Сыщик из Тулы [Владислав Викторович Порошин] (fb2) читать онлайн

Сыщик из Тулы

Глава 1

Многотысячный столичный город Морква, воздвигнутый в незапамятные времена на речке Морковке, традиционно просыпался очень рано. Первыми поднимались хлебопёки, которым сначала требовалось растопить огромную древесную печь, чтобы уже к открытию городского рынка порадовать всех гостей свежей выпечкой. Затем полусонные слуги крупнейших торговых бояр открывали многочисленные лавки и мастерские. И уже после стражники с неизменными алебардами в руках распахивала ворота в белокаменную столицу, куда тут же устремлялись торговцы из других земель и городов, а так же разные сомнительные бродяги в поисках лучшей доли. И когда уже знойное летнее солнце припекало потные спины неутомимых водоносов, Морква вовсю гудела своей беспокойной и шумной жизнью. Кстати, печатный листок «Морковских вестей», который по полудню разносили голоногие мальчишки, добавлял дополнительного ажиотажа в столичную суету сует.

— Ведьмина вода! Ведьмина вода! — Лениво покрикивала из-за рыночного прилавка 40-летняя женщина с приятными правильными чертами лица, которую все знакомые за глаза называли просто Горгоной, хотя при встрече, уважительно кланяясь, величали исключительно Медузой Горгоновной. — От всех болезней ведьмина вода! Покупай, налетай, торопись, — пробормотала женщина и, поправив на голове синий кокошник, уставилась в печатный листок, где большими буквами внизу первой страницы было написано, что за поимку опасного преступника Тугарина Змеевича сыскной приказ обязуется выплатить награду в десять золотых монет.

«Опять во дворце что-то спёрли, — догадалась Медуза Горгоновна. — И ещё не факт, что это дело рук Тугарина. Просто на него проще всего все прегрешения повесить. Ну, а как же? Отъявленный злодей и душегуб, семь раз бежавший из-под стражи. Кстати, за поимку этого Тугарина дьяк сыскного приказа боярин Юрка Длиннорукий семь раз получал премии, а за побег разбойника ни одного взыскания. В паре они работают, что ли?».

— О майн гот! — Вскрикнул перед прилавком Медузы Горгоновны какой-то господин в иноземном платье и в шляпе треуголке с перьями, указывая на огромную бутыль с прозрачной жидкостью внутри. — Это и есть знаменитый «морковский водка»?

— Ваше высок благородие, это есть ведьмина вода, — виновато затараторил, прислуживающий иноземцу мужик в сером зипуне и в чёрной высокой цилиндрической шляпе.

— Это ведьмин водка? — Переспросил иноземец в красивом камзоле и в очень смешных штанах до колена и чулках.

— Это так сказать микстура, — замялся слуга. — Допустим, с вашей фрау в пастели что-то не то получается, не тот эффект. Выпьешь этой ведьминой воды, и всю хворь как рукой снимает. Я сам не проверял, но мужики очень хвалили.

— С моей фрау у меня всё окей, — гордо произнёс иностранец.

— Тогда чё вылупились⁉ — Не выдержала вспыльчивая Горгоновна. — Нужна «морковская водка» вон кабак. Шнель, шнель.

— Но я из уважений к вашей царство возьму один бутылька, — ещё более напыщенно сказал иноземец с перьями и сунул золотую монету своему слуге.

Мужик же в зипуне в свою очередь аккуратно положил блестящий на солнце золотом кругляш на прилавок и виноватыми глазами уставился на Медузу Горгоновну, которую побаивался каждый нормальный человек столичного города.

— Нет сегодня торговли, — проворчала женщина и пол-литровую бутылку с ценной микстурой отдала странным покупателям, после чего матерчатым пологом закрыла свою лавку.

Честно говоря, продавать волшебные лекарства Медуза Горгоновна не любила. Её откровенно бесили разные зеваки и глупые озабоченные покупатели, особенно покупательницы. Но её личному терему давно требовался капитальный ремонт, а денег, чтобы нанять толковых мастеров не имелось. Вот и пришлось местной знахарке и колдунье открыть личную лавку на шумном городском базаре. Радовало лишь то, что торговлю можно было в любой момент прикрыть. В лавке имелась небольшая комната отдыха, где на столе стоял огромный самовар, и почти всегда была припасена свежая выпечка.

