Перед рассветом [Василий Анатольевич Криптонов] (fb2) читать онлайн

Князь Барятинский. Второй курс. Перед рассветом

Глава 1

Я не промахнулся. Юсупов схватился за грудь.

В следующую секунду ноги у него подкосились. Юсупов завалился на спину. Звягин бросился к нему.

— Жорж! — рухнул рядом с ним на колени.

Бестолково оглянулся на меня — явно не зная, что делать.

Я опустил пистолет. Подошёл, наклонился. Крови немного — выстрел был точным, прямо в сердце. Взял Жоржа за руку. Пульс ожидаемо не прощупывался.

— Убит, — сказал я.

— У… убит? — запнулся Звягин.

— Увы, господин Звягин. На дуэлях такое случается.

Я отпустил руку Жоржа и поморщился — моя собственная рана продолжала кровоточить. С грехом пополам принялся стаскивать с себя китель.

— Давай, помогу, — подскочил Вова.

На тёмной ткани кителя кровь была не очень заметна. А вот светлая рубашка оказалась залита густо, почти вся правая сторона.

Вова поцокал языком. Вытащил из чехла на поясе нож с коротким кривым лезвием. Предложил:

— Давай рукав от рубашки отрежу. Хоть им замотаем… Или, может, в машину сбегать? Там у меня аптечка есть.

Звягин Вову не слышал. Он с ужасом смотрел на кровавое пятно на моей груди — которое на глазах становилось всё больше. Пролепетал:

— И что… Что же теперь делать?

— Тебе? — уточнил я. — Готовиться к судебному процессу. Соучастником пойдёшь.

— Я⁈ — Звягин изумился совершенно искренне. — Почему — я⁈

— Потому что дуэли, господин Звягин, если вы вдруг забыли, на территории академии строжайше запрещены. Выступая секундантом, вы нарушили этот запрет. Вас будут судить, тут штрафными баллами точно не отделаетесь. Речь, полагаю, пойдёт об исключении из академии.

— Но ведь это ты убил Жоржа! — взвизгнул Звягин.

Я кивнул:

— А перед этим Жорж едва не убил меня. Чем всё это закончится для меня, — я оглядел окровавленную рубашку, — неизвестно. Есть вероятность, что отправлюсь вслед за Жоржем.

— Покаркай мне ещё! — прикрикнул Вова.

Он срезал с меня левую половину рубашки, оторвал от неё рукав и принялся сооружать повязку.

— Я здесь ни при чём! — почти провизжал Звягин. — Я же не думал, что вы правда будете стреляться… Что кто-то может умереть!.. Я вообще не хотел!

— Угу, — кивнул я. — Прокурору расскажешь, чего ты там хотел… Не ори, сделай милость. Это Жоржу уже всё равно, а у меня от твоих воплей в ушах звенит. Или ты надеешься докричаться до дежурного наставника?

Звягин посмотрел на меня диким взглядом. Потом перевёл этот взгляд на Жоржа. А потом вскочил и бросился бежать — в сторону, противоположную корпусам академии. Не разбирая дороги, напролом через парк.

Мы с Вовой переглянулись.

— Уходим, — скомандовал я. — Пока и правда наставники не нарисовались. Глушилка работает, конечно, но мало ли. Вдруг он опять заорёт.

Вова как раз закончил с перевязкой.

Я поднялся, подошёл к Жоржу. Сказал Вове:

— Взяли?

— Да куда, тебе-то! — всплеснул руками он. — Ты же ранетый! Я уж сам как-нибудь.

— Я — маг одиннадцатого уровня, Вов, — напомнил я. — У меня, даже раненного, сил побольше, чем у тебя. — Наклонился и одной правой рукой ухватил Жоржа за шиворот.

— Не удушишь? — обеспокоился Вова.

— Шею не сломаю точно. А кислород ему сейчас без надобности.

Вова взял Жоржа за ноги. Вдвоём мы потащили его через парк к Орловским воротам. Ворота на ночь запирали, но этим вопросом я озаботился ещё утром. Главное было — ни на кого не напороться по дороге. Хотя, в темноте, хмурой осенней ночью — вероятность не высока.

— А этот хмырь куда побежал? — спросил Вова.

— Думаю, что куда угодно, лишь бы подальше от трупов и смертельных ран, — проворчал я. — Самый очевидный вариант — домой, к маме с папой. Отдышится, прорыдается, потом признается во всем и попросит, чтобы родители позвонили в академию. Сказали Калиновскому, что сынок приболел. Так тяжело, что в ближайшие полгода на занятиях не появится. Род Звягина входит в Ближний Круг. Папаше скандал с убийством на дуэли точно ни к чему. Будет стараться прикрыть сыночка по всем щелям — до тех пор, пока тут всё не уляжется.

— А оно уляжется?

Я пожал плечами:

— Поживём — увидим. Теперь уж, что сделано, то сделано.

— Государю императору — ура! — подтвердил Джонатан. И улетел вперёд.

— Он что — дорогу знает? — обалдело проводив чайку взглядом, спросил Вова.

— Он такие дороги знает, что нам с тобой не снились, — вздохнул я. — Хотя — и слава тебе, господи, конечно.

* * *

— О Боже, Костя! Что опять случилось⁈ — Клавдия всплеснула руками.

Она, как я и надеялся, была ещё в клинике, домой уйти не успела. С ужасом уставилась на мой окровавленный китель, наброшенный поверх того, что осталось от рубашки.

— В смотровой расскажу, — уклончиво сказал я. — Проводишь?

Клавдия покачала головой и поспешила в смотровую. Дождалась, пока я поставлю глушилку.

— Так что случилось? — Она ловко разрезала наложенную Вовой повязку. Нахмурилась: — В тебя стреляли⁈

— Нет, ну что ты, — улыбнулся я. — Просто неудачно почистил дуэльный пистолет.

— У тебя нет дуэльных пистолетов!

— Как раз недавно приобрёл. По случаю, на распродаже.

— Ох, Костя… — Клавдия покачала головой. — Правду ты мне не расскажешь, верно?

Я привлек её к себе, поцеловал.

— Не могу. Прости.

Клавдия вздохнула. И озадачилась вновь:

— А где твоя жемчужина? Прежде ты её никогда не снимал…

Жемчужина. Спасшая мне жизнь. Я понятия не имел, что положено делать аристократу в такой ситуации — когда его магический индикатор рассыпался в труху. Но консультироваться на этот предмет у Клавдии определенно не стоило.

— Пришлось снять. Я… изучаю сейчас одну технику, она требует, чтобы маг был полностью обнажен, никаких посторонних предметов на теле. Ну и, вот. Забыл надеть.

— Ясно, — сказала Клавдия.

Порозовела. Не иначе как представила меня полностью обнаженным. Но тут же сделала строгое лицо и предупредила:

— Сейчас я буду вытаскивать пулю.

— Зажмурился и не смотрю. — Я закрыл глаза.

* * *

Через полчаса я, в продырявленном кителе на голое тело, вместе с Вовой вернулся к его машине.

Вова критически покосился на меня. Открыл багажник и вынул оттуда серую рабочую спецовку. Протянул мне.

— На, переоденься. Понимаю, конечно, что твоё сиятельство к таким нарядам не привычное, но хоть людей пугать не будешь.

— Ничего, — усмехнулся я. — Ты и его высочество в спецовку нарядил — не поперхнулся. Я-то уж точно переживу.

Скинул китель, натянул серую куртку из плотного материала.

— Во, — одобрил Вова, — хоть на человека стал похож!

— В гараж возьмешь, гайки крутить?

— Может, и возьму, по-родственному, — фыркнул Вова. — Подумать надо. Гайки-то — вряд ли, конечно, а вот на мойку можно попробовать. Там много ума не требуется.

Вова был, пожалуй, единственным человеком в Петербурге, который мог себе позволить так со мной разговаривать.

— Куда едем? — Он уселся за руль. — Всё по плану?

— Нет, — отрезал я, — к тебе в мастерскую.

— Это зачем ещё? — Вова нахмурился.

— Ну, как зачем? Тело прятать.

— Э-э-э, подожди, — Вова побледнел. — В мастерской⁈ Тело? — Он оглянулся на Жоржа, которого мы пристроили на заднем сиденье.

— Ну да. — Я кивнул. — У тебя дальний бокс не отапливается, сам говорил. Полежит там спокойно в холодочке. После как-нибудь заберу. — Полюбовался оторопевшим Вовиным лицом и сжалился: — Да шучу! Езжай, как договорились.

Вова выдохнул длинную фразу. Из приличных слов в ней присутствовало только «сиятельство». Завёл мотор.

* * *

Машину Вова загнал в глухой переулок неподалеку от хибары бабки Мурашихи. Я активировал магический амулет — в ближайший час благодаря его действию случайные прохожие не будут обращать на автомобиль внимания. Если, конечно, в третьем часу ночи прохожие тут вообще появятся.

Мы вытащили с заднего сиденья Жоржа. Я закинул себе на плечи его правую руку, Вова — левую. Мы двинулись по переулку медленным, неуверенным шагом. Двое хорошенько отдохнувших граждан тащат домой третьего — наотдыхавшегося до полного ликования. Ничего удивительного, обычная для Чёрного города картина.

В хибаре бабки Мурашихи тускло светилось окно. Значит, ждёт нас, не ложилась.

Дверь бабка распахнула раньше, чем я постучал. Молча отстранилась, давая нам пройти. И так же молча закрыла за нами дверь.

Я щелкнул пальцами, ставя на всякий случай глушилку. Спросил:

— Куда его?

— Положь пока там. — Мурашиха небрежно махнула рукой.

— Прямо на пол, что ли?

— А ему не всё равно — на пол, аль на перину?

— И правда, — хмыкнул я.

Мы с Вовой опустили Жоржа на пол.

— Подсоби, — велела Мурашиха.

Я подошёл к ней.

Мурашиха скатала полосатую дорожку-половик. Я увидел в полу квадратный люк, закрытый крышкой с металлическим кольцом посредине. Мурашиха взялась за кольцо.

— Отойди, бабка, — поморщился я.

Ухватился за кольцо сам и поднял тяжёлую крышку. В темноту подпола уходили узкие деревянные ступени.

Я спустился по ним, Вова подтащил к люку Жоржа. С горем пополам запихнул его в квадратный проём.

— Полегше, — комментировала сверху Мурашиха, — полегше пхай-то! Чай, полы у меня не казённые!

Я взял Жоржа за плечи, стащил вниз. В подполе было сыро, прохладно и темно. Но мне темнота никогда не была помехой. Я огляделся по сторонам.

Увидел длинные полки на стенах, уставленные банками, склянками и пузырьками. На земляном полу — бочки, бочонки и бочоночки.

— Бочки не трогай! — командовала, стоя у края люка, Мурашиха. — Положь его так, чтобы до них не касался! В бочках у меня — мёд, соленья. Мертвечина вкус испортит.

— Ты же говорила — он живой, — проворчал я.

С грехом пополам пристроил Жоржа на полу так, чтобы не касался драгоценных бочек. Для этого пришлось сложить тело чуть ли не пополам, уткнув голову Жоржа в колени. Я полез по ступеням обратно.

— Духом — живой, — назидательно сказала Мурашиха. — А всем остальным — мертвее мёртвого.

— То есть? — нахмурился я. — И разлагаться будет, что ли? — Выбрался из люка, отряхнул одежду.

— Не должен, — сказала Мурашиха. — На холоде-то…

Но прозвучало как-то не очень уверенно.

— Бабка, — погрозил пальцем я, — ты мне не дури! Он у тебя там не отсыреет?

— Не нравится — забирай, — набычилась Мурашиха, — и девай куды хошь! В особняк к себе тащи — то-то его сиятельство Григорий Михалыч обрадуются! Али в академию под кровать… Ишь, моду взял — то ему пулю заговори, то мертвеца спрячь! Можно подумать, мне в подполе твой Юсупов больно надобен! И так-то места тама нет, не развернуться…

— На диету садись, — буркнул я.

И едва успел увернуться от затрещины.

— Государю императору — ура! — возмутился Джонатан.

— Ты мне ещё покричи! — накинулась Мурашиха на него. Схватила со стола тряпку.

Джонатан грозно заорал по-чаячьи и захлопал крыльями.

— Тихо, тихо! — Я поднял руки. — Всё, бабка, сдаюсь. К тебе — никаких претензий; спасибо, что приютила. — Вынул из кармана увесистый мешочек с монетами, отдал Мурашихе. — Как договаривались. Пересчитывать будешь?

— Не обучена, — пряча мешочек, буркнула Мурашиха. — Топайте уже. Скоро светать начнёт.

— И ты будь здорова, — кивнул я.

Убрал глушилку. Джонатан первым вылетел в распахнутую дверь.

— Дак, я не понял, сиятельство. — Вова завёл мотор. — Этот твой белобрысый — живой, али как?

— Али как. — Я откинулся на спинку сиденья. — Пулю, которой был заряжен мой пистолет, Мурашиха заговорила. Эта пуля Жоржа не убила. Погрузила в пограничное состояние между жизнью и смертью. Юсупов не живой, но и не мёртвый. Что-то вроде комы.

— Чего? — нахмурился Вова.

— Ну, так называется по-научному. Убивать дурака мне не хотелось, но и покою он бы мне не дал. Не угомонился бы, пока не прибил. Вот и пришлось придумать компромиссный вариант.

— Понятно, — сказал Вова. — И долго он у этой бабки в подполе бочонком прикидываться будет?

— Мурашиха обещала, что месяц пролежит, как паинька.

— А потом?

— А потом, Вова, по жопе долотом. — Я закрыл глаза. — Упрёмся — разберёмся, дай хоть до завтра дожить. Спать охота — спасу нет. А меня, между прочим, в семь утра на построение погонят.

* * *

На следующий день первым уроком по расписанию было военное дело. Преподавал его Илларион Георгиевич Юсупов, но вместо Юсупова в аудиторию вошёл Платон.

— Приветствую вас, господа курсанты, — в обычной своей невозмутимой манере поздоровался он. — К сожалению, у Иллариона Георгиевича возникли неотложные дела. Сегодняшний урок проведу я.

Застучали крышки парт — мы, поприветствовав преподавателя, рассаживались. По аудитории пронеслись шепотки. Жоржа Юсупова на построении не было — так же, как и Звягина.

— Костя, — сунулся ко мне Мишель. — Ты действительно не знаешь, куда пропали Жорж и Звягин?

Этот вопрос сегодня утром мне задал каждый из моих бойцов. Они знали о том, что мы с Юсуповым мягко говоря не в ладах. И о том, что Юсупов собирался вызвать меня на дуэль, тоже знали.

— Я — Жорж? — огрызнулся я. — Или Звягин?

— Нет.

— Ну, вот и отвали.

— Но… — начал было Мишель.

— Запишите тему урока, господа. Виды и устройство оборонительных сооружений. — Платон шевельнул рукой, и кусок мела принялся выписывать на доске название темы. А Платон уставился на Мишеля — безошибочно определив источник нарушения тишины. — Напоминаю, что для обсуждения вопросов, не имеющих отношения к изучаемому предмету, существует перемена.

Мишель пристыженно затих и молчал до конца урока.

Домашнее задание Платон продиктовал, как обычно — за минуту до того, как зазвенел звонок. Последнее слово прозвучало одновременно с его трелью.

В ту же секунду застучали крышки парт. Курсанты хватали тетради, учебники и спешили на волю.

— А вас, господин Барятинский, я попрошу остаться, — объявил Платон.

Я подошёл к нему. Дождавшись, пока аудиторию покинет последний курсант, Платон поставил глушилку. Посмотрел на меня.

— Слушаю вас, ваше сиятельство.

— О чём ты? — прикинулся дураком я.

— Нынче утром наставники доложили, что на построении отсутствуют господин Юсупов и господин Звягин. При том, что вчера вечером после отбоя оба были в своих комнатах.

— Моя фамилия — Барятинский, — сказал я. — На построении я присутствовал. Какие ко мне-то вопросы? Может, парням просто вскакивать в половине седьмого надоело. Может, домой свалили…

Платон вздохнул.

— Естественно, первое, что мы сделали, обнаружив исчезновение — позвонили родным. Матушка господина Юсупова чрезвычайно всполошилась и сказала, что дома Георгий Венедиктович не появлялся.

— А Звягин? — быстро спросил я.

Быстрее, чем следовало… Хотя кого я пытаюсь обдурить? Платон уже догадался, что произошло. Если не в деталях, то глобально — уж точно.

— Отец господина Звягина позвонил сегодня лично господину Калиновскому, — пристально глядя на меня, сказал Платон. — Сообщил, что ночью его сын плохо себя почувствовал и вынужден был спешно покинуть академию, никого не поставив в известность. Господин Звягин принёс господину Калиновскому извинения. Вечером он приедет сюда, чтобы написать заявление о переводе сына на домашнее обучение.

Ну, собственно, как я и думал. Для чёрных магов в Ближнем Кругу сейчас и так сложилась не лучшая ситуация. Отец Звягина наизнанку вывернется, лишь бы избежать скандала.

— А вот господин Юсупов так и не появился, — не отводя от меня пристального взгляда, закончил Платон. — Его матушка чрезвычайно беспокоится. Если не ошибаюсь, сейчас она — на приёме у Калиновского.

— Вместе с Илларионом, очевидно, — кивнул я.

— Именно. Вы, вероятно, догадываетесь, какими последствиями грозит Василию Фёдоровичу исчезновение курсанта. За каждого из своих подопечных господин Калиновский отвечает головой. В связи с чем повторяю вопрос: вы ничего не хотите рассказать, ваше сиятельство?

— Да с чего ты взял… — предпринял очередную вялую попытку я.

Платон вздохнул:

— С того, что я вас слишком хорошо знаю! И готов поставить медный грош против императорского трона, что вы приложили руку к этому исчезновению.

— Всё нормально, Платон, — сказал я. — Ситуация под контролем.

Учитель поднял брови. Но сказать ничего не успел. В дверь аудитории нетерпеливо постучали, и в ту же секунду она распахнулась.

— Будьте любезны, уберите глушилку, Платон Степанович, — сказал раскрасневшийся Калиновский.

Глава 2

Платон щелкнул пальцами. Глушилка исчезла.

— Приветствую, господин Барятинский — сказал ректор.

Я вежливо поклонился.

— Могу узнать, о чём вы тут беседовали в уединении?

Я покачал головой:

— Увы. Уединенные беседы не предполагают откровений.

— Хорошо. Тогда я задам вопрос напрямую. Что случилось с господином Юсуповым?

Я пожал плечами:

— Я уже говорил Платон Степановичу. Я — не господин Юсупов, и на этот вопрос ответить не могу.

— То есть, вы не знаете?

— Нет.

— Вот как? — Калиновский прищурился. — А если я попрошу вас принести магическую клятву?

Клятвы в этом мире — дело серьёзное. Тем более — магические. Ими не разбрасываются. Что бывает с теми, кто разбрасывается, я наблюдал своими глазами.

— Я могу поклясться лишь в том, что ситуация под контролем, — повторил я то, что уже сказал Платону. — Вам не о чем беспокоиться, Василий Фёдорович.

— Не о чем⁈ — взвился ректор. — Вы, возможно, просто не отдаёте себе отчёт, что происходит, господин Барятинский? Так извольте, я расскажу. С территории академии бесследно исчез курсант. Его мать — чей иск в адрес господина Хитрова о причинении увечий её сыну, к слову, никто не отменял, — рыдает сейчас у меня в кабинете. Его дядюшка хлопочет вокруг невестки, а мысленно наверняка потирает руки. Уж теперь-то, полагает он, занимать пост ректора этого достославного заведения вашему покорному слуге осталось считанные часы! Хотя, и чёрт бы с этим, — Калиновский всплеснул руками. — Произошло немыслимое: пропал курсант! Беспрецедентный случай в истории академии! Да если бы мне предложили сейчас покинуть свой пост в обмен на то, чтобы увидеть господина Юсупова живым и здоровым, я согласился бы немедля! А вы, господин Барятинский, утверждаете, что ситуация под контролем?

— Именно, — кивнул я. — И надеюсь, что скоро вы получите подтверждение моих слов.

Я посмотрел на часы — семейную реликвию, доставшуюся мне в наследство от Александра Барятинского.

Калиновский машинально извлек из нагрудного кармана собственные часы. Откинул крышку, взглянул на циферблат. Сказал зачем-то:

— Сейчас восемь часов пятьдесят пять минут.

— Благодарю, — кивнул я. — Мне это известно, только что увидел.

Наступила тишина. Калиновский и Платон смотрели на меня. Я молчал — добавить к уже сказанному было нечего.

Калиновский постепенно начал становиться пунцовым.

— Господин Барятинский… — снова гневно заговорил он.

Но тут в дверь аудитории опять постучали. Совсем не так, как перед тем стучал Калиновский. Вежливо и предупредительно.

— Да, — недовольно сказал ректор.

Дверь открылась. Заглянул секретарь Калиновского —худощавый долговязый дядька в нарукавниках. Поклонившись, пробормотал:

— Покорнейше прошу простить за то, что прерываю беседу…

— Ничего, — кивнул Калиновский, — это не самая приятная беседа, поверьте. Что у вас?

— С вашего позволения, Василий Фёдорович, прибыл курьер…

— Что-то срочное? — Калиновский нахмурился.

— Не могу знать, Василий Фёдорович. Он, извиняюсь, прибыл не к вам…

— А к кому? Что вы мне голову морочите? Говорите толком!

Я едва ли не впервые в жизни видел Калиновского таким взвинченным. Секретарь, кажется, тоже.

— Курьер прибыл к их сиятельству госпоже Юсуповой, — пробормотал он. — Сказал, что ему доподлинно известно — её сиятельство находятся здесь. А дело, мол, безотлагательное. Требует срочно пропустить его к госпоже Юсуповой.

— Вот как, — Калиновский нахмурился ещё больше. — Но вы не пропустили, разумеется?

— Как можно, Василий Фёдорович! — Секретарь прижал руки к груди. — Без вашего дозволения в ваш кабинет — ни в коем разе! Велел обождать в приёмной, а сам — немедленно сюда-с.

— Правильно сделали, благодарю. Возвращайтесь в приёмную. Я скоро буду.

Секретарь поклонился и исчез за дверью. А Калиновский повернулся ко мне.

— Константин Александрович. Верно ли понимаю, что явление курьера к госпоже Юсуповой — одна из составляющих того подтверждения ваших слов, которое вы упомянули?

Я неопределенно повёл плечами:

— Вероятно.

— Что ж, в таком случае — подойдите ко мне. И вы тоже, Платон Степанович.

Мы с Платоном подошли к Калиновскому.

— Я крайне редко использую такой способ перемещения, — проворчал Калиновский, — но вы мне просто не оставляете выбора! Нестись сейчас очертя голову по коридорам на глазах у всей академии означает создать ещё один повод для слухов. А их и так уже более чем достаточно!

Да уж. Я представил пухлого, коротконогого Калиновского семенящим по коридору. Представил его побагровевшее лицо, струящийся по вискам пот, оборачивающихся вслед курсантов… Н-да.

Бегущий генерал, как известно, в мирное время вызывает смех, а в военное —панику. На пользу не идёт ни то, ни то. Жизненной мудрости ректору не занимать, это точно.

— Возьмите меня за руки, господа. — Калиновский подал одну руку Платону, другую мне. Скомандовал: — Внимание! Портал.

Я едва успел моргнуть. Мгновение темноты — и вот мы втроём уже стоим в приёмной Калиновского.

Знакомые стены, отделанные панелями из тёмного дерева, стол секретаря с письменным прибором и стопками бумаг, богатый ковёр на полу. Вдоль одной стены — ряд стульев, обитых атласом, у другой стены — низкий столик с двумя креслами.

Секретаря в приёмной не было. Неудивительно — для того, чтобы попасть сюда, ему нужно было пройти по длиннющему коридору, спуститься с третьего этажа на первый и миновать ещё один длиннющий коридор. Зато в кресле у низкого столика развалился курьер — парень моих лет в тёмно-зелёной форме. Фуражку он небрежно бросил на столик, в зубах держал дымящуюся сигарету, в пальцах вертел серебряный портсигар.

Увидев нас — материализовавшихся неизвестно откуда прямо посреди приёмной, — парень открыл рот. Сигарета упала на ковёр.

Платон, взглянув на неё, поморщился и повёл ладонью. Окурок взмыл вверх, подлетел к пепельнице на столе и сам собой затушился.

— Как ваше имя, любезный? — глядя на портсигар в руках у курьера, ледяным тоном осведомился Платон.

— М-макар, — заикнулся парень. — Брагин Макар, ваше благородие…

— Это ваш портсигар?

Парень побледнел. Тоже посмотрел на портсигар. И осторожно крякнул:

— М-мой…

— Вот как? — Платон наклонил голову набок. — А отчего же, скажите на милость, на нём написано: «Господину Гриневу в благодарность за верную службу»?

— Что-о⁈ — взвился Калиновский.

Невидимая рука схватила курьера за шиворот. Вырвала из кресла и подвесила на невидимый крюк под самым потолком.

— Как ты смеешь, негодяй, трогать чужие вещи⁈

— Ы-ы-ы, — взвыл перепуганный насмерть курьер.

— Что здесь происходит, господа?

Дверь кабинета Калиновского открылась. В приёмную выглянула заплаканная красавица лет двадцати пяти. Если бы Надя не доносила до меня сплетни о том, сколько денег госпожа Юсупова тратит на косметическую магию, и я не знал доподлинно, что передо мной — мать Жоржа, то принял бы эту даму за его сестру. Из-за плеча Юсуповой выглядывал Илларион.

— Примите мои извинения, ваше сиятельство, — Калиновский поклонился Юсуповой. — Изволите ли видеть — прибыл курьер. Говорит, что к вам. Пока мой секретарь отлучился из приёмной, этот негодник стащил у него со стола портсигар.

— Фи, как неприлично, — выплывая из кабинета, возмутилась Юсупова. — Этого мерзавца следует высечь!

— Вы совершенно правы, ваше сиятельство, — Калиновский поклонился ещё ниже. — Однако, если позволите, прежде стоило бы узнать, что привело его к вам. Он утверждает, что дело весьма срочное.

— Ах, ну конечно, — спохватилась Юсупова. Нахмурилась и подняла голову вверх: — Что тебе нужно, милейший?

— Ы-ы-ы, — провыл перепуганный курьер.

— Изволь отвечать внятно, когда с тобой разговаривает княгиня! — Юсупова топнула ногой.

— В-вот, — прохрипел курьер. Неловко нащупал висящий на боку кожаный планшет, открыл и вытащил конверт. — Письмо до вашей милости, срочное…

— Так подай его сюда! — Юсупова снова топнула ногой.

Курьер, не придумав, видимо, ничего другого, разжал пальцы. Конверт описал в воздухе изящную дугу и воткнулся углом в высокую причёску Юсуповой.

Княгиня взвизгнула:

— Безобразие! Как ты смеешь!

— Позвольте, Зинаида Павловна, я помогу… — вокруг Юсуповой засуетился Илларион.

Он был ниже невестки почти на голову. Для того, чтобы ухватиться за конверт, Иллариону пришлось встать на цыпочки. Потянул он неловко, и в причёске от этого что-то нарушилось. Посыпались шпильки, на пол упали два роскошных чёрных локона.

Юсупова побагровела. Воскликнула:

— Ах! — Присела на корточки, одной рукой подбирая с пола фальшивые локоны, другой оттолкнув Иллариона. — Господа, немедленно выйдите отсюда! Мне необходимо привести себя в порядок!

— А письмо прочитать вы не хотите? — с трудом сдерживая смех, спросил я.

— Письмо? — переспросила Юсупова. — Какое письмо?

Н-да. Тот случай, когда все блага, отмеренные мирозданием, ушли в красоту.

— Вот это, ваше сиятельство.

Калиновский повёл рукой. Конверт выпутался из волос Юсуповой и порхнул к нему. Калиновский с поклоном протянул письмо Юсуповой.

Голубой конверт был разрисован синими розочками. Не заклеен и не запечатан.

Юсупова открыла конверт, вытащила сложенный вдвое листок писчей бумаги. Развернула. И недолго думая прочитала вслух:

— Любезная моя матушка. Приношу извинения за то, что заставил вас волноваться. Неотложные дела требуют немедленного моего присутствия вне стен академии. В связи с чем я вынужден срочно оставить учебу на неопределенный срок. Прошу вас связаться с господином Калиновским и сообщить ему об этом. Искренне ваш — Георгий Юсупов.

Наступила тишина.

— Э-э-э… Это всё? — выдержав паузу, осторожно спросил Калиновский.

Юсупова заглянула в листок. Кивнула:

— Всё. — Задумалась. Проговорила: — Связаться с господином Калиновским… Ах, да вот же вы! — она всплеснула руками. — Господин Калиновский. Сообщаю вам, что мой сын отбыл по неотложным делам на неопределенное время.

— Э-э-э, — снова озадачился Калиновский. — А могу я поинтересоваться, по каким делам и куда именно отбыл Георгий Венедиктович?

Юсупова дёрнула красивым плечиком:

— По неотложным. Я же сказала.

— А куда?

— Представления не имею, — рассердилась Юсупова. — Мой покойный супруг тоже никогда не сообщал мне деталей. Отбыл — стало быть, так нужно! И почему, скажите на милость, я вообще должна об этом думать? Нынче вечером у Шереметевых — благотворительный бал.

— Вы ни в коем случае не должны об этом думать, ваше сиятельство, — Калиновский поклонился. — Могу ли я ещё чем-нибудь вам помочь?

— Проводите меня к авто, — Юсупова устремилась к двери. — Раз Георгий нашелся, то я не могу более здесь задерживаться! А в этих ваших коридорах и заблудиться недолго. Лабиринт Минотавра, право слово.

— Разумеется! Разумеется, провожу, — Калиновский поспешил вперёд и распахнул перед Юсуповой дверь. Он буквально светился от счастья. — С преогромным удовольствием!

Ошарашенный Илларион выскочил вслед за Калиновским и невесткой.

— И что это значит, Константин Александрович? — Платон уставился на меня.

— Ы-ы-ы, — умоляюще прохрипел из-под потолка курьер, напоминая о себе.

Он обеими руками держался за воротник, пытаясь оттянуть его от шеи.

Платон брезгливо щёлкнул пальцами. Курьер рухнул на пол.

— Будешь воровать — руки вырву, — ровным, спокойным голосом пообещал Платон.

— Не буду, ваше благородие, — трясясь, как осиновый лист, забормотал курьер. Принялся пятиться к двери. — Ни в жисть больше чужого не трону, Христом богом клянусь!

— Пошёл вон, — разрешил Платон.

Парень чесанул так, что пятки засверкали.

— Да ты просто гений педагогики, — глядя вслед воришке, заметил я.

Платон сдержанно поклонился:

— Благодарю. Однако, ваше сиятельство, вы не ответили на мой вопрос. Что это значит? Письмо от Юсупова — вы ведь знали, что его должны вот-вот принести?

Я вздохнул. Что это значит… Это значит, что Вова меня не подвёл. Все инструкции исполнил в точности.

Письмо мамаше Жоржа написала Надя. Однажды в разговоре с сестрой проскочила информация, что Надя умеет мастерски подделывать не только внешность. Проговорилась, что и почерк может скопировать любой. Тогда мне это было ни к чему, но на подкорку, видимо, записалось. И, когда понадобилось — в памяти всплыло.

Вернувшись ночью в академию, я отправил Джонатана в комнату Жоржа. Он утащил с его стола тетрадь — образец почерка. Тетрадь Джонатан отнёс Вове, который дожидался в машине за оградой. С утра пораньше Вова стоял возле особняка Барятинских и поджидал Надю — та к восьми утра отправлялась на курсы, Вова её частенько отвозил. Передал Наде тетрадь Жоржа и попросил написать письмо.

Письмо Вова положил в конверт и самолично отвёз в службу курьерской доставки. Убедился, что курьер прибыл сначала во дворец Юсуповых, а потом — узнав, видимо, что княгини нет дома — рванул в академию. Что было дальше, мы с Платоном видели. То, что курьер окажется вором, Вова предвидеть не мог. Да и к делу это отношения не имеет. Свою задачу Вова выполнил.

Я, кстати, сам не ожидал, что поддельное письмо так хорошо сработает. Был уверен, что Юсупова обрушит на курьера водопад вопросов, что кинется проверять и перепроверять информацию… А она, похоже, до смерти обрадовалась, что получила моральное право больше не переживать за сына. И, успокоенная, с чистой совестью рванула прихорашиваться — небось, благотворительный бал сам себя не оттанцует.

— Я же сказал, Платон, — повторил я. — Ситуация под контролем.

Платон покачал головой

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, ваше сиятельство. Если понадобится моя помощь…

В коридоре прозвенел звонок — извещающий о начале следующего урока.

— Понадобится, — сказал я.

Платон вопросительно замер.

— Скажи профессору Штейну, чтобы не ставил мне штрафные баллы за опоздание, — попросил я. — Объясни, что я был занят. Спасал мир, — и бросился в коридор.

Секретарь, которого едва не сбил с ног, поспешно отскочил в сторону. Леопольд Францевич Штейн, преподаватель истории, терпеть не мог опозданий. А искусством сотворения порталов я владел пока не так виртуозно, как Калиновский.

* * *

— Так и не скажешь, что случилось с Юсуповым, Капитан? — спросил меня за обедом Анатоль.

Сидел я, по давно сложившейся традиции, рядом со своими бойцами.

— Отбыл по неотложным делам, — сказал я.

— Вот как?

Воины Света дружно перестали стучать ножами и вилками. Уставились на меня.

— Откуда ты знаешь? — спросил Мишель.

— Оказался в приёмной Калиновского, когда там была мать Юсупова. И случилось так, что именно в это время к ней приехал курьер, привёз письмо от Жоржа. Тот сообщил, что отбыл по неотложным делам.

— О-очень интересно, — протянул Анатоль. — И куда же это он отбыл посреди учебного года?

«В царство солёных огурцов и квашеной капусты, — буркнул про себя я. — Пусть остынет малость, ему полезно».

Вслух сказал:

— Об этом Жорж не написал.

— Я бы на месте госпожи Юсуповой обратилась в полицию, — объявила Полли. — Мало ли, что там написал Жорж! А вдруг его похитили? Вдруг заставили написать это письмо?

— Похитили — как Мишеля прошлым летом, да? — фыркнул Анатоль.

Полли покраснела. Воспоминание о том, как она обвиняла меня в похищении Мишеля, определенно было не лучшим в её жизни. Ребята посмеивались до сих пор.

— Лично я счастлив, госпожа Нарышкина, что на месте госпожи Юсуповой находитесь не вы, — серьёзно сказал Андрей.

— Да уж, — согласился я. — Повезло мне.

Анатоль фыркнул.

— Если вы полагаете, господин Батюшкин, — гневно начала было Полли.

Но Мишель её поспешно перебил:

— А не может быть исчезновение Жоржа связано с тем, что он делал ночью в библиотеке?

Глава 3

— В библиотеке? — нахмурился я. — Ночью? А что он там делал?

Мишель покачал головой.

— Ох, ну я же пытался сказать тебе, ещё во время урока! А ты не стал меня слушать.

— Говори сейчас. Что тебе известно?

— Да, на самом деле, почти ничего. — Мишель потупился. — Как-то поздним вечером, дней пять назад, я был в учебном корпусе, возле библиотеки…

— А ты-то что там забыл поздним вечером? — удивился Андрей. — Библиотека закрывается в девять часов.

— Мне кажется, это личное дело господина Пущина, которое никого не касается, — вмешалась порозовевшая Полли. — Мало ли, зачем он оказался в учебном корпусе!

Анатоль гыгыкнул. Для него это, похоже, секретом не являлось. Осень, на аллеях парка всё холоднее. А магическими техниками, способными обогреть, владеют не все.

С наступлением холодов любовные свидания переносились в более тёплые уголки. Читальный зал при библиотеке, например — помещение, разгороженное и перегороженное книжными стеллажами так, что без проводника не выберешься. Зал закрывался одновременно с библиотекой, но для влюбленных, как известно, нет преград. Однажды Полли каким-то образом сумела раздобыть ключ от Скрипучей беседки в Царском селе. Спрашивается, чем читальный зал хуже?

Флегматика Андрея любовный угар не касался — вот он и не догадывается, по какому ещё назначению можно использовать читальный зал. Зато Анатолю, первому бабнику академии, это было очень хорошо известно.

— Действительно, — хмыкнул Анатоль. — Мало ли, что Мишель там делал. И с кем…

— И как, — не удержался я.

Косте Барятинскому, предыдущему хозяину этого тела, время от времени удавалось пробиться сквозь бастионы Капитана Чейна.

Бедный Мишель покраснел, как рак.

— Ладно, всё, — сжалился я. — Что ты там делал — к делу не относится. Рассказывай дальше.

Мишель благодарно кивнул.

— Ну, в общем, я… Просто шёл мимо, и увидел, как Жорж выходит из библиотеки. Сквозь дверь.

Андрей присвистнул:

— Не знал, что Жорж это умеет.

— Вот и я не знал. Тоже очень удивился.

— Жорж тебя заметил? — спросил я.

Мишель качнул головой:

— Нет. Я был далеко, в конце коридора. А когда увидел, как он прошёл сквозь дверь, застыл на месте от удивления. Жорж меня не увидел, он смотрел в другую сторону. И сразу бросился к лестнице.

— В котором часу, говоришь, это было?

Мишель потупился.

— Мишель? — поторопил я.

— Н-ну… Около пяти часов утра.

— Вот это я понимаю — поздний вечер! — развеселился Анатоль. Хлопнул Мишеля по плечу. — А ты, братец, силён! Я обычно к двум сворачиваюсь. Любовь любовью — а спать тоже надо… Моё почтение, Аполлинария Андреевна.

— Не понимаю, при чём тут я! — наигранно возмутилась Полли.

— Да подождите, — оборвал я. — Пять утра, значит? Не ошибаешься?

— Нет, — Мишель покачал головой.

— Если и ошибается, то ненамного, — вдруг сказал Андрей. — Я тоже как-то раз видел в это время Жоржа.

Анатоль присвистнул:

— Господа! Внимание: небо вот-вот рухнет на землю! Наш знаменитый аскет господин Батюшкин намеревается признаться, что ему тоже не чуждо ничто человеческое! И кто же эта счастливица, позволь узнать? С кем ты до рассвета изучал в читальном зале старинные манускрипты?

— О чём ты? — удивился Андрей. — Читальный зал я посещаю в часы, определенные академическим распорядком. А Жоржа встретил в нашем корпусе. На днях решил встать пораньше…

Анатоль закатил глаза:

— Пораньше⁈ Ты и так вскакиваешь в половине шестого! Раньше тебя поднимаются разве что ангелы господни.

— … решил встать пораньше, — невозмутимо продолжил Андрей, — чтобы увеличить длительность процедур закаливания. И в момент, когда выходил в коридор, увидел, как Жорж возвращается к себе.

— Во сколько это было? — спросил я.

— В пять утра.

— Ясно. — Я поднялся.

— Что ты задумал, Капитан? — встрепенулся Анатоль.

— Вспомнил, что мне до зарезу нужно посетить библиотеку.

— Я с тобой!

— И я, — подхватил Мишель.

Андрей и Полли тоже отправились с нами — я рассудил, что дополнительные глаза и головы лишними не будут. Вдруг ребята увидят что-то, чего не увижу я.

— Что вам угодно, господа? — удивился библиотекарь.

Это время курсанты предпочитали проводить в Царском селе. За учебники и чтение садились позже, после вечерних занятий.

Мы переглянулись. Как-то не подумали о том, что надо бы составить план.

— Нам нужна подшивка апрельских номеров «Академического вестника» за тысяча девятьсот второй год, — объявил Мишель.

— Всем пятерым? — библиотекарь с подозрением уставился на нас.

— Именно! — кивнул Мишель.

— Мы заключили пари, — пояснил Анатоль, — и хотим кое-что проверить. Кстати! Вероятнее всего, нам потребуются ещё апрельские номера за тысяча восемьсот девяносто четвёртый год. Поищите тоже, на всякий случай.

Библиотекарь взглянул на Анатоля, как на врага народа. Тяжело вздохнул, взял под мышку стремянку, стоящую в углу, и утопал куда-то вглубь помещения.

Анатоль протянул Мишелю ладонь:

— Отлично придумано!

Мишель хлопнул по ладони. Довольно сказал:

— Четверть часа он точно провозится. Подшивок «Академического вестника» — пять стеллажей. И чем старше подшивка, тем сложнее до неё добраться… Что делаем, Капитан? — он повернулся ко мне.

— Осматриваемся, — решил я. — Как на Игре, когда мы искали подсказки. Думайте, для чего мог Жорж приходить сюда по ночам?

Мы разбрелись по библиотеке.

Шкафы, шкафы. Стеллажи, снова шкафы. Учебники, словари и справочники, художественная литература. Книги на русском языке, на иностранных языках…

Чёрт его знает, этого Жоржа, что он тут делал! Самый простой ответ — читал. Но в этом случае возникает вопрос, какого чёрта ему не читалось днём? Не хотел, чтобы библиотекарь знал, что за книги берёт?.. Бред. Академическая библиотека не содержит книг, не рекомендованных к прочтению курсантам. Всё, что стоит на этих полках, сотню раз проверено и перепроверено цензорами. Ничего такого, что могло бы нанести вред неокрепшим умам, здесь по определению нет и быть не может.

— А там что? — услышал я приглушенный голос Полли. — Вот за этой дверью? Сколь помню, она постоянно заперта.

Судя по звуку, они с Мишелем находились на расстоянии двух-трёх книжных «улиц» от меня.

— О, ничего интересного, — отозвался Мишель. — Я как-то спрашивал у библиотекаря, он сказал, что там книгохранилище. Лежат устаревшие книги, в основном справочники, которые при текущем уровне развития науки читать уже смешно. А выбросить — жалко, есть издания в дорогих переплетах, выходившие ограниченным тиражом. Время от времени книги вывозят куда-то в архив, но это бывает не часто.

— Ясно, — сказала Полли. — И впрямь ничего интересного.

А я посмотрел на бесконечный ряд шкафов и недолго думая прошёл сквозь него. Потом — сквозь следующий. Не оббегать же целых два ряда! А книжные полки — не кирпичная стена, при хороших навыках владения техникой тут достаточно второго уровня магии.

Когда я вывалился из стеллажа с книгами прямо перед носом у Полли, она от неожиданности подпрыгнула. Схватилась за сердце.

— Господи, Костя! Нельзя же так пугать!

— Извини. Не хотел. — Я повернулся к Мишелю. — О какой двери вы говорили?

— Вот, — удивленно сказал Мишель. И ткнул пальцем мне за спину.

Я обернулся.

Обыкновенная дверь, выкрашенная в коричневый цвет. Ни таблички, ни каких-либо еще знаков различия. Я подёргал за ручку. Ожидаемо — заперто.

— Ждите здесь, — приказал я Мишелю и Полли. — Если появится библиотекарь, постучите.

— Понял, — кивнул Мишель.

А я приготовился пройти сквозь дверь.

Ага! Разбежался… Магией отшвырнуло с такой силой, что едва на ногах устоял.

— Пятый уровень защиты, — пробормотал Мишель, — не меньше! Сейчас наставники прибегут…

— Не успеют.

Я вытащил из кармана жетон Тайной канцелярии. Он позволял снимать магическую защиту. Приложил жетон к замку.

Не-а. Никакой реакции. Значит, защиту ставило не наше ведомство.

— Костя, идём, — потянул меня за рукав Мишель. — Ну, право — штрафных баллов у нас и так уже изрядно! Сдалась тебе эта дверь.

— Ладно, — вздохнул я.

Чем меня привлекала дверь, сказать и впрямь не мог. Нарываться из-за неё на штрафные баллы уж точно не хотелось. Так же, как идти к Калиновскому и требовать, чтобы с двери сняли магическую защиту. В том, что по моему настоянию её снимут, я не сомневался. Сомневался в том, что есть необходимость настаивать. Я понятия не имел, что собираюсь увидеть за дверью. И лишний раз дёргать Калиновского, которому и так уже крепко помотал нервы, не хотелось.

— Уходим, — скомандовал я своим. — Мишель, ты для приличия останься, полистай подборки «вестника». Зря, что ли, библиотекарь надрывался?

* * *

Вечером после отбоя я дождался тишины в коридоре. Сказал Джонатану:

— Я — по делам. Остаёшься здесь.

— Государю императору — ура! — обиделся Джонатан. И решительно порхнул к двери.

— Не возьму, и не уговаривай. Сам виноват, что вести себя не умеешь! А ну, пошёл на место.

— Государю императору — ура! — Джонатан застыл возле двери, умоляюще глядя на меня.

— Хочешь сказать, что успел обучиться хорошим манерам?

Джонатан вспорхнул мне на плечо и демонстративно захлопнул клюв.

— Ладно, чёрт с тобой. Но если спалюсь из-за тебя — в следующий раз на цепь посажу, так и знай.

Джонатан с достоинством промолчал. Я приоткрыл дверь, осторожно выглянул в коридор. Момент удачный: наставник ко мне спиной.

Я выскользнул из комнаты и метнулся к чёрной лестнице. А в следующую секунду уловил движение позади. Обернулся. Едва удержался, чтобы не выругаться: Мишель тоже выбрался из своей комнаты.

Он прижимал палец к губам. Вот спасибо! А то бы я без тебя не догадался, что надо молчать.

— Чего тебе? — зло прошипел я, когда мы оба оказались на чёрной лестнице.

— Ты ведь идёшь в библиотеку?

— Нет. У меня свидание.

— Врёшь.

— С чего это ты взял? Тебе одному по ночам в читальном зале развлекаться, что ли?

— Кристина Дмитриевна уехала, а ради другой девушки ты вряд ли стал бы жертвовать сном. И вряд ли взял бы с собой фамильяра.

— Развелось вокруг провидцев, — проворчал я.

Мишель улыбнулся:

— Ну то есть, про библиотеку я угадал?

—Допустим.

— Тогда я пойду с тобой.

— Зачем?

— Затем, что это может быть опасно.

— А ты, значит, придёшь мне на выручку? — хмыкнул я.

— Возможно, и так. Уж как минимум смогу позвать на выручку других.

— Да что там может быть опасного? Это библиотека, а не подземный лабиринт!

— Костя, — Мишель покачал головой. — Я не слепой. Я видел Жоржа — на что он стал похож на уроке, когда измеряли магический уровень. То, что с ним творилось — не шутки! Это какая-то крайне мерзкая дрянь. И, коль уж ты твёрдо намереваешься в это лезть, я хочу быть рядом.

— Лучше бы тебе побыть рядом с Аполлинарией Андреевной, — буркнул я. — Куда более приятная компания. И занятия у вас с ней по ночам наверняка более интересные.

Мишель порозовел, но объявил твёрдо:

— Если ты надеешься меня смутить, знай, что зря стараешься. Я решил идти с тобой, и я пойду. Не хочу отпускать тебя одного.

В ладони у Мишеля тускло засветился магический фонарик. Мишель принялся спускаться по лестнице.

— До чего самостоятельные все стали — спасу нет, — пожаловался я Джонатану.

— Государю императору — ура, — сочувственно поддакнул тот. И, сорвавшись с моего плеча, устремился вниз.

Человекообразные, по мнению Джонатана, перебирали ногами слишком медленно. Особенно когда ходили по лестницам. А ему самому темнота помехой не была.

* * *

— Что ты надеешься там увидеть?

Мы с Мишелем стояли у двери в книгохранилище. Он недоуменно осветил дверь магическим фонариком.

— Понятия не имею, — честно сказал я. — Помоги, раз уж пришёл, — и взялся за край стеллажа, стоящего у двери.

Мишель взялся за другой край. Вдвоём мы приподняли стеллаж.

— Сюда, — кивнул я.

Мы отодвинули стеллаж от стены. Я коснулся рукой центра выцветшего на обоях прямоугольника. Так и думал. Магической защиты нет.

Буркнул:

— Как дети, ей-богу. Дверь закрыли — и сидят довольные. — Повернулся к Мишелю: — Ты-то сквозь стену пройдёшь?

Мишель поджал губы. Пробормотал:

— Н-ну… Я постараюсь… У меня получается, но не всегда.

— Уж постарайся. Застрянешь — будет грустно.

По напряженном лицу Мишеля было ясно, что понимает он это очень хорошо.

— Знаешь, лучше не ходи, — решил я. — Вдруг и правда застрянешь? И что я с тобой делать буду?

— Государю императору — ура, — неожиданно вмешался Джонатан. И решительно перепорхнул с моего плеча на плечо к Мишелю.

— Хочешь сказать, что ты сквозь стены протаскивать умеешь? — спросил я.

Чайка горделиво вскинула голову.

— Хм-м. Ну ладно… Давай, Мишель — на счёт «три»! Раз!.. Два!..

Когда я произнёс «три», мы с Мишелем рванули к стене. И через мгновение стояли внутри тёмного, пыльного помещения.

— Ай! — вскрикнул Мишель. Схватился за макушку.

— Чего ты?

— Твой фамильяр, — прошипел Мишель. Одной рукой он потирал макушку, другой — плечо. — Ощущение, что он пробил для меня проход в стене, но немного ошибся с размером…

— Государю императору — ура! — надменно фыркнул Джонатан.

Мол, как сумел, так и пробил. Не нравится — пробивай сам.

— Ну, зато ты не застрял, — усмехнулся я. — Так… Что у нас тут?

Я нащупал выключатель на стене. Под потолком вспыхнула лампа. Осветила помещение размером с мою комнату в жилом корпусе.

Помещение было в буквальном смысле слова завалено книгами. Сначала их складывали на полки, но потом места хватать перестало, и теперь книжные стопки стояли прямо на полу, подпирая друг друга. Помещение выглядело так, будто сюда год никто не заходил, книги изрядно запылились. Хотя… Я склонился к ближайшей стопке. Книга, лежащая сверху, пыльной не казалась.

То есть, это была даже не книга. Тонкая брошюра в бумажной обложке. На вид — очень старая. Плотная бумага от старости пожелтела, уголки загнулись вверх.

Я взял брошюру. Прочитать название удалось с трудом.

«Сбор…икъ р…льныхъ заклин…й. Подъ рѣдакц…й…фессора Са…кова».

— Каких-каких заклинаний? — спросил Мишель.

Я пожал плечами. Название не читалось не столько оттого, что истёрлись буквы, сколько из-за выдавленной поперек обложки прямоугольной печати с категорическим предписанием:

«Из обращенiя изъять!» Под надписью был оттиснут герб тайной канцелярии с двуглавым российским орлом.

Судя по виду печати, оттиснули её не сильно позже, чем вышла книга. Лет этак сто пятьдесят назад.

— То есть, цензурой запрещено, — пробормотал я.

— Так бывает, — кивнул Мишель, мне доводилось слышать об этом. — Некоторые заклинания, когда-то давно бывшие в употреблении, со временем признают опасными. Такое бывает не только с заклинаниями. С лекарствами, например, тоже случается…

— Да-да, — кивнул я. — Лечили-лечили кашель героином, а потом бац — оказывается, нельзя было лечить.

— Героином? — удивился Мишель. — Что это?

— У вас не продаётся, — успокоил я. — Так что там с заклинаниями?

— Н-ну… — Мишель открыл брошюру, заглянул в оглавление. — А! Сборник ритуальных заклинаний — вот что это такое.

— Ритуальных? — переспросил я.

— Ну да. Всяких там старинных, обрядовых. Упокаивающих нежить, например, или наоборот — призывающих духов. Вся эта ересь, разумеется, в цивилизованном обществе давно не в ходу. Составителя сборника эти заклинания интересовали, вероятнее всего, с научной точки зрения. Есть люди, собирающие фольклор — старинные песни, сказки. А здесь — то же самое, только заклинания, совершенно безобидная штука. Даже странно, что сборник изъяли из библиотеки.

Я покачал головой. Проворчал:

— Странно, что его оставили тут, а не сожгли на костре.

— На костре? — изумился Мишель.

— Оттого, что героин запретили к использованию, способ его приготовления не изменился. Вот, полюбуйся. — Я провёл пальцем по оглавлению. — «Наложение порчи». «Родовые проклятия — классификация, виды». «Заклинание призыва усопших»… Красота, да и только!

Глава 4

— Ну, Костя, — снисходительно начал было Мишель, — это ведь просто… — и осекся.

— Что замолчал? Дошло? — хмыкнул я.

— Не может быть! Неужели Жорж пытался освоить эти заклинания?

— Нет, ну что ты. Ему просто нечего было почитать перед сном.

— Но это же очень опасно! Он мог погибнуть!

— А лупить по мне со всей дури магией — не опасно? А вызывать меня на дуэль?

— Н-да, действительно, — пробормотал Мишель. — Жорж в последнее время был какой-то странный. Но, тем не менее! Взгляни на эти заклинания — они очень сложные! — Мишель принялся листать брошюру. — Здесь, конечно, напрямую не указано, какой магический уровень необходим, но догадаться можно. Вот, например: «Для проведения ритуала потребно поднять с погоста особу женского полу, молодого возраста, при жизни не познавшую мужчины».

— Да уж, задачка, — согласился я. — Покойницу ведь не спросишь, как там у неё обстояло с мужчинами. Поднимешь — а окажется, что всё уже познано. И что делать? Обратно закапывать?

Мишель поморщился:

— Ох уж эти твои шуточки! Я говорю о том, что одно только поднятие усопшего — это Запретная магия! Предполагающая очень высокий уровень, думаю, что не ниже двенадцатого. И все остальные заклятия, о которых здесь рассказывается, не менее сложны. Ни у кого из наших курсантов такого уровня магии просто нет — потому сборник и не уничтожили. На мой взгляд, ничего опасного эта брошюрка из себя не представляет. Ни Жорж, ни кто-либо другой просто не смог бы воспользоваться ни одним заклятием.

— Тем не менее, Тайная канцелярия сей труд из библиотеки изъяла, — напомнил я.

Мишель пожал плечами:

— Канцелярские — известные параноики. Им только дай что-нибудь запретить.

— Угу, — задумчиво проговорил я. — Только дай… — и по узкому проходу между стопками книг пробрался к полкам.

Полки были забиты так тесно, что корешки книг составляли как будто одно целое, единую вертикальную поверхность. Эта поверхность здорово запылилась. И я, присмотревшись, разглядел нарисованные на ней ритуальные знаки. Круги, звёзды, треугольники и прочую дрянь. Кто-то чертил пальцем по пыльным корешкам так же, как мог бы рисовать на полу или стене.

— Не смог бы воспользоваться, говоришь? — переспросил у Мишеля я. — Ну-ну.

Вздохнул. Мишелю, пожалуй, завидовал. Он мог себе позволить заблуждаться и наивно думать, что у Жоржа ничего не получится — из-за недостаточного магического уровня. А я-то твёрдо знал, что магией Жорж переполнен по самое не могу! И судя по тому, что мы сейчас видели, явно пытался провести какой-то ритуал.

Что за ритуал? Получилось у Жоржа или нет? Чёрт его знает. Знаки, выписанные на пыльной поверхности, мне ни о чём не говорили. Но что-то подсказывало — уложив Жоржа в погреб к Мурашихе, я поступил правильно. Вряд ли он промышлял тут чем-то, полезным для здоровья Константина Барятинского.

— Ладно, — решил я, — уходим. Больше здесь делать нечего. А это — заберу с собой. — Я сунул брошюру за пазуху. — На свежую голову посмотрю, поищу знаки, которые рисовал Жорж — глядишь, соображу, что он тут исполнял по ночам… Ты готов?

Мишель с облегчением кивнул. Он, конечно, крепился изо всех сил, но заметно было, что не терпится отсюда убраться. Всё-таки в злостных нарушителях дисциплины никогда не ходил — не чета мне, грешному. Опасался нарваться на дежурного преподавателя.

— Поехали, — скомандовал я.

Прошёл сквозь стену и оказался перед дверью в хранилище, с внешней стороны. В ту же секунду китель на мне заискрился. Я выдернул из-под него брошюру и увидел, что она окутана магическими искрами.

— Что за чёрт⁈ — я недоуменно смотрел на книжицу. Магическое сияние вокруг неё разгоралось всё ярче.

Мишель ахнул.

— Верни брошюру на место, скорее! Её, видимо, нельзя выносить из хранилища. На всём, что там лежит — охранное заклинание!

Я выругался и метнулся сквозь стену обратно. Положил брошюру в ту же стопку, из которой взял, и снова выбрался в помещение библиотеки. Мы с Мишелем вернули на место отодвинутый стеллаж. Бросились к выходу.

Поздно: в коридоре загорелся свет. А в конце коридора показалась фигура дежурного преподавателя.

Мишель рядом со мной охнул.

— Бежим! — скомандовал я.

Мы рванули обратно. Я захлопнул дверь. Кивком показал Мишелю на ближайший шкаф. Тот не стал переспрашивать — молча бросился к нему.

Вдвоем мы подтащили тяжёлый шкаф к двери. Теперь открыть её быстро не получится. Дежурному придётся применять магию.

— Сюда, — приказал я.

Бросился к окну. Распахнул и вскочил на подоконник. Второй этаж… Ну, хоть в чём-то повезло.

Я спрыгнул с подоконника вниз. Обернулся на Мишеля. Он замешкался, с опаской глядя вниз.

— Прыгай, — сказал я. — Тут невысоко!

Мишель вздохнул, зажмурился и прыгнул.

И в ту же секунду взвыл.

— Что⁈ — я бросился к нему. — Ногу подвернул?

— Нет. Но тут колючки. И крапива. Кажется…

— Так смотреть надо, куда прыгаешь! Ты прямо в розы сиганул.

— Шиповник.

— Что?

— Это не розы, а шиповник.

— Да хоть кактусы! — взбеленился я. — Вылезай уже! Кого ты там — преподавателя ждёшь⁈ — протянул Мишелю руку.

Он ухватился за мою ладонь и выбрался из кустов.

Мы бросились бежать к учебному корпусу. Через минуту в библиотеке загорелся свет.

— Он поймёт, что мы выбрались в окно! — пискнул Мишель. — Он нас увидит!

— Да и чёрт с ним, — на бегу отозвался я. — Издали, со спины — не разглядит, кто.

— Господа, немедленно остановитесь! — раздался нам вслед густой бас.

Войцеховский. Тучный, одышливый преподаватель физики. Прыгать в окно и догонять нас уж точно не станет.

— Угу. Вот прямо сейчас всё бросим и остановимся, — буркнул я. — Ты чего? — заметил, что Мишель припадает на ногу.

— Колено расшиб, — Мишель кусал губы. — Но ничего, потерплю.

Брючина у Мишеля была порвана. В темноте не видно, но коленку он, похоже, рассадил здорово.

С моего плеча вдруг сорвался Джонатан. В несколько взмахов могучих крыльев оказался далеко впереди нас и исчез в жилом корпусе.

— Быстрее, — приказал Мишелю я. — Нам надо оказаться в комнатах раньше, чем Войцеховский позвонит наставникам и прикажет ловить нарушителей дисциплины.

Мы добежали до чёрного хода жилого корпуса. Окно на третьем этаже вдруг распахнулось.

— Костя? — ахнула Полли. — Мишель? — она, в ночной рубашке, высунулась из окна. — Что вы здесь делаете⁈ Костя, твой фамильяр каким-то непостижимым образом оказался…

— Да знаю я, что он сквозь стёкла летать умеет, — оборвал я. — Мишель разбил колено. Через час постарайтесь оба выбраться на чёрную лестницу. Ссадину надо залечить, иначе завтра утром на построении Мишеля точно спалят.

— Я могу прямо сейчас… — начала была Полли.

— Нет. Прямо сейчас они будут проверять комнаты. Нужно дождаться, пока всё утихнет. Ты поняла?

