правой рукой и зажала в кулаке. Когда пчела ужалит её, мама Джейн почувствует себя виноватой. Папа Дейв, будь он дома, добродушно усмехнулся бы и сказал:
— Потерпи, до свадьбы заживёт.
Любимые его слова, которыми он встречал самые ужасные её царапины и синяки, слова, которые приводили её в ярость и всё-таки всякий раз вызывали смех сквозь сердитые слезы. А мама Джейн, увидев, что с ней приключилось, кинется, поцелует больное местечко, скажет:
— Ну-ну, малышка, сейчас мама приложит что-нибудь, и всё пройдёт.
Когда пчела наконец ужалила её, боль оказалась куда сильней, чем Бетти-Энн ожидала, и она замахала рукой, захлопала по платью, пытаясь избавиться от непонятливого насекомого. Потом с криком кинулась к дому;
— Ужалила! Меня пчела ужалила!
Окно кухни выходило к забору, и Джейн стояла у окна и поджидала её. Решительно подбочась, глядела в окно и, когда Бетти-Энн влетела в кухню, спокойно сказала:
— Ты же сама схватила, детка, я ведь видела.
Бетти-Энн удивлённо захлопала ресницами.
— Ты видела?
— Ну конечно:
Поняв, что на сей раз сочувствия не дождаться, Бетти-Энн сказала:
— Зря я её схватила.
Она ушла к себе в комнату и поплакала с досады, а потом вдруг поняла, как всё это смешно, и рассмеялась, и ужаленное место в конце концов перестало болеть.
В то последнее перед школой лето её ещё раз ужалила пчела, но теперь уже случайно, и ей тотчас поспешили на помощь. Ну, а если забыть о пчёлах, лето было очень славное, и, когда наконец наступила осень, которая вполне могла бы ещё и подождать, душу Бетти-Энн впервые тронула подлинная печаль.
Вновь, как и в прошлую зиму, она недоумевала: зачем в зимнюю пору всё умирает, ведь тогда больше всего скучаешь по живой зелени.
Но медленно, неотвратимо лето отступало, и в пугливом и радостном волнении она стала предвкушать близкое будущее, новую тайну, к которой ей вскоре-суждено было приобщиться.
В первый день осени Джейн повела её к неприветливому, сложенному из белого камня зданию, откуда прошлой весной до неё доносился весёлый смех, и познакомила там с совсем не страшной особой, которой весь этот долгий год предстояло быть её учительницей. Но едва Джейн ушла, Бетти-Энн испугалась — её окружали чужие стены и чужие, а быть может и враждебные, лица. На краткий миг ей почудилось, что дом Джейн и Дейва — надёжная защита и приют — потерян для неё навеки; клумба, сад, старый корявый дуб, всё, что было всегда таким прочным и незыблемым, стало лишь бесплотным воспоминанием. Кинуться бы сейчас за мамой Джейн и вместе с ней стремглав помчаться по обсаженной деревьями дорожке, потому что, если просидеть здесь ещё один нескончаемый час, и клумба, и сад, и корявый дуб — все исчезнет. (Тётя Бесси сказала как-то маме Джейн: “Вот с этого часа они и начинают от нас отходить. Что-то в них безвозвратно меняется. Учителя ухитряются оторвать их от нас”. Но папа Дейв не согласился с ней: “Чепуха, Бесси. Ведь в конце концов ей только пять”. “Впрочем, тебе-то это, наверно, не так тяжело, милочка Джейн, как… как, ну, ты же понимаешь…” Тут мама Джейн очень-очень покраснела. И Бетти-Энн ужасно хотелось спросить, отчего она рассердилась на тётю Бесси.)
Когда первое потрясение прошло, Бетти-Энн увидела, что все чужие вокруг глядят доброжелательно. Робкие улыбки первого знакомства сменились улыбками привета и дружелюбия. Дни быстро покатились к рождеству. А там внезапно набежали и промчались каникулы, и оживлённые, румяные, блестя глазами, все наперебой рассказывали, какие чудесные подарки принёс им Санта-Клаус. И каждый день так много было всяких новых дел, что Бетти-Энн даже не заметила, как вернулась и вновь дохнула истомой и свежестью весна.
За три недели до того, как распустить их на каникулы, мисс Кольер, учительница, раздала всем цветные карандаши.
— Такими вот карандашами вы будете рисовать весь год, — объяснила она.
Минут через пятнадцать она остановилась у парты Бетти-Энн. Бетти-Энн увлечённо раскрашивала плотный лист бумаги яркими карандашами.
— Что это у тебя вышло, Бетти-Энн? Большая бурая корова?
Не переставая рисовать, Бетти-Энн ответила:
— Это человек в дереве.
— Вот как?
— Да, — подтвердила Бетти-Энн, наморщив лоб, — кора дерева вся нахмуренная, и лицо у человека прямо в коре тоже все нахмуренное.
— Как странно, — сказала мисс Кольер. — Когда приглядишься, можно подумать, что ты и в самом деле так нарисовала.
— А как же.
— Нет, детка, я хочу сказать: можно подумать, будто это у тебя не случайно вышло, а ты так и хотела нарисовать.
— А я и хотела, — сказала Бетти-Энн, и мисс Кольер рассмеялась и потрепала её по волосам.
— Значит, ты вырастешь художницей.
Когда мисс Кольер отошла, Бетти-Энн, огорчённая тем, что её не поняли, проткнула пальцами человека в дереве и стала рисовать девочку. Лицо она старалась делать так, будто на него смотрят сразу с двух сторон.
В последнюю педелю школьного года мисс Кольер дала детям несколько простейших тестов, которые должны были выявить их
Последние комментарии
8 часов 24 минут назад
8 часов 25 минут назад
13 часов 43 минут назад
17 часов 25 минут назад
17 часов 46 минут назад
18 часов 40 минут назад