— Итак, — пробубнила Горгоновна, вынимая из резного деревянного ларца колоду старых гадальных карт. — Что же на сей раз украли в царском дворце?

Царь и самодержец Великой Морковии Евагрий Седьмой Великолепный являлся дальним родственником ведуньи, и поэтому кража из царских покоев могла нанести вред не только государству, но и самой Медузе. Женщина сорвала с головы синий кокошник, который её раздражал даже больше покупателей и, зажёгши свечу, начала тасовать волшебную колоду. Сам процесс смешивания карт привёл ведунью в умиротворённое медитативное состояние. Затем дрогнул огонёк свечи и на старую дубовую столешницу полетели дамы, короли, вальты, тузы и прочие мелкие масти, которые дополняли тревожную картину.

— Король бубён, — прошептала Медуза, — это царь Евагрий Великолепный, не видит ничего, что под носом делается. Дама червей — это юная царевна Синеглазка, что хочет, того сама не ведает. Дама треф — новая царица Варвара, чтоб ей пусто было. Валет треф — это младший брат царя Аристипп, набожный и безобидный человек. Дай Бог ему здоровья. Валет червей — это заморский принц Геркулес Героевич. Что-то слишком много про него небылиц народ сказывает. К гадалке не ходи — врут. И туз пик — дерево раздора. Так это яблоню что ли спёрли с молодильными яблоками? Вот народ пошёл, ничего святого не осталось.

— Бум! Бум! Бум! — Вдруг кто-то тревожно затарабанил в дверь торговой лавки и Медуза Горгоновна невольно вздрогнула.

— Закрыта на переучёт, приходите послезавтра! — Крикнула Медуза. — Продажа ведьминной воды времена прекращена!

— Открой тётушка! Это я, Василиса! — Пискнул из-за двери звонкий девичий голосок.

Ведунья медленно подошла к двери и надтреснутым наполненным болью и страданием голосом произнесла:

— Ах, это ты Василисушка. Приходи завтра, у меня мигрень разыгралась, наверное, к непогоде.

Однако с улицы ответом было полное молчание, зато какой-то наглец, пролез за матерчатый полог и стал карабкаться в лавку через прилавок, из-за чего что-то бабахнулось на пол и с громким треском разбилось. А уже через пару секунд на Медузу Горгоновну смотрела любимая племянница Василиса Гороховна Премудрая, у которой кокошник сбился на бок, красная епанечка задралась под подбородок, а сарафан из дорого сукна был в репейнике и в придорожной пыли.

— Яблоньку с молодильными яблоками из царской оранжереи умыкнули! — Выпалила растрепанная черноволосая девушка с огненно-карими глазами. — Грядёт скандал международного уровня. Вызывай сыщика из другого мира! Срочно!

— А Змея Горыныча тебе не вызвать, чтобы он всю Моркву спалил дотла? — Огрызнулась Горгоновна. — Нет города, нет международного скандала. Кажется, именно так говаривал Александр Македонский.

— Да ну вас с вашими древними шуточками, — отмахнулась девушка, приводя себя в порядок. — Помните — десять лет назад, когда царскую корону иноземный посол прихватил, дело чуть до войны не дошло, правильно? Тогда ведь вызвали сыщика? И сейчас как бы не шарахнуло. Кстати, есть что поесть? А то я сутра на ногах, почти весь город оббегала, пока с мальчишками из всех районов перетёрла.

— Кого перетёрла? — Опешила Медуза, наливая племяннице чай и выставляя на стол кадку с ватрушками.

Но прежде чем внятно ответить Василиса откусила половину ватрушки и принялась её жадно пережёвывать, запивая тёплым чаем.

— Отстаёте от жизни, тётушка, не вкуриваете современного языка, — хохотнула девушка, когда немного прожевалась. — Перетёрла — это значит побазарила, то есть побалакала, то есть потрещала, ну переговорила, значит. К сожалению, никто ничего не знает, и даже не слышал. А Юрка Длиннорукий опять Тугарина своего разыскивает, ведь ему главное отчитаться. Подумаешь яблоньки он не найдёт, значит, разбойник её порубил и бросил в костёр. Это называется — одно сплошное очковтирательство, а не сыск. Ух! — Вдруг вскрикнула Василиса. — Что же я тут одна сижу да лопаю? Меня же на улице телохранитель — боевой холоп моего батюшки Гераська дожидается. Тётушка ему бы тоже чего-нибудь пожевать и желательно побольше.

