эффективным психологическим приёмом, так называемым, внезапным нападением. Неподготовленный к такому давлению собеседник очень быстро терялся, терял самообладание и начинал говорить правду, поскольку впавший в панику разум просто не поспевал придумывать ложь.

И бывшая рабыня к такому ходу была не готова, тем более от него.

— Корабль? — с искренним неподдельным удивлением воскликнула Кальперния. — Нет у нас в этих водах кораблей, тем более с полной командой. Со мной и так маленький отряд, все остальные после обнаружения разведчиков отошли далеко в лес.

Безумец был доволен ответом, но виду не поддал, а с тем же неверием и злой физиономией отвёл её в сторону, где с уступа открывался вид на залив.

— А это тогда что?! — громко воскликнул он, указав магичке на стоящий на якоре корабль на горизонте.

Девушка какое-то время молчала. По тону собеседника, магистр думала, что ему нужен ответ, но она не знала, что сказать. Это не их корабль точно. Да и Инквизиции навряд ли — тот отряд не шёл бы в гордом одиночестве и не таился, будь у них поддержка в виде целого корабля. Тогда Кальперния уже просто хотела пожать плечами, мол, она не обязана знать, что там за корабли по водам Ферелдена ходят. Однако, подняв взгляд на мага, девушка осеклась. Не тот перед ней человек, который бы стал так хмуриться по пустякам, а, значит, повод у него был.

Решив не разбрасываться его подозрениями и заодно заслужить доверие хотя бы в этом вопросе, Кальперния вернулась к своему коню и очень осторожно (из-за стоимости устройства) вытащила из седельной сумки небольшой аналог корабельной подзорной трубы.

— Это не торговый корабль, хотя и пытается им казаться, — озвучила магесса первую мысль, продолжая изучать подозрительное судно уже вооружённым глазом. — На его корпус установлены дополнительные улучшения. Такие обычно ставят для защиты на тевинтерские корабли, которые отправляются на юг, потому что необходимо преодолеть пролив между Ривейном и Пар Волленом да и сами воды Ривейна. А там обилие пиратов и кунарийских кораблей. Но эти улучшения кажутся странными, чем-то напоминают отделку дредноутов.

— Что такое «дредноут»?

— Огроменные кунарийские корабли, против которых невозможно воевать на море: своими орудиями неизвестной технологии они топят любое судно. Говорят только галеоны архонта, забитые магами и амулетами, могут вести с ними борьбу на равных.

Тут Безумец не сдержался и весьма слышно скрипнул зубами от злобы. Пусть древний магистр уже попривык к тому, во что превратилась его великая Империя, но, очевидно, ему было очень… неприятно слышать, что какие-то быкоподобные дикари имеют такое преимущество на море. А нынешний Тевинтер, как дикие племена во время завоевания территорий Древней Империей, только и способен прятаться на берегу в укрытиях и оттуда трусливо отстреливаться.

Кальперния заметила это настроение собеседника и даже догадалась о его мыслях.

— Теперь-то ты понимаешь, какой позор хочет исправить Старший? Тогда почему до сих пор отказываешься нам помогать?

В ответ Безумец только хмыкнул, не имея ни единого желания объяснять, что играть в революционера или мессию он не собирался. Вместе с тем мужчина теперь знал, о чём именно наплёл Сетий этой девчонке.

— И почему же тогда этот корабль пустили в ферелденские воды? — спросил Безумец, самым наглым образом игнорируя её вопрос.

Девушка вздохнула, но возмущаться не стала. Опять он сходит с темы, как и в прошлую их встречу.

— Так кто хоть на юге знает, как выглядят дредноуты? Тем более странность улучшений в глаза почти не бросается, при хороших бумагах и досмотре его бы и в порт Минратоса пустили. Но мне всё равно кажется это… подозрительным.

Безумец безмолвно кивнул. Как раз «подозрительным» ему всё это тоже казалось, заставив его окончательно уверовать в теорию о какой-то третьей силе.

И сейчас все эти три силы собираются встретиться на одном клочке земли.

То, как начинает расходиться этот день, сомниари не нравилось абсолютно, потому что он с большой вероятностью не поспеет за всеми этими изменениями.

Все прошлые мысли были отброшены, как только Завеса колыхнулась от нового огромного потока магической силы, а её источник был уже совсем близко. От этого мага разило даже сильнее, чем от девчонки, поэтому Безумец безошибочно определил в неизвестном своего теневого собеседника — Соласа, сновидца огромной мощи. Мужчина знал, что эльф умеет скрываться от восприятия других сомниари, а значит, сегодняшнее неожиданное снятие маскировки никак не показатель неумения или слабости, а самый настоящий жест доброй воли. Если бы отряд, о котором говорила девчонка, хотел напасть исподтишка, ушастый отступник бы скрывался до последнего, а раз сейчас он выдал себя и, следовательно, остальных, значит, он хочет заранее дать понять, что они пришли не для захвата (по крайней мере, не только для этого) и разговор вместо банальной силовой разборки, в принципе, возможен.

— В том отряде был эльф-маг?

— Кажется, да, — кивнула Кальперния, и только потом её осенило. — Погоди! А откуда ты…

— Через несколько минут они будут тут, — получив окончательное подтверждение своим догадкам, мужчина не дал ей закончить и перебил более важной фразой, чем её вопрос, ответ на который она и сама знает.

Опять от удивления из-за таких неожиданных выводов магичка хотела воскликнуть, но вовремя остановилась, понимая, что проблемы есть и поважнее, чем вопросы «откуда» и «как», и поспешила лучше осмотреть округу. И это заставило её расстроиться, потому что своих людей она так и не увидела.

— Мои люди, видимо, опоздают, — вздохнула магичка, очевидно, не имея никакого желания оставаться один на один с инквизиторскими фанатиками. И пусть с ней рядом находится могущественный магистр, но и он не всесилен, особенно, если дело дойдёт до физических атак. — Нам нужно уходить. Скорее! — взволновано воскликнула девчонка и, обхватив руку мужчины, хотела повести его за собой поближе к лесу.

— Уходи. Тебя здесь никто не держит, — спокойно ответил Безумец и одёрнул руку.

— Ну уж нет! Я не для этого сюда спешила и рисковала свернуть своему коню копыта, а себе — голову, чтобы теперь оставить тебя одного с церковниками! — тут же гордо вскинула голову Кальперния и попыталась показать своё бесстрашие, но весьма неудачно: она боялась, и это было видно.

Безумцу очень не понравилось её упрямство, и не только из-за её принадлежности к венатори, которые несли ту же угрозу его свободе, как и Инквизиция, а ещё и из-за риска того, что она попадёт к ним в плен. Для Инквизиции она такой же сильный маг и враг, как и он, а значит, большой шанс, что её усмирят после пыток и допроса. Не хотел этого магистр не меньше, чем собственного усмирения, поскольку если этот ненормальный век допустит уничтожение своего главного дарования, то он окончательно обесценится в глазах древнего мага.

— Отведи коня на ровную дорогу и приготовь его к скорой погоне. Если не надумаешь уходить сейчас, то возвращайся, но спрячься у развалин. Думаю, они знают о твоём присутствии, но не знают, кто ты, поэтому лучше это неведение затянется подольше, иначе точно никакого разговора не получится.

— Ты ещё разговаривать с ними собрался?! Сдурел?! Да они тебя даже слушать не будут, — из-за удивления от его выходки Кальперния окончательно забылась и перешла на совсем уж фамильярный тон. Очевидно, позже она будет себя ругать за несдержанность, но пока что девушка продолжала ругать мага хотя и мысленно.

— Стоит попытаться. Всё же лучше бегства, которое всего лишь оттянет неизбежное, а не решит проблему, — ответил Безумец и подтолкнул девчонку к выполнению озвученного плана; время было не на их стороне.

Когда он остался в этой части форта один, Безумец не сдержался и потёр зелёные линии на левой руке. Кажется, это начало входить у него в привычку, потому что когда он волновался, то ли из-за самовнушения, то ли из-за реального оживления метки, но руку начинало неприятно жечь. А сейчас у мужчины как раз и был повод для волнений. Он понимал возмущения девчонки, потому что сам не назвал бы своё решение хорошим. Слишком мало он знает о целях противника, чтобы говорить о каком-то владении ситуацией. То, что он однажды добегается, магистр понимал не хуже всех тех, кто пытался донести до него эту якобы неизвестную истину. Один он беспомощен. Даже сейчас, если бы не девчонка, он бы до последнего не узнал, что обе стороны конфликта добрались до него именно сегодня. А, значит, в бегстве, как он и сказал, мало толку: сегодня он узнал и сбежал, а в следующий раз уже не узнает и не сбежит. Однако после его разговора с Канцлером научилась ли Инквизиция хоть чему-то, кроме уже приевшегося «либо ты добровольно идёшь на усмирение, либо тебя на него тащат»? Способна ли она придумать новое и выгодное для них обоих сотрудничество? Безумец был уверен, что нет, но надежда умирает последней, вот он и позволил себе надеяться.

* * *

Наконец-то долгий путь отряда подошёл к концу, они добрались до развалин форта. Спешившись, они первым делом привели в боевую готовность своё оружие и только потом направились в глубины разрухи. Шли почти беспечно, веря в тишину окружения, и только Солас особо внимательно осматривался по сторонам в поисках засады, потому что он чувствовал присутствие постороннего сильного мага. Однако говорить об этом отряду отступник так и не осмелился, тем более в присутствии Искательницы. Такой уровень понимания процессов Тени очень уж противоречит его словам о посредственности своего таланта из-за отсутствия якобы должного образования. К счастью, озвучивать свои опасения обстоятельства его так и не заставили, потому что беглец нашёлся раньше.

На мага, стоящего около одной из уцелевших стен, за которую он тут же поспешит спрятаться, если обострится конфликт, они смотрели как-то совсем неоднозначно. Само это существо (не человек, по мнению некоторых) очень неоднозначно и непредсказуемо. Раз он показался, то заинтересован их выслушать, да только одно необдуманное их слово или действие и всё перейдёт в смертоубийство.

— Это он? — на фоне этой напряжённости неожиданный вопрос Хоука стал даже чем-то комичным. Судя по скептическому взгляду, рассматривающему мага, о котором ему прожужжали все уши, фантазии мужчины не соответствовали реальности.

— Незабудка. Собственной персоной, — кивнул Варрик, понимая скептицизм друга.

Гаррет хмыкнул. Первый порыв недоумения прошёл, и в карих глазах вспыхнул интерес, но главное не враждебность.

То, что все трое смотрят на него без открытой агрессии и даже с какой-то неуверенностью, потому что не знают, как правильно подступиться, для Безумца стало поводом смягчиться самому. Строгий взгляд, ожидающий в любой момент атаки, так же сменился на любопытство. Вспомнилась та наивная надежда, что Инквизиция изберёт другой подход. Уж слишком пёстрый состав отряда подобрал Совет…

Однако в один момент очень даже мирная атмосфера была полностью разрушена, когда Безумец увидел четвёртого участника отряда, который подошёл чуть позже, задержавшись на изучении окружения. И это был не просто упомянутый девчонкой-венатори храмовник, а Искатель и советник Инквизиции. Именно Кассандра погубила всю его веру в организацию, и сейчас, судя по виду, совсем не собирается перед ним оправдываться.

Вмиг обстановка накалилась до того самого опасного предела. Из всего огромного количества верных церковных псов, Инквизиция отправила именно её. Безумец этот жест понял однозначно: им не нужны переговоры, им нужно его полное подчинение.

Попытка магистра отступить так же воспринялась однозначно. Стоило тому сделать шаг назад, как это запустило цепочку событий, которые незамедлительно приведут к худшему из исходов. Правильно предположив, что их цель хочет сбежать, и, разумеется, не желая этого допускать, Кассандра вытащила меч из ножен и приготовилась к броску к противнику, так как самая верная тактика по борьбе с магом — это наискорейшее сокращение расстояния с ним. Этого она сделать не успела, так как в тот же момент из укрытия появилась Кальперния и, встав рядом с мужчиной, приготовилась отразить атаку главной угрозы — храмовника. Появление же девчонки заставило и остальной отряд вскинуть оружие и принять боевую стойку. Судя по тому, что Кассандра подняла щит и решила сменить тактику, обратившись для начала к собственным храмовничим способностям, в магессе она узнала лидера венатори, а, значит, планы менялись, и брать живыми уже нужно двух магов.

Пока противоборствующие стороны замерли, ожидая, кто первым нарушит хрупкое затишье и нападёт, Безумец совсем нерадостно осматривал своих скорых противников. На кону его свобода, а, значит, смерть — это правильная плата за победу. Да только трём из этого отряда он не желал смерти. Несправедливо, что одни из самых интересных личностей, которые ему повстречались в этом мире, должны погибнуть из-за твердолобого руководства и не менее твердолобого их командира, которая даже сейчас продолжает мысленно изливать на него все известные ей оскорбления. Но эта ненависть была взаимна. Кажется, Безумец впервые в жизни жалел, что воспитание не позволяет ему сквернословить, как это делают простолюдины, а то ведь у него тоже есть, что сказать, обнаглевшим храмовникам…

Но и сбегать, перетянув на девчонку-венатори всё внимание противника, мужчина себе позволить не мог. Не после того, как он признался сам себе, что не может допустить убийство сильных магов этого мира собственным равнодушием. Если она так хочет помереть, раз постоянно лезет в самое пекло, то пожалуйста, но только в другом противостоянии, а не сегодня и не на его руках.

К счастью, выбирать сегодня Безумцу так и не пришлось. Совсем скоро в развалинах появились посторонние и вмешались в обострившийся конфликт. Пусть группа подошедшего подкрепления венатори была весьма скудна, но их внезапная атака заставила отряд Инквизиции забыть о двух нужных им магах и бросить все силы на собственную защиту.

Магистр никогда не думал, что будет настолько рад встретить силы венатори вновь.

— Уходим, — скомандовал Безумец и схватил магессу за руку, когда та уже собиралась кинуться на помощь своим людям.

Этого приказа Кальперния не поняла, с возмущением глянула на мага, мол, как это «уходим», если там её люди. Однако строгий взгляд древнего магистра поубавил её пыл. Девушка вспомнила, какие огромные понесёт потери их организация, если именно она, приближённая Старшего, попадёт в плен к врагу, да и за собственную шкурку было всё-таки боязно. Так что девушка вскоре кивнула и, убедившись, что маг тоже не собирается геройствовать, бросилась к своему подготовленному к бегству коню. Безумец, обернувшись волком, устремился за ней следом, но не по дороге, а старался придерживаться кустов, ещё держа в голове мысли о таинственном корабле.

Отряд Инквизиции со злобой проводил взглядом отступающих, потому что после стольких дней поисков их цель опять исчезает. Однако они были вынуждены и смириться. Их окружили, а, значит, пока с нападающими не разберутся, начать преследование они не смогут. И всё же среди них нашёлся один особо вспыльчивый, который не собирался так просто мириться с таким быстрым поражением.

— А ну стоять! — с гневным криком Хоук, как ураган, промчался к своему коню, забрался (точнее почти что взлетел) в седло и тут же заставил того нестись галопом.

Кажется, конь сам перенял настрой своего всадника и на полном ходу без страха врезался во вражеский строй. Удивлённые от такой выходки венатори только и могли, что отпрыгивать от взбесившегося животного. И правильно, потому что одного нерасторопного мага конь всё-таки затоптал. Остаток отряда, проводив неугомонного мага даже восторженным взглядом, стал контратаковать, чтобы враги не успели очухаться и отправить погоню.

Преследование не продлилось долго. Выбравшись с развалин, Гаррет быстро определил, куда делась девчонка-венатори, и тут же поспешил за ней. Через несколько секунд он увидел поднятую с дороги пыль впереди, а чуть позже и саму беглянку, и начал стремительно к ней приближаться.

Вскоре, когда и Кальперния заметила преследователя, завязалась драка. Ну как драка — достаточно скромное перекидывание стихийных заклинаний. Из-за спешки и нетипичного, для мага, способа ведения боя не получалось концентрироваться, чтобы создать заклинание большей силы, а все нынешние атаки благополучно гасились защитными амулетами, которые висели как и у них, так и у их лошадей.

Пусть конь у магички был сильнее и выносливее, но управлялся с этим видом ездового животного Хоук всё-таки намного лучше. А уж особенно у неравнодушного на приключения на свою задницу мага боевой опыт по сражению верхом был намного больше, чем у неё, до недавнего времени всего лишь рабыни. Это и сыграло решающую роль в перекидывании магическими «шариками».

Гаррет слабый маг, сильных заклинаний он создавать не способен. Но это не означает, что он слабый противник. Хоук накопил знания во всех магических школах, которые ему оказались доступны. И это делает его ещё опаснее, поскольку он непредсказуем, не ограничен слабостями одной школы. Вот и сейчас, видя бесполезность стихийных заклинаний, мужчина обратился к энтропии. Опять же из-за защитных амулетов, нынешней спешки и собственной слабости наслать морок на врага он не способен, зато на глупое животное — вполне. И это будет даже эффективнее, потому что девчонке придётся очень больно упасть.

В один момент преследователь начал отставать и даже прекратил атаковать. Кальперния поняла: он что-то задумал. Но не успела девушка и обернуться, чтобы глянуть на противника, как вдруг её конь замедляется, делает резкую остановку и встаёт на дыбы с громким испуганным ржанием. К этому магичка оказалась не готова и ожидаемо, не сумев удержаться, вылетела из седла и упала на землю навзничь.

Удар был сильным, поэтому очнётся она не сразу, и для Хоука погоня была выиграна. Осталось лишь домчаться до места падения. Однако на этот раз маг всё-таки поспешил.

Первым опасность почувствовал его конь и недовольно помотал мордой. Хоук не успел сообразить, в чём дело, однако, надо отдать должное, реакция у него была отменная, и когда из кустов появился волк и с прыжка кинулся на всадника, мужчина успел вытащить кинжал. К счастью (для волка, разумеется), животное тело и реакция всё-таки были гораздо быстрее, поэтому он успел вцепиться зубами в наручи мага, не подпустив к своему животу лезвие кинжала, и, перемахнув лошадь, утащил за собой и всадника. В итоге и Гаррет не самым приятным образом упал на землю.

После такого падения оба мага смогли подняться далеко не сразу. Постанывая и придерживаясь за отшибленное место, только спустя пару минут они встали на ноги да и то с поддержкой посоха. Глянув друг на друга, они мысленно согласились на перемирие, пока не вернутся в хоть сколько-то боеспособную форму. Чуть позже они оба заметили, что на равном расстоянии от них стоял и хромой маг. Безумец из-за нежелания выбирать сторону хотел достичь взаимного соглашения. Всё-таки очевидно, что Инквизиция сегодня уже ничего не добьётся, и Хоук не был фанатиком, который бы предпочёл геройское самопожертвование признанию своего поражения. Да и оставаться здесь так близко от старого форта, посреди неизученного леса слишком опасно.

Магистр мыслил в правильном направлении и, очевидно, не ошибся в своих подозрениях. Но даже он недооценил то желание, с которым до него хотела добраться команда неизвестного корабля…

Свист летящих стрел разрушил все планы любого из них троих. Гаррет успел только внезапную боль почувствовать, а когда инстинктивно обернулся, увидел, как из его плеча торчит древко стрелы. К счастью наконечник вошёл неглубоко, поэтому мужчина без промедления рывком вытащил стрелу. Было, конечно, больно, но его желание рассмотреть метательный снаряд всё же было сильнее. Быстро Хоук понял, что раз лес снова затих и лучники больше не стреляли, то стрела была смазана ядом. С появлением тумана в голове мужчина вспомнил о других и, обернувшись, увидел, что оба мага уже лежали без сознания на земле с теми же торчащими из плеча стрелами. Очевидно, физически сильное тело Защитника смогло дольше сопротивляться пагубному воздействию снотворного яда, но и у него был свой предел. Так что успел Хоук только усмехнуться от мысли, что кому-то ведь было не жалко потратиться на создание таких дорогущих стрел, а после и его разум ему отказал…

Глава 17. Кого нужно спасать?

Вычурность каменной беседки никогда не нравилась юноше. Здесь, в саду, среди природного зелёного великолепия, ну никак не смотрится строгость традиционной архитектуры Империи. Камень давил, кажется, пытался скрыть, словно стыдясь, основной сад. Может быть, предыдущий хозяин дома, который возводил усадьбу, как раз эту задачу и поставил своему архитектору. Содержать красивый сад — это практически обязанность каждого знатного рода, хороший тон. Но это совсем не значит, что эту «обязанность» люди содержали с удовольствием. Для многих сад — это пережиток элвенанской эпохи. Сказывалась пропаганда, которая любую особенность эльфийской империи старалась преподнести в негативном ключе. Зато для мальчика сад был не только любимым местом в доме, но и оплотом тишины и уединения. И в его глазах массивная каменная беседка разрушала всю красоту, портила гармонию, как, например, обилие золота в отделке дворца архонта. Когда юноша, сопровождая отца, оказался на балу главного дворца Империи, его скептический взгляд, направленный на внутреннее убранство, заметил сам архонт. Мальчик не знал, сколько усилий потратил отец, чтобы избежать скандала, однако все тяготы наказания он помнил прекрасно. Но это не заставило его раскаяться, поскольку своей вины он не видел. Что собой представляет золото? Ну оно жёлтое и блестит, и всё. Зато комбинации комнатных растений способны создавать уникальные интерьер и обстановку. К примеру, есть же элвенанское растение, которое может источать любой запах по желанию мага, так чем же оно хуже золота?

Учёба. Именно таким одним словом юноша и мог описать всю свою жизнь. Даже если однажды он и покинул крыло усадьбы, которое было ему клеткой с младенчества, многого не изменилось: клеткой стало всё здание. Со всем его потенциалом хозяин дома не выпустил птенца из гнезда, не позволил учиться в университете. Образование мальчик получал домашнее. И если немагические науки он постигал с помощью нанятых учителей, то магические премудрости ему рассказывал лишь один человек — его отец. И это было не обучение — это была муштра. Огромное множество прочитанных книг, неисчисляемое количество часов, потраченное на их освоение. И освоить это было необходимо, поскольку потом, во время практики, любой пробел в знаниях стоил юноше хлёстким ударом посоха по рукам. Длинные рукава были постоянным атрибутом его одежды, чтобы скрыть бинты, а под ними — содранные до крови раны. С помощью магии залечивались только кисти рук, чтобы они оставались аристократично правильными, лишёнными повреждений. Развлечений и свободного времени мальчик был лишён. Даже на бал и разные приёмы отец его брал только, чтобы научить змеиному поведению в этом гнезде интриг, обмана и убийств.

Но юноша стойко терпел такой режим. Отец приложил много усилий: и словами, и примером (показывал пойманных магами одержимых) донёс всю опасность одержимости и важность самоконтроля. «Тень дураков не терпит», — так он всегда говорил. Мальчик понимал. Он слишком часто слышал о своих удивительных способностях, но ещё чаще — о чрезмерной опасности этой силы. И если он не хочет однажды исчезнуть, отдать своё тело твари из Тени, то нужно учиться.

За неимением другого и к такой жизни можно привыкнуть. Не так уж она и плоха. Он наследник древнего и влиятельного рода, у него полная и любящая семья, а его огромный магический потенциал открывает перед ним практически все двери Империи. Единицы могут похвастаться тем же…

Именно эту мысль магистр взращивал в своём сыне, прививал любовь и привязанность к семье. Это была гарантия, что род его продолжится достойно, а остальные домочадцы будут обеспечены даже после смены главы дома. Да только не рассчитал мужчина, что ребёнок не главная брешь его плана…

Иногда, как сегодня, режим юнца нарушался, надзор пропадал. Это происходило, когда глава дома отбывал в столицу по магистерским делам. Нет, этот период нельзя назвать отпуском, поскольку перед отъездом составлялся впечатляющий список книг, которые необходимо молодому магу прочесть, а потом, после возвращения магистра, пройти строжайшую проверку своих новых знаний. Но это юношу не пугало. Чтение давно стало его любимейшим занятием, а количество прочитанных книг благоприятно сказалась на скорости чтения. Так что у парня была возможность раньше срока закончить с заданием. Правда, освободившееся время он опять будет вынужден потратить на книги из-за отсутствия других развлечений, но зато можно было почитать то, что хотелось именно ему. Остальной семье всё равно нет до него дела, если он не маячит лишний раз перед глазами. И чтобы не маячить, парень спрятался в саду.

С утра молодой наследник скрылся от забот усадьбы среди живой природы, наслаждаясь тишиной и покоем. Конечно, покоем сложно назвать его ситуацию, поскольку сидит он здесь в одиночестве, словно выгнанный на улицу нелюбимый хозяевами пёс. Мать (по крайней мере, так он должен был называть женщину в присутствии отца) не заботило то, что мальчик был вынужден пропустить обед и наверняка планирует пропустить ужин. Но он предвидел (не в первый раз попадает в эту ситуацию), поэтому принёс с собой приготовленное слугами скромное пропитание на день. Всё-таки лучше уж так питаться несколько дней, чем лишний раз появляться перед глазами взбалмошной магессы. А за незнанием другого он с радостью наслаждался таким «покоем».

Правда, все эти мысли, переживания и радости были запрятаны в мальчишке за маской абсолютного спокойствия. Как и положено, будущий наследник должен научиться во всём соответствовать своему родителю. Однажды ему придётся стать частью змеиного гнезда — Магистериума. Высшее общество аристократов не терпит эмоций и наивности — только интриг и хлада в глазах. И юноша впитал в себя манеры, этикет и негласные правила поведения. Теперь его непоколебимый грозный силуэт из-за идеально ровной гордой осанки со спины можно было даже спутать с отцовским, выдавало только одно — рост. Пока что юнец не дорос ещё, чтобы пугать одним лишь своим видом. Однако это заметное отличие не мешало рабам-садовникам его бояться. Прекрасно зная, как заканчивается твоё существование, если попасть под горячую руку хозяина, эльфы не осмеливались заходить в сад и работать, если видели в беседке силуэт, схожий с господским. Сам же мальчик до сих пор не давал повода себя бояться. Нет, жалости к слугам он не испытывал (не имеет права — иначе позор для всей семьи), но беспричинной вспыльчивости или стремления к зверствам в нём не было. Убивать рабов лишь из-за своей прихоти неправильно… хотя бы с точки зрения лишних материальных затрат — так рассудил маг, когда его стали допускать до изучения финансовых дел семьи.

Тишина сада после нескольких часов пребывания в нём стала настолько привычной, что любые посторонние звуки тут же резали уши. Так что юноша сразу услышал приближение чужих шагов. Он заметно заволновался, оторвал взгляд от книги и глянул на тропинку из каменных плит, которая ведёт в сторону поместья. К его счастью, худшие его предположения не сбылись, и сюда шёл всего лишь знакомый ему с детства старик.

Спустя пару минут эльф-библиотекарь наконец-то дошёл до беседки и водрузил стопку книг, которую и тащил с собой, на стол. Это была очередная партия книг из отцовского списка. Но, очевидно, список пока подождёт. Закрыв книгу, которую читал, мальчик отодвинул её и начал приводить порядок на столе. Отделял то, что он уже прочёл и что можно уносить обратно, от того, что ещё предстоит прочесть. Между тем юноша аккуратно подвинул в сторону старика графин с водой, предлагая выпить, а потом указал взглядом на скамью, разрешая слуге присесть и отдохнуть. Старик прекрасно понял значения все этих молчаливым действий и отказываться от господской милости не стал. По красному лицу эльфа и одышке было видно, что таскание таких тяжестей из-за возраста ему давалось уже с трудом. А ещё юноша хотел подольше подержать мужчину у себя, чтобы он так же насладился покоем и не попадался на глаза мегере, которая, судя по крикам, периодически доносящимся даже сюда, сегодня в особо плохом настроении.

Приведя на столе порядок, юный маг решил сделать перерыв на чтение того, чего не было в огромном списке. Не без помощи слуги он вытащил из новой стопки книгу, которая заметно отличалась от остальных, поэтому её библиотекарь благоразумно замаскировал.

К оказавшемуся в его руках наследию древней империи мальчик отнёсся с почтением. Аккуратный осмотр реликвии вызывал неподдельные эмоции восторга от мастерства древних книгописцев. Юноша был неравнодушен к эльфийской истории, ему нравилось изучать всё, что было с ней связано. Как бы черна ни была пропаганда превосходства империи людей над эльфийской, но маг признавал, что к тому, чего достигли эльфы, люди приблизятся ещё нескоро. А, может, и не приблизятся никогда, потому что немаловажную роль играла долгая жизнь бывших хозяев континента. Взять хотя бы эту книгу — она образец кропотливой очень долгой работы. Только десятилетия труда смогли создать эту превосходную смесь магии, природы и слова. Что для бессмертного эльфа потратить лет пятьдесят на создание одной книги? Да ничего существенного, наверное, он бы даже не почувствовал прошедшие годы. Зато никакой человек не будет тратить полжизни на создание книги (не на написание или составление текста, а именно оформление), поэтому Тевинтер никогда не повторит искусство книгописания Элвенана, что уж там говорить о другом более масштабном искусстве.

Отец так же признавал неповторимость эльфийского наследия, поэтому собрал в своей библиотеке несколько примеров их литературы. И хотя его библиотека была для парня открыта, а магистр положительно относился к тому, что всё время между занятиями будет потрачено на книги и знания, однако он резко не одобрял интерес юнца к чужой истории. В его понимании, элвенанские книги могли содержать только либо сказочки об их языческих богах, либо учебники по нерабочей (как принято считать теперь) магии. И то, и то не несёт нужных знаний для его наследника, а поэтому их чтение, как и изучение эльфийского языка, было запрещено. Вот мальчик и нарушил этот запрет в редкие моменты свободы, когда родителя не было дома. Ничего он не мог с собой поделать, душа у него тянулась ко всему эльфийскому, ну и всё тут.

«И зачем ему тогда эти книги?» — задавался вопросом молодой маг. Видимо, для его отца коллекционирование элвенанского наследия, как коллекционирование любым мужчиной дамских украшений: да, дорогие, да, красивые, да, при удобном случае их можно подарить, однако для самого хозяина коллекции они будут совершенно бессмысленны.

Зато у мальчика от этой «бессмысленности» горели глаза. Зарождалась мечта найти не только книги. Сколько же всего удивительного прячется от него в эльфийских развалинах! Да и сами эти развалины, как пишет историк в одной книге, прекрасны, даже несмотря на то, что в древности люди старались их полностью уничтожить. А укреплял эту мечту библиотекарь, помогая юноше выучить дивный язык предков.

К эльфу юнец испытывал сильную привязанность. Сложно было считать его обычным рабом и отрицать тёплое к нему отношение, когда даже сейчас он продолжал выполнять роль его воспитателя и смотрителя. Был бы старик человеком, он бы носил гордый статус — гувернёр. Почему «гордый»? Да потому что заботится он о будущем наследнике далеко не последнего дома Империи, которому ещё и пророчат звание одного из самых могущественных магов… возможно даже за всю историю Тевинтера.

Но в своей привязанности был искренен и сам старый эльф. О маленьком господине он заботился с пелёнок. Так что как тут не привязаться?

Неожиданно вместо того, что бы сидеть, отдыхать и дожидаться нового приказа, старик подошёл к своему подопечному и с улыбкой протянул юному господину неприметный тканевой свёрток, который он достал из-за пазухи своего солидного, для раба, одеяния (не мог же хозяин позволить своего личного библиотекаря одевать в лохмотья). Юноша отвлёкся, удивлённо посмотрел на старика, но потом с детским любопытством начал развязывать странный свёрток. А когда развязал, обнаружил, что там было несколько его любимых эклеров.

Сегодня из столицы прибыл посыльный. Он доставил закупленные магистром вещи, а также семейные заказы. Жизнь в достатке позволяла ему баловать членов семьи, ни в чём им не отказывать, особенно, он баловал любимую жену. Только младший из них отнёсся к прибытию посыльного равнодушно. Мальчик знал, когда отцу составлялся список просьб, о нём благополучно забыли, даже не спросили, а написали лишь что-то вроде «скромно отказался в пользу остальных». Так что на подарок для себя мальчонка и не надеялся. Оттого насколько же он обрадовался, когда в посылке обнаружился лишний свёрток с пирожными. Пусть получатель не был указан, но нетрудно догадаться, что сладости для взрослых — это несерьёзный подарок, зато для юного сластёны очень даже.

Однако радость его была недолгой. Когда сегодня за завтраком возможность насладиться сладким подарком получили все, кроме него, а остатки магесса приказала раскрошить и выбросить на улицу птицам, молодой маг понял: свою долю он не получит.

От того сейчас юнец был удивлён, увидев уцелевшую часть подарка. Очевидно, старик решился ослушаться хозяйку и выкрал с кухни несколько пирожных. Это недопустимое поведение для раба, но парень и не думал о наказании. Эльф же старался ради него, знал, как его подопечный любит сладости. Так что маг был ему даже благодарен за подобную вольность.

Для библиотекаря же искренняя радость юноши стала лучшей наградой. Наблюдая за тем, с каким удовольствием тот уплетает эклеры, старик по-доброму улыбнулся. Подарок заставил парня сбросить строгую маску, к которой его приучал отец, а за ней показалось лицо ещё совсем ребёнка. Мальчик улыбался, не таясь, а его глаза горели невинной радостью. Ну какого взрослого способны так обрадовать всего лишь простые сладости? И сейчас старый эльф видел перед собой не копию своего господина, его наследника, а того самого мальчика, которого растил с самого раннего детства. Многое изменилось с тех пор, как ребёнка выпустили из клетки запертого крыла, оторвали от эльфийки, к которой он был привязан, как к матери, постарались заменить эту привязанность к настоящей, полной семье, но и поныне самым близким для него оставался старый раб.

К сожалению, сегодняшнее мирное пребывание в саду, подальше от домочадцев, было нагло прервано. Неожиданно в беседку вбежал средний из детей магистра и с довольной наглой ухмылкой посмотрел на младшего. Юноша, будто пойманный за страшным преступлением (хотя частично так и было), поник.

Всё получилось оперативно. Не прошло и каких-то полчаса, а юноша уже предстал перед той, которую меньше всего хотелось видеть.

Они были семьёй… по крайней мере, так было тогда, когда магистр был дома. Строгий, требовательный, но желающий в первую очередь дать хорошее образование своему наследнику отец. Мать, любящая женщина, которая должна была поддерживать и помогать в том, что упустил вечно занятой муж. Её материнской ласки должны были не лишены её дети… все трое детей. И старшие братья, которые несмотря на склоки и соперничество (всё-таки какие мальчики не любят проказничать и спорить) должны были стать примером для подражания и рукой помощи там, где не могли помочь родители. Именно это, по расчётам магистра, должно было привязать юного наследника к семье, внушить ему обязанность в дальнейшем отплатить им за счастливое детство заботой. Но взаимности магистр и не добивался, не принуждал домочадцев принимать бастарда за равного. Главное, чтобы сам мальчик в этой верил, чтобы выполнил обязанности, ради которых и был рождён.

Считал мужчина, что самое слабое звено этого плана — ребёнок, поэтому был нужен такой контроль за его жизнью. Но он просчитался. Семья, ради благополучия которой он и старался, сама испортила всё. Стоило отцу по срочным делам покинуть усадьбу, как иллюзия счастья спадала, и маленький мальчик оказывался среди пираний, беспощадно разрывающих его детство.

Госпожа знала, в какую опасность попал их дом. Если бы не появился столь одарённый ребёнок, она бы сильнее других была посрамлена, ведь это же ей Боги не позволили выносить для рода потомственных сомниари достойного наследника, прокляли её, словно падшую женщину. Но, видимо, магессе было важнее в очередной раз сказать, как сильно она ненавидит мальчика за то, что её вынудили называть его сыном наравне со своими родными по-настоящему любимыми детьми, чем исполнять наказ мужа.

И видя такое поведение своей матери, старшие братья тоже быстро смекнули, когда можно было безнаказанно вымещать всю ненависть на младшем. Спрашивается, а чем им не угодил безобидный ребёнок? Да всё просто — обида и зависть. Мало того, что третьего они по праву считали любимчиком, поскольку отец ежедневно уделяет тому повышенное внимание, так ещё сказывались насмешки и издевательства сверстников. Слабые магические способности делали их козлами отпущения, так ещё и отданный титул наследника самому последнему по старшинству больно бил по гордости и самолюбию. И поэтому сводные братья с большой охотой пользовались случаем и отыгрывались на, как им казалось, причине их позора.

Юноша терпел все эти нападки как и положено при его статусе и возрасте — держался с достоинством и молча. И наказания следовало переживать так же, с высоко поднятой головой и спокойным взглядом. Магистр должен быть всегда готов, он не имеет права показывать свои чувства и эмоции, выдавать свои слабости, тем самым давая фору врагам. И мальчик должен быть магистром.

Вот и сегодня, пока женщина из-за приукрашенного рассказа сына бесновалась, главный виновник стоял рядом и молчаливо дожидался неминуемого наказания. Пытаться отстоять правду или осудить некоторые надуманности в рассказе сводного брата было бесполезно. Во-первых, как и всегда слова ему никто не давал, не собирался выслушивать его версию произошедшего, а, во-вторых, всему семейству было прекрасно известно, что призывать эту женщину к благоразумию, когда она в гневе, бессмысленно. Из простого факта «слуга ослушался приказа» она уже раздула целую трагедию, прировняв случившееся чуть ли не к измене рода, а то — и всей Империи.

Непоколебимость выправки молодого мага рушилась только из-за неосознанной дрожи, когда в очередной раз недалеко от него проносилась указка,которая чуть ли не летала по комнате из-за активной жестикуляции хозяйки. Этот инструмент помогал учителям в обычные дни и был орудием для осуществления наказания в такие дни, как сегодня. И парень вздрагивал неспроста, поскольку эти наказания не были похожи на обычные поучительные, когда учитель мог хлестануть по руке ленивого ученика. Безобидный образ леди совсем не останавливал магессу на словесных оскорблениях. Она совсем не брезговала избить ненавистного бастарда, словно раба, но только не розгами, а указкой. Её опьяняла безнаказанность. Жаловаться мальчику некому, под одеждой следов побоев никто не увидит, а в случае нанесения серьёзных травм или на открытую часть тела есть личный жадный лекарь, который за дополнительную плату всегда готов скрыть от хозяина, какие травмы он залечил на наследнике.

Однако сегодня беспомощной игрушкой для избиения мог стать не только юноша. Рядом на коленях стоял старый эльф-библиотекарь. Он лучше других знал о скверном характере жены господина, а поэтому покорно дожидался наказания. Его ничто не оправдывает, он ослушался приказа. Приказать казнить его она, конечно, не посмеет. Магистр хоть и любит жену, но абсолютно не одобрит убийство самого важного для него слуги, на обучение которого он слишком много в своё время потратился. Однако ей ничего не стоит приказать избить старика до полусмерти. В таком состоянии без помощи в его-то возрасте ему долго не протянуть. Зато потом можно было смело сказать, что самовольный раб просто издох от старости. Судя по взгляду какой-то такой план и был в голове хозяйки.

Сердце юнца сжалось. Мальчик ни в коем случае не хотел оставлять вину на старике. Да, он позволил себе вольность, но ведь он старался ради своего юного подопечного, хотел обрадовать и побаловать.

И в конце концов где тут воровство-то?! Эти эклеры принадлежали ему!!!

— Вы не смеете его наказывать, матушка. Верный слуга всего лишь исполнял мой приказ.

Судя по тому, как обозлилась женщина, обращение «матушка» из уст ненавистного ребёнка ей не понравилось, как и не понравился сам факт того, что впервые за долгое время он решился ей перечить. Очевидно, новой «профилактики» указкой парню не миновать, но пока что магесса не забыла о старике, возмутившись теперь тому, что тот приказ какого-то сопляка поставил выше её собственного.

— Слуга действовал по приказу наследника. Выше моего слова только слово моего отца, — парень продолжил перетягивать на себя внимание.

Впервые юноша решил использовать превосходство своего титула. Он понимал, что тем самым ворошит уже драконье гнездо. Судя по тому, как обозлились старшие братья, которые до этого наблюдали за представлением со стороны, не скрывая удовольствия, и которых теперь буквально ткнули носом в грязь, разворошить у него вышло. Вон и драконица уже пыхтит, еле сдерживаясь, чтобы не изрыгнуть пламя, не ртом, так руками.

Но бояться и трусливо отступать молодой маг себе позволить не мог. Магистры никогда не отступают.

Получив новый приказ, позволяющий ему уйти, старик впервые оживился. Вскинув седую голову, он со страхом стал посматривать на своих хозяев, не зная, какому из двух противоречивых приказов ему нужно подчиняться.

— Ты можешь идти. Приказ наследника, — строгий холодный голос отрезал все сомнения слуги. Парень не остановился на словесном упоминании своего титула, а воспользовался тем, чему его и обучал отец, став вмиг его копией. Взгляд магистра, могущественного сомниари и наследника древнего рода не терпит неповиновения.

Старый эльф, словно помолодел от страха на полвека, не помня себя, вскочил и тут же умчался из комнаты. У юноши всё получилось, никто даже не вспомнил о слуге. Однако теперь он испытает весь гнев горделивой магессы на себе. Он впервые набрался смелости указать им всем на своё законное место (и это не пустое чванство, учитывая, что по одной только магической силе он превосходит их всех вместе взятых), за что и будет вынужден поплатиться. Никому не нравилось, что их игрушка по вымещению злобы решила показать зубки…

Ещё с детства мальчику был известен интерьер комнат запертого крыла. Наверное, у него была даже мечта, чтобы больше никогда не возвращаться сюда, в клетку для птицы. Но о его мечтах, конечно же, опять забыли спросить, и именно здесь отец приказал обустроить ему комнату. Рассчитал грамотно. По соседству только библиотека — не будет возможности заниматься глупостями — только учёбой. На окнах решётка — не сбежит, поддавшись юношескому стремлению к независимости. А если провинится, единственный выход из крыла можно запереть. Как раз последней возможностью магесса не стеснялась пользоваться, и нередко запирала его здесь. В этом заключалась ещё одна причина, почему юноша прятался в саду: уж лучше с утра до ночи сидеть на природе, чем запертым в крыле с решётками на окнах. Но сегодня избежать клетки у него не вышло. Стоя посередине своей спальни, молодой маг молча наблюдал, как слуги заполняют комнату книгами из отцовского списка. Обычно его запирали здесь не дольше, чем на день, однако на этот раз, он понимал, его не выпустят из клетки до возвращения отца.

Вскоре, когда приготовления к затворничеству подошли к концу, в комнате осталось только двое. Мальчик продолжил спокойно стоять и просто дожидаться момента покоя, который наступит, когда он останется один. Его ноги дрожали, но не от страха, а от боли, от сильных побоев. С остальным телом было не лучше: руки подчинялись с трудом, а спина вообще не гнулась. В качестве поучительных мер не стали прибегать к помощи лекаря. Тот только осмотрел мальчонку и подлечил то, что рисковало перейти во что-то более серьёзное, чем в обычный синяк, и на этом свою работу остановил. Тем временем напротив юноши стояла та, кто и нанёс побои без доли жалости. Она догадывалась, что мешало ребёнку нормально стоять и почему периодически он кривился в лице и шипел, и только довольно улыбалась. Но вопреки виду, очевидно, былая ярость не прошла, и сейчас она чего-то нетерпеливо ожидала от ребёнка. Чего? А кто знает — может быть, искреннее раскаяние, извинения или мольбы не запирать его здесь в одиночестве. Но молодой маг был непоколебим в своём спокойствии, его светлые глаза смотрели на неё безэмоционально, просто дожидаясь, когда она сделает всё, что хотела, и просто уйдёт.

Такое поведение правильное. Зачем что-то говорить? Лучше молчать, своё он уже и так наговорил. Однако человеческая ярость не терпит покоя, она всегда старается ухватить за собой и других, и поэтому к магессе вместо спокойствия пришла злость, и вдруг юноша стал её ещё больше раздражать своими молчанием и покорностью. Не сдержавшись, женщина вновь ударила его, но на этот раз книгой, которую держала в руках, и прямо по лицу.

Удар не был сильным, и при других обстоятельствах стал бы только обидным, но сегодня из-за подкашивающихся ноющих ног и в общем не подчиняющемся теле юный магистр не смог устоять и упал.

Кажется, этот удар стал пределом его терпения. Предпринимая попытки подняться на ноги, парень столкнулся с новыми мыслями и эмоциями, захватившими его разум. Там были и планы мести, и кровожадной расправы, и жестокого ответа за все издевательства, и просто мирные (относительно всего остального) желания послать всех их куда подальше. Но соблазну он не поддался, не позволил слепой ярости захватить разум. Кто знает, может демон наслал это наитие.

Магистр должен контролировать свои эмоции.

И мальчонка справился, взял под контроль неожиданный порыв, снова вернул хладность рассудка, но только маску на лице он сдержать не смог, и поэтому, когда поднялся, взглянул на названную родительницу по-новому, со всей искренней ненавистью.

Подобный ответ должен вновь разбудить дракона в вроде бы миловидной леди, однако случилось всё наоборот, она… испугалась. Когда светлые детские глаза уставились недетской ненавистью к ней, к братьям, ко всей их семье, магесса остолбенела, а занесённая для очередного удара рука просто повисла. Кажется, только сейчас она поняла, к чему привело её самодурство, что она совершила непоправимое. Она вспомнила планы мужа, вспомнила, зачем он держит в доме этого бастарда, и осознала только сейчас, насколько было важно делать то, что ей наказали…

Но опомнилась она слишком поздно. Росток ненависти уже укрепился в юном разуме.

Не найдя ничего лучше позорного бегства, женщина так и поступила, заперев за собой дверь.

Оставшись один, парень позволил себе вздохнуть полной грудью, наслаждаясь наконец покоем. Правда, это наслаждение неожиданно оборвалось, потому что глубоких вдох отдал сильной болью в груди. Поломанных рёбер у него не было, лекарь об этом позаботился, но, очевидно, из-за побоев болела даже грудь.

Остатки нахлынувшей ярости прошли окончательно, заменившись на апатию, когда мальчик поднял с пола книгу, которой его ударили. Это была та сама эльфийская книга, за прочтением которой его и застал сводный брат и из злорадства порвал её. Юноша закусил губу от досады, когда увидел, в каком теперь состоянии было прекраснейшее наследие Элвенана, оно буквально рассыпалось листьями в его руках. Подумать только, книга пережила падение эльфийской эры, мародёрство людской Империи, а погибла от рук какого-то малолетнего вандала.

С печалью, будто прощаясь, парень отложил книгу на стол и отвернулся. Отцу, несомненно, расскажут о случившемся, обвинят именно младшего в порче реликвии, и он узнает, что юноша ослушался приказ, взял в руки дорогую вещь и даже не отнёсся к ней с уважением, а порвал, как бумагу. Его накажут — маг понимал. И наказание будет таким же, как и за выходку во дворце архонта.

Оправдываться и говорить свою правду было бессмысленно: ему никто не поверит.

Мысли об отцовском гневе заставили юношу окончательно потерять осанку, ссутулиться. Тело ещё больше заныло. Сиротливо глянув на кровать, мальчик отмахнулся от желания лечь и забыться хотя бы на часик во сне, потому что из-за больной спины ему теперь как минимум пару дней о кровати стоит забыть: лечь он попросту не сможет.

Но в ногах правды нет, поэтому молодой маг сел в кресло и постарался принять наиболее безболезненное для своего тела положение. А после решил забыться, но не во сне, а в своих мыслях. Как удачно, кресло стояло около большого окна, откуда ему открывался вид на зелёный сад и голубое безоблачное небо. Юноша позволил себе улыбку, когда увидел носящихся по небу в заботах птиц. Он вспомнил о своих детских мечтах вырваться из этой клетки на свободу, упорхнуть, словно птица, за горизонт, ведь в мире ещё столько всего, на что можно посмотреть.

Надолго забыл юнец эти невинные мысли. Он считал, что его место здесь, в семье, о которой мечтал всё детство. Да только разве нужен он этой семье? Нужен только магистру да и то как часть его планов.

Да вся его жизнь — один сплошной расписанный по годам план.

Скинув с себя жилет и рубашку, парень увидел собственное тело с многочисленными следами от ударов. Он даже хмыкнул от мысли, что отец вроде и не собирался отправлять его постигать науку владения мечом, зато побоев у него столько же, сколько у солдат, когда грозному командиру стражи приходит в голову идея в очередной раз потренировать их на износ. И пусть способы получения травм не сравнятся, в случае мага о своих синяках позорно кому-либо даже говорить, но шутка помогла ему хотя бы отвлечься. И теперь он призвал лечебное заклинание. Плохи у юнца были отношения с магией созидания, потому что его специальность, очевидно, энтропия, но хоть сколько-то притупить боль ему всё равно хотелось.

Так он и просидел в кресле, наслаждаясь магическим теплом. Но пока пострадавшее тело получало стимул к восстановлению, свет приносил в сознание юного мага тёмные мысли… мысли о побеге, который приведёт его к столь желанной свободе…

* * *

Эмоции, которые испытывали присутствующие в Ставке Командования, сложно описать одним словом, поскольку на то, как закончилось, казалось бы, обыденное задание по перехвату, невозможно реагировать однозначно.

— Так что в итоге мы имеем? — облокотившись о стол руками, Каллен глянул на Лелиану как главную сборщицу всей информации. Остальные так же стали ждать её слов, понимая, что к обсуждению ответных действий нужно приступать, когда понимаешь ситуацию, а пока что в их головах полный кавардак.

— Трое магов в лице Безумца, Гаррета и, предположительно, командира венатори оказались в плену на неизвестном нам корабле. По последним данным организаторы похищения являются кунари, — озвучила Канцлер основную новость, которая её саму в своё время шокировала, потому что звучало всё, как чья-то плохая шутка. Пожалуй, только понимание, на каких высоких ставках играет Инквизиция, позволило с первого раза поверить в услышанное. — Весьма вероятно, их целью был Безумец. Зачем похищены ещё двое, неизвестно. По словам Кассандры, предугадать, что именно в таком составе они окажутся отрезаны от остальных, было невозможно. Значит, решение брать в плен свидетелей было спонтанным, возможно, для лучшего сокрытия следов своей деятельности.

— И это у них получилось. Если бы не Солас, мы бы так и не узнали, что случилось в лесу и почему от магов остались только лошади, — ответила хмурая Кассандра. Несмотря на то, что из стычки с отрядом венатори они будучи в меньшинстве вышли без потерь, миссию она считала полнейшим провалом, и даже не из-за того, что малефикар был вновь упущен, а из-за потери Хоука. Маг этот хоть и имел вреднющий характер, но он являлся их сопартийцем, и она как командир отряда была в ответе за него.

— Мои заслуги минимальны. Безумец сам нашёл меня, — подал усталый голос эльф. Он, в отличие от других, сидел, почти засыпая от бессилия, на принесённом кресле и продолжал попивать чай, не забывая кривиться. Чай он терпеть не мог, но этот напиток помогал ему видеть осознанные сны. Но даже в таком состоянии хитрый Волк опять не забыл всем указать на якобы неполноценность своих способностей сновидца, свалив всё на второго мага.

Тому, что Безумец связался с Инквизицией в поисках помощи, Солас был рад. Благодаря ему операция, проведённая рогатыми идеалистами, не осталась в секрете, а то успело бы случиться непоправимое, пока бы они в панике только носились и пытались понять, что произошло. Хотя последствия от их нынешней встречи в Тени были особенно болезненными.

Над водным пространством Завеса очень прочна. Люди и другие расы на кораблях малочисленны (по сравнению с самим океаном) и непостоянны, а строить в океане масштабные сооружения, зависящие от магии или проводить сложные ритуалы за всю известную историю Тедаса никто не додумался, поэтому не было «раздражителей», способных значительно повредить рукотворный барьер. Кажется, только истощение Завесы над сушей не давало ей держать свою первозданную прочность здесь. В первую очередь, такое антимагическое свойство океанской среды ощутимо влияло на способности магов. Нет, разумеется, в отличие от способностей храмовников, плотность Завесы не мешала колдовать, маг не становился слабее, но для проникновения в Тень требовалось больше сил, а значит, он быстрее истощал свой резерв.

Так как осознанное хождение в Тени во время сна подразумевало длительное поддержание связи между дремлющим и недремлющим мирами, сновидцев тоже коснулась эта особенность водного пространства. В этом случае попытка заговорить с другим спящим — это как жевать колючки: вроде бы возможность-то есть, да только какие адские боли она приносит. Поэтому-то Солас и выглядел таким истощённым, находя в себе последние силы, чтобы не рухнуть в бессонное беспамятство. И это ещё при том, что у него было неограниченное количество лириумных зелий и чай, которые и помогали ему легче переносить такую нагрузку. Какого было второму сновидцу в тюремных условиях, он даже не представлял. То, что он при таких условиях вышел в Тень и даже сумел поддерживать встречу, в очередной раз говорит об удивительной магической силе тевинтерца, которая заставляла ушастого отступника искренне восхищаться и невинно завидовать. Он же к своему могуществу шёл столетиями, а Безумец самый обычный человек, у которого за какие-то («какие-то» для бессмертного эльфа) полвека развилась настолько крепкая связь с Тенью.

— Откуда они узнали о господине Безумце и Якоре? Шпион в наших рядах или венатори? — обратила внимание Жозефина на вопрос, который также требовал незамедлительного решения.

Обвинять леди Монтилье подругу в том, что та пропустила шпиона, не собиралась. Всего не предусмотришь. Однако всю правду о метке знали только самые близкие к Совету люди, и шпион такого уровня допуска — огромная опасность, а значит, его необходимо как можно скорее найти.

— Они не знают о нём. Они расспрашивают его об «артефакте», — ответил Солас.

Трое советников с удивлением уставились на эльфа, не понимая о каком таком «артефакте» идёт речь, когда же они увидели, что Канцлер не разделила их удивления и, очевидно, понимает, о чём идёт речь, они дружно уставились уже на неё.

— Алистеру и Аноре Безумец на вопрос о способе закрытия разрыва солгал. Метку он назвал эльфийским артефактом одноразового использования, — объяснила женщина. — Поэтому можно предположить, что именно знания об этом ранее неизвестном «артефакте» или как минимум сведения о практическом его использовании заинтересовали кунари.

— Получается, шпион среди приближённых ферелденской короны? — почти с ухмылкой спросил Каллен.

Тяжело было не задеть слабость ферелденской безопасности, если шпион венатори недавно нашёлся среди королевских поваров, а ещё один шпион может быть и того ближе к правителям. Однако довольно-таки скоро все мысли о беззлобной ухмылке ушли, когда командир пошатнулся и чуть не упал, стоило миру перед его глазами поплыть. Только то, что он до этого опирался о стол, помогло мужчине устоять и избежать пусть и в кругу знакомых, но всё-таки позорного падения.

Хотя чужая помощь не потребовалась: их командор поспешил подавить слабость и вскоре вновь вытянулся по солдатской выправке, лишь потирая виски, однако в маленькой группе да ещё в ограниченном пространстве такое резкое изменение в поведении не может остаться незамеченным. Остальные советники оставили произошедшее без комментариев, но между собой с волнением переглянулись. В военное время Совет не мог себе позволить слабость, однако Каллену, как и многим другим храмовникам, они позволили по их желанию приступить к отказу от лириума. Слабый командир никому не нужен, но вот разбитый, сходящий с ума от кошмаров — тем более. А во втором состоянии как раз и пребывали их храмовники после событий в Убежище. Сражение против своих соратников, сослуживцев и друзей которые превратились в монстров из-за лириума, росшего прямо из их тел, сломило многих. Каллен был среди них.

Сложно, знаете ли, с тем же спокойствием продолжать вводить в себя синюю дрянь, когда перед глазами навечно застыл образ друга, которого ты знал большую часть жизни и с кем ты ещё проходил обучение. Только вот это уже не друг, а безжалостный монстр, чьё лицо превратилось в страшное месиво из кожи, мяса и лириума. Красного лириума. Скверны.

Кассандра также с беспокойством глянула на сэра Резерфорда. Нет, не потому что если он не совладает с лириумной ломкой, ей придётся брать командование войсками Инквизиции на себя, а из-за искреннего переживания за соратника. Видно же, с какой болью он борется, лишь бы продолжать соответствовать своему званию и, как он думал, не подвести организацию, отстранившись от дел.

— Не думаю, — продолжить свою мысль Лелиана решила лишь тогда, когда, глянув на Каллена, убедилась, что тому точно не нужна помощь лекаря. — В связи с неосведомлённостью Алистера о том, кого именно он допрашивал, полученная информация не получила гриф государственной тайны.

— Зачем он хромого вообще отпустил? Такой шанс был… — буркнула Пентагаст.

— В первую очередь он был для них героем, Кассандра. Ищейки, отправленные в город, чего-то опасного не выявили, а копать глубже под того, кто спас их столицу и, весьма вероятно, всю страну от волнений, они не стали.

— Да неужели не очевидно, что он всё это и устроил?! Больше некому.

— А почему его вина должна быть очевидна?! Какие у нас есть доказательства кроме догадок?! — хмуро произнесла Лелиана, даже голос повысила на соратницу.

Видимо, Канцлер решила отныне пресекать все необоснованные выкрики в сторону магистра. После разговора с мужчиной она окончательно убедилась в том, что нежелание вступать в Инквизицию не его глупость или самоуверенность, а страх, вызванный теми самыми необоснованными выкриками Кассандры. А возможно, она решила поубавить норов самой Искательницы. Всё-таки, как уже пожаловался Солас, из-за неё и рухнул весь потенциал собранного отряда. Вместо того, чтобы сыграть дружелюбие и вывести беглеца на переговоры, она всем своим видом дала ему ещё один повод держаться от них подальше.

Опять же ненависть Кассандры объяснима. Те же храмовничьи инстинкты и профессиональные привычки диктовали своё. Однако встреча с Безумцем заставила Лелиану окончательно решить, что с однобоким оскорблением «тварь» она несогласна.

Правая рука хоть и нахмурилась, но отвечать не стала. Доказательств не было. Было только предчувствие.

— Так вот, — убедившись, что конфликт исчерпан, Лелиана вернулась к тому, на чем её остановили, — Алистера отправил ищеек в город, к известным магам Круга, чтобы разузнать об «артефакте». Предположу, что среди них и был кунарийский связной, а, возможно, проболтались сами маги или свидетели, потому что распространение подробностей строго не контролировалось.

На этом вопрос о шпионе был закрыт. Всё равно больше они ничего не могу сделать. К связному такого уровня они не подберутся, нужно привлекать сам Ферелден, а это невозможно, не раскрывая больше данных о хромом маге.

— В таком случае, почему неожиданно всплывший «артефакт» стал кунари настолько важен, что они решились на похищение? Похоже для слежки за хромым была задействована вся их ферелденская агентура, да ещё запас дорогущих стрел со снотворным. Очевидно, сделали всё, чтобы операция не сорвалась.

— Это же кунари. С планированием у них никогда проблем не было, — хмыкнул Каллен, вернувшись в строй.

— О мотивах похитителей точно сказать нельзя. Возможно, даже эта операция не триумвирата, в смысле, ни один из трёх лидеров не осведомлён о ней.

— Разве такое возможно?

— Возможно. На первом допросе Безумца дознаватель не скрывалась и назвала себя. Виддасала. Бык говорит, что она занимает высокое положение в их тайной полиции — Бен-Хазрат — и руководит неким ответвлением, работающим за пределами Пар Воллена. Каким именно, он не знает и в её подчинении никогда не был. Возможно, лжёт. Но известно точно, что по личной инициативе она также занимается сбором магических артефактов для дальнейшего изучения или уничтожения. Зная кунари, скорей всего первое.

— «Личная инициатива»? У кунари-то? — усомнился Каллен.

— Ну, а почему нет? — пожала плечами Кассандра. — Бык говорит, что у неё есть полномочия командовать солдатами даже без ведома Аришока. Кто знает, что она ещё может делать без контроля сверху.

— Именно, — кивнула Левая рука, поддержав мысль Правой. — Стоит так же упомянуть, что «артефакт» мог заинтересовать похитителей в первую очередь из-за способности закрывать разрыв. По моим данным, вскоре, после начала хаоса в эльфинаже, в порт под видом торгового вошёл корабль, который, ныне известно, тоже принадлежит кунари. О Безумце в тот момент они не могли знать, значит, их заинтересовал именно разрыв. Возможно, такой неожиданный интерес обусловлен тем, что в Пар Воллене случилась схожая катастрофа. Но наверняка сказать невозможно, из-за изоляции острова до нас не дойдут даже слухи. Но такой вариант мне кажется маловероятным, потому что пока неизвестно ни одного случая появления разрыва в Тевинтере или Ривейне, а Пар Воллен ещё дальше от Бреши, чем они.

— Но есть вероятность, что архонт Радонис или королева Ривейна могут и поныне скрывать сведения о разрывах на своей территории, — напомнила леди Посол.

— Да и Дориан говорил, что остров Пар Воллен в прошлом был полигоном для Тевинтера. Туда веками отправляли магов для полевой проверки своих новых заклинаний или артефактов. Наверняка многие из них были ужасно нестабильны, и их активация заканчивалась если не взрывом, то точно сильным повреждением Завесы. А какие-нибудь экспериментальные артефакты могут работать и поныне. И трёх веков под властью кунари не хватит, чтобы Завеса там восстановилась, — рассуждала Кассандра, скривившись от мыслей о тевинтерских магах и об очередных проблемах из-за них.

— В таком случае о мотивах кунари действительно остаётся только догадываться, — вздохнула Лелиана и сделала несколько пометок в своих бумагах, согласившись, что оба предположения имеют равные шансы на существование. Разумеется, это ей не нравилось.

Тем более важнее размышлять не о причинах, а разобраться с последствиями, пока важного для мира беглеца не отправили туда, куда до него ни они, ни венатори никогда не доберутся, и где его, получив данные, вскоре убьют, как и Хоука. Кунари боятся магов.

— Здесь мы бессильны, в восточных водах у нас нет кораблей-перехватчиков, — доложил Каллен, сразу отрубив вариант использования инквизиторских военных сил. — Если будем знать приблизительное движение этих кораблей, можно осуществить вашу с Соласом идею запросить помощь других стран.

— Эта идея не наша, её предложил Безумец, — тут же поправила его Сестра Лелиана. Пусть остальные советники несколько занервничали и нахмурились от перспективы исполнять план малефикара, но Тайный Канцлер не посмела приуменьшать заслуги мужчины в сегодняшней их небеспомощности. Фактически самую важную информацию раздобыл именно он. — Солас? — теперь бард обратилась к эльфу, предлагая ему передать слова магистра, чтобы самой чего-то не напутать. Игра в «сломанный телефон» сейчас недопустима.

Однако, обернувшись, советники увидели эльфа уже спящим. Он оказался настолько магически истощён, что бесполезными были уже и лириумное зелье, и чай. Храмовники в этом убедились, когда воспользовались своими способностями. Заставлять мага вернуться к обсуждению советники не стали. Это просто бесполезно и даже опасно для его здоровья. Так что ушастого отшельника разбудили лишь для того, чтобы незамедлительно передать слугам и паре стражников, которые и должны ему помочь дойти до ротонды.

Совет продолжился только тогда, когда вернувшийся солдат доложил, что осложнений не возникло и эльф вновь спокойно заснул. Заодно Лелиана отругала себя, что, зная о сложностях таких встреч двух сновидцев, довела Соласа до бессознательности и не отправила отдыхать раньше.

— В наших руках есть точный план кунари. Безумец смог вытянуть его…

— И зачем нам тогда вообще стараться?! У него, вон, и без нас всё хорошо с подготовкой к побегу, — Кассандра враждебно насупилась, догадываясь, как именно сомниари «вытянул» план из чужих голов.

— Да, он не скрывал, что используя магию крови, выберется и сам. Но в этом случае выберется он один. Уверена, ты догадываешься, почему. А связался он с нами не только, чтобы помочь сориентироваться, но ещё дал нам шанс спастись их всех. И если судьба мага венатори нас не волнует, то постараться хотя бы ради Хоука мы обязаны. Особенно обязана ты, Кассандра, так как в момент похищения он был под твоим командованием, — вновь заметно загрубел голос Канцлера оттого, что соратница своим бурчанием сбила её с мысли.

Искательница хотя вновь и хмурилась, и мысленно ворчала, что они вынуждены слушаться малефикара и преступника, но от ответственности ни в коем случае не отмахивалась.

— Кораблей всего двое. Один — хорошо защищённый гружёный бриг. Используется для поддержки легенды о торговом промысле и для притягивания к себе внимания в случае нападения. Второй — неприметная очень скоростная шхуна. Именно на ней спрятались кунари. Их всего трое: сама Виддасала, маг и обычный воин.

— Последний — арварад — надзиратель для мага, — сразу уточнил Каллен, понимая, что Лелиана озвучила дословно слова пленника, а тот наверняка не знал, как именно кунари обращаются со своими магами, вот и сказал «обычный воин».

— Судя по тому, что они использовали приверженцев Кун из других рас, а не отправились сами, кунари очень не хотели светиться на юге, и оставлять след к своей причастности к похищению. Либо хромой для них слишком важен, либо они считают, что за ним кто-то стоит, например, мы, поэтому не оставляют следов для преследователей.

— И присутствие мага очень удивляет. Саирабазов очень редко можно встретить за пределами Пар Воллена и Сегерона, — обратила внимание Жозефина.

— Я бы предположила, что его притащили в качестве поддержки в случае попытки пленников сбежать. Да только кунарийские маги слабы из-за отказа от посохов и необученности. Опасны только их заклинания, которые очень нестабильны. Думаю, в одиночном противостоянии по силе справиться с саирабазом даже Хоуку, что уж говорить о хромом, — размышляла Правая Рука.

— Весьма вероятно его используют для обслуживания антимагических амулетов на основе лириума. Ими обвешан весь трюм, где держат пленников. Ими… «укрепляют реальность».

— Укрепляют реальность, не давая магу обратиться к Тени. Действие схоже с нашей способностью «Тишина», — объяснила Кассандра. — Да, приходилось слышать о подобных амулетах. Их использовали в Древнем Тевинтере, но после появления храмовников и общего ослабления магов, знания об их создании стали не нужны, а поэтому вскоре исчезли. Порой пытаются создавать их аналоги, только все они выходили неэффективными: эффект как от способностей средней силы храмовника, зато обслуживание требовалось постоянное. А если мы угадали с причиной присутствия мага на корабле, то и кунари эту проблему не решили. Такой блокатор сновидца не остановит. И раз он с нами связался, то уже нашёл способ его обходить. Зачем они тогда его пытаются сдержать такими амулетами?

— Это доказывает, что кунари о господине маге ничего не знают, — улыбнулась Жозефина. Слабое утешение, конечно, но все с женщиной согласились. Хотя бы информация о втором древнем магистре не выходит за пределы Ставки Командования, и то хлеб.

— Опять же, чего он тогда ждёт? Уверен, он может не только обходить такие амулеты, а и сломать их, освободив остальных. Пусть и с некоторыми трудностями.

— Почему с трудностями? — поинтересовалась леди Посол.

— Из-за нескольких факторов: океана, который ослабляет магов, отсутствия доступа к лириумным зельям, которые могли бы восполнить резерв, да и общей физической истощённости, они же там в плену, а не в отпуске, никто не будет сытно кормить мага, давая ему шанс восстановиться, — объяснил командор.

— Очевидно же, что выбраться из клетки не значит выбраться с корабля на сушу, — ответила тем временем Лелиана на вопрос Каллена.

Даже если на бриге остаётся большая часть тех профессионалов, участвовавших в похищении, чтобы благополучно отбить корабль в случае взятия на абордаж пиратами, то на шхуне всё равно остаются кунари. И именно они, даже несмотря на свой рост, имеют преимущество в тесном корабельном трюме, поскольку маг, мастер дальнего боя, не способен в узких коридорах держать безопасную для себя дистанцию с противником.

Сойдясь на этих размышлениях, советники вновь глянули на Лелиану, но теперь в них зародилось даже искреннее любопытство узнать, что же там такое надумал хромой маг, ведь обстоятельства не на стороне пленников.

— Кунари решили держаться подальше от прибрежной линии. Вольную Марку, Антиву и Ривейн они проплывут в глубине океана Амарантайн. Поэтому обращаться к их правителям бессмысленно, они не отправят свои корабли по нашим сомнительным данным в такую даль. Только Северный пролив вынудит их приблизиться к суше, — рассказывала Тайный Канцлер, вырисовывая пальцем приблизительный путь кораблей на карте.

— Это нам ничего не даст. С одной стороны Пар Воллен, который, есть вероятность, на подступах к проливу организует поддержку. А с другой, Ривейн, который если и можно упросить помочь задержать подозрительные суда, то никто не даст нам гарантии, что кунари вновь не вмешаются. Они достаточно-таки сильно укрепились в Ривейне, — хмурился командор.

— Но пролив наш последний шанс. Если мы не организуем перехват, то корабли войдут в воды Пар Воллена, и там мы их уже никогда не достанем, — Кассандра хмурилась ещё больше.

— Не последний шанс. Преодолев пролив, корабли отправятся по морю Утверждения в сторону Сегерона, — и обрадовала, и ошарашила их Канцлер.

— Лелиана, ты точно уверена в этих данных? Зачем кунари делать такой крюк, рисковать привлечь внимание тевинтерских пограничников и вести хромого на спорную территорию, если он им нужен? — в тот момент хмурость Кассандры почти сменилась на довольную улыбку, она подумала, что их информатор добыл неправильные данные. И этот однозначный промах магистра её порадовал.

— Это или доказывает, что Виддасала преследует собственные интересы, поэтому и проворачивает операцию подальше от триумвирата, либо говорит об обычном желании кунари перестраховаться, — совсем обыденно пожала плечами Лелиана, не видя в этих данных чего-то нереального.

Кунари считают магов неконтролируемой опасностью, злом. Логично, что они захотят провести допрос или эксперименты с их участием подальше от собственных земель и чужих глаз. Сегерон лучше всего подходит для таких задач. Сбежит ли маг, или что-нибудь подорвёт, или взрыв случится, когда они будут изучаться тот «артефакт» — кунари не понесут больших потерь. Левая рука Верховной Жрицы сравнила эту тактику, как если бы в руки Инквизиции попал кунарийский взрывчатый порошок — гаатлок — и они бы тоже не потащили его сразу в Скайхолд, рискуя подорвать замок вместе с собой.

— Постараюсь угадать. Малефикар хочет, чтобы мы уговорили Тевинтер перехватить корабли? — усмехнулся Каллен.

— Именно. По документам корабли плывут до Вентуса, поэтому впервые за весь путь приблизятся к суше. В планах кунари, пока ночью бриг, придерживаясь легенды, будет заходить в порт, шхуна совершит манёвр, развернётся и, пользуясь своим превосходством в скорости, направится в сторону Сегерона. Безумец предлагает нам убедить Тевинтер перехватить корабли именно в эту ночь.

— Вентус… Вентус… Что-то знакомое, — задумался командор.

— Родной город Дориана, — подсказала ему Лелиана.

«А ещё город, в котором скрывается друг Хоука», — про себя подумала женщина, но вслух сообщать о долгожданных результатах работы своих агентов, которая началась ещё до Конклава, не стала. Если местонахождение террориста, из-за которого и началась война магов и храмовников, выйдет за пределы стен Ставки, то ведь найдутся фанатики, которые соберутся Священным Походом на город, лишь бы достать мага. А этого не нужно ни из-за обострения мировой обстановки, ни из-за обещания, данного Хоуку, о том, что Инквизиция не продолжит дело Искателей и не будет мстить его друзьям.

— Либо хромой достаётся кунари, либо Тевинтеру… — вслух рассуждала Кассандра. Оба этих исхода ей не нравились.

— Уж лучше Тевинтеру. Будет хотя бы шанс запросить выдачу малефикара нам, — рассудил Каллен.

— Но только в том случае, если архонт Радонис не узнает, кем на самом деле является господин Безумец и какова его роль в закрытии Бреши, — напомнила леди Посол.

— А если узнает?

— В лучшем случае, он запросит с нас огромный выкуп. В худшем, архонт использует возможность для политического давления на юг и, в первую очередь, на нас. И тянуть он может до тех пор, пока проблема с разрывами не коснётся Тевинтера.

— К счастью для нас, никто из пленников не заинтересован давать о себе знать официальным властям, Безумец в том числе.

На этот раз сомневаться в том, что тевинтерец может бежать от других тевинтерцев, никто не стал. Древний магистр уже у них в печёнках сидит со своей любовью к независимости, и, конечно же, он не захочет пребывать в роли политического рычага. Такая роль очень сильно ограничивает свободу, делает практически вещью в руках политиканов.

— А как они тогда собираются выбираться, если не через спасение тевинтерскими солдатами? — удивился Резерфорд.

— Самостоятельно. Мы должны подать Тевинтеру информацию так, что шхуна — это вспомогательный корабль, заполненный только лишь грузом, а вот основной враг и пленники находятся на бриге, и именно его надо в первую очередь захватывать. Неожиданное нападение врага должно заставить кунари и команду если и не запаниковать, то хотя бы растеряться. Этим пленники и воспользуются. Им останется лишь добраться до палубы, а дальше вплавь до берега.

Кассандра вдруг подавила приступ смеха. Разумеется, она понимала, как именно оборотень переберётся с корабля на берег, однако представленная картина, как это хромое недоразумение могло бы плыть, её позабавила.

— А смогут ли? — забеспокоилась Жозефина, понимая, что расстояние до берега всё равно будет приличное, да и до палубы надо ещё с боем прорываться.

— Захотят жить — смогут, — строго, будто стоит перед солдатами, ответил Каллен. — Только как мы убедим Тевинтер в важности захвата названного корабля, если умолчим о беглеце?

— В первую очередь, передадим сведения о кунари. Думаю, это уже должно их насторожить. А потом можно добавить информацию о третьем пленнике. Если Кассандра не ошиблась, то эта магесса — командир венатори, одна из приближённых Корифея. По словам Мария — недавно к нам присоединившийся убийца магов — некоторое время назад сам архонт заказывал ему убийство известных агентов венатори, Кальперния была в их числе. Но, как мы видим, покушение прошло безуспешно. Думаю, сообщи мы об её новом появлении в Тевинтере, и Радонис не упустит шанс закончить начатое.

— А почему этот твой убийца не справился в первый раз?

— Не знаю, — спокойно пожала плечами Лелиана.

Кассандра прищурилась. Соратницу свою Правая Рука знала прекрасно — не тот она человек, который бы что-то оставил в неведении. Ответ женщина точно знает, но не считает его сейчас необходимым, поэтому просто умолчала, как её, наверное, и попросили.

— Если полученные сведения останутся актуальны, то операция имеет шансы на успех. Остальное зависит от магов, — подвёл итог Каллен, но под конец вновь облокотился о стол и притих. Видимо, вернулось головокружение.

— Думаю, останутся. Кунари не любят менять планы.

— И всё же способствовать его скорейшему выходу на свободу… Если малефикар засядет в Тевинтере, найдёт покровителей, то с его возвращением у нас будут проблемы, — нахмурилась Кассандра. Нет, она не оспаривала составленный план, скорее просто делилась впечатлениями.

«Как будто раньше у нас не было проблем с его поимкой», — теперь настало время Канцлеру подавлять приступ смеха.

— Попади он на территорию кунари, и мы его потеряем насовсем. А так есть шансы, — напомнила Лелиана.

Воительница только кивнула, не видя смысла противиться. Лучше варианта просто нет.

— Значит, осталось только составить правильное письмо архонту. Жози, сделай для начала наброски, — скомандовала Лелиана и позволила себе перевести дух. После обсуждения ситуация уже не казалась безвыходной, и у магов есть все шансы.

Но после написания письма работа у Канцлера не закончится. Безумец передал ещё несколько зацепок к чему-то поистине интересному и опасному, которые ему попались, пока он искал подробности нынешнего плана. Нужно с этим разобраться, а то слишком уж рогатые стали нагло себя вести, пользуясь тем, что в Тедасе о них помнит только Тевинтер.

— Уже, — тем временем откликнулась Жозефина, что-то энергично чиркая на своём планшете…

Глава 18. Требования Кун

Внутренний вид огороженной части трюма даже у самых стойких вызовет резкие подёргивания от вынырнувшей из чертогов разума клаустрофобии. Дальнюю часть этой каморки умудрились ещё и отделить от выхода заслоном из металлической решётки, из-за чего по ту сторону тесно станет даже одному человеку, что уж говорить о двух, а сегодня их вообще — трое.

В очередной раз презрительно окинув взглядом скромное убранство трюма, Хоук ещё больше нахмурился, ощетинился. Словно дикобраз. Любой неосторожный, который додумается его сейчас тронуть, рискует нарваться на «иглы» в виде кулака в лицо. Это, пожалуй, единственный способ выпустить и без того переполнявшую его от собственной беспомощности злость.

Подумать только — его поймали!

Он бегал всю жизнь. Начиная с рождения в семье отступника и заканчивая четырёхлетними побегушками от церковных псов. И успешно бегал! И после всего этого, после десятков приключений на свою задницу и авантюр, его поймали. Без сопротивления. Без боя.

Именно этот факт резал и по гордости, и по собственному достоинству неугомонного Защитника. И ладно бы плен был лишь ударом по репутации, ладно бы его поймали храмовники: от этих идиотов можно сбежать даже будучи в Круге — Андерс тому доказательство. Так нет! Это были кунари, долбанутые на всю свою рогатую голову фанатики, которые, надо, к сожалению, отметить, слишком уж хороши в планировании и дисциплине, сбежать от которых можно было только благодаря невозможной удаче или воспользовавшись брешью в их плане. Но она появится только в том случае, если рогатые что-то не смогли учесть из-за своей неосведомлённости.

А эти сволочи уж точно постарались учесть всё. На мага же охотились.

Бросив взгляд на яркие голубые кругляшки, что были обильно развешаны на стенах по ту сторону решётки, Гаррет вновь передёрнул плечами, но в этот раз не от злости, а даже очевидного страха. Эти амулеты-блокаторы буквально жгли магов изнутри. Сейчас это ощущалось неопаснее обычного, но приставучего зуда. Но лириум в сердцевинах артефактов своим мерцанием словно самый страшный мастер пыточных дел нависал над пленниками, недвусмысленно намекая на страшные муки, которые их ждут, стоит их магическим сущностям только дёрнуться в сторону Тени.

Правда, оставалась возможность вызвать лёгкое стихийное заклинание — огонь в состоянии искры. Да только от него никакого проку. Задрав большую старую шкуру, которая, наверное, служила подстилкой для мабари, когда те ещё служили магистрам, и которая ныне стала хоть сколько-то мягкой койкой для пленников, Хоук огладил рукой пол трюма. Слишком гладкий. Его, как и стены всей каморки, обработали каким-то огнестойким лаком.Наверняка они не первые маги, которых тут перевозили. Так что о плане на последнем издыхании исторгнуть огненную струю и поджечь корабль вместе с собой можно забыть. Здесь самый настоящий каземат.

«Кто виноват?» — когда даётся слишком много времени на безделье, не сложно утянуться в раздумья по поиску виновника твоих проблем. С этим немым вопросом Гаррет и повертел головой, изучая своих нежеланных сокамерников, которые находились по обе стороны от него. Кажется, старался определить, кто из этих двоих ему больше не нравится, за кого охотнее хотелось ухватиться глазу.

Логично же, что во всём происходящем виноват хромой маг. Именно за ним пришли кунари, а остальные просто попали под горячую руку. Однако сделать его громоотводом для скопившейся ярости Защитник не спешил. Да, у этого человека очень поганая биография, и подобных ему работорговцев-тевинтерцев они вдвоём — с Фенрисом — напившись, гоняли по ночной Клоаке (из-за чего поутру друзья хватались за сердце, а Андерс ещё — и за кошелёк, потому что леченье и порой штопанье этих двоих обходилось слишком затратным). Однако Хоук оставался к нему дружественно настроен то ли из магической, то ли мужской солидарности.

А может, потому что эта якобы тварь, по мнению церковных псов, хоть что-то делает!

С тех пор, как они впервые очнулись в тесном трюме (клетки для магов, которых на утро ждёт или усмирение, или казнь, в Казематах по сравнению с ним — хоромы!), Безумец большую часть времени проводил во сне. Оба мага поначалу на него даже с возмущением косились, мол, как можно беспечно отдыхать в такой ситуации, но вскоре опомнились. Во-первых, какой смысл сейчас яриться? Всё равно они отсюда никуда не выберутся, а если и выберутся, то никуда не денутся — на дно если только, поскольку на километры вокруг — сплошной океан. А во-вторых, двое вспомнили, что непростой, как они, маг перед ними — сновидец. И когда сновидческие похождения Безумца в Тени дали первые результаты, то остальные уже с искренним восхищением смотрели на него. На вид их главный балласт оказался главным шансом к свободе. И если девчонка-венатори уже имела представление о возможностях древнего мага, то вот для Гаррета стало полнейшей неожиданностью пришедшая мысль о том, что раз сомниари может уйти в Тень, то, значит, он умеет обходить амулеты-блокаторы. Хоуку, способности которого, как самого слабого мага из их троицы, сильнее всего подвержены подавляющему эффекту блокаторов, эта мысль казалась нереальной. Но сейчас эта «нереальность» происходит на его глазах, на которые он пока что не имел жалоб.

Быстро ворчливый Защитник избавился от зачатков ненависти перед древним магистром, испытывая к нему искреннее уважение. Хоть Маретари — хранительница бывшего клана Мерриль — и пугала его легендами о сновидцах, но бабуся всё-таки заблуждалась, поскольку легенды, очевидно, забывают упоминать, что за всей этой «могущественностью» стоят собираемые годами знания и опыт. И Хоук это понимал, несмотря на то, что бурчаний в сторону «малефикара» меньше не стало.

И, конечно, мужчина не собирался препятствовать сокамернику брать инициативу по их спасению. Сложно не понять, что этот магистр и есть та самая огроменная брешь в планах кунари, которые по неосведомлённости наивно полагают, что своими амулетами сдерживают всех троих магов.

Вернувшись к поиску виновного, Хоук глянул на магичку, самую бесполезную, как он считал, в возможной скорой операции по их побегу. Опять же ненависти не было, но презрение — самое настоящее. Пока хромой маг выглядел эталоном тишины и учёного спокойствия, от неё буквально разило магистрожопостью — как-то так гроза Клоаки называл любое проявление тевинтерского высокомерия.

У, казалось бы, такой же жертвы обстоятельств, по его мнению, тоже была вина за случившееся. Она из венатори, террористов, которые и сами не знают, что получат, когда безумный жрец, ничему не научившись, снова влезет в Тень, — это уже была веская причина для презрения.

Хоуку было неважно, что от него хотят, почему не бросили в лесу, не убили сразу, что хотят от всех остальных: он знал, что их всех ждёт один исход — смерть. Кунари-то своих магов словно зверей на цепи сажают, а уж чужих-то, которых не могут контролировать, разумеется, убивают. Ну или используют камек — дрянь, которая, словно Усмирение, ломает личность жертвы, превращая в раба, разума которому хватает едва на то, чтобы выполнять поручения хозяина.

Кальперния, которая так же могла заняться только размышлениями, не упустила взгляд сокамерника, сидящего рядом, и поспешила ответить соответственно. Это не первое их препирание, так что они уже практически привыкли бросаться друг в друга презрениями, причём и словесными — тоже.

— Рожу попроще сделай, тупая тевинтерка!

— Иди в Бездну, южанин.

— Голос будешь подавать, когда на дело пустят. Тебе не привыкать, подстилка моролюба.

— Сам закрой свой рот! Грязная шавка, просидевшая в городских отходниках, лаять будешь на хозяев, пока они тебя за ненадобность вновь не выкинули.

Как-то так и проходили их разговоры с поочерёдной заменой оскорблений.

Очередная короткая перебранка слишком уж громко прозвучала в тихом трюме, отчего единственный посторонний, что сидел по ту сторону решётки, даже вздрогнул и испуганно глянул на магов. Молодой матрос боялся пленников, даже несмотря на то, что их разделяла решётка, а вокруг развешены амулеты. Такая его реакция не прошла мимо пленников. Глянув на молодого парня, который вжался в противоположный от них угол, Хоук только презрительно фыркнул. И как этого труса вообще могли поставить в наблюдатели?

Вдруг двух магов от размышления на тему, зачем кунари приставили к ним этого сопляка, отвлекли признаки пробуждения со стороны третьего сокамерника. Они были в предвкушении, надеялись, что хромой маг поделится с ними, наконец, хорошей новостью. Однако быстро их раздумья на тему, чем он все эти часы мог заниматься в Тени, сменились беспокойством и тревогой.

Безумец вынырнул из сна слишком резко. Маг успел открыть глаза, вздохнуть, а потом тут же тяжело закашлял то ли от обилия воздуха, то ли от, наоборот, его недостатка, потому что лёгкие разучились дышать от тяжести, которую на них обрушили блокаторы. Но это не продлилось долго. Кажется, и без того истощённое тело мага на попытку нормально вздохнуть потратило последние силы, из-за чего мужчина просто вернулся в лежачее положение, даже не думая о попытках подняться. Впрочем, сейчас Безумцу было не до физической истощённости организма, потому что в тот же миг, когда разум окончательно вернулся в реальность, его голову пронзила сильнейшая головная боль. Гримаса боли отразилась на бледном лице магистра, он скалился, чувствуя как любой окружающий звук: брызги от удара волн по корпусу корабля, разговоры матросов где-то на верхней палубе, скрип ящика, который тащили по полу где-то за стеной — острой иглой впивался в разум. А закричать, чтобы хоть как-то справиться с болью, он не мог, потому что шум крови в висках оказался настолько громким, что разум просто не мог почувствовать собственное тело, чтобы хоть как-то отреагировать. И вскоре, в доказательство ненормального буйства сердца, из носа мужчины потекла кровь.

Первой отреагировала Кальперния. Бурча на третьего мага за то, что тот даже не соизволил двинуться и ей пришлось через него перешагивать, девушка подскочила к магистру и приподняла его голову, чтобы кровь не начала стекать в гортань и он ею не подавился. От вида белых остекленевших глаз, говоривших о том, что сознание мужчины потерялось где-то на задворках разума из-за боли, магесса забылась и для помощи хотела призвать хоть какое-то лечебное заклинание, но Хоук вовремя ткнул её вбок, напомнив о блокаторах. После же, убедившись, что добился своего и магичка сдуру не собирается повторять судьбу мага, Гаррет почерпнул кружкой воду из ведра, которое им любезно предоставляли каждое утро, и протянул её девчонке. Магистра надо постараться напоить и заодно облить самого, потому что у него, судя по испарине на лбу, начинается жар. Обливание холодной водой, конечно, не самый лучший способ, но им нужно было привести сновидца в чувства как можно быстрее.

— А что случилось с вашим третьим? Ему плохо? Он жив? — раздался вдруг неуверенный голос из-за решётки.

Хоук хмыкнул. Очевидно, парень здорово перепугался непредвиденному, поэтому теперь паниковал и не знал, что делать.

— И чё ты уставился, сопляк?! Тащи своих, пока этот полуобморочный не откинулся! Я с трупом сидеть не собираюсь! — рявкнул Защитник как можно громче и грубее, понимая, что без пинка (хотя бы словесного) матрос и с места не сдвинется.

Помогло. Осознав, чем может обернуться его бездействие, парень тут же, словно действительно получил пинок, выскочил за дверь.

Вдохнув полной грудью от чувства, что с опустением трюма на одного человека даже воздух стал лучше, Хоук глянул на обессиленного сокамерника и хотел уже вмешаться, ссылаясь на бесполезность девчонки-венатори. Но к этому времени Кальперния справилась и сама. Свернув свой походный плащ, она подложила его магу под голову, а оторванный от плаща лоскут смочила водой и вытерла лицо от кровавых подтёков. Безумец же успел очнуться и с жадностью пил воду, но опять-таки не сам, а с поддержки магессы. В ближайшее время он будет неспособен даже руку поднять, а уж тем более что-то держать. Слишком истощён.

Защитник покачал головой. Нет, не ворчал, мол, каков дурак, раз так себя истощил, не оставив резервов, а, наоборот, удивлялся, что магистра накрыло только сейчас. Учитывая в каких дебрях Тени он блуждал и не один час, вскипевшая кровь должна уже давно от него оставить лишь труп. А нет. Всего лишь истощился, причём поразительно быстро вернулся в сознание и уже мог вполне сносно излагать свои мысли. Всю жизнь для Хоука эталоном талантливого и сильного мага был его отец — Малькольм — от которого он перенял талантливость, но не силу, однако, увидев, что творит древний маг, мужчина не мог не задаться вопросом, что же за мастодонты магии жили полторы тысячи лет назад.

— Есть результаты? — нетерпеливо спросил Гаррет.

— Есть. Инквизиция согласилась помочь, — прохрипел Безумец и снова упросил кружку с водой, пытаясь прочистить горло. А то хрипота делала неразборчивой его и без того тихую речь.

Допив, Безумец принялся по мере своих сил, поэтому кратко и быстро, рассказывать о своих хождениях по Тени, информации, которую собрал о тюремщиках, а так же помощи Инквизиции, которую та всё-таки решила оказать.

У магов уже не было сил, чтобы удивляться и восклицать, как и когда магистр успел всё это провернуть, поэтому они только внимательно слушали, заодно собирали в единую картину обстоятельства, в которых оказались. Хоук, узнав, что Безумец давил на Инквизицию ответственностью за его жизнь, хоть и фыркнул, но мысленно всё-таки порадовался. Если Совет прогнулся под требования малефикара, в том числе и чтобы спасти своего временного участника, то Гаррету уже было не так тревожно за своего друга. В Инквизиции, в отличие от Церкви, он пока не разочаровался.

А вот новость о том, что у пленников за всё время плаванья будет только один шанс на побег, не понравилась никому. Так и хотелось обвинить сновидца в обмане. Но они быстро подавили в себе порыв к отрицанию. Какой смысл сомневаться в собранных мужчиной данных, если других они всё равно не получат?

— Зачем так рано выдал все подробности нашего единственного шанса на побег? Не боишься, что кто-нибудь из нас захочет сбежать без свидетелей? — хмыкнул вдруг Хоук, честно намекнув на возможность выбраться одному магу за счёт крови остальных. Имел в виду себя, разумеется.

— Как благородно, Гаррет, с твоей стороны пожертвовать собой. Ради моего вызволения, — не оставил за собой слово, нагло съязвил Безумец.

Такой тон Защитнику не понравился, но он понял намёк. Очевидно, у них есть только два способа сбежать: либо совместными усилиями, либо с помощью магии крови и эгоизма. Хотел было воскликнуть Хоук, что он бы и не покривился воспользоваться вторым способом, но тут же сообразил, что духу-то ему хватит, а вот сил — навряд ли. Девчонка не соперница — она вообще не маг крови, а вот Безумец опаснейший соперник. Даже больше — не Хоуку тягаться с древним малефикаром. Вот и получается, либо они не ломают комедию и выбираются вместе, либо выбирается один магистр.

Возможно, желание хромого мага склониться в сторону совместного побега основывалось лишь на тактическом преимуществе количества, но он всё-таки даёт хотя бы шанс своим сородичам по магическому таланту. «Кто ещё здесь «тварь»?», — буркнул Хоук, вспомнив оскорбления Кассандры и произвол храмовников.

— Значит. Командная работа, — Безумец правильно понял молчание Гаррета.

— Впервые слышу, чтобы магистр говорил о «командной работе», — зато возмутилась Кальперния и уже поспешила взглянуть на сородича, подумав о худшем, об одержимости. Безумец бы точно никогда так не сказал…

Однако стоило ей встретиться с возмущёнными белыми глазами магистра, так девушка тут же опешила. Более того его взгляд заставил её почувствовать себя ученицей, опозорившей наставника своим невежеством, хотя отчасти всё так и было.

— Твоё незнание. Не имеет право ставить под сомнения. Мои слова, — фыркнул Безумец и судя по всему нашёл в себе силы, чтобы оскорбиться.

— Но… магистры же одиночки… — холодный тон мужчины напугал магессу.

— Одиночки, да. Но это совсем не значит, что обучению работе в команде не уделяли внимание. Только ослеплённые самомнением считают, что они являются соперником хорошо слаженной команде. В которой маги становятся единым целым. Заполняя все пробелы в слабостях друг друга. Научно и исторически доказано — они заблуждаются, — сделав перерыв, мужчина снова упросил воды. Очевидно, долгая речь давалась ему с трудом, но ещё труднее ему было изменить своим привычкам и говорить кратко. — Не так давно мой коллега проводил исследование по этому вопросу. Хотел, чтобы любого невежду можно было ткнуть носом в доказанные факты. Если его работу всё-таки опубликовали и я её найду… Заставлю выучить каждый её раздел!

Кальперния ужасно покраснела и стыдливо опустила голову. Желание возразить испарилось мгновенно. Да и какой смысл спорить? Очевидно же, она фактически ничего не знает о жизни в те далёкие времена, в отличие от того, кто в то время и жил. Вместе с тем тон магистра оказался настолько пугающим, что девушка даже на секунду не подумала возразить, что он всё-таки не является её наставником, а единственная лекция в прошлую их встречу ничего не значала.

Даже Хоук проникся этим выговором и поёжился, хотя он никогда не обучался в Круге, у профессиональных преподавателей. Видимо, сказывался багаж накопленных за годы знаний. Потому что Безумец не выглядел тем, кто решил умничать, пользуясь только превосходством в возрасте или статусе. Нет. Он действительно очень много знает.

— Так как будем «заполнять пробелы»? — спросил Гаррет, больше не тратя драгоценное время на споры.

— В этом вопросе рассчитываю на вас. Во время побега я вам полноценную помощь не окажу.

— Почему?! — одновременно воскликнули маги.

— На их уничтожение, — контроль за телом ещё не вернулся, поэтому Безумец указал взглядом в сторону мерцающих блокаторов, — уйдёт большая часть моих сил. Остатка едва хватит для перелёта на берег. Больше восстановиться мне едва дадут.

Глянув на магистра, маги в очередной раз убедились, насколько же скверно он выглядит. Если бы не знали, что белая кожа — это его норма, то вообще бы подумали, что он уже нежилец. И очевидно, когда настанет час их побега, сильно лучше Безумец чувствовать себя не будет: на это повлияет отсутствие доступа к лириумным зельям и хорошей сытной пище. Первого у них нет и не будет, пока они в плену, а о недостаче второго кунари наверняка позаботятся. Если они до сих пор не поняли, то скоро поймут, кто тут самый сильный маг, и сделают всё, чтобы он не восполнил свои резервы полностью. Даже крепкая океанская Завеса на их стороне.

— Может быть, использовать магию крови, чтобы ты восстановился. Я могу… — предложила Кальперния.

— Это истощит тебя. А вам ещё на палубу пробиваться. Тем более использование магии крови привлечёт внимание… ещё больше… — на последних словах Безумец устало вздохнул.

— Демоны? — догадалась девушка.

— Именно. Я слишком долго пробыл в Тени.

Тут же оба мага глянули на мужчину. И если мысль о близости потенциального одержимого заставила Хоука с подозрением изучать своего сокамерника, то вот девушка забеспокоилась и о самом маге. Её страшила мысль о том, что этот человек, не считающий её пустым местом, мог погибнуть.

И ещё они окончательно убедились, что легенды о сновидцах преувеличивают безграничность их возможностей. Казалось бы, имея доступ, как говорят легенды, к влиянию через Тень на любого разумного (кроме гномов, разумеется) в мире или даже способности его убить, почему Безумец им не злоупотребляет? Всё просто — это, во-первых, требует колоссального количество магических сил. Всё-таки одним только энтузиазмом со своенравной Тенью не справиться. А во-вторых, что даже важнее, настолько наглые манипуляции и нарушения естественных процессов дремлющего мира не могут пройти мимо демонов. Ни возраст, ни сила, ни опыт не даёт магу поблажек в вечном противостоянии за своё тело с тварями Тени. И меры предосторожности нужно соблюдать всегда. Поэтому ныне только из-за чрезвычайного положения Безумцу пришлось встать над пропастью в Бездну, куда его разум способен скинуть любой сильный и древний демон, примчавшийся на силу сомниари, как мотылёк — на свет.

От осознания своей беспомощности девушке стало ещё паршивее. Магистр ведь рискует в том числе и раде них, а единственное, что они могут в благодарность сделать, это быстро его убить, если он всё-таки не справится с демоном.

— Тогда, может, нам отдавать тебе часть нашего пайка, — продолжила предлагать Кальперния, не желая, чтобы их главный «неучтённый кунари нюанс» в этом побеге оставался так обессилен.

— Если только изредка и незаметно. Несмотря на то, какого сопляка поставили за нами наблюдать, уверен, он обо всём докладывает рогатым. Они быстро поймут, чего мы хотим добиться, — рассудил Хоук.

— И нам надо скрыть сам факт сговора. Твоё вызывающее поведение, Гаррет, очень подойдёт. Они должны быть уверены, что из-за твоего агрессивного к нам настроя, мы не договоримся. А поодиночке или вдвоём нам не сбежать.

— С большим удовольствием пошлю вас, тевинтерские рожи, — улыбнулся Защитник от приятной перспективы играть самого себя.

— Не переигрывай, южанин! Иначе тебя первым за борт и выкинут, — фыркнула магесса от его слишком уж довольной улыбки.

Это чуть не стало поводом для волны новых оскорблений и посылов в долгое и далёкое, однако хромой маг на этот раз перебил.

— Кальперния права, Гаррет. Если в твоём поведении они разглядят реальную для нас угрозу, от тебя избавятся.

Как бы эти слова ему не нравились, но Хоук был вынужден признать, что они правы. Магистр их изначальная цель — держаться за него будут до последнего. Девчонка теперь тоже. Пусть пока они не узнали её имя (на допросе никто из магов не назвался сам и не сдал своих сокамерников), но уже догадываются, что она не последний человек в венатори. Виддасала, которая по долгу службы должна совать свой нос во все дела, творившиеся на континенте, разумеется, не упустит возможность узнать всё, что касается, нового опасного своими замашками игрока на мировой арене. А вот Хоук для них лицо неизвестное. Предполагают, конечно, его принадлежность к Инквизиции, но с той же вероятностью считают его обычным исполнителем, наёмником, избавление от которого не навредит их миссии. Внешность и манера речи этому выводу способствует.

— Может, тебе стоит хотя бы назваться, чтобы их заинтересовать. Так хоть будут гарантии, что мы втроём доплывём до Вентуса.

— Только попробуй, и ты точно никуда не доплывёшь!!!

Настолько сильная злоба на её, казалось бы, логичное предложение удивила Кальпернию, не позволила даже разозлиться.

— Не понимаю, чего ты так злишься? Из-за того, что мы маги, нам уже досрочно обеспечен смертный приговор.

— Узнают меня, будут мстить. А это хуже смерти.

— С чего бы мстить? Из-за Аришока? Так у вас же была дуэль, и твою победу признали.

— Пусть и признали, но сомневаюсь я, что они забудут, кем именно был убит Аришок.

— Кем?

— Магом.

Теперь девушке стали понятны предостережения мужчины. Была в них логика. Пусть победа в дуэли у кунари священна, да и Аришок уважал Защитника, но кто сказал, что остальной триумвират будет разделять мнение военного лидера? Да, с одной стороны, непоколебимые традиции Кун, но, с другой-то, генерала, олицетворение тела народа, победил маг (чужой маг!), который мог, по тому же Кун, рассчитывать только на право собаки на поводке. А вот этого простить кунари, с большой вероятностью, не могли.

— А на план Безумца почему согласился так быстро? Разве в твоём случае не безопаснее отсидеться здесь, пока военные будут захватывать корабли? — спросила Кальперния, поскольку, не была бы она вторым, после Старшего, врагом Тевинтера, она с удовольствием воспользовалась озвученным шансом переждать шумиху в безопасности.

— На мне убийства ваших правительственных шишек — магистров и других златожопых. Так что ещё лет пять назад Тевинтер присылал пламенный привет, «советуя» даже не появляться на его территории.

Кальперния хихикнула. Так и хотелось спросить, остались ли в этом мире силы, которым он ещё не перешёл дорогу, но всё-таки сдержалась. Судя по тому, как хмыкнул Безумец, у него был схожий вопрос.

— А Вентус это же бывший Каринус? — воскликнул вдруг Хоук, обдумывая какую-то нахлынувшую на него мысль.

— Да. Переименован лет двести назад, — кивнула Кальперния, но тут увидела странную улыбку на лице мужчины от какого-то озарения, к которому он пришёл. — Что смешного?

— Ничего, если не считать, что именно в этом городе живёт мой хороший знакомый… — рассеянно ответил Защитник, то ли до сих пор недоумевая от подобных совпадений, то ли радуясь, что если побег пройдёт успешно, то у него будет возможность не только выжить в тевинтерском гадюшнике, а даже вернуться обратно. В Скайхолд? Нет — в Киркволл. И заодно навсегда заречься иметь дела с церковниками.

На этом разговор между магами подошёл к концу. Благодаря Безумцу у них есть шанс на спасение, а не только ожидание неминуемого. И было бы глупо и руками, и ногами, и зубами не ухватится за этот шанс. И они ухватились, а теперь принялись продумывать подробнее сам побег, чтобы в следующий раз, когда у них появится возможность для разговора без лишних ушей, уже выдвинуть предложения. Наглеть и возмущаться, что магистр во время самого побега станет балластом, они не посмели, потому что он и так слишком много сделал. И сделает ещё. Если он не сломает амулеты-блокаторы, то все их гениальные стратегии просто бесполезны. И хотя разум открыто сомневался, что мужчина сможет их сломать, но они верили — сможет. Не тот это человек, который будет раскидываться словами.

Тишина в каземате наступила очень вовремя, поскольку буквально через несколько секунд маги услышали за стеной шаги. Пусть кунари даже их рост не мешал становиться бесшумными убийцами, но сегодня был не этот случай. Тем более приближение саирабаза, чьи цепи громко звенели, уж точно нельзя не услышать.

Хозяева корабля и ситуации хмурыми и недовольными вошли в трюм. Хотя эта маска естественна для кунари, в особенности, при общении с чужаками. К клетке подошёл арварад, осмотрел пленников и, в первую очередь, того, о проблемах с которым рассказал мальчишка-матрос. Убедившись, что хромой маг жив, странный припадок прошёл и каких-то экстренных действий не требуется, он приказал своему саирабазу произвести проверку. Очевидно, кунари не собирались игнорировать возможную угрозу и хотели разобраться в причинах происшествия. А резко ухудшившееся состояние одного из магов они считали именно происшествием, потому что маги, по их убеждениям, опасные и проблемные, и мелочей при работе с ними никогда не бывает. Недосмотришь одну такую «мелочь», а перед тобой уже одержимый.

В трюме нависло напряжённое молчание. Пока арварад не сводил свой слишком уж пронзительный взгляд с магов, выискивая хоть что-нибудь подозрительное, а те в свою очередь сами смотрели, как и положено смотреть на своих тюремщиков, — враждебно и с презрением, саирабаз проверял амулеты-блокаторы. Юный наблюдатель же зажался в углу и с ужасом глядел то на рогатых гигантов, то на обессилено лежащего мага: боялся, что пленнику непоправимо стало хуже. Он же наблюдатель, он же недоглядел, его и наказывать.

В общем, сейчас в тесной комнатке было не протолкнуться. Хорошо, что главная кунарийка не додумалась приходить, иначе бы здесь стало нестерпимо тесно.

К счастью для всех, тесниться долго не пришлось. Вскоре кунарийский маг уже завершил проверку, подзарядил амулеты, а потом промычал главному вердикт, который заключался в том, что пленный маг решил опрометчиво поколдовать под давлением блокатора. Это, как они теперь могут видеть, стоило ему полным магическим истощением. Разумеется, подобное кунари не понравилось. Он тут же позабыл о пленнице, которая заслуживала презрения из-за одного лишь своего происхождения, пленнике, которого каждый из троицы мечтал собственноручно придушить за его наглость, и уставился на хромого мага, раздумывая над его, пусть и с треском провалившейся, но тем не менее попыткой побега. К счастью для Безумца, тюремщики так и не догадались, какие его действия привели к такому истощению и что подготовка к побегу на самом деле прошла очень даже успешно. А поэтому арварад не решился на какие-то кардинальные меры, посчитав, что пребывание в состоянии такого вот бессилия станет прекрасным уроком послушания для него и примером для остальных.

При виде отныне жалко выглядящего, неопасного, обессиленного чужака-мага кунари не сдержали в себе довольные ухмылки.

— Ну и чё вы тут зубы скалите?! Или лечите, или убирайте отсюда эту мумию! Я с трупом сидеть не собираюсь! — по-свойски нарушил тишину Хоук, специально перетягивая всё внимание кунари на себя, чтобы у тех не было времени подумать и разоблачить способности сновидца.

План Гаррета сработал в лучшем виде: все на него уставились, даже молодой матрос вытаращил удивлённо глаза.

— Молчи, баз, иначе… — не сдержавшись, рыкнул арварад. Да что уж там — от злости сжал кулаки даже вроде бы вечно собранный саирабаз.

— Иначе, что?! Клетку откроешь?! Да, давай открывай, я тебя в бараний рог скручу! А-а-а, нет… Смотрю, опоздал уже. Кто, папка или мамка с козами баловались, раз такие рога отрасли? — не дослушав угрозу, Гаррет сам набросился на арварада, который ещё во время допросов стал главным приёмником оскорблений от буйного мага. Излишне драконить главную кунарийку было опасно, а мычащего саирабаза — бесполезно, зато среднего уровня терпения вояку — в самый раз.

— Баз саирабаз, каждое твоё слово приближает участь рыбьего корма!

— Ой, какой умный! Где ты спишь? Что ж тебя не спиздили?

— Видимо, намёк для тебя был слишком тонким…

— Ага. Порвался по дороге.

В такой момент кунарийской дисциплине можно искренне подивиться. Арварад пыхтел, из глаз искры неистовой ярости метал, а всё равно продолжал стоять на месте, даже шага не сделал в сторону ненавистного мага.

Свидетелям словесной потасовки не было суждено узнать предел кунарийской выдержки, потому что арварад пойти против приказа командира в угоду личной обиды не посмел и скрепя сердце дал команду своему магу на уход. Лишь напоследок тюремщики глянули на Защитника, мысленно клянясь, что он во что бы то ни стало прибудет в конечный пункт с остальными магами, к лучшим дознавателям Бен-Хазрат. Такое неуважение к своему народу гордые кунари стерпеть не могли.

Трюм опустел настолько быстро и неожиданно, что некоторым понадобилось время на осознание произошедшего.

— И как только тебя вытерпеть? — покачала головой Кальперния, убедившись, что на лице Защитника не отобразилось ни грамма волнений от того, насколько он обозлил тюремщиков.

Тут уже невольно удивляешься, насколько же это надо быть удачливым засранцем, чтобы с такой лёгкостью находить себе врагов и при этом оставаться до сих пор живым.

— Аналогично, тевинтерка. Поэтому заткнись и не напоминаний мне лишний раз, чьё соседство я должен терпеть, — не мог не вставить своё слово Гаррет.

— Как только мне станет лучше, с удовольствием могу занять тебя на всё время заточения, — обрывая новую волну пререканий, обратился Безумец к девчонке.

— Чем?

— Загружу магической теорией. Заодно проверю, что запомнила с прошлого раза.

— Ты серьёзно? — только и могла ахнуть магесса от удивления.

— Абсолютно, — не было у мужчины сил на насмешки или обиду из-за того, что ему не верят и переспрашивают, поэтому он ответил прямо.

Несколько секунд Кальперния шокировано смотрела на мага. То ли она не верила, что в таком состоянии маг захочет что-то рассказывать, то ли до сих пор считала, что прошлое его любезное одолжение было лишь одноразовой прихотью. Но сомнения её не подтвердились, и сейчас магистр был вновь искренен в своём желании делиться знаниями. И, конечно же, радостная магесса не собиралась упускать возможность и, отойдя от удивления, тут же поспешила дать согласие, пока магистр не поперхнулся от своей же щедрости и не передумал. Пусть обстоятельства не располагали к учебному настрою, но чем ещё заняться, ведь в пути до Вентуса их ждёт ещё не один день томлений? Не на хмурую физиономию южанина смотреть уж точно.

Увидев, с каким благоговением смотрит на мага девчонка, Хоук смутно заподозрил, что он этого и добивается. И теперь, собирая воедино всё, что он узнал о личности таинственного древнего магистра, Гаррет даже усмехнулся, наконец в полной мере осознав, почему его друг Варрик не хочет быть категоричен в оценке гостя из прошлого.

Вот он настоящий маг! Молчит, не павлинится, зато смертоносен, как ураган, умён, словно ходячая библиотека, и хитёр, как чёртов демон. Хотя бы поэтому его хочется уважать, а заодно и радоваться, что такой человек на их стороне, в смысле, на стороне тех, кто, слушая пламенные речи Корифея, только и хочет покрутить пальцем у виска, разом высказав своё мнение насчёт его божественно отменной хотелки.

* * *

Допрос являлся единственным разнообразием у пленных магов во время их пребывания на корабле, практически развлечением, потому что допрос пока не проходил в обители палача с использованием самых разнообразных орудий пыток, а был обычным разговором. Не понимали пленники, зачем кунари пытаются узнать ответы на свои вопросы мирным путём, всё равно же их доставят в конечный пункт и будут пытать, достав даже самые сокровенные тайны, но никто не стремился спрашивать. У кунари же на всё найдётся лишь один ответ — требование Кун. Так что каждый допрашиваемый тратил отведённое время по-своему.

Кальперния не упустит возможность поиграть в презрительные гляделки, давая понять, что между тевинтерцем и кунари разговора быть не может. Хоук даже не думал прекращать изводить их хвалёное самообладание, из-за чего кунари окончательно пришли к выводу, что с подобным наглецом нужно разговаривать на языке пыток, и встречи прекратились. На фоне подобного Безумец был эталонным пленником: сдержан и молчалив. Но это лишь потому что он пользовался случаем и изучал ранее невиданную им расу. Возможно, пытался самостоятельно найти ответ о причинах позора Тевинтера в кампании против рогатых дикарей.

Сегодня на очередной разговор хромого мага вели, по-привычному перевязав глаза. Правда, эта мера была скорее простой формальностью, поскольку невозможность видеть ничуть не помешает любому, кто не позволил панике и страху захватить разум, запомнить маршрут своего неоднократного прохождения. В особенности наиболее благоприятная возможность на изучение была у магистра: объясняя все странности в передвижении собственной хромотой, он мог досконально изучить путь до трюма хозяев корабля, а заодно изучить окружение. Впрочем, о формальности данного предостережения знали и сами кунари, но судя по всему их это устраивало, поскольку вопреки своей предусмотрительности они чересчур уж положились на блокаторы. И если рассматривали возможность побега, то с очень маленькой вероятностью. Записями-то о создании амулетов они располагали, а вот о том, что эти амулеты можно обходить и даже ломать, — нет. К счастью, для магов.

Только тогда, когда пленника довели до нужной комнаты и усадили на стул, плотная повязка была снята. Кунари слишком уж постоянны, так что чего-то нового очередная встреча не привнесла. Непробиваемые в своей хмурости лица тюремщиков повеселили Безумца, ведь в этом случае это была даже не маска, а искреннее настроение. Очевидно, условия проживания на корабле кунари не нравились не меньше, чем пленникам. Каземат, в котором содержали магов, был сооружён таким образом, что его наличие можно было скрыть настолько хорошо, что любой проверяющий не обнаружит, если не окажется слишком уж дотошным и не пойдёт простукивать каждую возведённую в трюме стену. А вот трёх кунари на относительно небольшой шхуне уже не скроешь, поэтому им пришлось изображать матросов-васготов, соответствуя как поведением, так и внешним видом. Вынужденные носить не традиционные одеяния, а простые потные рубахи и штаны, закатанные до колен, кунари точно были не восторге. Видя кислые физиономии рогатых, когда те изредка начинают одёргивать одежду, будто хотят её сорвать, маги не поскупились на самые издевательские улыбочки.

Сидя под перекрёстной атакой трёх пар глаз, магистр был спокоен. Его изучали, вероятно, провоцировали, но его самообладание ничуть не нарушилось. Арварад Безумца интересовал не больше, чем обычный невежественный солдафон, саирабаз же вообще был воспринят вещью, которой даже уделять внимание неприлично. Если маг позволил содержать себя, словно скотину, значит, и заслуживает он только соответственного отношения — так рассудил мужчина с высоты опыта жизни в обществе с легализованным рабством. От кунарийского мага Безумцу нужны были только воспоминания. Найти в Тени след мага, даже такого слабого, намного проще, поэтому именно саирабаз, сам того не зная, стал главным источником информации для готовящегося побега. Как оказалось, тот, кто во время планирования, изображал роль шкафа, стоя в сторонке, скопил в своей голове все нужные магам данные, облегчив тем самым сновидцу работу. Так что магу была интересна только главная кунарийка, которая на первом допросе назвалась Виддасалой.

За время допросов Безумец составил свою характеристику тюремщицы, и его вывод был однозначен: перед ним религиозный фанатик. С неисчислимым самомнением и непробиваемой верой в свою правоту… не «свою» точнее, а правоту тех, кто и промыл её рогатую голову. Казалось бы, на этом интерес должен был исчезнуть, а ему оставалось лишь перетерпеть её возвышенные монологи так же, как он когда-то терпел фанатиков в своём мире. Безумец уже давно понял ту простую истину о том, что с такими личностями не о чём разговаривать. И всё-таки спешить с выводами магистр себе не позволил. Была бы Виддасала типичным фанатиком, который страшен только на словах, и они бы никогда не встретились, потому что не было бы того, кто бы был способен организовать столь наглое и продуманное похищение. Но кунари имела волевой характер, инициативность и абсолютную уверенность в правильности любых своих действий, из-за чего считает, что может действовать даже без одобрения и курирования высшими инстанциями — триумвиратом и главами других направлений Бен-Хазрат. И именно это Безумцу страшно не нравилось, поскольку такие личности слишком опасны. А если учитывать все те обрывочные данные о плане «Дыхание дракона», которые он из последних сил выцепил из памяти саирабаза, то магистр оказался прав как никогда.

А ещё одна отличительная особенность этой кунарийки заключалась в том, что она любит вести разговоры с bas (то есть «не-Кунари» в переводе с кунлата), когда остальные её сородичи (тот же арварад) стараются лишь молчать. Очевидно, сказывались привычки её работы. Сфера деятельности Виддасалы — Тедас и её жители. И чтобы с ними работать, их надо для начала изучить. Вот поэтому во время допросов на магов, даже на сквернословящего Хоука, она смотрела с интересом лекаря, который препарирует лягушку. Они лишь очередной симптом болезни, которой заражён континент и от которой Кун требует освободить мир. Немного от привычного отличалось её мнение о Безумце, потому что он смотрел на неё так же, как на ту же несчастную лягушку.

— Назовись, маг. Какое имя было дано тебе от рождения?

От такого командного не терпящего неподчинения голоса Безумец не дёрнулся, но задумался. Была бы перед ним представительница не-кунари, мужчина бы предположил, что до столь высокого звания она точно безжалостно добиралась по головам руководства. Но если учитывать, что она кунари и на должности их назначают сразу… то можно сказать, что даже тамассран не догадывалась, насколько своевольной личности дала в руки власть.

То, что вопрос об имени задавался на каждом допросе и каждый раз оставался безответным, ничуть не смущало Виддасалу, и сегодня она спросила как будто впервые.

Что-то отвечать Безумец решился не сразу, выждал несколько минут гнетущей тишины. Ему-то некуда было торопиться, да и он получал настоящее удовольствие от тщетных попыток кунари сломать его маску спокойствия. Быть рогатой глыбой ещё недостаточно, чтобы пугать до дрожи. Безумец подумал, что любой архонт ранней Империи одним лишь своим взглядом с применением лёгкого заклинания внушения заставил бы эту кунарийку растерять всю свою воинственность, зажаться в уголке и реветь в писание Кослуна как в подушку, и мысленно улыбнулся.

— Кунарийская религия мешает тебе пытать кого-то, не узнав его имя? — его слова были построены, как очевидная издёвка, однако сам магистр в угоду образа не позволил себя даже улыбку.

— Назвать нечто по имени — значит, узнать причину его существования в мире. Назвать нечто неверно — значит ослепить его.

У Виддасалы за своим возвышенным объяснением получилось весьма красиво скрыть оскорбление. Его, живого человека, назвали неодушевлённым «нечто» — мужчина оценил эту оригинальность.

— Почему же моё, известное тебе имя «неверно»?

— Для того, кто называет себя «безумцем», ты слишком… умён, — последнее слово является самой настоящей похвалой, а потому кунари заставила себя произнести его с видимыми трудностями.

От такого ответа Безумец не сдержал в себе ухмылку. В чем-то ему даже нравилось разговаривать с рогатым народом. Вот какой-нибудь власть имущий ответил бы так прямо на вопрос? Да никогда. А кунари ответил.

— У нас есть имена, и выбраны они вдумчиво, — дополнила тем временем Виддасала, кажется, в какой-то степени даже искренне негодуя, что маг называется такой неподходящей кличкой.

— И сейчас известная тебе система играет против тебя. По привычке опираясь на смысл моего имени, ты допускаешь ошибку в составлении характеристики. А это приводит к недооцениванию противника. Следовательно, неверное именование ослепляет не меня, а тебя, и озвученная тобой ранее причина попросту ложна, — рассуждал Безумец, пользуясь знаниями, полученными от остальных магов. — Исходя из этого, причину признаю недействительной, а вопрос останется без ответа и сегодня.

— Невежественный баз! — шикнула Виддасала, очевидно, не проникшись рассуждениями сновидца и продолжая считать его упрямство проявлением невежества.

— Точнее — желающий жить. Только смертник будет потакать вопросам похитителей, собственноручно приближая момент своей ликвидации из-за ненадобности. Догадываюсь, по этой же причине от тех, с кем я вынужден делить тесную клетку, вы так же не получили ответ.

— Мы ценим жизни, маг. Не ликвидируем, а направляем на пользу народу Кун.

Отрицать безвыходность положения пленников Виддасала не стала. Врать о том, что магов отпустят, когда нужная информация будет от них получена, значит, в первую очередь оскорбить самих магов. Они, к недовольству кунари, слишком хорошо осведомлены о нравах рогатого народа.

— Но не магов, — фыркнул Безумец, впервые за несколько встреч во второй раз с презрением глянул на саирабаза.

Впрочем, мужчина признал, что убийство чужих магов это хотя бы честно. Кунари боятся магов — они их убивают. Всё просто. Ничего лживого. В отличие от Церкви, которая прикрывается красивыми словами и заветами пророчицы, а сама делает из магов самых настоящих безвольных рабов.

— Кун позволяет перевоспитать заблудших магов, если те не признаны опасными, — ответила Виддасала и отчётливо скривилась, вспомнив о хамоватом пленнике, которого уже, по её мнению, даже «перевоспитать» не получится.

— Камек. Разумеется. Использовать лириум в качестве психотропного вещества, чтобы избавиться от инакомыслящих… Если уж учились лицемерию у Церкви, то хотя бы так очевидно её не пародировали.

Только Безумец похвалил кунари за честность, как вдруг вспомнил о кунарийском камеке, о котором ему рассказал Хоук, а тому — Изабела, и тут же поспешил отказаться от своих слов. Церковь превращает в безмозглых рабов только магов, а кунари — любых несогласных с их порядками. И пусть лицемерие одного разлива, но во втором случае оно в сотни раз масштабнее. Дай им волю, и они весь континент перетравят… Хотя они этого даже не скрывают.

— Кун не имеет ничего общего с вашей религией! — впервые Виддасала вышла из себя и даже ударила рукой по столу, чтобы сбавить накатившийся гнев и не ударить уже по магу. — Откуда такая уверенность об основном ингредиенте камека? — в итоге спросила воительница.

Она, конечно, не подтвердила, угадал ли маг состав камека или нет, но пропустить эту уверенность не могла, потому что кунари смертью охраняют секреты изготовления своих изобретений.

— Догадки. Чтобы сопоставить действие вашего изобретения и последствия от близости к активному лириуму много ума не надо. Хотя не удивлюсь, если это «изобретение» — украденное с континента достижение. У тех, кого считаете ниже себя (во всех смыслах), вы крадёте не хуже, чем Тевинтер воровал у Элвенана или Тедас у Империи. Сначала амулеты-блокаторы — забытое изобретение Древнего Тевинтера, а теперь «артефакт» — наследие древних эльфов, который вы украли. Точнее выукрали того, кто знает о нём, вместо того, чтобы просить помощи.

— Пар Воллен никогда не «просит помощи»!

— Это пока у вас на острове не открылись разрывы, — произнёс Безумец, а сам не удержался от кровожадной мысли устроить такую диверсию. Если бы только он полностью контролировал Якорь…

— Что ты знаешь о разрывах? — тут же ухватилась за слова Виддасала, подумав, что человек, который умеет их закрывать, умеет как-нибудь рассчитывать их появление.

— Только то, что способ их закрытия вам не принадлежит. Магическими артефактами не должны владеть те, кто настолько невежественен к магическому искусству.

— Кун разрешил вашему народу попытаться обуздать собственную магию. Но вы наглядно показали, что нам следовало вмешаться уже давно.

Ух, не знал Безумец, сколько самообладания ему пришлось откопать, чтобы истерично не засмеяться от услышанного изречения. Видимо, только понимание, что на речи фанатиков чревато отвечать смехом, помогло ему подавить эту неожиданную вспышку веселья. Но ему всё-таки пришлось опустить голову и прикрыть лицо рукой, чтобы скрыть отголоски того настроения.

Магическое искусство существовало тысячелетия. Элвенанцы, тевинтерцы, тедасцы — все они жили неотрывно от магии. Как бы сопорати не хотели считать себя отстранённым от магии, но она всё равно остаётся частью их жизни. Это касается даже гномов — лириум та же магия. И тут какое-то рогатое недоразумение смеет заявлять, что магия должна быть подвластна Кун? Что её должны контролировать те, кто отверг само великое искусство и науку и обезобразил своими выдумками?

Почему всякие бестолочи думают, что магию вообще можно контролировать и сдерживать и что эта честь принадлежит именно им?

Смешно!

Оскорбление самой Тени!

Прекращение гневной тирады в своей голове заставило Безумца прекратить и разговор. О рогатых фанатиках он узнал достаточно и теперь не видит смысла в дальнейшем что-то обсуждать с теми, кто своими замашками на «именно я знаю, как должен жить этот мир» может потягаться с Корифеем. И даже если наставлениями на правильную жизнь и геноцидом инакомыслия грезит любая религия, то всё равно, по мнению магистра, последователи Кун слишком много на себя берут, как бы рога от тяжести не обломались…

* * *

— Если выберусь, ноги моей не будет ни на одном подобном корыте! — неожиданно тишину каземата нарушило очередное бурчание Хоука.

Причина сегодняшнего плохого настроения хмурого мага была связана с плохой погодой за бортом. Пусть статус заключённого не позволял им знать, что происходит за стенами трюма, но по скрипу досок корабля и непривычно сильной качке нетрудно догадаться, что сегодня море очень неспокойно. Возможно, даже в шторм попадут. А плохая погода касалась и пленных магов, поскольку очередная злая, ударившая в борт волна заставляла корабль качаться, а всех плывущих на нём своими силами спасаться от падения. Если матросы с этой обыденностью справились без проблем, то вот неподготовленные маги — с трудом. Хоук не успел ухватиться за решётки темницы, шатнулся и влетел головой в деревянный корпус и теперь, потирая ушибленный затылок, бурчал.

— И как ты в таком случае собираешься возвращаться домой из Пар Воллена? Вплавь? — хмыкнула Кальперния, свернув на очередную ругань между нею и магом, который её раздражал не меньше, чем она — его.

— Возвращаться я не спешу…

— Как будто тебя ещё где-то ждут. Или ты так вошёл в роль грязной бездомной шавки, что даже прекращение гонений тебя не заставит остановить беготню?

Окинув взглядом уже приевшийся за эти дни силуэт Защитника, девчонка, несмотря на неприязнь, всё равно искренне пожелала тому поскорее вернуться к оседлой жизни. Благодаря убеждениям Инквизиции и, в особенности, Варрика Гаррет привёл себя в порядок, из-за чего даже после столь длительного заточения он выглядел на порядок лучше, чем когда пришёл впервые в Скайхолд после четырёх лет бегства. Но это всё равно не идёт ни в какое сравнение с тем, каким он был раньше, ещё до войны храмовников с магами. И проблема здесь даже не во внешности (всё-таки принарядить в маркиза можно даже самого пропитого бездомного), а в непоправимых изменениях личности. Уже сейчас он выглядит как нещадно потрёпанный жизнью старик, а ведёт себя словно умирающий зверь, который вроде и тянется к спасению, но способен только рычать на окружающих, видя в них опасность. А что с ним, если он продолжит жизнь беглеца, станет к сорока годам? Наверное, на фоне него даже Безумец будет казаться абсолютно здоровым и живым.

Хорошо, что и сам Гаррет понимает, возвращение к нормальной жизни — это его единственное спасение. Тем более в Киркволле осталось одно важное незаконченное дело. Но вслух об этом он, конечно же, не скажет.

— Тебя это не касается! — не имея никакого желания обсуждать, пусть и завуалировано, с венатори собственные мысли и планы, Защитник только рыкнул, а от её изучающего взгляда показательно отвернулся.

Но магичку это не остановило.

— Как не касалось той эльфийки из эльфинажа, поэтому ты её бросил, не сказав ни слова? — то, что была поднята важная для него тема, стало сразу понятно, когда Кальперния поймала на себе негодующий, убийственный взгляд карих глаз. Однако это магессу ничуть не напугало, и она только улыбнулась, показывая, что венатори о Защитнике знают больше, чем тому хотелось бы.

— Я не бросал её. Я хотел, чтобы она осталась в эльфинаже, а не последовала за мной, — судя по тому, как потеплел взгляд мужчины, его мысли были заняты не вопиющей осведомлённостью девчонки-венатори, а Мерриль, поэтому и его тон неосознанно смягчился.

— Это тебя не оправдывает. Ты оставил её в полном неведении. Надеюсь, остатки совести тебе позволят представить, какого было ей. Да, ты сбежал, чтобы её обезопасить, но что дальше? Жить в ожидании, что твои игры в беглеца когда-нибудь закончатся и ты вернёшься? Или принять твой молчаливый уход за полное наплевательство к собственным чувствам и разрыв отношений, поплакаться, а потом жить спокойно, тебя, урода, не вспоминая? И ладно бы тебя не волновало, что о тебе думает какая-то там эльфийка, так нет же, волнует — вон как запрыгал, стоило только упомянуть. Но вместо того, чтобы тогда придумать что-нибудь получше позорного побега или сейчас, стоило появиться случаю, сразу же вернуться, а не геройствовать, чтобы исправить свою же ошибку, ты сидишь и нос воротишь, будто кроме той девушки и кучки друзей ты кому-то ещё нужен. То же мне, — глянув на вновь ощенившегося, словно дикобраз, мага, Кальперния только победно хмыкнула, — защитник.

Хоук буквально задохнулся от волны возмущения, которую породили эти слова, из-за чего пропустил удобный момент, чтобы ответить грубостью, а потом уже пришло понимание, что девчонка права, и было слишком поздно грубить. Он ведь и сам понимал, что так не делается, но постоянно оправдывался благим намерением. Но теперь услышанное уничтожало все оправдания и начали угнетать предположения, что в Киркволле его уже никто и не ждёт.

— Тебе вообще какое до этого дело, тупая тевинтерка? — как итог Гаррет рыкнул только это.

— Я понимаю эту девушку.

— А-а-а, ваша бабская солидарность. Знаешь что, засунь её поглубже — она меня не волнует!

— Увы, там уже находится твоё мнение, которое меня так же не волнует, южанин.

У главного нарушителя покоя теперь было время подумать, провести анализ своих действий, а заодно получить ещё один повод во что бы то ни стало выбраться с этого трижды проклятого корабля, попутно прибив рогатых за их чрезмерное самомнение. А когда голова остыла от впечатлений от произошедшего разговора, Хоука заинтересовал сам факт, зачем венатори копали под него и его друзей.

— И зачем вам, морошизнутым, понадобились мои знакомые?

— Не они, а ты. В одно время мы хотели пригласить тебя в наши ряды, для нас ценен любой, кто не согласен с нынешней системой. Начали копать под твоих друзей, чтобы тебя найти да и в общем изучить. Благодаря чему поняли, что ты слишком проблемный, и связываться с тобой — себе дороже.

Хоук широко оскалился, изобразив какую-то чересчур зверскую, но при этом довольную улыбку. Мнение, которое строится вокруг его персоны, ему нравилось. Репутация о том, что любой, кто вломится в его дом, будет вынесен оттуда только вперёд ногами, защищает не хуже высокого забора.

То, что маги во время своего разговора упускали некоторые подробности, было неспроста. Сидящий по ту сторону наблюдатель их, как и было наказано, внимательно слушал. За прошедшие дни молодой матрос привык к своим обязанностям и пленникам. Как и остальной корабль, он верил в силу амулетов, поэтому постепенно начал относиться к своей работе всё больше спустя рукава. Поначалу он часами мог стоять и смотреть на пленников, но такое занятие быстро наскучит любому. Вскоре он уже сел из-за отсутствия стула (да и любой другой мебели) на пол. А с недавнего времени парень даже засыпал на рабочем месте. Маги говорят, что им скучно, но они хотя бы там трое, ругаются, а он тут совсем один, не имеет права с ними разговаривать, и как следствие чуть ли уже не лезет на стены трюма от скуки. Это вынудило матроса на ещё один риск — притащить спрятанную под койкой книгу и заняться чтением. Почему риск? Потому что Кун не терпит непросвещённой литературы континента, в особенности, бульварного лёгкого чтива. А именно им и являлась его книга. Когда они стояли в порту Денерима, читать на перерыве разрешали ради неплохого прикрытия (именно по такому прикрытию Безумец и запомнил матроса), но в море, без посторонних глаз — запрещено. Но парень продолжил рисковать. Ну, ничего он не мог с собой поделать, любил книги и не любил Кун, наивно надеясь, что об это никто не знает.

Сегодня тоже матрос сидел и читал книгу, но порой он отрывался и смотрел на магов, каждый раз не сумев сдержать улыбки. Картина была пресмешная — два человека ругаются, злобно поглядывая друг на друга, а между ними тем временем сидел третий, полностью безразличный к происходящему. Этого мага матрос перестал бояться в первую очередь. И на вид самый неопасный, и самый спокойный: в перерывах между заумными лекциями магического характера он всегда молчит. Идеальный пленник — так подумает любой неопытный тюремщик и расслабится. А вот опытный, наоборот, бы призадумался, поскольку известно, что спокойные люди самые опасные — очень трудно угадать, что можно от них ждать. А молодой матрос оказался очень неопытным, а потому так и не заметил изучающий взгляд старшего мага на себе. Конечно же, Безумец не мог не упустить юность их тюремщика и не придумать, как воспользоваться возможностью, которую им сами кунари и предоставили. Осталось лишь разговорить юнца.

Во время такой непогоды за бортом перемещения по кораблю сходят к минимуму. Всё-таки от случайного падения или удара не спасёт даже многолетняя матросская выучка. Так что сегодня парень позволил себе непростительную вольность в карауле, считая, что в ближайшие часы проверяющий не захочет пробираться сюда, через заставленный ящиками трюм. В крайнем случае он был уверен, что услышит приближающиеся шаги.

Но та же непогода оказалась и не на его стороне. Вопреки ожиданиям проверяющий решил навестить клетку, а порывы ветра и шум волн заглушили тяжёлые шаги. Поэтому для парня вдруг открывшаяся дверь выхода стала полнейшей неожиданностью. Лихорадочно прятать книгу было поздно, юноша только успел вскочить, а огромный кунарийский силуэт уже оказался в комнате и нависал над ним. Вскоре книга перекочевала в когтистые серые лапы, в которой пришедший довольно-таки быстро определил запрещённую легкомысленную литературу континента.

«Мне конец», — промелькнула пророческая мысль в его голове, когда он увидел глаза арварада. Кунари был спокоен, но матрос знал прекрасно, что рогатые с тем же выражением лица убивают. Так было в ночь нападения кунари на корабль, на котором он работал. Парень даже зажмурился от всплывших перед глазами сцен, как эти громилы разрубали буквально на двое всех его знакомых, потому что капитан отказался сдаваться и приказал сражаться до последнего. Выжили тогда немногие, в основном трусы (или всё-таки более сообразительные?), которые побоялись даже словесно противостоять захватчикам. Матрос входил в их число и потом в принудительно добровольной форме примкнул к Кун. Показав исправную покорность, юнец даже сумел избежать встречи с исправителями Бен-Хазрат, чему очень радовался.

Но теперь из-за собственной же неосмотрительности он попался…

— Попрошу относиться аккуратней с чужой собственностью. Малец обещал вернуть книгу, как только проверит её на отсутствие спрятанных для саботажа вещей.

В столь напряжённой обстановке чужой голос стал очень неожиданным. Парень отчётливо услышал, как ёкнуло его обречённое на расправу сердце. Но ещё больше удивил, сразу их двоих, хозяин голоса. Вопреки ожиданиям, это оказался тихий, казалось, совсем безучастный хромой маг.

— Хочешь сказать это твоё, баз? — растерянный кунари — для чужака зрелище небывалое, а арварад сейчас как раз и был таким. Мужчина уже точно был уверен в обвинении и наказании, которое ждёт отошедшего от Кун матроса, но смута, пришедшая вместе со словами мага, даже сбила его с толку.

— Да, книга принадлежит мне, — совсем непринуждённо, будто говорит сущую правду, кивнул Безумец.

— Чушь! По прибытию сюда вас всех досматривали.

— Об удивительной вместимости юбки мага среди наших храмовников ходят целые анекдоты. Спрятать книгу — никаких проблем.

От очевидного глумления, сказанного абсолютно серьёзным тоном, два остальных мага тут же поперхнулись со смеху.

Арварад нахмурился, но бросил попытку уличить мага во лжи и снова обернулся к обвиняемому. Надо отдать парню должное, он довольно-таки быстро собрался, ухватился за кинутую магом ниточку спасения и тут же начал кивать, во всём подтверждая сказанное, заодно на ходу придумывая подробности. И напридумывал всё так быстро, что кунари оставалось лишь враждебно сопеть. Когда он вновь глянул на второго заговорщика, то наткнулся на взгляд Защитника. Судя по виду, Хоук с нетерпением ждал, когда вояка что-нибудь произнесёт, чтобы начать ему грубить.

В очередной раз арварад не стал проверять, что сильнее: его верность Кун или желание придушить этого наглого мага, а потому решил просто уйти, отдав предмет раздора обратно матросу. Когда рогатый покинул каземат, напоследок излишне сильно хлобыстнув дверью, парень сильно вздрогнул и несколько секунд отходил от случившегося, и только после преодолел дрожь в коленах и обернулся к клетке.

— Эм, спасибо вам, господин маг, — нелепо пролепетал юноша, видимо, не веря до сих пор, что его спас маг. — Я думал мне конец…

— Он нам нужен? — шёпотом спросил Хоук, обращаясь к Безумцу, пока юнец что-то там выискивал на полу от смущения.

Прекрасно зная поведение своего сокамерника, Гаррет понимал, что магистр не стал бы беспричинно вмешиваться в кунарийские дела. Безумец безмолвным кивком подтвердил его домыслы. Поэтому вскоре на юного тюремщика внимательно смотрели уже три пары глаз. Начало к разговору положено.

* * *

Последние дни перед планируемым побегом пленники провели в попытках разговорить их молодого наблюдателя. Какое-то время юноша, прекрасно помня приказ, их сторонился. Не боялся, как было в начале, не презирал, потому что они за решёткой, а он имеет хоть мизерную, но всё-таки власть над ними, а просто отмалчивался. Но магов это не останавливало.

Хочешь разговорить человека — вынуди его заговорить о своих проблемах, и через час ты будешь знать всю его подноготную. Такая тактика была знакома Безумцу, и он ею воспользовался.

Юноша рассказал многое из своей жизни. Вырос в доме ремесленника, с детства воспитывался, чтобы продолжить отцовское дело, там же научился читать. Но вот потом захватила юную голову романтика мореходства. Он стал читать много книг на морскую и пиратскую темы. Ему сказочно повезло заполучить даже пару книг по самому морскому делу, предназначенных в основном для капитанов кораблей и их помощников. Много времени проводил в порту родного города, слушая рассказы моряков. Не все были в восторге от навязчивости юнца и не хотели тратить время на пустую болтовню, считая, что задор «сухопутной крысы» быстро пройдёт. Но он не прошёл, мальчик всё больше загорался желанием выйти в море, как часть команды какого-нибудь корабля, чтобы самому наконец испытать все трудности матроской жизни, а заодно увидеть другие земли, о которых читал в книгах. Родители, разумеется, такой порыв единственного наследника не одобрили, постарались его ограничивать, но тем самым только спровоцировали конфликт, который постепенно перерос в ссору, после которой юнец сбежал из отчего дома и присоединился к команде корабля одного знакомого волевого капитана и уплыл.

На вопрос, хотел бы он вернуться домой, молодой матрос кивнул. Но хотел он, не потому что разочаровался в своей мечте или сделанном выборе, а потому что хотел наконец-то поговорить с родителя по душам. А чего, собственно, ему жалеть? Он был занять любимым делом, видел то, о чём мечтал, пока сидел взаперти одного города, имел неплохие шансы дослужиться до повышения. Умеющему читать, любознательному, схватывающему всё на лету парню недолго ходить в юнгах и среди обычных матросов, вероятно, — тоже. Да и с родителя отношения можно сказать уже наладились, поскольку до него, пусть и с большой задержкой, наконец дошло письмо отца, в котором родич не старался взбалмошного сына переубедить и вернуться к тому, чему его готовили всё детство, а просто просил вернуться на долгожданный разговор.

Если тебе кажется, что жизнь наладилась, значит, трудности уже близко. Эту истину познал и юный матрос, когда буквально через несколько дней, после получения письма, на них, немного отошедший от курса из-за непогоды и тумана, напал кунарийский корабль. Именно в тот день юнец столкнулся со смертью лицом к лицу, видя как беспощадно вырезают всех его знакомых рогатые гиганты. И именно тогда он решил стать живым трусом, а не мёртвым исполнителем последнего приказа капитана. Тактика безмолвного подчинения и лжи пришла в его жизнь, без неё, новые хозяева или убивают, или отправляют на перевоспитание.

— И не имея желания подчиняться этим рогатым, ты не сделал ни одну попытку сбежать? — после завершения рассказа вдруг недовольно хмыкнул Хоук, который, как и договаривались, проявлял полное безразличие к попыткам других магов заговорить с тюремщиком.

В ответ юнец только пристыжено опустил голову и пожал плечами, мол, нет, это слишком рискованно.

Гаррет же только фыркнул и отвернулся, даже радуясь, что ему отвели роль главного молчуна, потому что разговаривать с таким, по его мнению, трусом у него не было ни единого желания. Защитник просто не понимал этой трусости. Будь он на месте паренька в таком опасном подчинении, а на берегу его ждала бы семья, то он бы в первом попавшемся порту сбежал в город, спрятался, и поминай, рогатые, как его звали. А затаиться здесь и думать, что трюм корабля спасёт тебя от нетерпящего неподчинения Кун, — огромная глупость.

— Не понимаю, зачем вы хотите бежать, это невозможно, вас же убьют!

— У нас нет выбора. Кунари убивают чужих магов, не разбираясь, и ты об этом знаешь не хуже нас, — продолжала давить на сомневающегося юнца девушка.

— Но… но шанс есть! Если бы вы не спорили с ними и подчинялись, они сочли бы вас безопасными и, может, не тронули. Как меня, например.

— Ты, мальчик, честно говоря, плохой пример для подражания, — вмешался Безумец.

— П-почему? — опешил матрос.

— Потому что ты уже приговорён, как и мы. Иначе, как думаешь, почему именно ты сидишь рядом с особо опасными пленными, а не кто-то более подготовленный?

— Тебе даже кинжал не дали для самозащиты, — добавила Кальперния.

— Кинжал мне не дали, чтобы вам не досталось оружие в случае вашего побега…

— Хорошо. В случае нашего побега, что ты будешь делать?

— Мне сказали кричать, чтобы охранники услышали.

— А потом?

— Что потом?

— Ну, что ты будешь делать потом? Услышав твой крик, охранники наверняка тут же запрут дверь и будут нас морить голодом, пока мы не сдадимся.

— А я останусь заперт с вами… — уловив мысль венатори, произнёс парень.

— Именно. Останешься заперт с особо опасными пленными наедине, — подкинула пугающее уточнение магесса.

— А если тебе этого мало, то вспомни недавний случай с книгой. Думаешь, арварад поверил моему глупому объяснению? — добавил последнее доказательство Безумец, в том числе, ради которого он тогда и влез в разборку.

— Чё ты всё мнёшься?! Тебе только выбраться на берег, добраться до ближайшего города и напроситься в команду на очередной корабль, и о кунари больше можешь не вспоминать. В отличие, от этого убогого, которому ещё до палубы бы доползти, — не выдержав этих долгий прелюдий и уговоров, рыкнул Хоук.

Молчание затянулось в несколько минут интенсивных размышлений и обдумывания услышанного, которые происходили в голове парня. Сначала он старался спрятаться за оправданиями и иллюзией безопасности. Ведь зачем этих магов слушать, если он и поныне спокойно служит себе на судне неприметным матросом и никто его не трогает? Однако как бы крепки ни были эти оправдания, постепенно начали прокрадываться сомнения от всех тех странностей, которые ему озвучили и которые он наблюдал сам, но до сегодняшнего момента старался не замечать. И это навело на правильную мысль о том, что то место, куда везут заключённых, станет последним и для него самого. Думая, что в безопасности от надзирателей Кун, он слишком вольно себя вёл и наверняка попал под подозрения арварада. Они ведь не только за магами следят, а и тал-васготов, отступников, преследуют. И хромой маг был прав. Если бы арварад поверил в глупое оправдание с книгой, то буквально через пять минут магов бы уже оперативно утащили на досмотр, раздев догола. Но этого не произошло, а значит, ушёл кунари не потому что поверил, а потому что матрос уже был приговорён.

А пожить-то ему ещё хотелось.

— Вы правда можете сбежать? — обречённо от понимания такой же безвыходности своего положения, но одновременно наивно хватаясь за видневшийся шанс к побегу, произнёс матрос и глянул на магов, точнее на древнего мага, который, даже несмотря на свой фактически статус смертника, был абсолютно спокоен, и это внушало уверенность.

— Если ты нам поможешь — сможем, — без намёка на ложь ответил Безумец.

— Зачем нам этого сопляка вообще брать с собой? У нас уже есть план побега, — недоумевал Хоук от решения взять ещё один балласт.

— Мы должны пользоваться любой возможность, чтобы сохранить наши силы. Даже чтобы покинуть клетку, тебе придётся потратиться на самое сильное твоё огненное заклинание для расплавки замка. Но этого можно будет избежать, если он выкрадет ключи и откроет нам решётку. Тем более его знание трюма корабля поможет нам быстрее добраться до посохов.

— Да какое «выкрадет»? Ты его видел — в штаны быстрее со страху наложит, чем ключ сюда пронесёт. Хотя скорее в последний момент струсит и рогатым сдаст. Накроется наш побег.

— Не накроется. Единственное известное для кунари будет то, что два мага от отчаяния решили воспользоваться юностью тюремщика и запудрили ему мозги. Однако что будем делать дальше, если даже откроем решётку, мы, недальновидные маги, конечно же, не придумали. Амулеты висят и по ту сторону трюма, а у двери стоит охрана. Так что у них нет причин для скорых ответных действий, — решилась объяснить Кальперния. Кивок магистра доказал, что она правильно поняла его задумку.

Тогда Хоук был вынужден невольно согласиться, а сейчас, вспомнив разговор, даже усмехнулся.

Бездна побери хромого, да это безумие имеет все шансы на успех!..

Глава 19. Сбежать

Не скажешь, что для магов долгожданный день побега наступил быстро. До его наступления они буквально считали дни. Шанс у них был один, а удачный момент для побега длился лишь половину одной единственной ночи. Именно этот момент им было необходимо с точностью подгадать: другого не будет.

А когда этот день всё-таки наступил, кажется, ожидание ночи длилось дольше, чем всё их заточение на корабле. Было бы как минимум обидно, если бы их план, разумеется, не идеальный, но единственный, рухнул в самый последний момент. А рухнуть он мог даже по вине тюремщиков, которые в последнее время стали слишком раздражительны. С тех пор, как они вошли в воды Тевинтера, ни один патрулирующий корабль не решился их остановить, что, с одной стороны, хорошо, а, с другой, кунари сами чувствовали, что раз события следуют их плану со стерильной идеальностью — точно жди беды. И хорошо, что рогатые непредвиденную «беду» поджидали со стороны тевинтерских кораблей больше, чем от пленённых магов, иначе бы у последних начались лишние трудности.

Момент побега наступит тогда, когда на второй корабль высадятся тевинтерские военные. Об этом узнать запертые в трюме пленники могли только через Тень. Точнее это должен был сделать Безумец, воспользовавшись усиленным восприятием сновидца. Разумеется, Тевинтер в бою против кунари будет использовать своё главное преимущество — магов. Вот поэтому ближайшие несколько часов магистр провёл в состоянии полудрёмы, полностью уйдя в ожидание нужного теневого следа или хотя бы лёгкого волнения, если маги будут слишком слабы.

Его сокамерники понимали важность результата от, казалось бы, сонного бездействия тевинтерца, поэтому сами замерли в безмолвном томном ожидании, будто боялись, что любой их громкий вдох помешает магу. И пока Безумец контролировал Тень, они контролировали корабль, чтобы не упустить даже намёка, что их намерения раскусили и уже готовят ловушку. А это возможно, всё возможно, как бы хорошо они ни делали вид, что до сих пор ничего не понимают в обстановке. Заодно маги убедились, что правильно рассчитали день, поскольку в уже поздний час на корабле стояла непривычная суета. В абсолютной тишине прекрасно были слышны шаги моряков. Видимо, они готовятся по команде начать описанный Безумцем манёвр. Тем лучше для пленников: чем меньше людей будет в трюме, тем быстрее беглецы пробьются к главному аргументу своей победы — посохам.

Сердца обоих нервно дёрнулись, когда спустя несколько часов тишину нарушил Безумец, сообщив неживым монотонным голосом, что искомый след наконец обнаружен. Ему даже не пришлось прилагать много усилий, потому что спокойствие прибрежной Завесы нарушала аура сразу нескольких сильных магов. Видимо, Инквизиция была более чем убедительна, и Тевинтер решил бросить не последнее по силе подразделение на захват кунарийских хитрецов. Маги даже пожалели, что ни один из них не стремится к встрече с официальной властью, а то было бы так удобно просто дожидаться спасителей, а не рисковать ради безумного плана по захвату целого корабля втроём. Эх…

В общем слова хромого мага перевели подготовку в завершающую стадию, и четвёртый заговорщик наконец получил конкретное распоряжение. Парень, который уже готовился ко сну до прихода своего утреннего сменщика, сильно удивился словам магов. В первую очередь, его удивила неожиданность и спешка, ведь для него нынешняя ночь ничем не отличалась от вчерашней да и предыдущих — тоже. Молодой матрос находился в изоляции от внешнего мира, почти как пленники: остальная команда с ним не разговаривала, а выход на палубу ему был запрещён, поэтому юноша даже не мог знать, насколько близко они подошли к берегу. Крики чаек, которые порой были слышны даже здесь — не лучший ориентир. И, разумеется, исполнять свою роль в грядущем побеге матрос пошёл без энтузиазма. Он боялся, кажется, до сих пор сомневался, стоит ли ему быть с магами-смертниками. Однако собранные за время служения на этом корабле знания об идеологии Кун, удержали его от соблазна сдать непокорных пленников кунари. Он понимал, что если уже приговорён к «перевоспитанию», то никакие заслуги не заставят их смягчить меру. Так что, пряча трясущиеся руки в складки шаровар и глаза за длинной нестриженной чёлкой, чтобы его не заподозрили в чём-то диверсионном уже на выходе из каземата, молодой матрос поплёлся исполнять наказ. Повезло ещё, что ключ не хранился в каюте кунари, а был у помощника капитана, который занимался всеми связанными с пленниками бытовыми делами. В суматохе и общей напряжённости команды что-то выкрасть у старпома будет посильной задачей, особенно у паренька, которого здесь никто не воспринимает всерьёз.

— След в Тени стал чётче. Появляются небольшие энергетические вспышки — остатки от убитых духов. Для атакующей магии слишком спокойное волнение. Видимо, идёт последняя подготовка перед боем — создание барьеров, — спустя несколько минут после первого описания обстановки вновь произнёс Безумец всё так же из-за транса монотонно, и продолжил наблюдение.

Очевидно, тевинтерский корабль уже близко подошёл к врагу, раз спрятавшиеся на нём маги начали призывать защитные заклинания. Но заговорщики продолжали ждать. Им нужен был момент, когда перехватчик под видом таможенных проверяющих пришвартуется к бригу и солдаты начнут активные действия по захвату судна. Такое непредвиденное обстоятельство заставит командование шхуны с пленниками начать экстренное выполнение запланированного манёвра. Вся команда будет занята, и хорошо, если ещё поднимется паника от недоумения, откуда тевинтерцы могли узнать об их планах. Раз атакуют без предупреждения и захватывают корабль, а не топят его, то они точно знают, кого надо искать. Именно в это время, как когда-то и предлагал Безумец, маги собрались действовать.

Заняв положение около ворот тюремной решётки, замок от которой ему предстоит расплавить, если план с ключом не выйдет, Хоук совершил очередную проверку своего обмундирования. Хоть оружия, которое обычно и проверяют перед боем, у него не было, но мужчина всё равно был очень дотошен в данном вопросе. Будет, мягко говоря, нехорошо, если, например, наручи окажутся не закреплены, заелозят на руке, и он в бою, отвлекаясь на неудобство, подставится под удар. Только тогда, когда он лично убедился в собственной готовности, а заодно, украдкой глянув на подельников, удостоверился, что все они готовы к совместному побегу, а не предательству, Гаррет снял сапог, чтобы достать припрятанный там, прямо в специальной выемке в подошве, тонкий, но крепки и острый стилет. Столь хороший тайник не смогли найти даже кунари на досмотре.

— Ты серьёзно?! Не мог сказать раньше, что у тебя есть кинжал?! — возмущённо шикнула Кальперния, наблюдая за манипуляциями с сапогом и чудесным появлением так им необходимого холодного оружия.

— И что бы я им раньше делал? Рыбью кость из зубов выковыривал? — хмыкнул Защитник и выполнил несколько разминочных упражнений со стилетом в руке, чтобы, так сказать, приловчиться, поскольку на неплохой навык владения оружием ближнего боя Хоука в основном и полагался их план. — И это не кинжал, а стилет, различай, тупая тевинтерка.

Магесса обиженно насупилась, но промолчала. Разумеется, её возмутило, что Гаррет скрыл столь немаловажное их преимущество, но его недоверие и желание до самого последнего момента что-то скрыть от них она могла понять, потому что это было взаимно.

— Были применены атакующие заклинания. Абордаж начат, — и вновь слова Безумца нарушили тишину трюма, а сам он наконец вышел из транса.

Правда, пришлось ждать, когда магистр придёт в себя. Но остальные заговорщики были терпеливы, поскольку осознавали всю тяжесть проделанной работы на одном только своём резерве да и энтузиазме. И они ни слова не сказали, когда Безумец упросил дать ему ещё с минуту на отдых.

Эту минуту Хоук провёл, прислушиваясь к окружению, убеждаясь в правдивости сказанного хромым магом. Шум на корабле заметно усиливался. Видимо, команда забегала, попутно обсуждая, что же происходит сейчас на бриге. Заодно Гаррет ожидал появление посланного за ключом последнего заговорщика. До начала собственных действий они питали надежду, что сопляк вернётся и тем самым существенно облегчит им побег. Хотя надежда эта была скорее формальная, чем искренняя. На мечтателя, который, впервые в жизни столкнувшись с реальными трудностями, решил лишь трусливо пятиться, они изначально не полагались.

В итоге маги оказались даже приятно удивлены, когда по истечению той последней минуты дверь неожиданно открылась и знакомый им парень ошеломлённой стрелой влетел в трюм.

— Что происходит?! В трюмах бедлам, наши все при деле. Капитан орёт кому-то с палубы. Старпом туда же умчался, кабинет не запер. Не то что ключ — всю документацию вынесешь, никто не заметит. А сторожилы меня чуть пинком сюда не загнали и сказали до появления рогатых из каюты не ногой, — опираясь о стену каземата, молодой матрос резким шёпотом тараторил от переизбытка впечатлений и скопившихся возмущений, зачем он на это всё вообще согласился.

— Ключ достал? — на фоне эмоционального хаоса, что творился в голове матроса, спокойный голос Хоука, задавший вопрос, звучал слишком резко.

Вот парень и обиделся и даже с возмущением глянул на мага, мол, я тут чуть со страху не помер, проявил бы хоть молчаливое терпение. Однако Гаррету было уж точно не до возмущений какого-то там сопляка. Поэтому юнец, довольно-таки смело для себя буркнув, был вынужден оставить отдых и, потоптавшись на месте пару секунд от последних сомнений, поспешить отпереть клетку.

— Поосторожнее! Ключ не сломай, сопляк, — рыкнул Защитник, недовольный тем, что у парня дрожали руки.

— Не сломаю! Я знаю, как устроены замки — делал их! — буркнул матрос в ответ.

Злость подавляет страх, так что Хоук своего добился, и их последний соучастник, бурча на наглого мага, почти перестал бояться да и задумываться о лишнем. Как минимум о том, почему же Хоук который не принимал никакого видимого участия в составлении плана побега, а только насмехался над своими сокамерниками, вдруг проявляет такую активность.

Вскоре замок был отперт, а решётка открыта, пленники даже неверующе вздохнули. Слишком уж долго они втроём провели в тесном закутке.

Сейчас кунарийское стремление к идеальному порядку сыграло пленникам на руку, поскольку были бы петли решётки ржавыми и несмазанными, то при её открывании стоял бы такой скрип, что услышал бы весь корабль. Но состояние решётки было идеальным, за ней следили, поэтому и открылась она беззвучно.

— Значит так. Собираемся вместе. Девчонка, как только Безумец сломает блокаторы, у тебя будет один шанс, чтобы поднять над нами щит и не дать напичкать нас осколками. Не заставляй меня жалеть, что мы тебя здесь не оставили! — приступил к командованию Хоук.

— Заткнись! Сам настолько бесполезный маг, что только умением сражаться и пригодился, — фыркнула магичка. — С щитом я справлюсь.

— А сможешь продержать его дольше? — вмешался Безумец, которому пришлось снова приучать поломанные ноги к тяжести собственного тела и ходьбе, поэтому вышел он из клетки последним.

— Поддерживать щит вокруг Хоука и потом, без посоха? — удивлённо и между тем подавленно воскликнула девушка. Не хотелось ей признаваться вслух, что она бесполезна без своего посоха, и давать наглому магу повод для оскорблений.

— Значит, мне стоит оскорбиться и посчитать, что мои лекции прошли мимо тебя? — хитро тогда произнёс магистр.

На секунду Кальперний растерялась, не понимая, причём тут их занятия. Но потом её осенило, что многое из абстрактной теории, рассказанной сновидцем, казалось бы, просто ради общего развития своей ученицы, хорошо ложится на нынешнюю её практику. Он заранее догадался дать ей те знания, которые пригодятся уже сейчас, поэтому был так настырен и строг во время лекций! «Вот же змей!», — восхищённо воскликнула магесса, дивясь от его предусмотрительности. И её даже совсем не расстроила правда об истинных мотивах своего наставника. Какая разница, что стоит за его стремлением учить, если у неё всё равно остаются знания древнего магистра, которые помогут всё лучше раскрывать потенциал своего дара.

— Думаю… смогу, — улыбнулась девушка.

— Молодец, — в ответ же она получила тихий, предназначенный только для неё ответ и тёплый взгляд магистра, который выглядел как самый настоящий наставник, искренне гордящийся успехами ученика.

«Мной гордятся», — небывалой радостной мыслью пронеслись эти слова, убеждая её, что магистр не считает её «кем попало», поэтому совсем не жалеет о потраченном на неё времени.

Жалела магичка лишь о том, что из-за обстоятельств у них не было возможности продолжить этот разговор. Нужно было сосредоточиться только на их побеге.

Чтобы план с использованием защитного духовного купола прошёл успешно, заговорщики сели на пол и, как говорил Хоук, как можно ближе друг к другу. Так они уменьшили площадь создаваемого щита.

Убедившись, что всё готово, Безумец вновь погрузился в состояние полудрёмы, уйдя в Тень.

Блокаторы — это амулеты, созданные в Древнем Тевинтере магами от магов (а возможно, украденные у эльфийской цивилизации), поэтому и обслуживать их могут только маги. Это стало причиной, почему после сгона всех магов в Круг и появления ордена храмовников, которые и приняли на себя роль сдерживателей чужой магии, амулеты стали не нужны, а знания об их создании почти полностью исчезли. Даже упёртые, когда дело касается полезных изобретений, кунари, смогли воссоздать только посредственный аналог. К счастью для наших беглецов, разумеется.

Безумец, по понятным причинам, застал широкое использование таких амулетов. Услуги сильных магов школы духа по созданию «духовной темницы» или малефикаров по созданию заклинания энтропии на основе магии крови ценились намного больше как способы с наименьшим количеством изъянов. Но блокаторы всё равно оставались популярны, чьё применение варьировалось от защиты своей собственности до способа получить бесчестное превосходство над соперником во время магической дуэли. А богатые жители Империи могли позволить себе владеть такими блокаторами, которые ни в чём не уступают сильнейшим заклинаниям. От вынырнувших из небытия беспамятства ощущений, которые он испытал, когда единственный раз в жизни побывал в сокровищнице во дворце архонта, магистр поёжился, будто вновь оказался там. В самом защищённом месте Империи были навешаны блокаторы такой силы, что любой маг отчётливо почувствует, что от него тут же останется только пепел от одной лишь мысли о магии. Любой, даже самый последний сумасшедший, с десяток раз получше подумает прежде, чем решится бороться с такими амулетами.

И пусть Безумец уж точно не был профессиональным взломщиков всех на свете блокаторов, к счастью, жизнь его к этому не вынуждала, но даже ему не представляло никаких трудностей обойти и сломать кунарийские подделки.

Интересно, нынешние архонты хотя бы додумались сохранить и скрыть от остального Тедаса схемы создания амулетов большей силы, а теперь тайно использовать их для защиты своего дворца? Если нет, то древнему магу станет совсем тоскливо от магической бедности этого мира.

Так что Безумец не обманул своих сокамерников с обещанием освободить от лириумных пут блокаторов. В этом все убедились, когда спустя какое-то совсем незначительное время тишина трюма была нарушена странным гулом, который с каждой секундой только усиливался. Обычно необработанный лириум издаёт приятное звучание, некоторые скажут — чарующее. Но сейчас его звучание пугало. Не сдержав любопытства, все тут же обернулись и глянули на сновидца. Но любопытство они не удовлетворили, поскольку, что делает магистр, не могли видеть. Глаза обманчиво видели, что он бездействовал. Да только амулеты сами по себе гудеть бы не начали, мужчина, очевидно, через Тень сокращал площадь их действия. Атаковать магу то, что укрепляет реальность и подавляет его магию, через недремлющий мир — бесполезная и опасная глупость, а вот через дремлющий, если можешь чувствовать процессы в Тени, как собственное тело, — верное и относительно простое решение.

Чем хромой маг больше подавлял эффект от блокаторов и ограничивал область их действий, замыкая энергию в артефактах и не давая ей выйти, тем нестабильнее становились процессы, происходящие в их сердцевине. Гул и яркий ослепляющий свет — неестественные явления для обычного лириума, зато для выходящей из-под контроля магии — самое то.

Что будет, когда скопится слишком много неиспользуемой энергии? Эта энергия высвободится сама в виде взрыва. Правда, взрыв не будет таким разрушительным и огненным, как кунарийский гаатлок, но оглушить будет способен, да и осколки от разорвавшегося медного корпуса и прочих напичканных вовнутрь зачарованных металлических пластин блокатора рисковали ранить любого, кто будет находиться в зоне поражения.

И вскоре этот взрыв произошёл. Ну как взрыв… скорее хлопок. Нанёсший повреждения хлопок.

Но беглецы не пострадали. Появившаяся возможность колдовать в первый же миг после разрушения амулетов, позволила магессе создать щит. Он-то и спас их от осколков, разлетевшихся шрапнелью. А уже через пару секунд они невредимыми, все четверо, поднимались с пола, посматривая на то, что осталось от треклятых блокаторов, части которых вонзились прямо в деревянные стены трюма.

Почувствовав впервые за эти дни привычную связь с Тенью и освобождение от постоянной тяжести антимагических тисков, оба мага не сдержали радости. Хоук даже засмеялся, когда не устоял от соблазна и запустил в стену огненный шар. Неважно, что из-за огнестойкого лака, покрывающего каземат, доски не загорелись, а важно, что запустить шар вообще получилось, и при этом не было адской боли.

Один только молодой матрос смотрел на результат каких-то недолгих секунд с удивлением. Он буквально не понимал, что произошло и кто мог спровоцировать разрушения всех блокаторов разом. Все манипуляции Безумца в Тени, конечно же, прошли мимо восприятия сопорати. Но спрашивать заговорщиков он побоялся.

Эта отвлечённость никоем образом не повлияла на сам план: двое магов, на которых легла вся основная работа по проложению пути до верхней палубы, быстро взяли себя в руки и тут же поспешили на выход, чтобы добить оглушённый караул, постоянно стоящий по ту сторону двери. Правда, перед тем, как главной ударной силой влететь в ближний бой с тюремщиками, Гаррет стукнул магистра по плечу, так скупо, но одновременно просто выразив своё восхищение.

Так как блокаторы из-за перестраховки висели и по другую сторону тюремного трюма, зона поражения оказалась и в коридоре. Расчёты беглецовоправдались, охранники из отряда, участвовавшего в похищении, не смогли оказать сопротивления вырвавшимся на свободу пленникам. Они оказались попросту недееспособны. Когда маги под защитой купола девушки вышли, один уже лежал, оглушённый взрывом, а второй, нашпигованный металлическими осколками, потому что во время взрыва стоял ближе к железякам. Так что Хоуку оставалось только добить их стилетом, прекратив страдания и сделав ещё один шаг к своей свободе.

— Вы убили их?! — испуганно воскликнул парень, когда, получив разрешение выйти, третьим оказался в коридоре и увидел на полу два человеческих трупа. Пусть этих грозных последователей Кун он не знал, но от простого вида убитых тел ему уже становилось плохо. — В-вы и с остальными будете… так же?

От пришедшей только сейчас мысли, какой ценой обойдётся их побег, мальчик даже побледнел. Уверенность юнца в сотрудничестве с пленными окончательно подкосилась, когда на его глазах Хоук навис над безжизненными телами и совсем спокойно стал доставать из их ножен кинжалы, которые, в отличие от трусливого наблюдателя, охранникам выдали. Сам же он почти уже попятился.

— Тебя что-то не устраивает, сопляк?! Захотелось встретиться с вашими «хазратом» — так вали отсюда! — запоздалые попытки парня отступить, разозлили Защитника Киркволла.

Грубость мага, которого он и так побаивался, заставила матроса перепугаться, однако бежать ему не дал ещё больший страх от мыслей, что с ним сделают кунари, если он останется. Пусть он не желал смерти тем, с кем работал да и убийства возвращали его в ту страшную ночь, когда погибла его родная команда, но всё-таки собственная жизнь парню показалась дороже. Поэтому молодой матрос, сжав пальцы в кулак, отвёл взгляд в сторону от убитых, но остался стоять на месте, пытаясь по-мальчишечьи решительно скрыть свой страх.

Забрав у убитых охранников оба кинжала, Хоук один передал для самозащиты девчонке, а второй хотел протянуть Безумцу, чтобы тот, как и договаривались, если всё пойдёт плохо, прибегнул к магии крови, однако оказалось, что мужчина до них ещё даже не дошёл. Из-за отсутствия трости и сильной истощённости, магистр передвигался с большим трудом, почти полностью опираясь о стену.

Даже не думая о том, что теперь каждый сам за себя, Хоук постарался найти решение, чтобы последний их соучастник от них не отставал.

— Сопляк, помоги ему, — быстро нашёл Защитник и решение, и применение для их трусливого балласта.

Молодой матрос поспешил выполнить приказ и, подбежав к хромому магу, подхватил того под руку. Такая поддержка Безумцу пришлась как нельзя кстати. Сам же парень радовался, что находится как можно дальше от кричащего на него Хоука. К счастью для своего спокойствия, он не догадывался, что тихий и безобидный, по его мнению, маг способен убить с неменьшим хладнокровием, когда на кону стоит его свобода.

— На тебе его защита, сопляк.

— Да что я могу сделать?! Ты мне даже кинжал не дал! — возмутился матрос.

— Будешь драть зубами, если потребуется! Но хоть одного подпустишь — и лучше сразу зарежься, пока я до тебя не добрался! — аргумент парня на Защитника не повлиял, и он остался при своём приказе.

Юноша пробурчал, очевидно, что-то оскорбительное, но вслух продолжать спор не осмелился и просто понадеялся, что маг, которому он будет помогать идти, на то и маг, что способен что-нибудь наколдачить в случае опасности.

Добившись возможности передвигаться друг за другом, почти не отставая, Хоук направился по коридору в сторону каюты, в которую, как четвёртый заговорщик слышал, запасливые кунари скинули все личные вещи магов.

Пока отвлечённый на подготовку к манёвру корабль не понял, что на нижней палубе уже хозяйничали маги, их побег проходил удачно, несмотря на то, что трюм не пустовал. Кунари подстраховались. Но попавшиеся на пути матросы хоть и имели неплохую боевую подготовку, но храмовниками не были, а это решающий фактор в противостоянии с рвавшимися на свободу магами. Так что некоторые из них даже не успевали выхватить кинжал (мечом в узких коридорах всё равно не помашешь), как оказывались поражены сначала магией магессы, чьи разнообразные стихийные заклинания старались или обездвижить, или дезориентировать, а потом до них добирался стилет Хоука. Беглецы действовали наверняка и не думали рисковать, оставляя за своей спиной обездвиженного или оглушённого, но живого врага. Не скажешь, что все одинаково спокойно воспринимали лежащие под ногами безжизненные тела. Матрос, к примеру, только чудом сдерживал в себе рвотные порывы. Да и Кальперния старалась лишний раз не смотреть себе под ноги. Пусть работа на Старшего заставила бывшую рабыню познакомиться с разными аморальными вещами, но обычно убийствами и пытками занимались её подчинённые, а она только получала результат, зато сейчас почти собственноручно (Хоуку оставалось лишь успевать добивать) убивала каждое вставшее на пути к их свободе «препятствие». Но никто вслух и не думал предлагать какой-то иной, более гуманный, способ вывести из строя противника. Даже юнец понимал, что на корабле все сплошные фанатики, договориться с ними будет невозможно, а просто оглушать — неблагодарное милосердие. Их ведь никто не пощадит, если удача от них отвернётся.

Но пока везло только магам. Благодаря выбору такого подходящего времени для побега, их сплочённости и спешки уже вскоре беглецы добрались до желаемой каюты, надеясь, что рогатым действительно не хватило ума избавить от их посохов. Правда, ключа от нужной комнаты у них не было, но кого это волнует, когда есть ледяное заклинание и Хоук, о котором Варрик не зря написал, что он тараном идёт к своей цели (сейчас это даже буквально).

Оказавшись в трюме и призвав для освещения виспа, заговорщики с радостью обнаружили, что всё продолжает идти так, как они и задумывали. Их вещи, и в первую очередь посохи, нашлись здесь. Как их осмотрели и скинули в угол в день поимки, так больше и не прикасались, деньги не трогали, но вот все зелья, даже припрятанную у Хоука склянку с взрывоопасной смесью, выгребли подчистую. Пусть беглецы этого и ожидали, но лишиться манящей возможности восстановить свои силы всё равно было обидно.

Отправив парня караулить коридор и вслушиваться в суету на верхней палубе, маги начали разбираться в своих вещах. Всё на берег они с собой, конечно же, не перетащат да и этого не требовалось, зато некоторые вещи могли пригодиться уже сейчас, для следующего шага их побега. К примеру, Гаррет достал свёрток с метательными ножами. Хотя это не арсенал ассасина да и сам мужчина мог претендовать только на ранг «любитель» в метании, но сейчас могут оказаться решающими любые их навыки.

— Что-то ты слишком довольный.

Наблюдая, как улыбается Гаррет, изучая в руках свой посох-копьё, Кальперния только покачала головой. Этой радости она не могла понять, всё-таки его посох хорош только своей универсальностью, благодаря чему можно вести как дальний, так и ближний бой, зато по силе уступает даже её, а уж тем более трости магистра. Но самому Хоуку это ничуть не мешало. Уже несколько измотанный перебежками от одного врага к другому маг, получив своё оружие, невообразимо оживился и уже спешил его применить в особенности на рогатых тюремщиках, мстя за заточение.

— Какому мужчине не будет приятно держать в руках то, отчего его враги будут старательно прудить в свои портки, — улыбнулся Защитник, а увидев кислое лицо у своей соперницы по словесной баталии, заулыбался шире.

Магесса этим оправданием, разумеется, не прониклась. Однако, заметив, что стоящий рядом Безумец усмехнулся, очевидно, согласившись с озвученным изречением, она смирилась и не стала развивать эту тему, подытожив все странности в одно слово. Мужчины.

Сборы вскоре подошли к концу. Вовремя, поскольку в тот же момент в комнату забежал перепуганный юный караульный.

— Я слышал голоса — они уже спустились с дека! Наверное, будут нас поджидать под грузовым люком — там много места, и нам не спрятаться, — паникуя, докладывал матрос, надеясь, что у магов есть и на этот случай план.

Остальные с предположениями парня были частично несогласны. Нет у тюремщиков ни времени, ни возможности поджидать или выкуривать магов. Сейчас им необходимо как можно быстрее подавить взбунтовавшихся и вернуться к манёвру, иначе сюда высадятся тевинтерские солдаты. Поэтому беглецы были больше чем уверены в том, что их поспешат взять нахрапом. Командование, не жалея сил и жизней, заставит команду пробираться к магам, ведь ближний бой для них — главная слабость. Даже Хоук тут не поможет: не настолько он профессиональный боец, чтобы в одиночку сражаться против нескольких врагов.

— Знаешь, Безумец, если у тебя есть предложение, самое время его озвучить, — обратился Гаррет к магистру.

— Предложение уже было озвучено мною ранее, — ответил мужчина слишком спокойно для того, кого начинают окружать враги. С одной стороны, его магистерская выучка выглядела ни к месту, а с другой, такое спокойствие придавало уверенности и остальным.

— Ты про соединение цепной молнии и духовной магии для создания парализующего эффекта? — вспомнила их разговор Кальперния.

— Именно. И ты сказала, что способна выполнить комбинацию.

— Да, но…

— Опять «но»! Ты хоть что-то способна сделать нормально без всяких «но», тупая тевинтерка?! — вскинул руками Защитник.

— Бесполезному магу слова не давали! — шикнула на него девушка. — Я такого никогда не делала, поэтому не уверена, что заклинание получится достаточной силы, чтобы за время его действия мы смогли добраться хоть до кого-то, — объяснилась магесса и глянула на хромого мага в поисках от него помощи или хотя бы подсказки, как добиться большей эффективности скомбинированного заклинания.

Разумеется, Безумец понял, чего от него ждут и, прикрыв глаза, устало вздохнул, поскольку самый лучший выход, который магистр сейчас видел, был только один, и он требовал очередного его участия и, следовательно, траты собственных сил.

— Могу прибегнуть к использованию массовой уязвимости. Гарантирую, что те, кто попадёт под её действие, не окажут вам в дальнейшем сопротивление. Основными врагами останутся только кунари: у них, судя по всему, какая-то природная защита от подобной магии.

— И на какую площадь тебя хватит? — разумеется, Хоуку очень понравилась описанная перспектива, но он всё-таки скептически окинул взглядом тевинтерца.

На уничтожение блокаторов и так ушла большая часть его еле-еле восстановившегося резерва, а остаток ему понадобится, чтобы перебраться на берег, так что много сил он им на помощь не выделит. Поэтому ожидания Гаррета были весьма скудны.

Безумец тоже с удовольствием хотел бы пожадничать. Драгоценные ныне магические силы нужны были ему не только, чтобы перебраться на берег, но и сбежать от своих сокамерников, которые, не надо забывать, являются представителями двух враждебно настроенных к нему организаций. Но отказ сейчас от командной работы, о которой он с таким благоговением говорил, отказ в помощи, аргументируя тем, что свой вклад в побег он уже внёс, или жадность могут обернуться провалом всего их плана, когда остался последний этап к их долгожданному выходу на палубу. А значит, не место и не время для полумер.

— Сейчас и узнаем, — неоднозначно ответил Безумец и, не тратя времени, приступил к вызову названного заклинания.

Сам процесс прошёл быстро и без проблем. Пусть заклинание, к которому он решил обратиться причисляли к высшему уровню, а ещё больше усложняла его сама природа магии школы энтропии, с которой всегда тяжело и рискованно работать, но это заклинание именно его уровня, и он с ним справился. Даже, наоборот, проверить себя практическим использованием чего-то сложного было полезно и интересно, а полученный идеальный результат заодно потешил самолюбие древнего магистра.

На этот раз манипуляции сновидца были видны остальным: его посох объяла грязно-фиолетовая дымка, которая потом, когда мужчина закончил и стукнул тростью по полу, будто отвалилась от катализатора, разлетелась в стороны и вскоре растворилась в воздухе.

— Можешь приступать к своему заклинанию. Но не забудь про защиту: под действие уязвимости вы тоже попали, хотя я и смог уменьшить эффект, — скомандовал Безумец, а сам, тяжело дыша, прислонился к стене. Признаки потери почти всех сил уже начали проявляться.

То, что своим заклинанием он обеспечил им победу, но при этом подписал на смерть всю команду корабля, совсем не беспокоило магистра, а даже наоборот неимоверно радовало. Для него, как и для Защитника, это был лишь вопрос мести.

— Так всё же какова вышла площадь? — не унимал интерес Хоук.

— Весь корабль.

Уже через секунду маги подбирали с пола свои упавшие от удивления челюсти, не зная, что и сказать на очередную невообразимую выходку древнего мага. «Как?! Откуда у него столько сил?!» — одновременно кричали их внутренние голоса то ли завидуя, то ли теряясь в подсчётах всех возможностей магистра. Матрос бы точно так же участвовал в поисках на полу своей челюсти, если бы хоть что-то понимал в магических премудростях, о которых говорили пленники…

Глава 20. Безумцы не пойдут в обход

Безумец расположился на ящике, оставленном на верхней палубе. Холодный ночной морской ветер, обдувающий лицо, наверное, впервые в жизни был ему в радость. Хотя в радость сейчас будет всё, до чего дотянется взор, после стольких-то дней заточения в тесном тёмном трюме и постоянной качки. И ночь загадочнее, и небосвод звёзднее, и луна ярче. Любые неудобства незначительны на фоне удачного захвата пленниками-смертниками целого корабля. Наверное, иной сопорати насмешливо фыркнет, мол, магам просто повезло оказаться в таком составе, стать такой командой, участники которой действительно дополняли друг друга, поэтому, конечно же, у их противников не было и шанса. Но пока что мог улыбнуться только Безумец от гревших его тевинтерскую гордость фактах, которые заключались не только в успехе их побега, а и в том, что ради «просто повезло» каждому магу пришлось приложить немало усилий, поэтому никакой невежа не смеет сказать, что победа им легко досталась. Не в последнюю очередь это касается самого мужчины: он ослаб настолько, что только опасность, которая будет его окружать, как минимум пока он не окажется на берегу, удерживала его желающий отдыха разум в сознании и не давала отправиться в столь манящее беспамятство.

Нет, магистр не сожалел из-за своего поступка, который и ввёл его в такое состояние. Во-первых, он усердно старается себя убедить, что сожаление ему не доступно, поскольку сожаление, нередко переходящее в чувство вины, — одно из самых лакомых и простых путей для демонов. «Зачем сожалеть по тому, что ты сделал? Не нравится, что сделал? Тогда в следующий раз лучше соображай прежде, чем делать», — так ему когда-то говорил престарелый наставник, а ныне Безумец сам бы советовал каждому магу постоянно держать это изречение в своей голове. Звучит цинично, конечно. Но уж лучше иногда побыть циником, чем одержимым праведником. А во-вторых, зачем вообще сожалеть в том деле, когда буквально все средства хороши? А то, что это «средство» обеспечило магам бескровную (с их стороны, разумеется) победу, сполна окупает те силы, которые магистр на него затратил.

В результате действий двух магов, когда один вызвал массовую уязвимость к молнии, а вторая создала заклинание массового паралича, пронзившее противников молниевыми жгутами, все на корабле оказались недееспособны: кто-то бился в конвульсивных припадках, кто-то просто падал онемевшим телом на пол, самые стойкие оставались, правда, на ногах, но эти самые ноги (как и руки) их не слушались. Так что последний этап плана магов был даже не прорывом до верхней палубы, а просто прогулкой. Большинство Хоук обезвреживал одним тычком кортика, и реальной угрозой для него оставались стойкие к магии противники, которые старались атаковать из засады. Но дуэт двух магов показывал свою эффективность: в узком коридоре до девчонки-венатори, чей магический щит оберегал Хоука от точного, подлого или подготовленного удара врага, добраться не могли, зато Гаррету ничего не мешало засадить самим засадникам.

Эта тактика как в начале побега, так и конце позволила довольно-таки скоро пройтись по головам врагов и без потерь выбраться на верхнюю палубу.

Именно здесь Безумца как самого ныне бесполезного в их группе и оставили наблюдать за обстановкой, а сами вновь спустились в трюм, поскольку подняться наверх для них ещё не значит сбежать. Пользуясь своим превосходством, маги решили действовать до конца, полностью зачистить корабль. Никто не хотел рисковать и получить стрелу в спину во время заплыва от какого-нибудь милосердно пощажённого. Да и магистр, видя сильную взбудораженность сокамерников, на это настаивал. Маги слишком долго были отрезаны от Тени, поэтому наступившая долгожданная свобода не могла пройти без опасной эйфории. Если Безумца ложное чувство всемогущества не коснулось, потому что обход блокаторов позволил ему держать знакомую магическую связь, то остальных, судя по их горящим глазам и ненормальным улыбкам, захватило с головой. Вот сновидец и советовал им на врага извести побольше собственной магии, чтобы остаться хоть и уставшими, зато с ясным умом.

Сам же Безумец, оставшись наверху, помимо отдыха наблюдал за действиями доблестных блюстителей тевинтерской безопасности. Темнота ночного моря и большое расстояние до стоящего на якоре брига позволяли лишь видеть вдали силуэты двух кораблей да «светлячков» от фонарей на них, однако для сновидца это не было проблемой: он и в Тени мог «увидеть» достаточно. Например, когда резкие рваные неаккуратные волнения, которые могли быть только следом от боевых заклинаний стихийной школы, исчезли, с уверенностью можно было сказать, что абордаж подошёл к концу, и по бригу тевинтерцы уже шагали победителями. А когда начали проявляться блеклые эманации от обманом призванных и убитых духов, можно было наверняка сказать, что осмотр корабля подошёл к концу и солдаты приступили к допросу с применением заклинаний энтропии, не найдя обещанных пленных магов (точнее, по крайней мере, одного — девчонку) и кунари.

Теперь у Безумца появился неотложный повод досрочно завершить отдых, любование морем, встряхнуться от нахлынувшей дрёмы и придумать способ поторопить заговорщиков. Неизвестно, как скоро тевинтерские вояки сообразят, что искать на самом деле надо было на шхуне и, вернувшись на корабль, направятся сюда.

Вернувшись мысленно на этот корабль, мужчина обнаружил, что пропал след от заклинаний девчонки. Значит, либо маги сами уже закончили работу и возвращаются, либо Кальперния больше не может колдовать. Насторожившись и вслушавшись в царившую здесь мёртвую тишину, Безумец почувствовал беспокойство. Он не беспечен, понимал, что, как бы хорош ни был дуэт магов, они всё равно уязвимы, и враги могли ударить по их слабостям, в особенности, кунари с их стремлением биться до последнего издыхания: такой норов ни один щит не сдержит.

К счастью, беспокойство было преждевременным. Скоро до мужчины донеслись приближающиеся голоса вновь спорящих друг с другом магов. На белом лице древнего магистра даже отразилась лёгкая улыбка. Как бы эти пререкания не нравились мужчине, всё-таки людям его статуса не положено так прямолинейно выражаться, однако он поймал себя на мысли, что, когда всё закончится, по их ругани будет даже скучать.

— Задница Андрасте! Чтоб хоть ещё раз я позволил какой-то тевинтерской морде прикрывать себе спину — да не в жизни!

— Хватит скулить, южанин! Я тебя предупреждала, что мой щит атаку мага не сдержит — сам полез.

— Не слышал! Предупреждать надо было громче, а не мурлыкать себе под нос!

— Kaffas! Слушать надо было, а не перед рогатыми выделываться!

Так за спором оба мага поднимались на палубу. Потратившие большое количество магических и физических сил, оттого и уставшие, они всё равно оказались довольны своей победой и слишком заняты руганью, чтобы вспоминать о своём самочувствии. А когда вышли из трюма, осмотрелись и убедились, что оставленный ими маг никуда не делся и тут всё так же спокойно, то разошлись в разные стороны, друг на друга не смотря. Хотя Гаррет как пострадавший продолжил бурчать. Результатом его неудачного ухода от атаки саирабаза стали подпалённые волосы на голове и ожог уха и частично шеи.

Безумец глянул на Хоука, безмолвно спрашивая, можно ли считать последний шаг их плана успешно завершённым, то есть получилось ли избавиться от самых главных и опасных свидетелей — кунари. В ответ Защитник кивнул, чем порадовал магистра, а потом кровожадно оскалился, видимо, вспомнив, что убийство рогатых было не только частью плана, но и местью за заточение Виддасале, местью за шрам саирабазу и делом принципа — арвараду. Видя довольное лицо своего, уже бывшего, сокамерника хромой маг даже сам вкусил немного этой кровожадности. Пусть он не видел смерти тюремщиков, зато из сегодняшнего противостояния с Кун вышел победителем, доказав, что магия всегда найдёт лазейки.

Последним из глубин корабля выбрался молодой заговорщик. В отличие от носителя метки, для него побег не закончился при первом выходе на палубу. Оставив мага, которого сопровождал, матрос был вынужден отправиться с бойким дуэтом на зачистку в качестве знатока внутреннего устройства трюма. Беглецы не собирались оставлять ни одного свидетеля, желая найти тех, кто во время общей тревоги вдруг решил спрятаться в каюте, а не воевать. И общего настроения парень не поддерживал от слова совсем. Вышел на свежий воздух он безжизненной тенью, лицо его было зеленее самого топкого болота. А по пятнам на старой рубахе можно сказать, что привыкший к волнениям моря желудок всё-таки не выдержал волнений душевных от вида тех, кому не посчастливилось попасться магам на пути (то есть всем на этом корабле). И когда парень в очередной раз увидел беглецов, то даже невольно отшатнулся от них, будто стараясь сказать (в первую очередь себе), что с этими кровожадными людьми у него нет ничего общего.

Никто этих переживаний юнца не заметил: все были заняты разглядыванием округи и своими размышлениями. Побег же ещё не закончился, надо как-то до берега добраться. Вот и парень увлёкся этой проблемой. Стоило подумать о побеге, о такой близкой свободе и своих планах на эту свободу, например, как он отправляется наконец домой и встречается с родителями, так тут же все потуги совести оказались заглушены.

Суета на бриге юноше не понравилась, заставила тут же искать спасение, пока эта суета не коснулась и их. А найдя это спасение в виде берега, матрос распознал замысел магов. Правда, откуда пленники в четырёх стенах узнали, что шхуна стоит недалеко от спасительного берега — это уже другой вопрос, ответ на который он, разумеется, не получит.

— Сможете доплыть? — спросил парень у остальных, на глаз примерно посчитав какое расстояние им придётся преодолеть. В том, что ему хватит и сил, и выносливости доплыть, он не сомневался.

Очередной вопрос юнца остался без ответа. Озвучивать вслух возмущение из-за того, что его нагло игнорируют, парень побоялся и, только буркнув что-то про самовлюблённых магов, решил выбираться своими силами. Однако нависшая на корабле тишина вдруг стала слишком враждебной. Почувствовав что-то страшное, смертельное и опасное, но, разумеется, не понимая, что это за «что-то», матрос невольно начал озираться по сторонам в поисках врага. Но собственное предчувствие его не спасло.

Вмиг Хоук оказался за спиной последнего матроса корабля. Одного захвата и одного точного рывка рукой, с зажатым в нём стилетом, хватило, чтобы парень, не желающий расставаться со своей жизнью, а потому согласившийся на авантюру пленников, плашмя упал на палубу, эту самую жизнь потеряв.

— Что… что ты наделал! — понадобилось несколько секунд на осознание произошедшего, после чего раздался визг магички. — Зачем ты его убил?! — теперь Кальперния стояла на месте происшествия и с ужасом осознавала, что парнишка уже мёртв и спасать некого.

Гаррет не спешил с ответом, поскольку причины убийства ему казались очевидными, и он попросту не понимал истерики девчонки. А пока он с поразительным равнодушием приводил в порядок оружие устроенной резни, которое выполнило на сегодня свою работу.

— Соображай, тупая тевинтерка! Свидетели опасны, в первую очередь, для тебя! — рыкнул на неё Гаррет, но не помогло. Девушка пока была не готова сама искать оправдание этому, по её мнению, бесчестному поступку. — Этот сопляк ни к чему не приспособлен. Отпусти мы его, и он бы до города не дошёл: выдал бы себя ещё у ворот. И к утру Тевинтер знал бы про нас всё.

— Но всё равно так нельзя… Он же нам помог… Мы ведь ему обещали… — от попытки доказать ошибку Хоука остался лишь этот тихий лепет, поскольку с объяснениями мужчины Кальперния была согласна полностью.

Несомненно, этот парень был слишком труслив, чтобы держать в секрете всё, что он здесь увидел. Любой желающий, легонько надавив на него, узнает все подробности. А если и не найдётся этот «желающий», а сопляку всё-таки бы удалось проникнуть в город, то что бы сделал он, пережив такое потрясение? Сто к одному, что решил бы забыться в алкогольном бреду в ближайшей таверне. И тогда к утру не только официальные власти и «желающие», а весь Вентус будет знать во всех подробностях, что же за морское сражение произошло на этих кораблях. А такой исход, как правильно отметил Хоук, опасен для них и, конечно же, для неё.

Однако понимание правильности для самих магов случившегося совсем не уменьшало его мерзости. И в один момент, просто не найдя слов, Кальперния обернулась к третьему заговорщику, желая услышать его мнение. Однако тогда-то девушка и поняла, что приказ на устранение последнего свидетеля был дан самим магистром, поскольку Безумец даже не обернулся, будто бы ничего и не произошло, да и Защитник бы не пошёл на такой серьёзный шаг без соглашения с тем, кого негласно признавал лидером побега.

Так что девушке оставалось лишь взять себя в руки. Она продолжала считать произошедшее самой настоящей мерзостью, а безжизненное тело мальчика так и душило чувством вины из-за того, что она не спасла его. Да только эти терзания недопустимы для магистра. А, значит, и ей недопустимо сейчас думать о чём-то постороннем, кроме собственного спасения. В итоге девушка, прячась за маской, к которой её приучал Старший, отошла на другой край корабля, чтобы остальные не видели, как тяжело ей давалась игра в «настоящего магистра».

В итоге из-за своих терзаний магесса выпала из реальности на некоторое время.

— Эй, девка, ты спешить-то собираешься?! Тевинтерцы ждать не будут! — из собственных важных душевных размышлений девушку вытянул всё тот же бестактный грубый голос Защитника.

Вынырнув будто из сна, Кальперния даже растерянно посмотрела по сторонам и только потом заметила хозяина голоса, который был занят необъяснимым ей делом. За время её раздумий Хоук успел скинуть с себя доспехи, оставаясь в лёгких рубахе и брюках одного из покойников, которые не покривился надеть, а теперь думал, как бы прицепить на рубаху ремни, на которых крепился посох.

— Что ты делаешь? Хочешь доспехи оставить здесь? — воскликнула магесса, уже даже не собираясь предполагать, что в очередной раз надумал этот ненормальный.

— Если выбирать между остаться в одних портках или пойти на дно кормить рыб со всеми своими пожитками, то я, знаешь ли, выберу первое, — хмыкнул Хоук, но в угоду увеличения своих шансов благополучно доплыть до берега посохом он всё-таки не посмел пожертвовать. — Торопись давай! Нам уже надо выдвигаться! — рыкнул мужчина, когда выполнил задуманные манипуляции с ремнями и увидел, что собеседница бездействует, а заодно кинул ей под ноги тот же лёгкий набор рубаха-штаны, снятый с другого несчастного.

Кальперния обязательно возмутилась бы наглостью мага, который предлагает ей переодеться в вещи убитого матроса (на рубахе даже пятна крови были), однако тут она наконец осознала, зачем нужно было избавить себя от всего тяжёлого, и уже по-настоящему напугалась.

— До берега мы будем добираться вплавь?

На вопрос девчонки про то, что казалось очевидным для него, мужчина не стал даже отвечать, одним лишь своим взглядом говоря: «Ты прекрасно знаешь, что я сейчас хочу сказать о твоих умственных способностях». Но и этого хватило магессе понять, что ответ на её вопрос будет утвердительным.

— Нет-нет-нет. Это же безумие! До берега далеко, мы не доплывём!

— Говори за себя.

— Хоук, хватит! Это уже не смешно!

— Именно. Смешно будет, если мы возьмём ялик, который не заметит только слепой! — шикнул Гаррет, не имея никакого желания узнавать, что же заставило магичку так паниковать, потому что считал своё решение единственно верным. И когда он увидел, что девушка не приняла его «единственную верность», то только разозлился. — Не устраивает мой план — бери шлюпку и греби. Посмотрим, насколько тебя, тупая тевинтерка, хватит, — презрительно фыркнул мужчина и показательно отвернулся, завершая этот бессмысленный спор.

Отвернулась и Кальперния, не имея желания смотреть на хама и нахала, да только это не помогло, поскольку теперь перед её глазами простиралась бездна ночного моря. Едва различимый из-за облаков лунный свет отражался в водной глади, делая залив хоть сколько-то видимым. Но там, где не было этой спасительной дорожки света, начиналась самая настоящая тьма, неизвестная бездна.

Почувствовав себя уязвимой на фоне этой чёрной стихии, девушка крепко сжала пальцы в кулак, но это не спасло её от дрожи. Она искала спасение от своих мыслей вдали, где виднелись очертания берега. Там было долгожданное спасение, но только от спасения её отделяла холодная и сырая бездна, неизмеримая глубина.

Ну почему они не могут воспользоваться шлюпкой? Зачем мокнуть, рисковать, спорить с неспокойным морем, которое утягивало в свои пучины даже самых искусных моряков, что уж говорить о сухопутных магах?

— В чём дело?

Тихий спокойный голос и лёгкое прикосновение холодной руки к плечу вытянули магессу из бездны страха, заставили обернуться. Ожидаемо рядом стоял Безумец и внимательно на неё посматривал. Он заметил её далёкий от нормы настрой, выразил желание выслушать, а серьёзный взгляд говорил о его готовности помочь. Не раздумывая о причинах, сам факт заботы со стороны чужого человека заставил бывшую рабыню счастливо улыбнуться. Ведь вот её шанс. Если бы она поделилась своими переживаниями, если бы магистр её послушал, то всё было бы так, как ей хотелось изначально. Безумцу бы вредный Хоук подчинился, он признаёт лидерство сновидца.

Но не было улыбки, как и попыток заставить Защитника передумать. В самый последний момент невовремя в девчонке проснулась магистерская выучка. Магистр не имеет права на слабость, в особенности, в обществе себе подобных. Этому учил её Старший. А Безумец был как раз равным ей по статусу и превосходящим во всём остальном. Пусть она не считала его магистерским шакалом, который пользуется слабостью оппонента для его физического уничтожения, однако продолжала считать его слишком чужим. Он уже оценил её наивность, когда в замке Редклиф она приняла его за южанина, убедился в её слабости, когда на берегу озера Каленхад одолел её одним единственным заклинанием, видел её совсем непристойное, для леди, поведение, когда во время заточения она, не сдерживаясь в выражениях, ругалась с Хоуком, поэтому нынешнюю перспективу выдать магистру ещё и собственные страхи Кальперния посчитала ударом по собственной гордости, а, главное, позором для своего истинного наставника.

Итог всех этих размышлений заключался в скупом «ничего», которое стало её ответом на заботу носителя метки. А после магесса поспешила отойти, спасаясь от сомнений.

Магистры не отступают. Ещё одно наставление её идола. Правда, её никто не считает магистром: ни шакалы Магистериума, ни собственные великородные подчинённые, ни даже эта лохматая бандитская морда, которая зовёт себя Защитником. Кальперния знала об этом и научилась стойко выдерживать чужие нападки, но они не могли пройти бесследно и все до единого скапливались в её душе обидой, которая в один ненужный момент даст о себе знать. Сегодня был такой момент. Ведь неожиданные упрямство и гордыня были ничем иным, как капризным желанием девчонки доказать обратное, что они все ошибаются, что она магистр. Самый настоящий.

* * *

Холодные воды залива вблизи древнего портового города Вентус сегодня были особенно спокойны. Не безмолвный штиль, конечно, но волнения водной глади всё равно были незначительны. Не было тех страшных волн, которые, разевая пенные пасти, стремились утянуть на дно всё инородное, будь то корабль, рыбацкий ялик или какой-то несчастный пловец, вынужденный бороться со стихией за свою жизнь. А луна, словно подкупленный звонкой монетой стражник, отвернула свой взор от прибрежных вод, скрылась за тучами. Это было точно благословение нынешним пловцам, решившим противостоять морской пучине. Природа сделала всё, чтобы их противостояние прошло без свидетелей. Силуэты магов слились с тёмной бездной воды, став незримыми даже для самых внимательных наблюдателей.

Наверное, тевинтерские солдаты уже добрались до дрейфующего корабля, высадились на него и теперь с удивлением носятся по трюму и хватаются за головы от непонимания, что же за мистическая сила выполнила за них работу. Возможно, они уже добрались до бумаг рогатых, до идеально замаскированной тюремной каюты, начали составлять картину произошедшего, а их офицеры, похватав подзорные трубы, стараются всмотреться в черноту окружения, чувствуя, что они что-то упускают или кого-то.

Впрочем, магам было всё равно, что происходит за их спинами. Они не оборачивались, не тратили на любопытство лишние силы. Всё равно единственное, что они могли сделать, чтобы не дать себя обнаружить, это поскорее добраться до берега. И лучше силы потратить как раз на это, на заплыв.

Кальперния помнила, как она, ещё будучи на корабле, упрямо решила последовать плану Хоука, заглушая порывы совести, переоделась, как и он, в лёгкую одежду матроса и нацепила поверх ремни с крепящимся на них посохом — он был самым ценным и бросать его не хотел ни один из магов. Но вот стоило, спрыгнув с борта и едва сдерживая визг, оказаться в воде, так магесса забыла всё напрочь. В один миг весь мир будто исчез, и остались лишь она, тёмная бездонная пропасть внизу и очертания песчаного спасительного берега вдали. Страх перед глубинной неизвестностью захватил её разум, заставил чуть ли не сдаться от отчаяния, ведь спасения не было: назад, на корабль, ей уже не подняться, а берег непреодолимо далеко. Но магистр всё-таки смогла сдержаться. Со страхом она, конечно, не справилась, но постаралась ещё больше уйти от реальности. Так и остались лишь она одна и её цель. Не было морской неизмеримой пучины, а была лишь вода, в которой просто надо плыть, как умеешь, и ни о чём не думать.

Вот девушка и плыла. Плыла, кажется, несколько минут, десятки или, может, уже безвременно долго, вечность. Казалось, не так давно корабль был ещё рядом, ещё есть возможность повернуть обратно, и плевать, что там уже хозяйничают тевинтерцы. Или всё-таки казалось, что берег уже близко, осталось до спасения совсем чуть-чуть? Она так и не смогла определиться.

Где остальные, где Хоук? Кальперния не знала. Да и нужно ли сейчас ей это знать? Вполне возможно сильный маг уже доплыл до берега и больше может не рисковать своей жизнью, Безумец же, наверное, давно там: перелёт в теле птицы стоил ему гораздо меньше усилий. Поэтому девушке и не надо было задумываться об остальных, давать ложную надежду, что хоть кто-то сейчас мог быть рядом. Теперь они вновь каждый сам за себя. Она одна. Никто не придёт на помощь.

Вместо борьбы со страхом, запирать свой разум в псевдореальности, где этого страха нет, разумеется, не лучшее решение, но сейчас оно имело все шансы на успех. Просто надо было поспешить, пока разум не понял, что его обманывают и причина для паники на самом деле была повсюду. Однако впервые за эту ночь магичке не повезло.

В какой-то момент усталость и недостаток сил начали ощущаться настолько остро, что они стали не просто последствием сегодняшней насыщенной событиями ночи, но и препятствием для дальнейшего передвижения. С каждой секундой одышка становилась всё сильнее, а плыть — всё труднее. Слишком много сил было потрачено на побег с корабля, и на переправу их попросту не хватало. Спасение было — перевернуться на спину и постараться перевести дыхание, а заодно дать утомлённому телу отдохнуть, но Кальперния не смогла. Когда в её отстранённый от реальности разум проник сигнал о новых проблемах, пренебрежение которыми приведёт к гибели, ясность происходящего, словно волна, окатила её с головой. Вернулась тёмная, неизвестная глубина, и она находится над ней, совсем одна, теперь имея все шансы утонуть.

Точка невозврата наступила: началась паника. Ушедшие силы не давали ей, как раньше, безопасно держаться на поверхности воды, из-за чего очередная волна, которая не была особой проблемой, теперь окунала в воду почти с головой. Наступил порочный (или лучше сказать — смертельный) круг: признаки потери контроля над ситуацией и собственным телом обостряли панику, которая в свою очередь вынуждала делать движения всё более рванными, неправильными, задыхаться, глотать воду, тратить последние силы на ненужное барахтанье, а из-за этого контроль терялся всё больше. Разумеется, о простой, но важной мысли просто перевернуться на спину и расслабиться и речи быть не может. Перевернуться на спину, значит, оказаться спиной к глубине — к источнику страха, на подобное ни один паникующий разум не решится.

Когда при очередной попытке вздохнуть вместо спасительного воздуха в рот попала вода, борьба за свою жизнь на поверхности воды закончилась. Напоследок, будто дразня несбыточной надеждой, луна на краткий миг выглянула из-за туч и лизнула светом песчаный брег. Он был уже близко, большая часть нескончаемого пути преодолена, осталось чуть-чуть, последний рывок. Но проблема в том, что на этот последний рывок сил уже не было. И первая же особо неспокойная волна утянула магичку под воду.

Один раз позволь водному массиву захватить тебя с головой, и его невидимые лапы уже не отпустят обратно. Девушка продолжила бороться за свою жизнь, барахтаться и даже кричать, будто бы её кто-то услышит. Да только вместо зова о помощи были пузырьки воздуха, с поразительной лёгкостью устремившиеся на поверхность, а сама девушка погружалась только глубже, тех бестолковых попыток всплыть явно уже было недостаточно. Вскоре грудь нестерпимо больно сжало, а в глазах и без того тёмные воды становились самой настоящей бездной. Сердце сжалось от обиды: всё происходит так, как она и боялась. Она действительно на глубине и действительно тонет. Да только кто в этом виноват? Сама же решила кому-то что-то доказать, сама же решила, что хватит сил справиться со страхом…

К счастью, все эти возвышенные раздумья, когда понимаешь необратимость судьбы, были прерваны сильными руками, которые схватили уже даже не сопротивляющуюся девчонку и утянули обратно на поверхность.

Неимоверных усилий теперь стоило Хоуку держаться на поверхности воды. Кальперния, которую он вытащил, не пришла в себя, не постаралась воспользоваться данным вторым шансом, чтобы вернуться к преодолению оставшегося пути до берега. Она вцепилась в своего спасителя, больше даже инстинктивно почувствовав в нём причину своего нахождения над водой, но сама уже ничего не предпринимала, её почти сомкнувшиеся веки говорили о смертельной усталости, из-за которой, как не старайся, до берега самостоятельно уже не доплывёшь.

— Да очнись же ты, девчонка! Очнись! Тонуть я с тобой не собираюсь! — мужчина рычал, пыхтел, стараясь хоть каким-то способом привести повисшую балластом на нём магичку в чувства.

Очевидно, доплыть до берега, таща на себе её, маг был не способен. Сам-то он стойко держится только из природной вредности, которая не позволяла так скоро сдаться морю. Но и отпускать магессу он не хотел, хотя бы потому что побег не завершён и они всё ещё команда, а обязательство взаимовыручки было им же и потребовано от остальных. Так что нарушать то, на чём он сам и настаивал, он не собирался из принципов. Однако «погибать, но своих выручать» Гаррет тоже не собирался, вот и пытался заставить девушку вновь плыть самостоятельно, пока ещё у него были силы её держать. И когда у него ничего и не получилось, силы на отборную ругань у него нашлись.

Вскоре пришлось удивиться уже Хоуку. Когда мужчина услышал поблизости непривычный всплеск, он обернулся, подумав, что их обнаружили и начали чем-то кидаться, однако тогда-то маг и столкнулся почти лицом к лицу с настоящей огромной волчьей мордой. На мгновение Защитнику показалось, что он сам наглотался воды, потому что увидеть щупальца огромного кальмара из баек моряков было бы не так неожиданно, как волка. Но даже, когда мужчина догадался, кто перед ним, удивления меньше не стало. Всё-таки с чего бы тому, кто давно должен был перебраться на берег и уже скрыться в глубине леса и кто сразу сказал, что обещания, запрошенное Хоуком, он давать не будет, возвращаться да ещё и рисковать самому, Гаррет не понимал. Но выяснять Защитник, разумеется, не собирался и даже с большой радостью сбагрил бесящий и висящий на нём балласт.

Перехватив руки магички, он заставил её схватиться за другого спасителя. Волк этого как раз и ждал. Правда, с первого раза не получилось. Кальперния, не особо разбираясь, ухватилась за уши зверя и, очевидно, сделала ему больно, раз раздался псовый скулёж. Пришлось Хоуку ещё потратиться на попытку найти самое оптимальное положение, чтобы и девушке было удобно держаться, и волку плыть.

Худо-бедно справились и с этим. В итоге доплыть могли все. Убедившись, что вроде бы сухопутный зверь плывёт ничуть не хуже человека, Хоук задержался на изучении такого необычного способа по спасению утопающего, а потом уже вернулся к спасению собственной шкуры.

* * *

Сидя на песке, Кальперния обнимала себя руками, чтобы хоть как-то сдержать дрожь, одолевшую изнеможённое тело, а её взгляд тем временем устремился вдаль моря, противостояние с которым благодаря чужой помощи закончилось в её пользу. Но на радость, на воодушевлённые мысли об их успешном безумном плане побега просто не было сил.

— Тупая тевинтерка! Даже плавать не научилась! Лучше бы потонула.

Когда маги оказались на берегу, они, ни о чём недумая, просто лежали на песке. Подниматься, осматривать обстановку или хотя бы говорить не было никакого желания. Им нужно было отдохнуть, и пусть весь мир подождёт. Поэтому-то, когда Кальперния первой приподнялась из-за неспокойно бившегося, после такой-то встряски, сердца и села, она ещё какое-то время просидела в тишине. Главный нарушитель покоя сейчас не спешил этот самый покой нарушать. Однако спустя несколько минут рядом она услышала шевеление, ожидаемое, когда пытаешься заставить утомлённое тело подняться, кряхтенье, а потом знакомое бурчание. Видимо, Хоук был в настроении наговориться за всё то время, пока он был вынужден молчать.

— Отстань, Гаррет. Хотя бы сейчас, — только у девушки этого настроения не было.

Кальперния сжалась сильнее, будто желая уйти от пережитого ужаса, а её равнодушный взгляд до сих пор был устремлён в какую-то известную ей даль. Сейчас магичка была настолько безучастной, что окружи её шакалы Магистериума, считая, что в обязанностях каждого поставить рабыню-выскочку на место, она бы не обратила внимания ни на одно их слово. А уж тем более ей не было дело до ворчаний Хоука. Хотя зачем слушать его ругательства, если в критической ситуации, без слов, он бросился на помощь собрату по магическому таланту? Хотел бы, чтобы она утонула, то в тот момент мог просто бездействовать. Но он помог, а значит, всё сказанное сейчас было лишь привычным для него способом справиться с впечатлениями от заплыва.

Ввязываться в очередной спор имеет смысл, когда оба непримиримых оппонента готовы стоять на своём до последнего. Ворчать в пустоту нет никакого интереса. Вот и Хоук послушно смолк, правильно решив, что восстановить собственные силы для него всё-таки было важнее.

На берегу на какое-то время вновь наступила тишина, напротив, того хаоса, который был устроен на борту покинутого магами корабля. Бегали офицеры не только, потому что не могли сообразить, куда делись те, кто устранил всю команду, но и из-за выяснения, что Инквизиция была во всём права, и оба корабля находились под управлением кунари, которые с такой лёгкостью незамеченными ходили по водам Тевинтера. А этот вопрос государственной безопасности следует зафиксировать в отчёте и как можно скорее передать в высшие инстанции.

Не видя всей этой суеты, но догадываясь о ней, маги же просто переводили дух. И, кажется, продолжили бы бездействовать ещё какое-то время, пока сырая одежда окончательно не заставит их замёрзнуть и призовёт к движению. Однако в один момент вместе с передохнувшим разумом к ним пришла мысль о том, что их же должно быть трое.

Почти одновременно встрепенувшись, маги тут же начали осматриваться по сторонам в поисках третьего соучастника. Худшее предположение не случилось, магистр удачно добрался до берега вместе с остальными. Однако, в отличие от них, сновидец как упал на песчаный берег, теряя животный облик вместе с сознанием, так больше и не очнулся.

Кальперния замерла от ужаса. На глазах, кажется, даже пропустили слёзы. Нет, сейчас она не думала, что может быть погибла её цель, задание Старшего. Она думала лишь о возможной гибели своего спасителя, отдавшего все свои оставшиеся силы, чтобы только она смогла добраться до берега живой.

Он спас её…

— Безумец!

Воскликнула девчонка и, забывая про свою слабость и отдых, подбежала к мужчине. Правда, Хоук, не желающий подпускать к своей цели венатори, хотел ей помешать, схватил, но магесса вырвалась из его хватки. Всё-таки руки бывшей рабыни ещё хранили последствия от тяжёлой, изматывающей работы и были гораздо сильнее, чем у изнеженных господ.

Да только близость всё равно ничем не помогла. Приводить в чувства хромого мага сейчас было бессмысленно и попросту невозможно.

— Жив? — хоть Хоук был намного сдержаннее в выражении эмоций и собственного искреннего беспокойства, однако со своего насиженного места он с не меньшей внимательностью изучал главный фактор их сегодняшней победы. Даже призвал заклинание, чтобы увидеть, течёт ли ещё по телу магистра магические силы вместе с жизненной энергией. Когда он всё-таки эту жизнь увидел, а потом и девчонка, проверив всеми известными ей способами наличие биения сердца и дыхания, кивнула, Гаррет вздохнул, даже усмехнулся, вовремя вспомнив бурчание Быка про излишнюю живучесть «мумии», а после наконец-то поднялся сам.

— Надо уйти с берега, чтобы разжечь костёр. Иначе он замёрзнет. Помоги! — новые трудности взбодрили Кальпернию, и она командовала, будто ничего и не случилось минут десять назад.

— И как долго мы можем сидеть здесь дикарями? Он наверняка и до завтрашнего утра не проспится, — осудил Хоук план девчонки, отряхиваясь от песка.

Его предположение было даже преуменьшением. Не зря Безумец так тщательно оберегал свои последние силы, понимая, что их хватит ровно на одно перевоплощение. Но обстоятельства его вынудили к ещё одной перемене животного тела, а такого катастрофического истощения организм уже не выдержал. И стоило магу на последнем издыхании доползти до берега, так он невольно отправился в глубокий сон, схожий с комой.

— И что ты предлагаешь? — большими глазами от испуга уставилась девчонка на Гаррета.

Защитник даже непроизвольно усмехнулся. Понимает девка, благодаря кому спаслась. Вон как за него теперь переживает.

— Нужен лекарь. Значит, нужно попасть в город. К нашему счастью, в Вентусе у меня есть один знакомый, — пожав плечами, рассуждал мужчина.

— Без меня ты, инквизиторский пёс, никуда не пойдёшь, даже не мечтай! — угрожающе насупилась Кальперния, не собираясь давать Инквизиции протянуть свои лицемерные лапы к магистру, пока тот недееспособен.

Хоук от такого условия только хмыкнул, имея похожее требование — он не собирался выпускать девчонку из-под своего присмотра, чтобы она не добралась до своих, до Венатори, и не организовала перехват нужного для их террористических планов носителя Якоря.

— Конечно же, ты никуда не пойдёшь — я в одиночку его не потащу. Отрабатывай своё спасение. Заодно дорогу до города покажешь, и только не говори, что ты её не знаешь!

— Знаю, была здесь! — обиженно фыркнула девушка. — Только не забывай, что в город ещё как-то попасть надо.

— С этим проблем не будет. Я знаю путь в обход ворот.

Хоук не мог не отметить немыслимые повороты судьбы. В своё время Андерс, видимо, чувствуя свою вину за жизнь беглеца, которую был вынужден вести его друг, предлагал Гаррету так же скрыться в Тевинтере от церковных ищеек, даже подробно описал ему подпольный путь в Вентус, лишь бы отплатить за спасение жизни во время междоусобицы в Киркволле. Тогда Хоук не принял этого предложения, не видя особой разницы в смене преследующих его сил, но путь запомнил, мечтав однажды вновь встретиться с «революционером недоделанным» и впечатать тому в челюсть кулаком по-дружески, для профилактики. Кто же знал, что всё так обернётся, и знание пути ему действительно пригодится, и мечта осуществится. Кулак уже чесался…

Глава 21. Горькая пилюля

К тому, кто встал на путь слома многовековых устоев, кто вошёл в хроники с клеймом террориста и виновником всех тех жертв, которых породила четырёхлетняя война магов и храмовников, и кого Церковь провозгласила личным врагом Создателя, этот самый Создатель был особенно милосерден. Андерс готовился умереть тогда, на площади, в Киркволле. Он не убегал, позволил другу решить свою судьбу, и понял бы любое его решение. На всю жизнь маг запомнит тот миг, когда перед глазами разгорался огонь мятежа, через некоторое время захвативший город, а позже — весь Тедас, битва в Казематах только предстоит, а он сидел на лавке, ожидая вердикта. Хоук стоял где-то за спиной, сопел. Но думал он недолго. И когда, казалось бы, холодный кинжал должен пронзить смутьяна, на его плечо легла только рука командира.

«И зачем, гад, скрыл? Сомневался, что я бы тебе не помог?», — это единственное, что Гаррет тогда спросил. Его не интересовали причины столь радикального способа утереть Церкви нос, как и нравственный вопрос убийства святых лиц — рождённый в семье отступника, он не раз сам мечтал увидеть лицемерную Церковь в огне. С чего бы его должна была растрогать смерть жриц, когда их псы — храмовники — в застенках Круга искалечили жизни десяткам тысяч магов?

Андерс тогда улыбнулся. Именно из-за возможной помощи он и скрыл свой замысел. Этот террористический акт он считал только своей обязанностью и ответственностью, и незачем калечить жизнь ещё и другу. Увы, отгородить его от последствий так и не вышло. Хоук спас его от самосуда, магов от беспощадного уничтожения «милосердной» Церковью и город от обезумевшей Мередит (оправдавших её Искателей совсем не смутила стоящая и поныне лириумная статуя в Казематах как доказательство её грехопадения), но всё равно был вынужден ударяться в бега.

В Вольной Марке Андерс пробыл недолго. Когда волнения в Киркволле были подавлены ввалившимися солдатами Церкви и храмовниками, а команда с участниками самых непримиримых мировоззрений распалась с уходом их командира, мятежный целитель принялся помогать теперь уже бывшим магам Круга, неприспособленным к жизни вне его. Но долго среди сородичей по магическому таланту он не пробыл: от виновника хаоса и террориста отшатывались даже свои. Были и покушения на убийство одержимого.

Вскоре, последовав примеру друга, бывший Серый Страж собрал пожитки и направился на поиски нового убежища. Тогда-то и вспомнилась его давняя юношеская мечта — побывать там, где маги важная и даже элитная часть общества, — в Тевинтере. Наверное, сейчас беглец из Круга со стажем даже не вспомнит, какими путями он добирался до северных земель, куда не раскинулись загребущие лапы Белой Жрицы, и каким ветром его занесло в Вентус, но точно скажет, что ветер был попутным. Важнейший портовый город Империи открывал прекрасные возможности для отступления: если будет конфликт с Тевинтером — напросится на торговый корабль и вернётся на юг, если его всё-таки найдут каратели Церкви или другие фанатики, ищущие возмездия, — заберётся на тевинтерский корабль и уплывёт вглубь страны или даже до самого Минратоса.

Как же сам Вентус принял гонимого из всех уголков церковного Тедаса мага? Поначалу — с подозрением. В связи с начавшейся междоусобицей появление южных магов на территориях, свободных от войны, не было чем-то особенным, однако на Андерса всё равно косились. Не выглядел он невинным «ребёнком» Круга, в глазах отражалась непростая, тяжёлая жизнь, так что некоторые задавались вопросом, а не тот самый ли это взрывной целитель.

Андерс, перебравшись на новое место, продолжил заниматься тем, что умел лучше всего, — целительством. Если вначале это его чуть не выдало, то потом сделало своим, практически коренным жителем. Вентус для Империи имеет стратегическое значение — совсем недалеко пролив Вентосус, который отделяет континент от спорного острова Сегерон. Корабли с ранеными солдатами на борту прямиком из зоны боевых действий совсем не редкие гости в порту города. Лекари ценятся в любое время, а в военное — уж тем более. Своих фронтовых магов как всегда не хватает, вот армия и ищет помощи у гражданских. В эти помощники и записался Андерс, благодаря обширному опыту не боясь браться за даже самые запущенные случаи. Разумеется, в чудотворцы он не записывался, просто лечение тех же ран у тевинтерских лекарей стало бы излишней тратой на рядового солдата, вот офицеры и обращались к беженцам, готовым работать за медяки. Только вот главное отличие бывшего Стража от своих соотечественников заключалось в том, что те самые «запущенные» больные с неплохим процентом выживали и выздоравливали, следовательно, вскоре и платить ему только медяками стало неприлично.

Пара лет изнурительной работы, и у мужчины были на счету уже десятки спасённых солдат и несколько офицеров не последних чинов. В итоге его репутация хорошего лекаря стала непоколебимой, а кошель — тяжелее, поскольку среди последних нередко встречались выходцы из богатых семей, и они очень дорого оценили свою вытащенную из смертного одра жизнь, не поскупившись на щедрую благодарность.

Когда же военные действия завершились очередным шатким перемирием враждующих сторон, и Вентус мог хоть на недолго свободно выдохнуть, тогда уже никто в городе не решался сунуть свой нос в дела поразительно смышлёного беглеца. Все только злорадно усмехались, мол, на юге точно живут одни идиоты, раз умудряются упускать столь ценные кадры. Сам же Андерс из безденежного беженца перебрался в статус горожанина, скопив монеты даже для приобретения своего дома. Скромного на фоне каменных дворцов магистров в богатых районах города, но огромного для него, бывшего жителя каморки в Клоаке. От мыслей, что Искатели точно бы удавились от злобы, узнав, что их враг номер один живёт лучше, чем когда-либо, Андерс не усмехался и не злорадствовал, а только искренне недоумевал от поворотов судьбы. Идя на теракт, он здраво понимал гнусность своего поступка, готовился взять ответственность, умереть, а вот как вышло: у него есть возможность пожить спокойно, так, как он когда-то мечтал, разрабатывая очередной побег из Круга.

Жизнь стала настолько спокойной, что произошедшую долгожданную встречу старых друзей можно было назвать самой настоящей встряской. А что это, если не встряска, когда посреди ночи в твой дом вваливаются три личности странного внешнего вида, среди которых ты узнаешь своего знакомого, но вместо хорошего приветствия здороваешься с его кулаком? Да, Андерс, желая хоть как-то помочь другу, ему единственному доверил информацию о своём нынешнем местонахождении и даже предложил перебраться сюда же. Но, во-первых, он был уверен, что упёртый Хоук даже не задумается о предложении, а, во-вторых, если когда-нибудь и окажется на пороге его дома, то уж точно не при таких обстоятельствах. Единственное, к чему у мага не было вопросов, — к удару. Хоук точно имел на это полное право.

* * *

У Андерса было много вопросов к своему другу касательно его самого, двух неизвестных и общей картины произошедшего, поскольку вторженцы совсем не выглядели, будто прибыли в тропически тёплый Тевинтер в отпуск. Но мужчина был вынужден ждать, поскольку хоть в критическом состоянии находился только один из них, но и остальные маги валились с ног от усталости и пережитого. Не прошло и часа после их ночного визита, а перед целителем оказалось уже трое истощённых тел.

Откровения и шок ждали Андерса на следующий день, когда пришедший в себя Хоук первым делом рассказал о своём заключении на кунарийском корабле и побеге с него, пока упуская больших подробностей. Бывший Страж, конечно же, удивился. Совсем не при таких обстоятельствах он представлял их встречу.

Кунари настолько осмелели, что крадут магов даже на территории южных государств?!

И когда общая картина произошедшего была обрисована, Гаррет сразу же набросился на друга с требованием любой ценой спасти мага, которого они притащили и которого сам лекарь принял за Стража. Андерс не возражал, поскольку неизвестному старому Серому Стражу ничего и так не угрожало (потеря сознания от магического истощения — это несмертельный диагноз), но всё равно задавался вопросом, с чего бы Хоуку, его вредному другу, так радеть за этого незнакомца?

Сегодня два друга расположились в небольшой комнате, которая для хозяина дома была и спальней, и кабинетом, и комнатой отдыха. Пусть Андерс и сменил каморку на дом, но привычка отделять большую часть пространства для лекарских целей, а самому ютиться в отгороженном шалаше у него осталась. Как и привычка держать всё самое важное вместе, близко к себе. Поэтому-то вопрос о перепланировке личного пространства был отложен в долгий ящик.

Откинувшись в кресле и попивая чай, лекарь отдыхал после утреннего приёма и восстанавливал силы, но на друга всё равно не переставал смотреть с осуждением. В кружке Хоука тоже был напиток, только хмельный, хотя какой именно, Андерс не брался угадывать — одному только Создателю, наверное, известно, что за пиво было в бочонке, которое он приволок. Но самого Гаррета сомнительность происхождения напитка ничуть не смущала.

Не прошло и пары дней с его появления в этом доме, как неугомонный маг выскочил за дверь и скрылся в известной только ему стороне. Незнание карты города его ничуть не останавливало. Впрочем, карта могла бы пригодиться Гаррету только в поисках порта, когда же оный был найден, то заблудиться среди южных кораблей уже было невозможно. Так и не переодевшись после заплыва, он удачно затерялся среди матросов.

Свои прогулки Хоук оправдывал желанием разведать обстановку в городе, послушать сплетни, чтобы понять на каком уровне идёт поиск неизвестных, прирезавших команду кунарийской шхуны. «Ага, а бочонок из песка выкопал», — в ответ на оправдание пробурчал Андерс. За несколько лет лекарь не хуже остальной команды изучил нрав Защитника, а поэтому без сомнений мог сказать, что слившись с суетой порта, а заодно заглянув в местный «Висельник», вспыльчивый Гаррет успел ввязаться в спор и в драку. Если учитывать, что видимые последствия драки заключались только в содранных костяшках рук, а с собой он приволок бочонок, то наверняка спор завершился в его пользу.

Пусть, в отличие от старых времён, ничего залечивать не пришлось, а для самого Хоука добротная драка стала необходимым способом справиться с последствиями пережитого заточения, выпустить пар, но Андерс всё равно не одобрял такое поведение друга, вот поэтому сейчас и хмурился. Как целитель он хотел начать читать очередную нотацию о том, что после таких приключений неугомонному Защитнику надо сидеть, отдыхать да попивать целебный отварчик, а не искать новых приключений, но сегодня он промолчал. Знал прекрасно мятежный маг, что друг его всё равно не послушает. Единственное, что мог сделать Андерс, это понадеяться, что Хоук ограничится на посещении портовых таверн, а не решится на какое-то безумие, сродни тому, когда раньше он с ненормальным белобрысым эльфом пьяными слонялись по ночной Клоаке в поисках работорговцев.

Хотя… до этого ныне вроде не должно дойти. Жизнь беглеца поубавила боевой задор Гаррета. Андерс, как и Варрик, тоже заметил изменения в друге.

— Что скажешь о хромом? Улучшения есть? — спросил Хоук, нарушив тишину комнаты.

— Состояние не изменилось, силы его восстанавливаются. Но когда он придёт в себя, не могу сказать, особенно, учитывая, что ты про него наговорил, — ответил Андерс, с ухмылкой вспоминая рассказ друга об их побеге и роли таинственного мага в нём. Не раз хотелось мужчине уйти в отрицание и обвинить рассказчика во лжи, да только знал он прекрасно, что шутить Хоук не умеет.

— Плохо. Кто знает, сколько эта дура-девчонка будет помалкивать и не создавать нам проблем, — фыркнул Гаррет, не добрым словом помянув Кальпернию.

Пусть они пришли к соглашению: она не выпускает магистра из виду, а он запирает её в комнате, чтобы она не смогла покинуть дом, — но Хоук, за последние годы став ещё большим параноиком, не мог не думать, что магесса в любой момент готова сделать какую-нибудь гадость и сообщить венатори о местонахождении цели их поисков. Вот Гаррет, взяв на себя роль последней преграды перед пленением фанатиками, надеялся, что бы хромой маг поскорее пришёл в себя, восстановился и сам начал заботиться о сохранении своей свободы, если он ею так дорожит.

— Давно ли ты стал держать рядом врагов? — почти что с интересом профессионального психолога спросил Андерс, до сих пор обнаруживая изменения, которые произошли с его другом с последней их встречи в Киркволле.

— Безумец мне не простит её убийство, — ответил Гаррет и даже сам скривился от своих слов и этого вынужденного «милосердия». — Она сильный маг. Вот он, помешанный на всём магическом, с ней и возится. Даже в море полез её спасать. Хотя я так надеялся, что она потонет.

— Ты теперь и чужое мнение учитываешь? — усмехнулся целитель.

Хорошо Андерс знал своего друга, а поэтому сразу раскусил, что скрывается за напущенной грубостью Защитника. О неизвестном маге он говорит с уважением, смиренно признавая его полное превосходство. В подобном ключе за свою жизнь Гаррет говорил только о Малькольме — своём отце. Так что подобное «признание» от одного из самых вредных магов заставляло Андерса ещё больше заинтересоваться своим старшим соратником по ордену. Что-то уж слишком странный ореол тайны вертится вокруг таинственного Стража.

— До тех пор, пока я не верну ему долг за спасение жизни.

«Долг» из уст мужчины не звучал пустой формальностью или громким словом, которым нередко любят раскидываться. Это не тот «долг» другу, который, выручив, дал монеты взаймы. Это не тот «долг», когда ты стучишь по плечу напарника, обещая выпивку за свой счёт, за то, что он принял на щит пропущенный тобою удар врага.

Это был именно долг спасения жизни. И заслуги магистра никак не приуменьшишь, поскольку они были обречены и без его помощи у них не было бы даже малейшего шанса сбежать. Хорошо бы это понимала и, уже дважды ему обязанная, но остававшаяся неблагодарной, бесчестная северянка, а не стремилась исполнить приказ полоумного куска лириума.

Теперь усмехнулся уже Защитник. Он отчётливо видел, что у Андерса были ещё вопросы. Чувствует, революционер недоделанный, что мимо него гуляет в секрете очень даже любопытный, невероятный факт о хромом маге. Интуиция у него хорошо развита, без неё он бы так удачно не бегал от храмовников, потом от Стражей, а затем и от Церкви. Да только Андерс, поддерживая репутацию хорошего лекаря, не мог себе позволить, словно сплетник на рынке, потакать своему любопытству. Этика не позволяет целителю знать больше, чем нужно для лечения, если пациент сам не пожелает излить душу. А тут секреты не только одного человека, а целых организаций. Так объяснил Страж то, что в его доме находятся представители двух противостоящих друг другу сил и оба молчат, а их общий секрет и интерес завязан на одном и том же человеке. Тут уже вопрос не только этики, а и собственной безопасности: попытка влезть в секреты таких уровней пагубно влияет на самочувствие.

Вот и Хоук хотел оставить тайны Инквизиции за её стенами. Мир не обязан знать обо всём происходящем, потому что мировая паника уж точно не способствует победе над Корифеем. Однако от друга он не хотел скрывать правду, хотя бы чтобы Андерс понял, почему так важно для мира, чтобы истощённый маг выжил. И не просто беспечно отмахивался, мол, да выживет он, от обычного сна после такого истощения ещё никто не помирал, а всерьёз взялся за работу с полным пониманием ситуации.

— Помнишь наш рассказ о порождении тьмы в Виммарских горах?

— Это, которого вы, были уверены, убили, но который вполне себе выжил, возомнил из себя древнего тевинтерского магистра и теперь своими речами о былом величии Империи навёл смуту в тевинтерском обществе, разделив на помнящих природу скверны и идиотов? — вопрос Андерса был риторическим, благодаря нему он описал Хоуку ситуацию в Тевинтере, а заодно последним изречением показал свою однозначную позицию в данном вопросе.

Да будь этот Старший хоть Создателем или великим спасителем всех магов! Скверна неспособна к созиданию, только — к уничтожению. Андерсу, заставшему Мор и являющемуся Стражем, об этом напоминать не надо.

И судя по всему он не уверовал в слова скверны-переростка об его причастности к первым порождениям тьмы. Но Хоук решил разрушить все надежды целителя на то, что девятый век не настолько обезумел и действительно не притащил сквозь века гостя из прошлого. О, нет, обезумел и притащил, да не одного, а двоих.

— Он «тот самый». Это точно.

— Инквизиция в архивах отрыла доказательства?

— И это тоже. А ещё есть Безумец — он второй магистр.

Вот зря Гаррет не предупредил друга, что кружку с чаем нужно было отодвинуть подальше, перед тем, как начал «разрушать все надежды», а уж тем более не пить из неё. Услышанные слова комом встали в горле вместе с чаем, из-за чего маг подавился и теперь отчаянно откашливался на потеху собеседнику. Способности магистра в своё время Хоука ошарашили, и поэтому сейчас ему было очень даже приятно видеть, что кто-то попал в такую же ситуацию. Навевает, знаете ли, чувство превосходства.

Когда риск лишиться жизни из-за чая исчез, сознание Андерса вернулось к тому, что его и шокировало, поэтому он тут же удивлёнными глазами уставился на собеседника. Первым делом хотелось воскликнуть, что шутка не удалась, да только быстрее пришло осознание, что перед ним не Варрик сидит, который порой слишком уж увлекается своими байками, а Хоук, действительно неумевший шутить. Следом хотелось воскликнуть: «Невозможно!». Пусть Андерс порождения тьмы из Виммарских гор лично не видел, но наслушался о нём достаточно от набравшихся впечатлениями друзей. В Тедасе практически единогласно было принято считать, что природа древних тевинтерских магистров изуродована до неузнаваемости. Они первые порождения тьмы, грешные существа, монстры — кто угодно, но уж точно не люди. Вынырнувший из глубин эпох Корифей такую точку зрения лишь укрепил. Привыкший к такому образу Андерс никак не мог увидеть «того самого» в маге, которого к нему притащили. Он самый обычный человек, уж Андерсу как мастеру созидательной магии это определить труда не составило. Тело не разлагается, как у вурдалака, а красный лириум ниоткуда не растёт, как у красных храмовников. Да от него разит скверной, и выглядит он больным, но как раз для мужчины это и не было удивительным. Андерс сразу назвал его старым Серым Стражем, чей срок подошёл к концу и Зов дал о себе знать. Только вместо того, чтобы последовать традиции и спуститься на Глубинные Тропы для своего последнего сражения, он решил дожить свой век на поверхности.

А теперь Андерсу говорят, что он о родном мире знает ещё меньше, чем казалось.

Но кричать о невозможности мужчина себе не позволил. За свою жизнь он увидел слишком много этой невозможности, и поэтому в конце концов Андерс только прикрыл лицо руками и с тяжёлым вздохом решил всё ещё раз обдумать.

В принципе, если принять услышанное, многое встаёт на свои места. Таинственный маг работает с Тенью, как легендарные сомниари. А ведь сновидцы в нынешнее время огромная редкость: один в несколько поколений. Он знает устройство блокаторов, раз умеет их не только ломать, но и обходить, обманывать, а ведь ныне знаний о них практически не сохранилось. Знать бы, как они хотя бы выглядят, а уж какое там «обходить». И ещё он имеет просто колоссальный магический чистый резерв без использования лириумных зелий или специальных усиливающих амулетов. Андерс из-за окончательного объединения своей сущности со Справедливостью считал, что свою связь с Тенью одной из самых сильных, но тут появляется маг, на фоне которого он выглядит, как сопляк Круга, впервые призвавший стихийное заклинание.

Именно все это превосходство становится вполне объяснимо, если прекратить уходить в отрицание услышанного. И с приходом такого вывода к Андерсу пришло и принятие. Мир точно сходит с ума.

— Ты слишком спокоен для того, кто притащил сюда жреца.

— Он не жрец.

— Но ты же сам сказал…

— Древний магистр — да, но не жрец. Учёный, наверное, которого припахали помогать с ритуалом.

— Это он тебе сказал? — хмыкнул Андерс, опять сомневаясь в услышанном, поскольку все известные источники всегда говорили только о семи магистрах-жрецах.

— Да это и так понятно. Болтает только о магии — ничего другого его и не интересует. Одного одержимого напоминает, такой же нудный, — на последних словах Гаррет усмехнулся, а Андерс фыркнул, поняв, что говорят о нём.

— Это в прошлом…

— А что магов уже перестали угнетать?

— Нет. Но с меня достаточно. Тогда, в Киркволле, ты подарил мне жизнь, и я хочу прожить её без борьбы.

Хоук прекрасно понял желание друга и не думал его осуждать. За то, что совершил Андерс, за взрыв церкви Защитник никогда его не осуждал. Очевидно же, что проблему с рабским положением магов можно было решить только таким радикальным образом, лицемерная Церковь по-хорошему не понимает.

Война магов и храмовников привела к огромным жертвам невинных? И что? А сколько невинных погибло во время Священного Похода на Долы? А во время восстания Андрасте? А во время применения Право Уничтожения? Один только храмовник в третьей эре убил больше тысячи магов! Почему же об этом священная Церковь не вспоминает?!

Убедившись, что друг свыкся с тем, кто же на самом деле сейчас был в его пациентах, и не хочет, схватив вилы, мчаться линчевать «выродка Тьмы», Хоук не остановился на одном откровении и решил рассказать, откуда второй магистр вообще взялся. Пересказал слова Варрика, который участвовал в том походе до Бреши.

Рассказал и о том, каким образом магистр появился на Конклаве.

— Стоит ли мне говорить, что это невозможно? Никто не может выжить в Тени. Корифей превратился в порождение тьмы, едва туда ступив, — за время рассказа голова слушателя стала настолько тяжёлой от творившегося в разуме слома всех известных ему законов Тени, что пришлось опирать её на руку.

— Варрик собственными глазами видел, как Безумца выкинуло из разрыва.

Андерс тяжело вздохнул, уже даже не зная, как свыкаться с услышанным.

— Наверное, впервые я проклинаю своё любопытство, — еле слышно пробурчал он.

— Зато теперь, зная всё, ты наконец-то всерьёз возьмёшься за его лечение. Твоё «ему и так ничего не угрожает» меня не устраивало. И если потребуется ещё какая-нибудь помощь — окажешь, — даже пугающе строго произнёс Гаррет, ставя перед другом условия за выплату старого долга.

— Зачем? Разве ты не собираешься его передать Инквизиции, если он единственный, кто может закрыть Брешь, и запираешь девчонку, чтобы она не передала сведения своим? — спросил Андерс, не понимая смысл второго озвученного условия.

С ответом Гаррет помедлил. Да, Безумец был нужен для закрытия Бреши, поэтому его необходимо передать Инквизиции. Ради этого же Хоук и принял участие миссии по поиску беглеца. Но сейчас мужчина сомневался. Какие гарантии, что Инквизиция не усмирит магистра, когда тот закроет Брешь? Да никаких. И Хоук не хотел быть причастным, пусть и косвенно, к усмирению мага, спасшего его жизнь.

— Нет. Я не могу позволить отправить его на усмирение. Спасать мир, жертвуя долгом, не собираюсь. Наспасался уже. Если надо — пусть сами его и ищут.

— Говорят, что маги вступили в Инквизицию на добровольной основе. Думаешь, Совет будет рисковать их доверием ради усмирения одного?

— Не забывай — Совет почти полностью состоит из церковных, а эти сволочи могут только усмирять, если видят мага, которого не могут контролировать. Искатель ему лично говорила, что руку с меткой отрежут, а его усмирят за ненадобность. Поэтому он от них и скрывается.

От таких слов глаза Андерса тут же вспыхнули яростью. За «ненадобность»? В руках Инквизиции мог оказаться «тот самый» тевинтерский магистр! Он ценен своей силой в нынешней войне! Он мог бы столько всего рассказать о времени, в котором жил, помочь историкам создать правдивую истории Тевинтера, колыбели всех нынешних государств! Раз он учёный и знает очень много о магии, он мог столько всяких знаний передать нынешним магам, возможно даже вернуть систему обучения Древней Империи! Но церковники считают важным только метку?! А он всего лишь «ненадобность»?! Да как они смеют?!

От возродившейся злобы на Церковь и лицемерие некоторых не-магов Андерсу уже было неважно, что они говорили о первом порождении тьмы, существе, выжившем в смертельном окружении Тени. Теперь целитель полностью разделял решение друга и без всякого там выполнения долга готов был оказать любую помощь гостю из прошлого.

Да хоть трижды Брешь поглотит этот чёртов мир, но они не смеют жертвовать своим сородичем ради того, чтобы Церковь в очередной раз грелась на лаврах спасителя!

* * *

Пока герой их спасения из лап кунарийских быков спал, казалось, мертвецким сном, Кальперния просидела рядом, запертая с ним в одной комнате. К лекарю-беглецу она не находила повод придраться: необходимую помощь упавшему от истощения в обморок человеку он обеспечил на высшем уровне. А больше хромому магу ничего и не угрожало, ему оставалось лишь спать и набираться сил.

Поддаваясь гордости, Кальпернии хотелось его отчитать за то, что он был так расточителен в трате своих последних сил, из-за чего оказался бессилен перед теми, от кого бегал. Девушка по праву хотела считать, что только благодаря ей он всё ещё на свободе, а не в лапах фанатиков Инквизиции.

Но она не посмела умничать, поскольку помнила, ради кого магистр потратил эти самые последние силы, которые должны были ему помочь сбежать от них обоих.

Побег и этот сложнейший для неё заплыв ныне, по ощущениям, прошли быстро, на эмоциях, воспринимались как чужая история, которая приключилась даже не с ними. Однако долгие часы, проведённые в тишине, позволили магессе обдумать случившееся. Всплыли все воспоминания, связанные с её страхом, которые разум старался скрыть ради своего собственного спокойствия и неповторения той паники. А потом она начала в полной мере осознавать, что гибель в пучине вод была не только нагнетанием паникующего разума, а самым вероятным исходом.

Но магистр спас её…

И именно эта мысль вызывала у Кальпернии смятение. Девушка привыкла полагаться только на себя, зная, что никому не нужна бывшая рабыня, это клеймо не смыть никакой силой, ни заслугами. Даже появление Старшего ничего не изменило. Да, он учитель, наставник, лидер и идол. Он первым увидел её потенциал, обучил, возвысил до уровня магистров, но рискнул бы он собой, всех их делом, ради неё, как он рисковал всем ради своего сородича? Кальперния никогда не задаст этот вопрос, потому что боится услышать ответ, понимая, что он будет единственным и отрицательным.

Однако хромой маг сделал то, что ей было ранее неизвестно: настоящий и сильнейший магистр рискнул жизнью ради спасения рабыни. Вот девушка и не знала, как правильно стоит поступить в этом случае. Искать подвоха, корысти в его действиях, магистры ведь ничего не делают без пользы для себя? Воистину по-магистерски высокомерно задрать голову, хмыкнуть и назвать дураком, ведь он сам решил рисковать, она о помощи не просила? Или сделать всё возможное, чтобы отблагодарить его?.. А может пока молча лелеять эту благодарность и молиться, чтобы её герой выздоровел, боясь потерять того единственного, кто ради неё рискнул…

От мыслей о том, что для магистра-то борьба за свою жизнь ещё не закончена, девушка тут же поспешила осмотреть мужчину, лежавшего рядом. Почудилось, что, пока она тут предавалась терзаниям, магу стало непоправимо хуже. Но к счастью, нет. Он всё так же спокойно дышал.

Когда смотреть на него и тем самым подчёркивать его беспомощность нужды не было, девчонка всё равно медлила и не отворачивалась, прикусила губу от ноющего в груди сердца, а потом её взгляд вообще застыл на белой бездвижной руке магистра. Несколько секунд девушка терялась от своего неожиданного желания, но потом всё-таки ему поддалась и обхватила руку мужчины своей.

Нельзя так делать. Уж одно то, что она находится в одной комнате с чужим мужчиной, подлежит осуждению в высшем обществе, а уж такое нарушение личного пространства вообще кощунство. Самовлюблённые магистры в первую очередь им дорожат. Без сомнений убьют бедняка на улице, который от отчаяния бросился магистру под ноги, схватился за полы его мантии, выпрашивая хотя бы медяк, — Кальпернии лично подобное приходилось видеть. Любой свидетель скажет, что она пользуется беспомощностью хромого мага, показывая тем самым своё полное неуважение к тому, кто спас её. Магесса это понимала, но руку так отпустить и не смогла. Сейчас девчонка не думала ни о приличиях, ни об обязанностях своего высокого статуса, ей хотелось только с замиранием сердца смотреть на сновидца, вылавливать каждый его вдох, ощущать относительную теплоту (и главное — не мертвецкий холод) руки, чтобы знать наверняка, что её герою ничего не угрожает и он просто спит, набирается сил.

Да, она магистр, и это звание она обязана отстаивать, как и честь того, кто поднял её так высоко. Да только почему-то, когда она начинает это звание отстаивать да ещё и перед Безумцем, всё всегда получается только хуже. Так почему бы сейчас, хотя бы для себя, не притворяться и не прятать за магистерской маской искреннее волнение о втором самом важном для неё человеке?

Заодно все эти размышления и подсознательное стремление каждого человека с особым трепетом хранить связи с самыми лояльными к нему личностями заставили женщину мысленно поклясться не подпустить к сновидцу лапы Инквизиции. Она не знала, где сейчас шляется Хоук, и понимала, что нельзя надеяться, что целитель будет хранить нейтралитет. Может быть, они уже связались с Инквизицией и теперь подгадывают удобный момент, чтобы избавиться от неё, а мага тут же передать церковникам. И допустить подобное, магесса не могла себе позволить, у неё неоплатный долг перед ним.

Это был именно долг спасения жизни. И заслуги магистра никак не приуменьшишь, поскольку они были обречены и без его помощи у них не было бы даже малейшего шанса сбежать. Хорошо бы это понимал и познавший всю гниль Церкви, но всё равно позволивший стать собачкой на её поводке, бесхребетный южанин, а не стремился исполнить приказ своих хозяев.

С другой стороны, правильнее было искать своих, просить помощи. В городе же должны были остаться их шпионы. Но Кальперния боялась попросту не успеть, она же здесь одна против уже двух потенциальных противников, поэтому ей оставалось лишь не сводить с истощённого мага взгляд, ждать и надеяться, что бы он поскорее проснулся и сам оказал сопротивление фанатикам.

Да, девушка понимала, что в очередной раз она не выполнит задание своего идола, ведь желает помочь мужчине с побегом, а не притащить его к своему сородичу. Вероятно, Старший останется ею недоволен, поскольку он возлагал такие надежды, а у Самсона будет лишний повод над ней поиздеваться. Но… пусть так. Пусть будет так. Пусть упрямый Безумец продолжает быть третьей стороной в этой войне, лишь бы он не достался Инквизиции.

Так прошло время. Много времени. Кальперния, забывая о личном отдыхе и еде, продолжала сидеть и вслушиваться в окружение, которое за пределами комнаты было не таким уж и тихим. Она вздрагивала каждый раз, когда за стеной раздавались шаги хозяина дома или на границе её слуха в очередной раз непонятно о чём басил Хоук. Девушка ждала подвоха, была уверена, что южанин обязательно пойдёт на подлость. Все эти ожидания и слежка в совокупности с усталостью могли довести её и до паранойи.

К счастью, однажды томное ожидание наконец подошло к концу. Кальперния сразу же забыла обо всём, что было за стенами этой комнаты, когда бездвижный уже несколько дней мужчина неожиданно вздрогнул, а безэмоциональное лицо скривилось в лёгкой гримасе боли. Кажется, маг начал возвращаться в реальность, но это возвращение ему давалось особенно неприятным. Вскоре участилось его дыхание, задрожали веки. Думалось, что он вот-вот откроет глаза, но этого не произошло. Около пяти минут хромой маг так и пролежал в состоянии между беспамятством и сознанием. Очевидно, эта попытка проснуться была лишь первой реакцией залечивающегося тела, о восстановлении сил даже и речи не шло, раз за эти минуты он не смог и глаза-то открыть. Но сознание его точно не спало, поскольку девушка заметила лёгкое магическое волнение. Наверное, не сумев достучаться до своего слишком уж слабого тела, Безумец обратился к Тени, постарался через неё оценить обстановку, в которой теперь находился.

Всё это время Кальперния же с замиранием сердца смотрела за долгожданным пробуждением своего героя, боялась пошевелиться, нарушить тишину и пропустить момент, если его состояние резко ухудшится. Из-за чего девушка упустила мысль о том, что ей бы стоило отсесть на приличную дистанцию и уж тем более убрать руку, пока своим самовольством не оскорбила магистра. Но вернулась она к этой мысли, когда уже стало слишком поздно.

За пять минут слабому магу стало лучше. Он не только понимал, что очнулся, но уже мог привычно (хоть пока и не полностью) взаимодействовать с реальностью. Когда маг в меру своих сил сжал её руку, аккуратно огладив пальцами ладонь, магичка вздрогнула и, наконец-то, осознала то, к чему должна была прийти ещё пять минут назад. Но, к счастью, она поняла, что сейчас одёргивать руку, отсаживаться и делать вид, будто бы ничего и не было уже поздно. И Кальперния затихла, позволив себе только наслаждаться моментом. Девушка заметила, что дыхание мужчины стало ровнее, спокойнее, значит, он узнал её даже не глядя, через Тень. Наверняка магистра утешило понимание, что после столь долгого пребывания вне реальности в момент пробуждения с ним рядом находился кто-то знакомый.

— Несмотря на сомнительность нынешних обстоятельств… должен отметить, что рад наконец-то проснуться за пределами Ферелдена, — спустя ещё какое-то время Безумец наконец нарушил тишину, усмехнувшись.

Кальперния улыбнулась от возможности снова услышать голос своего героя. Заодно она не могла не отметить, что он опять взялся за своё: сил нет совсем, но это его не смогло заставить говорить кратко.

— Почему ты решил, что мы не на юге? — счастливая девчонка не особо-то задумывалась над своим вопросом, ей хотелось только услышать его вновь.

— В угрюмом Ферелдене никогда не было такого солнца, — ответил Безумец и в подтверждение своих слов постарался открыть глаза, но был вынужден тут же прищуриться, так как из-за неплотно закрытых занавесок луч солнца проникал в комнату и падал прямо на лицо мужчины. А отвернуться маг самостоятельно из-за слабости не мог.

Девушку, витающую в своих мыслях, словно током поразило, и только сейчас она увидела этот злосчастный луч солнца. Вскочив, Кальперния тут же поспешила исправить оплошность и поправить занавеску, но вместе с тем, она не переставала себя ругать. Опять не досмотрела, опозорилась перед магистром, даже уход не смогла организовать без промахов. Оттого магессе стало так стыдно перед мужчиной, что обернулась она неуверенно, стараясь не встретиться с ним взглядом. К счастью, её промах магистра сейчас волновал в последнюю очередь.

Безумец, как только яркое солнце перестало ему мешать, открыл глаза и начал осматривать комнату. Судя по вновь участившемуся дыханию, он заволновался. Узнал в комнате, по узорам наличников оконных притолок, черты знакомой тевинтерской архитектуры.

— Где мы? — следом за осознаниемпоследовал и ожидаемый вопрос. Но будто боясь получить ответ, магистр притих.

— В Вентусе… В смысле — в Каринусе. Тебе, наверное, так привычнее, — поспешила Кальперния ответить. — После побега ты потерял сознание на берегу, поэтому Хоук притащил тебя к своему другу, как там его… — магесса постаралась вспомнить имя целителя, но, очевидно, безрезультатно. — В общем сейчас мы в его лечебнице.

Сильнее удивления на лице этого мага девушка точно никогда ещё не видела. От услышанного Безумец оживился, даже постарался приподняться, чтобы самому взглянуть в глаза магессе и убедиться либо в лживости её слов, либо всё-таки в правдивости. Но это у него не вышло, и магистру оставалось только лежать, смотреть в потолок и стараться ей поверить. Очевидно, поняв, что он находится в тевинтерском доме, а с ним в комнате сидит одна из командиров венатори, Безумец уже посчитал, что враг воспользовался его недееспособностью и притащил к себе. И он обречённо ожидал скорого появления обезумевшего Корифея, новая встреча с которым ничем хорошим для него не закончится. Тогда, в Убежище, свихнувшийся Жрец чуть не убил его, сновидца спасли только его собственные силы, зато сейчас этих сил не было.

Но, как оказалось, на магессу он зря наговаривал.

Наверное, мужчина ещё никогда не был так рад ошибиться.

Кальперния поняла причину такой реакции мага, но это её ничуть не оскорбило. Глупо обижаться на подобное, поскольку у Безумца действительно нет ни одной причины ей доверять.

— Знаешь, здесь небезопасно. Тебе нужно поскорее восстанавливаться и уходить. Кто знает, что этим южанам в голову взбредёт. Может, они уже строчат донесение своей любимой Инквизиции, — произнесла магичка, а сама вернулась на стул, на котором всё это время и просидела, но готовая была тут же отодвинуться, если магистр посчитает такое расстояние между ними слишком близким.

Не посчитал. Безумец никак не выразил, что он против такой неприличной близости. Хотя сложно назвать это расстояние «неприличным», учитывая, сколько дней они были вынуждены ютиться втроём в одной каморке и спать на одной пропылённой шкуре.

— Как видишь, не в том я состоянии, чтобы бегать, — усмехнулся мужчина в ответ и упёрто предпринял новую попытку хотя бы двинуться, но в очередной раз изнеможённое тело не подчинилось приказам неугомонного разума.

Кальперния вздохнула, мысленно согласившись. Сейчас о каком-либо «преодолении слабости» и речи быть не может. Как бы он сам ни хотел встать, не быть больше беззащитным, но истощённое тело ответило отказом. Ему нужен был отдых — и ничего другого.

— Вижу. Но хочу, чтобы ты знал, к чему нужно готовиться. Моё присутствие, думаю, недолго будет их сдерживать.

— А венатори на меня, значит, не претендуют? — хмыкнул он.

— Мы никогда не «претендовали». Старший только хочет защитить тебя от Инквизиции.

Магесса искренне верила в то, что говорила, ведь задания «схватить вора Якоря» Корифей никогда не давал, не желал смерти своему сородичу и даже небывало озверел, когда Самсон предложи свой план по насильственному захвату цели. Однако хромой маг слишком упрямый, раз хочет и дальше геройствовать в гордом одиночестве. «Откуда такое безрассудство в столь рассудительном человеке?» — удивлялась Кальперния, чем-то иным нежели «безрассудство» она не могла назвать его упрямство.

Вот и сегодня, когда, казалось бы, все обстоятельства сошлись, чтобы дать ей возможность его переубедить, но Безумец в очередной раз ответил отказом. Когда Кальперния глянула на мага, то увидела, что он лежал и просто хмуро посматривал на потолок. Казалось, что он её не слышал. Но девушка понимала, что всё он прекрасно слышал, но продолжает так неприлично отмалчиваться, потому что не желает разговаривать на эту тему. Так он делал и раньше, а поэтому магессе пришлось лишь вздохнуть и не надеяться развить сказанное. Ей упрямство настоящего магистра, помноженное на возраст, точно не переспорить.

Какое-то время они пробыли в тишине. Кальперния отвернулась и вновь погрузилась в ожидание. В ожидание чего на этот раз, если маг уже пришёл в себя? Она не знала, возможно, теперь в ожидание, когда же он восстановится и сможет сам позаботиться о своей свободе, что позволит ей уйти отсюда и наконец-то отдохнуть уже самой. А заодно сейчас девчонка ждала возможной просьбы, если мужчине что-то понадобится. Предлагать сама помощь или пялиться на него (поэтому и отвернулась) девушка не решилась. Не понаслышке бывшая рабыня знает, каким ударом по самомнению для магистра является слабость или болезнь. Эрастенес, к примеру, когда болел, подпускал к себе только минимальное количество слуг, потому что считал для себя позором предстать перед кем-то (даже перед собственным рабом) слабым.

Впрочем, зря она привязывает на Безумца очередной ярлык «настоящего магистра», ведь он слаб всегда, поломанные ноги ему ни красоты, ни статусности уж точно не прибавляют, но этот недостаток он не скрывает, а принял его и научился использовать в свою пользу.

— Сетий накажет тебя, если узнает, что твоё самодурство чуть не стало причиной твоей гибели? — спросил Безумец, очевидно, решив обсудить её поведение, которое чуть не привело к гибели.

— Наверное, нет. Он слишком занят, чтобы тратить время на мои промахи, — Кальперния ответила честно. Хотя поднятая тема «наказания» заставила её насторожиться.

— Жаль.

— Ж-жаль? — удивлённо воскликнула девушка и, вскинув голову, наткнулась на строгий и холодный взгляд магистра, говоривший о том, что он сейчас совсем не шутил.

— Именно. Наставник несёт ответственность за своего ученика. И твоё безалаберное поведение, в первую очередь, оскорбление его чести. Будь я на его месте, порки тебе бы не избежать.

С одной стороны, эти слова напугали девушку, потому что она была уверена, что у мужчины рука не дрогнет выполнить задуманное, но, с другой, мысли о наказании заставляли её искать защиту от нахлынувших воспоминаний в злости. Конечно же, бывшая рабыня на себе испытывала всю боль плети. Первое, что она в своей жизни помнила, как она ребёнком стояла на рынке рабов, вынужденная терпеть удары плетью, благодаря которым торговец заставлял свой «товар» стоять ровно и выглядеть более презентабельно для потенциальных покупателей. От воспоминаний своей, уже казалось, прошлой жизни, от постоянных унижений, одиночества и ежедневного страха закончить свою юную жизнь «свойством» в ритуале магистра Кальперния оскалилась, стараясь и эту слабость скрыть за злостью. В тот момент она подумала, что Безумец специально решил упомянуть именно рабский способ наказания, чтобы напомнить ей о её происхождении. Девушка ни за что бы не поверила, что даже самый строгий учитель и за самый страшный промах посмел бы высечь высокородного ученика. Ведь люди аристократичных кровей неприкосновенны…

— Хороший наставник не ставит привилегии ученика выше обязанности воспитать хорошего мага, — словно уловив мысли девчонки, произнёс Безумец.

— Хочешь сказать, что твой наставник ударил бы тебя за подобный промах? — всё ещё не веря в слова мужчины, фыркнула магесса. Образ сновидца, настоящего магистра, был именно неприкосновенен в её глазах.

— Наставником для меня был мой отец, и родство его никогда не останавливало от желания бить меня по рукам до крови, пока любое заклинание не будет исполнено безукоризненно. И да, он точно бы не остановился на одной только плети, чтобы выбить из меня даже мысль о возможном повторении свершённого самодурства, — говорил Безумец, а сам гулял по недавно всплывшим воспоминаниям, вспомнил и наказание за порванную эльфийскую книгу из семейной коллекции. Хотелось улыбаться, ведь для него теперь это только память из уже давно прошедшего детства, незабываемый опыт. Но тогда-то ему было очень и очень больно.

Злость исчезла, и Кальперния в очередной раз отругала себя за столь резкую реакцию на слова мага. Его знания и личный опыт огромны, к его словам стоит прислушиваться хотя бы из уважения. И в первую очередь, ей. Он ни разу не дал ей усомниться в собственной лояльности к ней, а она продолжает искать повод, чтобы оскорбиться.

Заодно девушка теперь могла быть уверена, что ещё тогда, на берегу озера Каленхад, угадала, что мага обучали методом кнута. Спокойный и рассудительный мужчина слишком уж неестественно периодически срывается из-за ошибок ученика.

— Мне, правда, жаль, что так получилось, — всё, что оставалось сказать девушке, извиняясь и за самодурство в ту ночь, и за сегодняшние сомнения в словах мужчины.

От тяжести мыслей и совершённых ошибок Кальперния вновь опустила голову и наконец-то, вспомнив о приличии, решила отодвинуть стул подальше. И самой надо было поругать себя осознанием глупости своих действий, и сновидцу перед глазами не маячить. В конце концов, он спас её, и имеет полное право, как ему угодно, отзываться о ней.

Но в тот момент руку девчонки накрывает белая рука мага, не даёт выполнить задуманное, что, конечно же, её удивило.

— Не успев разобраться с последствиями одной ошибки, ты спешишь допустить новую.

— Нет, я не…

— Сбегаешь, чтобы самостоятельно решить проблемы, вместо того, чтобы просить помощи.

Чувствуя прикосновение его приятной, хоть и прохладной руки, девушка заворожённо смотрела в глаза магистра, которые растеряли былую строгость и даже злость из-за разговора о её необдуманном поступке и сменились на такой же тёплый взгляд, который она видела тогда, на корабле… Он готов её выслушать, помочь…

— Я не могу… Магистр должен… — на этот раз повторять ту же ошибку, отмахивать и уходить от ответа девушка не стала, решила сознаться в том, что её беспокоит.

— Будем честны, ты не магистр.

Эти слова бывшая рабыня слышала слишком часто, чтобы спокойно на них реагировать, да буквально пять минут назад она чуть не разобиделась на мужчину, разглядев в его словах похожий намёк, однако сейчас Кальперния только стыдливо опустила голову. В тоне Безумца не было желания оскорбить или унизить её, он просто констатировал очевидный всем факт.

— И доказывать обратное — бессмысленно. Тебе не хватит выучки, которую Сетий, как я вижу, прививать и не собирался. Поэтому стоило бы сконцентрироваться на своём действительном превосходстве.

— И каком? Ты же понимаешь, что до встречи со Старшим я была всего лишь… невольником?

— А хотя бы этим. Рабы зачастую знают всю подноготную своих хозяев и того общества, которому он принадлежит. Не зная слабостей Магистериума, ты бы не пробыла там так долго. И не говори, что эти знания дал тебе Сетий, — он нынешний Тевинтер понимает не лучше меня, — объяснял Безумец. — Но главное твоё преимущество — твой дар. Я тебе уже говорил, на какой уровень ты можешь подняться, если займёшься его развитием.

Слова магистра, говорившие вроде и об очевидной, но такой далёкой для неё правде, задели девушку. Несколько минут Кальперния провела в размышлениях. Ныне она была терпимей к чужой правде, не стала высокомерно отворачиваться, лишь потому что услышанное не совпадало со словами её идола. Решила прислушаться к словам того, кто давно заслужил быть для неё не меньшим примером для подражания, чем Старший.

Безумец дал ей эти нужные минуты и совсем не возражал. Кажется, он не сомневался, что его слова будут восприняты так, как он и хотел. Почему? Видимо, был полностью уверен, что слова он подобрал правильные.

И вот, спустя те минуты, Кальперния пришла в себя и снова посмотрела на магистра, чью руку держала и поныне, только теперь в её взгляде больше не было волнений, что она не соответствует магистерским правилам.

— Я не смогу сама развить свой дар. Если я отработаю всё, чему ты меня научил ранее, то в следующий раз ты расскажешь что-нибудь ещё? — спросила магесса, а её глаза горели. Ей хотелось получить эти знания, узнать магию не просто как средство, как оружие, а как… искусство.

Видя этот блеск в глазах девушки, магистр про себя улыбнулся. Кажется, она начала понимать его взгляд на магию и разделять его, и Безумцу, конечно же, это нравилось.

— Значит, признаёшь моё наставничество?

От этого вопроса блеск в глазах девушки тут же потух, а сама она насторожилась, очевидно, вспомнив, что там сновидец обещал сделать на «месте её наставника». Не верить его запугиваниям повода не было.

— Если только не будет «порки»… — вновь честно созналась магесса в причине, взволновавшей её.

— Сейчас не будет. В твоём возрасте пора бы и самой осознавать свой проступок без воспитательных «стимулов». Но, имей в виду, повторное самодурство тебе с рук не сойдёт, — эти слова он говорил строго, даже пугающе, а потому напоследок решил смягчиться, чтобы совсем уж не спугнуть девчонку и не потерять столь талантливый потенциал. — Ну, разумеется, надеюсь, ты больше не вынудишь меня прыгать в воду и плыть.

Появившаяся наконец на губах магистра улыбка, которая говорила, что он не столь разозлён на неё, сколь считает ситуацию (точнее её развязку) забавной, позволила Кальпернии почувствовать настроение мага и улыбнуться самой.

Не поняла магичка, почему именно эта улыбка подтолкнула её к излишней вольности мыслей. Возможно, в том был повинен сам магистр, поощряющий слишком много допущений и вольностей в разговоре между двумя людьми, которых никак: ни из-за разницы в возрасте, ни статуса — нельзя назвать равными. Но поддаваясь этому странному настроению, Кальперния в один момент пересела на край кровати, а после потянулась к самому мужчине.

Если бы он только сказал хоть слово против, магесса осознала, какой неправильный поступок она совершила. В первую очередь, это неуважение к самому магистру. Да, это было всего лишь безвинное объятие, но с каких это пор общество поощряет женщин вешаться на шеи чужих мужчин? Ни с каких. Потому что подобное осуждаемо, приравнивается почти к распутству. Но сейчас магичке всё это было неважно.

И Безумец вместо того, что бы спустить девчонку с небес на землю, только подыгрывал ей.

Когда мужчина обнял её в ответ и безобидно потрепал по волосам, последний страх исчез, и Кальперния крепче обняла мага, с улыбкой утонув в этой вольности. Ей было так хорошо. Все волнения, пережитые за эти дни, были напрасны, её герой жив и обязательно выздоровеет.

Точно жив. Она чувствует биение живого сердца, слышит живое дыхание.

— Будь впредь осторожней, прошу, — пролепетала девчонка. Она понимала глупость этих слов, но эти слова и не требовали ответа. Они предназначались скорее для неё. Магессе хотелось верить, что важный для неё человек больше не окажется на краю гибели.

— Разумеется, венатори не хотят потерять артефакт со мной в придачу, — в ответ Безумец безобидно усмехнулся.

— Нет, — без сомнений произнесла Кальперния. В данный момент её совсем не волновали ни планы её организации, ни даже лидера. Перед ней человек, который не считает её пустым местом, кто поверил в неё, в её талант, кто выразил готовность её выслушать, помочь. И видя, что до сих пор она остаётся больше рабыней, а не свободным магистром, он всё равно не отвернулся от неё, помог поверить в собственные силы. К демонам венатори! К демонам и задание Старшего. Ей не хотелось терять того единственного, кто спас ей жизнь, рискуя собой. — Не хочу потерять нового наставника. Мёртвым он, знаешь ли, уже ничего не расскажет, — нашла объяснение девушка.

Магистр усмехнулся. Кальперния, даже не глядя в его хитрющие белые глаза, догадывалась, что он прекрасно знал, что сказала она совсем не то, о чём думала, но впервые её это не волновало. Рядом с этим человеком можно было не таиться, всё равно ей не хватит опыта, чтобы спрятаться от него за магистерской маской. Так было в замке Редклиф, так произошло и сейчас.

— Наверное, со стороны моё спасение вышло забавным, — вслух подумала магичка, вспомнив, как она преодолевала оставшийся путь до берега верхом на волке, мёртвой хваткой вцепившись в его жёсткую шкуру. Для любого свидетеля это зрелище точно вышло бы незабываемым.

— Другой возможности у меня не было.

— Я понимаю, — постаралась исправиться девушка, подумав, что сновидец принял её слова за придирку. — Просто никогда не думала, что волки умеют плавать, вот твоё решение и кажется… странным.

— У них на лапах, между пальцев, расположены небольшие перепонки. Именно благодаря этому волки могут, не проваливаясь, передвигаться по глубокому снегу. Эти же перепонки помогают им держаться на воде и быстрее плыть. Так что да, они умеют плавать, и более того делают это прекрасно, — рассказал маг о волчьих особенностях, которые узнал, наверное, как раз тогда, когда готовился к созданию этого тела.

Кальперния хихикнула. В этом и есть весь Безумец: из простого ответа умудрился устроить поучительный монолог.

* * *

Следующие дни прошли в том же относительном перемирии. Маги двух непримиримых организаций продолжали нарушать тишину лазарета гневными выкриками и нежеланием видеть друг друга, но они продолжали терпеть соседство, не смея покинуть дом. Разумеется, такое хозяйничество в собственном доме не нравилось Андерсу, но он снисходительно не обращал внимания на склоки, правильно посчитав, что лучше ему потратить все свои силы на лечение хромого мага, чтобы поскорее избавиться сразу от них троих, чем пытаться вразумить каждого по отдельности. Особенно, когда один из магов был упрямый Хоук.

Заодно всем им оставалось радоваться, что в лечебницу до сих пор не ворвалась городская стража. Собирая сплетни в портовом районе, Гаррет узнал, что неизвестных беглецов вроде как и искали, но раз до сих пор не нагрянули к ним, значит, искали не там. Вероятно, зная, что в тюремной камере перевозился командир венатори, тевинтерцы посчитали, что побег эта организация и устроила, высадив на шхуну мобильный десант на маленькой лодке. Наверное, это сподвигло их искать пленников у предполагаемых шпионов террористов, а уж точно не у лекаря-беженца.

Сегодня, во время ежедневного обхода, в комнату, полностью отданную важному пациенту, Андерс зашёл с насторожённостью, которая стала его сопровождать с тех пор, как Хоук выдал тайну хромого мага. Боялся ли мужчина того, кого к нему притащили? В принципе, нет: не было повода, поскольку глаза продолжали видеть обыкновенного человека, а не легендарное первое порождение тьмы. Ну, не похож он на того, кого стоило бояться, хотя и сам Безумец не давал для этого повода. Андерс бы даже назвал его самым примерным гостем из этой компашки беглецов. Даже когда начал приходить в себя, не создавал никаких проблем, не рвался встать и доказать всем, какой он сильный и независимый (а по его опыту так делал не только Гаррет, но и другие, особенно неспокойные, подопечные, считающие себя умнее квалифицированного врачевателя), а проводил всё время за чтением книг, которые нашлись в доме.

Чего тогда, спрашивается, Андерс не мог чувствовать себя полноценным хозяином дома? И сам не понимал. Он испытывал странный трепет. То ли от всё ещё теплящегося страха перед неизвестностью. То ли от чувства недосягаемости древнего тевинтерца, который и старше (на все тринадцать веков старше), и благороднее по происхождению (ближайший потомок первых магистров — самых величественных магов в людской истории), и сильнее по магическому таланту (да любые попытки мага нынешней эпохи показать своё «магичество» на фоне способностей обученного сомниари просто смехотворны), и имеет просто бесценные своей уникальностью (потому что бездарные потомки не смогли сберечь труды древних магистров) знания. То ли, наоборот, дело было в ожидаемом любопытстве — да какой дурак бы отказался послушать человека, своими глазами видевшего древний мир, тот самый, который для местных являлся потерянной из-за бездарности некоторых исторических личностей державой, а для остального Тедаса — Империей Зла!

Правда и сам Безумец не имел желания тешить любопытство очередного «заинтересованного». В первую очередь, для него-то это был разговор не о чём-то «древнем и далёком», а о родном доме, ставшем так неожиданно, всего-то несколько месяцев назад, навсегда для него потерянным. А во вторую, целителю он не настолько доверял, чтобы непринуждённо вести с ним беседы. Хотя и враждебно настроен к новому знакомому не был, поскольку человека, который и поднял Круги на восстание, нужно хотя бы уважать. Даже если остаток своей жизни Андерс проведёт в покое, то сопорати всё равно отомстят ему: впишут его в историю под именем самого опасного террориста и врага за всю историю церковного Тедаса.

На вошедшего в комнату мага Безумец глянул только раз, убедился, что в его руках нет опасных вещей, а в глазах — опасных намерений, а потом вновь вернулся к книге. Андерс привык к такой реакции и совсем не оскорбился. Наоборот, такое поведение его вполне устраивало, поскольку хромой маг не мешал работать и не лез (как это порой бывает) с советами, считая, что он лучше лекаря знает, как нужно лечить.

Но Андерс знал, что это равнодушие напущено. На травяные отвары, которые его заставляли пить, магистр с недоверием косился. Но его знания в траволечении, очевидно, ничтожно малы, а потому послушно пил, всё равно не имея возможности как-то проверить состав. Зато когда Андерс переходил к лечению с помощью магии, он отчётливо чувствовал изменения в Тени, присутствие посторонней силы. Очевидно, Безумец внимательно следил за его аурой. И здесь уже его не обмануть, поскольку лечебное заклинание от вредящего он различил бы сразу. Впрочем, бывший Страж и не собирался его обманывать.

Вот и сегодня Безумец скривился, когда ему была протянута кружка с очередным настоем. Андерс даже не сдержался и усмехнулся, потому что у мужчины каждый раз было такое лицо, будто бы это будет последний глоток в его жизни. Но он всё равно выпивал, потому что и сам чувствовал, что, что бы тут ни было намешано, оно действовало, лечило буквально перегоревший до износа организм.

Не получив возражений, Андерс избавился от гнетущей его неуверенности и уже смелее приступил к осмотру пациента. Осмотрел его через призму заклинаний созидательной школы, убедился, что с магией у сновидца всё в порядке (даже лучше — огромный резерв восполняется удивительно быстро), только того же самого нельзя было сказать о нём самом. Откинув одеяло больного по пояс, целитель ожидаемо наткнулся на слишком уж худую грудь мужчины. Его белая кожа точно повторяла рельеф каждого кости: ребра, ключицы. Ну точно мертвец мертвецом. От тычка костяшек пальцев в ребро Безумец вздрогнул от неприятного ощущения и боли, а Андерс же нахмурился.

— Думаю, скоро я могу тебя уже отпустить, твоя магия приходит в норму. Но вот ты сам… стоит ли мне говорить, что такая истощённость опасна? Изведёшь себя голоданием, и однажды точно уже никуда не встанешь, — профессионально строго и беспристрастно отчитывал Андерс.

Безумец его слушал внимательно, но говорить что-то в ответ не стал. И раньше-то в своём мире он не особо следил за собой — запасётся в длительный поход солониной и сухарями, и больше ему ничего и не требовалось. Впрочем, раньше мужчина таким и не был. Мертвецкая худоба — проблема для него исключительно нынешних дней. Но тут уж ничего не поделаешь. Ну не даёт ему новый мир времени на отдых и на восстановление. Где ему взять хотя бы полгода на отдых, когда даже сейчас, после болезни, он должен поскорее встать на ноги и поспешить уйти?

— Можешь так не выслуживаться. Заплатить тебе всё равно нечем: местной валютой я не располагаю, — хмыкнул тогда магистр.

— Ты уже всё оплатил спасением нашего общего неугомонного знакомого. Так что лечение и реабилитация ничего тебе стоить не будет. Но пожертвования в адрес лечебницы всегда приветствуются. Подойдут любые монеты, страна чеканки не важна, — улыбнулся Андерс.

— В Тевинтере принимают ферелденские монеты? — удивился магистр и даже переспросил

— Да. Схема гномского триплета принята во всём мире, — добродушно объяснил Андерс очевидный людям нынешнего мира факт.

Подумать только, умудриться перевести все государства на единственную свою валюту! От умелости гномских торговцев Безумец даже усмехнулся. Хоть что-то не поменялось с веками.

А тем временем Андерс, завершив осмотр и не получив больше возражений, присел на стул и хотел было приступить к очередному сеансу лечебной магии, однако тут он вспомнил о возражении, которое у него появилось к хромому магу.

— Мог бы ты прекратить делать то… что бы ты сейчас ни делал? Это затрудняет мне работу, — произнёс целитель, хотя точнее и не мог сформулировать, как именно магистр меняет его связь с Тенью.

— Мои действия никак не мешают и не ослабляют тебя, — Безумец даже не стал отрицать обвинения, но и прекращать контролировать магию лекаря не собирался.

— Но я же чувствую искажения…

— Не от моих действий, а от моего присутствия. У тебя необычная связь с Тенью, ты чувствуешь силу моей ауры. Точнее не ты, а остатки прежде живого духа, которым и свойственно чувствовать следы от магов в Тени, — по-учительски объяснял Безумец.

То, как поменялся тон мужчины, стоило тому заговорить о магии, Андерс не мог не заметить и теперь понял, откуда у Хоука взялось предположение об его учёности.

— Дух? — решил воспользоваться случаем и спросил Страж. Ему стало интересно послушать, что ещё учёный Древнего Тевинтера может рассказать о нём. А то, что у хромого мага есть, что сказать, Андерс уже не сомневался, поскольку об его былой одержимости не мог узнать ни один храмовник, если Справедливость не показывал себя, а тут один маг без каких-либо видимых признаков разглядел постороннего.

— В твоей ауре присутствует остаточная эманация от духа, которым ты судя по всему был добровольно одержим.

Изучая следы былого присутствия в магии собеседника существа из Тени, Безумец невольно поймал себя мысли, что это всё кажется ему очень знакомым. Откуда? Вспомнил — раньше ему был очень хорошо знаком один маленький дух сострадания. Однажды на блуждающего в Тени молодого мага, почувствовав его искалеченное чувством вины и горем сознание, наткнулся дух и посчитал своим предназначением ему помочь. Сделать это, заставить забыть против воли самого сновидца он не мог, но его ничто не останавливало. С лёгкой улыбкой на губах Безумец вспоминал, как из раза в раз слышал про «отпустить боль» и столько же раз отвечал, что настырный дух ничего не добьётся и шёл бы он лучше помогать целителям, тем более находиться рядом с магом энтропии, кем и является мужчина, для любого духа смертельно опасно. Но Сострадание не ушёл. Эти сказочные существа сказочно упрямы и порой до собственного уничтожения будут стараться добиться того, в чём увидели свои добродетель и предназначение. «Что же с тобой стало? — теперь задавался вопросом хромой маг, — пережил ли все эти тринадцать веков?». Если пережил, то, наверное, точно поумнел и не полез бы больше в недремлющий мир к опасным магам школы духа или энтропии. Только пережил ли? Пришёл ли он в день ритуала? Ведь тогда жрецами было совершено самое большое жертвоприношение в истории Тевинтера, что не могло не оставить след в Тени. И это ещё, не считая сотворённой там магии, изуродовавшей само мироздание, мировых законов. Если дух там и был, то никаким образом он бы не пережил творившийся хаос, сбежал бы (как бегут ныне все духи от Бреши), если бы не успел — погиб, или сошёл с ума от боли и страха тысяч умирающих эльфов, став демоном…

— Да, мы вместе хотели освободить магов от угнетения. Но после взрыва церкви Справедливость исчез.

— Не исчез, а убит. Он был подавлен твоей силой, расщеплён ею. Вполне ожидаемый исход для существа, оказавшегося не в своей среде. В Империи подобное не практиковалось, в разное время даже называлось еретичеством, поскольку существовало убеждение, что в Тени можно было обращаться только к Богам, а между духами и демонами не существует разницы. Известная практика существовала у южный варваров — аламарри. Но, насколько я знаю, они старались не держать долго духов в недремлющем мире, поскольку они не переносят наш мир, и либо ослабевают и уничтожаются силой мага, либо обезумеют и становятся демонами, а маг — настоящим одержимым. И второе случается с большей вероятностью. Тебе же, как видишь, повезло, но что именно тебе дало это слияние, сказать не смогу.

«Да ты и так уже всего наговорил!» — мысленно присвистнул Андерс от услышанного. Магистр оправдал все его ожидания. То, что он сейчас сказал, не знает никто в нынешнем мире, если только те самые аламарри, ну или дикие племена, от них произошедшие.

И это его-то Искатели называют «ненадобностью»?! Андерс аж задохнулся от возмущения.

— По моим наблюдениям, дух подавлял скверну в моей крови. И до сих пор я не слышал Зова. Возможно, даже получится прожить подольше.

Безумца заинтересовали его слова. По собственным выводам, к которым он пришёл после встречи с Алистером, мужчина решил, что и целитель из того же таинственного ордена, так как он вновь почувствовал рядом человека, заражённого скверной, и при этом он не выглядел больным, как Феликс.

— Что ты имел в виду под «пожить подольше»? Разве у Стражей не иммунитет к скверне? — вот что больше всего удивило сновидца, ведь тот же Алистер, который прожил со скверной в крови как минимум десять лет, выглядел живее некоторых живых.

— Иммунитет временный. Как мне говорили, около двух-трёх десятков лет скверна не даёт о себе знать.

— А потом начинается обращение в вурдалака?

— Да. Тогда-то Страж, по традиции, и отправляется в свой последний поход на Глубинные Тропы. И ты, кстати, выглядишь, как Страж, чей строк подошёл к концу, но который решил дожить свои дни по-человечески, — судя по тону, с каким говорил Андерс, сам он не желал следовать описанной им традиции, когда его время наступит.

— Кто из ваших мог бы опровергнуть мою причастность к Стражам? — тут же ухватился Безумец за мысль об ещё одном прикрытии для себя.

Андерс, имея ещё больший опыт жизни беглеца, догадался, к чему был этот вопрос, но решил не утаивать. Всё-таки Хоук просил оказать и другую помощь, не относящуюся к лечебной деятельности.

— Да, в принципе, никто. Люди, заражённые скверной, — это или Стражи, или вурдалаки. На второго ты ещё не похож. А если тебя решит допросить сам местный Страж-Командор, всегда можно оправдаться провалами в памяти, со «старикам» это случается. Ну, или своим бегством из ордена и нежеланием быть к нему причастным. Это не редкость, ведь Право Призыва никому выбора не даёт, а будущее у Стражей, сам видишь, не светлое.

— Теперь понимаю, почему такая секретность, — заметил Безумец, получив подтверждение своему старому предположению о том, что орден, который столько веков борется с Мором и о котором и поныне почти ничего неизвестно, точно не может быть сборищем обычных вояк.

— Секрет Посвящения и вытекания из него нашей устойчивой к скверне, но недолгой жизни — всего лишь один из множества. Уверен, Первый Страж в Вейсхаупте над тайнами трясётся, как дракон над выводком, и носа во внешний мир не кажет. Не зря говорят, что андерским только бы политикой заниматься, а не орденом командовать, — хмыкнул Андерс и был прав.

Случился Пятый Мор, а где мобилизация Стражей? А нет её — вон есть два новобранца, пускай и воюют. В Ферелдене послеморовые волнения порождений тьмы? Вот вам одного Стража из Орлея — успехов. В сверхсекретной тюрьме что-то творится? Ай, да и ладно, авось Защитник, как и его папаша, на огонёк заскочит, во всём и разберётся. Ферелденские и орлейские Стражи пропали, ходят слухи, что они участвовали в теракте на Конклаве? Ой, ну подумаешь, ребятки решили поразвлечься, я что наказывать их побегу? Первый Страж я всё-таки или нет?

— Посвящение? — сразу же ухватился Безумец за неизвестное, но очевидно важное для Стражей слово.

Андерс ответил не сразу. Всё-таки все их секреты не должны выходить за пределы ордена. Но с другой стороны, перед ним сидит вполне себе настоящий Страж, и если бы не Хоук, целитель бы так в это и верил. Так что фактически никакая клятва не нарушена.

— Ритуал, через который проходят все рекруты. Пьют каким-то образом обработанную кровь. Это точно кровь порождений тьмы, но слышал догадки, что там подмешивают и лириум, а то и кровь самого Архидемона.

То, что это магия крови, Безумец догадался, но всё-таки хмыкнул, поскольку посчитал подобный ритуал очень… специфичным. Он даже не мог представить, в каком отчаянии были люди во времена Первого Мора, чтобы такую ядрёную смесь составить, а потом ещё и проглотить. И всё же это хоть какая-то оригинальность, в отличие от тех «магов» крови, которые порезали руку и уже возомнили себя магистрами.

— Предполагаю высокую смертность от подобного ритуала.

— В точку. Когда я его проходил, из нас троих погиб один. Слышал, что на Посвящении Героя Ферелдена из троих погибли двое.

— Слишком большая цена за простой иммунитет к скверне. Во время Пятого Мора и обычные солдаты продуктивно сражались. Вероятно, есть ещё какие-то преимущества, которые помогают и даже необходимы во время Мора или против Архидемона? — задумался Безумец, вспомнив замеченную во время изучения хроник странность, почему каждого архидемона убивал именно Серый Страж. Для обычной вероятности «просто рядом бился» слишком уж систематическое количество совпадений.

— Если и так, то мне об этом ничего неизвестно. Зная весь этот уровень секретности, предположу, что вне Мора тактики борьбы с ним известны только командорам, — пожал плечами Андерс, его, в отличие от магистра, секреты ордена не интересовали с тех пор, как он его покинул.

Хотел было Андерс подумать, что рассказать ему о Стражах больше нечего, и закрыть эту не самую приятную для него тему, однако вдруг в его голову всплыли те воспоминания, которые он так давно хотел забыть.

— Пожалуй, могу припомнить ещё кое-что, что мы однажды обнаружили и из-за чего потом вейсхауптские Стражи нас допрашивали не по одному разу, — с хитрой ухмылкой произнёс Андерс, увидев, что эффект он произвёл ожидаемый и магистр был весь во внимании его слов.

В дальнейшем некоторое время Андерс потратил на пересказ событий, развернувшихся в Ферелдене, в эрлинге Амарантайн, вскоре после Мора. Рассказал о приключениях отряда под командованием ферелденского Стража-Командора, о встрече с разумными порождениями тьмы и, как потом выяснилось, их создателем.

— Он заявлял, что хочет создать «единую расу», заразив скверной всех живых. Помню, проверяющие потом отмахивались, мол, он, очевидно, безумен, нёс бред — его намерения не особо-то и интересны. Только, говорю тебе, безумцы, а уж тем более обычные мало разумные порождения тьмы, не создают самых настоящих лабораторий и не отравляют архидемонов.

— Что-нибудь известно о нём самом?

— Только с его слов. Говорил, что причин своего отличия от других порождений не помнит. И себе подобных не встречал. То-то я потом удивился, когда Хоук рассказывал о Корифее, подумал, что нашлось его подобие. Ах, да, он называл себя Архитектором.

Андерс увидел, что от последнего слова до этого вроде бы заинтересованный, но спокойный собеседник вздрогнул и даже сглотнул.

— Знакомы? — понял причину такой реакции целитель.

— Да. Если учитывать, что меньше года назад мы сидели в саду его дворца, выпивали и обсуждали элвенанскую архитектуру. Он проектировал следующий храм Уртемиэля и хотел соединить наше зодчество с эльфийским, чтобы подчеркнуть, что Древним Богам преданы и эльфы, — говорил Безумец, а самому уже и не верилось, что, по его ощущениям, всё это действительно было так недавно… и что это вообще когда-то было.

— Думаешь, это он и есть?

— По твоим словам, он был похож на Сетия, значит, вариантов не остаётся, — прикрыв глаза, вздохнул магистр. — Вы не приняли его предложение о сотрудничестве?

— К счастью, нет. Убили.

— Уверены?

— Он был мёртв, — пожал плечами Андерс. — Да и впоследствии проверяющие Стражи ничего на Глубинных Тропах не обнаружили, даже лаборатория оставалась нетронутой.

На этом разговор не продолжился, Безумец полностью ушёл в свои мысли, даже о читаемой книге забыл. Закрыв глаза руками, он старался осмыслить всё услышанное.

Мужчина уже как-то свыкся с мыслью, что это тысячелетие пережили только два мага, о судьбе остальных не было смысла задумываться, потому что ему никогда не узнать, легче считать, что они просто сгинули в забвении веков. И теперь он узнает, возможно (Возможно? Да всё сходится!), о судьбе ещё одного жреца. И она его пугала. Тринадцать веков. Тринадцать веков он ходил по Глубинным Тропам. Это свело его с ума, он не выдержал, всё забыл, начал воспринимать себя детищем скверны. Но ведь изначально, после возвращения из Тени, он наверняка, как и Сетий, хоть сколько-то осознавал себя. Сколько? Сколько он провёл в сознании, помнил оборвавшуюся в родном мире жизнь, свершённую и уже непоправимую ошибку, взывал за помощью к Богу, который и толкнул на этот роковой шаг его, всех их, весь мир и который ему больше никогда не ответил? Неисчисляемое количество лет…

Оглядываясь на всё это вновь, Безумец с потрясением понимает, что, Пустота его побери, как же ему всё-таки повезло. Нет, в Тени он не спал, не впал в чёрное беспамятство. Он помнил безвременный мёртвый ритм места, в котором пробыл, помнил безмолвное ожидание неизвестности, длившееся по ощущениям вечность. И магия… Дикая своевольная чужая магия, которая должна была его убить, но которая только сплеталась с ним, с его магическими силами, от рождения искажёнными экспериментами. Но в Тени маг практически не осознавал себя, не помнил прошлой жизни, не понимал ошибок и не видел последствий. Так что его заточение не идёт ни в какое сравнение с пытками, которые ждали жрецов, вынужденных проживать каждый чёртов день следующие несколько веков.

Na via lerno victoria.

«Только живым ведома победа», — любимое изречение каждого имперца. Но даже эти слова исказил тот ритуал. Возвращение живыми из Тени обернулось для жрецов совсем не победой…

Глава 22. Ой, в моём садочке

Комната на первом этаже поместья была большой, вероятно, архитекторами подразумевалось использовать её в качестве малого бального зала или столовой, однако сейчас она была отдана под спальню всего лишь одного человека. Хотя точнее будет сказать, что под конкретно спальню здесь было выделено минимальное количество площади: вся мебель сдвинута поближе к двери. Всё остальное же пространство комнаты заняла оранжерея. Настоящие джунгли из горшков и растений. Не знаешь, как тут ходить — заблудишься. Единственной, кто знал об этих «домашних джунглях» всё, была их хозяйка.

Этим поздним вечером, когда не только все домочадцы, но и слуги легли спать, молодая девчонка бродила среди своего маленького рая с лейкой в руках, поливая зелёных подопечных. Этот маленький, но уже разросшийся сад — её рук дело, любимое и главное увлечение.

В своё время отец так умилялся, когда привозил своей младшей единственной дочурке разные красивые цветочки в горшках, которые считались эльфийскими. Откуда же ему было знать, что это баловство не будет отдано слугам на попечение, а потом, завянув из-за неправильного ухода, выкинуто, а, наоборот, станет увлечением для юной магессы. В её руках это удивительное наследие древних мастеров не только выжило, но и разрослось во всю свою первозданную красоту.

Никто не понимал, откуда у девочки взялась такая страсть к садоводству. Наверное, от прошлых поколений, как минимум того, чьи книги и личные дневники по изучению эльфийских растений хранились в библиотеке из уважения к предку и по которым девушка ныне училась. Впрочем, её мать тоже любила цветы, да только не умела она за ними ухаживать: от её ухода вяли на клумбе даже неприхотливые, по сравнению с некоторыми творениями древних селекционеров, розы. Зато у юной магессы всё получалось поразительно легко. Да только не одобряла семья её увлечения. Во-первых, негоже леди самой копаться в земле, когда для этого есть рабы. А во-вторых, эта семья была из тех, кто считал сады пережитком элвенанской эпохи. Пара клумб как прихоть матери, да небольшой сад с фруктовыми деревьями и беседкой, куда не стыдно было отвести какого-нибудь гостя и о котором заботились бы исключительно слуги, и рассадить там пару видов полудиких неприхотливых эльфийских цветов, так для экзотики — этого было достаточно. И уж тем более не надо эту «формальность» засаживать более редкими эльфийскими растениями, которые и дорогие, и более требовательные, да ещё и капризные: попробуешь выкопать по незнанию какой-нибудь «лопух», а он тебя молнией хлестнёт.

Но уничтожить увлечение младшего ребёнка у главы семейства рука бы не поднялась, он разрешил и дальше пачкаться в земле, но только в пределах своей комнаты, подальше от посторонних глаз. Вот так и оказалась оранжерея в спальне девушки.