— Да. А что…

— Всё, Полли! Через час, — и я потащил Мишеля в корпус.

Выглянув в коридор из-за двери чёрного хода, мы увидели, что наставника нет.

— На звонок отвечать пошёл, — сказал я. — Войцеховский добрался до телефона. Быстрее!

Через полминуты я уже был в своей комнате. За перегородкой возился Мишель. Еще через минуту в коридоре послышались шаги наставника. Судя по доносящимся звукам, он проверял каждое помещение.

Я выдохнул. Успели.

Утром на построении Мишель был как новенький. Увидев меня, демонстративно подпрыгнул — показывая, что с ногой всё в порядке. Значит, излечение прошло удачно, молодец Полли. Хотя бы одной разборки касательно нарушения дисциплины удалось избежать.

Понятное дело, что если бы дошло до разборок, то я отправился бы напрямую к Калиновскому. Отвел бы его в книгохранилище и рассказал о своих подозрениях. Но поднимать тему Жоржа без убедительной причины мне категорически не хотелось. А способов раздобыть брошюру, которую изучал Жорж, существует немало. Название я запомнил.

— Сборник ритуальных заклинаний под редакцией Сальникова? — удивленно переспросил Витман. — Могу узнать, для чего вам понадобилось сочинение, запрещенное цензурой еще в незапамятные времена?

— Пока нет, — честно сказал я. — Пока я сам толком не знаю, зачем оно мне понадобилось. Как только что-то пойму, сразу же сообщу вам. А сейчас прошу извинить, мне пора на занятия, — и положил трубку.

Что ж. Подождём, пока Витман раздобудет сборник. Вряд ли у него это займёт много времени.

* * *

— Костя, ты уже придумал, как нас объединить?

Я медленно повернул голову и посмотрел на Злату, которая пожирала меня горящими глазами. У нас только что закончились занятия по фехтованию, где злобный преподаватель решил использовать меня в качестве чего-то среднего между чудесным экспонатом и куклой для битья.

Его, наверное, можно было понять: придя в этот зал год назад не знающим, с какой стороны браться за рапиру, сейчас я превзошёл мастерством уже многих. И преподаватель, тридцатилетний француз по фамилии де Бюсси, останавливаться на достигнутом не собирался. Он был хорошим учителем, а я, как способный ученик, вызывал у него навязчивое желание развивать мои навыки дальше.

Иными словами, на меня нападали все, а я делал то, что привык: не позволял нападающим меня убить.

Для курсантов посыл был такой: «Вот к чему вам всем следует стремиться! Будьте как господин Барятинский!». Как учитель учителя, я де Бюсси понимал и не спорил.

Стоически выдержал битву и даже никого не покалечил. Только Андрей, как наиболее подготовленный и упоротый из всех, получил царапину на лице в опасном соседстве с глазом. Царапину сразу после занятия залечила Полли, наградив меня взглядом типа «фи таким быть, Костя! Сначала — Мишель, теперь — Андрей! Нехорошо.»

И вот — Злата. Она даже неуклюже поставила глушилку. Очень неуклюже. Обычно её ставят, отойдя куда-нибудь в укромный угол. Ну или, по крайней мере, там, где вблизи не окажется посторонний человек. А сейчас мы со Златой стояли в дверях зала, и мимо нас шли курсанты, один за другим — проходя через глушилку и даже не зная, что она существует.

— А где твоя вторая половинка? — спросил я.

Злата моментально покраснела и как-то странно на меня взглянула. Приехали, блин…

— Я, вообще-то, имел в виду Агату, — уточнил я. — А вот эта реакция — это ты так рада меня видеть, или Агата сейчас занимается чем-то романтическим с его высочеством?

Вот что хорошо в аристократической среде — можно быть на девяносто девять процентов уверенным, что дальше невинной романтики дело у ребят не зайдёт. В моём мире — а под своим миром я понимаю не только вселенную, из которой пришёл, но и те круги, в которых вращался, пока рос, — мальчики и девочки очень рано понимали, что делать со своими причиндалами, и не стеснялись это знание применять. Отсутствие культуры, воспитания и инстинкт размножения, выкрученный обстоятельствами на максимум, делали своё дело. Поэтому в беспризорниках в моём мире недостатка не было никогда.

Здесь же имелись и воспитание, и культура, а быстро размножаться вот прям здесь и сейчас аристократам было попросту ни к чему. У них было всё: время, деньги, перспективы. Они могли позволить себе насладиться сначала влюблённостью, потом — любовью, ну а уж когда придёт пора — то и всем остальным. Ну, по крайней мере, спариваться в тёмных углах сын императора с юной аристократкой точно не станет. А уж протащить оную к себе или зайти к ней на этаж, гипотетически, вовсе невозможно.

Я лично знал только один путь, которым пользовался несколько раз, навещая Кристину. К слову, и она тоже однажды пробиралась ко мне. Правда, каким образом — не сказала. У девушки, мол, должны быть свои тайны. Как будто у Кристины и без того было мало тайн…

Впрочем, ни в одну из тех встреч у нас до самого интересного дело не дошло. Кража личных вещей, угрозы убийством… В общем, одни лишь заигрывания — ничего серьёзного.

— Агата с Его высочеством отправились прогуляться в парк, — пролепетала Злата. — Я… Они не… То есть…

— Ясно, — перебил я.

Картина, в целом, действительно была ясна. У Златы началось всё с чисто прагматического интереса — родители указали ей на меня как на человека, который поможет снять родовое проклятие, или что уж там это такое. Но бедной девочке не повезло — почти сразу подпала под воздействие моего сокрушительного обаяния. Грех её за это винить, конечно. Редкая птица могла самостоятельно выбраться из-под этого обаяния. Пока что это удалось только Полли — но Полли я сам активно помогал, потому что своим сталкерством госпожа Нарышкина доставляла мне проблем не меньше, чем Жорж. Ну и, наверное, вторым номером можно назвать Кристину — которую от греха вообще услали в Париж. Я лично до сих пор не уверен в том, что Витман сам верил в им же озвученную мотивацию. Так бы и сказал, что испугался за целостность дочки. Предпочёл отправить Кристину одну сражаться с Тьмой, вместо того чтобы оставить наедине с таким демоном-искусителем, как Константин Барятинский.

— Ясно, — снова вздохнул я. — Отойдём?

Злата позволила увести себя в сторонку. Выходящие из зала Анатоль и Долгополова посмотрели на нас со значением и пониманием. Впрочем, на лице Анатоля читалась ещё и зависть. Наверняка думал: «Ну вот, теперь этот негодяй ещё и близняшек себе загребёт!»

— Самое смешное, — сказал я, — что ваша с Агатой тайна — не такая уж тайна.

— Что? — Теперь Злата побледнела. — Почему? Вы проговорились?

— Нет. Просто заметил, что примерно все воспринимают вас как одно целое. Самое частое наименование, которое я слышу — «близняшки». Пожалуй, единственный человек, который действительно вас различает — это его высочество.

— Мы так старались быть непохожими, — наклонила голову Злата. — Даже волосы специально покрасили в разные цвета.

— Однако до недавних пор держались вместе, одинаково учились и хромали на одну и ту же ногу, когда кто-то из вас спотыкался, — усмехнулся я.

— Мы впервые оказались в большом мире! — воскликнула возмущённая неблизняшка. — Конечно, нам с Агатой приходилось держаться вместе! А не хромать мы не могли, потому что…

— Да не надо передо мной оправдываться, — отмахнулся я. — Над вашей проблемой я думаю. Пока есть только одна идея.

— Какая? — подалась вперёд Злата.

— Раздеть вас, положить друг на дружку и чем-то сильно придавить сверху.

Злата отстранилась. Взгляд её потух. Ну вот, сейчас обидится и уйдёт. А то ещё и извращенцем назовёт. В аристократическом обществе мой утонченный юмор почему-то мало кто понимает.

— Шутить изволите, господин Барятинский? — вздохнула Злата.

— Ну, я не то чтобы…

— Вы думаете, мы не пытались?

Я поперхнулся своими жалкими оправданиями.

— Эм… Что?

— Разумеется, мы пытались! Но это не работает!

— Вы… — запнулся я. — То есть, вы серьёзно — пробовали?..

— Совершенно серьёзно. Проводили испытания в дровяном сарае. Разделись, легли друг на друга, а мальчик, который нам помогал, опустил сверху дубовую колоду на верёвке.

Я потёр лоб ладонью.

— И по сколько вам было лет? Включая мальчика?

— Лет по тринадцать, кажется. Какое это имеет значение? Мы не добились ничего!

— Совсем ничего? — уточнил я.

— Ну, разве что мама, войдя в сарай, упала в обморок. И мальчика — он был сыном конюха — потом за что-то выгнали. Хотя он ни в чём не был виноват!

— Ясно, — кивнул я с каменным лицом. — Значит, этот вариант мы вычёркиваем.

Я произнёс это так, будто у меня был целый блокнот, исписанный вариантами. И мой тон, как ни странно, на Злату подействовал.

— Я так надеюсь на вас, господин Барятинский, — сложив руки перед собой, сказала она. — Прошу, поспешите!

— А могу спросить, куда мы торопимся? — заинтересовался я. — Вы жили как одно целое шестнадцать лет, уже должны были привыкнуть. Ясно, конечно, что здесь, в обществе, возникают разные неудобства…

— Я боюсь за Агату! — воскликнула Злата.

Глава 5

— Боишься за Агату? — переспросил я. — А что с ней?

— Она… — Злата потупилась. — Как бы это сказать… Она не чувствует больше такого энтузиазма, как раньше. Я имею в виду чувства Агаты по поводу нашего объединения.

— И? — прищурился я.

— И… И я чувствую, что я чувствую не то, что чувствует она! Понимаете? С нами такое впервые!

Я осторожно тряхнул головой, пытаясь утрясти в ней странную фразу. Вроде получилось.

— То есть, ты хочешь сказать, что вы таки окончательно разделяетесь? — уточнил я. — Становитесь постепенно двумя разными людьми?

С моей точки зрения тут и проблема отваливалась сама собой. Две неблизняшки станут двумя близняшками. Всё тип-топ и даже не придётся компостировать мозги Калиновскому переоформлением документов.

Вот если бы вместо двух поступивших курсанток внезапно осталась одна, какая-нибудь Злагата — тогда да. Есть отчего за голову схватиться. При том, что многострадальная голова ректора и так того гляди треснет… В общем, разделение близняшек было бы оптимальным вариантом.

— Папа говорил, что такое возможно… — пробормотала Злата.

— Ну так и в чём проблема?

— Ах, ну как вы не понимаете! — Злата всплеснула руками. — Мы не будем полноценными людьми! Мы всегда будем несчастны. Потому что у каждой из нас не хватает половины души. Агате кажется, что она будет счастлива — но это потому что она сейчас влюблена. А это не так! На самом деле, счастья не будет! Папа предупреждал нас, чтобы мы не смели влюбляться. Потому что, когда первое чувство схлынет, станет ясно, что оно не закрывает пустоты. Тогда мы соглашались с папой. Мы ведь не знали, что противостоять этому чувству так… невозможно.

Две слезинки вытекли из красивых глаз и заскользили по щекам, оставляя влажные дорожки. Я поднял руку и пальцем подобрал сперва одну, потом — другую. У Златы от этого, кажется, остановилось дыхание.

— Что ж, принцип ясен, — сухо, как мог, сказал я. — Суть усвоена. Продолжу думать.

Вернее, начну. Не то чтобы это дело будет у меня в приоритете. Объективно — есть проблемы и посерьёзнее. Но в фоновом режиме я эту ситуацию покручу. Наверное, надо с Мурашихой посоветоваться. Не зря ведь она слывёт не только лучшей прорицательницей, но и главной сводницей Чёрного города. Глядишь, придумает что-нибудь. А заодно, кстати, и Жоржика проведаю. Как он там, не начал ли невкусно пахнуть? Волнуюсь за него…

— Умоляю вас, господин Барятинский! — прошептала Злата.

— Сделаю всё, что в моих скромных силах, — улыбнулся я.

Возникла неловкая пауза. Я физически чувствовал, как Злату ко мне влечёт.

В принципе, мне ничего не стоило дать этому влечению зелёный свет. Обнять, поцеловать… Но вот беда: я-то не аристократ. По крайней мере, не по рождению. Долго ходить, держась за ручки, и вздыхать под луной не обучен. Очень бы не хотелось столь грубо и невоздержанно вторгаться в душу этого прекрасного в своей невинности создания. Да и не только в душу…

Из затруднения меня вызволило хриплое, ненатуральное покашливание. И оклик Гаврилы:

— Ваше сиятельство, господин Барятинский!

— Чего тебе? — Я повернулся к подошедшему дядьке.

— Вас, извиняюсь, к телефоне просят.

— Кто?

— У господина ректора в кабинете, стал быть. Просили прийти, а там они перезвонят.

Ясно. Абы кто ректору звонить не станет. Круг подозреваемых стремительно сужается до Витмана. А поскольку с метеоритом мы разобрались, остаются два варианта: прорыв Тьмы, либо что-то получилось выжать из книги Юнга. Той, что я забрал из дома, где собирались наблюдатели Тьмы. Что-то важное.

Если бы Тьма прорвалась, Витман наверняка уже примчался бы сюда лично, через портал. А раз звонит — значит, дело в книге.

Так я размышлял, пока, попрощавшись со Златой, шагал к кабинету ректора.

Калиновский встретил меня с мрачной физиономией и демонстративно вздохнул. Я постарался ему ободряюще улыбнуться. Что ж, я знал, что исчезновение Жоржа не пройдёт бесследно, что проблемы будут. Но объективно сам по себе Жорж создавал проблем гораздо больше. И это только на первый взгляд казалось, что создает их одному лишь мне — даже если не брать в расчёт его странные ритуалы в библиотеке.

Что он там делал? Вряд ли обмахивался первой попавшейся по руку брошюркой, чтобы не жарко было… Но у него пока не спросишь. Да и потом Жорж вряд ли будет расположен со мной откровенничать.

Не успели мы с ректором обменяться приветствиями, как телефон зазвонил. Калиновский сделал жест — мол, пользуйтесь, господин Барятинский, вы отобрали у меня всё.

Я снял трубку и поднёс её к уху.

— Барятинский. Что там с книгой Юнга?

Несколько секунд тишины, потом — раздражённое:

— Витман. Откуда вы знаете, что я звоню по этому поводу?

— А вы полагаете, что мне в первый же год службы дали звание капитана за красивые глаза?

Ещё одна пауза, потом:

— Приезжайте в ту закусочную, где мы с вами встречались летом. Разговор будет серьёзный.

И короткие гудки. Я положил трубку.

— Позвольте угадать. Вам срочно нужно покинуть академию, — мрачно сказал Калиновский.

— Служба, — подтвердил я. — Ничего не попишешь, начальство вызывает.

— Господин Барятинский… — вздохнул ректор. — Я, разумеется, понимаю, что ваша деятельность носит государственный характер. Однако позволю себе заметить, что за минувший год дисциплина в академии упала так низко, как не падала никогда на моей памяти. Вот, к примеру, — он пристально посмотрел на меня, — не далее как позапрошлой ночью дежурный преподаватель, господин Войцеховский, зафиксировал нарушение магической защиты в библиотеке.

— А в библиотеке стоит магическая защита? — «удивился» я.

— Представьте себе, да. На двери хранилища, где находятся книги, изъятые с полок по требованию цензоров. К слову, ваших же коллег. Позапрошлой ночью двое курсантов каким-то образом пробрались в хранилище и попытались вынести оттуда некое сочинение…

— Удивительная тяга к знаниям! — восхитился я. — На вашем месте я бы гордился такими курсантами.

— Когда сработал индикатор магии, — демонстративно пропустив мои слова мимо ушей, продолжил Калиновский, — господин Войцеховский поспешил в библиотеку. Но, к сожалению, опоздал. Всё, что он успел сделать — увидеть в окно двоих курсантов, стремительно удаляющихся в сторону жилого корпуса. Выявить нарушителей дисциплины не удалось…

Я сочувственно поцокал языком.

— … не удалось Войцеховскому и наставникам, — закончил Калиновский. — Я же посетил книгохранилище и осмотрел стену, сквозь которую в него проникли. Могу узнать, Константин Александрович, для чего вам понадобился труд сумасшедшего профессора Сальникова? — Калиновский вытащил из ящика знакомую брошюру и шлепнул её на стол.

— А Сальников был сумасшедшим? — спросил я.

— Увы. Изначально, что называется, со странностями, в конце жизни он помешался окончательно. Утверждал, что напрямую общается с духами, и всё такое прочее. Сборник был издан ещё при его жизни. А запрещён цензурой лет десять спустя — когда одна из последовательниц Сальникова, пытаясь провести старинный обряд, покалечилась сама и искалечила десяток крестьянских семей в своем поместье.

— Я жив-здоров, — сказал я. — И у меня нет никаких крестьян. Крепостное право отменили сто лет назад. Вам не о чем беспокоиться.

— Не ёрничайте, Константин Александрович! Вы поняли мой вопрос. А в том, что библиотеку посещали вы, сомнений у меня не было изначально. Изучение магического следа на стене стало лишь подтверждением. Я, разумеется, помню, какую должность вы занимаете в Тайной канцелярии. Однако вопрос дисциплины…

— Ну давайте определимся, как нам лучше, — посмотрел я в глаза Калиновскому. — Всем дисциплинированно сдохнуть или, пошатнув дисциплину, как-то умудриться выкарабкаться из той… неприятной ситуации, в которой мы очутились. Разумеется, когда в следующий раз случится прорыв, мы с моими ребятами можем сказать: «Не сейчас, простите, сейчас нам нужно выучить стихотворение на древнегреческом». Есть шансы, что Тьма подождёт?

Калиновский не смутился, но и спорить не стал.

Покачал головой:

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, Константин Александрович.

— До свидания, Василий Фёдорович, — поклонился я.

И вышел.

Дисциплина… Я и сам уважаю дисциплину. В военных делах. И в моём отряде дисциплина есть. Когда я отдаю приказ, он выполняется. А дисциплина в академии, при всём уважении, забота не моя, а Калиновского. Если она упала — это его просчёт. Разумеется, если ректор сейчас закрутит гайки, мне это доставит проблем, но… Всегда и везде, во всех мирах, наверное, есть этот конфликт — между теми, кто работает с реальными острыми проблемами, и теми, кто пытается сохранить обывательское благополучие.

* * *

Витман, как и условились, ждал меня в закусочной на окраине города. Не заметить моё начальство было невозможно. Купол, скрывающий его от посторонних глаз и ушей, накрыл и один из столиков, и изрядную часть пространства вокруг.

— Государю императору — ура, — обескураженно сказал Джонатан, глядя на купол.

— Не знаю, пропустят ли тебя туда, — сказал я. — Может, полетаешь пока?

Уговаривать, как ни странно, не пришлось. Джонатан молча развернулся, спорхнул с моего плеча и, расправив крылья, вылетел сквозь дверь наружу. Я только головой покачал. Чудо-фамильяр, блин.

Пройдя сквозь купол, я пожал руку вставшему навстречу Витману. Опустил взгляд на брезентовый свёрток, который лежал на столе.

— Это то, о чём я думаю?

— И ничто иное. — Витман сел. — Я надеюсь, вы не голодны?

— Если вы надеетесь на такие вещи — зачем назначать встречу в закусочной? — усмехнулся я.

Витман, как обычно, шутку не распознал.

— Это наше явочное место, — принялся объяснять он. — Здесь легко наладить слежку, заметить чужую слежку, укрепиться в случае необходимости…

— Ладно-ладно, понял. — Я сел напротив Витмана. — С голоду не умру. Так что с книгой?

Витман одним пальцем придвинул ко мне брезентовый свёрток. Чувствовалось, что касается он так не от страха, а от отвращения. Мы с моим непосредственным начальником вместе прошли через многое и я мог с уверенностью сказать, что слово «страх» в его словаре вообще отсутствует. Чего стоила одна только битва с зомби-конструктом, в которого превратился мой юрист…

— Книга оказалась крепким орешком, — сказал Витман. — Для чего именно этому артефакту Юнг придал вид книги — я сказать не могу. Зачем устроили так, что эту книгу нашли вы — тем более.

Я нахмурился:

— То есть, её суть вовсе не в том, чтобы капать мне на мозги своими пессимистическими предсказаниями?

— Вовсе не в том. Я сейчас попытаюсь объяснить. Но вы должны понимать, Константин Александрович, что мы имеем дело с магией, которая была запрещена многие столетия назад. Забыта и уничтожена. Это Изначальная магия — магия Света и магия Тьмы. Предельного понимания механизмов её работы у нас нет.

— Ну, говорите, что есть, — пожал плечами я. — А то прелюдия слишком уж затянулась.

— Извольте-с. Данная книга — связующее звено в некоей магической цепи. Цепь включает в себя ряд определённых мест и людей. Может быть, только мест, может быть, только людей. Всё, что мы можем сказать: эти места и люди находятся в Петербурге, Москве и Париже. Полагаю, именно этим занимался Юнг во время своих отлучек. Он расставлял своего рода мины замедленного действия.

— А что мы понимаем под минами? — спросил я, уже предчувствуя, что знаю ответ.

— Истончение реальности. Прорехи, через которые в мир хлынет Тьма. Мерзавец предполагал, что может не дожить до финала, не справиться с вами. И знал, что Тьма не простит ему поражения. Поэтому подготовил, если можно так выразиться, запасной план. Полагаю, в его списке были и другие крупные города, европейские столицы. Но осуществить свой дьявольский замысел до конца Юнг не успел.

— Если уничтожить книгу — цепь распадётся? — спросил я.

Витман покачал головой:

— Увы. Что значит «распадётся»? Истончения уже есть. Они уже существуют. И если их не залатать — прорывы будут, причём очень серьёзные. А залатать их мы не сумеем, у нас нет для этого необходимых технологий.

— Так, может быть, выйти на каждую из этих прорех поочерёдно? Самим спровоцировать прорыв Тьмы, а потом заткнуть, как обычно? — предложил я.

— Пожалуй, это наш единственный вариант, — кивнул Витман. — С одним лишь «но». Мы не можем найти эти прорехи. Не можем точно установить их местоположения.

Я откинулся на спинку стула и с раздражением выдохнул.

— Да что ж такое. Вы чем вообще занимались с этой книгой? Картинки рассматривали?

— Полегче, капитан Чейн! — буркнул Витман. — Не будем забывать о субординации. Нам удалось установить, что все тайны книги можно открыть, если воздействовать на неё Светом. Истинным Светом.

— Ну так за чем же дело стало?

— За тем, что у нас не так много людей, способных это сделать. И вот мы с вами плавно подошли к цели нашей сегодняшней встречи.

Я посмотрел на книгу.

— Именно, — сказал Витман. — Сделайте это сейчас, капитан. Не бойтесь её повредить. У этого артефакта очень хороший… запас прочности.

Я молча развернул брезент и посмотрел на обложку. Показалось, будто слышу издевательский смех Юнга откуда-то извне… Ну смейся пока. Посмотрим, кто посмеётся последним.

— Дерзайте, — подбодрил меня Витман.

— А вы не хотите отойти подальше?

— Очень хочу. Но любопытство пересиливает, увы.

Вздохнув, я встал и призвал цепь.

* * *

Провести Свет через самого себя я мог. Но предпочитал работать с оружием, потому что так уменьшались шансы умереть от перерасхода сил. К тому же моё оружие не так давно пережило серьёзный апгрейд, теперь оно само являлось источником Света.

Жаль, конечно, что нас, владеющих этим оружием, так мало. Разумеется, спецслужбы и военные не сидели всё это время сложа руки. Они пытались обучить работе со Светом своих людей, но наткнулись буквально на глухую стену. Пришли к выводу, что лучше всего будут адаптироваться к новой магии дети и подростки. У взрослых энергетические каналы, если можно так сказать, закостенели. Они не пропустят новую энергию.

Исключением был Платон — но Платон сам по себе уникум. Будучи взрослым, сформировавшимся человеком, он исполнил финт, считающийся почти невозможным: переродился из чёрного мага в белого. Это сообщило его магической природе известную гибкость.

Ещё одним исключением был император. Но это — человек, могущество которого поражало всех, второго мага такого уровня в Российской Империи попросту нет. Это ведь император первым призвал Свет против Тьмы, я всего лишь поставил это дело на поток. В общем, тоже не считается. И по логике нам нужно было набирать подростков. Как вариант — своих же однокашников, и обучать их.

Кристина, насколько я знал, начала заниматься этим в Париже, и даже не без успеха. Кое-кто на примете и у нас в академии уже был. Так что вот-вот мы, скорее всего, начнём воспитывать второе поколение Воинов Света. Пока же работаем с тем, что есть.

Я встал, вытянул руку над столом. Цепь, обвивавшая предплечье, как живая, соскользнула вниз и с едва слышным звоном упала на переплёт книги. Свечение в месте контакта усилилось. Витман сощурился, но взгляда не отвёл.

Подождав секунд десять, я вынужден был констатировать, что ничего не происходит.

— Это всё? — спросил Витман, не скрывая разочарования.

— Только начал, — буркнул я. — Сейчас привлеку тяжёлую артиллерию.

— Будьте осторожны, капитан. Мне ваш труп не нужен.

— Ничего. Вам не нужен — передарите кому-нибудь, — усмехнулся я.

И, не вдаваясь в дальнейшие пререкания, открыл шлюзы на полную.

Свет хлынул через меня. Устремился в цепь. А пройдя по ней — ударил в книгу.

Глава 6

Полыхнуло так, что я едва не ослеп. Пришлось зажмуриться.

Где-то кто-то кричал. Похоже, наши эксперименты пробились даже сквозь защитный купол Тайной канцелярии. Ну либо купол просто снесло — почему нет. Свет и Тьма относились к обычной магии с известной долей снисходительной иронии.

Я, стискивая зубы, ощущал, как стремительно тают силы. Голова уже кружилась, в ушах звенело. А сквозь звон я всё отчётливей слышал хохот Юнга. Он просто не мог удержаться от смеха, заходился в истерике. Слишком демонстративной — для того, чтобы быть искренней.

Однако усиливая давление на книгу, я чувствовал примерно то, что ощущал бы, давя ладонью на острый камень. Чем сильнее давишь — тем больнее. Можно повредить руку, даже сломать её, но камень останется таким же, каким был.

И вот в тот момент, когда моя рука готова была сломаться, я рывком отозвал цепь. Перекрыл каналы, по которым шёл Свет, и упал на стул.

Я тяжело дышал. Форма была мокрой насквозь от пота. Сердце колотилось так, что боль отдавалась в голове. Тошнило.

— О Господи. Вы бы видели себя, Константин Александрович, — сказал спокойный, как обычно, Витман. — Краше в гроб кладут. Теперь вам точно необходимо что-то съесть.

Он придвинул книгу к себе и завернул её в брезент. Отозвал купол и крикнул официанта.

Приказал:

— Красного вина, какого получше. И мяса. В любом виде.

— Не надо мяса, — прохрипел я. — Не переварю сейчас. Лучше что-нибудь сладкое. Самый сладкий десерт, какой у вас есть.

— Павловское пирожное могу предложить, — пролепетал официант. Судя по бледному виду, сквозь купол он увидел явно больше, чем следовало. — Свежайшее-с! Ягоды из собственного…

— Сойдёт, — кивнул я. — Белок, крем, ягоды — отлично. И чаю. С сахаром. А вина не надо.

— Надо, — возразил Витман.

Я удивленно посмотрел на него.

— Мне — надо, — пояснил он. — Я, слава богу, академию закончил тридцать лет назад. Имею полное моральное право употреблять алкоголь, когда заблагорассудится.

Отпустив официанта, Витман посмотрел на меня. Я с трудом выдержал его взгляд — хотелось просто шлёпнуться на пол и уплыть в какую-нибудь чудесную страну из сновидений.

— Ни черта не получилось, верно? — спросил я.

— Верно. Нужно более сильное воздействие.

— Ну тогда я вас порадую. Более сильного воздействия в нашем мире не сможет оказать никто. Экспериментальным образом установлено, что я провожу Свет даже лучше императора. Разумеется, мы с ним можем попробовать воздействовать на эту чёртову книгу вдвоём…

— Но стопроцентного результата никто не гарантирует даже в этом случае, — отрезал Витман. — Зато мы стопроцентно лишимся двух сильнейших бойцов против Тьмы, а заодно — императора. Нам ещё только политической смуты не хватало на фоне существующего веселья… Что ж, придётся поискать в другом.

— В ком — другом? — пробормотал я. Соображал пока не очень.

Подошёл официант. Поставил на стол графин с вином, бокал, чайник, чашку и павловское пирожное — белоснежное, воздушное, украшенное свежими ягодами. Последним появился колотый сахар в вазочке, рядом с вазочкой официант положил щипцы. Осведомился, не желают ли господа чего-нибудь ещё, и удалился.

Дождавшись, пока он уйдёт, Витман сказал:

— В другом мире. Придётся поискать. Если уж в нашем нет.

Я вздрогнул.

— Что вы имеете в виду?

Витман вздохнул и налил себе вина.

— Если бы я знал, капитан Чейн. Если бы я знал…

Он смотрел куда-то мимо меня и вряд ли пытался на что-то намекнуть. Кажется, и вправду брякнул это просто так, без всякой задней мысли.

Зато у меня мысль зашевелилась. Пока ещё она казалась безумной и вообще нелепой, но… Раньше и такой не было. А мы разве в том положении, чтобы отмахиваться даже от сумасшедших идей?

* * *

— Может быть, вызвать вам такси? — спросил Витман, когда мы с ним вышли на улицу.

Он казался обеспокоенным — хоть и пытался скрыть это за привычной невозмутимостью.

— Доберусь, — отмахнулся я.

Выглядел, наверное, до сих пор не ахти, но благодаря перекусу чувствовал себя намного лучше. Моя уникальная энергетическая система всегда быстро восстанавливалась.

Под мышкой я держал книгу Юнга, из-за «упаковки» изрядно прибавившую в объёме.

— Не разворачивайте фолиант. — Витман прищёлкнул пальцем по обёртке. — Есть серьёзные подозрения, что книга может шпионить в пользу сами понимаете чего. У самой Тьмы разума нет, но Юнг даже после смерти несёт службу и направляет её. Сообразно сведениям, полученным отсюда.

— Всегда знал, что брезент на корню рубит любую магию, — кивнул я.

Витман и не подумал улыбнуться.

— Да, если этот брезент заговорён определённым образом.

— Скучный вы, гражданин начальник, — вздохнул я. — Чувства юмора у вас нет, шуток не понимаете…

— В таком случае моё счастье, что я работаю не клоуном в цирке, — парировал Витман.

Тут я уже не нашёлся, что ответить. Однако был один парень, который за словом в карман никогда не лез.

— Государю императору — ура! — гаркнул Джонатан Ливингстон, рухнув мне на плечо откуда-то с небес.

— Поняли наши аргументы? — строго посмотрел я на Витмана. — Расслабьтесь,Эрнест Михайлович! В жизни всегда есть место для улыбки. Даже если вы — чёрный маг, сражающийся с Тьмой.

Витман не поддался на провокацию. Он только устало махнул рукой, попросил держать его в курсе и побрёл к своему служебному автомобилю. Я сел за руль своего.

Дорогой окончательно пришёл в себя. Джонатан смирно сидел на пассажирском сиденье, чистил перья и не предвещал ничего ужасного.

— Скажи мне, мудрый фамильяр, знаешь ли ты, что я задумал? — спросил я чайку, когда меня начало клонить в сон.

— Государю императору — ура! — был ответ.

— Или не знаешь?

Я почувствовал презрительный чаячий взгляд.

— Ну и как мы исполним задуманное? — спросил я. — Есть у нас какие-нибудь мысли, идеи?

Джонатан вновь восславил императорское величество. Да таким уверенным тоном, что я приободрился. Откуда бы ни свалился мне на голову этот странный фамильяр, дело своё он знал и пока ни разу не подвёл. Указывал путь, спасал от опасности. И всегда знал ответ на любой вопрос.

Я потёр ладонью грудь, не отрывая глаз от дороги, и поморщился. Надо же, привык за год к жемчужине. Рана давно зажила, но ощущение пустоты не покидало.

— Надо бы узнать, где берут жемчужины, — сказал я. — Спросим у Платона?

Джонатан Ливингстон не удостоил меня ответом. Видимо, такие мелочи были ниже его достоинства.

Что ж, а я мелочами не пренебрегал. Жемчужина была важным индикатором, наглядно показывала, что происходит в моей душе. Почему-то мне это было очень важно — не превратиться в чёрного мага. Следить за тем, чтобы в жемчужине оставалась хотя бы треть белого. Что при моём образе жизни было весьма непросто.

— Завтра займусь этим, — пообещал я себе. — А сегодня у нас про другое.

— Государю императору — ура! — подтвердил Джонатан.

* * *

Мне посчастливилось пробраться по академии к своему этажу, избежав встреч с неблизняшками. Злата, кажется, всерьёз уверилась, что я днями и ночами работаю над решением их проблемы и вот-вот что-то придумаю. Агата была менее настойчива. Впрочем, она, если верить «сестре», в принципе начала терять запал касательно идеи воссоединения. Ей и с цесаревичем было неплохо.

У себя в комнате я переоделся в чистое. Кликнул дядьку и сдал форму в стирку. После чего закрыл дверь и глубоко вдохнул, готовясь к неведомому.

— Ну, Джонатан…

— Костя!

Я чуть не подпрыгнул — решил, что чайка внезапно научилась произносить моё имя. Но Джонатан сидел на подоконнике и никакого отношения к услышанному не имел. Пришлось поднять взгляд и увидеть над перегородкой голову Мишеля.

Уединение в комнатах было весьма-таки кажущимся. В любую секунду к тебе могли заглянуть, а уж о слышимости и говорить не приходилось. Поддержка глушилки требовала концентрации и пусть смешного, но расхода сил, так что с этим в комнатах мало кто заморачивался.

Все, в основном, привыкли уважать чужой покой, как свой собственный. Плюс, аристократическое воспитание было в принципе против подслушиваний и подглядываний. Как результат, постепенно вырабатывалось ощущение того, что вокруг тебя — глухие стены. Однако реальность оставалась реальностью, и иногда о себе напоминала. Как, например, через Мишеля, вот сейчас.

Мне ещё очень повезло с комнатой — она находилась у самой стены. То есть, сосед был лишь с одной стороны.

— Напугал, — пожаловался я голове Мишеля. — Этак и заикой стать недолго… Чего тебе?

— Извини, что не постучал, — зашептал Мишель. — Хотел спросить: что-то происходит?

Я непроизвольно фыркнул.

Ну как тебе сказать, дружище. Мир окутала Тьма, вот-вот его сожрёт, наши жизни висят на волоске, и даже после смерти души не обретут ни покоя, ни воли. А так — нет, ничего не происходит! Всё в полнейшем ажуре.

— Я имею в виду, помимо очевидного, — смущенно пояснил Мишель. — Я ведь вижу, что ты занят чем-то ещё. Часто отлучаешься из академии. И что-то ещё с этими девушками-близнецами…

— Мишель. — Я сел на кровать и, откинувшись спиной на стену, посмотрел в глаза друга. — Ты что, следишь за мной?

— Вовсе нет, — Мишель помотал головой. — Просто это очевидно. И не только мне. Все за тебя беспокоятся.

— Если бы было что-то, требующее вашей помощи — я бы сказал. Всем вам, Воинам Света.

— Я понимаю, но…

— Без всяких «но», — отрезал я. — Если не говорю — значит, дело исключительно моё.

— Но оно ведь связано с…

— Мишель!

Должно быть, голос мой прозвучал достаточно выразительно. Мишель сразу поднял руки.

— Мы просто беспокоимся, — примирительно сказал он.

— Это нормально, — кивнул я. — Главное не начинайте никакой самодеятельности. Пока я жив — всё под контролем. Это понятно?

— Так точно, — кивнул Мишель.

И тут же к нему в комнату стукнул наставник.

— Господа, это уже бог знает, что такое, — послышалось из коридора. — Вы ведь умеете ставить глушилки! Нельзя же настолько демонстративно нарушать распорядок!

— Вообще-то ещё не время отбоя, — сказал я.

Не успел сказать — на стене в торце коридора, как по команде, начали бить часы.

— Время отбоя! — ехидно заметил наставник.

— Ну так и не нарушайте распорядок, — огрызнулся я. — Мы тут, вообще-то, спать пытаемся! Нам завтра учиться, а вы болтаете.

Наставник неразборчиво хрюкнул, но замолчал. Вскоре его шаги зазвучали дальше по коридору и верхний свет на этаже погас. Мишель, хихикнув, скрылся за перегородкой, а я посмотрел на чайку.

— Ну что, чудо-птица, начнём эксперимент?

В чём именно будет заключаться эксперимент, я толком и сам не знал. До сих пор голос из зеркала доносился тогда, когда ему хотелось, я на него никак не влиял. А теперь, значит, предстояло повлиять.

Я встал с кровати и для начала выставил глушилку — мало ли что может случиться. Вдруг, например, Джонатану приспичит признаться в лояльности императору, и это привлечёт наставника.

Остановившись напротив зеркальной двери шкафа, я окинул взглядом своё отражение. Через секунду к нему присоединился Джонатан — вскочил на моё плечо, задев крылом затылок.

— Поосторожнее, пернатый, — буркнул я.

В ответ Джонатан повернул голову и миролюбиво тюкнул меня клювом в макушку.

— Вот нахал, — покачал я головой. — Пользуешься тем, что давать сдачи птице — глупо.

Однако Джонатан уже потерял интерес к разговору. Он вытянул шею вперёд, к зеркалу. Я сделал шаг, и клюв чайки цокнул по стеклу.

— Думаешь, если постучать, нам откроют? — хмыкнул я.

Джонатан вместо ответа стукнул ещё раз. Потом вновь — сильнее.

— Разобьёшь, — предупредил я.

Казалось, будто эта ценная мысль оказалась для Джонатана откровением. Он заколотил клювом по стеклу с удвоенным энтузиазмом. Хорошо, что я додумался поставить глушилку. На этот грохот уже не только наставник — все соседи бы сбежались.

— Эй, зверюга! — прикрикнул я. — Ты точно соображаешь, что творишь, или просто дерёшься с отражением?

Игнор.

Но в тот миг, когда, мне казалось, по зеркалу уже должны были пойти трещины, что-то изменилось. Зеркальную поверхность затянуло серебристой дымкой. Отражения — моё и Джонатана — исчезли. И чайка прекратила свою бурную деятельность.

— Эй? — вглядываясь в мутное зеркало, позвал я. — Сударыня! Вы здесь?

Тишина в ответ. Тишина вообще вдруг установилась такая, как будто в целом мире не осталось ни одного живого существа. Даже ветер стих и вода перестала течь. Я, поколебавшись, отменил глушилку.

— Мишель? — крикнул, чтобы проверить догадку.

Тишина.

— Ну вот и всё, Тотошка, — прошептал я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. — Мы уже не в Канзасе…

— Государю императору — ура! — гаркнул Джонатан. И я устыдился секундного малодушия.

— Ладно. Давай посмотрим, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, — вздохнул и открыл дверь в коридор.

Интересно, сколь часто подобное случалось с неподготовленными людьми? Многие ли таинственные исчезновения без вести можно объяснить тем же, что происходило сейчас со мной?

За открывшейся дверью был, вне всякого сомнения, коридор. Но он не имел никакого отношения к коридору академии. Тот должен был идти мимо моей комнаты на чёрную лестницу, а этот начинался от порога и уходил вперёд. Тёмный, если не сказать чёрный. Только далеко впереди как будто бы брезжил слабый огонёк.

Я призвал цепь. Та, обновлённая метеоритным металлом, светилась сама по себе, не требуя вложений силы. Я обмотал цепью предплечье, выставил руку перед собой и шагнул через порог. Такого импровизированного «фонарика» вполне хватало, чтобы осветить пространство на три-четыре шага вперёд.

Пол под ногами казался каменным. «Казался», потому что вряд ли в этом мире, или как его назвать, существовал настоящий камень. Может, на самом деле я сейчас лежу без сознания у себя в комнате, а тут бредёт только моя душа? Кто бы ответил на этот вопрос.

Джонатан сидел у меня на плече, как приклеенный, и молчал. Не подбадривал, но и не останавливал. Не вносил никаких корректив. Впрочем, пока коридор вёл строго вперёд, корректив быть и не могло.

— Давай-ка немного проясним, — вполголоса сказал я. — Просто, для собственного понимания. Мы идём спасать некую загадочную даму, которая, предположительно, помогает нам в битве с Тьмой. Которая каким-то хитровывернутым способом прислала метеорит, чтобы я сделал из него оружие Света. А спасать её мы идём для того, чтобы она помогла нам ещё больше. Однако при этом мы знаем, что сама себя спасти дама не в состоянии. По крайней мере, уверяет, что это так. Внимание, вопрос: какого хрена она вместо того, чтобы спасаться самой, спасает нас?

— Государю императору — ура! — воодушевленно отозвался Джонатан.

— Угу, — буркнул я. — Тебе-то хорошо — «ура»! А я тут голову ломай. Когда меня в реале аж две неспасенные барышни за каждым углом подкарауливают. Приспичило, тоже — объединяться! В общем, сложно всё, Джонатан.

Чайка, дослушав, повернула голову и ущипнула меня клювом за ухо. Чувствительно так. И что это такое, интересно? Предложение заткнуться?

Я прислушался. Сначала показалось, что где-то вдалеке заработал вытяжной вентилятор или типа того. Но тут же пришла в голову мысль: какой, к чертям, вытяжной вентилятор⁈ Здесь, в этом иллюзорном мире⁈

Звук становился громче, пока не оборвался. Но ещё раньше, чем это случилось, я осознал, что именно слышу.

Далеко-далеко ревело какое-то существо, которое нельзя было назвать человеком. Оно явно почувствовало, что в его владения кто-то вторгся. И существу это не понравилось.

Глава 7

Я остановился, прислушиваясь. Рёв повторился, на этот раз он казался ближе.

— Кажется, у нас проблемы, — пробормотал я.

— Гос…

— Да тихо ты! — Я схватил чайку за клюв. — Я, конечно, смелый и отчаянный, но лучшая битва — это та, которой не было. Слыхал о таком?

Джонатан промолчал. Казалось, он был оскорблён в самых лучших своих чувствах. Возможно, мысленно уже писал заявление об уходе из фамильяров.

Я торопливо зашагал вперёд — туда, где брезжил свет. Но свет повёл себя странно: чем ближе я подходил, тем дальше он становился. Это могло бы удивить, но я ни на секунду не забывал, где нахожусь: чёрт знает где. И здесь любые причуды того, что можно было бы признать окружающим миром, должны были восприниматься, как само собой разумеющееся.

Джонатан безмолвно сидел на моём плече, вглядываясь в даль. Я ускорил шаги. И вдруг свет будто бы зафиксировался на одном месте.

— Подходим, берём и уходим, — поделился я своими планами с фамильяром.

С молчаливого благословения чайки за десять секунд добрался до того, что посчитал источником света и остановился.

— Твою мать, — выругался шёпотом.

Я стоял на развилке. Коридор раздваивался: один уходил влево, там царила непроглядная темень. Другой вёл вправо, и там опять брезжил свет.

— «В тёмном лабиринте блуждать будешь, — вспомнил я слова Мурашихи. — Но если света в душе хватит — то и сам выберешься, и Свет спасёшь». Ну, бабка! Просил ведь: скажи прямо! Можно подумать, язык бы отсох…

Особо размышлять над тем, куда поворачивать, я не стал. Повернул вправо, к свету. И продолжилась гонка за его таинственным источником. Коридоры стали ветвиться чаще и гуще, многими рукавами.

— Право, лево, право, право, первый проход направо, — бормотал я, пытаясь запомнить путь. — Вот будет весело, если окажется, что свет этот — всего лишь ловушка… второй проход влево…

Джонатан шелохнулся на плече.

— Что? — покосился я на него. — Считаешь, быть такого не может?

В ответ Джонатан издал длинный, исполненный тоски чаячий крик. Я не сразу сообразил, к чему он относится. А когда понял — замер на месте.

Передо мной стоял человек. Нас разделяло расстояние шагов в шесть-семь. Спиной человек закрывал свет, и лица было не разобрать. Я поднял руку с цепью, добавил в неё немного обычной магии, и свечение разбавилось фирменным магическим мерцанием. Такого источника оказалось достаточно, чтобы осветить лицо человека.

Легче не стало. Лица у незнакомца не было. Чёрное пятно над его плечами казалось живым. Оно пульсировало, сокращалось, но больше всего напоминало лужу кипящих чернил.

Одежда была под стать лицу. Длинное колышущееся нечто больше всего напоминало монашескую рясу, и точно так же, как «лицо», пульсировало.

— Доброго вечера, — вежливо сказал я. — Драться будем или так разойдёмся?

— Что ты здесь делаешь? — прошептало существо.

В такт словам заколыхалась та часть лужи-лица, что примерно соответствовала рту.

— Ищу Свет, — честно признался я.

— Свет сокрыт!

— Вот потому-то я его и ищу.

— Свет сокрыт! — повторило существо с оттенком недоумения.

— Ну, это мои проблемы, окей? — начал я терять терпение. — Сам-то ты кто и что здесь делаешь?

Однако в программу существа ответы на вопросы явно заложены не были. Оно продолжало пялиться на меня.

— С дороги, — приказал я, сделав шаг вперёд. — Я не отступлю и не остановлюсь.

— Глупец… — прошептало существо.

— Зато красивый. Прочь с дороги! Считаю до трёх. Уже два.

Я был готов ударить, когда существо отскочило назад. Даже не столько отскочило, сколько переместилось. Будто его, словно куклу, кто-то дёрнул сзади за верёвочку.

А потом существо завизжало.

Отчаянный вопль резанул по ушам. Я поморщился и стиснул зубы. Заорал Джонатан, сорвался с моего плеча и полетел вперёд, хлопая крыльями.

Через мгновение всё стихло. Джонатан выполнил «полицейский разворот», вряд ли доступный обыкновенным, не магическим чайкам. Вернулся ко мне. Существа впереди больше не было.

— Нас пытались напугать, — резюмировал я. — Наивно и беспомощно.

Свет теперь ничто не перекрывало, и я смело пошёл дальше. Внешне излучал полную уверенность, но внутри была некоторая сумятица.

Не похоже, что эта странная тварь пыталась меня напугать. Поначалу она, пожалуй, изрядно обалдела от того, что я в принципе сумел здесь появиться. А вот потом… Этот крик. Я бы сказал, что тварь позвала на помощь. Подала сигнал.

Я встретился не со стражем, а… скажем так, с оператором тревожной кнопки. И сейчас, по логике, должна подоспеть группа быстрого реагирования.

А я тут один. С чайкой наперевес… Впрочем, Джонатан полон сюрпризов. Да и самого меня не пальцем делали.

Вновь повторился пронзительный рёв. Он сделался ближе. Мало того — теперь я ощущал дрожь под ногами. Так, будто нечто огромное бежало по коридорам.

Быстро шагая, я продолжал стараться запоминать повороты, хотя в голове уже слились в неразличимое целое все эти «влево, вправо, прямо» и прочее.

Свет всё манил и манил меня. Всё ускользал и ускользал, и я не мог понять, можно ли вообще до него добраться, не будет ли эта гонка вечной? А может, то чудовище, что ревёт и сотрясает пол, настигнет меня и разорвёт?..

Определить время было трудно. Может, прошёл уже час, а может, минут пятнадцать. Сердце билось быстро, адреналин зашкаливал. Я был готов вступить в битву в любую секунду.

Очередной поворот, и я шарахнулся назад — сопровождаемый истошным криком Джонатана. Который от греха подальше предпочитал сидеть у меня на плече.

В коридоре стоял пёс. Здоровенный чёрный пёс, размером примерно с телёнка. Только вместо морды у него опять было чёрное пятно. Вернее, три чёрных пятна — на три головы.

И все три этих адских башки залаяли на меня одновременно. Учитывая то, что пасти не было ни одной, получилось запредельно жутко. Я выставил перед собой руку, обмотанную цепью. Присогнул ноги, стараясь защитить лицо и живот.

Как разобраться с одним здоровенным псом я знал, опыт был. Но вот что делать с трёхглавой адской тварью — вопрос. А как относиться к отсутствию у неё пастей — вопрос ещё более интересный.

Головы продолжали блажить, в ушах зазвенело. Но трёхглавый Цербер Тьмы не спешил кидаться в атаку. И сбить меня с толку ему не удалось. Те, кто может тебя прикончить, вряд ли будут на тебя орать. А значит, и эта штуковина — всего лишь привлекает к себе внимание. Или пугает. Или и то и другое одновременно.

В любом случае, тратить на неё время, давая фору основному противнику, я не собирался.

Сделал обманный выпад влево. Цербер дёрнулся туда же, но в этот момент цепь сорвалась у меня с руки, полетела вправо и, заломив изящную дугу, обвилась вокруг одной из трёх шей.

Цербер взвизгнул, лай прервался. Раздалось шипение, как если бы цепь была раскалённой, а пёс состоял из льда. Вверх повалил пар.

Громогласный демонический пёс мигом превратился в скулящего щенка. Он покатился по полу, пытаясь сорвать с шеи раскалённую удавку. На мгновение я даже почувствовал что-то вроде сочувствия к этой безмозглой твари. Освободить, что ли, дать пинка и пусть катится?

Но нет. Такая вот бессмысленная жалость погубила примерно столько же людей, сколько бессмысленная жестокость. Пусть я буду неправ; время придёт — за грехи отвечу. А здесь и сейчас есть только враги и друзья. И вот эта тварь явно не попыталась стать мне другом.

Я отдал цепи приказ, и та удлинилась ещё сильнее. Окутала барахтающегося пса и сжалась.

Раздался последний взвизг, и в разные стороны хлынули потоки чёрного порошка — всё, что осталось от Цербера.

— Вот и всё, Джонатан, — сказал я, продолжая путь. — Держу пари, ничего более серьёзного мы тут и не увидим. А то, что грохочет там позади — это, скорее всего, тоже просто грохот и ничего более.

Джонатан как-то странно крякнул, выражая сомнение. Но, подумав, уверенно заявил:

— Государю императору — ура!

— Вот это настрой, — похвалил я. — Вот это правильно! Всё, решено. Идём спасать Свету.

Впрочем, мы, как оказалось, уже фактически пришли. Очередной поворот, и я увидел то, ради чего, собственно, и был затеян этот лабиринт.

Большой круглый зал, в центре которого что-то светилось. Что именно — разобрать было невозможно, потому что вокруг этого предмета сгрудились чёрные фигуры, напоминающие собравшихся на молитву монахов. Их было штук двадцать. Они плотно стояли плечом к плечу.

На полу в камне были прорезаны концентрические окружности. По одной из них существа и стояли, уже довольно близко к центру. В зал вело восемь коридоров, равномерно распределённых по периметру.

Впечатление было такое, что фигуры загнали источник света сюда, а потом окружили и просто стояли — не решаясь подойти. Сначала — у самых выходов в коридоры, по периметру самой дальней окружности. Но прошли годы или столетия, и Свет ослабел. Тогда тёмные твари сделали шаг вперёд. Следующая окружность. Потом — ещё один шаг, и так далее. И вот теперь они все столпились в единственном шаге от того, чтобы схватить то, светящееся. Испачкать его, погасить, уничтожить…

— Не помешаю? — спросил я.

Твари обернулись — все как одна, — и уставились на меня. Они выглядели точь-в-точь как та, что я встретил первой.

— Я там одного из ваших видел, — указал я большим пальцем себе за спину. — В сортир отходил, или типа того?

— Кто ты?.. Кто ты такой?.. Что ты тут делаешь?.. — прокатился по залу шелестящий шёпот.

— Фонарик обронил. Пришёл забрать, — ткнул я пальцем вперёд.

Мне показалось, что от этого жеста свет за спинами тварей разгорелся сильнее.

— Нельзя, — заволновались фигуры. — Тебе не забрать её! Ты не сможешь. Нельзя!

— Что мне можно, а чего нельзя, решаю я и никто кроме, — отрезал я. — Прочь с дороги, или будет грустно. Не верите — спросите у своего дохлого пса.

Спрашивать у пса существа почему-то не пошли. Они предпочли «грустно». Завизжали.

Два десятка разом, в зале с хорошей акустикой. Мне захотелось сдохнуть от одного лишь звука.

Джонатан сорвался с моего плеча. Взлетел под потолок, а там будто взорвался и превратился в стаю мелких птиц. Кажется, на сей раз это были воробьи. С пронзительным щебетом эти крохи обрушились на визжащих тварей, заглушая их визг.

Щебет мне определённо нравился больше. Я сам рванул в атаку.

Цепь полетела вперёд, обвила ближайшую фигуру, сжала. Та, казалось, даже не заметила этого — отгоняла воробьёв, клюющих её в лицо-кляксу. Так и сдохла, осыпавшись на пол чёрным песком.

Очень скоро я убедился, что моё первоначальное впечатление оказалось абсолютно верным. Эти твари не были бойцами. Удар, захват, удар, а то и вовсе чуть ли не простое касание цепью — одна за другой чёрные фигуры обращались в прах.

Когда осталась одна, воробьи взлетели вверх и собрались в Джонатана. Видимо, фамильяр решил, что больше мне помощь не требуется, и был совершенно прав.

Цепь обвилась вокруг моей руки. Замах, удар! Я даже испытал разочарование, когда почти не ощутил сопротивления. Кулак, обмотанный цепью, прошёл через морду твари насквозь, и на полу очутилась последняя кучка праха. Впрочем, и прах быстро исчезал, распадаясь на более мелкие составляющие. Он словно присоединялся молекулами к воздуху подземелья, делая его ещё более сырым и тяжёлым.

И вот, наконец, я посмотрел на то, что таилось в центре зала.

Обалдело произнёс:

— Так вот ты какая, Света…

Посмотреть определённо было на что. В центре зала стояла тяжеленная металлическая клетка. С куполообразной крышей, как будто для огромной птицы — только жёрдочки не хватает. Прутья клетки были до такой степени чёрными, что первая мысль про металл постепенно начинала казаться несостоятельной. Однако в пользу тяжести говорили трещины, расходящиеся от основания. Клетка, похоже, рухнула сюда с высоты и сломала каменную плиту.

Это была ловушка. Довольно наивная, чтобы не сказать — мультяшная, но, очевидно, действенная. А внутри клетки стояла девушка.

Она сначала показалась мне полностью обнажённой, но, присмотревшись, я различил одежду. Хотя вернее было бы назвать это одеянием. Светящееся тончайшее нечто, колышущееся вокруг стройной миниатюрной фигурки.

Девушка светилась вся. Светилось её тело под одеждами, светились босые ступни ног, ладони, светились лицо, глаза и волосы. Казалось, передо мной стоит ангел. Ангел с безупречно правильными чертами лица.

Чем-то она неуловимо напоминала Клавдию, но Клавдия была человеком. А это чудо было совершенством, оставляющим далеко позади любую кандидатку из смертных.

— Ты пришёл, — тихо сказало обнажённое совершенство, глядя на меня.

— Ну… да. У нас там, как ты, наверное, знаешь, небольшая заварушка намечается. Есть мнение, что ты можешь помочь.

— Я помогу, — с самым серьёзным видом кивнула Света. — Но сначала нам нужно выбраться отсюда.

— Да, это у меня как раз следующим пунктом в списке дел на вечер, — кивнул я. И протянул руку к клетке.

— Нет! — воскликнула Света, и мои пальцы замерли в сантиметре от прута. — Не прикасайся! Её нельзя трогать даже мне. Тьма сожрёт любого, кто коснётся клетки.

— Так. — Я опустил руку. — И что ты предлагаешь?

Совершенство дало трещину. Губы Светы изогнулись, изображая грустный смайлик. Лицо сделалось каким-то одновременно капризным и несчастным.

— Я думала, это ты скажешь мне, что делать.

Хмыкнув, я огляделся. И тут сверху донеслось громовое:

— Государю императору — ура!

И сразу вслед за этим — душераздирающий скрип.

Я поднял голову и посмотрел на Джонатана, нарезающего круги под высоким потолком. Он вился вокруг…

— Блок, — сказал я.

— Что? — встрепенулась Света.

— Блок, — повторил я.

Опустив голову, нашёл на стене то, что искал — металлический крюк. Указал на него Свете:

— Видишь? Клетку подняли под потолок, вот на этой цепи, — я указал на цепь — один конец которой был закреплен на вершине клетки, а второй змеился по полу. — Цепь закрепили за крюк. Когда ты вбежала в зал, один из преследователей сорвал цепь с крюка, и клетка упала на тебя.

Глаза Светы сделались огромными.

— Как ты догадался? — прошептала она.

— Дедукция, — помолчав, ответил я.

Н-да. Умом девочка явно не блещет. Хотя… Просиди я столько, сколько она, в клетке, окружённый неведомой хтонью, может, и вовсе человеческую речь бы позабыл.

— Кстати, сколько ты уже здесь находишься? — спросил я.

— Вечность, — всхлипнула Света.

— Это понятно. А чуть ближе к человеческим категориям, желательно в рамках моего мира? Год, два? Шестнадцать?

— Пожалуй, скорее шестнадцать… Но как ты об этом догадался?

Удивлению её не было предела. Я подумал, что не стоит сейчас рассказывать Свете о неблизняшках. Этот разговор вполне может подождать, пока мы не окажемся в безопасной обстановке.

Пол под ногами дрогнул, из коридоров вновь прикатился грохот. И теперь уже его нельзя было списать на шумовые эффекты. В грохоте отчетливо слышался рык.

— Он идёт! — подтвердила мои опасения Света.

— Кто?

— Страж! Тебе его не одолеть! Нам нужно бежать отсюда как можно скорее! Но, Бродяга, твоё открытие никак нам не поможет — цепь ведь тоже нельзя трогать. И этот твой «блок» слишком высоко!

Цепь, прикрепленная к клетке, выглядела тоже запредельно чёрной… Пожалуй, да, экспериментировать не буду.

— Ничего страшного, я со своей пришёл. Джонатан!

Чайка спикировала вниз и схватила клювом конец моей светящейся цепи. Вверх взлетела так легко, как будто несла червячка.

Брякнули звенья, ложась на блок. Мгновение — и чайка вновь ринулась к нам. Цепь, удлиняясь, тянулась за Джонатаном.

— Осторожно! — вскрикнула Света.

Но Джонатан, живущий в линиях вероятности, был не лыком шит. Он разжал клюв и выпустил цепь. В последний миг заломив лихой вираж, разминулся с клеткой.

Цепь брякнулась на прутья, послышалось шипение. Тьме не нравилось прикосновение Света.

Я отдал мысленный приказ, и цепь скользнула между прутьями. Обвилась несколько раз и затянулась.

— Приподниму — выкатывайся, — сказал Свете я. — Не знаю, насколько эта дрянь тяжёлая.

Глава 8

Я упёрся ногами в пол и натянул цепь.

Ух-х-х, ё… Тяжеленная, зараза, глаза не обманывали. Хватило бы моего веса… В крайнем случае, конечно, есть ещё магия, но для начала попробуем по-старинке.

Поддаётся. Потихоньку — поддаётся.

Клетка приподнялась, качнулась. Света дёрнулась, завертела головой. Одно прикосновение к клетке — и ей конец. Впрочем, предположительно, конец наступит вообще всему живому.

Стиснув зубы, я постарался тянуть плавно. Мысли трещали от напряжения. Хотелось уже рвануть что есть силы и будь что будет.

— Ну? — прорычал я.

Руки дрожали. Клетка приподнялась над полом на полметра.

— Что? — захлопала глазами Света.

— Выкатывайся!