— Подождёт, — коротко ответила Горгоновна. — Ты мне вот что объясни, что с этими молодильными яблоками не так? Почему из-за них такой переполох?

— Если бы я вас с детства не знала, то подумала, что вы из тундры только сегодня откинулись, — дерзко заявила Василиса. — Значит так. Два дня назад к нам пожаловали иноземные послы, приехали обговаривать свадьбу нашей воображули Синеглазки и ихнего принца хвастуна Геркулеса. Вот будет парочка — гусь да гагарочка, ха-ха.

— Допустим, что дальше? — Нетерпеливо подогнала Горгоновна свою племянницу, у которой с Синеглазкой оставались старые счёты.

Долгое время девушки воспитывались в одном классе школы благородных девиц и как две самые яркие ученицы часто сталкивались в словесных диспутах. И если в науках Василиса чаще превосходила свою однокашницу то, когда барышни подросли, по части женихов Синеглазка выиграла с разгромным счётом в одни ворота. Ведь к царевне выстроилась целая очередь как заморских, так и местных боярских женихов, а к Василисе, не смотря на её объективно красивую внешность, женихи что-то не спешили. А если кто-то и отваживался посвататься, то несносная племянница прилюдно устраивала такие интеллектуальные испытания претенденту на её руку и сердце, что потом над незадачливым юношей гоготала вся округа.

— А дальше по традиции наш царь Евагрий Великолепный должен послать волшебную яблоню в дом жениха, как символ мира, согласия на брак и тому подобное, — ответила Василиса. — И именно эту самую яблоню, которая уже через месяц начнёт плодоносить, взяли и спёрли. Можно было бы подыскать и другое растение, но этой зимой кто-то в оранжереи порубил все остальные волшебные деревья. И как всегда схватили беднягу Тугарина, который естественно во всём признался, а потом благополучно куда-то сбежал.

— Дааа, дела, — задумчиво протянула Медуза Горгоновна и добавила, — попахивает международным скандалом.

— А я о чём битый час толкую? Поэтому срочно вызывай сыщика из другого мира! — Решительно сжала маленькие кулачки Василиса Гороховна. — На нашего боярина Длиннорукого никакой надежды нет. Между прочим, через три дня иноземное посольство возвращается на Родину, а яблоня, правда самая обыкновенная, им уже вручена. Как бы не было войны, когда обман вскроется.

— Ладно, сегодня вечером приходи в мой терем, — согласилась с племянницей ведунья, — в полночь начнём колдовской обряд.

Глава 2

В древнем деревянном тереме Медузы Горгоновны, который неизвестные мастера возвели без единого гвоздя в шаговой доступности от царского дворца, можно было смело открывать музей прикладного народного творчества. Резные прялки, расписная посуда, медные горшки с изысканным орнаментом, какие-то зеркала, утюги, загадочные оловянные фигурки животных, а так же полотнища, где разыгрывались сцены из всемирной истории. Всё это полностью занимало стены терема, где кроме хозяйки Горгоновны и жирного рыжего кота Пыжика, никто не проживал. Лишь на одной отдельной полочке покоился портрет усатого мужчины в странной иноземной фуражке, который никак не вписывался в окружающий ансамбль древностей.

— Сыщик? — Кивнула на портрет Василиса Гороховна, пока в большущем котле закипало колдовское варево, а кот Пыжик, забравшись на шкаф, дремал после сытного обеда. — Тот самый, который десять лет назад спас нашего царя от войны?

— Нет, — недовольно буркнула Горгоновна, размешивая тёмно-мутную жидкость деревянным половником, — это Кощей Бессмертный.

— Хи-хи-хи, похож, — захихикала Василиса. — Я давным-давно хотела спросить, а почему сыщик здесь не остался? Чем ему наше Морковское царство не угодило? И царь его богато отблагодарил, саблю подарил из булатной стали и должность ему высокую предлагал. Мой батюшка сказывал, что сыщик почти что был согласен, но в последний момент вы, тётушка, с ним сильно поругались. Правда ли?