С любовью магесса смотрела на своих зелёных соседей по комнате. Ну, как можно не любить творения древних селекционеров? Ведь они уникальны, каждый вид выделяется какой-то удивительной особенностью, и все до одного они магические. Разве дорогое неживое искусственное убранство, которым украшены усадьбы более влиятельных и успешных коллег отца и к которому он так же из соперничества стремится, может быть лучше живых созданий, способных своей уникальностью затмить любое богатство? Видимо… лучше, раз на её увлечение смотрят лишь со снисходительностью, словно на шалость ребёнка, баловство. Вон старший брат, наследник отца, дождаться не может дня, когда сестру наконец-то выдадут замуж, чтобы избавиться от всех «сорняков» и использовать комнату по изначальному назначению или для своих нужд.

Вечерний ежедневный полив пришлось приостановить, когда её огненно-рыжие кудри вдруг стали заложниками игривого вьюна, который на правах главного любимца захватил своими стеблями и все стены, и потолок. Девушка захихикала и поспешила высвободить волосы из зелёного плена. Вьюн, словно разумный, понял, что причинил неудобство, не стал путать и без того непослушные волосы, а обвился вокруг пальцев девчонки. Ему нужно было единственное, через что он понимает этот мир, чувствует свою хозяйку, — магия. И юная магесса поддалась настойчивому вьюну и призвала лёгкое заклинание из созидательной магии. Тёплый свет, который пришёл вместе с магией, окутал её руку. Вьюн этого и ждал, а потому тут же принялся поглощать магию, заодно всё больше обвивая руку девушки; вскоре стебли добрались даже до локтя.

Это растением тем и опасно, что, заигравшись, способно было убить своего хозяина. Либо обовьёт мага до обездвижения, начнёт подпитываться и, не понимая, где граница между добровольно отданной магией и уже жизненными силамичеловека, тем самым просто долго и мучительно будет убивать, либо просто стеблями удушит. Но девушка всегда сохраняла осторожность. Стоит вьюну в погоне за дармовой энергией удумать взбираться по руке выше, так тут же яркий свет начинал враждебно краснеть, становилось уже не тепло, а горячо, и вот-вот на ладони магички вспыхнет пламя, обжигая стебли и листья растения. Вьюн такое изменение в получаемой магии понимал всегда правильно и тут же возвращал стебли обратно.

На самом деле вопреки впечатлениям у этого растения нет разума. Его не то, что нельзя считать питомцем наравне с собакой, а даже с не шибко умным попугаем, сидящим в клетке, его не было смысла сравнивать. Его привязанность к одному магу, только подпитываясь от которого, он может полноценно функционировать и цвести, скорей всего была попыткой элвен защититься от кражи. Были предположения, что древние селекционеры создавали новые растения в том числе и для соперничества между собой. Вот и создатель вьюна не захотел, чтобы выросшие экземпляры перетащили в свои сады коллеги, поэтому привязал его к ауре одного хозяина.

Представленная картина, как два великовозрастных эльфа бегают друг за другом с лопатами наперевес, повеселила девушку. С другой стороны, вдруг так всё и было? Элвен же жили множество веков, даже тысячелетие для них не предел, так что каждый справлялся со скукой по-своему. А то, что они скучали в своём бессмертии, разум человека, живущего не больше века, не сомневался.

Всё настроение сошло на нет, когда мысли юной магессы вырвались из путаных ветвей оранжереи и напомнили ей о реальности. А в этой реальности она как выросший из детского возраста ребёнок знатного дома должна выполнить свой долг — выйти замуж за того, кого ей подобрал отец, покинуть родную семью. И как это часто и бывает с её сверстниками, этого брака хотелось избежать любой ценой.

Почувствовав, что вместе с настроением, изменилась и магия хозяйки, стала холодной, вьюн отступил, вскоре уже освободив от стеблей её руку. Девушка посмотрела на догадливый «сорняк» с горькой улыбкой, а потом осмотрелась по сторонам, на созданный собственными усилиями сад. Как только будет свадьба, как только её увезут в другую семью, эти растения уничтожат, а она навсегда будет вынуждена отказаться от своего любимого дела. Это здесь ей потакали, позволили заниматься тем, чего никак не ждут от младшей дочери слабого по влиянию рода и мага ничем не выдающейся силы, — её дело выйти замуж и родить детей. А там… там другие нравы, совсем другая семья, семья потомственных военных. У детей в таких семьях только две дороги: либо пойти по стопам предков служить Империи, либо, получив благословение Древних Богов, родиться и магически, и умственно одарённым и отправиться служить науке. Девушке же во время знакомства с будущими родственниками прямо с порога сказали, что единственное, на что она может в этом доме рассчитывать, так это на пяльцы и нитки для вышивания. Конечно же, о разведении диковинных, зачастую не полностью неизученных, а оттого, возможно, и опасных древних растений и речи быть не может. И никого не волнует, что найти общий язык с природой у неё получается лучше, чем у иных квалифицированных садоводов.

Ещё и будущий муженёк смотрел на неё так, будто это её вина, что его заставляют жениться на девчонке со странными увлечениями. Видимо, своему отцу, солдафону с головы до пят, что-то сказать против он побоялся и решил отыграться на ней. Но девушку это ничуть не напугало. С ухмылкой она подумала, что если он и после свадьбы лицо попроще не сделает, то она точно ему слабительное в еду подмешает, на территории их усадьбы тоже есть сад, так что найдёт, из чего сделать.

Вдруг про мысли о собственной незавидной судьбе и мести тому, кого она не желала бы больше видеть, как и он — её, пришлось забыть. В такое время в поместье держалась сонная тишина, а потому раздавшийся неожиданный грохот в зарослях в дальней части комнаты заставил девушку даже подпрыгнуть от неожиданности. Хорошо, что она лейку не держала в руках, а то так бы и облилась.

Судя по звуку, разбился цветочный горшок, и волноваться не о чём. Но девушка всё равно не позволила себе легкомысленно забыться. Грохот раздался как раз в той стороне, где было открытое окно, что уж очень подозрительное совпадение. Да и вьюн как-то лишне зашевелился, будто старался отползти от раздражителя, а любого, кто его коснулся, кроме хозяина, он будет считать раздражителем.

Надо было скорее бежать закрывать окно, пока на шум кто-нибудь не прибежал и не увидел, что девчонка ослушалась отцовского наказа. Ей ведь не позволялось открывать окна по вечерам и без присмотра стражи, чтобы кто-то посторонний не проник. Но каждый вечер она всё равно это делала, потому что растениям нужен свежий воздух. Однако сейчас она правильно подумала, что прежде, чем бежать, надо бы прихватить с собой посох.

Оказавшись на месте, магесса осторожно осмотрелась. Вот парочка разбившихся горшков, рассыпавшаяся по полу земля, там же лежали и бедные цветы, которым разрушили их местообитание. А вот и окно, всё так же открытое наполовину. На первый взгляд ничего подозрительного, и посторонних нет. Так что девчонка поспешила побыстрее закрыть окно.

Вовремя, потому что вдруг неизвестные всадники показались вдали, на въезде на территорию поместья. Буквально через секунду девушка уже слышала за стеной крики капитана их стражи, поднимающего своих подчинённых по тревоге. Нападение на поместье? Навряд ли. Редко встречаются такие ненормальные, которые бы решили штурмовать дом магистра. Да и всадники выглядели прилично. Тоже чья-то охрана? Ищут кого-то?

От последнего предположения девушка тут же обернулась и решила ещё раз осмотреть место погрома только при улучшенном освещении благодаря призванному виспу. Не зря. При свете сразу стало видно, что на полу помимо земли была ещё и кровь. Значит «вор» всё-таки проник в поместье. От этого открытия на секунду девушке стало страшно, захотелось закричать, чтобы сюда кто-нибудь пришёл: отец, братья, охрана или чужие всадники, — неважно, главное не оставаться один на один с неизвестным. Но только на секунду. А потом разум девчонки захватил порыв юношеского стремления к авантюрам и любопытство. Ещё бы не любопытство! Вечер так интересно расходится!

Разбились горшки, потому что посторонний благополучно не смог влезть в окно, а свалился с подоконника. А судя по большому количеству крови, он сильно пропорол себе руку черепком. И вновь поднялся на ноги он не быстро, отпечаток кровавой ладони на полу говорил, что он как минимум дважды вновь падал. Слишком уж неуклюжий для вора, который бы осмелился обворовать магистра, поэтому девушка вернулась к мысли, что те всадники действительно ищейки, а к ней забрался объект их поиска.

Покрепче обхватив посох и призвав заклинание, которое поможет ей лучше следить за Завесой на случай, если посторонний решит атаковать первым, девушка отошла от окна и снова скрылась в оранжереи. Ей захотелось самой увидеть неизвестного.

Нарушитель сегодняшнего покоя нашёлся быстро. Пройдя в дальний угол комнаты, который её вьюн особенно облюбовал и выстроил из своих стеблей целую плотную стену, там она и нашла незнакомца. Осторожно выглянув из-за листвы, девушка вскоре увидела его. Это был не вор и даже не perrepatae — убийца магов — а обычный юноша, едва ли старше её самой.

Девушка его узнала. Нет, лично они не встречались, но однажды на каком-то приёме она обратила на парня внимание, когда рядом стоящий отец со своим знакомым стали слишком уж громко возмущаться от несправедливости, что одни дома поколениями получают благословление от Древних Богов на рождение фантастически одарённых наследников, а другие продолжают выживать на задворках элиты.

Страх и осторожность прошли. Девчонка уже и не думала звать на помощь взрослых, а решила сама показаться ночному вторженцу. Ей стало любопытно, как маг из столь влиятельной семьи докатился до положения, в котором она его и нашла.

На вынырнувшую из листвы девушку парень глянул с удивлением, со страхом, вздрогнул, а потом постарался ползти, но неудачно, потому что позади него уже была стена и недовольный вьюн, чьи стебли он придавил. От такой реакции магесса даже хихикнула: «Он действительно думал, что такой погром никто не услышит и его в этих зарослях не найдёт?».

Однако неудачное бегство юнца закончилось ещё раньше, чем он осознал, что нашедшая его девчонка с огненными волосами не солдат, от которого он бежал. В один момент раненая рука дала о себе знать, и парень, зашипев, инстинктивно её обхватил.

— Давай помогу, — смело произнесла магесса и подошла к незваному гостю.

А чего его бояться? Опасно парень не выглядел, а вот жалко — даже очень. Пусть одет он прилично, в хороший походный костюм, да только весь перепачкан пылью и грязью, а сам ужасно уставший, тяжело дышал со свежими ссадинами на лице. Кажется, его скинули с коня, а потом он бегом спасался от преследователей.

Аккуратно обхватив руку парня, она уже хотела призвать лечебное заклинание, однако в последний момент юноша её останавливает.

— Не надо. Он заметит магический след.

— Кто? — удивилась девушка отказу, ведь рана его была страшной и требовала наискорейшего лечения.

— Мой отец.

Не став с парнем спорить (всё-таки возможности своего отца он точно знает лучше неё), магесса отстранилась, но всё равно постаралась придумать, чтобы сделать с его рукой, чтобы остановить кровотечение, пока он тут всё не запачкал. Вскоре, придумав, девчонка снова скрылась среди листвы своего сада, а вернулась уже со стеблем какого-то растения, который она усердно мяла в руках, чтобы получить имевшийся в его мякоти сок.

Судя по скептическому взгляду парня, очевидно, он не понимал, что она принесла и для чего, и уж тем более он усомнился, что какой-то травкой можно было как-то справиться с такой раной. Ясно, что траволечением он не увлекается.

— Уж не говори, что тебе никогда не давали настойки, хотя бы из эльфийского корня — не поверю. А они, к твоим сведениям, все настояны на травах, — юную садовницу же оскорбил такой взгляд парня. Всё-таки не ему, чьё состояние руки сейчас полностью зависело от неё, смотреть со скепсисом.

— Так настойки готовятся по рецептам, а это… просто ветка, — пожал плечами юноша, но руку не убрал.

— Не ветка, а стебель, — со знанием дела произнесла магичка, но, не получив возражений или препятствий для реализации своей идеи, не стала продолжать этот спор.

Присев рядом, магесса начала обматывать ставшим мягкими стеблем руку парня. Когда сок неизвестного целебного растения попал на глубокую рану, юноша почувствовал жжение, поэтому зашипел. Но пока никакого целительного чуда не происходило, сок только больше раздражал ранение, чем помогал. Однако всё изменилось, когда магесса закончила бинтование, убедилась, что достаточно сока попало в рану, а потом обхватила руку парня уже своими и начала читать заклинание. Вспыхнул лёгкий огонёк, который хоть и был горячим, но не обжигал. Этого было достаточно, чтобы сок чудного растения стал сначала вязким и липким, а потом начал твердеть, превращаясь в прозрачную плёнку.

Подобная смена агрегатного состояния у растительного вещества, однако, не далась парню без последствий. Прошлое жжение оказалось только началом. Страшная боль, пронзившая раненую руку, продирающая до самых костей, пришла настолько неожиданно, что даже стиснутые до оскала зубы не смогли удержать крик. Спасла парня от моментального разоблачения девчонка, которая больше на инстинктах среагировала и поспешила закрыть его рот рукой.

Так они и просидели: он бился в неосознанном желании убрать преграду в виде руки и сказать всему дому, как ему больно, она же не менее упорно старалась не дать ему выполнить эту задумку, заодно держала его руку, чтобы своими рваными движениями он всё не испортил. Продлилось это ровно до той поры, когда боль начала отходить, заменяясь на то же обычное жжение, и возвращать в голову здравые мысли.

Когда паника прошла, а звуки происходящего не покинули пределы комнаты, не дав заподозрить ищейкам неладное, оба юнца уже осознано глянули друг на друга. Вот тогда-то и пришло запоздалое понимание всей пикантности происходящего. Заодно они наконец-то обратили внимание, что девчонка-то сидела перед парнем в одной ночной рубашке, а это практически равносильно тому, что если бы она была обнажённой.

Реакция после такого «откровения» вышла незамедлительной: они словно поражённые молнией поспешили отстраниться друг от друга подальше.

И теперь магесса сидела на полу, перебирала в руках подол рубашки и старалась спрятать глаза и красные от смущения щеки. Юный маг же из приличия отвёл взгляд, сделал вид, что упорно изучает свою руку. И хотя там действительно было, на что посмотреть, учитывая, что жгучая плёнка полностью закупорила рану, остановив кровь, только вот столь же горящие щёки говорили, что мысли его были о другом.

— Чуть не выдал себя, — спустя какое-то время произнесла магичка. Но это не было придиркой или насмешкой. Скорее она сказала первое, что было у неё на уме, чтобы хоть как-то сменить тему и справиться со смущением.

— Могла бы и предупредить, — сын магистра ответил с той же целью.

— Думала, вытерпишь. Конный отряд, который за тобой охотится, будет уж точно пострашнее этой боли.

В ответ на лице юноши просияла широкая улыбка, такая задорная и довольная. Кажется, этот побег и все его трудности только подогревали его юношеский азарт. Девушке задор парня понравился. Очевидно, он абсолютно не жалеет, что встал на путь беглеца. А уж какой живой энергией горели его глаза, хранящие столько планов на его ныне свободную жизнь — одно загляденье. Кажется, так же горели её глаза, когда она начинала мечтать однажды прогуляться по берегу вечернего моря, вдыхая солёный воздух свободы от отцовских планов на её жизнь. Только вот, в отличие от неё, у парня были все шансы увидеть то, о чём он мечтал, если, конечно, сегодня его не найдут.

— Спасибо, — поблагодарил юный маг и не стал устраивать спор из-за выбранного девчонкой способа лечения. Всё-таки её способ сработал, как надо, даже боль была заглушена жжением. В ответ он получил скромную улыбку, которая почему-то для юнцов стала поводом для нового покраснения щёк от смущения.

Пока два молодых человека спрятались среди растений оранжереи, вокруг, за пределами комнаты, поднялось небывалое для подобного позднего часа оживление. Конный отряд, увиденный девушкой на границе земель поместья, уже оказался тут и по разрешению хозяина производил обыск как внешней, так и внутренней территории дома.

Вскоре и эта комната оказалась вовлечена в общую суету, когда, наконец, в дверь спальни весьма громко и настойчиво постучали. Вытащенные из невинных мыслей громким звуком юнцы с удивлением, постепенно переходящим в страх, переглянулись. Спешно, подавляя панику, они старались придумать, как выйти из этого положения. Впрочем, молча отсиживаться здесь — уж точно неверное решение, поэтому магичка поднялась и уже собиралась покинуть сад, чтобы показаться, как вдруг парень схватил её руку.

— Не выдавай, пожалуйста, — эта искренняя просьба не требовала ответа, поэтому юноша, убедившись, что его услышали, не стал больше задерживать хозяйку комнаты и остался сидеть здесь и ждать. Всё равно ему бежать некуда: на улице солдаты обнюхают каждый куст, даже буквально, лишь бы избежать гнева магистра.

Девушке эта спешка не помешала заметить, как сменилось настроение парня. Да, очевидно, успех собственного побега его радовал, но он точно не легкомысленный. Юноша боялся, не хотел быть пойманный и понимал, что сейчас огромный шанс этому произойти, потому что любое лишнее слово девушки (даже сказанное неосознанно) приведёт к его разоблачению.

Ответа на свою просьбу он и не требовал, вот девчонка и не стала отвечать, давать обещание, а только кивнула, подтвердив, что он был услышан. Заодно вовремя она заметила, что и её руки, и даже частично рубашка оказались в крови. Так что ей пришлось срочно бежать к окну и грязью замазывать эти следы. Грязь ещё хоть как-то можно объяснить, а вот кровь выдаст сразу.

Возвращаясь назад, магичка не могла не думать, как правильнее стоит поступить. Да, парень попросил его не выдавать, и именно ей придётся врать в лицо своему отцу, его прикрывая. Вполне может получиться, да только есть ли в этом смысл? Дети магистров, не согласные с планами отцов на их будущую жизнь, всегда с придыханием следили за судьбами своих сверстников, которым хватило или смелости, или безрассудства, чтобы побегом выразить свой протест против решений старших. Девушке тоже были известны подобные случаи как давних, так и нынешних (в пределах последних нескольких лет) времён. Это позволяло со статистической точностью увидеть, что подобные протесты очень часто заканчиваются печально. Чаще всего дети знати не готовы были столкнуться с реальной жизнь, остаться без защиты влиятельной семьи, начать заботиться о себе самостоятельно, и поэтому спешили, согласившись на любой позор, вернуться обратно. Нередко эти дети заканчивали свою недолгую свободную жизнь в тёмном переулке у какой-нибудь таверны с перерезанным горлом. Так что чуть ли не по пальцам одной руки можно было посчитать тех, кто правильно распорядился свободой, пережил травлю магистров, которые считали, что такие юнцы оказывают плохое влияние на всю молодёжь, смог устроиться в этой жизни и даже хоть в чём-то не потерять былое влияние, не став рабом или чернорабочим.

И тогда при такой статистике, какой у сегодняшнего вторженца в её спальню шанс успешно пережить свою же авантюру? Очень маленький. Вот поэтому девушка и подумала, что, может, стоит его выдать, спасти его жизнь? Всё-таки чем быстрее его найдёт отец, тем больше шанс, что он окажется снисходительным к своему отпрыску и не только прилюдно не опозорит, оставив в семье чуть ли не на правах раба, а даже оставит его наследником рода, списав этот побег на подростковый возраст, очень неспокойный период взросления.

Однако стоило девушке выйти из своего сада, как вдруг сходу она наткнулась на двух мужчин, решивших не ждать открытия двери хозяйкой комнаты, а вошли сами. Одним из магистров оказался её отец, а вот второй отец беглеца — об этом девушка догадалась сразу, поскольку за её спиной, среди растений сейчас пряталась его полная копия, только моложе. И от одного лишь вида этого человека магесса окаменела на месте от страха, напрочь забыв о своих размышлениях.

Образ этого человека страшен, его боялись коллеги по Магистериуму, предпочитали лишний раз с этим магов вообще не пересекаться. Его непоколебимый высокий силуэт возвышался над любым собеседником. Породистого лица никогда не покинет строгость, властность; он даже первым людям Империи (Жрецам или архонту) оказывал лишь минимальное почтение, необходимое, чтобы не быть казнённым на месте за оскорбление владык, но не достаточное для признания их превосходства над собой. Его угольно чёрные волосы любому покажутся струящейся тьмой. А уж чёрные глаза… глаза самой Бездны, смотреть в них побоится любой. А завершал этот демонический образ чёткий отпечаток в его ауре (из-за чего духи от него буквально убегают в ужасе) от загубленных жизней рабов. Но этот отпечаток появился отнюдь не из-за количества убитых (иные магистры на ритуалах убивали на порядок больше), а из-за способа убийства. Ведь его жертвы в страшных мучениях умирали от проделываемых над ними экспериментах, а что уж он там делал с ними во время своих экспериментов, даже иной магистр не захотел бы знать.

Ходят слухи, будто бы во время своей молодости маг загорелся идеей доказать, что сила магического дара это не только благословление Древних Богов, а то, на что и они, люди, сами могут повлиять. И не просто доказать — а даже разработать такой способ и получить его «результат» — ребёнка необычайной магической одарённости — и без этих ваших «благословлений». Видимо, его идея далеко зашла за порог юношеских фантазий, раз однажды вмешались даже Верховные Жрецы, угрожая казнить как еретика, если исследования его не будут заброшены.

Точно неизвестно, было ли это вообще на самом деле. В будущем магистр повзрослел, женился, остепенился и ни разу не дал повода заподозрить себя в каких-то опасных исследованиях. Только вот его враги не могли забыть провокационный факт его биографии и с радостью не разносить новость о том, что Боги всё-таки не простили ему еретических помыслов юности. Иначе нельзя никак объяснить, почему у него, отпрыска семьи сильных потомственных сомниари, оба сына родились с позорнейшим по силе магическим талантом.

За такой позор не мог не зацепиться Магистериум. Оставался лишь вопрос времени, когда магистры шакалами набросятся на конкурента, объявив весь его дом отныне проклятым и опустив сохранявший веками свою силу и влияние род в самые низы знати, а то и вообще развалив его. Потенциальные кандидаты занять место без пяти минут павшего дома уже начали противостояние.

И какого же было всеобщее удивление, когда спустя несколько лет сидевший у многих в печёнках магистр объявил о существовании третьего сына, магический потенциал которого не только поубавил аппетиты соперников, а заставил любого знающего терять челюсть от удивления.

Девушка тогда была ещё мала, чтобы понимать весь этот мир высшего общества и его интриг, но старший брат рассказывал, что отец ещё никогда так не бесновался, как в тот день, как и другие магистры, которые надеялись, что с падением чьего-то дома у них увеличится шанс возвысить свой.

Очевидно, спустя несколько лет правила игры в очередной раз кардинально поменялись, когда третий сын магистра, наследник и буквально будущее рода, сбежал. «А всё-таки Древние Боги справедливы. Дали силу третьему его отроку, а он всё равно непутёвым и неблагодарным вырос», — вновь заулыбались интриганы, вспомнив старые планы.

И, конечно же, ничего удивительного, что магистр бросит все имеющиеся силы на поиски и возвращение своего наследника. Так что сегодняшним вечером он точно не будет добродушным гостем. Горящая внутри мужчины ярость как раз и отразилась в его глазах, что и напугало девушку.

Вид показавшейся из оранжереи дочери удивил хозяина дома. Во-первых, она была в ночной рубашке, а её не должен был видеть ни один мужчина, даже он, отец, что уж там говорить про постороннего. Во-вторых, её запачканный грязью вид был не менее позорным, недопустимым для леди. Магистру чуть плохо не стало от мысли, какие пойдут сплетни, если посторонний свидетель кому-нибудь расскажет о том, что сейчас видел, однако мужчина предпочёл отмалчиваться и дальше. Коллеге что-то сказать или заставить отвернуться он по многим причинам не осмелился. Да и приятные мысли о солидной сумме обещанной компенсации за предоставление полного доступа к дому и его осмотр останавливали его от желания как-то помешать гостю. Только такие, как этот магистр, могли позволить себе спокойно разбрасываться огромными суммами, а вот хозяин дома привык считать каждую монетку.

К счастью, страшного мага неподобающий вид девчонки никоем образом не волновал. Пока его солдаты осматривали другие комнаты, он искал беглеца, преимущественно следя за волнениями Завесы, чем полагаясь на собственные глаза.

В дальнейшем девушка всё-таки была вынуждена отвечать на вопросы. Пряча глаза, чтобы не столкнуться взглядами с тем, кто её напугал, магесса начала рассказывать. И объяснила свой грязный вид попыткой убрать абсолютно случайно разбившийся горшок с цветком. И заверила в отсутствии в комнате постороннего. И сердечно поклялась, что, как и приказывал отец, все окна были плотно закрыты.

Её ложь вышла неидеальной, знающие её люди могли заподозрить неладное. Кажется, отец это заметил, но оправдал все странности в поведении дочери волнением от присутствия чужака. В конце концов мужчина её понимал, потому что сам, очевидно, побаивался позднего визитёра.

У магистра не было причин верить словам девчонки, как, впрочем, и причин обвинить её во лжи. И это злило мага. Оказавшийся вскоре на пороге комнаты ответственный за поиски внутри дома солдат сообщил, что беглец не обнаружен, и радости хозяину совсем не прибавил. Чуть позже прибежал и второй солдат с тем же итогом поисковой деятельности на придомовой территории. Это заставило магистра уже зверскими от ярости глазами глянуть на подозрительную девчонку. Девушка под тиранией демонических глаз задрожала, потеряла обязательную для леди осанку, вся сжалась, схватилась за подол рубашки, пачкая его ещё больше грязными руками, но свои слова не изменила. От мысли выдать парня не осталось и следа. Не-е, она точно не выдаст его этому монстру.

Ничего не добившись от юной магички, магистр высокомерно отвернулся, боле не считая её хоть сколько-то достойной его внимания. Мужчина глянул на нелепые заросли, как на единственное необследованное место в этом доме. Но от мысли пойти туда и поискать самому маг только нахмурился и даже, кажется, брезгливо передёрнул плечами.

К счастью, для чести юной садовницы вечерний гость не стал звать сюда своих солдат и отправлять их на изучение маленького сада, решил не тратить на это время. Вместо этого магистр вдруг покрепче обхватил посох и начал читать заклинание.

«Всё кончено», — ёкнуло сердце девушки от этой мысли. Она догадалась, что магистр вызывает одно из самых сложных духовных заклинаний. Мало того, что этот уровень во много раз превышает её собственный, так ещё эта магия должна позволить мужчине увидеть в Тени следы всех магов в округе, как хорошо они бы ни маскировались. Обмануть это заклинание могут только маги как минимум той же силы, что и призыватель. А таким, девушка была уверена, прячущийся юноша быть ну никак не может, хотя бы в силу своего молодого возраста. А значит, ещё несколько секунд, — и его обнаружат.

Девушка опустила голову, мысленно извиняясь перед таким неожиданным гостем её комнаты. Конечно, она сейчас не могла ни на что повлиять, но всё равно её пугали мысли, что же с парнем сделает такой монстр, как этот магистр, когда найдёт. Не зря ведь он сбежал, не от хорошей же жизни…

Когда заклинание было дочитано, все, кто хоть сколько-то понимал процессы Тени, а не только сам заклинатель, могли почувствовать изменения. Теперь в округе можно было увидеть присутствие любого мага, никто не утаится. Найдя след от ауры, который был похож на тот отголосок, который она почувствовала вблизи от парня, девушка обречённо вздохнула. Но буквально через секунду её уже поразила мысль о том, что след-то хоть и был, да только уж очень далеко, практически на границе этого сканирующего заклинания.

«Он сбежал?», — удивилась магесса, еле-еле удержав себя, чтобы не обернуться и не начать всматриваться вглубь сада. Девушка не могла понять, как парень, будучи раненным и вымотанным бегом, умудрился открыть незаметно окно, выбраться в сад и, скрывшись от ищущих его солдат, убежать. Иначе молодая магичка не могла объяснить, почему чувствовала его присутствие уже даже за территорией поместья, где-то в лесу.

Магистр пришёл к таким же выводам, но, кажется, удивился не меньше девушки. Видимо, он верил, что его непутёвый сын скрылся в этих зарослях и своим заклинанием хотел лишь убедиться, заодно уличить маленькую подельницу во лжи. Однако Тень говорила ему совсем о другом, и у мужчины не было повода сомневаться. Он ведь верил как в свои знания и силу, так и в силу своих заклинаний. Сопляк пусть и с огромным потенциалом, но до конца необученный не мог его обойти.

Солдат магистра, всё так же стоящий в дверном проходе, получил приказ от хозяина и тут же стрелой улетел строить своих подчинённых. Сам же магистр так же не медлил и без каких-то прощальных церемоний покинул комнату. Хозяин дома увязался следом, чтобы получить наконец обещанную оплату, напоследок только приказал дочери привести себя в порядок.

Девушка едва дождалась момента, когда голоса и топот тяжёлых сапог за дверью стихнут. А когда же это наконец-то произошло, она тут же, надевая впопыхах халат, чтобы больше не позориться, снова скрылась в зарослях своего сада. Найти место, где до этого отсиживался ночной вторженец, ей труда не составило.

Не знала девчонка, хотела ли она там увидеть нарушителя покоя этого вечера. Будет лучше, если выяснится, что он действительно уже далеко, в лесу, как и показало заклинание, если всё закончится, и когда-нибудь позже она узнает, смог ли хоть этот парень достичь своей мечты? Или всё-таки лучше пусть выяснится, что её магическое образование скудно и юноша каким-то образом обхитрил магистра, и пусть он всё там же и сидит, а у неё будет возможность помочь тому, кто, в отличие от неё, не смирился с клеймом своего происхождения и осмелился побороться за свободу?

Казалось, что с уходом гостя она потеряет что-то важное, но, если он останется, она ввяжется во что-то опасное.

С замиранием сердца юная магичка подошла к любимому углу её вьюна, аккуратно, выглянула из-за листвы и теперь могла точно сказать, что парень никуда и не делся. Даже улыбнулся и помахал ей, когда увидел в проходе. Тогда-то вместе и с неуверенностью, и радостью к девушке пришло и удивление. Одно дело думать, что ты что-то не понимаешь в магии, и совсем другое — убедиться лично. Ведь заклинание магистра точно показало, что парня здесь быть не может, он уже сбежал. А нет, вот он — перед её глазами.

— Это… это ты обманул сканирующее заклинание? — всё ещё не веря, спросила девушка.

Юноша тут же горделиво приосанился и широко заулыбался, точно довольный своей шалостью мальчонка.

«Ничего себе шалость», — мысленно присвистнула девушка. Она даже не могла предположить, что именно он сделал, но знала, что на подобное вмешательство в заклинание другого мага способен маг как минимум той же силы. Это что ж получается, этот юноша, когда вырастет и обучится, будет равен архонту, а то и самим Верховным Жрецам?! Магессе эта мысль казалась просто невероятной. С другой стороны, теперь она понимала, почему был так разъярён его отец: для любой семьи лишение такого наследника — катастрофа. А это, значит, и преследовать его будут ещё долго.

И всё же это замешательство не остановило девушку от желания по-настоящему заняться порезанной рукой парня, как раз теперь, с уходом ищеек, это стало возможно. Отправившись за чистыми повязками, которые она всегда хранила в комнате на случай, если какой-нибудь зелёный недотрога её поранит, девушка приказала позднему вторженцу оголить руку до локтя. Заодно очень вовремя в комнату зашла служанка с тазом чистой воды, который приказал принести отец, но который сама девушка решила использовать по-своему.

Юноша не стал мешать проявлять инициативу, а, как и следовало внезапному гостю, вёл себя послушно. Так что когда девушка опять вернулась к нему со всем необходимым, он уже сидел, скинув верхнюю походную куртку и, как его и просили, закатав рукав рубашки по локоть. Это не только позволило девушке начать задуманную процедуру лечения, но и увидеть то, что обычно было скрыто от окружающих.

— Это он тебя так? — ахнула юная магесса, разглядев на руках парня множественные синяки и ссадины от хлёстких ударов. А из-за того, что его свободная рубашка была открыта в области груди, то и там виднелись травмы того же происхождения.

Ответ его был самым скупым — обычный кивок. Парень даже растерял свою слишком уж радостную улыбку, вернул привычную выдрессированную строгость как защиту от не лучших эмоций и стыда. Очевидно, собственные постыдные побои это точно не то, чем бы любой юноша захотел впечатлить понравившуюся ему девушку.

Заметив, как изменилось его настроение, магесса благоразумно не стала продолжать докучать ему своим любопытством, а только начала приводить в порядок его руку.

Так они и просидели в тишине, пока рука не оказалась очищена от крови и грязи, а растительная плёнка, остановившая кровь, не убрана каким-то там опять известным одной только девчонке способом. Когда же она приступила к магическому лечению ранения, юнец не стал вмешиваться и говорить, что с этим он, сильный маг, мог справиться и сам. Он, лишь вспомнив, что отныне не обязан постоянно держать маску хладнокровного спокойствия, вновь позволил себе улыбку. Невинная забота, чем бы она ни была вызвана, новой знакомой ему нравилась.

— Это всё ты вырастила? — отвлекли парня от одних хороших мыслей другие, которые возникли от осмотра оранжереи.

— Да, — ответила девушка, но заметно погрустнела, потому что привыкла, что такой вопрос обычно не несёт ничего хорошего и что сейчас её опять будут учить, чем приемлемо заниматься леди, а чем — нет.

— Впервые вижу столько эльфийских растений, — вопреки её ожиданию парень говорил совсем о другом и из любопытства протянул руку к стеблю вьюна, который долго думать не стал, а тут же поспешил отползти от чужого магического источника. — Только не понимаю, почему ты их держишь в комнате. Они же приучены к свободному пространству.

— Отец разрешил мне разводить сад только вдали от посторонних глаз.

— Почему?

— Мало, кто видит в таком саде что-то красивое. Это же всё даже не наша традиция, — вздохнула девушка.

Юноша согласился с её словами, вспомнив беседку в доме, которой архитектор, её проектирующий, будто хотел стыдливо прикрыть остальной сад.

— А мне здесь нравится. Красивое место, — с искренней улыбкой произнёс юноша, желая поднять настроение девушке, заметно погрустневшей от мыслей, что её увлечение не принимают.

— Спасибо.

Получилось. Она улыбнулась, тем временем её щёки вновь начали краснеть в тон огненных волос. Может, её так смутил комплимент, а может, радость от понимания, что наконец-то хоть кто-то понял её…

В ту ночь два юных мага потратили ещё ни один час на непринуждённый разговоры обо всём и ни о чём одновременно. Каждый радовался шансу быть наконец услышанным и спешил выговориться. Но спешили они зря, потому что утро не оборвало их встречу.

Молодой маг остался в доме незваным гостем ещё на несколько дней. Это была прекрасная возможность передохнуть между этапами его грандиозного плана на пути к свободной, лишённой родовых обязательств, жизни. Его так и не обнаружили. Да и могли ли, если он благоразумно не выходил из самого безопасного для него места в доме — оранжереи? Много времени он проводил за чтением книг, которые приносила ему девушка из семейной библиотеки в надежде, что он не заскучает. Разумеется, не заскучает, ведь чтение — это единственный досуг, к которому юноша был приучен. Но ещё больше времени юнцы провели вместе. Разговаривали, узнавали друг друга лучше. Рассказывали, о чём знали. Она — обо всём чудном разнообразии растений древних ушастых селекционеров, заставляя парня искренне удивляться. Он же — о разных гранях и вопросах магии, заставляя девушку, в семье потомственных торговцев которой почти не интересовались магическими науками, удивляться не меньше. Каждый радовался, такой удивительной встрече двух единомышленников. Вскоре не только оранжерея стала местом их бесед: несколько раз, поддаваясь юношеской неусидчивости, они сбегали ночью из дома для прогулки по лесу, либо на озеро вблизи поместья.

Ожидаемым логическим завершением стало то, что два юных мага слишком уж привыкли друг к другу. И когда наступил день, в который ему пора было уйти, они не смогли расстаться.

И у них получилось найти только один выход…

— Всё будет хорошо. Нам бы только добраться до Каринуса, а дальше — на любой корабль. На юге не твой, не мой отец нас не найдут, — уверенно заявлял юнец, очевидно, очень долго продумывая этот план, ведь даже немалую сумму он стащил при побеге из семейного хранилища, чтобы не начинать свою новую свободную жизнь полным голодранцем.

— Говорят, что на юге опасно… — не без повода волновалась девушка. Она понимала, что начинать новую жизнь, о которой они столько говорили, тем, кто всегда был под защитой своих семей и их влияния, будет трудно, тем более там, вдали от цивилизационного мира Империи.

— Никакому дикарю не справиться со мной, — улыбнулся юноша. Вроде бы он и пошутил, а вроде бы тут незаметно вмешалось и укоренившееся в нём самомнение. — Не бойся. Я всегда смогу защитить тебя, клянусь.

Он запомнил, на всю жизнь запомнил её взгляд. Она боялась, сомневалась, но тогда всё равно ему поверила. Верила, что вдвоём у них всё получится.

— Хорошо, — дала своё согласие девушка и поспешила обнять того, ради кого хотела оборвать связь с семьёй, но совсем об этом не жалела. Юный магистр обнял в ответ, прижался к огненным волосам той, в которую был влюблён, радовался её согласию и наивно верил, что клятву он свою сдержит.

* * *

Понимая, что о его местонахождении известно слишком многим для безопасного проживания честному беглецу, Безумец всё равно не спешил покидать город. Сказывалась некая апатия, которая наступила как следствие от долгого заточения, появилась усталость. Пусть это заточение и закончилось для пленников благополучно, но оно всё равно истощило старого мага не только магически или физически, но и морально. Добивала, а совсем не радовала, неожиданно обрушившаяся на него знакомая архитектура. Слишком родная, чтобы желать сбежать от неё в нецивилизованные, более дикие деревни в какой-нибудь глуши, но слишком чужая, чтобы ходить, изучать и навевать на себя ложную иллюзию о том, что он вернулся домой.

Нет, не вернулся. Реальность лишь в очередной раз хлёстким ударом напомнила ему, что мир просуществовал без него тринадцать веков.

Неужели он так и не смирился с этим простым (с точки зрения формулировки) фактом? Видимо, нет, ведь каждый раз вспыхнувшие образы из его воспоминаний заставляли скалиться до скрежета зубов от тоски.

Спасаясь от риска замкнуться в себе и тем самым соблазнить демонов отчаяния, Безумец вскоре ушёл с улиц города, людных мест и нашёл спасение в старом городском парке, в котором до сих пор росли эльфийские растения, что для мужчины стало приятной неожиданностью.

Этот сад можно было назвать целой маленькой рощей в черте города, поскольку постоянного ухода за ним не вели. Безумец был уверен, что это связано с потерей знаний о многих растениях, здесь произраставших, как и знаний об их уходе. Но это саду пошло только на пользу. В отличие от денеримского эльфинажа, где эльфы посадили венадаль в абсолютно непригодную для него среду обитания и окончательно добивают своей «любящей» заботой, здешние растения получили возможность расти и развиваться так, как они сами сочтут необходимым. Благодаря чему в этой роще образовалась уникальная, почти единственная для нынешнего мира экосистема. Как и в случае с островом с Башней Круга, здесь был ещё один рай для магов. Только на озере Каленхад чудесная область образовалась из-за многовекового скопления там магии, а вот здесь «рай» создали сами эльфийские растения.

После опроса жителей Вентуса Безумец, к своему абсолютному неудивлению, узнал, что местные не понимают, что делает их городской сад таким магическим. Их причины разнились от наследия предков, до вмешательства Создателя, но никто и подумать не мог, что во всём виноваты сами цветочки.

Из-за своей особенности роща стала для многих не общественным местом для отдыха и наслаждения природой, а скорее каким-то священным местом. Не редко убитые горем семьи вели или несли сюда своих родственников, детей, надеясь на чудесное исцеление. Увидев однажды сидящую возле входа мать с грудным ребёнком в молебной позе, Безумец только хмыкнул. Его собственное нежелание служить высшим созданиям, которые в нужный момент всё равно никогда не придут на помощь, было настолько сильно, что мужчина ни раньше, ни сейчас не понимал, зачем полагаться на пустые мольбы, а не на себя.

И всё же Имперская Церковь не назвала это место священным официально, и рощу не заполонили паломники. Но это не значит, что она совсем простаивала в одиночестве.

Все эти магические свойства сада могут почувствовать только маги, а в полной мере — только сильные маги, а их количество, относительно прошлых времён, слишком мало даже в Тевинтере. Но учитывая, что всё дворянство Империи состоит из магов, это сад стал неофициальным местом отдыха всех аристократов. Любой власть имущий, прибывший в город хоть по делам, хоть в отпуск, должен был следовать хорошему тону города и посетить рощу, сделав вид, что он проникся таким магическим наследием их предков.

Поэтому-то увиденная магистром женщина и не смела вступить в саму рощу.

Как и в Денериме, внешний вид Безумца ограничивал его в передвижении. В своём чёрном плаще он выглядел обычным попрошайкой, и поэтому его появление в роще «не-для-всех» не могло оставаться незамеченным. Его тёмный одинокий силуэт замечали и кривились многие влиятельные маги, однако ни разу его не окрикнули, не погнали прочь или не спустили на него своих телохранителей. Всё дело в том, что Тень и все её процессы здесь ощущаются гораздо чётче, любой маг мог отчасти, но всё-таки почувствовать себя сновидцем. Как Безумец мог чувствовать и понимать след в Тени от магов, так и они могли чувствовать его здесь. Правда, знаний и способностей им не хватит, чтобы понять, что именно они чувствуют и как это связано с самим, на вид, оборванцем. Зато природная интуиция и без сигнала со стороны разума прекрасно понимала, что перед ней нечто странное, до опасности неизвестное, и настойчиво советовала уйти и не нарываться на неприятности. К счастью, особо гордых и задиристых магов магистру не попадалось, и все они просто отворачивались и шли дальше своей дорогой, не забыв себе напомнить, что тратить своё драгоценное время на подобных оборванцев просто неприлично.

Безумец прекрасно понимал, какую реакцию способно вызвать его появление в подобном месте, и даже приятно удивлялся, когда любой конфликт завершался, не начавшись. Понимая причину, он продолжал восхищаться местной неповторимой средой, из-за чего на фоне остальных выглядел чудаком ещё больше.

И всё же Безумец довольно-таки скоро сошёл с обихоженных троп и ушёл вглубь зарослей. Хоть это место и позволяет ему ощущать привычное для его мира присутствие других магов, однако сюда он приходил, не чтобы вспоминать родной мир (для этого достаточно посмотреть на старые районы самого города), а что отвлечься от мира… от обоих миров, поэтому сновидец и старался скрыться от знакомых зазнавшихся магов-аристократов. А уж среди таких зарослей он точно никого не найдёт. Из-за незнания, что именно растёт в саду, сходить с мощёных троп было не принято, и даже считается опасным. У Безумца же этого страха неизвестности не было, поскольку все увиденныерастения были им узнаны хотя бы на том уровне, что он мог точно сказать, опасны они или нет, а если и опасны, то чем. За тринадцать веков его отсутствия новые виды из потерянных эльфийских развалин сюда не завезли. Магистр даже однажды нашёл обвившего дерево вьюна, который, оставшись без магического источника, к которому когда-то был привязан, был похож на засохшую лиану, а не на вьюнок с листьями и цветами. Из любопытства мужчина протянул к нему руку, из-за чего вредное растение зашевелилось и всё равно постаралось отползти. Это заставило хромого мага улыбнуться каким-то там своим воспоминаниям. Он подумал, что, может, это и есть тот самый вьюн, чей корень однажды два скрывающихся от родителей юных мага привезли сюда, чтобы спасти его от уничтожения, и обещали, что однажды вернутся и заберут его, если он тут не приживётся…

Уйдя с протоптанных троп, Безумец удалился в гущу рощи и сегодня. Андерс на правах целителя расписал ему целое пособие по восстановлению после магического истощения и стольких дней проведённых в постели. Туда входили и совет по минимальному использованию магии в ближайшие дни, отдыху и правильному питанию. Пусть в подобных рекомендациях магистр не нуждался, на правах жителя магической Империи лучше бывшего Стража зная, что нужно делать в его ситуации, но, получая этот список, Безумец из уважения промолчал и даже прослушал полный инструктаж. Всё-таки Андерс оказал не только целительные услуги, но и помощь по сокрытию метки. Изучая покрывшуюся зелёными линиями руку магистра, Андерс выдвинул верное предположение, что в Тевинтере, не таком далёком от магии крае, такие яркие «узоры» могут привлечь лишнее внимание. Это понимал и Безумец, да только любая ткань перчатки, под которой он пробовал прятать Якорь, всегда вызывала раздражение. Но целитель смог отыскать в городе ткань, из какого редкого вида шёлка. И хоть Безумцу за такое «удовольствие» пришлось отдать почти все монеты, переданные ему правителями Ферелдена в качестве обещанной компенсации, но тонкая практически невесомая ткань точно того стоила. Научившись правильно бинтовать, в итоге мужчина смог скрыть метку, но при этом сама ткань практически не ощущалась, не мешала и без того измученной руке.

Однако сегодняшняя спокойная прогулка тоскующего по знакомому миру магистра была в скором времени нагло прервана, вынуждая его вернуться в реальность.

Неожиданная окатившая округу вспышка магии не навредила: он привык всегда сохранять бдительность, держать защиту от вредных вмешательств прямиком из Тени, но это не значит, что волна чужой магии была чем-то обыденным и Безумец её не заметил. Заметил и определил, что подобное могло произойти только от попытки колдовать каким-то магом с критично нестабильными силами. А учитывая, что в тот момент излишне заволновалась не только Завеса, но и Тень — этот неизвестный маг находился на пороге одержимости. Сновидец почувствовал присутствие хитрого демона, который присосался незаметным паразитом и выжидал, когда жертва окончательно потеряет разум, не сможет сопротивляться.

То, что произошедший всплеск был инородным для здешнего стабильного магического фона, дали понять и местные «жители». К примеру, враждебно засветился и затих ещё один интересный экземпляр фантазии древних ушастых творцов. «Элвенанские селекционеры посмотрели на лириум и воскликнули: хотим такое же только цветастое!» — так писал несколько некомпетентный имперский агроном в своей книге. Утрированно, но он всё-таки правильно определил причину создания целого ряда таких видов растений. Этот цветок, высотой достигавший полметра, похож на луговой клевер, только вместо лепестков в разные стороны, создавая шар, устремлялись кристаллы. Эти кристаллы на вид ничем не отличались от обычных минералов, но при детальном рассмотрении видно, что это живая ткань, способная, как и обычный лепесток, к росту, развитию, отмиранию и разложению. Эти кристаллы другими, более компетентными садоводами Империи, считались одним из чудес мастерства элвен; Безумец был с ними согласен. В Тевинтере никто не смог создать хоть что-то похожее, а уж позже наверняка никто даже не пытался.

Так вот эти кристаллические «клеверы» способны собирать магию из Тени, каких-то источников или от мага, её накапливать, а потом, подобно лириуму, выбрасывать в окружающий мир, излучать. Только, в отличие от того же лириума, несущего огромную неисчисляемую мощь и смертельную опасность, цветок нёс фактически декоративную роль, никакой прямой практической пользы для мага. Зато косвенная польза огромна — это растение относилась к тем видам, которые могли создавать вокруг удивительный магический фон, экранировать от следов эманаций сохранившихся в Тени. Именно этот вид стал одним из виновников столь чудесной атмосферы данного сада. Так же несколько черенков этого цветка вместе с написанными им советами по уходу Безумец передал Андерсу. Как яд мог и убить, и вылечить, так и целительское дело имело две диаметрально противоположные грани. С одной стороны, это спасение, радость и жизнь, а, с другой, — боль, горе и смерть. И, как правило, последнего в лечебницах всегда остаётся больше, лечебница Андерса не исключение. Вот сновидец и порекомендовал экранировать этими цветами жилую часть дома, чтобы целитель в свободное от работы время действительно отдыхал, а не продолжал поглощать негатив, который накапливался в Тени. В древние времена имперские маги делали что-то похожее, завешивая дома амулетами, схожей функции, но для Безумца всегда на первом месте были эти цветы, поскольку элвен пошли ещё дальше — создали жизнь, а не просто мёртвую стекляшку.

«Клевер» так же мог стать прекрасным индикатором резких вмешательств в область Тени, от которой подпитывался, поскольку не терпел он эти вмешательства, тут же начинал темнеть, а вместо приятной слуху мелодии, похожей на ту, которую издаёт лириум, затихал от возмущения. Это сейчас и произошло.

Безумец поддержал возмутившееся окружение и сам разразился гневной тирадой. «Это каким нужно быть идиотом, чтобы с такой запущенной нестабильностью своих сил и почти уже одержимостью заявиться в место, где Тень ближе всего?! Да с таким диагнозом он и близко не должен подходить к чему-либо магическому! А появление здесь вообще равноценно самоубийству!» — какие-то такие слова вертелись на языке магистра, пока его разум метался от бездарности неизвестного мага до бездарности и безграмотности всего нынешнего мира.

Настроение Безумца было безвозвратно испорчено, поэтому, продолжая мысленно ругать всё, что, как ему казалось, повинно в такой безграмотности неизвестного мага, древний сновидец покинул глушь и вернулся на тропу. Не особо-то мужчине хотелось лезть в дела местных, но непрошедший порыв гнева заставил магистра пойти в сторону источника дефектной магии и собственными глазами посмотреть на потенциального самоубийцу…

Глава 23. Чудотворцы

Место, где находился источник нестабильной магии, оказалось недалеко, поэтому даже Безумцу понадобилось немного времени, чтобы туда дойти. И вскоре мужчина уже оказался в тупиковой части тропы, по которой шёл и которая, как выяснилось, заканчивалась небольшой площадью со скамьями и даже магическими светильниками, чтобы никакой уважаемый господин в сумерках здесь не заблудился. Что-то вроде места отдыха и уединения от других гуляющих. Сейчас же здесь было проблемно уединиться из-за слишком уж большого количества грозных личностей. Безумец увидел женщину, по богатым одеждам сразу определил в ней аристократку, парня-мага, одетого в какое-то подобие костюма деятеля науки, и почти с десяток солдат-телохранителей. Но важнее и интереснее всего оказался мальчик, юный маг, который безэмоциональной куклой сидел на скамье. Именно он источник той нестабильности. Весьма ожидаемо — с таким диагнозом, как знал Безумец, до взрослого возраста маг не доживает.

Что ж, первоначальное предположение мужчины не сбылось: все эти люди здесь точно, не чтобы убить ребёнка. Одна только мать вокруг мальца крутилась и что-то ему щебетала, словно перепуганная птица. И Безумцу стало непонятно, зачем же тогда они сюда заявились?

Как только сновидец оказался на поляне, на него тут же обратили внимание грозные телохранители, хотя больше из привычки, чем видя в нём опасность. Наверное, были уверены, что оборванец, увидев, чьё уединение нарушил, тут же поспешит удалиться, пока его не заметили. Но незнакомец не ушёл, а начал без какого-либо стеснения на них посматривать. Тогда-то солдаты уже насторожились, положили руки на ножны мечей, а их командир тут же поспешил сообщить господам о постороннем.

Кажется, сейчас именно особенность среды этого сада остановила магессу от желания взмахом руки указать стражам выгнать любопытного незнакомца. Почувствовав, что как-то странно ощущается этот неизвестный, всем стало любопытно, и они обернулись. Безумца опять же не смутило, что с десяток пар глаз, все до одного, уставились на него.

— На что уставился, попрошайка? — раньше всех незнакомца окликнул, высокомерно задрав голову, молодой маг.

«Спеси-то сколько», — хмыкнул Безумец. Если бы с такой надменностью сказала женщина, сомниари бы понял — она сильный, по меркам нынешнего мира, маг, наверное, из семьи альтуса, и одежда на ней дорогая, много золотых украшений. Весьма вероятно, она либо жена магистра, либо самим им является. А вот попытки ерепениться со стороны юнца на мужчину не произвели никакого впечатления.

— На противотечение, которое никак не поддаётся объяснению.

Судя по тому, как поперхнулся молодой учёный, он явно ожидал от незнакомца раболепие и поклоны с извинениями, а не буквально ответ на свой вопрос да ещё таким тоном, когда говорят с равным себе.

— И какое же?

— Я вижу больного ребёнка и ваше желание ему помочь, но пока что ваши действия лишь усугубляют его состояние.

Вот сейчас все присутствующие заметно насторожились. Так сходу понять, чем болен мальчик, может только человек, хорошо осведомлённый в магической науке на уровне учёных Круга, либо шпион, который заранее знал о проблемах с наследником у этой семьи.

— Много ли ты, оборванец, понимаешь. Я знаю, как помочь мальчику…

— Видимо, много. Раз я вижу, что последняя попытка мальчика колдовать, наверняка по вашей инициативе, сделала только хуже, коллега.

У парня, кажется, даже челюсть хрустнула от оскала, отразившегося на его лице, когда он услышал «коллега» от того, кого считал бедняком и простолюдином.

— Что, значит, «хуже»? — испуганно воскликнула женщина, которая сидела на скамье и обнимала своего ребёнка. Она ужасно устала, что даже не заметила такую бестактность незнакомца.

— Моя госпожа, не обращайте внимание. Этот невежа даже не знает, о чём говорит. Все мои действия согласованны с магистром Эрастенесом и Первым чародеем.

«Как будто Первому чародею, а уж тем более магистру не всё равно на проблемы семьи другого магистра», — усмехнулся от абсурдных слов молодого мага Безумец. Раньше аристократическое общество было сборищем интриг, обмана и убийств. Мужчина был уверен, сейчас изменилось немногое.

— Не смею ставить под сомнения советы уважаемых господ. Действительно в таких местах, как эта роща, мальчику будет легче колдовать, заново привыкать к магии и Тени. Только подобный курс восстановления уместен и необходим исключительно тогда, когда его силы уже будут приведены в стабильное состояние. Сейчас же мальчик находится на крайнем пороге одержимости, ему категорически запрещено касаться Тени, как и быть в подобных местах. Посмотрите сами, — указал Безумец на мальчика, который сидел и стеклянными глазами смотрел на них, но даже не видел. — Удивлён, что вы этого не замечаете, коллега.

— Только попробуй ещё хоть раз меня так назвать! — шикнул маг, но в слова постороннего вникать даже не собирался.

— А в чём дело? Разве вы не учёный, как и я? — с невинностью ребёнка спросил магистр, получая удовольствие от вида недовольной физиономии оппонента.

— Не смей меня сравнивать с собой, бродяга! Я квалифицированный учёный Круга, в отличие от тебя…

— Вы умеете определять эрудированность собеседника по его внешнему виду, коллега? — впервые голос мужчины загрубел, и он еле-еле сдержал себя от коварной улыбки.

Кажется, впервые за непробиваемое высокомерие мага проникло сомнение, и он даже помедлил с ответом, а вместо этого поспешил осмотреть чужака получше. Желал убедиться, что хромого мага среди магистров, других сильных магов или деятелей научной среды Тевинтера он точно не припомнит. А то ведь, если он ошибся, конец бы его ждал весьма печальный.

Но, не вспомнив кого-то похожего на этого странного человека, юнец снова осмелел.

— Ну и из какого ты Круга, «учёный»?

— В специализированных заведениях я не обучался.

— П-ф-ф, как я и думал.

Дальнейший спор двух магов, кто из них больше учёный, был приостановлен магессой.

— Твоё пренебрежение великими деятелями Империи — недопустимое неуважение, — воскликнула она, обращаясь к незнакомцу, как и юнец-учёный, не видя в нём равного себе.

— Отчего же, миледи? — учтиво начал Безумец и поклонился, но легонько, чтобы не выдать свою аристократичную выучку. — Я не обесцениваю знания людей, чьим рекомендациям вы следуете, и не называю себя знатоком всех на свете наук. Но за свою жизнь я прочёл достаточно манускриптов об искусстве работы с Тенью древними сновидцами, в том числе встречал упоминания о магах со схожими, как у вашего сына, проблемами. Так что я не вижу ничего удивительного в своей лучшей осведомлённости конкретно в этом вопросе, по сравнению с деятелями Круга, которые изучают другие сферы магии и, весьма вероятно, не имели или возможности, или… желания подробнее изучить проблему вашего сына, — ух, как точно заметил мужчина про желание других магов помогать.

Судя по тому, как фыркнул молодой маг, он не поверил в «лучшую осведомлённость» у учёного-любителя, который учится по одним только книгам. Это было достаточно громко, чтобы Безумец заметил.

— Дальнейший наш диспут бессмыслен, коллега. Одного сеанса правильного лечения будет достаточно, чтобы мальчику на ближайшие часы стало лучше — несравнимо лучше с тем, в каком состоянии он пребывает сейчас.

— Думаешь, тебе кто-то позволит приблизиться к ребёнку, бродяга?

— Нет, поэтому и говорю о завершении спора. Без наглядной демонстрации мне вам ничего не доказать.

— Следи за словами, пока я тебя на дуэль не вызвал! — скрипнул зубами от злости учёный, разглядев в словах оппонента оскорбление своего ума.

— И в мыслях не было вас оскорбить, коллега, — опять же с невинностью, к которой не придраться, произнёс Безумец, а про себя же он злорадно улыбался. Было в мыслях у него оскорбить, ой, как было.

Не найдя повода придраться, парень только сложил руки на груди и высоко задрал голову. Однако даже так стать выше хромого мага у него не вышло.

— И… ты знаешь, как провести «сеанс», о котором говоришь? — в тот момент неуверенно вновь заговорила магесса.

Безумец ожидал, что женщина зацепится за его слова. Конечно же, в нём она равного себе не видела, даже не видела в нём мага, которому бы было прилично уделять своё время, однако, очевидно, уставшую мать, в первую очередь, волновало спасение своего ребёнка, который неживой куклой сидел рядом с ней и никак не реагировал на её ласку.

— Да, миледи. Но, предрекая ваш следующий вопрос, сразу отвечу, что соглашусь провести этот сеанс только лично: своими знаниями я делиться не буду.

Очевидно же, женщину удивило, что невпечатляющий на вид оборванец сразу расставил все точки над «i», как настоящий тевинтерский маг, который никогда не будет раскрывать всех своих карт. Впрочем, виду она не подала.

По задумчивому виду магички было видно, что она очень даже всерьёз задумалась о словах, словно рукой Создателя, посланного незнакомца. Но сомневалась она долго. С одной стороны, естественное материнское желание любой ценой помочь своему ребёнку, с другой, прекрасное понимание этого жестокого мира, и почему первым встречным верить нельзя.

— Моя госпожа, позвольте погнать прочь этого бродягу, — догадываясь, о чём раздумывает женщина, молодой маг хотел поскорее склонить в сторону своего решения. То ли он действительно переживал за ребёнка, понимая, что отчаявшаяся женщина способна и глупость совершить, то ли всё-таки боялся потерять репутацию главного умника здесь, если этот учёный-дилетант окажется прав.

— Ливиан, что ты можешь сказать о возможности существования иного способа лечения? — абсолютно проигнорировав слова юнца, женщина задала свой вопрос.

— В слова о радикальных изменениях за один сеанс я сильно сомневаюсь. Но этот маг прав — в Древнем Тевинтере были известны случаи того же недуга, который произошёл с вашим сыном. Я встречал упоминание в книгах, но только упоминание. Но, возможно, ему повезло больше, и в книгах он нашёл нечто большее, чем просто упоминание, даже способы, как подобное лечится.

Только выучка удержала Безумца от смеха. Вон как, оказывается, юнец побаивается свою нанимательницу, сразу стушевался и даже не смел утаивать всё-таки возможную правду своего оппонента.

Магесса кивнула и продолжила всё обдумывать.

— Для начала представься и сними капюшон, — вскоре женщина, видимо, склонилась в сторону одного из решений, но желала ещё в чем-то убедиться. Заодно, не теряя лица, она позволила себе приказывать согласно своему высокому положению в тевинтерском обществе.

Магистр ныне того же положения не имел, так что покорно подчинился приказу, хотя отчасти не смог отказать своей не менее гордой тевинтерской натуре и не сделать всё это с таким видом, будто бы это он ей тут одолжение делает, а не приказ исполняет.

Стоило ли говорить, что как имя, так и внешний вид мага заставили остальных удивиться и небывало насторожиться?

— Ты болен? — спросила женщина, едва сдерживая отвращение. Молодой маг, к примеру, своего отвращения совсем не скрывал.

— Да. Но не волнуйтесь — болезнь не заразна и является всего лишь издержкой моего прошлого рода деятельности, — успокоил их Безумец, а заодно решил проверить надёжность прикрытия, идею на которое ему подкинул Андерс.

— И чем ты занимался?

— Я Серый Страж. Думаю, о роде моей деятельности говорить не приходится.

Сказав это «наичестнейшее» признание, Безумец тут же поспешил осмотреть всех, чтобы найти сомневающихся в его словах. Но слова Андерса подтвердились, никто из присутствующих не мог никак опровергнуть его заявление, обвинить во лжи. Заодно он заметил, что некоторые солдаты, которые излишне романтизировали древний орден, посмотрели на мужчину с восхищением. Видимо, и командир стражи что-то знал об ордене, так как, когда он подошёл и шепнул что-то леди на ухо, её взгляд стал более доверительным. Может быть, сказал, что требовать от незнакомца представиться настоящим именем бессмысленно, потому что чудики-Стражи очень часто придумывают себе клички.

— Но почему «прошлого»? — полюбопытствовал командир.

— В нынешнем своём состоянии из меня получится плохой боец против порождений тьмы. Так что я ушёл из ордена и решил посвятить остаток жизни науке, — продолжал свою ложь Безумец.

— Имеешь в виду свои ноги? — уточнил солдат, прекрасно понимая, что хромой человек ну совсем не боец.

— И это тоже.

В тот момент Ливиан опять нахмурился. Видимо, парень подумал, что этот маг мог учиться по книгам Стражей. А как говорят, в Вейсхаупте хранилище древних книг может потягаться с главной имперской библиотекой. Так что слова незнакомца о том, что с помощью книг он узнал то, чего не знает учёный Круга, уже не казались абсурдными.

— Ты согласен провести описанный тобой сеанс? Только сначала пройди обыск, — наконец-то женщина озвучила итог своих размышлений, но не забывала об осторожности. — Разумеется, если всё получится, как ты сказал, ты получишь оплату за свою работу.

— В награждении я не нуждаюсь, — ответил Безумец. Разумеется, для него лучшей наградой будет утереть нос зазнавшемуся ученишке. — Однако у меня будет встречное условие: все маги должны отойти как минимум на двести шагов.

— Моя госпожа, это недопустимо! — тут же воскликнул командир.

— Так и есть, — согласилась магесса и вновь глянула на отныне уже наглого мага. — Твоё условие не может быть выполнено.

— Ваше право, миледи, — спокойно пожимает плечами магистр. Отказ его совсем не расстроил. Не он же в конце концов своей глупостью подписывает ребёнка на верную смерть.

Увидев, что этот странный маг, возможно, её последний шанс, мог как спокойно согласиться помочь, так и уйти, женщине стало труднее сохранять строгость.

— Может, получится прийти к компромиссу?

— Нет. Это место из-за близости Тени усложняет работу на порядок, а присутствие других магов делает её не просто ещё более сложной, практически невыполнимой, а смертельно опасной для мальчика, — нейтрально ответил Безумец. Хотя так хотел воскликнуть, что «не моя вина, что вам, идиотам, хватило ума тащить сюда ребёнка с таким диагнозом», но, конечно же, он позволить себе подобное ну никак не мог.

Этот выбор был очень сложен для женщины, буквально хотелось выть от безысходности. И здравый смысл, и командир, и парень-учёный, и внешний вид незнакомца, и его подозрительное такое удачное появление — всё указывало на то, что этого человека надо гнать куда подальше, а лучше приказать солдатам его высечь, чтобы в следующий раз не смел учить людей выше себя по статусу. Окончательно склонило к этому решению условие мага — выгнать всех тех, кто мог понять, что он творит, и его, если надо, остановить. Разумеется, это недопустимо. Но, казалось бы, уже точно приняв решение, магесса вдруг наткнулась на стеклянные безжизненные глаза своего ребёнка, и её материнское сердце сжалось. Было ли это или везение, или совпадение, или воля Создателя — неизвестно, но женщина вдруг почувствовала, что если погонит неизвестного, потеряет последний шанс. Зачем тешить себя иллюзиями — лечение нанятого учителя абсолютно не срабатывает, состояние мальчика только окончательно ухудшилось?

Она не понимала почему, но за этим невпечатляющим на вид магом чувствовалось что-то непостижимо сильное. Весьма вероятно, в том повинна магическая среда этой рощи, которая и выдавала ауру сновидца, как бы хорошо он её ни скрывал, а женщина, как второй по силе маг из присутствующих из древнего рода альтуса, лучше всего ощущала нечто странное и сильное, исходящее от незнакомца.

Совокупность всех этих фактов в конечном итоге склонило несчастную мать в сторону воистину безумного решения.

* * *

Около получаса, выполняя требование, выдвинутое незнакомцем, маги провели вдали от поляны, на которой оставили ребёнка одного. Все были словно на иглах. Ливиан нервно вышагивал из стороны в сторону, периодически пытался через Тень хоть что-то понять. Только вот он не сновидец и не маг уровня магистров, так что у него ничего не получалось. Единственное, что он мог сказать — магия крови не использовалась. Только вряд ли от этой информации будет кому-то легче. Конечно же, мысленно он ругал женщину, её необдуманное безрассудство, но вслух это произнести он бы никогда не осмелился. Разница в положении в тевинтерском обществе у них слишком большая.

Командир солдат-телохранителей проявлял куда меньше эмоциональности, соответствовал своей должности и выправке. Разумеется, происходящее не нравилось и ему, как и сам свалившийся из ниоткуда Страж. Мужчина даже злился, что его план по обману незнакомца не прошёл. Четвёртый маг, его подчинённый, должен был скрыть свой дар и остаться наблюдать. Но Безумец, забыв, что обычные маги видят на порядки меньше, чем он, слишком уж быстро указал на спрятавшегося среди телохранителей мага. Впрочем, если на этот его промах и обратили внимание, то вопросы будут задавать когда-нибудь потом. Сейчас же всем было не до подобных нюансов.

В итоге командир мысленно так же осуждал решение женщины, не веря незнакомцу. Только озвучивать свои слова он не стал не из-за страха, как юнец-учёный, а просто видел, что его хозяйка и сама прекрасно осознаёт свой поступок. Сидит на скамье, прикрыла глаза, старается из последних сил держать себя в руках, да только её до дрожи пугало то, чем может обернуться её глупое решение, на которое она пошла от отчаяния. Поэтому-то командир посчитал, что его «нужный» совет и укор вряд ли чему-то помогут.

Единственное, что успокаивало солдата, это отсутствие сигнала тревоги от подчинённых. Наглый незнакомец, впрочем, против присутствия телохранителей-сопорати не возражал, этим командир и решил воспользоваться. Уходя, он приказал подчинённым в случае чего-то провокационного стрелять на поражение, а ещё нескольких он взял с собой и расставил их на прямой видимости друг от друга. Так маги оказались не отрезаны от площади, а могли среагировать мгновенно, если будет передан жестами сигнал о необходимости вмешаться.

Не спуская взгляд с солдата, стоящего в шагах шестидесяти от них, мужчина и провёл эти полчаса в ожидании получить один из заранее обозначенных сигналов. Так что он не упустил тот долгожданный момент, когда после стольких томлений сигнал был дан. С плеч командующего, кажется, спали булыжники, потому что сигнал говорил о «всё закончилось хорошо, можно возвращаться».

Два мага: стар и млад — стоя у края площади среди какой-то дикой растительности, делали нечто непонятное для солдат, наблюдавших за ними. Впрочем, общее напряжение, которое исходило от людей, оставшихся контролировать действия неизвестного мага, заметно спало. Конечно же, телохранители понимали, пусть на это безумное решение пошла их нанимательница и они не были вправе возразить, но всё равно, если бы ребёнок погиб от рук этого оборванца, магистр, узнав, содрал бы шкуру не только с командира, но и с них. Да, они наставили на хромого луки, но кому, как не им, обычным тевинтерцам, знать, что есть маги, которым подобное не станет преградой. И поэтому телохранители, все до одного, облегчённо вздохнули, когда сеанс был окончен, они получили разрешение вернуть магов, а мальчик оставался жив и невредим.

После проделанной Безумцем работы мальчик пришёл в себя, растерял все признаки, что его разум почти утонул по ту сторону Завесы. Магистр взял под контроль нестабильную магию мальца, блокировал, отгородил его и от Тени, и, следовательно, от демона. Разумеется, это не является лечением, мужчина только провёл подготовку к этому самому лечению, которое могло и на десяток лет затянуться. Главное, свои слова Безумец подтвердил сполна, показал, как должен выглядеть подопечный, когда лечение его опасного недуга проводит знающий своё дело маг, а не дилетант. К ребёнку вернулись нормальное восприятие мира и детские радости, и от его поведения не осталось и намёка, что только полчаса назад он сидел потерянным, словно одержимым.

Завершив сеанс, Безумец отвёл мальчика в сторону цветов у края мощеной камнем поляны, которые были известны тем, что при правильном подходе способны источать любой запах. Вероятно, хотел ещё понаблюдать за ребёнком. В своём мире мужчина никогда не занимался такими случаями, только слышал и читал о них, да пару раз встречал детей с таким диагнозом.

— Не обращайся к Тени! Не нужно формировать приказ или магический импульс, постарайся просто объяснить цветку, какой запах ты хочешь получить. Как ты бы мне объяснил словами, объясни ему мысленно.

Мальчику очень хотелось отреагировать, как и любому ребёнку, когда взрослые указывают на его ошибки, — обиженно надуться. Но он себе не позволил. Не ему, сыну магистра, капризничать. А уж тем более он не мог себе позволить упрямиться перед этим незнакомцем, благодаря которому впервые за долгое время он почувствовал себя нормально. Не было давящей силы Тени, раздающегося в ушах эхом голоса демона и боли, будто бы собственная магия выжигает его изнутри. Да и вообще аура у хромого мага оказалась такой могущественной, но одновременно стабильной, что мальчик чувствовал себя будто за каменной стеной. Отчасти так и было, поскольку по принципу крепостной стены и работали поставленные магистром блокаторы. По этой же причине ребёнок с тех пор, как пришёл в себя, старался держаться к мужчине поближе, хватался за его плащ, правильно понимая, что с его уходом, беспомощность перед собственным даром вернётся.

Так что, чтобы не обидеть спасителя, мальчик забыл про обиду и начал пробовать заново, гипнотизируя взглядом эти странные цветы.

— Фу! — с первого раза получить желаемое не вышло, да и со второго — тоже. Малец, когда понюхал, воскликнул от неприятного запаха его неудачи, которым теперь пах цветок.

Мужчина же от таких невинных возмущений только посмеялся, а после вновь начал исправлять ошибки юнца. И как итог на третий раз наконец-то получилось.

— Он пахнет! Шоколад! Мамин любимый! — теперь мальчонка искренне радовался своим успехам, удивляясь, что цветок на самом деле пах, как сладкое изделие, да ещё так ароматно, что чуть слюнки не потекли.

Попривыкнув к такому чуду, мальчик поднял полные восторга и восхищения глаза на магистра, а когда получил кивок, как подтверждение, что у него получилось всё правильно, обрадовался ещё больше.

— А я могу его сорвать? Думаю, мама тоже удивится, увидев это.

— Сорвёшь — и цветок погибнет. Не лучше бы было привести твою маму сюда и научить тому, чему научил тебя я?

На пару секунд задумавшись, малыш понял, что так будет и правда лучше, а поэтому кивнул.

В тот момент раздался топот ног. Юный маг обернулся, увидел, знакомую женщину и тут же с криком «мама» кинулся ей навстречу. Безумец же оборачиваться не стал, с ухмылкой он и так понимал, каким будет эффект от его действий.

Возвращалась обратно на площадку магесса бегом, буквально. Её не остановили ни манеры, которым бы надо следовать, ни длинный подол платья. Но когда же она оказалась здесь и увидела своего ребёнка живым и здоровым, то замерла на месте от удивления. Вернул женщину из этого окаменения её сын, который счастливый подбежал к ней и обнял. Скупо обнять в ответ она, конечно же, не могла, а тут же опустилась на колени и начала рассматривать своего ребёнка, целовать в щёки, и только потом заключила его в объятия и заплакала. После столь долгого времени отчаяния и пустых попыток спасти драгоценного сына, такое неожиданное и быстрое улучшение его состояния стало для неё потрясением.

Даже тихий упрёк командира, который оказался рядом и старался убедить женщину подняться, потому что такое поведение ну совсем не соответствует её статусу, не был ею услышан. Как выглядит со стороны её поведение, сейчас радостную мать уж точно беспокоило в последнюю очередь.

— Как ты это сделал?! — тем временем, пока одни предавались радости долгожданной встречи, Ливиан оказался рядом с виновником творившейся встряски и воскликнул, ничуть не скрывая своего удивления.

Однако в этом вопросе магистр разглядел не только удивление, а и то, что заставило его отвернуться и отойти. Видя взгляд парня, мужчина однозначно решил, что общего языка они не найдут. Юноша не смотрел на него с интересом, с желанием познать то, что его шокировало, нет, он смотрел с завистью, с оскорблением, почему такие сила и знания у какого-то задохлика, а не у него. Так учёные не смотрят.

Безумец помнил деятелей науки Империи его времени. Эти люди, светлые умы, будут и умнее, и эрудированнее его самого — магистр бы не стал отрицать очевидного. От любой невозможности их глаза горели, а они желали изучить эту невозможность, объяснить, сделать возможной. Трудные задачи их никогда не пугали, они с энтузиазмом брались за их решение. После чего рутинная работа не доставляла им уже такого удовольствия. Они были открыты для новых знаний, готовы вести диспут часами, а осознав свои неправоту или неполноценность знаний, это признавали, а потом хоть в лепёшку расшибутся, но добудут эти новые правильные знания. Безумец к таковым себя не относил, всё-таки любые знания он собирал, но эгоистично хранил только в своей голове, не собираясь их кому-то передавать, а потому ещё больше восхищался настоящими учёными и изобретателями.

Теперь же магистр мог быть уверен, что этот парень к науке не имеет никакого отношения. Он просто паразитирует на чужих знаниях, что позволяет создавать иллюзию своего ума, но он не имеет того азарта в глазах, чтобы с учёным фанатизмом что-то постигать, абсолютно не открыт для чего-то нового. Такие люди при виде этого нового, а уж тем более нарушающего их картину мира, рушащее их всезнайство, сделают всё возможное, чтобы низвести эту угрозу. А уж если не получилось, они начнут винить кого угодно в том, почему у них не было этих знаний, но только не себя, не свою лень и не свою ограниченность мышления. Безумец считал таких людей паразитами научной среды, которые что раньше, что сейчас лишь тормозят развитие науки, порой способные задушить в зародыше самые смелые и перспективные исследования. И, разумеется, таких вот деятелей он не терпел.

Да магистру гораздо приятней было общаться с эльфийкой-магичкой из денеримского эльфинажа, чем с этим «учёным Круга». Он совсем не удивится, если выяснится, что туда этот юнец попал с руки семьи.

На несколько минут на площадке воцарилось молчаливое ожидание, пока мать с сыном не нарадуются встрече. Молодой наставник продолжал находиться в состоянии удивления и полного непонимания, что сотворил странный маг. Командир же продолжал с подозрением коситься на этого странного мага, стараясь в меру своих знаний почувствовать подводные камни столь эффективного «сеанса». Его подчинённые просто радовались, что всё чудесным образом обошлось и магистр с них шкуру не спустит. Сам же странный маг отошёл к другому скоплению цветом, к почерневшим от возмущения клеверам и начал, манипулируя процессами этого удивительного места, приводить окружение в порядок, а цветы — к нормальному состоянию. И этим делом он, очевидно, опять излишне увлёкся.

— Откуда у вас такое познание о местных цветах? — вытянул мужчину в реальность только неуверенный голос, обратившийся к нему.

Это вопрос задала магесса. Разумеется, у неё был повод подивиться от знаний незнакомца. Её сын убежал донимать своими пожеланиями те самые цветы, а сам маг без какой-либо опаски стоял среди других цветов, чьи кристаллы-лепестки вынырнули из черноты и безмолвия и начали разноцветно переливаться в такт буквально дирижёрским движениям его руки. И зрелище это, надо сказать, было весьма себе необычно.

— Моя жена занималась разведением этих растений. Кое-что запомнилось и мне, — ответил Безумец, завершая работу по успокаиванию местной флоры, а пока он стоял спиной ко всем, то заодно позволил себе и лёгкую улыбку от всплывших воспоминаний.

Закончив своё занятие, магистр поспешил обернуться, чтобы не быть обвинённым в неуважении из-за того, что якобы ему хватило наглости разговаривать с дворянином, стоя к нему спиной. Увидел он магессу, которая всё-таки не осмелилась ступать с мощёной площади и приближаться к цветам, среди которых сновидец и стоял, и заметил её очевидную растерянность. Женщина просто не знала, как с ним говорить. Вроде бы выглядел он оборванцем, от вида которого хочется только презрительно фыркнуть и который обязан подчиниться любой прихоти знати. А вроде бы простые оборванцы с такой лёгкостью не обходят знатных магов Тевинтера, даже если этот «знатный маг» едва отучившийся юнец. Да и приказывать и давить на единственного, чей способ лечения дорогого ребёнка так скоро и так эффективно дал результат, чревато потерей его лояльности.

Судя по тому, что магесса изменила своё обращение на «вы», хотя так она не обращалась даже к мальчику-учёному, уступчивость была в характере этой женщины.

— Примите мои извинения за сомнения в вашей компетенции в данном вопросе, Безумец. Для нашей семьи вы совершили настоящее чудо, — предприняла ещё одну попытку начать разговор госпожа. Если бы перед ней был влиятельный научный деятель Империи, или ещё страшнее — магистр, такое её изначальное недоверие к его словам могло закончиться для их семьи громким скандалом. И пусть вид хромого мага не говорил о какой-то его влиятельности, но магесса своим извинением правильно решила перестраховаться.

На этот раз подобные слова древнему магистру не польстили, а, наоборот, только опечалили. Совершённое им он не считал каким-то там «чудом». В его время подобное мог выполнить любой образованный маг, понимающий причины протекания такой вот, как у мальчика, болезни. Так что это не он чудотворец, это его потомки оказались настолько бездарны, раз так и не поняли, что именно благодаря магии в своё время Тевинтер захватил весь континент, а потом успешно противостоял Мору, Церкви и кунари, поэтому и не старались дорожить и беречь знания своих могущественных предков.

— К своему сожалению, должен вас огорчить, миледи. Пока что я не сделал никакого «чуда». Над мальчиком поставлены блоки, отгородившие его от демона и собственных неосторожных попыток обратиться к Тени. Но без моей поддержки они продержатся совсем недолго, буквально часа четыре.

Расслышав эти слова, играющий с цветами мальчик тут же уставился на взрослых с ужасом. Только должное воспитание удержало его от желания бесцеремонно влезть в разговор взрослых и, буквально вцепившись в плащ спасителя, начать в слезах умолять того остаться и помочь. Конечно же, ребёнок не хотел вновь возвращаться в те страшные, не поддающиеся его нестабильным силам пучины Тени; ему становилось страшно от мысли, что он снова услышит голос демона.

— Значит, считаете, что наш случай безнадёжен? — женщина испытывала такой же страх, но ещё могла его маскировать за аристократической маской. Хотя отчётливо было видно, как она боялась услышать вердикт, что её сына невозможно вылечить.

— Признаю, болезнь вашего сына критически запущена. Но пугать вас безнадёжностью не буду, потому что состояние больного никак не влияет на курс лечения. В первую очередь, сможет ли мальчик восстановиться, зависит только от него самого и вас, его родителей.

— Но что мы можем сделать?

— Чтобы точно справиться с болезнью, лечение нужно проходить полное. Но часто бывает, что, вдохновившись первыми положительными результатами, ребёнок перестаёт стараться, начинает лениться, ещё хуже, когда родители это поощряют и досрочно решают прекратить лечение. Как показывает опыт предков, для таких детей всё заканчивается прискорбно.

Про влияние родителей Безумец упомянул не зря, ему были известны печальные последствия от самоуверенности одной семьи.

Ни для одного заинтересованного не было секретом, что мужчина долгое время был учеником старого Жреца Думата. Именно с его подачи тогда ещё юноша-инвалид сохранил титул магистра, который был потерян с исключением его из фамильного дома, а так же получил колоссальные возможности для обучения, начиная со свободного посещения лучшей академии Империи и заканчивая финансированием, которое позволяло, к примеру, оплатить обучение у специалиста в какой-то конкретной сфере магии (так было, когда он взялся изучать магию оборотничества). Разумеется, старик покровительствовал не из меценатских побуждений. Во-первых, он намеревался воспитать своего преемника, уверенный в том, что такая огромная магическая сила в юнце не может быть ничем иным, нежели даром и благословлением самого Думата. А, во-вторых, старый интриган хотел получить эту силу для своего рода, ещё больше увеличив его влияние, поэтому у него было желание женить свою внучку на ученике. Да, с получением ранений, приведших к страшной хромоте, парень растерял статус завидного жениха, но с чего бы старика должна заботить внешность будущего родственничка, когда тот является источником столь колоссальных сил? Рождение сильнейших сновидцев в ближайшие несколько поколений роду обеспечено!

Жрец бы обязательно выполнил задуманное (второе уж точно), да только пришла однажды в его семью трагедия. Та самая девушка, будущая невеста, в детстве имела проблемы с собственными силами. Разумеется, влияние семьи позволило нанять на её обучение и лечение лучшего специалиста, да только это не спасло от самоуверенности родителей. Когда большая часть курса подошла к концу и видимые признаки прошлого недуга пропали, было принято решение закончить курс досрочно вопреки возражениям нанятого учителя. Уходя, оскорблённый маг предупредил, что подобное пренебрежение правилами лечения, которое формировалось веками, им ещё аукнется. И он оказался прав.

Незадолго до свадьбы выяснилось, что со временем, после роста и взросления, к двадцатилетнему возрасту к магессе начали возвращать давние проблемы. Не критично и не смертельно, конечно, взрослый приученный к магии организм мог и сам держать свои силы в контроле. Но, как вскоре выяснилось, риск всё-таки был. Дестабилизировать мага с подобным диагнозом, сделать беспомощным перед демонами мог нарочно другой маг, главное, знать, как это делается. Безумец знал.

В итоге давняя самоуверенность закончилась одержимостью, а одержимый сновидец стал для семьи огромной трагедией. Потеря за один день внуков и дочери сильно ударила по здоровью и частично рассудку старика. Отныне и до самой своей смерти он не вспоминал о былых планах, предоставив ученику полную свободу.

— Вы можете произвести лечение подобного недуга? — разумеется, сейчас женщину не особо-то волновали те проблемы, когда наступают «первые положительные результаты», ей было важнее найти того, кто такое вообще возьмётся лечить, точнее правильно лечить.

— Могу.

— В таком случае, Безумец, я хочу предложить вам должность домашнего учителя для моего сына и поехать с нами в Минратос. Вы согласны? — задала долгожданный вопрос магесса, но в силу статуса произнесла всё так, будто бы это не она просит его о помощи, а, наоборот, это ему делается одолжение. Мужчина даже соскучился по такому тону.

Очевидно, опять с рискованным решением женщины были не согласны. Командир поспешил напомнить, что уж очень вовремя заявился этот незнакомец, да и ещё своими действиями он буквально вынудил его нанять. Слишком подозрительные совпадения. Однако на этот раз магесса не позволила себе сомневаться, и ответила мужчине только приказом устроить за магом слежку и надзор в случае, если с ним получится договориться.

Удивлён такому решению нанимательницы оказался и Ливиан, очевидно, не горя энтузиазмом делить статус главного местного умника с каким-то там голодранцем. Хотя Безумец и не понял такой реакции. Неужели наивный юнецверил, что после столь наглядной демонстрации своей необходимости этой семье, за хромого мага не будут стараться ухватиться изо всех сил?

Сам же магистр помедлил с ответом, серьёзно задумался. Такого развития и вопроса стоило ожидать уже с того момента, когда он решил показать свою способность помочь ребёнку, который стал жертвой халатности своих предков. Но нужно ли ему сейчас связываться с такой семьёй аристократов, возвращаться в бывший когда-то родным город? Очевидно, что нет. Ему выделяться, в первую очередь, не стоит. Да и он правильно опасался встречи с агентами венатори, которые обязательно найдутся в столице, Радонис не смог бы избавиться ото всех. Кто знает, может, один из агентов сейчас где-то здесь — всё может быть. Впрочем, сам архонт и магистры поопаснее Корифея будут, если узнают, кого к ним занесло. Судьба больного мальчика не настолько его волновала, чтобы он решился поступать себе в ущерб. Однако на другую чашу весов этих изначально, кажется, бессмысленных размышлений ложились обычные человеческие слабости магистра. Во-первых, работа учителя в подобной семье даёт много привилегий, позволяет жить на правах уважаемого гостя. А мужчине, конечно же, хотелось хоть и ненадолго вновь окунуться в комфорт и блага высшего света. От жизни беглеца хоть и весьма неприхотливый, но всё-таки потомственный аристократ, очевидно, устал. А во-вторых, возвращение в Минратос и частично — в привычное ему общество магистров будет необходимой для него встряской. А это важно, потому что Безумец понимал, что дальнейшие его прятки от реальности в этом саду закончатся лишь тем, что он окончательно утонет в ненужных и опасных мыслях, тоске.

Весьма ожидаемо, победу одержали личные желания мага.

— Я готов принять ваше предложение, миледи, но для начала необходимо кое-что обговорить, в том числе вопрос оплаты, — наконец ответил Безумец.

— Мы обеспечим вас всем необходимым, вы ни в чём не будете нуждаться. А за работу мы готовы оплатить вам любую сумму, только назовите, — когда долгое молчание, а потом не точный ответ мужчины стали говорить о том, что он не особо-то спешит соглашаться на «одолжение» магессы, последняя заметно заволновалась, даже забыла былой тон, начав просить о помощи открыто.

Про себя Безумец усмехнулся, стараясь посчитать, сколько бы на самом деле стоили сейчас услуги «того самого» магистра-сновидца возрастом больше тысячи лет и хранящего в своей голове знания Империи в период апогея её развития, некоторые из которых ту же тысячу лет как никто не помнит. Какой-то хоть сколько-то разумной суммы он так и не получил.

— Как я говорил ранее, в награждении я не нуждаюсь…

— В это с трудом верится.

— Почему же? Мне, как человеку, который не имеет дома, а всё моё имущество — это скромный вещевой мешок, не имеет никакого смысла запасаться золотом, подобно жадному гному, — спокойно пожимает плечами Безумец.

— Значит, речь идёт о крупных суммах? — заметила женщина, как спокойно маг говорит о золоте, давая отчётливый намёк о том, что если бы он согласился брать плату монетами, эта плата действительно вышла бы нескромной. Нет, магесса не назвала бы его жадным, скорее её подивило, с какой точностью он смог оценить цену своих услуг. Примерно такую же сумму и назвал бы на его месте тевинтерец.

— Я высоко оцениваю свои знания. И судя по реакции моего коллеги, оказываюсь не так далеко от правды, — совсем спокойно сказал Безумец.

— В таком случае, что вы примете в оплату?

Магистр вновь помедлил с ответом, сделал вид, что задумался, хотя желание у него было точно сформулировано уже давно.

— Думаю, подойдёт полный доступ к вашей семейной библиотеке, — вновь озадачил мужчина своими словами остальных.

— Зачем он вам? — насторожилась магесса, вспомнив предостережение командира телохранителей.

— Ну как же? — будто бы не замечая напряжённости, наивно воскликнул Безумец. — Если я правильно понимаю, «альтус» — это род, берущий своё начало от древнего сновидца. А значит, в библиотеке такой семьи могут найтись книги древних эпох, может быть, даже доморовых.

Видя, как загорелись белые глаза мужчины от одного упоминания книг и знаний, которые они хранят на своих страницах, все однозначно убедились: перед ними учёный. С этим открытием всем стало спокойнее от мысли, что мотивы мага действительно могут быть безобидными.

— Не думаю, что наша библиотека удовлетворит ваше любопытство, Безумец. Если у нас и были какие-то научные трактаты, то с большим шансом они отданы в Круг, — женщина поспешила отвадить хромого мага от библиотеки. Всё-таки в каждой семье есть свои книги и свои секреты, которым лучше не выходить за её пределы.

Так магесса подумала, что получится вернуть мага на путь разговора о банальном, но самом безопасном способе оплаты — денежном. Пусть лучше она несколько уступит в цене, чем они будут стараться выполнить сомнительные хотелки чудака. Однако магистр не дал вести себя по этому пути и, получив отказ, лишь сделал вид, что раз к согласию они не пришли, значит, он спокойно может уйти. Выглядело это очень правдоподобно, и магесса тут же забыла о своих хитростях, начав впопыхах придумывать, как бы сохранить внимание чудака.

— Раз вам так интересны старые книги, то вам лучше бы обратиться напрямик в академию в Минратосе.

— Доступ в подобные учреждения для меня закрыт, — не особо заинтересовано пожал плечами маг, хотя на самом деле туда первоначально он и собирался попасть.

«И, слава Создателю, что так», — хмыкнул Ливиан от мысли, что такой чахоточный, пусть и умный чахоточный, появится в святая святых наук.

— Об этом можете не волноваться. Если вы нам поможете, то доступ в академию мы вам обеспечим, — тут же ухватилась женщина за шанс вполне себе честного обмена, потому что заполучить такой доступ самому мужчине — как он правильно отметил — было бы практически невозможно. Так же под своим «мы» она имела в виду влияние всей семьи и мужа-магистра, в частности, а не своё собственное.

Безумец опять выдержал несколько секунд молчания. Он, гордый магистр, не хуже магессы умеет делать вид, будто бы своим согласием на такой обмен это он делает ей одолжение, а не наоборот.

— В таком случае я согласен принять ваше предложение, миледи. Только позвольте озвучить одну мою просьбу: давайте не будем закреплять мою работу договором.

— Вы, видимо, не понимаете всю силу этого документа, Безумец. В первую очередь, договор оберегает именно ваш труд.

— Но без оформления договора вы будете освобождены от всех неприятных последствий в случае его досрочного расторжения с вашей стороны. В том числе вам не придётся выплачивать неустойку.

— И зачем вам это нужно? — покачала головой женщина, уже даже не зная, где предел непредсказуемости этого чудака.

— Взамен я бы попросил оставить за собой полное право отвечать или нет на любой ваш вопрос.

Безумец прекрасно понимал, что такими условиями он только больше увеличивает вокруг себя ореол таинственности, побуждает других ещё интенсивнее искать ответы, но по-другому он попросту не мог. Мужчина правильно понимал, что в чужом доме задавать вопросы и устраивать допросы ему будут ещё долго, и к каждому из них он не сумеет подобрать уместную ложь. Сомниари не думал переоценивать свои навыки перевоплощения, честно признавая, что в агенты под прикрытием его бы никогда не взяли, потому что знал, что долго поддерживать какую-то легенду он не способен. Одно дело каких-то полчаса врать правителям Ферелдена, и совсем другое продолжительное время поддерживать свою ложь в обществе профессиональных интриганов.

Прикидываться местным, тевинтерцем, которого каким-то образом занесло к Стражам? Бред, поскольку это вызовет повышенный интерес к его персоне, его родовому происхождению и ещё большему количеству вопросов. Да и он слишком плохо знает нынешний Тевинтер. Прикидываться чудаковатым южным магом Круга? Бред ещё больший! Его аристократичные манеры его же и выдадут. Да и отчётливо видно, что своим даром он гордится, возвышается над сопорати, а это совсем не свойственно забитым магам юга.

Так что Безумец решил воспользоваться тактикой Сетия: заставить людей додумывать самостоятельно. Людская фантазия прекрасно заполнит то, что оставит недосказанным он. Самому магистру оставалось лишь вести себя более-менее естественно, чтобы чужие догадки не бросались в опасные крайности.

Да и нечего ему светить своё имя в тевинтерских бумагах.

— Стоит ли вам говорить, что подобное может усложнить наше сотрудничество?

— Поэтому, в благодарность за ваше понимание, я готов работать неофициально. Так что, если вы не будете удовлетворены моими услугами или моим отказом отвечать на некоторые обязательные для вас вопросы, мы можем прекратить наше сотрудничество буквально в любое время без каких-либо юридических или финансовых последствий для вас.

Все эти странности, которые выдал хромой маг, заставили магессу вновь задуматься, всё обдумать, спросить себя, а стоит ли действительно его нанимать? Он странный, слишком странный, чудаковатый, ещё и больной. Да и, как сказал командир, этот маг слишком уж удачно сегодня появился. Мало ли, соперники по Магистериуму его подослали, чтобы поскорее лишить коллегу-магистра наследника…

Сомневаться можно было ещё долго, однако окончательно всё решилось из-за того самого наследника.

Не захотев стоять в стороне, мальчик подбежал к матери и схватил её за руку, но постарался сделать это как можно тише и незаметнее, чтобы его не обвинили в том, что он мешает и встревает во взрослые разговоры. Когда же магесса обратила на него внимание, опустила голову, то столкнулась с большими детскими глазами, просящими убедить спасителя остаться. Женщина обняла сына, до дрожи пугаясь мыслей, что весь тот ужас, что творился с её ребёнком, может вскоре повториться, и горько улыбнулась, когда детские ручки поспешили обнять её в ответ.

Ну какие тут вообще могут быть сомнения? Этот неизвестный чудотворец — их последний шанс…

Глава 24. За империю

Кабинета хозяина дома, разумеется, будет соответствовать статусу этого самого хозяина. Даже не столь важно, как там выглядят остальные комнаты, особенно отдалённые от взгляда гостей, и общее убранство дома, сколь ценно впечатление, которое создавал один только кабинет. Кабинет должен быть отполирован до блеска серебряных подсвечников — никто не смеет усомниться, что хозяин может позволить себе содержать очень старательную прислугу и что он сам соблюдает порядок. Иначе если человек допускает беспорядок на своём рабочем столе, то разве он способен поддерживать порядок во всём доме, разве он заслуживает титула главы рода? Кабинет должен хранить строгость, некую мрачность, чтобы гость, пришедший на встречу, чувствовал тайну, опасность, не смел расслабляться, всегда помнил, что перед ним лорд-магистр. И, конечно, цена каждого предмета мебели или декора должна показывать достаток этой семьи, то есть быть дорогой.

Так что любой бедняк, каким-то необъяснимым образом оказавшийся в кабинете, потерял бы дар речи от увиденного убранства, особенно, если там же будет сам магистр, который одним только мрачным взглядом даст понять, что эту комнату вторженец уже не покинет. Коллеги же или деловые партнёры, менее удачливые в семейных накоплениях, заскрипят зубами от зависти. Ну, а люди, равного положения, насупят брови, потому что к чему-либо придраться и тем самым пошатнуть репутацию своего конкурента они не смогли.

Впрочем, на тех, кто сегодня присутствовал в кабинете, всё это не распространялось. Всё-таки они, жители дома, не раз видели как хозяина, так и сам кабинет. Хотя в их присутствии и сам мужчина мог позволить вести себя по-домашнему.

Облокотившись о стол локтями, ссутулившись и потирая глаза, статный маг, хозяин кабинета и всего дома, старался переварить недавние события. Тот, кто вовлечён в военные дела Империи, не может ощутить покой, поскольку война с кунари никуда не денется. Магистр Вирен, будучи и командующим вооружённых сил Тевинтера, и политическим деятелем, членом Магистериума, привык к вечной суете. Но последнее время выдалось самым неспокойным. Казалось бы, конфликт с кунари затих, можно было передохнуть, пускай пока трудятся доблестные разведчики, узнают, какую диверсию рогатые хотят устроить на этот раз. Но вскоре уже зашевелились и другие силы — Венатори и Инквизиция. Из-за Корифея в Империи и так волнения, на уши подняты все: от Тайной Канцелярии до военных. Бунтов и терактов тут им не хватало. Так ещё и Инквизиция слишком быстро накапливает мощь и мировое влияние. Это беспокоило, в первую очередь, Тевинтер, поскольку Инквизиция фактически наследница Церкви, а Тевинтер — Империя Зла для жителей юга, козёл отпущения. Взбреди Совету в голову после окончания войны с Корифеем организовать новый Священный поход на Минратос, и их никто останавливать не будет, а Церковь так и вовсе подсобит.

И будто бы этого было мало, совсем недавно правителей всех стран хорошенько так встряхнула новость о плане «Дыхание дракона», о котором, никому не понятно откуда, узнала Инквизиция. Но источник информации и не важен, важно, что все их слова оказались правдой. Пока для обычного обывателя задумка кунари ещё долго будет оставаться не больше очередного слуха, причастные к государственной безопасности были вынуждены знатно так понервничать и поноситься. Вирен знал, что как минимум у них точно были найдены предполагаемые схроны гаатлока, так что в Тевинтере не доверять словам ордена-выскочки никто и не думал. И если для Магистериума это открытие стало поводом сесть за обсуждение планов по смене курса политики их страны, то для магистра это стало ещё и личной нервотрёпкой. Ведь обеспечение безопасности, поиск и обезвреживание следов кунарийских диверсантов опять ложится на плечи обычных вояк и их командиров.

Ну и разве это всё?

Все же ещё помнят о венатори? Если кто-то и забыл, то снова вспомнил при инциденте с кунарийскими кораблями. Вирен знал об операции перехвата этих кораблей, которая курировалась самим архонтом. Радонис очень уж хотел заполучить командира террористов, и чтобы завершить дело по устранению известных агентов, с которым не справились нанятые убийцы, и чтобы вскрыть всю шпионскую сеть венатори в Тевинтере. Однако в ту ночь план-перехват потерпел неудачу. Ныне принято считать, что пока имперцы штурмовали один корабль, на второй высадился десант венатори, прирезал всех моряков вместе с кунари, а пленников забрал. После более тщательного изучения корабля выдвинулись уже другие гипотезы, но на это мало кто обратил внимания. Ведь стоит ли говорить, что архонту не важны были причины, ему было достаточно одного факта неудачи своих служб? Вирен примерно представлял, как бесновался Радонис, наверняка грозился разжаловать всех офицеров, принявших участие в той операции. Подобное наказание самого мужчину не коснётся: к той провальной операции он никакого отношения не имел, да и кто бы посмел его, магистра, за один промах лишить звания. Так что Вирена больше беспокоила работа, которую на него могут скинуть, пока будет идти смена руководства. Последнее что ему сейчас хотелось, это разбираться в тех событиях, раздумывать, что за таинственная сила помогла пленникам сбежать, и, главное, искать самих этих пленников.

Так что, очевидно, на фоне всех этих трудностей, не сложно догадаться, как отреагирует магистр Вирен на новость о появлении в своём доме чрезвычайно странного постороннего.

— Свободное от занятий время он почти всегда проводит в библиотеке, читает книги. Какой-то особой избирательности в выборе не замечено, как и не было попыток заполучить книги, принадлежащие твоей личной коллекции. Читает вполне известные научные трактаты, связанные с историей Империи и магией. Другие сферы его, видимо, не интересуют. Так же чередует чтение трактатов с книгами художественного характера. На вопрос одного из моих людей о причине ответил, что «художественная литература даёт время освоить научные труды», — отчитывался командир стражи перед своим начальником, хозяином и вместе с тем — братом, поэтому позволял себе вольность в обращении.

Казалось бы, несколько дней непрерывной слежки и сбора данных не дали каких-то провокационных результатов, поэтому просто радуйся, что жена магистра своим решением пригласить в гости столь сомнительную личность не создала много проблем на его командирскую голову. Однако отсутствие доказательств только ещё больше злило мужчину.

— Закономерность выбора обычных книг? — Вирен же внимательно слушал своего подчинённого, всё обдумывал и продолжал задавать скупые вопросы.

— Так же отсутствует. Будто читает, что под руку попадётся. Замечу, что он так же брал нашу классику, которая входит в список обязательных для прочтения книг ещё во время обучения, — продолжал Эйгон, подбрасывая новый факт в топку размышлений, откуда же родом странный маг.

— Подклад?

— Все взятые им книги потом тщательно проверялись. Чего-то подозрительного не обнаружено. Так же Ливиан подтверждает отсутствие следов магического воздействия или рун.

— В остальное время?

— Остальное время проводит в выделенной ему комнате. Он настоял на уединении, поэтому в эти моменты мы не можем точно знать, что он делает.

— И с каких пор ты подчиняешься его желаниям?! — возмутился Вирен. Злой магистр — это страшно, поэтому даже Эйгон стушевался, несмотря на родство.

— Это я дала такое разрешение, — спасая командира от гнева магистра, произнесла его жена. — Мы не вправе докучать гостю надзором в его покоях без веского на то повода.

— То есть сам факт его пребывания в моём доме не является веским поводом? — лорд оставался всё так же зол, однако эта грозность на жену не действовала.

— Нет, учитывая, что он живёт здесь гостем по моему приглашению. Тем более, насколько я знаю, господин Безумец не оказывает никакого противодействия твоим людям во время осмотра его комнаты? — с этим уточняющим вопросом Ирена обратилась к командиру.

— Всё так, миледи.

— Вот видишь, — женщина получила подтверждение и тогда снова посмотрела на мужа, говоря, что он зря волнуется раньше времени.

И магистр был вынужден с ней согласиться, сменить гнев на милость и продолжить слушать.

— Что он делает в комнате, удалось всё-таки выяснить, в том числе зачем он запросил письменные принадлежности и бумагу?

— Если судить по результатам обыска, то он пишет для твоего сына пособие по профилактике его… эм, проблемы. Но так же найдены несколько исписанных листов не по этой теме. Там странные формулы и расчёты, — теперь Эйгон подошёл к столу магистра и положил на него те самые упомянутые листы.

Вирен очень внимательно вцепился взглядом в предоставленные листы, всеми силами старался их понять и разглядеть опасность. Но увы. Ведь вскоре пришло осознание, что расчёт вёлся на древнетевинтерском языке. Старый тевене считается мёртвым языком, даже потомственные аристократы учат только отдельные цветастые фразы, чтобы похвастаться перед коллегами мнимой широтой своего словарного запаса. Магистр был не исключением. Вирен не знал письменность старого тевене, что уж там говорить про заумные формулы. Разумеется, он не понял ни слова. И с одной стороны, это неведение его очень злило, а, с другой, страшно озадачивало. Откуда человек, который незнаком даже с обязательной тевинтерской классикой, знает научный стиль языка и письменности Древней доморовой Империи?

— Так. А что он ответил? — от удивления у мужчины будто земля ушла из-под ног, и он обессиленно откинулся в кресле.

— Сказал, что это расчёты для его собственного проекта, над которым он работает. А так как проект не имеет никакого отношения к его нынешним обязанностям, он отказал в подробностях.

Даже беспристрастная маска магистра уже не спасала, и мужчина позволил себе устало вздохнуть, точно уже ничего не понимая.

— Откуда он, выяснил?

Ответом и на этот вопрос Эйгон не мог порадовать. Он со своими людьми отправлялся в город, чтобы разузнать о хромом маге. Но единственное, что они обнаружили, это таверну, в которой маг проживал и хозяин которой не имеет ни малейшего понятия, откуда такой постоялец взялся. Просто пришёл однажды и снял комнату. Впрочем, неудивительно. Один оказался совсем немногословен, а второму незачем лезть в дела своих клиентов, которые тем более исправно платят. Ещё нашлась парочка свидетелей, которые подтвердили, что маг ходил в рощу не один день. И на этом всё.

Конечно же, этого было преступно мало, чтобы приблизиться к пониманию мотивов названного Стража.

— А сам он что говорит? — продолжал хмуриться магистр.

— На вопросы о своём пребывании в Вентусе и о себе он отказывается отвечать.

— Так допроси!

— Не могу. В таком случае я нарушу обещание госпожи.

— Обещание? — точно ничего не понимая, Вирен вновь глянул на жену.

— По нашему договору Безумец оставляет за собой право не отвечать на любые наши вопросы, если они не связаны с его обязанностями, — объяснила женщина.

Лорд нахмурился. Но ругался ли он? Нет — просто промолчал. Своей жене он говорить ничего не стал, отчитывать за необдуманный поступок — тоже. А зачем? Её глупое решение он оправдал просто — женщина. В этом была правда, поскольку она как мать, в первую очередь, была озабочена здоровьем своего сына, эмоциональней мужа переносила его болезнь. И тут вдруг появляется тот, кто способен избавить её ребёнка от мучений. В хорошем смысле, конечно. И не просто на словах он способен, а уже доказал это. Так что нечего удивляться тому, что вопреки любому здравому смыслу и на таких абсурдных условиях она затащила «чудотворца» в дом.

Вирен только молча ругнулся, что последствия придётся расхлёбывать ему самому. Да, он уже видел своего сына, сам был рад узнать, что у его единственного наследника ещё есть шанс выкарабкаться, но он не мог себе позволить затуманить голову радостью, зная, прекрасно, что за всё надо платить. Поэтому хромому магу, учитывая все те странности, которые крутятся вокруг него, глава дома и не верил.

— Условия, выдвинутые Безумцем, я считаю приемлемыми. До тех пор, пока он делает свою работу и не позволяет себе лишнего, можно и простить ему его скрытность. Другого выбора у нас всё равно нет. Круг, как мы теперь видим, не очень-то спешил нам помогать, — впрочем, Ирена могла разобрать мысли мужа, догадаться, о чём он думает, а поэтому решила ещё больше настоять на своём решении.

Несмотря на профессиональную привычку видеть везде заговоры и интриги, магистр был вынужден согласиться с женой. Выгнать сейчас хромого мага, значит, вновь заставить себя смотреть на тихое угасание их сына, поскольку они так и не смогли найти выход. Их последним шансом по совету Круга было посетить рощу в Вентусе, но, как выяснилось, это не помогло, а только ускорило течение болезни.

В том, что какой-то на вид бродяга знает больше учёного Круга, сам магистр не видел ничего странного, поскольку и так с пренебрежением относился к людям научных сфер деятельности, а уж в знания юнца он не верил совершенно. Ливиан был племянником Уриана Нихалиаса, Чёрного Жреца, главы Имперской Церкви. Обычно этим фактом и объясняется, как ничем особо не выдающийся юнец смог попасть в главную академию, к магистру в ученики.

— Ты озаботилась его внешним видом? Оборванцам в моём доме не место! — оставив спор, Вирен перешёл к следующему вопросу, говоря о хромом маге не как о госте, а как о какой-то зверушке его жены.

— Я уговорила его сменить плащ на более приличный. И проконтролировала его выбор. Но сменить мантию он категорически отказался. Никакие мои слова не помогли.

На лице магистра промелькнуло искреннее отвращение. Ирена понимала. Её мужу по статусу не положено общаться и принимать в своём доме тех, кто даже одеться подобающе не сподобился.

— Но я бы не назвала его «оборванцем», — с хитрой улыбкой произнесла магесса. Мужчины тут же на неё с непониманием посмотрели, ожидая пояснений. — Тебе, мой дорогой муж, придётся следующие несколько месяцев усердно трудиться на благо архонта, чтобы порадовать свою любимую жену платьем из той же магически обработанной ткани, из которой сшита мантия Безумца, — озвучила своё наблюдение женщина и была очень довольна, что факт, который заметила она, прошёл мимо даже их доблестного командира стражи.

Конечно, такое заявление удивило Вирена. Пусть военная служба не приносит той прибыли, которую получают его коллеги, занимающиеся, к примеру, работорговлей, но их семью ни в коем случае нельзя назвать бедной. У магистра всегда были средства, чтобы побаловать домочадцев, ни в чём им не отказывать. Так что своими словами Ирена лучше любого приблизительного ценника описала, насколько редкое и дорогое одеяние носит их якобы «оборванец».

— Вор? — мужчина нашёл этому одно разумное объяснение и почти перешёл на гнев. Выглядел страшно. Ну точно магистров лучше не гневить.

— Не думаю, — уберегла Ирена мужа от поспешных действий, впрочем-то, совсем не боясь его гнева. — Мантия сделана на заказ, пошита точно под него. Украсть и перешить обошлось бы едва ли меньше изначальной стоимости. Воры такими средствами не располагают. То же самое обстоит и с его тростью — она подогнана под его рост и руку.

— Это может быть чьим-то даром за оказанные услуги. Он же сам сказал, что «высоко оценивает свои знания». Значит, уже имеет опыт продажи своих услуг. И переодеваться он отказывается, потому что понимает ценность вещей, которые носит, — включился в размышления командир.

— И в чём заключаются магические свойства ткани? — внимательно слушал и размышлял магистр.

— Ливиан говорит, что как минимум магия помогает ткани медленнее изнашиваться. Она действительно в хорошем состоянии. Надо всего лишь немного подшить да добавить украшений — и в ней вполне можно явиться на приём и не быть посрамлённым.

К счастью для их нервов, они так и не узнали, что трость-посох хромого мага создана из железной коры.

Вирен, получив очередную порцию фактов для размышлений, потёр лицо руками. Тот, о ком они уже столько говорят, будто не человек, а просто сборник всего невозможного. И как хоть их угораздило встретиться в одной роще?

— Нужно бы проверить, привычны ли ему рабы, — обратился после магистр к своему советнику, желая такой проверкой сузить круг предполагаемого места, откуда бы этот чудотворец мог прибыть в Вентус.

— Уже. Пару дней назад остроухая шваль пролила ведро с грязной водой на ноги одному из моих людей. Он, недолго думая, бросился её избивать. И, к сожалению, это случилось на глазах гостя: он как раз проходил мимо.

— О, Эйгон, это недопустимо! — ахнула магесса. Тевинтерку волновала не судьба провинившейся рабыни, а сам факт осуществления наказания прямо в доме.

Одно дело, когда это происходит на заднем дворе подальше от посторонних глаз или на специально организованном представлении, и совсем другое, в самом доме, на глазах гостя. Пусть Безумец и не высокопоставленное лицо Тевинтера, но выйди сплетни о произошедшем за пределы дома, и их семья будет обсмеяна. «Как же так? Как же так? Вроде приличные люди, а собственная охрана ведёт себя, как бешеные псы. Никакого уважения к покою гостей», — как-то бы так шушукались дамочки, прикрываясь веером, на ближайших балах. Тем более ещё пойдут сплетни, что они не в состоянии себе даже нормальных рабов купить, которые не падают и не позорят хозяев при посторонних.

— Я уже принял меры, моя госпожа, — солдат тут же поспешил ответить (ласковей необходимого) и склониться (ниже необходимого). — О случившемся я доложил управляющему. С эльфкой он разберётся. А мой человек направлен вычищать казармы.

Такой ответ жену магистра устроил, и она вновь вальяжно расположилась на стуле.

— И как он отреагировал? — тем временем спросил Вирен, желая получить результат этой «проверки».

— Никак. Буквально. Просто прошёл мимо. Даже меня это удивило: обычно южане лезут, куда им не следует.

Вирен кивнул, согласился, тоже помня, как не приученные к рабству южные маги, которые начали прибывать в Тевинтер после начала войны с храмовниками, видя расправу над рабом, или лезут заступаться, или (более разумные) отворачиваются.

«Ну и кто он? Тевинтерец? Не знает нашей культуры, даже классики не читал. Невваранец? Орлесианец? Или где там ещё на юге маг мог получить дворянское воспитание?» — размышлял мужчина, хотел получить ответ, но не мог. Не знал.

И так проблем по горло. Ходят слухи, что правители большинства стран так всколыхнулись от новости о глобальнейшем теракте, что даже поговаривают устроить общий съезд, чтобы обсудить наконец, что делать с рогатой угрозой. А делать что-то надо, поскольку не сидится им на своих островах — на весь Тедас уже замахнулись. И пусть триумвират дал заявление, что к «Дыханию Дракона» они не имеют никакого отношения, поэтому отловят и накажут любого причастного к этому плану. Да только им уже верить никто не собирался. Как человек, прошедший не один бой с этими рогатыми варварами, лорд Вирен очень хотел, чтобы эта инициатива не заглохла, и юг наконец-то втянулся в войну, которую Тевинтер ведёт уже не одно столетие. Однако пусть заговорят всерьёз об этом воистину судьбоносном мировом съезде только после победы над Корифеем (ни одному правителю же не хочется взлететь на воздух вслед за Верховной Жрицей), однако мужчина понимал, что у военных проблемы начинаются уже сейчас.

И как одновременно и некстати, и вовремя нарисовался этот «чудотворец».

* * *

Пожалуй, в доме магистра появился ещё один человек, на которого мрачный антураж кабинета никак не действовал. Безумец сидел на скромном, по сравнению с другой мебелью в комнате, стуле абсолютно безучастным. Он не осматривался по сторонам, поскольку что он тут не видел? Дорогие мебель и декор? Видал и подороже: дворец старого Жреца Думата, его наставника, был несоизмеримо богаче. Грозный взгляд лорда-магистра? Видал взгляды и поопаснее. Книги, семейные фолианты, что лежали на книжных полках и соблазняли заядлого книголюба? Да, но Безумец не поддался, поскольку всё равно не имел к этим книгам доступа. И единственное, что привлекло внимание хромого мага, это трофеи, висящие на стенах. В основном это были мечи, которые ему понравились своим разнообразием, но каждый меч по отдельности он не оценивал, поскольку был магом и в оружии совершенно не разбирался. И впечатлил его только шлем кунари с рогами его бывшего владельца, повешенный над камином. Безумец даже кровожадно улыбнулся, подумав, что, будь он всё ещё в своём мире, он бы обязательно сделал что-то похожее из головы кунарийки, которая посмела взять его, магистра, в плен.

Такая коллекция хозяина дома подчёркивала его успехи в военной карьере. Вирен даже больше воин, потому что, подобно Хоуку, пользовался посохом, который легче классифицировать, как клинковое оружие. И имел атлетический стан, что, конечно же, придавало его виду ещё большей грозности, статуса и величия, поскольку далеко не все маги, кто просиживает в Магистериуме, следят за собой. Так что если сейчас сравнивать двух магистров старой и новой Империй и не знать, что один из них древний сомниари, то титул «могущественный маг» точно отойдёт не Безумцу.

Безумец не испытывал, какого-то разочарования или ненависти от новой встречи с одним из магистров, о которых он столько на юге наслышался. Об этом человеке он уже знал из записей в дневнике Алексиуса. Этих двух магистров можно было считать политическими противниками. Оба признавали «рогатую угрозу», оба работали на благо страны, только Герион был убеждён, что во все века Тевинтер силён лишь своей магией, и на собрании настаивал на увеличении финансирования Кругов, чтобы повысить общую магическую образованность, воспитать больше сильных магов, тогда как Вирен пренебрежительно относился к научным деятелям, потому что в сражениях свои жизни кладут солдаты, а не эти учёнишки, и настаивал на увеличении армии и её лучшем оснащении.

Учитывая, что в итоге Алексиус бросил все свои силы и внимание на службу Старшему, а потом и вовсе был убит, его проект так и остался лишь на словах.

И пусть Безумцу не нравилась такая солдафонская позиция этого магистра, но он отнёсся к его взгляду хотя бы с пониманием. По мнению хромого мага, Вирен заблуждается, поскольку не армией и флотом одним в своё время Империя завоёвывала континент, но он хотя бы что-то делает в этой затяжной кампании против кунари. Многие же магистры просто заняты обогащением себя и своих семей деньгами, властью и влиянием. Тот же Данариус, как говорил Защитник, экспериментировал исключительно для возвышения над своими коллегами и соперниками. Впрочем, когда Хоук это говорил, Безумец только промолчал. А что ему говорить, начать осуждать? Смешно. Учитывая, что сновидец не считал себя лучше этих «бездельников», потому что занимался исследованиями ради одной цели — получить знания и силу исключительно для себя.

И, казалось бы, раз он уже примерил на себя роль бесправного, по местным правилам, мага, то смиренно опусти голову и просто отвечай на вопросы, чтобы быстрее отпустили. Но Безумец не мог. Да ныне его титул не значил ничего, но отыгрывать раболепие и льстивое подчинение воспитание и магистерская гордость ему не позволила. Хмыкнув, мужчина подумал, что это у него точно от отца: тот тоже даже Верховным Жрецам оказывал только минимальное почтение.

Магистр Вирен же не проявлял того же добродушия к своему собеседнику. Разумеется, он ощущал полное превосходство перед ним и не обязан любезничать. Будь он хоть лаэтан, хоть южный беглец — неважно, поскольку маги альтуса всегда стоят на голову выше всех остальных. Это превосходство подчёркивали и физические качества «Стража»: где он, сильный потомственный маг и не менее профессиональный мечник, и где этот худой и больной книжный червь.

«Против порождений тьмы ему даже магию не приходилось использовать. От одного его вида твари сами со смеху помирали», — усмехнулся однажды мужчина, будучи невысокого мнения о том, кто решил потягаться знаниями с мэтрами Круга. Хотя Вирен и не верил безоговорочно, что перед ним на самом деле Серый Страж, но и сомнений не высказывал, потому что не было у него способа доказать или опровергнуть слова хромого человека. Это надо обращаться к знакомым ему Стражам, которым он верил, но попробуй их ещё найти, ведь не сидится же им на месте. Хотя и правильно, что не сидится, поскольку порождения тьмы сами себя не убьют.

И вот, казалось, если он пришёл к таким выводам, то откинься в кресло и управляй сегодняшним разговором, однако магистру многое так и не давало покоя.

Аристократичную выправку его посетителя не способна скрыть никакая мешковатая одежда. Да и ладно, если бы особенности сновидца заключались только в том, что он способен держать ровную осанку, когда сидит и даже когда ходит, ужасно при этом хромая. Так нет, сейчас гость сидел перед магистром совершенно… спокойным. Вирен, хоть этого, разумеется, не показывал, но на самом деле был удивлён, никак не ожидая подобного. Когда он только услышал о новом учителе от жены и брата, мужчина составил в своей голове образ бесхребетного оборванца. И сейчас этот образ не оправдался. Спокойным в такой ситуации можно быть только в двух случаях: либо когда глупцом не понимаешь всей серьёзности происходящего и недосягаемости человека перед тобой, либо когда всё понимаешь, но ощущаешь собственное полное превосходство и считаешь собеседника едва ли равным себе.

Разумеется, первое объяснение самое правдоподобное, потому что кто в здравом уме, если ты не архонт и не Верховный жрец, будет считать себя выше самого магистра, представителя верхушки правления, мага альтуса, тем более имеющего воинское звание? И Вирен мог простить часть этой «глупости», поскольку людям, далёким от политики, и тем более чужеземцам действительно порой сложно понять всю власть и силу, которой владеют магистры. Мужчина же всё-таки гостя пригласил в кабинет на разговор, а не чтобы слушать очередные лестные оды в свой адрес. Однако посетило Вирена и нехорошее предчувствие, что часть причин такого спокойствия хромого мага относится и ко второму случаю.

Много знать, ещё не значит быть могущественным и опасным магом. Вот таковым лорд-магистр и видел этого самоучку, но признавал, что талант у него всё-таки должен быть, потому что слабый маг бы не прожил до такого вполне почтительного возраста. Но ничего сверхъестественного. Однако Вирен ещё помнил слова жены, тоже сильной магессы, какой странной ощущалась аура хромого человека в роще, в которой, как говорят учёные, близость Тени облегчает восприятие всех магов. Вот и в чём причины? В том, что оборванец заигрался с энтропией или магией духа, и эта «странность» всего лишь след его былых экспериментов и убитых духов? Или всё-таки в том, что его собеседник, непонятного происхождения и образования, может быть равным по силе ему, потомку древнего сновидца, или, немыслимо, даже сильнее? Или ещё в чём-то?

Вирен не мог знать ответ, потому что его отношение к теоретической магии, как и её адептам, весьма скептично, и не имел никакого понятия, что там за следы способна показать Тень. И эта неизвестность его выводила из себя. В итоге злость вылилась в яростный взгляд, которым магистр посмотрел на мага. Однако и сейчас хромой сновидец даже не дёрнулся. Белые глаза человека продолжали просто посматривать на хозяина дома и ждать от него начала допроса.

— Откуда ты родом? — задал наконец-то вопрос Вирен. Конечно же, он уже знал, что гость отвечать отказывается, но уж больно мужчине хотелось облегчить себе жизнь и сразу получить ответ на один из главных мучавших его вопросов. Надеялся, что ему, магистру, столь нагло отказать не осмелятся.

— Информация о моём происхождении никак не относится к моим прямым обязанностям в этом доме, а, значит, я, получив на то право от вашей достопочтенной супруги, предпочту оставить ваш вопрос без ответа, — титул хозяина дома, впрочем, ответчика не впечатлил, и он дал тот же отказ.

Безумец с лёгкостью мог назвать себя тевинтерцем, ведь даже говорит он с очень уж схожим акцентом. Да только от этого ему самому легче не станет. Пока что о его происхождении есть только догадки, но если он сам их подтвердит, от него не отстанут, пока не перероют родословные всех домов магов. Потому что такие деловые маги просто так из ниоткуда не появляются.

На самом деле появляются. Из Тени появляются. Но об этом уж точно лучше умолчать.

Разумеется, сам лорд-магистр от такого ответа был далеко не в восторге. Так и хотелось обвинить тщедушного мага в наглости, да только где он эту наглость проявлял? Тон не повышал, не позволял себе даже усмешку, а в сказанном был в общем-то прав.

— Не думай, что всегда сможешь уходить от ответа!

— И в мыслях не было, милорд. Я не отвечаю на вопросы о том, что бы я предпочёл оставить в секрете. В остальном же я открыт для разговора. Тем более я не смею утаивать о том, что непосредственно может касаться моего подопечного или всей вашей семьи.

— А если я пересмотрю данное тебе право?

— В таком случае наш договор будет нарушен, и мне придётся этот дом покинуть, чтобы больше не злоупотреблять вашим гостеприимством.

Такой прямой ответ, лишённый лести и извилистости, с одной стороны, был очень уместен, но, с другой, Вирен был вынужден согласиться со словами Эйгона о том, в какую же паршивую ситуацию загнал их этот ломоногий змей. Вроде и в доме его держать опасно, особенно, когда в нынешнее неспокойное время, куда ни вступи, точно наступишь на чьего-нибудь шпиона, а выгонишь — лишишься спасения для своего единственного наследника.

— Если ты уйдёшь, ты не получишь доступ к библиотеке академии Минратоса, — солдатская выучка Вирена не могла ему позволить поддаваться эмоциями, а магистерская — заставила его искать нужные слова, чтобы разбить спокойствие сновидца.

— К сожалению, это так. Вряд ли мне ещё когда-нибудь представится такой шанс. Но я не могу ставить свои намерения выше нашего договора, даже если он не подкреплён юридически.

Настроение в кабинете тем временем переросло в такое, когда особенно неподготовленные уже начинали дрожать от дискомфорта и иногда даже страха. Оттого вдруг стук в дверь и последующий заход слуги был весьма неожиданным. Безумец даже вздрогнул, поскольку, приготовившись отмахиваться от нападок магистра, экс-магистр не ожидал, что их побеспокоят. Вирен хоть и усмехнулся, наконец-то убедившись, что эту каменную белую физиономию всё-таки можно застать врасплох, но и сам был удивлён постороннему. Тем более слуга нёс с собой поднос с чайником-заварником, чашками чая и тарелкой сладостей на закуску. А такого наказа хозяин не давал. Но генерал догадался, что такой наказ наверняка дала его жена. Только зачем? Чтобы за чаепитием сделать гостя более сговорчивым, раздобрить его сладостями? Или чтобы мужа отвлечь, чтобы злость из-за несговорчивости какого-то оборванца перед ним, магистром, не перешла в ярость? Вирен не мог сказать, однако кричать на всего ли исполняющего приказ слугу не стал, а даже согласился, что чай сейчас можно было и позволить. Он же не на допросе какого-нибудь дезертира, а разговаривает с, пусть и временным, учителем своего сына.

Безумец так же не отказался от предложенного чая, а даже, наоборот, с большой охотой потянулся за сладкими пирожными.

— Лорд-магистр, позволите? — спустя пару минут вежливого молчания, учтиво начал сновидец и, получив разрешение, продолжил. — Я понимаю необходимость ежедневных проверок моей комнаты вашими людьми. Но могут ли они это делать более… аккуратно? Я хочу написать книгу, структурированно изложить всё то, что может помочь вашему сыну во время реабилитации. Но после каждого обыска мой стол пребывает в неподобающем состоянии, — с напущенной наивность и вольностью заговорил Безумец.

А вот и его излюбленная тактика — играть в глупость и в наивность, чтобы его никто не воспринимал всерьёз, как всегда недооценивал. Правда, сейчас в полной мере это не сработает, поскольку напротив него сидит человек, имеющий тот же опыт пребывания в высшем обществе. Но сновидцу было важнее, что это поможет их разговору не перейти в спор, кто из них тут самый магистерский магистр, потому что Вирен так и продолжит не видеть в нём равного соперника.

— И для чего ты пишешь книгу? Себе облегчить работу?

— Как я уже говорил, эффективность лечения данного недуга, в первую очередь, зависит от желания и упорного труда самого больного. Это желание я вижу в вашем сыне, а потому хочу не тольковыполнить свои обязанности по договору, но и стимулировать ребёнка работать над собой. Даже если наш договор будет досрочно расторгнут, советы и упражнения, описанные в книге, помогут мальчику как минимум сохранить ту стабильность своих сил, к которой он придёт на моих занятиях.

— Что ты хочешь сделать такого, что заставит меня разорвать наш договор? — с одной стороны, магистру не понравилось, что ему опять напомнили, как сильно он и его семья зависят от этого умника, а, с другой, он не мог не воспринять это за намёк, что сновидец у них надолго не собирается задерживаться.

— Позвольте мне вольность, но это именно действия ваших подчинённых показывают, что вы не желаете меня видеть подле вашего сына, раз позволяете им срывать мою работу, устраивая беспорядок, и воровать мои записи. Я осмелюсь назвать это воровством, потому что использовать предоставленные бумаги и чернила для личных целей мне не запрещалось, фактически они являются моей собственностью, но при этом лорд Эйгон даже не информирует меня о совершенной конфискации.

Слушая гостя, Вирен даже усмехнулся, но поспешил скрыть усмешку за чашкой чая. В чём-то речь этого человека ему нравилась. Никаких лишних лести или раболепия, за которыми порой так сложно понять суть остальных слов. Говорит по делу, но при этом придерживается всех правил общения со знатью — не придраться. Именно такую манеру речи любил магистр, привыкший к военной краткости и чёткости. И хотя человек, сидящий перед ним, о краткости даже не слышал, но хотя бы чёткость есть, и то хлеб.

Отпив чай и поставив чашку на блюдце, мужчина взял в руки те самые удивившие его записи.

— Думаю, мой командир оказался слишком удивлён твоим записями, поспешил доложить о них мне и забыл тебя информировать.

— Удивлён? — Безумец изобразил самое достоверное изумление — будто бы, и правда, не понимал, что могло нынешних тевинтерцев удивлять.

— Ты же знаешь, на каком языке пишешь?

— Разумеется, на тевене.

— На старом тевене. Мёртвый язык. Даже в Тевинтере найдутся только единицы, кто его знает на подобающем уровне. Весьма неожиданно, что знаешь его ты.

— Я специализируюсь на книгах доморовых эпох, они все были написаны на всеобщем языке того времени. Очень редко эти книги переводили и осовременивали с учетом новых изменений в языке. Пришлось изучать этот язык, чтобы суметь большинство книг хотя бы прочесть, — объяснял Безумец и ведь фактически-то не соврал. Просто на самом деле по описанной им причине в своё время он подробно учил эльфийский язык. — Знание языка древности даёт мне преимущество перед моими конкурентами, писать на нём и делать расчёт для своего проекта равноценно использованию неплохого шифра.

Безумец понимал, что своей писаниной на языке, родном для него и древнем для нынешних тевинтерцев, он рано или поздно будет вынужден объясняться. Но, во-первых, своё объяснение он посчитал вполне правдоподобным, а, во-вторых, он по-другому и не мог. Сделать несколько расчётов касательно его старой задумки по завершению работы Алексиуса было необходимо, но мужчина совершенно не знал научного стиля, правил написания формул, кванторов и графиков торгового языка, на котором ныне говорит весь Тедас. Записи Гериона едва ли ему могли дать возможность познакомиться с новыми правилами написания. Может, ныне вообще в высших науках не принято формулами описывать законы, а принято писать сплошным текстом, как делали тевинтерские учёные ещё во время только становления Великой Империи.

У Вирена же почти глаз дёрнулся. На фоне тех разоблачающих догадок, которые они строили, само объяснение странного мага оказалось до смешного простым и очевидным. И вроде бы хотелось мужчине сказать, что не все так просто, что ему что-то не договаривают, а то и вовсе — лгут. Но он не мог зацепиться ни за одно подозрение.

— В таком случае как только мы вернёмся в Минратос твои записи будут отправлены на перевод. Или возражаешь?

— Не возражаю. Только не думаю, что даже если их кто-то и прочтёт, то его впечатлят мои попытки построить математическую модель Бреши. Но если такой человек найдётся, кто так же, как и я, заинтересован систематизацией фактов об этой невероятной аномалии, то я бы с удовольствием с ним встретился.

«Ещё один Тенью тронутый нашёлся», — даже с отвращением фыркнул Вирен, потому что теперь его собеседник заговорил, как очередной учёнишка. То, что сидящий перед ним маг заинтересован Брешью, магистра не впечатлило, и он только сравнил его с Каллистусом Тараевиной — учёным, когда-то до такой безумной фанатичности изучающим Тень, что в народ он вошёл, как Каллистус, Тенью тронутый.

В итоге хозяин дома только бросил, почти швырнул, на стол записи, которые так же не особо-то помогли пробить купол тайны вокруг хромого мага.

В дальнейшем у магистра больше не осталось вопросов, которыми он бы мог постараться разоблачить своего гостя. Но и завершать разговор, и отпускать нанятого учителя Вирен не хотел. Сейчас всё выглядело так, что этот хромой человек взял их семью за горло и способен диктовать любые требования, и мужчина хотел доказать, в первую очередь, для спокойствия своей же чрезмерной гордости, что это совсем не так, что он, магистр, не смеет прогибаться под каким-то там оборванцем. Одного его взмаха руки будет достаточно, чтобы от этого наглеца осталась лишь кучка пепла, одного взмаха меча — чтобы отрубить голову и больше не увидеть этого непробиваемого спокойствия, одного желания — чтобы этот глупец отправился до конца жизни догнивать в рабство.

— Я оставляю за тобой право отмалчиваться, но за это введу новое условие нашего договора: как только тебя допустят в Круг, ты уговоришь магистра Эрастенеса на встречу и вынудишь его признать, что как его советы, так и действия его ученика, Ливиана, принесли моему сыну вред. В ином случае в умышленном причинении вреда моей семье и клевете будешь обвинён уже ты.

Безумец понимал весь смысл этой задумки. Его хотят загнать в рамки не обоюдного сотрудничества, а подчинения. Его нынешнее положение не позволит ответить на обвинения таких высокопоставленных людей, его признают виновным. И тогда это он уже станет обязан этой семье и в благодарность за замятое дело будет вынужден служить им чуть ли не на правах раба. От омерзения, что их разговор перешёл на такой тон, но при этом чувствуя, что именно это для него всё очень знакомо, сновидец не сдержался и усмехнулся.

— Я сказал что-то смешное?! — тут же возмутился магистр Вирен, когда вместо страха, обречённости или хотя бы глупого непонимания увидел ухмылку на лице собеседника.

— На самом деле, да. Догадываюсь, что ни один магистр не посмеет признать свою ошибку публично и превосходство своего безродного оппонента. Получается, милорд, вы желаете оскорбить господина Эрастенеса, поставив его в столь неловкое положение. Этим вы вынуждаете его вызвать вас на дуэль. Если же вы считаете, что лорд-магистр не будет унижен по причине того, что я не способен отстоять свои знания и доказать свою правоту в данном вопросе, значит, вы ставите под сомнения мою компетентность, и вызвать вас на дуэль должен уже я.

Вирена бы даже позабавило сказанное. Да, Безумец озвучил очевидное всему высшему обществу, но только говорить об этом вслух, буквально в лоб, в том же обществе совсем не принято. Однако магистр, в первую очередь, зацепился за сами слова.

— Хочешь вызвать меня, магистра, на дуэль? Уверен, что справишься? — тут же голодным взглядом шакала хозяин дома уставился на гостя.

И чем больше он смотрел на своего уже возможного оппонента, тем больше считал его недостойным соперником. Но «недостойность», разумеется, не была бы поводом отказаться от вызова, а даже, наоборот, магистр его жаждал, чтобы проучить наглеца.

— Нет, не уверен. Но, насколько я слышал, к магу, не ответившему на оскорбление своей чести, принято относиться, как к рабу, — на фоне вновь накалившегося окружения спокойный ответ Безумца уже выглядел чем-то комичным.

Впрочем, его слова уже не смогли помочь закрыть эту тему. Вирена, с одной стороны, одолели азарт и любопытство проверить на деле этого говоруна, а, с другой, его возмутил уже сам факт, что какой-то безродный заимел смелость хотя бы на словах рассматривать дуэль с ним.

— Вот давай и проверим, на что ты способен, — с этими словами глава дома взял в руки свой посох.

Теперь изменился и его взгляд. Взгляд уже не был шакальным, горящим от предстоящего зрелища, а, наоборот, холодным, расчётливым, с которым обычно, не колеблясь, убивают.

Безумец признавал силу соперника, отметив, что не зря маги альтуса своим статусом кичатся. Так же сновидец с восхищением относился к тому, что этот человек развил в себе не только магическую силу, но и физическую, являясь неплохим мечником. Будь они на настоящей дуэли, старому магистру пришлось бы создавать очень сильные барьеры, чтобы защититься от стихийной магии оппонента. Тому, кто не способен даже нормально ходить, ещё бы труднее стало, если бы солдат перешёл на ближний бой, — спасёт только оборотничество. Нет, гордость Безумца не позволила бы назвать это противостояние тяжёлым, но он признавал соперника достойным, считал, что именно он ближе всех к своим предкам, почти равен тем, с кем судьба пересекала старого мага в своё время. Да только всё это зрелище было бы в том случае, если бы Вирен стал использовать свои преимущества, однако сейчас он преследовал иные цели, нежели спалить соперника в смертельном поединке.

Вояка решил использовать одно из заклинаний энтропии, которое позволяет ослаблять тело жертвы, а при определённом подходе сильные заклинатели могут насылать даже продолжительные параличи или доводить до агонии болью. Так он и хотел проверить говоруна. Если хромой маг действительно умный, то он поймёт, что с ним хотят сделать, и постарается защититься, чтобы вскоре не кататься по полу в шоковом припадке. Но только Вирен, как и многие другие боевые маги, в основном полагается на стихийную магию. Эта школа самая полезная в пылу сражений, когда тебе никто не даст времени, чтобы долго стоять и сосредотачиваться ради создания парализующего эффекта или морока на врага. Но из-за того, что стихийная магия самая простая в создании (представь в своей руке огонь — он и появится), адепты этой школы привыкают к прямолинейности. Из-за чего Вирен использовал и заклинание энтропии, можно сказать, в лоб. Да, такое использование допускается, кто-то и магию крови призывает так же, без какого-либо изящества и уважения к этой магии, удивительной своей природой. Однако прямолинейность не лучший способ, потому что энтропия требует осторожности, сосредоточенности, аккуратности. Если захватываешь чьё-то тело, надо делать это как можно более незаметно для жертвы, особенно, когда жертва — это другой маг. Энтропия не для торопливых: поспешишь, ошибёшься — и вся её мощь обрушится уже на самого призывателя.

Чужое непрофессиональное вмешательство способен обнаружить любой обученный маг, что уж тут говорить о сновидцах. Так что Безумец с самого начала понял намерения лорда-магистра. Эти чужие магические потоки, которые вторгались в его сущность, просто нельзя не почувствовать. Честное слово, это уровень юнца, старающегося нагнать сонливость на своего учителя и сбежать с урока пораньше. Но, конечно же, этот юнец никуда не сбегал, а получал указкой по рукам и был вынужден ещё после урока писать подробный разбор своей шалости, самостоятельно додумываясь, где он ошибся. Вот и Безумец не понимал, как боевой маг мог допускать те же ошибки. Он настолько самоуверенный, недооценивающий своих противников? Тогда как он до сих пор жив, ведь на войне любой упущенный факт, любое недооценивание командованием — фатальная ошибка? Или он просто не догадывался о своих ошибках? Если так, то Безумец решится воздержаться от издёвок, понимая, что недостатки магического образования вполне позволяют не видеть различий между школами магии. Всё-таки Вирен солдафон и боевой маг, а, значит, молодость он посвятил военному делу, а не магическим наукам.

— Мне допускается защищаться способами, которые могут принести вам… дискомфорт? — осторожно уточнил Безумец, заодно сдержался от возмущения, что эта проверка не может считаться честной, поскольку он-то был без посоха.

Хорошо, сомниари сторонился мнения, что маг должен быть опасен без посоха, а если бы на его месте был типичный «ленивый» маг? Что бы ему тогда в такой ситуации делать, а?

— Допускается! — рыкнул Вирен, мол, сделай уже хоть что-нибудь, мне надоело ждать.

— Как скажете, — смиренно ответил Безумец, незамедлительно захлопывая оппоненту доступ к Тени.

Визуально, это можно бы изобразить, как потоки энергии, словно щупальца, тянулись от одного мага в Тень, а затем — к другому, были срублены неожиданным блоком, словно гильотиной — голова. И пусть эти потоки не физическая часть мага, но их отсечение будет ощущаться так же, как отрубание пальцев или даже рук.

Через мгновение на весь кабинет раздался крик мужчины от столь неожиданной нахлынувшей на него агонии. Выронив посох, он схватился за голову, вцепился в свои волосы, портя обязательную причёску, забился чуть ли не в припадке из конвульсий. Каким-то чудом магистр не опозорился ещё больше, не упал на пол.

Конечно же, такие крики нельзя не услышать. Так что через ещё одно мгновение дверь в кабинет нараспашку раскрылась, и сюда вбежали все: жена, командир, телохранители. И пока первые двое подскочили к своему родственнику, последние окружили предполагаемого виновника и наставили на него мечи. Безумца это не напугало, потому что подобного и стоило ожидать. А пока стояла паника, он сидел и допивал чай, заодно утащил под шумок с тарелки несколько долек мармелада в карман.

— Безумец, как вы это объясните?! — не заимев успеха в попытке привести в сознание своего мужа, который теперь хоть не кричал и не бился в припадке, но дрожал и что-то шептал в бреду, Ирена строго посмотрела на нанятого ею учителя.

— Миледи, господин магистр хотел проверить мои способности, использовал сложное заклинание паралича и приказал мне защищаться. И я вот… как получилось, — объяснялся Безумец, снова не забыв добавить нотку наивности, будто он и не знал, что такие последствия будут.

Эти слова подтвердил сам пострадавший, когда первые проблески сознания к нему вернулись. А спешил подтвердить он специально, чтобы телохранители со страху не растерзали хромого.

Ирена поверила, а потом и додумала, что именно здесь произошло. И уже обвинила в происходящем она не гостя, а мужа. Причин злиться на первого не было, так что вскоре женщина, ласково извинившись перед хромым магом, разрешила ему наконец-то покинуть кабинет. Чем Безумец с удовольствием и воспользовался. Получив от солдат свою трость обратно, сомниари поднялся, учтиво поклонился своим нанимателям и безмятежно поплёлся восвояси, разумеется, полностью довольный свершённым. Бившийся в агонии соперник-магистр — вообще отдельный вид прекрасного зрелища. А между тем вслед за магом из кабинета женщина выгнала и всех телохранителей.

Когда трое оказались в комнате вновь одни, Ирена строго посмотрела на мужа, которого брат почти откачал от шока и теперь отпаивал водой. Очевидно, такие «проверки» ей по вкусу не пришлись. Она понимала, чем могла закончиться такая проверка для гостя, если бы он не смог защититься. Тем более какая же эта проверка, если даже он был без посоха!

— Так, дорогой муженёк, вот что я тебе скажу. Если тебя не устраивает, кого именно я наняла для спасения нашего сына, то можешь продолжать искать. Но пока ты не найдёшь того, кто способен хотя бы в половину сделать то же, что делает для нас Безумец, не смей к нему даже приближаться со своими «проверками»! — сказав это, магесса с гордо поднятой головой развернулась на каблуках. — И надейся, что бы завтра же слухи о твоём позоре не разошлись уже по всему Тевинтеру, — напоследок добавила она и вышла за дверь, планируя попозже вновь поговорить с гостем и убедить его молчать, чтобы эти слухи действительно не разошлись.

Братья остались одни. И если один из них пока ещё плохо воспринимал реальность, отходя от шока после такой сильной боли, то вот второй, очевидно, огорчился, увидев гнев магессы.

* * *

За эти месяцы их встречи в Тени стали даже какой-то традицией. Чувства неестественности или хорошо скрытого пренебрежения, потому что каждый был предвзятого мнения о расе другого, уже не было. Они оставили все эти предрассудки в реальности и позволили себе погрузиться в простоту Тени. Темы их разговоров подчёркивали эту простоту. Они не обсуждали нынешнюю обстановку, не рассказывали о своих планах, намерениях, не садились за круглый стол, чтобы построить грандиозный план. Просто два мага, которые гордятся своим даром и безоговорочно, для нынешнего мира — даже фанатично, любят магию и Тень. Именно они и были основными темами их разговоров. Безумцу было что послушать про Тень и её обитателей. Всё-таки он, с юности обучаемый с девизом «все духи — лишь твой расходный материал», не мог знать о них много. А вот Соласу было интересно послушать про империю людей древности, их магию. На правах ещё более древнего создания он, конечно, мог задрать нос и сказать, что ни одни человек за всю их историю не способен переплюнуть сновидцев Элвенана. Однако он разумно признавал, что, несмотря на наглое воровство у эльфов людьми, когда те строили свою империю, тевинтерская культура в конечном итоге смогла развиться во что-то отдельное и уникальное. Тем более выделялась магия людей.

Магия древних элвен, привыкших к неспешной жизни, была такой же неспешной, созидательной. Люди же приспособили магию под свою скорость жизни, сделали её быстрее, более бесконтрольной. Они предпочли быстроту и прямолинейность огненных шаров аккуратной, медленной работе со стихиями и их настоящему подчинению, а пассивную, но очень частную магию духа прекрасным миражам и иллюзиям. В целом в угоду скорости они пожертвовали разрушительностью. Вон Синоду, чтобы хотя бы прикоснуться к творению Лорда Обмана — Завесе, понадобилась кровь не одной тысячи убитых эльфов. Однако Соласа именно эти заклинания и интересовали, помогали проследить развитие этого нового быстрого мира и самой людской расы. Тем более не ему брезговать чем-то быстрым и агрессивным. Он привык к созиданию? Ага-ага, Завеса и Тень, которая запомнила горе каждого эльфа умирающей по его вине Империи, сейчас дружно посмеялись.

Можно ли сказать, что эти встречи приблизили двух магов с вроде бы непримиримыми взглядами к порогу дружбы? Вряд ли, поскольку они оба часть высшего общества шакалов, интриг, предательств и убийств знали прекрасно, как же дорого и опасно называть кого-то другом. Тем более знаток Тени продолжал видеть в магистре препятствие для своего плана по спасению Народа, когда Корифей будет побеждён, а он вернёт себе силы. Да, с одной стороны, где он, эльф, за плечами которого тысячелетия жизни, и где этот пусть умный, ненормально одарённый, но всё-таки обычный человек, который едва ли прожил полвека. Только не надо забывать, что этот «обычный человек» сумел просуществовать в Тени тысячелетие, не сгинуть в её пучинах, что вообще-то считалось невозможным. Ныне Солас остановился на версии, что такое могло произойти только в том случае, если и сама магическая природа Безумца была невозможной, что позволило ему выйти за известные законы. Волк о подробностях мог только догадываться, но этого и так было достаточно, чтобы начать опасаться мага и считать его вполне угрозой своим планам.

А раз эльф видит в нём будущую угрозу и соперника, то и о никакой дружбе говорить не приходится. Возможно, когда-то это и изменится, но не сейчас.

— По-твоему, когда-нибудь наши расы смогут сосуществовать на равных правах в Тедасе? — однажды спросил Солас.

Безумец не посчитал этот вопрос чем-то странным. Часто их разговоры переходили в подобные бессмысленные размышления. Бессмысленные они, потому что размышлять о мире, о том, как бы было лучше, бессмысленно, когда это не заходит дальше обычных слов. Но просто поразмышлять магистр был не против.

С другой стороны, не тевинтерца спрашивать об эльфийской проблеме. Но Солас всё равно спросил, потому что знал, что Безумец способен выйти за пределы своей картины мира. Это ему даётся даже легче, чем самому обманщику

— Навряд ли. За века люди слишком привыкли к бесправию эльфов, а эльфы — к ненависти к людям. Официальным рабство осталось только в Тевинтере, но всем известно, какую сторону данного сосуществования олицетворяют эльфинажи. Но заставь диктаторов ослабить гнёт, и рабы припомнят все свои обиды. Это приведёт к новым конфликтам, войне, а в конце которой сторона победителя снова установит диктатуру над проигравшей стороной. Это неизбежно. Исторический пример — восстание Андрасте, во время которого эльфы организовали самое массовое и удачное своё восстание. Приступили к кровавой беспорядочной резне. Только это ещё больше озлобило тех людей, кто эту резню пережил. Это объясняет, почему даже после падения Империи и, следовательно, рабства, свободнее эльфы не стали. Освободились только те, кто сумел сбежать в Долы, да и то ненадолго.

— Как думаешь, из-за чего пали Долы?

— Не так просто ответить сразу. Официально считается, что Церковь организовала Священный поход из мести за бездействие Долов во время Мора. Причину можно назвать веской. Мор — это не то время, когда стоит ставить свои амбиции превыше судьбы мира. Об этом помнили герои Первого Мора, которые создали Право Призыва, но они даже не догадывались, какими беспечными окажутся их потомки. Даже удивительно, что мир сумел пережить остальные четыре, — Безумец вспомнил Пятый Мор, о котором читал. Да, он оказался самым коротким, но ведь каковы его успехи? Первому Мору тедасцы сопротивлялись два столетия, но во время Пятого зато всего лишь за год почти пало целое государство. И это Ферелден, страна, казалось бы, воинственных людей и хороших солдат. И оно бы пало, если бы не действия Героя Ферелдена. Но даже это люди уже успели забыть, и, спустя всего десять лет, его святой образ уже обгажен всеми возможными способами. — Но даже не в бездействии во время Мора дело. А в их дальнейшей абсолютно дикой, неумелой политике. Едва окрепнув, эльфы Долов снова вспомнили о своих былых обидах, уже возомнили, что их малочисленному народу хватит сил бросить вызов Орлею, тогда с Долами граничащему. Так что Священный поход оставался лишь вопросом времени.

— Значит, стоял бы во главе Долов более умелый правитель, они бы выжили? — внимательно слушал Солас и не перебивал.

— Опять это всего лишь временная мера. Когда-нибудь любой умелый правитель сменится на сторонника радикальных мер, и опять бы всё было так, как нам уже известно. А даже если бы Долы старались во всем потакать соседу, это бы их не спасло. Орлею не нужен такой опасный непредсказуемый сосед, имеющий желанно много земель, а Церкви не нужны были язычники в такой непосредственной близости от её центра. Рано или поздно, если бы Долы не развязали войну, их бы спровоцировали. Именно последнее и делает бессмысленным попытку образования новых Долов ныне. Мир уже давно поделён на сферы влияния, ни одна страна не уступит свои земли, не станет ослаблять себя ради того, чтобы ратусы вновь почувствовали себя свободными. Тем более это опасно. Не трудно узнать, что Долы сами спровоцировали войну, а учитывая известную агрессивность нынешних долийцев, повторение истории очевидно. Единственные оставшиеся свободные земли — это Тедас. Но выжить там и сформировать целое государство… на грани невозможного.

— Тедас? — заметил оговорку Солас.

— Да, не Тедас, а его окраины, Viridis, — поспешил исправиться Безумец, поскольку это в его время Тедасом называли любые земли за пределами Тевинтерской Империи, а сейчас-то так зовётся весь мир.

Эта оговорка дала понять, что магистр так и не свыкся с нынешним миром, заставила знатока Тени улыбнуться. Эльф прекрасно понимал его, поскольку не свыкся с этим веком усмирённых и он сам.

— По-твоему, у эльфов есть спасение?

Всё сказанное собеседником Солас прослушал внимательно. Точка зрения человека, чьё мнение если и не прислушиваться к нему, то можно хотя бы выслушать, лишь подтвердила уверенность Волка в своей затее. В том, что Народу, исправляя старый мир, не помочь, лучше — начать всё сначала.

Вопрос эльфа, на который бы стоило дать простой ответ «нет» и закрыть эту тему, погрузил Безумца в раздумья. Соласа это заинтриговало — неужели в столь безвыходной (кроме массового геноцида расы людей) ситуации он видит решение — заставило в очередной раз убедиться, что правильного человека он спрашивает. Да, Безумец настоящий тевинтерец с головы до наконечника своей трости, а полное бесправие эльфов для него всё так же норма, самый обычный порядок вещей. Но он человек широкого кругозора, открыт для всего нового, неизвестного, и способен даже с некоторыми эльфами говорить на равных. Тем более он интересуется Элвенаном, не как варвар, видя в нём объект, который надо разграбить и уничтожить, а как историк, видя цивилизацию, недостойную забвения, и прошедшую весьма поучительный для потомков путь.

Разумеется, нотки собственного превосходства и предвзятости в его тоне проявляются, так и у Соласа они есть, даже более заметные в силу возраста.

Безумец пока молчал, зато начало меняться окружение. Выбор места следующей встречи так же стал традицией для двух сновидцев. Они воссоздавали по памяти те места, в которых побывали когда-то сами. Чаще всего эти виды были связаны с природной местностью, но иногда они воссоздавали архитектуру и дворцы своих Империй. И если с Безумцем всё понятно, то вот Солас называл всё это тем, что ему «показала Тень». Например, сегодня они стояли в залах какого-то строения давно умершего Элвенана, полного зелени и с видом на долину, древний город эльфов, находившийся в тени огромной статуи из скалы, той самой, которую Эльгарнан приказал возвести за один день, жертвуя жизнями тысяч рабов. Этот вид не был любимым для знатока Тени, скорее он хотел показать собеседнику очередное свидетельство тщеславия эванурисов в общем и отменной хотелки у солнцеликого в частности. И сейчас весь этот вид давно минувших дней растворился в зелени Тени, а перед ними образовался стол с картой мира. С картой мира времён расцвета Империи Тевинтер. Так что Соласу пришлось исправить карту с учётом нынешней политической обстановки, за что получил молчаливый кивок в благодарность.

— Если признать за истину, что сосуществование в пределах одних городов невозможно без тотального изменения сознания сразу двух рас, а разделение на разные государства невозможно без скорых территориальных конфликтов, то я выдвигаю предложение об уходе эльфов с континента, например, сюда, — заговорил наконец Безумец и указал на остров Сегерон, что в северном море и граничит с Тевинтером.

— Когда-то весь мир принадлежал нам. И нам же уходить?! — такая идея, пусть и в теории, совсем не пришлась по вкусу Ужасному Волку, он нахмурился.

— А потом весь мир принадлежал нам. Но это не значит, что всё нужно возвращать. Наши Империи главенствовали, да, но их время прошло. Историю не возвращают, на ней учатся. Жаль Сетий в своём безумии этого уже не понимает, — пожал плечами хромой маг.

— Даже если ничего уже не вернёшь, разве бегство не считается позором для наших предков?

— Позором можно назвать день падения Арлатана, а всё, что дальше, — просто безликое существование. Я уже говорил, ваше бессмертие сыграло с вами злую шутку — вы очень медленно адаптируетесь. Поэтому государственное образование эльфов не может сосуществовать рядом с людскими, участвовать в одних политических дрязгах. В случае военных конфликтов — а они неизбежны — вы слишком медленно перестраиваете свой жизненный уклад. Так было во время завоевательных походов по Элвенану, так, я думаю, было во время Долов. Долийцы выигрывали, когда воевали на территории врага, но стоило Орлею перейти в контрнаступление, как вскоре боевые действия переместились на территорию Долов. Подобное требует моментального реагирования и полной перестройки тактики войны. Эльфы не успели, раз мы знаем, чем эта война закончилась. А когда долийцы проиграли, большинство согласилось на рабство в эльфинажах. Как и после падения Арлатана, — теперь же Безумец посмотрел на собеседника. — Эльфы уже дважды сдали свою столицу, а тевинтерцы — ни разу. Не думаешь, что пора бы учиться на своих ошибках?

В чём-то слова человека звучали оскорбительно, в чём-то презрительно, но Солас не поддался вспыльчивости. Да, кричать о людском варварстве и тирании можно бесконечно, чем, в принципе, эльфы и занимались со времён падения своей Империи. Но а если не просто помнить эти события, но ещё задаться вопросом «как», то Безумец окажется прав. Покорность, которую привили эванурисы своему Народу, вынудила эльфов уже во второй раз в истории добровольно сдаться в рабство победителям. И именно это Соласа злило сильнее всего. Он старался спасти свой народ, освободить, но в итоге не только изуродовал мир, но и оставил их без помощи.

Сколько ему самому понадобилось времени, чтобы стать мятежным богом? Много. Сначала были века упоения своими властью и безнаказанными возможностями, и только много позже он подумал, а «так жить всё-таки неправильно». Ну почему он ещё тогда не подумал, что эльфам, тысячелетия жившим в рабстве, просто не хватит времени, чтобы измениться? Почему не сделал всё возможное, чтобы сохранить свои силы, чтобы остаться и направить Народ, помочь передать своё видение свободы? Он так сильно хотел избавиться от виновников всех бед, что сам забыл о тех, ради кого старался. Изуродовал их природу, лишил бессмертия. И бросил.

Были бы они в недремлющем мире, эльф бы не позволил себе поддаться эмоциям, какими бы сильными они ни были. Но здесь, в Тени, всё проще. Из-за чего раздумья или даже шок Соласа очень отчётливо отобразились на его лице.

Безумец, лицезрев эти терзания, конечно же, удивился. Он не понимал, почему эльф так реагирует. Всё равно, что бы тогда ни произошло, это «тогда» было немыслимо давно. Как и не понимал, причину такого приступа озарения. Что его удивило? Что эванурисы изуродовали сознание целой расы? Так они давно уже поднимали этот вопрос и оба согласились с данным фактом. Но спрашивать мужчина не стал, а лишь с интересом косился на собеседника.

— Чтобы воссоздать свою культуру, эльфы Долов ушли в изоляцию. Верное решение в их ситуации. Но, к сожалению для них, невозможно долго сохранять свою безучастность, находясь рядом с центром мировой политики. Поэтому я считаю, лучшим решением будет покинуть эти земли. Пока страны континента варятся в котле территориальных, военных и прочих конфликтов, там, на острове, эльфов бы это не коснулось. Думаю, даже Церкви было бы всё равно, что происходит на каком-то там острове в северном море, когда ближе столь ненавистный ей Тевинтер. Тем более такое местоположение отдаляет наступление войны: воевать с государством, отделённым морем, всегда сложнее, чем пешими войсками пересечь границу. Так что всё это в совокупности и при правильных действиях могло дать эльфам немало времени, чтобы закрепиться на острове. Что же будет дальше — не берусь предугадывать, поскольку всё зависит от следующих поколений. А, смотря на то, что осталось от Тевинтера, могу сказать, что нет предела бездарности потомков, — объяснил Безумец свою задумку. — И, разумеется, вся моя идея идеализирована. В реальности же слишком много факторов делают её хуже остальных вариантов, — напоследок признался он.

— Каких? — но Солас не поверил в эту категоричность и захотел услышать эти факторы.

— Я немного смыслю в военной науке, но, во-первых, думаю, манёвр захвата острова должен быть неожиданным и очень стремительным. Как у кунари. Ведь им такая тактика позволила во время своей первой высадки на континент захватить большую часть Тевинтера. А ещё на Сегероне ведут боевые действия три силы: тевинтерцы, кунари и местные партизаны. И выбивать их всех нужно без разбора и жалости одним ударом, иначе затяжные сражения продолжатся, просто будет втянута и четвёртая сторона. Для подобного эльфам уже потребуется немалые силы, в идеале — хорошая армия, а так же очень умелый полководец, способный к быстрому реагированию. Во-вторых, если захват будет успешен, ещё больше сил понадобится, чтобы остров удержать. Пока что Тевинтер, что Пар Воллен не поймут, что штурм новых хозяев острова сопровождается слишком большими расходами и жертвами, они не оставят остров в покое. У эльфов такие силы есть, я знаю. Но как много в нынешнем мире сильных магов, способных повторить хотя бы упрощённое подобие тех самых защитных заклинаний Элвенана? Ну, а в-третьих, если каким-то чудом получится реализовать и это, закрепиться на острове, то как долго они сами смогут держаться в изоляции? Эльфам нужна крепкая идеологическая идея, заставляющая их не покидать остров, в ином случае довольно-таки скоро придут правители, которые начнут строить свою политику вокруг идеи мести континенту и триумфального возращения на родину по головам людей. Сплочение перед единым врагом эффективно, но в долгосрочной перспективе вероятней исход, что люди сами сплотятся против очередных захватчиков, как это было во время кунарийского вторжения, как и во время войны с Долами. И история вновь повторится. Так что да, это всего лишь моя теория.

И всё же Солас оставался не так категоричен по отношению к услышанному. Даже, наоборот, свежая точка зрения на данный вопрос вновь погрузила его в размышления. А почему бы, собственно, старому эльфу не сделать банальное — сесть и просто подумать? «Не думаешь, что пора бы учиться на своих ошибках?» — Безумец и сам не знал, как же он точно задел этим вопросом копившиеся внутри Волка сомнения. Да, Солас признавал, что события, которые он спровоцировал, имели некоторые… недочёты, шли не совсем так, как он задумывал. Но гордыня бы ему не позволила признать это ошибками.

С чего бы это быть ошибкам? Эванурисов больше нет? Нет. Здорово, план сработал, и неважно, что из-за этого пала великая империя эльфов. Завеса теряет стабильность? Теряет. Здорово, и неважно, что только теперь этим пытается воспользоваться обезумевшее порождение тьмы. Всё это лишь недочёты, нюансы. Не ошибки.

Но вот если отбросить гордыню? Действительно, не пора ли увидеть свои ошибки и хоть чему-то научиться? Фен’Харел уже дважды так мчался спасать свой Народ, что как-то не заметил, что Народ и вынужден потом расхлёбывать последствия от его «спасения».

— Есть ещё один исход. Мы развяжем с людьми войну на истребление.

— В таком случае я лично пущу тебя на свойства…

Глава 25. Волки в овечьей шкуре

Заимев нелюбовь к кораблям из-за долгих дней, проведённых пленником у кунари, Безумец, однако, когда его наниматели наконец-то собрались покинуть Вентус, был очень рад узнать, что их путешествие до столицы пройдёт именно морским путём. Так выйдет быстрее, нежели наземным путём по тракту, и мужчине не придётся испытывать свои нервы на прочность. Его от одного вида лошади начинало коробить, а тут бы пришлось днями и ночами трястись в конной повозке. Навряд ли бы он выдержал. И вопреки желанию до последнего держать в секрете собственные возможности, сновидец бы уже вскоре выдал свои познания в оборотничестве, обернулся бы вороном и провёл остаток пути далеко в небе, подальше от пугающих его животных.

А так корабль стал неплохой альтернативой.

Минратос — это город камня. Неудивительно, учитывая, что построен он на скалистом острове, что соединён с континентом единственным мостом. Неизвестно, чем руководствовались основатели ныне старейшего города Тедаса, но история показала, что местность они выбрали правильную. Ни разу город не был захвачен. Его высокие стены пережили и восстания варваров юга, и напор порождений тьмы, и Церковь, возмущённую отходом Тевинтера от её канонов, и даже снаряды кунарийских дредноутов. А големы, которых гномы охотно продавали лордам-магистрам, пока секрет их создания вместе с самим создателем — Каридином — не исчез, стоят в городе со времён Первого Мора и подчёркивают его нерушимость.

Весь путь, стоило скалам Минратоса показаться на горизонте, Безумец простоял у борта корабля, всматриваясь вдаль. Ему не мешали ни порывы тёплого морского, но сильного ветра, ни внимание моряков или телохранителей магистра. Когда он так встречал родной город? Очень давно. Мужчина предпочитал проводить весь путь в своей каюте, лишний раз не раздражая себя солёным запахом моря. Так было и в последний раз, когда он возвращался в столицу после очередных долгих поисков секретов и знаний в эльфийских развалинах. Магистр, сидя в каюте и раздумывая, чем из найденного он поделится с коллегами, что — оставит себе, даже не догадывался, что по прибытии получит от Синода приказ в обязательном порядке принять участие в подготовке к, тогда ещё казалось, обычному, просто более масштабному ритуалу. Ах, если бы ему кто-нибудь тогда сказал, чем закончится этот «обычный» ритуал и что, спустя тринадцать веков, он, партизаном путешествуя по новому безумному миру, снова окажется на пути в Минратос, то… сновидец собственноручно прирезал бы этого полоумного.

Чем корабль становился ближе к берегу, тем очертания города становились всё чётче. Безумец увидел город, таким, каким его помнил. Знакомые очертания, виды и, конечно же, шпили от храмов Древних Богов, специально построенные такими высокими, чтобы из любой точки города и даже за его пределами их можно было увидеть. Шпили были не все, он не досчитал нескольких, но те, что до сих пор стояли, сохранили свой первозданный вид. Конечно же, нельзя не увидеть, и огромные неприступные стены.

Когда они оказались ближе, стали различимы силуэты бесчисленного количества кораблей. Порты и верфи Минратоса огромны, простирались длинной линией вдоль берегов что континента, что самого острова. Но любой корабль, даже галеон, мерк на фоне огромных колонн мраморного моста. Одна его сторона вела в город, а вторая — начинала тот самый Имперский Тракт, что простирался по всем землям, которыми когда-то владела Великая Империя. Правда, сам мост, в отличие от нерушимых колонн, претерпел изменения и перестройки. Наверное, во время осад его полностью или частично обрушали, чтобы враг не смог попасть в город сухопутным путём.

«Это не твой дом. Не забывай», — сказал себе Безумец, прежде чем сделать первый шаг по причалу, когда корабль зашёл в порт и пришвартовался.

Наконец-то увидев Минратос изнутри, мужчина отчасти продолжал видеть в нём тот самый знакомый ему город. Это не Денерим, в котором о тевинтерских корнях говорил только чудом сохранившийся форт Драккон. Это не Имперский тракт в южных землях, который померк, во многих местах обрушился, а где-то — утонул в болоте, ушёл в забвение густого леса или покоится на дне водоёма. Здесь, оказавшись на какой-нибудь площади, Безумец мог посмотреть на дорогу, вспомнить и сказать, куда она приведёт. И совсем нередко он оказывался прав: там действительно он находил тот ориентир, о котором подумал, или здание. Сохранилась даже Арена Испытаний — городская арена — строение в центре города в виде треугольной призмы из чёрного камня. Идея для её постройки была взята у гномов, которые её и возводили. Построенная в далёкие времена, она и поныне собирала толпы желающих, посмотреть на кровавые сражения. Во все века людям были интересны зрелища, нравилось чувствовать власть над теми, кто сражался у их ног за свою жизнь. Безумец даже улыбнулся, когда узнал, что его любимое место в городе почти нисколько не изменилось. Но частым зрителем боёв он не был, поскольку даже в его время на арене сражались только мечами и лишь иногда применялись заклинания поддержки. Сильных магов-рабов — incaensor — никогда не использовали и ради безопасности зрителей, и ради более полезного их применения — в ритуалах. А в сражении на мечах Безумец ничего красивого не видел. Земля Испытаний стала его любимым местом не из-за прямого назначения, а из-за той причины, по которой окрестности арены по праву считают самым зелёным районом города. Фасад чернокаменного строения был зелёным от висячего сада. Сад был огромным, любой желающий мог скрыться в нём, словно в густой роще. Только здесь запах города: дыма, сырости, соли и опилок с верфей — сменялся запахом цветов и цветущих фруктовых деревьев, чаще — финиковых. Мужчина всегда не без смеха задавался вопросом, кто должен был укусить архитектора Арены, чтобы он пошёл на создание сада в центре каменного города.

Только «запах» магии оставался неизменен повсюду: ею пропитан каждый камень великого града.

Единственным новым хорошим изменением стало присутствие големов-джаггернаутов. Огромные каменные существа поразили магистра. Хоть об этих творениях гномов времён Первого Мора он уже знал из книги брата Дженитиви, но совсем другое дело — увидеть их самому. Действительно грозное орудие. Как жаль, что гномы утратили знания о создании големов.

Долго Безумец крутился вокруг одного из таких джаггернаутов, после чего мог с точностью сказать, что они больше магические, чем механические. Это удивляло, учитывая, что их создатели известны своей неспособностью к магии, и одновременно лишь задорило его любопытство. Но, к его сожалению, никто не даст ему изучить этих созданий. Сновидец был вынужден оставить голема в покое, когда стража, стоящая неподалёку, начала недобро на него посматривать. Ныне големы в таком количестве сохранились только в Минратосе и Орзаммаре, и поэтому их будут оберегать любой ценой. От нехорошего взгляда солдат у Безумца сложилось впечатление, что его бы тут же повязали и скинули со стен города, стоило ему хотя бы пальцем тронуть каменное изваяние.

Поддержанием големов в подобающем виде и боеспособном состоянии занимается род, берущий своё начало от Архонта Ишала. За эту работу платят огромное жалование из городской казны. Но, как говорила Кальперния, члены этого рода больше заняты тратой жалования на свои личные нужды и развлечения, чем на прямые обязанности. И големы потихоньку ветшают…

Как и весь Минратос.

Безумец, сколько бы ни плевался на Тевинтер, который стал бледной тенью самого себя, всё равно в глубине души радовался, что потомки хотя бы так сумели сохранить наследие предков. Однако сейчас он увидел и обратную сторону гонки за наследием — как и големов, город не поддерживают в должном состоянии. Древние тевинтерцы с помощью магии возвели огромные прекрасные сооружения, некоторые из которыхсчитаются Чудесами Света. Но после Мора, когда сновидцы, сильнейшие маги, попали под гнёт сограждан, уставших от ужасов затянувшейся войны и выживания, вместе с ними ушли и многие знания. И хотя, спустя время, истинные носители дворянского титула — магистры — вернулись к власти, но потерянные достижения предков уже не вернёшь, как и не вернёшь к жизни сновидцев. Исчезли те, кто мог и знал, как строить. Но ведь это не значит, что надо вечность поминать ушедшее. Можно было восстановить то, на что хватало сил, а остальное перестроить по-новому, лишь ссылаясь на архитектуру древности, но не копировать её, а создать что-то своё. Иллюзии были не нужны, всё равно нынешнему Тевинтеру уже не стать, как прежде, и надо было двигаться дальше.

Но нужно кому-то это движение? Предки построили всё, что нужно, оставили после себя великий город, которому и поныне нет равных во всём Тедасе. Зачем стараться и делать что-то новое, когда живёшь на всём готовеньком? Подобная логика ведёт лишь к стагнации. Но, видимо, так многие и рассудили.

Тевинтер слишком сильно лелеет былое величие, гордится наследием, но забывает, что раз не можешь это наследие превзойти, то его хотя бы надо поддерживать. А так вся эта помпезная гордость — лишь пустой звук и плевок в предков. Но кому поддерживать-то, особенно, в последние века? С одной стороны, лицемерный юг, с другой, затяжная война с кунари, ну а, с третьей, гниение изнутри, когда магистры, те самые, кто ближе всех по таланту и силе к знаменитым сновидцам, занимаются только хвастовством этой «близостью» и использованием её, чтобы потешить собственную гордыню победой на очередной магической дуэли.

Итогом этого и стало то, каким Безумец на самом деле увидел Минратос.

Всё хоть сколько-то ново, грандиозно и красиво там, где пролегают ежедневные пути магистров, в богатых районах города, но стоит свернуть с этого пути на ближайшую улочку, как столкнёшься с городом без его напущенного лоска. Минратос покрывался мхом, мрамор трескался, словно старые кости живого существа, в некоторых местах особо опасно ходить — того и гляди, на голову кусок отколовшегося камня рухнет. А запах… пахло отходами от сточных каналов и порой — мертвечиной. В местном тропическом климате погода стояла жаркая, а город перенаселён — стража не всегда поспевала сжигать очередного издохшего бедняка до наступления признаков разложения.

Это раньше город бы культурным центром Империи. Жившие здесь по праву могли зваться лучшими или сильнейшими. Хоть одна плитка хрустнула под ногами магистра? Мастера, следящего за этой улицей, разжаловать и первым же кораблём в Коракавус — страшнейшую тюрьму Империи — а его неторопливых рабов на псарню на корм!

Но сейчас как ещё никогда Минратос был переполнен. Тысячи беженцев, спасавшихся от войны с кунари, заполонили улицы города, расположились в каждом тёмном углу и подворотне. Что там ходить — жить стало опасно. Даже обычным магам. Но только не магистрам. Какой ненормальный посмел бы напасть на свиту магистра, а уж тем более на него самого? Оттого члены верхней палаты Имперского Сената — Магистериума — и не замечают разрухи, занятые только соперничеством между собой.

Только обнародованный план кунари заставил всех хоть сколько-то пошевелиться. Но не за архонта они волновались. «Подорвут архонта — ну и ладно, изберём нового», — так, наверное, подумали многие магистры, когда пришла первая новость, что во дворце архонта нашли бочки с гаатлоком. Заставила их зашевелиться мысль, что и в здании Магистериума, где проходит их сбор, найдутся те же бочки.

Теперь вот собираются, что-то обсуждают. Только чем это поможет городу?

* * *

На фоне в основном расходящихся трещинами строений здание Круга Магов особенно выделялось. Видно, академия на реставрациях никогда не экономила, поэтому бывший храм Разикаль сохранил своё былое величие и поныне утыкался огромным шпилем в небо, как бы в очередной раз подчёркивая, что хозяева этого города — маги.

— Руки бы поотрывал! Шутники, тоже мне, — рыкнул Ливиан, доставая скомканный лист бумаги, застрявший в пасти небольшого каменного дракона.

Это точно было чьим-то озорством, поскольку, развернув листок, юный учёный лицезрел рисунок непристойного содержания и столь же непристойную надпись. Очевидно, статуя дракона стала жертвой малолетнего вандала, ученика Круга. Когда, если не в подростковом возрасте, заниматься такой глупостью? Впрочем, сейчас статуя пострадала от ещё одного вандала: Ливиан вытаскивал листок неаккуратно, в результате чего сломал один из каменных клыков.

— Давно бы пора выкинуть эту рухлядь, — хмыкнул он, осматривая оторванный клык, а после лёгким махом руки отправил его в полёт до ближайшего угла.

К старым потрескавшимся драконьим статуям он не испытывал ни почтения, ни интереса, считая их лишь пережитком прошлого. Круг вполне себе имел средства, чтобы заказать у скульпторов новые статуи, более красивые.

Ливиан стоял в тёмном углу парадного входа в Круг, а потому его манипуляции со статуей, как и озорство неизвестного студента, никто не увидел. Увидел только Безумец, поскольку, не имея пока права на посещение Круга, он был вынужден таиться в том же тёмном углу вестибюля. Действия юнца заставили его усмехнуться.

— Ты чего скалишься, бродяга?! — рыкнул Ливиан, ведь, с другой стороны, и он прекрасно мог видеть эмоции хромого мага.

Отношения двух нанятых учителей не изменились с момента их встречи. Юнец до сих пор не видел в мужчине равного себе хотя бы из-за впечатляющей образованности последнего и его успехов в лечении ребёнка. Хотя он и не собирался этого видеть. Ливиан не хотел делить должность учителя с «оборванцем», поэтому в любом случае был к нему предвзято и враждебно настроен.

Сегодня же настроение молодого учёного было ещё сильнее подпорчено тем, что лорд-магистр приказал ему сопровождать «коллегу» во время посещения Круга. Его возмущало, что магистр — их наниматель — вообще идёт на поводу желаний этого мага. У них договор? Ха, да кому он нужен! Плети всыпать да побольше этому наглецу, пока не научится покорности.

Именно с желанием осуществить это наказание юнец и посмотрел злобно на сновидца. То, что над ним насмехается безродный маг, его возмутило.

— Коллега, вы же сами мне говорили, что это строение — бывший храм Древних Богов, — Безумец абсолютно не воспринимал юнца всерьёз, а потому даже не задумывался, что он там в своей голове надумал.

Для того чтобы оскорбиться, надо хотя бы на виновника обратить своё внимание, а Безумец видел в Ливиане глупого отрока, способного только тявкать, прячась в будке влияния своей семьи. А таким уделять внимания — это не уважать своё время.

— И что? — фыркнул юноша.

— Получается, эти статуи изображают не обычных драконов, а саму Разикаль. Уверен, что тому, кто поместил в её пасть подобные непристойности, по сравнению с настоящим наказанием, «отрывание рук» покажется милосердием. А уж какой бы была кара для покусившегося на запечатлённый в камне святой лик Богини… не могу даже представить.

Возмущаться юнцу было некогда, потому что он проникся услышанными словами, побледнел. Недолго думая, Ливиан помчался в тот самый тёмный угол в поисках выкинутого клыка, а когда нашёл, то сразу же принялся тереть его о собственную мантию, чтобы избавиться от возможных признаков пребывания на полу — пыли и грязи. После же он осторожно положил клык на постамент, боязливо глянул на драконью морду и поспешил отойти от статуи подальше.

Безумец едва не засмеялся, но выучка помогла сдержаться. Вера в Древних Богов начала рушиться, пока Думат, главный из богов-предателей, двести лет терроризировал Тедас, и окончательно распалась с приходом андрастианства, но поведение юнца говорит о том, что вера в силу этих непостижимых существ и поныне сохранилась в виде суеверий.

— Лучше радуйся, пока можешь, что моего учителя нет в городе, — буркнул молодой маг и отвернулся от того, кто стал свидетелем его оплошности, зная, какое условие поставил хромому магистр Вирен.

Магистр Эрастенес был уважаемым научным деятелем, специализирующимся на изучении Древних Богов. Разумеется, его, как и многих учёных, не обошла стороной чудаковатость и фанатизм. Всем знакомым было известно, что его больше интересуют свои исследования, чем обязанности, которые накладывает титул магистра. На собрании Магистериума он объявлялся крайне редко и почти всё время проводил за закрытыми дверями своего дома, днями и ночами копаясь в очередной реликвии. Вот почему остальные так удивились, когда книжный червь сначала наглухо заперся в собственном доме, отказавшись от и без того редких встреч с коллегами, а спустя некоторое время так вообще на старость лет собрал свои пожитки и молодчиком умчался из города ради каких-то там своих исследований.

Ливиан был прав, и отсутствие в городе названного магистра порадовало Безумца. Хотя Вирен после того их разговора, очевидно, хорошенько пораздумывал над своим приказом. Разумеется, говорить прямо о том, что он передумал, не даст гордыня, но сновидец догадывался, что условия были негласно смягчены и его больше не заставляли или позориться самому, или позорить уважаемого исследователя. Однако мужчина всё равно не горел желанием встречаться с этим учёным, и потому что о нём он и так наслушался достаточно от его бывшей рабыни — Кальпернии — и потому что он из венатори. Безумец не хотел лишний раз нарываться на верных Старшему.

А если бы его оставил в покое этот молодой учёнишка, то его радости точно не было бы предела. Но, увы. Такого желание их нанимателя.

Убедившись, что юнец не настроен продолжать спор, Безумец обернулся и начал рассматривать вестибюль. Испытывал ли он какой-то трепет от нахождения в бывшем храме одного из богов? В принципе, нет. Для мира уже давно никакие они не боги, а архидемоны — вестники Конца Света. Скорее он даже мог порадоваться, что храм богини Таинств приспособили на благое дело, переоборудовали в место средоточия науки и магии. А магии здесь было много. Прикрывая глаза, Безумец хотел улыбаться. Магией был пропитан сам город, фон, созданный в древние времена, и поныне держался, но вот именно в таких местах, этот фон ощущался самым знакомым. Многовековое нахождение здесь магов подпитывало окружение, не позволяло древним следам развеяться в Тени.

Возможно, при других обстоятельствах он бы здесь и остался. Напросился бы на работу в библиотеку Круга, и пинками его отсюда бы уже не выгнать.

Увы.

Из витания в волшебных мыслях мужчину вытащил неожиданный шум. Открыв глаза, магистр увидел студентов, пробежавшись мимо вестибюля. Судя по их смеху, они задумали какую-то шалость. Тяжёлые книги в руках ничуть не помешали им бежать. Вслед за ними неслись солдаты, пыхтели и точно покрывали своих юных господ нехорошими словами. Видимо, эти солдаты их телохранители — один на каждого студента. Их присутствие не удивляло. Хоть магия должна быть доступна для всех, но хорошо ведь известно, что в этом Круге, фактически главном во всём Тедасе, чаще честь обучаться получают дети влиятельных родов. Магу из средних сословий нужно родиться не по годам одарённым, чтобы попасть сюда.

Но дети есть дети. Насколько можно видеть, даже приставленные родителями защитники не могли остановить озорство юнцов.

Безумцу было интересно следить за бытовой суетой Круга. В детстве он обучался индивидуально, нанятыми учителями и самим отцом, а поэтому не познал особенностей образовательных учреждений, из-за чего подход, когда учитель обучает сразу нескольких детей, а иногда сразу толпу, казался ему чем-то странным, неправильным. И если немагические науки в его понимании ещё можно кое-как изучать в академических аудиториях, то, как подобным образом преподавать магию, он не понимал. Все маги индивидуальны, к каждому нужен отдельный подход, иначе большая вероятность получить недоучку-одержимого.

Впрочем, это не было его комментарием в сторону образования, а простыми мыслями, поскольку магистр в то же время признавал, что обеспечить каждого юного мага своим учителем физически невозможно: не хватить просто-напросто чародеев-наставников. И лекции в аудиториях — вынужденная альтернатива. Однако из-за своего скептицизма Безумец не рассматривал себя на должность преподавателя в университете, когда возраст и здоровье вынудят даже неугомонного исследователя остепениться и наконец-то где-то осесть. Слишком уж неблагодарное это дело, по его мнению.

Через несколько минут по вестибюлю протопал ещё один солдат, на этот раз храмовник. Его вид заставил Безумца кровожадно улыбнуться. Здесь, в тевинтерских Кругах, у храмовников нет никакой власти над магами, их удел охранять здания да строить грозные физиономии, чтобы студенты пугались и сохраняли порядок. Местные храмовники имеют право вмешиваться только тогда, когда Первый Чародей даст на то приказ. А уж тем более ни один из этих вояк и близко не посмеет подойти к лордам-магистрам. Даже неизвестно, сколько из этих людей настоящие храмовники (в смысле сопорати, подсаженные на лириум, ради обретения антимагических способностей). Может, большинство лишь обычные солдаты, а такое именование просто сохранилось с тех времён, когда в Тевинтере ещё главенствовало то самое лицемерие Церкви.

И такой порядок вещей был ближе всего к тому, к которому привык сам сомниари.

К счастью, больше прятаться в тёмном углу Безумцу не пришлось. Наконец-то в вестибюль зашёл скромно одетый слуга и попросил господ магов проследовать за ним.

Правильно магистр держался тени, потому что стоило ему оказаться в коридоре, так он тут же привлёк внимание студентов. Пусть они не окрикивали неизвестного, но всё равно смотрели ему в след, шептались и хихикали. Наверняка их шутки были весьма оскорбительными, мол, что это за недоразумение и кто его сюда вообще пустил, ведь не зря же Ливиан, слушая эти перешёптывания, злорадно улыбался. Но Безумец не слушал, зато заметил, что старшие: преподаватели, солдаты, другие работники или суетливые слуги, как и их провожатый, — выглядели обеспокоенно, и на странного гостя совсем не обращали внимания. До них уже дошли слухи, что Круг посетил магистр, и это их волновало в первую очередь. Не то, что бы магистры здесь — редкое явление, просто те, кто сюда обычно заходит, являются учёными и почтенными гостями, но вот магистра и одновременно командующего вооружёнными силами Тевинтера здесь никто уж точно не ожидал увидеть.

Впрочем, Безумец и сам не понимал, зачем Вирен решил явиться лично, если мог просто написать письмо Первому Чародею, чтобы получить обещанный нанятому учителю доступ в Круг. Может, он захотел лично встретиться с местным главным магом, чтобы предъявить претензии касательно ложных советов по лечению недуга своего сына, а то и выторговать компенсацию, раз уж учителя Ливиана застать не получилось. А может, чего Безумец и опасался, магистр хочет опять втянуть хромого мага в какой-то конфликт, а самому, сидя в сторонке, наслаждаться представлением, чтобы наглый сновидец усвоил урок и больше не смел позорить мэтров Круга.

Путь до кабинета Первого Чародея затянулся, поскольку один из них был хромым на две ноги человеком и подъёмы по лестницам ему давались особенно тяжело, а помогать никто не спешил. Впрочем, гордый тевинтерец и сам бы не принял помощи. Но восхождение по ступенькам когда-то закончилось, и они наконец-то оказались около большой двери. Главы Круга следовали задумке древних архитекторов и обосновались там же, где раньше располагался кабинет Авгура Таинств — верховного жреца Разикаль.

У двери стояли как местная стража, так и телохранители зашедшего в кабинет магистра. Среди них был Эйгон, который тут же недобро глянул на хромого мага. Даже после стольких дней, проведённых с этой семьёй, Безумец не переставал быть объектом пристальных внимания и обысков командира. Это казалось странным, мужчина не видел причин для такой агрессии, ведь в открытый конфликт он ни с кем в доме не вступал.

Впрочем, вдаваться в подробности такого отношения маг и не собирался. Хочет вояка на него рычать, словно дикая шавка, — пускай. Не ему, магистру, на всяких там шавок обращать внимания.

Зайдя в открытые храмовниками двери, оба мага получили возможность увидеть весьма типизированную комнату. Большой стол, сундуки, хранившие какие-то особые для Круга вещи, документы, и шкафы с книгами. В первую очередь, Безумца заинтересовало последнее. Наверняка здесь хранились научные работы пусть не всех (для этого существуют архивы в подвалах), но всё-таки некоторых студентов, а так же книги-реликты, которые были слишком редкими и дорогими, чтобы оставлять их в обычной библиотеке, но при этом не такими опасными, чтобы прятать под ещё большей защитой в том же подвале. У мужчины от созерцания книжных шкафов даже глаза загорелись, и не только от реликтов. Он бы с удовольствием почитал научные работы студентов, ведь порой молодой ум способен подкинуть такие идеи, до которых не додумаются поросшие мхом знаний профессора. И что бы могло получиться, если бы эти свежие идеи юнца были поддержаны и обточены более опытным магом…

Эх, мечты, мечты…

Безумец был вынужден себя одёрнуть. Эти книги ему не получить — и незачем тратить время на бесполезные мечтания. Тем более сейчас отдать всё своё внимание книгам, а не хозяину кабинета, будет очень плохим тоном и чревато последствиями.

Так что Безумец после небольшой заминки сразу глянул на магов.

С самой первой секунды своего пребывания в кабинете сновидец опять стал предметом изучения. Теперь же, наслушавшись весьма противоречивых сведений, его с интересом оценщика осматривал Первый Чародей. Наверное, успел уже посмеяться от невпечатляющего вида самого мага, который специально старался сутулиться, чтобы уж совсем не выдавать свою аристократичную выправку. И всё же какого-то презрения из-за внешности или одежды Безумец не увидел, его скорее старались оценить по магической силе.

Сновидец почувствовал сканирующее заклинание из школы духа. Точную силу мага или его предрасположенность к какой-то школе оно вряд ли поможет определить; применив его, обычный маг не почувствует себя сновидцем. Зато оно позволяет оценить состояние этих сил, узнать держит ли их маг в контроле. Самоучки же могут даже не догадываться, что находятся на пороге одержимости, или иметь дефекты, выраженные в бесконтрольных вспышках магии, которые, к примеру, могут вырывать в виде обледенения всего, что окружает заклинателя, или даже разрушительных огненных бурь — если маг сильный.

У Безумца не было повода бояться этого заклинания. Он прекрасно мог контролировать своё состояние, и Первый Чародей не найдёт, к чему придраться. Однако вдруг мужчина почувствовал уже позабывшиеся волнения Якоря — ладонь, всё так же спрятанную под шёлковой повязкой, начало жечь. Кажется, ещё чуть-чуть и уже никакая повязка не поможет, и метка проснётся и с образным выкриком «Привет мир!» вспыхнет. Видимо, Якорю не понравилось, что между ним и Тенью встала преградой энергия другого мага. К энергии своего носителя Якорь привык, а вот к чужой — не собирался.

И такие волнения будут расценены Чародеем, как следы от не очень умелого демона или совсем полного отсутствия контроля мага над своими силами. То-то мужчина в тёмном одеянии Круга с позолотой нахмурился, сменив любопытство недоверием. Но звать храмовников, чтобы те выкинули этого опасного бесконтрольностью своих сил мага, и со словами «кого ты сюда притащил?» вступить в конфликт с магистром он пока не спешил. Первый Чародей для начала взял в руки посох и призвал новое заклинание, гораздо сильнее предыдущего.

И тогда новое заклинание, не показав никаких опасных волнений, убедило мужчину, что его отказ от поспешных мер был правильным решением. Он увидел лишь небольшие искажения, легко объяснимые взволнованностью мага. А чего бы сейчас гостю не волноваться — перед элитой Тевинтера же стоит. Вон юнец, который стоял у двери и старался прятаться за невпечатляющим силуэтом первого мага, испытывал дискомфорт от нахождения в кабинете главы, и его магия также рябила.

Метка вынудила Безумца к действиям: необходимо было поставить защиту от напористого заклинания Чародея, чтобы Якорь не чувствовал присутствие посторонних сил и вновь спокойно заснул, а также всё ещё оставлять чужой магии доступ к своим силам, чтобы второй маг не понял, что его заклинание взяли под контроль.

Второй сканер магистру особенно не понравился. Если первый действовал ненавязчиво, показывал и так очевидно и большинством магов не был бы замечен, но вот второй действовал слишком настойчиво. Ощущение, что публично раздевает догола. А это уже нарушение личных границ, чем так дорожит каждый магистр. Безумец до сих пор не мог понять, где заканчиваются скудные возможности обычных магов, из-за чего несколько раз действовал уж очень подозрительно. К счастью, его наниматели не придавали этому особого значения ввиду недостатка знаний в теоретической магии. Зато Первый Чародей, по определению своего титула, такими знаниями обладать должен. Безумец не стал говорить, что все манипуляции главы Круга были понятны ему изначально — вдруг такие заклинания за гранью восприятия обычных магов, как и не стал открыто блокировать, но был вынужден терпеть такое вторжение да ставить блоки, чтобы магические потоки не лезли туда, куда им не следует.

— Господин Первый Чародей, не могли бы вы дать комментарий своим действиям? Это проверка и мне необходимо защититься? — когда терпение оказалось на исходе, Безумец, скрывая за оскалом зубов своё негодование, решился обсудить происходящее хотя бы намёками.

— И ты знаешь, что делают мои заклинания? — изогнув бровь, снова с любопытством вцепился глава Круга в хромого мага.

Этим Чародей подтвердил, что действительно понимает, что видеть его заклинание полностью способны маги с таким уровнем восприятия, какое легенды приписывают только сновидцам.

— Нет. Но я чувствую необычные волнения вокруг себя. Кажется, вы используете какое-то заклинание из школы духа. Не могу сказать, что именно, но и не могу отрицать, что что-то опасное для себя, а посему имею сильное желание защититься.

Судя по тому, что любопытство на лице Чародея пропало, Безумец смог правильно описать восприятие для обычного мага. И секрет своих истинных сил спасён, и издевательство над терпением закончилось. Первый Чародей в последний раз оценил полученный от сканера результат, убедился, что ничего особого и, главное, опасного он в посетителе не нашёл, и после снял заклинание. Отложив посох и положив руки на стол, мужчина теперь посмотрел на гостя по-деловому.

— Нет нужды для ответных мер. Я всего лишь изучил твои силы. Мера предосторожности, не более, — заговорил он.

— Конечно, я понимаю, — подтвердил Безумец, что тема закрыта.

Впрочем, магистр на самом деле считал такие меры предосторожности оправданными и даже разочаровался, если бы Первый Чародей главного Круга Тевинтера пускал кого попало в свой кабинет без предварительных проверок.

Кивнув, хозяин кабинета разрешил гостю присесть на стул около своего стола. Это можно назвать даже щедростью, учитывая, что юнец-то был вынужден остаться стоять. Хотя, возможно, маг посчитал, что заставлять стоять человека с больными ногами совсем уж некрасиво будет с его стороны. Безумец с удовольствием воспользовался данным предложением.

— Ты поразительно хорошо контролируешь свои силы. И при этом ты не обучался в Круге? — озвучил Чародей один из вопросов, которые к нему пришли после двухфазного сканирования. И это фактически был комплимент.

— Так и есть. Я получил домашнее образование.

— Твоя семья имела возможность нанимать большое количество учителей? — удивился учёный, считая, что один наставник не способен развить у мага такой контроль.

Безумцу примерно такие вопросы и задавали его наниматели. Однако, в отличие от них, вопросы Чародея были пропитаны наивным любопытством. Видно, что он не спрашивает для дела, а просто увидел что-то интересное и решил это интересное изучить. Это сказалось на сговорчивости сновидца.

— На самом деле отец был единственным моим учителем. Но он не считал, что способен в одиночку обучить всему, поэтому с детства я был приучен к книгам. Он сам лишь помогал правильно освоить знания, которые они дают, и закрепил во мне понимание, почему маг должен совершенствоваться всю жизнь, — ответил сновидец, а заодно убедил сидящего рядом нанимателя, что не врал о своей любви к книгам.

Первый Чародей слушал внимательно и потом просто кивнул. Не стал возмущаться, мол, без образования в Круге маг — не учёный. Книги — главный источник знаний, и этот мужчина верил, что странный маг вполне мог почерпнуть много чего удивительного из них, из-за чего мог даже конкурировать с учёными Круга.

В тот момент едва слышно хмыкнул Вирен, который молчаливо наблюдал за разговором. С одной стороны, все эти разговоры полоумных, по его мнению, учёных вызывали у него только смех, а, с другой, он увидел, что хромой маг даже перед Первым Чародеем не раболепствует, его тон был вполне себе ровным. Вот Вирен и хмыкнул от мысли, а этого учёнишку архонт хотя бы впечатлит, или хромой с тем же спокойствием будет смотреть и на него?

Первый Чародей предпочёл не обращать внимания на магистра, учтиво сделал вид, что не услышал. Это заставило Безумца задуматься: можно ли назвать их равными? По нынешним правилам человек, пребывавший в должности Первого Чародея, не имеет права избираться в верхнюю палату, в отличие от остальных магов. Чаще всего магистрами из Круга становятся именно Старшие маги, но из тех же Старших чародеев выбирается и Первый, поэтому технически магистров и глав Кругов можно назвать равными по силе и часто влиянию семей. Но всё-таки магистры — это члены Сената — высшего законодательного органа Тевинтера — а, значит, имеют политическую власть, тогда как Первый Чародей хоть и имеет схожий авторитет, но его власть распространяется только в пределах Круга.

Титул магистра звучит посолиднее. Безумцу такой вывод объяснил, почему Вирен, явившись без предупреждения, был так скоро принят главой Круга и почему, пока генерал весьма вольготно восседал в кресле, сам хозяин кабинета заметно нервничал: сидел, держа руки, сложенными в замок, чтобы скрыть их дрожь. Кажется, он, как и другие работники Круга, подозревал, что магистр мог сюда заявиться с проверкой или каким-либо новым требованием от армии. Никогда не знаешь, что от этих солдафонов ждать.

Хотя у главы Круга был и ещё один повод нервничать, поскольку магистр был сильнее него, в том числе магически. Безумец это заметил, хотя подобное сравнение ничуть не прибавило баллов к впечатлению о своём нанимателе. Да, Вирен сильнее, только вот всё его превосходство держится на голой силе. Его магия только и приучена к прямолинейной стихийной школе. Это полезно для солдата и практика, идущего напролом, но смехотворно с точки зрения самого искусства магии. Конечно, в глазах Безумца, который не терпел всю эту безмозглую голую мощь, Чародей выделялся в лучшую сторону. Да, он слабее, зато куда лучше понимает свои силы, его аура намного спокойнее, ровнее, правильнее — ну просто загляденье. И то сканирующее заклинание он исполнил филигранно, без изъянов. Промах был лишь один: Чародей просто не учёл, что перед ним сомниари с куда более лучшим восприятием магии.

— Однако же, получив лишь домашнее образование, ты всё равно хочешь обвинить мэтров Круга в не компетенции? — всё, истинное лицо любопытного исследователя оказалось убрано за маской властного мага.

Безумец мысленно вздохнул и даже покосился на магистра. Он не знал, что про него наговорил Вирен, но, очевидно, не забыв свой прошлый проигрыш, воин пришёл далеко не с хвалебной рекомендацией.

— Подобных заявлений я никогда не делал.

— Мне известно обратное. Ты неоднократно обвинял Ливиана Нихалиаса в умышленном причинении вреда сыну господина Вирена, — хмурился Чародей. — Ливиан, что ты скажешь на подобные обвинения? — теперь обратился он к юнцу, до сих пор стоящему у двери.

От того, что глава Круга назвал его по имени, а не сыном своего влиятельного отца или племянником ещё более влиятельного дяди, парень аж расцвёл, а возможность усложнить жизнь надоевшему умнику обрадовала его не меньше.

— На мне нет вины, господин Первый Чародей. Я действовал в соответствии с советами моего наставника и вашими, о чём я незамедлительно поспешил сообщить этому магу, но всё равно продолжал слышать от него необоснованные обвинения, — льстиво запел юнец, пряча хитрую улыбку за поклоном.

«Пару раз прогнать с занятий за акты открытого саботажа — это теперь называется «необоснованно обвинить»?» — Безумца даже позабавило очередное напоминание, насколько же чужой язык способен уродовать истину.

— Ты продолжишь утверждать, что не делал подобных заявлений?

В тот момент мужчина оказался под гнётом трёх пар глаз магов из высшего общества. Каждый по своим причинам на него давил. Всем казалось, что вот-вот и хромой растеряется, напугается и начнёт что-нибудь от безнадёги бормотать, но это его уже не спасёт. Однако Безумец даже не шелохнулся. Не скажешь, что ему было приятно в этом абсурде копаться, но всё это было так знакомо, даже вернулся былой азарт. Тем более не такая уж его ситуация и безвыходная. В его время предложение на танец от какого-нибудь семейства с их дочерью приносило ему и то гораздо больше проблем. Отказать он не мог, иначе скандал, все это понимали, вот и приходилось ему, терпя боль, танцевать. Хотя тогда была одна отдушина — это кислые мины глав тех семейств, чей план на провоцирование конфликта не сработал.

— Я также отрицаю свою вину. Для начала я попрошу Ливиана привести прямое цитирование моих «оскорблений». Не исключаю, что могло произойти досадное недопонимание.

Хотел парень фыркнуть, мол, делать мне нечего, как твои оскорбления называть. Однако Первый Чародей оказался не заинтересован в спуске всех собак на хромого мага, а потому приказал выполнить просьбу ответчика. Вот тогда-то Ливиан уже замялся, поскольку как таковых оскорблений он припомнить не мог, а придумывать побоялся.

— Однажды он говорил, что совет по посещению рощи Вентуса был поспешным, и причина тому слабая осведомлённость в правильности лечения недуга моего подопечного. Чем не обвинение в некомпетентности? — спустя какое-то время, наконец, произнёс он.

— Это не обвинение, а обычная констатация фактов, — пожал плечами сновидец.

— И ты думаешь, что можешь знать больше мэтров, раз смеешь говорить, что их советы поспешны?! — повысил голос молодой учёный.

«У него ещё и память избирательна», — хмыкнул старый магистр, ведь на те же самые обвинения он дал свой ответ ещё в самую первую их встречу.

— Прошу не вырывать из контекста мои слова. Я не говорю, что знаю больше тех людей, кто всю свою жизнь посвятил наукам. Это попросту невозможно. Однако я не отрицаю, что конкретно в вопросах лечения подобного недуга подкован больше.

— Смелое заявление, — заметил Чародей.

— Отчего же? О способах лечения магов древности мы можем узнать только из старых книг, которые ввиду своей редкости не могут оказаться в руках каждого учёного, — пожал плечами Безумец, а после обратился к юнцу. — Вы же сами говорили, коллега, что смогли найти только упоминания. Разве есть что-то удивительного в том, что я, знакомый с теми книгами, знаю о данной проблеме больше вас? — мужчина аккуратно обошёл и не стал озвучивать тот факт, что он знает и больше Первого Чародея.

К приятному удивлению, глава Круга оказался разумным магом, не утонул в собственной гордыне и не считал, что он знает всё об этом мире и прав будет всегда, даже когда советует что-то по незнанию, поэтому он правильно воспринял слова хромого гостя.

— Господин Вирен, не считаете ли вы, что действительно произошло недоразумение? А нанятого вами учителя можно даже похвалить за тягу к древним знаниям, чего порой так не хватает нашей молодёжи.

— Я с вами полностью согласен, — кивнул магистр.

Однозначно, Вирен не был искренен в своих словах. Как не был согласен с важностью всех этих знаний, поскольку война под носом, и молодёжь, по его мнению, должна быть в армии, защищать родину от дикарей, а не пятую точку просиживать, копаясь в папирусах. Так и не нравилось ему, что конфликт был замят столь быстро. И наглый маг не получил проблем, и не вышло получить доказательств, что Круг направил его сына в Вентус не по незнанию, а из-за халатности или умышленного вреда. Но открыто разжигать конфликт магистр, конечно бы, не стал, а поэтому согласился на мир.

Один только юнец не сдержал негодование, что в очередной раз хромому магу всё сходит с рук.

— Ливиан, тебе есть, что сказать? — теперь уже со строгостью Чародей посмотрел на своего выпускника.

— Нет, милорд. Ничего, — подобная строгость заставила юношу стушеваться и затихнуть, стыдливо опустив голову.

Убедившись, что конфликт разрешён, Чародей вернулся к официальной причине, ради которой сегодня лорд-магистр и заявился в Круг, взбудоражив всё руководство.

— Что можешь сказать об этой книге? — спросил он и очень осторожно передвинул толстенную книгу на край стола поближе к гостю.

— Её перевод заказала вам Инквизиция? — спросил Вирен, вспомнив, о чём недавно слышал от разведки.

— Так и есть, лорд-магистр, — кивнул его собеседник, хотя оказался очень удивлён, что генералу подобное было вообще известно. Чародей убедился, что ныне разведка Империи очень внимательно следит за Инквизицией, и наверняка книга, которая была прислана на перевод, прежде чем попасть ему на стол, побывала ещё и в Тайной Канцелярии.

Эти слова позволили Безумцу начать подозревать, что вскоре ему вновь придётся торговаться и за просто так ему не дадут желанного пропуска, даже если то было просьбой самого магистра. Впрочем, пока это было неважно, и мужчина с любопытством поспешил заняться книгой. Он аккуратно её взял, переложил на колени и начал с интересом изучать. Аккуратность была не лишней, поскольку носителю знаний было больше тысячи лет. Прежде чем открыть, мужчина осмотрел её со всех сторон, его пальцы прошлись по кожаной обложке. Ощущение трепета приходило даже от таких прикосновений. Магистр едва не улыбнулся от возможности видеть труд, написанный по правилам его мира. На обложке красовалось тиснение из букв старого тевене. В самой книге чувствовалась магия, которая и не позволила ей истлеть за века забвения. А стоило её открыть, то от хруста корешка даже мурашки побежали, поскольку именно так и звучит древность. Тевинтерская. Однозначно.

Мужчине не мешали возиться с книгой, чем он и пользовался. Два тевинтерца были заняты обсуждением каких-то насущных проблем Империи. Едва ли это можно было назвать разговором двух хороших знакомых за чашечкой мятного чая, поскольку разговор солдафона и учёного не может быть равным. В какие бы только дебри могла ни зайти эта беседа. Даже не было бы ничего удивительного, если бы однажды Чародей в добровольно-принудительной форме согласился отправить в армию некоторых своих учеников, в особенности тех, за спиной которых не стояла влиятельная семья, поскольку, как был убеждён магистр, фронт — единственное место, где от учёнишек может быть прок.

К счастью, сновидец спас Первого Чародея от столь безвыходного положения.

— Это сборник мемуаров по событиям Первого Мора. Вероятно, написан всего через несколько лет после его окончания, поскольку, как могу судить по содержанию, много времени уделяется философским размышлениям о будущем влиянии невыносимо долгой войны на весь мир. И надо сказать размышления эти весьма утопические. Думаю, оригинал. Написана на старом тевене и имеет черты, свойственные древнетевинтерской книгописи. К примеру, книга обтянута кожей ратусов, что позволило усилить действие сохраняющих чар, наложенных на неё.

— Хорошее распоряжение ресурсами, — задумчиво хмыкнул Вирен, одобрительно относясь к тому, что их предки даже мёртвым рабам находили применение. Впрочем, все присутствующие были с ним согласны.

Первый Чародей был доволен, лично убедившись, что неизвестный маг действительно на приличном уровне знает старый тевене. Хотя и удивление тоже было, поскольку, видимо, до последнего он не верил словам магистра. Однако раз всё подтвердилось, значит, можно реализовать свою задумку.

— Я не могу выдать тебе пропуск в библиотеку, поскольку ты никаким образом не числишься в Круге. Но… — специально выдержал он паузу, чтобы подразнить хромого. — Если ты возьмёшься за перевод данной книги, то на время работы доступ тебе будет предоставлен.

— Перевести всю? — с сомнением спросил Безумец, едва удерживая увесистый «кирпич» руками.

— Нет, сколько сможешь. Ты, вместе с помощником-писарем, ежедневно будешь отчитываться Старшему чародею. Если он сочтёт объём выполненной работы удобоваримым, он предоставляет тебе доступ к библиотеке до следующего дня. И так ежедневно, пока у тебя будет желание сотрудничать с Кругом.

Переводчиков со старого тевене даже в Империи единицы, так что наверняка каждый из них дерёт баснословную цену за свои услуги. Инквизиция об этом не могла не знать и договорилась оплатить столь огромную сумму да ещё добавила сверху, чтобы оплатить труды и других специалистов, которые примут участие в переводе. Но Чародей захотел хоть сколько-то сэкономить, не платить переводчику за всю книгу, а заставить хромого мага трудиться практически бесплатно, за совсем неравноценную услугу в ответ.

Что ж всё произошло, как Безумец и думал. Хотя он сам не был разочарован или тому подобное, но и соглашаться так сразу тоже не собирался.

— Уверен, услуги переводчика со старого тевене стоят недешёво, но при этом я сомневаюсь, что я получу доступ к тем разделам библиотеки академии, в которых хранятся более редкие и, следовательно, очень интересные книги. Поэтому, прошу меня понять, я не могу принять ваше предложение в нынешнем его виде. Я изменю своё решение, если будет обговорена также денежная оплата за мою работу.

Первый Чародей был страшно недоволен. Огорчило, что его попытка буквально надурить этого непрезентабельного мага провалилась. И хотя оплата работы такого неофициального переводчика обойдётся в разы дешевле, но ему не хотелось расставаться даже с этими монетами.

Вирен также прекрасно понимал, что условия озвученного предложения абсолютно неравноценны, и поэтому он даже одобрительно посмотрел на сновидца, когда тот не поддался на мнимую щедрость, а решил отстаивать достойную оплату своего пусть и не квалифицированного, но всё же труда. Магистр уже на собственном опыте узнал, что этот маг не из тех, кто побоится противостоять давлению от более влиятельных лиц. И сейчас Вирен чувствовал себя зрителем в театре, наблюдая, как в очередной раз будет выкручиваться хромой.

— Разумеется, такой труд должен оплачиваться соответственно. Ты получишь доступ преподавателя, позволяющий брать книги и из закрытых секторов библиотеки. Но только в этом случае ты обязуешься соблюдать все правила обращения с реликвиями и согласовывать все свои действия с библиотекарем, — с наигранной улыбкой Чародей сделал вид, что он и не собирался кого-либо дурить и сразу хотел предложить такое справедливое вознаграждение, а его просто не так поняли. — Небольшое денежное поощрение также будет выделено, поскольку я понимаю необходимость твоих ежедневных расходов, чтобы до Круга хотя бы дойти.

Безумец сделал вид, что не заметил язвительного тона Чародея, когда тот намекнул на проблемы поломанных ног мужчины, и не стал продолжать торг. В принципе новое предложение его вполне устраивало, да и саму работу он сложной бы не назвал: фактически-то трудиться будет тот, кого приставят к нему в писари, самому сновидцу остаётся только прочесть книгу.

— Благодарю вас за такое щедрое предложение. Разумеется, я согласен и обязуюсь соблюдать правила пользования собственностью Круга, — учтиво произнёс Безумец, а затем повернулся ко второму магу. — Лорд-магистр, вы не будете против моей работы в Круге?

— Если это не навредит твоим обязанностям в моём доме, тогда не против, — кивнул Вирен.

Все трое взрослых магов смотрели друг на друга со лживым дружелюбием, той же лживостью была пропитана и их льстивая речь, но никого это не смущало, потому что было абсолютно обыденно для высшего общества. Настолько обыденно, что искренние эмоции злости и негодования на лице юнца казались верхом неуважения. И если магистр и экс-магистр сидели почти спиной к молодому учёному и не могли видеть всю ту бурю эмоций, что мелькала на его лице, то вот Чародей постоянно замечал несоответствие правилам хорошего тона. И в конце концов несдержанность юноши ему надоела.

— Нет ли у тебя желания ознакомиться с выпускной работой Ливиана? Ему будет полезно услышать независимую рецензию, — предложил Чародей.

Юнец задохнулся от возмущения, а его лицо аж стало багряным.

— Да что он может сказать?! Он же… Он… — запинался юноша, едва сдерживаясь, чтобы оскорбительно не выразиться. — Самоучка, — в итоге только это тихо произнёс молодой учёный, поскольку, если он будет повышать голос в присутствии двух магов таких высоких титулов, никакое влияние семьи или дяди его уже не спасёт.

— Тем не менее Безумец показал себя образованным человеком и весьма вероятно найдёт, что сказать по твоей работе. Если хочешь сам однажды стать мэтром, научись прислушиваться к словам старших, а не жди помощи от наставника. Магистр Эрастенес не обязан возиться с тобой, как с ребёнком.

— Вы правы, господин Первый Чародей, — смиренно произнёс юнец и снова затих, хотя по сжатым в кулак пальцам было видно, насколько его смирение наигранно.

Безумец согласился на предложение. Учитывая самомнение юнца, его работа должна старого магистра как минимум заинтересовать.

Получив согласие, Чародей кивнул, встал изо стола и направился к книжному шкафу, в котором, видимо, хранились и работы недавних выпускников. То, что глава академии не отправил за книгой юнца, или не позвал слугу, а пошёл сам, говорило о многом, о ценности книг в его личной библиотеке, о его нежелании позволять хоть кому-то постороннему к ним прикасаться.

Безумец поддался жадному желанию добраться до этих книг и осмотрел комнату, думая, есть ли способ сюда проникнуть. Однако вскоре он себя одёрнул, посчитал своё стремление неправильным. Пусть вторжение в королевский дворец Денерима вышло у него удачным, но нельзя же позволить гордыне застилать разум и не осознавать,что дворец сопорати совсем не одно и то же, что старинный храм и Круг магов. В своём мире он не занимался проникновениями в магические академии, а значит, и в нынешнем незачем переоценивать собственные силы.

Получив труд начинающего учёного, сновидец сразу же приступил к его поверхностному изучению. Первые впечатления его оказались неожиданно очень положительными. «Командное самосознание мага как немаловажный фактор победы», — так гласила тема научной работы. Было немного странно, что спесивый юнец взялся исследовать вопрос необходимости обучения магов командной работе. Однако Безумца очень впечатлило, что Ливиан, оказывается, придерживался его мнения касательно данного вопроса. Весьма непопулярного мнения, надо сказать. Белые глаза даже загорелись от восторга, когда он листал исследование и, вчитываясь в отрывки, убеждался, что Ливиан пишет именно о том, о чём сновидец и подумал, когда прочитал тему. Точно, ещё чуть-чуть и мужчина был готов сменить свою предвзятость по отношению к юнцу, простить тому всё его чрезмерное высокомерное поведение и вредительство во время занятий с больным мальчиком. Готов был даже забыть, что юнца он считал не учёным, а паразитом. Надо было просто с ним поговорить. Обычно на почве сходства во взглядах получалось довольно-таки быстро находить общий язык.

Однако очень скоро шоры восторга спали с глаз. Чем больше Безумец начал вчитываться в написанное, тем чаще он ловил себя на мысли, что где-то это он уже читал. Окончательная ясность и осознание ситуации пришли, когда он наткнулся на слова, которые написать мог только один человек во всем мире. И этим человеком юный паршивец не был!

В данный момент хозяин кабинета почти завершил сегодняшнюю встречу. Магистр вот-вот должен был встать и направиться на выход из Круга, а хромой маг отправиться в читальный зал, чтобы ознакомиться с научной работой уже полностью. Но…

— Ныне Круг позволяет студентам присваивать чужие труды?!

Слова сновидца прозвучали столь неожиданно и резко, что удивились оба влиятельных мага.

— Что за бред ты несёшь?! — вспылил Ливиан, не стал молчать. — Милорд, поведение этого бродяги возмутительно! — юнец уже не сдерживался не в тоне, не в выражениях.

— Довольно! — рыкнул Чародей и ударил рукой по столу. — Ты забываешься. Будешь говорить, когда я тебе позволю! До тех пор — что бы я ни слова от тебя не услышал! — повысил голос он, ставя подопечного на место.

Вот теперь уже юнец напугался по-настоящему. Ливиан замолчал молниеносно, сжался в стену около двери и даже не мог позволить себе ворчать или хмуриться. Ему было не до этого. Юноше хотелось только спрятаться от гнева мага практически равного магистрам.

Разобравшись с юнцом, который вышел за рамки приличия, Первый Чародей вернулся к тем, с кем вёл беседу, и посмотрел на хромого мага. Пусть следы того, что его вывели из себя, начали сходить, вновь скрываться за маской, однако остатки былого гнева всё же обрушились на виновника. Но гнев Чародея, в отличие от юного мага, едва ли как-то задел Безумца. Его настроение и так было испорчено.

— В чём именно ты обвиняешь? — спросил глава Круга о конкретике.

— Воровство и присвоение интеллектуальной собственности. Данная работа содержит огромное количество прямых копирований из чужой книги. В некоторых местах переписаны целые абзацы без указания первоисточника, — сформулировал своё обвинение Безумец, брезгливо махая книгой.

— Без доказательств твои слова не имеют силы, — предостерёг Чародей. — Готов ли ты их предоставить?

— Готов. Могу назвать автора. А если передо мной будет первоисточник, укажу и разделы, откуда абзацы были сворованы.

Убедившись, что одна сторона наотрез отказывается отступать, учёный-маг теперь глянул на юнца.

— Ливиан, ты согласен с обвинениями?

— Нет, — скупо буркнул парень и послушно вновь замолчал.

Если бы один из этих магов сознался в содеянном или забрал свои обвинения назад, всё могло бы решиться быстро. Но, как теперь можно было видеть, оба мага будут стоять до последнего на своей правде, из-за чего Первый Чародей вздохнул, облокотился о стол локтями и дал себе время подумать.

Очень уж хотелось пренебречь словами хромого оборванца. Кто он такой, чтобы посягать на святое — на решение комиссии?! С другой стороны, было бы весьма неправильно пренебрегать такими обвинениями. Маг говорил очень уверенно и выглядел так, будто бы возможное воровство юнца стало для него личным оскорблением. Кажется, он прекрасно понимает, какие для него будут последствия, если его обвинения окажутся ложью, но этого его ничуть не спугнуло. И раз угроза удара по собственной репутации его не заставила забрать свои слова назад, то его нужно хотя бы выслушать.

Если научная работа действительно была украдена, то надо это установить как можно скорее. Если это выяснится сейчас, когда юнец ещё едва закончил первичное обучение, то всю вину можно было спихнуть на самого парня и его семью, и пусть сами разбираются. Если же это выяснится, когда юнец доучится хотя бы до чародея, то удар уже будет по репутации самого Круга и всех высокопоставленных магов, мол, что за бездари сидят во главе Круга, раз разным ворам учёные степени раздают.

Первый Чародей, в первую очередь, был заинтересован рассматривать подобные заявления.

— Подобный вопрос рассматривается на комиссии. Я сообщу мэтрам. Возможно, получится созвать комиссию уже сегодня, — озвучил своё решение Чародей, а после повернулся к тому, кто в этой разборке умников был явно лишним. — Лорд-магистр, у вас есть ещё ко мне дела?

— Не обращайте на меня внимания. Кажется, появилось дело, которое требует вашего непосредственного участия.

— Ну что вы. Сбор комиссии займёт время, и само рассмотрение поданного обвинения, возможно, затянется. Я не могу позволить заставлять вас ожидать.

— На самом деле я бы остался и понаблюдал за процессом. Всё же оба этих мага — учителя моего сына, и я заинтересован знать правду. Не думаю, что сбор комиссии займёт много времени.

— Вы хотите… чтобы это дело было рассмотрено незамедлительно? — разумеется, Первый Чародей был не в восторге. Мало того, что у него были и другие дела, так ещё и присутствие постороннего солдафона ужасно будет тревожить всех.

— Чем раньше, тем лучше, — кивнул Вирен, который буквально наслаждался шоу. Видимо, и остаться на сборище умников он решился по этой причине. — Уверен, не часто Круг получает такие обвинения на своих выпускников.

— Вы правы, не часто, — главе Круга не оставалось ничего, кроме как согласиться. Гнать взашей магистра он бы точно не посмел.

Теперь по приказу Первого Чародея в кабинет зашёл храмовник.

— Прошу пройти в зал совещаний, офицер вас проводит. А я пока сообщу мэтрам, и потом присоединюсь к вам.

Когда же гости кивнули, встали изо стола и прошли на выход, глава Круга недобро глянул на юнца, мол, молись, чтобы обвинения оказались ложью, иначе я тебя, сопляка, покрывать не собираюсь, сам будешь со своим разъярённым дядей разговаривать.

Оба мага, как было сказано, следовали за храмовником по ступенькам вниз в зал совещаний, за ними следом шли телохранители магистра. Вирен почти не относился всерьёз ко всей этой возне умников, происходящее его больше забавляло, да и ситуация радовала. Он увидит, как опозорится либо самонадеянный хромой маг, на которого он точил зуб после той неудачной проверки, либо семья юнца, отец которого был его прямым конкурентом. И на то, и на то хотелось посмотреть.

— Ты осознаёшь, что делаешь? Ливиан племянник Верховного Жреца. Но если твоё обвинение отклонят, в Круг тебя больше не допустят, — в итоге не выдержал магистр и спросил у мага, шедшего позади него. Несмотря на, в общем-то, безразличие Вирена к происходящему, дерзость задохлика удивляла даже его.

— Отклонить моё обвинение они могут только в том случае, если не найдут первоисточник. Если это произойдёт по любой другой причине, то я и сам сюда не вернусь. Те, кто позволяет молодому поколению очернять труды собственных предков, меня не интересуют. Это же касается и его семьи.

— Ты точно безумец, — хмыкнул Вирен, конечно же, не понимая готовности безродного мага враждовать с целой семьёй альтуса из-за какой-то книги. Хотя какая тут вражда? Этого мага сотрут и не заметят.

Да, сомниари был прав, преступление есть преступление и должно быть разоблачено. И воровство — это самое настоящее преступление. Да только когда магистров и их семьи заботила буква закона?

Безумец это услышал, но промолчал. Доказывать кому-то уместность своего решения он и не собирался, как и не собирался отступать. Мужчина был зол. И не думал терпеть те наглость и неуважение, которые проявил юнец. Но вопреки мнению хотя бы того же магистра, дело было не в самом акте плагиата и не в книге, а в том, что автора Безумец очень хорошо знал, считал если не другом, то хотя бы коллегой. И плагиат именно его книги, сомниари воспринял как личное оскорбление.

Магистр Кавеллус был прекрасным мастером; созданные им амулеты прошли через века и поныне носят гравировку имени своего канувшего в лету создателя. Его мастерство граничило с фанатизмом, и, как часто бывает, люди, отдавшиеся любимой работе с головой, частично эту самую голову и теряли. Кавеллус имел поразительный талант заковывать магию в металлический саркофаг амулетов, только вот и характер у него был поразительно тяжёлым. Он — тот самый случай, когда маг был на одной волне со своим магическим даром. Из-за прямолинейности и вспыльчивости магистр мог на ходу находить новых врагов, однако мало кому хватало смелости на самом деле с ним враждовать, поскольку всем было известно, насколько хорошо он владел огненной стихией, умел создавать такой жар, который любого соперника испепелит и не заметит, заодно и металл расплавит. На этом огне он и создавал свои амулеты, что наверняка и сделало их такими особенными, не имеющими аналогов. Каждый боевой маг мечтал заполучить амулет магистра Кавеллуса, надеясь через него получить хоть толику магического огня мастера.

Но несмотря на то, что Кавеллус мог полноправно называть себя боевым магом, фактически самостоятельной боевой единицей, он всё-таки был убеждён, что командная работа магов — тактика намного эффективнее геройства в одиночку. Считал, что обучение командной работе — одна из самых важных дисциплин в любой образовательной программе, чтобы маги, собираясь в группы, не вели себя, как безмозглые болванчики, пуляя заклинания один краше другого, а могли действовать как единый слаженный отряд. И настолько сильно он хотел доказать свою правоту, что однажды взялся за исследование и написание книги, в которую можно было ткнуть носом любого самовлюблённого магистра. Зная его характер, можно быть уверенным, что «ткнуть» имело самое что ни на есть прямое значение.

Книгу-то он написал, только проблема в том, что письменная речь магистра была такая же пёстрая, и он совсем не гнушался использовать всевозможные выражения, какие научный стиль ну никак допустить не мог. Вот и не проходила его книга цензуру, и не суждено ей было издаться.

Тогда-то два магистра со слишком разными взглядами на этот мир сошлись на единой непробиваемой убеждённости. Безумец всячески способствовал мастеру в его исследованиях, а потом из раза в раз помогал переписывать книгу, постоянно убирая отсебятину неугомонного до додумывания ругательных словесных оборотов магистра. Конечно же, дело не могло продвинуться быстро. Не сразу Кавеллус стал прислушиваться к своему коллеге, но постоянная браковка цензором смогла пронять и этого твердолобого мага.

— И что этим цветочкам полевым опять не понравилось?!

— «Вот возьму большую железную инвестицию и засуну им так глубоко в казну, что золотые монеты из глаз посыпятся» — как мне кажется, коллега, подобное изречение цензор посчитал весьма неуместным.

— Зато пусть знают, бюрократы паршивые, что я думаю про это их «проект нерентабелен — бла-бла — только при больших инвестициях — бла-бла».

Безумец улыбнулся. Начать с рассуждения о бесхребетности нынешнего образования, а закончить историями из жизни о своей войне с имперской бюрократией и о неудачных попытках организовать экспедицию для поиска необходимых материалов для его амулетов далеко на юге, и всё это в книге, которая вроде бы должна была убедить всех, что командная работа для магов важна, — да, это было абсолютно в духе Кавеллуса. Безумец сосчитать не мог, сколько правок он сделал в книге, и даже удивлялся, как они умудрились друг друга не поубивать, пока спорили о необходимости изменения очередного неугодного изречения.

Сновидец помнил, что, когда Синод втянул его в приготовления скорого невероятного по своим масштабам ритуала, мастер так и пыхтел над очередным отказом цензора. Поэтому хромой маг не мог знать, преуспел ли его коллега и покинул ли их совместный труд, наконец, производственный ад.

Но, насколько он мог сегодня видеть, Кавеллус всё-таки добился своего и его книга была опубликована. Иначе юнец никак бы не мог украсть наработки оттуда. Да, Безумец был безоговорочно уверен в своих обвинениях. Он слишком долго работал над книгой, выучил её чуть ли не наизусть, и, конечно, он никогда не спутает неповторимый стиль коллеги, которым книга продолжала пестрить даже после сотни исправлений.

Вероятно, факт того, что украден именно тот труд, к которому он сам приложил руку, и заставил сейчас старого магистра озлобиться и искать наказания для наглого вора, который был уверен в своей абсолютной безнаказанности и разворовывал книгу целыми абзацами. А во что ему это всё может обернуться, Безумцу было неважно.

Поразительно, насколько быстро могут решиться все организационные дела, когда кто-то титулом повыше изъявляет желание увидеть результат. Точно не прошло и получаса, а в зале совещаний собралась вся комиссия. Маги, в неё входящие, были вынуждены побросать все дела. Но они не возмущались, а профессионально молча приступили к обсуждению того, зачем их, собственно, и позвали.

Несмотря на то, что Безумец ну никак не выглядел авторитетным заявителем, его доводы слушали внимательно. И дело скорее не в том, что все маги от чародеев-преподавателей, до библиотекаря волновались за репутацию Круга, как Первый Чародей. Их излишняя старательность была вызвана тревогой перед неожиданным гостем на этом собрании.

Вирен, вальяжно расположившись в кресле, всё также, с театральной заинтересованностью, следил за происходящим. Едва ли он серьёзно воспринимал всю эту возню папирусных крыс (как он их называл) и скорее просто забавлялся, хотел узнать, чем же всё закончится. Осторожные пугливые взгляды магов Круга тешили его самолюбие. Магам точно было, на что посмотреть и чего бояться, ведь даже посох магистра выглядел в разы опаснее и пугающее, за счёт огромного острого лезвия и леденящего цвета металла, чем посох Первого Чародея.

Когда стало видно, что решение комиссии склоняется не в сторону обвинителя, магистр чаще стал посматривать на хромого мага, ведь даже сейчас тот не изменил своей привычке на всё смотреть с холодным спокойствием. У Вирена появилось желание даже посмеяться, мол, порождения тьмы ему не только ноги перебили, но голову заодно, выбив все эмоции. Только это не было правдой, магистр сам видел, как сновидец обозлился, когда просмотрел работу юнца. Значит, сейчас в очередной раз его спокойствие — лишь маска. И эта маска была превосходна. К его спокойствию нельзя было придраться. Безумец не смотрел высокомерно, не молчал, потому что ему скучно, не таился, потому что чего-то не знал и не хотел этого выдать, не выглядел нагло, потому что своей безучастностью не провоцировал. Нет, это было именно спокойствие, идеальный (ну почти) контроль над эмоциями. Его холодный взгляд не оскорбит важных магов, не напугает и слабых.

Вирена опять заинтересовала совсем уж необычная личность нанятого учителя. А невозможность получить ответы разжигало любопытство ещё сильнее, поскольку не только вопрос о происхождении витал вокруг хромого. Его спокойствие ведь свидетельствует скорей не о дворянском воспитании, а об очень долгой работе над собой, самообладании и огромном терпении.

Магистр признавал, что даже у него нет такого терпения. Да, высшее общество любого заставит привыкнуть к маскам и вечной лжи, но Вирен был уверен, окажись сейчас он на месте сновидца, вынужденный сидеть перед этими учёнишками, он бы не сдержался и уже рявкнул на них из-за их медлительности.

В идеале, конечно, каждый маг должен учиться самообладанию, чтобы не стать однажды одержимым, как и магистры не должны использовать магию крови, поскольку такая практика запрещена даже в Тевинтере, но всем известно, что реальность не идеальна.

И подобный признак профессионального мага у какого-то лаэтана, а то и вовсе безродного вгонял Вирена в задумчивость.

Присутствие Вирена на столь неожиданном собрании одновременно стало пользой для самого Безумца. Как было сказано, маги Круга два плюс два сложить могли успешно и понимали, что человеку, который даже в академию пришёл вместе с магистром, этот самый магистр вполне может покровительствовать, поэтому просто фыркнуть и со словами «будто этот бродяга способен сказать что-то умное» покинуть совещание каждый из учёных побоялся.

Однако несмотря на такой стимул к активному штурму собственной памяти вскоре действительно над Безумцем навис риск, что комиссия не примет его обвинения. Дело было в том, что, сколько бы мужчина не описывал ту самую книгу, никто просто не мог её вспомнить. Самого сновидца, впрочем, это не гневило, он понимал беспомощность коллег в данном вопросе. Наверняка книгу Кавеллуса опубликовали в маленьком тираже, исключительно из уважения к мастеру, и чтобы он их больше не доставал. Нет ничего удивительного, что спустя столько лет о данной книге никто не слышал. Тогда, спрашивается, как о ней узнал Ливиан? Вероятно, нашёл когда-то в домашней библиотеке, поспрашивал у мэтров, понял, что никто данной книги не читал, а значит, можно безнаказанно её использовать. Правда, эту теорию Безумец доказать уж точно не сможет.

Ливиану так же было очевидно, к какому решению склоняется комиссия, а потому юноша сидел с довольной улыбкой и нагло посматривал на своего оппонента. Пожалуй, наглость юнца — это единственное, что раздражало Безумца в своём поражении.

Но, когда казалось, что всё уже решено, вдруг дверь открылась, и в зал неспешно зашёл ещё один маг. Сутулый сморщенный старичок, однако же, оказался весьма шустрым и быстро доковылял до ближайшего свободного кресла. Зашёл он молча, не здороваясь ни с Чародеем, ни с магистром, даже не стал извиняться за опоздание. Видно, старик был уже настолько почтенного возраста, что все эти регалии и титулы его уже не волнуют, как и не волнует, что его бестактность могла кого-то оскорбить. Судя по тому, что ни один из магов не отреагировал отрицательно, такое поведение старика было нормой, и все уже привыкли. Даже Вирен предпочёл не замечать такого неуважения к себе.

Надо сказать, никто не верил, что появление старого мага как-то изменит решение комиссии. Вероятно, старому мэтру позволяли участвовать в подобных делах да и просто работать в Круге из уважения к его возрасту и заслугам, но никто бы не подумал заставлять его на равных с остальными участвовать в обсуждении. Однако сегодня старик решил вмешаться.

Расположившись за общим столом, старый мэтр сверил всех присутствующих острым орлиным взглядом, от которого не только юнец растерял всё настроение веселиться, но и чародеи помоложе вытянулись по струнке. Безумец, когда попал под тиранию посеревших от старости глаз, хоть и не повторил за молодёжью, но всё равно почувствовал тревожность, будто бы он вернулся в прошлое и снова двадцатилетним юнцом сидит перед наставником. Взгляд старика был очень тяжёлым от прожитых лет и знаний, что он скопил. Взгляд уставшего от жизни мудреца, который, однако же, всё ещё находит смысл в жизни в виде своей любимой работы.

Именно прожитые года позволили старику не обращать внимания на внешний вид незнакомца. Смотря в белые глаза мужчины, он видел намного больше, чем остальные, возможно, разглядел в нём человека похожего на себя, такого же фанатика знаний и книг. Из-за чего позже на старческом лице промелькнуло добродушие.

— Как таким бездарем угораздило уродиться? Наставника позоришь, как и отца с дядькой, — грубо отчитал старик юнца, отчего последний даже возразить не посмел, а тут же весь сжался и пожелал провалиться под землю.

— Нет на Ливиане вины. Обвинение не доказано. И если тут кто и лжёт, и тратит наше время, то это он, — всё-таки нашёл один чародей смелость, чтобы возмутиться, и поспешил указать на Безумца.

Правда, смелость эта оказалась хрупкой. Стоило недовольному, что его оторвали от дел, чародею нарваться на взгляд тех самых серых глаз, которые безмолвно ему сказали «сядь и молчи», так мужчина сразу сел и замолчал.

Решение комиссии мэтр проигнорировал и снова дал слово Безумцу.

— Книга за авторством магистра Кавеллуса. К сожалению, я не могу вспомнить название. Опубликована где-то после восьмисотого года.

— То есть после начала Первого Мора. Да не может быть такого. В это время у наших предков были дела и поважнее, чем издание непонятных книг, — возмутился один из членов комиссии.

— Зря вы, коллега, думаете, что Мор наступил с того дня, как древние магистры вошли в Тень. Наверняка прошёл не один год, пока наши предки наконец не поняли, с какой угрозой на самом деле столкнулись, — поправил его другой маг.

— И всё же магистр Кавеллус был мастером по созданию амулетов. Один защитный амулет с его печатью имеется в коллекции Круга. Но вот книг его авторства я не могу припомнить, — произнёс библиотекарь.

Старый маг их всех выслушал, и вновь дал слово Безумцу.

Сновидец в дальнейшем вновь принялся объяснять, что именно было в той книге, указывал в обсуждаемой работе, какие именно фразы были вырваны прямо оттуда. К удивлению, на этот раз у него всё получилось.

Долго мэтр сидел и думал, хмуря седые брови. Он внимательно слушал хромого мага, пытался вспомнить. Да, книга, которую написал Кавеллус, представляет интерес только ради общего развития и не считалась чем-то важным и особенным, чтобы её запоминать и не смешать со множеством других книг-на-один-раз. И всё-таки эту книгу невозможно окончательно забыть из-за очень уж специфичного языка автора. Это и пытался вспомнить старик, пока однажды его не осенило, и он тут же поспешил поделиться открытием с библиотекарем. Главный знаток библиотечного лабиринта посидел, похмурился, но и его в конце концов озарила память. Вскочив с кресла, библиотекарь моментально унёсся за книгой.

Видя его радостное от того, что загадочная книга найдена, лицо, оставшиеся маги даже начали перешёптываться между собой и посматривать то Безумца, то на Ливиана. И если первый был доволен, что он всё-таки отвоевал авторского право своего давно уже почившего коллеги, то вот второй с каждой секундой всё больше терял уверенность. Когда радостный библиотекарь вернулся да не с пустыми руками, а с той самой книгой, юнец начал бледнеть.

— «Пусть эта книга будет в память о коллеге и моём редакторе — магистре Фаусте. Хоть ты, хромоногий, этого уже не увидишь, всё равно знай, мы сделали это!», — хранитель библиотеки прочитал весьма нехарактерное посвящение и переглянулся с коллегами, но когда убедился, что это имя никому незнакомо и особо чего-то важного для историков не несёт, перевернул страницу и забыл эту странно оформленную надпись.

Не забыл только Безумец и позволил себе тепло улыбнуться: «Так получилось, что это ты, драколиск твердолобый, уже не увидишь. Но да, мы это сделали».

Когда первоисточник был обнаружен, потребовалось совсем немного времени, чтобы найти указанные хромым магом отрывки. И тогда уже Ливиана, который и так сидел белее снега, ничего не спасло. Голодными шакалами в него вцепились все, особенно те, кто состоял в той комиссии, которая одобрила его работу, так как все прекрасно понимали, какой бы это для них стал удар по репутации, если бы обман вскрылся позже, когда юнец числился не просто выпускником, а уже чародеем.

На этом совещание подошло к концу. Маги поспешили уйти, вернуться к своим делам, заодно по дороге без лишних глаз и ушей обсудить этот весьма странный сбор из-за присутствия посторонних. Хотя для некоторых работа только начиналась. Первый Чародей будет вынужден уже официально аннулировать научную работу Ливиана, как и его статус выпускника, всё это надлежаще оформить и написать «письмо счастья» его родственникам, которые завтра же сюда наверняка заявятся и учинят разборки. Вряд ли это будет сам Уриан Нихалиас, у него есть дела и поважнее, чем возиться с племянником. Но когда-нибудь новость о таком позоре дойдёт и до него.

Вина Ливиана доказана, только разве это их остановит? Нет, конечно же. Будут искать того, кто посмел их опозорить. А что сделают, когда найдут… Первому Чародею было всё равно. Хромой маг связался с магистерской семьёй, вот и пусть теперь сам с ними разбирается, главное, чтобы Круга это никак не коснулось.

На фоне всех предстоящих возможных проблем, Безумец опять умудрялся просто сидеть и беззаботно листать книгу, которую он выпросил себе. Несмотря на то, что книга завалялась на задворках хранилища, библиотекарь всё равно не захотел с ней расставаться. Однако делать ему было нечего, поскольку старый мэтр сделал этот подарок от лица Круга.

Так ушли местные маги. Один из чародеев увёл юнца, на фоне которого даже вурдалак будет казаться олицетворением жизни. Ушёл, получив удовольствие от увиденного, и магистр. А за ним — Первый Чародей, получив ещё больше работы для себя.

А Безумец продолжал читать знакомый текст и предаваться воспоминаниям. Спешить ему всё равно пока некуда — от его услуг переводчика Чародей не отказывался, а значит, ему нужно дожидаться обещанного писаря, чтобы, наконец, приступить к работе.

Не ушёл пока и старый маг, а продолжал изучать гостя. Неизвестно, что именно его заинтересовало. Он не сновидец, много о маге понять не сможет, но, возможно, у старика был нюх на разные необычности. И если так, то нюх его не подводит до сих пор.

После нескольких минут такой тишины Безумец обратил на старого учёного внимание. Но мужчина не был раздражён, а совсем наоборот — отнёсся к тому, кто помог ему сохранить свою репутацию в глазах магов Круга, с почтением, с улыбкой кивнул ему. Сновидец не видел смысла строить наигранную серьёзность перед человеком, который уже отошёл от всех этих плясок вокруг титулов. И был прав, ведь как раз такую честность мэтр оценил.

— Значит, ты служишь этому солдатику? — спросил наконец старик, подчеркнув, что он невысокого мнения о Вирене в частности и всех военных в общем.

— Работаю. Меня наняли для оказания помощи его сыну.

— А, да-да. Нестабильный ребёнок. Помню-помню. Всю академию на уши поднял, пока помощи искал, — произнёс мэтр, а потом, задумавшись, произнёс гораздо тише. — Зашевелись наконец-то. А то ведь раньше-то никого это не волновало.

— Были ещё случаи? — но Безумец услышал и заинтересовался.

— Ну а как же. Сразу несколько всего-то за пару лет. Только или маги эти были слабы, или их родичи из черни. В общем Кругу было не до них.

Старик правильно подметил, что это очень странно. Безумец был с ним согласен. Этот недуг — не болезнь и не эпидемия, которой можно заразиться.

— Повторные случаи данного недуга тем более в пределах одного города очень редки. Вспышка же говорит о сильном демоне, который достаточно хитёр, чтобы найти способ косвенно влиять на магов.

— Или слабом, но ему помогает призвавший его маг, — согласился мэтр, подтвердив, что он так же догадывался о причинах происходящего.

— Почему вы не сообщили о своих догадках?

— А кому нужны причитания старого хрыча? — посмеялся дедок. — У нас тут давеча паренёк в канал ухнул, так и не нашли. А ведь говорят, сновидцем был.

— Сновидец?! — вот уже удивлённо воскликнул Безумец.

— Да, прибыл откуда-то с юга, учиться. Толковым магом мог стать. Да вот как с моста свалился, так и не выплыл, — объяснил мэтр. — Эх, что за молодёжь пошла. Одни под ноги не смотрят, другие вон под носом у Круга воруют, стыдоба, — теперь приударил он в старческие причитания.

Очевидно, подробностей произошедшего старик не знал, да, впрочем, они Безумцу и не были нужны.

Свалился? Ага, конечно же, сам свалился! Что ж не сказали, что ещё на банановой кожуре поскользнулся?

Эта новость и огорчила, и разозлила Безумца. Благодаря Хоуку, мужчина узнал, что в Минратосе проживает сновидец, и его это порадовало. Он считал, что Минратос понимает, и как ему повезло, и всю ценность сновидцев, которые ныне рождаются раз в несколько поколений. Он был полуэльфом? Подумаешь! Он был сновидцем, сильнейшим магом из всех в нынешнее время — вот, что важно! А при правильном обучении мог стать даже даром и спасением для Империи, если бы тевинтерцы смогли правильно использовать его потенциал.

Но тевинтерцы не смогли.

Нет, Безумец не верил в столь нелепую смерть, он прекрасно знал, кто обычно падает с моста и тонет — жертвы заговоров и заказных убийств, когда заказчик желает, чтобы всё было обставлено как несчастный случай. Значит, талантливейшего мага просто убили.

Да как они могли? Неужели они не понимали его ценность?

Конечно же, понимали.

Все понимали, что магистр, взявший на обучение сновидца, укрепит силу и влияние своей семьи, сделает всё, и чтобы обучить достойного ученика, и чтобы не выпустить столь способного мага из семьи. Уж кому, как не Безумцу, знать, как семьи магов любят за счёт браков своих детей с магами, необычайных талантов, наращивать свою силу и обеспечивать себе процветание в будущем.

Это понимал и сам магистр, которому удача послала такого ученика, и понимали его конкуренты, которые решили просто: если сновидец не достаётся им, значит, он не достаётся никому.

Вот так новый мир распорядился очередным сильным магом с великим будущим, самим сновидцем.

Безумцу просто не хватало ни сил, ни слов на злость.

Стоит ли ещё удивляться, что Империя превратилась в жалкую тень самой себя?

* * *

Статуи Перевозчика всегда по количеству шли после статуй Древних Богов. Тевинтер даже спустя века помнил своего основателя и героя — Архонта Дариния. Великий маг и стратег, что сумел объединить три королевства в единую Великую Империю. Он первым из правителей-людей спустился к гномам, заключил с ними договор. Именно это сыграло практически главную роль в дальнейшем возвышении Империи, поскольку при достатке лириума многие границы для магистров стирались.

Хочет архитектор с помощью магии возвести огромный дворец, чтобы и спустя две тысячи лет его продолжали считать одним из чудес света? Пожалуйста, реализуй все свои фантазии.

Хотят жрецы провести красочный ритуал, чтобы порадовать Богов? Конечно, вот ещё ратусов прихватите, чтоб зрелище вышло помасштабнее, Боги не должны сомневаться в нашей верности!

Хочет архонт захватить ближайшее королевство? Разумеется, давай сразу два, ну чтобы не мелочиться.

Возвышению образа Перевозчика в своё время очень поспособствовал и сам Культ семи богов, ведь до коронации Дариний был Проводником Хора Тишины — жрецом Думата — и принято считать, что именно Думат направил своего послушника на путь, который привёл к образованию Империи.

Если бы Дариний тогда знал, как в итоге Боги поступят со своей паствой, интересно, как бы изменилась история?

Разумеется, в Минратосе статуй Архонта и поныне было бесчисленное количество, некоторые сохранились с древних времён, некоторые давно уже оказались разрушены, но это было не столь заметно, потому что на место старых приходили новые. Как раз статуя неподалёку от Арены Испытаний и была из тех самых, новых.

Не так давно гуляя по висячему саду, Безумец приятно удивился, когда завернул в небольшой дворик и обнаружил статую Перевозчика, окружённую лавровыми деревьями. Раньше её здесь не было. Кажется, была другая — статуя дракона, Андорала. Бог Рабов как бы стоял и смотрел в сторону Арены, где под радостный вопль толпы с древности умирали рабы. Но его убрали, поставив статую в честь того, чей лик всё ещё оставался священным. Опираясь о шест, Перевозчик смотрел не на Арену, а чуть в сторону — на сам город. Каменный капюшон скрывал спокойное лицо.

«Жаль скульптор не изобразил разочарование. Так было бы правдоподобно», — подумал Безумец, сейчас наблюдая, как ароматный дым ладана волнами проплывал мимо статуи, будто Перевозчик на самом деле правит лодкой.

Ладан сам Безумец и принёс, решил сделать небольшое подношение Архонту. Раньше мужчина подобного не делал, не до того было, но зато сейчас он пустился в сентиментальность, уделил внимание тому, кто прошёл вместе с ним сквозь века.

Перевозчик был самым приземлённым героем. Это не Боги, которым надо молиться и угождать, просто потому что они боги, находятся за пределами понимания любого человека. Это не святые образы, как тот же Архонт Талсиан — первый жрец Думата, — недосягаемая личность, возвышенная, который был ближе к Богам, чем к обычным людям. А вот Дариний был именно тем, кто запомнился не за свою причастность к Культу, а за мирские заслуги. Имея королевскую кровь, он, однако, был вынужден расти сиротой в семье простой жрицы. Но он поднялся, сам, из ничего, стал тем, каким его и запомнили. Сильный маг, превосходный оратор и стратег, Отец Империи, который в легендах прошёл через столько боёв и приключений, а в конце победил и объединил три королевства. А вместе с королевством Каринус получил ещё и красотку-королеву в жёны. В общем приземлённая история, угодная для всех возрастов. Для детей были сказки о приключениях и истории, как великий маг всех побеждает. Подросткам был достойный пример, чего можно добиться своими усилиями. Ну а взрослые всегда должны знать и помнить, благодаря кому их Великая Империя стала такой.

Безумец не был исключением. Образ великого Архонта прошёл вместе с ним через всю его жизнь, как и со многими остальными. Мужчина был рад узнать, что и поныне Тевинтер помнит своего героя. Увы, даже здесь не обошлось без изменений. Хотя и поныне никто бы не посмел снести его статуи, но магистр заметил, что того же народного принятия уже не было. На этот раз вины обычных людей нет, а дело всё в самом человеческом сознании.

Моры слишком сильно изувечили Тедас и его жителей, теперь даже в Тевинтере, когда говорят о прошлом, невольно вспоминают о семи древних магистрах, их грехе. Это вызывает ненависть на них, на Древних Богов, но вот сама ненависть постепенно перетекает с определённых субъектов на общее понятие прошлого. Стираются границы времени. Уже неважно, что Дариний жил за восемьсот лет до Первого Мора. Подсознательно остаётся одно: и Архонт, и грешный Синод были в том абстрактном «давно», а, значит, ненависть к образу одних переходит на образ и другого.

И как ни ругайся, с этим ничего невозможно поделать.

Главное, хорошо, что границы ещё не до конца стёрты, и тевинтерцы видят разницу. Иначе если героический лик Дариния падёт, что у Тевинтера вообще останется? Минратос? Так и он уже трещит по швам.

В тот момент тихое времяпровождение мужчины в собственных мыслях подошло к концу. Пусть пока в этом дворике кроме него никого не было, но сомниари уже почувствовал знакомый след в Тени, и он стремительно приближался…

— Ты… Да ты… Да зачем так делать-то?! — вскоре раздался голос возмущённой до кончиков своих косичек девушки.

— Avanna, domna, — в ответ по-доброму поздоровался Безумец, хотя и блистала на его лице весьма озорная улыбка.

Получив в ответ на собственную грубость всего лишь приветствие и ласковое обращение «дева», гнев Кальпернии стих, как и желание высказать магистру всё, что она о нём думает, однако возмущение всё-таки осталось.

И повод возмущаться у неё был.

Сегодня после долгой слежки за тем, кто и стал причиной её возвращения в Минратос, магистресса брела по улочкам города. Она много думала, размышляла о том, что успела найти. Но не могла магесса себе позволить полностью уйти в раздумья, и на самом деле девушка очень внимательно следила за окружением. Теперь этот город для неё совсем небезопасен. Однако никакая предусмотрительность не смогла её спасти от атаки, откуда она совсем не ждала, — сверху. Огромный чёрный ворон с противным «кар» влетел в неё столь неожиданно и сильно, что падение на землю стало закономерным последствием. К счастью, этого падения никто не заметил: одинокому стражнику, рабам, гнущим спину от тяжести огромных тюков, и беженцам, которым место под мраморной лестницей стало в этом городе домом, было чем заняться в этом переулке, а не глазеть по сторонам. Хотя падение удачным магесса всё равно бы не назвала.

Постанывая и потирая ушибленное место, Кальперния поспешила сориентироваться и вскоре заметила наглого пернатого виновника. Всё это время ворон шастал рядом. Своей забавной ходьбой вперевалку и периодическими прыжками, казалось, он над ней издевается. Такие смелость и наглость пернатого возмутили девушку. Желание пнуть его или подпалить перья, чтобы он больше никуда не взлетел и стал кормом для бедняков, которые уже начали оборачиваться и голодными взглядами посматривать на упитанную птицу, пришло раньше понимания, кто это на самом деле. Но ворон среагировал раньше и быстро взлетел, но не умчался подальше отсюда, а сел на ближайшую крышу и, посматривая на девушку, начал вышагивать уже там да ещё и закаркал. Тогда-то магесса не без удивления догадалась, и кто это, и что ворон указывает, куда ей идти, чтобы с ним встретиться. И девушке, возмущённой до глубины души такой встречей, пришлось идти.

Вспоминая всё это, в конечном итоге Кальперния тяжело вздохнула и постаралась избавиться от нахлынувшей обиды. Да, магистр слишком уж много вольностей ей простил, но всё равно не надо забывать, кто он, и сохранять хоть какое-то положенное приличие в разговоре, всё-таки он теперь её наставник.

Только тогда, когда она убедилась, что желание подпалить наглую тевинтерскую физиономию точно пропало, Кальперния направилась к магистру, сидящему на скамье.

— Avanna, учитель, — несмотря на обиду, искренне поздоровалась магесса.

Судя по улыбке, такое обращение Безумцу понравилось.

Кальперния сначала осторожно на него покосилась, чтобы убедиться, что он не против её присутствия или что не ждёт от неё никакого церемониального приветствия по случаю её статуса ученицы. Так-то не должен, но девушке всё равно было спокойней убедиться дополнительно. Прошло уже достаточно много дней с тех пор, как они в последний раз виделись в лечебнице друга Хоука, за это время ему много чего могло взбрести в голову, может, он уже её врагом считает. Магистрам это свойственно, бывшей рабыне ли не знать.

К счастью, ничего не изменилось, и сновидец не сказал ни слова, когда девушка сама села на скамью.

Не то, что бы она всерьёз обвиняла в чём-то этого мага, скорее сказывалось её пребывание в городе, в котором на неё ведётся охота. Слишком уж резкой оказалась встреча в этом море змей с единственным безопасным островком, даже горой. «Точно горой», — с улыбкой подумала магесса, из-за близости снова ощутив силу древнего сновидца. Пусть сам маг не выглядел солидно, зато, казалось, за его силами можно спрятаться от любой напасти.

Кальперния проследила за взглядом мужчины и сама уже посмотрела на статую, а, заметив тлеющий ладан, приятно удивилась. Очевидно, это было подношением, и сделать его мог только Безумец — помимо него во дворике никого не было.

Заодно девушку удивило ещё и то, что их встреча произошла в этом месте, которое много для неё значило. Да, статуй Перевозчика в Минратосе полно, но именно на эту статую однажды наткнулась маленькая рабыня. Каменный Архонт, словно олицетворение всего могущества Тевинтера, тогда очень впечатлил ребёнка. И на протяжении следующих лет она не раз возвращалась к нему. Рассказывала о своих страхах и мечтах, ведь он слушал все рассказы юной рабыни. Когда магический талант девушки только начал давать о себе знать, она начала бредить во сне, и от неё отвернулись даже другие рабы, боялись её, тогда каменный друг на самом деле остался единственным, кто её слушал.

Став старше, научившись читать, узнав больше об истории родины, приходить к «другу» было уже совестливо. Ведь он, великий Архонт, создал Империю, и теперь вынужден стоять и смотреть, как дело его жизни потихоньку гниёт изнутри из-за тщеславия магистров.

— Не думала, что ты будешь оказывать ему почтение.

— Почему?

— Ты же сновидец, как и он. Значит, в чём-то равен ему.

— Кощунство сравнивать себя с главным героем Империи, почитаемым два тысячелетия. Хотя его способности и заслуги давно уже преувеличены легендами, но никто не может быть равным ему. Я уж тем более — история меня даже не помнит.

Девушка улыбнулась. За время, проведённое в Минратосе, она вновь забыла, что, оказывается, могут быть магистры, которые видят дальше собственного высокомерия да ещё могут вслух, так прямо, признать чьё-то превосходство над собой.

— Не все с тобой согласны. Я слышала, что были предложения снести статуи Перевозчика, потому что «его время прошло».

— Надеюсь, тех, кто это сказал, привязали за ноги к лошадям и тащили по мостовой, пока у них спина до костей не слезла.

— Не знаю, были ли лошади, но подобных заявлений точно больше никто не делал.

Безумец хмурился от самого факта, что нашлись те, кто посмел такое сказать в адрес Архонта, но был рад узнать, что мнение большинства оказалось не на стороне этих, точно, врагов Империи.

Заодно эти размышления вытянули его из грёз ладана, и сновидец обернулся и глянул на девушку. Выглядела она непривычно, поскольку сменила дорогую подаренную одежду на рабские лохмотья, на лице вместо макияжа грязь, длинные пшеничные волосы были убраны не в сложную причёску, а в простые растрёпанные косички, а в руках новый посох, замаскированный под шест, о который она опиралась, когда шла, делая вид, что хромает. В общем, маскировка у неё получилась хорошая, Безумец бы даже не узнал её, если бы не почувствовал знакомый след в Тени. Однако попытка хорошо замаскироваться не спасла её от хмурого взгляда своего — надо к этому теперь привыкать — наставника.

— Ты следишь за мной? — спросил наконец мужчина.

— С чего ты это взял? Я даже не знала, что ты в городе. Если бы ты не сбил меня сегодня, так бы и не узнала.

— В таком случае я не вижу ни одного повода тебе сейчас находиться передо мной. Ты чрезмернопереоцениваешь свои силы, если думаешь, что этот маскарад спасёт тебя от профессиональных ищеек архонта!

Кальперния, как и положено ученику, пожурённому наставником, стыдливо опустила голову и молчаливо приняла выговор. Хотя в один момент вместо искреннего раскаяния или обиды на лице девушки показалась глупая улыбка. «Обо мне беспокоятся», — волшебной мыслью пронеслись в её голове эти слова, вызвав искреннюю радость. О правдивости своей догадки она даже задумываться не стала, бывшей рабыне нравилась только эта мысль, которая ещё и подогревалась воспоминаниями о прочих поступках древнего магистра ради неё.

Самому мужчине свою ещё детскую улыбку показывать она не посмела. Пусть отыгрывать «правильного магистра» перед ним девушка перестала, но это совсем не значит, что надо забывать о манерах.

— То же самое можно сказать и про тебя. Я думала ты, как и Хоук, на юг вернёшься. Если о тебе узнают магистры, они же тебя на цепь посадят как зверушку декоративную.

— Считаешь, что у них это обязательно получится?!

Вот теперь взгляд белых глаз стал уж совсем недобрым. От этого Кальперния запнулась и даже закусила губу, только сейчас поняв, что она поставила его, настоящего древнего сновидца, наравне с нынешними магистрами, что, без сомнения, стало оскорблением для первого.

— Нет, я так не считаю. Но ты же сам говорил о превосходстве группы магов над одиночками. А здесь ты один, зато любой магистр может обернуть против тебя весь Магистериум.

— Знаю! И сам с этим разберусь!

Сказанное мужчиной было совсем уж неестественным для него, и Кальперния поняла, что всё-таки умудрилась его оскорбить. К счастью, было видно, что сновидец её слова считал правдой, и поэтому таится, а не ввязывается в конфликт с первым попавшимся магистром.

Спорить магистресса не стала. Это лишнее. Если магистр и поступил не совсем разумно, она могла понять и его, и его желание вернуться и увидеть родной город, ведь даже Корифей поступил также. Да, в день их встречи, он сказал, что прибыл в Минратос, чтобы набрать агентов, но, очевидно, это не главная причина. Даже Жреца, хотя его память искажена, а прошлая жизнь во многом забыта, тянуло домой, что уж говорить о хромом маге, который полностью осознавал своё прошлое.

Молчание точно было правильной тактикой, потому что, спустя уже несколько секунд небольшого затишья, рассудительность и хлад собственных мыслей к сновидцу вернулись.

— В любом случае этот город меня не знает… хотя бы пока не знает. Зато ориентировка на тебя имеется у лучших ищеек архонта. Не поверю, что Сетий приказал тебе вернуться сюда, в буквально капкан.

— Это не он, он пока не знает. Я здесь… по своему желанию.

— Позволь, наконец, узнать, какому именно?

Кальперния вздохнула, прямо чувствуя, что он хочет сказать «я не ожидал от тебя такого безрассудства», и была уверена, что точно скажет, когда услышит причину.

— Магистр Анодат. Он был другом магистра Эрастенеса. Постоянно захаживал к нему на чай. Тогда я была ещё рабыней, крутилась вокруг них от вечных указаний: это унеси, это принеси, — и заодно была вынуждена слушать его хвастовство. За всю свою жизнь он не сделал ничего для города, ни разу с големами не работал, а между прочим обслуживать их — обязанность его и его семьи, за которую им даже из казны платят. Зато он описывал всё так, будто лично гнул спину ради каждой монеты! Он позволял себе лишнего. Однажды этот павлин предложил отправить меня на свойства!

Безумец слушал, дал возможность ей выговориться, но комментировать не стал. Ничего нового в её словах он не услышал, мужчина всё это знал и вполне считал нормой, как лапанье рабов, так и бахвальство магистров на пустом месте. Хотя Безумец с оскорблением согласился. Эти два друга называют себя исследователями, лезут в какие-то дебри истории, но при этом, видя девчонку, с потенциалом которой способен сравниться только сновидец, единственное, до чего они додумались, — это отправить её на свойства. Точно павлины, причём оба.

Кальперния не задумывалась над размышлениями наставника, а получив возможность впервые за долгое время выговориться не каменной статуе, а живому человеку, с радостью продолжила раскрывать причину своего нахождения в городе.

— После того, как Старший сам пришёл в дом господина за коллекцией артефактов Думата, а заметил меня и взял в ученики, я об этом магистре не вспоминала. Но потом мои дела здесь закончились, и я получила приказ отправиться на юг. За день до отплытия я прошлась по городу, хотела попрощаться со… старым другом, — на этих словам девушка вновь трепетно посмотрела на каменную статую. — И на рыночной площади я встретила магистра Анодата. Точнее, когда я его увидела, то поспешила уйти, но он всё равно меня заметил, узнал и пошёл следом. Встретились мы уже здесь.

— Итог? — на этот раз Безумец не вытерпел и спросил сам.

Он прекрасно понимал, чем такая встреча закончится. Магистр наверняка начал требовать ответы на свои вопросы, и почему рабыня разоделась как свободная магичка, и куда делся её хозяин, не зная, что Эрастенес уже давно с головой ушёл в исследования для Старшего. А получив вместо ответов рабскую непокорность, Анодат, конечно же, захотел проучить раба.

— У нас была дуэль. И он проиграл. Я сожгла его руки.

Безумец сначала удивился, потому что думал, что ей кто-то помог, но потом уже восхищённо улыбнулся. Девушка, бывшая рабыня, в учениках пробыла едва ли больше пары лет, но всё равно смогла одолеть взрослого магистра. Что это, если не наглядная демонстрация её потенциала?! Пусть Безумец и считал все поступки своего сородича в новом мире безумием, но готов был признать, что одно Сетий сделал правильно — не позволил загубить этот талант.

Теперь девушка подошла и к причинам.

— Магистр Анодат решил отомстить, он задействовал связи своей семьи и объявил на нас охоту. Из-за него были убиты несколько наших важных агентов. После подобного успеха даже архонт начал ему оказывать поддержку. Но если ты сейчас радуешься нашим неудачам, то знай, что теперь он, пользуясь этой поддержкой, начал избавляться от всех соперников своей семьи, без разбору клеймя их венатори, а это неправда, — говорила Кальперния, а сама кривилась от мерзкой двуличной душонки магистра. — Он и мне хочет отомстить. Тогда на этот дворик он пришёл с двумя рабами. После победы я уговорила их пойти со мной. Они хорошо знали город, поэтому остались и оказывали нам помощь. Они искренне верили в спасение Тевинтера, в то, что получится спасти всех рабов от таких же магов, как и их бывший хозяин. Но недавно Анодат выследил их обоих, лично сжёг живьём. Это точно было послание для меня, — девушка сжала пальцы в кулак от скопившейся злобы. — Вот я и здесь. Слежу за ним, ищу удобного момента. Я не могу снова вызвать его на дуэль. Благодаря тебе, я уже могу немного чувствовать чужую магию, и думаю, Анодат стал гораздо сильнее, хотя я и не понимаю, как это возможно.

— До какой степени были сожжены его руки? — уточнил Безумец, потому что для инвалида упомянутый магистр слишком уж активен.

— Пострадали только кисти рук, зато от них остались лишь одни обрубки. Я думала, что он больше никому не сможет помешать. Но, как потом сообщили наши агенты, он нашёл хорошего мага, который восстановил его руки. Но я думаю, он нашёл не лекаря, а мага крови. И руки не его. Скорее малефикар приживил ему чужие… отрезанные у другого мага, — девушке стало не по себе от одной мысли об этом. — Такое ведь может быть?

— Да. Весьма нередкая практика. Только подобная работа под силу очень опытному магу крови, обязательно приученному к… назову это потрошением. Потому что очень немногие способны сохранять концентрацию, копаясь в срезе чужой конечности. А любая ошибка, дрогнувшая рука или промедление приводят к тому, что приращённая конечность отмирала. И если помедлить с её удалением, она загнивала и вызывала заражение крови. Только совместная работа мастера, умеющего управлять движением крови в живом теле, и сильнейшего лекаря способна дать шанс на излечение распространившегося заражения, но собрать такой дуэт да ещё в кратчайшие сроки… на грани нереальности. Поэтому разумнее признать эту болезнь смертельной, — чем дольше объяснял Безумец, тем больше сам задумывался, где в нынешнее время магистр смог разыскать такого умелого со стальными нервами мага крови, когда даже в его мире обычно исход подобных операций отдавался на милость Богам.

Кальперния, пока слушала, наверное, не один раз пожалела, что вообще спросила.

На этом рассказ девушки подошёл к концу, хотя скопившаяся злость от поднятых неприятных воспоминаний лишь сильнее укрепила её желание добраться до лицемерного магистра.

— Значит, причина — месть и сомнительное стремление самоутвердиться.

— Мне незачем «самоутверждаться», — хмыкнула девушка.

— Однако же ты здесь одна, выслеживаешь магистра, который, как ты говоришь, стал сильнее. Хотя раз магистр Анодат мешает венатори, думаю, другие ваши командиры были бы не против и сами организовать на него покушение.

— А если покушение не удастся, опять погибнут люди. Если бы я тогда его убила, ничего бы этого не случилось. Смерть наших агентов лежит на мне, и именно я должна найти способ до него добраться. Тем более он лично мне кинул вызов, и я обязана ответить.

— Ты слишком беспечна для…

— Для кого? Магистра? Но я же не магистр, ты сам так говорил, — вскинула руками разозлённая Кальперния.

Её гнев зацепился за мужчину, который даже сейчас был непоколебимо спокоен, а ей самой не хотелось менять своего решения. Она желала добраться до лицемерного мага лично! Чтобы видеть, как он будет заживо гореть и кричать в агонии, как кричали её агенты, бывшие рабы, искренне верующие, что вместе им под силу спасти Империю!

— Я хотел сказать: для одного из генералов организации, владеющей огромными силами, — вежливо не заметив, что его перебили, Безумец закончил свою мысль. — А так же моей ученицы. Надеюсь, не надо напоминать, что я буду вынужден отреагировать соответственно в случае твоего повторного самодурства?

На этот раз девушка даже задохнулась, но не от злости, а от неожиданности. До этих слов мужчины она как-то и не осознавала всю серьёзность своего нового положения. Теперь он её наставник, значит, будет её учить, но также это значит, что и она ему обязана подчиняться, ни в коем случае не пренебрегать его советами и приказами.

— Ты не дашь мне с ним разобраться? — понимала Кальперния, с чего он упомянул о нюансах отношений учитель-ученик. И девушка как-то не горела желанием его ослушиваться, стоит хотя бы вспомнить об обещанной «порке». — Но ведь он… он… — однако её злость ещё была сильна.

— Он сильный магистр, находится под покровительством архонта. А ты ещё ученица и находишься в розыске. В этом городе тебя выдаст любая ошибка, обнаружит любой хороший маг, если таковой найдётся. Ты пока ещё плохо маскируешь свои силы.

— В таком случае ты позволишь мне связаться со своими, запросить помощи, но самой остаться, чтобы их курировать? — Кальперния даже спорить не стала, прекрасно зная ничтожность веса своих желаний по сравнению с авторитетом учителя, но уходить она всё равно не хотела.

Безумец вздохнул. Не хотелось бы ему, чтобы в городе появился отдельный отряд венатори, пока он здесь. Но ещё больше ему не хотелось терять столь одарённую магичку из-за её волевого характера, граничащего с капризами. Вряд ли его приказ станет для неё преградой, раз даже раньше, будучи рабыней, она умудрялась выказывать неподчинение, выглядеть недостаточно покорной, из-за чего Анодат, собственно, к ней и цеплялся.

— Думаю, дай я тебе приказ, и ты найдёшь лазейку, чтобы его обойти и всё равно остаться в городе.

— Я буду осторожна, — заверила его магесса.

— Сделаю вид, что я тебе поверил.

Увидев, наигранно вымученное лицо мужчины Кальперния хихикнула.

Неожиданно в их весьма дружеский разговор вторглась городская действительность. То ли ею был пробившийся сквозь аромат цветов и ладана запах потонувшего в грязи города, то ли долетевший сюда голос стража, который пинал упавшего от бессилия раба, чтобы тот дополз до какой-нибудь канавы и там издыхал, а не прямо тут на площади на глазах уважаемых господ.

— Ты всё равно будешь считать, что Старший неправ, даже после того, как лично увидел, чем стал Минратос? — не могла не задать Кальперния вопрос на злободневную тему. Статуя Архонта лишь подчеркнула её разочарование от того, какими великими были правящие маги тогда, и как ничтожны сейчас.

— Минратос только укрепил мою уверенность в том, что вы избрали неверный путь, — нехотя ответил Безумец, сам не рад был вернуться в реалии некогда великого города. — Чтобы спасти Тевинтер, нужно медленно перестраивать само общество, стимулировать его к движению, а не поощрять паразитизм на наследии. И главное повышать ценность магического образования, как главное своё преимущество перед остальным Тедасом. Перестраивать надо с фундамента, а не с крыши. Вы же своей спешкой переделать Магистериум лишь рубите голову живому существу и надеетесь, что оно будет жить дальше.

— Ты защищаешь магистров?!

Спорить с фанатиками Безумец не видел никакого смысла. А Кальперния, к его сожалению, была именно фанатиком, невидящим дальше собственного носа. Это нормально, учитывая, какое впечатление произвёл на неё Корифей.

— Скорее вижу, что суть Магистериума изменить невозможно. Смести жадных до власти магов, на их место придут другие. А в худшем случае власть заполучат сопорати. Мир и так сошёл с ума, неполноценные мнят себя правителями, не хватало, чтобы и Империя уподобилась югу с его лицемерным понятием о Кругах.

— С чего ты взял, что если магистрами станут только те, кто действительно заслуживает этой власти, всё повторится? Раньше ведь магистры работали на благо своей родины.

«И откуда же ты знаешь, как было раньше?» — хотелось посмеяться мужчине, поскольку он понимал, что всё представление магессы о «раньше» получено исключительно со слова Корифея, а тот уже просто не способен к адекватному оцениванию что настоящего, что прошлого.

— Алчность Магистериума была с Империей всю её историю, — ответил сновидец и вновь глянул на застывшую в безмолвии статую. — Архонт Дариний при жизни носил два кольца, которые ему были подарены королём гномов. Именно он создал Магистериум и дал магистрам власть. Но когда он умер, магистры забрали эти кольца, срезав их с его пока ещё тёплых пальцев. Навряд ли в тот момент они думали об Империи.

«Критикуешь — предлагай. Предлагаешь — действуй.» Именно это изречение и останавливало Безумца от долгих размышлений. Магистр был честен с собой, прекрасно осознавал, что возиться в политике ему не интересно и реально предпринимать какие-то действия, строить из себя революционера он не станет, в погоне за знаниями власть его никогда не интересовала. А значит, всё его виденье «блага» для Тевинтера не меньший вред, чем замашки Корифея, поскольку бездействие хуже любого зла.

Разумеется, девушка не особо-то прониклась доводами своего наставника, но возразить она уже не могла. Сновидец очень чётко дал понять, что продолжать этот разговор больше не желает. Кальперния хоть и поворчала от непробиваемого упрямства тевинтерца, но была вынуждена подчиниться. Не хотелось ей портить отношения с этим магом, учитывая, что он запросто может отказаться её учить.

Убедившись, что тема закрыта, Безумец вернулся к тому, что ему действительно нравилось, — книгам. И за одной такой он как раз сейчас потянулся в свой вещмешок, а когда достал, то вручил её девушке.

— Что это? — удивилась магесса, рассматривая весьма непримечательную вещицу. Даже её название не навевало ощущения, что её прочесть обязан каждый маг.

— Книга магистра Кавеллуса, моего коллеги, о которой я тебе говорил, что если её найду, то «заставлю выучить каждый её раздел». Так что теперь у тебя есть, чем заняться, до следующей нашей встречи.

Кальперния даже сглотнула, когда осознала, насколько же древний магистр злопамятный. Да, он это действительно говорил, когда они были в заточении на кунарийском корабле. Но девушка тогда подумала, что сказал он это просто от обиды, когда она усомнилась в его словах, и, конечно же, уже давно забыл, поэтому забыла и она, до сегодняшнего дня даже не вспоминая. Но он не забыл, даже достал эту самую книгу.

— Но ты же не мог знать, что встретишь меня здесь. Ты что брал её каждый раз, когда выходил в город?

— Как видишь, не зря, — улыбнулся мужчина. — Впрочем, я каждый раз беру свои вещи, чтобы иметь возможность в любой момент покинуть город.

От такого объяснения Кальперния всё равно посмеялась.

— Так постарался… Хотя говорил Хоуку, что не даёшь клятв.

— Я не даю клятв, потому что не умею их сдерживать. И те мои слова не были… клятвой. Назовём это делом принципа.

— С чего ты взял, что не умеешь сдерживать клятвы? Как такое вообще может быть? Клятвы это же не вещь какая-то, чтобы точно знать, умеешь с ней обращать или нет, — Кальперния искренне недоумевала над порой слишком странным ходом мыслей у этого мага.

— Последний раз я давал клятву своей жене, что всегда буду её защищать…

— И что случилось? — тогда девушка не заметила, что настроение собеседника уже было другим, оттого её вопрос, пропитанный невинным любопытством и желанием узнать о жизни своего учителя больше, прозвучал слишком неуместно.

— Она умерла насильственной смертью у меня на глазах.

Что ж вот теперь и девушка уловила настроение собеседника, отругала себя, что не остановилась раньше. Испытывая стыд из-за своей несообразительности, Кальперния даже покраснела и опустила взгляд. Тогда-то она вспомнила о книге, открыла её и начала старательно листать, чтобы сымитировать активную деятельность и скрыть собственное волнение. Как раз и магистру нужно было время, чтобы разобраться с собственными мыслями, невовремя всплывшими воспоминаниями.

Впрочем, когда он справился с минуткой собственной слабости, подобная неудобная ситуация уже показалась мужчине очень удобной для…

— Ты овладела чтением перевёрнутого текста?

Слова магистра, что игривым шёпотом пронеслись вблизи её уха, заставили девушку даже вздрогнуть от неожиданности. Тут же вынырнув из хаоса своих мыслей, Кальперния подняла голову и обнаружила, что маг теперь сидел с ней рядом. Прошлый наплыв тяжёлых чувств прошёл, и сейчас магистр смотрел на неё с совсем нелепым озорством.

И он был прав. Девушка так старалась прикрыть свою смущённость, что как-то не заметила, что книга была перевёрнута. Но сейчас на этот свой промах магесса уже и не обратила внимания, ведь собеседник не смотрел на неё ни с осуждением, ни с насмешкой, а был очень добродушен. И Кальперния поддалась его хорошему настроению.

— Да ну тебя, — смеясь, произнесла магесса и легонько подтолкнула собеседника локтем. Непоколебимый образ «великого и ужасного» магистра был слишком резко и неожиданно нарушен таким глупым озорством.

Не получив за свою вольность никакого выговора, девушка позволила себе ещё одну. Пользуясь тем, что мужчина был рядом, магесса прижалась к нему, вспоминая их первый разговор тогда, в лечебнице. А ныне всё повторилось. Снова не было сказано ни слова, рука мага лишь аккуратно её обняла и прижала ближе. Это уже было похоже на настоящее объятие, и при этом он не вышел за рамки приличия.

Магесса не стала поднимать взгляд, проверять, что там о ней магистр за подобное думает. Раз молчит, значит, ничего плохо. И тогда Кальперния только улыбнулась, продолжая наслаждаться предоставленным шансом, не желая убирать голову с острого плеча мага.

Есть в происходящем неправильное. Но для кого неправильно? Для горделивых магистров? Так она не магистр, а рядом человек, один из немногих, кто не считал её пустым местом, ценил, позволил себя… обнять. После продажи Мария, что был для неё самым близким человеком в доме бывшего хозяина, магичка не имела такой возможности.

Но теперь хоть один человек вновь позволил. И не просто человек — великий маг. И от этих мыслей девчонка погрузилась в счастливую задумчивость.

Как древний магистр и предполагал, она не задумалась о подводных камнях такой вольности…

— Ты решил приодеться? — только спустя какое-то время Кальперния вернулась в реальность из своих грёз и обратила внимания на одежду сновидца. Впрочем, уютные объятия покидать она не собиралась.

Этого магистра, как ей казалось, вообще не волновала собственная одежда, зато сейчас он был во всём новом, кроме мантии. Мантия всё та же, но даже она была подшита. Теперь и не скажешь, что мужчина скитальцем слоняется по миру.

— Такого было желание моего нанимателя.

Девушка захихикала. Для человека, который, кажется, может, настолько отстраниться от мира, что неделями не будет вылезать из библиотеки, он хорошо владеет временем и поспевает — как бы странно ни звучали слова о спешке при его поломанных ногах — за миром.

— Так ты ещё и работу нашёл? Когда ты только всё успеваешь?…

Глава 26. Плоды гордыни

Откинувшись на спинку стула, Безумец радостно поглядел на книгу на столе, которую только-только закончил. Эта методичка предназначалась для его юного подопечного. Весь многолетний курс лечения магистр, разумеется, описать бы никак не смог, но книга станет хорошим помощником тем магам, что возьмутся лечить недуг после него. Хотя, конечно, это только его задумка. Мужчина подозревал, что судьба его труда — прозябать на полке в библиотеке этого семейства или Круга, так как сколь бы верными ни были его слова, едва ли кто станет использовать методику, описанную магом-из-ниоткуда. Ну не кричать же ему, мол, это настоящая методика ваших предков, поэтому учитесь, болваны, пока настоящий древний магистр среди вас бродит.

Хотя сновидца это устраивало, и он не собирался кого-то переубеждать. Ему достаточно будет, если эта книга поможет в лечении одного мага — его подопечного. За столь недолгий срок работы мужчина приложил все усилия, чтобы вырвать мальчика из лап демона, и поэтому справедливо не хотел, чтобы все его старания пошли насмарку и маленький маг всё же проиграл борьбу за свой разум.

На самом деле Безумцу очень хотелось, что бы эта книга вообще никогда не пригодилась и он сам провёл весь курс лечения, потому что нынешняя ситуация ему очень нравилась. Впервые за всё время пребывания в этом новом чужом для него мире мужчина приблизился к знакомой ему жизни. Работа в доме магистра приносила намного больше привилегий, чем трудностей. Полное обеспечение, удобства, слуги, которые беспрекословно выполнят любую грязную работу, — всё, о чём уставший по цивилизации потомственный дворянин мог мечтать. И его отношения с Кругом складывались хорошие. Он уже нашёл общий язык с некоторыми магами-учёными, которые, в первую очередь, обратили внимания на его похвальную образованность, а не титул, родовитость или внешний вид, и даже успел горячо подискутировать с парочкой историков.

В общем, необходимую встряску, чтобы уж совсем не потонуть в тоске, он, как и хотел, получил.

Курс полного лечения мальчика продлится около пяти лет, и это только в лучшем случае, а, значит, хромой маг на весь этот срок мог быть обеспечен работой. Можно было забыть о бегстве и выживании в южных краях варваров. А в дальнейшем он бы договорился с Кругом, остался там работать, нашёл новый дом…

Увы. Всё это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Здесь он всего лишь безродный маг, вынужденный во всём угождать более родовитым. С таким положением древний магистр смириться бы никак не смог.

В его мире у него была своя ниша. Он сильный маг, был на хорошем счету у Жрецов, служил им молчаливым ассистентом в ритуалах — никто бы не посмел им пренебречь, косо посмотреть на него. Но при этом он имел репутацию очередного чудака, которого ничего: ни политика, ни власть, духовная и светская, — кроме науки и магии не интересует, так что остальные магистры его не трогали, не считали конкурентом. Чтобы и в нынешнем мире заиметь ту же нишу, нужно будет опять пройти весь путь заново, позволить вовлечь себя во все эти грязные дрязги, к чему он никогда не имел пристрастия.

Дома он здесь не найдёт: продолжит таиться — придётся опускаться до раболепия, выдаст своё истинное происхождение — ополчит на себя весь высший свет Тевинтера, поскольку, подобно Корифею, его будут считать радикальным революционером, а, значит, угрозой власти всей нынешней элиты.

И если бы сложности заканчивались только на одной борьбе за своё место в новом тевинтерском обществе…

Окончательно растеряв мечтательность, Безумец начал снимать шёлковую ткань, которой он, подобно бинту, постоянно забинтовывал руку. Идея беглого целителя оправдала всех трат мужчины на этот клочок тёмной ткани. Его перебинтованная рука особого интереса не вызывала, и Якорь не был обнаружен. А скрыть его был смысл.

Отложив тряпичную ленту в сторону, Безумец осмотрел руку, которую уже почти не узнавал. Якорь довольно-таки давно спит, не вспыхивает зелёным пламенем Тени. Кажется, он прижился к носителю. Это и хорошо, не создаётся проблем, не приходится придумывать оправданий. Однако отсутствие бурной реакции не значило, что метка бездействовала. Совсем нет. Закатав рукав мантии, Безумец обеспокоенно мог видеть, что за это время зелёные линии захватывали всё большую область его тела — уже добрались почти до локтя, а ладонь и пальцы зеленелись весьма отчётливо. Когда же мужчина попробовал зашевелить поражёнными пальцами, то обеспокоенность стала сильнее, поскольку движения этой рукой ему давались с заметными сложностями. Пока изменения едва ощутимы, да, но кто может дать гарантию, что моторика со временем не станет хуже?

Аккуратно коснувшись позеленевших вен, Безумец лишь в очередной раз убедился, что это наглое вторжение магии Тени почти никак не отторгалось его телом, было лишь привычное ему неприятное жжение.

Магистр тяжело вздохнул. Он не знал, что происходит. Да и никто не мог знать. Однажды Солас предположил, что если Якорь потеряет стабильность, его носителя спасёт от смерти только отсечение опасного магического источника, вместе с частью руки. Тогда Безумец не оценил такого предложения. Имея огромные проблемы с ногами, он совершенно не горел желанием лишаться руки. Однако сейчас маг видел, что даже это уже не поможет, ведь Якорь медленно, но верно увеличивает область поражения.

Безумец не собирался лелеять себя надеждами, что действия Якоря пройдут без последствий для него самого. Это невозможно, хотя бы потому что чистая магия Тени, проводником которой метка и является, имеет природу, чуждую для любого живущего в недремлющем мире.

А, значит, нет у него и этих пяти лет…

Долго осмотр не продлился. Маг поспешил вскоре вернуть рукав мантии на место, а руку забинтовать, потому что все эти размышления порождали не самые безопасные эмоции. Раздумья о чём-то страшном необузданном и опасном вызывали страх собственной смерти, а он уже порождал панику, лихорадочные мысли, как бы этой самой смерти избежать. Но эти мысли магистр и посчитал лишними. Бороться бессмысленно, раз даже они, сновидцы, не могут приблизиться к пониманию происходящего. Возможно, где-то в мире и остались древние манускрипты элвен, которые этот Якорь и создали, но для поиска у Безумца нет никаких зацепок. Сил и времени ему тоже никто не даст.

Так что мужчина решил лучше занять голову мыслями о чём-то более досягаемом. Например, он подумал, что надо ему когда-нибудь решиться и вновь вернуться к попыткам взять энергию Якоря под свой контроль. Будет больно, и возможны разрушительные последствия, но раз наглое творение древних ушастых сновидцев смеет его же и убивать, то пусть хоть пользу принесёт напоследок.

Якорь и есть олицетворение небывалой силы. Как он, кто сделал вечный поиск силы своим смыслом жизни, может сейчас отступить, сдаться и скулить о якобы незавидности собственной судьбы? Не бывать этому!

Мысли вовремя были приведены к хладной рациональности, а рука забинтована, потому что вдруг в дверь гостевой комнаты постучали. Безумец отнёсся к этому неодобрительно, ему не нравилось, когда беспокоят в его законное свободное время, хотя ему было интересно узнать причину. Обычно его отрывали от дел местная стража и её командир, который во время обыска имел привычку врываться в комнату без стука и предупреждения.

Получив разрешение войти и протиснувшись через щель слегка приоткрытой им двери, слуга тут же оказался на пороге комнаты и поведал, кто и зачем его послал.

Безумец никак не ожидал получить приглашение на завтрак за одним столом с семьёй, на которую работал. Пусть он и жил здесь на правах гостя, но обычно его старались не замечать, считая это лишним, а в случае необходимости он сам к ним обратится. И такое неожиданное внимание даже порадовало старого мага. Удивляться не было причин, наверняка на это приглашение настояла жена магистра, она единственная к нанятому учителю относилась дружелюбно, даже с заботой. Другой вопрос: почему её муж дал согласие? Видимо, сегодня хозяин дома оказался в хорошем настроении, раз позволил зверушке своей жены сидеть с ним за одним столом.

Отказываться от приглашения было бы крайне невежливо, как и заставлять господ ожидать, поэтому мужчина был вынужден незамедлительно проследовать за слугой. Кажется, невольник даже удивился, что маг пойдёт на завтрак в том, в чём был сейчас. Но тратить время на подготовку Безумцу было незачем, поскольку дворянское воспитание приучило его всегда следить за своим внешним видом, не в плане разнообразия гардероба, а в плане чистоты и опрятность.

Оказавшись в столовой, Безумец сразу подумал, как же давно он не окунался в официоз званых обедов. Высший свет даже из акта приёма пищи создал игру на выживание, буквально, поскольку воспользуешься однажды не той вилкой, ею же потом тебя и заколют. Кстати, о вилках. Первым делом осмотревшись, мужчина заметил накрытое для него место, и там он недосчитался положенных столовых приборов, которые присутствовали у остальных. Это совсем не пустяк. Таким образом Вирен решил в очередной раз задеть хромого мага, мол, он, невежа, не знает правил этикета и применения всего того разнообразия столовых приборов, поэтому и положили ему только один набор ложка-вилка-нож. Но едва ли Безумца это задело. Заниматься принижением менее родовитых и влиятельных коллег по магическому таланту для тевинтерских магов так же обыденно, как и льстиво улыбаться себе подобным. Было бы намного подозрительнее, если бы столь авторитетный человек относился к нему, якобы безродному магу, как к равному себе.

На лице Безумца так же не отразилось даже намёка на реакцию на подмеченный им нюанс, и он совсем нейтрально поздоровался. В ответ маг получил улыбку от Ирены, которая лишний раз подтвердила, кто именно настоял на этот общий сбор в столовой, и скупой кивок от хозяина дома. Вирен хмуро осмотрел нанятого учителя, убедился, что тот даже ради официального завтрака не умудрился приодеться, хмыкнул, мол, этого стоило ожидать, а после вернулся к более интересному для себя занятию. Безумец же, не получив никаких дополнительных указаний, наконец-то мог занять положенное место.

Как гость сомниари имел право сесть за один стол с семейством магистра, однако клеймо «безродного» давало о себе знать, и он был вынужден сидеть отдалённо от остальных, почти на другом конце стола. Это особенно было заметно на фоне Ливиана, который был младше, менее образован и имел схожие обязанности в этом доме, но при этом он выходец из магистерской семьи, а поэтому сейчас имел возможность сидеть рядом со своим подопечным. Впрочем, сегодня этим своим очередным превосходством перед коллегой юнец не спешил воспользоваться, хотя Безумец уже предвкушал увидеть его наглую физиономию, тем более учитывая, что недавно произошло в Круге. Однако оказалось, что Ливиану было не до этого, и побледневший юнец лишь безучастно трапезничал.

Недавние события никак не сказались на его работу в доме магистра Вирена, последний не стал ещё больше обострять ситуацию и расторгать договор. Однако, как можно видеть, вскрывшийся обман прошёл для юноши не без последствий. Получив удар по репутации из-за отпрыска, его семья, в особенности отец, провела очень серьёзный разговор с юнцом. Кажется, когда к семейным разборкам подключился и разозлённый дядя, всё закончилось не только разговором. Не зря же Ливиан сейчас всё никак не мог спокойно усидеть на стуле и постоянно ёрзал — сказывались последствия порки.

Не сиделось спокойно и ещё одному. Стоило хромому магу расположиться за столом, как вдруг сын магистра вскочил, взял в руки тарелку и, обойдя стол, присел рядом с отдалившимся от всех магом. Разумеется, мальчик понимал неуместность своего поведения, великий шанс получить выговор от отца, но его желание сидеть рядом с учителем оказалось сильнее. Улыбнувшись совсем по-детски и невинно, он позволил себе ещё одну вольность — обнял мужчину.

Подобная детская привязанность — совсем обычная реакция, поскольку только благодаря сновидцу мальчик в последний момент выкарабкался из лап демона. Ребёнок хотел быть поближе к тому, в ком чувствовал нерушимую защиту от своего недуга.

Понимая это, Безумец не стал отчитывать мальчика за нарушение многих правил поведения, позволил ребёнку выразить свою не менее детскую радость. Однако же юному магистру не пристало так раскисать, поэтому мужчина, дав несколько секунд на вольность, строго приказал ему сесть, как подобает, и больше не отвлекаться от приёма пищи. Сын магистра не позволил какой-то там детской глупой обидчивости взять вверх, и даже с улыбкой поспешил выполнить наказ, чтобы не разочаровывать любимого учителя.

Конечно, родители могли отругать сына за нарушение манер и непозволительную вольность. Но Ирена не стала. Материнскому сердцу было не важно, какие там манеры не соблюдены и правила нарушены. Смотря на своего полного жизни, смеющегося ребёнка магесса только улыбалась. И это улыбка переходила и тому, кто спас её от участи наблюдать за угасанием своего малыша, сокрушаясь от собственной беспомощности.

Кажется, улыбка магессы могла заставить улыбнуться и командира стражи, который по праву родства тоже сидел за одним столом с хозяином дома. Однако, увидев, кто был причиной этой её радости, Эйгон только нахмурился. И нет, это не старший маг имелся в виду.

Вирена, в отличие от жены, поведение сына не порадовало. Подобная вольность его разозлила, а когда ребёнок обнял мага, он даже почувствовал укол ревности от того, что мальчик ради какого-то оборванца пренебрегает правилам, которым его обучал и отец в частности. К счастью, скандалу не суждено было случиться. Получив подтверждение, что учитель сам видел в происходящем нарушение этикета, магистр помедлил с расправой. Когда же Безумец строго приструнил юного мага, и, главное, юнец его послушал и тут же поспешил исправиться, хозяин дома окончательно остыл. Даже мысленно похвалил за строгость, потому что сыну магистра не подобает вести себя так легкомысленно и потому что Ливиан никогда не мог оказать на ребёнка того же влияния. Младший Нихалиас сам многими старшими воспринимался ещё ребёнком, совсем не имел преподавательского опыта, и поэтому едва ли мог стать авторитетом для подопечного.

Несмотря на сомнительность инициативы такого званого завтрака сам он в дальнейшем проходил весьма мирно. Приглашённый маг удивительно хорошо вписался в официоз и манерность происходящего, будто бы тут ему и место. Всем это нравилось, поскольку всегда приятно находиться рядом с тем, кто соблюдает привычные тебе нормы. Хотя никто бы не отказался от шанса потешить своё самолюбие на фоне чужих ошибок, но Безумец такого шанса им не дал. Даже во время разговора, получая или вопрос от нанимателей, или очередную придирку от командира, мужчина не изменял своим спокойствию и манерности.

— В скором времени состоится встреча с моими коллегами, организованная магистром Нихалиасом, — под конец завтрака, когда наступило время чаепития, Вирен позволил себе прямо за столом вернуться к делам и начал разбираться в бумагах. Одно из писем заставило его обратиться к Безумцу. — Насколько могу видеть, лорд-магистр приглашает на эту встречу и тебя, — закончил мужчина и велел слуге отнести то самое письмо получателю.

Для сновидца чаепитие точно стало лучшей частью этого завтрака, он не отказывал себе в удовольствии и не скромничал, когда дело доходило до сладостей. Тем более только в ближайшей к нему менажнице оказались любимые эклеры. Наверняка конкретный выбор угощения не обошёлся без вмешательства Ирены, которая была всех лучше настроена к учителю и нередко подобными мелочами хотела выразить свою благодарность за столь стремительные успехи в лечении её сына.

К сожалению, это приглашение вернуло к делам и Безумца.

Получив письмо, мужчина отметил, что оно было именное и запечатано, а, значит, до получателя его никто не имел права вскрывать и читать его содержимое, Вирен в том числе. Но он был вынужден промолчать, поскольку не при его нынешнем положении учить магистра, что нельзя читать чужие письма. Впрочем, у Безумца были проблемы и поважнее, ведь письмо действительно оказалось личным приглашением на встречу высокопоставленных лиц Тевинтера от отца Ливиана.

— Я ведь должен проинформировать об этом приглашении вас, милорд, как своего нанимателя. Тогда почему письмо отправлено лично мне, а не вам?