— П… по полу⁈

Из того десятка слов, что вырвались из меня в следующую секунду, Света поняла дай бог одно. Однако капитан Чейн был славен умением даже до иностранца одной лишь интонацией донести суть приказа. Сработало и на сей раз.

Явно переступив через некий серьёзный внутренний барьер, Света шлёпнулась на пол и — не выкатилась, правда, но выползла боком — из-под клетки.

— Отойди от неё! — простонал я.

Света, вскочив на ноги, подбежала ко мне. Я разжал руки.

Бам! — грохнулась на пол клетка.

Бах! — донеслось в ответ из коридоров. И — рычание. На сей раз гораздо ближе. Тревожно, без слов прокричал Джонатан.

— Я свободна! — прошептала Света, и по лицу её потекли слёзы. — Свободна!

— Поздравляю, — сказал я и заставил цепь вернуться на руку. — Теперь — давай, выводи нас отсюда. Обниматься будем позже.

Света не подкачала. Схватив меня за руку сухой тёплой ладошкой, потянула в один из коридоров. Мы побежали. Джонатан несколько раз пронёсся над нашими головами туда-обратно, потом для верности сел мне на плечо и угомонился.

— Ты точно знаешь, куда идти? — спросил я после четвёртого поворота.

— Разумеется. Я ведь — Свет. Ну, почти, — откликнулась Света, не оборачиваясь.

— Что значит «почти»? — насторожился я.

— Позже объясню.

— Так ты можешь помочь нам с Тьмой или нет⁈

— Разве я уже не помогала⁈ — обиделась Света.

Я опустил взгляд. Так получилось, что взгляд упал Свете ниже спины. Всё-таки её странное одеяние было слишком прозрачным.

— А ты в принципе не носишь нижнего белья, или это только ради меня?

— Я даже не знаю, что это, — отозвалась Света, — не понимаю, о чём ты говоришь, — и резко ушла вправо, дёрнув меня за собой.

— Смелое признание.

— Я не человек, Бродяга, пойми. Я никогда не жила в твоём мире.

— Ладно… К имиджевым вопросам вернёмся позднее. А пока сделай милость, не называй меня Бродягой. Ассоциация не очень приятная.

— А как мне тебя называть?

— По этикету — Константин Александрович и на «вы», после того, как нас друг другу представят. Но представлять некому. Да и вообще, если обнаженная девушка называет тебя полным именем, это верный признак, что что-то пошло не так. Поэтому — пусть будет Костя.

— Костя, — повторила Света. — Красивое имя! Мне нравится.

— Мне тоже. Хотя, может, просто привык… А сейчас напомни — мы ведь идём туда, куда надо, верно?

— Если у нас получится вырваться — тогда да. Только…

Света не договорила. Взвизгнув, вдруг остановилась и прижалась спиной ко мне. Возмущённо крикнул Джонатан. Ругнувшись, я сместился правее и посмотрел вперёд — на то, что так напугало мою проводницу.

Путь нам перегородили три безликие фигуры.

— Пленница, — прошептали они. — Пленница сбежала.

— Ты сможешь с ними разобраться? — спросил у «пленницы» я.

Прятаться за девушку не собирался, но интересно же увидеть — что может изобразить воплощение Света против воплощения Тьмы?

— Н-не знаю, — обескураженно пробормотала Света, — я никогда не убивала…

— Да они и не живые, — успокоил я. — Ты никого не убьёшь. Рассыплются в труху — и всех делов, им, небось, не привыкать. Давай, покажи что-нибудь.

— Пленница! — Голоса окрепли и перешли в уже знакомый визг.

— Давай! — рявкнул я на ухо Свете.

Та, тоже завизжав от избытка эмоций, вскинула руки. С её ладоней сорвался целый столб огня и заполнил собой коридор.

Визг тварей оборвался, замолкла и Света. Огонь потух.

— Государю императору — ура, — удовлетворённо сказал Джонатан.

И я его полностью поддерживал: коридор был пуст. Даже трухи не осталось.

— Вот теперь я вижу, что ты — очень полезная девочка, — сказал я.

— Девочка? — посмотрела на меня Света. — Да я старше тебя как минимум лет на тысячу!

— Это ничего. Любви все возрасты покорны. Бежим!

Сзади вновь донёсся грохот, к нему присоединился рёв. Чем бы ни был этот чёртов Страж, он приближался.

Мы побежали вновь. Света уверенно ныряла из коридора в коридор.

— А ты точно знаешь дорогу? — не выдержал я. Вспомнил, как водила меня однажды по парижским улочкам Кристина. — К тебе я добрался гораздо быстрее! Причём, шёл, а не бежал!

— Там, где шёл ты, сейчас идёт Страж, — отозвалась Света. — Здесь нельзя вернуться тем же путём, каким прибыл.

— Окей, как скажешь…

Я даже практически поверил ей. Можно даже сказать, доверился. Ну почему бы Свете не вывести меня из лабиринта, в самом-то деле!

Но вот мы повернули в очередной раз и упёрлись в глухую стену.

— Так, — сказал я. — План был именно таким?

— Стена, — обескураженно сказала Света.

— Тонкое наблюдение. Может, мы всё-таки свернули не туда?

— Мы свернули туда. — Света ощупала стену. — Просто здесь всё неправильно! — в голосе послышалось отчаяние.

А из коридора послышался рык, и мне показалось, что движение воздуха коснулось моего затылка. Я повернулся, поднял руку с цепью, но ничего не увидел. И всё же враг был близко. Инстинкт буквально орал об опасности.

— Мы в ловушке, — процедил я сквозь зубы. — Прекрати гладить стенку и сосредоточься. Сейчас придётся бить в полную силу. Если эта тварь вправду настолько хороша, как ты говоришь, мне может потребоваться помощь.

— Нет, — огорошила меня Света. — Это не рационально.

— А сдохнуть тут обоим — рационально?

— Совершенно нет. Поэтому ты задержи Стража, а я попытаюсь пробить нам путь.

— «Попытаюсь»⁈ — взвыл я. — Света! Не хочу тебя расстраивать, но уже немножко не время пытаться. Уже пора делать!

— Значит, сделаю, — спокойно согласилась она. — Чего ты так волнуешься?

— И правда, чего это я…

Света продолжала шарить по стене светящимися руками. Смотреть на неё было приятно, но я сделал над собой усилие, отвернулся. Зашагал вперёд.

— «Спаси меня, чтобы я спасла тебя, а ты спас меня, и тогда я спасу тебя», — ворчал я себе под нос. — И почему, скажите на милость, я постоянно должен кого-то спасать⁈ Вот убей не помню, чтобы устраивался спасателем.

Грохот, от которого задрожали стены и пол, раздался совсем близко. И от рёва уже совершенно отчётливо меня обдало волной воздуха.

Я остановился. Поднял свободную руку и сотворил одно из простейших заклинаний белых магов — Светлячка. Раньше я его не использовал, потому что цепь, в отличие от Светлячка, сил не забирала нисколько, и её света мне, в принципе, хватало.

У меня на руки появился светящийся белый шарик сантиметров десять в диаметре и полетел вперёд. Это был, разумеется, не истинный Свет, а обычный. Навредить он мог разве что непроявленной фотоплёнке. Но зато Светлячок освещал коридор далеко вперёд. И он осветил Стража, который стоял метрах в десяти от меня.

— … твою мать, — вырвалось у меня.

— Костя, ты что-то сказал? — заволновалась Света.

— Ничего. — Я стряхнул с запястья цепь. — Спи.

Светлячок разгонял обыкновенную темноту, но ничего не мог поделать с истинной Тьмой, из которой был создан этот Страж. Больше всего он напоминал какого-то ящера, тираннозавра или вроде того, только полностью чёрного. И передние конечности у него были что надо.

Изрядно обалдевший Светлячок облетел вокруг головы чудовища. Гигантская лапа поднялась и одним взмахом сбила светящийся шарик, он разлетелся кучкой искр.

И только сейчас я понял, что не вижу в темноте. Мне, как обычному человеку, требовался свет, чтобы увидеть.

Вряд ли уникальная способность моих глаз чудесным образом испарилась. Скорее уж это означало — вернее, лишний раз подтверждало, — что здесь я нахожусь не физически. Примерно как с Изнанкой, куда мы однажды попали с Кристиной. Сам чёрт ногу сломит в том, как всё это работает.

Впрочем, чёрт — вот он, передо мной. И ногу ломать не собирается. Разве что мне. Хотя, судя по тому, что я увидел, он предпочёл бы сломать мне шею, а то и вовсе откусить башку.

Жаль, дружище, но у меня на сегодняшний вечер планы иные.

Цепь полетела вперёд. Замах, удар! Чудовищная морда, украшенная многочисленными шипами и рогами, качнулась в сторону. И вдруг резко дёрнулась обратно, могучие челюсти захватили цепь.

Я потянул на себя своё оружие, рванул что есть силы. Тщетно. Разве что Страж ускорил шаги.

Помимо рыка и грохота шагов я слышал хорошо знакомое шипение. Цепь, исполненная Света, жгла, испаряла Тьму. Но Страж, похоже, был обучен терпеть даже такую боль. Чудовище неслось на меня.

Завопил благим матом Джонатан, спорхнул у меня с плеча и закружил над головой. Такое он, похоже, видел впервые и не знал, что делать.

Зато у меня гениальные идеи не переводились никогда.

Я поднял левую руку и применил черномагическую технику Таран. С маленькой поправкой: влил в него Света.

На первый взгляд происходящее казалось бредом, оксюмороном. Где чёрная магия, а где Свет. Но это — лишь на первый взгляд. Если бы чёрные маги были поборниками Тьмы, их бы уже давно перевешали на фонарных столбах. Однако магия Света и магия Тьмы отличались от чёрной и белой магий примерно так же, как бульдозер отличается от спорткара. Где-то внутри общее, безусловно, есть, но по факту — совершенно разные вещи. И когда нужно пробить стену или убрать с дороги кучу дерьма, бульдозер работает лучше.

Нечто, напоминающее светящееся бревно, пронеслось в воздухе и ударило Стража.

Я ожидал, что его как минимум отшвырнёт. Робко надеялся на то, что в гигантской туше пробьёт дыру. Ну а почему бы, собственно, нет?..

Однако Страж лишь остановился — и то скорее от удивления, чем от боли. Таран разлетелся на тучу искр, шипение ненадолго усилилось — все эти искры жалили тело Стража.

Могучие челюсти разжались, цепь вернулась ко мне на руку, словно перепугавшаяся змея.

Подняв голову, Страж взвыл. Стены, потолок, пол коридора задрожали. От Стража расходились видимые, ощутимые волны; казалось, само пространство искажалось.

— Бродяга! — произнесла чудовищная голова, опустившись и уставившись на меня чёрными кляксами глаз. — Ты не знаешь, что затеял.

От звука этого голоса все потроха слипались в кучу. Он словно бы проникал внутрь и сжимал, сжимал…

— Ну почему же? — отозвался я. — Вполне представляю. Я похитил у тебя Свет. В дальнейших планах — убить тебя и покончить с Тьмой. Возможно, я упустил какие-то незначительные детали…

Страж расхохотался.

— Свет? — проревел он. — Ты думаешь, что это — Свет? Безумец!

Лапа чудовища поднялась, и с неё сорвалось нечто, что я навскидку оценил как зеркальное отражение моей атаки. Только вот вместо Света этот Таран наполняла Тьма.

Дело принимало серьёзный оборот.

Я вскинул руку, как и всегда в таких случаях выбирая между двумя техниками. Одна была надёжнее, обещала защиту. Вторая могла подвести на той территории, на которую я зашёл, но зато превращала защиту в нападение.

Времени думать у меня не было, однако потом, анализируя произошедшее, я пришёл к выводу, что моё подсознание всё решило верно. Именно так бы и поступил Капитан Чейн.

Примени я Щит, он тоже опустошил бы меня, вытянул силы, и Страж сожрал бы беззащитную жертву. Погибать мне было нельзя. Гипотетически, Света что-то там делала со стеной, пытаясь открыть нам проход, однако полагаться на неё я не мог. Она в данный момент была мне не соратницей, а подзащитной.

Иными словами, Щит отсрочил бы нашу гибель на несколько секунд, а вот Белое Зеркало в случае удачи обещало нечто поинтереснее.

Его я и применил.

Передо мной засияло пятно, сквозь которое я мог видеть Стража, чьи контуры плыли и колебались.

Мгновение я видел и несущееся на меня «чёрное бревно». Потом оно ударило в мою защиту, и я заорал.

Ничего не мог с собой поделать. Это была чисто физическая реакция на тот ад, в который вверглось моё тело. Я буквально ощутил, как меня переполнила Тьма. Тысячи голосов раздались одновременно. Они шептали, говорили, кричали. Я не мог разобрать ни единого слова, понимал только общую направленность, общий смысл этих речей.

Они говорили мне о смерти, о неизбежности воцарения Тьмы, о том, что даже самые сильные — слабы, потому что не могут быть сильными вечно. За силой идёт усталость, потом — истощение и, наконец, смерть. Всё заканчивается смертью и всё заканчивается Тьмой.

Этот скорый поезд пронёсся сквозь меня за мгновение, в течение которого я едва не сошёл с ума. Пронёсся — и полетел обратно. «Чёрное бревно» на полном ходу врезалось в Стража.

Чудовище, взвыв, отлетело назад, рухнуло на пол и покатилось по нему. Пол трясся под ногами.

Я отменил технику и, сделав пару шагов вправо, плечом привалился к стене.

Пожалуй, на сегодня я — всё. Мы с моими ребятами недаром тренировались управлять Светом при помощи личного оружия. Это был единственный способ бороться с прорывами Тьмы и не погибать при этом. Если же использовать Свет в чистом виде, если наполнять им свои техники-заклинания, то происходит… вот такое. Пара коротких вспышек и — полное истощение.

Кружилась голова, закрывались глаза. Ноги отказывались держать туловище, руки не хотели подниматься.

Я отрешённо вглядывался в темноту, где, рыча, поднималось на ноги чудовище. Разумеется, не погибшее, и даже не раненое серьёзно. Видеть его я не мог — там не было ни искры света. Но слышал.

Оно поднялось. Оно идёт.

Что я могу сделать? Ничего.

Неправильный ответ, Капитан Чейн.

Когда тебе кажется, что ты ничего не можешь сделать, ты выдёргиваешь чеку из гранаты и ложишься на неё, прижав телом скобу. И когда ублюдки подойдут проверить, насколько ты мёртв, когда они тебя перевернут — получат последний привет.

Гранаты у меня не было. А если бы и была — вряд ли Стражу она рассказала бы что-то интересное о жизни и смерти.

Но меня ведь никто не заставлял следовать своим принципам буквально. Я вполне мог сделать то, возможность чего чувствовал с тех самых пор, как начал работать со Светом.

А именно — убрать все заслонки и позволить Свету течь сквозь меня неограниченно. Это с гарантией меня убьёт, но, возможно, получится нехилая вспышка. Которая разом решит и вопрос с кремацией и хорошенько поджарит Стража.

— Получилось! — сквозь гул крови в ушах донёсся до меня голос Светы. — Получилось, Костя!

— Рад за тебя. — Язык еле ворочался.

Ладно язык. Мозги «еле ворочались». Я не понимал, что получилось, а главное — у кого. Что это за девушка, чего она от меня хочет?..

— Костя! — Меня схватили за руку и куда-то поволокли. — Ну давай же, уходим! Пожалуйста, да шевелись же ты!

Рёв Стража прозвучал как-то особенно грозно. И вновь задрожал весь мир от грохота его шагов.

— Уходи, — сказал я. — Задержу.

Сил не оставалось даже на полные предложения. Но Свету переполняла энергия. И эта энергия меня раздражала. Так же, как раздражало исходящее от неё сияние.

— Нет! — выкрикнула вдруг Света и шагнула вперёд, закрывая меня собой.

Мой взгляд стёк вниз, наблюдая великолепное зрелище сквозь прозрачное сияющее не то платье, не то что-то иное.

Если быть совершенно честным, взгляд я опустил потому, что держать голову прямо уже не мог. Но красивый вид оказался приятным бонусом.

Вспышку я увидел лишь периферическим зрением. Наверное, оно и к лучшему — иначе бы ослеп. Зато визг Стража услышал в полной мере. Визжал он так, как будто Света наступила ему каблуком на яйца. Хотя никаких каблуков у неё не было. Обувь, как и одежда, воплощению Света, очевидно, не требовалась.

— Бежим! — Света повернулась ко мне, сменив один прекрасный вид на другой, так что я всё ещё был не впретензии. — Давай, прошу тебя, осталось чуть-чуть.

Глава 9

Чисто физических сил у Светы было мало, зато энтузиазма — хоть отбавляй. Засиделась в клетке, теперь развела кипучую деятельность.

— Государю императору — ура! — поддержал девушку Джонатан откуда-то сверху.

— Ты открыла проход? — пробормотал я.

— Говорю же — да! Не смей сдаваться!

— Отродясь не сдавался, — буркнул я и каким-то невероятным усилием воли заставил себя двигаться.

Отлепился от стены, повернулся спиной к Стражу. И увидел впереди открытую дверь — из которой лился мягкий, уютный, такой знакомый свет.

Там, за дверью, была комната. Обычная комната студента Императорской Академии. Что-то в ней было как будто немного не так, но у меня не осталось ни сил, ни времени на то, чтобы разбираться. Я просто пошёл туда.

Пару шагов спустя ноги подкосились, и я упал бы, не окажись рядом Света. Она подставила мне плечо и так, вдвоём, мы кое-как доковыляли до двери.

Раздался взволнованный крик Джонатана. Потом — рёв Стража. И, наконец, закричала Света:

— Быстрее!

Я не мог видеть того, что происходит сзади меня, но понял, что Страж оклемался. До него дошло, что добыча уходит, и он зашвырнул нам вслед что-то страшное.

Не знаю, откуда у меня взялись силы. Я буквально схватил Свету за талию и вместе с ней прыгнул вперёд.

Один мир сменился другим, мы рухнули на пол. Света застонала. Крикнул Джонатан, послышался отдалённый звук удара.

А я перевернулся на спину и увидел, как захлопывается дверь в коридор. А сверху вниз падают белые перья, красиво кружась в воздухе.

— Джонатан? — прохрипел я.

— Государю императору — ура, — раздалось в ответ мрачное.

Я приподнялся на локте и увидел изрядно ощипанную чайку, усевшуюся на подоконник. Джонатан с грустью разглядывал своё отражение в оконном стекле.

— Отлично, — пробормотал я. — Главное — жив, здоров. А перья новые отрастут. — И повернулся к девушке, которая лежала рядом со мной.

Лежала, надо сказать, ни жива ни мертва. Смотрела в потолок огромными глазами, округлившимися от удивления. Грудь её не шевелилась.

— Воздух, — напомнил я. — Сначала набираешь его внутрь, потом выпускаешь. И так всю жизнь.

Света открыла рот и с шумом вдохнула. Потом — выдохнула и закашлялась.

— Как же это тяжело, — выдавила она.

Под конец голос превратился в писк — воздуха не хватило, и Света вновь начала старательно учиться дышать.

Первым приветом от старой доброй реальности стал стук в перегородку слева. Стук сопровождался сонным голосом:

— Господин Юсупов! Клянусь честью: если вы не прекратите ваши ночные эскапады, я буду вынужден сообщить о них наставникам! В конце концов, завтра всем на учёбу. Первым уроком — латынь, будь она трижды проклята. Старый пень Энгельгардт грозил контрольной работой. И от того, насколько мы будем отдохнувшими, зависит наше будущее.

Мы со Светой лежали на полу. Она — на спине, я — опираясь на локоть.

Так… Голос слева — это нонсенс, моя комната крайняя, и слева у меня — несущая стена. В такую попробуй постучи, не говоря уж о том, чтобы через неё перекрикиваться. А тут — обычная перегородка…

Ну да, вот почему комната показалась мне какой-то не такой. Она попросту не была моей. И если верить сонному голосу из-за перегородки, то комната эта принадлежала Жоржу Юсупову.

Теперь нужно замереть и, фигурально выражаясь, не дышать. Потому что если обладатель голоса проснётся окончательно и до него дойдёт, что Жорж числится пропавшим без вести, он может… Ну, например, вскочить на свою койку и сунуть любопытный нос через перегородку.

И мне будет чертовски сложно объяснить, чем таким я занимаюсь посреди ночи в комнате своего пропавшего врага с практически голой девушкой, которая не числится среди курсанток академии, и чайкой.

Можно, конечно, рассказать всю правду, но… Но я бы предпочёл для начала сам её узнать. Слишком многое настораживало меня в этой истории. И кроме того, это просто недопустимо — представлять кому-либо даму в таком виде. Не говоря о том, что я даже не знаю её отчества. Да и имя, уж будем откровенны, придумал.

— Мы прячемся? — прошептала Света.

С дыханием она более-менее освоилась и даже обстановку сумела оценить верно. Делает большие успехи. Не совсем пропащий для нашего мира человек.

— Самую суть ухватила, — шепнул я в ответ. — Не хочешь мне объяснить, почему мы оказались в комнате Жоржа Юсупова? Вижу, что хочешь, но предлагаю помолчать до тех пор, пока мы отсюда не свалим.

Глушилку я поставить не мог. Физически. Или — магически? Стычка со Стражем измотала меня так сильно, что я не был способен даже на минимальную магию. Но хоть мышцы начали потихоньку возвращаться в норму. Восстанавливался я всегда чертовски быстро.

Встал на ноги, протянул руку Свете. Отметил, что, несмотря на обретение человеческой природы, она продолжает светиться в темноте. Это, конечно, проблема. Про неизвестную никому девушку ещё можно чего-нибудь наплести. Но вот когда эта неизвестная девушка светится — тут уж никак не пожмёшь равнодушно плечами.

Света, поднявшись, прижалась ко мне всем телом. Тут я почувствовал, что физически и впрямь быстро восстановился. Да и тело, которое в два раза моложе духа, очень трудно убедить, что сначала нужно разбираться с проблемами, а потом уже — со всем остальным.

— Не прижимайся ко мне, — шёпотом сказал я. — Погоди немного.

Света отстранилась. Я открыл дверь и высунул голову в коридор.

Чёрт бы его побрал — наставник! По коридору скользил луч фонаря.

Беззвучно выругавшись, я отпрянул и прикрыл дверь, стараясь не хлопнуть.

— Что здесь происходит? — послышался раздражённый голос наставника. — Ночь, господа! Отбой был три часа назад!

Умник чёртов. Те господа, у которых и правда ночь, сейчас, должно быть, до смерти рады тебя слышать.

Одно хорошо: наставник, похоже, не разглядел, какая именно дверь открывалась. Шаги простучали мимо. И я уже было выдохнул, когда за перегородкой вдруг зашуршала постель, потом зашлёпали босые ноги и открылась дверь. Соседняя дверь.

— Господин Бахметьев, для чего вы вскочили? — с раздражением спросил наставник. — Если природа понуждает вас прервать сон, выглядывать в коридор после того, как закончите, вовсе не обязательно!

— Господин наставник, — отозвался дрожащим голосом Бахметьев, — к нам явился призрак.

— Что-о-о⁈ — поразился наставник.

— Там, за стенкой — призрак Жоржа Юсупова. Я слышал его. Он там бродил, как будто что-то разыскивал. Потом что-то упало, а потом я услышал вскрик.

— По-вашему получается, что господин Юсупов умер? — озадачился наставник.

— Выходит, что так, — голос Бахметьева дрожал. — А что нужно делать, встретив призрака, господин наставник? Мы эту тему ещё не проходили! Призраков изучают только на четвёртом курсе.

— Ложиться спать, господин Бахметьев, — с досадой посоветовал наставник. — Вам просто приснилась какая-то ерунда.

— Прошу вас, загляните в комнату Юсупова.

— Хорошо, если это вас успокоит, извольте-с.

Да что ж за наказание!

Я легонько толкнул Свету в сторону. Она поняла — забилась в угол слева от двери, я прижался к шкафу справа. Приложил палец к губам, Света кивнула.

Хвала всем силам, высшим и низшим, эта девчонка била рекорды сообразительности. Помнится, я, впервые оказавшись в новом для себя мире, вёл себя куда менее осмотрительно. Когда нужно было залечь на дно и спокойно осваиваться, начал совершать подвиги. И пусть всё в итоге оказалось не зря, но факта это не отменяет: местами вёл себя опрометчиво.

Занавеска на дверном окошке отодвинулась. Я метнул быстрый взгляд на окно и улыбнулся. Понятливый Джонатан успел слинять.

— Тут пусто и нет никаких следов разрушений, о которых вы говорили, — объявил наставник.

— Дозвольте мне взглянуть? — не унимался Бахметьев.

— Извольте-с, прошу.

Несколько секунд было тихо. Потом послышался сдавленный голос:

— Разве вы не видите?

— Что я, по-вашему, должен видеть, господин Бахметьев? Часовую стрелку? Посмотрю сию же секунду…

— Да нет же! Вот, в окне!

Я посмотрел на окно, и у меня ёкнуло сердце. Так глупо спалиться…

— Ничего особенного я в окне не вижу-с.

— Да вон же! Отражается светящаяся фигура!

Судя по голосу, господин Бахметьев готов был навалить в штаны, но мужественно держался.

— Какая ещё фигура? Гм-хм… Это всего лишь обман зрения, незначительный блик. От фонаря снаружи…

— Неправда! Присмотритесь, у неё длинные светлые волосы. Совсем как у Жоржа! Он раньше носил длинные волосы, а недавно остриг. Но, должно быть, душа его привыкла к прежнему виду. Призрак Жоржа стоит прямо возле двери, в шаге от вас!

Если бы наставник расхохотался, у меня отлегло бы от сердца. Но он сделал худшее, что мог бы сделать в такой ситуации — замолчал. А когда заговорил секунд двадцать спустя, в голосе не было прежней уверенности:

— Призраки не отражаются в зеркалах, господин Бахметьев.

— Это вы, господин наставник, при всём уважении, путаете с вампирами, — поправил Бахметьев. — А призраки очень даже отражаются! Иные даже прямо в зеркалах живут.

— Всё это суеверия-с, чушь… Впрочем, ради вашего спокойствия, давайте зайдём в комнату. Но вам будет стыдно потом перед вашим же товарищем! Который, уверяю вас, жив и здоров, а сие, в окне — всего лишь мираж.

На слова можно было не обращать внимания. Наставник явно перетрусил, как заяц, но показывать этого курсанту не смел. Вот и пытался повернуть всё так, чтобы Бахметьев отказался от этой затеи. Но Бахметьев, сам трясущийся, как осиновый лист, тоже не мог позволить себе ударить в грязь лицом.

— Открывайте, господин наставник! Давайте узнаем правду!

И господин наставник открыл. Магическая защита дверей была настроена так, что пропускала наших надзирателей.

Застывшее лицо Светы с широко открытыми глазами дверь от меня отгородила. Ещё миг, и эти двое смельчаков войдут внутрь.

Быстро вырубить обоих я смогу. Как показывает практика, очнувшись, они не вспомнят последних секунд. Будут травить байки о полтергейсте. Но если в коридор сейчас вылезет кто-нибудь ещё…

Надо либо уповать на удачу, либо сдаваться. Третьего варианта нет.

И тут третий вариант случился в обход меня.

— Государю императору — ура!!! — заорал Джонатан и откуда-то с пола рванулся в открытую дверь.

Наставник и Бахметьев завопили. Джонатан, похоже, врезался кому-то из них в лицо. А поскольку тушей он обладал немаленькой, то и удар вышел чувствительным. Голоса быстро переместились по коридору.

— Это чайка!

— Фамильяр Барятинского!

— Что он творит⁈

А Джонатан определённо что-то творил. Он с дикими воплями, то славя императора, то грозно жалуясь каким-то чаячьим богам, носился по коридору. За дверью что-то сверкало, как будто в коридоре рвались беззвучные бомбы.

— Что случилось? Что это? Что происходит⁈ — раздавались голоса. Хлопали двери.

Аве, Джонатан! Теперь время действовать нам.

— Света, бегом! — громко шепнул я.

Светящаяся фигурка выскочила из-за двери и переместилась ко мне. Я жестом показал, чего жду. Света не стала изумляться и ахать, только кивнула. Видимо после того, как я вынудил её выползать из-под клетки, для неё уже не было никаких психологических блоков.

Я первым перемахнул через перегородку в комнату Бахметьева, приземлился на его кровать. Повернулся и как раз успел подхватить Свету. Не теряя времени, мы кинулись к противоположной стенке-перегородке, влезли на письменный стол и повторили маневр. Раз, другой, третий… Все курсанты высыпали в коридор, на происходящее в комнатах никто не обращал внимания — гвоздём программы был Джонатан Ливингстон.

А вот на предпоследнем полустанке вышел конфуз. Я спрыгнул на стол, поймал Свету, соскочил вместе с нею на пол и замер.

Сидя в постели, на нас смотрел, хлопая глазами, Мишель.

— Костя⁈ — изумился он. — Что происходит?

— Здравствуйте! — улыбнулась Света и помахала рукой.

— З… — Мишель запнулся и густо покраснел, обнаружив, в каком виде пребывает Света. — Здра-а-авствуйте…

— Нет времени объяснять, — сказал я. — Ты нас не видел!

— Я?.. Нет. Но…

Конечно, это было весьма грубо — забираться с ботинками на разобранную постель товарища, тем более когда он находится в ней. Но вариантов у меня особо не было, поэтому я поступил так. Подсадил Свету, помог ей перелезть через перегородку, затем перескочил сам.

— Всё. Добро пожаловать домой, — сказал я. — Полезай под кровать.

— Что такое «кровать»? — деловито осведомилась Света.

Её взгляд метался между письменным столом и кроватью. Я молча указал ей верный путь, и Света кивнула. Скользнула, куда было сказано, и замерла там. Наружу выбивалось только лёгкое свечение, которого я и сам бы не заметил.

Выдохнув, я стряхнул с кителя и брюк предполагаемую пыль и вышел из комнаты.

Громко вопросил:

— Что здесь, собственно, происходит?

Толпа курсантов во главе с наставником кучковалась в дальнем конце коридора. Джонатан метался над их головами. Но, увидев меня, успокоился. Подлетел ко мне, приземлился на плечо. Я погладил его по голове.

— Молодец, — сказал шёпотом. — В город выберемся — с меня селёдка.

— Господин Барятинский! — Наставник протолкался сквозь толпу курсантов. — Вы… — не сразу придумал, что сказать, но в итоге нашёлся: — Вы что же, спите одетым?

Упс. Промашечка. Большинство курсантов были в пижамах, некоторые — в трусах. А я вышел в полном обмундировании.

— Когда в любую секунду может случиться прорыв Тьмы, нужно быть в полной боеготовности всегда! — сказал я твёрдо. — Что за переполох вы тут устроили?

Наставник пыхтел, вращал глазами, пытаясь подобрать слова, которые выразили бы его возмущение. Наконец, решил попробовать:

— Ваш фамильяр, господин Барятинский, проник среди ночи в запертую комнату Жоржа Юсупова!

— И? — пожал я плечами.

— «И?» — всплеснул руками наставник. — По-вашему, это — ничего не значащий эпизод?

— По-моему, называть «запертой комнатой» помещение, в которое можно проникнуть через перегородку из коридора, несколько опрометчиво, — сказал я. — Для людей оно, может, и заперто, а вот птицы видят мир несколько иначе. И попробуйте объяснить летающему созданию условность подобных границ. Джонатан исследовал пространство, только и всего. А вот зачем вы его напугали и толпой носились за ним по коридору…

— Но-но, — зевнул Анатоль, — я попросил бы! Лично я ни за кем не носился, просто наблюдал. Твой Джонатан тут такой фейерверк устроил, что куда там императорским придворным магам.

— Если в комнате Жоржа что-то пропало или сломалось — я, разумеется, возмещу ущерб, — сказал я. — Но обвинять моего фамильяра в случившемся переполохе не позволю. Здесь императорская академия, а не женский монастырь — чтобы с визгом носиться по коридорам в чём мать родила из-за того, что увидели птицу.

Вот теперь многим стало неудобно, даже наставник притух. Чего мне, собственно, и надо было.

— Обо всём будет доложено начальству-с, — буркнул наставник.

— Как вам будет угодно, — поклонился я. — А теперь — прошу меня извинить. Мне нужно выспаться.

Я скрылся в комнате, запер за собой дверь и посмотрел на Джонатана.

— Вроде неплохо прошло, коллега?

В ответ Джонатан потёрся головой о мой висок.

— Да-да, я знаю, что ты меня любишь. Это полностью взаимно. Ну, давай, иди на стол или на подоконник. Отдыхай.

Джонатан послушно спорхнул на середину стола и там нахохлился, прикрыв глаза. Ушёл в энергосберегающий режим.

Интересно, что за «фейерверк» он исполнял в коридоре? Сам я ничего подобного не видел. Как-то бы получить доступ к описанию всех возможностей фамильяра, что ли… Что-то вроде перечня тактико-технических характеристик мне бы очень даже не повредило. А так — всё приходится тестировать вслепую.

Я отодвинул от стола стул, присел, устало откинувшись на спинку. Силы восстанавливались, теперь меня уже могло хватить на простенькое волшебство. Но глаза один чёрт закрывались. Правда, спать я не собирался до тех пор, пока не проясню некоторые моменты.

Глава 10

Постепенно голоса и шаги снаружи стихли, курсанты расползлись по своим кроватям. Я на всякий случай решил выждать ещё несколько минут и не прогадал.

Наставник, видимо, подкрался на цыпочках — хитрый мерзавец. Его шагов я не слышал. Просто вдруг резко сдвинулась занавеска на дверном окошке, и с той стороны двери показалось лицо наставника.

Здесь, в нормальном мире, я опять прекрасно видел в темноте. Зато моего лица наставник разглядеть никак не мог — видел лишь силуэт на стуле.

— Вы что, господин Барятинский, спите сидя⁈ — громко и грозно прошептал он.

— Именно так, — сказал я. — Тело меньше расслабляется и пребывает сразу в боеготовности. Благодаря чему я могу немедленно переходить к боевым действиям. Вы же хотите, чтобы я перешёл к боевым действиям сразу же, как только случится очередной прорыв Тьмы? Тогда, бога ради, перестаньте мешать отдыхать моему разуму!

— Покойной ночи, господин Барятинский, — пробормотал наставник и задвинул занавеску.

Шаги удалились. Ох и въедливый мужик попался! Нарвусь на него ещё раз — нужно будет устроить так, чтобы наставника перевели на другой этаж. В принципе, не так уж сложно будет. С ректором у меня хорошие отношения, с императором — ещё лучше. Мерзко, конечно, так делать, но мне к мерзостям не привыкать.

Вот сейчас моя жемчужина бы почернела. Если бы она у меня была. А так — увы, я этого не вижу. Просто знаю, что нечто неуловимо изменилось в энергетических каналах, и они стали больше рассчитаны на проведение черномагической энергии.

Сколько во мне вообще белого осталось, интересно?.. Нет, положительно надо раздобыть новую жемчужину, с ней спокойнее.

— Света, — позвал я, выставив глушилку, — вылезай.

Таинственная полуголая девушка выскользнула из-под кровати. Впрочем, назвать её «полуголой» означало сильно преуменьшить выдающиеся достоинства загадочного «платья». Правильнее было бы сказать «на девять десятых голая».

Света села на кровать. Я, пару секунд посмотрев на неё, расстегнул китель, снял его и накинул на девушку. В плечах я был шире, что немного компенсировало наличие у Светы груди. В общем, примерно то на то и вышло — китель прекрасно застегнулся.

— Зачем это? — простодушно удивилась Света. — Мне не холодно.

— Мне жарко, — объяснил я и сел обратно на стул. — Так… Вопросов у меня примерно миллион, всего мы сегодня не обсудим. Но с чего-то надо начинать. Там, где мы были, ты сказала, что ты — «почти Свет». Что это значит?

Похоже, я начал с самого сложного вопроса. Света задумалась.

— Ты сочиняешь? — поинтересовался я.

— Нет, пытаюсь составить объяснение, которое ты сумеешь понять.

— Да я в идиотах отродясь не ходил. Как-нибудь соображу. Излагай, как есть.

— Ну… — Света поёрзала на кровати. — Представь себе высокую-превысокую скалу. Свет живёт на её вершине. Он настолько невыносимо ярок, что подняться к нему не может никто, Свет просто испепелит его. Оттуда он разливается по всей Вселенной.

— Тьма — из Бездны, Свет — с Вершины, — кивнул я. — Так. И каким образом ты оттуда чебурахнулась?

— Чебу… Что сделала? — изумилась Света.

— Ты — Свет или нет? — простонал я. — Объясни уже мне свою природу!

— Между Светом и Тьмой существуют некоторые… договорённости. Разумеется, в действительности никто ни о чём не договаривался, просто так проще передать. В общем, есть такие…

— Физические законы? — предположил я.

— Да! — обрадовалась Света. — Ну, почти физические. И — почти законы. Тьма не лезет к Свету. А Свет не атакует Тьму. И у Света, и у Тьмы есть аватары, порождения.

— Юнг был аватаром Тьмы, — кивнул я.

— Нет, — удивила меня Света. — Тот, кого вы называете Юнгом, был просто человеком. Тьма давала ему силы, много сил. Но природа его — человеческая изначально. Аватар Тьмы — это Страж. Ну и все те сущности, с которыми ты столкнулся в лабиринте.

— Вот оно что… — медленно проговорил я. — А ты, выходит…

— Я — аватар Света, — улыбнулась девушка. — И я попала в плен к Тьме.

Я встал, прошёлся по комнате. В голове было как-то отвратительно пусто. Я не мог понять, хорошо или плохо то, что узнал.

— Значит, ты — кусочек Света, правильно? — спросил я, остановившись у двери и повернувшись к Свете.

— Не совсем, — сказала та. — Но — да. Я и кусочек Света, и в некотором роде сам Свет. Когда я вернусь на Вершину, всё, что я пережила, станет частью Света, я растворюсь в нём. Проблема в том, что я не могу вернуться. У нас с тобой сейчас один общий враг, одна общая беда: Тьма. Нам нужно отшвырнуть её от этого мира, и тогда мы оба будем счастливы.

— Нет, — покачал головой я. — Счастлива будешь только ты. Всё, что тебе нужно — попасть к себе домой. А от мира Тьма как откатится, так и прикатит обратно.

— Хм… — озадачилась Света. — Об этом я не подумала.

— Если мы с тобой работаем вместе, то только на условиях полного уничтожения Тьмы.

— Это вряд ли возможно, да и последствия будут слишком непредсказуемыми, — забормотала Света. — Нет, Костя, ты положительно мечтаешь о несбыточном. Однако мы можем переместить этот мир ближе к Вершине.

— И что это даст? — нахмурился я.

— Тьма не сумеет к нему подобраться. Магии станет больше. Люди станут счастливее. Обычно это естественный процесс — перемещение миров либо ближе к Вершине, либо ближе к Бездне…

— Стоп! — поднял я руку. — Дошло. Ты называла меня Бродягой. Ты ведь знаешь, что я — не отсюда?

Света кивнула.

— Мой прежний мир — тот, в котором я родился. Он, в результате своих действий, откатился к Бездне, и его настигла Тьма. Так?

Очередной кивок.

— А такие, как Юнг, появляются в мирах, которые не слишком близки к Вершине, и делают всё, что возможно, чтобы эти миры катились в Бездну?

— Ты всё понял совершенно верно, Костя.

— Говорил же — не тупой. Вот, значит, как всё работает…

— Существуют ещё такие, как ты — Бродяги. Так мы называем тех, кто способен перемещаться между мирами. Обычно это очень мудрые люди, которые знают вселенский порядок и стараются предотвратить попадание миров в Бездну.

— А в последнее время Тьма, надо полагать, совершенно распоясалась? — продолжил я вываливать на Свету свои догадки. — Полезла дальше привычных границ, почуяла силу?

— Именно так! — воскликнула Света. — Там, где я гуляла, Тьмы вообще не должно было быть! Я даже не сразу поняла, что происходит, когда меня затащили в этот лабиринт! Не могла поверить!

— А зачем они тебя похитили? — допытывался я. — Ну… то есть, она, Тьма? Чего от тебя хотела?

Света покраснела. Подняла ладони, прикоснулась к щекам.

— Странное чувство… Что с моим телом? Лицу сделалось жарко…

— Это стыд или смущение, — подсказал я. — Возможно, волнение. Как вариант — воздействие алкоголя или наркотиков, но в данном случае это можно исключить.

— Смущение… — пробормотала Света. — Ну да, наверное, оно. Пока я сидела в клетке, сдерживая сущности, мне подробно объяснили, чего от меня ждут. Я должна была вступить в противоестественный союз со Стражем, с аватаром Тьмы.

Я молчал с минуту. Потом только и сумел спросить:

— Нахрена?

— Чтобы зачать дитя, конечно же, — Света как будто даже удивилась — мол, чего тут непонятного. — Дитя, несущее в себе Тьму, но способное идти к Свету. Дитя, которое воспитает Тьма. Вот что она задумала. Уничтожить Свет. Этого допустить нельзя.

Я вернулся к стулу и присел на краешек.

— Выходит, я тебя не от смерти спас, а от изнасилования?

— От смерти тоже. После того, как я родила бы дитя, дальше стала бы уже не нужна. От меня бы избавились.

С насильниками мне приходилось сталкиваться. В том мире, где я жил, люди нередко теряли над собой контроль, а многие не имели его вовсе. С такими я разбирался быстро и жестоко. Они всегда вызывали во мне какой-то особый сорт ярости.

Почувствовал я эту ярость и сейчас. Но выплеснуть её было не на кого, кроме Светы.

— Ты бы вырядилась ещё более откровенно, — проворчал я, — и гуляла в таком виде где попало! А потом жаловалась.

— Не совсем понимаю, о чём ты говоришь, — сказала Света. — Но, Костя, поверь — мой внешний вид для Тьмы ничего не значит. Зато, кажется, значит для тебя. А ещё — моё тело каким-то непостижимым образом тянет к твоему…

Я посмотрел на Свету. Она расстегнула верхнюю пуговицу на кителе. Я расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке…

* * *

— Это и называется — любовь? — мечтательно произнесла Света, глядя в потолок.

— Ну… типа того. — Я уже практически спал.

На узкой койке мы вдвоём едва умещались. Я лежал на боку — на всякий случай загораживая собой Свету от возможного взгляда наставника со стороны двери, — а девушка — на спине, у стенки.

— Мне это кажется прекрасным, — пробормотала Света.

— Спасибо, ты тоже ничего, — усмехнулся я.

«Ничего» — это было мягко сказано. Начать с того, что светящихся в темноте девушек у меня раньше в принципе никогда не было.

— Ещё один вопрос, пока я не вырубился. Почему мы оказались в комнате Жоржа Юсупова?

— Жоржа Юсупова? — переспросила Света.

— Та комната, в которую мы переместились. Она принадлежит парню, которого так зовут.

— В том месте, где мы оказались, была дверь в лабиринт, которую кто-то открыл с вашей стороны, — объяснила Света. — Вероятно, этот самый Жорж. Он неоднократно бывал в лабиринте и, возможно, даже виделся со Стражем. Этот выход просто оказался ближе всего к нам, вот я его и выбрала. Хотя открыть проход со стороны лабиринта было непросто.

— Вот оно что, — пробормотал я. — Ай да Жорж, ай да шустряк… Ладно. Спи. Утром разберёмся.

* * *

Однако утром ни в чём разобраться не получилось, потому что утро наступило как-то очень быстро. И мне закономерно требовалось идти на построение, с построения — на завтрак, а оттуда — на занятия. Технически, я, конечно, мог свалить из академии, несмотря ни на какие уроки, оправдавшись важными государственными делами. Но смысла в этом было с гулькин нос, потому что незаметно вывести с собой Свету я бы не смог. Если бы она хотя бы была одета как все — наверное, ещё были бы шансы. Ну или, чёрт с ней — если бы она вообще была одета хоть как-то.

Увидев воплощение Света при свете дня, я обнаружил обнадёживающий момент: сияние почти не заметно. Если не быть в курсе и не присматриваться, то ничего сверхъестественного как будто и нет. Ну, разве что… на подсознательном уровне сияние, конечно, воспринималось, но скорее как дополнительные баллы к красоте. Даже нормально одетая Света, продефилировав по академии, скорее всего станет сенсацией. Десятки парней всех возрастов, от первокурсников до выпускников, будут мечтать удостоиться её взгляда.

Света встала первой, наклонилась и подняла с пола нечто невидимое. С серьёзным видом надела это на себя. Покрутилась перед зеркалом.

— Немного помялось, — вынесла она вердикт.

— Это такая шутка? — спросил я.

Мы говорили под глушилкой, которую я выставил сразу же, как только зашевелилась Света.

— Нет, какие могут быть шутки. — Она повернулась ко мне лицом. — Смотри!

Я отвёл взгляд, потом встал.

— Так. Бегом под одеяло и лежи там, не шевелясь, пока я не вернусь.

Света послушалась. Я встал и начал быстро одеваться.

Вчерашняя форма, в которой я пережил ад, прыгал через пыльные перегородки, а потом ещё и сбросил не глядя на пол, никуда не годилась. Но в шкафу висели запасные комплекты. И, насколько мне было известно, висели они не только в моём шкафу. Это навело меня на мысли.

А когда я оделся, и кровь распределилась по организму равномерно, в голову пришли и другие идеи.

Я посмотрел на Свету, которая накрылась одеялом до самого носа. Она задумчиво разглядывала меня.

— Тебе… чего-нибудь хочется? — спросил я.

— Тебя, — отозвалась Света глуховато сквозь плотную ткань.

— Эм… — озадачился я. — Слушай, эта ночь совершенно точно была ошибкой. Мы пережили чёрт знает что, ты вырвалась из шестнадцатилетнего заточения, адреналин, гормоны, другое… Но, знаешь, я не думаю, что всё это к чему-то приведёт.

— А к чему это должно привести? — удивилась Света.

Я осекся. Передо мной была не обычная девушка, и понять, что происходит у неё в голове, было непросто. Моя первая теория, казавшаяся такой естественной, рассыпалась в прах.

— Ну… обычно люди, когда занимаются тем, чем занимались ночью мы с тобой, рассчитывают на дальнейшие отношения.

— Так ведь у нас и так есть отношения, — Света, кажется, удивилась еще больше. — У нас с тобой общая цель.

— Ну, во-первых, с целью мы ещё однозначно не определились. А во-вторых, я сейчас имею в виду не рабочие отношения, а личные. Ну, там… клятвы верности, романтические прогулки, помолвка, свадьба, трое детей, совместная старость…

— Какой ужас! Нет! — воскликнула Света. Вскочила и села на кровати. — Я не хочу стареть, не хочу жить в твоём мире! То есть… Не обижайся, пожалуйста, я ни в коем случае не пытаюсь оскорбить твой мир, но моя родина — Вершина! И именно туда я хочу вернуться. Разумеется, всё, что происходит здесь, в этом мире, для меня тоже ценно. Это опыт, который обогащает меня и обогатит в итоге Свет… Ох, Костя! Я, наверное, расстроила тебя. Пойми, ты мне очень нравишься! И в этом человеческом воплощении я испытываю к тебе невероятно сильное влечение. Но даже ради тебя я не откажусь от Вершины. Сможешь ли ты меня простить?

Света чуть не плакала, глядя на меня.

Н-да. Не сказать, чтобы я был так уж силен по части отношений. Та жизнь, которую вёл Капитан Чейн, долгосрочных привязанностей не предполагала в принципе, для человека, ежедневно рискующего собой, это была слишком большая роскошь. Здесь, в другом мире, многое изменилось, но мои привычки остались прежними. Однако даже не будучи экспертом по этой части, я догадывался, что реакция Светы на мои слова — мягко говоря, не стандартна.

Я хмыкнул:

— Да… как-нибудь переживу. Будет трудно, но постараюсь справиться. Ну и, коль уж мы с тобой — просто коллеги, тогда проблемы как будто бы и нет. Хотя изначально я спрашивал вообще о другом.

— О чём? — сдвинула бровки Света.

— Ты хочешь есть?

— А как это?

— В районе живота есть какие-нибудь неприятные ощущения?

На разговор вокруг да около ушло минут пять. За которые у меня получилось выяснить, что Света не испытывает голода, жажды и не хочет в туалет.

Что ж, второе ещё можно понять — она ведь, по сути дела, никогда (или, по крайней мере, ни разу за последние шестнадцать лет) не ела и не пила. А вот первое… Первое пока тоже ничего особо не значило. Не все люди расположены завтракать, особенно среди подростков. Многие курсанты после завтрака в столовой оставляли яичницу, овсянку или оладьи почти нетронутыми. Может, Света из таких.

А может, ей в принципе не нужна еда. Хотя странно — дышать ведь ей нужно! В общем, придётся в ближайшие двадцать четыре часа основательно разобраться в её физиологии… во всех смыслах.

— Мне пора идти, — сказал я. — Джонатан!

— Государю императору — ура! — встрепенулся фамильяр.

Он всю ночь так и просидел на столе, а сейчас, казалось, внимательно слушал наш разговор.

— Будешь сторожить Свету. Как только кто-нибудь откроет окошко на двери — кидайся к нему и кричи. Чтобы никто сюда не заглядывал. Задача ясна?

Джонатан исполнил какое-то непростое движение крылом. Я моргнул от неожиданности — мне показалось, что чайка попыталась отдать честь.

— Ну, артист, — покачал я головой. — Спрошу у Нади ещё раз — укомплектовала она труппу? А то такой талантище пропадает… Ладно. Оставляю вас вдвоём. Без нужды не шуметь! Это касается тебя, Джонатан. А ты, — перевёл я взгляд на Свету, — не шуми в принципе.

— Поняла, — кивнула Света. — Буду ждать тебя.

И наградила меня таким взглядом, что я поспешил уйти.

Глава 11

Перед завтраком ко мне подошёл Мишель. Он изо всех сил старался выглядеть так, как будто просто решил поболтать на какие-то светские темы. То есть, был бледен, широко раскрыл глаза и то и дело озирался, не подслушивает ли кто.

— Костя, что это было? — спросил Мишель шёпотом, предварительно выставив глушилку. Таким скрытым жестом, что его, наверное, заметили из императорского дворца.

— Я всё расскажу, когда мне будет что сказать.

— Но девушка!

— Ты что, никогда девушек не видел?

— Видел, конечно, но… не таких.

Бледность Мишеля сменилась лихорадочным румянцем.

— А если Полли узнает, что ты вспоминаешь какую-то обнажённую красотку? — намекнул я Мишелю.

Теперь он опять побледнел.

— Костя, не говори ей, пожалуйста! Я же… я вовсе не собирался ни на кого смотреть!

— Не скажу. — Я похлопал Мишеля по плечу. — Но и ты о том, что видел, никому не говори.

— Но кто она? — не отставал Мишель. — Откуда взялась у нас на этаже — к нам ведь не могут приходить девушки? Что вообще происходит? И почему никто не должен знать?

Почему, почему… Да потому что если о Свете узнает Витман, он утащит её в лабораторию. Не в ту, которую мы развалили, а в новую. И будет её препарировать — до тех пор, пока на молекулы не разберёт. А я этого не хочу. Мы, как говорится, в ответе за тех, кого приручили — раз. А два — если есть выбор, превратить Свету в оружие или в союзника, я предпочитаю второе. Потому и не надо никому ничего знать — по крайней мере, до тех пор, пока я сам во всём не разберусь. Тогда уже можно будет представить Витману доклад со всеми доводами, избежав бессмысленных перепалок и перестраховок.

Вслух я, разумеется, сказал иное:

— Мишель. Я на твоих глазах протащил в свою комнату весьма скромно одетую девушку. Как ты думаешь, почему об этом никто не должен знать?

Мишель даже отстранился от меня.

— И… и всё? — хрипло, изумленно спросил он. — Всё только ради… вот этого?

— Ты — хороший парень, Мишель, — вздохнул я. — И Полли, несмотря на все свои… — чуть не сказал «загоны», но вовремя спохватился, — фантазии, прекрасная девушка. Вам с ней всего-то лишь нужно немного подождать. Когда закончите академию, вы поженитесь и будете счастливо жить вместе. Тебе не о чем будет мечтать. А я — не такой. Моя работа не предполагает создание семьи. Я всю жизнь буду метаться меж белой и чёрной магией, спасая то мир, то наше великое государство. До тех пор, пока не сгину на одной из войн, о которых ты, скорее всего, никогда даже не услышишь. В свете всего этого — разве не могу я себе время от времени позволять некоторые слабости?

Потупившись, Мишель пробормотал:

— Можешь, конечно.

Я думал, разговор на этом и закончится, но как только сделал шаг в сторону, Мишель спросил:

— А почему она светилась?

Господь всемогущий, дай мне силы пережить этот день…

— От счастья, — коротко сказал я. — От предвкушения того, что будет между нами. Такова её родовая магия. Эта девушка светится, когда счастлива.

Кажется, прокатило. Родовая магия — это была штука интересная. Мало кто афишировал её особенности. И свечение от счастья было вполне в рамках допустимых значений. Во всяком случае, Мишель моим объяснением полностью удовлетворился. Скорее всего, его успокоило то, что раз девушка светилась от счастья, значит, всё у нас точно происходит по обоюдному согласию, и переживать не нужно. К вопросу о том, каким образом я ухитрился протащить обнаженную красотку на мужской этаж, он, слава богу, не вернулся.

За завтраком только и пересудов было, что о ночном переполохе. На меня поглядывали и переговаривались.

Мишель в обсуждениях старательно не участвовал, а когда Полли спросила его, что он видел — ответил, что ничего не видел, так как проснулся уже под самый конец переполоха. Застал только меня, стоящего в коридоре с чайкой на плече и отчитывающего наставника. Что характерно — даже почти не соврал. Только немного не договорил.

А я, погруженный в свои мысли, внимательно смотрел на Полли. Так внимательно, что она перехватила мой взгляд и поинтересовалась:

— Что это значит, Константин Александрович?

— О чём вы, Аполлинария Андреевна? — спросил я и отвёл взгляд от её груди.

— Ваши страстные взгляды. В то время как я сижу здесь рядом со своим женихом.

Теперь я всмотрелся уже в глаза Полли — для того, чтобы увидеть там разгорающееся пламя. Актерскому дарованию Аполлинарии Андреевны надо отдать должное — она готова была в любой момент устроить хоть драму, хоть трагедию в лучших театральных традициях. Только повод дай.

— Прошу простить, — покаялся я. — Я был задумчив и не отдавал себе отчёта в том, куда направлен мой взгляд.

Инцидент в итоге удалось свести к перешучиваниям. Потом я отвернулся и стал смотреть на сидящую за другим столом Злату. Она тоже почувствовала мой взгляд и подошла после завтрака.

— Вы что-то нашли, Константин Александрович?

— М-м-м? — не понял я, продолжая ощупывать девушку взглядом.

От такого пристального внимания Злата поёжилась и сложила руки на груди.

— Я имею в виду… — Злата огляделась и закончила, понизив голос: — … наше объединение.

— Определённые сдвиги есть, — сказал я уверенно. — Хотя о завершении говорить ещё рано. Мне нужно провести кое-какие тесты. А для этого нужна ваша помощь.

— Всё, что угодно! — Злата подалась вперёд и опустила руки.

— Мне нужна ваша одежда, Злата Аркадьевна. Академическая форма. У вас же есть запасной комплект?

— Конечно, — не моргнув глазом сказала Злата. — После занятий встретимся в саду за академией, я передам вам свёрток. Что-то ещё?

— Да. Ещё мне нужно ваше нижнее бельё.

Вот теперь она запнулась.

— З… зачем?

— Ну, надо… — развёл руками я.

— Хорошо… — Злата порозовела. — Вам нужно то бельё, что на мне сейчас?

— Как раз наоборот — нужно то, что вы не носили. Если вдруг есть новое, будет вообще отлично.

— Но какой в этом смысл? Ведь если проводить ритуал, обращаясь к моей энергии…

— Злата, — поймал я её руки, которыми она принялась размахивать. — Просто сделай так, как я прошу.

— А от Агаты ничего не нужно?

— Не нужно, — вздохнул я. — Только то, о чём я попросил.

— Принесу, — пообещала Злата.

Ангел, а не девушка.

Впрочем, в саду после занятий мне пришлось для начала встретиться с демоном. То есть, с Агатой.

— Что это вы такое задумали, Константин Александрович? — спросила она, остановившись напротив меня. — Зачем вам нижнее бельё моей сестры?

— И почему все вечно замечают только самые пикантные подробности? — воскликнул я, даже не пытаясь скрыть раздражения. — А то, что мне понадобилась одежда Златы, вас нисколько не смутило?

Но Агата, как это часто бывает у людей, меня не слышала. Она заранее сама себе придумала мои реплики и сейчас отвечала мне воображаемому. Ну не пропадать же отточенным словесным конструкциям, которые должны, просто обязаны размазать меня по земле ровным слоем!

— Вы наивно полагаете, будто можете скрыть от меня что-то, о чём говорили со Златой? Да я ведь вижу то же, что она! Слышу то же, что она, и даже чувствую то же! Мне известно, о чём она думает!

— Безусловно. Только вот о том, что думаю я, вы не имеете ни малейшего понятия, — кивнул я. — И уж подавно не видите моими глазами и не слышите моими ушами.

— Именно поэтому я и спрашиваю: зачем вам нижнее бельё моей сестры⁈ — даже привзвизгнула Агата.

Я поморщился. Пожалуй, до меня на территории академии такие разговоры велись нечасто. Экий я креативный — всюду привношу элемент новизны.

— Нет у вас никакой сестры — начнём с этого, — сказал я.

Агата аж выдохнула от злости и неожиданности, и изо рта у неё вылетел клуб пара. Что было странно, поскольку до холодов оставалось ещё прилично времени. Из чего напрашивался интересный вывод: я увидел не пар, а дым. И, если вспомнить, как ловко Агата орудует огнём, вывод получался жутковатым. А ну как изрыгнёт в меня струю пламени? Качественно разозлённая девушка и не такое может.

— Что же до остального, — постарался я перевести разговор в мирную плоскость, — то я даю вам слово дворянина: ровным счётом никаких неприятных последствий для Златы от моих действий не будет. Её честь не пострадает ни в одном из известных мне смыслов этого выражения.

Но, как выяснилось, я думал слишком хорошо про черномагическую Агату. Чёрные маги всегда в первую очередь пекутся о себе.

— В этом я даже не сомневалась, Константин Александрович, — прошипела Агата. — Меня беспокоит то, что вы явно задумали совершить ритуал, который нас объединит!

Агата начала проявлять признаки нетерпения. Оглядывалась и переминалась с ноги на ногу. Вероятно, Злата уже спешила на место встречи, и времени на запугивание меня почти не оставалось.

— А давайте, любезнейшая Агата, мыслью перенесёмся несколько назад во времени, — предложил я. — И вспомним, что вы со Златой с детства мечтали об этом объединении! Что вы поступили в Императорскую академию лишь потому, что здесь учусь я — тот, кто может помочь вам в решении этого вопроса! На меня указывали линии вероятностей, и именно поэтому вы так стремились оказаться здесь. Я что-то упускаю?

Вот тут Агата явно сбилась и покраснела. Ну да, тяжело быть подростком, у которого мировоззрение меняется пятнадцать раз на неделе и за каждую итерацию он готов умереть. И в два раза тяжелее быть подростком, разделённым на два тела… Даже представлять не хочу, что сейчас творится в голове у Агаты.

— Кое-что изменилось, — промямлила она.

— Старая добрая влюблённость, — улыбнулся я.