— Теперь-то уж какая разница? Время назад не перемотаешь. — Опять недовольно произнесла Медуза Горгоновна и бросила в котёл пучок какой-то перетёртой травы и жидкость в магическом вареве мгновенно забурлила. — Женат был сыщик этот, да и дети у него в том мире остались. Он хоть и поклялся, что в разводе, но я по глазам всё чётко прочитала — ни покоя, ни счастья ему здесь не видать.

— Ясненько, — с сомнением хмыкнула девушка, — наговорили вы ему, значит, с испугу всякой разной ерунды, нафантазировали себе всяких нелепостей. И поэтому у нас в государстве сейчас такой бардак в сыскном приказе.

— Чего? — Горгоновна вытащила из загадочного варева свою деревянную магическую поварёшку и, ухватив её словно боевую дубину, угрожающе посмотрела на любимую племянницу. — Повтори, что ты сейчас сказала, чертовка мелкая?

— Во-первых, я не мелкая, мне уже 18 лет! — Пискнула Василиса. — Во-вторых, испугались вы за сыщика замуж выходить, вот и весь сказ!

— Что? Убью! — Заревела ведунья и кинулась на племянницу, чтобы огреть её по слишком умной голове.

Однако молодая и проворная девушка ловким обманным движением увернулась и пустилась прочь из большой гостиной комнаты в смежную. Ведунья, не ожидав такого манёвра, снесла поварёшкой несколько заранее заготовленных оловянных фигурок на пол и, размахивая ей словно шашкой, бросилась вдогонку. Но нагнать племянницу оказалось не так-то просто. Ведь все четыре комнаты на первом этаже терема были объединены проходными дверями, поэтому сделав круг, родственницы вновь оказались по разные стороны от кипящего котла.

— Я сейчас отдышусь, догоню, ухвачу тебя за косу и так врежу, что язык твой несносный отсохнет! — Пророкотала Медуза Горгоновна.

— Что, правда глаза колет? — Криво усмехнулась Василиса, быстро смахнув рукавом сарафана пот, выступивший на лбу. — Нашу правду не задушишь, не убьёшь! Нашу правду распевает молодёжь!

— Какая правда, дурында малолетняя⁈ — Выкрикнула ведунья и хотела уже наговорить ещё много нелицеприятного про то, что племянница сама всех своих женихов разогнала, что и характер у неё ещё более несносный, но тут часы с кукушкой стали бить полночь, и поварёшка сама собой выскользнула из руки. — Скорей бросай фигурку медведя в котёл! — Взревела Медуза Горгоновна. — Быстрее! Вон он — под твоей ногой!

— Где⁈ — Растерянно завизжала Василиса. — Где этот ваш медведь⁈

— Быстрееее!

— Гдеее⁈

Девушка запрыгала на месте, несколько раз повернулась вокруг своей оси и, заметив оловянную фигурку на полу, нагнулась, схватила её и с последними звуками кукушки из часового механизма метнула в кипящую жидкость, которая тут же резко вспенилась.

— Успели, — устало улыбнулась ведунья. — Процесс пошёл. Всё, завтра ровно в 12 часов дня на базарной площади встречай своего сыщика. Всё, — пролепетала Горгоновна и вдруг заметила, что фигурка оловянного медведя неподвижно валяется на полу. — А ты, Василисушка, чего в котёл-то сейчас уронила?

— Спокойно, как в поваренной книге прописано, так и бросила, я своё дело знаю, — уверенно произнесла девушка, но, всё же скосив глаза на пол, заметила, что медведь в кипящее варево так и не попал. — Кхе, значит завтра в 12 часов на базарной площади? Тогда я домой пошла, выспаться нужно, привести себя в порядок, сделать причёску, щёки нарисовать, брови подвести, почистить сарафан.

На этих словах Василиса незаметным движением ноги пнула по оловянному медведю так, чтобы тот улетел куда-нибудь подальше. Однако фигурка из-за сложной и угловатой формы полетела не по прямой, а по дуге, и высочила точно под ноги любимой, но крайне нервной тёти Медузы Горгоновны.

— Только спокойствие, я всё могу объяснить, — тихим голоском пропищала юная хулиганка.