— По твоему желанию, мы не заключали наш договор официально, из-за чего в моём доме ты числишься только гостем. Значит, я не контролирую твоего передвижения, и не могу ограничивать тебя в посещении подобных мероприятий, — с кровожадной улыбкой ответил Вирен, радуясь паршивости ситуации, в которую попал хромой маг. Хотя такая ситуация была ожидаема: когда-нибудь оскорблённое семейство должно было заявить о себе.

«Не могу» — большей лжи за последнее время Безумец ещё не слышал. Вирен магистр и командующий армии, если бы он захотел запретить явиться на названную встречу безродному магу, едва ли кто-нибудь осмелился оспорить его решение, и неважно, оформлен ли этот договор или нет. Но он не захотел. Не хуже остальных лорд понимал, что это приглашение — точно ловушка для хромого мага, из которой он, есть большие подозрения, не выберется живым, однако это не сподвигло его спасти нанятого учителя, просто не пустить в эту ловушку. Подобное прекрасно показывает, как магистр ценит жизнь того, кто единственный смог спасти его уже стоящего на пороге одержимости сына.

Хотя может он просто боится? Не хочет ввязываться в открытый конфликт с семьёй Чёрного Жреца, покрывая мага, которого они наверняка окрестили врагом? Это причина тоже вполне правдоподобная.

Узнав трусливую позицию своего нанимателя, Безумец больше у него ничего не спрашивал, а лишь углубился в раздумья, несколько раз перечитывая письмо. Разумеется, для него было также очевидно, что семья Ливиана не простила ему удара по репутации и что на такие встречи ради мирных переговоров безродных магов не зовут. А вот как будут мстить — остаётся только догадываться.

Ситуация действительно паршивая. Если Безумец откажется от этого приглашения, буквально чести, то его проблемы только прибавятся. В принципе можно сразу собирать свои вещички и бежать из Тевинтера, потому что нормальной жизни ему уже не дадут.

Но погодите-ка… «бежать»? Правда что ли? Древний магистр и сновидец будет бежать от какой-то там опозоренной семейки? Опозоренной за дело, кстати, — это ведь они сами воспитали вора.

Ха! Ещё чего!

— Надеюсь, условием пребывания на подобном мероприятии не является помпезность нарядов, иначе мне придётся его нарушить, — весьма скоро только фыркнул Безумец, злясь на самом себя, что он вообще допустил мысли о страхе и побеге.

После мужчина лёгким движением пальцев нарочито брезгливо откинул письмо на стол и вернулся к более приятному времяпровождению — чаепитию.

Видя это, Ирена удивилась и поспешила шёпотом спросить у мужа: «Неужели он не понимает, что там его ждёт?» Наверное, старший Нихалиас так же полагал, что обидчик примет приглашение и заявится из-за своих невежества и наивности. Однако Вирен думал иначе. Магистр уже давно строит образ этого странного мага, а поэтому догадывался, что никакой наивности в его действиях не было. Он действительно понимает, на что идёт, но абсолютно готов к этому.

Так что Вирен задумался о другом: если маг, который ни разу не поступил безрассудно, хочет противостоять самому магистру, значит, у него действительно есть на то силы?

<center>***</center>

Безумец был рад, что мероприятие, на которое его пригласили, было всего лишь встречей узкого круга лиц, а не грандиозным балом, поскольку здесь разительно меньше людей (и так ему незнакомых), и обстановка не такая стерильно официальная. Если бы все в высшем обществе не являлись друг другу конкурентами и врагами, то обстановку можно было назвать дружеской. Так что даже сновидец мог вписаться сюда в своей чёрной дорогой мантии… насколько человек, будто смертельно больной, с белой кожей вообще может вписаться.

Эта встреча нужна была лишь для того, чтобы определённый круг магистров (возможно, самых влиятельных в Магистериуме) собрался и что-то обсудил по нынешней ситуации. Но съехаться и поговорить власть имущие, конечно же, не могли просто так, без напущенного пафоса. Хотя семьи, которых магистры притащили с собой, как раз-таки и могли вести беседы на совсем безобидные темы и сплетничать.

Именно мимо таких групп беседующих Безумец всё время тенью и проходил. Порой на него обращали внимания, о чём-то перешёптывались, чаще — хихикали, но в разговор его никто не допускал. Ожидаемо, учитывая, что в глазах всех присутствующих он едва ли имел больше прав, чем рабы, что также суетились неподалёку с подносами в руках.

Сегодняшнее мероприятие дало Безумцу абсолютно новый опыт, поскольку никогда он ещё не являлся на подобные встречи бесправным и беззащитным магом. Раньше всегда за его спиной была защита: в детстве — влияние и репутация его рода и отца, позже — покровительство Синода и самого Жреца Думата. Ни разу не нашёлся такой ненормальный, который бы захотел отравить и без того не путающегося под ногами мага, чтобы потом вся его семья ощутила на себе гнев Культа. Ныне же у Безумца всего этого не было, остался только набранный с возрастом опыт пребывания в этом обществе шакалов… и целое семейство, которое затаило на него обиду.

Разумеется, мужчина не мог позволить себе легкомыслие и постарался учесть какможно больше факторов и исходов. Бродя по залу, сновидец очень внимательно оглядывался по сторонам, на гостей, ещё внимательнее — на слуг, решался из приличия испробовать угощение только тогда, когда видел, как из той же тарелки взял уже кто-то другой. Тем временем над собой он поднял все известные ему защиты, а в кармане покоился защитный амулет, который он специально прикупил и усилил, как учил его знакомый мастер, и который способен спасти от подлого удара кинжалом.

Однако все эти меры Безумец посчитал не больше, чем обычной предусмотрительностью, потому что не верил, что старший Нихалиас снизойдёт до обычного убийства. Для убийства есть способы получше, начиная от нападения на улице и заканчивая тем же утоплением в канале, и незачем для этого приглашать на подобные встречи. Более ожидаемо, что ему захотят так сильно испортить жизнь, что и жить-то потом станет незачем. Это намного коварнее, чем банальное физическое уничтожение. А вот каким образом магистр бы подобное провернул и остаётся загадкой.

Столь же необычно было для Безумца ощущение ходить среди абсолютно неизвестных ему магов. Осматривая каждого, сновидец так же не забывал обращаться в Тень, чтобы оценить его силы. Вскоре мужчина примерно составил среднюю оценку магических сил, и ему невольно хотелось смеяться. В его время такие маги влияния имели чуть больше, чем сопорати. А ныне они члены магистерских семей, сам альтус.

Так сновидец неспешно и перебредал из угла в угол зала, хоть и с осторожностью, но не без интереса наблюдая за ритмом мероприятия. Суеты не было, было мирно. Даже слишком мирно, если учитывать, что у Тевинтера было в традициях называть прошедший бал скучным, если во время него обошлось без убийств, будь то попавший под горячую руку раб, то стычка двух гостей, закончившаяся смертью одного из них или их представителей на дуэли. Впрочем, на это как раз сегодня никто и не жаловался: все уже догадались, кого сегодня пустят на всеобщее увеселение, а потому, собственно, и не спрашивали, что за разряженный бедняк среди них шастает. Разумеется, догадывался и Безумец, хотя и убеждал всех в обратном, отыгрывая наивность.

Однажды аккуратная слежка за всеми присутствующими в зале приостановилась, когда мужчина заинтересовался самим убранством зала. Опять же какого-то невиданного им ранее гигантизма здесь не было, наоборот, данное место ничем особо не выделялось от множества других, в которых он когда-то бывал. Хотя когда всё это было — тринадцать веков назад — так что Безумцу, уверенному, что подобное мероприятие будет первым и последним для него в этом мире, было всё интересно. Как минимум в комнате нашлись любопытные предметы искусства.

Род Нихалиас богатый, древний и относится к альтусу, о чём его представители не упускали возможность напомнить при любом удобном случае. По этой причине в зале для приёмов находились только дорогие мебель, убранство и декор. Для достижения должного эффекта на обозрение они вытащили наследие своих предков, например, в одной из витрин лежала книга, написанная на старом тевене. Никто из присутствующих, даже хозяева дома, не знали, что это за книга и что там именно написано. Важно было, что она древняя, наиболее вероятно написана ещё в доморовую эпоху, но при этом в хорошем состоянии сохранилась и она, и чары, на неё наложенные. А значит не обязательно такой красоте пылиться в тайнике, и можно выставить на всеобщее обозрение и на зависть лаэтанским семьям, которые не могли похвастаться тысячелетней (а то и больше) историей своего рода. И таких мелочей в зале было предостаточно, которые вроде бы поставили или повесили для красоты, но при этом ими хвастались. Для этих же целей была вывешена на стену небольшая, но запоминающаяся картина, к которой Безумец вскоре и подошёл.

Мозаичная картина притягивала кропотливостью работы её мастера и очень насыщенным цветом. Из мозаики был сложен огромный величественный дракон, окружённый своей родной стихией — огнём. Та самая насыщенность и одновременно особые чары придавали огню реалистичность, казалось, картина и правда горит вечным неугасающим огнём. И это сравнение не случайно. Сновидец был уверен, что на картине изображён не случайный дракон, а сам Тот, Древний Бог Огня. Могущественный огонь Тота горит вечно, именно это и старался подчеркнуть древний мастер, создавая картину. И на подобное способен не каждый мастер, из-за чего Безумец задался вопросом, откуда у этой семьи взялась эта мозаика? Подобная работа художника-мозаичиста с применением рунического зачарования стоила недёшево даже в его время, здесь же заказчик очень расщедрился, чтобы мастер филигранно передал все непостижимое могущество Тота и ужасающе красивую природу огненной стихии. Уж ни был ли это заказ от Синода? Очень похоже. Значит, эта картина была украдена из какого-то храма Тота, когда вера в Древних Богов из-за Думата-архидемона окончательно пришла в упадок.

Мужчина в очередной раз убедился, что наследие Культа семи богов ощущается в Тевинтере даже по сей день. Хотя знание предыстории никак не помешало просто повосхищаться мастерством творца этой красоты.

— Вас заинтересовала эта картина?

Маг уже привык, что здесь все его открыто и нагло не замечали, и поэтому женский голос, обратившийся к нему, его удивил. Оторвавшись от изучения, Безумец тут же обернулся и увидел магессу. То, что это жена магистра, организовавшего встречу, догадаться было несложно. Её муж только и был заинтересован в созыве коллег, чтобы, так сказать, большие дяди сели и обсудили политику, тогда как она фактически являлась хозяйкой данного мероприятия, следила за его правильностью, гостями, чтобы никто не посмел скучать. И свой статус женщина, конечно же, подчёркивала внешним видом.

Несмотря на очевидную показательную дороговизну платья и украшений вульгарно она не выглядела совершенно, наоборот, очень грациозно, но при этом и миловидно. Дама подобрала такой наряд, который бы вызвал зависть у её менее обеспеченных соперниц, но при этом им она показала, что прекрасно следит за модой и имеет хороший вкус, а значит, с ней есть о чём поговорить. Конечно, она не забыла и про мужчин, наглядно показав, что для владения чужим вниманием не обязательны откровенные наряды и глубокое декольте, как у какой-нибудь там кокотки. Её одежда хранила положенную замужней женщине строгость, но при этом пошитая ткань органично на ней сидела, подчёркивая все и без того недурные особенности фигуры. Вставки тканей алого цвета лишь ещё сильнее приковывали взгляды. Неравнодушным не останется никто, любой обернётся вслед такому эффектному огненному образу. А когда же первичный эффект срабатывал, его успех закрепляла милая улыбка.

Магесса, разумеется, знала о подобной реакции своих «жертв» и искренне ею наслаждалась. Она прекрасный игрок и манипулятор, и получала даже неподдельное удовольствие от своей игры.

В общем, подобная ловушка задела и нашего магистра. Обернувшись, Безумец даже застыл на несколько секунд. Конечно, он бестактно пялиться, как неопытный юнец, не стал, но всем всё равно было понятно, что эта заминка значила. Очередной успех её победоносного образа, очевидно, потешил гордость магессы. Впрочем, ещё опаснее отвлекаться опыт сновидцу не позволил. Первое впечатление было подавлено, и он вернул себе рассудок, хотя в очередной раз отметил женское бесчестное коварство, которое способно одной лишь улыбкой загнать в такой омут, из которого уже и не выберешься.

— Приветствую, госпожа, — как итог обязательное приветствие прозвучало позже задуманного, однако тон Безумца уже вернул ровность, никак не выдавая его мысли.

Очевидно, магесса была не в восторге, что невпечатляющий статусом и видом гость очень быстро спасся из того самого омута, и она не успела себя почувствовать хозяйкой разговора. Однако же женщина этого никак не выдала; ласковая улыбка даже не дёрнулась, когда она кивнула, принимая его приветствие.

— Вы правы, для меня данная картина очень интересна. Мне ещё не приходилось видеть наследие древнего мастера в таком безупречном состоянии. Хотя наложенные чары от времени утратили свою былую силу, но их наличие ощущается и поныне, — разменявшись льстивыми любезностями (пусть и молчаливыми — с её стороны), Безумец тут же поспешил ответить на вопрос магессы, заодно прибавить своим словам как можно больше научной нудности.

Подобную манеру речи мужчина сформировал в том числе специально, чтобы избегать нежеланных разговоров. Приятные собеседники или коллеги по цеху к его речи, забывшей о краткости, относились терпимо, зато какой-нибудь лорд послушает, послушает да махнёт рукой, мол, всё равно из этого чокнутого умника ничего стоящего не вытянешь.

Именно последнего маг и хотел добиться. Он не знал, зачем магесса к нему подошла, но и не собирался ждать от аристократки, чьего сына публично опозорили, разговоров о примирении. Вот он хотел, чтобы подобная коварная личность поскорее оставила его в покое, а не втягивала в творившиеся интриги, участвовать в которых мужчина не имел никакого желания и в своём мире, а уж про нынешний и говорить нечего.

— О каких чарах вы говорите?

— Ну в первую очередь, это весьма распространённые — оберегающие. Именно благодаря им мозаика во многом сохранилась в своём первозданном виде и не облупилась от времени. Ещё есть чары на красных камешках, из которого составлены языки пламени. Огню постарались придать некой мистической реалистичности. Наверное, раньше от картины исходило тепло или даже жар. Но последняя разновидность рун, как по мне, самая интересная. Посмотрите, — указал мужчина на дракона в центре мозаичной композиции. — На всех камешках, из которых выложен драконий силуэт, виднеются линии от энтропийной руны. Думаю, это было упрощённое заклинание морока, которое воздействует на разум и провоцирует страх. И чем более незащищённым от подобных влияний был зритель, тем сильнее он пугался. Наверное, по задумке предполагалось подчеркнуть непостижимый лик, чтобы любой смотрящий чувствовал трепет, страх перед могуществом Тота.

Его слова магессу не волновали, поскольку он их враг. Однако, на этот раз услышав даже что-то полезное, она на какое-то время задумалась. Видимо, их род знал о древности картины и том, что изображён на ней не обычный дракон, однако не догадывался о роли наложенных чар. Если этот безродный прав, то стоимость картины в разы больше нынешней, и она является ещё большей гордостью их семьи. Вот женщина и думала, где бы поскорее найти мастера, способного это подтвердить официально.

— Позволите задать вам несколько вопросов по вашему конфликту с моим сыном?

Женщина обращалась к нему уважительно, это ожидаемо, поскольку Безумец на этой встрече являлся официально приглашённым гостем, а обращаться на «ты» в адрес гостя (будь он хоть магистр, безродный или сопорати) это очень плохой тон. Однако было видно, насколько сильное презрение магесса испытывала к собеседнику. Нет, её милая улыбка совсем не казалась фальшивой, да только женщина сразу перешла к деловому вопросу. А это не принято. Любой разговор надо начинать с подводки, например, невинно спросить о впечатлениях от праздника, чтобы получше расположить к себе собеседника. Чем более знатен гость, тем эта «подводка» будет длиннее и аккуратнее. Спрашивают прямо при подобном официозе только слуг.

Безумец не собирался как-то давать понять, что он якобы оскорблён. Наоборот, подобное отношение было для него очень показательным. Женщина, во-первых, презрительно к нему относилась, а, во-вторых, считала, что безродный всё равно не знает этих правил, и поэтому из-за ненадобности лишний раз не стала тяготить себя ими. Значит, так же считает вся их семья и её муж в том числе.

Его недооценивают, и сновидцу это очень нравилось.

— Разумеется, госпожа, спрашивайте. Только позвольте узнать, о каком конфликте вы говорите? Между мной и Ливианом не было конфликтов.

— Ну как же. Ваши действия создали ему серьёзные трудности в учёбе.

Безумцу стало смешно. Его действия? Серьёзно? Это он что ли заставлял сопляка, не имеющего ни стыда, ни совести, ни уважения к трудам предков, воровать?

— О каких трудностях вы говорите? Юноша успешно прошёл обучение. Ему осталось лишь защитить своё научное изыскание, — на деле Безумец не мог так же смело тыкнуть пальцем и назвать виновников этой ситуации (её саму и её мужа как родителей, ответственных за воспитания своего сына), а, значит, пришлось изощряться и легонько сходить с темы.

— Но у него уже есть проект. Согласитесь, что несправедливо вынуждать его создавать всё с самого начала.

— Несправедливо, вы правы, — продолжил подыгрывать он, от любопытства желая наконец-то узнать цель этого бессмысленного разговора.

«Несправедливо, что единственным наказанием за воровство для него стало написание новой научной работы. Выгнать его надо было из Круга с позором», — реальные мысли, которые скрывались за согласием и улыбкой мужчины.

— В таком случае мы можем рассчитывать на ваше понимание? Откажитесь от своих показаний против научной работы Ливиана. Наша благодарность будет щедра, — наконец-то озвучила магичка своё предложение, подчеркнув его своей самой милой улыбкой и кокетливо похлопав глазками, подкрашенными тушью.

Безумец удивился, поскольку не понимал целесообразности. Они хотят вынудить Первого Чародея обнулить свой приказ за счёт подкупа обвинителя и членов комиссии? То, что подкупить они смогут, мужчина не сомневался, но какой в этом смысл? Ну примут у Ливиана его работу, а дальше то, что? Юнец вырастет, доучится до чародея, возможно, займёт место отца в Магистериуме, у него появятся враги, которые ради борьбы за власть способны откопать родословную конкурента до двадцатого колена. Тогда-то и всплывёт это уже замятое и якобы забытое дело. И удар по репутации будет совершён в разы сильнее нынешнего.

Нет, на такую глупость они не пойдут. Безумец не верил. Значит, они придумали что-то другое, но что?

Отказ мужчины от своих слов, вынудит Чародея в третий раз собрать комиссию, на которой работа должна быть снова допущена. Каким образом? Вероятно, работу хотят подменить на другую, написанную подкупленным мастером, которая пройдёт проверку. Хороший план, учитывая, что в этом случае все репутационные потери вернутся. Хороший… но только не для обвинителя. Если всё это сбудется, крайним будет назван сновидец, которого семья, пострадавшая якобы незаслуженно, имеет право обвинить в клевете, а Круг, чтобы снять с себя ответственность за промах, — в умышленном обмане мэтров. Исход для мага будет плачевным. В лучшем случае смертная казнь, в худшем — рабство.

И этот план вполне мог сработать. Магесса, делая своё предложение, очевидно, рассчитывала, что их враг наивный, жадный до монет и совсем не понимает, как делаются дела такого высокого уровня. К счастью для него самого, сновидец всё прекрасно понимал.

— Ваш сын умышленно присвоил чужие труды, проявив неуважение к древнему автору и самому Кругу. Мэтры это подтвердили. А значит, о каком-либо «моём понимании» не может быть и речи, — на фоне предыдущей недосказанности и осторожности нынешние слова мужчины прозвучали грубо и слишком прямолинейно.

Но того Безумец и добивался; он с удовольствием наблюдал, как рухнула миловидная маска собеседницы.

Пусть слова были и правдивы, только вот богатство правду не любит, и поэтому магессе очень не понравилось, что её сына какой-то бедняк назвал вором. Улыбка слетела с её губ, а в Тени почувствовалось опасное волнение. Безумец даже сконцентрировался на собственной защите, справедливо ожидая атаки. Но до этого не дошло. Дама действительно оказалась очень хорошим игроком и магом, потому что не прошло много времени, а она уже смогла подавить всколыхнувшуюся злость. Вскоре та самая идеально пленительная улыбка вернулась, не осталось и намёка на былые эмоции. С этой улыбкой женщина попрощалась с собеседником и поспешила уйти якобы по срочным делам.

Оставшись наедине с картиной, Безумец даже брезгливо передёрнул плечами. Общество таких манипулятивных личностей ему никогда не нравилось. Будь маг моложе и менее опытным, и кто знает, смог бы он таким же сухим выбраться из омута дамских хитростей.

Действия магессы показывают, что семья Нихалиас хотела покончить со своим врагом так, чтобы одновременно вернуть себе потерянную репутацию, а юнцу — потерянный статус. Но раз Безумец дал однозначный отказ, в дальнейшем такие переговоры не повторяться. И совершенно точно остаётся ждать их скорого удара.

Осмотрев зал ещё раз и убедившись, что за время разговора он ничего стоящего для себя не пропустил, Безумец решил закончить своё бесцельное блуждание. Если не считать повисшей над ним опасности, может даже смертельной, которая будила былой азарт, то эта встреча начала навевать на него скуку. Решив себя занять тем, что нравилось ему больше всего, мужчина направился к книжному шкафу, а позже уже с книгой в руках расположился в ближайшем кресле. Не был он уверен до конца, позволительна ли ему подобная вольность. Однако же раз здесь его всё равно считают безродным магом, необученным манерам, то зачем их в этом разубеждать?

Время за чтением с перерывами на обязательную слежку за окружением начало проходить быстрее. Так бы Безумец и просидел в ожидании действий от магистра Нихалиаса, который пока что только в открытую не замечает гостя, которого сам же и пригласил. Но однажды сновидческое восприятие хромого мага наткнулось на нечто интересное. Осторожно подняв взгляд, маг начал осматриваться. За это время зал ещё больше стал полниться неизвестными ему магами, решившими тактично припоздниться на встречу, однако Безумцу это не помешало обнаружить того, чей след в Тени выглядел очень необычно.

Этим человеком оказался неизвестный маг, судя по дороговизне одеяний — магистр. Сновидец догадался о его имени по высоким перчаткам, которые полностью скрывали его руки. Магистр Анодат, о котором столько нелестных слов наговорила Кальперния. Наверное, в последнее время он был героем любой встречи. Своей борьбой с венатори он обернул против себя эту организацию, но при этом получил ещё большую поддержку от тех дворян, кто видел в амбициях Корифея угрозу своей власти, включая архонта. Неизвестно, как много коллег знало, что часть его обвинений были ложными и так он заодно избавлялся от своих противников, но если и знали, то ничего делать не собирались. Магистров, что сегодня присутствовали на встрече, в открытую побоялся бы тронуть даже архонт, так что в двуличном борце с террористами они угрозы себе не видели, а судьба менее влиятельных коллег никого не волновала.

Безумец так же не стал заниматься оценкой поступков магистра с точки зрения морали, поскольку мужчину заинтересовали его силы, а не он сам.

Данный магистр не мог похвастаться какими-то выдающимися силами, раз его смог практически сходу одолеть едва обученный раб, и в Магистериум он попал, всего лишь унаследовав место отца. Кажется, он называл себя исследователем, но это не так, поскольку только ум, абсолютный не открытый для чего-то нового, способен сказать, что невероятно одарённая рабыня пригодна только для свойств. Однако нынешний след в Тени Анодата не соответствовал названной характеристике.

Безумец мысленно похвалил свою ученицу за успехи, поскольку ныне сам убедился, что девушка точно заметила неправильность новых сил, исходящих от её врага. Он был сильнее, чем должен. И если Кальперния увидела только сам этот факт, то сновидец увидел и причину: связь магистра с Тенью усилилась, он получал подпитку из-за Завесы, но не от самого дремлющего мира, а от его обитателя. Частичку подобной связи Безумец наблюдал ещё у целителя, друга Хоука.

Кто этот таинственный теневой «покровитель»? Сейчас точно сказать нельзя. Это мог быть и дух, добровольно помогающий или насильно подчинённый энтропией, и демон, слабый, для которого данный маг стал необходимым посредником и между ними была договорённость, или хитрый, который решил паразитировать на самонадеянном маге, постепенно приближая желанную одержимость.

Девушка оказалась права ещё в одном — руки у магистра отныне не свои. Безумец видел следы заклинаний, что поддерживали их жизнеспособность. Только за счёт этих заклинаний его руки могли функционировать. И это странно, ведь обычно лечение подобных случаев всегда направлено на скорейшее привыкание тела к новым конечностям, чтобы поскорее избавиться от необходимости поддержки чужой магией. Иначе если сохранять эту зависимость, то однажды источник поддерживающей магии исчезнет (по всевозможным причинам) — и ты умрёшь от заражения крови. Как магистр мог оказаться в подобном положении? Или он обманут и абсолютно не догадывался, насколько его жизнь отныне зависит от обитателя Тени?

Да и руки эти прекрасно сжились с магией, интересно, каким хорошим магом пожертвовали ради спасения лорда?

Безумец мог дать ответы на эти вопросы, если бы подобрался поближе к ауре магистра, но рисковать он не стал. Анодат если и заметит чужое магическое вмешательство, то никогда не поймёт ни причину, ни источник, а вот сущность из Тени сможет. Даже больше: учует сновидца, сообщит об этом магистру, а тот и рад будет растрезвонить всем на этой встрече, выдав хромого мага с потрохами.

Так что сомниари правильно не стал потакать своему любопытству. Пока Анодат не решил перейти ему дорогу, то и его не должно волновать, как там очередной магистр решил поиграть с Тенью, не подозревая, что обыграть её невозможно.

Наконец-то наступил момент, ради чего магистры сегодня и собрались. Когда все запоздавшие подтянулись, все формальности соблюдены, а вежливые приветствия озвучены, магистры получили приглашения от слуг и весьма организованно удалились со встречи на приватную беседу.

Вскоре же после их ухода в другой зал начали переходить и все оставшиеся мужчины. Это временное разделение так же было любимой многими традицией. Оставшись наедине, женщины могли говорить на темы более откровенные и даже неприличные, если бы они прозвучали в присутствии своих кавалеров, а в соседнем же зале мужчины также могли быть откровенны, менее скованными в выражениях, которые считаются недопустимы в присутствии дам. Тем более с уходом главных лиц Тевинтера и обстановка становилась куда более располагающей к разным неформальностям.

Когда главный зал опустел, дамы всех возрастов собрались в одну группу, поскольку ни одна не желала сидеть отдалённо изгоем. Они уже даже приступили к воистину дамской беседе, но как вдруг заметили, что один изгой в комнате всё-таки был.

— Разве господин маг не должен нас покинуть? — пока её компаньонки оборачивались и хихикали, хозяйка встречи смогла сохранить должную вежливость и спросила, хотя даже по глазам было видно, как нынешняя ситуация забавляла и её.

Мужчина, который ныне стал белой вороной в этом опустевшем зале, оторвался от книги и огляделся, будто только сейчас понял, что остался один.

— Но я не получил приглашения, миледи. У меня нет причин покидать вас, — с безукоризненной наивностью пожал плечами сновидец, а после абсолютно спокойно вернулся к чтению.

И хотя женщины старались держаться приличия, скрывая улыбки или рукой, или веером, но в дальнейшем смесь из их смеха получилась слишком громкой, ведь даже главная магесса не сдержалась и захихикала. Но дамы убедились, что даже это ничуть не смутило хромого мага и не заставило задуматься, что, может, что-то не так.

Несмотря, что такие разделённые беседы были любимой традицией на подобных скромных вечерах, высшее общество сделало даже их частью большой игры. Всем была известна эта традиция, но никто не должен встать и покинуть зал, пока не получит приглашение от слуги. А если приглашение не будет получено, то это можно трактовать однозначно — хозяин встречи желал смертельно оскорбить своего оппонента. Издавна принято, что не покидать женское общество имеет право только очень больной ребёнок, которого мать не хочет оставлять без своего присмотра, ну или… евнух.

Непосвящённые во все эти тонкости не увидят в данном оскорблении ничего особого, поскольку простолюдины даже в повседневной речи выражаются куда грубее, однако любой аристократ оскорбится, очень сильно оскорбится.

В высшем обществе подобное считалось крайней мерой, применялось только тогда, когда магистр хотел устроить дуэль со своим врагом, но не хотел быть официальным её зачинщиком. И именно таким ходом он провоцировал врага, поскольку оскорбление считалось очень серьёзным, критическим ударом по чести, и очистить отныне своё имя от такого позора оскорблённый мог только одним способом — смертельной дуэлью.

Так было в его время, но, насколько Безумец мог видеть, подобная практика сохранилась и ныне. Давно уже его разум был заполнен не содержанием книги, которую он до сих пор держал в руках, а таким подлым шагом со стороны своего уже точно врага. Да, подготовишься ко многим исходам, древний магистр именно этого совсем и не ожидал.

Разумеется, Нихалиас не сделал это ради дуэли, сражаться с безродным магом он не собирался, поскольку считал, что даже не получит удовольствие от своей скорой победы. Нет, он рассчитывал на то, что его оппонент не сделает ничего или по незнанию, или из-за страха. В случае такого удара по чести бездействие хромого мага неисправимо испортит ему жизнь в этой стране. Раз маг не может ответить на оскорбление, то какой он хоть маг? Он всего лишь incaensor, раб. Отныне никто не смеет с ним иметь дел. И Круг, и магистр, который его нанял, должны будут оборвать с ним любые связи, чтобы избежать репутационных потерь, поскольку с рабами не церемонятся и сотрудничают, а их подчиняют и им приказывают.

Вот присутствующие женщины и смеялись, считая, что учёнишка проиграл без боя и завтра проснётся уже в кандалах.

Для Безумца, когда наконец-то и он узнал план мести, это действительно стало оскорблением. Он привык к пренебрежению в свой адрес, его не задевали ни попытки Ливиана испортить его работу, ни разные нюансы, которыми Вирен хотел его принизить. Всё это было слишком мелочно. Однако нынешний удар по собственной гордости вышел слишком сильным. Магистр, который и способен вырастить только избалованного сопляка, смеет так в открытую по-чёрному оскорблять его, сильного мага, учёного, сновидца! Уверен в своей безнаказанности, в беспомощности оппонента, у которого за спиной нет даже влиятельного рода, способного его защитить, и уже наверняка празднует свою победу.

Ни один маг, настоящий маг, в истории Империи не смел простить подобного отношения к себе, смолчать. На этот раз не собирался молчать и Безумец.

Ещё никто не смел так им пренебрегать! И какой-то бездарь, что одним лишь своим существованием порочит своих предков, не удосужится подобной чести!

Так. Задушевный разговор магистров может продлиться ещё долго, не один час, пока они наконец-то хоть о чём-то не договорятся. Только вот оскорблённый древний магистр ждать не собирался. Нужно было вынудить заседателей досрочно вернуться в зал, спровоцировав нештатную ситуацию.

Маг не знал расположения комнат, поэтому не мог точно сказать, куда ушли главные лица этой встречи. Но, как обычно бывает, сейчас сновидцу на помощь пришла Тень, в которой найти место скопления сильных магов проблем не составило. Аккуратно туда подобравшись, Безумец начал осматриваться. Можно было, воздействовать напрямую на любого мага, но он не стал рисковать и оставлять след своего присутствия. Нельзя недооценивать противников. Подобную наглую работу с Тенью способен заметить не только сновидец, но и любой сильный маг, если знает, что нужно искать. И такие маги на собрании могут быть.

Тогда мужчина обнаружил неподалёку то, что к ауре магов не относилось: нечто статичное, подпитывающее от Тени. Это были амулеты, схожие по технологии с блокаторами, но имели несколько другое назначение и скорее экранировали и защищали, чем блокировали. Эти амулеты висели в комнате. С одной стороны, они маскировали происходящее внутри: если произойдёт магическая стычка, едва ли кто-то об этом узнает, если не умеет отделять статичный обманный фон амулетов от настоящих вспышек магии. А с другой, защитят от неожиданной подлой атаки извне, сообщат о ней, дав время попавшим под атаку уже поднять собственную магическую защиту.

Правда, всё это красиво звучит только в теории. Эти амулеты-экраны, как и кунарийские блокаторы, созданы в нынешнее время, а, значит, ничтожно слабы с их первоначальными вариантами. Они станут преградой только для непосвящённых, которым и такие амулеты покажутся верхом рунического искусства. Хотя они всё-таки не лишены смысла, поскольку много ли из присутствующих относятся к «посвящённым»? Мало наверняка, здесь же не мастера рун собрались.

В общем, амулеты вновь стали предметом интереса сновидца. Первой пришла идея заставить телохранителей магистра особенно понервничать, сломав эти изделия. Но мужчина правильно посчитал это слишком опасным для себя, поскольку среди присутствующих могут быть те (тот же Вирен), кто знал, что случилось с блокаторами на кунарийском корабле. Маг избрал аккуратный подход, нарушил работу экранов, оторвав их от Тени, однако не доводил до критического состояния и не перегружал. Итогом всех невидимых для большинства жителей Тедаса манипуляций сновидца стало нехорошее мерцание, которое могло говорить как и о редком сбое, так и реальной заблокированной атаке. А значит, стража не смеет проигнорировать этот «сбой».

Уверенный, что всё получилось, как он и планировал, даже не видя тех самых амулетов, Безумец с кровожадным нечто на лице (это скорее был оскал, чем улыбка) приступил к ожиданию.

Вечер по тевинтерским обычаям начал интересно расходиться.

Не прошло и десяти минут, как в комнату зашло несколько стражников с магом во главе. Раскланявшись перед дамами с извинениями за нарушенный покой, они тут же приступили к осмотру зала, маг же проверял окружение, запустив духовное сканирующее заклинание. Если это на самом деле было нападение, то остаточный след от этой магии должен быть весьма уловим, поскольку всплеск из Тени пришёл очень сильный — зарябили разом все амулеты. Этот след они и искали.

Телохранители были особенно внимательны с тем, кто тут был явно лишним. Но взять с поличным сновидца, они не смогли, поскольку всё сканирующее заклинание Безумец с лёгкостью пропустил сквозь себя, как луч света сквозь стекло. Эта магия была даже далека от той, какой владеет Первый Чародей. Правда, солдат обнаружил следы части той комплексной защитной системы, что соорудил вокруг себя сомниари, как минимум заметил амулет. Но эти заклинания не являлись запретными, а к чему-то придраться ещё они не смогли, так что вскоре телохранители просто ушли, поспешили проверить остальные комнаты.

Ещё немного времени продержалась тишина в зале, нарушаемая только роптанием дам, а после в зал начали возвращаться остальные гости, в том числе магистры. Скорая проверка здания в том числе и гостями не дала результата, поэтому было решено, что случился всего лишь сбой. И если эта заминка никак не коснулась семей магистров, не испортила встречу, то вот они сами сейчас были страшно недовольны. Сидеть в окружении поломанных амулетов-экранов никто не собирался, поэтому встречу пришлось досрочно завершить; разумеется, за это короткое время договориться они ни о чём не смогли. Вот теперь лорды и ворчали, что коллега лишь впустую потратил их и без того драгоценное свободное время.

Сам же организатор этой встречи в зал вернулся с ещё более худшим настроением. Магистр до сих пор не мог быть точно уверен, что произошёл сбой и то, что амулеты впервые сломались именно сейчас, действительно лишь случайность, но ещё больше его беспокоили новые репутационные потери из-за несостоявшихся по его вине переговоров.

— Магистр Нихалиас, извольте дать комментарий произошедшему.

По понятным причинам мужчина не горел желанием сейчас, натянув улыбку, с кем-то беседовать, поэтому в сторону его окликнувшего он повернулся весьма раздражённым. Удивление первым посетило мужчину, стоило увидеть стоящее напротив него хромое недоразумение — так он лично называл своего врага. Быстро вся растерянность переросла в кровожадную ухмылку, а сам лорд заметно приободрился.

В предвкушении желанного веселья, вскоре на до этого незримого хромого мага обратил внимание весь зал. Гости тут же затихли и не менее шакальным взглядом уставились на него. Слухи об оскорблении уже достигли каждого, и всем было интересно узнать, что же предпримет безродный, чтобы восстановить свою честь, или скорее безуспешно попытаться.

Безумец ожидал такой реакции, всё-таки сегодня именно ему отдали роль шута, и поэтому не стал таиться и просить магистра о личной беседе. А ещё потому что раз самоуверенный магистр планировал развлечь гостей, то он это и получит, гости ещё надолго запомнят сегодняшнюю встречу…

— Действительно. Произошло досадное недоразумение. Уверяю вас, слуга, совершивший данную оплошность, будет наказан, — старший Нихалиас даже не стал делать вид, будто не понимает, за что с него запросили объяснения, а сразу шаблонно заговорил.

Сейчас слуги, которые и разносили те самые приглашения, заметно побледнели. Пусть они всего лишь исполнили приказ хозяина, нарочно проигнорировав хромого мага, но всё равно именно их сделают крайними.

Незнающего всех нюансов этого высокопарного общества вполне мог устроить такой ответ, он согласится замять этот конфликт, не догадываясь, что это не спасёт его от позора. На то и был расчёт магистра. Но его враг на подобное не повёлся.

— О, я не сомневаюсь, милорд, что виновных постигнет справедливое наказание. Однако же я не могу назвать данный вопрос закрытым, пока не получу возможность восстановить все репутационные потери.

— Я всецело поддерживаю вас. Вероятно, дуэль поможет разрешить эту весьма неприятную ситуацию. Мой представитель станет вашим соперником, — на этих словах магистр указал на мага, одного их своих телохранителей.

Зал затих в блаженном ожидании долгожданного шоу. Все были уверены, что сновидец согласится, поскольку отступать он не смеет, а другого выбора у него нет. Доволен был и магистр, потому что ненавистного врага эта дуэль уже не спасёт: даже если его не убьют и он победит, то это никаким образом не очистит его честь.

На это те, кто придумал возвести данное оскорбление в ранг самого серьёзного, и рассчитывали. От позора пострадавшего могла спасти только победа в дуэли с самим виновником, без посредников и представителей с обеих сторон.

Придумав этот план мести, Нихалиас даже не рассматривал, что до подобного может дойти. Любой потомственный магистр не подпустит к себе даже мысль, что бы проводить дуэль с неравным себе по статусу магом.

— Вы правы, дуэль — мой единственный выход… — с окончанием этих слов, Безумец скинул с себя маску белой нелепой вороны. Он перестал ссутулиться, расправил плечи, его руки стали держать посох по-новому, показывая свою готовность к бою, а его лица покинула лживая улыбка, оставив после себя каменное спокойствие и хладный взгляд до глубины души оскорблённого магистра. Вызывать на дуэль надо с высоко поднятой головой. — Только известно, что ответственность за действия рабов лежит на их хозяине. Ваши слуги проявили воистину хамское отношение к гостям, и за это будете вынуждены ответить вы, лорд-магистр.

«Безродный вызывает на дуэль самого магистра?!» — этот вопрос волной непомерного удивления окатил всех присутствующих. «Да что эта шваль себе позволяет?!» «Он точно безумец.» «Похоже у Круга скоро будут новые свойства.» Эти и другие слова прошлись уже вскоре второй волной шёпота. Сильнее всех, конечно, были возмущены магистры. То, что кто-то из черни смеет бросать вызов их коллеге, казалось им просто немыслимым.

Но всё это было лишь первой реакцией окружающих. Совсем скоро удивление сменилось жаждой крови. Ныне взгляды уважаемых господ были ещё страшнее, все стали похожи на гончих, что загнали бедного зайца в тупик и теперь с упоением смотрят, что их жертва предпримет в агонии последних моментов своей жизни. Ещё больше забавляла глупость «зайца», который сам себя загнал в эту ловушку.

В обществе с меньшим налётом фальши и напыщенности люди с такими взглядами уже во всю бы делали ставки, как скоро от этого наглеца останется лишь пепел.

Самого Нихалиаса первая волна также коснулась. Какое-то время он просто стоял и не моргая смотрел на ненавистного мага, который спутал его планы, в очередной раз поставил в не лучшее положение. Однако когда пришло принятие такой наглости, магистра, в отличие от остальных, захватил не азарт, а самая настоящая ярость. Неописуемо сильно его задело, что этот оборванец, это хромое недоразумение смеет ему (магистру!) бросать вызов.

В иных условиях подготовка к дуэли могла занять время, а сам магистр имел полное право вообще от неё отказаться, ввиду своей очевидной (как ему казалось) быстрой победы над самоуверенным соперником. Однако сейчас старший Нихалиас этим даже не думал воспользоваться. Лишь приказав своим солдатам оцепить зал и встать перед гостями, чтобы защитить их от шального заклинания, лорд в ярости сразу же схватил посох, мечтая проучить безродного наглеца, что опозорил его сына, а теперь замахнулся ещё и на дуэль с ним самим.

Правда, настоящей точкой отсчёта дуэли лучше считать момент первой совершенной магистром атаки, поскольку именно она показала всем гостям, уверенным в беспомощности безродного мага, что победе их коллеге не стать мгновенной. Старший Нихалиас, несмотря на злость, повёл себя как настоящий маг: к подготовке защиты и атаки подошёл рационально. И первое своё заклинание он выбрал осмысленно, поэтому им стал не хаотичный огненный шар, зарождённый яростью, а ужасающие молниевые жгуты. Такие виды заклинаний вызывают эффект паралича разной степени тяжести, и очень эффективны против магов. Это воин, ощутив судороги и покалывания, может прикрыться щитом, пока последствия от пропущенного удара не спадут. Маг же остаётся практически безоружен, и если стихийник ещё может успеть атаковать в ответ, то вот тот, кто опирается на более деликатные, но требующие концентрации и времени школы, оказывается совсем беспомощным. О какой концентрации и аккуратности может идти речь, когда твои руки в судорогах только и могут вцепиться в посох? Магистр, делая свой выбор, учёл и это, и физическую слабость противника — если поразить ему ноги, то он тут же упадёт и уже не встанет.

Но несмотря на подготовку, быстрой победы лорд-магистр не получил. Сорвавшиеся с его посоха молниевые хлысты тут же жадно помчались к противнику, однако даже долететь не успели, как были захвачены паутиной защитных заклинаний, в которой они запутались и уже вскоре распались на бесформенную энергию, вернувшись в Тень.

Для гостей подобное стало неожиданностью. Они, конечно, из азарта хотели, что бы хромой маг пережил данный удар и дуэль продолжилась, но считали, что хоть один молниевый хлыст достигнет цели. Магистр не скупился на силу, некоторые гости даже порадовались своей зрительской роли, поскольку понимали, что будь они сейчас на месте бродяги, то не смогли бы подавить такое сильное заклинание. Но столь опасная магия без вспышек и следов просто растворилась в воздухе на полпути от мага, и многих это впечатлило, заставило роптать.

Даже магистр нахмурился, то ли от осознания, что этого мага они всё-таки недооценили, то ли от огорчения, что его само собой разумеющейся победы не произошло.

Отражение первой атаки задало темп дуэли, которая в итоге непредсказуемо затянулась.

Безумец не мог назвать противника сильным, а уж тем более равным себе. И это не задетая гордость в нём говорила, а наблюдения, им собранные за время дуэли. Был бы его соперником боевой маг, тот же Вирен, к примеру, противостояние стало бы опаснее, поскольку такой противник, увидев, что его заклинания бесполезны, начнёт сокращать дистанцию, чтобы пустить в ход мечевидную часть своего посоха. В большинстве случаев для не боевых магов ближний бой становится фатальным, а поэтому мужчине действительно пришлось бы задействовать все свои знания, чтобы избежать поражения.

Но его противник не боевой маг. К счастью, потому что Безумец не был охоч до азарта смертельных поединков, а любил держать ситуацию под контролем. Но одновременно и к сожалению, потому что задетую гордыню хотелось потешить за счёт по-настоящему приятной победы над серьёзным противником.

Хоть лорд не был привязан к одной школе и победной тактике, он нападал, старался найти брешь в защите противника, но все его заклинания без особых трудностей блокировались, а любые попытки хитрить читались на перёд. Сновидец этого ожидал, поскольку уже при встрече с Алексиусом понял, что ныне даже магистры не озабочены маскировкой своей деятельности в Тени, но не злорадствовал. Несмотря на своё несомненное превосходство, Безумец был полностью сосредоточен на поединке, следил за окружением и Тенью. Нихалиас, как и другие обычные маги, не мог оценить даже приблизительно силу сновидца, но это не помешало его самоуверенности считать, что какой-то якобы безродный не может ни в чём обойти его, магистра. Безумец повторять этой ошибки не собирался, а потому за всё время дуэли никто не увидит на его лице даже улыбки, лишь хладный взгляд древнего оскорблённого магистра, жаждущего отомстить за унизительное пренебрежение его личностью.

Именно это стремление послужило причиной, почему дуэль не закончилась на первых секундах, но уже победой сновидца. Хромой маг не желал быстрой победы, кровожадно из мести хотел истерзать противника, видеть, как с каждым новым неудачным нападением он всё сильнее слабел, всё больше терял контроль, начинал паниковать. Пусть внешне хозяин встречи не выдавал проступившей слабости, но сновидца не обманет тот хаос, что постепенно захватывал его силы в Тени.

Можно сказать, что древний маг по-настоящему издевался над самоуверенным потомком.

Вскоре после начала дуэли Нихалиасу стало понятно, что банальными стихийными атаками не пробить защиту противника, которая была настолько громоздкой, что точно напоминала непреступную крепостную стену. Казалось, что каждое заклинание выбивало из неё только по одному кирпичику. На самом деле, только именно что «казалось», но Безумец очень старательно поддерживал эту иллюзию. Это вынудило магистра искать обход и другую тактику. И обнаружить эти намерения было ещё проще, учитывая, что Нихалиас не озаботился ни маскировкой, низаклинаниями-обманками. Обычные маги даже не догадываются, насколько могут просматриваться в Тени многие их старания. А магистр всё недоумевал, как противник умудряется глушить любые его попытки влиять через Тень с помощью магии духа. Когда же Нихалиас решил обратиться к энтропии, чтобы усилить себя с помощью пленённых духов, то единственное, что он обнаруживал, это остаточные эманации захваченных жителей дремлющего мира, до которых более опытный маг энтропии добрался раньше.

Действовать на упреждение сновидцу давалось куда большей ценой, чем если бы они просто перекидывались друг с другом заклинаниями. Он тоже начинал уставать. Но ведь разве не в этом смысл дуэли — показать своё мастерство, а не голую силу?

Безумец внешне давал фору противнику, чтобы зрители продолжали верить, что основное место действия всё ещё реальность, а не Тень, и магистр вроде как даже побеждает. Однако вскоре и гости начали подмечать обратное, поскольку пока один начал проявлять видимые признаки усталости, второй же абсолютно не изменился с начала дуэли, даже ни разу не дёрнулся, когда магистр вновь и вновь атаковал ненавистного противника.

Несколько раз магией духа ему пытались перекрыть доступ в Тень, но, разумеется, безрезультатно. Зато сейчас Безумец сам решил использовать подобное. Несмотря на застывший на лице хлад, таким ходом он точно злорадствовал, мол, смотри и учись, как надо ставить настоящие блокаторы. Правда, узнал об этом магистр только тогда, когда решил создать очередное заклинание и обратиться к посоху. Тогда-то и раздались лёгкий треск и вспышка. От неожиданности и боли лорд выронил посох, обхватил пострадавшую руку и сжал зубы до оскала, чтобы не закричать.

После этого удара наступил момент передышки. Нихалиас уже совсем не скрывал своей усталости, стоял, тяжело дышал; появились первые признаки магического истощения. Наклоняться и подбирать посох, он так же не спешил, а только продолжал злобно посматривать на своего врага. Эта дуэль стала пощёчиной по непробиваемой самоуверенности магистра, но он не хотел сдаваться, только злился, обвиняя в своих неудачах противника, а не свою непредусмотрительность.

Впервые Безумец даже хмыкнул, вспомнив о собственной былой самоуверенности. Правда, о том, что, как бы ты ни был силён, всегда найдётся противник сильнее, ему преподали урок гораздо раньше, ещё в молодости.

В тот же момент случилось то, что испортило настроение сновидцу, вроде бы вкусившему азарт дуэли. Вдруг в Тени мелькнул след чужой магии. Безумцу даже не пришлось осматривать зал, он и так догадался, что это был один из телохранителей магистра, который решил подкрасться незамеченным к магу и ослабить его, тем самым приблизив победу своего господина. Мужчина отчётливо начал чувствовать, как магические силы постороннего пытаются подобраться к его собственным, и это его злило. Магистры альтуса погрязли в хвастовстве своих сил и родовитости, но когда дело доходит до реального испытания их «важности», так они тут же опускаются до ухищрений. Анодат даже в сражении против рабыни не смог не прибегнуть к магии крови, чтобы усилить себя с помощью рабов, которых таскал с собой. Но это его не спасло. Нихалиас же, впервые встретил противника, которого не смог задавить своим титулом, тут же наплевал на святость правил дуэли и призвал помощь со стороны. Он точно знал, что творит его подчинённый, не зря же так приободрился. Однако и его это не спасёт.

Неизвестный маг оказался хоть и весьма способным, но ещё более неаккуратным по работе с энтропийной магией. За всю дуэль магистр ни разу не позволил себе раскрыться, он держал свои силы под контролем. Даже Вирен, используя подобное заклинание во время проверки нового учителя, соблюдал правила безопасности, не открывался для прямого удара. А вот от того, что творил ныне посторонний, сновидцу даже стало тошно. Его действия — верх безвкусицы и неуважения к магии! Ни аккуратности, ни осторожности, ни даже намёка на собственную защиту. Кажется, он абсолютно не видел разницы между школами магии, не понимал, что прямолинейность стихий, недопустима в школе энтропии. Ну что ж, тем хуже для него. Кто-то же должен сегодня заплатить жизнью, чтобы встречу не назвали скучной.

В реальности никак не отразилось то, как один маг, слишком открывшийся для удара, получает этот удар. Только следящие за Завесой гости могли почувствовать отголосок воистину огромного магического всплеска, что пришёл из Тени. Они первыми и поняли, почему вдруг один из солдат замертво падает. Этот всплеск, который открывшийся маг не был готов принять и отразить, прошёл через него весь, сжигая и уничтожая всё на своём пути. Последним признаком сильнейшего поражения всех внутренних органов стала кровь, которая потекла не только изо рта, а даже ушей ныне уже мертвеца.

По залу прошлась очередная волна ропота, стоящие неподалёку от того мага господа, инстинктивно начали пятиться в разные стороны. Пребывавшие в состоянии шока солдаты, пока ещё не додумались оттащить подальше своего вроде ещё секунду назад живого соратника.

Вскоре уже все поняли, кто это сделал и за что, но ни один не высказал возмущения, что дуэлянт атаковал постороннего, даже магистр промолчал. Нихалиас понимал, заостри он внимание на этом инциденте и придётся официально сознаться, что на дуэли с каким-то оборванцем призвал помощь, а это, разумеется, позор, поэтому ему пришлось делать вид, что ничего и не произошло, а солдат просто попал под шальное заклинание. Хотя именно невозмутимость ему давалась теперь с ещё большим трудом, поскольку своего соперника он начал… бояться. Хромой маг даже не оборачивался, в лицо не видел того, кто хотел совершить подлый удар, но убил его, казалось, с одного взмаха руки. Невольно задумаешься, а не способен этот якобы безродный поступить так с любым магом? Нет, не способен, учитывая, что солдат сам допустил смертельную ошибку, решив обратиться к магии, которую не понимал от слова совсем, однако тогда ум усталого магистра думал об обратном.

Кажется, всё шло к тому, что Нихалиас прибегнет к магии крови.

Безумец раньше испытывал даже удовольствие от этой дуэли, и дело здесь не только в банальном свершении мести, а ему было очень интересно наблюдать за действиями магистра, его магией, любопытно изучить, по какой тактике работают ныне тевинтерцы. Однако сначала вмешательство постороннего подпортило впечатление, а потом новые намерения противника его окончательно разочаровали.

Когда Нихалиас прибегнет к этой магии, будет ли он ухищряться, использовать те же тактики обхода? Безумец в это даже не верил. Настрой у магистра был совсем не тот.

Конечно же, если не можешь кого-то одолеть, не признавай его превосходство и иди совершенствуйся, не продолжай бой, упрямо подбирая всё новые и новые тактики. Нет, а зачем? Убей рабов, используй магию крови, и возвысься без труда. Магия крови же не искусство, практически безграничный простор для фантазий, а так инструмент для ленивых.

И такое восприятие школы — бич не только этих дней, а и минувших, и Безумцу даже стало мерзко от перспективы, что всё опять перейдёт в простую банальщину и попытку давить силой, а не хитростью, знаниями или умениями. Оттого сновидец растерял последнее желание продолжать эту дуэль. Правда, это не значит, что оскорблённая гордость напоследок не напомнит о себе.

Гости, уже не знающие, чего ещё ждать от этой дуэли, вскоре получили новый опыт. Истошный крик магистра был очень неожиданным от захватившей его агонии. То, самое заклинание, которым хотел атаковать подчинённый, теперь было применено на хозяине. Нихалиас, и без того ослабший от череды безрезультатных атак, потерявший концентрацию, не заметил, как чужая магия добралась до него, взяла его магические силы под контроль. А потом было слишком поздно что-то предпринимать. Заклинание пробило все защиты, сожгло весь магический резерв мага, а потом добралось и до его тела, из-за чего магистр вскоре упал на пол от бессилия, но даже тогда магия его не отпустила.

Ужасный крик бившегося в агонии человека, что разнёсся по всему залу, напугал присутствующих. Жены вцепились в своих мужей, дети — в старших родственников. А все вместе маги чувствовали могущество, что исходило от того, кого высмеивали за слабость. Пусть это лишь часть того, как на самом деле бы выглядел след в Тени сильнейших сновидцев, если бы они его не маскировали, но гостям было достаточно и этого, чтобы увидеть, насколько оскорблённое семейство недооценило мага. На самом деле он очень грозный противник.

Магистры точно посмеются над своим коллегой, который из-за собственной оплошности теперь вот в припадке катается по полу, однако позже, сейчас же неприятные ощущения от криков человека (не раба) задели даже их.

«Неужели он его убьёт?» — послышался шёпот, когда стало видно, что лорд оказался в критическом состоянии, а его противник даже не думал останавливаться.

Безумец это расслышал, хмыкнул, но в последний момент, когда жизнь магистра оказалась на волоске, просто всё прекращает. Буквально всё. И магию, что разразила округу своим гневом и мощью, и крики магистра. На несколько секунд в зале воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только стонами мага, совершившего ошибку, которая чуть не стала для него роковой.

«Не жилец» — так бы сказал сновидец, будь перед ним человек из семьи победнее. Магический резерв сожжён и истощён полностью, потребуется около месяца, чтобы его восполнить, правда, и способен он будет на заклинания едва ли сложнее призыва виспа. Так что потом ещё долгие месяцы реабилитации, чтобы вернуть себе былой контроль над собственными силами. И это ещё не учитывая физических повреждений, из-за которых без лечения можно и инвалидом остаться. Но он магистр, и его семья имеет все средства, чтобы его выходить даже раньше предположительного срока. Так что можно сказать, что проигравший ещё легко отделался.

«Как он может быть так спокоен? Он убил человека, а второго пытал почти до смерти», — когда гости начали отходить от шока, они стали бурно обсуждать столь зрелищную дуэль с неожиданным исходом. И конечно, они обсуждали победителя, потому что не понимали, что за маг перед ними.

«Он бывший Серый Страж. Вы на его лицо посмотрите — да в нём, наверное, ничего человеческого не осталось», — вскоре по залу пронёсся новый факт, пущенный нанимателями сновидца, который стал для многих объяснением происходящего, в том числе его силы. В понимании многих ветеран сражений с порождениями тьмы не может быть слабым — слабаки до такого возраста там точно не доживают.

Слушая все эти сплетни и наблюдая за своим ныне недееспособным противником, Безумец был доволен, как и его гордость. И даже хорошо, что в один момент в дуэль вмешался посторонний, поскольку своей смертью он заплатил за магистра, который по правилам должен был умереть. Но убивать мужчина его изначально и не собирался, поскольку понимал, что в ином случае это здание ему уже живым не покинуть — на него ополчатся все магистры. Страх позора и увечий не так пугает и доводит до паники людей, как страх смерти. И если бы произошло убийство не какого-то там солдатика, а самого магистра, остальные бы испугались от осознания, что среди них бродит тот, кто способен без особых проблем (учитывая, что сновидец в дуэли совсем не пострадал) убить мага альтуса, а ведь он сам даже не из Тевинтера. Такая неконтролируемая опасность, конечно же, никому не нужна.

Но всё случилось по-другому, сейчас смотря на своего пострадавшего, но живого конкурента, магистры лишь улыбались, ведь унижение одного, возвышает других. В сновидце они видели лишь средство, с помощью которого и был унижен их коллега, и не больше. Власть имущие считали, что победу Стражу обеспечила именно неподготовленность Нихалиаса, а значит, другим подобная судьба не грозит, ведь они не страдают недальновидностью, как их коллега.

Когда дуэль подошла к концу, телохранители разделились на группы: одни остались стоять на своих местах, следя за порядком в зале, другие подбежали к хозяину, чтобы оказать первую помощь, третьи поспешили унести с глаз господ погибшего, ну а четвёртые с чего-то вдруг окружили победителя.

Безумец осторожно оценил оцепление, думая, неужели семейство прилюдно пренебрежёт святостью дуэли и захочет путём нападения группой сделать то, что не сумел сделать в одиночку магистр. Вскоре мужчина разглядел за спинами телохранителей ту, которая и дала приказ об окружении, и задал этот вопрос безмолвно ей.

Жена хозяина семейства была скорее напугана и растеряна, чем на самом деле уже хотела страшно мстить. Магесса очень противоречиво смотрела на человека, что опозорил и её сына, и мужа, на эмоциях желала ему тех же мучений, но только обязательно со смертельным исходом. Но потом когда уже и белые глаза всё такие же хладные и спокойные глянули на неё, женщина растеряла былую пылкость мыслей. Они сами виноваты, недооценили соперника. Он маг-из-ниоткуда, едва появившись, сразу был нанят семьёй магистра Вирена наравне с её сыном, сразу получил в Круге работу лично от Первого Чародея, сразу не испугался бросать вызов целой магистерской семье в угоду справедливости. Они посчитали его глупым, наивным и, кажется, не ошиблись, но не учли, что вместе с этим у мага были и знания, и силы — это и разглядели его наниматели. И это стоило разглядеть им, прежде чем использовать самый опасный способ в высшем обществе оскорбить противника. Тогда-то магесса посмотрела на мужа, окончательно осознала, что вопреки правилам он жив. И благодарить за это надо не случайность или способности самого магистра, а второго дуэлянта, который не стал усложнять отношения с их семьёй и уступил им. Этот безродный маг, вопреки первому впечатлению, сильный и опытный, а с силой надо считаться, с опытом-то и подавно.

Итогом всех этих размышлений магессы стал её лёгкий кивок и моментальный приказ своим людям отойти от мага.

Убедившись в благоразумии магессы и в её поразительном, для женщины, умении сдерживать себя в эмоциях, Безумец кивнул ей в ответ, а после решил отойти в сторону, чтобы больше не находиться в центре зала и внимания. Книга, оставленная в кресле, сама себя не дочитает, а ему как раз нужен был отдых, поскольку такая эффектная дуэль стоила ему немалых магических усилий. Но, кстати, спрятаться не получилось. Ещё долго в его сторону будут оборачивать остальные гости.

Хотя, конечно же, семейка Нихалиас запомнит и эту дуэль и будет мстить, как и сам магистр, Безумец даже не сомневался. Только в следующий раз они точно не решатся так нагло его провоцировать, но начнут пускать лживые сплетни и встревать в его дела по мелочам — это тоже часть борьбы. Этот бесконечный круговорот из унижений и мести закончится лишь со смертью одного из противников. Правда, подобное мужчину уже не волновало. К тому времени, когда хозяин дома придёт в себя и будет способен употреблять в пищу что-то твёрже каши, самого сновидца ни в городе, ни в стране уже не будет.

На этом встреча подходила к концу. Но не все смогли, набравшись впечатлений, спокойно вернуться домой. Семью Вирена поджидал неспокойный вечер и та же бессонная ночь, поскольку прибывший посыльный сообщил о нападении на дом. А ведь там находился их сын, которого они с собой не взяли…

Глава 27. Забытый мальчик

Этой звёздной ночью, пока весь прибрежный древний город спал, один дом на его территории не знал покоя. Именно на этот дом, пока его хозяин отсутствовал на встрече, и было совершено нападение неизвестными. И целью нападения стали не грабёж и диверсия, а похищение главной ценности для магистра — его сына. Узнав о нападении, родители не зря забеспокоились и поспешили вернуться, только они опоздали и ребёнка, которого из-за болезни они не решились брать с собой, дома уже не обнаружили. Собственная охрана не справилась со своей работой, не защитила.

Подавив очередной приступ сонливости, Безумец старался сконцентрироваться на книге, которую сейчас читал. Время суток и последствия от бурного вечера, дуэли, неумолимо тянули его в сон, однако сейчас маг не мог его себе позволить из-за стоящего в доме шума. Бегали слуги, бегали солдаты, маги-телохранители обыскивали округу, искали что-то сновидцу непонятное. Но громче этого всего периодически раздавался громогласным грохотом голос хозяина. Это и мешало мужчине предаться покою, и ему оставалось лишь ожидать.

Даже если бы Безумец захотел в суете поучаствовать, то не смог бы, потому что, прибыв домой и ознакомившись с ситуацией, магистр приказал солдатам всех присутствующих от слуг до учителя разогнать по комнатам, в которых они бы ожидали допроса. Вот и сновидец сидел в ожидании разговора с лордом при новых обстоятельствах, но он надеялся, что за прошедшее время Вирен остынет, и допрос пройдёт хоть сколько-то адекватно. Видя, в какую ярость впал магистр, когда они только-только вернулись домой, и помня постоянные проверки от его брата, маг не без оснований опасался, что его сделают главным подозреваемым и не будут ни в чём разбираться. А призывать магистра к благоразумию было бы бесполезно. К этому исходу мужчина подготовился, и рядом с ним сейчас лежала его походная сумка, уже собранная и приготовленная к побегу.

К счастью, опасения сомниари не сбылись.

Спустя время, когда уже и за окном начало светлеть, одиночество мага подошло к концу. В комнату вошёл Эйгон, прогнал пару солдат, что молчаливо стояли у двери на случай, если хромой маг задумает что-то дурное, и после уже посмотрел на самого временного хозяина этого места.

— Так и думал, что неспроста ты появился в том лесу так вовремя, — произнёс командир и подошёл ближе. — А ну говори, оборванец, куда твои подельники забрали ребёнка?!

На Безумца ни нависнувший над ним силуэт грозного командира, ни его повышенный тон не подействовали. Этих бездоказательных обвинений он ожидал и не было на нём вины, так что незачем ему было трястись от страха. Захлопнув книгу, сновидец лишь совсем спокойно посмотрел на того, кто в основном и не давала ему в доме покоя.

— Лорд Эйгон, если у вас есть доказательства моей вины в происходящем, вы обязаны в первую очередь предоставить их.

— Я тебе ничего не «обязан»!

— В таком случае и я не обязан отвечать на ваши вопросы, заданные в подобном тоне.

Командиру это, очевидно, не понравилось. Он пуще разозлился, даже побагровел, пока выбирал, что первым ему хочется сказать в адрес наглеца. Но наглец оказался быстрее.

— Не перекладывайте на меня ответственность за ваше халатное отношение к своим обязанностям, приведшее к катастрофе, милорд. Если вам нечего сказать в доказательство ваших обвинений, то займитесь лучшим делом и не тратьте моё время.

— Ты забываешься, дворняга! — Эйгон даже задохнулся от таких наглых слов со стороны вроде бы слабого беззащитного мага; это была уже его искренняя злость, а не просто попытка запугивания.

Однако дальнейшего обострения их конфликта не произошло.

— Хромой прав, — произнёс зашедший в комнату хозяин дома, видимо, расслышав часть этого разговора.

С появлением брата командир тут же присмирел, забыл про наглеца.

— Брат, нечего его слушать. С появления этого бродяги всё и пошло наперекосяк. Он вредил твоему сыну, и теперь мы видим зачем, — не унимался в своих обвинениях солдат.

— Если бы не он, мой сын бы уже стал одержимым. Зато ты не справился со своими обязанностями.

— Вину свою признаю. Но я тебе говорил, что нападавшие застали нас врасплох, я этого не ожидал.

Но Вирену сейчас было не до этого пустословия.

— Я возложил на тебя защиту своего дома и семьи. И «я не ожидал» это всё что ты можешь сказать в своё оправдание?! Да ты должен был сдохнуть, но не позволить похитить моего сына, своего племянника!!!

— Да, но…

— Venhedis! Ещё хоть одно слово — и ты пойдёшь вылизывать сапоги своим людям, которые, в отличие от тебя, оказались полезны и сумели захватить хотя бы одного!

Несмотря на совсем неравное положение в тевинтерском обществе и весьма тяжёлый характер главы рода, на которого также влияла не самая приятная работа, отношения двух братьев всё равно оставались очень хорошими. Вирен же назначил Эйгона не только командиром своих телохранителей, но и советником. Вот командир и не привык слышать такую грубость от старшего брата, даже напугался, но всё-таки затих в безмолвном подчинении, как и положено. Хотя, наверное, и успел побурчать, что его на этот раз не слушают.

Однако несмотря на то, что Эйгон совершил ошибку, за которую иных командиров особенно вспыльчивые хозяева могли и убить на месте в назидание другим телохранителям, Вирен не смог долго обвинять брата. Не прошло и минуты, а магистр уже растратил ту неистовую ярость, с которой зашёл в комнату, остыл.

— Спустись вниз и проследи, что бы тот кусок дерьма очухался. Я с ним ещё не закончил, — в конце концов генерал решил отослать брата подальше, чтоб на нём вновь не сорваться.

Понимая причину, Эйгон так же поспешил выполнить приказ.

Безумец, пока ещё не зная истинного положения дел, уже мог догадаться, что ситуация, видимо, безнадёжная. Вирена с детства готовили к должности магистра, а офицерское звание тем более должно научить стойко справляться с любой напастью, ведь на войне нештатные ситуации — явление постоянное, однако сейчас мужчина сбросил с себя весь официоз и даже не сдерживался в выражениях, сквернословил. Это показывает, насколько сильно по нему ударило похищение его единственного сына.

Разобравшись с подчинённым, лорд-магистр обернулся к учителю, но, как оказалось, не затем, чтобы устроить похожую разборку.

— Безумец, есть разговор. Иди за мной, — тоном, не похожим на свой собственный, произнёс Вирен.

Сновидец был убеждён, что люди, говорящие таким тоном, точно не тащат своих собеседников в подвал, где в пытках и истязаниях выбивают из жертвы признание в том, чего она не совершала. Так что он поднялся и похромал вслед за собеседником спокойно, без продумывания плана к отступлению.

Ныне в кабинете стоял какой-то нехороший затхлый запах. Отчасти потому что все форточки были плотно закрыты, и сюда не доходил приятный прохладный морской воздух совсем раннего утра. А отчасти от витавшего в воздухе запаха алкогольной продукции — его источником стало содержимое бутылки, которая влетела в стену и разбилась.

Вирен во время отпуска имел особое пристрастие к винной продукции, так что бутылка с хорошим вином была нередким гостем на рабочем столе. Но ныне бутылка стала жертвой ярости магистра, который, чтобы не поддаться манящему желанию разбавить гнетущее состояние алкогольным бредом, швырнул её в стену.

Разумеется, самого мужчину витавший в комнате запах ничуть не волновал.

Пока они шли до кабинета, магистр окончательно растерял былую ярость и теперь, почти отчаявшись, сидел за столом и тонул в тяжести собственных дум. Безумец отметил, что его наниматель выглядел очень паршиво. И если сновидец все эти часы провёл в дремотном ожидании, то вот магистр успел до истощения набегаться. Синяки под глазами были не только признаком необходимости сна, но и потери присущей ему жизненной энергии. Эту энергию вместе с магической Вирен израсходовал, пока ураганом носился по дому и округе, чтобы найти хоть какие-то следы применения магии нападавшими, почувствовать след своего сына. А на его рукавах так и не сменённого парадного костюма виднелась кровь, видимо, пленённого одного из нападавших, которого он собственноручно допрашивал.

И если собственную жену он отправил спать, напоив снотворным, чтобы в доме на несколько часов стало на одного горевавшего мага меньше, то сам мужчина даже не думал об отдыхе.

Сейчас генерал сидел и через силу пил особо концентрированное лириумное зелье. Безумец бы хотел его остановить, поскольку в данный момент они не где-то в центре боевых действий и не окружены смертельной опасностью, и нужды в столь сильном зелье просто нет. А то вдруг не рассчитает пропорции и вместо долгожданного прилива новых сил получит сильнейшую передозировку. Но кто он такой, что бы учить самого магистра, так что Безумец просто промолчал и продолжил ожидать разговора.

Сморщившись после последнего глотка, но всё ещё удерживая стакан в руках, Вирен наконец-то глянул на приглашённого гостя. Прищурился, задумался, а потом неописуемым усталым взглядом намертво вцепился в него.

— Сколько ты возьмёшь монет за поиск моего сына?

Столь прямолинейный вопрос да и сама его суть искренне удивили Безумца.

— Боюсь, я должен с недоверием отнестись к вашему вопросу. Разве я не считаюсь главным подозреваемым в случившемся, как самый чужой человек в этом доме, по словам лорда Эйгона? — даже переспросил сновидец, подозревая, а не хотят ли его подставить или каким-то образом «вывести на чистую воду».

Вирен на какое-то время смолк. Кажется, он имел очень сильное желание наброситься на хромого мага с запугиваниями, с угрозами и, возможно, сразу кулаками, ведь, как правильно подмечено, именно после его появления случилась эта катастрофа. Однако в последний момент магистр отказывается от этих обвинений.

— Ты невиновен. Все твои действия шли на пользу моему сыну — Круг это подтвердил. И именно твои заклинания первыми сообщили о чужом воздействии на него из Тени. Если бы только мои люди были расторопнее… — сожаление, что его телохранители не смогли уберечь самую главную его ценность в этом доме, вновь переходило в ярость.

Он решил, что как только он вернёт ребёнка домой, то сразу солдатам такую армейскую муштру устроит, чтобы каждый точно ещё сто раз пожалеет, что на самом деле не пошёл в армию, поскольку в битве против кунари у них будет больше шансов выжить, чем под гнётом разочаровавшегося в них магистра. И от этих мыслей Вирен оскалился и непроизвольно сжал руку, в которой держал стакан. В итоге стакан треснул, осколки посыпались на стол, вслед за ними закапала кровь, поскольку несколько осколков вонзились в руку мага, сильно её ранив. Но уставший мужчина к этому оказался безразличен, он начал неторопливо вытаскивать осколки, будто это не его рука болит и кровоточит. Много позже он наконец призвал лечебное заклинание.

— Вы запрашивали помощь у армейского гарнизона, что на территории города? — осторожно спросил Безумец, разбираясь в ситуации, чтобы понять, почему решили обратиться к нему.

Учитывая, какое влияние имеет Вирен, на уши поднять можно было весь город и всю армию, и поиски его сына пошли бы гораздо эффективнее.

— Вместе с запросом о помощи придётся сразу и заявление о моей отставке отправлять, — иронизируя, хмыкнул лорд-магистр.

Безумец хоть почти и не разбирался в армейских делах, но понял. Вирен не хочет, чтобы новость о похищении его сына разошлась по городу, став ударом по его репутации, вот он всю ночь так и торопился выйти на след похитителей. На самом деле в самом факте похищения нет ничего сверхпозорного, ведь у подобных ему людей немало врагов, и они и их семьи всегда подвержены опасности. Но нынешние неспокойные времена внесли свои коррективы. Узнав, что на одного из офицеров армии совершенно удачное нападение, общественность может всколыхнуться. Начнутся волнения, разжигаемые подстрекателями из венатори и кунари, мол, как такая армия может защитить страну, если их генералы и собственных сыновей защитить не могут. А такие волнения ослабшему от продолжительной войны, заполненному беженцами и утонувшему в сомнениях из-за Корифея Тевинтеру сейчас не нужны, поэтому архонт предпочтёт убрать подальше спровоцировавшего эти волнения командира.

Безумец уже не так категорично отнёсся к вопросу магистра, с которого начался их разговор. Если ещё окажется, что они даже след нападавших не смогли найти, то положение хозяина дома и правда безвыходное, и нет ничего удивительного, что он от отчаяния решил обратиться к постороннему магу.

— И вы считаете, что я способен как-то помочь в данной ситуации? Я же всего лишь нанятый учитель.

— Tireve eilud digitud, — Вирен с ухмылкой посмотрел на хромого мага, сказав тому не прибедняться. — Маги, которые «всего лишь», с такой лёгкостью не побеждают магистров на дуэлях. Ты перепугал всех присутствующих на встрече, а это впервые на моей памяти, — сам командир так же входил в число впечатлённых от увиденного.

Кажется, Вирен на встрече окончательно осознал насколько сильный маг энтропии этот хромой. Магистру даже до мурашек стало некомфортно от осознания, что тогда при их первом разговоре адская боль захватившая его — это на самом деле милость со стороны учителя. Судьба Нихалиаса его, конечно, не ждала, но кто знаете, настолько сильным мог бы выйти удар недооценённого мага.

— Я всего лишь отстоял свою честь, — глуповато пожимает плечами Безумец, а сам про себя довольно улыбается.

Однако теперь этой напущенной наивности Вирен уже не верил. Мужчина помнил, как решителен был маг, когда получил приглашение, а значит, знал, что его может ждать дуэль с самим магистром, но он не отпугнулся, видимо, потому что изначально не сомневался в своей победе.

— Не знаю, откуда у тебя такие силы и что ты ещё можешь, но спрашивать не буду. Всё равно не ответишь. Но что-то мне подсказывает, что и сына моего найти тебе под силу. Так что отвечай сразу, окажешь помощь в поисках или нет?!

Теперь когда уже никто не даст ему уходить от чёткого ответа, Безумцу пришлось задуматься.

В этом доме у него был чётко оговорённый список обязанностей, и сновидец не имел никакого желания выходить за его пределы. Обидно, конечно, что все его старания пошли насмарку из-за кучки неизвестных, и заодно было любопытно узнать, что происходит, поскольку на похищение ради шантажа это мало походило. Но обида и любопытство не стоят того, что бы ему ещё больше встревать в тевинтерские дела. Тем более заниматься поисками и тратить собственные силы на безвозмездной основе он не собирался, даже если имел возможность. Неуважением к себе было бы безвозмездно помогать всего лишь очередному лицемерному магистру, который никогда не упускал возможность унизить его по мелочам. Да, Вирен точно не скупится на оплату, но и Безумца денежные поощрения не интересовали, а чего-то другого стоящего магистр вряд ли способен предложить.

Всё шло к тому, что хромой маг, не любящий, когда его отвлекают делами, которые его самого никак не касаются, вот-вот озвучит отказ. Однако в последний момент к Безумцу приходит неожиданная идея. Идея, вероятно, глупая и обречённая на провал, но мужчине захотелось хотя бы попробовать помочь потомкам его родной Империи.

— Если вы допустите меня до всех подробностей произошедшего, я смогу оказать вам эффективную и своевременную помощь, — дал согласие сновидец.

— Сколько? — скупо повторил Вирен свой первый вопрос, хотя было видно, как он обрадовался согласию, даже его уставшие глаза приободрились. На того, кто способен одолеть даже магистра, мужчина возлагал большие надежды.

— Насколько вы можете помнить, денежные вознаграждения меня не интересуют.

— Тогда что? — ожидая долгих торгов, Вирен обессилено откинулся на спинку кресла и хмуро спросил.

Он, конечно, помнил странные условия от не менее странного мага и надеялся, что сегодня обойдётся без них, но увы.

Прежде чем ответить, Безумец выдержал небольшую паузу, за которую вновь стал выглядеть серьёзно и грозно, давая понять, что дальнейший разговор пройдёт уже на высоких тонах.

— Ещё совсем недавно на собрании Магистериума вы вели ожесточённый спор с магистром Герионом Алексиусом. Вы были против его предложения по дополнительному финансированию Кругов и склоняли остальных коллег на свою сторону.

— Какое это имеет значение? — хозяин, конечно, удивился от столь неожиданного упомянутого магистра-предателя, ныне уже покойного.

— Лорд Вирен, вы недолюбливаете магов Круга и утверждаете, что только усиление обороноспособности Тевинтера может спасти от рогатой угрозы. Но эта война длится в течение уже нескольких веков. И хотя относительно удачно: кунари до сих пор не могут закрепиться на ближайших территориях, но за это сдерживание Империя платит огромную цену — своим упадком.

Такие слова, разумеется, магистру не понравились. Он командующий армии — и не какому-то оборванцу читать ему лекции по военной ситуации в стране. Однако стоило Вирену вскинуть гневный взгляд, то он наткнулся на столь же опасный взгляд белых глаз. То же холодное спокойствие в глазах было у сновидца и во время вчерашней дуэли. С ним он, даже не дрогнув, убил мага-телохранителя, а потом почти до смерти пытал лорд-магистра. Помня это, Вирен испытал тревогу и волнение. Перед ним сидел маг, чужой, безродный, даже не лаэтан, но именно сейчас мужчине захотелось говорить с ним, как с себе подобным, как с… магистром.

— Думаешь, ты лучше нас знаешь, как Тевинтеру вести войну? — хоть Вирен и ответил с тем желанным презрением, но был очень сдержан.

— Я думаю, что за три сотни лет этой войны, даже гордость должна позволить любому тевинтерцу остановиться, подумать и, возможно, обернуться в прошлое, которым вы так дорожите. Кунари превосходят физически любого солдата, их судостроение шагнуло далеко вперёд, а их изобретения, способные топить чужие корабли, не оставляют и шанса для победы в открытом сражении. Так что попытки сравняться с ними в этих аспектах — заведомо провальная идея. Разве не лучше развивать своё исконное превосходство перед всем остальным миром — магию? Именно с помощью неё Древний Тевинтер когда-то захватил весь мир и правил им, — Безумец говорил серьёзно, развёрнуто, но ответа от магистра не ждал. Не тот собеседник перед ним, с которым можно было бы вступить в долгую и интересную полемику. Одной задушевной речью солдафона не пронять, поэтому сновидец хотел, чтобы его просто услышали и задумались над его словами. — Тем более не вам, лорд-магистр, нелестно отзываться в адрес магических наук. Уже дважды вы стали зависимы от магических знаний. Более того, как я уже говорил, в болезни ваше сына нет ничего особенного. Это, как и многое другое, было уже изучено великими сновидцами прошлого, а способы лечения задокументированы. И если бы ныне Тевинтер не только на словах чтил своё наследие, то нынешней ситуации не случилось бы, потому что ваш сын был бы уже здоров, — в очередной раз сделав паузу, Безумец наткнулся на весьма ошалелого магистра, с которых давно, видимо, так не разговаривали. — Подытоживая всё сказанное мной, я выставляю вам, лорд Вирен, такое условие: я задействую все свои возможности и знания, чтобы отыскать вашего сына и вернуть его домой живым. Вы же даёте клятву, что в случае моего успеха сделаете всё, чтобы проект магистра Гериона Алексиуса был принят Магистериумом, и проконтролируете его исполнение в долгосрочной перспективе. А закрепит наш договор клятвенный ритуал на крови.

— Таких ритуалов не существует!

— Как я уже говорил, великие сновидцы прошлого знали многое и были весьма щедры на документирование своих открытий.

«Всё, готов, выносите», — сейчас подумает любой, глянув на хозяина кабинета. Своим длинным монологом Безумец вогнал и без того усталого магистра в бездонную растерянность, а последними словами так вообще добил. Наниматель сидел, беззащитно на него смотрел и не мог ничего сделать. В нём бушевали и ярость от услышанного, и удивление от озвученного условия, и самое простое непонимание, и даже страх никуда не делся. Все эти эмоции были едины, ни одна не смогла одолеть другие, и в итоге они вогнали мужчину в оцепенение.

Безумец-то, конечно, был в восторге. Ошеломление другого магистра, своего соперника, ему польстило. Кажется, это в нём говорила всё-таки задетая всеми теми унижениями гордость.

И пусть Вирену требовалось время, чтобы всё обдумать, разрываясь от желаний согласиться на любую глупость от безысходности или погнать прочь этого шарлатана и лжеца. Однако, надо отдать ему должное, долго магистр не позволил себе думать. Он приучен к быстрому реагированию, и поэтому довольно-таки скоро уже принял решение.

— Для начала уточни, что из себя представляет ритуал, — буравя собеседника острым взглядом, спросил генерал, чтобы не упустить даже одного признака лжи.

— Озвученные клятвы закрепляются на теле обоих сторон клеймом, чаще — на руках. Данное клеймо схоже с энтропийной руной.

— Что ждёт нарушившего клятву?

Этот вопрос был ожидаемым, ведь Вирен не собирался сдерживать клятву, которая вынуждает его идти против своих убеждений.

Поддержать идею Алексиуса и прочих бесполезных учёнишек?! Да ещё чего! Этот задохлик не знает о чём говорит! Если бы Империя опиралась в своей военной компании на этих папирусных червей, то она давно бы уже пала!

— Невозможно сказать. Как морок никогда не контролируется до конца заклинателем, и он самостоятельно достаёт из разума жертвы самые сокровенные и страшные образы, так и клеймо действует индивидуально, в зависимости от особенностей сознания носителя. Многие боятся потерять знакомую связь с миром, поэтому часто сопорати лишаются зрения, слуха или возможности передвигаться, а маги помимо этого рискуют изуродовать собственные магические силы.

Такое описание последствий ритуала могло напугать даже военного магистра, того Безумец и добивался. Он хотел вызвать страх у собеседника, понимание, что на этот раз за свою клятву надо ответить. Нет, это было не сомнение в честности данного человека, а скорее осведомлённость, что магистрам на слово верить нельзя. В этом он был прав.

И слова сновидца действительно поубавили уверенность магистра, вселили веру, что такие последствия от ритуала очень даже правдоподобны. До скрежета зубов и сжатых до белизны костяшек пальцев ему не хотелось соглашаться на эту неизвестность.

Но если он откажется… найдёт ли он сына собственными силами?

Нет.

Остаётся лишь ценой собственной карьеры и репутации запрашивать помощь армии и, возможно, Круга.

Или…

Или согласиться на несуразное условие ненормального мага? Он… Он… Он за один сеанс сделал неисчислимо больше для ребёнка, чем весь Круг вместе взятый, он без страха выступил против магистерской семьи, он убил человека, даже не глядя на него, почти убил самого настоящего тевинтерского магистра.

И если кому-то под силу найти похищенного мальчика, так это ему…

— Хорошо! — в конце концов шикнул лорд, тем самым отгоняя от себя все сомнения. Он принял решение, а, значит, и незачем больше тратить время на сомнения. Они опасны. И время сейчас слишком ценно, чтобы медлить. — Я готов закрепить наш договор ритуалом, но имей ввиду, хромой, свою часть уговора я обязуюсь исполнить только в том случае, если мой сын вернётся домой живым и здоровым!

— Иного я от вас, лорд-магистр, и не посмел бы требовать.

Только получив эти слова, Вирен окончательно согласился.

— Что тебе потребуется? — спросил магистр, без восторга думая, сколько придётся отдать рабов на этот ритуал.

К счастью, задумка Безумца не ударила по его кошельку.

— Только кинжал и ваша рука.

Названный ритуал на магии крови прошёл весьма быстро. Оба участника обменялись клятвами, к уже озвученным один добавил требование молчать о природе тех способов, которые будут задействованы во время поисковой деятельности, а второй — грозился обнулить клятву, если Круг выяснит, что новоиспечённая метка оказывает какое-либо влияние, даже если уговор ещё не нарушен. Потом они сцепили порезанные раны, и уже совсем скоро, взглянув на собственные запястья, обнаружили там шрамированный узор. На самом деле «получение клейма» ещё сопровождалось эффектным представлением. Была боль, ощущение, что под кожей горит огонь, выжигает плоть. В какой-то момент красные магические нити кровавой магии окружили и сковали их руки, выглядели очень устрашающими. А усиливало дискомфорт окружение, что вдруг стало так враждебно и опасно, а нечто древнее и могущественное обрушилось на разум магов, пробирало чуть ли не до испарины на лбу.

Теперь же, ещё помня природный страх перед чем-то недосягаемо древним и великим, Вирен аккуратно изучал своё запястье и приударил в эмблематику, пока рассматривал «руну».

Безумец был намного спокоен. И не потому что он уже проводил подобный ритуал.

На самом деле в узоре на руке какого-то мистического смысла не было. Если бы лорд усердно поискал в архивах, то обнаружил, что метка всего лишь герб древнего влиятельного магистерского рода, который тринадцать веков назад так позорно оборвался вместе со смертью последнего главы, ведь главного наследника выгнали из семьи, а два других брата — сомнительная, но всё-таки последняя надежда рода — были убиты.

Той же честности было то самое сопровождение ритуала. Красные линии — это не более чем расточительная, но ныне необходимая трата крови на полностью декоративные эффекты. А гнетущая обстановка — всего лишь последствия от набора незаметно использованных заклинаний школы энтропии.

Вирен был прав, заклинаний, способных контролировать добросовестное исполнение клятв, не существует, по крайней мере таковых Безумцу не было известно. И этот ритуал — всего лишь громко названные чары, применяемые для магического шрамирования, распространённого у особо отбитых фанатиков, которые ради богов шли на истязание собственного тела.

Придумав выдвинутое Вирену условие, сновидец знал, что уповать на одно только честное слово — глупость. В высшем обществе не бывает понятия честности и чести, если только в искажённом лицемерием виде. Вот он и решил магистра напугать, чтобы тот ввиду своего очень ограниченного магического образования, даже не сомневался в реальности ритуала и неизбежности кары за нарушение клятвы. Сновидец же своей не нарушил — никакого вредного воздействия клеймо на лорда не оказывает ввиду своей примитивной природы.

Конечно, подобные меры не стопроцентный шанс успеха. Есть вероятность, что генерал обо всём догадается с помощью ли посторонних магов или, когда клятву нарушит, и обнаружит, что а наказания-то нет. Остаётся лишь надеяться, что впечатлился он сильно, и, разумеется, на честь тевинтерского мага. Если всё получится, значит, Безумец смог задать Магистериуму вектор направления в сторону настоящего уважения трудов своих великих предков, а не пустой болтовни. Если же нет… ну что ж, древний магистр хотя бы попытался.

Правда, чтобы свой план привести в исполнение, для начала сомниари придётся самому очень потрудиться и впервые за долгое время безукоризненно исполнить собственную клятву.

— Для начала мне бы хотелось знать, что стало известно со слов нападавшего, которого схватили, — закончив с клятвами, Безумец не стал медлить с поискамимальчика.

— Ничего полезного. Обычный бесполезный исполнитель.

— Но даже если он не знает личности заказчика и подробностей сделки, его рассказ о своей роли в нападении поможет восстановить картину произошедшего.

— Поможет, — хмыкнул Вирен, не давая хромому магу умничать. — Но он очень несговорчивый. Наверное, заказчик пообещал вытащить их на свободу, если они попадутся. Этого он и ждёт.

— А разве вы должны разглашать о пленнике?

— Если захочу запросить услуги магов-палачей для допроса — должен.

Теперь Безумец узнал ещё одну причину, по которой магистр обратился именно к нему. Убедившись, что физические увечья не сказались на сговорчивости пленника, Вирен решил задействовать магию. Но если он будет запрашивать помощь у минратовских тюремщиков для допроса нападавшего, придётся обнародовать информацию и о самом нападении. А огласки как раз лорд-магистр желал избежать, и его выбор пал на нанятого учителя. Он маг энтропии (и, похоже, маг крови) и весьма начитан, поэтому есть вероятность, что ему известны некоторые способы пыток.

Это так и оказалось.

— Мне знакомы заклинания подобной специфики, — сразу ответил Безумец и не стал спрашивать. Вирен так же не стал спрашивать, с чего бы хромой решил, что его помощь понадобится. Магистры друг друга без слов поняли. — Пленный расскажет всё, что нам необходимо, но должен предупредить — он не выживет.

— Если ты его действительно разговоришь, то можешь делать с ним всё, что захочешь, — отмахнулся генерал, поскольку он и не планировал выпускать врага, участвовавшего в похищении, живым из подвала дома.

* * *

Следуя за магистром, Безумец с интересом осматривал подвальные помещения. Это место очень древнее, часть огромной сети катакомб, что простирается под всем Минратосом. Прямые выходы в эту сеть отсюда навряд ли имеются: из соображений безопасности они завалены, но сновидец был уверен, что, если побродить подольше, какая-нибудь лазейка всё-таки найдётся. Магистры не были бы магистрами, если бы не продумали способ незаметно покидать собственный дом.

Безумец не мог сказать, какой размер площади подземелий во владении его нанимателя и куда ведёт очередной поворот, но точно мог сделать вывод, что последние поколения этого рода редко использовали катакомбы. Например, когда они наконец-то дошли до нужной комнаты, то оказалось, что она не сильно отличалась по обветшалости и пустоте от коридоров. Когда-то это место было богато украшено, в период расцвета Культа семи Богов использовалось для молитв, кровавых ритуалов и жертвоприношений в честь Драконов. Однако сейчас о былом предназначении осталось упоминание только в виде алтаря в середине комнаты и потёртых фресок на стенах, которые почти полностью стёрлись и слились с серостью камня.

Ритуалы оставляют после себя следы в Тени, а эльфы, принесённые в жертву во славу Богов, могут кричать очень громко, поэтому ритуальные помещения старались обустроить в самой глубокой и дальней части катакомб. Сегодня в эту заброшенную и пыльную комнату нынешний хозяин дома и притащил пленника из тех же соображений: какие бы крики ни раздались, на поверхности о них никто не узнает.

Безумец в последний раз осмотрел холодную комнату, про себя решил, что в какой-то момент истории домом владели маги, которые увлекались особо опасными ритуалами, потому что руны, чьи вырезанные в камне очертания нашлись у подножья алтаря, точно никогда не использовались для обычных религиозных ритуалов. Мужчина настолько увлёкся мыслями, что в архивах этой семейки и поныне могут храниться записи о предназначении этих рун, что пришлось самого себя одёрнуть, ведь были дела и поважнее, да и магистр никогда не допустит его в хранилище.

Пленник после прошлой попытки магистра выбить необходимую информацию уже пришёл в себя, но покорнее не выглядел. В его нахальном взгляде не было даже намёка на трепет перед титулованными магами. Либо он подобно Хоуку до безбашенности смелый и непокорный, либо просто глупый, верит обещаниям своего заказчика, что его спасут, и не понимает, что магия способна пытать не хуже пыточных инструментов.

Если побитый сопорати не предоставил соответственного почтения магистру, то уж не стоит ожидать, что он напугается невпечатляющего силуэта хромого мага. Сновидца он посчитал даже не достойным оскорблений, а потому раз взглянул, снова повернулся к лорду и, проявляя своё красноречие не по делу, опустился до оскорбления не только его, но и его похищеного сына, а так же жены. И если Вирен на такую провокацию не повёлся, то вот его брат, что так же находился здесь, не выдержал и пнул пленника.

Пнул сильно. Даже удивительно, что голова мужчины после такого не покатилась мячиком по полу отдельно от тела.

Безумец нахмурился, такого вымещения злости не оценил.

— Лорд Эйгон, если тело пленника сломается быстрее его разума, моя дальнейшая работа потеряет всякий смысл, — осудил сновидец поведение командира телохранителей, с подозрением смотря на него. Уж не специально ли он бил так, чтобы пленник навсегда замолчал…

Эти слова не остановили командира, который продолжал недобро с презрением коситься на нанятого учителя, и злиться. Зато заставил остановиться брат, против приказа которого он никак не мог пойти. Вот и пришлось Эйгону отойти в сторону.

Убедившись, что ему больше не мешают, Безумец расположился перед несостоявшимся захватчиком, которого вновь пришлось приводить в чувства.

— Снимите с него верхнюю одежду и принесите кинжал, — скомандовал сновидец рядом стоящим солдатам.

Вояки помедлили, удивились, тут же глянули на магистра. Но когда хозяин кивком подтвердил слушаться хромого, то они тут же засуетились, выполняя приказ.

Пленник до сих пор не видел в болезненном маге опасность, только плюнул в его сторону. Но он совсем не догадывался, что его вскоре ждёт…

Тот же способ выпытать из жертвы правду Безумец использовал на следопыте Инквизиции тогда, на озере Каленхад, ныне он повторил этот ритуал. И эффект был тот же. С увеличением безобразной раны на теле, пленный всё больше терял браваду, когда пальцы малефикара вцепились в рёбра, оцарапав их ногтями, он закричал.

И кричал он до тех пор пока мучитель не убедился, что больше пользы своими сведениями он не принесёт.

Кончилась и бравада, и смелость, и уверенность, что его спасут. По истечению недолгого и одновременно бесконечного времени этот не такой удачливый, как его соратники, вояка лежал на холодном полу, из последних сил откашливая кровь. Но хвататься за жизнь уже было бесполезно, поскольку применённая магия просто разрушила тело жертвы изнутри, и едва ли какой целитель смог спасти после такого ущерба.

— Cekorax… — ахнул Эйгон, на старом тевене обозвав сновидца палачом, пока тот, закончив работу, совсем обыденно стирал с рук кровь. — Он же использовал методику тайных ищеек архонта, — видимо, новость о произошедшей дуэли до командира не дошла, и поэтому умения хромого мага его особо сильно удивили.

Вирен же, напротив, промолчал. Ему было всё равно, что там использовал учитель. Подробности произошедшего он получил, убедился, что возможности сновидца он оценил верно, а остальное мужчину и не волновало. И уж, конечно же, его не волновала жизнь одного из похитителей его сына.

Ситуация прояснилась. В строго отведённый момент времени на сына магистра из Тени было совершенно нападение, что разрушило щиты, поставленные учителем, и позволило демону частично захватить контроль. Пока это не было одержимостью, мальчик просто оказался не способен сопротивляться голосу из Тени, последовал его приказу. Именно голос заставил его вечером покинуть собственную комнату и почти дом. Первыми заподозрили нечто неправильное маги-телохранители, почувствовали следы от рухнувшей с треском защиты, бросились искать ребёнка. Тогда бы всё благополучно и закончилось, мальчика бы ограничили в передвижении и стали дожидаться родителей, но вмешались посторонние, атаковав дом. Солдаты благополучно отбивались, всё-таки нападавшие оказались не грозной боевой единицей или убийцами магов, а обычными наёмниками, только вот ребёнок, ведённый демоном, в пылу неразберихи умудрился ускользнуть от охраны прямо в руки похитителей.

В то, что похищение произошло с целью дальнейшего шантажа или подрыва репутации магистра, Безумец уже не верил. Всё было завязано на болезни мальчика. Кажется, старый мэтр из Круга оказался прав, и в городе действительно орудует слабый, но хитрый демон, которому помогает маг, добровольно его призвавший или сам ставший уже одержимым. Именно этот демон и обострял болезни молодых магов.

— Неизвестный заказчик дал точные инструкции исполнителям, а значит, одновременное нападение и демона на мальчика, и наёмников — на дом не может быть случайностью, — теперь делился своими мыслями с магистром Безумец.

— Так же нападение было рассчитано с учётом твоего отсутствия в доме, поскольку никто другой своевременно не мог узнать о сломе защитных блоков и суметь их восстановить, — кривился Вирен от того, как же враг всё хорошо подготовил. — Но к чему такое открытое нападение, можно было выждать и найти более подходящий момент для похищения?

— Торопились. Ещё пару недель, и демон бы окончательно потерял связь с мальчиком.

— И что нам это даёт? — скептически хмыкнул Эйгон.

Теперь они знали подробности нападения, но едва ли это могло помочь поискам. Подосланные наёмники передали ребёнка доверенным людям заказчика около одного из входов в катакомбы. Большая вероятность, что его не попытаются вывести из города, но делу это не помогало, поскольку катакомбы пронизывают весь Минратос, и, куда увели мальчика, можно только гадать.

— Из-за спешки нападающими было совершенно достаточно грубых ошибок. Демон поступил очень неаккуратно, потерявшие стабильность силы мальчика снова должны заметно фонить. Я постараюсь изучить эти следы в Тени. Прошу дать мне несколько часов и возможность для сна.

— У нас нет для этого времени! — возмутился Вирен.

— Лорд Вирен, даже великие сомниари прошлого в полной мере управлять Тенью могли только во сне. В этом плане я от них ничем не отличаюсь. Тем более я советую и вам потратить это время на отдых. Уставшему магу намного тяжелее контролировать собственные силы, — Безумец дал почти дружеский совет, потому что на магистра без сожаления уже не взглянешь. Видимо, он всё-таки не рассчитал дозировку высококонцентрированного лириумного зелья.

— Мы можем опоздать, и мой сын уже станет одержимым!

— Так быстро демон им не овладеет, он слишком слаб, иначе бы ваш сын был одержим уже давно. Тем более не все мои защиты рухнули. На слом последних он тоже будет вынужден потратить время.

Хозяин дома в восторге от такого ответа, конечно, не был, желая уже сейчас отправиться на поиски. Только в дальнейшем он смолчал. Спешка бессмысленна, потому что им попросту некуда отправляться. Мужчина, конечно, послал своих людей к тому входу в катакомбы. Если им повезёт и они там хоть что-то обнаружат — хорошо, если нет (что вероятнее), остаётся только и надеяться на сновидца, а ему нужно время.

В конце концов Вирен согласился дать это время хромому магу и себе заодно. А то вдруг придётся отвоёвывать сына силой, а какой хоть из него сейчас боец?

Всё обсудив, Безумец направился на выход вслед за телохранителем, которому было приказано отвести его обратно в комнату, однако мужчина на несколько незначительных секунд задерживается, когда оказывается рядом с магистром.

— Демон не мог сам сломать защиту. Удар совершил кто-то отсюда, в непосредственный близости от мальчика, — эти тихие слова, озвученные шёпотом, предназначались только для лорда, поскольку подозрения о предательстве кого-то из жителей дома не должен услышать ни один житель дома.

Вирен понял эту секретность и только едва заметно кивнул. Но, разумеется, кивок не был формальностью, и маг с полной серьёзностью отнёсся к подозрениям сновидца.

* * *

С тех самых пор, как он попробовал побродить в воспоминаниях прошлого, самолично увидеть события Пятого Мора, а в итоге совершил ошибку по работе с духами и сильно наследил, вероятно, притянув ненужное внимание, Безумец старался очень аккуратно вести себя в Тени. Уж больно не нравились ему сны, которые отныне снились, своей закономерностью. Сложилось впечатление, что неизвестная сущность дремлющего мира потихоньку изучает его, чтобы найти самое опасное воспоминание и одним ударом захватить сновидца. И если это правда, а не просто его параноидальные мысли, то демон этот сильный и древний, поскольку столько времени скрываться от взора сомниари может только тот, кто с такими магами уже имел дело. Вот и Безумец, сколько бы ни пытался, не мог отыскать источник этих странных снов.

Именно эта неизвестность и держала в узде любопытство неугомонного учёного. Из-за чего даже попав в место, которое в нынешнее время (да и раньше — тоже) было основным оплотом магии, — Минратос — маг всё равно во многом сдерживал себя, не лез в дебри Тени. Но сегодня ему пришлось это сделать, применить свои знания, чтобы отыскать маленького мага в городе магов, как иголку в стоге сена. В восторге сновидец не был, но и не возмущался, в конце концов он сам на это подписался, сунул свой нос не в свои дела с надеждой, что его задумка о поддержке Кругов хотя бы частично увидит свет. Хотя сравнение его нынешних поисков с иголкой тоже неверно, поскольку аура мальчика ему была знакома, тем более от его сил, потерявших стабильность, опять фонило.

По времени сложно сказать, сколько у него ушло на эти поиски, поскольку в Тени нет времени, но сил было затрачено немало. Безумец даже порадовался своей предусмотрительности, что заранее договорился с нанимателем о безграничном доступе к лириумным зельям. А то после таких изысканий, ещё и проведённых в недопустимой спешке, он, проснувшись, сам будет выглядеть не лучше магистра.

Но зато такая спешка дала результат.

Однажды, всё больше удалившись вглубь Тени, Безумец наконец-то обнаружил знакомый след. Из-за неоценимой дали след этот был очень слаб. Видимо, ещё ребёнка держат под экранирующими или маскировочными амулетами или заклинаниями того же принципа действия. Но даже отсюда можно оценить состояние маленького мага. Что ж замученный отец может выдохнуть спокойно: его сын жив и в ближайшие время точно не станет одержимым — самые сильные блоки до сих пор сдерживают натиск демона. Узнав, что последняя линия обороны, сооружённая им, всё ещё работает, Безумец не мог не погордиться своим трудом. Увы, похвастаться этим в нынешнем мире ему было не перед кем: едва ли какой обычный маг вообще разберёт, что за руны он там наплёл.

Наблюдая за огоньком чужой магической природы, Безумец был в безопасности. Увы, этого результата недостаточно, чтобы хотя бы приблизительно, по ориентирам определить, в какой части города ребёнка запрятали. Так что пришлось аккуратно пробираться вперёд, чтобы очертания ауры стали чётче.

Приблизившись, мужчина обнаружил магические нити, что связали мальчика с существом из Тени. Ага, вот и следы виновника произошедшего нашлись. А демон оказался очень упрямый, всё никак не мог смириться, что нахрапом пробить паутину из чужих заклинаний ему попросту не хватает сил. Правда, что это за демон и где он находится, Безумец до сих пор не знал, но и не спешил это выяснять. Пусть уж до последнего существо не знает, что в его планы опять вмешались.

Хотя сейчас обстоятельства вмешались и в планы мужчины. На осторожного сновидца, который хотел узнать необходимое и уйти, вдруг нахлынуло нечто огромное. И если силы мальчика — это огонёк, то новые силы — это лесной бесконтрольный пожар. Буйство магии с непривычки могло ошарашить, напугать и оглушить. К счастью, Безумец справился, адаптировался к этой волне бесконтрольной энергии, однако когда понял, что произошло, не мог не удивляться. Это неожиданный порыв не был процессом самой Тени или атакой демона, это была даже не проснувшаяся метка, пока его тело в реальности спало, всё это безобразие исходило от мага… от мага ему подобного.

Безумец пытался собраться в собственных догадках. Источник этих сил точно маг, находится он в реальности и ещё не одержим. Он такой же похищенный, как и ребёнок, и находятся они оба в относительной близости? Очень на то похоже. Но эти силы… изуродованы. Источник некогда великих сил и возможностей ныне был… нет, ещё жив, жив физически, но вот его разум… сломан.

Забыв об осторожности и желании делать всё незаметно, Безумец постарался разобраться в этих волнах, что бесконтрольно разливаются по округе. Это не было ни атакой, ни каким-то осмысленным заклинанием. Кажется, эта вспышка стала всего лишь реакцией неизвестного на неожиданно обнаруженное вблизи присутствие другого сновидца, попыткой дотянуться, что-то сказать, молить о…

О спасении?

Нет, уже поздно. Разум жертвы необратимо сломлен, лишь последние проблески былой личности сдерживают наступление одержимости.

Скорее — о свободе, о долгожданном покое…

Разобравшись в этом, Безумец хотел ответить сородичу, чтобы творившийся хаос стих, больше не оглушал, и у мужчины появилась возможность получше во всё разобраться.

Хаос-то стих, но не сам, а оказался заглушен хозяином секрета и полностью исчез.

— Обычно в Тени всё происходит неспешно, безо всяких сюрпризов. Не сказал бы, что мне понравился новый сюрприз… но что-то в тебе есть, — раздался скучающий монотонный голос, позже показался и сам демон.

А вот и нашёлся один из ответов — виновник произошедшего, слабый, но коварный демон праздности. Смотря на жителя Тени, Безумец даже хмыкнул, потому что нисколько не верил его напущенному скучающему виду. Вопреки очень распространённому заблуждению демоны лени сами совсем не ленивы, а даже наоборот. Праздность самые хитрые из младших демонов, потому что из-за слабости предпочитают не вступать с жертвой в открытое противостояние, Желание коварнее, но они менее склонны к сложным хитросплетениям, и чаще давят на какие-то банальные природные желания, вроде похоти, что уж говорить про Гнев, которые за редким исключением едва разумны. И нынешний представитель лишь это подчёркивает. Мужчина уже не сомневался, что это тот самый демон, который и устроил в Минратосе эпидемию у детей с ослабленным контролем своих сил. Не в одиночку устроил, конечно. Действовать косвенно, исподтишка, незаметно доводить жертву до беспомощного состояния — это в стиле демонов праздности, но они слабее даже демонов желаний, и поэтому только в редких случаях могут нести массовую опасности, как Гордыня, Зависть, или уж тем более Кошмар, а, значит, ныне не обошлось без помощи со стороны.

Безумец не верил в спокойную манеру речи демона, хотя бы потому что это создание боится сновидца, забредшего на его территорию. Демон не то, что не видел в древнем маге аппетитную жертву, а даже соперника, потому что был уверен в своём поражении. И сейчас он старался просто отвадить любопытного сомниари. Мужчина так же оставался для него неизвестным, всего лишь кучкой энергии, потому что демон не осмелился лезть в его голову и воспоминания.

— Как твоё имя? Моё — Торпор, — начал любезничать житель дремлющего мира.

— Тебе его знать не обязательно, — магистр не повёлся на это, прекрасно зная, что демоны не способны к любезностям. Видимо, существо полезло в воспоминания подконтрольного ему мальчика и хотело через него по имени обнаружить и изучить вторженца.

— Как знаешь, — не изменяя себе в монотонности, ответил демон.

Убедившись, что новых хитростей существо не придумало, Безумец воспользовался тем, что его боятся, и вновь начал проникать на чужую территорию. Хозяин долго терпеть не стал и захотел его остановить.

— Тебе здесь делать нечего.

— Однако. Меня заинтересовал маг, который тебе не принадлежит.

— Этот маг принадлежал мне, мной он был найден раньше. Ныне он лишь спасён от вора, что ломает чужие старания.

— А если я захочу его получить? — Безумец всего лишь тянул время, а сам изучал окружение, как и планировал.

Сейчас ребёнка ему всё равно не освободить, не убив его и не сделав усмирённым: демон слишком сильно к нему прицепился. Чтобы мальчика спасти, нужно его найти в реальном мире, провести соответствующий ритуал, ослабив связь, и уже только потом думать, что с этим хитрым демоном праздности делать.

В Тени тяжело контролировать собственные эмоции, поэтому демон не поверил в серьёзность озвученных намерений.

— Не заполучишь, потому что он тебе не нужен. Ты всего лишь такой же маг… — не договорив, Торпор как-то подозрительно замер, изучил гостя, образно говоря, обнюхал его. — Или не маг. Ты пахнешь этим местом. Значит, не маг. Но и не как я… — тон демона сбился, выдавав, что его безразличие лишь напущено и на самом деле он боялся. — Уходи. Ты здесь ничего не найдёшь для себя, этот маг тебе не интересен, он слишком слаб, не для тебя, — пыталось существо спровадить подальше того, кого не могло понять.

Больше Безумец нервировать демона не стал, он уже узнал всё, что хотел. Надо возвращаться в реальность, порадовать результатами лорда, а самому подумать о случившемся. Почему слабый демон не признал в нём жителя недремлющего мира, неужели он настолько пропитан Тенью?

* * *

Стоял очень хороший день. Солнце дружелюбно светило над столицей могущественной Империи. А тёплый морской ветер неспешно плыл по улицам прекраснейшего города. Вся эта красота вместе со сладким запахом созревших фиников проникала в открытое окно светлого чистого помещения. Только вот юный маг, что лежал на кровати, едва ли мог увидеть хоть что-то хорошее. Он был бледен, истощён, выглядел болезненно после стольких-то дней проведённых в бессознательном состоянии. Он почти сливался с белым постельным бельём, и только его угольно-чёрные волосы пятном выделялись на фоне всей этой белизны. Такое же чёрное пятно было в душе юноши.

Смотря на белый потолок, маг безмолвно тонул в этой бездне. В голове его мелькали только воспоминания о той, кого он навсегда потерял. Его жизнь уже никогда не станет прежней. Однажды пошевелившись, маг в этом убедился. Его ноги отдали острой болью. Никогда он уже не сможет ходить нормально.

Сейчас его захватила апатия, безысходность. Но в первое своё пробуждение он был в ярости. Тогда, проснувшись и обнаружив себя в подобном беспомощном положении, юноша потребовал объяснений от крутившейся рядом рабыни. Глупая болтливая эльфийка рассказала слишком многое, чего только-только потерявшему всё человеку знать не нужно было. Как итог юноша прогнал рабыню, а сам в порыве отчаяния разбил стоящий на прикроватном столике графин с водой, и осколками порезал себе вены на руках.

Проснувшись вновь, юноша с сожалением узнал, что его успели спасти, перебинтовали запястья, а руки приковали к кровати, чтобы подобного не повторилось. А заместо болтливой рабыни, которую наверняка отправили на корм псам, ныне в комнате стояли грозные солдаты, следили, чтобы юнец не совершил ещё какую-нибудь глупость.

Как если не удачей назвать то, что в тот самый день, по тому самому участку тракта, на котором произошло нападение, передвигался и Верховный Жрец в окружении своей многочисленной охраны. Именно он обнаружил и притащил в город умирающего юнца. Кажется, кости его ног раздробились на сотни маленьких кусочков, такие травмы любой назвал бы несопоставимыми с жизнью, но целители Тевинтера совершили чудо. Влияние жреца и его состояние позволило собрать вокруг парня лучших мастеров целительного дела в кратчайший срок. В итоге маг не только был спасён, а как говорят, с трудом и после долгой реабилитации, но сможет даже ходить.

После всей проделанной работы, разумеется, ему никто не позволит просто так отказаться от жизни.

Когда-нибудь юноша оценит, что для него сделали. Но пока его утонувшее в горе и скорби сердце не желало этого спасения и этой жизни.

Однажды устало прикрыв глаза, он тяжело вздохнул, а тем временем по его бледному лицу побежали незримые слёзы.

Он не хотел этой жизни, ведь он не заслужил её. Не он должен был выжить. Не он.

Он был уверен, когда их нашли, она была ещё жива. Они должны были спасти её! Она должна была выжить и жить. Они оба должны были выжить… А не он. Не он, сильнейший маг, который на деле не смог защитить даже тех, кого любил, кому клялся…

Так нечестно… Так несправедливо… Так не должно было быть…

Но так было ожидаемо. Ведь юнец, которому пророчили великое будущее, намного ценнее. И он, бежавший от отцовских планов на собственную жизнь, снова стал лишь частью чьих-то планов. Жрец Тишины не из благородства же пошёл на такие траты ради его спасения.

Так и проходило время в безмолвных ожидании и раздумьях, пока однажды покой мага, за один день потерявшего всё, не был нарушен.

Даже если в лицо не знать главных религиозных деятелей Империи, едва ли можно ошибиться при встрече с ними. Зашедшего в комнату мужчину уже весьма почтенного возраста невозможно было ни с кем перепутать. Слишком уж богатой была его одежда и слишком статен вид. Маг, которому фактически принадлежит Империя, простираемая почти на всех известных землях, не мог себе позволить выглядеть никак иначе, как живая статуя, сошедшая с постамента. Он великий и недосягаемый, ведь он голос самого Думата. Он страшный и ужасный, ведь враги должны бояться величия Синода. Он беспощадный и коварный, ведь жрецы часть политической силы Тевинтера. Он манипулятор и прекрасный оратор, ведь работать с толпой надо уметь аккуратно. Он могущественный маг-сновидец, как бы подтверждающий, что боги всегда награждают верных их воле. И он мудрый и добрый дядюшка, который готов направить на путь истинный свою паству и всех верных Древним Богам.

При любых других обстоятельствах юноша испытал бы трепет, даже испуг от встречи со столь, без преувеличений, легендарной личностью, но сегодня он только отвернулся. Это возмутительно. За подобное пренебрежение Жрец вправе убить на месте оскорбившего его имперца. Но парня ныне смерть не страшила. Хотя, конечно, никто его не убьёт и это очевидно, ведь верный Думату столько средств потратил на его спасение.

Но ныне сам старик выразил милосердие. Мужчина не стал отчитывать юнца ни за прошлую, ни за нынешнюю выходку, понимал, что он едва ли способен сейчас думать здраво. Серьёзно поговорят они позже, а пока что жрец решил объяснить юноше, что от него ждёт. Как и ожидалось, это спасение не благородство. Старик посчитал их случайную встречу благословением богов и их волей, а юнца, ныне без рода и хромого, но всё с тем же огромным магическим потенциалом, буквально посланного ему. Он загорелся желанием воспитать своего наследника так, как угодно именно ему, чтобы однажды юнец обошёл всех соперников и занял место следующего Верховного Жреца, продолжив дело своего наставника и предшественника. Ну, и конечно, выпускать из собственной семьи мага с такой хорошей родословной он так же не планировал.

К этому плану юноша отнёсся всё так же с равнодушием, ему было всё равно. Этот жрец не первый, для кого он всего лишь часть плана. Парень смирился, только одна навязчивая мысль не давала ему покоя.

Собравшись с силами, молодой маг заявил, что если ему позволят выжить, то он никогда не передумает мстить и однажды убьёт тех, кто и уничтожил его жизнь. Думал юнец, что жрецу не понравятся такие слова, он будет его отговаривать или грозить гневом богов за помыслы об убийствах.

Но оказалось, что старику было важнее иметь в учениках и родственниках мага подобного невообразимого потенциала, чем жизни каких-то неизвестных глупцов. Если жажда мести, это единственное, что заставит потерявшего смысл жизни юнца подняться и двигаться дальше, а не резать вновь себе руки, то пусть будет так.

Чтобы в этом мире что-то значить и больше не повторить своей ошибки, приведшей к катастрофе, нужно учиться, совершенствовать себя, становиться сильнее. Юный маг отдаёт годы жизни на раскрытие своего таланта, подчиняется во всём новому наставнику, а взамен, когда он решит, что время для мести пришло, правосудие Империи закроет глаза на несколько жестоких убийств. Такое предложение сделал старый Жрец, и Фауст дал согласие…

Глава 28. Дела семейные

Работа в Тени, проведённая обученным сновидцем, оказала неоценимую помощь в поисках похищенного ребёнка. Безумец смог сузить область поиска вплоть до одного района города, однако и этого оказалось недостаточно для моментальных ответных действий. Область-то сузилась, только вот в её пределах всё ещё оставалось немало поместий богатых жителей города. По ощущениям, в каждом таком доме находился хоть один амулет, артефакт или защитная руна, которые в общей своей массе сильно искажали окружение, мешая сновидцу точно сказать, где находится мальчик. И это только на поверхности. А если вспомнить, какие многоуровневые лабиринты катакомб пронизывают весь Минратос, то и вовсе хотелось хвататься за голову от масштаба поисков. Так что, как бы магистру ни хотелось обратного, но спешить было бессмысленно.

Долгие часы следующего дня маги простояли перед картой города и собирали список тех семей, чьи дома находились в той самой области, чтобы решить, кто же всё-таки устроил похищение. Обсуждение вышло тяжёлым, поскольку торопиться и ошибаться было нельзя: один их неверный ход и ошибка спугнут виновника, заставят затаиться и нанесут ущерб репутации генерала.

Как итог их планирование затянулось вплоть до вечера, но безрезультатным его не назовёшь.

Взяв всех своих людей и запросив ещё нескольких солдат из гарнизона, нынешним вечером магистр Вирен совершил неожиданный визит в дом одного из своих магистерских коллег. Сработали «гости» слажено и быстро. Охрана и сами хозяева не успели опомниться, как здание было оцеплено, а командующий уже имел свободный доступ.

То, что похищенный мальчик сокрыт во владениях магистра Анодата, никто не был уверен. Были лишь догадки, которые в основном выдвигал Безумец. Мужчина руководствовался своими наблюдениями со встречи. Именно этот магистр первым попадал под подозрения в союзе с опасным существом из Тени, если вспомнить искусственную природу его новых сил и рук, жизнеспособность которых же поддерживал кто-то посторонний.

Именно с обвинением в сотрудничестве с демоном, который доводит до одержимости юных магов в Минратосе, Вирен и нагрянул в дом коллеги. Это обвинение очень серьёзное, если оно подтвердится, магистра не спасут ни его заслуги в борьбе с венатори, ни покровительство архонта: да архонт сам на него и ополчится.

Правда, эти доказательства для начала ещё нужно найти. А времени у вторженцев было немного: Анодат наверняка уже отправил гневное извещение своим не менее влиятельным родственникам и слезливое письмо покровителю с просьбой разобраться с распоясавшимся армейцем. И если гвардейцы архонта прибудут раньше, чем доказательства будут найдены, то Вирена будет ждать тот самый удар по репутации и службе, которого он так старательно не хотел допускать.

В результате ответственность за новые поиски легла полностью на сновидца. Не хуже других магистров понимая весь риск, Безумец был вынужден в спешке обследовать территорию поместья. И спокойно заниматься своей работой ему не давали: его наниматель попятам ходил за ним, нетерпеливо требуя поскорее доложить о прогрессе в поисках. Поддавшись на уговоры вторгнуться в дом именно этого семейства, Вирен же фактически полностью вверил собственную судьбу в руки хромого мага, поэтому он очень сильно нервничал и не хотел упускать учителя из виду. Безумец хоть и понимал причину такой дотошности лорда-магистра, однако меньше от этого она его раздражать не переставала.

— Магистр Вирен, ваш поступок вышел за всевозможные рамки допустимого. Вам не позволено здесь находиться. Немедленно покиньте нас, иначе вы будете вынуждены ответить по всей строгости за вторжение на частную территорию и ложные обвинения.

Сильнее дотошности нанимателя Безумца раздражали только непрекращающаяся гневная тирада хозяина дома, который так же попятам следовал за ними двумя, создавая для солдат обоих сторон презабавную картину.

— Господин Анодат, я вам советую быть крайне осторожным в своих словах. Вам выдвинуты обвинения в сговоре с опасным демоном, поэтому всё, сказанное вами, в дальнейшем может быть использовано против вас.

— Ваши обвинения столь же абсурдны, как и ваша компетентность. Не думайте, что вам это сойдёт с рук! — оскалился магистр, вцепившись гневным взглядом теперь в хромого мага. Отчасти пугать страшным возмездием Вирена было бессмысленно, поскольку стереть всё его влияние не способен даже архонт, зато вот Безумец в глазах любого магистра будет легко досягаемой целью, беззащитной. — Как только Архонт Радонис узнает…

— Как только архонт Радонис узнает, вам, господин магистр, придётся рассказать о сговоре с сущностью из Тени, которая и поныне поддерживает жизнеспособность ваших рук… Или уже не ваших? — теперь настало время скалиться Безумцу, но, не как Анодат, от злости, а чтобы скрыть за оскалом довольную улыбку до самых ушей.

Говорить о таких подробностях было очень рискованно, но мужчина решил пойти на этот риск, лишь бы настырный хозяин дома замолк хоть на несколько минут. Всё равно, если окажется, что он ошибся в своих подозрениях и похищенного мальчика они здесь не найдут, проиграет и он, и его наниматель. Но если же окажется, что эта семейка действительно замешана в похищении, то уже будет не столь важно, что там сказал хромой маг и откуда он это узнал.

Намёк на инородное происхождение рук, спрятанных под высокими перчатками, никто из посторонних не понял. Анодат не выдавал правдивых подробностей рокового для него противостояния. Он громогласно хвастался перед коллегами о неравном поединке с мерзкими венатори, из которого вышел победителем ценой сильных ожогов, но никогда бы он не сказал, что с позором проиграл дуэль какой-то молоденькой рабыне, за что и поплатился ампутацией обоих рук.

— Да… да…

«Да что ты себе позволяешь, дворняга?!» — кажется, именно это хотел воскликнуть магистр в ответ сновидцу, да только все слова терялись вместе с воздухом, который он глотал, словно выброшенная на сушу рыба.

Сейчас для Анодата была прекрасная возможность перетянуть всё внимание на хромого сновидца, обвинив того в сговоре с Венатори. Только девчонка-рабыня могла рассказать, что же на самом деле тогда произошло. Но мужчина эту возможность упустил, потому что на самом деле услышанное его шокировало.

Если про руки ещё можно было узнать у венатори, то, как безродный маг так точно определил «существо из Тени», магистр никак не мог понять.

«Откуда ему известны такие подробности? И что ещё он мог знать?» — эти мысли и вогнали подозреваемого в оцепенение.

Хотя даже после долгих размышлений он так и не догадался, что перед ним сновидец.

Если до этого Анодат видел в хромом маге всего лишь верную собачку, которого Вирен притащил с собой, потому что сам солдафон почти не разбирался в магии с научной стороны, то теперь всё внимание магистра было направленно на безродного. И чем дольше он смотрел, тем больше пылкость мыслей заменялась на смиренность. Просто обозвать мага «дворнягой» и высмеять все его слова магистр не осмелился, потому что был на том собрании и прекрасно помнил, чем закончилась зрелищная дуэль.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — когда же мужчина наконец-то смог собраться с мыслями, он постарался ответить наиболее нейтрально, чтобы не спровоцировать конфликт с превосходящим его по силе магом.

В тот момент насторожился Вирен. Мимо его острого взгляда не прошло, как подозрительно растерялся соперник на, казалось бы, обычную провокацию. Это могло говорить о существовании той как раз искомой ими тайны. Также он заметил нехорошие намерения во взгляде. Если Безумец действительно задел за опасный секрет и уже близок к истине, то подозреваемый может и напасть, чтобы в порыве отчаяния постараться избавиться от обвинителей. В ожидании этого генерал тут же дал незримый приказ своим людям приготовиться и сам покрепче перехватил боевой посох. Теперь в случае неизбежности стычки мужчина был уверен в своей победе, ведь в его подчинении прошедшие армейскую муштру солдаты, а у местных всего лишь набранные по объявлению дилетанты. Последнее ожидаемо, поскольку известно, что это семейство предпочитает тратить казённое золото на собственное увеселение, а не защиту.

Сам же Безумец хоть и оценил возможного оппонента, но особо за ним не следил. В его глазах этот маг ничем не выделялся: ни магической силой, ни талантом. Типичный магистр, беспричинно надменный, самоуверенный и самовлюблённый, которому просто повезло. Повезло родиться в древнем роду альтуса, повезло унаследовать место в Магистериуме от отца, повезло иметь такое влияние семьи, страх перед которым мешает наконец-то хоть кому-то выступить открыто с заявлением, что казённые деньги идут далеко не на обслуживание гномских джаггернаутов. Сам же из себя этот маг ничего не представляет. Боятся его только, потому что слепо верят, что магистр не может быть слабым, — на деле же его одолела молоденькая рабыня. А умный он, лишь потому что получил хорошее образование, но учёный из него, как из младшего Нихалиаса, — никакой… Хотя такой уж он и умный?

Безумец хмыкнул: сложно назвать мага умным, если он заключил с демоном сделку не на своих условиях. Демон-то его руки спас, но и поныне только от его магии зависит их жизнеспособность. Значит, стоит этой магии исчезнуть, и магистр погибнет. А сам Анодат об этом, кажется, даже не догадывался.

Пока ещё вторженцы не нашли ни подтверждение, ни опровержение своим обвинениям, но Безумец уже позволил себе предположить, что одержимость и похищение его подопечного — полностью задумка хитрого демона, а сам магистр выступает только в роли исполнителя, едва ли задумываясь об опасных целях твари.

Теперь мужчина потерял последний интерес к непримечательной личности магистра и вернулся к своим обязанностям. К счастью, пока все пребывали в задумчивости, Безумец получил желаемую тишину и продолжил исследовать подвальные помещения поместья.

* * *

Наверное, кто-то из телохранителей подумает, что искать что-то магической природы надо там, где этой магией фонило — в семейном хранилище, — но Безумец размышлял иначе. Мужчина предположил, что под место заточения похищенных выделили закрытую область катакомб, в которую было бы удобно попадать прямо из дома по несколько раз на дню. А хранилище хоть и самое защищённое место в доме, но с точки зрения необходимости в частом проходе неэффективно. Вряд ли бы даже самый параноидальный магистр хотел каждый раз деактивировать огромное количество защитных артефактов и ловушек, когда ему вновь понадобится повидать пленника. Скорее он выберет какой-нибудь неприметный проход, через который ему самому будет удобно ходить без лишней мороки.

Именно этот проход и искал сновидец, торопливо обходя подвальные помещения и опираясь на направление, в котором, ему казалось, находится похищенный мальчик.

Так однажды он забрёл в винный погреб. Прохладное тёмное помещение оказалось большим. Безумец не без ухмылки отметил, куда в том числе ушли казённые деньги: вина хранились здесь до соблазна дорогие. Так же магу бросилось в глаза, что тупиковая комната выглядит слишком уж чистой для помещения, в которое по идее изредка должны спускаться лишь слуги за вином для хозяев.

И пусть этой странности можно было найти разумное объяснение, но Безумец уже точно был уверен в своих подозрениях, поскольку именно здесь начал особо нервничать следующий за ними Анодат. Точнее внешне он держал всю ту же магистерскую надменную мину, но сновидец чувствовал, как заволновалась над магом Завеса. Кажется, он из последних сил держался, чтобы не призвать атакующее заклинание. Уж не потому ли, что вторженцы найдут правду быстрее, чем прибудут силы архонта, которые должны были разобраться с якобы произволом генерала?

И волновался магистр не зря. Спустя несколько минут главный зачинщик этих поисков уже остановился в тёмном углу, напротив конкретной стены. Снова мужчина, слишком сильно уж ушедший в заумные раздумья, стал выглядеть комично, когда стоял и столь серьёзно смотрел на непримечательную стену. Но самого Безумца свой вид со стороны не волновал: он был полностью завлечён своей находкой и радовался ей. Вскоре, положив руку на каменную стену, хромой маг улыбнулся.

Безумец знал множество способов организации потайных ходов от банального шкафа, закрывающего дыру, и до хитроумных механизмов сродни гномским. Но на этот раз он наткнулся на магическую иллюзию прямиком из Элвенана. В начале своего путешествия по новому миру мужчине уже встречались в чудом обнаруженном эльфийском хранилище древние способы защиты, из-за которых сопровождающая его долийка чуть не улетела в пропасть от своей жадности. Пусть то, что он сейчас видел, и близко не сравнится с той самой хитрой лестницей, а уж тем более с иллюзиями времён расцвета эльфийской империи, но иллюзорная стена всё равно представляла интерес. Что ж магистр оказался не совсем бездарен. Хотя, конечно, эту технологию Анодат не воссоздал с нуля по древним манускриптам, а всего лишь действовал согласно записям своего предка.

Под свежими руническими рисунками мужчина разглядел следы от старых рун, которые чертил когда-то давно воистину талантливый исследователь, сумевший понять какую-то часть великого иллюзорного искусства. Безумец испытал гордость за своего единомышленника и укол профессиональной ревности, поскольку ему в своё время так и не удалось разобраться в этой эльфийской технологии.

И хотя хромой маг не умел создавать такие заклинания, но обнаруживать и разрушать — вполне. Тем более это же не настоящая эльфийская иллюзия, а просто людская подделка, созданная по известным ему законам маги. Так что, когда сновидец закончил любование, с его руки сорвалось заклинание холода, которое мигом заволокло всю фальшивую стену.

Когда иллюзия была схвачена коркой льда, хватило одного удара набалдашником трости, чтобы стена крошкой осыпалась под ноги умному магу, явив всем коридор в неизведанную ранее область катакомб. Оборачиваться Безумец не стал, поскольку и так был уверен, что с его стороны многие оказались удивлены, в том числе и сам командир, поскольку едва ли кто-то из них вообще встречал подобную магию.

Несмотря на своё вроде бы отстранённое изучение очередной заумности Безумец всё равноочень внимательно следил за окружением, не хуже Вирена понимая, что если правда вскроется, от них постараются избавиться. От него, главного умника, в первую очередь. И это произошло.

Стоило фальшивой стене рухнуть, как в ту же секунду в сновидца влетает пугающий белый шар из смеси молний, огня и голой энергии гнева. Точнее влететь и испепелить в прах он должен был по задумке заклинателя, на деле же шар врезался в моментально воздвигнутую защитную магическую стену и разлетелся яркой вспышкой изначальной энергии. Лёгкий порыв ветра от вспышки лишь колыхнул полы мантии и длинные волосы древнего мага.

С этого момента должна была завязаться потасовка. Безумец обернулся, чтобы в ней поучаствовать и поскорее прекратить бессмысленные попытки магистра им помешать. Но его участия не потребовалось, поскольку сражения вообще не было. Пока один маг разбирался с пущенным в его сторону смертельным заклинанием, второй — воспользовался тем, что атаковали не его. Вирен среагировал молниеносно, не стал размениваться на иллюзию честного поединка или тому подобное, а тут же рывков подскочил к уже точно, по его мнению, похитителю и со всей скопившейся ненавистью врезал (именно врезал, а не ударил) по лицу. Даже сомневаться не приходится, что этот удар от тренированного вояки сразу отправил Анодата в бессознательное состояние на пол.

Безумцу хотелось посмеяться от увиденного. Казалось бы, магистр заручился помощью демона, стал сильнее, а рядом были его телохранители, но хватило одного единственного грубого удара, чтобы вся его «могущественность» оказалась на полу. Однако улыбка так и не появилась, а сновидец поспешил отвернуться от напоминания, что одна его ошибка, один слишком близко подпущенный к себе противник и из-за физической слабости один похожий удар способен низвести десятилетия, которые он потратил на накопление знаний и сил. Даже шрам на губе заныл, хотя давно уже зарос и сохранился лишь в очертаниях.

Телохранители не спешили отстаивать честь своего хозяина. Во-первых, они не хотели ещё больше гневить магистра-командующего, а, во-вторых, они правильно оценили свои силы против двух сильнейших магов и тренированных армейцев. Так что солдаты только обступили нанимателя, чтобы его не убили, но больше никаких действий не предпринимали. Вторженцам этого было достаточно.

Убедившись, что ситуация под контролем и хромому магу не нужна помощь после внезапной атаки на него, лорд Вирен начал раздавать команды. Местным солдатам он приказ унести хозяина наверх и там дожидаться прибытия «помощи» от архонта. Телохранители против не были и даже поспешили такой приказ исполнить, желая оставаться в стороне от всех этих магистерских разборок. Своим солдатам командир приказал оцепить погреб и до его распоряжения никого не впускать и не выпускать. Сам же мужчина направился к открывшемуся проходу.

Вирен очень серьёзно отнёсся к прошлым словам сновидца о вероятном предателе в доме, поэтому с собой позволил идти только ему.

* * *

Несмотря на то, что пока они не добились окончательного успеха в поисках, вниз по потаённому ходу они спускались победителями. После, без преувеличений, тяжелейшего дня двум магам просто хотелось чувствовать, что они уже близки к победе. Безумцу в том числе хотелось поскорее подтвердить, что он всё сделал правильно, не допустил ошибку в расчётах и обвинении. В противном случае удар бы по собственной гордости был бы даже сильнее, наверное, чем удар по репутации магистра.

Спускались по тайным катакомбам они недолго и вскоре наткнулись на две дороги, в результате чего разделились. Вирен умчался в ту сторону, где чудились чужие голоса стражников, есть вероятность, приставленных охранять похищенного ребёнка. Безумец его останавливать и призывать к осторожности не стал и идти следом — тоже. Если магистр не справится с охраной или попадёт в ловушку, ну что ж, его проблемы, надо было быть сдержаннее — такая бездумная спешка быстрее спасти сына не поможет. Сам же сновидец, поддаваясь своему восприятию, пошёл по другой дороге.

В этом месте хромой маг наконец-то смог разобраться в хаосе энергии, что был в Тени. Отделил ложные эманации, которых создавали экранирующие амулеты, расположенные на территории других знатных жителей Империи, в их хранилищах, и огромное множество других магических творений. Тогда Безумец наконец-то мог сказать, сколько амулетов-экранов или заклинаний, схожего принципа действия, использовало это семейство, чтобы скрыть от посторонних след похищенных магов. И такое количество вызывало любопытство. В Круге ему сказали, что пропадали (теперь известно, что их похищали) только молодые маги, а, значит, для таких мер предосторожности просто не было причин. Тогда сновидец сделал предположение, что все эти экранирующие заклинания сдерживают следы ауры кого-то другого, посильнее магов вроде похищенного сына магистра.

Анодат, однозначно, задумал что-то крупное. И сейчас Безумец шёл, как ему казалось, как раз в сторону этого крупного.

Гуляя по катакомбам этого семейства, Безумец ловил себя на мысли, что логика расположения помещений схожа с тем, что он видел в доме Вирена. Видимо, подвалы двух семейств наиболее активно использовались в одну и ту же эпоху. Следовательно, здесь также должна быть комната для ритуалов и жертвоприношений, а также тюремные помещения, в которых будущую жертву и держали. Именно помещений этого типа мужчина не досчитался во время поиска, поэтому предположил, что тайный ход к ним и вёл. Похищенного мальчика отвели туда, где исконно были созданы все условия, чтобы о несчастных заключённых никто и никогда не узнал и не услышал, а вот для самой важной цели выделили целое ритуальное помещение.

В своих догадках маг скоро убедится, но до этого его блуждание по древнему коридору было прервано, когда перед входом он обнаружил защитные стихийные мины. Наступишь в такую, и в лучшем случае без ноги останешься, а в худшем — вспыхнешь словно свечка. Чтобы обезвредить рисованные рунами мины и прочистить себе путь вперёд, хоть и понадобилось время, но особых трудностей не составило. Даже хорошо, что сюда пошёл он один, а то бы его наниматель с лёгкостью мог в такую ловушку попасть: уж слишком хитроумно она была создана. Кажется, Анодат использовал все свои знания, чтобы не позволить пройти дальше постороннему и не увидеть главный секрет. Конечно, в совокупности все эти факты очень заинтриговали сомниари, и ему не терпелось поскорее пробиться вперёд, чтобы первым увидеть правду.

Как оказалось, хитроумные руны были единственным средством защиты. Хозяин сюда даже собственных телохранителей не допустил. Так что, когда с защитой было покончено, Безумец наконец-то вошёл в просторное помещение. И… да, он угадал, это действительно было ритуальное помещение, с каменным постаментом посередине, которое так же, как и в доме Вирена, не использовалось, наверное, со времён Первого Мора. Хотя сейчас здесь находились не только паутина и пыль, и комната, можно сказать, как раз-таки использовалась по назначению.

Безумец нашёл все ответы на свои вопросы, когда увидел, кого здесь запрятали за множеством амулетов и защитных рун. В темноте и холоде комнаты на том самом алтаре лежал обнажённый молодой маг, у которого отсутствовали руки по предплечье. Вот, значит, кем пожертвовали, чтобы магистр выжил. Но это ещё не всё.

Подойдя к бесчувственному телу, Безумец присмотрелся. Этот парень знаком ему не был, но с установлением личности у мужчины проблем не составило. Теперь понятно, зачем нужно столько скрывающих заклинаний — да в Тени от силы парня прямо-таки разит! Совершенно точно: перед ним маг ему подобный, сновидец. А ныне в Тевинтере был лишь один сомниари, что прибыл на обучение из Киркволла и который не так давно, по официальной версии, свалился с моста и утонул.

Не утонул. Оказалось, что всё было подстроено и под видом несчастного случая его похитили, чтобы им пожертвовать на благо магистра. Безумец вздохнул от досады. Умный ход со стороны Анодата, поскольку лучшего донора и представить нельзя. Только вот отдать жизнь сновидца ради жизни очередного чванливого отпрыска магистерской семьи… Мужчине казалось это диким и неправильным.

Но ничего не поделать, так Тевинтер распорядился своим великим наследием. Мальчика уже не спасти.

Безумец аккуратно коснулся тела жертвы. Тёплый, дышит. Но он не жив. Теперь носитель метки нашёл источник тех неконтролируемых сил, что нахлынули на него во время поисков в Тени. Как он правильно предположил ещё тогда, разум «источника» сломлен. И тот призыв о помощи был лишь последней просьбой умирающей личности, наконец, прекратить его страдания.

Ведь умереть ему не дают, продолжая поддерживать тело с помощью восстановительных чар в виде рун, которые были вокруг него нарисованы, и лечебных зелий, пустые склянки от которых валялись под ногами.

Но зачем ему поддерживают жизнь? Кажется, молодой сновидец магистру был уже и не нужен, но зато нужен демону, которого Безумец повстречал в Тени. Хитрый демон праздности захотел завладеть сновидцем и пошёл на сговор с магистром, которому как раз требовалась помощь хорошего знатока магии крови. Но так как существо из Тени оказалось слишком слабо, чтобы тягаться со своей жертвой напрямик, оно избрало путь бесконечных истязаний, пока маг не сдастся. И результат действий демона, почти добившегося успеха, Безумец мог наблюдать сейчас перед собой — ещё чуть-чуть и сновидец будет окончательно сломлен и станет одержимым.

К чему тогда нужна история с подчинением и кражей молодых магов из города? Кажется, демон решил на них тренироваться. И сын командира ему был нужен, чтобы научить подчинять магов с куда более богатой магической родословной, когда он понял, что слабые маги из бедных семей ему уже бесполезны.

И самое интересное, что демон преуспевал во всех своих задумках.

Безумец не мог не дивиться, что обычный слабый демон в погоне за желанием завладеть сновидцем смог провернуть такие схемы, вступить в сговор с жителем недремлющего мира. Да не каждые Страх или Зависть способны на подобное, а они ведь на целые порядки могущественнее Праздности. Вместе с тем мужчина всё никак не мог определиться, кто в этой истории ему отвратен больше: демон, который всего лишь следовал своей природе, или недальновидный и легкомысленный магистр, из-за действий которого Минратос чуть не столкнулся с мощью одержимого сновидца.

С такой знатью, сидящей у власти, Империи и враги не нужны.

Древний маг вспомнил Феликса, сына магистра Гериона Алексиуса. Этот мальчонка стал олицетворением несправедливости, что творится в мире. Его голова была наполнена светлыми мыслями и идеями, глаза горели от решимости, а сердце хранило безграничную любовь к такой неидеальной, но всё же своей Родине. Он, умный образованный и талантливый, мог стать будущим Империи, а не очередным зазнавшимся магом, который не видит дальше собственного невежества. Но судьба не дала этому цветку раскрыться, уничтожив его. И теперь перед Безумцем лежал ещё один нераскрывшийся цветок. Если бы его потенциалом правильно распорядились, если бы помогли развить его способности… Да, возможно, этот юноша и не хранил в себе революционные идеи, но могла помочь его кровь. Хотя бы кровь. Уж не Тевинтеру, который всю свою историю занимался «разведением» магов, отбраковывая слабых и ненужных и сводя детей могущественных семей, рассказывать, насколько ценна кровь сновидцев. Но судьба не спасла и этого мальчика, позволив какой-то влиятельной бестолочи его безнаказанно похитить и использовать, словно материал, словно… incaensor.

Безумец невольно вспомнил, как часто он становился предметом насмешек и осуждений из-за своего собственного нежелания служить Древним Богам. А почему он должен желать им служить? Если боги равнодушны к судьбам таких светлых личностей, но при этом всячески способствуют восхождению тех, чей путь устлан телами невиновных, вроде самого Безумца, Старшего или любого другого магистра, то зачем такие боги вообще нужны? Это касается как богов-драконов, так и Создателя, который не сберёг свою самую верную подданную — Верховную Жрицу — и ещё несколько тысяч святых, отчаявшихся и невиновных, что пришли на Конклав в надежде, что получится остановить кровавую безумную войну между храмовниками и магами…

Прервать тяжесть своих дум Безумца заставили раздавшиеся шаги чуть ли не бегущего сюда магистра. Похоже, его также ждал успех в поисках. Хромой маг в этом убедился, когда Вирен наконец-то оказался в помещении, держа своего сына на руках. Мужчина так спешил отыскать «напарника», чтобы тот поскорее помог мальчику, ныне всё ещё пребывавшему в бессознательном состоянии, что даже запыхался. Только когда сновидец был найден, Вирен позволил себе остановиться и вспомнить, что он тут самый великий магистр-альтус, поэтому тут же поспешил спрятать растерянность и страх за состояние сына за маской грозности и высокомерия.

Безумец, оценил командира, увидел кровь на его доспехах и посохе и сделал вывод, что в тюремных камерах он вдоволь отыгрался на представленных к мальчику солдатах, которые никак не ожидали, что к ним ураганом залетит разъярённый магистр.

— Что это ещё такое? — хмыкнул Вирен, когда подошёл к алтарю и увидел странного юнца без рук.

— Это то самое доказательство, что господин Анодат прибегнул к магии крови и помогал призванному демону завладеть сновидцем.

Довольный оскал магистра прекрасно описал, насколько же огласка этого «доказательства» ударит по виновнику. Несмотря на все недавние заслуги Анодата даже архонт не посмеет закрыть глаза на такие факты. Официальное клеймо «малефикара» и так является сильнейшим ударом по репутации даже в Империи, а тут ещё обвинение в организации опаснейшей диверсии, когда страна и так находится в военном положении, в кризисе и хаосе. Несомненно, за подобное магистру светит казнь.

Впрочем, погреться на лаврах победителя, раскрывшего террористический замысел изменщика родины, лорд Вирен успеет позже. А пока что нужно было спасти собственного сына.

— Что с ним? Ты говорил, что твоя защита выдержит и мы успеем! — воскликнул командир, не заимев успеха в попытках привести сына в чувства.

— И я вас не обманул, лорд Вирен. Разве вы видите перед собой изуродованное тело одержимого?

Магистру такой задорный тон не понравился, он пуще нахмурился. Но Безумца особо и не заботило мнение нанимателя, он пребывал в приподнятом настроении, поскольку смог удачно завершить самую сложную часть сегодняшней поисковой операции — собственно, сам поиск. Теперь, как он считал, дело осталось за малым.

— Ваш сын не одержим, но в данный момент в Тени он продолжает борьбу за свой разум с демоном.

— Что за демон?

— Демон праздности.

Вирен даже обрадовался, что им попалась слабая теневая сущность.

— На вашем месте я бы не считал это поводом для радости. Вопреки своей слабости, этот демон упрямее и хитрее даже некоторых демонов гордыни. Необходимо окончательное уничтожение существа, иначе угроза как для вашего сына, так и для города останется.

— Раз сейчас он выдал себя и близко к Завесе, значит, мы можешь его убить, воспользовавшись связью с моим сыном?

— В качестве одного из решений — можем.

— Так выполняй!

— Если использовать столь грубое решение и убить демона без предварительной подготовки, то с его смертью оборвётся связь мальчика не только с ним, но и с Тенью, в результате чего ваш сын станет усмирённым. Лорд Вирен, вы уверены, что хотите именно этого? — Безумцу не понравилось, что магистр, едва сведущий в магической науке, смеет ещё что-то приказывать, из-за чего ответил он очень грубо.

Подействовало. Слова о возможном усмирении своего наследника мигом поубавили пылкость магистра, и тот даже притих. Ссориться с тем, от кого зависело, вернётся ли его сын в реальный мир живым и неусмирённым, Вирену тут же расхотелось.

— Что ты предлагаешь? — уже гораздо покорнее произнёс мужчина.

Безумец был доволен, что снова командует спасением ребёнка. Забыв о споре, маг подошёл к смирно лежащему на руках отца мальчику, положил руку ему на голову и сосредоточился на изучении его состояния, чтобы точно не ошибиться со способом спасения.

То, что маг опять бессмысленно, как ему казалось, тянет время, Вирену не нравилось, но сейчас он предпочёл молчаливо ожидать, чем спорить и мешать. Есть ли смысл вообще спорить с тем, кто смог отыскать в огромном городе магов одного маленького мага и так точно указать на виновника? Лорд и поныне не понимал, как безродный смог всё это провернуть. Впрочем, подивится и всё обдумает он тоже как-нибудь потом, когда любой причастный к похищению будет публично повешен, а его сын живым и здоровым вернётся домой.

— К счастью, демон пока не догадывается о нашем присутствии — мы можем застать его врасплох, — спустя какое-то время сновидец вышел из транса и сообщил итоги своих наблюдений.

— Ты про ритуал, который позволяет войти в Тень и сразиться с демоном на его территории? Так для его исполнения нужен с десяток магов! — возмутился Вирен, проявив всё-таки некоторую осведомлённость в магической науке.

— Смею предположить, что такое количество магов используется исключительно из соображений безопасности. В теории ритуал может выполнить и один, тем более с применением магии крови, — поправил его Безумец. — Однако данный ритуал остаётся одним их самых опасных: магу придётся в одиночку пройти искушение и бросить демону вызов на его территории, поэтому применяют его в крайнем случае, когда жертва уже фактически одержима и другого выбора не остаётся. Так что нет, милорд, я бы предпочёл не идти на такой риск, тем более против столь хитрого демона.

— Тогда что? — командира спокойствие, с которым его собеседник опять приступил к заумным речам, ужасно раздражало, но он, однако, продолжал по-магистерски держаться достойно.

— Совершить призыв. Если призывающая магия окажется достаточно сильной, демона буквально вырвет в реальность вопреки его желанию, разорвав его связь с ребёнком. Но в этом случае нам придётся с ним сразиться.

— Для призыва такой силы снова требуется поддержка магов!

— Или магия крови. Этих свойств для ритуала вполне хватит, — указал Безумец на умирающего сновидца на алтаре.

Вирен нахмурился. Обращаться к кровавым ритуалам он не горел желанием, не хотел ещё больше рисковать. Следы от ритуала призыва ведь так просто, как клеймо договора на руке, под перчаткой не спрячешь. В Тевинтере использование магии крови не столь наказуемо, как на юге, никто за неё магистра усмирять и казнить не посмеет, только вот даже здесь лицемерное аристократическое общество готово загрызть многих неугодных магов, которые — ой, как удобно — вдруг оказались злостными малефикарами.

— Приступай. Но учти, что в твоих интересах сделать всё так, чтобы о ритуале никто не узнал, — до отвратного высокомерно хмыкнул Вирен, всем своим видом показывая, что в случае обнаружения он всю вину свалит на хромого и даже не покривится.

— Разумеется, лорд-магистр, — льстиво улыбнулся сомниари и, не тратя время, вытащил кинжал из ножен.

Увидев слишком уж беззаботную улыбку, командир удивился. Мужчина не понимал, как такой — без преувеличений — умный маг может быть столь легкомыслен, говоря на самую щепетильную, после Мора, тему в Тедасе — о магии крови. Если магистр или любой другой знатный маг может аннулировать столь серьёзные обвинения своим огромным влиянием, поэтому многие из них используют магию крови даже открыто, то вот у подобных безродных нет ни единого шанса. И при этом он так спокойно уже во второй раз готов прибегнуть к запрещённой школе.

— Ты осознаёшь, что однажды твои склонности будут замечены и использованы против тебя, малефикар? — положив сына на пол, куда было приказано, Вирен приступил к ожиданию. Теперь у него было время понаблюдать за действиями мага и подумать.

— Имею смелость напомнить вам, господин магистр, что вы обязали себя умолчать о способах, которыми будет оказана помощь вашему сыну.

От упоминания их договора лорд даже на мгновение потерял воинскую осанку и грозность, почувствовав фантомное жжение клейма на руке. Разумеется, из-за своей примитивной природы метка жечь не могла, и всё это было лишь самовнушением.

— Так же я могу понять, почему официально законодательство Тевинтера не признаёт магию крови. Однако я считаю, что в приватных беседах стоит не уподобляться лицемерному югу и называть вещи своими именами, а не красивыми, неуместными словами старого тевене, — продолжил тем временем Безумец, которому не понравилось, как его назвали.

— Малефикар — это, по-твоему, неуместно?

— Более чем. Потому что я маг крови.

— Это одно и то же.

— Абсолютно нет. Maleficar буквально означает «тот, кто развращён». Под подобное определение подходит любой человек (будь он хоть маг, хоть сопорати), который вышел за рамки морали. И пусть эти рамки весьма расплывчаты, но я ещё не встречал упоминания общества, в котором бы они были бесконечны, — рассуждал Безумец. — Разве маг-целитель, который из корыстных целей обрекает невинную жертву на долгое и мучительное существование на пороге смерти, не столь развратен, чем маг крови, который так же использовал жертву для своих целей, но подарил ей быструю смерть? — сравнение он сделал, пока смотрел на лечебную магию, что вилась вокруг конечностей мага, лежащего на алтаре. — Магия крови — это искусство, уникальное и безграничное, лишь инструмент, которым маг, словно художник — кистью, а писатель — пером, может творить. Не вина инструмента в том, что в нашей природе искать лёгкие пути вопреки здравому смыслу, а потом искать виновных своих неудач в окружении, в инструменте, но только не в самом себе. Я, в том числе, не лишён этих пороков. Но в самой магии крови не вижу ничего развращённого, по крайней мере, не больше, чем в любом другом нашем действии и даже бездействии.

Все эти слова больше походили на монолог с самим собой. Безумец так это и видел, не считая солдафона-магистра равным собеседником. Он не услышит, а если и услышит, то титул не позволит пораздумывать над словами какого-то безродного, войти с ним в диалог. Судя по тому, что Вирен только насмешливо хмыкнул, сновидец был прав.

На самом деле в чем-то магистр мог согласиться. А если бы обвинения в использовании магии крови в виде хоть доносов, хоть клеветы не были способом избавления от неугодных, то согласился бы даже вслух. И такое лицемерное отношение было не только в кругу власть имущих, а затрагивало весь Тевинтер. Армия тоже не терпела малефикаров в рядах обычных солдат, поскольку никому не надо, чтобы вдруг отчаявшийся солдатик прибегнул к магии крови, пустив всю свою роту на свойства. Однако если эта жертва приведёт и к огромным потерям врага — такого мага даже назовут героем. Как было с магистрессой Тиреной Каменной, которая в Век Бури ценой собственной жизни (и жизней, не вошедших в историю жертв) потопила кунарийский флот.

— Подобными речами на публике ты отвернёшь от себя всех возможных покровителей, — хмыкнул Вирен, почти искренне предостерегая всё-таки наивного мага.

— Мне необходим покровитель?

— Если хочешь жить спокойно и дальше — да. После случившего на встрече ты привлёк внимание Магистериума.

— Я всего лишь ответил на оскорбление магистра…

— И одолел его, став желанным соперником для остальных. Многие захотят бросить тебе вызов, чтобы поставить на место. И они уже не будут так неподготовлены, как магистр Нихалиас.

— И вы тоже?

— После прекращения нашего сотрудничества — возможно.

Безумец только хмыкнул. Планы по самоутверждению других магистров его не волновали, хотя бы потому что не собирался мужчина задерживаться в этой стране надолго. Вирен прав: сновидец привлёк внимание Магистериума, а там немало агентов венатори, и они в разы опаснее обычных магистров в силу своего фанатизма и организованности.

Реакция собеседника лорда разозлила. Ему не понравилось, что на его небывалое дружелюбие отвечают усмешкой.

— Я сказал что-то смешное?!

— Ничуть, лорд-магистр. Меня позабавили собственные мысли. Мне показалось, что некоторые магистры Тевинтера недалеко ушли от варваров юга, раз тратят силы на потасовки для собственного самоутверждения, а не на службу обществу, о которой говорила Андрасте.

Эти слова звучали опасно, но Вирен не столь оскорбился, сколь согласился (но опять только мысленно), поскольку он как солдат лично участвовал в боевых действиях, сражался за свою непокорную Родину, рисковал жизнью и своей, и своих подчинённых, тогда как некоторые его коллеги дальше богатых районов Минратоса и носа не казали.

Вирен не стал продолжать разговор, поскольку, не спуская глаз с мага, ответственного за подготовку к ритуалу, он вдруг оказался увиденным… заворожён. Ритуал призыва вполне доступен любому: порежь руку и притяни заинтересовавшегося демона. Правда такая простота будет стоить магу одержимостью. Носитель метки же такой путь не избрал, а решил подкрепить свои слова о магии крови делом. Использование кинжала не было хаотичным или необдуманным, кровь расточительно не текла рекой, пачкая пол и одежду, а выбранная жертва не кричала в предсмертных агониях. Всё было… искусно. Лёгкий надрез в области наибольшего скопления кровеносных сосудов не вывел жертву из действия усыпляющих заклинаний. Безумец не стал бы давать умирающему разуму иллюзию жизни, нет, мальчик умрёт спокойно, безболезненно, во сне, как только благодаря его крови будет призван демон и убит. Собственно, сновидцу была нужна не только кровь, но и руны, ею нарисованные.

Именно это «рисование» лорда и впечатлило. Маг выводил на холодном алтаре и полу (вокруг сына магистра) замысловатые узоры. Все его действия были выверены до идеала, а каждая руна получалась без единого изъяна. Пальцами, смоченными в чужой пока ещё тёплой крови, он творил, и правда, словно художник — кистью. Он не маньяк, для которого чужая кровь — страсть и азарт. Он не новичок, что брезгливо морщится и бледнеет от происходящего и чьи руки дрожат. Он и не самоуверенный глупец, не понимающий всю опасность магии, которой коснулся. Нет. Он хладнокровен и спокоен, до систематизма точно выполняет необходимое. А так могут только мастера, отдавшие делу годы жизни.

Вирен это приметил, и ему невольно захотелось спросить, где маг мог приобрести настолько необычный опыт. Неужели это Стражи магию крови столь обильно практикуют? Но командир сдержал любопытство, отправив и этот вопрос в копилку к остальным, которые делали образ сновидца в глазах лорда нереальным. Пока ему было достаточно, что хромой маг профессионал своего дела, а, значит, за своего сына ему становилось не так страшно.

И правильно, что не спросил, поскольку ответа он, ожидаемо, бы не получил. Не мог же Безумец сказать, что долгое время как приближённый к Синоду был их ассистентом во всевозможных религиозных ритуалах и что там он опыта и набрался.

— Во время призыва будет поднята защита над мальчиком и вновь активированы маскирующие амулеты, что позволит скрыть происходящее в зале от посторонних. Однако на правильное протекание всех магических процессов я буду вынужден сконцентрироваться полностью, поэтому основной удар демона должны будете на себя принять вы, милорд, — предупредил Безумец, когда подготовка подходила к концу.

Вирен не думал возмущаться и был абсолютно не против вступить в бой, готовый хоть голыми руками оторвать демона от своего сына.

— Могут быть трудности? — однако мужчина решил уточнить, правильно подозревая, что хромой маг из-за одного демона праздности не стал бы лишний раз обговаривать их роли в ближайшем противостоянии.

— Вам встречались ответвления по пути до тюремных помещений?

— Да.

— В таком случае предположу о наличии одержимых, которых призовёт сюда демон себе в помощь.

Как говорил Круг, остальные дети с таким диагнозом пропали без вести. Их семьи были бедны и не имели возможности нанять следопытов, поэтому принято считать, что эти маги стали одержимыми, которых вскоре убила городская стража. Но раз теперь известно о похитителях, Безумец был уверен, что остальные дети повторили судьбу сына магистра, которых, однако, некому было приходить спасать и демон уже успел захватить.

— И зачем ему все эти маги, вон этого не достаточно? — пробурчал Вирен, указав на бесчувственного сновидца, однако к подозрениям учителя отнёсся серьёзно и прошёлся по залу, чтобы оценить место скорого поединка.

— Предположу, что основная цель демона — заполучить себе сновидца. Но он оказался слишком слаб для борьбы с таким сильным магом, поэтому решил для начала набраться сил и опыта. Это желание прослеживается в выборе жертв. Сначала были совсем слабые маги, потом посильнее — лаэтаны во втором или третьем поколении. В итоге, добившись успеха с ними, демон решился на захват ребёнка альтуса — вашего сына. Стоит также отметить, что для достижения своих целей, он вступил в сговор с магистром Анодатом, — объяснял Безумец, как он видел, мотивы демона. — Если бы у него всё получилось с вашим сыном, то, думаю, следующим бы стал сновидец. И Минратос бы ждал сильнейший удар.

— Выродок рода Ишала, hollix! — грубо помянул Вирен магистра Анодата, едва ли зная, что это древнетевинтерское оскорбление вообще значит. — Чтоб он и до суда не дотянул!

— Так и будет, магистр Вирен, — поспешил его обрадовать Безумец, а получив недоумение в ответ, был вынужден объясниться. — Как я уже говорил, магистр Анодат имеет сильнейшие поражения рук, и демона он призвал, чтобы их исцелить. Но он обманут: вместо исцеления, демон лишь поддерживает их жизнеспособность. Следовательно, с его смертью магистра ждёт незавидная участь.

— Слишком хитрый для Праздности, — Вирен хоть с кровожадной улыбкой и порадовался скорой справедливой мести, однако не мог не сомневаться в определении вида демона.

— Однако это правда. И это делает его очень опасным. Поэтому отпускать демона категорически не стоит.

С этим лорд был согласен безоговорочно.

Вскоре приготовления подошли к концу. Оглянув аккуратную картину нарисованных кровью рун и убедившись в готовности нанимателя, Безумец опустился на колени около утонувшего в кошмарах сына магистра и одну руку положил ему на голову, пока во второй держал посох. Зажмурившись, чтобы сосредоточиться, мужчина приступил к ритуалу.

Первой потеряла своё привычное состояние кровь на его руках, начала собираться в тонкие нити кровавой магии. Покружив вокруг пальцев заклинателя, неосязаемые потоки энергии устремились к мальчику и подпитали странный рунический узор, нарисованный на его лбу. Ребёнок вздрогнул, простонал сквозь сон, в тот же момент вздрогнул и его отец, борясь с желанием помешать малефикару и утащить сына подальше от этой развращённой магии. К счастью, благоразумие магистра было сильнее, и встревать в разгар ритуала он поостерёгся

Если и был повод вмешаться, то только, чтобы удержать ребёнка на месте, поскольку его начавшиеся движения во сне могли нарушить идеальный рисунок рун, которые являлись частью единой нагромождённой схемы. Но древний маг предусмотрел это, и растворившись следом в те же магические потоки, нарисованный вокруг мальчика узор его обездвижил, то же сделал узор на алтаре, обездвижив умирающего сновидца. Это было необходимо, поскольку демон почувствовал что-то неладное, происходящее с его жертвами, и попытался разобраться. В этом нет ничего страшного, главное, чтобы он не постарался их убить, а сам — сбежать до того, как кровавая магия, образно говоря, не загонит его в сеть, а потом резким рывком вырвет в реальность, как рыбу из воды. Как раз на этот «рывок» и уйдёт основная сила используемых свойств.

Хотя опять Безумец с досадой для себя отметил, что некому оценить все его проделанные старания, чтобы исполнить ритуал действительно как искусство, а не как типичную кровавую резню невежд. В глазах единственного свидетеля всё происходящее будет выглядеть, как будто нарисованная схема просто взяла и испарилась в реальности пеленой кровавой энергии, непонятным способом притянув демона.

Ну что за мир? Даже покрасоваться своей работой не перед кем… Такие мысли точно пошли у него от отца, который нередко заставлял младшего сына учить не по возрасту сложную магию, а потом демонстрировать её на встречах. Магистр своей задумкой был полностью доволен: его наследник обучается чему-то стоящему, а не детской бутафории, а он сам мог потешить собственную гордыню видом кислых от зависти мин коллег-магов.

Под такие отвлечённые мысли наступил последний этап ритуала — когда вспыхнет вся схема, а так же кровь в теле жертвы. Это позволит магу крови получить достаточно сил, чтобы захваченного демона вырвать из Тени и запереть в пределах этой комнаты, не дав сбежать, а самому молодому сновидцу получить наконец-то долгожданный покой, лишённый нескончаемых мучений и голоса жадной сущности…

Правда, с этим планом Безумцу пришлось повременить, когда и в без того слишком уж магически нестабильное окружение вмешалась аура другого мага и стремительно приближалась. Это и удивляло, поскольку они оба были уверены, что до особого приказа генерала его подчинённые не пропустят никого в потайной лаз, однако сновидческое восприятие было как никогда точно. Стоило Вирену, получив предупреждение, приготовиться к встрече гостя у входа, как гость и появился. Это оказались не обещанные спрятанные одержимые, а его брат.

— Вирен, солдаты архонта прибыли! Пока опрашивают местных, в подвал не заглядывали. Но уже требуют твоего появления, — капитан телохранителей так спешил доложить новость брату, что когда его наконец-то нашёл в этих путаных коридорах, то забыл про официоз.

— Значит, будут ждать, сколько прикажу! — причиной грубости лорда стала не только общая напряжённость момента, но и злость из-за того, что какие-то там солдаты (даже не гвардейцы) вообще смеют от него, магистра, что-либо «требовать». — Возвращайся назад — живо! — несмотря на полезность информации, о которой сообщил брат, Вирен всё же решил его прогнать обратно, чтоб, как он и хотел, никого в этой части катакомб кроме них двоих не было.

Причиной такого решения точно были слова хромого мага о предателе в доме, который помог похитителям. Командующий отнёсся к этим догадкам всерьёз. Хотя едва ли он мог найти сил подозревать брата в предательстве, однако меры осторожности он принял по отношению ко всем, даже к собственной жене, как и положено беспристрастному генералу.

Безумец, которому пришлось продолжать ритуал, но медленнее, чтобы наниматель успел разобраться с посторонним до начала призыва с подозрением посмотрел на Эйгона. От того, кто постоянно мешал его работе в доме магистра своими бесконечными придирками и допросами, мужчина ожидал какого-нибудь опасного вмешательства в ритуал.

Оказалось, что и сам Эйгон сейчас был не настроен в очередной раз лезть в дела учителя. Ещё утром командир ворчал и пытался вмешаться, но чем дольше шла поисковая деятельность, тем сильнее ворчливый маг отстранялся от поисков, уходя в тяжесть собственных мыслей. То ли это была грусть, то ли страх, то ли нечто искреннее и гнетущее. Тем же отстранённым взглядом сейчас мужчина осмотрел помещение, абсолютно проигнорировал атрибуты ритуала, заклинания, заострил внимание только на своём бледном бесчувственном племяннике.

— Твои люди сдержат, а я остаюсь здесь. Тебя одного с демоном я не оставлю.

— Исполняй приказ! — едва ли их разговор был армейского характера, лорд всё равно негодовал от своеволия подчинённого.

— Исполняю — мне было приказано защищать жизнь магистра и его семьи ценой своей собственной, — но брат продолжил настаивать на своём, кажется, впервые так упрямиться.

Дальше спор двух тевинтерцев не зашёл, а обстоятельства встали на сторону Эйгона, потому что вдруг из коридора раздались отчётливые нечленораздельные звуки, едва ли принадлежащие разумному существу. Правдивы оказались догадки, что столь хитрый демон не будет избавляться от предыдущих успешных результатов своей «тренировки», а предусмотрительно оставит на подобный случай.

— Свойства теряют силу — медлить больше недопустимо. Иначе демон вырвется, — поторопил Безумец, окончательно завершив спор магов.

Вирен хоть и был страшно недоволен, что всё пошло не так, как он хотел. Но выбора не оставалось. Так что магистр вернулся на подготовленную позицию, приказав брату сделать то же самое. В конце концов всё получилось даже лучше — в предстоящей борьбе с демоном и одержимыми помощь ещё одного мага лишней не будет. Этот приказ Эйгон выполнил уже без препирательства.

В тот момент, когда кровь обернулась грандиозным количеством необузданной энергии и устремилась в Тень, когда столкнулись две разные по природе магии, последствия мог почувствовать не только сам заклинатель. По ту сторону Завесы точно заметили такое неожиданное волнение, ведь магия крови всегда притягивает демонов. Безумец, как и положено, старался быть очень осторожен, чтобы не привлечь внимание сильных врагов и не оставить лазеек к своему сознанию. Как итог это у него получилось: нежелательные существа не заметили, а слабые — просто не решились лезть, поскольку чувствовали, что перед ними не тот, кто к магии крови обратился впервые, в необдуманном порыве сильных эмоций или без понимания её особенностей, а, значит, их излюбленные приёмы просто не сработают. Также это волнение могли почувствовать и жители недремлющего мира. Но задумка древних хозяев местной сети катакомб, обустраивающих будущее ритуальное помещение, и экранирующие амулеты магистра-предателя сработали сейчас на благо наших затейников. Так что зря Вирен хмурился и косился на хромого мага — о ритуале за стенами этой комнаты, а уж тем более на поверхности никто даже не догадывался.

Тем временем магия кровавой сетью захватила демона, который из-за занятости находился слишком близко к границе между мирами, поэтому не успел сбежать, и выкинула его в реальность. Не заставляя себя ждать, пол в отдалении от магов вдруг вспыхнул то ли каким-то древним и забытым руническим рисунком, то ли таким рисунком просто проявилась энергия, излучаемая демоном, словно морозный узор на стекле. Раздался рык существа, которому одновременно было и злостно, и больно от насильственного действия сети. Правда, само существо не появилось, вместо этого магов вдруг окружило парализующее заклинание. Праздность в первую очередь используют энтропийную магию, которая либо ослабляет физически, либо ослабляет морально, заставляет опустить оружие, а самому упасть на колени от осознания бессмысленности своего сопротивления. Маги были к этому готовы и удачно защитились от весьма слабого заклинания (несравнимо с тем мороком и угнетением, которые бы мог нагнать Зависть), а хромой маг развеял остаточные эманации от заклинания на случай, если бы под ними было припрятано ещё одно заклинание более хитрое, опасное и незаметное.

Хотя такая бесполезная атака точно была использована для отвлечения, потому что пока маги были заняты её отражением, а затем — полной нейтрализацией, в зал наконец-то доползли существа, принесённые в жертву мечтательной задумке демона.

Вирен собственной весьма солидной фигурой перегородил путь к алтарю и стал в ожидании наблюдать за человекоподобными монстрами, которые, пихаясь и толкая друг друга, старались выползти из узкого коридора.

— Ты говорил, что вытащишь его сюда. Так где он? — спросил лорд, когда не обнаружил среди мычащих фигур весьма себе разумного.

— И я это сделал. Но у демона сохранилась связь с уже одержимыми жертвами, за ними он и решил скрыться. Их необходимо устранить.

Ритуал можно считать успешно завершённым, поскольку нужные связи рухнули, и сын магистра затих, погрузившись в настоящий сон. Затих, получив долгожданный покой, и преданный своим миром сновидец, когда хромой маг перерезал ему горло.

Теперь Безумец стирал с рук кровь и с едва заметным интересом наблюдал за попытками уже проигравшего демона сопротивляться. Он уверен в победе, поскольку будет мягко говоря чудно, если два тевинтерца, боевые маги альтуса, не справятся с такой потешной «армией».

Одержимость проявляется по-разному. Совсем слабых демонов чаще из Тени выкидывает насильно в ближайший мало сопротивляющийся объект: несожжённый труп, животное или даже предмет обихода, дерево. Теневые существа не выносят нового для них мира, теряют рассудок, вот и получаются потом ходящие мертвецы, которые безмозгло ползут на источник какой-либо энергии, как мотылёк — на свет. Демоны посильнее способны уже разумно управлять телом, которое захватили, но, как правило, только одним. И только самым сильным существам подвластен полный контроль над маленькой армией неискажённых уродством одержимых.

Смело можно сказать, к элите демонов нынешний враг не относился. Праздность замахнулся на грандиозное, но всё равно оказался очень ограничен в возможностях, сколь бы хитроумные планы он ни придумывал. Демон тратился на сдерживание и давление на свою главную цель — сновидца, на помощь магистру, призвавшего его, на поиски магов с зачатками «больного» дара и их захват, так что на уже одержимых жертв сил у него не осталось. Существо не контролирует их полноценно, а скорее просто подталкивает на нужные ему действия.

Это стало причиной, почему бывшие маги не сохранили свой облик, а начали меняться от вредоносной энергии Тени, которым демоны исконно пропитаны. Их общий антропоморфный вид ещё давал понять, что когда-то они были людьми, так же сохранилась одежда: они расстались со своей волей относительно недавно, в пределах пары лет, поэтому одежда не успела истлеть. Но в остальном сложно было поверить, что это действительно бывшие люди. Тело гротескно изуродовано. Вроде на вид стало слишком вязким и бесформенным, поскольку неживая, иная по природе энергетика демона буквально плавила живые ткани жителей недремлющего мира. А вроде стало иссушенным и испещрённым всевозможными наростами. Эти наросты чем-то напоминали некоторые виды глубинных грибов, что порастают на мёртвых телах жителей пещер и Глубинных троп. Ноги некоторых поросли другими странными отростками, напоминающими то ли щупальце осьминога, то ли змеиный хвост, которые ещё больше замедляли передвижение и без того почти ползущим монстрам. И, пожалуй, самым отталкивающим фактором было отсутствие лица, которое почти полностью сливалось с неприятным зеленоватым месивом, оставшимся от верхней частитела. Потеря чётких очертаний лица, глаз как зеркала души только ещё сильнее подчёркивала, что былой души в этом изуродованном теле и не осталось.

Только все преобразования больше мешали самим одержимым, чем вредили их противникам. Это одержимый гордыней покроется рядами шипов, о которые из-за неосторожности можно серьёзно повредиться. Одержимые же праздностью являлись продолжением сути своего хозяина, были очень медлительными и неповоротливыми. Вероятно, их тела токсичны или отростки способны жалить, подобно ядовитым медузам. И иной демон, которому хватило сил полноценно контролировать одержимого, смог бы раскрыть потенциал таких новых смертельных особенностей. Но при борьбе с нынешними несчастными было достаточно просто держать их на расстоянии, что для магов выполнить нетрудно.

Завязавшееся противостояние затянулось на несколько минут, и потому что оба брата проявляли рациональную осторожность, а не велись на иллюзорную беспомощность одержимых, что, рыча и хлюпая, старались их настигнуть, и потому что существа намного выносливей и живучей людей. Одного правильного тычка в важный орган остриём посоха уже было недостаточно, поскольку в этой потёкшей массе и органов-то уже, возможно, не осталось.

Безумец в это противостояние не встревал, у него была своя задача — защитить несостоявшихся жертв. Пока одержимые безрезультатно, но долго гоняли по периметру братьев, демон в отчаянии старался добраться до своей главной цели, считая, что силы сновидца — его путь к спасению, и неважно, что он был уже мёртв. Именно этого и не давал сделать хромой маг, поставив себя преградой между демоном и его жертвами. Непреодолимой преградой, поскольку, чтобы её преодолеть, демону придётся напрямую атаковать врага, тем самым выдав себя и раскрыв. Существо, чувствуя ауру древнего сомниари, прекрасно понимало, что если оно так поступит, то эта мощь утопит его в Тени бесследно, как морская волна — одинокий ялик.

Учитывая, какие имперцы бросили вызов демону, развязка, которая вскоре произошла, была весьма предсказуема. Боевые маги отбились от кучки одержимых монстров, используя весь свой арсенал преимущественно стихийной магии. Мудрить было необязательно, им хватило и его. Как итог монстры, потеряв магическую поддержку от хозяина, окончательно были поражены деструктивным воздействием Тени и расползлись в лужицы слизи прямо на глазах. Кто-то и до состояния лужи не дожил — магистр испепелил его раньше. В общем, физически враги уничтожены, а их магия и осколки былых душ отправились обратно в дремлющий мир.

Два мага, вымотанные и запыхавшиеся, но при этом взбодрившиеся и довольные совместной победой, тут же бросились обратно в центр комнаты. Вирен, за бой насмотревших на одержимых, хотел как можно скорее удостовериться, что его сын не превратился в такого же монстра. Не превратился, а даже, наоборот, показывал все признаки пробуждения. На самом деле он бы давно уже проснулся, но Безумец замедлял этот процесс, чтобы истощённому долгой борьбой молодому организму не навредило столь резкое выныривание в реальность.

Впервые за эти долгие полтора практически бессонных дня отец мог спокойно выдохнуть. Точнее он выдохнет, когда раз и навсегда покончит с виновником всей этой заварушки. Хромой маг прав: такую вёрткую тварь нельзя отпускать.

А вот, кстати, и он. Как бы демон не силился и дальше прятаться от магов, не показывая себя физически, но делать ему было нечего. В Тень обратно вернуться мешал исполненный ритуал, а связи с другими жителями недремлющего мира он полностью потерял. Вскоре в том же месте, что и в первый раз, произошёл магический всплеск, вырисовались руны, а в середине них показался и сам демон, уже не рыча, а воя от досады.

Сам демон не выглядел столь гротескно и одновременно мерзко, как его — теперь уже убитые — марионетки, возможно, потому что он никогда не был человеком. Кажется, физическим материалом тела Праздности была магия, каким-то образом образовавшийся и затвердевший сгусток из неё. И магия не чистая, ядрёно-зелёная, а уже затронутая смыслом, став тем, что принято называть энтропией. Поэтому сгусток был фиолетовым с градацией до грязно-зелёного.

Тень формируется недремлющим миром, и происходящее в ней имеет знакомые жителям Тедаса очертания и смысл, распространяемые и на её живые порождения. «Сгусток» не был исключением, а сложился в весьма себе узнаваемый образ. И голова есть, и глаз одна пара, хотя в остальном лицо расплывалось, и руки в том же количестве с пятипалыми конечностями. Правда, вместо ног мудрёное переплетение щупалец, благодаря чему он не ходил, а ползал. Но даже это отличие наверняка образовалось, потому что многие представляют действие магии энтропии как раз в виде щупалец, жгутиков, что тянутся к жертве, проникают в неё, обвивают или жалят.

— Сколько стараний плохие маги разрушили. Как сильно, но бессмысленно боролись за то, что было не нужно, а ныне — им не принадлежало, — раздалось ворчание демона, который даже и не думал кого-то из противников атаковать, а только жался к противоположной стене подальше от магов.

Он решил торговаться, это было очевидно всем.

— Ты забрал моего сына! — рыкнул Вирен, пусть он и не поддавался опасной ярости, но сохранять спокойствие в голосе не мог.

— Сын, который был не нужен, — поддел его Торпор, но увидев, как от подобных слов магистр схватился за посох, поспешил уточнить. — Иначе мальчик не мог объяснить, почему отца никогда не было рядом. Даже когда появился мой голос.

Безумца столь непробиваемое упрямство демона забавляло. Даже сейчас, уже проиграв, он пытается обернуть происходящее себе на пользу не силой, а хитростью. Мужчине, наверное, пальцев одной руки хватит, если бы он решил пересчитать демонов, столь же целеустремлённых, которых встречал. Солас говорил, что умершие духи и демоны, если их стремление за идеей сильно, однажды могут возродиться, хотя и с новой личностью. Возможно, и этот появился из остатков некогда могущественного демона, например, Зависти. Иначе бы маг не мог объяснить, каким образом в Праздности мог развиться такой ум.

А тем временем, как и хотел демон, услышанное заставило лорда оторопеть и повременить с расправой.

— И даже тот, кто всегда был с ним рядом, отдал его демону, — закончил Торпор тем, ради чего собственно и завёл этот разговор.

Демон задел за живое: он знал, кто ему помог вчера вечером захватить ребёнка, а магистр хотел любым способом найти этого предателя.

— Говори!

— Если отпустишь, — а вот и ожидаемое условие.

— Говори, чтоб тебя! И можешь проваливать.

Командующий произнёс это столь убедительно, что поверил не только демон. Когда Безумец получил приказ снять преграду, мешающую врагу покинуть это место и вернуться в Тень, то он искренне возмутился от такой глупости нанимателя.

— Глупый маг, чьё отчаяние так легко было найти, — ответил Торпор и указал на того, кто стоял с Виреном рядом.

Этих слов было достаточно, чтобы магистра по-настоящему шокировать и заставить забыться. На это демон и рассчитывал, поэтому, добившись успеха, тут же поспешил сбежать и вернуться домой. Да только ничего у него не вышло.

Стоило существу сойти с места, дёрнуться магической сущностью к Тени, как вдруг пол вокруг него вспыхнул красным кольцом и воспламенился. Это заклинание схоже с огненной миной, только ставилось оно не в реальности, а в пространстве около Завесы, между реальностью и Тенью, и реагировало не на физический контакт, а на магические потоки, которые образовываются, когда магическое существо хочет установить связь с Тенью или из неё. Самые простые и используемые вариации поверхностных мин легко узнаваемые по рисунку на любой поверхности, поэтому они в основном применяются в пылу сражения, когда противник не особо-то следит, что у него под ногами, и может случайно наступить. Пространственные мины действуют только на существ с магической сущностью и не менее узнаваемы, поэтому также применяются с расчётом на невнимательность врага. Сейчас заклинатель рассчитал правильно, и демон, который хотел только поскорее убраться подальше от опасного места и страшных своей силой магов, не следил за окружением. Мины он не заметил, а сил, чтобы ставить защиту, уже не было, поэтому вспыхнувший вокруг огонь мигом перекинулся на него всего. Всё произошло так быстро, что, кажется, демон даже не успел понять обман, и громкие визги — это последнее, что могли услышать маги от умирающей твари.

Безумец оказался приятно удивлён, когда догадался, что пока он отвлёкся и любовался странной природой демона, магистр не собирался отпускать врага и заранее подстраховался, незаметно даже от сновидца создав пространственную мину. Оказывается, генерал обучен некоторым интересным приёмам против магов и прочих магических существ.

Впрочем, самому Вирену уже было не важно, сработала ли его задумка и что там с демоном. Вся ярость лорда-магистра была направлена только на того, кому он доверял, с кем буквально минуту назад бился против общего врага, прикрывая друг другу спину, но кого назвали предателем и из-за кого он чуть не потерял сына.

Вероятней всего, демон соврал. Просто сказал самое провокационное, что только мог придумать, чтобы дезориентировать противника, а самому сбежать. Оклеветанному демоном нужно было всего лишь это подтвердить. Но Эйгон, на всеобщее удивление, не стал возмущаться и отстаивать свою невиновность, а только, когда брат посмотрел на него, требуя объяснений, опустил посох, за ним — голову и смиренно сознался.

Услышанная история оказалась такой знакомой. История о том, как один юноша из богатой семьи безнадёжно влюбился в девушку из другой, столь же богатой. Его мечтой было, чтобы однажды возлюбленная обратила на него внимание, ответила взаимностью. Только кто он? Всего лишь второй по старшинству сын, вынужденный всегда оставаться вторым. Его старший брат — гордость семьи, наследник отца, имел больший магический талант. Его с детства обучали магии и наукам, чтобы наследник получился достойным, политике и риторике, чтобы стал способным магистром, и военным наукам и искусству боя, чтобы снискал успех в военной карьере. Младшему брату же оставалось лишь стать бледной копией старшего, чтобы отец хотя бы о нём помнил.

В Тевинтере знать занимается буквально разведением магов, отбрасывая негодных и организовывая удачные браки для остальных детей, без согласия последних, разумеется.

Ирена красавица и сильная магесса, из рода альтуса, поэтому её семья на предложение о браке получила согласие. В какой-нибудь бульварной книге, в которой всё всегда заканчивается хорошо, младший сын получил бы благословение на счастье. Но в реальности не было ничего удивительного, что их отец в ответ предложил своего наследника.

Казалось, что история на этом и закончится. Однажды отец и ему организовал бы брак с какой-нибудь магессой из лаэтан, с которой они бы прожили всю жизнь в ненависти друг к другу. А если его посчитали совсем уж негодным, то отправили бы служить, покрываться мхом в каком-нибудь приграничном гарнизоне. Несчастный юноша был готов к этому исходу.

Но по воле Создателя хозяин дома так и не успел пристроить второго сына, однажды погибнув в одной из стычек с кунари. С тех пор во главе дома встал Вирен, и брата своего он не посмел ссылать, а оставил при себе, поскольку в лживом магистерском обществе больше никому не доверял. Так Эйгон и стал командиром телохранителей, ответственным за безопасность дома и семьи магистра, а также его советником.

Такой исход для Эйгона мог стать вторым шансом. Брат в постоянных разъездах, делах и битвах, ежедневно рискует повторить судьбу отца, а он остаётся дома, рядом с любимой женщиной, всегда готовый оказать поддержку, помощь. Да только или он слишком медлил и сомневался, или его невзрачные ухаживания слишком уж походили на обычные любезности, и Ирена даже не узнала о намерениях несчастного влюблённого. А с появлением наследника мужчина опоздал навсегда: отныне всё внимание матери было отдано только ребёнку.

Вот Эйгон и остался ни с чем, а прекрасный второй шанс обернулся пыткой. Ежедневно он видел их. Женщину, которую всё ещё любил, но не имел возможности быть с ней, рядом, а всегда должен оставаться в стороне и держаться приличия. Мальчика, который мог быть его сыном, если бы всё сложилось иначе.

Горечь, обида, собственное бессилие злили, заставляли презирать и ненавидеть всех. Где же справедливость?! Это же он всегда был с ними! Это он помогал и оберегал магессу, всегда составлял ей компанию, кавалером сопровождал в прогулках по городу, на встречах, чтобы замужняя женщина не чувствовала себя совсем уж одиноко без мужа, был собеседником в прохладные одинокие вечера, покорным слушателем во время её музицирования на пианино. Даже присутствовал, по наказу повитухи, во время тяжёлых родов, поддерживал, потому что муж опять где-то геройствовал. Воспитанием и контролем за обучением ребёнка занимался он же, потому что отец, даже когда пребывал в городе, опять был занят войной, но уже с бюрократией, политикой и Магистериумом. Так почему он должен всегда оставаться в стороне от семьи?!

Но эта злость не нашла проявления, была подавлена чувством долга и тёплого отношения к брату, к Ирене, с которой у него сложилась даже дружба. И никто не мог знать, что за яд так долго тлел на сердце доблестного капитана стражи. И так длилось до тех пор, пока мальчик не заболел.

Когда Круг назвал болезнь ребёнка смертельной, а никакое лечение так и не помогало, тогда-то годами подавляемые Эйгоном чувства нашли выход в виде неожиданного осознания, что он будет рад, если мальчика не спасут. Со смертью единственного наследника под удар попадает и сам Вирен. Если его враги постараются и разнесут эту новость, как нечто позорнейшее, то ему даже придётся отойти от дел, сбежать на фронт, отдав все титулы брату. Такой исход Эйгона тешил. Он станет магистром, главой рода, и больше никогда не будет вторым! Брат, вероятно, погибнет, но Ирена не останется одна, ведь он будет тут как тут, как всегда готовый утешить опечаленную вдову. И она, наконец, его заметит, ведь он больше не второй!

Именно эти мысли и стали причиной, почему неожиданно появившийся в их жизни хромой Страж, который оказался способен вылечить недуг ребёнка, стал получать от командира столько придирок, недоверия и грубости.

И всё же, несмотря на мерзость, эти мысли были безопасными. Эйгон их лелеял, им поддавался, но реально ничего не предпринимал, чтобы предотвратить лечение племянника, в очередной раз лишь молча наблюдая, как рушится уже его третий шанс. И только однажды прозвучавший в его голове голос демона толкнул мужчину к совершению уже настоящего предательства. Именно он сломал защиты над мальчиком, позволил нападающим его похитить.

Он был уверен в своём поступке, говорил себе, что всё сделал правильно. Но только до тех пор, пока добившийся своего хитрый демон не затих в его голове. Когда наступила тишина, а он остался один на один со своими мыслями и последствиями, мужчина мог раз и навсегда обдуматься не только подлость свершённого, но и всю свою жизнь.

Вид бегающего до изнеможения брата в попытках найти хоть какой-то след похищенного сына и плачущей возлюбленной заставил окончательно пошатнуться всей его уверенности. И пока старший тонул в страхе и усталости, младший окончательно потонул в своих мыслях, в тяжести последствий без всего того лоска мечтательности.

Мужчина оказался разбит окончательно, подавлен. Раскаивался. Хотел исправить хоть часть своих непоправимых ошибок. Вот почему он сунулся следом в подвал и отказался уходить. И вот почему он не стал опровергать слова демона, сознался во всём.

Эйгон запутался в себе, в своих желаниях и решениях, в своей жизни. Он это наконец-то понял. И теперь покорно стоял и ожидал расплаты. Радовало его только одно — жизнь его близких не загублена, мальчика успели спасти, а, значит, всё у них будет хорошо. И у Ирены, которой он вряд ли когда-нибудь найдёт сил снова посмотреть в глаза.

Правда, с расплатой, которую ожидал Эйгон, пришлось повременить, поскольку его брат хоть и был в том состоянии, когда хочется только рвать и метать, однако для начала ему необходимо окончательно поверить услышанному. Слишком неожиданные и глубокие раны их семьи вдруг вскрылись, слишком болезненной оказалась правда.

Вскоре проснулся мальчик, за чью жизнь последние сутки шла ожесточённая борьба. В первые минуты пробуждения бледный ребёнок ещё плохо воспринимал окружение. Он был слаб и изнеможён. Разумеется, последнее, что ему сейчас требовалось находиться в сырых старых катакомбах, где разило всевозможной неправильной магией и где два близких ему человека вот-вот сойдутся в смертоубийственном поединке.

Но свидетелям этой семейной драмы не суждено было увидеть развязку. Пробуждение сына заставило Вирена повременить с возмездием. Первым делом он бросился к ребёнку, чтобы убедиться, что бледность это единственная причина беспокоиться и что хромой маг ни в чём не обманул. После же он приказал учителю увести подопечного подальше от этого места и этого дома. И потому что сыну требовались свежий воздух и тихое место, и потому что отец желал наконец-то разобрать с проблемой без свидетелей. Этот разговор между братьями точно выйдет последним, а, значит, можно хотя бы сейчас быть друг с другом искренними, без масок притворства, лжи и лести.

* * *

Вечернее закатное солнце пылало на горизонте. Его багряный свет озарял всё небо, отражался на водной глади. И это не было похоже на что-то кровавое или огненное, не пугало, а, наоборот, завораживало. Казалось, там впереди не бескрайний океан, а другой мир, неизученный и сказочный. Не Тень. Даже Тень не может быть столь тёплой и загадочной.

Однажды, словно явившись из этого алого мира, тёплый морской ветер промчался по округе, побеспокоил всю растительность висячего сада, заставил зашуршать, обдул немногочисленных ценителей зелёного места.

Безумец любовался вечерним родным городом, каменным неприступным бастионом. От этого вида не было больно, просто… красиво. Пусть вид был не таким, как раньше, каким он запомнил, однако это всё же было наяву, а не в трудах историков. Минратос поныне стоит и остаётся силой, с которой остальной Тедас вынужден считаться.

Слишком необычные мысли для древнего мага, который готов бесконечно бурчать о том, что раньше было лучше. Но, кажется, сегодняшнее хорошее настроение было связано с успехом в их с лордом авантюре. А сентиментальности добавила убеждённость сновидца, что этот город вскоре ему требуется покинуть. Тевинтер этого мира никогда не станет ему домом, хотя бы потому что переживший свой век мужчина сам не готов принимать его таким, каким он стал.

После пережитого сыну магистра требовалось время, чтобы прийти в себя, побыть в тишине, подумать, поэтому Безумец отвёл его в сады, подальше от суеты города. Просидели они здесь достаточно долго, но они и не спешили — успеет ещё ребёнок попасть в руки радостной матери и быть ею затискан. Пока же лучше просто отдохнёт.

Мальчик сидел рядом, жался к учителю, прекрасно понимая, кто вытащил его из кошмара, чуть не ставшего его концом, и поедал финики. Сладкие плоды на ужин точно не соответствовали строгому рациону, к которому его принуждали родители, но мужчина дал ему послабление и в этом. Ребёнок и так молодец, быстро пришёл в себя и теперь внимательно слушал последний урок, который Безумец решил преподать, чтобы скоординировать растерянного подопечного. Юнец понимал, что любимый наставник уходит, но не позволил себе потратить и секунды на детские ненужные капризы, а предпочёл запоминать услышанное, поскольку от него самого, в первую очередь, зависит, поборет ли окончательно он свою болезнь. С исчезновением демона лечение пройдёт легче, но если, конечно, он будет стараться и успеет вернуть контроль над собственными силами быстрее, чем его найдёт другой монстр из Тени. И в сыне магистра было это желание. Безумец это видел и был уверен, что у парня есть все шансы излечиться и что его старания не затеряются за очередным непреодолимым самолюбием. Поэтому носитель метки и был так щедр на советы.

А пока ребёнок наслаждался сладостью, сам сновидец пил лириумное зелье, которое вытребовал у лорда-магистра, растягивая небольшой пузырёк на долгие минуты. Растягивал не из-за удовольствия от вкуса, поскольку подземный минерал, разбавленный жидкостью, едва ли может быть вкусным. Скорее он наслаждался последствиями. От каждого неспешного глотка утомлённое за сегодняшний безумный день тело будоражилось, течение собственных магических сил убыстрялось, а связь с Тенью крепчала. Аж в ушах звон стоял. А, возможно, звон был вызван тем, что столь концентрированное зелье он пил уже так давно, что даже отвык: ныне во всём Тедасе зелья слишком сильно разбавляют. Так было и безопаснее для магов, и выгоднее для поставщика — гномской Хартии.

Пара вечерних посетителей сада, которые однажды случайно заглянули в тот же дворик, от вида такой картины точно посмеялись над безграмотным магом, который даже прочесть не сподобился о лириумной зависимости. Но едва ли Безумец вообще обратил внимания на их ухмылки. Мужчина о лириумной зависимости знает больше, чем большинство нынешних магов, поскольку не только слышал о последствиях, а видел воочию, чем заканчивалось бесконтрольное употребление лириума каким-нибудь магистром. В самом запущенном случае маг менялся настолько сильно, что его не узнавала даже семья и на его фоне одержимые — прекрасные глазу существа. Обидно за детей и потомков таких магистров, которым мутации неразумного предка передавались по наследству, уродуя им всю жизнь. Безумец входил в число тех счастливчиков, в чьём роду маги были не полностью бессознательными и не допускали критического поражения своего тела лириумом, поэтому отклонения у следующих поколений проявились только внешне. В его случае это невозможная одновременная чернота волос и светлота глаз, а также болезненная бледность.

Ещё к отклонениям можно отнести незначительные по отдельности дефекты его телосложения, но которые в совокупности и из-за худобы (особенно сейчас) делали его силуэт нелепым, нереальным, несколько даже эльфийским. Также на его лице никогда не росли волосы. В этом тоже повинен предок, только уже ближайший.

Так два мага и просидели в покое этого места до тех пор, пока не пришёл третий. Перед уходом из подземного комплекса Безумец сообщил нанимателю, куда собирается с ребёнком направиться, поэтому Вирену не составило труда их найти. Зашедший во дворик мужчина был безучастен и задумчив. Он не проронил ни слова, когда сел на скамью, даже не заметил, что позволил себе сидеть с безродным магом рядом.

Лорд задержался ожидаемо. Безумец представлял, насколько острой вышла разборка между магистром, семьёй, в катакомбах чьего дома было обнаружено весьма провокационное открытие, и прибывшими солдатами архонта. И так же он был уверен, что ситуация разрешилась в пользу Вирена. Ну просто не могло выйти по-другому. Доказательства непоколебимые. И ситуация для виновника ещё только сильнее обострится, когда о произошедшем узнает архонт, магистр, чей ученик был обнаружен на алтаре и который обязательно захочет отомстить лишившим его род такого таланта, и семейства, пострадавшие от ложных доносов Анодата. Возможно, даже подключатся агенты венатори, которым данный магистр также успел попортить планы.

В общем, самого Анодата уже ничего не спасёт, его казнят, если, конечно, до казни он вообще доживёт. Его же семья будет вынуждена от него отказаться, чтобы не прекратить своё существование из-за действий неразумного родственничка. Вирена же наверняка представят к награде за героически раскрытый заговор с демоном и победу над ним.

Однако лорд сейчас не выглядел победителем. Порадуется и позлорадствует над проигравшим коллегой он позже, а пока мужчина был занят размышлениями и точно терзаниями. Сегодня их семья навсегда изменилась, и было видно, как его это беспокоит.

— Виновник поплатился, — полушёпотом произнёс вдруг Вирен, давая понять, что брата-предателя он убил.

Это необходимо было сказать, поскольку магистр не мог позволить окружению даже допустить в мыслях, что в последний момент его занесённая для смертельного удара рука могла дрогнуть. Если бы это произошло, то можно смело говорить, что великий лорд проявил слабость. Эта информация в руках врагов стала бы опаснейшим орудием, способная привести к тому, что его репутация, как превосходного командира, создаваемая годами верной службы, вмиг бы стёрлась в порошок.

Но Безумец только усмехнулся: нет, не убил. Находясь ещё недалеко от места действия, сновидец прекрасно почувствовал, как в один момент начала стремительно удаляться аура бывшего капитана телохранителей. Мертвецы так стремительно уж точно не бегают. Единственное, что смог Вирен, это под угрозой смерти выгнать брата навсегда из города и подальше от своей семьи.

Не хватило магистру сил убить дорогого брата даже в состоянии ярости из-за его предательства — с точки зрения человечности, его можно понять. Однако, с точки зрения высшего общества, Вирен проявил недопустимую слабость.

— И… ты знаешь, что это не так? — Вирен догадался, почему его слова так позабавили сновидца.

— Знаю.

— Что в таком случае будешь делать? Используешь это против меня?! — зарычал мужчина, но больше от собственного бессилия, которое и не позволило ему поступить, как требуется.

— Обязательно бы использовал, чтобы одержать над вами победу, будь вы моим политическим оппонентом. Однако в действительности это не в моих интересах, поэтому — нет. Не использую.

Эйгон совершил глупость и раскаивался, но ради этой глупости он пошёл на убийство племянника и вполне бы был рад смерти брата. Кто может дать гарантию, что пощажённый маг однажды не вернётся? Из-за мести ли, обиды или всё-таки упрямого желания заполучить женщину, любовь к которой спокойно способна перерасти в одержимость, — неважно. Главное этот беспощадный удар будет в самое сердце. Так что, да, по мнению Безумца, воспитанного тем же магистерским обществом, Вирен проявил недопустимую слабость.

— А ты бы смог так же спокойно убить своего брата, учёнишка?! Или, как обычно ты и тебе подобные, смел только на словах?! — магистр и так разрывался от терзавших его сомнений, правильно ли он поступил, поэтому осуждения, не учитывающие человеческий фактор, от хромого мага его разозлили.

Хотелось Безумцу язвительно ответить, что в своё время он так и сделал, убил, и не одного, а двоих. Но в итоге решил промолчать, поскольку то было при совсем других обстоятельствах. В его-то случае это была месть и отношения между ними никогда не были братскими.

— Окажись сейчас в вашей ситуации иной человек, и ваши слова, лорд-магистр, были бы подобны моим. При оценивании поступков мы всегда строги к другим и наиболее милосердны к себе. Поэтому я бы предпочёл не продолжать этот бессмысленный спор.

Вирен хмыкнул, но желание сновидца удовлетворил. И без спора его размышления были тяжелы и на одних только сомнениях, правильно ли было отпускать родного человека, не остановились.

С появлением Вирена мальчик снова был вынужден вернуться к правилам, которым его обучали. Будущий магистр тут же отодвинулся от учителя, сел прямо, а финики постарался спрятать в руках. Ребёнок видел, чувствовал и прекрасно понимал состояние отца, но он не мог себе позволить подбежать, спросить и поддержать его. Это недопустимо. Поэтому мальчик только беспокойно на него посматривал да молчаливо слушал разговор взрослых, стараясь, чтобы его интерес не был замечен.

Вирен, имея возможность убедиться, что смышлёный мальчонка пришёл в себя после пережитого, конечно же, был рад. Только радость эта была скупа, никак не проявилась внешне, и сын вновь мог увидеть лишь хмурость на лице строгого отца-солдата. На этом вся теплота их воссоединения и закончилась бы.

Но произошедшее сегодня дало достаточно почвы для размышлений магистру. Дало понять, как многое он делал неправильно.

Как бы не хотелось признавать, но демон оказался прав. Вирен мог месяцами не бывать дома, пока геройствовал где-нибудь на передовой или на учениях при наступлении очередного шаткого перемирия. А даже когда возвращался в город, то уходил с головой уже в магистерские дела, и на семью времени не было. Да, он контролировал обучение сына, тщательно следил за его успехами по отчётам учителей. Когда же проявилась болезнь, магистр поднял на уши весь Круг в поисках лечения.

Только вот мальчик всего этого не видел. Для него, отца либо никогда не было рядом, либо они виделись утром за завтраком, после которого он также уходил на целый день. Обучали его учителя, тренировал — дядя. А с появлением болезни ребёнок столкнулся с ещё большим отторжением, постоянно был вынужден слышать, что он перестал соответствовать отцовскому видению настоящего наследника. Маленький маг любил отца, искренне гордился его успехами и подвигами, новости о которых до него доходили, однако нет ничего удивительного, что мысли о невзаимности любви и гордости в нём зародились, и получили дальнейшее развитие демоном.

Первостепенную свою задачу Вирен видел в службе Империи, заботе о своих подчинённых, а об остальном, о заботе о семье, он не думал из-за ненадобности, потому что считал, что всё сумел организовать правильно. Семью финансово он обеспечивал — они не могли ни в чём нуждаться. Ирена, умная и образованная женщина и прекрасная магесса, справится с воспитанием сына и сама. А за всем присмотрит и позаботится брат, раз он и так назначен капитаном телохранителей. И такой план позволял магистру часто дома не появляться.

Но сейчас лорд увидел, к чему всё это привело. Эйгону нужна была свобода, а Вирен поступил даже хуже их отца и заставил брата нянчиться с чужой семьёй, вместо того, чтобы позволить завести свою. Заставил жить в одном доме с женщиной, которую он любил, но не имел права к ней даже приблизиться, и ребёнком, в котором он бы хотел видеть своего сына. И как итог брат потерял голову настолько, что пары метких слов от демона хватило, чтобы толкнуть его на предательство и убийство. А отсутствие должного внимания к ребёнку со стороны отца можно назвать одной из основных причин болезни и вообще всего произошедшего в их семье за недавнее время. Может, если бы мальчик был больше уверен в своей семье, демон бы так и не смог найти лазейку к его разуму.

Магистр потерял брата и почти лишился сына. Это подтолкнуло его к правильной мысли, что пора в его жизни хоть что-то поменять. Всю жизнь, идя по стопам отца, он старался ради своей великой, не потакающей южному лицемерию Империи. Только вот одна его ошибка — и Империя от него отвернётся. И останется он один, как однажды оставил свою семью.

Вновь взглянув на мальчика, что сидел рядом, Вирен подавил зародившееся возмущение, что ребёнок сидит сутулится да ещё финики прячет в руках, пачкаясь ими. Не надо этих строгостей. За сегодня они и так достаточно пережили. Так что мужчина только положил руку на плечо маленького мага, а радость всё-таки показала себя в виде скупой улыбки.

Всё опять выглядело слишком скупо и наиграно, но это пока. Лорд получил время, чтобы наверстать упущенное. Тевинтер воюет уже три столетия, так что едва ли армия многое потеряет, если один из офицеров возьмёт перерыв в своей службе. Всё равно теперь у него невыплаченный долг, для исполнения которого придётся всерьёз заняться своими обязанностями как магистра.

Стоит вспомнить о договоре, как шрам на руке снова фантомно заныл, а сам Вирен скривился от мыслей, что его сослуживцы точно засмеются, когда узнают, какое предложение он выдвинет на Собрании. Конечно, лорд-магистр и поныне продолжал считать желание Безумцем — глупостью. Но свою клятву хромой маг исполнил безукоризненно, совершил буквально невозможное, а, значит, настало время и Вирену совершить невозможное для себя — помочь бесполезным учёнишкам. Клятва есть клятва, особенно подкреплённая какой-то неизвестной древней магией…

— С самого твоего появления в моём доме я всё пытался понять, что ты скрываешь, хромой. Думаю, сегодня я получил часть ответов, — произнёс вдруг Вирен и посмотрел на сновидца, который его одновременно и раздражал своим непробиваемым спокойствием, и беспокоил, стоит вспомнить, сколько всего странного и таинственного вьётся вокруг этого вроде бы ничем непримечательного мага.

— Я вас слушаю, — ответил Безумец, который, вероятно, догадывался о размышлениях магистра, но никаким образом в них не лез. Его больше интересовало любование вечерним городом.

— Ты сомниари. То, что ты делал во время поисков и там, в подвале, не сможет сделать ни один маг, даже Страж, — заявил генерал, преисполненный гордостью за свою догадливость.

Вирен был уверен в своём вердикте и радовался ему, поскольку так образ мага складывался во что-то более конкретное и понятное. Если он на самом деле сновидец и учился по древнетевинтерским книгам, найденным у Стражей, то становится объяснимо, как он смог одолеть магистра в дуэли и как за несколько часов нашёл ребёнка в огромном городе магов.

На лице Безумца появилась улыбка, поскольку столь прямолинейные попытки солдафона докопаться до истины его только позабавили.

— Раз вы так считаете, то я не смею вас переубеждать, лорд-магистр.

— Значит, ты подтверждаешь.

— И этого я не говорил. Уверен, что вы и сами не желаете слышать от меня ответа.

Вирен вновь нахмурился: такие расплывчатые фразы вояке, привыкшему к краткости подчинённых, не нравились.

— Ныне легенды о возможностях сновидцев слишком уж расплывчаты, но они всегда будоражат умы своей необъяснимостью. Например, очень уж устоялось верование, что сновидец способен найти и убить во сне любого человека и тем более мага. Не значит ли это, если ваше предположение подтвердится, что вы, господин Вирен, дали клятву такому сновидцу?

Безумец оказался прав: магистр с такой стороны не рассматривал правду, к которой стремится. Раз Вирен неосознанно потёр запястье, то он точно проникся словами хромого мага и понял, что если он не исполнит клятву, то или клеймо, или сам сновидец до него доберутся.

Несмотря на весьма заметное смятение лорд бы ни за что бы не сознался, что он раздумывает над тем, как бы эту клятву обойти и её не исполнять. И его разозлило, что собеседник об этом знает и говорит открыто, язвит.

— Да как ты смеешь ставить под сомнения слова магистра, маг!

— И в мыслях не было вас оскорблять, лорд-магистр. У меня не может быть сомнений, поскольку наши клятвы закреплены ритуалом.

Безумец закатал рукав мантии и показал запястье руки, на котором ещё утром было клеймо как гарант их с магистром договора. Однако сейчас клеймо исчезло, оставив лишь нечёткие очертания на белой коже.

— Это как? — сейчас, забыв про напущенную важность и маску аристократа, Вирен выглядел по-детски удивлённым, ведь на его-то руке клеймо осталось без каких-либо изменений.

Это — было всего лишь следствием применения Безумцем на себе более мягкой версии заклинания шрамирования, чтобы не чувствовать той боли, которой ощутил Вирен, когда магия прожигала узор под его кожей. И следствием использования сегодня части свойств во время ритуала, чтобы шрам свести. Но сновидец об этом, разумеется, не скажет.

— Я исполнил свою часть договора. Это, — указал он на свою руку, — тому доказательство. Теперь настала ваша очередь, лорд-магистр, — говоря это, Безумцу очень уж хотелось смеяться, но он не мог себе позволить разрушить пугающий образ, чтобы лорд раз и навсегда понял, что никуда не денется.

И Вирен понял.

Оставив нанимателя наедине со своими мыслями, Безумец поднялся со скамьи и решился немного пройтись. Пока они здесь сидели, вечер подступал всё сильнее, а в мраморном городе начинало темнеть. Пора возвращаться домой, чтобы отдохнуть после столь насыщенного дня. Только не успел мужчина сделать и шага, как вдруг этот дворик перестал пустовать.

Быстро и организованно сюда вошёл отряд солдат и начал окружать.

От вида таких гостей вскочили все. Вирен наблюдал за окружением молчаливо, не хватался за посох и не решался провоцировать наглыми требованиями. Даже у него, магистра-генерала, был повод для волнений, поскольку эти солдаты, выдрессированные до марша нога в ногу, — гвардейцы архонта. Они — все до единого — носили поражающие своей дороговизной доспехи из магически обработанного сильверита, и ткани — вирантиумской парчи — с той же магической пропиткой. А чтобы уж окончательно утвердить свой статус самых элитных тевинтерских войск, гвардейцы передвигались верхом на драколисках.

Эти животные, дальние родственники драконов, не такие уж редкие, но с ними очень, очень сложно. Слова «своенравный» и «упрямый» предполагают какую-то разумную меру сопротивления. А драколиск просто замышляет злодейства. Пришпорит его всадник чуть сильнее — размажет о дерево. Пихнёт его не так — оттяпает ногу. Впрочем, тут есть и полезная сторона: по скорости и силе он не уступает другим, а тот, кто совладает с ним, неплохо заявит о себе. Не просто «я могу то, что вы не можете», а чуть ли не «я могу то, на что вы не осмелитесь».

Так что нетрудно представить, в каком впечатлении будет любой имперец от вида такого гвардейца, а уж тем более нескольких и их ровного строя.

И сегодня все эти люди были здесь. Следили или шли по стопам магистра, чтобы настичь свою цель стремительно, слаженно и точно.

Когда тактическое окружение подошло к концу, из гвардейского строя вышел командир и направился к ничего непонимающим магам. Однако вопреки очевидному предположению последних все эти люди здесь не из-за лорда и его авантюры.

— Господин Безумец, вас желает видеть Архонт Империи. Прошу незамедлительно проследовать за нами, — сообщение вышло кратким, а капитан точно знал к кому обращаться.

Поймав на себе непонимающий взгляд магистра, Безумец не мог ничего ему ответить. Он и сам не понимал, что происходит. Уж чьё внимание он точно не думал привлечь, так это архонта. Но такие «любезные» личности, которые даже окружили, конечно же, не потерпят промедления и отказа. Так что сновидец был вынужден согласиться и проследовать за гвардейцами, чтобы узнать о причинах интереса самого правителя нынешнего Тевинтера к его скромной персоне…

Глава 29. Не покориться его воле

Идя по коридору дворца, Безумец не мог не глядеть по сторонам, осматривать убранство. Если мужчине нравилась природная архитектура древней империи элвен, то это отнюдь не значит, что он равнодушен к каменной архитектуре своей родины. Стены из светлого — жёлтого или белого — камня были высокими. Порой приходилось слишком уж неприлично задирать голову, чтобы потолок хотя бы увидеть. Такой гигантизм мог означать, как ничтожность каждого конкретного разумного над величеством всей Империи или непостижимых Богов, так и общую победу имперцев над природой. В естественных условиях эти камни лежат бестолково в недрах земли, и именно тевинтерцам удалось добыть их и магией или собственными усилиями соединить в поражающие своей красотой и размером сооружения. Пусть гномов считают главными строителями, но в их архитектуре всегда встречаются следы природной каменной породы: с потолка будут свисать сталактиты, часть стены пещеры не прикрыта обработанной плитой или лестница не выложена кирпичом, а просто выточена в камне. Дома и города гномов в таком виде позволяют добиться «единства» с подземным миром, Камнем, но это не «властвование» над природой. Об эльфах и говорить нечего — они строили так, что растения были повсюду и лезли лианами из каждой щели.

Но светлый камень был лишь каркасом, костями архитектуры. Обрамление же каркаса уже исполнялось тёмным камнем. Именно это сочетание цветов, противоположных, но дополняющих друг друга, как реальность и Тень, является самой узнаваемой чертой тевинтерского зодчества наравне с высокими шпилями на крышах.

Из тёмного, тёмно-зелёного камня делались многие декоративные элементы. Пилястры на стене, облицованный цоколь и антаблемент хоть и несли декоративный характер, но визуально «поддерживали» белый каркас. Вся эта композиция придавала стенам здания той же нерушимости, какой и должна быть Империя. На самих стенах плиты складывались в незамысловатые, но поразительные своей строгостью и точностью фигуры: треугольные выступы, многослойные симметричные шестигранники. Дверные проёмы, треугольной формы арки и отдельные участки стен украшались арабеской — сплошным узором, состоящим из геометрических фигур и причудливых переплетений обычных линий. В качестве барельефа нередко выступали скульптуры. В местах, связанных с рабами, например, рынком рабов или ареной это были скульптуры рабов, склонившихся в безмолвной покорности, и их надзирателей. В храмах нередко изображали драконов или другие религиозные мотивы. В общественных места эти скульптуры могли быть в честь каких-то великих людей, магов прошлого, что оставили след в истории Тевинтера: тот же Дариний — первый архонт, или Талсиан — первый жрец Думата.

Но не зданиями и барельефом одними известна Империя, а в том числе и своими статуями. Огромными, ростом в целую скалу, как «Киркволлские близнецы» — две бронзовые фигуры плачущих мужчин. Сравнительно небольшими — в два-три человеческих роста, — но вселяющими трепет и ужас во всех, кто их увидит, как драконьи бюсты или бронзовые (в Минратосе есть и золотые) стражи в острых доспехах, словно шипах, и со своеобразными крыльями за спиной. Наверное, ни одна книга уже не помнит, откуда взялся такой образ.

И все эти черты тевинтерской архитектуры Безумец мог наблюдать здесь, во дворце архонта, пока шёл по сложенному из шестиугольных плит и вычищенному до блеска полу. Всё было столь знакомо, что мужчине казалось, будто этот мир не просуществовал тринадцать веков, а он сам никуда и не уходил. Даже полотна с гербом Тевинтера, похоже, висели там же, где и раньше… Такая попытка архонтов сохранить первозданный вид владений своих предшественников особенно выделялась, учитывая, что многие здания в городе сохранились только внешне. Круг, бывший храм Разикаль, к примеру, переживший упадок, мародёрство, запущенность и перестройки, изнутри едва ли сейчас можно было узнать.

Всё было настолько знакомо, что маг невольно вернулся в прошлое. Кажется, из-за ближайшего угла в коридор вот-вот выйдет отец, страшно недовольный тем, что ему пришлось чуть ли не на колени падать перед архонтом, чтобы уладить с ним конфликт иобъясниться, почему его сын посмел скептически смотреть на богатейшее внутреннее убранство дворца. В итоге оскорблённый магистр пропишет такого подзатыльника, что мальчик тут же упадёт. А может, из-за того же угла выйдет старый Жрец и начнёт его отчитывать за то, что ученик опять решил заняться какими-то там своими научными расчётами, а не подготовкой и запоминанием проникновенной речи, с которой его заставляют вскоре выступить на Фуналис, праздник, посвящённый Древнему Богу Безмолвия, Думату.

У Безумца точно было, о чём ещё можно вспомнить, однако обстоятельства едва ли располагали к неспешному созиданию и воспоминаниям. Он же здесь не гулял, а покорно шёл за командиром грозных гвардейцев, которые даже сейчас его обступили со всех сторон. И пусть чародеи не сказали ему ни слова, а даже вежливо подстроили свой темп ходьбы под медленный темп хромого человека (который стал ещё медленнее, когда у него отобрали трость-посох, опору), но едва ли они позволили бы мужчине остановиться и повспоминать свою прошлую жизнь, ведь его желал видеть их хозяин — архонт.

Ходьба по коридорам огромного как своим размером, так и величием дворца прекратилась, когда невольного гостя завели в зал, не менее масштабного размера. Сложно сказать для чего использовалась эта комната сейчас, поскольку ни одним архонтом за всю истории Империи совершалась перепланировка дворца. С одним массивным, кажется, монолитным каменным столом комнату можно назвать шикарной приёмной, а унеси, надрывая спины, слуги этот стол — залом для бала.

Сейчас за стол гостя и усадили.

Архонт явился не сразу. Безумец успел осмотреть зал и гвардейцев, который, по обычаю своему, его окружили и сейчас. И оцепление это было трёхуровневым. Несколько боевых чародеев стояло буквально за его спиной, образовывая полукруг, другие — вокруг стола, а третьи — по периметру комнаты. Такие меры предосторожности не могли не беспокоить мужчину, ведь, по ощущениям, против него блокирующее заклинание создал каждый маг. В совокупности такой массив блокаторов не даст даже ему, сновидцу, войти в Тень. И ещё хромого мага заставили снять с руки повязку, явить всем на обозрение зелёные линии на коже.

Единственное, что Безумца не волновало, так это опоздание архонта. Правитель своим промедлением, точно, хотел показать свою незаинтересованность к гостю, что их встреча — всего лишь его великодушный уступок. Однако мужчина был уверен, что незаинтересованные правители точно не снаряжают всех своих гвардейцев на поиски и сопровождение во дворец одного единственного человека. Это зрелище настолько необычное, что вечерний Минратос уже точно успели заполонить волны слухов от увиденных прохожими на улицах города солдат архонта в таком количестве.

Спустя где-то четверть часа ожидания одна из дверей наконец-то открылась. Сначала в зал вошли ещё солдаты в боевой готовности, оценили обстановку, убедились, что «гость» сидит и не рыпается, а их сослуживцы не показывают признаков магического подчинения, и только после они позволили своему хозяину показаться самому. На вошедшего архонта Безумец посмотрел не без интереса, увидев слишком знакомый образ. Радонис выглядел эталонным магистром, каким обычно пугают на юге. Смуглая кожа, чёрный волосы, сложенная в причудливую, но аккуратную форму борода — признаки чистокровного тевинтерца. А столь породистое лицо явный признак многовекового тевинтерского «разведения», альтуса.

Если же ещё кто-то сомневался в определении положения потомственного аристократа, то его одежда заставит любого невежду уверовать, что перед ним сам архонт. Церемониальные, парадные одежды первых людей Империи всегда были неповторимы и незабываемы в своей красоте и помпезности, носитель метки был рад узнать, что даже спустя тысячелетие архонты продолжают чтить эту традицию. Тевинтерские магистры, даже те маги, которые никогда не надевали металлических доспех, старались придерживаться строгой формы. Плащ, накидка, куртка, мантия с длинными полами — пожалуйста, но что бы под низом всегда был надет набор рубашка-брюки-сапоги, который не сковывал движений, придавал магу солидности и большей мобильности, нежели какая-то бесформенная ряса или роба. Но именно на людей, стоящих выше магистров, это не распространялось. Что жрецы, что архонты носили мантии, часто состоящие из нескольких слоёв ткани, но не бесформенные, а умело подогнанные портными, чтобы скрыть изъяны или, наоборот, подчеркнуть достоинства тела владыки. Помимо самой мантии одевались и разнообразные украшения из металла, которые скрывали последние недостатки ткани, органично сплетая все элементы одежды. Но узнаваемость образа делало не только это. Все первые люди Тевинтера носили на плечах широкие наплечники на крепком каркасе, которые визуально в два-три раза расширяли их плечи и спину, что и придавало образу обычного человека нечеловеческой непоколебимости и стойкости. А чтобы голова не терялась на фоне таких конструкций, маги носили большие головные уборы. Например, самым узнаваемым головным убором архонта является корона кобры. Она покрывает собой всю голову, словно шлем, а верхняя её часть была исполнена в виде капюшона кобры в его раскрытом состоянии.

Так же помимо прочего эти церемониальные одеяния являлись показателем достатка и ещё большей опасности. Архонт, сколь бы могущественным магом он ни был, в таких одеждах будет очень неподвижен и уязвим, а, значит, где-то поблизости от него всегда будет отряд его верных цепных псов — гвардейцев, — которые настороже и готовы тотчас разодрать в клочья любую потенциальную угрозу для своего хозяина.

Но ни корона, ни одежда, ни даже посох в виде трёх переплетённых кобр с большим драгоценным камнем на голове каждой были главным символом власти архонта, а золотое кольцо с изображением на нём (по велению Архонта Дариния) перевозчика в капюшоне, которое носят на среднем пальце правой руки. Для каждого архонта кольцо изготавливается новое с именем будущего владельца вокруг изображения. По традиции после смерти правителя кольцо с церемониями разбивают перед собранием магистров, чтобы никто не мог воспользоваться властью архонта до коронации нового. Эта традиция сохранилась и поныне — на руке Радониса было это кольцо.

Пусть Безумца не особо интересовала личность нынешнего правителя Тевинтера, но он всё равно достаточно наслушался об этом человеке, ведь общество аристократов не менее склонно к сплетням, чем торговцы на рынках. О последнем архонте, которого он застал в своём мире, у мужчины сложилось не самое лучшее мнение, зато нынешним он оказался даже восхищён. Радонис хоть и сильный маг, однако не на одной только силе держится его власть. Он очень коварен и хитёр, безжалостен в вечном противостоянии аристократии и очень властолюбив. Именно эти качества позволили ему однажды сесть в кресло архонта и благополучно в нём оставаться больше десяти лет. Не самый, конечно, большой срок, но истории известны случаи, когда архонты не могли удержать титул в своих руках и года. При этом Радонис делает всё, чтобы свою власть поддерживать. Правильно и разумно расценив, что намерения Корифея мало того, что являются угрозой его власти, но и неисправимо изуродуют Империю (а то и вовсе уничтожат), он сделал немало, чтобы ослабить Венатори на севере. Но косвенно. К примеру, он тайно заказал убийство известных магистров-агентов и как бы ради развлечения поддержал Анодата в его войне. Конечно, открыто мужчина ни за что бы не стал действовать, заявлять о своей поддержке убийц магистров, чтобы раньше времени не лишиться не то что трона, а даже — головы. Также хорошо зная историю, Радонис не возжелал, чтобы Тевинтер постигла судьба Долов, поэтому одним из первых правителей пошёл на контакт с Инквизицией.

И пусть архонт, в первую очередь, движим желанием остаться у власти, и только, как минимум во вторую очередь, на самом деле думал о благополучии Империи, но Безумец посчитал это достаточным, чтобы отнестись одобрительно. Его действия идут не во вред, а даже на пользу стране, чего свойственно не каждому правителю. Хотя не нужно далеко ходить в исторические дебри за примером о никудышных власть имущих — вон ныне сколько магистров вредят и без того ослабленной Империи из-за алчности ли, корысти или глупости, веря в россказни разумного порождения тьмы.

Впрочем, Безумец тут же поспешил себя одёрнуть. Не время ему заниматься оценочными суждениями. Если он сам стал предметом интереса (а по-другому это добровольно-принудительное приглашение на встречу и не назовёшь) столь коварного и решительного властителя, то у него точно появились серьёзные проблемы.

Ожидаемо, архонт и сам был не против изучить своего гостя прежде, чем вступить в диалог. И его взгляд был неописуемо странный. Вроде смотреть он должен высокомерно, безынтересно с превосходством, ведь где он, архонт, и где этот безродный маг, но при этом в его глазах был интерес, искреннее любопытство перед чем-то непостижимым, некая взволнованность и даже разочарование от того, что гость внешне не оправдал его ожиданий. А, может, он не ожидал, что такой непримечательный маг, которого не зря прозвали бродягой, может так спокойно смотреть прямо в глаза правителю целой Империи, способному одним единственным заклинанием испепелить наглеца… Хотя если вспомнить, как этот Страж сражался с магистром на дуэли, встаёт вопрос, кто кого тут ещё испепелит.

Едва ли Безумец желал своими гляделками как-то повлиять на архонта, скорее это он сделал за неимением страха перед властью нынешнего правителя. Ему же окружение первых людей Империи привычно, и острый взгляд Радониса ничем не отличается от взгляда того же Сетия. Хотя за своим спокойствием сновидец сдерживал искренний страх из-за ситуации, которую не контролировал, тогда как архонт мог испытать только лёгкий трепет, и не более того, ведь всё равно он хозяин этой встречи.

Спустя некоторое время таких гляделок, Радонис наконец-то подошёл и также присел за стол напротив невольного гостя. Взгляд его орлиный зелёных глаз стал ещё строже, опаснее. Кажется, мастер коварства не терял надежды произвести на сновидца должное впечатление, чтобы его образ боялись.

Обстановка настолько обострилась, что оба мага упустили момент для льстивых приветствий, представлений и прочих прелюдий.

— Со слов Круга, вы обладаете поразительными своей редкостью знаниями, господин Безумец, — эти слова архонта, сколь неожиданные, столь и неуместные, резанули воздух будто ножом. И если его губы кривились в лживой в своём дружелюбии улыбке, то глаза иглами впились в гостя, способные заметить любое изменение в его положении.

— В хранилищах Стражей сохранилось много бесценных книг древних эпох. К счастью, у меня были возможность и время, чтобы их изучить, — продолжил Безумец настаивать на свою причастность к Стражам, сохраняя видимое наивное спокойствие от якобы непонимания своего положения.

Однако мысленно мужчина уже задался вопросом: кого ещё мог допросить архонт, раз его ищейки и в Круг уже успели наведаться? Ещё больше его беспокоила причина столь уважительного обращения. При его нынешнем положении в тевинтерском обществе правитель в его сторону даже смотреть не должен, а уж тем более обращаться на «вы».

— Разумеется, — Радонис даже не скрывал, что не верил словам гостя, — в таком случае, откуда у Стража мог взяться столь интересный экземпляр посоха, тоже найден в хранилище?

На этих словах из безликой толпы гвардейцев вышел солдат, подошёл к архонту и протянул трость-посох, конфискованную у гостя. На удивление, властный маг к чужой собственности отнесся с почтением. Осмотрел необычную форму, оценил стоимость такой вещицы, подивился кропотливостью работы мастеров, но даже после этого его глаза не загорелись в жадном желании завладеть таким раритетом для личного пользования или в коллекцию.

— Нет. Данный посох — мой личный заказ, — Безумец сознался сразу, даже и не думал врать.

То, что столь необычный посох в форме трости создан на заказ точно под хромого мага, несложно догадаться любому. Вместе с тем мужчине было, одновременно, и приятно, что кто-то оценил всю красоту и искусность его оружия и незаменимой опоры при ходьбе, и ревниво, что этот же «кто-то» лапает его личную вещь, на заказ которой, к слову, он потратил деньги, что копил в течение нескольких лет. Даже в его время с железной корой работать могли только единицы, и, конечно, труд таких мастеров стоил недёшево, и это мягко говоря.

— Посох искусен, создан из железной коры и зачарован гномами. Вы сумели уговорить долийцев-дикарей, а затем орзаммарских гномов. Для Стража, вы владеете приличным достатком, чтобы сделать такой заказ, — сейчас Радонис окончательно дал понять, что он не разговаривает, а просто играет в игру, как скоро заставит прекратить собеседника прятаться за глупыми оправданиями.

Безумец мог продолжить свою ложь, напомнить, что Право Призыва не делает послаблений никому, а, значит, в Страже, родившемся в богатой семье и достатке, нет ничего удивительного. Однако носитель метки также распознал уже до неприличия издевательский тон собеседника, поэтому больше решил не оправдываться. Сейчас его ложь не сработает, потому что архонт знает что-то такое, что не даёт его переубедить никаким образом. И Безумцу остаётся только догадываться, что это такое-этакое. Возможно, его хотят обвинить в сговоре с венатори, в приближённости к Старшему, который стал ему источником информации о древнетевинтерской науке. Но причём тут Радонис? Почему тогда его сразу не отправили к Тайному Канцлеру или к палачам на допрос?

— Господин архонт, прошу поставить меня в известность о причинах нашей с вами столь неожиданной и незапланированной встречи. Неосведомлённость не позволяет мне комплексно ответить вам, — решился Безумец перебить архонта, перевести тему и взять инициативу над разговором.

Перехватить инициативу у столь профессионального интригана, конечно, не получилось, но Радонис хотя бы перестал хищным стервятником кружить вокруг да около, а вернулся к деловому подходу и решил удовлетворить просьбу гостя. Хотя ответил он не сразу. Сначала архонт решил ещё раз пробежаться глазами по бумагам, которые лежали рядом с ним. Безумец с удовольствием бы на них взглянул, но издали не мог ничего разглядеть, поскольку они сидели слишком далеко друг от друга.

— Вы очень интересная личность, господин Безумец. Великим упущением с моей стороны было бы не пригласить вас на встречу, — учитывая, что «приглашение» выглядело, как отряд грозных гвардейцев, не терпящих отказа, архонт точно иронизировал. — Или… правильнее к вам стоит обращаться как «Безумец Хаоса»?

Несмотря на умелые попытки Радониса манипулировать на этот раз было видно, насколько он сомневался в том, что говорил. Не раз ещё он смотрел то на свои бумаги, то на собеседника, будто не верил, что ему привели точно того, о ком его ищейки насобирали столько преинтересной информации. Можно было подумать, что он попросту блефовал, сказал первую ассоциацию, которая ему пришла на ум от необычной клички хромого мага, запугивал, а на самом деле, разумеется, не верил, что перед ним может сидеть один из тех самых жрецов, древних тевинтерских магистров.

Но Безумец не стал лелеять эти предположения и, поняв намёк, воспринял слова архонта буквально. Если бы Радонис лишь запугивал, то зачем он подтянул сюда, наверное, всю свою гвардию? Однозначно, он считал своего гостя очень опасным, а, значит, был у него повод так думать.

Услышанное заставило носителя метки искренне удивиться. Кажется, наконец-то маска его спокойствия полностью рухнула, оставив на лице лишь шок. Идя на встречу, Безумец перебрал множество вариантов, но раскрытие своего древнего происхождения даже не рассматривал. Да кто в своём уме вообще поверит, что чудаковатый, хромой с болезненно белой кожей человек является «тем самым» древним магистром, первым порождением тьмы? Кто, смотря на него, может даже в теории помыслить, что возраст его перевалил за тринадцать веков? Да порой к самому Безумцу начинали подкрадываться сомнения в реальности своей памяти, своей жизни в той далёкой Империи. А тут какой-то политик, его ни разу не видя, сходу делает столь точное предположение!

Правда, не менее удивляла мужчину суть такого предположения. Когда сенешаль Инквизиции назвала его верховным жрецом Зазикеля, Безумец хоть и засмеялся, но вполне понял её ошибку. Южане едва ли знакомы с традициями Тевинтера, поэтому вполне могли поверить, что столь несолидный, скромный в своём образе учёного-исследователя маг мог быть верховным жрецом. Но как мог тевинтерец, сам архонт, который носит одежду и ведёт образ жизни, схожий со жречеством, всерьёз поверить, что перед ним маг, подобный ему по статусу в обществе? Это звучало настолько нелепо, что Безумцу было уже и не до смеха. В его мире ни разу, ни один невежда не посмел спутать двух магов из-за всего лишь схожести в имени… Хотя, вероятно, в этом и ответ. Сновидец лично знал жреца Зазикеля, знал его внешность, повадки, характер, поэтому точно мог сказать, что они друг на друга не похожи абсолютно, следовательно, их просто невозможно спутать. Но ныне этого не знал никто, им остаётся лишь опираться на единственное, что сохранила история, — название титула, а по такому признаку не тяжело и перепутать.

— Озвученное вами, господин Радонис, весьма… необычно. Могу ли я узнать, что сподвигло вас сделать такого рода предположение? — не став давать время архонту рассказать, что он собирается делать с такой информацией, Безумец спросил сам. Мужчине хотелось узнать, какой промах выдал его настолько полно.

Радонис удовлетворил и эту просьбу, что подтверждает, что на этой встрече он настроен только на разговор, а не на допрос с пристрастием и пытками. По приказу хозяина из толпы телохранителей снова вышел тот же солдат, взял со стола стопку бумаг и понёс её к гостю, на другой край стола. Из-за одинаковой формы и шлема на голове солдат был безлик, однако Безумец приметил, что чем вояка был ближе, тем заметнее становилась дрожь в руках, а поступь — всё менее тверда. Мужчине были знакомы многие взгляды от почтения и уважения, до ненависти и пренебрежения, но что бы от него шарахались, как от архидемона, — впервые. И Безумец, разумеется, этого не понимал. Пока он шёл до дворца, на нём, что, рога выросли и клыки прорезались?

Бумаги, что оказались вскоре у него, видимо, были копией тех, которые перебирал Радонис, а, значит, в них можно найти ответ. Так что их изучением Безумец незамедлительно занялся, к счастью, ему дали на то время.

Первым ему на глаза попалось письмо, датированное прошлым годом; в нём «руки» Белой жрицы запрашивают хоть какую-то информацию о таинственном маге в чёрной мантии, о его возможной причастности к какой-то тевинтерской секте. Это письмо было отправлено, когда только всё началось, когда взорвался Конклав и когда на оплавленных остатках Храма нашли одного единственного выжившего. В письме было довольно-таки много упущений: ни о метке, ни о странной внешности, ни о настоящих причинах такого интереса к подозрительному магу не сказано. Единственное, что выдавало, — это срочность и настойчивость в получении ответа. Видимо, именно за это и зацепился архонт, сохранил письмо. Когда же с юга начали поступать радостные новости, что конец света откладывается, а герои, участвовавшие в успокоении Бреши, воссоздали Инквизицию, тогда-то правитель Тевинтера снова вспомнил о престранном письме. Как раз следующими бумагами оказались отчёты тевинтерских тайных агентов, отправленных на юг. В них говорится, что упомянутого в письме мага словно никогда и не существовало. Больше он нигде не засветился, его не восхваляли как героя, присутствующего тогда на передовой, не казнили публично, как одного из виновников самого масштабного в истории Церкви теракта. В официальных письмах Инквизиция сделала вид, что ни о чём она не запрашивала. А большего архонт ничего узнать не мог. Да и были у него дела поважнее, чем гоняться за тенью.

Судя по датам, это дело отложили в долгий ящик вплоть до событий с захватом двух кунарийских кораблей. Желая понять больше о произошедшем в ту ночь, архонт наверняка приказал шхуну, на которой был сооружён закуток для незаметного переправления пленённых магов и прочих магических штук, разобрать вплоть до досок и гвоздей, лишь бы найти припрятанные кунари бумаги. Раз сейчас перед Безумцем лежал перевод с кунлата тех бумаг, значит, тевинтерских солдат ждал успех. Приступив к чтению, мужчина пожалел, что в ту ночь у измотанных пленников не было ни времени, чтобы самим поискать на корабле тайник, ни сил, чтобы сжечь все улики вместе с кораблём.

Виддасала оказалась очень дотошна в плане документирования, записала очень многие свои наблюдения. Возможно, так она хотела составить полное описание пленников, чтобы ничего не забыть или передать эти заметки тем, кто в дальнейшем бы работал с опасными магами. А, может, это была изначальная версия её отчёта триумвирату, чтобы тот согласился в опасности Бреши и важности мага, способного разрывы закрывать, и оказал ей всестороннюю поддержку. Так или иначе, но все эти заметки попали к имперцам.

Кунари оценила всех своих пленников, написала характеристику. Хоуку повезло больше остальных: он настолько взбесил тюремщиков, что они не стали даже стараться в описание — было только краткое «неисправимый невежественный баз саирабаз» с намёком, что по прибытии на Сегерон его планировали тут же отправить исправителям. На Кальпернию было потрачено больше слов, также имелась особая пометка о незамедлительном её допросе из-за подозрений в причастности к венатори. А так как она намного больше общалась с главной целью, то их посчитали знакомыми, а, значит, она может что-то ещё рассказать в отличие от мага с бандитской мордой.

И сколь скудны были характеристики этих двух магов, столь же обширно было описание самого Безумца. И заметки её начинались вплоть с Денерима, с первичных сведений о человеке, что единственный смог закрыть разрыв. В дальнейшем же этих сведений становилось только больше.

В конце стопки бумаг лежал отчёт Первого Чародея Круга, который, по требованию архонта, предоставил свои наблюдения и мысли по поводу хромого мага.

В общем, как Безумец теперь мог видеть, у Радониса была огромная база информации. Неизвестно, после скольких обдумываний и сомнений он пришёл к тому, что сидящий перед ним маг — это «тот самый» магистр, великий, ужасный и греховный, но теперь известно точно, что его предположения имели очень крепкие доказательства под собой.

И архонт — это не твердолобый кунари, поэтому он догадался, что столь неожиданное первое упоминание хромого мага связано с произошедшим на Конклаве и Брешью. Возможно, также догадался, что способ закрытия разрывов завязан не на каком-то «артефакте», а на нём самом. Ведь пока Тедасу достоверно известны только два резонансных случая удачного закрытия разрыва, и в обоих этих случаях фигурировал таинственный маг, существование которого Инквизиция так тщательно старается отрицать. Да и якобы остаточная эманация от использования «артефакта» слишком уж долго сохраняется на руке носителя — ныне сам архонт в этом убедился, видя странные зелёные линии на левой руке гостя. Так что он правильно посчитал, что ответ может скрываться не только в магической метке, но и самом маге.

Приятно, конечно, было узнать, что в нынешних обстоятельствах повинен не только он сам, когда, поддавшись в том числе сентиментальному порыву увидеть родной город, отправился в Минратос, а не на юг, подальше от Тевинтера, но и факторы, от него никак независящие. Только едва ли Безумцу было радостно. Причины сейчас не особо-то и важны, потому что нужно разобраться с последствиями, а они серьёзны как никогда.

Отложив бумаги на стол, мужчина сложил руки в замок и с тяжёлым вздохом позволил себе задуматься.

Ситуация паршивая и заставила его расстроиться. Пусть старый магистр давно уже решил, что ему пора уходить, но по сей день он оттягивал этот момент. Жизнь в когда-то родном городе у него вот-вот наладилась, едва ли ему хотелось опять возвращаться на варварский усмирённый юг. Да даже в Круге получилось собрать единомышленников, которые с упоением его слушали и которым он хотел успеть передать как можно больше знаний Древней Империи, узнанных им якобы из книг в хранилищах Серых Стражей. Но сейчас, очевидно, ему больше нельзя отодвигать свой план. Если мужчина ничего не предпримет сейчас, то потом свободным Тевинтер ему уже не покинуть. Архонт знает слишком много, и точно не оставит его в покое.

Глядя на амбициозного правителя, на гвардейцев в безликих шлемах, Безумец раздумывал о своих дальнейших действиях. Разумеется, он собирался выйти победителем и сегодня, даже не смел и подумать загнать себя в кандалы какому-то политикану.

— Я искренне польщён таким интересом к моей скромной персоне самим правителем Империи Тевинтер. Однако буду вынужден вас поправить: нет, титул «Безумец Хаоса» ко мне ни в коем случае неприменим.

Безумец не стал даже пытаться скрыть своё истинное происхождение за ложью или глупостью, решив быть с архонтом во многом честен. Если он будет что-то недоговаривать сейчас, то отправят его к палачам на допрос, которые с превеликой радостью добьются его сговорчивости.

Тон хромого мага отныне изменился, стал прямолинейнее, даже наглее, а смотрел он прямо на собеседника, не отводя испугано взгляд, не таясь. Менее искушённый хитростями властитель бы уже возмутился таким неуважением к своей персоне, однако Радонис прекрасно понял, что задумал собеседник, и не без удовольствия принял новые правила. Теперь два упрямых от рождения тевинтерца сошлись в беспощадном поединке: Безумец — чтобы не лишиться собственной свободы, Радонис — чтобы заполучить рычаг для давления на юг и буквально живой реликт. Но при этом архонт не считал уже себя победителем и не собирался беспечно относиться к сопернику, который мог быть «тем самым» магистром — всё на это указывает

— Значит, вы отрицаете, что являетесь жрецом Зазикеля? — спросил архонт.

Своей кровожадной улыбкой он даже не скрывал, что не верил гостю, ведь история говорит о семи вторженцах в Тень, и все они были жрецами.

— Именно так. Великой глупостью было бы утверждать обратное. Самозванство карается по всей строгости закона Империи и Культа Семи: Жрецы пристально следят за неприкосновенностью своих образов и святых ликов своих покровителей.

— В таком случае кем же являетесь вы?

— Когда-то — один из кандидатов на место Жреца Думата…

— Почему им не стали?

— Несмотря на признанный талант к магии как основную причину рассмотрения моей кандидатуры мои физические… качества не соответствовали столь высокому титулу.

Радонис усмехнулся и был согласен. Слишком уж непрезентабельно выглядел хромоногий. Надень он корону кобры, что была на архонте (особенно с тканевым полотном, свисающим до пола), и он бы тут же завалился на спину от того, что головной убор его буквально перевесил.

— Ныне же я являюсь приближённым Звёздного Синода, их ассистентом при проведении ритуалов и иных церемониальных обрядов, — закончил тем временем Безумец свою мысль.

— Почему же в таком случае хроники говорят только о семи магистрах?

Архонту всё ещё сложно было окончательно поверить, насколько же древнее существо перед ним (именно существо — не человек, ведь всем известно, что все древние магистры стали порождениями тьмы), но он держался достойно и никак не выдавал свои сомнения.

— Вам известны живые свидетели того, что произошло в «тот день»? — Безумец на этот раз спросил серьёзно, испытывая благоразумие собеседника.

Радонису хоть и не понравился такой тон, но он понял мысль и без препирательств согласился. Кому, как не ему, знать, что история пишется победителями, а древняя история — фантазёрами. Сколь бы древние тевинтерские магистры ни были сильны, едва ли они бы сами в одиночку смогли провести тот самый судьбоносный ритуал. И помимо тысяч рабов они притащили в свой последний день ещё и прочих магов, мастеров, возможно, даже более талантливых и способных, чем они сами. И если во время ритуала что-то пошло не по плану (по швам разошлась Завеса — конечно же, что-то да пойдёт не по плану!), то в Тень могли войти не только жрецы, но и их ассистенты.

— Подозреваю: это зато известно вам.

Отчётливо было видно любопытство архонта, из-за которого он, наверное, и решил сначала встретиться с древним магистром лично, а уж потом заковывать его в кандалы да отправлять куда-нибудь в темницу для сохранности. И Безумцу это не нравилось. Это не любопытство какого-нибудь учёного, который увидел бы в хромом маге, в первую очередь, колоссальный источник ныне утраченных древних знаний и не успокоился, пока не выпросил рассказать обо всём. Это бестактное любопытство принадлежало человеку, который спрашивал исключительно, чтобы потешить свой пытливый ум. Для него Древняя Империя — это просто всего лишь история, ушедшая навсегда и безвозмездно эпоха, и ему абсолютно безразлично, что для его собеседника та самая «история» — родной знакомый мир, навсегда потерянный всего-то год назад. Поэтому Безумец не горел желанием снова вгонять себя в тоску, вспоминать, лишь бы потешить любопытство правителя.

— Увы, из-за пережитого у меня наблюдаются провалы в памяти. Ход событий «того дня» и последующее моё местопребывание вплоть до недавнего пробуждения остаются неизвестны даже для меня самого, — однозначно отмахнулся мужчина от ответа.

Хотя Безумец едва ли соврал. Пока все его воспоминания о жизни в родном мире благополучно возвращаются, о ритуале у него и поныне остаются лишь какие-то нечёткие образы и чувства. Память о последних минутах жизни в том мире и о произошедшем уже в Тени, будто бы по чьей-то воле, категорически отказывалась возвращаться. А стоит носителю метки самому сконцентрироваться в поисках этих воспоминаний, то в результате он получал лишь острую головную боль.

Радониса такой ответ не устроил, но он пока воздержался от прямых требований, позволил собеседнику недоговаривать. Вместе с этим архонт подумал, что, возможно, и была в словах хромого доля правды. Магистров выкинуло из Тени уже отравленных скверной, из-за чего они преобразились в таких же монстров, как порождения тьмы, а за века хождения по подземному миру некогда великие люди Империи обезумили. Корифей этому соответствовал сполна, никто при виде него не сомневался, что это нечто древнее, могущественное и изуродованное. Но того же самого невозможно сказать про Безумца: он даже сохранил самый хрупкий ресурс, что есть в любом человеке, — разум. С разумом и умом у него — как писал в отчёте Первый Чародей — проблем не было. Этот маг выглядел и вёл себя так, будто для него и не было этих столетий. Радонис, не будь перед ним всех этих бумаг, которые в совокупности вырисовываются в интересную картину, сам никогда бы не сделал столь безумные предположения, что перед ним сидит «тот самый» магистр.

В конце концов архонт предположил, что магистра или что-то отправило в сон, в нечто похожее на эльфийскую утенеру, или перенесло в будущее на тринадцать веков, или он остался в Тени и каким-то образом там выжил. Два последних было правителем признанно как невозможное, но он не отбросил эти варианты, правильно посчитав, что когда рвалась Завеса, а вместе с ней — весь мир, могло произойти много чего невозможного.

— Сколько прошло времени с вашего пробуждения? — спросил Радонис, кажется, желая выяснить, кто начал свою террористическую деятельность раньше: он или Корифей — и кто из них большее зло.

— Год.

— Значит, это произошло незадолго до событий на Конклаве?

— Точнее будет сказать — после Конклава. Проснулся в кандалах, окружённый недружественными сопорати, — ответил Безумец, намекая, что проснулся уже в руках тех, кто и отправил письмо в Тевинтер с требованием разобраться со странной личностью.

Такой ответ архонта удивил.

— Вы не являетесь организатором столь масштабного акта терроризма? — озвучил причину своего удивления Радонис.

Кажется, он считал, что Венатори были созданы двумя ненормальными магистрами, которые возомнили себя богами. И пока один сладко и громко разглагольствовал, второй, сохранивший ум, курировал всей деятельностью организации.

Безумца и самого удивил такой вопрос. Мужчина никогда бы и подумать не мог помогать ходячему куску красного лириума с претензиями на божественность, поскольку ещё в Убежище убедился окончательно, что в этом существе от человека, которым он когда-то был, остались лишь огрызки воспоминаний. Но, оказывается, архонт считал иначе. И причина, по которой его так настойчиво приволокли под конвоем, заключается в том, что его посчитали главой Венатори.

— Есть ли у вас доказательства, неопровержимо подтверждающие моё сотрудничество с Корифеем? То, что оба мы являемся уроженцами одной эпохи, не значит, что я безоговорочно разделяю его амбиции. Точнее будет сказать: не разделяю совершенно. Каким бы Жрец Думата ни был раньше, ныне от его былой личности практически ничего не осталось. Зато черты порождений тьмы, которые ненавидят саму жизнь и стремятся её искоренить, в нём преобладают. Не заметит это только глупец, — практически даже оскорблённо произнёс Безумец.

— Но вы бы могли направить его чрезмерные амбиции себе на пользу, — подметил Радонис. Он не спорил, не выказывал сомнений — лишь слушал.

— К счастью, во мне достаточно благоразумия, чтобы этого не делать. Я всегда сторонился мнения, что людям, которые не посвятили свою жизнь политике и науке управления государством, не место на посту революционеров. Править великой полностью сформированной Империей, не одно и то же, что возрождать государство, пришедшее в упадок. Сохрани Сетий былое сознание, и, вероятно, он бы со мной согласился и понял, что его действия, в случае успеха, приведут к полному разрушению Империи, за которую он якобы радеет.

— Себя вы к таким людям тоже не относите? — хмыкнула архонт, отметив, что слова этого магистра, в отличие от своего сородича, звучат куда разумнее.

— Именно так. Я учёный, а не политик, и у власти мне делать нечего. История и так насыщена примерами правителей, которые лишь думают, что умеют править.

— У вас на примере кто-то конкретный? — не мог не спросить Радонис, кажется, подозревая в словах сновидца нелестную оценку и своего правления.

— Да. Последний архонт, которого я знал, — такими двусмысленными словами Безумец буквально испытывал гордыню собеседника, дразнил. Но и слишком заигрываться не стал. Стоило Радонису нахмуриться, то магистр тут же поспешил уточнить. — Этот человек имел амбиции ни много ни мало — взять под свой контроль весь Звёздный Синод, возвыситься над ним. Зная это, я раскрыл ему подробности готовящегося ритуала и взамен рассчитывал на его помощь, поскольку только влияние архонта могло на равных противостоять Жрецам. И он согласился, правильно, посчитав, что лучшего для него шанса не представится. Так начался наш заговор. В нужный момент, по моему сигналу, архонт со своей армией должен был вторгнуться, помешать исполнить опаснейших ритуал и обвинить Синод в превышении своих полномочий и злоупотреблении доверием Древних Богов. Доказательства были неопровержимые, и хватило бы всего лишь несколько правильных слов, чтобы пошатнуть власть Жрецов и возвысить образ архонта в глазах имперцев как истинный голос разума Богов. Таким был его план. Но, как выяснилось, пустых амбиций в нём было больше, чем смелости и решительности, и в тот день он не пришёл, — Безумец помнил отголоски разочарования, злости и отчаяния, когда выяснилось, что он, бросивший вызов жречеству, вмешавшийся в ритуал, чтобы облегчить работу заговорщику, в итоге остался один против главных людей Империи. Конечно, у него не было ни шанса остановить запущенный процесс разрушения самих законов мира. — Кто знает, будь тогда у власти по-настоящему сильный правитель, и, может, всего этого ужаса с Империей и миром не случилось бы, — скрипнул зубами от досады сновидец, мстительно надеясь, что труса-архонта живьём сожрали порождения тьмы.

— Были несогласные? — вновь удивился Радонис.

В его словах отразилась закрепившаяся в народе за века уверенность, что раз Жрецы исполнили ритуал, значит, их никто не остановил, следовательно, их безоговорочно поддержала вся Империя. Да ах если бы. Синод мало кого посвятил в свои планы, ещё меньше — стал бы слушать мнения или советы.

— Разумеется. Многие сходились во мнении, что их задумка — безумие. Но осведомлённых было слишком мало, а влияние Жрецов — сильно, чтобы сформировалась сильная оппозиция.

— Но вы же предприняли некие действия, — не согласился архонт.

— К сожалению, не предпринял — полностью возложил надежды на архонта. А свершённое мной, когда стала очевидна необратимость разрушений, можно сравнить с попытками умирающего человека ухватиться за жизнь. Столь же лихорадочное и бессмысленное.

Радонис сложил руки и даже призадумался. Их разговор выдал подробностей, которых он точно не ожидал. Ещё бы убедиться, что всё это правда, то он точно будет радоваться, подобно первооткрывателю. Хромой маг — источник стольких потаённых и древних знаний, и теперь полностью в его распоряжении! Ну как владыке не торжествовать?

Имперец пока ещё не знал, насколько свободолюбивый этот «источник».

— Если, по вашим словам, вы не связаны с Венатори и не ставите цель осуществить дестабилизацию в стране по их приказу, то по какой причине вы прибыли в Минратос и остаётесь здесь продолжительное время?

— Я желал увидеть родной город и до сегодняшнего дня не спешил его покидать.

— «До сегодняшнего»?

— Подробности, которые стали обо мне известны, не позволят мне и дальше спокойно проживать в этом городе и стране.

Радонис не мог не усмехнуться. Переругаться вплоть до дуэли с одним магистром, вломиться в дом и найти улики против второго по приказу третьего — и это он называет спокойной жизнью?

— И вы считаете, что сможете покинуть город? — пока архонт это говорил, его глаза нехорошо хищно блеснули. Отпускать «гостя» он не собирался, даже на тот свет.

— Смогу.

Сколь же опасно и серьёзно звучали слова Радониса, со столь же твёрдой непоколебимой уверенностью ответил Безумец. Леденящий взгляд зелёных коварных глаз наткнулся на столь же хладный взгляд непокорных белых глаз. Столкнулись гордыня и непробиваемое упрямство двух тевинтерцев старой и новой Империи. Никто не собирался отступать.

Вроде бы спокойный разговор начал набирать опасную остроту.

Радонис желал доказать хромому, что тот, ой, как не прав. И именно с этой целью он вдруг встал изо стола и медленно, словно крадущийся к добыче хищник, начал приближаться к гостю. Гвардейцы начали перестраиваться, чтобы одновременно не стоять на пути хозяина, не загораживать ему обзор, но при этом продолжать находиться поблизости для его защиты. То, что на подобной встрече архонт встал, а его гость продолжал сидеть, это точно не к добру, и это ещё мягко сказано. Безумец это понимал не хуже любого другого, находившегося в зале. Хотя подобная смена тона их встречи, разумеется, не заставила магистра передумать, напугаться или тому подобное, лишь обосновано насторожиться.

Несмотря на свой непоколебимый вид правитель к гостю близко, однако, не подошёл, а остался стоять в шагах четырёх от него. Когда взгляды двух тевинтерцев, стоящих на своём, встретились, архонт ядовито усмехнулся, а затем его пальцы, украшенные, разумеется, самими дорогими кольцами, элегантно обхватили посох.

Едва заметное голубоватое свечение показалось вокруг трёх кобр, которые являются навершием посоха, а немного погодя свечение образовалось вокруг головы того, на кого это заклинание и было применено. Духовное заклинание — «взрыв разума» — своим внешним проявлением и названием сразу давало понять, какую часть тела жертвы оно поражает. Не зря Безумец вскоре почувствовал головную боль, которая с каждой секундой становилась всё сильнее.

Сначала была просто ноющая боль, потом уже режущая — мужчина оскалился и зашипел. Свет стал резать глаза — пришлось прищуриться. Виски запульсировали, появился шум в ушах. Заболела шея, потому что не могла всё также удерживать голову, ставшую вдруг неподъёмной, а возможно, был поражён спиной нерв — мужчина был вынужден склониться. Появилась заторможенность в действиях и реакции на раздражители, думать было практически невозможно. Вскоре мир поплыл перед глазами — их пришлось закрыть окончательно. Из-за головокружения начала теряться ориентация в пространстве, появилась лёгкая тошнота, а сознание помутнело, неспособное управлять полностью телом: руки и пальцы едва шевелились, хотя должны были сгибаться.

Сновидец в конце концов опустил обессиленно голову. На пару секунд его сознание окутала всепоглощающая тьма, из-за чего он пропустил момент, когда из носа потекла кровь, вызвав неприятный привкус во рту и кашель из-за её попадания в дыхательные пути.

Безумцу было известно заклинание архонта. Его обычную версию используют для оглушения и дезориентации противника. Изначально оно таковым и было, и магистр даже благополучно от него защищался. Но чем больше сопротивлялся гость, тем больше увеличивал воздействие архонт. В итоге всё пришло к тому, что, чтобы защищаться, нужно уже в полную силу использовать свою магию, что Безумец сделать не мог, поскольку на него производилось колоссальное беспощадное давление со стороны блокаторов, созданных гвардейцами. Маг начал всё больше пропускать опасное воздействие, пока оно окончательно не привело его в нынешнее жалкое состояние.

Архонт собирался утвердить своё право владеть нынешней встречей и, разумеется, сейчас с ухмылкой наслаждался зрелищем: мучения того, кто не отнёсся к нему с должным почтением, тешили его самолюбие. Так же он стал свидетелем поразительной стойкости: хотя хромой маг уже находился под влиянием заклинания, но всё равно продолжал противиться и не позволял разуму окончательно потерять связь с реальностью, тем самым проиграв. Это восхищало, одновременно, ещё больше задорило и заставляло усиливать воздействие, чтобы узнать, какой же предел сил у этого человека. Радонис, однозначно, удовлетворил своё любопытство, лично убедился в правдивости легенд о могущественной силе древних сновидцев (так долго держаться под перекрёстной атакой нескольких десятков магов — немыслимо!).

Впрочем, архонт поражения жертвы так и не дождался: вскоре он сам началподходить к пределу своих возможностей, поэтому решил завершить атаку последним решающим штрихом. Лёгким пассом руки владыка сорвал с посоха до сих пор вившуюся вокруг него энергию и всю до единой направил на жертву.

Эта завершающая атака наверняка была апогеем могущества Радониса и его возможностей, но оно того стоило: столь сильный магический удар никто не сможет выдержать. Это попросту невозможно физически: сколь бы сильно и непокорно ни было сознание, само тело уже неспособно сопротивляться такому колоссальному воздействию. Единственный способ этот магический удар пережить без ущерба для себя — это защититься, соорудить барьер. В обычное время Безумец это мог сделать, подавить большую (а если хорошо подготовится, то и — всю) часть вредоносного воздействия, но не сейчас, под давлением десятков блокаторов.

У мужчины буквально не осталось шанса на благополучный исход. Если он примет на себя такой удар целиком, то точно потеряет сознание на долгие часы, если же поставит защиту, то испытает адскую боль от сжигания значительной части его магического естества и резерва блокаторами.

Безумец здраво оценил ситуацию и варианты, и поэтому даже не сомневался, когда настало время решать. Позволить архонту совершить удар, значит, проиграть в их противостоянии…

Яркой вспышкой разлетелись и энергетический поток, и голубоватая аура «взрыва разума» вокруг сновидца: заклинание Радониса с треском рухнуло, налетев на воздвигнутый щит. Но эта победа, как уже говорилось, обошлась магистру дорогой ценой.

В тот же момент на весь зал раздался крик, холодящий душу крик человека, который оказался в плену агонии и нестерпимой боли. Собственная магическая природа обернулась против него, в один миг из дара и благословения стала проклятием и палачом. Магия в крови будто бы вскипела, адским пламенем обожгла всё тело. Произошло поражение на всех уровнях его природы. На физическом — сбилось дыхание, он начал задыхаться. На ментальном — разум захватил первозданный ужас от невозможности что-либо сделать, спасти себя от боли. На магическом — всегда стройная, строгая и цельная аура мага пылала, словно бесконтрольный лесной пожар. Этот пожар сжёг всех духов, кто сейчас находился в Тени поблизости. Секунды пытки и агонии обернулись для сновидца вечностью.

Но для мира, действительно, прошли лишь секунды. Вскоре крик обернулся обессиленным стоном, а затем — молчанием. Единственное, что он способен был сейчас сделать, — стараться хотя бы дышать. По итогу сновидец опустился на стол и остался на нём лежать бездвижно. Но чувства он так и не потерял.

Слабое тело магистра ещё долго будет восстанавливать после пережитого, тогда как волевое сознание по прошествии нескольких минут уже вовсю трудилось, чтобы оправиться от последствий.

Безумец слышал, как тяжёлой поступью к нему подошли гвардейцы, чувствовал, как они схватили его и заставили вновь сесть, а не лежать головой на столе. Но руки на столе остались и ещё оказались плотно прижаты к холодному камню хваткой чьих-то перчаток. Так же его схватили за плечи, не давая вновь упасть и при этом совершать лишние телодвижения. Перчатки солдат были плотными и с лицевой стороны отделаны пластинами металла, их-то маг и чувствовал. А так как хватка солдат была даже слишком сильная, на его теле теперь, наверное, останутся синяки.

Но держали его не полностью: вторая рука, левая, была вполне себе свободна от стальной хватки гвардейцев, однако от этого ничуть не легче. Мужчина отчётливо чувствовал чужие прикосновения, его руку как только ни вертели и под каком углом только ни сгибали. Видимо, удар блокаторов не только навредил силам мага, но и разбудил метку. Сновидец чувствовал столь ненавистное жжение — Якорь точно сиял.

Когда Безумец впервые после удара смог открыть глаза и разглядеть хоть какие-то очертания в плывущем яркими пятнами мире, то убедился в своих предположениях: Радонис воспользовался случаем и осмелился подойти к гостю, чтобы самому изучить якобы только остаточную магию. «Якобы», потому теперь всем было очевидно, что на руке у гостя какой-то артефакт. Магические ожоги сами по себе не вспыхивают и не излучают чистейшую магию Тени.

Когда его потрёпанное тело начало лучше отвечать на раздражители, мужчина постарался двинуться, чтобы хоть как-то сменить неудобную позу и спасти свою руку от чрезмерного нежеланного внимания. Но ничего у него не вышло, и солдаты лишь только ещё сильнее стали его держать, отчего маг оскалился и зашипел от боли. Теперь синяки точно неизбежны. Его сдерживали блокаторами, чтобы он не прибегнул к магии из Тени, а физически его держали, чтобы он не использовал альтернативу — магию крови. Очевидно, так архонт хотел полностью контролировать существо неописуемой силы и вместе с этим ещё больше указать на его нынешнюю беспомощность.

Безумец это понимал, поэтому не стал больше показывать признаков сопротивления, иначе окончательно обезвредить его могли одним хорошим ударом, или Радонис мог опять призвать своё заклинание. Пусть пока думают, что магистр сдался.

Но он не сдался. Хотя ситуация, и правда, паршивая.

Он благополучно (учитывая, что он мог отключиться на долгие часы или дни или вообще погибнуть) пережил атаку архонта, а затем — блокирующих заклинаний, это можно назвать маленькой, но победой. И всё же именно маленькой, потому что за свободу свою нужно продолжить бороться. Но как? Безумец думал. Повторять свой подвиг он не собирался. Из-за выжигающего магию действия блокаторов мужчина не повторил судьбу магистра Нихалиаса лишь исключительно благодаря своему большему магическому резерву и поспешно наколдованному барьеру, который хоть его и не спас, но какую-то часть удара на себя принял. Если он ещё раз попробует обратиться к Тени, то последствия будут катастрофическими — сгорят остатки резерва. А третий раз, если он будет совсем безрассуден, — так вообще станет фатальным.

Как и предполагалось, собственная магия ему недоступна, а магию крови ему не дадут применить. Значит, ситуация всё-таки безвыходная…

Но Безумец не собирался это признавать. Если уж решение не найдётся, то так и быть, придётся быть безрассудным и обращаться к Тени. Смерть магистра не страшила, а скорее являлась для него крайним нежелательным, но просто очередным решением. Он был готов буквально на всё, лишь бы не становиться экзотической зверушкой на поводке архонта.

И идея пришла. Идея, которая поможет ему живым и свободным покинуть эту встречу, однако ему всё равно придётся побыть безрассудным: Безумец решил воспользоваться Якорем.

Мужчина не был полностью отрезан от Тени, как раз потому что у него была метка, имеющая прямую связь с недремлющим миром. Струю чистейшей, первородной энергии невозможно перекрыть её порождениями, которыми и являются любые заклинания магов. Значит, в теории носителю метки можно черпать энергию из Тени фактически напрямую, в обход Завесы и, следовательно, любых блокаторов. Тем более он сновидец, «видит» все эти магические процессы, а не просто инстинктивно обращается к источнику магии.

Но это красиво звучит только в теории и если бы Якорь был посохом-катализатором. Но на практике Якорь — это нестабильный артефакт, который не любит соседство с чужеродной энергию своего носителя, поэтому он либо отгораживает собственную энергию и засыпает, либо бушует и начинает подминать под себя носителя — не зря зелёные линии расползаются по руке всё выше.

Пусть Безумец тренировался работать с Якорем, но «работать» это всё же громко сказано. Со времён первых попыток на озере Каленхад прогресс не особо-то ушёл далеко. Помня, какие разрушения способна сотворить метка, мужчина попросту опасался экспериментировать. Но вмешаться в процессы Якоря и перенаправить их себе на пользу он мог уверенно, а это уже неплохое подспорье. Да, Безумец решил пойти на весьма себе безумный риск — экспериментировать на ходу. Но едва ли у него был выбор. И если не попробует он, то экспериментировать уже будут над ним.

Снова закрыв глаза, сновидец сосредоточился и полностью абстрагировался от происходящего. Не было раздражителей, что делают ему больно и испытывают на прочность его гордость, пользуясь его слабостью, не было и Тени — остался только он один на один с Якорем.

Когда его магическая сущность, не покидая тела, чтобы не спровоцировать блокаторы, двинулась в сторону Якоря, тот тут же ответил отторжением. Магия сновидца потеряла стабильность — сейчас в Тени от его силы разило жаром испепеляющего пожара, также неспокойна была метка, поэтому обмануть её уже не получится и взять над ней верх путём маскирования своей сущности — тоже. Значит, нужно действовать настойчивее.

В ответ на действия мага Якорь стал сопротивляться ещё больше, концентрировать вокруг себя всё больше магии Тени, из-за чего боль в руке обострилась, а сам он начал светиться ярче.

«Тебе не нравится быть под контролем того, кто способен манипулировать только магией, имеющей смысл и форму. Но если ты не позволишь мне придать тебе смысл, то вскоре это сделают другие. Чувствуешь, что моя магия заперта во мне и не может вернуться в Тень к бессмыслию? Тоже сделают и с тобой, вновь загонят в металлический саркофаг.»

Тень не имеет разум в понимании жителей нормального мира. Но можно ли говорить, что она неразумна? У Тени, этого необъятного нечто, что закрыто за Завесой, есть нрав, есть правила, есть понятия справедливости и мести. Она утянет в свои смертельные пучины любого глупца, кто возомнит из себя великого и всемогущего укротителя дремлющего мира. Но она откроется тем, кто проявит терпение и уважение, согласится поддаться её безвременному ритму и дождаться ответов.

Такое же сознание, непостижимое уму обычных людей, могло быть и у Якоря. Это бы объяснило, почему ему, подобно Тени, не нравится быть под властью чужеродной осмысленной природы и он эту природу в лице своего носителя пытается искоренить. Значило ли это, что слова, сказанные магистром в порыве эмоций, были поняты, или, наоборот, противоречило — неизвестно. Возможно, слова как основной способ общения для жителей недремлющего мира ничего не значили для чужеродной сущности, и ей были важны мысли мага, которые сформировали эти слова. Возможно, ему понятны лишь эмоции…

А возможно, всё это бессмысленно и лишь издержка исконного людского стремления к антропоморфизму, то есть перенесению человеческого образа, черт, качеств на окружающих существ, предметов или явлений, которые этими свойствами изначально не обладают и обладать никак не могут. И на самом деле нет у Тени никакого сознания, и у Якоря — тем более, и они просто обычное стихийное явление, как тот же огонь, что горит, пока есть что сжигать.

Но этот уровень размышлений уже удел философов.

А сейчас, так или иначе, действия мужчины спровоцировали метку. В один момент незримая борьба двух чужеродных друг другу естеств в теле одного смертного мага перешла на новый уровень. Якорь вспыхнул, озарив мир ещё большим ярким светом и громким пугающим треском, а к Безумцу вернулась та боль, которая была с ним в первый день его пробуждения в новом мире. Сновидец оскалился, сжал руку в кулак и прижал её к себе в инстинктивной надежде, что так боль ослабнет. Правда, сжать в кулак у него не получилось, поскольку пальцы не слушались и, словно онемевшие, едва ли согнулись. Но зато его руку никто не перехватил, не заставил и дальше держать навесу. Кажется, там, в реальности, треск и вспышка метки заставили архонта отойти на безопасное расстояние. Ослабла даже хватка стоящих за спиной гвардейцев. Солдаты не могли также отойти от источника какой-то непонятной магии, но, очевидно, очень хотели.

Сейчас Якорь окончательно пробудился и был занят не отталкиванием энергии носителя, а накоплением своей собственной. Хотя, может, это было и не накопление, а скорее расширение прямого незримого тоннеля между ним и Тенью, благодаря чему зелёная энергия всё больше проникала в недремлющий мир… Всё может быть. Кто ж способен по-настоящему разобраться в процессах этой аномалии?

Как бы то ни было, происходящее сейчас с Якорем было на руку носителю. Обычно Безумец, когда метка просыпалась, сам пытался отгородиться, чтобы магия Тени прошла через неё, а его не тронула. Однако сегодня, раз он всё равно решил пойти на безумство, сновидец, наоборот, воспользовался тем, что о нём забыли, влез в эпицентр Якоря и оказался захвачен чистейшей магией Тени.

Пропала боль в руке, но не потому, что она исчезла, нет, а потому что его сознание оказалось за пределами собственного слабого тела. Если в обычном мире он бы протянул руку, то коснулся поверхности стола или воздуха (он бы этого не почувствовал, но факт касания всё равно был), то сейчас он не коснётся ничего, даже воздуха. Перед ним бескрайнее и бесконечное «ничто». Но при этом «всё». Он же может тянуться, ощутить эту бесконечность, значит, он ощущает всё это пространство, значит, оно ему подвластно.

Значит, ему подвластна Тень…

Оказалось, что вынырнуть обратно из немыслимого «ничто» было ещё сложнее, чем в него попасть. Слишком заманчиво было ощущение собственного всемогущества. Слишком пьянили открывшиеся возможности. Возможности, которые не ограничены условиями строгого мира, придающего всему смысл и форму, и которые за пределами слабого смертного тела.

«Тень дураков не терпит», — эти слова прошли через всю его жизнь. Их говорили отец, наставник, он сам своим молодым коллегам.

Это главная истина для мага.

И не ему эту истину предавать.

Ему не нужен контроль над всей Тенью — ему нужен контроль только над Якорем, и даже не контроль, а просто придание его необузданной энергии смысл, который поможет ему в нынешней безвыходной ситуации. Именно это повторял из раза в раз Безумец, пока окончательно не вернулся в мир, который ему привычен и который он способен адекватно воспринимать.

Оказалось, в реальности события шли не так быстро, как борьба в его собственном сознании, но этого уже оказалось достаточным, чтобы аномалия на его руке перешла в то состояние, когда может в любой момент выпустить всю скопившуюся энергию. После закрытия Бреши такое произошло дважды: в эльфийских руинах недалеко от Редклифа, и в катакомбах под Убежищем. В первый раз всё случилось спонтанно, и маг никак не контролировал выжигающий всё на своём пути свет. Во второй — результат вышел таким же, но Безумец уже хоть сколько-то его направлял, чтобы выпущенная неконтролируемая энергия не навредила ему самому. А вот сейчас тех же разрушений не нужно абсолютно: сновидец не хотел никому из присутствующих вредить, в особенности архонту, поэтому в его интересах придать силе Якоря уже полностью свой смысл.

Снова погрузившись в себя и надеясь, что цепным псам архонта хватит ума не встревать в этот последний ответственный момент, Безумец наконец-то обратился к Якорю, как к посоху-катализатору. Все его знания, скопленные за жизнь, и сновидческий опыт работы с Тенью точно стали немаловажным фактором его победы в этом противостоянии. Ну и, разумеется, он не стал требовать от Якоря сверхнеобходимого и этим лишний раз его провоцировать на борьбу. Рука его, теперь вплоть до локтя, и так пылала жаром и болью — меньше всего ему хотелось ухудшить своё состояние.

Скопившаяся энергия должна быть выпущена в реальный мир. Самой метке в общем-то всё равно, каким образом это произойдёт: взрывом ли или в виде иной формы. Поэтому Безумец, не меняя процессы в Якоре, просто использовал огромное количество необузданной энергии на более полезное для себя дело и менее разрушительную для окружающих форму.

Результат действий точно безрассудного, но упрямого магистра не заставил себя долго ждать.

По телу прошла судорога от нахлынувшей магии Тени, а затем эта магия вышла за пределы Якоря. Взрывом это не назовёшь, поскольку не было огненных, испепеляющих последствий — была лишь ударная волна… или лучше сказать — просто сильный сбивающий с ног порыв ветра. Маг, чья сущность переплеталась с сущностью метки, для этого порыва оказался неосязаем. Также не сдвинулись с места каменный стол и стул, поскольку даже такого воздействия недостаточно, чтобы монолитную мебель шелохнуть. Зато стоящие ближе всех к эпицентру солдаты разлетелись в стороны буквально. Раздался только грохот и скрежет металла о каменную плитку, когда они ошалелые приземлились на мраморный пол.

Те, кто держал от сновидца дистанцию, от вспышки пошатнулись, но устояли на ногах и через секунду остолбенения были готовы сменить своих менее удачливых коллег, побывавших в состоянии свободного падения. Только уже не смогли приблизиться.

Безумец придал защитный смысл магии Тени, образовал вокруг себя духовный барьер. Волна энергии, которая откинула из области действия всё инородное, была частью этого заклинания. И если учитывать, что стало для него источником, неудивительно, что получившийся барьер превзошёл самые смелые ожидания.

Все присутствующие невооружённым глазом могли увидеть зелёный купол, окруживший хромого мага. Но зелёным он был не по природе заклинания, его создавшего, а потому что выжигал любую чужую магию, которая его коснулась. То есть все заклинания-блокаторы и прочие продукты гвардейского колдовства, достигнув неосязаемого купола и соприкоснувшись с самой настоящей теневой магией, теряли свой смысл и силу и просто становились тем самым изначальным зелёным потоком энергии, вливаясь в барьер и усиливая его.

Впервые за сегодняшний вечер Безумец мог вдохнуть полной грудью, поскольку ушло постоянное давление блокирующих заклинаний. Под куполом, куда не доходит ни одно вражеское магическое воздействие, образовалась инородная для жителей нормального мира область. Сам маг оказался свободен от давления Завесы. Казалось, что он, подобно древним элвен, мог обращаться напрямую к Тени. Действительно, мог. В этом сновидец убедился, когда поднял руку и постарался наколдовать барьеру свойство защищать и от физического воздействия. Как итог первый отошедший от шока гвардеец, который кинулся к гостю, чтобы его остановить, налетел на купол и с криком и сильным ожогом передней части доспех и тела отлетел пушинкой на пол. Его поразило какой-то смесью молнии, огня и зелёной энергии — даже сам Безумец не знал, во что исказилось его заклинание из-за взаимодействия с Тенью напрямую.

Впрочем, в магистре было достаточно благоразумия, чтобы не продолжать свои эксперименты дальше, как бы ни был высок соблазн. Мало того, что сейчас и сам мужчина стал единым с Якорем проводником чужеродной энергии, из-за чего обострилась боль не только в руке, но и во всём теле, когда он решил призвать своё заклинание. Так ещё и своевольный Якорь не перестал искажать его задумку на свой лад. Вон от его простого желания защитить себя от физического воздействия, смелый гвардеец получил такой удар, что до сих пор прийти в себя не может. Безумец даже представлять не хотел, во что бы смертоносное могло выродиться его желание отомстить тем солдатам, из-за тяжёлой хватки которых у него на плечах и правой руке появятся синяки.

Эксперимент прошёл удачно, но надо его поскорее заканчивать. Кто знает, сколько он будет способен не поддаваться вновь нахлынувшему чувству ложного всемогущества и сколько его тело, слабое и неподготовленное к такой нагрузке, может и дальше быть посредником, выдерживать действия Якоря и при этом оставаться ещё ему неподконтрольно?

Понимая это, магистр осмотрелся в поисках своего собеседника, который всё это и спровоцировал. К счастью, к тому времени добровольцы бросаться на барьер закончились, и гвардейцы начали менять тактику и перестраиваться, теперь не чтобы ограничить гостя, а чтобы, наоборот, защитить своего хозяина. Разумеется, архонт оказался в окружении своих цепных псов.

— Господин архонт, не считаете ли вы, что такой демонстрации достаточно, чтобы показать, что серьёзность моих намерений не уступает вашим? Поэтому не стоит ли нам разобраться со сложившимся недопониманием цивилизовано: разговором?

Несмотря на пережитое, Безумец смог собраться и произнести всё так, как будто ничего и не случилось, а их переговоры не прерывались опаснейшей демонстрацией своих возможностей. Видимо, поэтому Радонис, когда к нему обратились, даже вздрогнул и не с первого раза поверил услышанному. Это ж как должен быть выдрессирован человек, чтобы сидеть в эпицентре смертоносной магии Тени и при этом строить из себя само спокойствие?!

— Мы вернёмся к разговору в том случае, если вы откажетесь от использования столь опасной магии, — в конце концов Радонис ответил, но перевернул всё так, будто бы это сновидец первым прибегнул к магии для укрепления своих позиций, а не наоборот.

Безумец сделал вид, что не заметил этого.

— Разумеется, милорд. Сразу после того, как ваши подчинённые снимут все блокирующие заклинания и перестанут меня дискредитировать как мага, — за невинной и глуповатой улыбкой мужчина спрятал не менее серьёзное условие.

Разумеется, теперь архонт не мог воспринимать своего гостя так же беспечно, как раньше. То, что сотворил хромой маг, неописуемо напугало тевинтерца. И этот страх был не за свою жизнь, а скорее панический ужас перед чем-то столь до необъятности могущественным и непостижимым. Когда Якорь только вспыхнул, Радонису было любопытно изучить магическую аномалию, но потом стало не до любопытства. Когда Якорь запылал зелёным огнём, затрещал, а потом и вовсе сновидца окружил невиданный никем ранее защитный купол, архонт пятился и смотрел на своих солдат. Пусть его по праву можно считать могущественным магом, но правитель здраво понимал, что толпа обученных гвардейцев будет сильнее его самого, а, значит, что не мог остановить он один, смогут они сообща. Но в тот момент и сами солдаты не знали, что делать. Заклинания-блокаторы — главное оружие против магов, всем об этом известно. Хромой маг ничем в этом плане не отличался, на его природу тоже можно пагубно воздействовать — так и было вначале. И он никак не мог колдовать — сильнейший удар, который его поразил после единственной попытки, это подтвердил. Однако потом произошло небывалое. Вспыхнувший Якорь перечеркнул всё, что они знали. Маг, который не мог обратиться к магии, спокойно это делал, а все их попытки его остановить разбивались о непроницаемый купол. И ещё эта «магия», чистая, зелёная. Имея желание пятиться вслед за хозяином, чародеи лишь переглядывались от собственной беспомощности. Они ничего не могли понять и сделать, потому что магия, которую видели, принадлежала тому миру, недоступному людям. Что для неё значат какие-то их смехотворные блокаторы, если ей даже Завеса не помеха?

И видя эту растерянность у своих подчинённых, Радонис ещё больше убеждался, насколько опасна ситуация и насколько опасен древний маг… и насколько он недооценил возможности гостя. По этой причине неожиданное предложение о возвращении к разговору его одновременно удивило и порадовало. Целенаправленно магистр, когда взял инициативу, не атаковал, лишь защищался от нападок гвардейцев, не значит ли это, что сегодня у них есть шанс закончить эту встречу без потерь с двух сторон?

Ещё медлил Радонис потому, что не хотел давать своим людям приказ на снятие всех блокаторов. Эти заклинания придавали ему уверенность, что именно он правит встречей. Но теперь нужно снять все ограничения со сновидца, оставить его без поводка… Этого ужасно не хотелось. Но архонт снова рассудил здраво. Фактически сейчас магистр и так ничем не ограничен, под куполом он в безопасности от ограничивающих заклинаний солдат, и если бы хотел, мог ударить по присутствующим в полную свою силу. А значит, не было смысла прятаться за иллюзией защищённости. Уж лучше сновидца перестать ограничивать, чем с замиранием сердца ждать, что же ещё помимо барьера он может сотворить.

Встреча продолжилась не сразу. Радонис хоть вновь и сел за стол, но ждал, пока его солдаты не перестроятся под новую тактику: вместо давления на гостя, теперь необходимо защитить и себя, и хозяина от возможной атаки с его стороны. Безумец также согласился продолжить разговор только после того, как вытребовал себе чистую ткань и стакан воды: первое нужно было ему, чтобы стереть с лица последствия от атаки архонта — кровь, а второе, чтобы хоть как-то взбодрить организм. Хотя мужчина искренне не мог не порадоваться, что все блокаторы были гвардейцами сняты. А раз Радонис выполнил условие, значит, и он должен — купол исчез, а сам маг перестал удерживать Якорь под своим контролем, оставил его в покое.

К счастью, Якорь не стал обострять сегодняшнюю и без того тяжёлую ситуацию — завершение эксперимента магистра прошло так, как он и планировал, и ухудшения ситуации не случилось. Метка уже израсходовала большую часть энергии, которую в себя вобрала, поэтому стоило раздражающим её факторам в виде чужеродной энергии носителя и давления блокаторов от других магов исчезнуть, как она вновь начала засыпать. Ну как засыпать. В ближайшие часы Якорь точно ещё будет пылать не хуже факела, а Безумец ещё дольше будет ощущать фантомные боли в руке, но зато аномалия хотя бы перестала трещать и разить буйством неконтролируемой энергии, будто вот-вот вновь хочет прорвать Завесу.

— Значит, кунари и ферелденцы обладали ложной информацией, и, вероятно, вы были к этому причастны. То, что находится на вашей руке, не остаточное воздействие какой-то магии, а самый настоящий… артефакт, — Радонис даже помедлил, когда пытался подобрать правильное слово для зелёной «штуки», которая ломала своим существованием и возможностями всем присутствующим магам устоявшуюся картину мира. — Что это, господин Безумец?

— Я не знаю ответ на ваш вопрос.

Такой ответ не устроил архонта, он нахмурился, потому что не верил, что настоящий древнетевинтерский сновидец мог что-то не знать.

— Если вы помните, предложение продолжить наш разговор поступило от вас. Но если вы продолжите лгать, это затруднит наши дальнейшие переговоры.

— В моих словах не было лжи, милорд. Это, — указал магистр на Якорь, — либо последствие, либо инструмент того, что желал сделать Корифей на Конклаве. Это всё, что я знаю.

— Но вы сказали, что проснулись уже после Конклава.

— Так и есть. В Храме Священного Праха благополучное течение ритуала было нарушено, как следствие произошёл взрыв. Возможно, именно попытки разорвать Завесу, чтобы войти в Тень, спровоцировали моё появление в вашем мире. Не могу сказать, поскольку проснулся я уже, как и говорил, в окружении солдат и с магической нестабильной аномалией на руке.

Хмуря угольные брови, правитель внимательно слушал. Опять же он сомневался, но при этом слова хромого мага гладко ложились на его предположения в происходящем, а, значит, имеют место быть. И подробностей Радонис не спрашивал, поскольку о многом догадался сам.

Архонт снова глянул на письмо «рук» Верховной Жрицы. Если принять слова гостя за правду, то становится понятно, к чему была такая срочность. Они не мага, возможного виновника теракта, испугались, а пылающей на его руке аномалии. Значит, в конечном итоге эту аномалию они или сам носитель обуздали и смогли закрыть с помощью неё Брешь. Радонис теперь был окончательно уверен, что «метка» уникальна и является ключевым элементом в закрытии разрывов. Теперь понятно, почему Инквизиция не может больше повторить свой подвиг: закрывала Брешь не она, а этот маг.

— Вы присутствовали при закрытии Бреши. Но в дальнейшем Совет настойчиво уверяет, что ничего не знает о вашем существовании. Вы можете дать этому объяснение?

— Я смог в тот день сбежать, и они больше не могли меня контролировать. Разумеется, в их интересах было скрыть, что где-то по территории юга свободно бродит «тот самый» магистр с неизученной аномалией.

Радонис подозрительно сощурился, посмотрел на собеседника. Неужели он, и правда, настолько любит свободу?

— Вы не симпатизируете идеям Венатори, но также скрываетесь от Инквизиции. Стоит ли это считать сохранением нейтралитета?

— Отнюдь нет. Я поддерживаю Инквизицию, и готов содействовать ей в любом противодействии безумным амбициям Сетия. Однако мне благоразумно будет как можно дольше сохранять независимость от них.

— Опасаетесь, что Совет вас усмирит? — догадался Радонис и, представляя, как напугало южан явление древнего тевинтерского магистра, считал опасения в усмирении весьма оправданными.

— Именно так.

Однако Инквизиция всё же заинтересована в поддержке беглеца, не зря же они так настойчиво требовали от Тевинтера содействия в перехвате двух кунарийских кораблей. Сначала Радонис думал, что они хотели заполучить агента венатори, но теперь был уверен, что они так старались ради спасения из лап рогатых магистра.

Радонис получил ответы, которые помогли ему в общем-то составить картину происходящего, и теперь его любопытство отдало бразды правления амбициям. Даже прокашлявшись от ставших комом в горле возможных перспектив, архонт Империи вновь вцепился хищным взглядом зелёных глаз в хромого мага. Этот человек вкупе с меткой представляет огромную ценность как для Тевинтера, так и в качестве сильнейшего рычага давления на юг. Инквизиция обещала полностью спасти мир от разрывов, путём окончательного закрытия Бреши. Архонт догадывался, что причина, по которой она, заполучив в свои руки магов юга, этого до сих пор не сделала (помимо желания сначала разобраться с не менее опасным Корифеем) заключается в том, что не было у неё главного средства — Якоря, который утащил с собой беглец. Значит, Совет сделает всё, чтобы его заполучить…

— Не кажется вам, господин Безумец, что вы были чрезмерно щедры на откровения? — чуть ли не прошипел Радонис, словно довольный удав, уже обвившийся вокруг своей жертвы и готовящийся к трапезе.

— Зная это, вы будете заинтересованы в моей немедленной депортации на юг.

— Как и не менее заинтересован в том, чтобы оставить вас при себе без вашего на то согласия.

— Господин Радонис, вы действительно ценой собственной жизни и всей Империи желаете узнать, что преобладает: патриотизм и бескорыстный героизм или эгоистичное свободолюбие и гордыня — в тевинтерском магистре, которого прозвали Безумцем? — как никогда серьёзно спросил сновидец. Это была даже не угроза, а обычный вопрос, который поможет ему окончательно понять, оказался ли он прав, когда оценивал нынешнего правителя Тевинтера и его благоразумие, или нет.

Подобными словами Безумец однозначно давал понять, что если ему не оставят выбора, то он, едва ли колеблясь, пойдёт по стопам Корифея. Пусть это будет стоить ему жизни, пусть новый взрыв породит те же колоссальные жертвы, что и на Конклаве, пусть это приведёт к окончательному падению Империи, а, может, и всего мира — неважно.

Свобода — это всё, что у него есть. Ради неё он покинул отчий дом, лишившись титула, наследства и спровоцировав падение своего древнего рода. Ради неё он воспользовался болезнью и довёл до одержимости ту, кого наставник собирался выдать за него замуж, что привело к уничтожению одержимым всей семьи старика, спасшего однажды ему жизнь и позволившему учиться. Ради неё он отправился в поход по новому миру. И ради неё он пойдёт на любые жертвы, лишь бы не остаться на поводке ни у одного правителя.

Радонис это понял.

Конечно, архонту было ужасно жаль, что его ожидания от этой встречи оказались напрасны и он не получит того, кто бы мог ещё сильнее укрепить его власть. Но риск слишком большой. Не ему тягаться со сновидцем, который способен использовать силу Якоря, увеличивая своё и без того несомненное превосходство. Даже если хромой маг во многом соврал, то Радонис для себя увидел и так достаточно, чтобы серьёзно опасаться. Когда вспыхнула метка, он заметил, что был промежуток времени, когда магистр её ещё не контролировал, а это значит, Якорь не до конца управляется носителем и может в любой момент проснуться сам. Следовательно, если все слова хромого — всего лишь блеф, архонт не оставлял вероятности того, что нестабильная аномалия и без его приказа может устроить нечто разрушительное. Так что Безумец был прав, и в интересах правителя поскорее выдворить за пределы страны источник такой угрозы. Тевинтер и так трещит по швам от нападок врагов со всех сторон: от кунари и церковного юга — извне, от венатори — изнутри, — поэтому не хватало ещё, чтобы что-нибудь взорвалось.

Можно было, конечно, сновидца приструнить угрозой расправы. Но и тут неудача. От убийства этого человека Корифей только выиграет: некому будет закрывать Брешь, если верить рассказу хромого. А его словам правитель поверил, хотя бы потому что Инквизиция сама без этого мага не смогла утихомирить ещё ни один разрыв.

В конце концов Радонис принял нежеланное, но, как он считал, самое правильное для себя и для страны решение.

— Господин Безумец, я вынужден запретить вам дальнейшее пребывание на территории Империи Тевинтер. Сегодняшняя наша встреча подходит к концу, я вас отпускаю, но с условием. Вы можете обратиться за помощью к моим людям, — указал архонт на самого выделяющего доспехами солдата — командира гвардейцев, — или найти корабль, отбывающий на юг, самостоятельно, но до конца этого месяца вы обязаны покинуть страну. Если по истечению срока этого не произойдёт, то вы будете незамедлительно арестованы.

Архонт опять перефразировал всё так, будто бы это хромой маг повинен, что его выгоняют из страны. Безумца это только позабавило.

— Конечно, господин архонт. Я незамедлительно поспешу исполнить ваш указ.

Получив формальную любезность, Радонис напоследок кивнул, то ли прощаясь, то ли давая команду своим солдатам, после встал и направился на выход из зала. Из толпы гвардейцев стройно вышел отряд, который последовал за хозяином, чтобы обеспечить безопасность даже сейчас.

— Благодарю за понимание… и за то, что уделили мне время, — сказал вдогонку Безумец, в общем-то довольный встречей с нынешним правителем Тевинтера. Он бы был ещё довольнее, если бы не чувствовал усталость и боль от произошедшего.

Погруженный в свои мысли архонт это обращение всё-таки услышал, и уже у самой двери остановился, и обернулся. Было видно, что он и сам в общем-то набрался впечатлений от встречи и ни о чём не жалел. Почти. Всё же жалел о том, что пришлось так скоро отпустить (лучше сказать — выгнать) древнего магистра.

— И всё же вы могли заявить о себе и помочь Империи. Ваш образ переубедил бы немало агентов венатори в опасности амбиций Корифея.

— В таком случае придётся становиться мессией и повторять судьбу Андрасте, — усмехнулся Безумец.

В нынешнем мире даже Тевинтер не готов встретить «того самого» магистра. А значит, те, кто с придыханием слушал бы его заумные речи, его же потом из-за страха и сожгут на костре, как Андрасте.

— Вам не привыкать восставать из мёртвых. Возможно, передумаете в следующей своей жизни, — поддержав неформальный тон, усмехнулся Радонис, заодно убедился, что в их предке гордыни точно больше чем героизма.

Хоть в чем-то тевинтерцы не меняются…

Глава 30. Подавать холодным

Купание было не таким частым его занятием, потому что всё это «купание» сводилось лишь к разовому окунанию с головой в воду, но хромой маг каждый раз искренне наслаждался полученной возможностью, словно этот счастливый момент станет последним в его жизни. А, возможно, он просто научился ценить те недолгие минуты, когда слабое искалеченное тело хотя бы притворяется, что оно не искалечено и что поломанные ноги не болят. Как бы сновидец не любил солёный вкус и запах моря Нокен, которое омывает неприступные стены великого древнего города — Минратоса, — но именно вода способна подарить самое лучшее единение непокорной души и слабого тела. А прохлада раннего утра придаст необходимой бодрости.

Впрочем, сегодня мужчина пробыл в воде несколько больше «недолгих минут». Когда в груди начало жечь от недостатка воздуха, тогда пришлось покинуть подводный мир, который позволил ему хоть на несколько секунд, но отгородиться от проблем и трудностей реального мира. Однако в тот момент ему на глаза попался ни пылающий в раннем рассвете бескрайний водный горизонт, ни безлюдный галечный берег, а каменные стены его родного города, из-за которых выглядывали высокие шпили древних строений.

Когда точно судьбоносная встреча подошла к концу, Безумцу надлежало исполнить указ архонта. Но для начала ему потребовалось вернуться за своим пожитками, которые были хоть и скромны, но однозначно ему не хотелось с ними расставаться. И вернулся мужчина в дом магистра в сопровождении нескольких гвардейцев, которых архонт любезно предоставил. Шокированные наниматели (уже бывшие) не успокоятся, пока не вытрясут из него все подробности произошедшей встречи с самим правителем Империи. Сновидец мог понять их любопытство и удивление, однако отвечать он желания не имел, поэтому столь грозное сопровождение стало для него необходимостью. Вместе с этим солдаты в дальнейшем тоже были ему нежелательны, ведь — маг правильно подозревал — хозяин вполне мог дать им какой-либо коварный приказ.