— Н-не называйте это так легкомысленно! Это — любовь! — воскликнула Агата. — И даже не смейте думать, будто всё это лишь потому, что он… Он…

— Что он — великий князь, — подсказал я. — Даже не пытаюсь об этом думать, боже сохрани.

— Вы ведь… любили, Константин Александрович?

Агата заглянула мне в глаза в поисках ответа. А я не на шутку задумался.

Любил ли я?..

Вспомнил Кристину. Ту, что уехала в Париж, и ту, что я видел на Изнанке — истинную Кристину, опалённую неведомой войной.

Вспомнил Клавдию, которая всегда была рада меня видеть.

Вспомнил девушек, с которыми имел дело до того, как меня расстреляли, и я оказался в этом мире. Тогда мне было не до любви — даже по молодости. А потом пламя войны выжгло в сердце огромные пустоты. Но ведь не испытывать — не значит не понимать.

— Любил, — сказал я, наконец. — Достаточно, чтобы понять: любовью жизнь не исчерпывается.

— Я не могу потерять его, — мотнула головой Агата.

— Значит, не потеряете.

— Что вы говорите! Вы сами себя слышите? — Она всхлипнула. — Это ведь — вы!

Вот тут я удивился уже всерьёз.

— А я-то здесь при чём?

— И вправду не понимаете… — Агата горько вздохнула. — Вы сильнее его, Константин Александрович. Вы всегда побеждаете. А он… пусть он и не такой, как вы, ноя его люблю!

Господи… И как такие страсти умудрились разгореться за… За сколько? Пару-тройку недель?

— Я опять что-то пропустил? — заинтересовался я. — С каких пор я в этом вопросе сделался соперником его высочества?

— Константин Александрович! — простонала Агата. — Да ведь Злата любит вас, неужели вы этого не замечаете! И когда мы объединимся… Вы, как всегда, победите.

Ах, вот оно что. Ну да, такая очевидная мысль мне бы в трезвую голову вовсе не пришла.

Я основательно подвис, не зная, что сказать. А сказать можно было много что. Например, огорчить Агату, что никакой особенной любви к Борису у неё, скорее всего, нет.

Сначала Агата обратила внимание на цесаревича во время инцидента в начале года — ну, уж будем честными, на тот его поступок сложно было не обратить внимания. Потом Борис хорошо сработался со Златой во время Игры. Затем Злата начала оказывать знаки внимания мне, и одновременно с этим Борис начал оказывать знаки внимания Агате. Ложной скромностью я не страдал и прекрасно знал, что примерно каждая первая девушка с трудом может передо мной устоять. А особенно столь юная и неопытная. Так что, скорее всего, после всей этой раскачки именно Злата влюбилась в меня. А Агата почувствовала то же самое — но, поскольку я был уже занят сестрой, перенесла это чувство на великого князя.

Однако если всё это рассказать Агате, она, чего доброго, и вправду полыхнёт на меня пламенем изо рта. Только пожара нам и не хватало…

Из затруднения меня вывела Злата. Она, запыхавшись, подбежала к нам, держа в руках свёрток. И сразу же набросилась на «сестру».

— Как ты можешь? Ты обезумела, Агата? Ты забыла, как мы мечтали о том дне, когда снова станем единым целым?

— Я больше не хочу быть единым целым! — выкрикнула Агата. — Я, наконец, счастлива!

— Да не счастлива ты, глупая! Разве ты не понимаешь? Разве ты не чувствуешь этой пустоты в душе, этой боли⁈

— Может быть. Но это из-за тебя! Когда ты найдёшь своего возлюбленного, мы обе будем счастливы!

— Болеет одна — болеем обе. Наказывают одну — больно обеим. Мы даже в уборную вынуждены ходить одновременно! — Кажется, Злата позабыла о том, что я тоже стою здесь. — Я вчера не могла сосредоточиться на учебниках, потому что ты лобзалась с Борисом Александровичем!

— А я из-за твоих учебников показалась ему холодной и отстранённой!

— Вот именно! Ни одна из нас не может жить своей жизнью, пока всё обстоит таким образом. Возьмите мою одежду, Константин Александрович! Заберите моё бельё, делайте со мной всё, что хотите — лишь бы мы, наконец, стали единым целым!

С этими словами Злата сунула свёрток мне в руки и побежала обратно к академии. Агата, метнув на меня пылающий взгляд, поспешила вслед за ней.

А с противоположной стороны ко мне приблизился Анатоль.

— Я не подслушивал, — сразу поднял руки он. — До меня донеслись лишь две последние сентенции. Послушай, Костя, ты ведь мой друг! Открой секрет: что нужно делать, чтобы девушки умоляли избавить их от одежды и белья, а потом делать с ними всё, что хочешь? Пока это какой-то запредельный для меня уровень, но я готов учиться у лучших.

— Это было всё, что ты услышал? — полюбопытствовал я.

— Клянусь честью — всё! Хотя и этого хватило за глаза… Впрочем, даже если бы я ничего не услышал, всё равно бы понял, что ты умудрился закрутить с обеими Львовыми. И что ж за невезение, право! Ты постоянно оказываешься на шаг впереди меня! Ей богу, Костя, это становится невыносимым. Предлагаю поступить по-джентльменски. Давай поделим близняшек. Одну тебе, другую мне — всё честно.

— Не получится, — вздохнул я. — Агата встречается с Борисом. А Злата… Злата влюблена в меня.

— Да что ж за беда, — вздохнул Анатоль. — Впрочем, про Злату мог бы и не говорить. Когда девушка отдаёт тебе нижнее бельё — это явно означает любовь. Если нет такого туземного племени, где в ходу подобный обычай, то его следовало бы придумать.

— Вряд ли у туземных племён нижнее бельё вообще в ходу, — усмехнулся я. — Впрочем, тебе никто не мешает проверить.

Казалось, эта идея захватила Анатоля всерьёз. Он задумался и не проронил ни слова до тех пор, пока мы не дошли до здания академии.

— Кстати, — вспомнил он у крыльца, — а я ведь тебя искал.

— Ну вот, нашёл. — Я остановился. — Что случилось?

— Я подумал, что тебе будет любопытно. Жорж вернулся.

— Ку… Какой Жорж? — брякнул я.

— Юсупов, какой же ещё. Явился как ни в чём не бывало в столовую, во время обеда — сразу после того, как вы с госпожой Львовой изволили удалиться. Поел и отправился к Калиновскому. О дальнейших его перемещениях мне ничего не известно.

Глава 12

Вот тут я подвис всерьёз и надолго. Творилось что-то явно несусветное. Мурашиха клятвенно меня заверяла, что Жорж проваляется в коме чёрт знает сколько времени, а он оклемался через пару дней? В жизни не поверю, чтобы старая колдунья могла так опростоволоситься.

Даже если бы Жорж действительно очухался и вылез из погреба, Мурашиха нашла бы чем его приложить по кумполу. А потом придумала бы, как со мной связаться. Не первый день в Чёрном городе живёт, дела делать умеет.

— К Калиновскому, — повторил я.

— Именно так, — подтвердил Анатоль. — Нам стоит беспокоиться?

Я медленно пожал плечами.

Чёрт знает, стоит ли вам беспокоиться. Мне — так точно надо начинать. Начинать с возвращения в свою комнату.

Комната оказалась в полном порядке. Света лежала под одеялом, Джонатан прохаживался по полу, как часовой.

— Государю императору — ура! — доложил он обстановку, как только я вошёл.

— Вольно, — сказал я. — Можешь лететь. Добудь себе пропитание.

Джонатан не заставил себя упрашивать. Он с места развил сверхзвуковую скорость и пролетел сквозь оконное стекло.

— Никогда не привыкну, — пробормотал я, глядя ему вслед.

Потом ещё раз осмотрелся в комнате. Что-то было не так, но вот что… Ах да, вот. Зеркало завешено моей рубашкой — Света, видимо, достала её из шкафа.

— Что не так с зеркалом? — спросил я и присел на стул.

— Там — он, — прошептала Света.

— Кто? Там, по логике, должна быть «она».

— Костя, я знаю, как работает зеркало в твоём мире. А ещё я знаю, как оно может работать. Зеркало — это портал между мирами и межмировыми пространствами. Зеркало — это не шутки.

— Так кого ты там увидела?

— Стража.

Я покосился на закрытое зеркало.

— Хм. И что нам по этому поводу делать?

Света пожала обнажёнными плечами.

— Он, видимо, чует меня. Если я посмотрю ему в глаза в зеркале, он сможет прорваться. Мне, наверное, надо просто избегать зеркал.

— Только зеркал? — уточнил я. — А оконное стекло? Очки? Вода? Глаза, наконец? Много что может отражать.

По мере того, как я перечислял, Света мрачнела.

— Это нам придётся выяснять, я не знаю, — честно призналась она.

— Ясно, — вздохнул я. — Что ничего не ясно. Ладно, давай решать проблемы по мере поступления. Вот одежда, которая не становится невидимой при свете дня. Брал на глаз, примерь.

Одежда Свету заинтересовала. Девушка есть девушка, будь она хоть трижды аватаром Света.

Я поставил стул возле шкафа и сел лицом к двери. Выставил глушилку. Сзади раздавалось шуршание — Света разбиралась с обновками.

— Это, видимо, то самое нижнее бельё, о котором ты говорил?

— Угу, оно.

— Интересно. А какой в нём практический смысл?

— Парням нравится его снимать.

— И всё? — Света, судя по голосу, озадачилась не на шутку.

— Просто надень, — вздохнул я. — У меня сейчас нет моральных сил читать лекцию о гигиене.

— Хорошо. Надену для тебя.

Я закрыл глаза и покачал головой. Ох и трудно нам придётся…

— Пока одеваешься, сообщаю новость: Жорж Юсупов вернулся. Сам я его не видел, но сведения из надёжного источника.

— Но я ведь говорила, что не знаю, о ком речь.

— Этот тот парень, в комнату которого мы изначально попали ночью. Ты говорила, что он о чём-то договаривался со Стражем в лабиринте.

— Ах, этот…

Судя по голосу, Свете было не интересно.

— Этот, этот. Я его не так давно обезвредил. Думал, что надёжно. В ближайшее время всплыть он был не должен. А он всплыл. Плюс, у него какие-то запредельно-невероятные магические силы. И вот я думаю: а нет ли тут какой связи? Что скажешь?

Света перестала шуршать. Обошла мой стул и встала перед дверью.

— Ну как? — спросила она неуверенно.

Ей, видимо, хотелось подойти к зеркалу, но, за неимением лучшего, пришлось использовать меня.

— В целом, прекрасно, — оценил я. — Вот только… — опустил взгляд вниз.

Ну, блин. Сам виноват — не подумал. Света стояла передо мной босиком.

— Что? — нахмурилась Света. — Плохо выгляжу?

— Хорошо. А с обувью придумаем что-нибудь.

— С обувью?

— Вот, — я показал на её босые ступни. — В середине осени по Петербургу так ходить не принято. Даже у крестьян, не говоря уж об аристократах. На ноги тоже положено что-то надевать.

Света посмотрела на мои ботинки. Объявила:

— Мне не нравится.

— Девушки в таких и не ходят, — успокоил я. — У них другая обувь. С высокими каблуками, там. С бантиками…

— С высокими каблуками? — еще больше удивилась Света. — Но это же, наверное, неудобно?

— Понятия не имею. Не носил… Ладно, потом разберёмся. Если не придираться, то выглядишь нормально. Курсантка как курсантка, разве что светишься немного.

— С этим я ничего поделать не могу, — вздохнула Света.

— Да бог с ним. Запомни объяснение: это родовая магия. В подробности можешь не вдаваться, здесь такие расспросы считаются неприличными.

— Родовая магия. — Света кивнула. — Поняла. А насчёт Жоржа Юсупова — связь, безусловно, есть. Страж не стал бы с ним общаться просто так. У Тьмы очень простые желания: ворваться, захватить и подчинить. Аватар, в отличие от самой Тьмы, обладает разумом, поэтому может действовать похитрее. Скорее всего, сам Жорж — что-то вроде портала…

— Примерно как великий князь?

— Костя, я не знаю, что такое великий князь. Но если сквозь него в ваш мир лезет Тьма — то, скорее всего, да. Однако Страж хитрее. Он не будет рваться целиком, сразу. Он полностью подчинит себе этого твоего Жоржа и будет использовать его как марионетку.

— Так я, значит, не к тому специалисту обратился, — вздохнул я. — Нужно было не у Мурашихи оружие заговаривать, а у императора.

— Почему? — из чистой вежливости спросила Света. Спрашивать, что такое император, она для разнообразия не стала.

— Да потому что император умеет изготавливать амулеты, сдерживающие Тьму. По крайней мере, один изготовил, на его сыне эта штука работает прекрасно. Ладно. Лучше поздно, чем никогда… Нужно добиться аудиенции у императора. И ещё нам с тобой нужно смотаться в город. И всё это срочно.

— Ты возьмёшь меня с собой в город? — У Светы загорелись глаза.

— Придётся, — развёл я руками. — Одну тебя уж точно не оставлю. По крайней мере, не сейчас, когда в двух шагах от тебя — Юсупов.

Свалить надо было ещё и потому, что я понятия не имел, о чём болтает Жорж в кабинете у Калиновского. Меня, может, прямо сейчас придут арестовывать за дуэль. Арестуют, понятно, ненадолго, но всё равно неприятно. Да и какое пятно на репутации рода.

А из города вполне можно будет при помощи пары телефонных звонков выяснить, как обстоят дела в академии, и спокойно выработать план действий.

— Я готова, — объявила Света.

Я ещё раз оглядел её сверху донизу, поморщился. Попросить у Златы расчёску тоже не сообразил. А у самого такого аксессуара отродясь не водилось. Как итог — прическа Светы выглядела так, будто девушка только что встала с постели… Впрочем, почему «будто»? Она, собственно, и встала.

— Ладно, прорвёмся, — решил я. — Следуй за мной. Не разговаривай ни с кем, кроме меня. Старайся быть незаметной.

— Хорошо, — сказала Света.

И исчезла.

— Какого?.. — У меня отпала челюсть.

— Так я достаточно незаметна? — послышался голос из пустоты.

Я протянул руку. Ладонь коснулась хорошо знакомой на ощупь груди. Грудь подалась навстречу прикосновению, и я поспешил убрать руку.

— Ты умеешь становиться невидимой⁈

— Кажется, да. — Света хихикнула.

— А почему сразу не сказала?

— Ты не спрашивал… Да я и сама не очень хорошо знаю, что умею в твоём мире. Мне здесь всё в новинку.

Ну да, один-один. Если бы Света стала невидимой прошлой ночью, всё прошло бы куда тише.

— Я, правда, не очень уверена, как буду идти, не видя ног, — сказала Света. — Всё так непривычно…

В следующую секунду меня ударили по голове. Не сильно, но чувствительно.

— Ой, прости! Я не хотела! — ахнула пустота передо мной.

— Это была нога? — уточнил я.

— Рука. Рук я тоже не вижу.

— Ладно. Снимаю глушилку. Задача номер один — выйти из комнаты. Задача номер два — выйти из коридора на лестницу. Там разрешаю немного выдохнуть.

Уже первая задача оказалась не самой простой. Я открыл дверь, выглянул наружу — никого не увидел. Сделал шаг в сторону и подождал, как подобает в приличном обществе. Ощутил, как мимо меня проходит что-то невидимое и спустя три секунды двинулся следом. Чтобы немедленно столкнуться со Светой.

— Ой!

— Блин! Почему ты остановилась?

— А мне нужно было пройти первой? Я думала, что ты должен проходить первым. Ты ведь меня защищаешь, а там может быть опасность.

— Здесь, в этом мире, мужчины пропускают женщин вперёд. Так уж заведено.

— Почему?

— Потому что… — Тут я сам подвис. — Эм… Ладно, проехали. В общем, просто запомни: когда ты видимая, и перед тобой открывают дверь, проходи первой.

— Даже если дверь откроет Жорж Юсупов? — уточнила Света.

— Если рядом с тобой оказался Жорж Юсупов, значит, что-то пошло не так. И лучше бы тебе не ждать, пока он откроет дверь, а бежать от него подальше, разыскивать меня.

Уладив все эти вопросы, мы наконец оказались в коридоре. Но тут в его конце, со стороны парадной лестницы, показался… слава богу, Борис.

Великий князь был в явно приподнятом состоянии духа, улыбался и что-то напевал. Но, увидев меня, резко помрачнел.

— Костя, — сказал он и решительно направился ко мне. — А я как раз тебя ищу. Нам надо поговорить.

Я почувствовал движение — Света переместилась мне за спину. Умница девочка, соображает.

— Если вы про Жоржа, ваше высочество, то я уже в курсе, — сказал я.

— Про Жоржа?.. Ах, нет, Жорж меня не интересует. Это по поводу Агаты.

— Ну и что насчёт неё? — вздохнул я.

— Она не хочет объединяться со Златой. Больше не хочет.

— Знаю.

— Знаешь? — озадачился Борис.

— Ну да, она мне свои желания изложила. Или что, она просила вас поговорить со мной по-мужски?

— Вроде того, — пробормотал Борис.

— Я вас услышал.

— И ты так просто сдашься? — не поверил Борис.

— Во-первых, я, собственно, ни на что официально не подписывался. Если помните, эти «неблизняшки» сами на меня налетели со своими проблемами и до недавних пор обе были уверены, что я эти проблемы решу. Теперь половина из них переобулась в прыжке. Но знаете, что осталось неизменным?

— Что?

— Я как не знал раньше, так и до сих пор понятия не имею, каким образом сделать из них двоих одного человека. Так что можете с Агатой спать спокойно.

Борис покраснел:

— Как ты смеешь⁈

— Я не то имел в виду, — отмахнулся я. — А вам не надо было так много общаться с Вовой, ваше высочество. Он вас испортил.

Осознав свою промашку, великий князь покраснел ещё сильнее и забормотал было какие-то оправдания. Но я их быстро оборвал:

— Впрочем, хорошо, что вы пришли ко мне. Мне нужна от вас одна услуга.

— Что угодно, — тут же встрепенулся Борис. — Ты знаешь, сколь многим я тебе обязан…

— Мне нужно встретиться с вашим отцом. Обычно Его величество сам меня находил или вызывал. Я не очень понимаю, каков официальный порядок. Прямой связи с ним у меня нет, а дело срочное…

— Ни слова больше, — взмахнул рукой Борис. — Сегодня же поговорю с Его величеством. Уверен, что он назначит встречу. Это срочно?

— Срочнее не придумаешь, — кивнул я.

— Значит, положись на меня.

И Борис, развернувшись, пошел обратно — явно изменив все свои планы ради меня. Золотой пацан, в сущности. Только мелкий и влюбчивый. Но это пройдёт.

— Ну, второй этап, — тихо сказал я, выждав секунд десять. — Готова?

— Да, — шепнула на ухо невидимая Света.

Я шагнул к двери, ведущей на чёрную лестницу, открыл её и выглянул наружу. На площадке было пусто, и я опять пропустил Свету вперёд. Когда дверь за нами закрылась, меня схватила за плечо невидимая рука.

— Я не могу, — шепнула Света.

— Чего не можешь?

— Спуститься!

— Почему?

— Ног не вижу!

Я представил себе, каково это — спускаться, не видя ног. Потом прибавил к этому тот незаурядный факт, что последние шестнадцать лет минимум жизнь Свету лестницами не баловала.

— Значит, делайся видимой.

— У… уверен?..

— На все десять процентов.

— Так говорят, когда уверены полностью?

— Точно, — улыбнулся я. — Давай, если что — все разговоры беру на себя. Хотя, теоретически, мы не должны тут ни на кого нарваться.

Курсанты чёрной лестницей почти не пользовались. Кому охота ковылять по ступенькам в полутьме, когда есть парадная лестница — широкая и прекрасно освещенная?

Рядом со мной внезапно появилась симпатичная лохматая курсантка. В полумраке её собственное свечение здорово бросалось в глаза, проскочить бы тут побыстрее…

На этот раз я пошёл по ступенькам первым. Из тех соображений, что если Света всё же решит полететь кувырком, я её поймаю. Технически, было бы проще снести её на руках, но тренироваться-то надо! А то хорошо будет выглядеть оружие Света, пасующее перед паршивой ступенькой…

Света обеими руками вцепилась в перила и медленно начала спускаться. Судя по напряжённому лицу и закушенной нижней губе, это простое и привычное для любого человека действие требовало от неё нешуточных усилий.

— Ну как? — спросил я на середине пролёта.

— Ноги болят, — тихо сказала Света. — Голова кружится. В глазах темнеет.

— Может быть…

— Нет-нет! Я справлюсь!

Я молча продолжил страховать. Спустя десять минут лестницу мы одолели. Мне эти десять минут показались вечностью.

— Это всё? — вздохнула Света.

— Почти. Снаружи ещё крыльцо, но там буквально несколько ступенек.

Однако ещё до крыльца нам было суждено столкнуться с препятствием.

— Константин Барятинский! — провозгласил голос, слишком хорошо мне знакомый, чтобы надеяться увидеть кого-то другого.

Я увидел стоящего на нижней площадке Жоржа Юсупова. Выглядел он безукоризненно.

Академическая форма новёхонькая, туфли блестят, волосы безупречно расчёсаны, на губах — надменная аристократическая улыбка.

— Георгий Юсупов, — произнёс я.

Не столько ответил на так называемое приветствие, сколько дал Свете понять, кто перед нами. И Света сообразила — переместилась мне за спину. Впрочем, Жорж на неё даже не посмотрел. Он остановился передо мной и протянул руку. Я посмотрел на неё, на Жоржа.

— Это что?

— Предлагаю забыть наши разногласия, господин Барятинский, — объявил Жорж. — После того, что случилось — о чём, полагаю, ни вы, ни я не имеем никаких резонов рассказывать кому бы то ни было — я считаю себя полностью удовлетворённым. И законы чести требуют от меня протянуть вам руку.

Вот тут я немного растерялся. Не знал, что и подумать в такой непривычной ситуации. С одной стороны, Жорж в кои-то веки говорил, как взрослый неглупый человек, и это — хорошо. С другой стороны, говорить как взрослый неглупый человек Жорж не умел физически, и это было странно.

С третьей стороны, даже взрослый неглупый человек произносил бы эти же слова другим тоном. Он говорил бы неохотно, хмурясь. Я его застрелил, всё-таки. В ответ на то, что сам он лишь по счастливой случайности не застрелил меня, но то уже вопрос десятый. И смерть отца Жоржа — тоже моих рук дело, как ни крути.

Понять такое можно. Принять такое можно. Однако так вот запросто стать другом собственного убийцы можно, пожалуй, лишь в не самом умном кино.

А Жорж улыбался и говорил так, будто речь шла о каком-то ничего не значащем недоразумении. Например, как если бы я случайно толкнул его или пригласил на танец девушку, которая ему нравится.

Будто Жорж напрочь забыл, что я на несколько дней отправил его в кому и упихал, как бочонок с огурцами, в подпол к Мурашихе. В подпол! В Чёрном городе! Да за одно это Жорж должен был с говном меня сожрать. Ну, или хотя бы попытаться.

«Это ловушка!» — вопил внутренний голос. Но ловушки я, хоть убей, не видел. И опасности не чувствовал. Мне просто протягивали руку.

Глава 13

Когда-то один уникум вот так же, как Жорж, протянул мне руку. А когда я её пожал — ощутил боль. Может, и Жорж задумал нечто подобное? Что ж, если так — переживу, опыт есть. Да и вторая рука у меня свободна. Сломаю Жоржу челюсть раньше, чем он успеет сообразить, что план провалился.

Успокоив себя такой мыслью, я пожал протянутую руку.

Предчувствие беды было до такой степени сильным, что в первое мгновение я действительно ощутил боль. Фантомную боль-воспоминание о том, как тысячи игл вонзаются в ладонь. И левая рука дёрнулась для удара, но я вовремя её остановил.

На самом деле никакой боли не было. Была лишь сухая и тёплая ладонь Жоржа. Его открытый взгляд и полуулыбка.

— И что всё это значит на самом деле? — Я задержал его руку в своей. Сжал посильнее — так, чтобы было ясно: если захочу, то раздавлю аристократические косточки в костную муку.

— Только то, что я сказал, — улыбнулся Жорж. — Наша вражда, в том виде, в котором она пребывала до сих пор, не имеет ни малейшего смысла. А значит, мы, как разумные, здравомыслящие люди, должны её прекратить. Ну хорошо, признаю: поддерживал вражду в последнее время лишь я один. Стало быть, это я должен её прекратить. Что, собственно, и делаю.

— «В том виде, в котором она пребывала до сих пор», — повторил я.

Улыбка Жоржа сделалась шире.

— Именно так, господин Барятинский. Именно так.

Я разжал пальцы. Жорж опустил руку.

Взгляд его переместился с моего лица мне за спину.

— Не представите меня вашей спутнице, господин Барятинский?

— Не считаю нужным, — отрезал я.

— Я бы не назвал это вежливым.

— А я бы не назвал вежливым себя.

— Что ж, как вам угодно, господин Барятинский. За сим — разрешите откланяться.

Жорж и в самом деле отвесил мне неглубокий поклон. Оглядел на прощанье Свету — её босые ноги заинтересовали его, кажется, даже больше, чем свечение — и прошёл мимо нас к лестнице. Я посмотрел ему вслед. На середине пути Жорж обернулся и сказал:

— Скоро я докажу вам, господин Барятинский.

— Что именно? — спросил я.

— Что вражда бессмысленна. — И Жорж снова широко улыбнулся.

На этом диалог завершился. Я подтолкнул Свету к выходу. Когда мы оказались на крыльце, она глубоко вдохнула — так, будто на протяжении всего разговора не дышала.

— Дерьмо, — сказал я тихо. — Словами не выразить, как мне это всё не нравится.

— Я чувствую Тьму в этом человеке, — прошептала Света. — Чувствую!

— Охотно верю. Теперь понять бы, к чему всё это ведёт. Какого хрена Жорж забыл на чёрной лестнице? Он сюда сроду не заглядывал. Что он скрывает? И кто он теперь? Новый Юнг?..

— Опять ступеньки, — невпопад, угрюмо ответила Света, глядя перед собой.

— Всего-то три штуки, — улыбнулся я. — Давай, помогу.

Я спустился первым и протянул ей руки. Света, глубоко вдохнув, оперлась на них и спустилась.

Мимо привратника она прошла невидимой, держась за меня. Мне и слова не было сказано — к отлучкам господина Барятинского в любое время дня и ночи привыкли уже, кажется, все.

А возле машины возникла заминка. Я открыл для Светы дверь, но не почувствовал, что она стремится внутрь.

— Что опять не так? — со вздохом спросил я.

Говоря, старался мониторить пространство вокруг. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь увидел, как я стою и болтаю сам с собой.

— Зеркала, — сказала Света.

— О, чёрт. — Я вспомнил занавешенное зеркало в своей комнате, рассказ Светы о Страже, и поморщился. — Ну ладно.

Ездить без зеркал, конечно, такое себе удовольствие, но подобным опытом я обладал. Лучше лишний раз обернуться и посмотреть назад, чем увидеть, как на полном ходу из зеркала в салон выскакивает Страж.

Я снял оба боковых зеркала. Скрутил то, что в салоне. И бросил всё это добро в багажник.

— Так лучше?

— Да, — с облегчением сказала Света.

Уселась на пассажирское сиденье, одновременно сделавшись видимой.

— Ты какая-то бледная, — заметил я. — Жорж напугал?

— Нет, — мотнула головой Света. — Эта невидимость меня измучила. И лестница.

— Ну… отдыхай.

Я закрыл дверь. А пока обходил машину, боролся с неутешительными мыслями.

Невидимость, значит, её измучила. За каких-то, суммарно, пятнадцать минут. Я, конечно, невидимым делаться не умею, да и никто из моих знакомых таким умением не хвастался — кроме, возможно, Его Величества. Но что-то мне подсказывает, что невидимость не должна быть слишком накладным в плане магии заклинанием.

Хороша помощница в борьбе с Тьмой, ничего не скажешь.

— Государю императору — ура! — завопили вдруг с неба.

Я, не оглядываясь, отворил заднюю дверь. В салон молнией влетел Джонатан. Вскрикнула от неожиданности Света.

— Ну вот, — улыбнулся я. — Команда в сборе.

Сел за руль, запустил движок.

— Рычит, — заметила Света, прислушиваясь.

— Не бойся. Это он не со зла.

— Я не такая уж слабая.

— Что? — Я посмотрел на Свету.

— Ты ведь об этом подумал только что.

— Откуда тебе знать, о чём я думаю? — прозвучало резче, чем мне хотелось.

— Ты был разочарован. По твоему лицу это было видно, когда я сказала, что меня измотала невидимость. Но, Костя, пойми: я много времени провела в темноте, где была единственным источником света. Тьма почти сомкнулась надо мной, когда подоспел ты. Мне нужно время, чтобы восстановить силы.

— Так ты подзаряжаешься от света? — спросил я. — Лампы, огонь, солнце?

Света кивнула:

— Да. Всё, что ты перечислил, несёт в себе пусть крошечный, но отблеск истинного Света. И даже ночь в твоём мире для меня — счастье, потому что полной темноты здесь не бывает.

— Ох и неудачный же город ты выбрала для восстановления, — вздохнул я, посмотрев через лобовое стекло на серое небо. — И неудачный сезон…

— Ничего страшного. Здесь гораздо больше Света, чем тебе кажется. И, возможно, именно поэтому Тьма до сих пор не смогла ничего с ним сделать.

— А может, она не смогла это сделать из-за того, что мы с ребятами до сих пор успешно отбивали прорывы? — усмехнулся я.

Света отзеркалила мою усмешку:

— А благодаря чему вы их отбивали, напомни?

Тут мне пришлось промолчать. Крыть нечем.

Выехав с парковки, я задал один из вопросов, которые меня тревожили ровно настолько, чтобы поболтать в дороге.

— А тот метеорит?

— Метеорит? — недоуменно повернулась ко мне Света.

— Ну да. Ты обещала помочь, и с неба рухнул метеорит. Который потом начал меня звать. Из него получилось новое оружие для меня и остальных.

— Ах, это, — Света улыбнулась. — Метеорит… Не знала, что оно так красиво называется. Помнишь, я говорила о великой горе, с которой льётся Свет?

— Забудешь такое…

— Метеорит — крошечная часть той горы.

Странно, конечно, однако некоторой логике вполне соответствует. Если есть гора, с которой льётся Свет, и есть метеорит, из которого получилось оружие, само собой несущее Свет, то почему бы и не рассматривать их как часть и целое.

— И как тебе такое удалось? — спросил я, выруливая на трассу. — Отколоть от горы часть? Ты ведь была заперта?

— Не могу сказать, что было легко, — вздохнула Света. — Те сущности Тьмы, что окружили меня, продвинулись разом на три шага, когда я это сделала. А раньше за все прошедшее время они шагнули лишь двенадцать раз. Я основательно ослабла. Ещё бы чуть-чуть, и…

Света замолчала, но мне продолжения и не требовалось. К чему шла вся та ситуация, уже было ясно.

Я усмехнулся и покачал головой.

— Что такое? — спросила Света.

— Да так… Подумал вдруг.

— О чём?

— О том, что в моём родном мире я всего лишь сражался против существующего политического строя. И многие за одно только это считали меня чуть ли не богом, спустившимся с небес. На меня молились, буквально. Как-то раз я это слышал и даже видел — странное ощущение… Здесь, в новом мире, я стал магом. За год выровнял магический баланс. Сделался легендой и кумиром, личностью международного масштаба. И вот теперь я каким-то образом ввязался в войну Света и Тьмы. Насколько понимаю, основополагающих категорий всего мироздания в целом. И возникает вопрос: а что дальше? На что меня хватит ещё? Что будет, когда я пересеку ту границу, за которой никогда не бывали ни Свет, ни Тьма?

— Такой границы нет.

— А в моём мире говорили, что магии нет, — парировал я. — Здесь, в этом мире, по первости мне говорили, что нет магии, кроме белой и чёрной. Потом внезапно оказалось, что существует ещё Изначальная. А она, в свою очередь, основана на Свете и Тьме.

Света не ответила. Я покосился на неё. Она вдруг сжалась на сиденье, подтянув колени к животу. Мимо нас пролетел встречный автомобиль — судя по номерам, имеющий непосредственное отношение к императорскому двору.

Сначала я подумал, что Света беспокоится по этому поводу, хотел даже сказать, что вряд ли это по нашу душу. Потом сообразил, что для Светы все машины пока — на одно «лицо». И боится она просто здоровенного куска металла, несущегося навстречу с огромной скоростью. А тот факт, что сама она сидит внутри другого такого же куска, уверенности отнюдь не добавляет.

— Не бойся, — сказал я. — За рулём твоего автомобиля — отличный водитель. На заднем сиденье — выдающийся навигатор, оперирующий линиями вероятности так же легко, как швея — нитками. В аварию не попадём, беспокоиться не о чем.

— Навигатор? — пробормотала Света.

— Государю императору — ура! — гаркнул с заднего сиденья Джонатан.

Света подпрыгнула от неожиданности и нервно рассмеялась.

* * *

Припарковался я там, где всегда — чуть поодаль от хижины Мурашихи. Мысленно посмеялся, представив, как могла бы подступиться к дорогому красивому автомобилю местная шпана и обнаружить, что зеркал на нём нет. Наверное, подумали бы, что их опередили. А может, ничего бы не подумали. Просто стёкла побили от злости.

Впрочем, побитые стёкла и скрученные зеркала — не мой вариант. В Чёрном городе каждая собака знает, что этот автомобиль принадлежит молодому князю Барятинскому. И пусть мои подвиги на магических полях сражений для здешних обитателей — штука малопонятная, есть то, от чего они отмахнуться не могут. Например, расположение ко мне уважаемого человека Федота Комарова. Да и той же Мурашихи — уверен, что некое соглашение относительно неприкосновенности клиентов, приезжающих к прорицательнице, между бабкой и шпаной существует.

А есть ещё и Клавдия Тимофеевна — девушка, чьё огромное светлое сердце облагодетельствовало весь Чёрный город. И о том, что я ей по мере сил помогаю, не знает только ленивый… В общем, чего-чего, а покушения на личный транспорт мне опасаться точно не стоит.

Открыв дверь, я помог Свете выбраться наружу. Выглядела она так себе, поездка явно не пошла на пользу. Бледная, круги под глазами. Свечение уже не ощущалось вовсе.

— Слушай, поправь меня, если ошибаюсь, но по-моему результат восстановления сил должен выглядеть как-то иначе, — сказал я, разглядывая её. — Что-то идёт не так?

Света опустила взгляд и вздохнула.

— Я не знаю… Пока что я чувствую себя странно. Возможно, это пройдёт.

— А возможно?..

— А возможно, я просто не приспособлена к существованию в мире людей.

— И же что произойдёт, если действительно не приспособлена?

— Ну… Тогда я исчезну.

Прекрасно. Прелесть, что за новости. Ну как тут не возрадоваться… Ладно, будем решать проблемы по одной. Сначала — Мурашиха.

Света держалась за мою руку. Да чего там — практически висела на мне, пока мы шли к хижине. Людей поблизости не наблюдалось, зато накрыло вдруг каким-то гнетущим чувством. Навалилась апатия, захотелось лечь и уснуть…

— Тьма, — сказала вдруг Света.

— Где? — спросил я, остановившись.

— Пока — там, где ей положено быть. Но ткань мира здесь сильно истончилась. Прорыв возможен в любую секунду… Подожди немного.

Света нашла в себе силы от меня отстраниться. Подняла руки, и я с трудом подавил возглас изумления.

В руках Светы появился податливый луч. Выглядел он скорее как тонкая верёвка, но в световой его природе сомневаться не приходилось. Света начала делать движения, как будто шила. И Свет ложился в аккуратные стежки, висящие в воздухе над хижиной Мурашихи. Один, два, три, четыре — всего пять швов. Луч «закончился». Света махнула рукой.

Ого! Швы отлетели от нас, стремительно увеличиваясь. Они росли и росли, закрывая собой хижину, часть неба, горизонт…

Наконец, исчезли вовсе. Вместе с той непонятной дрянью, что так угнетала.

— Вот и всё, — вздохнула Света.

— Ты… залатала прореху?

— Ну, не то чтобы залатала. Правильнее сказать — восстановила. Всё сделалось как было, теперь прорыв здесь не вероятнее, чем в любом другом месте.

— И ты сделала это так запросто? В таком состоянии?

Света вяло улыбнулась:

— Я ведь — Свет. Ну, почти…

Только теперь я вспомнил, из-за чего в принципе ввязался в аферу с извлечением Светы из лабиринта.

Книга! Чёртова книга, написанная Юнгом, и, по словам Витмана, несущая в себе сведения о местах потенциальных прорывов.

Ладно. Вернёмся в академию — надо будет этим заняться уже вплотную. А пока разобраться, что произошло здесь. Каким образом Юсупов самопроизвольно восстал из мертвых. Не нравится мне эта прореха над хижиной Мурашихи. Ох, как не нравится…

— Идём, — тронул я Свету за плечо. — Познакомлю тебя с одной мировой бабкой.

* * *

— Дерьмо, — сказал я, войдя в хижину.

— Здравствуйте, — сказала растерявшаяся Света.

И то, и другое осталось без ответа. Отвечать было особо некому, хотя Мурашиха в доме, безусловно, присутствовала. Дородная старуха лежала на полу рядом со столом. Её невидящие глаза смотрели в потолок, а из груди торчала рукоятка столового ножа.

Бурю эмоций, которая поднялась у меня в груди, словами не передать. Я стиснул зубы и силой воли заставил себя успокоиться.

У меня появился ещё один счёт к Жоржу Юсупову, который тот оплатит. И ещё как, сукин сын, оплатит! Тут уже никакие папочкины просьбы не сыграют роли. Убить старуху — как это, чёрт побери, низко!

— С ней что-то не так, — заметила Света.

— Это называется «смерть», — буркнул я.

— Да-а-а? — протянула Света.

Наверное, она не очень понимала, что такое «смерть».

— Государю императору — ура! — завопил Джонатан, который вошёл в хижину вместе с нами.

— Да тише ты, — поморщился я. — Прояви хоть немного уважения.

Нужно было решить, что делать дальше.

Позвонить в полицию? По-хорошему, надо бы. Но появление здесь полиции вызовет тьму вопросов, которые мне совершенно точно не нужны.

Сходить к соседям, сказать, чтобы они позвали городового? То же самое, только с немного отложенным эффектом.

Удалиться, будто меня здесь не было, и пусть Чёрный город сам решает свои проблемы?.. Мерзко. Хотя — бабка ведь была осведомительницей Витмана… Вот ему, наверное, стоит позвонить. Да.

Я рассуждал вслух, сам с собой, пытаясь успокоить мало закалённую нервную систему Кости Барятинского, который не привык иметь дело с мертвецами.

Джонатан Ливингстон меня не слушал. Он подошёл к бабке и запрыгнул на её внушительный живот. После чего повернулся ко мне и заорал по-чаячьи, без слов.

— Что? — развёл я руками. — Что ты творишь?

Чайка недвусмысленно топталась на бабке.

— Обыскать её, что ли? — предположил я.

Мурашиха — дама непростая, могла перед смертью что-то заначить. Что-то полезное для меня и для нашего общего дела.

Я подошёл ближе. Одна рука Мурашихи покоилась на её животе, ладонь была сжата в кулак. По этому кулаку Джонатан тюкнул клювом и посмотрел на меня.

Присев на корточки, я принялся разжимать окоченевшие пальцы. Та ещё работёнка. Но уже отогнув первый, понял, что стараюсь не напрасно. В кулаке Мурашиха зажимала клочок бумаги.

— Молодец, старушка, не подкачала, — пробормотал я. — Ну давай, не упрямься…

Наконец, бумага оказалась у меня. На клочке было накарябано всего два слова:

«Вын нош».

Я перевернул бумажку на другую сторону — ничего. Вновь перечитал слова. Что это? Какое-то заклинание? Имя? Ругательство, принятое в Чёрном городе?

— Вын нош, — прочитал я вслух и только теперь сообразил, что, скорее всего, имелось в виду.

— Государю императору — ура! — гаркнул Джонатан и долбанул клювом по рукоятке ножа.

— Чудны дела твои, Мурашиха, — покачал я головой.

Но отказать другу в последней просьбе не сумел. Взялся за рукоятку и, привстав, с усилием выдернул нож.

На лезвии не было ни капли крови. И сразу, как только оно покинуло тело, Мурашиха глубоко и хрипло вдохнула.

Глава 14

В глаза Мурашихи вернулась жизнь. Эти глаза уставились на меня.

— Сообразил, ишь ты, — прокаркала старуха. — А чего стоишь-то, как убивец? Чего гляделками хлопаешь? Помоги старухе подняться — чай, не переломишься. Тоже мне, аристократ. Воспи-и-итанный!

Я бросил нож на стол и помог бабке встать. Та, не задумываясь, доверила мне весь свой немалый вес, так что я чуть сам на неё не грохнулся. Но обошлось.

— Всё равно убью этого ублюдка, — сказал я, когда бабка, как ни в чём не бывало, закопошилась возле печки.

— Когой-та убивать собрался? — обернулась Мурашиха.

— Юсупова, кого ещё. Рад, что ты жива, конечно, однако он поднял руку…

Мурашиха покачала головой.

— Ты прежде чем глупость-то сделать — сядь, да разберись. Сядь-сядь! И невесту свою усади.

— Это не невеста, просто знакомая. Её зовут Света, — сказал я и жестом подозвал спутницу к столу. — Света — это бабка Мурашиха.

— Рада знакомству, — вежливо сказала Света.

И присела на лавку. Я сел рядом.

— А уж я-то как рада, милая, я-то как! — неожиданно приветливо улыбнулась Мурашиха. И, грохнув на загудевшую печку чайник, вернулась к нам. Села, по своему обыкновению, на два стула сразу и уставилась на Свету. — Ну дай хоть посмотреть-то на тебя, радость моя.

Света засмущалась, опустила взгляд. Бабка рассматривала её, как картину в галерее.

— А чего ж бледная-то такая? Этот, что ли, тебя измучил? Ой, мужики-и-и. Только об одном и мыслей…

— … вообще-то не сказать, чтобы я первым это затеял, — возмутился я. — И между прочим, никто не мучился. Да и прошло с тех пор уже…

— … только об одном и мыслей — войны воевать, — тем временем закончила Мурашиха. — А как позаботиться о даме — так тут у них мозги и отключаются. Чего ты там бормочешь? Уже и в койку затащить успел, что ли? А о самом главном не подумал?

— О чём — главном⁈ — рявкнул я. — Бабка, мне ответы нужны! А ты опять вопросов полной лопатой накидываешь!

— Ай! — отмахнулась Мурашиха. — На обратном пути разберётесь.

— В чём? — простонал я.

— Во всём, — отрезала бабка и встала.

Чайник как-то подозрительно быстро закипел, и вскоре на столе появились три чашки с фирменным знахарским чаем из непонятных травок. Вкус специфический, но привыкаешь быстро. И сил придаёт.

Света осторожно сделала глоток, следуя моему примеру. Сначала поморщилась, а потом глаза блеснули.

— Вот-вот, давай, подкрепись, милая, — ворковала старуха. — Уж вижу, залатала ты тут всё, умница! Как новенькое стало. А я-то уж грешным делом думала — быть беде.

— То есть, когда тебе в грудь нож втыкают — это ещё не беда? — не выдержал я.

— То, касатик, смотря кто втыкает, — хитро улыбнулась старуха.

— Жорж Юсупов — лучший кандидат?

— Всё-то ты торопишься, княже. Уж больно скор на суд да расправу. Вот почему у нас, в Чёрном городе, судейских-то и не любят. Разве ж там кто разберётся? Разве же вникнет? Увидел, подумал, бумажку подмахнул — и поди потом докажи ему что.

— Я — не судья и не палач, бабка, — отрезал я. — А ты объясни путём — если есть что объяснять. Юсупов вернулся в академию. Руку мне жал, мир предлагал. Я — сюда, а ты тут типа мёртвая лежишь…

— Ты Юсупову не верь! — погрозила бабка пальцем.

— Вот спасибо, надоумила. А то я уж и подарок на Рождество присмотрел.

— Сам собой твой Юсупов не проснулся бы, — проворчала Мурашиха. — Помогли ему. Да так помогли, что я едва понять успела, что происходит.

— Так а пырнул-то тебя кто?

Мурашиха растянула губы в улыбке, показав жёлтые зубы:

— Кто-кто. Сама! Сама о себе не позаботишься — никто ведь не почешется.

— Как — сама? — удивился я. — В смысле?

— В самом простом смысле, — проворчала Мурашиха. — У нас тут, в Чёрном городе, вообще всё просто. Ежели прёт на тебя страхолюдство какое — бей, беги, либо мёртвым притворись. Бить такую орясину, которая из-за грани вылезла, я бы не стала и пытаться. Бегать — с моими формами далеко не убежишь. Вот я и сделала, что могла. Есть у меня старые трюки-то в запасе, не жалуюсь. Как почуяла, что эта тварь в погребе заворочалась, мигом за нож схватилась. Он из погреба-то вылез, поглядел — да и подумал, видать, что меня местные порешили. Чего ж тут удивительного? Мы ж ведь тут — звери натуральные, друг друга режем днями напролёт. На то и Чёрный город, так ведь? — Мурашиха подмигнула мне.

— Да уж, — покачал я головой. — Хорошо, что я первым заглянул. А то если бы судебный врач нож вынул — то-то бы впечатлений было у мужика.

— Вот спасибо, родной, что дурой обозвал, — всплеснула руками Мурашиха. — Я, поди, поумнее полена! Линий вероятности отродясь не видывала, но уж не настолько разумом убога, чтобы не знать, кто ко мне нынче первым зайдёт! Да тут стенка мира до того истончилась, что окромя твоего сиятельства никто и на пушкин выстрел бы не подошёл. Али ты сам не почувствовал?

— Почувствовал, — признался я. — Ладно. Значит, Юсупов внезапно очнулся. Ты сообразила, что дело пахнет керосином и симулировала собственное убийство. Юсупов вылез, огляделся и свалил подобру-поздорову. Так?

— Самую суть ухватил, — похвалила Мурашиха.

— Света говорит, что чувствует в Юсупове Тьму, — сказал я. — И ещё. Мы с ней вышли из лабиринта, где сражались со Стражем Тьмы, в комнату Жоржа. Это, наверное, тоже что-то значит?

— Да ну, брось, — отмахнулась Мурашиха. — Разве такие вещи значут чего? Ерунда ить.

— Бабка, хорош юродствовать! Разговор серьёзный. Мне понять надо, кто такой теперь Юсупов и что он такое.

Бабка вздохнула.

— Ну, тут сильно не помогу. Словей таких пока в мире не было, чтобы всё это правильно обозвать. Одно скажу: Юсупов твой на тебя сильно зол был. И искал способ тебеотплатить. Спутался с Тьмой. К ней самой не полез — всё ж не совсем дурак — а на частичку её вышел. Вот с той частичкой сношения и имел.

Я вспомнил сборник заклинаний безумного профессора, который читал Жорж. Задумчиво кивнул.

— Во-от, — подтвердила догадку старуха. — Ты ведь говорил, что и сам заметил: менялся он. Трудно ему было. И сам боялся, и назад, может, хотел — а только не пускают уже назад-то. Игры с Тьмой плохо заканчиваются. За вход — рупь, за выход — два, слыхал? Ну а после твоего выстрела Тьма парня и вовсе одолела. С полумертвым-то справиться — поди, проще, чем с живым.

— Этот человек перестал сопротивляться, лишившись сознания, — сказала Света. — И Страж подчинил его себе.

— Вышел в наш мир через него? — уточнил я.

— Куды ему всему выйти через такого малого, — отмахнулась Мурашиха. — Нет. У Стража один выход. Через тебя, милая. — Свету она называла только так. — Берегись зеркал. Встретишь взгляд Стража в зеркале — быть беде.

— Я уже догадалась, — вздохнула Света.

— И парня этого дурного, Тьме продавшегося, тоже берегись, — продолжила Мурашиха. — Он-то знает, что ему делать нужно.

— А что он, кстати, делать собирается? — спросил я. — К чему нам готовиться?

Бабка отхлебнула своего чудо-чая, призадумалась и ответила:

— А ко всему. Как всегда.

— Вот уж помогла так помогла, — фыркнул я. — Цели у Жоржа какие?

— У Тьмы одна цель — пожрать всё и воцариться в сущем.

— А у Стража, насколько я помню, другая — овладеть ею, — кивнул я на Свету, — и произвести ублюдка, который…

— … на Вершину взберётся, Свет погасит, и Тьма, пожрав всё, воцарится в сущем, — договорила за меня Мурашиха.

Логика была безупречной, это аж раздражало. Выплеснул я раздражение как сумел:

— Что-то раньше я от тебя про Вершину ни слова не слышал!

— А я раньше про неё и не знала, — хитро сощурилась Мурашиха. — Раньше-то таких вот чудес в нашем мире не было. — Она посмотрела на Свету.

Пререкаться на эту тему дальше было явно бессмысленным занятием. Насколько я понял, бабка Мурашиха не просто следила за будущим по линиям вероятности, она с их помощью как-то умудрялась получать новую информацию.

Раньше Света на её ментальной карте была белым пятном: вот, дескать, принесёт Костя откуда-то что-то эдакое. Теперь Света появилась, и информация в старухиной оперативке обновилась. Теперь ей стало многое понятно о природе Светы.

— Простой вопрос: что будет, если я убью Жоржа?

— Простой ответ, — хихикнула Мурашиха. — Будет прорыв. Да ещё и родовой магией тебя приголубит. А как очнёсси — если повезёт — тут тебя свои-то и повяжут.

— Это какие — «свои»? — нахмурился я.

Почему-то подумалось о Воинах Света.

— Дак, эти ваши, из дворца, — махнула рукой бабка. — Псы государевы. То мы с тобой, да вот она знаем, что с мальчишкой юсуповским неладно. А остальным — как объяснить, пошто ты его порешил? Меня они слушать не станут. Девка твоя — вовсе непонятно кто, хоть и светится.

— Ну, предположим, императора я смогу убедить…

— Это если будет, кого убеждать, — жёстко припечатала Мурашиха. — Прорыв-то жахнет — не абы какой. С такой силой ты ещё делов не имел. Так что я бы на твоём месте юсуповского мальчонку берегла. Пуще, чем цесаревича. Что один помрёт, что другой — всё одно, беде быть.

— Ты справишься с таким прорывом? — посмотрел я на Свету.

Та ответила жалобным взглядом.

— Не знаю, Костя. Пока мне вовсе кажется, что твой мир меня не принимает. Я чувствую себя всё хуже и хуже…

— Пора вам, — объявила вдруг Мурашиха и встала. — Спасибо, как говорится, что зашли. Не забываете старую.

Мы тоже поднялись. Свету повело в сторону, я её придержал. А потом с чувством сказал Мурашихе:

— Вот что за жизнь такая сволочная пошла? Юсупова охранять приходится!

— А вот такая она, жизнь, и есть, — развела Мурашиха руками. — Когда сам, своей головой живёшь. Есть такие, кто всё просто решает, да с плеча рубит. Но за таких другие думают. Такие вот, как мы с тобой. Которые понимают дальше своего носа. Езжай-езжай, а то совсем девчонку заморишь!

Причинно-следственной связи между отъездом и заморенной девчонкой я не увидел, но вопросов задавать не стал — надоело уже. Да и знал по опыту — бабка зря темнить не станет. Что сказала — я услышал. А чего не сказала — то, значит, мне и слышать ни к чему.

Мы со Светой дошли до машины, и тут я остановился в некотором изумлении. Вот уж не думал, что меня ещё способно удивить нечто, не имеющее никакого отношения к магии, Свету и Тьме.

Возле машины стояло с полдюжины местных пацанов-оборванцев. Один отчётливо выделялся среди них понурым видом и расквашенным носом. Что странно — при виде меня шпана не бросилась врассыпную.

Один, стриженный под горшок, рыжий и с россыпью веснушек на некрасивом лице выдвинулся вперёд. Смело, решительно объявил:

— Эта… Ты — того. Извиняй, ваше сиятельство. Это не мы. Это, значится, он.

Кто-то толкнул в плечо парнишку с разбитым носом. Тот что-то неразборчиво пробурчал, за что получил пинка под зад.

— Чего — он? — спросил я.

— Ну, вона, — кивнул рыжий на капот.

Я перевёл взгляд туда и увидел три зеркала. Два боковых, одно — из салона.

— Мы-то все в курсе, значит, что ты — свой, — продолжил рыжий. — А этот — дурак нездешний. Ну да мы с ним перетёрли по-своему, вон — всё вернул. Прикрутить только не успели, извиняйте. А как он из салона зеркало упёр — то мы сами не понимаем. Замки-то не вскрытые.

Оставив Свету стоять одну, я молча обошёл автомобиль сзади, открыл багажник. Все три зеркала лежали там. Такие же, как на капоте.

Я закрыл багажник, подошёл к пацану с разбитым носом.

— Ты где зеркала достал?

— Жить захочешь — не то достанешь, — буркнул тот. — Я — чё? Я просто рядом стоял! Поглядеть хотелось, чай тута не кажный день такие авто катаются. А эти набежали и давай лупить — ты, мол, зеркала свинтил! Вертай взад, а то ихнее сиятельство осерчают. Тогда, мол, никому в округе не поздоровится.

Я сунул руку в карман, достал пару монет и сунул пацану.

— Не обижайся, — хлопнул его по плечу. — Бывает, перестарались пацаны.

Сгрёб с капота зеркала, отдал ему же. Приказал:

— Верни туда, где взял.

Посмотрел на рыжего.

— Так то не ваши? — пробормотал парень, озадаченный случившимся.

— Не мои, — улыбнулся я. — Я пока без зеркал катаюсь, так задумано. А вы бы в другой раз сперва разбирались, а потом уж морды били.

Рыжий скорчил презрительную мину.

— Да кто ж так делает!

— Федот Комаров так делал. И погляди, где он сейчас.

Пацаны переглянулись. Имя Федота Комарова для них не было пустым звуком.

— Государю императору — ура! — рявкнул подкравшийся сзади Джонатан.

Рыжий аж подпрыгнул.

Я открыл пассажирскую дверь, помог Свете усесться. Кивнул пацанам на прощанье и сам сел за руль. Джонатан прошмыгнул на заднее сиденье. Провожаемые любопытными взглядами озадаченных пацанов, мы отъехали от места происшествия.

— Зачем эти мальчики принесли тебе зеркала? — спросила Света. — Неужели они тоже хотят меня убить? Странно… Я совсем не ощутила в них Тьмы.

— Не хотят. Просто у нас так принято — подносить зеркала в знак дружбы, верности и преданности.

Помолчав, Света пришла к следующему умозаключению:

— А ты, значит, отверг их дары…

— Наоборот. Оценил по достоинству и вернул. Так они и моё расположение получили, и в убыток не вошли. Тоже часть традиции.

— Как интересно, — вежливо улыбнулась Света. — А… А вот это что?

— Где? — не понял я.

Мы как раз объезжали лужу, и вокруг я не видел ровным счётом ничего, заслуживающего внимания.

— Оно. — Света ткнула пальцем в боковое стекло. — Оно… пахнет. Хорошо.

— Это? — Я скептическим взглядом окинул забегаловку за окном. На четыре столика, стоящих снаружи — двое посетителей, и те явно принесли самогон с собой. — Да ничего особенного. Закусочная.

— За-ку-соч-на-я, — повторила Света. — Хочу туда.

— Ну… Хорошо. Как скажешь.

Я приткнул автомобиль у края дороги, и мы вышли наружу. Свете уже не требовалось опираться на мою руку. Она как будто плыла вслед за запахом. Довольно тяжёлым, надо сказать — теста, жаренного в масле, — но аппетитным.

Запах остро напомнил мне промышленные кварталы родного мира. Большую часть своей жизни их обитатели питались дешевой синтетикой. Но время от времени, как правило в день зарплаты, могли себе позволить посетить закусочную. Вот примерно такую, как эта. Пахло возле этих заведений ровно так же.

Света обогнала меня и первой вошла в дверь. А когда я попытался войти следом, на моё плечо взлетел Джонатан и пронзительно крикнул.

— Чего тебе? — посмотрел я на фамильяра.

Джонатан повернул голову и уставился на что-то через дорогу. Я тоже посмотрел туда. На той стороне улицы, в первом этаже дома напротив, висела вывеска: «Рыба».

Всем своим видом Джонатан буквально кричал: «Ты обещал мне селёдку!»

— Ладно, — вздохнул я и сунул Джонатану купюру. — Иди. Сдачу принесёшь.

Джонатан молча сжал деньги клювом и, сорвавшись с места, перешёл в полёт. Над дорогой промелькнула белая стрела и, ударившись в окно рыбного магазина, как будто бы исчезла.

Я только головой покачал. Ну и пересудов завтра будет в Чёрном городе…

Войдя в закусочную, я понял, что пересудов будет даже больше, чем думал. Света замерла перед прилавком, изучая взглядом нехитрый ассортимент. Её, в свою очередь, буквально пожирали взглядами трое забулдыг и рыхлая тётка за прилавком.

— Ишь ты. Курсанточка, — услышал я голос одного из пьяниц. — А чегой-то босая? Эй, красавица! Неужто вам обувка не положена?

— Тише ты, дурья твоя башка! — просипел другой. — Жить надоело⁈ Она из императорской академии, неужто формы не видишь? Не вздумай ей слова сказать! Магией в землю закатает.

Света, к счастью, не обратила на забулдыг ни малейшего внимания. А когда подошёл я, все и вовсе онемели. Тут уже вдобавок к форме Императорской академии присутствовал молодой князь Барятинский, местная знаменитость.

— Ты всё-таки голодная? — спросил я Свету.

Она вытянула палец.

— Хочу это! И это! И… и вот это! Что с этим делают?

Когда она посмотрела на меня, у неё в глазах стояли слёзы.

— Сейчас научу, — успокоил я и посмотрел на тётку. — Суп у вас есть какой-нибудь?

— Бульон, — сказала та. — Куриный. — И, подумав, добавила: — Ваше святейшество.

— Давайте бульон. А потом посмотрим.

— Что такое бульон? — дёргала меня за руку Света. — Зачем нам бульон? Я хочу бульон?

— Хочешь, — заверил я.

Глава 15

Мы сели за столик. Через минуту женщина принесла тарелку бульона, посыпанного рубленой зеленью, и ложку. От тарелки поднимался пар.

— Пищу сначала набирают в рот, потом пережёвывают и глота…

Света схватила тарелку и в несколько глотков выпила через край всё, что в ней было. Валящий от тарелки пар её совершенно не смутил.

Женщина изумленно открыла рот.

Тарелка брякнула о стол. Света с горящими глазами вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Я хочу другое! — капризно заявила она.

— Понял… — пробормотал я.

И, вместе с обалдевшей буфетчицей, отправился к прилавку за пирогами, на которые изначально указывала Света.

Казалось, что она не наестся никогда. Здоровенные пироги исчезали один за другим. С мясом, с картошкой, с повидлом, снова с мясом, с грибами… Я ещё дважды вставал за добавкой, с удивлением ощупывая взглядом живот девушки — который, по моим прикидкам, должен был уже раздуться, как у беременной на последнем месяце.

Но пироги, казалось, падали в чёрную дыру, где исчезали бесследно.

Забулдыги позабыли о выпивке и беззастенчиво наблюдали за схваткой стройной хрупкой девочки со всеми пирогами вселенной. Света же с каждым проглоченным куском как будто светилась всё ярче. Впрочем, не «как будто». Пока ещё её свечение не бросалось в глаза стороннему наблюдателю. Но оно определённо сделалось гораздо ярче, чем было утром.