— Значит медведь здесь, — буркнула Горгоновна. — Лиса, вон валяется. Росомаха? Где росомаха? Аха, вон на полке стоит. Так это ты зайца что ли швырнула, дурында малолетняя?

— Я всё могу объяснить, — снова пискнула Василиса, сделав большие невинные глаза. — Кстати, не ошибается только тот, кто ничего не делает.

— Вот и наворотили мы с тобой дел, — криво усмехнулась ведунья. — Ладно, чему быть, того не миновать.

* * *

Младшего сержанта московской милиции Глеба Самоварова, после непродолжительных милицейских курсов, начальник РОВД майор Герман Киселёв уже на третий день решил бросить в бой, доверив ему персональное задание. Конечно, рановато было отпускать, недавно дембельнувшегося бойца пограничных войск, в свободное плавание, но вышестоящее начальство требовало повышение раскрываемости. Почти еженедельно первый секретарь московского горкома КПСС товарищ Виктор Гришин напоминал, что ровно через год столицу ждут самые грандиозные Олимпийские игры в Мире, и уронить высокую планку советской законности мы не имеем права. Ходили слухи, что сотрудники КГБ даже предложили вызвать на разговор самых авторитетных воров в законе и заключить с ними перемирие на срок проведения Олимпиады.

Медведеподобный Герман Мстиславович, сидя за столом в своём кабинете, пригладил поседевшие усы и, окинув взглядом безусого и безбородого белобрысого новичка, у которого на щёчках играл юношеский румянец, тяжело вздохнул.

— Я подобрал несколько дел, соответствующих твоей квалификации. — Похлопал он по трём тоненьким бумажным папкам. — Так что можешь приступать к выполнению служебных обязанностей. Только для начала возьми, что попроще.

— Понял вас, — заулыбался Самоваров, проявив две аккуратные ямочки на щеках. — Мне парни уже намекнули, что вы хотите поручить дело о нападении на инкассаторов на Чистопрудном бульваре? Я справлюсь!

— Правда? — Усмехнулся про себя майор Киселёв.

— Я всё уже продумал и решил, — зашептал младший сержант, — я внедрюсь в банду. Меня ведь пока никто в городе толком не знает. Пошатаюсь по пивным, прикинусь блатным, тыры-пыры, трали-вали, вы и глазом моргнуть не успеете, как пешка шагнёт в дамки.

Глеб Самоваров так разволновался, что махнув рукой, сбил, лежащую на столе служебную фуражку, которая просвистев по кабинету, словно неопознанный летающий объект, воткнулась в стопку служебных бумаг и разметала их по полу.

— Значит так, — товарищ майор хлопнул кулаком по столешнице и сквозь зубы пророкотал, — пешка — это шахматы, а дамка — это уже шашки, ясно? Возьмёшь дело о пропаже пастельного белья у гражданки Воронцовой, кстати, тоже недалеко от Чистопрудного бульвара. Первое — осмотр места преступления, второе — опрос свидетелей, третье — разработка предварительной версии. Поговори с грузчиками из близлежащих магазинов, загляни в кафе на Чистых Прудах. Запомни, в каждом деле всегда найдётся человек, который что-нибудь видел или что-нибудь слышал. Работай сыщик.

— Как же инкассаторы? — Пролепетал Самоваров, который в силу нежного возраста всё ещё мечтал о великих подвига и грандиозных свершениях.

— Инкассаторами займутся более опытные коллеги, — мгновенно успокоившись, ответил майор Киселёв. — Вопросы?

Глеб покосился на саблю, висящую на стене, в изумительно красивых ножнах, украшенных необычным растительным орнаментом, на котором выделялся странный герб — крылатый единорог, и спросил:

— В отделе поговаривают, что вам этот клинок подарил царь. Как такое может быть, когда царя мы прогнали ещё в 17-ом году?

— А это был его дальний родственник, который приезжал в Москву на экскурсию, — недовольно пробурчал Герман Мстиславович. — Между прочим, эксперты из музея подтвердили, что сабле минимум 500 лет, а на гербе изображён древнеассирийский пегас Аликорн. Свободен, товарищ младший сержант.