Магистр хмурился из-за своей нелюбви к элитным вооружённым силам, которым, по его мнению, достаётся всё самое лучшее: от условий службы, до обмундирования — пока он и его подчинённые ползают в грязи, сырости и холоде по окопам, спасаясь от снарядов кунарийских дредноутов и изнывая от очередных перебоев в снабжении. Солдаты, в свою очередь, молчали и нагло игнорировали требования объясниться за столь позднее вторжение в чужой дом, поскольку им как телохранителям архонта позволялось многое, в том числе не потакать капризами магистров. Безумец же воспользовался этим молчаливым противостоянием, собрал свои вещи и быстро скрылся с чужих глаз, упорхнув вороном в ночное небо города. Заметили его исчезновение довольно-таки быстро, но было уже поздно, чтобы его останавливать.

И только после окончательного освобождения от надзора тевинтерской элиты сновидец снова смог наконец-то почувствовать себя свободным.

Сейчас же, смотря в последний раз на свой родной некогда город, мужчина думал о многом, поскольку встреча с архонтом придала ему достаточно почвы для размышлений, заставила задуматься о своих дальнейших действиях. Покинув Тевинтер, можно было, конечно, продолжить своё путешествие по новому миру, посмотреть, например, на то, чем стал запад бывшей Империи, — опустошённый Морами Андерфелс, где зародился орден Серых Стражей — или отправиться на восток — более романтичную Антиву, известную своими винами. Можно было. Но не в его случае.

Безумцу, чтобы взглянуть на Якорь, даже не нужно было поднимать руку, ведь его не потухший до сих пор свет был прекрасно заметен на фоне тёмной ночной воды. Метка стала для него ответом, почему ему стоит вернуться обратно на юг. В начале своего путешествия мужчина не имел желания вмешиваться в противостояние двух организаций, в спасение мира, ведь, как он и говорил, нет в нём героизма. И если мир поглотит Брешь, едва ли он что-то потеряет. Однако сейчас у него было желание хотя бы в чём-то помочь миру и Инквизиции в частности. Теперь сновидец увидел, чем стал Тевинтер, мог разочароваться, возненавидеть потомков за их бездарность, однако кому, как не ему, человеку, на приличном уровне знающему историю, понимать, что всё могло сложиться иначе, гораздо хуже.

Элвенан — великая империя эльфов — пала, оставив после себя лишь руины древних построек элвен в разных уголках мира. Королевство Бариндур поглотил вулкан. Королевства Неромениан, Каринус и Тевинтер потеряли независимость и навсегда пропали с мировых карт, объединённые умелым правителем в одно государство — Империю Тевинтер. Рухнула даже нерушимая гномская империя из-за порождений тьмы во времена Первого Мора, оставив после себя лишь опустошённые Глубинные тропы, чудом выживший в изоляции от поверхности брошенный собственными сородичами Кэл Шарок и Орзаммар, который из последних сил удерживает власть над подземным миром.

И на фоне такой истории Империя Тевинтер всё ещё стоит. Пусть это уже не империя, правящая почти всеми изученными землями, но она выдержала Моры, Священные походы, кунарийские завоевания, лицемерие юга, всё ещё существует и продолжает оставаться силой и иметь влияние на мировую политику, с которым нужно считаться.

Смотря на свой родной город в лучах восходящего солнца, Безумец сам себе задавал вопрос: хочет ли он, чтобы даже эти старания потомков канули в лету? А ведь именно это и произойдёт, если победит безумие Корифея, если не будет закрыта Брешь, которая поглотит сначала лицемерный усмирённый юг, а потом — и оставшийся мир.

Не хочет.

Рассуждая с Соласом в Тени, они пришли к выводу, что Брешь можно закрыть и без Якоря, если суметь повторить его воздействие и процессы. Эта безумная затея наверняка исполнится, когда мир окончательно окажется на краю гибели и разумные пойдут на любые отчаянные эксперименты, потому уже нечего будет терять, как и было в случае создания ордена Серых Стражей с их кровавым ритуалом. Но пока это всё в теории, то почему бы сразу не использовать проверенное средство — Якорь — и не допускать «края гибели»?

Мужчина сжал почти онемевшую от непрекращающейся многочасовой боли руку в кулак, окончательно избирая правильное решение. Это вопрос не героизма, избранности или альтруизма, это вопрос здравого смысла: владея столь грозным инструментом воздействия на Завесу, будет глупо его не использовать, не сделать то, что необходимо, чтобы неродной новый мир, но родной континент — ныне Тедас — не поглотил хаос от действий мага, одного из тех, кто один раз уже неисправимо изуродовал сами законы природы и мира.

Наученный горьким опытом, чем может закончиться собственное бездействие, хромой маг принял окончательное решение вернуться на юг и помочь Инквизиции с последней стадией их победы — собственно, победой над ходячим куском красного лириума. Самые сложные стадии: удержание порядка в первые месяцы после гибели Верховной Жрицы и накапливание собственной силы и влияния для противостояния Венатори на равных — они уже прошли, и теперь об Инквизиции как о спасителях начали говорить даже здесь, в Тевинтере.

Правда, чтобы приступить к спасению мира, на юг ещё надо вернуться.

После долгих раздумий Безумец в последний раз окидывает взглядом высокие шпили неприступной столицы, с лёгкой улыбкой подмечает, что всё-таки тевинтерцы — самые лучшие архитекторы за всю известную ему историю, а после, наконец, оборачивается и направляется к берегу. И потому что, стоя в прохладной воде, он начал замерзать, и потому что онпочувствовал приближение той талантливой магессы, которой не прекращал надеяться показать, насколько же ошибается её идол, чтобы девчонка сошла с опасного пути и не закончила однажды свою жизнь так же, как юный киркволлский сновидец: свойством на алтаре амбициозного магистра.

Несмотря на своё далеко не лучшее состояние из-за этих двух почти бессонных безумных дней, восприятие сомниари было всё так же остро, поэтому успел мужчина только привести себя в порядок, одеться, а уже послышался звук чужих шагов по гальке, которой устлан этот берег.

На назначенную сновидцем, который обратился к ней во сне, встречу Кальперния бежала. Остановилась она лишь тогда, когда оказалась на берегу и увидела, наконец, мага. Когда же Безумец обернулся к девушке, замершей в нескольких шагах от него, то наткнулся на обеспокоенный и изучающий взгляд. Видимо, вечерние сплетни о том, как гвардейцы тащили к архонту по городу какого-то хромого мага, дошли и до неё, и теперь она искала внешние признаки того, что с магистром могли бы сделать. Оценила его в общем, убедилась, что ничего ему не сломали, руки и ноги не вывернуты в неестественных позах и вообще присутствуют. Глянула на элегантные руки мага, убедилась, что все ногти на месте, что палачи не выдрали их во время пытки, не вставляли раскалённых игл и что пальцы также остались в нужном количестве. Осмотрела лицо, убедилась, что и там не осталось следов насильственных действий в виде крови, синяков или сломанного носа. И только после такого осмотра Кальперния смогла спокойно вздохнуть и подойти к мужчине ближе.

— И после того, что произошло сегодня, ты ещё будешь говорить, что это моё пребывание в городе — безрассудство?! — возмутилась магистресса.

Едва ли её слова действительно можно назвать искренними попытками нравоучения, скорее это просто следствие пережитого страха за своего наставника, когда она узнала, что его схватили солдафоны архонта.

— В произошедшем сегодня повинна совокупность факторов. Моё пребывание в городе в них в том числе входит, но не является краеугольным, — дал мужчина понять, что их с девушкой ситуации не похожи.

Он не знал, что архонт столь сильно им заинтересуется, тогда как девчонка целенаправленно остаётся в городе, в котором на неё ведётся охота. Хорошо, что она привыкла вести образ жизни невзрачной рабыни, иначе бы уже давно привлекла внимание ищеек.

Эти слова остудили пыл магессы, заставали опомниться. Разумеется, магистр и без неё прекрасно способен к оцениванию происходящего и своих действий, и не ей его учить. А так она только повышает голос на своего наставника, проявляя неуважение.

— Извини, — вздохнув, произнесла девушка. — Я просто ужасно испугалась за тебя. Кто знает, что там, во дворце, могло случиться.

— Но это же не первая безвыходная ситуация для меня, — убедившись в искренности её раскаяния из-за слишком необдуманных слов, Безумец не стал продолжать ругать ученицу за вольность и портить встречу, а только задорно улыбнулся.

— Это точно, — магесса поддалась новому тону и сама улыбнулась. Ведь в его словах была полная правда — из каких только передряг не выпутывался этот точно везунчик.

Теперь, когда маленький конфликт подошёл к концу, стоило вернуться к тому, зачем, собственно, они встретились.

— Ты выполнила мою просьбу? — спросил маг, пока заканчивал приготовления: надел плащ и закинул вещмешок за спину.

— Да, мои люди смогли найти корабль. Он отбывает вскоре после рассвета, — девушка посмотрела на горящий от утреннего солнца горизонт. — У нас есть время, успеем дойти и договориться с капитаном, — отчиталась она, но потом, взглянув на мужчину, подумала об упрямом отказе магистра сотрудничать с Венатори и решила дополнить: — Корабль вплоть до Оствика не приблизится к берегу, остановится только в Вентусе по делам капитана. Но если тебе такой путь не подойдёт, сможешь там сойти и подыскать другой корабль.

Говоря о «путь не подойдёт», Кальперния, разумеется, имела в виду не озвученные мужчиной опасения в том, что на корабле венатори для него организуют ловушку. Пусть девушка считала эти опасения глупостью, но догадывалась, что они у магистра точно были. Безумец связался с ней сегодня во сне и попросил её найти корабль, который как можно скорее уплывает из Минратоса, а ещё лучше — вообще из страны, скорей всего, чтобы на этом корабле вместе с ним и девчонка отбыла на юг и больше не рисковала, оставаясь в городе, а не потому что он вдруг забыл о своём глупом, как ей казалось, недоверии к венатори и Старшему.

Но о чём бы на самом деле ни думал магистр, предложение ученицы его устроило, и он только кивнул ей, не став вслух высказывать сомнения. Не тратя впустую время, маг решил поспешить к порту, где и пришвартовался нужный им корабль. Правда, спешить по неустойчивым камням уставшему хромому человеку очень проблематично. Девушка, когда заметила трудности в ходьбе у учителя, встала сбоку и любезно предложила ему опереться на её руку, на что, на удивление, получила согласие. Так они вдвоём и пошли вдоль галечного берега.

Несмотря на то, что сновидец был молчалив, девушка вскоре заметила, что нынешняя ситуация приносила ему далеко не удовольствие. В обществе принято, что именно кавалеры должны предлагать свою руку в качестве опоры и вести дам. Наоборот допустимо лишь или когда мужчина был частично недееспособен и не мог ходить без посторонней помощи, или в силу его уже почтенного возраста. Так как к Безумцу полностью подходила первая причина и отчасти — вторая, это точно его задевало. Теперь Кальперния знала, что хоть сновидец и привык к недостаткам и слабости своего тела и даже научился это использовать в свою пользу, выдавая себя слабым и беспомощным, однако лишнее упоминание о своей уязвимости сильно ударяло по гордыне тевинтерца. Подобное открытие всё больше убеждало девушку, что перед ней настоящий человек, со своими слабостями и капризами, а не идеальный идол, из-за чего образ учителя стал ей ещё ближе и роднее, чем образ недосягаемого Старшего. Вместе с этим магесса незаметно усмехнулась, отметив, что перед ней точно эталонный тевинтерский магистр: умный и рассудительный, но до невозможности упрямый и горделивый. Он согласился на помощь, потому что в одиночку по камням ему было идти тяжело, не помогала даже трость, но при этом ощетинился, словно дикобраз, упрямо молчал, хмуро держа в себе всё недовольство от столь оскорбительного для себя положения и удара по образу, ведь магистр априори не имеет права быть слабым и нуждаться в чужой помощи.

— Надеюсь, ты отбываешь со мной, — разбавляя тишину между ними и не давая девчонке заострять на нём внимание, произнёс однажды Безумец.

— Да, раз магистр Анодат больше не является для нас угрозой, я могу вернуться на юг. Ты же расскажешь, что случилось в его доме? — полюбопытствовала магесса. Скандальная новость о преступлении этого магистра против города и страны ещё только расходилась по столице, поэтому даже её агенты не знали подробностей произошедшего штурма поместья генералом.

— На твои вопросы у нас будет время позже, — кивнул Безумец, намекая, что за время пути до Вольной Марки они чего только ни успеют обсудить.

— И на новые лекции тоже будет время? — с горящими глазами магесса зацепилась за слова мужчины. Очевидно, что ради обучения маг и решил отправиться в путь вместе с ней, но она хотела в этом убедиться окончательно.

— А ты прочла книгу магистра Кавеллуса?

Такой вопрос тут же приструнил витавшую в своих мыслях от предвкушения новых лекций девушку, ведь порадовать успехом в выполнении этого задания она учителя не сможет.

— Я начала… Но пока ещё не до конца прочла.

— Без твоего стремления к самостоятельному обучению моя работа не имеет никакого смысла, — ожидаемо, мужчине не понравился её ответ.

— Но я хочу учиться! — воскликнула девчонка. — Я была занята поручениями, и мне просто не хватило времени.

— Значит, данные поручения для тебя важнее собственного обучения и развития как мага? — несмотря на искренность в словах девушки Безумец оставался беспристрастен.

Его нежелание отнестись к причине, озвученной девушкой, с пониманием заключалось в его попытках как можно сильнее отстранить девчонку от опасных дел венатори, в идеале — усомниться в целях Старшего.

Однако Кальперния всех этих тайных замыслом знать не могла и была уверена в искренности его слов. С одной стороны, девушке хотелось возмутиться. Они могут спасти Тевинтер от позора и упадка, создать такой мир, в котором несправедливую власть магистров сменит власть тех, кто действительно достоин этой власти не по праву рождения, а по праву заслуг, а рабы, подобно ей, станут полноправными гражданами Империи. И никто не посмеет им противостоять, поскольку им покровительствует бог. Конечно же, их общее дело важнее, чем её собственные интересы! Она это понимает, в отличие от учителя, который при всём своём уме самым настоящим глупцом противится помощи и поддержке, которую ему хочет оказать Корифей.

Однако вся бравада Кальпернии остановилась на полуслове, когда на вторую чашу весов этих раздумий легли мысли о том, что наставник вправе требовать от неё полной отдачи. Ему что ли нужно её обучать? Нет, конечно. Вероятно, она ему понравилась своим потенциалом и тягой к знаниям, поэтому он согласился потратить на её обучение своё время, однако более он ей ничего не должен, поскольку ему от своих стараний никакого проку. Сам он уже сильный и умный маг. И именно в её интересах учиться, поддерживать его интерес к ней, чтобы однажды стать хотя бы частично такой же, каким является учитель. И даже эта её личная цель плотно переплетается с её службой Старшему. Чтобы внести вклад в их великое дело, приблизить их победу, магесса должна быть сильной, примером для подражания для верных и ужасом для несогласных. Но пока что она лишь посмешище для собственных подчинённых, которые не прекращали шутить на тему, каким бы способом девчонка смогла заполучить расположение их идола. Наверняка Самсон приложил руку к формированию столь своевольного отношения ко второму командиру. Кальпернии подобное, конечно же, не нравилось, но чтобы всё изменить, чтобы ни один магистр не смел на неё даже взглянуть косо, нужно учиться, совершенствоваться, самой. Древний магистр проявил к ней милость, возложил на неё надежды, но именно ей надо сделать всё, чтобы эти надежды оправдать, чтобы не разочаровать того единственного, кто взялся за столь всестороннее и правильное обучение её, рабыни, у которой едва удачно получается прикидываться магистром.

— Нет, это не так, — поспешила ответить девушка, чтобы окончательно не испортить мэтру настроение. — Книга у меня с собой. Дай мне дня три, и я закончу её учить. Пожалуйста, — вместо ещё каких-то оправданий магесса решила лучше показать всю серьёзность своих намерений учиться и готовность выполнить задание как можно скорее.

— Три дня. Не больше, — Безумец специально ответил ей так скупо, строго и грубо, чтобы девчонка даже не думала усомниться, что он даёт ей последний шанс и в её интересах его не разочаровать.

Разумеется, на самом деле это было не так, и мужчина бы не отказался от такого таланта всего лишь из-за одного невыполненного в срок задания. Но ученице об этом, как он считал, знать необязательно, чтобы не ленилась.

Кальпернию такой ответ обрадовал, и девчонка преисполнилась невинным рвением поскорее добраться до корабля, до трюма, где она под яркий свет призванного виспа тут же приступит к чтению книги, чтобы поскорее порадовать наставника результатом и приступить к изучению новых знаний, которые позволят ей не только стать сильным магом, но и знать этот мир лучше, таким, каким видит его мастер.

Настолько магесса ушла в свои мысли и рвения, что в один момент слишком сильно начала сжимать предплечье мага, сама того не замечая. Опомнилась она, когда мужчина даже больше инстинктивно дёрнулся и вскрикнул от неожиданной боли. Неожиданной и для неё, ведь девчонка ужасно испугалась и, словно ужаленная, сама отпрыгнула, чтобы оказаться подальше от него и не сделать ещё больнее.

— Извини, — пролепетала женщина, видя, как сновидец держится за руку, а значит, дискомфорт доставила она ему на самом деле. — Я не хотела…

Но боялась девчонка зря. Безумец не держал на неё зла и, когда очередная боль утихла, совсем спокойно посмотрел без намёка на злость или обиду. Лишь предложил ей, если она не расхотела ему помогать, встать с другой стороны и держать левую руку, которая не столь сильно пострадала от стальной хватки солдафонов и которая и так уже почти ничего не чувствовала от всё ещё пылающей метки. Магесса, разумеется, поспешила сделать так, как он предложил, и помочь, чтобы загладить вину.

— Тебя пытали? — теперь убедившись, что её первое предположение оказалось ложным и с магистром не всё в порядке, Кальперния не смогла не спросить, пока вновь обеспокоенно осматривала наставника.

— Нет. Только с помощью применения физической силы удерживали, чтобы свести к невозможности мои попытки сопротивления.

— Сильно?

Столь невинное беспокойство девчонки магистра только позабавило. Безумец отвечать не стал словами, а остановился, расстегнул верхние крепежи мантии и рубашки, легонько оголив шею и плечо. Этого было достаточно, чтобы магесса увидела там большую лилово-красную гематому, которая на белой коже выделялась очень чётко. Не трудно догадаться, что такое же наблюдается и на его руке, за которую девушка очень неаккуратно схватилась.

Такая недолгая демонстрация «болячек» ожидаемо подействовала на магичку, заставила её ещё пуще испугаться за состояние учителя. Очевидно, с ним не всё в порядке. Даже Якорь не успокаивался: теперь Кальперния заметила, как зелёный свет пробивается через тёмную повязку.

— Что произошло во дворце? Как ты сбежал? — произнесла настойчиво магистресса. Девушка понимала, что, вероятно, он опять сошлётся на то, что поговорят они обо всём в пути, поэтому и решила проявить настойчивость в получении ответов, не желая столь долго ожидать.

Безумец опять же не выглядел раздражённым, а даже наоборот. Кажется, его забавляли и оказанный эффект на впечатлительную (когда дело касается здоровья важных ей людей) магессу, и её характер, который позволил ей быть упрямой в своём желании получить ответы незамедлительно. И такую черту характера он не может не поощрять.

— Я не сбегал: в этом не было нужды. С архонтом Радонисом мы пришли к соглашению, которое устраивало нас обоих: он позволяет мне покинуть встречу, а я незамедлительно покину Тевинтер.

— И он позволил тебе так просто уйти? — удивилась девушка.

— Это и была его инициатива. Он правильно оценил опасность мага, которого нельзя контролировать.

— Имеешь в виду Якорь? — девушка снова покосилась на метку и даже закусила губу от мыслей, сколько же мучений она приносит своему носителю.

«Старший же может ему помочь, спасти от этой смертельной аномалии. Почему он продолжает упрямиться и считать, что Инквизиция до него не доберётся?!» — про себя подумала магистресса, но вслух озвучивать не стала, окончательно смирившись, что упрямство настоящего тевинтерского магистра, помноженное на возраст, ей не переспорить.

— И его в том числе.

Конечно же, не такой расплывчатый ответ она желала получить, поскольку не верила, что на встрече с архонтом произошёл лишь разговор. За обычными собеседниками правители не посылают целый отряд своих гвардейцев. Очевидно, магистр нарочно упускает какие-то подробности. Впрочем, имеет на то право. Мужчина устал, ему нужен отдых, и точно последнее, чем ему сейчас хочется заняться, так это тешить любопытство ученицы. Так что Кальперния согласилась подождать, но злобно улыбнулась, обещая себе, что уж на корабле она точно добьётся от учителя всех ответов.

— Если позволишь, я бы хотела помочь с лечением твоих… травм. Я знаю несколько заклинаний. Думаю, они помогут, — магесса решила сменить тему и предложить помочь, ещё помня, насколько же страшно выглядели синяки.

Возможно, в том вина его белой кожи и болезненной худобы, а возможно, это ей просто непривычно видеть следы применения физической силы на аристократе. Ведь это рабов позволительно хлестать за провинности и ради развлечения, а тела магистров же и поныне остаются для неё чем-то неприкосновенным.

— Пока это может быть слишком опасно. Но в дальнейшем буду не против воспользоваться твоим предложением, — любезно кивнул Безумец, показывая, что он не считал принятие помощи от ученицы чем-то зазорным.

— Почему пока это опасно? — девушка вновь обрадовалась согласию наставника, но не могла спросить о том, что в его словах её беспокоило.

— А ты способна дать ответ на этот вопрос? — неожиданно Безумец вместо того, что перейти в поучительный монолог, оставил вопрос на засыпку ученице.

Кальперния сначала удивилась, растерялась от столь неожиданного точно нешуточного желания наставника получить ответ именно от неё, но быстро собралась. Возмущаться она, разумеется, не посмела, а решила лучше потратить все силы на обдумывание, чтобы мужчину не разочаровывать.

— Если Якорь на твоей руке активен… Значит, его магия всё ещё воздействует на тебя и есть опасность, что другое воздействующее заклинание — а таких в лечебной школе большинство — может навредить или исказиться во что-то ещё более неправильное? — спустя где-то минуту Кальперния дала ответ и тут же с нетерпением посмотрела на магистра.

Ответ был правильный, поэтому Безумец кивнул и позволил себе тёплую улыбку, которая лучше любых слов дала магессе понять, что наставник положительно оценивает её успехи в обучении.

Ещё пару минут два мага шли по берегу в молчаливых раздумьях, но потом в их дальнейший путь и планы вторглись посторонние. Не сразу появившаяся поодаль группа молодых имперцев была воспринята беглецами всерьёз, потому что такую встречу они никак не ожидали. Но потом юнцы стали приближаться, и сомнений не осталось.

Совсем скоро группа магов со слишком уж самоуверенным шагом подошла. «Самоуверенным», потому что их грозности нисколько не хотелось верить. Они своей попыткой окружить даже рядом не стояли с выдрессированными до марша нога в ногу гвардейцами. Маги были одеты по-тевинтерски: в тёмных одеждах, с капюшонами на головах. Однако капюшоны не помешали Кальпернии их узнать, когда из группы вышел, видимо, главный зачинщик. Оставив учителя за спиной, девушка сама сделала пару шагов на встречу своему подчинённому.

— В чём дело?

При общении с подчинёнными магистр старалась вести себя соответственно: тут же нахмурилась, спросила грубо, строго осмотрела каждого. Своих агентов она сюда не звала, поэтому пыталась понять, что они здесь забыли. Она предположила, что они пришли сообщить ей что-то настолько важное, что не могли прислать посыльного, а пришли такой гурьбой сами. Однако она не угадала.

— Исполняем твою работу, девчонка, — высокомерно — аж нос задрал от важности — ответил главный имперец. — Этот маг идёт с нами, как того и желает Старший, — указал он на сновидца, молчаливо стоящего за магессой.

Такая неожиданная наглость от собственного подчинённого удивила Кальпернию не меньше озвученной причины их появления. Мало того, что подобных приказов не отдавала она, так их не мог отдать и Корифей, потому что до работы со своим сородичем он допустил только её, свою верноподданную.

— Такого приказа не было! — рявкнула на них девушка, искренне возмущённая их наглостью и своеволием.

— Мы и не собираемся больше подчиняться выскочке. Твоё место — это лизать ботинки благородных, — насмешливо хмыкнул парень, полностью уверенный в своей безнаказанности.

Кальперния не знала досконально всех своих подчинённых, но несложно догадаться, что этот юноша, едва ли старше её самой, из дворянской семьи Тевинтера. Всем высокородным не нравилось подчиняться выскочке-рабыне, но взрослые, в том числе агенты-магистры, прекрасно понимали, что Старший их не помилует, если они в открытую выкажут своё неподчинение второму после Идола лицу в их организации. Тогда как избалованному молодняку такого понимания не хватало, поэтому они решили ей противостоять, когда нашли промах, за который, как они думают, могут зацепиться, чтобы дискредитировать ненавистного начальника в глазах Бога.

— Как только Он узнает, то прикажет с тебя шкуру содрать, — рыкнула разозлённая Кальперния.

— Он сдерёт с тебя, когда узнает о твоей бесполезности. Тебя послали за этим магом, но вместо того, чтобы выполнить Его приказ, ты целый год развлекалась. Значит, приказ исполним мы.

Если юнец даже не понимает, что речь идёт о поимке не просто «мага», а древнего сновидца, и в чём конкретно заключается интерес Старшего, значит, он не знает сути приказа, и информация дошла до него косвенно. Может, проговорились агенты, которые помогали девушке с первоначальными поисками магистра, возможно, к этому приложил руку Самсон, будучи единственным свидетелем, получения девчонкой данного поручения. Так или иначе, но великородные отпрыски решили этим воспользоваться, глупо полагая, что смогут таким образом избавиться от ненавистной выскочки.

Хмурый взгляд Кальпернии парня не впечатлил. Он только насмешливо хмыкнул, а потом, глянув на своих подельников, приказал им исполнить то, зачем они пришли. Маги не без удовольствия похватали посохи и начали что-то создавать. Но не успели их заклинания принять окончательную форму, как магесса, использовав то, чему научилась, создала барьер, о который несформированная магия со вспышкой распалась, а она сама и учитель на какое-то время оказались под защитой этого едва видимого голубоватого купола.

— Пошёл прочь, сопляк! — рыкнула магесса, не имея никакого желания сейчас разбираться с точно предателем.

Хотя скорее она обращалась к остальным подельникам. За слова, которые он сейчас наговорил, даже раскаявшись, главарь не получит пощады, зато остальные — могут, если единогласно признаются, что по глупости повелись на его сладкие речи. Однако речи, видимо, оказались слишком сладки, и слова командира ни на кого не подействовали, и они продолжили наступать, подписав тем самым себе смертный приговор.

Чванливости в юнцах точно было больше ума, поэтому они не подумали заранее побольше разузнать о своём командире. Тогда бы поняли, что не им, едва отучившемуся молодняку, тягаться с магессой невообразимого потенциала, которой покровительствует Корифей. А узнали бы заранее о хромом маге, то вообще даже в мыслях у них не было сейчас прийти.

Впрочем, последнее они скоро осознали…

В мгновение ока самого болтливого из юнцов поразило заклинание, которое ему не хватило знаний даже понять, а уж тем более от него защититься. Сначала неожиданно полностью онемела его рука ниже локтя, из-за чего он выронил посох. Не успел молодой тевинтерец сообразить, как онемела вторая его рука, из-за чего он лишился возможности колдовать. В общем случае мага бесполезно ограничивать физически, поскольку катализатором могут быть не только посох или руки, но и всё его тело. Однако видно, что парень до такого уровня понимания магической науки не доучился, потому что столь позорная потеря посоха стала для него фатальной — тут же рухнула его собственная защита. Пусть эта защита была смехотворна, но она хотя бы была. А когда она рухнула, маг полностью остался беззащитен, и сновидцу, который не собирался сегодня церемониться, не стоило абсолютно никаких усилий его поразить. Как итог юноша сначала странно пошатнулся, потом упал на колени. Он не издал ни звука, словно не мог даже закричать, но когда утренние лучи солнца проникли под капюшон, то явили искорёженное в ужасе и боли лицо. А после парень замертво падает на землю.

У одного имперца из группы оказались слишком слабые нервы. От увиденного он в панике бросился атаковать, сам не зная кого. Правда, в итоге из его рук получилось настолько корявое заклинание мороза, которое и Кальпернии не составило труда повернуть против заклинателя. Через мгновение и этот юнец оказывается на земле, пусть живой, зато с сильнейшим обморожением рук и лица.

Повторять до победного подобные хитрости двум магам не пришлось, так как оставшимся несостоявшимся революционерам подобной демонстрации хватило. Сильно их испугала сила, с которой «рабыня» поразила их соратника, но ещё сильнее, неописуемо сильно, они испугались того, что сделал магистр, стоящий позади девушки чёрной тенью. Они правильно поняли, что заклинание, которое за считанные секунды поразило их главаря, было энтропией высочайшего уровня, поэтому, наконец, сообразили, как сильно ошиблись в своих намерениях.

Напуганные маги начали даже пятиться, неотрывно смотря на, оказалось, опаснейшего мага энтропии. Каждый с замиранием сердца буквально молился, чтобы следующий удар сновидца пришёлся не на него. Когда же прошло время, а нового нападения не последовало, юнцы правильно расценили подаренный шанс и тут же бросились бежать, роняя по дороге свои гордость и смелость. На самом деле бег бы их не спас, если бы оскорблённый мэтр захотел стращать и дальше, но, к их счастью, он не захотел тратить на бездарей ещё больше своего драгоценного внимания.

Кальперния хмуро смотрела вслед убегающим подчинённым и злобно думала, что, как только вернётся на юг, тут же прикажет найти этих сопляков и отправить лично Старшему на суд в назидание остальным. Может, хоть после этого прочие маги лишний раз подумают, прежде чем косо смотреть на командира. На тех, кто валялся у её ног, она даже не взглянула, считая, что они получили по заслугам и такие дураки Венатори не нужны.

Только тогда, когда бегуны исчезли из поля видимости, а других посторонних не появилось, девушка позволила себе вздохнуть, наконец сбросить маску грозного командира и магистра и обернуться к тому, перед кем не нужно притворяться и кто никогда бы не стал её столь мерзко оскорблять. Но радость её была преждевременной. До недавнего времени добродушный к ней наставник сейчас смотрел на неё страшным холодным взглядом, словно она для него такой же враг, как и нагрянувшие маги, и она в любой момент может повторить судьбу говорливого юнца. Магесса под гнётом такого взгляда буквально чёрных глаз сама сделала неосознанный шаг назад, не имея смелости что-либо сказать.

— Значит, так Венатори умеют держать своё слово? Или помощь, которую вы мне хотели оказать, в этом и заключается: посадить меня на цепь и использовать для своих целей, словно вещь?

Кальперния ужаснулась. Теперь она поняла, почему мужчина так обозлился: он подумал, что всё это было лишь планом по его поимке и одной большой ловушкой. Как нападение группы магов, так и её появление… Он считает, что она его обманула…

— Нет, это совсем не так. Эти люди пошли в самоволку, я не отдавала им таких приказов. Старший — тоже. Он бы не позволил, чтобы тебе навредили, — тараторила испуганно девчонка, стараясь донести правду, пока предположения об обмане окончательно в нём не укоренились. Также она решила к нему подойти, чтобы он заглянул в её глаза, понял, что не было в них лжи.

Но ничего у неё не получилось, и грозный взгляд магистра пригвоздил её к месту, не позволив сделать и шага в его сторону.

— Однако он всё же дал тебе приказ, год назад, как они сказали. Как раз незадолго до нашей встречи на озере Каленхад?

— Да, он дал приказ с тобой поговорить и… заинтересовать, но… — как на духу призналась магесса, боясь, что любая ложь лишь ухудшит положение.

— Заинтересовать. Значит, только поэтому ты решила у меня учиться?! Все силы, что я потратил на тебя, оказались впустую.

Вот именно такой интерпретации больше всего и боялась девушка. И в тот момент в его глазах она увидела уже не ярость, а разочарование и сожаление от омерзительного обмана той, кого он с гордостью называл ученицей и которая подавала столько надежд.

Но это не было обманом! Она была искренне заинтересована обучением!

— Нет-нет-нет, это совсем не так. Да, Старший попросил меня с тобой поговорить, чтобы ты передумал, но я, правда, хочу у тебя учиться. Ты мне столько всего рассказал, чего не сделал больше никто.

И эти её слова были не услышаны. Увидев, что мужчина хотел отвернуться, чтобы покинуть их встречу, Кальперния, не помня себя, бросилась к нему и схватила его за руку. Даже тогда, во время всего лишь второй их встречи, на озере Каленхад, когда она нарушила его личное пространство, он не оттолкнул её — отнёсся с пониманием, с лёгкой улыбкой. Но сейчас он одёрнул руку, отмахнулся, словно от… раба, не смеющего к нему прикасаться.

— Безумец… — не зная, как ещё заставить остановиться упрямого человека и убедить её выслушать, девушка от безысходности прошептала лишь это. Кажется, даже слёзы проступили из глаз растерянной девчонки, которой не хотелось терять единственного друга…

Но не помогло и это. Сновидец лишь дал понять, что усвоил из сегодняшней встречи достаточно и больше не желал встречаться с той, которая злоупотребляла его доверием и любовью к наукам, а после он обернулся вороном и без промедлений упорхнул в небо.

Кальперния ещё какое-то время старалась его дозваться, объясниться, но всё было бесполезной, и вскоре ворон просто исчез в недосягаемой для человеческого глаза дали. И девушка осталась одна на пустом берегу, где никто не увидит горьких слёз магистра.

Была ли в обиде мужчины, в сказанных им словах правда? Нет. Ничего правдивого. Лишь использование вдруг удобно подвернувшегося (благодаря появлению смелых, чванливых, но несообразительных юнцов) момента. Во время полёта птицей он ещё долго наблюдал за магессой, размышлял и оценивал успех своей задумки. Если за время их общения он оказал на неё недостаточное влияние, то сегодняшняя их встреча, действительно, будет последней. Она просто отчитается Старшему о неудаче в затянувшейся миссии и вернётся к делам организации, как и было раньше, до их с магистром встречи. Но вот если впечатлений окажется достаточно, то они ещё встретятся. Точнее девушка, повинуясь гордой тевинтерской натуре, бросит все силы, чтобы найти наставника и доказать ему, что он, вредный павлин, всё не так понял. Это покажет серьёзность её намерений и заставит ещё больше отойти от дел Венатори. Как того Безумец и желал.

* * *

Молодой маг спешил по улицам северного величественного города, столицы могущественной Империи. В своей спешке он, конечно, не расталкивал окружающих, но всё равно едва ли обращал внимание на тех, мимо кого проходил. В одной руке он еле-еле удерживал свитки, содержанием которых была заполнена его голова. Юноша торопился на встречу с единомышленниками, другими учёными, чтобы поделиться результатами своих доказательств, исследований и расчётов. Это искреннее желание слишком уж отчётливо виднелось в его светлых глазах, поэтому ни один прохожий не решился вмешиваться в дела полоумного и окликнуть его. Хотя нередко в его сторону оглядывались. Мало того, что все учёные, ушедшие в свои заумные мысли с головой, выглядят по-детски наивно и смехотворно, так конкретно этот маг в своей спешке выглядел ещё и нелепо, потому что он не мог нормально ходить. Для этого во второй руке юный магистр удерживал посох, который использовал в качестве опоры, и намного реже: по назначению, как катализатор, оружие. Дополнительная опора во время ходьбы была для него обязательна, настоящей необходимостью, потому что больные, поломанные ноги не давали ему нормально ходить, а уж о беге, конечно, и речи быть не может. Вот почему сейчас его жалкое подобие бега из-за спешки и забавляло окружающих.

Парень подозревал, какую реакцию вызывал у прохожих, да только это его не волновало. Слишком уж грандиозные мысли крутились в его голове, и слишком уж ничтожно на их фоне было происходящее вокруг. Даже когда он споткнулся, пошатнулся, пробурчал из-за неудобного посоха, то темп ходьбы всё равно так и не сбавил. Только пообещал себе, что когда-нибудь он обязательно скопит достаточную сумму, чтобы заказать самый удобный для себя посох и больше не зависеть от подачек наставника.

Хотя в сновидце всё же мелькнули остатки былого юношеского озорства, когда он подумал о том, как же хорошо, что наставник его сейчас не видит. Старый жрец был бы страшно недоволен, если бы узнал, что его ученик из-за спешки ставит себя в столь неловкое положение. Не так должен вести себя магистр. Ладно бы он спешил на литургию в храм, так нет же: опять занят какой-то научной ерундистикой, которую жрец, желающий, чтобы ученик однажды занял его место в Синоде, не одобрял.

Впрочем, дальше обычных слов недовольство старика не доходило. Видя результаты искренне стремящегося к знаниям юноши, он не решался ему всерьёз мешать. Молодой магистр однажды поплатился за своё чрезмерное самомнение и гордыню и только чудом выжил, поэтому не позволил себе повторять былых ошибок. Как итог маг уже давно превзошёл своих сверстников и многих старших и уже скоро (в пределах следующих десяти лет) сравняется по силе с членами Синода. Это казалось невообразимым и нереальным, но Жрец считал, что таким даром мальчонку одарили Древние Боги, а потому ещё больше гордился честью стать его наставником. Даже если сердце юноши так и не откроется для веры и он никогда не согласится служить Думату, благословившему его, старика это сильно не печалило, поскольку род свой он в любом случае укрепит, когда выдаст внучку замуж за столь сильного мага, без согласия их обоих на это «разведение», разумеется.

Ныне молодой магистр так спешил добраться до святая святых наук — Имперской Библиотеки, что даже не заметил, как идя по протоптанной им дороге, вдруг оказался на совсем безлюдной улице. Вот, казалось бы, минуту назад он пробивался сквозь толпу, а сейчас нет даже ни одного бесправного эльфа, бегущего со всех ног из-за поручения своих хозяев. Но парень это заметил только тогда, когда прямо перед его носом оказались солдаты. Маг отложил свои великие расчёты и вернулся в реальность, чтобы её оценить. Между тем он отругал себя, что слишком уж увлёкся.

Сновидец посмотрел на стоящих перед ним шеренгой людей, понял, что пропускать его не намерены, обернулся, но и позади увидел, как солдаты, выходя из переулка, перегораживают ему путь к отступлению. Хотя какому отступлению, ведь он даже бежать не может?

Очевидно, это ловушка. Что парня очень удивило. Сейчас они стоят посреди богатого квартала города, где находятся резиденции самых сильных людей этого мира и заведения, соответствующие своим посетителям видом и ценами на оказываемые услуги. Дрязги кварталов победнее, где больше ходит рабов, чернорабочих и прочей черни, сюда обычно не доходят. Какие бы бандитские группировки решились устраивать стычку с соперниками под окнами дома какого-нибудь магистра, который разозлится из-за нарушенного покоя, выйдет на балкон и сметёт их всех одним взмахом посоха? Только если смертники. Так что этот район можно по праву считать самым безопасным местом во всей Империи. И на такое оцепление целой улицы при свете дня могли пойти только сами магистры с целью устроить «дрязги» с себе подобными. Вот тогда-то великородные жители соседних домов уже выйдут на балкон с чашечкой мятного чая или бокалом хорошего вина в руках, чтобы насладиться зрелищной дуэлью двух великих магов.

Парень молча наблюдал за оцеплением. Он не боялся, был спокоен и равнодушен, как учили его наставники и каким должен быть любой магистр, принимая вызов, и скорее пытался угадать, кто решил бросить ему вызов. Разумеется, желающие всегда найдутся. Это мог быть очередной сопляк с коллегии, что только-только с трудом её закончил, возомнил из себя великого учёного и тут же окунулся головой в грязь, когда познакомился на встрече со своим ровесником, который по знаниям и силе уже превосходит его на порядки. Сказано «очередной», потому что юному сновидцу уже не раз бросали вызов, когда он только-только начал свой путь постижения наук. Хотя на данный момент молодые люди стали старше, разумнее и уже знают, что одарённому юнцу покровительствует сам Жрец Думата, однако и поныне периодически находятся не самые разумные, которые лезут в драку с, как им кажется, несправедливо переоценённым в опасности инвалидом.

Да только непохож сегодняшний случай на то самое «очередное», поскольку на столь наглое нападение днём, среди прекрасной мраморной улицы не осмелится ни один легкомысленный студент, чья гордыня была задета. Зато старшие маги, магистры, — очень даже. Вот молодой маг и косился по сторонам, выжидая появление магистра и думая о причинах организации этой ловушки. Противник подгадал момент и точно выловил его на этой улице в одиночестве, значит, неизвестный маг организовывал слежку, чтобы знать точно, как, куда и во сколько ходит юнец. Значит, он хорошо подготовился.

Несмотря на такую организованную ловушку имперец не мог позволить себе бояться. Хотя бы потому что он был уверен, что в случае поражения его наставник, имеющий слишком амбициозные планы на ученика, не успокоится, пока не отомстит за его смерть всем, участвовавшим в нападении.

Однако сомниари сохранял и видимое, и внутреннее спокойствие ровно до тех пор, пока инициатор нападения лично не появился. Когда ловушка захлопнулась, словно капкан, тогда из того же переулка появился… Он.

Впервые юноша растерялся, побледнел, а дрогнувшие руки чуть не выронили драгоценные свитки.

Лично отца он не видел с тех пор, как сбежал из родного дома. Да и не должны были они вновь встретиться. Когда поисковая деятельность, устроенная разъярённым из-за побега младшего отпрыска магистром, провалилась и юнец скрылся на юге, они не могли друг друга увидеть. Когда же спустя несколько лет до него дошла весть, что его наследник, на которого было возложено столько надежд и планов, тайком женился на слабой магессе из рода едва известных торговцев, испортив свою кровь таким родством, магистр пришёл в такую ярость, что немедленно лишил его наследства, титула и семьи. Больше юноша не являлся сыном, а мужчина — отцом. Больше их ничего не связывало.

Когда же печальные события разрушили всю прошлую жизнь молодого магистра, и он был вынужден вернуться в лживое общество знати, то два мага всё равно оказались далеко друг от друга. Один стал учеником Жреца Думата, а второй остался всего лишь главой семьи, которая, лишившись единственного сильного наследника, с каждым годом чахла и окончательно теряла своё некогда великое влияние. Так бы всё и осталось, если бы не прошедшая недавно по центру Империи волна жестоких убийств. Все говорили, что убийства были связаны друг с другом, имели единый мотив: чья-то месть. В этом имперцы убедились, когда оказалось, что все попытки расследовать эти убийства моментально подавлялись на корню. Создавалось впечатление, что сам Синод приложил к этому руку — настолько быстро отказывались от работы все нанимаемые следопыты. Так что родственники убитых так и не смогли добиться справедливости.

Впрочем, один всё же сейчас пришёл за справедливостью…

С их последней встречи много воды утекло, они изменились оба. Один вырос, возмужал, стал точной копией своего отца: такой же высокий, породистый, горделивый, могущественный маг. Единственное: он никогда не сможет быть столь же статен, поскольку мешковатая мантия с длинными полами, под которыми скрыты до ужаса обезображенные ноги, лишь ещё больше подчёркивала его худобу. Но в общем-то изменения произошли в лучшую сторону, чего нельзя сказать об отце. Сколь бы магистр ни был властен, умён и велик, сколь бы его демонический образ из-за страшных чёрных глаз ни пугал окружающих, даже своих коллег по Магистериуму, но возраст всё равно взял своё, как бы он ни пытался отсрочить приближение собственной старости. Некогда сильный человек, что всегда хранил идеальную в своей ровности осанку, теперь заметно ссутулился, на лице появились морщины, волосы потеряли свою идеальную черноту: появилась предательская седина, а опасный чёрный огонь в глазах с каждым годом всё больше затухал, мутнел. И этих признаков вскоре станет только больше, потому что по заметной и небывалой никогда ранее истощённости можно говорить о проблемах со здоровьем сновидца. Столь сильно пошатнулось его состояние как раз тогда, когда он лишился всех своих детей и наследников и стал последним главой рода, который после его смерти окончательно прекратит своё существование. И сейчас он пришёл, потому что ему больше нечего было терять.

Но несмотря на эти изменения, на публичный отказ от своего младшего ребёнка мужчина всё равно оставался ему родным отцом. Тем, кто создал столь одарённую и талантливую жизнь. Тем, кто навсегда остался примером для подражания, идеалом для росшего под его воспитанием и надзором мальчика. Слова отца — истина, приказы неоспоримы, мудрость абсолютна, лик неприкосновенен, а могущество недостижимо. Такой образ был в юном наследнике воспитан и, очевидно, не искоренён до сих пор. Это объясняет, почему сегодня молодой учёный оказался так встревожен и испуган встречей с родителем, подавлен его властью.

Когда-то невыносимые условия жизни, нежелание оставаться в семье, для которой он всегда был и остался нежелательным, но необходимым инструментом в борьбе магистерских семей за влияние, позволили юноше пересилить отцовский авторитет и сбежать в мечтательных поисках лучшей жизни. Жизни, лишённой родовых обязательств и в которой найдётся тот, кому будет важен не его дар, не его благородная кровь, а он сам, как личность, как живой человек. Однако это окончательно не освободило мага от влияния магистра, который взрастил его и сформировал костяк его личности.

Поэтому во время побега он скрывался, хитрил, обманывал заклинания родича, но никогда не осмелился на него напасть. Поэтому много позже он, став сильнее и образованнее, продолжал избегать встреч с магистром, сам не понимая силы своего страха просто посмотреть ему в глаза, вновь окунуться в ту самую чёрную Бездну. Поэтому и сейчас, когда встреча, наконец, произошла, сын вновь оказался подавлен авторитетом отца.

Магистр и сам прекрасно понимал, какое влияние он одним лишь своим видом оказывает на неблагодарного отпрыска, поэтому не отказывал себе в удовольствии этим пользоваться и ещё сильнее давить на него. В чём-то мужчина мог даже погордиться, видя, как раскрывается потенциал своего творения. Ещё в детстве юнцу пророчили силу Синода, и сейчас он к ней был как никогда близко. Правда, существовал «незначительный» нюанс, который мешал ему радоваться, и он заключается в том, что собственное творение ему больше не принадлежит. Да, вместо попыток примирения и поиска компромисса в их конфликте магистр самисключил сына из семьи, лишившись достойного наследника, который единственный мог удержать от краха некогда великий род. Но так он надеялся отомстить юнцу. Когда же стало известно о жестоком нападении, в результате которого его сын, по прогнозам, останется до конца своей жизни недееспособным, мужчина не без злорадства улыбался, считая это справедливой карой за предательство. И какова же оказалась его ярость, когда он узнал, что за мальчика всерьёз взялся Жрец и смог его вылечить.

Отныне результат годов работы, экспериментов и научных изысканий в погоне за интересной мыслью, что пришла к нему ещё в юности и с тех пор не давала покоя, принадлежал религиозному деятелю, который далеко не дурак и потенциал хромого мага оценил со знанием дела. Пока принадлежал на правах отношений учитель-ученик, но отец догадывался, что старый хрыч своё не упустит и захочет породниться с источником столь сильной крови. Разумеется, магистр от подобного неистовствовал.

И когда мужчина посчитал, что ещё более несправедливо Боги с его семьёй поступить не могут, тогда он и узнал об убийстве двух старших своих сыновей, что лишило его семьи последнего шанса на выживание. Эти убийства входили в список тех, чьё расследование заканчивалось, едва начавшись. И убитый горем отец не дождётся возмездия, как и другие семьи. Только вот, в отличие от них, у мужчины был подозреваемый в содеянном, и он решился сам вершить над ним суд.

Несмотря на то, что столь неожиданная встреча с родителем пугала юношу, она же заставила его вспомнить, как его учили себя вести, и он этой модели поведения поддался практически инстинктивно. При разговоре с отцом он должен стоять смирно, молчать, пока ему не позволят говорить, лицо его должно быть пусто от эмоций и хранить только безграничную покорность. Именно это и получил магистр, когда нарушил тишину встречи обвинением в убийствах: на спокойном лице юноши не дрогнул ни один мускул. И потому что любой магистр должен скрыть все свои чувства и эмоции за пугающей беспристрастием маской (парень показал, что этот отцовский урок он усвоил отлично), и потому что не было в юном сновидце ни капли сожаления о содеянном.

С братьями у него никогда не было хороших отношений. Родившись слабыми магами, дети иных магистерских семей тихо бы жили своей беззаботной жизнью и молча радовались, что находятся под защитой влияния более сильных родственников. Но только не его братья, что выросли избалованными, эгоистичными и неблагодарными. С детства они привыкли к безнаказанности, поэтому позволяли себе всё, что угодно, в адрес младшего брата, будущего их защитника от нападок магистров: от оскорблений и травли, до избиений. Они его ненавидели за силу дара, за полное внимание отца к нему, за переданный титул наследника. Но изменилось ли их отношение, когда юноша сбежал, ведь они теперь получат все лавры, что раньше принадлежали ему? Нет. Побег младшего хоть и значил, что теперь один из старших братьев получит долгожданный наследный титул, но заодно отныне их беззаботная жизнь подошла к концу: им пришлось взяться за подготовку к управлению семьёй и учёбу, и отец муштровать начал уже их. Это сподвигло их ещё больше возненавидеть «козла отпущения».

И если в детстве ненависть выглядела, как избиение кулаками, которое можно легко спутать с обычной дракой мальчиков, то с возрастом она приняла куда более дикую, необузданную и аморальную форму. Именно они, собрав ещё нескольких друзей (столь же безбашенных молодых магов), совершили нападение на молодую семью, беспощадно изуродовали своих жертв и бросили их на долгую и мучительную смерть. Последнее стало для них главной ошибкой, поскольку чудом, но ненавистный ими маг выжил и спустя несколько лет пришёл за местью, заставив поплатиться всех участников нападения.

Поэтому сейчас несчастный отец не найдёт сожаления в глазах своего последнего ребёнка — там будет лишь спокойная констатация факта, что месть свершилась, и не в чем ему раскаиваться. А такой ответ магистру, разумеется, был не по нраву.

Разъярённый от подобного привитого им же спокойствия мужчина не выдержал и ударил юношу набалдашником посоха прямо по лицу. Столько всего бед, обрушившихся на плечи этого человека за последние несколько лет, окончательно лишили его здравомыслия. О потере здравомыслия можно говорить, потому что магам несвойственно использовать то, в чём они далеко не мастера — физическую силу, и для нанесения вреда противнику всегда есть походящая магия.

Молодой тевинтерец не был готов к такому удару, из-за чего его последствия прошли без смягчающих факторов. Одного удара было достаточно, чтобы больные ноги потеряли равновесие, и он оказался на земле, выронив из рук свои свитки. А пока перед глазами мир плыл абстрактной картиной, породив головокружение и невозможность вновь сфокусироваться на чём-либо, сновидец уже почувствовал вкус крови во рту. Удар пришёлся на челюсть, в результате чего оказался выбит верхний клык. Отныне, когда сновидец будет смеяться, его собеседники будут задаваться вопросом, кто и за что выбил вроде бы сторонившемуся открытых конфликтов магу зуб.

Но боль от выбитого зуба меркла на фоне мыслей, которые породила сама это неприятная ситуация. Парень взвыл от нахлынувшей досады. С детства его обесценивали как личность. Сколь бы мальчик ни был послушен, старателен, непрекословно исполняющий волю старших, в любой момент его могли унизить: оскорбить, ударить или избить. Для всех домочадцев он точно был вещью, которого держали исключительно для определённой цели: стать достойным наследником семьи. Отчасти его можно назвать рабом, только вот рабы сами привыкли к своему бесправию, а ему пытались насильно привить любовь и уважение к тем, кто не отвечал взаимностью и даже этого не скрывал.

В итоге он сбежал от подобного отношения к себе в поисках лучшей жизни. Можно сказать, что жизнь была лучше даже сейчас, поскольку его нынешний наставник, сколь бы ни был вреден и ворчлив, никогда не позволял себе требовать от ученика подчинения, а потом беспричинно поднимать на него руку ради собственного увеселения. Благодаря этому сравнению юноша окончательно мог понять, что сложившиеся у него отношения с родной семьёй не есть норма.

И значит, юный магистр не должен позволить с собой так обращаться тому, кто потерял последнее право власти над ним, когда выгнал из семьи. Значит, нужно воспротивиться авторитету отца, который создал его как личность…

Если старого мага не устраивает то, кем стал юноша, то пусть начнёт наказания с себя! Ведь сын его стал таким, каким он и хотел, каким и воспитывал: хладнокровным магистром, чей путь будет устлан телами врагов и невинных, но с него он не сойдёт никогда.

И мнение старших, их авторитет и влияние никогда не станут для него преградой!

Вскоре хромой маг стал подниматься. Несмотря на боль, его молодое тело всё ещё было достаточно гибко и сильно, чтобы подъём не мог стать серьёзной проблемой. Ещё одного удара не последовало и не последует, поскольку он, наученный горьким опытом, поднял над собой защиту. Вскоре он поднялся и тут же с не меньшей ненавистью уставился на магистра.

Это был безмолвный вызов на дуэль от сына. И отец принял вызов.

На опустевшей от прохожих улице, среди прекрасного пропитанного магией мрамора, величественных своей архитектурой и красотой сооружений развернулось смертельное противостояние двух единокровных магов, магов энтропии. Это уточнение важно, поскольку оно объясняет, на каком именно уровне шло это противостояние. Ведь в реальности не было ничего зрелищного, два мага стояли, как вкопанные, и, хмуря брови, смотрели друг на друга. Но стоит любому прохожему сунуться неподготовленным в Тень, как он тут же окажется оглушён от бушующей там ураганом энергии. Два могущественных магических естества сошлись в поединке, сметая всё на своём пути. Они давили мощью магии энтропии, её одновременно элегантной и мерзкой (потому что её воздействие незримо для человеческого глаза и потому что она поражает самый дорогой ресурс — разум) природой, старались друг друга обманом дезориентировать, ставили над собой защиты и поочерёдно их с треском рушили.

Сегодня стройные, но консервативные мудрость и опыт сошлись в противостоянии с силой, пылающей всё ещё необузданным до конца потенциалом, и юношеской гибкостью и смелостью к рискам. Магистр имел несомненное преимущество в опыте в дуэлях и лучшем понимании сути энтропийной магии, но он лишён как раз той гибкости, поэтому был непробиваемо уверен в своём превосходстве перед юнцом, которого сам же и обучал. И он был слишком горделив, чтобы признать, что это «превосходство» было у него раньше, когда молодой маг только-только сбежал из отчего дома. Уже давно знания парня вышли за пределы того, чему его обучили дома: усвоив урок, он больше никогда ни упускал всего, что могло сделать его сильнее, ещё лучше раскрыть потенциал его невообразимо сильного дара или дать ещё большее понимание этого мира, магии и её природы. Всё это однозначно решило исход дуэли.

Сначала, ожидаемо, побеждал магистр за счёт своего опыта, чуть не выжег разум хромому нахалу. Но потом юноша вошёл во вкус, сбросил с себя последние оковы прошлого влияния и ударил со всей скопившейся за годы ненавистью к отцу, к семье, ко всему этому прекрасному, полному загадок и знаний, но несправедливому и жестокому миру. Слишком много ран вскрыла сегодня их встреча, но они не ослабили юношу, а только ещё больше придали сил, чтобы раз и навсегда от них избавиться. И вот с таким норовом старый маг уже не справился.

Как итог минуты тяжелейшего противостояния, разразившего мощью округу дремлющего и недремлющего миров, закончились, когда магистр замертво падает на землю. Без крови, без боли, без криков. Мужчина первым открылся для удара и вся мощь энергии, которую они оба породили, обрушилась на него. За миг разум его был уничтожен, а за ним — и тело, изнутри вскипевшая от необузданного потока энергии кровь буквально выжгла всё на своём пути. За этот же один миг умного, амбициозного человека, сильного мага и великого магистра не стало, а вместе с ним — и всего его рода, навсегда ушедшего в забвение.

Дуэль подошла к концу. Солдаты даже на победителя не посмотрели, а, когда убедились в смерти нанимателя, просто сняли оцепление улицы и спокойно пошли своей дорогой. Кажется, не первый раз наёмники бывали на дуэлях, поэтому знают, как тут ведутся дела. Если нанявший их маг выиграл — дождутся оплаты, если нет — ну и к Богам его, ведь аванс они уже получили.

После ухода наёмников улица опустела окончательно: ни прохожие, ни жители соседних домов решили сюда в ближайшее время не выходить, поскольку магия, использованная на дуэли, была непостижима для большинства из-за своей силы, и хотелось инстинктивно от неё держаться подальше.

Маг остался стоять совсем один. «Дуэль закончилась его победой», — эта мысль не сразу ещё была принята им как должное, но радости она ему не принесла. Вдохнув полной грудью, как бы символизируя своё освобождение от оков, магистр, однако, не мог принять это однозначно. Глянув на бездыханное тело своего родича, он ощутил лишь какую-то пустоту, не в смысле равнодушие, а в смысле невосполненную потерю чего-то важного. Своего прошлого.

Ни одно убийство, на которое он пошёл ради мести, не принесло ему облегчения, но и нельзя сказать, что от мести ему не стало легче (как уверяли его некоторые, по его мнению, глупцы, которые подставляют вторую щёку, когда их ударят по первой). Скорее он сделал то, что должен был сделать, и чувствовал облегчение не от самих убийств, а от свободы, которую они подарили, от свободы перед давящим чувством невыполненного долга. Теперь этого чувства больше не было, а сегодня не стало последнего, что сохранилось от его прошлого.

И это породило пустоту.

«Что дальше?» — впервые со своего первого пробуждения после трагедии задался мужчина этим вопросом и посмотрел на себя, на свои руки. Казалось, что пустота забирает не только сознание, но и его тело. У него никогда не будет будущего, потому что не нужен этому миру хромой человек, инвалид. У него нет настоящего, потому что вся его жизнь во власти амбиций жреца-наставника. А теперь у него нет и прошлого.

Маг прикрыл глаза, вновь тяжело вздохнул. Но на этот раз не помогло. Казалось, что даже в груди образовалась эта пустота, в которой бесследно пропал воздух, поэтому от вдоха он почувствовал лишь тяжесть, а не свободу.

В один момент — он не заметил, как и в какой — его руки потянулись к кинжалу…

Вдруг по улице пробежал слабый ветерок, колыхнул волосы и длинные полы мантии почти отказавшегося от жизни человека, обдул его лицо, даря прохладу. Казалось, что этот ветерок прислали сами Древние Боги, ведь он же промчался у самой земли, подхватил упавшие свитки. Одна из рукописей удачно прибилась к ногам магистра, привлекая его внимание.

Не помня себя, мужчина наклонился, поднял свиток, а после дрожащими руками его раскрыл. Что там было? Его труд последних бессонных ночей, которые он провёл в расписывании доказательства методом «от противного» и рисовании для него схем под свет виспа. Доказательства, что во времена Элвенана не было Завесы в том виде, в котором она существует сейчас, потому что сохранившаяся литература того времени создаёт впечатление, что элвен черпали магию буквально из окружения, а не пробивались через барьер, выуживая у Тени частичку её энергии. Во многом этот факт элементарен, но в точных науках не может быть ничего «элементарного» — только либо доказанная истинность тезиса, либо столь же доказанная ложность…

Впервые ушедший куда-то за пределы реальности мужчина позволил себе легко улыбнуться из-за размышлений о любимом деле. Действительно любимом. Ведь занимался он этим ночью, не потому что не находил иное время, а потому что, уходя в научные изыскания, за временем совершенно не следил.

Мужчина поспешил собрать и остальные свитки: не должен его труд валяться на земле.

Откуда у него вообще есть время думать о пустоте? Знаниями и поисками их занята его жизнь — и некогда думать о какой-то ерунде.

Прошлое осталось позади — он свободен от его оков. В настоящем он усмирит амбиции наставника — он возьмёт свободу в свои руки. В будущем он сделает свою слабость своим оружием и ответит миру, которому не нужен, тем же безразличием, забирая единственное, что нужно, — знания и силу, — он не позволит никому забрать его свободу.

А сейчас Безумец поспешил продолжить путь, ведь он уже опаздывает на встречу…

Глава 31. Невольники вольных

Киркволл, Город Цепей, зародился как небольшой шахтёрский форпост на самой юго-восточной границе Империи Тевинтер того времени. Он носил имя Эмериус в честь своего основателя — магистра Эмериуса Крайвана. Такое имя выбрано из-за желания магистра-основателя оставить свой след в истории и на карте и избежать долгого раздумывания над именованием приграничного населённого пункта, ведь никто тогда даже и подумать не мог, какой статус в дальнейшем приобретёт город.

Золотая эпоха для Эмериуса настала после восстания рабов, произошедшего в Минратосе, когда правил архонт Ванариус Иссар. Его современники писали, что архонт решил перенести центр работорговли подальше от столицы Империи из-за заботы об облике, репутации города и безопасности уважаемых господ. Зато в дальнейшие периоды историки нередко отмечали, что, вероятней, Ванариуса перепугало почти едва не ставшее успешным покушение эльфа-раба на него во время восстания, вот он и захотел убрать угрозу в виде толп рабов подальше от столицы и тем самым от себя. Как покажет история, такое решение привело к ещё большему ухудшению положения рабов.

Борьба между приграничными городами за лакомую возможность стать названным центром вышла кровавой. Вдали от взора архонта алчущие до влияния для своего города и, следовательно, для себя магистры развязали самую настоящую двадцатилетнюю войну, погубив, как говорят, тысячи рабов и наёмников. Эта война в итоге грозилась стать проблемой для всей Империи из-за длительной дестабилизации ситуации на границе. Возможно, поэтому однажды архонт решил больше не ждать разрешения спора и закончил его сам, согласившись на брак своей дочери и юноши из семьи Крайвана, тем самым выразив своё однозначное предпочтение Эмериусу.

После получения желанного титула всего за десять лет на высоких каменных скалах над водами холодного недружественного Недремлющего моря была воздвигнута мощная крепость, вокруг которой в дальнейшем и разрастался город, постепенно став непревзойдённым оплотом цивилизации за пределами центра Тевинтера.

И «центр работорговли» это не просто красивый титул, а словосочетание, которые точнее чего-либо способно описать то, во что вырос Эмериус. До начала Мора только по предварительным подсчётам через немыслимо вырубленный в огромной скале канал — путь к городу — было провезено свыше миллиона рабов — невообразимая цифра для следующих эпох. В дальнейшем некоторых невольников выкупали и отправляли поближе к центру Империи, но большинство из них навсегда сгинуло в шахтах от нечеловеческих условий труда.

Даже в нынешнее время ресурсы в округе Киркволла не исчерпались и до сих пор имеются действующие шахты, поэтому сложно представить, сколько этих шахт было полтора тысячелетия назад и сколько в них трудилось рабов. В этих шахтах добывался агат для храмов Древних Богов и дворцов магистров, металл для всевозможных нужд: от запросов армии до мечей стражников, которыми потом самих шахтёров и казнят — и, разумеется, камень для, на тот момент строящегося, главного будущего наследия Империи — Имперского тракта. Шахт было настолько много, что фактически сам Эмериус ею и является. Тот же Нижний город построен в огромной котловине первой киркволлской каменоломни, а путанные, подобно лабиринту, треки заброшенной из-за истощения месторождения шахты, проложенной под городом, стали прибежищем для беглых рабов и системой сточных каналов, а ныне они известны как Катакомбы или Клоака.

Как уже говорилось, то, что центр работорговли был перенесён подальше от столицы, сказалось в худшую сторону, в первую очередь, для самих рабов. Несмотря на полное бесправие рабов в Минратосе особые зверства над ними были запрещены, и чтобы не уродовать облик и репутацию величественного культурного города чрезмерным количеством кровавых казней и видами вздёрнутых на виселице грязных остроухих, и чтобы не портить этим видом настроение магистрам и прочим достопочтенным жителям и гостям города. Тогда как облик приграничного полиса едва ли кого-то волновал. Архонты давали распоряжение любой ценой подавлять бунтарский настрой среди рабов, но более никто особо не следил, что происходит хоть и в большом, но всё же далёком от центра городе и что жители Эмериуса приказ «любой ценой» воспринимают буквально.

Как правило, кровожадные люди, кому тесно в рамках моральных правил и прав, идут туда, где убийства и прочие зверства ненаказуемы: в армию, чтобы воевать с южными варварами, или в наёмники. Но такое «развлечение» имперцев победнее не всегда подходит магистрам, которые хотят удовлетворить свою нецивилизованную жажду крови, но при этом не хотят кому-либо подчиняться и убивать по чужим приказам. И как раз таким алчным личностям (личностям ли?) Эмериус мог подарить желанного раздолья: прикрываясь службой Империи и защитой её от возможного восстания, такие магистры могли удовлетворить свои самые зверские фантазии. Архонт и Звёздный Синод далеко, а остальным не хватит влияния, чтобы сказать хозяевам города, что рабы хоть и бесправны, но всё же полезны живыми или свойствами на алтаре, но никак не повешенными или расчленёнными болтаться ужасающей гирляндой по всему двору Казематов.

Эти зверства были лишь деталью общей картины, продуманной магистрами до мелочей, чтобы сломить волю любого прибывшего раба, стоило тому только ступить на внутренний двор Казематов. Казематы — это неприступный комплекс, находящийся обособленно от города на острове, тюрьма для рабов. Главное здание этого комплекса исполнено в виде огромной усечённой пирамиды и возвышается над стенами, островом и, разумеется, любым разумным из-за своей монолитности, грандиозности и высоты. Именно здесь шло основное устрашение новоприбывших эльфов: повешенные в назидание сородичи, чуть ли не ежедневные казни, статуи уродливых невольников, застывших в вечной покорности и мучениях, и прекрасных воинствующих стражей, их извечных хозяев, и цепи разных размеров и форм словно окольцовывали город.

И даже спустя века и после падения Империи и рабства вплоть до недавних событий разрушения Кругов Киркволл не изменял заветам прошлого, и Казематы продолжали быть тюрьмой, но не для рабов, а для магов.

Кстати, цепи в Эмериусе — Городе Цепей — имели в том числе практическое назначение. По обе стороны от входа в город, от того самого вырубленного в скале канала, стоят две внушительные медные статуи плачущих мужчин — киркволлские близнецы, — а напротив них, на скале, воздвигнут маяк. Три этих архитектурных объекта соединены цепями настолько больших размеров, что каждое их звено больше роста любого разумного, даже кунари. Ныне едва ли возможно представить, сколько ушло сил и жизней рабов, чтобы эти звенья соединить в цепи, а потом ещё подвесить над бушующими пенными чёрными водами. Так как город находится в самой узкой части Недремлющего моря, эти цепи за счёт и поныне работающего механизма могут быть использованы, чтобы перекрыть весь фарватер. Эта петля на шее морской торговли всегда ревностно охранялась местными правителями, поскольку даёт возможность успешно выкачивать из моря налоги, пошлины и поборы.

Несколько раз Безумец бывал в Городе Цепей в качестве пересадочного пункта и для отдыха перед тем, как продолжить свою очередную одиночную экспедицию на юг. Но никогда бы он не мог сказать, что возвращаться сюда ему было в радость. В своё время Эмериус в его личном списке самых угрюмых городов всегда держал лидирующую позицию, поскольку этот город вобрал в себя всё, что так не любил магистр.

На фоне тропического севера он был слишком серым. Каменная основа тёплого Минратоса придавала ему нерушимости, величия, тогда как скалы, на которых построен Киркволл, лишь душили и угнетали. Он некрасив, потому что и скала не подразумевала произрастание на ней обильной растительности, способной разбавить серость, и очень много зданий вырезаны прямиком в камне, что отсылает больше к гномскому зодчеству, чем к тевинтерскому стремлению возвысится над природой. Хотя стоит отметить, что это «возвышение» отчётливо чувствуется в Верхнем городе — исконное место проживания верхушки киркволлского общества, — в котором роскошные имения старались именно отстраивать, а не вырезать в скале и который высится на гребне громадной скальной стены. Где-то внизу в очередной раз бушует штормом природа, но здесь, наверху, едва ли магистрам есть до этого дело. В сравнение с тёплым югом, в Киркволле очень холодно, ледяные ветра, несущиеся по его каменным улочкам, — неприятное, но постоянное явление. Помимо этого холодные воды моря приносят ещё и неприятные запахи соли и сырости. И в самом городе они не разбавятся запахом цветущих растений, а, наоборот, лишь усугубляются заволакивающим всю округу отвратным дымом из литейных цехов. Очистить местный воздух способен только холодный зимний шторм, однако нельзя сказать, что ледяной ветер, воющий над зевами старинных шахт, приносит местным жителям облегчение.

И, разумеется, титул «центра работорговли» тоже привнёс свои недостатки городу.

Не хуже других Безумец понимал, какие возможности открывает такая отдалённость Эмериуса от центра Империи и близость сотен и тысяч бесправных рабов, и поэтому никогда не желал надолго оставаться здесь, среди сородичей, что, опьянённые кровью, веками не прекращали тешить свою кровожадность. И пусть мужчина к виду очередной толпы рабов, которых гонят в сторону шахт и которые больше никогда оттуда не вернутся, относился спокойно, как к должному, и совсем не имел желание играть в революционера, чтобы отстаивать права несчастных, однако он признавал, что те показательные казни — это уже излишнее и просто прихоть опьянённых вседозволенностью работорговцев. Мёртвые рабы, чьи свойства даже не отправили на ритуал, попросту бесполезны.

И, разумеется, над таким тяжёлым городом очень сильно истощится Завеса. Ни близость моря, ни действия ответственных за поддержание стабильности Завесы магов было недостаточно, чтобы то безобразие, на которое разразилось пространство, залатать. Хотя несмотря на обязательный регламент для любых крупных городов Империи в Эмериусе эти самые маги-«завесники», подкупленные магистрами, и не выполняли свои обязанности в полном объёме. Ведь тем, кто обосновывался в городе, чтобы заниматься экспериментами и опытами подальше от официальной власти и законов, было выгодно держать столь опасную, но открывающую множество возможностей близость к Тени.

И таким неизменным Эмериус оставался веками, но Первый Мор не прошёл бесследно и для него. За двести лет мучительной войны с порождениями тьмы континент истощился слишком сильно, а его уставшие жители остались потерянными, ведь даже Древние Боги, что с самого начала вели тевинтерцев, замолчали и обернулись против своих же верноподданных. В те года Тевинтер бросил все силы на восстановление своего центра и его инфраструктуры, поэтому его окраины оказались буквально брошены на произвол судьбы и самостоятельное выживание. Неудивительно, что оставленные сначала Богами, а потом и своим правительством граждане начали бунтовать, постепенно отделяясь от некогда великой и единой империи. Та же участь постигла и Эмериус. Город пережил множество восстаний рабов и попыток властных магистров совершить переворот, отделиться от центра и организовать своё королевство. Эти попытки были неудачными, город долго держался верным вассалом Империи, но бесконечно это продолжаться не могло, и однажды очередное восстание навсегда изменило его судьбу. Поселение сгорело, богатый Верхний город оказался разграблен, а магистры повешены. Отныне былое имя оказалось навсегда забыто, а город переименован в «Киркволл» в честь его скал: «керк» означает чёрный цвет.

После обретения независимости полис стал известен благодаря постоянной смене правителей — военачальники смещали друг друга почти так же часто, как меняются времена года. Больше десятка лет новый город страдал от анархии. Пока не были заделаны повреждённые стены, он был лёгкой добычей для захватчиков и на протяжении грядущих веков неоднократно менял хозяев. Как ни парадоксально, но с восстанием эпоха независимости на долгие столетия кончилась.

* * *

— Эй, хромоногий, будет желание перебраться в Ферелден — обращайся. Мы ещё пару недель здесь точно пробудем, — махнул на прощание своему пассажиру гном — хозяин корабля, на котором сновидец прибыл из Тевинтера.

В порту Минратоса Безумцу пришлось проявить всё своё красноречие, чтобы убедить одного вредного торговца взять в попутчики на корабль столь странного мага. Гном долго упрямился, возможно, потому что не доверял магам или был не совсем честным дельцом и боялся, что посторонний найдёт товар, предназначенный для чёрного рынка. Но в конце концов магистр, предварительно смягчив собеседника звоном золотых монет, смог его убедить.

С самого отплытия и ещё какое-то время на корабле держалась не совсем дружеская атмосфера. Все: от капитана до салаг — постоянно недобро косились на попутчика, стоило тому только выйти из небольшого закутка в трюме, который он настойчиво выторговал себе в личное пользование. Кажется, тому самому богатому гному корабль принадлежал полностью, а не арендован им, поэтому как минимум капитан и старпом тесно вели дела с торговцем и имели те же опасения, когда хмуро следили за попутчиком. Обычные матросы же просто не хотели однажды проснуться ночью по тревоге от того, что их корабль горит. Безумцу такое недоверие к собственной персоне ничуть не помешало и дальше наивно отыгрывать неведение, свой любимый образ чудаковатого учёного.

Но такая ситуация длилась до той поры, когда корабль покинул границы Империи, проплыл Северный пролив, не наткнувшись на кунари, и оказался в водах Ривейна. Тогда вдали от берега и посторонних глаз к гружёному бригу подплыл другой корабль, изъявив желание пришвартоваться. И первые удовлетворили такое желание. Неизвестные были очень похожи на солдат под командованием какого-то морского офицера, которого отправили патрулировать границы в столь непростое время, но который вместо исполнения своих прямых служебных обязанностей решил злоупотребить своим положением и начал шантажировать и требовать выплату пошлин за право и дальше плыть по водам Ривейна у проходящих мимо мирных торговых кораблей. Но, возможно, это были преступники, выдающие себя за таких проверяющих, пираты, которых в Ривейне всегда достаточно, и если разговор об откупе не удастся, то они пойдут на захват корабля и товара силой. Впрочем, если события развились бы по последнему сценарию, то на этот раз чужаков бы не ждала лёгкая победа.

Безумец приметил, что гном-хозяин корабля отличался от своих обычных жадных до денег собратьев. Дюран Эдукан — хотя, разумеется, сейчас он себя так не называет — имел превосходные лидерские качества, инициативность и ум, поэтому сумел собрать очень хорошую и верную команду. Все на корабле были ему преданы, не как подчинённые, наёмники, а как действительно единая команда. Также вся команда, как и сам гном, были превосходными бойцами, поэтому чужаков на пришвартовавшемся корабле они встретили во всеоружии. Дюран первым же схватился за секиру, сходу показывая всю серьёзность своих намерений защищать товар и корабль, если эти разряженные вояки во время переговоров позволят себе лишнего. Суровый вид вроде бы обычного торговца в богато расшитом камзоле с секирой за спиной точно поубавил азарт поднявшегося на борт офицера, заставив его помедлить с тем, что он, собственно, собирался сделать, когда затребовали швартовку.

Но никому не было суждено узнать о развязке набирающего обороты конфликта, ведь чуть погодя, когда переговоры только-только начались, на верхнюю палубу поднялся раннее нервирующих всех попутчик. Безумец просто молча встал и смотрел на чужаков, но этого оказалось достаточно, чтобы привлечь к себе внимание и при этом фактически тут же решить все разногласия. Его хладнокровный властный взгляд вызывал холодок страха у любого, кто решился на него посмотреть и что-то воскликнуть, возмутиться. В итоге таких смельчаков так и не нашлось, а инородный вид и глаза (зрачки полностью белые, тогда как склера, наоборот, абсолютно чёрная) мага лишь сильнее укрепило страх в чужаках. Несмотря на невпечатляющий из-за худобы силуэт его идеально ровная осанка и поднятая в высокомерном превосходстве голова однозначно показывала, что чужаков он всерьёз даже не воспринимает.

Безумец использовал старые приёмы, чтобы быть похожим на магистра, страшно недовольного, что его отдых потревожили. Хотя почему это «быть похожим»? Он ведь и есть магистр, чей отдых потревожили. А чтобы невежды окончательно осознали, насколько сильно они промахнулись, избрав этот корабль, в руке сновидца показательно вдруг вспыхнуло алое магическое пламя — ничего искусного с точки зрения магии, но очень доходчиво для сопорати, которые не готовились противостоять опасному магу.

Столь неожиданное появление мужчины дало даже ещё больший эффект, чем можно было ожидать. Неизвестные оказались весьма неосведомлёнными в магических науках, поэтому даже без дальнейшей кровавой демонстрации решили, что они только что нарвались на тевинтерский корабль, принадлежащий магистру, и, что важнее, этот самый магистр на корабле и плыл. Конечно же, в тот момент инициатор нападения тут же побледнел и начал поспешно искать оправдание своему появлению, забыв уже обо всех надуманных претензиях, с которыми он собирался обратиться к главному гному.

В тот день всё закончилось мирно. Проверяющие готовы были на всё, чтобы поскорее вернуться на корабль и уплыть подальше, шантажировать какую-нибудь менее опасную жертву, назвали своё появление ошибкой и поспешили откупиться деньгами уже сами за недоразумение и нарушенный покой столь уважаемого лорда. Только после передачи солидной обещанной компенсации Дюрану, который быстро сообразил, куда дует ветер, и даже подыграл, магистр позволил несостоявшимся вымогателям уйти, чем последние с благоговением поспешили воспользоваться. А торговый корабль смог спокойно продолжить путь.

В отличие от посторонних, команда хоть и подивилась тому, каким пугающим может быть этот задохлик, но не поверила, что перед ними настоящий магистр. Безумец весь путь придерживался своего излюбленного скромного образа, вёл себя соответственно, говорил как можно более заумно, поэтому вновь в нужный момент образ начал работать ему на пользу. Он запомнился всем умным магом, учёным, исследователем, мэтром Круга, но не было в его словах ни намёка на кичливость или самолюбие. Он согласился на проживание в скромной каюте, больше похожей на складское помещение, с мебелью того же сомнительного качества. Никто же не знал, что волчьему телу, которое магом часто использовалось во время проживания вдали от цивилизации на очередной экспедиции в глуши лесов, не требуется хорошо оборудованная кровать, чтобы в ней комфортно расположиться. Так что когда пришлось каждому из команды определить, кто же этот хромой, все однозначно решили, что магистром, злостным малефикаром, он быть не может. Сильный маг, который решил вмешаться и не позволить кому-то помешать ему добраться до юга, — да, но никак не магистр.

Для Дюрана желание мага во что бы то ни стало добраться до пункта назначения означало, что в случае повторения подобной ситуации, появления ещё каких-то любителей лёгкой наживы или настоящего нападения, изначально нежелательный попутчик вновь может пригодиться: также попугать или по-настощему использовать свои способности. И, конечно, предприимчивый гном не мог не оценить по достоинству дополнительную гарантию того, что его корабль и груз невредимыми доберутся до Вольной Марки. Отныне и до самого конца их совместного пути хозяин корабля решил больше не быть столь категоричным к сновидцу и добиться того же от своих подчинённых. В итоге оба выходца из общества намного более знатного, чем они хотят казаться, даже нашли общий язык.

Сегодня, когда их совместный путь подошёл к концу и маг сошёл на шумную пристань порта Киркволла, Безумец, получив полушуточное предложение от знакомого гнома, обернулся, кивнул, но при этом не скупился на дружественную улыбку. К удивлению мужчины, первоначальная сомнительная задумка отправиться на юг морским путём обернулась весьма себе приятным путешествием в компании хорошо образованного собеседника.

* * *

Насколько изменили века этот, во все времена, спорный город? Безумец очень хотел получить ответ на вопрос, поэтому, когда, наконец, торговый корабль после долгого пути вошёл в фарватер, мужчина выбрался на верхнюю палубу и простоял на ней вплоть до самого порта. Даже холодный морской ветер не смог загнать его обратно, и магистр, лишь посильнее кутаясь в плащ, неотрывно смотрел на приближающиеся огромные стены города.

По сути своей Киркволл не изменился: всё такой же серый, холодный, каменный и угрюмый. А благодаря своей скальной природе даже после стольких переворотов, восстаний и попыток Церкви стереть с камня драконьи лики Древних Богов в нём заметно ощущаются тевинтерские корни. Стены всё так же немыслимо высочены. Цепи, перекрывающие пролив, угрожающе висят над водой. Маяк горит. Статуи сохранились, а медные «близнецы», которые поставлены на протяжении всего канала, ведущего в город, остались неизменными, даже не рухнули в море от собственного веса. Казематы до недавнего времени являлись тюрьмой — их не думали перестраивать, как и почти любое другое здание в городе. А сам Вольный город оставался неизменен в своём неравенстве: никому ненужные отбросы вели буквально борьбу за выживание в Клоаке, рабочие и крестьяне ютятся в Нижнем городе, чьи дворики в виде сот складываются в сложнейший лабиринт (едва ли бывшие места обитания тысяч рабов можно назвать пределом мечтаний), а над всем этим всё также возвышается Верхний город, в котором живут представители высшего общества и нисколько не заботятся о жизни районов пониже и их жителей.

Самым главным отличием в худшую сторону можно назвать то, что в настоящее время Завеса над городом стала ещё тоньше, несмотря на отсутствие фактически уже тысячелетие в городе магистров-малефикаров. Когда Безумец оказался в городе, он невольно перехватил свою перебинтованную руку. Настолько близкая к реальности Тень создавала впечатление, что стоит Якорю лишь раз вспыхнуть, так над городом разразится не то, что разрыв, а новая Брешь. К счастью, это было утрировано, но от такого впечатления сновидцу было отделаться очень сложно. Кажется, только море, отделяющее от земель, где находится Брешь, всё ещё спасало город от появления здесь разрывов и без помощи Якоря.

Придя к окончательному выводу о нынешнем облике города, Безумец не спешил как-то его опровергать или доказывать. Как и раньше магистр решил использовать Киркволл как временное убежище (не самый приятный вариант, конечно, но самый цивилизованный в этих землях) для акклиматизации после продолжительного пребывания в тёплом Тевинтере. После же он продолжит свой путь на юг, вероятно, в Ферелден. Так что мужчина не имел желания досконально изучать Киркволл и его округу, как это было в Денериме или Минратосе, и потому что его нелюбовь к угрюмости города оказалась сильнее любопытства, и потому что не на что ему было здесь смотреть.

В Клоаку он не сунется из любых соображений, в том числе из здравого смысла. Старые шахты становились последним пристанищем для беглых рабов, преступников, бедных, больных, сумасшедших и отверженных жителей города и мертвецов, которых скидывали сюда убийцы или ленивые гробовщики, также здесь находятся сточные каналы. Всё это веками копилось, тухло и гнило, в итоге породив отвратительные испарения — удушливый газ, — которые скапливаются и клубятся во всех уголках Клоаки, образуя ядовитый туман.

В Нижнем городе тоже маг не пошёл, поскольку негоже тевинтерскому магистру ходить там, куда раньше сгоняли, словно скот, рабов. Тем более здесь тоже небезопасно, и не только из-за самих бедных жителей, многие из которых не чураются пойти на преступление, а ещё и из-за состояния самого района. Это раньше он имел хоть какую-то понятную схему, поскольку не могли же позволить магистры держать рабов в месте, структуру которого они досконально не знают, иначе бы город пал при первом же восстании. А сейчас века бесконтрольного строительства привели к тому, что район застроен кое-как, много раз ещё перестроен, и повсюду видны следы обвалившихся стен — старая схема улиц уже давно неактуальна. Все заволакивает дым литейных мастерских — местные жители к этому привыкли, зато чужакам обычно требуется время, чтобы привыкнуть и не испытывать удушения от невозможности дышать таким грязным воздухом. И ещё время от времени из шахт, уходящих в Клоаку, вырываются клубы того самого удушливого газа, портя и без того едва пригодный для дыхания воздух. Довольно часто случается обнаружить целый трущобный посёлок, который в разгар повседневной суеты погиб от удушья.

И даже в Верхнем городе Безумец не задерживался туристом, который часами ходит по улицам и изучает архитектуру. Эта жалкая поделка на Минратос, когда он только-только прибыл из неповторимого оригинала, его особо и не интересовала. Вот Денерим решил стереть свои тевинтерские корни и выполнил задумку, сохранив только форт Драккон, в качестве весьма полезного архитектурного сооружения из-за своей неприступности и нерушимости. Знатные же жители Киркволла хоть и с презрением говорят о той ранней части истории, в которой город именовался Эмериусом, но всё равно продолжают жить в домах, которые когда-то принадлежали магистрам, даже не думая их перестраивать под стать вроде бы вольному нраву Вольной Марки. Даже административные здания: к примеру, крепость наместника или здание Церкви — тоже поместья самых богатых магистров прошлого. Хотя от здания Церкви ныне Безумец мог увидеть лишь воронку, уцелели только пристройки некогда второго самого высокого здания в Киркволле. Прошло уже пять лет, как Андерс, одержимый отступник, взорвал киркволлскую церковь вместе с Владычицей Церкви Эльтиной, тем самым, с одной стороны, породив в городе смуту и хаос, а, с другой, запустив события, которые ныне привели к свободе магов от Кругов, а храмовников — от Церкви, которая и к магам относилась как к скоту, но удобному инструменту, и к своим верным солдатам — как к псам: сажала на поводок благодаря прививанию лириумной зависимости, а потом просто выкидывала на улицу за ненадобность. Однако даже сейчас место взрыва не спешат убрать и перестроить — лишь поставили постамент в память о погибших здесь.

«А где постамент магам, усмирённым или убитым из-за бездействия Эльтины? Или погибшим жителям города от действий Мередит, безумного храмовника, допущенного Церковью до власти?» — только хмыкнул Безумец, когда один раз вчитался в имена погибших на постаменте. Ни сам памятник, ни последствия взрыва его не впечатлили и не растрогали. И потому что ему была безразлична судьба лиц церковного лицемерия, и он больше симпатизировал Андерсу. И потому что в новом мире он видел трагедию пострашнее — взрыв Храма Священного Праха. На Конклаве и последствия были ужаснее (взрыв разворотил всю гору, на которой стоял храм), и жертв больше, и цели благороднее были Корифеем уничтожены, ведь Верховная Жрица Джустиния не стала до последнего играть в безучастного миротворца, а, пользуясь влиянием, попыталась закончить войну между магами и храмовниками. Достойное стремление… если не учитывать, конечно, что в том числе и её бездействие породило все события в Киркволле.

Так сложилось, что одна жрица поплатилась за своё бездействие, но вторая — за попытку всё исправить и остановить братоубийство. Очередная ужасная ирония, свойственная этому жестокому миру.

Самого Безумца за время короткого осмотра главных «достопримечательностей» города больше впечатлила лириумная статуя той самой обезумевшей Мередит во внутреннем дворе ныне опустевших Казематов. Изрелище это, надо сказать, шокирующее даже для тедасцев, которые повидали и архидемонов с порождениями тьмы, и демонов с уродливыми одержимыми. Красный лириум, вроде бы обычный неживой минерал, вырастает из крови живого организма, поражая и кристаллизуя сначала внутренние органы, а потом и всё тело до такой степени, что человек буквально становится статуей. Даже поныне неизвестно: жертва или умирает в момент окончательного обращения в кристалл, или остаётся живой, обречённой на вечные муки. Стоит только представить все эти процессы, так даже стойкие почувствуют спазм в груди и рвотные порывы. Безумец тоже долго не задерживался около «экспоната». Помимо описанных выше образов, что всплывают в голове любого, увидевшего статую, так ещё близость к красному лириуму вновь усиливало странное страшное, но, одновременно, чарующее звучание в голове мужчины. Так что сновидец побыстрее ушёл, не желая думать, что, может, в такую же статую когда-то превратились другие жрецы, однажды превратится Сетий или, что самое ужасное, он сам.

Как итог больше всего Безумец побродил по порту города как среднее звено между Нижним и Верхним городами, изучил следы нахождения здесь кунари, устроенный переворот которых не увенчался успехом благодаря Хоуку, посмотрел статую, поставленную в честь него. Статуя оказалась не неприкосновенна, и на постаменте было много выцарапанных чем-то острым надписей, адресованные Защитнику. Вчитываясь в корявые подписи, мужчина убеждался, что жители этого города, как минимум современники, помнят подвиги своих героев. Хороших слов в адрес Защитника было написано в разы больше, чем ругательных или нецензурных. Так же встречались слова благодарности на эльфийском, но ещё чаще — выжженных магическим огнём, оставленные точно другими магами. А ещё Безумец вскоре заметил то, благодаря чему, кажется, статуя оказалась в остальном нетронута. Надпись «Я тут» особенно выделялась на постаменте, поскольку никто не посмел её перечеркнуть и написать что-то рядом. Безумец сделал вывод, что это написал сам Хоук, как бы давая понять, что он следил за этой статуей, читал послания и заодно поощрял обычных людей (и не только людей) и дальше оставлять любые, даже негативные, главное искренние свои мысли. Чтобы хоть где-то народ мог безнаказанно высказаться. Заодно эти его слова точно были предупреждением. Если какой-то вредитель посмеет испортить постамент или на него и надписи помочиться, то Защитник лично придёт и оторвёт вандалу то, чем он тут навандалил. Зная его характер, можно в этом не сомневаться.

Безумец, вспоминая бурчания Хоука о том, что никто его не волнует, кроме судьбы себя самого, теперь окончательно мог убедиться, что вспыльчивый маг врал, чтобы, видимо, не портить свой образ безмозглого громилы. Гаррет бессчётное количество раз рисковал ради друзей, родных, хороших знакомых и посторонних, которым, считал, нужно помочь. Бросил безумный вызов Аришоку, спасая город. Зная, что сам попадёт в немилость Церкви, пустил все силы, чтобы спасти невинных магов от безумия Мередит, даже храмовников, которые, вроде Каллена, были искренними в своей службе Создателю. И когда та самая битва в Казематах произошла, Защитник оставался в городе, помогал страже сражаться за порядок в городе, а потом этот порядок восстанавливать до самого последнего момента, когда присланные Искатели чуть ли буквально не оказались на пороге его дома. Только тогда, когда угроза усмирения повисла над ним как никогда близко, Гаррет был вынужден покинуть город.

Так эгоистичные люди себя не ведут, Безумцу это было прекрасно известно. И статую он получил заслуженно, как и Герой Ферелдена. Хотя характер у него, и правда, тяжёлый.

Ещё магистр в Порту набрёл на подпольных торговцев, которые изрядно потрепали ему нервы своим товаром. В смысле за бесценок эти люди продавали ценнейшие экземпляры древнетевинтерской литературы, некоторые из которых считались навсегда утерянными. Это поражало. В уже далёкие времена восставшие рабы сожгли город (по крайней мере, ту часть, которая горит), а вместе с ним и многовековые труды магистров, книги, целые библиотеки. А то, что уцелело, придала огню Церковь, завершая дело рабов. Откуда тогда эти книги всплыли в лавках полулегальных торговцев, которые даже не понимают, каким сокровищем владеют? После размышлений Безумец сделал вывод, что в шахтах Клоаки и поныне искатели сокровищ находят невскрытые древние тайники или лаборатории магистров с их реликвиями. То, что такие тайники есть, мужчина не сомневался, зная любовь своего народа к созданию паутин потайных ходов для сокрытия тайн и своей противозаконной деятельности — огромные катакомбы под Минратосом тому доказательство. А в Эмериус веками съезжались учёные и прочие исследователи, чтобы втайне от архонта и Синода проводить любую, даже самую аморальную, работу в своих лабораториях. Как раз и материала поблизости было предостаточно: если верить официальным бумагам в среднем в год бесследно пропадало около двухсот рабов. Фактически за столетия исчезла практически целая цивилизация рабов в недрах Клоаки в руках магистров. Мужчина предполагал, что даже его отец бывал в этом городе, чтобы развивать подальше от посторонних глаз свою задумку, за которую Синод обещал его казнить. Вероятно, именно здесь он испортил свою ауру зверскими экспериментами над рабами, из-за чего остаток жизни от этого мага страшно фонило смертью, делая его образ ещё более демоническим.

Собственно, такое открытие и заставило Безумца нервничать, поскольку ему хотелось забрать с собой все книги, которые нашёл, но он не мог этого сделать из-за единственного скромного по вместимости вещмешка в своём пользовании. Да и сам мужчина не способен таскать тяжести. Так что магистр прикупил только самую понравившуюся парочку книг с интересными зарисовками, кажется, чьих-то дневников. Автор дневников использовал простой шифр сдвига по алфавиту скорее ради шалости, чем серьёзно хотел так защитить свои труды. Однако в настоящее время для жителей нового мира этот шифр стал почти непереводимым, поскольку знающих мёртвый язык Древнего Тевинтера очень мало. Но для Безумца это не было проблемой, поэтому он искренне порадовался своему приобретению, но поскорее ушёл и больше в порт не возвращался, чтобы не думать, что остальное бесценное сокровище он так и оставил в лапах невежд-сопорати.

И, пожалуй, во время своих прогулок по городу, Безумца волновал больше не сам Киркволл, а настроение его жителей, по которому в том числе можно было судить о настроении на всём юге. В первые месяцы после взрыва Конклава можно было проследить общее упадническое настроение в южном мире. Конечно, жизнь не остановилась в разгар войны магов и храмовников, не остановилась и после той самой катастрофы: крестьяне продолжали свою работу, знать — свои интриги, однако страх перед неизвестностью и потеря надежды в настроении масс чувствовались. Сколь бы религия андрастианства ни была противоречива, в чём-то — лицемерна, но вот уже девять веков она объединяет и сдерживает столько разных по нраву, мировоззрению и традициям народов и стран. В условиях их жестокого мира порой случается так, что кроме молитв к Создателю у них ничего и не остаётся. Но вот год назад у многих не было и этого. Когда небеса разверзлись, появилась Брешь, разрывы стали зарождаться буквально из ниоткуда, в воздухе, выпуская в реальность демонов, предвещая коллапс сродни Морам, один из которых всего-то десять лет назад только закончился, многим оставалось лишь молиться о спасении. Да только кому молиться-то? Создателю, который допустил смерть самой верной свой подданной — Верховной Жрицы Джустинии, — и других святых и невинных, когда впервые за четыре года войны магов и храмовников мир был как никогда близко?

В тот момент многие верующий почувствовали себя брошенными, преданными, какими себя чувствовали имперцы, когда тринадцать веков назад Думат — главный Древний Бог — восстал против своей паствы. Не было той влиятельной фигуры, которая бы могла дать мудрый совет миру: Верховная Жрица погибла. Не было тех, кто бы мог восстановить порядок в мире: храмовники теперь сами этот порядок и нарушали, обезумели от вседозволенности, сражались с магами, но фактически убивали любого, кого якобы причисляли к их сообщникам. Даже возрождённая Инквизиция многими воспринималась со скепсисом: кто-то считал её обещание восстановить мир и найти виновных в смерти Джустинии пустыми словами, и эта организация просто хочет потеснить ослабшую Церковь, храмовников и Искателей согласно своим амбициям, а кто-то хоть и поверил словам Совета, но особо не радовался, поскольку Инквизиция, может, и будет кому-то помогать, но обязательно где-нибудь там далеко, бахвалясь незримыми достижениями.

Но дальнейшие действия альтруистического Совета показали, насколько все скептики ошиблись. Инквизиция умело стала наращивать свою силу, влияние, но при этом в другие земли отправляла не только солдат и агентов, но и всестороннюю помощь. Вскоре всё больше слухов об организации-выскочке начали расходиться по миру. Многие задумались: может, то и было задумкой Создателя, чтобы пришли новые силы и наконец-то разобралась со скапливаемыми веками проблемами? Окончательно Инквизиция укоренилась в статусе борца со злом после печальных событий в Убежище, когда это самое зло явило себя. Концепция борьбы добра и зла стара как мир, но при этом она очень проста и понятна любому крестьянину. Корифей, желая заявить о своей божественности и покуситься на лик Создателя, наверное, так и не понял, насколько же сильно тем самым сплотил мир против себя. Теперь в глазах многих он абсолютное зло, а Инквизиция — добро. Такого понимания уже достаточно многим, чтобы выказать свою поддержку Совету.

Теперь же Инквизиция была сильна как никогда, на неё смотрит весь мир, её решения и поступки хоть и обсуждают, но в открытую осуждать не смеют. А уж новости о новых подвигах ордена в войне с грешным древнетевинтерским магистром расходятся в народе как горячие пирожки.

Безумец сделал такие выводы, наблюдая за настроением в городе. Если в Тевинтере о каких-то успехах юга даже против общего врага говорят не очень охотно, то в Вольной Марке — уже с надеждой на благополучный исход, который вселила своим примером Инквизиция и Совет в частности. В случае Киркволла душевный подъём населения это очень хороший знак, учитывая, что именно с этого города началась четырёхлетняя война. Он очень сильно пострадал в первые дни, когда битва шла на улицах, где бесчинствовали озлобленные храмовники и свирепствовала одержимые маги. И даже поныне не стёрты последствия того кризиса — те же руины взорванной церкви или статуя Мередит.

По окончанию своих наблюдений Безумец искренне восхитился успехами Совета в этой войне. Даже так и не найдя себе Инквизитора, лицо, которое проще сделать символом войны против порождения тьмы с замашками на божественность, эти люди, искренне преданные своему делу, смогли удержать трещавший по швам мир и начать его залатывать, одновременно стараясь искоренить главную опасность — Корифея. И даже предвзятое отношение к участникам Совета, когда двое из них храмовники и как минимум трое фанатично преданные лицемерной религии, не помешало магистру справедливо оценить их заслуги. Ещё больше Безумца радовали сообщения от агента, что Инквизиция пытается своих магов приучить к жизни в реальности, а не запрятать в очередной Круг.

Ставить на победителя всегда приятно. А то, что у Инквизиции есть все шансы победить, магистр не сомневался, поскольку не только добро должно побеждать зло, но и разум — безумие.

* * *

Правда, перед тем, как приступить к изучению города, нужно где-то обосноваться, найти временное жилище. У магистра было достаточно средств, чтобы позволить себе не самую плохую в городе гостиницу, однако он решил воспользоваться давним приглашением и пожить в самом, пожалуй, защищённом месте Киркволла, в поместье Амеллов. Как мужчине стало известно, Хоук, первым покинув Тевинтер, вернулся домой и в ближайшее время точно не собирался больше никуда сбегать. Говорят, самый известный неспокойный маг города уже успел вступить в разборки с теми, кто в его отсутствие строил козни ему или его друзьям, и, разумеется, вновь вышел победителем. Как итог к его дому посмеют приблизиться только самые отъявленные глупцы.

Хоук точно удивился, когда однажды недовольным спустился на встречу с очередным требующим его внимания посетителем, а наткнулся на хорошо знакомого ему мага, которого, по его предположению, из родного Тевинтера и силой невозможно было заставить вернуться на менее цивилизованный юг. Но, оказалось, магистр не в Империи, а здесь, стоял прямо перед ним терпеливым гостем. Пусть Защитник при встрече не изменил своей привычке постоянно ходить с хмурым лицом, которое придавало его слишком крупной, для мага, фигуре ещё больше грозности, но такого гостя, своего спасителя, он был в общем-то рад увидеть и без препирательств согласился пустить его в дом. В конце концов магистра Гаррет считал одним из самых спокойных магов, если его не провоцировать: либо сидит и часами напролёт что-то читает, либо бродит по городу в своих заумных изысканиях, и не создаёт особых забот хозяину дома.

Больше не являясь вынужденными соседями в тюремной корабельной камере, они оба всё ещё могли найти общий язык. В момент встречи, обменявшись колкими комментариями в адрес друг друга, маги перешли к в общем-то дружественной беседе. Безумцу было полезно узнать больше о нынешней ситуации от жителя юга, а не только заниматься собственными наблюдениями, а у Хоука и не было причин молчать. А за разговором Гаррет решил показать поместье и как хороший хозяин, и как предусмотрительный человек, сразу разграничив права гостя в этом доме.

Впрочем, экскурсия была досрочно завершена. Вскоре после того, как они оказались в небольшой библиотеке поместья, Гаррет заметил, что собеседник почти перестал его слушать, поскольку всё больше завлекался изучением книг, хранящихся в нескольких скромных шкафах. Мужчина был столь начитан, что мог по одной только корке книги определить её ценность для себя — как минимум неприличные книжки, что хранила у друга Изабела, он сразу распознал и отбраковал. Впрочем, то, что его обществу предпочли общество книг, Хоука ничуть не задело, и он только напомнил себе, что это за маг, с которым он провел столько дней в одной тесной камере, а потом совместными усилиями пробивались к своей свободе. Сильный, умный, достойный уважения, но при этом порой его учёная чудаковатость была слишком комична.

— Неожиданно. Я думал, что от книг без разных этих ваших заумностей ты нос воротишь, — только усмехнулся Защитник, пока стоял, подпирал другой шкаф своей солидной фигурой и наблюдал за гостем. Мужчина уже понял, где обоснуется магистр, пока гостит в его доме, — можно сказать Оране не тратить время на поиск комнаты почище, а попросить приготовить всё необходимое для гостя прямо тут.

— Художественная литература порой может рассказать не меньше о том времени и месте, в которых происходят события истории, чем мемуары современников или иные исторические источники.

Получив, весьма ожидаемо, очередной заумный ответ, Хоук вновь только хмыкнул. На этом экскурсию он посчитал закрытой, а говорить шаблонное «располагайся» или «чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях» не стал, потому что видел, что сновидец, и часа тут не пробыв, уже чувствует себя вольготно в чужом доме.

В тот момент в открытом дверном проёме показались большие зелёные любопытные глаза эльфийки. Не то, что бы Мерриль специально подкралась так тихо, чтобы подслушать, скорее на стороне тишины была её долийская привычка ходить босиком и её желание не вмешиваться в разговор двух мужчин. Хотя сейчас просто уйти и расспросить обо всём Хоука потом наивной Маргаритке помешало то самое любопытство. Или её мог заинтересовать необычный вид гостя, или она могла почувствовать силу мага, сама являясь очень одарённой, или, хорошо зная Гаррета, сразу отличила его нетипичное дружелюбие к, казалось бы, чужаку.

Появление эльфийки Защитник заметил вскоре и это его заставило вспомнить о важнейшей проблеме, которая может возникнуть, если магистр здесь останется. Мерриль точно подойдёт к гостю, начнёт его расспрашивать в своём и поныне детском желании всё узнать. Возможно, между магами завязался бы даже неплохой разговор. Безумец, узнав эльфийку получше, об её интересе к магии крови как к инструменту и её работе по восстановлению элювиана, мог магессой и заинтересоваться. Он же до учёного фанатизма неравнодушен к талантливым магам, стремящимся к знаниям, к эльфийской культуре и просто разговорам о магии. Однако Гаррет, нахмурившись, небезосновательно опасался, что в любой момент вроде бы безвредный учёный, которого хлебом не корми — дай поумничать, может вспомнить, что он ещё и тевинтерец, для которого все эльфы — бесправные животные. Запросто он мог навредить любому эльфу, проживающему в доме, просто из своей эгоистической прихоти — иного от этих чокнутых магистров и не ждёшь. Чтобы не ходить по острию ножа, можно было принять радикальные меры, и этого магистра просто выгнать, но Хоук не решился, поскольку хромой маг слишком уж сильное впечатление на него произвёл. Он стал его спасителем и даже примером для подражания. Всем бы магам быть такими же: гордыми, чтобы с высоко поднятой головой отстаивать право на свободное владение своим даром, но при этом умными, чтобы принимать свою опасность и всю жизнь совершенствовать себя, а не отрицать очевидное и быть самоуверенными глупцами, чьи недолгие жизни закончатся одержимостью. В итоге Защитник решил, что этим двоим лучше вообще не пересекаться.

— Ты можешь оставаться, сколько тебе нужно, но при условии. Пока ты здесь, засунь свою магистрожопость куда подальше! В моём доме рабов нет — есть эльфы, которые живут, как и ты. Тронешь хоть одну из них — и я твои кривые ноги переломаю окончательно!

Хоук моментально ощетинился злым дикобразом, показывая всю серьёзность своих слов и угрозы. Он совершенно не боялся угрожать расправой магу, чью силу признавал. Всем было известно, что Защитник слов на ветер не бросает и ради защиты семьи и друзей свернёт шею даже здоровенным кунари — примерно это и произошло во время дуэли с Аришоком.

Безумцу это тоже было известно, поэтому он бы не мог высокомерно игнорировать услышанное и нависшую над ним грозную фигуру Защитника. Только сами слова его не напугали, потому что магистр и не собирался лезть в чужой дом со своим уставом. Друзей у него нет, но беспричинно, лишь по своей прихоти портить отношения с теми немногими, с которыми у него сложилось хоть какое-то обоюдное доверие, в новом мире, было бы вершиной глупости.

— Хоук, благополучие проживающих и гостей является твоей ответственностью как хозяина дома. Во избежание возможных конфликтов между мной и другими жителями имения именно в твоих интересах минимизировать наше общение. Твои ратусы не представляют для меня интереса до тех пор, пока они не решатся меня непрошено побеспокоить, — ответил сновидец спокойным размеренным тоном, как когда-то раньше говорил со своим коллегой — столь же вспыльчивым и грубым на слова магом.

Безумец также заметил выглядывающую эльфийку, увидел её желание что-то у него спросить, скривился от этого, поэтому и дал Гаррету весьма непрозрачный намёк. Мужчине хотелось отдохнуть после долгой дороги, заодно попривыкнуть к новому столь неприятному, после солнечного Тевинтера, климату, и, разумеется, тешить в очередной раз чьё-то любопытство ему не прельщало, тем более любопытство ратуса из долийцев, помешанных на своих ложных богах.

Хоуку тоже не понравилось получить в ответ на своё требование не беспрекословное согласие, а упрёк в свой адрес. Он вновь злобно глянул на собеседника, но получил всё то же холодное спокойствие, поэтому сдался первым. Заставить подчиниться требованиям и проявить должную вежливость к эльфийкам тевинтерского магистра можно — сломить вообще можно любого человека, — но сколько сил и времени на это уйдёт, поэтому благоразумно мужчина решил, что в разы легче будет дать понять миловидным эльфочкам держаться от этого вредного мага подальше и вступать в контакт только в самом крайнем случае.

Увидев, что конфликт исчерпан и Хоук хоть и продолжал хмуриться, но молчал, Безумец вернулся к изучению книжной коллекции Защитника и заодно решил сменить тему.

— Хоук, ты заинтересован в сохранении стабильной ситуации в Эмериусе?

Это был скорее риторический вопрос. Конечно же, Защитник заинтересован, было бы верно обратное — он бы четыре года назад не рисковал жизнью, здоровьем и свободой, пока после уличных сражений магов и храмовников до самого последнего момента оставался в городе, вместе с командиром стражи — Авелин — возвращал под контроль город и порядок в нём и помогал пострадавшим в хаосе. Вот и сейчас Гаррет тут же внимательно посмотрел на магистра, не сомневаясь, если тот хочет что-то сказать по нынешней ситуации, то его лучше выслушать.

— Допустим. Тебе есть, что сказать?

— Над городом сильно истощена Завеса. Ещё сильнее, чем раньше. А при текущей ситуации опасность только возрастает.

— Имеешь в виду Брешь? — догадался Хоук, а в ответ получил утвердительный кивок. — По-твоему, скоро в Киркволле появится разрыв, как в Денериме?

— В любое время, да. Предположительно, в Казематах или на развалинах взорванной церкви.

Обдумывая услышанное, Хоук снова нахмурился то ли от осознания, на каком волоске висит вроде только-только вернувшийся к миру город, то ли покрывая всеми известными ему нецензурными словами Корифея.

— Что-нибудь можно сделать?

— В моё время маги на службе наместника следили за толщиной Завесы в городе, находили самые ослабленные участки и укрепляли их. Возвращение такой практики способно эффективно решить проблему.

В этот момент Безумец получил искреннее удовольствие от общения с пусть и необученным, но умным магом. Когда он предложил подобную практику правителям Ферелдена, сопорати, они усомнились, и неизвестно, решились ли в конце концов последовать его проверенному временем совету. Зато Хоук не стал уходить в отрицание, а тут же стал раздумывать о возможности реализовать предложенное, понимая, что препираться бессмысленно и лучше этого магистра решение озвучить никто не сможет, хотя бы потому что хромой маг лично видел, каким образом Древний Тевинтер, повсеместно использующий магию, следил за Завесой.

— Надо сказать Брану. Он вроде что-то подобное уже планировал, — эти слова Хоук сказал тихо, потому что они были его вслух озвученными мыслями, пока он думал, как правильнее Временному Наместнику организовать службу магов, чтобы народ, привыкший к бесправию первых, не возмутился. — Если тебя попросят объяснить магам, что именно с этой Завесой делать, — объяснишь? — зато теперь Защитник точно обращался к Безумцу как к самому компетентному в данном вопросе мастеру.

— Проконсультирую. Но только если мои услуги будут оплачены соответствующе.

Безумец, с его скромным образом жизни, никогда не ощущал особую нужду в деньгах и в его интересах поспособствовать усилению безопасности крупных городов, заодно продвинуть практику службы магов на благо города, но альтруистом он тоже не являлся. В помощи он не отказывает, но возиться с, вероятно, не самыми способными магами согласится только, если наместника не отпугнёт названная цена, и он раскошелится ради безопасности города.

— Мелко ты не мыслишь, — Хоук догадался, что речь идёт далеко не о серебряной валюте.

— Я высоко оцениваю свои знания и время, — без доли смущения ответил Безумец.

Гаррет решил, что так и передаст Брану, и пусть он, если захочет, сам с вредным имперцем торгуется. На самого мага Хоук обиду не держал: он имеет полное право назначать любую сумму за использование своей интеллектуальной собственности. Не для того Безумец всю жизнь собирал знания, чтобы сейчас их кому попало раздавать на безвозмездной основе. И даже не «кому попало», а бездарным потомкам. Сопорати веками душили любые магические науки, и вот результат: когда возникла магическая аномалия, все оказались беззащитны.

На этом разговор о безопасности Киркволла был закончен, и Хоук перешёл к последнему, что хотел сказать своему гостю.

— Помню: тебя Стражи интересовали. Ты за этим всё Блондинчика допытывал.

— Именно так, — заинтересовался магистр, ведь хоть Андрес тогда рассказал ему много чего стоящего, но вопросы к Стражам у него всё ещё остались.

— Тогда радуйся. Один Страж — я его знаю — перед возвращением в Скайхолд обещал в город заглянуть, рассказать, что там по ситуации. Он лично Мор видел, так что, если ещё надо, могу организовать встречу, — докопаешься уже до него.

— Буду очень признателен тебе за содействие, — дал согласие Безумец.

— Значит, встретимся здесь. Может, и Варрик ещё в городе будет, — вычленив из расплывчатого ответа собеседника ключевое «надо», кивнул боевой маг и направился на выход из комнаты и из-за неимения на данный момент больше тем для обсуждения, и чтобы провести не менее срочный разговор с той, которая до сих пор робко выглядывала из зала. — Мы собираемся для партийки в Порочную добродетель, поэтому тебе же лучше, магистр, выучить её правила, чтоб не позориться, — напоследок произнёс Гаррет.

— Если, по твоему мнению, незнание правил очередной азартной игры является веской причиной чьего-то позора, то в таком случае именно в твоих интересах мне их рассказать, Гаррет.

Хоук в своих словах использовал обращение «магистр» не как уважаемый титул, а как кличку, зная прекрасно, что тевинтерцу это не понравится. Вот и Безумец в ответ сказал монотонное нравоучение, а не односложное, но точное согласие или возражение, что также не нравится Хоуку.

Подобная взаимная колкость оказалась настолько тонкой, что Гаррет лишь усмехнулся и совсем не вспылил несмотря на свой неспокойный характер. А раз спорить причин не было, то разговор их был закончен, и мужчина спокойно вышел из библиотеки.

Хоук приобнял любопытную, но совсем не умеющую скрытно наблюдать Маргаритку и, пока игнорируя её невинные вопросы о личности неожиданного гостя, повёл её подальше от комнаты и глаз имперца.

Безумец глянул им вслед. Не то, чтобы его интересовала очередная эльфийка, которые, по его мнению, все на одно миловидное большеглазое лицо, или подробности их отношений. Но всё же для сновидца вдруг оказалось приятно понимание, что Хоук — Защитник Киркволла и магов (хотя этого он и отрицал) — после стольких лет, проведённых в бегах, смог вернуться к нормальной жизни и помириться с той, ради безопасности которой радел сильнее всего, и что столь долгая травля Церкви не сломила одну из самых интересных личностей, с которыми магистра пересекала жизнь. Маг успел побывать и бедняком, и бродягой, и пленником кунари, но сейчас вместо пустых жалоб и злости на несправедливый мир взялся за себя и свой внешний вид, вновь решил соответствовать статусу жителя города, чтобы не смущать и не беспокоить возлюбленную и друзей былым своим неопрятным бандитским отрешённым образом. И это всё ещё Хоук, что незамедлительно пропишет кулаком по морде любому наглецу, по неосторожности ли или собственной глупости посмевшему им пренебречь…

Глава 32. Тёплый приём

В былые времена, более спокойные, когда основные их проблемы не выходили за пределы города, группа разумных с порой непримиримыми взглядами на этот мир и жизнь была способна действовать единым отрядом под командованием человека, который их всех и собрал. Удивительное влияние Хоука было настолько сильно, что могло усадить всех их за один стол, выпивку и игру. Конфликты между ними бывали, разумеется, постоянно, но они кажутся ничтожными, ведь встреться участники команды Защитника при других обстоятельствах, дело было точно закончилось смертоубийством.

Чаще всего они собирались в «Висельнике». Сбор именно в этом заведении даже стал для них некой традицией. От таверны в Нижнем городе не стоит ждать многого: покривиться порой заставит и еда с выпивкой, и собирающийся здесь народ, — но никто бы не смог найти места в городе лучше. Где ещё могут собраться жители всех районов Киркволла, принеся с собой сплетни, интересных личностей, знакомств и заказов? «Висельник» отлично передавал дух вольного города, но вместе с эти позволял отгородиться от его же гнетущих проблем.

В качестве исключения некоторые из команды Защитника могли собираться в его имении, когда хотелось получить встречу более личную, секретную и тихую. Здесь не было криков и шума толпы, любопытных и опасных взглядов посторонних и лишних ушей.

Но как бы то ни было раньше, отныне навряд ли они ещё когда-нибудь соберутся былым составом.

Фенрис после стольких лет, проведённых в обществе Хоука и его команды, сам лишился последних признаков рабского подчинения — больше он ни от кого не бегал, а, наоборот, взялся охотиться на работорговцев. Вряд ли кто знает, где сейчас Мрачный эльф, но если потребуется, его несложно будет найти по цепочке трупов, тянущейся за ним. Андерс, любитель распихивать свои манифесты против храмовников в каждый угол Киркволла, запрятался на севере, и едва ли что-то, даже возможный штурм кунари Вентуса, способно заставить Блондинчика покинуть Тевинтер. Изабела вернулась к излюбленному делу — пиратству, к свободе, о которой столько говорила, пока была вынуждена оставаться на суше из-за потери корабля. Называет себя адмиралом, хотя даже Варрик не уверен, соответствует ли этот громкий титул своему прямому значению, или Ривейни просто нашла себе адмиральскую шляпу. А Себастьян даже спустя столько лет не простил, что виновник во взрыве киркволлской церкви был отпущен, и, вернув свой трон Старкхевена, всё силится развязать с Киркволлом праведную войну. Правда, в последнее время его притязания поутихли. Неизвестно: повинны ли в том действия Авелин по организации в городе превосходного ополчения против захватчиков, или неофициальная и незримая, но ощутимая поддержка Инквизиции, которой война в Вольной Марке нужна не больше, чем гражданская война в Орлее, или возвращение в город Хоука, с которым Певчий едва ли ладил, однако никогда не забывал их похождений.

Возможно, узнав, что Защитник живым и здоровым пережил бегство от Церкви и вернулся в город, они (кроме Себастьяна) однажды вновь заглянут в Киркволл, чтобы ещё раз встретиться с не самым приятным в общении человеком, но встреча с которым навсегда изменила жизнь каждого. И глупо с их стороны было бы отрицать, насколько сильно на них повлиял твердолобый маг. Однако, даже если так, вместе они всё равно уже больше никогда не соберутся.

Кажется, старый состав команды Хоука, оставшийся в городе, согласился на грядущую встречу, чтобы хоть на один вечер вспомнить то беззаботное, по сравнению-то с нынешним хаосом, время. Иначе Безумец не мог объяснить, почему остальные отнеслись к планируемому мероприятию даже с некою воодушевлённостью. Это же ему нужно встретиться с Серым Стражем в настойчивом желании получить, наконец, ответ на свой вопрос, а остальные — массовка для отвода глаз. Но, вероятно, магистр просто не понимал сути этой встречи, потому что ни на что подобное его никогда не приглашали.

— Незабудка, какой сюрприз! Не думал, что ты решишься составить нам компанию, — раздался задорный голос Варрика, когда в зал, который был хозяином дома обозначен как место сегодняшнего сбора, в назначенный час зашёл хромой маг.

Безумец новую встречу с гномом воспринял даже с искренним дружелюбием и по-прежнему совсем никак не отреагировал на обращение к нему столь несуразной кличкой, хотя ничуть не поверил его наигранному удивлению от встречи. В городе, как говорил Хоук, у мастера Тетраса всюду были глаза и уши, поэтому гном узнал о появлении в городе хромого мага ещё, наверное, тогда, когда тот только-только сошёл с корабля в порту. Варрик очень хороший шпион, мог даже стать Тайным Канцлером вместо Лелианы. Только, в отличие от неё, он слишком сильно привязывается к знакомым и обладает всё же гномской прямолинейностью, поэтому едва ли сможет непринуждённо улыбаться и терпеть своих врагов или тех, кого ненавидел. Так что на место Соловья он и сам не думал претендовать, вполне вольготно обосновавшись в рядах обычных участников Инквизиции. Его коварная, но добрая натура позволяла и Безумцу к их встрече относиться дружественно. Однозначно, считал бы он магистра врагом, сейчас бы так спокойно не сидел за столом, даже сняв со спины Бьянку.

— Я также рад встречи, Варрик, — любезно поздоровался хромой маг, когда расположился за столом. — Я присутствую сегодня по приглашению Хоука, но повторного моего участия не планируется.

— Отчего же ты так категоричен? Может, тебе понравятся наши посиделки. А в следующий раз мы тебя в алмазный ромб научим играть. Там всё ещё проще. Даже терьеры моего дяди Эммета играли в него каждую неделю, — по своим догадкам или благодаря Защитнику Варрик знал, зачем магистр согласился на эту встречу, однако это не помешало ему подразнить собеседника.

— Смысл подобных игр заключается в том, чтобы наживаться и самоутверждаться за счёт новичков или слишком азартных игроков, порой оставляя их в неглиже… или ещё хуже.

— Именно. Ты никогда не бываешь настолько живым, как в момент, когда готовишься расстаться с портками.

— Не имею желания проверять правдивость твоих слов, Варрик, как и поддаваться на типичные провокации, направленные на подстрекательство неопытных игроков. Так что «следующего раза» с моим участием не будет точно.

— С чего ты вообще взял, что мы тут собрались только ради тебя? Больно много на себя берёшь, магистр, — раздалось бурчание Хоука, который с небольшим опозданием также зашёл в комнату.

Вот уже это обращение отчётливо Безумцу не нравилось. Если изначально насмешливое «магистр» было сказано Хоуком разово, чтобы позлить, то за время пребывания хромого мага в этом доме стало кличкой.

— Ой, а ты, и правда, магистр? Тот самый, настоящий? — раздался голос Мерриль, которая зашла в комнату вскоре после хозяина имения. Опять она зашла слишком тихо и незаметно, особенно, на фоне Хоука, чьи грузные шаги порой могут быть слышны чуть ли не из любой точки дома.

Звонкий голос и невинный вопрос эльфийки хоть сколько-то разбавил серьёзность мин сидящих за столом мужчин. Даже Варрик несмотря на задорность своего настроения всё равно внимательно следил за хромым магом, чтобы потом доложить Совету о нём.

Как и любой южанин, Мерриль также имела предрассудки о тевинтерских магах, учитывая, сколько раз Хоук был вынужден им противостоять и сколько раз они натыкались на следы их бесчеловечной деятельности. Однако к какому-то обычному магистру — малефикару и работорговцу — Гаррет не относился бы так снисходительно и не разрешил бы жить в своём доме. Следовательно, Маргаритка сделала вывод, что это какой-то «хороший» магистр-учёный, с которым ей хотелось поговорить.

— Мерриль… — шикнул Гаррет, вырывая девушку из мечтательной задумчивости, из-за которой она часто говорит, не подумав.

— Что? Ты говорил: к нему не подходит. Я не подхожу. Мы ж за столом, сидим, — с искренним удивлением говорила эльфийка, но строгий взгляд Защитника дал понять, что она всё ещё что-то делает не так. — Я снова что-то упустила, да?

Магесса правильно вспомнила, что в словах мужчины помимо «не подходить» было ещё более важное правило «не разговаривать», поэтому больше не рвалась засыпать опасного мага вопросами. Только после этого Хоук остыл и вновь вернулся к общему разговору за столом.

Безумец, как и положено, не обратил внимания как на вопрос эльфийки, так и на их с Хоуком разговор. Так же он был абсолютно безразличен к взгляду больших глаз ратуса. Защитник хоть и заставил девушку, тщательно её оберегая, не вести разговор с магом, но заставить её не потакать своему любопытству и отвернуться он не мог. Впрочем, в этом нужды не было, поскольку невербальное внимание к собственной персоне ничуть магистра не беспокоило.

— Ты обвиняешь меня в том, чего я не говорил, Гаррет, тем самым лишь ставишь себя в невыгодное положение. Какова бы ни была цель сегодняшней встречи для вас, я уверен, вы будете совершенно непротив стать свидетелями чьего-то публичного унижения. А в случае, если этим лицом окажется «магистр», — ещё и донести хохму до всех заинтересованных.

Наблюдая за новыми пререканиями, Варрик посмеялся. На самом деле цель позлить оппонента просматривалась в действиях обоих магов. Один назло принижал титул второго, а второй, зная нелюбовь первого к своим заумным речам, ими умышленно злоупотреблял. И этот круг взаимной нервотрёпки продолжается всё время, как сновидец пребывает в этом доме.

— Незабудка, эту игру не стоит воспринимать так уж серьёзно. Сегодня ты проигрываешь последние портки, а завтра тебе их проигрывает кто-то другой. В этом-то и смысл.

За несерьёзным тоном и смехом гном опять скрыл очень даже серьёзную мысль, прекрасно понимая, что Безумец точно не впишется в их компанию, и никакие наставления здесь не помогут.

— Правда. Варрик всегда возвращал мне то, что я ему проиграла. Изабела — тоже, — Мерриль вспомнила, когда раньше по глупости ставила на кон свои амулеты, украшения или просто памятные вещи, полученные ей ещё в родном клане.

— Маргаритка, я бы не мог позволить лишить тебя памяти о твоём клане. Но я не говорил, что это распространяется на нашего гостя. Я бы проигранное им не возвращал — пусть отыгрывает в следующий раз. Хотя с него и так не убудет — облапошить Брана на такую сумму это ещё уметь надо.

— Я назначил цену на свою услугу. Наместник её оплатил. Услуга была ему предоставлена в полном объёме согласно оферте. Не вижу здесь никакого обмана, — пожал плечами Безумец, чей вещмешок после заключения с наместником договора об обучении магов стал заметно тяжелее.

— Но те знания, которыми ты запугал чароплётов, к тебе отправленных, ведь столько не стоять, не правда ли?

— А сколько, по твоему мнению как дельца, стоят знания, возраст которых исчисляется тысячелетием?

— Это ты им дал такой возраст. Но при этом сам сказал, что раньше так магичили в каждом городе. Значит, ныне эти знания могли спокойно сохраниться ещё не в одном Круге.

— Возможно. Но зная о невежественном отношении сопорати к магическим наукам, обратный исход не менее вероятен. Но чтобы это узнать наверняка, необходимо найти такой Круг или магов, занимавшихся данным вопросом, а это стоит времени и денег. Благоразумно со стороны наместника было несколько переплатить, но зато получить сиюминутный результат.

— Но лицо Брана, когда я ему назвал цену, надо было видеть, — усмехнулся Хоук.

— Точно. Я б даже заплатил, лишь бы ещё увидеть его лицо после попыток торговаться с тевинтерцем, — посмеялся Варрик.

Тетрас был не так далёк от правды. Названную Хоуком цену временный наместник точно посчитал грабительской и решил образумить не разбирающегося в ценовой политике мага. Но когда Безумец лично явился по приглашению в крепость наместника для обсуждения договора, то Бран столкнулся с магом не менее твердолобым, чем Защитник, о чьё холодное магистерское спокойствие любой аргумент разбивался, как ледяные волны Недремлющего моря — о чёрные киркволлские скалы. В итоге, хоть и не сразу, он согласился заплатить учёному в полном объёме.

А пока шёл разговор до поместья добрался последний участник сегодняшней встречи. Сначала открылась входная дверь, потом раздался робкий голос вечно суетливой Ораны, которая даже по прошествии стольких лет продолжала относиться к своей работе слишком щепетильно, чтобы не огорчить своего некогда спасителя, а теперь — добропорядочного нанимателя, а затем наконец-то гость вошёл в зал.

Синие доспехи с грифонской символикой не оставят сомнения ни у кого, что перед ним Серый Страж, а уже весьма почтительный возраст солдата выдаст в нём ветерана.

Логэйн молчаливо прошёл к столу и сел за него. В старом вояке, лица которого давно уже коснулись старческие морщины, а волосы потеряли былой чёрный лоск, постепенно теряясь в седине, тоже не было воодушевлённости от участия в сегодняшней встрече любителей азартных игр. Он скупо кивнул заместо приветствия, а его холодный взгляд прошёлся по всем остальным, сидящим за столом, и, конечно, остановился на маге в чёрном плаще, как на единственном незнакомце.

— Ты опоздал! — хмыкнул Хоук. Учитывая, что его беспокоило только это, он прекрасно знал о нелюдимости Стража.

— Ненамного, — ответил на обвинение солдафон, до сих пор не спуская глаз с незнакомого мага.

Безумец оценил этот взгляд. Тяжёлый, суровый. Взгляд человека, повидавшего и пережившего в своей жизни много чего. И точно увидит ещё немало, поскольку для своего возраста бывший полководец оставался в превосходной физической форме, и на Глубинные тропы, в свой последний поход, он точно ещё долго не соберётся. Как и при встрече с Эамоном в Денериме, магистр увидел перед собой хоть и воинственного, в чём-то простоватого ферелденца, но абсолютно не глупого. Как только Логэйн зашёл, он тут же оценил незнакомца по тому, в чём его глаз был намётан опытом — боевая подготовка. Хороших солдат легко отличить по осанке, их движению, взгляду и даже положению рук. Но, не увидев всего этого в невпечатляющем своим силуэтом маге, он не обозвал его «неопасным учёнишкой» и списал со счетов, а, наоборот, заподозрил в нём ещё большую опасность — магические силы. Подозревать незримую опасность было весьма верно, ведь Посвящение слабые не переживают. А то, что сновидец Посвящение прошёл, не усомнится любой Страж, поскольку чувствовал в нём наличие скверны.

Безумец заметил столь пристальное внимание, решил не ждать, когда в Гаррете — хозяине дома и этой встречи — проснётся манерность и представился сам. Логэйн тоже не стал пренебрегать вежливостью, назвался, заодно усмехнулся от услышанного имени, поскольку посчитал, что Страж-соратник слишком уже пафосную кличку себе выбрал.

— Этот умник может из любого ответа такую галиматью развести — не заткнёшь. Так что лучше лишний раз его не трогай, — предупредил Стража Хоук, пока водружал на стол желанный бочонок с пивом, который теперь после общего сбора наконец-то можно открыть.

Столь оскорбительное изречение со стороны мужчины было даже полезно сейчас, ведь оно давало понять, что магистр — их хороший знакомый, раз в его адрес можно говорить столь фамильярно. Значит, с ним можнобезопасно как минимум сидеть за одним столом.

— Я ценю твой лестный отзыв о моём умении давать комплексные ответы на вопросы, Гаррет, — подыграл Безумец, которому действия Защитника шли только на пользу.

— Да твоим ответами усыплять можно.

— Разве ответы могут помочь? Ой, то есть я не хотела сказать, что твои ответы плохие. Совсем нет. Я только подумала, что от бессонницы лучше сделать отвар из эльфийского корня. Можно ещё свежего кровавого лотоса добавить. Но только чуть-чуть. Иначе будешь видеть всякое. Неправильное. И… — Мерриль остановилась, когда заметила, что повисла неприятная тишина и остальные не особо-то выглядели заинтересованными её слушать, — я много болтаю. Наверное, мне лучше помолчать.

Эльфийка отвела глаза в сторону, как это обычно и бывает. Но в этот раз её взгляд наткнулся на Защитника, на лице которого мелькнула ободряющая улыбка, предназначенная только для неё. И от улыбки того, кто, казалось, улыбаться не умеет, как и шутить, девушке стало радостно. Неважно, кто там её слушать не хочет, главное, есть тот, кто обязательно выслушает… Но и его надо слушать и не разговаривать с тем, с кем запрещено, как бы ни хотелось обратного.

Хоть все, наконец, собрались, а карты были розданы, но никто не собирался начинать, пока пиво из того самого бочонка не окажется разлито каждому в кружку. Но даже тогда игра не была начата, поскольку один из участников вновь выделился и на предложенную выпивку ответил категорическим отказом. Отказ одного означал, что остальным больше достанется бесплатного пива, однако Хоук вновь не смог усидеть на месте от чуждого их компании поведения хромого мага.

— Я не пью пьянящие напитки сомнительного содержания, Гаррет, — в ответ упрямому Хоуку, который сказал, что он как хозяин дома и застолья чужие «хотелки» не принимает, Безумец оставался столь же упрям в своём отказе, нарочито брезгливо поглядывая на кружки остальных.

— Ой, да брось, Незабудка. Это лучшая выпивка в Висельнике, — в отличие от двух слишком твердолобых магов, Варрика только позабавило очередное напоминание, что магистр в их компанию уж точно не впишется. А пока сновидец кривился, гном с большим удовольствием пригубил напиток ему напоказ.

— «Если закажешь орешки к пиву, сначала убедись, что они не шевелятся», — примерно так ты описал Висельник в одной из своих книг, Варрик. Так что едва ли названное тобой место происхождения этой выпивки можно считать гарантом хоть какого-то качества.

— Задница Андрасте, это ж прямое цитирование из книги. Я, конечно, подозревал, что к моему творчеству относятся фанатично, но что бы настолько…

— Не обольщайся, dweomer. Я это помню, поскольку недавно перечитывал твою «Трудную жизнь». Хотел за счёт наглядного сравнения выяснить, насколько ты, мастер Тетрас, описывая облик Киркволла, приврал.

— Я приврал? Никогда не мог себе такого позволить, — честнее честного воскликнул Варрик.

— Привнёс авторского видения. Разумеется, — поддержал Безумец тон их шуточного разговора.

— Значит, в скором времени ожидать от тебя рецензии? Я бы её почитал.

— Я не считаю себя экспертом в области художественной литературы, поэтому едва ли моя рецензия имеет ценность.

— О, это ты рецензий на мои истории не читал. В отличие от их авторов, ты хотя бы больше пяти книг в жизни прочёл.

— Я читал некоторые рецензии. Твоё творчество, Варрик, обычное, обычная развлекательная литература, не пытающееся казаться чем-то излишне серьёзным или кричать на каждой странице о пороках и проблемах общества. А для своей ниши — хорошее чтиво, с на редкость приятным, понятным и доступным языком повествования, что, вероятно, и сделало его таким известным даже за пределами Вольной Марки. И я не разделяю мнение некоторых рецензентов, которые неправильно классифицируют книги, завышают требования, а потом снижают им оценку за то, что они не соответствуют этим надуманным требованиям. Такой подход по меньшей мере глуп.

— Вот зря ты отказываешься. Была бы хоть одна рецензия, которую хочется прочесть, а не подтереться ею.

— Ты думаешь, рецензию неизвестного мага опубликуют?

— Тоже верно.

Тогда как двое обменялись дружественными словами, а двое других только усмехнулись, последний из присутствующих всё ещё сверлил магистра хмурым взглядом. Но ни это, ни даже слова о том, что на подобных сборах раз уж выпивают, так выпивают всей компанией, а не портят остальным азарт и настроение своим трезвым лицом и пустотой стола, не заставили сновидца передумать. В конце концов Защитник вскочил, опрокинув стул, на котором сидел, и злобно куда-то отправился.

Подобное поведение для лидера некогда самой разношёрстной компании Киркволла было столь обычно, что те, кто его знает (даже Мерриль), не стали задаваться вопросом, а просто решили подождать его возращения, чтобы увидеть, что вспыльчивый маг опять задумал.

— Ты тот самый Логэйн? — Безумец сейчас точно вписался своим спокойствием к остальным, и, пока где-то за спиной раздавались, удаляясь, грузные шаги и бурчание о «наглой магистерской морде», он непринуждённо обратился к Серому Стражу.

Логэйн среди собравшихся сидел самым тихим и безучастным, лишь молчаливо наблюдал за чужим разговором. Не тот он человек и не в том возрасте, чтобы вести непринуждённые беседы. Однако против разговора он не был, и когда Безумец обратился к нему с вопросом, спокойно на него ответил.

— Если ты имел в виду «предатель и узурпатор ферелденского трона», то да, тот самый.

Говоря это, Логэйн совсем не таился. Хладнокровный рассудительный человек способен и сам карать себя за ошибки прошлого, и чужое осуждение ему не требовалось, к которому, к слову, он и так уже привык.

— Я бы ещё добавил: «герой освобождения Ферелдена от орлейской оккупации, гениальный военачальник, советник короля и ветеран Пятого Мора».

Зато такой ответ уже озадачил бывшего тейрна. То, что сказал сновидец, он, очевидно, слышал намного реже того, что озвучил сам. Если вообще за последние десять лет это слышал. Но слова магистра он принял не за лесть — чем они как раз и не являлись, — а скорее за выражение иной и не самой популярной точки зрения.

— Ты откуда? — не мог не узнать мужчина, Стражи какой страны такого о нём, как по праву исторической личности, мнения.

— Из Тевинтера.

Логэйн насторожился. И хотя больше тевинтерцев солдафон не терпел только орлесианцев, однако бросаться с мечом на злостного магистра-малефикара — хоть и соратника по ордену — он пока не спешил.

— Значит, в Тевинтере закрывают глаза на предательства? — хмыкнул мужчина. Не то, что бы он обвинял конкретно собеседника, скорее за него говорила укоренившаяся ненависть к северной Империи Зла.

— Нет, я говорю только за себя. Десять лет назад в битве при Остагаре главнокомандующий войск совершил предательство и бросил короля, которому приносил клятву верности, на растерзание порождениям тьмы — самое на данный момент распространённое мнение, но оно не является единственным. Поскольку в тот же день король, что должен быть верен своей стране и народу, не внял советам более опытных соратников и рискнул всем в угоду своих наивности, романтизма и неуместного стремления к героизму, за что поплатился жизнью. Его же генерал в критический момент принял спорное, но благоразумное решение — сохранить подконтрольное ему войско, а не дать и ему погибнуть из-за ошибки правителя. Вероятно, такое решение в том числе внесло свой вклад в победу в генеральном сражении при Денериме. Изгнание Серых Стражей я бы назвал куда более худшей ошибкой тейрна, показывающей его бедность суждений и упрямство, иначе бы он изучил соответствующую литературу и заметил, что Стражи с подозрительной закономерностью фигурируют во всех убийствах архидемонов прошлых Моров.

В этот момент все слушатели, даже Мерриль, усмехнулись, поняв о какой «галиматье» говорил Хоук. Того же, о ком рассуждал хромой маг, по-прежнему никак не задевало услышанное. Но старый вояка был полностью согласен, что его старое недоверие к Стражам — чьё появление в стране он считал лишь прикрытием низких интересов Орлея — переросло в паранойю и не погубило Ферелден лишь благодаря действиям талантливого мальчонки из семьи Кусланд.

Беседа двух Стражей пока приостановилась, ведь вновь раздались грузные шаги возвращающегося хозяина дома. Гости не успели и заскучать, как Хоук стрелой влетел в комнату и с грохотом поставил рядом с магистром тёмную бутылку с вином, принесённую прямиком из подвала.

— Только попробуй опять носом водить — и я тебе эту бутылку по самое донышко затолкаю!

— Не попробую, — непринуждённо ответил Безумец, когда откупорил бутылку, налил в чашку и оценил вино на вид, на вкус и на запах, чтобы убедиться, что оно не того же происхождения, как и бочонок с пивом. — Удивлён, что у тебя хранятся и приятные напитки, Гаррет. Благодарю. После завершения настоящего мероприятия я оплачу стоимость данной бутылки.

— Я хоть слово сказал про деньги?! Бери и не выделывайся.

— И всё же я предпочту не злоупотреблять твоим гостеприимством.

— Чувствую, и мне надо было припоздниться, — влез Варрик, желая напомнить, зачем в первую очередь они все сегодня собрались. Спор, в котором один был слишком горделив, чтобы смолчать и нагло не провоцировать, а второй слишком упрям и вспыльчив, чтобы эту провокацию распознать и на неё не вестись, мог затянуться надолго.

Защитник, разумеется, опять ощетинился от нежелания хромого мага просто согласиться и замолчать, а не вставлять каждый раз свой комментарий. Но проблема с непьющим была решена, а желание наконец-то уже начать игру, о которой вовремя напомнил Тетрас, было сильнее желания и дальше слушать нудные речи учёнишки, так что Хоук только махнул рукой, опять едва слышно обругал тевинтерскую природу своего оппонента и вернулся за стол, залпом опустошив свою чашку.

После долгих прелюдий игра наконец-то началась. Карты были перемешаны и сданы в количестве пяти штук на каждого, игроки их подняли, посмотрели и были готовы сделать ставки.

— Незабудка, ты сильно рискуешь. Сейчас пара медяков, а через несколько партиек уже портки в ход пойдут, — подтрунил Варрик над новичком в порочную добродетель (да и, в общем, азартных игр) из-за его аккуратной смехотворной ставки.

— Два медяка?! Ставь серебряк, и не меньше. Иначе кыш! — возмутился Гаррет.

— Размер ставки выбирается индивидуально каждым игроком и нигде не зафиксирован — так звучало в правилах, озвученных тобой.

— Да причём тут правила?! С тобой просто неинтересно играть.

— Во-первых, я новый игрок, поэтому со мной априори «неинтересно играть». А во-вторых, я строго следую правилам, но остальное — может быть исключительно на моё усмотрение. Если ты считаешь, что критерий «интересности» является обязательным, то ты должен был это озвучить заранее.

Спор двух твердолобых магов возобновился, ведь на этот раз Хоук не отмахнулся, а продолжил злобно сверлить магистра взглядом.

— Гаррет, на встрече, которая не является частной беседой двух лиц, ты слишком много внимания уделяешь мне.

— Я виноват, что ты даже приличным прикинуться не можешь?!

Говоря о приличии, Хоук в том числе имел в виду то, что остальные не собирались отвлекаться от встречи, участвуя в ней хотя бы молчаливым слушателем, тогда как Безумец притащил за стол один из тех самых купленных зашифрованных дневников, листы для записей расшифрованного текста, которые он потом отправит на подшивку, и начерченный на листе в виде таблицы алфавит старого тевене, согласно взятому автором дневников сдвигу при шифровании. И больше был занят своей работой, чем встречей или игрой. Такая отвлечённость Гаррета в том числе раздражала.

— Рамки приличия весьма относительны. И хотя моё и твоё понимания о приличии разнятся в некоторых аспектах, но в общем, думаю, приличие настоящей вольной встречи мы не нарушили оба.

— Опять начинаешь!

— Что именно? Я всего лишь аргументированно отвечаю на выкрики своего оппонента, которому бы не помешало систематизировать свои обвинения.

— Ты ведёшь себя как шут — вот моё «обвинение»!

— Неразумное обвинение. Шут — лицо, в чьи обязанности входит развлечение гостей. Я же такой цели не ставлю…

Под конец этого разговора лицо Безумца стало настолько довольным, что не только слушатели, а и сам Хоук, наконец, понял, что над ним просто измываются.

— Всё, я понял! Заткнись! — вскинул руками мужчина и показательно отвернулся, давая понять, что больше вестись на провокации он не собирается.

На этот раз ругательные слова Хоука в адрес магистра оказались слишком громкими, чтобы их отчётливо услышали остальные. Логэйн, хоть и сам не имел ярого желания быть сегодняшним гостем, но всё равно следил за беседой, небывало насторожился, услышав титул сновидца.

— Магистр? — холодный взгляд синих глаз тут же впился в худого мага. Не хватает последнего подтверждения, что перед ним именно такой человек, каким юг рисует магистров Тевинтера, чтобы мирная обстановка сегодняшней встречи подошла к концу.

— Хоук, я не перестану тебе повторять, что магистрами называют только членов Магистериума, верхней палаты Имперского Сената. Далеко не каждый маг Тевинтера является магистром, как и не каждый лорд Орлея является членом Совета Герольдов, а каждый дворянин Киркволла — наместником, — возмущённо обратился Безумец к Гаррету.

— Что в Киркволле — я знаю, а как там у вас, магистрожопых, на севере, мне вообще без разницы.

Сновидец изобразил самое достоверное негодование, которое только умел, чтобы ни у кого не осталось сомнений, будто бы кличка «магистр» стала для скромного учёного несмываемым клеймом всего лишь из-за происхождения. На этот раз спор с Защитником не продолжился, поскольку такой разговор был ими спланирован заранее. Безумцу необходимо было добиться расположения Стража, не вызвать его гнева или подозрений, и Хоук согласился поспособствовать. Не самый успешный регент теперь для Ферелдена был предателем, и это клеймо не смогли смыть никакие его прошлые заслуги (хотя если бы в том числе не он, вероятно, Ферелден и поныне находился под гнётом Орлея). Так что этот человек лучше многих понимает беспощадность подобного клейма, поэтому поверит маленькому спектаклю. На бесхитростную природу очередного ферелденского солдафона и решил уповать Безумец и, кажется, не ошибся, поскольку повисшая в воздухе опасность вооружённого конфликта ушла. Дружелюбно смотреть на своего «соратника» с севера Логэйн, конечно, не начал, но зато с пониманием — да.

— Что-нибудь теперь нашёл в Виммарке? — тем временем обратился Хоук к Логэйну с вопросом, из-за которого в первую очередь эта встреча и состоялась.

От вопроса Страж с насторожённостью и недоверием покосился на самого незнакомого ему мага, задавая молчаливый вопрос: достаточно ли чужак осведомлён, чтобы при нём обсуждать такие темы.

— Безумец вместе с нами спасался из Убежища, поэтому видел достаточно, — серьёзно поручился за хромого мага Варрик.

С одной стороны, мастер Тетрас убедил Стража, что сейчас он может не таиться, но, с другой, ничего не сказал о приближённости к Совету, дав понять, что распространяться о планах Инквизиции всё же не стоит. Хоть Варрик и был добродушен к сновидцу, однако он прекрасно понимал, что тот, пока был вдали от их взора, мог приобщиться к задумке своего безумного сородича и на юг вернуться уже их агентом. Желая эту догадку или доказать, или, к счастью, опровергнуть, Варрик организовал слежку за удачно объявившемся в городе магом, а сейчас внимательно следил и анализировал каждое его слово или действие, чтобы свои догадки по возвращению в Скайхолд изложить уже Совету.

— Варрик, там было, и правда, так же страшно, как говорят? — спросила Мерриль.

— Как тебе сказать, Маргаритка. Я много чего повидал, но ещё раз оказаться под горой, с которой сходит лавина, я бы не хотел, — мигом голос Варрика вновь стал задорным, словно и не говорил он ранее ничего серьёзного.

— Как хорошо, что на Расколотой горе нет снежных шапок. Хотя бы где мы раньше ходили и где стоял мой клан. А где они есть — Хоук нас там не водил.

— А ведь, и правда, по сугробам-то нас Хоук только и не водил.

— Потому что там бы я вас с Изабелой и закопал, — проворчал Гаррет, который не понимал их шуток и злился, чем ещё больше этих двоих забавил.

На фоне никогда неунывающего гнома вечно хмурый Защитник выглядел его полной противоположностью. Обычно любой посторонний задастся вопросом, как они вообще могли сдружиться, но для них их дружба была настолько естественной и само собой разумеющейся, что они никогда бы не позволили сказать, что жалеют о знакомстве.

— Ничего в тюрьме больше нет. Заметки прошлых тюремщиков не сохранились, — скупо ответил Логэйн на вопрос Хоука.

Страж сам был не рад, что его очередное путешествие в Виммарские горы, тюрьму Корифея, не увенчалось успехом. Пока Инквизиция была занята подготовкой военной операции в пустыне, на юго-западе Орлея, Логэйн решил ещё раз обследовать тюрьму в связи с появлением новой информации о нём. Он надеялся найти хоть что-то новое, что поможет в предстоящей битве против Стражей, которых обманом Старший взял под свой контроль. Но, увы, мужчине придётся вернуться в Скайхолд ни с чем.

— Чокнутые моролюбы со своей секретностью!

— Думаю, Варрик тебе уже рассказал, что Стражи были обмануты Корифеем, — Логэйну не понравилась такая категорическая оценка всё-таки героев-победителей Моров.

— Это сейчас. А где они раньше были?! Сиськи Андрасте, я когда их предупреждал — меня послали!

— Не все.

— Только ты. А толку-то?! Всё равно не успели! — со всей скопившейся злостью на дураков, которые и допустили то, что теперь Инквизиция должна расхлёбывать, Защитник ударил рукой по столу.

Никто его оговаривать не стал, посчитав, что его гнев оправдан. Тогда в тюрьме отряду Гаррета помогал бывший тюремщик и Серый Страж — Ларий, — который покинул свой пост из-за Зова. Обратно он вернулся уже вурдалаком под влиянием запертого в тюрьме порождения тьмы, но сумел сохранить разум и понять, кто именно на него влияет. После убийства (теперь все знают, что ложного) Корифея нагрянувшие с расследованием Стражи должны были Лария или убить, или спровадить обратно на Глубинные Тропы. По словам Андерса, тех, кого скверна доводила до такого состояния, как у Лария, никогда не принимали обратно в Серые Стражи. Даже, когда Корифея нет, он бы слышал голоса архидемонов, пока они бы не свели его с ума.

Какого же было удивление Хоука, когда он позже застал в Нижнем городе Лария за разговором с Самсоном. Невозможно было представить, что может быть общего у некогда командора Серых Стражей и опустившегося бывшего храмовника, но они о чем-то увлечённо спорили. Когда Защитник подошёл ближе, они поспешили удалиться — видимо, избегали его.

Правильно, заподозрив нехорошее, Гаррет связался с Серыми Стражами и сообщил о своей находке, заодно успел в своей манере высказать всё, что он о них думает, за позволение вурдалаку шастать по городу. Однако представители ордена пустились в полное отрицание и даже отказались слушать, что, возможно, они имеют дело с самым настоящим древним тевинтерским осквернённым магистром. Насколько можно видеть по дальнейшим событиям, к предостережениям мужчины даже не прислушались, что его сейчас и злило.

— Тевинтерским Стражам что-нибудь известно? — спросил тем временем Логэйн теперь у сновидца, предположив, что падкие до безумных экспериментов (начиная от создания мабари и заканчивая вторжением в Золотой город) имперцы когда-то могли прибыть в тюрьму, что-нибудь выяснить и записать это.

— Я не могу отвечать за них, — равнодушно пожимает плечами Безумец.

— Ты ушёл из ордена? — догадался Логэйн из-за использования магистром отстранённого «них».

— Именно так. Право Призыва никому не даёт выбора, а провести остаток жизни диким отшельником с эфемерной целью имеет желание не каждый.

Логэйну общество сновидца нравилось всё меньше и меньше, поскольку бегство этого мага можно считать самым настоящим дезертирством. Он как бывший военачальник считал это позором, видел лишь единственное наказание — смерть — и отчасти сожалел, что Стражи не ввели эту высшую меру наказания.

— Пятый Мор показал, что для победы над ним нужна всего лишь пара Стражей. А нынешние события лишь укрепят уверенность тедасцев, что орден нужно лишать былого своеволия, или переформировывать, — ответил Безумец, показывая, что он не согласен идеализировать орден и не считает побег каким-то преступлением тем более вне Мора.

Как бы Логэйну было неприятно признавать, но на этот раз Безумец был прав. Копившиеся проблемы ордена всё больше виднеются остальным жителям мира. Верхушка — Вейсхаупт и андерфелские Стражи — занята чем угодно, но только не командованием ордена. Уже дважды за десять лет, когда мир сотрясается от катастрофы, они показали свою бесполезность. И если причиной их бездействия во время Мора можно назвать большую отдалённость Ферелдена от Андерфелса, что точно не способствует оперативному реагированию, и неразумные действия регента Мак-Тира, то вот многолетнее игнорирование сообщений о волнениях в рядах южных Стражей — недостойно оправданий. Их бездействие привело к тому, что Стражи поддались обману Корифея и теперь в крепости Адамант творят — Создателю только известно какие — страшные ритуалы магии крови. Логэйн также опасался, что если Инквизиция в дальнейшем не возьмёт орден под свой контроль и не расшевелит Вейсхаупт, то Стражи рискуют быть изгнанными из юга и не только. Сейчас, когда нет прямой угрозы Мора, лидеры стран предпочтут избавиться от опасного ордена, чем нервировать своих граждан, прощая ордену столь открытое своеволие и предательство собственных принципов — помощь (пусть и из-за обмана) Корифею, порождению тьмы.

— Ты продолжишь поиски или вернёшься в Скайхолд? — прервав разговор двух Стражей, Хоук обратился к Логэйну.

— Вернусь. С этим пора заканчивать.

— И мне пора возвращаться. А то всё самое интересное пропущу, — произнёс Варрик.

Приближённые к Совету зря старались говорить намёками о планах Инквизиции, поскольку Безумец так и не утратил связь со своим юным агентом и прекрасно был осведомлён о ситуации со Стражами и планируемом Инквизицией штурме крепости. В общих чертах, разумеется, без излишних для него подробностей.

— Я предполагал, что ты останешься в городе, Варрик, — выразил своё удивление Безумец.

Мужчина считал, что Киркволл Тетрас решил посетить, когда узнал о возвращении лучшего друга, но и думал, что он завяжет с героическими похождениями, потому что не был гном похож на альтруиста.

— Как я могу пропустить столько новых тем для своих рассказов? — отшутился гном.

Варрик не дал однозначного ответа. Можно только предположить, что гном, действительно, излишне альтруистичен или им движет прагматизм, как Соласом: какой смысл бежать и прятаться, поскольку, если Инквизиция проиграет, нигде в мире не станет безопасно. Сказать наверняка мог только он сам, но Безумец не стал его допытывать, правильно предполагая, что хитрый делец, если не захочет, не сознается никогда.

— А ты, Хоук? — Варрик вернул вопрос зачинщику.

От этого вопроса заволновалась Мерриль, до этого с искренним интересом, но молчаливо наблюдавшая за разговором мужчин. Эльфийка тут же робко глянула на сидящего рядом Гаррета, ожидая услышать, что неугомонный маг опять побежит всех спасать и рисковать собой.

— С этой Инквизицией связываться себе дороже. Магистры, архидемоны, Брешь, кунари, а дальше что? В разрыв наступим и в Тень провалимся? Точно обойдусь, — пробурчал Защитник, давая однозначно понять, что приключениями он насытился.

Хоук сразу заметил взгляд Мерриль, понял её беспокойство и желал убедить в честности своих слов, и что он точно больше молчаливо никуда не сбежит. С этой целью Гаррет приобнял эльфийку, любяще прижал к себе ближе и, склонившись, поцеловал. Он всегда был скуп на красивые слова и обещания, но этого и не требовалось: девушка его прекрасно поняла и улыбнулась.

— Разрывы не работают, как эльфийский элювиан. «Провалиться» в Тень через него невозможно, — поправил сновидец.

— А ты, магистр, вдруг стал экспертом по разрывам?! После всего, что мы видели, я абсолютно не удивлюсь, что они и это могут.

Хоть Безумец и указал на неточность в словах собеседника, но уже немного погодя он серьёзно задумался. Сетий хотел использовать Якорь, чтобы вновь разорвать Завесу и войти в Тень, правда, для этого ему понадобилось колоссальное количество энергии. А Хоук подал интересную идею: если воздействовать уже на повреждённое место в Завесе — разрыв, — то того же объёма энергии не понадобится, следовательно, процессы будут не столь масштабные, более стабильные и управляемые. В теории из разрыва может получиться «элювиан», который позволит войти в Тень физически без порождения тотальных катаклизмов в обоих мирах и тысячи кровавых жертвоприношений.

Был ещё один из присутствующих, кто ответу Хоука обрадовался не меньше Мерриль. Варрик хоть и скучал по старым добрым временам, когда они в составе отряда под командованием неугомонного Защитника излазили все уголки Киркволла и его окрестности, но всё равно не желал, чтобы его друг возвращался на эту опасную тропу. Особенно теперь, когда он сумел выжить под гнётом ищеек Церкви, спастись прямиком из кунарийского плена и вернуться, наконец, домой. Было бы, мягко говоря, нехорошо со стороны этого мага снова сбегать после того, как он сумел добиться прощения за прошлый свой молчаливый побег, убедить возлюбленную вернуться и пообещал, что в ближайшее время он точно никуда не собирается. И он, как Варрик видел, не собирался идти на подобное, что гнома радовало. Его друг получил заслуженный отдых, вернулся домой, а уж от излишних глупостей его сможет сдержать Авелин.

— Насчёт кунари: Хоук, не самое ли время рассказать о вашем грандиозном побеге? — предложил Варрик историю, рассказ которой затянется на следующие партийки.

— А тебе зачем? Опять для своих баек?

— В том числе. У меня заканчиваются истории про тебя, а старое слушателям наскучивает. Уже обвиняют меня, что я с тобой и незнаком на самом деле.

Гаррет фыркнул. Ценителем баек гнома он не был таким же, как и его шуток, однако поделиться своим необычным приключением Хоук всё-таки согласился. Правда, о чём-то в своём рассказе он, разумеется, умолчит, в особенности о том, что касается хромого мага, чтобы не раскрывать излишних подробностей о магистре и его возможностях и не портить его образ тевинтерского учёнишки.

Этой долгой историей и была занята их встреча в дальнейшем. А пока одни слушали, Безумец всё больше приобщался к особенностям подобных сборищ.

Сидящие за столом открыто говорили о происхождении и титуле главного чужака сегодняшней встречи, потому что ими, тем, кому известен основной секрет хромого мага, было принято решение эту информацию не скрывать, поскольку тевинтерский Серый Страж — это самое правдоподобное, что в случае Безумца вообще можно было придумать. Всем было видно, что магистр в их компанию ну никак не вписывается, и ничего не могло помочь, даже неплохая способность мужчины ко лжи.

Не зря Варрик сказал гостю менее серьёзно воспринимать происходящее, потому что этим Безумец и занимался. Он выходец из высшего аристократического общества, в котором не бывает «мелочей» и «дружеских поражений». Взял во время обеда не тот нож — им потом тебя и зарежут. Не улыбнулся правильно более родовитому лорду — он объявит войну на истребление и тебе, и твоей семье. Оступился во время танца с какой-то красавицей — и вот ты уже позор рода, а не желанный жених. Потерял бдительность — а за спиной уже разряженный в слугу убийца, нанятый вот тем благородным господином, с которым ты только-только вёл милую беседу. В случае трудностей обратился к нечестному на слово знакомому — и вот ты пожизненно его вассал.

И бесконечное множество других интриг и лжи идут рука об руку с дворянством всю его истории.

Именно этой лживости ожидал Безумец от сегодняшней встречи, следил за действиями остальных, их словами, обдумывал услышанные правила и свои действия в игре, держал осанку, тем самым ещё сильнее выделяясь. Чтобы скрыть всё это несоответствие и умело врать, надо знать, какое поведение в данном случае уместно, но он этого не мог знать, не имел никакого опыта присутствия на подобных встречах, просто потому что никто и никогда магистра не приглашал.

По этой же причине ему было любопытно следить за происходящим, за чужими разговорами. Многое мужчине было непривычно, но это он не считал чем-то неправильным, а просто чужим и далёким от него самого. В один момент сновидец даже задался вопросом: а мог бы он вести такую жизнь?

Быть в меру наивным, чтобы позволить себе иметь друзей, безоговорочно доверять, уповать на верность клятвы, честность и честь? Быть беспечным, чтобы терять себя от распития дешёвого пойла в сомнительной компании собутыльников, и верить, что кто-нибудь доведёт твоё бессознательное тело до дома, а не, обворовав, бросит ближайшей канаве? Быть легкомысленным, чтобы увлекаться азартными играми? Быть хоть сколько-то распущенным, чтобы развратная жизнь стала не только удовольствием, а даже увлечением? Быть свободным в речи и манерах, не сдерживая себя в выражениях и действиях? Быть несведущим во многих науках, ничуть не беспокоясь по поводу своего невежественного неведения?

Мог. Если бы его жизнь сложилась иначе. Но, к счастью, как магистр считал, всё сложилось так, как сложилось.

А к тому моменту встреча длилась уже часа два точно. На удивление, на протяжении всего этого времени проходила она мирно, некоторые скажут даже — скучно. Но это точно лучшее, что могло получиться, учитывая непривычность состава, которым они собрались.

— То есть, Хоук, ты хочешь сказать, что три мага навели шорох на кунарийском корабле и сбежали? Скажи я подобное — и мне точно никто не поверит, — усмехнулся Варрик.

Хоук в своих словах был очень скуп на подробности, и многое, с ними произошедшее, он спихнул на случайность, а не на старания хромого мага, что, к слову, второго участника тех событий полностью устраивало. Но закончил Защитник свой рассказ только сейчас, потому что часто они прерывались на новые споры и обсуждения, уходящие от темы.

— Так не трепись попусту, гном, — фыркнул Гаррет, не желая способствовать болтливому другу в создании новых баек, только отчасти правдивых.

— Больше всего в твоём рассказе меня удивляет, зачем вы сохранили жизнь агенту венатори? — спросил хмурый Логэйн, который, однако, с интересом слушал, для себя решая, что из сказанного правда, а что очевидная попытка темнить.

Хмельный напиток ожидаемо подействовал на сговорчивость каждого, Серым Страж не был исключением.

— Без понятия. Вон магистра спроси: это он с ней сюсюкался. Была бы моя воля — утопил бы прямо там, — отправил Хоук за ответом к Безумцу, потому что даже и думать не хотел, зачем тому понадобилось сохранять жизнь врагу.

— Она сильный маг, — ответил сновидец, когда остальные посмотрели на него.

— И это был только ещё один повод от неё избавиться, пока была возможность.

— С врагом можно договориться, заставить усомниться в правильности своих убеждений и сменить сторону противостояния, а после раскрыть его потенциал уже как союзника. Смерть же обесценивает любые тактические изыски.

— Будем надеяться, Совет это не одобрит, — так и не согласился с коллегой Логэйн.

Мужчина считал, что предателям нельзя доверять, поскольку тот, кто предал один раз, спокойно предаст и второй. Из-за убеждённости в обратном он и посчитал своего соратника излишне наивным и даже глупым. Переубеждать Безумец его и не стал. В том, что сновидец задумал, слова сопорати его не переубедят, а уж тем более ему нет дела до мнения советников.

Их встреча была назначена на вечернее время, а сейчас по прошествии пары часов стало совсем поздно, поэтому не так давно компания поредела на одного. А именно их покинула Мерриль, подгоняемая Хоуком, который заметил усталость и сонливость эльфийки. И с её уходом обычно громогласный маг затих и старался не повышать голос.

— Кстати, Хоук. В связи с недавним нападением, может, сказать Авелин, чтобы дала Псу отгул? Пускай пока дом патрулирует и за вами присматривает, — вдруг выразил искреннее беспокойство Варрик.

— Не было никакого «нападения», Варрик. Просто два сукиных сына решили передо мной повыделываться.

— Ты назвал своего мабари «Псом»? — Логэйн тем временем не смог сдержать удивления и заодно возмущения.

— Чувства не теряй, собачник, — грубо отозвался Защитник. Видимо, Страж был не первым ферелденцем, кто выразил возмущение от такого пренебрежения к своему боевому товарищу (и ни в коем случае не питомцу). — Это имя прекрасно его описывает. Да и сам он, не помню, чтоб был против.

— И всё же, Хоук, если они вернутся? — тем временем не унимался Тетрас. О нападении он узнал косвенно, не знал подробностей, поэтому беспокоился за друга.

— Проблематично, знаешь ли. Особенно одному из них, который, вон, в саду закопан.

От этих слов даже Варрик поначалу встал в ступор. Так и хотелось гному воскликнуть, что не время сейчас для шуток, что он, как искренне волнующийся за своих друзей, хочет серьёзно обсудить ситуацию. Однако Хоук ведь не умеет шутить. И когда Варрик окончательно осознал, что Защитник опять разобрался с проблемой по-своему, как умел, то даже засмеялся.

— Хоук, а без этого нельзя было обойтись? И не лень тебе только было возиться?

— Не понимаю, о чём ты. Я их предупредил, что если они не уберутся из моего дома, я их закопаю на заднем дворе. Один мне не поверил, — пожал плечами мужчина, не понимая причины смеха друга. Сам он не видел в своём поступке ничего странного, сказал — сделал. — Только Мерриль не говорите. Она верит, что я наконец-то её клумбы перекопал, как обещал.

Вид, как грозный Защитник сейчас тайком выглядывает в коридор, чтобы убедиться, что эльфийка его не слышит, позабавил уже всех, но они не стали комментировать способ Защитника по решению проблемы с нападавшими. Всё равно его принципиальность не переубедить.

Но тут состав встречи сменился вновь. Когда со стороны парадного входа вновь раздалось какое-то шевеление, все, в том числе хозяин дома, насторожились, поскольку больше гостей не ожидалось, а, значит, это мог быть тот, кто сегодня принесёт им ненужных проблем. К счастью, это оказалось не так, и сегодняшний вечер не намеревается стать испорченным.

Гремя доспехами капитана стражи Киркволла, Авелин прошла по коридору за служанкой и оказалась в том же зале, где сегодня собрались все гости. Ободок, который она неизменно носит на голове, теперь был атрибутом, по которому её можно было узнать, а не аксессуаром, сдерживающим волосы, поскольку в «по-мальчишечьи» короткой причёске и сдерживать-то нечего. Прямо с порога каждый из гостей удосужился попасть под гнёт её внимательных беспристрастных глаз, будто она пришла, не чтобы проверить друга, а чтобы всю их компанию сейчас повязать. Такая грозность была связана с тем, что в любом из них капитан видела потенциальную угрозу для покоя и безопасности города, за которым она следит. Один был Стражем, а их возможность спокойно брать всё, что им нужно, всегда вызывала у неё беспокойство. Второй был гномом со слишком уж противоречивой личностью и репутацией, с одной стороны, честный и верный с друзьями, а с другой, он не чурался и противозаконных действий. Третий был неизвестным магом — этого уже было достаточно, чтобы смотреть за ним в оба, так он ещё и успел наследить даже в канцелярии наместника. Ну а четвёртый это Хоук… просто Хоук, чьё одно только появление никогда не проходит бесследно. И все эти сомнительные личности сейчас собрались за одним столом. Как Авелин могла такое пропустить и не прийти с проверкой?

— Что опять случилось? — первым отозвался Хоук.

— Пока ничего. Но где ты — там и проблемы, поэтому я решила проверить сообщения о непривычной активности в твоём доме. И, как вижу, не зря.

— Встреча с друзьями это теперь «непривычная активность»? Тебе со своей стражей уже совсем нечем заняться?!

— Учитывая, что ты давно никого в своём доме не собирал — да, непривычная, — отрезала Авелин. — К тому же, почему меня не позвали на «встречу друзей»?

— Если бы хотел звать кого-то из стражи — позвал бы Донника. Хотя бы с ним можно быть уверенным, что моя мебель останется целой, — намекнул Хоук на то, что, в отличие от своего мужа, Авелин не умеет проигрывать и очень по этому поводу злится.

— Если я и злюсь, то это всё же не повод меня не звать. А про мебель-то не тебе зарекаться, Хоук, — Авелин в свою очередь напомнила о произошедшей недавно потасовке в Висельнике с участием Защитника, разумеется.

— Тот хлыщ сам виноват. И вообще ущерб я возместил, так что не надо мне поминать, капитанша.

Авелин хмыкнула, но не стала говорить, что даже без этого «возмещённого ущерба» можно было и обойтись. Ну да, один лордик, каким-то образом забредший в Висельник, в пьяном бреду спутал Маргаритку с подавальщицей, нелестно её окрикнул и шлёпнул по чему не следовало, но необязательно же было ему ломать руку и припечатывать с такой силой к столу, что последний аж треснул пополам.

— На самом деле мы не стали тебя звать, потому что ты бы и так не упустила нашу скромную встречу из виду, — объяснил Варрик.

— Я настолько предсказуема?

— Как видишь.

Гном был чертовски прав, поэтому Авелин, не видя смысла с ним спорить, лишь прошла в зал и также села за стол.

— Может, представишь? — напомнил Варрик другу о правилах приличия.

— Не надо. Мне известно, кто это. Предатель, который обрёк короля Кайлана на смерть, а потом позволил погибнуть Герою Ферелдена. А сам всех пережил, — хмыкнула капитан, глянув на Логэйна. — И маг-шарлатан, который обманул наместника, — теперь же Авелин нелестно описала Безумца.

Оба горделивых человека, которых оценили, ответили полным равнодушием к услышанному и даже не покривились.

— Святоша всё никак не успокоится? — догадался Гаррет, что его заклятая подруга сегодня пребывала в не самом лучшем настроении, поскольку обычно она не была столь груба с незнакомыми людьми, предпочитая молчаливо их пилить взглядом.

А настроение обычно непробиваемой командирше уже который год портит своими речами принц Старкхевена — Себастьян Ваэль. Этот Певчий уже несколько раз силился организовать свой Священный поход на Киркволл, но всегда его норов разбивался о порядок и защиту, которую Авелин смогла организовать в городе.

— Как всегда. Новое предложение Брану сдать Киркволл ему на «правосудие», — фыркнула Авелин. — Умеешь же ты выбирать себе компанию, Хоук.

— Откуда я мог знать, что эта тряпка окажется настолько обидчивой?!

— Ниоткуда, — согласилась женщина, не став попусту обвинять Защитника.

— Считаешь, что мне нужно с ним встретиться? — тем временем Хоук подумал, как бы он мог помочь решить проблему, нависшую над городом, с помощью своего влияния.

План-то хоть и хороший: разговор Себастьяна с тем, кого он хоть и терпел, но также уважал, может заставить того успокоиться и переключиться на реальные проблемы, а не мстить фантомному Андерсу, который давно уже перебрался в Тевинтер и живёт там припеваючи. Однако, зная характер Хоука, Авелин была уверена, что любые переговоры обернутся смертоубийством. И если смерть надоедливого принца может ещё хоть как-то помочь, то вот, если убьют Защитника, много, кто взбунтуется, и уже полноправной войны со Старкхевеном не избежать.

— Если он настолько осмелеет, что полезет в Киркволл в лоб, то без тебя не обойтись. А пока сиди и не рыпайся.

Сколько бы Хоук ни был упрям и своеволен, но в вопросах защиты города он полностью доверял командованию Авелин и не думал с ней спорить.

— Ну так что присоединишься к нам? — решил Варрик не портить разговором о насущном сегодняшнюю встречу. Тем более последнюю встречу, ведь вскоре гном покинет город, и неизвестно, когда уже в следующий раз они смогут собраться вновь.

— Насколько вижу, вы уже закончили, — оценила Авелин опустевшие чашки с выпивкой у присутствующих.

— Мы решили продолжить в Висельнике. Там хотя бы повеселее. Вон с хромым вообще играть скучно: осторожный до невозможности.

— В таком случае я с вами. Заодно за тобой, Хоук, прослежу, учитывая, твою старую привычку шляться пьяным с Фенрисом по ночной Клоаке. А я потом утром вынуждена выслушивать жалобы Андерса, которому каждый раз остаток ночи приходилось ваш штопать.

— Ты хоть одного из них тут видишь?! — шикнул Хоук, считая нотацию Авелин сейчас не к месту, поскольку названные его сопартийцы уже давно разошлись по миру, да и сам мужчина уже во многом остепенился, больше столь бездумно не рисковал.

— Я вижу тебя, и мне этого достаточно, — упрямо уверенная в необходимости быть настороже рядом с этим магом ответила Авелин.

Когда друзья уже договорились, необходимо было спросить о согласии продолжить попойку в Висельнике у двух оставшихся. На самом деле Безумца никто не спрашивал, правильно предположив, что тевинтерец не согласится в любом случае, и они оказались правы. И поныне сновидец был больше заинтересован расшифровкой и переводом дневника, чем встречей, а вином он спокойно мог насладиться и в блаженном одиночестве. Логэйн хоть и поблагодарил за весьма не дурно прошедший вечер, но также дал отказ, сославшись на желание отдохнуть перед завтрашним отправлением в Ферелден, а дальше — в Скайхолд.

— Мерриль позовёшь?

— Нет, незачем её будить, — строго ответил Хоук и последним из друзей покинул зал.

Таким образом вскоре оба Стража остались одни, что, собственно, и было изначально в планах. С уходом самой шумной и болтливой части компании наступила тишина, но никому из двух мужчин она не была в тягость, а даже наоборот. Оба они привыкли к тишине и обществу только своих мыслей, а не звонкой компании. Безумец продолжал возиться с купленным дневником, заодно растягивая удовольствие от всё ещё даже на половину невыпитой бутылки с вином. Встречей, такой ему непривычной и чужой, он был доволен. Его воодушевило получение неизвестного ему ранее опыта нахождения в таком обществе. Мужчину даже не расстраивала потеря небольшой суммы денег. И скорее он посчитал эту потерю всего лишь платой за то, в чём бы раньше, в родном мире, его бы не позвали — а он навряд ли бы согласился — участвовать. Новый мир подарил ему, помимо проблем,знакомство с весьма… экстравагантными персонами. Так же, как и говорил, азартом карточных игр магистр так и не проникся, ведь здесь шулерство и хитрость такое же обычное правило, как и то, что у всех игроков на руках по пять карт. Мужчине же было привычней консервативность и неспешность тех же шахмат.

Тем временем Логэйн, откинувшись на спинку стула и взбалтывая в чашке остатки пива, был погружён в свои мысли. Эта встреча с едва знакомыми людьми также помогла ему отвлечься, расслабиться, но сейчас он был вынужден вернуться к насущным проблемам. Бывший тейрн точно размышлял о предстоящем штурме и дальнейшей судьбе своего ордена.

— Твоя реакция на мою оценку событий десятилетней давности была весьма странна. Предположу, что тебе приходится и поныне слышать о тех событиях, вероятно, от других Стражей. Но разве у Стражей не принято после Посвящения оставлять свою прошлую жизнь? Чем, собственно, нередко пользуются преступники.

— Так принято, ты прав. Но сложно забывать ошибки, которые чуть не привели к поражению Ферелдена, — ответил солдат, объясняя, почему после получения титула ветерана и героя Пятого Мора и по прошествии стольких лет его общества даже многие соратники предпочитают избегать, а при разговорах клеймят предателем. — Да и сейчас на моём месте должен быть другой.

— Герой Ферелдена?

— Он самый.

— Значит, тебе выдвинуты обвинения за неисполнение клятвы, данной на Собрании Земель? За предательство следует единственная мера наказания — казнь, но тебе было позволено искупить вину, вступив в ряды Серых Стражей и погибнув в борьбе с порождениями тьмы. Но в последней битве погиб не ты, а Айдан Кусланд. Как это случилось?

— Откуда тебе всё это известно? — не мог не спросить Логэйн, удившись, что тевинтерцу известно, что там и как было на другом конце континента.

— Я изучал протокол Собрания, как и другие документы, имеющие отношение к Пятому Мору, желая узнать о нём подробности. Я посчитал это необходимостью из-за природы того, кто в настоящее время стал угрозой для мира.

— В таком случае отвечу. Решение принял Айдан. Мальчик посчитал, что опыт старого ветерана окажется важнее при восстановлении Ферелдена после Мора, чем его собственный. Я не одобрил его решения, тем более и терять мне было уже нечего, в отличие от него. Но переубедить его так и не смог.

Логэйн не мог не согласиться, что опыт бывалого человека намного важнее опыта юнца, который имел потенциал и талант, но никогда не вёл солдат в бой, не занимался стратегическим планированием в масштабе страны и не управлял ею хотя бы из кресла советника короля. Однако упрямого талантливого мальчишку ему было искренне жаль. Парень мог стать достойным преемником бывшего военачальника Ферелдена — задатки для этого были настолько заметны, что Анора, например, считала младшего Кусланда почти что полной копией своего отца. Только Логэйн слишком недоверчивый, а Айдан слишком религиозный.

— Откуда вы знали, что один из вас точно должен погибнуть? — не понял его Безумец.

— Убийство архидемона, — раздражённо ответил Логэйн, уже греша на недогадливость собеседника. Какая ещё может быть причина у Стражей в разгар Мора решать, кто из них погибнет?! Хромой явно глупит.

Только вот неосведомлённый магистр на самом деле всё ещё не понимал.

— Мне непонятна столь скудная формулировка.

— На севере не говорят об особенности убийства архидемона? — убедившись, что маг не шутит и на самом деле не знает, Логэйн опять с подозрением глянул на собеседника, который казался настолько неправильным Серым Стражем, что только шум скверны в крови мешал мужчине назвать его самозванцем.

— Насколько я знаю, этот секрет вне Мора известен только Стражам-командорам.

— Это и к лучшему, — хмыкнул Логэйн, не имея желания раскрывать секреты ордена беглецу, поэтому, поставив, наконец, опустошённую чашку на стол, воин поднялся, чтобы отправиться на выход.

— Я изучил немало документов, связанных с Морами, и заметил закономерность убийства архидемонов: каждый раз это делал именно Страж. Твои слова подтверждают, что это не было случайностью и что Стражи заранее решают, кто именно нанесёт смертельный удар. Значит, суть секрета заключается в том, что только Серый Страж может убить архидемона, вероятно, ценой собственной жизни, — но Безумец так просто заканчивать разговор с нелюдимым Стражем не собирался.

— Тебе уже известно достаточно.

— Нет. Мне необходимо знать причины, которые и породили такое правило. Вероятно, это приблизит нас к пониманию природы Корифея. Твоё же молчание сейчас стоит прировнять к бездействию Стражей, которым они ответили на предупреждения Хоука и которое уже известно к чему привело: взрыву Конклава.

Безумец точно хотел задеть чувство вины и ответственности ферелденца из-за случившегося. Логэйн это заметил, и такие манипуляции ему не понравились, однако была в словах магистра правда — если Стражи продолжат прятаться за своими оправданиями о секретности, ничем хорошим это не закончится. Сейчас мир оказался в похожей ситуации, что и во времена Первого Мора, когда понадобились все знания, что он скопил и создал за века, чтобы противостоять небывалой никогда ранее угрозе.

— Хорошо, — нехотя дал согласие Страж и вернулся за стол, не имея особого желания вспоминать события десятилетней давности. Он старый ветеран, слишком многое увидевший в жизни, но ужасы Мора болезненно впечатались в его память до конца его дней. — После убийства архидемона его душа переселяется в ближайшее существо, заражённое скверной, захватывает его, а после восполнения своих сил возрождается в своём родном теле. Поэтому его нельзя просто убить — он всегда вернётся. Но если в момент его смерти рядом будет именно Серый Страж, его душа вселится в него, но не сможет закрепиться в теле, которое, в отличие от порождений тьмы, не пусто и обладает своей душой. Дальше, как нам говорили, происходит борьба между двумя душами, которая заканчивается смертью обоих.

Безумец наконец-то получил желанный ответ, чуть лучше стал понимать природу скверны, однако радости на его лице не было видно, наоборот, магистр только сильнее задумался.

— Вероятно, архидемон разумен лишь отчасти, поэтому, несмотря на свою огромную силу, его душа не может захватить тело, которое находится под контролем настоящего разума, способного к самосознанию. Лишь мало сопротивляющуюся оболочку. Но можно ли, утверждать, что если душа вселяющегося будет столь же разумна, то он способен одержать победу над хозяином тела? Или для этого есть ещё какие-то факторы?

— Этого мне неизвестно, — пожал плечами Логэйн.

— Опять секретность Стражей? — осознав, что он опять получил больше вопросов, чем ответов, сновидец хотел посмеяться над самим собой.

— Только в Вейсхаупте есть все ответы. А возможно, Стражи об этом никогда не задумывались — им было достаточно, что способ убить архидемонов навсегда найден и он сработал уже пять раз. Но, я правильно понимаю, твой вопрос не просто любопытство? — пусть Логэйну не были важны секреты ордена, однако он понял, что вопрос очень важен.

— Именно так. Описанный тобой устоявшийся способ убийства архидемонов сейчас не может быть использован, поскольку Инквизиции доподлинно известно, что Корифей способен полностью подчинять и контролировать тела Стражей.

Безумец вспомнил свой первый день в новом мире, поход до Бреши. Там он видел Стража, чей разум точно был порабощён — это прекрасно было видно в глазах жертвы, словно зеркалом отобразившие, присутствие чужой сущности.

— Инквизиция мне подобного не сообщала.

— Видимо, не видели повода. Не обладая теми же знаниями, что и Стражи, Совет едва ли может знать, насколько это важно.

Отныне и Логэйн проникся всей сложностью ситуации. Если Безумец не ошибся, и Корифей контролировал Стражей не с помощью Зова или скверны, а вселялся в них, подобно Древнему Богу, вселяющемуся в порождений тьмы, значит, на данный момент этот грешный магистр, в прямом смысле, бессмертен.

Теперь старый полководец решил, что независимо от исхода операции Инквизиции в Западном пределе, он после её завершения сразу же направится в Андерфелс, чтобы любым способом растрясти главенство Стражей, потонувшее в местной политике, а не в делах ордена. Первый Страж должен наконец-то узнать о плачевности ситуации не косвенно, через ленивых посыльных, а от одного из главных свидетелей всех этих событий.

— Если ты действительно ищешь способ победы над Корифеем, тебе следует лично отправиться в Вейсхаупт. Я могу послать с тобой письмо, чтобы тебя выслушали, невзирая на твоё бегство, — предложил Логэйн, считая, что магу уж точно под силу разобраться в древних архивах Серых Стражей, раз он учёный, даже знающий старый тевене.

Безумец готов был принять предложение Стража и с удовольствием бы покопался в архивах Вейсхаупта — главном кладезе знаний нового мира. Возможно, узнал бы больше не только о скверне, но и о событиях Первого Мора, о падении его родной Империи, даже о вымирании грифонов — прекрасных, величественных и верных созданий. Однако слишком много препятствий отделяло его от столь желанных знаний, и время было одним из них.

— Сколько у меня уйдёт времени на путь и поиск в архивах, за идеальным порядком и номенклатурой которых уже давно, видимо, не следят?

— Много. Годы, — уловив мысль, был вынужден согласиться Логэйн.

Безумец только горько улыбнулся и невольно вновь потёр перебинтованную руку, почувствовав фантомные боли. Годы. Если мир ещё кое-как может столько ждать, то вот он точно — нет.

Значит, придётся придумать что-то самому…

Глава 33. Измерение Завесы

В последующие дни имение Амеллов вернулось к тишине последних лет. Двое знакомых Гаррета отбыли обратно в Скайхолд дальше геройствовать, а оставшимся составом уже не было смысла собираться. Тем более и магистр, нагостившись, изъявил желание уже в скором времени покинуть угрюмый город и отправиться дальше. Однако в один день на пороге дома оказался ещё один необычный посетитель к величайшему неудовольствию хозяина.

— Такими темпами мой дом скоро станет проходным двором! — бурчал Хоук. — Ну говори, что вашей Инквизиции такого от меня понадобилось, что ты проделала весь этот путь лично?

Гневная тирада Защитника сейчас была направлена на стоящую у входной двери женщину, спрятавшуюся в тёмном плаще. Отчасти за этим плащом она пряталась от дождливой непогоды скалистого города, а отчасти чтобы скрыть себя. Лелиана могла ходить слишком быстро, незаметно и тихо — каждый шаг её был бесшумен, а полы плаща ни разу не шелохнулись, — чтобы быть незаметной в любой толпе. Хоука даже удивило, что женщина решила на этот раз воспользоваться дверью, а не проникнуть в дом тёмной тенью.

— Я прибыла в Киркволл, в первую очередь, по делам Инквизиции. А твой дом я посетила, когда узнала о личности твоего гостя.

Лелиана говорила холодно, в своей привычной манере, но при этом Гаррет заметил изменение в тоне её голоса в более дружественную сторону. В отличие от того раза, когда Соловей прибывала в Киркволл с проверкой и предложением Владычице Церкви уехать из с каждым годом всё более неспокойного города, сейчас она не строила из себя образ таинственной и недостижимой Левой Руки. Это давало Хоуку уверенность, что появление этой женщины не обернётся для него новыми проблемами.

— Да кому ты рассказываешь?! Ты из своего курятника и носа не казала, а тут вдруг решила заявиться лично в город, в котором — ой, как удачно — засел магистр.

Лелиане точно не понравилось, как пренебрежительно обозвали крышу ротонды замка Скайхолда, под которой она организовала дом своим пернатым помощникам, однако упрекать Гаррета Канцлер не стала. Не тот перед ней человек, которого бы можно было призвать к менее экспрессивному тону.

— Ты можешь организовать нам встречу в своём доме без посторонних лиц? — без лишних прелюдий перешла Лелиана к сути.

— Ага, впусти я тебя, а за тобой ещё толпа храмовников ввалится?!

— Вместе со мной в Киркволл не прибыло ни одного отряда храмовников, в ином случае, думаю, капитан Авелин тебя об этом в первую очередь бы известила.

Канцлер сняла с себя плащ и передала на хранение прибежавшей служанке, тем самым позволив хозяину дома на себя взглянуть и убедиться, что не было в её планах опасных намерений. Заодно взглянуть и тому, встречи с которым она ожидает. Лелиана была уверена, что магистр уже знал о её появлении и решил сам оценить обстановку (возможно, уже проверил и отсутствие оцепления вокруг дома), поскольку услышала где-то неподалёку хлопанье вороних крыльев.

Хоук хмурился, но в конце концов решил опасного убийцу впустить, видимо, тоже услышав звук крыльев. Он расценил по-своему: если сновидец всё ещё где-то поблизости, а не сбежал, значит, он не увидел в появлении Канцлера непременную опасность.

Гаррет дал согласие и взмахом руки приказал гостье следовать за служанкой, а сам поплёлся замыкающим: повернуться спиной к профессиональному барду он не осмелился. На тот момент, когда они оба оказались в главном зале, магистр, стоя в проходе, ведущем в библиотеку, их уже ожидал. При виде нужного ей человека Лелиана точно порадовалась, оценила, убедилась, что с прошлой их встречи он совсем не изменился. Впрочем, и она не изменилась: всё так же до паранойи обвешанная смертоносным оружием. Обменявшись вежливыми приветствиями, тем самым они оба дали согласие на беседу.

— Так же, Хоук, пользуясь случаем, я должна сообщить, что Инквизиция так и не получила от тебя отчёта. Через Варрика ты его тоже не передал.

— А с чего я его должен вообще писать? Вам и без меня уже всё, что надо, известно.

— Однако у нас всё ещё нет подробного описания событий, которых ты был участник, начиная с нападения кунари вблизи Амарантайна и вплоть до твоего возвращения в Киркволл.

— Вон ещё один участник, — указал Гаррет на хромого мага. — Его и припахай к этой вашей писанине. Он только порадуется лишнему шансу поумничать.

— Обязательно попрошу. Но Безумец имеет право нам отказать, так как не ведёт дел с Инквизицией. Ты же, Хоук, в момент похищения находился под командованием Кассандры, поэтому хотя бы ей, как командиру, ты должен отчитаться.

— Если ей надо, пускай сама сюда является и записывает! — Хоук упрямо не хотел заниматься писательством.

Но Лелиана тоже не хотела отступать.

— Хорошо, мессир Хоук, вы были услышаны. Я сообщу Кассандре Пентагаст о вашем любезном приглашении погостить в вашем доме. Уверена, она с удовольствием примет ваше приглашение и прибудет сразу же, как только освободится.

Защитник пуще ощетинился как от столь издевательского официоза, так и от очевидного намёка, что так просто от него не отстанут.

— Ладно-ладно, — вскинул руками мужчина. — Ещё храмовников мне тут не хватало. Щас напишу. Эй, ты, усыпи её своей болтовнёй, как умеешь. Мне нужно время, — напоследок обратившись к магистру, стоящему в стороне, Хоук гневно потопал в свою комнату.

— Я подожду. Твоя спешка не пойдёт отчёту на пользу, — успокоила его Лелиана.

— Не надо мне тут одолжений делать! — это последнее, что они слышали, перед тем, как дверь в кабинет хозяина дома с грохотом закрылась.

Когда два человека, оставшиеся в зале, переглянулись между собой, то заметили улыбки на лицах друг друга и поняли, что им одинаково весело дразнить вспыльчивого Защитника, а поэтому уже сдержано, но искренне посмеялись. После же Безумец предложил проследовать за ним в библиотеку, которую Гаррет не скупился отдать ему полностью в личное пользование на время проживания.

Их последняя встреча прошла мирно, поэтому сегодня гнетущей напряжённости, как раньше, не ощущалось. Они оба умные, хорошо воспитанные люди, так что прежде чем хвататься за оружие, предпочтут договориться в случае появления разногласий. Однако не скажешь, что они могли сесть и непринуждённо заговорить, как старые друзья. С их последней встречи прошло достаточно времени, чтобы каждому из них поменяться. И он мог начать симпатизировать задумке Корифея, и она могла признать, что перед ней монстр-малефикар, с которым разговор короткий: усмирение. Необязательно это случится, но шанс был велик. Именно поэтому, когда скрылись в комнате от посторонних глаз и ушей, они ещё какое-то время молча друг на друга поглядывали, вежливо позволяя привыкнуть. Лелиана хотела убедиться в правдивости полученной от Варрика характеристики, а Безумец желал подтвердить слова своего юного агента, что за всё это время Совет, в частности Канцлер, не делал каких-то радикальных заявлений о втором магистре.

Когда их молчание переходило из момента вежливости в гнетущую тяжесть, Безумец решил его нарушить, пригласив собеседницу поучаствовать в чаепитии. Им он, собственно, и занимался, и попутно на рабочем столе продолжал возиться с расшифровкой дневников, пока его не потревожило неожиданное появление Канцлера. Лелиана дала согласие, поскольку не собиралась устраивать из сегодняшней встречи какой-либо пугающий допрос, и заодно едва сдержала улыбку. Её позабавило, что что-то подобное уже было в прошлый раз. Да даже похожий свёрток с конфетами, накупленными мужчиной, сейчас лежал на столе. Если сновидец в чём-то и изменился, пока был на севере, то точно не в своей любви к сладостям, и это успокаивало.

— Позвольте выразить вам, Лелиана, моё восхищение из-за успехов Инквизиции в кампании против нашего общего врага, — вскоре Безумец уже решил и заговорить. Заодно словосочетанием «наш общий враг» он сам дал ей понять, что, действительно, многого с момента их последней встречи в его взглядах не изменилось. — Если вспомнить, с чего всё началось и что ваша организация так и не смогла найти себе достойного лидера, который бы стал символом вашей борьбы, вы точно совершили невозможное.

— Благодарю, Безумец. Только это наши общие заслуги, — подправила его Лелиана, чтобы магистр не принижал старания остальных участников Совета. Она же не Инквизитор, чтобы её заслуги рассматривать отдельно.

— Однако без хорошо организованной агентуры и в её главе лица, знающего, что творится в мире в любой момент времени, успехи остальных не имели бы смысла, — не согласился Безумец, считая, что Тайная Канцелярия — это важнейший орган в любой организации и государстве. Без работы шпионов все дипломаты и военные будут буквально ослеплены и не способны к правильному и своевременному реагированию.

Лелиана кивком приняла его слова, не стала больше спорить или обвинять в лести. Если он так считает — его право. Он имеет право на своё мнение, как любой другой человек.

Действительно, человек. Умный человек. Не монстр.

— Позвольте и мне отметить последствия ваших действий. Не знаю, что вы сказали королю Алистеру при встрече, но вы смогли его убедить.

— Он согласился принять магов на службу? — приятно удивился Безумец в здравомыслии хоть одних правителей.

— Более того: в столице эта практика уже введена и дала результат. Ныне, по оценке наших чародеев, Денериму не грозит повторное появление разрывов, как и уменьшен риск возникновения иных магических аномалий или одержимых. Несмотря на противников этой идеи Алистер решил внедрить подобное в других крупных городах как минимум Амарантайне и Хейевере.

— Противники представляют опасность?

— На данный момент — нет. В основном это ворчащие жрицы Церкви и отдельные граждане, радикально настроенные против магов. Но даже они ещё помнят разрыв, из-за которого Денерим только чудом не пал. Можно сказать, что об этом помнят и за пределами Ферелдена, потому что за действиями Алистера внимательно наблюдают остальные правители. Неварра уже просила нас прислать чародеев для обучения её магов той же работе, предположительно, для защиты Камберленда — ближайшего к Бреши крупного её города.

Лелиана пока не знала, есть ли у такой добровольной службы магов потенциал закрепиться в южном обществе, поэтому не могла сказать, зачинщик всего этого лишь хромой источник проблем или всё-таки моровый гений. Но она не могла не признать влияние Безумца, которое он, сам того не предполагая, оказал. А уж чем это обернётся, покажет время.

Хозяину Якоря было приятно это услышать. Пока, и правда, судить сложно, сможет ли церковный мир ужиться с новыми правилами, но шанс есть хоть какой-то, а это, несомненно, лучше пустого бездействия магов, при котором бы всем захотелось вернуть Круги.

— Какова на данный момент ситуация с разрывами?

— Я бы сказала: пока стабильная. Нашими магами разработаны методы замедления процессов образования новых разрывов. Благодаря чему ни в одном крупном городе их появление не зафиксировано. Были случаи появления вблизи небольших населённых пунктов, жители некоторых были вынуждены переехать, но большей угрозы они не представляют. А Недремлющее море пока замедляет их дальнейшее распространение на север — основной эпицентр остаётся на территориях Ферелдена и Орлея, — поделилась Лелиана даже хорошими новостями. — Но проблема не решена, и в ближайшем будущем ситуация обязательно ухудшится. Нам нужен Якорь, Безумец.

— Поэтому я и здесь.

— Значит, вы согласны с нами сотрудничать? — удивилась Канцлер. Она была готова читать нотации этому твердолобому магу о том, как важно успокоить Брешь, но, как оказалось, ныне этого уже не понадобилось.

— Я согласен сотрудничать как независимое стороннее лицо лично с вами, Лелиана.

— И с чем связана такая ваша избирательность, Безумец? — не позволила Левая Рука обмануться на такую сговорчивость, правильно заподозрив неладное.

— Как минимум вы приятный собеседник, леди Соловей, способный слушать, — Безумец обезоруживающе улыбнулся, никак не выдавая, что у него может быть других причин стремиться общества конкретно Канцлера.

Лелиана точно хотела вздохнуть, потому что этот чудной человек не перестаёт её удивлять. Вместе с тем ей хотелось возмутиться: вот почему он не может просто вступить в Инквизицию, и больше не рисковать сам, и её не нервировать своим бродяжничеством? Вот почему он так упрямым бронто упёрся в пустые угрозы Кассандры, о которых даже она сама уже не вспоминает, кажется, за год свыкнувшись с существованием второго магистра, которого не надо так же ненавидеть, как Корифея.

С другой стороны, уж лучше так, и она согласится быть посредником между магистром и Инквизицией, чем своим отказом заставит его снова уйти в подполье. Всё-таки даже такое сотрудничество — уже прогресс по сравнению с их последней встречей, когда он даже слышать не желал о чём-то подобном.

— Лелиана, не могли бы вы мне предоставить список мест, в которых обнаружен открывшийся разрыв? Разумеется, в ваших интересах выбрать те, которые следует ликвидировать в первую очередь.

— Вы хотите заняться их закрытием?

— Именно.

— Но и не только? — заподозрила Канцлер подводные камни его желания. Магистр точно что-то задумал: не стал бы он просто так браться за дело, которое приносит ему боль и лишний раз тревожит аномалию, даже если это дело спасёт чьи-нибудь жизни.

— Несомненно. Я хочу исследовать процессы Якоря. Лучше всего это сделать во время использования его уже проверенным и безопасным способом — при закрытии разрыва.

Вот в то, что мужчина решил там что-то поизучать, ей уже гораздо охотней верилось.

— Если не секрет, что на этот раз вы хотите узнать?

— Всё, что угодно. Насколько я вижу, планируя закрыть Брешь, вы рассчитываете на способ, который помог её успокоить. Но что если этого недостаточно? Хотелось бы об этом узнать заранее, а не в последний момент, ведь у нас, вероятно, один шанс.

Совет боялся, что Безумец, лично увидев, чем стала его империя, проникнется идеями столь же разочаровавшегося в потомках Старшего. Однако Лелиана теперь видела, что сновидцу невольное путешествие на родину, наоборот, пошло на пользу — вон сам вернулся на юг и теперь взялся за тщательную подготовку к ритуалу. Главное, что бы его энтузиазм не прошёл, и он не передумал, потому что было принято решение провести этот ритуал только тогда, когда будет найден способ победы над Корифеем. До того самого момента что-либо залатывать бессмысленно, поскольку ходячий кусок лириума может ещё что-нибудь подорвать.

— Хорошо. Я составлю список наиболее важных для нас мест. И я рассчитываю на вашу благоразумность, Безумец, — напоследок строго произнесла Канцлер, чтобы магистр действительно просто закрыл разрывы, а не устроил где-нибудь ещё один Конклав.

— Весьма глупо было бы с моей стороны подобную благоразумность не проявить, поскольку любая ошибка будет стоить жизни в первую очередь мне, — заверил её сновидец, что отдаёт отчёт своим действиям.

Безумец не стал говорить встречное условие, что надеется не обнаружить по прибытию на названные места ловушку. Это говорит не о его доверии, а об уверенности в благоразумии Канцлера. Соловей слишком умна, чтобы портить отношения со столь важным союзником ради призрачного шанса поймать его таким глупым способом. Если ловушка всё-таки обнаружится, то мужчина явно будет разочарован.

Мужчина мог и в дальнейшем поддерживать разговор, но сейчас он замолчал и сам, серьёзно глянув на женщину. За недолгое время их сегодняшней встречи маг заметил, что Соловей была как будто сама не своя: слишком молчалива и задумчива. Вроде она с ним и разговаривает, а вроде её мысли заняты чем-то другим, личным. Безумец в конце концов догадался: что-то её беспокоило настолько сильно, что даже маска беспристрастного шпиона не могла удержаться на её лице. Она вела себя как тогда, когда они встретились после событий в Убежище, под наспех сооружённым навесом: смотрела прямо на него, не отводила взгляд, пыталась следовать своему пугающему образу, но при этом в её глазах читалась некая отстранённость, а рука так предательски тянулась к памятному кинжалу.

— Насколько я могу видеть, Лелиана, вы решили встретиться со мной сегодня с какой-то определённой целью, размышлениями о которой на данный момент вы увлечены больше, чем беседой. Но раз этой целью вы так и не желаете со мной поделиться, может, нам стоит завершить нашу встречу? — сказал Безумец.

Мужчине и самому не хотелось переходить на грубый тон, поскольку он был очень даже заинтригован столь тяжёлыми раздумьями Соловья. Очевидно, далеко не каждая проблема способна так захватить внимание профессионального убийцы. Только вот Лелиана могла как думать о какой-то просьбе, о которой хотела попросить его, магистра, едва-едва заслуживающего доверия, так и собираться с силами, чтобы подавить остатки совести, разрушить хрупкое доверие между ними и позвать спрятавшееся неподалёку подкрепление, которое скрутит беглеца против его воли. Или сделать это самой — маг не думал недооценивать опасность барда, который в отличие от солдафонов-храмовников неуловим. Безумец не мог знать, что именно в голове этого не менее непредсказуемого, чем он сам, человека, поэтому предпочёл завершить встречу и не рисковать, пока Канцлер пребывает в сомнениях.

— А вы как всегда наблюдательны, — усмехнулась Лелиана.

Не нравилось Левой руке, когда её образ страшного Канцлера пытались изучить или понять, буквально лезли в душу. В её случае это даже смертельно опасно. Однако Соловей сейчас не видела смысла злиться на своего собеседника: он просто заметил очевидное. Надо было ей быть осторожнее… Хотя, может, сейчас это даже и к лучшему. Его слова подтолкнули её к действию: если решилась, то надо говорить, если нет — уходить, поскольку бессмысленно сидеть и терзать себя непозволительными сомнениями тем более при опасном свидетеле.

— Вы правы, Безумец. Я настаивала на встречу с целью получить от вас консультацию, — смирившись, что уже поздно отступать, Лелиана вернулась к деловому тону.

— Я вас слушаю, — сам по-деловому скупо кивнул мужчина.

— Нам известно, что среди магистров древнего Тевинтера было немало страдающих лириумной зависимостью, которая не одобрялась. Предположительно, этот вид зависимости подвергся тщательному изучению, и были разработаны эффективные способы избавления от неё. Вы можете это подтвердить?

— Подтверждаю. И «не одобрялось» — это ещё очень мягкая интерпретация. Лириумная зависимость в запущенных стадиях неисправимо поражала кровь, вызывала чудовищные мутации, которые могли проявиться в дальнейшем ещё у не одного поколения потомков, приводя к вырождению целых семей некогда сильных сомниари, из-за чего с ней старались бороться на законодательном уровне не меньше, чем с кровосмешением. Бороться и в том числе лечением тех зависимых, кого ещё можно было спасти.

— В таком случае вы можете проконсультировать Инквизицию, в моём лице, об известных вам способах лечения и реабилитации? — озвучила, наконец, Лелиана свою просьбу и теперь испытующе стала смотреть на мага. Очевидно, она рассчитывала не выдавать больших подробностей.

— Должен предупредить, что я не являюсь компетентным целителем, следовательно, любые мои слова будут нести исключительно рекомендационный характер и ни в коем случае не являться назначенной лечебной терапией, в особенности в области применения созидательной магии.

— Нам будет достаточно того, о чём вы согласны нам рассказать, — успокоила Лелиана, что никто не собирается вешать на него ещё и медицинскую ответственность.

— Хорошо. В таком случае вы предоставите мне больших подробностей по вашему случаю? — непринуждённо спросил Безумец, якобы даже не заметив сильное желание собеседницы сохранить тайну.

— Они вам на самом деле нужны? — нехотя отозвалась Соловей, всё ещё рассчитывая, что он может дать ответ и так.

— Разумеется. Мои слова могут разительно отличаться даже в зависимости от того, кем является неизвестный: маг или сопорати.

К словам Безумца невозможно было придраться. Действительно, маги имеют меньшую сопротивляемость к воздействию лириума, а значит, они намного раньше впадут в неизлечимую зависимость. Вот и Соловью нехотя до скрежета зубов пришлось это признать.

А может, просто уйти и не рисковать секретами Инквизиции? Нет! Левая рука никогда не могла позволить себе отступить, если у неё есть шанс помочь её хорошему знакомому и просто необходимому человеку для их общего дела.

— Тот человек, о ком мы говорим, является храмовником. Вы могли не знать — официально, способности противостоять магам храмовники приобретают благодаря постоянному употреблению лириума. А раз вся легальная торговля лириумом находилась в ведении Церкви, то неофициально, она использовала их зависимость, чтобы полностью контролировать Орден, — любезно предоставила Лелиана краткий экскурс гостю из прошлого.

— Предполагаю, что тот храмовник решил отказаться от употребления лириума, что привело к болезненной реакции тела.

— Именно так.

— А разве Церковь не скопила достаточно сведений о лечении, если веками под её контролем находились зависимые солдаты? — искренне недоумевал мужчина, зачем надо было искать его.

— Сведения очень поверхностные. У Церкви не было необходимости проводить исследования в этом направлении: все храмовники до конца своей службы исправно получали необходимое количество лириума.

— А те, кто ушёл из ордена по тем или иным причинам? — спросил было Безумец, но договорить не успел, как сам понял, что в ответе он не нуждается.

Конечно же, отставных храмовников бросали на произвол судьбы.

С новыми подробностями Безумцу стало по-настоящему интересно. Лелиана так переживает за состояние этого неизвестного храмовника, что только ради него и пришла поговорить с древнетевинтерским магистром. Кто он? Точно не обычный рядовой участник Инквизиции, поскольку профессия женщины научила её хладнокровно относиться к смертям своих подчинённых, считать, что незаменимых агентов не существует. Друг? Навряд ли: Канцлер нелюдима. Любовник? К счастью для мага, точно нет: женщина и поныне хранит память о хозяине кинжала, что висит у неё на поясе. Значит, коллега, важнейший для Инквизиции участник. Тогда Безумец и догадался, как раз ссылаясь на слова своего агента по ситуации в Скайхолде.

В принципе, тех сведений, что мужчина получил, уже было достаточно, чтобы дать ей пару рецептов настоек, которые маг хранил в голове хотя бы на тот случай, если он сам не рассчитает концентрацию лириумного зелья и сляжет с передозировкой. После чего можно было поскорее выпроводить опасную собеседницу. Однако сейчас Безумец уже не мог всё бросить на полпути. Если вынудить Соловья признаться, кто этот человек и насколько ей важно получить действенную помощь для него, то, значит, и он может просить взамен куда более стоящую оплату, чем пару золотых за свою болтовню. А магистру как раз были нужны услуги неусыпного Канцлера.

— Я всё ещё не назову указанные сведения достаточными. Поскольку данный неизвестный храмовник является вашим хорошим знакомым, то вы можете рассказать больше о его состоянии, чтобы в моём распоряжении был более полный его анамнез болезни.

Ожидаемо, Лелиана не пришла в восторг, получив от собеседника не помощь, а требование ещё больших подробностей.

— Откуда вам известно, что он мой «хороший знакомый»? — не могла не спросить женщина, однако в тот момент на её губах промелькнула улыбка, оставшаяся магистром незамеченной. Улыбка человека, знающего ответ.

— Вы Тайный Канцлер. Для вас подчинённые — лишь разменные монеты в борьбе за секретную информацию. Поэтому я не поверю, что вы решились встретиться со мной ради помощи едва вам знакомому человеку, — Безумец не растерялся от подмеченной сенешалем оговорки, а весьма непринуждённо ответил.

— И вы вместо того, что бы оказать помощь, стремитесь заполучить секреты организации, с которой согласились сотрудничать только косвенно.

В тот момент в её голове промелькнула мысль, что она всё-таки зря всё это задумала и лучше просто встать и уйти. Только теперь уйти, не потому что она сомневалась, а потому что не было ни желания, ни настроения иметь дел с всё-таки настоящим подлым тевинтерским магистром, которых не зря никто на юге не любит…

— Я проявляю заинтересованность к вашей проблеме, хочу оказать помощь комплексно. Мне непонятно ваше возмущение. Если пациент отказывает в сотрудничестве, утаивает или, ещё хуже, фальсифицирует сведения о себе, большая вероятность, что в эпикризе целитель допустит ошибку, что в дальнейшем скажется на правильности лечения, — словно почувствовав, настроение женщины, Безумец продолжил изъясняться.

— Вы же сказали, что не являетесь лекарем, — не могла не заметить Лелиана, которой не нравилось, что вроде-бы-не-лекарь уже во второй раз использует какие-то профессиональные словечки древнетевинтерских целителей.

— Однако это не должно являться оправданием для пренебрежения медицинской этикой. Тем более я заинтересован дать более точную консультацию, поскольку в случае ошибки Инквизиция обвинит меня в умышленном причинении вреда вашему агенту.

— Я же говорила, что освобождаю вас от ответственности.

Но Безумец не стал прислушиваться к словам Канцлера. Люди всегда запоминают зло и ошибки других охотней, чем добро. Магу хотелось выудить из такой ситуации не только выгоду в виде услуги Канцлера в оплату на свою услугу, но ещё один повод дать понять Инквизиции (хотя бы в лице одного советники) о своей лояльности, чтоб не прибегали тут разные Искатели и не грозили ему, твари-малефикару, усмирением в благодарность. А последнее обязательно случится, если он допустит ошибку, о которой даже предупреждал.

Кажется, их беседа ещё чуть-чуть и зайдёт в тупик. Они оба были в общем-то правы, и могли настаивать на своём до последнего. Только ни к чему хорошему это не приведёт. К счастью, Лелиана всё же решила проявить уступчивость, подыграть магистру. Всё равно, если ничего не получится сделать, вероятно, уже скоро придётся Совету делать заявление, что у Инквизиции новый командующий, и новость о плохом самочувствии предыдущего уже не будет секретом. Зато сейчас она может дать шанс сновидцу доказать свою лояльность, раз он сам загорелся этим желанием.

— Всё, что вы сейчас услышите, не подлежит огласке. Надеюсь, вы это понимаете, — вдруг, словно лезвием ножа, резанули тишину слова Канцлера, а её ледяной взгляд впился в невпечатляющий силуэт собеседника.

Это нельзя назвать показухой, поскольку некогда сестра Церкви умеет быть беспощадной, в особенности с врагами. На самом деле даже Безумец проникся этим взглядом, в очередной раз лишь убеждаясь, сколь же ему неприятно общество всех этим непредсказуемых молниеносных убийц. Только то, что Лелиана является ценным союзником, а также приятным (в плане соблюдения вежливости и манер) собеседником, не давало носителю метки полностью отказать от встреч с ней.

— Понимаю. Мне известно, как нужно обращаться с конфиденциальной информацией и каково наказание за её разглашение, — серьёзно кивнул мужчина и абсолютно не соврал.

Как ученик Жреца Думата, которого готовили в качестве преемника, он знал множество ритуалов, их не самые приятные особенности, так же ему была известна подноготная Звёздного Синода. Знал, но посторонним никогда не передавал этих секретов, за что новый состав Синода его, невежественного неверующего, терпел, но охотно держал при себе. Было бы крайне глупо со стороны жрецов разбрасываться такими магами, которые знают все неудобные секреты жречества, могут оказать им помощь во время обрядов и ритуалов, при этом настолько безучастны в политической жизни Империи, что их буквально можно не опасаться.

Вот и Лелиана не нашла повода ему не верить.

— В таком случае, слушайте. Речь идёт о нашем командоре — Каллене Резерфорде. После небезызвестных вам событий в Убежище он стал одним из первых храмовников, кто решился на полный отказ от лириума. Не буду скрывать, это далось ему тяжело, но он стойко держался и справлялся со всеми своими обязанностями. Но с недавнего времени его состояние резко ухудшилось, он слёг и почти не приходит в себя, большую часть времени проводя в бреду. И мы не можем сказать почему и нас это пугает. В том числе если вскоре ему не станет лучше, операцию, которую он очень долго планировал и организовывал, придётся проводить без него.

Когда Канцлер закончила, она поверила в желание собеседника оказать комплексную помощь, поскольку настолько серьёзным она этого магистра ещё не видела. Он буквально слушал каждое её слово и всё обдумывал.

— Зачем вы позволили своим храмовникам пойти на это, тем более вашему командиру?

— В Убежище многие из них столкнулись со своими бывшими сослуживцами, поражёнными красным лириумом. Думаю, вы должны понимать, Безумец, как подобное могло на них повлиять. Мы просто не могли заставлять их и дальше насильно вводить в себя то, благодаря чему Корифей превратил их знакомых в чудовищ и подчинил. Также Каллен хотел стать примером для остальных, показать, что лириумная зависимость — не повод храмовникам отказываться от возвращения к обычной жизни.

— Действительно, достойное стремление, — согласился Безумец, считая, что раз маги получили шанс на обычную жизнь, то почему бы этого шанса лишать храмовников. Разумеется, он имел в виду только тех церковных псов, которые искренне отказались от ненависти по отношению к магам и захотели вернуться именно к обычной жизни. — Однако меня ничуть не удивляет, что ничего у командора не получилось.

В словах Безумца не было насмешки. Он озвучил очевидное, потому что в его понимании такая неаккуратная процедура освобождения от оков лириума, даже без применения укрепляющих зелий, спасающих от опасных осложнений ослабленного организма, изначально была обречена на проблемы.

— Можно ли считать, что теперь вы способны оказать помощь? — так же не увидев в словах мужчины потеху, Лелиана почти позволила себе обрадоваться, предполагая, что магистр, поняв, какая главная проблема их задумки, уже может подсказать, как это исправить.

— Нет. Даже сейчас ваши слова ситуацию не прояснили. Я могу лишь сказать, что нынешнее состояние вашего храмовника весьма ожидаемо. Ненормированная работа, усталость и общее постоянное состояние стресса без, насколько я вижу, какой-либо целительной помощи для истощающегося тела — всё это закономерно привело к ухудшению состояния. Но даже сейчас мне необходимо знать степень поражения прежде, чем делать окончательные выводы. Возможно, это просто истощённость, а, возможно, отсутствие своевременного и квалифицированного лечения привело к куда более опасному или вовсе необратимому поражению.

— Это значит… вы отказываетесь? — даже Канцлер потеряла мысль из-за слишком уж расплывчатой речи собеседника.

— Это значит, что мне необходимо увидеть вашего храмовника.

Удивилась ли Канцлер от того, к чему пришёл их разговор? И это ещё мягко сказано. Неужели он этого добивался изначально своими ужимками? Зачем? Что этому магу нужно?

— Вы, господин Безумец, изображаете из себя жертву, несправедливо клеймённую из-за происхождения. Отказываетесь сотрудничать со всей Инквизицией, выказываете недоверие. Но при этом на просьбу о помощи, буквально мой жест доверия к вам, вы не готовы откликнуться без ухищрений, тем самым доказывая, что не заслуживаете даже такого доверия, — вот теперь Левая Рука уже разозлилась.

Сейчас на плечах советников висит и так слишком много проблем и обязанностей, и, конечно же, женщина не имела никакого желания возиться ещё и с этим магистром. Не хочет помогать — так бы сразу и сказал, и она бы, не тратя времени, ушла. Но нет, он начал строить из себя невесть что. О сотрудничестве запел, о помощи, а на деле — одна лишь ложь. И пусть эта ложь была Лелиане знакома, но сегодня ей было не до Игры и её производных — она пришла сюда в поисках помощи соратнику.

— В моих словах не было лжи. А ваше недоверие, леди Лелиана, когда вы сами являетесь инициатором нашей встречи и просьбы о помощи, меня искренне оскорбляет, — скрывая беспокойство из-за гнева Канцлера, Безумец сам ответил с грубостью, словно его, действительно, возмущает, что это к нему обратились за помощью, а потом ещё и его же обвиняют за слишком уж полную отдачу.

— То есть вы готовы прибыть в Скайхолд? — неизвестно, раскусила ли Соловей неискренность магистра или решила дать ему последний шанс её не разочаровать, но сейчас она спросила серьёзно, ожидая того же взамен.

— Неофициально, для встречи с вами, чтобы вы отвели меня к вашему храмовнику — да, — и сновидец её не разочаровал. К тону его ответа просто невозможно было придраться.

Получив подтверждение, чтособеседник всё ещё настроен на деловой разговор, Лелиана забыла о былой злости на хитреца и посчитала, что предложение магистра очень даже заманчиво. Его появления в Скайхолде она совсем не боялась — попросту бессмысленно вспоминать о безопасности, когда речь идёт о человеке, способном в облике мелкого неприметного животного проникнуть буквально куда угодно. Если бы он хотел навредить сердцу Инквизиции, то запросто мог бы это сделать: не заставлять же солдат отстреливать всех птиц, проживающих в замке, а любые защиты, возведённые магами, он, опытный сомниари, обойдёт. Собственно, это и делало идею сотрудничества, а не вражды с магистром ещё более заманчивой. Даже если бы он хотел навредить ордену, лишив его самого недееспособного советника, то едва ли бы смог. Гибель командора не станет для Инквизиции роковой — то, что в этом случае Кассандра станет ему заменой, было обговорено уже давно. Да и если уж пошёл такой разговор, то перед ним сидит ещё один советник, на плечах которого весь шпионаж, поэтому его потеря была бы куда более ощутима.

Но никто ни на кого сейчас не покушался.

Вероятно, весь этот расклад понимал и Безумец, как и знал, что сейчас Скайхолд поредел из-за отбытия многих участников операции в Западный предел, поэтому и был столь спокоен, когда согласился прибыть на территорию всё ещё несоюзной для него организации. И у них не было причин опасаться его появления, и он мог избежать встречи с недружественными к нему личностями. Так что Лелиана решила не забивать этими лишними беспокойствами себе голову, задавшись куда более важным вопросом: с чего в малефикаре проснулась такая самоотдача.

— Пусть встреча на вашей территории закрепит нашу договорённость о сотрудничестве, станет доказательством лояльности как с вашей, так и с моей стороны, — словно чувствуя следующий вопрос, произнёс Безумец.

Лелиану хоть и позабавила важность, с которой он это сказал, будто только у него есть причины не доверять, а не наоборот, но она, в общем-то, с ним согласилась. Если всё пройдёт гладко, то Инквизиция вернёт себе командира, она убедится, что не зря изначально дала шанс этому человеку несмотря на его происхождение, а магистр, может, хоть наконец-то успокоится и убедится, что у Совета есть дела и поважнее, чем спать и видеть, как бы его усмирить.

— И вы же не скажете, что это единственная причина столь неожиданной самоотдачи с вашей стороны на мою изначальную просьбу о консультации? — поспешила уточнить женщина, не веря в альтруизм малефикара. Как можно верить в то, что не существует априори?

— Вы правы, не скажу, — кивнул носитель метки. — Взамен я желаю получить от вас ответную услугу, Канцлер.

— Я слушаю, — даже заинтересованно произнесла Лелиана.

— Субъект моего интереса — командир венатори — магистресса Кальперния. Мне необходимо, чтобы вы предоставили как можно более полные сведения о всевозможных делах, которые венатори и в частности сам Сетий проводят без её ведения или с умышленным утаиванием, — озвучил Безумец и желанную плату, и, собственно, причину его сегодняшней особой заинтересованности. — И вы верно подметили о моём желании оказать вам комплексную помощь, поскольку именно той же самоотдачи я и буду ожидать от вас. Следовательно, ваше бездействие с последующим отчётом об отсутствии результата я не приму.

Озвученная магистром плата Канцлера даже успокоила, стала объяснением всех его сегодняшних ужимок. Мужчина правильно рассчитал: запрошенную услугу он бы не получил, поскольку простая консультация столько не стоит. Зато вот сейчас Соловей едва ли могла с ним вести торг. Такая точная расчётливость женщину приятно поразила — он ведь не мог знать, с какой целью она пришла сегодня (и что вообще придёт), а значит, всё это он просчитал на ходу.

Хотя настойчивость в получении удобоваримого результата её удивила ещё больше. Зачем ему сведения о командире венатори, о фанатично преданной названному богу магессе?

— Вы действительно уверены, что Корифей может что-то скрывать от собственных командиров?

Безумец дал утвердительный ответ с полной уверенностью, что, если хорошо поискать, соответствующая информация найдётся. Появление тех юных наглых магов в последнюю ночь, которую он провёл в родном городе, убедило хромого мага, что существует слишком уж много недовольных, которым не нравится находиться под командованием бывшей рабыни. Очень странно, что Старший не пресекает это неподчинение. Так же у мужчины сложилось впечатление, что их лидер нарочно держит магессу подальше от дел организации: уже около года она занята чем угодно, но только не своими обязанностями, а он даже ничего не предпринял, продолжая терпеть её очевидный провал в попытках добиться лояльности от второго древнего магистра. Такие выводы Безумца не удивляли: Сетий никогда не был добрым дядюшкой, радеющим за талантливых магов. Он интриган не больше и не меньше. И если скверна его в этом плане изменила, то точно не в сторону необъятной доброты. Так что сомниари уж совсем не удивится, если Канцлер найдёт доказательство, что у такого покровительства есть и свои причины.

— В таком случае я принимаю ваше предложение о помощи, господин Безумец, — убедившись, что у выдвинутого мужчиной условия были хоть какие-то основания, и не став требовать подробностей, деловито дала согласие Соловей. — Я подготовлю отчёт к вашему прибытию в Скайхолд.

— Рад, что мы пришли к консенсусу, леди Лелиана.

* * *

Сегодня оба мага-сновидца бродили по пустынным улицам древнего эльфийского города. Условно эльфийского, если быть точным. Обычно именно Солас, опираясь на свою память, создавал в Тени образы родной архитектуры Элвенана, однако потехи ради они решились поменяться ролями — и сегодня город создал именно Безумец. От того, что получилось, какой-нибудь долиец мог и скривиться, назвать это осквернением истинной архитектуры, но не Солас. Наоборот, названному отшельнику было интересно понаблюдать за этим смешением зодчества двух народов. Смешение являлось как бы проекцией того, каким тевинтерец представляет Элевенан, зная его архитектуру лишь косвенно. Конечно, представления человека будут отличаться от реальности, как и представления эльфа об исконно тевинтерской архитектуре. Так что когда будет очередь Волка создать собственное представление о Минратосе, получится что-то такое же недокаменное, недотравяное… с виселицами для рабов на каждой улице или иной стереотипной атрибутикой малефикаров севера.

И всё же на одно несоответствие Солас однажды указал.

— Не думаю, что элвен были так шумны при неспешной торговле.

Когда маги оказались на рынке этого небывалого города, начал раздаваться шум снующей толпы. Хотя они всё ещё оставались здесь только одни. Это явление связано с привычкой Безумца — хозяина данной проекции — ассоциировать шум голосов с городскими местами торговли, вот Тень любезно и вытянула эту ассоциацию из его головы и создала её. Солас несоответствие подметил, а сам невольно улыбнулся. Размышления о том, как было на самом деле, вгоняли его в воспоминания о том уже далёком и родном «самом деле».

— Элвен не познали снующей беспокойной толпы и криков зазывающих торговцев?

Безумец и сам улыбнулся, узнавая ещё чуть больше о ранней истории их родного континента, в которую он влюбился с детства. Но и замечание он принял, дал новые указания Тени, из-за чего голоса стихли и смешались с лёгким воем ветра, гуляющего по пустому каменному городу, обвитому лианами, и шелестом листьев.

— Если и познали, то только лишь отчасти. Когда жизнь не ограничена скоротечными днями, нет необходимости суетиться.

Не зря сновидцы опасаются слишком уж предаваться воспоминаниям в Тени. Стоило настроению Соласа измениться, а вместе с ним и его улыбке стать скорее скорбящей, чем воодушевлённой, так в окружение начали вмешиваться его воспоминания и исправлять иллюзии второго сновидца на то, как на самом деле выглядели города древней империи. Слишком уже сильно мужчина ушёл в мысли о старом мире и жизни, когда его Народ этим миром и жизнью владел, будучи бессмертным.

Безумец и почувствовал, и увидел изменения, которые породил второй маг, но ему оставалось лишь догадываться о причинах.

— Мне бы хотелось увидеть Тень в её древнем проявлении, — всё же Солас снизошёл до объяснений своих мыслей, когда заметил на себе изучающий взгляд.

— В эпоху Элвенана, когда Завеса имела иную природу? — уточнил Безумец, соглашаясь с мечтательностью собеседника. Учитывая, какие чудеса творили древние элвен, мужчине даже не хватало воображения, чтобы представить, как они бы могли ощущать магию и мир вокруг себя.

— «Иную природу»? — зная, что у его хорошего знакомого есть свой взгляд на многие вещи, Солас не мог не спросить.

— Это давняя позиция имперского учёного сообщества. Заклинания, которые удавалось найти в эльфийских книгах, не поддавались воспроизведению в первоначальном виде — лишь путём создания аналога. Способы работы с магией, которые описывали элвен, казались чьей-то фантазией, а не реальной практикой, поскольку никто не мог повторить тех же манипуляций с Тенью. Была выдвинута гипотеза, что ранее Завеса имела иную природу и незначительное влияние на магов, поскольку о ней самой никогда не встречалось упоминаний.

В тот момент древний эльф позволил себе какую-то даже слишком снисходительную улыбку, улыбку мудреца, который терпеливо слушал несмышлёных в силу юности детей. «Люди… Они никогда не узнают, насколько «иную природу» имел раньше мир», — подумал он тогда, ведь даже Безумец, большую часть своей жизни отдавший наукам, едва ли хоть вполовину приблизился к истинному пониманию.

— Возможно, тогда Завесы не было вообще. На искусственную природу наводит её излишняя покорность точно рукотворным артефактам — тому же Якорю. Контролировать природные явления: например, грозу или дождь — не могли даже элвен.

В тот момент Безумец остановился и даже удивлённо посмотрел на второго сновидца. Предположение Соласа ему показалось воистину интересным, но не меньше — безумным. Тевинтерским магистрам понадобились кровь тысяч эльфов и необъятное количество лириума, чтобы проделать в Завесе хотя бы брешь, то сколько же ушло сил у элвен, чтобы такой инородный объект, который стал неотъемлемой частью правил нового мира, создать? Впрочем, имперец не ушёл в отрицание, а даже, наоборот, увлёкся услышанным, пытаясь представить мир, в котором нет Завесы.

За возможность предложить что-то безумное для сегодняшнего мира и не получить осуждения, а, наоборот, искреннюю заинтересованность, они в том числе любили их встречи в Тени, беседы. Если Солас когда-нибудь и начинал задумываться, как он, настоящий чистокровный элвен, мог спутаться с тевинтерцем, вором, каковыми являются все люди, то быстро забывал о гордыне, стоит только увидеть горящие глаза, открытые для всего нового, второго мага. Мага, достойного уважения. Ведь этот человек, прожив жалких полвека, проявляет немалую и достойную мудрость, которой древний бог не набрался и за тысячелетия.

— Если допустить отсутствие явления, способного отгородить Тень от нашего мира, можно ли считать, что она была… везде?

— Именно так. Неотъемлемая часть реального мира, природное явление, как дождь, свет солнца или ветер. Ведь ветер повсюду окружает нас, меняется лишь его проявление: он может затихнуть, пролететь бризом или обернуться ураганом. Он неотделим от мира. Даже закрытый дом не гарантирует, что не появится сквозняк. От него можно скрыться лишь в глухом подвале.

— Но в подвале теряется и связь со всем миром, что остался на поверхности, — уловив мысль собеседника, завершил Безумец.

Сравнение мужчина посчитал наглядным, поскольку ровно также дело обстоит с магией даже сейчас. Когда Тень выродилась в чужеродную сущность, магия всё равно остаётся неотделима от их мира. Разумеется, есть усмирённые и сопорати, но разве способны они полно чувствовать этот мир?

— Если твои слова верны даже отчасти, это объясняет, как эльфы могли вбирать магию «вокруг себя», как написано в их книгах, — теперь хромой маг уже не считал предположение соискателя об искусственной природе Завесы чем-то безумным. Но как это обычно и бывает, ответ на один вопрос породил лишь новые. — Но в таком случае зачем элвен создали то, что настолько изменило привычный им мир и, возможно, имело прямое влияние на падение их империи?

«Имело самое прямое влияние», — про себя подумал Солас, но уж настолько осведомлённым он себя показать не мог.

— Можно сказать, что самоуверенные личности, использующие то, что они до конца не способны постичь, столь же неотъемлемая часть нашего мира, — пожал плечами Солас.

Безумец с ним согласился: кто бы ни был виновником, наверняка без самоуверенности и здесь не обошлось. На этом тема о причинах была закрыта, поскольку появился ещё более интересный вопрос.

— Если Завеса разрушится — а такой исход при настоящих событиях весьма вероятен — значит ли это, что Тень вернётся в своё былое состояние?

— Скорей всего.

— И тебе бы этого хотелось?

— Разумеется.

Магистр с подозрением глянул на эльфа. При таком мнении он, явно, не на ту сторону встал в этом противостоянии.

— Но ты оказываешь помощь Инквизиции.

— Мои желания далеки от реальности. Даже если не рассматривать последствия, которые произойдут, добейся Корифей своего, то катастрофа всё равно случится. Предположительно, прежде чем Тень вернётся в своё былое состояние, по миру — обоим мирам — пройдут разрушительные катаклизмы. Мала вероятность, что я буду среди тех немногих, кто эти катаклизмы переживёт, — непринуждённо оправдался Солас, доказывая, что не было в его словах никаких реальных задумок, а только мечтательность.

— Ещё одна причина, чтобы всё оставалось, как есть, — хмыкнул Безумец, лишь в очередной раз убедившись, насколько же его сошедший с ума сородич не понимает, что творит.

— Ещё одна? — вся мечтательность остроухого отшельника тут же улетучилась, стоило ему зацепиться за такую немыслимую, для него, фразу. — Завеса навредила миру. Из-за неё даже древнетевинтерские маги, в сравнение с эльфийскими сновидцами, были подобно усмирённым. А ныне всё только ухудшилось. Если бы Завеса разрушилась, вернулось бы всё то величие магии, которым владел Элвенан. Возможно, вернулось бы и бессмертие.

— Буду вынужден не согласиться.

В тот момент простое вмешательство воспоминаний одного сновидца в иллюзию другого чуть не обернулось полным захватом, потому что Тень всё больше поддавалась сильным эмоциям мага. А изначальное удивление Волка от услышанного, действительно, обернулось сильной яростью. Мужчина просто не мог понять, как человек, который, как и он, очарован магией, её до конца так и непостижимой великой природой, который также считает новый мир слишком скудным и серым, может быть не согласен с красотой мира без Завесы. Да, он этого мира не видел, но ведь он много читал, изучал и получил сейчас описание от реального жителя тех древних времён. И как после этого можно быть против?

Произойди подобный разговор между сомниари, когда они ещё только-только согласились на встречи в Тени, и сегодняшнее недопонимание могло иметь куда более опасные последствия. Но теперь они слишком хорошо друг друга знали. Их взгляды на многие вещи не совпадали, но они всегда могли обосновать свою позицию, которая необязательно заставит собеседника передумать, но зато позволит принять существование иной точки зрения хотя бы из уважения.

И в очередном разногласии Солас проявил это уважение. Умный эльф не стал бросаться неразумными обвинениями. В Тени всё слишком просто, в том числе просто поддаваться эмоциям, но это не путь опытных сновидцев, поэтому эльф вскоре подавил ярость и убавил своё влияние на окружающую их иллюзию. Благодаря чему вскоре волнения прекратились, а пустынный город снова стал отражением лишь фантазии магистра. Сам же эльф испытующе глянул на собеседника, нетерпеливо ожидая от него разъяснений.

И Безумец любезно эти разъяснения предоставил. Но прежде чем заговорить, магистр изменил город на тот, который ему однажды показал Солас, тот самый, стоящий в тени огромной статуи Эльгарнана.

— Ты говоришь о бессмертии и величии, но разве можно ли считать, что они принадлежали всему вашему Народу или хотя бы большинству? Нет. Боги, или как ты их называешь — эванурисы, — и их фавориты — малая группа сильнейших сновидцев, которая тысячелетиями владела названным, как и всем миром. Остальным же эльфам, клеймённым, подобно скоту, оставалось лишь надеяться на милосердие и совесть владык, которые, утонув во всевластии, этим почти не страдали. Едва ли рабам было позволено довольствоваться своей бессмертной природой, ведь в любой миг каждый из них мог её лишиться по воли или прихоти тех, кто поставил себя выше собственного же Народа.

— В Тевинтере тоже процветало рабство со времён его зарождения, — не оценил Солас попытки тевинтерского магистра говорить о равноправии. Но как вскоре он увидел, его собеседник поднимал иную проблему.

— Ты прав, но это рабство не противоречит естеству, — спокойно уточнил Безумец, готовый и дальше разъяснить свою позиции. — Тевинтерцы низвели до рабского положения целый народ, но это был чужой народ, остроухий, большеглазый и враждебный с самого первого контакта. Подобное укладывается в идею, чтимую в Тевинтере, о превосходстве людской расы над эльфийской. И я не буду лгать — такое положение ратусов меня более чем устраивает. Но, как бы мне ни хотелось обратного, подобная моя и моего народа убеждённость не может являться единственной истиной. Ведь со временем уйдут её хранители, а на их место придут носители новой истины, и всё изменится. Одни ошибки общества будут исправлены, другие — появятся. В этом и заключается особая прелесть нашего мира — в его изменчивости. Если что-то меняется и движется, значит, оно живо. И именно этой жизни был лишён Элвенан: на протяжении тысячелетий он не менялся, а строго подчинялся узкому кругу лиц. Эванурисы, исключительно из своих тщеславных побуждений, подавляли развитие и мира, и своего Народа.

— Однако ты всё равно позволяешь себе скорбеть по ушедшему величию Тевинтеру, а, значит, при возможности, вполне вероятно, захотел бы вернуть всё, как было, — заметил Солас из любопытства, а не из злорадства.

— Понимать естественность изменений ещё не значит, принимать их. Разумеется, я бы не думал о правильности, если бы была возможность вернуть мир, привычный мне. Из эгоизма ли или страха неизвестности. Но это не противоречит моим словам, а лишь доказывает, что ни один разумный не должен владеть безграничным могуществом и быть сильнее природы, поскольку мы не способны пожертвовать своим благополучием в угоду абстрактной и слишком далёкой правильности мира, — объяснился Безумец, а потом, наконец, обратил внимание на огромную статую, в тени которой они оба стояли. — До этого я говорил о неестественности рабства в древние времена. Но также можно отметить небывалую никогда позже масштабность вседозволенности. Пожертвовать тысячами жизней — для нынешнего мира это немыслимо. Для моего мира это было грандиозным событием, на которое решились только раз из-за праведности — как верили Жрецы — их цели. Тогда как для эльфов это, судя по всему, было обыденностью. Выточить в скале статую бога за один день — даже приблизительно невозможно посчитать, сколько было загублено на это жизней. И никто, я думаю, не считал.

— И ты считаешь, что Завеса стала гарантом?

— Именно так. Отделившись от реального мира, Тень обернулась чем-то чужеродным и отныне могла себя защитить. Тех, кто желает пойти по стопам прошлых владык мира, кто ищет непомерного величия и контроля над ней и все природой, она поглотит в свои пучины. В том числе с помощью демонов: чем маг становится сильнее, тем более сильные сущности Тени обращают на него внимание. Вместе с тем магам, кто проявит уважение и терпение и кто знает меру, она всё ещё готова открыть свои тайны. В этом и заключается её беспристрастная справедливость. А даже если кто-то смог избежать её возмездия, то вот смерть уже обмануть не сможет никто. Сколь бы велик и могущественен ни был маг, смерть когда-нибудь доберётся и до него. Однозначно, эванурисы были паразитами для своего мира, но, к счастью, они сгинули. И именно те законы, что пришли вместе с Завесой, гарантируют, что их подобие никогда не появится вновь. Любым тирании, правлению или величию наступит однажды конец, как и их диктуемой истине. И для этого не придётся ждать тысячелетия.

Судя по тому, как хмурился древний эльф, с такой стороны этот вопрос он никогда не рассматривал. Завесу он всегда воспринимал как ошибку (однако выполнившую свою работу, избавившись от эванурисов), от которой теперь самой нужно избавиться. А хмурился Солас как раз, потому что никак не находил желанных сил сказать, что его собеседник во всём неправ и что он, просто человек, даже не знает, о чём говорит, поскольку никогда не видел истинную красоту мира без Завесы.

Да только куда подевались эти силы?

— Думаешь, мир не усвоил урок?

— И не усвоит. Поскольку не зря говорят, что история всегда повторяется. Но циклична она лишь потому, что потомки, для которых она могла стать самым лучшим учителем, наоборот, лишь повторяют былые ошибки. Уверен, многие бы хотели быть подобно эльфийским богам, выйти за грань жизни и смерти, но единицы понимают, насколько опасна такая безграничная власть.

— Даже если так, то любые чрезмерные амбиции, решивших пойти по их стопам, можно подавить, — воспротивился Солас. Ему так и хотелось воскликнуть, что он, познавший лицемерие эванурисов, уж точно никогда не позволит случиться возвышению их подобия.

Ему нужно лишь вернуть свои силы!

— Для подавления, контроля и принуждения нужна соразмерная сила, с которой будут считаться. Группа могущественных магов, чьему слову обязаны подчиниться все… Что-то напоминает, не правда ли? — съехидничал Безумец, поскольку, со слов Соласа, эльфийские боги точно так же и начинали своё восхождение к названной божественности.

Хотелось эльфу ответить, оспорить заявление, огрызнуться на ехидство, заверить, что на этот раз всё бы точно было по-другому…

Да, только… будет ли?

Будет! Ведь в новом мире он всё возьмёт под свой контроль, он спасёт свой Народ!

А кто спасён Народ от его контроля и контроля тех, кому он доверит это право?

Если вновь не будет ограничений, если смерть перестанет быть неподкупным палачом, то как остановить тех, кто вновь потонет в собственном тщеславии, кто вкусит плод безграничной власти, которое дарит могущество?

А как ты остановишь себя, Ужасный Волк?..

Глава 34. Портрет из прошлого

Поднявшись сегодня на стены Скайхолда, Лелиана позволила себе по ним прогуляться, осмотреться. И от открывшегося вида невольно хотелось улыбнуться, погордиться. На то были причины, если сравнить: с чего Инквизиция начинала и чем стала теперь. Организация, что по силе, влиянию и ресурсам могла бы тягаться с остальными государствами Тедаса. Церковный мир не знал подобного со времён первой Инквизиции, распавшейся на орден храмовников и Искателей Истины ещё во втором веке. А Скайхолд, прежде забытый на века замок, теперь был восстановлен, вновь стал нерушимой цитаделью, притягивающий внимание множества особ из разных стран и сословий.

Донёсшиеся возмущения со стороны главных ворот лишь позабавили Канцлера. Очередная орлесианская аристократка прибыла в замок, чтобы в дальнейшем хвастаться на балах, что она одна из тех, кого Совет лично принял в своей резиденции. И ради этого она была готова трястись в карете, терпя долгую дорогу по Морозным горам и холод. Хотя снег она видела только на картинках. Иначе невозможно объяснить, почему она прихватила только пару тёплых курточек: для себя, и для своей компаньонки — а теперь жалуется, что Инквизиция встречает её в таком холоде. Но для каких-то действий пока Лелиана не видела повода. Жозефина во всём разберётся: леди посол умеет общаться с ещё более взбалмошными личностями, отвечать очаровательной улыбкой и вежливостью на любую грубость и недовольство. Она ас дипломатии и политики, едва ли кто-то бы мог её обойти. А те, кто всё же был на это способен, уже имели дело с куда более смертоносным, в плане способов воздействия, Канцлером, которая ни за что так просто не отпустит тех, кто посмел грубить её подруге.

Увидев, что вскоре ситуация была взята под контроль, Лелиана позволила себе отвернуться от двора и глянуть вдаль, на белые горы, чернеющуюся у их подножья дорогу, ту самую, ведущую в Скайхолд, и небольшое поселение, расположившееся вдоль неё, где проживают участники Инквизиции и гости, которым не положено быть в замке. Когда они только поселились здесь, палаточный лагерь образовался стихийно и увеличивался за счёт людей, которые шли сюда по всевозможным причинам. Сейчас же этот лагерь уже начинал походить на весьма себе постоянное поселение. Кажется, если война со Старшим ещё затянется, то у подножья замка сформируется уже настоящая деревня, сродни Убежищу, которая в дальнейшем может быть признана Церковью местом для паломничества.

Впрочем, сама Лелиана не особо предавалась всем этим «если». Её как сенешаля волновала в первую очередь безопасность. В Скайхолде, как и говорил Солас, Инквизиция смогла укрепиться и взрасти, но теперь нужно прилаживать не меньших усилий, чтобы не потерять с таким трудом добившихся успехов. И ради этого должны уже неусыпно трудиться и Канцлер, и Командор.

Разумеется, ничего полностью безопасного не бывает. Безопасен только стул в полностью заложенной кирпичами комнате — у всего же остального есть лазейки и слабости. Да и паранойя никогда не отпускала Левую Руку и лишь сильнее обострилась в особенности после событий в Убежище. Но хотя бы сейчас Лелиане хотелось сказать, что они справляются со своей работой, ведь даже бочки гаатлока, которые кунари, согласно своему плану «Дыхание дракона», заложили во дворцах правителей всех стран, в Скайхолде не были обнаружены.

Успехи настоящей Инквизиции ещё больше поражают, если не забывать, что они так и не нашли себе Инквизитора — лицо, которое легче сделать символом победы и объедения всего Тедаса перед общим врагом, чем некий абстрактный Совет. Но единственный достойный, как они посчитали, этой должности кандидат — Хоук — отказался, поэтому пришлось советникам справляться самостоятельно. Удивительно, но Совет собрался в таком составе, в котором каждый оказался на своём месте и делал то, что лучше всего умел. А все вместе они верили в святость их единой идеи — победить первое порождение тьмы с претензиями на божественность и восстановить мир. За год советники столь сплотились, проведя сотни часов в спорах и поисках компромиссов, что теперь действовали как незаменимая команда, единый организм — сердце Инквизиции. Поэтому когда один из них оказался недееспособен, остальные почувствовали утрату, даже Лелиана. Да, незаменимых людей не бывает, даже если это командор — то, что Кассандра займёт его место, было обговорено ещё давно, однако всё равно их взаимодействие не станет как раньше.

Этими суждениями Канцлер и убедила себя не так давно, что просить помощи у сородича их главного врага — не глупость.

В попытках отвлечься от просчётов итогов скорой встречи с магистром и её реакции на каждый из них, Лелиана шутливо подумала, а кто бы мог ещё подойти им в Инквизиторы? Айдан, выживи он в битве за Денерим, мог бы? Вполне: его влияние как героя Мора было велико и полезно для их дела… С незримо мелькнувшей улыбкой и рукой, опять потянувшейся к памятному кинжалу, Соловей вскоре признала, что сейчас за неё говорила скорее её мечта, что возлюбленный жив. Но если от неё отстраниться, она признала, что нет, Герой Ферелдена тоже бы им не подошёл. Айдан был слишком уже религиозен и, можно сказать, даже фанатичен, раз добровольно пошёл на смерть, хотя мог отдать эту «честь» тому, кому, в отличие от него самого, уже некого и нечего было терять. А зачем им Инквизитор, которого хлебом не корми — дай где-нибудь собой пожертвовать ради праведного дела и во имя Создателя? Им в первую очередь нужен символ их победы живым.

Тогда, может, носитель метки? Однозначно, да. Тот, кто владеет инструментом закрытия разрывов и изначально вместе с ними спасал мир, прекрасно бы вписался в лидеры организации, бросившей вызов древнему магистру. Да только, увы, так получилось, что этим самым носителем Якоря стал такой же древний магистр, которого мир никогда не примет, даже если бы он изначально зарекомендовал себя доблестным и самоотверженным героем. Тут молодой тевинтерец — даже пока не магистр — в их рядах стал причиной уже стольких скандалов. Дориана любовником какого только советника ни окрестили, а то и всего Совета сразу — иначе людская молва не могла объяснить, зачем главы Инквизиции его держат при себе. А уж от мысли, какой бы небывалый поднялся скандал, узнай юг, что для победы в этой войне придётся заручиться помощью «того самого» магистра, который как раз владеет важнейшим и опаснейшим инструментом, Канцлер не смогла сдержать ухмылки.

Всё же неведение — это, и правда, благо, когда дело касается столь щепетильных вопросов.

Эти размышления ожидающей встречи Канцлера заставили её вновь оглянуться на всё, что произошло за этот последний безумный год, ещё более безумный, чем даже во время Пятого Мора. На самом деле не всё так плохо: в этой войне против самозваного бога они хоть пока ещё не выигрывают, но и не проигрывают — и то хлеб. Однако Лелиана, вдруг глянув на небо, на едва пробивающееся сквозь плотные холодные облака солнце, задумалась о… является ли всё происходящее задумкой Создателя?

Сестра Соловей была очень верующей, но её нельзя назвать слишком религиозной или фанатиком. Её вера в Создателя всегда была выше обычной гонки всем неверующим доказать, что как же они ошибаются и что их ждёт кара, — это была любовь. Любовь к отцу, к дедушке, любовь ребёнка к взрослому и намного более мудрому родителю. Ей не нужны были громогласные речи алчных до власти жриц, ей не нужны были доказательства избранности Верховной Жрицы, ей нужна была лишь вера, что Создатель любит своих детей, всё ещё готов им помогать, не оставил их окончательно на произвол беспощадной судьбы. Сколь Лелиана была искренна и невинна в своей вере, столь же становилось больно её терять.

За века Церковь придумала множество оправданий, почему, если Создатель существует, он позволил Андрасте — своей Невесте — умереть страшной смертью, быть сожжённой заживо. Верующими это не воспринимается как несостыковка, а скорее уже как данность. Но как можно также просто оправдать данностью смерть близких, родных или лучших, самых преданных Создателю, людей?

В первый раз вера в молодой сестре пошатнулась, когда погиб её возлюбленный. Айдан был хорошим человеком, стремившийся помогать окружающим, часто в ущерб себе, даже магам, хотя магов Круга он небезосновательно опасался, а отступников вообще ненавидел. Но Создатель позволил погибнуть ему, герою, который отдал всего себя борьбе с Мором, порождённым алчными магистрами, которые возжелали взойти на божественный трон. Тогда Лелиана считала, что Создатель оставил и её наедине со своим горем. Зачем Он позволил им встретиться тогда в Лотеринге, если знал, что им суждено вскоре и навсегда расстаться?

Она на всю жизнь запомнит их последнюю встречу. Тогда Айдан был серьёзен как никогда, немногословен, не давал никаких обещаний, не строил планов, просто собрал отряд в свою последнюю битву, без неё. Лишь позже Соловей поняла, что он прощался с ней, потому что точно знал, что идёт на смерть, и поэтому начала винить в том числе и себя, что не проявила настойчивость, своеволие и не последовала за ним.

Пока мир праздновал победу над очередным Мором, благодаря Герою Ферелдена, молодая девушка осталась один на один со своими горем, обидой, виной и сомнениями в своей вере. Неизвестно, что бы ждало разбитого барда в будущем и было бы у неё это будущее, но её спасла мать Доротея — уже на тот момент следующая Верховная Жрица, — пригласив на пост своей Левой Руки. Сама Джустиния никогда не признавала своё оказанное влияние, ласково называя всю работу сестры над собой исключительно её собственной заслугой. Однако Лелиана с этим категорически так и не согласилась, продолжая считать Верховную Жрицу своей спасительницей, наставницей, вдохновительницей. Джустиния дала новый смысл, казалось, уже загубленной жизни, помогла своей верной последовательнице принять горе и утрату, простить всех, кого она винила в смерти возлюбленного, принять и уважать выбор Айдана пожертвовать собой, и разумеется, вновь поверить в Создателя, в его любовь к своим детям…

И всё это вновь рухнуло, когда взорвался Конклав, на котором погибла её наставница и сотни невинных жертв. Создатель не сберёг самую праведную и добрую женщину, которую Канцлер только знала, зато позволил выжить её убийце — тому самому существу, одному из тех, кто алчно вторгся в его обитель. А если быть точным — позволил выжить двум древним магистрам.

Вера Соловья пошатнулась окончательно, и, в отличие от прошлого раза, больше не осталось никого, кто бы мог дать ей сил вновь назвать всё происходящее задумкой Создателя — всю их Инквизицию, всю их борьбу с первым порождением тьмы — и его очередным испытанием.

Разве хоть на что-то за этот год Создатель повлиял? Спас едва окрепшую Инквизицию в Убежище? Нет, они выжили благодаря Каллену, который сумел сначала организовать оборону деревни, отступление, а потом и вовсе вывести их через Морозные горы. Помедли командор — и все бы они погибли прямо там от мечей нападавших или оказались заживо погребены лавиной.

Может, он помог добиться признания справедливого отношения для магов, своих таких же детей, о которых ещё говорила Пророчица? Нет, это Кассандра в сотрудничестве с Фионой — главой магов — с ними возится, думает, куда бы их ещё пристроить и чему бы заставить учиться, чтобы они не просто болтались по округе, смеша храмовников своими цветастыми шапочками, а на самом деле помогали Инквизиции. Так и маги наконец-то почувствуют себя частью мира, научатся в нём жить, и сопорати привыкнут их воспринимать такой же полноправной частью общества, как и они сами. Кстати, сейчас мимо Канцлера прошёл солдат с висящим за спиной посохом. Маги, специально отобранные и подготовленные, на караульной службе — это тоже часть того плана.

Тогда, может, хоть они раскрыли с помощью божественного предвидения план кунари, из-за которого весь мир разом мог поглотить хаос? И опять нет — это они узнали от древнего тевинтерского магистра, который хоть и не столь же безумен, как его сородич, но такой же чужой для нового мира.

За свой мир борются они сами, собственными силами. Так за что тогда уцепиться некогда верной последовательнице священных писаний Пророчицы, чтобы продолжать верить, что весь этот ужас, который происходит в Тедасе, и есть задумка Создателя, его очередное испытание? Испытывать праведных и благоволить грешным — это и есть его хвалёная милость?

От этих мыслей Лелиана вновь обхватила кинжал рукой. Её знакомым всегда казалось, что быстрее мир прекратит своё существование, чем потухнет её любовь и верность Создателю, от того женщину сейчас саму пугали эти мысли и пустота, которую они образовывали. Но как бы она ни старалась, ничто не могло помочь ей вернуть былую веру, особенно, когда она в очередной раз вынуждена участвовать в спасении мира и наблюдать, как страдают герои и торжествуют негодяи…

К слову, о негодяях.

Если не считать редких караульных, которые с точной периодичностью ходили по стене Скайхолда, на которой Канцлер стояла, здесь было довольно-таки тихо, в отличие от суеты, творившейся внизу. В такой тишине как невольно поддашься всяким раздумьям, так и быстро обнаружишь нарушителя этой тишины. Лелиана не могла сказать, увидела ли она странное движение неподалёку, услышала ли хлопанье крыльев, интуитивно ли почувствовала чужое присутствие или она просто ожидала встречи, а потому знала, чего искать. Но так или иначе, когда женщина глянула в сторону от картины бескрайних белых снежных гор, то увидела этого нарушителя. Чёрный ворон сидел на бойнице ближайшей к ней башни и деловито чистил перья. Канцлер улыбнулась: она сразу поняла, кто перед ней. Такие красивые ухоженные вороны есть только у неё, но бард всех своих пернатых питомцев, проживающих в воронятне, знала буквально поклювно. На барона Клевака — самого крупного из её воронов — он совсем не был похож.

Прибыл тот, в том числе из-за которого Лелиана должна считать все предпринятые ею меры по обеспечению безопасности не панацеей. В эти меры входила и работа магов, чтобы в Скайхолд не проник какой-то вражеский чародей и не провезён взрывоопасный или любой другой зловредный артефакт. И они не раз показали свою эффективность. Ну кроме сновидцев, которые могут видеть все потоки от обнаруживающих заклинаний и, следовательно, их обманывать. И сейчас Канцлер в этом убедилась. Гость уже успел прибыть, попасться ей на глаза, а посыльного, которого должны были отправить к ней маги в случае обнаружения вторжения, так и не было видно.

Но Соловья это не беспокоило: всё равно ничего нельзя поделать. Не сооружать же громоздкую защитную систему, которую не обойдут даже сновидцы. Это слишком неэффективно. На данный момент известно о существовании только двух сновидцев (о судьбе третьего, что отправился учиться в Тевинтер, ей уже было известно), зато защита от них выйдет слишком затратной по ресурсам, времени и людям и опять же не стопроцентной. Во всем нужно проявлять благоразумие, и создание мер безопасности — не исключение.

«И как всегда пунктуален», — подумала Лелиана. Тогда в Киркволле они обговорили и время, и регламент появления сновидца в Скайхолде. Насколько женщина могла видеть, он не обманул и прибыл в назначенный день и час. Хотя она подозревала, что до замка маг добрался раньше и сначала его осмотрел, разумеется, не поверив на слово Тайному Канцлеру, что по прибытии его не встретит толпа храмовников с Искателем во главе.

Не став тратить время, Лелиана махнула гостю. Несмотря на то, что ворон казался занят исключительно чисткой своих перьев, она была уверена, он следит за ней столь же внимательно, и была абсолютно права. Мигом птица прекратила своё занятие, взъерошилась напоследок, а потом, покинув насиженное место, быстро перебралась на плечо Канцлера. Немного потоптавшись в поисках удобного положения, вскоре ворон затих молчаливым украшением. Хоть птица весьма крупная, и, значит, нельзя назвать её лёгким грузом, но Соловей не стала сгонять наглеца, а отправилась в нужное помещение. Заодно, пользуясь случаем, по пути озорно решила попугать своих подчинённых. Агенты, зная, как хорошо Левую Руку слушаются её пернатые питомцы, подозревают, что без магии крови здесь не обошлось, ну что ж, пусть сейчас в этом убедятся.

Так они вдвоём прошли через пару стен и башен. Лелиана, как бы между делом, провела гостя через башню, отданную магам, которую те обустроили под свои нужды, будучи практически неограниченными в ресурсах. И она, и он понимали, зачем это было нужно, но задумка Соловья всё равно сработала, и ворон слишком умно и заинтересовано всё изучал, убеждаясь в отсутствии усмирённых и стоявших над душой храмовников. Потом Канцлер прошла по мосту, соединяющему внешнюю стену и башню командора, в данный момент пустующую, с самим замком, и зашла в ротонду. Поднявшись на средний уровень, она оказалась в просторной библиотеке, наполненной всевозможными книгами, начиная от церковных и заканчивая древнетевинтерскими, приобретёнными по настоянию Дориана. Теперь женщина буквально дразнила гостя, мол, вся эта красота могла быть в твоём распоряжении, если бы ты вступил в Инквизицию. Ворону стало не до любопытства — он беспокойно поперебирал лапами, взъерошился, а после точно недовольно каркнул. Лелиану его реакция только позабавила. Однако больше нервировать старого мага женщина не стала, а, пройдя по балкону, расположенному над главным залом Скайхолда, оказалась в противоположном жилом крыле, где в одной из комнат они расположили и своего командира.

Но когда Канцлеру оставалось сделать всего лишь несколько шагов до нужной комнаты, неожиданно за спиной она услышала приближающиеся шаги. Это оказался её агент. Прибежавший запыхавшийся посыльный — юноша-маг, один из самых способных, вёртких и доверенных (хотя и в ограниченном количестве вопросов, учитывая, что она о нём знает) её агентов — тут же сообщил ей новость от магов, которые вторжение постороннего не обнаружили, но всё равно заметили какие-то волнения в потревоженной защите, и тут же решили поставить об этом в известность. Но даже это удивило Лелиану. Солас однозначно дал понять, что при особом упорстве эти заклинания способен обойти даже он, что уж говорить об обученном древнетевинтерском магистре, поэтому она не понимала, почему начерченные руны, что оплетали Скайхолд, обнаружили хоть что-то. С этим вопросом она глянула на гостя. Однако ворон снова решил побыть безучастным, никак не реагируя как на внимание со стороны женщины, так и на стоящего напротив агента, двойного агента, который ему периодически рассказывает о новостях в Инквизиции и в мире.

Тогда Канцлер догадалась, что сомниари сделал это специально.

Дав отбой своему агенту, который тут же убежал, Лелиана, наконец, зашла в нужную комнату. Данное гостевое помещение было больше обычных и состояло из двух: спальни и рабочего кабинета или места отдыха (в зависимости от того, как гость распорядится столом и удобными креслами). У входа в спальную зону стояло два солдата — они были фактически личной гвардией Совета, поскольку специально подготовлены и приняли клятву о неразглашении. Только таких солдат Лелиана могла поставить защищать покой больного командира, чтобы как можно дольше сохранять в тайне его состояние. Но сейчас даже столь доверенные лица были лишними, поэтому Канцлер приказала им покинуть комнату, и этому приказу стражники безоговорочно подчинились.

Когда входная дверь закрылась и они остались в комнате одни, ворон наконец-то слетел с плеча сестры, приземлился поодаль на пол, где его уже окутала чёрная дымка, вернув магу его родное тело.

Наблюдая за очередным превращением, Лелиана отметила, что точно никогда не привыкнет к этому. Да, она осознавала весь потенциал данной магии и даже была совсем не против заполучить в своё распоряжение парочку шпионов стакими возможностями. Однако бард понимала, почему когда-то магия оборотня была Кругами признана чуть ли не разновидностью магии крови — столь же опасной, грязной и запрещённой — и на данный момент практика её использования в основном осталась только в диких племенах, проживающих в Диких Землях. И это, по её мнению, даже к лучшему. Иначе бы как сопорати защищаться от магов, которые могут скрываться в телах любого животного?

— Безумец, зачем вы позволили магам себя обнаружить? Я уверена, что вы сделали это специально, — прежде чем перейти к делу, Лелиана почти злобно вцепилась в худой силуэт магистра, теперь стоящего перед ней. Она предположила, что таким образом хромой маг решил злоупотребить уязвимость в их защите, и это стало бы для неё личным оскорблением.

— Я всего лишь хотел сообщить вам, Лелиана, о своём прибытии, иначе бы вы могли посчитать моё неожиданное появление нападением, — ответил Безумец.

В лёгкой улыбке и глазах мужчины отразилась безвинность, тем самым говоря, что он просто хотел проявить вежливость без каких-то великих злых умыслов. Но на самом деле умысел был: магистр рассчитывал показать, что якобы заклинания магов Инквизиции он обойти не может, а, значит, дать себе в дальнейшем преимущество. На этот раз он не учёл, что Солас тоже сновидец и его оценку наверняка спросили, когда эти заклинания впервые призвали.

Канцлер какой-то такой мотив магистра и предполагала, поэтому оправданиям мужчины она не сильно-то поверила, но всё же продолжать допрос не стала: так просто вывести его на чистую воду не получится.

— Вы предоставите запрошенные мной сведения? — сменив тему, спросил Безумец.

— Только после того, как вы в полном объёме завершите свои обязательства нашего договора, — строго ответила Лелиана.

Мужчина такому ответу не был рад.

— Даже не сообщите о статусе проведённых вами поисков?

— Не сообщу.

— Какие у меня могут быть гарантии, что вы не откажете мне выдать данные сведения, когда получите запрашиваемую помощь?

— Аналогично, какие у меня есть гарантии, что вы не сбежите, получив нужные вам сведения? — Левая Рука даже бровью не повела от выказанного магом недоверия и ответила тем же.

Безумец нехотя был вынужден согласиться на названные условия и не решился продолжить спор. Так просто Канцлера невозможно заставить передумать.

— В таком случае ведите, — покорно произнёс магистр, давая понять, что больше вопросов у него нет.

Женщина кивнула и направилась к двери, ведущую в спальную зону, мужчина похромал за ней.

В спальню Лелиана вошла очень тихим, почти крадущимся шагом, но не потому что боялась разбудить своего больного соратника, а просто из-за привычки. Едва ли сейчас командира, пребывавшего вновь в сонном бреду, что-то вообще способно разбудить. Даже звуки, издаваемые магом при ходьбе: постукивания тростью по каменному полу и шелест полов плаща — не способны. Хотя то, что Каллен сейчас спал, барда порадовало отдельно: не знала пока она, стоит ли говорить остальным советникам, что она пригласила в Скайхолд магистра, а потом также спокойно намеревается его отпустить восвояси вновь.

На разговор не по теме или оценочные суждения Безумец времени не тратил. Он хоть и не целитель, но к своей нынешней работе отнёсся с тем же тактом, беспристрастно. Его личное впечатление о храмовнике никак не пересекалось с эпикризом (то есть суждением о состоянии больного), который он должен дать. Сначала оценил издалека, потом подошёл к спящему, отодвинул одеяло, но не чтобы позлорадствовать над беспомощностью командира, а чтобы увидеть на его теле нездоровые изменения, дефекты или мутации, что бы было признаком необратимой степени поражения лириумом. К счастью для его соратников, маг ничего такого не нашёл. Командир из-за уже продолжительного нахождения в постели здоровым не выглядел: бледный, с синяками вокруг глаз. Однако и за общее состояние его пока не было причин переживать: совсем истощённым или уж тем более мертвецом он не выглядел. Тренированное, выносливое тело ещё справлялось с последствиями нахождения в неестественном состоянии. Безумец не мог не отметить выдержку командира, учитывая, на какой, по незнанию, болезненный отказ от лириума он пошёл. Вероятно, не был бы Каллен таким упёртым трудоголиком и обстоятельства были бы более располагающие к душевному покою, то он бы даже и не слёг.

— Кажется, я вас обманул… — хитро произнёс вдруг Безумец и глянул на женщину. Эти слова, слишком уж неоднозначные, тут же заставили Канцлера насторожиться. Мужчина этого и добивался, однако меру он знал, поэтому слишком долго дразнить не стал. — Обманул, когда говорил о необратимом поражении. Ваш командир очень хорошо держится даже сейчас.

Канцлер понимала, чего магистр добивался, и ей не понравилось быть объектом для насмешек. Однако лёгкая улыбка, промелькнувшая на лице мужчины, призывающая скорее к миру, чем желающая её оскорбить, убедила барда смириться с его выходкой. Когда же Лелиана догадалась, что это была его месть за её попытку дразнить, проведя его через библиотеку Скайхолда, она оценила его старания и сама позволила себе не значащую ничего плохого или лживого улыбку.

Но взаимопонимание их двоих продлилось недолго, вплоть до момента, когда Безумец приступил к более точной оценке состояния Каллена, ради чего он, собственно, и настаивал на личном визите. Буквально за миг, за который мужчина успел только положить руку на ножны кинжала и предпринять попытку его достать, Канцлер успела преодолеть расстояние, разделяющие их, достать свой кинжал и его остриё наставить на малефикара, аккурат в сантиметре от его горла, оправдав своё звание профессионального убийцы. Магистр хоть руку с ножен не убрал, однако испугался искренне и даже замер.

— Не вынуждайте меня, Безумец, — взгляд серых глаз оказался острее острия любого кинжала, а строгий голос резанул нависшую тишину звонче, чем лезвие любого меча.

— Я не давал повода во мне сомневаться, — маг хоть и мог сохранить магистерскую сдержанность, однако на этот раз голос его заметно дрожал.

— Вы решили использовать магию крови.

— Безусловно. Как иначе я могу оценить качество и состояние крови вашего храмовника?

— Я не давала вам на то разрешения!

— Я думал: это само собой разумеющееся, Лелиана, когда вы просите помощи у мага крови, потерявшего способность к использованию магии созидания.

Под конец выяснения их недопонимания голос сновидца вернул былую ровность и даже приобрёл некоторую наглость. Этим разговором он пытался оправдаться и вновь достигнуть взаимопонимания, но точно маг тянул время, чтобы укрепить над собой защиту или создать атакующие заклинание, готовое в любой момент сорваться с посоха, чтоб поразить опасность. Но, к счастью, эти меры не понадобились.

У Лелианы не было причин искать любой, хоть мизерный, повод, чтоб наброситься на него с кинжалами, поэтому она послушала его. В общем-то магистр прав. Чего она ещё должна была ожидать от малефикара? Напоследок она вновь глянула в его белые нездоровые глаза, сощурилась, задержалась на их изучении, чтобы обнаружить мелькнувшую ложь, но не найдя таковой, к счастью и для себя тоже, назвала происходящее недоразумением, поэтому, наконец, убрала кинжал с горла магистра.

— В следующий раз вам следует предупредить заранее, — произнесла Канцлер, убирая оружие в ножны.

Оказавшись вновь в безопасности, Безумец невольно захотел прокашляться или потереть шею, будто бы проверить, что она точно цела. Лелиана это заметила и призналась, что опять поступила слишком резко — незачем гостя было так пугать.

Хотя… пусть будет профилактикой против самоуверенности магистра.

— Учту, — кивнул Безумец, убедившись, что под строгим надзором, но ему позволили продолжать то, что он задумал.

— Вместе с тем попрошу вас проявить аккуратность. Те же следы, которые вы оставили на собственных руках, нежелательны, — настояла Лелиана. Не хотелось бы ей потом серу Резерфорду объяснять, откуда у него на венах порез, словно у малефикара. Заодно её голос очень отчётливо смягчился, чтобы успокоить гостя.

— Нет причин для беспокойства: мне понадобится всего лишь небольшое количество крови, — уловив новое настроение собеседницы, носитель метки и сам ответил мирно.

Однозначно, теперь их небольшое недоразумение разрешилось.

Лелиана внимательно наблюдала, как мужчина присаживается на стул возле кровати, обхватывает руку больного и взятым кинжалом делает лёгкий надрез вдоль вен на запястье. Каллен вздрогнул, дёрнулся, вновь что-то тихо и тревожно произнёс, но нельзя однозначно назвать причиной этому действия мага. Возможно, у храмовника начался очередной приступ бреда. Безумцу же слабые подёргивания командира не помешали, и он, зажав большим пальцем созданный порез, утонул в собственных ощущениях.

Рек крови и плескавшейся во все стороны энергии не было, однако следующие десять минут — так точно — Канцлер была вынуждена провести в томном ожидании под не самую уютную сцену. Сновидец на этот раз глаз не закрывал, однако его сознание было за гранью реальности и собственного тела, поэтому взгляд его получился слишком пустым, ещё более лишённым жизни. Тем временем кровь храмовника не стекала, не пачкала белоснежные простыни, а превращалась в потоки кровавой энергии, исчезала в руках мага, сливаясь с его собственной энергией. Но Безумец точно изучал не только кровь, потому что женщина заметила, как его посох несколько раз окутывала некая магия грязно-фиолетового цвета — он проводил комплексный осмотр командира с помощью энтропии.

И Лелиану всё это не беспричинно беспокоило, потому что она, не-маг, практически ничего не понимала, что творит сновидец: нужна ли ему помощь или, наоборот, его пора остановить. Если бы Каллену вдруг стало хуже, то она бы точно не выдержала и вновь выхватила оружие, спеша прервать кощунство малефикара.

К счастью, такого её решительного вмешательства не понадобилось. По истечению тех десяти долгих минут тишины и неизвестности, Соловей увидела, как дрогнули зрачки мужчины, он моргнул, а через миг его взгляд стал уже сознательным. Тут же магистр поспешил оценить обстановку, чтобы убедиться, что за это время он ничего важного не пропустил и в комнате помимо него стояла только Канцлер. Вскоре потоки кровавой энергии, тянувшиеся из раны, начали терять свою аморфность, густеть, пока вновь не стали кровью, привычного вида и агрегатного состояния. Однако стоило паре капель коснуться кожи малефикара, как он тут же с отчётливой брезгливостью одёрнул свою руку.

— Ужасно отравленная кровь, — буркнул Безумец, объясняя неусыпному Канцлеру причину такой своей реакции.

— Кровь Каллена отличается от того, с чем вы работали? — поинтересовалась Лелиана.

— Во многом. Магов с таким качеством крови не бывает, поскольку из-за гораздо более сильного восприятия к лириуму необратимое и смертельное поражение произойдёт намного раньше. Храмовники из-за не-магического происхождения и принятие лириума в небольших дозах способны держаться куда более продолжительное время. Но и для них это не проходит бесследно. Из-за медленного протекания процессов поражения я бы сказал, что их кровь буквально гниёт, — любезно объяснил Безумец.

— Чем опасно такое «гниение»?

— Даже у сопорати стойкость к лириуму конечна. Предположу, что кровь будет дольше накапливать лириум, но в один момент, когда его окажется слишком много, мутации начнут происходить стремительно и необратимо, поэтому, как вы говорили, храмовники с какого-то непредсказуемого момента слишком быстро начинают угасать. Так же раз, находясь в крови, лириум пропитывает всё тело, то же поражение может наступить ещё раньше, если заставить лириум действовать активнее. Что Корифей и сделал: начал давать храмовникам красный лириум — более агрессивный и активный минерал, который, имея подспорье в виде уже отравленной крови, смог поразить своих жертв незамедлительно, без какого-либо шанса на противление со стороны последних, — говоря это, Безумец не мог не усмехнуться от мысли, что как же жители их мира любят вводить в себя невесть что. В его время это делали сами маги, употребляли лириум в погоне за призрачным могуществом, некоторые даже глотали драконью кровь, в настоящем — есть аж целых два ордена, у участников которых кровь поражена какой-то гадостью, их же и убивающей.

Самой Лелиане было не до веселья. С одной стороны, она точно решила поспособствовать Каллену в его задумке организовать помощь бывшим храмовникам. С другой, слова магистра окончательно укрепили её убеждённость, что Церкви пора бы пересмотреть отношение к солдатам, верой и правдой ей служащим. В частности это надо сделать следующей Верховной Жрице — кого бы там ни выбрали.

Тем временем Безумец поднялся со стула и тем самым дал понять, что завершил свой осмотр и был готов поделиться результатом. Канцлер точно хотела подметить, мол, надо было ли ради этих десяти минут осмотра проделывать весь этот путь, однако промолчала, поскольку желание наконец-то узнать результат было всё же сильнее, чем едва уместное ехидство.

— Названные мной при прошлой нашей встрече причины ухудшения состояния вашего храмовника не изменились. Доведение своего организма до подобного истощённого — как физически, так и морально — состояния и привело к бреду, с которым он слёг. А отсутствие правильной лечебной помощи и поддержки породило подобие лихорадки. Думаю, прийти в себя он сможет и сам, однако в этом случае из-за неправильного лечения — а точнее его отсутствия — предполагаю зарождение осложнений или обострение ранее существующих проблем со здоровьем. Но, как я знаю, вы заинтересованы в наискорейшем восстановлении дееспособности вашего командира, а значит, стороннее вмешательство необходимо. Моё в том числе, — последние слова мужчина даже подчеркнул голосом, чтобы на этот раз ему не угрожали.

— В пределах разумного, Безумец, — строго, но при этом доверительно произнесла Лелиана, давая добро на это «стороннее вмешательство».

Магистр кивнул.

— Бред и кошмары слишком сильно его истощают, не дают начать восстановление. С помощью магии энтропии я воздействую на его разум, чтобы погрузить в глубокий сон, в котором сновидения невозможны. Психического противления при его нынешнем состоянии он оказать не может, и значит, воздействие будет протекать мягко и ни в коем случае не насильно. Подобный приём используется при создании заклинания «Усыпление» и производных от него, поэтому в случае необходимости или сомнений вы всегда сможете найти в книгах более подробное описание происходящих процессов.

Лелиана не могла не задаться вопросом: он так подробен, потому что хочет избежать обвинений в умышленном вреде Каллену, или просто не упускает возможности в очередной раз — как выразился Хоук — «поумничать»? Впрочем, одно другому не мешает, и пусть он умничает, сколько ему угодно, хоть целое пособие ей сейчас надиктует: это в разы лучше, чем если бы маг начал бы делать всё молча, оставив её в неведении.

— Заклинание будет требовать вашего постоянного присутствия для поддержания и контроля.

— Именно поэтому я попрошу вас предоставить мне из хранилища Инквизиции амулет со схожим, как я описал, воздействием. Я скорректирую его работу согласно настоящей необходимости.

— Но амулеты намного слабее прямых заклинаний, — показала Сестра Соловей некоторую осведомлённость в магических науках. — Не лучше, если вы обучите одного из наших магов?

— Лучше, вы правы. Но магия энтропии требует более ответственного отношения к себе: одна ошибка способна привести к непредсказуемым неблагоприятным исходам. Я не могу быть уверенным в компетентности исполнителя — кого бы вы ни предоставили, — и если его ошибка каким-либо образом навредит вашему храмовнику, то, в первую очередь, я стану тому виновником. Амулеты же куда стабильней и в данном случае более предпочтительны. Тем более его состоянию ничего не угрожает, поэтому нет нужды прибегать к усиленному эффекту, отличному от того, который дают амулеты. Главное сейчас стимулировать его организм к борьбе и восстановлению, а в дальнейшем усыпители даже не понадобятся.

Левой руке оставалось только покачать головой от упрямства тевинтерца. Она же сколько раз ему говорила, что не будет перекладывать на него ответственность в случае неудачи в лечении Каллена, но он всё равно продолжает ожидать подвох и подходить к помощи слишком настороженно. Пришлось ей согласиться удовлетворить его требование.

Теперь, закончив с обсуждением его помощи как мага, Безумец перешёл к следующему пункту.

— Так же необходимо прекратить это отважное, но бессмысленного самоистязания. Как я и говорил, в моё время никогда не пренебрегали помощью и надзором целителей на протяжении всех этапов лечения от лириумной зависимости.

— Я с вами полностью согласна, Безумец. Но мы не знаем, что именно нужно делать целителям.

— Ничего сверх того, что они делают всегда. Нужны целительные заклинания, чтобы залечить травмы, полученные после столь долгого истязания собственного тела. А также потребуются укрепляющие зелья в качестве одного из способов — о других позже — дать телу необходимой энергии и стимул к восстановлению. Но какие именно и их применимость на конкретно командире мне бы хотелось уже обсудить непосредственно с магом-целителем. Предрекая ваш вопрос — на этот раз, да, потребуется участие мага, поскольку ни эликсиры, ни амулеты не могут оказывать адаптивное, согласно изменчивому состоянию больного, лечение. И школа созидания прощает магам ошибки.

— У вас будут рекомендации по выбору мага для такой работы? — спросила Лелиана, почти уже уверенно предполагая, что опять не обойдётся без его личных предпочтений.

— Более того. Мне бы хотелось, чтобы этим делом занялся названный мной маг.

«Кто бы сомневался», — усмехнулась Соловей.

— Я отдаю предпочтение одарённой молодой магессе из ферелденского Круга, которая должна находиться под присмотром Чародейки Фионы, если последняя сдержала своё слово.

Безумец говорил о целительнице, которую он спас во Внутренних землях Ферелдена год — кто бы мог подумать — назад, когда только-только сбежал из-под надзора двух Рук Церкви. Эта девочка, как говорил её брат — тот самый шустрый агент Канцлера — была отправлена в Скайхолд для обучения и использования своего дара на помощь людям Инквизиции. А дар у неё — один из редчайших, именно поэтому сновидец решил, что она лучше всех подойдёт для сопровождения ускоренного курса лечения командора.

— И вы уверены, что она сейчас в Скайхолде? — как Безумцу не надоела его монотонная речь, так и Лелиане — задавать ему вопросы.

— Уверен. Я чувствую близость её ауры.

— Почему она?

— Во-первых, мне знакома эта девушка и её силы, а значит, мне легче будет её скоординировать. Во-вторых, особенность её дара принесёт сейчас дополнительную пользу: её заклинания окажут лечебное воздействие здесь, в реальности, а духи, что постоянно её окружают, сами собой отгородят вашего командора от вредоносного воздействия Тени.

На этот раз Лелиана не спешила уверить магистра, что и это его требование будет исполнено. Впрочем, как и не спешила дать ему отказ. Глянув на собеседницу, Безумец увидел сомнения на её лице, как и при их последней встрече в Киркволле: у Канцлера точно было, что сказать, но она сомневалась, стоит ли говорить любые подробности, связанные с участниками Инквизицией, постороннему магу.

— У вас имеются некоторые замечания касательно выбранного мной целителя? — требовательно спросил Безумец.

— Так и есть, — созналась Соловей.

— Леди Лелиана, если ваш командир злоупотребляет своим положением — что ожидаемо для храмовника — в адрес этой девочки, запугивает её, то вы обязаны известить меня об этом незамедлительно! При таком даре важно отношение целителя к больному. Тень не обмануть, и духи, её окружающие, сделают всё, что угодно, вплоть до убийства, лишь бы избавить магессу от источника негативных эмоций и страха.

Безумец молчание Лелианы объяснил желанием утаить произвол церковных псов, поэтому даже разозлился и что от него это хотят скрыть, и что теперь ему придётся думать о замене. Опять очередной храмовник свои руки при себе удержать не может — да и не только руки, — а ему теперь работы прибавилось!

— Я бы не сказала, что здесь это имеет место быть… — несколько расплывчато произнесла Лелиана из-за тех же сомнений. Но в конце концов она всё же решилась продолжить. — Если командир просит о встрече, на которой хочет передать целителю красивый цветок в горшке, но при этом до встречи эту официальную благодарность за спасение жизней его солдатам — а на деле личный подарок — еле донёс из-за смущения и взволнованности, можно ли это назвать «злоупотреблением»? — ответила Соловей и даже улыбнулась, вспомнив эту презабавную ситуацию.

Не так давно Каллен попросил людей Канцлера привести комнатное растение в горшке. Он боялся либо предстать перед коллегами бездельником, отвлекающим агентов от важной работы какой-то ерундой, либо появления сплетен, что командир Инквизиции чем-то не тем занимается, как раз-таки злоупотребляет своим положением (а такие сплетни навредят даже не ему, а той, ради которой он и старался). Иначе Лелиана не могла объяснить, почему мужчина не конкретизировал свою просьбу или сразу не обратился к ней за советом и помощью. Так или иначе, но этой осторожностью он чуть сам свою же хорошую задумку не испортил: агенты восприняли его просьбу буквально и притащили бы первый попавшийся цветок, который бы погиб ещё на полпути до Скайхолда, потому что не пригоден к жизни при низких температурах. Но Тайный Канцлер не была бы таковой, если бы сразу же не прознала о самой просьбе и поводе и не решила всё взять под свой контроль. В итоге Лелиана обратилась к Жозефине, которая с удовольствием согласилась поучаствовать в столь важной для их соратника задумке и тут же написала знакомым флористам, и организовала перевоз столь ценного груза. Когда Каллен получил свой заказ, то, вероятно, догадался о непосредственном участии Канцлера, правильно понял намёк, что Совет не требует от него нечеловеческой самоотдачи и что сейчас не нужно думать только об их войне, однако это вдохновляющая поддержка мало чем могла помочь на последнем этапе — вручении подарка. Сэр Резерфорд слишком мягок в делах и общении, которые выходят за рамки его профессиональных обязанностей, и бывший храмовник ещё не раз сомневался, когда пригласил девушку на встречу. Девушку, с которой он познакомился в лазарете, когда, как хороший командир, заглянул туда проведать своих раненых подчинённых. В дальнейшем его визиты стали продолжаться всё дольше, затягиваться непринуждёнными беседами с молодой, спешащей оказать помощь своим подопечным лекаркой. А позже и вежливые приветствия при случайных встречах этих двоих во внутреннем дворе замка обернулись взглядами, наполненными радостью и смущением. Но только та самая встреча на стене вечернего Скайхолда, впервые за пределами лазарета, хоть сколько-то подтолкнула их отношения к дальнейшему развитию.

Соловей предпочитает знать буквально всё, что происходит в замке, и это событие она не смогла пропустить, решив проследить за соратником. Правда, окончания встречи она, конечно, не дожидалась: не могла себе позволить быть настолько дотошным надзирателей, но увиденное и так её порадовало искренне, хотя и не переставала забавлять неуверенность этих двоих, загнавших себя в рамки слишком многих сомнений о правильности, уместности и даже банальном приличии.

Командир сделал, несомненно, важный шаг к той, которая становилась спасением от ужасов как дней минувших, так и настоящих, которая была олицетворением его освобождения от ошибочной ненависти к магам и добрая улыбка которой позволила ему вспомнить, какого это беззаботно улыбаться самому. Но когда казалось, что всё начинается налаживаться не только в делах Инквизиции, а и в личной жизни, состояние Каллена резко ухудшилось из-за так и непобеждённой лириумной зависимости.

Именно эту ситуацию описала Канцлер своим расплывчатым ответом. Безумец сначала не понял задора женщины, возмущённо глянул на неё, желая упрекнуть, что сейчас не время для шуток. Однако вскоре сновидец догадался, о каких отношениях между целительницей и храмовником ему намекают. И это уже не противоречило его планам, а даже, наоборот, шло на пользу, о чём он поспешил тут же сообщить.

Больше Левой руке нечего было скрывать, поэтому она вновь дала согласие.

— И последнее, — сновидец продолжил перечислять необходимое, — предоставьте мне письменные принадлежности. Я напишу рецепты зелий, которые фундаментальны при лечении от лириумной зависимости. Также несколько общих рекомендаций, в том числе по рациону и распорядку дня, которые особенно пригодятся на последнем, восстановительном этапе лечения.

— Вы знаете эти рецепты наизусть? — то ли удивилась, то ли усомнилась женщина, помня, что маг себя к лекарям не относит.

— Разумеется. Применение данных зелий разнообразно. Например, настойка, необходимая вашему храмовнику, потому что она способна ускорить вывод лириума из крови, в том числе рекомендуется к применению магам в случае передозировки лириумными зельями разной степени тяжести. Было бы весьма недальновидно не запомнить рецепт того, что однажды может спасти тебе жизнь.

Получив ответ и согласившись с итоговым планом лечения, Канцлер не стала медлить ни секунду, а вернулась в первую комнату, чтобы приказать солдатам, стоящим с той стороны входной двери, прислать агента, который уже и побежит исполнять её распоряжения. Безумец тем временем вновь подошёл к Каллену и призвал названное им ранее заклинание энтропии. Завладеть разумом столь ослабшего человека, даже не мага, на том достаточном уровне, чтобы погрузить в сон, у сновидца проблем не составило. Надо было только проявлять осторожность из-за непредсказуемой реакции лириума в крови храмовника на стороннюю магию.

Как итог, когда Лелиана перечислила поручения прибежавшему агенту и вернулась, то обнаружила интересную картину. Впервые за эти дни командор, пребывавший в нескончаемом беспокойном сне, затих. Лицо, отражавшее боль: телесную из-за выжигающего действия зависимости и моральную из-за кошмаров, — стало расслабленным, а постоянные подёргивания и невольные рваные движения прекратились. Казалось, что мужчина спит совсем обычным сном. Рядом же стоял сновидец и со знанием дела и профессионализма завершал свои манипуляции.

Но Безумец на этот раз не полностью ушёл в проделываемую работу, а даже позволил себе отвлечься, посмотреть на следящую за ним женщину. Однажды некие пришедшие мысли даже позабавили его.

— При одном лишь намёке на использование магии крови вы тут же стали мне угрожать, зато сейчас столь спокойно наблюдаете за моими действиями и не пытаетесь помешать, — озвучил эти мысли носитель метки.

— Я не могла быть уверена, что с помощью магии крови вы не задумаете совершить что-то опасное.

— А магию энтропии вы за опасную не считаете?

— А должна? — спросила Лелиана, ожидая лучше получить ответ от самого мужчины.

— Как посмотреть. Одна из причин непринятия магии крови заключается в том, что способы её использования ограничены лишь фантазией мага. Однако энтропия также позволяет многое. От более грубого воздействия на само тело жертвы, ослабления, до более тонкой манипуляции с сознанием вплоть до полного подчинения. И это не считая другие её формы. Например, схожее со школой духа использование жителей Тени для своих нужд, только более грубое, основанное на их убийстве. Или некромантия — фактически отдельная школа, которая варьируется от обычного вылавливания духов и подселения их во всевозможные неживые объекты, до грязной возни с останками, мумификации.

— К чему вы это говорите мне? Хотите, чтобы я к любой магии относилась столь же настороженно, как и к магии крови?

— Я только подмечаю непонятные мне полумеры сопорати этого мира, — пожал плечами Безумец, показывая, что нынешняя его болтовня не настроена на сложные дискуссии. — А насчёт опасности всей магии — нож тоже опасен, чей один удар способен лишить жизни любого.

— Не сравнивайте.

— Отчего же? Нож тоже доступен любому и может использоваться по-разному: кухаркой для нарезания пищи, а шпиону для убийств. Но это совсем не значит, что кухарка не сможет кого-то лишить жизни, а шпион будет убивать всех и всегда. Так что почему в вашем мире всё ещё используют ножи, а не создали для их складирования «Круги»?

Нынешние его слова не могли быть частью дискуссии, потому что сам Безумец не думал о чём-то тут спорить. Сказанное его только веселило, и ответ ему не требовался. Он сам прекрасно знал ответ на свой вопрос: почему? Потому что двуличие и лицемерие неотделимо от их мира.

Канцлер заметила этот задор, правильно поняла, что насмешливый вопрос был риторическим, поэтому и не стала отвечать. Да и о чём тут говорить? Он прожил в мире, где веками обществом правили маги, а она — где правил страх перед магами. Сколько бы они ни старались быть лояльны друг к другу, но отпечаток эпохи на сознании невозможно искоренить окончательно. А спор, вышедший за порог обычных слов и переросший во что-то уже более опасное, не имеет смысла, поэтому даже лучше его и не начинать.

Тем более магистр к тому времени как раз закончил. Теперь его посредственного участия в лечении не требовалось, а оставалось дождаться того, что он запросил. И для этого ожидания Безумец вышел из спальни. Пусть спящего они не разбудят, как бы громко ни разговаривали, но находиться беспричинно в комнате больного это тоже не очень прилично и неуважительно к самому больному. Канцлер подумала также и проследовала за хромым магом.

— Вы говорили, что «чувствуете» целителя. Значит, сновидцы способны найти любого мага? — решила Лелиана разбавить их ожидание интересующим её вопросом.

— Не только мага. При определённых условиях и сопорати, — Безумец был и не против поговорить, что-то объяснить той, в которой он видел тягу к знаниям, чем бы она ни была обусловлена.

— Что это за условия?

Безумец выдержал паузу, размышляя, как ответить на вопрос. Он и обычным магам нового мира не сможет до конца объяснить, как сновидцы воспринимают Тень, а сейчас перед ним вообще сопорати. В итоге он решил это сделать на примере.

— Представьте рыночную площадь, посреди которой стоит сновидец. Он не может видеть, а только слышать тех, кто его окружает. Маги говорят, сильные или имеющие некоторую особую связь с Тенью маги кричат, сопорати шепчут, а гномы молчат. И от количества этих голосов зависит уровень шума. Среди сильного шума он узнает только тех, кто кричит. Если шум меньше, то он может отличить друг от друга говорящих. Если поблизости будет тихо, он сможет услышать и тех, кто шепчет. Но вот немых он не услышит никогда, сколь бы тихим ни стало окружение.

Сравнение у мужчины получилось очень доходчивым, Лелиана его поняла и даже постаралась представить описанное. Любая неестественность, пришедшая от представленного, её только больше увлекала.

— Разве вас не пугает, что вы можете опираться только на условный слух?

— Пугает и дезориентирует, — согласился магистр, поскольку для людей главным органом чувств является зрение, а Тень его лишает. Но лишает не по своей воле, а просто потому что в Тени, которую не затронул смысл реального мира, нет ничего относительного и ограниченного. Как можно увидеть бесконечную огромность всего и бесконечную малость ничто? — Но маг должен адаптироваться к этому и принять иную, отличную от строгой и осмысленной реальности, природу Тени.

— А если какой-то маг не сможет этого принять?

— Тень не допустит его развития. Но это и к лучшему. Незачем магу, который, подобно гному, нежелающему взглянуть на мир за пределами пещер, неоткрыт для всего нового и неизвестного, позволять использовать то, чью чужеродность он отказывается принять. Я думаю, что основная причина, почему маги Круга не проходили Истязание, и заключается в страхе перед неизвестностью, собственными силами «не-нормальной», по мнению сопорати, природы. Демоны — это лишь следствие, а не наоборот, как пытается в этом убедить церковь.

— Подобный страх может уберечь мага от необдуманных и трагических поступков.

— Страх легчайший, но иллюзорный и шаткий способ контроля. Маг, в котором воспитаны самосознание, ответственность и чувство справедливости, способен и сам контролировать свои действия. Он не пойдёт на злоупотребление своими силами не из-за страха перед наказанием, а из-за ощущения себя единым с обществом, которое ему доверяет, а значит, ему постыдно и страшно предать это доверие.

— Вы утопист, — усмехнулась Лелиана.

— Нет ничего плохого, чтобы стремиться к идеалу. Уж точно лучше, чем веками держать магов за скот, а потом невинно удивляться, почему «скот» взбунтовался.

— Или держать веками за скот всю эльфийскую расу, — поддела Лелиана выходца из рабовладельческой Империи.

— Я не утверждаю, что система Тевинтера идеальна. Ваш мир доказывает, что государства с другими системами тоже вполне жизнеспособны.

— Но вас же устраивало положение рабов в Империи. Если бы вы не столкнулись со свободными эльфами лично, то даже бы и не подумали, что у них может быть столько же свободы, как и у людей.

— Устраивало. Как и вас устраивало положение магов и скотское отношение к ним, пока вы не столкнулись с бунтом, который не смогли подавить влиянием. Маги оказались на свободе, и вам пришлось к этому привыкать. Все мы не заботимся о чужих проблемах, пока не столкнёмся с ними лицом к лицу, — беззлобно вернул Безумец Канцлеру её же слова. У него не было причин злиться, потому что он был уверен, что Соловей, разумная женщина, его поймёт.

И Лелиана действительно его поняла, согласилась с правотой магистра. Даже несколько лет назад, когда волнения магов в Киркволле только набирали оборот, она прибыла в город, лишь чтобы сподвигнуть Владычицу Церкви Эльтину покинуть город, а не разобраться в проблеме. Она вернулась в Великий Собор в Вал Руайо ни с чем, не дала Верховной Жрице Джустинии никаких рекомендаций, лишь поспешила успокоить. Так бард считала, что спасает Киркволл от нового Священного Похода — самого страшного, что тогда, казалось, могло произойти. И тем самым своим бездействием она буквально разрешила Мередит использовать Право Уничтожение, если та потеряет контроль над Казематами. Тогда для Лелианы это было абсолютно естественно и правильно: она даже и подумать не могла, чтобы пойти магам на уступки, выслушать их. И только лишь когда мир столкнулся с взбунтовавшими и освободившимися магами и вышедшими из-под контроля храмовниками, женщина осознала, что в силах Церкви было вообще не допустить этой страшной гражданской войны, поглотившей весь юг Тедаса, что маги могут жить свободными.