— Всё-о-о, — протянула Света и, отодвинув тарелку с последним пирогом, повалилась лбом на стол.

— Точно не будешь? — осторожно спросил я.

— Не мо-гу, — со стоном ответила Света.

Я потянулся к пирогу. Тоже успел проголодаться…

Невесть откуда взявшаяся рука Светы вцепилась мне в запястье. На меня уставились горящие глаза.

— Они бывают ещё?

— Кто? — не понял я.

— Эти. Пи-ро-ги.

— Да конечно, бывают! И много чего ещё бывает. Например, приличные рестораны с гораздо более здоровой и вкусной пищей. Просто ты мне слова не дала сказать — не то, что отвезти тебя куда-то.

— Тогда ладно, — успокоилась Света.

Отпустила мою руку и позволила доесть последний пирог. Он оказался с капустой.

Н-да, ларчик-то, оказывается, просто открывался. На это и намекала Мурашиха — что, мол, в койку девчонку затащить успел, а накормить не удосужился. Могла бы, между прочим, и подсказать! Или сама накормить — но нет ведь, поспешила выпроводить. Мисс гостеприимство Чёрного города, блин.

С другой стороны, бабку понять можно. Живёт небогато, а по линиям вероятности, надо полагать, видела, сколько слопает незваная гостья.

Света теперь отнюдь не выглядела умирающей. Щёки у неё порозовели, глаза разгорелись.

— Прибавилось сил? — спросил я, вытерев пальцы о салфетку.

— Нет, — огорошила меня Света и зевнула. — Я устала.

— Да ясен день. Я бы тоже устал после тонны пирогов…

Тут в закусочную сквозь закрытое окно ворвался Джонатан Ливингстон. Подняв крыльями локальный ураган, он приземлился на стол и высыпал из клюва на тарелку несколько монет.

— Государю императору — ура! — прокомментировал фамильяр свои действия.

Раздался звон разбившегося стекла. Это один из пьянчуг уронил на пол рюмку.

— Богом клянусь — пить брошу, — донёсся до меня хриплый панический шепот.

— Уходим, — решил я.

— Я не могу! — запротестовала Света. — Мне тяжело…

— А жить вообще тяжело. Привыкай. — Я встал. Сдачу, принесенную Джонатаном, оставил на тарелке в качестве чаевых. — Поехали. В комнате тебя ждёт кровать.

— Кровать… — Лицо Светы приняло мечтательное выражение, и она подала мне руку.

Формально ничего не изменилось. Что раньше я фактически тащил Свету на себе, что теперь. Однако теперь я надеялся, что съеденные пироги трансформируются в жизненную энергию, и Света начнёт проявлять признаки пользы.

Надежда не была безосновательной. Девчонка, которая сумела так здорово отшвырнуть Стража, чего-нибудь да стоит. Просто пока её силы были подавлены и проявлялись как-то хаотично.

— Выходит, мне нужна не только энергия Света, — объявила Света, уже сидя в машине.

— Логично, — согласился я и завёл мотор. — Оказавшись тут, ты сразу начала дышать. А где дыхание, там и… всё остальное.

— Но я ведь не человек?

Тут я пожал плечами:

— Извини. Со сложными философскими вопросами — не ко мне.

— А разве это сложный вопрос? — удивилась Света.

— Вопрос «что такое человек?» Ну… Да. Я даже не могу сказать, человек ли ты физиологически, пока не сделаю вскрытие. Впрочем… — добавил я, подумав, — объективно, то же самое можно сказать про каждого встречного. Ни в чём нельзя быть уверенным. Вот у нас, например — я имею в виду, в моём мире, — всё большую популярность набирали кибернетические модификации организма. Руку, например, заменить, мог себе позволить почти любой. В кредит, естественно, однако цены не космические. Если базовый вариант. Боевые импланты — это, конечно, совсем другие деньги и вообще не для гражданских, но, так-то — руки можно. Или ноги. А уж внутренние органы в определенном возрасте все, кто может себе это позволить, меняют на синтетические. Сознание тоже научились оцифровывать и записывать на носитель. И вот когда стоит перед тобой этот… В голове у него — процессор, руки-ноги искусственные, внутри начинка вся — тоже. Человек ли он? А чёрт его знает. И если не человек, то после какого этапа? Голова?.. Сердце?.. Некоторые вообще верят, что если человек хоть один имплант себе поставил — всё, он уже не человек. Хоть искусственный клапан сердца, хоть мизинец. Фанатики, конечно. Но, если задуматься, попробуй опровергни.

— Костя, я ничего не поняла, — пробормотала Света, клюя носом.

— Не расстраивайся, не ты одна.

Света мне не ответила — она уже спала.

Спала, как выяснилось, так же мощно, как ела. Разбудить её по приезду при помощи слов не удалось ни мне, ни Джонатану. Я потряс Свету за плечи, но добился лишь того, что белокурая голова стукнулась о боковое стекло.

Вокруг академии, как назло, кипела какая-то бурная жизнь, это я ещё издали заметил. Похоже, наружу высыпали примерно все. А как только я запарковался, заметили меня. От толпы отделилась хорошо знакомая пятёрка Воинов Света и двинулась к машине.

— Чёрт, — пробормотал я. — Джонатан! Работаем!

Фамильяру, который приехал на заднем сиденье, объяснять приказ не требовалось. Он тут же вылетел сквозь лобовое и накинулся на Воинов Света. Заметался у них перед лицами, отчаянно крича. В общем, дал мне время попробовать ещё раз растолкать Свету, убедиться, что дело это — дохлое и, чертыхнувшись, выбраться из машины.

Я быстро отошёл подальше, надеясь, что никто не полезет заглядывать в салон.

— Приветствую! — сказал, приблизившись к своим. — Что за шум, а драки нет?

Джонатан, смекнув, что в его услугах временно не нуждаются, взмыл в небо.

— Ваш фамильяр, Константин Александрович, ведёт себя странно, — сказал Платон.

— Бывает у него такое, — не стал спорить я. — А у вас тут что за чудеса творятся?

— Прорыв Тьмы, — отчитался Андрей.

Сердце ёкнуло.

— Где? — быстро спросил я. — В академии? Прямо внутри?

— В книгохранилище, — сказал Анатоль. — Книгохранилищу, собственно, пришёл конец…

— Так что же мы стоим⁈ — рявкнул я и уже рванулся было в бой, но меня остановил голос Полли:

— С прорывом покончено.

Я посмотрел на неё.

— В смысле?.. Вы сами справились?

— А что, это настолько невероятно? — вздёрнула нос Полли. Впрочем, тут же понурилась и призналась: — Мы даже не успели добежать. С Тьмой управились до нас.

— Кто же это такой способный? — удивился я.

Ответ прозвучал из уст подошедшего героя.

— Я взял на себя смелость выполнить вашу работу за вас, господин Барятинский. Надеюсь, это не помешает нашей дружбе?

Воины Света расступились, и я увидел Жоржа. И снова он выглядел так, будто только что вышел из салона красоты. В новенькой, с иголочки, форме, белые волосы безупречно расчёсаны, на лице — полнейшее умиротворение.

— Ты? — переспросил я. — Ты закрыл прорыв?

— Каюсь, — развёл руками Жорж.

Нечасто со мной такое случалось в этом мире — чтобы забыться и заговорить, как в прошлом. В Чёрном городе, конечно, мог себе позволить, там люди изъяснялись похожим образом, но в среде аристократов я старался держать себя в руках. А сейчас вот вырвалось:

— Нахрена?

Опешили все. Даже Жорж, казалось, потерял дар речи. Но прежде чем мне пришлось оправдываться за свой военно-полевой лексикон и объяснять, что, собственно, имел в виду, меня выручили. Подошёл ректор Калиновский и сказал:

— Господа, я хотел бы видеть вас у себя в кабинете. Не всех, разумеется. Господин Барятинский и господин Юсупов — прошу следовать за мной.

— С вашего позволения, Василий Фёдорович, я бы тоже желал присутствовать, — тихо сказал Платон.

Калиновский молча кивнул и, развернувшись, пошагал к академии.

— Недоразумение устранено, господа, — слышал я, как он приговаривает, обращаясь к толпящимся перед корпусами курсантам. — Вы в полной безопасности, уверяю вас! Прошу всех возвращаться к занятиям!

Однако, несмотря на заверения ректора, что всё в порядке, возвращаться к занятиям никто не спешил. И я прекрасно понимал, почему.

Прорыв случился прямо в академии. В месте, которое до сих пор воспринималось, как средоточие силы, один из оплотов государственности. Здесь курсанты чувствовали себя в безопасности… Раньше. И вот — прорыв Тьмы. Чего-то непонятного, запредельного, существующего по иным законам.

Тот прорыв, что курсанты наблюдали в сентябре, произошёл на открытом пространстве — раз. Не на нашей территории — два. И, вероятно, поэтому не был воспринят большинством, как серьёзная опасность. Скорее — как захватывающая сенсация, о которой можно с упоением рассказывать родным и друзьям.

А сейчас всё было иначе. Прорыв случился в книгохранилище. В библиотеке — месте, куда волей-неволей приходилось заглядывать каждому. И пусть в этот раз никто не пострадал, но Императорская академия больше не казалась территорией безопасности. Я готов был поставить на нож против ржавого шила, что уже завтра многие по примеру Звягина начнут подавать документы на дистанционное обучение.

Как будто это сможет их спасти…

— Идёмте, господин Барятинский? — лучезарно улыбнулся мне Жорж. — Рискну предположить, что с меня снимут баллы за то, что я одолел Тьму, не будучи посвящённым в ваш достославный отряд. А вам, напротив — начислят баллы за самовольную отлучку в интересах государства.

— Баллы! — всплеснув руками, воскликнула Полли. — Как можно думать о каких-то баллах, когда творится такое!

— Виноват, госпожа Нарышкина, — вздохнул Жорж. — Проживи я ещё хоть тысячу лет — мне не стать таким же достойным человеком, как каждый из вас. Мои мысли останутся чёрными и эгоистичными. Я…

— Хватит юродствовать, — оборвал я его. — Дайте мне минуту. Заберу кое-что.

Я направился к машине. За мной никто не последовал, но спиной я чувствовал взгляды.

Чёрт знает что творится! Прорыв Тьмы на территории академии — и ликвидирует его Жорж! Чисто технически, конечно, ничего удивительного — ещё бы Тьма не сумела справиться с Тьмой. Вопрос в мотивации.

Хотя мотивация тоже, в общем-то, просчитывается на раз. Жорж — потенциальные Врата, через которые Тьма собирается хлынуть в наш мир. Я об этом знаю. А Жорж знает, что я знаю. И знает, с какими людьми я дружу.

А значит, ему нужно себя обезопасить. Нужно, чтобы общественность думала, будто он — их защитник. Будто он — воин, побеждающий Тьму. А заодно можно подставить меня. Если спровоцировать прорыв в моё отсутствие…

Мне объявили войну. Моя репутация под угрозой. Пёс бы с ней, с репутацией, на самом деле, но ведь… Но ведь у меня нет никаких вещественных доказательств того, что Жорж — адепт Тьмы!

Объективно, что я могу предъявить? Рассказать, как Юсупов восстал из магической комы после дуэли? Нет уж, тут ещё до эпизода восстания будет миллион вопросов, в которых истина просто утонет.

Рассказать о том, что было в лабиринте? Но подтвердить мой рассказ нечем.

Предъявить обществу Свету? Ну и что она доказывает? Обычная девчонка, которая ест, пьёт, занимается сексом и, надо полагать, делает всё остальное, что ей ещё предстоит открыть в своём человеческом теле. Ну да, светится. Не бог весть какое диво в магическом мире. Ну да, может оперировать Светом. Так же, как я, мои Воины, император…

Слово против слова. Самое глупое, что я могу сейчас сделать, это начать бросаться обвинениями и козырями.

Нет уж, господин Юсупов! Взялся танцевать с дьяволом — держись до конца. И дьявол здесь, уж прости, не ты.

Убедившись, что никого рядом нет, я открыл дверь машины с пассажирской стороны и наклонился. Со стороны, должно быть, казалось, что ищу что-то в бардачке.

— Так, красавица, шутки кончились, ну-ка просыпайся.

— Пироги, — вздохнула Света сквозь сон.

Пришлось импровизировать. Я зажал ей нос пальцами, дождался, пока приоткроется рот и закрыл его своим ртом, после чего с силой подул.

Света дёрнулась, открыла глаза и оттолкнула меня. Закашлялась, на глазах выступили слёзы. Белокурая голова замоталась из стороны в сторону, словно пытаясь стряхнуть с себя что-то.

— Что… Кхе-кхе… Что ты… Пчхи! Делаешь⁈ — перешла Света на писк под конец незамысловатой речи.

— Не пытаюсь тебя надуть, не беспокойся. Света, — щёлкнул я пальцами, — сосредоточься! Вокруг куча народа, светиться тебе нельзя.

— Я могу стать невидимой…

— Становись.

— … и пробраться к тебе в комнату.

— А вот этого ты, прости, не можешь. Я живу на мужском этаже, тебя заклинание не пропустит. Проберёшься в какое-нибудь безлюдное место и затаишься. Поняла? Джонатан будет тебя охранять. Джонатан!

Суровый «бум» по крыше сообщил о прибытии чайки. Я немедленно связал «поводком» Джонатана и Свету.

— Отвести в безлюдное, безопасное место и охранять, — повторил приказ. — Когда всё уляжется, я вас найду. Скорее всего, ночью. С голоду умереть вы не должны. Вопросы есть? Вопросов нет. Приступать!

— Государю императору — ура! — гаркнул Джонатан.

Света молча сделалась невидимой. Машина лишь чуть-чуть качнулась, когда она выбралась наружу. Я закрыл дверь.

— Ну… С богом.

И зашагал обратно, к Воинам Света и Жоржу. Пора было начинать дьявольский танец.

* * *

Перед столом Калиновского мы, все втроём, стояли, как провинившиеся школьники. Ректор переводил тяжёлый взгляд с одного лица на другое и, наконец, остановился на мне.

— Не соблаговолите ли объяснить, господин Барятинский, какие дела вновь заставили вас покинуть академию?

Жорж подчёркнуто медленно повернулся и посмотрел на меня с улыбкой.

Был ли это хоть чуть-чуть Жорж? Он изменился и изменился совершенно. Столько самообладания прежнему Жоржу не снилось.

С другой стороны, он теперь куда более походил на своего отца. С поправкой на то, что отец-то мог и вспылить, а вот этот, обновлённый Жорж, судя по всему, остался бы спокоен даже на эшафоте.

— Государственные, — коротко сказал я.

— Нельзя ли поконкретнее? — процедил ректор сквозь зубы.

— Нельзя, — отрезал я. — Вы прекрасно знаете, в какой организации я имею честь состоять. И, думаю, догадываетесь, что далеко не всё, там происходящее, подлежит огласке даже в таком узком кругу.

Калиновский ощутимо смешался. Вопросы нашей с ним субординации были весьма непростыми. Он — ректор академии, где я учусь. Я — сотрудник организации, который, в принципе, в любой момент может заломить Калиновскому руки за спину и увезти на допрос. То, что я ничего подобного не позволю себе никогда, дело десятое. Теоретически — могу. Полномочия для этого у меня есть.

— А как же девушка? — вдруг ласково спросил Жорж. — Она тоже имеет отношение к государственным делам?

Глава 16

— Какая девушка? — посмотрел я на Жоржа, как на идиота.

— Та, с которой вы уходили нынче днём, господин Барятинский. Такая, белокурая красавица. Босоногая.

— Представления не имею, о чём вы, господин Юсупов. Я уходил один. Можете спросить об этом привратника, он бы, наверное, задержал или хотя бы запомнил самовольно покидающую академию курсантку.

— Я не сказал, что она — курсантка, — ещё шире улыбнулся Юсупов.

— О… Так я, по-вашему, привёл в академию, а потом увёл некую особу, которая даже не числится в курсантках? Да ещё и босоногую? — Я изобразил ленивое удивление. — Что ж, полагаю, этакое чудо заметил бы не только привратник.

Что-то как будто шевельнулось в глазах Жоржа, но тут же замерло. Улыбка осталась будто приклеенной к губам. Он отвернулся, давая понять, что со своей стороны разговор закончил.

— Хватит уже о девушках, — устало сказал Калиновский. — Перейдём к прорыву.

— Могу вас заверить, Василий Фёдорович, — сказал я, — что все мои действия так или иначе направлены на защиту интересов государства или… чего-то большего. Это не фигура речи, не позёрство. В такие времена, как сейчас, места для личных дел просто не остаётся. К тому же, уезжая, я оставил здесь пятерых Воинов Света, прекрасно подготовленных к прорывам.

— Хорошо. — Калиновский хрустнул пальцами и перевёл взгляд на Платона. — Платон Степанович. Я бы хотел услышать для начала вашу версию событий.

Как будто и не сидели эти двое тут, в этом самом кабинете, балуясь коньячком и вспоминая былые времена. Дружба дружбой, а служба — службой. Профессиональный подход. Уважаю.

Не стал и Платон пытаться взывать к неформальным отношениям с непосредственным начальством. Доложил чётко, по делу:

— Всё началось в книгохранилище. Там же, собственно, и закончилось. Выглядело как трещина в пространстве, из которой выплеснулась Тьма. Довольно крупный сгусток, он принял антропоморфную форму. Всё, чего касалось это существо, обращалось в прах.

— Что вы делали в книгохранилище? — резко спросил Калиновский.

— Проводил ревизию, — не моргнув глазом, ответил Платон. — После недавней попытки двоих неизвестных забраться туда решил проверить, всё ли на месте.

— Почему не доложили мне?

— Собирался доложить после получения результата. Прошу меня простить.

Я мысленно усмехнулся. То же мне, ревизионист нашёлся. Наверняка следил за Жоржем. Видимо, не только мне не даёт покоя господин Юсупов — который после возвращения из потустороннего мира стал даже более странным, чем до.

— А вы? — Ректор посмотрел на Жоржа. — Вы, господин Юсупов, что забыли в книгохранилище?

— Меня позвало туда предчувствие, — высокопарно отозвался Жорж.

— Какое ещё предчувствие?

— Предощущение прорыва. Не знаю, откуда оно у меня. Просто… Внезапно меня как будто потащило туда, в сторону библиотеки. А когда я пришёл, случился прорыв.

— И?

— И… думаю, о дальнейшем вы можете догадаться по результатам.

— Хотите сказать, что вы, чёрный маг, использовали Свет, чтобы победить Тьму?

— А что, это настолько невероятно? — Жорж пожал плечами. — Чёрный маг госпожа Алмазова, насколько мне известно, сейчас во Франции обучает группу новых Воинов Света. И на самостоятельную борьбу с Тьмой у неё вполне хватает сил.

Не понравилось мне, как он говорит о Кристине. То есть, даже не «как»… Сам факт того, что Юсупов заговорил о Кристине, мне не понравился. Хотя ни её отбытие во Францию, ни цель, с которой она уехала туда, секретом не было. Об этом в академии только ленивый не знал.

— И вы после битвы с Тьмой так твёрдо стоите на ногах? Совершенно не выглядите уставшим? — Калиновский отчаянно искал, к чему бы придраться. Он, похоже, как и я, не верил Юсупову ни на грош.

— Прошу простить, — развёл руками Жорж. — Видимо, это как-то связано с моим аномальным повышением магического уровня. Господин Хитров может засвидетельствовать. Такое чувство… — Жорж поколебался. — Как будто что-то извне избрало меня своим оружием. Я не знаю, что это, и откровенно говоря, мне несколько жутко. Но я рад, что могу принести пользу Отечеству и всему нашему миру.

Мне захотелось врезать ему. Хорошенько так, от души, чтобы к стенке отлетел. После чего — тщательно, по всей форме, допросить.

— Господин Хитров, вы видели эту битву? — вновь обратился к Платону ректор.

— Увы, — покачал головой Платон. — Я нанёс лишь несколько ударов Тьме, после чего вынужден был покинуть книгохранилище.

— Иными словами, вы бежали, оставив курсанта одного сражаться с Тьмой? — уточнил Калиновский.

Платон грустно усмехнулся:

— Что ж, формально… Формально получается так. Однако следует различать такие вещи, как «бежал» и «отступил, чтобы вызвать подкрепление». Я был уверен, что вместе с Воинами Света нам удастся сделать то, что не удалось мне одному. А относительно господина Юсупова полагал, что он уже мёртв.

— Вот как, — Калиновский нахмурился. — На чём же была основана ваша уверенность?

— Тьма полностью заслонила от меня господина Юсупова. Когда я её отшвырнул — а сделал это именно для того, чтобы попытаться спасти курсанта, — там не было ничего. Лишь прах на месте стеллажа с книгами. Я несколько раз выкрикнул имя господина Юсупова, а потом…

— Сбежали? — подсказал Калиновский.

— Я действительно бежал так быстро, как мог, — кивнул Платон. — Однако страх здесь ни при чём, если вы об этом. На сегодняшний день наш отряд — важнейшее оружие Российской Империи. Я успел оценить ситуацию и понял, что в одиночку с прорывом такого масштаба не справлюсь. Оставшись в книгохранилище, я бы гарантированно погиб — тем самым лишив Российскую Империю одной из составляющих оружия. И тогда Тьма пошла бы дальше! Напала на ничего не подозревающих учеников. Я сумел ненадолго задержать её и бросился звать на помощь остальных Воинов Света. Которые, к слову, уже поняли, что происходит, и спешили на выручку. Вместе мы бы справились и, скорее всего, никто из нас бы не пострадал. Но…

— Но? — подался вперёд Калиновский.

— Но когда мы вернулись, Тьмы уже не было. В книгохранилище мы увидели лишь господина Юсупова. Он сидел на полу и выглядел несколько утомленным… однако совершенно невредимым.

Ректор, тяжело вздохнув, взял со стола карандаш. Повертел его между пальцами и бросил обратно. Скрыть раздражение у него не получилось. Впрочем, он, наверное, особо и не старался.

Я его понимал. Опытный воин Платон бежит за помощью, а в это время избалованный сопляк Жорж одной левой побеждает Тьму. Свидетелей битвы нет. История слишком невероятна, чтобы быть правдой. Но не подвергать же сомнению слова представителя рода Юсуповых! Это — скандал на весь высший свет, если не чего похуже.

Тут на столе Калиновского зазвонил телефон. Ректор взял трубку.

— Слушаю.

В трубке деликатно прошелестело — звонил секретарь.

— Ох, ну кто бы сомневался, — вздохнул Калиновский. — Разумеется. Приглашайте.

Мы, все четверо, уставились на дверь кабинета. В неё вежливо постучали. Вошёл Витман.

Калиновский поднялся из-за стола.

— Приветствую, Эрнест Михайлович.

Витман, здороваясь за руку со всеми по очереди, задержал взгляд на Жорже. Вопросительно посмотрел на Калиновского.

Дескать, Платон — понятно, почему здесь оказался. Барятинский — тем более, без него ни одно нарушение спокойствия не обходится. А вот этот кадр — что забыл в кабинете у ректора?

— Предвосхищая ваш вопрос, господин Витман, — Жорж изобразил улыбку. До того любезную, что снова захотелось врезать ему по роже. — Это я ликвидировал прорыв Тьмы.

Витману надо отдать должное — в лице его не дрогнул ни один мускул.

— Вот как, — спокойно обронил он.

— Именно. Господин Барятинский в момент прорыва находился в отъезде — по каким-то, безусловно, чрезвычайно важным делам. Он вообще нередко отсутствует в академии — и днями, и ночами. Нарушает дисциплину, пропускает занятия…

— Вы меня, полагаю, с кем-то путаете, господин Юсупов, — сухо оборвал Витман. — Нарушение господином Барятинским дисциплины — забота глубокоуважаемого Василия Фёдоровича. А также, возможно, князя Григория Михайловича — но уж никак не моя. Ведомство, кое я имею честь представлять, не наблюдает за курсантами Императорской академии. Так что ваше донесение — не по адресу.

Жорж надменно фыркнул, но замолчал.

— Вы здесь из-за прорыва Тьмы, верно? — спросил Калиновский.

Витман учтиво поклонился.

— Прорыв ликвидирован, — доложил Калиновский. — Отчёт о случившемся предоставлю сегодня же.

— Благодарю, — Витман снова поклонился. — Могу ли я ненадолго украсть у вас господина Барятинского?

— А меня — не хотите украсть? — снова влез Жорж. — Получить информацию о ликвидации прорыва Тьмы из уст того, кто его ликвидировал?

Витман спокойно улыбнулся:

— Ценю ваше стремление помочь, господин Юсупов. Но я всецело доверяю господину Калиновскому. Если после прочтения его доклада у меня возникнут вопросы, я их, разумеется, задам. А сейчас — прошу меня простить. Мне действительно необходимо срочно переговорить с господином Барятинским.

Калиновский развёл руками. Проворчал:

— С Тайной канцелярией не поспоришь. Вы можете быть свободны, Константин Александрович.

— Благодарю, — я встал и поклонился.

Мы с Витманом вышли за дверь.

Из-под секретарского стола выпорхнул Джонатан. Приветствовал Витмана воплем «Государю императору — ура!». Секретарь постарался сделать вид, что так и надо, а на стуле подпрыгнул не он.

Ну, уф-ф. Появление здесь Джонатана означает, что Света спрятана где-то в надежном месте. Минус одна головная боль.

Я чуть заметно кивнул Джонатану, выражая благодарность. Он с достоинством взгромоздил свою тушу мне на плечо.

Через приёмную, мимо секретаря, Витман проследовал всё с той же любезной, непроницаемой улыбкой. Но когда мы оказались в коридоре, выражение лица начальства мгновенно изменилось.

— И что это, чёрт возьми, значит, капитан? — Витман шевельнул пальцами, ставя глушилку.

— Сам хотел бы знать, — буркнул я.

— Государю императору — ура! — отрапортовал Джонатан.

— Вот, пожалуй, единственное заявление, к которому не может быть вопросов, — проворчал Витман. — Ваша птица — просто островок стабильности… Где мы с вами можем поговорить без свидетелей?

Я молча кивнул, указывая направление. Мы спустились по чёрной лестнице.

Свою принадлежность к Тайной канцелярии я не скрывал, но и лишний раз подчеркивать это, мелькая на глазах у курсантов в компании Витмана, не хотелось.

Мы вышли из корпуса.

— Полетай пока, — предложил я Джонатану, — заслужил. Рыбу полови. Ну или чего другое, что поймаешь.

Джонатан не возражал. Спорхнул с моего плеча и в несколько взмахов могучих крыльев превратился в точку на горизонте.

Мы с Витманом быстро пересекли академический сад и свернули на ближайшую аллею Царского села. Погода к прогулкам не располагала — накрапывал дождь. Я поднял руку, осушив скамейку. Раскинул над нами магический зонт.

— Итак? — усаживаясь и доставая портсигар, спросил Витман.

— Да вы, в общем-то, всё уже знаете. — Я взял предложенную сигарету. — Прорыв Тьмы произошёл в моё отсутствие. Жорж Юсупов его ликвидировал.

— Похвально. А теперь докладывайте, что вас смущает.

— Вы настолько уверены, что меня смущает что-то значимое? — проворчал я. — А не сам факт того, что мой извечный соперник оказался впереди меня?

Витман вздохнул.

— Право, Константин Александрович. Ну вы ведь не маленький мальчик — для того, чтобы вам застилали глаза детские обиды. Если бы господин Юсупов действительно повёл себя достойно, вы были бы первым, кто доложил об этом государю. Я не сомневаюсь в вашем благородстве и уверен в вас не меньше, чем в себе… Докладывайте, что произошло. Прежде всего — по какой причине вы отсутствовали в академии?

К этому вопросу я подготовился. Категорически объявил:

— Не могу ответить. Тут замешана честь дамы.

— Вот оно что, — хмыкнул Витман. — Не успела Кристина уехать…

— Это другое, — отрезал я. — Я молод и горяч. Вспомните себя в мои годы.

Я бил наугад — представления не имел, какой образ жизни вёл в так называемые мои годы Витман. Хотя подозревал, что вряд ли аскетический — дамы и сейчас вились вокруг него, как пчёлы вокруг улья. Официально-то глава Тайной канцелярии считался холостяком…

Я не промахнулся. Витман хмыкнул.

— Уели… Что ж, надеюсь, что вы хотя бы вершите свои сердечные дела, не прикрываясь служебными.

— Именно так. Если отлучаюсь по личной надобности, Калиновского об этом в известность не ставлю.

— Как делает большинство ваших сокурсников, — хмыкнул Витман. — Эх, и где ты, академическая пора… Впрочем, к чёрту лирику. Итак, в момент прорыва вас здесь не было. Ликвидировал прорыв господин Юсупов.

— Да, верно.

— И что вас смущает?

— Ну, как вам сказать. Прежде всего меня смущает то, что неделю назад я застрелил Юсупова на дуэли.

— Простите? — Витман приподнял брови.

— Жорж вызвал меня на дуэль. А перед этим пытался убить, внезапно напав в коридоре академии.

Витман поморщился.

— Не смешите, капитан. Георгий Юсупов против вас — оловянный солдатик против рыцаря в доспехах. Вы сразили его отца, одного из сильнейших магов Российской Империи! А магический уровень этого мозгляка…

— Я не знаю, какой сейчас уровень у Жоржа. Когда Платон попытался это выяснить, прибор, измеряющий магию, разнесло в щепки. Хотя в конце прошлого учебного года был всего лишь пятый.

Витман нахмурился.

— Вы хотите сказать…

Я кивнул:

— Жорж накачан магией так, что едва не лопается. Во время его первого нападения я уцелел благодаря своим бойцовским качествам, а не магическим. Я несколько раз пытался поговорить с ним. Объяснить, что на самом деле произошло с его отцом… Но Жорж меня не слушал. Я понял, что он не успокоится до тех пор, пока меня не угробит, и решил действовать на опережение.

— То есть, угробить господина Юсупова первым?

— Именно.

— Разумно. И что же?

Вот за что я уважаю Витмана! Никаких лицемерных разглагольствований о моральной стороне вопроса. Все обсуждения — строго по делу.

— Я выстрелил в Жоржа заговоренной пулей. Попал в сердце, как и планировал. В результате выглядел Жорж, как мёртвый. Однако на самом деле был жив, впал во что-то вроде летаргического сна.

— Я знаю, какое действие оказывают на организм заговоренные пули, —перебил Витман. — Дальше!

— Дальше — я спрятал тело Жоржа в укромном месте. Был убежден, что в ближайший месяц он меня не побеспокоит. А недавно узнал о том, что с самого начала учебного года Жорж пропадал по ночам в книгохранилище. Помните тот сборник древних ритуалов сумасшедшего профессора, о котором я говорил?

— Ещё бы не помнить. Так это Юсупов его изучал?

— Да. Какие конкретно ритуалы — не знаю. Но когда я выяснил, за каким занятием Жорж проводил ночи, лишний раз убедился, что застрелив его поступил правильно. Однако, как выяснилось, слишком рано успокоился. Позавчера Жорж как ни в чём не бывало появился в академии.

— Будучи застреленным заговоренной пулей? — уточнил Витман.

— Да.

— А где вы брали пули? Подделку не могли подсунуть?

— Исключено. Брал у проверенного человека. Мне гарантировали как минимум месяц спокойной жизни.

— А прошло?..

— Едва ли неделя.

— Н-да, — Витман потёр подбородок. — А вишенкой на торте — господин Юсупов ликвидировал прорыв Тьмы?

— Если верить Платону, да. А у меня нет никаких оснований ему не верить.

— И для чего же, по-вашему, господин Юсупов это сделал?

— Н-ну, справедливости ради, Жорж — такой же гражданин Российского государства, как мы с вами. Ему так же, как нам, свойственно…

Витман поморщился:

— Бросьте, Константин Александрович. Якшаться с Тьмой — для того, чтобы защищать от неё государство?.. Оставьте эту версию газетчикам. Сами-то вы что думаете?

— Думаю, что Жорж в итоге добился своего. Достучался до Тьмы. И когда придёт время, он станет её вратами.

— А пока…

— А пока Жорж старательно морочит голову нам и так называемому общественному мнению. Пытается убедить всех в своей лояльности — в то время, как Тьма копит силы.

Глава 17

— То есть, вы полагаете, что сейчас у Тьмы недостаточно сил? — проговорил Витман.

— Да.

— Почему? — Витман впился в меня пристальным взглядом.

Так, будто знал: япроник сквозь зеркало в обитель Тьмы, сразился там со Стражем, похитил пленницу — аватар Света, и сейчас прячу эту пленницу в академии. Тем самым если не ослабив Тьму, то заставив её изрядно нервничать.

Ничего такого Витман, конечно, подозревать не мог. Но выглядел так, как будто не просто мог, а самолично наблюдал каждое моё телодвижение. В том числе и те, которыми я обменивался со Светой. Всё-таки государь поставил Витмана главой Тайной канцелярии не за красивые глаза. Чем-чем, а умением изображать хорошую мину при плохой игре Эрнест Михайлович владел виртуозно. Кто другой под его взглядом растерялся бы.

Но я знал своё начальство не первый день. Спокойно развёл руками:

— Доподлинно мне это неизвестно, конечно. Но согласитесь, такая версия — первое, что приходит в голову. Тьма сражается с нами не в полную силу. То, что происходило до сих пор, было, скорее, разведкой боем, чем полноценной войной. А сегодняшний прорыв, если проанализировать всё, что рассказал Платон, вообще крайне подозрителен. Когда Платону удалось отбросить Тьму, он не увидел в книгохранилище Жоржа. Его там не было. Зато когда Платон вернулся с Воинами Света, не было уже Тьмы. А вместо неё был Жорж — живой, здоровый и красиво причёсанный.

— Смахивает на театральную постановку, — проворчал Витман. — Юсупову, как на теннисном корте, максимально удобно подали мяч. Который он, разумеется, успешно отбил.

— Именно.

— Господин Хитров готов предъявить Юсупову обвинения?

— Нет.

— Почему?

— Потому что на столе у Калиновского до сих пор лежит заявление Платона об уходе. Мать Жоржа, после того, как во время измерения магического уровня Юсупов едва себя не угробил, обвинила в этом Платона. Она требует его увольнения. И сейчас любая претензия со стороны Платона к Юсупову будет выглядеть как мелочная попытка оправдать себя. Вам ли не знать, как виртуозно умеют чёрные маги выворачивать факты.

— То есть, у нас с вами в очередной раз нет ничего, кроме подозрений?

— Увы. Доказать, что магический уровень Жоржа вырос в результате воздействия Юнга, мы не можем. То, что он по ночам копался в книгохранилище, тянет максимум на дисциплинарное взыскание. Не говоря уж о том, что доказательств этого нет, магические следы, если и были — после сегодняшнего прорыва не сохранились.

— Задержать по подозрению в намерении, — задумчиво проговорил Витман. И тут же отмёл: — Нет, тоже не годится. Адвокаты Юсуповых добьются немедленного его освобождения. А уж на фоне того, что парень якобы ликвидировал прорыв, раздуют такую историю, что впору будет мне самому в отставку подавать. Уверен, что уже сегодня к вечеру газетчики вытащат Юсупова на первые полосы — как нового героя и спасителя отечества. Ваша слава, Константин Александрович, под угрозой.

— Даже не знаю, как я это переживу. Всю ночь буду рыдать в подушку.

— Не сомневаюсь. А после того, как прорыдаетесь, что собираетесь делать?

— Выставлю подушку на аукцион. Что же ещё.

— Отставить шутки, капитан! Если Юсупов действительно представляет из себя опасность, его необходимо изолировать. Сделать это законным способом не получится. А следовательно, надо искать другие пути решения.

— Один незаконный способ я уже опробовал, — буркнул я. — Не помогло. Вызывать Юсупова на дуэль ещё раз — он не дурак, чтобы соглашаться. Пристрелить из-за угла — тоже такой себе вариант.

О словах Мурашихи — «убьёшь его — выпустишь Тьму!» — рассказывать не стал, это вызвало бы слишком много вопросов. Но, к счастью, убеждать Витмана и не потребовалось.

Он кивнул:

— Согласен. Любое физическое устранение Юсупова, сколь бы тщательно мы ни спрятали концы, будет рассмотрено как ваша личная месть ни в чём не повинному мальчику.

— Который из кожи вон лезет, чтобы продемонстрировать свою лояльность.

— Даже так?

— Ага. Подходил ко мне вчера, предлагал забыть старые распри, и всё такое прочее.

— Ясно. Парень — не дурак… Впрочем, дураков в роду Юсуповых никогда и не водилось. Значит, тем более — устранять его нельзя. При всём доверии к вам государя, после такого удара со стороны чёрных вы можете не подняться.

— Но, тем не менее, обезвредить Юсупова надо. Это — бомба замедленного действия. И лично я понятия не имею, когда она рванёт.

— Конкретнее, капитан. — Витман нахмурился. — Вы что-то придумали?

— Ну, одну такую бомбу мы с вами уже фактически обезвредили. Предыдущие врата Тьмы запечатаны.

— О чём вы? Ах, да… — На догадливость Витман никогда не жаловался. — Амулет? Такой же, как носит цесаревич?

— Именно. Арестовать Юсупова мы не можем. Убить — тоже. Но можно заставить его надеть амулет, не пропускающий Тьму.

— Вы уверены, что Юсупов согласится?

— Об этом не беспокойтесь, беру на себя. Осталась ерунда — достать амулет.

Тут мы оба замолчали. Тот амулет, что носит цесаревич, изготовил лично император. Понятно, что это дело у него не поставлено на поток, и вряд ли найдутся под рукой другие такие же.

— Идёмте, — решил Витман. — Будем просить государя об аудиенции. Расскажем о наших подозрениях и попросим помощи.

— Не могу.

— Почему? — Витман вскинул брови. — Я уверен, что Его величество не откажут…

— Идти с вами сейчас — не могу. Я пропустил прошлый урок латыни, когда Энгельгардт давал контрольную работу. Если не появлюсь и в этот раз, он меня в порошок сотрёт.

— Энгельгардт⁈ — изумился Витман. — Вы хотите сказать, старик до сих пор преподаёт⁈

Аполлон Моисеевич Энгельгардт действительно выглядел так, будто явился на лекцию непосредственно из могилы. Сухой, сгорбленный, опирающийся на трость и едва переставляющий ноги старик. На вид — божий одуванчик, плюнь — завалится. Однако, если верить академическим сплетням, Энгельгардт выглядел вставшим из могилы не первый десяток лет. И возраст ему совершенно не мешал драть с курсантов три шкуры. Несмотря на преклонные годы, латинист обладал ясным умом, великолепной памятью и зычным голосом. Проехать Энгельгардту по ушам заверениям типа «вы нам этого не задавали» не удавалось пока никому.

— Да что ему будет, упырю? — буркнул я. — Они, говорят, бессмертные.

Витман улыбнулся.

— Да, в моё время тоже ходили шуточки, что Энгельгардт питается страданиями курсантов. Впрочем, справедливости ради, так хорошо, как латынь, мы не знали ни один другой предмет. Меня лично до сих пор — ночью разбуди, «Энеиду» зачту наизусть.

— Не сомневаюсь, что знание латыни вам не раз пригодилось в жизни.

— Будете смеяться, но пригодилось… В общем, я вас понял, капитан. Латынь — это святое. Ступайте на урок, я подожду в холле на первом этаже. Остальные сегодняшние предметы, надеюсь, не столь обязательны к посещению?

Мы развернулись было, чтобы идти в учебный корпус. Когда показавшаяся вдруг на горизонте точка начала стремительно расти в размерах.

— Ваш фамильяр, — заметил Витман. — Хм-м. Да он, кажется, не один…

С боковой дорожки на аллею вслед за Джонатаном свернула девушка. Одной рукой она придерживала юбку, другой — шаль на плечах.

— Стой! Да стой же, окаянный! — донеслось до нас.

Девушка была одета, как горничная, и выражалась соответственно. К многословным проклятьям в адрес Джонатана даже я прислушался с интересом.

— По-моему, ваш фамильяр возвращается с добычей, — заметил Витман. — И мне кажется, что это — не рыба.

Очень скоро стало ясно, что он прав. Джонатан тащил в клюве изящные женские ботинки.

— Государю императору — ура! — торжествующе объявила чайка, ставя трофей к моим ногам.

— Господа! — кричала издали девушка. — Умоляю вас, поймайте эту птицу!

Я нагнулся и поднял ботинки.

Ну… Вкус у Джонатана определенно есть. Из мягкой кожи, вишнёвого цвета, с рядом аккуратных застежек-пуговок.

— Неплохая вещь, — оценил Витман. — Мастерская Морозова, полагаю.

Я перевернул ботинки. На кожаной подошве, рядом с каблуком, был выдавлен штамп: «Морозовъ и сыновья».

— Могу узнать, Константин Александрович, для чего вам понадобилась женская обувь?

— Так спрашиваете, как будто это я её сюда притащил!

— Фамильяр, как известно, есть продолжение хозяина, — Витман смотрел на меня с интересом. — Ваша чайка не принесла бы ничего такого, что вам не потребно.

Я вспомнил босую Свету и прикусил язык.

— Господа… — горничная добежала до нас и остановилась, тяжело дыша. — Ох… Благодарю… Вы ведь вернёте мне сапожки?

— Нет, — буркнул я. — Сами будем носить. По очереди.

Увидел в глазах девушки неприкрытый ужас и протянул ей то, что внезапно оказалось сапожками.

— Шучу. Забирайте.

Девушка схватила сапожки, прижала к груди. Присела в реверансе.

— И впредь никогда больше не примеряйте на себя хозяйкины вещи, — с обманчивой мягкостью сказал Витман. — Вы меня поняли, милочка?

Девушка побледнела.

— Откуда вы…

— Неважно. Если дорожите местом, не смейте так поступать.

— Слушаюсь, сударь, — девушка смотрела на Витмана с суеверным страхом. — Никогда больше не буду!

— Надеюсь на это. Ступайте.

— Да, сударь… Простите, сударь, — девушка снова неловко присела.

А потом развернулась и бросилась бежать — только пятки засверкали.

Витман покачал головой.

— Ох уж эти камеристки — жадные до хозяйских нарядов. И ведь понимает, что если застукают, ей не поздоровится. Выгонят с таким позором, что потом в приличные дома на порог не пустят. Но жажда хоть на миг стать такой же красивой, как хозяйка — сильнее, очевидно.

— А как вы узнали, что это ботинки её хозяйки?

— Элементарно. Морозов и сыновья — одна из самых дорогих мастерских в городе, служанке такая обувь не по карману. И Морозовы никогда не позволили бы себе выдать заказ не упакованным. А значит, девушка тайком — где-нибудь на аллее, вдали от посторонних глаз, — сняла оберточную бумагу, чтобы примерить ботинки. Ваша чайка, вероятнее всего, появилась в момент, когда она переобувалась.

— Ясно, — кивнул я. — Мне пора, увидимся, — и поспешил к учебному корпусу.

Скорее, пока дедукционные способности Витмана не вернулись к вопросу «для чего Барятинскому могли понадобиться женские сапожки».

Мне на плечо плюхнулся Джонатан.

— Ещё раз такое устроишь — башку сверну, — пообещал я.

— Государю императору — ура, — обиделся фамильяр.

— Походит Света босиком, не развалится! Для чего ей обувь, вообще? Всё равно, считай, на люди почти не показывается. А ты чуть всю контору не спалил. Рано пока Витману знать о Свете, ясно? И не лезь больше, куда не просят.

— Государю императору — ура!

— Ладно, не бухти. Где ты её пристроил-то?

Джонатан сорвался с моего плеча и всем своим видом выразил готовность показать, где.

— Не сейчас, — вздохнул я. — Сперва — латынь, потом — император. Вернусь, тогда и разберемся. Всё, я на урок! Веди себя прилично.

Джонатан взмахнул крыльями и исчез в вечернем небе.

* * *

До императорского дворца мы с Витманом добрались, когда на улице уже стемнело. Джонатану было приказано остаться в академии и охранять Свету. Не хватало ещё, чтобы жуликоватая чайка потащилась за мной во дворец, а там подрезала туфли у какой-нибудь зазевавшейся фрейлины.

Витман, пока дожидался меня, успел выяснить, что императора уже предупредили о визите Барятинского. Борис исполнил мою просьбу в точности.

Человек в ливрее проводил нас в приемную императора и попросил ожидать. Император появился быстро.

Выслушав историю Юсупова, нахмурился. Проговорил:

— Н-да. Пожалуй, по-хорошему этого парня действительно стоило бы изолировать. До выяснения, так сказать.

— Сию секунду! — встрепенулся Витман. — Я немедленно отдам соответствующие…

— Увы, Эрнест Михайлович, — император покачал головой. — Я сказал: стоило бы. Но боюсь, что в текущей ситуации такое решение едва ли будет одобрено чёрными магами. Однако и оставлять молодого Юсупова без присмотра нельзя… Хорошо. Давайте попробуем амулет. Я постараюсь изготовить его как можно скорее.

— Благодарю вас, Ваше… — начал был Витман.

Когда из-за двери вдруг донеслись заполошные крики.

— Стой!

— Что происходит⁈

— Прекратить немедленно!

— Остановите его!

Что-то с грохотом упало. Что-то покатилось по полу.

— Ваше Величество, — напряженно проговорил Витман, — отойдите в сторону, прошу вас.

Император понятливо шагнул к стене — прочь с линии огня. Защитить себя самый сильный маг Российской Империи, несомненно, сумеет. Однако и облегчать задачу нападающим — не наш метод.

Витман и я бросились к дверям. Но открывать их не понадобилось. Для того, кто ворвался в приёмную, преград не существовало.

— Государю императору — ура! — рявкнул Джонатан.

— Убью, — схватившись за голову, простонал я.

Двери распахнулись. В приёмную ворвались гвардейцы-охранники с карабинами наизготовку.

Император остановил их движением руки.

— Ваша помощь не требуется, это всего лишь птица. Всё в порядке, благодарю за службу.

Эти слова были, очевидно, чем-то вроде пароля. Гвардейцы, переглянувшись, опустили оружие и вытянулись по струнке.

— Служим Отечеству! — откозырял старший.

И охранники, один за другим, вышли из приёмной. Двери за ними неслышно закрылись.

— Ваше Величество, — начал было Витман, — от лица Тайной канцелярии, позвольте принести…

— Не стоит, Эрнест Михайлович, — император улыбнулся.

Посмотрел на Джонатана и вдруг протянул ему руку. Джонатан, с таким видом, словно проделывал это несколько раз на дню, уселся на запястье. Повторил:

— Государю императору — ура!

— Да-да, мой хороший, — император погладил Джонатана по голове. — Константин Александрович. Ваш фамильяр прибыл за вами. Произошло нечто, требующее вашего немедленного присутствия.

— Вы понимаете, что он говорит? — обалдел я.

— Господин Барятинский, — прошипел Витман. — Вы забываетесь!

Я опомнился. Сообразил, что маг такого уровня способен ещё и не на то.

Поклонился:

— Прошу меня простить, Ваше величество.

Император улыбнулся:

— Не стоит беспокойства. Бегите же! Мы ведь, собственно, уже закончили. Амулет, обуздывающий Тьму, будет готов через пять дней.

Я поспешно откланялся.

В лабиринте дворцовых коридоров за прошедший год научился ориентироваться и к малой парадной лестнице побежал уверенно. Джонатан летел за мной. Встречные придворные и прислуга провожали нас изумленными взглядами. Я старательно делал вид, что нестись по императорскому дворцу на третьей космической скорости в сопровождении чайки — обычное дело.

Благо, остановить нас никто не пытался. Из дворца мы выскочили беспрепятственно. Джонатан обогнал меня и устремился к корпусам академии.

— Что там ещё за пожар? — спросил на бегу я. — Только не говори, что снова Тьма прорвалась! Уж это я бы и без тебя почувствовал.

Джонатан не ответил. Молча махал крыльями.

— Да что стряслось-то, блин? Юсупов, что ли, опять фестивалит?

Джонатан молчал.

— Со Светой что-нибудь?

— Государю императору — ура!

Ну, наконец-то. Хотя после получения такого ответа легче мне не стало. Я прибавил скорости.

В голове крутились варианты, что могло произойти в моё отсутствие. Самое страшное — до Светы добрался Страж. Каким образом, в данный момент неважно. Однако немного успокаивало то, что никаких признаков переполоха на территории академии заметно не было. По крайней мере, пока. Корпуса стояли погруженными в темноту и молчание, как положено после отбоя. Хотя появление на территории академии магии такого уровня, какой принёс бы с собой Страж, незамеченным остаться не могло. Наставники и дежурный преподаватель просто обязаны были всполошиться.

А значит, остается самое очевидное — мы таки спалились. Кто-то чрезмерно бдительный напоролся на Свету…

Я представил себе грядущую беседу с Калиновским. Почувствовал, как перекосило лицо, и ещё больше прибавил ходу.

— Где она⁈

Джонатан в ответ проорал по-чаячьи. И уверенно свернул, всем своим видом показывая, что мне нужно следовать за ним.

Глава 18

Когда я понял, куда летит Джонатан, схватился за голову. Он направлялся к чёрному ходу учебного корпуса. К тому крылу, где находилась столовая. Я знал, что через чёрный ход сюда доставляют продукты. Работники столовой, очевидно, пользовались этим же ходом.

Долетев до двери, Джонатан пронзил её насквозь и скрылся.

— Ай, молодец! — глядя на увесистый навесной замок, похвалил я. — А мне что прикажешь делать?

Я покривил душой: со складным ножом, снабженным разного рода интересными приспособлениями, с некоторых пор не расставался. Нож сработал для меня один из умельцев Федота. Получив описание заказа, посмотрел с уважением. И работу сдал в лучшем виде — приспособления отвечали всем моим требованиям.

На то, чтобы открыть замок, ушла едва ли минута.

— Ловкость рук — и никакой магии, — прошептал я, открывая дверь.

Из тёмного, тесного коридора мне навстречу хлынули тепло и непередаваемо вкусные запахи.

Так… Кажется, я понимаю, почему здесь оказался.

— Государю императору — ура! — позвал откуда-то Джонатан.

Я, мимо дверей в подсобные помещения, пошёл на звук. Коридор закончился громадной кухней.

Я увидел гигантских размеров русскую печь. Жаровни — над каждой из которых можно было подвесить быка. Снова печь, но уже другую — круглую. Дровяную плиту с десятком конфорок. Сверкающие раструбы вытяжек. Длиннющие столы. Полки, полки, полки. Кастрюли, сковородки, разделочные доски.

Миски и плошки, калибром от блюдечка до корыта, выстроились на столах в идеальном порядке. Вдоль стен, на бронзовых крючках, разместились половники, лопатки, длиннющие двузубые вилки и чёрт знает, что ещё.

Отдельно, в специальных деревянных подставках, стояли сверкающие ножи. Кажется, я знаю, куда подамся, если мои Воины Света вдруг останутся без холодного оружия… Тесаками, топориками для мяса, прямыми и кривыми ножами можно было вооружить небольшую армию. В том, что содержатся ножи в том же идеальном порядке, что и всё вокруг, я почему-то не сомневался.

Пробормотал:

— Надо бы узнать, кто здесь командует. Маг, не маг — на службу возьму не глядя! Такие управленцы нам нужны.

Со стороны разделочных столов послышался стон. Слабый девичий голос позвал:

— Костя…

— Государь император, — буркнул я.

Подошёл. Света лежала на полу, схватившись за живот. Я присел рядом на корточки.

— Неужели нельзя было подождать, пока я вернусь? Сказала бы, что опять проголодалась — я бы тебя в город отвёз. Как ты сюда попала, вообще?

— Я разволновалась, — пискнула Света. — А оказалось, что когда я волнуюсь, испытываю голод сильнее, чем когда не волнуюсь.

— Слыхал о таком, — кивнул я. — В моём мире у офисных работников это называлось «заедать стресс». Заканчивалось, как правило, ожирением.

— А тебя долго не было, — обиженно продолжила Света. — И я решила поискать еду самостоятельно. Но я была очень осторожна!

— А где ты пряталась-то?

— Джонатан отвёл меня туда, — Света неопределенно повела рукой.

— Куда?

— Ну, мы с ним шли по той же лестнице, по которой меня вёл ты. Кстати, я уже гораздо лучше хожу по ступеням! Мы долго-долго шли вверх, и оказались в огромном помещении, где никто не живёт.

— Чердак? — я повернулся к Джонатану.

Тот утвердительно гаркнул.

— Но там же заперто?

— Я прошла сквозь дверцу, — просто сказала Света. — Там, где мы оказались, было хорошо и тихо. Но потом мне стало скучно. И я волновалась за тебя. И захотела есть.

— А как ты нашла столовую?

Тут Света даже немного удивилась.

— Джонатан подсказал…

— Государю императору — ура! — подтвердил Джонатан. Он увлеченно склевывал что-то с пола.

— Джонатану было приказано тебя охранять, а не шарахаться с тобой по всей академии!

— Ну… Я его очень попросила.

— Мо-лод-цы, — только и сказал я. — Ладно, об этом после. С тобой-то что? Почему на полу лежишь?

Света по-детски шмыгнула носом.

— Живот болит. Даже разогнуться не могу.

— Объелась, что ли?

— Наверное…

— Сегодня днём в Чёрном городе ты слупила примерно тонну пирогов, — напомнил я. — И прекрасно себя чувствовала. Внимание, вопрос: чего нужно было нажраться в столовой Императорской академии такому существу, как ты, для того, чтобы так скрутило?

Света потупилась.

— Я не знаю, что это было. Но оно было таким безумно вкусным…

— Конкретнее, — потребовал я.

Света пожала плечами.

— Ну… Вкусное…

— А хоть что-то от этого вкусного осталось?

Света протянула руку. Я посмотрел туда, куда она показывала, и увидел огромную кастрюлю. Та, опрокинутая, лежала на полу.

Я подошёл. Перевернул кастрюлю. Тронул пальцем остатки вязкой, липкой массы на дне и присвистнул.

— У-у, подруга. Как ты вообще жива-то до сих пор?

В кастрюле, судя по всему, находилось тесто. Когда-то. До того, как его обнаружила Света.

В посудине такого размера, навскидку, можно было бы сварить похлебку примерно на роту. А теста осталось — на самом донышке.

Хотя, справедливости ради, пахло из кастрюли действительно волшебно. В столовой по утрам так пахли сдобные булочки с изюмом и корицей… Похоже, именно их зародыш Света и уничтожила.

Кухарка, должно быть, тесто для булочек замешивает с вечера. А ранним утром приходит и начинает печь. Сегодня курсанты, похоже, останутся без сдобы.

— Сильно живот болит? — спросил у Светы я.

— Угу, — простонала она. — Что мне делать, Костя?

— Никогда больше не жрать сырое тесто, — проворчал я. — Но это — на будущее. А сейчас… Была бы ты человеком — сходил бы в клинику, попросил бы слабительное. А так — наверное, просто ждать, пока пройдёт. Метаболизм у тебя мощный, так что, думаю, постепенно само отпустит.

— Мета… что? — переспросила Света.

— Перевариваешь ты хорошо, — объяснил я. — Всё, до чего дотянешься… Ладно, отдыхай. Оклемаешься — возвращайся на чердак.

Я поставил кастрюлю на разделочный стол и развернулся, собираясь уходить.

— Костя… — Света изумленно захлопала глазами. — Ты, что же… Бросишь меня здесь⁈

— Ну, сюда ты как-то добралась без моей помощи. Значит, и обратную дорогу осилишь.

— А вдруг меня найдут⁈

— А вот об этом надо было раньше думать! До того, как приходить в столовую и лопать чужое тесто. Из которого, между прочим, должны были напечь плюшек на всю академию… А чего ты тут в следующий раз наешься, спрашивается? Да ещё кухарке из-за тебя попадёт.

— Костя, я больше не буду! — Света умоляюще вцепилась в мою руку. — Клянусь тебе, никогда больше не уйду без спроса! Обещаю всегда-всегда тебя слушаться — только не бросай меня. Пожалуйста!

— Государю императору — ура, — пискнул Джонатан.

Он уселся на пол рядом со Светой. И так же умоляюще, как она, посмотрел на меня.

— С тобой я ещё отдельно разберусь, — пригрозил я. — Твоя задача была — какая? Охранять! А ты что устроил?

Джонатан понуро опустил голову.

— Ладно, — я нагнулся.

Поднял Свету с пола и взвалил себе на плечи — так, что её голова свесилась с одной стороны, а ноги с другой.

— Спасибо, Костя, — благодарно пискнула Света. — Я так и знала, что ты меня не бросишь!

* * *

Отнеся Свету на чердак и пробравшись в свою комнату, я ухватился за верх перегородки. Подтянулся на руках и быстро, пока не заметил наставник, махнул через перегородку в комнату Мишеля.

Мишель безмятежно дрых. Я потряс его за плечо.

— Чего? — выслушав меня, заспанный Мишель захлопал глазами. — Что-что я должен сотворить?

— Сдобное тесто. Объём — литров двести. Образец предоставлю. Справишься?

Мишель задумался.

— Не уверен. Кулинарная магия очень непростая. Стоит хоть чуть-чуть ошибиться, и рецептура будет безнадежно испорчена. Кроме того, фирменные рецепты серьёзных поваров, как правило, защищены патентами…

Я вздохнул:

— Мишель! Мне в хрен не уперлись фирменные рецепты. Всякие там секретные ингредиенты, и прочее. Всё, что нужно — большая кастрюля теста. Сделаешь?

— Ну… Попробую, — Мишель попытался натянуть на себя одеяло, чтобы снова улечься.

Я его остановил. Сунул в руки рубашку и штаны.

— Это надо сделать прямо сейчас. Одевайся.

* * *

Обычно в столовую я приходил одним из первых. Сегодня задержался — сначала заглянул на чердак, чтобы убедиться, что со Светой всё в порядке. В результате в столовой оказался, когда большая часть курсантов уже сидела на своих местах. Я тоже сел на свое место, между Анатолем и Мишелем.

— Ты как-то понуро выглядишь, друг мой, — заметил, обращаясь к Мишелю, Анатоль. — Бледен, круги под глазами…

Говоря это, Анатоль разломил пополам сдобную булочку и принялся намазывать на неё масло. Мишель следил за его движениями завороженно, как кролик за удавом.

— Неужели Аполлинария Андреевна оказалась настолько требовательной в любви?

— Что? — При имени Аполлинарии Андреевны Мишель встрепенулся. — О чём ты?

Анатоль фыркнул и покачал головой. Откусил от булочки. Мишель снова замер, глядя на него.

И в ту же секунду со стола, где сидели чёрные маги, послышалось:

— Булочки сегодня какие-то странные, господа. Не находите?

Кто это произнёс, я не заметил. А подхватил Юсупов:

— Да, я тоже обратил внимание. Действительно, очень странные.

— Видимо, изменили рецептуру…

— Возмутительно! — объявила Волкова — чёрный маг, одна из верных приспешниц Юсупова. — Нас обязаны были предупредить об этом! — она демонстративно оттолкнула от себя булочку.

В дверях кухни показалась дородная женщина, в поварском халате и колпаке. Замерла на пороге — ни жива ни мертва. Кухарка, видимо.

— Серьёзно? — спросил у Волковой я. — А если в туалетах решат поменять цвет бумаги, об этом вас тоже нужно предупредить?

Я откусил от булочки. Ну… Странная, да. На те, что были вчера, не похожа. Но ведь не настолько, чтобы отказываться есть?

— Фи, господин Барятинский, — ледяным тоном объявила Волкова. — Поднимать за столом такие темы…

— Манеры — не самая сильная сторона господина Барятинского, увы, — ласково улыбнулся Юсупов. — Однако Тайной канцелярии виднее, кого включать в свои ряды. Господин Барятинский, по всей видимости, обладает какими-то другими талантами.