«Вот ведь заразы, — подумал майор Киселёв о своих юморных коллегах, когда за младшим сержантом закрылась дверь, — ещё не было ни одного новичка, который не спросил бы про саблю. Как же давно это было? Неужели после той странной истории прошло целых десть лет, пролетело как один день? Невероятно, но факт».

* * *

«Эх, не везёт, — подумал Глеб Самоваров, присев на лавочку в тени аллеи напротив Чистого пруда. — Где это пастельное бельё гражданки Воронцовой теперь искать? Ясное дело, что простыни давно уже проданы, а деньги ещё раньше пропиты. Или вообще простыни сразу же были обменяны на бутылку. Засаду бы устроить для воришек, вывесить новое постиранное бельё во дворе, а потом скрутить их с поличным. Только товарищ майор такую самодеятельность не одобрит. Одним словом — невезуха! Служил на границе, думал — там буду диверсантов и контрабандистов ловить, а на самом деле кроме лосей и медведей никто через нейтралку так ни разу и не пробежал. Как вообще можно прославиться в таких невыносимых для подвига условиях?».

Одетый в штатское Глеб положил отцовскую шляпу на скамейку, а сам принялся ковырять мороженое в бумажном стаканчике специальной деревянной палочкой. День неуклонно клонился к полудню, июньское солнце нещадно припекало, и для полноценной работы мозговых извилин юного московского сыщика срочно требовалась глюкоза, поэтому порция советского мороженого пришлась как нельзя кстати.

Самоваров быстро и самоотверженно расправился со сладко-холодным мгновенно тающим во рту десертом, ещё раз тяжело вздохнул, глянул на часы, стрелки которых показали ровно двенадцать, и внезапно что-то сильно кольнуло младшего сержанта в бок. В глазах Глеба на какую-то секунду даже потемнело. И вдруг неизвестно откуда взявшийся толстый рыжий кот схватил зубами отцовскую шляпу и потащил её куда-то вдоль аллеи.

— Стой, стрелять буду, — прохрипел осипшим голосом Глеб Самоваров и бросился за уличным пройдохой, который даже не подумал сбавить свою кошачью скорость. — Я тебе человеческим языком повторяю — стой, несносное животное. Догоню, хуже будет. — Продолжал сипеть юный сыщик, перейдя на вполне спортивный бег.

И сыщик так увлёкся погоней, что даже не успел удивиться тому факту, что недавно многолюдная аллея как-то резко опустела. А кот словно издеваясь, ускорился, затем остановился около толстого развесистого дуба, оглянулся на Глеба и прыгнул прямо в дупло, утащив шляпу за собой.

«Откуда здесь посреди Москвы на Чистых прудах дубы с дуплами? — подумал Самоваров, подбегая к дереву. — То есть дуб с дуплом?».

— Эй, там, мяу-мяу, кис-кис-кис, шляпу верни, — сказал Самоваров, заглянув в пугающе чёрное и огромное дупло, куда свободно мог вместиться даже человек. — Зачем тебе шляпа, дурик? Давай я тебе молока куплю. Кис-кис-кис. — Ещё раз повторил Глеб и вместо того, чтобы вызвать подкрепление в виде наряда милиции, сам сунул руку в черноту.

Глава 3

— Ух ты! Вот это фокус! — Весело пискнула Василиса Гороховна, когда буквально из воздуха посреди базарной площади появился неизвестный юноша со взглядом горящим.

Точнее говоря, этот молодой человек брякнулся в пыль, пролетев целый метр. Народ, который был увлечён занимательной куплей-продажей, отреагировал на появление неизвестного вяло. Во-первых, ничего такого необычного во внешнем облике юноши не было. Конечно, заморский костюм резко контрастировал с привычной одеждой морковитов, однако в столице царства появлялись подчас такие послы в перьях, что пиджак и брюки незнакомца смотрелись вполне прилично. Во-вторых, сам момент появления сыщика из другого мира никто, кроме ведуньи Медузы, безобразницы Василисы и её телохранителя — здоровяка и молчуна Герасима, не заметил.

— Хлипковат наш сыщик, не представительный какой-то, — недовольно буркнула Медуза Горгоновна, когда незнакомец встал с земли и испуганно начал озираться по сторонам. — Одним словом — заяц. Ну и начудили мы с тобой девонька.