Оттого сейчас Лелиана подумала, что пора бы Церкви учиться на своих ошибках, а следующей Верховной Жрице начать твёрдо и решительно разбирать скопившиеся за века закостенелого правления проблемы, а не ждать своей участи, как малодушная Эльтина или Джустиния, смелая добрая женщина, но слишком осторожная на действительно серьёзные реформы.

В дальнейшем их разговор не продолжился, потому что ожидание подошло к концу.

На звук открывающейся двери Безумец оглянулся, ожидая увидеть агента Канцлера, однако на пороге стояла запыхавшаяся из-за спешки девушка. Её румяное лицо так мило сливалось с её рыжими непослушными кудрями на голове, которые она даже не успела спрятать под косынкой.

— Это вы…

Мужчина оказался первым, кого молодая магесса увидела. Даже по прошествии года она узнала его, спасителя, своего идеала сильного и свободного мага — это было видно по глазам девчонки, отразившим необъятную радость. Радость эта была столь сильной, что лекарка, недолго думая, тут же бросилась к магистру и крепко его обняла, как и на вечернем празднике в Редклифе, когда он подарил ей первый в её жизни танец.

Как и тогда, Безумец растерялся, даже пошатнулся от неожиданности, но совсем не ругался, а вскоре и сам обнял юную лекарку в ответ, прижался к огненно-рыжим волосам… таким знакомым.

Как он мог убедиться, Фиона сдержала своё слово перед магистром, спасшим её магов от участи стать рабами Старшего, и взяла на свой контроль обучение этой одарённой девчонки. Спустя год Безумец мог увидеть, что её силы окрепли, она стала способна на более сильные лечебные заклинания, отчасти научилась осознано принимать поддержку духов, что и поныне столпились вокруг неё, найдя в помощи ей свою добродетель. Мужчина почувствовал, как от девушки исходит тепло её же собственной магии, и он искренне порадовался, что за прошедший с их последней встречи год мир не осквернил это дарование, а позволил, наоборот, пустить её особенности на благое дело — бескорыстное целительство. Для самой магессы это, конечно, плохо, поскольку, кажется, она так и не научилась использовать даже самые простые стихийные заклинания, значит, и защищаться — тоже.

— Как тебе здесь живётся, милая? Не обижают? — проявил небывалую, для себя, заботу магистр.

— Нет, что вы. Мне здесь нравится. К нам все очень добры. Даже храмовники, — счастливо пропела девчушка и вспомнила только добрых больных, о которых ей приходилось заботиться, в том числе некоторых добродушных неунывающих солдат, которые в благодарность за лечение тащили ей цветы, сорванные в саду Скайхолда. Даже жалобы садоводов и строгая выволочка от командира за подобное вредительство не останавливали служивых, восхищавшихся целительницей за человеческое отношение и заботу к ним, казалось бы, обычным солдафонам. А о тех, кто готов был даже выбраться из своей койки и ползком покинуть лазарет, лишь бы не подпустить к себе целителя-мага, она старалась забыть, поскольку недовольные и злые будут всегда.

Безумец лишь снисходительно улыбнулся. Нет, нынешняя жизнь магов в его понимании также далеко не эталон свободы. Даже целители, казалось бы, борцы со смертью за чужие жизни, были вынуждены лишь стыдливо отворачиваться и стараться не замечать невежества. Попробовала бы какая-нибудь шавка в его время гавкнуть на мага — этот «гавк» стал бы для неё последним. Так что девушка может радоваться лишь из своих наивности и незнания, с детства повидав лишь произвол храмовников.

Ну и пусть… не каждому же в их жестоком мире становиться убийцей.

Эта встреча оказалась столь приятна, что момент, когда они вынуждены были прервать объятие, показался пыткой. Но это необходимо было сделать — это понимали и он, и даже она. Он никогда не будет добрым дядюшкой, искренне озабоченный проблемами и переживаниями девчонки. И она видела в нём хорошего человека, спасителя, кумира, но никак не друга или родственную душу, с кем можно непринуждённо поболтать о насущном, рассказать все новости за последний год или поинтересоваться его делами и приключениями. Поэтому когда она отошла, то не стала заваливать старшего мага не прошеными вопросами. Магесса, всё ещё радостно улыбаясь, лишь осмотрела мужчину, убедилась, что с последней их встречи он здоровее выглядеть не стал, но ещё более болезненнее — тоже, и тактично промолчала. Хотелось ей выразить лишь сожаление, что её брат не знает, что мужчина вернулся.

Да только… вернулся разве? Девушка обратила внимание, что встретились они не во дворе Скайхолда, а в какой-то пустой комнате, без свидетелей, будто магистр и не хотел, чтобы о его появлении знали… Именно это первым насторожило магессу, когда всепоглощающая радость отпустила её. Потом она заметила изменения в мужчине: он стал каким-то чужим, пугающим, недосягаемым. Когда они его встретили во Внутренних Землях, он представился беглецом, несколько чудным и отстранённым от мира, зато сейчас стоит гордо, прямо, а взгляд белых глаз слишком уж строгий, пронзительный. Если бы впечатление о нём при первой встрече не завладело её юношеским умом, она бы его точно испугалась.

Хотя в комнате сейчас была та, которая пугала юную магичку куда больше. О сновидце девушка знала только хорошее, зато вот об опасности сенешаля слышала из первых уст.

Тайный Канцлер смогла даже в этой небольшой комнате стать тенью и оказалась зашедшей молодой магессой даже незамеченной. Лишь когда Безумец глянул в сторону барда, а девушка проследила за его взглядом и обернулась, она обнаружила, что они были здесь не одни. При виде Соловья лекарка вздрогнула, испугалась и тут же поникла. Наверняка её страшило ни что-то конкретное в молчаливом силуэте Соловья, а общее представление, которое сложилось из сплетен и слухов жителей Скайхолда о Тайном Канцлере. И, конечно же, после таких слухов никому бы не хотелось остаться наедине со страшной, таинственной женщиной. Сестра Соловей никогда не должна быть в центре внимания: она шпион, незримо наблюдает, следит и всё контролирует. А значит, если она решила с кем-то поговорить, то это, ой как, не к добру.

Неизвестно, сколько сил потребовалось магессе, чтобы совладать с накатившей на неё паникой и произнести хоть сколько-то членораздельное приветствие. В ответ она получила лишь скупой кивок… хотя, может быть, это просто шелохнулся капюшон женщины от мимолётного движения, а сама она так и осталась стоять статуей. На самом деле Лелиана не пыталась нарочно напугать конкретно эту девчонку — она всегда придерживалась такого поведения в присутствии подчинённых.

— Проследуй за мной, — Безумец, спасая целителя от мыслей, слишком уж отвлекающих от задания, которое он собирался ей дать, взял её за руку и ласково приказал.

С помощью такой тактильной коммуникации — взятие за руку — магистр напомнил девушке, что на самом деле она не осталась один на один со страшным Канцлером и что здесь был человек, которого она считала хорошим, и, значит, он не позволит ей навредить. Сработало. Лекарка отвлеклась, вновь глянула на мага, приходя как раз к этой мысли, поэтому вскоре уже доверительно кивнула. И когда сновидец вновь направился во вторую комнату, девушка покорно посеменила за ним.

Впрочем, недолго пришлось волноваться о лицах, которые её окружают, поскольку стоило ей увидеть того, кому требовалась помощь целителя, как беспокойство за него захватило магессу полностью. Буквально оцепенев, девушка смотрела на знакомого ей командира. Она не поверила в покой, в который загнала спящего энтропийная магия, поскольку либо сама, либо духи почувствовали, что Каллен был страшно истощён и болен. Значит, вот почемув один день командор исчез: не уехал на секретное задание, а заболел, и серьёзно. А ей ведь даже не сказали…

Целитель должен быть приучен помогать пациентам — как бы плохо они ни выглядели, — и также стойко переживать нередко случавшиеся их смерти. Но сейчас по лицу девушки побежали слёзы, как бы подтверждая, что она видела перед собой не просто командира, о котором знала лишь то, что он сильно муштрует своих солдат, а дорогого сердцу человека, которого так страшно было потерять.

Безумец поймал на себе взгляд Канцлера, которая усмехнулась, мол, я же говорила. И правда, мужчина до конца не верил сказанному женщиной, подозревал какую-то недосказанность. Но сейчас окончательно убедился, что между храмовником и магом существуют романтические отношения. И самое главное: эти отношения были обоюдными, значит, задумка сновидца сбудется в лучшем её виде.

— Тебе поступали жалобы от сэра Резерфорда после того, как он предпринял попытку отказаться от лириума?

Девушку из оцепенения вывел голос мужчины. Магесса тут же поспешила взять себя в руки, утереть слёзы и уже более здраво оценить происходящее.

— Н-нет, он почти не говорил об этом. Лишь один раз рассказал… про кошмары, — хоть говорила она неуверенно и её голос ужасно дрожал, но девушка всё равно старалась держаться делового тона, будто боясь предстать перед взрослыми непрофессиональным целителем. Особенно перед Канцлером, которая опять стояла в тени и ужасно нервировала своим молчанием.

— Ты дала ему какие-либо рекомендации?

— Хотела… Но сэр Резерфорд отказался сам, — ответила магесса, но потом невольно краем глаза заметила силуэт Соловья. — Я не знаю, почему он не согласился. Правда, — точно для женщины произнесла она, боясь обвинения в бездействии, когда командиру требовалась помощь. Но об этом думала она зря: никто всерьёз не собирался её обвинять в том, что от неё даже не зависело.

Безумец, наоборот, фыркнул и осудил гордость командора. Вероятно, храмовник храбрился, чтобы не разрушать свой гордый сильный образ в глазах понравившейся девушки, не выглядеть слабым. Безумец его понимал прекрасно: всё же любой магистр не мог позволить себе быть слабым, однако попытки Каллена разобраться во всём самостоятельно привели лишь к тому, что они сейчас имеют. И за это сновидец не мог не осуждать. Если бы он пожаловался на своё состояние ей сразу, то девчонка, проведя осмотр, точно бы обнаружила начавшееся истощение его организма и оказала своевременную помощь. И сегодняшнего этого вот сбора бы даже не понадобилось.

— И целителей не хватит, если каждый ваш офицер будет столь беспечно относиться к собственному здоровью, — с укором обратился Безумец к Лелиане.

— Я с ним поговорю, — скупо ответила она, но ничуть не соврала, и Каллена после пробуждения точно будет ждать профилактическая беседа, и чтобы во всём слушал целителя, и чтобы в дальнейшем не занимался чрезмерным молодечеством.

Мужчина же снова обратился к девушке.

— Теперь из-за осложнений, чтобы командир вернулся в строй, нужно провести полноценный курс его лечения. Я хочу попросить об этом тебя. Если ты согласишься, то я расскажу и покажу, что необходимо сделать. Но и подойти к лечению ты должна будешь со всей ответственностью — халатность недопустима, — с одной стороны, Безумец ласково предлагал и даже не приказывал, а с другой, сразу запугивал важностью, чтобы она выполнила задание безукоризненно.

Хотя оба присутствующих интригана понимали, что какие бы ни были условия, юная влюблённая магесса не сможет отказаться.

— Я согласна, — ни секунды не сомневаясь, произнесла лекарка и впервые за сегодняшний разговор проявила твёрдую уверенность. — Я сделаю всё, чтобы помочь Каллену… сэру Резерфорду.

Магесса хоть и сумела быстро скрыть свою оговорку, но всё равно страшно раскраснелась в тон своих рыжих кудрей. Это говорило о том, что официально вечно занятой командир так и не успел объявить о наличии хоть сколько-то серьёзных отношений с магессой. А сделать это должен был именно он как более высокое по статусу в иерархии Инквизиции лицо. Вот и пришлось девушке сейчас пытаться стыдливо прикрыть свою симпатию, чтобы не выглядеть фамильярно. Но обмануть присутствующих она бы всё равно не смогла, поскольку влюблённый взгляд, который она неосознанно бросала на мужчину, сложно не заметить.

Но взрослые и не были против, а даже наоборот, поскольку оба понимали эффективность и безопасность лечения, когда за него берётся искренне и бескорыстно заинтересованный в выздоровлении командира.

В дальнейшем прошло точно около часа — настолько дотошно Безумец подошёл к разъяснениям для магессы. Всё ещё затянулось и по причине того, что мужчине приходилось буквально объясняться на пальцах: он не мог говорить с девушкой на высоком уровне обо всех этих потоках, аурах и прочих прелестях сновидческого восприятия и сам магией созидания не владел от слова совсем. Заодно вскоре после того, как они начали спешное обучение, агенты Канцлера доставили и запрошенный амулет, так что мужчина, пока объяснял целителю её работу, был занят и своей: зачаровывал изделие на воздействие, схожее с использованным им заклинанием, которое смогло отправить храмовника в спокойный сон, без изматывающих сновидений.

Этот час для них прошёл очень насыщено, зато продуктивно, и всё запланированное было исполнено. Магистр смог объяснить обычному магу, что требуется для помощи не только конкретному пациенту, а и другим смельчакам, решившим отказаться от употребления лириума. Теперь молодая целительница знала способы лечения лириумной зависимости, которые использовали сновидцы древнего Тевинтера.

После под надзором сновидца девушка применила свои новые знания на храмовнике. Применила безукоризненно, и магистр улыбкой подтвердил её успех. Теперь Безумец, убедившись, что в его непосредственном участии больше нет нужды, мог храмовника и покинуть, тем более в первой комнате на столе его уже ждали письменные принадлежности.

— Сестра Лелиана, пожалуйста, позвольте мне ещё побыть здесь, — так как на данный момент её работа завершена, молодой магессе надлежало также покинуть помещение и вернуться к своим прямым обязанностям, однако девушка всё же нашла смелость попросить напрямую у Канцлера о просьбе побыть подольше с дорогим для неё человеком.

Но не успела Соловей дать ответ.

— Разумеется, тебе это позволено. И чем чаще ты сможешь бывать здесь, тем лучше. Нам важно постоянно следить за состоянием командира, — неожиданно даже для советника Безумец встрял и удовлетворил просьбу девушки, из-за чего та вся буквально просияла от радости и благодарности перед магом.

Выйдя из спальни, Безумец спокойно поплёлся к столу, чтобы написать обещанные рецепты и тем самым окончательно исполнить свою часть их с Канцлером договора. Лелиана же, искренне возмущённая вмешательством сновидца в субординацию ордена, с которым он до сих пор не намерен сотрудничать напрямую, без посредника, прошла за мужчиной следом и даже слишком громко для себя закрыла дверь.

— Господин Безумец, вы ошибаетесь, считая, что вправе решать и говорить за советника Инквизиции! Каллен не объявлял об их отношениях официально — пока это лишь мои наблюдения, а значит, просьбу мага надлежало отклонить.

Грозный взгляд, с которым она посмотрела на сновидца, самого сновидца не напугал, потому что он был полностью уверен в своей правоте. Безумец под гневом женщины успел и за столом расположиться, и перо смочить в чернильнице, и начать писать, и только потом он удосужился дать комментарий.

— Леди Лелиана, ваше стремление к официальности, в первую очередь, и виновато в том, что Каллен Резерфорд оказался в столь плачевном состоянии, что вам пришлось даже искать помощь извне.

Была бы сейчас на её месте Кассандра, она бы точно ещё пуще вспылила от спокойного, надменного голоса магистра, который всем своим безмятежным видом показывал, что считает себя абсолютно правым.

— Объяснитесь! — но мужчине повезло, что сейчас перед ним стояла более сдержанная на эмоции Канцлер, которая позволила магу объясниться и доказать, что вся его самоуверенность не пустой звук.

— Дар этой девушки очень необычен. Её аура и ремесло привлекли большое количество духов, которые часто видят свою добродетель в помощи целителям. В основном это Сострадание и Вера, но я почувствовал и присутствие Надежды — а это одни из самых доброжелательных и сильных духов Тени. Они являются более безопасны для магов, потому что могут намного дольше сопротивляться порокам реального мира и не становиться демонами, но при этом они и редкие, потому что почти не интересуются нашим миром, — делился магистр знаниями, полученными от Соласа. — Духи не делают её сильным магом, а, наоборот, даже ограничивают, помогая только при использовании созидательной магии. Но их воздействие не останавливается только на ней самой. В моё время такие маги очень ценились, в том числе из-за редкости. Известен факт, что лечебное воздействие энергетики духов пассивно распространяется не только на самого мага, а и на тех, к кому он испытывает сильные положительные чувства. Многие магистры (и магистрессы тоже) готовы были отдать всё, что угодно, за приобретение раба с таким даром: его постоянное присутствие поблизости становилось гарантом более здоровой и долгой жизни.

— Магистры подчиняли таких рабов магией крови?

— Вы удивитесь, но нет. Тень нельзя обмануть, и духи понимали неестественность вызванных чувств у своего подопечного. Поэтому разумные хозяева стремились добиться к себе искренней любви — как наиболее сильного и привязывающего чувства. Это было сделать несложно, учитывая, что к загнанному рабу очень быстро можно найти подход.

— И магистров не оскорбляло, что они вынуждены «искать подход» и заботиться о рабе? — усмехнулась Лелиана, которую позабавила описываемая ситуация.

— Когда на кону стоит возможность продлить свою жизнь, многие готовы забыть и про принципы, и про гордыню, — усмехнулся и сам Безумец, вспомнив известные ему случаи, когда великие имперцы старались хвататься за свою жизнь любой ценой, на фоне большинства из которых такой способ использовать целительный дар магов кажется просто невинным эгоизмом. — Так что вашему храмовнику повезло: он, сам того не зная, получил то, за что магистры древнего Тевинтера могли развязывать войны. Поэтому я не вижу причин этим не воспользоваться, и не позволять девушке оставаться рядом с тем, чьё наискорейшее выздоровление вам необходимо, — наконец, хромой маг ответил на возмущения Канцлера.

Получив ответ, Лелиане нехотя пришлось признать правоту мужчины. «Нехотя», потому что ей не хотелось уподобляться магистрам древнего Тевинтера, но она была вынуждена признать, что так, действительно, будет и лучше, быстрее. Если Каллену столь крупно — как выразился сновидец — повезло, то почему бы этим не воспользоваться?

— Когда у вас появились подозрения о какой-либо связи между ними, вы разозлились, — вдруг вспомнила Левая рука один из прошлых их разговоров, который теперь навёл её на новую мысль: — Вы подумали, что Каллен «злоупотребил положением», чтобы добиться от девушки как раз того, чего раньше добивались магистры?

— Чего и следовало ожидать от храмовника, увидевшего в ней удобного мага. Его счастья, что мои предположения не подтвердились.

На этот раз Лелиана не особо обратила внимания на очевидную угрозу от мага, потому что её уже возмутило очередное принижение её доблестного соратника из-за причастности к неугодному ему ордену. Даже за причастность в прошлом, ведь Каллен давно уже ушёл из храмовников. Соловей, особенно теперь, когда и пороки ордена вскрылись, могла согласиться со многими упрёками в их адрес и обвинениями об их прегрешениях. Однако приписывать ко всему этому соратника она не могла. Каллен стал злоупотреблять чувствами молодой девушки для своих корыстных целей? Что за бред?! Да если бы не помощь со стороны, он бы так и цветы не осмелился подарить! Это же их хорошенький Каллен, который может быть сколь угодно профессиональным военным, грозным командиром и умелым военачальником, но он всё равно смутится и запнётся, когда на собрании Совета Канцлер начнёт вслух рассуждать, как бы можно использовать письма, направленные ему от воздыхательниц, или когда искренне возмущённая Жозефина назовёт свою подругу «неисправимой хулиганкой» за то, что в том числе с её напутствия кружевное бельё леди посла оказалось на флагштоке во дворике.

— Не нужно ко всем храмовникам приписывать то плохое, что вам о них рассказали. За всю историю Круга тоже известно множество магов, совершивших преступления и подвергших их невинных коллег каре от тех, кто всего лишь добивается безопасности в мире. Изучите то, что произошло десять лет назад в ферелденском Круге именно по вине отдельных магов. Только вмешательство Героя Ферелдена спасло Круг от применения Права Уничтожения. Впрочем, вы, Безумец, и сами далеки от невиновности, и даже, в отличие от Каллена, вполне себе спокойно злоупотребили чувствами той девушки.

— Как преступления одних оправдывают преступления других? — спокойно спросил Безумец. Он не думал отрицать преступные деяния магов, даже свои собственные, однако не считал, что это должно его заставить молчать о тирании храмовников, которые веками пользовались бесправностью магов и издевались над ними всевозможными способами, в том числе с помощью насилия. — И вы сами, Лелиана, далеки от идеала церковной невинной сестры.

Дальнейший их спор также не имел ни смысла, ни исхода. Как бессмысленно пытаться говорить о том, что происходило в Кругах: сколько магов пострадало от произвола храмовников, и сколько храмовников отдали свои жизни, защищая мирных жителей, в том числе самих магов, от очередного одержимого или безумного мага крови. Так и бессмысленно спорить, кто и о чём имеет право говорить, поскольку они в одинаковой степени греховны.

Вот они и не стали продолжать.

Совсем скоро Безумец закончил писать и, поднявшись из-за стола, подошёл с исписанными листками к смирно его дожидающемуся Канцлеру.

— Я написал обещанные рецепты, способ их приготовления, а также — применения. Это позволит использовать данные настойки не только в конкретном случае, но и в похожих, — доложил мужчина, протягивая барду листки.

Лелиана тут же принялась их изучать, не зная, чему удивляться больше: красоте почерка, или столь подробным до мелочей, как его речь, описаниям.

— Вы же понимаете, что рецепты будут оценены нашими аптекарями, а зелья проверены? — осведомилась женщина, скорее в качестве формальности или шутки, а не действительно старалась напугать магистра надзором.

— Разумеется, поэтому в конце я привёл перечень книг, на которые я и ссылаюсь в своих рекомендациях, — указал сновидец на нужные строчки, когда Лелиана пролистала до конца. — Я настоятельно рекомендую найти хотя бы часть из них. Оригинал, перевод или выписка по разделам — неважно, всё будет ценно, поскольку именно в них собраны все достижения учёных Тевинтера в изучении лириумной зависимости и методики лечения, гораздо более подробные, чем бы я мог вам рассказать.

Лелиана даже не сомневалась, что она пошлёт своих агентов на поиски этих книг, поскольку теперь у них в руках оказался не только способ спасения командира, но и других храмовников, как о том и мечтал Каллен. Также эти методики могут принести пользу и магам. А ещё — Канцлер вдруг подумала — возможно, эти научные работы помогут и в борьбе с красным лириумом.

— Теперь вы готовы подтвердить, что мои обязательства нашего договора исполнены полностью?

Разумеется, когда мужчина нетерпеливо задал закономерный вопрос, у неё не было причин ответить ему отказом.

— Подтверждаю. У меня не осталось к вам вопросов, — кивнула бард, пока сворачивала в свиток листки, а потом завязывала имеющийся у неё лентой.

В тот момент, вновь глянув на магистра, Лелиана даже позволила себе подивиться, что из сегодняшней встречи, изначально безумной задумки, получился толк. Мужчина доказал свою лояльность и отстоял право ему доверять, исполнил всё с присущей ему дотошностью и щепетильностью. А значит, теперь осталось ей доказать свою лояльность. С этой целью женщина подошла к стоящему у стены шкафу, в котором лежало несколько книг для создания интерьера, и чтобы какому-нибудь расположившемуся здесь аристократу было, чем заняться.

Вопреки предположениям мужчины Канцлер не запрятала отчёт в каком-то другом месте Скайхолда, за которым нужно посылать очередного гонца, и не хранила при себе — листки оказались спрятаны как раз в одной из тех книг. Безумец не назвал бы это плохим местом, поскольку он точно бы не стал искать здесь, буквально на видном месте.

Когда магистр получил запрошенное им, он не мог не вцепиться жадным взглядом в написанное. На первых листах обнаружился перечень тех мест, где первостепенно требуется помощь по закрытию разрывов, а вот дальше шёл тот самый отчёт. И отчёт говорил об удаче в поисках: шпионы Соловья всё же смогли разузнать о том, что же Старший может скрывать от своего командира. И тем местом оказался заброшенный и забытый до последних событий храм Думата — один из главных центров религии старой империи на юге. Именно сюда Корифей не подпускал Кальпернию, объясняя это тем, что только верные Думату могут войти в храм, однако у Инквизиции есть доказательства, что именно в этот храм были направлены венатори, возможно, даже какой-то тевинтерский учёный-магистр. Так что Лелиана посчитала это вполне похожим на то, чего хотел узнать сновидец. И Безумец, читая отчёт, с ней согласился.

— Вы отправляли туда агентов?

— Пока нет. Предоставляю право первопроходца вам. Однако выражаю надежду, что вы сообщите мне, если найдёте что-то важное против венатори или самого Корифея.

Безумец кивнул, не имея причин скрывать от Инквизиции то, что могло бы помочь им в этой войне. И, разумеется, в этот храм он намеревался наведаться лично.

В дальнейшем у мужчины тоже не осталось вопросов, и он начал сворачивать листки в свиток, тем самым показывая, что принимает результат работы Канцлера. И этой работой маг был полностью доволен, считал равноценной оплатой за свою помощь. Не скажешь, что магистр был удивлён или восхищён, но только лишь потому, что изначально верил в силы этой женщины: если она проявит самоотдачу, то выжмет всё, что возможно, из поставленной ей задачи. И сегодняшний результат его лишний раз в этом убедил.

На этом их встречу — столь сомнительную и рискованную — можно назвать завершённой, поэтому настало время гостю Скайхолд покинуть.

— Вы позволите мне уйти? — отойдя к входной двери поближе, Безумец решил дополнительно осведомиться.

Спрашивал он не зря, потому что был соблазн его никуда не пустить, схватить и заставить оставаться в Скайхолде до тех пор, пока они не разберутся с Корифеем и не решатся, что Брешь можно закрыть безопасно. И раньше бы этот соблазн облегчить себе работу для Лелианы точно был бы силён. Однако сейчас он доказал, что ему можно доверять, что он настроен сотрудничать с Инквизицией и что это сотрудничество для них очень даже плодотворно. А вот пленение, наоборот, очень рискованно. Если у Лелианы и были сомнения, то продлились они столь недолго, что маг их даже не заметил, и для него, бард без раздумываний дала ответ, позволяющий ему сегодняшнюю встречу покинуть.

— Цокот копыт раздался тогда. Принёс беду, которую ты не ждал. Но это не значит, что всё повторится. Не нужно его бояться.

Неожиданно в разговор двух людей, можно сказать, уже конец их встречи вмешался чужой голос. Не успели они и осмотреться, как появился и хозяин голоса — мальчик в широкополой шляпе. Глаза неживого существа были скрыты под длинной чёлкой, но тем лучше для остальных, поскольку Коул, явившись на неизвестный ему ранее источник незабытых боли и горя, оказался поглощён этими эмоциями и стоял как вкопанный.

Безумец довольно-таки быстро распознал в нарушителе их беседы инородную природу, им заинтересовался, даже сделал несколько шагов навстречу, чтобы получше разглядеть парня.

— Откуда у Инквизиции взялось такое чудо? — с искренним восторгом воскликнул магистр. Хотя сам мальчик на него даже внимания не обратил, всё сильнее погружаясь в пучину чужих воспоминаний.

— Она улыбалась при виде тебя, потому что была тебе рада. Заботилась о тебе. Помнишь до сих пор. Но ведь искренне заботился и ты сам, старался исполнить её мечты, чтобы она была счастлива. Ты делал всё, что мог, и она считала также. Тебе не за что себя винить.

— Это Коул. Он сам пришёл к нам. Вы знаете, кто он? — пусть Совет уже получил ответ от умного эльфа, но Лелиана не упустила возможность услышать предположение от не менее умного тевинтерца.

Безумец задумался, изучая существо, как внешне, так и через Тень.

— Его тело реально, но разум чужой. Очень интересный случай — тело полностью принадлежит духу, но при этом продолжает полноценно функционировать, не разлагается. Наверное, мальчик ещё считает себя живым и может весьма активно взаимодействовать с реальным миром…

— Она единственная, кому нужен был ты. Не твоя сила, не твоя кровь, а ты сам, каким есть. Ты это ценил, хотел отблагодарить, защитить. Она знала об этом, ей не нужны были подтверждения. Ты ничего не упустил.

— Раз это дух, а не демон, то насильного подчинения не было. Предположительно, захват произошёл из-за того, что сознание мага оказалось на пороге смерти и уже не могло сопротивляться сознанию духа и уступило собственное всё ещё живое тело. Дух этот мог быть заранее добровольно подселённым или пришёл незадолго до смерти, чьё желание помочь оказалось столь сильно, что его буквально вырвало из Тени в тело мага…

— Она погибла по твоей вине. Но это не так. Ты не бросил, не сбежал. Ты сделал всё, что было в твоих силах.

— Судя по способу воздействия и стилю речи, перед нами дух сострадания, один из самых сильных, раз смог выжить в реальном мире…

— Поражение не означает слабость. Они были готовы, но ты — нет. Но это не слабость, совсем не она.

— Большего сказать не могу. Не встречал в книгах похожего хорошо задокументированного случая одержимости. Возможно, его появлению способствовала нестабильность Завесы из-за Бреши, а раньше просто не было условий к появлению таких существ. Ощущается он… неоднозначно. Предположу, что если его привязанность к нашему миру ослабнет, он сможет вернуться обратно в Тень, но если, наоборот, окрепнет, он ещё сильнее начнёт себя воспринимать человеком. Было бы интересно понаблюдать за ним.

— Вы считаете, что он может быть опасным? — решила спросить Канцлер, помня изначальные намерения некоторых других советников прогнать этого парня.

— Не опаснее любого другого мага. А учитывая его сильное желание помочь, которое позволило духу выжить в реальном мире, он, наоборот, очень полезен.

Лелиану порадовало, что конструктивных доводов в пользу особой опасности Коула так и не появилось, поскольку она сама хорошо относилась к мальчику, даже несмотря на порой устраиваемые им проделки, понятные только ему самому.

— Цокот копыт, грохот колёс. Потом была боль. Это слишком больно. Не нужно об этом помнить… Ой, что-то не так. Куда всё пропало? — под конец растерянно произнёс юноша и впервые за сегодня вынырнул обратно в реальность. Об этом дал понять и его взгляд, ставший вновь осознанным.

Сновидец решил, наконец, вмешаться и оградил свои воспоминания от дотошного духа. Но это не значит, что он злился на Коула. Совсем, наоборот. Как можно злиться на то, что является частью природы этих существ? Его лишь умилила невинность, с которой Сострадание лезет в пучину болезненных эмоций разумных, не задумываясь о собственной безопасности.

— Я хорошо знал одного духа сострадания. Он тоже до последнего хотел мне помочь, но в итоге погиб. Так что лучше не лезь к опасным для духов магам, не повторяй его ошибку.

Когда мальчик поднял голову и взглянул на него, Безумец решил с ним заговорить, искренне предупреждая. Заодно мужчина в Тени постарался донести до Коула образ того самого знакомого духа, о котором говорил, и вырисовать предположительную его судьбу. Как считал сновидец, упрямец, посчитавший своей добродетель помощь магу энтропии, чьё сознание оказалось слишком изуродовано болью, чувством вины и скорбью, погиб во время того самого судьбоносного для мира ритуала. Он пришёл туда следом за магистром, а в итоге оказался поглощён болью сотни умирающих в агонии рабов.

Такого предупреждения Коул мог как испугаться, так и, будучи не менее упрямой сущностью, проигнорировать. Но вдруг странный юноша вновь замер и оказался поглощён, только на этот раз не воспоминаниями сновидца, а тем, кого ему показали. Он что-то почувствовал, что-то нехорошее, что заставило его даже вздрогнуть, а в Тени от мальчика даже пошла рябь, показывая, что ему это «что-то» принесло дискомфорт. Безумец предполагал, что аура каждого духа уникальна, и по ней существа Тени могли друг друга узнать. Но как он мог «узнать» своего сородича, столь же дотошного маленького духа, искреннего в своём желании помочь, если последний должен был погибнуть тысячелетие назад, оставив после себя в Тени только эманацию в виде безвольного призрака?

— Сначала он помогал, забирал страх. Я не буду брать много. Не хочу как он…

Глава 35. Буря и то, что ей предшествовало

Сомниари старались не тащить в Тень беспокойства и суету реальности. В этой безграничной простоте дремлющего мира они могли сами отвлечься от слишком уж сложного недремлющего мира. Однако сегодня Безумец нарушил негласное правило, чтимое ими обоими.

Солас заранее понял, что сегодняшняя встреча будет иной, отличной от им привычных: слишком уж внезапным и резким вышло приглашение на встречу от магистра. Но эльф не ворчал и не ушёл, а охотно поддался этому приглашению. Он слишком хорошо знал своего собеседника, чтобы не сомневаться, что беспричинно бы хромой маг не нарушил простоту Тени.

Встреча в Скайхолде, как и планировалось, завершилась удачно, и Безумец без проблем её покинул. Можно считать, что он сделал шаг к безопасному для себя сближению с Инквизицией. Однако этим успехом сам магистр так и не успел ещё насладиться: слова Коула заняли его мысли на долгие дни.

После Скайхолда магистр, как и хотел, вернулся в Ферелден и направился в заброшенную Башню Круга. Не мог он сказать, как долго задержится в Кинлох Холде, и разумеется, эта древняя авварская цитадель не станет для него домом, но пока была возможность, мужчина решил оставаться в единственном приятном месте во всём новом мире… Нет, всё же вторым по приятности месте, потому что первенство неизменно остаётся у солнечного и родного Тевинтера.

Слова духа сострадания взволновали магистра и сильно. И это нормально, поскольку было бы воистину глупо пренебречь такой угрозой. В своей расплывчатой речи Коул, однако, однозначно дал понять, что почувствовал демона в том образе, который сновидец ему показал. И демон находился вблизи сновидца, словно стоял за спиной, — это Безумец узнал, когда позже наводящими вопросами постарался добиться от парня подробностей.

Погнавшись за воспоминаниями о Пятом Море, что сохранили камни форта Драккон в Денериме, Безумец тогда допустил ошибку при работе с духами, слишком поддался эмоциям и сам почувствовал странное волнение вокруг. Он небезосновательно опасался, что привлёк внимание демона, и продолжал хранить это опасение, но никак не мог его доказать. Но это смог Коул. Разумеется, мужчина удивился, забеспокоился, даже сначала не поверил, но довольно-таки быстро хладно рассудил о потенциальной угрозе. На протяжении многих месяцев он, сновидец, так и не смог найти опасность, сколь бы хорошо ни рыскал в Тени, да даже мальчик, лучше знающий свой родной мир, почувствовал лишь отголосок опасного существа. Это говорит о силе демона, о его способности обходить восприятие даже сновидцев. А столь богатый опыт работы с сомниари существо могло набраться только в древние времена, когда таких магов было в достаточном количестве. Значит, это старейший демон, которому больше тысячи лет.

Неужели мальчик не ошибся и не перепутал, и дух, которого Безумец хорошо знал и считал его погибшим, на самом деле выжил во время ритуала магистров, но извратился от боли умирающих рабов, которым не смог помочь?

Как бы мужчине ни хотелось уйти в отрицание то, что действительно всё так могло совпасть и что тот злосчастный ритуал изуродовал даже этого маленького упрямого духа, невинное в своём желании помочь создание, но он не мог себе его позволить. И лучше все силы потратить на решение этой проблемы, чем на её отрицание, ведь если эти догадки окажутся правдой, то, значит, сновидец в большой опасности.

Именно это беспокойство утянуло Безумца в долгие и томные раздумья. Не раз ещё мужчина пробовал бродить в Тени, стараясь лично увидеть, что увидел Коул, оценить угрозу. Но ничего. Демон как спрятался от его восприятия, так и поныне не выдал себя. А сновидец не знал иных способов его обнаружить, просто потому что он почти никогда не работал с Тенью на таком уровне. И тогда хромой маг сделал самое разумное, что только мог, и невзирая на гордыню, решил обратиться к тому, кто как раз и изучал духов, — своему теневому единомышленнику.

Поэтому сегодня столь неожиданная встреча между сновидцами и произошла.

Когда ревнители красоты Тени, наконец, встретились, то сама Тень выражала мысли одного из сновидцев: пространство буквально рябило, ходило волной, словно металлическая пластина пилы в руках не самого умелого плотника. А волны зелёной энергии бросались на двух сновидцев. Казалось бы, ещё чуть-чуть — и они утащат их в свои безводные, но столь же опасные пучины. Но это только казалось: всё же оба сомниари были слишком опытны, чтобы какое-то лёгкое волнение могло их куда-то «унести».

Оценив этот «шторм», Солас окончательно убедился в причинах такой настойчивости магистра и, не став исправлять теневую «реальность», молчаливо, но с присущей ему серьёзностью посмотрел на мага, готовый его выслушать. И Безумец поделился своей тревогой, начал со слов Коула и закончил своими собственными догадками.

Волк слушал очень внимательно, и с каждым словом хромого мага Тень начинала всё больше бушевать, поскольку её начали повреждать и тяжёлые мысли эльфа. Но сновидцев сейчас не заботила красота окружения, поэтому изменений они не замечали. Солас не посмел отмахнуться или пренебречь услышанным и со знанием дела подошёл к обозначенной проблеме.

— Ты уверен, что именно тогда, в Денериме, привлёк внимание демона? — по завершению рассказа тевинтерцем Солас задал свой вопрос.

— Нет, тогда я всего лишь почувствовал неестественное волнение в окружении. Но именно после этого случая мне начали сниться сны, в которых прослеживается точная хронология моей жизни, начиная с раннего детства. Слишком систематические и неискажённые, словно… — прервав объяснение, Безумец задумался, как бы правильно собеседнику передать свои ощущения.

— Словно «что-то» изучает тебя, ищет самое болезненное воспоминание, — завершил за него Солас, поняв хорошего знакомого на полуслове.

Но такая догадливость заставила умного эльфа поддаться схожим мыслям, небывало, при нахождении в Тени, нахмуриться. Как и Безумец, Солас хотел считать, что Коул просто ошибся, спутал следы двух существ Тени из-за искажающей его восприятие ауры мага энтропии, но теперь они оба могли быть уверены, что это совсем не так, и мальчик почувствовал всё точно. Они имеют дело с по-настоящему опасным паразитом.

Обычно молодые и слабые демоны, напав на след понравившегося мага, постараются действовать сразу, опираясь на самые доступные воспоминания — самые сильные или недавние. Но чем демон опытнее, тем он дольше будет стараться копаться в голове своей жертвы в поисках не лёгких воспоминаний, а наиболее болезненных, на которые можно будет успешно надавить. И сейчас они имеют дело с демоном не только старым и опытным, но и терпеливым, который готов был выжидать месяцами, чтобы найти подходящие ему воспоминания.

— Инквизиции известно, что Корифей заручился помощью какого-то демона. Достаточно могущественного, чтобы повлиять на Серых Стражей, создав искусственный Зов, — однажды произнёс эльф, пока изучал отголосок ауры теневых созданий, которые предоставил ему Безумец и Коул.

На самом деле об участии в плане по подчинению Стражей Старшим могущественного демона страха, специализирующегося на страхе перед Морами, Инквизиция узнает только тогда, когда во время скорого штурма крепости Адамант возьмёт в плен и допросит запрятавшегося там магистра Ливиуса Эримонда. Именно этот лорд, ведомый приказом бога-самозванца, заявился к Стражам и предложил ритуал магии крови, во время которого сопорати отдают свои жизни и становятся одержимыми демонами, а маги этих новоиспечённых демонов подчиняют себе. Правда, он умолчал, что сами маги попадают под влияние Кошмара, того самого демона страха. Так что прошедшие ритуал Стражи присоединяются не к отряду, который собирался таким составом спуститься на Глубинные тропы и найти оставшихся Древних богов, а к армии Корифея.

Хоть сколько-то истинное положение дел знал только Волк, потому что проводил свои расследования, а его агенты, несвязанные по рукам и ногам политикой, как агенты Совета, куда быстрее заполучали информацию. И эту информацию хитрый эльф не собирался никому передавать, в том числе чтобы не вызывать подозрений. Да и друг другу оба собеседника никогда ничего не рассказывали, держа в строжайшей тайне всё то, что выходит за темы их разговоров о магии и Тени. Но сейчас, прикрываясь авторитетом Инквизиции, Солас решил тайну частично раскрыть. Оба сновидца должны в равной степени понимать, с чем они столкнулись, — так рассудил мужчина.

— Сетий заручился помощью демона страха? — хмуро спросил Безумец. С одной стороны, магистр пытался догадаться о виде демона (а создание Зова — это как раз игра на страхе Стражей перед Мором), а с другой, кажется, просто пытался поверить услышанному, поэтому и переспрашивал.

Демоны теперь помогают порождениям тьмы? У этого нового мира точно нет предела безумию!

— По нашим предварительным данным — именно так, — кивнул Солас, будучи полностью солидарен с реакцией магистра на такую новость.

— И ты думаешь: эти три сущности связаны? — осведомился Безумец, правильно понимая, что просто так его знакомый не стал бы впервые нарушать молчание о делах Инквизиции. Тремя сущностями он назвал его знакомого духа, демона, которого он привлёк, и демона, который помогает Старшему.

— То, что я о них вижу, ощущается очень… похоже. Коул это подтверждает.

Несмотря на пугающие догадки о грозной силе демона, от которых Тень пуще прежнего заволновалась, Солас всё же позволил себе усмехнуться от жадности теневой твари. Кошмар, демон страха перед Мором, решил помочь Корифею, виновнику этого самого Мора, но этого ему показалось мало, и он захотел завладеть вторым древним магистром.

Солас искренне порадовался, что их разговор сейчас состоялся, и мысленно похвалил Коула за помощь. Собственно, не имеет значения вид демона, его происхождение или возраст, поскольку и без того угроза огромна. Это существо месяцами таилось и точно изучало свою жертву, значит, у него одна цель — заполучить столь аппетитного своими возможностями менять реальность мага. А такая подготовка позволит ему напасть неожиданно, ударить по самому больному месту, и Безумец уже эту битву за свой разум весьма вероятно проиграет. Сам магистр это смиренно признавал. Сломить можно любого человека, а демон готовится умышленно и основательно, поэтому у него есть все шансы. Значит, надо действовать на опережение — к этому пришли оба сновидца.

Сейчас их встреча погрузилась в тишину раздумий, как бы лучше это всё провернуть. Точнее пребывал в раздумьях Солас как главный знаток Тени, а носитель метки молчаливо ожидал советов, за которыми и наведался.

Заодно постепенно рябь окружения стихла, и вскоре маги уже оказались посреди зелёного цветущего сада, идеального, словно сошедшего со страниц книг: и тёплые лучи солнца пробиваются сквозь листву высоких деревьев, лаская лица сновидцев, и птички, прячась где-то среди веток, заливисто поют, и распустившиеся цветы заволокли своим ароматом округу, и игривый ветерок заставлял растения шелестеть, словно переговариваться между собой. Неизвестно, из чьей головы Тень вытянула этот образ, но она правильно угадала с моментом, поскольку открывшаяся перед глазами картина хоть сколько-то успокаивала в сегодняшнем и без того сложном разговоре. Это намного лучше, чем наблюдать неуютное буйство зелёной магии вокруг.

— Коул дал тебе время. Но даже если только часть наших предположений — правда, то у тебя есть единственный способ от него избавиться — убить. Демон силён и самоуверен, поэтому его не отпугнуть и с ним не договориться. И это надо сделать как можно скорее, пока он не догадывается о твоих намерениях, — однажды произнёс умный эльфы. Он честно пытался придумать, как мирно выкрутиться из этой ситуации, но всё тщетно, потому что они столкнулись со слишком сильным паразитом.

— Необходимо войти в Тень и противостоять на его территории? — уточнил Безумец.

Магистр понимал, что так же вытащить в реальность Страх, как он поступил с Праздностью в Минратосе, уже не получится: Кошмар несоизмеримо сильнее. Пытаться такого демона вырвать из Тени магической «сетью» всё равно, что кита — вытащить из моря сачком. Но мужчина надеялся, что его собеседник мог знать способы не столь рискованные.

— И никак иначе, — но Волк был вынужден огорчить.

Вместе с ответом Солас заодно желал увидеть достаточную решимость в глазах магистра. Демон не отступит, не будет вести переговоров, а нападёт. Но эта битва будет происходить не с существом, а со своими собственными страхами, следовательно, исход решающего противостояния зависит целиком и полностью от самого Безумца. Едва войдя в Тень и посягнув на территории древней твари, маг останется один на один с тем, кто месяцами изучал его сознание и знает слишком многое, чтобы не быть простым противником даже для опытного сновидца. А, значит, если сам магистр не будет к этому готов, сегодняшнее их планирование бессмысленно.

Проводя время в ожидании, Безумец наслаждался милостью Тени, которая своим призрачным садом давала возможность отвлечься от тяжестей мыслей, поэтому сразу ответ он не дал. Да и не было в нём столько уверенности, чтобы необдуманно кричать, что он точно готов пойти на такой риск. Однако и в отрицание маг не уходил — не было в нём всепоглощающего страха. Сомниари проявил лишь смирение, ведь выбора у него немного. У него появился шанс противостоять демону, заручившись помощью эльфа, авторитет чьего мнения, особенно в области Тени, магистр не кривясь душой признавал. Но если мужчина сейчас испугается, уйдёт, легкомысленно отвернётся от проблемы и не будет о ней думать, то, да, он отгородится от неё, но ненадолго. И когда демон решит, что достаточно узнал о сновидце, и, наконец, откроет себя, то вот тогда-то и случится беда: полностью подготовленного демона ему уже не одолеть, и он станет одержимым. А именно своей одержимости каждый маг должен избегать любой ценой, даже если понадобится переступить через самого себя и свои страхи.

Так что в какой-то момент магистр прикрыл глаза, тяжело вздохнул, вновь потёр занывшую от тревоги левую руку. Неизвестно, связан ли новый приступ зуда с привычкой чувствовать боль от метки, поэтому эту боль Тень и воспроизвела, или на самом деле его рука заболела в реальности, пока сновидец спал. Но после Безумец вновь повернулся к собеседнику, и Солас увидел в его глазах как раз то холодное смирение.

Волк такой ответ принял, посчитал, что магистр полностью отдаёт отчёт своим действиям и понимает, почему, если уже решился, придётся идти до конца: до убийства демона, и дальше перешёл уже к самому планированию.

Солас проявлял такую самоотдачу, потому что едва ли у него самого было больше выбора, чем у хромого мага: одержимость носителя метки он никак допустить не мог: это слишком опасно… и он поймал себя на мысли, что не хотел бы потерять своего теневого собеседника, человека, заслужившего в его глазах искренних уважения и почтения за свою мудрость. Заодно не мог бог обмана не просчитать уже и иную выгоду от их задумки. Если демон, облюбовавший себе сновидца, и Кошмар, союзник Старшего, на самом деле одно и то же существо, то они буквально могут убить сразу двух зайцев. А если быть точным — даже четырёх: и сомниари избавить от опаснейшего паразита, и Корифея лишить армии демонов, и Инквизиции облегчить штурм крепости и засевших там Серых Стражей юга, и Тедас избавить от слишком опасного существа, которое буквально отожралось на страхе тедасцев перед Мором.

— Тебе необходимо будет провести ритуал с использованием магии крови, чтобы войти на территорию демона в Тени. Твоей собственной крови будет достаточно.

— Ты в этом уверен? Я до сих пор не чувствую даже связь между нами, — усомнился Безумец, поскольку ему придётся по Тени шагать долго и буквально вслепую, чтобы набрести на владения демона, а для этого нужно много энергии.

— Уверен, — но Солас настоял на своём. — Узнав о твоих намерениях, демон выдаст себя и нападёт — он не будет выжидать, когда ты буквально сам пришёл к нему. Тем более ему должно быть известно, как опасно пускать сновидца на свою территорию, иначе бы он столь долго не оставался лишь безучастным наблюдателем. И ты застанешь его врасплох, значит, он не сможет правильно рассчитать свои силы.

— Тем самым создаваемые иллюзии его очень истощат. И если я смогу их пережить, то вступлю на территорию уже ослабленного демона, — закончил Безумец за эльфа, продолжая обдумывать каждое его слово.

Магистр план Соласа посчитал весьма уместным. Он предлагает не растягивать битву на три изнурительных этапа, а сделать решающим только один. Попасть в Тень и убить демона, захватив его владения, — это просто особенно для обученного сновидца. Всё решает средний этап: собственно, сама борьба со своими страхами. Цена слишком высока: хоть одна допущенная ошибка, и он станет одержимым. Но зато если он справится, то всё самое страшное и тяжёлое останется позади.

Да и тактика, основанная на взятии нахрапом, для мага, привыкшего к быстрому движению жизни в недремлющем мире, изначально будет намного эффективнее, чем попытка взятия измором демона, жителя дремлющего неспешногомира, который по природе своей терпелив.

Раз одержимость хромого мага, в первую очередь, недопустима и для Волка, то на этом весьма тривиальном плане его роль помощника не закончилась. Не получив от магистра возражений, эльф продолжил.

— Я в том числе постараюсь ослабить демона, но смогу помочь не сразу: не имея той же связи мне потребуется больше времени и усилий, чтобы его найти.

Безумец хоть и задумался, были ли у эльфа и другие мотивы попасть на территорию могущественного демона или увидеть его самого, но вслух свои сомнения не озвучил: сейчас ему понадобится любая помощь, тем более помощь сновидца, столь же способного, как и он сам.

— К сожалению, моя помощь не будет полноценной, поскольку демон не должен узнать о чужом вмешательстве в ваше противостояние. По этой же причине во время ритуала рядом с тобой не могут находиться ни я, ни любой другой маг. Но к не-магам это не относится: их ауру невозможно будет разглядеть за твоей. Этим можно воспользоваться, чтобы… не допустить завершения обращения, если ты не справишься.

Озвучив полностью свой план, Солас сразу опасливо покосился на собеседника. Разумеется, под «не допустить обращения» он подразумевал убийство. И эльф предполагал всевозможную реакцию на названную роль второго помощника, но опасался он зря — и Безумец даже бровью не повёл.

И без Якоря можно придумать, как успокоить Брешь, а вот выпускать одержимого тевинтерского сновидца в мир недопустимо.

* * *

Весь путь, что она пробыла в лодке, которую смогла арендовать у жителя близлежащей деревни, Лелиана не могла не думать о цели своего визита на озеро Каленхад и периодически оглядываться на ныне заброшенную Башню ферелдеского Круга, которая с каждым взмахом вёсел становилась всё ближе. Уж слишком странное и опасное дело задумали сновидцы.

Неожиданно честная встреча с магистром в Скайхолде оставила вопросы. Канцлер видела, каким обеспокоенным магистр оказался после разговора с Коулом, но не могла знать причин: расспросы мальчика, как обычно и бывает, ничего толкового не дали.

Левая рука назвала прошедшую встречу честной, потому что всё, что магистр ей предоставил, не несло никакого обмана. Каллен очень быстро пошёл на поправку, и в скором времени повязнувший, казалось, намертво в кошмарах человек уже мог встать. Коллеги точно спросят о таком чуде и откуда-то взявшихся новых способах лечения, но Канцлер твёрдо решила пока утаить от них правду. Она была уверена, что, узнай советники об участии древнего магистра в лечении, о его визите в Скайхолд, поднимутся споры и сомнения, а она и так не могла воспринимать слишком уж неоднозначную личность мага без сомнений. Так что женщина решила сохранить в тайне её попытки договориться со сновидцем, особенно когда сомнений и просто удивления не убавляется. Да, покинув Скайхолд, мужчина не исчез вновь в неизвестности, что её не могло не радовать, однако следующая их встреча произойдёт раньше, чем ей думалось, и даже не по её инициативе.

Когда их командор смог вновь крепко стоять на ногах, соратница его обещано пожурила за безответственное отношение к своему здоровью, и не остановилась до тех пор, пока не увидела в глазах мужчины самое искреннее раскаяние. Только так она могла быть уверена, что здравомыслие взяло вверх над сознанием их капитана, а не желание скрыть свои проблемы, потому что, якобы, Инквизиция не потерпит от него слабости. А потом Каллен вскочил на коня и помчался к своим войскам в Западный предел, пообещав, что он не полезет в самую гущу событий, будет соблюдать все рекомендации целителей, а когда операция завершится, он тут же вернётся в штаб долечиваться.

От самого участия в штурме Лелиана отговаривать храмовника не стала. Всё же эта операция на юго-западе Орлея, штурм крепости Адамант, — первое столь крупное военное столкновение Инквизиции с врагом, что даже пришлось задействовать все основные силы их армии. Без преувеличения, ещё и судьбоносное, поскольку целый год Совет аккуратно накапливал силы и влияние, вступал в бой только в локальных стычках, но именно успех этого штурма позволит советниками перейти в настоящее контрнаступления по всем «фронтам». Каллен подготовку к операции вёл слишком долго, отдал последние силы (отчего, собственно, и слёг), чтобы эта «судьбоносная» победа на самом деле произошла, поэтому не могла бы Соловей заставить его остаться в штабе, а не завершить дело всего его последнего года жизни.

Насколько она может судить по сообщению последнего на данный момент прибывшего из тех дальних краёв гонца, Резерфорд удачно добрался до места дислокации сил Инквизиции, и именно сегодня вечером произойдёт долгожданный штурм старинной крепости Серых Стражей, от которых они желают, наконец, узнать причины их необъяснимых деяний. Соловью, оставшейся в Скайхолде, предстояло просто дождаться следующего гонца, который доставит краткий отчёт по прошедшему штурму, и заодно ещё усерднее следить за безопасностью, во избежание неожиданного нападения, которое Корифей мог организовать, воспользуясь тем, что основные силы Инквизиции далеко на западе. К счастью, осквернённый магистр до этого не додумался.

Так что упросивший о личной встрече Солас принёс Канцлеру весьма неожиданное предложение. И женщина, его выслушав и всё обдумав, дала согласие на авантюру двух сновидцев.

И вот сегодня, за несколько часов до начала операции, Левая рука плыла на остров бывшего Круга. Её обеспокоили слова эльфа о риске одержимости, нависшем над сновидцем, не меньше обеспокоило предположение, что в делах Стражей, вышедших за всевозможные рамки дозволенного, повинен какой-то демон. Да и не «какой-то», а тот же, что возжелал заполучить себе древнетевинтерского сомниари. И как бы Лелиане не нравилась даже мысль о своём участии в ритуале магии крови, но она никак не могла отказаться. Если сновидцы не ошиблись, то задуманное способно спасти магистра от скорой одержимости, а их — от ещё больших проблем, и заодно поможет Инквизиции в предстоящем штурме, ведь если одержимые Серые Стражи лишатся своего демона-хозяина, то они уже не будут представлять угрозу для штурмующих.

Вновь глянув на цитадель, чей белый камень пылал в лучах закатного солнца, Лелиана невольно положила руку на памятный кинжал. «Надеюсь, сновидцы не ошиблись» — подумала она, поскольку ей не хотелось бы попусту возвращаться в место, о котором у неё сохранились не самые приятные воспоминания.

Соловей была здесь в разгар Пятого Мора, когда Герой Ферелдена был вынужден размахивать старыми договорами Стражей, чтобы собрать армию для битвы с архидемоном. Они прибыли сюда за магами, но обнаружили Круг, заполненный смертью, демонами, одержимыми и находившийся на грани полного истребления согласно Праву Уничтожения. Пришлось Айдану вместе со своей командой пробиваться к самому верху Башни, чтобы найти и убить Ульдреда, мага крови, который воспользовался моровой смутой и организовал восстание. Оно обернулось трагедией для других магов и храмовников, для него — безумие, а потом и одержимостью.

И на одном только восхождении по Башне тот ужасный день не ограничился. Даже сейчас мурашки идут по коже, стоит вспомнить Тень, в которую их затащил демон праздности. Лелиана не знала, через что пришлось пройти Айдану, чтобы вытащить их оттуда, но как раз после этого его предвзятость к магам стала ещё более острой. Когда Каллен — истерзанный пытками молодой храмовник — предложил уничтожить всех магов, младший Кусланд несколько секунд даже колебался прежде, чем дать отказ солдату, находившемуся, очевидно, не в себе. И он так и не сказал ей, что же демон ему показал. Но девушка никогда не переставала восхищаться силой воли возлюбленного и ругать свою собственную слабость: ведь когда Айдан вторгся в иллюзию, насланную на неё демоном, то даже тогда она его не узнала. Манящие слова преподобной матери, призывающей к покою, были слишком сильны.

Это было ещё одной причиной, почему Канцлеру так претили мысли о сегодняшнем ритуале. И неважно, что её заверили, мол, демон никаких иллюзий на неё не нашлёт…

Вроде бы просто неприятные воспоминания, которых у Соловья накопилось и так предостаточно — и Тень, на самом-то деле, это ещё не самое худшее, — так и не покинули её голову, не скрылись за хладом мыслей и эмоций, свойственному профессиональным убийцам. Лелиана вдруг заметила, что происходящее в тот день всё больше её захватывало. Вскоре по телу пробежала дрожь, она поёжилась.

Что-то не так — Соловей это поняла сразу, поэтому, отложив вёсла, вновь глянула на Башню.

Постепенно алый цвет заката тускнел, скрывался за горизонтом, приближая сумерки. Кинлох Холд переставал пылать и всё больше темнел. Его белые камни стали на вид холодными, остывали вместе с окружением из-за ухода солнца. Когда-то магическое строение, и поныне поражающее своим непоколебимым величием, становилось не только холодным, но и чужим. Белый камень — вроде бы обычный мрамор — казался слишком ярким, словно светится от пропитавшей его на атомарном уровне опасной страшной магии. Крыши из потускневшего агата выглядели красиво, но именно сейчас пугали, словно излучали нечто инородное. Как в Тени, которая вроде и проецирует реальность, а всё равно её зелёный неестественный свет проникает повсюду. Форма конструкции тоже не вселяла доверия. Вроде это просто высокая башня, по обе стороны от которой расходились аркбутаны — наружные полуарки — словно крылья птицы, но именно сейчас начали проглядывать черты какого-то инородного существа с кучей лап, который вот-вот сойдёт с места и пошагает на своих «полуарках». Как в Тени: она тоже порождает множество существ и объектов, на вид которых реальный мир хоть и влияет, но они всё равно нередко остаются чем-то слишком чуждым.

Тревожность стала ощутимее.

В один момент цитадель стала выглядеть отторгающе не только на вид: Лелиана начала слышать, что с её стороны раздаются то ли тихие завывания, то ли крики. Конечно, а почему бы тут не быть крикам! Цитадель принадлежала магистрам Тевинтера, поэтому и Создатель не нужен, чтобы сказать наверняка, чем они там занимались: магией крови. А во время Круга точно и десятилетия не пройдёт спокойно, поскольку всегда найдётся какой-нибудь маг, который решил поиграть с магией, её не понимая, и призвал демонов. Следы того, что произошло здесь десять лет назад, до сих пор не исчезли: в этом месте Завеса столь тонка, что магию, пропитавшую воздух, могут почувствовать даже сопорати.

Вдруг это завывает какой-нибудь призрак, вытянутый из-за тонкой Завесы или неупокоенный мертвец?

Или демон?

Лелиана вдруг услышала голос настоятельницы, той самой, облик которой принял демон в прошлый раз и смог её обмануть. И он опять манил, призывал поддаться, сдаться.

Что за ужасное место, почему за десять лет оно сохранило столько былых ужасов. Это же просто здание, оно заброшено и пусто. Моровые маги, что они опять изуродовали?!

Канцлер не заметила, как её руки сами потянулись к вёслам, чтобы развернуться и просто покинуть столь недружелюбное место, с которым связано слишком много ужасных воспоминаний.

Но как вдруг всё… прекратилось.

Буквально всё.

Настала природная тишина вечера. Кинлох Холд как стоял, так и стоит. Интересный исторический архитектурный объект — ничего более и уж тем более страшного. Воя невиданных существ нет — это просто завывает ветер. Голоса преподобной матери тоже нет — есть только крики готовящихся ко сну чаек. А дрожь всего лишь была вызвана постепенно наступающим вечерним похолоданием, разносимым столь же холодным ветром.

Всё случилось так быстро, что Канцлер даже не сразу осознала происходящее, одновременно ей пришлось возвращать собственное дыхание в норму. Что это было? На неё накатила странная сильная волна ужаса, которая столь же быстро исчезла. Слишком неестественно. Похоже на какое-то искусственное внушение. Придя к этому выводу, Лелиана уже нахмурилась и вновь спокойно расположилась в лодке.

Женщина была уверена, что этот морок — дело рук засевшего в Башне сновидца. Данная магия прямо влияет на разум, обманывая его, порождает иллюзии, значит это энтропия, а магистр как раз её мэтр. Но Лелиана не поспешила обвинить Безумца в умышленном нападении и сразу окрестить его врагом. Она правильно догадалась, что это какое-то защитное заклинание, которым маг окутал Кинлох Холд и которое отпугивает непрошенных гостей, заставляет их удирать прочь от столь страшного и проклятого места. Это же объясняет, почему его воздействие так резко и бесследно пропало: магистр узнал гостью и тут же снял воздействие морока.

Что ж, когда происходящее перестало быть неизвестностью, можно было продолжить путь, однако Соловей все ещё оставалась хмурой. Она и сама не могла определиться, что её злило больше: что она вообще попала под воздействие столь бесчестной (потому что воздействует на самое ценное и хрупкое, что есть у людей, — разум) магии или что эта магия оказалась столь сильной. Не освободи маг её от давящего чувства необъяснимой паники и страха, она бы точно развернулась и уплыла, куда глаза глядят, главное подальше от неизвестной опасности.

Дальнейший её путь прошёл без происшествий, и, наконец, Канцлер прибыла на остров. Пустота и заброшенность старого причала её совсем не удивила, поскольку очевидно, нынешний житель Башни до большой земли добирается на своих двоих, вороньих крыльях. Заставил роптать жителей ближайших деревень, поскольку раз в несколько дней приходил закупиться едой из ниоткуда и уходил в никуда.

Причал из-за отсутствия того, кто бы мог за ним следить, потихоньку приходил в негодность. Лелиана сошла с него и поспешила осмотреть скалистый остров. Несмотря на изначально каменную породу, за века существования острова на нём образовался большой слой земли, позволяющий обильно произрастать любой растительности. В дни Круга на этой земле маги развернули полноценный сад. В саду произрастали разные алхимические травы, а для магов-садоводов забота о нём была легальным способом покинуть каменные стены «тюрьмы»… даже если это «покидание» ограничивалось прогулками по острову под присмотром храмовников. Ныне от сада остался лишь заборчик, а грядки заросли, как зарос и весь остров.

Пробившись сквозь растительность, Лелиана оказалась на тропе, некогда истоптанной тяжёлыми сапогами храмовников — основными пользователями причала, и пошла по ней ко входу в древнее сооружение. Однажды подняв голову, бард осмотрела цитадель Кинлох. Когда мысли не искажают энтропийные заклинания, Башня ужасной уже не кажется, а даже наоборот. Женщина назвала бы её очень интересной и необычной, несмотря на то, что видела комплексы и посолиднее.

Высокое каменное строение, расположенное на отдалённом острове, казалось, полностью выкинутым из реальности, расположенным в другом мире, где нет проблем мира реального. Да, нередко мимо проходят торговые суда, или можно увидеть берега озера — это же не бескрайнее море. Но на острове всё равно держатся тишина и покой, нарушаемые лишь шелестом травы, небольших кустов и деревьев, посаженных, вероятно специально, чтобы ветер не гулял по острову слишком уж сильный. С уходом магов цитадель окончательно отстранилась от мира и времени. Было так тихо, что можно подумать, будто бы хромого мага здесь и не было — Канцлер бы так и решила, не знай она об обратном наверняка.

Соловей поняла, что могло сподвигнуть тевинтерца обосноваться на острове. Вид здесь красивый, прям-таки такой, какой магистр и любил.

Как вдруг, убеждаясь в чужом присутствии, Лелиана услышала над головой громкое карканье. Подняв голову, Канцлер начала всматриваться в верхние части Башни. Ворон сидел на самом ближнем к основной конструкции и, следовательно, самом высоком аркбутане. Сколь бы зорок ни был глаз сестры Соловья, однако разглядеть птицу в тени в подступающих сумерках она бы не смогла. К счастью, ворон этого не добивался, а, убедившись, что гостья пришла одна, взлетел, покружил над ней, издал ещё несколько раз своё противное громкое «кар», мол, обрати на меня внимание, а потом взлетел выше и скрылся в верхних ярусах Башни.

«Значит, наверх», — догадавшись о значении всех этих птичьих пируэтов, Левая рука теперь знала, где ей искать сновидца.

Кинлох Холд изнутри не дарил той безмятежности, что застывший вне времени остров. Поднимаясь постепенно по Башне, Лелиана тут и там наблюдала следы неспокойного сосуществования магов и храмовников, пока они не покинули это место, и дальнейшего мародёрства. Казалось бы, одержимые и демоны были тогда убиты, маги и храмовники успели и в последней битве при Денериме поучаствовать, потом назад вернуться, всё восстановить и вновь отстроить быт, но она наблюдает сейчас всю ту же разруху. Мебель сломана, сдвинута или опрокинута. Предметы обихода, посуда, учебные трактаты — всё свалено в общую кучу мусора. Лишь какие-то вещи, принадлежащие магам, которые не смогли их с собой унести, лежали на относительно своих местах. Мародёры хорошо прошлись по этому месту, но даже им суеверия не позволили набирать слишком много магических «штук», даже посохов. Хотя с освобождением магов спрос на магические вещи возрос, поэтому, кто знает, может, любители лёгкой наживы ещё вернутся… А может, и не вернутся. Всё же то, что соорудил магистр, способно отпугнуть многих.

Почти во всех местах Башни стоял мрак, лишь изредка разгоняемый тусклым светом магических светильников, которые не стали жертвами актов вандализма. В некоторых местах догорали остатки какого-то разбитого амулета или артефакта. Ни одно помещение ныне не использовалось по назначению, будь то столовая, общие спальни учеников, казармы храмовников или учебные кабинеты магов постарше. В такой тишине эхом раздавались даже шаги бесшумного сенешаля Инквизиции.

От такой картины даже может показаться, что на самом деле на острове не осталось ни одной живой души. Тогда барду невольно хотелось спросить, что могло заставить магистра оставаться здесь? Да, остров красив, и лучшего места для тевинтерца в Ферелдене не найти, и любит он одиночество, однако ему самому хоть комфортно проживать в месте столь недружелюбном? Видимо, так и есть. Но этого она понять не сможет.

Для самой Лелианы Башня раскрывалась всё в более негативном и некомфортном ключе, потому что вся эта разруха не хуже энтропийного заклинания стала коротким путём к воспоминаниям десятилетней давности. Такое чувство, что с тех пор ничего не изменилось, только нет тел невинных и демонов. Стоит вновь вспомнить, что натворил Ульдред и другие маги-подельники, как к Лелиане вернулось былое недоверие к магам, каждый из которых может сотворить тоже самое, что сделал этот безумный малефикар. Сестра Соловей почти усомнилась, стоит ли ей вообще участвовать и поощрять то, что задумал сновидец. Он же маг, а маги любят поступать неразумно, быть источником катастроф, а потом удивлённо хлопать глазками, мол, а почему так всё вышло. И всё же Лелиана предпочла вновь дать шанс древнему магистру, ведь в вопросах магии к нему может быть доверие. Он не из тех «безумных малефикаров», да и пошёл мужчина на такой риск не ради забавы помереться силами с демоном, а потому что последний его сам вынудил на это.

Отогнав от себя слишком уж тяжёлые воспоминания, Лелиана продолжила восхождение по лестнице.

Преодолев нижние уровни, вскоре Канцлер оказалась в библиотеке Круга и стала свидетелем акта уже даже не вандализма, а самого настоящего хулиганства. Она могла понять, почему мебель была перевёрнута: людям, что впопыхах искали оставленные ценности, некогда соблюдать порядок. Но опрокидывание целых высоченных шкафов с книгами, которых одна половина воров не может прочесть, а вторая — познать написанное, кроме, как забавой, женщина не могла назвать. Из-за этой «забавы» и без того поредевшая некогда завидная коллекция книг Круга оказалась на полу, сваленная в отдельные кучи. Увиденная картина и столь неуважительное отношение к хранителям знаний Лелиану точно не обрадовали. Женщина кровожадно подумала: увидь она лично этих шутников, то, не колеблясь, отрезала бы им руки за ненадобность, раз всё равно трогают то, что не следует.

Но гнев не успел захватить сердце любительницы книг, как вдруг она заметила, что одна кипа была меньше остальных, а в рядом стоящем уцелевшем шкафу книги были аккуратно расставлены. «Так вот чем он тут занимается», — догадалась Лелиана, что это Безумец решил вернуть книги на их законное место. Наверняка у такого же любителя книг — даже ещё более преданного, чем она сама — сердце кровью обливается от раскинувшейся картины библиотеки. Он не хуже неё понимает, что самостоятельно порядок здесь восстановить не сможет, но всё равно упрямо продолжает потихоньку разгребать завалы. Женщину такая бессмысленная, но всё-таки искренняя преданность порядку умилила и позволила снисходительно улыбнуться.

Вскоре Канцлер добралась до верхних этажей. Здесь располагались покои самых влиятельных магов Круга. В самом конце последнего коридора находился кабинет Первого Чародея. Заглянув туда, Соловей впервые увидела признаки жизни: именно здесь обнаружились вещи магистра, которые лежали весьма разрознено: на чудом уцелевшей кровати покоилась неотъемлемая часть его образа — чёрный плащ, — вещмешок лежал на шкафе, а рядом — вытащенные из него вещи. Рабочий стол Чародея был приведён в порядок, на котором лежали нужные магистру книги, бумаги и письменные принадлежности. Что на этот раз он писал, Лелиана не знала, потому что написано всё было на древнем тевене, но точно могла сказать, что записи принадлежат магистру: его аккуратный почерк она везде узнает. Также на столе не обошлось и без постороннего предмета, тканевого свёртка. «Сладости», — задорно подумала Лелиана и тут же размотала свёрток, чтобы узнать, насколько она была права. Угадала: там лежали пряники. Мягкие, значит, мужчина сегодня покидал Башню и посещал большую землю, чтобы их приобрести.

То, что этот маг — и без того слишком уж непредсказуемый — стал хоть в чём-то угадываться, не могло её не порадовать.

На самом деле Лелиану интересовали даже не сами вещи, а их расположение. Такая разрозненность свойственна тем, кто буквально чувствует себя, как дома, то есть чувствует безопасность, защищённость и не готовится в любой момент схватить свои скромные пожитки и сбежать от преследователей. Соловей подумала, что сновидец, и правда, хорошее себе место выбрал и в плане комфорта, и в плане безопасности. Даже если не брать во внимание, что комната Первого Чародея должна иметь какую-то дополнительную защиту и защитные заклинания самого магистра, то всё равно кабинет расположен на самом верху башни — пока любые вторженцы до сюда доберутся, можно успеть спокойно собрать свои вещи и Башню покинуть.

Задерживаться и дальше было бессмысленно. Если магистра нет и здесь, значит, нужно искать его в последнем помещении: в комнате для Истязаний.

Подъем по последней лестнице этого строения окончился в огромном помещении. Зайдя сюда, Лелиана даже на несколько секунд прищурилась, поскольку привыкшие к полумраку глаза наткнулись на хорошо освещаемое место. Этот огромный — как своим диаметром, так и высотой потолка — зал имел большое количество витражных окон. Ряд оконных проёмов шёл по нижней части зала, затем выше потолок сужался, переходя в длинный шпиль. Именно у основания шпиля был второй ряд окон поменьше («поменьше», разумеется, в сравнении с рядом первым, а так даже они превосходили по размеру любого человека). Через эти окна в комнату проникал закатный свет солнца. Особенно хорошо свет проникал, а вместе с ним — и ветер, гуляющий сквозняком, через разбитый витраж. Оказавшись рядом с таким, женщина подошла к окну и окинула взглядом простор, который открывается с такой верхотуры. Прекрасный вид. Отсюда, кажется, видно всё озеро, а вдали на горизонте виднеется замок Редклиф.

И такая высота точно вызовет страх даже у самых смелых: уж слишком тонок казался витраж, отделяющий от пропасти, и уж слишком громко завывал ветер, того и гляди готовый столкнуть в эту пропасть. Так что Лелиана предпочла отойти поближе к центру зала, где стояли каменные колонны, подпирающие шпиль и дающие ощущение хоть какой-то твёрдости в ногах.

Как раз-таки там и нашёлся маг. Положив на парапет, спасающий от случайного падения в лестничный пролёт, бумагу, Безумец что-то задумчиво на ней чертил углём, и если заметил гостью, то никак не окрикнул.

— Тевинтерцы, как всегда, ни в чём себе не отказывали при строительстве мест для кровавых ритуалов, — хмыкнула Лелиана.

Женщина была уверена, что этот зал был использован исключительно для проведения ритуалов и прочих магических манипуляций, поскольку не верила, что кому-то пришло бы в голову использовать комнату как-то иначе. Тот же кабинет Первого Чародея удовлетворит запросы на размеры личных покоев даже у самого изнеженного аристократа. Иначе как должно быть раздуто эго и чувство собственного величия, чтобы захотеть проживать в столь огромном зале?

— Цитадель Кинлох была построена авварами — южными варварскими племенами — совместно с гномами, а не нероменианцами, — поправил Безумец, считая, что невежливо приписывать тевинтерцам и их предкам все архитектурные достижения древности. — Но то, что это место испокон веков использовалось для всевозможных магических ритуалов, вы правы. Что бы аввары ни делали, они пропитали и цитадель, и всё озеро магией настолько сильно, что позже захватившая эти земли Империя Тевинтер провозгласила воды озера благословлёнными самой Разикаль.

— Поэтому Империя так усердно держалась за будущие ферелденские земли, несмотря на истощающие набеги диких племён?

— В том числе. Ни один Авгур Таинств не хотел бы потерять контроль над святым местом, связанным с его богиней. Даже если сами Жрецы никогда не удосужились посетить юг Тевинтера.

С окончательным ответом на вопрос Безумец как раз закончил и свой чертёж. Отложив угольный брусок, мужчина тщательно вытер руки предусмотрительно прихваченной мокрой тряпкой и только потом с листком похромал в центр зала, где его ожидала бард.

— Леди Лелиана, я выражаю искреннюю благодарность за ваше содействие, — произнёс Безумец вместе с приветственным кивком, когда они стали друг напротив друга.

Несмотря на кажущуюся формальность слов мужчины, словно сказанных вдогонку к исполненной им мягкой формы поклона, его голос подтверждал искренность радости. Он опасался отказа Канцлера, потому что считал, что она лучше всех подходит для такой задачи.

Лелиана приняла его слова и точно хотела сказать что-нибудь в ответ: съязвить, выразить сомнения или задаться вопросом о защитном заклинании, которое отпугивает посторонних от Башни и чуть не отпугнуло её. Однако когда Безумец, не получив опровержения, что Канцлер действительно пришла помочь, направился для подготовки в самый центр зала, где соединялись все витиеватые узоры на полу, Левая рука задумалась о том, что увидела в глазах мужчины. В них была и привычная ему задумчивость, и взволнованность, и страх, и безразличие — она готова была в этом поклясться. И такой взгляд её обеспокоил. Как бы маг ни старался делать вид, что у него всё под контролем, однако едва ли это правда — и отсутствие уверенности читалось в его взгляде.

Глянув вновь на магистра, Лелиана увидела, что он времени зря не терял, с трудом опустился на пол, порезал запястье и теперь собственной же кровью вырисовывал на полу какие-то узоры. Как оказалось, на бумаге он начертил контуры и теперь их перерисовывал.

Наблюдая за этим, женщина не могла не поморщиться. Вроде использует он свою кровь и никого не убил для ритуала, а всё равно за его действиями невозможно наблюдать спокойно. Вероятно, потому что ждёшь хоть какой-то реакции от человека, которые пошёл на такое самоистязание, хотя бы дрожи в руках, но её не было — малефикар был невозмутим.

— Вы уверены… в этом? — после всего увиденного Соловей могла спросить только это.

— Нет, но выбора у меня нет. Вновь, — честно ответил магистр.

Так прошло несколько минут тишины, только ветер завывал в зале. Безумец в процессе рисования несколько раз менял своё положение, зато когда он закончил, то на полу виднелись отдельные контуры рун, которые вместе складывались в один кровавый круг. Когда Лелиана подошла ближе и сама это увидела, она могла лишь только оценить, сколько крови было потрачено — когда они закончат, магу точно понадобится долгое восстановление, включающее хорошее питание. Канцлер понадеялась, что ему это известно, и не взбредут в его голову новые приключения в ближайшее время.

— Зачем это? — не могла она не спросить о целесообразности применения магии крови.

— Солас сообщил, что от вас требуется? — задал Безумец свой вопрос, чтобы узнать уровень её осведомлённости и, следовательно, сколь подробное от него требуется объяснение.

— Да. Подробно описал ваш план, — кивнула Лелиана.

«Не мой план», — собирался поправить Безумец, не желая забирать все лавры, поскольку во многом всё, что сейчас он делает, — это задумка исключительно Соласа как более подкованного в вопросах Тени мага. Однако магистр всё же промолчал, когда к нему пришла догадка, что эльф умышленно скрыл свои заслуги, приняв на себя роль простого транслятора слов другого мага. Истинной причины этому мужчина знать не мог, и для себя он объяснил такое поведение мерами предосторожности, чтобы Инквизиция не узнала, что эльф-отшельник ни в чём не уступает, а даже в некоторых аспектах превосходит обученного тевинтерского сновидца, и не решила что-либо против него предпринять, в худшем случае усмирить из страха.

— Моя кровь станет катализатором для ритуала, позволит нам войти в Тень, а также станет моей темницей. Если я… совершу ошибку, этот круг сможет сдержать демона на время, достаточное, чтобы вы успели сделать, что требуется.

Лелиана тут же глянула на магистра, но увидела, как холодно и смиренно он это говорит.

— «Что требуется» подразумевает ваше убийство.

— Это необходимость. Любой маг опасен, а я — в первую очередь, — Безумец отрезал резко, показывая, как ему неприятно об этом размышлять, однако он всё равно не колебался, говоря о том, что считал правильным.

Да и вообще он считал, что в этом вопросе есть лишь одна истина: никто не имеет права лишать жизни кого-то просто за то, что он маг, но если маг посмел поддаться искушению, то должен быть убит незамедлительно.

Вот теперь Соловей уже с искренним уважением посмотрела на тевинтерца. Как те, кто взял на себя обязанность по заботе о магах, советники не понаслышке знали о проблеме их безответственности. Почему-то очень много магов решают, что они главные герои этой жизни и что судьба одержимых коллег им ни за что не грозит. Казалось бы, магистры должны быть эталоном такого мышления, чья гордыня даже не даст помыслить, что их величие может быть моментально стёрто каким-нибудь демоном, а сами они навсегда потеряют свою жизнь и что они-то хоть и умрут, зато вот живым придётся вступить в борьбу с их могущественным телом. А уж у древнего магистра эта гордыня должна вообще доставать до небес, как у его сородича, Корифея. Но Безумец её приятно удивил своей благоразумностью. Истинной, как она считала, благоразумностью, то есть он не рвётся бравым героем к смерти, но и в случае своего поражения готов её принять, чтобы не оставить после себя огромную проблему для мира.

Не став оттягивать неизбежное, Безумец перешагнул линии кровавого круга и расположился в его середине: лёг на пол. Лелиане пришлось точь-в-точь повторить за ним и лечь рядом. Женщина точно могла сказать, что обстановка была не из приятных. И тревожили её не холод каменного пола или близость мага, который вскоре мог стать одержимым, а кровавые рисунки. «Я на самом деле согласилась поучаствовать в ритуале магии крови», — эта мысль не то, что бы пугала до дрожи, но нужно время, чтобы с ней свыкнуться, да.

А чтобы побыстрее свыкнуться, Канцлер взяла в руку весомый аргумент своей уверенности — кинжал. Доказательством, что бард с полной серьёзностью подошла к своей роли, послужил выбор оружия. Взяла она не памятный кинжал — подогнанный под чужую руку, неудобный, из-за чего шанс ошибки слишком велик, — а свой, привычный.

— Вы войдёте в Тень вместе со мной, но будете незримы для демона. Вам ничего не угрожает. Но вы увидите всё, что и я, — это позволит вам вовремя среагировать.

Сначала сестра хотела хмуро задаться вопросом: зачем он это ей говорит? Чтобы она в последний момент не испугалась и не убежала? Да где это видано, чтобы Левая рука позволила себе отступить?!

Но потом женщина поняла, что говорил он это, чтобы просто хоть что-то сказать. Теперь она заметила, что таким же, как и его взгляд, неоднозначным, неописуемым стал и голос. Нет в нём легкомысленной уверенности в своих силах, поэтому мужчина и медлил.

— Несмотря на то, что ваша основная задача — это действие в реальности, я попрошу вас оказать помощь и в Тени. Если представится возможность.

Лелиана, не раздумывая, кивнула. Конечно же, это даже не обсуждается: им всем нужна была победа над демоном, поэтому она обязана сделать всё, что в её силах.

Получив согласие, Безумец тяжело вздохнул, затих. Наступила тишина. Снова он бездействовал, снова медлил.

— Фауст, — произнёс вдруг магистр.

Лелиана обернулась к нему, ожидая пояснений, а увидела, как маг странно жевал сказанное, пробовал на вкус, словно заново привыкал к звучанию слова.

— Таково моё имя. Прошу вас запомнить его. Возможно, оно поможет. Напомнит мне: что-то… никогда не должно быть забыто.

Вот теперь его голос дрогнул, дыхание участилось — Канцлер это услышала. Волнуется на самом деле, понимает, что непросто будет взглянуть в глаза собственным страхам, а не рвётся неразумно геройствовать.

Тогда Лелиана взяла его за окровавленную руку, молчаливо выражая поддержку. Слова не нужны, потому что слишком они лживые — пусть просто почувствует, что хотя бы раз он не остался один на один со своими проблемами.

Да ладно, неважен этот демон, неважна опасность одержимого сновидца и неважна польза Инквизиции от уничтожения союзника Старшего! Всё это — очевиднейшие причины, почему она ему обязательно поможет. Их знают и она, и он. И незачем их в очередной раз повторять.

Лучше пусть хотя бы сейчас останется лишь одна причина: она поможет, потому что не хочет увидеть одержимым именно его, здравомыслящего и прекрасно образованного человека. Да будь он хоть трижды злостным малефикаром и «тем самым» вторженцем в Тень. Одержимость — участь, которую не заслуживает никто.

Именно эту мысль хотела донести Лелиана.

И Безумец понял, сжав её руку в ответ…

Глава 36. Страхи сновидцев

Как и планировали, два юных мага сбежали от родительских планов на свою жизнь и общества, пропитанного магистерским лицемерием, на юг, в менее цивилизованные земли Империи. Там они получили то, чего так хотели, — свободу.

Поначалу было тяжело отпрыскам аристократических семей начать жизнь отшельников, беглецов, но два влюблённых друг в друга человека общими усилиями, взаимной поддержкой преодолели все эти трудности и смогли обустроить быт их совместной жизни даже в полевых условиях. Они нередко в шутку сравнивали себя с авантюристами каких-нибудь приключенческих историй. Разумеется, в отличие от книг, в каждой новой главе их жизни, в каждом новом городе, который они посетили, их не ждали захватывающие истории. Зато, как и те самые приключенцы, они в любой момент могли забраться в повозку, резво встряхнуть поводьями, призывая коня-тягача к движению, и отправиться, куда только глаза глядят.

И это «куда только глаза глядят» далеко не преувеличение. Где только они ни бывали: от городов и приграничных поселений, до давно заброшенных руин и эльфийских развалин. К последнему маги стремились сильнее всего, поскольку уж больно они любили эльфийское наследие. Нет ничего лучше, чем лежать под кронами какого-нибудь венадаля вблизи древней наполовину уцелевшей постройки и мечтать, как они обязательно обустроят свой скромный домик, когда им обзаведутся. Она мечтала заставить всё своими любимыми растениями, а на любые возражения об удобстве готова была сказать, что элвен жили среди таких растений и проблем не видели. Впрочем, он никогда и не возражал, а только улыбался, готовый был согласиться на всё, что угодно, лишь бы видеть любимую счастливой. Хотя разве есть у него причины возражать? В её планы по обустройству их дома входили в том числе книжные шкафы, где бы отчаянный книголюб мог хранить свои книги, — а большего ему для удобства и не требовалось.

Их странствия стали краше, когда молодые люди скрепили свои отношения официальным свадебным обрядом. Даже дату выбрали подходящую — в Андоралис. Это праздник в честь Андорала — Древнего Бога Рабов, — который повсеместно отмечается как начало лета — время для радости и, по обыкновению, проведения свадеб. Вступление в брак засвидетельствовал жрец из небольшого городка. В отличие от столичной епархии, давно уже погрязшей в интригах, этот верный служитель Древним Богам пошёл навстречу влюблённым, а не стал оглядываться на то, что у родителей на них наверняка были совершенно другие планы. И с того самого момента оба мага как никогда почувствовали себя едиными, неделимыми, целыми, поскольку отныне их отцы не смогли бы так просто их разлучить, признать недействительным их брак.

Покинув столицу — как беглецы и надеялись — они могли практически не опасаться преследователей, поскольку территории Империи слишком большие, а они слишком непостоянны при выборе маршрута. Но с момента получения нового долгожданного ими статуса — молодожёны — юнцы окончательно посчитали себя недосягаемыми для надзора отцов.

Так началось путешествие молодых магов, длиною в несколько лет. Но им точно казалось, что с момента их побега прошла целая жизнь. Они успели повзрослеть, окончательно освоиться в новой для себя жизни, поверить, что теперь так будет всегда. В том числе повидали достаточно, о чём и мечтать не могли раньше, сидя под надзором семьи, а значит, на будущее могли уже смелее строить свои планы.

Но однажды по непредвиденным ими, но вполне ожидаемым обстоятельствам влюблённые были вынуждены отложить эти планы и вернуться туда, откуда с таким рвением бежали.

— Как думаешь, твой отец знает о нашем возвращении? — однажды, аккуратно перебравшись в передок повозки и устроившись на козлах рядом с тем, кто управлял лошадью, спросила девушка.

Сегодняшним хорошим солнечным утром они уже были в пути. Этот путь по Имперскому тракту вышел долгим, но теперь им осталось совсем немного и вскоре — возможно, даже сегодня — они уже доберутся до Минратоса. Отвыкшие от людных мест юнцы с каждым днём убеждаются, что они становятся всё ближе к центру цивилизации Тевинтера. Стоящие вдоль дороги деревни и города становились всё больше и богаче, а другие путники, встречающиеся на тракте, стали попадаться им всё чаще и колоритнее.

И эти изменения их даже радовали. Да, маги вот уже несколько лет путешествуют по окраине их великой — как своей силой, так и территориями — Империи. Однако оба они выходцы из богатых семей и в цивилизации прожили намного больше, поэтому и ловили себя на мысли, что даже соскучились по чертам родного города и его пригородам. Это чувство вместе с приглашением от её родителей погостить у них стало решающим фактором выбора города, в котором они останутся на ближайшие пару-тройку лет.

То, что это будет всего лишь «пара-тройка лет», они были уверены, потому что ничто не способно заставить их передумать, осесть окончательно, а не продолжить своё путешествие. Просто отныне они будут путешествовать не вдвоём, а втроём… а может, и вчетвером. Это уже зависит от того, скольких наследников подарят им Древние Боги.

— Наверняка. В Вол Дорма капитан стражи слишком уж странно на нас смотрел, — стоило вспомнить о родиче, как настроение молодого мага заметно ухудшилось, а он сам нахмурился. Ему не нравилось думать о том, сколько же связей есть у его отца. И пусть он этих связей добился не своей пугающей персоной — на самом деле у магистра друзей нет, ни одного, — а подкупом. — Но не думаю, что он что-то будет делать: он уже и так отомстил.

Как раз недавно молодой маг узнал, что отец не смирился с побегом и женитьбой своего отпрыска на той, кого юноша выбрал сам, и лишил его всех титулов, наследства и семьи. Такое изгнание — страшная кара для любого аристократа, поскольку разом провинившийся теряет всё своё влияние и огромное количество возможностей, которые доступны родовитым, однако парень отнёсся к этой услышанной новости равнодушно. Возможно, раньше это бы его и ранило, поскольку лишаться семьи, даже взаимно нелюбимой, всегда тяжело, но сейчас он создал свою семью, которая, в отличие от родной, любила именно его самого, как человека, как личность, а не всего лишь за силу дара как расходный материал для своих амбиций. Громкие заявления родича его отныне не волновали, однако встречаться с ним юнец не хотел. Он, конечно, сильный маг с огромным потенциалом и за свою семью будет стоять до последнего, но ведь именно отец его обучал.

Помнишь: ты считал, что этого обучения тебе достаточно?

Магесса с огненными кудрями заметила, что её беспокойные мысли о возвращении домой передались и мужу, поэтому она пододвинулась к нему ещё ближе и любяще приобняла. Они ведь не одни — они есть друг у друга и, значит, вместе преодолеют любые эти беспокойства. Тем более совсем скоро они будут уже не только вдвоём.

Помогло. Настроение сновидца улучшилось, он улыбнулся, сам обнял любимую жену в ответ, прижался к непослушным кудрям. Из-за порывов ветра и тряски её волосы так и норовят выскочить из тугой косы. Вскоре так и произойдёт, и девушке придётся, ворча, их снова собирать в причёску. Юношу же это только умилит.

— Думаю, нам стоит лучше обеспокоиться: подпустит ли отец к своей дочери её отныне безродного муженька? — шутливо парень перевёл тему.

— Спорим: да он первый с тобой обниматься полезет, — посмеялась девчонка, считая, что такой зять наверняка сразу станет любимчиком её отца, даже ещё большим, чем сама младшая дочурка.

Когда его дочь сбежала из родного дома, отец обязан был это прокомментировать, осудить её поступок, чтобы избежать конфликта с разъярённым родичем второго неразумного юнца. Только вот его возмущения на публике получились такими беззубыми, как если бы он просто погрозил им пальцем, отчитывая за небольшую шалость. А связано это было с тем, что поступок дочери на самомделе мужчину не гневил, а, наоборот, радовал. Он даже ею загордился, мол, какая дочурка молодец, лучше своего несмышлёного папки себе жизнь устроила. Магистра даже не волновало, что его изначальные планы на брак младшего ребёнка были нарушены, потому что девушка смогла породниться с родом альтуса, из которого поколениями выходили сильнейшие сомниари. А такой брак сам мужчина не смог бы организовать даже для своего старшего сына, наследника семьи, потому что их-то род торговцев веками болтался где-то там, в низине иерархии магистерских семей. И конечно, он не мог упустить долгожданное благословение. Магистр долго юлил, оттягивал исполнение и бездействовал, когда отец того юнца — а вскоре и его новоиспечённый сват — требовал принять участие в розыске сбежавших детей. Зато когда второй магистр, спустя несколько лет, сгоряча с позором выгнал сына-беглеца, своего наследника, из семьи, то счастливый мужчина тут же поспешил этим воспользоваться и, больше не боясь гнева родственничка, пригласил двух юнцов погостить у себя дома, заверяя, что смирился с поступком дочери и принял её избранника. Их согласие его осчастливило окончательно.

Юноша оказался теперь безродным, и, следовательно, породниться с влиятельным родом уже не получится, но это не сильно сказалось на планах магистра. Пусть парня и можно изгнать из семьи, зато лишить его могущественной от рождения крови невозможно. Так что магистр рассудил весьма просто: если Древние Боги окажутся столь же щедры, как и в тот день, когда подарили коллеге такого одарённого ребёнка, то можно будет начать уже даже внука готовить к борьбе за место в Магистериуме, что как никогда укрепит положение их семьи.

Об этих планах и причине столь неожиданной любезности в письмах от её отца молодые маги догадывались, однако это их не оттолкнуло от решения принять приглашение. Им всё равно нужно место, где бы осесть, отдохнуть от полевой жизни, заодно лучше подготовиться, а не строить, как раньше, свой быт в спешке. Когда же вновь станет возможно, они планировали вновь без спроса нарушить планы родственников и их покинуть.

Ну и просто магесса хотела повидать свою семью, извиниться перед отцом за побег, рассказать маме об их приключениях и похвастаться старшим братьям о том, где их чудная, как они её называли, сестрёнка побывала, в отличие от них самих, которые если куда и ездили, то только по поручениям хозяина дома. А он хотел, чтобы она была счастлива…

Помнишь, как она хотела вернуться к семье, в которой её ждали так, как никогда и ни в какой не ждали тебя?

Но этому не суждено было случиться…a

Погрузившись в размышления, успокаивающие эти размышления объятия, юнцы не следили за окружением. Да и незачем: на тракте довольно-таки людно, то и дело появится какой-то проезжий, да и они почти добрались до города. Они проделали такой путь, прошли через неспокойные окраины Империи и руины, которые полностью обезлюдели, так что разве им есть чего опасаться здесь, где пики храмов Минратоса уже показались далеко на горизонте?

Но вдруг раздался за спиной топот копыт коней, чьи всадники точно куда-то спешили.

Помнишь топот копыт?

Что он принёс?

Может, это были гонцы, изводящие спешкой своих скакунов до истощения. Может, какой-то отряд…

Топот становился всё громче. Скоро они догонят неспешных путников, их обгонят и поскачут дальше…

Но чем громче был топот, тем тревожней становилось на душе.

Что-то не так.

Вскоре их настигли. Но вместо того, что бы промчаться дальше, всадники сбавили темп. Один из них оказался спереди столь резко, что конь путников, не ожидавший препятствия, испуганно заржал и без команды извозчика остановился. Тем временем остальной отряд начал окружать.

В подобные передряги они попадали не раз в своём путешествии. Были нападения животных в какой-нибудь глуши и разбойников на приграничных, плохо охраняемых территориях, которые увидели в двух юнца лёгкую добычу. Но эти отщепенцы даже не могли предположить, что в такой дали от центра Империи нарвутся на молодого магистра, обученного мага альтуса. Тем хуже для них, поскольку каждый раз юноша безжалостно расправлялся с опасностью, защищая свою семью, как и обещал. Иначе и быть не могло, поскольку ему, могущественному магу, чей потенциал до сих пор даже вполовину не раскрыт, слабые по дару сородичи, а то и вовсе сопорати не ровня совершенно.

Сейчас юноша хоть и удивился столь наглому нападению, но не сильно-то испугался. Он был слишком уже уверен в своих силах. Когда стало понятно, что этот отряд не для беседы прибыл, сновидец нахмурился, схватил посох, спрыгнул с козел и был готов дать отпор наглецам.

Ещё никто не был для него серьёзным соперником. Победа будет за ним и сегодня, ведь он будущий великий лорд-магистр, которому с детства пророчили место архонта или в Звёздном Синоде. Какой-то черни с ним не тягаться! Помнишь?

При скором осмотре своих противников, которые в ответ на решительные действия окружённого мага, сами повскакивали с лошадей, стало понятно, что это совсем не разбойничья шайка, промышляющая бандитизмом на тракте, — это был отряд магов из магистерских семей. А в их главе были его сводные старшие братья. Вон они стоят и дикими псами смотрят на ненавистного с детства родственничка, что забрал их наследный титул, внимание отца, величие, ведь на фоне магической силы младшего неродного брата они буквально были посмешищем, позором семьи потомственных сильных сновидцев. Но после бегства наследника рода принять этот титул надлежало одному из них, однако они, с детства избалованные бездельем, оказались не готовы к ответственности, обязанностям, обучению и пожизненной борьбе с Магистериумом за влияние на благо семьи, поэтому можно было видеть, что их ненависть к брату стала ещё сильнее. Конечно, сейчас, собрав отряд таких же бестолочей из семей других магистров, они пришли не разговаривать: в их глазах отразились самые явные и страшные намерения. Как они, так и остальные нападавшие кровожадно улыбались, настигнув и окружив двух птиц, посмевших, в отличие от них, вырваться на свободу.

Эти взгляды и полное непонимание мотивов нападения напугали магессу. Девушка боязливо спряталась за мужем, прижавшись к его спине и держа его за руку. И всё же она тоже маг, поэтому могла найти в себе самообладание, чтобы оказать, если юноша скомандует, ему помощь, как и несколько раз в их путешествии.

Вместе у них был шанс оказать достойное сопротивление напавшим магам. Вместе, сплочённо.

Однако молодой магистр самоуверенно вышел вперёд.

Сам отпустил её руку.

Отпустил навсегда.

Вероятно, можно было избежать смертоубийства, постараться договориться, прийти к компромиссу. Всё же не чужие люди, всё же прожили под одной крышей столько лет, росли вместе. Если бы не получилось, то это оттянутое время можно было потратить на подготовку, незаметно призвать сложные энтропийные заклинания, которым его начал обучать отец. Но эти заклинания юноше за всё время, проведённое в бегах, не понадобились. Ими он пренебрёг и сейчас.

Ненависть братьев была взаимной. Именно она захватила разум молодого сновидца, позволила ему поддаться неистовой ярости от того, что эти люди вторглись и в новую его жизнь. В порыве этой ярости он наговорил слишком многое, что истощило и так небольшое терпение нападавших.

Юноша не разглядел в них серьёзную угрозу для себя. Среди нападавших не было ни одного достойного мага — лишь посмешища своих семей, озлобленные на мир и более одарённых сородичей. Поодиночке они не представляли для эталонного мага альтуса никакой угрозы.

Но они не были поодиночке. Они были одним сплочённым отрядом.

Сновидец совершил атаку первым. Смертельный риск этого противостояния, мысли о желанной мести азартом захватили его голову. Он оказался слишком увлечён, и первое заклинание его вышло больше красочным, чем эффективным. Но из-за силы своего заклинателя оно всё равно несло опасность, а для зазевавшего мага, недалеко ушедшего от сопорати, стало бы смертельным. Как и было раньше, со всеми другими неудачниками.

Именно смерти он желал и ожидал её, когда спустил с посоха своё заклинание. Но какого же было его удивление, когда потенциальная жертва осталась жива. Нет, расчёт был верен, и тот «счастливчик» пережить сокрушительный удар самостоятельно не мог, однако юноша не учёл, что противнику придут на помощь те его соратники, которые были более подкованными в противодействии такому виду магии.

Тогда молодому магистру стоило бы задуматься, но…

Но ты, поддавшись ярости и не думая, лишь продолжил.

С самого раннего детства сновидец слышал о силе своего дара, о его невообразимом потенциале, о практически безграничных возможностях, что открываются для таких магов в их магократичном государстве, поэтому он и сам в это поверил, посчитал, что это априори даёт ему преимущество. За года успешного бегства эта самоуверенность окончательно укрепилась в нём, поэтому с тех пор, как он покинул родной дом, как пропал отцовской надзор, он забросил своё обучение.

Не тренировался. Не учился. Не изучал новые заклинания. Не становился сильнее.

А зачем? Никто не был ему конкурентом. Его не по годам развитый магический талант признавали все. Он уже могущественный маг. Он уже способен защитить…

Семью…

Но не на этот раз.

Следующим бойкому юнцу на глаза попался один из тех, кто принял участие в спасении его первой несостоявшейся жертвы. Логично: на этого человека прошлое заклинание уже не сработает — он знает, как защититься, поэтому юноша задумал использовать другое, против которого этот неуч не знал решения и не мог защититься в силу своей слабости.

Но всё повторилось. Снова нашлись маги, которые знали, как защититься от магического выброса другой стихии, и они воспользовались этими знаниями для защиты соратника.

Тогда у магистра был второй шанс задуматься. И это почти случилось. Но как вдруг нападавшие сами решили атаковать, наслали на него стихийные заклинания, огненные шары. Банально и слишком просто. Юноша защитился без особых проблем, что потешило его гордыню и окончательно пресекло зарождение здравых мыслей.

Они ему неровня. Он сильнее, намного. Он талантливее. Он благословлён Богами — он не может проиграть!

Но сегодня даже Древние Боги отвернулись от тебя.

Чем дольше шло противостояние, тем меньше происходящее становилось похоже на то, к чему юноша привык. Вроде бы и делает он всё то же, что и всегда. Да только почему-то саморазумеющейся победы он так и не получил. Его противники были ранены, но, кажется, слабые ожоги и царапины лишь только больше их задорили. Ранен оказался и он, только, в отличие от них, это не придавало ему азарта, а лишь истощало.

Постепенно его атаки становились всё более паническими, хаотичными, и тем самым бессмысленными.

Они не были сильнее его. Не были начитаннее. Но они не были одни: если что-то не знал один, обязательно найдётся тот, кто закроет этот пробел.

И всё же их знания и способности оставались сильно ограниченными. Да, все попытки юнца использовать стихийные типичные заклинания они отражали, но с более сложной магией, другими школами они никогда бы не справились с той же лёгкостью, играючи.

Это был твой шанс.

Но юный магистр этим шансом не воспользовался, ведь он перестал учиться, не совершенствовал свои познания, а многое сложное, чему его обучил отец, начало забываться за ненадобность. Он считал, что его сила с лихвой компенсирует простоту используемой магии.

И это было так.

До сегодняшнего дня…

В один миг — он не заметил, как и в какой — изнурительного противостояния враги подобрались слишком близко. Измотанный неудачами сновидец не успел среагировать, и один подбежавший маг сумел вырвать из его рук посох — последний шанс на победу.

Потеря посоха не приговор, поскольку любой маг несёт опасность и без него. Но это справедливо только к тем, кто готов помыслить о посохе как о своём бремени, костыле, привязанность к которому является слабостью, поскольку его потеря делает мага беззащитным. Но юноша не был из таких.

Маг без посоха слабее в любом случае. Так зачем ему тратить время на обучение колдовству в изначально невыгодных для себя условиях? Лучше эти деньги, которые потребуются для обучения, потратить на заказ хорошего посоха, способного утвердить статус своего хозяина. Тем более маг изначально не должен подпускать к себе противника, а, значит, до последнего своего издыхания посох он не может потерять.

Так его обучал отец. И юноша слепо и покорно верил словам главного своего наставника.

Помнишь, как больно осознавать необратимость трагедии из-за собственных заблуждений?

Когда магистр в пылу битвы лишился своего оружия, именно трагедия и произошла. Вместе с посохом юноша потерял привычное ощущение магии. Более в его руках не было опоры, инструмента, способного стать точкой сосредоточения энергии, вбираемой им из Тени, и катализатора. Теперь всем этим должен был стать он сам.

Но ты не смог.

Вместе с непривычностью ощущений, пришла и паника от непривычности новой тактики ведения боя. Он взмахнул руками, чтобы отогнать слишком уж близко подобравшегося противника, но ничего у него не вышло, поскольку даже осмысленного заклинания не получилось. Он только вскрикнул, когда магия, точно возмущённая таким неопытным обращением с собой, обожгла его собственные руки.

И эта секундная отвлечённость на боль стоила тебе всего.

Заслуженно почувствовав вкус победы, нападавшие кинулись к своим жертвам. И одержали эту победу.

Магистр был схвачен подоспевшими соратниками того смельчака, державшего теперь посох как трофей. С ним не церемонились, не вели поучительных бесед. Точным ударом под дых сновидца отправили на землю и тут же приступили его избивать. Юноша словно кукла оказался под ногами имперцев, раззадоренных победой и разъярённых болью от собственных ранений. Среди них оказались его братья, которые ни в чём не уступали остальным яростью и наслаждались своим деянием, как и в детстве, когда их рукоприкладство по отношению к младшему брату было столь же безнаказанным и даже поощрялось матерью.

Жертва пыталась защититься, прятала голову, старалась призвать заклинание, любое, лишь бы освободить себя. Но они тоже были магами, пусть не такими способными, но они знали пару приёмов, чтобы не допустить спонтанных выбросов энергии. А если эти «выбросы» и получались, то за новые ожоги они платили жертве новыми, ещё более неистовыми ударами.

Вскоре это развлечение им надоело — захотелось разнообразия.

Юношу вновь схватили. Его развернули животом к земле, прижали голову сапогом, но так, чтобы он мог прекрасно всё слышать и видеть.

Видеть, как его братья, а за ними — и остальные, подошли… к ней.

Видеть, как её схватили. Как драли одежду.

Как мучили её.

Её. Твою возлюбленную. Твою семью.

Слышал их смех, зверские слова, насмехательства от братьев.

Над той, кого ты поклялся защищать.

Слышал её плач, мольбы о помощи.

Помнишь нежный её невинный голос? Что отдала тебе свою любовь, свою жизнь. Тебе, от рождения лишь объекту чужих амбиций.

Виденное заставляло его сопротивляться, невзирая на собственную слабость яростно вырываться, жалко рычать подбитым зверем. Насылать проклятья, угрозы.

И так ты ей отплатил.

Сопротивления юнца хоть и казались бесполезными, но с каждой секундой становились всё более опасными. В любой момент он мог прибегнуть к магии крови, стать одержимым или откопать в своей голове какое-нибудь неожиданное заклинание. Нападавшим это не нравилось, и они решили усмирить его норов.

Он помнил, как его связали, по-новому стали держать, но тогда не обратил на это внимание.

Вскоре раздался недовольное и испуганное ржание их коня. Воздух разрезал резкий щелчок поводьев.

Цокот копыт раздался по округе. Вновь.

И он приближался…

Загремели колёса скрипучей повозки.

И они становились всё громче…

Он не помнил, что было потом в подробностях. Стучали ли копыта возовика. Гремели ли колёса металлическими пластинами о камни. Раздался ли хруст, разлетевшихся в щепки костей. А может, не было ни звука, и повозка даже не заметила преграды. Всё это оказалось смазано в воспоминаниях.

Но вот боль не забыта никогда. Боль. Адская боль, что острейшими иглами пронзила его в один миг, в тот самый один миг, за который он на всю жизнь остался инвалидом. Нестерпимая и ужасная.

Раздался крик юноши, захваченного агонией боли. Страшный крик, лишающий его рассудка, способности мыслить, действовать. Крик, что терялся лишь за смехом мучителей, с поразительным удовольствием лицезревших предсмертную агонию.

Медленно, мучительно, истекая и давясь собственной кровью, но он умрёт — они были в этом уверены. На тракте ему не найти спасения.

Да и кому он был нужен? Даже родной отец отказался от этого неблагодарного выродка. А та, кому если и был нужен, тоже недостойна выжить. И она не выживет — они развлеклись напоследок и в том числе об это позаботились.

Вскоре крик обернулся лишь жалким стоном, а юноша обессилено упал на землю. Он полностью потерялся в происходящем. Вроде и чувствовал собственное тело — боль же была, а болеть может только живое. А вроде эта боль поразила его всего, даже разум, из-за чего казалось, что кроме неё не осталось ничего. Он не понимал, не мог даже осмыслить себя. По этой причине, когда нападавшие, довольные местью несправедливо одарённому, прежде, чем вскочить на коней и исчезнуть с места преступления, пока на тракте не появились свидетели, пнули напоследок свою жертву, то он этого даже не почувствовал, не понял.

Кровь в буйстве бившая по вискам оказалась оглушающей. Даже если рядом что-то и происходило, маг бы этого не услышал. Когда он приоткрыл глаза, мир расплылся неразборчивыми яркими пятнами, такими же, какими были его ощущения. Столь же смазанной оказалась его память — боль забрала всё. Эти пятна вызвали головокружение, потерю ориентации, тошноту. Удивительно, что он не провалился в бессознательную темноту от болевого шока.

Лучше бы провалился.

Ведь когда тело начало бороться с воздействием, хотя бы на уровне психики притупляя болевые ощущения, тогда начало возвращаться часть сознания и адекватного восприятия, тогда яркие пятна расступились и перед его глазами предстала замутнённая, но уже видимая картина.

И он увидел её.

Лежит. Бездвижна. Вся в крови.

Нет.

Этого не может быть. Это не может быть правдой.

Да. Это правда.

Юноша, забывая обо всём: о собственной боли, об окружении — желал только до неё докричаться. Но собственный голос предательски стих, он не мог произнести её имя, позвать, поскольку получался лишь жалкий шёпот.

Она умирает.

Он постарался протянуть руку, чтобы коснуться её. Но не получилось. Она была слишком далеко.

Твоя семья умирает.

Те, кого ты клялся защищать.

Он постарался подняться, встать, чтобы доползти, дойти, добежать. Но ноги предательски не подчинились. Он их не чувствовал.

Нет.

Только не это. Этого не должно было произойти. Древние Боги не могут позволить этому случиться.

Могут.

Даже Древние Боги сегодня не придут на помощь.

Из глаз молодого магистра побежали слёзы беспомощности. Всё это правда. Самый дорогой ему человек в этом мире, его возлюбленная, перед ним, а он ничего не может сделать. Ничего.

Она умрёт. И ты её не спасёшь.

Как всё это получилось…

Почему ты это допустил…

Действительно, почему?

Помнишь, как был уверен в своей силе?

Забросил учёбу. Многое, что знал, забыл. Не использовал. Считал, что силы твоей всегда будет достаточно.

Помнишь топот копыт?

Сколько боли принёс он. Сколько ужаса. Он стал вестником поломанной судьбы.

Помнишь, как легка была их победа?

Ты был слеп. Недооценивал противников. Разве могут слабые маги, даже если их отряд, превзойти тебя? Оказалось, что могут. Тебе этот опыт достался дорогой ценой.

Помнишь, как она молила тебя о помощи?

Ведь ты клялся защищать. Но не сделал этого. Бросил. Погубил невинную жизнь.

Помнишь кровь?

Её кровь. Она умрёт, не приходя в сознание. Ты так и не успеешь с ней проститься. И останешься один.

Помнишь?

Забудь.

Забудь, что принёс цокот копыт. В этих воспоминаниях слишком много страшной боли. Это воспоминания о поломанной судьбе.

Но это не значит, что всё повторится. Не нужно его бояться.

Забудь о том, что упустил, что не успел сделать. Ты не сделал для неё достаточно, не доказал ей. Ты виноват. Но воспоминания о заботе, её любви слишком светлы, чтобы портить их этой виной.

Ты делал всё, что мог, и она считала также. Тебе не за что себя винить.

Забудь о мучениях, через которые она прошла. Забудь о смерти. Ведь ты в ней повинен. Но память об этом мешает тебе жить.

Но это не так. Ты не бросил, не сбежал. Ты сделал всё, что было в твоих силах.

Забудь своё позорное поражение. Своё проявление слабости. Ты магистр. А магистры не имеют права быть слабыми.

Поражение не означает слабость. Они были готовы, но ты — нет. Но это не слабость, совсем не она.

Помнишь?

Помню.

Забудь!

Но…

Ты боишься собственной слабости, повторения собственных ошибок.

Так забудь их! Не будет больше слабости. Не будет больше ошибок!

Я помогу тебе забыть.

Но…

Накапливаемый с годами опыт, радость над победами и урок от поражений и составляют нашу жизнь. Лишись воспоминаний об этом, ты маняще забудешь о горечи, о боли, что некоторые из них несут, но что тогда останется от этой жизни? Пустое полотно, пустой человек. Не познаешь горя — и моменты радости не принесут счастья. Не испытаешь поражений — ничему не научишься, будешь совершаться одни и те же ошибки раз за разом. Будешь помнить иллюзию своей жизни — что от тебя настоящего останется?

Ты же хочешь забыть то, что изуродовало твою жизнь.

Хочу…

Но в таком случае я перестану быть собой.

Ты забудешь о своём недостижимом стремлении к знаниям. Он лишил твою жизнь здравого смысла.

И какой смысл тогда останется?

Любой, какой ты пожелаешь выбрать. Ты сможешь начать новую жизнь, лишённую страхов.

Я снова стану слаб. Я совершу те же ошибки.

И всё повторится…

Нет!

Festis bei umo canavarum, демон. Я не отдам тебе свои страхи.

Fasta vass!

* * *

Перед открывшим глаза магом предстала картина необычайной красоты. Он стоял на берегу вечернего моря. Алый закат пылал вдали, окрашивая неспокойные пенные волны в чудный цвет. Это не цвет крови, а нечто иное, таинственное. Его обдувал прохладный ветерок, колыхал длинные волосы. Этот ветерок принёс с собой запах соли и воды. Юноша не любил этот запах, однако морщиться и ворчать тоже не хотелось, потому что чарующий вид стоил того, чтобы терпеть неудобства.

Меня здесь быть не должно…

Разве? Она же так хотела посмотреть мир, полюбоваться морем без надзора семьи, а ты хотел исполнить её желание.

— Угадай, кто?

Задорный звонкий голос раздался за его спиной, смех, а потом чужие руки закрыли ему глаза. Молодой магистр коснулся этих рук, улыбнулся.

— Думаю: Уртемиэль, — нежно огладив руки любимой, он аккуратно их убрал со своего лица.

— М-м, нет, совсем мимо, — теперь девушка вышла из-за его спины и встала перед лицом. — Куда уж мне тягаться с Богом Красоты.

— А почему бы и нет? Для меня ты краше даже Его, — его комплимент и улыбка были пропитаны бескорыстной юношеской невинностью, влюблённостью. Заворожённо, он поправил её алые кудри, которые непослушно упали на её лицо.

Она всё для меня.

— Лорд-магистр, ваши бы слова да Архитектору.

— А ты ему не выдавай, — шутливо подмигнул он.

— Я обдумаю вашу просьбу, — с наигранной официальностью произнесла девушка, а затем вырвалась из его рук, в чарующем танце отошла и повернулась лицом к морю.

Если морской бриз вызывал у него раздражение, то вот она была ему открыта. С радостной улыбкой она встречала этот ветер, что колыхал её волосы, платье, и, прикрыв глаза, наслаждалась лучами засыпающего солнца, что ласкали лицо.

Юноша любовался, не мог оторвать взгляда. Ради этого точно стоило сегодня прийти сюда и терпеть сырость. Хотя постепенно терпеть приходилось всё меньше, а всё больше хотелось получать удовольствие от увиденного, как умела это делать она.

Когда ветер усилился, девушка расставила руки в стороны, встречая его, словно птица, летящая в небесах. Она была счастлива, она была свободна.

И словно птица упорхнула навсегда…

Упорхнула? Да вот она перед тобой. Вы здесь вместе, одни, и никто вас не разлучит.

— Ну что ты встал, как эльфийский корень вкопанный? Пойдём, — видимо, маг так утонул в своих мыслях, что магессе пришлось его окрикнуть.

Подбежав, девушка схватила его руки и, смеясь, потянула мужа за собой. Очарованный её смехом парень сначала поддался, но стоило ему сделать шаг, как он тут же неуверенно замер.

Идти получилось как-то слишком… просто.

Разумеется, просто. Какие могут быть трудности в обычной ходьбе?

Нет боли.

Откуда ей взяться?

Юноша опустил голову, глянул на свои ноги. Действительно, ниоткуда. Потоптавшись на месте, он не почувствовал ничего чуждого, только прохладная трава заросшего берега щекотала его босые ноги.

Девушка не замечала метаний мужа, а продолжала тянуть его за собой. В конце концов он ей поддался.

И юнцы побежали по вечернему берегу моря. Вскоре укреплённый заросший берег сменился песчаной насыпью. Бежать по песку было ещё труднее: ноги закапывались в песок, а то и вовсе разъезжались в разные стороны. Но для него это не оказалось проблемой, ведь он ни разу даже не упал, а только хохотал о того, как же собственные ноги могут оказаться непослушны.

С чего бы песок был для тебя проблемой? Ты разве когда-нибудь падал?

Действительно… никогда.

А потом маги спустились к воде. Молодой магистр не мог сполна описать все ощущения, что подарила ему эта пробежка.

Когда холодные волны хлестали его оголённые по колени ноги, он полностью ощущал эти прикосновения, холод, брызги, на которые разлеталась вода, наткнувшись на препятствия.

Как если бы ни одного повреждения не было…

Их и не должно быть.

Когда он наступал на какой-то подводный камень или брошенную моллюском ракушку, то кривился. Но одновременно эта боль была… так полна и остра, отклик на раздражающий фактор был таким живым, что он невольно чувствовал единение с собственным телом.

Как если бы восприятие никогда не искажалось заново сращёнными костями…

Так и есть.

А сам бег… Он мог идти. Мог бежать. Мог подпрыгнуть. И ничто из этого не приносило боль, не увеличивало риск упасть. А даже если бы и упал, то ничего страшного: он легко поднимется. Это естественно, это правильно.

И этого тебя никто не лишал.

Так они и бежали, смеялись. Бег этот был бессмысленным, лишь задором, но именно этого и хотелось двум юнцам, получившим свободу от чужого надзора. Эта свобода далась им не без трудностей, ещё больше трудностей детей из богатых семей ждёт впереди из-за потери влияния этих самых семей. Но сегодняшний вечер принадлежит только им, а значит, можно отложить все эти трудности оставшегося за территорией этого берега мира.

Стоило беспокойным мыслям подкрасться к парню, как тут же она предложила бежать наперегонки, зазывая его задором. Стоило ему заострить своё внимание, задуматься, как тут же в него летят брызги от её игривого удара по воде рукой. Правда, брызги прилетели к нему только раз, на второй — он успел соорудить вокруг себя огненную стену, о которую летящие капли наткнулись и мгновенно испарились. Заодно эта стена оказалась столь широкой, что жар от неё почувствовала даже она — ещё чуть-чуть, и повредились бы от огня её волосы.

— Это нечестно! — с наигранным возмущением воскликнула девушка.

От её хмурого вида юноша тут же приосанился и одарил её победной улыбкой до самых ушей, мол, я как маг с радостью воспользуюсь своими преимуществами. Однако радовался он рано, потому что вскоре он почувствовал похолодание в ногах.

— Эй, а вот это точно нечестно! — воскликнул он.

Выбрался из воды он быстро, да и она не была сильным магом, так что вряд ли бы его умудрились вморозить в море, но всё равно его ноги успели замёрзнуть. Теперь он был вынужден лицезреть такую же победную улыбку на её лице, пока счищал с ног тонкий слой льда, успевший намёрзнуть из-за большого количества влаги.

Далее взаимная месть с помощью магических способностей не продолжилась, и оба юнца, запыхавшиеся, утомлённые бегом, но довольные, предпочли остановиться. Перед своей пешей прогулкой обратно они решили передохнуть.

Вскоре, когда ушли отвлекающие факторы, молодой магистр снова почувствовал что-то странное, не дающее ему покоя. Отвернувшись от прекрасного морского вида, юноша осмотрел потихоньку уходящий в сумрак берег. Он пытался определить причину своего беспокойства, но кого-то постороннего так и не увидел.

— Эй, что-то не так?

Пока он отвлёкся на окружение, девушка оказалась рядом с ним. Её улыбка ушла, а яркие прекрасные глаза взволнованно, обеспокоенно глянули на него. Теряясь в своих ощущениях, юноша смущённо поспешил разорвать зрительный контакт, но тут её руки коснулись его лица, прося смотреть, не отворачиваться, довериться.

Закусив губу, маг и сам не знал, что не так. Вроде сейчас происходит всё так, как он и хотел. Она перед ним. Они вместе. И никто их не побеспокоит. А что-то всё равно не так.

— Если тебе здесь не нравится, давай просто уйдём.

С одной стороны, девушка проявила заботу, как это делала всегда. Она взволнованно на него посмотрела, убрала с его лица прядь волос, сейчас мешающую, ласково улыбнулась. Эта поддержка, этот зрительный контакт были необходимы, чтобы доказать ему, что комфорт мужа для неё важнее красивого берега и она действительно готова уйти. Чтобы он не стал отнекиваться, винить себя из-за якобы испорченного его кислой миной вечера.

С другой стороны, девушка — как никогда не делала раньше — сказала всё резко, смотрела на него недолго, а потом столь же резко отвернулась и направилась прочь от берега. Такое нетипичное поведение он посчитал обидой, которая резанула его сердце. Поддаваясь желанию не допустить недопонимания, ссоры, он поспешил забыть свои лишние сомнения и раздумья. Даже если ему тут и не нравилось, то ведь они же пришли сюда не ради него, а значит, его собственное впечатления не должны всё испортить — так он говорил себе, когда побежал за ней, чтобы остановить.

Вечерний берег по-настоящему погрузился в тишину. Даже ветер хоть и был ощутим, но стал беззвучен. Только шум неспокойных волн колыхал округу. Супруги стояли на этом берегу в обнимку, не желая нарушать момент идиллии. Сама погода подыгрывала им: однажды от усилившегося ветра и постепенно холодеющего из-за ухода солнца окружения магесса поспешила поближе прижаться к мужу. Он этому поддался, обнял крепче, а сам тем временем прижался к её огненно-рыжим волосам, прикрыл глаза, наслаждаясь близостью.

Он чувствовал себя счастливым, и необъяснимо сильно ему хотелось хвататься за это чувство, с трепетом его беречь. Словно его так легко потерять.

Но ведь пока не потерял?

Не потерял…

Их объятия ослабли, но лишь потому, что девушка пожелал вновь глянуть на супруга. Её руки легли на плечи того, в ком она чувствовала поддержку, опору.

И ты окажешь ей эту поддержку.

Её глаза, смотрящие на него, были столь невинны, полны любви.

И ты сбережёшь эту любовь.

Сберегу…

Увидев заинтересованность в его взгляде, девчонка улыбнулась, а после, не став тянуть, потянулась ближе, утягивая в манящий, столь желанный поцелуй.

Ничего не случалось, ничего не было. Вы вместе. Она с тобой, она рядом.

Так позволь ей это доказать.

Доверься.

Доверься… Очень хорошее слово, которому хотелось поддаться без оглядки. Ведь перед ним стоит та единственная, кому он верил. Которой был нужен он, настоящий. Которая готова была его принять любым, в отличие от жестокого реального мира…

Просто довериться, просто желанно поцеловать.

И вы навсегда останетесь вместе…

Как бы развязка этой безвинной сцены не казалась очевидной, в том числе из-за непреодолимого искушения, но вторжение постороннего вынудило с этой развязкой повременить.

Звук ползущего потревоженного песка, который в общем складывался в звук чужих шагов, прозвучал слишком громко в устоявшейся симфонии тишины этого берега и стал неожиданностью для обоих юнцов. Тут же, отстранившись, они обернулись на звук и к удивлению для себя действительно обнаружили постороннего, который из-за темных одеяний и почти наступивших сумерек, даже вблизи выглядел пугающим, мрачным силуэтом. Но они всё же смогли его рассмотреть.

Это оказался его отец.

Юный маг дрогнул, растерялся. Мало того, что он боялся новой встречи с этим человеком, так ещё и не понимал, как их смогли найти и как смогли подкрасться так незаметно. Но просто стоять и трясти юноша себе позволить не мог, поэтому тут же схватился за посох, а напуганную девушку спрятал за спиной, чтобы защитить. Он не спешил нападать, понимания, что едва ли против взрослого магистра, тем более родича, который его обучал и воспитывал, у него будет хоть сколько-то реальный шанс победы. Тем более парень был уверен в присутствии поблизости его солдат, оцепивших берег, потому что один бы магистр никогда не заявился. Однако столь безнадёжное положение не помешало ему решительно встать на защиту своей свободы и, главное, семьи. Обратно домой, под чужой надзор он никогда не вернётся.

Однако магистр и сам не спешил нападать. Твёрдой, в чём-то даже расслабленной походкой, держа всю ту же — какой сын её и запомнил — идеальную осанку, мужчина лишь приближался. И вот вскоре они уже стояли совсем рядом, друг напротив друга. Молодой маг уверенно не выглядел: он хоть и размышлял о встрече с отцом, готовился, ведь рано или поздно она должна была произойти, но никогда бы не мог подумать, что она произойдёт столь «рано».

Но вместе с этим он не мог позволить себе бояться, потому что один только облик магистра вскрывал слишком много ран и заставлял скалиться, чтобы продолжать держать себя в руках, чтобы не совершить необдуманный поступок. Раны это были от горького детства, от обиды на родича, от ощущения беспомощности перед его авторитетом. Но вопреки его предположениям сам магистр всё ещё не спешил воспользоваться этим самым авторитетом или прочим превосходством перед неблагодарным отпрыском — он просто смотрел. И взгляд его чёрных глаз был не высокомерен в тон его себялюбия или холодным, как лезвие ножа, в тон своей магистерской выучки. Его взгляд был таким… снисходительным.

Он хочет простить своего отпрыска за побег, за опозоренную честь семьи? Да юный маг в это никогда не поверит!

— И ради такой жизни ты столько бегал и тратил моё время?

Вроде вот оно: привычное магистру высокомерие при разговоре с сыном, которого он даже за полноправного свободного человека не считал, но сказанные слова сегодня звучали несколько иначе, чем юноша привык. Отсутствовало… то самое высокомерие?

— Я не вернусь домой — можешь не распинаться! Лучше убирайся! — прошипел юнец от ненависти, но угрожать он так и не нашёл смелости.

— Переубеждать и не буду, — заверил мужчина и поднял руку, по-аристократически элегантную, украшенную кольцами. — Лишь попрошу ответить: какова цена доверия, которого от тебя сегодня ждут, Фауст?

От услышанного имени юноша пришёл в ярость.

«Фауст», — имя, которое никогда особо не было распространено на территории Империи Тевинтер, однако редким его тоже назвать нельзя. Его выбирали для своих детей те родители, которые свято верили во влияние значении имени на жизнь носителя. Какому любящему родителю не хотелось бы, что бы его чаду по жизни благоволила удача? Только вот его отец этой благой цели никогда не преследовал.

Имя было дано мальчику, как кличка — собаке. Магистр хотел, чтобы отпрыск всегда помнил, что его собственная жизнь — лишь результат удачных стечений обстоятельств и ему самому не принадлежит. Да само его рождение — это лишь удача, и если бы не она, то он, такой идеальный своим магическим даром и одновременно неправильный, никогда бы и не существовал. Просто не выжил бы из-за обезображенной до неузнаваемости природы, как другие «результаты» желания магистра получить идеального наследника и спасти семью от позора.

Чтобы он всегда помнил: он собственность, не личность, и хозяин — отец — имеет над ним полную власть.

Сбежав из родного дома, молодой сновидец в том числе пытался доказать самому себе, что он больше, чем просто отцовские амбиции. Именно рыжеволосая магесса помогла ему окончательно в это поверить.

И сейчас юнец не мог позволить себя загнать в те же рамки безоговорочного подчинения, вот и яростно вспылил. Однако в дальнейшем на какие-то необдуманные действия он не перешёл. Одного неуверенного промедления парню хватило, чтобы ещё раз глянуть на ненавистного родича и получить подтверждение, что слова магистра нечто большее, чем ему думалось изначально.

Вместо властности и унижений он увидел в черных глазах всю ту же снисходительность, молчаливое терпение. Мужчина молчал, просто ждал. Он не читал нотаций, не занимался принижением, а точно давал беглецу самому всё обдумать, прямо показывая, что он верит в его благоразумность. Молодого сновидца эта вера и заставила удивить, задуматься, ведь настоящий его отец никогда бы не дал права юнцу осмыслить всё самому без манипуляций или прямых воздействий со своей стороны.

Его имя… его имя было не только тем клеймом, от которого хотелось избавиться, как от последней связи с прошлым, с нелюбимой семьёй. Оно стало напоминанием о чём-то плохом, ужасном, но одновременно поучительным.

А значит, это «поучительное» уже произошло.

Вот теперь маг уже растерялся, стал осматривать со скепсисом окружение. Чувство неестественности происходящего вновь забурлило в нём неспокойным голосом. Действительно, если ничего не произошло, если всё, что видят его глаза, правда, то почему собственное же имя приносит столько боли, кажется чем-то чужеродным, от которого он давно отказался?

— Почему ты ничего не делаешь?! — неожиданно выскочила из-за спины парня магесса. — Он пришёл, чтобы лишить тебя всего. Так убей его пока не поздно! Хочешь, чтобы нас разлучили? Ты обещал, что защитишь. Так не стой — докажи это! — капризно закричала она, нетерпеливо вытаскивая юношу из опасных сомнений. Но было уже поздно.

Она знала об этом, ей не нужны были подтверждения. Ты ничего не упустил.

Да. Да, он знал это. Она никогда от него ничего не требовала, не вынуждала доказывать. Она знала, какое сильное влияние на него оказал отец, поэтому никогда бы выставила такие условия.

Она никогда бы так не сказала.

А вот демон, теряющий контроль над жертвой, — да.

Теперь юноша глянул на ту, кто стоял рядом. Магесса не унималась, продолжала пытаться задеть его, спровоцировать на действия, как смогла это сделать ранее, маленькой наигранной обидой, но на этот раз он уже не слушал. С каждой секундой лишь учащалось сердцебиение, ведь он всё больше и больше видел в родном, любимом человеке что-то чужое, совсем неродное.

И тогда он отпускает её руку.

Вновь отпускает.

Не «вновь», потому что сейчас она лишь обман, как и всё окружение.

Она замолкает. Перестаёт вести себя неестественно. Смотрит удивлёнными, напуганными глазами, всё такими же прекрасными, невинными. Пытается вновь к нему приблизиться. Снова просит довериться.

И ему действительно хотелось довериться. Бросить все свои сомнения. Подбежать, обнять, извиниться. Разобраться с тем, кто нарушил им идиллию этого тихого вечера. Ведь он не может её отпустить. Только не вновь.

«Какова цена доверия, которого от тебя сегодня ждут?»

Цена — воспоминания, которые являются неотъемлемой частью меня реального, моей личности. Значит, цена — моя жизнь.

Он в последний раз взглянул на неё.

Он отпустит. Потому что бессмысленно хвататься за иллюзии. Она, настоящая она, останется лишь только в его воспоминаниях, в скорби, отравившей ему сердце.

А сейчас перед ним лишь обман, как и всё это счастье, которое якобы — как его пытался убедить в этом демон — подарит ему забвение.

Когда окружение оказалось на пороге полного разрушения от ярости демона, которого вновь постигла неудача, взгляд светлых глаз мага наткнулся на постороннего, чьё появление и стало для него необходимым толчком. Образ страшного магистра — это такой же обман, как и всё тут, однако хоть что-то было правдой — это взгляд, в котором читалась похвала за то, что он справился, проявил благоразумность и силу воли, стоило его только подтолкнуть к истине, а не пришлось вести за ручку долгими уговорами. На самом деле под ложным образом скрывалась та, кого он просил о помощи, и она эту помощь оказала, подобрав самые правильные слова. И маг ответил ей благодарственной улыбкой.

Пошла прочь!

* * *

Все сооружённые образы столь стремительно схлынули с его сознания, как вода — водопадом, что пробуждение мужчины получилось слишком резким. Словно встревоженный от кошмара, он испытал трудности в дыхании, постарался поскорее отдышаться. Хотя при этом одышка получилась самым понимаемым его действием — всё же остальное как в тумане.

После нормализации дыхания и подавления панических мыслей, Безумец смог разобрать, что увидели глаза, — потолок какой-то комнаты, и почувствовать, что лежит он в кровати, как бы подтверждая, что он только-только проснулся.

«Получилось?» — это первая здравая мысль пронеслась в его голове, но почти что сразу, через миг радости, его озадачила, заставила нахмуриться, поскольку он не мог сказать, что именно получилось. Обратившись к памяти, мужчина едва-едва смог получить толковое объяснение. Были голоса в голове, через которые на него оказывалось воздействие, была череда болезненных решений, а горький след от потревоженных душевных ран ощущался до сих пор. Значит, он вступил в противостояние с демоном и… смог его одолеть. Магистр осмелился назвать это победой, потому что, снова стараясь прислушаться к себе, к своим ощущениям, он не обнаружил этих голосов. Он ощутил покой, тишину и только лишь собственные мысли. Никто не старался на него воздействовать, манипулировать. Что это, если не признак победы мага над очередной тварью Тени? Только если он объяснил столь тяжкое собственное пробуждение, то вот местопробуждения всё никак не хотелось вспоминаться.

И тогда мужчина понял, что не сможет принять обстановку за знакомую, потому что не помнит ничего, что произошло до сражения с демоном: где он заснул и с какой целью он вообще направился на территорию теневой сущности, или эта сущность его нашла, а он просто путешествовал по Тени?

Хотя встреча с очередным демоном и принесла лишь горечь да разочарования, поэтому из-за нахлынувшей апатии хотелось лишь бездействовать, но желание разобраться в столь странных пробелах в памяти у неугомонного мага всё же оказалось сильнее. Вскоре он уже постарался приподняться, чтобы осмотреть комнату, а не только её потолок, себя, и просто оценить обстановку. На мгновение мужчина помедлил, когда из-за ещё слабого контроля над собственным телом его движения получились слишком резкими и неаккуратными, и ноги отдали острой болью. Ему не пришлось скидывать одеяло и смотреть, чтобы быть уверенным, что он увидит там кривые из-за не до конца правильно сращённых костей ноги. Значит, все те давно забытые ощущения, которые он испытал в Тени, — действительно, лишь обман демона. Зато сейчас он получил очередное подтверждение своего пробуждения.

Небольшая заминка не помешала мужчине осмотреть комнату. И… он теперь точно мог сказать, что не узнавал её. Окружающее убранство оказалось очень дорогим, вычищенным до блеска ручек на тумбе. Далеко не каждый магистр Тевинтера мог позволить себе такое богатство в личные покои, а уж тем более в гостевые комнаты. Точно можно говорить о тевинтерских аристократах, потому что мебель была исполнена с присущей Империи строгостью, массивностью, сочетанием темных и светлых цветов. Считается: чем в доме массивнее и неподъёмнее мебель, тем больше рабов может позволить себе хозяин, что является признаком обеспеченности семьи. Безумец подумал, что такой интерьер достоин дворца архонта его времени — не меньше. Тем более солнце, пробивающееся через закрытые занавески, было слишком ярким и тёплым, как на севере, в Тевинтере.

Вот это открытие мужчину по-настоящему удивило, поскольку если что-то он и помнил, так это то, что находился на юге Тедаса, в Ферелдене, недалеко ушедшем от своих варваров-прародителей. Поражённый этим фактом мужчина чуть не подскочил с кровати, желая ещё раз всё осмотреть, но не успел, потому что его побеспокоили раньше.

Открыв дверь, в комнату вошли двое имперцев. Один из них тут же подскочил к только-только проснувшемуся человеку и начал его осматривать, одновременно расспрашивать про самочувствие. Второй же сначала получил какую-то информацию от солдат, всё это время стоящих безмолвными наблюдателями по периметру комнаты, а потом встал в весьма недружественную позу и стал сверлить хромого мага нехорошим взглядом.

Если первого Безумец не узнал, но правильно догадался, что перед ним целитель, то вот второго он мог смело назвать. Это был глава организации под прямым руководством Звёздного Синода, его смело можно было назвать Тайным Канцлером. Он и его люди, подобно Тайной Канцелярии, выполняли секретные поручения Жрецов, вели шпионаж, и, подобно Ордену Храмовников нового времени, являлись личной гвардией Синода, и выслеживали, и карали еретиков, посмевших покуситься на святой лик Древних Богов. Этот командир, как и его возвышенные хозяева, откровенно терпел невзрачного на вид, но могущественного магически магистра, поскольку заметное безразличие последнего можно было запросто отнести к еретичеству. Однако, как ответственный за безопасность, он признавал, что уж лучше среди приближенных Верховных Жрецов будет кто-то такой — чрезмерно полезный своими знаниями, проверенный долгой службой Синоду и абсолютно безразличный к гонке за власть и влияние других магистров, — чем какой-то чужой человек со стороны, от которого только и жди предательства. Так что Канцлер хоть в гости на бокал вина чудаковатого учёного никогда бы не позвал, но и вмешиваться в его работу, организовывать травлю тоже бы не стал.

Безумец мог бы отметить, что сейчас пронзительный взгляд кажется чем-то непривычным, да только более шокирующим было то, что этот человек вообще сейчас стоит перед ним. Если Канцлер когда-то и жил, то это «когда-то» было тринадцать веков назад, и магистр его никак не мог встретить в настоящем Тевинтере. Маг нашёл единственное этому оправдание: всё происходящее сейчас — это также сон, Тень, происки демона. Однако когда он про себя воскликнул, что не будет вестись на очередную уловку, то ничего не получил в ответ. Ни голосов, попытавшихся его убедить в обратном, не возникло, ни он не начал чувствовать этот мир как-то иначе. Только солдат вопросительно глянул на целителя, требуя разъяснить странное поведение выжившего.

Не обращая на них внимания, мужчина поспешил осмотреть собственные руки. Зачастую демоны, породив иллюзию прошлого, не успевают или не могут накинуть такую же иллюзию на саму жертву, и для последней это становится самым очевидным путём к осознанию. Ведь если перед глазами прошлое, а сам маг выглядит взрослым, настоящим, то этого уже достаточно, чтобы усомниться в правдивости происходящего. Но сейчас сновидцу этот способ не помог. Кожа его оказалась слишком бледной по сравнению со смуглой кожей его сородичей-имперцев, но как раз это и было нормально: он всю жизнь выделялся болезненной бледностью, зато неестественной белизны, которую ему подарил новый мир, не было. А ещё важнее, не было главной причины для беспокойств последнего его года жизни — Якоря. Осмотрев левую руку, Безумец не нашёл никакого признака нахождения чужеродной аномалии: ни шрамов, ни боли, ни даже проблем с моторикой.

Буквально злясь, что до сих пор он не находит подтверждения, сновидец сунулся в Тень, где был чуть ли не оглушён энергией других магов-сновидцев. Пространство не было пустым и безвольным, а вокруг находилось слишком много тех, кто способен ему навредить, если он будет пренебрегать защитой.

Всё было ему так знакомо, словно он… вернулся домой.

С этим результатом активной умственной деятельности мужчина поспешил глянуть на тех, кто нарушил его покой. Канцлер, увидев оживление выжившего, уже рот открыл с желанием завалить вопросами, но Безумец оказался быстрее и затребовал пояснений.

Командир рассказал о произошедшем в день, когда Жрецы совершили ритуал. Сам мужчина не принимал участия в великой задумке святых лиц, а должен был явиться с подкреплением, когда всё уже закончится, чтобы встретить хозяев в их новом великом облике. Однако, прибыв, как было велено, он обнаружил лишь разруху и смерть. Точно был сильный взрыв, который и снёс все каменные сооружения, и тел рабов почти не было, хотя на ритуал их вели тысячами. Но солдата рабы не интересовали: ему было важнее, что, пробившись в эпицентр, он никого не обнаружил. Ни доброй половины своих людей, которых Жрецы затребовали у него для поддержания порядка, ни их подчинённых — других магов, — ни самих жрецов. Выжил только один — хромое недоразумение.

«Как и на Конклаве: я один посреди разрушений», — задумался Безумец о сходстве услышанного сейчас с якобы приключившемся с ним в новом мире. И за этими мыслями он не заметил ярого желания командира подскочить и вытрясти из выжившего все признания в измене, предательстве и успешном покушении на главных людей Империи. Сдерживали его лишь авторитет и упрёки пожилого целителя, для которого было важнее восстановить и без того только с милости Богов спасшегося пациента, чем допрашивать.

Но в дальнейшем Безумец всё же должен был ответить. Ему же лучше, если он расскажет как можно больше о произошедшем во время ритуала, чтобы избежать обвинений. Однако он не смог поделиться такой информацией в виду её отсутствия, а начала рассказывать, о чём помнил: новом мире. Новом мире, в котором от великой Империи Тевинтер остался лишь жалкий клочок территорий, которым правили сопорати, в котором Древние Боги — предатели, в котором есть Моры и страшные существа, полностью, не считая двух последних гномских городов, захватившие огромные Глубинные тропы.

Неудивительно, что стоило ему закончить, как мужчина увидел лишь удивление на лице слушателей. Канцлер даже обоснованно усомнился в здравости рассудка пациента и набросился с новыми вопросами на целителя. Сам целитель, также слушатель этих «сказочек», мог только неуверенно пожимать плечами, ведь повреждений на пациенте он не находил, однако сам убедился, что с ним не может быть всё в порядке. В дальнейшем он предположил, что всё, сказанное выжившим, было масштабной иллюзией Тени или могущественного демона, которого приманила воистину глупость Жрецов. Когда Завеса рухнула, участников ритуала захватила Тень, погрузила в иллюзию, воистину неотличимую от реальности, и лишь один из них мог вырваться из её чужеродных объятий — так подытожил свои размышления целитель, но никто не спешил оспаривать его слова. Даже Безумец.

С одной стороны, ему хотелось доказать правдивость своих слов, чтобы на него так оскорбительно не смотрели, да и вообще он знает последствия от Первого Мора, поэтому нет времени для разговоров, надо скорее готовить Империю к войне, пока падший Думат только набирает силы и армию!

А с другой, мужчина начал теряться в сомнениях: а верит ли он сам в то, что сейчас говорит?

Вдруг дверь в комнату вновь открылась, и здесь стало совсем тесно. Зашедший сюда маг в помпезных дорогих одеяниях, от которого буквально разило властностью, величием, привёл с собой собственных телохранителей. Этим магом оказался архонт — собственно, хозяин дворца, в котором они сейчас находились. При виде него целитель тут же раскланялся в приветствиях, Канцлеру и его солдатам тоже пришлось потесниться, отойти в сторону. Командир догадывался, что архонт так торопился расспросить выжившего далеко не потому, что волновался за судьбу Синода, но ничего ему сказать не мог. Пусть он приближенный сразу семерых лиц, с которыми архонт должен был безвыигрышно тягаться за звание самого главного человека Империи, однако сейчас командовать над пришедшими он не осмелился. Канцлер и так уже одной ногой на эшафоте за то, что не выполнил свою работу: не защитил Верховных Жрецов — сразу всех, — поэтому ему не хотелось ругаться с архонтом.

Хозяина дворца магистр узнал сразу. Этот тот самый трусливый архонт, который имел амбиции тягаться с целым Синодом, а на деле трусливо отступил и бросил заговорщика, когда все обстоятельства сложились в его пользу. Сколь бы ни была искажена память мужчины, но он точно навсегда запомнит тот самый момент, полный ярости и отчаяния, когда он бросил вызов Жрецам, чтобы остановить ритуал, и остался совершенно один, потому что влиятельный сообщник просто не пришёл. Поэтому сейчас хромому магу, как никогда сильно, хотелось отбросить официоз и манерность и просто плюнуть в лицо трусу-правителю, чьё бездействие обошлось Империи очень дорогой ценой, которую она и поныне не может оплатить своими страданиями. Вмиг его знакомый из нового мира — вспыльчивый и прямолинейный Хоук — стал для магистра эталоном, ведь будь на его месте Защитник, он бы не стал выслуживаться перед предателем, чего бы ему это ни стоило.

Но не успел мужчина в порыве ярости впервые переступить в том числе и через своё воспитание, как собственные мысли его озадачили. Он подумал о «страданиях Империи», которых ещё даже и не случилось. И не случится, вероятно. Ведь «Моры» действительно слишком уж абсурдное событие, которое скорее придумает демон, который для пущего эффекта запугивания решил перейти крайности, чем станет реальностью. Что бы Боги обернулись уродливыми тварями и начали уничтожать свою же паству, которую столь долго наставляли… Неудивительно, что на него так странно смотрели, когда он это озвучил. Так ещё теперь магистр вспомнил о экстравагантном человеке — Гаррете Хоуке, — который на поверку слишком уж карикатурен и похож на его знакомого коллегу — магистра Кавеллуса — из мира родного. Словно не реальная личность, а лишь очередная калька, срисованная демоном.

Эта озадаченность и не дала Безумцу слишком уж экспрессивно и нехарактерно для себя ответить посетителю. Впрочем, архонт даже не обратил внимания на его настроение. Он заявился сразу, как узнал, что единственный выживший очнулся, точно для того, чтобы поскорее выведать у единственного свидетеля, что случилось со жрецами. Их исчезновение и позволит, как он и жаждил, взять власть над Империей в свои руки. Осталось лишь провозгласить Тевинтеру, что Боги наказали Синод за греховный помысел войти в их обитель и сделали архонта единственно правильным голосом своей воли. А в доказательство сомневающимся можно было указать на изуродованное до неузнаваемости место проведения того самого ритуала и единственного свидетеля, которого Думат пощадил и сделали гонцом правды о великом грехе Синода.

Ожидая получить от сновидца желаемое признание, архонт также не проникся сказкой об увиденном конце света. Предположения целителя о Тени и оставшихся по ту сторону Завесы всех участников ритуала понравились правителю куда больше, правдивее. Он и стал их придерживаться.

На этом неожиданный визит к больному столь же неожиданно и закончился. Получив причину продолжить изначальную задумку и сделав выжившего мага главным доказательством своей правды, архонт тут же погнал Канцлера, жаждущего справедливости для своих хозяев, его солдат прочь и вскоре покинул комнату сам, воодушевлённый победой в этой неравной борьбе за власть.

Так мужчина остался в неожиданно вновь наступившей тишине, полностью озадаченный произошедшим. Он буквально несколько минут ещё смотрел на место, где стояли сильные мира всего, и пытался обдумать все мысли, что табуном промчались в его голове.

«Это всё был сон?» — наконец, задал Безумец закономерный вопрос, а после спешно поднялся с кровати. Игнорируя причитания целителя, который взволнованно наблюдал за неспокойным пациентом, собственную слабость, головокружение из-за истощения, маг смог дохромать до окна и, приложив даже излишнюю силу, отодвинул занавеску.

Ещё один способ раскусить иллюзию демона — постараться выбраться из комнаты-коробки, в которой он и решил провернуть свои манипуляции. На создание обширных иллюзий уходит гораздо больше сил, а демоны весьма расчётливые существа и не любят расточительство, поэтому не каждый из них будет тратиться и прямо пропорционально ослаблять себя, сооружая целый мир. Вот Безумец и решил выбраться из «коробки», чтобы убедиться, что за окном не реальный мир, а лишь нереальная зелень Тени, но в итоге он получил лишь очередное доказательство обратного.

Стоило отодвинуть тёмные шелковые шторы, как первым делом его глаза резанули яркие лучи солнца. Пришлось даже ему глаза прикрыть рукой. Зато постепенно с привыканием к яркому свету ему всё более полно открывалась картина мира. Никакой зелени лишь темный мрамор великого града людей — Минратоса. От обилия магии, которая питала каждый камень, каждый красный светильник, воздух чуть ли не искрился. Как магу, Безумцу беззаботно хотелось погрузиться в это сосредоточие магии, уже забытое. Но сердце старого магистра нервно стучало и не готово всё ещё принять виденное.

Внизу расстилался прекраснейший сад владыки Империи. Дальше — он видел улицы центральной части города, по которому шли магистры во главе своей свиты. На фоне огромных зданий они казались слишком малы, ничтожны, однако в тёмных, мрачных, но в то же время искусных одеяниях всё равно были едиными с городом. Рабы, что, согнув спины и опустив головы, аккуратно, чтобы не потревожить своих владык, бежали по краям троп, были декором Минратоса, неотъемлемой «изюминкой» культуры Империи Тевинтер. Однажды Безумец почувствовал резкую вспышку магии и сразу предположил, что где-то поблизости магистры решили устроить дуэль и прибегнули к магии крови. Отсюда источник этой вспышки ему не был виден, что его огорчило, потому что он бы с удовольствием понаблюдал за дуэлью сородичей-сновидцев.

А над городом неизменно возвышались шпили храмов Древних Богов.

Мужчине становилось всё тяжелее дышать. Сердце бешено стучало. От взволнованности он, сам того не замечания, вцепился в ткань занавесок, и не мог оторвать взгляда от родной картины города.

Разум отказывался принимать увиденное, искал ещё способы подтвердить, что перед ним лишь иллюзия сильного демона. Слишком уж яркими были его воспоминания о новом безумном мире, в котором он прожил больше года и уже даже обречённо смирился, что домой ему никогда не вернуться. Но сердце хотело улететь свободной птицей в мир, что сейчас открылся перед его глазами, родной, который он знал и в котором прожил всю свою жизнь.

«Всё закончилось», — так и хотелось сказать. Физическое прикосновение к Тени, которого добились Жрецы, тронуло его разум, вызвало столь сильную иллюзию, будто бы он, и правда, прожил в чужом мире целый год, но сейчас он смог проснуться.

Это же звучит правдоподобно. Уж точно правдоподобнее того, что он, человек, пережил тринадцать веков, попал в девятый безумный век и слоняется теперь беглецом по бывшим территориям Империи с зелёной аномалией на руке, которая может как спасти мир, так и рвануть с такой силой, что взрыв снесёт гору и не заметит. Ещё есть Моры, порождения тьмы, Боги-архидемоны — такое не способен помыслить даже самый последний фантаст.

Всё это неправильно, чужеродно и невозможно. Такого мира просто не может существовать.

И магистр обязательно должен порадоваться, что это оказалось лишь долгим сном. Ведь с пробуждением уйдёт естественный страх неизвестности перед чужим миром.

Не надо бояться новых безумств, что мир припас. Не надо бояться метки, которая в любой момент может убить своего носителя. Не надо бояться смертоносной скверны в собственной крови, которая способна уготовить ему участь хуже смерти — превращение в такого же монстра, какими стали Верховные жрецы.

Всё это могло быть лишь иллюзией.

За время, пока сновидец гипнотизировал окно, целитель, так и не сумев уговорить пациента вновь лечь и не изводить и без того истощенный организм, куда-то сбежал, возможно, жаловаться или решил намешать снотворного. С его уходом наступила такая тишина, что было слышно даже дыхание солдат, поставленных здесь для охраны и надзора за важным свидетелем. Но тишине не суждено было продлиться долго, и покой потерявшегося в сомнениях магистра был нарушен, когда дверь в комнату неожиданно открылась.

— Оторвал бы тебе голову за то, куда ты вляпался. Да только пока что мой редактор нужен мне живым.

Безумец обернулся и глянул на вторженца в его тяжелые думы. Перед ним предстал недавно упомянутый магистр Кавеллус, грубый на слова человек, что переругался со всей знатью Минратоса, но при этом до сих пор его мало кто осмеливался беспокоить.

Безумец был рад появлению своего хорошего знакомого, коллеги, с которым они уже который год не могут издать книгу, поэтому искренне улыбнулся.

— Думаете, коллега, что Синод позволил бы мне отказаться от участия?

— Захотел бы — додумался бы до чего-нибудь. Недоумок ты, а не учёный, если решил в таком поучаствовать.

Экспрессивная речь мастера ничуть Безумца не задела, однако радость от встречи с хоть одним знакомым, о котором приятно вспомнить, не могла решить главную его проблему. Вскоре улыбка спала с лица мужчины, он повернулся к окну, вид за которым не изменился, и снова погрузился в беспросветные раздумья.

— Лекарь сказал, что тебе будущее причудилось. Вот и смотрю, что ты как мертвец ходячий — даже больше чем обычно. Всё совсем плохо?

Кавеллус, хорошо зная своего коллегу, заметил его настроение и не продолжил свои, в данный момент лишние, нравоучения, а выказал даже беспокойство. Хотя Безумец его задор всё равно не разделял.

— Уже не имеет значения. Это всё — лишь наитие Тени.

— А может оно дельное?

— Сомневаюсь. Всё слишком гротескно и… невозможно.

Со слов о невозможности в разговоре двух магистров наступила тягучая пауза. Слишком задумчивый Безумец её даже не заметил, а его коллега успел подойди ближе.

— А ведь это ты любишь говорить: только глупец отметает как невозможное то… — снова заговорил магистр Кавеллус, только на этот раз его речь была лишена грубости, задора, а была такой аккуратной, проникновенной.

— Что не подтверждено его личным опытом… — едва осознанно закончил Безумец эту хорошую фразу, правильный девиз исследователей.

Мужчина задумался. Вскоре отругал себя. Что бы ни породило эти странные воспоминания в его голове, есть какая-то причина. Он же учёный, он не может их все отбросить, не разобравшись, лишь потому что всё это кажется невозможным. Да, это всё могло быть лишь сном, но небеспричинным, могло быть провидением, а могло быть и… реальностью. Чуждой, безумной, но всё же реальностью.

Безумец, наконец, оторвался от злосчастного окна, глянул на коллегу. Отныне Кавеллус стоял молчаливо, выжидал, когда собеседник обдумает его слова.

Иллюзию, в которую погрузил демон желанного мага, посторонние не могут грубо разрушить, не навредив сознанию того, кого они хотят спасти. Нельзя просто так прийти и сказать, что всё окружение — ложь. Нет. Маг должен сам побороть ловушку, сам прийти к правде, к которой помощники его могут лишь аккуратно подтолкнуть, напрямик не вмешиваясь в главное поле битвы — в сознание жертвы.

Кавеллус пока молчал, ждал, потому что посчитал этого толчка достаточным, чтобы безопасно вывести коллегу из лжи.

Безумец действительно вскоре отметил, что мастер никогда так не говорил. Слишком уж он был далёк от этих окрылённых фраз.

Так, значит, перед тобой демон, покусившийся на память о друге?

Возможно. Как одна из причин, но не единственная.

Когда сновидец в последний раз слышал эти слова? При первой встрече с эльфом-отшельником, когда они впервые поняли, что невзирая на происхождения имеют что-то общее. Тогда эти слова положили начало множеству встреч в будущем, долгих разговоров, споров, воспоминания о которых заставляли Безумца улыбаться так же, как от встречи с мастером сегодня.

Только ведь всё это было там, в новом мире, который, как он изначально посчитал, не должен существовать.

Но если его не существует, почему воспоминания о встречах в Тени столь ярки, приятны, а уважение к раттусу ничуть не наиграно?

Безумец вновь глянул на коллегу, всё ещё терпеливо ожидающего. Что-то в этом магистре было чужое, от другой личности: может, слишком уж ровный стан и лёгкость, казалось бы, твёрдых и уверенных движений, а может, опасный огонь в глазах, прожигающая проницательность наравне с большим количеством знаний. Всё это было присуще его знакомому эльфу из нового мира.

В последний раз Безумец взглянул на красивый вид из окна, и поныне не выдающий свою искусственность, а после со злостью закрыл штору. На лице магистра появился оскал, он чуть ли не взвыл от досады, что были потревожены столь сокровенные и одновременные естественные для человека желания — вернуться домой, где всё родно и знакомо и не холодится от пугающей неизвестности.

Мастер Кавеллус навсегда затерялся среди тысячелетней истории, как и родина магистра в том виде, в каком он её запомнил. Время вспять не повернуть, сделанного не воротить, поэтому не нужны лживые надежды: всё, что сейчас видят его глаз, лишь ложь.

Он учёный и не ему бояться неизвестности, даже если эта «неизвестность» — весь безумный мир.

Elvhen'alas!

* * *

Последние силы, брошенные демоном на создание самой достоверной иллюзии, оказались напрасны. Теперь он потерял как их, так и шанс захватить волю сновидца, к чему так долго готовился. Но существо Тени, согласно сути всего живого, не хотело сдаваться до последнего.

Когда Безумец в очередной открыл глаза, то увидел естественное состояние территории демона, к которому он вломился. Глаза резало от зелени Тени, чья инородная магия пропитала всё пространство вокруг. Даже то, что имело знакомые жителям недремлющего мира очертания, сложно назвать настоящим. Это была смесь. Сновидец стоял на плиточном полу прямиком из Зала Испытаний Цитадели Кинлох, в котором он заснул. Лишь частично уцелевший потолок состоял из нервюр — выступающих рёбер тевинтерского крестового свода. Стены же и контрфорс этого условного здания были выполнены из белого мрамора, который использовался эльфийскими зодчими. Всё, что шло дальше этого разрушенного зала, было больше похоже на природные скалистые образования, чем искусственную архитектуру какого-либо народа. А что было совсем вдали, невозможно было увидеть, поскольку зелёные завихрения магии, подобно туману, уменьшали видимость.

И пока маг оглядывался, этих завихрений становилось всё больше. И потому что оба сновидца подтачивали это место, подобно термитам, и сюда начало проникать всё больше разрушительной первозданной магии Тени. И потому что появился хозяин территорий.

В один миг пространство стало неподъёмно тяжёлым по причине того, что сам Кошмар — древний демон страхов — могущественен, огромен и является скоплением распирающей его магии. Излучения стали для мага ощутимы, когда существо Тени показалось само. Хотя «показалось само» весьма спорное утверждение, потому что едва ли кто-то видел истинный облик этого демона, если он у него вообще есть. Страхи индивидуальны, вот и Кошмар принимает разный облик в зависимости от страхов конкретной жертвы. Можно сказать, что у него есть любимое тело — тело ужасного огромного паука, вонючего и склизкого, как слизь, что покрывает любую поверхность, где бродят порождения тьмы, испещрённого язвами и дырами с коконами, из которых периодически появляются паучата — арахнецы — мелкие демоны, прислуживающие демонам страха. Этот образ Кошмар предпочитает, поскольку он смог определить, что большинство жителей Тедаса боятся именно пауков.

Безумец был бы рад, явись перед его глазами огромный паук. Но для своего особого гостя Кошмар не поленился создать оригинальный образ, поэтому вскоре из магических неосязаемых завихрений выскочил конь. Столь же огромный и пылающий искрами от переполняющей его энергии он резвыми скачками добрался до своей жертвы.

От вида демона мужчина невольно вздрогнул, даже отступил на пару шагов назад. Этого Кошмар и добивался. Тут же на всю округу раздалось конское ржание, то ли с целью запугать, то ли существо просто глумилось над своей жертвой. И теперь изначально пусть и огромный, и несколько гротескный, но всё-таки здоровый конь начал меняться: тело неестественно деформировалось, кожа серела, покрывалась волдырями и кровоточащими язвами, шикарная грива редела до появления залысин, морда обезображивалась, глаза тускнели, во рту образовывались клыки. Вновь появилась вонь, как от порождений тьмы. Таким образом демон показывал, как происходит преобразования живых тел, которых поразила скверна, как это произошло с поражёнными Жрецами, в том числе Корифеем. И что важнее, как произойдёт и с самим магистром, когда его пропитанное магией тело перестанет сопротивляться скверне.

Сновидец воспринял увиденное, как Кошмар и хотел, испытал дискомфорт, отвращение, даже поспешил осмотреть собственные руки, убеждаясь, что они хоть и были белыми, но язвами пока не покрылись. В конце преображений уже монстр, а не величественный некогда рысак задрал голову, стервозно закричал, довольный произведённым эффектом, и неистово забил копытами. От грохота, от вылетающих из-под копыт искр Безумец ощутил ещё более сильное беспокойство, снова неосознанно отступил.

Увиденное заставило демона ликовать. Он снова поднял голову, заржал страшным из-за прогнивших голосовых связок рёвом. На этот раз его рёв раздался эхом по округе, на который ответило множество других конских голосов.

По телу мужчины пробежала дрожь, когда он понял окончательно, что демон задумал. И Кошмар не стал заставлять гостя ожидать — вскоре из зелёного тумана появился табун лошадей. Пусть в натуральную величину, но арахнецы приняли мерзкий облик, подобный своему хозяину.

Лошади мчались навстречу вторженцу. Ржали, пихались, кусали друг друга, будто хозяин пообещал самому проворному из них награду. Цокот их копыт о каменную поверхность эхом заполонил округу, звоном раздавался в ушах сновидца. Этот звон его дезориентировал, заставил поддаться страху. Мужчина постарался уйти от источника жути, в прямом смысле: начал отступать, но не как раньше, на парочку неуверенных шагов, а уже полноценно. Но не может хромой на обе ноги человек ни бежать, ни спешно пятиться, тем более подгоняемый неразумной паникой, поэтому вскоре Безумец закономерно упал на пол.

Настигнув свою непроворную цель, арахнецы не спешили её затоптать, а начали резвиться. Окружив, они скакали, ржали, отбивали копытами пугающий ритм, иногда наскакивали на сомниари, иногда перескакивали через него, периодически они кусали его за одежду, одёргивали, не давали тем самым полностью отгородиться от страха. В общем, делали всё, чтобы мужчина оказался окружён звуками, которых боялся.

И он ими был окружён. Безумец непроизвольно зажмурился, сжался, пытаясь закрыть и уши, и голову руками, что спасти себя от опасных копыт. Но каждый новый цокот, ржание, что раздавалось эхом, заставляло его дрожать, скалиться от собственной беспомощности перед источниками страха, всё больше отдаваться поражающему ужасу.

Демон торжествовал. Он придумывал столько иллюзий, но они оказались бесполезны. Зато хватило лёгкого давления на банальный страх, и сновидец тут же оказался беззащитен.

Однако радовался Кошмар слишком рано. На простые страхи гораздо проще воздействовать, но так же им проще противостоять. Чем больше Безумца угнетала собственная беспомощность, чем больше он не мог действовать из-за глупого страха, тем сильнее в нём теплилась бунтарская мысль побороть этот страх. Всё самое сложное позади, не мог он проиграть из-за такого пустяка. Перед ним же простой материальный раздражитель. Это не какой-то потаённый, сокровенный страх, поразивший сознание, это не страх повторить ошибку собственным бездействием, не страх перед чем-то ранее не видимым, умом не достижимым. Нет, это просто лошади. Да их присутствие, цокот, который они издают своими копытами, порождают болезненные для него образы, воспоминания, но это всё ещё просто лошади. А у него есть возможность им противостоять.

Он же маг, в конце концов!

Оскалившись, Безумец вцепился в свой посох, который не обронил даже в момент паники. Пытаясь по-настоящему отстраниться от источников страха, он сосредоточился на поиске решения. Ярость лишь подпитала его решимость.

Довольно!

В следующий момент сновидца окутала чёрная дымка, а когда она расступилась, навстречу табуну резвящихся мелких демонов выскочил волк с горящими кровавой яростью глазами. Запрыгнув на спину первой лошади и повалив её своим весом на землю, он с лёгкостью перекусил прогнившую до костей шею. Закончив с одной, он ни секунду не колебался и уже напрыгнул на следующую жертву. Получив неожиданный отпор, моровые животные запаниковали, поскольку их нынешние тела не были приспособлены для боя. Некоторые догадливые демоны постарались укусить, самые догадливые — начали напрыгивать на волка, забили копытами. Новая волна цокота поубавила норов зверя, который скалился, выставляя напоказ испачканные чёрной кровью клыки, но, прижав уши к голове, всё равно отступал. Но отступал он до того момента, пока не нашёл смелости хватать демонов за копыта и ноги и опрокидывать их. После этого ликвидация стала вопросом времени.

На кучке ближайших демонов армия Кошмара не закончилась, и Страх, не медля, призвал новых. Только к тому времени Безумец успел вернуть себе родной облик, покривиться от вкуса отравленной крови, и атаковать новых мчащихся на него врагов. Точнее он как маг энтропии без проблем подчинил некоторых мелких демоном себе и заставил их напасть на слуг своего бывшего хозяина. Вот теперь в стане врага началась самая настоящая смута. Никому уже не было дел до сновидца, поскольку демоны начали биться со своими взбесившимися сородичами.

Очень уж дико выглядело противостояние моровых лошадей, бившихся друг с другом неистово, насмерть, но некому было за ними следить. Выиграв время и соорудив над собой защиту на случай, если какая-нибудь коняха вспомнит изначальный приказ, Безумец вновь глянул на хозяина этих территорий.

Кошмар злобно пыхтел, точно покрывал ушлого сновидца нехорошими словами, но ничего не предпринимал. Ведь сил у него для прямого противостояния с магом уже не было: всё ушло на три масштабные иллюзии, а последний его козырь превратился в кучу малу взбесившихся демонов.

Думаешь, что сможешь сразиться со мной? Я — воплощение всех твоих страхов!

Отступая, Кошмар тянул время, чтобы найти решение против вторженца. Он знал, как опасно пускать сновидцев на свою территорию, поэтому пытался быть осторожным в своих действиях. Такими провокационными словами он так же хотел заставить сомниари разозлиться, заиметь желание напасть, отомстить за вскрытые душевные раны, что лишило бы его тем самым бдительности. Но у Безумца не было причин желать сражения. Он сам уже был слишком измотан, чтобы позволить тратить свои силы на крики и непонятную месть.

А когда-то ты был воплощением сострадания. Неразумным духом, что лез помогать тем, кому не следовало.

Опираясь на слова Коула, Безумец решил использовать против демона его же оружие, создал ему образы из прошлого, от которых Кошмар начал отбрыкиваться.

Теперь ты лишь слуга того, кто повинен в уродстве твоей природы.

Старший — виновник Мора! С его победой вы получите то, чего больше всего боитесь. А я получу тебя, чья магия способна менять мир!

Но ты желал ни этого. Вспомни, зачем ты пришёл на крики боли тысячи умирающих раттусов?

Мерцание вокруг демона стало сильнее, словно ему было всё труднее совладать с собственными силами.

Они боялись. Я освободил их от страха. И их страх сделал меня сильнее.

Их страх стал для тебя ядом. Но не за этим ты пришёл туда, где рушился мир. Вспоминай.

Заткнись!

Вспоминай.

Хватит!

Когда последний яростный рёв разлетелся в пространстве, отразился эхом о невидимые преграды, вслед за ним яркой вспышкой энергии стал и сам силуэт демона. А потом вся эта энергия осыпалась, словно снег с потревоженного дерева, а у подножья уже разнеслась выжигающим потоком. Безумец поспешил прикрыть глаза рукой, спасая их от ослепляющего света, даже пошатнулся, когда вслед за ним прошла волна сильного порыва воздуха.

Позже он увидел, как местность преобразилась. Та самая искрящаяся дымка, что раньше вилась вокруг демона, теперь стелилась по земле, окончательно делая видимость нулевой. Звуки взбесившихся арахнецов пропали, видимо, их снесло тем самым потоком, который сновидцу-то не навредил. Магистр прищурился, осмотрелся в поисках ориентира. Вскоре среди зелени, от которой уже резало в глазах, он увидел лёгкое мерцание голубого огонька, и на этот свет мужчина медленно похромал.

Вся та мощь, которую собой представлял Кошмар, никуда не делась, — это она и плыла бесформенным потоком, завиваясь кольцом лишь вокруг сердца существа. К этому «сердцу» сновидец и вышел.

Когда Безумец оказался совсем близко, последние густые потоки расступились перед ним, и он увидел «сердце». Коул оказался изначально прав. Кошмар — это лишь дух, чья природа была изуродована. И этот маленький дух сострадания, что сейчас принял облик человека, объятого тусклым голубоватым свечением, был магистру известен.

«Вот, что ещё мы изуродовали», — подумал Безумец, подходя к блеклому, слабому духу, который сидел на коленях и не мог подняться.

— Я пришёл, чтобы помочь. Им было страшно и больно. Я хотел забрать их страхи и боль… — голос его, словно маленький почти иссохший ручеёк, что бежал по руслу из последних сил.

Сострадание, наконец, ответил на вопрос сновидца, а потом поднял голову и глянул на него самого. Однозначно, он узнал мага, в помощи которому однажды нашёл свою добродетель.

Безумец улыбнулся, но не решился ступать ближе, побоялся, что энтропийная природа его магии раньше времени заберёт у духа последние силы, с помощью которых он ещё светился.

— Чем же ты стал, — покачал головой мужчина.

Безумец не спрашивал, а просто удивлялся, как из столь маленького создания смогла взрасти такая громадина, буквально отожраться на страхах жителей Тедаса. Впрочем, для столь упрямой и дотошной сущности неудивительно.

— Чем-то ужасным, — вздохнул Сострадание.

Сожаление духа заставило пространство прийти в движение, потоки изуродованной энергии начали всё сильнее клубиться и приближаться к сердцу. Безумец это заметил и понял, что дух освободился ненадолго. А значит, ему самому надо поспешить, если он решил расспросить второго выжившего свидетеля тех печальных событий, кто сохранил ещё свой рассудок.

— Что произошло во время ритуала, я не могу вспомнить и поныне. Ты знаешь, что забрало эти воспоминания?

— Знаю.

Безумец мысленно отругал себя, что забыл, как надо правильно разговаривать с существами Тени. Если задал ему вопрос, подразумевающий односложный ответ, то так он и ответит. Духу безразлично, что человек мог желать получить развёрнутый ответ.

— В таком случае покажи мне, что в этом повинно.

Безумец рассчитывал, что Сострадание передаст ему некий образ из того дня, когда всё и произошло. Но вместо этого дух поднял руку и указал на небо (если так можно назвать видимое сверху пространство). Проследив за его рукой, магистр к своему удивлению обнаружил, что указывают ему на Чёрный город.

Чёрный город — скалистый объект, что повис высоко в небесах Тени. Из-за отдалённости и постоянных завихрений вокруг него видны лишь его нечёткие тёмные очертания. Но даже по ним можно сказать, что на скале расположен несомненно рукотворный архитектурный комплекс — поэтому и город. Именно там, в зависимости от верований, находилась обитель Древних Богов или Создателя в те дни, когда город ещё был Золотым. И именно туда, по легенде, вторглись древние тевинтерские магистры, ведомые алчностью, и осквернили город.

В Тени нет ориентиров и расстояний, её карты просто не существует, потому что всё в ней непостоянно, в том числе пространство. И только Чёрный город выбивается из этого правила, подобно бельму на глазу, он всегда на небе и всегда на одном и том же расстоянии от смотрящего, с какой области Тени на него ни смотри.

Чёрный город всегда вызывал у Безумца тревогу, в том числе потому что он противоречит природе и законам Тени. А сегодня мужчина испытал тревогу ещё большую. Ведь получается, если там находится источник, лишивший его памяти, значит, древние магистры действительно ступили туда, и он вместе с ними.

Впрочем, можно было ещё долго с открытым от удивления ртом смотреть на застывший в безвременье город, но мужчина поспешил снова обратиться к духу, пока его время не истекло, ведь потоки энергии вокруг всё убыстрялись и вновь приобретали форму.

— Как я могу освободить свои воспоминания?

— Сейчас — никак. Эта магии тебе неизвестна.

Потоки энергии оказались совсем рядом. Отделившись от общей массы жгутами, они потянулись к духу.

— Она… — пытался впопыхах сновидец угадать, потому что не знал, как правильно вывести духа на ответ, — древнее той, которой владею я?

— Да.

Туман коснулся существа Тени, и его свечение начало постепенно затухать.

— Древнетевинтерское? Ещё до образования Империи? — из-за спешки ему пришлось окончательно перейти к допросу.

— Нет.

Дух скривился от боли, поник.

— Древнеэльфийское?

— Да.

Опять от таких ответов получив лишь ещё больше вопросов, Безумец очень хотел задать их все. Однако отведённое время прошло.

— Нет, всё возвращается. Я не хочу. Мне страшно. Пожалуйста, не позволь мне вернуться, — взмолился дух и посмотрел на магистра. Из-за слабости он даже не мог пошевелиться и был вынужден лишь покорно впитывать искажённую магию.

Улыбка на лице мужчины стала печальной. Ему бы не хотелось терять только-только возвращённую связь с прошлым миром, но он понимал, что паника духа обоснована. Состраданию уже не вернуться в былое своё состояние. Его суть веками подвергалась настолько сильному осквернению, что вот этот тусклый огонёк — единственное, что осталось от некогда полноценной сущности. И вскоре демон возьмёт вновь верх.

Разумеется, Безумец не мог позволить этому случиться.

Магистр подошёл к духу совсем близко. Как он и думал, его аура окажет разрушительное воздействие на ослабшее существо Тени.

— Я же говорил тебе: не связывайся с опасными магами, — произнёс хромой маг. Не то, что бы он скорбел или печалился, но ему всё равно было жаль видеть угасание очередного проявления бескорыстной доброты, которое реальный мир растерзал.

В отличие от возможности обернуться искажённой сущностью, свою неизбежную кончину дух воспринял с радостью. С его смертью это место, и без того пострадавшее от присутствия сновидцев, начнёт разрушаться полностью, возвращаться обратно в бессмыслие Тени, что гарантирует, что древний демон уже не вернётся.

— Я не сожалею, — спокойно ответил Сострадание, поскольку всегда действовал согласно своей природе. Но когда от его тела остался лишь полупрозрачный силуэт, дух потянулся и коснулся руки мага. Даже облик его сменился на тот, в котором он всегда приходил к сновидцу: теперь за сиянием виднелся образ девушки с кудрявыми непослушными волосами. Но магистр прикосновения даже полноценно не почувствовал — только незримое касание, будто бы от дуновения ветерка. — Лишь сожалею, что не помог тебе…

Глава 37. Бесплатный сыр

Как багровый закат и предвещал, сегодняшняя ночь вышла ясной, тихой и безоблачной, лишь холодный свет луны озарял округу. В такую погоду свет от костра на острове посреди большого озера будет виден с берегов. Кто-нибудь из жителей ближайшей деревни его точно заметит, задастся вопросом, кто это решил обосноваться в заброшенном проклятом магией месте. Однако сегодня заметность разведённого ею костра Лелиану не заботила.

Сейчас наступила уже глубокая ночь, поэтому огонь костра стал не только источником лишнего света, но и тепла. Но даже такое тепло не сразу принесло сновидцу покоя.

Пробуждение подарило Лелиане неприятную тяжесть, а от погружения в бездну нереальности, особенно непривычную для сопорати, мурашки так и бежали по коже, однако она довольно-таки быстро пришла в себя. Отбросив лишнюю эмоциональность, Канцлер сдержанно вздохнула, признала, что задумка сновидцев увенчалась успехом, значит, теневыеприключения подошли к концу. А затем женщина твердо решила, что обсудить произошедшее не помешает, но для начала обязательно нужно спустится вниз, покинуть башню и вздохнуть холодный чистый ночной воздух, без всей этой примеси магии, крови и пыли.

А вот Безумец не был так решителен. С самого пробуждения ото сна, который рисковал стать для него смертельным, главный герой сегодняшней битвы с древним демоном был молчалив, задумчив, можно сказать, даже потерян. Лелиана не могла сказать: замечал ли он вообще окружение или её, но правильно решила не лезть заранее с вопросами или насильно приводить его в чувства, надумав что-то лишнее и опасное о его состоянии. Она видела, через что прошёл магистр, и понимала, что ему просто нужно дать время и тишину, чтобы упокоить личные раны прошлого, так бесчестно вскрытые демоном.

С тех пор, как Левая рука спустилась к подножью Башни Круга, прошло больше времени, чем могло бы показаться. Да, однажды мужчина спустился следом, но слишком много времени потратил на спуск. И потому что, находясь в прострации, человек не способен к спешке, к восприятию мира в реальном времени, и потому что лестницы всегда были для хромого мага одним из главных врагов. Просто спуститься, как обычно, в птичьем теле он не решился, может, потому что не нашёл сейчас в себе сил и магического контроля.

Когда мужчина также вышел на свежий воздух, Сестра Соловей и успела приличный костёр развести, используя разломанную мебель, и начала варить похлёбку из продуктов, предусмотрительно прихваченных ею. Конечно, после ритуала она ещё не скоро решится лечь спать, зато голод надо успокоить. Но вот магистру, составившему, наконец, ей компанию, пока было не до бесед.

Какое-то время сновидец сидел перед костром. В его белых глазах отражались языки пламени, но опять его мысли были слишком далеко от этих острова и мира. И мыслей было слишком много. Но даже близость к жару костра не избавила его от дрожи, хотя озноб был вызван не только холодом, а также усталостью и истощённостью.

Впервые магистр отреагировал на реальный мир, когда на его плечах оказались чужие руки. Он дрогнул, в его глазах, наконец, показалась хоть какая-то сознательность, и тогда мужчина почувствовал, что стало не так холодно — на плечах теперь лежал его плащ. Подняв голову, Безумец увидел стоящую рядом Канцлера. Он даже не заметил её ухода, а Лелиана, желая хоть как-то сбавить его дрожь, уже успела вновь подняться наверх башни, забрать чёрный плащ магистра и вернуться.

Судя по тому, как мужчина начал спешно кутаться в плащ, она вновь сделала всё правильно. Сама Лелиана даже ласково улыбнулась, наблюдая за его вознёй, но ещё больше её порадовало, что посмотрел он на неё даже более-менее осознанно, значит, приходит в себя, и можно не волноваться, что в его состоянии может быть повинна какая-нибудь магическая причина, ей неизвестная.

Теперь женщина сняла с наспех оборудованного места готовки котелок и разлила походную похлёбку по двум блюдам, одно из которых протянула мужчине. Маг сначала удивлённо глянул на неё, но быстро сообразил и взял в руки свою порцию, наградив повара благодарственным кивком. Лелиана понимала, что его так удивило, но сегодня не видела смысла жадничать или потешаться над слабостью магистра. Ритуал сильно его истощил, в том числе из-за траты собственной крови, даже его белая нездоровая кожа казалась белее обычного — так почему бы не проявить к нему заботу. Он её заслужил хотя бы тем, что одолел опасного демона — сподвижника Корифея.

А дальше Лелиана присела у костра, напротив хромого мага, и сама приступила к скромной трапезе.

Треск огня и чарующий танец тёплого пламени хорошо нагоняли сонливость и, следовательно, покой, поэтому вскоре и Канцлер погрузилась в собственные размышления о произошедшем, о том, что сделал магистр, и какие теперь от этого будут последствия. Лелиане не терпелось поскорее вернуться в Скайхолд и дождаться прибытия гонца из Западного предела с итогами штурма крепости Стражей, который начался этой же ночью. Если сновидцы ни в чём не ошиблись и в плане Старшего по подчинению ордена Кошмар играл первостепенную роль, то с уничтожением демона победа Инквизиции в штурме Адаманта была гарантирована. Канцлер позволила себе поверить в победу заранее и уже размышлять о дальнейших действиях, которые предпримет Совет.

Отныне расстановка сил в войне с древним магистром должна кардинально измениться, и Инквизиция начнёт теснить врага по всем фронтам — женщину не могло это не воодушевлять. Разумеется, она не забыла, что в эту победу вносил свой вклад и второй магистр.

Однажды подняв взгляд на того, кто всё так же сидел напротив неё, Лелиана не могла не заволноваться. Перед ней был уставший, встревоженный, вынужденный бороться с последствиями ужасного сна, задевшего слишком много личных ран, человек. Даже руки его дрожали, еле-еле удерживая ложку навесу. И в такое непрезентабельное состояние вогнал вроде бы опытного мага-магистра демон своими иллюзиями.

А волновалась Лелиана, так как раньше никогда не задумывалась, что собой представляет битва мага за свой разум с существом Тени. То, что маг должен ежедневно бороться с искушением, было известно во все времена даже самой далёкой до магии деревенщине. Только едва ли много кто задумывался, что это за искушение. Сказать «борись» легко, но одно дело бороться наяву с противником видимым и осязаемым, испытывая свои умения, и совсем другое — с невидимым врагом, демоном, который знает о тебе даже самое сокровенное, с самим собой. Сегодня Канцлер буквально от первого лица могла лицезреть эту борьбу, узнать, через что проходят те, кто бросает вызов искушениям, и теперь могла сказать, что даже она сама всегда недооценивала угрозу, с которой сталкиваются маги.

И это понимание не закрепило в ней уверенность, что маги ещё опаснее, чем казалось, а значит, надо вернуть ещё более строгие Круги, буквально — тюрьмы, а совсем наоборот. Лелиана представила, что будь сейчас на месте Безумца, свободолюбивого, гордого магистра, какой-нибудь забитый, угнетённый маг Круга, то справился ли бы он в этой битве? Да никогда.

Зачем бороться за своё сознание до последнего, когда победителем ты так и останешься презираемым магом, продолжишь жить со страхом, что в любой момент рыцарь-командор посчитает тебя опасным и усмирит, а в нередких случаях будешь вынужден и дальше терпеть безнаказанное насилие со стороны храмовников? На фоне этого ложные, но красивые иллюзии демонов кажутся хоть каким-то спасением, хотя бы секундным глотком свежего воздуха перед тем, как сознание погибнет, а тело окажется во власти чужого существа.

Веками магам вселялся лишь страх, отвращение к собственному дару. Считалось, что именно страх помешает им поддаваться искушению. И Лелиана считала также. Но теперь она была согласна с Безумцем, что страх не решил проблему, а лишь усугубил ситуацию. И четырёхлетняя братоубийственная война это лишь подтверждает.

Канцлеру стало даже стыдно, что она пришла к этому только сейчас, а не тогда, когда Круги находились во власти Церкви и в её власти было хоть что-то изменить. Но бесконечно корить себя женщина не собиралась, а тут же твёрдо решила, что вплоть до своего распада Инквизиция будет продолжать адаптировать магов к реальному миру, добиваться уважительного к ним отношения, вместе с тем формировать в самих магах самосознание, страх перед одержимостью, но не потому, что за собственную слабость их убьют храмовники, а потому что это будет стоить жизни их родным и любимым. Этот страх, как известно, действует на людей, в психологии каждого из которых считать именно себя бессмертным главным героем этой жизни, куда более доходчиво, чем страх собственной смерти.

Но это — грандиозные планы на будущее, а пока Левая рука решила вернуться в настоящее, в котором прошло время, и мужчина невзирая на простоту и пресность ночной трапезы уже успел доесть всё, отложить блюдо и, закутавшись в плащ и накинув капюшон, затих. Советник бы подумала, что он даже заснул, если бы не была уверена, что после произошедшего их обоих ещё нескоро склонит в сон.

А тем временем для них остров всё больше отгородился от мира, позволил погрузиться им обоим в личные переживания, как бы говоря, что всё, что сегодня будет сказано, этого острова не будет покинуто. И подгоняемая таким настроением Лелиана вдруг достала из ножен свой памятный кинжал, покрутила его в руках, что-то вспомнила и слабо, даже печально улыбнулась.

— Когда-то этот кинжал принадлежал Айдану Кусланду, более известному вам как Герой Ферелдена. Он не вернулся с последней битвы с архидемоном, и лишь кинжал — единственное, что у меня осталось как память о нём и том… что нас вместе связывало… — с каждым словом голос беспристрастного страшного Канцлера становился всё тише, а прикосновения к кинжалу, к гербу семьи Кусланд, выгравированному на лезвии, становились всё трепетнее и неувереннее.

Хромой маг поднял голову, из-под капюшона блеснули его белые глаза. Однозначно, он не ожидал услышать её откровение.

— Вы вините себя в его смерти?

— До сих пор. Как и многих других, в том числе вас.

Мелькнувшее изумление на лице собеседника позабавило Канцлера.

— Вы же древний тевинтерский магистр, — поспешила объясниться женщина, чтобы его не пугать, а потом взглядом вновь вернулась к памятному оружию. — Но я понимаю, насколько это бессмысленно. Айдан сам пошёл на это, был готов к смерти, а теперь он рядом с Создателем, как того и желал.

— Вы не думали оставить кинжал, который стал для вас костылём? — Безумец спросил, но не было в его словах упрёков.

— Он — единственное оставшееся у меня напоминание о тех днях, когда мы позволяли себе быть беззаботными, даже если нас окружал Мор.

— Этих воспоминаний вас никто не лишит.

— Знаю, но оставить кинжал до сих пор не хватает сил.

В их разговоре воцарилась неуютная, но необходимая пауза.

— Леди Лелиана, позвольте узнать: какую цель вы преследуете, говоря это?

Закономерные сомнения ничуть её не смутили.

— В одной из наших встреч вы сказали, что откроете секрет символизма вашего нового имени, но только если взамен я буду столь же откровенна с вами. Сегодня вы вынуждены были показать мне слишком многое, чего бы предпочли навсегда утаить, поэтому, думаю, будет справедливо и мне быть откровенной.

Лелиана увидела беззлобную улыбку на лице мага.

— В таком случае я благодарен вам за доверие и обязуюсь, что всё, сказанное вами сегодня, не выйдет за пределы этого острова, чтобы не портить репутацию ужасного Канцлера.

— В свою очередь я тоже сохраню в секрете, что увидела сегодня, чтобы не разрушать слухи о всесильности тевинтерских магистров, — подхватив его задор, Лелиана посмеялась сама.

Эти простоватые подшучивания друг над другом оказали куда большее влияние, чем могло показаться. Угрюмая тишина, когда люди погружены каждый в свои дебри мыслей, ушла, а они почувствовали оживление… Или как ещё можно назвать состояние, когда хотелось не как можно больше кутаться в плащи и отгораживаться от враждебного мира, а наоборот, открыться этой чудной лунной тихой ночи и треску костра?

— Значит, «Фауст»? — вскоре не устояла Лелиана.

То ли её позабавило, как мужчине стало неуютно от такого обращения, то ли в ней запел пробудившийся шпионский азарт, ведь теперь она знает об этом таинственном маге чуть больше, то, чего не знают другие. А отсутствие ещё каких-либо действий со стороны магистра, дающих понять, что он категорически против игры с его именами, сподвигло её продолжать.

— Это имя имеет какое-то значение? — поспешила полюбопытствовать Лелиана.

— Имеет. Пожалуй, Faustus в грубом переводе с тевене значит как удачливый, — ответил Безумец, но тут же услышал смех собеседницы и увидел попытки этот смех из приличия скрыть. — Вам кажется это забавным?

— Не ваше имя, — тут же исправилась Канцлер. — Я подумала, что, наверное, ещё не встречала человека, которому бы родное имя настолько подходило. Это меня и позабавило.

С этим утверждением Безумец был согласен сам, и поэтому усмехнулся. Учитывая, что он пережил, он — олицетворение удачи.

— Теперь вы назовёте причину появления нового вашего имени, которое вы считает «кличкой»?

— Насколько я помню, я уже давал ответ на данный вопрос.

— Вы сказали, почему оставили именно это имя, что оно стало для вас символичным, но вы не сказали, почему изначально вас так назвали. Его автор — ваш наставник. Но неужели вы были настолько несносным учеником, что вас столь нелестно клеймили? В отличие от родного имени, новое — вам совершенно не подходит, — абсолютно уверенно заявила убийца.

Она считала, что сидящего напротив неё человека ну никак нельзя назвать «Безумцем». Да, он чудаковат и мотивы его поступков порой известны только ему самому, но он абсолютно не глуп и вменяем. Мужчина полностью отдаёт отчёт своим действиям и является превосходно эрудированным, чтобы обосновать этот «отчёт» для других, в отличие от Корифея, который замахнулся на божественность, а вопросами: как, какими средствами, какой ценой и что будет делать потом — он не стал себя обременять.

И магистр сегодня был не против потакать любопытству профессионального шпиона.

— В Империи принято, что сила магического дара — это прямое благословление Древних Богов. Даже в юности меня признавали не по годам одарённым, поэтому, разумеется, мой наставник — Верховный жрец — сразу посчитал, что таким даром меня наградил его покровитель — сам Думат. В том числе из этих соображений он хотел сделать меня своим преемником, следующим Его служителем. Но я отказался, поскольку с — теперь небезызвестных вам — событий не осталось во мне веры в богов, любых. Старику это не понравилось, и он посчитал, что только безумный маг способен отказаться от чести служить богу, который одарил подобным, как у меня, даром. Постепенно его слова стали моим клеймом, — когда Безумец закончил, то увидел на лице собеседницы плохо скрываемое разочарование: от столь чудного мага она точно ждала столь же чудной истории. Мужчину эти разбитые ожидания искренне рассмешили. — Я же вам говорил, что в «секрете» моего имени нет ничего интересного.

И хотя ответ получился не столь красочным, как она предполагала, однако нельзя сказать, что Канцлер сожалела. Наоборот, чем больше ответов от него она получала, тем образ магистра становился всё складнее и естественнее. Образ человека, который прожил целую жизнь в том уже забытом мире, в отличие от Старшего, который отныне воспринимался лишь абсолютным злом, врагом всего живого.

И теперь Лелиана не могла не коснуться религиозного вопроса.

— И то, что вы потеряли веру… не помешало вашей службе магистрам-жрецам? — вдруг слишком неуверенно для себя произнесла она.

— Оказывая помощь в ритуалах, мне было безразлично, с какой целью они проводились и во имя какого очередного бога. А безукоризненно исполненная работа не давала Звёздному Синоду повода лишний раз обращать на меня внимания. Поэтому нет, не мешала, — ответил было Безумец, но вскоре заметил по лицу женщины, что этот вопрос был нечто большим, чем простым её любопытством. — И… позвольте мне смелость, леди Лелиана, в этом вопросе вы искали ответ для себя?

Терпеть на себе изучающий взгляд мужчины, рушащий её образ беспристрастного Канцлера, делающий уязвимой, Лелиане не нравилось. Но по-обычному защищаться — гневом и угрозами — она не стала. Сомниари абсолютно правильно назвал цель её вопроса, поэтому было бессмысленно сейчас что-то лживо отрицать. И всё же Левая рука возмутилась, когда заметила задорный огонёк в его белых глазах.

— Вас забавляет моё положение? — фыркнула она.

— Ничуть, — Безумец тут же в примирительном жесте поднял руки, чтобы избежать недопонимания. — Меня забавляет, что вы усомнились в своей вере только сейчас. Вы ведь не в первый раз оказываетесь среди тех, только от действий которых зависит спасение мира.

Недопонимание разрешилось. Лелиана понимала, что он имел в виду и почему сам отказался от веры. Магистр посчитал службу и веру в богов бессмысленной, потому что в тот единственный раз в его жизни, когда их помощь была нужна, они оказались безразличны. Лелиана, однажды придя к похоже мысли, постоянно оправдывала произошедшее волей Создателя и его испытаниями, как наставляла Джустиния. Однако сейчас оправдываться уже не хотелось, и она была на пороге той истины, которую давно принял Безумец. И Левую руку это пугало, ведь если исчезнет её вера, то что-нибудь от неё самой вообще останется?

Айдан говорил, что Мор — испытание Создателя, а Верховная Жрица говорила, что война магов и храмовников — шанс, дарованный Создателем, чтобы вернуться сошедших с пути Песни Света. Только где они теперь? Хотелось бы верить, что подле своего Творца. Да только как знать, что Ему не всё равно на них, даже истинно верующих?

— Если отвечать на ваш вопрос в общем — я не считаю, что в духовенстве должны быть только истинно верующие. Тем более такого никогда и не было. Я могу с точностью сказать, что Проводник — хотя между нами всегда были разногласия — был искренне преданный Думату и пастве, близко к сердцу принимая упадок веры. Но вот, например, Архитектор больше соответствовал своему имени, чем сути титула — талантливейший человек, вызывал восхищение широтой своих мыслей и идей, ради которых он не гнушался пользоваться своим влиянием и самыми аморальными средствами. Я всегда подозревал, что в первую очередь его интересовали возможности, которые даёт титул, а не служба Уртемиэлю. Той же преданности Древним Богам я не могу гарантировать, говоря об остальном Синоде. Такова подноготная жречества моего времени, но не думаю, что в иное время было по-другому, в том числе — ваше.

— Вы правы, — подтвердила Лелиана и даже скривилась, стоило вспомнить тех жриц, которые начали делить Солнечный трон, не успей ещё даже траур по прошлой Верховной Жрице закончиться. Одно женщину радовало: Инквизиция поубавила аппетиты этих куриц.

— То, что такое явление духовенству присуще, не делает ему чести, поскольку прямо противоречит смыслу, — продолжил Безумец. — Однако это не только зло. Свежий взгляд со стороны, более взвешенный и разумный, а не фанатично преданный всегда полезен. Разве жрица, закостенело преданная духовным трактам и замшелым традициям и поэтому неспособная увидеть ошибки своей религии, может принести больше пользы пастве, чем жрица, которая лишь прикрывается верой в Создателя и пользуется своим титулом, чтобы эти ошибки наиболее аккуратно — изнутри — исправить?

— И вы считаете, что я подхожу на роль такой жрицы? — изогнув бровь, спросила Лелиана, потому что сразу уловила эти намёки в словах собеседника. Ведь для своего примера он даже использовал не «жрец», как ему было бы привычнее, а «жрица», как более привычно ей.

— Идеально подходите, — улыбнулся Безумец. — Если вы знаете и можете исправить очевидные ошибки, чтобы позволить Церкви стать лучше, разве важно, что вы думаете о каком-то эфемерном Создателе?

Хотелось обвинить магистра во лжи, лести или в чем-нибудь ещё, уж слишком сладки были его слова, и слишком непрост был этот человек, однако Лелиана не могла решиться на эти обвинения. Неизвестно, понимал ли он до конца, что её беспокоит, действительно ли хотел сказать, что люди, бескорыстно рвущиеся спасать мир, не могут ничего не стоить, лишь потому что потеряли часть себя, или просто удачно его слова совпали с тем, чего ей так не хватало, но Канцлеру в любом случае есть, о чём задуматься.

Разве то, что она усомнилась во влиянии Создателя, лишает урока, который преподал Старший и встряхнул заросший веками мха и традиций мир? Если они победят… Когда (!) они победят, нужно будет хоть что-то вынести из этого урока. И разве отсутствие веры способно этому помешать? Нет! Как Безумец и сказал, это позволит ей лишь здраво взглянуть на вещи, которым когда-то она была безоговорочно предана и даже не думала их менять.

— Рассуждениями об исправлении ошибок вы вновь удивляете. Учитывая ваше происхождение, можно подумать, что вы лишь хотите увидеть Церковь в огне, — выразила своё изумление Лелиана.

— Переформированной, со знакомыми мне идеями — да, но не в огне, — покачал головой Безумец. — Я считаю, что Церковь лицемерна и отошла от слов собственной пророчицы. Церковь ревностно относится к своей вере, старается приобщить к ней фактически насильно, не потерпит инакомыслия, но вместе с этим она не посвящает в духовный сан не только представителей других рас, но и даже мужчин. А ведь Андрасте боролась за равенство, противопоставляя свои взгляды рабовладельческому Тевинтеру. Это ещё не говоря о кощунственном отношении к магам, которым, по моим предположениям, являлась она сама.

— Вам следует быть осторожным с такими словами, господин Фауст! — тут же нахмурилась Лелиана от обвинения, что святая пророчица-мученица могла быть магом.

Услышав подобное кощунство в юности, она бы точно тут же схватилась за кинжалы. Да, впрочем, женщина и сейчас была недалека от подобного решения, если бы узнала, что магистр решил шутить. Но он не шутит — рассуждает, значит, у него есть доводы. А их Лелиана всегда готова была услышать.

— Как я и сказал, это лишь мои предположения, — пожал плечами Безумец так беспечно, будто бы и не понимал, что за подобные слова при церковниках его сразу бы ожидала судьба Пророчицы — смерть на костре, только бесславная. — Согласно Песне Андрасте могла оказывать поразительное влияние, буквально проницать своими словами, вести за собой толпу, подобно сильному магу энтропии. Так же Создатель с ней лишь разговаривал, подобно духу или демону. Я не стремлюсь очернить, без преувеличения, легендарную личность вашего мира, поэтому допускаю, что в деяниях Андрасте не было корысти. Рождённая в варварском племени, она не получила достойного образования, а значит, вполне могла оказывать магическое внушение непроизвольно и спутать по незнанию голос существа из Тени с божественным явлением. И она действительно верила, что несёт «Его» волю. Предательство же Маферата заключалось в том, что он распознал влияние, оказываемое на неё духом, или одержимость — если это был демон, — и согласно своей аламаррской природе нашёл единственное спасение для жены — смерть. Смерть через огонь, чтобы буквально выжечь «мерзкую» магию и очистить её душу — не удивлюсь наличию у варваров и таких обрядов, ведь я читал об ещё более диких традициях. Я считаю это достовернее официальной версии Церкви, в которой гениальный полководец предал свою же жену из ревности к аморфному голосу и обрёк её на ужасную смерть, но при этом сохранил все её учения и светлую память о ней.

От слов мужчины Лелиана могла только покачать головой. Как бы стройно он ни говорил, но к его словам нельзя прислушаться. Что б Андрасте оказалась магессой — да это еретический абсурд!

— Если вы захотите вступить со мной в полемику, то заранее советую не тратить силы зря. В данном вопросе существует лишь паритет: как я не смогу доказать истинность моей теории, так и вы не сможете её опровергнуть. История Андрасте переписана до неузнаваемости, и истина неизвестна никому.

И Канцлер согласилась в бессмысленности возможного спора, поэтому просто мысленно похвалила мужчину за смелость, поскольку видела, что всё, сказанное им, не было желанием задеть её чувства, а просто — попыткой разобраться в истории. И ведь разобрался, как умел, по-тевинтерски: впихнул даже сюда историю про несчастных магов.

— Вы читали Песнь Света? — тогда позволила себе Канцлер выразить хотя бы удивление.

— Разумеется, мне было интересно изучить суть вашей религии.

Теперь Сестра Соловей могла похвалить и за уважение, которое он проявил к чужеродной ему религии. Не фыркнул, не стал осуждать и оценивать, опираясь только на слухи и слова других, а изучил трактаты самостоятельно.

— Вы были приближенным к Синоду, а значит, больше прочих имели возможность повлиять на жрецов. Позвольте узнать, магистр Фауст, почему вы сами не пошли на то, о чем говорите, не постарались исправить ошибки, хотя видели их? — не могла не спросить Лелиана, поскольку посчитала их положение весьма схожим. Только если он её убеждал, что она, даже потеряв веру, ещё может помочь Церкви, то сам этим советом он не воспользовался.

— У меня были возможности, вы правы. Но с тех пор, как во мне зародилась, воистину, одержимость идеей поиска и накопления всевозможных знаний, всё иное меня перестало волновать. Даже если это «иное» — судьба моей Родины, — признался Безумец.

Он знал об эгоистичности его аполитичных убеждений, да и общего безразличия, но говорил о них смиренно и спокойно, поскольку измениться он бы мог ещё тогда, в молодости, но сейчас убеждённости столь плотно срослись с ним, что маг и помыслить уже не захочет о другой жизни, как бы его ни пытались пристыдить. Лелиана это понимала, поэтому и не стала как-то либо выказывать своё осуждение.

— Вы собираете редкие знания, но никому их не передаёте, подобно коллекционеру храните их только у себя. Зачем они тогда вам нужны? Хотите за счёт знаний, которые будут известны только вам, стать сильнее, чтобы отомстить за то… что с вами сделали? — продолжила Соловей предпринимать попытки приблизиться к ещё более лучшему пониманию человека, которого она не считала безумцем, и значит, у его поступков есть мыслимые мотивы.

После того, как женщина вспомнила увиденные в Тени образы из жизни магистра и что именно с ним сделала чужая ненависть, она посчитала, что переживший такое человек весьма ожидаемо мог зациклиться на мести от ненависти, от обиды, от вины и от горя.

— Я уже отомстил, — но сновидец разрушил её догадки, отрицательно мотнув головой.

— Тогда что? — даже нетерпеливо произнесла тогда шпион.

— Мне нужны знания, чтобы стать самым сильным магом. Только так я не допущу былых ошибок.

От подобного заявления Канцлер сначала опешила от его нелогичности, а потом и вовсе преисполнилась возмущениями. Она не могла понять, как человек, которого она хвалила за ум, за образованность, за разумность, может говорить такие вещи, которые по абсурдности сопоставимы с божественными хотелками Корифея. Так Старший хотя бы безумен, его мотивы уже слабо поддаются анализу с точки зрения благоразумности, но второй магистр-то — нет, она была в этом уверена.

— Разве вы не понимаете, что ваше стремление невозможно? Всегда найдётся тот, кто окажется сильнее вас, — однако Канцлер не была бы самой собой, если бы позволила себе, поддавшись эмоциям, кричать, поэтому получив возможность переварить услышанное и первые порывы гнева, она спросила уже весьма сдержанно.

— Понимаю. Но разве это не к лучшему? Если идея является недостижимой, то путь к ней никогда не будет завершён, а смысл жить — потерян, — ответил Безумец и лишь улыбнулся возмущённому Канцлеру в ответ так кротко, обезоруживающе и без былого задора.

Эта улыбка схлестнула гнев с мыслей Лелианы и позволила ей осознать истинное положение дел.

Он понимает, всё он прекрасно понимает. И что его стремление — путь в никуда, и что в любой своей вылазке в древние развалины может встретить бесславную смерть, и что его безразличие к жизни своего мира — совсем не достойный пример для подражания. Но по-другому он уже не может.

Лелиане даже показалась судьба этого мага ироничной. Он имеет поразительный магический дар — у него были силы, чтобы добиваться желаемого, настаивать на своём, дать отпор врагам. Он умный и свободомыслящий — он будет действовать не сгоряча, а взвешено и обдумано, он открыт для новых идей. Он силён духом — после пережитого, после уничтожения всего его маленького мира, после таких травм многие бы опустили руки, но он встал, чтобы вновь научиться ходить. И это женщина ещё не хотела вспоминать Тень, в которой она не смогла распознать даже лёгкую иллюзию, а магистр в её глазах совершил самое настоящее чудо — преодолел куда ещё более страшные иллюзии, задевающие самые сокровенные стороны его личности, буквально переступил через свои травму, боль и страхи. Совокупность всех этих качеств могла позволить ему стать воистину героем своего времени, легендарным человеком. Лелиана признавала, что хотя он и мог стать ещё хуже Корифея, более алчным и безжалостным, потопить собственную страну в крови, сполна соответствовать стереотипам юга о тевинтерских магистрах, но с той же вероятностью он, наоборот, мог стать спасением для своего народа, раскусить обман Древних Богов, не допустить Мор и осквернения Золотого города.

Но как бы там могло быть, теперь не узнает никто, ведь одна единственная трагедия, один единственный поступок недалёких и мелочных имперцев, уничтожила всю жизнь молодого магистра. Теперь Канцлер окончательно поняла, в чём заключается символизм нового имени мужчины, о котором он ей сказал ещё в Денериме. Фауст умер ещё тогда, на Имперском тракте, а дальше остался Безумец — тень самого себя. Тень идеальная, поскольку он всегда стремился исправить свои ошибки, стать лучше, превзойти себя былого, и главное он сделал это. Да, но тень есть тень — безликая, отстранённая от мира реального, лишённая красок жизни, лишь безвольно следующая.

Эти мысли не нагнали на неё излишнюю жалость или стали оправданием всех прегрешений магистра. Конечно же, нет, ведь, что бы с ним ни случилось, сейчас он — такая же полноценная личность, способная к полному и адекватному оцениванию окружения и своих поступков. Но эти мысли позволили Лелиане понять, как такой благоразумный человек оказался пленником столь абсурдных идей. Если в этих идеях он нашёл смысл своей жизни, источник сил, позволяющих ему бороться даже с собственными страхами, то не ей его осуждать. Уж лучше она будет свидетелем безрезультатных, но ярых и искренних стремлений человека, который, в хорошем смысле, сумел её поразить и продолжает это делать, чем его медленное угасание.

Тем временем на острове и между ними снова наступила тишина, но не такая как раньше. Не тяжёлая от угрюмости мыслей и беспокойств, которая пришла в первое время после пробуждения от Тени. Не тягучая и неловкая между двумя собеседниками, которым было, что сказать друг другу, но они слишком медлили и путались в своих мыслях, которые хотели озвучить. Сейчас тишина была приятная, когда все вопросы заданы, волнения развеяны, и остались лишь они одни — два приятных друг другу собеседника.

— Леди Лелиана, предвещая ваш скорый уход, могу ли я попросить вас об услуге?

Лелиана улыбнулась, потому что была уверена, что к прошлому их разговору они уже не вернутся, и Безумец спрашивал о чём-то совсем отстранённом — не зря задор в его белых глазах вернулся.

— Я вас слушаю, — кивнула женщина, предвкушая услышать что-то необычное, потому что он не просил об обоюдной помощи, а об услуге — незначительной просьбе, которая даже не требует оплаты.

— У меня есть саженец венадаля — дерева, выведенного эльфами ещё в эпоху Элвенана. Как мне кажется, на этом острове созданы все условия, чтобы магический организм мог правильно развиться, и мне бы хотелось посадить его здесь, но использование лопаты даётся мне с трудностями. Поэтому не могли бы вы сделать это за меня?

Магистр ничуть не разочаровал Сестру Соловей, более того он эти ожидания опять превзошёл. Очередная демонстрация способности мужчины ломать даже самые смелые ожидания её развеселила настолько сильно, а обстановка столь располагала к неформальному тону их беседы, что Лелиана даже позволила себе искренне рассмеяться.

— Также я хочу передать Инквизиции дневники древнетевинтерского магистра, найденные мной в Эмериусе, вместе с переводом. Я слышал, что в вашей библиотеке хранятся подобные книги. Но так же вы можете продать их Тевинтеру. Оригинальные дневники магистра, в которых содержатся весьма интересные комментарии автора по ситуации в мире его времени, точно заинтересуют коллекционеров или историков. Пусть это будет оплатой за вашу помощь, — дополнительно поспешил произнести мужчина, видимо, боясь отказа женщины в помощи в, несомненно, важном для него деле.

Вопреки опасениям мага, Соловей и не думала давать отказ, но и предложенный дар Инквизиции также согласилась принять. Кто же откажется от старинных книг древнего магистра, над расшифровкой и переводом которых трудился лично другой древний магистр?

— Вы уже нашли место для саженца?

— Разумеется. Самое лучшее, — точно довольный, какой эффект вызвала его просьба и согласием, Безумец и сам улыбнулся без былой сдержанности.

Обстановка теперь была не только приятной, а даже дружественной, тёплой, поэтому Лелиана никак не могла ему отказать.

* * *

Безумец решил остаться на острове ещё на какое-то время прежде, чем вернуться к былым планам, которые резко пришлось отодвигать из-за ситуации с демоном. Это время он потратил на отдых после истощившего его ритуала и наблюдение за развитием нового деревца. Несколько дней мужчина неусыпно крутился вокруг ростка из учёного любопытства и следил за ним, поскольку ему не хотелось, чтобы венадаль, росток которого он столько времени бережно носил с собой в поисках лучшего для него места, погиб. Но он не погиб, а, как говорила эльфийка из эльфинажа, за ближайшие дни из невзрачного саженца вымахал сразу в маленькое деревце.

Вот и сегодня Безумец бродил вокруг венадаля и, держа в руках канцелярский планшет для бумаги с ёмкостью для чернил, найденный в Башне, делал записи о ходе эксперимента и свои комментарии. Эксперимент он посчитал завершённым, поскольку деревце перестало ускоренно расти и дальше будет развиваться уже по-обычному. Пройдут десятилетия прежде, чем оно окрепнет, и — столетия прежде, чем оно предстанет во всей своей красе, каковым его задумывали эльфы-создатели. То, что он этой красоты уже не застанет, мужчину абсолютно не печалило, и он лишь продолжал мечтательно думать, что это деревце точно превзойдёт чахлого родителя в денеримском эльфинаже, если не станет жертвой акта чьего-нибудь вандализма.

А в своих бумагах маг продолжал научную работу эльфийки-магессы, которая была автором такого способа «замораживания» саженцев эльфийских растений. Весьма вероятно, его старания, как и работа Сураны, затеряются среди кип книг в архиве, однако магистра это ничуть не волновало, он занимался любимым делом — исследовал. Но если же так сложится, и талантливая эльфийка в будущем вернётся в научную среду Кругов или новых объедений магов, то у неё уже будет неплохое подспорье в виде полноценного анализа, комментариев и рецензии на её работу от признанного мэтра.

Также оставался мужчина на острове не только из-за венадаля, а ещё в ожидании долгожданной встречи с той, которая, как он видел в Тени, не прекращает попыток его найти и объясниться. И вот как раз сегодня она, наконец, это сделала.

— Avanna, учитель…

Что Кальперния прибыла ещё вчера в прибрежную деревню, Безумец знал. Он тщательно следил за ней, чтобы убедиться, что она прибыла одна и с целью, которую он предполагал, а не по приказу своего идола. То, как магесса неуверенно поглядывала на Башню, медлила, его в этом убедило.

Расстались они на плохой ноте в последний день пребывания магистра в Минратосе. Тогда мужчина воспользовался до нелепости смешным нападением молодых венатори, обвинил её во лжи и изъявил желание обрубить с женщиной любые связи. Дружественной встречи, действительно, больше бы не произошло, если бы она смирилась с решением наставника и вернулся к делам венатори. Но Безумец оказал на неё слишком сильное впечатление, своим согласием её учить он открывал ей невиданные ранее перспективы, и, что самое важное для рабыни, его отношение к ней было человеческим, гуманным, лишённым намёков на её рабское происхождение. Всё это позволило мужчине рассчитывать, что упрямая натура девчонки не позволит ей просто так сдаться, отпустить важного для неё человека из-за какого-то глупого, капризного недопонимания с его стороны. Ведь тогда обязанности как Венатори она окончательно задвинет на второй план, а её мысли будут заняты лишь поисками наставника.

Встреча на улице Киркволла незадолго до его отбытия доказала, что рассчитывал он не зря. Магистресса сама вернулась из Тевинтера и с помощью своих агентов его нашла, попросила о разговоре, чтобы разрешить их недопонимание, однако тогда магистр решил придерживаться легенды о своей оскорблённости, поэтому покинул встречу, ничего ей не сказав. Но Кальперния, поддаваясь тевинтерской упёртости, не сдалась и нашла наставника вновь, сегодня добралась до острова.

Наблюдая в Тени за действия магессы, магистр восхищённо отметил успехи ученицы, поскольку с момента их последнего разговора она улучшила свои магические навыки, отработала всё, чему он её научил. Пробную версию морока, сооружённого мужчиной для защиты от посягательств на остров, который он посмел назвать своим, девушка смогла обнаружить и обойти, ему даже не пришлось собственноручно его снимать. Это означало, что Кальперния не потеряла свою тягу к знаниям — что было для Безумца самым важным, — поэтому сегодня он решил больше не уходить от долгожданного разговора.

Хотя так скоро менять гнев на милость было бы совсем подозрительно, поэтому когда он услышал обращение в свою сторону, то нехотя и с наигранной хмуростью обернулся к магессе.

Девчонка, стоявшая перед ним, буквально терялась в эмоциях и ничуть этого не скрывала. Она позволила себе робкую улыбку, потому что дорогой ей человек не мог её не радовать, при этом в глазах читалась неуверенность. Она держалась от него на расстоянии, будто боялась, что лишним шагом заставит гордеца разозлиться из-за вторжения в его зону комфорта. Но также и у самой магессы была обида, поскольку нет на ней вины: это же он всё не так понял и не дал объясниться.

— У тебя нет права на такое обращение ко мне, девчонка, как и стоять сейчас передо мной! Если только венатори не решили показать, что стоят их обещания.

Слышать грубость, нежелание общаться от того, кто был к ней добр, было очень непривычно, однако на этот раз Кальперния не растерялась, не позволила себе отступить и мямлить, ведь она опасалась, что третьей их встречи или не состоится, или он уже будет открыто враждебен к ней.

— Позволь мне объясниться.

— У меня нет желания тратить своё время на очередную твою ложь.

— Но это была не ложь! Да, Старший приказал мне с тобой поговорить, чтобы тебя образумить, но ты всё равно не послушал. А осталась я с тобой, потому что мне важно твоё наставничество, а не потому что так мне приказали. Пойми, наконец, павлин ты упрямый! — поняла Кальперния, что произнесла оскорбление вслух, слишком поздно, к тому моменту взгляд магистра стал ещё хмурее и враждебнее. Теперь она могла лишь пристыжено прикусить губу и мысленно отругать себя за нарушение правил приличия. — Прошу прощения…

— Довольно! Покинь остров, пока я не был вынужден отнестись к тебе, как и положено к врагу.

Грубость магистра и даже угроза с одной стороны магессу напугали, но с другой очередное безвыходное положение окончательно разбудило в ней таящуюся обиду.

— Ну уж нет! — гордо, уверенно заявила Кальперния, окончательно избавившись от былой неуверенности. — Я не для этого тут за тобой бегала. Я остаюсь, а ты меня выслушаешь, и точка! — в доказательство серьёзности своих намерений девушка сняла с плеч свою походную сумку вместе со спальником и по-хозяйски кинула её перед ногами.

Незначительное движение руки магистра, державшей посох, ничуть не поубивало её пыл. Наоборот, девушка выхватила свой посох, встала в защитную стойку, тем самым показывая, что она готова к любым проверкам, какие бы вредный наставник сейчас ни придумал. В глазах её были решимость и упёртая уверенность, что она добьётся своего, чего бы ей это ни стоило

По-настоящему тевинтерская упёртость — Безумец не мог это не подметить с восхищением. У неё характер чистокровного тевинтерца. Не у каждого мага Магистериума такой имеется. Сетий правильно увидел в ней потенциал настоящего магистра, только, к сожалению для неё, он теперь не понимает, что одарённости, характера и его хотелки как наставника ещё недостаточно, чтобы успешно вписаться в высшее общество Тевинтера. Нужны соответствующие воспитание и выучка, чего рабыня была лишена, поэтому она не греет сейчас своей попкой место в Сенате, а слоняется по дикому югу и слишком уж сильно поддаётся эмоциям.

Более опытные коллеги могут использовать её вспыльчивость для своих целей. Чего Безумец и сделал.

— В таком случае я завершу наш разговор, — напыщенно произнёс магистр, а после развернулся, чтобы уйти или обернуться вороном и улететь.

Видя, что магистр ничуть не блефует, Кальперния не могла как в прошлый раз лишь испуганно молчать, не зная, как заставить его выслушать, — сейчас её обида уже обернулась злостью от наглого нежелания мужчины её выслушать, и магесса вспылила.

— Т-ты! Да какой из тебя магистр? Настоящие магистры они мудрые, сдержанные, а ты постоянно уходишь от разговора, даже не можешь выслушать. Ведёшь себя как ребёнок! — раздосадованная магистресса быстро бегом преодолела расстояние между ними, встала прямо перед мужчиной. Боясь, что он опять проигнорирует и всё же выполнит задуманное, девушка не нашла ничего лучше, чем схватить его за плащ, чтобы он не ушёл, чтобы он слушал и, наконец, понял, что не было в её намерениях лжи. Не после того, что он для неё сделал. — Я, правда, хочу, чтобы ты был моим наставником, хочу учиться у тебя! Я отработала всё, что ты рассказывал, у меня начало получаться. Я выучила твою книгу. Правда. Проверь, если не веришь. Пожалуйста, Безумец. Только не уходи…

Слишком много эмоций бушевало в голове молодой женщины: от радости долгожданной встречи и стыдливой неуверенности, до обиды от несправедливых обвинений и страха так и не решить недопонимание с мужчиной, который был для неё важен. Эта буря заставила её сорваться, накричать на человека, с которым вроде пришла мириться, заставить нарушить все мыслимые и немыслимые правила, но так же быстро ярость ушла, заменяясь на слезы вдруг осознанной беспомощности. Ещё крепче вцепившись в чёрный плащ, Кальперния буквально разревелась, уже не имея сил себя сдерживать.

В жизни обычной, как и тысячи других, тевинтерской рабыни не так много было тех, кто не считал её пустым местом, кто ею дорожил. С самой юности, проведённой в извечной изнурительной и неблагодарной работе, она оставалась одна, поскольку даже другие рабы её сторонились и боялись из-за бормотаний и кошмаров во сне, которые начались вскоре после того, как в ней проснулся магический дар и ейоткрылась Тень. Да, тогда Эрастенес — её хозяин — отвлёкся от своей работы и был вынужден взяться за её обучение, чтобы не получить однажды одержимого раба. В это время девушке открылись книги, исследования хозяина, которые она жадно изучала. Новые знания, недоступные и ненужные рабам, воодушевили, заставили её почувствовать себя хоть сколько-то значимой для этого мира, важной, нужной. Но эйфория не продлилась долго. Закончив рассказывать основы, Эрастенес вновь вернулся к своим исследованиям, а её выставил за дверь кабинета с половой тряпкой в руках, и девушка вновь осталась лишь безвольной рабыней, вынужденной терпеть лапанье коллег хозяина — тем же Анодатом, — когда они приходили в гости на чай.

Вспоминая об этом периоде её жизни, Кальперния могла улыбнуться только от мысли о Марии — таком же юном рабе, телохранителе хозяина. Они стали близки, проводя долгие ночные часы его караульной службы за милыми беседами и безвинными мечтами и делясь своими незначительными — как посчитают свободные граждане Империи — рабскими проблемами и переживаниями. Но уже тогда парень отличался своей силой, выносливостью, талантом владения мечом, поэтому подавал большие надежды… надежды продать его подороже. Что Эрастенес и сделал. Мария продали на Арену Испытаний сражаться до смерти на потеху публике. И там он погиб… по крайней мере именно такие слухи дошли до юной рабыни и сломили её маленький мир, в котором они вместе с другом всё ещё сидят в ночной библиотеке и вырисовывают созвездия на звёздном потолке.

Но Марий не погиб, сумел выжить и сбежать. Спустя несколько лет он уже стал профессиональным perrepatae — убийцей магов. Именно ему однажды заказал архонт Радонис убийство пятерых известных магистров-агентов венатори. Он убил четверых, но когда пришёл за пятым, то узнал в нём давнюю подругу, и она узнала его тоже. Девушке хотелось с теплотой вспоминать их встречу, ту искру, возникшую между ними, когда они со страстью и трепетом вновь прикоснулись друг к другу, крепко обнялись, поцеловались. Но это была именно что искра. Он не смог бы её убить, а она помогла ему незаметно покинуть Тевинтер, потому что архонт не собирался отпускать свидетеля его причастности к заказным убийствам магистров, тем более провалившего это задание. Но Кальперния запомнила лишь взгляд парня, резанувший сердце больнее любого лезвия, когда он понял, что девушка стала таким же магом-магистром, о которых нелестно они когда-то отзывались. Марий не внимал её словам о благородных целях Венатори и перед уходом не прощался, тем самым давая понять, что это последняя их встреча. Теперь у неё осталась лишь горечь и сожаление, что ничего уже не исправишь в их отношениях.

Когда Эрастенес вновь закрыл двери своего кабинета для рабыни, её жизнь вернулась к безликому существованию. Кальперния всё ещё пробиралась тайком в библиотеку хозяина, читала книги, преисполнялась трагичной судьбой её родины, которая прошла путь от великой империи людей до позорного лоскутного одеяла, которое каждый чванливый магистр тянет в свою сторону. Но книги сами по себе не могли быть спасением. Чтобы стать сильной, снова что-то значить, нужно развивать свой дар, но у неё нет ни соответствующих учебников, ни, что важнее, учителей, которые могли направить её потенциал в правильное русло. Девушка понимала, что однажды её одухотворённость знаниями, которые не нужны рабыне, пройдёт, как и её непокорность, с которой она отвечала каждый раз самовлюблённому магистру Анодату, и она станет как и другие забитые слуги хозяина, которые никогда не думают больше, чем это нужно для выполнения своих обязанностей.

Но этому не дал случиться Корифей. Однажды он заявился в дом Эрастенеса, изучающего Древних Богов и коллекционирующего вещи, связанные с ними, чтобы забрать коллекцию на правах верховного жреца этих самых богов. В ту ночь Кальперния почувствовала странность сил, которые исходили от незваного гостя, поэтому вновь проявила непокорность и не стала прятаться, как остальные рабы, а решила проследить за встречей. Тогда Старший её заметил и обратился к ней, не как к рабу, а как к свободному магу. Не могла сказать девушка, что её впечатлило больше: возвышенная, но полностью уверенная речь гостя, могущественная аура, которая исходила от него, или Эрастенес, который, подобно рабу, стоял на коленях и чуть ли не в слезах добивался снисхождения ожившей легенды — самого Проводника Хора Тишины, — но на предложение Корифея последовать за ним и спасти их загнивающую родину она дала согласие, не сомневаясь ни секунды.

С той ночи Старший стал для неё идолом и наставником, который снял с неё оковы рабства, позволил учиться и поощрял все её начинания. А когда девушка показала превосходную преданность их идеи спасения Тевинтера, то не только сделал командиром Венатори, своим ближайшим подчинённым, но и возвёл — с помощью уже на тот момент сильного влияния агентов на Магистериум — в титул магистра, как бы в насмехательство над благородными, большинство из которых получили место в Сенате за какие-то давние заслуги предков, а не за свои собственные. Но в остальном нельзя назвать Корифея хорошим наставником, потому что он предоставлял своей подчинённой полную свободу воли, но никак не контролировал и не учил. Если она допустит ошибку, даст слабину, не сможет поставить своих великородных подчинённых, не желающих подчиняться выскочке-рабыне, на место, то виновата она, а не он, что не обучил её, рабыню, как надо справляться с шакалами Тевинтера.

Кальперния, которая могла сравнить подход своего нового наставника лишь с подачками Эрастенеса, с придыханием довольствовалась и этим, смотря на идола глазами, полными преданности и восторга. Однако даже тогда она понимала, что Корифей никогда не будет ей другом, он не простит ей слабости, не выслушает, потому что он в первую очередь идол, слишком возвышенный, далёкий, божественный. Он поведёт их в великое будущее, и ему не положено отвлекаться на низменные проблемы своих подчинённых, даже самых приближенных. Вот и получается: даже находясь под покровительством нового бога, магесса так и осталась одна.

И вот она встретила второго магистра.

В тот самый день, идя на встречу по берегу озера Каленхад, чтобы исполнить приказ Старшего, Кальперния ожидала, что ей придётся иметь дело с магистром или спесивым, как Анодат, или свихнувшимся в своём учёном фанатизме, как Эрастенес. А встретила мага, который был учёным в самом хорошем смысле этого слова, увидел потенциал и согласился её учить, по-настоящему учить. Она была восхищена.

И со временем, после всего того, через что они прошли вместе, это восхищение лишь укоренялось. Безумца она считала чудным, со своими архидемонами в голове, даже отчасти глупым, раз он верит словам какой-то там Инквизиции, а не своему сородичу, но ещё никто не сделал столько для неё, сколько он. Как бы Корифей не ценил её вклад в их общее дело, но рискнул бы он ради неё жизнью, чтобы спасти, позволил бы выказать слабость? Нет, конечно же, нет: её идолу не до подобных глупостей. Позволил бы Марий себя вновь обнять, вновь сесть рядом, выслушать, просто поддержать? Нет: он однозначно дал понять, что больше их ничего не связывает, если только вражда, поскольку, как Кальперния узнала, он вступил в Инквизицию. Увидел бы Эрастенес её потенциал, стал бы помогать его развивать правильно? Ещё чего: этот старый хрыч и свою мантию порой увидеть не мог, даже если на ней сидел.

А Безумец сделал всё это. И окончательно произвёл неизгладимое впечатление, когда взялся за свою роль наставника с полной самоотдачей: как учил, так и стимулировал к самообучению, как хвалил, так и контролировал.

Именно тогда магистресса решила, что нашла близкого по духу человека, перед которым не нужно притворяться магистром, который не кичился своим происхождением, который подарил ей знания, не те случайные, как выуженные ею в библиотеке хозяина, а настоящие, способные помочь ей стать сильнее, значимее.

Если мужчина решил тогда, в водах Вентуса, её спасти, рискнув собой, значит, он считает её нужной. Если он беспокоится за неё, заставляет учиться на своих ошибках, совершенствоваться, значит, он считает её важной. А раз позволил быть ближе, коснуться себя, обнять, значит, он не считает себя недосягаемым для неё, а её — чужой.

Это, разумеется, будоражило бывшую рабыню, побуждало всеми силами хвататься за человека, для которого она не пустое место.

И поэтому так больно было осознавать, что из-за одного маленького, случайного недопонимания и сновидец от неё отвернулся. Поэтому она, бросив дела Венатори и приказы Старшего, направилась на его поиски. Поэтому сейчас стоит, крепко держится и не может сдержать слёз от безвыходного понимания, что в любой момент мужчина может уйти, как ушёл в Киркволле. Но на этот раз он окончательно разорвёт их отношения. Как разорвал Марий.

Лишь из-за глупого недопонимания.

И она вновь останется одна.

Но пока опасения её не подтверждались. Её руки никогда не были аристократически элегантными, зато — сильными, привыкшими к тяжёлому труду, поэтому вырваться хромому магу было бы проблематично, да он и сам не спешил.

За время её воистину нервного срыва Безумец просто стоял, молчал, не считая необходимым как-то ещё реагировать. Кричать, ругать за её слезливую несдержанность, тем самым разрушив то, к чему их встреча идёт, он не собирался. Жалеть также было бессмысленно, поскольку так она ещё сильнее расслабится, позволит себе ещё больше допущений, пуще разревётся. Зато, предоставленная сама себе, своим мыслям, она быстрее с ними разберётся.

Спустя несколько минут внезапно накатившие слёзы также внезапно спали с её лица, и девушка затихла. Всё ещё вцепившись в плащ, Кальперния с первых секунд здравого сознания пыталась предугадать реакцию мужчины. Если он ещё не оттолкнул, это не значит, что он уже не приготовил какое-нибудь страшное заклинание из мести за её наглость. Но не обнаружив в воздухе подобного заклинания и почувствовав, как его руки вполне себе аккуратно удерживали её за талию, магесса перестала прятать глаза и утыкаться лбом в острую ключицу, а, наконец, подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

Магистр молчал, но совсем не ожидаемо, для неё, смотрел. Взгляд был осуждающий, ведь она столько правил приличия поломала, и сама опозорилась, и наставника выставила в не лучшем свете, однако он разбавлялся теплотой понимания, терпеливого снисхождения, которое мужчина проявил вместо тысячи слов и ругани. Кальперния даже замерла, боясь испортить этот момент, разрушить тишину и увидеть в белых глазах уже настоящий гнев.

Но гнева так и не появилось.

— Мне, конечно, были известны различные бесчестные женские ухищрения, чтобы добиться своего. Но сегодня я вновь был удивлён вашей изворотливостью.

— Это не умышленно, — тут же ушла в отрицание магесса, боясь, что её срыв будет воспринят как осознанная манипуляция.

А потом от осознания собственного поступка ей стало так стыдно, что она захотела вновь спрятать взгляд, а за ним — и голову. Однако теперь мужчина не дал ей этого сделать. Его по-аристократичному изысканные и утончённые пальцы невесомо прошлись по её щеке, совершили движение, будто убирали кокетливо выпавшую прядь волос, хотя таковой и не было, поскольку её вновь сложная причёска крепко удерживала все волосы. Это движение умышленно должно было разрушить оставшуюся границу между ними, поэтому когда его пальцы коснулись её подбородка, не давая ей опустить голову, а наоборот, подняли, близость уже не казалась неуместной. Но затем магистр разрушил и её, наклонился сам и поцеловал.

Этот поцелуй был без лишних страсти и пылкости, чтобы не давать лишних намёков и ими самими не отпугнуть. Поцелуй был тёплым, трепетным, чтобы показать его важность, серьёзность, что всё это не просто шутка, настолько подлый розыгрыш. И напоследок поцелуй был слишком невесомым, призывающий маняще поддаться, но и дающий ложную иллюзию, что продолжать или нет — её выбор, и он не принуждает к ответу.

К ответу маг, действительно, не принуждал, но сделал всё, чтобы его получить. И это случилось. Преодолев секундное недоумение, девушка сама нетерпеливо утянула мужчину за собой, чтобы этот поцелуй прекратил быть невесомым, а стал значимым и важным, как для неё был важен стоящий перед ней магистр.

Как итог вскоре её руки перестали панически хвататься за его плащ, а перекочевали за его спину, чтобы обнять, он сделал тоже самое и приласкал в ответ. И именно этого ей сейчас было нужно. Пока они молча стояли, магистресса довольствовалась объятиями. Пусть руки мага были лишены привычного тепла и силы, да и само его тело слишком слабое и худое, чтобы чувствовать в нём защиту, но зато эта защита чувствовалась в его магии, которой вблизи от него буквально разило. Возможно, в том повинная метка, даже в спящем состоянии испуская потоки магии Тени, а возможно, Кальпернии просто казалось от неожиданно нахлынувшего счастья, вскружившего ей голову. Её не заботили ни причины этого неожиданного порыва со стороны мужчины, ни его последствия. Сновидец не сдерживал её попытки ухватиться за него как можно сильнее, а лишь всё больше потакал им, проявил нужную нежность, ласково, но аккуратно, чтобы не испортить красивую причёску, коснулся волос.

— Однако это не изменяет того факта, что ты своего добилась, — однажды продолжил Безумец тему, которую несколько неуместно они прервали.

— Значит, ты позволишь мне остаться? — к тому моменту не осталось ни следа от былых слёз, а на когда-то красном заплаканном лице женщины расцвела лишь улыбка.

Кальперния была слишком воодушевлена новыми допущениями, которые он в свой адрес позволил, что даже не задумалась, с чего бы гордый магистр так скоро сменил гнев и обиду на милость.

— В качестве второго шанса — да. Но только если ты действительно готова доказать свою серьёзность, продемонстрировав успехи в самостоятельном обучении, о которых заявляла, — как бы голос мужчины вновь ни стал серьёзен, девушку это нисколько не беспокоило, поскольку о своём обучении она говорила правду и готова была ему продемонстрировать всё, что угодно, лишь бы он перестал сомневаться в своей ученице. Больше оправдываться занятостью на своём посту командира Венатори она не думала, во время спешных поисков решив, что доверие наставника, который помогает по-настоящему раскрыть её потенциал, ей намного дороже. — Вопрос с «павлином» также вынесен на профилактическую беседу, — напоследок пугающим шёпотом произнёс он, склонившись к её уху.

— Ты сам меня вынудил — надо чаще прислушиваться к своим ученикам, — Кальперния вздрогнула и раскраснелась, однако ответила горделиво.

Понимая, что так просто оскорбление магистр простить не вправе, она не стала вновь опускаться до ненужных извинений: всё равно он от неё теперь не отстанет и точно что-нибудь придумает, что потешит задетую гордость.

А чтобы он не придумал это прямо сейчас, она вновь его поцеловала, чтобы вдоволь насладиться новой вольностью.

— Смело, — слышит она его усмешку.

— Только не говори, что ты передумал, — не увидев, ничего иного кроме безвинного задора в его глазах, магесса ответила тем же и шутливо ткнула кулаком в его плечо. Ему, конечно, не было больно, а вот она прекрасно почувствовала костлявость его ключицы.

— Не скажу. Пока.

— Вредина!

— Второй вопрос вынесен на профилактическую беседу.

* * *

На несколько дней Кальперния остановилась в Башне Круга. Поскольку надолго теряться из виду своих людей она не хотела, и Безумец куда-то засобирался, большую часть времени она провела, прослушивая заумные, монотонные, но, несомненно, важные и интересные лекции. Как можно больше его слов девушка старалась записывать в книгу, которую она стала предусмотрительно вести. Подобные книги используют всё больше магов венатори, их зачаровывают, а потом таскают с собой в бою. Это весьма удобный способ записать последовательность действий для призыва какого-нибудь заклинания, а потом просто прочесть и воспроизвести во время сражения, не уча и не думая о принципах его работы. Магистресса была уверена, что сновидец такое «магичество» на дух не переносит, назовёт непотребством, так как является приверженцем колдовства с полным пониманием процессов, которые происходят во время сотворения того и иного заклинания, поэтому она старалась ему подражать, никогда бы на его глазах не полезла в книгу, чтобы сотворить из неё какую-нибудь магию. А записывала она всё, чтобы ничего не забыть, не упустить и не перепутать, а также чтобы потом перечитывать до той поры, пока все строки не впечаются в подкорку сознания, а все манипуляции будут выполняться практически на автоматизме. Как это получается у магистра.

Встряхнув уставшую от письма руку, девушка закончила записывать очередную лекцию и глянула на наставника, который в перерыве опять занимался своими задумками. Ещё на полпути до Башни, когда она попала под воздействие морока, магесса поняла, что магистр здесь не на шутку разошёлся в своих планах по созданию защитных заклинаний, будто бы этот остров — его собственность. Её замечание, что данная территория принадлежит Ферелдену и королю Алистеру в частности, его совершенно не смутило. Мужчина только хмыкнул, мол, раз король не удосужился позаботиться о главном, по мнению магистра, в своей стране сосредоточии науки, магии и истории, допустил мародёрство, очевидно из-за ненадобности, то и незачем даже ставить его в известность о творимых на острове делах. Для своих «дел» сновидец даже стал приспосабливать артефакты, найденные в подвальном хранилище Круга, которое во многом оставалось нетронутым.

Вот, например, сейчас он вытащил из подвала филактерию — стеклянную ёмкость с кристалликом необработанного лириума внутри. Этот простоватый артефакт точно использовался храмовниками, чтобы не подпускать магов и неподготовленных рекрутов в закрытые помещения Круга. Но даже такой маленький кристалл был источником колоссальной энергии, мог неизмеримо долго подпитывать творения магического происхождения — те же заклинания магов. Именно для бесперебойной подпитки своей отпугивающей от острова невидимой стены морока Безумец и решил приспособить филактерию, но, как вскоре Кальперния увидела, что-то у него пошло не так.

Однажды скромное содержимое сосуда непривычно засияло, потом раздались вспышка, хлопок, и от филактерии не осталось даже осколков стекла — только лишь голубоватый дымок, который постепенно утекал из реальности в Тень. Неудавшийся эксперимент точно заставил мужчину неприлично выругаться — девушка была в этом уверена. Но открыто Кальперния язвить не стала, потому что в данной ситуации слишком опасно было говорить магу под руку.

Необработанный лириум очень активно и пагубно влияет на тех, кто чувствителен к магии. Из-за этого свойства храмовники и применяли отпугивающую филактерию. Маги вообще могут умереть от внутреннего кровоизлияния быстрее, чем лириум доведёт их до безумия. Хромой маг предпринял меры предосторожности и взялся работать с совсем маленьким кристалликом, но даже это не спасло его от ощущения подкожного жара и подступающей тошноты, когда артефакт разлетелся в прах. Поэтому, обернув всё ещё клубящееся голубое облако в экранирующие заклинания из школы духа, он поспешил отойти в сторону, чтобы не нахвататься большего опасного воздействия.

— Когда ты научишь меня этой магии? — нетерпеливо, наконец, спросила девушка, всё это время с интересом наблюдая за действиями мужчины.

— Твои познания в школе энтропии на данный момент невелики, и такие заклинания тебе недоступны.

— Тогда хотя бы расскажи, как твой морок работает.

— Пока ты не научишься использовать энтропию высшего уровня, то пустая трата времени — пытаться тебе объяснить мои заклинания, — несмотря на её уговоры, Безумец упрямо продолжал давать отказ.

— Так и скажи, что ты просто не хочешь раскрывать свои секретные секреты, — хмыкнула Кальперния и не стала даже продолжать упрашивать твердолобого магистра.

— В том числе, — совсем не смущаясь, ответил Безумец. Конечно же, он не собирался рассказывать Венатори, как обходить его защитные заклинания.

Сновидец присел на диван рядом с магессой. Девушка этим воспользовалась и пододвинулась к нему ближе. А он против и не был.

— Но учти, когда я дойду до магии твоего уровня, ты так просто от меня не отделаешься своими отговорками, — шуточно пригрозила Кальперния.

— Если.

— Ты перестал верить в мои силы?

— Твои силы пока что слишком прямолинейны, а ты сама — вспыльчива. Использовать сложные заклинания энтропии для тебя опасно, потому что ты не сможешь их контролировать. Я не позволю тебе браться за такую магию неподготовленной! — последние слова магистр произнёс столь строго, что, несмотря на их непринуждённую беседу, девушка всё равно ими полностью прониклась и не подумала спорить.

— Но ты же меня научишь.

— Нет. Даже если бы хотел заставить — не смог. Только ты сама способна представить и придать своей магии определённый характер. И у тебя имеются очевидные склонности к стихийной школе — с помощью её бесхитростных заклинаний намного проще раскрыть весь потенциал твоих сил.

— Это… плохо? — несколько неуверенно спросила девушка, испугавшись пришедшей мысли, что мужчине быстро наскучит возиться с безынтересным магом-стихийником.

— Нет. Но в таком случаю магию энтропии «моего уровня» тебе не постичь.

Безумец произнёс это с настолько приторной важностью, а губы скривились в столь язвительной усмешке, что Кальперния даже испытала нестерпимое желание чем-нибудь смазать эту улыбочку. В шутку, разумеется. Но всё же сдержалась, догадываясь, что едва ли он, весь из себя важный и неприкосновенный, поймёт такие шутки.

— Мы ещё не закончили с трудом магистра Кавеллуса, — выдержав несколько минут уютной совместной тишины, Безумец вернулся к официальности.

— Да-да, — без особого энтузиазма отозвалась Кальперния и была вынуждена строго сесть, как студент перед экзаменатором.

Постранично разбирать безынтересную книгу, когда это время можно было потратить на лекции от самого магистра, ей не хотелось. Сказать ему об этом магистресса, конечно, не могла, зато могла отметить ужасную злопамятность этого человека. Она всего лишь раз усомнилась в его словах, а он в ответ пригрозил вымуштровать её книгой, которая доказывает его правоту, но это было уже давно, ещё на корабле кунари, где они пленниками ютились в тесном карцере. Но и поныне мужчина не отстаёт от неё с этой книгой.

— В прошлый раз мы закончили на том, что Кавеллус начал приводить примеры командной комбинации магии. Например, когда маг энтропии вызывает магическую уязвимость к определённой стихии, а маги-стихийники призывают соответствующие заклинания. Или особенно изощрённое, когда применяют заклинания разновидности окаменения или обледенения, а затем накрывают куполом Духовной темницы. Если стихийник достаточно сильный и сможет поразить всё тело противника, то духовная магия буквально искромсает его всего, — прежде, чем продолжить, девушка дождалась кивка от наставника, подтверждающего, что она вспомнила всё верно и ничего не упустила. — В следующем разделе примеры прерываются, и Кавеллус приводит историческую справку, которая, видимо, в очередной раз должна читателя убедить в превосходстве группы магов над более сильным противником. Сначала идёт история о гражданской войне в шестом веке по тевинтерскому летоисчислению между магами альтуса и лаэтанами. Первый архонт-лаэтан — Тидарион — вместе со своими сплочёнными сподвижниками шестьдесят пять лет смог сопротивляться разрозненному Магистериуму. А после этой войны лаэтанам было даже позволено служить в храмах и иметь места в Сенате наравне с магистрами альтуса…

— В твоих словах закралась путаница: в книге такого раздела не может быть, — с каждым словом магессы Безумец всё больше хмурился, пока в конце концов его терпение не кончилось, и он поспешил её перебить.

— Как «не может быть»? Я же не могла это выдумать, — девушка искренне удивилась заявлению мужчины.

— Значит, могла. Мастер Кавеллус никогда не интересовался изучением истории. Он не стал бы уделять ей целый раздел, — но и Безумец продолжал настаивать на своём.

Сначала Кальперния расстроилась, что всё напутала, потом задумалась, а вскоре уже и разозлилась. Тут же вскочив, магистр бросилась к письменному столу Первого чародея, на котором лежала та самая книга.

— Да как не может? Как не может? Я же помню. Я же только утром этот раздел перелистывала, — ворчала женщина, пока интенсивно листала книгу в поисках тех самых исторических справок.

Кальперния приняла слова сновидца за очередную проверку, умышленную попытку её запутать, заставить сомневаться, и злилась, что вреднющий магистр, хотя бы сейчас не мог без этого обойтись и просто её выслушать.

Вскоре магесса нашла нужную страницу, которая подтвердила, что она всё запомнила правильно, и тут же поспешила с победной улыбкой вручить книгу мужчине.

— Думаю, тут без Кавеллуса обошлось: я ещё при прочтении заметила, что на весь раздел и ни одного ругательства. На него это непохожей. Зато написано всё очень дотошно и заумно. Наверняка это ты и писал. Неужели не помнишь? — весь задор её слов тут же испарился, когда мужчина взглянул на неё слишком странно.

Сначала Безумец, полностью уверенный в своей правоте, принял от неё книгу лишь затем, чтобы доказать её ошибку и тыкнуть носом в отсутствие названного раздела. Но чем больше он листал и вчитывался, тем быстрее его уверенность испарялась, заменяясь на удивление, беспокойство, непонимание. Раздел действительно был, и писал его точно он заместо коллеги.

И об этом он действительно забыл.

— На сегодня всё. Можешь быть свободна, — неожиданно произнёс магистр и даже слишком резко, для хромого, поднялся.

— Что? — недоумевала магесса. — Мы же ещё не закончили. А книга?

— Я ясно выразился. Книгу я забираю. Мне необходимо её перечитать, — отмахнулся Безумец.

Кальперния точно с открытым ртом стояла и наблюдала за мужчиной, который перебрался за рабочий стол, и уже хмурый приступил к чтению, ни на что другое не обращая внимания. «Неужели его так задело то, что он забыл свои записи?» — терялась в догадках магесса. Когда выяснилось, что это именно он забыл содержание книги, девушка даже и подумать не могла над ним потешаться. Никто не может помнить всё, а с возрастом память неисправимо становится только хуже — и это абсолютно нормально. Однако магистр совсем не нормально отреагировал: бросил все дела, даже занятие с ней, и вцепился в книгу.

Но приняв, наконец, новый поразительный факт о хромом маге, Кальперния тогда подумала, что магистр совсем беспечен к сохранению информации, если её потеря так его задевает.

— Почему ты не записываешь свои исследования, не ведёшь дневников?

— Бумажный носитель уязвим к краже, и тогда мои труды станут чужим достоянием.

— Можно же хорошо прятать, шифровать, в конце концов. И даже если твои дневники украдут, всегда есть шанс их вернуть. А вот если ты что-то забудешь, то это уже никак не вернёшь.

— Если я что-то забуду, эти знания станут мне недоступны. Но также это гарантирует, что их никогда не получат и другие…

Глава 38. В седле

Не мог Безумец точно сказать, с какой целью когда-то давно храм Думата отстроили в такой близости к юго-западным границам Империи, фактически в диких краях, отдалённо от крупных и цивилизованных городов. Возможно, с просветительской целью, чтобы поскорее приобщить отдалённые уголки Тевинтера к истинной вере, а возможно, для проведения особо страшных ритуалов вдали от посторонних глаз. Так или иначе, но с уходом веры в Древних Богов храм прекратил исполнять функции, ради которых был создан.

Изначально храм был построен на пустыре, только потом людская молва притянула сюда паломников, а они соорудили вокруг него небольшое поселение. Однако Моры лишили всех веры в святость этого места, а местных жителей погнали прочь. Вновь храм остаётся одиноким строением на пустыре и по сей день. Даже мародёры сюда не заглядывают, поскольку всё, что можно, было украдено давным-давно, — остались лишь голые стены да одиноко колышущиеся флаги с двумя переплетёнными в яростной борьбе змеями — символом Тевинтера — над сводами храма, которые из-за высоты никто не старался снять. И разрушался храм не из-за действий каких-то вандалов или разрушительного штурма войск, а из-за времени.

В архитектуре храма, без всяких сомнений, проглядывали тевинтерские корни, однако его нельзя назвать венцом зодческого искусства. Скорее местная архитектура является, как и многие строения за пределами цивилизованного центра Империи, лишь блеклым подражателем. Стены из светлого мрамора всё также окантованы тёмным, украшающие элементы представляют собой геометрические тела, строгие многогранники, а не мягкие тела вращения, а потолок всё также высок. Однако не чувствовалось тех величия, гигантизма и монументальности, которые присущи зданиям в Минратосе. Магия в камне давно уже выветрилась, а высокий шпиль не виднеется отовсюду — вместо него лишь скромная башенка. Так что Безумец мог сказать, что Старший однажды вернулся сюда и оживил присутствием своих людей застывший в безмолвии храм, точно не из тоскующего трепета к архитектуре своей родины или уважения к богу-предателю. Значит, его оправдание, что в храм могут войти только верные Думату, — ложь. Неудивительно, что Кальперния сомневалась.

Добравшись, наконец, до храма, Безумец сейчас стоял на полуразрушенной стене в тени уцелевшей остроконечной крыши одной из башен и наблюдал за происходящим во внутреннем дворе. Высота, на которой он стоял, ничуть мужчину не пугала, поскольку, даже сорвавшись со своего наблюдательного пункта, он в любой момент мог обернуться в тело птицы и избежать падения. Зато на такой высоте патрулирующие храм солдаты венатори не додумались бы искать шпиона. Когда один из красных храмовников слишком уж неожиданно остановился и глянул в сторону именно той башни, по всей видимости, услышав отголосок песни скверны, то даже так он ничего не увидел и пошёл дальше.

Венатори очень озаботились обороной храма. Вход на внутреннюю территорию верными псами охраняют красные храмовники, неустанно патрулируя, а подступы заминированы ловушками. Чтобы научиться работаться с этими ловушками и приблизиться к храму, тайному канцлеру Инквизиции это стоило жизнями нескольких агентов. Однако, прибыв сюда, магистр не мог дать тому объяснения. Он ожидал увидеть храм, заполненный суетившимися исследователями, а не одним отрядом сторожил. Два мага, которые были оставлены для командования неразумными красными храмовниками, вон прямо сейчас маются от скуки и играют в порочную добродетель.

По всей видимости, он опоздал. Но сновидца это ничуть не расстроило, поскольку он был уверен, что если бы венатори действительно не оставили после себя ничего интересного, а вычистили все свои исследования подчистую, они бы тут не продолжали так рьяно охранять храм даже от своего командира.

И Безумец не спешил. Прежде, чем отправиться осматривать внутренние залы заброшенного строения, он верно решил, что венатори нужно как-то основательно отвлечь.

И с этой целью Безумец, несомненно, глянул на свою многострадальную руку. Созданием разрывов он не занимался вплоть с Денерима, помня, какими истощающими для него вышли последствия. Однако много с того времени изменилось: Якорь уже давно не просто чужеродная сущность на его ладони — теперь зелёный свет захватил почти всю руку. Мужчина, как и планировал, посетил несколько мест, в которых необходимо было закрыть разрыв. Он хотел хоть сколько-то осознанно руководить процессами, которые происходят, когда он просто «взмахивает рукой», чтобы при одном шансе закрытия Бреши не допустить ошибку. С одной стороны, своего он не добился: понимать эти процессы, как обычную магию, он не научился. Даже для него многое всё ещё выглядело, как просто «взмахнуть рукой», и, кажется, с этим пора бы смириться, поскольку вне понимания жителей недремлющего мира бессмыслие Тени. С другой стороны, Безумец к удивлению для себя отметил, что больше выжигающая боль не преследовала его постоянно, а ещё необязательно теперь ему поднимать руку — достаточно только сосредоточиться, мысленно направить, и Якорь сделает всё остальное.

Раз его больше не раздирает боль, значит, его рука ему уже не принадлежит, и Якорь не воспринимает её чем-то враждебным и не хочет отвергнуть. Несомненно, это пугало: если у магистра начались проблемы с моторикой, стоило Якорю начать поражать всё больше поверхности его тела, то что с ним случится, когда зелёные свет по кровеносным сосудам доберётся до сердца? Явно ничего хорошего. Но справедливости ради кусок Тени разрешил себя использовать. Вон и разрывы ему поддаются без проблем, а во время разговора с архонтом — сама магия Тени поддалась.

Не то, что бы Безумцу хотелось разменивать свою жизнь на что-то неконтролируемо могущественное, однако пятиться и отказываться от шанса, которого он бы никогда не получил в родном мире, — глупо.

Конечно, здесь Завеса не так повреждена, как в Денериме из-за Мора и смерти архидемона, но и у него уже иное восприятие метки, поэтому мужчина недолго сомневался, а после начал разбинтовывать ладонь и закатывать рукав. Пусть Якорь повреждений своему носителю прежде не наносил, однако он становится всё менее стабильным, а магистру не хотелось из-за собственного недосмотра подпалить шёлковую ткань, которая уже столько времени спасает его руку от любопытных глаз, или любимую мантию. Также ему пришлось отойти как можно дальше в тень, чтобы засветившиеся линии до последнего никто из противников не смог рассмотреть.

Когда приготовления были закончены, магистр в последний раз взглянул на чёрное ночное небо, нехотя освещаемое из-за облаков луной, и приступил. Безумец не стал поднимать руку или закрывать глаза: решил продолжить учиться орудовать Якорем, как привычной ему магией. Ну или хотя бы попытаться. Заодно хотелось ему всё увидеть собственными глазами.

Чтобы прорвать Завесу, Старшему дважды понадобилось колоссальное количество энергии. Безумцу же в прошлый раз для этого пришлось использовать эльфов. Однако мужчина не забыл гениальную идею, к которой его подтолкнул, сам того не понимая, Хоук: зачем тратить колоссальное количество энергии на «пробив» Завесы, тем самым рискуя получить непредсказуемый результат, если можно точечно воздействовать на её «шрамы»? Магическое пространство давно уже не столь ровное и идеальное, каким было в первые века после своего создания, — сейчас оно всё испещрено шрамами. Брешь его только ещё сильнее подтачивает, не даёт стабилизироваться и начать восстанавливаться. И если пропустить поток энергии через подобный шрам — что как раз Якорь и позволяет сделать, — то он не выдержит и разойдётся, образуя небольшой разрыв. А последнее для Безумца было важно, поскольку он не хотел повторять опыт не только Корифея, но и свой собственный и создавать что-то разрушительное.

Вырисовав всё это у себя в голове, магистр дал команду метке. Разумеется, эти процессы сложнее тех, которые требовались, чтобы разрыв закрыть, и кусочек Тени вновь будет недоволен, что его пытается использовать выходец из мира осмысленного. Как в доказательство этому, вскоре кровеносные сосуды на руке сновидца вспыхнули, сама рука загорелась, подобно завесному огню. Безумец почувствовал боль в плече, убедившись, что эта часть руки ему пока что принадлежит, потому что всё, что ниже: предплечье, запястье и кисть — никак не ощущалось, хотя уже вовсю пылало магией Тени.

Ещё чуть-чуть, и экспериментатора могли заметить. Но магистра боль не остановила, и он настоял, чтобы ещё больше энергии Якорь вытащил из-за Завесы. Как итог вскоре раздался треск, его рука скорее даже не пылала, а уже искрилась, но заискрилось и небо над внутренним двором храма — венатори в первую очередь заметили то, что у них над головой. Безумец, оскалившись, чтобы не издать ни звука и тем самым не выдать себе, также взглянул на небо, заметил, как отчётливо стали видны те самые шрамы Завесы. Сложно не заметить зелёную трещину посреди чёрного неба, вокруг которой, казалось, искривляется само пространство. Сновидец впопыхах нашёл самую заметную аномалию, сконцентрировался мысленно на ней и дал приказ Якорю вернуть скопившуюся энергию, но именно через эту точку.

Метка, разумеется, возмущённо затрещала, наградила новой порцией боли, заставила мужчину даже схватиться за плечо в инстинктивном желании уменьшить эту боль, но он не отступил и начал буквально выталкивать из себя чужеродную энергии. Это получилось настолько удачно, что в один момент Безумцу даже показалось, что он почувствовал боль и в предплечье. Но изучать собственную руку у него времени не было, потому что Якорь невольно поддался указаниям, вспыхнул в последний раз и затих, следом вспыхнуло и затихло небо вокруг «шрама».

Но лишь на миг.

А затем раздался хлопок, звук взрыва из-за того, что магия буквально рвала, ломала пространство, границу между двумя мирами. Округу озарил яркий ослепляющий зелёный свет, и вот уже над головами присутствующих клубились искры, а в их центре — прореха прямиком в Тень.

Говорил когда-нибудь себе Безумец, что больше не будет экспериментировать? Возможно, в первые секунды, когда что-нибудь идёт не так.

Например, как сейчас.

Новоиспечённый разрыв должен уже был выкинуть первую партию существ, которые неудачно оказались в Тени слишком близко к месту разрыва, однако вместо этого он решил сначала зацепить другие слабые участки Завесы. Например, один хлыст воющей молнии ударил по небу над главной башней храма, как раз над тем местом, где должен располагаться алтарь и где жрецы в древности совершали свои кровавые ритуалы. Второй — куда-то за пределами стен, возможно, над линией обороны, которую венатори соорудили из множества магических ловушек, защищая себя от наземных лазутчиков. Несколько хлыстов ещё ударило в разные места над храмом. А вот один из них точно, как молния — в громоотвод, влетел прямо в зачинщика очередного катаклизма.

Безумец увидел лишь вспышку, ослепившую его, да услышал хлопок, вызвавший шум в ушах. На самом деле хлыст ударил не по нему, а в купол, который был сооружён вокруг него силами Якоря, и получилось, что одно заклинание впитало в себя другое. Однако вот стена оказалась не столь неприкосновенна, как маг. И взрыв нанёс немалые повреждения всему, что находилось за пределами купола. Вроде бы монолитная мраморная стена вмиг начала трещинами расходиться под ногами магистра. Вскоре твёрдая опора под ногами разрушилась, и сновидец полетел вниз вслед камням.

Птичье тело, которое появилось, как только магистра окутала чёрная дымка, спасло от резкого падения и серьёзных повреждений. Однако срочно взмахнуть крыльями, набрать высоту и скрыться, пока его не обнаружили, не вышло, потому что собственное крыло его не слушалось, и ворону пришлось пикировать вниз. Падения было не избежать, и ворон только выбрал, куда ему падать.

От удара животное тело распалось, и вот магистр лежит на земле, скривившись от болезненных ощущений. Пусть падение со стены обошлось бы ему куда более дорогой ценой: он бы себе точно что-нибудь сломал (или доломал), а так получил только ушибы. Но ушибы это тоже неприятно. А ещё более неприятно было чистоплотному человеку изваляться в пыли и грязи, и ворчал он по этому поводу он точно больше, чем из-за содранных о камни до крови рук.

Однако разлёживаться долго ему было нельзя, поскольку мужчина оказался рядом с двумя магами, чью скуку так быстро развеяли. Впопыхах похватав свои вещи и выбежав из палатки, они изумлённо изучали небо, которое вдруг разверзлось над их головами. А вскоре с тем же удивлением венатори уже смотрели на человека, который, казалось, свалился с того же неба. Этого промедления хватило Безумцу, чтобы прийти в себя, сориентироваться и вновь требовательно обратиться к Якорю, который и не дал ему улететь со двора.

Сначала мужчина хотел, чтобы был создан защитный купол, который у него получился во время встречи с архонтом. Такой купол, способный поглощать и рассеивать чужую магию, позволил бы сновидцу спокойно подняться и всё обдумать, ведь вскоре о его появлении прознают и остальные, и ему придётся избавлять от всех свидетелей.

Сегодня Якорь позволил привести свою магию к такому «смыслу», однако вновь не обошлось без его своеволия, и желанный щит был призван не над своим носителем, а над двумя венатори. Безумец почти назвал это умышленным вредительством, но увидел, что на обычных магов купол среагировал по-иному. Если магистра купол защитил от магии гвардейцев архонта, погрузил его в пространство настолько близкое к Тени, где не ощущается даже влияние Завесы, и никак не навредил, то теперь мужчина мог убедиться, что это только благодаря его слиянию с Якорем. Оказавшихся под куполом магов, тут же начали бить искрящиеся жгуты, похожие на то, что порождает разрыв. Они являлись продолжением зелёной оболочки, били прямо изнутри. Магия Тени остервенело желала изжить из себя чужие сущности, которым недоступно её бессмыслие. Венатори оказались в смертельной ловушке, за мерцающей оградой которой только и виднелись обезображенные в ужасе и агонии лица. Чужеродная магия изуродует их тела так, что собственные подчинённые не узнают.

То, как метка опять исказила его желание, самовольно решила «избавиться от свидетелей», не могло Безумца не пронять, в очередной раз ему доказать, что Якорем надо орудовать с крайней осторожностью и желательно вдали от тех, кому бы он не хотел навредить. А то, кто знает, как это аномалия в следующий раз захочет исказить его мысли. С другой стороны, это же его и злило, ведь ему не нравилось, что магия, инструмент, смеет ему внаглую не поддаваться.

Однако ворчать было некогда. Якорь исполнил, что от него хотели, выпустил собранную энергию и немного притих, дал носителю возможность вновь чувствовать собственную руку. Свидетелей его присутствия не осталось, этим Безумец воспользовался, обернулся в тело волка и спешно покинул палаточный лагерь венатори, а после забился в неприметный угол двора, среди развалин, заняв удобную позицию для наблюдения. Он дал себе время передохнуть после неудачного пикирования, заодно собирался сначала убедиться, что все оставшиеся охранники оказались втянуты в противостояние с демонами, которые уже начали появляться из разрыва, иточно не заметят постороннего, решившего отправиться исследовать храм дальше.

* * *

Хоть вход в храм был заперт, но Безумцу пробраться туда не составило проблем, поскольку всё здание испещрено прорехами из-за обрушившегося потолка. Вон в главном зале, где когда-то собиралась паства на молитвы и служения, горой валялись камни, а среди них — обломки паникадила — огромной многоярусной люстры, — которое было главным источником света для столь огромного зала. Как мужчина и предполагал, внутри никого не было. Если сюда когда-то приезжали учёные-венатори и сам Старший, то уже давно они собрали свои исследования и пожитки и покинули это место. И храм бога Безмолвия вновь погрузился в это безмолвие, безлюдную тишину. Даже происходящее сейчас во дворе противостояние последних защитников с рванувшими из разрыва демонами сюда почти не доносилось из-за толстых каменных стен — лишь какие-то отголоски, словно эхо, далёкое и нереальное. Только зелёный свет от очередной яркой вспышки проникал через дыры в потолке и играл чудным отражением на мраморе.

Стоило вспомнить, что он всё-таки здесь не один, Безумец прежде, чем продолжить изучение, глянул на входную дверь, убеждаясь, что демоны или венатори сюда пока не ломятся. Демонов солдаты не одолеют, потому что после убийства одних через какое-то время появятся другие, но и отступать из храма и перечить приказу своего идола они не решатся. Значит, они пошлют гонца в ближайший гарнизон, чтобы командиры — раз их два мага почти сразу погибли — уже решали возникшую проблему. Но пока не прибудет помощь или новый приказ, венатори будут вынуждены продолжить сражение. Вероятно, вскоре они устанут, поймут бесполезность своей борьбы и постараются забаррикадироваться во внутренних залах. И Безумцу было важно, что бы это «вскоре» случилось не раньше, чем он закончит здесь хозяйничать.

Для собственного спокойствия соорудив наспех магическую линию обороны у входа, которая способна дезориентировать на короткое время вторженцев, достаточное, чтобы успеть спешно покинуть храм, Безумец больше решил не отвлекаться на отдельно доносящиеся сюда звуки битвы и жжение метки из-за близости к потерявшему стабильность участку Завесы и приступил к изучению.

Не зря мужчина не переживал, что ничего здесь не найдёт. Пусть уехавшие учёные должны были спрятать, забрать или уничтожить исследования, но человеческий фактор и халатное отношение к своим обязанностям — это неотъемлемая часть человеческой деятельности. И сейчас, осматривая верхний этаж главного зала, Безумец то там, то тут находил разные свитки и брошенные за ненадобностью инструменты. Никто ему не гарантирует, что каждый свиток содержит какие-нибудь секреты, однако нельзя отрицать, что хотя бы парочка таких может найтись. А это уже что-то.

Но сначала сновидец нашёл гораздо более интересный объект для изучения, чем записки полоумных учёных и чванливых магистров.

Кристалл памяти — одно из самых несправедливо утерянных изобретений древних времён, по мнению мэтра. На вид небольшой, с ладонь, голубой, из-за применения лириума в его создании, кристалл поразит любого своими возможностями. Искусственный минерал способен сохранять голоса и даже образы говорящих поблизости, а благодаря наличию немалого объёма долговременной памяти такой магический накопитель информации способен воспроизводить образы, ранее записанные. Безумец мог назвать множество применений этой возможности кристаллов памяти, если бы они вошли в повседневную жизнь: от записи заметок, размышлений «на ходу» и передаче сообщений и информации дословно, до полноценного аналога книг. Но это ещё не всё. Кристалл имеет крепкую, единую структуру, и если его разделить, то кусочки останутся друг с другом взаимосвязаны и даже не потеряют эту связь на большом расстоянии. Значит, если правильно разделить и произвести настройку, то владельцы кусочков одного кристалла могут общаться в реальном времени на любом расстоянии друг от друга.

Возможности, действительно, будоражили, оттого ещё больше печалило, что ничего из этого не вошло в обиход. Безумец предполагал, что кристалл памяти — это изобретение эльфов позднего периода Элвенана, незадолго до катастрофы, погубившей не только их империю, но и всю культуру. Это объясняет, почему после изобретения чего-то столь выдающегося книги так остались их главным средством хранения информации, а элювианы — главным средством коммуникации.

В нынешней эре лавры хранителей знаний об этом кристалле принадлежат гномам Орзаммара. В ином случае магистр бы негативно отнёсся к очередному воровству и приватизации достижений цивилизаций древности, но не сегодня — сегодня он, наоборот, похвалил гномов. До изобретения предков эльфам нет дела: в любые времена у них были проблемы и посерьёзней. А тевинтерцы лишь использовали то, что осталось с прошлых эпох, поэтому и в его время эти минералы были редкостью, а уж сейчас даже в Минратосе найдётся от силы пара штук. Правда, существует и используется кристалл меньшего размера, помещающийся в медальон, однако и он большая редкость, доступная лишь богатым магистерским семьям, и Безумец, скривившись, назвал бы его лишь жалким аналогом. Зато гномские Хранители не только сохранили информацию о существовании кристаллов памяти, но и знания по их созданию.

Именно такой кристалл, найденный сломанным и восстановленный, Инквизиция использовала для шпионажа за командиром Венатори. Они разделили кристалл на две части и настроили так, чтобы одна — меньшая — часть, подброшенная в лагерь врага, делала записи бесед, а вторая — большая, — оставленная в Скайхолде, хранила и воспроизводила записанное. Из-за того, что минерал использовали не по назначению и из-за ошибки в настройке — а она неизбежна, ведь сведения по правильной настройке канули в лету вместе со своими остроухими создателями, — он стал очень хрупок и сломался довольно-таки скоро. Но того времени, которое он отработал, оказалось достаточно, чтобы как минимум вывести их на этот храм и сделать несколько интересных замечаний об отношениях Старшего со своими командирами.

Сейчас Безумец нашёл именно такой кристалл памяти, только изменённый, красный, уродливый. Когда мужчина приблизился к лежащему на столе минералу, то услышал в своей голове шёпот, который с каждым его шагом становился все более отчётливой манящей песней. Однозначно, кристалл поражён скверной. Скверна неспособна к созиданию — она уродует всё, чего коснётся. Как и в этом случае. Кристаллическая форма и так представляет собой весьма хаотичный несимметричный многогранник, а под воздействием скверны кристалл вообще превратился в непонятную шипастую красную кучу. Не знай Безумец изначально, как определить кристалл памяти, то никогда бы не признал в этом «нечто» величайшее изобретение эльфов.

Может, кристалл непреднамеренно заразился от использования его Корифеем, разносчиком скверны? Иначе хромой магистр не мог понять, зачем было бы специально портить точно редчайший артефакт. Также это объясняет, почему кристалл всё ещё тут: никто из венатори просто не осмелился взять его в руки и унести или взять на себя ответственность по его уничтожению.

Разумеется, Безумцу было любопытно узнать, что на кристалле записано, поэтому невзирая на неуютное ощущение из-за близости к скверне мужчина всё же подошёл и коснулся накопителя. Правда, руку он моментально одёрнул и начал её рассматривать, убеждаясь, что заражение ему не передалось. Видимо, лириуму, который содержится в кристалле, было достаточно только близости носителя скверны, чтобы обезобразиться, но сам переносчиком он не стал из-за малых размеров и концентрации в себе яда. Зато такого прикосновения хватило, чтобы его активировать.

Я прочитал старые стихи. Как легко они пришли — даже после долгого забытья! И все же я не чувствую присутствия Думата. Не слышу шёпота, не слышу повелений. Тишина.

Маг-учёный угадал: прозвучавшие слова принадлежали Корифею.

Сначала к сновидцу пришло задорное желание посмеяться, мол, насколько Сетию нравится собственный голос, раз он решил его записать. Потом маг подумал об абсурдности услышанного: зачем скверный жрец взывает к Думату, если считает его предателем, если бог замолчал уже давно и если он сам создал уродливое существо, осквернённого дракона, подобие архидемона, как бы в насмехательство над Древними Богами? Но вскоре Безумец пришёл к окончательному осознанию.

Как своим путешествием в родной Минратос, так и попытками обратиться к знакомым трактатам бывший жрец точно хватался за своё прошлое, прошлую родную жизнь, которая оборвалась в день ритуала. Неизвестно, искал ли он в обрывках уцелевших воспоминаний упокоение, которого никогда не подарит скверна, лишь сильнее травя ядом ненависти, или искал какие-то ответы, или делал это бездумно, просто потому что ему кажется, что он делал это когда-то раньше. Но в любом случае Безумец не собирался считать это за признак, что былая личность жреца Думата отчасти уцелела, и строить утопические планы, что его можно будет образумить. Нельзя, поскольку была бы у Корифея эта личность, он бы не говорил о своём возвышении с таким фанатизмом, в упор не замечая, к чему ведут его действия. Сетий Амладарис был умным человеком, и даже искренняя преданность своему богу не могла бы лишить его благоразумия. Идя на ритуал, жрецы сомневались и старались как можно лучше всё продумать — был банальный страх неизвестности. Зато сейчас Старший идёт на безумства, ничуть не думая и не сомневаясь в праведности своего дела.

Свои же размышления Старший записал в кристалл, чтобы их сохранить, потому что чувствовал, как его память угасает — Безумец так объяснил столь нерациональное использование редких минералов. Сетий никогда не был учёным и не имел привычку вести дневников. Едва ли он бы беспричинно начал это делать сейчас.

В итоге всё это лишь горько напомнило сомниари, как хватались жрецы за свою прошлую жизнь, но она лишь только сильнее угасала под могущественной хваткой скверны, пока от них не осталась лишь оболочка себя былых. И что важнее, аналогичная судьба ждала бы его самого, если бы ему не повезло оказаться выброшенным за пределы Чёрного города в Первозданную Тень. Мысли о том, что пережили магистры, как они беспомощно боролись с незримой и всепоглощающей Тьмой, а итоге превратились в такое же, как и все порождения тьмы, уродство, подобно скверне начали расползаться в его голове, поэтому мужчине пришлось спешно от них отгораживаться. Это всё ужасает, да, но он прибыл в храм не за этим.

Чтобы отвлечься, хромой маг ещё раз коснулся кристалла, желая услышать другие сохранённые размышления своего сородича, однако к своему удивлению получил лишь что-то нечленораздельное. Кристалл точно был неисправен, его неправильно настроили и, по всей видимости, разделили, чтобы из-за дефицита такого минерала «растянуть» его использование, считая, что один большой кристалл менее полезен, чем несколько маленьких. Делили до той степени, когда кристалл стал способен запоминать без дефектов лишь небольшой интервал времени, в который умещался только один отрывок речи.

Безумец окинул взглядом зал и убедился в своих предположениях: он нашёл ещё несколько подобных обезображенных кристаллов. Разумеется, магистр сразу направился к следующему.

Девочка-рабыня, кладезь дарований, отвергнутая всеми, кроме меня. Ее господин этого не увидел. Никто не увидел. Мир испуган и слеп.

На словах о Кальпернии интерес мужчины к кристаллам возрос. О том, что новый мир глуп, слеп и усмирён, Безумец был согласен со своим сородичем и хотя бы за спасение девочки выражал жрецу всецелое одобрение. «Но так уж много увидел ты сам?» — однако же магистр усмехнулся, вспоминания о во многом безразличном отношении Старшего к магессе, чей дар он так красиво воспевает.

Корифей высвободил девушку из рабского подчинения и возвысил до титула магистра, но больше не уделял ей внимания. Она ответила ему преданностью, верой, с полной самоотдачей отнеслась к их миссии, но так же во многом у неё были развязаны руки. До её с магистром встречи и всех их совместных приключений, пользуясь своим высоким положением, девушка проводила какие-то свои исследования с верными именно ей магами, тратила горы золота на скупку рабов, чтобы потом подарить им свободу, организовывала покушения на самых озверевших работорговцев. Всё это можно считать своеволием, потому что Старшему не было до рабов дела, однако он её так и не приструнил, не вынудил заниматься исключительно делами Венатори. У Безумца складывалось впечатление, что Корифей относится к ней как к собаке, которую спас от жестокого хозяина, прикормил, приласкал, спустил с удушающей цепи резвиться на воле… чтобы потом доверившееся ему животное посадить уже на свою цепь.

Даже когда Кальперния, наконец, осмелилась и прямо поведала идолу о своём страхе, что с увеличением её сил, она становится более уязвима перед демонами, попросила заняться её обучением, Корифей лишь спокойно сослался на то, что со скорым её возвышением — демоны перестанут быть для неё угрозой. Этот фрагмент их разговора предоставила Безумцу в отчёте Лелиана, по всей видимости, вытащив из того самого кристалла памяти, однако ни она, ни он не понимали, о каком «возвышении» идёт речь.

В любом случае этот подслушанный разговор показывает безразличность Корифея к своей ученице, её проблемам и желаниям. Неудивительно, что девушка стала так держаться второго магистра, стоило тому только приоткрыть занавес возможностей, которые она получит под его наставничеством, в том числе и человеческое к ней, бывшей рабыне, отношение.

Хромой маг знал всё это, поэтому и предвкушал найти в храме доказательство того, что у Корифея были свои планы на магессу и что он увидел в ней не магический потенциал, которому нельзя дать погибнуть, а удобную для его задумки вещь.

Как раз следующий кристалл не пришлось долго искать: лежал поблизости.

Очнитесь в мире, обреченном на ложь и распад. Очнитесь и узнайте, что светоч мудрости угас. Самсон не справился, но Кальперния готова.

Снова за слишком возвышенной речью — ведь первое порождение тьмы говорил вслух свои мысли, а не паству просвещал — Безумец услышал новые намёки на искомое. Это, конечно, не тот ответ, который нужен, однако теперь можно быть уверенным, что у Корифея действительно есть какие-то планы на рабыню-девчонку. И планы особые, грандиозные, поскольку для потерявшего терпение и сдержанность существа он поразительно долго откладывает «возвышение». По всей видимости, не один год.

Прежде, чем магистр подошёл к следующему кристаллу и его активировал, по округе разнёсся грохот. То ли это разрыв буйствовал, довольствуясь слабостью Завесы вокруг, то ли буйствовал демон, особо сильный, которого выкинуло в реальный мир. И хотя магистра битва во внутреннем дворе не касалась, однако коснулся грохот, который оказался столь сильным, что ещё одна часть потолка не выдержала дополнительного воздействия и полетела на пол смертельными для всех, кто по несчастью мог оказаться под ними, камнями. Дыра в потолке, зиявшая в центре зала, стала ещё больше.

Безумец остановился и внимательно следил за обрушением. В эпицентре он не оказался, поэтому его жизни ничего пока не угрожало, однако он был готов в любой момент сорваться зверем и покинуть опасное место. Но стоило грохоту прекратиться, как он непринуждённо просто продолжил свой путь. Наглядная демонстрация того, что весь потолок находится под угрозой обрушения, его ничуть не беспокоила и не заставила желать поскорее убраться из опасного храма, поскольку раньше маг лазал по эльфийским руинам в ещё более плачевном состоянии, прыгал вороном по перекрытиям разной степени надёжности.

Якорь похищен, а ослабший разум Безумца осквернён ложью нового мира. Я низойду в это Убежище с огнем и гневом и верну его на истинный путь. Посмотрим, что за «героев» породил их век.

Эти слова точно были произнесены Старшим незадолго до нападения на Убежище, когда он и пришёл спасать — как ему казалось — своего сородича, единственного выжившего «кусочка» знакомого ему мира. Но данное событие прогремело уже больше года назад, значит, именно тогда Старший проводил самые активные изыскания в этом храме. Но почему он ушёл из места, которое дарило ему необходимую связь с родным миром? Нашёл, что искал?

Идя за следующим кристаллом, Безумец оказался около стола, обильно заваленного бумагами. Свитков было настолько много, что, по всей видимости, их не стали уничтожать из лени. Здесь кто-то интенсивно в чём-то пытался разобраться. Писал, зачёркивал, ставил заметки, разливал чернила, начинал заново. Судя по наспех осмотренным бумагам, разбирались с каким-то древним заклинанием. Брали фразу и пытались подобрать наиболее подходящий перевод, чтобы не исказить смысл, который вкладывал забытый автор-маг, так или иначе описывая очередную манипуляцию. Пусть описание самого заклинания сомниари не нашёл, но по отрывкам тех фраз и их количеству, которые написаны на древнем диалекте тевене, мог судить о возрасте этого заклинания и его сложности. И это Безумцу не понравилось. Над каким-нибудь тривиальным заклинанием венатори бы не тряслись — и это только теоретический анализ — несколько месяцев, его изучая. А ведь после надо ещё научиться его применять.

Кальперния готовится ступить туда, где обитает печаль, дабы явить ее свету. Не может она знать, что должна сделать, не может понять. Со временем она простит.

Эти слова заставили Безумца даже опешить. Однозначно, он нашёл то, что искал, — подтверждение скрытых мотивов Корифея. Заодно он понял, что задумка самозванца куда сложнее и опаснее, чем ему казалось. Сетий не собирался использовать магессу свойством во время очередного ритуала, хотя это предположение само собой напрашивается, учитывая, что её кровь наиболее близка по силе крови сновидцев. Ходячий кусок лириума удумал сотворить что-то такое неведомое, что даже Кальперния — одна из самых его доверенных лиц — не может понять его задумку, и что-то такое ужасное, что лишь когда-нибудь она сможет простить своего идола.

Но что это может быть? Безумец терялся в догадках и нестерпимо хотел добраться до истины.

«Там, где обитает печаль, — вскоре мужчина зацепился за отдельные слова, подозревая, что фраза неслучайна и речь может идти о чем-то эльфийском, поскольку в их традициях использовать подобные обороты в своих названиях. — Vir'abelasan», — перевёл магистр фразу на эльфийский язык и задумался, пытаясь вспомнить, слышал ли он о чём-то подобном ранее.

И, чтобы не терять времени, погруженный в раздумья сновидец похромал к следующему кристаллу.

Вскоре маг оказался около чёрного монумента, который был высотой до самого потолка, неясной для жителей нынешнего мира формы, и являлся символов Думата, главным место для молитв и поклонения. Именно отсюда жрецы вещали о его величии преклонившей колени пастве, столпившейся на нижнем этаже и не смеющей поднять голову. Сейчас же на нижней части монумента — постаменте — лежал кристалл. Магистру показалось, что Старший умышленно использовал постамент как стол. А ведь раньше, будучи главным вестником воли Древнего Бога в храме Минратоса, даже сам лишь с трепещущей неуверенностью осмеливался прикоснуться к похожему, но ещё более монументальному алтарю.

Неужто остальные не вернулись из Черного Города? Не сохранилось даже наших имен! Нас поносят в легендах. Наши деяния оплеваны. Пишут, что это мы принесли тьму в мир. Мы открыли тьму. Мы проникнулись ею, впустили в свою сущность. Если остальные не вернулись, то уже не вернутся. Я буду один в своей славе.

По всей видимости, это было одно из самых ранних сохранённых его размышлений, даже ещё до Конклава.

Безумец, пока был в Круге Минратоса, находил немало книг, в которых те или иные учёные размышляли о том, что случилось в Золотом Городе. Пожалуй, одной из самых известных таких книг можно считать «Вопросы к Песне» магистра Вибия Агориана. Данный автор, анализируя строчки из Песни Света Андрасте, давал весьма интересные и смелые замечания и мысли, настолько, что Церковь по сей день яростно уничтожает его работы, стоит им в очередной раз просочиться с севера. Именно в этой книге впервые Безумец встретил предположение, что Создатель — это лишь голос доброжелательного духа, и мог даже похвалить коллегу за риск. Однако мнение учёного насчёт магистров, вошедших в Тень, мужчину по-настоящему отвращало. Вибий считал, что жрецами были движимы алчностью, соперничали, так как трон Создателя один, а их — семеро, а на ритуал они вообще пришли под покровом тайны, прикрывались своими титулами, скрывая имена.

Это абсурдно на корню. Как жрецы могли держать в тайне друг от друга имена, когда они были членами Звёздного Синода коллегами и соперниками одновременно? Как они могли соперничать за трон Создателя, когда в их время никакого Создателя и, как следствие, его трона и в помине-то не было, а Золотой город считался обителью Древних Богов? Хромой маг не мог понять, как вроде бы смелый на резонансные предположения коллега оказался слеп в вопросе древнетевинтерских магистров, да ещё и так очернил их.

Другие авторы были схожи в своих противоречивых заявлениях, поэтому Безумец был склонен опираться на слова непосредственного участника тех событий. Пусть ещё со встречи в Убежище мужчина был уверен, что воспоминания Сетия искажены, потому что он говорил о троне Создателя, хотя такого не было и быть не могло в Черном городе. Однако в то, что не Синод создал скверну, а лишь «открыл» и выпустил в мир и что Чёрный город уже был чёрным, верилось охотней.

Даже мысли об этой «тьме» пугали, а стоило мужчине самому постараться вспомнить, что именно они увидели по ту сторону Завесы, так вместо воспоминаний он словно сам погружался в ту самую бездонную тьму, что пугало ещё больше.

Несомненно, то, что сотворили верховные жрецы, никогда не имеет права быть оправдано. Даже страдания, на которые их обрекла скверна, не давая умереть, заставляя годами наблюдать за тем, какой ужас они выпустили в мир, и медленно сводя их с ума беспомощностью, не смоют их греха, поскольку мир страдал ещё больше и страдает до сих пор. Однако считать их главными виновниками — ошибка. Они лишь следовали голосам Древних Богов, как истинные служители своей веры подчинились бессменным наставникам. Можно ли считать, что Боги знали о последствиях, что Первый Мор — не результат ошибки, совершенной во время ритуала, а закономерный исход осознанной задумки? Если да, то даже мысли о Морах и порождениях тьмы не вызывали того первобытного ужаса, как вопрос: какое вообще живое и разумное существо могло желать выпустить в мир столь скверное явление, питавшее необъятную и неутолимую ненависть ко всему живому и разумному?

Так же сомниари не мог не заметить, что Корифей ожидаемо предпринимал попытку поиска остальных жрецов. Услышать, что его поиски не увенчались успехом, Безумец, конечно же, был несказанно рад, поскольку Инквизиция не знает, как справиться-то с одним бывшим магистром — не хватало ещё появления остальных. Вместе с тем мужчина поймал себя на мысли, что испытал сожаление и тоску, словно он сам продолжает пытаться ухватиться за родной мир и наивно верит, что может хоть один жрец, как и он, выжил и сохранил свой разум… или словно что-то чуждое нашёптывало ему эти нелогичные мысли.

На самом деле Инквизиция не знает, как справляться с двумя бывшими магистрами. Вспоминая вопрос Лелианы: а замечал ли он за собой схожих чудес возрождения, — Безумец сам себе хотел ответить, что точно нет, но тут же невольно погружался в сомнения. А что если да? Что если смерть не станет концом его пути? Это… звучит маняще, несомненно. За всю историю Империи сколько магистры положили жизней, сил и ресурсов, чтобы отыскать секрет бессмертия — и не сосчитать. И получить это бессмертие, значит, обмануть законы природы, как это могли древние элвен!

Но Безумец не видел в этом повода для ликования. Он помнил, что бывает, когда кучка магов подчиняет себе природу, — целый народ и мир потом тысячелетиями стелется перед хотелками этой «кучки»! Но мысли о том, какой ценой достаётся это бессмертие, отталкивали ещё больше. Скверна дарит бессмертие, но скверна — это не помощник и даже не инструмент, она — жадный собственник, хозяин, который забирает больше, чем даёт.

Что если все жрецы, когда вернулись из Черного города, были такими же, как и он: заражёнными скверной, с некоторыми дефектами, но в остальном ещё сознательными людьми? Но постепенно скверна разрасталась в них, например, в момент возрождения. Ещё большее поражение ядом — вполне себе ожидаемая плата. Ведь для возрождения нужно другое отравленное скверной тело, но когда процесс победы вторгшейся души и преобразования завершится, куда вся эта лишняя скверна денется? Разумеется, впитается. И цикл будет длиться столетиями, до тех пор, пока разум и воля окончательно не сдадутся перед необъятной ненавистью, и когда-то всё ещё живой человек превратится в обычное порождение тьмы.

Этим можно объяснить, почему Корифей, сохранив пока ещё немалую часть своей былой сущности хотя бы на уровне воспоминаний, способен даже подчинять тела Стражей — существ с настоящей душой, почему архидемоны, являясь разумными лишь отчасти, почти на зверином уровне, не могут одолеть Стражей, и почему тот, кто окончательно теряет разум, не может вселиться даже в другое порождение тьмы. Последним Безумец очень хотел объяснить, почему так и не был найден даже Архитектор, который потерял воспоминания полностью и уже воспринимал себя полноценным порождением тьмы.

Несомненно, Безумец как маг всегда знал свою опасность для мира и даже ответственность, которые обязывают его до последнего издыхания сражаться с демонами за свой разум, и размышления о скверне приводили его к той же решимости: он обязан не допустить для себя участи Синода, даже если это будет стоить ему жизни. На фоне того, на что обрекает живых скверна, смерть покажется справедливым другом.

Впрочем, эта бравада была сейчас не к месту, потому что точного ответа, повторит ли он судьбу Синода, мужчина не мог знать и потому что, даже если да, решение пока не найдено. Однако на волне слишком уж пугающих мыслей сновидец решил проверить себя: раз он ещё может делать такие умозаключения, быть решительным, значит, пока что разум его не искажён, что, понятное дело, успокаивало.

А затем Безумец решительно отбросил очередные сторонние мысли. Сюда он прибыл совсем не за этими страшилками и безысходностью, а значит, нужно просто продолжить поиски.

К разочарованию магистра оказалось, что этот кристалл был последним и других при осмотре залов он не обнаружил. Значит, быстрый доступ к ответам стал ему недоступен. Но перед погружением в монотонное изучение бумаг, небрежно оставленных здесь Венатори, Безумец вспомнил о зале, в котором ещё не был.

Противоположно от входа, в тени главной стелы находилась большая дверь, ведущая в закрытое для обычных прихожан помещение — алтарь. Именно там собирались жрецы для проведения ритуалов в честь своего бога, уединялись в молитвах, а нередко — для тайных собраний, плетения интриг, так как шпиону в этот зал очень проблематично попасть незамеченным. Постаравшись эту дверь открыть, Безумец обнаружил, что она заперта по-иному, чем входная: более замудрённо. Получается, даже оставшиеся охранять храм и отгонять дотошных шпионов венатори, у которых был ключ от входа, не смогли бы попасть в эту зону. Что мужчина посчитал очень интересным.

Но какие бы охранные меры ни были предприняты для защиты от несанкционированного доступа к главному секрету, хромому магу не пришлось их всех взламывать. Потолок от старости и заброшенности зиял в дырах и над алтарём. Так что Безумцу не составило никакого труда, обернувшись вороном, вылететь через дыру в потолке центрального зала и залететь в запертый. Мужчина мог в очередной раз убедиться, насколько магия оборотня укоренилась в сознании тедасцев как исключительно хасиндская, дикарская магия, раз даже венатори не предприняли защиту от подобных тактических изысков.

В запертом помещении Безумец стал свидетелем самого интересного, что только мог найти в старом храме. Он ожидал, в лучшем случае, найти ещё кристалл памяти, а получил то, что взбудоражило его пытливый ум.

Помещение лишено источников света, однако здесь не было темно, потому что таинственный магический свет отражался от потемневших стен и создавал чарующее мерцание. Источником этого света был голубой купол, сооружённый на окаймлённой древнетевинтерской монолитной плите, которая являлась местом для жертвоприношений при кровавых ритуалах. Опустившись в самом дальнем углу зала, Безумец начал с любопытством изучать находку. Сразу подходить близко к неизвестной магии он благоразумно не решился. Только лишь тогда, когда он убедился, что этот купол не защищает содержимое от вторженцев, а, наоборот, сдерживает, мужчина позволил себе приблизиться.

«Содержимым» был человек, без движения сидящий на алтаре. Чем сомниари становился ближе, тем отчётливее был этот силуэт. Мантия из вирантиумской парчи выдавала в нём состоятельного тевинтерца, а сильно морщинистое лицо — старика. Он был страшно истощённо, сидел поникшим без сил, казался неживой куклой, поднятым отчаянным некромантом трупом, и только еле видимые движения, дыхание выдавали в нём жизнь. Он даже не заметил в зале постороннего.

Вскоре Безумец оказался около алтаря. Его не заметили, и, пользуясь этим, мужчина не торопил события и спокойно изучал магию. Заклинание он классифицировал как сдерживающее, но это только общее его назначение. Из чего оно именно состоит и как работает, даже он, сновидец, не мог пока сказать — слишком много и сложно вились потоки в куполе.

В итоге решив, что сторонним наблюдателем догадки он будет строить слишком долго, мужчина подошёл совсем близко и протянул руку к магической материи. Он её не касался: это совсем уже опрометчиво, но и такой близости было достаточно, чтобы купол пришёл в движение, начал рябить, краснеть. Следом заволновалась Тень, а сидящий пленник вздрогнул, поражённый болью. Стало понятно, что стоит кому-то нарушить целостность купола, так эта магия тут же убьёт старика, поэтому Безумец тут же спешно убрал руку. Только так купол перестал рябить и вернулся к спокойному голубоватому свечению.

Подобная реакция заклинания лишь ещё больше задорила его интерес, поскольку получается, что оно было настроено не только на сдерживание, но и на предотвращение побега, любое: как изнутри, так и извне. Магистру не терпелось узнать, что это нагромождение ещё умеет.

Заодно магия, до боли поразившая старика, вернула его в реальность, дала понять, что он не один. Сначала маг слегка приподнял голову, убедился в своей догадке и в том, что перед ним стоит чей-то силуэт, потом он готов был вновь поникнуть, не ожидая каких-то сюрпризов от своего тюремщика. Но, на мгновение задержав взгляд на силуэте, старик уже с изумлением для себя осознал, что перед ним незнакомец, поэтому, наоборот, поспешил в меру своих сил поднять голову, чтобы осмотреть тёмную фигуру с тростью в руке. Безумца из-за тёмного плаща и капюшона также тяжело было осмотреть, однако старику увиденного хватило сполна. В его потухших, сломленных глазах, что показались из-под капюшона, даже блеснули интерес и надежда.

— Кто вы? — не размениваясь на любезности и формальности, сновидец спросил наиболее скупо и беспристрастно.