— О, Боже, — Волкова покачала головой. — Аристократу — работать на Тайную канцелярию! Как это пошло.

— Что-о⁈ — начал было, приподнимаясь, Анатоль.

Я движением руки приказал ему сесть на место. Повернулся к Волковой.

— Что поделать. Защита государственных интересов — не самое простое занятие, в белых перчатках работать не получится. — Я посмотрел на Жоржа. — Тьма — это очень-очень грязная штука… Зато устраивать скандал из-за того, что булочки изменили вкус — исключительно благородный поступок, госпожа Волкова. Несомненно, достойный аристократа. Я слышал, что в этом году будут перекладывать печные трубы. Не забудьте сообщить Калиновскому, что желаете участвовать в оценке качества кирпичей.

За нашим столом захихикали.

Волкова покраснела. Открыла рот — собираясь ответить, когда вдруг подала голос Авдеева.

— А по-моему, у этих булочек просто изумительный вкус, — объявила она. — Свежий, интересный, ни на что не похожий! Это вы их испекли, сударыня? — Авдеева повернулась к поварихе — которая так и стояла, застыв в дверях.

— Я… — голос женщины дрогнул. — Пощадите, ваша милость! — в глазах у неё заблестели слёзы. Всё, что сказала Авдеева до этого, она, должно быть, пропустила мимо ушей. Услышала только: «Это вы их испекли?» и решила, что следующим шагом её отсюда выгонят взашей. — Бес попутал, не иначе! Сама не знаю, что на меня нашло. Должно, Тьма эта окаянная, что вчера пролезла! Перепугамшись я шибко. Да и все мы тут перепугались! Видать, сама не заметила, как в тесто тёртого сыру добавила. И соли…

— И прованские травы, насколько я понимаю. — Авдеева откусила от булочки небольшой кусочек и принялась жевать с таким видом, словно пробовала в ресторане изысканное вино.

— Не плачьте, — я встал и подошёл к поварихе, тронул её за руку. — Вы ни в чём не виноваты.

— Вина — на мне, ваше благородие, — из-за спины поварихи выступил мужчина.

В таких же, как у женщины, халате и колпаке. Лет за пятьдесят, седой — но бравый и подтянутый, с лихо закрученными усами.

— Разрешите представиться — Мельников Архип Петрович. Командир, так сказать, кухонного подразделения. За действия личного состава отвечаю лично.

— В кавалерии служили? — оценив усы и выправку, спросил я.

— Как вы… — озадачился Мельников.

— А чин? Майор?

— Так точно, ваше благородие! — Мельников уважительно вытянулся.

— Вольно, — улыбнулся я. — Нареканий к личному составу нет. Можете быть свободны.

Повариха шумно выдохнула. Перекрестилась и отерла с глаз слёзы. Повернулась к начальнику.

— Это, стало быть, Архип Петрович, можно идтить?

— Постойте, голубушка. — К нам подошла Авдеева. — Я буду вам весьма признательна, если сегодня, после того как у нас закончатся занятия, вы снова замесите это тесто. Совсем небольшую порцию — но я должна при этом присутствовать. Такой рецепт ни в коем случае не должен пропасть! Папенька будет в восторге.

Я вспомнил, что род Авдеевой владеет хлебопроизводством. Поставщик двора Его императорского величества. Ходили слухи, что если папаша Авдеевой вдруг чего-то не знает о выпечке, значит, этого не знает никто. Дочь, очевидно, уверенно шла по стопам отца.

— Сделаем, ваша милость, — пообещала зардевшаяся повариха.

А я протянул руку Мельникову.

— Рад познакомиться, Архип Петрович. Мне представляться не надо, полагаю?

— Помилуйте, господин Барятинский. Кто же вас не знает, — Мельников расплылся в улыбке и пожал мою ладонь.

Волкова демонстративно закатила глаза — я опять исполнял нечто, по её мнению, не подобающее аристократу. Но комментировать это уже никак не стала.

* * *

— Боже, Костя! Если бы ты только знал, как я напугался! — после завтрака Мишель подошёл ко мне. — Я был уверен, что вот-вот всё раскроется!

— И как же, по-твоему, это должно было раскрыться? — хмыкнул я. — В столовую вошёл бы Калиновский и объявил, что тесто для булочек сотворил господин Пущин? К ректору во сне явился призрак и рассказал, как было дело?

— Ну… — Мишель потупился.

— Брось. Ерунда, — я хлопнул его по плечу. — Выкинь это из головы.

— Хорошо, — кивнул Мишель. И тут же спросил: — А куда всё-таки подевалось тесто? Ночью ты так и не объяснил.

— Ночью было не до того, — напомнил я.

Ночью у нас были другие задачи. Незаметно выбраться из корпуса, проникнуть в столовую, сотворить тесто, вернуться обратно… Мишель спросонья туго соображал. Сотворил тесто, а не компот — и на том спасибо.

— Я брал с того теста пробы.

— Чего? — обалдел Мишель.

— Это было задание Витмана. Исследовать, не проникла ли в столовую Тьма после прорыва. Я исследовал, но, видимо, перестарался. Тесто исчезло полностью. Сам я техникой Созидания не владею, вот и пришлось побеспокоить тебя. Благодарю за службу!

— Служу Отечеству! — вытянулся Мишель.

И, полностью удовлетворенный моей ахинеей, потопал в учебный корпус. А я, подумав, резко изменил направление и побежал в людскую, где обитали «дядьки».

— Слушай, Гаврила, — для конфиденциальной беседы я вызвал «дядьку» в коридор. — Мне срочно нужно раздобыть перину, подушку и одеяло. Сделаешь?

Гавриле надо отдать должное. Лишних вопросов многоопытный дядька не задавал. Не первое поколение курсантов снабжал контрабандой.

— Можно, — подумав, кивнул он. — К обеду всё соберу. Куды отнесть?

Это я решил заранее.

— На чёрную лестницу. Положишь возле дверцы, которая ведёт на чердак. Там ведь никто не найдёт?

— Не должны. Господа наставники тама не шастают. Да к тому же — оно ить, поди, недолго пролежит?

— Сразу после обеда заберу.

— Сделаем, — кивнул Гаврила. — Не извольте беспокоиться. Всё исполним в лучшем виде.

— Спасибо! — я протянул ему купюру.

Оценив номинал, Гаврила утопал немедленно.

Глава 19

После обеда я быстро взбежал по чёрной лестнице на четвёртый этаж. У дверцы из металлических прутьев, перегораживающей выход на чердак, лежал здоровенный узел. А из замка, висящего на двери, торчал ключ.

Ай да Гаврила! Предусмотрительность — высший уровень. Ключ мне, конечно, не так уж и нужен, и без него с любым замком управлюсь. Но Гавриле об этом знать не обязательно, а за догадливость надо будет доплатить.

Я открыл замок. Взвалил узел на плечи и потащил на чердак.

Света сидела там же, где я её оставил — на широкой балке, накрытой пледом. В руке она держала книгу.

— Все время помнить прошлые напасти, Пожалуй, хуже свежего несчастья, — прочувствованно, с выражением проговорила Света. — В страданиях единственный исход — По мере сил не замечать невзгод!

— Государю императору — ура! — согласился Джонатан.

В другой руке Света держала бублик. Она перевернула страницу и откусила от бублика большой кусок.

— Где ты это взяла? — спросил я.

— Ты сам дал мне её, — удивилась Света. — Сказал, что это единственная книга для чтения, которая у тебя есть.

Пухлый том в кожаной обложке, подаренный мне когда-то великой княжной Анной Александровной, действительно был единственной художественной книгой, которую я держал в комнате. Читать — не читал, но выбросить или отнести в библиотеку тоже рука не поднималась.

Не читал — потому что в принципе не испытывал потребности в чтении ради забавы. Окружающая меня действительность была поинтереснее любых романов, скучать мне было попросту некогда. По долгу службы я старался просматривать газеты, заглядывал в журналы. Но взять в академической библиотеке что-то, кроме учебников, мне и в голову не приходило.

Когда перед завтраком собирался заглянуть на чердак, вспомнил о том, что Света жаловалась на скуку. И захватил с собой книгу.

— Я не о книге. Вот это — что? — я указал на бублик в Светиной руке.

— Ах, это! Это принёс Джонатан. Угощайся, — Света отломила от бублика кусок и протянула мне.

— Государю императору — ура! — гордо подтвердил Джонатан.

— Бери-бери. У меня ещё много, — и Света показала рукой на целую связку бубликов, висящую на трубе над её головой.

— Где упёр? — поинтересовался у Джонатана я.

Тот сделал вид, что не расслышал. Подхватил брошенный Светой кусок бублика и упорхнул в дальний угол чердака.

Н-да. Воровать, конечно, нехорошо — с одной стороны. С другой стороны — в детстве, когда вопрос питания стоял особенно остро, это соображение было последним, что могло меня остановить.

— Ладно, понял, — вздохнул я. Сгрузил на пол узел, который притащил с собой. — Вот, размещайся пока. Тут, конечно, не апартаменты класса люкс, но… — я осекся.

Понял, что угол, где разместилась Света, удивительно преобразился. Чердак выглядел так, словно его только что покинула целая команда уборщиц.

Пол, печные трубы, опоры, держащие крышу — всё сияло чистотой, нигде ни пылинки.

— Я тут немного прибралась, — улыбнулась Света.

— Умница, — похвалил я. — Как книжка, интересная?

— Очень! Из неё можно так много узнать о людях…

— Ну, вот и просвещайся. И обустраивайся дальше. А насчёт питания — придумаем что-нибудь. С голоду не помрешь, не переживай. Всё, мне бежать надо. Джонатан! Со мной.

Джонатан уселся мне на плечо.

Я быстро спустился с чердака и разыскал Гаврилу.

— Обед? — удивился тот.

— Да. На три персоны. Пусть положат в корзинку, навынос. Деньги — вот, — я протянул Гавриле купюру. — Сдачу оставишь себе, за труды.

— Будет сделано. Которую ресторацию предпочитаете?

— Без разницы. Главное, поближе — чтобы тебе бежать недалеко.

— В трактире можно, — предложил Гаврила. — Том, что у дороги стоит — до него рукой подать. Только вот еда там не господская…

— Ничего, я не привередливый. Закажи в трактире. Главное, чтобы обед был на три персоны, не меньше.

— Это можно, — закивал Гаврила. — А по части порций вы не сомневайтесь, голодно не будет. Вот, к примеру, зять мой старший — здоровый лоб, на железной дороге шпалы укладывает, — и тот не жалуется.

— Ну, отлично. Успокоил, — улыбнулся я. — Как принесёшь корзинку, поставь её возле той решётки, куда перину складывал. И постучи по прутьям, вот так, — я трижды размеренно стукнул по перилам лестницы. — Всё запомнил?

— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, — Гаврила очень похоже повторил мой стук. — Исполню в точности. — Надел картуз и утопал выполнять задание.

— А ты там, на чердаке, слушай внимательно, — приказал Джонатану я. — Как Гаврила постучит по решётке, заберёшь корзинку. Скажи Свете, чтобы открыла слуховое окно, корзинка в него как раз пролезет. Задача ясна?

Джонатан гаркнул по-чаячьи и испарился. А я поспешил на урок.

В обеденный перерыв побежал в библиотеку.

— Э-э-э, — озадачился библиотекарь.

— Что-то не так? — я сделал каменное лицо.

— Нет-нет. Ничего.

Библиотекарь отметил в формуляре три любовных романа и яркий журнал с картинками: «Вязание крючком и спицами для начинающих».

— Костя?..

Вот, всё-таки у некоторых людей врожденный талант — попадаться тебе навстречу тогда, когда ты меньше всего жаждешь их увидеть!

— Здравствуй, Полли. Прекрасно выглядишь, — я попытался обойти Полли на лестнице жилого корпуса.

Принесла же нелёгкая! И что она тут делает? Погода — в кои веки хорошая, после обеда все свалили в парк.

— Благодарю… Что это у тебя? — сбить себя с толку Полли не позволила.

Так и впилась в книги, которые я нёс, любопытным взглядом.

— Да вот… Решил почитать на досуге.

— Дамские романы?

— А почему нет? Хочу научиться получше разбираться в женщинах.

Полли фыркнула.

— Мог бы проконсультироваться относительно содержания! Я бы подсказала тебе, с чего следует начинать. То, что ты взял — такая пошлость и банальщина…

— Ничего. Не понравится — отнесу обратно. И в следующий раз, конечно, проконсультируюсь с тобой.

— О, с удовольствием! Подожди… — глаза у Полли расширились ещё больше. Она заметила журнал. — Вязание крючком и спицами? Серьёзно⁈

— А что такого? Могу я обзавестись хобби? Работа у меня нервная, а рукоделие, говорят, успокаивает.

— Можешь, разумеется. Но… Ты хотя бы представляешь, где продаются пряжа и прочие принадлежности для вязания?

— Нет, — честно сказал я. — Но это не страшно.

Главное, чтобы Надя представляла…

— Послушай, Полли! — меня осенила ещё одна идея. — Ты не могла бы одолжить мне проигрыватель? Ненадолго?

Полли удивилась ещё больше. Но пробормотала:

— Конечно. Пожалуйста… Честно говоря, я о нём и позабыла. Стоит в комнате, пыль собирает. А зачем он тебе?

— Буду заполнять пробелы в знании современной музыки. А то до того замотался по служебным делам, что скоро со мной поговорить будет не о чем.

— О, — восхитилась Полли. — Что я слышу⁈ Бравый капитан Чейн заинтересовался чем-то, кроме государевой службы?

Я, как сумел, изобразил смущение.

— Обожди здесь, — Полли благосклонно кивнула и скрылась у себя на этаже.

Через минуту вернулась, неся проигрыватель и стопку пластинок.

— Вот, пожалуйста.

— Спасибо! — я подхватил то и другое и зашагал вверх по лестнице.

— Я всегда готова прийти тебе на выручку! — прокричала мне вслед Полли. — Если хочешь, мы могли бы вместе послушать музыку!

Я затопал по лестнице громче и быстрее. Вот чего мне сейчас точно не хватало, так это прослушивания музыки в компании Аполлинарии Андреевны.

* * *

— Что это? — Света заинтересованно разглядывала проигрыватель.

— Сейчас узнаешь.

Я поставил иголку на пластинку. Из небольшой трубы полились звуки фокстрота.

— О… — Света зачарованно смотрела на проигрыватель.

— И вот еще, — я высыпал на постель, которую Света соорудила из перины и одеяла, любовные романы. — Это чтобы тебе не скучать. Поела?

Я заглянул в корзинку, стоящую возле импровизированной кровати.

— Я съела даже не всё! Там ещё осталось!

— Ничего себе, — восхитился я. — Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, сколько еды тебе требуется. Три стандартных порции шпалоукладчика.

— Что?

— Ничего, не бери в голову. Всё, побежал. Вечером навещу. И еды на ужин принесу.

Вечером после занятий я позвонил домой. Попросил Надю привезти мне какие-нибудь ненужные туфли и принадлежности для вязания.

— Костя, — забеспокоилась сестра, — с тобой всё в порядке?

— В полном, — заверил я. — Это нужно для маскировки. Дело государственной важности. Привезёшь?

— Ну, я попрошу Вову. А что…

— Спасибо, сестрёнка! Вове — привет, — я повесил трубку.

Забежал в людскую к Гавриле. Тот передал мне корзинку с ужином и пообещал, что завтрак притащит ещё до подъема.

Утром, когда я поднялся на чердак, оказалось, что за ужином Свете хватило половины того, что принёс Гаврила. То есть, порции постепенно сокращались.

Проигрыватель исполнял вальс. Света сияла, как начищенный пятак. В буквальном смысле — её свечение заметно усилилось. Похоже, организм Светы, или как уж это у неё называлось, постепенно приходил в норму.

— Смотри, Костя! — воскликнула она. — Смотри, как я научилась!

Света закружилась под музыку. На вальс танец походил мало, зато исполнялся от души и с экспрессией.

— Прекрасно, — одобрил я. — Не скучаешь?

— О, нет! Мне, кажется, никогда прежде не было так хорошо!

— Ну и слава тебе, господи. Хоть кому-то хорошо, — я подавил вздох.

Вспомнил о предстоящей на первом уроке лабораторной работе, которой грозил Платон.

— Давай, набирайся сил. Они тебе ещё пригодятся.

Навестить Свету в обед не получилось. Поднявшись по чёрной лестнице до третьего этажа, я обнаружил, что на лестничной клетке ругаются две наставницы — тётки, приглядывающие за курсантками. Решил, что лишний раз мелькать у них перед глазами не стоит, а невидимым становиться не умел.

Ничего. Зайду к Свете после отбоя, тогда уж здесь точно никого не будет.

После отбоя я выскользнул на лестницу. Поднялся к решётке, взялся за замок. И сердце ушло в пятки.

Замок не был заперт. Ручка просто накинута сверху, от тела замка она отделилась без труда.

Я точно помнил, что замок запирал.

Первая паническая мысль — Свету обнаружили. Кто, при каких обстоятельствах — с этим будем разбираться позже. Сейчас меня больше беспокоило другое: если её обнаружили, почему Джонатан не примчался ко мне? Когда Света объелась теста, фамильяр меня даже в императорском дворце отыскал.

Неужели… Я похолодел. Я не знал предела сил Джонатана. Но и где находится этот предел у Юсупова, тоже не знал.

На моей руке засветилась цепь. Я заставил её погаснуть и принялся тихо подниматься по ступенькам. Кто бы это ни был — возможно, он ещё здесь. И возможно, я даже сумеюзастать его врасплох.

Десяток металлических ступенек. Кромешная темнота на чердаке. Несколько осторожных шагов вдоль стены…

И странный звук, долетевший из того угла, где устроилась Света.

Я не сразу понял, что это смех. Света хохотала. Еще пара шагов, и я разглядел её свечение.

Дальше пошёл уже не таясь. Начал было издали:

— Какого чёрта… — но не договорил.

— Костя! — всплеснула руками Света. — Ты очень вовремя! Может быть, ты сможешь ему объяснить, что надо делать?

Перед Светой топтался Гаврила. Он по-дурацки развёл руки в стороны и выставил вперёд ногу.

Света держала в руках один из любовных романов, что я ей принёс. И смотрела — то на его обложку, то на Гаврилу. На обложке была изображена танцующая пара — статный красавец в гусарском мундире и рыжеволосая красавица в диадеме.

Света подошла к Гавриле. Одну его руку подняла повыше, другую согнула в локте. Снова посмотрела на обложку, придирчиво сравнивая результат.

— Ох, ваше сиятельство! — обрадовался, увидев меня, Гаврила. — Ну, наконец-то! Вот, барышня, — повернулся он к Свете, — вот ихнее сиятельство вам любой танец изобразят, какие только бывают! А меня — увольте, заради бога! Право слово, умаялся — хуже, чем вагоны бы разгружал. — Он опустил руки и принялся разминать плечи.

— Ты что здесь забыл? — резко спросил я.

Гаврила опустил голову и пробормотал что-то неразборчивое.

— Не слышу!

— Птичку покормить хотел, — повторил Гаврила.

— Чего⁈ — обалдел я. — Какую ещё птичку?

— Дак, известно, какую. Вашу, — Гаврила кивнул на Джонатана. — Давненько уж его в вашей комнате не видал-то. Вот и решил, что вы его на чердак переселили, чтобы господа наставники не гневались. И еда в корзинке — для него. Я ужин принёс и думаю — дай загляну? Понимать хоть, которое блюдо вашей птичке больше понравится. Чай, не щегол какой. Сурьёзная птица! Государя императора величает…

— Государю императору — ура! — с готовностью подтвердил Джонатан.

— Мне — откедова знать, чем таких кормят? — закончил Гаврила.

Хм-м. Ну, теперь хотя бы понятно, почему он вернул замок в исходное положение — создав видимость того, что тот заперт. Не хотел открывать мой секрет тому, кто случайно окажется рядом с решёткой.

— Узнал? — буркнул я.

Гаврила отвёл глаза.

— Ну и что мне теперь с тобой делать?

— Не волнуйся, Костя! — вмешалась Света. — Я объяснила Гавриле, что меня нельзя никому показывать. Он пообещал, что будет хранить нашу тайну. Мы так чудесно проводили время…

— Да, это я заметил. — Я со вздохом уселся на балку. Посмотрел на Гаврилу. — Память тебе, что ли, почистить…

Гаврила побелел, как мел. Прижал руки к груди.

— Ваше сиятельство! Христом-богом клянусь…

Видимо, доводилось слышать, с какими побочными эффектами связана так называемая зачистка памяти.

— Да шучу, успокойся. Пока — шучу… Ты понял, кто это? — я кивнул на Свету.

— Сестренка ваша, ваше сиятельство, — с готовностью отрапортовал Гаврила.

Вот теперь подвис я.

— Э-э-э…

— Двоюродная, — пояснил Гаврила. — На каникулы приехамши, академию поглядеть. А с размещением у нас тут строго, вот они и разместились на чердаке.

— Сам придумал? — заинтересовался я. — Или подсказал кто?

Гаврила хитро улыбнулся.

— Я, ваше сиятельство, третий десяток годов тута служу. Мне ли не знать, что за барышни к господам курсантам погостить приезжают? Вы, чай, не первый и не последний… И все барышни, как одна — двоюродные сестры!

— Ясно, — кивнул я. — В общем, так. Ты там себе думай, что хочешь, но запомни одно. О Свете не должен знать никто. Ни одна живая душа. Понял?

— Как не понять, — закивал Гаврила.

— А если я узнаю, что о ней кто-то узнал, — продолжил я, — зачистка памяти тебе рождественским подарком покажется. Клянусь.

Гаврила снова побледнел и забожился, что под страхом смертной казни никому ничего не расскажет.

— Перестань его запугивать, Костя! — нахмурилась Света. — Это не к лицу белому магу.

— Запугиваю я не так, — успокоил я. Поднялся. — Ладно. Гаврила. Коль уж ты теперь всё знаешь, дальнейшую организацию питания поручаю тебе.

— Чегось? — переспросил Гаврила.

— Я говорю, приноси Свете еду и дальше.

— Понял, ваше сиятельство, — поклонился Гаврила. — Уж теперь, поди, соображу, что заказывать. Пирожных барышне притащу. Сладостей всяких… — он улыбнулся Свете.

Та захлопала в ладоши. Мечтательно проговорила:

— Сладостей…

— Спелись, — хмыкнул я. — Всё, Гаврила. Уходим. Пока не хватились — ни меня, ни тебя.

— А мне что делать? — спросила Света.

— Что и прежде. Набирайся сил. — Я заглянул в корзинку. — Опять не всё съела?

— Нет. Мне нужно уже гораздо меньше еды, чем раньше. И чувствую я себя намного лучше!

— Это хорошо. Значит, скоро сможем начать работать. — Я вспомнил о книге Юнга. — Например, через пару дней.

— Хорошо, — кивнула Света.

— Доброй ночи, барышня, — поклонился Гаврила. И потопал к выходу.

Глава 20

Я догнал Гаврилу возле лестницы. Не сразу понял, что меня удивляет, потом сообразил.

Шагал дядька как-то слишком уж бодро. Раньше, хоть и старался держаться молодцом, было заметно, что даётся ему это нелегко. А сейчас и спину выпрямил, и ногами не шаркает, и глаза горят, как у молодого.

— Гаврила, — окликнул я.

Гаврила вопросительно обернулся.

— Ты, помню, на радикулит жаловался. Вылечил, что ли? До врача дошёл?

Гаврила потупился. Признался:

— Да какие у нашего брата врачи. Где их взять-то?.. Барышня ваша вылечила. Спрашивает — почему, дескать, ты такой кривой? Я и отвечаю — годы, мол, проклятые. Тяжело мне выпрямляться, спина болит. А она — ах, что за чушь! Годы не могут быть проклятыми, потому как сие есть кон-се-тра-сия жизненного опыта. С годами ты становишься мудрее, вот что главное! А несовершенство тела поправимо… И по спине моей пальчиками забегала. Я даже и не почувствовал ничего, разве что щекотало маленько. А через минуту — нету боли! Да и всё тело — будто новенькое. Словно два десятка лет разом скинул… Слыхал я, конечно, про магические чудеса, и видеть доводилось всякое. Но такое — в первый раз.

Гаврила вдруг остановился. Серьёзно сказал:

— Хороша у вас барышня, ваше сиятельство. Вы уж не обижайте её.

Я улыбнулся. Хотел бы посмотреть на того, кто полезет обижать эту «барышню»… Вслух пообещал:

— Не беспокойся. Не обижу.

* * *

На следующее утро Надя передала с Вовой изящные розовые туфельки, несколько мотков разноцветной пряжи и принадлежности для вязания.

Туфли привели Свету в полный восторг, а вот вязание не заинтересовало. То, что у нее получилось изобразить, напоминало растрепанную мочалку. И Света вцепилась в любовные романы. Проглотила за сутки все три и потребовала ещё.

Пришлось снова идти в библиотеку.

— Я смотрю, вы увлеклись, господин Барятинский, — заметил библиотекарь, отмечая в формуляре пять новых книг.

— О, да, — серьёзно кивнул я. — Чрезвычайно увлекательно чтение.

Библиотекарь всмотрелся в моё лицо, но, видимо сарказма там не углядел. И признался вполголоса:

— Честно говоря, я и сам почитывал. По молодости, да и не только… Не желаете ознакомиться с сочинениями графини Заболоцкой? Я вам скажу — весьма! Весьма увлекательно. Вообразите только: бедная, но гордая красавица…

— Благодарю вас, в другой раз, — оборвал я. — Пока возьму эти.

Библиотекарь обиженно поджал губы. Снова заскрипел карандашом, заполняя формуляр.

— Вот, прошу. Распишитесь.

Я взял карандаш. А в следующую секунду его вырвали из моих пальцев. Тот, кто вырвал, взмыл под потолок.

— Государю императору — ура! — донеслось оттуда.

Карандаш упал на стол и покатился по нему, я едва успел подхватить.

— Ваш фамильяр, господин Барятинский… — возмущенно начал наливающийся гневом библиотекарь.

— Прошу меня простить, — я схватил книги подмышку. — Распишусь потом, — и вслед за Джонатаном побежал к выходу.

Крикнул на бегу:

— Что там ещё за пожар? Света⁈

Джонатан промолчал, сосредоточенно взмахивая крыльями.

— Нет? А что? Витман приехал?

Джонатан молчал. Ладно, чёрт с ним. Скоро сам всё увижу… Собственно, кажется, уже вижу.

Джонатан направлялся к группе, стоящей на дорожке. Дорожка вела от въездных ворот академии к жилому корпусу. Курсанты, человек десять, толпились вокруг чего-то, и любопытные продолжали подходить. Да что там происходит, чёрт возьми⁈

Я прибавил ходу.

— … котика? — донёсся до меня изумленный голос Жоржа. — Какого ещё котика? Где ты его взял?

Я растолкал однокашников и пробился к центру событий.

Оказалось, что курсанты окружили Гаврилу. Тот одной рукой мял снятый картуз, другой прижимал к груди знакомую корзинку.

— Что случилось? — резко спросил я.

На меня обернулись все. В глазах Гаврилы засветилось облегчение.

— Ваше сиятельство… — начал было он.

— Этот человек решил загубить ни в чём не повинное животное! — объявила Волкова. Ткнула в Гаврилу пальцем. — Я столкнулась с ним здесь, на дорожке, когда он шёл к корпусу. Удивилась корзинке с едой навынос и спросила, зачем ему эта еда. Прислуга, как известно, питается в академической столовой! Их рацион разнообразен и сбалансирован. Для чего ему пища со стороны?

— Он сказал, что собирался кормить котика, — добавил Юсупов. — Однако показать, что у него в корзинке, отказывается. Не говоря уж о том, что лично я никаких котиков на территории академии до сих пор не замечал…

— Котика? — ахнул знакомый голос. Стояла Злата в толпе курсантов с самого начала или подошла только сейчас, я не разглядел. — Но котикам нужен специальный корм! Их нельзя кормить человеческой пищей!

Злата повелительно взмахнула рукой. Корзинка взмыла вверх и опустилась на землю перед ней. Гаврила охнул, бросился было к Злате, но Юсупов остановил его замысловатым жестом. Гаврила застыл в странной позе.

Злата откинула салфетку, которой была накрыта корзинка. И подняла на Гаврилу взгляд, от которого несчастный дядька должен был провалиться сквозь землю.

— Милейший, вы в своём уме⁈ Пирожные! Салат с горчичным соусом! Жареные куриные крылышки! Вы соображаете, что делаете? От сладкого у вашего котика загноятся глаза! От горчичного соуса случится расстройство желудка. А тонкие куриные косточки могут вовсе убить несчастное животное!

— Ничего. Оно у меня привычное, — пробухтел Гаврила. — Животное-то. И курей жрёт за милую душу, и другое всякое…

— Это бесчеловечно! — объявила Злата. — Животных нужно кормить специализированными кормами! Либо же не заводить их вовсе.

— Совершенно с вами согласен, уважаемая госпожа Львова, — Жорж расплылся в сладчайшей улыбке. — Невыразимо приятно встретить в вашем лице такого образованного человека. Видно, что вы искренне любите животных.

— О, всем сердцем! — Злата зарделась от удовольствия.

— Однако же, — продолжил Жорж, — повторюсь: лично я ни разу не встречал на территории академии кошек. Кроме того, насколько мне известно, прикармливать бродячих животных запрещено правилами, обязательными для всех — дабы не разводить антисанитарию. — Он резко повернулся к Гавриле. — А ну, покажи мне своего котика! Прямо сейчас отведи к нему.

Злата всплеснула руками:

— Вы что же, господин Юсупов — полагаете, что этот человек нас обманывает⁈

— Увы, госпожа Львова, — Юсупов скорбно покачал головой. — Таковы простолюдины. Они постоянно готовы врать и изворачиваться. Что поделать — чернь…

— Так, ну хватит, — перебил я. Шагнул к Злате и забрал у неё корзинку. — Это — моё. Гаврила, спасибо за доставку. Можешь идти.

Заклинание, которым Юсупов заставил Гаврилу замереть, было несложным. Отменил я его без труда.

Гаврила поклонился, проскользнул между мной и Волковой и резво потрусил прочь. Юсупов и остальные курсанты обалдели настолько, что остановить дядьку никто не пытался.

— Ваше? — изумленно глядя на меня, пробормотала Злата.

— Именно. Обожаю пирожные, — я взял из корзинки эклер и демонстративно откусил.

— Поступление продуктов питания со стороны — нарушение академического распорядка, — ледяным тоном объявил Юсупов.

— Спасибо, — кивнул я, — Калиновский — там. Иди жалуйся.

И, помахивая корзинкой, устремился к учебному корпусу.

— Господин Барятинский! — меня догнала разгневанная Злата.

— Слушаю вас, госпожа Львова.

— Это возмутительно!

— Что именно? Котиков у меня нет. Мой фамильяр питается рыбой, которую ловит в озере. Не понимаю, что вас возмущает.

— Вы заставили этого человека лгать! Он говорил неправду, покрывая вас!

— Говорил, — кивнул я. — А знаете, почему?

— Почему же?

— Потому что я, в отличие от вас, знаю имя этого человека. Я зову его по имени. Я разговариваю с ним, как с человеком — в отличие от вас или Юсупова. Если бы мне пришлось солгать для того, чтобы прикрыть Гаврилу, я бы не задумываясь это сделал. И Гаврила знает, что я бы это сделал. Потому и он за меня — горой. Отпирался бы до последнего, но меня не выдал.

Злата обомлела. Остановилась и, хлопая глазами, смотрела на меня.

— Не всё в жизни — чёрное и белое, госпожа Львова, — вздохнул я. — Иной раз солгать — куда более честный поступок, чем сказать правду.

— Не понимаю вас, — пробормотала Злата.

— Ничего, в ваши годы это нормально. Чтобы понять, надо повзрослеть. Вырастите — поймёте.

— Вы… — Злата набрала в грудь воздуха. — Я давно собиралась вам сказать, что вы совершенно невыносимы!

— Ну, теперь сказала, — улыбнулся я. — Всё, мы закончили? Я могу идти?

Злата развернулась и убежала.

Что-то мне подсказывает — в следующий раз она подсядет ко мне в столовке ой как нескоро…

* * *

Я угадал. С этого момента Злата меня демонстративно не замечала. Увидев издали, фыркала и отворачивалась. Так продолжалось три дня, а на четвёртый во время послеобеденной прогулки ко мне подошла Агата.

— Константин Александрович. Вам необходимо пойти со мной.

— Могу узнать, с какой целью?

— Нет.

— Нет.

— Что?

— Нет — не пойду.

— Почему⁈

— А с какой стати я должен идти с вами, если представления не имею, куда и зачем?

Агата всерьёз озадачилась. Такого ответа, похоже, не ждала. Наконец, придумала:

— Вам так трудно исполнить просьбу дамы?

— Совершенно не трудно.

— В таком случае, прошу вас — проводите меня, пожалуйста.

Я бы мог троллить её и дальше, но по виду Агаты показалось, что она вот-вот расплачется.

— Ну хорошо, идёмте.

Агата кивнула. Схватила меня за руку и потащила за собой — свернув с широкой аллеи в глубину парка.

— А его высочество не расстроится? — спросил я.

— Если не узнает — то и не расстроится, — отрезала Агата. — И вообще. С чего бы его высочеству расстраиваться? Я вас не целоваться веду.

Мы пробирались по парку короткими перебежками от дерева к дереву. Я по-прежнему не знал, что и думать.

— Не целоваться? — изобразил я разочарование. — Чего же тогда я время теряю?

— Господин Барятинский, я вас настоятельно прошу воздержаться от шуток, они меня смущают!

— Ладно-ладно, — вздохнул я. — А Борис, кстати говоря, расстроится даже несмотря на то, что у нас не планируется ничего романтического.

— Это ещё почему?

— Потому что он — твой мужчина. И он справедливо надеется, что в случае какой-то беды ты обратишься в первую очередь к нему.

— Во-первых, он бы всё равно потом обратился к вам, господин Барятинский…

— А вот это уже наши с ним дела. Через голову прыгать не надо, люди этого не любят. Бесплатный урок жизни в обществе, не благодари.

— … а во-вторых, — продолжила Агата, — если бы он решил сам вмешаться и подвергнуть себя опасности… Я бы этого не хотела. Борис прекрасный человек, и я его очень люблю, но он и так несёт слишком большой груз. Я не хочу, чтобы он рисковал. Ни ради меня, ни ради чего вообще.

Что-то там, в сердце, у меня кольнуло.

Агата говорила искренне, насколько я мог судить. Чем-то она напоминала мне Кристину, разве что была более откровенной в своих чувствах. От Кристины-то хрен добьёшься чего-то, кроме сарказма. Хотя тут, безусловно, сказывается то, что по воспитанию она — всё-таки воин, а в аристократах подвизается не намного дольше меня.

— Так мы уже скоро придём или как? — спросил я.

— Тс-с-с! Пришли! Осторожнее!

Мы остановились, спрятавшись за огромным вековым деревом. Агата медленно, осторожно выглянула из-за ствола и посмотрела куда-то вперёд. Потом юркнула обратно и жестом предложила мне повторить её маневр, что я и сделал.

Мы были достаточно далеко от скамейки, которая стояла к нам спинкой. Я мог видеть только затылки людей, сидящих рядом. Белые волосы у обоих.

— Так, — сказал я, вновь спрятавшись за деревом. — Слева — Жорж Юсупов, его я и с закрытыми глазами узнаю. А справа?

— Мою сестру, значит, вы не узнаёте? — с горечью усмехнулась Агата. — А ведь она была в вас так влюблена!

— Она в меня, а не наоборот, — резонно заметил я. — Претензия немного не по адресу. Не говоря уж о том, сейчас я вижу твою сестру с Жоржем. У них что, роман?

Агата опустила взгляд.

— На днях они начали встречаться. Подолгу гуляют наедине. Пожалуй, это похоже на роман.

Н-да. Видимо, энергию, щедро отсыпанную Тьмой, Жорж направил не только в силу. Личному обаянию тоже перепало.

— Ага, — кивнул я. — Поправь меня, если я ошибаюсь: Злата ведь сейчас в курсе, что мы за ней шпионим? Это ваше двойное восприятие…

— Нет, — удивила меня Агата.

— Эм… Как так?

— Поверьте, господин Барятинский, если бы моя сестра просто увлеклась чёрным магом, я бы скорее порадовалась за неё, чем стала бить тревогу. Но в том-то и беда: когда она с Юсуповым, нам будто обрубают связующий канал. Я не чувствую Злату, не вижу. А вижу лишь…

— Тьму, — подсказал я.

— Да… — Агата побледнела. — Что происходит, Константин Александрович?

Я снова выглянул. Злата положила голову на плечо Жоржа. Тот приобнял её. Наклонился. То ли целует, то ли шепчет что-то интимное.

— Ничего хорошего, — сказал я. — Молодец, что сообщила. А что говорит по этому поводу Злата?

Агата потупилась.

— Злата попросила меня не вмешиваться в её дела. Она сказала, что я всё придумываю, потому что мне просто не нравится Жорж. Меня она совершенно не слушает, потому я и позвала вас. Что вы будете делать?

— Без понятия.

— Вы никогда не знаете, что делать! — возмутилась Агата.

— И это ещё никогда меня не останавливало. Если же посмотреть на результаты: я до сих пор жив, и мир не развалился на части.

Я собрался было уходить, но Агата схватила меня за руку.

— Вы спасёте Злату? Обещаете?

— Смотри, как обстоят дела. — Я осторожно отцепил её лапку от своего локтя (и что у них с сестрой за манеры такие? В лесу, что ли, воспитывались?). — Жорж Юсупов сейчас — моя проблема номер один. Проблема государственного масштаба. Решим эту проблему — твоя сестра спасётся. Поставить Злату в таблице приоритетов выше я технически, конечно, могу…

— Так поставьте! — воскликнула Агата.

— … но выглядеть это будет так: мы грузим её в мою машину и сегодня же вывозим в одно место, о котором знаю только я и некоторые личности, о существовании которых никто в академии не подозревает.

— Но это же… похищение! — отпрянула от меня Агата.

— Похищение, насилие над личностью, всё, что угодно, — кивнул я. — Но кидаться на Жоржа очертя голову ради спасения Златы я не стану.

— Боитесь? — усмехнулась Агата.

— Удивлю: нет. Жорж из рода Юсуповых. Жорж спутался с Тьмой. Я понимаю, что его нужно устранить. Император понимает, что его нужно устранить. Все, кому нужно, это понимают. Однако все мы понимаем и то, что нам нужны железобетонные доказательства того, что Жорж спутался с Тьмой. Потому что иначе…

— Жорж спутался с Тьмой⁈ — ахнула Агата. — Но… Но это очень серьёзное обвинение!

— А я и говорю серьёзно, как никогда. Имей в виду, кстати — то, что я сказал, государственная тайна. Ты ведь знаешь, в какой организации я служу?

Агата захлопала ресницами. В её картине мира, кажется, только что произошёл переворот. Несмотря на всё, что было прежде, до сих пор Агата воспринимала меня просто как сокурсника. Не совсем обычного, наделенного некоторыми особыми полномочиями, но всё же.

— Надеюсь, тебе не нужно объяснять, почему болтать о том, что происходит с Жоржем, не стоит, — закончил я. — А Злата — как только мы обезвредим Жоржа, будет в безопасности. Так что дело за малым — обезвредить Жоржа. Мы, Тайная канцелярия, работаем над этим. У тебя ко мне — всё?

— Нет, не всё! — Агата вскинула голову. — Если Жорж действительно одержим Тьмой, общение с ним — огромный риск для Златы! Я требую, чтобы вы немедленно её спасли!

— Я предложил вариант. Похищение.

— Такой вариант мне не подходит!

— Другого не припас. Увы.

— Арестуйте Жоржа прямо сейчас!

Я хмыкнул:

— Чтобы прямо завтра его освободил адвокат, а моё имя и Тайную канцелярию трепали во всех газетах? Нет уж, спасибо. У меня есть чем заняться. По военному делу — что ни урок, то контрольная.

Глава 21

— Так вы просто переживаете из-за своей репутации? — ахнула Агата. — Когда речь идёт о жизни Златы⁈

— Давай-ка подумаем, что такое репутация Его Величества, — улыбнулся я. — Может быть, как вариант, на ней стоит в нашем государстве примерно всё? Пожалуй, что и так. Вся государственность, как мы её знаем, основана на двуцветной жемчужине императора. И вдруг представители дворянских родов увидят, что Его Величество собственноручно придушил один из древнейших родов. Или же знал, что кто-то другой его придушил, и закрыл на это глаза. Или не закрыл, но выдвинул какое-то неуклюжее, ничем не подтверждённое объяснение насчёт Тьмы. Императорская власть пошатнётся. Мы окажемся в шаге от смуты. А Тьме, по-твоему, не того ли и надо?

Агата потупилась. А я усилием воли заставил себя смягчиться. Она — подросток, чёрт побери. Её мозг ещё чисто физиологически не способен думать о таких далеких последствиях.

— Не переживай. — Я коснулся плеча девушки. — Если бы Жорж хотел убить Злату, он бы уже тридцать раз нашёл способ это сделать.

— А если он хочет не убить? — Агата подняла на меня взгляд. — Что если он… соблазнит её?

Я не успел сдержать стремительно всплывшую в голове мысль. Воспоминание о том, что говорила Света. Что план Стража был — зачать ей ребёнка. Ей, аватару Света.

И вот, пожалуйста: «неблизняшки». Одна — тёмненькая, другая — светленькая. Разумеется, Злата — даже близко не аватар Света, но сама по себе мысль почему-то не кажется нелепой. Зачем-то ведь Жорж к ней полез. Не из одного же полового инстинкта.

— Именно это он и задумал? — ахнула Агата, не отводя взгляда от моего лица.

— Мы с Жоржем не близнецы, его мыслей я не знаю, — сказал я. — Может, и это. А может, ведёт игру потоньше. Например, хочет, чтобы ты забила тревогу и рассказала всё мне, а я сделал какой-нибудь опрометчивый шаг. Единственное, что я точно знаю: Жоржу до зарезу нужно устранить меня. Физически, либо политически. А лучше — и так, и так.

— И что же нам…

— Тебе — ничего, — отрезал я. — Информацию к сведению принял. Разберусь.

Я решительно зашагал прочь. И всё же спустя несколько деревьев меня остановил голос идущей следом Агаты:

— Если что — я согласна.

— На что? — обернулся я.

— Соединиться со Златой.

— Н-да? А как же большая любовь с великим князем?

— Я не думала, что это так страшно — не ощущать Злату, — пробормотала Агата. — Потерять её. Никакая любовь не стоит того, чтобы потерять половину себя.

Я посмотрел на слёзы, катящиеся по щекам девушки. Подумал о том, чтобы подойти, как-то утешить её. Потом представил, чем это может закончиться, и просто сказал:

— Принято.

* * *

План у меня был простой: проведать Свету на чердаке, потом вернуться к себе в комнату и немного отдохнуть. Однако сегодня количество странных личностей, жаждущих моего общества, просто зашкаливало.

— Господин Барятинский, вы бы не соблаговолили уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени? — настиг меня голос у самой лестницы.

Я обернулся и увидел Иллариона Юсупова. Смотрел он на меня поджав губы, как будто не по своей воле решился на этот разговор, а будь на то его воля —даже не здоровался бы со мной при встрече.

— А что случилось? Проблемы с моей контрольной работой? — попытался я пошутить.

— О нет, никаких проблем. Если бы они были, я бы просто выставил вам «неудовлетворительно».

— Охотно верю, — усмехнулся я. — Так о чём разговор?

— Пройдёмте со мной, если вас это не затруднит.

Послать Иллариона — соблазн был велик. Но он всё же был преподавателем, а я — курсантом. К чему обострять на ровном месте. Да и интересно, чего скажет. Раньше как-то не рвался к беседам по душам.

Мы прошли в одну из пустующих аудиторий. Илларион запер дверь. Я быстро осмотрелся. Потом — осмотрелся с применением магического зрения. Никаких подвохов как будто. Когда же Илларион собственноручно выставил глушилку, мне стало по-настоящему интересно.

— Прошу садиться куда вам будет удобно, — сказал Илларион.

Я сел на парту в среднем ряду. Не «за», а «на». Иллариона ощутимо покоробило, но он смолчал. Больше того, сам кряхтя взгромоздился на соседнюю.

— Похоже, разговор будет чертовски неформальным, — заметил я. — Не трудитесь, я оценил жест. Сядьте как привыкли.

— Чтобы оказаться ниже вас⁈ — даже взвизгнул Илларион.

— Понял, отстал, — вздохнул я. — Так о чём разговор?

Посопев, Илларион заговорил. Говоря, он смотрел в сторону.

— Прежде всего, господин Барятинский, я хочу, чтобы вы понимали: мне этот разговор не нравится, и я не в восторге от того, что мне приходится обращаться к вам.

— Это я и так понял. Дальше.

— Я бы обратился к высшим инстанциям, если бы у меня были более весомые доказательства, но, увы, у меня их нет. А я боюсь, что к тому времени как доказательства появятся, будет уже поздно. Поэтому я жду, что вы оцените, какое насилие я свершил над собой, чтобы начать эту беседу.

— Ценю, — кивнул я. — Предлагаю не длить пытку сверх необходимого и перейти наконец к делу.

— Дело же моё состоит вот в чём: мой племянник, Георгий Венедиктович, в последнее время ведёт себя странно.

Ого… Не ожидал. Юсуповых я привык воспринимать, как змеиное гнездо, куда по-хорошему метнуть бы гранату. Но ведь, если задуматься, то действительно, Илларион не мог не заметить перемен, произошедших с Жоржем. И каким бы чёрным магом он ни был, перемены эти его вряд ли обрадовали.

— В чём странность? — спросил я.

— Он сильно повзрослел.

— У него погиб отец, — напомнил я. — После такого обычно взрослеют.

— Жорж изменился. У меня такое впечатление, что я живу в одном доме с… — Илларион помялся. — Со своим погибшим братом. Жорж так же холоден! Так же надменен, как Венедикт. И… Этого не объяснить словами, но… появилось ощущение силы.

— Вы же знаете, что у Жожа аномально возрос уровень?

— Разумеется, да! Но речь не столько о магической силе, сколько о личностной. Кажется, что Жорж может раздавить одним лишь взглядом.

— И это всё? — Я не скрывал разочарования.

Илларион разгневанно покраснел.

— Мне трудно вести с вами доверительную беседу, господин Барятинский, так что извольте снизойти и попытаться вникнуть! Поймите, я знаю своего племянника с пелёнок. И это — не он.

— Своего брата вы знали и того дольше, — парировал я. — Однако даже не заподозрили, что под конец жизни под одной крышей с вами жил не он.

— Потому что Юнг меня околдовал! — взвизгнул Илларион. — Я не отдавал себе отчёта в своих действиях! Я же всё рассказал — этим, вашим…

— Верю, — поднял я руку в примирительном жесте.

— А теперь — теперь я боюсь своего племянника. Потому что это — не он! И… Сейчас, господин Барятинский, я хочу, чтобы вы осознали: у меня нет твёрдой уверенности, однако я считаю себя обязанным сообщить об этом хоть кому-то! Так вот. Несколько раз — если быть точным, то уже четыре — мне померещилось… Прошу понять: было темно…

— Вы вошли к вдове вашего брата, а потом оказалось, что вместо неё там был Жорж? — предположил я.

К сожалению или к счастью Илларион был не так воспитан, чтобы понять гнусный намёк.

— Княгиня здесь совершенно ни при чём, — отрезал он. — Речь о глазах Жоржа. Мне почудилось, что я вижу в них…

— Тьму, — договорил я вместо запнувшегося Иллариона.

Тот поднял дрожащие руки и спрятал в них лицо. И тут я уже без шуток в полной мере оценил самообладание этого человека.

Он, похоже, не первый день находился в миллиметре от истерики — но в академии вёл себя как ни в чём не бывало. Н-да, недооценивал я Иллариона. Против ярко выраженной агрессии он может и растеряться. А вот в таких ситуациях, которые ломают и альфа-самцов, держаться вполне способен.

Он и сейчас быстро взял себя в руки. Взглянул на меня, глубоко вдохнул и сухо закончил:

— Разумеется, это могло быть игрой теней. Но я хочу, чтобы вы были в курсе. Мне кажется, так будет правильно.

— Правильно. Не сомневайтесь. — Я соскочил со своего места и подошёл к учительскому столу. — Теперь один немаловажный момент.

Я повыдвигал ящики, в одном из них обнаружил писчую бумагу, взял лист. Карандаш нашёлся на столе. И то и другое я протянул Иллариону.

— Чего вы от меня хотите? — нахмурился тот, взяв писчие принадлежности.

— Я хочу, чтобы вы написали заявление на имя господина Витмана. Изложили там всё то, что сейчас сказали мне.

— Но это был неофициальный разговор! — воскликнул Илларион.

— Таковым он и останется.

— Но я… Я хотел…

— Вы хотели, чтобы я знал о возможной опасности, — перебил я. — Однако я о ней знал и без вас. Видите ли… В вашего племянника вселилась Тьма.

Юсупов вздрогнул, но не сказал ни слова. Подспудно, видимо, ожидал чего-то такого.

— Жорж опасен и опасен невероятно, — продолжил я. — Когда то же самое случилось с его отцом, тот раскрылся на глазах у всех, и я смог его устранить, не вызвав нареканий. Но Тьма, видимо, сделала из произошедшего должные выводы. Жорж ведёт себя умнее, чем отец, и убрать его так просто не получится. Однако сделать это — нужно. И чем раньше — тем лучше. Так что если у нас будет бумага с вашими свидетельствами, это хороший козырь. Вы — чёрный маг. Вы — родственник Жоржа. То есть, человек незаинтересованный в том, чтобы его сдавать.

— Я ни в чём не уверен, — продолжал упираться Илларион.

— Решайте, — пожал я плечами. — Вы сказали — я услышал. Сейчас дело остановилось лишь за тем, чтобы найти доказательства, которые можно предъявить в суде. Вы либо даёте нам такие доказательства, либо мы продолжаем искать их самостоятельно — в то время как вы продолжаете жить под одной крышей с тем, что притворяется вашим племянником. Впрочем, вас ведь ничего не держит в родовом гнезде. Вы можете уехать в любое время. Или же я ошибаюсь? Вас держит княгиня?

— Да как вы смеете⁈ — Илларион побагровел.

— Ой, да ладно. Я ведь её видел. Не осуждаю.

— Это… — Илларион вскочил. — Это…

— Дуэль? — грустно спросил я.

Илларион промолчал. Снял глушилку и вышел, не сказав ни слова. Но утащил с собой карандаш, а лист бумаги, сложив вчетверо, сунул в карман.

Остаётся лишь подождать.

* * *

Соблюдая все возможные меры предосторожности, я поднялся на чердак. Света безмятежно спала на перине в одежде. Для неё это, видимо, ещё был не основной сон, а так, лёгкая дрёма.

Я от души позавидовал. Вот жизнь! Поела, почитала, музыку послушала, поспала… Никаких тебе тревог и волнений. Впрочем, девчонка, конечно, заслужила небольшой отпуск после того как провела шестнадцать лет под недреманным оком Тьмы. Ключевое слово «небольшой».

— Костя… — Света открыла глаза и, зевнув, села на перине. — Я тебя ждала, но уснула.

— Ничего, я не обиделся. — Я уселся рядом и вытащил из-за пазухи книгу. — Есть дело…

— Ах, книг у меня достаточно, — махнула рукой Света. — Те, что ты принёс последними, какие-то все одинаковые.

— Унести?

— Нет! Мне же интересно!

— Понял, — сказал я, хотя ничего не понял. — Но это — другая книга, тут…

Однако Света явно не была расположена к беседе о литературе. Она перебила меня:

— Я видела тебя на улице с девушкой. Брюнеткой. Красивой.

— Говорил ведь к окну не подходить, — вздохнул я.

— Я чуть-чуть, и я была невидимой!

— Ладно. Ну и что насчёт девушки?

Больше всего я боялся услышать слова ревности. Вот только этих разборок не хватало. Слишком много вокруг существ женского пола, аватар Света вполне мог бы оказаться парнем — для разнообразия.

Ну, логично же: Свет — он, Тьма — она. Однако Тьма наоборот вечно рвётся из мужчин. Юнг, Юсупов-старший, Юсупов-младший…

Впрочем, вряд ли, конечно, таким материям, как Свет и Тьма, есть дело до того, в каком роде их называют в русском языке. Не говоря уж о том, что есть куча других языков, где дела обстоят иначе.

— Кто она? — спросила Света, глядя мне в глаза.

— Первокурсница, — пожал я плечами. — Агата Аркадьевна Львова. А что конкретно тебя интересует?

— Где её вторая половина?

Вот тут я вздрогнул.

— В смысле?..

— Я, наверное, вижу немного не так, как вы… То есть, я наверняка вижу не так, как вы. Вы, например, не видите моего прекрасного платья… — Тут Света посмотрела куда-то в сторону.

Я перевёл взгляд туда же и не увидел ничего. Хотя по всему выходило, что там каким-то образом висит или лежит прекрасное платье. На Свете его было видно хоть немного, в темноте. А без Светы оно исчезало абсолютно.

— Оно тебе очень идёт, — честно сказал я. — Когда мне в самом деле было семнадцать лет, я был бы рад, если бы такие платья вошли в моду.

— Спасибо, — кивнула Света, и не подумав заметить иронию. — Но это касается не только платья. Людей я тоже вижу иначе. И когда я смотрю на эту Агату, я вижу как будто половину человека. Не знаю, как объяснить…

— Не трудись, я понял, — вздохнул я. — Ну… В целом, да, ты права. Есть ещё одна девушка — Злата. И они с Агатой… представляются сёстрами, хотя на самом деле — один человек. Их разделило в младенчестве. Но они мечтают объединиться…

— Когда? — вдруг сверкнула глазами Света. — Когда их разъединило? Когда я попалась в ту клетку?

Я медленно кивнул, чувствуя, как противный холодок ползёт по позвоночному столбу.

— Какая невероятная удача… — прошептала Света.

— Ты о чём?

— Мы нашли Символ.

— Какой ещё… Символ? — спросил я, проглотив неприличное слово, которым едва не разбавил высказывание.

— Ну… — Света завертела рукой, пытаясь помочь себе жестами, но без особого успеха. — Каждый мир — это, можно сказать, живое существо. В каждом живом существе есть и Свет, и Тьма. Но в норме каждое тянется к Свету…

Я кивнул и прикрыл рот ладонью, чтобы не видно было зевка. Как-то слишком издалека она начала.

— Шестнадцать лет назад к этому миру подступилась Тьма, и он, естественно, начал бороться, — продолжила Света. — Любой мир начинает бороться! Он пытается отделаться от Тьмы, и это проявляется на всех уровнях.

— Так близняшек… то есть, изначально — одну девочку, разделило пополам в рамках борьбы с Тьмой? — уточнил я. — И… чем же это помогло?

Света улыбнулась.

— Это немного не так работает. Когда ты пишешь, твой карандаш оставляет на бумаге след. И бумага немного продавливается, повторяя форму букв. Но ведь это продавливание ничем не помогает. Никому. Просто так получается.

— Побочный эффект?

— Символ. Я же сказала.

— Ладно, пусть будет Символ. И в чём же нам повезло? В чём удача?

Тут Света смутилась.

— Ну… Я не уверена точно… Однако я чувствую, что эта разделенная девушка имеет огромное значение в борьбе с Тьмой.

— Может, близняшек нужно объединить? — предположил я.

— Может, — пожала плечами Света.

— Тогда, боюсь, я тебя расстрою. Никто не знает, как это сделать.

Света легкомысленно отмахнулась:

— Ах, вот это как раз не проблема. Я могу их объединить. Нужно лишь собрать девушек в одном помещении… А лучше на улице. Потому что могут быть разрушения.

— Ну тогда рекомендую Башню-руину, — усмехнулся я. — Ей не привыкать. Давай честно: ты просто хочешь погулять в парке?

Света засияла:

— А можно⁈

— Ладно, — вздохнул я. — Придумаем что-нибудь. Может, и правда провернём аферу с неблизняшками. Завтрашней ночью, например. Ночь ведь подойдёт?

— Конечно, — встрепенулась Света. — Ночью есть луна, звёзды…

— Вряд ли, — разрушил я её надежды. — Сентябрь к концу подходит, а мы в Санкт-Петербурге.

— Не важ-но! — продолжала сиять Света. — Всё получится!

— Мне бы твой энтузиазм, — вздохнул я. — Ну да ладно. Близняшки — это хорошо. Надеюсь, что если их объединить, вопрос со Златой и Жоржем решится сам собой. Но изначально я пришёл сюда по другому поводу. Вот эта книга, если верить мудрецам из Тайной канцелярии, содержит в себе информацию о грядущих прорывах Тьмы.

Я положил на перину рядом со Светой книгу Юнга.

Глава 22

— Речь идёт не об обычных прорывах, — принялся объяснять я. — Там готовится что-то более глобальное. Этакие мины замедленного действия, оставленные Юнгом. Учитывая его перемещения, точно задействованы такие города, как Петербург, Москва и Париж. Хотя не стоит забывать, что Юнг использовал порталы с той же легкостью, с какой мы используем двери. Так что запросто может быть хоть Антарктида. Ну и точного времени прорывов мы, разумеется, не знаем. Однако есть мнение, что если воздействовать на книгу Светом…

Света уже не слушала. Она пододвинула к себе книгу и всмотрелась в обложку. Воскликнула:

— Какая гадость!

— Не суди о книге по обложке, — усмехнулся я. — Внутри всё гораздо хуже.

— Я ведь говорила, что вижу всё иначе. Это… Это даже не книга!

— А что?

— Не знаю… Какой-то мерзкий сгусток. Слизь. Фу! — Света шарахнулась и содрогнулась всем телом. Казалось, её вот-вот вырвет.

— Целовать её, думаю, не нужно, — усмехнулся я. — В прекрасную принцессу она от этого точно не превратится. А если превратится — то будет явный перебор с принцессами, я столько не вывезу. Ты можешь на неё… воздействовать? Ну, не знаю… Посветить, что ли?

— Я бы с удовольствием её испепелила, — процедила Света сквозь зубы.

— Не раньше, чем я получу информацию.

— Но я не знаю, как добыть информацию!

— Просто посвети. И наращивай интенсивность, пока что-то не получится.

— А если ничего не будет получаться, и эта гадость начнёт гореть? — заинтересовалась Света.

— Тогда можешь сжечь, — вздохнул я.

Если уж Света своим воздействием ничего не сможет получить от книги, то и никто не сможет. А значит — пусть горит.

Разрешению сжечь ненавистное нечто Света заметно обрадовалась. Она подвинулась вперёд и, прищурив один глаз, вытянула над книгой руку.

Из центра ладони ударил яркий луч. Мне пришлось отсесть подальше и прикрыть глаза. Чувство было такое, будто на сварку посмотрел. Перед глазами заплясали разноцветные пятна. Кожей я ощущал жар, но книга ещё не горела. Она… начала корчиться.

Как живое существо, книга сжималась от боли. Она словно бы пыталась уползти, но не могла. И вдруг я услышал крик.

Сначала — как звон в ушах, потом — будто крик младенца. И наконец он выродился в полноценный стон, который мог издать только взрослый человек:

— Хватит! Хватит!

— Не останавливайся, — велел я Свете и вскочил на ноги.

Посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос. Глаза уже справились с раздражением и привычно легко вцепились в полумрак. Там, в углу, шевелился человек.

Впрочем, человеком его можно было назвать лишь условно. Я видел, что он не опирается на пол в действительности. Видел и лёгкое призрачное свечение, не такое, как у Светы.