Пленник вздохнул, выразив или усталость, или ворчливое нежелание отвечать. Но в любом случае сдерживающему заклинанию это не понравилось, и купол тут же покраснел, но не как до этого в том месте, к которому приблизилась рука сновидца, а полностью. Лицо пленника тут же искривилось в гримасе боли, раздался его стон. На этот раз купол наказал его куда сильнее, чем от близости постороннего, и не закричал он лишь из-за собственного бессилия.

— Магистром Эрастенесом зовусь. Учёный. Лучший специалист по Древним Богам во всем Минратосе… нет, во всём Тевинтере, ох… Когда-то. А сейчас — руина, золочённая оболочка, кою покинула бабочка, — еле слышно прохрипел пленник, облизывая потрескавшиеся, а теперь незначительно кровоточащие губы, но это ему не помогло, потому что во всем его организме влаги осталось не больше.

Безумец внимательно следил за стариком, поэтому мимо него ничего не прошло: ни реакция заклинания, ни странность речи. На свой вопрос он не ждал столь прямого ответа, тем более от гордого магистра, но очевидно, такая его покладистость неспроста. Значит, этот оберег не только удерживает магистра в ловушке, но и заставляет либо отвечать на любой вопрос, либо вообще говорить только правду.

Безумец знал, что за магистр перед ним: наставник одного молодого вора и бывший хозяин Кальпернии, о котором последняя наговорила предостаточно нелестного.

— Вы были похищены Венатори?

— Нет. Покорный слуга, тень, безмолвная, ползущая следом Его величию… — снова купол покраснел, а истощённого старика чуть ли не пополам от боли скрутило. Видимо, заклинание посчитало, что в его словах было недостаточно искренности. — Он пришёл в ночь, я думал: за реликвиями, рукописями, знаниями, но он забрал её, мою верную рабыню. Она последовала покорно, не мог я этого предсказать. Надлежало и мне уподобиться, преклониться.

Безумец только усмехнулся, подтверждая своё давнее заявление, что Эрастенес с его другом, Анодатом, никакие не учёный. Павлины — да, но не учёные. Старик даже не видел в девушке, у которой есть потенциал стать самым сильным магом-лаэтаном, мага, лишь — безынтересного раба. Иначе бы не удивлялся, почему вроде бы верная рабыня его тут же бросила, когда к ней обратился Старший, увидевший в ней талант и взявшийся его раскрыть хотя бы на словах.

— В таком случае, если ваша служба была добровольной, зачем вас заключили в эту ловушку?

— Не ловушка — оковы. Лишающие воли. Свободы. Поручено мне было их изучить. Пролить свет на творение предков. Это работа была лучшей, коих касался я… — вдруг снова старый маг взвыл и заскулил. Видимо, заклинанию не понравилось и то, что магистр ушёл от ответа в ностальгические брюзжания. — Но мои оковы — лишь проба. Её же будут шедевром.

Теперь Безумец был уверен, что именно этот магистр — автор беспорядка на столе из множества черновиков, и именно он является, как писала ему в отчёте Лелиана, учёным, которого отправили в храм. Значит, он изучал это сдерживающее заклинание, переводил и разрабатывал методику его использования, а когда он закончил, Корифей сделал из творца первого подопытного его же творения. Хотел сновидец сказать, что это был весьма расточительный поступок, однако признал, что он ожидаем. Раз Старший так тщательно прячет от Кальпернии этот храм, то он и не выпустит из него никого. А так зато сразу двух зайцев убил: и свидетеля своих планов заткнул, и заклинание испытал.

— Её? — тут же зацепился магистр за намёк, что это заклинание было изначально предназначено для девушки.

— Ради Кальпернии погублен я. Надлежит ей стать сосудом ради спасения Тевинтера.

— Что должен вместить «сосуд»?

— Того мне неизвестно… — признался Эрастенес, но новый магический разряд, прошедший по телу, заставил его в панике искать ответ хотя бы в виде предположений. — Сила… Сила должны быть. Сила, подобная силе Уртемиэля, восставшего из пламени. Но сосуд не может иметь силы воли, свободы. Сосуд не должен лгать. Её сдержат, наденут оковы. Железом обуздают молнию. Не ведает она…

Если Корифей не поделился своими планами даже с подчинённым, от которого всё равно намеревался избавиться, значит, он задумал что-то невообразимое. Изначально Безумец подумал, что речь может идти о насильной одержимости духом, каким-нибудь древним духом мудрости, однако в таком случае это не приблизит её к «силе, подобной силе Уртемиэля». Значит, задумка Сетия ещё более безумная, опасная, и, вероятно, связанная с наследием Элвенана — если догадка магистра об эльфийском названии озвученного места правдива.

От очередного профилактического магического удара голова старого магистра неподъёмным грузом повисла на плечах, он затих, с трудом приходя в себя после особо сильного истязания. Безумец дал ему время, а сам осмотрелся. Зал был почти полностью пустым, что говорило о желании Сетия сделать его недоступным ни для кого полностью. Однако около алтаря лежало несколько свитков — их-то мужчина и взялся изучать.

И как вскоре магистр с радостью выяснил, это то, что он и искал в храме, — анализ Эрастенесом сдерживающего заклинания. Разбросанные наброски он видел во внешнем зале, однако здесь анализ был написан целиком. Эти свитки вместе с основным, в котором и расписаны манипуляции для призыва заклинания, магистр передал Корифею, как итог своей работы. И Старший, довольный этой работой, незамедлительно испытал заклинание, а затем храм покинул вместе с самым важным свитком, а остальные так и бросил там, где их получил. Рассуждения старика ему были без надобности. Зато Безумец был очень доволен находкой — если Кальперния это прочтёт, то сразу поймёт, каким образом идол хочет её использовать, а знакомый почерк своего бывшего господина не даст ей подумать, что сновидец собирался её обманывать.

Довольный, что он получил искомое и что его путь до храма был не зря, мужчина тут же начал бережно укладывать свитки в свой вещмешок.

— Зажги лампу, Кальперния. Здесь так темно.

Безумец еле-еле расслышал болезненный шёпот магистра. На фоне этих слов, отразивших его всплывшие в голове воспоминания, и общей во многом странной речи можно говорить о беззащитном безумии Эрастенеса, к которому его ведёт ужасная магия.

И эта магия… воистину удивила хромого мага. Теперь, имея на руках записи учёного, он приблизился к пониманию структуры заклинания и мог сказать, что это одно из самых сложных чар, которых он только видел воочию за свою жизнь. А видел он достаточно. Заклинание, изначально принятое им хоть за сильное, но весьма примитивное сдерживающее, раскрылось с неожиданной стороны. Это комбинирующее заклинание трёх школ! Духовной магией был создан сам видимый купол, напрямую подпитываемый из Тени, который настроен на то, что б не допустить выживаемости «содержимого», если целостность его будет нарушена. Энтропия оказывала незримое воздействие, именно она отлавливала в разуме жертвы признаки лжи, противления и давала куполу команду на порождение молниевых искр в наказание. Также она усиливала воздействие этих искр, чтобы жгло не только тело, а, казалось, выжигало душу. Ещё Безумец увидел полноценное применение возможностей созидательной магии, которую не так часто можно встретить в комбинациях. Старик просидел здесь бессчётное количество дней без пищи, воды и настоящего сна. Фактически он уже труп, и только очень сильная лечебная магия поддерживает в нём подобие жизни, не даёт разуму покинуть одряхлевшее тело. Не зря он выглядит как неварранская мумия, вытащенная на праздник из гробницы своими родственниками: иссохший, истощённый и обессиленный. Наверняка если заклинание прекратит своё действие, то старик тут же рассыплется в пыль. Данные чары даже сильнее тех, которые применили на мальчике-сновидце, найденным и освобождённым Безумцем при совместной операции двух магистров в Минратосе.

Но нет, это ещё не всё! Немного подумав, Безумец решил, что искры, которые поражают жертву, — не концентрированная духовная магия, а полноценная молния. Разряды действуют на всё тело, вызывают судороги, сбивают дыхание, учащают сердцебиение, также на руках магистра виднеются повреждения кожных покровов, почти обугленность, что случается при сильном поражении этим видом магии. Видно, что он пытался какое-то время сопротивляться, противостоять собственному творению до тех пор, пока оно его не сломило. И такая магия может относиться только к стихийной — уже четвёртой по счёту — школе.

И вся эта монструозная конструкция, ещё более идеальная, должна быть по плану Старшего применена на девушке, чтобы её сломить, лишить воли, личности, сделать удобным инструментом. Теперь понятна такая секретность и безжалостность при избавлении от свидетелей: если о его задумке станет известно, то передумает не только Кальперния, а и другие венатори, которым собственная жизнь покажется ценнее целей их организации. Ведь если их идол настолько безумен в своём фанатизме, что без сомнений пустит в расход преданного командира, то чего им, обычным подчинённым, ожидать?

Злила ли Безумца правда о том, как Корифей решил использовать потенциал магессы? Нет, поскольку изначально не ждал от Сетия чудес альтруизма, хотя и верил, что он частично обременил себя ответственностью перед названной ученицей. Но сегодня сомниари убедился, что эта вера была напрасна. Хотя и это неудивительно, ведь Сетий верховный жрец, поэтому некогда ему было обременять себя преподавательскими обязанностями, и он был относительно молод, чтобы уже задумываться о преемнике. А сама правда шла ему только на руку, и с помощью неё теперь он мог переубедить поддавшуюся дурному влиянию ученицу.

Эрастенес был бы не против проследить за действиями гостя, разбавившего его существование в полуживом одиночестве, да только не было у него сил даже на поворот головы, а уж тем более туловища. И кожа его была настолько сухой, что любое неосторожное движение способно заставить её треснуть и начать кровоточить. Зато, когда, закончив со складированием важных улик, довольный сновидец вернулся обратно к ритуальному камню, то сразу стал предметом изучения тусклых глаз из-под капюшона. Но Безумца это не волновало, поскольку он не менее увлечённо смотрел на мерцающий голубой купол.

Это заклинание магистр едва ли бы решился создать сам, даже если бы у него на руках оказался оригинал записей древнего мастера — слишком уж ему не нравилась монструозность такой магии, затрагивающая почти все школы. Подобные чары сложно призвать правильно, без изъянов. Не зря магистр при их недолгом разговоре так часто провоцировал заклинание даже тогда, когда, казалось бы, он открыто не лгал. И это только видимый недостаток магии — очевидно, и в других аспектах она не доведена до ума.

Когда-то давно последним приказом старого жреца Думата стало то, что преемник прежде, чем вступить в свою должность, должен пройти дополнительное обучение у его ученика, несостоявшегося претендента на столь высокий титул. Безумец не знал, чего его наставник на смертном одре добивался: хотел ли он унизить следующего жреца, зная, что его ученика по силе едвали кто-то из претендентов способен обойти, хотел ли напоследок показать ученику, каких недостойных, по мнению старика, интриганов придётся титуловать из-за его безумного упрямства, а может, это просто была его старческая шутка. Но унизить преемника получилось да и пошутить — тоже, смеялись потом всем Синодом, поскольку, когда победитель в борьбе за духовный сан определился, выяснилось, что ученик оказался старше своего учителя. Это и сделало отношения между Безумцем и Сетием весьма натянутыми. Магистр тогда даже посчитал, что от него захотят избавиться. Но, к удивлению, следующий жрец Думата оказался весьма благоразумен. Он решил, что лучше немного потерпеть позорный статус великовозрастного ученика, чем запятнать свою репутацию на радость соперникам, мол, вот он не отнёсся с почтением к последней воле своего предшественника, и что хромой маг слишком много знает о подноготной жречества, ритуалах и при этом абсолютно аполитичен, чтобы от него избавляться и подставляться под удар менее проверенного приближенного. Безумец также бы не сказал, что такое наставничество стало для него опытом, о котором приятно вспомнить, однако он не отрицал, что польза всё же была — он узнал, что собой представляет будущий Проводник Хора как маг. И например, поэтому сейчас мужчина мог с уверенностью сказать, что Сетию не под силу было бы сотворить такое сложное заклинание. Да и не интересовала его никогда подобного рода магия, ведь жрец Думата — не учёный, а интриган и прекрасный оратор, а отсутствие богатого магического образования он сполна компенсировал своим влиянием.

В итоге Безумца больше самого заклинания интересовал вопрос: как Корифей, тем более в нынешнем своём состоянии, когда от человека, которым он когда-то был, фактически остались лишь обрывки искажённых воспоминаний, смог это заклинание создать? Даже если ему помогали магистры-мастера всех четырёх школ, то нужны знания, чтобы их магию собрать в единый цельный поток, в котором бы каждая школа исполняла конкретно свои обязанности и не лезла к другим. А таких углублённых научных знаний у Сетия никогда и не было. Скверна тоже не могла дать ему нужных сил, поскольку она, как Безумец понял со слов Стражей, является фактически антиподом Тени, и порождения тьмы не могут использовать магию, как маги, лишь самые сильные или старые из них — в каком-то искажённом и урезанном виде. Методом исключения получается, что единственным источником его новых сил может быть только эльфийская сфера.

Все эти выводы в очередной раз натолкнули мужчину на мысль, что Корифей заполучил себе Somnoborium — сосуд снов. Если верить легендам, древние сновидцы использовали такие сосуды, чтобы сохранять туда всевозможные знания. Это позволяло не запоминать и не учить заклинания, а использовать по мере необходимости, вытаскивая их из памяти «шара». Это не говорило об их лени, как в случае магов Венатори, которые в специальных зачарованных книгах — ещё одних блеклых аналогах шедевров прошлого — хранят заклинания, а скорее о том, что они просто физически не могли запомнить весь тот объем информации, который необходим, чтобы на равных противостоять своим соперникам. Если раньше сновидцы были сильнее, значит, и требований к ним гораздо больше. Эльфийские сновидцы — изначальные создатели этих артефактов — использовали сферы с той же целью и ещё охотней, ведь им надо было как-то запомнить знания за тысячелетия своей жизни. Однако всё это было у настолько «древних» сновидцев, что даже во времена Безумца факты использования сосудов снов сохранились лишь на фресках и в легендах.

Как бы хромой маг с учёным скепсисом ни подходил к легендам, однако сейчас он наблюдал то, что им вполне соответствует. И мужчине точно стало ревностно, что такой кладезь даже не древнетевинтерских, а наверняка древнеэльфийских знаний попал в лапы ходячему куску лириума.

— Когда причина посещения тобой этого места, вновь забытого, как то и продолжалось столетиями, найдётся, прошу нарушь оболочку моей темницы. Коснись света, погубившего меня. Опасности нет, оберегу лишь приказано сдержать, но не противиться. И боль уйдёт. Творение рассыплется, будет отпущено вольным потоком Тени. Стану я пылью и светом. И… свободен… — старик взмолился.

Эрастенес хрипел, кряхтел, лишь бы произнести свою просьбу чётко, не шёпотом, лишь бы быть услышанным. Он посмотрел на магистра. Седые волосы паклей закрывали часть лица, но не мешали видеть его лишённых жизни глаз. Проступили бы и слёзы, если бы его скрюченное тело не было обезвожено. Всё это время он думал, является ли вторженец фанатиком Корифея. В конце концов он решил, что нет, и тогда в его тусклых глазах вспыхнула единственная искра — надежда, что неизвестный маг, подарит ему столь желанную и долгожданную смерть, олицетворение для него свободы от нескончаемых мучений.

Выдернутый таким обращением из своих размышлений Безумец глянул на коллегу. Конечно, он собирался исполнить просьбу старика, поскольку не нужен ему свидетель. Внешность хромого магистра далеко не тривиальная, так что прибывшие сюда на сообщение о разрыве приближенные Корифея — а то и он сам — быстро догадаются по описанию от забывшего про ложь, кто проник в храм и что он узнал.

Мужчина слишком маняще близко стоял к физическому воплощению заклинания. Ему было достаточно протянуть руку, и замученный пленник получил бы желаемую свободу. Однако Безумец этого не сделал, а словно дразня, наоборот, отошёл в сторону.

Перед ним был тевинтерский учёный, как он сам говорит, лучший специалист по Древним Богам, который, по воле судьбы, беспомощен перед любым, кто жаждет от него ответов. И, разумеется, Безумец не собирался упускать возможность и не исполнит просьбу, пока Эрастенес не поведает всё, что за свою жизнь изучил. И неважно, есть у него на то силы или нет. К счастью, времени и бумаг для записи у сновидца было в достатке.

* * *

Долго планируемая Инквизицией операция по штурму неприступной крепости Адамант увенчалась успехом. Сам штурм прошёл даже легче предполагаемого: часть Стражей, сохранивших разум, сдалась добровольно, остальные же вместе с демонами оказали весьма вялое сопротивление, так как с гибелью Кошмара потеряли единство, хозяина, способного их скоординировать. По окончанию битвы все Стражи юга перешли под юрисдикцию Совета — это был единственный способ им избежать изгнания из Орлея, а, возможно, и Ферелдена, и Вольной Марки. Ведь общественность буквально всколыхнулась, когда стало известно, что Орден добровольно пошёл на безумную авантюру, а в итоге предал свои же догмы и примкнул к армии порождения тьмы. Правители многих стран скорее предпочтут избавиться от моролюбов на своей территории, раз они настолько пользуются тем, что их на правах борцов с Морами никто не контролирует и у них слишком уж развязаны руки. И Инквизиция стала последним гарантом, что повторения подобного не произойдёт. Как говорят, у неё теперь было столько власти, что Совет вскоре после штурма отправил в Вейсхаупт своего посыльного с требованием Первому Стражу лично прибыть в Скайхолд и принять активное участие в обсуждении дальнейшей судьбы ордена. Если главенство Серых Стражей не пошевелится уже сейчас, то с большой вероятностью, когда Инквизиция потеряет своё влияние или будет распущена, их изгонят не только из южных стран. Судьба Долов является прекрасным и поучительным примером, что Тедас не прощает тех, кто не пришёл на помощь в час нужды, а то и вовсе помог врагу всего мира. Старший напрямую же Стражей не заставлял опускаться до кровавых ритуалов и почти насильное обращение своих сослуживцев в демонов — он лишь показал им возможность да припугнул.

В остальном Инквизиция добилась того, чего хотела, и приступила к активному теснению сил врага, получая активную поддержку от правителей всех стран мира. Конечно, на организацию смотрят с опасением, никто не будет желать её существования, когда главное зло будет побеждено, но пока Совету и его людям разрешалось многое: от ввода войск на чужие территории, до разных шпионских и разыскных запросов.

Вот, как пример, недавно советники получили приглашение на бал, проводимый в Зимнем Дворце Халамширала, где властные политики намереваются, наконец, решить вопрос с гражданской войной в Орлее. Несомненно императрица Селина, отсылая это приглашение, преследовала свои цели, но и у Инквизиции были свои. Давно у Совета были подозрения в организации Венатори покушения на императрицу для окончательного погружения самой сильной на данный момент страны Тедаса в анархический хаос и дворцовые перевороты, что будет равноценно погружению в тот же хаос всего юга. Сейчас такой шаг со стороны Старшего наиболее вероятен. Венатори так полноценно и не восполнили ряды красных храмовников после гибели большей части их армии под лавиной в Убежище, а теперь ещё они потеряли и армию демонов, из-за чего силы Инквизиции начали их повсюду теснить. Чтобы снова взять инициативу, Корифею нужен хаос. И убийство императрицы на балу, на котором должен был решиться вопрос о мире, на глазах всего двора этот хаос прекрасно спровоцирует.

Совету было на руку получить приглашение на бал в качестве наблюдателей-миротворцев — самим не пришлось придумывать, как бы туда официально попасть.

И вот за несколько дней до бала, к которому тщательно готовилась вся знать Орлее, штурмуя салоны портных и ювелиров, главные лица Инквизиции также прибыли в Халамширал. Чтобы отдельно подчеркнуть их значимость и выразить почтение, советникам и их свите по велению Селины даже выделили целую резиденцию недалеко от города. Излишнее внимание и, разумеется, небескорыстная любезность некоторым советниками особо претили, однако делать им было нечего. Был бы у них Инквизитор, то всё внимание было бы приковано в первую очередь к нему, а советники бы вольготно скрылись в его тени и могли быть куда более свободны в своих действиях. Однако без него они все в равной степени попадали под оценку. И как бы Каллену или Кассандре ни хотелось выразить безразличие к мнению каких-то орлесианских аристократиков, но Жозефина неусыпно продолжала твердить, что публичное мнение о каждом из них прямо влияет на репутацию всей Инквизиции.

Несмотря на богатое убранство резиденции, пестрящего помпезностью и статусностью, советники были редкими посетителями собственных гостевых комнат. Каллен и Кассандра большую часть времени проводили во дворе, среди своих людей, оправдывая это желанием проследить за подготовкой солдат. Так-то это правда, ведь не успей они отдохнуть после завершения одной важнейшей операции, как теперь начата ещё одна, не менее важная, неудачу в которой они всеми силами обязаны не допустить. Но и, разумеется, им двоим просто не нравились давящие стены золотой клетки, в которой грязи, алчности и смертей произошло столько, что не каждое поле битвы сможет похвастаться таким трупным душком. У Жозефины вообще не было времени, чтобы присесть. Перед предстоящим важнейшим балом Леди Посол небывало суетилась, следила, чтобы всё было подготовлено, чтобы ни на одном пошитом камзоле не выскочила лишняя ниточка или складочка, не переставала диктовать соратникам нормы поведения в орлесианской Игре — женщина взяла на себя всю ответственность за то, в каком свете предстанет Инквизиция перед знатью. А предстать она должна безукоризненно, чтобы этот бал вошёл в историю, как очередной триумф борцов с ложным богом, а не их позорнейшим поражением. А Лелиана, будучи сама бардом, прекрасно понимала, что среди слуг, снующих по резиденции, шпионов может быть не меньше, чем на любом балу — слишком уж многим интересно разузнать планы Инквизиции или просто насобирать интересных сплетен. И это не только к венатори относится. Поэтому сенешаль предпочла перебраться в конюшню и оборудовать там себе закуток для беседы с агентами. В компании лошадей легче сохранить свои секреты, чем в неизвестном, чужом здании, переполненном юркими, незаметными слугами. Да и компания животных, как и в воронятне в Скайхолде, на чердаке ротонды, помогала ей лучше сосредоточиться, поскольку если штурм Адаманта зависел от стратегических и военных умений командора, то в Зимнем Дворце успех в досрочном нахождении убийцы — от шпионов Канцлера и её умения организовать их работу и взаимодействие.

Сегодня, в одних из таких подготовительных дней, в тайном закутке конюшни Сестра Соловей без перерыва продолжала работу. Опершись о стол руками, она изучала отчёты своих агентов, всё обдумывала и хмурилась от тяжести этих мыслей. За её спиной стоял Настоятель — спрятавшийся под тёмным капюшоном мужчина, один из самых доверенных агентов Леди Соловья — и периодически давал скупые комментарии, участвуя в планировании.

Вдруг накалившуюся из-за сложности обсуждения обстановку разбавили громкое хлопанье крыльев и стук когтей о дерево. Лелиана отвлеклась, тут же подняла голову и позволила себе усмехнуться. На перегородке, отделяющей закуток от основной конюшни, угнездился чёрный ворон и смотрел сверху любопытными чёрными глазами-бусинками то ли на неё, то ли на бумаги, разложенные на столе. При виде птицы агент невольно напрягся. Вороны слишком уж вредные животные и если кого-то чудесным образом и слушаются, то только свою хозяйку. Настоятель прекрасно знает о жалобах агентов, как очередной ворон их клюнет, упрямо не позволит к себе привязать послание, но стоит Канцлеру появиться, то тот сразу утихает, летит к ней ластиться и жаловаться, что якобы его обижают. Этим особенно прославился барон Клевак — самый умный, крупный и самый вредный питомец. А так как Настоятель увидел ворона более крупного, то ожидаемо заподозрил в нём даже ещё большую вредину. Уж клюнет-то он точно больнее.

Когда ворона заметили, он, забавно перебирая лапами и стуча когтями по доске, перебрался к ним поближе, раз нетерпеливо взмахнул крыльями, а затем по-вороньи мерзким низким загробным голосом громко гаркнул. Лелиана правильно приняла это за желание гостя побеседовать с ней прямо сейчас, зато вот агент даже вздрогнул и сделал шаг в другую сторону от птицы. Сенешаль реакцию мужчины заметила и снова усмехнулась. Те самые жалобы и сплетни о том, что такая покорность и преданность питомцев ей точно завязана на магии крови, были прекрасно женщине известны, но они её только забавляли.

Но больше нервировать шпиона Канцлер не стала и отпустила его, сказав, что продолжат обсуждение они позже. Настоятель перечить и не подумал, тут же поклонился и резво поспешил скрыться.

Когда в конюшне не осталось свидетелей, ворон слетел с деревянной перекладины на пол, возвращая себе родное тело.

Лелиана не поспешила сложить все отчёты, поскольку не видела смысла скрывать что-то от мага, который первым и предоставил ещё тогда, в день разрушения Убежища, им информацию о возможном покушении на императрицу. Она только, не скрывая интереса, посмотрела на гостя: уж больно лицо мужчины было довольным. Женщина отметила, что точно никогда не видела его в столь приподнятом настроении, и оно ей нравилось, позволило отвлечься от тяжести планирования скорой операции.

— Могу ли я узнать причину вашего появления, магистр Фауст? «Просто мимо пролетал» не считается, — спросила Канцлера. Её слова соответствовали её настроению.

— Пришлось сильно отклониться от изначального пути, поэтому едва ли можно назвать моё появление «мимолётным», — улыбнулся сновидец в ответ. — По возвращению из храма Думата до меня дошли слухи, что Инквизиция в полном составе будет присутствовать на императорском балу Орлея и по совместительству мирных переговорах. Мне захотелось стать свидетелем очередной вашей победы.

— Вы торопите события, — хмыкнула Лелиана, считая, что мужчина слишком просто мыслит. Истина не имеет ничего общего с «пришли, увидели, победили», и на самом деле всё зависит только от действий их самих: допустит Канцлер ошибку в расчётах и никакой победы им не видать.

— Однако после штурма крепости Стражей, ваши деяния и победы в мире стали обсуждать ещё более часто. Так что я позволю себе заранее говорить о вашей победе, хотя бы потому что никто кроме вас, леди Лелиана, на это не способен, — вместе с лестными словами Безумец также совершил лёгкий поклон, даже слишком изящный, учитывая его проблемы с ногами.

— Я не являюсь Инквизитором, чтобы мои заслуги выделять обособленно от заслуг всего Совета, — пропустив комплимент, Сестра Соловей хмуро в очередной раз исправила мужчину.

Но это не стало началом новой дискуссии, потому что как Безумец вновь пропустил мимо ушей её исправление, так и она не собиралась рассматривать свои заслуги отдельно от коллег.

— По всей видимости, в храме Думата вы нашли то, что искали? — тут же сменила тему Канцлер. Слишком уж довольное лицо мага ещё больше подстёгивало её желать как можно скорее всё узнать.

— Именно так. И даже более того, — словно специально поддев интерес Канцлера, Безумец нарочито неспешно снял со спины вещмешок и достал из него свиток.

Лелиана после томного ожидания тут же жадно схватила свиток, стоило мужчине его только протянуть, хотя должную осторожность она проявила, заподозрив, что перед ней тевинтерская бумага — легковоспламеняющийся из-за магической пропитки материал. Но стоило его раскрыть с желанием всё изучить, как её встретило лишь разочарование, поскольку написан текст был на незнакомом ей языке. Подняв с недоумением взгляд, Соловей наткнулась на ещё более довольное, чем раньше, лицо мужчины, говорящее о том, что он такой забавной реакции и желал, специально не предупредил, что записи были составлены на тевинтерском языке. Нахмурившись, женщина обязательно решила ему это мстительно припомнить, но позже, а пока она как ни в чем не бывало скрутила свиток и вернула его сомниари.

— Что это?

— Анализ древнего заклинания магистром Эрастенесом — учёным, который по данным из предоставленного вами отчёта и был направлен в храм, — любезно объяснил Безумец, вновь пряча самый важный свиток в сумку. — Комбинированное заклинание сдерживания, одно из самых сложных, которые мне когда-либо встречались. Под его воздействием невозможно лгать, а попытки противления жестоко караются. Магистр Эрастенес стал первой его жертвой в качестве пробы, однако полноценная его версия будет предназначаться для магистрессы Кальпернии.

— Это как-то связано с «возвышением», которое Старший ей обещает? — слушая мужчину, тайный канцлер была предельно серьёзна.

— Напрямую. Сетий планирует сделать магессу «сосудом». Вместилищем силы — по мнению магистра Эрастенеса.

— А затем пленить заклинанием, чтобы использовать как инструмент этой «силы», — о дальнейшем плане Старшего догадалась Лелиана сама. — И этим свитком вы хотите заставить девушку усомниться в своей верности Корифею?

— Именно так. План Сетия она сочтёт предательством — и точно откажется от службы ему, что спасёт её жизнь. Она слишком талантливый маг, чтобы позволить ей стать жертвой собственных заблуждений.

— Нам известна её излишняя преданность революционным идеям Старшего, поэтому она может продолжить его задумку самостоятельно, стать ещё одним нашим противником, — постаралась Канцлер образумить слишком уж, по её мнению, замечтавшегося мага.

— Не станет, — вдруг слишком уверенно произнёс Безумец.

Лелиана пронзительно глянула на собеседника, подозревая, что у магистра были какие-то особые планы, поэтому он настолько упорно хочет переубедить командира магов Венатори. Лично она бы предпочла от угрозы просто избавиться, поскольку так наверняка можно было решить проблему с «сосудом» да и опасностью самой магессы — слишком уж сильного и неконтролируемого мага, поддавшегося влиянию Корифея. Но не сумев сразу взглядом мужчину пронять, бард решила смириться, уверенная: чего бы там упрямый магистр ни удумал, она его не переубедит всё равно. В конце концов задумка сновидца гарантирует, что девчонка-рабыня откажется от своего ложного бога — а это то, что Инквизиции было нужно. А уж как он это будет делать и для чего — дело десятое. Если ещё и Каллена будет ждать успех в сборе информации против Самсона, к которому у командора была личная неприязнь, то в итоге Старший вообще останется без своих преданных командиров.

Лелиана решила лучше своё внимание отдать самим планам Старшего. Если уж для удержания вместилища он выбрал столь опасную магию, способную удивить даже древнетевинтерского мага, то сложно сказать, насколько опасным является само содержимое. Это точно станет следующей её работой, когда они покончат с балом и угрозой жизни Селины.

— Тот магистр всё ещё в храме? Мне бы хотелось лично его допросить.

— Перед уходом мне надлежало освободить магистра Эрастенеса из сдерживающих оков, дабы моё появление в храме так и осталось незамеченным. Также подступы в храм теперь ещё более опасны — открылся разрыв.

— Вновь скажете, что разрыв в эльфинаже — не ваших рук дело? — хмыкнула Лелиана, продолжая считая, что виновником разрыва и хаоса в эльфинаже Денерима был как раз магистр, даже если он утверждает обратное.

— На этот раз — моих. Это был эксперимент и одновременно отвлекающий манёвр для находившихся в храме венатори. Обе цели были мной благополучно достигнуты, — спокойно ответил Безумец, ничуть не волнуясь из-за намёков Канцлера. Никто его вину в стольких смертях в эльфинаже всё равно не докажет.

Лелиане в общем не понравилось то, что мужчина сказал. Она даже заметно разочаровалась, что он сделал всё так грязно и неаккуратно, и теперь из-за его недогадливости ей не достанутся главные свидетельства, которые были в храме. И своё негодование она уже хотела выразить вслух, но как вдруг мужчина подошёл к столу, поставил на него свой вещмешок и начал вытаскивать — почти вываливать — из него свитки.

Прежде, чем взять первый свиток, женщина с подозрением посмотрела на мага, теперь ожидая от него схожей шутки, что все записи были на тевене. Но глаза мужчины не сияли задором, а скорее гордостью и самовосхвалением, мол, он очень даже догадливый и заранее подумал, что Канцлеру захочется взглянуть на то, что видел он. Это позволило Соловью всё же поддаться любопытству.

— Здесь находится ведённый мной протокол нашей с магистром Эрастенесом беседы, а также ещё несколько, по моему мнению, любопытных записей, — довольный собой объяснился Безумец, пока Лелиана, быстро пробегая глазами по одному свитку, брала другой.

Этого спешного изучения хватило, чтобы образ сомниари обелился в её глазах, и она даже похвалила его за такую дотошность. Канцлер всё равно отправит своих людей в храм, но отныне им необязательно будет торопиться и чуть ли не грудью падать на ловушки, чтобы их разминировать — теперь в успехах их вылазки нет столь острой необходимости.

Канцлеру нужно было время, чтобы разобраться с бумагами, и Безумец ей это время предоставил, любезно отойдя в сторону, ожидая.

Когда Лелиана закончила и привела порядок на столе, то снова повернулась к гостю, но уже с сильным желанием кое-что предложить.

— Ваше появление, господин Фауст, стало весьма кстати. Прошу окажите мне услугу: поприсутствуйте в Зимнем Дворце во время бала в качестве наблюдателя.

Безумец пусть и был заинтригован просьбой от Соловья, однако её содержимое ему не понравилось.

— Вам должно быть известно, госпожа Лелиана, что я совсем не ценитель официоза императорских балов, тем более мне претит участие в орлесианской «Игре».

— Ваше участие и не подразумевается. Просто будьте поблизости на случай, если венатори решат прибегнуть к созданию разрыва или использованию иной сложной магии.

— Я вам говорил, что создать разрыв не так просто…

— Вы также говорили и о себе, однако по прошествии года вполне способны спровоцировать порождение разрыва без видимых последствий для себя, — упрямо настояла на своих подозрениях Лелиана. — На этом балу будет решаться судьба Орлея и, вероятно, всего юга, поэтому мне бы хотелось учесть всё.

Увидев, что слова о судьбоносности события ничуть магистра не проняли, Сестра Соловей решила прибегнуть к тому, что точно зацепит заядлого книголюба.

— В Зимнем Дворце имеется библиотека, и во время бала она будет пустовать. У вас будет, чем себя занять. Также, если вы с полной ответственностью подойдёт к исполнению моей просьбы, я запрошу для вас доступ в Университет Орлея. Уверена: знания, которые хранятся там, вас заинтересуют.

Лелиана говорила очень уверенно, считая, что полностью поняла слабую сторону мага, и уж от такого щедрого предложения он точно не откажется и даже не подумает диктовать свои условия. Однако вопреки её ожиданиям, магистра не воодушевило услышанное, и он продолжал скептически относиться к её просьбе и вместе с этим ещё какое-то время просто молчаливо размышлял, взвешивал.

— Не могу не воспользоваться возможностью и не посетить знаменитый университет юга, однако едва ли многое меня может там заинтересовать. Я специализируюсь на истории и магии. Однако первое наверняка искажено церковной фантазией, а второму сопорати абсолютно не уделяют внимание. В остальных же научных сферах на фоне их мэтров я буду подобен несмышлёному ребёнку.

Лелиана не могла понять: ей кажется или магистра действительно смущает, что единомышленника по магии он там не найдёт, а во всех остальных науках учёные-сопорати его обойдут?

— Там собрано достаточно много книг, в том числе связанных с магией. Их полноценно, как в Кругах, не изучают, зато хранят в качестве коллекции. Также Церковь почти не оказывает давления на исторические труды, тем более в настоящее время, когда Императрица Селина оказывает Университету всестороннюю помощь… — сначала Лелиана решила развеять сомнения магистра, чтобы его не отпугнули какие-то свои непонятные замашки, он не отказался и её планы не пошли прахом. Однако позже женщина заметила хитрый огонёк в бесстыжих белых глазах и догадалась, что маг просто решил торговаться, и принижает он ценность её предложения, чтобы заодно выдвинуть от себя ещё одно условие. — У вас есть встречное предложение? — в конце концов просто спросила она.

Судя по появившейся улыбке на лице магистра, она была абсолютно права. Лелиана решила его выслушать. Конечно, ей было любопытно выяснить, что ещё он может придумать. С другой стороны, ей просто не верилось, что могут быть условия заманчивее того, какое предложила она, и что он опять её умудрится удивить. Она уже видела достаточно, разве нет?

— Мне бы очень хотелось иметь общие представления о культуре Орлея, однако мне не нравится нрав этого народа, и также у меня уже имеется неудачный опыт самостоятельных изысканий в городах сопорати, — вновь намекнул магистр на Денерим и его эльфинаж. — Исходя из этого, я предлагаю в оплату за мою помощь — с учётом уже сказанного — вам, миледи, на один день стать моим проводником по достопримечательностям Вал Руайо.

Именно сегодня услышанное как никогда сильно поразило Леди Соловья. Кажется, впервые вездесущий бард усомнилась в своём слухе, здравомыслии. Ну разве хоть кому-то хватит смелости, ума и наглости, чтобы предлагать подобное Левой Руке?

Лелиана строго зыркнула на мага, абсолютно серьёзно говоря, что она такие шуточки не потерпит. Однако мужчина и не шутил — он был абсолютно спокоен. А взгляд Канцлера его не напугал, потому что в своём предложении он не видел ничего непристойного.

Магистр вновь умудрился разрушить её ожидания, на этот раз все мыслимые и немыслимые. И теперь Лелиана не могла решить, веселило ли её это, как раньше. Его наглость ей не понравилась.

— Вы осознаете, кому делаете такое предложение? — все ещё настороженно спросила Лелиана, точно обещая метнуть в него что поострее, если он сейчас сбросит маску и засмеётся.

— Той, которой хорошо известна столица Орлея, так как будучи помощницей Верховной Жрицы вы в этом городе должны были проживать. Также той, которой в том числе не помешал бы выходной, — всё также спокойно ответил Безумец, даже дружественно.

На последних словах мужчина вообще указал взглядом на спальный мешок, лежавший неподалёку. А лежал он тут, потому что Лелиана, погруженная в дела, просто не находила времени, чтобы дойти до выделенной ей в резиденции комнаты. Как и в Скайхолде: у неё была своя комната, маленькая, уютная и самая защищённая, как ей нравилось, однако Канцлер чаще всего всё равно ночевала в воронятне.

И тут магистра ругать не за что — он всё правильно подметил.

Также не было никакой маски и смеха, поэтому Лелиана смирилась с предложением мужчины. Этот странный человек просто продолжает делать то, что лучше всего умеет: продолжает быть странным. Канцлер также признала, что не было в его словах наглости — просто это она отвыкла слышать в свой адрес такие слова.

Женщина догадывалась, что магистр придумал это заранее, вероятно, сегодня он и прибыл из-за этой идеи. Но она не могла знать, чего именно он добивается или на самом деле искал себе попутчика, чтобы вновь не нарваться на неприятности, а потом из мести устроить неприятности всему городу. А за неимением большого круга знакомых, он выбрал себе в попутчики профессионального убийцу, знающего город. В итоге Лелиана признала, что из этой безумной идеи может получиться что-то стоящее. Ну или как минимум слишком неспокойный, при своих-то хромых ногах, магистр будет под её присмотром.

— Хорошо, магистр Фауст. Я согласна побыть вашим проводником. Однако учтите: всё это осуществимо будет только в том случае, если бал пройдёт благополучно для Инквизиции, — вновь смягчилась Канцлер, не забыв напоследок обозначить условия.

— Несомненно, леди Лелиана. О большем я бы и не смел требовать, — учтиво произнёс Безумец, улыбнулся и легонько поклонился с должным официозом.

Вот теперь, казалось, их встреча должна была подойти к концу. Лелиана ожидала, что маг вновь обернётся вороном и поспешно скроется из виду, однако после нескольких минут тишины она обратила внимания, что магистр пока никуда не собирался, а внимательно выглядывал из прохода на стойла, где расположились лошади Инквизиции. Да так заворожённо смотрел, что далеко не сразу заметил вопросительный взгляд собеседницы.

— Вы сможете мне показать… лошадь, самую спокойную? — спросил Безумец, когда наконец заметил чужой взгляд.

Магистр был спокоен, когда стоял под испепеляющим взглядом сенешаля, даже глазом не повёл, когда делал столь абсурдное предложение, зато сейчас его голос отчётливо дрогнул. Лелиана это заметила. Она не стала прогонять мага, ссылаясь на свою занятость, а заинтригованно решила выполнить его просьбу. Покинув закуток, женщина велела сновидцу идти следом.

Когда речь идёт о спокойном норове, Лелиана точно знала, кого показать. Вскоре они оказались около стойла пегой кобылицы. Это покладистое животное принадлежало Леди Послу — Канцлер лично проследила, чтобы её подруге предоставили самую смирную при общении с наездником лошадь. Пусть Жозефина далеко не безобидна, она умеет орудовать не только канцелярским пером и острым словом, в юности даже пробовала себя в искусстве бардов — но только не для Лелианы, которая старалась, как только возможно, оберегать подругу.

Кобыла, какие бы там лошадиные дела ни делала, при виде знакомого человека тут же подошла к ограждению и потянула морду. Лелиана её погладила, потрепала гриву, показывая, что это точно не характерный молодой жеребец или ещё более характерный драколиск.

Выполнив просьбу, Канцлер обернулась к собеседнику, чтобы выяснить, что он собрался сделать, но увидела, что пока ничего. Магистр стоял намного дальше от ограждения, чем она, и просто смотрел на лошадь тем же заворожённым взглядом. Снова Соловью пришлось ждать, когда он наконец-то заметит её и её жест, призывающий подойти ближе, ведь на таком расстоянии с конями не общаются.

Мужчина заметно заволновался, съёжился, абсолютно не следил за своей осанкой, но к стойлу подойти смог. Лошадь его заметила, проявила любопытство, повернула голову. Однако, когда маг собрался с силами, поднял руку и даже смог её протянуть к лошадиной морде, кобылица только безынтересно фыркнула, переступила копытами и снова повернулась к той, кто её ласково гладил.

Первый контакт не задался, и в этом не было ничего страшного. Однако Лелиана заметила, как сильно мужчина сжал в кулак спрятанную за спину руку, буквально ногтями впился в ладонь, сомкнул губы, зажмурился, учащённо задышал. Только так он умудрился устоять на месте, а не начать спешно отступать от источника страха, посчитав свою задумку изначально бредовой. Сестра Соловей злорадствовать не стала, а только покачала головой и решила спасать ситуацию.

Мгновением, которое она отсутствовала, позже Лелиана уже вернулась из тайного закутка с тарелкой яблок, той самой, которую постоянно заботливо приносит ей Жозефина, прекрасно зная, что подруга всё равно не найдёт время, чтобы нормально пообедать, сколько ни ворчи по этому поводу.

Поставив тарелку и взяв первое яблоко, Канцлер протянула его лошади, которая, не раздумывая, приняла угощение с руки и с аппетитным хрустом быстро его съела. Этим маленьким представлением Лелиана решила показать сновидцу, что животинку для начала лучше задобрить, угостить, расположить к себе.

Безумец, внимательно наблюдая, понял, что ему хотели донести. Самовольничать в его случае было бы весьма глупо, поэтому он решил повторить точь-в-точь. Не так быстро, уверенно и смело, конечно, но мужчина поднял яблоко с миски и выставил его вперёд на расстоянии вытянутой руки.

Стоило Лелиане отойти в сторону, показывая, что больше она угощать не будет, как безразличная сначала к незнакомому человеку кобылица заметила угощение и повернулась к нему.

Чем дольше он смотрел на крупное животное, его копыта, от разрушительной мощи которых его отделяют лишь хиленькие ворота загона, тем сильнее его руки дрожали. Магистр заставлял себя и дальше стоять на месте, не уходить, не делать резких движений, лишь из-за мысленного убеждения в том, что ничего страшного не происходит.

Так ничего страшного и не произошло. Только пежина наклонила голову, как уже раздался очередной сочный хруст. Лошадь столь аккуратно ела с рук, что даже умудрилась не укусить. И вот она уже смотрит на него с интересом.

Для собственного спокойствия процедуру задабривания он повторил.

На третий раз мужчина уже решил воспользоваться отвлечённостью лошади и, наконец, её погладить, да только опять его рука замерла на полпути от желаемого освобождения от оков страха. К счастью, кобыла проявила снисходительную разумность и, фыркнув, сама боднула носом. В момент неожиданного прикосновения маг вздрогнул, невольно зажмурился. Но секундой позже он уже свободно выдохнул. Его рука лежала на носу лошади, таком теплом и приятном, а возможность ощутить горячее дыхание животного доставляло дополнительное удовольствие.

И ничего страшного.

Вскоре Безумец подался вперёд, провёл рукой уже по пятнистой морде лошади, погладил. Она оказалась мягкой, приятной на ощупь, ещё более тёплой. А пахло от неё сеном и чем-то… лошадиным. Все эти приятные нюансы, что он подмечал во вроде бы пугающем существе, вызывали у него неподдельный восторг.

И никаких уродств, которых ему показал демон.

В один момент кобылица снова переступила копытами, встряхнула головой. Привыкать к резким движениям придётся сложнее, и мужчина пока ещё жмурился, сжимал руку, стараясь не терять самообладание, но хотя бы на этот раз не спрятал руку за спину. И правильно, ведь чуть позже он вновь имел возможность кобылу погладить, коснуться красивой гривы, заглянуть в большие добрые глаза животинки, которая если о чём и думала, так это об угощении, и совсем не о том, а кого бы ей затоптать следующим.

Когда кобылица легонько ткнула мордой его в плечо, страха уже не было, наоборот, мужчина улыбнулся, догадываясь о слишком наглом выпрашивании угощения у него, который был не в настроении сейчас отказывать. Верно он догадался: новое яблоко она слямзила с ещё большим удовольствием.

Наступившее умиротворение от удачного знакомства, важного для сновидца, вдруг было нарушено резким и неожиданным «бу». Безумец содрогнулся, отступил в меру своих возможностей, а когда сообразил, то до глубины души возмущённо глянул на Лелиану. Но заместо объяснений лишь стал свидетелем её мстительного звонкого смеха…

Глава 39.1. Злые глаза

Для незнающих сегодняшний уже поздний вечер, когда солнце ушло за горизонт, погрузив мир в сонную темноту ночи, ничем неотличим от предыдущих. Зато иным — всей знати Орлея, как минимум — прекрасно известно, что именно сегодня решается судьба их страны: закончится ли, наконец, истощающая земли гражданская война, Война Львов, и каким будет исход переговоров, ведь оба соперника будут держаться за власть до последнего. Ну а более узкому кругу лиц стоит озаботиться ещё одной проблемой: а останется ли у Орлея вообще правитель после сегодняшнего бала, ведь венатори намерены поспособствовать созданию хаоса безвластия?

В первую очередь именно, чтобы решить последнюю проблему, Инквизиция и прибыла в Зимний Дворец Халамширала, но, разумеется, на этом её роль не ограничится. Никто не позволит советникам оцепить дворец, опросить вздорных правителей и найти агента Венатори — слишком уж это просто для знати. Нет, им придётся также влиться в Большую Игру Орлея.

И эта Игра начинается буквально с порога дворца: нужно точно просчитать время своего прибытия, поскольку приходить вовремя или вовсе заранее могут себе позволить только невпечатляющие особы, чьё последнее «впечатление» грозится рухнуть окончательно от одного маломальского неприятного слуха. У Совета же было столько власти и влияния, что припоздниться они буквально обязаны.

А пока это удобное время для своего торжественного появления на балу не настало, Инквизиция, уже пребывавшая во внутреннем дворе дворца, решила отойти в сторону, чтобы в последний раз спокойно всё обсудить. Здесь, в тени декоративных деревьев, стриженных зелёных оград и небольшой беседки, ещё можно было называть вещи своими именами и говорить, что думаешь, чего дворец уже не допустит, ведь, как говорят, даже у его стен есть уши. И это совсем не метафора.

Они волновались перед предстоящим балом, и это было заметно. Кассандру и Каллена так не страшила лежащая перед глазами крепость, кишащая одержимыми Серыми Стражами и демонами, которая считалась неприступной и штурм которой они должны были провести, как предстоящий вечер в компании лживой знати и иных «прелестей» орлейской Игры, в красоте которой усомнится любой чужеземец. Впрочем те, кто знаком с правилами Игры и даже в ней участвовал, волновались не меньше, ещё лучше представляя грандиозность предстоящей работы — просто в виду этих знаний они умели не показывать своё беспокойство. Как известно, главное в ходе следственных действий — не выйти на самих себя, вот и им надо было найти агента Венатори, при этом не утонув в пучине другой лжи.

Но не только бал был поводом для беспокойства, а и ворон, во время разговора спокойно сидящий на плече Тайного Канцлера Инквизиции. На самом деле птица как раз была неспокойна. Это собака может смирно сидеть, верно посматривать на хозяина, ожидать его команд и лишь радостно помахивать хвостом, а птицы всегда настороже: дёргаются, внимательно смотрят по сторонам, периодически начинают перебирать перья. Умные птицы с удовольствием будут ещё любопытствовать, или проказничать, доставать своего хозяина, или громким криком оглашать о своих помыслах, как это, например, делают особо эмоциональные попугаи. Вот и чёрному ворону не сиделось спокойно на месте: он сполна соответствовал птичьим повадкам, порой настолько, что Сенешалю приходилось проявлять строгость, например, когда птице вздумалось то ли почистить клюв, то ли просто из озорства поклевать кожаный наплечник камзола. Но даже тогда ворон хоть и слушался, но всё равно отвечал своим вредным «кар».

Такое поведение самое естественное для умного независимого животного, не сбивающегося в стаи со строгой иерархией, о чём Лелиана изначально и просила, поскольку ни один из присутствующих в Зимнем Дворце, будь он хоть самым опытным шпионом, не должен даже заподозрить, что в теле птицы скрывается вполне себе настоящий человек, маг. Раз ныне Тедас убеждён, что магия оборотня порочна, подобна магии крови и не забыта если только у южных дикарей, то и не нужно его переубеждать в обратном.

Только, в отличие от Канцлера, остальные не могли быть также спокойны, даже зная правду… Точнее — потому что они знали правду. Когда смотришь на животное, неотличимое даже по поведению от настоящего, но при этом наверняка знаешь, что это человек, неприязнь и страх приходят сами собой. Как и страх перед возможностью магов: понимание, что если бы эта магия была распространена, то ни одному животному нельзя доверять свои тайны, пугает ещё сильнее, чем большая толпа на рыночной площади, в которой могут вольготно подстерегать убийцы и воры. Вот почему советники старались во время разговора на ворона лишний раз не смотреть.

Когда на последнем, за день до бала, собрании Лелиана, наконец, рассказала об участии магистра, все были несказанно поражены. С самого начала Безумец для Инквизиции был беглецом, но важным беглецом, поэтому его необходимо было изловить как можно скорее, пока он не наделал дел или, ещё хуже, не примкнул к своему безумному сородичу. Когда сновидец оказался по вине кунари в Тевинтере, советники решили, что мага оттуда им уже не вытащить, а значит, придётся справляться с Брешью собственными силами, скомандовав подконтрольным магам начать опасные эксперименты в этом направлении. Спустя время отчёт Варрика, в котором гном дал понять, что магистр жив, здоров и вполне по собственному желанию вернулся на юг, а не под личиной агента Венатори, посеял смуту в умах советников, подарил надежду, что в закрытии Бреши не придётся ударяться в крайности, как это пришлось сделать Стражам во время Первого Мора, чтобы спасти мир от архидемона. Но при этом зародились закономерные сомнения, и пришлось каждому лидеру вновь решать, как к этому (не)человеку стоит относиться.

Сестра Соловей была весьма откровенна в своём отчёте, описывая достижения недолгого, но уже продуктивного союза. Правда о том, что для спасения их упрямого командора пришлось магистра даже приглашать в Скайхолд, Каллена смутила и пристыдила так, как никакие другие слова Канцлера ранее, да и запутала тоже. Сложно ведь, согласно храмовничьей выучке, продолжать желать поскорее изолировать монстра от мира, один раз уже егоизуродовавшего, когда только благодаря этому вроде бы «монстру» он пережил лириумную ломку, о которой и поныне до боли в костях больно вспоминать, и заполучил древнетевинтерские способы бороться с этим страшным ядом для своих соратников. А уж правда о том, кто в одиночку расправился с Кошмаром, обеспечив Инквизиции практически бескровный штурм крепости Адамант и захват Стражей, точно не позволила советникам оставаться при своих прошлых убеждениях. Как следствие, когда Лелиана сказала, что маг будет присутствовать и на орлейском балу, уже никто не спешил её образумить и осудить за своеволие.

Впрочем, даже если бы это осуждение было, оно бы не заставило Левую Руку передумать. Может раньше она и сомневалась в образе магистра, подозревала в опасной подлости и симпатии идеям Старшего, но теперь её уверенность в маге хоть и не была, и никогда не будет абсолютной, но зато достаточной, чтобы точно сказать, что пользы от его присутствия точно будет больше, чем вреда.

Той же уверенностью не могла похвастаться Кассандра Пентагаст, хоть не один раз перечитывала доклад и Варрика, и Хоука и обдумывала сказанное рыжей авантюристкой. За этот относительно немалый срок, более года, отношение к магу изменилось. Давно уже пришло смирение, что по их миру бродит первое порождение тьмы и он не хуже своего сородича, хотя бы потому что не спешит переделать мир под своё безумное виденье. Эта мысль стала именно привычной, не вызывала страх, тем более, со слов Лелианы, второй магистр не является инициатором того страшного, судьбоносного ритуала — всего лишь исполнителем, которого по воле Создателя занесло в Тень вместе со своими хозяевами-жрецами. Но совсем не значит, что можно говорить о дружелюбии, доверии и прочем бескорыстии — в понимании Искательницы это было бы фатальной ошибкой. Ещё каких-то пять лет назад этого малефикара храмовники бы убили без всяких разбирательств или усмирили без зазрений совести, ведь никто не посмеет сказать, что маг неопасен, непорочен. Сейчас же в вопросах Кругов и магов изменилось многое, но никак не правда. С падением Кругов маги получили свободу, возможность бороться за свои права, жизнь и права на жизнь, но и стали бесчинствовать разные крайности людских пороков — малефикары, вроде этого мага, на которых отныне тяжелее найти управу, но это не значит, что нужно говорить об их невиновности. И мысли о магистре каждый раз заставляли воительницу хмуриться: она не собиралась забывать свои старые привычки, но до скрежета в зубах готова была мириться с тем, что маг, каким бы он ни был, должен жить, поскольку он им нужен и при этом не создаёт, в отличие от Корифея, бедствий, прогнозируемых когда-то.

— Он убийца. Ради своих целей он пойдёт на любые средства — то, что случилось в Денериме, это доказывает, — решила напомнить Кассандра своей соратнице об опасности мага, которого она даже умудрилась впустить в самое сердце Инквизиции — в Скайхолд.

— Я тоже. И Совет нередко прибегает к моим способам устранения наших врагов. Единственная разница в том, что я действую на благо Инквизиции, а он — на своё собственное.

— Но тебе не доступны такие разрушения, на которые способен он своей магией.

— Однако мои кинжалы «разрушений» принесли не меньше.

Тогда спор двух советниц не продолжился, поскольку он уже переходил в философский: где заканчивается грань между своими и чужими, чтобы говорить, какой убийца действовал на благо, а какого надлежит казнить? А такие раздумья точно были выше практичной и прямолинейной Искательницы.

Сейчас вспоминая их разговор и периодически посматривая на якобы птицу, Кассандра не думала менять хмурость лица, но чего-то более опасного магистр не увидит. Неприязнь, недоверие, ненависть (неизвестно ещё к чему больше: лично к нему или его древнетевинтерскому происхождению) — да, но не угроз и запугиваний. Если маг на самом деле решил действовать на благо спасения мира — его можно и стоит терпеть. Всё же лучше, чем безумие Корифея и недальновидность, глупость и тщеславие Венатори, которые собственными руками помогают порождению тьмы уничтожать свой родной мир. Меньшее из зол, как говорится.

Значит, такие герои ныне угодны Создателю.

Хотя у кого из присутствующих руки не по локоть в крови? Даже Леди Посол способна убить, пусть не оружием, а острым словом, зато не менее подло и хладнокровно.

* * *

Верхний ярус главного зала вмиг погрузился в строгое безмолвие, когда громкий голос церемониймейстера объявил о прибытии одних из самых ожидаемых гостей сегодняшнего бала. Когда даже самые болтливые господа и дамы отвлеклись от сплетен, обернулись и глянули вниз, то смогли увидеть четырёх советников, ровной шеренгой идущих по залу для приветственных слов Императрице.

То, в каком виде предстали перед двором управленцы Инквизиции, точно ещё долго будет темой для обсуждения в дворцовых беседах. Парадный костюм каждого советника был практически аналогичен другим, одного кроя. Строгий однотонный камзол, плотные перчатки, не дающие увидеть рук, кожаные сапоги с высоким голенищем, и только полоска ткани, перекинутая через плечо и подпоясывающая обмундирование, разбавляла эту строгость, являлась украшением. Женщины Совета пренебрегли красотой и искусностью платьев, чьи подолы стелются по полу, ошеломляющими головными уборами и богатыми украшениями, которые являются показателем материального достатка носительницы, а командор не нацепил на себя уйму медалей и гиперболизированной металлической «атрибутики» доспех, чтобы под светом люстр на потолке не блестеть ярче золотых статуй львов, подобно Великому Герцогу. Неудивительно, что одеяние Инквизиции многие дворяне посчитали неуместным, пригодным для каких-нибудь военных парадов, но никак не для императорского бала-маскарада. Но советники это и задумывали: уже с порога они показывали, что являются не гостями сегодняшнего вечера, а приглашённой независимой стороной, на правах организации, заявившей себя и как миротворческой, надзиратели мирного протекания переговоров. И на их лицах не было масок — миротворцам нечего скрывать.

Пока по залу звучали регалии каждого советника, двор мог оценить, с каким точно неслучайным ровным шагом они шли. Одинаковой в общих чертах одеждой и маршем ровной шеренгой, в которой никто не выйдет вперёд или скромно не отстанет сзади, они давали понять о своём единстве. У возрождённой Инквизиции нет Инквизитора, нет и конкретного лица, который бы держал в своих руках всю власть ордена, столь быстро набравшего силу. Есть только Совет — объединение людей, искренне преданных идее спасения мира от проклятого порождения тьмы и действительно делающие всё возможное, чтобы этой цели достичь. И хотя таким безмолвным заявлением каждый из советников оказывается в центре внимания, и все глаза двора будут направлены на них в одинаковой степени, а ошибка каждого неблагоприятно скажется на репутации всей Инквизиции, но они смиренно приняли свою роль и ответственно к ней подошли, будь то тайный убийца, предпочитающий оставаться в тени, или солдат, готовый лучше ещё раз штурмовать крепость, переполненную демонами, чем оставаться в приторно лживом орлейском обществе знати. Инквизиция так успешна и сильна благодаря единству и сплочённости Совета. И никто сегодня не должен усомниться в том, что единство это разорвать невозможно.

И дабы подчеркнуть, что Совет — это не какая-то там абстракция, посланная милостивым Создателем, а весьма конкретные люди, чьим трудом вершились все воспеваемые успехи Инквизиции, их парадные костюмы сколь были схожи, столь же и отличались: у каждого найдётся какой-либо отличительный атрибут, согласно исполняемой им роли в Совете.

Одеяние Леди Посла, например, даже при всей строгости нельзя не назвать изящным. Более длинные полы камзола отдалённо напоминали подол платья, лента не стягивала, а изящно подпоясывала, небольшой каблучок придавал визуальной лёгкости ногам, закованным во вроде бы грузные солдатские сапоги, а высокий пучок волос с вплетёнными косами хоть и не сравнится с конструкциями на голове некоторых орлесианских дам, зато придавал сложности, загадки, которых ни один солдат себе позволить не сможет.

Одеяние Тайного Канцлера, наоборот, было самым строгим, в заметно более темных тонах, без единой болтающейся лишней ткани, даже лента будто была намертво пришита, чтобы ненароком в самый неподходящий момент не отвязалась. Если присмотреться получше к сапогам, можно заметить, что сшиты они были на самом деле по-иному, из гораздо более фрагментированных кусков кожи, чтобы даже высокое голенище сапог по минимуму стесняло в движениях, а мягкая подошва без каблуков позволила добиться привычного тихого шага. В итоге такая точная подгонка обмундирования позволила женщине даже в парадном костюме вполне без ограничений исполнять роль Левой руки, а привычки барда помогли ей даже в скудном на складки и карманы одеянии вооружиться до зубов.

Одеяния Искательницы и Командора соответствовали их более армейскому и боевому нраву. Пусть основой костюма оставалась ткань и кожа, однако металлические вставки эту основу никак не портили. И в отличие от иных господ на балу, которые руководствовались правилом: чем больше и причудливее будет металл, тем воинственнее и солиднее будет вид, а функциональность неважна, их металлические детали были выкованы с умом. Защищались ноги, на перчатках количество защитных пластин разнилось в зависимости о того, какая рука держит щит, а какая — меч, под защитой была даже шея. В таком виде оба бойца, привыкшие к доспехам, чувствовали себя менее уязвимо и признавали, что костюм вполне способен помочь своему носителю пережить настоящий бой. Также оба одеяния отличались и между собой. Кассандре, избравшей наступательную тактику ведения боя, в общем-то и не нужно было громоздкое обмундирование, а скорее более дорогой и лучше зачарованный материал, чтобы даже маги Венатори не были проблемой, тогда как Каллену, обученному по-храмовничьи держать оборону, лишняя защита не помешает, как и не помешает наглядно самому последнему остолопу показать, кто именно тут командор и почему с солдафонами лучше не связываться. И, конечно, всё это бронирование было в пределах разумного: лишний блеск никого не ослепит.

В общем никого не удивит то, что вид советников Инквизиции совершил фурор среди знати, которая из скуки обычно очень охотно перенимает новые потенциальные веяния в моде. Быстро затишье в момент появления новых лиц сменилось гомоном взбудораженного двора. Поутихнуть их заставила только Селина, вышедшая поприветствовать долгожданных гостей: перебивать её уж точно не осмелится никто.

— Добро пожаловать, посланники доброй воли Новой Инквизиции. Отрадно, что Совет решил принять участие в сегодняшнем торжестве. Не могу не выразить восхищение тому, как отважно Инквизиция привносит просветление и порядок в умы, заблудших во страшной лжи всем нам известного врага. Надеюсь, сегодняшний столь прекрасный вечер оставит у вас столь же светлые впечатления.

В приветственной витиеватой речи Селина не заставила себя ждать. На фоне её манер и движений даже ровный строй советников уже не выглядел столь ровным: кто-то шёл очень грациозно, плыл, словно в танце, кто-то твёрдо вышагивал, будто на марше, а кто-то ступал так аккуратно, будто не шёл, а крался, тогда как Императрица двигалась очень выверено, можно сказать с идеальной точностью. Не будь её голос столь оживлён и завораживающий орлесианских акцентом, а маска не скрывала бы лица лишь наполовину и не утаивала мимику, то можно было подумать, что стоит не человек, а кукла.

Учитывая, какими безвкусными, вульгарными и пёстрыми могли быть наряды знати, платье Селины, к удивлению, было слишком строгим, но не бедным, а даже очень искусным в своей простоте. Преимущественно сапфировое платье лишь в подоле и рукавах пошито более темной тканью, что дополнительно подчёркивало его строгость, сдержанность. Зато золото, которое окаймляло наряд и преобладало в украшениях, сполна компенсировало всю простоту, не позволяя хоть кому-то заикнуться о бедности. Чего стоила только круглая конструкция за спиной императрицы, собранная то ли из отлитых золотых перьев, то ли лучей солнца. Из-за неоднозначности смотрящий может принять это украшение как за хвост птицы, павлина, так и за солнце — лик самого Создателя.

Сновидец не без ехидной ухмылки отметит, что наряд правителя Орлея в некоторых важных деталях очень похож на наряд архонтов Древнего — ненавистного на юге — Тевинтера. За спиной императрицы был не только лик солнца, но и широкая горизонтальная конструкция, на которую крепилось полотно, подобно плащу, до пола. Ровно такую же конструкцию носят главные люди Тевинтера, чтобы визуально увеличить плечи и спину. Даже маска обрамляла её голову, подобно шлему, как и корона кобры на голове архонта Радониса, отличие только в том, что маска не переходила в широкий капюшон кобры, а заканчивалась большими синими, в тон платья, перьями.

В приветственных словах императрицы опытные игроки увидят не только формальность. Говоря о борьбе с известным врагом, она точно имела в виду штурм крепости Адамант, расположенной на территории Орлея, и благодарила за то, что Инквизиция взяла под личный контроль орден Серых Стражей, разгневавших своей последней выходкой всё южное общество. Также командор может вздохнуть спокойно: почти что прямо Селина сказала, что закроет глаза на проход армии Совета почти через весь Орлей, чтобы добраться до Адаманта, и не назовёт это актом агрессии, вторжением или неудачной попыткой аннексии со всеми вытекающими из такого заявления последствиями.

После общего поклона Жозефина спасла коллег и сама ответила на формальную любезность другой льстивой формальностью от лица Совета. Это было лучшим вариантом, поскольку отчётливо слышно, как заскрипели зубы храмовников во время поклона: настолько сильно они старались держать себя в руках, оказавшись под пристальным взором сотни лживых глаз и тратя время на эту обязательную показуху. А в сторону Сенешаля и вовсе все, Селина в том числе, старались без лишней нужды не смотреть: репутация Левой руки уже давно шла впереди неё.

— Позвольте узнать, каковы ваши впечатления о Зимнем Дворце? — после обмена приветствиями Селина спросила.

— В этом вопросе Совет будет единогласен: он превосходен, Ваше Величество, — при новом обращении к Совету у остальных даже мускул не дёрнулся на лице в попытке изобразить отвращение — леди Монтилье могла искренне погордиться проделанной ею работой по обучению соратников Игре хотя бы на том уровне, чтобы Инквизиции не проиграть с порога. — Правда, пока мы смогли увидеть лишь малую часть его красот.

— Что ж сегодня вы сможете оценить оставшуюся: вечер будет долгим, — улыбнулась Селина.

Теперь, кто не очаровался обманчивой добротой правительницы, поймёт о её прекрасной осведомлённости в том, что Инквизиция прибыла не для развлечения гостей собой в качестве молчаливого дополнения к балу, а вполне себе нагло сунет нос в дела Орлея. Однако Селина была не против по крайней мере до тех пор, пока действия Совета не противоречат её интересам.

Понял этот намёк, очевидно, не только Совет. Лелиана, уже начав внимательно следить за залом, сразу заметила, как подозрительно дёрнулся до этого спокойно стоящий неподалёку цветасто разряженный шут. Сложно пока сказать, кого это так испугало, что Инквизиция получила официальное разрешение совать свой нос не свои дела, но женщина порадовалась: нашёлся первый кандидат, за которым стоит пристально наблюдать, а если он решится покинуть людный зал, то схватить и допросить.

Никто из советников не брался точно предсказывать, чем руководствовалась Селина, приглашая их на переговоры. Первая вероятная причина, но, конечно, не единственная, заключалась в том, что она хотела попросту опередить своего противника борьбы за престол. Ныне Инквизиция имеет столь огромное влияние, что вполне своим вмешательством может решить исход гражданской войны вообще в другой стране. Ожидаемо, что Гаспар де Шалон, кузен императрицы и её оппонент, который не имел никакого влияния в Совете Герольдов — объединение могущественных лордов, которые разрешают спорные вопросы, связанные с престолонаследием, — попытается найти союзников в лице другого могущественного объединения — Инквизиции, — расположив к себе приглашением и сладко напев о выгоде сотрудничества именно с ним. Но Селина его опередила. Также Совет предполагал, что, хотя предупреждения Инквизиции до неё так и не дошли, женщина оказалась достаточно-таки прозорлива и сама догадывалась о возможном вмешательстве венатори в столь судьбоносный для страны бал, о покушении, поэтому пригласила прославленных борцов с Тевинтером. Возможно, вынудила её искать поддержку со стороны прозвучавшая однажды новость, которая и поныне будоражит умы всех правителей, о планах кунари посеять хаос на юге, взрывом гаатлока сместив верхушки правления всех государств Тедаса. Может быть, её приглашение — просто попытка ещё больше утвердить своё влияние, ведь Селина стала первой, на чей бал советники Инквизиции, уже успевшие укорениться в умах жителей Тедаса спасителями всего мира, прибыли в полном составе, что не могло не возвысить её и весь Орлей ещё больше в глазах других стран и соперников. Эти варианты были одними из возможных, но никто не сомневался, что могут быть и другие.

Эта неоднозначность мотивов, несомненно, отторгала, но у Совета не было выбора: нарушить планы Корифея по погружению юга в хаос намного важнее их собственного душевного спокойствия. Осталось им лишь надеяться, что запутанные дрязги и нечестные приёмы борьбы двух (на самом деле трёх) потенциальных правителей не сильно помешают их личному расследованию.

Продолжила разговор с прибывшими гостями Селина знакомством с другими важными участниками сегодняшнего вечера. Первым удосужился чести быть представленным, собственно, её оппонент, Великий Герцог, что стоял у спуска на нижний ярус зала. Несмотря на то, что Гаспар получил очень даже лестное и вежливое описание своих титулов и заслуг от соперницы, с которой он ведёт самую что ни на есть полномасштабную гражданскую войну, шевалье вскоре достаточно-таки нетактично её перебил и поздоровался по-армейски лаконично. Пусть кто-то в зале и покривился от такого безвкусия, но нельзя поведение мужчины назвать полным нарушением правила Игры, скорее показателем того, что он был в ней не столь искусен, как кузина, и плохо скрывал отсутствие вовлеченности в эту сторону орлейских традиций. Даже в его наряде из парадного были только горгера — круглый белый гофрированный воротник, коллар — массивное ожерелье как символ его власти и положения в орлесианском обществе, и местами совсем нефункциональные металлические вставки обмундирования, которые из-за размера и вычищенного до блеска состояния слишком уж хорошо отражали свет паникадил, из-за чего блики от шевалье были как от статуи, что его самого, впрочем, ничуть не волновало. Но советники заметили: сними все эти не очень-то вписывающиеся в образ детали, и перед ними будет стоять человек, облачённый в обычные добротные доспехи, что можно рассматривать, как готовность герцога сегодня вечером брать дворец силой с помощью своих людей. И достаточно-таки почтенный возраст ветерана, который уже приближался к седьмому десятку, очевидно, не стал преградой лично возглавить такой не очень изящный, зато действенный тактический ход.

Появление Инквизиции лорд посчитал как незапланированным вторжением в его планы, так и новой прекрасной возможностью, поэтому сходу, не смущаясь публики и своей соперницы, пригласил советников на частную беседу.

Второй, кого представила Селина, стала Флорианна де Шалон как ярая зачинщица этого прекрасного бала, которая, в отличие от брата, удосужилась чести стоять на ярусе рядом с Императрицей. Женщина встретила гостей весьма холодно, даже нехотя, хотя и была, как и положено, вежлива. Но на это никто из знати даже не обратил внимание, поскольку всем известно, что она не обладает ни дипломатическим талантом своей кузины, ни военной проницательностью своего брата, и Флорианна всегда была самым незамечаемым членом королевской семьи. Двор её считал — насколько это позволяла Игра — неопасной и бездейственной, постоянно собирающей лишь крошки величия своих более способных родственников.

Если платье Селины было олицетворением строгости, сдержанности и при этом богатства, то вот платье Флорианны точно было олицетворением вульгарности, беспочвенной пестроты — это заметили даже неискушённые Игрой члены Совета. Бабочка стала вдохновением для её платья и всех деталей на нём. Верхняя часть подола и вовсе была исполнена в виде сложенных крыльев данного чешуекрылого насекомого. В меру такой дизайн посчитали бы красивым, однако «меры» у герцогини не было. Также был выбран не самый удачный цвет платья — чистейше белый, на котором все яркие, слишком контрастные декоративные элементы резали глаза смотрящим сильнее, чем даже блики от доспех герцога. И ещё такое платье сливалось с её излишне бледной кожей и умышленно заработанной худобой, которые живости её образу ничуть не добавляли. Ну а чтобы никто не сомневался, какое животное вдохновило её портных на создание образа, тканевая маска дамы исполнена в виде большой бабочки, под которой не было видно глаз. И главное маска была даже больше, чем у Императрицы. Но из-за столь не вписывающегося образа и возмутительной попытки затмить правительницу на Флорианну опять никто не обратил внимания.

Совет бы тоже не обратил, если бы эта женщина не была в списке подозреваемых в сотрудничестве с Венатори. Но Инквизиция не спешила с обвинениями, потому что помимо задачи по поиску агента не менее важно было узнать, какое покушение задумал Старший. Селину убить была возможность и раньше, но он почему-то тянул вплоть до столь важного для Орлея вечера.

Тем временем, пока Совет оказался в самом эпицентре дворцовых интриг, маг в образе ворона вольготно расположился на крыше одной из террас, и мог прекрасно наблюдать в окно за происходящим, за началом Игры, поверх голов столпившейся знати. Он не участвовал в том, что наблюдал, и это его более чем устраивало.

— Эй, кыш!

Тому, кто наслаждался тишиной и своей безучастностью, стало даже неожиданно услышать где-то снизу чужой голос. Оторвавшись от лицезрения, черные глаза-бусинки глянули вниз и заметили ничем непримечательного эльфа-слугу, который заметил животное и решил его прогнать. Но задумка раттуса упрямого ворона абсолютно не интересовала, и он спокойно вернулся к своему молчаливому наблюдению.

— Кыш-кыш. А ну лети отсюда, — однако эльф не намерен был оставлять в покое залетевшую в запрещённое место птицу.

Когда слуга снял с головы свою умышленно пошитую нелепо тряпичную шапку и начал стараться подпрыгнуть, размахивая тканью в руках, тогда ворону невольно пришлось вновь обратить на постороннего внимание, потому что ещё несколько разминочных прыжков, и эльф его точно заденет. Не имея желания отвлекаться на какого-то бестолкового слугу, птица ему уступила и, стуча когтями по импровизированному насесту, перебралась на другую сторону арки перголы. Вид отсюда открывался всё ещё приемлемый, зато, чтобы достать вторженца, эльфу придётся забраться на ограждение балкона и с него не свалиться, на что обычный слуга, не шпион, едва ли будет способен.

Когда наступила тишина и он больше не слышал писклявого голоса раттуса, ворон позволил себе расслабиться. Оттого для него стал даже неожиданностью скорый удар по перекладине палкой, создав для сидящего неприятную вибрацию. А этот эльф оказался не только дотошный, но ещё и догадливый: нашёл где-то палку и теперь старается ей прогнать птицу.

Чем попытки ударить по цели становились всё точнее, а палка — ближе, тем больше ворон превращался в сплошной черный комок перьев: он всё сильнее начинал злиться потревоженному покою, из-за чего его перья взъерошивались, вставали дыбом.

Но слуге это ни о чём не говорило, и он не прекращал попыток согнать нарушителя. Так что в один момент, когда палка уже была занесена, чтобы точно ударить по упрямому вторженцу, ворон мигом спикировал вниз. С громкими неистовыми «кар», размахивая огромными крыльями, птица набросилась на дотошного слугу, пытаясь его заклевать острым клювом, а где не дотянулась, то и оцарапать массивными когтями.

Эльф оказался беззащитен перед гневом умной птицы, тут же выронил палку, постарался закрыть лицо руками и начал в панике отступать, пока не упал и не оказался забитым в угол. В результате его руки и лицо оказались в кровавых подтёках от рваных ран, а сам перепуганный раттус клубком свернулся в углу.

Какое-то время ворон простоял рядом, злобно смотря на эльфа, и ожидал от него ещё выходки в качестве повода заклевать серьёзнее, лучше — до смерти как плата за наглое вторжение в планы господина. Но слуга оказался хоть и дотошный, но ничуть не смелый или бойкий, поэтому в конце концов ворон потерял к раттусу интерес, важно приосанился, что-то напоследок гаркнул, почти членораздельное, а потом в два прыжка отправился в полёт восвояси. Пока он отвлёкся, императрица с Советом налюбезничалась, и они все разошлись по своим делам — больше наблюдать за залом ему было неинтересно.

* * *

Безумец, пока вечер даже не начал расходиться в своих событиях, а последние гости только-только подтягиваются, не стал изучать огромный Зимний Дворец. Вопреки своему ненасытному любопытству сейчас взгляд на Шато Лион не будил в нём дух исследователя от слова совсем. Если ещё сам город Халамширал как в прошлом столица Дол сохранил следы того времени и прогуляться по нему стоит хотя бы для изучения архитектуры времён неудачной попытки эльфов создать своё государство, к своему удовольствию отмечая, что это зодчество порой пытается копировать более древнее — времён Элвенана, то вот дворец — это строение, которое полностью соответствует культуре Орлея. При первом взгляде на него можно восхититься, но потом начинаешь замечать его… нелепость. Безумец пришёл к выводу, что Орлей ворует достижения предков, гиперболизирует какую-то его часть, а потом называется своим. Мужчина, конечно, не собирался лицемерить, принижая культуру этой страны, поскольку, не кривя душой, признавал, что всю свою историю Древний Тевинтер также разворовывал арлатанскую эпоху, однако подход своей родины ему нравился много больше. Особенно это касается архитектуры.

Магу никогда не нравилось отношение знати к золоту, неуместное впихивание его ради показательного богатства в любой элемент интерьера и экстерьера. Но подход в этом аспекте Орлея, давно уже зашедший в крайность, ему буквально резал глаза, вызывал отвращения. Если в Тевинтере будут узорчатые плиты мрамора, интересные архитектурные решения или магические декорации, то в Орлее это всё заменяет золото да покрашенные под золото объекты. Даже статуи скучны: повсюду либо величественная боевая дева — Андрасте, — или склонившийся, схватившийся за голову то ли от скорби, то ли от мигрени, то ли от удара о дверной косяк Маферат.

А вот насчёт самой традиции магистр уже не был столь однозначен в своём отторжении. Пусть ему и не нравилось, что опасные игры знати Тевинтера были как раз гиперболизированны и стали центральной культурой Орлея, однако мужчина не мог не поймать себя на мысли, что, наблюдая за балом, он невольно возвращался в родную Империю, в интриги, в которые был когда-то втянут. Опасность, подлость, пороки, удары в спину от союзников — всё было так знакомо. В отличие от других южан, сновидцу даже одержимость масками была понятна. Различались только сами вещи: в Орлее знать помешена на масках, а в Тевинтере все знатные маги испокон веков были помешены на посохах, даже сопорати предпочитали использовать трость, а не ходить с пустыми руками. Хотя отличия тоже были, например, в том, что в Тевинтере нередко борьба сводилась к беспощадной демонстрации своей магической силы, тогда как в Орлее — к беспощадной подлости. И дуэли были просто спасением для тех, кто в подлости оказался бездарен, что магистр считал пустой тратой времени — лучше вызвать соперника на дуэль и убить, чем годами плести против него интриги и самому погибнуть, раз оступившись.

Отчасти эта пустая трата времени, как правильно заметила часть советников, происходит и сейчас, ведь вместо того, что бы прямо сообщить императрице о нападении (что как бы в первую очередь в её же интересах) и уже совместными усилиями искать лазутчика, Инквизиция вынуждена одной рукой спасать Селину, а второй спасать себя, чтобы не оказаться в ловушке одной из сторон мирных переговоров.

Но, пожалуй, больше всего Безумец не понимал тенденций изменений эталонов красоты. В Тевинтере эталоном будет сильный, породистый маг, обязательно смуглый, потому что светлое лицо — это признак жителей более южных, холодных земель, а все самые влиятельные магистры — это жители жаркого, тропического Минратоса, и желательно имеющий черные волосы, как гарант более чистокровного происхождения. Особенное внимание уделяется сложным причёскам и уходу за волосами для женщин и ещё за бородой — для мужчин, потому что нечёсаными, нестриженными и немытыми могут быть только варвары того же юга. В Орлее же Безумец увидел, что одеяния и украшения куда важнее внешнего вида и физических качеств, а уж то, что здесь знать намерено обеляет себе кожу, вообще отдельно его удивило. Та же Флорианна своей бледностью и худобой даже сновидца, пробывшего больше тысячелетия в Тени, сумела обойти по мёртвости лица, а казалось бы, куда уж мертвее.

И вспоминая все эти неоднозначные впечатления, которых он набрался, успей бал только начаться, Безумец ещё раз порадовался своему лишь косвенному участию на вечере. Пока события не погнались галопом, он предпочёл спрятаться от суеты и смертельных интриг в пустующей библиотеке, заняться чем-то уже действительно, по его мнению, важным.

К счастью, как Лелиана и говорила, во время бала библиотека пустовала благодаря тому, что парадный вход в неё со стороны вестибюля был заперт. Поэтому, чтобы в неё попасть, нужно плутать по сейчас закрытой части гостевого крыла дворца и попасть через дверь для слуг и работников, либо показать чудеса скалолазания в корсете и многослойном подъюбнике, ну или будучи незаметной птицей пролететь в открытую форточку мимо всех преград. Собственно, последним магистр и воспользовался.

Удивился ли Безумец, увидев большую библиотеку Халамширала? Нет. На самом деле мужчина понимал, что императорский двор Орлея — это далеко не те люди, которых можно было бы обвинить в необразованности. И сейчас он в этом лишь убедился. Собрание книг в Зимнем Дворце — одно из крупнейших в мире, в этой стране — уж точно: лишь библиотека Университета Орлея и столичного императорского дворца могут сравниться с ней. Немалый вклад внесла Селина, которая первой из правителей за долгое время решила профинансировать Университет и взялась в общем развивать науку в стране. И поддержка оказалась столь действенна, что результат такой политики проявился уже в ближайшие годы. Никогда никем не упоминаемое учебное заведение, стало самым элитным во всём Тедасе, куда отправить учиться своих неспособных или почти не способных к магии детей стремились даже знатные семьи Тевинтера. Книги стали создаваться, покупаться из-за границы или подниматься из пыльных архивов, реставрироваться — восстанавливались библиотеки, и не только университетские. Благодарные учёные нередко отправляли императорскому двору книги — так и для библиотеки Халамширала началась новая жизнь.

Селина даже сама поступала в университет, чтобы вдохновить своим примером аристократов. Правда, из-за сильной занятости всё её обучение свелось к редким встречам с преподавателями во дворце, однако и это уже был достаточный вклад в возродившуюся в Орлее моду на образованность.

Безумец вне всяких сомнений был сторонником этой моды и искренне восхищался политикой, проводимой местной правительницей. Заодно изучение истории Орлея позволило мужчине как учёному лишь утвердиться в своём мнении, что развитие науки для страны не менее важно, чем военная оснащённость, может даже важнее, поскольку развитие военного дела — прямо следует из развития науки. А в качестве доказательства он бы сразу привёл три империи: Элвенан, Тевинтер и Орлей, — которые в свой конкретный исторический промежуток времени лидируют, потому что их страны-современники не уделяли того же внимания развитию научного сознания. На фоне Тевинтера это особенно хорошо просматривается: сейчас Империя занята черти чем, пытается стройные ряды противником-кунари обойти тем же строем (что априори проигрышная стратегия в войне с рогатыми, чья религия заточено на единство), и как результат от своего былого влияния почти ничего у неё не осталось, и выживает она только за счёт этого остатка, наследия предков и более адекватного, с точки зрения магистра, отношения к магии.

К тому времени, когда его мысли опять ушли в сравнительное сожаление, мужчина решил их прервать. Он прибыл сюда, чтобы понаслаждаться разнообразием книжной коллекции, и не хотел отвлекаться. Библиотека не будет в его распоряжении весь вечер, потому что скоро придётся даже ему более активно поучаствовать на балу и оказать помощь Инквизиции хотя бы из желания её победы, а не Корифея, а в иное время его сюда никто не допустит.

И пока у него было это время, сновидец с удовольствием бродил меж шкафов, изучая коллекцию. Заодно подмечал и прекрасную работу шкафных дел мастера — книжные полки по праву можно было считать одним из лучших образцов инкрустации по дереву. Культура, помешанная на драгоценных металлах и камнях, как оказалось, неплохо работает с деревом, даже лучше Тевинтера, который больше предпочитает монументальность камня или изделий из твёрдого, не подверженного коррозии металла.

Сам состав книг был магистром вполне предугадан. Здесь не было книг, связанных с магией, научных, в самом прямом значении этого слова — написанных одним учёным для других, зато было много общеобразовательных, без заумных слов способных познакомить с наукой даже самых простых обывателей, и исторических — кажется, здесь собрана вся история Орлея. Разумеется, не обошлось без религиозных, Песен Света. И только книги по мистицизму, астрологии и прочей псевдомагии выбивались из предсказанного. Эти книги точно принадлежали действующей императрице в виду её страсти к оккультизму. Безумца же данное чтиво лишь рассмешило, как и попытки некоторых сопорати познать магию и её законы, особенно привязывая какие-то явления к созвездиям.

Столь смехотворной ему не казалась даже деятельность одной древнетевинтерской секты магистров, преимущественно южных, которые, желая свергнуть Магистериум с его несправедливым правом назначать магистров в Сенат и вернуть времена, когда всем правили великие сновидцы, решили развивать потенциал неприметных наук, одной из которых была астрономия, никогда особо не являвшаяся популярной в Империи. Для Безумца всегда было загадкой, как этот культ решил свергать вертушку правления, собирая из звёзд на небе рисунки, и ни он, ни другие историки никогда не узнают ответ, потому что Звёздный Синод расправился с сомневающимися в воле Древних Богов, которые, собственно, и сподвигли архонта Дариния основать Империю и Магистериум, раньше. Их наследие порой встречается и поныне в землях, отдалённых от Минратоса, например, астрариумы — вполне интересные инструменты для изучения звёздного неба, а также способ обнаружения тайных схронов и мест сбора культа. Однако более современным фантазёрам хватило ума, лишь чтобы наваять сомнительного качества книгу.

Разумеется, хромой маг найденные книги по мистицизму не воспринимал всерьёз, потому что подход, когда сопорати пишет о магии и при этом не удосуживается хотя бы проконсультироваться с настоящими магами, опытными чародеями Кругов, язык не повернётся назвать научным. И скорее он бы назвал это трагикомедией: и смешно, и грустно что фантазию этих «учёных» публикуют, и у неё ещё находятся последователи.

«Лучше бы книги Варрика читали — в них и то больше достоверности», — подумал однажды маг, когда после долгой ходьбы решил сделать перерыв, передохнуть, присел в одно из белых мягких кресел в читательской зоне библиотеки и взял в руки очередное увеселительное, для него, чтиво.

Но отдохнуть ему не дали.

Как это обычно бывает, когда уходишь с головой в изучение чего-либо то ни было, прошло больше времени, чем сновидцу казалось. Все опаздывающие уже прибыли, гости разошлись по залам, а главные действующие лица Войны Львов удалились на переговоры, хотя каждый из них понимал, что вряд ли они договорятся. Тем временем непубличные, закрытые для посещения места уже должны быть посещены теми, кому в открытых залах было тесно в рамках Игры. Так что вторженец в тишину никому ненужной во время бала, полного убийств и судьбоносных политических решений, библиотеки Безумца ничуть не удивил.

Кто именно потревожил его полезное времяпровождение, магистр пока не знал, но это точно был маг, причём немалых сил — его приближение сновидец в Тени почувствовал чётко. Впрочем, установление личности сейчас и не было первостепенной задачей, этот неизвестный не мог быть дворянином-сопорати, решившим поискать неприятностей себе на маску, а значит, в любом другом случае учёному магу нужно будет встретить постороннего во всеоружии.

Тяжело поднявшись с кресла, мужчина похромал к книжной полке, чтобы вернуть книгу на место, а тем временем посох в его руках окутал голубоватый ореол магии, дающий понять об использовании заклинателем магии духа.

— Так-так. Не успел вечер начаться, а агенты Инквизиции уже повсюду, даже там, где, казалось бы, некого искать. Какое пренебрежение гостеприимством — в лучших традиция Игры.

Стоило магистру только поставить книгу, так тут же за спиной он услышал женский голос. Таинственно неспешный, с заметной хрипотцой в качестве то ли умышленной игры голосом, то ли части незнакомого ему акцента, и прям-таки ядовитой издёвкой, неприкрытой никакой лестью — такой голос не может принадлежать орлесианке. Заинтригованный маг даже резче, чем нужно, обернулся.

Этот момент, когда два мага, адепта запретных знаний, встретились лицом к лицу, был самым важным, показывающим: пройдёт ли их встреча в небесполезной беседе или в смертельном поединке. Неудивительно, что мужчина, пока не зная её мотивов, сразу покрепче обхватил посох, готовый отразить удар противницы. Но женщину этот жест также заставил предпринять меры предосторожности, в её случае ещё более основательные, потому что она была без посоха и, значит, изначально в проигрышном положении.

В тот же момент, когда Морриган решила призвать защитное заклинание, она вовремя его прервала. Если хорошо приглядеться, можно заметить, как вокруг её рук образовалось молниевое свечение, которое, стоило ей хоть на секунду протянуть магичество, ударило бы её заклинанием столь сильным, что вызвало бы судороги, и ей бы уже было не до магии. Как только ведьма глянула на свои руки, всё же ощутив покалывания от неуспевшей реализоваться полностью антимагической защиты, её взгляд, казалось бы, несменно спокойный, циничный, сейчас отразил озадаченность, даже приятное удивление.

— Необычно. Думала: вымерли уже маги с таким интересным подходом к магии, — её тёмные из-за помады губы кривятся в ухмылке, а ярко-жёлтые глаза хищно впиваются в невпечатляющий силуэт мага, который оказался ещё более загадочным, чем ей думалось изначально.

В момент встречи перед собой Безумец увидел магессу, которая внешним видом отлично показывала свой спорный титул. На ней было красивое платье из темно-красного бархата с золотой отделкой, которое никто не посмеет назвать дешёвым, и она вольготно могла плыть по залу, ловя на себе завистливые взгляды, — никто её не назовёт здесь лишней. Очевидно, императрица была весьма щедра, когда дело касается нарядов её советницы. Однако столь же Морриган и выбивалась из общества орлесианской знати. На ней не было маски, тем самым она показывала свою отстранённость от Игры, утверждала свой статус иноземки. Тёмный цвет платья прекрасно сочетался с её черными волосами и тёмным макияжем, а золото было продолжением её жёлтых глаз — лучшего сочетания, пленяющего взгляды, и представить нельзя. Однако в Орлее не слишком распространены тёмные наряды, и это скорее традиции Тевинтера. А уж движения тем более выдавали её незнатное происхождение — магистру это тоже сразу бросилось в глаза. Видно, что ей преподавали уроки этикета, однако происхождение за пару встреч никакой учитель не сможет искоренить: она не грациозна, не плавна в своих движениях, а, наоборот, абсолютно не расточительна на показуху, тиха, резка, как затаившийся на охоте хищник, можно сказать: даже груба, как и её голос. Того же видела и присутствующая на балу знать, поэтому ведьму никто не утомлял излишним вниманием: даже те, кого заинтересует её необычный внешний вид на уровне примитивных, животных желаний, не находили смелости, чтобы к ней подойти.

У Безумца тоже были причины считать магессу весьма неоднозначной. Его не волновали предрассудочные сплетни о том, что отступница очаровала Селину, а теперь позволяет себе хозяйничать во дворце и одеваться как маркиза, потому что он видел гораздо более интересную истину. Морриган не сомниари и не сильный врождённо маг — от её ауры не исходило сильных волнений. Однако магесса всё равно сильна, и сильна она именно своими знаниями. Сколько бы раз Безумец ни обращался к Тени, он так и не смог охарактеризовать её способности. Она использует магию, гораздо более сложную, чем может быть у прямолинейной стихийной школы, при этом он не чувствует ровности, предсказуемости её сил, которые свойственны магам, прошедшим обучение в Кругах или по частному чётко систематизированному учебному плану, — в этом смысле она истинный отступник. Да только её силы, путанные и непонятные, всё равно были очень стабильны, ведьма прекрасно контролирует свой дар, заодно и может выходить за рамки привычной академической магии.

Магистр заметил, с какой уверенностью магесса говорит о его принадлежности к Инквизиции, а к такому однозначному выводу она могла прийти только, если увидела его рядом с главами организации. Маг был с ними только раз, да и то в образе птицы, но она всё равно его увидела, догадалась о ложности вранового тела и даже быстроопределила, что за маг прятался под чужой личиной. Сновидца, в арсенале которого было только два тела для перевоплощения, конечно, нельзя считать мастером школы оборотничества, зато эти тела он изучил столь хорошо, что мог не только существовать в них днями, но и достоверно подражать животному поведению. Тот, кто способен обнаружить его обман, явно обладает не только теми же познаниями в оборотничестве, но и другими нестандартными знаниями, которые позволяют вполне хорошо ориентироваться в чужой магии, не видя её напрямую, как это делают сновидцы. А всё это сводится к тому, что ведьма специализируется на запретных знаниях и магии, которые выведены из обихода даже в Кругах Тевинтера, и собирает их так давно, что это даже сказалось на её ауре.

Магистр, также посвятивший жизнь сбору этих знаний, ожидаемо увидел перед собой конкурента, а взгляд его белых глаз тут же устремился на весьма вызывающий, чарующий силуэт не менее хищно, даже с некоторой изощрённой ревностью.

Сторонний наблюдатель бы точно назвал эти гляделки странными и удивился, почему они не перешли во что-то более опасное и даже смертельное.

— Морриган, советница императорского двора по вопросам магии, я так понимаю, — спустя какое-то время, за которое они пытались понять, что ожидать друг от друга, Безумец, как более подкованный в сокрытии эмоций потомственный дворянин, всё же оказался первым, кто замаскировал собственный интерес равнодушием и сдвинул их встречу с мёртвой точки.

— Не думала, что слухи обо мне столь распространены и точны, — магесса выразила ложное удивление.

— Я был предупреждён заранее.

Мужчина весьма умышленно заменил слово «осведомлён». Лелиана рассказала ему о личности советницы Селины именно из предупреждения. В словах Канцлера было много личной оценки, вероятно, под влиянием конфликта, зародившегося ещё со времён совместного похода с Героем Ферелдена, когда обе молодые девушки, но по разным причинам, были увлечены Серым Стражем и видели друг в друге соперниц. Однако магистр не считал, что всеми её словами правили эмоции: это было бы непростительное недооценивание профессионализма Соловья. А сейчас, уже после встречи с ведьмой, в точности этих предостережений Безумец лишь только больше убедился.

— Вот оно как, — задумчиво произнесла Морриган, заметив этот необычный выбор слова. — Инквизиция осведомлена и подготовлена слишком хорошо для простых гостей, значит, жизнь Селины, и правда, сегодня под угрозой.

— И в её смерти ты не заинтересована?

— Как и в победе её кузена, но в её смерти — ещё больше. Иначе гонения мне как магу не избежать, — Морриган ничуть не возмутили намёки на обвинение её в причастности к покушению, поскольку она понимала, что под подозрения попадают все приближённые Селины, и в первую очередь сомнительные личности вроде неё. — А для Инквизиции у меня кое-что есть.

— Я передам Совету, — выразил магистр готовность получить от магессы это «кое-что».

— И не сомневалась, — усмехнулась женщина. — Но сперва назовись сам, раз раскрыл тайну личности советницы по оккультизму, — пусть Морриган и свела своё требование к шутливой несправедливости, мол, он её имя знает, а она — его нет, однако в её словах на самом деле были не вежливость или формальность, а весьма осознанное желание узнать как можно больше об этом непохожем на других маге, сейчас — хотя бы имя.

— Агент Инквизиции, очевидно, — поэтому Безумец ей и не ответил.

Разумеется, Морриган не удовлетворили такие слова.

— А если это будет условие моей помощь?

— Тем хуже для тебя. Как ты и сказала, если императрицу убьют, тебя повесят без судебных разбирательств. Или посадят на кол, как поступала Империя Тевинтер с южными дикарями — и наглядно, и доходчиво, и птицы покормятся падалью.

— А как поступала первая Инквизиция с магами, которые ей наскучили? Уже определился, где на лбу лучше будет смотреться клеймо усмирённого? — не собиралась Морриган молча слушать угрозы в свой адрес.

Эта взаимная неприкрытая грубость, даже агрессия, отчётливо уменьшила дружелюбие их беседы.

— Не могу узнать, откуда в тебе уверенность, что маг, случайно встреченный в пустующей библиотеке, верен именно Инквизиции? — когда стало понятно, что в вопросах помощи они не продвинутся и их беседа перейдёт в молчаливые гляделки, Безумец спокойно сменил тему и решил спросить, что ему было интересно.

— Сильно сомневаюсь, что леди-фарисейское-самодовольство пустила бы на свои плечи кого попало. Она в этом обычно избирательна, — в ответе Морриган, пропитанном ядовитой язвительностью, также чувствовалось влияние их былого с Лелианой соперничества.

Маг убедился в абсолютной правдивости своих догадок о познаниях этой ведьмы.

— Но похоже не так уж ты и верен, раз не торопишься услужить своим хозяевам, — подметила магесса, когда их разговор всё же перешёл в молчание, а мужчина так и не выразил заинтересованность.

— Успех Инквизиции для меня не стоит выше отсутствия желания потакать ведьме. Твои сведения может передать и любой другой уступчивый агент. Но советую: напрямую, исключая посредников, обратиться к Канцлеру — это только упростит Инквизиции работу.

Как бы раздражающе ни было чванливое поведение мага и ни злило, что он остаётся для неё всё также неизвестен, Морриган признавала, что её бездействие ей же и не идёт на пользу — конфликтовать со столь могущественной организацией, значит, попасть под раздачу, когда убийца будет пойман и в поисках сообщников начнут тыкать в имена и называть пальцы. Но подходить к другим агентам Инквизиции прилюдно, тем самым порождая лишние сплетни, ей не хотелось не меньше. Так что ведьма первая уступила.

— Недалеко отсюда я наткнулась на тевинтерского лазутчика. Пришлось его убить. На его теле был ключ.

— Удалось его допросить?

— Знаешь ли, он не очень-то был настроен на разговор — напал первым.

— Что открывает ключ?

— Мне неизвестно. Но предполагаю, что людскую: вход в неё самый ближайший. Инквизиции будет не лишним туда наведаться.

Безумец кивнул, соглашаясь. Он посчитал услышанное зацепкой для начала уже активных поисков, ведь если есть лазутчик, значит, где-то бродят и солдаты Венатори.

Теперь в руках магессы показался немного опалённый ключ, который она готова была передать. Два мага стояли друг от друга на приличном расстоянии, поэтому для передачи ключа его нужно было перекинуть или подойти и передать из рук в руки, но Морриган не спешила, потому что желала, чтобы подошёл сам сновидец. И на этот раз магистр решил ей поддаться, а не тянуть время, желая поскорее избавить себя от общества ведьмы.

Морриган не собиралась обманывать, а желала просто проверить свою догадку и сполна насладилась этой проверкой. Наблюдая за тем, как мужчина шёл, она всё сильнее веселилась. Ведь не шёл он, а сильно хромал при этом с таким важным видом, будто бы он сделает своё жалкое состояние менее… жалким.

— И где таких убогих Совет только набирает? — язвительно заметила она, когда подошедший магистр забрал у неё ключ, при этом сделал это с такой брезгливой аккуратностью, чтобы только не коснуться её руки. Собственно, её насмешливую улыбку он прекрасно наблюдал.

— Точно не в дикарских южных болотах — эпицентре антисанитарии и отсутствия культуры полового воспитания.

* * *

За то время, которое он провёл в библиотеке, открытые для посещения комнаты заметно оживились. Не так много аристократов осталось в главной бальной зале наслаждаться музыкой, танцами и развлекательными спектаклями шутов, остальные же разошлись по разным зонам в зависимости от собственных планов. Кто-то решил отстраниться от политики за выпивкой в небольшом гостевом саду с фонтаном — а когда перестанут подавать напитки, глядишь, война и кончится. Кто-то с той же целью получить порцию дурмана не будет выходить из курительного салона. Ну а кто-то продолжит плести интриги, ведя всякого рода беседы. И где-то среди таких озабоченных и не очень переговорами будут бродить агенты Инквизиции, строгостью костюма и молчанием подчёркивая свою беспристрастную миротворческую роль. Да и сама знать пока не определилась как стоит к таким гостям относиться, поэтому большинство попыток агентов с кем-либо заговорить обычном заканчивались скупой чеканкой слов.

Безумец наблюдал за действиями Инквизиции даже с любопытством: ему интересно, как работает организация, которая сегодня при любых раскладах должна выйти победителем. По мере изучения, тихих перелётов от одного окна к другому мужчина нашёл того, с кем захотел побеседовать раньше, чем отправиться на поиски Канцлера.

Солас стоял в углу одной из галерей, опираясь на высокую вазу, почти незримо для всех участников вечера. Старый хитрец ничуть не смутился использовать своё происхождение себе же на пользу, поэтому и костюм он попросил сшить самым сдержанным, и себя назвал всего лишь слугой Инквизиции, а не полноправным её участником, экспертом не много не мало в вопросах Тени и Бреши, и забавный головной убор надел, чтобы свой статус утвердить. Этого было достаточно, чтобы в его сторону знать смотрела без интереса, а снующие туда-сюда слуги не особо таились в своём перешёптывании вблизи него. Однако окончательно войти в доверие к местным эльфам у него всё равно не получилось, потому что не выглядел Волк слугой в привычном понимании этого слова, как бы он себя ни называл. Взгляд его слишком острый и внимательный, бесстрашие перед знатью очевидно — он не трясся как другие эльфы, его голос не дрожал в ужасе, он не краснел, стыдливо пряча глаза, когда какой-нибудь лорд его окликнет, потому что думал, что его маленькую шпионскую игру раскрыли. Он был умиротворительно спокоен настолько, что такую маску на лице бога обмана не превзойдёт ни один здешний аристократ. Одновременно его происхождение и выделяло элвена из серой толпы слуг. Мужчина был слишком хорошо сложён, выше почти всех современных эльфов, что сразу бросается в глаза худощавым сородичам. И если в обычное время он уже научился скрывать свои отличия за тряпичной, лоскутной, мешковатой одеждой, то вот сегодня, наоборот, парадный камзол излишне подчёркивал его физические качества.

В своё время Солас бы этого и добивался, как и другие эванурисы — не зря костюмы каждого из них всегда были самым настоящим произведением искусства и предназначались исключительно для одного носителя. А сейчас это лишь ему мешало. Однако, по всей видимости, Волка это только задорило. Новые обстоятельства и трудности пуще разжигали его страсть к дворцовым интригам. Раньше сил и власти у него было столько, что соперничать с ним на равных могли только другие боги, а подобный узкий круг конкурентов и столетия однообразия способны наскучить даже неспешным в своём бессмертии элвен, зато сейчас перед ним непаханые края возможностей, и никто его даже не знает.

Однажды из блаженного пребывания в родной среде названного отшельника вывел стук по стеклу ближайшего к нему окна. Стук был достаточно громкий — некоторые господа обернулись, но хмыкнули и быстро потеряли интерес, не обнаружив источник звука. А Соласу и не нужно было искать ворона, потому что Канцлер заранее предусмотрела такую систему сигнализации между агентами Инквизиции и сторонним неожиданным союзником на случай, если последнему будет что обсудить. Эльф, в том числе зная эту несложную систему знаков, точнее стуков, напоследок окинул коридор пронзительным взглядом и направился в сторону ближайшей террасы. Многие наряды аристократов не предназначены для прогулок по ночной уличной прохладе, поэтому балконы нередко являются местом уединения, секретных бесед и пикантных встреч для тех, кого холод не отпугнул. Не зря они обычно обильно засаживаются зеленью. Поэтому найти пустующий балкон, где тайного союзника Инквизиции никто не увидит, мужчине трудов не составило.

Выйдя на террасу и оставив позади полное алчности общество лордов, Солас с удовольствием вздохнул полной грудью. Всё же было одно отличие сегодняшнего бала от того, к чему он привык, и заключалось оно в излишней закрытости помещений и слишком уж спёртом воздухе. Дворцы элвен более открытые, просторные и гораздо лучше соприкасаются с природной красотой и растениями, которые росли повсеместно, а не только в конкретных садовых зонах и горшках, которые размерами и высотой были больше того, что в них росло.

Вскоре неподалёку появившегося магистра Волк встретил с приветственной улыбкой. Безумец ответил теневому собеседнику с тем же дружелюбием.

— По всей видимости. ты наслаждаешься происходящим, — не мог не заметить магистр слишком уж хорошее настроение у своего знакомого.

— Мне нравится пьянящая смесь власти, интриг, опасности и секса, которая наполняет такие события.

— Очень необычно для…

— Эльфа? — с ухмылкой Солас предугадал, что хотел сказать тевинтерец, который, разумеется, не привык, что бы представитель рабской расы следил за балом как полноправный участник, а не просто подносил угощения. Но злобы в его голосе совсем не было.

Будучи перебитым Безумец какое-то время молчал, потому что эльф сказал точно.

— Отшельника, который посвятил жизнь изучению Тени, а не дворцовым интригам, — чуть позже маг усмехнулся сам и сделал вид, что изначально он другое имел в виду.

— Я изучаю не Тень, а то, что она мне покажет, воспоминания давно ушедших времён, которые впитали духи, — деловито поправил эльф, абсолютно никак не выдавая, что собеседник указал на очень заметное противоречие. — В том числе воспоминания о празднествах древности, которые принципиально ничем не отличаются от лживости происходящего в данный момент. Они всегда меня увлекали. Мне даже несколько жаль, что я не в центре сегодняшнего действа. Думаю, это был бы незабываемый опыт.

— Или тебя бы убили. Весьма забываемо, — хмыкнул Безумец, не оценив мечтательность в словах эльфа, поскольку всегда желал ровно противоположного.

— Или так. Но в том и азарт, — в свою очередь попытка ухода магистра от традиций общества, в котором он был рождён и прожил всю жизнь, Волка только забавила.

Они не соглашались с мнением друг друга, но принимали его без осуждения.

— Личина слуги Инквизиции оказалась эффективной? — спросил Безумец, вернувшись к делу. Хотя в его голосе была слышна издёвка отчётливо, когда он покосился на головной убор собеседника.

— Не особо. Всё же я мало похож на слугу. Однако местные эльфы ко мне заметно терпимей относятся.

— Охотней подливают в бокал?

— И угощают — тоже. В основном закуски здесь неплохи. Не так странны, как принято считать. Сладости особенно — советую попробовать.

— Увы, я незваный гость сегодняшнего банкета.

— Какая жалость. Зато ты свободен в своём перемещении, пока я, так уж и быть, невзрачным слугой наслажусь вечером и угощениями, — театрально вздохнул Солас, достал из подсумка взятые со стола конфеты и с показательным растягиванием удовольствия их съел.

Мрачный взгляд истинного любителя сладостей подтверждал, что эльф сполна вернул издёвку.

— Помимо этого эльфы достаточно много напрямую переговариваются о своих делах, — а Солас как ни в чем не бывало заговорил о делах. — Точно известно, что часть слуг — это шпионы посла Бриалы. Они получают от неё распоряжения и делятся ими друг с другом записками, которые спрятаны в тайниках по всему дворцу, — на этих словах знаток Тени достал из другого подсумка клочок бумаги и протянул тевинтерцу. На нём была переписка слуг.

Эльфийка Бриала благодаря своим способностям к шпионажу была не последней подданой при императорском дворе: официально — тайный канцлер, а неофициально — любовница императрицы. И даже после конфликта с Селиной и её изгнания Бриала всё равно оставалась очень влиятельной, так как создала огромную сеть эльфов-шпионов по всему Орлею, а может, и за его пределами. Сил этой шпионской сети хватило, даже чтобы вставлять палки в колёса двум сторонам Войны Львом, обостряя тем самым ситуацию. Остаётся только догадываться, так уж шпионку волнует судьба своего народа или она просто использует их, чтобы добиться для себя власти, но эльфы очень охотно подхватывают её речи. На сегодняшние переговоры Бриала в качестве посла прибыла по приглашению Селины. Императрица надеялась помириться с давней подчинённой, чтобы заручиться помощью её шпионской сети как против кузена, так и против иных врагов Орлея. Однако только наивный будет считать, что властолюбивая эльфийка не попытается получить от встречи выгоду и для себя.

Когда Безумец ознакомлялся с информацией, которую ему предоставила Лелиана, по скором переговорам, в том числе описание главных их участников, то со скрипом в зубах ещё готов был признать нравы нового мира, и что раттус может составить полноправную конкуренцию всему императорскому двору. Но когда он узнал, что эту эльфийку мало того, что терпят, а не пытаются поставить на место, так ещё официально приглашают на бал в качестве посла, к которому почестей больше, чем ко всей Инквизиции вместе взятой со всеми её заслугами, это сновидца поразило. В тот момент только понимание, насколько важно порушить планы Корифея на Орлей, удержало его от желания отказаться от участия во всём этом безумном фарсе.

«Эльфку пригласили на переговоры государственной важности? А что дальше — передадут ей правление Орлеем?» — при новом упоминании спорного имени Безумец вспомнил своё прошлое негодование.

— И это шпионы тебе рассказали о тайнике с их перепиской? — удивился магистр непрофессионализмом якобы шпионов, раз чужому эльфу можно встать с ними рядом в людном помещении и спокойно узнать обо всех их планах.

— Как я и упомянул, они переговариваются напрямую. Это вполне ожидаемо, потому что это не опытные шпионы, а просто привлечённые Бриалой слуги. Для многих из них передача записок — это своеобразная игра, благодаря которой каждый из них чувствует себя частью чего-то большего. Вряд ли им важны истинные намерения Бриалы — она помогает им просто верить, что они делают великое дело для городских эльфов. Но для неё их неопытность — не проблема. Чтобы услышать их перешёптывания, нужно захотеть их услышать, а орлейская знать, к удивлению, живёт и даже не догадывается, что у их слуг сформировано целое общество, — объяснил Солас, а затем продолжил доклад. — Как можно судить по переписке и их обеспокоенному шёпоту, они потеряли связь с крыльцом слуг. Все, кто туда входил, обратно ещё не вернулись.

— У меня есть ключ, снятый с тела лазутчика, предположительно пришедшего оттуда, — дополнил хромой маг.

— Значит, враг начал действовать, — подытожил Солас, уже догадываясь, что Инквизиция найдёт в людской, когда туда спустится. — Учитывая, что имперской стражи сегодня меньше, чем обычно, новость не из приятных.

— Почему стража убрана?

— Некоторые считают, что Селина решила положиться на шевалье Гаспара, которых он привёл на переговоры для «защиты» дворца. Но точно никто не знает. Либо солдаты переодеты под гостей с какой-то целью, либо что-то пошло не так. Также неприлично задерживается эмиссар Совета Герольдов — предполагают, что он отправился в людскую в поисках развлечений с доступными служанками.

— Не удивлюсь, что развлечений он всё же нашёл, но только не тех, которых ожидал.

— Весьма вероятно, — согласился Солас. — Это всё, что мне удалось узнать. Передай сведения Лелиане: тебе, как вижу, по пути.

— И в какой только момент при разговоре с Канцлером я согласился быть её посыльным? — с театральным разочарованием произнёс Безумец.

— Соловей умеет уговаривать, — Солас усмехнулся, а про себя задался вопросом: не реализовала ли Лелиана его давно озвученное предложение по «дружескому» привлечению магистра на их сторону? Уж больно неожиданным оказалась тяга последнего к сотрудничеству с Инквизицией.

* * *

Найти Сенешаля было ещё проще: конечно же, она останется в центре сегодняшнего действа. И хотя стена, которую женщина избрала, чтобы на неё опереться, была весьма отдалённой и непримечательной, не радующей взгляд даже маленьким цветочным горшком, зато вид отсюда открывался на всю большую залу и, что важнее, на ярус, где в жарком споре сцепились главные лица сегодняшних переговоров. И за всем этим Лелиана с живым интересом наблюдала. Её никто не отвлекал, даже не смотрел в её сторону, что Левую руку полностью устраивало.

— Вы женаты, командир?

— Я… женат на работе.

— Значит, свободны…

Эти слова, чудом донёсшиеся до неё через гомон и музыку зала, Лелиану повеселили. Тогда как она наслаждалась своим одиночеством, полностью погруженная в работу, их командир, сам того не ожидая, оказался в центре внимания. Леди Соловей насчитала, что он уже успел привлечь девять женщин и шесть мужчина, а также получить два брачных предложения. А это ведь ещё далеко не конец вечера. Излишняя вежливость и скромность Каллена при попытках прогнать незваных почитателей лишь ещё больше их задорила. Если так дело пойдёт и дальше, ему понадобятся телохранители. Но это Канцлер, конечно, решила оттягивать, ведь пока их командор остаётся таким же хорошеньким, у неё накапливается список лиц, кто чахнет по их командиру. А подобной информации она ещё найдёт применение.

Повезло ещё меньше только Варрику — его буквально с порога обступили взбудораженные фанаты и уволокли для тысячи глупых вопросов.

В один момент стук в оконное стекло нарушил её родное времяпровождение.

— Вижу, и вы получаете удовольствие от происходящего, — не мог не заметить Безумец, когда они вдвоём также укрылись от посторонних глаз и ушей на балконе.

По привычному таинственная Левая рука, пугающая одним своим взглядом, сейчас была непривычно дружественная, улыбчивая. Магистр понимал, что это — прекрасная маска и с той же улыбкой подосланные барды обычно убивают, однако была в улыбке и доля правды — ей нравилась Игра. Но эта улыбка ничуть не умиляла. И Безумец, даже зная, что лживая смертоносная маска предназначалась не для него, всё равно испытал тревогу, которая свербила на каком-то совсем уж подсознательном уровне, на уровне глубинной лимбической системы, и не поддавалась контролю, стоит только подумать, что шпион и убийца наслаждается тем, что вернулся к своему подлому ремеслу.

— Это Игра, лорд Фауст. Разумеется, она мне нравится. Иначе бы меня уже не было в живых, — ответила Лелиана и вопреки забаве решила на время разговора вернуть себе былой образ молчаливого таинственного, но зато вполне очевидного в своей опасности Тайного Канцлера для собеседника.

— Значит, Игра не помешает вам увидеть то, что незримо для других ваших союзников?

— Именно так. Например, вы бы видели танцевальные туфли леди Камбьен — верх безвкусицы.

— Если вы о леди, в данный момент испытывающей на прочность терпение зрителей и своего кавалера столь же безвкусным танцем, то видел. Её туфли обильно украшены драгоценными камнями, поэтому сверкают ярче её отполированной маски. А ведь во время танца их так просто потерять — что, судя по блеску на полу, уже и произошло. Вульгарное выпячивание своих богатств. А если учитывать, что это удостоилось даже вашего внимания, то ложных богатств.

— Не так давно ещё её семейство распродавало последний фамильный антиквариат для погашения немалого долга.

— И вы задались вопросом об источнике столь неожиданного пришедшего обогащения, который с большой вероятностью окажется незаконным, что вами как Канцлером может быть использовано.

— Совершенно верно.

Заговорив о, казалось бы, совсем неуместном, Лелиана ожидала услышать грозный упрёк в том, что у них тут покушение намечается, а она позволяет себе пустяками интересоваться, любоваться туфлями. Чувство превосходства перед менее искушённым в интригах собеседником ей бы польстило, стало своеобразной шуткой. Однако сновидец её удивил. Точнее напомнил, что он тевинтерский дворянин и имперскому подобию Игры хорошо обучен, пусть и пользовался этим без особого азарта. То, что шутка не удалась, а мужчина не купился, барду понравилось намного больше скучной предсказуемости. На секунду Лелиана даже позволила себе улыбку, уже настоящую, из-за странной пришедшей воодушевлённости, что человек, стоящий напротив, похоже смотрит на мир. И пусть его сознание столь же основательно и необратимо не специализировалось, чтобы буквально везде видеть шпионскую выгоду, однако он и не простодушный как… ферелденец.

— Подобных неспособных игроков немного, другие же не выставляют свои секреты напоказ, — продолжила Соловей говорить уже деловито о своей слежке за политическими спорщиками. — Посол Бриала в том числе. Она сама пожелала побеседовать со мной. И надо сказать её собственная позиция касательно переговоров может открыть для нас небывалые возможности.

— Вы хотите, чтобы Инквизиция поддержала беспочвенные посягательства на престол… эльфа? — скривился магистр.

— Её шпионская сеть — прекрасное приобретение. Ситуация сейчас очень шаткая, так что даже у эльфа есть шансы добиться власти, правда, минимальные. Но это только сделает её самым преданным союзником, если получится её непредсказуемо для всех возвысить. Селина же недолго будет хранить благодарность за спасение. Есть подозрения, что она изначально и пригласила нас, чтобы мы сделали за неё всю грязную работу.

От вида небывало нахмурившегося и точно про себя ругающегося мага Лелиане было только ещё смешнее — тевинтерцы неискоренимы в своём неоригинальном отношении к эльфам.

— Это лишь мои размышления, Фауст. Я не намерена принимать столь важные решения без согласования с моими коллегами.

— Думаю, они считают иначе: моё сегодняшнее участие остальных советников весьма удивило.

— Вы — иной случай, более… деликатный, и отвечать за последствия в случае вашего обмана придётся только мне. А вот ответственность за исход сегодняшних переговоров, если стороны не договорятся сами — а они не договорятся — понесёт вся Инквизиция.

Безумец не стал продолжать эту тему. В конце концов в своей неожиданной фантазии исхода сегодняшнего вечера выделяется не только Лелиана: у всего Совета нет единства в этом вопросе. И если Жозефина уверена, что Селина доказала свою способность к правлению умелой многолетней политикой, и не понимает, какие тут ещё могут быть достойные альтернативы, то вот Каллен и Кассандра, наоборот, считают начавшуюся гражданскую войну как раз показателем неумелой политики императрицы. Сейчас, когда юг Тедаса на грани хаоса, а мир — гибели, Селина позволяет себе устраивать весь этот фарс, празднества, формальные переговоры, которые были обречены на провал изначально, потому что ни одна сторона не собирается уступать. И на фоне её неспешных действий притязания Гаспара им кажутся куда более привлекательными, потому что кто лучше ветерана и опытного военачальника может знать, как нужно действовать в условиях военного времени. И Герцог точно не будет тратить драгоценные ресурсы страны на разные танцульки, пока над головой рвётся небо.

Безумец, конечно, не был с ними согласен, считая, что быть хорошим военачальником — совсем не значит быть хорошим правителем. Опыт Ферелдена времён Пятого Мора его в этом только убеждает. Тем более кто сможет гарантировать, что здравомыслие и сдержанность старого солдата всё же удержат вверх перед манящей возможностью воспользоваться смутой и замахнуться не только на Ферелден, вернув Орлею над ним власть, но и на Вольную Марку и Неварру, о чём Гаспар заявлял на протяжении всей Войны Львов? А это лишь усугубит ситуацию в мире на пользу Корифею.

Но и влезать в спор мужчина не хотел. К счастью, пока это только те же размышления, потому что ни один из советников не имел наглости единолично решать такой вопрос, и Инквизиция всё ещё придерживается плана по спасению императрицы: нарушить планы Старшего сейчас для неё важнее споров о престолонаследии.

— Кузен её величества весьма пренебрежителен к Игре, но это мало его заботит, — продолжила Лелиана, когда убедилась, что магистр не затаил злобу за её слова.

— Это не означает поражение для него? — не понимал Безумец, ведь его так долго пугали вездесущностью орлейской традиции, пренебрежение которой будет стоить местным аристократам всего.

— Членам имперского двора может сходить с рук некоторая… непохожесть, тем более ветерану, почтенному шевалье и весьма уважаемой личности в рядах имперских солдат. И сейчас знать больше впечатлена резкими высказываниями Гаспара, чем его плохой игрой. Например, он неприкрыто угрожал расправой Совету Герольдов.

— Разве этот радикальный ход не поспешен?

— Так и есть. Но все, в том числе и он, понимают, что по-другому с ними договориться не получится, потому что большинство участников Совета Герольдов подкуплены находчивостью Селины. И если вновь вопрос престолонаследия без них не разрешится, то советники встанут на её сторону.

— Эмиссар Совета подозрительно долго не возвращается из людской — это может означать, что герцог перешёл к исполнению своих угроз.

Дальше Безумец сообщил главной сборщице зацепок всё, что узнал от Соласа, обрисовал сформированную им картину и, наконец, передал ключ.

— Эта советница по оккультизму бессовестна и способна на всё. Однако она права: убийство Селины поставит её под удар. Так что, весьма вероятно, она сказала правду, — размышляла Лелиана, пока перебирала в руках ключ, его изучая. — До нас уже доходили слухи, связанные с крылом слуг, но, по всей видимости, там произошло что-то серьёзнее локальной стычки. Это нужно проверить. Я сообщу Кассандре о необходимости отправить отряд при поддержке солдат. Если крыло захвачено, его нужно отбить как можно скорее, — специально для магистра женщина высказала всё это вслух, а потом глянула на него самого. — Господин Фауст, я попрошу вас проследовать за нашим отрядом и помочь им в поисках. Если в Зимний Дворец действительно проникли венатори, то могут пригодиться ваши… особенности, — попросила Лелиана, надеясь, что в магистре именно сейчас, когда события набирают обороты, не взыграет горделивая безучастность. А говоря про «особенности», она имела в виду в том числе скверну в его крови.

— Я исполню вашу просьбу, леди Лелиана, — Безумец дал согласие.

Возмущаться и наигранно жаловаться было бессмысленно — его весьма активная помощь подразумевалась изначально, в ином случае не нужно было вообще соглашаться. А сидя весь вечер в библиотеке, он будет не полезнее любого другого лорда, посетившего бал исключительно ради увеселительных целей. По крайней мере древнему магистру становилось уже по-настоящему интересно, даже хотелось самому понять, что же происходит, и в первых рядах наблюдать, чем это всё закончится.

Да и вся эта знакомая смертоносная суета вновь напомнила ему о родине — как будто и не уходил.

* * *

Что бы Инквизиция ни предполагала найти в закрытом крыле слуг, реальность шокировала всё равно больше. Как только агенты переоделись, взяли в руки родное оружие и возглавили отряд солдат, тайно прошедших во дворец, то буквально с порога людской оказались сбиты с толку: перед их глазами предстала картина окровавленных эльфийских тел.

Чем дальше отряд продвигался по крылу, аккуратно переступая через мёртвых слуг, тем больше убеждался, что здесь был бой — здесь была бойня, в которой никто не выжил. На кухне, в прачечной, в спальнях, в кладовых — все были мертвы. Нападение было столь организованным и безжалостным, что где слуги находились, там их и убили. Они даже попытаться убежать не смогли.

Такая жестокость к абсолютно безвинным казалось ужасной всем, однако предаваться унынию и печали им было некогда. Если они помедлят, то таким кровавым зрелищем может стать весь дворец, а если совсем помедлят — то и весь мир.

И хотя нападавших Инквизиция не застала, а мёртвые уже показаний не дадут, но достаточно много можно было почерпнуть из того, что они просто лицезрели. Убийцы расправились со слугами не ради развлечения, скорее убирали свидетелей, значит, как можно дольше они хотят сохранить своё присутствие в тайне. Для более тщательной подготовки будущего штурма или, наоборот, сокрытия какой-то своей деятельности, никак напрямую с нападением несвязанной. Также их налёт был весьма точен — они не плутали по коридорам крыла, а знали, где ещё могут быть слуги, значит, они хорошо подготовлены, как минимум имели карту. Ну и нападавших было много: так быстро пройтись и всех искромсать, что до бального зала не донеслись даже крики, можно было только значительно превосходя количеством.

И вскоре агенты Инквизиции в этом убедятся и даже лишний раз порадуются проницательности Сенешаля, которая и настояла на том, что малочисленный отряд разведчиков обречён на смерть — нужна уже поддержка солдат.

Когда отряд покинул залитые кровью помещения слуг, то оказался в саду. Он был небольшим, зато исполненным в необычном стиле: вместо обильной растительности на земле большинство цветов было посажено в горшках, расположенных по всей площади деревянных пергол, из-за чего образовались целые зелёные тоннели, вызывающие дискомфорт у тех, кто к таким дизайнерским изыскам не привык.

Но разведчики пробирались не зря — в центре сада, прямо рядом с фонтаном, чтоб уж точно никто мимо не прошёл, они нашли отличную от ранее виданных находку. Тело мужчины в богатых одеждах сразу давало понять, что это забредший за приключениями в крыло лорд. Все сразу предположили, что это тот самый искомый коллегами эмиссар Совета Герольдов. Ну что ж приключений он себе нашёл, а они теперь нашли его тело, а также кинжал, торчащий из его спины, с выгравированным на пяте клинка гербом герцога де Шалон.

Не успели агенты поспорить, является ли находка однозначным доказательством успешного покушения Гаспара на одного из советников, как он и грозился, или, наоборот, его полной невиновности, ведь не надо обладать складом ума детектива, чтобы увидеть неестественность в забывании убийцей орудия убийства прямо с гербом заказчика в теле убитого. Впервые мёртвая тишина крыла была нарушена чьими-то чужими голосами, в сторону которых представители Инквизиции, не теряя времени, кинулись.

Сад вывел отряд в отдельный комплекс комнат — дворянские покои, в которых уже вовсю хозяйничали устроившие резню в комнатах слуг. Увидев солдат в громоздких черных доспехах и огромным рогом на шлеме, никто из агентов не сомневался, что во дворец проникли венатори.

А дальше началась не бесчестная резня, а яростная смертельная битва. Инквизиция с боем прорывалась по крылу, уничтожая врагов малыми группами. В этом было их преимущество, потому что венатори не ожидали столь скорого нападения и разбрелись по всей округе, а отряд Кассандры был собран в единый строй. Способности Искательницы также понадобились, когда вскоре стало заметно преобладание магов среди общего числа враждебных тевинтерцев — что очень для них нехарактерно.

Сражения были зрелищными из-за обилия магии, но скоротечными: Совет справился малыми потерями — только несколько солдат оказались ранены серьёзно и были вынуждены отряд покинуть, чтобы дождаться помощи сослуживцев, которых пришлют окончательно зачистить от неприятеля крыло. Собственно, по мере своего продвижения по головам врагов вглубь крыла от отряда постепенно отделялись группы солдат, чтобы зачистить помещения, которые оставались позади. Как итог, когда основные силы тевинтерцев пали, покои уже фактически принадлежали Инквизиции — с остатком недругов разберутся и малые отряды.

Когда под командованием советницы остались лишь только агенты, они уже не воевали, а осматривали дальние помещения в поисках улик. Одной из самых отдалённых от входа комнат оказалась гостевая библиотека, куда они тоже решили наведаться и ожидали найти там засевших в засаде последних венатори. Но они опоздали.

— Ей, босс. Тут ломоногий задохлик сам решил немного руки замарать, — отчитался Железный Бык, когда на правах главного тарана команды первым ворвался в помещение. За ним прошли остальные.

Безумец стоял у книжного шкафа и в сторону отряда даже не глянул, всем своим видом показывая, что высокая орлейская поэзия его интересовала намного больше. А тем временем неподалёку валялись тела нескольких имперских магов без следов насильственной смерти — сопорати даже не хотелось узнавать, как они умерли, да и вестись на показуху магистра — тоже. Бык и вовсе фыркнул, передёрнул массивными плечами, вспомнив при каких обстоятельствах он с этой хромающей опасностью впервые встретился, и решил лучше обыскать магов. Хотя по профессиональной привычке глаз с имперца не спускал.

— Ты всё это время был рядом и не мог помочь?! — возмутилась Кассандра, не оценив зазнайство на пустом месте от мага-эгоиста.

— Моего участия не предполагается, — голос мужчины был спокоен до комичного на фоне возмущённой воительницы. — Я лишь наблюдаю за вами.

— Ещё, похоже, и развлёкся тем, как эти, — с отвращением указал Бык на мёртвых венатори, устроивших бесчестную резню, — крыло «раскрасили».

— Ничуть. Совершённая здесь дератизация — пустое расточительство. Столько потерянных свойств. Хотя не буду отрицать, что меня позабавило наблюдать за хвалённым различием в отношении к рабам в Империи и слугам в церковном Тедасе — точнее за его полным отсутствием.

По авторитетному мнению Церкви, это Тевинтер — Империя Зла и людских пороков из-за отношения к бесправным рабам как к вещам, но зато, когда надо, ради Игры можно и десятками слуг пожертвовать и не даже не заметить. Ведь если бы Селина поставила в людской стражу, то хотя бы нескольким эльфам удалось спасти. Но в итоге, сновидец был уверен, жертв сегодняшнего вечера даже никто оплакивать не будет.

И если Солас вполне понял упрёк магистра в таком неприкрытом лицемерии юга, то вот остальные словами имперца не прониклись.

Искательница была в ярости — по её пальцам сжатым в кулаки до побеления костяшек было видно, насколько она боролась с желанием заслуженно всыпать магу. Не из-за его происхождения, как было когда-то, — сейчас её уже убедили, что этот человек — не копия Корифея, и его не надо ненавидеть и желать усмирить просто за то, что он первое порождение тьмы. В своём происхождении Безумец не виноват, как и в том, что его выкинуло из Тени в день Конклава, а вот в своём поведении — очень дальше. Кассандра видела, как мужчина любезно и вежливо разговаривал с Сенешалем, давая понять, что ему от происхождения не только кровожадность досталась, но и манеры. Зато сейчас ничего этого нет — есть надменность, напыщенность, чванливость и целый ворох высокомерия, когда, казалось бы, они объединились ради одного хорошего дела — противодействие планам Корифея. И он делает это специально, смеётся ей прямо в лицо — вот что выводило Кассандру из себя.

«Неужели такие «герои» Ему угодны?» — тяжело выдохнула воительница, почти рыкнула и всё же стремительно направилась к сомниари, но пока не чтобы отлупить по заслугам.

— Кончай паясничать, малефикар! — рявкнула женщина, вырвала из его рук книгу, не очень аккуратно запихнула её обратно, повредив каптал и рёбра обложки, а затем грозно впилась в силуэт хромого мага. — Лелиана сказала, что ты будешь помогать — так помогай. Иначе проваливай. У нас нет времени на твои кривляния!

Сейчас всему их шаткому миру грозило закончиться смертоубийством. Стоящие слишком близко нетерпящие друг друга люди были готовы нанести удар: рука Искателя лежала на эфесе меча, а рука мага держала посох, который уже соорудил защитные заклинания. К счастью, у них обоих было понимание, что их конфликт не стоит того, чтобы за него лишаться перспективного сотрудничества с Инквизицией или терять мага, кто единственный может безболезненно спасти мир от Бреши.

— Придётся терпеть, perrepatae. Как терпят твою некомпетентность на этом балу.

Хмыкнув, Безумец показательно опять достал ту несчастную книгу и вместе с ней решил отойти в сторону, чтобы вновь держать дистанцию от воительницы, отношения с которой у него не заладились с самого начала. Что впрочем их обоих устраивало, чем лживые любезности.

— Что касается увиденного — мои измышления почти не отличаются от ваших озвученных, — Безумец прошёл в угол комнаты, в котором лежала окровавленная эльфийка-уборщица, даже после смерти так и не выпустившая из руки щётку. Магистр, чтобы не испачкать кровью сапоги и полы плаща, тростью пошевелил уже остывшее тело так, чтобы все могли увидеть рану. Смерть её наступила вследствие одного сильного удара режущей кромкой оружия, который только из-за не совсем правильного (видимо, из-за спешки) угла не лишил бедняжку головы. — Если судить по характеру ранения, венатори преследовали только цель устранить свидетелей. И ослушаться приказ они настолько сильно боялись, что буквально ни один из них не позволил себе воспользоваться беспомощностью жертв, устроив на них охоту или хотя бы ради забавы дать шанс на сопротивление.

— Мы нашли одного — помимо дыры в животе у него были исполосованы руки и лицо. Видимо, исключение — просто один такой бойкий нашёлся. Но, к сожалению, это ему не помогло.

В ответ на замечание Быка магистр совсем нездорово посмеялся: нет, бойким этот раттус не был, а вот невезучим — уж точно. Кто увидел его веселье, предпочли отвести взгляд и не задумываться.

— Значит, им настолько было важно скрыть свою деятельность. И задумали они не только нападение, — подытожила Кассандра.

— Что насчёт герцога? По-твоему, такое очевидное подстроенное убийство эмиссара не может быть его двойной игрой? — спросил Солас, собственно, возвращаясь к спору, который начался ещё в саду.

— Сомневаюсь. Этот ход слишком искусен для прямолинейного даже в своих угрозах герцога. Прямая конфронтация — вершина его дипломатии. Впрочем, чего ещё ожидать от солдата? — на последнем слове Безумец даже без какой-либо завуалированности глянул на Кассандру.

— Как остроумно, хромой, — фыркнула Правая рука.

— По крайней мере ты понимаешь намёки.

— Про Быка ты тоже самое скажешь или тут же смелость посеял? — воительница правильно заметила, что в сторону кунари магистр старается не смотреть без надобности. Он, конечно, объяснит это своим пренебрежением к кунарийской расе, но все были уверены, что такого задохлика просто не может не тревожить здоровенный кунари, который выше его на голову, а по ширине плеч различия между ними ещё более ощутимы. Не в пользу имперца, конечно же.

— Ваш кунари — шпион. На него сказанное мной не распространяется по определению.

— А я и не знал, что ashkaariу имперцев такие болтливые. Наверное, потому что они обычно со страху помирают раньше, — заметил Бык, использовав слово из кунлата.

Именно это слово остановило дальнейшие попытки друг друга поддеть. Слово на чужом языке неожиданно магистра заинтересовало, потому что оказалось ему… понятным.

— «Тот… кто ищет» — так вы называете исследователей? — немного поколебавшись мужчина перевёл услышанное слова и решил уточнить.

— Учёных в общем.

— Весьма безыдейно, кратко и неточно, учитывая, что в языке кунари много длинных избыточных идиом.

— Значит, тот, кто придумывал, посчитал, что для учёных достаточно и это.

— Это очень пренебрежительно для народа, чьи достижения целиком и полностью зависят от развития науки: будь то наука военного дела и кораблестроения — для солдат, или психология и наука поведения социальных групп — для шпионов. Без захваченных со стороны учёных и чужих достижений кунари так бы и остались островной кучкой северных дикарей с тупиковой в далёкой перспективе религией.

— У кунари есть и свои учёные.

— Они бесполезны. Ум — это способность решать нестандартные задачи нестандартным методом. А наука — это комплекс таких методов и идей и извечный поиск новых. Кун же изначально направлен на искоренение всего отличного, следовательно без притока свежих идей со стороны он не способен породить свои собственные, приводя себя к стагнации. Элвенан показал, как быстро уничтожается всё общество, пришедшее однажды к стандарту, когда обстоятельства вдруг нестандартно меняются. К сожалению, к истории обращаются, когда ошибка уже повторилась.

Пока все присутствующие пытались уловить ту нить разговора, которая привела их от обсуждения насущных проблем до каких-то умных тевинтерских слов и философии Кун, Безумец выглядел довольным, победив в очередной попытке вывести из себя собеседника. Ведь «вывести из себя» не только значит разозлить, но и потерять контроль. А лица слушателей, которые так и не смогли угнаться за заумными словами сновидца, выглядели очень потерянными. Только Солас хмуро задался вопросом, как магистр смог так быстро перевести слово из кунлата, которого он знать не мог: не было его миру известны кунари.

— Думаю, для инициатора не столь важно, что бы стало известно, чьим оружием убили эмиссара, а важнее, кто обнаружил его мёртвое тело, — а Безумец тем временем как ни в чем не бывало продолжил обсуждение, чем заработал новую порцию нетерпимых взглядов. — Очевидное подстроенное убийство двор однако всё равно сочтёт весомым доказательством виновности Гаспара, тем более на фоне его угроз. Но те, кто нашёл тело, тоже попадают под подозрения. А убийца сделал все, чтобы тело нашли.

— Думаешь, он хотел, чтобы именно Инквизиция нашла? Но ведь сюда могли прийти, кто угодно.

— Не кто угодно. Крыло было заперто, а стороны войны сейчас заняты переговорами, а не дворцом, — уловив мысль магистра, ответил Солас.

— И только Инквизиция имеет достаточно упрямства и мотивации, чтобы сунуться туда, где её не хотят видеть, — продолжил сновидец.

— Либо венатори хотят нас отвлечь или вынудить активнее вести поиски, чтобы загнать в ловушку, либо кто-то из знати хочет, чтобы вина пала на нас, потому что доказать свою невиновность можно будет только, найдя убийцу. А то и вовсе взять на крючок и нас, и герцога. Паршиво, как ни посмотри, — рассудил Железный Бык.

— Селина? Она же сняла свою стражу, — предположила Кассандра.

— Или Бриала. Эмиссар Совета же пришёл сюда, увязавшись за какой-то эльфийкой — возможно, её шпионкой, — предложил в свою очередь Солас.

— Гаспар также не может быть исключён из подозреваемых. Он мог оказаться и достаточно глуп, чтобы на самом деле совершить такое убийство с целью запугивания, — добавил Безумец.

Присутствующие ругнулись, что на этом балу все друг друга стоят и никого не хотелось защищать.

— Венатори ты не рассматриваешь? — заметил Бык, что магистр скорее будет винить глупость шевалье, чем козни Старшего.

— Судя по тому, что они не смогли оказать вам достойного сопротивления, Инквизицию они в людской не ждали, по крайней мере не в таком составе. При столь организованной атаке на крыло дальнейшая беспечность кажется весьма странной. Да и пришли они сюда, очевидно, с другой целью и не планировали организовывать засаду, — под конец Безумец таинственно улыбнулся, искусственно растягивая интригу.

— Говори сейчас же, что ты узнал, моролюб?! — хмурым, командным голосом рявкнула Кассандра, не желая сейчас участвовать в его играх и угадайках.

Впрочем, мужчине доставили удовольствие просто лица собеседников, изнывающих в любопытстве. А пока хромой маг вновь вернулся к шкафу и вытащил ещё несколько книг с угла одной полки. К тому моменту в комнате разгоралась новая волна возмущения. Но, оказалось, что магистр на этот раз с ними не играл, а забрав книги и отойдя, взглядом пригласил Правую руку самой взглянуть на полку. Кассандра смерила мага недобрым взглядом, но всё же подчинилась, подошла и заглянула. В тёмном углу, среди книг, обнаружилась небольшая совсем неприметная коробка. Искательница её достала, удивилась по невскрытой крышке, откуда магистр уверен в её важности, не видя содержимого, и, не тратя времени, с помощью кинжала вскрыла её сама.

В ту же секунду коробка отброшенной полетела вниз, а содержимое вывалилось на пол.

— Красный лириум. Создатель! — тяжело выдохнула Кассандра, с ужасом наблюдая за находкой. У других агентов были схожие эмоции.

Именно небольшой кристалл лириума, излучая ужасающий ореол красного цвета, и был спрятан в коробке. Наверняка венатори, которые сейчас валяются там же на полу, его и притащили сюда.

— Вот чего они разбрелись по всему крылу — прятали эту гадость, — сказал Бык, а сам тем временем отошёл дальше всех от находки.

— Безумец, сколько ещё здесь этих… штук? — требовательно спросила Кассандра.

— Мне неизвестно.

— Но ты же как-то нашёл эту!

— По воле случая. Оказавшись вблизи полок, я почувствовал присутствие носителя скверны, — объяснял Безумец, а сам поразился проницательностью Канцлера, которая отправила его сюда, именно предполагая полезность его «особенного» восприятия скверны.

Кассандру находка выбила из колеи, поскольку полностью меняет планы Инквизиции на этот вечер. Однако женщина — надо отдать ей должное — быстро смогла взять себя в руки и начать раздавать команды. Вскоре очередь получить приказ дошла и до сновидца.

— Хромой, останешься и поможешь с поисками остальных.

— Нет.

— Ты издеваешься?!

— Я не участник Инквизиции, и командование мной — не в твоей компетенции, советница. А добровольно быть вашей розыскной собакой я не собираюсь. У Инквизиции достаточно людских ресурсов, чтобы обыскать всё крыло. Тем более из-за небольшого размера кристаллов красный лириум для меня почти незрим.

И хотя Кассандра была ужасно раздражена очередным препирательством, но она всё же признала, что магистр сейчас не совсем уж и необходим. Тем более его хромоногость только больше мешать будет поискам, чем помогать его «связь» со скверной. Да и сам поиск лириума сейчас — это не самое главное. Если венатори протащили сюда красный лириум, привели магов, значит, они задумали что-то посерьёзнее обычного покушения на императрицу — и именно об этом Инквизиция должна узнать в первую очередь.

— Тогда сообщи обо всём Лелиане. Как можно скорее…

Глава 39.2. И злые сердца

По мере того, как вечер расходился в опасностях и интригах и, кажется, скоро достигнет своей кульминации, настроение в зале становилось всё более тяжёлым. Даже самые недальновидные люди двора начали понимать, что переговоры ни к чему не приведут и всё закончится кровопролитием. А может, гнетущая атмосфера Безумцу по возвращению из людской просто казалась, и вся эта хмурость была лишь в его голове. Красный лириум взбудоражил всех, и его в том числе. Во время полёта вороном маг только и думал о планах венатори. Очевидно, игры закончились и забавные побегушки за убийцами Императрицы с попытками не попасть впросак из-за трудностей, которые сами переговорщики им и устроили, тоже. Ради убийства одного человека даже Старший, помешанные на символизме, не стал бы организовывать целую операцию по пронесению во дворец лириума. И ведь его не просто пронесли, а запаковали в маленькие коробки, чтобы распихать во все неприметные углы Шато Лион. Вырисовываемые перспективы по использованию лириума совсем магистра не радовали. Не хуже других мужчина понимал, что если убьют не только императрицу, а и весь орлейский двор, а ещё важнее — полностью обезглавят Инквизицию, то для мира это будет означать безоговорочную победу Корифея и его разрушительного безумия. Поэтому Безумец, пока возвращался, даже думать не смел, чтобы убраться из дворца как можно скорее, спасая собственную жизнь. Слова Соласа он запомнил на всю жизнь: если наступит конец света, то, где бы ты ни спрятался и сколько бы ни бежал, он всё равно тебя достанет.

Но перед новой беседой с Соловьём Безумец решил ещё пособирать слухов.

Дориан расположился в гостевом саду. Не скажешь, что растительность под дорогими сапогами и холодный южный ветер доставляли ему удовольствие, однако находиться в малолюдном месте ему было спокойнее. Разумеется, присутствие на бале-маскараде настоящего тевинтерского лорда, почти-магистра, не могло остаться без внимания местной знати. На него смотрели, как на экзотику, ещё большую, чем здоровенный кунари, косились, обсуждали. Особо смелые, проходя мимо, разбрасывались злобой, думая, что маг их не слышит, или делали вид, что так думали. И хотя Дориана очевидное мнение орлесианской аристократии волновало ещё меньше, чем мнение своего отца, однако останься он в более людных залах, и конфликт мог случиться ещё серьёзнее. А здесь он спокойно устроился около парапета с бокалом пряного пунша и вслушивался в чужие разговоры, в которых помимо ругательств периодически проносили и чужие сплетни.

На открытом пространстве окон не найти, поэтому система стуков ворону не позволит привлечь внимание агента. Тогда он решил использовать неоговорённое, но очевидное привлечение — просто пролетел как можно ниже над садом и громко каркнул. Как и в случае со стуком, если на это кто-то из аристократов обратил внимание или даже саму птицу заметил, то никаких действий не будет предпринимать. Самый максимум — ворон лишь станет причиной недовольных перешептываний, мол, Селина даже с вредителями разобраться не способна. И только Дориан, для виду какое-то время постояв на месте, оставил своё обманчиво безмятежное времяпровождение и направился в пустующий тёмный угол сада, где были лишь скучные своей отделкой двери в складские помещения и больше ничего. Сейчас даже по-обычному суетившихся эльфов-садовников не было видно: они все остались в людской.

К тому времени, как имперец туда добрался, древний имперец уже был там.

Прошло много времени с их первой встречи более чем годовалой давности в церкви Редклифа, когда всё казалось проще, а опасные планы Алексиуса, его учителя, были главной его проблемой, теперь же Дориан знал страшную и одновременно удивительную правду о происхождении хромого мага, свыкся с мыслью, что по миру бродит выходец из эпохи более чем тысячелетней давности, однако сейчас при личной встрече с магистром он испытал небывалый трепет, смятение. Вроде и виновник (пусть и косвенный) Мора и упадка их Родины, а вроде и легендарный сновидец.

Как бы ни был сильно взбудоражен мужчина такой встречей, он абсолютно правильно решил не касаться чего-то не относящего к сегодняшнему вечеру. Древний магистр сейчас не был заинтересован или в настроении, чтобы развлекать ответами очередного впечатлённого потомка. Да и просто будет проявлением уважения к магистру, если отнестись к нему, как человеку, пришедшему на помощь, а не ходящему источнику баек о величии Тевинтера, которому ну, конечно же, совсем не больно вспоминать о родном мире, из которого его насильно выкинули.

— Не могу не выразить изумление, что ты решился показаться южной знати, — произнёс Безумец, которому нравилась роль стороннего наблюдателя, и он бы не спешил показываться тем, кто считает, что тевинтерец в Инквизиции — это как экзотическая зверушка на поводке.

— И подвергнул себя испытанием пышными нарядами и экзотическими винами? Даже не знаю, как мне с этим справиться, — усмехнулся Дориан. За время, проведённое на юге, он уже привык к косым взглядам и грубым словам про его происхождение. А здесь их было просто больше обычного. — Да и вечер прям-таки пропитан ложью и интригами — так и ждёшь удар кинжалом в спину. Словно из дома и не уплывал. Не удивился бы, возникни в толпе матушка и начни критиковать мои манеры. А потом бы все стали свидетелями того, как будущего магистра за ухо тащат на выход.

— Или того, как будущий магистр получает от разгневанного отца подзатыльник и позорно падает на пол перед всем двором и архонтом, — поддержал Безумец, говоря тем самым, что и ему бал напоминает таковые, которые проводились на его древней родине. — Нужно больше магии и меньше блестящих масок, чтобы стало совсем неотличимо.

— Ну и смертельной дуэли — иначе этот вечер грозится выйти скучным.

«Скучным» по традиции Тевинтера, а не прихоти Дориана.

— В смертях на вечере недостатка не будет, — заверил его сновидец.

— Не скажу, что рад соблюдению этой традиции, — вздохнул младший Павус без толики былого задора. — Значит, в крыле слуг спасать уже было некого, — в словах сомниари он разглядел намёк на это. — Понятно, почему вы так долго не возвращались — аристократы даже ворчать начали. Особенно из-за ухода Кассандры.

— Что-то произошло за время нашего отсутствия? — спросил хромой маг.

— Если не считать костюма вон того маркиза, который здесь самое, пожалуй, громкое преступление, тогда ничего. Ну и начала обвинений «варварской» Инквизиции в неуважении местных традиций, раз даже советники от скуки решили где-то попрохлаждаться, а не следят за порядком в залах, ради чего, собственно, их и пригласили.

Как бы Безумцу ни было бесполезно отсутствие новостей, затишье перед бурей тоже способно принести пользу: позволит не торопиться, а всё хорошо обдумать.

— Позволь узнать, раз выдался случай, встречался ли тебе магистр Галвард Павус во время твоего пребывания в Тевинтере? — спросил Дориан, когда магистр собирался уже продолжить путь. Этот вопрос был совсем не важен для сегодняшнего вечера, но, судя по тону мужчины, был важен для него.

— Я не ставил целью пообщаться с каждым магистром, — пусть Безумец не знал причин такого вопроса, да и не сильно они его волновали, но он всё же дал магу ответ.

— И не требую — просто интересуюсь. Мало ли крики моего отца о непутевости своего сына разнеслись уже на весь Минтратос, что даже до тебя дошли, — Дориан вроде и пошутил, по крайней мере его губы изобразили какую-то кривую усмешку, но на его лице играла гамма совсем неописуемых эмоций, которая, правда, быстро прошла, и вскоре будущий магистр просто сделал вид, что ни о чём не спрашивал и не задавал сомниари странный вопрос.

Но Безумец задержался очень кстати.

— Ба! Два тевинтерца шушукаются в тёмном углу — кто-то сегодня похоже умрёт.

От неожиданно раздавшегося задорного голоса маги вздрогнули и тут же обернулись. Однако тревога оказалась ложной — в их сторону всего лишь шёл знакомый им гном.

— Варрик! Ты сумел сбежать? А мы-то думали, что тебя уже успели разорвать на сотню маленьких Варриков, — радостно воскликнул Дориан при виде весьма усталого гнома. Кажется, даже бойня в людской так не утомила агентов, как мастера Тетраса встреча с фанатами его творчества.

— Вот это был бы настоящий кошмар для Кассандры, — посмеялся гном. — На самом деле всё не так уж страшно. Заодно узнал, что мои книги в Орлее, оказывается, в ходу вопреки заявлениям моего издателя… Хотел бы я сказать ему пару слов. Первое — «ты», второе — «урод», — буркнул он, позабавив собеседников. — Ну и думалось мне, что глазеть тут будут поменьше. Вроде как неприлично, и всё такое.

— Глазеть на диковинки — удел слуг, но с посохом в одной руке и бокалом вина — в другой приличествуется и аристократии, — отметил Безумец.

— Ещё и потыкать посохами могут, если становится скучно глазеть, — дополнил Дориан.

В дальнейшем Тетрас заметно нахмурился, когда глянул на сновидца и что-то там своё увидел.

— Незабудка, ты и так на неварранскую мумию похож, а сейчас вообще мертвее обычного.

— Очень наблюдательно, dweomer, с высоты-то твоего роста… или правильнее будет сказать — низоты? — хмыкнул Безумец, продолжая дивиться насколько же шпионская наблюдательность у гнома, который намеренно создаёт впечатление о себе, как о глуповатом весельчаке.

— Постоянный обзор снизу открывает интересные ракурсы, о которых вы, дылды, даже не догадываетесь. Отсюда твой мрачный балахон с сектантской барахолки не очень-то тебя спасает, — Варрик хоть и ответил находчиво на типичную шутку про гномский рост, однако улыбчивее он выглядеть не стал. — Если твой видок связан с вашим походом в людскую, значит, мы в заднице?

Тогда уже серьёзно глянул и Дориан. У него не было тех же гномской проницательности и опыта бесед с древним магом, и чего-то особо мрачного он не заметил. Но после слов Варрика и молодому лорду стало очевидно, что не всё просто, как кажется.

— Венатори пронесли красный лириум и, по всей видимости, намерены заложить его во всём дворце.

Слова о лириуме шокировали до этого самого момента ещё неосведомлённых агентов не меньше участников отряда.

— Ах ты пердольский перламутр! — ругнулся гном. — Как чувствовал, что просто всё это сумасшествие закончится не может.

— Как ты и сказал, Варрик.

— О, тебе послышалось, Посверкунчик. Я имел в виду, что мы все в Большой заднице.

Безумец дал собеседникам свыкнуться с услышанным, ожидая, что отныне более мотивированными они вспомнят, что ему сообщить новое.

— И как я понимаю, подробностей вы не узнали? — раздумывая над ситуацией, решил уточнить Варрик у магистра, что отряд главарей Венатори не поймал и не вытряс из них их зверские планы.

Маг ему положительно кивнул.

— Может, стоит поискать в императорском крыле? Я слышал, что не так давно там произошла какая-то стычка, поэтому Селина держит его закрытым и поныне. Но будь я командиром Венатори, мне бы хотелось помышлять о своих планах по захвату мира в комфорте — и замки бы помехой не стали.

— Посверкунчик, не быть тебе командиром: зловещий смех у тебя плохо выходит, а без этого в главгады не берут.

— Это я пока не тренировался. Вот стану магистром — сразу пройду обучение по зловещему смеху. Заодно и испепеляющему взгляду — это обычно идёт в комплекте.

Дружеские шутки удивительно органично сочетались с серьёзным обсуждением. По крайней мере одно другому точно не мешало, а даже помогало не поддаваться опасной панике или поспешным решениям — Безумец не мог это не отметить.

— А насколько мне стало известно, дверь в крыло из вестибюля на самом деле открыта. И есть свидетели, как туда кто-то входил. Вроде один из шутов, — добавил Тетрас.

— Весьма ожидаемо, что они будут связываться друг с другом через ближайшее к залу крыло. Тем более оно пустует: закрыто для посещения и в него не сунутся даже слуги. А Инквизиции придётся пробираться туда незаметно и в малом составе, чтобы не получить публичное порицание за вторжение в императорские покои, — рассудил Дориан.

— Это уже позволит предпринять дальнейшие действия, — кивнул Безумец, удовлетворённый задумкой, что надо было всего лишь правильно стимулировать к мозговому штурму. И вот уже результат.

— Тоже верно, — согласился Варрик.

— Я готов — жду команды от Совета. Если, конечно, пряный пунш не крепче, чем кажется.

* * *

Обстановка в бальной зале накалялась, поскольку главные спорщики особо-то и не делали вид, что их переговоры хоть как-то сдвинулись с мёртвой точки, — это отразилось также на беспокойстве Совета, которому важно было преуспеть в своих поисках раньше, чем всё окончательно выйдет из-под контроля.

На этот раз на террасу для частной беседы вышло уже двое представителей Инквизиции. При виде мага, появившегося из черной дымки, Жозефина испытала ожидаемый дискомфорт. Она попросту не знала, как стоит на мужчину смотреть и как к нему обращаться. Уж слишком противоречивые слухи ходят вокруг него и уж больно быстро он из потерянного на просторах Тевинтера носителя их спасения стал добровольным и активным союзником — по крайней мере подруга её заверила, что насильственных действий ей применять, к счастью, не пришлось.

И при встрече Безумец не стал усугублять ситуацию, а наоборот, в лёгком поклоне приветствовал леди Посла и, как требует приличие, высказал льстивый комплимент. Пусть Канцлер и упрекнула его в излишнем позёрстве, однако его поведение Жозефине напомнило, что в первую очередь маг остаётся потомственным лордом, а не разумным порождением тьмы, и, значит, говорить с ним можно привычно, по-человечески.

— Принесли ли попытки договориться какие-либо плоды? — когда все собеседники начали чувствовать друг друга более-менее на равных, решил осведомиться сомниари.

— К сожалению, ничего полезного для нас, лорд Безумец, — вежливо ответила Жозефина.

— Что ожидаемо, — хмыкнула Лелиана и подошла поближе к окну, чтобы продолжать даже отсюда следить за залом.

— Императрица Селина продолжает играться словесными оборотами, Посол Бриала — хмуриться и сеять подозрения, а Великий Герцог Гаспар — напиваться, — разъяснила Посол.

Раз ему об этом доложила даже не Канцлер, Безумец понял, насколько очевидно спорщики заняты откровенной бутафорией и бездельем. А уж раз слово «напиваться» произнесено всегда тактичной Жозефиной, то шевалье решил не то, что баловства ради пригубить из бокала, как делал Дориан, а опустошить не один бокал, а то и — бутылку. Такое поведение в разгар переговоров магистр посчитал свидетельством действительно глупости, безалаберности солдафона и укоренился в своём вердикте, что умышленное показательное убийство эмиссара, чтобы обвинить Инквизицию, — не его ума дело.

— Если их мирные переговоры изначально были обречены на провал, зачем было при этом организовывать столь помпезный праздник, показывая перед всем двором свою неспособность к дипломатии? — хмыкнул тогда Безумец. Хромому магу, как и почти всей Инквизиции, изначально было непонятно, зачем устраивать бал во время встречи, которая должно решить судьбу всей страны.

— Такова традиция Орлея: важные переговоры должны сопровождаться грандиозным празднеством. Это позволит всем хотя бы ненадолго отвлечься от тяжести войны, а момент мира, праздника, напомнит сторонам, ради чего они здесь собрались, — любезно пояснила леди Монтилье для гостя из прошлого.

— Если судить по истории любой войны, то дворянское сословие — это те люди, чей быт тяжести военного времени затрагивают в самую последнюю очередь. Поэтому желание созидать иллюзию мира вместо того, чтобы сделать всё возможное для воцарения мира реального, звучит как фарс.

— В Древнем Тевинтере было иначе?

— Несомненно. В случае возникновения подобного рода конфликтов Имперский Сенат собирался с весьма конкретной целью — этот конфликт решить, не позволяя себе отвлечение на празднества.

— Разве Сенат в тот же день и час был способен прийти к единогласному решению?

Не спеша упрямо отстаивать своё мнение, Безумец призадумался. Хотя изначально мужчина был полностью уверен в своей правоте, однако всё равно уважительно отнёсся к позиции оппонентки, проанализировал услышанное, а в итоге даже встал на её сторону. Действительно, то, что он считал различием, на самом деле является лишь обратными сторонами одной медали: вместо того, чтобы сконцентрироваться на решении важных для страны проблем, лорды и леди Орлея устраивают празднества, танцы, а магистры Тевинтера, пока нехотя соберутся в Сенате, пока придут к единому решению, успеют друг с другом переругаться, вызвать кого-нибудь на дуэль, а кто-то, может, ещё и умрёт, если выберет не ту сторону конфликта. В общем политика нигде не отличается и одинаково ему не нравилась.

Лелиана предусмотрительно насторожилась и уже готова была защищать свою подругу, если мужчина позволит себе лишнего, пока будет рвать и метать, чтобы доказать свою правоту, однако спор завершился быстро и культурно. Нельзя сказать, что женщину это удивило. Скорее опасность она ожидала от тевинтерского магистра, но вот от хромого мага стоило ждать такого мирного исхода. И сновидец вновь её не разочаровал.

В дальнейшем Безумец рассказал советницам, что узнал с момента их прошлой встречи. Ожидаемо, услышанное погрузило их в то же удивление, а потом и глубокое раздумье. Хотя Канцлер гораздо спокойней отнеслась к услышанному, кажется, уже заранее готовясь к худшему, что не будет всё так просто. И к сожалению, она вновь оказалась права.

— Мы можем точно утверждать, что венатори во дворец были кем-то проведены — они слишком хорошо ориентируются и осведомлены, как незаметно передвигаться во время бала. В первую очередь, подозрения падают на Гаспара. Мы нашли доказательство, что он планирует захватить дворец — письмо для командира его солдат с приказом дожидаться сигнала к нападению. Но можно ли говорить, что герцог настолько отчаялся, что принял помощь от Венатори?

— При нашей беседе герцог де Шалон мне не показался пребывающим в отчаянии. А описываемые им перспективы союза с Инквизицией, «если бы» он был Императором, звучат очень амбициозно.

— Мне тоже, — согласилась с подругой Левая рука. — Также я ставлю под сомнения причастность Бриалы. Она может быть осведомлена об их появлении и вполне извлечёт для себя выгоду, даже если покушение удастся. Но сотрудничество с Венатори? Мало приятная перспектива для обоих сторон, поскольку, как нам известно, тевинтерцы не изменяют себе и не пытаются вербовать эльфов, по крайней мере не на правах рабов.

— Значит, неизвестный член императорского двора? — подытожил Безумец.

— Не совсем, — улыбнулась Жозефина. — Флорианна де Шалон вполне может быть этим человеком: многие гости отмечают сегодня её нехарактерное поведение, отстранённость.

— Да, обычно она от селиновой юбки не отходит, — усмехнулась Канцлер, описав словами, которых леди Посол не могла себе позволить.

— А ведь именно она проявила инициативу по организации бала и переговоров, — завершила леди Монтилье.

— Но даже если мы окажемся правы, едва ли она командует венатори — двору кузина Императрицы давно известна своей бесталанностью. А значит, сейчас нам важнее найти ещё улики или лучше командира венатори, раз они задумали что-то посерьёзнее покушения на Императрицу.

— Что может быть серьёзнее покушения на правителя страны? — недоумевала Посол.

— Например, покушение на других «правителей», Жози, — с таинственной улыбкой произнесла Канцлер, но избежала подробностей, чтобы раньше времени не пугать подругу своими догадками. — Пока Каллен взялся с солдатами обыскивать людскую, лучше выяснить, для чего был пронесён лириум. Я согласна, что императорское крыло — наша главная зацепка. Нужно его проверить, — теперь Лелиана глянула на мужчину, чтобы повторить свою просьбу. — Безумец…

Но магистр на этот раз кивнул раньше, чем просьба была озвучена, соглашаясь вновь сопровождать отряд разведчиков.

* * *

Несмотря на то, что императорское крыло является по определению гораздо менее людным местом, чем крыло слуг, однако, как и там, только-только зашедший в переднюю отряд сразу наткнулся на мёртвое тело. Только это был не попавший под раздачу слуга, а стражник дворца.

Передняя представляла собой небольшую по площади комнату с лестницей, по ней можно подняться наверх и оказаться в коридоре, который уже в свою очередь выводит в покои императорских особ. Судя по дыре в парапете, на верхнем ярусе завязалось сражение малочисленных стражников с вторгшимися врагами, в ходе которого этого несчастного либо сильно ударили, либо толкнули, и он, стоявший слишком близко к проёму, сломал каменную преграду и полетел вниз. Высоту нельзя назвать большой — падение с неё вполне можно пережить, но судя по тому, что на солдате не было проникающих ранений от оружия противника, а его смерть тем не менее налицо, умер он всё же от падения. Громоздкое обмундирование, делающее гвардейцев подобными ожившим золотым статуям, для этого солдата сыграло против него самого. Из-за веса собственные доспехи при падении беднягу буквально раздавили. Хотя не скажешь, что ему повезло меньше остальных, потому что в конечном счёте и все его сослуживцы были убиты — агенты Инквизиции были уверены, что найдут лишь их золотые трупы. И поднявшись по лестнице, отряд лишь только в этом убедился: наверху были отчётливо видны следы того самого сражения за крыло. Неудачное для защитников, значит, вторженцы уже здесь хозяйничают.

На этот раз советники не могли провести в крыло своих солдат незамеченными, поэтому пришлось агентам идти в одиночку. Их отряд был именно разведывательным — они буквально крались, вслушиваясь в ложную тишину крыла. Каллен дал чёткий приказ: если они встретятся с небольшим отрядом врага, то могут вступить в бой и продолжить разведку, если, наоборот, с большим, или вовсе всё крыло будет полниться венатори, то они тут же обязаны вернуться назад, пока командор и канцлер не найдут другой проход для солдат Инквизиции в эту области Зимнего Дворца.

К счастью, Инквизиции пока везёт, и ей не нужно тратить драгоценное время на ожидание. Венатори давно уже хозяйничают в крыле, успели попрятать коробки с лириумом и отправились в другие места, оставив лишь небольшие группы патрульных. Агенты, когда, переступая через последствия смертельной стычки, оказались в коридоре, как раз одну такую группу и застали, но не за патрулированием, а за яростными попытками выбить дверь в одну из комнат.

Их отвлечённость дверью их же и погубила. Венатори были слишком уж раздосадованные и злые, чтобы вслушиваться в окружающие звуки, поэтому вовремя не заметили появление посторонних, а когда уже заметили, было поздно. Точный выстрел из смертоносного арбалета пробил незащищённую шею самому грозному «носорогу», а после расправиться с остальными оказалось лишь делом нескольких десятков секунд.

— Насколько я понял из их неблагозвучной для моих ушей речи про «раттуса» и угроз расправы самым изощрённым способом, за дверью спряталась служанка, которую они пытались достать, — сказал Дориан, переведя отрывки услышанной гневной тевинтерской тирады.

Из-за слов мужчины все тут же притихли, чтобы прислушаться, благодаря чему вскоре действительно были отчётливо услышаны за дверью то ли всхлипывания, то ли рыдания.

Варрик уже вызвался добровольцем, чтобы постучаться в дверь и постараться доказать словами, что теперь испуганному слуге ничего не угрожает, однако раньше в комнате раздались шаги, потом шебаршения в области замочной скважины, а затем дверь перед отрядом открылась, как по волшебству. Точнее правильнее будет сказать «как по магии», ведь именно мага они первым и обнаружили.

Магистра, которого они и встретили на пороге комнаты, удивлённые лица союзников знатно повеселили.

— Без выкрутасов своих никак не можешь?! — пробурчала Кассандра, которую второе появление этого мага опять поставило в тупик. При открытии двери она ожидала нарваться на ловушку или испуганного эльфа, но никак не на самодовольное лицо тевинтерца.

— Если ты желала и дальше выброшенной собакой выть перед закрытой дверью — нужно было сообщить заранее. Я бы не стал лишать себя удовольствия такое лицезреть, — равнодушно пожал плечами Безумец и, обернувшись, направился вглубь немаленькой спальни.

Отряд зашёл следом, осмотрелся, заодно по открытому окну понял, как магистр сюда сумел пробраться.

— Так рёв, значит, от тебя исходил? Звучало выразительно, как от настоящей эльфийской служанки.

— Ты излишне самокритична, Искательница. Твои способности меня, конечно, печалят, но всё не настолько плохо, чтобы они могли стать поводом для горьких слёз.

Прежде, чем Правая рука продолжила их очередную словесную перепалку, Безумец оказался в проходе между большой кроватью и стеной и красноречивым жестом попросил обратить внимание. Подойдя к мужчине, агенты увидели настоящую цель ломившихся сюда венатори: миниатюрная эльфийка в простенькой серой одежде забилась в угол у изголовья кровати и с ужасом в глазах смотрела на них. Судя по тому, что она бросала испуганный взгляд на магистра не меньше, чем на венатори, он, пробравшись в комнату, использовал или запугивание, или магическое внушение, чтобы заставить раттуса забиться в угол и не предпринимать даже попытку сопротивления или бегства. Впрочем, её взгляд самого хромого мага ничуть не волновал.

— Руки при себе удержал и не тронул. Интересно, как устоял хоть? — Кассандра язвительно намекнула на стереотип о рефлексах магистров Тевинтера: увидел эльфа — тут же призывай магию крови, даже если повода не было.

— Раттус появился здесь, когда крыло уже было захвачено. Следовательно, движима она чьим-то приказом, а не неожиданным стремлением отнести бельё прачкам. Очевидно, допросить её не помешает. Очевидно же для всех? — на последних словах губы мужчины исказились в ухмылке.

— Ты нарываешься, малефикар!

— В таком случае не задавай вопросы, на которые ты и сама способна найти ответы… по крайней мере я на это надеюсь.

— Так-так, девочки, не ссорьтесь, — вмешался Варрик, разбавив собой их перепалку. В буквальном смысле — встал между двумя сведенцами.

Двое хоть и зыркнули друг на друга с самой неприкрытой неприязнью, но всё равно разошлись, прекрасно понимая, что оскорбления оскорблениями, но переход на физическое насилие, а то и вовсе — уничтожение, ничем хорошим для обоих сторон не закончится. Тогда Варрик как имеющий самую добродушную улыбку мог уже спокойно подойти к эльфочке.

Однако пока весёлый тон мастера Тетраса не очень помог, потому что эльфийка продолжала коситься на мага, а не вникать в успокаивающие слова своих спасителей.

— Незабудка, отошёл бы ты в сторону. Твоим сектантским видом только пугать — никакой дипломатии не сколотить.

Безумец хоть и хмыкнул, но просьбу гнома исполнил и отошёл в противоположный угол, где как раз находился маленький, по сравнению с размерами библиотеки, шкаф с книгами. Заодно он совершил вроде бы незначимый пас рукой, который остался замечен только выученной следить за жестикуляцией магов Искательницей, но сразу после загнанная эльфийка стала меньше дрожать, а глаза её начали замечать не только страхи.

В итоге, поддавшись на уговоры Варрика, она поднялась с пола и утёрла проступившие слёзы.

— Что ты здесь делаешь? — строго спросила Кассандра, когда убедилась, что служанка стала способной к хоть сколько-то членораздельной речи.

— Я получила с приказом от Брии… зайти в крыло. Никто не предупредил, что тут будут эти страшные люди.

— Как ты прошла в крыло, если оно было заперто? — спросил Варрик, чтобы Инквизиция точно знала, открыла ли его эта эльфочка, или всё-таки, как они изначально думали, это сделали венатори для быстрого доступа к главному залу.

— Оно было открыто. Я сначала подумала, что его открыл кто-то из наших… Нужно было сразу догадаться, что это была ловушка! Это всё Бриа! Она не могла не знать, что на меня тут нападут! — под конец утерев свой миниатюрный носик, злобно произнесла она.

— Откуда ты знаешь, что это Бриала хотела тебя убить? — спросил Дориан, правильно почувствовал скорые интересные подробности: что бы канцлер организовывал покушение на своих собственных шпионов, при этом подстраивая это под несчастный случай, — это совершенно не норма.

— О, я всё про неё знаю, — судя по горящим глазам, эльфийка в поисках справедливости и мщения была готова рассказать спасителям всё, что только ей было известно. — Мы были знакомы ещё тогда, когда и она служила при дворе. Она всегда говорила, что заботится о наших сородичах, но я-то знаю, что когда горел эльфинаж Халамширала, который Селина приказала сжечь в наказание за восстание, Бриа кувыркалась в постели с Императрицей и никак не собиралась нам помогать, даже ни разу не показалась перед выжившими! После того, как любовница выкинула её же из дворца, она говорила, что изменилась, что действительно сделает жизнь городских эльфов лучше. И я ей поверила, вновь решила помочь… Но сейчас понимаю, что нет: власть — это всё, что её волнует, а не мы…

В тот момент стоящий вдали ото всех, но продолжающий внимательно слушать Безумец усмехнулся: оказывается, в новом церковном мире сжигание целых общин эльфов вполне обыденная практика, за которую правительница, это устроившая, не лишилась короны, а даже, наоборот, укрепила своё влияние среди знати за подавление мятежа.

— Тебе опасно здесь находиться — вернись в зал и найди командира Каллена. Он тебя защитит, — предложила Кассандра, потому что Совету могут пригодиться озвученные ей показания.

Эльфийка радостно закивала, раскланялась в благодарностях и тут же поспешила добраться до защиты, которую ей предложили. Там, где ей нужно было пройти мимо магистра, стоящего к ней спиной и изучающего какую-то интересную только ему книгу, она перешла на тихий крадущийся шаг, с опаской косясь на мага.

— Значит, Бриала знает о венатори и покушении. Не удивлюсь, если она знает, кто убийца. И вполне не против, чтобы Селину убили, раз не сообщила нам, чтобы мы предотвратили, — хмыкнул Дориан, когда отряд остался в комнате один.

— И раз посол решила только сейчас убить свидетеля, чьи слова способны привести к потере доверия всей её шпионской сети, значит, она уже готовится к следующему своему шагу: шантажировать Инквизицию и Гаспара как претендента на престол после Селины, — продолжил Безумец.

— Думаешь, Гаспар позволит собой манипулировать? — спросила воительница.

— Если его план по захвату дворца не увенчается успехом — да. Из-за собственной солдафонской прямолинейности он не оставил иные способы воздействия на своих оппонентов, зато возможностей для шантажа его самого — предостаточно.

— Значит, Бриала убила эмиссара?

— Вероятней всего, поскольку одновременно обвинение герцога как инициатора и Инквизиции как соучастника и исполнителя принесёт выгоду в первую очередь ей.

— Пригрела архидемона на груди, — получив ответы, проворчала Правая рука из-за действий Селины. Если бы императрица не пригласила сегодня посла, то у Инквизиции было бы проблем ровно на одного властного эгоиста меньше.

На этот раз магистр был с ней полностью солидарен.

— Сестра Соловей упоминала, что было найдено письмо, адресованное Гаспаром своей кузине. Если даже герцог в нём говорит о том, что Бриала «не склонна вести переговоры», то Селина точно не могла этого не знать. Однако всё равно пригласила. Значит, её императорское величество, в первую очередь, желало помириться с эльфийкой как с любовницей, — задорно заметил Дориан. Его позабавило, что императрица, которая вроде славится превосходным участником Большой Игры, всё же очень даже способна пренебречь рациональностью в угоду эмоций, даже если это будут переговоры о судьбе страны.

Его слова заставили Кассандру ворчать громче. И не только её.

— Если девочка доберётся невредимой до Каллена, то уже мы сможем умерить хотелки посла, — не совсем для себе естественно пробурчал Варрик: даже его раздражало, что Инквизицию, которая пришла спасать, эти самые спасаемые используют как разменную монету.

* * *

— Варрик, ты селиненых служанок видел?

— Это которые друг за друга фразы заканчивают? Ви-дел.

— Они расспрашивали меня о тебе. Обо всяком личном.

— Э-э… Насколько личном?

— О волосах на груди и о том… есть ли у тебя кто-нибудь.

— Бр-р. Жуть.

Дальнейший осмотр императорских покоев желанного результата не дал: нашлись только ещё кучка врагов, которые были заняты чем угодно, но не патрулём, и одна коробка с лириумом, также припрятанная. Когда было принято решение отправиться дальше в поисках венатори поважнее убитых, в чьих карманах даже не нашлось ни одной захудалой записочки, отряд заметил, что их союзник с любопытством уставился на самую вычурную дверь, к сожалению, закрытую на магический замок.

— Малефикар, у нас нет времени на твои изыскания, идём! — крикнула Кассандра застывшему в безмолвии магу. Когда отряд столь мал, а впереди неизвестное количество противников, женщина не хотела лишаться поддержки полезного разведчика.

— Магические руны на двери очень необычны — наверняка созданы советницей по оккультизму. Очень хитрая магия для тех, кто не знает, как она работает — а это большинство магов этого мира, потому что в Круге такому не учат. Даже Венатори не стали пытаться расшифровать их значение и принцип действия, — говорил Безумец скорее сам с собой, найдя доказательство особых знаний магессы, которое не могло не будить ревностное желание этими знаниями обладать в одиночку. — Легче всего их будет разрушить изнутри: с той стороны двери они полностью лишены защиты… Но это интерес для меня, — в конце Безумец вынырнул из своих размышлений и заговорил уже с агентами. — А Инквизиции не помешает изучить покои императрицы. Там может найтись что-то для вас полезное или кто-то. По ту сторону слышны нехарактерные для пустой комнаты звуки.

Заинтересовавшись намёком, что в покоях может скрываться посторонний, отряд решил потратить время на более тщательный осмотр пустующей области крыла. Спрятался ли по ту сторону двери вор или лазутчик — неважно, как показал недавний разговор с эльфийкой, полезно опросить даже слуг. Вставший рядом с магистром Дориан решил призвать заклинание, помогающее через Тень почувствовать течение жизни поблизости. Даже за стеной, потому что в Тени нет стен.

— Там действительно кто-то есть. Но маг ли это, не могу сказать, — доложил Павус результат работы своего заклинания.

— Не маг, — заверил Безумец, который бы мага почувствовал и без помощи заклинаний.

Мужчина специально сам не стал прибегать к заклинанию поиска жизни, решил посмотреть, какое получится у весьма способного потомка. В общем-то результат вышел предсказуемым: заклинание было слабое, раз не показало фактически очевидное: наличие магических сил, но магистр не был разочарован, потому что для обычного мага Дорианпоказывал весьма достойные навыки владения магией энтропии.

Пентагаст же заклинание тевинтерца убедило, что стоит потратить время на изучение покоев Императрицы.

— Безумец, попытайся… — обернулась воительница, чтобы попросить мага посодействовать в скрытии магического замка, однако того уже и не было поблизости. Воспользовавшись задумчивостью остальных, он птицей улизнул восвояси. И пусть маг намерен сделать то, о чём она хотела его попросить, но Кассандру всё равно возмутило, что он не мог хотя бы из приличия выслушать прежде, чем действовать.

— Терпеть не могу, когда он это делает, — пробурчала она.

— Кажется, Искательница, всё, что он ни делает, ты терпеть не можешь, — усмехнулся Варрик

— Не всё. Когда молчит — вполне сносен. Не думала, что буду скучать по первым дням после Конклава — тогда он хотя бы спал и помалкивал, — вспомнив те ужасные дни, Кассандра невольно скривилась. — Не понимаю, как Лелиана его ещё не придушила за тевинтерское самомнение.

— О, это талант нашей Соловушки: с ней любезничают даже порождения тьмы, — посмеялся гном, тоже обратив внимание, с каким уважением магистр разговаривает с Соловьём.

В дальнейшем беседа не продолжилась, потому что возня за дверью в один момент стала слышна отчётливо, как и постукивания тростью по полу. Через несколько секунд руны, виднеющиеся на двери, уже вспыхнули и исчезли дымкой голубоватой магии, которая вскоре растворилась за Завесой. Это означало, что отряд может войти.

Пожалуй, удивительнее прошлого раза, когда они за запертой дверью обнаружили магистра, было то, что сейчас при той же ситуации они увидели его ужасно довольным. Фактически, если бы он себя не сдерживал, то сейчас бы точно в голос хохотал. И отряд, разумеется, недоумевал от того, что могло настолько его рассмешить.

Но вскоре понял.

Императорские покои соответствовали своему названию. Вошедшие агенты даже растерялись из-за размеров комнаты и её убранства. Глаза просто разбегались — не знаешь, на чём следует заострять внимание, где искать то, что так рассмешило хромого мага. Однако стоило им пройти вглубь комнаты, подняться на верхний ярус и оказаться рядом с большим спальным ложем, так их поиск подошёл к концу.

— Для кого-то «Игра» зашла слишком далеко. Вы как хотите, а я это обязательно вставлю в следующую свою книгу! — воскликнул Варрик о того, что увиденное даже превзошло его богатую писательскую фантазию.

Зайдя в императорские покои на самом деле можно было ожидать всего, чего угодно. Даже чей-то труп, оказавшийся на кровати, не был бы новостью. А вот живой человек, прикованный по рукам и ногам к этой самой императорской кровати, на котором из одежды был только шлем, — это уже неожиданность. Если считать, что шлем принадлежал ему, то перед ними был один из шевалье Гаспара.

Сам молодой солдатик при виде вторженцев в его одинокое полное позора времяпровождение испуганно задёргался, из-за чего загремели металлические кольца, которыми верёвки приковывались к кровати, — их лязг за дверью, видимо, изначально мага и привлёк. Но увидев на щите воительницы герб Инквизиции, он поуспокоился, однако менее сконфуженным, желающий провалиться сквозь землю, выглядеть не переставал.

Разумеется, все жаждали от него ответов.

— Императрица. Императрица подкупила меня. Она обещала награду, если я предам герцога и расскажу о нападении, которое он планирует. Эта награда… не та, на которую я рассчитывал, — мужчине, ужасно смущённым своим положением, не оставалось ничего другого, как эти ответы дать. Наконец-то выбраться отсюда ему хотелось, очевидно, больше, чем скрывать правду о своём предательстве.

— Значит, это ты выдал Селине все планы Гаспара?

— Нет-нет. Только подробности. Императрица уже и так знала о нападении. План Великого Герцога изначально был обречён на провал: когда он даст нам приказ на штурм, она призовёт своих спрятанных стражей, чтобы схватить его за измену.

— Если она попрятала свою стражу по углам дворца, кто тогда защитит гостей, если что-то пойдёт не так? — недоумевал Дориан от того, как можно было снизить охрану умышленно, когда велика угроза нападения венатори. Собственно, они и напали, и чувствуют теперь себя хозяевами дворца. Возможно, и тех затаившихся гвардейцев уже убили: просто застали врасплох и задавили количеством.

— Инквизиция. Императрица же вас и пригласила, чтобы вы отвечали за порядком — по крайней мере я так слышал.

Кассандра нахмурилась пуще прежнего. Но не сам мужчина её злил, а понимание, что он говорит правду и Инквизицию сюда пригласили выполнять за власть имущих их работу. Только шевалье этого не понял, и очень испугался грозного взгляда.

— Вы освободите меня? Я готов засвидетельствовать всё это для Инквизиции. Всё равно мне теперь своим на глаза лучше не попадаться. И императрице. Особенно ей.

Искательница не видела причин ему отказывать. Показания опозоренного солдата будут полезны, а уж насколько, пусть решает Лелиана.

— Я не могу сказать, куда ещё не проникли венатори, поэтому отправляйся в крыло слуг: там наши солдаты. Только не через основной ход. Не хотелось бы мне видеть, как ты вышагиваешь по главному залу в таком… виде, — разъяснила Кассандра, пока, взяв кинжал, стала срезать путы с солдата.

— А я бы посмотрел, — усмехнулся Дориан.

Когда шевалье получил свободу, он тут же вскочил, поспешно отсалютовал и, прикрывая сокровенное место снятым с головы шлемом, помчался исполнять приказ, чтобы его спасители не передумали и не бросили его на растерзание из-за предательства герцогу или, ещё страшнее, изощрённой, как оказалось, в своих фантазиях Селине.

— Надо было ему хотя бы подсказать снять с какого-нибудь венатори одежду — а то ведь на радостях действительно побежал, в чем есть, — едко заметил Варрик.

— Все орлесианцы поголовно сумасшедшие, — Кассандра же только недовольно констатировала. Ей не нравилась как абсурдность увиденного, так и то, что они узнали. После вскрытия правды о том, что Императрица лишь использовала Инквизицию для грязной работы, желания носиться сломя голову ради её спасения что-то поубавилось.

Найденное в спальне прекрасно помогает лицезреть, что среди переговорщиков нет никого, кого бы не затронуло лицемерие Игры, однако для основной задачи Инквизиции — это бесполезно, пока они не узнали разрушительный масштаб задумки Старшего и не предотвратили её.

Агенты собирались продолжить свой поиск командира венатори в других частях крыла, однако это уже не понадобилось, и сегодня Инквизицию ждала удача: он сам к ним пришёл.

— Vishante kaffas! Что здесь произошло?! Вы чем, мать вашу, занимаетесь?! А ну быстро обыскать всё и найти посторонних!

Неожиданно до агентов донёсся юный голос с гаркающим акцентом — точно тевинтерец. Для отряда Кассандры это значило, что они нашли первого кандидата на допрос и его надо взять живым. А вот Безумец в голосе молодого, но уже говорливого венатори к неожиданному для себя удивлению услышал что-то уж до боли знакомое… даже лучше сказать — до раздражения.

* * *

Молодой маг в тёмных одеяниях не так скоро пришёл в себя после того, как в разгар сражения вражеский боец стремительно налетел на него и одним непредсказуемым ударом по лицу вывел его из строя. Сейчас последствия от удара тяжёлой рукой воительницы уже начинают проявляться, а через часок-другой вокруг его глаза уже во всей красе явит себя здоровенный болезненный синяк. Но юноша посчитал, что это ещё ему повезло, потому что его подчинённые были убиты — это маг понял, когда поднял голову и обнаружил себя, окружённым советниками Инквизиции, а сам он сидел, привязанным к стулу по середине комнаты.

Вопреки ожиданиям венатори не перешёл тут же на оскорбления, уверенные заявления, что никакие пытки не способны сломить его верность идеям Старшего по возрождению Империи, а, наоборот, очень даже покладистым пленником расположился на стуле. Тень отвращения коснулась его лица лишь тогда, когда среди агентов увидел знакомый тёмный нелепый силуэт.

Безумец ответил тем же: он узнал в командире венатори молодого мага, Ливиана Нихалиаса, с которым у него был конфликт во время пребывания в Тевинтере. Сначала мужчину вообще удивило, что мальчик, который сейчас должен был сидеть и корпеть над настоящей научной работой, чтобы восстановить свою репутацию и звание выпускника Круга, забыл на юге, в стане врага, но потом он догадался, что эта бестолочь, опозорившись на родине, решила сбежать и искать отдушины в рядах сектантов. Иного взгляда, помимо презрения, гнусный вор, по мнению магистра, и не заслужил.

— Дворняга, опять ты. Так и знал, что архонт от тебя не избавился! — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

В ответ на нелепое оскорбление мужчина не считал нужным хоть как-то реагировать. Вдали от надзора семьи юнец совсем распоясался, и теперь наглость и хамство просто не поддавались адекватной оценке, поэтому сновидец даже порадовался их встрече при таких обстоятельствах: примкнувшего в Старшему мага теперь можно на законных основаниях убить — на одного будущего бездарного магистра в Тевинтере станет чище.

— Я знаю, о чём вы сейчас думаете: «злостный венатори, фу-у, надо его убить», — но с полной уверенностью заявляю, что живым я буду полезнее. Готов сотрудничать, — тут же былая смелость при обращении к хромому магу куда-то испарилась, и парень затараторил с нервной улыбкой и дёрганным голосом, не успей ни один грозный советник и слова ему сказать. — Только, пожалуйста, не подпускайте ко мне эту храмовницу. Я и сам прекрасно вам всё расскажу — без насилия, — с опаской Ливиан покосился на Кассандру, след от чьего кулака, собственно, и отпечатался на его глазу.

— Ну и что ты ещё можешь нам рассказать помимо плана передвижения венатори по дворцу, о котором мы и так уже знаем? — с наигранной скукой произнесла Лелиана, держа в руках свиток, найденный при обыске бессознательного юноши. На этом свитке изображена условная карта дворца, на которой отмечены области, где венатори должны заложить лириум. Конечно, местонахождение каждой коробки карта не покажет, но зато значительно уменьшит зону поиска для Инквизиции.

— Всё! Меня же назначили возглавлять эту операцию, — приосанился маг, — и я готов вам про неё рассказать. А взамен вы меня не убьёте, а отправите обратно в Тевинтер. Я осознаю свою виновность, ошибку, что повёлся на россказни Старшего и поддержал Венатори, и хочу, чтобы меня судили справедливо на родине.

— Никто его не будет судить — он хочет вновь оказаться под защитой дяди, — встрял Безумец, возмущённый до глубины души, что парень, спутавшийся ради развлечения, даже не ради их высоких целей, с террористами, помышляет опять остаться безнаказанным. И главное это действительно может сойти ему с рук, учитывая правильность лидеров Инквизиции.

Да, конечно, за очередной проступок семья его накажет — но это ничто, по сравнению со смертью, которая его будет ждать на юге и которую он заслужил, раз так и не понял, что за свои деяния нужно нести ответственность.

— А кто его дядя? — спросила Кассандра, также испытывая презрение к магу, особенно из-за его бесчестия, который предал свою родину, а теперь с той же лёгкостью готов предать Венатори.

— Уриан Нихалиас, Черный Жрец.

— Это тот самый маг, с семьёй которого во время пребывания в Тевинтере у вас произошёл конфликт? — поинтересовалась Канцлер.

— Так и есть, — ответил Безумец и даже не стал спрашивать, откуда женщина знает о том, что произошло на другом конце континента.

— Дворняга инквизиторская! Ты опозорил моего отца — как только он излечится, то доберётся до тебя, кто бы тебя ни прятал. Помни об этом! — огрызнулся младший Нихалиас, посчитав, что хромой маг опять всё портит.

— Своими деяниями ты самостоятельно опозорил семью, и продолжаешь это делать даже в данный момент, hollix.

— А я твоего мнения не спрашивал — вот и помалкивай, пока хозяева слова не дали. Тебе не привыкать тявкать по команде.

— Создатель… Маг, ты хоть понимаешь, кого провоцируешь? — вздохнул Каллен, желая лишь прикрыть глаза рукой, чтобы не видеть постыдной глупости парня, который сам нарывается на неприятности, грубя древнему магистру, превосходящему его во всём.

Ливиан хоть и услышал командора, и посмотрел на него, но, конечно, ничего не понял. Для него сновидец так и остался всего лишь безродным магом, как оказалось, ещё и южным.

— Ну что договорились? — вновь глянув на Лелиану и посчитав её главной, нетерпеливо спросил юнец.

— Докажи свою полезность, — строгий голос мрачного Канцлера тут же отрезал любые возможные препирания, что без клятвы как хоть какого-то гаранта его безопасности, он не заговорит — парень об этом даже не посмел вспомнить.

Настоящий план Старшего оказался до очевидного простым и вместе с тем до ужаса страшным. И правда, когда-то он хотел избавиться лишь от правителя самой влиятельной на данный момент страны мира, но кунарийский план — Дыхание дракона, — новость о котором не так уж и давно сотрясла до основания весь континент, стал источником вдохновения для Венатори. Убийство одного правителя ещё не гарантирует погружение империи в хаос безвластия, поскольку, как гласит традиционная фраза: «Король умер. Да здравствует король», — быстренько найдутся претенденты на трон — но совсем другое дело, когда страна лишается всей своей правящей верхушки. Когда население в панике, выжившая знать начинает грызться за власть, а регулярная армия, оставшись без командования, распадается на отряды, преследующие свои интересы, и начинает сеять смуту и беззаконие — именно такого хаоса могли добиться кунари по одному щелчку пальца триумвирата, и того же желал Корифей. Неудивительно, что он решился изменить изначальные планы на Орлей и реализовать своё локальное Дыхание.

Во время речи, когда в большой зале соберутся все гости вечера, вся орлейская аристократия, Императрице будет нанесён удар. Это станет гарантией того, что, если даже их дальнейший план сорвётся из-за недостаточной проработанности, сегодня Орлей всё равно лишится своего правителя. Но вот если всё сработает…

Убийство Селины станет для магов Венатори, замаскированных под шутов, сигналом. Они создадут заклинание такой силы, которое сотрёт с лица Тедаса весь дворец, а красный лириум станет катализатором их силы и гарантом, что осквернённую магию уже нельзя будет остановить — в один момент она просто станет неуправляема. И мир сотрясётся от подобия Конклава, на котором погибнет не только знать Орлея, но и весь свет Инквизиции, единственной силы, что способна была остановить Корифея в его безумии, фактически последней для мира надежды на спасение.

В комнате, где прозвучала шокирующая правда, наступила тишина. Какое-то время всем нужно было свыкнуться с услышанным, прийти в себя, осознать масштаб почти произошедшей трагедии и отсутствия границ безумства Корифея.

— Кто убийца?! — первой отреагировала Кассандра. Её защитной реакцией стала ярость, которая почти обрушилась на мага, что может сейчас сидеть и с таким спокойным лицом рассказывать, как планировал поучаствовать в ещё одном теракте, подобием которого можно считать только взрыв Храма Священного Праха.

— Я не знаю, — признался Ливиан, но женщина ему не поверила, испугав своим намерением добиться правды на языке силы. — Я, правда, не знаю. Кто-то из местных. Да мне это было и неважно. Потому что этот жадный дурак даже не знает наших планов — он на самом деле думает, что Старший позволит ему править Орлеем. Ну это же даже звучит смешно, — испуганно затараторил имперец, лишь бы не спровоцировать воительницу.

— Не тебе бы судить о чужой дурости, — хмыкнул Безумец, найдя ответ, почему командование столь важной операцией доверили такой бестолочи. Расчёт был Венатори на то, что никто не сможет спастись из эпицентра взрыва, поэтому отправили на задание либо самых верных, действительно самоубийц, либо самых бесполезных. Парня отнесли ко вторым, а он даже этого не понимал, поэтому продолжал кичиться своим назначением и верил, что ему дали бы время перед взрывом, чтобы живым покинуть дворец.

Ливиан вновь злобно глянул на неумолкающего ненавистного оппонента-учёного, но возмутиться на этот раз не успел.

— Кассандра, предотвратить покушение для нас теперь не первостепенно, — Лелиана утихомирила порыв соратницы, чтобы та оставила пленника в покое, и продолжила свои мрачные раздумья о сложившейся ситуации. — Имперец, почему Венатори считают свой план недоработанным?

— Мы не были уверены, что пронесём достаточно лириума и что заклинание будет создано правильно. Как мне говорили, оно придумано недавно, не отработано и очень сложно, поэтому для его успешного создания нужно участие наибольшего количества магов. Самые сильные из нас были направлены в главный зал — с них всё начнётся, а все остальные должны оказать поддержку, иначе малыми силами не добиться нужной разрушительности, которую задумал Старший.

— Значит, чтобы предотвратить взрыв, нам нужно вынести как можно больше лириума подальше от дворца и убить наиболее сильных ваших магов, пока не произошло покушение, — подытожила Канцлер.

Ливиан с наигранной заинтересованностью закивал, слова об убийстве тех, кто ещё недавно был его подчинённым, его ничуть не смутили, и он только нетерпеливо заёрзал на стуле.

— Я рассказал всё, что я знаю. Как обещал. Теперь вы меня развяжете?

Наглость молодого тевинтерца, когда все с ужасом думают, как бы предотвратить теракт, не могла не поразить присутствующих.

— Мы обсудим твою судьбу позже. Увести его, — не дала точного ответа Канцлер и отдала приказ рядом стоящим солдатам Инквизиции. Парню, которого могли убить прям здесь и сейчас, и такой вердикт был в радость.

— Я настаиваю на сиюминутном избрании ему меры наказания! Соглашаясь на его депортацию в Тевинтер, вы оставляете его предательство безнаказанным! — неожиданно для всех вмешался магистр, даже повысив голос.

— Это решать не вам, Безумец, — не выходя из образа при постороннем, Канцлер столь же резко осадила магистра.

— Ха, знай своё место, incaensor, — с насмешкой воскликнул юнец, когда ненавистный маг, будучи пожурённым, вроде бы покорился словам Канцлера. В итоге он настолько уверовал в свою неприкосновенность, что додумался древнего тевинтерского магистра обозвать самым унизительным тевинтерским оскорблением, которое только можно придумать в адрес свободного мага, приравнял к магу-рабу, пригодному лишь в качестве свойств.

— Mar solas ena mar din, — усмехнулся Солас и уже по волнению Завесы над головы предсказал, что молодой маг поплатится за свою слепую гордыню.

В ту же секунду из Тени пришёл неописуемо мощный магический удар. От его разящей силы стоящие неподалёку маги даже пошатнулись, почувствовали головокружение, тошноту, а от того, кто стал целью, вообще ничего не осталось живого… кусок сваренного изнутри собственной вскипевшей кровью мяса.

Энтропия такой силы была излишней, даже опасной для самого заклинателя, однако магистр пошёл на этот риск умышленно, чтобы наверняка убить за один удар и никакой припрятанный в кармане защитный амулет или маги-целители не смогли бы спасти наглеца. Увиденная картина расправы лишь оставила у него сладкое послевкусие мести за то долгое время, что он был вынужден терпеть неуважение со стороны юнца, который до самой смерти так ничему и не научился.

— Безумец! Он мог быть мне ещё полезен, — злостно глянула на мужчину Левая рука из-за того, что он её не послушал и действительно поверил, что она бы позволила уйти магу Венатори безнаказанным.

— В вопросах мести я предпочитаю действовать наверняка, — равнодушно ответил Безумец. В Канцлере Инквизиции мужчина, конечно, не сомневался, но кому, как не ему, знать, что даже брошенному на верную смерть человеку с кровавым раздробленным месивом вместо ног может повезти выжить и однажды воздать обидчикам по заслугам, поэтому сновидец предпочёл не рисковать. — К тому же он мне надоел.

— Не тебе одному, — поддержала его Кассандра, а вместе с ней и все остальные участники Инквизиции.

Спор не продолжился, да и были у них проблемы поважнее спора о судьбе какого-то там глупого мага.

— Всем гостям очевидно, что наше слово будет решающим в сегодняшних переговорах. Но каким будет это «слово»? — и как правильно заметила Жозефина, проблема у них не ограничивается только шокирующей задумкой венатори — есть ещё политика.

В отличие от того, что они думали вначале сегодняшнего долгого вечера, уже ни один советник не был столь однозначен в симпатии какому-то конкретному претенденту на трон, потому что, как выяснилось, никто не был искренен в своих мотивах и никому не хотелось помогать.

Селина ради победы над кузеном мало того, что рискнула жизнью своих же гостей, снизив количество стражи, так ещё и на Инквизицию спихнула всю грязную работу и ответственность за жизни гостей. Никто не удивится, что даже после победы она найдёт лазейку в сотрудничестве с Советом, чтобы им манипулировать. «И мы тут носимся, чтобы спасти… её?» — возмущённо подумали многие агенты. Гаспар в этом плане был куда более честен с Инквизицией, когда говорил о взаимовыгодном сотрудничестве, но его беспечность, позволение себе напиваться в столь ответственный момент оттолкнули даже изначально лояльных к нему соратников по военному ремеслу. Своим поведением непробиваемый прямолинейности ветеран показывает, что скорее он сражается за трон из старой капризной обиды, что более вёрткая и способная в дипломатических вопросах и Игре кузина когда-то давно обошла его и заполучила причитавшуюся ему по праву старшинства корону Орлея, а не на самом деле может и хочет лучше управлять страной. Ну и, конечно, он готов пойти на силовое решение вопроса, на штурм дворца, который не обойдётся без жертв среди гостей, из-за своей семейной обиды. Ну а про Бриалу никто и вспоминать не хотел, потому что эльфийка мало того, что откровенно бездействует, хотя прекрасно знает о покушении на императрицу и, вероятно, личности убийцы, так ещё только и ждёт повода, лишь бы ухватиться за промах Инквизиции и использовать это против тех, кто будет бороться как бы и за её жизнь тоже.

И в таком сомнительном «выборе» Совету приходится копаться… пришлось бы копаться, если бы они не были столь слаженной командой, где каждый на своём месте и филигранно исполняет свои обязанности.

— Нам необязательно выбирать. Мы сможем уговорить их заключить мир. Настойчиво уговорить, — с хитрой улыбкой произнесла Сенешаль.

— Для подобного хода мы должны иметь достаточно улик, — напомнила леди Монтилье, правильно догадавшись, что подруга говорит о неприкрытом шантаже участников переговоров.

— У нас они есть. Мы проделали большую работу, — заверила Лелиана.

Уверенность Соловья передалась всем, и никто бы не решился с ней спорить: шпионаж — это стезя именно их вездесущего Канцлера.

— В таком случае у нас остаётся последняя задача: не дать венатори исполнить свою задумку, — подытожил командор. — Я направлю всех солдат, которые у нас имеются, на поиски спрятанного лириума и вынос его за пределы Зимнего Дворца.

— Мы не успеем найти всё: Селина вскоре выступит перед гостями. Нужно устранить как можно больше магов Венатори и потянуть время для наших солдат — так, даже если мы кого-то упустим, им уже не хватит сил, чтобы сотворить заклинание достаточной разрушительности, — произнесла Лелиана, заодно глянула на магов, чтобы те подтвердили правильность её суждений.

— Но как? Если спрятавшиеся в зале тевинтерцы поймут, что мы пришли за ними, они сразу приведут в исполнение свой план, — отметил Каллен.

— Значит, должно случиться что-то непредсказуемое, никак с нами не связанное, — предложила Кассандра.

На какое-то время все погрузились в раздумьях, где бы Инквизиции достать непредсказуемый козырь из рукава. Впрочем, долго думать не пришлось, потому что этот «козырь» стоял сейчас среди них и сразу же насупился, когда поймал на себе не предвещающий ничего лёгкого внимательный взгляд тайного канцлера.

— Безумец, прошу вас возглавить небольшой спектакль.

— Леди Лелиана, вы утверждали, что моего «участия и не подразумевается», — не мог не указать сновидец на нарушение их договорённости.

— Вашего и не подразумевается — нам нужно участие лояльного мага Венатори, — задорно улыбнулась бард.

И хромой маг был вынужден признать своё поражение перед юридической хитростью Канцлера. Не то, что бы ему нравилась эта идея, однако бездействовать и надеяться, что второго Конклава удастся пережить с милости Создателя, ему нравилось ещё меньше.

— Это небезопасно для лорда-магистра. В зале ещё остаются гвардейцы Императрицы, — напомнила Жозефина.

— Если мы с Дорианом примем участие, то сможем обеспечить защиту в том числе от нападения издалека, пока Безумец будет искать через Тень замаскированных магов. Чем больше будет задействовано магии, тем достовернее выйдет представление, — предложил Солас, очень живо реагируя на идею Совета, можно сказать даже слишком заинтересованно. К его счастью, вновь всем было не до того, что бы задаваться вопросом, а почему это эльф-отшельник так воодушевился.

— А вблизи никого не подпустим мы с Кассандрой — храмовники никогда не позволяли путаться под ногами посторонним, если сражение идёт с опасными магами, — подбросил идею Каллен.

Пусть наспех предложенный план требует большей проработки, но уже было понятно, что это лучшая их возможность одержать долгожданную победу на невозможно долгом вечере.

* * *

В один долгожданный момент главная зала вновь полнилась народом, в гомоне желающим первыми узнать о результатах переговоров. Неважны цели прибытия каждого конкретного аристократа на сегодняшнее празднество или его отношение к происходящему — все в равно степени хотели сейчас слушать, поскольку понимали: какое бы решение ни будет принято, оно на них повлияет. Поэтому когда Императрица показалась перед подданными, зал тут же погрузился в безмолвие, ожидающий её слов.

С высоты главного яруса Селина смерила всех идеальным в своём спокойствии взглядом, заметила лживый отблеск каждой маски и начала свою речь. Неспешную, долгую, лишённую всяких точностей. Не могла же она прямо сказать, что переговоры не возымели успех и что не надеялась на это изначально.

Тем временем на нижнем ярусе, но также под взором всех гостей, стояли остальные члены императорского двора. Позже они поднимутся к Императрице, и им будет предоставлена возможность выступить перед знатью. Однако сейчас их умы были заняты далеко не подготовкой своей речи или её произношением — все они: Селина, Гаспар или Флорианна — знали, что вечер ещё не закончен. Даже хитрая эльфийка, вынужденная на правах посла стоять хоть и в стороне, но также на виду у всех, нетерпеливо ожидала, кто же сделает первый шаг, кто ошибётся.

Но, кто на самом деле сделает первый шаг и совсем не ошибётся, не угадал ни один из присутствующих.

Громкий грохот разбившегося стекла от попадания в него чего-то тяжёлого стал неожиданностью, заставил всех вздрогнуть, а впечатлительных дам, стоящих поблизости, — ещё и взвизгнуть. Голос Императрицы стих, а сама она внимательно глянула в ту сторону зала, где теперь красивый витражный рисунок уничтожен уродскими трещинами, а сверху окна и вовсе зияла дыра. За ней и все остальные глянули в ту же сторону, пытаясь обдумать столь незапланированный никем акт вандализма.

Благодаря всеобщей отвлечённости, ворон, залетевший в зал через приоткрытое окно у противоположной стены, остался незамеченным. Лишь когда чёрная дымка опустилась на середину зала, вторженец наконец-то был обнаружен.

— Пожалуй, вы достойны похвальбы за столь пронзительную речь, императрица, — лучшего признания в своих бессилии и бесполезности и придумать сложно. Как жаль, такое откровение прерывать.

Неприкрыто насмешливый, грубый голос разнёсся по залу, испугал всех. Через миг уже все обнаружили стоящего в самом центре происходящего чужака, человека в темных одеждах. Его плащ из грубой кожи выбивался из окружения, точно был предназначен не для орлейских празднеств. Да и вообще не для празднеств. Перчатки, вдоль всей тыльной стороны которых проходили металлические пластины, и чешуйчатая накидка под плащом для защиты груди говорили о том, что вторженец прибыл не на праздник, а на бой. Бой, в котором он уже победил, поскольку человек всем своим видом выражал уверенность, превосходство. Из-за глубокого остроконечного капюшона никто не видел его лица, но его белые губы были искажены в ухмылке, которая не скрывала оскал зубов.

— Назовите себя и причину своего столь бестактного появления! — требовательно заявила Селина, смотря на него с высоты. Пока ещё она хорошо скрывала страх перед неизвестным, а вид уже спускающихся по лестнице гвардейцев, которые планировали схватить нахала, придавал ей большей решительности.

Но гости слишком рано понадеялись на успех стражи, поскольку их приближение лишь рассмешило венатори. И это был настоящий пугающий смех, на грани безумного. А затем зал заставил содрогнуться грохот, вспышки от неестественного света ослепили всем взор. Вокруг неизвестного человека, казалось, вскипела Тень, волны магии и потоки энергии окружили его. Он сам стал источником магии — по крайней мере вокруг его странного посоха заклубилась дымка. Неожиданно все присутствующие почувствовали ком страха, вставший в горле, панические мысли, которые никак не получалось подавить самоконтролем, будто они пришли в их головы насильно. В один момент раздался крик ужаса: некоторые гвардейцы бросили своё оружие, упали на колени, схватились за головы, окончательно потерявшись в происходящем. Морок, на них насланный, лишил их хоть какой-то возможности отличить мир реальный от видимых ужасных образов, создаваемых их поражённым разумом самостоятельно. Это заставило уцелевших солдат, которые не проходили храмовничье обучение и не знали, как правильно реагировать в момент энтропийной атаки на разум, дрогнуть, сбавить темп своего наступления.

Данного промедления и всеобщей дезориентированности хватило, чтобы врагов стало больше. Никто не заметил, ни как они проникли в зал, ни как спрыгнули на нижний ярус, но теперь рядом с чужаком стояло ещё двое в похожих, только менее помпезных, одеждах. В их руках были посохи, которые они тут же использовали по назначению и направленной магической атакой отправили оставшихся твёрдо стоявших на ногах гвардейцев на пол.

В тот момент зал осознал, что это были маги, тевинтерцы, венатори, и вспыхнула паника. Люди начали в ужасе отступать назад, желая забиться в самые дальние углы, лишь бы быть подальше от эпицентра магии. Когда же отступать уже было некуда, а главные двери оказались закрыты, гости затихли, замерли в оцепенении, просто надеясь, что происходящее их не коснётся.

— Если вам кажется, что это сделает последние минуты вашей жизни менее бессмысленными, то я удостою вас ответом, — главный маг точно наслаждался произведённым впечатлением, то-то говорил он с откровенной насмешкой. — Перед вами вестник слова единственного, кто достоин звания Бога! Ибо Создатель — ложь, и лишь Корифей способен наставить на праведный путь, вернуть миру былое величие!

Надо отдать Селине должное: в отличие от остальных, она даже на шаг не отступила, однако руки её заметно дрожали, а сама она уже не находила той же смелости, чтобы вести с нападающими переговоры. Правительница могла лишь испуганно смотреть, как магия поглощает зал и как тут и там воздух сотрясается от яркой искры и огненных потоков.

Вся имперская стража пережила первый удар, поэтому, поднявшись, они обязательно бы продолжили атаку. Однако вдруг на нижнем уровне оказываются советники Инквизиции. Два храмовника, подняв щиты, бесстрашно встали перед магами, загораживая собой хороший обзор на членов имперского двора, тем самым перетягивая внимание врагов на себя. Один из магов-подчинённых разразился гневной тевинтерской тирадой и атаковал храмовников, второй его в этом поддержал — от его властного, всепоглощающего голоса, вещающего о смерти, у всех сердце в пятки уходило, из-за чего никто даже не заметит, что слова, которые он произносил, взяты далеко не из тевене. Однако защитники знали, что делать, и заклинания магов не сумел их даже ранить. Солдаты императрицы, видя эти самоотверженность и профессионализм, не подумали возразить приказу не властного над ними командора Инквизиции, а подчинились и отступили, чтобы делать то, что они точно умеют лучше: защищать правителя и сражаться с противником, не владеющим бесчестной магией.

— Псы Инквизиции, наконец-то. Не скажу, что наша встреча приятна, однако большая удача, что и вы решили поучаствовать в этом фарсе. Удача для нас, конечно же, — даже появление серьёзного противника никак не озаботило главного Венатори — он продолжал говорить с пренебрежением к врагу и неподдельным удовольствием для себя.

— Хватит болтать, трус! Сражайся, а не прячься за своими пешками, — рявкнула грозная воительница.

— Вы, церковники, как всегда утомительны. Какая радость, что никто сегодня этого зала не покинет живым.

Слова венатори посеяли новую волну паники, даже слёз, раздавшихся где-то в стороне.

— Что за чушь?!

— Пока шёл данный разговор, наши люди уже захватили дворец и ждут только команды, чтобы его взорвать. Чего не смогли сделать кунари, — улыбнулся маг, а потом обратился к также смотрящей на него с ужасом правительнице. — Старший желает вашей смерти, дорогая императрица. И я с радостью исполню Его приказ. Интересно, как скоро «цивилизованный» Орлей, оставшись без правителя, сгрызёт сам себя? Не терпится это узнать, увидеть, как весь юг погрузится в хаос, а от этого злачного местечка, которое вы ещё называете страной, останутся только выжженные земли.

— Что ты несёшь, маг?! — страшные слова, сказанные с таким задором и мечтательной лёгкостью, способны заставить побледнеть любого, оказались разбавлены ещё более неожиданным выкриком, искренне возмущённого убийцы. — Это я должна убить Селину. Старший обещал мне передать правление Орлеем после своего возвышения!

Все: гости, солдаты, храмовники, разряженные венатори — уставились на кузину Императрицы, которая и столь нежданно возразила.

А вот и искомый Инквизицией убийца Селины. Сам себя выдал.

— Флорианна… — брат, шокированный словами сестры даже ещё больше, чем речами мага, только и мог отшатнуться от неё, не веря услышанному.

Но саму герцогиню ничуть не волновало, что одной своей фразой она полностью выдала себя и своё предательство, — её злило лишь то, что вторгшиеся венатори говорят о совсем иных планах.

— Сопорати считает, что ей действительно будет место в мире, который соткёт истинный Бог? Ты ещё глупее, чем о тебе говорили. Хотя не могу не поблагодарить за то, что собрала ваше прогнившее дворянство в одном зале и провела наших солдат во дворец — это сохранило наше драгоценное время, — с улыбкой маг Венатори откровенно насмехался и провоцировал.

И раздосадованная герцогиня на эту провокацию повелась. Её рука скользнула между складок подола и схватила припрятанный кинжал. Неизвестно, хотела ли Флорианна совершить задуманное и метнуть кинжал в Селину или желала отомстить венатори, которые её обманули, однако никто этого не узнает, потому что метко брошенный Соловьём, которую никто даже не найдёт в толпе, другой кинжал влетел прямо в руку герцогини, пронзив насквозь. Женщина закричала от боли. Отныне она неопасна, и потому что такое серьёзное ранение помешает ей повторить атаку, и потому что переборовший удивление герцог оказался рядом с сестрой и тут же её обездвижил, доказывая, что с возрастом он свои навыки не растерял.

Как только убийца была нейтрализована, очень заметно и нехарактерно отреагировали некоторые шуты. Среди них были замаскированные маги, которые ожидали убийство императрицы и начавшуюся после этого неразбериху как сигнала для начала создания заклинания, которое способно уничтожить дворец вместе со всеми гостями. Конечно, появление трёх венатори стало неожиданностью и для них, поэтому они не были уверены в своих дальнейших действиях.

Потерей контроля и неуверенностью они себя и выдали, по крайней мере большинство из них.

— Na via lerno victoria!

Слова на тевинтерском языке раздались по округе, прозвучали, как что-то ужасающее, смертельное заклинание, приговор. В тот же миг магические потоки, словно грозовые тучи, сгустились над головами всех присутствующих. Казалось, что дышать стало тяжело: магия забирала даже воздух.

Кто на самом деле знал, что это любимое имперское изречение значит, его не испугается, но для них предназначалось не оно, а вся эта клубившаяся и в Тени, и в реальности магия, которая по приказу своего хозяина в один момент со страшным гулом сорвалась и огромной волной нахлынула на вражеских магов, не давая им даже шанса. Сила удара рвала пространство — заискрился воздух, и с теми же последствиями рвала тела жертв. Только если для Завесы это не критично — она быстро затянется, то вот для замаскированных венатори — смертельно.

Вот почему некоторые шуты, а также затаившиеся гости повалились на пол в эпилептическом припадке, крича от боли до срыва голоса. Тех, кто оказался более стойким или подготовленным к атаке, добили два других мага, не сдерживая себя в фантазии.

И когда, казалось, что худшее уже неизбежно, вдруг за считанные мгновения обстоятельства развернулись в прямо противоположную сторону. Через до этого запертые извне двери в зал вбежали солдаты Инквизиции, тут же оцепляя всё помещение. Стоявшие в центре маги замешкались, яростно закричали, что всё пошло не по плану и солдат враждебной организации они не ожидали увидеть, из-за чего якобы в панике и нарочно ослабили защитные заклинания, чем храмовники воспользовались и в ту же секунду бросились на них.

Что именно произошло внизу не увидел никто: было ли это отчаянное последнее заклинание проигравших с позором венатори, или храмовники применили свои умения, чтобы сразить опасных магов. Тем не менее когда магический хаос покинул реальность, двух побеждённых и побитых заклинателей герои вечера уводили восвояси под благодарственные аплодисменты спасённых гостей. А на месте главного и самого болтливого мага остался лишь радиально подпалённый пол — никто не сомневался, что он был убит храмовниками, которые обернули его магию против него самого и жгли до талого.

* * *

— Превосходно, Гаспар. Твоя сестра собиралась убить Императрицу и провела во дворец Венатори, которые чуть его не взорвали.

— Я тебе говорил уже, Бриала, что я ничего не знал об её планах. А вот ты знала, но даже не посчитала нужным предупредить.

Гости приходили в себя после произошедшего, пускались в бурные обсуждения, в равной степени как винили главных действующих лиц переговоров, что допустили безумных Венатори в зал, так и боготворили за спасение своих жизней — помнили как храбро противостояли советники страшному тевинтерскому магу, в чьих словах были ещё более страшные намерения. А вот членам императорского двора, которых произошедшее шокировало не меньше, надлежало быстрее переварить увиденное и решить, что теперь делать. С этой целью они покинули гостей и вышли из зала на большой балкон, предназначенный для частных бесед.

Пережитое эмоциональное потрясение, конечно же, сразу вызвало ссору у оппонентов, попытки обвинить друг друга в катастрофе, которая только чудом не произошла.

— Довольно! Взаимными обвинениями мы не добьёмся мира для нашей страны, — но Селина весьма грубо пресекла этот спор.

Женщина была встревожена не меньше остальных, еле сдерживала тревожные мысли «а что если», её осанка потеряла былую ровность, поэтому Императрица сейчас меньше всего хотела разбираться в домыслах и пустых обвинениях — ей хотелось услышать факты, чтобы наконец-то судьба переговоров была решена. Столь смелое нападение Венатори доказало им всем, что дальше гражданская война продолжаться не может, если они хотят, чтобы их страна хотя бы продолжила своё существование, а не пала беспомощной жертвой перед амбициями Корифея.

И за этими фактами Селина пожелала обратиться к Инквизиции. Никто уже не сможет пренебречь присутствием Совета, точно не после того, как ими был предотвращён страшный теракт. Это понимали все стороны переговоров, поэтому они синхронно повернулись лицом к советникам, терпеливо ожидая их слов.

— Совет Инквизиции, прошу. Какими станут ваши слова?

Пока стояла паника, советники стали образцом спокойствия и уверенности. Они быстро взяли под контроль порядок в зале, как и за его пределами. Отныне, когда большая часть дворца под их контролем, главные маги Венатори были убиты, а солдаты смогли найти и вынести немало спрятанного лириума, их спокойствие было оправдано. Это можно было считать полноправной победой, если бы, конечно, опять не вмешалась политика.

Даже под взором сторон конфликта Совет не спешил со словами. И в первую очередь, они переглянулись, чтобы убедиться, что все согласны придерживаться заранее обговорённого плана.

— Благодаря информации, которая была нами собрана за этот вечер, Инквизиция отказывается принимать чью-либо сторону в проводимых переговорах, — от лица Совета начала Жозефина.

Пусть слова Посла прозвучали по-детски, но ни один из соперников не позволил улыбнуться, понимая, что Совет не просто так отказался выбирать, а решил протолкнуть свою позицию.

— Ваше величество, вы снизили количество стражи, чем Венатори и воспользовались во время захвата дворца, и умышленно возложили ответственность за обеспечение безопасности на Инквизицию, стороннюю организацию. Всё это было сделано для того, чтобы Великий Герцог беспрепятственно отдал приказ о начале штурма, что стало бы поводом для казнить за предательство. Вы изначально знали о его планах и иного исхода не желали получить от переговоров.

— Селина, это вершина двуличия даже для тебя, — произнёс удивлённый кузен.

Императрица промолчала, не видя смысла отрицать очевидное.

— Герцог Гаспар, вы намеревались захватить дворец с помощью своих шевалье и наёмников, поставив жизни всех присутствующих под угрозу. Также вы угрожали Совету Герольдов, что привело к смерти эмиссара Филиппа от кинжала с вашим гербом, — хмуро продолжил за соратницу Каллен. Командор Инквизиции оказался очень разочарован в старом шевалье за то, что он ради собственных амбиций поставил на конжизни подданных и подчинённых. Для сэра Резерфорда это было просто немыслимо.

— Штурма так и не произошло, а убийство, очевидно, было подставным — воспротивился было Гаспар, что всё это лишь косвенные улики, и не так уж ему навредит их раскрытие.

— О, можешь себя обманывать и дальше, но даже этих слов будет достаточно, чтобы уничтожить всё твоё влияние, — усмехнулась Бриала, осаждая простодушного вояку.

— Тем не менее герцог проявил доблесть в момент нападения, обезвредив агента Венатори, — напомнила Лелиана, что Гаспара нельзя назвать главным проигравшим.

Вспомнив этот момент, его соперники даже с искренним одобрением посмотрели на мужчину, посчитав, что старый вояка ещё хоть на что-то способен в Игре. Никто не может сказать наверняка, чем шевалье руководствовался, когда бросился обезвреживать родную сестру: на самом деле ли он как военный думал о защите гражданских, сработала ли на автомате его солдатская выучка при виде опасности для правителя, или он действовал умышленно, из корысти, зная, что двор положительно оценит его действия, — но в любом случае этот поступок получил одобрение, и никто уже не спешил бросаться обвинениями, что он был соучастником сестры.

— Некоторые слуги являются вашими шпионами, посол Бриала, поэтому вы были прекрасно осведомлены о происходящем во дворце и личности агента Венатори, однако данные сведения утаили. Учитывая это и известные диверсии ваших агентов против обоих сторон во время гражданской войны, можно говорить об умышленном срыве переговоров.

Эльфийка, конечно же, насторожилась. Сенешаль озвучила ещё мягкую форму обвинений, которые ей можно выдвинуть, но всем было понятно, что с тем же успехом можно сказать, что она была косвенным соучастником Венатори и вполне желала смерти Императрицы.

— Какой исход убедит вас сохранить всё озвученное в тайне? — выслушав все обвинения, спросила Селина. Ей не нужно было больше доказательств, что в руках Инквизиции есть провокационная информация на каждого из соперников.

— Мы настаиваем, чтобы Война Львов окончилась мировым соглашением, а Гаспар де Шалон стал первым советником Императрицы Селины Вальмон, — подытожила леди Монтилье.

— Послу Бриале же настоятельно рекомендуется прибыть в Скайхолд для дальнейшего обсуждения сотрудничества с Инквизицией во избежание появления слухов о её бездействии во время пожара в эльфинаже Халамширала, — произнесла Левая рука, не отказавшись от шанса завладеть шпионской сетью эльфов Орлея.

Разумеется, эльфийка догадалась, о каких слухах идёт речь и что убийство шпионки-свидетельницы тех событий сорвалось. Да даже Гаспар понял намёк и, не смущаясь, рассмеялся.

— Если Инквизиция действительно считает, что сможет этот «мир» контролировать продолжительное время, то она слишком самонадеянна, ведь не смогла мир поддерживать даже один вечер и не подпустить в главный зал венатори, — пока Бриала мириться не собиралась и указала на пробел в якобы вездесущности Совета и хваленного Тайного Канцлера в частности.

Тогда и остальные орлесианцы навострили уши, с интересом прислушались к эльфийке, чьи слова указывали на немалый промах Инквизиции. Ведь получится, что нет победителей на сегодняшнем вечере — и Совет не сможет им что-либо диктовать.

Однако такой выпад оппонентки ничуть Соловья не обескуражил, а лишь, наоборот, вызвал таинственную, пугающую улыбку.

— Маг, покажи себя, — неожиданно, будто в никуда, произнесла Лелиана. Однако на самом деле её слова были адресованы весьма конкретному человеку, сейчас за ними наблюдавшему, просто она обратилась к нему максимально обезличено, чтобы не выдавать ни происхождения, ни имени, ни лишь косвенного отношения к Инквизиции.

Не успели неосведомленные и задаться вопросом: с кем Канцлер вообще разговаривает, как вдруг в тёмном углу, снова словно из ниоткуда, появился человек в уже знакомых тевинтерских одеждах. Тот самый. Чьё появление никто не мог предречь и к нему подготовиться. Чья ужасающая магия поглотила зал, от которой доблестные защитники разлетались, как пушинки. Чьи слова грозили принести смерть и разрушения всему дворцу — а затем и всей стране. Который был безумец в своей преданности божественному лику Старшего. И этот человек должен был быть убитым храмовниками, как враг, как злостный террорист.

Однако сейчас он стоял здесь, за спинами советников, точно подчиняясь их приказам.

Вид человека, который нагнал ужаса и жути на весь двор, отчего многие уже прощались со своими жизнями, заставил остолбенеть всех участников переговоров. А когда пришло понимание, что всё произошедшее, чудом пережитое покушение, было лишь спектаклем, они просто лишились дара речи.

Никто больше не посмеет усомниться, что сегодня победа в Большой Игре досталась Инквизиции, причём безоговорочная.

— Туше, Тайный Канцлер, — спустя какое-то время произнесла Бриала в поклоне, признавая победу соперницы в их негласном противостоянии двух шпионов, и обязалась исполнить «рекомендацию»: явиться в Скайхолд.

В конце концов были вынуждены подчиниться и остальные.

Конечно, спорщикам подобные полумеры не нравились: Гаспар хоть и будет приближен к императорской власти, но императором так и не станет, а Селина уже не сможет так просто игнорировать путающегося под ногами кузена, не считаться с его мнением. Не за этим они развязали войну. Однако никто из них не подумал возмущаться, прекрасно понимая, что этот компромисс — самая приемлемая вынужденная плата за молчание Инквизиции и… проигрыш ей. Данный компромисс точно лучше, чем потерять влияние среди аристократии, а впоследствии, возможно, и лишиться короны — для Селины, или лишиться головы за предательство — для Гаспара.

На этом переговоры подошли к концу. Но не закончился вечер. Императрица вновь выступит с речью, уже более однозначной, чем в прошлый раз, объявит о мире, праздник для гостей продолжится. Инквизиции же предстоит продолжить обыск всего дворца, систематизировать все полученные сведения, а потом уже более подробно обсудить с правителями дальнейшее сотрудничество.

Но к делам они вернутся позже, возможно, даже завтра, а пока все единогласно взяли перерыв на отдых. Когда балкон, на котором только что вершилась история, сторонами переговоров был покинут и Инквизиция осталась одна, советники позволили себе наконец-то спокойно выдохнуть, с улыбкой порадоваться окончанию безумного вечера и поздравить друг друга с колоссальной проделанной работой.

— Молодец, малефикар. Сыграл правдоподобно. Мне почти вновь захотелось тебя прибить.

Когда Безумец перестал стоять в тени и изображать статую, а подошёл к советникам, то также удостоился похвалы от Кассандры.

— А мне всегда казалось, что это твоё обыденное состояние, Искательница, — магистр гораздо скептически отнёсся к услышанному, а может вновь провоцировал умышленно. Так или иначе, но после таких слов он, разумеется, попадёт под недружественный взгляд.

— Представь себе — нет. Например, сейчас я просто хочу тебе врезать!

И вот ненавистные друг другу магистр и Искатель вновь стояли слишком близко, чтобы с каждой секундой их молчаливых гляделок всё только обострялось и грозилось перейти во что-то гораздо опаснее обычных угроз.

— Господа, прошу не разрушать своим примером мир, который с таким трудом нам достался, — на этот раз Жозефина встала между ними, в вежливой форме останавливая их конфликт.

Собственно, дальше находиться на балконе и Совету было незачем, поэтому они начали расходиться. Первой ушла Кассандра, за ней — Каллен, желающий вернуться к своим солдатам и помочь им с обыском, чем ещё хотя на час задержаться на публике, затем, обменявшись с подругой парой фраз, балкон покинула Жозефина, спокойней всех воспринимая необходимость продолжать пребывать на празднике, тем более у неё освободилось время для надзора за младшей сестрой, чтобы та опять с каким-нибудь музыкантом не успела закрутить роман.

У Лелианы тоже не было причин предаваться одиночеству, однако она пока решила не уходить и не возвращаться к работе.

— И вновь я становлюсь свидетелем вашей победы. Как и говорил, — а вот и причина её желания задержаться: маг также пока не спешил отправиться восвояси.

Безумец в своих шуточных словах ссылался на сказанное им недавно, когда они встретились в конюшне резиденции Халамширала. Вспомнив ту их беседу, Лелиана улыбнулась и лишь затем обернулась к собеседнику.

— Но как я и говорила, вы торопите события. И сегодня могли лично наблюдать, сколько труда стоит за этой победой.

— И я впечатлён, — на этот раз магистр согласился.

— Но опять скажете, что впечатлены только моей работой?

— А вы вновь попросите не рассматривать ваши заслуги отдельно от Совета?

То, что ожидаемая похвальба с его стороны и ответное исправление — с её переросли в шуточное прорицание, собеседников искренне рассмешило.

Во время их беседы мужчина стоял и пытался, наконец, снять одеяние венатори, которое на него нацепили, а Соловей не без задора наблюдала, как безрезультатно маг даже не может расправиться с перчатками, потому что никогда не носил боевое обмундирование. Когда его дело окончательно начало казаться безнадёжным, она решила прийти ему на помощь.

— Каковы ваши впечатления, господин Фауст? Вы выглядите вполне умиротворённым для того, кто нехотя согласился поучаствовать в моей авантюре, — благодаря уже заданному дружественному тону их беседы следующий вопрос Сенешаля хоть и был о насущном, но всё таким же простым.

Впрочем, и не было у неё причин на гнетущее настроение, потому что женщина сама была очень довольна успехом её изначально сомнительной задумки, которая была исполнена лучше, чем она даже предполагала. Не в последнюю очередь благодаря магистру, который прям-таки вжился в роль безумного фанатика. А уж общими усилиями у магов получилось создать точно незабываемое магическое представление.

— Если быть искренним, то всю жизнь мечтал так сделать: говорить всякую чушь перед власть имущими и не понести за это никакого наказания.

Безумец выглядел ужасно довольным, его белые глаза горели несвойственной спокойному магу энергией, задором, когда он вновь и вновь переживал свою сценарную игру перед публикой, сравнивая её с давно позабытыми детскими шалостями. Точно не могла Лелиана сказать, взбодрила ли так мужчину главная роль в их небольшом, но эффектном спектакле, или это сказывалось лириумное зелье немалой концентрации, которых маги наглотались, чтобы не истощить свой магический резерв и позволить себе самые красочные заклинания. Но в любом случае Левой руке нравился его непосредственный задор.

Вскоре тяжёлые перчатки были сняты, мантия тоже, а затем эти вещи были брошены с балкона за ненадобностью. Дальше сновидец поспешил привести в порядок родную мантию, смятую во время спешного переодевания, щепетильно поправить рукава, высокий ворот, полы, будто собирается явиться на бал. Но в действительности порядок в одежде ему был нужен для собственного комфорта. Тем временем Сестра Соловей про себя отметила, что пусть в обмундировании венатори он стал выглядеть солидно, более воинственно из-за металла в отделке, но привычный облик мужчины, его обманчивая слабость, казались ей куда приятней, роднее.

— Леди Лелиана, позвольте из эгоистических побуждений ещё отнять толику вашего драгоценного времени и пригласить на частную беседу? — это следующее, что магистр сказал, когда привёл одежду в порядок. Очевидно, пока расставаться с собеседницей он не намерен, чему и она, собственно, была не против.

— И какое же место вы избрали для нашей дальнейшей беседы, господин Фауст? — Лелиана прислонилась спиной к балюстраде балкона, ничуть не скрывая заинтересованности, однако, повторила наигранную чопорность слов сновидца.

— Какое угодно будет вам. Лишь бы оно не было столь же людно, — несмотря на общую театральность их слов, нежелание мужчины находиться рядом с гостями было абсолютно искренним, и, в отличие от неё, одиночество он бы предпочёл охотней, чем суету Игры.

Шпионка дала ответ не сразу, с таинственным взглядом, который не способен расшифровать даже тевинтерский магистр, она дразнила собеседника своим молчанием. Отчасти Лелиана также металась в сомнениях, не была уверена, стоит ли ей покидать зал, соглашаться на ещё более бесполезную встречу, фактически баловство, которая, очевидно, не принесёт ничего полезного с практической стороны. Однако аргументов «за» всё же оказалось на порядок больше.

— В таком случае — догоняйте! — как итог совсем неожиданно произнесла женщина, отвлекла внимание секундной задорной улыбкой, а затем перепрыгнула парапет и сиганула вниз, без проблем перебравшись на нижние ярусы дворца.

Вмиг оставшийся на балконе в одиночестве мужчина, разумеется, оказался обескуражен. В хорошем смысле. И поэтому поддался ещё одной оставшейся вроде бы в далёком детстве шалости — догонялкам, — и вороном устремился вслед за бардом, продемонстрировавшей превосходные атлетические способности.

* * *

— В шестнадцать лет я впервые посетила Вал Руайо и оказалась им безнадёжно ослеплена. Этот город прекрасный, очень яркий и богатый — он совсем не был похож на тихую прибрежную виллу, в которой я прожила всё детство.

— Тогда ваша натура авантюристки смогла раскрыться в полную силу?

— Нет — несколько позже. Когда я обучилась искусству барда и смогла с головой окунуться в приключения, в ходе которых исколесила точно весь Орлей. А в первую свою поездку я лишь беззащитно поражалась всему, чего только смогла увидеть. Наверное, это выглядело очень смешно со стороны.

Их безвинная беседа, зашедший совершенно случайно разговор о прошлом заставили Лелиану улыбнуться, вспомнить о самых счастливых и беззаботных временах своей жизни. Улыбка стала ярче от мыслей о двух друзьях, с которыми она и исколесила весь Орлей, встревая во всевозможные передряги, но не продержалась долго. Ведь последняя подстроенная «передряга» навсегда перевернула жизни их трио, воспоминания о которой породили тень печали на лице барда, а затем и вовсе улыбка была стёрта тем, как быстро её странствия и беззаботная жизнь подошли к концу, как погиб один из её друзей и как подруга и наставница обернулась предателем и опасным врагом. И чтобы эти лишние эмоции не испортили их дружескую встречу, Соловей предпочла просто завершить разговор о своём прошлом.

Безумец, который был увлечён рассказами барда, заметил резкую смену настроения и с пониманием к этому отнёсся, поэтому она не получит от него неуместных в данной ситуации вопросов. Магистр сделал вид, что эта беседа и вовсе ему неинтересна и он не хочет слышать продолжения, за что Лелиана была ему благодарна.

Два увлечённых собеседника прогуливались по купальням, запертой в данный момент части внутреннего двора Шато Лион. Купальнями это место называлось не только из-за наличия искусственного водоёма для, собственно, купания, но из-за того, что здесь буквально царствовала вода: всюду были декоративные водоёмы, фонтаны, водопады, даже сложные гидравлические устройства, создающие ниспадающий поток воды под каменными арками, фактически водяную стену. И, разумеется, всё это журчало, капало и в общем шумело.

— А что насчёт вас, каковы ваши впечатления после знакомства с орлейской архитектурой? — чтобы не зацикливаться на своём прошлом, Лелиана решила спросить у магистра, который своими речами, переходящими в заумные лекции, способен отвлечь от чего угодного, и она была не против его послушать.

— Ожидаемые: отрицательные. Орлей во многом подражает Империи: в богатстве и помпезности, а также гигантизме зданий, чего несвойственно, например, Ферелдену. Но излишняя яркость и пестрота меня отталкивают: я привык к более строгим и контрастным цветам Тевинтера. А если же сравнивать с эльфийской архитектурой, то отличия будут те же: элвен предпочитали строить из белого камня, однако они относились к цветам намного осмысленнее, я бы сказал: даже сакрально. Если найдётся что-то яркое и цветное, то с большой вероятностью это будет настенная фреска, витраж или мозаика с изображением какого-либо мотива, но чаще всего — религиозного. Такого расточительного, иногда даже безвкусного обращения с цветами позволяет себе только Орлей. Однако из этого и создаётся его самобытность, что я никак не могу оставить без внимания. В хорошем смысле. Ведь, например, Вольная Марка лишь эксплуатирует наследие, которое при этом не признаёт.

Лелиане просто приятно было послушать эти размышления, и она не думала их оспаривать. Конечно же, разница культур сказывается на оценке. Женщина была уверена, окажись она в Тевинтере, то она также бы ходила и кривилась от его излишней мрачности и магичности.

— Также я не могу понять такое увлечение водой, — дополнил Безумец, говоря уже скорее не про весь Орлей, а конкретно про Дворец, который мало того, что имел такой уголок водного мира, так ещё и весь его фасад окрашен в голубой цвет.

— Для жителя побережья вы слишком пренебрежительны к воде, — не могла не вспомнить Лелиана давно замеченное противотечение.

— Я всю жизнь прожил в окружении запаха соли и сырости — нет ничего удивительного, что это могло надоесть. Но также как житель островного города, который со всех сторон окружён морскими водами, непригодными к употреблению, мне кажется дикостью такое нерациональное использование пресной воды.

К тому времени они подошли к одной из водяных стен.

— Несмотря на «нерациональность» признайте, магистр Фауст, что даже вас это способно заворожить.

Ниспадающий ровный поток воды, лившийся перед ними, был весьма необычным зрелищем, кто-то назовёт его даже магическим. Лелиана решила приобщиться к этой «магии», сняла перчатку и коснулась искусственного водопада рукой. Действительно, получилась магия: натыкаясь на преграду, вода расступалась перед её рукой, как будто на самом деле подчинялась, а стихия была подконтрольна.

Такие попытки подражать магам для Безумца были смехотворны, поскольку ему была дарована способность владеть настоящей магией и менять реальность, а не довольствоваться какой-то иллюзией, но мужчина, однако, промолчал, признавая, что для сопорати такая попытка уподобиться вполне простительна, даже похвальна. Да, женщина не управляет реальностью, но она видит в обыденном что-то большее, красоту стихии, которая одновременно и податлива, и разрушительна, способная уносить в пучины моря целые города. Не каждый маг может похвастаться той же созидательностью и тащит что-либо из Тени в обыденность из сугубо практических соображений.

Как итог сновидец постепенно заинтересовался действиями женщины, проникся задором её настроения, тоже ему поддался и решил в шутку подтолкнуть Соловья в спину тростью по направлению к потоку воды, будто бы намеревался, чтобы она прошла через него и намокла. Но толчком это нельзя назвать, поскольку бард даже на шаг не сдвинулась с места, зато была отвлечена и тут же глянула на мужчину, требуя объяснений, но увидела лишь беззаботность на его лице. Он знал, что сил толкнуть ему не хватит, поэтому изначально и не старался всерьёз, однако намёк и помыслы на такую подлость в его действиях заставили Лелиану мстительно прищуриться. А через секунду уже она хватает его за плечо и толкает в сторону воды. И вот этот толчок был сильным, моментально выбивший слабого человека из равновесия.

При падении с наигранным восклицанием мужчина успел схватить её за руку. Соловей поддалась моменту озорства и позволила себя утянуть следом, хотя, в отличие от него, на ногах она бы могла вполне устоять.

И вот они уже лежали на полу по ту сторону водяной стены, падение через которую намочило им одежду и волосы. Но последнее их ничуть не волновало, и два взрослых человека, позволивших себе детскую шалость, просто смеялись, ничуть не смущаясь произошедшей нелепости. А когда смех как реакция на нестандартность произошедшего их отпустил, они глянули друг на друга по-новому, как заядлые заговорщики. В общем-то так и было, ведь этот маленький секрет, момент совсем не серьёзного поведения, навсегда останется между ними.

Первой встала на ноги Лелиана, а затем помогла подняться более недееспособному в этом плане магу, заодно с искренней обеспокоенностью поспешила удостовериться, что падение прошло для него также без последствий. А позже они спокойно продолжили свой неспешный путь.

Постепенно мощённая белая плитка вывела двух собеседников на очередную смотровую площадку, и их прогулка по ночному внутреннему двору на этом закончилась. Сбросив на парапет сырые камзол и черный плащ, они решили остаться здесь.

Под свет луны, освещающий округу, Безумец вглядывался вдаль и дивился природной красоте окружения. Зимний Дворец находился за городом, на холме простирающейся по подножию долины, на которую вид и открывался. Мужчина теперь мог понять, почему эльфы Дол когда-то выбрали эту местность для своей столицы и почему Шато Лион хоть несколько раз приходил в упадок или сгорал из-за восстания эльфов, но всё равно упорно восстанавливался или перестраивался на этом самом холме. Данная долина достойна находиться на полотнах самых именитых пейзажистов.

— Не могу искренне не поблагодарить вас, магистр Фауст, за помощь и проявленную инициативу, ещё большую, чем от вас требовалось.

Лелиана стояла рядом и наблюдала ту же картину природного великолепия. Но если данный пейзаж будил в мужчине полёт мыслей, способный его утянуть даже в исторические дебри, то Канцлер только всё больше возвращалась в реальность происходящего, от которого они отвлеклись. И эти слова предзнаменовали окончание их недолгой встречи, ставшей глотком свежего воздуха.

— Значит, могу ли я рассчитывать, что вы проявите ту же инициативу для исполнения своей части нашего уговора?

Лелиана улыбнулась от напоминания, чего ей будет стоить помощь магистра. Конечно, просьба побыть его проводником по столице Орлея не могла не смешить своим абсурдом, но, наверное, ещё больше её забавило, что маг ничуть не шутил и настроен действительно получить такую «плату».

— Если вы это сделали, чтобы впечатлить меня и добиться той же самоотдачи, то вы старались зря. Я не и собиралась искать способ обойти нашу договорённость.

— Однако это была хоть какая-то для меня гарантия, учитывая, что я заключил договор с Тайным Канцлером, — поддел Безумец. Не то, что бы он всерьёз желал обвинить именно эту женщину в бесчестии, однако очевидно, что орлесианский бард — это даже близко не идеализированный доблестный шевалье.

— Тогда вы понимаете мои сомнения, ведь я была вынуждена обратиться за помощью к древнетевинтерскому магистру, чей сородич чуть не устроил в Зимнем Дворце второй Конклав, — ответила Лелиана с той же язвительностью.

И вместе с тем Соловей вдруг для себя отметила, что сейчас её уже не так забавляли попытки магистра совершить укол в сторону подлости её ремесла, потому что для него она уже… не Тайный Канцлер. Он слишком много видел и знает, и она ведёт себя с ним слишком открыто, даже раскрепощённо, что совсем недопустимо для пугающей одним своим видом молчаливой Левой руки.

И сомниари — нет бы упрекнуть — лишь только большей эту раскрепощённость в беседах с ним поощряет.

Прям как сейчас.

— Прежде, чем завершить нашу с вами встречу, не могу не спросить: леди Лелиана, вы подарите мне танец?

Прислонив трость к балюстраде, Безумец встал напротив женщины и без доли жеманства элегантно поклонился, протягивая руку в приглашающем жесте.

Чего-то такого в завершение их встречи Канцлер и ожидала, считая постоянные неожиданные поступки мужчины его умышленной забавой, чтобы сбивать с толку вездесущего барда. Однако даже её подготовленность не спасла от удивления, потому что она ожидала многого, но настоящего танца с его-то травмами…

— Фауст, когда вы начнёте падать, то не думайте, что я собираюсь вас ловить, — сложив руки на груди и внимательно рассматривая мага, произнесла Лелиана, однако за своей насмешкой скрыла искреннее желание его образумить, ну или раскрыть шутку, чтоб он признался, что на самом деле и не собирался столь серьёзно рисковать.

— Я постараюсь, чтобы вам не пришлось лицезреть столь досадную ситуацию, — но здравому смыслу вопреки маг продолжал настаивать на своём.

— Значит не шутите? — дала Сенешаль Инквизиции последний шанс магистру не играть с огнём, вместе с тем в её глазах вспыхнул азарт и отказываться она уже не хотела сама.

— Ничуть, моя леди, — точно дразня этот азарт, на губах мужчины мелькнула манящая улыбка.

Тогда Лелиана согласилась и, наконец, вложила в его руку свою, позволив себя вести.

В скрытой от посторонних глаз темноте ночи, разбавляемой лишь светом луны, которая не выдавала, а наоборот отгораживала от остального мира, площадке развернулась весьма сокровенная сцена. Со стороны это… нельзя считать настоящим танцем. Не были ни музыки, задающей ритм и настроение, ни изысканной хореографии, которой порой приходилось обучаться месяцами. Искусством эти простые в исполнении движения, их неспешность и постоянную цикличность нельзя назвать, хотя и всё было исполнено правильно, точно, идеально в своей изысканности. Но они и не ставили целью кого-то развлечь, затмить — этот танец принадлежал только им. Простой, потому что это единственное, что позволяли исполнить его больные ноги и при этом не приводящее к серьёзным травмам и последствиям. Неспешный, потому что позволяло ей окунуться в давно забытое действо. Когда в последний раз она танцевала? Очень давно, когда ещё репутация опасного барда не начала отпугивать потенциальных кавалеров. А потом в сторону Левой руки всякий лорд и вовсе даже глянуть побоится, видя в ней не женщину, а беспристрастное оружие сначала Верховной жрицы, а теперь Инквизиции.

А большего — тех формальностей, что делают даже танец лишь инструментом интриг аристократов — им и не требовалось.

Он держал её за талию, держал их руки вытянутыми. Задача партнёра в вальсе — вести, быть направляющим, но при этом дать возможность двигаться партнёрше наиболее свободно, иначе это был бы уже не парный танец, а просто скованная ходьба. Он знал всё это и филигранно умел исполнять. И ей, вложив свою руку в его, а вторую положив на острое плечо, всего лишь нужно было за ним последовать, позволить ему вести и себе вовлечься в действо — и причин нарушать правила танца у неё не было.

Но как бы ни увлекал этот танец, ни был долгожданной отдушиной, а небывалая близость между ними увлекала не меньше. Ведь их вела ни страсть, присущая настоящему вальсу, ни азартное или же похотливое желание изучить очередного своего партнёра, одного из множества, с кем придётся потанцевать на балу, а влечение друг к другу, которое формировалось в течение длительного времени и долгих встреч и сейчас имело возможность перейти в новую форму. Поэтому был важен не сам танец, а взгляд на того, кто перед тобой. Когда не можешь и не должен уйти или отвернуться, невольно мысли о партнёре преобладают, заставят вспомнить, через что прошли их встречи, и как многое изменилось с момента первого знакомства, знакомства при далеко не приятных обстоятельствах.

Вот так вот и получается, что постепенно желанный танец стал отходить на второй план, превращаясь в перешагивания, а потом и вовсе — простое покачивание какому-то единому заданному такту. Корпус уже не хотелось как можно больше отстранять, как и положено делать партнёрше в вальсе, а наоборот, приблизиться, прикоснуться, почувствовать близость, не приличествующуюся при иных обстоятельствах.

И когда признаешь, что то, к чему они пришли, не пугает, не отталкивает, а наоборот является логичным и вполне желанным завершением, то склонишься, поддашься партнёру, чтобы окончательно развеять сомнения, которых в подобных ситуация возникают.

Так и получилось, что теперь два человека, стоящие на смотровой площади в трепетном объятии, позволили утянуть друг друга в поцелуй. Как первый, он был полон неуверенности, неизвестности, однако слишком желанный, чтобы назвать недоразумением и разорвать его, а вместе с ним и всё остальное, к чему это привело.

Дальнейшее развитие очевидно, но с ним пришлось повременить.

Несмотря на увлечённость моментом, то, как маг однажды заметно дрогнул, пошатнулся и скривился от боли в лице, было замечено сразу.

— Фауст! — воскликнула возмущённая Лелиана. — Если это вам приносит такую боль, зачем вы вообще всё это затеяли? Что за безрассудство мальчишки — в вашем-то возрасте?!

Впервые Лелиана позволила себе такую неприкрытую эмоциональность, потому что злилась даже больше не на самого магистра, а на себя. Эпохи меняются, а мужчины неизменно в любом возрасте безалаберны по отношению к собственному здоровью — она сейчас в этом только убедилась, однако ей не стоило ему потакать. И вроде ни о чём она не жалела, однако её печалили и одновременно злили мысли о том, какой ценой этот прекрасный момент был достигнут и что, однако, он того точно не стоил.

И в порыве этой злости Соловей пожелала разорвать близость, которая не должна быть хоть кому-то из них двоих во вред, и отойти, однако впервые мужчина проявил настойчивость, удержал и, наоборот, притянул к себе. У него получилось, потому что бард, получив неожиданное противление с его стороны, дала ему возможность объясниться.

— Лелиана, с этой болью я прожил большую часть своей жизни, поэтому только мне решать, какие затеи достойны, чтобы ради них потерпеть. И наш танец, и ваша улыбка точно того стоили, — также весьма твёрдо ответил Безумец.

В тот момент два упрямца вцепились друг друга взглядами, настаивая каждый на своей правде. Лелиана, в чьих словах была искренняя обеспокоенность его состоянием, считала, что это не только ему решать, по крайней мере в такие моменты, когда своим решением ради чужого каприза он вредит себе. Но и Безумец не собирался оправдываться за своё решение, считая, что если бы для него стремление снизить нагрузки на больные ноги стояло превыше упрямых попыток жить, как можно меньше себя ограничивая собственной инвалидностью, то он бы никогда больше не встал с кровати или сразу бы лёг на погребальный костёр, чтобы уж наверняка больше никогда не чувствовать боли.

После весьма продолжительного невербального препирательства первой решила уступить Канцлер, всё же зная, как мужчина не любит акцентировать внимание на собственных слабостях, поэтому и нравоучениями заниматься бесполезно. Но уступила она только в разногласии, а после Лелиана отклонилась в сторону, схватила всё также стоящую у ограды трость магистра, а потом ею показательно ткнула ему в лицо, чтобы он больше даже не думал при ней откладывать то, что значимо помогает ему при ходьбе.

Такое проявление стремления этой женщины всегда добиваться своего хромого мага позабавило, заставило улыбнуться, и на этот раз он покорно взял своё оружие в руку, на него вновь оперевшись. Хотя бы такое разрешение их спора смягчило Канцлера, поэтому она решила вернуться к тому, на чём они прервались, и снова целует мужчину. Как и ожидалось, когда пришло осознание, что это не было поспешным действием, а то и вовсе — ошибкой, ушла неуверенность, смущённость, и поцелуй стал естественным, дарующим именно ту свободу в выражении и кульминацию, к которым увлечённость друг другом и шла.

И вот на этой ноте встречу уже было не обидно заканчивать.

— Вечер для вас закончился, так куда вы теперь? — снова облокотившись о парапет, спросила Лелиана.

— Бал ещё продлится какое-то время. Предпочту этим воспользоваться и продолжить изучение книг в библиотеке, на этот раз позволив себе ни на что не отвлекаться.

Этот ответ Сестра Соловей и ожидала.

— Попрошу поставить солдат у входа, чтобы точно туда не проник посторонний.

— Благодарю вас.

Безумец поклонился и в знак благодарности за заботу о его покое, и в знак прощания, а после птицей упорхнул в ночное небо.

Лелиана, пока ворон не скрылся в тени дворца, наблюдала за ним, не скрывая мечтательной улыбки. В ней бушевали волны эмоций и впечатлений, которых подарили этот вечер и эта встреча, но впервые за долгое время именно улыбка стала их проявлением, а не попытка схватиться за памятный кинжал…

Глава 40. Идеальное свидание

Небольшая комната погрузилась в сумрак вечера за окном, и только тёплый свет от огня камина разгонял эту тьму, хотя и вяло. Два сновидца расположились перед камином в уютных мягких креслах. Пока между ними стояла тишина, но тяжёлой они её не назовут. Каждый уже привык к обществу другого, поэтому посчитал бы даже молчание приятным времяпровождением.

Солас пришёл на встречу с очевидным желанием поделиться новыми своими интересными измышлениями, но пока молчал, чтобы вопреки позволению бесструктурной Тени для начала полностью структурировать свой полёт мыслей, и Безумец терпеливо ожидал слов от… хорошего знакомого. Тем более в дремлющем мире можно забыть про спешку и суету мира реального. Довольствуясь теплотой камина и наблюдая за игрой пламени, магистру был просто приятен покой этой маленькой комнаты с книжными шкафами, проекции старой, никогда уже не осуществимой его мечты. Особенно контраст ощутим на фоне событий недремлющего мира, которые вскоре начнут набирать обороты, идти к кульминации и точке невозврата для него самого.

Обычно эльф не любил размениваться на небольшие места, скромные в своём убранстве. Пользуясь милостью Тени, он никогда не упускал возможности воссоздать что-то грандиозное, хорошо ему знакомое из старой жизни, тем более когда мог разделить красоту мира былого со своим собеседником. Но сегодня Солас оказался захвачен своими догадками, что у него даже не нашлось времени на, буквально, конструирование окружающего мира.

И всё же хромой маг заранее смог узнать, что было в голове эльфа: в один момент Тень ухватилась за мысли остроухого и воссоздала их. Как итог вскоре комната изменилась: камин и удобные кресла остались — всё же остальное начало напоминать читальный зал орлесианского дворца, а на самом эльфе привычно мешковатая одежда сменилась на парадную, в которую он был одет на недавнем балу. Наблюдая за этими изменениями, Безумец точно мог сказать, что причиной столь бурных мыслей эльфа стало что-то произошедшее во время их пребывания в Зимнем Дворце.

Вскоре и сам Солас, наконец, его об это известил.

— Твоя беседа с Быком во время недавнего бала натолкнула меня на некоторые выводы касательного того, что с тобой могло произойти в Тени. Но для начала мне нужно кое-то что проверить. Удовлетворишь моё любопытство? — вольготно откинувшись в кресле, заговорил Солас и глянул на своего собеседника.

Безумец ему, конечно же, кивнул. Измышлениями знатока Тени он бы не стал пренебрегать, особенно столь интересными.

— Хорошо. Тогда переведи фразы, которые я тебе озвучу, — получив согласие, Солас продолжил. — «Shok ebasit hissra. Meraad astaarit, meraad itwasit, aban aqun. Maraas shokra. Anaan esaam Qun».

Услышав слова на чужом шипящем языке, отталкивающие в том числе ужасным произношением эльфа, Безумец должен был испытать лишь непонимание, как и бывает с человеком, наткнувшимся на языковой барьер, однако вместо этого осознание сказанного само собой всплыло в его голове.

— «Борьба — иллюзия. Прилив начинается и заканчивается, но море — неизменно. Не с чем бороться. Победа в Кун», — не сразу, но ответил магистр буквально дословно.

Удовлетворённый таким ответом эльф кивнул.

— Молитва за умерших — выдержка из Кун, — дал объяснение Солас, посеял зерно сомнений в голове своего собеседника, но пока не дал ему развиться, а продолжил. — «Atrast tunsha».

Безумец сильно помедлил с ответом: перевод иноязычной фразы на этот раз не выстроился в его голове осмысленным предложением, но и полностью неизвестным он сказанное тоже не мог назвать. Перевод и понимание будто эхом звучали в его подсознании. Он чувствовал, что ответ знает, чувствовал его, но никак не мог до него добраться — эхо чужих голосов оказалось недостижимо и, ещё более удивительно, непостижимо.

— Звучит знакомо: по звучанию похоже на «атраст нал тунш», что произносят гномы на прощание. Однако насколько эти фразы родственны и как переводятся, не могу сказать, — озадаченно ответил сновидец.

— «Пусть ты всегда сможешь найти свой путь в темноте» — формальное прощание у гномов, в этом ты прав. Только «аtrast nal tunsha» является древней формой «atrast tunsha» и давно вышла из обихода гномов.

Судя по виду, эльф удовлетворил своё любопытство сполна, тогда как человек всё сильнее впадал в задумчивость.

— Для тебя естественен и понятен язык народа, о котором тебе ничего не могло быть известно: кунари появились в Тедасе всего триста лет назад. Но при этом ты не только не знаешь об изменениях в языке гномов, которые произошли за время твоего отсутствия, а даже не можешь перевести их фразы, которые они употребляли ещё в твоё время, — подытожил Солас их небольшой эксперимент.

— И у тебя есть… объяснения этому?

— Главное отличие гномов ото всех других народов Тедаса заключается в их оторванности от Тени. Как мне кажется, она и ответ. Точнее её влияние на тебя.

В момент пробуждения в новом мире Безумец почувствовал неестественность в том, что он понял произнесённые Искательницей слова на торговом языке, и даже полное отсутствие памяти не стало тому помехой. Такое понимание пришло к нему из подсознания, он словно интуитивно почувствовал значение сказанного, вспомнил что-то забытое, но никогда им не запоминаемое. То же чувство пришло, когда он постарался ответить тюремщице: его мысли сами сложились в нужные слова. Хоть мужчина и мог назвать себя полиглотом, потому что в превосходстве владел тевинтерским и эльфийским языками, а также по мере возможностей изучал их более старые диалекты, чтобы уметь читать древние тексты в оригинале, но, разумеется, это не даёт ему способности сходу понимать чужие языки, что и происходит после его возвращения из Тени.

За время, проведённое в новом мире, сновидец уже привык к этой неестественности, не обращал на неё внимания, даже когда слышал разговоры кунари, однако сегодня Солас заставил его вернуться к очередной неправильности его нынешней природы, из-за чего маг оказался растерян. Буквально даже сейчас они разговаривали на торговом языке, который в данный период истории Тедаса является мировым, но которого никогда не существовало в Древнем Тевинтере. Но стоило магистру вновь задуматься, то вместо ответов его сознание начало проваливаться в постижимую Бездну. Отсюда, которое никогда не сможет объять человеческий разум, и приходят знания, ему не принадлежащие, но в нём находившиеся и им использованные.

И чем больше разумом хотелось противиться этой тьме, паниковать от её аморфной природы, тем сильнее она поглощала. В один момент появилась тошнота, головокружение, будто земля начала уходить из-под ног, а координация в родном теле, таком реальном, но при этом ужасно скованном в своей реальности, нарушилась. Даже Тень не могла не отобразить неожиданное смятение в мыслях сомниари — и двух собеседников тут же окружила тьма, непроглядная, бездонная. И только камин продолжал гореть, тьме не поддаваясь, подобно сознанию мага.

Солас совершенно спокойно наблюдал за всеми метаморфозами, даже когда Бездна разверзлась и под ногами, а они словно остались парить в нигде. Отшельник верил в профессионализм своего знакомого, поэтому и не спешил его возвращать в сознание, а просто молча ожидал. Такое состояние шока было ожидаемо, ведь сейчас сознание жителя недремлющего мира, мыслящее чёткими образами, законами и закономерностями, как никогда близко столкнулось с бессмысленностью Тени. Буквально, ведь Тень была в его теле — так считал эльф.

— Исходя из твоих ощущений, которые единственные тебе запомнились во время заточения в Тени, и сегодняшних наблюдений, можно сказать, что ты не был изолирован от неё, а оказался в самом буйстве её природы, — продолжил Солас, когда магистр стал приходить в себя, а окружение — выныривать из тьмы. — Тень повлияла на тебя, и это очевидно. Первое, что мы видим, это понимание на подсознательном уровне чуждых тебе языков. Сложно сказать, слышал ли ты во время своего заточения голоса из мира реального или тебе передался «смысл» слов спящих, сновидцев или демонов, охотно наблюдавших за миром из-за Завесы. При этом, хотя гномы отрезаны от Тени, какие-то отголоски попали сюда благодаря носителям гномьего языка из других народов, поэтому их язык тебе кажется отдалённо знакомым, но смысл так и остался непостижим — даже Тени он неизвестен.

— Я помню… как чуждая магия сливалась со мной. Безболезненно, но ощущение опасности никогда не покидало, — нехотя заговорил Безумец о болезненных воспоминаниях, по отвратности которые может превзойти только произошедшее в Черном городе, ведь при попытках хоть что-то об этом вспомнить мужчина неизменно лишь погружался в пустоту. — Ранее ты делал предположения, что все мои ощущения — лишь иллюзия слишком медленно умирающего разума.

— Делал, — согласился Солас. — Ты же смог выжить, пробыв долгое время под прямым воздействием магии Тени. Конечно, это не могло длиться вечность, и однажды бы твоё тело просто растворилось бесследно, как любая осмысленная сущность мира реального, попавшая в Тень, однако больше тысячелетия оказалось недостаточно, чтобы ты потерял себя. Разумеется, попытки это осознать даже у меня вызвали скепсис, однако сейчас я наблюдаю последствия собственными глазами. На самом деле это проявилось ещё при нашей первой встрече, когда ты закрыл разрыв. Как я и заметил тогда: твоё тело почти не отторгало прошедшую через Якорь магию. По крайней мере не так, как должно. И также не я один отмечал, что от тебя в каком-то смысле «пахнет» магией.

Безумец, конечно, помнил этот момент. А также помнил, что и он отметил необычную лёгкость, с которой эльф соприкасается с Тенью…

— Один слабый демон праздности не так давно при встрече принял меня за себе подобного: такое же существо Тени, — заодно сновидец вспомнил и о странном разговоре, произошедшем в Тени во время поисков похищенного сына магистра Вирена.

Столь странное заявление демона мужчину тогда озадачило, и он предположил, что магию Якоря Праздность из-за юности и слабости принял за эманацию своего подобия. Сейчас же магистр сторонился именно озвученного эльфом предположения о том, что маг так неестественно ощущается другими магическими сущностями не из-за Якоря, а своего тысячелетнего пребывания в Тени. Всвою очередь теперь и Солас, услышав новые подробности, с ещё большим порывом поспешил продолжить раскрывать поразительную для пытливого ума мысль.

— Также потерявший оболочку Якорь вполне воспринимает твою природу как собственную. За весь вечер во время бала он ни разу даже не вспыхнул, хотя, по моим предположениям, должен уж возвращаться в нестабильное состояние, в котором он пребывал в первые дни после Конклава. Разумеется, это только отсрочка: в тебе лишь отголосок магии Тени, но это даёт нам драгоценное время, чтобы разобраться с Корифеем.

От упоминания одновременно и балласта, и полезного инструмента Безумец непроизвольно сжал руку, а тело, спящее в реальности, кажется, почувствовало зуд. Помимо того, что озвучил эльф, мужчина ещё мог бы сказать, что метка не только мирно спит, но при этом постепенно расползается по его телу, и шокировать собеседника такой невозможностью, однако промолчал из-за остатка былого жадного желания хранить эту тайну. Да, впрочем, и смысла сейчас не было, потому что в любом случае соседство с Якорем никогда не перерастёт в симбиоз: тело человека по природе своей неспособно выдержать инородную природу магии Тени. Если бы не действия Корифея во время Конклава, магистр однажды бы просто растворился в её пучинах, так и не осознав собственной смерти.

— И теперь, как по мне, о самом интересном: о скверне. Ты знаешь, почему культ использования и потребления драконьей крови берёт своё начало из глубокой древности? — воодушевлённо спросил Солас. Размышления о том, что произошло с его знакомым в Тени, его по-настоящему увлекали.

— Многим народам известно, что в драконьей крови содержится магия в огромном количестве. И даже в древние времена, когда образования людей в Тедасе были исключительно племенными, в их крови искали силу, путь к долголетию или создание магией крови самых сильных заклинаний. В более приближенные к современным времена едва ли хотя бы в одном поколении обходилось без очередного магистра, устраивавшего всё с теми же целями охоту на священных животных воле Звёздного Синода вопреки.

— Верно, — кивнул Волк. — А недавно в наших руках оказались исследования Стражей времён Первого Мора, в которых опытным путём было выяснено, что драконы имеют повышенную устойчивость к скверне: лишь очень сильное поражение становится для них фатальным.

Сновидец в очередной раз мог убедиться, с каким ужасным кошмаром боролись граждане Империи два столетия, раз даже в отчаянии они додумались вылавливать драконов живыми и на них ставить опыты. И вряд ли для этого были использованы дрейки. Архидемон на вид подобен высшим драконицам, значит, их и ловили, а может и вовсе — великих дракониц.

— И ты думаешь: эта устойчивость достигается благодаря магии в их крови?

— Это первое, что может прийти на ум. Многими замечено, что скверна словно противоположна Тени, действительно чужеродна. Порождения тьмы даже не могут использовать магию, которая доступна магам. Можно предположить, что происходит, когда две разные по природе сущности: скверна и магия, берущая своё начало из-за Завесы, встречаются в одной крови.

— Противостояние.

— Именно! Какое-то время магия благодаря своему большему количеству способна сдержать дальнейшее развитие скверны, возможно, каким-то образом её нейтрализует. Но когда скверны становится слишком много, в вурдалака обращается даже дракон.

— По-твоему, это происходит и со мной, — понял хромой маг, зачем собеседник вспомнил о драконах.

— Ты поражён скверной и достаточно сильно, раз можешь ощущать и других её носителей, однако до сих пор её наличие проявилось лишь внешне: в белизне кожи и радужки глаз. За полтора года ничего не изменилось, что совсем несвойственно обычным вурдалакам.

От сравнения себя с вурдалаком Безумцу стало не по себе, и он даже вздрогнул, уже зная, что происходит с теми несчастными, которых скверна не убила из милости, а довела до состояния на пороге безумия и вечной боли. Мужчине ради собственного спокойствия хотелось считать себя Серым Стражем: их сопротивление к скверне также завязано на магии, на магическом ритуале. Но скорее был прав именно Солас, потому что Стражи после Посвящения не превращаются в ходячий труп, а вот хромой маг на вид им и является.

Магистр от подобного разговора помимо ответов, интересных размышлений, стал чувствовать себя некомфортно. Если они окажутся правы, то именно пребывание в Тени оттянуло участь, которая постигла всех жрецов Синода. Сейчас Якорь в этом даже помогает — увеличивает концентрацию магии в его крови, сдерживая скверну. И от понимания, что собственное тело по сути ему и не принадлежит, став скоплением черти чего, сновидцу становилось не по себе. Не давала успокоения мысль, что хоть поныне ничего ужасного с ним не происходит, но всё может измениться в любую минуту — и он ничего не сможет сделать, оказавшись уже пленником собственного тела.

И мужчину не так страшила смерть или «растворение», как выразился Солас, в Тени, а то, что в любой момент скверна может одержать верх в долгом противостоянии.

Тяжёлый вдох позволил Безумцу одолеть панические мысли. Они бессмысленны. Если скверна победит, то он уже ничего не сможет сделать, и нет смысла для паники. До той же поры всё в его руках. В буквальном смысле: Якорь на его руке и всё ещё способен спасти мир от Бреши.

Солас с интересом наблюдал за происходящим. В Тени всё проще, и даже буря эмоций, что царила какое-то время в голове одного сновидца, заставляла окружение ходить рябью, поэтому второй сновидец мог вполне догадаться, о чём были эти тревожные мысли. Но вновь он не был разочарован в своём собеседнике, ведь рябь вскоре прошла.

И в погоне за ответами Волк, наверное, и сам не догадывался, насколько он был в этом искренен. Раньше бы он искал способ, как можно больше узнать о своём теневом собеседнике, потому что считал, что когда-нибудь обязательно станет ему врагом. Однако сейчас бог обмана действительно лишь горел желанием добраться до истины, постигнуть ещё одну сторону природы Тени нового мира и просто понять, что же там, за тринадцать веков, произошло с его… хорошим знакомым.

— Но не следует считать, что во всём заслуга только Тени. То, что с тобой произошло, я когда-то назвал невозможным и не отказываюсь от своих слов. Ни один житель недремлющего мира не сможет выжить по ту сторону Завесы, потому что наши тела к магии того мира просто не приспособлены, однако ты это сделал. Значит, твоя кровь по каким-то причинам оказалась отлична от крови большинства других магов, а первичной магии в ней оказалось достаточно, что Тень тебя не сожгла, а посчитала частью себя, поэтому её магия даже стала сливаться с твоей.

Обозначив вопрос, названный отшельник глянул на тевинтерца, потому что ответ мог дать только он. Зная это, Безумец всё равно какое-то время молчал. У него была лишь догадка, однако ему не хотелось её озвучивать из привычки, потому что любой магистр, который не может похвастаться чистокровностью, будет ценой жизни скрывать подробности своего позорного происхождения, способного разом стать потерей статуса и влияния как его самого, так и всей его семьи. Однако, немного поразмыслив, мужчина пришёл к выводу, что мнение аристократии сейчас его уже не заботит, а обрывать их интересные рассуждения своим молчанием ему не хотелось.

— Возможно, причина в моём смешанном происхождении и передавшемся по крови отголоске магии древних элвен.

Услышанная правда о статусе бастарда Соласа ничуть не удивила. Он уже заметил, что люди (в том числе аристократы, которые во все времена на словах готовы удушиться за чистоту крови и верность своим супругам, а на деле поголовно имеют какие-нибудь интрижки на стороне) довольно-таки падки на представителей других рас, особенно эльфов. Эльфы, в отличие от слишком низких и коренастых гномов или слишком здоровенных да и ещё рогатых кунари, во многом похожи на людей, не отталкивают чрезмерной чужеродностью, при этом имеют внешние расовые отличия, которые и являются манящей экзотикой.

У Волка давно такой вывод напрашивался…

Как вдруг названный отшельник ошалело глянул на своего собеседника, пытаясь понять: а почему, собственно, такой вывод напрашивается? Вычислить по внешнему виду эльфокрового совсем нетривиальная задача, можно сказать даже невозможная. Тогда почему, смотря на хромого мага, ему хочется его таковым назвать?

Сложно сказать, что не так. Может, почти отсутствие изгиба переносицы носа, чрезмерный наклон глаз и диаметр радужки больше обычного, форма лица острая и треугольная, или плечи уже, чем у других мужчин его роста. Также на лице мага не росли волосы, что свойственно эльфам, но почти несвойственно человеческим мужчинам, тем более тевинтерцам, у которых есть целая культура по уходу за бородами. Всё это не достоверные эльфийские признаки, потому что эльфы, как и люди, по таким мелочам во внешности очень различаются, однако в совокупности увиденное складывалось в какую-то совсем странную картину. А так быть не должно.

В их мире полукровки внешне ничем неотличимы от людей: нет ни единого физического признака, способного точно указать на наполовину эльфийское происхождение. Возможно, только кровь более приближена к эльфийской по наличию магии. Но Солас не был так уверен даже в этом признаке, поскольку в его время никому до людей дела не было, а ныне он не нашёл каких-то задокументированных исследований анатомии полукровок. Да и современные эльфы стали уже ближе к людям, чем к своим древним предшественникам: магии элвен не рассмотришь даже в них, что уж говорить об эльфокровых.

Значит, видимая глазом полукровость хромого мага совсем не норма, а редчайший дефект, в котором сам маг не мог быть повинен, и ответ стоит искать у его предков. Солас предположил, что в этом повинна мутация, перешедшая по наследству от недалёкого (во всех смыслах) предка, злоупотреблявшего лириумом, зависимость от которого среди магистров была самым настоящим бичом Древнего Тевинтера, выродившим не один род сильнейших сновидцев.

Мутация, как он вскоре узнает, действительно, имела место быть, но по иной, ещё более поразительной, причине.

— Но дело не только в твоём происхождении. Иначе бы все эльфокровые заметно отличались от остальных. Отголосок магии элвен в твоей крови, несомненно, стал подспорьем, однако точно должно быть что-то ещё, что сильнее смешения изменило кровь. Возможно, даже искусственное воздействие, — рассуждал эльф, пытаясь подтолкнуть собеседника, в какой стороне ему стоит искать ответ. И судя по скорому озарённому лицу магистра, у него получилось найти.

— Искусственное, ты прав, — кивнул Безумец. Несмотря на то, что эта тайна его происхождения точно должна была уйти с ним в могилу, магистр был готов её озвучить, поддавшись простоте Тени и дружескому настрою встреч двух сновидцев. — Почти всю жизнь мой отец был одержим идеей изучить наследственность магического дара, доказать, что это закономерность, а не милость Древних Богов. Рождение сыновей с позорной для семьи потомственных сомниари магической силой заставило его перейти от идей к весьма конкретной цели: получить результат, ребёнка с той силой дара, которая угодна ему, а не Богам. Он потратил годы на эксперименты, едва ли считая, над сколькими рабынями проводил опыты до и после того, как решался с ними возлечь.

— Что он делал с женщинами?

— Точно мне неизвестно — лишь косвенно, с его собственных слов. Однозначно, сначала он был осторожен и сдержан, но я более чем уверен, что после череды неудач он решился на самые опасные магические воздействия на плод на протяжении всего его развития в утробе: использование магии крови и лириума. Одновременно. Это объясняет, почему, к примеру, магия моей матери была страшно изуродована: будучи сильным магом по рождению она абсолютно не контролировала свой дар. Также около трёх лет хватило, чтобы молодой и здоровый раттус оказался в недееспособном, предсмертном состоянии.

Солас слушал внимательно, с интересом, но постепенно его безмятежного лица всё больше касалось удивление. Его не могло не поражать то, на какое безрассудство решился тевинтерец. Как правильно отметил Безумец, смешанное воздействие магией крови и лириумом на живой организм — это безумие. Наверное, начавшиеся после такого мутации унесли жизни неисчисляемого количества несчастных жертв амбиций магистра. Но ещё больше Волка поразило, что из этого безумства всё же смог выйти толк.

И «толк» не только выжил, но и вырос, оказался на единственном в своём роде судьбоносном ритуале, вместе со жрецами ушёл в Тень, там остался, снова невозможно выжил, а теперь вот сидел перед Волком, хотя ещё тринадцать веков назад должен был кануть в лету как человек, чья жизнь скоротечна.

Это казалось настолько невозможным без каких-то просто феерически удачно сложившихся обстоятельств, что в итоге Солас даже рассмеялся, когда глянул на тот самый живой невозможный результат чужих непомерных амбиций.

— И почему у меня такое навязчивое чувство, что тебя в этой истории и вовсе быть не должно?

— Не должно, — Безумец поддержал задор собеседника, усмехнувшись. — Но я оказался единственным удачливым, кто смог выжить.

— Вот, значит, чем твой отец руководствовался в выборе имени, — догадался знаток Тени, ссылаясь на значение имени хромого мага.

— Долго он не думал, — заметил магистр. Если Соласа раскрытие секрета раззадорило, то вот для Безумца стало лишь очередным напоминанием, что его родное имя всегда было лишь кличкой. Что первым пришло на ум, так отец его и назвал, да ещё с такой лёгкостью, как будто именовал подобранного щенка, а не сына.

— Зато его выбор оказался весьма прорицаемым: спустя много лет ты снова оказался единственным, кто смог выжить в Тени, — усмехнулся названный отшельник.

На это Безумцу только и осталось согласиться. Пусть лорд-магистр этого и не планировал, но он предрёк, что удача будет по пятам следовать за его сыном.

Дальнейший поиск ответов не продолжился, потому что Солас посчитал их найденными — откровение тевинтерца действительно объясняет многое. Пусть они никогда не узнают, что же именно делал амбициозный лорд-магистр, и на что конкретно это повлияло, но, очевидно, те манипуляции, которые были над магом совершены ещё даже до его рождения, не могли пройти без последствий. Мутация, из-за которой при чёрных, истинно тевинтерских, волосах его кожа и глаза были светлыми, или сильнейшая мутация, которая нехило так отклонила от нормы: физически проявила его эльфокровое происхождение, являлись лишь одними из множества этих последствий. И это только морфология — Волк даже не брался гадать, как именно была «изуродована» его кровь да и какие в общем произошли изменения в физиологии, что даже демон не распознал в нём человека, а Тень восприняла его частью себя. Медленно убивала, да, но это скорее происходило само собой, потому что даже искажённым он всё равно оставался существом чужой природы, но целенаправленно не пыталась его изжить. А через её магию ему, в свою очередь, передавались образы мира реального, проходящие через Завесу. Возможно, поэтому мужчине после возвращения было намного легче принимать произошедшие в мире изменения за время его отсутствия. Не разумом, потому что разум спал и ничего не запомнил, а подсознанием, откуда приходит в том числе понимание чужих языков. В отличие от Корифея, который от увиденного и влияния скверны до безумия помешался на идее, способной уничтожить мир.

От взбудораженности сделанными выводами эльф даже не мог усидеть спокойно на месте. Тень подхватывала его хаотичные мысли и воспроизводила окружение столь же беспорядочным.

— Несколько жаль, что твой отец скрыл свои исследования. Они бы могли приблизить нас к пониманию наследственности магического дара.

— Если бы эти исследования смогли пережить гнёт религий, каждая из которых магию считает проявлением той или иной воли богов, то они бы породили последователей. Селекция магов, традиционно проводимая веками в Империи, ещё больше бы обострилась, а эксперименты стали бы масштабнее, — Безумец не разделил той же воодушевлённости.

Может, потому что он сам был частью этого эксперимента, может, не забывал, что прежде, чем появился первый и единственный результат, было загублено сколь угодно большое количество жизней женщин — пусть и рабынь — и даже ещё не успевших родиться детей, но так или иначе хромой сновидец на этот раз не спешил чествовать научный подход и не считал, что результат стоил того. Лучше пусть мир и дальше будет верить, что союзу двух сильных магов с большей вероятностью эванурисы, Древние Боги, Создатель — и кто-то бы там ни был ещё — подарят столь же одарённого ребёнка, чем будет искать закономерность этому. А может, этой закономерности на самом деле не существует, и гарантированное рождение новой одарённой жизни всегда будет требовать смерти, не только матери, но и тех, кого пустят на свойства в ритуале магии крови.

Снова Тень начала возвращаться к былому покою, маленькой темной читальной комнате, потому что остроухий сновидец, осаждённый собеседником, вскоре пришёл к тем же мыслям.

Хватит мирам и одного такого ломающего его правила мага.

— Подобная правда как-либо коснётся наших встреч? — однажды в наступившей тишине маленькой комнаты раздался тихий голос Безумца.

Мужчина был не уверен, чувствовал смятение, потому что не знал, что делать с открывшейся правдой. За всю его жизнь лишь один человек достоверно знал правду о его происхождении, да и тот вечно твердил, что этот секрет должен навсегда оставаться таковым.

— Никак. Ты воспитывался человеком, им и остаёшься, — с неожиданной для себя искренностью и лёгкостью ответил Солас, не испытывая ни грамма неприязни.

Не из-за происхождений однажды в Тени встретились два мага, с тех пор проведя несчитанное множество встреч. И срыв очередного флёра секретности придавал лишь большей искренности действа, доступного только им двоим, единственным сновидцам, восхищённым красотами Тени и магии.

Одновременно древний элвен поймал себя на мысли, что хотел бы получить то же принятие от человека, дружественные беседы с которым уже давно стали важнее желания избежать преждевременного раскрытия правды о своём происхождении…

* * *

Сегодня прекрасная, солнечная погода держалась с утра — самое то для неспешных прогулок и любований достопримечательностями центра современного мира — Вал Руайо, столицы Орлея. Настрою этой погоды поддалось немало горожан и гостей города — и главный рынок Бель Марш, и без того никогда не бывающий пустым, уже сейчас был полон народу. Бель Марш по праву можно считать районом города, который олицетворяет весь Вал Руайо. Рынок был огромен и роскошен: он исполнен в мраморе, улочки покрывала идеальная своим видом и качеством кладки плитка, вычищенная до зеркального блеска, цветные фасады высоких каменных или изящных деревянных строений украшены вычурной лепниной. Воздух полнился ароматами из сотен магазинов и прилавков и криками зазывающих торговцев. Именно здесь можно увидеть большое количество знатных горожан, расхаживающих между прилавков или спешащих на светский раут, и сполна лицезреть орлесианскую моду во всем её помпезном проявлении: наряды, обувь и маски, очень часто выходящие за грань здравого смысла.

Вместе с тем, как и любое другое публичное место, площади Бель Марш несли опасность — Лелиане об этом напоминать не нужно. Поэтому, вернувшись в город на один день не как Левая рука, а как такой же любопытный гость города, она не спешила забыться среди прилавков никогда не спящего рынка, а предпочла наслаждаться ежедневной суетой Вал Руайо, гигантского и прекраснейшего города, издалека. И дожидаться своего компаньона на сегодняшний день она предпочла у входа в район.

Эта небольшая площадь была своеобразным перекрёстком дорог. Если пойти дальше, пройти через большую стальную арку, покрытую золотом, можно оказаться на торговых улочках. Если подняться по большой каменной лестнице, которую охраняют две золотые статуи львов, стоявшие, разинув пасть, у её подножья, и продолжить свой путь, то однажды можно оказаться под огромными стенами Великого Собора — резиденции Верховной Жрицы. Если пройти через мост, тянувшийся через глубокий канал, то постепенно окажешься всё ниже, уже в районах победнее. Ну а если завернуть за угол, то можно скрыться в серых (потому что дома красят только с лицевой стороны) переулках Бель Марш и рисковать нарваться на неприятности ещё больше, чем будучи среди толпы на рынке.

Лелиана, едва тут оказавшись, сразу заприметила все эти дороги, даже небольшая металлическая лестница — спуск в канал — не смогла укрыться от её взора, однако перед ней не стоял мучительный выбор, как перед другими гуляющими: куда бы направиться сначала, учитывая, что хотелось посмотреть как можно больше. И пока, будучи на обговорённом месте встречи, женщина только терпеливо ожидала.

Когда площадь получила профессиональную оценку барда, а безопасное место было выбрана, Канцлер наконец-то позволила себе отвлечься и взглянуть на окружение с исследовательским любопытством. Чего только стоила статуя Андрасте, возвышающаяся на пересечении всех дорог, — загляденье. Золотая женская фигура была идеальна в своих пропорциях и виде, слишком идеальна для обычного человека, что даже неестественно. Ещё больше её «нечеловечность» подчёркивала маска на лице — или это была не маска, а лицо, но которое творец сделал абсолютно плоским, лишённым мимики и эмоций, — а также огромная шипастая конструкция в волосах, что символизировала солнце. Женщина стояла среди металлических языков пламени, а её грудь пронзил меч мужа-предателя. Очевидно, что вдохновением для этой статуи послужила сцена смерти Пророчицы, описываемая в Песнях.

И отмечая это, Лелиана обратила внимание, как практичны были её мысли, во многом лишённые наития, душевного подъёма от вида величественной статуи. Просто искусно сделанная работа — и ничего более. Видимо, вот такой рациональный хлад в мыслях приходит, когда покидает вера. А то, что вера её покидает, она была уже уверена и смиренно это принимала. Бал в Зимнем Дворце окончательно её подтолкнул к этому. Ведь опять Корифею сошёл бы с рук страшнейший теракт, опять Создатель не думал и вмешиваться, опять все оказались спасены только благодаря профессионализму Совета, а не божественной милости, и опять внёс вклад в их победу древний тевинтерский магистр, который вроде бы, по словам Церкви, порочен и проклят Создателем за свой грех, а на деле пользы принёс больше, чем молитвы этому самому Создателю.

А вспомнив о странном человеке, который, кто бы мог подумать полтора года назад, смог завладеть мыслями беспристрастного барда, Соловей не могла не вернуться к их не менее странной договорённости.

Сегодняшняя её роль гостьи города, позволяющая отвлекаться на любование окружением, вместе с тем заставляла Канцлера испытывать тревожность. Стоять на улице города в официальном костюме, хорошем для прогулок, но не подходящем для привычек профессионального убийцы, и понимать, что в дальнейшем она по этим улочкам будет гулять, а не красться, чтобы выследить очередного неугодного Её Святейшеству — даже она сама не догадывалась, насколько теперь это будет для неё чужеродно. Для прогулки и любования нужно хотя бы расслабиться, а как это может себе позволить Левая Рука, от которой требуется каждую секунду быть готовой к атаке?

В один момент вся эта неприкрытая взволнованность готова была выплеснуться гневом на того, кто вынудил её оказаться в столь противоестественном для себя положении. Но как это обычно и бывает — излишняя эмоциональность была Канцлером подавлена ещё даже до того, как она бы могла проявиться внешне. Ведь не сновидец же виноват в том, что она сделала себя бездушным оружием Верховной Жрицы, из-за чего теперь даже нужный любому человеку отдых кажется ей чем-то неестественным. Наоборот, мага хотелось похвалить за столь проницательную идею: даже если что-то пойдёт не так, то она всё равно полезно отвлеклась, когда продумывала, какой организовать их сегодняшнюю прогулку. С улыбкой Лелиана подумала, что узнай Жозефина об этой встрече, точно бы порадовалась, что её подруга не забыла ещё, что такое отдых. И чтобы сегодняшний день действительно стал похож на отдых, а не на постоянное параноидальное оглядывание по сторонам, Канцлер решила всё же позвать на, ожидаемо, личную встречу постороннего шпиона.

Шартер, Черный Олень, — известная шпионка-наёмница и фармазон, которая смогла вовсю раскрыть свой талант к шпионажу под покровительством Инквизиции и Тайного Канцлера в частности и на данный момент является одной из самых доверенных агентов. Именно её Лелиана предпочла сегодня взять в качестве стороннего наблюдателя за ситуацией. Шартер, будучи городской эльфийкой, лучше других подходила для этого задания, и лишь Соловей могла её найти среди других неприметных сородичей-слуг, которые уже с утра суетливо носятся по улицам.

Лелиана предполагала, что тевинтерцу не понравится её очередное своеволие, однако она и не думала оправдываться перед ним. Женщина предпочла пренебречь желаниями, чтобы об их не совсем правильных отношениях никто не узнал и чтобы никто не влезал в личную встречу двух людей, в угоду безопасности как своей, так и магистра. И к другому мнению она не прислушается.

И как вовремя Лелиана узнала о приближении зачинщика всех её размышлений: услышала знакомые нетвёрдые шаги, а также неотъемлемый стук тростью. Нет, маг не опоздал. Это она пришла на место встречи по привычке слишком рано, из-за чего в томном ожидании начала погружаться в излишнюю тревожную рефлексию, а вот он как всегда точен и пунктуален.

Сегодняшняя встреча отличалась от привычных: магистр не остановился на приличном расстоянии от неё, не произнёс формальное приветствие, чтобы сообщить ей о своём прибытии. Сообщать он не видел смысла, потому что знал, что ещё раньше она сама услышала его, и вместо формальности придумал что-то другое. В ожидании узнать эту задумку Лелиана не стала оборачиваться, делая вид в своей якобы неосведомлённости. И как итог маг остановился лишь тогда, когда оказался совсем близко к партнёрше по сегодняшней прогулке. Близость, когда он буквально уже обнимал её, не приличествуется, а так молчаливо подходить к тренированному барду — не менее неразумное решение, однако маг и добивался этой неоднозначности.

Лелиана давно отметила, что сновидец хорошо разбирается в людях, может чувствовать их настроение. Безумец всегда точно угадывает, перед кем надо предстать самым типичным тевинтерским магистром, пугать своей могущественной магией, перед кем ссутулиться, хромать наиболее нелепо, чтобы предстать глуповатым, неопасным магом-учёным и потешить эго оппонента, усыпив его бдительность, а перед кем стоит всю наигранность свести в шутку. Шутки — это весьма действенный инструмент общения с равным себе собеседником, способный разбавить его ожидание и сделать это наиболее безопасно для себя самого. Прямо как сейчас — Канцлеру бы стоило возмутиться таким неприличным поведением, но понимание, что он сделал это умышленно ради забавы, не давало разозлиться. С формальностями и наигранностью она встречается каждый день, поэтому такая игривая вольность стала для неё хоть каким-то разнообразием.

И уж тем более ей не захотелось тратить время на разборки, когда лишь на один день она позволила себе отвлечься от насущных проблем, поэтому Лелиана сама отклонилась назад и откинула голову ему на плечо, так и не удостоив его гневным взглядом, который он вполне ожидал за свою выходку и над которым мог посмеяться. Но когда близость стала по-настоящему… тесной, мужчина не растерялся и обнял, чтобы насладиться разрушенной границей между ними двумя. Они даже забыли, что изначально это была лишь забава.

Соловей прикрыла глаза, улыбнулась, положила на его прохладные руки свои. Невпечатляющая комплекция хромого мага, когда он лишь ростом её превосходил, не позволяла ощутить в нём защиту, нерушимый барьер от враждебного мира, но Канцлеру этого и не требовалось: она и сама прекрасно способна себя защитить. Это когда-то юной растерянной сестре Церкви нужен был кто-то вроде Айдана, способного подтолкнуть её встретиться со своими страхами лицом к лицу, но также позволяющего просто спрятаться за его спиной и надеяться, что он и сам решит все их проблемы. Но необходимость в том прошла как раз тогда, когда мужчина, решающий как её проблемы, так и проблемы всего мира, был вынужден заплатить своей жизнью. И сейчас Соловью намного важнее было ощутить близость родственной души, того, кто видел и относился к ней, как к человеку, более того — женщине и даже леди, — а не как к бездушному оружию Церкви. Ну а взамен она видела человека в нём, а не просто грешное порождение тьмы, как диктует Песнь.

— Хочу заметить, леди Лелиана, что вы чудесно выглядите, в том числе потому что отказались от атрибутики ужасающего канцлера.

Это был всего лишь формальный комплимент, который ему стоило произнести, а ей — благодарственно кивнуть. Но даже в такой формальности Безумец смог передать искренность и наблюдательность: сегодняшний костюм Лелианы действительно ничем не выдавал её ремесло, тем более потому что она даже позволила себе надеть сапоги на небольшом каблучке.

— Зато вы остаётесь неизменны в своём тевинтерском образе, магистр Фауст, — отметила в ответ Соловей. Хоть сновидец по её просьбе и явился без плаща, но свою черную мантию переодеть так и не соизволил.

— Тем не менее стоимость моего одеяния куда больше соответствует помпезности Вал Руайо, — с ухмылкой парировал мужчина.

И Лелиана не спорила: из-за магически обработанной на меньшую изнашиваемость тевинтерской ткани мантия магистра действительно стоила намного больше её костюма, поэтому его бедняком нельзя назвать. И уж тем более он не изменял своей чистоплотной и опрятной натуре. Изначально у женщины, собственно, и не было вопросов к его одежде, скорее её просто позабавило, что даже для прогулки по орлейскому городу он не сподобился прикупить какую-то менее мрачную и выделяющуюся одежду.

— И меня продолжает удивлять, что сегодняшняя встреча всё же состоялась.

— У нас был договор, — хмуро напомнила Лелиана, думая, что мужчина опять намекает на подлость её ремесла.

— Моё общество принесёт вам репутационные потери в случае огласки, поэтому я предполагал, что вы посчитаете риск неоправданным, — объяснился Безумец. — Но вы не только согласились на встречу, но и позволили вашему агенту вести за нами наблюдение на протяжении дня.

То, что, оказывается, Безумец знал о присутствии её агента, Лелиану ничуть не задело или пристыдило, а даже, наоборот, порадовало, что теперь ей не надо ничего от него скрывать. Вряд ли мужчина смог раскусить эльфийку: он хоть и наблюдателен, но профессиональный шпион ему не по зубам. Скорее магистр догадался по виду своей компаньонки: раз она впервые не была до паранойи обвешана смертельным оружием и даже несвойственную себе обувь позволила, значит, передала обязанности по слежке за окружением кому-то другому.

— Осведомлённость моего агента не более опасна, чем если вы станете источником слухов о наших отношениях и своём происхождении.

Конечно, женщине хотелось, чтобы их странные отношения никогда не стали общественным достоянием, но огласки она не боялась. Даже если её агент по неосторожности станет источником этих слухов. До тех пор, пока скандальное происхождение магистра остаётся в тайне, их встречи назовут лишь интрижкой, баловством, что обыденно для Орлея.

— И кажется, Фауст, вы не одобряете присутствие постороннего? — спросила Тайный Канцлер. Его мнение не заставит её передумать, но узнать его она всё же хотела.

— Так и есть. Ваше своевольное, несогласованное со мной, решение нарушает нашу договорённость! — грубо произнёс было Безумец. — Однако я понимаю роль агента на сегодняшней встрече. Если это действительно сделает её безопасной, а вам позволит по-настоящему отвлечься, то, так и быть, я готов вам уступить, — но впоследствии смягчённый, даже весёлый его голос говорил о том, что грубость была наигранной, а сам мужчина действительно с пониманием относится к ситуации.

Лелиана улыбнулась. Теперь она признавала, что за своим упрямым желанием умолчать о наличии агента, если бы магистр не догадался сам, заключалась в её нежелании начинать спор и ссорой портить встречу, потому что ожидала от него полного непринятия постороннего. Однако мужчина опять удивил. А может, напомнил, что она слишком уж сомневается в том, в ком сама же видела родственную душу?

Не найдя больше повода для слов, Безумец решил нарушить объятие. Пальцы его руки, свободной от удержания трости, как бы случайно задели косичку, сплетённую из рыжих волос, в нежном поглаживании коснулись лица воодушевлённой партнёрши, а затем стали придерживать подбородок, чтобы заставить её поднять голову. Но когда маг хотел склониться навстречу, чтобы больше не размениваться на только невесомые объятия, оказалось, что отвлечённые мысли ничуть не помешали женщине уследить за его задумкой, и в тот же миг недалеко от его лица мелькнуло лезвие кинжала.

— Господин Фауст, для того, кто сам говорил об опасности наших отношений, вы слишком явно решили их демонстрировать на публике, — произнесла Лелиана с горящим задором в глазах и в язвительной улыбке, а тем временем её рука держала памятный кинжал, молниеносно вытащенный из ножен. Но в отличие от прошлого раза, при встрече в Скайхолде, когда малефикару она на самом деле угрожала и держала остриё оружия в смертельной близости от его горла, сейчас лезвие было далеко, не несло никакой опасности и было очевидным шутливым актом запугивания.

Поэтому Безумец и не почувствовал угрозы.

— Не вижу причин в сокрытии, раз вы, госпожа Лелиана, утверждаете, что это никак не скажется на вашей репутации. А агент — это и вовсе только ваша забота, — с той же хитростью произнёс маг.

Два человека довольствовались странной ситуацией, возможностью взглянуть друг другу в глаза и узнать, что им обоим это лишь кажется забавным, а не постыдным или неуместным. Ну и, конечно, убедиться, что произошедшее в ту лунную ночь во дворце действительно было закономерным продолжением существующих отношений, а не чрезмерной взбудораженностью балом.

И это убеждение требовало закрепления, поэтому вскоре кинжал был убран в ножны, а их губы слились в желанном поцелуе, лишённом страсти, полном лишь трепета и манящей близости, не требующей продолжения в похоти. По крайней мере пока. Ни любопытство прохожих, ни нахождение вблизи религиозной статуи, говорящей о смерти и жертвенности, их не волновали, и два человека наслаждались неожиданно пришедшей невинной влюблённостью, пока мир давал им на это время.

— Судя по тому, что вы просили меня сегодня отказаться от ношения плаща, вы задумали не только прогулку по городу?

Миловаться они могли ещё долго, да только день, отведённый им на отдых, ждать не будет, поэтому вскоре два партнёра, напоследок обменявшись ни о чём не сожалеющими взглядами, направились к арке, которая выведет их на улочки Бель Марша.

— Вы же хотели познакомиться с культурой Орлея с разных сторон. А архитектуру вы сами сможете осмотреть и быстрее, и более комплексно, — имела в виду Лелиана, что облететь птицей город можно намного быстрее, чем его обойти, — не вижу причин лишь на неё тратить сегодняшний день.

Заинтригованный мужчина глянул на компаньонку, желая разузнать подробнее об её планах, но, ожидаемо, он получил лишь коварный задор в её глазах. Магистр правильно не стал пытаться вытянуть из Канцлера ответ, ведь ничего у него не выйдет, и лишь смиренно принял её игру.

Но путь они пока не начали, потому что, убедившись, что маг не решился возмущаться насчёт напущенной таинственности на сегодняшние планы, Лелиана заботливо подала мужчине руку, на которую ему стоило опереться. Вот на это Безумец искренне воспротивился, выразив настойчивое желание быть независимым в собственном передвижении. Но Соловей столь же упрямо не отступила, уверенная, что, опираясь на её руку, ему будет легче идти, а ей держать его темп ходьбы, и ей было неважно, что в их обществе, лицемерно заставляющем кавалеров скрывать свои слабости в особенности в присутствии дам, так не принято. Вновь разногласие переросло в молчаливое препирательство двух гордецов, которые наотрез отказывались уступать. В конце концов тевинтерец был вынужден сдаться первым, потому что её объективно полезным причинам он мог противопоставить лишь собственную задетую магистерскую гордыню. Маг насупился, но оперся на руку женщины, продолжая ещё какое-то время ловить её язвительную усмешку, говорящую о том, что спорить с Канцлером бесполезно.

* * *

— Белый Шпиль не впечатлил вас своей высотой?

— Шпили храмов Древних богов в Минратосе, калькой с которых является это строения, намного выше. Скорее меня забавляет, что в данном шпиле много веков размещался Круг Магов.

— По-вашему, магам здесь не место?

— Не совсем. Исторически храмы строились такими высокими умышленно: их видно из любого уголка столицы и даже за её пределами.

— Чтобы каждый знал, что правят вашей империей Древние Боги?

— Совершенно верно. В настоящее время в уцелевших храмах расположились Круг Магов и резиденция Чёрного Жреца с той же целью: показать, что Минратосом правят маги и Тевинтерская Церковь, которая утверждает, что магическая сила — это священный дар Создателя. Белый шпиль строился с той же целью — возвысить того, кто им владеет, над городом. Изначально он служил Кордилиусу Драккону крепостью и тронным залом.

— В Университете Орлея вы, как видно, зря времени не теряете, — усмехнулась Лелиана.

Допуск в университет был вторым пунктом в их договоре, и магистр его недавно получил. Не особо следила Канцлер, чем мужчина там занимается, но раз до неё не дошли слухи о скандалах, значит, ничего плохого: не поёт перед местными учёными-сопорати дифирамбы о превосходстве имперской науки и магии, а вполне продуктивно изучает книги. Вон уже про Драккона знает, первого императора Орлея, и историю Белого шпиля.

— Также стоит отметить, что эльфы — якобы свободные и равноправные жители города — вынуждены тысячами ютиться в эльфинаже, по форме напоминающий цилиндрический колодец, площадь поперечного сечения которого едва ли больше рыночной площади Денерима. Нет, мне не нравится мысль, что маги должны проживать в схожих условиях, но согласитесь, Лелиана, что использование такого важного для города строения под тюрьму для магов, ограничение чей свободы, в сравнение с городскими раттусами, уже давно является само собой разумеющимся фактом для населения, по меньшей мере странно.

Задумавшись, Соловей согласилась, что это странно. Когда, например, Киркволл отдал под Круг заброшенную тюрьму для рабов, а Ферелден отправил в никому не нужную древнюю башню (даже не тевинтерскую — а ещё древнее) подальше от столицы, в то же время в Вал Руайо магов определили в шпиль, превзойти который по высоте смог лишь Великий Собор.

— У вас объяснение, почему так произошло?

— Борьба за власть времён создания Кругов.

— Попытка оскорбить правящую династию Драккон?

— Именно, — кивнул Безумец, довольный быть понятым на полуслове. — И судя по тому, что её не пресекли, попытка оказалась непонятой.

Вот теперь и Лелиана разделила его веселье. Конечно, о таких мотивах в книгах не напишут, да и у них есть только догадки, однако и такие предположения о том, как в древности развлекалась аристократия, ведущая борьбу за власть, её позабавили.

Улочки Бель Марша были столь пёстрыми, многогранными и людными, что даже они не выбивались из толпы внешним видом, и лично маг — своим стремлением заглянуть чуть ли не в каждую кондитерскую лавку в поисках невиданных им ранее разновидностей десерта. В итоге их прогулка заняла несколько часов, но даже так они изучили лишь меньшую часть торгового района. Но изучать его и дальше было бессмысленно и скучно, поэтому они Бель Марш покинули, уйдя в район не менее богатый, зато более тихий и малолюдный. И как Лелиана обещала, на изучении одной только архитектуры они не остановились: прошлись по ей известным галереям в качестве мест сосредоточия орлесианского искусства как настоящего, так и прошлого. Там впервые сновидец проявил уже некоторую осведомлённость об истории Орлея и её исторических личностях, узнавал имена на портретах в ряде случаев. Заодно показал терпимость к особенностям чужой культуры, не смеялся при виде на портрете очередного мужчины в гофрированном воротнике, столь огромном, что он требовал проволочный поддерживающий каркас, или дамы с причёской в несколько раз большей, чем её голова. Хотя о принятии чужой ему культуры речи не шло.

— Вы считаете, что Ферелден изображает Андрасте более достоверно? — спросила Лелиана, заметив, как скептически глянул хромой маг на очередную статую кроткой женщины с солнечным ликом, мимо которой они прошли.

Спор об истинности образа Пророчицы столь же древний, как и всё андрастианство. Где-то, как, например, в Ферелдене, её изображают воинственной женщиной, в доспехах и с мечом, которая рука об руку сражалась со своим мужем во время восстания, а в некоторых картинах — и вовсе в одиночку неслась в ряды мерзких тевинтерцев. Орлей не столь однозначен в этом вопросе, однако всё же чаще изображает её матерью в белом платье, дабы подчеркнуть её чистоту, невинность и, разумеется, необъятную доброту.

— Если я начну сторониться какого-то варианта, это будет лишь попытка увидеть то, что хочу видеть именно я, то есть равнозначно, по определению, слепой вере любого послушника. Но к таковым я себя не отношу, значит, я могу опираться только на факты. А их нет: в Песне Света почти ничего не говорится о личности самой Андрасте. Что, собственно, и привело к формированию диаметрально противоположных мнений об её образе. Поэтому я бы предпочёл сохранять в этом вопросе непредвзятость и нейтралитет, — отрицательно ответил Безумец.

— В том числе сейчас эти образы слишком карикатурны, — вдруг отметила Лелиана. — Если бы она была столь же бесхитростна, безынициативна и проста, какой её рисует Орлей, она бы не смогла повести за собой столько людей. Для организации такого слаженного восстания, в котором даже магистры Минратоса видели угрозу, недостаточно лишь петь о своих видениях.

Тому, что сестра Соловей поддержала его обычно одиночныерассуждения, Безумец оказался приятно удивлён и восхищён.

— В том числе, согласно одним из самых достоверных легенд, дошедших до сегодняшних дней, Андрасте была столь слабой женщиной, что долгое время современниками считалась неспособной к деторождению, поэтому стремление Ферелдена надевать на неё тяжёлые латы и изображать равно — или даже превосходящей — по военному мастерству своему мужу-полководцу невозможно воспринимать всерьёз, — одобрительно кивнул тевинтерец, подхватив её замечание.

Для Лелианы, впервые позволившей себе вслух произнести критическую оценку Песни, которой она когда-то верила безоговорочно, это одобрение стало непрошенным, но таким необходимым жестом, который придал воодушевлённости.

— Тогда в чём же причина ваших косых взглядов на статуи, магистр Фауст?

— В их неоригинальности. Для Орлея, который, кажется, не знает границ в помпезности и яркости, скульптурное искусство, к моему удивлению, излишне скудно и однообразно. В религиозных мотивах просматривается лишь две темы: показать величие и священность Андрасте и греховность и самобичевание Маферата, не беря во внимание его вклад в спасение её писаний, о котором в том числе упоминается в Песне.

— В Тевинтере статуи были разнообразнее?

— Несомненно. Хотя бы за счёт того, что богов было семь, а не один безликий — раздолье для фантазии скульпторов.

— Но они все были просто драконами, отличающиеся друг от друга только по цвету и форме рогов.

В тот же момент Безумец со скепсисом посмотрел на собеседницу, будто она произнесла самую несуразную вещь в мире. Лелиана продолжать его переубеждать не стала, а лишь рассмеялась: её позабавила очередная демонстрация разницы культур. Магистр как человек своего времени воспринимал каждого из Древних Богов полноценной личностью: со своими объектом покровительства, храмом, жрецом, паствой и неповторимым образом, — поэтому и не понимал, почему она называет их «просто драконами». Так и она не поймёт, почему статуи хоть и с одной центральной личностью, но изображающие совсем разные моменты жизни Пророчицы, в которые скульпторы вкладывают каждый свой смысл, кажутся ему неоригинальными.

— И всё же даже с таким непринятием традиций вы, лорд Фауст, продолжаете терпимо говорить о Церкви. Почему? — вновь не устояла Соловей и свернула на разговор о взглядах сновидца на ведущую в данный момент в Тедасе религию.

— Вас так волнует мнение какого-то чужого мага, леди Лелиана? — спросил Безумец, поскольку похожий разговор между ними уже был в Башне Круга. — Тем более восхваляемое вами рациональное принятие не было во мне изначально: когда-то я придерживался более импульсивных взглядов, уйдя в ожидаемое тотальное отрицание.

— Именно поэтому я хочу услышать: что заставило вас сменить своё мнение? Ведь любой скажет, что вы должны желать её искоренить или утверждать, что это должна сделать Инквизиция.

— Искоренение ведущей религии не приведёт ни к чему хорошему. История это показала как минимум дважды: падением самых могущественных империй своих эпох. На Церковь же возложена ещё более трудная задача: не просто вести народ одной страны, а объединять несколько стран, разных по культуре, традициям и мировоззрению населения. Я не буду петь дифирамбы этой лицемерной и противоречащей собственным же писаниям религии, однако смею признать, что в час нужды свою задачу Церковь выполнила безукоризненно: объединила столь разношёрстный народ Тедаса под единой идеей. Именно её Священный Поход остановил вторжение кунари, а весьма себе толково, с точки зрения воздействия на толпу, описанные мотивы в Песне способствовали душевному подъёму в тяжёлые для мира времена, вроде нескончаемых Моров. Не могу даже представить, какая иная сила способна на подобное. К нашему счастью Корифей этого не понимает.

— Вы так в этом уверены?

— Это очевидно. Иначе бы он начал активно действовать сразу же после Конклава, когда мир был потрясён и потерян из-за гибели Белой Жрицы, и оставался практически беспомощен.

— Что и хотели сделать кунари, — задумчиво произнесла Лелиана, с отвращением вспомнив их «Дыхание дракона». В отличие от Корифея, кунари были куда догадливее и собирались начать вторжение как раз тогда, когда мир оказался бы в полной неразберихе из-за потери каждой страной своих правителей.

Безумец кивнул.

— Также Создатель как концепция бога весьма интересен. Если раньше мне казалось, что вера в того, кто никак не выражает свою волю абсурдна, то теперь понимаю, почему она стала так распространена. Создатель ничего не требует взамен, и ему не нужно доказывать свою силу, поскольку он не существует, но это и значит, что он никогда не предаст и не обернётся архидемоном против собственной паствы.

Лелиана заметила, как под конец вольные суждения мужчины становились всё более угрюмыми. Пусть он не был ни жрецом, ни верующим, которого правда о грехопадении своих идолов могла довести до безумия, как того же Сетия, однако видно, что даже такого агностика коробит мысль о предательстве тех, в ком он, как и любой житель Древнего Тевинтера, с детства непоколебимо видел божественную, непостижимую сущность.

— Послушав вас, можно подумать о вашей симпатии Церкви, — усмехнулась Канцлер, вытаскивая партнёра из угрюмых мыслей.

— Не стоит путать — я говорю лишь об идее. В писании Андрасте ничего не сказано о том, что мужчинам запрещено занимать почётный духовный сан, что маги должны быть приравнены к животным, а эльфы — сгоняться в эльфинажи и гордиться своим жалким, во многом бесправным, зато свободным существованием. Всё это — уже порождение пороков людей, которые стоят за идеализированной идеей и образовывают эту самую Церковь. Впрочем, как одни исказили идею, так и другие могут её переосмыслить, — на последних словах Безумец уже хитро и многозначительно покосился на Канцлера.

— Вы торопите события, — хмыкнула от этих намёков Соловей.

— Вовсе нет. До меня дошли слухи, что вас провозгласили одной из кандидаток на пост следующей Верховной жрицы, причём в качестве фаворитки.

— Как и Кассандру, — всё также, не разделяя его задора, отвечала женщина.

Другие жрицы вряд ли горят желанием выбирать Кассандру, поскольку она больше солдат, чем политик, и может начать вводить новые непривычные для них правила, однако выбирать Лелиану не хотели не меньше, потому что понимали, что если Левая рука что-то задумает, то её никак не остановить, никакими угрозами: она сама кого хочешь запугает и устранит мешавшихся.

— Ваше поражение станет самой разочаровывающей потерей шанса для Церкви за последние века.

— В таком случае всё в ваших руках, причём буквально. Помогите Инквизиции в победе над Старшим, и у жриц не останется выбора, — ехидно подметила сестра Соловей.

— Я и без того выразил готовность закрыть Брешь, когда придёт время.

— Однако не обязались оставаться на месте и не создавать Инквизиции проблем, пока мы не разберёмся с Корифеем.

— Лелиана, вы просите о невозможном, — шутливо возмутился магистр.

— Аналогично, Фауст, — вздохнув, Лелиана прислонилась к плечу мужчины, с кем шла рядом.

Она не откажется от должности, если всё же победит, и постарается вынести хоть какую-то пользу, а не продолжит беззубую политику своих предшественниц, однако вести борьбу за титул она была не намерена, даже если знала, что с Искательницей пока у них равные шансы. Всё равно сейчас были проблемы и поважнее: если они не победят Корифея, бессмертное порождение тьмы, то вся эта борьба будет уже неважна, потому что не будет ни Церкви, ни её Жрицы.

Безумец вовремя смолк и сам склонил голову к её, выражая понимание.

* * *

«Палатка.

Король Драккон вертит в руках корону. Входит капитан Ашан.

Капитан Ашан: Король, войска готовы. Ждут вас.

Король Драккон: А что же враг?

Капитан Ашан: Враг на холме — в количестве, невиданном доныне.

Король Драккон: Нас слишком мало.

Капитан Ашан: Это так. Зато Андрасте вера с нами, а не с ними.

Король Драккон: Союзники прибудут в Камберленд через неделю.

Капитан Ашан: Нам поможет Слово Создателя.

Король Драккон: Я в том не сомневаюсь.

Капитан Ашан: Но хмуритесь.

Драккон бросает корону наземь.

Король Драккон: Гордыня погубила Пророчицу! Ее святое слово — все, что у нас осталось. Если вдруг удача нам изменит, кто тогда их дале поведет? Кто понесет Песнь Света в мир?

Капитан Ашан: Кузен! Солдаты ждут!

Король Драккон: Создатель, пусть достойный их возглавит!»[1]

Как оказалось, посещение Большого Театра Вал Руайо стало самой важной частью их прогулки, собственно, расписание выступлений в театре и определило, почему именно сегодняшний день Лелиана выбрала для прогулки. Крупнейший театр Орлея является важнейшим элементом его культуры и политики. Самые знаменитые актёры здесь играют в пьесах самых выдающихся драматургов. И конечно, здесь режиссёры при постановке произведений не скупятся на использование наиболее дорогостоящего и богатого различными эффектами реквизита.

Именно в этот, без сомнений, центр орлесианской культуры Соловей и привела своего компаньона. И вопреки сомнениям, стоило ли тевинтерца вести в место сосредоточия всего чудного колорита Орлея, не прогадала: даже много позже, когда и представление закончилось, и они под лучи уже уходящего за горизонт солнца отправились на Летний рынок, полученные впечатления ещё оставались свежи.

— Весьма любопытно, что в главном театре страны со строжайшей религиозной цензурой ставят столь спорную пьесу, которая приземляет образ Драккона и даже имеет критикующий подтекст в адрес Церкви.

— Вопрос о необходимости запретить «Меч Драккона» периодически поднимается некоторыми Владычицами Церкви, но долгое время пьеса остаётся любима и массами, и дворянством, являясь визитной карточкой орлесианского театра, поэтому ни у одной жрицы так и не получалось выполнить задуманное. А сейчас, благодаря покровительству и финансированию театров Селиной, они как никогда оказались свободны от мнения Церкви.

Пьеса «Меч Драккона. Жизнь и история Отца Орлея» за авторством маркизы Фрейетты является очередной фантазией о жизни первого императора — одной из самых популярных тем в орлесианской культуре. Но именно здесь впервые Драккон был изображён не героическим, идеализированным символом, а живым, приземлённым человеком со своими сомнениями, ошибками и становлениями, что, как показала история, и стало причиной народной любви к этому, вроде бы, типичному произведению. Пьеса столь проста в своих образах, что даже понятна для иноземца, который не проникался всей героичностью личности первого императора. Впрочем, в этом заслуга не только самой пьесы. То, что сновидцу представление понравилось, говорит о многом. Как минимум о том, что Канцлер, когда сомневалась в своей задумке, снова опиралась на стереотипы о тевинтерских магистрах, а не на логичность, что человек дворянского происхождения и воспитания, особенного такого обширного кругозора и любопытства, будет искушён театральным искусством и вполне способен проникнуться и получать удовольствие от постановки чужой для него пьесы.

Тем не менее без особо ярких впечатлений для Безумца тоже не обошлось, но не из-за пьесы, а уже самих особенностей орлесианского театра, которые, как правило, чужды всем иностранцам. Театр продолжал любовь Орлея к маскам, сделав их по сути главным и единственным маркером персонажей. В них соблюдается строгая иерархия форм и цветов, по которым зрители могут понять важность того или иного персонажа. Личность актёров неважна — важна лишь их актёрская игра, а всё остальное зрителю расскажет маска, на него надетая. Например, зелёные полумаски соответствуют главным мужским ролям, а такие же фиолетовые — главным женским. Белые маски на все лицо предназначены для ролей без определенного пола, например, для духов, но не для демонов: их маски всегда либо черные, либо красные. И такая символическая система требует привыкания. Даже, получив заранее краткое пояснение по всем типам масок, мужчина на протяжении всего просмотра спрашивал у неё их значение, каждый раз забывая, путаясь или пытаясь привыкнуть, что смотреть надо на маску, а не на актёра. Но встреча с культурными условностями, воистину им ранее неизвестными, будила в маге не отторжение, а ещё больший интерес.

— Но, пожалуй, больше всего меня удивило, что эльфы-актёры весьма пользуются популярностью и даже получают главные роли, учитывая весьма закономерное пренебрежительное отношение знати к их сородичам за пределами театра.

— К эльфам знать относится со снисхождением, чуть хуже, чем к людям-актёрам, но не считет их равными себе, потому что в Орлее актёры в целом — не слишком уважаемый класс.

Страннее первостепенной важности масок жителям других стран покажется то, что личности актёров не просто не учитываются — они буквально заменяются масками. Ни возраст, ни пол, ни даже раса становятся неважны при назначении роли. Если режиссёр считает, что роль подходит актёру, мужчины могут играть вдов, женщины — герцогов, и даже эльф может сыграть короля.

Ещё во время просмотра Безумец обратил внимание на актёра, играющего роль Драккона. Нет, к актёрской игре вопросов не было — свою роль он сыграл просто превосходно, однако его комплекция была далеко не королевская: вместо высокого статного идеального отца-основателя империи, был весьма низкий и щуплый актёр. Зато какого же оказалось удивление магистра, когда в конце участники пьесы вышли на поклон, и выяснилось, что роль короля Драккона, главной исторической личности Орлея, исполнил эльф. Пока по залу раздавались аплодисменты восторженных зрителей, среди них звучал также звонкий смех Левой руки, которая могла лицезреть потерянное лицо сновидца, полного беспомощного непонимания перед происходящим. Культурный шок буквально налицо.

Этот момент, всплывший в памяти, снова рассмешил Соловья.

— Надо понимать, в тевинтерском театре эльфы считаются мебелью?

— В большинстве своём. За редким исключением. В Империи большинство рабов неграмотны, поэтому они разрабатывают свои средства коммуникации — символами. Правда, это нельзя считать полноценным языком, потому что символы образовываются стихийно и их значение разнится не только от города к городу, но и порой в пределах одного города. Ожидаемо, что из-за региональных различий расшифровка знаков затруднительна даже для самих раттусов. Именно на умышленно абсурдных или карикатурных случаях неправильного трактования рабами знаков и строится большая часть тевинтерских комедий. Магистров успокаивает вера в то, что их собственность может проявлять ум — и человечность — только в художественных произведениях — правда, в приличном обществе это говорить не стоит. И как раз в качестве исключения главных героев в таких комедиях играют раттусы… А также им отдаются значимые роли в тех пьесах, которые требуют реального убийства актёра.

— И… сколько таких пьес написано? — настороженно произнесла Лелиана, уже представляя ежедневные жертвоприношения и кровавые озёра вместо привычного ей театра.

— Больше, чем вам может показаться, — медля с подробностями, Безумец точно довольствовался эффектом, который производили его слова на собеседницу. — Однако на их постановку решаются редко и исключительно в связи с каким-либо грандиозным празднеством, потому что смерть даже эльфа-актёра — это нежеланная потеря для любого театра: на нахождение столь же способного к актёрскому мастерству раттуса и его обучение хотя бы грамоте для чтения сценария понадобятся время и колоссальное количество вложений. За свою жизнь я побывал только на двух таких.

— И в чём смысл такой жестокости? — скептически спросила Лелиана, хотя понимала, что это для неё всё услышанное — жестокость. Для Древнего Тевинтера же, в котором эльфы воспринимались вещами, а не живыми существами, хоть с какими-то минимальными правами, убить раба для увеселения свободных граждан ничем не отличается от того, как если бы она разбила посуду, из которой сейчас ела.

— В новых ощущениях. Представление, наблюдая которое, понимаешь, что любой понравившийся персонаж может быть буквально убит на глазах, становится намного драматичнее, интереснее и менее предсказуемым. Или получить большее удовлетворение от смерти ненавистного антагониста.

Из-за кислой мины Соловья теперь настало время смеяться магистру, что мешало ей точно сказать, пошутил ли он, сказал правду или всё же очень даже преуменьшил масштабность этой кровавой традиции рабовладельческого государства.

Летний рынок стал для них не только следующей созидаемой достопримечательностью Вал Руайо, но и местом, где расположено знаменитое кафе «Маска дю Лион». Данное кафе хоть и продолжало традиции Орлея в интерьере и меню, но не уподоблялось вычурным ресторанам, посетить которые по карману было только самым зажиточным горожанам. И любой гость города вполне мог сюда зайти, расположиться на открытой террасе с видом на рынок и насладиться предлагаемыми блюдами орлесианской кухни. С подачи Лелианы сейчас они оба уподобились таким гостям и заняли угловой столик, любуясь видами, открывающимися с террасы. Данное публичное заведение стало не только хорошим местом, чтобы отужинать после столь насыщенного дня, но и где они могли насладиться покоем, поскольку их странная партия на фоне других разношёрстных посетителей никак не выделялась, в отличие от театра, где хоть до конфликта и не дошло, но косые взгляды они вынуждены были ловить на себе постоянно.

Несмотря на видимую неофициальность кафе, Безумец всё равно серьёзно отнёсся к визиту, готовый столкнуться со знаменитыми гастрономическими экспериментами Орлея, который ещё с гордостью называет их блюдами. Лелиана воспользовалась этим и выбрала в качестве главного блюда для сегодняшнего ужина самое неожиданное для знатока официоза званых обедов. Им оказался наг-наг, вид которого серьёзного до этого момента магистра искренне рассмешил. Это любимое блюдо детей, но и взрослых оно могло порадовать своим видом.

— Я слышал, что именно вы стали законодательницей новой моды держать в качестве питомца нага, когда привезли с собой в Орлей одного такого, приручённого во время ваших странствий по Ферелдену. Однако, оказывается, образ этих не самых приятных на вид животных просочился даже в кулинарную сферу, — рассуждал мужчина, пока рассматривал аппетитную композицию, не решаясь её пока трогать. — Впрочем, замечу, что представленная композиция весьма недостоверна и скорее изображает кролика. У нагов не округлая голова, а вытянутая и в районе пасти и носа приплюснута, также глаза пропорционально меньше, а уши по форме напоминают не эллипсоид, а тетраэдр.

— Только не говорите об этом повару. Это его огорчит: наг-наг его фирменное блюдо, — шутливо подмигнула Лелиана, терпеливо дослушав мужчину и даже не думая упрекать в звучавших сейчас очередных заумностях. И в отличие от мага, она уже довольствовалась овощным нагом-кроликом на вкус.

Главной частью наг-нага были половинка помидора, две мясные колбаски, нанизанные на соломинки, и зелёный лук, которые являлись головой, ушами и усиками нага соответственно. Подача же блюда оставалась на усмотрение каждого конкретного повара. В этом кафе в качестве гарнира и горки, на которой и красовалась импровизированная голова, был выбран рис, а ёмкостью для него выступала вычищенная полость небольшой тыковки. А чтобы каждый клиент ушёл не только довольным от умилительного вида блюда, но ещё и сытым, вокруг тыквы были разложены жареные овощи.

С каким задором было встречено главное блюдо, с тем же настроением их ужин и продолжился. Отведённый им на отдых день подходил к концу, поэтому было бы расточительно тратить его на молчаливую трапезу. Но это можно сказать об общем настроении их бесед, однако в частности каждый взгляд на собеседника заставлял Лелиану хмуриться. Ещё во время прогулки по Зимнему Дворцу она заметила, как странно магистр пользуется левой рукой: он едва держал руку своей партнёрши в танце. Можно было предположить взволнованность, неуверенность или неумение, да только все остальные нюансы вальса он исполнял безукоризненно. В тот момент сестра Соловей была слишком вовлечена в происходящее, чтобы заострять на этом внимание, однако сейчас у неё были уже не просто смутные подозрения. При полном наборе столовых приборов мужчина всё равно ел исключительно одной рукой, а забинтованную руку держал на коленях, что для него совсем несвойственно. Уж ему точно лучше некоторых известны правила столового этикета, чтобы беспричинно ими сейчас пренебрегать.

— Что с вашей рукой? За весь вечер вы не прикоснулись ни к одному столовому прибору, — в конце концов Канцлер молчать не стала и спросила, желая получить ответ.

То, что их дружественная беседа перешла к обсуждению его проблем, хромому магу, очевидно, не понравилось. А заострение внимание на метке лишь усилило зуд, из-за чего он непроизвольно сжал левую руку. Точнее попытался, но в итоге его пальцы еле-еле согнулись в форму кулака, что не осталось незамеченным.

— У вас проблема с движениями. Это из-за Якоря? Почему вы нам об этом не сообщили? — Лелиана, игнорируя недовольство собеседника, продолжала настойчиво задавать вопросы. И неизвестно точно: из шпионского желания знать всё или всё же из искреннего беспокойства.

— Не вижу причин беспокоить, тем более вас, Канцлер, — отмахнулся Безумец, заодно давая понять, что разговор о магической аномалии с сопорати он считал бессмысленным.

— Покажите руку, — однако Соловей упрямо не прислушалась к его попыткам приуменьшить проблему, а загорелась желанием сама увидеть, во что превратилось то, что она видела лишь пылающим зелёным пятном на руке сновидца. Магистр не подчинился, а столь же упрямо промолчал. — Фауст!

И хотя даже так сновидец проявил непокорность и наигранное безразличие, однако твердолобого Канцлера это не остановило. Правильно поняв, что уговорами мужчину не пронять, Лелиана осмотрела стол, затем, уже преисполненная новой хитростью, взяла в руки чашку и с громким «Ловите!» подкинула её в сторону компаньона. Её голос оказался достаточно громким, чтобы он обратил на неё внимание, но бросок был слишком непредсказуемым, чтобы он сумел правильно среагировать и поймать летящий предмет здоровой рукой. В итоге мужчина инстинктивно потянулся той рукой, которая была к летящей чашке ближе: левой, схватил её да тут же и выронил, потому что пальцы не смогли удержать столь хрупкую вещь. Чашка со звоном разбилась, а рука растерявшегося мага была тут же схвачена, разбинтована и оголена по локоть. Именно тогда Лелиана и увидела, что метка уже давно не просто трещина на ладони — она зеленит вены человека на протяжении всего предплечья, а может — и дальше, просто она этого не узнает, потому что рукав мантии закатать выше не получилось.

— «Не видите причин беспокоить»? — то ли злобно, то ли огорчённо фыркнула Канцлер.

Но Безумец не принялся оправдываться, а лишь дождался, когда её хватка ослабнет, одёрнул руку и с высокомерно поднятой головой принялся её вновь забинтовывать.

— Как я и сказал, вас — нет. Инквизиция не специализируется на изучении древних знаний времён создателей данного артефакта. А вам, Лелиана, как сопорати, увиденное и вовсе ни о чём не скажет.

Левая рука почти вслух высказала свои мысли о натуре одиночки этого тевинтерца. Пусть она сама в магии понимает не много, а их орден не какой-нибудь там Магистериум — сборище могущественных магов, — но Инквизиция это всё равно мировая сила, образование людей со связями и ресурсами, которая точно сможет сделать больше, чем один человек, пусть и древнетевинтерский сновидец. Тем более своим молчанием он ставит под угрозу не только свою жизнь, а всю их миссию по спасению мира. А угроза есть — даже Соловей это понимала, раз Якорь не даёт носителю в полноте своей владеть собственным телом. И вот тут ей остаётся лишь гадать, что скрывает он, потому что задумал опять во всём разобраться сам, или потому что не доверял Инквизиции, считая, что она как-то использует вскрывшуюся его слабость против него самого, для его пленения. Ей хотелось ругать оба этих варианта.

Однако начать тираду Канцлер не успела, потому что в тот момент к ним подходит официант, чтобы сообщить очевидное: за разбитую посуду им придётся заплатить. Он был весьма раздражён, видимо, подозревал, что от такой странной компании жди ещё беды.

— Возьму на себя смелость предложить вам написать запрос напрямую Инквизиции. Уверен, Тайный Канцлер компенсирует весь ущерб, который, конечно же, непреднамеренно нанесла вашему чудесному заведению, — неожиданно в разговор, который его не касался (ведь кинул чашку не он), вмешался Безумец.

От услышанного официант запнулся, уставился на сомнительную клиентку, пытаясь поверить, что он на самом деле сейчас стоит перед Канцлером Инквизиции и Левой рукой Верховной Жрицы в одном лице. Вскоре уже побледнел, раскланялся перед гостями и тут же убежал, обещая, что передаст слова магистра своему хозяину — и пусть он сам уже решает, стоит ли эта чашка официальной претензии к тайному канцлеру или нет.

Но слова магистра, сказанные достаточно громко, привели не только к столь скорому решению конфликта, но и к взбудораженности обеденного зала, ведь вскоре уже за каждым столиком знали, что с ними рядом сидит столь пугающая личность. И, конечно, каждый не мог не выразить удивление, интерес или обеспокоенность таким соседством, и в итоге их шёпот слился в один балаган.

Конечно, когда всем в округе стало известно об её личности, женщина уже не могла себе столь же спокойно отдаться трапезе. Она тут же ожесточилась, стала серьёзнее и не прекращала осматривать каждого в зале. Только то, что сидели они за угловым столом и как минимум её спина упиралась в стену и была в безопасности, позволило ей окончательно не вернуться к былой собранности, а продолжить отвлечённо сверлить, вдруг оказалось, не по-умному болтливого компаньона взглядом.

— И чего вы добивались, Фауст?

— Мой поступок был столь же по-глупому бессмысленным, как и ваше настойчивое желание увидеть степень поражения магической аномалией, Лелиана. И вы благоразумию вопреки приняли решение потакать своему любопытству, — с поразительным холодным спокойствием ответил Безумец, не скрывая, что его поступок был просто местью за такое же бесстыдное пренебрежение его комфортом. И пока его собеседницу всё больше одолевали параноидальные мысли об опасности и желание поскорее это кафе покинуть, чтобы скрыться от чужих глаз в спасительной пелене наступающих сумерек, магистр продолжил безмятежно наслаждаться чаепитием, уминая лакричное ассорти.

* * *

— Созвездие Пераквиалус, в переводе с тевене означает «через море». Нередко приводится в качестве доказательства теории о том, что люди пришли в Тедас из других земель, и вероятно, из другого континента, по морскому пути, — рассказывал Безумец, вырисовывая на звёздном небе созвездие, единственное, которое знал.

Когда-то Летний рынок был масштабен своими размерами и торговыми улочками и грандиозен чуть ли не больше, чем весь район Бель Марш. Сейчас же это просто площадь, попасть на которую из города можно, только пройдя по Улице Её размышлений, украшенной великолепными статуями андрастианских мучеников, потому что она была окружена искусственным водоёмом — Мируар де ля мер. Этот водоём был построен по приказу безумного императора Ревиля. Его прихоть лишила сотни жителей своих домов, а торговцев — своих салонов и лавочек и снесла статуи героев четырёх Моров, даже не пытаясь спасти наследие. Ревиль, будучи сколь безумным, столь и ярым почитателем оккультных наук, считал, что огромный мемориальный водоём поможет ему воскресить почившую любимую мать. Ради этого когда-то оживлённые улочки были затоплены, дно выложено свинцом для улучшения отражательной способности поверхности, а по водоёму пущены лодки, на которых и должна была проводиться ворожба. Правда, воспользоваться император им так и не успел: умер раньше. В настоящие дни из-за огромных размеров никто не осмеливался осушать водоём, из-за свинца он был полностью безжизненным, потому что любые попытки зарыбления оканчивались лишь отравлением и смертью рыб и водоплавающих птиц, и только лодки стали использоваться для уединённых — или развратных — прогулок.

Когда солнце ушло за горизонт и погрузило Вал Руайо в ночную темень, наши герои именно здесь решили окончить свою долгую прогулку по городу и его достопримечательностям. Арендовав декоративную гондолу и отплыв на ней подальше, где они будут недосягаемы для чужого взора и их не коснётся свет от магических светильников города, поддерживаемых Усмирёнными, они расположились на её днище, и тогда перед их глазами открылся великолепный, но такой недооцениваемый вид — купол бескрайнего звёздного неба.

— Весьма сомнительное доказательство, — подумала Лелиана, заворожённо наблюдая за движениями руки мужчины, но едва находя на небе этот искомый рисунок корабля, а точнее примитивного судна.

— Других не так уж и много. Наши предки не заботились о сохранении своей истории, а во времена, приближенные к современным, находилось не так много историков и археологов, ведущих активные исследовательские работы и раскопки в самых древних поселениях людей.

— Почему среди тевинтерцев так мало тех, кто изучал древнюю историю?

— Вас это удивляет? Ныне вы, южане, не желаете принимать, что ваши предки когда-то жили в Империи Тевинтер и были теми, кого сейчас презираете. Вы не относитесь уважительно к истории доморовых эпох и не сохраняете её. Также и мы не желали принимать, что не всегда наш народ был центром цивилизации, а вёл образ жизни, сродни дикарским южным племенам, нами презираемыми. И вели нас не Древние, истинные, Боги, а ложный анимизм — придуманные нами же духи природы. Что уж говорить о теории прибытия в Тедас — из-за своей древности она и вовсе считается полумистической.

— Вас тоже древняя история вашего народа не заинтересовала?

— Именно так. Изучение эльфийской культуры приносило много больше пользы, чем изучение обычаев диких племён неромениан, которые даже не владели искусством магии крови.

— И это недостаток? — хмыкнула Лелиана.

— Несомненно — это показывает, насколько примитивны были их познания в магических науках. А в то же время у элвен существовала целая цивилизация, построенная на магических знаниях.

Пусть Соловей и не прониклась словами мага, однако дальнейшего спора не было. Да и не было причин для споров: она ведь прекрасно знает, что в изысканиях он был движим исключительно эгоизмом, а не альтруистическим желанием развивать имперскую науку, поэтому с её стороны было бы весьма глупо ожидать услышать какую-то иную позицию.

— Как скоро вы возьметесь за сбор информации о «возвышении»? — спросил вдруг Безумец. Как видно, разговор о превосходстве эльфийской магической культуры вернул его к делам насущным. Впрочем, не скажешь, что он интересовался из стремления поскорее увидеть победу над Старшим — и скорее хотел разузнать о том, что будоражило его больше победы над мировым злом, о силе, сосудом которой Корифей хочет сделать свою подчиненную путём этого самого «возвышения».

— Работы в этом направлении уже ведутся, — заверила его Лелиана, конечно же, в очередной раз поразив своими неугомонностью и расторопностью. Казалось бы, Инквизиция только-только предотвратила теракт в Зимнем Дворце, а Канцлер уже вовсю работает над следующим их шагом в этой войне. — Как только мы узнаем больше, я вам об этом сообщу.

Как бы ей ни хотелось заставить этого человека остепениться, просто засесть в библиотеке Скайхолда и больше не трогать никакие очередные артефакты, которые тысячи лет просуществовали без ведома для мира и лучше бы таковыми оставались и дальше, Лелиана понимала бессмысленность этого. Конечно, маг, который всю жизнь посвятил поиску источников силы, ухватится даже за шанс увидеть (а уж тем более — заполучить) то, в чём Эрастенес видел силу, сродни силе Уртемиэля. Прекратить поиски она не сможет: для них победа над Корифеем первостепенна, как и утаивать результаты этих поисков. В ином случае он пойдёт искать заслуженные ответы в Тени, донимая советников через сны и при этом рискуя привлечь внимание очередного сильного демона. Так что, заверяя в своей честности перед ним, она понимала, что иного выбора у неё всё равно нет.

— Каким образом вы рассчитываете передавать мне эти сведения? Напрямую, когда я окажусь в Скайхолде? — Безумец хоть и услышал то, чего желал, но ещё увидел в словах шпиона очередную попытку запереть его в штабе Инквизиции, поближе к агентам Канцлера и храмовникам Кассандры.

Однако его догадкам вопреки Лелиана и не прятала никаких намёков, зная, что попросту бессмысленно уговаривать этого упрямого тевинтерца: когда он сам решит, что гулять по миру ему опасно, тогда и попросится под защиту Инквизиции, но не раньше.

— В этом нет необходимости — сведения передаст мальчик-маг из Редклифа.

Соловью не нужно было смотреть на лицо мага: по его сбившемуся вдруг дыханию и так было понятно, что он воспринял её слова, как она этого и ожидала. Коварная улыбка как бы подчёркивала, что не только он способен обезоруживать словами. Впрочем, Безумца не удивило то, что мальчик, чьим юношеским максимализмом магистр и воспользовался, был раскрыт. Он абсолютно неопытен, поэтому, по предположениям мужчины, должен был попасться, когда заигрался в шпиона и решил вскрывать секретные письма.

— Почему вы позволили ему продолжать докладывать мне о делах Инквизиции? — именно это поразило мужчину. Когда правда вскрылась, от юного мага должны были избавиться сразу.

— Я с ним побеседовала, — весьма обыденно ответила Канцлер, но даже магистр не решился уточнять подробности этой «обыденной» беседы. — Он рассказал мне, что вы требовали от него только общей информации о деятельности Инквизиции, и даже умышленно старались избегать наших секретов. Я не увидела в этом прямой угрозы и расценила ваш подлый ход как вынужденную попытку хоть от кого-то узнавать о происходящем в чужом вам мире. Поэтому пока ваши запросы оставались столь же не провокационны, я позволила мальчику вести деятельность двойного агента в качестве жеста доброй воли. Вам же лучше его ценить и дальше.

— Не смею злоупотребить оказанным вами доверием, Лелиана, — Безумец, слишком уже впечатлённый благоразумной расчётливостью Канцлера, и не мог бы сказать что-то иное.

— Хорошо.

К счастью, разговор о делах реальных окончательно не испортил настроение остатка дня. И пусть они как никогда были близки к победе, можно было позволить себе ещё немного побыть беззаботными. Лелиана прижалась ближе к человеку, который разделил с ней сегодняшний день, такой непохожий, и который подставил ей под голову своё плечо для удобства, и мстительно толкнула его вбок, ощутив остроту костей рёбер, чтобы мужчина даже не думал нарушить столь прекрасный момент тишины и уединения очередным напоминанием о насущных событиях. В ответ она услышала усмешку от столь грубого намёка, однако действовать вопреки, по своей натуре, маг не стал и только обнял в ответ, ласково поглаживая свою партнёршу.

Здесь, где свет никогда не спящего огромного города до них не добирался, где тихая мёртвая гладь водоёма никуда не сдвинет узорчатую гондолу, а холодный ночной ветер не пробьётся через тёплые объятия возлюбленных, позволивших себе в час ещё большего безумия мира друг другу открыться, время будто остановилось. Разверзшийся над головой купол звёздного неба символизировал это безвременье, ведь какие звёзды он видел когда давно, те же они видят сейчас, и их же увидит уже кто-то другой после них.

Словно весь мир застыл, чтобы не разрушить последние мгновения этого особенного дня, который, они ощущали, никогда больше не повторится…

В один момент пальцы его руки коснулись пары прядок её рыжих волос, так трепетно и невесомо их перебрав, но и тут же одёрнулись, словно обожглись. Она знала ответ: он сравнивает, пытается увидеть замену, но всё равно чувствует, что это не то, чего хочется однажды раненному сердцу. И она хорошо его понимала: иначе бы не нацепила даже сегодня на пояс памятный неудобный кинжал с гербом семьи Кусланд.

— Вы были правы, лорд Фауст.

— Леди Лелиана, иначе и быть не могло. Впрочем, снизойду узнать: в чём же именно?

За очевидное наигранное самодовольство женщина предпочла вновь его толкнуть, но на этот раз столь же шуточно, какими и были его задорные слова.

— Что тайному канцлеру не помешал бы выходной…

[1] — Из внутриигрового кодекса «Об орлесианском театре».

Глава 41. То, что дремлет

Арборская глушь расположена на юге, на самом краю изученных земель Тедаса. Огромный массив тропического леса с многовековыми деревьями, закрывающими небо своими кронами, наиболее неприветлив. Ни Древний Тевинтер, ни другие страны в дальнейшем не добрались до этого, по сути, края мира и не смогли привнести веяний цивилизации в местную непокорную природу. Даже эльфы Долов, в своё время с пустошами Арбор граничащие, не смогли закрепиться в некогда владениях их бессмертных предков. Причины называют разные: от непроходимости леса из-за почти неуничтожаемого природными пожарами бурелома и в общем гористой местности, поэтому проложить дорогу здесь проблематично, до отдалённости от хоть сколько-то приличных путей снабжения. Но не менее важным фактором, мешающим изучению чащи, с древних времён остаются её жители, которые убивают любого вторженца. В легендах их кем только ни называют: то ли духами, то ли дриадами, то ли сектой одичавших долийцев — но обычно сходятся на том, что эти неизвестные существа защищают скорее не лес, а святыни древних элвен.

Неудивительно, что в таком отдалённом во все времена от центров мира месте, в котором невозможно наладить транспортное сообщение, процветала цивилизация Элвенана. Ведь древние эльфы не строили дорог — они путешествовали через элювианы, благодаря которым за считаные мгновения можно было оказаться на другом краю владений их империи.

И раз в Арборскую глушь не добрались карательные походы ни Тевинтера, ни Церкви, это место стало одним из немногих, где в Тедасе сохранилось наследие империи элвен и её великолепных архитектурных комплексов в нетронутом антропогенными факторами состоянии. Так и простояли величественные святыни тысячелетия, стираемые с лица мира лишь природой, поскольку не осталось тех, кто бы их поддерживал.

Однако в веке дракона, впервые с тех пор, как прогремели последние сражения разрозненного и потерянного уже-не-бессмертного Народа, лес вновь поглотило кровавое противостояние. Корифей потерял армию и Орлей — это исключает военные и политические средства для возрождения Тевинтера, о котором он столько грезит. Теперь он собрался показать всем, что никто не выстоит против его магии. И церемониться ложный бог не будет. В Арборы он приказал перебросить последние силы: недобитых магов Венатори и красных храмовников. Чтобы остановить такую армию, противники должны собрать — не меньше. И они это сделали.

Армия Инквизиции была собрана и шла за своим врагом стремительно, однако немало времени, потраченного на поиски следов деятельности Старшего, дало о себе знать, и она не успела бы прибыть вовремя. Тогда свою лепту внесли разведчики, шпионы Канцлера и союзников: горели палаточные лагеря Венатори, подрывались на магических минах патрульные, травились испорченными провиантами маги. Как итог рвущийся к цели и желанной силе Корифей был вынужден ожидать продвижения по зарослям своих уже изрядно потрёпанных людей, а солдаты Советы успели войти в чащу вовремя.

Несколько дней во всеми покинутой глуши велись активные военные действия. Воздух сотрясался от взорванных химических смесей, ярких вспышек магии, звона скрещённых мечей и голоса, и клича тех, кто вёл сражения. Масштабы битвы превосходили штурм Адаманта как по значению, так и по количеству участников. Если штурм крепости Стражей стал переломным моментом, после которого Инквизиция взяла инициативу в войне и больше её не отдаст, то вот сейчас Корифей лишится остатков боеспособной армии, и его приспешники окончательно потеряют влияние, как военная организация. А противостояла Старшему превосходящая количеством армия, потому что она состояла не только из Инквизиции, но и её союзников. То, как шевалье Орлея, солдаты Ферелдена и разношёрстные воины Инквизиции, в которой есть граждане почти всех стран Тедаса, в том числе отдалённых Тевинтера и Андерфелса, сражаются под одним флагом и на одной стороне, точно небывалое зрелище со времён Священных походов.

И на протяжении нескольких дней, пока в лесу не стихали звуки битвы, Безумец мог наблюдать это единение современного столь разнообразного Тедас перед общим врагом всего живого. Однако, как поэтично это ни будет описано в мемуарах современников, в настоящий момент это были самые настоящие боевые действия, в которых главные вестники победы — солдаты — травмируются, остаются на всю жизнь калеками, умирают. И всё происходит в столь страшных масштабах, о которых хромой маг мог только читать, но никогда не видел их собственными глазами: в его время Империи Тевинтер уже было не с кем вести такие войны, поэтому мужчине было не до любования единством. Перечитав десятки исторических книг, он всё равно оказался не готов столкнуться с реальными подробностями «истории», в том числе поэтому оставался безучастным наблюдателем, не решаясь лишний раз покидать врановое тело и спускаться на землю, где не прекращались бои.

Как и было обещано, Безумец получил результаты работы разведчиков Канцлера, в Арборы прибыл вскоре после Инквизиции и с тех пор её не покидал. Даже примерно зная, где и что ищет Корифей, сновидец опрометчиво не помчался изучать лес. Размашистые кроны деревьев мешали увидеть даже вполне уцелевшие архитектурные сооружения, что уж говорить о руинах, поэтому поиск в таком огромном лесу в одиночестве гиблое дело. В том числе магистр не забывал об опасностях чащи. Отправься он сюда в своё время, то маг бы ни в коем случае не пренебрегал осторожностью, в течение нескольких недель делая аккуратные попытки углубиться в лес или изучить эльфийские руины, в которых вполне могли до сих пор функционироватьохранные чары. Сейчас ему этих «нескольких недель» никто не даст, поэтому сомниари предпочёл просто ожидать результатов разведывательной деятельности Инквизиции, у которой в достатке были и люди, и ресурсы, а не по-глупому сгинуть в глуши, просто потому что поспешил.

Сегодня было получено долгожданное подтверждение, что ожидания того стоили, как и вся эта операция.

Дни масштабных и самых кровавых сражений уже прошли, и на данный момент у Корифея находятся в подчинении лишь последняя горсть его армии. Впрочем, как видно, его самого это уже ничуть не волнует: он и раньше оставлял своих людей позади буквально на растерзание противнику, чтобы тот замедлялся из-за стычек во время преследования. Но когда дни блуждания по лесу закончились, наконец, обнаружением места хранения артефакта, Старший, не оглядываясь, рванул туда с самыми преданными подчинёнными и не думал о судьбе последних лагерей венатори.

Ярые, но безуспешные попытки оставшихся солдат биться за своего идола Безумец и наблюдал, пока пролетал под кронами вековых деревьев, вдоль реки, которая вывела Старшего к Храму Митал. Именно его безумное порождение тьмы и искало — как докладывали разведчики, в правоте которых сегодня все убедились.

Вскоре Безумец прибыл на первый кордон Инквизиции в этой части леса. Лагерь на данный момент стоял как раз на границе боевых действий. Позади все враги были разбиты и солдаты принялись патрулировать территорию, чтобы избавиться от сбежавших противников и не допустить их внезапного диверсионного нападения с тыла, если вдруг какая-то группка венатори смогла затеряться в зарослях. А впереди ещё отчётливо слышались звуки боя. Крики солдат даже заглушали не только голоса синих попугаев, которые из любопытства буквально заполонили лагерь, но и стоны раненных, для которых здесь развернули полевой лазарет.

Магистр задержал взгляд на рядах импровизированных коек, лишь потому что отметил, насколько Инквизиция прочувствовала потенциал магов. Хотя бы один чароплёт найдётся в каждом отряде, сражающемся на передовой, вопреки недоверию и недовольству союзников, а в лазарете их было чуть ли не большинство от общего числа целителей, что спокойно воспринималось раненными. Даже духа сострадания не побоялись пустить — мужчина заметил блуждающего, словно призрак, между коек Коула.

— Ну, конечно, без тебя и здесь не обойдётся, — хмыкнула Кассандра.

Когда сновидец черной дымкой опустился около главной палатки, в которой собираются советники, его тут же окружила бдительная стража, но получив от Искательницы отмашку, они вернулись на свои посты.

О важности миссии можно судить и по тому, что вновь все советники были в сборе. Даже без леди Посла не обошлось, поскольку ей приходилось вести переговоры с командирами союзных войск, стремясь урегулировать все конфликты дипломатией, чтобы свести необходимость применения силы к минимуму. Чем она занималась и сейчас: выслушивала очередные жалобы, что союзные войска нервирует участие магов, и пыталась вежливо в очередной раз донести очевидную мысль о том, что против магов Венатори простые воины неэффективны. Командир и Канцлер устремились в эпицентр боевых действий, координировать своих солдат и разведчиков соответственно. А Искательница пока оставалась в лагере — она-то и встретила магистра. Правда, не очень ласково, но на то были причины.

За все дни пребывания Инквизиции в лесу сновидец ни разу не показался, не выразил желание как-либо помочь, а лишь наблюдал издалека, даже когда Сенешаль его раскрыла и рассказала всем о его присутствии. Очевидно, маг прибыл сюда по своим причинам, по тому же, почему и Корифей, и просто спокойно летал в ожидании, пока внизу под ним умирали люди, поэтому Кассандра и не видела причин дружелюбно относиться к появлению малефикара в лагере.

— И что ты здесь делаешь? Храм обнаружен, как ты и хотел.

Безумца никак не задело ёрничество его противницы по словесным баталиям, и он не думал оправдывать своё равнодушное бездействие. Если бы обстоятельства ему благоволили, он бы Совету и не показывался, а сразу нетерпеливо скрылся в храме и первее всех направился на поиски источника силы. Однако оказалось, что с этими эльфийскими руинами не всё так просто… хотя бы потому что не такие уж это и руины, а вполне уцелевший от природного разрушения комплекс.

— Вход в святилище запечатан, и Корифей предпринимает попытки его открыть. Для меня было бы весьма опрометчиво именно сейчас к нему приближаться.

— Можно подумать, тебе нужен вход.

Если мужчина к Искателю относился со взаимной неприязнью, но с терпимостью, поскольку, пока она держит свои замашки храмовника при себе и делает правильные вещи, у него нет причин как-то противостоять её действиям, то вот на ведьму, из-за её язвительного замечания, он посмотрел враждебно. Как, впрочем, и она на него. При единственной встрече в Зимнем Дворце они распознали друг в друге конкурентов, а сейчас уж тем более прекрасно понимали, что хоть поражение Корифея важно для каждого, однако никто из них при возможности не откажется завладеть тем, что он ищет.

— Святилище построено в горном массиве и защищённо магическим барьером. Очень древним, однако сохранившим свои свойства почти на первозданном уровне. Мне не приходилось встречаться с подобным ранее.

— С чем это связанно? — спросила Кассандра и, впервые оторвав взгляд от отчётов, посмотрела хромого мага.

— По всем признакам храм обитаем. Теми, кто способен поддерживать защитные чары.

— И, видимо, они же стали в последние дни вмешиваться в сражения не на нашей стороне и не на стороне Венатори, — хмуро рассудила Кассандра.

С одной стороны, существование защитников храма для них полезно: они задержат Корифея, но, с другой, если эти сектанты не идут на контакт, а убивают всех без разбору, то они и Инквизиции проблем доставят.

— Значит, легенды про «дриад», не пускающих вторженцев в чащу, были правдивы, — задорно заметила Морриган.

Её задор также заставил Пентагаст хмуриться, потому что по цинизму магесса не сильно-то и отличалась от тевинтерца, и их обоих скорее волновал храм, чем то, какой кровью Инквизиции достаётся проход туда.

— Это было очевидно и раньше — столь известные легенды не возникают беспричинно, — хмыкнул маг.

— В отличие от некоторых, я предпочитаю опираться на доказательства.

— В отличие от некоторых, ты склонна подавать как истину слова от недостоверного источника.

— История, тем более эльфийская, и состоит из таких источников и наших догадок. К твоим сведениям, убогий.

— Значит, преподноси это как мнение, а не как истину, воззретую тобой лично.

— Мою речь осуждает тот, кто не может сказать хоть раз что-то умное без всякого занудства?

— Твоя неспособность воспринимать что-то сложнее дикарского диалекта, ведьма, — не моя проблема. Удивительны твои сносные познания в языке элвен с их-то витиеватыми изречениями.

— Даже древние эльфы не такие нудные, как ты!

Словесная перепалка, которая уже перешла на личности, была вовремя Кассандрой пресечена ударом рукой по столу. Это тут же заставило спорщиков злобно друг на друга зыркнуть, но замолчать. Ведьма была отправлена к остальному отряду, а хромого мага женщина пригрозила прогнать прочь, если у него не было веской причины заявиться сюда.

— Я прибыл по просьбе командира Резерфорда, — наконец, Безумец снизошёл рассказать о цели своего появления. — Он просит передать, что твоему отряду требуется выступить в кратчайшие сроки в восточном направлении.

— В том направлении венатори прорвали нашу защиту, — конечно же, Кассандра усомнилась в словах магистра, заподозрив, а не ведёт ли он их в ловушку.

— Однако именно там находится самый короткий путь до святилища. Командор желает, что бы вы, пока его солдаты сдерживают противника, выполнили марш-бросок к последнему кордону.

— Проведёшь нас, малефикар? — всё ещё с недоверием запросила помощь женщина, но спрашивала скорее для проверки, ведь если маг ей откажет, то не всё так чисто в его словах.

— В моей лжи не больше смысла, чем в твоём недоверии, искательница. Как и беспричинно, возвращаться сюда, — всё также равнодушно к сомнениям собеседницы хмыкнул Безумец, а потом обернулся птицей и улетел к восточной стороне лагеря, откуда им и предстоит выступить, давая тем самым понять, что да, проведёт.

Кассандра хоть и была возмущена такой манерой речи зазнавшегося мага, который вместо простого ответа опять не мог не повыделываться, однако признала его правоту в бессмысленности её недоверия. Да, и поразмыслив, она уже не видела в этой ситуации ничего странного. Если Каллен, действительно, решил, что у них появилась лишь временная возможность прорваться к храму, то, конечно, он не побрезгует просить помощи у тевинтерца, который до лагеря напрямик доберётся быстрее любого посыльного. А раз магистру так не терпится попасть в храм, но не хочется пренебрегать безопасностью, то он и не побрезгует побыть посыльным вороном, чтобы штурмующий отряд поскорее пробился ко входу и стал ему поддержкой в случае встречи с Корифеем или таинственными стражами.

* * *

По обозначенному пути отряд, ожидаемо, пробивался с боем: они вступали в локальные стычки и помогали своим людям, чтобы безопасно продвинуться дальше. Но одна отражённая атака не гарантирует, что позже не придут ещё враги и что все те, кому они помогли, переживут этот последний серьёзный прорыв венатори, однако отряд Кассандры оставаться и помогать каждым не смог бы: они обязаны как можно быстрее попасть в храм, поэтому пытались двигаться, не оглядываясь, когда слышали новые звуки боя за спиной.

В таком темпе они добрались до второго кордона, подоспев в заключительные минуты операции по зачистке последнего крупного лагеря венатори, которую курировала Лелиана. Она также кратко ввела прибывших в курс дела, поделилась своими наблюдениями, например, тем, что чем ближе они к Корифею, тем чаще в рядах его армии встречаются Серые Стражи, которых он успел подчинить ещё до штурма Адаманта. Те, кто знает о способностях архидемона у Старшего, уже догадались, зачем ему здесь носители скверны. Заодно это показывало, насколько же важен для ложного бога искомый артефакт, раз он не просто рвётся напролом, а даже благоразумно предусмотрел варианты своей смерти, поэтому перестраховался, взяв с собой Стражей.

Но ещё больше всех смогла удивить Тайный Канцлер, когда показала мёртвое тело третьей стороны конфликта, таинственного стража чащи.

— Эльф? Откуда ему здесь взяться? — воскликнула Кассандра, когда расовая принадлежность «стража» была установлена.

Зная о местных легендах и сообщениях о таинственных тенях, атакующих из кустов, Искательница, как и многие, подумала, что это были какая-то специфическая живность леса (вроде сильван — одержимых демоном или духом деревья) или, действительно, мистические дриады, но никак не обычные эльфы, потому что даже современные долийцы не смогли бы жить в Арборах, где нет никакой инфраструктуры на десяток километров вокруг.

— Либо где-то неподалёку проживает изолированный долийский клан, который решил защищать местные руины предков. Либо это прямые потомки древних элвен. Но в любом случае теперь ясно, из-за кого почти никто не возвращался из Арборской пустоши, — пока два других знатока по эльфийской истории не успели спохватиться, произнесла Морриган.

— «Прямые потомки»? В прошлом Тевинтер в своих походах извёл всех древних эльфов, кого не смог пленить, — закономерно усомнился Дориан.

— Сюда, как мы видим, тевинтерцы не сунулись.

— Если предположить существование столь закрытого религиозного анклава, тогда подозрительно, что вы не нашли никаких признаков жизни. У них должно быть налажено самодостаточное хозяйство: от возделанных полей с произраставшей культурой в качестве стабильного источника пропитания, до признаков ремесленной деятельности.

— Это могли быть и охотники, — презрительно к словам сновидца, который с запозданием, но решил в своей манере поумничать, хмыкнула ведьма.

— Охотой невозможно кормиться на протяжении долгого времени. Оставаясь на одном месте, они бы за столетия выели всю дичь леса и полностью разрушили его экосистему. Но этого не произошло, и более того — даже местные птицы заполонили лагерь и бесстрашно бродят буквально под ногами, а значит, в течение множества поколений они не видели в ком-то, похожем на нас, угрозу, — ответил Безумец, со схожим презрением смотря на магессу. Очевидно, им обоим не нравилось делить титул главного умника отряда. — Также в этом закрытом обществе должна была вестись полноценная селекция на протяжении множества веков, чтобы не терять признаков предков, потому что современные эльфы это последнее, на кого он похож, — указал маг на мёртвого эльфа. — Тоже можно сказать и о доспехах. Мне они знакомы: я встречал схожие вещи в других эльфийских руинах, правда, в уже непригодном для использования состоянии. На нём же доспехи выглядят так, будто их выковали ещё в древнюю эру, и их не коснулось время.

Судя по кислой мине, правота таинственного мага Морриган была не по вкусу, однако в упор её не признавать было бы просто невежественно.

— И что ты этим хочешь сказать? Что это настоящие элвен, которые сохранили своё бессмертие?

— Не знаю, — вопреки ожиданиям Безумец вместо ещё пачки заумностей просто признался в своём неведении. На самом деле его не меньше остальных поражало то, к каким выводам он приходил, вгоняло в растерянность своей невозможностью существования и, одновременно, невозможностью отрицания. За всю прошлую жизнь в своём мире он даже помыслить всерьёз не решился бы, что ещё остались где-то древние элвен, а в новом мире и двух лет не прожил, и уже видит перед собой нечто: не эльфа, а реликт какой-то. — Но эту версию в том числе необходимо рассматривать, потому что вы излишне пренебрегаете фактом вмешательства третьей стороны. А ведь эти стражи могут доставить куда больше проблем на территории храма.

— За себя волнуешься: хоть где-то тебе не позволят брать всё, что захочешь? — фыркнула Кассандра, не проникнувшись заботой лживого малефикара.

— Ты даже не рассматривала вероятность, что этот, пока неизвестный нам, артефакт может оказаться необходим Инквизиции для победы над Корифеем — и тогда стража станет для вас проблемой? Ничуть не удивлён.

— Не делай вид, что тебя заботит Инквизиция, хромой!

— Я озабочен тем, что Инквизиция так до сих пор и не знает, как убить бессмертное существо.

— А значит, артефакт — не твоя забота, — уже тише проворчала воительница, ссылаясь на то, что потенциально у них тут два бессмертных существа. Если хромой маг прав и артефакт станет ключом к тайне убийства того, кого нельзя убить, то, по логике, этим «ключом» не должен владеть ни один из двух бессмертных порождений тьмы.

Больше спор не продолжился — отряду нужно было продолжить дорогу. Лишь Безумец какое-то время ещё стоял рядом с мёртвым эльфом и размышлял о том, в какой же неправильный, согласно картине мира, храм их привёл Корифей.

— Вы так и не встретились со своей ученицей? — когда посторонних не осталось, к магу подошла Сенешаль.

— К сожалению, нет. Сетий всё время держал её возле себя — у меня не было возможности приблизиться, — доложил Безумец. Он не забыл о своём желании переубедить Кальпернию, доказать обман её идола. В том числе его спешка была связана именно с магессой, ведь если отряд Искательницы доберётся до неё раньше, то мир всё же лишится своего дарования.

— И вы не передумали? — уточнила Лелиана, а получив отрицательный ответ, вздохнула. — Совет это не одобряет. Оставлять командира Венатори в живых — слишком большой риск.

— В таком случае Инквизиции придётся выбирать: избавиться от риска или сохранить мою лояльность, — нахмурившись, произнёс мужчина, что говорило о серьёзности его слов.

— Готовы пожертвовать спасением мира ради бывшей рабыни? — перефразировала и повторила Канцлер скорее от абсурдности получившейся угрозы.

— Мир, абсолютно чуждый и неправильный для меня, а девушка — моя ученица. Ответ очевиден. А вот вы готовы пожертвовать миром ради убийства одной магессы? — парировал маг.

Пусть Лелиане не нравилось, что он перешёл на подобный тон, но она понимала, что сама его вынудила. В общем-то, мужчина просил не самое ужасное, что можно было бы только вообразить — Инквизиции ничего не стоит уступить ему в этой просьбе, тем более когда на кону стоит лояльность ни много ни мало носителя метки. Это знали и она, и он, поэтому, неудивительно, что мужчина сразу перешёл на угрозы от одного намёка о несогласии Совета.

— Лелиана, ты уверена? — вдруг в их беседу вмешался громкий голос Кассандры, которая обернулась и решила уточнить у соратницы, что та действительно готова отправиться с ними в святилище.

Всё же Левая рука обычно не бывает в эпицентре действа, а контролирует ситуацию со стороны или издалека, а отряд, который ворвётся в храм, окажется в самом что ни на есть эпицентре. И по этой причине Правая рука в своём вопросе выразила искреннюю обеспокоенность.

— Когда Корифей войдёт в храм, моё участие здесь уже не понадобится — Каллен закончит зачистку. А вот вам лишние руки пригодятся, если храм, действительно, обитаем, — ответила Соловей.

Когда соратница получила ответ, напоследок с недоверием смерив рядом стоящего мага взглядом, и ушла, Лелиана вновь обратилась к собеседнику.

— Я поговорю с Кассандрой, — заверила женщина, что они дадут шанс магу разобраться со своей ученицей. — Однако имейте в виду: Кальперния должна быть отстранена от командования Венатори в любом случае, но если у вас получится этого добиться мирным путём, то ответственность за все дальнейшие её действия будет возложена на вас.

— Я ответственен за её действия с тех пор, как взял над ней наставничество, — кивнул Безумец, соглашаясь со словами Лелианы и заодно заверяя, что если магесса после вскрытия правды поведёт себя иначе от предполагаемого, зловредно для Инквизиции и учителя, то рука его не дрогнет сделать необходимое с девчонкой-венатори, ставшей опасной.

* * *

Остаток пути, до третьего кордона, штурмовой отряд пробирался в том же темпе, нигде надолго не задерживаясь, не любуясь обманчивой красотой леса. А обманчивая она, потому что местная фауна не менее опасна, чем скрывающиеся в зарослях таинственные стражи.

Когда же марш-бросок был выполнен и они добрались до места назначения, то сразу смогли оценить, что расстановка сил изменилась с тех пор, как магистр здесь был: венатори смогли сломать защиту врат храма и под командованием Корифея через них прошли, а солдаты с Калленом во главе подоспели и теперь разбирались с противниками, которых оставили у входа, чтобы задержать Инквизицию. Напор союзной армии оказался столь велик, что прибывшему отряду осталось лишь оказать помощь в добивании врагов, и совсем скоро им открылся свободный путь вперёд.

Советники собрались в последний раз обсудить свои действия, скоординировать командора, пока двое других отправятся в храм, а то и вовсе не вернутся оттуда. Пессимистические мысли, конечно, не к месту, однако не рассматривать подобный исход они не могли, потому что вступают, буквально, в неизвестность. В остальных участниках отряда, которые, наконец, получили передышку и короткую возможность оглядеться, тоже виделись эти метания между воодушевлённостью, любопытством перед секретами, которые им встретятся в вроде бы заброшенном тысячелетия назад, но на поверку оказалось обитаемом храме, и закономерным страхом, неуверенностью перед неизвестностью.

Безумец был куда более однозначен в своих впечатлениях, стоял перед аркой, бывшей когда-то воротами, и с интересом изучал статуи волков, по обе стороны охраняющие вход. Это не первая эльфийская святыня, в которую он сунул свой вездесущий тевинтерский нос, поэтому трепета не было, хотя оказаться во многом уцелевшем святилище было даже для него новым опытом. Впрочем, ещё более необычно исследователю-одиночке было осознавать, что это не только его экспедиция и впереди враги, а позади союзники. И тех, и тех необходимо обойти.

— Незабудка, что видит твой скверный взор? Корифей сильно нас опережает? — и как в напоминание о том, что он здесь не один, в думы мужчины беспринципно ворвался задорный голос Варрика.

Обернувшись, Безумец теперь заметил гнома, но отнёсся к его отвлекающей настойчивости добродушно.

— Он совсем недалеко от нас и не стремится удаляться, — ответил Безумец, нехотя прислушиваясь к шуму скверны и указывая рукой на противоположную сторону каменного тоннеля, который скрывался за воротами. — По всей видимости, он встретил сильное сопротивление со стороны храмовой стражи.

По сути, этот коридор даже не преддверие, а лишь округа, поэтому то, что Старший пока ещё даже не оказался в храме, а уже получил проблем, радовало.

— Если не повезёт, то сможем пробраться мимо Корифея, пока эльфы его донимают.

— А если повезёт?

— Споткнёмся о его труп.

Сновидец искренне рассмеялся. Мастер Тетрас — личность весьма противоречивая, чьи характер и манера речи могут как вызывать симпатию, так и страшно раздражать, однако чарующего задора у него не отнять — после его слов уже любая, даже самая паршивая, ситуация будет ощущаться лёгкой прогулкой.

Кассандра, слыша их разговор, тревожно поправила в руке щит, Лелиана — лук, перекинутый через плечо, кто-то принялся заново застегать наручи, будто они норовили свалиться с руки. Такую волну тревожности породила общая мысль, что скоро им придётся столкнуться лицом к лицу с уродливым порождением тьмы, которого не видели со времён Убежища. Гораздо легче бороться с его приспешниками, воспринимая Старшего как эфемерное, абсолютное зло, но совсем другое дело выйти на бой с ним самим, противником, которого даже убить-то нельзя, что точно не способствовало душевному подъёму.

Но промедление будет стоить им дороже, поэтому вскоре отряд выступил вперёд на территорию храма Митал.

Как магистр и сказал, территория храма — это гористая местность, а сам комплекс буквально врезан в каменистые образования. Внешняя стена и расположенный под ним проход также построены на месте умышленного «среза» горы. И отряд ещё больше убедился, что при строительстве проводили искусственное изменение ландшафта, когда оказался на той стороне тоннеля и их взору открылась огромная, но слишком ровная расселина, ставшая с точки зрения военного дела непреодолимым рвом.

На противоположной стороне обрыва был виден заросший горный массив, на котором водрузился воистину огромный, величественный храм, под дну расселины бежала бурным потоком река, поблизости гудел водопад, сбрасывая в долину неизмеримые потоки воды. И на фоне всего этого гигантизма единственный мост через ущелье, путь к храму, был смешон в своей миниатюрности. Казалось, что будь расселина менее глубокая, и потоки воды давно бы его снесли. Но это точно казалось, потому что разрушения святилища от времени были заметны, массивная внешняя стена и вовсе во многом разваливалась, а вот мост был нетронутым совершенно — эльфы точно знали, какую часть храма надо строить самой крепкой. Столь крепкой, что даже идущий сейчас рядом бой никак не вредил древней конструкции — и мост точно выстоит, даже если на него усядется дракон.

У самого выхода отряд наткнулся на тела врагов, нашпигованных стрелами — защитники встретили вторженцев градом стрел. Получилось эффектно, даже доходчиво, и вполне могло отвадить желание у иных мародёров лезть дальше, однако венатори, фанатично преданных безумному норову Старшего, это не остановило. Когда Инквизиция подоспела, сражение уже подходило к концу. Часовых было меньше, поэтому их преимущество во внезапности вскоре сошло на нет, и они начали отступать.

— Презренные черви, как и все вам подобные. Ваша жалкая агония и сопротивление не скроет Источник от его истинного хозяина, — раздался хриплый и рычащий, но при этом довольно-таки рассерженный голос порождения тьмы.

Члены отряда, которые правильно решили не вступать в противостояние третьей стороной, при словах об «Источнике» ожидаемо с недоумением переглянулись между собой, но пока не найдя ответа, вновь выглянули из укрытия, чтобы наблюдать развязку. А развязка уже скоро наступит — это понятно по тому, что Старший нетерпеливо решил сам выступить против эльфов.

Корифей предпочитает произносить помпезные речи и пугать одним своим появлением — видимо, в его безумном понимании так и должен вести себя бог, однако на действия он тоже не скуп, весьма решителен и беспощаден. Буквально сейчас он с поразительной лёгкостью оторвал голову последнему самому смелому Часовому, отбросил его словно игрушку, а затем стремительно начал приближаться к оставшейся группе защитников. Сквозь капюшоны было видно, как кривились лица, клеймённые валласлином, в гамме эмоций. Элвен были в ярости — по рваным движениям видно, как они хотели наброситься на существо, что убивало на их глазах сородичей да ещё глумилось над этим, но каждый раз благоразумие и воинское самообладание заставляло их отступать. Они были порядком растеряны и даже напуганы, так как не понимали, что за неубиваемая тварь перед ними. Тело уродливого куска лириума стало главной целью эльфийских лучников. Стрелы, которые смогли пробиться через сплав живой кожи, красного лириума и черного металла, до сих пор торчат в тех местах, где обычно у живых находятся самые важные органы, и ничуть не доставляют проблем. Корифей сам обломал несколько особо мешающихся древков и даже не покривился, а застрявшие наконечники и вовсе его не заботили. Однако, несмотря на такую демонстрацию своего божественного бессмертия, совсем отчаявшимися эльфы не выглядели, а были серьёзны и собраны. И они отступали вполне выверенно, а не хаотично. Как будто вели врага в ловушку.

Этих намерений не заметили венатори, раззадоренные боем и наблюдением за свершением очередного триумфа своего идола, уж тем более их не заметит Корифей, а вот у Инквизиции была куда более лучшая позиция для наблюдения. Отметив этот факт, отряд отвлёкся и осмотрелся. Если внимательно присмотреться, то над всем горным образованием в воздухе можно обнаружить странное мерцание, магическое искажение. Однозначно, тому причиной была слабость Завесы и слишком много магии вокруг — они ещё не успели войти в сам храм, а уже даже сопорати могли почувствовать, что это место полнилось магией. Не зря Якорь активировался, и едкий зелёный свет был прекрасно виден из-под тёмной повязки, а лицо хромого мага стало напряженным, почти искажённым оскалом в качестве попытки стерпеть точно усилившуюся боль. Однако Безумец ещё раньше также оказался прав в том, что храм окружён защитным барьером — и сейчас видимое мерцание было его проявлением. И барьер, действительно, столь сильный, что не только остановил любопытную птицу, а даже вынудил Старшего не использовать своего дракона, который бы дал ему абсолютное превосходство во время штурма храма.

С мыслями о барьере отряд опустил взгляд и уже по-новому взглянул на мост. Теперь его особенности не казались просто декоративными. Например, две статуи у подножья — по своей высоте они не сочетались с общей плоской конструкцией моста, у которого даже по бокам парапетов не было, и других похожих поблизости тоже не наблюдалось, в том числе на противоположной стороне. А казалось бы, должны быть хотя бы для симметрии, которую элвен трепетно соблюдали.

Этот отмеченный нюанс в архитектуре моста оказался верным. Стоило ещё немного понаблюдать, дождаться, когда Корифей, ослеплённый гордыней из-за испуга противника, взошёл на мост, тогда эти статуи и раскрыли своё назначение. Вспыхнув синим светом, огнём вперемешку с молниевыми хлыстами, защитный механизм активировался и с гулом выбросил весь этот магический поток на вторженца. Корифея окутала сильнейшая магия, заискрилось окружение вокруг него, наконец-то его остановив.

Первые пару секунд эльфы злорадно ликовали, однако потом яркий синий свет позволил всем отчётливо разглядеть под капюшонами появление смятения, удивления. Сила магии защитного заклинания была столь огромна, что один удар способен полностью испепелить любого, попавшего в ловушку. Однако этого не произошло. Шли секунды, но заклинание так и не смогло выполнить свою работу. Корифей стоял, объятый синим потоком магии, едва мог шевелиться, на способной к выражению мимики части лица было видно, как ему больно, он рычал, однако умирать и испепеляться не собирался. Очевидно, это совсем не то, что задумывали древние разработчики защитного механизма: он был разработан без расчёта на то, что кто-то под воздействием такой магии не только выживет, но и будет сопротивляться. Как итог вскоре над площадкой начал усиливаться гул, сильный вой, сами статуи объяла та же магия, они задребезжали, пошли трещинами, сколами, свет стал почти невыносим для глаз. Эльфы, предвидя что-то совсем для них непредсказуемое, начали пятиться уже панически, но не успели.

Всё это нагнетание закончилось мигом самой страшной тишины, а потом случился взрыв. Тело первого порождения тьмы обратилось в пыль, статуи черепками полетели в расселину, ознаменовав разрушение древнего защитного механизма, рядом зарябил воздух, видимо, взрыв ослабил поверхность барьера вокруг, а все участники сражения были задеты взрывной волной.

Повезло меньше всего Часовым: все эльфы, которые стояли ближе к эпицентру, погибли мгновенно. Те, кто был на средней дистанции, оказались оглушены, но если полёт и падение для кого-то из них прошёл благополучно, то, возможно, они смогут прийти в себя, сохраняя боеспособность. Смогли подняться только последние ряды элвен и принялись отступать к храму. Бросать выживших соратников они не хотели, но времени им никто не дал, потому что венатори пострадали значительно меньше и, не мешкая, сразу бросились следом за стражей. То, что никого из тевинтерцев гибель своего лидера даже не потревожила, навевало не самые радостные мысли.

Венатори столь быстро прорвались в храм, что когда отряд Инквизиции спустился к мосту, то обнаружили они только оглушённых или мёртвых.

— Что за Источник, о котором он говорил? — спросила Кассандра, пока по её приказу отряд добивал ещё живых венатори и искал среди Часовых выживших. Когда таковые нашлись в количестве двух эльфов, было принято решение им помочь.

— Vir'abelasan в более грубом переводе может означать «Источник Скорби». То, что Корифей ищет, — ответил Безумец и мог воистину погордиться своими лингвистическими познаниями, ведь ещё в храме Думата он предположил, что специфическая фраза «там, где обитает печаль» относится к чему-то эльфийскому и правильно её перевёл на язык элвен.

Дальше, кажется, пошло обсуждение, что это за Источник, зачем он Корифею и можно ли после такого взрыва воскреснуть, но Безумец не участвовал в пустом, по его мнению, гадании на винной глади. Вот войдут они в храм, тогда и узнают, что эльфы скрывают от мира. Мужчине и так было тяжело поспевать за остальными, ввиду вновь проснувшейся метки и накатившейся слабости. Вместо обсуждения или осмотра поля битвы сновидец предпочёл подойти к мосту, чтобы изучить место взрыва. Благодаря чему вскоре вынес вердикт, что барьер в этой области ослаб и Инквизиция может спокойно пройти дальше, не боясь быть испепелённой.

«Т-ты? Почему ты здесь, почему среди глупцов, отвергших своё спасение?»

Однако сообщить об этом союзникам маг не успел. Вдруг слабость, которая пришла вместе с болью, мгновенно усилилась и стала невыносимой.

«Мы могли спасти этот мир, могли направить его к истине. Ты должен был быть рядом, когда я взойду на трон.»

Мужчина, вроде только-только смотрящий на всё ясным взором, почувствовал головную боль, головокружение, потом в глазах резко потемнело. А его самого бесконтрольно повело.

«Но ты не принял мой дар… Ты отвернулся!»

Маг даже не мог понять, устоял он на ногах, смог на что-то опереться или просто упал на землю, доламывая ноги, потому что сознание его не просто отключалось, а словно вообще покидало тело, погружаясь в безвольную тьму.

«Предатель!!! Предатель своего народа! Они оплевали наш мир, нашу историю, а ты им подчинился!»

Яростный голос породил жгучую боль в голове, заставил человека взвыть, схватиться за волосы. Но легче не становилось. Гул усиливался, звоном раздавался в ушах, выгоняя сознание из собственного тела. В один момент рассудительность и спокойствие, свойственные хромому магу, начали отступать чужой ненависти и неистовой злости, так близко подступили к сердцу, что стали ощущаться изначально его… Будто это он ненавидит всё живое. Будто это он уверен, что исправит этот мир с помощью скверны.

Будто он… уже и не он…

«Уходи прочь… Убирайся», — этот слабый хрип был столь инстинктивным проявлением борьбы, что даже непонятно, принадлежал ли он лишь опалённому рассудку или был произнесён в реальности поражённым голосом.

«Ты не смеешь указывать Богу! Ты ничто, позор для Империи! Лживая крыса!»

«А ты не бог и не имперец — лишь безвольная оболочка для яда.»

«Скверна — это не яд, это наш дар! Она поможет мне вернуть Тевинтеру былое величие!»

«Его уничтожив.»

«Молчи! Ты доказал, что не достоин этого дара. Не смеешь лицезреть мою победу. Империя не терпит предателей — скверна станет для тебя палачом!»

«Для тебя — тоже.»

Вместо следующих самоуверенных грозных слов, раздался лишь невнятный гул, всё такой же яростный и неистовый, но постепенно и он начал стихать. Вскоре мужчина почувствовал себя, своё тело, попытался открыть глаза, но когда это у него почти получилось и наступил миг сладостной эйфории, тут же пришли тяжесть в области груди, проблема с дыханием, переходящим в рваный кашель, а затем к горлу и вовсе подступил рвотный порыв.

Маг сидел на земле, откинувшись спиной на разрушенный фрагмент статуи, его тело содрогалось в судорогах, то и дело норовило согнуться самым неестественном образом. Но худшие предположения не сбылись — вскоре сновидец дёрнулся в последний раз, склонился в сторону, руками смог удержаться себя от падения на землю прямо лицом вниз, и напоследок его вырвало чёрной кровью.

Вопреки мерзкому виду такого исхода, он ознаменовал освобождение от пугающего приступа. Когда мужчина сплюнул остатки густой отвратной на вкус чёрной субстанции, ему стало намного легче. Жадно хватая ртом воздух, будто доказывая себе, что он жив, сновидец уже вполне мог себя контролировать и даже вновь сесть, не прибегая к чужой помощи, на которую всё равно не рассчитывал. Однако сегодня его не оставили без помощи, удерживая за плечи, помогли подняться, что сидеть на остове статуи, а не на земле, а потом протянули фляжку с водой. Маг, ещё неспособный открыть глаза полностью, потому что свет был невыносимо ярким, догадался, что именно Лелиана была той, кто не побоялся приблизиться к нему в момент приступа. И от её помощи он не думал отказываться.

— С кем вы разговаривали? — вскоре услышал он обеспокоенный вопрос Соловья, которая всё ещё стояла рядом и удерживала слабого мага от очередного падения. Раз такой вопрос возник, значит, он действительно говорил вслух.

— Корифей. Он наконец-то понял, что я не разделяю его виденье блага для этого мира. И впал из-за этого в ярость, — ответил Безумец, не жалея воды в фляжке не только на утоление страшной жажды, но и на смывание с лица разводов поражённой крови. Хотя её отвратительный вкус во рту ощущаться будет ещё долго. — И кажется… это была попытка подчинения.

Когда сомниари смог осмотреться, то ожидаемо увидел ошарашенные гримасы союзников — настолько наблюдаемый приступ, за гранью всего естественно, поразил каждого. Как и своим видом, ведь магистр сейчас выглядел ещё хуже обычного: его кожа стала почти серой из-за того, что отчётливо проявились вены, словно в один момент кровь в них потекла столь же черная, как та, которую он выплюнул.

— Корифей выбрал его тело для своего перерождения, как делал с другими Стражами, — спустя какое-то время, когда новых приступов не наметилось и все перестали дёргаться от одного взгляда на магистра, рассудила Морриган, продолжая внимательно его рассматривать. К магу у неё было множество вопросов, а сейчас прибавилось только ещё больше. Если Корифей на него воздействовал, значит, перед ней Серый Страж, но ведьма чувствовала, что это далеко не так и Инквизиция ей умышленно не раскрывает что-то воистину интересное, касательно этого человека. — Только не понятно, почему он не смог закончить начатое.

— Магия в крови Безумца и в частности Якорь не дали разрастись скверне до такой степени, что сопротивляться он бы уже не смог, — объяснил Солас, даже не скрывая радости в голосе. Приступ, из-за которого он почти лишился своего теневого собеседника, его искренне напугал.

В том числе слова эльфа успокоили воительницу, которая до этого продолжала с недоверием коситься на ненавистного мага, ожидая, что обращение продолжится. Впрочем, нельзя сказать, что благополучное завершение её не порадовало: как бы этот маг ей не нравился, однако лишаться полезного и важного союзника желания не было.

— Так и знала, что ему здесь не место! Если бы не удача, он бы обратился, — всё-таки проворчала воительница.

— Ты знала, что Корифей будет убит на наших глазах и тут же сможет захватить чужое тело? — скептически хмыкнула Лелиана.

Магистру тут не место — насколько бы было лучше, если бы он сидел в библиотеке Скайхолда и не создавал им проблем, однако Канцлер не желала теперь с умным видом осуждать задним числом. Да и не шёл сюда мужчина с желанием себя лишиться — он явно и сам не ожидал таких возможностей от сородича. Что случилось, то случилось. С другой стороны, они даже получили полезный опыт, начали понимать как, действует Корифей. А когда хромой маг придёт в себя, то сможет им и вовсе описать, как ощущается это подчинение, — уже хоть какое-то понимание бессмертия безумного порождения тьмы, ведь других-то выживших нет, кто бы смог поведать о происходящих в теле процессах.

Кассандра спорить не стала, признала, что её выкрик был не больше, чем проявление вспыльчивости. Однако руку с ножен она не убрала, но не из-за проблемного сновидца, а потому что ожидала, как и все остальные, продолжение беды. Если Старший не смог завладеть одним носителем скверны, то попытается сделать это с кем-то другим — не зря он всех подчинённых себе Серых Стражей в Арборы привёл. И учитывая настойчивость куска лириума, один промах не заставит его долго ждать.

И действительно — только спало нагнетание ужаса после увиденного, так отряд ждало повторение всего того же только в ещё большем масштабе. Вдруг одного из Стражей, который находился близко к эпицентру взрыва, поэтому был сразу признан мёртвым, скрутило в неестественной для мышечной системы человека позе, он неистово закричал. Если магистр подвергся лишь похожим на припадок конвульсиям, то этого солдата ломало в самом буквальном смысле, нанося повреждения несопоставимые с жизнью и рвя внутренние органы. Естественно, долго такое истязание продолжаться не могло: весьма стремительно крик начал стихать, сменяясь хрипом и бульканьем от захлёбывания собственной кровью, которая затем чёрной струёй рванула изо рта наружу. Все начали медленно отступать, понимая, насколько это противоестественно — даже из повреждённой сонной артерии кровь не хлыщет с таким напором. Когда крови в уже точно мёртвом теле почти не осталось, раздался треск от разрушения костей и хлюпанье от сплющивания всех мягких тканей. Но больших подробностей происходящей ужасной деформации никто разглядеть не мог, потому что чёрная кровь, что густой лужей растеклась под жертвой, начала оборачиваться дымкой вокруг него. Постепенно дымка всё сгущалась, росла, немного краснела и принимала очертания знакомого бессмертного существа.

Все свидетели этой ужасной сцены впали в оцепенение, не могли сдвинуться с места, когда у них ещё была возможность бежать.

И словно мало было одной беда — в небе вдруг раздался громкий рёв и вдали уже мелькал силуэт черного дракона, спешившего сюда, чтобы испепелить врагов своего хозяина.

Но оказалось, что появление дракона Инквизиции сейчас и требовалось — именно он помог отряду оторвать взор от происходящего и вовремя предпринять тактическое отступление.

В ту же секунду подгоняемый громким приказом воительницы отряд рванул по мосту к храму. Они не знали, что происходит сзади: предстал ли Корифей в своём обычном виде и уже разъярённый последовал за ними или он из приличия решил возрождаться чуть помедленнее, спускается ли дракон, чтобы обрушить на мост своё огненное дыхание, или его остановил барьер храма. Но никто бы не стал оборачиваться, чтобы это выяснить, — взор всех был устремлён к противоположной стороне моста, воротам, которые могли задержать врага.

В спешке, в стремлении выжить, получить преимущество над противником всё произошло довольно-таки быстро. Первым через ворота промчался волк, за ним устремились все остальные. Когда же последний преодолел порог храма, ворота стали в спешке закрывать. В один момент это могло показаться даже плохой затеей, и двери пламя дракона, который на самом деле решил их спалить, не сдержат. Однако стоило приложить совместные усилия и закрыть ворота, а элвен произнести таинственное заклинание, тут же на них образовался знакомый магический рисунок, крепко запечатав проход. Теперь врата сдержат даже драконий таран.

И когда угроза миновала, все наконец-то спокойно выдохнули.

Эльфами, запечатавшими вход, были те самые два оглушённых взрывом Часовых, которым Инквизиция помогла прийти в себя, а затем парочка добровольцев из отряда, подхватив их под руки, вела с собой через мост. Элвен ворчали что-то на своём древнеэльфийском, но из-за слабости подчинялись. Они успели лицезреть все «прелести» воскрешения первого порождения тьмы, поэтому во время бега не сопротивлялись, а затем помогли закрывать ворота наравне с шемленами. И только потом, сделав несколько шагов от недолгих союзников, схватились за оружие. На секунду всем уже стало ясно, что спасать стражу было глупой затеей, и они, демонстрируя всю свою благодарность, вот-вот накинутся.

Элвен, действительно, хотели выполнить долг — напасть на вторженцев, даже осознавая своё поражение ввиду численного превосходства противника. Однако для профессиональных бойцов они слишком уж непростительно помедлили, затем и вовсе переглянулись, напоследок что-то вновь неразборчивошикнули и принялись отступать, пока не скрылись за ближайшим поворотом.

Преследовать Часовых никто не думал — это бессмысленно, поскольку уж пути передвижения по своему святилищу они точно знают лучше. Все лишь порадовались, что изначально идея Совета себя оправдала. И может, хоть теперь защитники храма, при следующей встрече, их выслушают и примут союз. Очевидно, Часовых было не так уж и много, раз они всё время вели партизанские нападения, поэтому ни им, ни Инквизиции вражда не выгодна, когда в храме уже хозяйничает их общий опасный враг.

Решив, что с эльфами пока покончено, участники Инквизиции переглянулись, убедились, что они полным составом преодолели мост, а затем просто продолжили путь. Никто не проронил ни слова и совсем не горел желанием обсуждать увиденное. Отряд в этом вопросе пришёл к удивительному взаимопониманию: все знали, что если они сейчас начнут в подробностях вспоминать увиденное, анализировать, то можно садиться, забиваться в угол и хныкать от осознания, что настолько неуязвимая тварь им не по зубам и этот мир обречён. Заодно и чей-нибудь желудок точно не выдержит такого надругательства над психикой. Они приняли увиденное как данность, как просто лишнее подтверждение бессмертности Корифея, и продолжили путь.

Только сновидцу смирение не далось столь же легко, и он пока не спешил за остальными, а просто стоял, с трудом опираясь о стену. Помимо неотсупивших последствий приступа его терзали навязчивые мысли, что ведь место того несчастного Стража почти занял он, если бы не вновь удачно сложившиеся обстоятельства. И это пугало. Одно дело думать об угрозе скверны в далёкой перспективе, и совсем другое вот так вот за мгновение потерять себя навсегда.

— Не появилось ли у вас желание, Фауст, вернуться обратно?

Безумец был весьма удивлён прозвучавшему вопросу, потому что отряд уже ушёл вперёд, и он остался тут один. Хотя чего-то подобного от Канцлера и стоило ожидать.

— Считаете: у вас получится меня переубедить?

— Попытаться стоило. Сегодня вы уже набрались впечатлений и чуть не стали для нас проблемой.

И хотя сестра Соловей смотрела на него грозно, сложив руки на груди для пущего устрашения, лица тевинтерца коснулась улыбка. Такая прикрытая осуждением забота женщины о нём была ожидаема, позабытому приятна. Только послушать её он бы никак не смог.

Оттолкнувшись от стены, маг заставил себя стоять без дополнительной опоры и продолжить путь. Бояться, трястись от почти случившейся катастрофы можно, как и покинуть это место в приступе слабоволия, да только храм его ждать не будет: если он не найдёт его секреты — найдёт кто-то другой.

— Вы же помните: самым сильным магом вам никогда не стать? — хмыкнула Лелиана, наблюдала как всё ещё тяжело из-за слабости мужчине было идти. А скептична она была, так как прекрасно понимала, что этот упрямец неугомонен, не потому что спешит помешать Корифею, а потому что спешит добраться до Источника.

— А Инквизиции и поныне неизвестно, как убить Сетия, однако это не мешало вам на протяжении почти двух лет ему удачно противостоять, — отметил Безумец схожесть двух безвыходных ситуаций.

В ответ Лелиана вздохнула и закатила глаза. Бессмысленно спорить: на один её упрёк он выдаст два своих да ещё занудством сверху присыпет. Тогда ей оставалось лишь догнать соратников, но она решил помочь в этом хромому магу, по крайней мере пока его попытки ходить выглядят настолько жалко, поэтому подошла и подхватила мужчину под руку, разумеется, без его согласия.

— Лелиана, я бы предпочёл…

— А я бы предпочла вас здесь не видеть. Увы. Всем нам приходится разочаровываться…

Глава 42. Враг не пройдет!

Плестись в хвосте штурма имело свои преимущества: венатори были вынуждены принять на себя весь гнев защитников храма, в каждой стычке теряя нескольких своих бойцов, зато отряду Инквизиции оставалось спокойно продвигаться вперёд, лишь перешагивая через тела убитых и добивая раненных. Венатори точно пребывали в отчаянной решительности, раз не позволяли себе сделать остановку, чтобы позаботиться хотя бы о тех соратниках, которые, будучи раненными, сохраняли сознание.

— Знаете, эти эльфы начинают меня пугать, — проворчал Варрик, что вроде бы они пришли в какую-то святая святых древнего народа, а на деле оказались на бойне.

— Маги вторглись на их священную землю, — ответила Морриган, уделяя внимание архитектуре храма больше, чем тем, кто валялся под ногами.

— Мы тоже, так к сведению.

Пол и стены, на которых оставались тела и кровь, соответственно, свидетельствовали не только о стычках, произошедших только что, но и о неоднократности этих сражений. Темные пятна от давным-давно высохшей крови встречались повсеместно и точно были следами, оставшимися от прошлых вторженцев.

Но больше этих следов Морриган однажды заинтересовала статуя очередного волка, вальяжно расположившегося в отдалении на каменном постаменте, но словно внимательно наблюдающего за последователями, шедшими за милостью Митал. Вслед за ней и остальные обратили внимание на изваяние.

— Вот интересно: что он тут забыл? — хмыкнула ведьма, правильно заметив, что в месте, посвящённом Митал, они подозрительно много натыкались на статуи совсем другого бога.

— По-твоему, здесь ему не место? — спросил Дориан. Ввиду своих малых знаний по эльфийской истории он не решался бы вступать в дискуссии трёх главных экспертов по эльфам, однако с интересом изучал и слушал их суждения.

— Это Фен’Харел. Ужасный Волк. По легендам долийцев он обманом изгнал эльфийских богов и запер их в Загробном мире до конца времён. Поставить его статую в величайшем святилище Митал — всё равно, что в церкви нарисовать голую Андрасте.

— Есть прецедент, — усмехнулся Варрик, припомнив скандал из-за одного скульптора, решившего изобразить Андрасте обнажённой, спящей на ложе. Нагой образ Пророчицы бурлил в умах любого зрителя, и не только умах, поэтому быстро нашлись жрицы, которые потребовали прикрыть самые откровенные части её тела.

— В некоторых церквях стоят статуи Маферата, предавшего Андрасте, для иллюстрации Песни, — заметила Кассандра.

— Да, возможно, и здесь что-то похожее: напоминание о бдительности для живущих. Или это часть испытания для пришедших: попытка их запугать.

— При всех ваших «знаниях», леди Морриган, вы не можете отказаться от соблазна выдать легенду за историю. Мудрые не смешивают одно с другим, — проворчал Солас.

На самом деле то, что знаток Тени встрянет, было лишь вопросом времени: все в Инквизиции уже привыкли, что встречи этих двоих всегда заканчивались спорами с тех пор, как Морриган была прислана Селиной в Скайхолд на правах посла Орлея.

— Скажите, пожалуйста, и какой же глубинный смысл за этим видит наш эксперт по эльфам? — язвительно обратилась Морриган к оппоненту.

— Ничего такого, что было бы понятно из самой статуи, — однако сновидец, вроде только распираемый от негодования, спор не продолжил, а отмахнулся.

— Действительно ли Митал была богиней? Даже Древние Боги, которые вели людей больше тысячи лет, оказались всего лишь драконами. Теперь они только восстают, превращаются в архидемонов и гибнут, — спросил у ведьмы Дориан, заодно покосился на своего древнего сородича, ожидая от него порицание за такое пренебрежительное описание главных фигур всей истории Древнего Тевинтера. Но Безумец безучастно к их обсуждению просто шёл следом и в собственных изысканиях рассматривал статуи.

— Что есть бог, как не существо с непомерным могуществом? — в отличие от молодого тевинтерца, который, радея за свою страну, отчасти относился к предательству Древних богов как к оскорблению, Морриган безучастно размышляла, считая это лишь нравоучительной сказкой о том, что титул бога ещё не гарантирует божественную доброту и бескорыстность существа. — Возможно, Митал была могущественной эльфийкой, правительницей среди себе подобных, как и другие эльфийские боги. История часто водит сказителей за нос.

— Вы так небрежно отзываетесь о ней, хотя, по вашим же словам, мало знаете? — снова проворчал Солас.

— Я не отзываюсь небрежно, я сомневаюсь в её божественности. Необязательно быть богом, чтобы стать важной персоной, — в ответ ему шикнула ведьма. — По правде говоря, я даже не уверена, что Митал — одна персона. Описания… так неоднозначны.

— В чём заключается эта неоднозначность? — на этот раз спросила Лелиана. Хоть леди Канцлер предпочитала следить за окружением и держаться своего молчаливого образа, в том числе обоюдно не имея желания общаться с бывшей соперницей, но сейчас, увлечённая беседой, ей не терпелось услышать подробности.

— В большинстве легенд Митал исправляет несправедливости с материнской добротой. «Вознеси свой голос к Митал, вершительнице правосудия, защитнице солнца и земли». А другие рисуют её мрачной и мстительной: обратись к Митал, и она сокрушит твоих врагов, заставив их мучиться.

— Небось опять долийские выдумки? — на фоне загадочности, с которой Морриган рассуждала о не менее загадочной личности, скепсис в словах эльфа получился даже комичный.

— Ты знаешь об этом больше? Я вся во внимании.

— Древние источники гласят, что Митал была и тем, и тем, но и ничем по-отдельности. И защитницей, и матерью, и мстительницей, — Солас произнёс это с гордостью и даже важно приосанился, однако потом сам опомнился и предпочёл больше не наговаривать лишнего. — Подробнее говорить не буду. Не то это место, чтобы вспоминать старые истории.

— Как бы там ни было, все предания сходятся в одном: она была изгнана в Загробный мир вместе с остальными, — Морриган оставила последнее слово за собой.

Разумеется, такое поведение отшельника, когда он в возмущениях силился поставить под сомнения всё, сказанное магессой, а на деле решался лишь на кроткие замечания, делало его в глазах остальных менее компетентным в вопросах эльфийской истории. И хотя чем менее серьёзно его воспринимают, тем Волку же и лучше, однако распространение долийских постыдных заблуждений на этот раз его сильнее обычного задело.

— Она была лучшей из эванурисов, — как следствие, тихо произнёс бог обмана.

Эти слова никому не предназначались. И отряд, который успел отдалиться, пока Солас простоял на месте в терзаниях, его не услышал. Но один человек всё же услышал: Безумец, который не мог придерживаться темпа ходьбы остальных, поэтому плёлся в качестве отстающего позади всех. Но так произошло, не потому что странно затихший союзник был забыт, а потому что эльф его ушей не опасался.

— Быть лучшим среди худших несложно.

Пусть магистр слышал не всю беседу союзников, но на слова Соласа ответил, потому что не считал озвученное «достижение» Митал достойным восхищения.

Разумеется, очередное принижение образа друга, вероломно убитого своими же, Волку не понравилось, однако к противоположному мнению сновидца он отнёсся куда терпимей.

— Я наблюдал деяния эванурисов. И могу сравнить.

— Чтобы быть лучше падкого на лесть Фалон’Дина, достаточно не развязывать захватнические войны каждый раз, когда ощущаешь нехватку в последователях, тешащих твоё самолюбие. И подобное можно сказать про весь эльфийский пантеон, — Безумец ссылался на рассказанное самим Соласом во время их встреч в Тени. — Поэтому быть лучшим среди них, буквально олицетворения пороков, дошедших до крайности, — сомнительное достижение. А если оценивать по деяниям, то Фен’Харел намного больше достоен этого титула: его действия избавили мир от эванурисов, тогда как Митал, если судить по твоим словам, за тысячелетия пришла лишь к тому, что бы в редких случаях становиться голосом совести своих соперников и мужа в частности.

— «Избавление» стоило Элвенану падением всей культуры, — скептично напомнил Солас, впрочем, сам же наступил на свою больную мозоль.

— Это уже стоит отнести к вопросу о дальновидности и сознательности Фен’Харела, что, однако, в любом случае не отменяет его вклад в развитие Тедаса и становление человеческой культуры.

Безумец продолжил следовать за отрядом. Вопреки, возможно, сложившему впечатлению, его слова не были насмешкой. Мужчина дал понять, что не считает свершённое Ужасным Волком какой-то ужасающей катастрофой, концом света, ведь мир не прекратил существование и развитие. Конечно, конкретному элвен не будет легче от осознания, что гибель его народа открывает путь к главенствованию другой расы, однако в масштабах мира произошёл просто очередной виток по спирали истории. А потом случился ещё виток, когда нагрянул Первый Мор и рухнула великая империя людей. Вот действия Корифея куда больше похожи на конец света, ведь если живых поглотит яд скверны и обрушится Завеса, породив в обоих мирах: дремлющем и недремлющем — страшные катаклизмы, то неизвестно: от Тедаса вообще хоть что-то знакомое останется.

Солас уловил мысль хромого мага, и кислая мина появилась на его лице от несогласия с этим мнением, особенно касаемого Митал, однако не был мужчина зол или оскорблён услышанным: с точкой зрения магистра он был несогласен, но принимал её.

Наконец-то весьма скупой на архитектурные изыски коридор закончился, и отряд вышел на большую площадь, которая была важна для желающих удостоиться внимания богини. Эта площадь была последним открытым местом — дальше за большой узорчатой дверью, запертой на магический замок, начиналось уже само крытое святилище. В середине двора находилась облагороженная каменная стела с местом для подношения и молитв.

— Это эльфийский? Здесь что-то говорится про этот «источник скорби»? — спросила Кассандра, когда они подошли к двум каменным вертикальным плитам, чтобы прочесть высеченные на них надписи.

Все хотели знать ответ на этот вопрос, чтобы хотя бы понимать, за что им придётся сражаться. Одно дело, когда Источником будет небольшой артефакт, вроде шара в руках Корифея, и совсем другое, когда это что-то возвышено магическое, как древние эльфы любят.

Морриган сначала изучила надписи, призадумалась, потом украдкой глянула на других знатоков эльфийского и лишь затем ответила.

— «Atish'all vir'abelasan». Это означает «ступи на путь Источника скорби». Ещё что-то насчёт знаний. Почтение к чистоте… Shivan, shivannan… Всё, больше ничего не понимаю. Но Источник описан как нечто хорошее и имел большое значение для эльфов. Возможно, его защита была главной задачей для здешних жрецов, а быть посредниками между последователями и богиней — второстепенно.

— И сейчас стражи продолжают защищать не храм, а Источник, — дополнила Лелиана и глянула на других знатоков эльфийской истории, которые могли дополнить или усомниться в честности слов ведьмы.

Солас никак не дал понять, что ему хочется дополнить озвученное, а Безумец и вовсе молча обошёл стелу по кругу и отдалился, не воспользовавшись шансом поумничать. Все странную молчаливость магистра списали на последствия попытки Старшего его подчинить, сильно его задевшей в том числе морально.

— Ещё одна причина нам бы с ними договориться, — озвучил Варрик мнение всего отряда.

Тем временем, изучив стелу, Морриган направилась к двери, которая ведёт во внутреннюю часть святилища.

— Но зачем бы сюда ни приходили эльфы, для начала они должны были проявить почтение к Митал. С помощью молитв, приношений или ещё чего бы то ни было. И если верить легендам, подобные ритуалы могли длиться десятилетия.

— Ритуал, чтобы умилостивить эльфийских богов? Пусть они умерли, пусть их нет, но мне это не нравится, — проворчала Кассандра, думая, что им придётся пройти по стопам древних просителей.

— Но вы же не желаете повернуть назад из-за этого пустяка? — усмехнулась Морриган, прям-таки довольствуясь своим превосходством над теми, кто не столь комфортно себя ощущал среди древней истории. — К счастью для нас, пока в этом нет необходимости: венатори решили быть непочтительными и сломали оберег.

Морриган подошла к двери, положила на её створку руку. Оберег был испорчен, поэтому ей даже усилий не пришлось никаких прикладывать, и голубое свечение, которое образовалось и должно было дать понять, что дальше они не пройдут, тут же пыхнуло и дымкой растворилось.

— К чему тогда был этот разговор? — хмыкнула Кассандра, радостная от без проблем открывшегося прохода дальше, но ничуть не впечатлённая устроенной ведьмой сценой.

— Предупреждение. Храмовые обереги сильны, а этот двор точно был не единственным испытанием для просителей — впереди мы, вероятно, наткнёмся на то, что даже венатори не сломают, — ответила магесса и была в своих прогнозах более чем близка к правде.

Оставив позади внутренний дворик, отряд направился вглубь храма. Наконец-то мёртвая тишина уступила звукам боя, и они предпочли ускориться. Такая невпечатляющая скорость продвижения врага связана с поразительной настойчивостью Часовых, пытающихся остановить вторженцев.

Но и венатори не сдавались — когда раздался взрыв, участники Инквизиции невольно перешли на бег.

Враждебных магов долго искать не пришлось: стоило только преодолеть очередной тёмный и бедный на красоту участок храма и оказаться в новом огромном помещении, так тут же неподалёку от входа был обнаружен провал в полу, образованный умышленным подрывом, который они и услышали. Основная сила врагов уже спустилась в проделанный ими проход, наверху же остались те, кому было приказано задержать преследователей.

Новое завязавшееся противостояние двух непримиримых сторон конфликта столь же быстро закончилось. Оставшиеся солдаты и ими командующие маги были уже достаточно вымотанные постоянными нападениями храмовой стражи, и по количеству их оказалось недостаточно, чтобы куда значимее потрепать силы Инквизиции, которая до сих пор не испытывала трудностей с продвижением по святилищу.

Ожидаемо, что после победы в очередном сражении им, воодушевлённым близостью главенствования Венатори, необходимо кинуться вдогонку в открывшийся подземный проход. Однако у самого спуска им путь преграждает Морриган.

— Нам не следует идти за ними. Пойдя в обход, венатори нарушили традиции этого места.

— О чём ты говоришь? Мы почти их догнали! — недоумевала Кассандра.

— На этот раз вынужден согласиться с ведьмой, — сказал Солас, когда подошёл к краю обрыва и с помощью виспа, пущенного в тёмный лаз, принялся его осматривать. — Венатори пробили вход в крипту, в которой погребены служители храма и его защитники. Одно из самых запретных мест, даже для большинства жрецов. Войдя туда, мы навсегда потеряем возможность договориться со стражей.

— Нам нужно попытаться пройти путём просителей, о котором было написано на стеле.

— И сколько эти «попытки» займут времени?! Наши солдаты снаружи гибнут за нас. Чем дольше провозимся, тем больше людей потеряем.

— С таким подходом, с лёгкостью отказываясь от потенциального союза, зачем вообще было спасать тех эльфов на мосту? Нужно было их оставить — на двух врагов было бы легче теперь пробиваться с боем к Источнику. Хотя мы даже всё ещё не знаем, что это, — сложив руки на груди, хмыкнула Морриган.

Пентагаст не хотела менять свою убеждённость в том, что спешка сейчас важнее исполнения всех этих замшелых традиций в сомнительных попытках умилостивить странных эльфов, однако опрометчиво действовать не стала, а обратилась к Лелиане, чей голос как советницы равен её.

— Учитывая характер убийств… — окинула взглядом Канцлер помещение и тела изрезанных и расстрелянных венатори, — эльфы яро защищаются и пользуются при нападении своим преимуществом, зная все ходы в храме. Однако нас они до сих пор не пытались устранить, значит, пока считают меньшей угрозой. Предположу: за нами ведётся наблюдение, нас оценивают, чтобы решить, можно ли с нами заговорить. Их мало — сражаться сразу с двумя противниками для них будет поражением. Как и для нас, в худшем случае. Попытка удержать их интерес к нам не повредит.

— «Не повредит»? — зацепилась за весьма хладнокровное выражение Кассандра, учитывая, что разговор идёт о вреде для их солдат.

— Не больше, чем если мы спустимся вниз и окажемся расстреляны из темноты, как венатори.

Искательница недовольно цокнула, всё же борясь с привычкой ломиться напролом, но в конце концов решила встать на сторону соратницы. Если они спустятся в катакомбы и ввяжутся в истощающие сражения ещё и с Часовыми, или вовсе погибнут, то их людям точно лучше от этого не будет.

— Ну и что эти эльфы от нас хотят? — с тем же скептичным отношением к древним ритуалам Кассандра, однако, обратилась к Морриган.

Победив в споре, магесса довольно усмехнулась, а затем направилась в главную часть помещения, как раз напротив запечатанной двери, оберег которой оказался венатори уже не зубам.

Место, в котором они оказались, не являлось одним помещением: это была двухэтажная зона, поделённая на несколько комнат. Зачем каждая конкретная комната предназначалась, они уже не узнают, потому что для, как выяснилось, обитаемого святилища эта его часть была страшно разрушена. Крытой эта зона уже была лишь отчасти, потому что потолок вместе с крышей в большинстве мест обрушился, и сюда свободно проникали природные силы. Стены и пол покрылись мхом, среди разломанных плит вольготно себя чувствует трава, даже деревья выросли, где обильней всего через дыры в потолке сюда проникает солнечный свет. Из-за влажности настенное искусство пришло в упадок: фрески облупились, а мозаики рассыпались. Хотя нельзя сказать, что помещение оказалось заброшенно на тысячи лет: кто-то сюда всё-таки заходил в поисках уединения или способа выразить свои эмоции. Об этом говорили рисунки на стенах, сделанные много позже эпохи Элвенана, когда в храме уже не осталось способных наказать за «вандализм». Так рисунки были на тех стенах, декоративные плиты которых обвалились, явив голый камень, значит, неизвестные художники приходили сюда и после того, как часть храма начала разрушаться.

Что говорили рисунки? Точно ничего радостного: были зарисовки сражений эльфов друг с другом, переживания и страдания, изображённые метафорично, и иные мрачные мотивы, понять которые невозможно или из-за потери знаний о каких-то особенностях культуры элвен, или из-за плохой сохранности рисунка.

Из-за этого нюанса, на который особенно обратил внимание магистр, святилище всё больше стало напоминать братскую могилу, а не что-то до сих пор обитаемое.

— Сюда приходили в поисках справедливости. Но войти внутрь святилища смог бы не каждый. Для начала в преддверии необходимо выказать почтение богини, которую пришёл молить о помощи. Затем, оказавшись здесь, требовалось продемонстрировать свою решительность. Митал справедлива, но только к тем, кто докажет, что готов на всё ради желаемой мести и действительно заслуживает быть отомщённым.

— А кто это не сможет? — задался вопросом Дориан.

— О них легенды умалчивают, — практически оскалом улыбнулась Морриган, позабавившись от того, что богиня, которая по некоторым легендам относится к своим последователям с материнской добротой, на поверку оказывается беспощадна к делающим хоть что-то не по её правилам. — Никаких сомнений: здесь просители шли путём своих богов.

— Здесь они присягали богам, — вновь встрял знаток Тени. — Я это видел. В Тени. Только благочестивым разрешалось ступать на эти земли, и только в состоянии священной отрешённости.

— Ну или, может, всё так, как считает эксперт по эльфам, — хмыкнула магесса, не проникнувшись опять пришедшим из ниоткуда озарением у её оппонента, но спорить не стала, поскольку и в её словах были лишь предположения.

— То есть вы предлагаете что-то доказывать богине, которой нет?! — вспылила Кассандра от всех этих не особо-то относящихся к делу разговоров, подумала, что умники ничего не знают и только впустую тратят время.

— Не ей, а храму. А если быть наиболее точным: магии, создавшей оберег, — заговорил Безумец, который нагулялся молчаливой тенью вдоль «наскальных» рисунков и теперь стоял напротив запертой двери, её изучая. — Оберег способен сам принять решение, следя за желающими войти. Но нет в нём сознания, потому что я не ощущаю присутствие духов, которых в других случаях подчиняли и заставляли выполнять нужную работу. Значит, он действует по какому-то ограниченному своду правил, ищет в умах паствы конкретные проявления, которые считались признаком искреннего раболепия и верности Митал. Но так было изначально — сейчас время ослабило не только силу оберега, но и его способность к анализу. Поэтому его можно обмануть: путём демонстрирования напрямую именно того, что он ожидает, мы вынудим его досрочно принять решение, что проверка по всем правилам была пройдена и нас можно впустить.

— И это не будет нарушением традиций? — справедливо усомнилась Лелиана, ведь на словах предлагаемое мужчиной действо такой же обман, как и обход венатори защиты запретным путём.

— Это просчёт архитекторов храма, что они возложили роль мерила лишь на ограниченную в своих суждениях магию. Оберег не будет ни сломан, ни искажён. Он сам решит нас пропустить — как и было задумано.

— Стражи с тобой, возможно, не согласятся, — заметил Солас, предполагая, что хоть магию-то они и обманут, но вот Часовые не будут в восторге, что их тут за дураков держат. — Однако это лучший способ наиболее быстро и правильно пройти испытание. Точно лучше осквернения древних могил.

— Что нам для этого нужно? — увидев, что их план сдвинулся, спросила Кассандра уже куда более терпимей к магам-умникам.

— То, что и хотят от просителей: решительности в мести и справедливости. А также совсем малого: понимания, как донести это до древней магии, — усмехнулась Морриган. Она хоть их план и не саботировала, но откровенно с насмешкой относилась к излишне оптимистичным словам мага, который, как ей казалось, рассуждал не по своим способностям.

Магистр на её выпад не обратил внимание, а уж тем более не собирался доказывать свои большие, как сновидца, способности.

— Действительно, эта магия за гранью наших понимания и возможностей: она связана с Тенью напрямую, как когда-то и сами эльфы. Однако на подобное способны духи, — предложил хромой маг, теперь встав рядом с отрядом.

— Духов поблизости в достатке. Можно найти подходящего, — подтвердил возможность Дориан, который по владению энтропией был даже ещё ближе к некромантии, чем Безумец.

— Именно так. И всё же это крайняя мера. По возможности стоит использовать духа, к вам уже лояльного, чтобы избежать избыточных эманаций от насильного подчинения.

— Вы говорите про Коула? — спросила Лелиана. Магистр ей кивнул в ответ.

Из всех присутствующих особо нахмурился Варрик, которому не понравилось, что о пареньке сомниари говорил, как о каком-то бездушном инструменте. Конечно, для всех магов энтропии духи — это лишь инструмент. Но, одно дело, говорить о бестелесных существах за Завесой, а, другое, о вполне живом человеке.

— Коул был в лагере. Я могу его позвать. Но высока вероятность, что защитные чары святилища его не пропустят, — опершись на посох, Солас с интересом следил за развитием идеи единомышленника. На фоне деструктивных примитивных решений венатори, такие хитрые манипуляции были очень любопытны.

Услышанная проблема Безумца не остановила и не расстроила, а заставила задуматься. И уже через несколько секунд у мужчины было решение.

— Сможет ли Сострадание пройти, если здесь будет создан прямой проход в Тень?

— Ты хочешь открыть разрыв? — удивлённым оказался даже эльф, конечно же, ахнули остальные.

— В худшем случае. Однако я предполагаю получить лишь небольшой ослабленный участок Завесы с дальнейшим его восстановлением.

— И ты когда-нибудь подобное проводил? — засомневалась Кассандра.

— Нет…

— Ну конечно, — фыркнула она, не став дослушивать.

— Но в ходе многократного и умышленного закрытия разрывов я исследовал этот процесс, — впрочем, Безумец продолжил, даже не обращая внимания, что его нетактично перебили. — И, используя эти знания, я хочу истощить Якорь, вернуть энергию, которую он на данный момент скопил, обратно в Тень. Теоретически, подобное воздействие и приведёт к точечному повреждению Завесы.

Разумеется, от человека, который обычно блещет рассудительностью и уже подтверждёнными выводами, эксперименты на ходу не оценил никто. Но маг не зря числился лишь союзником Инквизиции и мог себе позволить поступать вопреки мнению советников. Собственную идею он посчитал единственно оптимальной, поэтому не боялся и риска. В его понимании уж лучше получить разрыв, чем по руинам зала пытаться угадать, что за оды годами напевали здесь древние эльфы, чтобы, наконец, богиня снизошла к ним с милостью. Возможно, Солас придерживался той же позиции, или его просто завлекла идея единомышленника — и он, будучи единственным, чью помощь Безумец запросил, дал согласие, не дожидаясь вердикта Совета.

Чтобы их не отвлекали осуждающие за своеволие взгляды, сновидцы отошли в сторону. От знатока Тени требовалось не только позвать духа, но и проследить за течением эксперимента, и он, встав напротив второго мага и обхватив посох, кивнул в знак своей готовности. Магистр тем временем проследил, чтобы остальные оставались в роли молчаливых и безучастных зрителей, и только затем закрыл глаза. Вопреки своей дотошности, мужчина так и не разработал конкретного перечня действий для управления (лучше будет сказать — направления) меткой. Опыт в храме Думата показал, что жестикуляция рукой никак не влияет на результат, как и поддержка зрительного контакта с планируемым объектом воздействия — по большей части это лишь для удобства заклинателя. Поэтому сейчас сомниари решил просто отстраниться от мира и лучше сконцентрироваться на своих ощущениях, чем сверлить взглядом какое-то место в пространстве и попусту надеяться, что метка именно там захочет повредить Завесу.

Всё началось, как обычно: борьбой и болью — будто бы две магические сущности и не делили на протяжении уже двух лет одно смертное тело. Якорь выказывал недовольство от контакта с чужой магией, а маг всё больше терял контроль над рукой. В один момент он даже инстинктивно перехватил её правой, потому что не простая заторможенность моторики, а настоящее онемение вплоть до плеча стало восприниматься организмом панически. Впрочем, уход от реальности мужчине сейчас и помог: какая разница, что там происходит с рукой, если всё равно борьба шла на ином от реального уровне? Магистр собственной магической сущностью, осмысленной магией, которой орудует с рождения, неуклонно продолжал провоцировать Якорь на отправку обратно в Тень энергии, им в обилии собранной из-за слишком уж благоприятной среды для нестабильной аномалии.

Каждая попытка изучить метку становилась целым приключением, непохожим на предыдущие. И конечно, это не могло не раздражать любителя науки и строгих законов, которые описывают все аспекты жизни. Но где нет чётких правил, на помощь приходит опыт. А опыта магистр уже набрался. Сейчас он был настойчив, даже резок в своих командах, теперь уже буквально заставлял Якорь работать по его правилам, а не «просил», как раньше. Да, это больно, да, это опасно, но так и должно быть. Ведь это он разумное существо, маг, а Якорь это магия, хоть и своенравный, но всего лишь инструмент.

Как итог очередная борьба, бесконечная в его сознании и почти мгновенная для реальности, закончилась, когда из Якоря с характерным треском и воем вырвалось несколько молниевых жгутов зелёного цвета, ударило в случайное место в воздухе и исчезло. Когда магистр открыл глаза, то увидел, что его задумка разрушений не принесла — в областях удара заметен только бледный ореол, что вполне обыденное явление в местах истощения Завесы. Никаких очертаний трещины в пространстве не было, значит, действия мага действительно не породили новый разрыв.

Когда Безумец опустил взгляд с неба, то наткнулся на вполне задумчивого Соласа, который согласился участвовать в авантюре в том числе из-за любопытства, и полностью его удовлетворил. Да, метка снова проявила своеволие: мужчина не собирался, чтобы возвращение энергии в Тень вообще как-то визуально проявилось, тем более в виде опасных жгутов концентрированной магии, однако в то же время Якорь и подчинился, потому что не навредил никому из присутствующих, чего, в первую очередь, маг и добивался. Пусть Якорь для него никогда не станет послушным посохом-катализатором, как когда-то мужчина амбициозно мечтал, однако хоть какие-то правила по работе с ним маг методом проб и ошибок выработал и сможет провернуть ещё что-то незаурядное (незаурядное на фоне раскурочивания взрывом целого здания, конечно). И кажется, довольный магистр решил не откладывать эту возможность в дальний ящик.

— Как типично для человека растрачивать в пустую такую силу, даже не изучив её, — беспринципно в тишину, которая наступила после завершения эксперимента, ворвался злобный, без доли былого ёрничества голос Морриган. Магесса и без того изнывала от вопросов к хромому магу, так ещё и выяснилось, что он несправедливо завладел каким-то воистину удивительным артефактом, способным управлять магией Тени, и не раскрывает его потенциал, а просто спрятал под повязкой.

— Я не наблюдал твоих научных публикаций, ведьма, и иных деяний, направленных на продвижение наук и сохранение магических знаний. Всё, что ты знаешь, исчезнет вместе с тобой, — от той, которая, как и он, собирала знания из жадного собственничества, мужчина не желал слышать лицемерных упрёков.

— Что-то я и про твои научные звания не наслышана. Даже орлейскому университету оказались твои байки без надобности.

— Значит, плохо изучила этот вопрос, — небывало надменно заявил сновидец, точно задетый тем, что какая-то южная дикарка смеет принижать его деяния как постоянного участника научного сообщества Империи Тевинтер… И пусть этого сообщества, как и той самой Империи уже давно не существует.

Перебранка сошла на нет, потому что всем было важнее узнать: вышел ли из задумки сновидцев толк, а не только красочное представление. Скорое появление среди отряда мальчика в широкополой шляпе стало само по себе ответом.

— Столько боли. Она стирает стены, — раздался отстранённый голос духа, находившегося сущностью где-то за пределами реальности. — Всему больно.

Совершив не совсем привычное для себя путешествие, Коул сразу оказался окружён воспоминаниями, которые сохранили древние стены. Дух столь впечатлился, что Соласу пришлось его отгородить от окружения, чтобы мальчик отряд хотя бы заметил. Только после этого ему можно было объяснить ситуацию и попросить о помощи. И, что ожидаемо, Сострадание бескорыстно согласился.

— Храм примет только ещё нереализованную месть? — спросила Лелиана, когда встал вопрос о выборе добровольца.

— По смыслу ритуала — да. Но думаю, в нашем случае сгодятся и старые воспоминания. Главное, чтобы они наиболее соответствовали требованиям Митал о смелости, справедливости и самоотдаче, — предположил Дориан.

Раз уж пошла речь о мести, Лелиана, не сомневаясь, хотела предложить свою кандидатуру. Уж у Канцлера решительности и беспристрастности в достатке, как и поводов мстить… достаточно вспомнить хотя бы историю со своей наставницей.

— Чтобы всё получилось наверняка, это должен быть маг, умеющий работать с духами, — заметив эту отверженность Соловья, огорчила Морриган.

Отряд, первым делом, посмотрел на Соласа как главного знатока Тени и духов.

— Это нарушение ритуала святилища. Я не рискну. И даже не просите, — главный кандидат тут же категорически отказался без всяких «но».

Следом отказался Дориан, ссылаясь на отсутствие в его жизни подходящих ситуаций, да и вовсе будучи магом-некромантом он привык работать с духами лишь как с материалом. Морриган умышленно выразила схожую позицию. И тогда методом исключения выбор пал на хромого мага, который, вопреки ожиданиям, выразил готовность без препирательств.

— Вы уверены? — выказала сомнение, но и не без беспокойства Лелиана, поскольку после не так уж и давно произошедшей битвы с демоном магистр опять решается вскрыть старые раны.

— Его же идея, — подначила магесса, жадно желая посмотреть, какие чудеса ещё покажет болтливый маг. А чудеса она точно увидит, поскольку не знала о его сновидческом происхождении.

Теперь уже Лелиана не оценила издевательского тона соперницы.

— Может, вы, леди Морриган, ошиблись, и не только магу под силу сделать что нужно?

— Лелиана, ваша попытка посеять зерно сомнения бессмысленна. Я уже дал согласие, — вмешался Безумец, поставив тем самым окончательную точку в своём решении.

Тратить драгоценное время на сомнительный спор, когда доброволец нашёлся сам, никто не видел смысла. Оставив тевинтерца наедине со своей задумкой, отряд предпочёл послушать наставления Соласа о важности дистанции и отойти в сторону, чтобы не помешать их авантюре.

— Опять рискуете. Мало вам одного раза? — только Лелиана, привыкшая стоять на своём, всё ещё была недовольна активностью сновидца и не упустила возможность ему об этом сообщить.

— Я должен отказаться и позволить рисковать вам? Ещё больше. Потому что работать с оберегом вам будет куда сложнее, чем мне как сомниари, — спокойно произнёс Безумец.

Пусть своему упрямству Соловей найдёт объективные причины, однако она не могла отрицать, что и без эмоций тут не обходилось. Абсолютные жертвенность и эмпатия никогда не были в их характерах, поэтому эти попытки проявить беспокойство, заботу могли казаться неестественными даже им обоим. Однако подобные уступки были ожидаемы для людей, которые нашли в тёплых отношениях друг к другу отдушину, комфорт и не желали так скоро этого лишаться, в том числе подсознательно. И если она проявляет назойливую обеспокоенность, пытается огородить его от рисков из страха потерять такого человека, то нужно быть готовой столкнуться со схожей навязчивостью. Как он будет себя ощущать, если трусливо отойдёт в сторону, когда мог сделать всё быстрее и правильнее, чем она? Очевидно, отвратительно, если их чувства друг к другу хотя бы частично схожи.

Безумец был спокоен, потому что пришёл к этой простой истине и не сомневался в том, что к ней придёт и она. Так и произошло. Вскоре раздражительность исчезла с лица по-обычному мрачного Канцлера, и лишь лёгкий кивок отсылал к принятию его позиции в их разногласии, а потом она как ни в чём не бывало отошла к остальным зрителям.

Не обращая внимания на подготовку к сомнительной, но и единственной задумке, Коул призраком прошмыгнул мимо всех и встал около двери. Помощь сновидцев духу не понадобилась: он и сам знал, что нужно делать. И как в доказательство вскоре мальчика в темных одеждах окутало то же голубое свечение оберега, которое покрывало дверь — невооружённым глазом можно было увидеть, что Сострадание приобщился к магии, её правилам, поэтому стоило магистру приблизиться, так «посредник» тут же обернулся и глянул на него. Из-под широких полов шляпы и длинной нечёсаной чёлки был виден тот же яркий свет в глазах.

«Ты желаешь войти, но не каждый достоин увидеть Митал.»

Призрачные слова разнеслись по округе. Вроде их говорил мальчик — его губы шевелились, вроде звучали они из ниоткуда — были слишком глухими, глубокими, словно произнесены из водной пучины, а вроде прозвучали в Тени и были доступны только одному магу.

— Я достоин быть выслушан богиней. И ты это видишь, — в ответном изречении Безумца не было ни капли страха от странного поведения мальчика, говорил он уверенно, даже нагло, с напором, зная, как опасно терять контроль при работе с магией, тем более такой древней.

«Вижу.»

Растянуто произнёс дух, а потом загадочно смолк, погружаясь в образы, которые ему через Тень насылал сновидец.

«Твоя боль реальна — ты заслужил быть здесь.»

Был получен первый положительный вердикт.

«Но ты медлил. Трусливо не решался! Прошли годы прежде, чем убийцы понесли наказание!»

Следующий вердикт, очевидно, был отрицательным, так как гневным грохотом раздался в помещении. Хромой маг этого не заметил, потому что сам был одной ногой в Тени, а вот зрители весьма ощутили дрожь, будто едва уцелевший плиточный пол вот-вот разверзнется под ними.

— Промедление было умышленным. Моё легкомыслие стало ошибкой однажды, повторилось бы и впредь. Чтобы вершить справедливость, урок необходимо было выучить, пороки искоренить и подготовиться. На это я и потратил время, и, как ты видишь, не зря, — самого мужчину гневное осуждение не заставило колебаться, и он отвечал с той же уверенностью.

«Не зря…»

На убедительные слова магистра в свою защиту дух положительно кинул.

«Действительно, ты ждал и учился, опасался поспешности. Но когда был готов, действовал решительно, неумолимо против тех, кто остался безнаказанным. Твоё промедление было оправданным и предусмотрительным.»

По этим словам все подумали, что оберег получилось переубедить, и он больше не будет сотрясать округу.

«За прошедшее время некоторые из виновников обрели семьи. Ты их видел. Но не тронул!»

«Они разрушили семью, были загублены две жизни, а третья — навсегда изуродована. Но за это они заплатили лишь своими жизнями, что неравноценно! Несправедливо!»

Однако снова раздался грохот. Кажется, ещё сильнее предыдущего. Все подумали, что если сновидец сейчас позволит себе сомнение или хотя бы на секунду помедлит, то от него древняя магия только яркую вспышку и оставит.

— Убийство их жён и детей было бы равноценно — правда. Однако это не было бы справедливостью, поскольку их семьи не были даже косвенными виновниками. Месть не является оправданием для убийства невиновных. Поплатились только те, кто повинен. С моей стороны это было рациональное, беспристрастное и оправданное решение. Все иное сделало бы меня им подобным и не смеющим даже просить об Её милости.

Наступившая после этих слов тишина создала впечатление, что уверенность магистра в ответах была одновременно и слишком вызывающе наглой, учитывая, что он должен был изобразить из себя отрешённого просителя, способного лишь раболепствовать, стоя на коленях. Однако сновидцы могли быть спокойны наверняка, потому что не только знали, но и ощущали, что такой напор, не оставляющий даже сомнений в решительности «просителя», как раз и требовался.

«Возмездие настигло только убийц, отвергших законы Творцов. Ты не злоупотребил правом вершить правосудие, дарованное Матерью. Поступил благоразумно. Твоя семья была отомщена справедливо.»

Вопреки ожиданиям при зачитыванииочередного вердикта голос Коула не сорвался на рёв, а наоборот, становился всё более привычным, настоящим, а свечение оберега постепенно тускнело.

«Тебе позволено быть услышанным.»

На этих словах голубой свет спал с духа, и он снова стал почти незаметным. Не из-за тёмных одеяний, а из-за способности быстро забываться и теряться из виду жителей реального мира. Тем временем дверь за его спиной начала плавно, почти торжественно, открываться, что уже наверняка ознаменовало успех магистра.

— Это было… — от увиденного оказалась впечатлена даже Кассандра, поэтому не смогла подобрать правильное слово.

— Просто? — усмехнулась Канцлер, пытаясь подсказать.

Правая рука кивнула, соглашаясь, что именно этого определения и не хватало. И говоря «просто», она не преуменьшала заслуг сновидца, а скорее, наоборот, удивлялась, что с ритуалом, который для эльфов, по слухам, мог длиться годами, маг разобрался так быстро.

— Так бывает, когда за дело берётся образованный и компетентный маг, — слишком горделиво произнёс Безумец, оставаясь стоять на том же месте, чтобы отряд, наохавшись, прошёл вперёд и он вновь мог безопасно плестись замыкающим.

Ожидаемо такой ответ Искательнице не понравился, но на этот раз она решила проигнорировать тевинтерский снобизм, потому что хромой маг, в отличие от других присутствующих здесь умников, взял и сделал то, о чём так умно разглагольствовал. Женщине даже хотелось его похвалить, но довольно быстро она себя осадила, предчувствуя, что этот маг сегодня ещё успеет выкинуть то, за что она его и не переваривает.

Одновременно, слова магистра были броском камня в огород ведьмы-самоучки. Морриган это поняла, но лишь закатала глаза и на этот раз тоже спорить не стала, поскольку сама убедилась, что учёнишка был не настолько пуст на слова, как может показаться при его-то невпечатляющем внешнем виде.

Больше не тратя время на того, кто вроде и заслуживает похвалы за помощь, но одновременно делает всё, чтобы его возненавидели ещё больше, отряд с Пентагаст во главе решил вступить в открывшийся проход, куда не проникли даже венатори.

— Это действительно было просто? — Лелиане не было дело до всех этих наигранных попыток вывести из себя оппонентов, и она, сложив руки на груди и строго посматривая на мага, хотела знать, не заимел ли он навязчивое желание стать одержимым от вскрытия только-только залеченных после Кошмара старых ран.

— Слова демонов направлены на слом морального состояния мага, что сделает его уязвимым. Оберег той же цели не ставит: он лишь хотел получить от меня доказательство, что всё свершённое не было случайностью, стечением обстоятельств или юношеской истерией, поэтому задавал весьма ожидаемые вопросы, на которые я сам себе уже давно дал ответ, — не скупился Безумец на объяснение, чтобы успокоить дотошного Канцлера и пояснить, почему он сейчас, когда его вроде бы поставили в то же уязвимое положение, как делал Кошмар, да ещё и прилюдно, оставался уравновешен.

Сенешаль приняла такой ответ, кивнула и вновь последовала за отрядом. Хотя то, что её вопрос был не просто формальностью строгого наблюдателя, на этот раз капюшон не помешал заметить: с лица женщины пропала обеспокоенность, а на губах даже мелькнула непозволительная, но искренняя улыбка. Единственный увидев это и залюбовавшись, Безумец не заметил, как остался один… почти один.

— То, что должно было тебя лишь обезопасить, подарило забытое, казалось, навсегда потерянное чувство. Но ты его отторгаешь, хотя знаешь, сколь оно искренне и важно для вас обоих.

Отвлёк магистра голос Коул, опять подкравшегося незаметным духом. Мужчина понимал, куда своими заковыристыми фразами пытается влезть дух, но лишь снисходительно посмотрел на него, ничуть не злясь на создание, в чьей природе упрямо искать помощь людям, даже в таких запущенных, как у сновидца, случаях.

— Ты видел, чем закончилась попытка другого Сострадания помочь. Коул, тебе стоит избегать подобных мне магов, если не хочешь окончить свой путь также, — с искренним наставлением в очередной раз попытался Безумец отвадить от себя духа, думая, что если напомнить об ужасной судьбе Кошмара и моменте его кончины — это разбудит в бескорыстном существе хотя бы толику чувства самосохранения. Что логично.

— Он страдал, но ты помог ему, как он и хотел, и был тебе за это благодарен. Если со мной произойдёт подобное, то ты мне поможешь тоже.

После такого ответа оставалось хромому магу лишь покачать головой и продолжить путь, заодно вздохнуть от напоминания, что «логично» работает только на существ реального, логичного мира, а Коула, как видно, вся эта история с Кошмаром ничуть не напугала, а, наоборот, воодушевила и показала, что даже если он допустит ошибку, позволит порокам этого мира исказить его природу и обратить в демона, то найдётся сновидец, который сможет его убить, то есть спасти от существования в осквернённом виде.

* * *

— Это… не то, что я ожидала, — неуверенно произнесла Морриган, пока рассматривала зал, в который отряд попал.

В ответ неподалёку раздалось новое бурчание древнего тевинтерца: ему показалось удивление своей конкурентки глупым. Куда бы ещё, если не в центральный зал попал бы проситель, который доказал право пройти и встретиться с Митал или как минимум её жрецами? И этот зал был весьма типичен, не особо отличался от таких же в Тевинтере или Орлее: огромная площадь, высокий потолок, на нижнем ярусе по стенам расположены двери, ведущие в другие части святилища, для более эффективного использования пространства был сооружён второй этаж, который опирался на колоны, идущие вдоль стен, а на противоположной от входа стене возвышался красочный балкон, на котором высокопоставленное лицо и встречало просителей, расположившихся у подножья.

Впрочем, скепсис мужчины не был замечен, потому что несмотря на архитектурную предсказуемость зала всех поразило его состояние. За это время они уже привыкли к мрачному упадку, в которое пришло святилище, даже будучи ещё обитаемым, зато зал выглядел так, будто его практически и не коснулось время. Свод, представляющий собой жёсткие ребра, нервюры, всё ещё переливался темным изумрудом, хотя и не тем блеском, что был когда-то. Стены несли архитектурную красоту и изящество эльфийского зодчества, а мозаики и фрески передавали заложенный в их образы смысл. Из мраморного пола не проросла ни одна травинка, поэтому буйство растительности, нарушившее красоту, которое они видели ранее, кажется вообще кощунственным недосмотром. Ну и следы сражений не повредили композицию: не было пятен засохшей крови, следов оружия на стенах или трещин от ударов. Если что-то облупилось, померкло или упало, то исключительно по естественным причинам, времени.

Едва ли в этот зал ступала нога хоть одного шемлена, смертного.

От увиденной картины все заимели сильное желание обернуться, чтобы удостовериться, что они действительно всего лишь через коридор прошли, а не через элювиан, поэтому оказались совсем в другом месте, а то и — времени. И всё же было в зале то, что сильнее всего выдавало течение времени, — рисунки на стенах. Они, очевидно, были созданы гораздо позднее самого храма, потому что были похожи на те, которые можно увидеть в прошлом зале, наносились по иной технологии и имели совсем иные мотивы: более угрюмые. Вон над балконом, где золотая мозаика раньше подчёркивала недостижимость представшего перед просителями элвен, сейчас была огромная картина сражения, скачущих на галлах эльфов в смертоубийственной битве друг с другом. Видно, что для последних обитателей храма мысли и воспоминания о почти неизвестной ныне гражданской войне в эпоху падения Элвенана были куда важнее обязанностей сохранять первозданный облик храма и его залов.

— Нас окружают, — предупредила Лелиана, не поверив обманчивой тишине зала.

Канцлер держала лук наготове, но за стрелой не тянулась, не желая провоцировать хозяев святилища. Хотели бы они напасть, сделали бы это сразу. А то, что Часовые не просто где-то прятались в тени колонн, а были поблизости, она не сомневалась, поскольку заметила необычные искажения в воздухе — словно кто-то невидимкой обступал их со всех сторон.

Даже освещение зала играло на руку защитникам: солнце сюда уже не проникало, а завесный огонь хоть и не требовал топлива и поддержки, но освещал не столь ярко, чтобы вторженцы могли чувствовать себя в безопасности.

И как правильно заметила Левая рука, сейчас защитники уже не просто наблюдали, а поэтому не долго сохраняли молчание. Стоило отряду оказаться в центре зала, а постоянно отстающему к ним присоединиться, как ворота за их спинами закрылись, а Часовые прекратили скрываться под древним иллюзорным заклинанием и вскоре показались из чёрной дымки. Выглядели защитники в дивных доспехах воинственно, каждый из них наставлял на чужаков остриё стрелы, подготовленной к выстрелу. Среди них стояли те два эльфа, которых Инквизиция спасла на мосту; их можно было узнать по покорёженным в нескольких местах от удара о землю доспехам. Их присутствие позволило ещё больше надеяться, что всё это было лишь формальным приветствием и таинственные стражи решились вступить в переговоры с чужаками.

Когда первый контакт прошёл удачно и никто ни на кого не набросился, решил появиться инициатор этих переговоров. На том самом балконе, на который много тысяч лет назад выходила сама Митал, появился ещё один Часовой и смерил чужаков каким-то нечитаемым взглядом. Его доспехи никак не отличались от остальных — не предстань он над головой отряда, и не догадаешься, что именно он был предводителем местных партизанов. Хотя с высоты своего положения мужчина не думал запугивать, а скорее просто отдавал дань уважения традициям, встретил «просителей», как подобает. Для Инквизиции это даже было к лучше, поскольку спрятавшихся под капюшоном и в тени солдат сложно разглядеть, а вот их лидера капюшон не скрывал и помогал увидеть его заклеймённое валласлином Митал лицо.

— Моё имя Абелас. Я предводитель «Часовых», слуг Митал, на которых возложена обязанность защищать священную землю. Мы покидаем утенеру, когда Храму угрожает опасность, но с каждым пробуждением нас всё меньше.

Когда элвен заговорил, его речь получилась очень странной: и возвышенно путанной, и по-мёртвому отстранённой. Более искушённые эльфийскими изречениями не обратили внимание на это, а сразу увидели проявление вежливости, непосредственной искренности (он не таился и представился) и пояснение, почему однозначные в своих методах стражи решились на переговоры: как и предполагалось, их было слишком мало, чтобы сражаться одновременно против двух противников.

— Значит, вы продолжаете традиции предков? — не удержалась от вопроса Морриган, желая раз и навсегда выяснить, действительно ли это прямые потомки древних элвен.

— Мы несли службу с тех пор, как Храм был воздвигнут.

— Но это значит, что вам несколько тысяч лет!

Абелас ничего не ответил, поскольку для него собственное долголетие было само собой разумеющимся фактом, можно сказать даже неважным. Когда в отряде поднялся ропот от пришедшего наконец осознания, насколько древние существа перед ними, Часовой на всю эту суету шемленов лишь посмотрел со старческим снисхождением.

Магистр же тем временем мог погордиться собственной правотой и правильной догадкой, что в странной «сохранности» всего этого чудного обмундирования и архаичных признаков самих эльфов не обошлось без утенеры, поскольку только сон может спасти от деструктивного воздействия течения времени, в том числе на рассудок. Хотя, смотря на элвена, сложно сказать, что это «воздействие» его обошло стороной, потому что он выглядел как одна сплошная архаика.

— Он собирался сторожить вечно. Назвал себя «Скорбь».

Неожиданные слова Коула, как всегда далёкие от актуального обсуждения, побудили в эльфе хоть что-то живое… любопытство?

— Вы пришли с одним из нас и меткой… нам знакомой, — если первое упоминание Абеласа было весьма двузначным, то вот под вторым, всем было понятно, он имеет в виду человека, стоящего в тёмном плаще позади, — как и все, которые были до вас, чтобы испить из Vir'abelasan.

— Источник Скорби, — шепнула Морриган для тех, кто эти эльфийские изречения не запоминал.

В словах Часового была очевидная попытка по-хорошему спровадить вторую часть вторженцев. Вместе с тем, можно заметить, насколько неоднозначен он был к сегодняшним чужакам, возможно, впервые за тысячи лет был удивлён таким составом: и сородич-элвен, почему-то затесавшийся среди шемлен, и странный как магией, так и владением артефакта его народа человек, и дух, блуждающий по реальности в образе мальчика.

— Источник нужен не нам, а Корифею. Это он привёл в лес своих солдат, чтобы вторгнуться в храм. Мы хотим его остановить, пока он не преуспел, — сказала Кассандра, как командир отряда.

Судя по нахмурившемуся Абеласу, иная правда, ещё более непохожая на то, к чему он привык, ему не понравилась.

— Вашим словам не может быть веры: вы нарушили традиции святилища и обманом заслужили проход сюда.

От слов эльфа среди отряда поднялся очередной ропот: сложно определиться, ругали ли они сновидца, который специально их подставил, или ругали упёртого остроухого, который зарос мхом, как и его обожаемые традиции.

— Традиции не были нарушены: храмовой оберег сам принял решение меня допустить в чертоги святилища, — неожиданно для всех, тем более для союзников, заговорил магистр, который большую часть времени, пока они пробыли в храме, провёл в отстранённости и молчаливом изучении. А теперь этот человек, особо сильно ссутулившись и хромая, вышел вперёд всех, разом оказавшись в центре внимания. Хотя даже отсюда голову он особо не задирал для установления с собеседником зрительного контакта, будто не признавая главенство Часового в этом разговоре.

— Но ты воздействовал на них, маг, что сказалось на решении.

Абелас говорил задумчиво, рассматривая человека, не побоявшегося отстоять свою точку зрения, потому что поныне не определился, как к нему относиться. Видно же, что человек слабый, хромой, уязвимый, однако его возможности до сих пор не поддаются однозначному определению.

— Данная фальсификация была необходима, чтобы ускорить процесс принятия решения. Я не мог последовать древним традициям ввиду специфичных обстоятельств, которые не были предусмотрены создателями храмового оберега, — говоря об обстоятельствах, Безумец имел в виду свою смертную природу и ведущиеся сейчас сражения с ложным богом. — Но я постарался проявить к святилищу наибольшее уважение, в отличие от венатори, которые прорвались в запретные залы.

Стоило упомянуть последователей Старшего, так Абелас тут же нахмурился, даже ещё враждебнее чем, когда говорил об обмане Инквизиции. Это позволило всем убедиться, что если бы они в спешке спустились в крипты, то это бы полностью пресекло возможность для переговоров с Часовыми.

— Корифей — осквернённый магистр из Древнего Тевинтера, который разрушил вашу империю. В ваших интересах нам помочь, — произнесла Морриган и сама сделала несколько шагов вперёд, поравнявшись со сновидцем. Невооружённым глазом можно было заметить спешку в словах женщины.

— Цивилизацию элвен разрушили внутренние конфликты, кровавая гражданская война, шемлен. Люди лишь прошлись по уже разорённым землям, — пусть это не относилось к делу, но лидер Часовых, видимо, хотел, чтобы хоть кто-то из смертных узнал правду и больше не озвучивал глупость.

— Как… — только и смог охнуть Дориан, прекрасно зная легенду о могуществе древнетевинтерских магистров, которые смогли даже покорить бессмертных эльфов. Эта легенда во все времена была для Тевинтера поводом для гордости, и дополнительным поводом для ненависти — для остального мира. Поэтому и удивляло, насколько она оказалась преувеличена.

Под впечатлением младший Павус даже глянул на своего сородича, ожидая, что уж тот ещё лучше наслышан о великой победе тевинтерцев, поэтому не примет такое разоблачение. Однако Безумец, наоборот, был спокоен, даже доволен, потому что всегда сторонился подобной теории и наконец услышал подтверждение своей правоты. Ему не понаслышке известно, насколько цивилизация эльфов превосходила цивилизацию людей даже на пике её развития, поэтому всегда ставил под сомнения, что великие предки одолели «тех самых» бессмертных элвен. В один момент мужчина даже замечтался о том, что этого бы эльфа да ему в прошлое, чтобы с его слов написать разоблачающую книгу и из-за её скандальности прослыть самым главным экспертом по эльфам современности. Но быстро магистр себя осадил, подумав, что нынешнее обстоятельства самые благоприятные для такой правды, потому что в родном мире его бы не поняли, обвинили в дискредитации величия Тевинтера и его героев.

— Какой силой обладает Источник и что нам грозит, если Корифей получит к нему доступ? — задала Канцлер очень практичный вопрос, пока их переговоры окончательно не превратились в балаган, потому что каждому хочется завалить эльфа вопросами, а тот за тысячелетия разучился владеть вниманием толпы в нужном русле. Если вообще умел, ведь его дело защищать, а не разговаривать с чужаками.

— Vir'abelasan — это не «сила», — скривился Абелас от необходимости изъясняться по-шемленски прямолинейно и какими-то совсем общими терминами. — Источник хранит в себе бесценные знания каждого жреца, которые приходили к нему в конце жизни.

Члены отряда переглянулись, когда осознали, что всё это время они воюют не просто за абстрактную силу, а за ещё более абстрактные знания.

— Зачем ему эти знания? — хмыкнула Кассандра, явно не считая, что эта древняя «библиотека» стоит той крови, которая пролилась за последние дни в Арборское пустоши.

— Видимо, Корифей считает, что знания эльфов помогут ему войти в Тень, — пожала плечами Морриган, плохо скрывая свой интерес.

— Ты знала что собой представляет Источник, — с неожиданным и совсем неуместным обвинением обратился Безумец к магесса. — Прочла об этом на стеле во дворе.

— Значит, прочёл и ты, хромой, — заметила Искательница, как и все, не понимая нехарактерной активности магистра. Очевидно, если он понял, что магесса что-то недоговорила, то, значит, он это тоже прочёл, утаил и виноват не меньше.

— От меня не требовалось озвучить прочитанное, — оправдался мужчина. — А вот ведьма нарочито сокрыла истину.

На вдруг всплывшее обвинение магесса не знала, что и сказать. По лицу мага невозможно определить, чего он добивался: выглядел возмущённым и жаждущим скандала искренне.

— Чего ты добиваешь? — сложив руки на груди, словно желая инстинктивно защититься, повернулась Морриган к надоевшему магу, который после нынешнего выпада вообще стал невыносим.

— Я желаю услышать твои мотивы. И связаны ли они с твоей спешкой?

— Я спешу, может, потому что у нас за спиной бессмертное порождение тьмы — до этого ты не додумался?!

— Раньше его присутствие тебя не заботило. Было лишь фактором, а не причиной.

Как бы этот спор был не к месту, однако слова магистра уже достигли каждого, поэтому перетянули основное внимание с Часового на ведьму, и продолжительное молчание будет работать не ей на пользу. Оглядевшись по сторонам и поняв, что уже так просто с темы не свернёшь, женщине пришлось продолжить играть по правилам сновидца.

— Ну да, я скрыла, — рассержено вскинула Морриган руками. — Не хотела, чтобы подобные тебе добрались до него первыми. Ты не лучше Корифея — растратишь весь его потенциал.

— Это признание, что ты единолично хочешь владеть Источником?

— Не надо за меня говорить, убогий! — пригрозила магесса, точно из последних сил терпя соперника, который всё рушит. — Помнится, ты и сам сказал, что Источник может понадобиться для убийства Корифея, и был готов хладнокровно расправиться с местными стражами.

— Не «сказал» — предположил. И лишь тогда, когда ещё не знал, что vir'abelasan — это не просто артефакт огромной силы, а часть древнего религиозного таинства, — Безумец с поразительным спокойствием говорил вещи, которые почти вывели оппонентку из себя.

— И что это меняет?! Мы всё ещё не знаем, как убить Корифея, и нам всё ещё нужен этот Источник, — теперь магесса глянула на остальной отряд, чтобы Совет подтвердил её намерения.

— Морриган права. Если Старший искал в Источники способ войти в Тень, то мы не можем упускать шанс узнать секрет его бессмертия, — кивнула Лелиана, от лица Совета подтверждая, что Инквизиция уже не может уйти отсюда с пустыми руками.

— Вы не сможете воспользоваться Vir'abelasan. Мы защищаем его от осквернения по приказу Митал и не допустим, чтобы знания всех умерших Её служителей коснулся шемлен, который не способен их даже постичь, — вот уже встрял Абелас, которому, однако, ввиду возраста и медленному течению эльфийской жизни было очень тяжело уследить за быстро меняющийся сутью разговора.

— Ой, как будто у вас есть выбор. Избавитесь от нас — придёт Корифей, который будет умирать и возвращаться, пока вас всех не перебьёт, — эти слова слишком грубые для общения с древним эльфом, требующем большей осторожности, однако они были следствием того, что хромой маг вывел ведьму Диких земель из себя.

Ожидаемо, Абеласу такие слова, как и описываемая ситуация не понравились, но он признавал, что положение действительно безнадёжное. И он нашёл единственный выход, но отличный от озвученного.

— Значит, Источник Скорби должен быть уничтожен, — произнёс Часовой. Пусть он пока не спешил бежать и разрушать то, что тысячелетия защищал, однако говорил, не колеблясь.

— Не смей! Будут потеряны бесценные знания! — выкрикнула шокированная таким решением Морриган, надеясь старого элвена образумить.

— Это не тебе решать, ведьма. Если Часовые считают, что это единственный способ уберечь Источник от Корифея, значит, пусть будет так, — опять удивительно равнодушно говорил Безумец о перспективе навсегда потерять такое бесценное сокровище как знания древней цивилизации.

Пусть эти два мага и не ладили, но они оба уважали знания и желали ими владеть, а не уничтожать, поэтому Морриган подумал, что хотя бы раз магистр встанет на её сторону и поможет присмирить намерения этого покрывшегося мхом стража. Оттого совершенно другое мнение мужчины прозвучало так неожиданно и неправильно и заставило магессу запаниковать и предпринять отчаянную попытку спасти наследие от дураков.

— Нет! — крикнула Морриган и в тот же миг, в чёрной дымке обратившись в ворона, устремилась к эльфу, точнее к двери за его спиной, которая должна через длинные коридоры и залы вывести её к Источнику. Точнее хотела устремиться.

В тот же момент вторая черная дымка на месте тевинтерца, который заранее мог понять намерения оппонентки, явила всем большого волка. Зверь рыча тут же промчался вперёд и с прыжка сомкнул клыкастую пасть на птице, которая только-только начала набирать высоту. Приземлившись на лапы и не давая ворону отойти от шока, он продолжил какое-то время его трепать, мотая головой так, что аж перья разлетались в разные стороны, и только потом напоследок швырнул «добычу» на пол. От удара животное тело распалось и на полу уже лежала магесса, не способная встать. Серьёзных травм у неё не было, следы от укусов обернулись кровоточащими ранами, но бездействовала и продолжала лежать, тяжело дыша, она не из-за них, а из-за того же шока и быстроты всего произошедшего.

— Чтобы избежать поспешных действий и закончить переговоры хоть с каким-то полезным итогом, советую для начала усилить надзор за главным нарушителем порядка, — вот уже магистр вернул себе привычный облик и как ни в чём не бывало невозмутимо поправлял одежду.

Мужчина обратился к лидеру Часовых, также удивлённому слишком быстро сменяемыми обстоятельствами. Очевидно, что когда он увидел вновь порядочного и уважительного в поведении мага и поплатившуюся за собственную наглость ведьму, элвен поверил первому и кивнул.

Так что когда Морриган начала подниматься, залечивая на ходу рану на ноге, чтобы нормально ходить, и понося тевинтерца на чём свет стоит, некоторые солдаты, перестав выборочно целиться, наставили луки на неё. В один момент все насторожились в ожидании возможных ответных действий от опозоренной магессы.

И кажется, на несколько секунд о Безумце вообще забыли…

Вмиг на присутствующих в зале накатила неожиданная волна усталости, головокружительной слабости. Не только держать оружие, вдруг ставшее неподъёмным, было сложно, а даже устоять на ногах: тело само тянулось к полу. Было очевидно, что это искусственное внушение сильного мага энтропии, поэтому побороть его не составило большого труда: элвен оказались либо от природы, либо от тренировок не особо восприимчивые к такой магии, а у Инквизиции были усиленный храмовник и парочка своих сильных магов. Оттого совершённая атака начала казаться вообще нелепой, бессмысленной. И конечно, к магистру у всех появились вопросы, как к тому самому мастеру энтропии и который единственный от воздействия заклинания даже не колыхнулся.

Когда его окликнули, а вместо ответа получили то же безмолвие, уже закрались нехорошие подозрения. Взыгравшее предчувствие Искательницы заставило её раньше всех подойти к магу, чтобы одёрнуть. Да только стоило ей коснуться знакомого тёмного силуэта, как тут же он и растворился зелёным светов в пространстве. Все оказались шокированы увиденным, ведь вроде только-только перед ним стоял настоящий человек, и вдруг это оказывается лишь иллюзия.

— Сбежал он, — злобно цокнула Морриган, в последний момент заметив черный силуэт птицы, который успел прошмыгнуть в дверь за спиной древнего эльфа. Погнаться следом она не нашла в себе сил: совершённая из-за поспешности ошибка всё ещё раздавалась болью от незалеченных ран.

Несмотря на то, что заклинание энтропии дезориентировало всех на считанные секунды, магистру этого хватило, чтобы, используя Якорь, соорудить какое-то подобие эльфийских иллюзий, с помощью магии Тени зафиксировать свой единовременный образ в пространстве, создав что-то вроде отвлекающего дубликата, пока реальный он, обернувшись вороном, прошмыгнул в проход.

Когда к этому ответу пришли все, а не только ведьма, поднялась неразбериха. Часовые по-настоящему были сбиты с толку таким развитием событий, поэтому не знали, что и делать: бежать догонять ворона, либо разобраться сначала с его союзничками. Отряд с Кассандрой во главе тоже не мог решиться: остаться и готовиться защищаться или постараться добраться до Источника, пока одна тевинтерская рожа не наделала дел. Собственно, Правая рука и поносила «рожу», ссылаясь на свою изначальную проницательность о том, что магистр что-то да выкинет сегодня.

— Бессмертных стражей обошёл хромой инвалид, — из разносившихся ругательств особенно выделилась насмешка Лелианы. Сама она не видела смысла спешить: магистр чёрной птицей всяко быстрее, чем они, проберётся через залы, в которых и поныне не утихают сражения Часовых с венатори. Но зато она специально провоцировала эльфов, чтобы те, оскорбившись, забыли об Инквизиции и постарались хромого мага, их опозорившего, догнать — и у них это может получиться, так как знание потаённых ходов храма даёт им преимущество. Таким образом женщина решила отомстить сновидцу за то, что он их подставил, своим обманом выставил Инквизицию в не лучшем свете перед местными да и вовсе сделал невозможным дальнейшие переговоры.

Но эта месть была скорее дружеская, и Канцлер, в отличие от своей соратницы, ничуть на тевинтерца не злилась — даже, наоборот, как шпион со знанием дела оценила его изворотливость.

Магистр воспользовался своей излюбленной тактикой: используя свои недостатки, наиболее расположил к себе других, убедил в собственной немощности и недееспособности, весьма агрессивными обвинениями перетянул на Морриган всё внимание, заставил эльфов не сомневаться, что из них двоих она — большая угроза. Да что уж там: даже Соловей в один момент готова была поверить, что мужчина действительно пожертвует своими планами на Источник и встанет на сторону эльфов, лишь бы насолить своей ненавистной сопернице. Но нет: он себе не изменит…

Глава 43. Забавный вкус у этой воды

Эльфы, как и тевинтерцы, любили строить нефункционально большие помещения с высокими потолками. Храм Митал не был исключением и соответствовал зодчеству элвен даже в тех помещениях, которые никогда не посетит постороннее лицо — лишь редкий жрец. Благодаря такой архитектурной особенности и завесным огням в качестве источника света везде, как и в главном зале, держался полумрак. Темнота помогала немногочисленным Часовым все ещё держать оборону, до сих пор оказывая сопротивление вторженцам. Но сейчас она помогла и черной птице пролетать под потолком незамеченной.

Покинув главный зал, больше Безумец к нему мысленно не возвращался. Он не знал, сработало ли его заклинание до конца, как на него отреагировали древние эльфы, сработала ли метка, как надо, на его спонтанный приказ или опять проявила своеволие, и как его задумка в общем аукнулась для союзников. Чтобы всё это узнать, нужно туда вернуться, но это позволить он себе никак не мог, поэтому забивать подобными мыслями голову неразумно. Лучше подумать о его приближении к цели, которая стала только желаннее, стоило узнать, что за вычурным название Источника скрываются знания. Собственно, эта правда и стала для него решающим толчком к началу уже активных действий в гонке за древней магией.

В отличие от главного зала, который ещё оставался нетронут (по крайней мере пока магистр там был), отдалённые помещения уже пострадали от рук чужаков. Пройдя через крипты, венатори срезали немалый путь и сразу оказались там, куда Часовые за тысячи лет не пропустили ни одного постороннего, неплохо уже здесь закрепившись. Маг пролетал над непрекращающимися сражениями и отмечал, что враг уже сменил тактику: не пробивается вперёд, буквально по головам собственных падших солдат, а разбился на отряды и патрулирует комнаты. Наверняка они уже достигли Источника, и теперь ждали прибытия своего идола. Если многие красные храмовники просто были мычащим смертельным орудием, то вот сохранившие разум солдаты в перерывах между стычками с защитниками уже занялись вандализмом и разграблением храма.

Чередуя негодование от столь варварского отношения к древности и любопытство, Безумец также отметил, что чем он становится ближе к командиру Венатори, тем меньше ему на пути попадаются храмовники и тем больше — маги и тевинтерские солдаты. Кальперния, очевидно, не доверяя храмовникам Самсона — её соратнику и сопернику одновременно — оставляла его подчинённых как можно дальше и всё больше окружала себя верными только ей людьми, многие из которых были выкупленные и освобождённые ею рабы. За это Безумец не скупился на похвалу своей ученицы, считая, что у девушки есть все шансы направить в правильное русло свои задатки революционера. Осталось только успеть её вытащить из-под влияния ходячего куска лириума и скверны.

Откуда магистр знал, что он приближается к своей цели? И сам точно не мог сказать. Может, потому что Источник — это краеугольная часть этого места и все дороги святилища ведут к нему. А может, к Источнику как выдающемуся продукту древних искусства и магии сновидца подсознательно тянуло. Ну или он просто предрекал, что впереди находится нечто поразительное даже для его богатого как древнетевинтерского магистра опыта.

Однажды давно не функционирующие по задумке древнего архитектора помещения храма остались позади, когда Безумец, найдя уцелевший оконный проём, выбрался наружу. Для эльфийского зодчества весьма несвойственна такая закрытость наземных частей строений, что делает этот храм ещё больше похожим на защищённый бастион, чья религиозная роль была второстепенна. Это объясняет, почему над святилищем Митал — или её способный последователь — создала столь сильный барьер, что даже спустя тысячелетия, повреждённый, он до сих пор способен не допустить вторжения с неба. Простые граждане Элвенана едва ли бы посмели совершить нападение на священное место богини и не были для неё опасностью, от которой надо защищаться барьером и создавать целый орден Часовых, фанатично преданных лишь одной цели — защите Источника. И все эти меры точно были предприняты против её главных и единственных конкурентов — эванурисов, других эльфийских богов. И меры оказались эффективны, раз этих самых богов сколько веков как след простыл, а Источник всё ещё функционирует.

После пусть и недолгого пребывания в полумраке коридоров солнечный свет всё равно оказался в радость. Из-за отсутствия высоких деревьев можно ощутить всю его теплоту, напоминающую мужчине о тропическом Тевинтере, что очень необычно для юга, как правило, более холодного. А яркий свет позволял лучше изучить природные красоты и невероятный рельеф местности. Смотришь на непроходимые возвышенности, поросшие густой растительностью, на воду, что в поразительном обилии здесь протекала, на храм, что удивительно органично «вписался» в горный массив, и диву даёшься, насколько же титанические работы по изменению ландшафта были произведены тысячелетия назад эльфами.

Кроме того, выбравшись из святилища, магистр получил ещё большее преимущество. Нападения сверху можно не опасаться: древний барьер не даёт попасть в этот горный массив извне даже такой огромной твари как дракону. А те, кто остался внизу, его не достанут, не найдут и не догонят: ведь там, где маг в теле птицы может свободно лететь напрямик, остальным придётся пробираться через путанные помещения, которые заполонили венатори. Так что даже если Часовые или Инквизиция не поубивали друг друга, а уже направились за ним вдогонку, то они сильно припозднятся и опоздают. Ведь он уже впереди видит сердце храма, место нахождения vir'abelasan, а также внутренний двор у его подножья, на котором, ожидаемо, хозяйничают маги венатори, в частности его ученица.

Венатори хоть и пробились ценой множества потерей к искомому артефакту, но победителями пока не выглядели, потому что сам Источник находится на возвышенности, в нескольких десятках метрах над ними, а поблизости ни одной лестницы не наблюдается. Из-за задумчивости и раздражённости постороннего, который прибыл для них неожиданно с неба, заметили в самый последний момент, когда маг уже черной дымкой опустился на землю.

При появлении магистр сразу оказался в центре внимания, но даже из-за численного превосходства противника сам мужчина не был обеспокоен их готовностью к бою. Во-первых, из всего обилия последователей Венатори сюда дошли не самые способные маги, которые ему неровня совершенно: поражённые храмовники и маги посильнее — возможно, маги альтуса или даже магистры — остались позади, охранять подступы и грабить храм, а в своё сопровождение командир набирала не по таланту, а по преданности. Во-вторых, командир всех этих людей не посмеет отдать приказ о нападении.

— Безумец? — а вот мужчина слышит знакомый голос, позволяет себе улыбнуться, искренне рад, что всё же получилось добраться до упрямой по происхождению девчонки раньше остальных. Столь талантливой магессе ещё рано погибать: пригодится и для мира, и для него.

Кальперния быстро выделилась из толпы магов застывших на месте в недоумении, ожидая команд, не менее удивлённо посмотрела на магистра, а когда окончательно признала в нём дорогого человека, поспешила приблизиться, даже не смущаясь, перейти на бег.

Безумец внешний вид девушки не оценил: выглядела она, словно сбежала с рандеву, а не пришла на полноценную войну. Длинные волосы снова были убраны в сложную причёску, красивую, но требующую наименьших телодвижений, чтобы не развалиться. Яркий, выделяющийся макияж не потерпит ни прикосновений к лицу, ни каплей пота даже от бега, а что уж там говорить об активном участии в боевых действиях. А верхняя часть одежды скорее напоминала платье, чем форменный плащ Венатори, без рукавов и, конечно же, без хоть каких-то функциональных металлических вставок. Даже без капюшона, чтобы можно было хоть как-то слиться со своими подчинёнными. Да она в любом бою будет для лучников самой явной и заметной целью!

Впрочем, самой ученице хромой маг всё это высказывать не стал. Они провели много времени вместе, чтобы он точно мог сказать, что девушка сохранила в себе многие рабские привычки, в том числе скромность, но практичность в одежде и внешнем виде, если только обстоятельства не требуют от неё иного. Мужчина более, чем уверен, что так вырядиться её заставил Корифей. Возможно, по обрывкам старой памяти он решил, что его амбициозное вложение не может выглядеть замарашкой, а должно в полном великолепии предстать перед своим же возвышением, как когда-то жрецы Синода богато разряженными решили предстать перед богами. И конечно, что весь потенциал девушки уходит на подобную косметическую бессмыслицу, да ещё и небезопасную, хромой маг не оценил и не поленился лишний раз обругать сородича, потерявшего связь с действительностью.

Всех это измышлений сновидца Кальперния не знала, но зато хмурость его лица увидела отчётливо. Она в том числе сказалась на то, что девушка остановилась в нескольких шагах от мага, а её безудержная радость обернулась испугом, недоверием и неуверенностью. В столь сложной ситуации магесса, очевидно, была очень рада встретить того, кому доверяла, но потом она задумалась, как Безумец в такой глуши вообще мог оказаться? Об этой операции она ему не сообщала, значит, пришёл он вместе с Инквизицией и является полноправным их врагом. Вот девушка и стояла растерянная: идол так близко к цели и её возвышению, которое, как он говорит, поможет ему наконец-то войти в Тень — она не может сейчас отступить, однако, если её предположения оправдаются, значит, ей следует отдать приказ об устранении хромой угрозы. Но девушка понимала, что… не сможет.

— Ты пришёл сюда за Источником? Я… я не могу тебя к нему подпустить. Старший скоро будет здесь, — Кальперния понимала, что горделивого наставника, если он что-то задумал, так просто не спровадишь, но она решила хотя бы попытаться, чем допускать худшее.

— В таком случае у тебя осталось не так много времени, чтобы это место покинуть, если ты способна на большее, чем рабское безволие.

— Тебе есть, что мне сказать и чего я не знаю? — подавив всколыхнувшееся возмущение, магесса спросила по-деловому, потому что не стала сразу искать в словах мужчины оскорбления, а решила для начала понять откуда растут ноги у столь смелых изречений. Ведь её наставник слов на ветер не бросает.

И Безумец не бросал, а тут же достал из внутреннего кармана аккуратно скрученный свиток и протянул его девушке. Он был горд своей находкой — это заметила и она.

— Что это? — спросила Кальперния, когда неуверенно подошла и взяла рукопись с пока ещё неизвестным ей содержимым.

— На свитке описано восстановленное магистром Эрастенесом заклинание, над которым он работал последние месяцы по приказу Сетия.

— Эрастенес? Он жив? — удивилась женщина, потому что, по словам разведчиков, её бывший хозяин давно уже издох во время своих очередных ненормированных исследований, что вполне ожидаемо в его-то возрасте.

— Оставался таковым на момент нашей с ним встречи в храме Думата. Отчасти. Он стал первым, на ком испытали его же творение.

При упоминании храма Кальперния насторожилась. Храм Думата для неё всегда был белым пятном деятельности её организации: сколько бы раз она ни просила Старшего позволить ей войти туда, он всегда был неумолим в своём отказе. А раз наставник смог туда попасть, то на этом свитке действительно может оказаться то, чего она не знает. Поэтому теперь без задней мысли магесса его открыла.

Первые секунды скепсиса, сомнений быстро переходили в панику, недоумение, непринятие, но и невозможность отрицать. Раз пробежав взглядом по тексту, она из раза в раз его перечитывала, вникала в каждое слово, в такие тяжёлые суть и правду.

Один раз хромой маг удостоился её злого взгляда: девушка хотела себя убедить, что всё это обман, что свиток подделан хромым критиканом, не согласным с действиями своего сородича, чтобы она сошла с верного пути, уподобилась его кощунственному безразличию к судьбе своей страны. Но больше подобного не повторилось, поскольку Кальперния понимала, что глупо так агрессивно пытаться уйти от правды, переваливать всю вину на того, кто если и виноват, то только в том, что открыл ей глаза. Как бы Безумец подделал написанное? Она знает, как он пишет: у него излишне щепетильный в своей ровности почерк, тогда как свиток полнился небрежными закорючками, которые всегда писал полоумный Эрастенес.

Вскоре уже слова, в которые так хотелось вчитаться и одновременно отвергнуть, стали неимоверно злить. А что их читать? Будто, если она прожжёт взглядом дыру в свитке, истина от этого изменится! Истина о том, что её хозяин, бывший, по приказу месяцами разрабатывал заклинание для её пленения, порабощения, обращения в сломленную куклу, безжизненную вещь. По приказу того, кого она считала своим идолом…

В её руке вспыхнул огонь. Тевинтерская бумага, из которой свиток был сделан, согласно своим свойствам моментально испепелилась. Поражённая предательством магесса поникла, не поднимая головы.

— Отступаем.

Этот приказ был столь кроток и неожидан, что маги, в боевой готовности наблюдавшие за собеседниками, лишь в недоумении переглянулись между собой.

— Я сказала: отступаем! — не увидев исполнения своего приказа, Кальперния его повторила, на этот раз намного жёстче, привычнее для них. Хотя по голосу, почти сорвавшемуся на визг, заметно, что эта грозность ей давалась из последних сил.

Вот такой приказ венатори — теперь уже, видимо, бывшие — поняли и, позволив себе секунду сомнений, всё же снялись со своих позиций и дружно начали продвигаться к выходу, через который они на этот двор и попали. Безумец какое-то время следил за «переселением народов», вновь положительно оценивая успехи девушки в обучении. Она смогла настолько успешно организовать своих приближённых, что среди них не нашлось никого, кто бы воспротивился, когда встал выбор: служить и дальше Старшему или подчиниться приказу командира, очевидно, идущего наперекор этому служению. Была парочка молодых магов, которая, видно, заметалась в сомнениях, но даже они вскоре решили последовать за абсолютным большинством, повинуясь авторитету командира.

Когда на площадке они остались вдвоём, магистр снова глянул на магессу. Она молчала до сих пор, неподнимала головы. По её сжатым в кулак до побеления костяшек пальцам можно судить о борьбе в голове девушки. Боролись желание поддаться слезам от отчаяния и бессмысленности своей жизни, в которой она так и осталась рабыней, стремление не рушить тот самый авторитет, утереть нос и не сметь даже показать уязвимость и просто злость, пробивающая до дрожи, требующая доказать, что она и без этих покровительств старых магистров и ложных богов способна продолжить борьбу за Тевинтер.

Наверное, к импульсивной ярости и свелись бы все её терзания, если бы последний свидетель её слабости не подошёл и не дал знать о своей поддержке, положив на её плечо руку. Смущённая таким вторжением в свои мысли девушка подняла голову и наткнулась на взгляд белых глаз. Такой же спокойный и понимающий, каким и был в ночь побега с кунарийского корабля. Она опять хочет поступить опрометчиво, а он опять хочет её предостеречь от поспешных действий, готовый выслушать. И тогда её ярость растаяла, обернулась жгучим чувством вины перед тем, кто несмотря ни на что всё ещё оставался рядом.

Магесса потянулась к нему, так притягательно стоящему рядом, крепко его обняла. Ей хотелось ощутить поддержку, близость с мужчиной, кто всё ещё остался с ней, единственный. За этим её руки ещё крепче вжались в его плечи, фактически острые кости, а голова упиралась в столь же острый подбородок. И это не было неудобством — наоборот, всё ощущалось таким знакомым и уже даже родным, особенно когда он сам обнял в ответ, тем самым разрешая эту всю фамильярную вольность.

— Прости меня. Ты был прав. Всегда прав. А я чуть не сдала тебя ему, — озвучила девушка то, что её сильнее всего задевало: вина. — Прости, пожалуйста.

Кальпернии было больно вспоминать, сколько раз она уговаривала своего наставника помочь Венатори, своему сородичу, называла его глупым из-за отказов, считала его критику деяний их организации лишь оскорблением, а оказалось, что он во всём был прав. Корифей ради своих целей идёт на обман, разрушения. Ослеплённая речами своего идола девчонка даже не задумывалась, как далеко это может зайти. Он обещал Флорианне отдать правление Орлеем, хотя Орлей это первая страна, которая по их планам должна была пасть, погрузив юг в хаос. Тогда кто может гарантировать, что он не поступит также с Тевинтером: сейчас говорит о его возрождении, обещает вернуть к истокам величия, а потом предаст и погрузит в хаос и его, и весь мир, потому что это окажется необходимым для путешествия в Черный город? Для этой цели он с лёгкостью обрекает на долгие муки своего самого преданного последователя, её. Кто гарантирует, что за этим же его сородич, о спасении которого ото лжи нового мира он столько говорил, также не окажется лишь расходным материалом?

Безумец об этом догадывался, поэтому никогда не симпатизировал деяниям Корифея и не переставал ей об этом говорить. А она не слушала… И почему она только решила, что лучше знает своего идола, чем его сородич, современник и бывший учитель?

— Твоя преданность ему логична, и не могло быть иное, когда Сетий стал и буквально, и фигурально твоим спасителем, — мотнул головой магистр, не считая, что преданность девчонки подлежит осуждению и вообще упоминанию сейчас как причины для вины. Старший стал первым, кто обратил внимание на потенциал всеми отвергнутой девочки-рабыни, спас и начал его раскрывать (хотя так и не закончил — пустил на самотёк), поэтому, конечно же, она слепо пошла за ним. По-другому бы и быть просто не могло. — Твоя же действительная ошибка заключается в слепой благодарности за спасение. Магистрам нельзя верить безоговорочно, ты об этом знала, но всё равно предпочла не замечать, а оправдывать подозрения в неискренности Сетия.

На этих словах Кальперния немного отстранилась, чтобы заглянуть в глаза мужчины.

— Тебе… тоже? — на лице девушки читался страх услышать, что и для этого человека она не больше, чем incaensor, свойства для кровавого ритуала. Это не может быть правдой, ведь он столько для неё сделал… Но ведь и Старший многое сделал, как ей казалось…

Если бы эти навязчивые мысли оказались правдой, то это бы точно стало для неё непреодолимым поражением.

— Само собой, — словно и не видя этого испуга, беспечно улыбнулся магистр. — Этот мир слишком скуден на магические таланты. После гибели киркволлского сновидца будет прискорбно утратить ещё и твоё дарование. А твоя ярая преданности убеждениям о необходимости изменений для Тевинтера ещё может оказаться плодотворной, тем более после избавления от разрушительного влияния Сетия, — в своём ответе Безумец был искренен, но до конца ли?

Вот теперь в такт задору мужчины улыбнулась и Кальперния, а все её опасения сменились немым укором за плохие мысли о том, кто для неё действительно сделал слишком много хорошего. И она не была против такого «использования», ведь иной платы за обучение магистр с неё никогда не брал. А слова мага о продолжении борьбы с коррумпированным Магистериумом и вовсе её вдохновили.

— «Перестраивать надо с фундамента, а не с крыши», — девушка вспомнила давние слова мужчины на намерения Венатори избавиться от Магистериума.

Тогда Кальперния только фыркнула, не хотела слушать, но спустя время она поняла, что он прав. Смести в кровавом восстании одних магов, и к власти придут другие жадные до правления маги, а может хуже — власть получат сопорати, и тогда вновь начнутся процессы, какие были на юге, со всеми этими церквями, храмовниками и кругами. И тогда Тевинтер точно не выстоит против рогатой угрозы. Поэтому надо начинать с основ — с фундамента общества, с сознания народа. Пока есть рабство, пока большая часть населения не имеет доступа ни к образованию, ни к раскрытию своего, в том числе магического, потенциала, пока привилегии получают по родовитости, а не по заслугам, кто бы ни стоял у власти, ничего не изменится. А для создания предпосылок к таким изменениям, требуется нечто большее, чем разовая кровавая революция — как минимум терпение, осторожность и длительная правильная подготовка, чем Старший себя никогда не обременял, уповая на искорёженную, зато нечеловеческую силу своих подчинённых.

— Я вернусь в Тевинтер. Найду тех, кто там остался из наших. Думаю, некоторые меня выслушают, поймут, что Корифей нам лжёт. Потом… — девушка оказалась столь воодушевлена и погружена в открывшиеся перспективы, будучи свободной от хотелок Старшего, что тут же в спешке решила поделиться с наставником своими планами, однако была остановлена.

— Тс-с, — ласково, будто останавливая раззадорившегося ребёнка, шикнул сновидец, для большей эффективности его рука коснулась лица девушки, а большой палец лёг на её губы, не давая говорить. — Ты вновь идёшь к повторению своих ошибок, спешишь. Сейчас ты обязана покинуть этот храм невредимой, и лишь затем всё обдумать. На действия у тебя ещё будет время, и сейчас оно точно неподходящее.

Мужчина склонился так близко, что она чувствовала его дыхание, когда он говорил. А говорил он тягуче, с хрипотцой, то ли специально, то ли случайно получившейся из-за того, что он снизил голос. Получилось притягательно, завораживающе и так необычно, что зачарованная магесса, сглотнув, нашла в себе силы только кивнуть, соглашаясь со словами учителя.

Ожидаемо, в дальнейшем последняя граница должна быть преодолена, подобная близость — логично завершиться. Девушка с участившимся дыханием этого ждала. Однако вдруг магистр, наоборот, с незаметной ухмылкой, точно играючи, отстранился, встал по своему обычаю ровно, а его рука вновь легла на её плечо. Теперь маг строго смотрел на неё сверху вниз (во всех смыслах), убеждаясь, что согласие магессы было искренним и она действительно не испортит все его старания очередной своей спешкой.

И раз так, то он её отпустил, а их профилактический разговор можно считать успешно завершённым.

Теперь Безумец глянул на возвышенность впереди, на которой от их взора скрылось сердце этого места, желанное для многих. Кальперния пока не спешила уходить, а проследив за взглядом мужчины, догадалась о его мыслях.

— Ты хочешь остаться и добраться до Источника? — спросила девушка, но ответа она не ждала, потому что и сама понимала: конечно же, человек, потративший большую часть жизни на бесконечный поиск, не упустит такую возможность. — Пожалуйста, будь осторожен. Старший говорил, что с Источником совладать сможет не каждый, — тогда магесса решила хотя бы озвучить предостережение.

— Ожидаемо, раз он решил использовать тебя как самого сильного в этом поколении мага, не-сновидца.

Магистресса может наблюдать, что её слова только ещё больше придали ему уверенности, ведь если Корифей считал, что девчонке-магу хватит сил совладать с древней магией, то древнетевинтерскому сновидцу с особой связью с Тенью — хватит и подавно.

— Не знаю, веришь ли ты или нет, но местный эльф нам пригрозил, что испивший из Источника навсегда станет слугой Митал, — повторила попытку Кальперния, заодно указав куда-то в сторону.

Безумец оглянулся и увидел в водоёме, питаемом ближайшим водопадом, очередного мёртвого Часового. Судя по отсутствию кровавых потёков, его сначала пытали, а затем утопили, или сразу пытали утоплением, да перестарались. Мужчина не считал, что это предостережение зависит от его веры, и вполне счёл его правдой. Очень закономерно, что могущественная эльфийка защитила и саму собственность от посягательств, однако даже это оказалось недостаточно, чтобы поколебать его желание.

Кальперния это заметила и окончательно смирилась, что упрямого древнего тевинтерца ей не переубедить.

— Хорошо, мы дадим тебе больше времени: мы задержим Корифея.

— Нет! — предыдущие слова никак не могли вытянуть магистра из витания в грёзах, зато сейчас он тут же повернулся к ученице и дал категоричный отказ. — Ты вместе со своими людьми уйдёшь из храма без боя.

— Это ещё почему? То есть ты не хочешь, чтобы я рисковала, а сам, значит, можешь? — возмутилась девушка, тоже упрямый тевинтерец.

— Да, потому что я твой наставник, и мне решать, что для тебя лучше.

В вопросах субординации Безумец оказался поразительно строг, даже вновь важно приосанился и вторую руку убрал за спину, чтобы показать, что он тут магистр, а она лишь несмышлёная ученица.

— Но…

— Это был приказ, и твоё дело — его выполнять!

Против этой строгости, сказанной повышенным тоном, не терпящим неповиновения, Кальпернии уже нечего было ответить. Теперь ей и на авторитет Старшего не сослаться — Безумец остался единственным её наставником и, действительно, в праве решать такие вопросы за неё.

Магесса хмыкнула, сложила руки на груди, насупилась и тихо пробурчала что-то про «старческие прихоти». Тем самым приказу она подчинялась, но выражала его полное непринятие. От вида точно обиженного ребёнка сведённые к переносице чёрные брови мужчины расправились, а он сам усмехнулся, отметив, что рано девчонка себя в революционеры записала: учиться ей ещё и учиться.

Отвлёкся сновидец, когда заметил на руке оставшийся след от краски для губ и поспешил его стереть. А стоило покончить с раздражающим его чистоплотную натуру разводом, то он глянул на девушку с уже знакомой хмуростью.

— Ты, решив отвлекать Старшего, слишком легкомысленно обрекаешь своих верных людей на смерть. В твоей борьбе — если на неё решишься — они все тебе ещё пригодятся. Поэтому твоя обида — лишь каприз, а уйти отсюда с минимальными потерями среди своих людей — не просто моя «старческая прихоть», — от отсылки на её слова Кальперния стыдливо раскраснелась, коря себя за излишнюю несдержанность в выражениях; к счастью, маг не обиделся, а ведь мог, — а разумный ход для командира.

Безумец не просто свёл всё к поучительным словам, но и снял плащ, а затем накинул его на девушку, чем очень её удивил.

— Ты мне его отдаёшь? Зачем?

— Это сделает тебя незаметнее в темных помещениях храма. А также ты наконец-то перестанешь быть главной целью для вражеских лучников, — объяснил Безумец, давая понять, что ему действительно не жалко поделиться своей вещью в угоду её безопасности.

Тронутая такой заботой магистресса улыбнулась и надела плащ, спрятавшись под капюшоном.

— Также у тебя появилась обязанность: найти меня и вернуть мою вещь обратно перед своим поспешным отплытием на север.

— Думаешь, я бы посмела отправиться в Тевинтер, не предупредив тебя и не попрощавшись?

— Зная импульсивность своей ученицы, я бы не удивился, — вот теперь в словах магистра не было злости, лишь шуточный укор, да и сам он улыбнулся.

Вот это окончательно разбавило гнетущее настроение, когда злой учитель был пострашнее разъярённого дракона. Поэтому девушка решила не упускать возможность и сделать то, до чего он решил не доводить в прошлый раз: закинув руки на его плечи, магесса потянулась и расцеловала его, желая выказать всю свою благодарность. Впрочем, спешила она зря, и далеко стоящие свидетели не стали причиной, чтобы её оттолкнуть: а даже, наоборот, он ответил, ласково притянул к себе, удерживая её рукой за талию, точнее… ниже талии.

— Значит, встретимся в Башне Круга.

— Уверена, что я прибуду именно туда?

— Не смеши: ты никогда себе не изменяешь.

Себе — нет.

* * *

Разгадывать ещё один секрет: как активировать скрытые лестницы для подъёма на возвышенность, магу-оборотню не было нужды. Птичьего тела достаточно, чтобы вмиг оказаться в блаженной недосягаемости до всех обделённых такой, однозначно, полезной способностью.

Сердце святилища Митал, месторасположение Источника, было обставлено — поразительно для элвен — минималистично и функционально. На выложенной мелкой плиткой площадке не было ни одних лишних мраморной конструкции, декора или статуи, а только огромные золотые зеркала-элювианы, которые, судя по размерам, выводили в самые потаённые уголки элвенанской империи, а то и в искусственные миры, между реальностью и Тенью, вроде легендарного Перекрёстка, и, собственно, сам Источник.

Наконец-то Безумец смог узнать, что собой представляет Источник Скорби: это небольшой искусственный водоём, и был несколько удивлён такой необычной формой. По описаниям, что он собрал за сегодня, мужчина решил, что так называемый Источник — это и есть полумистический somnoborium, сфера сосредоточия. Подобные сферы древние элвен, с безграничной жизнью, но с ограниченной памятью, использовали в качестве носителя информации. Информацию всевозможного характера: от знаний, до конкретных заклинаний. Столь поразительный артефакт, который давал своему хозяину буквально возможность владеть неограниченным числом знаний, игнорируя физиологические ограничения своего тела, всегда был редкостью, создавался в единичных экземплярах. Им владели самые сильные эльфийские маги, затем древние магистры привезли их в качестве трофеев из руин великой цивилизации, но к восьмому веку по тевинтерскому летоисчислению хромой маг уже не припомнит ни одного рабочего экземпляра. А в век Дракона, как и бывает с этим безумным столетием, Корифей смог разыскать такую сферу, принадлежавшую ни много ни мало эльфийскому богу, которая и «нашептала» ему про все эти скрытые святилища и древние заклинания. Сегодня Безумец видит перед собой ещё одну.

Стоя на краю резервуара, но не спеша пока касаться содержимого, мужчина глянул на своё отражение в, на первый взгляд, обычной воде и усмехнулся. Размышляя об Источнике с практичной стороны, без всякого этого религиозного наития, с которым говорил Абелас, магистр отметил, насколько же Митал оказалась дальновидна и хитра. В отличие от противников, которые как зеницу ока оберегали свои сферы — немаловажный фактор их могущества — она создала не просто неиссякаемое хранилище знаний, а придала ему способность к самостоятельному пополнению. И чтобы всё функционировало без её постоянного надзора, она укрепила его статус идеологически. На стеле во дворе храма была надпись про «halam'shivanas» — «сладостную жертву долга». Оно означает потерю индивидуальности ради цели и долга. Именно индивидуальность, себя, жрецы и теряли, когда в конце жизни приходили сюда, чтобы слиться с массивом знаний и отдать ему свой накопленный жизненный опыт, тем самым Источник пополняя. И шли они на такую жертву преисполненные гордостью, без сомнений и страха, как и положено идеологически подкованным.

Безумец назвал такой ход гениальным в своей простоте и эффективности. Свидетельства чужого мастерства по работе с сознанием масс, который раскинулся перед ним, вызвал восхищение, но также… смятение.

Магистр стоял на самом краю и не решался пока сделать даже шаг. Мёртвая гладь искусственного водоёма, однако, не была безжизненной: Источник ощущался… голодным. Он казался способным поглотить в свои, на первый взгляд, неглубокие пучины любого, даже хромого сновидца, если тот будет неосторожен. Не зря в названии древнейшего артефакта используется слово «скорбь»: весь этот массив знаний от начала и до конца построен на смерти истинно верующих.

Знали бы долийцы, что их всеми почитаемая Мать оказалась очень бережливой: даже мёртвым подчинённым нашла применение, не дала просто уйти на покой. И после этого ещё Тевинтер считают более кровожадным. Там хотя бы на ресурсы отправляли рабов, представителей чужой (по их идеологии — низшей) расы, тогда как эванурисы — своих соплеменников, верных и беззащитных последователей. Безумец не мог это не отметить и снова ухмыльнулся. И главное, вся жертвенность по итогу оказалась бессмысленной, потому что Источник тысячелетия просуществовал без надобности, а теперь достанется шемлену. Впрочем, это плохо для эльфов, а вот у мужчины от подобного аж дух захватывало. Он всю жизнь потратил на поиски знаний в эльфийских развалинах, а сейчас эти знания, в неизмеримом количестве, лежали перед ним, буквально на ладони. Ну как тут устоять и удержать в себе юношеский восторг?

Но Безумец не был легкомысленным и опасность понимал. Слова Абеласа о том, что шемлен едва ли способен постичь эти знания, были сказаны неспроста — мужчина чувствовал силу этой магии, её мощь, и точно мог сказать, что для того, кто впустит её в своё смертное тело, дороги назад не будет и он уже никогда не будет прежним. Но разве это причина для хромого магистра, который и так уже понимает неизбежность собственной смерти? Сдастся ли его тело скверне, или Якорю, или Источнику — какая разница? Главное все эти знания достанутся ему и только ему. К чему он и стремился. Всю свою безумную жизнь.

Не пугали мага и предупреждения о созданной защите от посягательств, о легенде, что испивший из Источника станет слугой Митал. Магистр не уповал на веру о правдивости этой «легенды», считая, что, объективно, такая защита должна существовать, но он не верил именно в религиозность этого подчинения. Нет у них в мире ничего возвышенного, выходящего за рамки понимания смертных — есть только Тень и её магия. Древние Боги — это не достижимые сущности, а вполне реальные драконы, которых можно убить обычным оружием. Создатель — это не вездесущий, безмолвный бог, а просто фантазия, следствие нужды тедасцев в поддержании в своей душе веры, придании жизни и смерти духовного, а не только биологического смысла. Ну а эльфийские боги — это просто остроухие маги, с чрезмерно раздутым эго и властолюбием. Поэтому нет никакого «служения» Митал — есть просто магия подчинения, прародительница школы энтропии, которой богиня решила защитить свою собственность. И магия это осмысленная, реальная — она не является чистой магией Тени. Ну и разве она может остановить мага, который владеет Якорем и который уже нарушил неписанные законы мира: выжил тринадцать веков в Тени и смог вернуться?

В итоге сновидец ещё больше подстегнул себя подобными измышлениями и, ни о чём не сожалея, хотел наконец вступить в неприкосновенный водоём.

— Она может подарить тебе покой, и ты об этом знаешь.

Слова, неожиданно нарушившие его блаженное одиночество, даже заставили мага растеряться: он был удивлён тем, что его смогли так быстро догнать, ведь по расчётам он давал себе больше времени. Однако секундное волнение сошло, когда мужчина догадался, чей это был голос: существа, что ещё быстрее птицы может блуждать по пространству. Повременив со своим «возвышением», Безумец глянул в сторону и увидел знакомого мальчика в широкополой шляпе.

— Коул, не лезь, — вопреки своему нежеланию злиться на существо такой дотошной природы, эти слова мужчины всё равно вышли грубыми, потому что невозможно не злиться, когда так глупо и комично отрывают от столь судьбоносного момента.

— Я хочу понять, — но мальчик, ожидаемо, эту грозность не заметил, продолжая смотреть на сновидца в упор, не моргая. Духа в гляделки точно не переиграть. — Ты вступаешь по пути скорби и не оглядываешься назад.

— Как я и делал всю жизнь.

— Ту жизнь, когда считал, что незачем оглядываться. Никто не ждал позади. В этом ты нашёл своё спасение. Но сейчас совсем не так как раньше: изменился мир, изменился и ты. Но отторгаешь это и вступаешь в неизвестность. Как умеешь, как привык.

Мужчина постарался одёрнуться, сбросить наитие, призрачные слова, что проникали куда глубже слов обычных, реальных. Но дух не сдавался.

— Но это не выход. Теперь не единственный выход.

— И как, по-твоему, было бы лучше?

— Остановись. Оглянись. Впервые за множество лет.

Помимо настойчивости слова Коула были пропитаны почти детской простотой, лёгкостью. Будто отойти от старых установок действительно проще, чем хочется магу …

— Поиск недосягаемого не имел смысл — оставлял лишь ту же пустоту неисправленной ошибки. А смысл оказался иным: он ясен и близок, он ал, как и тот огонь, утерянный навсегда. Помнишь холодный расчёт — но поражаешься, что распустился цветок. Боишься упустить вновь.

На этот раз Безумец не ответил, значит, здоровые сомнения были в нём и раньше, а слова духа сейчас их только поднимали наверх, всё выше, на обозрение.

— Левая рука — цветок у церкви, вспоминает свет в своей тьме. Снова помнит, как поёт соловей.

Молчание одного позволило второму обезоруживающе закончить свою путаную речь.

— Достойна ли Скорбь такой платы?

Вопрос, что раздался призрачным эхом, заставил Безумца безмолвствовать, глянуть в сторону Источника, только его белые глаза устремились куда-то за пределы реальности. Сострадание точно попал в скопление сомнений. Впереди лежала пугающая неизвестность однозначная лишь в том, что ничего уже не будет прежде. Не умрёт сразу — так начнёт быстро угасать, потому что едва ли смертное слабое тело справится с очередной «фаршировкой» древней магией. Не сойдёт с ума — так ещё сильнее отойдёт от реальности. Не подчинится Митал — так опять будет вынужден бороться со своевольной магией.

И вроде бы все эти знания стоят того. Пусть это не исполнит его неосуществимую цель: стать самым сильным магом, но зато как никогда к ней приблизит. И такой решение для него очевидно большую часть жизни. Но Коул прав: оно не единственное. Изменились мир, обстоятельства, окружение, в чём-то изменился он сам и мог измениться ещё больше.

Что даст ему Источник? Ну знания. Которые он всё равно не использует — вскоре сгинет вместе с ними. И без них сгинет, но не так быстро. Зато останется больше времени на что-то по-настоящему важное, значимое для него самого, что имеет смысл, а не только путь в никуда и ни за чем. Раз уж столько чудных знакомств подарил ему этот безумный век, показал, что сердце старого мага не окаменело окончательно, то почему бы не вернуться в своё прошлое, не вспомнить, что в жизни есть не только бесконечная попытка исправить ошибку? Знания не несут утешения, а лишь неусыпно тянут в Бездну, ведь, чем больше ты знаешь, тем больше захочешь знать ещё.

Так может… Источник оставить?

И пусть дальше Инквизиция сама разбирается…

В паутину мыслей, в которой маг всё больше запутывался, как трепыхавшаяся муха, ворвался посторонний шум, топот десяток ног. Безумец не успел обернуться, как на площадку вбежали посторонние и начали его окружать.

— Стой, шемлен! Не смей даже касаться Vir'abelasan!

Часовые. Ну, конечно… Успели догнать, пока он тут предавался терзаниям.

В отчаянной ярости Безумец зыркнул на Коула, всё ещё стоящего рядом, виня того в неудаче, в том, что духовные замашки так невовремя и пагубно отвлекли его. От этого взгляда мальчик по-настоящему напугался и невольно сделал пару шагов назад. И не зря. Если бы этот Сострадание не был так привязан к реальности, волна гнева, пришедшая от мага энтропии, его бы испепелила. Впрочем, этим бы всё и закончилось, если бы маг продолжил так неистово «фонить».

Но раньше Безумец закрыл глаза и тяжело вздохнул, сбрасывая с себя паническую агрессию. Мальчик не виноват. Он просто дух и, повинуясь своему предназначению, пришёл, чтобы, как ему кажется, помочь. Виноват он сам, потому что проявил слабость, нарушил собственный постулат. Маг не может позволить себе сомнения, иначе быстро станет добычей для демонов. Ну или архаичных раттусов.

Неважно. Всё, что говорил Коул, уже неважно. Важен только Источник — венец его извечного поиска. Да, это не единственный путь. Могут быть и другие. Пути, где его жизнь хотя бы ненадолго вновь стала… жизнью, о которой он и забыл. Но ему уже поздно что-то менять. Да и надо ли?

Стремление его считают неправильным, безумным, бессмысленным от начала и до конца, но, иронично, именно оно провело его через века и пространство и направило сюда, к кладезю древних знаний. А послушай мужчина духов, где бы сейчас был? Канул бы в лету тысячу лет назад, как и вся его Империя.

Магистр одержим поиском больше двадцати лет, буквально большую часть своей жизни. Зачем? Уж явно не затем, чтобы сейчас так скоро сдаться, просто потому что попал под воздействие одного смышлёного духа.

«Сила — в отсутствии. Отсутствии слабости и пределов. Отсутствии осторожности и жалости. Пустота — всегда внутри.»

Прекрасные слова. Древние тевинтерцы, однозначно, знали толк в красочных афоризмах.

— Отойди в сторону, шемлен, и будешь пощажён!

Лгут. Они не оставят в живых его, особо опасного своей силой и намерениями противника, тем более гордых стражей опозорившего. Почему тогда ждут и не стреляют? Видимо, опасаются, что кровь, а то и сам подбитый сновидец окажется в водоёме, его осквернив. Что тогда случится?

Безумец ухмыльнулся, аккуратно, чтобы не спровоцировать, обхватил рукоять кинжала, неизменно покоящегося на поясе.

Ответа он не знал, но самое время проверить. Раньше размышления о том, каков эффект бы дала кровь настоящих бессмертных элвен в качестве свойств, были весьма часты в научном кругу Тевинтера. Было множество споров, научных работ на эту тему. Что ж, кто бы знал, что именно ему выпадет честь наконец-то поставить точку в этом интересном вопросе.

Кинжал лишь легонько был приподнят в ножнах, и тут же древнетевинтерский магистр сжимает рукой его лезвие, без сомнений раня ладонь.

* * *

«Враг!»

Тьма накинулась на него, оторвала от реальности, от мира, от жизни. Сон ли это был, или иллюзия, или глубины подсознания — неизвестно, но очень уж напомнило ему о своём тысячелетнем погружении в Тень. Отличие только было в том, что маг не остался один — он был окружён другими узниками, нескончаемыми голосами. Они не говорили и не кричали, но шептали, бесконечно, непрерывно, враждебно. Разобрать их слова, вычленить нужные ему фразы пока не представлялось возможным.

— Я требую ответы на свои вопросы!

Он был груб, резок, непочтителен. Его голос был подхвачен тьмой, а самоуверенные слова разнеслись между недовольного гомона. Сами вопросы так и не прозвучали, но в этом и не было необходимости, потому что все их уже знали. Ведь они стали частью него.

«Требовать ты не посмеешь!»

Ярость шёпота налетала на него штормом, наплёскивалась цунами, подминала лавиной.

Они отторгали его, пытались изгнать из этого ничто. Но когда нечто нереальное не смогло избавиться от единственного здесь представителя реальности, оно решило его поглотить. Сделать не хозяином, владельцем, а просто частью себя, всего лишь одним из тысячи таких же обезличенных голосов.

«Убийца!»

Но маг не поддался бушующим вокруг него эмоциям и гневу, начал подавлять эти проявления — теперь сил на это у него было предостаточно. Очевидно, магия крови, к которой он обратился сегодня за помощью, пришлась Источнику не по нраву. Дополнительно голоса рассвирепели и от воспоминаний мага, пропитанных тевинтерским отношением к представителям эльфийской расе. Однако самого магистра их несогласие мало волновало. Если его предположение верно, то этот Источник — лишь somnoborium, инструмент для хранения знаний. Ключевое слово «инструмент». Значит это вещь, которой на правах собственности орудуют, а не слушают или потакают ей.

И хотя Источник сейчас не согласен с таким исходом после тысячелетий бездействия, противился, но и магистр не думал бы передавать инициативу.

«Тебе не скрыться от Её гнева!»

«Не уйти безнаказанным за свою наглость!»

Будь сновидец в реальности, он бы усмехнулся. Эти угрозы смешны, учитывая, что хозяйке, оказывается, не очень-то и нужно своё имущество: она не появилась и не защитила храм и последних своих подданных от Корифея, как и не защитила сейчас Источник от посягательств второго магистра.

А если Митал, действительно, сгинула вместе с другими эванурисами, то и подавно «сфера сосредоточия» ей теперь без надобности.

Мужчина не боялся и не трепетал перед угрозами, которые нашёптывали ему голоса из враждебной тьмы. Совсем скоро он станет частью неё, бездна знаний перед ним распахнётся, и он будет её постигать, чего и жаждал.

Осталось только освоиться и приручить магию, не желающую покоряться смертному человеку и вскоре исчезнуть вместе с ним. И у него бы точно получилось это сделать быстрее, если бы не реальность, которая вечно отвлекает от великих свершений…

— Малефикар, ублюдок, ты что тут устроил?!

* * *

Чужие голоса ворвались в творившееся таинство. Они были гораздо понятнее, осознаннее шёпотов из тьмы, но и слишком уж чужеродными. Как бы Источник ни пытался отторгать нового хозяина, как бы магу ни было сложно пока контролировать всё то множество голосов, обрушившееся на него лавиной, всё равно это уже было частью его сущности. И чем он больше пытался его постичь, чем больше погружался в себя же. Тогда как чужие слова, наоборот, прозвучали слишком резко, бестактно и чуждо, что мужчину тут же вырвало в реальность с характерной головной болью, будто бы от недосыпа.

Слегка приоткрыв глаза и сощурившись, магистр кое-как смог понять реальность не только телом, но и сознанием, и ответил на вопрос: кто же посмел его прервать на самом интересном месте?

Инквизиция. Конечно же. Быстро они сумели пробиться сюда… Или сколько уже времени он сидит в полудрёме на ступеньках, которые раньше вели к водоёму, а теперь — к пустому резервуару? Магистр не мог сказать, точно потеряв ход времени.

Вскоре отряд Инквизиции в полном составе оказался на площадке. Они были крайне уставшие, запыхавшиеся, помятые боями. Очевидно, дальнейший путь, после поступка «союзничка», для них был уже не так прост. Но хотя бы, как мужчина мог оценить на первый взгляд, значимых потерь среди них не было, и они хоть и крайне недовольные, но добрались в полном составе.

От собственных практичных рассуждений, когда от него ждут как минимум извинений, Безумец хмыкнул, прикрыл глаза, чтобы собраться с мыслями и с силами, не обращая внимания на шум в ушах, и начал пытаться встать. Всё равно сейчас продолжить возиться с Источником ему не позволят.

Перед вбежавшим в центр святилища отрядом предстала далеко не самая священная картина. Неприкосновенность мраморной плитки ныне была нарушена лежащими телами последних защитников храма и их кровью, которая уже перестала течь, образовала лужи и со временем засохнет, став навечно свидетельством сотворённого здесь кощунства.

Отряд разделился на два лагеря. Одни ругались от увиденного, на малефикара, на его кровавую выходку, на собственную беспомощность, ведь магу и всыпать заслужено не получится, потому что этот человек важен и для них, и для спасения мира, чем, как видно, он с радостью пользуется. А вот другие не были столь громогласны и лишь пожали плечами. Пущенные на магию крови стражи могли впечатлить и их, просто они считали такой исход самым ожидаемым. Зачем ругаться, будто бы они не знали, как тевинтерский магистр поступит с перегородившими ему путь к желанной цели?

Но сейчас и те, и те, разбредаясь по округе и рассматривая последствия совершённого ритуала магии крови, к самому магистру всё равно не спешили подходить. Всё свершённое абсолютно бесполезной жестокостью нельзя назвать, потому что тевинтерец с помощью запретной магии не только избавился от препятствия его планам, но и использовал эльфийскую кровь как ресурс, чтобы усилить свою магию, увеличить свой шанс на выживание после поглощения столь огромного массива знаний. Учитывая, что он сидит перед ними живой, а элвен, предвещавшие, что Источник не по зубам ни одному из шемленов, мертвы, у него действительно всё получилось. Ну а в качестве ещё одного признака можно назвать голубое сияние, которое окутало всё тело хромого мага. Получилась крайне сюрреалистичная картина, когда из-под темной повязки выбиваются «волокна» зелёного цвета, сам он переливается голубоватым свечением, а где-то поблизости вьются потоками остатки кровавой магии — не зря даже самые смелые и разозлённые предпочли сверлить гневным взглядом мужчину лишь издалека.

Впрочем, громких осуждений было не избежать. Когда магистр смог подняться, снова встать прямо с опорой на трость, тогда можно было увидеть, что он вполне адекватно воспринимает реальность, а значит, можно ему высказать всё, что накопилось за этот марш-бросок, и подходить необязательно. Тем более мужчина сам провоцировал к этому тем, что на его мерцающем лице не было ни капли раскаяния, а наткнувшись на ненавидящий взгляд ведьмы, он и вовсе нагло зыркнул, не забыв отметить свою безоговорочную победу в их противостоянии длившемся с момента знакомства в Зимнем дворце.

Однако даже в такой момент нашёлся повод увести внимание от сновидца: во двор добрался и Корифей со своей уцелевшей свитой. Сначала приближение безумного куска лириума почувствовал Безумец, о чём тут же сообщил своим — всё-ещё — союзниками. А те его послушали, обернулись, и не зря: даже отсюда можно видеть, что Старший с каждой секундой, пока пребывал в потрясении и растерянности от безоговорочного поражения, всё больше приходил в неистовость. Очевидно, когда порождение тьмы сюда доберётся, оно будет рвать и метать.

От неожиданной встречи с бессмертным существом лицом к лицу отряд ошарашено попятился. Но долго отступать они бы не смогли, точнее — некуда. Так что Инквизиции, как бы ни хотелось этого избежать, пришлось бы принять бой. Кассандра уже взяла командование на себя, одним приказала готовиться, а вторым — обступить магистра и постараться подгадать момент, чтобы увести его как можно дальше. Сколь бы этот маг ни был ненавистен и невыносим, но будучи теперь владельцем и метки, и Источника, он ни в коем случае не должен попасть в лапы угрозе всего живого. А то судя по алой ярости в глазах Корифея, больше победы над Инквизицией он жаждал только добраться до своего сородича-предателя.

«Элювиан — обернись, чтобы увидеть.»

Несмотря на почти безвыходную ситуацию для половины отряда как минимум сегодня им не придётся умирать — а генеральное сражение с Корифеем переносится.

«Тебе известен ключ.»

Не участвуя в общем сборе, магистр послушал неожиданно прозвучавшие голоса и обернулся. Позади него действительно находился один из элювианов. Только если раньше он казался просто арочной зеркальной конструкцией, завсегда прекратившей выполнять роль портала, то сейчас мужчина буквально видел магические потоки, говорящие о том, что зеркало поныне исправно и просто заперто ключом. И вдруг, с той же неожиданностью, этот «ключ» образом всплыл в его голове, отпирая древний механизм. Застывшая стеклянная гладь зеркала пришла в движение, засветилась, издала характерный звук и вскоре стала подобно водной глади неспокойного водоёма, за которой уже виднелось другое место, совсем далёкое.

«Уходи!»

Мужчина озвучил новый вариант спасения Инквизиции.

«Скройся!»

Поднялась общая волна недоверия. Однако когда с одной стороны оказались неизвестность и приложивший к её созданию лживый малефикар, а с другой — бессмертный смертоносный враг и преданные ему обезображенные до неузнаваемости храмовники, каждый член отряда, даже самый скептично настроенный, сделал выбор не в сторону заведомо неравного боя и героической смерти.

«Не смей подпустить Яд!»

Слыша этот напуганный шёпот, который неприятно и невовремя тянул его обратно во тьму, Безумец всё же не мог не усмехнуться от того, что непокорный Источник решил даже поучаствовать в спасении своего нового хозяина, лишь бы не оказаться в лапах куда более поражённого скверной тевинтерца.

И упрашивать его дважды не нужно — хромой маг, обернувшись вороном, что есть силы устремился в элювиан. Как и остальных, неизвестность впереди магистра пугала не столь сильно, как ярость своего безумного сородича, которого Инквизиция и её сомнительный союзник опять оставили ни с чем.

* * *

Для части участников Инквизиции новая очередная борьба с планами Корифея закончилась столь же резко, как и началась. Пройдя через элювиан, они оказались на одном из Перекрёстков — искусственном месте между реальностью и Тень, в котором находилось несчётное множество других зеркал. Во времена Элвенана здесь бродили эльфы, способные за несколько шагов, совершённых от одной арки к другой, оказаться в разных уголках мира. Сейчас этот карманный мир заброшен, а большинство зеркал были заперты и неактивны. Неактивным стал и элювиан, через который они прошли, заперт магистром, чтобы не допустить преследования порождением тьмы. Теперь обратный, короткий путь до сердца святилища Митал им был закрыт, однако отряд не оказался заперт на Перекрёстке. Везение их точно сегодня преследовало. Один из всё ещё работающих элювианов принадлежал Морриган, который она, после назначения на должность посла Орлея, привезла с собой в Скайхолд. Через него они все и вернулись в штаб, вмиг оказавшись в безопасности.

Вскоре после возвращения всё ещё не отошедшие от столь стремительного путешествия Руки Церкви собрались в Ставке Командования. Требовалось многое обсудить, оценить обстановку и подготовить письмо и гонца, который будет срочно отправлен в Арборы, чтобы сообщить второй части Совета о своём чудесном спасении и в общем-то успешном завершении миссии.

Насчёт «успешности», конечно, был поднят самый настоящий спор, стоит только вспомнить всё произошедшее. Особенно впечатление портил хромой маг, который вроде и союзник, и оказывает им помощь, а вроде его выходки далеко не союзнические. Отдельной критики стоит одно только его самоуправство. Но в течение обсуждения Кассандра, как самый громкий и ярый противник безнаказанности малефикара, всё же начала сторониться более хладнокровной оценки своей соратницы, хотя и не думала начать оправдывать выходки магистра.

Аргументы о бессмысленной жестокости, об отсутствии необходимости в убийстве древних элвен, буквально реликтов, ничуть не тронули Соловья. Невзирая на слова о мировой опасности и ценности оберегаемого ими Источника стражи, повинуясь своим религиозным воззрениями, готовы были его уничтожить. И обязательно преуспели бы в этом, если бы вместо Безумца на их пути встал менее решительный и упрямый маг. Так что таких фанатиков, чуть всё не испортивших, Лелиана не видела причин жалеть. Если их кровь действительно помогла магистру правильно усвоить и распорядиться древними, опасными знаниями и если ими маг поделится с Инквизицией, то она будет готова закрыть глаза на столь бессердечное применение магии крови и склонит к этому остальной Совет.

Когда же речь зашла о том, что Источник мог достаться Морриган, то Сенешаль, не скрывая недоверия к бывшей сопернице, заверила, что нынешний исход был намного лучше. И на этот раз Кассандра согласилась с ней быстрее обычного. Мотивы Безумца были хоть и столь же безумные, как и он сам, но безопасные, прозрачные: он просто собирает знания в порыве одержимого накопительства. А что на уме у ведьмы, не знал никто. И Совет всегда относился к ней с подозрением. Хотя бы то, что она притащила с собой эльфийский элювиан, уже можно рассматривать как внутреннее нарушение. Раз через портал смогли пройти они, то кто даст гарантии, что ведьма не проведёт через него кого-нибудь постороннего?

В итоге обсуждение закончилось в более нейтральном тоне, чем началось. Первичные планы были оговорены, гонец отправлен, и отряду было разрешено отправиться на отдых. На уставшую голову всё равно не имеет смысла обсуждать что-то серьёзное. Единственная, кто не мог из привычки позволить себе отдых, была Лелиана. И она отправилась в свою запертую комнату не только, чтобы продолжить работу, скоординировать агентов, но и потому что получила важное сообщение от внимательного караульного.

Наведший суету, а потом ставший для них неожиданным, столь стремительным спасением маг прошёл вместе с ними через элювиан Морриган и оказался в Скайхолде. Времени он не терял и сразу же устремился прочь, а они были слишком взбудоражены путешествием, чтобы проследить — куда именно. И вот Канцлеру приходит сообщение о заблудшем вороне, который вместо воронятни, на крыше ротонды, залетел прямо в покои своей хозяйки. Караульный не поднимал из-за этого тревогу, решил, что птица ранена из-за её странного неровного полёта, который в любую секунду мог закончиться падением камнем на землю, и просто известил. Зато у Лелианы уже был повод поторопиться — она знала, что это не просто птица.

Тяжёлую гномскую дверь её небольшого личного закутка в воронятне женщина открывала очень медленно, тихо, таким же острожными, крадущимися были её шаги. Пусть предположения о личности незваного гостя у неё были, но бард всё равно пребывала в боевой готовности, будто бы ожидала худшего: появления не просто постороннего, а врага. Привычки шпиона неискоренимы.

Когда свет от факелов извне начал касаться скромного убранства маленькой комнатки, Лелиана заметила на полу перья. После знакомства во всей красе со способностью магистра к оборотничеству Сенешаль приказала закрыть прутьями единственное окно-бойницу в своих покоях,которое раньше исполняло роль входа и выхода для голубей, проживавших здесь. Как видно, малый шаг между прутьями не остановил нарушителя, и ворон, не жалея себя и теряя перья, всё же смог протиснуться внутрь.

Когда дверь была открыта так, что осветила всю комнату, тогда был найден и «владелец» перьев, вернувший свой родной облик. Хромой маг сидел в углу между кроватью и стеной, буквально туда забившись, и никак не среагировал на своё обнаружение. В тёмных одеждах он почти сливался с темнотой комнаты — было бы помещение попросторнее, его так быстро и не заметишь.

Убедившись в отсутствии опасности, Лелиана вошла в покои, зажгла свечу и закрыла дверь, скрывшись от чужого взора. Хотя женщина к гостям в своём уединённом месте, хранилище важных тайн её ремесла, относилась с паранойей, из-за чего сейчас при входе была готова выхватить кинжал, но при виде магистра она позволила себе улыбку. Подгоняемый упрямой независимостью и глупым страхом маг мог удумать после перехода в Скайхолд тут же рвануть за его пределы, чтобы улететь как можно дальше в Морозные горы. Учитывая, в каком состоянии они его встретили у бывшего резервуара с Источником, ничего бы у него не получилось, и он бы сгинул в сугробах среди гор, где они его даже не откопают. И Левая рука была рада, что Безумец всё-таки додумался затаиться на территории замка.

Но положительная оценка тем не менее не позволила сразу решиться на контакт со вторженцем. Потусторонний голубой ореол, окутавший его в храме, прошёл, и страха от близости уже не было, однако состояние мага всё ещё оставляло желать лучшего. Как в святилище, так и сейчас состояние мужчины едва можно назвать сознательным. В реальности осталось только тело. Он дрожал в приступе болезненного озноба, пытался сжаться всё сильнее, невзирая на то, что такое положение ног приносило ему боль, и не переставал точно в бреду что-то говорить, почти нечленораздельное. А окровавленная рука, только-только преставшие кровоточить порезанные раны на ладони, испачканный рукав мантии продолжали быть напоминанием об очередном применении магии крови, за которое каких-то пять лет назад его бы казнили на месте без разбирательств.

Это выглядело очень… нездорово. При виде мага, ведущего себя крайне неадекватно, Лелиана испытала жуть и трепет, которые до недавнего времени одолевали сопорати при встрече с магом вне Круга. Женщина была близка к тому, чтобы позвать храмовников. Не чтобы усмирить, конечно: это слишком крайняя мера, но чтобы довериться профессионалам. Уж они-то точно знают, что нужно делать с неадекватным магом, выглядящим словно на пороге одержимости.

Она бы так и поступила… если бы их отношения были хоть чуть прохладнее.

Канцлер вздохнула. Она верила ему и верила в то, что он бы сообщил, если бы начал представлять опасность, если бы существовал риск одержимости. И пока женщина решила разобраться со всем самостоятельно.

Лелиана опустилась на колени напротив гостя и, первым делом, собралась убрать опасную вещь: посох в руках бормочущего в бреду мага. Безумец в порыве своего приступа трость не обронил, а, наоборот, вцепился в неё так, словно в ней было главное спасение. Но это и опасно — мало ли как катализатор сработает на нестабильную магию хозяина. Держал он её даже слишком сильно, почти неестественно для такого слабого человека. Тем не менее барда ждал успех, и после непродолжительных перетягиваний она отнимает посох и отставляет его подальше. Лишившись ещё одной части реальности, маг вроде зашевелился, начал прижимать руки к груди, будто пытался закутаться от холода в плащ, которого сейчас при себе не имел, но её все равно не заметил.

Продолжая добиваться своего, Канцлер аккуратно подхватила голову мужчины, заставила её поднять, чтобы взглянуть на его лицо и в слегка приоткрытые глаза.

— Фауст, — специально проникновенно произнесла она, зная, что на своё родное имя мужчина реагирует куда более остро, чем на кличку.

И это сработало. Разум потревоженного уже во второй раз человека, наконец-то, вынырнул из темной пучины голосов. В пустых белых глазах мелькнуло сознание, чуть позже он смог открыть глаза.

При очередном, ещё более резком, выныривании в реальность мужчину напугало чужое присутствие и своё обнаружение. Не сразу к нему пришло осознание, что он сам решился не покидать Скайхолд, а забрался сюда, а нашла его всего лишь Канцлер.

— Лелиана, прошу, не сообщайте обо мне. Я уйду. Не создам проблем, — едва разобравшись в ситуации, произнёс магистр. Фразы его были тихими, обрывистыми, скомканными, видно, что в его голове едва держался порядок.

Левая рука очень хотела его отругать вновь. Ведь только он пришёл в себя, а в его словах уже было так много страха, как будто его схватили храмовники и уже приговорили к Усмирению. И Лелиане это казалось абсурдным — учитывая, на что он себя обрёк, храмовники это точно не главное из его проблем, а беспричинное недоверие и подавно начало раздражать. Тем более он говорит глупости: никуда он не уйдёт в таком-то состоянии, она ему не позволит, чтобы он действительно не сгинул среди гор.

Но до выговора так дело и не дошло, потому что женщина задалась вопросом: а так уж его недоверие беспричинно? Она ведь почти позвала этих самых храмовников и Кассандру в придачу, чтобы они избавили её от опасности, взрывоопасного гаатлока замедленного действия, не взирая на желания самого мага. И лишь в последний момент передумала.

— Фауст, я дам вам шанс разобраться с тем, что вы устроили, самостоятельно. Но только есть вы скажете, что с вами происходит, — строго произнесла Лелиана, возвращая почти вновь ушедшего сознанием во тьму мага.

— Источник. Отторгает. Не подчиняется. Хочет захватить контроль надо мной. Слышу взывание к хозяйке, надежду, что она мне отомстит.

— Я хочу быть уверена, что вы контролируете ситуацию.

— Контролирую. Только дайте время. Не призывайте храмовником. Не ослабляйте меня. Защищаться от двух угроз я не смогу, — а пока Безумец это говорил, его слова звучали всё менее чётко.

И как бы бард ни пыталась его растрясти, мага в конце концов неустанно склонило в сон, в мир собственного подсознания, где не было реальности, его слабого, немощного тела, а был лишь он и знания, которые скоро начнут ему принадлежать полноценно. Осталось лишь подавить отголоски существ, которые отдавали хитро продуманной ловушке самое ценное, что у них оставалось, — свою память, а теперь негодуют, что результат их священного таинства достался чужаку.

В конце концов Сенешаль бросила попытки продолжить осознанный диалог, отпустила мужчину, из-за чего тот сразу прислонился головой к стене. Словно озноб начал переходить в жар, и холодный камень стал для него спасением.

В общем-то получив ответ, который придал хоть сколько-то уверенности и решительности позволить магу разобраться с проблемой самостоятельно, Лелиана вновь тяжело вздохнула и просто села рядом с ним, прислонившись головой к деревянной полке с её документами. Всё же и ей пора дать себе время, всё обдумать, ещё раз оценить произошедшее.

Снова маг что-то по-хозяйски требует от Источника. Но в реальности слышен лишь жалкий шёпот.

Этот шёпот отвлекает женщину, заставляет вновь обратить внимание на извечный, за эти два года, источник проблем для неё.

«Оно того стоило?» — задавалась Лелиана вопросом, смотря на сновидца. Она бы так не сказала: пусть всё закончилось для Инквизиции, как нельзя лучше, а когда магистр осилит Источник, то у них будут ответы, которых пытался получить Корифей, но были и другие варианты. Эти риск, баловство с древней магией и собственностью были не единственным выходом. Но он сам на это пошёл. Сам рискнул, сам поставил на кон свою жизнь. Безумно последовал за своей безумной целью. Опять.

Значит, оно того стоило. Для него…

Глава 44. Как приманить дракона

— Митал исчезла вместе с другими эванурисами, но сохранила контроль над Источником?

Очередной вопрос Безумца был подхвачен тьмой и разнесён шёпотом голосов в её глубины.

«Ложь и невежественное заблуждение!»

И хотя в ответ ему была чужая ярость, но сама тьма не разделяла ту же враждебность. Она больше не накидывалась на мага разъярённой лающей собакой, стоило тому только проявить собственничество, задать вопрос, не терпящий молчания в ответ. Хотела, но не могла. Настойчиво сопротивляться воли сновидца уже не было возможности, потому что медленно, но верно окружение сливалось с ним, погружался он сам, и в общем весь этот микс из реального человека и нереальной бездонной пучины голосов становился единым. А как можно отторгать себя?

«Они недостойны упоминания наравне с Ней!»

И хотя ярость может показаться обыденной, но Безумец заметил, что на этот раз она была направлена скорее не на него, а на тех, кого он упомянул, эванурисов. Поводов их ненавидеть у Источника было ещё больше.

«Они предали Её. Матерь несла справедливость, была голосом их совести, несла свою заботу к страждущим. А они убили её!»

Очередная ода Митал была подхвачена остальными голосами, вскоре окружение начало напоминать церковный хор, но мужчина им не проникся. Его лишь веселило это слащавое воспевание «справедливой» мадамы, которая на деле не очень-то справедливо поступала со своими жрецами: даже в их смерти нашла выгоду, назвала жертвенность Источнику священным долгом, чтобы завладеть в личное пользование чужими знаниями и жизненным опытом.

Мысли магистра также явны для Источника, поэтому скорый поднявшийся вой негодования был предсказуем. Безумцу их мнение безразлично, а вот прозвучавшей правдой он заинтересовался. То, что Митал не оказалась обманом заперта в неизвестности вместе с другими эльфийскими богами, а была убита ими ещё раньше, конечно, для мага ничего не значило. Это долийцев уверенных в истинность той истории, которую они сохраняют, повергло бы услышанное в шок. Однако с точки зрения исторического интереса все эти подробности о развлечениях древних остроухих интриганов с непомерным эго выглядели весьма любопытными.

Жаль предавать все эти знания скорому забвению — вот бы у него было больше времени, чтобы всё это сохранить в книгах.

«Прибереги свою невежественную смелость, шемлен. Пригодится для встречи с Ней.»

Наконец-то в пустом эмоциональном гомоне появился хоть один голос, достойный его внимания. Слова были лаконичны и сдержанны, практически беспристрастно отчеканены. Безумец предположил, что такой солдатской краткостью славился неизвестный эльф ещё при жизни, а Источник сохранил отголосок его личности. И это тоже было интересно: не только получать хранившиеся здесь знания, но и изучать, по каким правилам этот монструозный артефакт работает.

— Для встречи с той, которую убили тысячелетия назад? — магистр не мог не иронизировать из-за абсурдности услышанного.

Однако Источник не посчитал его иронию уместной и не ответил. Пока для магистра удивительно, но эльфы, которые в один голос утверждают, что Митал убили, также единогласно убеждены, что она жива. Не зря они столько раз грозили вору её скорой карой.

«Митал изъявила волю встретить испившего из Vir'abelasan. Она будет ожидать.»

От встречи Безумец не отказывался, потому что пока ещё Источник слишком явно ему противится. Да и он сам ощущал вмешательство откуда-то извне, не дающее ему ощутить себя полноправным хозяином, что абсолютно его не устраивало.

— А если я оставлю её желание без внимания?

Но пока борьба (хотя уже поутихшая) всё ещё идёт, хромой маг не упускал возможности вновь всколыхнуть тьму. Обрушивающийся на него массив негодующего шёпота магистра не пугал и не злил, а веселил — голоса так ничтожны и смешны в своём метании, словно муравьи потревоженного муравейника.

«Значит, не получишь ответы, за которыми явился!»

* * *

Маг любил те явления их мира, которые помогали ему забывать о боли. Например, вода. Вода — это враждебная, топкая, сырая среда, но именно она дарила ему единение с собственным телом, снимала нагрузку с больных поломанных ног. Но ненадолго. Иначе спасительная стихия станет погибелью. Но когда боль и слабость являются неотъемлемой частью жизни, ценны даже такие моменты.

Он ценил и свои путешествия в Тени, которая дарила сновидцам обширные возможности. Но не безграничные. Ведь Тень для подобных ему — это не сон и не отдых, а продолжение жизни и выживания. Поддашься сильным и пагубным эмоциям — и сон обернётся кошмаром. Поступишь неосторожно, слишком вызывающе — и не заметишь, как подкралась очередная завесная порочная тварь, демон.

Схожая ситуация была с Якорем. Мужчина прекрасно помнил, как оказался поглощён магией Тени. Тогда, во дворце архонта, паника и желание отвоевать свободу обернулось миром за гранью физической, очень ограниченной реальности. Там он смог ощутить всю непостижимую для скупого в своих осмысленных суждениях ума бесконечность Тени, почувствовать себя властителем всей её первозданной магии. Но Тень дураков не терпит. Он это знал всегда, поэтому и в тот раз преодолел смертельный соблазн. А теперь ему оставалось лишь вспоминать с придыханием о встрече с архонтом, которая подарила ему очередной недолгий момент свободы неугомонного разума от слабого тела.

И вот он познакомился с новым явлением — Источником Скорби. Это не место, не пространство, не мир — это просто бесформенная тьма. А там, где нет чётких форм, не нужны глаза, чтобы ориентироваться. Впрочем, и другие органы чувств не нужны — всё взаимодействие это просто образы в его голове. А вербальными они кажутся, потому что маг тащит из реальности такое представление об «общении». Но большего из реальности ничего не проникло. Это позволяло не ощущать дискомфорт, растерянность, когда он «слышал» шёпот голосов со всех сторон и не мог воспринимать их все сразу — это казалось естественным. Дискомфорт может появиться, когда шум мешает сориентироваться в пространстве, устоять ногами на горизонтальной поверхности, мешает идти, а ему не надо идти. Ведь нет тела. Нет и боли. А ясность рассудка и здравость мыслей сохранялись. Значит, это не подобно Тени, Якорю или воде. Во тьме он не теряет себя — тьма и была им, зато вот извечный балласт остаётся в реальности, а он оказывается свободен от её осмысленных и строгих рамок.

Конечно, после такой прекрасной свободы возвращение обратно в родной мир будет ощущаться отвратно. Здесь он может объять Источник, а там — не может нормально сделать и шага.

Вот почему сегодня обычное нужное пробуждение ощущалось по-непривычному тяжело.

Мужчина вынырнул из небытия с тяжёлым вдохом, воздухом почти захлебнулся.

Точно — в реальности ещё и дышать необходимо для жизни. Сколь же здесь строгих обязательств…

Когда маг смог открыть глаза и рассмотреть в плывущей картине мира очертания деревянной крыши над ним, то, первым делом, начал возвращать порядок в голове, вспоминать, что вообще произошло. Это далось не так просто, поскольку, как обычно бывает после насыщенного сновидения, сложно разобраться, когда закончилось бодрствование и начались грёзы. Дни ожиданий в Арборской пустоши слишком стремительно перешли в гонку за «возвышением», в ходе которой он чуть дважды не лишился жизни: сначала по вине Корифея, решившего из мести подчинить сородича-предателя, а потом из-за Источника, борьба с которым вскоре и вовсе перешла к балансированию на грани реальности и дрёмы. Не зря мужчина не во всех подробностях помнит, как после погружения в резервуар вообще храм покинул и оказался… в покоях Тайного Канцлера?

Как только к нему пришла эта догадка, Безумец сразу призадумался, пригляделся, убеждаясь, что своды крыши соответствуют размерам… голубятни.

Бард ему поверила, не обманула, действительно дала возможность разобраться со всем самостоятельно, а не скинула в лапы храмовникам. А заодно она проявила великодушие. Перетащила бессознательного гостя с пола на кровать, отмыла руку от крови, приложила примочку и забинтовала её, спасая от заражения.

Магистр не мог сказать, сколь болезненно отреагировало его тело на противление Источника. Но кости его ныли, ломало мышцы, а голова кружилась и болела, словно от страшной лихорадки — это можно считать косвенным признаком, что в реальности его борьба с Источником отнюдь не была просто сном. Впрочем, мужчина и сейчас-то, вопреки своей неугомонной натуре, не имел ни желания, ни сил вставать. А только, когда смог убедиться в собственной безопасности, тяжело вздохнул, тревожа ноющее тело, поёрзал, чтобы лечь поудобнее, и накрыл глаза предплечьем. Хотя комната освещалась тусклым светом — он всё равно резал ему глаза.

А вот и влажная ткань нашлась на лбу. Раз Лелиана решила предпринять такую меру, значит, его жар, действительно, перешёл в подобие лихорадки.

Маг мог догадаться, что не был один и что хозяйка комнаты, отложив бумажную работу, начала неустанно за ним следить ещё раньше полного его пробуждения, однако это не заставило его заговорить. Если бы она продолжила хранить шпионское молчание, то и он бы предпочёл его не нарушать, а поддаться сонливости и вернуться туда, где не приходится чувствовать себя так тяжко. Хотя несбыточность этого желания Безумец и сам понимал, и лучше их беседе состоятся, потому что опасно оставлять Тайного Канцлера в неведении, которое способно перейти в опасные для него самого догадки.

И верно, Сенешаль недолго оставалась в стороне. Оставив на столе свои бумаги, зажжённую свечу, Лелиана подошла, строго смерила незваного гостя взглядом и лишь затем, убедившись в отсутствии опасности, присела на край кровати. Так его покой был потревожен — Безумец был вынужден убрать руку с лица и повернуть голову в её сторону. Ожидаемо, он наткнулся на внимательный взгляд Соловья, не смеющий упустить ни единую мелочь в состоянии мага, но это мужчину не беспокоило: она имеет права на подозрения, а он не собирался становиться одержимым, поэтому ему нечего бояться в её взгляде.

Несмотря на то, что в первые минуты после пробуждения Канцлер встретила его весьма нелестно, с сомнениями в его сознательности, в дальнейшем напряжение, заполнившее маленькую комнату, начало спадать, а вслед нему уходили недоверие и ожидание худшего. Когда женщина наклонилась, а её рука коснулась сначала лба, потом щёк мужчины, то на её лице уже не было былой пугающей грозности. Так она проверила его температуру, а не найдя былых признаков жара, Лелиана смягчилась ещё больше. Огладила пальцами контур лица, точно убеждаясь, что знакомые острые его черты остались неизменны. В нежных, едва осязаемых, прикосновениях убрала спадающие на лицо черные волосы, чтобы ничего ей не мешало видеть его глаза, которые не хуже слов могли ответить на её вопросы.

Конечно, в первую очередь, она подошла с целью разузнать об его самочувствии, убедиться в неопасности и адекватности мага, и вовремя среагировать, если всё же выяснится обратное. Но когда сомнения были развеяны, от формальности можно было отойти. Она о нём беспокоилась искренне — и это было видно в её заботе, переживаниях, молчаливом любовании. И в улыбке, появившейся после того, как она увидела знакомый огонь неугасающей жизни в белых глазах, пусть и хранивших сейчас усталость.

Всё это ожидаемо, учитывая, к чему пришли их отношения и что им было (сначала из расчётливости, потом из искренности) сделано для сближения с опасным шпионом, не зря же Безумец, когда понял, что сил покинуть Скайхолд у него нет, выбрал именно её покои. Однако сомнения были и у него. Тайный Канцлер всё ещё могла поступить с ним так, как привыкли поступать сопорати с магами: отправить на растерзание храмовникам. Но ему, его опыту, действительно доверились, дали шанс во всё разобраться самому, как он и просил. А в уязвимый для него момент, когда он не мог даже адекватно воспринимать реальность, и вовсе проявили заботу. И не могло быть у него коварного злорадства — только искренняя благодарность и способность по достоинству оценить такой благодушный жест к его сомнительной персоне. Поэтому мужчина и сам улыбнулся, а его перебинтованная рука легла на её руку, нежно поглаживая, что усилило момент их невербального взаимопонимания.

Изначально у них обоих были вопросы: о его состоянии — у неё и о её великодушном гостеприимстве — у него. Но они так и не прозвучали за ненадобностью: два человека, умеющие получать ответы не только из слов, нашли их сами. И итоги этих безмолвных изысканий оказались теплее и важнее, а глаза как зеркала души были правдивее любых слов.

Сожалеть можно только о том, что этот чудный момент не мог длиться бесконечно: дела ждать не будут. А значит, Лелиана была вынуждена отстраниться.

— Не могу не спросить, леди Лелиана, сколько уже я докучаю вам своим непрошенным визитом?

Разобравшись со своим местонахождением, необходимо было разобраться со временем, поэтому Безумец уже пытался приподняться и заглянуть на улицу через решётчатую бойницу, чтобы оценить время суток. Так он мог сказать, что сейчас ночь, однако этого недостаточно, чтобы судить о длине сна. Желание знать точно и сподвигло его задать вопрос первым.

— Не так много, как вам кажется, Фауст, — заверила Канцлер, понимая, что мужчина потерял течение времени и боялся в своей сонной борьбе пропустить слишком многое. — Меньше суток прошло. Что удивительно, при вашем-то состоянии ещё вечером.

Такой ответ магистра воодушевил.

— Моё состояние заставило вас беспокоиться? — и как следствие приподнятого настроения, следующие слова сновидца уже не обошлись без ехидства.

— Скорее — усомниться, что ваша самонадеянность на этот раз сойдёт вам с рук.

— Сошла, как видите.

— К сожалению. Иначе бы хоть чему-то научились и так бездумно не рисковали, — вернула ему усмешку Лелиана.

Его вытащили из пленяющей дрёмы, и это пошло на пользу. Желание вновь уйти от реальности не было так остро, а свет от свечи не резал глаза. Он мог осмотреться, оценить скромное убранство комнаты таинственного Канцлера, заодно и глянуть на стол, на котором в столь позднее время суток работа велась в самом разгаре.

— Работа в ночное время для вас — обыденность, как я понимаю, — рассудил Безумец. Он сомневался, что только его присутствие помешало барду отправиться на заслуженный отдых, а не работать в ночи. Скорее этот трудоголизм был её нездоровой привычкой.

— Вы как всегда наблюдательны.

— Стоит ли говорить, что такое нарушение режима отдыха вам на пользу не идёт?

— Не стоит: моя подруга уже озвучила всевозможные доводы и смирилась.

— Тем не менее я на стороне леди Монтилье в данном вопросе.

Сколь бы искренней заботой маг ни был движим в своём порицании, но спорить дальше он не стал, потому что Лелиана права: не стоит. Раз уж Жозефина не смогла заставить свою давнюю подругу нормировать рабочие часы, уделять больше времени на отдых, то у него не получится и подавно.

— Значит, сможете прочувствовать, какого приходится мне при очередном вашем отказе прислушаться к моим словам и не рисковать бездумно в одиночку, — хмыкнула Соловей, озвучив ответный упрёк: уж явно не ему говорить о важности режима отдыха, кто не может заставить себя даже питаться пропорционально затраченной на постоянные странствия энергии, поэтому ходит худющий, как скелет.

— Вероятно, вы мне не поверите, но наконец я буду вынужден к вам прислушаться, Лелиана.

— Вы правы: не верю, — скептично приподняла бровь Канцлер.

— Однако это не ложь. Отныне у меня не осталось выбора: мне нужна защита Инквизиции, — вновь тяжело вздохнул мужчина, свыкаясь с мыслью, что всё действительно не будет, как прежде.

— Ожидаете, что Корифей из мести начнёт вас искать? — догадалась Лелиана о причине, заставляющей упёртого тевинтерца впервые за два года независимых странствий принять предложение Совета.

— Именно так. Корифей — при всём его безумии — цеплялся за память о нашем мире. Я стал для него таковым. Он считал, что я обязан уподобиться его идеям, но он бездействовал всё это время, ждал и позволял мне сохранять нейтралитет, потому что в ином случае ему пришлось бы признать меня врагом и приговорить к смерти. Это его пугало. Однако в святилище он наконец понял, что я уже избрал вашу сторону в войне. В какую ярость Сетий впал, когда увидел, что я испил из Источника, вы и сами помните. Поэтому я считаю, что он больше ждать не будет — захочет покарать «предателя». А значит, я не смогу и дальше пребывать без вашей защиты.

Лелиана согласилась с его доводами и была рада, что упёртый тевинтерец всё-таки внял голосу разума. И её ничуть не возмутило, что магистр не спрашивал и просился, а говорил о своём переходе под юрисдикцию Инквизиции утвердительно. Понимал, что незачем спрашивать: Совет ему в любом случае, даже после всех его выкрутасов, не откажет, Лелиана в том числе. Если хромой маг переберётся в библиотеку Скайхолда и прекратит свои странствия, ей же, в первую очередь, будет лучше. Однако не успела сенешаль его похвалить, как маг вновь её обескуражил.

— Но должен предупредить: ещё раз Скайхолд я вынужден буду покинуть.

— Фауст! Если вы решили надо мною шутить, то ходите по очень тонкому льду! — подозрения о несерьёзности в столь серьёзных решениях заставили Левую руку грозно рявкнуть. Ещё чуть-чуть, и она готова была ему напомнить, почему многих одно только произношение её титулов повергает в ужас.

Безумец и сам понимал, на что похожи его слова сразу после столь длинной речи о совсем противоположном решении, но ничуть не напугался, ведь он говорил правду, не шутил, а значит, у Канцлера нет причин осуществлять свою угрозу. А когда уверен в своей безопасности, все возмущения барда только умиляли.

— Это необходимость и для вашей миссии, Лелиана. Источник стал покорнее, не оглушает меня, но всё ещё отказывается подчиняться. Он утверждает, что меня хочет увидеть Митал. На встречу с ней я и должен прибыть, если хочу получить нужные нам всем ответы.

Какое-то время женщина ещё сверлила мага злобным взглядом, пытаясь определить, говорит ли он правду или продолжает свою несмешную шутку. Эта правда звучала слишком абсурдно. И к сожалению, доказательства обмана в белых глазах магистра Лелиана не нашла. Значит, ей нужно привыкать к очередному абсурду.

— Та… самая Митал? Эльфийская богиня?

Сестра Соловей справедливо насторожилась. В безумный век дракона уже был и Пятый Мор с Древним Богом во главе, и Брешь с бессмертным древнетевинтерским магистром, поэтому возвращение эльфийских богов уже никого не удивит, но подобного исхода точно не хотелось. Иначе моральный дух героев грозится подорваться от обилия концов света на одну эпоху и вообще одно поколение.

— Я сомневаюсь, — ответил Безумец, которому самому кажется, что с этими концами света, и вправду, уже перебор. — Предполагаю, речь идёт лишь о подобии Митал, эманации когда-то реального существа или вовсе пустых угрозах Источника.

— Как никогда хочу надеяться, что бы вы, Фауст, оказались правы, — вздохнула сестра Соловей, хотя понимала, что в словах мага не больше фактов, чем у неё, и лишь надежды. Правду они узнают, когда сновидец вернётся со встречи с этой таинственной личностью.

Впервые на лице шпионки появилась неприкрытая усталость от бесконечных проблем. И теперь даже на Создателя не понадеешься — только на себя.

— Могу я просить вас на время моего пребывания за пределами Скайхолда усилить слежку за активностью последователей Корифея и оказать помощь в случае их нападения? — вот теперь Безумец просил, что показывало, насколько серьёзно он относился к угрозе возможной атаки от оскорблённого сородича. Пытается себя обезопасить, потому что понимает, что теперь к нему подошлют не смазливую девочку, а красных храмовников и их монстров.

Сенешаль кивнула, соглашаясь и отпустить мага, и наиболее обезопасить его путешествие. Не время ставить свои условия и противиться: если на встрече с богиней всё пройдёт гладко, то они уже будут в шаге от победы.

На этом наступила тишина, что можно расценивать как окончание их беседы. Безумец так и посчитал, поэтому предпринял попытку подняться. Былая сонливость прошла, тело перестало ныть так сильно. Даже на локтях он смог приподняться и удержаться — всё вело к тому, что пора прекратить злоупотреблять гостеприимством и терпением Канцлера.

Однако последующие попытки были пресечены женщиной, которая положила руку магу на грудь, препятствуя его подъёму.

— Куда вы собрались? — Лелиана хоть и пребывала в задумчивости от всей сложившейся ситуации, но возня со стороны мага, конечно же, не осталась ею незамеченной.

— Наблюдается склонность к улучшению моего состояния, поэтому, думаю, с рассветом я уже смогу покинуть Скайхолд.

Выяснив, что маг ничуть не блефует и действительно намеревался встать, хотя буквально час назад лежал в бреду, Лелиана небывало нахмурилась и тут же стала для него тем самым страшным Тайным Канцлером.

— Если я и одобрила ваш план, это не значит, что вы должны отправляться сейчас.

— Я заверил вас, что уйду и не создам проблем, как только буду на это способен.

Сослался магистр на свои слова, сказанные в момент обнаружения Лелианой его в комнате, что означало, что он хоть что-то запомнил.

— И вы на это неспособны! — не сдерживаясь, шикнула женщина, потому что знала об абсолютной серьёзности намерений мага. И его неугомонная натура её раздражала. — Я не позволю вам покинуть Скайхолд, пока вы не отдохнёте и не восстановите силы — даже если для этого понадобится держать вас здесь несколько дней.

— Но…

— Магистр Фауст, либо вы прекращаете молодечество, либо я на самом деле позову храмовников и прикажу приковать вас лириумными цепями — или чем-нибудь там ещё — в библиотеке, у полки с книгами по оккультизму и астрономии. Селина как раз недавно нам прислала в дар часть своей коллекции. У вас будет время перечитать их все.

Лелиана подкрепила свою угрозу действиями и толкнула мага рукой, которая всё ещё покоилась на его груди. Этого хватило, чтобы слабые руки самого мага подкосились, и он, завалившись назад, вновь оказался лежать на кровати. Дальнейшее противление с его стороны не повторилось, он только рассмеялся от всей этой ситуации.

— Лелиана, вы просто беспощадны, — с театральным отчаянием ахнул мужчина, будто бы его обрекают на пытки. Хотя описываемые перспективы для ненавистника псевдомагических наук были равноценны пыткам.

В дальнейшем маг откинул голову на подушку и прикрыл глаза, выражая смирение с требованиями Канцлера.

Наблюдая за этими покорностью и, одновременно, паясничеством, Лелиана победно усмехнулась, а когда убедилась, что маг угомонился, то собиралась подняться, вернуться к столу и продолжить работу. Но у сновидца были другие планы. Стоило ей только попытаться встать, как мужчина, до этого делающий вид, что пытается заснуть, приподнимается, тянет к ней руки, обнимает за талию, недвусмысленно не желая отпускать.

— Раз уж вы утверждаете, что из-за необходимости отдыха, я пока не могу вернуться к делам, то смею настаивать на подобных условиях для вас.

Пусть игривые слова магистра не сбросят с неё груз работы и не освободят от излишнего трудоголизма, а действительно настаивать ввиду физической слабости он не мог, но впервые Лелиана не была так быстра в своём отказе. Работа никуда не денется, даже с победой в этой войне её меньше не станет, зато отдых в тёплых объятиях возлюбленного казался куда заманчивее и приятнее холодных отчётов.

— В одной постели с незамужней женщиной? Фауст. Где ваше дворянское воспитание?

Обескуражив мага таким заявлением и звонко посмеявшись, Лелиана легла с ним рядом. Не учла вездесущий Канцлер, когда при реставрации замка обустраивалась её комната, что одноместная небольшая кровать однажды окажется маловата, и двум людям на ней приходится тесниться. Впрочем, их это полностью устраивало. Целуясь, они лишь всё плотнее кутались в одеяло, что не согреет, а сохранит тепло от крепких, но трепетных и дорогих им обоим объятий.

— Увы, мне не был оставлен выбор. Ведь это вы, Лелиана, первая затащили в свою постель вдовца.

* * *

Когда Источник направил его в Долы, Безумец хоть и отнёсся к этому с учёным любопытством, но не более того. С точки зрения архитектуры Долы уникальны. Здесь после Первого Мора эльфы пытались восстанавливать своё наследие, строили буквально на костях погибшей цивилизации. И именно эта смесь истинной культуры элвен и блеклой попытки её повторить в дальнейшем уникальна, будет интересна любому знатоку эльфийской истории. Но для хромого мага, искателя скорей не наследия, а его плодов, Долы были бесполезны с практичной стороны. Во времена Священного Похода уничтожено большинство попыток эльфов возродить культуру Элвенана, и сами эльфы уничтожили немало наследия: они вскрывали тайники, гробницы, покоящиеся в спасительном забвении тысячелетия, забирали оттуда все артефакты, но сохранить смогли лишь меньшую часть из-за незнания, неопытности или отсутствия возможностей. Так что куда бы мужчина ни посмотрел, всюду он видел то, что и так знал из своих изысканий.

Правда, место, в которое через несколько дней он наконец прибыл, было исключением. Оказавшись в центре странной конструкции, маг осмотрелся и отметил, что даже его знаний не хватит, чтобы понять её назначение. Для арены или театра эта круглая конструкция слишком непрактична из-за отсутствия зрительских мест, для защитной стены слишком уж маленький внутренний диаметр круга — нечего защищать здесь, а для дома какого-то элвен отсутствуют любые признаки жилых помещений, попытки добиться уюта. Чудом уцелевшая купальня на берегу реки, которую мужчина видел во время полёта, и то больше передавала уют и призрачное представление о том, как эльфы в ней совершали омовение.

Эльфы Долов тоже не смогли расшифровать назначение конструкции, поэтому постарались соорудить что-то своё. Безумец был уверен, что именно они, а не их предки, притащили статую Митал средней степени сохранности и организовали здесь уголок поклонения любимой богине, потому что статуя, цветочки и подношения в этом пустынном, заросшем травой кругу смотрятся как седло на дрэйке.

Впрочем, когда Безумец осматривался по сторонам, его меньше волновало это не сочетание в композиции, и больше — признаки присутствия поблизости «поклоненцев». Он был рад, что названная Митал не стала организовывать встречу в Арборах, и ему не нужно возвращаться в непроходимые леса, но там хотя бы было безлюдно, а Долы полнились обитателями. Раз цветы на постаменте свежие, значит, где-то поблизости расположился лагерь кочующих долийцев. Магистр хотел поскорее завершить встречу, добиться своего и вернуться в место поуютнее, где можно было спокойно погрузиться в беседу с Источником, а не разбираться в остроухими фанатиками.

К счастью, поиск и в реальности, и в Тени ничего не дал — поблизости действительно никого нет.

«Ты обязан доказать, что достоин получить аудиенцию Матери. Преклонись перед её ликом!»

Из-за излишней помпезности обладателя этого голоса хотелось назвать фанатиком, однако ядовитая издёвка и раздавшийся эхом шум от другим голосов, уж больно напоминающий смех, были слишком явными. Но даже так эти слова Безумца только заставили усмехнуться.

— Источник, и правда, подобен муравейнику. В общей массе это артефакт огромной силы, но каждый отдельный голос не отличается ни умом, ни воображением, — ответил мужчина, считая, что шутка про то, как человека с больными коленями заставляют преклоняться, если и была оригинальна, то первые пару раз, а не когда он подобные издёвки за свою жизнь слышал уже десятки раз.

Забурчали. Очевидно, гордым элвен (пусть и отголоскам былых личностей) пришлось не по вкусу ответное оскорбление.

Улыбнувшись от победы в их очередных словесных препирательствах, Безумец закончил с осмотром и поднялся на площадку с подношениями к богини и её статуей.

— Мало нас, но мы везде; позови, и низойду… — заставили мага произнести вслух призыв.

«Жалость прочь и страх забудь.»

И сколь возвышенно звучали голоса Источника, когда не удержались и заговорили совместно с человеком, столь же скептично их произносил сам сновидец. Пусть мужчина не был верующим, но к образам Древних Богов раньше он относился как к божеству, просто несправедливому и безразличному, а вот сейчас испытал только скепсис и полное равнодушие к тому, что он говорит и как.

— «Позови, и низойду». А это, оказывается, может быть просто, — но также сказанное его повеселило. В святилище они столкнулись с правилами, которые заставляли верующих годами добиваться внимания Митал, а жрецам, оказывается, достаточно было произнести одну молитву-призыв.

Источник снова был недоволен, что его преданность обсмеивают, но ничего он поделать не мог. Безумец это заметил: его заставили произнести лишь фрагмент молитвы, а не всю, и не стали опускать до прочего раболепия. Понимала их хозяйка, что гордый тевинтерец даже под угрозой конца света не будет потакать её прихоти, позориться, а просто уйдёт.

Именно поэтому и заставлять себя ожидать названная богиня не стала.

Когда рядом колыхнулась Тень, сомниари это заметил. Когда неподалёку заклубилась дымка, постепенно собираясь в чёткий силуэт, Безумец уже с интересом изучал явление и даже ликовал. Появись Митал любым другим способом, и мужчина бы оставался в обезоруживающем неведении. Но она решила появиться из ниоткуда, пройдя через Тень. На подобные перемещения не способен ни один житель недремлющего мира, даже элвен — иначе бы они не строили огромную сеть элювианов-порталов. Лишь духам это доступно. Например, так делал Коул.

Тем самым магистр уже заранее ответил на многие свои вопросы и совсем не удивился, когда дымка рассеялась и перед ним предстала женщина, человек, хотя речь вроде идёт об эльфийской богине.

Женщина была весьма почтенного возраста, что подчёркивали седые волосы. Но при этом старой — в том смысле, который обычно вкладывают в это слово — она не является. Её одежда казалась весьма экстравагантной… казалась для современного южного Тедаса, а вот Безумец бы назвал её обычной для Тевинтера, для какой-нибудь властной магистрессы. Даже перья окаймляют плечи, подобно тем, которые когда-то были и на его мантии. Но это не странно, потому что культура Тевинтера строилась на заимствовании у эльфов.

Про «властную магистрессу» маг подметил точно, потому что названная Митал таковой и была. А уж ехидный пронзительный взгляд её ярких золотых глаз… Был бы он моложе — точно бы почувствовал дрожь в больных ногах. Но сейчас он лишь предвидел опасность и необходимость в защите, потому что от этого древнего существа (не человека и не эльфа, а именно существа) можно ожидать всего чего угодно, в том числе мести за похищение её собственности.

— Значит, дух — это то, что осталось от Митал, — первым нарушил неуютную тишину магистр, озвучил свои догадки.

И хотя, очевидно, что такой догадливости от него не ждали, а скорее ожидались закономерные вопросы и возмущения, однако ведьма сбитой с толку не выглядела. Создавалось впечатление, что всё происходящее её только веселило, даже вор, стоящий напротив, ничуть не злил.

— Как легко ты произносишь это имя. А тебе известно, что оно означает? — со снисходительным укором, словно при обращении к ребёнку, произнесла ведьма.

Безумец её укора не оценил. Если она намекает, как Абелас, что о могущественной эльфийке нужно говорить с духовным придыханием, то он слишком уже насытился историями о божественном произволе, чтобы оказывать хоть какому-то богу почтение.

— Это имя довольно-таки разборчивой в методах борьбы за власть исторической личности, которая, однако, проиграла и должна была сгинуть в той же истории.

Такие слова заставили Источник снова зашуметь, а вот женщина только усмехнулась.

— Как и ты. Но стоишь сейчас передо мной, взываешь к небу и даришь озарение тем, кто ослеп от своей вины, — на последних словах её голос очень смягчился, как будто бы она хоть и использовала множественное число, но говорила о ком-то очень конкретном и близком.

В первую очередь, её слова были намёком на то, что она прекрасно знает главный секрет магистра: о его древнем происхождении. Безумец этот намёк уловил, и ему не понравилось, что чужак копается в его голове, но не возмущался, потому что прекрасно осознавал возможность таких последствий от поглощения Источника. Но помимо явных намёков магистр сделал и свои умозаключения. Например, маг оценил манеру речи женщины — уж больно она ему напоминала речь Часовых, что может косвенно говорить о весьма солидном возрасте ведьмы. А ещё ему сразу бросилось в глаза её нежелание называть себя Митал, значит, данная сущность всё ещё является одержимой магессой, а не полностью захватившим контроль над телом духом.

— Что до меня — у меня много имён. Ты же можешь звать меня Флемет, — вновь словно расслышав мысли маг, произнесла ведьма.

— Ведьма Диких земель. Часто упоминаемое лицо в ферелденском фольклоре. Дикарка-магесса, которая за измену и бегство была обманом пленена мужем. Из мести пошла на добровольную одержимость духом, вследствие чего обезумела и стала источником легенд разной степени кровожадности и коварства.

Флемет все своим видом показывала превосходство в их беседе, ведь она ничего не спрашивала о самом магистре, не менее чужеродной личности для нового мира, значит, Источник, который слился с магом, уже ответил ей на все вопросы. Безумцу это было неприятно осознавать, но он продолжал гнуть их разговор и в свою сторону. И сам про духа догадался, и легенды про Флемет знал ещё со времён первого своего путешествия в Ферелден, что не давало ведьме полностью владеть беседой. Заодно и о почтении речи не шло. История происхождения Флемет неоднозначна: с одной стороны, измена мужу, а с другой стороны, по их дикарским нравам едва ли согласие женщины вообще спрашивали, просто пришли и взяли как вещь, поэтому неудивителен её побег с человеком, которого она, в отличие от мужа, искренне любила, но Безумец озвучил наиболее нелояльную к ней версию.

— Вот так в один прекрасный день кто-то берёт и излагает все ужасы твоей жизни в двух словах, — пусть ярости он не увидит, потому что древние раны парой едких слов вскрыть невозможно, но когда ведьма это говорила, былой задор в её глазах пропал, что для мага было маленькой, но победой. — Но всё верно. Я была той самой женщиной. Так началась моя история.

Безумец вновь приметил интересный нюанс. Ведь история Митал началась тысячелетия назад, но Флемет говорит лишь за себя. Значит ли это, что от того духа дажеличности почти не осталось?

Если бы на кону этих переговоров не стояла жизнь мира или его, а перед ним не находилась очередная очень могущественная архаика, мужчина бы с ещё более научной стороны подошёл к изучению невиданного им ранее случая одержимости. Чтобы пережить свой короткий человеческий век, сновидцу пришлось проспать в Тени и чудом там не сгинуть, а одержимость столь могущественным существом уподобила Флемет бессмертным эльфам.

— С тех пор я долгие века ношу в себе Митал и ищу той справедливости, в коей было отказано ей, — вновь точно предрекая вопрос магистра о целях их совместного существования, произнесла женщина.

— Справедливости?

— Её предали, как предали меня, как предали весь мир.

Когда дух заговорил о справедливости, лицо мага невольно скривилось.

— В таком случае, почему ты не явила себя миру?

— И кому же я явлю себя?

— Эльфам — своему бывшему Народу.

— Я… лишь тень тающая на солнце — а им такая истина не нужна. Ещё до прихода Митал я знала, что на сердце у окружающих. Потому-то она и пришла ко мне.

Эти слова, полные цинизма и эгоизма, окончательно Безумца и рассмешили, и заставили потерять интерес к собеседнику. Семь тысяч лет (если допустить, что эванурисы возникли синхронно с основанием Арлатана) кучка остроухих терроризировала собственный же народ, искоренила их волю и самостоятельность. Митал была среди них, тысячелетия поддакивала своему муженьку и не гналась за освобождением своего народа. И магистр не желал слышать, что она в одиночку была бессильна против террора Эльгарнана, хотела бы — смогла. Вон Фен’Харел захотел, снёс былые устои мира, снёс свою Империю, но сделал: спас мира от стагнации под прихотью кучки паразитов. Так что всё возможно.

Тысячелетия простые эльфы были безвольны, не могли жить без чужих указаний, никогда не знали свободы. Неудивительно, что, когда их бросили, они не смогли распорядиться неожиданно свалившейся свободой, уничтожили сначала в гражданской войне свою страну, добровольно ушли в рабство к Тевинтеру, потом спустя века и революционного пинка от Андрасте смогли создать Долы, но быстро из-за неумелой политики разрушили и его и вновь добровольно обрекли себя на рабство в эльфинажах. Когда Безумец узнал о Долах, то повторение истории его совсем не удивило, потому что эльфы не умеют жить по-другому, некому их учить воле, которая есть у людей и которая не позволила им в схожей ситуации (после ухода Древних богов) также позорно проиграть. Это было закономерно, потому что сгинули все эванурисы — единственные свободные элвен.

Но новый мир говорит, что сгинули не все.

Пусть сейчас Митал — это, действительно, только тень былого, но она, как прекрасно видно, даже в облике духа сохранила свои память и могущество. Именно она могла обратиться к своему брошенному народу, через трудности и неверие наставить их на истинный путь самостоятельности и свободы. По мнению Безумца, это было бы лучшими искуплением вины и местью её убийцам: помочь тем, кого они даже за вещи-то не считали, потому что вещи хотя бы берегут, а рабов уничтожают пачками, стать вновь Народом, но уже настоящим.

Но вместо этого богиня обозлилась на тех, с кем терроризировала мир, и на своих бывших рабов. Оказывается, это они виноваты, что так плохо сохранили эльфийское наследие, изуродовали историю, а не она, бессмертная богиня, которая просто равнодушно наблюдала за деградацией их культуры!

Просто смешно.

Да то, что такие безвольные рабы, брошенные собственными хозяева, хоть что-то смогли сохранить, это уже чудо!

Митал не помогла Народу, когда не осталось ни мужа, ни иных соперников, значит, не хотела. Значит, у неё никогда не было желания. И семь тысяч лет её устраивало то, что творится с миром и её Народом, и вспомнила она о правосудии лишь тогда, когда предали уже её.

Собственно, встаёт вопрос: а смеет ли Митал в лице ведьмы хоть что-то говорить ему о справедливости?

Безумец для себя ответил на этот вопрос, поэтому сейчас стал настроен скептично и лишь с ухмылкой вспоминал все те восторженные возгласы Источника и его теневого собеседника в адрес названной богини.

Отныне напряжение их и без того странной беседы усилилось, ведь то, о чём магистр думал, знал Источник, а значит, знала и Флемет. Не зря она стала твёрдо стоять на ногах, а руку положила на талию, неосознанно (а может и осознанно) подчёркивая, что собеседник переходит границу дозволенного и конфликт неизбежен. Но и Безумец на этот раз не уступил: выпрямившись по-магистерски строго, он смотрел на неё уничижительно сверху вниз, как хозяин — на раба.

— Помимо легенд о запугивании дикарей на болоте Флемет также фигурирует в историях, в которых помогает героям. Ты помогла Хоуку в начале его пути, а также по косвенным свидетельствам — Герою Ферелдена, — Безумец, не имея больше вопросов о личности Митал и её одержимой пешке, перешёл к сути их встречи. — Значит, ты заинтересована в спасении мира, хотя бы из собственного выживания.

— Я подталкиваю историю, когда это нужно. Но иногда её приходится пинать, — вроде ведьма посмеялась, но сейчас это меньше всего было похоже на смех — слишком уж сильна враждебность между ними.

— Предполагаю, по этой причине ты не вмешалась в шедшую в храме борьбу за Источник. Не защитила от осквернения венец твоей хитрости и изобретательности, потому что без него Инквизиция не узнает, как победить бессмертное существо…

«Он не бессмертен. Теперь нет.»

Всё это время Источник молчал, будто бы Митал запретила перебивать беседу двух господ, поэтому эти неожиданные слова сразу привлекли внимание сновидца. Раньше подобного он не слышал.

— Тогда как его убить? — забыв, что его перебили, Безумец обратился к голосам, но они также молниеносно замолчали, и он услышал только тишину.

Тогда мужчина понял, что Флемет его просто дразнит, показывает, как же близко к нему желанные ответы и всё ещё они ему недоступны, поэтому злобно глянул на неё, а получил лишь ту же язвительную улыбочку.

— И если ты заинтересована в победе, почему до сих пор заставляешь Источник молчать и тратишь моё время на эту сомнительную встречу? — пришлось хромому магу закончить свою мысль, на которой его прервали.

— Я хотела посмотреть, кто испил из Источника скорби. Столько веков пришлось ждать. И не скажу, что я разочарована, — вновь магистр удосужился её пронзительного взгляда, окинувшего его с головы до пят. Мужчине даже сравнить его было не с чем… А нет, знает! Так осматривают голых пленников работорговцы на отсутствие разных дефектов на теле, чтобы выставить их на рынке рабов подороже. — Ты интересен, смел и очень напорист в том, чем хочешь овладеть. Но самонадеян, раз думаешь, что тебе будет позволено владеть Источником.

— Мне не нужен посредник в лице эманации убитого тысячи лет назад существа. Я удовлетворил твоё желание и прибыл на эту встречу — теперь твой черед: избавь меня от своего общества.

— Митал не любит отпускать своих слуг.

— Это мне известно, — ведь все её слуги теперь в его голове. — Но я не верю в религиозность этого «служения». Это лишь магия — а любую магию можно обойти. Как и Митал всего лишь дух: она давно не властна не над миром, не над Тенью — только над телом старой ведьмы.

— Ты выступаешь против тех, кто тебе не досягаем, шемлен!

— Я напорист — с твоих же слов.

Вот теперь Флемет разозлилась по-настоящему. Или уже не она. По последнему изречению можно судить, что пробудилась сущность той, чьё древнее эго маг умудрился поносить всеми возможными способами.

— Источник Скорби тебе говорил, как нужно просить об аудиенции богиню.

Преклонись, шемлен!

«И может, так ты заслужишь пощаду за своё невежество!»

Эти яростные слова были сказаны ведьмой, раздались грохотом по округе и их вторил каждый из тысячи голосов в его голове. И маг начал терять себя.

Нет, будь на его месте тот, кто пришёл на встречу с неизвестной сущностью неподготовленным, то он бы уже упал на колени, целовал землю и даже бы не понял, что с ним происходит. Но Безумец предполагал изначально, что вся та великая магия подчинения — просто прототип энтропии. От такого вида магии мужчина соорудил защиту, и она сейчас сработала.

В момент удара тевинтерец пошатнулся, схватился за голову, закрыл глаза, взвыл от головной боли, второй рукой мёртвой хваткой вцепился в свой посох. Но устоял. Голоса ликовали от наступившего возмездия, его оглушали, ноги непокорно тянулись к земле, но он всё ещё стоял. Опять же ему не победить в прямой дуэли с могущественной древностью, однако для мужчины было важно сохранить контроль над телом в самые первые секунды атаки, ведь затем он мог обратиться к той, которая бесследно поглощает в свои пучины любую древность, любое существо с непомерными амбициями — обратиться к Тени.

Сначала чёрная повязка на руке не помешала разбуженному Якорю явить яркое сияние, а мгновением позже вокруг сновидца образовался знакомый зелёный мерцающий купол. Впервые это заклинание было применено при встрече с архонтом и с тех пор безотказно срабатывало. В такой не менее ответственный момент магистр не стал экспериментировать (коей была попытка себя дублировать при побеге от Часовых), а использовал проверенное поведение метки. Как и раньше, эта магия словно отгораживала мага от реальности, отправляла в дремлющий мир, а любое заклинание, которое воздействовало на сновидца, налетало на купол и распадалось на первичный зелёный свет. Как Безумец и предполагал: богиня, бессмертная эльфийка или дух — это неважно, потому что всё сводится к обычной осмысленной магии, которая, вон она вся, уносится зелёным потоком обратно в Тень.

Лицо Флемет надо было видеть. Хотя нет, ведьма бы так не удивлялась, потому что, рождённая человеком, она знает ограниченность своей осмысленной магии, а вот Митал, её отголосок, не могла помыслить, как человек, по сути уже её посмертный раб, смеет не исполнять её приказ и противится.

Безумец сделал несколько шагов навстречу, пока не оказался на краю каменной плиты. Их разделяло несколько ступенек, во время разговора он всегда стоял выше неё, но сейчас это превосходство подчёркивалось как никогда.

Ведьма теряла контроль, и это было видно. Человеком она хотела отступать от купола первородной магии и того, кому эта магия подвластна, а дух желал сбежать через Тень. Пока Митал медлила, потому что гордыня перевешивала любой страх и потому что дух наверняка чувствовал пространственные мины, которые сновидец соорудил. Они были идентичны тем, которые сделал магистр Вирен при сражении с Праздностью. Правда, Безумец не рассчитывал, что столь могущественному духу мины способны нанести смертельное поражение, скорее они служили сигнализацией: если магическая сущность попробует сунутся в Тень, чтобы сбежать, то он об этом узнает своевременно.

«Если направишь эту силу на магистра, замахнувшегося на непосильное, то Митал позволит тебе уйти.»

Вскоре купол пропал из видимости: перестал окрашиваться зелёным светом от распада чужой магии, потому что её воздействие ушло. Тем самым Митал показывала, что на самом деле отказывает от попыток мага подчинить.

«Уходи. И ты будешь пощажён, и освобождён от её воли.»

Пощажён? И это они говорят ему?

Мужчина готовился к этому моменту, с умом подходил к Источнику как творению уже в храме, также и сегодня он продолжал разрушать ореол неизвестности вокруг этой древней личности, чтобы иметь стратегию борьбы с ней. А Митал не сделала ничего. Когда-то она была за гранью законов жизни и мира, но после своей смерти — обычный, пусть и могущественный, дух. Но это не сподвигло её проявить осторожность при беседе с тем, кто мог этими законами манипулировать как маг энтропии и как маг разрывов.

Купол над Безумцем исчез, но лишь потому что он наказал, как можно строже, Якорю повторить заклинание, но переделать его смысл на обратный. Теперь купол возник над женщиной, но иной: он не выпускал наружу и в Тень попавшего в ловушку. По смыслу новое заклинание схоже с пространственными минами, но они могли лишь ненадолго задержать духа при его побеге, а вот Якорь уже будет жечь насмерть любого, кто постарается границу пересечь хоть физически, хоть магически.

Не было такого исхода у магистра изначально в планах. Да и не хранил он злобу к Флемет. Это одержимая женщина стара, безумна, но она всё ещё осторожна и аккуратна, не думала терять голову как бешеный зверь от ожидаемых подстрекательств собеседника. Их беседа не переходила в крайности. А вот дух сразу метнулся в эти крайности. Она знала, что для спасения мира голоса должны стать сговорчивее, ей ничего не стоило освободить его из-под своего влияния — ему всё равно недолго осталось, и превратиться в ещё одного «Корифея» он попросту не успеет. Но вместо это Митал поддалась на провокацию и сразу же решила припомнить былое: указать рабу на его рабское положение.

Безумец не поверил в слова Источника. Нет, убитая богиня не отпустит его, вора и нахала, а также интересную игрушку на её коротком поводке. Она эгоистична и ослеплена своей местью. Пощадить и оставить за спиной столь опасного противника, которого он ещё и оскорбил, — это смерти подобно и против его принципов.

Магистр сжал руку, приказывая Якорю схлопнуть купол и тем самым выжечь всё оказавшееся внутри него, а высвободившуюся магию вернуть истинной хозяйке — Тени. Убийц Митал настигла кара тысячелетия назад — вот и ей пора отправиться следом за своим муженьком, а то этот век и так уже трещит по швам от всего нереального.

* * *

Как только встреча в Долах незапланированно, но весьма ожидаемо закончилась, магистр за последние дни впервые вновь услышал тишину. Не ту, когда Источник молчал, но свербел недовольно в глубине подсознания, а настоящую тишину, нарушаемую мыслями лишь тогда, когда он сам этого хотел.

Как бы Безумец ни был решителен во время встречи, сейчас, её вспоминая, он не мог точно сказать, что это была абсолютная победа. Всегда есть шанс, что метка сработает не так, как он хотел, или древнее существо было намного дальновиднее, чем ему показалось, и всё же подготовилось к такому развитию событий. Но даже если дух выжил, но усвоил урок и отдал контроль над Источником новому хозяину, то последующая его судьба мужчине была без разницы.

«Корифей был бессмертен. Но его гордыня стала его пороком. Желая уподобиться тому, кого он почитал, он пленил дракона, отравил его красным лириумом и отдал ему часть своей души. Дракон не стал архидемоном, потому что его душа порочна и отравлена ядом ненависти — она никогда не будет подобна богам, но пока дракон существует, у Корифея всегда будет возможность возродиться.»

Помимо тишины изменился и сам Источник. Больше это не была толпа орущих эльфов — теперь это лишь один обезличенный голос, говорящий за всех и вместо всех. Его голос.

— Как смерть дракона лишит его бессмертия? Он всё ещё будет способен вселяться в ближайшего носителя скверны.

Теперь его взаимодействие с Источником напоминало диалог: он задавал вопросы и получал на них беспристрастные ответы без былого ёрничества или противления.

«Будет способен. Но с потерей части себя он ослабнет, и предположительно, однажды борьба с сильной душой закончится его поражением.»

К тому, что Источник позволяет себя предполагать, а не говорит точно, Безумец относился спокойно, потому что понимал, что данный артефакт не абстрактная книга всех на свете знаний, а скопление умственного ресурса. Конечно, элвен не могут ответить наверняка, ведь Корифей — первая такая угроза для Тедаса, а значит, голоса могут только выдвигать гипотезы, основанные на их жизненном опыте и знаниях.

— В таком случае смерть дракона — первостепенная задача. Как её достигнуть?

«Самый быстрый способ — совершить атаку соразмерной силы.»

— Другим драконом?

«Подобием дракона.»

* * *

— Безумец?

Когда он погружался в плодотворное самокопание, любая попытка его вытянуть в реальность воспринималась им неприятно, как резкое пробуждение ото сна. Даже если эта «попытка» не была каким-то пронзительным криком или насильственным действием, а была просто голосом, его окликнувшим.

Вот и сейчас, стоило только голосу прорваться сквозь его дрёму, как мага тут же грубо выкинуло в реальность. С тяжёлым вдохом, вновь первые секунды ничего не понимая, мужчина сразу начал дёргано изучать окружение, вспоминать. И только позже, с возвращением концентрации, ему становилось легче. Точно — он же сам перед возвращением в Скайхолд решил наведаться в Башню Круга. А сегодняшним поздним вечером выбрался на берег озера, развёл костёр из поломанной мебели, покоящейся в башне, и стал дожидаться свою ученицу, присутствие которой неподалёку почувствовал, пока не задремал.

Вон, кстати, девчонка, чей голос его разбудил, уже стоит рядом и обеспокоенно на него смотрит. Заметив это, мужчина поднял голову и сам посмотрел на неё. Она хотела знать, чем для учителя обернулось взаимодействие с Источником скорби, а он хотел удостовериться, что девушка правильно отнеслась к уходу из-под влияния Старшего. В итоге они убедились, что оба благополучно покинули храм, а всё, произошедшее там, было скорее плодотворным, чем вредоносным.

Кальперния отбросила сомнения, улыбнулась, подошла, торжественно вручила ему в руки его сложенный плащ, а затем присела у костра рядом с магом. Безумец её наигранной торжественности не разделил, только хмыкнул, подтверждая, что уговор она выполнила, и отложил плащ, но магессу, прижавшуюся к нему, всё-таки обнял.

— Что-то ты не особо выглядишь счастливым. Источник оказался не тем, чего ты ожидал? — спросила Кальперния, заметив странную сонливость и рассеянность магистра.

— Счастье многогранно в своём проявлении. Я удовлетворён исходом и не обязан кричать об этом во всеуслышанье. Твоя же излишняя взбудораженность вызывает не меньше вопросов.

Девушка улыбнулась: даже в своём сонливом состоянии учитель продолжает по-обычному умничать, значит, ничего Источник с ним страшного не сделал.

— Почему излишняя? Я всё обдумывала, что буду делать, когда вернусь в Тевинтер. Натерпится поскорее к этому приступить.

— Если ты позволяешь себе так легкомысленно относиться к политическим интригам — в Тевинтере тебе делать нечего.

— Не надо разговаривать со мной, как с ребёнком! — в ответ на упрёк сновидца возмутилась магистресса. — Я понимаю, какими способами магистры ведут борьбу за власть и влияние. Даже когда я вернусь, мне придётся начинать всё сначала, иначе я проиграю за одну только свою связь с Венатори. Но это не значит, что помечтать сейчас я не могу!

Не каждый учитель решил бы позволять ученикам столь резкие высказывания и противления, но Безумец давал такую свободу своей ученице. Рождённая рабыней, она привыкла быть удобной, покорной, так что пусть учится стоять на своём до конца. И она быстро учится, учитывая, какой запуганной, неуверенной, неподготовленной к командованию она была, когда они впервые столкнулись в замке Редклифф или потом — на берегу озера Каленхад. И мужчина был доволен.

Девушка нахмурилась, готовая отражать последующие нападки магистра в их очередном разногласии, но мужчина только склонился и поцеловал её, этот спор завершая.

— Рассказывай, что ты задумал?

— Будь конкретнее.

— Ну, ты покинул свой кабинет, развёл костёр у воды, хотя при такой погоде его будет видно со всех окрестностей. И сидишь здесь без дела, будто бы только меня дожидаешься. Значит, точно что-то задумал.

Безумец усмехнулся — в логике девчонке не откажешь.

— В твоих словах правда — сегодня мне нужна твоя помощь.

Кальперния тут же отстранилась и испытующе и заинтересованно стала смотреть на мага, ведь помощь своей пусть и талантливой, но ученицы он запрашивает нечасто.

— У Источника есть ответ, как победить в этой войне. Дракон Сетия — ключ к его бессмертию, а значит, его необходимо устранить, в первую очередь.

— Дракон? Но каким образом? Мне всегда казалось, что Корифей его создал, чтобы доказать всем божественность своих сил, — удивилась девушка и стала задавать ожидаемые вопросы.

— На твои вопросы у нас будет время позже — сейчас же прими всё услышанное как данность, — любящий пытливый ум своей ученицы Безумец сейчас её вопросы пресёк, потому что хотел поскорее выполнить задуманное и вернуться в Башню. Что-либо обсуждать приятно, сидя около камина с чашкой чая — или бокалом вина — в руках, а не около костра на улице, словно бродяга.

Магесса его послушала, покорно притихла.

— Самый быстрый способ это сделать — одолеть его при прямой конфронтации. Но для этого требуется союзный дракон.

— Или маг, способный превратиться в дракона, — уловила мысль магистресса. — И Источник выбрал тебя и передал знания, как это сделать?

— Да. Но эти знания меня беспокоят.

— Почему?

— Это тот вид магии оборотня, который я никогда не практиковал: превращение вслепую. У Источника нет никаких подробностей о итоговом теле. Вероятно, элвен это и не требовалось — их магия была велика, и они могли позволить себе быть неразумными при экспериментах на себе. Но я опасаюсь, что мне не хватит сил для первого превращения, поэтому мне требуется твоя поддержка.

Девушка с пониманием кивнула. Пусть она сама этой магии не знала, но магистр рассказывал о своём обучении. Перед первым превращением он проходил долгий подготовительный этап: готовил собственное тело к изменениям, готовил себя морально, чтобы не обезуметь от столь резких изменений в ощущениях, долго изучал повадки животного, которым хотел стать, участвовал в его вивисекции, чтобы знать новое тело досконально. Помимо того, что так было безопаснее, мужчина мог оборачиваться не в иллюзии, а в реальные тела, в которых он способен существовать очень длительный промежуток времени в естественной среде обитания. Поэтому, конечно, для него будет стрессом задумка Источника — буквально из ничего соорудить новое, столь громадное, совсем чудное тело, основываясь на лишь призрачном опыте заточённого голоса.

— Ты хочешь сделать это… сейчас? — осторожно спросила Кальперния, чтобы удостовериться, что учитель готов хотя бы морально. Истории о том, что случается с неподготовленными магами-новичками, она от него тоже наслушалась.

— Не имеет смысла это оттягивать. С большой вероятностью мне ещё придётся долго привыкать к изменениям, а времени остаётся не так много.

— Думаешь, Корифей решится на скорое нападение?

— Он в отчаянии и совсем непредсказуем.

Заставив себя встать, магистр начал раздеваться. Девушка, правильно уловив последующие действия, повторила за ним и также убрала сложенную одежду повыше от воды. Целомудренного стеснения между ними не было, и быть не могло — не после стольких ночей, проведённых вместе.

Пусть череда столь стремительных событий выпала на летний сезон, но заход в озеро всё равно не мог быть поспешным. Ночной воздух, как и вода, по температуре был не очень благосклонен к сегодняшним купальщикам, а иловое дно, в котором утопали ноги, грозилось их заранее окунуть с головой в воду.

— Ты говорил, что вода используется для снятия нагрузки с тела перед превращением. Но речь шла о горячих ваннах. Ты думаешь, что этого озера будет достаточно? Тут же так холодно.

— Разумеется, я бы предпочёл использовать проверенные способы и оказаться сейчас в минратоских банях, — оказавшись в холодных Ферелдене и Скайхолде, Безумец как нигде вновь захотел вернуться в Минратос, хотя бы ради тевинтерской культуры мытья — бань. — Также помимо горячих ванн проводятся и иные процедуры над телом. Рабынь к этому готовят с особым усердием, поэтому обычно массажистки хороши как в прямом, так и в косвенном своём назначении. К сожалению, твои руки приучены только к половой тряпке. Так что за неимением лучшего подойдёт и просто холодное озеро.

Издёвка, вдруг возникшая среди заумных слов, возмутила девушку до кончиков её косичек, но она восклицать не стала, а тут же из мести ударила рукой по водной глади, вложив в этот удар всю свою силу. Стена холодных брызг мигом налетела на мага, заставила его непроизвольно вскрикнуть от столь внезапного обрушившегося на него холода.

— Что? По-моему, всё честно. Или опять скажешь, что это была твоя проверка? — деловито сложив руки на груди, довольная своей местью Кальперния обратилась к мужчине, когда тот, получив бодрящую дозу холода, возмущённый обернулся.

— Нет. Это была умышленная шутка с целью снизить твою бдительность, — за честнейшим признанием последовала коварная улыбка, мигом заменившая возмущение, а затем — шлепок по попе.

Только вместо его руки она почувствовала прикосновение холодной, призванной заклинанием ледышки. Отчего женщина взвизгнула, даже подпрыгнула из-за неожиданности, что стало чревато, ведь ноги на иловом дне тут же потеряли равновесие, и она с брызгами плюхнулась в воду ему на потеху.

— Не думай, что только ты сегодня будешь смеяться! — прорычала магесса, когда вновь встала на ноги и смахнула воду, попавшую в глаза. Тогда-то она и увидела хохочущего сновидца.

— Чтобы опрокинуть хромого человека, много премудростей не нужно. Твои действия не приведут к столь же потешному исходу, — Безумец знал, что она задумала, даже позволял это сделать, однако всем своим видом показывал, что он в любом случае выиграл.

— Ничего. Я найду, где посмеяться, — злобно усмехнулась девушка, а затем, обхватив торс мужчины, с лёгкостью утянула его с собой под воду. Хромой человек тем более легко потеряет равновесие на иловом дне.

Минутка несерьёзного отступления так же быстро закончилась, как и началась. Ничего нового она не привнесла, просто подчеркнула неформальность их отношений.

Их спуск закончился там, где вода была им почти по ключицу — идти дальше при таком неустойчивом дне опасно.

Кальперния стояла напротив мага и слушала от него инструкцию, как именно она должна оказать ему магическую поддержку.

— Как только начнётся превращение, ты должна как можно быстрее вернуться на берег: водоизмещение драконьего тела огромно — у берега могут подняться волны.

Девушка внимательно его слушала и также предельно серьёзно кивнула. Приготовившись к прочтению созидательного заклинания, она положила руки ему на грудь, чувствуя биение взволнованного сердца, которому и понадобится сторонняя поддержка при таких-то глобальных и резких перестройках.

В общем-то, заклинание, которое ему надиктовывал Источник, не отличалось от того, что магистр уже делал при создании вранового и волчьего тел. Только раньше он точно знал, что именно должен получить и с какими характеристиками, а сейчас в его голове был лишь образ. Чтобы сражаться с огромной отравленной тварью, нужно стать такой же огромной тварью, с теми же острыми когтями, зубами и шипами. Все же остальные нюансы отдавались на откуп то ли его подсознанию, то ли самой магии.

И хотя такая неточность выглядела сомнительной, найденное в закромах Источника заклинание оказалось рабочим. Когда его магический резерв оказался вычерпан больше, чем наполовину, и забрано немало у девушки, сновидца окутала черная дымка, привычная для мага-оборотня. Только если раньше дымка или опускалась, или становилась меньше, так как уменьшался размер нового тела, то теперь она, наоборот, росла с огромной скоростью. Когда Кальперния это увидела, а её руки перестали чувствовать чужое тело, то она, как и было наказано, бросилась к берегу.

Она не знала, что творится за спиной, но могла оценить масштаб. Сила вившейся магии её, даже не мага-сновидца, почти оглушала, а яркие вспышки виднелись отовсюду, точно перепугав жителей всех близлежащих деревень. Вряд ли всегда превращение во что-то огромное сопровождается таким хаосом — скорее таковой была первая перестройка тела, совсем непривычная и неотлаженная. Но всё протекало хорошо, и в один момент раздались грузный «плюх» и последующий за ним грохот.

Девушка, ковыляя по илу, смогла добраться туда, где вода была ей по колено, но даже здесь пришедшая после этого «плюха» волна сбила её с ног. Откашлявшись и оперевшись руками о дно, магесса на него села, а потом, не сдержав любопытства, обернулась и тотчас обомлела.

Там, где они только что стояли, теперь покоилась одна передняя лапа, а чтобы увидеть тварь саму, Кальпернии пришлось задрать голову. И это был… дракон. Огромный чёрный дракон. Пусть они были со стороны отмели, с торца башни, где на дне покоится остов Имперского тракта, но всё равно для человека здесь было глубоко, а вот дракону вода едва доставала до чешуйчатого брюха. Собственно, грохот от разрушения уцелевших надводных колон тракта она и услышала.

Ожидаемо, животное было громадное, покрыто рядами острых шипов, заканчивающимися столь же острым костяным навершием на хвосте. Его голову шипастой короной венчало несколько рогов. Передние лапы прямые, короткие, а задние — в разы массивнее и длиннее, что обычно позволяет драконам ими отталкиваться при взлёте и, при необходимости, на них приподниматься. Крылья, как и положено, в размахе были ещё длиннее столь массивной туши, и… их было четыре: два огромных передних, и два поменьше сзади, вспомогательных. Что необычно.