А когда он поднял голову, я узнал его лицо, несмотря на гримасу страдания.

— Господин Юнг, — сказал я. — Какая встреча. Что, не захотелось после смерти растворяться во Тьме?

— А кому бы захотелось? — прошипел призрак. — Я верой и правдой служил ей, но она не делает исключений ни для кого! Если бы мы победили, если бы я остался жив, я перешёл бы в следующий мир, но… но…

— Но ты предполагал, что можешь сдохнуть, и на всякий случай построил маленький домик, — усмехнулся я.

— Не льсти себе, Бродяга, — процедил сквозь зубы Юнг. — Я делал так в каждом мире! Я знаю такие законы мироздания, о которых вам не узнать никогда! Я умею выживать, несмотря ни на… Проклятье, да пусть же она прекратит!

Призрак взвыл и вновь скорчился от боли. Я поспешно выставил глушилку. Чёрт его знает, слышны ли окружающим вопли призрака, но лучше перестраховаться.

— Она не прекратит, — сказал я. — До тех пор, пока мы не проясним всё. Мне нужна информация. Ты сам знаешь, какая.

— Проклятый бродяга!

— Да брось. Облегчи душу. Ты ведь уже потерял всё, чего тебе бояться?

— Я не потерял всего. Никогда не теряю. Просто… отпустите… меня… Я не наврежу больше этому миру, не смогу…

— Но ты можешь ему помочь! — поднял я указательный палец. — А это гораздо круче. Итак, мега-прорывы. Сколько, где, когда. Вот что меня интересует.

Видимо, догадливая Света в этот момент усилила накал. Так что Юнга буквально выгнуло назад, он фактически переломился пополам. К счастью, это был не живой человек, а призрак. На внятности речи перелом никак не отразился.

— Нет! — рявкнул Юнг.

— Ну, нет так нет, — пожал я плечами. — Света, подбавь огонька.

Призрак бросился на стену и стёк по ней, скуля, как щенок.

— Я скажу… — едва разобрал я. — Скажу… Покажу! Только пусть она прекратит!

Юнг резко развернулся ко мне лицом, потом посмотрел куда-то вверх. Я проследил за его взглядом и присвистнул.

На потолке появилась карта. Выглядела она как проекция в кинотеатре. И на ней было несколько чёрных пятен — обозначающих, видимо, места прорывов.

— Карта мира, умник? — Я посмотрел на призрака. — Ты издеваешься? Одно пятно может означать десять мест прорывов!

— Чего ты от меня хочешь? — простонал Юнг.

— Точные координаты всех мест. И даты прорывов.

— Это… Это невозможно! Прорывы привязаны, в основном, к людям. А люди… перемещаются. Точное время назвать нельзя, это будет зависеть от многих факторов. Прорывы будут происходить по мере истончения ткани мироздания.

— Хм-м. Ну, допустим. Тогда — имена людей, о которых ты говоришь? Как их найти?

Несмотря на боль призрак улыбнулся.

— Сделка, Бродяга.

— Никаких сделок с террористами, — мотнул я головой.

— Тогда как знаешь. Я буду терпеть боль. А ты будешь терпеть своё бессилие, глядя, как мир погибает.

— Чего хочешь? — вздохнул я.

— Пусть она прекратит!

— И что ты мне дашь?

— Всю информацию, которая тебе нужна. Она будет на страницах книги! Первый прорыв… он… уже скоро! Я чувствую его приближение!

— Костя, — позвала Света. — Можно я еёсожгу? — Она азартно смотрела на книгу. Словно ребёнок, ожидающий разрешения открыть новогодний подарок.

— А как я узнаю, что ты не лжёшь, призрак? — я повернулся к Юнгу.

Он, несмотря на адскую боль, рассмеялся:

— Призраки не могут лгать!

— Ладно. Это мы проверим. Книга ведь, если что, никуда не денется… Света! Хватит.

— Что? — встрепенулась та. — Но ты же обещал…

— Я обещал, что разрешу тебе сжечь книгу, если мы ничего не добьёмся. Мы добились. Всё.

— Так не честно! — надула губы Света.

— Да жизнь — вообще дерьмо, лучше сразу привыкай, — вздохнул я.

Света нехотя опустила руку, и свет исчез. Чердачное помещение погрузилось во тьму.

Ну, то есть, для нормального человека, который был бы здесь, после такого яркого света темнота показалась бы непроглядной. Однако нормальных тут было, прямо скажем, небогато. Я видел ночью не хуже, чем днём, Света была аватаром Света и явно тоже затруднений не испытывала. А призрак был призраком. Он поднялся на ноги и расправил плечи. Уставился на меня.

— Твоя борьба обречена, — объявил он.

— Знаю, в книжке читал, — кивнул я. — Что-то ещё?

— У Тьмы множество лиц. Она…

— Что-то по делу есть? — спросил я.

Призрак молча таращился на меня.

— Ну тогда пошёл вон, не задерживаю. Нужен будешь — позову.

Мне показалось, что призрак скрипнул зубами, прежде чем исчезнуть.

Света сидела, отвернувшись и сложив руки на груди. Типичная барышня: «Всё, я обиделась, извиняйся передо мной!».

Я сел рядом, взял книжку. Обложка основательно обуглилась, но страницы не пострадали. Открыл первую. Ну что ж — на первый взгляд, призрак не обманул. Вся псевдофилософская галиматья со страницы улетучилась, а вместо неё появились чёткие сведения чисто технического характера. Географические координаты и названия мест, имена людей.

На первой же странице был указан Павловск — это неподалёку отсюда. Даты прорыва не было. Но, если предположить, что книга показывает места прорывов последовательно, этот — ближайший, который должен произойти. Хорошо, что рядом, успеем подготовиться. А дальше, на следующих страницах?.. Ого, да тут у нас целая серия прорывов в Париже! На европейскую столицу Юнг, похоже, возлагал большие надежды. Да только Витман оказался дальновиднее. Кристина уже там, подготовила группу. Надо только передать ей штормовое предупреждение.

А вот и самое интересное! Есть ещё один прорыв, который, если верить книге, уже минул. Чёрный город. И, как обещал Юнг, имя человека, к которому привязан прорыв. «Мурашиха», — прочитал я.

Здесь дата, кстати, была указана. Следующий день после того, как Жорж вернулся к жизни. Когда мы со Светой приехали проведать Мурашиху. И Света походя заштопала истончившуюся ткань мироздания… Почему, выходит, прорыва в итоге и не случилось.

Что это значит, интересно? Судьба? Счастливая случайность? Или просто нашла коса на камень? Мурашиха ведь тоже не лыком шита, линии вероятности видит. Вот и прикидывалась шлангом, пока мы со Светой не пришли…

Присмотревшись к строчкам получше, я обнаружил одну неутешительную деталь. Рядом с обозначением «Павловск» стояло имя — Злата Аркадьевна Львова. И всё бы ничего, но я был готов поклясться, что когда смотрел на страницу в прошлый раз, видел другое имя — Агата Аркадьевна Львова.

Я перевернул страницу. Потом снова вернулся на первую.

Имя изменилось. Вместо Златы снова появилась Агата. А через минуту, прямо у меня на глазах, буквы поплыли. И Агата превратилась в Злату.

— Ну и что это значит? — проворчал я. — Что за метания? Сами не знаем, чего хотим?

Вместо ответа буквы снова поплыли. Злата сменилась Агатой.

— Спасибо, достаточно, — буркнул я. Вздохнул и завернул книжку в противомагический брезент. Сказал Свете: — Нужно будет ещё кое с чем разобраться. Но не сейчас. Призрака и так ушатали, пусть передохнёт маленько. А мы с тобой совершенно точно скоро поедем в Павловск. Только перед тем нужно будет объединить близняшек. Этот дурацкий калейдоскоп, насколько понимаю, означает неопределенность. Если Львовых объединить — прорыва, может, вовсе не случится.

— Не хочу в Павловск, — буркнула Света.

— Ты даже не знаешь, что это.

— Никуда не хочу.

Ну чисто дитя малое! Подарок показать — показали, а открыть и поиграть не позволили.

— Ну и сиди тут, — фыркнул я. — Смотри, как Тьма пожирает мир и подбирается к твоей драгоценной вершине.

Света вздрогнула и посмотрела на меня.

— Костя, ты очень злой человек, — сказала она с чувством.

Я только вздохнул и развёл руками. Увы мне…

* * *

Вернувшись к себе на этаж, я столкнулся в коридоре со странным господином. Видел его и раньше, знал, что он преподаёт что-то у старших курсов, но пересекаться не приходилось. На глаз мужчине было лет пятьдесят, волосы у него были полностью седые, аккуратно, волосок к волоску, зачёсанные назад. Вообще, выглядел этот господин так, будто его основным занятием было расчёсывать волосы и гладить мундир. Этакая статуя, только подвижная.

— Здравствуйте, э-э-э… — протянул я, запоздало вспомнив, что имени его не знаю.

— Бернард Асинкритович, — глухим голосом подсказал мужчина.

— Бернард Асинкритович, — повторил я. — А вы к нам?

Имел в виду — точно к нам? Преподаватели старших курсов на нашем этаже появлялись не часто. А Бернард Асинкритович выглядел так, как будто заблудился.

Но он меня удивил:

— О да. К вам. До меня дошли слухи о призраке.

Я вздрогнул и сжал под кителем покореженную книжку. Какого чёрта?..

— Призраке? — переспросил я.

— Да… Призраке… — Бернард Асикритович говорил так, будто находился в трансе. Но мне показалось, что для него это в принципе норма жизни — наверное, всегда так разговаривает. — Призрак — явление редчайшее, а потому слух весьма сомнителен. Однако проверить — моя обязанность… Я ведь преподаю взаимодействие с сущностями извне. А призрак — есть в первую очередь сущность…

— А, — сообразил я. С трудом удержался от того, чтобы выдохнуть с облегчением. — Вы о том призраке, которого видели в комнате Жоржа Юсупова?

— Именно так-с, — Бернард Асикритович внезапно мне поклонился.

— Но Жорж ведь вернулся, он жив и здоров.

— Действительно? — озадачилась «статуя».

— Ну да. Кому-то что-то почудилось, только и всего.

— Что ж… Я предполагал, что этим всё и закончится. Благодарю, что сэкономили мне время.

Бернард Асикритович развернулся и сделал шаг к ступенькам. Но я, озарённый внезапной мыслью, его остановил:

— Бернард Асикритович, постойте!

— Слушаю вас внимательно, господин курсант, — повернул ко мне голову учитель.

Хм, он что, на полном серьёзе не знает моего имени? Впрочем, если до него даже слухи доходят, как до жирафа, то вполне может быть.

— Я — Барятинский, Константин Александрович.

— Очень приятно с вами познакомиться. Вы из тех Барятинских, что состоят в Ближнем кругу?

У-у-у… Куда тому жирафу.

— Из них, — кивнул я. — Но вопрос будет о другом. Скажите, правда ли, что призраки не могут лгать?

Бернард Асикритович помолчал, глядя на меня. Не завис, не задумался. Скорее было похоже, что он формулирует ответ.

— Смотря что назвать призраком, Константин Александрович.

— А разве это не очевидно? Ну, то есть, если человек умер и является после смерти — это ведь призрак…

— Не всегда. Начать следует с вопроса: а умер ли человек? Если в этом нет святой уверенности, то человек может быть жив и может являть вам свою астральную проекцию. Которая свободно может лгать, ибо призраком не является. Кроме того, если человек умер, и вы его увидели, скажем, во сне, то, опять же, сие вряд ли есть призрак. С высокой долей вероятности, сие лишь часть вашего рассудка, которая может сказать вам то, что для вас важно, и что не будет соответствовать объективной истине. Однако технически это нельзя будет назвать и ложью…

Бернард Асикритович, похоже, почувствовал себя на лекции. От его монотонной интонации даже мне, стоя на ногах, захотелось спать. А ученикам каково? Я подумал, что через год-два окажусь в их числе и содрогнулся. Если у нас, разумеется, будут эти год-два.

— Нет-нет, речь именно о призраке, — вставил я, когда неспешный поток речи прервался. — Совершенно точно.

— То есть, призрак здесь всё-таки был? — Бернард Асикритович развернулся полностью. — В таком случае, я должен…

— Да нет! — чуть не простонал я. — Не здесь. Вообще не в академии! Просто я сам недавно видел призрака. Это был мой отец.

— Ваш отец?..

— Именно. Он кое-что сказал мне, очень личное. И я… хочу понять, не мог ли он нечаянно солгать. В том, что мой отец — мёртв, я уверен. То есть, я однозначно видел призрака.

Я-то ведь точно не призрак и лгать могу. Вот даже в таких мелочах, как сейчас. Хотя… Если уж разбираться, то призрака отца я действительно видел. И действительно не в академии. Так что формально — говорю правду, по крайней мере, частично.

— Ну что ж… — Выражение лица Бернарда Асикритовича не изменилось ни на йоту. — Если поставить условия задачи таким образом, то я дам утвердительный ответ: да, призрак может сказать только правду. Однако вы должны понимать, что «правда» и «истина» — это разные вещи. То, что является правдой для призрака, совсем не обязательно будет истиной. Призраки не всеведущи, даже если утверждают обратное.

— Спасибо, — кивнул я. — Вы мне очень помогли.

Я моментально потерял интерес к Бернарду Асикритовичу. Отвернулся от него, взялся за ручку двери, назвал свою фамилию. Дверь мигнула зелёным, и ручка повернулась.

Но Бернард Асикритович как будто не заметил, что я ухожу. Он продолжал бубнить, обращаясь к воображаемой аудитории:

— Существуют разные виды призраков. Вид призрака зависит от доминирующей энергии в момент смерти человека. Это может быть злой призрак, мстительный. Может быть призрак любящий. Но что их всех объединяет — это нечто «недожитое». Слишком сильная связь с землёй. Поэтому призрак — большая редкость. Суть вселенной требует от души вознесения. Некоторые сильные маги, сознавая, что при жизни не успеют завершить некоего важного дела, готовятся к смерти заблаговременно. Они привязывают свои души к предметам. Чаще всего это — книги…

Я уже почти закрыл за собой дверь, но при слове «книги» остановился. Повернулся, выглянул в коридор.

— Простите, что насчёт книг?

— Книги — самый распространённый резервуар, в который можно поместить душу, — забубнил Бернард Асикритович. — Чаще всего это — книга с пустыми страницами. Так призрак может продолжать писать свою судьбу. Такой призрак в некотором роде продолжает жить.

— И может лгать, — сказал я.

Бернард Асикритович вздрогнул и посмотрел на меня. Хорошо хоть не спросил: «Кто здесь⁈» — как в том анекдоте.

— Он может всё, что угодно. И посему лучшее, что мы можем сделать — держаться от подобных книг подальше. У мёртвых свои пути, не стоит пересекать их с путями живых.

На этой торжественной ноте Бернард Асикритович развернулся и двинулся по коридору в сторону лестницы. Выглядело это так чудовищно мрачно, как будто внизу его ждал катафалк.

А я сжал через китель проклятую книгу и скрипнул зубами. Мне показалось, будто слышу где-то вдали смех Юнга… Хотя — да и чёрт с ним. Если эта тварь меня обманула — ответит так, что мало не покажется. Корчиться от Света ей очень и очень не понравилось.

Глава 23

Утром после завтрака в распорядок академии внезапно внесли коррективы. Нас всех выгнали на площадь перед корпусом, под серое хмурое небо, которое того и гляди грозило разразиться дождём.

На площади, как оказалось, нас уже ждали. Ректор Калиновский и десяток императорских гвардейцев. Гвардейцы держали одинаковые объёмистые сумки, которые совершенно не подходили по фасону к их безупречной форме.

— Доброго утра, господа курсанты, — сказал ректор, когда все, включая преподавателей и наставников, выстроились на площади. — Я, полагаю, никого не удивлю, сказав, что угроза Тьмы, несмотря на старания Воинов Света, по-прежнему сильна. Все вы знаете о том, что произошло недавно в книгохранилище. При существовании подобной угрозы мы не можем полагаться лишь на тех, кто ведёт борьбу. Как известно, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. И я прошу вас с пониманием отнестись к тому, что сейчас произойдёт.

Калиновский поднял правую руку. Одёрнул рукав и продемонстрировал всем неброский медный браслет, обхвативший запястье.

— По приказу Его Величества для нас были изготовлены амулеты, обереги от Тьмы. Такой оберег с некоторых пор носит Его высочество, и показывает поразительные результаты. Но, как все мы знаем, государь император заботится не только о своей семье. Ему дорога жизнь каждого подданного! Конечно, защитить таким образом всё население Российской империи не получится. Изготовление амулетов требует времени и сил. Но вас, курсантов Императорской академии, надежду и опору государства, было решено обезопасить. А заодно и нас, преподавательский состав — тех, кто наставляет вас и освещает вам путь. Сейчас все вы наденете браслеты. Но перед этим каждый должен вслух произнести согласие на защиту от Тьмы. Таков принцип работы амулета. Если нет добровольного согласия — он становится бесполезной побрякушкой.

Говорил ректор немного сбивчиво, не так гладко, как обычно. Да оно и понятно: ему, должно быть, сообщили об амулетах едва ли час назад. А чтобы не ударить в грязь лицом, надо сделать вид, будто он глубоко в теме. Калиновский очень старался, но всё равно видно было, что растерян.

Курсанты начали взволнованно переговариваться. Как всегда в таких ситуациях, разобрать получалось лишь отдельные слова, но в целом вроде как настроение было позитивным. Приятно знать, что власть о себе заботится.

Хотя не обошлось и без исключений.

— Защита от Тьмы — ха! — объявил кто-то из старшекурсников. — Чушь! — Сказал довольно громко, но так, чтобы никто из преподавателей не услышал. — Наденут на каждого магический амулет, чтобы лучше нас контролировать. Это всё из-за заговора, который был в прошлом году. Перепугалась власть, академия теперь на особом контроле.

— Это, вообще-то, Императорская академия, мы находимся в двух шагах от Летнего дворца, — резонно заметил другой старшекурсник. — Мы изначально — на особом контроле.

— Утешай себя, ага, — фыркнул первый. — Вот когда тебя вызовут в Тайную канцелярию давать объяснения по поводу посетивших тебя неправильных мыслей — вот тогда и вспомнишь мои слова.

Я слушал, и мне было очень не по себе. Может быть потому, что в прошлой жизни я мыслил так же, как этот старшекурсник.

Я точно знал, что не правительство — правительство ко времени моего рождения фактически скончалось, — но великие и могучие Концерны стараются контролировать каждый наш шаг, каждую нашу мысль. Нет, они не хотели зла в обычном смысле этого слова. Так же, как зла не хотят здешние чёрные маги. Концерны хотели лишь построить общество, которое будет работать, как механизм для извлечения прибыли из всего. И каждый человек должен с рождения быть винтиком этого механизма. Каждый человек — проект, и он либо приносит прибыль и поднимается выше, либо выходит в ноль, и его просто терпят. Либо же он приносит убытки. И тогда от него избавляются.

Те, у кого получилось приносить прибыль, как правило, были всем довольны. «Нулевики» всегда на что-то надеялись. А «минусовики» гибли, либо присоединялись к Сопротивлению и выживали, как могли.

Мне хотелось повернуться, схватить этого старшекурсника за грудки и заорать: «Нет! Здесь — не так! Совсем не так! Если бы ты знал, что такое Концерны, ты бы сейчас не порол такую чушь! Здесь у тебя есть свобода, честь и достоинство, и защищать их — твой долг. Это — основы существующего государства. Надо быть слепым, чтобы не видеть этого! И безнадёжным сказочником, чтобы сочинять, будто император собрался читать мысли всей академии!».

Я сдержался. Вместо этого нашёл взглядом белобрысую макушку Жоржа поодаль. Как раз вовремя. Жорж выкрикнул:

— А если кто-то откажется надевать браслет? Это что — обязательно?

Ага, заволновалась, тварь. Ну ничего, сейчас будет тебе веселье.

Мысленно я поаплодировал находчивости императора. Я-то предполагал, что Жоржа вызовут во дворец и прямо ему объяснят, что, мол, так и так, на вас, господин Юсупов, пало подозрение, и если бы вы соблаговолили рассеять сомнения…

Но император решил поступить мудрее. Изготовить такую прорву браслетов он не мог физически — это я хорошо понимал. А значит, работающий браслет изготовил только один, остальные — пустышки. Обман? Ну да, обман… Хотя, если задуматься, то не такой уж и обман. Ведь сама эта операция таки защитит всех от Тьмы в лице Жоржа.

Вот интересно — научусь ли я когда-нибудь так же манипулировать своими намерениями, чтобы сохранять баланс энергий?

Калиновский выразительно помолчал, глядя на Жоржа. Потом снизошёл до диалога:

— Господин Юсупов. Угроза Тьмы — это вполне реальная опасность, уж вам ли не знать.

— Мне это отлично известно, господин Калиновский, — поклонился Жорж.

Жаль, я не видел его лица… Хотелось бы посмотреть, побледнел он или, напротив, спокоен. И что он будет исполнять, чтобы отделаться от необходимости надеть браслет? Как же всё это похоже на кино про одержимость бесами.

— Так в чём же состоит ваше затруднение? — развёл руками ректор.

— Видите ли, господин Калиновский. Я принадлежу к древнему уважаемому роду, который не жалуется на отсутствие средств. Юсуповы не привыкли носить украшения из меди. Уверяю, если бы меня поставили в известность заранее, я бы не отказался уплатить необходимую сумму, чтобы мой браслет был изготовлен из золота. А кроме того, попросил бы согласовать его исполнение с нашим семейным ювелиром.

Я прикрыл глаза. Если бы кто-то из моих однокашников в приюте, где я вырос, отмочил что-то в таком духе, его бы просто сожрали. Хотя, конечно, никто из моих однокашников не мог такого сказать просто физически, потому что там мы все, как один, были в одинаковом финансовом положении.

Здесь — никто не засмеялся и даже не фыркнул. Претензии Жоржа никто не удивился, его поняли все. А я понял, что к некоторым вещам в этом мире, наверное, не привыкну и через десять лет.

— Этот браслет защитит вас от Тьмы, господин Юсупов, — сказал Калиновский. — Это — не украшение.

— Я понимаю, но…

— Господин Юсупов! — Калиновский изменил тон. — Вы отказываетесь принять защиту от Тьмы?

— Н-нет, но…

— Тогда к чему этот глупый разговор? Если вас так смущает вид браслета, вы можете спрятать его под рукавом.

— А ещё, — вдруг высказалась с невинным видом Полли, — я слышала, что индийские девушки носят браслеты на лодыжках. Не желаете попробовать, господин Юсупов?

Вот теперь громыхнул раскат хохота. Сравнение Жоржа с девушкой пришлось курсантам по душе.

Жорж повернулся и смерил Полли взглядом. А я сумел, наконец, посмотреть на его лицо.

Спокойное. С некоторых пор, как всегда — спокойное. Не заорал, не взорвался. Надо же, как влияет Тьма на вспыльчивых недорослей.

— Благодарю за совет, госпожа Нарышкина, — сказал Жорж. — Да только, боюсь, что это не в наших традициях. И я не оскорблю дар Его Величества, надев его на ногу.

— А разве вы только что не оскорбили дар Его Величества, раскритиковав материал? — не сдавалась Полли.

— Ничуть. Я — курсант императорской академии, аристократ, опора императорского престола. Если бы подарок мне делал мастер из Чёрного Города, я бы не сказал ни слова. Но когда речь идёт о Его Величестве, я не думаю, что медь была выбрана из-за стеснённости в средствах. А значит, и оскорбления никакого быть не может…

— Господин Юсупов, — вдруг подал голос один из гвардейцев — командир, как я понял. — Его величество с уважением относится к предпочтениям своих верных подданных. Особенно тех, чей род входил в Ближний круг на протяжении многих веков. Его величество предвидел вашу реакцию на слова господина Калиновского. Домашний ювелир Юсуповых был призван для консультации, и ваш амулет исполнен особо.

Я увидел, что гвардеец держит в руках не сумку, но ящичек. Теперь он его открыл. На чёрном бархате лежал золотой браслет, покрытый замысловатым орнаментом.

— Надеюсь, инцидент исчерпан? — сухо спросил гвардеец.

Я буквально затаил дыхание. Игра становилась всё интереснее.

— Невероятно, — ровным голосом отозвался Жорж. — Но теперь мне, право, несколько неудобно перед остальными курсантами…

— Ах, не стоит беспокойства, господин Юсупов, наряжайтесь, — пропела Полли, вызвав очередной раскат хохота.

— Что ж, воля ваша — выбирайте. Медь или золото, — пожал плечами гвардеец. — Или, быть может, ваше сиятельство предпочитает какой-то иной металл?

Мне хотелось аплодировать этому парню. Признаков глумежа нельзя было заметить при всём желании. Он вёл себя как официант: «Слушаю-с! Чего изволите-с?»

— Не буду изображать из себя белого мага, как некоторые, — развёл руками Жорж. — Выбираю золото. И, я надеюсь, вы передадите императору мою глубочайшую благодарность.

— Разумеется, ваше сиятельство. Извольте вашу руку. Напоминаю, что перед тем, как надеть браслет, вы должны произнести: «Я принимаю защиту от Тьмы».

Гвардеец подошёл к Жоржу. Жорж безропотно протянул руку. Я ждал, затаив дыхание. Отвести бы людей подальше, но это может спугнуть Жоржа! Нет, сейчас главное — вывести эту гадину на чистую воду. Вот он, момент истины!

— Я принимаю защиту от Тьмы! — отчётливо услышал я.

Браслет защёлкнулся на запястье Жоржа.

Где-то далеко-далеко как будто послышался раскат грома. И ещё — как будто свет набирающего силу солнца ненадолго сделался более тусклым. Вот и всё.

Жоржа не порвало пополам, из него не хлынула Тьма. Он не свалился замертво.

Гвардеец отступил, а Жорж, подняв руку, полюбовался браслетом.

— Безупречно, — сказал он. — Попрошу матушку передать нашему ювелиру вознаграждение за консультацию.

* * *

Шёпотом матерясь, я вошёл в учебный корпус. На моём запястье болтался бесполезный медный браслет. Никогда не любил цацки, в бою от них ничего, кроме вреда — а я всю жизнь в бою.

Теперь же придётся носить браслет чёрт знает сколько времени. И не только мне — всей академии! Большинство из учащихся которой, кстати, искренне верят, что эти медяхи защитят их от Тьмы. И когда Жорж устроит новый прорыв, вполне возможно, полезут на рожон и умрут.

Чёрт! О мудрейший император, если бы ты только мог предвидеть, как провалится твой план! И как, как мне теперь тебе доказать, что этот сучий потрох Жорж действительно носит в себе Тьму⁈

А может, он и не носит?.. Что если я ошибся? И Света тоже ошиблась? И Иллариону показалось? А все загадочные изменения, происходящие с Жоржем — запоздалое половое созревание…

Но Мурашиха! Она-то видит линии вероятности.

Хотя… А вдруг и она ошиблась? Линии вероятностей — это ведь не телевизор. Истолковала что-нибудь немного не так, и…

Почему, чёрт возьми⁈ Почему браслет не сработал⁈

— Ваше сиятельство, к телефону вас, — тихо сказал дядька, отвечающий за связь. Он дожидался меня в холле.

— Угу, — буркнул я и пошагал к будке. Выставил глушилку, прижал трубку к уху. — Барятинский.

— Судя по вашему недовольному тону, катастрофы не случилось, — резюмировал Витман.

— Вообще ничего не случилось, — прорычал я. — Этот клоун надел браслет и даже глазом не моргнул!

— Не будьте столь категоричны, капитан Чейн. Конечно, если бы господин Юсупов рассыпался в прах, мы бы сейчас пили шампанское у меня в кабинете. Но вспомните: это ведь браслет, помогающий сдерживать Тьму.

— Ну да. — Я нехотя перевёл мышление на конструктивные рельсы. — Просто в Юсупове, согласно моим подсчётам, столько Тьмы, что было бы крайне неплохо увидеть, как он распадается в прах.

— Охотно допускаю. И вся эта Тьма сейчас — под гнетом браслета. Она не может прорваться. Юсупов больше не сумеет устроить прорыв. Разве это не плюс?

— Не плюс, — возразил я. — Мы ничего не доказали, потому что ничего не увидели.

— Кому «доказали»? — переспросил Витман. — Лично я вам верю безоговорочно. Его Величество, полагаю, тоже. Кредит доверия вы у него заработали огромный. Тьма — это то, о чём никто и ничего толком не знает, у неё практически нет изученных свойств. Мы отработали гипотезу — только и всего. Продолжаем наблюдение. Выжидаем.

Вдохнув и выдохнув, я сказал:

— Ладно. Считайте, что успокоили. И хорошо, что позвонили: есть хорошие новости. Мне удалось выбить из книги Юнга координаты прорывов.

— Что? Как⁈ — Витман буквально вцепился в информацию зубами.

— Ну… Наверное, пришла пора вас кое с кем познакомить. Нам необходимо встретиться. Только давайте не сегодня. Завтра.

Сегодняшнюю ночь мы со Светой собирались посвятить объединению близняшек.

— Информация достоверная? — быстро спросил Витман.

— Да чёрта с два она достоверная! Но другой у нас пока нет.

— Проклятье, Барятинский! — не выдержал Витман. — Что за шутки?

— Для шуток не время, шеф, — тоже позволил я себе небольшую фамильярность. — Будем проверять. Если с первым прорывом информация не подтвердится, то придётся применять иной подход…

— Если с первым прорывом информация не подтвердится, то, возможно, нам придётся искать иной мир для жизни!

— Ну, значит, найдём. Наверняка есть миры, которым не повредит немного магии.

— Чёрт бы побрал вашу легкомысленность!

— Это не легкомысленность. Это — немного здорового фатализма в условиях, когда контролировать мы можем чуть более, чем ничего.

В итоге мы договорились о встрече на завтра. Пора было выводить Свету в свет.

А до тех пор я твёрдо решил расстроить планы Жоржа, в чём бы они ни состояли. Теперь уже был абсолютно уверен, что к Злате он прицепился не просто так — имена её и Агаты, сменяющие друг друга на странице книги, это подтверждали. А значит, пора вмешаться.

Злату я поймал перед обедом. В академии всё же были строгие порядки, да и аристократического воспитания никто не отменял. У курсантов было не принято обжиматься на глазах у преподавателей, и Злата с Жоржем держались поодаль друг от друга.

— Доброго дня, госпожа Львова, — сказал я.

Злата остановилась. Мы оказались примерно в середине столовой, остальные курсанты, двигаясь к своим столам, обтекали нас с двух сторон.

— Доброго дня, — пролепетала Злата, крутя головой в поисках кого-то.

Раньше она так выискивала взглядом Агату. Теперь же успокоилась, увидев Жоржа. Белобрысый недоросль сидел за своим столом, но к еде не прикасался. Внимательно глядел на нас со Златой. Правая рука его лежала на столе, являя миру красивый золотой браслет.

Медные браслеты в основном все попрятали. Как бы там ни было, а медные украшения действительно были аристократам не очень-то в тему. Однако никто из курсантов браслета не снял, медяшки то и дело показывались из-под манжет. Значит, в основном все поверили. Боятся.

— У меня всё готово.

— О чём вы говорите, господин Барятинский? — пролепетала Злата, по-прежнему косясь на Жоржа.

Он будто бы транслировал ей телепатически, что отвечать.

— О вашем объединении с Агатой, разумеется, — сказал я. — Или вы больше этого не желаете?

Вздрогнув, Злата отвела взгляд от Жоржа. Теперь всё её внимание досталось мне.

Глава 24

— Вы… Вы не шутите, господин Барятинский⁈

— Ну что вы. Это с моей стороны было бы даже неприлично.

— И вы… Вы хотите сказать, что точно знаете, как нас объединить?

Я колебался буквально мгновение. На самом-то деле ничего я не знал. Это Света утверждала, что знает, а я просто ей доверился. Хотя, с другой стороны — почему бы мне и не довериться аватару Света? Если из-за вмешательства Тьмы изначальная девчонка распалась на Злату и Агату, то отчего бы вмешательству Света не сшить их обратно. Здесь-то уж всяко побольше логики, чем в том, чтобы положить неблизняшек друг на дружку и придавить сверху колодой.

— Я бы не стал вас тревожить, если бы не знал, госпожа Львова. Сегодня ночью. Ровно в двенадцать подходите к Башне-руине. Вы ведь знаете, где это?

— Д-да, примерно. Нам устраивали обзорную экскурсию по Царскому селу…

— Вот и прекрасно, — кивнул я. — Значит, я вас жду?

— Но я не знаю, как мне убедить Агату! — всплеснула руками Злата. — Если она не захочет объединяться, то, верно, ничего не получится!

В этих словах прозвучала какая-то иррациональная надежда. Мысленно я кивнул: всё подтвердилось. Жорж запудрил девчонке мозги. Теперь уже не Агата, а Злата не желает объединения. Но надеется, что всё выкружится так, будто дело сорвалось из-за Агаты.

— Что ж, если одна из вас не будет искренне хотеть этого — ничего не получится, — развёл я руками. — Здесь уже сфера моей ответственности заканчивается. В конце концов, это ведь ваша жизнь, и вам решать…

— Нет-нет, я хочу, хочу! — заволновалась Злата. — Но Агата… Я постараюсь её убедить.

— Просто скажите ей, что если она не будет этого искренне хотеть, ритуал не удастся, — подсказал я. — Думаю, тогда ей нечего будет бояться. Но она и не захочет вас оставить одну ночью.

Злата кивнула. Глаза её засияли — она полагала, что я, сам того не понимая, подсказал ей выход из ситуации.

— Я смотрю, Костя, ты всё-таки решил заарканить эту прекрасную даму, — заметил Анатоль, когда я сел рядом с ним за стол. — И правильно! Сказать по секрету, бытует мнение, что на неё положил глаз Жорж. Не дело это — уступать чёрным такое преимущество. Тем более, что Злата — белый маг.

— Полагаете, господин Долинский, что за Львовых будут назначать призовые баллы? — с ехидцей спросил Андрей.

Он не изменял своему меню. Тарелка гречневой каши, пара кусков хлеба, стакан чая без сахара. Андрей не позволял себе никаких слабостей, закаляя дух буквально на каждом шагу. Я его за это уважал, хотя не мог не заметить, что характер парня становится ощутимо едким. Интересно было бы поглядеть на его жемчужину, но такая просьба в этом мире — дело довольно интимное.

— Вот что я вам скажу, ребята. — Я взялся за ложку и придвинул к себе первое. — Чёрных магов я не люблю за то, что они легко и просто лгут всем подряд. А белых недолюбливаю за то, что они охотно и так же легко лгут сами себе. Что хуже — попробуй, разбери…

Мысль эта пришла мне в голову только сейчас, но я с грустью понял, что преследовала меня вот уже целый год.

Ведь действительно. Цвет жемчужины, доминирующий цвет магической энергии — всё это зависит в первую очередь от намерения, с которым ты делаешь то, что делаешь. Считаешь, что творишь добро — и ты белый маг. Веришь, что причиняешь вред — и ты чёрный.

Только вот нюансик. Всю дорогу здесь именно белые маги творили самые страшные вещи.

Рабиндранат, который едва не угробил Костю Барятинского из-за своей сумасшедшей матушки. Которая и сама искренне верила, что её сын — наследник императора, и сына в этом убедила. Белозеров, который организовал заговор против короны и опять же пытался меня убить. Да даже, по слухам, сам Юнг — чья человеческая природа в принципе была под вопросом. Все они были белыми магами.

Чёрные всего лишь искали своей выгоды в каждом деле и не стеснялись отобрать конфетку у ребёнка. А белые лгали себе и таким образом получали возможность творить самые чёрные дела.

А что если сильнейший белый маг вдруг окажется сумасшедшим? Начнёт убивать людей толпами, веруя, что творит добро, и останется при этом белым?..

Нет, такое, конечно, невозможно. Убийства чернят жемчужину в любом случае. Не говоря уж об исконно черномагических заклинаниях…

Ведь так?

— О чём задумались, господин Барятинский? — спросила Полли.

— А где вообще берут жемчужины? — спросил я.

— С вашей что-то случилось? — удивилась Полли.

— Ну… потерял, — буркнул я.

Дуэль с Жоржем прошла, по сути, незаметно. Никто, кроме непосредственных участников, о ней не знал. И я не видел смысла расширять круг посвящённых.

— Жемчужины есть в любом ювелирном магазине, — пожала плечами Полли. — Самый модный ювелирный салон расположен на Невском проспекте и принадлежит роду Нарышкиных. Если вы решите оказать нам честь…

Род Полли в Ближний Круг не входил, поэтому Нарышкины могли позволить себе иметь доход в частном порядке. Например, владеть ювелирными салонами.

— Спасибо, — кивнул я и приступил к еде.

* * *

В ювелирный салон выбрался в тот же день, сразу после занятий. Не знаю, почему, но мне невыносимо хотелось выяснить, насколько я «почернел» за то время, что не имел возможности посмотреть на индикатор.

Проверил перед уходом, как там Света — она опять взялась за любовные романы и вроде бы перестала дуться — и оставил с ней Джонатана, строго-настрого наказав не спускать с девушки глаз. Сам же проверенным способом слинял через парадный ход.

— Костя! — настиг меня голос у самой машины.

Я повернулся и увидел Мишеля. Он шёл ко мне, втягивая голову в плечи. Моросил мелкий неприятный дождь, а выставить свой знаменитый Щит Мишель почему-то не догадался.

— Чего тебе? — спросил я.

— Куда ты опять собрался?

— А что? — озадачился я.

Попытался вспомнить, с каких это пор отчитываюсь перед Мишелем.

— Если опять случится прорыв… И если его опять закроет Жорж…

— Не случится и не закроет, — отрезал я.

— Почему ты так уверен?

А уверен я, кстати, вовсе не был. Сможет ли браслет сдержать Тьму, рвущуюся из Жоржа? Работает ли он вообще? Борис-то сам Тьму не призывал — в отличие от Жоржа.

Чертовски мало у нас статистики. А проверенных данных — и того меньше…

— Приглядывайте за Жоржем, — посоветовал я.

— Эти браслеты — чушь, ведь правда? — спросил Мишель чуть ли не жалобно. — Это ведь просто обманки?

Я только кивнул.

— Костя, что происходит?

— Завтра всё расскажу. Обещаю.

— А почему у меня такое чувство, что завтра может не наступить?

— Потому что обстоятельства невесёлые, погода — дрянь, а ты неопытен и впечатлителен. — Я постарался одобряюще улыбнуться. — Для поэта это прекрасно, а вот для воина, даже Воина Света — скорее недостаток. Иди в корпус, Мишель. Разыщи Полли и проведи время с ней.

— Но ты ведь сказал приглядывать за Жоржем…

— Ну так приглядывайте вместе!

Мишель озадачился.

— Не знаю, прилично ли…

— Это — жизнь, Мишель. Она проходит. Позволь себе насладиться её дарами, пока у тебя есть такая возможность.

Я сел в машину, отгоняя неудобную мысль: а сам-то я когда позволю себе насладиться жизнью? Те кусочки, что время от времени умудряюсь урвать, вряд ли можно принимать всерьёз.

— Ладно, — буркнул я, запустив движок и включив «дворники». — Разберёмся с Тьмой, а там посмотрим. Делов-то…

И всё же Мишель был прав. Разгоняя свой чудо-автомобиль на трассе, я чувствовал какую-то странную подавленность, даже как будто ком в горле застрял.

Впрочем, Джонатан, живущий в линиях вероятности, отпустил меня беспрепятственно, не орал и не волновался. А кому доверять, как не фамильяру, который столько раз меня выручал?

Волевым усилием я загнал плохое предчувствие под плинтус и прибавил газу.

* * *

В ювелирном салоне меня, конечно же, узнали. Величественная дама лет сорока, узнав, что нужно молодому князю Барятинскому, сказала, что на витринах такой товар не держат, ведь жемчужины не любят чужих глаз, и пообещала принести.

— Вы можете пока выбрать оправу, — сказала она.

— Оправа есть, — возразил я и вытащил цепочку из кармана.

Дама задержалась, взяла цепочку и внимательно всё осмотрела.

— Как же вас угораздило, ваше сиятельство… Так погнули.

Про пулю я рассказывать не стал, лишь пожал плечами.

— Наш мастер всё выправит, но это займёт…

— Я заплачу вдвое, сделайте сейчас.

— Но…

— Нужно всего-то лишь выправить кусок мягкого металла, — снова оборвал я. — Это ведь не проблема для мастера, который работает в самом известном ювелирном салоне Петербурга?

— Разумеется, — дама гордо вскинула голову и удалилась.

Я равнодушным взглядом скользнул по витринам. Задумался, не купить ли Свете какую-нибудь побрякушку. Девчонки — всегда девчонки, даже если они аватары.

Главное, чтобы мой жест не был расценен, как нечто большее… Собственно, я даже представить себе не мог девушку, которая не расценила бы подаренную драгоценность, как нечто большее. Хотя это — моё испорченное воображение из мира, испорченного властью Концернов. Здесь, в мире аристократов и широких жестов, теоретически, можно девушке хоть дом в центре Петербурга подарить просто потому, что захотелось. И ничего такого в этом не будет…

Тут плавное течение моей мысли прервало хорошо знакомое ощущение. Кто-то приближался ко мне сзади и явно не хотел быть замеченным. В стекле витрины я увидел отражение силуэта и мигом проанализировал ситуацию.

Если бы хотели стрелять или бить магией — ударили бы издали. Если подходит ближе — значит, хочет ударить ножом или накинуть удавку. Почерк профессионала, однако профессионал не позволил бы себя засечь.

Пожалуй, это просто случайность. Либо же со мной хотят поговорить, но пока не решаются.

Я резко развернулся на каблуках и пронзил взглядом человека, подкравшегося ко мне сзади. Повезло ему, что он сделал это сейчас, а не год назад. Год назад я бы сначала ударил, а уже потом стал бы смотреть, кого это послала мне судьба.

А послала она персонажа неожиданного и настолько малозначительного, что я о нём успел позабыть напрочь.

Передо мной стоял, испуганно глядя на меня, Денис Звягин. Тот самый Звягин, который в первый мой день в академии наехал на Мишеля. Тот Звягин, что был секундантом Жоржа на нашей с ним дуэли. Который после этой дуэли слинял из академии и перевёлся на домашнее обучение.

— Ты меня напугал, — пробормотал он.

— А ты ко мне подкрался. — Я решил поддержать игру под названием «Скажи очевидное». — Случайно мимо проходил?

— Нет, не случайно. — Звягин облизнул губы и огляделся. — То есть, да, случайно. Увидел твоё авто и понял, что ты здесь. Жемчужина, да? После дуэли…

— У нас что, светская беседа? — приподнял я бровь.

По лицу Звягина скользнула тень озадаченности. Тон мой был ему непонятен. Ибо действительно, а почему бы не быть у нас светской беседе? Подумаешь, дуэль. Не мы же с ним стрелялись. Впрочем, в причудливом мире аристократов даже если бы стрелялись мы с ним, это никоим образом не исключало бы возможности вежливо и спокойно беседовать впоследствии.

— Хорошо, я перейду к сути, — сделал свои выводы Звягин. — Слышал, Жорж вернулся.

— Вернулся, — кивнул я.

— С того света?

— Нет.

— Он был мёртв.

— Кто тебе сказал?

— Ты!

Я на секунду задумался, вспомнил события той ночи и хмыкнул. Ну да, я ведь так и сказал: «Убит».

— Я иногда преувеличиваю.

— Пуля попала Жоржу в сердце, — не сдавался Звягин. — Я видел.

— Ну и чего ты хочешь? — начал я раздражаться. — Жалобу подать? Возврат оформить?

— Какой возврат? О чём ты? — Звягин посмотрел на меня, как на помешанного. — Я изумлён тем, что не было никакой сенсации. Я ведь просматривал газеты, ждал, когда объявят о смерти Жоржа или его исчезновении. В конце концов не выдержал и приехал в академию сам.

— Новичков всегда тянет на место преступления, — усмехнулся я. — Там-то их обычно и ловят.

— Да о чём ты говоришь⁈ — отмахнулся Звягин. — Я приехал. Увидел толпу перед учебным корпусом. Подошёл и спросил, что происходит. А мне говорят: «Жорж Юсупов остановил прорыв Тьмы!» Я спросил: «Вы ничего не путаете? Может быть, Барятинский?» А мне: «Жорж Юсупов!» То есть, Жорж вернулся в академию, и никого это не удивило!

— А почему это должно было кого-то удивить? — Я поставил глушилку. Разговор уже не был светским, он сделался опасным. — Жорж оставил матери письмо, согласно которому уехал по срочным делам. Потом он вернулся. Откуда поводы для беспокойства?

— Письмо? — захлопал глазами Звягин.

— Ну да. Когда законы чести и законы общества друг другу противоречат, приходится думать о таких вещах. Если бы убили меня — такое же письмо пришло бы моему деду от моего имени.

Тут я прикусил язык — опять ляпнул «убили». Но Звягин, казалось, не обратил на оговорку внимания.

— Что ж, это… объясняет, почему не было реакции, — пробормотал он. — Но не объясняет того, как Жорж умудрился восстать из мёртвых!

Я молча пожал плечами. Тут беспокоиться было не о чем. О дуэли Звягин никому не расскажет, он не дурак.

За дуэль на территории академии его привлекут и ой как привлекут. Пошатнётся репутация рода, который, на минуточку, состоит в Ближнем Кругу. В то время как мне, скорее всего, ничего не будет, кроме устного порицания. Ну как — порицания? «Чёрт вас дери, капитан, нельзя было осторожнее?» — бросит, поморщившись, Витман. И на этом всё. И Звягин это прекрасно понимает.

— Случаются чудеса, — сказал я.

— И это все объяснения, которые у тебя есть⁈

— Других не завезли. Прости, если разочаровал.

Тут вышла женщина, держа в руках небольшой, обитый бархатом поднос. На подносе лежала белоснежная жемчужина в привычной оправе, на привычной цепочке.

— Прекрасно, — кивнул я. — Передайте моё восхищение мастеру. Сколько с меня?

Женщина назвала цену. Я выписал чек и забрал жемчужину. Полюбовался, держа на вытянутой руке.

— Занятный момент, — сказал Звягину. — Тьма искренне верит, что она была изначально, а Свет пришёл потом и испортил ей жизнь. А вот жемчужина до тех пор, пока её не наденешь — абсолютно белая.

— И что это значит? — С воображением у Звягина было плоховато. Общая черта для всех ребят, которым нравится издеваться над теми, кто стоит ниже них на социальной лестнице.

— Значит, что мне пора в академию, — сухо сказал я.

Сунул в карман цепочку — не при Звягине ведь надевать — и, попрощавшись с дамой, направился к выходу. Звягин шагал рядом.

— Легкомыслие никогда не было твоей отличительной чертой, — объявил он вдруг. — Ты всегда был расчётлив. Даже не скажешь, что белый маг.

— Это оскорбление?

— Это комплимент. Хоть мне и неприятно такое говорить.

Мы остановились у дверей. Я вдруг понял, что Звягин нервничает. Да ещё как. Он то и дело оглядывался, как молодой беспризорник, который отправился на первый в жизни гоп-стоп.

— С Жоржем что-то не так, — заговорил вдруг Звягин — тихо и быстро. — Я это знал ещё раньше. Он изменился. Сильно… То есть, даже не так. Он менялся несколько раз на дню. Никто не знал, как он отреагирует на любую мелочь. Мог рассмеяться, а мог вцепиться в горло. В нём как будто жило два разных человека.

— Половое созревание плюс смерть отца. Это всё?

— Нет, это начало, — не сдавался Звягин. — Потом — воскрешение из мёртвых. И, наконец, Жорж останавливает прорыв Тьмы! Что это ещё за новости? Я ведь видел,сколько вы тренировались, чтобы научиться этому. И как тяжело вам было потом, после прорывов. И вдруг — Жорж. Тебе это не кажется подозрительным?

— Погоди. Так ты что, беспокоишься из-за того, что Жорж что-то мутит и решил меня предостеречь? — дошло до меня.

— Мне страшно, Барятинский, — выпалил Звягин. — Тебе всё шуточки — а я с той проклятой дуэли ночами спать не могу! А потом вот это всё… Жорж когда-то был моим другом, но теперь я боюсь даже заговорить с ним. А больше всего я боюсь, что однажды он мне позвонит. Или придёт в гости. Я начал вздрагивать от телефонных звонков.

— Вряд ли Жоржу есть до тебя дело, — честно сказал я.

Звягин кивнул:

— Только поэтому я до сих пор не уехал из России. Я знаю в глубине души, что ему нет до меня дела. Но есть дело до чего-то большего.

— Хорошо. Допустим. А от меня что требуется?

Звягин помолчал, глядя на меня щенячьими глазами.

— Не знаю, — прошептал он. — Я не знаю… Но то, что сейчас ходит по академии, это не Жорж.

Глава 25

Я вздохнул. Ещё один… Сначала Илларион Юсупов, теперь Звягин.

Ну что ж… Парень этот — сукин сын, конечно, подонок ещё тот. Но он не побоялся подойти ко мне и предупредить об опасности. После всего, что с нами было, включая дуэль. Да девять из десяти подонков после этого действительно свалили бы из страны куда подальше и постарались выкинуть всё из головы! Особенно чёрные маги, для которых своя рубашка всегда ближе к телу.

— Знаю, Денис. — Я хлопнул Звягина по плечу. — Знаю. Не лезь в это дело. Разберёмся.

То, что я — сотрудник Тайной канцелярии, ни для кого в академии секретом не являлось. Так что моё «разберёмся» не было пустым звуком.

— На самом деле Жорж совсем не такой, — вдруг сказал Звягин.

Я нахмурился.

— О чём ты?

— Я знаю, что ты его ненавидишь, — заторопился Звягин, — и понимаю, за что. Но поверь — он не такой! Характер у него мерзкий, не спорю. Но Жорж — отважный и честный человек! То есть, был таким — до недавнего времени. Девиз его рода, рода Юсуповых: «Служи семье. Служи Отечеству!» Юсуповы всегда были верны государю и отчизне. Всегда!

— Жоржа пока не тащат на плаху, — начиная злиться, сказал я. — Адвокат ему не нужен. А если понадобится — уверен, что ее сиятельство Зинаида Павловна уж как-нибудь решит этот вопрос… Всё, мне некогда. Мой тебе совет: сиди спокойно дома. И не лезь не в своё дело!

Расставшись со Звягиным, я вернулся в машину. Убедился, что никто не глазеет в окна и, вздохнув, надел цепочку на шею. Жемчужина скользнула под одежду. Кожа ощутила холодок, который быстро уступил температуре тела.

— Ну что? Момент истины? — тихо сказал я и потянул жемчужину обратно.

Я был готов увидеть, что вся она чёрная, без единого белого пятнышка. Увидеть — и смириться, потому что не важно, какого цвета магию я использую. Важно лишь, ради чего я это делаю.

Жемчужина легла в ладонь. Я моргнул. Покрутил индикатор так и эдак.

— Ты что, смеёшься надо мной?

Но жемчужина не смеялась.

Она просто была наполовину чёрной, наполовину белой. Такой же, как у императора.

* * *

— Какая прекрасная ночь, — произнесла Света, задрав голову.

Она смотрела в небо. Небо, будто специально желая порадовать гостью этого мира, разъяснилось, и теперь на нём было видно луну и множество звёзд. Света и сама напоминала небесное светило — сияла так же мягко и загадочно.

Мы с ней стояли возле Башни-руины и ждали неблизняшек. Пришли заранее, так что нервничать пока было рано.

— Ты уверена, что их желание ничего не будет значить? — спросил я.

— Абсолютно. — Света жмурилась, будто купаясь в лунном свете. — Они — лишь символ. Граница между ними — тонкая, её почти нет. Если бы ты видел, ты бы понял. Это как… тонкая-тонкая льдина, разделившая океан на две части. Расплавить её — дело нескольких секунд.

— Хорошо, — кивнул я. — Допустим, расплавили. А что будет дальше?

— Дальше? — Света опустила голову и посмотрела на меня. — Я не знаю, что будет дальше! Но я надеюсь, что сюда сможет пробиться Свет. Я получу силы. И Тьму получится отбросить. Тогда я сумею вернуться домой, а вы все будете жить спокойно. И стараться приближать свой мир к Свету, чтобы этот ужас не повторился…

— Ты надеешься, — выделил я главную мысль. — То есть, точно не знаешь. Ну… Хорошо. Принято.

Поганое предчувствие, мучившее меня ещё днём, сделалось лишь сильнее. Буквально грудь сдавило, мешая дышать.

— Пора бы им уже появиться, — буркнул я.

И тут же послышался звук шагов.

— Я тут, мы можем начинать, — прошептала Агата. — Злата, ты говори… Ой!

Агата уставилась на светящуюся Свету.

— Кто вы? — пробормотала она, сбитая с толку.

— Меня зовут Света, и я здесь для того, чтобы сделать из вас двоих одного человека, — с достоинством представилась Света.

— А второй-то человек где? — спросил я.

— Злата вышла из своей комнаты за десять минут до меня, — пробормотала Агата. — Мы так условились. Я слышала, как она уходит!

Стало тихо. Мы переглянулись со Светой.

— Ты точно сказала ей, куда идти? — спросил я.

— Конечно! Я несколько раз повторила про Башню-руину.

— Ну да, я и сам ей говорил, — кивнул я. — Может, заблудилась?

— Это невозможно! Злата ориентируется в Царском селе точно так же, как я. А уж Башню-руину можно найти с закрытыми глазами.

— Ну, окей, — пожал я плечами. — Так где же Злата?

— Должна быть здесь, — упрямо повторила Агата. — Она обещала мне, что придёт!

— Однако её здесь нет, — хмыкнул я. — И связаться с ней, насколько понимаю, ты не можешь?

Агата опустила голову.

— Мы не должны упустить это время, — подала голос Света. — Ритуал объединения надо провести сегодня! Завтра может быть уже слишком поздно. Мы же ясно видели, что приближается прорыв Тьмы. Мы должны быть к нему готовы!

— Должны — значит, проведём, — оборвал я. — Осталась ерунда — найти Злату. Самый очевидный вариант — разбудить Калиновского и сообщить ему, что из академии пропала курсантка.

— Так что же мы стоим? — встрепенулась Агата. — Идёмте скорее!

— Калиновский сообщит в полицию и в Тайную канцелярию, — продолжил я. — Оттуда прибудут специально обученные люди, приступят к поискам. С учётом моего вмешательства в процесс, поиски начнутся не через сутки, как положено по инструкции, и даже не завтра утром, а сегодня ночью. Но все равно — едва ли раньше, чем через три-четыре часа.

— Это очень долго, — сказала Света. — Ритуал нужно провести сегодня. Желательно — до полуночи, — и посмотрела на поднимающуюся над парком луну.

Агата всплеснула руками:

— Ну и что же нам делать⁈

— Искать Злату самим, — вздохнул я.

— Где?

— Если бы я знал, где, уже был бы там! Подумай хорошенько: куда она могла пойти? Может, есть у вас, не знаю… какие-то любимые места?

— Я бы отправилась в столовую, — мечтательно проговорила Света.

— В тебе я ни секунды не сомневаюсь. Беда в том, что Злата — не ты. — Я снова повернулся к Агате. — Думай! Где она может быть?

— Господи боже, да не знаю я! — Агата разревелась. — Злату, наверное, похитили! А сейчас насилуют и пытают!

— Прекрати. Если бы это было так, она бы сумела связаться с тобой. А раз не связывается, значит, никто её не похищал. Просто передумала и не хочет показываться нам на глаза.

Как же мне иногда не хватает в этом мире технологий моего! Сущей ерунды: компьютерных баз данных, спутниковых систем связи, датчиков слежения. Гранатометов, самонаводящихся ракет, дронов-беспилотников…

Так, стоп. Дронов.

Я повернулся к Джонатану.

— Эй, чудо-птица. Ты понимаешь, о чём мы говорим?

— Государю императору — ура! — Джонатан горделиво расправил крылья.

— Ты сможешь облететь парк и поискать Злату?

Вместо ответа Джонатан сорвался с моему плеча и описал над нами круг. Проорал что-то по-чаячьи.

— Лети, — напутствовал я, — не теряй времени. Как найдёшь — сразу сюда. Понял?

В ответ Джонатан снова заорал. На этот раз с другой интонацией, более настойчиво. Улетать он почему-то не спешил. Хотя обычно мои распоряжения бросался выполнять немедленно.

— Мне кажется, он зовёт нас с собой, — сказала Агата.

— Похоже на то.

Я задрал голову.

— Ты что, знаешь, где Злата?

— Государю императору — ура!

— Так а раньше чего молчал⁈

Вместо ответа чайка горделиво устремилась к центральной аллее. Это, вероятно, должно было означать «раньше ты не спрашивал».

— Когда-нибудь я тебя всё-таки прибью, — пообещал я.

И поспешил вслед за Джонатаном.

Отчего-то был уверен, что чудо-птица поведёт нас вглубь Царского села, но Джонатан уверенно летел к въездным воротам.

— Он хочет, чтобы мы вышли с территории? — изумилась Агата. — Злата вообще не здесь? Её нет в академии⁈

— Видимо, так. — Я взял девушку за руку. Свете приказал: — Как добежим до ворот — включай режим невидимки.

Сам я, с Агатой в кильватере, направился к будке привратника.

Ворота заперты, ломать их — ни сил не желания, а значит, остаётся только один путь — через турникет внутри будки.

— Господин Барятинский! — встрепенулся привратник. — Он, по счастью, не стоял у турникета — по ночному времени прикорнул, сидя на стуле. Только при виде нас встрепенулся. — Поимейте совесть! Среди ночи, с барышней…

— Что поделать. Государственные дела не терпят отлагательств.

— Сами — идите на доброе здоровье, а барышню не пропущу! — упёрся привратник. — Только по личному разрешению господина Калиновского!

— Пропустишь, — вздохнул я.

— Нет!

Ох, ну до чего ж народ упрямый…

— Бегом, — приказал Агате я.

Схватил девушку за талию и перебросил её через закрытый турникет. Сам махнул следом. Невидимой Свете велел:

— Перелезай и догоняй.

Через секунду мы с Агатой уже бежали к машине.

— Неслыханная наглость! — неслось нам вслед. — Я это так не оставлю! Сию же секунду буду жаловаться!

Привратник кипел от гнева. А потом вопли вдруг прекратились. Из будки до нас донёсся истошный визг.

— Это ещё что? — я остановился.

Оглянулся. На первый взгляд — не происходило ничего, почему стоило бы так орать.

— Я не знала, как открыть эту штуку, — сказала вдруг пустота рядом со мной.

Я от неожиданности чуть не подпрыгнул. Напомнил:

— Тебе было сказано: перелезть, а не открыть.

— Я не знаю, что значит «перелезть».

— И что ты сделала?

— Я просто выдернула эту штуку, которая мешала, и поставила её в сторонку. — Подумав, Света добавила: — Аккуратно.

— Молодец, — похвалил я. — Аккуратность — наше всё. Теперь привратник не инфаркт получит, а всего лишь направление в психушку.

— Я не знаю, что такое…

— И не надо. Всё! Садитесь, — я распахнул дверь заднего сиденья.

— Ай! — взвизгнула Света.

— Что? — встрепенулась Агата.

— Ты мне на ногу наступила!

— Ну ещё бы не наступить! Я же не вижу, где у тебя нога!

— Воспитанные люди говорят: «Извините, пожалуйста!»

— Воспитанные люди не превращаются в невидимок!

— Спокойно, девочки, — скомандовал я. — Агата — справа. Света — слева.