И подобное описание, словно для бестиария, магесса прекратила, когда глянула на морду существа. Именно тогда она поняла, что перед ней кто угодно, но не животное. Морда у высших дракониц, как и они сами, грузная широкая, а вот этот дракон выглядел очень грацильно. Пасть, разумеется, клыкастая, но длинная, вытянутая и узкая, нос отчётливо выделяется, надбровные дуги сильно выступают, что делает брови очень заметными, но а белые глаза тоже слишком большие относительно головы. Девушка была уверена, что все эти более чёткие и мягкие черты морды делают её способной к проявлению человеческой мимики, а небольшая пасть — даже к речи, или хотя бы к членораздельным звукам. Чего у дракониц не может быть по определению. Да что уж там — в одних глазах видно ум а и сознательности больше, чем у всех драконов вместе взятых, и ни капли хищнической ярости. И это не преувеличение, потому что драконицам как хищникам высшего порядка, огромным и опасным тварям, много ума не надо, чтобы с неба пикировать на беззащитную жертву.

Теперь девушка обратила внимание, что и всё тело чёрного дракона такое же грацильное, вытянутое, тонкое, а не грузное. Задние лапы поставлены так, что, кажется, он не только приподняться сможет, а встать и простоять какое-то время на ногах почти как прямоходящие существа. А пальцы на передних лапах достаточно гибкие, поэтому могут быть использованы для примитивной орудийной деятельности, да хотя бы могут камень схватить. Чёрный, совсем не практичный в природе, цвет чешуи наверняка взялся из-за цвета волос заклинателя, как и контрастный цвет глаз.

Кальперния наглядно увидела разницу подходов в школе оборотничества, о которой магистр ей говорил. Если тела волка и ворона невозможно отличить от настоящих животных, то вот сейчас перед ней стояло какое угодно магическое существо, но никак не подобие высшей драконицы. Девушка скорее видела перед собой Древнего Бога, в смысле по-человечески разумное нечто в облике дракона, непомерного могущества и способный к речи. Чего в живой природе быть не может. Навскидку магессе также кажется, что мистический дракон получился размером с великих дракониц (а то и больше!), поэтому понадобилась эта странная вторая пара крыльев — чтобы такую тушу хотя бы оторвать от земли.

А в общем магистресса была в полном восторге от увиденного, чего не скажешь о самом «счастливчике».

Чёрный дракон ещё больше не походил на настоящих дракониц тем, что вместо грозного рёва и яростной попытки защитить своё логово, долго топтался на месте и мотал головой, всё никак не привыкнув к виду на мир с практически птичьего полёта, но при этом не будучи в теле птицы и не в полете. Ещё больше его пугали разрушительность и непривычность новых частей тела. Когда он по волчьей привычке взмахнул хвостом, то раздался новый грохот от разрушения очередного пролёта и без того разрушенного моста до Башни. Когда он по вороньей привычке решил расправить крылья, то все четыре огромных «паруса» уткнулись в дно озера, взбаламутив воду. А когда он по-человечески попытался шагнуть, то запнулся о крылья, и вся многотонная туша рухнула в воду, породив очередную волну, выше предыдущей.

Их вещи благоразумно были убраны повыше, потому что вторая волна смыла предыдущий костёр, и когда они вышли из воды, пришло срочно искать сухую древесину и разводить новый. Благо это получилось быстро, и вскоре они уже вновь сидели на берегу и грелись.

Кальперния тянула руки к огню и всё ещё улыбалась. Она была восхищена и взбудоражена увиденным и успехами наставника. Но он её задора не разделял. Безумец сидел рядом, кутался в плащ, устало посапывая. Назвать его лицо кислым, значит, тактично преуменьшить. Девушка понимала, сколько сил у него ушло на своё первое перевоплощение, даже на такой недолгий срок — и она-то ощущает дрожь и слабость из-за потери сил, что уж говорить про него, однако магистр всё равно выглядит слишком недовольным для простой усталости.

— Ты так выглядишь, как будто Источник тебя не в дракона превратил, а в нага.

— По-твоему, это повод для радости? — раздался хмурый усталый голос из-под капюшона.

— Конечно! Драконы же самые величественные животные, символ нашей страны. А ты им уподобился. Даже не просто диким драконам, а Древним Богам!

— Древним Богам, которые предали наш народ? Сомнительное уподобление, — хмыкнул сновидец. — Существовал однажды магистр, который возжелал стать драконом для хвастовства перед коллегами. Благодаря своему влиянию и силе он быстро нашёл желаемое и решил всем продемонстрировать. Магистр организовал бал в своём поместье на краю скалы, где над пропастью построил смотровую площадку, специально для демонстрации. Он выполнил задуманное, обернулся драконом на глазах у всех, получил возгласы восхищения. Но балкон не выдержал такого веса, вскоре обрушился. Магистр так хотел всех поразить своим успехом, что на превращение истратил все свои силы, поэтому ослаб и не смог вернуться в родное тело, не успел балкон покинуть и полетел в море следом. Но также он никогда не учился по-настоящему владеть драконьим телом, поэтому при падении в воду не смог всплыть. И так он утонул во всё своём «величии».

— Это реальный случай? — заинтересованным слушателем спросила девушка, ничуть не удивившись неожиданному рассказу от заумного учителя.

— Неизвестно. Возможно, в своей правдивости подобна легендам про Архонта Дариния: просто поучительная притча. Её рассказывал мой наставник по магии оборотня каждому новому своему ученику, который приходил к нему лишь затем, чтобы «быстро стать драконом», — ответил Безумец, с теплотой возвращаясь в те уже далёкие времена, когда ещё он был учеником. — Драконье тело абсолютно непрактично: оно огромно, неповоротливо, разрушительно — в нём опасно существовать вблизи цивилизации. И оно совсем невыносливо и очень прожорливо — невыгодно для перелётов по миру. Драконицы, вопреки заблуждениям, вовсе неспособны к долгим перелётам без отдыха — они вылезают из гнезда, чтобы покормиться на близлежащих территориях. Неудивительно, что их почти истребили.

Пусть мужчина её открыто не осуждал, но девушка всё равно, словно пожурённая, опустила голову и раскраснелась, потому что, увлёкшись драконьим величием как символом, она не подумала о практичности этих животных.

— Чтобы быть волком достаточно владеть четырьмя конечностями — хвост полезен, но опционален. Птице необходимо пять конечностей, в особенности важны хвост и крылья — иначе полёт будет невозможен. А для дракона, тем более такого нереального, важна слаженная работа всех девяти конечностей.

Девушка незаметно кивнула. Это действительно очень много. Особенного для человека, которому достаточно встать на две ноги, и он пойдёт, а руки в передвижении не участвуют — они скорее способ взаимодействия с миром. Опять-таки она об этом не подумала, когда смеялась от неуклюжести громадного дракона.

— Значит… ты можешь отказаться от этой задумки? — осторожно спросила Кальперния, чтобы не обидеть принципиальность человека, который всегда идёт до конца.

— Нет. Это лишь значит, что я был прав и мне придётся стремительно привыкать к этому несуразному телу, — вздохнул Безумец и ещё ниже сдвинул капюшон на лицо, будто бы хотел свести к минимуму потерю тепла. — Но признаю — красивому.

Последние слова заставили девушку взбодриться, ведь они говорили о том, что настроение магистра не так плохо, как ей казалось.

— Ну и как вид оттуда, сверху? — хихикнула она.

— «Оттуда» все такие мелкие и ничтожные, хвостом взмахнуть нельзя, чтобы что-то не рухнуло.

— Тогда «махай» подальше, а то и Башню разрушишь. Вон остатки пристани сегодня окончательно смыло.

— Невелика будет разница. Кинлох Холд южные варвары привели к упадку и без меня.

* * *

Сегодняшнее резкое пробуждение показалось девушке неожиданным. Спросонья Кальперния поднялась на локтях, осмотрела комнату. За решётчатым окном ещё раннее утро, вокруг привычная тишина, а рядом лежащий мужчина сопел в глубоком сне после очередной долгой ночи, проведённой в обучении по владению новым своим обликом. Однако его спокойствие не стало для магессы гарантом: она привыкла полагаться на свою интуицию, которая сейчас её никак не хотела оставлять в покое.

Магистр ещё раз прислушалась, убеждаясь в совсем уж непривычной, обманчивой тишине. Как будто у подножья башни что-то происходит. Потом она обратила внимание, что не ощущает отпугивающий барьер, сооружённый сновидцем вокруг озера. В последнее время забывчивость мага ей стала заметна отчётливо, но совершенно вряд ли он бы забыл поднять защиту. Но сейчас этой защиты не было, как будто её сломали. Собственно, вспышка от разрушенного заклинания её и разбудила.

Окончательно решив, что творится что-то неладное, девушка начала звать мага, трясти его, чтобы разбудить. Получилось это у неё далеко не сразу. При таком погружении в дрёму неудивительно, что разрушенное заклинание осталось им незамеченным. В конечном итоге разбудить у неё всё-таки получилось, но это знатно её измотало.

Безумец был крайне недоволен таким пробуждением, но готов был сначала её выслушать, будучи уверенным, что беспричинно она бы не стала мешать его отдыху.

— Мне кажется, твой морок разрушен — я его не вижу. Значит, на острове посторонние.

Безумец тяжело вздохнул, точно возмущённый, что все проблемы мира сваливаются на него в самый неподходящий момент, и обратился к Тени.

— Он действительно разрушен. Очень искусно. Но магов я поблизости не чувствую.

— Значит, это храмовники. Инквизиции?

Магистр бы очень хотел с ней согласиться. Это предположение девушку напугало, а вот он был уверен, что если бы Совет и послал за ним храмовников, то только ради напоминания, что маг загулялся и пора бы ему отправиться в Скайхолд, как он и обещал. Но…

— Это маловероятно. Сетий имеет куда больше причин для нападения. И кажется… — магистр задумался, — поблизости носители скверны.

— Значит, это храмовники Самсона! — магесса перепугалась куда сильнее. Она тут же вскочила, схватила свой посох, а затем начала рыться в сумке, подготавливаясь к неминуемому бою.

Безумец вслед ей поднялся с кровати, но был куда сдержаннее. С храмовниками в бою он не сталкивался с тех пор, как Инквизиция закончила войну между ними и магами, да и в общем у него не было того панического страха перед этим орденом как у современных магов, тем более южных. Но ситуация ему тоже не нравилась. Храмовники Старшего поражены скверной, непредсказуемы и тем самым намного опаснее.

— Пока они поднимаются, ты успеешь покинуть Башню, — предложила магистресса, заметив сильную сонливость мага.

— Не говори чушь! — мужчина ответил грубо, потому что уже вторая женщина предлагает столь бредовую идею: что бы он бросил их в трудный момент или даже на смерть, а сам сбежал. Это бредово, тем более сейчас, когда их отношения достигли своего апогея.

Но не самые логичные слова девушки были следствием терзания себя виной перед магистром. Ведь если бы её сейчас здесь не было, то он бы спокойно покинул Башню и не рисковал жизнью в бою с красными храмовниками.

— Если бы тебя сейчас здесь не было, то я бы и не узнал вовремя об их вторжении, — точно уловив её мысли, пресёк Безумец дальнейшее распространение сомнений. Это был камень в его огород: если бы не девчонка, то внезапного нападения было бы не избежать. Однако ничего сомниари не мог с собой поделать, и возвращаться в реальность с каждым разом ему было всё труднее. — Выброси это из головы и лучше вспомни всё, что тебе известно о нашем противнике…

Вскоре два маг, прихватив необходимые вещи, перебрались на самый верх Башни — в комнату для Истязаний. Здесь всё также задувал ветер, свет проникал сквозь разбитые витражи, а огромная круглая площадь предполагала простор для манёвра и возможность контроля поля битвы — это было им на руку, потому что встреча мага с храмовниками в небольшом и узком помещении почти наверняка закончится поражением первого.

Красные храмовники неспешно пробирались по Башне, потому что вламывались в каждую комнату — даже запертую — с ноги. Но рано или поздно они будут здесь. И однажды раздались грузные шаги, поднимающихся по лестнице солдат, оттеснив магов на противоположную от входа сторону зала.

Местоположение Цитадели Кинлох сыграло магистру на руку. Чтобы спешно добраться до острова, нужны лодки, а значит, на них невозможно переправить храмовников, которых лириум необратимо изуродовал, превратил в красных монстров, громадных лириумных Чудовищ. И подчинённых, не со столь критичной степенью поражения, но сильной, когда лириум уже всюду заменяет плоть, Самсон тоже бы не мог взять с собой, потому что лодки нужно грести, а на это красные Ужасы уже неспособны. Так что до башни добрались только самые разумные, но и самые слабые из красных храмовников. Хотя степень поражения у некоторых тоже немалая, если судить по красным наростам торчащим прямо из-под забрала шлема.

На первый взгляд, Самсон оставался единственным, кто сохранял разум и почти нетронутое лириумом тело, но Кальперния бы поставила по сомнения и его сознательность. Они были соратниками в общем деле, но при этом извечными соперниками. Ралей никогда не воспринимал девчонку-выскочку всерьёз, считая, чтодалеко не талантом она добилась своего повышения, а Кальперния относилась к нему с презрением, потому что не понимала, как можно травить собственных подчинённых. Да, далеко не все солдаты ордена оказались дураками и в здравом уме отказались вводить в себя красную гадость, поэтому их травили обманом до тех пор, пока у храмовников не разовьётся непреодолимая зависимость, постепенно превращающая их в безмозглый живой таран. А вот Самсон как раз был тем дураком, который добровольно перешёл на употребление красного лириума и тоже принимал участие в отравлении своих бывших соратников по ордену. Этими качествами, хитростью, решимостью и неумолимостью даже в самом подлом поступке он, по всей видимости, и добился внимания и возвышения от Корифея, которому требовался подобный личный цепной пёс. Но также Ралей силён волей: он не только не сошёл с ума, когда его погнали из ордена и лишили лириума, но и поныне сохранил сознание, а не превратился в очередного Ужаса. Он знал норму и никогда не перебарщивал с дозами. И всё же красный лириум всегда берёт своё, поэтому неизменным подлец не остался: даже Корифею это было очевидно и для «возвышения» выбрал не его, а магессу.

Сейчас Самсон первым поднялся по лестнице и появился в зале. Видно его болезненное лицо с серой кожей, с красными из-за разорванных капилляров глазами, с залысинами на голове, словно волосы у него спадают клочками. Кальперния отметила, что он стал выглядеть хуже с последней их встречи. И тут не знаешь, что плачевнее: порасти красным лириумом или превратиться в вурдалака — ещё язв с гнойными подтёками ему не хватает для полного уподобления порождениям тьмы.

На храмовнике выделялся его доспех, словно спаянный с кусками лириума, из-за чего вокруг мужчины держался красный пугающий ореол смерти. Ну а особенно был заметен большой красный кристалл на груди, который навевал нехорошие ощущения. В разработки красных храмовников он никогда магессу не посвящал, но девушка подозревала, что неспроста он так вырядился, а зашёл в зал и вовсе победителем, даже меч не удосужился достать из ножен.

Тем не менее, в отличие он большинства мычащих подчинённых, Самсон мог говорить. И он не сдерживал себя в остротах, едва успев здесь показаться. В речи и проявилось его безумие: она была очень путаной, не все слова согласованы, а голос то и дело срывался на то же мычание. Но своего он добился, и девушку оскорбил, как подобает для «подстилки моролюбов».

Этим он её спровоцировал и заставил напасть первой. Каменный кулак, перенявший всю ненависть создательницы, влетел в храмовника и должен был отбросить его прямо в ряд своих подчинённых, пороняв тех, как кегли. Но ничего не вышло, «кулак» влетел в красный ореол да там и исчез, а Самсон даже не шелохнулся. И пока маги недоумевали, появившаяся беззубая улыбка на его лице показала, что эту демонстрацию он и планировал, чтобы доказать чароплётам всю безвыходность их положение. Заодно отвлекал.

Одновременно с его ёрничеством, несколько солдат опустились на колени, вонзили мечи в и без того уже повреждённый плиточный пол и начали читать своё заклинание, испокон веков используемое орденом для искоренения магии. С усилением, которое они получали от лириума, эта атака выйдет страшной. Сновидец за счёт своего большого магического резерва и связи с Тенью один удар и выдержит, но не без последствий, а вот девушка получит очень тяжёлое поражение магического естества, вплоть до смерти. Что вынудило магов перейти в оборону.

Получив приказ от учителя, магесса встала с ним как можно ближе. Вовремя. Вскоре заклинание было дочитано, и выжигающая волна антимагии стеной понеслась на обладателей удивительного дара. Да только вместо яркой вспышки и криков поражённых агонией магов, к чему храмовники были привычны, голубой поток сам налетел на стену, вспыхнул зелёным светом и устремился обратно в Тень, к бессмыслию.

Проверенный защитный купол Безумец не мог сегодня призвать из-за магессы — в храме Думата он успел лицезреть, что бывает, когда внутри него попадает любое другое, кроме носителя метки, существо реального мира. Зрелище смертельное и крайне не эстетичное. Тогда сновидец придумал и создал визуальный аналог, но с совсем другим принципом действия: купол выжигал внутри себя всю реальность, из-за чего хромой маг почти оказывался в Тени, а также не пропускал ничего осмысленного извне, а вот стена просто огораживала два пространства друг от друга. Не такой изящный ход, но вполне рабочий, и магистр сомневался, что полоумным храмовникам хватит ума его обойти.

Впрочем Самсона сопротивление магов ничуть не впечатлило, он только хмыкнул. Лишь для проверки послал вперёд одного рыцаря, а когда того от соприкосновения со стеной неплохо огрело гневными зелёными молниями и отправило в нокаут, даже бровью не повёл.

Безумца это заставляло задаваться вопросом: что же Старший ему такого наговорил, что цепной пёс сородича своего хозяина за пустое место считает? Но в ответ Кальперния могла сказать, что причина в как раз-таки отсутствии контроля над храмовником. Старший всегда сдерживал своего командира, ставил на место, когда тот после очередной дозы лириума раздухарится, а сейчас Корифей обезумел окончательно, спустил с поводка последних подчинённых, вот те и осмелели. А Самсон из-за неуязвимости экспериментальных доспех не только уверовал в собственное бессмертие, но и стал слишком самоуверен, раз даже оружие из ножен не вынимает — а подобной халатности ни один адекватный солдат себе не позволит.

И вместо того, чтобы просто выполнить сейчас последний наказ хозяина и поскорее убить магов-предателей (по мнению Корифея, конечно), цепной пёс развлекается. Доставая из подсумка новый весомый аргумент своего сегодняшнего превосходства, он не заканчивал скалиться, насмехаться и оскорблять уже «ломоногого» магистра.

Этим превосходством оказался гладкий сияющий камешек, похожий на гальку. Трудно сказать, был ли это искусственный материал, реликт, или действительно камень, на который как на основу наложили руны. Но наверняка — это ему передал Корифей.

Никаких сложных манипуляций от храмовника не требовалось: стоило ему вытянуть руку в сторону сновидца, как камень вспыхнул. Сначала заискрил зелёным светом он, в такт ему ответила метка, а следом закричал Безумец, обхватил поражённую руку, но потерялся в реальности и пошатнулся. Кальперния успела его подхватить, не дала упасть, однако стена, их защищавшая, уже начал рябить, позволив довольным от скорой расправы солдатам начать сближение.

Чары, которыми воздействовал Самсон, начали ограничивать активную метку, запирать в реальности. Будь Якорь внутри изначального сферического саркофага он бы только враждебно засиял и загудел, а раз после Конклава таким «саркофагом» стал маг, то последний тотчас ощутил всю болезненность процесса насильного воздействия на своевольную магию.

Впрочем, для Безумца это не было впервой и ничуть не удивило. Изначально Якорь — это лишь эльфийский инструмент для работы с магией Тени. Ничего удивительного, что существует в закромах сферы сосредоточия, которой владеет Корифей, другой «инструмент», способный воздействовать на метку. Более того, мужчина вспомнил встречу со Старшим в Убежище два долгих года назад — тогда куском лириума было оказано уж очень похожее воздействие. Сетий считал, что так он освободит сородича от бремени опасного артефакта, а на деле чуть не устроил второй катаклизм. Сейчас он, видимо, решил не только убить сородича-предателя, но и закончить начатое. Только вот первое порождение тьмы из-за или окончательного безумия, или слепой ярости не учло, что зачарованный камень в руках пса-храмовника не обладает той мощью и полномочиями над Якорем, как Сфера, и что метка — уже давно не просто свет на ладони мага, а как минимум, часть его руки, поэтому так просто «запереть» её нельзя.

Как итог вскоре Безумец смог восстановить правильное течение энергии в Якоре, тот в свою очередь вернул барьеру первоначальную стойкость, а камень в руках храмовника треснул пополам и вновь стал бесполезной галькой.

Когда больше превосходств не осталось, грандиозное побоище или чьё-то столь же грандиозное поражение обернулось в комичное стояние по обе стороны от магического барьера. Храмовники не решались подходить к магии, которая им неподвластна, предпочли переждать. А у магов не было выбора: в неуязвимости предводителя врагов они убедились, предел этой неуязвимости они не знали, а проверять они не могли — стоит им снять защиту, так тут же накинуться его подчинённые.

Сколько они так простояли, никто не считал.

Но храмовников это полностью устраивало: их победа при такой тактике очевидна всем. Они тренированные, хорошо подготовленные солдаты, а благодаря лириуму стали ещё и сверхвыносливыми. А сновидец, изначально поднятый с постели, был слаб, поэтому нет у него возможности для тактических изысков, как вскоре не будет сил, чтобы удерживать барьер. А Якорь становился всё более нестабильным.

Безумцу эта проблема была известна, и он её стремился решить. Решить пока что сознательным способом, игнорируя отчаянное предложение магессы обратиться к магии крови.

— Якорь вскоре дестабилизируется. Думай быстрее!

«Разряди Якорь. Высвободи всю его энергию, которую скопил.»

— Это его полностью опустошит, и я не смогу им воспользоваться в ближайшее время.

«И ненужно. Высвободившаяся энергия породит взрыв и заденет всё окружение.»

— Не подойдёт…

«Но не заденет ничего непосредственно вблизи.»

— Хорошо. Степень повреждения несущих опор? — справедливо усомнился маг: зная о разрушительности этих взрывов, ему бы не хотелось оказаться погребённым под обломками шпиля Башни.

«Незначительно. Выбьет витражи.»

Храмовники хоть и натасканы следить за жестикуляцией магов, но в очередной раз предсказать действия сновидца они не смогли, потому что он не использовал руки при работе с Якорем — онемевшей рукой тем более много не пожестикулируешь, — а по внешнему признаку опознавать и противостоять магии Тени орден, по понятным причинам, их никогда не учил. А ещё им передался скептицизм командира по отношению к непримечательному магу.

А этот «непримечательный» маг сначала крепко обнял ученицу, чтобы добиться оговорённого «непосредственно вблизи», а потом, игнорируя пошедшие смешки от врагов, последовал инструкциям от Источника и в очередной раз безнаказанно вмешался в процессы внутри Якоря.

Как и было предсказано, магическая стена рухнула, Якорь ослепил всех яркой вспышкой, а потом снёс ударной волной. Витражи на окнах всех уровней разлетелись мелкими осколками, в воздух были подняты пыль и кусочки напольной плитки, где пол был разбит, шпиль содрогнулся, но устоял, храмовников разбросало по всему залу, а один «счастливчик», слишком близко стоящий у окна, из него вылетел. Башня высокая — кричал долго, пока падал.

Когда маги, спрятавшие лица и головы от разлетевшихся мелких осколков, оглянулись, то с неверующим восторгом оценили новую картину их противостояния, так и недошедшего до прямого столкновения. Храмовники вряд ли были убиты: не для каждого человека такой взрыв стал бы смертельным, что уж говорить о закованных в лириумную шкуру рыцарей… подобия когда-то гордых рыцарей. Но они оглушены, значит, у магов теперь есть время, чтобы Башню Круга покинуть.

Да только не успели они сделать и шага, как один храмовник, кряхтя, поднялся и перегородил им путь к отступлению. Конечно, это оказался Ралей, чей доспех спас даже от гнева Тени. Не столь магов напугало его возвращение, сколько начало раздражать противоестественная живучесть противника. Ну не достоин этот опустившийся храмовник владеть таким артефактом. Его доспехи точно были созданы в бесчеловечных экспериментах, потому что красный лириум растёт только на живых телах. Правда, сейчас примерно также думал и Самсон: о том, что проклятые маги никогда не могут сражаться честно и тоже не достойны артефактов, которыми орудуют в своих подлостях. Он был крайне разъярён и даже соизволил вытащить оружие.

Ситуация опять не безвыходная — маги видели, что нужно дальше храмовника выводить из себя, чтобы он оступился, совершил ошибку и не успел в одиночку предпринять антимагические меры. В безумной ярости он даже не поймёт, когда маги в очередной раз обведут его вокруг пальца и скроются. Кальперния, вдохновившись примером учителя, уже хотела повторить свою попытку атаковать, но не прямо, а косвенно, через Тень. Вряд ли его доспех также эффективно защитят от воздействия духовной магии или энтропии. Но её опередили.

Когда со стороны спуска раздался шум, все успели усомниться, удивиться и испугаться. Когда через миг в зал вбегает толпа солдат с символикой Инквизиции, у двоих та же буря эмоций повторилась, усмехнулся только Безумец. Мужчина их появления ожидал ещё когда только узнал о возможном нападении, и вот они появились, на самом деле в самый подходящий момент. Канцлер и её агенты как всегда точны — отправили помощь в нужные место и час.

Солдаты оперативно окружили магом, но стояли к ним спиной, потому что защищали, а не нападали. Вслед шустрым разведчикам в зале появилось подкрепление, среди них находился командующий Инквизиции. Каллен, первым делом, изучил обстановку, глянул на мага, ради спасения которого всё это и было спешно затеяно, и только убедившись, что тому ничего не угрожает, вернулся к врагу, из-за которого и вызвался возглавить эту операцию. К бывшему соратнику у него были давние личные счёты. Самсон его узнал и начал глумиться, но не потому что тактически тянул время, пока его подчинённые поднимутся, а потому что, уже вкусив иллюзию бессмертия, потерял страх даже перед противником, превосходящим количеством. К своему сожалению, он ещё тогда не знал, что на поясе сэра Резерфорда висел тубус со свитком — результат долгой работы учёных Инквизиции, — от чьей магии драгоценный кристалл на груди красного храмовника разлетится на осколки, превратив его хвалённые неуязвимые доспехи в жалкую жестянку.

Правда, эти разборки бывших соратников по ордену маги уже не увидят, как минимум не увидит магистр. Взрыв повредил отделку кронштейнов или подоконников окон на втором, верхнем, уровне, но что заставило их посыпаться с таким опозданием, а не вместе с витражом, неизвестно. Может, виной тому стал усилившийся из-за отсутствия стёкол сквозняк. Впрочем, на это бы никто не обратил внимания, если бы при очередном обсыпании часть крупной каменной стружки не свалилась прямо на голову хромому магу, отправив того сразу на пол.

Кассандра среди последних поднялась в зал. Передав привычное ей командование над мобильным отрядом Каллену, её задачей стал только магистр, а точнее его наискорейшее переправление в Скайхолд живым и при своём сознании. Во время обрушения она как раз и направлялась к магам, поэтому всё случилось у неё на глазах.

Правда, через пару секунд беглого осмотра пострадавшего этот «случай» уже вызывал только смех. Вот Искательница и усмехнулась, не без иронии задавшись вопросом: это хромому наконец-то хоть где-то не повезло, раз при обрушении его единственного задело, или, наоборот, опять повезло, и при всевозможных последствиях с ним не случилось ничего серьёзного, а прилетевший камень просто досрочно отправил его к любимому Источнику?

К которому, кстати, прямо сейчас у магистра были претензии.

— Ты утверждал, что опоры повреждены не будут!

«Незначительно…»

Глава 45. Читающий Скайхолд

«Надоело.»

Именно эта мысль возникла в голове мужчины, когда тьма, такая знакомая и уже приятная, в очередной раз начала уходить, а он возвращаться туда, где было больно, отвратно и сонливо.

Снова он открывает глаза, а видит яркие пятна реального мира. Снова ему требуется время, чтобы прийти в себя, вспомнить, что вообще было до глубокого сна. Однако и ответ не принёс лёгкости — лишь разочарование от собственной слабости…. Но хотя бы он может проявлять слабость, и она не будет чревата его проигрышем, потому что сейчас он в окружении тех, для кого его гибель нежелательна.

Впоследствии мужчина узнал убранство комнаты, в которой находился, — конечно, он в Скайхолде. Но от осознания этого Безумец не испытал ни радости, что теперь ему не надо беспокоиться о своей безопасности и можно спокойно продолжить погружаться в пучины Источника, ни сожаления, что на этом его блуждания по миру закончились — а впереди только последний бой и Брешь. Лишь пустота его прожигала, и реальный мир ему нравился всё меньше и меньше. Во тьме он свободен, по-настоящему свободен, окружён тем, в чём был смысл его жизни, — знаниями, а в реальности он слишком ограничен даже не правилами или Инквизицией, а собственным телом… таким слабым, неполноценным, поломанным и бесполезным. До связи с Источником привыкший к вечным болям инвалид даже не мог мечтать, что где-то он сможет оставаться собой, при своих уме и стремлениях постигать, но при этом не чувствовать боли.

Поэтому как же вся эта реальность ему надоела…

К сожалению, он не отделим от реальности, это его родной мир, где он жив. И сейчас маг, проспав неизвестно сколько, не мог снова вернуться во тьму. И нельзя. А то Инквизиция из спасителя обернётся палачом, если начнёт подозревать в его состоянии признаки одержимости.

И словно поддавшись страху перед таким возможным исходом, мужчина поднял руку и коснулся головы. Там он обнаружил марлевую повязку. Вряд ли она вообще была нужна, потому что магистр сомневался в наличие сильных повреждений от каменного мусора. Как минимум, симптомов сильного повреждения головы он не ощущает — болит скорее от долгих сновидений, чем от удара. И повязка была дополнительным способом перестраховки, говорящая о том, как же Совету важна его выживаемость. Но в первую очередь, магистра начала волновать не сама ткань, а что под ней — в спешке он коснулся лба, ища наощупь признаки лириумного клейма.

— Вы же понимаете, что Усмирённые не воспринимают печать как что-то инородное, поэтому никогда не обратят на неё внимание? — услышал он знакомый осуждающий голос.

Тому, что он не был в комнате один, Безумец ничуть не удивился. Канцлер вновь оказалась в нужном месте и в нужный час. Сновидец покорно опустил руку. Конечно, Лелиане не нравится, что после всего, через что они прошли и в конце концов объединились с единой целью — одержать победу над его безумным сородичем, магистр продолжает ждать от Инквизиции обмана, допускает мысль, что его хотят усмирить. Но Безумец оправдываться не стал — все эти люди каких-то десять лет назад спокойно бы так с ним поступили и не рассуждали об этом столь возвышено, потому что раньше для южного Тедаса было нормой: клеймить хоть сколько-то неугодных магов. И он считал, что может себе позволить ощущать угрозу хотя бы над подсознательном уровне.

Соловей вздохнула — она поняла, что упрямый тевинтерец опять остаётся при своём.

— Как вы поступили с моей ученицей? — и как подтверждение, магистр вновь проявляет сомнения: а не усмирили ли девчонку, которая была с ним.

— С её согласия была доставлена в Скайхолд вместе с вами. На правах гостя она не ограничена в перемещении. За время пребывания и ожидания вашего пробуждения успела найти общий язык с Дорианом Павусом, с кем начала строить революционные планы на Тевинтер, — беспристрастно отчеканила Лелиана, словно для отчёта, потому что ей нечего скрывать от магистра. — Насколько мне известно, подобные помыслы у них были и раньше, но сейчас их настрой как никогда серьёзен, а идеи — реальны. Что-то у них вполне может получиться, — только под конец женщина решила добавить свою оценку. Она усмехнулась, но не от злобы или стремления прекратить замыслы двух любящих свою страну и желающих её исправить магов, а от найденного противоречия: вроде бы сновидец аполитичен, но на поверку оказывается, что хвосты некоторых изменений, которые происходят в мире за последние два года, ведут к нему. Как и в этом случае: едва ли девушка, которая несколько лет слепо следовала за безумным представлением своего идола о возвышении Тевинтера, так сразу начнёт скандировать вполне разумные идеи — и скорей уж она повторяла за своим наставником, который, хотя бы в силу возраста и опыта, лучше разбирается в политике.

— И Совет был единогласен в предоставлении такой вольности бывшему командиру Венатори? — слова магистра ещё были полны сомнений.

Мужчина догадывался, что Канцлер возможность не упустила и вытрясла из девчонки все сведения о Венатори, а та, в свою очередь, была сговорчива, но он сомневался, что этого откровения будет достаточно для оправдания Кальпернии в глазах церковников. За её дела под влиянием Корифея найдётся немало желающих её судить и помпезно повесить на главной площади Вал Руайо в назидание оставшимся венатори.

— Нет. Совет принял решение относиться к ней как гостье с усиленным надзором, а не как к пленнику. Разумеется, с учётом того, что за любые её действия вы несёте ответственность.

С одной стороны, этих слов было достаточно, чтобы успокоить, потому что Безумец и сам говорил, что наставником несёт ответственность за магессу, поэтому тема не была продолжена. Но с другой, ему не давал покоя вопрос: если Инквизиция готова терпеть даже бывших венатори ради его лояльности и помощи, то как она поступит с девушкой, когда маг уже будет не нужен или его не будет вообще? Это породило новые сомнения, которые он, однако, пока развивать не стал…

В дальнейшем Лелиана ожидала от мага ещё вопросов. Его пытливый ум всегда найдёт, о чём спросить. Про организацию спасательной операции, про окончание борьбы в башне, про новости, которые произошли за время его сна, да хотя бы о количестве прошедших дней — буквально недавно это его интересовало в первую очередь. Однако сегодня она с удивлением встретила лишь тишину и безразличие.

Мужчина продолжил лежать, устремив взор на потолок гостевой комнаты. Приподняться, осмотреть комнату, условия, в которых его здесь содержат, или встать он даже не пытался, как и установить с собеседницей зрительный контакт. По всей видимости, он ждал вопросов от неё, а если их не получит, то предпочтёт просто снова заснуть.

Желая разобраться в причинах, Соловей подошла к кровати, поближе к магу. Лишь когда она оказалась у изголовья, в поле его зрения, мужчина оторвался от пустого созерцания досок и глянул в её сторону. А может, это была инстинктивная реакция на движение.

Его взгляд из-под полуопущенных век… женщину обезоружил. Он посмотрел на неё спокойно, без обиды или насмешки (что она тоже предполагала в качестве причины молчанки), но без знакомого ей огня. Усталость перекрывала всё. Этот человек известен своим поразительно непомерным рвением к приключениям при его-то ногах. Он не унывал в первый день их знакомства, поразил сопровождающих до Бреши своим любопытством и пытливостью ума, в дальнейшем, частично лишённый памяти, в чужом мире, он умудрился выживать, переворачивать все события себе на пользу и при этом вляпываться в новые неприятности. Лелиана знала о несокрушимой воле больного человека, всегда восхищалась огнём в его глазах, с которым он смотрел на мир и шёл по нему наперекор всем.

А сейчас этого огня нет. Есть усталость. Усталость от мира, от всего, что его окружает. Есть безразличие. Он знает, что должен сделать для спасения мира, а когда и на каких условиях это произойдёт, его не волнует, и он отдаёт всё на откуп Инквизиции. И лишь при виде неё взгляд его холодных белых, как никогда похожих на неживые, глаз стал теплее: он был рад увидеть её как-то немногое, чем он дорожил в реальном мире.

Канцлер опустилась на край кровати, обхватила прохладную руку мага. Он сжал её руку в ответ, так сильно, как только мог, вздохнул, закрыл глаза, чтобы насладиться приятной близостью и лишний раз не обращать внимание на реальность. Но разговор так и не завязался.

Лелиана позволила себе горькую улыбку. Больно ей было наблюдать за тем, как человек, восхищавший силой духа, непробиваемым упрямством в борьбе с нападками мира, начал терять вкус и силы для жизни в реальности, а не в своих грёзах. И Канцлер не видела выхода: этот исход предсказуем. Безумец почти всю жизнь прожил с бременем, неподъёмным для многих, а в новом мире в его теле и вовсе смешались самые невообразимые явления. У всего есть предел. И, как видно, Источник стал таким пределом для хромого мага, после которого он стал стремительно угасать.

— Источник стоил того? — этот вопрос Лелиана уже задавала себе и нашла на него ответ, но теперь она решила спросить самого добровольца.

— Источник дал мне знания, на поиски которых я потратил свою жизнь.

— Но не сделал вас самым сильным магом, — напомнила бард, что недостижимая цель магистра так и осталась… недостижима.

— Не сделал. Но Источник это большее, что я мог бы получить. Сложись всё иначе, или останься я в родном мире — и у меня не было бы и в половину того, чем я владею сейчас.

Улыбка Лелианы стала мягче. Хуже угасания тела может быть только угасание души. Но, как видно, магистр не сдаётся, не сожалеет, не скулит о незавидной судьбе, а в полную меру довольствуется имеющимся. А уж если его в таком плачевном состоянии может что-то осчастливить (и пусть это «что-то» за пределами реальности), то не дело печалиться ей, а лучше брать пример с человека, что пойдёт до конца, даже если весь мир ему осточертеет.

* * *

Советники за время войны стали единой слаженной командой, поэтому в ставке командования всегда стоял около дружеский настрой. Безумец, которого вынудили на одном собрании поучаствовать, не мог это не заметить, восхититься, потому что этот настрой — одна из причин победы Инквизиции. Но насколько чувствовалось уместность советников в ставке, настолько выделялся здесь он. В последний раз магистр на собрании Совета побывал в ночь нападения Корифея на Убежища, в котором отчасти был виноват сам и о котором сейчас всем было неприятно вспоминать. В том числе поэтому к магу тяжело было относиться как к соратнику. Впрочем, никто и не заставлял его принимать активное участие в обсуждении, только рассказать полученную от Источника информацию, чтобы оправдаться перед Инквизицией за свою выходку, почти предательство, в святилище Митал. А оставшуюся часть собрания ему позволили просто сидеть на любезно предоставленном кресле и слушать.

— Я считаю, что жертвенность ради других должна подразумевать и собственное спасение. Живой герой ещё может принести пользу обществу, ради которого радеет, мёртвый же — нет. Если все герои будут искать повод погибнуть в первом же бою — героев не останется.

И как бы магистр полусонно ни выглядел, за обсуждением он действительно следил, а поэтому позволял себе по-обычному вмешиваться. На этот раз он не сдержался, когда речь зашла о скорой последней битве и героической решимости идти на смерть. Это, как и упоминание героического поступка Героя Ферелдена, Безумец осудил. То, что Айден Кусланд — герой, с этим бы не стал спорить даже критичный сновидец, однако он не видел повода для восхищения и уподобления, особенно когда узнал, что мальчик-фанатик мог выжить и более разумно дать пожертвовать собой старому ветерану, который был готов искупить вину перед родиной.

— Да что ты вообще знаешь о героизме, алчная ты тевинтерская душонка?!

То, что Кассандра вспылит первая, было предсказуемо. Отношения между ними так и остались натянутыми, и это неизменно, потому что они оба не желали уступать и идти к перемирию. Например, сейчас Безумцу стоило бы выбирать выражения в речах о признанном герое современности, но он гордецом не собирался наступать на свои принципы.

— По всей видимости, не меньше твоего, искательница. Иначе почему ты сейчас стоишь передо мной и тратишь моё время своими противоречивыми выкриками, а не бросилась грудью на мечи ради первого попавшегося землепашца?

— Безумец, вы… играете с огнём.

— Я не хочу никого задеть, леди Лелиана. Но разве, если бы Герой Ферелдена позволил отдать жизнь тому, кто мог и готов был это сделать, а сам бы выжил, не увеличило бы это значительно шансы появления достойного своего титула Инквизитора? А вам бы не пришлось тратить драгоценное время на убеждение всего мира, что организация без чёткого лидера вообще жизнеспособна.

Пусть цинизм слов магистра вызывал у советников отвращение, однако никто не спешил вступать с ним в спор, хотя бы отчасти признавая его правоту.

— А кто же тогда, по-твоему, герой? Уж не ты ли сам? — только Кассандра фыркнула.

— Гаррет Хоук. Человек, который готов отдать жизнь как за спасение города, так и за конкретного жителя Тедаса, но не стремится к этому, а проявляет поразительное благоразумие, когда это необходимо. А что касается его девиантного поведения — герои не должны быть идеальны. Это прерогатива истории: стачивать все неудобные углы, потому что нам легче сводить все к черно-белой модели мира, упрощать то, чего мы не являемся прямыми участниками или современниками.

Когда речь магистра с ответа на вопрос перешла в философию исторического мышления, все советники отчасти потеряли нить разговора, отчасти были сбиты с толку, поэтому решили не продолжать спор с тем, кто профессионально орудует монотонной речью. Собственно, этого Безумец и добивался, чтобы не обострять дальше спор на щепетильную тему.

В итоге Совет только переглянулся, приходя к общему мнению, что им нет смысла заострять на этом внимание. Магистра было легче не замечать — не придётся испытывать лишний раз своё терпение тевинтерским снобизмом.

— Нам нужно больше времени: не все наши солдаты вернулись из Арбор, — продолжил Каллен, когда все советники вернулись к обсуждению.

— Все солдаты нам не потребуются. Насколько мы видим, Корифей почти полностью потерял контроль над своими подчинёнными. В том числе из-за отхода от дел обоих его командиров, — заверила Лелиана, что большой полномасштабной военной операции, вроде тех, что были в крепости Серых Стражей или в Арборской пустоши, им ожидать не стоит — нет у Корифея сил на такие сражения. — Последний удар будет совершён от отчаяния.

— По нам? — спросил командор.

— Его дракон сможет нанести ущерб замку, но незначительный. Наиболее вероятно, он захочет закончить начатое.

— Воздействовать на Брешь? — догадалась Кассандра, а Лелиана ей кивнула. — Но с какой целью? Разве это поможет ему исполнить задуманное?

— Не поможет. Солас говорит, что воздействие на Брешь вернёт её в состояние, как в первые дни после Конклава.

— То есть до того, как господин маг её успокоил, — чётче обрисовала Жозефина картину.

— Именно. И на этот раз повреждения для Завесы будут неисправимы — она рухнет. Это не даст Старшему того, за что он боролся всё это время: мир будет уничтожен вместе с ним.

— Но он добьётся разрушительности, которой хочет, — добавил сэр Резерфорд, понимая, почему Сенешаль считает такой ход врага наиболее вероятным.

— Разве хромой здесь не за тем, чтобы этого не допустить?

— Закрыть Брешь с помощью меня и ваших магов возможно, но Корифей может повторить схожую с Конклавом катастрофу, — снова подал сонный голос «безучастный» магистр.

— Значит, Корифей должен быть убит первым, — подытожил Каллен, из огрызков обсуждения собирая их план.

— И желательно, одномоментно с закрытием Бреши, — добавила Канцлер пунктик к этому плану.

— И как мы можем это сделать? Чтобы организовать всё правильно, привести магов к Храму, потребуется время. Мы должны заранее знать, когда Корифей захочет напасть, — обозначила новый вопрос Искательница.

Но обдумывать на этот раз долго не пришлось.

— Мы можем сами «назначить» ему встречу, — воскликнула леди Посол, с улыбкой покосившись на гостя. — Достаточно торжественно объявить, что нами наконец было найдено «средство» для закрытия Бреши, и им мы «воспользуемся» в назначенный день.

— Обиженный Корифей наверняка не упустит момент и придёт поквитаться со своим сородичем, — кивнула Лелиана, поддержав подругу. В отличие от всего мира, порождение тьмы не только поймёт, о каком средстве идёт речь, но и ещё пуще рассвирепеет, что Инквизиция не просто «совратила» его соплеменника, но и позволяет об этом бахвалиться во всеуслышанье.

— И придёт вместе с драконом, — хмуро напомнил Каллен о не самом приятном нюансе для их выверенных планов.

На этом все советники обернулись и вновь глянули на магистра. Не самым приятным нюанс с драконом был потому, что победа над ним от них никак не зависела — они должны довериться человеку, который, мягко говоря, не всегда заслуживал доверия. Даже сейчас то, что мужчина упёрся локтем о подлокотник кресла, голову положил на руку и, судя по закрытым глазам, заснул, а не слушал их, не позволяло советникам относиться к магу без предвзятости.

— Справишься, хромой? — в итоге спросила Кассандра на случай, если магистр её услышит. Её слова в том числе были полны именно той предвзятости, следствием их вечных склок. Но одновременно, это было объективной и искренней обеспокоенностью, ведь сновидец совсем не боец, драконье тело для него ново, а чёрный дракон Корифея — это не просто драконица, а отравленный красным лириумом (как следствие, скверной) монстр, на которого и смотреть-то страшно, что уж говорить о сражении против него.

— Твои сомнения не имеют смысла, искательница. Источник считает это лучшим способом, а иных у вас попросту нет, — раздался монотонный голос.

А нет, не спит. Всё-таки слушает.

* * *

Как было обещано, магистра в перемещении не ограничивали… ну точнее дали свободу, которая есть у других гостей Скайхолда. Разумеется, в закрытые помещения или кабинеты советников в разгар работы его никто бы не пустил, да мужчина и не стремился. Местная таверна как главное место отдыха для обитателей его не интересовала. Небольшой садик тоже был оставлен им без внимания: то ли потому что он был уж слишком людный, а сновидец любил оранжереи не за это, то ли потому что в той стороне обосновалась Морриган, которая, едва его завидев, начинает требовать от него ответов, на которые он не имеет желания тратить время. Один раз тевинтерец заглянул в башню магов. Там он ощущал себя комфортно, был доволен уважительным отношением к сородичам по магическому таланту — ни одного надзирателя-храмовника там не найдётся, был узнан несколькими магами Редклифа. И прояви мужчина инициативу, его бы с большим удовольствием втянули в дела местной магической когорты, в проводимые ими эксперименты как почтенного мэтра в магии, попросили бы почитать лекции молодняку, да и не только: поколению постарше тоже бы не вредно было послушать про имперское отношение к магии. Но тогда магистр просто башню покинул и больше туда не вернулся: принимать активное участие в чём-либо у него больше нет ни желания… ни сил.

В итоге только главное строение замка удостоилось его внимания. Ему было любопытно сравнивать величественный Скайхолд с жалким подобием церкви в Убежище. Инквизиция отреставрировала и обставила замок согласно своему статусу в войне — неудивительно, что столько знати хочет сюда попасть, а те, кто отсюда вернулся, потом долго этим бахвалятся на званных вечерах.

В меблировке Совет опирался на все стили ныне существующих стран. Здесь были сосуды с открытым огнём для освещения и обогрева, как в Ферелдене. Некоторые декоративные элементы пришли прямиком из Орлея: например, полотна над вторым этажом главного зала точь-в-точь напоминали Безумцу таковые, которые он видел на Летнем рынке в Вал Руайо. Также нашлось несколько статуй драконов, найденных Инквизицией, видимо, во время своих изысканий в заброшенных строениях времён Древнего Тевинтера. В саду расположилась статуя Андрасте. На одной из стен висел герб Серых Стражей, восстановленный и вычищенный до блеска — не всегда сам орден с таким трепетом относится к собственным эмблемам. Мужчина приметил то, что знал сам, но не сомневался, что здесь найдутся элементы и из других стран и союзных объединений.

Как магистр мог услышать от других гостей замка, не всем нравилась такая мешанина стилей, и на первый взгляд она, действительно, кажется дикой. Но хромой маг, наоборот, положительно оценил, что организация, заявлявшая себя как спасительница и защитница всего мира, пытается быть олицетворением этого самого мира, а не конкретной страны и её правителя. И мужчина бы признал для себя Скайхолд прекрасным пристанищем, если бы замок не был столь многолюдным, особенно заполнен знатью. Гуляя по главному залу, ему было тошно от всех этих людей. Сейчас они для показухи рвутся побывать в Скайхолде, готовы терпеть снег и мороз, который лежит на пути до сюда, с восторгом обсуждают проявленное почтение именно к их стране в отделке замка, а те, кто недоволен, предпочитают лишь изредка ворчать. Но после победы на Инквизицию ополчится весь мир, так как она угроза для любого государственного образования Тедаса, а вся эта знать начнёт уже возмущённо вопить, и то, что раньше считалось проявлением уважения к разным культурам, станет, наоборот, оскорблением, ведь пытаясь уважить всех, получается, Инквизиция проявила недостаточно уважения каждой стране конкретно.

От напоминания о лицемерности политики и аристократии — какую страну ни возьми — Безумец только мог порадоваться, что советники его решили в их дела не вмешивать. Свои обязанности, когда придёт время, он знает, а до этого момента он может смело делать, что хочет. И после дня, потраченного на изучение замка, сновидец поймал себя на мысли, что хочет он вернуться к Источнику, где нет ничего того, что его всегда раздражало в реальном мире.

— Незабудка, а я смотрю, ты сегодня решил набродиться за все упущенные возможности поглазеть на Скайхолд ранее. Ноги свои не доломал?

Когда Безумец хотел покинуть зал и отправиться в библиотеку — уж точно более приятное для него место, чем сборище южной знати, то у входа его остановил знакомый задорный голос.

— А я смотрю, ты всё столь же чрезмерно наблюдателен, Варрик, при своём-то росте.

— К твоим сведениям, гномы отличные шпионы.

— Когда не требуется смотреть вдаль, иначе без стремянки вы бесполезны.

— Ничего. Чтобы издалека увидеть твою кислую тевинтерскую физиономию, моего роста будет достаточно. Чем так недоволен?

— Излишняя суета замка — это не то, к чему я привык.

— Не хватает тишины ваших сектантских посиделок и криков девственниц на алтаре?

— У тебя слишком карикатурное представление о магии крови.

— Я же писатель. Нагнать жути и приукрасить — моя работа. Иначе кому интересно будет читать о магистре, который только всех усыпляет своим занудством?

— Всё-таки не забыл и меня приплести в свои сказки?

— Ну разумеется. Это же такой простор для творчества! Да и моих фанатов из Тевинтера побалую.

— Ценой гонения Церковью.

— Ну что ж поделать. Раньше рядом с тобой не было обаятельного гнома, способного записать все твои приключения, которых при твоей-то хромоногости скопилось удивительно много. Нужно это исправить.

За шутливыми словами Варрик раскрыл истинную причину своих писательских порывов: он знает, сколь сильно влияние чужака-магистра на нынешние события в мире и что ничего из этого по понятным причинам потомки не запомнят. Разумеется, он не сможет быть до конца достоверным в своей книге — иначе подвергнется гонению не только от Церкви, но и от всего мира, но хотя бы частично решить эту несправедливость он попытается. Чтобы все знали, что да, был такой магистр, чудом попавший из прошлого, и нет в этом ничего постыдного. И хотят сильные мира сего или нет, но этот человек уже часть их истории — а что бывает, когда историю забывают, Корифей и Моры показывали неоднократно.

Безумец, вычленив тот же смысл из, казалось бы, просто непосредственного задора, оказался поражён честностью гнома-дельца.

— И эти истории будут той же достоверности, как и все твои книги?

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Мне нужно знать об всех твоих приключениях. Из первых уст, как говорится.

— Я не имею желания в этом участвовать.

— Отлично. Так и запишем: магистр искупался в крови девственниц, обернулся драконом, сожрал Корифея и улетел через Брешь в Тень. И больше его не видели.

Безумец закатал глаза от очевидного паясничества гнома.

— Будь по-твоему, dweomer, — вздохнул маг, пообещав, что позже они договорятся о встрече.

Магистр почти продолжил свой запланированный путь, оставив гнома наедине со своими креслом, камином, бумагой и пером, однако вспомнил напоследок и свой вопрос к нему.

— Варрик, правдивы ли слухи, что тебя планируют избрать на пост наместника Киркволла?

— Хотел бы тебя разочаровать, да не могу, — потеряв былой задор, подтвердил гном.

— При твоём влиянии в городе такой исход разумен.

— Уж ты и без меня знаешь про всю эту политику, прошения, нытьё аристократинки.

— Зато сможешь поставить рядом Гаррета и будешь наслаждаться, как он выпинывает за дверь очередного неугодного, — теперь они поменялись местами: Безумец проявил задор, а Варрик его подхватил.

— Ха, Незабудка, а это ты ловко придумал. Надо предложить Хоуку: ему понравится.

Завершив беседу с гномом, который всегда одними только словами способен наладить даже самое паршивое настроение собеседника, развеселить, магистр зашёл в ротонду и продолжил свой путь до библиотеки.

Библиотека Скайхолда была далеко не самой впечатляющей, которые ему приходилось видеть, и не самой выдающейся по наполнению, но мужчина разочарован не был. По большому-то счёту, эта библиотека и не обязана существовать. Инквизиция — это, в первую очередь, военная организация, а не научная. Книги конфиденциального характера хранятся или в закрытом хранилище в подвале, или у Канцлера. Справочники — в кабинетах советников. Учебные трактаты, например, по магии — соответственно, в башне магов. А лёгкого чтива и так достаточно на полках в каждой гостевой комнате. И этого достаточно. Но всё же, находя во время своих изысканий по миру книги, Инквизиция их не уничтожала и не оставляла гнить дальше, а забирала к себе и, по необходимости, реставрировала. За два года усердной работы, а также даров, полученных от благодарной знати, эта коллекция и сформировалась. И конечно, такое уважительное отношение к носителям знаний заядлого книголюба очень подкупало.

Совет не фильтровал найденные книги по «правильности» — сохранялись все. Например, даже под тевинтерскую литературу был выделен укромный уголок, проходя мимо которого жрицы каждый раз мечтали его сжечь. Безумецсейчас в этот уголок направился, ещё больше увеличив концентрацию его «тевинтерщености».

— Почему это я недальновиден? Ты задумала не меньше моего.

— Я хотя бы понимаю, что мне придётся начинать всё сначала, чтобы никто не узнал о моей прошлой связи с Венатори. А ты решил прикинуться, что ничего не было, что ты на юг не сбегал, и вернувшись домой, продолжишь бунтарски не исполнять требования магистра Павуса.

— Я никогда не признаю правоту отца и не собираюсь под него подстраиваться. Ни после того, как он пытался исправить меня магией крови. И «бунтарство» здесь не причём.

— Да-да, тебе всё равно, «что об отце подумают другие магистры». Я уже слышала. Только ты забываешь, что это мнение потом перейдёт и на тебя, когда титул перейдёт тебе. Если ты не женишься на какой-нибудь сильной магессе, а затем не заведёшь наследника, то есть не поучаствуешь в традиционном «разведении» магов, — ни один магистр тебя даже всерьёз воспринимать не будет. Для них ты так и останешься мальчиком, который способен только бунтовать против отца и сбегать из страны при первой же семейной ссоре. Ну или будут к тебе относиться как к чудаковатому украшению для кресла в Сенате, как относились к магистру Эрастенесу. Ещё хуже, что отторжением женитьбы ты сам зародишь слухи о твоей «склонности», за которые с удовольствием ухватятся соперники. Сам ведь говорил, что магистры-лаэтаны проигрывали и за меньшее.

— Влияние альтуса не так просто очернить.

— Но уже хорошее подспорье. Не зря магистр Павус опасается позора. Это заденет не только его, но и всю вашу семью, и тебя как его преемника. А уж когда ты посягнёшься на безграничные права магистров и их рабов — они припомнят тебе всё.

И Дориану больше не имело смысла спорить — он признавал, что сейчас его действия являются именно юношеским бунтарством. В их «революции» он хочет стать примером, первым аристократом, который освободит своих рабов и будет им платить и докажет, что это совсем не зазорно и что эффективность труда работников намного больше, чем у рабов. Но для этого нужно не отличаться во всём остальном, быть практически идеальным магистром, иначе «коллеги» не будут его воспринимать всерьёз, отмахнутся как от глупого юнца, заигравшегося в южанина. И соберёт он вокруг себя только столь же юных сподвижников, которые, в силу возраста, амбициозны и пылки, но в долгосрочной перспективе почти бесполезны для их планов.

Собственно, в жарком споре о теоретической реализации этих самых планов два заговорщика и провели уже немало дней. И сегодня на одном разногласии они тоже не остановятся, только вынуждены сделать паузу, когда Дориан заметил подошедшего к ним сородича и известил об этом девчонку, находившуюся к тому спиной.

Кальперния при беседе стояла, сложив руки на груди, и победно посматривала на неожиданного единомышленника, которого нашла в стане бывшего врага, но тут же растеряла всю свою «деловитость», стоило обернуться и увидеть наставника. С искренней радостью она кинулась мужчину обнимать, столь невинным и непосредственным способом выплёскивая всё скопившееся в ней беспокойства за дни, которые хромой маг провёл во сне.

Но сновидец не стал её упрекать за демонстрацию их фамильярных отношений при посторонних — его лица тоже коснулась улыбка. После слов Лелианы, а теперь услышав их обсуждение лично, он был рад убедиться, что уход из-под вредоносного влияния Старшего не повредил инициативности магессы, а наоборот, настроил её на новый лад. Два тевинтерца, покинув свою родину и повидав мир, уже могут помыслить о куда более реальных целях. И не просто помыслить — но и сознательно подойти к способам реализации своих задумок.

Их упрекать, как могли подумать оба молодых мага, магистру было незачем. Если они не справятся и проиграют, то это будет их вина — сами решились на этот риск, но если их бунтарские помыслы будут хоть сколько-то плодотворны, то Тевинтеру это не помешает — всё же лучше замшелой стагнации, в которую страна погружена сейчас.

Разумеется, проигрыш ученицы был бы нежелательным исходом для его планов, однако укрывать её от трудностей мира будет ещё более неверно. Ему нужна магесса с её упрямым, уверенным в своих действиях, стойким к трудностям, сильным характером, а не тепличное растение. Тот, кто запрятан за иллюзиями безопасности, не способен справляться с нападками мира, а значит, никогда правильно не воспитает мага-наследника.

Впоследствии, пережив шквал вопросов от взволнованной девушки о его состоянии, здоровье, самочувствии, магистр обратил внимание на второго своего сородича. Что Дориан не может по-простому воспринимать сновидца, было видно ещё в Зимнем дворце. И сейчас изменилось немногое. Из-за происхождения он больше, чем большинство южан, наслышан о легендах про события, предшествующие Первому Мору, поэтому трудно смотреть на магистра без трепета, доли неверия, восторга и одновременно злости. И пусть маг к виновному Синоду не имеет никакого отношения — главное, что он был при тех событиях тысячелетие, с ума сойти, назад. А став сегодня свидетелем взаимоотношений Кальпернии со своим наставником, младшего Павуса одолело и недоумение. Нет, не увиденное достойно осуждения, а ему было непривычно наблюдать, что древний магистр способен к проявлению даже таких эмоций. Ведь любой образованный тевинтерец знает, что первые порождения тьмы уже давно не люди, а Безумец сейчас это устоявшийся образ в глазах потомка всё больше ломал. И неважно, что на этих самых порождений тьмы сновидец пока не очень похож — исторические образы тяжело искоренимы.

На лице молодого мага вся эта буря эмоций отразилась отчётливо, что заставило магистра усмехнуться. Безумец подумал, что так бы на него точно смотрела добрая половина Тевинтера, если бы узнала правду о нём, потому что ярлык «первого порождения тьмы» не смоется с него никогда, проживи он в новом мире хоть пару лет, хоть всю оставшуюся жизнь: ритуал Жрецов слишком уж сильно пошатнул мир.

Правда, Дориан, в отличие той самой доброй половины, как и прошлой раз, не стал припадать к глупым вопросам и возгласам, а придерживаясь магистерской выдержки, вскоре перестал так явно пялиться. Вместе с тем задор промелькнул и в глазах молодого мага — у него было, что сказать сновидцу, и сейчас он решил воспользоваться шансом.

— Я поддерживаю связь с моим другом из Минратоса. И из его писем вырисовывается интересная картина, — интригующе начал Дориан, привлекая внимание старшего сородича.

— Разъярённый магистр Нихалиас объявил поиск хромого мага? — в шутку постарался предугадать Безумец и не мог не усмехнуться, вспоминая свои похождения по Тевинтеру.

— И это тоже. Только когда всплыли слухи о сговоре его сына с Венатори, ему стало пока не до этого. Но и без него Магистериум заинтересовался личностью хромого мага. Явился из ниоткуда, ничем изначально не приглянулся, а потом выяснилось, что он нашёл лечение болезни, которая признавалась почти неизлечимой, спас Минратос от одержимого сновидца, впечатлил Круг своими знаниями, в сухую одолел в дуэли магистра, и напоследок привлёк внимание архонта настолько, что тот не скупился послать для сопровождения во дворец своих гвардейцев. И самое удивительное — маг пережил встречу с архонтом, потому что нашлись свидетели, утверждающие, что видели его в тот же день в порту. Но после он столь же неожиданно исчез, — пока будущий магистр об этом говорил, на его лице всё больше растягивалась довольная улыбка. Ведь пока магистры недоумевали и строили догадки, как и его друг в письмах, Дориан мог погордиться тем, что знал больше них всех вместе взятых и сейчас стоял и зачитывал все эти недоумения перед тем самым таинственным магом.

А ведь, и правда, таинственным.

— Почему излечение одного ребёнка так громко зовётся «лечением болезни»? — не понравилась Безумцу формулировка, потому что, во-первых, ничего он не «находил», а использовал познания своего народа, которые утратили потомки, а во-вторых, частный случай излечения не может рассматриваться как борьба с болезнью в общем.

— Вероятно, имеется в виду написанная тобой методичка, которая получила одобрение Круга.

— Магистр Вирен продал мои наработки Кругу? — удивился сновидец.

— Причём за кругленькую сумму.

На самом деле Безумец удивился не тому, что из его дара лорд-магистр извлёк денежную выгоду для себя — это как раз ожидаемо, — а тому, что Вирен вообще вспомнил об этой книге, не сжёг в камине, а соответствующе оценил, что позволило ему вести продуктивные торги.

— Догадываюсь, что ещё магистр Вирен был тем, кто выдал твоё «сновидчество». А то «наниматель лаэтана-оборванца» прозвучит в Магистериуме не так пафосно, как «наниматель могущественного сновидца», — Дориан хоть и посмеялся, но был не так уж далёк от правды, и Безумец с ним согласился. — При его нынешних проектах, которые он начал активно продвигать на собрании, ожидаемо, что он постарается указать на твоё призрачное влияние. А то немало магистров и так уже подумало, что генерал армии сошёл с ума.

— Что он предлагает?

— В основном продолжает проекты магистра Алексиуса по финансированию Кругов и развитию магических наук — хотя бы на уровне восстановления знаний Древнего Тевинтера. Пока также неудачно. Но в отличие от Алексиуса, который всегда, сколько я его помню, предпочтёт сам уйти в работу, чем стоять и переубеждать Магистериум, Вирен напорист. Говорят, что когда он вышел, ударил кулаком по трибуне и затем гаркнул, половина магистров чуть ли не повскакивали с кресел и по стойке смирно не встали. Kaffas! Я бы хотел на это посмотреть, — под конец Дориан рассмеялся. — Архонт тоже довольно-таки быстро стал поддерживать его инициативу. Вроде потому что знал о твоём влиянии.

Безумец тоже не мог слушать это без улыбки: весьма забавно, что изначальная его сомнительная задумка уже успела выродиться во что-то самостоятельное и, если так пойдёт дальше, масштабное. Заодно мужчина подумал, что стоило бы ему поискать в Тени своего бывшего нанимателя и вновь попугать. Если лорд-магистр так здраво начал, то пусть и дальше не разочаруется в убеждённости, что бесполезный магический шрам на руке несёт для него смертельную опасность в случае неисполнения своей части договора.

— В общем, собрав все эти слухи, некоторые заговорили о том, что в Тевинтере побывал сам Корифей, чтобы наставить нас на истинный путь. Видимо, без Венатори в таких выводах не обошлось.

— Я на него столь сильно похож? — вот уже и магистр рассмеялся вслед собеседнику из-за несуразных выводов.

— Почти никто его и не видел. Зато наслышаны все. А о существовании ещё одного древнего магистра никому не хватит смелости предположить.

Как бы все эти догадки ни были смешны для тех, кто знал правду, Безумец и не подумал бы их развенчивать. Если его появление растрясло заснувший в своём призрачном наследии Тевинтер, породило слухи и обсуждения, то какая разница, что там думают о его личности?

Тем более туда он уже не вернётся…

* * *

После исследования замка магистр пришёл к выводу, что больше всего он заинтересовался его древним происхождением. Когда-то мужчина не слабо удивился, узнав, что Скайхолд принадлежит эпохе Элвенана, и поныне находил слишком мало черт традиционной эльфийской архитектуры. Точнее по монументальности можно поверить, что это строение простояло уже в горах не одно тысячелетие — тут скорее не просматривался быт элвен. Морозная земля слишком бедна на плодородность почвы — привычные сады для эльфов тут не разведёшь. Фресок, или иной настенной живописи, тоже не наблюдается, что уж точно удивительно — ведь фрески были даже в страшно защищённом храме Митал, в тех, комнатах, куда заходили редкие жрецы, а тут — ни одной. В итоге у сновидца сложилось впечатление, что Tarasyl'an Te'las — эльфийское название крепости, как ему сказал Источник — изначально не было публичным местом. Вероятно, частным владением, скрытым от посторонних глаз тайником какого-то эльфа. А если опираться на перевод названия крепости: «Там, где небо можно удержать», — Безумец мог догадываться, какого именно эльфа.

Сегодня Безумец с определённой целью спустил на первый этаж ротонды, к его обитателю, упросившему весь этаж в личное пользование. Но не найдя Соласа на месте, магистр заинтересовался фреской, размещённой вдоль всей стены, и откровенно залюбовался. Фреска была новой, создавалась самим обитателем ротонды. Судя по материалам и технике исполнения с нанесением краски на штукатурку она была именно эльфийской, выполненной с поразительным мастерством, которое мужчина видел только в некоторых особо богатых руинах древней империи элвен. Магистр не был любителем эльфийского стиля с порой слишком уж карикатурными, условными, нечёткими образами, только долго рассматривая которые можно понять, а что тут вообще нарисовано. Но в этой неспешности и заключается особенность всей культуры элвен. Даже необязательно расшифровывать образы — творение восхищала и своим видом.

Впрочем, сегодня эльфийский творец был снисходителен к зрителям, привыкшим к быстрому течению жизни, поэтому его образы вышли вполне доступными. После недолгого осмотра Безумец подытожил, что Солас решил запечатлеть на фреске главные события войны с Корифеем, начиная со взрыва Конклава и заканчивая, на данный момент, сражением в святилище. Работу над следующим (и наверняка, последним) фрагментом он только начал, очертил контуры будущего рисунка, но уже понятно, что на нём будет изображён скверный дракон, пронзённый мечом, а над ним возвышается силуэт волка. Безумец бы задался вопросом, причём тут волк, если бы не увидел его присутствие, в том или ином виде, на каждом фрагменте фрески. А пока позабавила уверенность знатока Тени, что предстоящая последняя битва закончится поражением Корифеем. Хотя, возможно, тут не в уверенности дело, а в банальном расчёте: если они проиграют, то заканчивать фреску уже будет некому.

Но ещё больше привлёк внимание другой повторяющийся образ: тёмный маленький силуэт человека с отличительной особенностью — тростью в руке, невзрачный и незаметный, но он тоже присутствовал на каждом фрагменте.

Собственное, едва заметное присутствие мужчину заставило улыбнуться. Всё верно отображает фреска: он всегда был маленьким человеком для истории. Легенды не запомнили его существование тысячелетия назад, вся его жизнь для истории оказалась незаметным пшиком. Так и в настоящий момент лишь немногие знают о его деяниях в этой войне и его влиянии на некоторые изменения в мире. И лишь единицы знают о нём самом, его личности. Но для истории это тот же пшик.

Такие мысли Безумца не печалили, не понуждали отчаянно прославиться способами, которыми на века вперёд прославился Корифей, однако именно они однажды заставили мужчину подумать, что после себя хоть какое-то наследие ему оставить стоит…

— При твоей общей безучастности в этой войне каждое твоё вмешательство поражает.

А вот раздался и голос хозяина фрески. Безумец не стал оборачиваться, но улыбнулся — эльф не был разъярён, как может показаться, а говорил он скорее с присущим их беседам задором.

— По-твоему, я должен был согласиться на безвольную службу Митал? — понял сновидец, о чём ему намекают, и позволил ответить с тем же задором. Угрозы от теневого собеседника он не ощущал.

— Это подразумевалось — раз ты сам принял решение поглотить Источник. Но ты опять не упустил возможность сделать всё по-своему, — если в один момент в голосе Соласа и промелькнула злость или тоска по погибшему другу, то быстро оказалось забыто.

— Если ты говоришь о Митал, то должен знать, что от неё остался лишь дух, жалкая эманация.

— Так и есть, — пресёк Волк попытки магистра смягчить ситуацию, показывая свою осведомлённость в природе одержимой ведьмы: что от его друга там остались только воспоминания. — Но это всё ещё был носитель могущественной магии, которую можно использовать.

— Или вернуть Тени — никто лучше неё не способен распорядиться такой магией. Эванурисы ею владели — и ничего хорошего из этого не получилось.

— Возможно, ты и прав, — вздохнул Солас.

Когда Солас узнал, что человек забрал бесценные знания Народа, а затем убил ту, кого он когда-то давно называл другом, первой реакцией была, разумеется, ярость. Но только первой реакцией. Он мог бы злиться, возненавидеть тевинтерского магистра, как олицетворение его вандалов-предков, но ведь эльф прекрасно его знает, поэтому мог сказать заранее, что хромой маг постарается всё провернуть себе на пользу. И сейчас делать вид, что он лелеял другой исход от встречи горделивого магистра и не менее горделивого отголоска элвен, значит, выставить себя же недальновидный дураком.

В конце концов Волк признал, что гневило его не потеря друга, а потеря возможностей для себя — ведь в его планах было забрать силу этого духа. Но человек опять его обошёл.

И возможно, это даже к лучшему.

— О чём говорит присутствие Волка на твоей фреске? Следующая угроза для героев этой войны или незримый надзор, свойственный Фен’Харелу, если верить долийским легендам? — когда вопросов и претензий от знатока Тени не осталось, Безумец задал свой, всё ещё не отрывая взор от картины.

Когда Солас начал их разговор с вопросов, которые требуют сильно большей осведомлённости, чем может быть у обычного эльфа-отшельника, он уже предполагал, что тем самым выдаст себя. Но не видно его обеспокоенности — вероятно, он к этому, наоборот, стремился. Должен же когда-то между маги, двумя хорошими знакомыми, смыться флёр секретов. И вот такой неожиданный вопрос от Безумца заставил Волка по началу даже оторопеть. Эльф не мог понять, показалось ему или магистру, действительно, был известен главный его секрет ещё до сегодняшнего разговора. Учитывая, с какой довольной ухмылкой тевинтерец это говорил, — не показалось.

— Долийские легенды — это последнее, чему стоит верить. А Волк скорее следит за всеми событиями нового мира, учится и помогает исправлять свою ошибку.

Теперь Безумец обернулся, и два сновидца могли глянуть друг на друга. Пусть в словах Соласа не было явного подтверждения догадкам хромого человека, но при этом он ничего и не отрицал. А это значит, раз секрета больше не существует, им есть, что обсудить, чтобы поставить точку в этом вопросе. Какой бы эта «точка» ни была…

Но не здесь, не в Скайхолде, в окружении десятков любопытных глаз и ушей.

— Надеюсь, ты ждал меня, не чтобы задать вопрос о иллюзорных значениях, заложенных в фреске? — спросил Солас, будто бы и не было между ними минуту назад полёта искренности. Если перед теневым собеседником эльф решил не скрываться, это не значит, что он бы хотел раскрываться перед миром заранее. И Безумец с дружеским пониманием удовлетворил его желания, не думал трубить тайну во всеуслышание.

— Ты прав. Я хочу разрушить эльфийское заклинание, блокирующее воспоминания. Источник дал мне ответ, как это сделать. Однако я предпочту запросить помощь у того, кому такая магия близка.

Убедившись, что им обоим претило людность Скайхолда, Солас кивнул и соответствующим жестом пригласил хромого мага последовать за ним до элювиана. Чтобы показать магистру-книголюбу место, много прекраснее, чем заброшенный Перекрёсток, по которому они сбегали из храма, и чтобы не нарушать традицию их теневых бесед: обсудить насущное наедине, подальше от реального мира…

Глава 46. Где когда-то прошли мы

Перекрёсток элвен, который был открыт ведьмой, — это карманный искусственный мир, расположенный где-то между Реальностью и Тенью. Он был главным, потому что здесь размещены десятки и сотни элювианов, связывающие всевозможные уголки Элвенана. По его тропам когда-то ходили все граждане империи. Но, разумеется, такое узловое подпространство не может быть единственным. В мире, в котором есть секреты и желающие их скрыть, всегда найдутся те, кто не захочет ходить по многолюдным тропам и выставлять на обозрение свои личные, сокрытые, пути — и такие элвен, разумеется, создадут свой Перекрёсток. Эванурисы сразу приходят на ум, ведь за века узурпации эльфийского народа у них тайн скопилось не меньше, чем их могущества. Поэтому Безумец ничуть не удивился, когда они, пройдя по уже знакомым серым тропам мира, покинутого на тысячелетия, в мёртвой тишине, оказались рядом с зеркалом, который по велению остроухого хозяина открылся и пропустил их на ещё менее хоженые тропы.

После заснувшего мира, погружённого в туман, новый Перекрёсток казался оживлён. Привыкшие к полумраку глаза сходу были атакованы яркими солнечными лучами, ушей коснулся шелест листвы, потревоженной ветром, а впереди, до самого горизонта, парящие в небе скалы создавали видимость движения. Это уже можно было назвать течением жизни на фоне полностью безмолвного мира, из которого они вышли, — там движение создавали только блуждающие сновидцы да рябь на поверхности пары активных элювианов.

Только если тот большой Перекрёсток был похож на реальный мир с осознанной архитектурой, чёткими границами верха и низа: есть «земля», по поверхности которой они шли, есть «небо» — неизменный в своей форме купол над головой, — то вот новый мир сильнее поддался влиянию Тени. Небо искажено, рябит, даже солнечного диска не увидишь: солнце будто светило из ниоткуда и одновременно отовсюду. Парящие скалы, как олицетворение стыка реальности и нереальности, пришли прямиком из Тени — тропа, на которую они ступили, пройдя через элювиан, расположена на таком же куске каменной породы. А красивые деревца с цветными листьями неестественно вросли в камень.

Но Безумец не думал, что подобное «сближение с Тенью» было совершенно умышленно. Как раз-таки умышленно был приближен к реальности главный Перекрёсток с его чёткими статичными образами. Его карта оставалась неизменна даже спустя тысячелетия, потому что месту, которое является сосредоточием десятков и сотен дорог, чревато потерять свою однозначность: возникнет путаница и никто никогда не будет знать, какой элювиан куда ведёт. А здесь на скорую руку была сооружена «карта» троп, которые соединяют немногочисленные зеркала — всё же остальное отдавалось на откуп Тени. Очевидно, ни хозяин, ни его агенты не интересовались красотой — ими это место использовалось с весьма практичной целью: незаметно перемещаться между разными концами недремлющего мира. Вот и получается, если идти по этим тропам, то добредёшь, куда нужно, но стоит сделать хоть шаг влево-вправо и сновидцы наткнутся на знакомые им правила Тени.

Впрочем, говорить пренебрежительно о «на скорую руку» можно только в сравнении с большим Перекрёстком, но сам по себе второй мир — такое же чудо света. Когда Безумец здесь оказался, он был поражён увиденным, и ещё больше — магией, которую чувствовал. На какое-то время он забылся, зачем они сюда пришли и куда его вёл эльф, остановился и только с искренним восторгом осматривался. Как бы недоделанным ни выглядел этот мирок, на фоне первого, такая магия недоступна ни тевинтерцам, ни тем более магам новой эры — способы создания таких практичных подпространств ушли вместо с создателями.

— Похоже, ты видишь ту же красоту, что и я, — улыбнулся Солас и не думал подгонять своего знакомого. Пусть они сейчас не спят и не бродят в Тени, как привыкли, и время идёт, а им ещё нужно решить, что будет дальше с их теневыми встречами после вскрывшихся тайн, но эльф не спешил, а поддавшись примеру человека, кажется, впервые сам «сошёл» с троп и осмотрелся по сторонам, оценил красоту созданного им карманного мирка.

— Я не должен её видеть? — магистр ожидаемо удивился, поскольку думал, что его вели сюда в том числе за этим: показать человеку очередные чудеса древней империи.

— Инквизиция отправляла агентов для исследования Перекрёстка. Из их отчётов я узнал, что все люди — как и гномы, и кунари — ощущают дискомфорт при нахождении в мирах, созданных нами. Здесь они сталкиваются с постоянно меняющимися цветами, странным шёпотом и ускользающими очертаниями. Зато эльфы видят лишь цветущие деревья и ощущают солнечное тепло.

Безумец понял, на что эльф намекает. Как человек, он должен ощущать дискомфорт, страх, отвращение от противоестественности этих мест. Отчасти так и было, потому что ему с детства известно, что есть два мира: реальность и Тень, — а элвен это оказалось мало, и они создавали пространства между этими мирами, к которым если попробуешь применить знакомые чёткие законы, лишь голова вскипит. Однако только отчасти. Пусть магистру не нравилось заострять внимание на неправильности своего эльфокрового происхождения, однако если именно оно позволило ему ощутить тепло невидимого солнца и почувствовать запах во всю цветущих деревьев, подобно эльфам, то он впервые этому был даже рад.

В дальнейшем сновидцы продолжили безмолвное восхождение по скалистой местности. Они прошли несколько развилок и элювианов, уцелевших, но неактивных. Куда они ведут, Безумец не знал, но и спрашивать не стал: он не ожидал от своего собеседника всех откровений. Но наверняка ни одно зеркало не связано с местом интереснее того, куда его в конечном итоге привёл Волк. За зеркалом их ждал воистину венец величия магии и искусства Элевенана, и одновременно… произошедшей из-за Фен’Харела катастрофы.

Vir Dirthara, Путь поисков истины — как подсказал Источник — является разрушенной библиотекой времён Элвенана, которая по своей сути отличается от того, что обычно под словом «библиотека» подразумевается. Это не ограниченное, статичное помещение с книжными шкафами — это живое знание эльфийского народа, объединяющее библиотеки каждого города и мудрость каждого двора. Придя сюда, элвен одновременно и находился на одном месте, и был буквально везде, куда раскинулась магическая сеть.

Безумец раньше встречал упоминание об этом чуде эльфийской магии, а сейчас примерно понимает, как оно работало. Vir Dirthara не была несколькими библиотеками, существующими в одном месте и времени, как может представиться изначально, а всё было завязано на духах мудрости, пленёнными элвен. Эти духи-архивариусы, расположенные в разных городах и местах эльфийской империи, каким-то магическим образом были соединены в одну сеть так, что каждый дух запоминал отведённые ему области знаний, но при этом мог транслировать запомненное любым другим его сородичем.

Пусть понимание работы связующего звена библиотеки и делало её менее мистической в глазах сновидца, и Перекрёстки, как умение элвен создавать, по сути, миры между мирами, были куда загадочнее и непостижимее своей магией, с помощью которой работают и до сих пор. Однако это не могло заставить мужчину преуменьшить величие библиотеки — она всё также остаётся чудом света, которое в более поздние эпохи никому не под силу было повторить. В том числе потому что изменились законы мира. С появлением Завесы стало невозможно создать подобные сети из духов: она, как экран, обрубает любые связи. И она же является причиной, почему о принципах работы этого места Безумцу известно только косвенно — с чужих слов и записей, и на самом деле сейчас перед двумя сомниари Vir Dirthara предстала разрушенной и переставшей функционировать полностью.

Магия этого места ещё больше, чем Перекрёстки, опиралась на состояние Тени в тот исторический промежуток времени. Но после образования Завесы, которая явно отгородила Тень от реального мира, эльфы лишились не только своего бессмертия, но и подобных невообразимых чудес. Именно Завеса разрушила Vir Dirthara, обрубила сеть духов-архивариус. Несмотря на все отличия, оба Перекрёстки отчётливо сохраняли вертикальное ориентирование, понятия «верха» и «низа», то вот здесь не осталось даже этого — словно во время разрушения схлопнулось само пространство и все куски библиотеки оказались навалены друг на друга. В каждый конкретный момент времени сновидцы стояли на полу куска библиотеки — острове, сильно деформированном по краям — с редкими книжными шкафами, но над головой они видели не небо, а другие такие острова, уцелевшие кусочки. Но когда они делают несколько десятков шагов по горизонтальной плоскости, то видят, что достигли не края, а оказались уже в совсем другом месте, а тот остров, по которому они, казалось бы, только-только шли, уже парил над головой.

Редко встреченные отголоски тех самых духов-архивариусов также наглядно показывали, что связь оборвалась: они не только больше не чувствовали друг друга, а даже почти забыли и свои знания — остались только яркие воспоминания о падении Империи после Завесы, о панике эльфийского народа, которые затмили собой всё прочее.

Такой слом пространства явно эльфы не задумывали, и он говорил о сильнейшем разрушении мира — следующим шагом бы стало окончательная потеря всеми видимыми здесь объектами смысла и поглощение библиотеки Тенью. Тень и сейчас здесь как нигде близко — к счастью, Корифей об этом так и не узнал, иначе бы не стал столь остервенело гоняться за Источником, из-за чего, так его и не заполучив, уже почти проиграл.

— Зачем ты привёл меня в Vir Dirthara? Показать очередное величие элвен, которое разрушила Завеса? — однажды спросил Безумец у своего проводника, подозревая, а не хотят ли ему опять выставить Завесу — абсолютным злом, и что Тедасу без неё будет лучше.

В какой-то момент дойдя до острова с частично уцелевшим читальным залом, сновидцы решили не упускать возможность и здесь передохнуть. Разумеется, в первую очередь, отдых требовался хромому магу. Это в Тени сновидцы могли бродить, по ощущениям, вечно, а от реальных блужданий человек стал слишком быстро уставать.

— Скорее — показать разрушительные последствия своего поступка, которые довели меня до отчаяния, — с горькой улыбкой произнёс Солас, пряча взгляд то ли от собеседника, то ли от всего этого места.

— Ты не рассматривал подобный исход?

Этот вопрос от магистра, приготовившего внимательно слушать всю историю, дал эльфу понять, что невозможно больше уходить от ответа на законные вопросы и оттягивать неизбежное и именно сейчас бог обмана должен вскрыть своей обман. Как бы предстоящая исповедь его ни страшила, Волк чувствовал, что это будет почти также просто, как и в Тени, где обычно проходят их встречи, потому что они здесь только вдвоём и находятся вдали от реального мира.

— Даже в качестве худшего случая. Моё желание спасти Народ от… предателей было слишком сильно, и я пошёл на это любой ценой. Но тогда мне казалось, что самая страшная «цена» — моя смерть. Поэтому, когда создание Завесы полностью меня истощило, я добровольно погрузился в утенеру, спасая себя от смерти. Но покинуть её смог только за год до событий, которые вернули из Тени тебя. В абсолютно неправильном мире.

И пока человек удивлялся даже самым своим смелым предположения, сколько же у эванурисов на самом деле было сил, раз для её даже частичного восполнения необходимо было проспать не одно тысячелетие, Солас откинулся на спинку скамьи и наконец осмелился поднять голову, чтобы с тяжёлым вздохом глянуть на парящие очертания островов, которые когда-то были великой библиотекой.

— Я этого не предполагал… Я ненавидел эванурисов за то, что они делали с Народом, их алчность не знала границ. Только Митал, единственная из них, кто видела… — эльф приостановился, когда услышал усмешку магистра, который был однозначен в своём отношении к «справедливой» богине. Но Соласа сейчас не злило иное мнение… мнение этого человека… — Ты несогласен и в чем-то будешь прав. Она, действительно, была лучшей среди худших. Но для меня это было важно — я уважал её за мудрость, которой всегда не хватало мне. Пусть для тебя сейчас это покажется незначительным, но она одна могла перечить Эльгарнану. А я боялся его сил и, возможно, никогда бы не решился ему противостоять. Но потом её убили… по велению её мужа. Просто потому что он стал ощущать в ней угрозу своему правлению. Беспричинно… — вспоминая о моменте, который навсегда перевернул его жизнь, Волк, обычно сдержанный, почти прорычал. — Тогда я понял, что так больше продолжаться не может.

— Если Эльгарнан решил убить даже свою жену, с которой властвовал не одно тысячелетие и от которой имел детей, то это явно признаки прогрессирующего безумия. И дальше стало бы только хуже, — холодно рассудил Безумец, соглашаясь, что дальше так продолжаться не могло. И остроухий сновидец был этому одобрению, сам того до конца не осознавая как, рад.

— Я встал на путь мести. Я собирал вокруг себя оппозицию, до этого безвольных элвен, которым снимал рабские метки с лица, убеждал их, что вместе мы спасём наш Народ от тиранов. И они пошли за мной. Но долгое время эванурисы не обращали на меня внимание и были правы. Своей подпольной борьбой я ничего не мог им противопоставить — для них я был лишь потехой, которой дали кличку Fen'Harel — волчонок, заигравшийся в мятежника.

— Мятежный бог. Таково исходное значение твоего имени. Слово «harellan» переводится, как лжец, обман, предатель. Но это в поздние времена. И меня всегда удивляло, что в более ранних текстах ничего подобного не встречается. Зато у этого слова есть родственные: «harillen» — «противостояние» и «hellathen» — «благородная борьба».

Если бы Солас мог, он бы точно сейчас улыбался до самых ушей. Словно при их первой встрече, когда он узнал, что магистру известно истинное значение валласлина. Осведомлённость и способности к аналитическому мышлению этого человека, при его-то ничтожном, по меркам элвен, возрасте, никогда не переставали Волка восхищать.

— Много позже я пришёл к мысли, что эванурисов не исправить и не подорвать их влияние. Можно только избавить Народ от них, буквально изгнать их туда, где они не могут помешать, — за Границу этого мира. Так началась подготовка к созданию Завесы, на которую ушли все мои силы…

— Из-за чего ты впал в утенеру, — закончив тем, чем они начали этот блок откровений, Безумец кивнул, понимая решительность Волка, но пока не понимая средств. — Но неужели не было иных способов, менее радикальных для мира или хотя бы для тебя?

— Нет… наверное, нет…

Солас и сам не ожидал, что ответить на этот вопрос ему теперь будет так сложно. С момента зарождения этой задумки и до своего пробуждения в искажённом мире бог был уверен, что нет, не было другого способа. И он всё сделал правильно, а теперь осталось только исправить неучтённые последствия. Но сейчас ему как никогда хотелось пойти по пути рассуждений своего тевинтерского знакомого. Даже если допустить, что других способов на самом деле не было — и чтобы избавиться от тех, кто к миру намертво присосался паразитом, нужно было этот мир сломать, то хотя бы он мог сделать всё, чтобы сохранить свои силы, чтобы спасти народ. К примеру, пожертвовать своими подчинёнными… даже если количество этих жертв будет доходить до половины населения империи. Это аморально, да. Но сейчас Волк понимает, что объективно было бы лучше пожертвовать половиной Народа, чтобы спасти оставшихся, чем то, что случилось на самом деле, когда Народ, оставшись брошен богами, изничтожил сам себя в страшной гражданской резне.

— По крайней мере тогда я считал, что нет. И после пробуждения оказался шокирован тем, что увидел. Усмирённый мир. А такие места, как Vir Dirthara, убедили меня окончательно, что я должен всё исправить и как можно скорее. Вернуть мир, в котором жил я…

— И Корифей неслучайно завладел твоей Сферой Средоточия? — предположил магистр, уже уловив нить последующих событий.

— Это так. Я посчитал, что единственный способ всё исправить — уничтожить Завесу. Но утенера не вернула и половины моих сил — я был слаб, чтобы сам воспользоваться Сферой. В том числе за всё это время были утрачены большинство вспомогательных артефактов, которые я использовал при создании Завесы. Возможно, тебе подобные попадались.

Безумец кивнул. Последний раз такой артефакт попался на глаза мужчине, когда он в первый месяц после своего пробуждения оказался в эльфийском хранилище, около Редклифа. Всегда на его памяти инертный шар на обсидиановой подставке именно тогда странно отреагировал на метку. Магистр почувствовал, что этот артефакт может, как укрепить Завесу, так и деструктивно на неё воздействовать, поэтому уничтожил его. И только спустя два года узнал, что сделал это не зря.

— Мои агенты смогли найти Корифея, который к тому моменту уже собрал немало сподвижников. Воспользовался тем, что юг был поглощён гражданской войной. Но его цели мне подходили, поэтому я привёл его к Сфере. Я рассчитывал, что взрыв, который произошёл на Конклаве, его убьёт, а Завеса получит неисправимые повреждения…

— Но ты не учёл, что бессмертное порождение тьмы взрыв переживёт, — хмуро подметил Безумец: уж больно часто в словах эльфа было «не предполагал», «не учёл».

— Не учёл, — повторил сокрушающийся Волк. — И мне пришлось придумывать легенду об отступнике и отправиться в Убежище, чтобы всё исправить…

Кратко поведав, как эльфийского бога занесло к людям в Инквизицию, Солас приостановил свой рассказ и глянул на магистра. Разумеется, это не всё, что когда-нибудь будет обсуждено, но пока важно другое — а продолжатся ли их встречи? Эльф понимал, что сегодня может всё закончится.

Человек может отказаться от своих слов, посчитает услышанное чрезмерно неправильным, шокирующим, скажет, что такая правда эльфа меняет многое. Ведь сейчас перед ним сидит буквально виновник всех бед своего народа за последние несколько тысяч лет и виновник конца света, от которого они еле-еле успели спасти мир сейчас. Даже не полностью спасти, потому что первое порождение тьмы с опасным артефактом в лапах всё ещё жив.

Банально правда хромого мага могла напугать: явление древнего бога это что-то совсем немыслимое, непостижимое. Инстинктивно он мог захотеть избавить себя от этой неправильности, неестественности, что и представляет собой это остроухое существо (не эльф), чья природа за пределами представлений о реальности.

И Солас бы не стал осуждать, если бы человек именно в данный момент захотел оградить себя от этой неестественности, ожидаемо защититься и что по его инициативе они больше не встретятся в Тени. Эльф бы понял, но… не принял. Оттого Волк и сидел сейчас молча, дал собеседнику время всё обдумать, но сам затаил дыхание, потому что опасался услышать отторжение. Впервые, он как никогда признавался искренне, что эти встречи были важны для него. Старый интриган и лжец уже давно не видел в магистре конкурента или преграду своим планам, после победы над Корифеем, — лишь родственную душу, который схоже смотрит на мир, и мудреца, споры с которым заставили столько раз переосмыслить свои взгляды на этот мир и свой радикальный подход к решению проблем.

Сложно было это озвучить, но сейчас, в момент первого за тысячелетия порыва искренности, лишиться лояльности своего сподвижника для него будет равноценно потере Митал…

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты, Ужасный Волк, ослеплён манией величия, подобно дураку? — спустя время долгих раздумий, Безумец ответил, а его слова получились грубые, а взгляд хмурым.

В момент нарушения тишины и ожидания эльф дрогнул, но когда услышал упрёк полностью, то только блаженно улыбнулся.

Это не было отчуждением. Это была попытка разобраться, оценить, проанализировать разрушительные деяния одного древнего гордеца. Как хромой маг всегда и делал. Конечно.

Элвен до сих пор не мог поверить, что желанно открыть правду, действительно, так просто.

Как он мог даже допустить в мыслях, что этот человек испугается и изменит собственным принципам — добираться до истины?

Сейчас, когда магистр хмурил грозно брови и с укором смотрел на собеседника, а эльф был максимально не собран, создавалось впечатление, что это у хромого мага здесь тысячи лет бурной жизни за спиной, и он отчитывает юного ученика, до сих пор так и оставшегося… волчонком, заигравшимся в мятежника.

— Никогда. Ни один элвен не осмелится сказать подобное богу, — ответил Солас, продолжая хранить всю ту же улыбку на лице. Гордыня его ничуть не была задета таким обращением к себе.

— Значит, стану первым. Ты говоришь, что поступаешь на благо Народа, но на самом деле делаешь то, что правильно кажется для тебя. И если в первый раз глупость простительна. Как я и говорил, несмотря на плачевные последствия для Элвенана, Фен’Харел сделал главное: спас мир от паразитов. Но дальнейшие твои действия не выдерживают никакой критики. Решив уничтожить Завесу, погрузив оба мира в хаос, ты искал спасения от правды, что история пошла совсем не так, как хотелось именно тебе, а не Народу. Если даже допустить, что возвращение к «что было раньше», возможно, то это ты получишь свободу, но не другие эльфы, вновь.

— Твоя позиция насчёт Завесы мне уже знакома, — кивнул эльф, зная, почему магистр никогда не признает её уничтожение благом для мира.

— И поныне ты не предложил разумную альтернативу. Ты уверен, что без Завесы было лучше, потому что в родном мире лично тебе жилось лучше, но ты не обременяешь себя вопросом: а что будет с миром потом? Как и было при её создании. Можно проследить, что твоя поспешность заканчивается только разрушениями.

Солас на этот раз промолчал. А что ему сказать? Он лучше знает, что нужно его Народу? Да, так бы он ответил и раньше, в своё время, и вскоре после своего пробуждения, когда мир ему казался всего лишь ошибкой. Но не сейчас. Потому что понимал: это говорит не правда, а его эгоизм. В самом деле с чего он взял, что знает всё о благе для своего Народа, если он дважды попытался и дважды вынудил Народ разбираться с этим «благом»? Ведь даже Vir Dirthara, на которую ему так больно сейчас смотреть, уничтожила не Завеса, а он, потому что будучи одним из самых могущественных магов своей эпохи со Сферой, полной знаний, в руках, он упустил один маленький такой нюанс: если сломать правила, по которым работала вся его Империя и её магия, то он — вот те на — сломает и Империю, и её магию.

— В том числе я сомневаюсь, что потомки тех, кто пережил Моры — угрозы в чём-то пострашнее произвола эванурисов, позволят тебе безнаказанно разрушать мир, такой кровью им доставшийся. Вторжение кунари, а ещё нагляднее — война с Корифеем прекрасно показывают, как Тедас умеет собирать силы против тех, кто из эгоизма решил, что знает лучше самого мира, как ему существовать.

— Да, я наблюдал в этой войне, какие небывалые для моего народа упорство и героизм проявляет Инквизиция, — в словах Соласа было искреннее восхищение, и он не принижал героев своего народа, но прекрасно понимал, что это исключение, потому что когда твоя Империя состоит из рабов полностью, ни о каком героизме иречи быть не может: не хватит им воли на геройство. Собственно, поэтому элвен проиграли и подчинились Тевинтеру, а затем идентичная судьба ждала Долы.

Несмотря на то, что Безумец выглядел крайне хмурым, но его слова были не лишены задора, потому что маг понимал, что своими громкими фразами он не сможет сходу изменить сознание тысячелетнего существа. И в общем-то он прав. Если бы этот критикующий подход эльфа разговор был единственный, то Волк бы продолжал блистал былой самоуверенностью и разящей бравадой: уж сейчас-то он, ого, как порядок-то наведёт. Но сами того не подозревая, подобных бесед оба сновидца провели неисчисляемое количество, поэтому магистр мог видеть, что не всё так уж и запущено.

Солас привёл его в эту библиотеку, не чтобы показать очередное разрушенное Завесой творение элвен, а чтобы, как он сам признался, донести причину неизбежного отчаяния, в которое бог впал после пробуждения. А раз он снисходит говорить об отчаянии, понимает, что повёл себя не до конца адекватно, когда вручил Сферу порождению тьмы, то можно с уверенность заявить, что Волк стал куда более взвешено подходить к оценке своих действий. В том числе теперь он так же, как и магистр когда-то, уже не отторгает новый мир, его жителей, а признавал их полное право на существование.

Многочисленные их встречи в том числе не дали магистру более остро реагировать на правду. По сути-то ничего не изменилось. Мужчина и раньше имел вопросы к эльфу, замечал подозрительные вещи, просто из-за отсутствия опыта взаимодействия с живой древностью времён Элвенана он не мог это никак объяснить. Но именно в храме Митал, когда показался Абелас и заговорил, носитель метки раз и навсегда обо всём догадался — все несостыковки и вопросы тут же сложились в складный образ теневого собеседника. И эта правда, как и в случае со смешанным происхождением магистра, только сделала взаимодействие двух сновидцев более дружественным, сорвала очередной флёр мешающихся тайн.

Они давно уже не враги, перестали считать друг друга соперниками, а теперь они вряд ли бы могли оправдаться просто знакомством. И древнетевинтерский магистр из рабовладельческой страны, и ещё более древний эльфийский бог из самой могущественной страны за всю летописную историю Тедаса осмелились бы заикнуться о дружбе… Как бы это ни было неправильно для высшего лицемерного общества, выходцами которого они оба являются.

Девятый век оказался способен и на такие безумные решения.

— Помнится, у тебя была ко мне просьба, — разбавляя новую тишину, усмехнулся Солас уже куда более вольготно раскинувшись на скамье… Или лучше сказать — воодушевлённо? Ведь эмоциональный и духовный подъём эльфу подарила эта встреча и безусловное принятие откровений вторым магом.

Заодно он обратил внимание на вторую причину их сегодняшней встречи — если магистр её озвучит как ни в чём не бывало, то знаток Тени убедится окончательно, что ничего не изменилось и хоть однажды правда стоило того, чтобы сбросить её с плеч грузом.

— Именно так, — кивнул Безумец, словно специально давая эльфу эту гарантию. — Я хочу вспомнить, что увидел в Чёрном городе, но для этого необходимо снять последний блок со своих воспоминаний, поставленный, по словам Кошмара, эльфийской магией. Источник дал мне нужное заклинание, но подозреваю, что его советы приспособлены для элвен, а не для человека с ограниченным резервом, поэтому мне нужна магическая поддержка. Также надеюсь получить от тебя независимое подтверждение, что это заклинание действительно исполнимо.

— Да, то, что тебе даёт Источник, мне знакомо. Заклинание достаточно сильное, но уверен, человеку оно доступно — тем более ты снимаешь блок только с себя, а не со всех, — Солас дал это подтверждение, когда внимательно выслушал предложение голосов.

— Значит, ты всегда о нём знал и в долгом ожидании подходящего случая, коим стал Источник, не было необходимости? — подметил вдруг Безумец, подумав, что эльф в погоне за своей секретностью умышленно не облегчил своему теневому собеседнику жизнь.

— Я предполагал, что на тебе было использовано заклинание, блокирующее память. Но к сожалению, мои знания о его исполнении покоятся в Сфере, а она…

— А она у Корифея, — усмехнулся магистр, позволив себе перебить собеседника. Истинного приверженца идеи «всё своё держу в своей голове» искренне позабавила очередной недостаток этих somnoborium, как внешних накопителей. Вон Волк хранил в своей Сфере знаний за тысячи лет, но по собственной глупости её лишившись, теперь знает даже меньше человека.

— Но даже, сохрани я нужные знания, не уверен, что стал бы тебе это предлагать.

— Значит, тебе известно, что представляет собой Чёрный город? Он не единожды присутствует на твоей фреске.

— У меня есть только предположения, но они меня… страшат. Думаю, ты и сам чувствуешь, что он ещё более инородный для мира, чем Завеса.

— Каждый раз при взгляде на него, — согласился магистр. — Будучи в Тени, он нарушает все её законы.

— И ты тем не менее готов это вспомнить? — серьёзно спросил эльф, потому что заклинание сильное, и если хромой маг позволит дрогнуть, оступиться, то, как и в случае с энтропией, навредит себе.

— Не хотел бы, пока верил, что забывчивость является попыткой разума защититься от чего-то ужасного. Но если это было совершено умышлено третьим лицом, значит, можно предположить, что кто-то или что-то желает скрыть правду, и эта правда будет много интереснее церковной версии, что там находится одно позолоченное кресло, на которое семеро магистров не уместилось.

Солас усмехнулся — действительно, любая правда будет интереснее этого.

Волк видел, что человек также разделяет его опасение, имеет естественный страх перед неизвестностью, однако любопытство этот страх перевешивало. В конце концов эльф его поддержал, ведь можно сколь угодно долго ходить вокруг да около, строить догадки, но лучше раз и навсегда узнать эту страшную правду: что же сейчас скрывается в Чёрном городе?

— Совет, надо полагать, не осведомлён? — улыбнулся знаток Тени, зная не только о любопытстве магистра, но и о его своеволии. Слишком уж хитрое лицо заговорщика стало для него ответом.

Что ж, значит, недовольных возгласов по возвращении им не избежать.

На этом и со второй причиной сегодняшней встречи было покончено. Солас, откинувшись на спинку скамьи, вновь окинул взглядом библиотеку, но теперь на его губах держалась печальная, но ничуть не скорбящая улыбка. Его скорбь ни к чему хорошему не привела, и лучше бы воспринимать все разрушения не как причину всё вернуть назад любой ценой, а как нравоучительный урок и мотивацию не повторить подобных ошибок впредь. Ломать — не строить. И пока у древнего элвен получалось только лишь ломать.

— По-твоему, Vir Dirthara возможно восстановить?

— При новых правилах мира невозможно. Это место теперь слишком реально — оно уже не может стать одной и одномоментно всеми библиотеками мира. А если Завеса рухнет, то Vir Dirthara придётся отстраивать заново, а на это у Народа нет ни времени, ни знаний.

Солас не мог не заметить, как же просто ему сейчас далась мысль о том, что разрушение Завесы не решит все его и его Народа проблемы, и не вернёт жизнь к тому, как было. Потому что «как было» — это совокупность множества факторов, а не одного — Завесы. Однозначно, изменить подход к оценке мира на более взвешенный, разумный и адекватный его заставил хромой… друг.

— Тем не менее в нынешнем своём состоянии библиотека может стать централизованным местом хранения знаний благодаря системе элювианов, которая позволит пользоваться ею из любой точки Тедаса.

— Получится, жалкое подобие её изначальных функций.

— Всё же лучше забвения очередного чуда эльфийской империи.

— Тогда ты готов стать извечным её смотрителем, чтобы не допустить разграбления, разрушения и узурпации всех этих знаний очередными «властителями мира»? — усмехнулся Волк.

В чём-то идея магистра Соласу понравилась, и он бы её поддержал, только опять всё упирается в смертную природу человека — нет у него времени, чтобы вернуть в этот маленький поломанный карманный мирок чудо.

* * *

Мы здесь

Они верили, что этот момент стоил всех усилий и жертв. Они будут первыми в истории их великой державы, кто предстанет перед Богами, идолами, ведущими их народ вот уже несколько столетий. Они войдут в Их обитель. Именно им удостоилась честь получить аудиенцию.

Это было важно.

Вера в Империи пошатнулась, появилось инакомыслие, посмевшие осудить Драконов. И Древние Боги должны были напомнить, благодаря кому Великий Тевинтер стал таковым.

Точнее… Они должны были дать для этого сил своим самым верным послушникам — Жрецам Звёздного Синода, которые имели честь не только слушать, но и говорить со своими идолами.

В тот день… лилась кровь тысяч невинных. А они стояли в соборе в трепетном ожидании. В городе, от которого скоро не останется и руин.

Они оделись грандиозно, помпезно, ни один жрец не хотел оскорбить своего Владыку неподобающим видом. В этом виде потом они должны были выйти к своему народу, неся в себе силы искоренить всё инакомыслие, презренных безбожников. Никто не смеет предавать своих Прародителей!

В тот миг… вихрь магии, невиданный поток энергии, окутал зал. Они закрыли глаза, полностью отдались молитвам во славу Семи. Как они делали всегда. Как их учили. И как учили они. Всю их огромную Империю.

Через секунду город умрёт.

Умрут и рабы… Это вещи. Не жалко.

Умрут великие маги, что окружали их, что оказывали помощь. Неважно. Величие Синода стоит всех жертв.

А они вознесутся.

Мы ждали

Они помнили, как рвануло пространство, как мир начал извиваться спиралью. Этого они бы не могли забыть никогда.

Ком страха подошёл к горлу каждого. Всё неправильно. Происходит неправильное.

Ломалась Завеса. Ломались правила.

Но они не имели права отступить. Они выше этих правил. Древние Боги выбрали их. Значит, они смеют выйти за эти правила.

И войти в Тень физически…

Мы спали

Ноги потеряли опору на мгновение. Но достаточное, чтобы понять, что они уже не во дворце… И вообще не в реальности.

Что всё вокруг них изменилось, они почувствовали сразу.

Был хаос. Магия, окружившая их, буквально стонала, не зная, каким правилам мира следовать: недремлющему или уже дремлющему. Она всё ещё должна подчиниться реальности? Или Тени? Или она сама по себе, потому что смысл вторгся в бессмыслие?

Но Жрецы знали, что так и должно быть. Эта магия, где находится обитель Божеств, и должна быть им недостижима… Они хотели в это верить. Ведь только им семеро было позволено увидеть Истину.

Истину…

Мы разбиты

Но нет, их не семеро! В ритуал вмешался один маг.

Ничтожество!

Еретик!

Он хотел помешать, остановить их возвышение. Он влез, осквернил таинство своим грехом, своей отвратной магией. А они не успели его остановить, изгнать, уничтожить, испепелить.

И разверзшийся зев Завесы утянул и его…

Жрецы были в не себя от ярости. Но они не могли этого показать, разодрать вопреки желаниям изменника голыми руками. Они не могут так опуститься перед своими Идолами, показать свою полную неспособность даже правильно совершить таинство.

Нет. Инвалида оттолкнули, пленили, окружили темницей, чтобы больше не помешал, в идеале — был даже не замечен Владыками.

Но главное, чтобы ничтожество выжило, не смогло вновь вмешаться. Когда всё кончится, он вернётся вместе с ними. Обязательно. За свой грех он ответит сполна. Жестокие казни дикарей во время имперских завоевательных походов покажутся милосердием на фоне того, что сделают с ним — Жрецы об этом позаботятся. Ни одна падаль не смеет их так позорить!

Мы ущербны

Но всё изменилось, когда восемь магистров ступили на реальную поверхность… в нереальной Тени?

Когда они открыли глаза, то увидели… лишь тьму.

Где величие Златого града? Где Боги, перед которыми им стоит предстать? И которые обязательно помогут им… всему миру…

Их ноги в дорогих сандалиях и полы величественных мантий утопали в чёрной слизи. Ею было покрыто всё, куда только мог достать взор.

Только едкая зелень разбавляла мрачную тьму. Над головой вьются волны магии, яркие вспышки отражаются в бликах слизи, бесконечные жгуты накидываются на невидимый барьер, но не могу приблизиться к земле.

Это… Тень? Но почему она так неистова?

Это… неправильно.

Мурашки пробежали по коже людей.

Мы скверны

Вдруг, когда очередная зелёная волна отступила, впереди, на этом странном голом скалистом образовании они увидели рукотворный объект. Огромный дворец…

Дворец! Точно! Где же ещё обитать Богам, как не во дворце, соответствующему их величию!

Но…

Почему он такой же чёрный? Почему полуразрушен? Почему яростные молниевые зелёные хлысты так отчаянно, неистово, но тщетно бьют в его шпили, но не могут даже коснуться?

Но если Древние Боги там, почему они ничего не говорят? Не приказывают явиться с поклоном…

Они вообще… замолчали…

Но почему? Как это возможно? Они не замолкали с тех пор, как архонт Талсиан первым услышал Думата…

— Этот дворец… Эта архитектура… она… эльфийская… — теряя дар речи на ходу, кое-как вымолвил Архитектор.

Таково быть не должно. Это место неправильно.

Уродливо…

Даже Тень — колыбель магии — его отторгает. Оно нарушает её правила. Оно не должно здесь быть.

Но Тень не может сюда проникнуть — лишь яростным завихрением извивается вокруг… Черного города. Воет. Злится.

Мы терпим

Жрецы хотели верить, что так всё и должно быть. Выше их жалкого смертного понимания. Они обратились к молитвам, которым боги обучали их и всех предшественников.

Но не помогло.

Мёртвая тишина этого места всё сильнее зарождала в сердцах людей ужас.

Они испугались мерзкой слизи? Нет, они испугались того, что от неё исходило.

Смерть.

Бездонная ненависть.

Город мёртв, тих, но не пуст. Оно было тут…

Оно их чувствует, их видит. Ненавидит. Ненавидит их всех, их род, всю жизнь.

И Оно… злорадствует и ликует. Будто так и должно было быть. Будто бы Оно и ждало этого момента.

Когда наконец хватит сил проделать в ненавистной Границе брешь…

Эта ненависть, эта ярость исходили из всего: из камней, воздуха, очертаний древнего дворца, всего этого острова повисшего в безвременни нигде и одновременно во всей Тени — не зря его было видно из любого её конца.

Но сильнее всего эта ненависть сочилась из тьмы, что пропитала город. Эта слизь… этот яд и был порождён страшной ненавистью и жаждой расплаты.

Теми, кого посмели здесь заточить…

Мы ждём

Их обманули. Боги их обманули. Древние боги обманули весь их народ.

Жрецы это поняли.

Их привели на смерть…

Нет.

Их привели, чтобы сделать вестниками смерти.

Яд просачивался в мир и раньше, но теперь у скверны не будет преград.

Мы нашли сны

Момент паники, попытка ухватиться за жизнь, сбежать или постараться исправить свою ошибку, спасти мир от этой ошибки был слишком короток. Они ничего не могли сделать. Не допустить неизбежное.

Вековое затишье города быстро сменилось страшным движением того, что не должно было двигаться. Дворец снова превратился в очертания, потому что вся эта чёрная слизь вдруг обернулась дымкой, воспарила над землёй, а затем жадным ураганом устремилась к званным «гостям».

Они не успели сделать и шага. Помнят. Как удар выбил их из сознания. Как страшный яд бесцеремонно вторгся во всё: в тело, в голову, в мысли. Как явь обернулась кошмаром, а смерть стала несбыточной мечтой. Как боль забрала всё живое. Как ненависть поглотила разум. И как…

Их выкинуло обратно.

Остался лишь один, что был с позором отстранён и скован, но одновременно этим оказался защищён. Духовная темница, созданная семью жрецами, чтобы исключить побег еретика, приняла на себя удар, разлетелась остатками магии, чем замедлила распространение яда и самое главное — приманила бурный зелёный поток, окутывающий город, который хромого мага, презренно оттеснённого к самому краю острова, подхватил и уволок в пучины Тень.

Но всё это будет забыто. Оно предпочло сокрыть Истину. Тем самым позволив себе наслаждаться местью вечно, пока всё живое не будет искоренено.

Мы проснёмся…

*Фразы взяты из внутриигрового письма «Шепот из красного лириума»

Глава 47. Злой рок

— Малефикар! Ты точно напрашиваешься, что бы тебя посадили на цепи да представили круглосуточный надзор храмовников.

Сегодняшний сбор в Ставке командования начался с повышенного тона, потому что советники пребывали крайне возмущены поведением двух сновидцев, которые решили побаловаться с весьма сложной и опасной магией, накануне самой важной битвы за всю войну. Масло в огонь подливал и сам Безумец, который вновь сидел в кресле, голову положил на руку, ею, в свою очередь, опёрся о подлокотник, закрыл глаза, не спал, но пребывал в глубокой задумчивости о чём-то своём. Если бы он сразу обо всём сообщил, участливо попытался оправдать свой поступок, то Совет побурчал, но не стал бы эту тему доводить до громких разборок, однако настоящее поведение — пусть и было вызвано его слабостью, замеченной всеми — уж больно напоминало умышленное пренебрежение авторитетом советников.

— Господин маг, я напомню, что ваше пребывание в Скайхолде — не только наша односторонняя милость, но и ваше добровольное согласие подчиняться требованиям Совета, обязательным для любого участника Инквизиции, — на этот раз даже обычно сдержанная Жозефина не стала молчать и поддержала свою громогласную соратницу, правда, с присущей послу манерностью.

— Я поступил исключительно в личных целях. Это никоем образом не сказалось ни на ваших планах, ни на ресурсах Инквизиции. А насколько мне известно, Совет пока позволяет личным делам оставаться личными, — если пререкания между ним и Искательницей стало делом обычным, и они оба на это уже перестали реагировать, то вот на укор леди Посла Безумец всё-таки вяло ответил.

— Магия, которую ты использовал, опасна и не изучена. А ты сам — не просто рядовой солдат. Поэтому хотя бы предупредить ты был обязан. Я ещё не говорю о получении согласия — следующим вставил своё слово Каллен. Для командора особенно важны были дисциплина и соблюдение подчинёнными субординации.

— И я предупредил — как только штатно завершил свою задумку, — гордецом, не желая сознаваться в вине, ответил мужчина, чем вызвал новую волну негодования.

— Солас! Ты в этом тоже замешан, — чтобы не ходить по кругу и пуще не злиться от словно специального чванливого духа магистра, Кассандра тогда обратила внимание на его подельника.

Эльф точно знал, чем их задумка обернётся, и также был спокоен. Тем более магистр решился взять всю ответственность на себя.

— Если бы я даже знал, Кассандра, что Безумец вас не предупреждал, едва ли бы мой ультиматум заставил его передумать. Вы знаете его не хуже: он бы выполнил задуманное, даже если бы получил отказ от меня. А так я хотя бы смог ему помочь и снизил риск опасного поражения от снятия сильного блока с разума.

— Солас прав: Безумец бы не передумал, — наконец, сказала своё слово последняя советница. Пусть своеволие магистра Лелиане тоже не нравилось, однако она предполагала такой исход, потому что тевинтерца знала точно не хуже.

— Лелиана, ты зря его оправдываешь.

— Я его не оправдываю, Каллен. Просто не вижу причин это обсуждать дальше. Примени мы меры — хотя бы те, которыми грозишься ты, Кассандра — и сразу потеряем его лояльность, его самого и вместе с ним — метку. Маг об этом знает и, как мы видим, прекрасно пользуется.

Сколь бы каждый ни был возмущён, Совет вскоре безоговорочно принял позицию Канцлера. Сенешаль права: тратить время на нравоучения было бессмысленно и не столь важно, на самом-то деле. При таком характере и происхождении от тевинтерца можно ожидать куда более пагубной деятельности, практически диверсионной для их планов. Но в реальности действия Безумца больше походили на шалости. Да, возмущающие и бесящие. Но шалости, посмотрев на которые, можно только сказать, что могло быть и хуже.

Но это смирение не означало закрытие темы. Если с организационными делами разобрались, то, значит, нужно перейти к результатам очередной авантюры сновидца. Безумец хотел окончательно освободить свою память от оков, ему было важно вспомнить о произошедшем с ним после того, как тевинтерские магистры вошли в Тени и… видимо, в Черный город. Но эта правда была важна и для мира, на чьё развитие на века вперёд самым прямым образом повлияло это путешествие, — и советники не могли её упустить. Но сейчас они колебались и дольше положенного молчали.

— Так… что ты увидел в Черном городе, хромой? — первой осмелилась спросить Кассандра, вместе с коллегами внимательно уставившись на сонного магистра.

— Лучше отбрось капризное любопытство, искательница, и ответь: а вы действительно готовы услышать правду? Если окажется, что Создатель всё ещё там, не значит ли это, что вы ему безразличны, и благоволя кому-то вроде Корифея или меня, и наблюдая за вашей борьбой и страданиями, он только развлекается? Или его трон на самом деле существует, но он пуст — не значит ли, что Создатель давно уже вас покинул и вы молитесь в пустоту, тому, кому нет до вас дела? Или, может, там никогда и не было ни трона, ни Создателя, а Чёрный город это совсем иное и неправильное — готовы ли вы принять, что веками молились тому, кого сами же придумали и кого никогда не существовало, а у Тедаса никогда не было богов, которым бы было до него дело? — к удивлению всех, магистр ответил совсем нехарактерно для себя, а под конец сонливость никак уже не скрывала злость в его словах.

Ставка погрузилась в угрюмое безмолвие. Советники растерянно переглянулись, но никто не осмелился дать ответ на вопрос.

— Безумец, эта правда сопоставима с потрясением, который пережил ваш народ из-за предательства Древних богов? — лишь осторожно спросила Лелиана. Потеряв веру, она не боялась лишний раз удостовериться, что Создатель — просто выдумка, но женщина верно подозревала, что это будет не вся правда. Раз увиденное так задело даже полностью скептичного к религии магистра.

— К сожалению, потрясение будет намного сильнее, если вы помните мои выводы о значении андрастиантсва в качестве объединяющей силы для вашего разрозненного мира, Лелиана.

Советники ещё какое-то время всё обдумывали, даже пытались получить то ли опровержение, то ли уточнение у эльфа. Но Солас наотрез отказался что-либо добавлять. В конце концов Инквизиция пришла к выводу, что действительно ни одна правда не будет благом. Универсальность и гибкость Церкви в том и заключалась, что каждый верующий в истории Андрасте и Создателя представляет что-то своё, благодаря чему её писания могли ложиться в сознание совсем разных по культуре и нравам народов. В отличие от Древнего Тевинтера, когда постулаты и воля Древних богов была единой, и либо в них верит вся империя, либо сразу же идёт дестабилизация авторитета религии из-за брожения инакомыслия. Конечно же, заявить всему миру, что же на самом деле представляет собой Черный город, значит, предать эту гибкость. Тем более когда магистр намекает, что правда будет ещё плачевней потери гибкости…

В конце концов советники пришли к выводу, что они не хотят, как сами слышать этой правды, так и брать на себя ответственность за хаос, который может начаться в мире, когда такая правда расползётся в массы. Порой неведение — и правда, благо. И пусть то, что магистры увидели в Чёрном городе, уйдёт с ними же. Тедас уже разочаровывался в своих богах и ничем хорошим это не заканчивалось.

На этом тема была закрыта точно. И хромого сновидца отставили в покое.

— У нас всё готово? — спросила Кассандра, очень вовремя перейдя к главной теме их сегодняшнего сбора.

Им ещё многое требовалось обсудить, убедиться, что всё учли, нигде нет промаха, потому что эта встреча будет одной из последних: тот самый день, финальный победный рывок, в который не верил никто, когда Инквизиция только создавалась, неумолимо приближался.

— День, когда будет закрыта Брешь, нами назван — теперь это самая обсуждаемая тема за последнее время. До Корифея эта информация не могла не дойти, — доложила Жозефина.

— Он придёт, — уверено заявила Канцлер. Подробна она не была, но вероятно, её агенты проследили некое передвижение остатков Венатори в сторону Скайхолда.

— Мой отряд первым прибудет на руины Храма. Мы выступим против Корифея, отвлечём его и уведём к лесу. В сражении делаем упор на его истощение. Если всё пойдёт по плану, когда дракон будет убит, Старший уже будет слаб, и мы быстро от него избавимся.

— Не рискуйте! Если у Безумца что-то пойдёт не так, то ведите Корифея обратно в храм — там у нас будет численное преимущество, — грозно, по-командному произнёс сэр Резерфорд. Искательницу отправляли с небольшим манёвренным отрядом, чтобы они смогли потянуть время, пока два дракона в смертельной схватке вцепятся в воздухе, но не более того.

Женщина согласилась с командором. Своих людей она и не собиралась вести на героическую смерть, и если возникнет угроза, она предпочтёт отступить.

— Мы с магами скроемся в окрестностях храма, и когда он опустеет, туда прибудем. Маги для ритуала были отобраны, обучены и натренированы — подготовка займёт не много времени. Когда вы вернётесь, они будут готовы оказать поддержку Безумцу, — теперь отчиталась Лелиана.

— Мои солдаты тем временем примут на себя удар оставшихся венатори и красных храмовников. Оборона выстроена в несколько линий: к храму они не пробьются, — следующим был Каллен.

— Также у нас получилось договориться с Ферелденом и Орлеем: они усилят надзор за своими границами вдоль Морозных гор, что убережёт нас от появления подкрепления основной армии Корифея, как было в Убежище, — завершила отчёт советников леди Монтилье.

— А поучаствовать в самом сражении они не желают? Хороши помощники, — хмыкнул недовольно Каллен. Пусть он уже третий год является одним из управленцев военно-политической организации, но, как видно, к политике он так и не привык.

— Морозные горы являются спорной территорией — правители обоих стран не желают рисковать и друг друга провоцировать, — как всегда вежливо поспешила пояснить Посол.

— Но при битве в Арборской пустоши Орлей пропустил на свою территорию ферелденцев.

— Это был несколько другой случай. Солдаты Ферелдена находились под вашим командованием, командор. И тогда сражение против сил Старшего можно считать генеральным — все правители были мотивированы оказать нам помощь.

— А сейчас мы выступаем против самого Старшего, бессмертного порождения тьмы. Да все наши жизни зависят от такого же тевинтерского магистра: не сможет он — проиграем все мы. Поэтому мы должны быть как следует защищены хотя бы там, что контролируем. Пусть сейчас армия Корифея недееспособна после Арбор, но мы всё равно не можем до конца знать, что его монстры не станут для нас проблемой. И лишние бойцы бы не помешали.

— Я с вами согласна, Каллен. Но поймите: всё это известно только нам. Остальному же миру видится, что мы в шаге от победы — достаточно только руку протянуть. В нашем случае это буквально. Мы вдохновили своей борьбой, и уже никто не подумает, что Корифей всё ещё для нас реальная угроза.

Каллен тяжело вздохнул, но спорить дальше не стал. Однажды он в одиночку уже организовал оборону деревни, не предназначенной для этого. И сейчас мужчина был уверен, что не даст последней оппозиции Старшего помешать соратникам спасти наконец этот безумный мир.

— Или можно попросить Незабудку припугнуть парочку послов. Думаю, спорить с Советом, завладевшим даже личным ручным драконом, они будут менее охотно, — задорно произнёс Варрик, который находился здесь, потому что, как и Солас, согласился быть в том самом отряде Кассандры.

Как минимум Лелиану такая идея предприимчивого гнома заставила усмехнуться. Может быть, они бы и взяли на вооружение идею мастера Тетраса, но до сих пор всем казалось, что сохранить в секрете такой козырь… размером с замок будет важнее. Они опасались, что, узнай о найденном способе борьбы против «половинки души», Корифей вовсе постарается своего дракона запрятать или побоится приходить. А ещё больше оттягивать с закрытием Завесы они больше не могли… хотя бы из-за носителя метки.

Слова Варрика заставили всех вспомнить о проблемном маге, обернуться, но тогда они только увидели, что магистр был не здесь и уже давно. Он спал и причём беспробудно. Даже если кого-то и возмутила очередная его бестактность, то когда попытки разбудить мужчину, если вдруг он просто задремал, ничего не дали, стало понятно, что ругаться бесполезно, как и держать его здесь.

— Солас… сколько ему осталось? — спросила Кассандра, озвучив беспокойство всего Совета.

Женщина привыкла к их препирательствам, вечным склокам и взаимным оскорблениям, поэтому наблюдать то, как быстро угасает человек, который всем запомнился неугомонным, несносным, циничным, но всегда упрямым гордецом стоящим на своём, умным и настоящим экспертом в своих областях знаний, было особенно печально.

— Мне кажется, Кассандра, «Как он всё ещё жив?» — будет более правильным вопросом, — вздохнул эльф, наблюдая, как полусонного человека повели в более спокойное место, пока дверь за ними не закрылась. Он хромал, спотыкался, почти падал, и даже двое солдат, которые его поддерживали, были не слишком эффективной опорой для него.

Несмотря на то, что в беседах человек себе не изменяет, это всё ещё хорошо известный им вредный дотошный магистр, но вот такие неожиданные приступы усталости, которые происходят всё чаще и длятся всё дольше, показывают, насколько его тело уже изношено и не справляется со всем тем невообразимым месивом магии, носителем которого он является. Но Солас опять не хотел позволять себе отдаваться тоске, а лучше — восхититься. То, как стойко этот человек всё переносил при его-то не впечатляющих физических качествах и при этом не боялся лезть в ещё большие опасности, стало в полную меру заметно только сейчас, на контрасте.

* * *

Пока Волк поднимался на самую высокую точку замка, он подумал, что подъём и путь ему до боли знакомы, но одновременно и всё было до неузнаваемости изменено, и только в общих чертах он наблюдал свои бывшие владения.

За всё время, пока Инквизиция здесь пребывает, она так и не нашла достойное применение самому лучшему, по мнению эльфа, месту для покоев хозяина замка. Эта комната на самом верху башни была открытой с выходами аж на два балкона, что для такого замка — роскошь. Она слишком небезопасна для совещаний, слишком огромна для частных встреч, слишком мала для возможных празднеств (для этого достаточно главного зала), слишком непрактична для основного места хранения и слишком помпезна для покоев командующих, потому что одного как такого «хозяина замка» у Инквизиции и не появилось, а ни один из советников не желал выделяться и переезжать сюда жить. Вот эти и другие «слишком» постоянно всплывали стоит появиться новой идее, поэтому Совет в конце концов забросил помещение.

Открыв последнюю дверь и поднявшись по лестнице, Солас оказался всё в таком же пустующем зале. Правда, сегодня один угол напоминал жилой. Когда в их пёстрой компании появился ещё и древнетевинтерский магистр, выяснилось, что комната идеально подходила для него. Отдалённая и пустующая, чтобы ему лишний раз не маячить перед жителями замка. Балконные двери позволяли хромому человеку удобно и незаметно для неосведомлённых перемещаться в теле птицы — так и к советникам было меньше вопросов. Эти достоинства оценили быстро, и в кратчайшие сроки часть комнаты около камина была убрана, поставлены диван, пара кресел для более комфортного проживания гостя и письменный стол по его требованию.

На поиски местного обитателя Солас и отправился, а сейчас может убедиться, что с первого раза он угадал о его местонахождении. Но сейчас маг был не один.

Новые обстоятельства никак не помешали магистру продолжать выполнять свои наставнические обязанности — он много времени проводил с ученицей, что порой даже она начинала уставать раньше него, будто он желал за оставшееся отведённое ему время нагрузить магессу всем, чего, по его мнению, должен знать правильный маг. Вот и сегодня эльф первым увидел Кальпернию, которая сидела в кресле и что-то тихо, но энергично записывала в свою книгу — только успевала макать ручку в чернильницу. Нарушал её искреннюю вовлечённость в процесс познания только тихий треск огня в камине, так что гость был обнаружен почти сразу.

— Мы договаривались встретиться в саду. Но он… так и не пришёл, — кратко пояснил Солас причину своего появления, сделал паузу, когда обратил внимание на хозяина комнаты. Он спал. Конечно же.

Кальперния, проследив за его взглядом, кивнула. По всей видимости, такое протекание их учёбы также стало обыденностью, но магесса относилась к слабости наставника с пониманием и предпочитала уважительно не будить его, а просто использовать это время для фиксирования уже услышанного в своей книге.

— Безумец мне не сообщал о вашей встрече. Иначе бы я обязательно его разбудила и больше не стала отвлекать, — поспешила магичка объясниться перед «мессиром» эльфом. Пусть официально у Соласа в Инквизиции нет никаких титулов, но Волк заметил, что за это время стал для многих местных учёных авторитетом, его уважали и при неофициальных беседах упоминали с титулом. Как никак главный эксперт по эльфам и Тени.

— Ничего. Видимо, он забыл о встрече. Это порой случается, — спокойно ответил Солас, давая понять, что он не разборки учинять пришёл.

Кальперния вновь кивнула, соглашаясь с фактом забывчивости и рассеянности хромого мага, дописала последнюю строчку, закрыла книгу, встала и пошла будить наставника. Не сразу, но у неё получилось, а затем девушка спешно удалилась, чтобы не мешать господам магам.

Разбуженный магистр при виде друга сильно удивился, и только позже вспомнил о заранее назначенной встрече. Это заставило его тут же ошарашено вскочить (ну или быстрее обычного встать, учитывая его состояние), извиниться. Для человека, который полностью опирается на свою память, такая забывчивость каждый раз становится оскорблением. Солас тогда подумал, что вот и во взглядах сновидца на знания нашлась мерзкая червоточина: в отличие от памяти, Сфера не подводит и ничего не забывает, — но озвучивать он это не стал, а только с пониманием улыбнулся. Смысла злиться никакого нет: недостатки своего смертного тела магистр не способен исправить.

Солас тогда махнул рукой, приглашая провести их встречу здесь. В комнате и так тихо, и далеко от суеты, творившейся во дворе замка, поэтому незачем лишний раз тащить хромого мага на Перекрёсток.

Один балкон башни выводил на неплохой вид внутреннего двора замка, на который, видимо, по задумке архитектора, хозяин мог выходить и любоваться своими владениями. Но сновидцы выбрали второй балкон, с которого открывался вид на белоснежные горные пики. Пусть это не то, что может нравится уроженцу тропического Тевинтера или более цветущего и разнообразного Элвенана, но горы точно могли подарить ту самую отстранённость от реальности. Везде, куда только дотянется их взгляд, не найдётся ничего рукотворного, а каменистые образования и вовсе остаются неизменны. Солас не мог это не отметить: столько воды утекло, мир безвозвратно изменился, его империя и вовсе исчезла, а вид с башни его бывших покоев даже спустя тысячелетия всё тот же. Даже порывы холодного ветра те же — заставляли поскорее закутать неприкрытые части тела.

От суеты-то они отстранились, но чтобы эта суета сама их не настигла, как только сновидцы оказались на балконе, над ними возник еле видимый на фоне белизны снега купол тишины, подавляющий любой звук. Солас не сомневался, что за хромым магом ведётся круглосуточная слежка, поэтому позаботился о секретности их беседы.

Маги глянули друг на друга однажды, догадались, что их головы были заняты схожими мыслями: что они увидели за снятым блоком. Изначально магистр только хотел наконец-то вернуть своей памяти целостность, чтобы не осталось в сознании больше никак чёрных пятен, а Солас последовал решительному любопытству, но оба они оказались поражены правдой.

— По всей видимости, ты всё это не предполагал? — первым спросил Безумец. Вроде это и забавно, ведь он уже отмечал, что в грандиозных планах эльфа постоянно всплывали какие-то неучтённые события, да только на этот раз увиденное совершенно было не смешно.

Когда эванурисы обманом были собраны во дворце, там заперты и навсегда выкинуты из реальности, Волк рассчитывал, что его противники сгинут в Тени, которая уже будет им неподконтрольна. Когда после пробуждения он наткнулся на Чёрный город — самое настоящее бельмо Тени — и разглядел в нём знакомые очертания, он сильно удивился, начал гадать, во что выродилась его очередная не до конца правильно исполненная идея. Но правда превзошла даже скептичные его догадки.

— Не предполагал, — смиренно согласился Волк, который хранил глубокую задумчивость и озабоченность и после того, как видения прошлого прошли, а они вернулись в Скайхолд.

И сейчас у него наконец появилась возможно поделиться своими мыслями.

И злостью. На тех, кого не смог уничтожить. И себя.

Раз эльфийские боги выжили и сохранили способ взаимодействия с миром… они… могли понять ошибку. Могли наконец-то хоть что-то осознать, впервые за тысячелетия позаботиться о своём обманутом, пленённом Народе. Вступить на путь исправления, постараться добиться прощения Народа. Сделать хоть раз что-то хорошее для них, а не для себя.

Могли.

Или могли, лишь ведомые местью, бросить все силы на поиски места, где от бессилия в утенеру впал Фен’Харел, или с помощь сновидцев отыскать его через Тень. Ведь он главный и единственный их враг! Лишь ему они имели права мстить!

Но эванурисы проявили всю свою чудовищную, прогнившую натуру!

Они решили отыграться на собственном и так брошенном, и оставшимся без защиты Народе, который тысячелетиями со всей искренней любовью шёл за своими богами. Они видели, во что превращается Империя, но не помогли, а сделали только хуже: назвавшись «Древними Богами» они первыми обратились к людским сновидцам, научили их магии крови, привнесли идею низменности и ничтожности эльфийской расы, призвали к порабощению и требовали в свою честь самых кровавых жертвоприношений. Потом люди и вовсе пошли уничтожать Арлатан, сердце Народа, с именами Покровителей на устах. А эти самые боги просто бездушно наблюдали как их родной дом, главный символ их культуры просто исчезает под землёй, и молчали, когда к ним взывали последние свободные элвен, в слезах и молитвах просили о помощи.

Насколько эванурисы были циничны, настолько их ненависть не знала границ.

В своём падении они обвинили всех. Бога-лжеца, который посмел перечить их величию и власти. И смог! Обошёл их, изгнал, навсегда запер! Своих подданных, рабов, безвольную собственность, смеющих существовать, пока их владыки мучаются в изгнании! Весь мир! Который выжил, жизнь продолжилась. А так быть не должно! Потому что тысячелетия они стояли над всеми, над миром, над жизнью и смертью. И только с их позволения этот мир имел право на существование!

В конце концов безумная ненависть опустила могущественных элвен в Бездну, навсегда изуродовала и оторвала от Жизни.

Они не позволят такому миру жить. Они его никогда не простят за предательство. Значит, мир должен исчезнуть, всё живое должно заплатить!

Отныне появилась скверна — яд, ненавидящий всё живое.

Эльгарнан, Фалон’Дин, Диртамен, Андруил, Силейз, Джун, Гиланнайн — все эти имена и их носители навечно пали во тьму, осталось лишь одно чудовище, единая сущность, которая только несёт ненависть к самой Жизни и сеет Смерть. Оно… нет, не «оно», а «это», потому что падшая сущность — это не личность, а просто олицетворение стремления семи наказанных богов отомстить всему живому и их всепоглощающей ненависти. И это скрылось в Черном городе от праведного гнева Тени и терпеливо ждало.

Ложные боги вели людей веками, направляли их развитие, способствовали становлению новой Империи над миром. Подходящий момент наступил, когда Тевинтер оказался на пике своего могущества. Только тогда можно было добиться, что для ритуала никто не пожалеет пустить на свойства две трети рабов империи и вовлечь в ритуал самых сильных магов современности.

И оно рассчитало верно: людям наконец хватило сил повредить творение Ужасного Волка, создать в Завесе брешь, через которую вся копившаяся веками скверна, вся ненависть, хлынула в реальный мир, а Жрецы стали её первыми носителями.

И вот уже тринадцать веков скверна, следуя заветам своего создателя, пытается уничтожить мир. И прекрасно справляется — Моры сильно истощили землю, порождениям тьмы осталось захватить только Орзаммар, тогда Глубинные Тропы кончатся и они рванут в наземный мир, а Корифей, очередная марионетка скверны, уже был близок к тому, чтобы всё разрушить.

Получается, вот уже восемь тысяч лет Тедас не прекращает страдать от кучки остроухих эгоистов. По сути, всю свою письменную историю…

Этими размышлениями Волк поделился и был понят, потому что Безумец испытывал схожие чувства от увиденного и приходил к тем же выводам. Не зря он скрыл правду от Инквизиции — Солас понимал его решение и был согласен, что для и без того по уши завязнувшего в катастрофах Тедаса такая истина будет плачевной.

— Ты не оставишь это всё, как есть? — спросил тогда с надеждой эльф, думая, что магистр хоть от мира правду и скрыл, но не может ею не воспользоваться.

Сам Солас не горел сейчас решительностью бежать и все исправлять. Он боялся. Когда он ступил на истинный путь спасения своего Народа — начал думать прежде, чем делать, Волк боялся первым же своим действием опять поспешить и сделать только хуже, поэтому хотел для начала выслушать человека, который, собственно, и вдохновил старого гордеца на такой образ мышления.

— Бездействие при данных обстоятельствах стоит приравнивать к преступлению против здравого смысла, — вздохнул Безумец, пока увёл взгляд в сторону гор, ведь желанного покоя от освободившейся памяти он не получил — только новые проблемы.

И пусть в нём никогда не было героизма, того же, как у Совета, альтруистического порыва спасать чужой мир, но магистр признавал, что сейчас испугаться, трусливо уйти в тень,сделать вид, что он ничего не знает, значить, предать не просто мир, а саму жизнь, всё своё существование, фактически, уподобиться Корифею и порождениям тьмы.

— Увиденное… — магистра не обошли стороной мурашки, когда он вновь мысленно возвращался в Чёрный город, — теперь позволяет точно утверждать, что амнезия, нас настигнутая, неслучайна и не реакция тела, а антропогена по происхождению, причём умышленна. Значит, они хотели и дальше хранить своё существование в тайне. Это усугубило безумие Жрецов Синода — не дало им и шанса противиться влиянию скверны. Сетий, не помня правды, в один момент — как воспроизвели кристаллы памяти в храме Думата — вполне помнил, что там нас встретила лишь тьма, но уже позднее — при нашей встрече в Убежище — он с той же уверенностью заявлял о кресле Создателя.

Безумцу неприятно было об этом рассуждать. Смотря с высоты своего уцелевшего разума на то, что произошло с Синодом, мужчина как никогда почувствовал инородность своего пребывания здесь. Мужчина ссутулился, обнял себя руками, словно ему стало невыносимо холодно. Но он не мог определиться, что его пугало больше. Что на самом деле обстоятельства для него могли сложиться настолько удачно? Будто по велению кого-то непостижимого он всё пережил и ворвался в новый мир — Солас был прав, когда поделился своим ощущением, что магистра не должно быть в этой истории. Сейчас хромой маг это сам как никогда остро почувствовал. Или что, если бы не сверхъестественные силы, игры судьбы или удача (а по сути, всё это одно и то же), его бы ждал исход в сто крат хуже — судьба Жрецов: века скитаний во тьме, в боли, в безумии и в бесплотных мечтах о долгожданной смерти?

— Также из-за этого Тедас борется с последствиями, а не причинами Моров. Поэтому неудачно. Я считаю, что убийство всех архидемонов не остановит Мор — станет только хуже, — поддержал рассуждение Солас, зная, что лучший способ вытащить магистра из опасной рефлексии — подкинуть мысль, которую тот привычно дотошно раскроет.

— Станет. С большой вероятностью, начнётся нескончаемый Мор, потому что не будет фактора, идеи, который обычно заставлял порождений тьмы весьма коллективно отступить и скрыться на время на Глубинных Тропах, — согласился хромой маг. — Вопреки странному для меня заблуждению скверна никогда не существовала сама по себе. Невозможно создать что-либо из ничего — обычный закон круговорота в природе, почему-то ныне недооцениваемый. Болезни, которые вызывает скверна, неестественные, они не похожи на эпидемии чумы или холеры. Моровое поветрие и янтарный гнев, как и сама скверна, — магической природы. Значит, у неё должен быть источник, из-за которого её концентрация постоянно увеличивается. И как мы теперь знаем, таковым является Черный город. Очевидно, до сих пор. Значит, пока он существует — а точнее те, кто паразитирует на Тени, уродует её магию своей ненавистью, а потом этим ядом заражает мир, — Мор не остановить.

— Но всё-таки можно? — заинтриговано спросил Солас. Подобные смелые предположения от магистра при их беседах эльф слышал частно, но всегда знал, что они будут обоснованы.

— Можно. Если исходить из моих рассуждений, то путём уничтожения Чёрного города. Я позволю себе сделать оптимистический прогноз и сказать, что искоренение источника остановит дальнейшее распространение скверны по миру. Но надо понимать, что это не избавит мир от неё самой — Тедас отравлен и поражён этой ненавистью сильно, и восстановление может занять в разы больше времени. Не одно тысячелетие.

— Хуже ожидания неминуемости Седьмого Мора, который станет Вечным, нет ничего. И описываемый тобой исход — уже спасение, — поддержал эльф.

Обратная вредная крайность необдуманным поступкам является чрезмерно тщательное планирование, чем отчасти и болеет магистр. Порой он уж слишком много думает, сомневается, пытается учесть как можно больше факторов — в итоге у него не остаётся уверенности для действий.

— Именно поэтому я считаю, что бездействие станет преступлением против всего живого, — услышав друга, продолжил тогда раскрывать свою задумку Безумец. — И хотя блок на памяти вторженцев дал им несравнимое превосходство, я думаю, в первую очередь, они пытались себя обезопасить. Ты рассчитывал, что выкинутые за Завесу эванурисы будут уничтожены Тенью. Этого не случилось: каким-то образом они смогли выжить под её воздействием. Но не слиться с ней. Они всё также остаются проявлением реальности, безнаказанно оскверняют первородную магию и ломают её природу. Неудивительно, что Тень так неистово пытается этот смысл стереть, — в голове мужчины вновь всплыла пугающая картина того, как яростно зелёные жгуты били в шпили черного дворца. Тень настолько зла, что, кажется, даже при взрыве Конклава, снёсшего каменный храм вместе с вершиной горы и породившего Брешь, не высвободилось столько энергии, сколько она вкладывает в каждый свой удар по порождению гордыни семи эльфийских богов, и поныне уродующее недремлющий мир своим наличием. — Ты был прав в том, что эванурисы слишком могущественны и уничтожить их тебе было не под силу тогда, как и сейчас — кому-либо другому. Но это может сделать Тень. Благодаря Завесе она слишком отошла от осмысленного мира и уже никогда не станет подвластна даже им. Нужно только помочь — дать ей возможность попасть за защиту, непосредственно в Чёрный город, и тогда она поглотит его, как и любого другого наглеца, посмевшего помыслить о властвовании над ней.

— И во время закрытия Бреши это может быть реализовано! Нужно будет в самый последний момент направить через неё магический поток, которого может хватить, чтобы нарушить извне защиту Черного города, — с искренним восторгом воскликнул Солас, загоревшись от одной только мысли, что как же всё удачно складывается и за один раз они смогут трижды спасти мир: от Корифея, от Бреши и даже, невообразимо, от самой скверны. Наконец-то сделать всё правильно и уже по-настоящему избавить их мир от опустившегося в Бездну чудовища.

Однако Безумец не разделил взбудораженность собеседника, только всё сильнее погрузившись в тяжесть раздумий и необходимости на подобные «раздумья» решиться.

— Мы не можем знать наверняка, что это сработает. А подобный шанс представится только раз. Якорь, как проводник магии Тени, единственный может гарантировать, что изоляция Города нарушится. Поэтому эффективней будет, если я… вернусь туда.

Солас тут же вынырнул из витания в облаках и ошарашено посмотрел на магистра, но ответ не нашёл. Мужчина продолжил смотреть вдаль, крепко сжав в руке посох.

— С каких пор в тебе проснулся героизм и порыв к самопожертвованию Героя Ферелдена, которого ты сам осуждал? Для этого нет необходимости. Когда мы убьём Корифея, тебе достаточно будет направить магию Якоря через Брешь и следом её закрыть. В дальнейшем я освобожу тебя от бремени метки. Ценой твоей руки, да, но зато это снизит магическое воздействие на тебя, тебе станет легче… — говоря это, Волк не скрывал порыв искреннего негодования, потому что не понимал причин, что бы человек, хромоногим инвалидом живший наперекор всему, сейчас перестал хвататься за эту жизнь.

И конечно, в старом элвен кипел страх… страх потери. Вроде жизнь налаживается, они в шаге от победы, он наконец увидел реальные возможности для дальнейшей своей борьбы за Народ, а не призрачную месть, даже позволил себе вновь помыслить о дружбе. Но как вдруг человек стал говорить о неуместном героизме.

Резкие слова никак хромого сновидца не задели. В один момент он только вздохнул, закрыл глаза и горько улыбнулся. Ему бы очень хотелось, что бы знаток Тени оказался прав, но понимал, что на этот раз согласиться он не может.

— Вопреки в том числе и моему желанию вопрос не в героизме, Солас, а в действительной необходимости, — удивительно монотонно на фоне пылающего негодованием собеседника произнёс магистр. — А твоё предложение нереализуемо даже на этапе с меткой: тебе её уже не вернуть.

Подавив изначальное возмущение, Солас сложил руки на груди и серьёзно глянул на человека, трезво пытаясь оценить его ход мыслей.

— Учитывая, сколько моих планов ты разрушил — достаточно вспомнить, что было с Митал и Источником, — признаюсь, я не удивлён подобное слышать. Но всё же. Что ты задумал на этот раз?

— Ничего. Это факторы от меня никак не зависящие.

На немой вопрос Волка, читаемый в его взгляде, Безумец отвечать не стал, а решил просто показать. Мужчина раскутал плащ, отстегнул верхние крепежи мантии и рубашки, а затем отодвинул элементы одежды, оголив область надплечья и ключицы. Этого оказалось достаточно, чтобы увидеть, как под кожей зеленятся две толстые линии — подключичные кровеносные сосуды. Даже освобождать всю руку не было необходимости, чтобы понять, что она поражена полностью.

Кто-нибудь видел шокированного бога? А Безумец увидел. Даже когда мужчина, снова спрятался от холода под слоями одежды, Волк не переставал с круглыми глазами пялиться на руку человека.

— Это… — много позже раздалась первая попытка эльфа думать здраво.

— Невозможно, — усмехнулся Безумец, в шутку помогая поражённому знатоку Тени. Собственно сам магистр был доволен произведённым эффектом и совсем не жалел, что скрывал правду до самого последнего момента.

— Да… Да, это невозможно. Это действительно невозможно. В смысле, я догадывался, что с твоей рукой что-то не так, но Якорь всё равно не должен был так реагировать. Но оказалось… как и Тень, он не смог отличить себя от тебя, поэтому начал поглощать и так просто тебе поддаваться.

Тут Безумец скривился: он бы не сказал, что так уж и просто: боль во всём её разнообразии он ощущает и поныне.

— Но кем бы тебя ни воспринимал Якорь, ты остаёшься человеком, и его магия всё также вредит тебе. Даже сильнее. Значит, как только он поразит сердце…

И раз зелёный свет добрался уже до столь крупных сосудов, то совсем скоро будет аорта и всё — дальше уже кратчайший путь до сердца…

— Будет нарушено кровообращение, не сопоставимое с жизнью, — закончил магистр сам.

Вот теперь настало время вдыхать поглубже Соласу, чтобы переварить услышанное. И что этот человек, действительно, опять ломает его планы… даже если сам того не желает.

— Порог моей выдержки уже достигнут. Вы это прекрасно видите и понимаете — ваши взгляды я замечаю. И пытаться отрицать очевидное, хвататься за лишние дни глупо: есть участь и пострашнее смерти. Я не хочу… уподобиться Синоду: жить и умирать до тех пор, пока окончательно не сойду с ума от собственного бессилия перед ненавистью скверны и не стану очередным порождением тьмы, марионеткой семи чудовищ…

— Но ты всё равно боишься?

— Боюсь. Тянуться за иллюзию жизни заманчиво и естественно. Тяжело переступить через свои интересы в угоду правильности мира, особенно когда эти интересы — твоя жизнь.

Волк признал свою ошибку: магистр не уподобился Герою Ферелдена, а опять слишком много думает. Он боится, сомневается, хочет поддаться естественному желанию выжить любой ценой, даже если жизнь не будет долгой, но одновременно он хочет сделать, как правильно для мира, переступить через себя, взглянуть в глаза своим страхам и… смерти, которой полнится Черный город. Опасения мужчины о повторении судьбы Синода, и правда, небеспочвенны, и лучше бы такую угрозы пресечь заранее, потому что когда они точно узнают, смертен маг или нет, будет уже поздно что-то исправлять — скверна возьмёт своё. Но Фен’Харел не стал давить на друга, оставил выбор за ним вплоть до самого последнего момента и будет готов принять его любым.

Это с умным видом говорить и осуждать чей-то выбор, ссылаясь на правильность мира, легко, а вот когда на алтарь этой «правильности» ложится твоя жизнь, страшная неизвестность, ожидающая после смерти, мыслить начинаешь уже совсем по-иному. Принимать такие решения всегда тяжело.

Но, очевидно, хромого мага беспокоило не только это — тоска отразилась в его белых глазах. Что бы он там ни решил о быстроте приближения своей потусторонней жизни, для начала хорошо бы закончить дела по эту сторону. Новый мир подарил ему удивительные отношения и возможности, и нельзя их оставлять незавершёнными…

— Знаешь, когда-то я сказал, что твоё тело должно было раствориться в Тени. Это так. И это точно произойдёт, если ты вновь в неё войдёшь — это неизбежно. Однако… — Солас сделал неожиданную паузу, полную сомнений, неуверенности и страха. Безумец, вырванный из своих угрюмых мыслей такой резкой тишиной, обернулся и увидел в глазах эльфа… надежду, слишком живую и искреннюю для древнего бога. — Однако я не могу того же сказать про твой разум. Ты никогда не был обычным человеком, а сейчас, став носителем столько всего противоречивого, — тем более.

— Думаешь, Тень будет избирательной? — Безумец лишь усмехнулся. Конечно же, ему хотелось хвататься за слова эльфа, это естественно для любого живого существа: хвататься за жизнь. Даже в Тени, где его точно будет ждать только смерть. Но мужчина постарался об этом даже не думать: от него самого исход и решение недремлющего мира никак не зависит, какие бы он мечты там ни лелеял.

— Мне очень хочется на это надеяться…

Эти слова окончательно отвлекли магистра своей искренностью. Не этого ждёшь от великовозрастного бога, для которого это должно было стать просто смертью очередного смертного. Но мужчине были понятны причины: даже боги хватаются за родное и знакомое.

— Тебе первому нужно опасаться такого исхода. Как я и говорил когда-то, если раттус-самодур начнёт представлять опасность, то я лично пущу его на свойства.

— Вынужден огорчить: удовлетворить свою варварскую человеческую натуру у тебя не выйдет. На спасение мира, обсуждения и планирования гениального плана по захвату острова ушло столько сил, что обидно будет начинать всё сначала в неизвестном мире без Завесы лишь по прихоти старого «самодура».

Два сновидца были не в Тени. И даже не на Перекрёстке. А всего лишь в новом, отвратном, неправильном, усмирённом, вроде бы, мире. Но ещё никогда Ужасному Волку говорить искренне не было так легко и просто…

* * *

Выведя предоставленную ей лошадь из стойла, Кальперния начала приспосабливать на неё седло, а затем — личные вещи, которые пригодятся во время её спешного бегства из Скайхолда.

— Ты передала информацию Павусу-младшему? — по среди её приготовлений раздался вопрос от того, кто, собственно, и заставил её бежать.

Безумец находился рядом и держал поводья лошади, ласково убеждая ту покорно стоять на месте. Магесса не могла не усмехнуться, обратив на это внимание, потому что помнила, как при их первой встрече на озере Каленхад магистр шарахался при одном только взгляде на ездовое животное. А сейчас не боялся стоять около звериной морды и копыт да ещё и гладил.

— Да, Дориан знает, где меня искать, когда соберётся возвращаться в Тевинтер. Но ты же понимаешь, что об этом будет знать не только он?

— Несомненно. Тайному Канцлеру известно всё, что происходит в Скайхолде, даже в конюшне.

— Тогда в чём смысл?! — требовательно воскликнула ученица и повернулась к магистру, ведь он говорил так спокойно, будто всё идёт, как задумано, да только она не понимала его задумки. — Зачем мне уходить, если ты знаешь, что от Инквизиции на юге я скрыться не смогу? Я могла остаться, как и остальные маги, помочь тебе, когда ты будешь закрывать Брешь. Я же сильнее их всех!

Сновидец тут же недобро нахмурился.

— Если ты решила, что твой уникальный дар — достаточный повод для честолюбия, то ты проиграла уже сейчас!

Безумец, как и Эрастенес, и Корифей, нередко упоминает, что она самый сильный маг, не-сновидец, этого поколения, но всегда из его уст это звучит как ноша, преимущество, которым надо учиться пользоваться, а не повод кичиться перед миром. Очевидно, это было уже нечто личное: он не хотел, чтобы она, поддавшись гордыне, повторила его судьбу, поэтому мужчина всегда строго её осаживает, стоит только в словах девушки промелькнуть самомнению.

— Да причём тут это «чистолюбие»? Я озвучиваю факт, как и ты. Я сильный маг, а значит, моя помощь не будет лишней.

— Так и есть. Но я не посмею ради спасения мира рисковать жизнью своей ученицы. Какой бы ты талантливой ни была, в первую очередь, ты должна быть жива, чтобы вся моя работа имела смысл.

— Если тебя это так беспокоит, я могу покинуть Инквизицию сразу после…

— Если тебе это будет позволено. Для спасения мира я нужен Совету. Ради моей лояльности он слишком многое мне прощает, самое наглое неуважение в свой адрес, идёт на уступки, даже тебе позволил проживать в Скайхолде на правах гостя. Но я не могу быть столь же уверен, что когда нужда в моей помощи отпадёт или… не станет уже меня, Инквизиция в своих обещаниях не вернётся к корням. Ты командир Венатори — для них будет благим делом тебя судить и в дальнейшем сжечь на площади Вал Руайо на потеху толпе. А я этого не желаю. Поэтому будет лучше, если ты уйдёшь, затаишься и перестанешь маячить перед глазами советников и жриц.

Кальпернии возражать не было смысла, она понимала беспокойство мужчины. Инквизиция откровенно терпит моровую тварь на своей территории — по заветам стихов Песни Света «облик оставив людской, тварями стали» все древнетевинтерские магистры, первые порождения тьмы, — потому что от него зависит спасение мира от второй такой твари. Но никто им не может гарантировать, что Совет будет также терпелив и дальше.

Но больше в словах мужчины магессу задело, что он заикнулся и о возможной кончине для себя. И даже весьма вероятной — иначе, если бы он точно знал, что выживет, вряд ли бы так подгонял свою ученицу, потому что, как шантажировать Инквизицию, он бы придумал и без Бреши. По лицу девушки тотчас побежали слёзы, но она не смела на них заострять внимание, а продолжила сбор. А что она скажет? Капризно попытается убедить его сбежать вместе с ней, не рисковать? Но это глупо. Если Брешь не будет закрыта, конец света достанет всех, куда бы ни бежал. Да и долго ли они бы смогли оттягивать неизбежное? То, что этот человек, уже совсем не тот неугомонный учёный, каким она его помнит при первой их встрече на озере, девушка видела прекрасно, поэтому ещё глупее будет попытка себя обманывать иллюзиями.

Но понимать, что ничего не изменишь, что так и должно всё закончиться, — это одно, и совсем другое — терять близкого человека. Поэтому когда сборы подошли к концу, магесса тут же бросилась к мужчине, который к ней подошёл. Он позволил ей в последний раз выплеснуть свои чувства в благодарность за всё хорошее, что случилось за эти два года, обнял в ответ, с тёплой улыбкой приласкал. И пусть он воспринимает магессу совсем не так, как она его, но нельзя сказать, что это расставание было для него простым. Он бы был не против оставить всё так, как есть, но, увы, обстоятельства диктуют иное. Тем не менее ученицей своей наставник гордился.

— Если всё… будет хорошо, то сообщи мне хотя бы об этом, упрямый ты павлин.

Безумец улыбнулся. Опять она не сдерживает своё воспитание простолюдинки. Но в такой момент, пожалуй, можно простить.

— Несомненно. Твоё обучение ещё не завершено. Но в любом случае ты обязана себя сберечь. Очередная твоя глупость, приведшая к смерти, станет позором для наставника.

— Я сделаю всё возможное, не волнуйся. Как минимум я научилась хорошо плавать, — игриво, но с вызовом посмотрела на него девушка.

От напоминания о той самой «глупости» — ночном заплыве в водах Вентуса — Безумец не мог не усмехнуться. Все эти воспоминания уже не могли не навевать тёплую тоску ностальгии по приключениям, через которые провёл его новый мир.

Напоследок магистр наклонился к магичке и поцеловал. Сначала Кальперния удивилась, ведь мужчина не позволял в людном Скайхолде столь явно демонстрировать их не совсем правильные отношения, однако, конечно, отказываться от возможности она и не подумала, а с радостью поддалась. В этот последний миг, когда они могли быть вместе, магесса хотела выразить всю свою благодарность магу, изменившему её жизнь. Тем более он никогда не брал плату за её обучение.

Но Безумец в этой дополнительной благодарности не нуждался. Как бы девчонка ни была талантлива и с ней приятно работать, видя её полную вовлечённость в процесс, всё равно не брать оплату за обучение — это слишком уж альтруистично для магистра. А он и не был альтруистом, давно уже решил, какова будет плата для неё. И она отплатит. Жизнь уже зарождена — он мог это выявить соответствующими заклинаниями. Просто магесса об этом пока не знает.

На том их прощание подошло к концу. Подгоняемая его приказом и чтобы не передумать, Кальперния стремительно забралась в седло, взмахнула поводьями и направилась в сторону главных ворот, откуда её без особых проблем выпустят на тропу Морозных гор.

Безумец ещё какое-то время с улыбкой наблюдал вслед ученицы. Сейчас сожалеть ему было не о чём: всё закончилось лучше прочих возможных исходов. При первой встрече с талантливой магессой в замке Редклифа он и не предполагал, насколько это будет судьбоносно. Но вот того же мужчина не мог сказать об ещё одних отношениях, которые подарил ему новый мир. Сновидец знал, что вездесущий Сенешаль уже за спиной, ожидаемо всё видела, а поэтому заслуженно затребует ответов, но он не спешил оборачиваться, потому что, понимал: этот диалог для него уже будет по-настоящему тяжёл.

* * *

Сегодня два человека, что считали себя очень близкими друг для другу, за одно мгновение стали чужаками. Они прошли в угрюмом безмолвии ползамка, ни на кого не обращая внимания, пока не оказались в знакомой маленькой комнате, скрытой от всех любопытных глаз и ушей. Старая голубятня, её размеры, её скупое оформление были привычны уже им обоим, за последнее время она часто становилась местом встречи для них, однако сейчас стены давили. Но их волновали отнюдь не стены.

Безумец первым прошёл в покои Канцлера, сразу направился к столу и присел на рядом стоящий стул. Мужчина был… спокоен. Он не отворачивался стыдливо, не дрожал, лишь наблюдал за тем, как женщина занимает позицию у противоположной от него стены, где стоял шкаф с документа, опирается на него, складывает руки на груди, чтобы одновременно защитить себя от сильных эмоций, отгородиться от желаемого насилия и просто выглядеть устрашающе. То, чему по своему любопытству свидетелем она стала, сильно задело женщину. Лелиана хотела заставить себя сомневаться в увиденном, найти оправдание или сразу отомстить за обман. Она… не могла определиться, и поэтому пока хотела просто получить ответ, объяснения, оправдание… да всё, что угодно, но не тишину. А магистр, который обычно любил разглагольствовать о чем только можно, сейчас словно специально молчал, даже когда Канцлер уставилась на него злобно, почти угрожающе.

— Лелиана, испепеляя меня взглядом, вы ожидаете услышать что-то иное, отличное от увиденного?

И лучше бы он молчал дальше, потому что это явно не то, что хотела услышать Левая рука. Она точно удивилась, но пыталась этого не показывать. Не так должен говорить человек, уличённый в измене.

— А по-вашему, магистр, вам не за что объясняться? — она пытается держать себя в руках, но голос её получается и угрожающе рычащий, и жалкий.

Конечно, они друг друга ничем не обязывали, никогда не вели подобных бесед. Наверное, потому что это самом собой разумеющееся… в приличном обществе, когда вступаешь с кем-то в отношения, и весьма серьёзные, не остановившиеся на формальных ухаживаниях. В её понимании. Но вот тевинтерец обманул! Её. Тайного Канцлера.

— Вы видели то, что видели. По-моему, всё однозначно и не требует дополнительного пояснения.

Пока в сердце женщины пылало пламя, метавшееся между яростью и отчаянием, мужчина умудрялся удивительно спокойно пожимать плечами. И от его слов она буквально задыхалась в возмущениях.

Он серьёзно? Как он может такое говорить? Он ей изменял, а теперь делает вид, что ничего особенного и не случилось?

— Так и быть, я внесу ясность, — опять с неуместным снисхождением, словно испытывает терпение собеседницы, заговорил маг. — Свидетелем чего по моей неосторожности вы являлись просто стало откровением о том, что моё к вам отношение никогда не было искренним, обоюдным. Вас это задело, оскорбило, поэтому вы требуете ответов, вероятно, пожелаете отомстить. Вам кажется, что я поступил с вами подло, несправедливо, что я вас предал, но позвольте для начала спросить в ответ: почему тогда вы решили, что имеете полное моральное право поступить схоже со мной, манипулировать моей привязанностью?

— О чём… вы говорите?

Как бы Сенешаль ни хотелось взвизгнуть: «Как этот предатель вообще смеет ещё в чём-то обвинять её?!» — но она не могла себе позволить настолько потерять контроль, даже в такой момент. Да и мужчина выглядел так, будто точно знаете, о чём говорит, и нависшее над ним возмездие его ничуть не пугало.

— О нашей встрече в Денериме, Лелиана. Вы, Тайный Канцлер, Левая рука, которая почти никогда не покидает штаб Инквизиции и всегда действует только через своих агентов. А я древнетевинтерский магистр, «малефикар», чудовище по версии Церкви, и ваш главный беглец на тот момент. Но тем не менее вы появляетесь передо мной без сопровождения, помогаете, выказываете дружелюбие, хорошо скрываете отвращение, даже не прочь оказались продлить беседу. Меня и поныне оскорбляет ваша убеждённость, что я поверил в подобный фарс, благие намерения от кого-то вроде вас. Появление Кассандры было бы и то более правдоподобно: эта женщина хотя бы прямолинейна в своих действиях, — теперь голос мужчины был не только ровным, монотонным — в нём появилась нотка грубости, подтверждающая, что из злопамятства та встреча всё ещё его оскорбляет. — Позвольте угадать: чего вы желали получить в итоге? Привлечь моё внимание как красивая женщина, создать о себе обманчивое впечатление, по средствам обсуждения важных для меня тем заслужить доверие, и постепенно вызвать у меня нужную вам привязанность, что позволит в дальнейшем мной манипулировать. Управлять кем-то через постель — способ старый как мир. И сыграть на чувствах древнего магистра стало бы для вас как барда просто очередным развлечением. Ваши планы спутало только неожиданное нападение кунари, — Безумец говорил утвердительно, тем самым показывал полную уверенность в том, что скрывалось за «искренностью» убийцы. — Но я смог отплатить вам той же монетой. Оказаться по ту сторону манипуляций уже не так увлекательно, не правда ли? — напоследок нагло усмехается, показывая, что он своей местью доволен.

Вот тогда Лелиана обезоружено опускает голову. Больше её глаза не пылали яростью — отчаяние победило. Больше её руки не тянуло к оружию — только к лицу. Так хотелось отгородиться от мира, от человека, мгновением всё разрушившего. Женщина не находила больше сил ему противостоять. Даже возразить.

Пусть Канцлер очень хотела разрушить стройную теорию мага, сказать, что их встреча состоялась, потому что она действительно просто хотела с ним поговорить, изучить, узнать получше, чтобы не поддаваться на сплетни, а здраво решить, как Инквизиции в дальнейшем стоит поступить с этим особо опасным беглецом. Но во-первых, этим магистра не переубедишь: он всегда говорил, что не верит людям её подлого рода деятельности. А во-вторых, на самом деле мужчина не был уж так сильно далёк от правды: в смысле, если бы всё пошло по описанному им сценарию, и она смогла завлечь мага, то Канцлера бы никогда не мучала совесть. Она бы первая в Совете стала насмехаться над таким «великим магистром», который оказался настолько глуп, раз его так просто привязать к первой попавшейся юбке Инквизиции.

Но он её обошёл. И есть ли смысл сейчас взывать к его совести? Очевидно, нет.

— И лишь ради мести вы зашли так далеко, Фауст? — усмехнулась Лелиана. На самом деле ничего смешного она не чувствовала, и это улыбка была просто от отчаяния. Она хотела знать: неужели маг оказался настолько злопамятный, что ради мести даже спустя столько времени решил опорочить честь «соперника» полностью.

— Нет, — такой чёткий ответ был неожидан, но приятен. — Лично к вам у меня нет неприязни. Вы правы, заходить так далеко просто ради мести было бы ни к чему — это удел одержимых фанатиков, коим я не являюсь. Но одновременно Тайный Канцлер — это главное лицо Инквизиции. И не нужно сейчас это оспаривать — я не изменю своему мнению. Без вашего ведения не действует ни один другой советник. А значит, ради собственной безопасности и более удачного сотрудничества с орденом мне требовалось добиться наибольшей вашей лояльности.

Тем самым маг признался, что хотя бы не копил в себе желчь ненависти от каждого раза, когда был с ней рядом. Наверное это должно успокоить…

— Той девушке вы тоже объяснялись похоже? — спросила Лелиана последнее, что теперь её волновало. Уж если его столь бурные и, казалось, искренние отношения с ней были просто холодным расчётом, то она почти не сомневалась, что похоже он поступил и с магессой, которая ему вовсе в дочери годится.

— Нет. В отличие от вас, Кальперния излишне импульсивна и на правду не способна отреагировать без деструктивных последствий. Подобное не приведёт ни к чему хорошему, в том числе и для самой девушки, учитывая её положение.

Безумец хоть и ответил, но в подробности не вдавался, давая понять, что говорить о магички не собирался, ведь специально отправил её подальше от глаз Совета. Канцлер допрашивать не стала, ударяться в поиски беглянки она и не собиралась. Её больше заинтересовал намёк в словах сновидца. Вряд ли бы о «положении» магистр говорил беспричинно, поэтому Левая рука довольно быстро пришла к единому выводу, зачем ему понадобилась талантливая магичка.

Лелиана очередной подлостью удивлена уже не была. Всё даже более ожидаемо, чем в её случаи. Выходец из тевинтерского аристократического общества, помешанного на разведении магов, не мог не увидеть в магессе потенциал для удачного союза.

Плоха ли такая правда? Женщина так однозначно клеймить не хотела — её работа порой обязывает и к более аморальным поступкам. Скорее сейчас образ любимого мужчины раскрылся со всё больше неприятных стороны, и это было… больно.

В конце концов он просто использовал двух влюбившихся в него (его же стараниями) женщин в своих корыстных целях. Вот и вся правда.

Лелиане больше объяснений не нужно. Она не спрашивала, только погрузилась в себя. Не смотрела на человека, что столь стремительно вторгся в её жизнь, подарил ей надежду, но также резко всё забрал. Ей только нужно время.

Сейчас женщина будет просто благодарна ему за то, что он замолчал, не усугубляет ситуацию, больше не злорадствует. Пусть уходит. Финальная битва скоро… а после её с ним, к счастью, уже ничего не будет связывать.

Обняв себя руками, Лелиана всё ещё стояла у стены, не решаясь двигаться. Её спасала темнота комнаты, тень её капюшона. Впрочем проявлять печаль женщина не стала даже сейчас — может, позже, когда она останется одна и точно никто не увидит, что у Левой руки, оружия Верховной Жрицы, есть чувства.

Но разрыв зрительного контакта спасал не только её. Магистр… какое-то время позволял себе смотреть.

Это было тяжело. Он очень хотел подойти, просить о прощении, не заканчивать на такой мерзкой ноте… Понадобилось всё его самообладание, чтобы удержаться. Он не может. Не может выразить сожаление, боль от собственных слов, которые ему приходилось выдавливать из себя. Канцлер слишком опытный шпион, она тут же раскусит обман, стоит ему хоть на секунду дать слабину. А этого произойти никак не должно, маска ложного спокойствия не должна рухнуть.

Да, отчасти он был прав, и изначально всё начиналось как расчёт, как попытка себя обезопасить в новом страшном мире. Но не заметил старый маг, как сердце, окаменевшее, уже давно и, казалось, навсегда после смерти по его вине любимого человека, нашло утешение в трепетной любви к другой спустя столько лет. Но сегодня оно должно было вновь рваться, изливаться кровью от каждого равнодушного слова, от каждого невозмутимого взгляда на ту, которой делал больно.

Он не желал такого исхода, лжи.

Но так будет правильно.

Конечно, он мог избежать всего это, провести последние свои дни с той, кто был ему так дорог. Но если битва закончится, как он думает, то это случится скоро и быстро, и ему уже будет всё равно, он ничего не почувствует. А вот она останется одна, терзаемая виной и горем.

Вновь.

В прошлый раз у Соловья осталась вера, наставница. Она справилась. Но теперь у неё не останется ничего. Даже веры. Да и как тут верить, когда посреди хаоса она вновь находит в ком-то утешение, но почти сразу всё теряет? Если и уверовать, то только в своё проклятье и злой рок. А он не желал ей такой судьбы. Она заслуживает большего, чем скорби по лжецу.

Поэтому пусть их будет ждать такой конец. Пусть любовь обернётся ненавистью, пусть он станет для неё изменником, предателем и подлецом. Считанные дни он потерпит, зато не будет испорчена вся её дальнейшая жизнь.

Смерть того, кого всей душой ненавидишь, всегда легче воспринять. Пусть для неё это обернётся злой радостью или желанной местью. Главное, что не всепоглощающей скорбью…

Хотя бы раз он поступит так… как правильно.

Ну а сейчас ему лучше уйти, дать время и тишины.

— Вы изумительная женщина, Лелиана. И хотя всё получилось не так, как оно ожидалось, однако я хочу надеяться, что моя история станет для вас поучительным примером.

Лишь на полпути к выходу Безумец позволил себе обернуться, в последний раз полюбоваться рыжим огнём и порадоваться, что этот «огонь» не потухнет — он ещё обязательно разожжёт весь Тедас своими реформами.

— И что именно?

— Я — это то, чем станете однажды вы, если не отпустите свой «костыль»…

Глава 48. Там лежит Бездна

Храм Священного Праха после взрыва словно застыл во времени. За прошедшее время потух огонь, завалы разобраны, обгоревшие тела окончательно предали огню, согласно погребальным обрядам Церкви, а над головой не рвалось небо. Однако масштаб произошедшей ужасной катастрофы улавливается и поныне. Земля выжжена и отравлена. Кристаллы красного лириума всё ещё окольцовывают руины; Безумец заметил, что шёпот, исходящий от них, стал яростнее, более манящее, поэтому сторонился их с особым усердием. Каменный оплавленный остов когда-то величественного храма торчал из земли словно кости. А округу всё ещё освещал зелёный едкий свет Бреши — она затихла, но завихрения в небе никуда не делись, как и сам шрам Завесы. Только тропы были очищены от крупного мусора, проложены над провалами деревянные мостки, чтобы по месту, ставшему эпицентром взрыва, было удобно перемещаться.

Сегодня, пока солдаты командора Инквизиции выстроились на путях и подступах к храму, мобильный отряд под командованием Искателя первым прибыл сюда и принялся ожидать. У участников марш-броска от Убежище до сюда появилась возможность вспомнить об ужасах первых дней после взрыва Конклава, а для остальных выдался случай лично убедиться, что описываемые ужасы небеспочвенны — и от места, застывшего в мёртвом безмолвии, действительно шли мурашки.

Безумец тоже не мог уберечь себя от воспоминаний. И пока отряд рассредоточился по тому, что раньше было главным залом, магистр отошёл к краю склона и посмотрел на видимое за расплавленными стенами снежное плато и лес. Как и два года с половиной назад…

Прошло совсем не много времени, но по его ощущениям — целая жизнь. С высоты опыта сегодняшнего дня Безумец не мог не усмехнуться, вспоминая себя былого. В те дни он был напуган, потерян, полон неверия к тому, что наблюдали его глаза. Он был абсолютно категоричен к новому миру, его лицемерным правилам, резок в своих действиях, во многом неосторожен, что порождало ошибки. Убежище или эльфинаж чего только стоили. Но постепенно память к нему возвращалась, он становился собой, но одновременно принимал новую реальность, её чудные законы.

Это приключение — небывалый для него опыт — провело его по разным концам света, открыло немыслимые для него ранее правила мира, подарило новые впечатления, возможности, даже — уроки. И конечно, новые встречи. В чём сумбурные, неправильные. Но без которых он уже и не может помыслить общую картину им пережитого. И теперь он вернулся туда, где всё началось, откуда когда-то в панике сбегал, даже не подозревая, что впереди его ждёт целая история.

Однажды закрыв глаза и вздохнув полной грудью морозный воздух с примесью то ли гари, то ли скверны, маг слабо улыбнулся — сегодня эта история подходит к концу, но он не сожалел. Пусть всегда хочется большего, чем владеешь, но эти два излишне насыщенных, даже для такого неугомонного исследователя, года точно стоили потери навечно родного дома в глубинах эпох.

Сожалеть можно только о том, что его сородич, окончательно обезумев, всё ещё представляет реальную угрозу для живых… Впрочем, они сегодня здесь и собрались, чтобы в том числе решить эту проблему.

А пока один предавался воспоминаниям, что неудивительно, ведь этим местом и встретил его новый мир, остальные бродили по округе. Скорее делали они это от взволнованности, чтобы хоть чем-то себя занять и не поддаваться опасным мыслям, чем на самом деле что-то высматривали среди покинутых руин храма. Но хромого мага так и не решались беспокоить, хотя замечали, что он уже продолжительное время неподвижной статуей стоит у обрыва и смотрит на долину.

Тысячный вопрос: а готов ли такой задохлик к битве с драконом, хоть закономерно и исходил из сомнений, но был бы сейчас ничуть не уместен. Они выступили все вместе в последней битве против очередного врага Тедаса, а значит, личная предвзятость союзников не имеет никакого значения. И кем бы ни являлся этот маг, сегодня он бесстрашно выступил вместе с Инквизицией, а значит, никто бы не стал ставить под сомнения его способность внести соответствующий вклад в их победу.

А каждый из присутствующих посмел бы мыслить о победе, потому что не только добро должно побеждать зло, но и разума — безумие.

И кстати, о безумии…

Когда активизировалось движение скверны в лириуме, звуки, издаваемые им, стали громче, а смертельная аура ощутимее, Безумец это почувствовал первым, вздохнул, прощаясь с последним моментом мира, по крайней мере для него, и повернулся в сторону центрального входа. Это стало уже сигналом о готовности для остальных, они тут же построились. Позади остались немногочисленные маги, на которых будет возложена основная роль по защите отряда, и лучники — главная атакующая сила противника, которого нужно истощить, а впереди встали храмовники, которые будут скорее мельтешащим отвлечением и лишь помощью для магов. Что скверный магистр проявит слабость и подпустит к себе для атаки вблизи, никто почти не рассчитывал.

«Ты предатель своего рода, потакаешь тем, кто ослеп, кто осквернил историю. Сегодня тебя ждёт заслуженное возмездие, праведная смерть!»

Безумец почувствовал знакомый холодок по коже, но услышанные им слова не были похожи на то, когда Корифей в храме Митал им почти завладел. Они раздавались не в его голове — в округе, исходили от кристаллов красного лириума. Остальные тоже ощутили воздействие, но слов не расслышали, поэтому мужчина сделал вывод, что «говорила» в том числе скверна, запертая в его крови.

«Он всё ненавидит, потому что за дверью тьма. Не надо открывать такие двери.»

Совсем неожиданно раздался посторонний призрачный голос. Похоже, Коул осмелился влезть, чтобы оказать помощь.

«Изыди, демон! Я низвергну твою сущность в Бездну, откуда нет возврата!»

«Я не демон. А ты не бог…»

Третий голос столь же внезапно стих. Как бы мальчику ни хотелось помочь, сейчас происходило сражение, которое было даже выше его. И хорошо, как подумал Безумец. Не хватало ещё, что бы чистый дух подхватил скверну.

«То, что сделали мы, поддавшись обману Богов, осквернило не только историю, но и весь мир. В отличие от остальных, ты всё ещё продолжаешь исполнять их план. Значит, это, и правда, должно закончиться сегодня», — сновидец не знал, услышаны были его мысли или нет, но вслух он произносить не стал, как и спорить с сородичем. Это бессмысленно. Он осквернён, стал марионеткой скверны, поэтому даже тыкни ему правдой в лицо — и он уже не поймёт, не сможет перебороть её влияние.

Судя по тому, что в дальнейшем раздался странный злобный гул — мысли мага были услышаны. И это пугало.

Для своих габаритов Корифей умудрялся поразительно незаметно перемещаться. Хотя на фоне того, что это полуразумное порождение тьмы, владеющее могущественным эльфийским артефактом, его незаметность не казалась чем-то особо немыслимым. Оттого никого не напугало бесшумное появление огромного силуэта на пороге храма: само порождение ненависти пугало куда больше.

Кого бы Корифей ни привёл с собой, чтобы дать последний бой ненавистным героям Тедаса, все они уже на подступах столкнулись с силами Инквизиции, организованной многоуровневой обороной. Но Старший, видно, не стал ждать, помогать, а тут же поспешил к храму.

Впрочем, нельзя утверждать, что древний магистр спешил остановить Инквизицию, и скорее он хотел достать своего сородича. Если при нападении на Убежище действия Корифея были спланированы, обдуманы, а встреча с хромым магом и вовсе соответствовала спектаклю, то вот сейчас никакого плана у монстра не было. Обезображенное лицо, которое буквально сплавилось с деталями его жреческого одеяния, кривилось лишь в одной гримасе — ярости. Тяжёлой поступью он грозно шёл прямо на них и, кажется, вообще не замечал суету отряда — его взор помутневших глаз устремился только на скромный, по сравнению с ним, силуэт хромого мага. Тут ни о каких планах уже говорить не приходится — жрец, подобно бешеному зверю, просто хотел добраться до ненавистной ему персоны.

Для Безумца это значило, что Сетий окончательно тронулся умом, проблесков его человечности теперь хватает лишь на то, чтобы хотя бы ещё выражаться членораздельно, а не рычать как гарлок.

«Думаешь одолеть меня своей хилой магией, вор? Ты ничто! И эти слепые глупцы тебя не спасут!»

«Хилой? Получается, что ты, всего лишь мой великовозрастный ученик, не мог достичь даже этого», — Безумец всё также спокойно ответил на провокацию. Кажется, помпезность речи — это последнее, что уйдёт вместе с личностью его безумного родича. Заодно можно увидеть, что Корифей ещё не до конца утратил особо сильные воспоминания — вон как взревел, стоило ему напомнили об эпизоде из жизни, когда он ради удовлетворения последней воли старого жреца Думата был вынужден побыть в шкуре ученика мага-задохлика, который его ещё имладше.

Этот случай навсегда сделал напряжёнными отношения между двумя магистрами, а сейчас воспоминания Старшего были особенно искажены, поэтому он на провокацию поддался сразу. Сначала от переполняющей ярости взревело само порождение тьмы, затем ему вторил оглушающий вопль в небе. Достаточно было вскинуть голову, чтобы увидеть как скверный дракон, показавшись из облачного завихрения, тут же устремился к своему хозяину.

По всей видимости, Корифей решил не размениваться на разборки с мельтешащей мелюзгой, а избавиться от всех разом. Стоило ожидать, что дракон накроет всю оплавленную площадь огнём, поэтому отряд Кассандры тут же перестроился к защите: все пригнулись, храмовники подняли зачарованные щиты, а маги наколдовали магический барьер.

Огромная красная тварь действительно неслась прямо на них. Это дракон не был живым — он страшен изуродован, представляет собой, как и его хозяин, сплав живых тканей, его облезлой местами чешуи и красного лириума. И вырывающийся из его пасти огонь должен быть столь же осквернённым. Хоть отряд и был подготовлен, но никому не было стыдно признаться, что их колени подрагивали от приближения моровой твари.

И всё же красный дракон — это знакомое зрелище. После Убежища никого уже не удивит новость, что порождение тьмы завладело подобием архидемона. Зато сейчас случилось кое-что новенькое, по-настоящему удивительное. Вполне освещённую из-за Бреши местность неожиданно накрыло черной дымкой, откуда мгновением позже вырвалось существо не меньше красной твари. Новый пронзительный рык, из-за близости к источнику, всех оглушил, мощный поток воздуха посбивал многих с ног, однако это не помешало лицезреть, как навстречу красному дракону, уже разинувшему зубастую пасть, чтобы пыхнуть огнём, вылетает чёрный, буквально его протаранив. В результате чего оба огромных зверя, потеряв контроль над телом в воздухе, полетели вниз.

Все, кто был в храме, поднимались под новый яростный рёв и дрожь под ногами, которая прошлась по округе, когда два огромных дракона рухнули у подножья горы в снегах. Но вскоре они поднимутся, наградят друг друга оскалом и рыком, а затем вновь, взмахнув своими крыльями-парусами, поднимутся в небо, пока на земле развернётся своя битва.

Корифей из-за своих габаритов оказался одним из первых, кого сбило с ног потоком воздуха от взлетающего поблизости дракона, но когда он поднялся, эмоций на его обезображенном лице уже было не разобрать. Он сначала удивился, не найдя на месте мага, за которым пришёл, но когда в небе увидел явно лишнюю фигуру, уже с нечеловеческим оскалом вцепился когтями в Сферу. Вспыхнувший зелёный свет сделал его лицо ещё более демоническим. Невозможно предсказать, что собрался предпринять Корифей дальше: продолжил бы он пытаться угнаться за главным объектом его мести или сначала бы разобрался со вторыми виновниками его вечных поражений в этой войне. Но выбор ему оставлен не был, потому что манёвренный отряд к тому времени вернулся в боеготовность и навязчиво напомнил о себе куску лириума, когда несколько лучников в него выстрелили. Как и в случае со Стражами храма Митал, стрелы ему не навредили, но столь наглую атаку и нарушение неприкосновенности свой «божественности» Корифей уже терпеть не стал.

— Твою голову водрузят перед воротами Великого Собора, Искательница!

Если раньше, при препирательствах двух магистров, Инквизиция слышала только гудение лириума, то вот сейчас он произнёс свою новую угрозу в слух в адрес той, которая стояла впереди всех и очень настойчиво перетягивала внимание с происходящей схватки в небе на себя и своих людей.

— Это мы ещё посмотрим, — злобно рыкнула женщина в ответ, закрываясь щитом от первой атаки разъярённого монстра.

* * *

Сегодня в зеленоватом свете неба, среди воронки облаков развернулось невиданное никем ранее зрелище: как два дракона сцепились в смертельной битве. Их рёв разносился далеко вглубь Морозных гор. Они кружили медленно, резко не могли маневрировать из-за своих размеров, зато это компенсировалось силой удара, которая была вложена в каждую их атаку. Ведь не только ранить противника было важно — но и сбросить его на землю.

Хоть тем, кто вёл в то же время сражение внизу, было не до любования небесной схваткой, но периодически поднимать голову стоило бы. Для драконов даже падение с немалой высоты не станет смертельным: у обычных-то дракониц от природы крепчайшие кости и толстая шкура, а эти существа и вовсе только обликом на них похожи, а сами по себе являются порождениями скверны и магии. Зато вот если на кого-то эти две огромные туши свалятся, то от несчастных даже лужи не останется. Так что, будучи на земле, следить за ними стоило хотя бы их соображений безопасности… ну и не забывать про своего главного противника.

За время, которое прошло в затяжном бою, отряд Инквизиции выполнил задуманный манёвр, отступил из храма и спустился на плато, на которое открывался вид с возвышенности. Корифей мог заметить, что его отвлекают, уводят как можно дальше от Бреши, не дают помешать сородичу или отослать своего дракона, однако порождение тьмы слишком сильно поддавалось эмоциям и совсем не думало ни о чём, только о надоедливых смертных, мельтешивших под ногами. А отряд был невозможно надоедлив.

— Тебе полагается суровое наказание, тевинтерец. Империя не потерпит предателей!

Правда, чему не могло помешать никакое упорство противников — так это страсти Корифея к возвышенным речам и угрозам. Он довольно скоро приметил в толпе выделяющегося мага, помимо своего сородича, не забыл напомнить и Дориану, какой он неправильный тевинтерец.

— У нас с тобой разные Империи, чудовище!

Лучники не переставали нашпиговывать стрелами тело неуязвимого, но горделивого монстра, из-за чего каждое такое недопустимое нарушение неприкосновенности приводило его во всё большую ярость, мешало думать здраво. Но стоит ему из мести наслать на них яростный огненный шар, как тут же на помощь приходили маги, защищали задние, особо уязвлённые ряды, а тем временем солдаты не медлили и тут же переходили к более активным действиям. Некоторым особо способным воякам хватало мастерства и изворотливости, чтобы добраться до Старшего, рубануть того мечом и тут же спасти от взмаха когтистой лапы. В любом случае это заставляло магистра вновь переключаться на тех, кто к нему слишком близко подошёл, и всё опять повторялось. Неудивительно, что после такой настырности «клопов», магистр даже не замечал, что уже давно храм покинул, и не успевал осознать, что слишком уже большой шанс потерять своего дракона и лучше бы его отозвать.

— Смотрите! В небе! — вдруг закричал один из солдат.

А вот и драконы дали о себе знать.

Вовремя все подняли головы — и в тот же миг небо над их головами закрыли огромные чёрные крылья дракона, промчавшего неприлично низко над землёй. Гигант совершал манёвр, удачно ушёл от огненной атаки красного и снова взмыл вверх, потревожив потоками воздуха верхушки деревьев, зато вместо него удар пламени пришёлся на землю, в непосредственной близости от места битвы. Благодаря общему мастерству бойцов отряда, те, кто оказался в зоне поражения, успели среагировать и отпрыгнуть от самого эпицентра. Однако последствия огненного плевка в виде взрывной волны и вспышки некоторых всё-таки задели.

Пришлось остальным резко менять тактику, проявить ещё большую навязчивость, чтобы раненные успели прийти в себя или отползти в сторону, если поражение не даст им продолжить бой, и чтобы Корифей о них не вспомнил и не добил.

Сделать это оказалось не так уж и сложно, учитывая, что Старший так тактически не мыслил, как его противники.

Вновь раздался рёв. Но с первого раза огненное дыхание и расплавленный красный лириум поразил чёрного, опалил и практически проел чешую на лапе, от чего он взвыл от боли, поджал к животу подбитую конечность. Но поразить себя повторно не дал — а сам, разинув зубастую пасть, исторгнул грязно-фиолетовое пламя. Если красный был носителем скверной стихии, буквально изрыгал лириум, которым его напичкали, то чёрный был продолжением изначальной предрасположенности мага к энтропии — его огонь не нёс тех же разрушений, зато поражал само тело в общем. И это не мелочь, особенно когда находишься в воздухе и важно контролировать каждое своё движение, каждый взмах крыльев. Оттого поражённый красный дракон замотал головой, пытаясь избавиться от тумана перед глазами, неестественно замахал крыльями, чтобы только сохранить безопасный полёт, но противника всё равно упустил из виду. Благодаря этому чёрный успел подлететь и яростно вцепиться зубами прямо в морду противника.

В результате очередной силовой стычки в небе, когда они рычали, ревели, неистово пытались друг друга достать, красный сильно повредил половину морды вместе с одним глазом, получил рванную рану, небольшую, но болезненную, на перепонке крыла. Чёрный помимо ожога получил схожую рану из-за яростных размахиваний лириумными лапами, а также несколько новых кровоточащих ран на теле, но из-за того, что у него было два дополнительных вспомогательных крыла, повреждение перепонки не столь сильно сказалось на способность к полёту.

— Этот маг-оборванец — тоже союзник? Ещё один раттус из мусорной кучи?

То, что Дориан привлёк внимание зазнавшегося предка — это было предсказуемо, но раз Корифей уже успел приметить Кассандру, а теперь — Соласа, то значит, он также решил пройтись по тем, кого лучше всего запомнил благодаря атаке на Убежище.

— Тебе не победить, Корифей.

«Раттус» ему не только ответил, а ещё сделал этот так спокойно, будто отмахивается от жужжащей мухи, что заставило порождение тьмы оскалиться, зарычать, а потом он поднял руку, в которой держал Сферу. Артефакт вспыхнул, а через мгновение направил в сторону эльфа смертоносный красный луч. От этого заклинания точно нужно только убегать. Те, кто был поодаль, в том числе маг, смогли отпрыгнуть, а вот одному храмовнику не повезло. Он не успел вовремя сориентироваться и решил принять удар на щит, так луч сначала прожёг металл, а затем и его насквозь. Все только и видели, как рыцарь в криках агонии повалился на колени, с его телом начались страшные метаморфозы, а когда он упал замертво на землю, его лицо уже было искажено проросшим красным лириумом.

Эта сцена мгновенной расправы отрезвила многих, заставила отступить от порождения тьмы подальше. Может, он и обезумел, может, ведётся на провокации, но он всё ещё представляет собой непредсказуемую опасность — и нужно быть осторожнее.

Магистр всех удивил, когда будучи не очень-то подвижной целью, он вдруг исчез и тут же оказался на месте погибшего бедняги-храмовника с дыркой в груди, словно восстал из его осквернённого лириумом бездыханного тела. Пользуясь своей внезапностью, Корифей хотел добраться до ненавистных магов, которые как раз стояли рядом. В последний момент арбалетный болт, попавший в спину порождения тьмы, заставил его пошатнуться, сбил призыв заклинания и дал магам выйти из зоны поражения.

— Безбородый камнепоклонник? Лучше беги со всех ног, хоть далеко на таких и не убежишь!

Этим Варрик привлёк угрозы в свой адрес, заодно и из-за громко прозвучавшей впоследствии шутки, что Старший, нашпигованный стрелами, стал похож на ежа… облысевшего озлобленного ежа.

— Что, опустился до гномьих шуток?

Благодаря мощи и дальнобойности Бьянки гном мог находиться дальше всех от порождения тьмы, поэтому не испытывал особых проблем с уходом от атак. Это был способен помыслить Корифей, поэтому не стал пытаться добраться до гнома, ведь ближе стояли не менее несносные лучники.

От крови солдата, что валялся под ногами, и ещё несколько других бойцов, которые были поражены при повторном использовании луча, остались только осколки лириума. Эти кристаллы внезапно пришли в движение и шрапнелью разлетелся во все стороны. От «снарядов» большинство, попавших в зону поражения, спасли магические барьеры, кого-то дополнительно — щиты, но некоторым всё-таки не повезло, и кристаллы, пробившись сквозь защиту, поразили важные органы.

Кого-то рыцари успеют оттащить, напоить лечебным средством и тем самым дать шанс дождаться прихода уже квалифицированной врачебной помощи, но кого-то сразило наповал.

И всё же живые позволили себе надеяться: раз Корифей больше не воспользовался своим оскверняющим лучом, то это свидетельствует о потере монстром своих сил.

Ну как бы пора! Они уже столько времени клопами прыгают вокруг него — даже бессметный должен устать их вылавливать.

Когда драконы нанесли достаточно повреждений, их полёты в погоне друг за другом почти прекратились, и они начали больше подлетать и отчаянно набрасываться с когтями и зубами. Однажды красный, удачно подобравшись к черному, вцепился в его шею. Это могло смертельно навредить противнику, но сейчас животная природа ему помешала. Хищники, которые гоняются за быстрой добычей, знают, как надо жертву обездвиживать. Например, львы сначала повалят лань на землю, а затем вцепятся в шею до тех пор, пока она не перестанет шевелиться. А драконицам, представительницам мегафауны, это знать не нужно — им достаточно пикировать на любую добычу сверху и хватать её пастью. Вот и сейчас красный укусил сверху, в загривок, где чешуя много толще и есть шипы, тем самым он себе навредил даже больше. Из-за чего черный дракон довольно-таки быстро себя освободил, извернулся, сам вцепиться в покрытую лириумом шею он пока не смог, зато боднул головой со всей силы так, что часть его рогов вошла в гнилую плоть и откололась. За что, впрочем, быстро поплатился — ревущая драконица его лягнула.

В результате нового столкновения на груди одного были глубокие кровоточащие раны, в которых застряли отколовшиеся от когтей кусочки красного лириума и теперь ужасно жгли, и щипали. Зато в шее второго застряло несколько осколков рогов, поэтому из ран не переставала течь чёрная отравленная кровь.

— Зря ты вмешался, Кунари. Погибнешь так же, как твой тёзка.

Железный Бык из-за своего роста был самым заметным бойцом на поле битвы, однако это никак ему не помешало. Его боевое мастерство превосходно, а опыт участия в войне с магами Тевинтера сейчас пригодился, поэтому он уходил от всех яростных атак Корифея. Возможно, что-то и оставило на его теле раны, однако это никое образом ему не мешало и дальше вести сражение, раздражая порождение тьмы одним своим видом.

— Какие угрозы! Не пустые ли?

И хотя сам Бык себя к кунари относить уже не мог, однажды обменяв беспристрастные правила Кун на свою команду и став изгоем, однако выучка Бен-Хазрата никуда не делась. Даже если Старший верил, что говорит нечто сверх уничижительное, то васгот в ответ мог только посмеяться над врагом. И повод был: буквально недавно, когда рассвирепевший Корифей решил уже замарать руки, схватил очередного мельтешившегося под ногами бойца и хотел поступить с ним так же, как со Стражами Митал, — оторвать голову, то подскочивший и махнувший секирой Бык спас соратника. От силы такого удара, который должен был закончиться моментальным отсечением руки, Корифея спасла только его фантастическая живучесть, но повреждение всё-таки было нанесено, потому что монстр когтистую лапу прижал к телу и больше не спешил ещё кого-то хватать.

После столь изматывающего сражения, не обошедшегося без потерь, хотелось надеяться, что всё идёт по плану. Больше Корифей не наступал на них непоколебимым монолитом, он всё чаще отвлекался на себя, ломал вонзившиеся стрелы, но довольно-таки заметно пошатывался, когда влетали новые. Использование им Сферы становилось всё более хаотичным, он скорее пытался отогнать от себя навязчивую мелюзгу, напугать, чем нанести фатальный урон очередным смертельным красным лучом. Чаще стал посматривать на небо, будто искал способ к отступлению или волновался за своего дракона, который до сих пор не мог одержать победу.

Порождение тьмы был ослаблен, и это очень вовремя.

— Драконы! Берегитесь! — вдруг раздался крик очередного внимательного бойца, следившего за битвой в небе. Его крик был столь пронзительным, что отвлеклись все, даже Старший.

Истратив все силы, небесные громадины в последний раз вцепились друг в друга, намертво, и начали падать. Упадут они, к счастью, не на само поле битвы, а поодаль. Но «поодаль» — это мера для людей, а вот громадные существа из-за своих размеров вполне могут придавить немало бойцов, стоявших на последних линиях шедшего сражения. Так что под мгновенно прозвучавший громогласный приказ командира отряд начал быстро, буквально бегом, перегруппироваться.

Через несколько секунд падение произошло. По земле вновь прошла дрожь, в небо взлетели снежинки потревоженных сугробов, раздался жалостливый треск сломанных деревьев. Никто не вспомнил, что у них тут велось своё сражение, — все следили за исходом дуэли двух гигантов. Красный дракон рычал, ревел, трепыхался, силился то ли встать, то ли взлететь, то ли сбросить с себя соразмерную тушу, тем временем чёрный сомкнул на его шее челюсть, вцепился клыками и не отпускал ни при каких телодвижениях первого. Стремительно утекавшая через серьёзные раны кровь забирала с собой и силу скверного существа, его сопротивление становилось всё слабее. Вскоре он упал на землю, не сумев оттолкнуть врага, рык его обернулся жалким воем. А вскоре стихли и даже эти жалкие последние попытки биться. Только лишь тогда, когда признаков жизни не было однозначно, чёрный дракон позволил разомкнуть пасть, но не поспешил тут же воспрять и огласить ревём о своей победе, а сам измотанный рухнул на землю следом.

То, что маг выполнил свою часть их общего плана, лучше всего доказывал сам Корифей. Когда красный дракон испустил дух, магистр будто прозрел, на его лице отразились небывалая ранее живая ясность, страх, паника. Поддавшись уже забытым им эмоциям, Старший даже отступил на пару шагов, не замечал тех, с кем всё это время вёл сражение, и только смотрел туда, где лежит бездыханно символ его величия и гарант бессмертия, и на его убийцу, который лежал рядом, тяжело дышал, и только его распахнутые крылья подрагивали и закрывали оставшиеся на снегу следы побоища и крови.

Только если кто-то подумал, что поражение своего питомца заставит Корифея сдаться, он серьёзно ошибётся, потому что мёртвое существо показывает невообразимо живую упертость. Тот момент ясности, озарения, быстро сменился привычной яростью, злобой, но удивительно обдуманной.

«Ты глупец! Ты не способен отличить фальшь от яви. Империя падёт из-за тебя.»

Шевеление дракона из-за его размеров не может пройти незаметно, поэтому он вновь приковал к себе внимание, когда начал тяжело подниматься. Сначала это никого не удивило, ведь всё шло по плану — он должен быть уйти подальше от этого места, отправиться в храм, чтобы приготовиться к финальной части сегодняшней битвы, пока они окончательно разберутся с уже-не-бессмертным тевинтерским магистром. Но стоило громадине поднять голову и окинуть взглядом поле битвы, как все тут же обомлели.

Благодаря по-человечески пластичной мимике морды чёрного дракона, сразу было видно, что он далеко не в порядке. Он был ранен, побит, лишился части рогов, что короной венчали его голову, поэтому не выглядел уже столь привычно, грациозно, а значит, есть смысл обеспокоенно ожидать от него иного поведения. Большие белые глаза, которые обычно отражали сознательность, ум хозяина тела, сейчас всё больше полнились безумной яростью. А из-за того, что он всё ещё пытался отдышаться, челюсти не смыкал, то вид клыков дал понять ужасную истину: они были в чёрной крови, как и вся его пасть. Это значит, он наглотался крови изуродованной твари, увеличив концентрацию скверны в своём теле и тем самым став более уязвимым перед волей её носителя…

Когда дракон снова смог встать на лапы, помогая себе хвостом удерживать равновесие, и на них устоять, он направился в сторону поля битвы. Он сильно хромал на повреждённую скверным огнём лапу, его волочащиеся по земле крылья застревали в следах их побоища, но это его не остановило, и с каждой секундой он только всё убыстрялся. Он громко зарычал, вновь всех оглушил, а затем буквально за два стремительных прыжка добрался до порождения тьмы и схватил его.

Сфера Средоточия, выброшенная будто от отчаяния, а не от неожиданного нападения, упала, не разбилась и была подобрана её истинным хозяином, но никому до этого не было дело. Потому что дракон озверел окончательно, лютовал, драл монстра, которого держал в зубах, вроде пытался добить и выбросить, а вроде съесть. Подпрыгивал, сотрясал передними лапами землю, бил хвостом, то взмахивал крыльям, то вновь расстилал их по земле, заставляя участников отряда спасаться бегством, маневрировать, чтобы не быть в следующую секунду раздавленным какой-нибудь частью тела этой здоровенной туши. Те, кто не был в зоне поражения, начали кричать, пытаться вразумить взбесившееся животное, напомнить ему о плане, убеждать убраться подальше от разносчика скверны, пока не поздно.

К сожалению, даже громогласный голос Искательницы не был услышан. Потому что было уже поздно. Вскоре дракон проглотил не сопротивляющиеся порождение тьмы.

«Ты не уйдёшь от возмездия! Сегодня я возвышусь, а ты падёшь!»

Все просто обомлели, схватились за головы. Все их старания, жертвы, планы — всё шло в Бездну. Сейчас дракон затих, стоял с открытой пастью, опустил голову, его подёргивало, словно его захватил рвотный порыв. Но никто не осмелился сдвинуться с места, тем более — подойти к нему ближе, потому что неизвестно, что будет в следующую секунду… А в следующую секунду он поднял голову, вновь глянул на «клопов» и все увидели в его глазах присутствие совсем другого существа. Это не был хорошо им известный маг, пусть и поддавшийся ярости, нет, это было тот, чья ненависть к миру не знала границ.

Они столько времени скакали козликами вокруг магистра, пытаясь его истощить, но всё пошло дракону под хвост… вот этому дракону, ещё более огромной и опасной твари, которая стала подконтрольна Корифею. Чёрная морда точно передаёт мимику искажённого безумием порождения тьмы, и нет там толики былого сознания.

Это конец.

Они проиграли.

И никто не мог ободряюще воскликнуть иное — без носителя метки им мир не спасти, а безумный жрец, даже став смертным, в облике такой громадины им не по зубам… зато они ему очень даже, на один укус, буквально.

Впрочем Корифей гоняться за мелюзгой не собирался. Торжествующе вскинув голову, насмешливо окинув своих жалких противников взглядом, он приоткрыл пасть, в которой тут же заклубились искры пламени. Этим пламенем он собрался накрыть всё поле.

Бойцы, осознав это, предприняли попытку защититься: храмовники стали поднимать щиты, прятать за собой менее защищённых соратников, маги постарались призвать как можно более сильный барьер, но огромные потери неизбежны, не сейчас — так позже, от воздействия паралича энтропии, которой пропитана магия чёрного дракона.

«Мы пали, когда переступили порог Чёрного города. Твои угрозы пусты, как и твоя воля.»

Вдруг.

Все вновь оказались потрясены.

Вместо того, что бы уже выпустить струю пламени, дракон с размаху ударяет себя по морде собственной лапой, впивается когтями, ревёт от боли, но не отпускает. Затем неаккуратно взмахивает хвостом, задевает его шипастым навершием свою раненую заднюю лапу с оплавленной чешуёй, ревёт ещё сильнее, и вовсе падает.

Такое абсолютно неадекватное поведение твари, будто она перестала дружить с собственным телом, отрезвило всех. Явно же не Корифей решил себя поистязать — сопротивляется истинный хозяин тела. И сам не может пока вернуть контроль, и другому мешает пользоваться благами драконьей туши — ну точно их упрямый хромоногий магистр.

— Отступаем к храму! Бегом! — раздался новый приказ громкой Кассандры.

Очевидно, дракон за ними последует, а значит, они должны добраться к остальной Инквизиции как можно быстрее. Впрочем, подгонять сейчас никого и не пришлось. Когда есть надежда, отряд бегает не хуже, чем воюют.

* * *

За время боя отряд и не заметил, как далеко увёл порождение тьмы, однако обратное расстояние бегом они преодолели удивительно быстро. Сразу забудешь и про усталость, и про раны, когда следом несётся громадина размером с великую драконицу.

Хотя «несётся» это совсем неправильно, потому что дракон на самом деле за ними еле тащился. Несколько раз он взмахивал крыльями, пытался взлететь, но каждый раз сразу падал, потому что полёт требует полного контроля над телом, чего не может быть, когда внутри него ведут борьбу две непримиримые души. Когда получала превосходство осквернённая душа, тогда от радостной иллюзии полного контроля, ярости, забывалась, пыталась ускориться, перейти хотя бы на бег, то при первом же неудачном шаге повреждённой лапой дракон вновь с ревём падал. В итоге большую часть пути он, поджав заднюю лапу, рычал, сопел и упёрто ковылял, как мог. Могучий дракон, а сейчас выглядел смешнее своего ближайшего родственника — бескрылого мелкого виверна, позорно волочился по земле.

Благодаря этому отряд в полном составе (по крайней мере те, кто на момент отступления был способен к бегу) много раньше вернулся в храм. Тайный Канцлер также исполнила свою часть обязанностей — и пока ни о чём не подозревающего Корифея увели подальше от главного места действия, она провела подконтрольных ей магов на руины и привела их в полную готовность. Когда-то носители цветастых шапочек с перьями сейчас гордо стояли по периметру руин и ждали приказа, который позволит и им внести свой вклад в победу над мировым злом. А раз в храме уже полностью хозяйничала Инквизиция, значит, со своими обязанностями справился и Командор — его организованная многоуровневая линия обороны на подступах не была прорвана, и сюда не добрался ни один приспешник порождения тьмы.

К сожалению, пока только с носителем метки было не всё так гладко — и он нарушал их стройно идущую операцию. Впрочем, сейчас к появлению враждебно настроенного дракона все уже были готовы. Прибыв раньше, отряд Искательницы успел доложить о ситуации со своей стороны, приказать магам готовиться к отражению другой угрозы, заодно собрал небольшую группу с целителями во главе, которая отправится на уже ставшим безопасным поле битвы и поможет раненым, оставленным там при отступлении.

Появление чёрного дракона услышали все — такая махина, неуклюже шагая, не может быть тихой. Добравшись до храма, он решил взобраться на возвышенность, которая когда-то была горным пиком, угнездился там и огласил ревём на всю округу о своих намерениях. Возвысившись таким образом на теми, кто суетился в руинах, он точно хотел повторить свой план по испепелению «клопов», накрыть пламенем разом всю поверхность бывшего храма — по вновь заклубившейся в пасти магической дымке это было понятно. Только на этот раз никто не боялся, потому что такое количество магов уже смогут полностью низвести воздействие драконьего пламени, а потом общими усилиями попробуют его обездвижить.

Однако это, к удивлению, даже не потребовалось.

То ли самой природе надоело наблюдать за слишком уж живучим монстром, то ли Тень отреагировала на носителя яда, источник которого она тысячелетия пытается искоренить… а может, решив взобраться повыше, дракон стал ближе всех к Бреши и притянул к себе её нестабильную магию, как самое высокое дерево в грозу притягивает молнии.

В итоге все увидели только яркую зелёную вспышку, услышали грохот, подобно грому, и последующий за этим пронзительный рёв. Дракон сорвался с горы и кубарем покатился вниз. Кто был недалеко от совершаемого драконопадения, разбежались в разные стороны, а остальные могли наблюдать, как попытка порождения тьмы завладеть чужим телом становилась всё более неуклюжей и неудачной.

Дракон несколько раз ударился о скалы, снёс оплавленные стены храма, наросты красного лириума, но больших разрушений он, к счастью, не нанёс, потому что при очередном ударе уставшее, истерзанное и измученное могучее тело сдаётся, растворяется в дымке, и в воронку от взрыва, скатившись по каменистой насыпи, приземляется маг уже в истинном своём облике.

С того момента храм вновь погрузился в привычную тишину — никто не сотрясал рёвом округу. И никто не смел издать и звука.

Продолжительное время все находившиеся в храме стояли и боялись пошевелиться. Маг лежал на земле, но был жив — это видно по его тяжёлому дыханию, но вставать он не спешил, а никто не осмелился приблизиться. Верить, что Корифей побеждён — слишком опрометчиво. Он ещё контролирует тело сородича, поэтому подходить близко опасно. Вдруг он снова обернётся драконом, тогда это станет плачевно для всех кто осмелился быть рядом.

Как в доказательство, однажды хромой маг, весь в каменистой пыли и ссадинах, предпринял попытку подняться. Мужчина схватил посох, на него опёрся, но слишком дёргано и неестественно для человека. С горем по полам он встал, одёрнулся, поднял голову, уничижительно глянул на зрителей, оскалился, будто забыл, что уже не в драконьем теле, но стоило ему сделать шаг, неправильно поставив ногу, так тут же хромой человек вновь оказывается на земле. Сначала прозвучали неразборчивые тевинтерские ругательства, а потом раздался смех, добавив странности.

Хотя, может, это и не странность? Потому что на фоне всего произошедшего именно смех казался естественным. Словно истинный хозяин тела, вновь вернув частичный контроль, потешался над захватчиком. Маг в своё время потратил месяцы на реабилитацию, буквально заново учился ходить, а Корифей этого не учёл, поэтому столкнулся с проблемой, что таким поломанным телом он управлять не умеет.

Больше смелых попыток встать не повторилось, маг лежал и был буквально беспомощен. Ни одна сущность не хотела уступать. И битва продолжаться ещё долго — и никто не мог сказать, чем это закончится: переродится ли порождение тьмы в очередной раз, сможет ли сновидец вернуть то, что ему принадлежит по праву, или слабое, уставшее тело всё-таки сдастся быстрее непокорных душ.

И остальные не знали, чем можно помочь. Сегодня Корифея в попытке порабощения ждал больший успех, чем в храме Митал, потому что, наглотавшись отравленной крови красного дракона, Безумец увеличил концентрацию скверны в собственной крови, и магия его уже не защищает. После этой мысли сразу приходит идея отдать приказ магам, чтобы они поддержали магистра, вернули ему тот необходимый баланс между магией и скверной. Но все боялись, потому что никто не мог гарантировать, что получится восстановить баланс, а не сжечь ослабшего мага разовым поражением таким количеством магии.

Поэтому все бездействовали, пытаясь найти не столь радикальное решение.

Бездействовал и Солас, что стоял за спинами главных действующих лиц. Одной рукой прижимая к груди Сферу, спасённую от уничтожения, он хотел считать, что для него война подошла к концу. Сфера нужна была ему: это его сила и знания, которые обязательно пригодятся в его дальнейшем спасении Народа. Он сделал своё дело, он помог, теперь для Инквизиции дело осталось за малым.

Но поднимая взгляд на друга, эльф опять начал ставить под сомнения свою парадигму. Дело осталось за малым: магистру буквально нужно только подняться, сделать несколько шагов и направить всю мощь уже пылающего Якоря на Брешь. Но может ли он сделать эти «несколько шагов»? Не может. Он похвально держится, сопротивляется, не даёт моровой твари править бал, но самостоятельно подавить влияние скверны хотя бы на время не сможет. Ему нужна помощь…

Однажды оторвав символ своего величия от груди и глянув на него, Солас погрузился в терзания. Есть ли смысл в этом «символе» сейчас? Да никакого. Если сновидец, его друг, не сможет сделать эти последние жалкие шаги, если ему не помочь, то падёт весь мир. И толку его Народу ни от Волка, ни от этой Сферы уже будет.

Они так долго шли к этой победе, исправляли ошибку древнего «самодура», не чтобы вновь проснувшиеся его гордыня и жадность всё разрушили.

Солас вздохнул, решительно сжал в руке Сферу, а потом кинулся вперёд, расталкивая зевак, пока не оказался на нижнем ярусе руин храма.

— Маги! Направьте всю свою силу, как вас учили, но не на носителя метки — это ему навредит, а в артефакт в моей руке! — вскинув руками, чтобы привлечь внимание, Солас громко и решительно закричал.

Неожиданная решительность и смелость знатока Тени захватила всех, советницы без сомнений кивнули, тем самым позволив командовать эльфу без титула. И маги подчинились. Опустившись на колени и вцепившись в свои посохи для лучшей устойчивости, одарённые этого мира склонили голову и устремили свою магическую энергию в носитель, на который указал Волк.

На такие магические манипуляции десятков магов в одном месте первой отреагировала Брешь, едкий зелёный свет в её сердцевине стал ярче, водоворот облаков начал ускоряться, а странный магический вихрь постепенно опускался в руины храма. Затем со знакомым треском вспыхнула Сфера в руках хозяина, с каждой секундой вбирая всё больше чужой энергии. Этот свет был слишком манящий для того, кто путался в сомнениях, кто желал завладеть всей этой полезной силой… Но Солас не поддался. Не сегодня, когда бог точно знал, что должен сделать.

Начал подниматься ветер, завывать, словно в преддверии шторма, зелёные жгуты били по небу и ярко озаряли округу, а Волк бросился к лежащему другу, опустился рядом с ним.

— Безумец!

Услышав зов, человек не сразу, но открыл глаза. Сначала там показался знакомый белый неугасаемый огонь, но стоило ему заметить Сферу, как появилась чужеродная жадность. Но Соласа это не смутило, подавив последние сомнения, от всунул пылающий somnoborium в столь же пылающую руку.

— Держи, не отпускай. Это даст тебе время. Сегодня мы дойдём до конца.

Магистр не противился: не было сил, понимающе кивнул, схватил дар негнущимися пальцами, прижал к груди, чтобы не выронить, и вновь закрыл глаза. Несмотря на некоторую театральность слов эльфа, они давали хороший толчок к сопротивлению для мужчины, который в борьбе за своё ослабевающее тело мог и отчаяться. А сейчас у него, наконец, появилась поддержка. Всё, что Сфера скопила — свою мощь и полученную от магов — будет поглощено Якорем и, как следствие, его носителем. Это слишком много для человека, смертельно. Но зато, в отличие от моментального наплыва силы магов, как планировалось изначально, это поглощение будет происходить постепенно. Хватит времени, чтобы спасти мир.

А пока главное, что магия вновь начала подавлять влияние скверны, и мужчине становилось легче.

«Так ты хотел в Тень? Ты туда вернёшься.»

«Это тебя не спасёт!»

«Никого из нас. Но спасёт мир.»

«Как только ты… Я… Древние Боги… остановят. Думат…» — слова были полны ненависти, желчи, но они уже теряли свою структуру, логику, были непонятны, потому что безумное порождение тьмы, безвольное перед скверной, было бессильно перед душой, всё ещё имеющей волю.

«Тебя предал. Как и весь наш Народ. Как предал сейчас ты.»

«Предал… да…» — это была последняя мысль, словно здравое озарение, сокрушение перед ужасом свершённых ошибок, но быстро стихла, звучала всё непонятнее, пока окончательно не стала едина с шёпотом скверны.

Когда Безумец снова открыл глаза, те безумное пламя, ненависть, жадность ушли, осталась лишь осознанная благодарность другу и решительность идти до конца. Солас улыбнулся, ведь это означало, что половина задумки выполнена. Теперь осталось выполнить вторую часть.

Эльф подхватил человека под руку, вынуждая его подняться. И они пошли.

Ветер начал усиливаться, его порывы поднимали в воздух мелкий мусор с земли, трепали одежду присутствующих, почти сбивали с ног, ухудшали видимость. А маги шли.

Шаг за шагом. Они приближались к месту, где всё началось, где один безумец чуть не устроил конец света.

И теперь другой Безумец должен это исправить.

Вскоре они оказались в центре всего происходящего. Над головой бушевала Брешь, почти вновь возвращаясь в состояние, как после Конклава. Но она не успеет. Потому что Якорь закроет её раньше.

Здесь, в бушующем потоке зелёной магии, почти ничего не видно. Но магам и не на что было смотреть, незачем отвлекаться.

Каменный резной саркофаг Сферы больше чем наполовину обратился в пыль, значит, почти вся его магия впиталась в магистра, и теперь у него будет достаточно сил, чтобы закрыть Брешь уже наверняка.

— Солас. Уходи.

Сквозь вой ветра Волк всё-таки расслышал слабый, но по-обычному уверенный голос сновидца. Сначала эльф удивлённо глянул на него, но практически сразу понял причину. Безумец решил идти до конца, исправить не только то, что натворил его сородич, но и их общую давнюю ошибку: избавить мир от двух последних древних тевинтерских магистров.

Солас серьёзно глянул на друга, принимая его решение, кивнул, доверительно вверил уже запущенный процесс теперь только в руки хромого мага, а сам поспешил покинуть эпицентр буйства магии.

Когда никого рядом не осталось, а водоворот зелёной магии буквально отрезал его от остального мира, Безумец не посмел помыслить о сомнениях. Опершись на свой посох, магистр решительно поднял голову, устремил взор в ослепляющее буйство магии Тени, давая Якорю последний решительный приказ прекратить, наконец, это безобразие и залатать Завесу.

В ту же секунду столб зелёной энергии устремился вверх, в самое сердце аномалии. Их соприкосновение закончилось яркой вспышкой, озарившей небо на многие километры, громким хлопком и ударной волной, разбросавшей всех, кто хоть сколько-то близко стоял к эпицентру.

Спустя время участники Инквизиции поднимались с земли уже героями трёхлетней войны с мировым злом. Их встретил естественный свет солнца Морозных гор — в небе больше не было страшного зелёного завихрения, который раньше ложно освещал округу. Лишь шрам теперь будет напоминать о катастрофе, которую они смогли предотвратить общими усилиями, потому что не осталось больше никаких следов. И в центре воронки от взрыва остались лишь каменная порода и оплавленный стены, а магистр… навсегда исчез.

* * *

Как и в прошлый раз, всё случилось очень быстро, немыслимо, поэтому человек с учёным складом ума не мог проследить, как происходит этот переход за границу Реальности.

Едва ступив на чёрную, отравленную каменистую породу, маг пошёл. Он не знал куда, но шёл. Чтобы вновь не оказаться на краю, не быть выкинутым в Тень.

Второго такого шанса у него не будет.

Твоя жизнь остаётся позади. Обернись, пока не поздно.

Но магистр не оборачивался. Нельзя. Там, действительно, осталась жизнь, а впереди его ждёт только смерть. Но ему был дан шанс пережить свой век и свой мир, и он им воспользовался. Ему не о чём жалеть. И позади не осталось ничего, за чем бы ему стоило обернуться.

Маг не может позволить себе сомнения — эту простую истину он знал с детства. Сомнения всегда приманивали демонов, и как видно, за них же пытается ухватиться порождение ненависти семи чудовищ.

А стоит ли надеяться, что позади будет найдено решение, которое избавит его от самого страшного — от собственных страхов? Не стоит. Пустые надежды никогда не приносили практической пользы.

Все эти помыслы деструктивны.

Ты совершаешь ошибку!

А вроде наоборот: он эту ошибку исправляет.

Вцепившись в свой посох, как последнюю опору, мужчина бесцельно брёл. Перебирать ногами было не так сложно, потому что на сей раз обувь не утопала в глубокой слизи.

Конечно, ведь вся эта слизь утекла в реальный мир, осела на стенах Глубинных Троп, по которым бродят порождения тьмы.

Его окружила чужая ярость, ненависть и неистовость. Голоса не гремели над Городом, они звучали внутри него, каждые звук, буква, слово отдавались болью во всём теле.

Конечно, они будут злиться. Их прекрасный план мести, который кипел, гнил и извращался внутри них тысячелетия, вот-вот рухнет из-за какого-то смертного.

И он рухнет. Безумец не чувствует руку, но она во всю пылает. Носитель метки стал червоточиной для этого места, через него Тень может проникать сюда и наконец брать верх над плодом древнего тщеславия. Ему просто нужно продержаться подольше, и дремлющий мир сделает, что нужно.

Но идти с каждой секундой становится всё тяжелее. Ноги не идут — волочатся, спотыкаются о любую каменистую ступеньку, камень.

И даже тевинтерского упорства уже будет недостаточно.

Однажды маг с тяжёлым вздохом падает на колени. Это больно. Очередное напоминание непокорной душе о слабости и беспомощности своего тела.

Благо этого никто уже не увидит.

Ты жалок, если так быстро сдаёшься. Ты можешь стать чем-то большим!

Да, может…

С металлическим лязгом маг вынимает лезвие кинжала, которое он неизменно всегда носил под плащом. А трость отложил в сторону.

Ему нужно просто пустить собственную кровь, остановить разрушение мира, магией крови вновь запереть Тень по ту сторону, и ему помогут, спасут от жалкой судьбы смертного… Так ему говорят голоса, нашёптывает скверна…

И это наитие… ложно!

Пусть магии крови людей научили Древние Боги из своих корыстных, безумных побуждений, но это всё равно прекрасный дар, безграничный в своих возможностях инструмент, и так опошлять его…

Немыслимо!

Оскалившись, взвыв от злости, что эти слова почти взяли над ним верх, Безумец отбрасывает кинжал, как можно дальше. Его звон не давал успокоения, а блеск его гладкой металлической поверхности всё также манил. Хорошо, что лежал далеко. Даже если маг потеряет контроль, то уже не встанет и не доберётся до объекта соблазна.

От пагубных мыслей тевинтерца отвлекла неожиданно вернувшееся ощущение левой руки, даже пальцы послушно работали. Но он опустил голову и обомлел. Руки… не было. Его собственное тело пылью рассыпалось на его глазах, а вместо него лишь потоки зелёной магии начинали стелиться по земле. Но почему тогда он чувствует свою руку, уверен, что может ей пользоваться? Видимо, очередной самообман разума, попытка ощутить фантомную конечность, которой больше нет, лишь бы не признавать, что вскоре такой пылью станет он целиком.

Словно желая успокоить своего знаменосца, доказать, что он всё делает правильно, Тень озаряет своим магическим светом чёрные камни гниющего Города. Маг поднимает голову, смотрит на очертания огромного осквернённого дворца и видит, как зелёные жгуты с новой силой бью по его шпилям. И на этот раз они достают. Каждый такой удар сопровождается вспышкой, грохотом, а монументальный мрамор отщепами и искрами разлетается по округе. Вскоре Теньразберёт венец чужого эгоцентризма, обратит его в ту же пыль.

Но наблюдать за воцарением справедливости до конца сновидец не смог. Когда дворец начал терять в его глазах чёткие очертания, становясь просто чёрным пятном, маг подумал, что это из-за магии Тени, которая всё больше заволакивает пространство. Но нет. Это кружилась его голова.

В один момент головокружение стало нестерпимым, и маг начал заваливаться на бок. Будь в его руке трость он бы мог удержаться, но он сам же её отложил в сторону, не успел схватить вновь, поэтому, как бы того не желал, вскоре упал на землю.

Он кривится от боли, которая пока ещё его не покинула. Смотрит. А вот и трость, его верное оружие и опора при ходьбе на протяжении стольких лет, лежит прямо перед ним — только руку протяни. И он протягивает руку, на которой лежал, но не дотягивается, а пошевелиться, двинуться, уже не может. Пытается дотянуться второй… ах ну да, от той руки остался лишь зелёный свет и его воспоминания.

Бесполезно.

Как бы мужчина ни был упрям, настырен, но ужасающая для неугомонного разума истина одна: ему уже не подняться.

Смиренно Фауст закрывает глаза.

Ещё слышит, как лютует Тень, уничтожая рассадник яда, который столько веков её терзал.

Чувствует гнев, ярость, отчаяние бывших властителей мира, которые вмиг оказались бессильны перед гневом стихии.

Ты исчезнешь бесследно, навсегда — и это всё, чего ты добился.

Нет, не всё.

К сожалению для семи остроухих самодуров и к счастью для измученного Тедаса, сегодня Чёрный город уйдёт в Бездну, как и хромой маг…

Глава 49. Эпилог

Когда Корифей пал перед героями Тедаса и не возродился, подобно Думату после первого убийства во время Первого Мора, тогда Инквизиция могла сообщить уверено: она выполнила своё предназначение. Уцелевшие после последней битвы, бежавшие и скрывшиеся в мире венатори ещё представляли какое-то время угрозу, но ненадолго. Их и так осталось немного из-за последних беспощадных приказов лидера, отправляющего своих людей буквально на смерть, а после исчезновения полумистической фигуры, первого порождения тьмы, они окончательно потеряли единство. Так что добить их для Инквизиции не составило никакого труда, и с того момента войну точно можно считать завершённой.

Но, как известно, когда заканчивается война — начинается политика.

Не успели завершиться празднования в мире по случаю победы над древним злом, а уже был поднят вопрос о дальнейшем существовании Инквизиции. Неподконтрольная никому организация, чьё влияние над всем Тедасом превосходило даже Орлей или Церковь, ни одному правителю была не нужна.

Ферелден первым вспомнил, что замок Скайхолд находится на его территории, и начал посылать требования о расформировании или уходе ордена с его земель, грозя обвинить в аннексии со всеми вытекающими из этого последствиями. Орлей оказался тут как тут с предложением орден переформировать и сделать его вассалом Церкви. Едва ли Селину волновала нравственная сторона, и на самом деле она желала, чтобы воспрявшая вновь Церковь со столь влиятельным миротворческим корпусом под крылом усилила её страну, как и было с давних пор, потому что Великий Собор находится в Вал Руайо, и туда стекается все мощи ведущей религии Тедаса.

Долго думать Инквизиции не дали бы… впрочем она и не медлила. Когда прошлые дела были закончены, все подготовления выполнены, Совет во всеуслышание заявил о роспуске Инквизиции.

Вопреки поползшим слухам, советники в этом вопросе были единогласны. Каждый из них знал, зачем создавалась Инквизиция, каждый вложил в победу свои силы и душу, поэтому никому не хотелось, чтобы их творение продолжило существование, начало отходить от своих первоначальных задач, пока окончательно не стало им противоречить. Как было с Первой Инквизицией, распавшейся на Орден Храмовников и Искателей Истины, которые со временем забыли свои первоначальные цели, что стало одним из факторов начала кровопролитной гражданской войны между магами и храмовниками. Все были рады, что их творение не постигнет та же судьба.

Сегодняшним ясным днём Инквизиция собралась полным составом в последний раз, чтобы вспомнить всю их борьбу и тех, кто отдал свою жизнь за их общую победу.

В долине, на холме, был сооружён большой погребальный костёр как память о павших. Он будет сожжён, его зола предана земле, а на его месте возведут памятник борьбы и героизма Мира против скверного Зла. В вопросе памятника Ферелден уже не был так категоричен, и эта долина в качестве памятного места (не в вечной же мерзлоте Морозных гор закапывать память о павших) была предложена именно им. Король давал понять, что хоть политика и заставляет его относиться к Инквизиции как к врагу, но её заслуг он не забыл и даже прислал на сегодняшнюю церемонию своих представителей.

Когда все приглашённые и просто желающие почтить память их борьбы и жертвенности собрались, мероприятие началось.

Раздался монотонный, но пронзительный голос жрицы, зачитывающей панихиду для погибших и молитвы Создателю, покровителю Инквизиции, для благополучия живых.

В один момент из толпы выделилась Тайный Канцлер и подошла к костру. В её руках лежал большой свиток со списком имён всех погибших за время их борьбы с первым порождением тьмы. Он был с честью опущен на доски погребального костра.

Жрица была искренне вовлечена в своё служение, но Лелиана не могла проникнуться её словами и лишь с ухмылкой отметила, что это пламенная речь будет ещё долгой. Возвышенные речи не смогли бы направить мысли женщины в светлое русло — и она была погружена в свои личные терзания. Однажды они заставили её отстегнуть от пояса памятный кинжал вместе с ножнами и взять его в руки.

Не так давно один… человек сказал, что этот кинжал стал для неё костылём. Как бы противоречива ни была личность автора этих слов и её отношение к нему, Лелиана не могла не признать его правоту. Она хранит при себе личную вещь героя, погибшего больше десяти лет назад, зачем? Это не вернёт ей погибшего возлюбленного, но позволяло цепляться за воспоминания, за иллюзию, в которой он жив и всегда рядом. Такой самообман был полезен в первое время после его гибели, когда молодая сестра чуть не потеряла себя от горя, но теперь эта попытка так рьяно цепляться за прошлое лишь стопорит. Кинжал действительно стал для неё лишним костылём. Хватаясь за него в момент сомнений, она проявляет слабость, даёт для врагов дополнительный способ давления на себя. Но сейчас путь, на который бесстрашная сестра Соловей вступает, не простит ей слабость.

Не желая оттягивать неизбежное и давать себе возможность передумать, Лелиана отдала костру сокровенную вещь, а затем спешно отошла назад.

Кинжал был полностью функционален и дорог. Оружие, которым Герой Ферелдена убил архидемона, на долгие века стал бы желанным объектом для торгов, аукционов и иный беспристрастных финансовых операций, а для очередного своего владельца — предметом для гордости, статуса. Лелиана не желал ему такого исхода. Это оружие создано на заказ, предназначалось для верной службы одному хозяину и вместе с ним должно было уйти в забвение, а не быть втянутым во всевозможные махинации. Вот бард и решилась поступить правильно, как ей казалось, — отправить оружие за своим хозяином.

В конце концов Лелиана отвела взгляд от причин слишком сильных воспоминаний и сомнений и глянула на тех, с кем прошла тернистый путь к их общей победе. Ещё одной.

Несмотря на печальность момента, где они, по ощущениям, стояли на рубеже целой эпохи, Канцлер не ощущала тоску, а наоборот, воодушевлённо думала, что для всех них самое интересное только начинается.

Благодаря поддержке Каллен, их грозный командор, излечился от лириумной зависимости, а вместе с ней окончательно ушёл и яд ненависти к магам, который пагубно прожигал его сердце после пережитого ужаса, что творился в Башне Круге в разгар Мора, и чуть не довёл его до плачевного исхода. Впервые за столько лет бывший храмовник снова мог быть счастлив. Сегодня он стоял рядом с рыжеволосой магессой-целительницей, её обнимал. Очередной конец света свёл вместе двух людей, которые стали поддержкой и опорой друг для друга, и теперь это закреплено официально: он сделал ей предложение, а она счастливо дала согласие. Вскоре они покинут Скайхолд и вернутся в Ферелден. Сначала направятся в гости к его семье, которая с радостью примет невестку, а затем начнут работать над созданием приюта для храмовников, который будет помогать им излечиваться от зависимости по древнетевинтерским методикам и который станет достойным последним пристанищем для тех, чьё поражение лириумом было необратимым. Лелиана готова была поддержать все их начинания: это меньшее, что может сделать Церковь для своих верных солдат.

Только брат одарённой магессы был отстранён от этой задумки, потому что он решил остаться служить Канцлеру. Такой шустрый юнец, показавший себя весьма способным и преданным (он до последнего служил своему спасителю) соглядатаем, понадобится Лелиане и в Вал Руайо.

Жозефина, непревзойдённый посол, вернётся в Антиву, к родным. Как шутил Варрик, для неё роль дипломата Инквизиции была тренировкой для бескровного переворота на родине. И пусть в действительности правители Антивы пока могут спать спокойно, но род Монтилье точно ждёт переворот, возрождение всех их прошлых торговых отношений — Лелиана в этом не сомневалась. И, конечно, подруги знали, что в час нужды они обязательно придут друг другу на помощь.

Кассандра, бесстрашный командир отрядов, направляемых в самую гущу событий, не спешила возвращаться на родину. Пусть она настолько дальняя родственница короля Неварры, что любой, кто попробует озвучить этот длинный титул, сломает язык, однако это всегда доставляло ей слишком много дворянских проблем. Женщина, пробыв Правой рукой Верховных Жриц Беатрикс и Джустинии, решила остаться на посту члена Священного совета, когда следующая Белая Жрица сядет на Солнечный трон. Правая и Левая «руки» вновь пойдут вместе к улучшению Церкви и всего мира. Они не всегда будут согласны с мнением друг друга, но это и есть благо, потому что только в спорах рождается истина. Также Кассандра хоть и отказалась от возрождения ордена Искателей, истреблённых Корифеем, считая, что они, как и храмовники, уже давно предали свою изначальную суть, но имела ещё столько планов по приручению магов к миру и наоборот. И вместе с Чародейкой Фионой, всё ещё негласным лидером большинства южных магов, продолжат их реализовывать.

Приближённые Совета также удостоились чести стоять неподалёку. После завершения мероприятия они тоже разбредутся по своим делам. Один неугомонный весельчак и прохвост отправится в Киркволл примерять на себя новый титул — наместник. Пусть в последнее время издёвки по этому поводу зачастили, да и сам гном не переставал шуточно жаловаться от своей незавидной судьбы, однако все прекрасно понимали, что Варрик очень серьёзно относился к назначению и действительно готов направить свалившуюся на него власть на благо города. В том числе он собирался наконец-то решить вопрос с Себастьяном Ваэлем, чья капризная месть не стала благом ни для Киркволла, ни для Старкхевена. Также пусть об этом никто официально не огласит, а два матёрых шпиона ничего не обсуждали, но мастер Тетрас догадывался, что в локальный конфликт двух городов-государств вмешается Лелиана, как минимум запретит принцу называть его порывы «праведными», сильно обесценив его рвения в глазах общественности. Не нужны только-только восстанавливающемуся от Корифея миру новые бессмысленные конфликты. Есть проблемы и поважнее, чем месть призрачному виновнику начавшегося кризиса Кругов… тем более когда уже ни кризиса, ни Кругов не осталось.

Единственный, кого нельзя было найти среди знакомых лиц, был Дориан, потому что он, чтобы ничего не упустить, решил как можно раньше направиться обратно в Тевинтер, который больше всех потрясло поражение Корифея. За время, проведённое на юге, будущий магистр вдохновился деяниями Инквизиции и решил, что единственный способ изменить родину — начать делать это самому. И маг последовал за своей идеей, стал активным участником движения против рабства в Империи. Им же была основана фракция люцерны, состоящая из таких же молодых магистров, желающих реформировать тевинтерское общество. Многие имперцы сочтут эту борьбу безнадёжной, Лелиана тоже не была уверена, что молодым магам с горящими головами под силу растрясти консервативный Тевинтер. С другой стороны, каких-то десять лет назад также говорили о Кругах, храмовниках и Церкви — а вон оно как всё повернулось в итоге! Так что даже если сами люцерны не добьются больших успехов, будет хорошо, если они своей борьбой хотя бы породят сомнения в северном обществе. И может быть, однажды взаимодействие Белой Жрицы и Черного Жреца перейдёт (о, немыслимо!) в конструктивный диалог, а не только во взаимную желчь, лившуюся веками.

Не всё так плачевно у люцернов, как может показаться, потому что из-за врождённых сил и таланта к магии Дориана коллегам в Сенате придётся с ним считаться. А через несколько лет его род ещё больше укрепит свой статус альтуса, носителя могущества древнего сновидца-прародителя. Ведь в Тевинтер младший Павус вернулся не один, а с магессой, назвавшейся южанкой, с которой уже успел обручиться. Галвард хоть и был рад возвращению блудного сына, но его выбор, разумеется, не одобрил. Тем более невестка полностью поддерживала Дориана в его реформаторских начинаниях, а для магистра с традиционными взглядами на жизнь всё это казалось просто глупым, но опасным баловством. Но за время своих путешествий на юге молодой тевинтерец набрался ещё и решительности — он смело и уверенно отвечал отказом на все упрёки, поэтому «образумить» отец его так и не смог. А когда Галвард узнал, что магесса уже была на тот момент беременна, то окончательно смирился в ожидании позора. Однако не дождался. В дальнейшем выяснилось, что столь недопустимый для консервативной аристократии брак с простолюдинкой, одновременно, ещё больше возвысил авторитет дома Павус. Появившийся на свет маленький маг уже с ранних лет проявит небывалый для ровесников потенциал, все признаки настоящего сновидца. И это решало для Дориана множество проблем, когда магистром стал уже он. На любые разоблачающие сплетни о его неправильной ориентации, упрёки в юношеском бунтарском настрое и несоответствии традициям, маг мог только усмехаться, поправляя усы. «Неправильным» альтусам Создатель точно не дарует наследника, которому Круг предрекает титул самого сильного мага современности. Так что у злых языков, удавившихся от зависти и злобы, так и не получилось низвести основателя люцерном и его род, и фракция продолжит ещё долго мозолить перед глазами коррумпированной знати Тевинтера.

На этом фоне планы Железного Быка были куда как скромнее — он собрался и дальше путешествовать наёмником по миру со своим верным, разношёрстным по составу отрядом, искать на свои рога новых приключений.

Эти мысли позволили Соловью улыбнуться. Жертвы тех, с кем они пришли сегодня проститься, не были напрасны: мир восстановлен, и жизнь продолжается. И тогда Лелиана решила достаться из подсумка маленький сложенный клочок бумаги и раскрыть его.

В отличие от большого списка, здесь было написано только одно имя. Имя человека, который будет забыт для истории. Только единицы знали, кто это и каков его настоящий вклад в воцарение мира.

Немалый вклад.

— Он достоин быть наравне с героями Инквизиции?

Эльф подошёл и прочёл причину столько глубоких размышлений Соловья, что она даже не заметила его приближение. Солас был одним из немногих, кто знал правду о носители этого имени, и в его вопросе была нотка хитрости. Спрашивал он не для себя — Канцлер это понимала. Сам он уже давно дал ответ на этот вопрос — сейчас ему хочется знать, на каком мнении о его друге остановились Совет и Лелиана в частности.

В отличие от него, ей на этот вопрос ответить будет уже не так просто. Волк это знал, не зря сейчас усмехался.

Так достоин ли?

Этот… этот человек был очень неоднозначен. По мнению современного отношения к магам-малефикарам, его надлежало казнить. По мнению пострадавшего от Моров Тедаса, он достоин лишь презрения и забвения. Он был циничен, жесток, немало эгоистичен, не отказывал себе во лжи ради достижения собственных целей. Лелиане это было известно лучше, чем кому-либо. Сердце её и поныне болело от ненависти к тому, кто так просто обманул, и только мысль, что изменник так скоро поплатился, неописуемо согревала.

Но такой подход… неправилен при объективной оценке.

Мужчина был честен хотя бы с собой, был умён и благоразумен — всегда знал, какую опасность несёт, не позволял себе слабость, легкомыслие. И он не достоин ненависти, как Корифей, как абсолютное Зло. Инвалидом он был не нужен их жестокому миру, и маг научился отвечать ему тем же безразличием, но когда спасение мира потребовало его жертвы, он всё-таки на неё пошёл.

И пусть представление о благе для мира у них различаются, но в час нужды маг шёл ради него до конца.

«Герои не должны быть идеальны», — так он однажды сказал и был прав. Герои идеальны только в истории, сглаженной сотнями пересказов и интерпретаций.

Какая разница, каким он был человеком, если в критический момент он поступил так, как правильно?

Пусть мужчин сам не считал себя героем и мир никогда не узнает, что он сделал для его спасения, но тем не менее он героем стал. Пытаться это забыть, извратить, значит, предать всю суть сегодняшнего мероприятия.

Значит, он достоин быть сегодня почтён. Наравне с героями Инквизиции.

И Лелиана сделала несколько стремительных шагов вперёд, успела до того, как костёр охватит пламя, и аккуратно положила между досок листок бумаги. Невзрачный и незаметный, каким и будет хромой маг для истории. Но важный, как его деяния и влияние на мир.

Вскоре костёр зажгли, и долина погрузилась в безмолвие, нарушаемое лишь голосом жрицы, которая зачитывала имена погибших. В столь сакральный момент все обратились к своим воспоминаниям. У каждого найдётся, о чём вспомнить за время, пока эта война шла. И о ком. Помянуть их добрым словом.

И только эльф слишком уж выделялся из толпы пожурённых. У него не было мыслей о скорби — только ворох идей и планов на скорое будущее. И они горели в его глазах даже неприлично ярче погребального костра.

— Солас, мы ещё встретимся?

Лелиана заметила этот нехороший огонь для простого отшельника, догадывалась о грандиозности планов. Не зря по тону суть её вопроса была другой: «Ты ведь ещё доставишь мне проблем, не правда ли?» Только доказательств у неё не было — лишь предчувствие, которое ни разу её не подводило. Даже при встрече с магистром… как бы она ни была уверена в обратном.

— Несомненно. И совсем скоро, госпожа Виктория.

* * *

Когда веку дракона предрекали катастрофы, вряд ли кто-то даже приблизительно мог представить, насколько безумной выйдет эта эпоха. А ведь прошло ещё только полвека. За Мором последовала гражданская война, затем следом случился Прорыв Завесы. И даже когда Корифей пал в Бездну, как и его кукловоды, сгнившие от собственной ненависти, у Тедаса не было времени на отдых, потому что столько проблем ещё не было решено.

Вновь обострился вопрос с магами, когда была распущена Инквизиция, которая, по мнению некоторых, их сдерживала. Вопреки поползшим страшилкам, маги тотчас не расползлись бесцельно по миру, становясь одержимыми, а организованно собрались в новый орден — Коллегию Чародеев — во главе с бывшей Великой Чародейкой Фионой. Амбиции Коллегии были весьма трезвые: она требовала полной свободы в магических делах, но при этом не уходила от ответственности за защиту мира от одержимых, демонов и прочих магических опасностей. Правда, прошло ещё слишком мало времени, чтобы орден мог себя показать, доказать, что имеет право на существование, и пока для большинства населения была понятна старая концепция — когда маги вообще изымались храмовниками из их мирской жизни. Этим воспользовалась некая магесса Вивьен из Круга Магов Монтсиммара — следующая Великая Чародейка, — которая восстановила Круги. Её действия нашли отклик среди знати, которая особенно не любит перемен, и начались противостояния с магами Коллегией.

Но Коллегию поддерживали не только её участники. Например, из самых видных фигур мировой политики можно сразу вспомнить Алистера, короля Ферелдена. Он был одним из первых, кто воспользовался поговоркой: «не можешь победить — возглавь». Вопреки возмущениям Кругов Магов, король изъял у них Кинлох Холд и отдал его под университет Коллегии Чародеев, но с условием, что новое учреждение обязано вести борьбу с одержимыми и иными магическими бедами и обучать всех молодых магов страны. Только после прохождения обучения маг мог официально осуществлять магическую деятельность за пределами Башни бывшего Круга, тем более вступать на королевскую службу. Так Ферелден уменьшал угрозу появления отступников-самоучек и при этом получал военное и политическое преимущество из-за полного использования магического потенциала своего народа на зло своему извечному сопернику — Орлею. Были, разумеется, противники подобных реформ, ворчали некоторые церковные жрицы, но пока Верховная Жрица не начнёт осуждать подобную политику Ферелдена, все их ворчания — это лишь кудахтанье в курятнике. А Виктория и не спешила осуждать — с её же согласия была сформирована Коллегия. Учитывая реформаторский настрой Белой Жрицы, когда она, например, позволила служить в Церкви и получать духовный сан представителям всех рас, да не только женщинам, но и мужчинам, то, с большей вероятностью, она такую инициативу даже поддержит.

А все те правители, которые пристально наблюдают за королём Ферелдена, но при этом только крутят у виска, пока не смогли похвастаться лучшими результатами. Маги не спешили возвращаться в тюрьмы, вновь вверять свои судьбы и жизни каким-то чуждым от магии и науки людям, а новый Круг пока не мог похвастаться успехом в созыве нового ордена верных карателей на поводке, чтобы начать сгонять магов насильно. Особенно без идеологической поддержки Церкви. Основная сила сторонников консервативных взглядов — политическая. Конечно, власть имущие могут ещё долго ждать, пока Круги Магов с Вивьен во главе не наиграются в политику, но проблему устройства магов в обществе (или очередное изымание их) нужно было решать ещё вчера. И на этом фоне Коллегия не выглядела столь смехотворна — она хотя бы уже может предложить какие-то реальные результаты.

Второй невозможностью вернуться к старой парадигме стало падение авторитета Серых Стражей и разногласие внутри их рядов. Все прекрасно понимали заслуги этого ордена, не забывали их, но при этом также не забывали, что дарованное им своеволие привело к тому, что они помогали Корифею, мировому злу. Пошли на безумные эксперименты с магией крови над собственными соратниками, стоило порождению тьмы их легонько припугнуть Зовом и подослать говорливого тевинтерского магистра. А Тедас, как показали Долы, не терпит тех, кто отворачивается в час нужды от мира, а то и вовсе помогает врагу всего живого. И в этом случае ни у кого не было универсального решения. Повторять опыт Ферелдена и его регента во время Мора, чуть не ставший печальным, не хотел никто, и все понимали, что Стражи ещё понадобятся для спасения мира в дальнейшем. Но и оставлять им былую свободу тоже станет плачевно — народ встревожен слухами о таком, фактически, предательстве мира и своих догм. Авторитет ордена подорван даже среди простого люда. А само главенствование Стражей никак не способствовало разрешению этого кризиса.

Когда из Андерфелса вернулся Логэйн, он был очень зол. В своём путешествии ветеран Пятого Мора только лишний раз убедился, что Первый Страж занят политикой, а не делами ордена, даже сейчас, когда их отношения с внешним миром небывало обострились. Бывший регент собрал сподвижников, обосновался в крепости Адамант и оборвал связь с командованием в Вейсхаупте. Многие были удивлены, но ещё больше южных Стражей, в том числе командоры, его поддержало. Ходят слухи, что с того момента орден втянут в затяжную междоусобицу, и чем она закончится, предсказать не мог никто. Однако это не помешало мятежникам выйти в мир, начать оказывать всевозможную помощь жителям Тедаса, чтобы делами, а не воспеванием прошлых заслуг восстановить своё доброе имя мороборцев.

Гости из прошлого, как однажды выяснилось, на Корифее тоже не закончились. Ужасный Волк какое-то время ещё скрывал своё наличие в мире и свои планы. Он собирал преданных ему эльфов. Среди них были и элвен, вроде выживших стражей Святилища Митал, которые в момент истощения Источника и гибели их командира потеряли смысл своего существования, поэтому бесцельно разбрелись по округе. Так бы они и сгинули в глуши Арбор, не приученные ни к чему — только к слепой службе идее, но их вовремя нашёл Фен’Харел и правильными словами уговорил последовать за собой. Столь способные воины ему особенно пригодились на первом этапе его пути к спасению Народа.

Этот первый этап случился довольно-таки скоро и прогремел на весь Тедас. В одну ночь вспыхнули все порты Сегерона, отрезав остров от большой земли. Тевинтер и Пар Воллен, которые не прекращали вести сражения за столь лакомую территорию, не получили вовремя новостей от своих осведомителей, оказались дезориентированы. И только спустя несколько дней отправленные на разведку корабли доложили, что по Сегерону беспощадной карательной волной прошла новая внезапно объявившаяся сила.

Эльфы при захвате острова не повели себя кровожадно, устраивая показательные казни, резню — убивали быстро. Но всех. Ни для кого не могли сделать исключение. И каждый форпост или полыхал огнём, порождённым магией, или замертво падал от столь же магического удушья. Их главное преимущество — во внезапности. Брали бы они пленников или устраивали переговоры, то упустили бы время, и вновь высадившиеся карательные отряды людей и кунари, их бы или уничтожили, или загнали в леса, как и местных партизан, и стали бы они всего лишь ещё одной стороной продолжительной битвы за остров.

Тут впервые происхождение зачинщика устроенной чистки и пригодилось: когда прогремела новость о том, что остров захвачен не много не мало эльфийским богом, многих это поразило. Что Тевинтер, что Пар Воллен какое-то время колебались в смятении, в сомнениях, даже в страхе перед возможным величием названной личности, медлили, но когда эмоции были отброшены и была предпринята попытка выбить остроухого нахала с острова, то они уже опоздали: их новоприбывшие отряды увидели, что вторженцы крепко закрепились на Сегероне. Разумеется, не обошлось без таинственной эльфийской могущественной магии, которая помогала новым хозяевам острова несмотря на их малочисленность всегда знать, когда и где вторглись на береговую линию новые каратели.

В дальнейшем противостояние за Сегерон не прекратилось, а переросло в другую форму. Оскорблённые тевинтерцы и косситы не прекращали попыток отбить остров, развернули настоящую морскую блокаду со своих сторон, но своего так и не добились. И уж тем более их блокада смехотворна для народа, который владеет сетью элювианов-порталов.

Остальной мир не столь сильно задело воцарение нового правителя немаленьких территорий, потому что хоть Сегерон размером почти с Ривейн, но он оставался просто далёким островом на севере, ненужный никому, кроме непримиримых врагов трёхсотлетней войны. Всех больше волновала личность нового владельца острова. Пока он захватил только один остров, но не значит ли это, что он продолжит свои завоевания и дальше? Если появился один эльфийский бог, то, значит, скоро объявятся и другие? Именно эти вопросы, в первую очередь, мучали власть имущих, заставляли пристальнее, чем обычно, следить за войной на севере. Правда, пока только следить. Волк один раз всех потряс своей наглостью, но больше подобного не предпринимал, поэтому главным врагом для Тедаса не стал, а многие его и вовсе считают самозванцем.

Хотя это ещё надо постараться, чтобы начать выглядеть опаснее кунари. И рогатые варвары (конечно, по мнению цивилизованных центров Тедаса) с севера остаются главной проблемой, ведь это ни маги, ни Серые Стражи и ни эванурис были пойманы на том, что собирались разом устранить всех правителей стран, погрузить континент в хаос и его захватить, воздвигнув повсеместно тиранию Кун.

Вскрытая Инквизицией правда о готовившемся теракте невиданного масштаба в своё время всколыхнула мир. Слова триумвирата не сильно-то сгладили ситуацию. С момента своего появления в Тедасе кунари никогда не упускают возможности превознести свой Кун, сказать, что пока все остальные существуют бесцельными слепцами, их общество функционирует как единый слаженный организм, где каждый делает только то, что должен, что полезно для общества. И этот «организм» даже не скрывает, что спит и видит, как бы любое инакомыслие истребить. И на этом фоне все оправдания триумвирата, что они не знали, чем занимается Виддасала, один из командиров Бен-Хазрат, и план «Дыхание дракона» — исключительно её личная инициатива, смешны. Будь то правда, то это можно считать самым настоящим признанием в том, что Кун не способен искоренить инакомыслие даже в собственных рядах и при их заявленном равенстве на реализацию возможностей кто-то всё-таки оказывается равнее. Но очевидно, в подобном они сознаваться не будут, и их слова — просто спешная попытка отвести от себя гнев всего континента.

И гнева на самом деле не последовало: паника не поднималась, никто на уровне страны не призывал начать истреблять всех представителей рогатой расы, даже отрёкшихся от Кун васготов, и многие могли подумать, что про инцидент все забыли. Но, разумеется, правители, которым и суждено было взлететь на воздух вместе со своими дворцами, не забыли. Ещё тогда поднимался вопрос о сборе представителей всех стран и об обсуждении дальнейших действий против неугомонного Пар Воллена, и после победы над Старшим к нему надлежало вернуться.

* * *

Мероприятие, о котором столь долго помышляли, не могло быть так же просто, как полёт идей, в реализации. Неизвестны Тедасу случаи съезда буквально всех правителей стран в одно место, на одни переговоры — это что-то небывалое и немыслимое. Неудивительно, что каждый, когда вставал вопрос о его потенциальном прибытии на подобное мероприятие, справедливо сомневался, а часто попросту не желал быть участником сомнительной встречи. Уже и угроза кунари обесценивалась, которые сидят на далёком севере, и до центрального Тедаса им, казалось бы, не добраться — не было желания ввязывать в войну, которая после Священного похода их не волновала. Но после этого отрицания, благо, ко всем приходит понимание истинного положения дел о том, что привычное бездействие уже не поможет. Пар Воллену даже сейчас хватает наглости готовить ошарашивающие террористические акты в условно нейтральных к нему странах, а что они предпримут, если займут территории Тевинтера, страшно даже представить. Из-за своего бездействия сейчас повторить судьбу Дол или остаться наедине с кунари, когда те начнут свой новый завоевательный поход, не хотело ни одно государство.

Это, а также настойчивость Верховной Жрицы, которая взяла на себя организацию небывалого события, убедило всех явиться. Даже Тевинтер прислал согласие. Хотя в этой стране Белая жрица не имеет ни власти, ни авторитета, а согласно слухам, Верховный Жрец Уриан и вовсе воспротивился участию архонта в богопротивной задумке главы «неправильной» Церкви, но, как видно, Радониса больше волновала политическая, чем религиозная сторона приглашения.

Как Джустиния выбрала для переговоров с магами и храмовниками наиболее нейтральный, близко к святому символу адрастианства храм, так же поступила и Виктория. Правда, на территории Храма Священного Праха уже никто никогда не будет собираться, потому что там и поныне всё окольцовано красным лириумом, но зато есть Скайхолд. После ухода Инквизиции замок опустел. Озвучивались предложения его разрушить, потому что столь монументальная крепость в неправильных руках может представлять угрозу для безопасности страны, однако Верховная Жрица спасла древнее строение от официального вандализма и взяла под свой контроль, назвав это место священным. Даже Ферелден, на чьей территории замок находится, не нашёл смелости этому воспротивиться. Крепость, где спаслась, укрепилась и победила Инквизиция, не может быть не священной — это очевидно для всех. И вот ей снова нашлось применение.

На время переговоров Скайхолд вновь заполонили жители, а все подступы и сторожевые посты заняла гвардия Верховной Жрицы, которая должна была не только организовать место жительства и встречи для такого количества власть имущих, но и наиболее его обезопасить. Впрочем, для Виктории это было не так уж и сложно — окрестности Скайхолда, в котором она прожила несколько лет, женщина изучила досконально.

И вот древняя эльфийская крепость снова стала свидетелем судьбоносных событий, когда прибывшие со своей свитой все правители стран сегодня сели за стол переговоров.

Но даже столь небывалое событие не обошлось без ещё более удивительных сюрпризов. Виктория была осведомлена, а вот остальные неслабо так удивились, когда среди переговорщиков, большинство из которых — люди, появляется и эльф. Тот самый, назвавшийся древним богом.

Ужасный Волк подобно хозяину этого места вошёл в зал переговоров. В необычных, для нынешних времён, доспехах с перекинутой через плечо волчьей шкурой он сразу приковал к себе взгляды. Взгляды были разные: от недоумения и испуга до злости и пренебрежения, но элвен, идя с высоко поднятой головой и убрав руки за спину, показывал полную уверенность, комфорт от нахождения под перекрёстной атакой десяток глаз и полное пренебрежение к чужому мнению, а особенно — непринятию его на этой встрече. Старый интриган прекрасно умел держать себя в подобном обществе, лучше, чем кто-либо из присутствующих, — и это было видно, чувствовалось. Поэтому если кто и хотел воскликнуть, что сидеть за одним столом с остроухим самозванцем он не собирается, то так и не нашёл смелости. Сегодняшнее появление эльфа также означало, что он не просто захватил остров, но берет над ним управление, как над государством, а значит, как новоиспечённый правитель имел право здесь присутствовать.

Да и никто бы без острого повода не хотел ругаться с Викторией. О том, какими средствами Верховная Жрица безжалостно расправляется со вспыхивающими периодически то тут, то там мятежами из-за её смелых реформ Церкви, в народе уже ходят страшилки.

Так что не без казусов, но переговоры были начаты.

Прежде, чем выдвигать какие-то предложения и решения, все присутствующие должны в равной степени быть осведомлены о ситуации на севере. Так что пока предстоит говорить только архонту Радонису, рассказывать, что его стране известно о деятельности кунари.

До многих доходили сведения, что Пар Воллен после закрытия Бреши потерял на время интерес к югу и начал постепенно наращивать военную помощь недалеко от Тевинтера. Были предположения, что в скором времени перемирие закончится и война между странами возобновится. Также были слухи, что кунари готовят крупное вторжение в Вентус, и Империя имеет все шансы потерять свой портовый город, но после появления в войне новой фигуры в лице Фен’Харела их планы могли измениться. Так и случилось. Аришок разделил собираемые силы: часть оставил у вод Тевинтера, а вот часть направил в сторону Сегерона, посчитав, что эльф-самозванец куда более лёгкая добыча и это его шанс наконец-то завладеть островом, что даст кунари огромное преимущество в войне, ведь в непосредственный близости от его берегов столица Империи — Минратос. Тевинтер не мог этого допустить, поэтому впервые договорился с новым хозяином острова и выдвинул свои корабли к Сегерону, не чтобы напасть, а чтобы остановить кунари. Но разумеется, что Радонис, что Фен’Харел прекрасно понимали: их «договорённость» — просто формальность. И пока эльфы острова будут отвлечены боями с дредноутами, тевинтерские корабли вполне не прочь воспользоваться возможностью и причалить к берегу, чтобы вернуть контроль над спорной территорией.

Волк это предусмотрел.

— У узурпатора Сегерона имеется в подчинении чёрный дракон — он потопил большую часть кунарийской флотилии, кто не успел отступить, — однажды произнёс очень довольный Радонис, потому что знал, какой эффект произведут его слова.

В час, когда часть кунарийского флота подошла к берегу Сегерона, на них обрушился магический огонь огромного чёрного дракона, спустившегося с небес. Кунари знали особые технологии судостроения и способы обработки древесины, что делало их дредноуты более устойчивыми к атакам тевинтерских магов. Устойчивость, разумеется, не абсолютная, но обычно к тому времени, когда доски на палубе начинали воспламеняться, корабль врага уже шёл ко дну. Но даже столь расчётливые косситы не могли предусмотреть защиту от воздушных атак — это стало главной причиной их столь крупного за долгое время поражения. Впрочем, их беспомощность понятна — их миром, в принципе, ранее небо никогда не рассматривалось, как способ нанесения удара во время сражения. Этим Фен’Харел и воспользовался.

Дракон вальяжно летал в небе, высоко над флотом противника, разумно не собирался спускаться к воде, поэтому ни стрелами, ни копьями его не достать, а вот его пламя, изрыгаемое из пасти, прекрасно разило стройные ряды дредноутов. Да и пламя необычное: оставляло после себя не только огонь, но и дымку подлой энтропийной магии. Немало рогатых вторженцев падали на колени от бессилия вместе с ведром воды в руках, которым должны были тушить огонь, постепенно охватывающий их плавучий частично огнестойкий, но всё ещё хворост, а стрелки от неожиданного головокружения и слабости часто промахивались, отправляя копья в воду, но иногда дрогнувшей рукой — и в друг друга.

Те, кто смог выбраться из области поражения драконьим пламенем и предпринять попытку добраться до острова, были атакованы защитными эльфийскими чарами, а самых настырных добили стражи уже на берегу.

Сначала общими усилиями дракона и новых хозяев Сегерона великий кунарийский флот превратился в одну сплошную стену пламени, столь огромную, будто бы вспыхнул сам океан, а затем огонь добрался до трюмов со взрывоопасным гаатлоком, и огромные дредноуты стали друг за другом с оглушающим грохотом разлетаться в щепки. Поэтому в этом побоище смогли спастись только те кунари, которые вопреки рогатой гордыне, приняли решение отступить.

Отпор, который дал Фен’Харел в тот день очередным мстителям, превратив поле битвы в огненный ад, впечатлил всех. Даже тевинтерские корабли, наблюдая за сражением издалека и ожидая удобного момента для нападения, приняли решение также отступить, правильно посчитав, что если уж дредноуты не выстояли против драконьего огня, то парусным кораблям в этом бою точно делать нечего.

Это сражение оставило у участников столько впечатлений, что с тех пор посягательства на Сегерон и со стороны Тевинтера, и со стороны Пар Воллена поутихли, и на какое-то время «узурпатора» оставили в покое, на что Ужасный Волк и рассчитывал изначально.

Тем, кто в той баталии не участвовал, остаётся довольствоваться поражающими воображение слухами. На одном из них Радонис сегодня особенно заострил внимание: на участии дракона, верного древнему остроухому.

Пусть в день закрытия Бреши тоже присутствовал дракон, но, поскольку Совет в подробности не вдавался, в мир утекли только слухи от непосредственных участников. Там был один враждебный дракон, потом появился второй, который непонятно, кому подчинялся: вроде сражался с красным, а вроде потом напал на Инквизицию. Но это удивляло не сильно, потому что там был Корифей — главный источник всего ненормального за последние три года, пока шла война. А вот сейчас все с опаской покосились на эльфа. В отличие от тех смутных слухов, его дракон реален: тевинтерцы его видели. И боевой единицей он был столь же реальной: его появление обеспечило новому хозяину острова безоговорочную победу. А для истории военного дела Тедаса подобное нонсенс, поэтому небывалые для всех возможности древнего бога по приручению драконов ещё больше пугали.

Солас тем временем недобро покосился на архонта. Радонис столь спокойно об этом говорил, потому что ему известно немало о названном драконе и всём, что с ним связано, гораздо больше, чем хотелось бы эльфу. Впрочем, сам выпад тевинтерца Волка ничуть не покоробил. Архонт проявляет себя как очень изобретательный, в плане подхода к методам, политик. Он не стал отправлять бесконечно на убой своих людей, лишь бы вернуть Сегерон любой ценой. Если только на словах при выступлении перед Сенатом. Несмотря на тевинтерскую гордыню, которая была уязвлена такой выходкой представителя рабской расы, он всё равно видел и преимущество в новом положении вещей: кунари теперь будут вынуждены разрываться между двумя врагами, а владыка тем временем мог перебросить те силы, которые раньше вели нескончаемое сражение на острове, на восток, для укрепления позиции вокруг Вентуса, чтобы точно не допустить потери важнейшего портового города Тевинтера.

Некоторые магистры предрекают, что эльфийский бог сначала заберёт у них всех рабов, обучит их своей таинственной магии, а потом придёт мстить Империи, но архонт в это не верил. Фен’Харел, захватив остров, погрузил его в полную изоляцию от внешнего мира и до сих пор не проявлял к рабам никакого интереса в хоть сколько-то заметных для страны масштабах. Более того — два представителя непримиримых народов несколько раз тайно встречались для обсуждения совместных действий против общей рогатой угрозы.

Но при всём при этом оба интригана прекрасно понимали, что они навсегда останутся врагами. Столь зрелищная победа Волка над кунари в первом же сражении только доказывала, что он тоже серьёзный соперник, но точно не заставит Тевинтер отказаться от своих посягательств. Империя никогда не простит захват его исторических земель и поэтому продолжит высылать карательные отряды, а Фен’Харел продолжит безжалостно с ними расправляться, не допуская на свою территорию ни одного человека.

Это будет длиться до тех пор, пока как минимум в сознании тедасцев не уляжется представление об островном государстве эльфов. А для этого должно пройти не однодесятилетие.

— Это не мой дракон. Я только заручился помощью духа — это был он, — Солас озвучил это как-то, что должно было всех успокоить, но получилось наоборот, потому что помощь духа, способного оборачиваться в дракона и приходить на помощь в реальности, это столь же шокирующая вещь, как и драконица-питомец.

— Что это за дух? — озвучила общий вопрос Верховная Жрица.

— Коллекционер. Древний дух мудрости. Активно занимается накоплением знаний и может вступать в контакт с реальностью, если его заинтересовать, — говоря это Солас не мог не усмехнуться над самим собой, потому что в его словах не было ни капли лжи. И всё, сказанное им, полностью соответствовало описанию упомянутого существа. Слишком щедро для бога обмана.

Пока большинство пребывало в недоумении, Фен’Харел поймал на себе внимательный взгляд Виктории. Жрица буквально требовала от него задержаться после окончания сегодняшней встречи и рассказать про этого духа подробно.

— Если этот дух древний, почему он проявил свой интерес к нашему миру только сейчас? — спросил король Алистер, проявив свои знания храмовника о том, что Мудрость это очень редкие, сильные, но почти неконтактные с жителями недремлющего мира духи — им больше нравится сидеть в глубине Тени и набираться этой самой мудрости из неё.

— Брешь создала многое, что раньше казалось невозможным. Особая связь духа мудрости с реальностью — не исключение, — сказал Волк как о само собой разумеющемся.

Хотя бы сейчас все с элвен безоговорочно согласились. То, что Брешь — ужасная катастрофа, от которой избавила мир героическая Инквизиция, — могла оставить после себя далеко идущие последствия, не стал бы никто спорить. Заодно Фен’Харел заметил в глазах некоторых соперников вспыхнувший интерес к контактному духу и справедливо усмехнулся — рано или поздно слух о его существовании должен будет уйти в массы.

На этом заседание продолжилось в штатном режиме.

Пока имея недостаток в силах и ресурсах, Волк сполна компенсировал это эффектом, который производил. Оглашать о захвате Сегерона — так сразу с нюансом, что это было сделано самым настоящим бессмертным богом. Явиться на встречу с людьми-правителями — так во всём своём былом величии. Впервые полноценно утвердить свою силу и серьёзные намерения на остров в сражении против кунари — так с помощью огромного черного дракона. Учитывая, что остров размером с целую страну всё ещё в его власти, на встрече Фен’Харел вольготно раскинулся в кресле и ощущал непомерное удовольствие от участия в большой политике, а другие в его сторону и смотреться-то лишний раз боятся, всё у бога обмана идёт по задуманному.

Также благоприятнее многих на собрании себя ощущал Радонис. Архонт прекрасно понимал, к какому бы решению ни пришли на этом заседании, оно приведёт к усилению Тевинтера, потому что ему больше не придётся в одиночку бросать все свои силы против рогатой угрозы. Это знали и остальные, не зря не хотели приходить на встречу, а сейчас смотрят на мага так, будто он лично на их глазах зажарил нескольких детей и съел. Но нет у них выбора: если Империя падёт, то кунари желанно закрепятся на континенте и тогда от них не спрячется ни одна самая южная страна. Новый Священный поход против кунари неизбежен, раньше или позже. И агрессивный Пар Воллен сделал всё, что бы это случилось как можно раньше.

Поэтому со спорами, негодованиями, пылкими отказами, выдвигаемыми условиями, где каждый хочет извлечь максимальную выгоду из нового назревающего мирового конфликта именно для себя, но переговоры будут продолжаться. Не за один день, а может, — и неделю, но властители этого мира будут вынуждены прийти к соглашению.

* * *

Первый день для небывалой для Тедаса задумки Верховной Жрицы прошёл весьма недурно, учитывая сколько колоритных фигур мировой политики собралось на одном пяточке земли. Но разумеется, к согласию они никакому не пришли — до него ещё далеко. И пока все власть имущие удалились на отдых, обдумывание услышанного и обсуждения дальнейших действий со своими советниками. Только Фен’Харел решил потратить это время более полезно. Пусть Виктория настоятельно рекомендовала никому не покидать Скайхолд до окончания мероприятия, чтобы потом не нести ответственность за чью-то гибель, однако у Волка, как исконного хозяина замка, разумеется, есть и иные способы это место незаметно покинуть.

Так что довольно-таки скоро, после окончания первого дня важных переговоров, Солас уже был на озере Каленхад, где в ближайшей деревне воспользовался услугами паромщика и отправился на остров Башни Круга. Можно было, конечно, там оказаться и быстрее, но эльф пребывал в уж слишком хорошем настроении, чтобы просто не полюбоваться на вид озера, открывающийся из лодки.

Что бы ни произошло на первом дне съезда, элвен был им полностью доволен. Людям ещё непривычно собираться вместе и обсуждать вопросы, которые касаются не только их конкретной страны и соседних, а всего Тедаса. А вот он прекрасно знает, какого это — делить власть над миром с восьмью такими же властолюбцами. Его ничуть не злило, что первый день не принёс ни каких реальных результатов, как не принесут второй и третий — эти переговоры будут длиться ещё долго, муторно, тяжко. И даже наверняка универсальное решение не найдётся. Никто не бросит свои амбиции, ресурсы, проблемы ради стремительного сбора нового Священного похода и разового удара по провоцирующему своими замашками Пар Воллену. Конечно, нет. Триумвират ещё сделает свой ответный ход, и проблема с кунари затянется не на один год. Это же старая (не)добрая политика. Но Волка это устраивало, было столь знакомо. Осталось, что бы его с почестями пригласили на бал и там постарались убить, и тогда точно: дом милый дом. И это лишь вопрос времени: ведь эльфийский бог эффектно продемонстрировал, что хоть он и новичок на политической карте современного Тедаса, но уже представляет силу, с которой остальным придётся считаться.

Но самое главное для него во всей этой ситуации то, что чем дольше Тедас будет вести разборки с кунари, тем больше у старого элвен времени, чтобы сделать Сегерон настоящим домом для своего Народа.

Оказавшись на острове, у подножья Кинлох Холда, Волк осмотрелся и обратил внимание на деревце. Венадаль. Посаженный совсем недавно, он уже своей красотой демонстрировал, что его хозяин не ошибся и выбрал для него лучшее место для посадки. Венадаль прижился, освоился и когда-нибудь станет вторым символом этого места, а по мнению элвен, затмит красотой и раскидистой кроной скучную белокаменную башню. Сейчас вокруг него суетилась эльфийка, автор метода сохранения саженцев растений элвен, благодаря которому это дерево дождалось дня, когда будет посажено в благоприятную для себя среду, и будет цвести ещё столетия в отличие от родителя, засыхающего в эльфинаже.

Нерия Сурана, бывший маг Круга, оставалась жить в эльфинаже и не планировала его покидать. Когда Башню заняла Коллегия Чародеев и начала активно возрождать научную роль этого места, к девушке пришло письмо с приглашением туда вернуться. Разумеется, были огромные сомнения в заявлениях о том, что это уже не Круг, но она всё-таки согласилась. И когда Нерия вернулась туда, откуда когда-то ещё подростком в ужасе сбегала, то она действительно обнаружила не новую тюрьму, а общество подобных ей магов, ей полностью свободное от страшного надзора со стороны. Более того, вопреки ожиданиям, её работы по прошествии лет не просто не стали топливом для костра забравшихся на остров мародёров, а были сохранены и получили подробный, дотошный отзыв и похвальбу от мага-мэтра, личность которого до конца неизвестна никому, но чей авторитет безоговорочно признавался Коллегией. Поэтому в университет она вернулась уже почтенным научным деятелем. А вскоре её нашёл Фен’Харел.

Однажды обернувшись и заметив статного эльфа, ныне правителя их Народа, за ней наблюдавшего, увлечённая магесса тут же растерялась, чуть не выронила садовые инструменты и спешно приветственно поклонилась. Солас только улыбнулся, давая понять, что ничуть не оскорблён «неподходящим» видом капавшейся в земле садовницы, кивнул в ответ на приветствие, а затем, чтобы не смущать, продолжил своей путь.

Сурана завершает здесь свои дела, последний осмотр венадаля, а затем отправится на Сегерон, куда Фен’Харел её пригласил, потому что её работы очень пригодятся при засаживании на острове растений, выведенных Элвенаном.

Магистры зря опасаются, что их рабов бог-«самозванец» будет кораблями вывозить на остров, потому что Солас не собирался созывать на свою территорию всех подряд, по крайней мере пока. Его план по созданию дома для своего Народа предполагал сделать из острова изолят, куда не будут допускаться люди, но при этом и эльфы не должны без особой причины его покидать. Ему не нужны обиженные на мир эльфы, мстительные долийцы, которые желают сделать из острова плацдарм для дальнейшей войны с Тедасом. Фен’Харелу не нужна эта война. Пока люди — самая многочисленная раса мира, эльфы носят в себе безволие, взращённое в них эванурисами, а влияние Моров, которые научили континент стремительно объединяться против очередных захватчиков, не выродилось, любая война или акт агрессии закончится лишь поражением очередного государственного образования эльфов.

Волку были нужны не озлобленные мстители, а маги, творцы, созидатели, чьим умом и руками будет возрождаться культура элвен и превращаться во что-то своё, уникальное, независимое от континента. Конечно, простые эльфы, работники, воины, земледельцы тоже необходимы, но каждый из них пройдёт через агентов Ужасного Волка прежде, чем будет пущен на остров. А толпами, кого попало, вывозить сородичей с континента Фен’Харел не собирался. Не хватало, что бы опять чьи-то гордыня, злоба и амбиции низвели Народ до ничтожного существования.

И пока его агенты занимались работой с желающими попасть на Сегерон, Волк искал особо приметные таланты. Для его задачи, например, очень хорошо подходил ферелденский университет Коллегии Чародеев благодаря новому указу короля, из-за которого все маги должны быть взяты на учёт и пройти здесь обучение, чтобы быть полноценными жителями страны, а не объектом вечных подозрений. Вот Фен’Харел и пытался наладить с Коллегией сотрудничество, оказать очень нужную ей помощь в борьбе против возродившихся Кругов взамен на доступ в её университеты, в частности ферелденский. По этому вопросу сегодня глава учреждения и пригласил его на встречу.

Волк свободно, без вопросов от стражей-магов, зашёл в Башню и почти сразу поймал на себе любопытные, но робкие взгляды юнцов в одежде единого кроя, суетящихся неподалёку от общих комнат. Пока учеников здесь было совсем немного, разительно меньше времён Кругов, потому что не все ещё верили в слухи про «точно-не-Круг», но и это — несравнительное оживление с тем, что здесь творилось последние несколько лет, когда Башня только чудом — и благодаря энтропии одного упрямого мага — устояла под натиском мародёров. Довольно-таки быстро в вестибюле появился маг постарше, уведомлённый о прибытии гостя, также поклонился и вызвался проводить до комнаты, в которой встреча произойдёт, но Волк решил несколько припоздниться и сначала изъявил желание спуститься в подвальное помещение, где стоит и тщательно оберегается элювиан, ведущий в место, не в последнюю очередь благодаря которому Кинлох Холд так быстро начал полностью функционировать, как образовательное учреждение.

* * *

Ступив в элювиан, Солас оказался в разрушенной библиотеке Элвенана, Vir Dirthara. Когда-то он сказал, что былой вид этому месту не вернуть, и был прав, потому что Завеса изменила правила мира и Тени. Однажды библиотека, чьё пространство уже было сильно искажено, должна была окончательно раствориться в дремлющем мире. Но недавно здесь поселился дух и начал всё исправлять.

Когда-то полностью поломанное место уже сейчас имело знакомую структуру, реальную. Как и на потаённом Перекрёстке Волка, здесь до видимого горизонта простирается небо, лучи солнца — без самого солнца — отовсюду создают яркое дневное освещение, а «земля» представлена в виде множества парящих островов, соединённых временными деревянными мостами. Солас подозревал, что это не конец преобразований: и однажды библиотека станет ещё реальней, похожей на главный Перекрёсток, где нет островов, нарушающих гравитацию, а есть плоская земля, плато, до видимого горизонта.

Элювиан, из которого Фен’Харел вышел, парил на небольшом островке и был не один: поблизости было ещё несколько «точек» входа в библиотеку, и их количество периодически увеличивается. Даже Волк не знал всех, кому было позволено ступить в Vir Dirthara, потому что Коллекционер, за редким исключением, не позволяет переходить между элювианами: гость может выйти только там, откуда пришёл. Такие меры безопасности эльфа устраивали: он не опасался, что посторонний получит доступ к зеркалу, ведущему на тайные пути его Перекрёстка и сейчас также парящее где-то неподалёку. Но островки с выходами — это не главное.

Куда важнее большие участки земли, на которых можно было оказаться, пройдя по мостикам. Островов было очень много и на каждом из них стояли рядами шкафы с книгами. Никто не усомнится, что здесь находится библиотека, причём гигантская. Волк не знал, зачем дух материализует знания, которыми завладел, когда впитал в себя как минимум два эльфийских somnoborium. Было это практическим соображением, чтобы заманивать сюда тех, кто может ему принести новые знания, или отголоском былых представлений человека о том, что главный носитель знаний — книга, или эстетическим порывом? Трудно сказать: в голову духу не залезешь. Но Солас в любом случае восхищался: острова с книжными шкафами раскинуты до горизонта — их не счесть, и формирование новых продолжается в реальном времени, а новые книги усердно пишутся.

И ведь сам Коллекционер прекрасно здесь ориентируется, знает, где находится каждая книга, каждый гость — это говорит о его сильной связи с Vir Dirthara, может быть, даже неотделимой. Привнесение чужих идей сделало библиотеку централизованным местом сосредоточения знаний, куда можно попасть из любого уголка мира. Жалкий аналог её изначальных функций — да, но зато так творение Элвенана получилось сохранить, поэтому Солас каждый раз с большим удовольствием возвращался в мир, который впервые за тысячелетия по-настоящему ожил.

Осматриваясь по сторонам в поисках нововведений, которых слишком неугомонный для Мудрости дух успел привнести с их последней встречи, элвен оказался на острове с горами бумаги, которые пойдут на создание новых книг, и принялся ожидать. Но недолго: с другом Коллекционер был как всегда пунктуален. Облик из мира реального духу в общем-то и не нужен — это только помешает ему быть во всех концах карманного мирка одновременно, но он им всё равно пользовался для более удобного взаимодействия с гостями. Солас только успел заметить неподалёку сгущение магии в воздухе, а вот уже к нему навстречу вышел, опираясь на трость, знакомый хромой маг в чёрном плаще и добродушно приветствовал. Почему именно этот болезненный облик выбирает дух, если может быть вообще кем угодно, Волк опять не знал. Или это последнее самое яркое воспоминание о себе, или дух воспроизводит воспоминания ныне живущих, а они запомнили магистра именно таким. Но неизвестность вновь не раздражала. Конечно же, вопросы будут, учитывая уникальное происхождение существа.

Соласу известно, что духи, чьё стремление за идеей сильно, могут возродиться после смерти. А что будет с человеком, попавшим в Тень, чья непокорная душа также полнилась идеями поиска и накопления знаний? Как видно, получится дух мудрости. Только он не ушёл в глубины Тени, а очень даже близко подошёл к реальности, обосновался в карманном пространстве, разрушенной эльфийской библиотеке, и продолжает накапливать здесь знания.

Этот дух из-за своего происхождения ещё воспринимает себя личностью магистра, чьи воспоминания перенял. Как и сокровенные желания, которые заставляют его раз за разом обращать внимание на теперь чужеродный для него недремлющий мир. Например, человек желал вернуть древнетевинтерское уважение к магии и образованию на родине, поэтому Мудрость сам нашёл через Тень архонта Радониса и с ним многое обсудил. Эльф, к своему сожалению, не знал содержания этих встреч, но догадывался, что архонт разделил мнение предка о магии как главной силе Тевинтера и принял его предложение. Уж слишком говорящим вышло совпадение, что как только в Кругах Тевинтера появились элювианы, ведущие во владения духа, то сразу попытки архонта отвоевать с таким позором потерянный остров Сегерон превратились в вялую формальность, только чтобы не ворошить Сенат. С тех пор, когда на собрании в очередной раз поднимался вопрос о переброске всего тевинтерского флота на остров, чтобы его отвоевать, и о аннулировании проектов магистра Вирена по финансированию Кругов, архонт вставал, указывал нерадивым магистрам на восток, где собирается угроза поопаснее: целые флотилии рогатых дикарей, превзойти которые Тевинтер можно только магией. Ну а ежели какой магистр хочет, то может самостоятельно профинансировать кампанию по освобождению Сегерона от древнего бессмертного эльфийского бога. Как правило, после этих слов все несогласные замолкают.

Подобно университетам Тевинтера, с Коллегией Чародеев дух постепенно также вступает в контакт, что очень укрепляло её силу и влияние, потому что у неё будет доступ к знаниям, которых никогда не получат возрождённые южные Круги Магов. Происхождение духа играло в этом противостоянии первостепенную роль: Круги, как бы они ни пытались привлечь его внимание, были полностью бойкотированы. Мудрость на уровне естества отторгал тех, кто помышлял о сгоне магов в очередную тюрьму.

Ещё сильнее желаний и былых идей была привязанность Коллекционера к тем, кого он знал ещё при жизни. Два сновидца продолжают поддерживать тесное сотрудничество. Также Волк замечал особенно трепетную слежку духа за знакомыми через Тень или через реальный мир, используя один из трёх своих сохранившихся животных тел. Будучи порождением Тени, ему, однако, совсем не чуждо проявление сугубо человеческих заботы, опеки, привязанности. Даже отцовская роль ему понятна, сильна родительская ответственность за то, что бы наследник не только появился на свет, но и получил правильное воспитание и обучение. Это особенно необходимо для выживаемости ребёнка, рождённого от самой сильной магессы современности и одного из самых сильных магов вообще.

Но одновременно с таким проявлением поистине человеческих качеств, недоступных обычным духам, которые могут мыслить только в рамках своих добродетелей, элвен подмечал и привычное равнодушие Мудрости к делам реального мира, которые не были близки или интересны магистру раньше. Коллекционер с любопытством посматривает на события в мире, потому что история — это тоже знания, которые можно предать перу, но почти в них не вмешивается. Политика и конфликты — не исключение. Солас подозревал, что Vir Dirthara никогда не станет людной, ведь чем больше дух соберёт знаний, тем сложнее его будет заинтересовать и тем меньше гостей он допустит в свою обитель. Также, как продолжение своего создателя, Коллекционер проявляет абсолютное собственничество к знаниям: он даёт возможность прочесть книги, обучиться по ним, воспользоваться знаниями оттуда, но никогда — забрать. Солас видел, как дух пару раз расправился с теми, кто его ослушался. Он не разбирался, поступили ли эти маги из злого умысла или просто забыли, что книги нельзя выносить из библиотеки, но при этом расправу совершил без злобы — вообще безэмоционально. Это не упрямая человеческая принципиальность, непреклонность или цинизм, а самые настоящие непосредственность и простота, присущие духам, в понимании которых всё просто: если избавиться от тех, кто нарушает, то некому будет нарушать.

Суть Коллекционера такова: кроме тех, к кому он питает привязанность человека, коим когда-то был, его внимание способны привлечь только может дать ему новые знания. С университетами Коллегии и Тевинтера так: он допускает её участников к библиотеке, а они взамен обязались отдавать ему результаты экспериментов и иные интеллектуальные труды студентов и старших магов.

Да чего уж далеко ходить: даже Ужасному Волку пришлось испытать на себе упрямство создания Тени. Эффектное появление дракона во время защиты Сегерона — теперь уже нового дома для его Народа — от эскадры оскорблённых кунари, которое перепугало всех на собрании владык Тедаса, стало следствием долгих уговоров. Дух отказывал другу в помощи не из умышленного злорадства, а потому что относился к просьбе с той самой непосредственностью. То есть Коллекционер искренне не мог помыслить, зачем ему делать что-то, никак не связанное с идеей его существования, и без чего его друг и так может прекрасно справиться своими силами. Солас добился помощи, лишь догадавшись предложить знания в ответ.

Столь противоречивое поведение Мудрости ярко иллюстрировало, насколько же неправильным из магии, высвободившейся при разрушении слабого тела, непокорной души и её идей вышло рождение теневого существа, который ещё и впитал в себя личность магистра, навечно оставшегося по эту сторону Завесы. Очевидно, Тень это так оставить не может и однажды окончательно поглотит всё проявление реальности, воспоминания, личность, и тогда от духа останется только идея, которая и стала его добродетелью. И это буквально может произойти в любой момент: хоть через секунду, хоть через неделю, хоть через пару лет. Но Волк не печалился: в Тени иное представление об «однажды», и оно равновероятно может наступить хоть через тысячи лет.

Какое бы противоречие Фен’Харел ни наблюдал, для себя эльф решил однозначно: его друг остаётся собой, их беседы всё также важны, а споры — плодотворны. В том числе и наблюдение за дальнейшим развитием такого выходящего за рамки правил мира существа (каковым и был сам хромой маг) было захватывающим. Коллекционер имеет небывалую для духов связь с реальностью, обосновался он вовсе в «междумирье» и чувствует себя прекрасно, поэтому даже всепоглощающая Тень не сможет так скоро и резко оторвать своё создание от того, чем он увлёкся и с искренним удовольствием занимался. Солас со смехом подумал, как бы ещё его другу, пережившему всех, ни пришлось вспоминать об их встречах с тёплой тоской. Шансов на то точно не меньше, тем более у тевинтерского сновидца, уже в четвёртый раз обманувшего смерть.

Ну а пока что-либо из этого не произошло, можно об этом и не думать: настоящее куда интереснее.

После дружеского приветствия Солас протянул книги, которые всё это время и нёс в руках. Эти книги были обещаны духу за помощь. Наблюдая за тем, с каким любопытством Коллекционер их принялся изучать, Фен’Харел в очередной раз отметил, сколько же своих знаний, которые раньше хранились в его Сфере Средоточия, ему приходится вытягивать из духа теперь для развития острова и культуры его Народа. Но это ничуть не злило — Волк лишь усмехнулся. Когда-то у него были и огромная сила, и мировое влияние, и пласты всевозможных знаний, а распорядиться ими он не сумел. Два раза вызвался спасти Народ, и два раза мир содрогался от последствий его ошибок, которые ценой своей жизни пришлось исправлять уже другому. Зато сейчас у него нет таких возможностей и соблазнов поступать неразумно. Оставшись почти без всего, чем древний элвен когда-то владел, он, удивительно, увидел небывалый простор, потому что ему нужно действовать взвешено, обдумано, не оступиться и не рваться напролом, а просчитывать свои ходы… как и положено богу обмана, которым его теперь помнил мир. Бессилие перед чей-то волей порождает борьбу, а вот всесилие — лишь ослепляет. Раз прошло уже несколько лет, его идея до сих пор не обернулась катастрофой и даже продолжает закономерное развитие, то он точно всё делает правильно.

Вскоре Коллекционер обнаруживает, что среди предоставленных книг была одна лишняя, не входящая в договор, берёт её в руки, с интересом изучает. Обложка книги исполнена минималистично: сама она тёмная, а на её лицевой стороне изображён лишь белый призрачный силуэт хромого человека, который для мира навсегда остался таким же незаметным призраком. О содержании и авторе дух догадался.

— Как видно, Варрик всё же выполнил задуманное. И сколько там выдумок? — беззлобно улыбнулся дух. Он понимал, что в этой книге никогда не может быть чистая правда — иначе мастера Тетраса мир не поймёт.

— Этим вопросом задаются многие с тех пор, как все советники отказались давать комментарии.

Коллекционер точно был удивлён честностью главных героев Прорыва Завесы. Конечно, своим молчанием бывший Совет ничего не подтверждал, однако любой задумается: если книга является полной отсебятиной, почему они об этом просто не могут объявить? Значит ли это, что там есть хотя бы доля правды? И эта «доля» озадачивала многих, собирая возле спорной книги всё большие дискуссии.

— В том числе Верховная Жрица придерживается нейтралитета? — с сомнением к услышанному «все советники» даже переспросил хозяин библиотеки, ведь Виктории по статусу не положено пропускать мимо церковной цензуры столь спорную книженцию.

Волк снова усмехнулся: им было замечено, что почти при каждой встрече дух в том или ином виде спрашивает о Жрице. Это он посчитал очередным проявлением человеческой, нерациональной, половины сущности духа: избегать общения с кем-то важным и при этом не переставать косвенно им интересоваться.

— В том числе и она, — кивнул эльф.

На этом их встреча закончилась: дух изъявил желание поскорее изучить труд эпатажного писателя, а эльф должен был вернуться к делам неспокойной реальности. Но прощались они ненадолго. Пока Тедас существует, полнится событиями, жизнью и суетой, двум друзьям всегда будет, что обсудить и о чём поспорить. Как и было с самой их первой встречи в Тени.

— Vitae benefarial, Fen'Harel.

— Dareth shiral, Faustus.

Оглавление

Глава 1. На сломанных ногах

Глава 2. Небесный гнев

Глава 3. Опасность не миновала

Глава 4. Какое у вас тут прелестное злодеяние

Глава 5. Одним венатори меньше

Глава 6. Игра с огнем

Глава 7. Знай врага своего

Глава 8. Последние уцелевшие

Глава 9. По секрету

Глава 10. Планы на будущее

Глава 11. Небывалый ученый

Глава 12. Кровь и магия

Глава 13. Груз ответственности

Глава 14. Больше, чем просто растения

Глава 15. Деловая беседа

Глава 16. Найти и снова потерять

Глава 17. Кого нужно спасать?

Глава 18. Требования Кун

Глава 19. Сбежать

Глава 20. Безумцы не пойдут в обход

Глава 21. Горькая пилюля

Глава 22. Ой, в моём садочке

Глава 23. Чудотворцы

Глава 24. За империю

Глава 25. Волки в овечьей шкуре

Глава 26. Плоды гордыни

Глава 27. Забытый мальчик

Глава 28. Дела семейные

Глава 29. Не покориться его воле

Глава 30. Подавать холодным

Глава 31. Невольники вольных

Глава 32. Тёплый приём

Глава 33. Измерение Завесы

Глава 34. Портрет из прошлого

Глава 35. Буря и то, что ей предшествовало

Глава 36. Страхи сновидцев

Глава 37. Бесплатный сыр

Глава 38. В седле

Глава 39.1. Злые глаза

Глава 39.2. И злые сердца

Глава 40. Идеальное свидание

Глава 41. То, что дремлет

Глава 42. Враг не пройдет!

Глава 43. Забавный вкус у этой воды

Глава 44. Как приманить дракона

Глава 45. Читающий Скайхолд

Глава 46. Где когда-то прошли мы

Глава 47. Злой рок

Глава 48. Там лежит Бездна

Глава 49. Эпилог