— Я не знаю, что такое сле…

— Это не там, где Агата! Джонатан?..

Джонатан уже сидел на крыше машины и переступал лапами от нетерпения. Когда я завёл мотор, он сорвался с крыши и полетел вперёд.

— Всё, поехали! Света, можешь стать видимой.

Перепалка за моей спиной прекратилась. Агата вдруг всхлипнула.

— Бедная Злата! Её точно похитили. Она не могла уйти с территории сама!

— Почему?

— Потому что мы ничего вокруг не знаем! Мы выросли вдали от городской суеты. Мы не привыкли к машинам, к асфальтированным дорогам, к улицам… Если я окажусь за воротами, не буду иметь ни малейшего представления, куда мне идти.

Ну да, звучит разумно.

— Хочешь, я погружу тебя в транс? — предложила Света.

— Зачем?

— Ну, чтобы ты не волновалась. Ты просто заснёшь, а когда мы найдём Злату, разбудим тебя.

— Нет уж. — Агата вытерла слёзы. — Это моя сестра, и я больше всех тут хочу её найти.

— Павловск! — воскликнула вдруг Света. — Я знаю это слово!

Скорость я с места в карьер взял приличную, и мы действительно только что пролетели мимо указателя с надписью «Павловск».

Я вспомнил координаты прорыва, которые видел в книге. Нехорошее предчувствие, грызущее меня, усилилось.

Вдали показалась дорога, уходящая вправо от основного шоссе. Я помнил, что она идёт вдоль огромного парка, размерами сопоставимого с Царским селом.

В парке находился дворец и ещё какие-то постройки. Формально это добро принадлежало императорской семье, но лет триста назад случилась какая-то мутная история с тогдашним императором, владельцем дворца. Его то ли отравили, то ли задушили, то ли всё вместе — вдаваться в подробности не рекомендовалось. Если, конечно, нет горячего желания отправиться в Сибирь за распространение сведений, порочащих императорскую династию.

Я такого желания не имел, на задушенного императора мне было глубоко плевать, а про парк знал, что после смерти владельца его открыли для посещений. За небольшую плату граждане могли гулять по аллеям, отдыхать у фонтанов, любоваться дворцом и садовыми павильонами.

Джонатан уверенно повернул направо, в сторону Павловска, и полетел над боковой дорогой. Я свернул вслед за ним.

Слева замелькали прутья садовой ограды и голые чёрные деревья на фоне ночного неба. Свет фонарей с основного шоссе сюда уже не проникал. Темноту разбивали только фары моей машины, дальше была беспросветная тьма. Казалось, что кроны высоченных деревьев вот-вот сомкнутся у нас над головами.

— Как здесь жутко, — пробормотала Агата.

— Подожди, это мы ещё в парк не вошли, — обнадежила Света.

А я резко ударил по тормозам. Джонатан, летящий впереди, вдруг без всяких предупреждений свернул налево и уселся на ограду.

Девчонки, попадавшие на заднем сиденье друг на друга, возмущенно завизжали.

— Спокойно! — прикрикнул я. — Ситуация под контролем.

Прижал машину к обочине и вышел. Спросил у Джонатана:

— Здесь?

Джонатан утвердительно заорал по-чаячьи. Взмахнул крыльями и исчез в темноте — с той стороны ограды.

— Нам туда, — сказал девчонкам я.

— Но тут же решётка? — Агата недоуменно смотрела на ограду.

— Штраф за нанесение вреда императорскому имуществу отправлю вашему отцу, госпожа Львова, — пообещал я. — Идея вашего объединения — его.

Взялся за прутья ограды. Прибавил усилию магии. И раздвинул прутья в стороны — так, чтобы можно было пролезть. Скомандовал:

— За мной!

Джонатан дожидался нас, сидя на ветке дерева. Как только увидел меня, спорхнул и устремился дальше. Ему-то хорошо! Он летать умеет.

По сравнению с Царским селом, вылизанным до последней травинки, этот парк казался непролазной чащей. Чтобы пробираться здесь, приходилось раздвигать ветки и внимательно смотреть под ноги. Девчонки позади меня то и дело ойкали. Ну хотя бы не в темноте шли, спасала Света.

Н-да. Ветки под ногами трещат, бойцы причитают, один из них светится — если бы у нас была задача пробраться куда-то незаметно, лучшей команды просто не сыскать.

— Вот что, — я остановился. — Постойте пока тут.

— Зачем?

— Затем, что топаете, как слоны! Мало ли, почему исчезла Злата. Не надо нам пока себя обнаруживать. Мы с Джонатаном — на разведку. Понадобитесь — позову. До тех пор, пока не позову, стойте на месте.

— Но…

— Всё, — оборвал я. — Разговоры — отставить! — и пошёл дальше — туда, куда вёл Джонатан.

Скоро понял, что ни Светы, ни Агаты в темноте уже не вижу. А Джонатан вдруг опустился мне на плечо.

— Тоже светиться не хочешь? — прошептал я. — Правильно! Мне — туда?

Джонатан прихватил клювом моё ухо и чуть-чуть потянул, корректируя направление.

Скоро я увидел вдали просвет и зашагал ещё тише. Из зарослей выглянул, постаравшись слиться со стволом дерева. И как будто шагнул в другой мир.

Лес закончился внезапно — будто отрезали, и передо мной было огромное открытое пространство. Высокий берег реки, живописно текущей далеко внизу.

Местность я немного знал, бывать здесь доводилось. Витман любил Павловск, и время от времени назначал мне встречи здесь. Любопытное местечко, разительно отличающееся от Царского села. Мрачноватое и угрюмое даже светлым днём — что уж говорить про безлунную ночь.

Ещё по дороге сюда я заметил, что погода портится. По небу побежали тучи, поднялся ветер. Пока пробирался по парку, начал накрапывать дождь. Впрочем, мне с моим зрением беспокоиться было не о чем, я всё прекрасно видел. Да к тому же понимал, где оказался.

Ту часть берега, с которой открывался самый красивый вид, венчало сооружение, напоминающее развалины древнего театра, я видел такие на картинках в учебнике. Высокие каменные ступени поднимались полукруглыми ярусами от площадки в центре — так, будто вырастали прямо из берега. Архитектор потрудился на славу.

Для чего предназначалось это сооружение, я даже не пытался угадать. Вероятнее всего, как и прочие подобные ему объекты, «для красоты». С этой задачей древний театр справлялся вполне успешно. Но интересовал меня не он, а замершая в центре круглой площадки девичья фигурка.

Злата зябко куталась в форменную накидку, пытаясь защититься от ветра — который здесь, на открытом пространстве, гулял вовсю. Получалось не очень — девушка дрожала. Она напряженно всматривалась в темноту внизу. То есть, ко мне, стоящему наверху, у самого верхнего яруса, находилась спиной.

Я на мгновение замер, прислушиваясь к обстановке. Понял, что обстановка мне категорически не нравится. Магический фон — дерганый, нестабильный. Однако присутствия чужой, враждебной магии я не ощущал. И чувство опасности молчало.

— Веди сюда девчонок, — вполголоса приказал Джонатану я.

И спрыгнул с верхнего яруса вниз.

Глава 26

Злата обернулась на звук. Взвизгнула.

— Спокойно, — я шагнул к ней, взял за руку. — Что ты здесь делаешь?

— Я… Я заблудилась, — пролепетала Злата.

— Очень интересно. Каким образом?

Не нравилось мне всё это. Прорыв, если верить книге, должен случиться тут, в Павловске. С прорывом связаны имена Злата и Агаты. И Злата, чёрт её знает как, вдруг оказывается здесь.

— Ну… Я шла к башне-руине — как договорились. Шла, шла… И заблудилась.

— Отсюда до академии — восемь километров по прямой. Царское село обнесено оградой. Этот парк — тоже. Ворота закрывают в пять часов вечера. Как ты ухитрилась сюда попасть?

— Это что, допрос⁈

— А если я скажу: «Да, допрос» и покажу жетон Тайной канцелярии, ты начнёшь отвечать честно?

— Я и так говорю честно! — Злата всплеснула руками и расплакалась. — Я понятия не имею, как здесь оказалась! Я просто шла на встречу с вами и заблудилась!

— Прекрати её мучить! — с верхнего яруса «колизея», неловко спрыгивая с высоких каменных ступеней, к нам спешила Агата. — Я ведь говорила тебе, что мы представления не имеем, как тут вообще ориентироваться!

— Вот потому вокруг таких парков и ставят ограды, — проворчал я. — Чтобы дальше них никто никуда не ушёл. И я не понимаю, как можно было перебраться через две таких ограды, даже не заметив этого? Не говоря уж о том, как это в принципе можно было сделать в такой одежде и не обладая соответствующими навыками? — я посмотрел на длинную накидку Златы.

— Ах, ну какая разница! — Агата обняла сестру. — Ты нашлась, дорогая, это главное! Боже, если бы ты знала, как я беспокоилась! Я ведь даже не чувствовала тебя!

— Прости, — Злата потупила взор, — это моя вина. Я не хотела понапрасну тебя тревожить. Надеялась, что смогу выбраться самостоятельно.

— Идём же скорее, — Агата обняла её за плечи. — Здесь так холодно…

— Нет, — вмешалась вдруг Света.

Злата вздрогнула и обернулась. Уставилась на неё во все глаза. До сих пор, наверное, светящихся девушек не видела. Резко спросила:

— Кто вы?

— Моя знакомая, — сказал я. — Света. Будет мне помогать с проведением ритуала объединения.

— К которому хорошо бы приступить немедленно, — сказала Света.

Она смотрела на бегущие по небу тучи так, как иной мог бы посматривать на циферблат часов.

— Времени до прорыва Тьмы всё меньше! Давайте не будем медлить.

Резонно. Вероятнее всего, именно из-за приближающегося прорыва Тьмы Злата здесь и оказалась. Каким образом — ещё будет время разобраться.

— Что… — Агата удивленно обвела взглядом каменным развалины. — Прямо здесь?

— Место хорошее. — Света говорила всё резче и отрывистее. — Большое открытое пространство, ничто не будет мешать. Рядом река — природный источник энергии.

— Здесь холодно, — пискнула Агата.

Света как-то странно улыбнулась.

— Ничего. Скоро будет жарко. Очень жарко…

— Тогда давайте начинать. — Злата попробовала улыбнуться. — Откровенно говоря, я ужасно замерзла.

— Сними одежду, — предложила Света. — Всю. — Ну просто не девушка, а живое воплощение логики. Повернулась к Агате. — И ты.

— Но здесь мужчина! — Агата посмотрела на меня.

— Когда вы проводили эксперимент в дровяном сарае, присутствие мужчины вас не смущало, — напомнил я.

— Это был сын конюха!

— Мы были совсем ещё детьми!

— Не думаю, что сын конюха думал так же, — хмыкнул я.

— На что вы намекаете⁈ — Это близняшки воскликнули в один голос.

— Время уходит, — нервно сказала Света. — Вы будете раздеваться или нет?

— А если нет?

— Если нет — чёрт с ними, — буркнул я. — Пойдут обратно в академию голышом, только и всего. Точнее, пойдёт.

— Почему голышом? — Они так и продолжали говорить в один голос.

— Потому что из вас двоих создадут одну. Не знаю, что конкретно будет происходить, но полагаю, что одежда пострадает.

Близняшки переглянулись. И синхронно скинули с себя форменные накидки. Затем принялись расстегивать платья.

— Может быть, вы хотя бы отвернётесь, господин Барятинский?

— И ритуал буду проводить, отвернувшись? — огрызнулся я. — Я с открытыми-то глазами никогда его не проводил! Нашли время стесняться.

— Время уходит, — нервно подтвердила Света. — Я чувствую приближение Тьмы.

Это я и сам чувствовал.

— Быстрее! — рявкнул на близняшек. — Клянусь, что под страхом смерти никому не скажу, что видел вас голыми.

Подействовало. Ускорились.

— Встаньте спина к спине, — командовала Света. — Поднимите руки вверх. Прижмитесь друг к другу.

Две одинаковые обнаженные девушки, подняв руки вверх, застыли посреди каменной площадки. Со стороны это выглядело так, будто одна из них прижалась спиной к зеркалу. Великолепное было бы зрелище, если бы не обстоятельства.

Ветер, будто только того и дожидался, усилился. Мелкий моросящий дождь перешел в полноценный ливень. Я вытянул руку — собираясь поставить над девчонками зонт или включить обогревающую магию, но Света не позволила.

Схватила меня за запястье.

— Нет! Ритуалу ничто не должно мешать.

— У тебя одна минута, — процедил сквозь зубы я. — Потом их надо будет уже не объединять, а лечить от пневмонии.

— Я не знаю, что такое…

— Действуй! — взвыл я.

Слава богу, услышала. Болтать прекратила, лицо стало серьёзным. Света подняла руки вверх — так же, как близняшки.

И на каменную площадку хлынул свет. Так, будто где-то в небесах включили прожектор. До того яркий, что я непроизвольно прикрыл глаза рукой.

Близняшки одновременно подняли головы вверх. Они прижимались затылками друг к другу. А глаза не зажмурили — наоборот, широко открыли. Будто потянулись к этому свету, подставили лица долгожданному солнцу.

Светины ладони пришли в движение. Она вращала ими — и одновременно с этим над головами близняшек начали закручиваться два вихря из солнечных лучей. Поначалу тонкие, едва заметные, вихри постепенно росли.

Послышался откуда-то странный, но знакомый звук — я точно слышал его раньше.

Света продолжала вращать ладонями. Вихри росли. Звук усиливался.

Вскоре белые, нестерпимо яркие вихри превратились в полноценные смерчи и начали сближаться. Я вдруг понял, что не замечаю ни дождя, ни ветра. Света была права. Здесь действительно стало жарко.

Вихри коснулись друг друга. Кажется, я начал понимать механизм происходящего. В момент, когда они окрепнут окончательно — сольются, превратятся в один. И ритуал будет завершен.

Теоретически, я должен был бы с нетерпением ждать этого момента. Но меня продолжало грызть тяжелое, нехорошее предчувствие. Мне это всё почему-то не нравилось. Что-то смущало в происходящем. С самого начала смущало…

Так не должно быть. Не должно!

Знакомый звук усилился ещё больше. Как будто сотня демонов захохотала в преисподней…

А вокруг становилось всё жарче. А Злата сказала мне, что замёрзла. И действительно дрожала от холода. Но магию обогрева она не…

— Стой! — что было сил заорал я. — Прекрати! — и бросился к Свете.

Схватил её за руки, чтобы заставить их опустить.

Но Света не шелохнулась. Она меня будто вовсе не заметила, стояла, как каменная. Вихрям оставалось едва ли несколько оборотов для того, чтобы слиться в один. А я уловил движение за спиной. И в последний миг успел отпрянуть в сторону.

Сабля, которой меня собирались проткнуть насквозь, прошла мимо и вонзилась в световой столп, окутавший площадку. Столп в этом месте потемнел — как будто туда плеснули чёрной краской. Руки Светы дрогнули. Я воспользовался этим и накинул на них цепь. Дёрнул, вложив в рывок все силы. Света упала на живот.

А я отпрыгнул назад и резко ушёл в сторону.

Тех секунд, что потратил на Свету, Жоржу Юсупову хватило для того, чтобы высвободить из светового плена саблю и атаковать снова.

— Как же! Я! Тебя! Ненавижу!

С каждым словом Жорж пытался нанести мне рубящий удар. Действовал он стремительно, с какой-то невероятной скоростью.

Я уходил от ударов. Пока ещё у меня получалось уходить.

— Как ты… догадался⁈ — с ненавистью выкрикнул Жорж.

— Злата замёрзла.

— Что-о⁈

Цепь просвистела над головой Жоржа, не причинив ему вреда. За те дни, что прошли после нашего столкновения в коридоре, мастерство этого гаденыша выросло многократно. Мне пришлось призвать всё своё умение и силу, чтобы уклоняться от ударов.

И всё же я сумел выбрать нужное мгновение. Цепь обвила шею Жоржа.

В следующую секунду я сместился за его спину. Заставил цепь опутать Жоржа по рукам по ногам и лишь после этого приблизился.

Во взгляде Жоржа плескалось столько ярости, что мне стало не по себе.

— Про тебя давно болтают, что ты в родстве с самим дьяволом, Барятинский, — хрипло проговорил Жорж. — Признайся же, что это он нашептал тебе подсказку! Ты не мог догадаться сам. Не мог!

— Если скажу, что это был дьявол, ты успокоишься? Проигрывать дьяволу не так обидно, как сокурснику?

Жорж молчал, ненавистно глядя на меня.

— Ну что ж, пусть будет дьявол. Это он подсказал мне, что когда замерзшая девушка, белый маг четвёртого уровня, даже не пытается обогреться бытовой магией, это означает лишь одно.

— Что же?

— Что ей запретили это делать. Не хотели, чтобы по магическому следу я нашёл Злату быстрее, чем нужно. Злата намеренно тянула время. Подчинялась воле того, кто привёл её сюда. Привёл, минуя ограды и прочие препятствия. В то место, где вот-вот должна прорваться Тьма.

В глазах у Жоржа вспыхнуло безумие. Он расхохотался.

— Тебе для чего-то нужно, чтобы мы провели ритуал объединения, так?

Жорж молчал. Но ответа мне и не требовалось. Жорж утратил контроль над собой, перестал владеть эмоциями. Подтверждение я увидел в его глазах.

— Зачем тебе это?

Жорж молчал.

Я придушил его цепью.

— Говори!

Я заставил цепь раскалиться. Жорж снова захохотал.

— Что ж, я скажу. Но не думай, что это ты меня заставил. Я сделаю это исключительно для собственного удовольствия. Мне приятно будет увидеть, как перекосится мерзкая рожа. Потому что я наконец-то тебя обыграл!

Жорж вдруг рванулся вперёд. И моя цепь лопнула. Брызнула во все стороны разлетевшимися звеньями.

Жорж обернулся ко мне. Точнее, обернулось то, что до недавнего времени было Жоржем. Встреть я его таким на улице — не узнал бы. Впрочем, сомневаюсь, что был бы шанс встретить. Буйно помешанных держат под замком во всех известных мне мирах.

— Ты так стремился провести ритуал объединения, — в голосе Жоржа появилась издевательская интонация. — Так старался помочь бедным девушкам, что не поленился даже стащить из лабиринта Тьмы то, что по праву принадлежит Тьме! Развил такую бурную деятельность, что мне оставалось лишь одно — не мешать тебе! И направить твою деятельность в нужное русло.

Он торжествующе повернулся к Злате и Агате.

Девушки стояли в прежних позах, запрокинув головы и вытянув руки вверх. Над их головами продолжали вращаться вихри. Находились близняшки, судя по застывшим на лицах улыбкам, где-то не здесь. На окружающее не реагировали.

А Света лежала рядом с каменной площадкой. Она не шевелилась.

— Света! — позвал я.

Юсупов снова рассмеялся.

— О! Господин Барятинский, кажется, изволили прогулять несколько уроков по Изначальной магии. Отвлекли государственные дела, не иначе. А вот если бы вы потрудились изучить сей предмет глубже, то знали бы, что оператора, работающего с материей Изнанки, ни в коем случае нельзя отвлекать. Это выбьет его из реальности. Что, собственно, и произошло с вашей протеже, — Жорж ткнул рукой в лежащую неподвижно Свету. — Она очнется нескоро. Только вот знаете что, господин Барятинский? — глаза Юсупова, горящие безумием, уставились на меня. — Для завершения ритуала вовсе не нужно, чтобы это милая девушка приходила в себя! Она сделала главное — призвала энергию и направила её. А дальше оператор как таковой уже не нужен. Дальше Изначальная магия всё сделает сама.

— Врёшь, — хрипло проговорил я. — Вихри разлетелись в стороны!

— Ненадолго, господин Барятинский, — Жорж мерзко ухмыльнулся. — Ненадолго!

Я присмотрелся. И с подступающим ужасом понял, что разлетевшиеся было вихри снова начали сближаться.

— Это подобно локомотиву, — любезно объяснил Жорж. — Ваша милая барышня поставила его на рельсы и разогнала до предельной скорости. А дальше локомотив катится сам. Её вмешательство уже не требуется.

— И что же произойдёт после того, как близняшки объединятся? — резко спросил я. — Колоссальный выброс энергии, верно? Только не светлой, а тёмной… Света ошиблась! Думала, что высвободит Свет — а на самом деле это будет Тьма… Так ты поэтому здесь? Ты специально притащил Злату сюда! Ты хотел, чтобы ритуал был проведен в этом месте — там, где ткань мироздания уже истончилась. Ты хотел напитаться энергией так, чтобы суметь противостоять нам — Воинам Света. Чтобы к прибытию моего отряда быть во всеоружии и не позволить нам заткнуть прорыв!

— Браво, господин Барятинский, — Жорж изобразил издевательский поклон. — Поздравляю — вы угадали почти всё, ошиблись лишь в одном нюансе. Однако есть и плохая новость: вместе с этим знанием вы подохнете. Прощайте!

С этими словами Жорж вскинул руку.

Это был не Таран — от Тарана я сумел бы укрыться. Меня просто подняла, отбросила на десяток метров и швырнула оземь какая-то невероятная силища. Такого уровня, с каким мне, кажется, ещё не доводилось сталкиваться. Всё, что я успел сделать — точнее, успел не я, а моя родовая магия — это смягчить падение. От удара о землю из меня не вышибло дух. И через несколько секунд я даже поднялся на ноги. Для того, чтобы увидеть ухмыляющуюся физиономию Жоржа. Он поднял с земли бесчувственную Свету. А возле её горла держал кинжал.

— Ещё шаг, Барятинский — и она умрёт. Я знаю, что по сути твоя подружка — не человек. Но тело у неё человеческое. А перерезанное горло — это перерезанное горло. Если хочешь, чтобы она осталась жива, не мешай мне.

Вихри над головой Златы и Агаты продолжали сближаться. Мне показалось, что они ускорились.

— Одна минута, — проследив за моим взглядом, подтвердил Жорж. — Через минуту ритуал завершится. Что мне делать дальше я, откровенно говоря, пока не решил. Вероятнее всего, не буду убивать тебя сам. Я позволю Тьме самой сожрать этот лакомый кусок. А после дождусь прибытия твоих бойцов и расправлюсь с Тьмой у них на глазах. Я хочу, чтобы все увидели, как я это сделаю! Я, а не ты!

— Это и есть твой нюанс? — обалдело спросил я.

Жорж горделиво промолчал.

— Ты дурак?

Я даже не сразу понял, что он говорит серьёзно. Что ждёт завершения ритуала для того, чтобы получить силы. А после этого самостоятельно расправиться с Тьмой.

— Ты действительно думаешь, что Тьма позволит тебе победить себя? Полагаешь, то, что дало тебе силу, будет терпеть твои идиотские выходки?

— В прошлый раз так и было. Я победил Тьму!

— Прошлый раз был театральным представлением, идиот! Ты победил Тьму потому, что этого хотела Тьма. Она просто поддалась тебе. Позволила почувствовать себя победителем. Тьма позволяет тебе многое — пока. Ровно до того момента, пока не накопит достаточно энергии. Пока не решит ударить в полную силу. Ты — чёрный маг. Ты не владеешь оружием Света. Что ты собираешься противопоставить Тьме — кроме собственных амбиций?

— Тьма покорна мне! — прошипел Жорж. — Я с каждым днём становлюсь всё сильнее! Это я буду тем, кто остановит Тьму! Я — слышишь⁈ Это я стану героем отечества! А о тебе все и думать забудут.

— Господи, какой же ты идиот, — я схватился за голову. — Так это всё — лишь ради того, чтобы стать героем⁈ Чтобы переплюнуть ненавистного Барятинского?

— Я — Избранный! Сила переполняет меня! Ты сам видел, на что я способен! И это только начало!

— Ты — малолетний придурок! — рявкнул я. — Которому наглухо запудрили мозги. Откуда, по-твоему, берётся твоя сила?

— Я избран Изначальной магией!

— Да? Это сама магия тебе сказала?

Жорж надменно промолчал.

— Тебя используют, дурак! Не знаю уж, кто и что тебе нашептал, но избран ты лишь для того, чтобы провести в мир Тьму.

— Ложь! — взвился Юсупов. — Ты просто завидуешь мне! Ты хочешь сам быть на моём месте!

Глава 27

Это казалось каким-то бредом. Я бы даже подумать не мог, что болезненное честолюбие может завести так далеко. Но реальность, как это иногда бывает, переплюнула самые бредовые ожидания.

— Да в гробу я видал это всё! — рявкнул я. — Если бы мог выбирать, дрых бы сейчас в корпусе. Я сражаюсь с Тьмой не ради славы! Не потому, что хочу покрасоваться. А потому, что больше это делать некому.

Губы Жоржа искривились:

— О, да! Конечно. Тебе совершенно не льстит внимание поклонниц. Тебе наплевать на овации! На почести, которые тебе оказывают. На личное расположение Его величества. На то, что великий князь готов ловить каждое твоё слово, а великая княжна полжизни отдала бы за то, чтобы провести вечер наедине с тобой! Тебе всё это совершенно безразлично.

— Совершенно, — честно сказал я. — Вот, вообще. Я с огромным удовольствием уступил бы почести кому угодно… Слушай. Давай-ка мы вот как поступим. Немедленно прекратим это, — я указал на близняшек, — а потом дождёмся прорыва Тьмы. Прорыв закрою я, но в академии скажу, что его закрыл ты. Идёт?

— Не смей говорить со мной, как с грудным младенцем! — взревел Жорж. — Я сам стану победителем Тьмы! Сам!

Вихри над головами близняшек сходились всё ближе. Я не знал доподлинно, как остановить ритуал, но был уверен, что сумею это сделать. Если только Жорж подпустит меня к площадке. Если отпустит Свету, отвлечётся хоть на секунду…

— Государю императору — ура!

Вас когда-нибудь толкала под локоть двухкилограммовая чайка, несущаяся на полной скорости? Меня тоже нет. Но, вероятно, я поступил бы так же, как Жорж — выронил кинжал. Если острое лезвие и царапнуло Свету по горлу, то вряд ли нанесло серьёзный урон.

А я ринулся к близняшкам. Не придумав ничего другого, заставил цепь удлиниться и хлестнул ею по вихрям — уже почти слившимся друг с другом. Понятия не имею, какого эффекта ждал, действовал на чистой интуиции.

Но получилось эффектно. В том месте, где светового столпа, залившего каменную площадку, коснулась сабля Жоржа, этот свет почернел. А моя цепь произвела прямо противоположный эффект. Там, где она прорубила почти слившиеся вихри, в них будто ударила нестерпимо яркая белая молния.

Я ухватил близняшек за плечи — Злату левой рукой, Агату правой, — и отшвырнул их друг от друга.

Снова удар молнии — теперь в то место, где только что стояли девчонки. И вопль — слишком хорошо мне знакомый для того, чтобы остаться неузнанным. Тысяча демонов преисподней взвыли одновременно.

Я успел сделать шаг назад. Это меня спасло.

Отброшенные друг от друга близняшки синхронно поднялись и повернулись ко мне. В глазницах девушек плескалась Тьма. А в руках они держали светящиеся серпы.

До сих пор видеть личное оружие близняшек мне не доводилось. Ну и сражаться с голыми девицами не доводилось тоже, чего уж греха таить. Если не считать постельных баталий, конечно. Однако здесь и сейчас любовными утехами не пахло. Превратиться в единое целое близняшки не успели. Зато, судя по всему, Тьма успела проникнуть в них. Она пыталась выплеснуться наружу и тянула ко мне щупальца.

Прорыв. Как и предсказывала Света. Проведение ритуала, видимо, ускорило его приближение.

— Ну же, Барятинский! — Жорж взмахнул саблей — в очередной попытавшись снести голову Джонатану и потерпев неудачу. — Ты, кажется, собирался одолеть Тьму⁈

Близняшки синхронно сделали шаг ко мне. Демонически заголосили:

— Ты посмел помешать нам!

— Ты не позволил нам объединиться!

— Умри!

Они взмахнули серпами. То, что действовали синхронно, внушало какой-то первобытный ужас. Точнее, могло бы внушить — неподготовленному к такому зрелищу человеку. Я же наблюдал этих милых малышек не первый день. И догадывался, к чему готовиться.

Моя цепь прянула вперёд и захватила оба серпа. Рывок. Я притянул близняшек друг к другу.

Тут же накинул поверх двух обнаженных тел ещё несколько витков — стягивая их плотнее.

Тьма ненавистно зашипела девичьими голосами. Она ещё не окрепла как следует. Прорыв только начинался. Теоретически, у меня были шансы справиться в одиночку. Теоретически…

Я едва успел уйти от рубящего удара сзади. Одной рукой удерживая цепь, развернулся так, чтобы встать к противнику лицом.

И увидел, что мой единственный боец из сражения выбыл. Джонатан трепыхался на земле, опутанный магической сетью. Он пытался вырваться, взлететь, но только запутывался ещё больше. А Жорж, с саблей в руках, стоял напротив меня.

Он снова нанёс рубящий удар, заставив меня отпрыгнуть в сторону.

Руку, удерживающую цепь, дёрнуло так, что едва не вырвало из плеча. Я понял, что близняшки освободились. Снова развернулся — так, чтобы оказаться лицом ко всем троим. Понял, что мне чего-то мучительно не хватает. Точнее, кого-то. По сложившейся традиции в битвах мою спину прикрывала Кристина.

Сейчас рядом не было не только её, но никого из моих Воинов Света. Я один — против троих.

Близняшек между тем продолжала окутывать Тьма. Так же, как это было с цесаревичем, оборачивала их тела чёрными коконами. Из коконов ко мне потянулись щупальца.

Одной рукой — опутать эти щупальца цепью, налитой истинным Светом. Другой — поставить Белое Зеркало, отбивая удар Жоржа. Он, видимо, решил сменить тактику и подключил магию.

Интересно, на сколько меня хватит?..

Вместо отрубленных щупалец Тьма мгновенно отрастила новые. Сила близняшек росла на глазах. Мои силы — таяли. Не знаю, какой магический уровень был сейчас у Юсупова, но моего Белого Зеркала хватит едва ли на то, чтобы отразить ещё одну атаку. В этот раз Тьма серьёзно подготовилась к встрече.

— Я сделаю это, Барятинский! — крикнул Жорж. — Я скормлю тебя Тьме! — он снова рубанул саблей, пытаясь отсечь мне голову.

Моя цепь прянула к нему. Обвила саблю, я попробовал её вырвать — и не сумел. Вместо этого понял, что меня самого захватили сзади щупальца Тьмы. Плечи обожгло. Китель задымился.

С непередаваемой тоской заорал по-чаячьи Джонатан — он по-прежнему не мог выбраться из сети.

— Может быть, ты хочешь сказать последнее слово? — предложил Жорж. — Тогда говори быстрее, жить тебе осталось — считанные секунды.

— Ты дурак, Юсупов, — сказал я. — Хорошо, что твой отец не дожил до этого дня. Если бы он увидел, что ты продался Тьме, помер бы повторно. От расстройства.

— Не смей поминать моего отца!!!

— Ты хотел услышать моё последнее слово. Я сказал.

— Сожри его! — взвизгнул Жорж. — Сожри, сожри немедленно!

Нечто похожее, наверное, испытывает человек, которого заживо растворяют в кислоте. Боль охватила меня всего. Сразу, всё тело.

Я закричал — и не услышал собственного крика. В глазах потемнело. Последнее, что успел увидеть — мелькнувшую над головой вспышку.

* * *

— … Господин Барятинский, очнитесь!.. Константин Александрович!..

Я понял, что меня хлопают по щекам. Не для того, чтобы обидеть — пытаются привести в чувство. А в следующую секунду узнал голос.

— Василий Фёдорович? — выговорить это получилось с трудом, но Калиновский меня понял.

— Да, да, — обрадовался он. — Как вы, Константин Александрович?

Я разлепил тяжёлые веки.

Потряс головой, прислушался к себе. Решил:

— Жить буду. Что здесь?

Поднялся резче, чем следовало — тело повело, и я снова чуть не упал. Калиновский придержал меня за локоть.

— Осторожнее, Константин Александрович! Вот, выпейте! — он протягивал мне какую-то склянку. — Это придаст вам сил.

Кажется, мне уже доводилось видеть такое снадобье — им угощала Юсупова лекарша из академической клиники. После того, как Жорж разнёс вдребезги измеритель магического уровня и сам едва не погиб. Впрочем, из рук Калиновского я принял бы что угодно, этот человек не раз и не два доказывал свою преданность. Я запрокинул голову и влил в себя зелье. Полегчало. В следующую секунду я вскочил на ноги.

Каменной площадки и развалин древнего театра больше не было. Поле битвы засыпало каменными осколками, а над ними клубилась Тьма.

Я увидел всех своих воинов. Платона, Анатоля, Андрея, Мишеля и Полли.

Андрей и Мишель из битвы уже выбыли — я увидел их тела, распростертые неподалеку. Платон, Анатоль и Полли держались. Пока.

— Прошу вас, Константин Александрович, — проговорил ректор. — Умоляю, остановите это!

Он впервые так близко наблюдал битву с Тьмой, и глаза его были наполнены ужасом. Для неподготовленного человека — жутковатое зрелище, согласен. Мои бойцы пытались атаковать Тьму. Но удары отбивал Жорж Юсупов.

Для того, чтобы восстановить предыдущие события, провидческих навыков не требовалось. Кто-то из моих Воинов — вероятнее всего, Мишель — почувствовал прорыв Тьмы и увидел, что меня нет в комнате. Побежал к Платону, тот бросился к старинному другу Калиновскому. Калиновский прокинул портал из академии вПавловск. Мои бойцы успели вовремя — опоздай они хоть на минуту, и ректору уже некого было бы исцелять.

Отряд пытался бороться с Тьмой, но проигрывал. Потому что в этот раз Тьма пришла не одна. На её стороне были близняшки — которым не хватило до слияния в единую тёмную сущность буквально нескольких секунд, — и Жорж. В голове которого варилась такая каша, что сам чёрт не расхлебает.

Близняшек уже и видно не было, вместо них справа и слева от Жоржа танцевали два кокона, состоящих из первозданной Тьмы. Личное оружие они, впрочем, не потеряли. Правый кокон вдруг метнул серп. Анатоль попытался вмешаться, но не успел. Серп перебил оружие Полли — лук. Раньше, чем Полли успела выпустить стрелу.

Жорж захохотал. Мощный магический удар — тот самый, видимо, что уже испытал на себе я, — и Полли кубарем полетела с ног. С прочими моими бойцами Юсупов, очевидно, расправился тем же способом. Теперь на ногах остались лишь Платон и Анатоль.

Серп, вылетевший из правого кокона, я успел поймать цепью.

— Капитан! — торжествующе крикнул Анатоль. — Мы знали, что ты…

Он не договорил. Юсупов ударил снова. Я успел вытолкнуть друга из-под клинка в последний миг.

Процедил:

— Не отвлекайся! Энергия!

Моя цепь прянула вперёд, стягивая между собой два чёрных кокона и Юсупова. Налилась нестерпимо ярким светом. Тьма обиженно зашипела, Юсупов попытался взмахнуть саблей.

Платон и Анатоль встали позади меня. Свет усилился. Тьма заорала уже совершенно по-человечески, на секунду мне показалось, что узнаю голоса близняшек.

Чёрные коконы таяли, но не сдавались. Ещё чуть-чуть… Я попытался усилить поток энергии.

— Прости, Капитан, — прохрипел из-за спины Анатоль.

Падения я не видел, но понял, что моего друга с нами больше нет. Анатоль, истощив себя до предела, упал.

— Я буду держаться, сколько смогу, — прохрипел Платон. — Мы не можем выпустить это в мир! Второго шанса уже не будет.

Я вспомнил вдруг, что так ни разу и не удосужился спросить, каков магический уровень моего учителя. Наверняка выше, чем мой. Жаль, что здесь и сейчас исход поединка решает не уровень.

А чёрные коконы между тем как будто получили дополнительную подпитку. Они вновь налились чернотой, окрепли и навалились на витки цепи. Принялись переползать через них — как будто разваливались надвое, перерезанные цепью, и тут же срастались вновь с внешней стороны.

В цепь хлынула энергия. Я понял, что это последний рывок Платона. Стянул цепь, как мог. Коконы взвизгнули. На несколько секунд показалось, что смогу их удержать… Но, увы — лишь показалось.

— Держитесь, Капитан Чейн, — услышал я. — Вы обязаны. Вы — последний шанс этого мира!

В следующую секунду я понял, что Платона за моей спиной больше нет. Я остался один.

Юсупов тоже это понял. Довольно ощерился. Пообещал:

— Уже недолго, — и рванулся вперёд, пытаясь ослабить удерживающие его витки цепи.

— Господин Юсупов! Остановитесь!

Про Калиновского я успел забыть — как вычеркнул бы из участников боевых действий любое гражданское лицо. Рявкнул:

— Отойдите! Вы не понимаете, что происходит!

— Прекрасно понимаю, увы.

Калиновский укоризненно вздохнул — так, как вздыхал бы у себя в кабинете, распекая нерадивого курсанта. Юсупов для него, собственно, и был таким курсантом — несмотря ни на что. Он искренне считал этого сумасшедшего, по самую маковку налитого Тьмой, глупым мальчишкой, связавшимся с плохой компанией.

— Георгий Венедиктович! Я прошу вас немедленно это прекратить.

— А я в кои веки готов присоединиться к требованию Барятинского, — лицо Жоржа перекосила злая ухмылка. — Отойдите подальше, господин Калиновский! То, что сейчас произойдёт, может задеть и вас. А я хочу, чтобы вы стали свидетелем моего триумфа.

— Давно ли позор стал называться триумфом?

— Позор⁈ — взвизгнул Жорж. — Я одолею Тьму!

— О, нет. Это Тьма одолеет вас! Собственно, уже почти одолела. Взгляните на ваш браслет.

Я давно заметил, что браслет на руке Жоржа изменился. Прежде — золотой, сейчас он налился алым цветом раскаленного металла. Созданный самым сильным магом Империи, браслет плавился на глазах, но пока ещё держался. По запястью Жоржа тёк раскалённый металл — но Жорж этого, казалось, не замечал. Ни жара, ни боли.

— Ваш разум помутился настолько, что вы перестали отдавать себе отчёт, что натворили, — говорил Калиновский. — Вы лишили сил своих сокурсников. Своего преподавателя. Если я не отступлю — а я не отступлю, я буду сражаться бок о бок с господином Барятинским до конца, — та же участь постигнет и меня. И я прошу вас — одумайтесь! Пока не поздно.

В руке Калиновского появилась указка. Обыкновенная учительская указка, из тех, что использовали на уроках все преподаватели. Она стремительно налилась призрачным светом личного оружия. Калиновский коснулся указкой моей цепи.

— Моя сила — в вашем распоряжении, Константин Александрович, — услышал я. — Я — не воин, увы. Но…

— Замолчите, — приказал я, — не тратьте силы, — и направил энергию Калиновского в цепь.

Чёрные вихри снова по-девчачьи взвизгнули. Отпрянули назад.

— Не смейте мне мешать! — завопил Жорж. — Вы — глупец, господин Калиновский! Вы ничего не понимаете! Я — тот, кто остановит Тьму!

— Увы, мой мальчик. — Калиновский побледнел. Слова он выговаривал с трудом, но звучали они спокойно и твёрдо. — Вам её не остановить. Вас попросту обманули. Если бы не браслет, который оказался на вашей руке стараниями господина Барятинского, Тьма бы уже прорвалась.

— Молчать! Вы все твердите одно и то же! Вы просто завидуете мне!

Больше Калиновский ничего не сказал. Обессиленный, повалился на землю у моих ног.

— Молодец, — похвалил Юсупова я. — Однокурсники, преподаватель — а теперь и ректор.

— Они сами виноваты! — в глазницах Жоржа появилась Тьма.

— Ну, конечно. Все вокруг идиоты, один ты молодец.

— Это — во имя благой цели!

— На суде расскажешь, ага.

— Меня не будут судить!

— Ну да. За убийство восьми человек — медаль дадут. Ты понимаешь, что ты сделал? Девиз твоего рода гласит: «Служи семье, служи Отечеству».

Я вдруг вспомнил слова Звягина. Его отчаянный выкрик: «На самом деле, Жорж совсем не такой! Юсуповы всегда были верны государю!»

— В тот день, когда мы пришли в академию… В самый первый день, когда стояли на площади — зелёные первокурсники, — Калиновский сказал, что теперь наша семья — здесь. А ты одного за другим истребил восьмерых членов своей семьи. И сейчас убьёшь девятого.

Я не лгал ни единым звуком. После того, как упал Калиновский, лишился последней поддержки. Мои силы таяли на глазах. Едва ли продержусь дольше минуты — а помощи ждать больше неоткуда. Второго отряда Воинов Света не существует.

При упоминании девиза Юсуповых Жоржа перекосило.

— Не смей говорить о нашем девизе!

— Да успокойся. Скоро я замолчу навсегда. Ты ведь этого хочешь? Это почитаешь высшей доблестью? Убить своего товарища? Чтобы не осталось никого, кто знал бы, что ты продался Тьме?

— Я не продался!

— А как это называется? Ты отдал Тьме своих сокурсников, преподавателя, ректора. А она дала тебе силы. Товар в обмен на товар.

— Я одолею Тьму!

— Повтори ещё раз, плохо слышу. С первых десяти не разобрал. Или, лучше — покажи мне, как ты это сделаешь. Потом тебе уже ничто не помешает меня убить. Я почти обессилен, драться не смогу.

Жорж довольно усмехнулся.

— Убери цепь — и я это сделаю. Одолею Тьму у тебя на глазах.

Терять мне было нечего. Я убрал цепь.

Глава 28

Освободившийся Жорж повернулся лицом к Тьме. То есть, ко мне спиной. Бесстрашный поступок — был бы, если бы я не был так измочален. И Жорж это хорошо понимал. Знал, что ничем не рискует.

Он изобразил саблей замысловатый жест — угрожая тому, что клубилось перед ним.

Двух чёрных вихрей уже не существовало. Они слились в один. И, как только я убрал цепь, с этого гигантского сосуда будто сорвало крышку. Тьма увеличилась в размерах вдвое.

— Сгинь! — проорал Жорж.

В прошлый раз в сочетании с жестом это, наверное, сработало. И глупый честолюбивый мальчишка уверился в том, что получил универсальное оружие против Тьмы.

Сейчас Тьма расхохоталась ему в лицо. Это действительно так и было — она заколыхалась, как от хохота, издавая грохочущие звуки.

Обескураженный Жорж снова взмахнул саблей.

— Сгинь!

Хохот. А в следующую секунду сабля из руки Жоржа пропала. Она будто растворилась во Тьме.

— Хороший мальчик, — прошелестела Тьма. — Послушный, хороший мальчик.

Слов я не слышал. То есть, ушами — не слышал. Но откуда-то знал, что сказано было именно это. И судя по тому, с каким ужасом в глазах обернулся Жорж, он услышал то же самое.

— Убедился? — буркнул я.

— Нет… — Жорж сделал шаг назад. — Нет, не может быть! Я не верю! — Он в ужасе уставился на своё запястье.

Браслет уже не был похож на браслет. Руку Жоржа как будто окунули в краску раскаленно-алого цвета.

— Тьма сейчас сожрёт тебя, болван! Ты станешь тем же, кем был Юнг! Станешь тем, кто убил твоего отца!

— Нет!!!

— Пошёл вон, — я по-простому, без всякой магии, схватил Жоржа за плечо и отшвырнул в сторону.

— Государю императору — ура!

Магическая сеть была, видимо, частью оружия Жоржа, и сейчас исчезла вместе с саблей. А Джонатан снова сумел меня удивить. Он не плюхнулся на привычное место, мне на плечо, а завис в воздухе рядом со мной. Чувствовал, должно быть, насколько я истощен и догадывался, что может стать той самой соломинкой, которая переломит спину верблюда.

— Оклемался, пернатый? — улыбнулся я. — Ну, давай. Помирать — так с музыкой! Поджарим эту дрянь!

Цепь выстрелила во Тьму.

Свет пылал едва ли в половину того, что прежде… Пока Джонатан не коснулся цепи крылом. Вспышка.

Я понятия не имел, где берёт магическую силу фамильяр. И уж тем более не знал, насколько хватит этой силы. Догадывался, что ненадолго. Но смотреть на то, как корчится Тьма, и слушать то, как она воет, было истинным наслаждением.

— Ради такого и помереть не жалко! — крикнул я. — Верно, Джонатан?

Гортанный чаячий вопль.

«Ты умрёшь, — шелест Тьмы в ушах. — Ты проиграл!»

— Дура. Я выиграл. Я отобрал у тебя приз — который ты уже считала своим.

Тьма взвыла со злости. Цепь в моих руках начала истаивать. Отчаянно закричал Джонатан. Я понял, что жить мне осталось считанные секунды. Но умирать на коленях не собирался.

Пока могу дышать — я буду бороться. До последнего вздоха. До последнего мига…

Я не сразу понял, что произошло. Отчего вдруг стало так светло. А потом понял, что это снова сияет цепь.

Рядом со мной стоял Жорж Юсупов. Сабли у него больше не было. Он держался за цепь голой рукой — украшенной раскаленным металлом. И цепь наливалась светом.

— Я не знаю, что нужно делать, — проговорил Жорж. — Но надеюсь, что так — правильно.

В глазницах у него ещё плескалась Тьма. Но её становилось всё меньше. А я почувствовал, как в меня полилась энергия. Таким мощным потоком, что закружилась голова.

Объяснять что-то Жоржу не было ни сил, ни времени. Да к тому же я сам пока толком не понимал, что происходит. Выручили рефлексы Капитана Чейна: получил подкрепление — бросай его в бой. Что это, откуда — разбираться будешь после.

Я открылся так широко, как мог. И направил энергию в Свет. Виток цепи охватил Тьму.

Тьма отчаянно взвыла.

Ещё один виток.

Ещё!

Вой перешёл в визг. Энергия текла сквозь меня широкой полноводной рекой. Все мои силы уходили на то, чтобы устоять на ногах, не упасть под её напором. А Жорж Юсупов корчился так, будто его рвали изнутри на части.

За цепь он взялся правой рукой. Сейчас левой вцепился в правую — словно не позволяя самому себе разжать пальцы.

— Держись! — крикнул я. — Не сдавайся!

Жорж упал на колени, лицом вниз, но цепь не выпустил. Так и держался за неё.

Я накинул на Тьму последний виток и рванул изо всех сил.

Руки обожгло. Впереди полыхнуло. То, что когда-то, в прошлой жизни, было круглой площадкой и древним амфитеатром, брызнуло миллионом каменных осколков. Я едва успел прикрыть голову.

Вспоминая впоследствии, как всё было, засомневался — не почудилось ли? Будто в тот момент я явственно увидел, как над бесчувственным телом Жоржа взметнулось облачко Тьмы. Так, словно исторглось у него изнутри. А то, что было Тьмой, осыпалось прахом на каменные осколки.

Взметнулась туча пыли. Я сморгнул и закашлялся. А когда открыл глаза, не увидел уже ни облачка, ни праха.

— Государю императору — ура! — донеслось откуда-то сверху.

Это Джонатан Ливингстон торжествующе взмыл в чистое звёздное небо.

* * *

Когда тебя будят среди ночи, это редко означает что-то хорошее. Разве что если будит лежащая рядом девушка при помощи поцелуев. Но — увы — Света спала на чердаке. Когда всё закончилось, мы обсудили этот вопрос с очнувшимся Калиновским. Он и Платон, самые сильные маги, пришли в себя раньше всех. Решили, что так оно будет спокойнее. Пока. О переводе Светы на легальное положение подумаем позже.

Калиновский сотворил портал, они с Платоном забрали с собой Свету и бесчувственных близняшек. Калиновский заверил, что опасности от них ждать больше не приходится. Жоржа увёз появившийся вскоре Витман.

Остаток той ночи я провёл на ногах и на следующую от души надеялся выспаться. Но меня разбудил вкрадчивый стук в дверь. Так стучат, когда не хотят, чтобы услышал кто-то посторонний.

Подобная предосторожность здесь, на жилом этаже, могла бы казаться нелепой. Когда нет толком никаких стен, в соседней комнате каждый звук слышен так же хорошо, как и в той, куда стучат. Но тот, кто стучал, явно понимал, что сон курсантов в это время суток весьма крепок, а я — я услышу и не стану зевать, тереть глаза и пытаться понять, где я и что со мной. Я просто встану, натяну штаны и подойду к двери. Держась так, чтобы не попасть под потенциальный выстрел.

Я посмотрел на Джонатана, который нахохлился, сидя на подоконнике. Никаких признаков беспокойства. Вот так начну во всём доверять чайке — и расслаблюсь абсолютно, эх…

Но, впрочем, какие могут быть опасности здесь и сейчас? Любые, конечно, но давайте откровенно: если бы меня пришли убивать, то стучать в эту коробку с открытым верхом уж точно бы не стали.

Жоржа увезли в Тайную канцелярию. Он теперь, по всей вероятности, сгниёт где-то в недрах новой лаборатории. А больше у меня в академии врагов нет. По крайней мере, таких, о которых следовало бы думать дольше трёх секунд за всю жизнь.

Я взялся за ручку двери и резко открыл её, готовый увидеть кого-то из курсантов. Возможно, Бориса, которому приспичило пооткровенничать среди ночи.

Не угадал. На пороге стоял Гаврила с круглыми глазами.

— Тебе чего? — спросил я, машинально выставив глушилку. — Да не шепчи ты, говори нормально.

— Так, это… К телефону, ваше сиятельство.

— Сейчас? — Я мысленно выругался. — Господи… Витман что, совсем день с ночью перепутал? Это ведь не новый прорыв — иначе он бы вывалился сюда из портала и перебудил всю академию. Что тогда?

— Барышня спрашивают, — внёс уточнение дядька.

— Барышня? — совсем растерялся я.

— Очень грустные. Представились Кристиной Дмитриевной. Попросили более никого не беспокоить.

Секунду спустя я уже шагал по коридору, застёгивая китель на голое тело.

Гаврила обслуживал наш, мужской этаж, с курсантками пересекался мало. Соответственно, не запоминал их ни в лицо, ни по имени. Особенно тех, что исчезли после первого курса. И Кристина была для него просто незнакомой барышней. Которая позвонила среди ночи и затребовала Барятинского.

Всё, что поняли Гаврила и тот мужик, что дежурил у телефонной будки — если провернуть всё, как надо, можно получить хорошие чаевые. И я их не разочаровал. Деньги нашлись в кармане кителя, мужики, судя по всему, остались довольны. А я ввалился в будку и поднёс к уху снятую трубку, одновременно выставив глушилку.

— Слушаю!

Вздох. Негромкий, прерывистый. Так дышат, когда плачут или сдерживают стон боли.

— Кристина? — Я сжал трубку. — Ты как?

— Плохо. — Голос я узнал, и звучал он действительно плохо, как будто из загробного мира. — Всё очень плохо, Костя. Я… не справилась.

Твою мать… Я зажмурился. «Не справилась» в нашем деле могло означать лишь одно.

— Что случилось? — спросил я всё-таки.

— Был прорыв.

— Так.

— Страшный. Видимо, один из тех, о которых ты предупреждал. Но только вот с датой вышла промашка. — Кристина горько усмехнулась. — В моём отряде было шесть человек. Теперь я осталась одна.

— Господи…

— Отец ещё не знает. А я не знаю, что мне делать. Костя…

— Успокойся, — посоветовал я. — Давай. Сделай глубокий вдох и успокойся. И начинай собирать себя по кускам. Первое: ты — жива. Это главное.

— Шестеро мертвы, — напомнила Кристина.

— Ты их предала? Бросила? Сбежала?

— Нет! — выпалила она возмущённо.

— Значит, винить себя ты не должна. Твои люди выполняли долг и погибли. Они знали, что так может случиться. Их семьям выплатят достойную компенсацию. Понимаю, сейчас это кажется тебе мелочью, недостойной упоминания, но это важно.

— Ну… Наверное, ты прав. — Голос зазвучал теплее, теперь в нём слышалось больше усталости, чем желания свести счёты с жизнью.

— Прорыв закрыли?

— Закрыли… — Снова горькая усмешка. — Я закрывала его уже одна. Не знаю, как выжила. Человек просто не должен делать такого.

Тут она была права. Не должен. Такое должен делать аватар Света. А именно — Света, которая сейчас мирно спит на чердаке, наслаждаясь личным пространством.

Как ни странно, Витман легко согласился с тем, что лучше бы Свету оставить в академии. Во-первых, этого хотела она, а во-вторых, находиться рядом со мной ей было просто стратегически необходимо. И, как выяснилось, напрасно я опасался, что девчонку просто бесцеремонно загребут в лабораторию и разберут на молекулы. Опять спутал этот мир со своим родным. Здесь на Свету смотрели скорее как на божество, чем как на оружие, в свойствах которого необходимо разобраться.

— Кристина, ты — молодец, — сказал я с чувством. — Тебе просто нужно отдохнуть. А потом — набрать новую группу и…

— Барятинский, по-твоему, я звоню для того, чтобы получить утешения?

— Спросила девушка, которая только что получила утешение.

— Как же мне здесь не хватало твоих шуточек. — Ну вот, уже и язвительность в голос вернулась; Кристина положительно приходила в себя. — Прорыв я сумела заштопать, но кое-что оттуда вырвалось. И сделать с этим я уже ничего не смогла.

— Чёрт…

— Ну да, что-то подобное. Ты ведь не как ругательство это слово произнёс? Это недостойно аристократа.

— Алмазова, я сейчас прокину портал и надеру тебе задницу так, как это достойно аристократа! — рявкнул я.

— Так прокинь. И надери.

— Что?

— Ты слышал меня. Не заставляй, пожалуйста, упрашивать. Я на той улице, где жил Локонте… Ну, Юнг. Здесь поставили телефон-автомат, больше ничего не изменилось.

— Кристина, пого…

Но связь уже оборвалась.

Я положил трубку на рычаг и вышел из будки. Пару секунд постоял в раздумьях.

— Случилось чего, ваше сиятельство? — участливо спросил Гаврила.

Он не ушёл, остался поболтать с «хранителем телефона».

— А? — встрепенулся я. — А… Да, не обращайте внимания.

— Господин Барятинский, а вы куда это изволите? — заволновался «хранитель телефона», когда я двинулся в противоположном от лестницы направлении.

— Воздухом подышу, — буркнул я.

Вышел на улицу, огляделся. И направился в академический садик. Там, по ночному времени, было пусто и тихо. Эта ночь выдалась тёплой — будто изничтоженная Тьма утащила с собой, в числе прочего, ненастную погоду. В кителе на голое тело я чувствовал себя вполне комфортно. И думать забыл, что выгляжу как-то неподобающе.

— Костя! Что ты тут делаешь?

Упс. Оказывается, не так уж тут и безлюдно. На одной из скамеек сидела весьма смущённая парочка — Борис и Агата. Эх, надо было идти в Царское Село… Впрочем, каждый раз, как я захожу ночью в Царское Село, это очень плохо заканчивается. Надо, наверное, завязывать с этой дурной традицией.

Эти двое жались друг к другу. Наверное, Агата в сотый раз рассказывала о нашем недавнем приключении, а Борис пытался её успокоить. И, вероятно, искренне жалел, что его не было с нами прошлой ночью.

— Доброго вечера, — сказал я. — Прекрасная погода, не правда ли?

— Эм… Да, великолепная, — пробормотала Агата. — А мы… Мы тут просто…

— Да, — подхватил Борис. — Мы здесь всего лишь…

— Я вас не видел, — перебил я. — Вы меня — тоже. Договорились? Вот и прекрасно.

Не дожидаясь ответа, я отвернулся и, сконцентрировавшись, открыл портал. Услышал, как у меня за спиной ахнула Агата. Опять я произвожу впечатление на девушку в присутствии её кавалера. Ну что со мной поделаешь… Я ведь не специально, я, чёрт побери, спешу. И я сделал шаг вперёд. Никогда раньше не открывал портал на такое расстояние, случиться могло всё, что угодно…

А вот здесь, как ни странно, было прохладнее. Порыв ветра влез под одежду, неприятно лизнул голое тело.

Улица, которую я детально представил, и вправду не изменилась. Только телефонная будка метрах в ста от меня. Как только я нашёл её взглядом, дверь открылась, и наружу вышла…

— Господи… — выдохнул я и побежал вперёд.

Кристина буквально упала на меня. Она толком не могла идти — волочила ногу. Её одежда обгорела настолько, что трудно было понять, чем являлась изначально. Обуглились волосы. Левая рука и левая сторона лица почернели. Мне показалось, что левого глаза просто нет, но потом я понял, что Кристина просто не может поднять веко.

— Чёрт тебя подери, Алмазова! — прорычал я, осторожно прижав её к себе. — Сначала идёшь к целителю, потом — звонишь мне. Я думал, это очевидно! Что с тобой делать? Порталом к Клавдии? Здесь я никого не знаю.

— Пять минут, — пробормотала Кристина, уткнувшись лицом мне в грудь.

— Что?

— Целитель живёт в пяти минутах. Я просто хотела сначала увидеть тебя.

— Увидела. Теперь показывай дорогу.

Я подхватил Кристину на руки, и она даже не стала по этому поводу возмущаться. Просто обвила мою шею руками и закрыла глаза.

— Не засыпай! — прикрикнул я. — Показывай, куда идти.

— Прямо по улице, — пробормотала Кристина. — Дом… Ты узнаешь его по мезонину.

— Я в цветах не разбираюсь.

Кристина открыла глаз и посмотрела на меня. Я даже не думал, что одним глазом можно посмотреть на человека, как на идиота.

— Просто иди прямо по улице.

Я пошёл, стараясь двигаться как можно быстрее и одновременно аккуратнее.

— Оно вырвалось, — пробормотала Кристина. — Я могла либо его преследовать, либо закрыть прорыв.

— Ты всё сделала правильно, — сказал я. — А то, что вырвалось — это ерунда. Ты его найдёшь и прикончишь, как только встанешь на ноги. Или я тебе помогу.

— Он сам тебя найдёт.

— Что? — Я сбился с шага и посмотрел на лицо Кристины.

— Он так сказал. Прежде чем уйти, сказал: «Передай Бродяге, что мы скоро встретимся. Я сам его найду».

Несколько секунд я шагал молча, обдумывая услышанное.

Сколько лиц Тьмы я уже видел. Сколько ещё она будет меня удивлять? Складывается впечатление, что Тьма — это не что-то однородное, а множество разнообразных тварей, живущих где-то за гранью миров.

И почему-то они до сих пор не решаются схлопнуть этот мир. Чем-то я им всем мешаю.

Мало мне было того странного неопознанного, что вырвалось из Жоржа, теперь ещё какой-то французский привет.

— Разберёмся, — сказал я. — Сначала нужно починить тебя. Живёшь далеко?

— Не очень, — пробормотала Кристина. — Я живу одна.

— Это ты хвастаешься или жалуешься? — Я пытался разговором отвлечь Кристину от боли. — Мне нужно понять, как реагировать.

— Приглашаю.

— Слушай, нам бы не стоило…

— На одну эту ночь. Хочешь, чтобы я просила? Хорошо: «Пожалуйста!»

— Не надо просить. Я останусь.

Закрыв глаз, Кристина благодарно прижалась ко мне.

≡=

Дорогие читатели!

Спасибо за то, что вы с нами! Если вы давно собирались поставить книге лайк, но все как-то забывали — сейчас самое время это сделать)

До новых встреч в новой книге!

Nota bene

С вами был Цокольный этаж(через VPN), на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Наградите автора лайком и донатом:

Князь Барятинский. Второй курс. Перед рассветом

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Nota bene