— Ерунда, — усмехнулась Василиса, — главное, чтобы он преступника откопал, а всю силовую работу за него выполнит Гераскя. Герасим скажи.

— Угу, — кивнул здоровяк с пудовыми кулаками, одетый в простую светло-серую холщовую рубаху, подпоясанную толстым расписным поясом, а так же в темно-синие просторные шаровары и черные низенькие кожаные сапожки.

Герасим появился в доме боярина Гороха Гороховича Премудрого ещё мальчонкой примерно лет 12 назад. Отец Василисы привёз угрюмого и молчаливого паренька с дальнего пограничного кордона, ведь у него погиби родители после набега шайки разбойников на соседнюю с заставой деревню. Так парнишка и вырос в семье боярина в огромного и немногословного телохранителя единственной дочери, замещая Василисе и слугу, и няньку и в какой-то степени умершую при родах мать. Вот и сейчас Горох Горохович объезжал дальние пограничные заставы, а Герасим присматривал и за домом, и за непоседой Василисой. Кстати, сама Василиса одно время даже подумывала выйти замуж за своего телохранителя, ибо тот имел множество неоспоримых достоинств — исполнительный, надёжный, смелый, сильный, хороший слушатель, не задающий вопросов. Однако один серьёзный недостаток перевешивал все достоинства — Герасим был несколько глуповат.

— Прикажите скрутить немчуру? — Прогудел телохранитель Гераскя.

— Да погоди ты, — отмахнулась Василиса, сдвинув кокошник на бок. — Сначала посмотрим, что это за фрукт?

— Правильно, — кивнула тётушка Медуза Горгоновна, — пусть сыщик проявит сам себя в непривычной обстановке.

А между тем Глеб Самоваров, подняв отцовскую шляпу из придорожной пыли, топтался на месте и задавался целой серией мучительных вопросов: «Куда пропал рыжий кот? Почему после провала в дупло он оказался на съёмках исторического фильма про времена Ивана Грозного? И собственно говоря, где камера, где свет, где мотор, где все ассистенты и, наконец, сам товарищ режиссёр из киностудии? И что эта за странная троица в древнерусских костюмах таращиться на меня словно я голый?».

«Не может быть, чтобы снимали кино без режиссёра, — пробурчал про себя Глеб и тут же возликовал, увидев двух мужчин переодетых во французских мушкетёров. — Лажа, товарищи киношники! Не было при дворе Ивана Грозного ни Портоса, ни Арамиса! Дудки!».

— Товарищ, Д’Артаньян! — Закричал Самоваров и бросился навстречу к опешившим иноземным послам. — Здравствуйте, я — младший сержант милиции Глеб Самоваров. Выслеживаю банду опасных преступников, которые три дня тому назад напали на инкассаторов, — зашептал он, — подскажите, как пройти к директору киностудии? А то жара такая, что голова гудит, а у вас тут чёрт ногу сломит.

— Шёрт сломать ногу? — Удивился один из иноземных послов, который понимал местную речь. — Это есть хороший шутка. Я её потом записать и издать книга.

— Да какие могут быть шутки, — заулыбался сыщик. — Я должен был найти похитителей пастельного белья, а сам случайно попал в кино. С меня за такую самодеятельность товарищ майор завтра шкуру снимет. Ну, так, где у вас здесь самый главный прохлаждается?

— О, я знать эта поговорка, — похвастался посол. — Снимать шкура с неубитый медведь — это есть глупый работа. Так вам нужен царь батька?

— Если для вас режиссёр — и царь, и отец родной, то сгодится и он, — согласился Самоваров, но тут же заметил. — Только с царскими порядками пора кончать. У нас в Советском союзе вообще-то с царями разговор короткий.

— Я, я, — закивал заморский посол. — Мы тут уже две недель, а с царём был только один короткий беседа. Всё дела, дела какой-то, шёрт ногу сломать. Ух, — тяжело вздохнул Д’Артаньян и изумительной красоты платочком вытер пот заливающий его лицо. — Прямо ходить по улице туда, там есть царский дворец. — Посол показал Самоварову, куда ему следует свернуть и добавил, — упаси тебя Бог.

— А я в Бога не верю, — хохотнул Глеб. — Гражданин Дарвин давным-давно доказал, что все мы произошли от шимпанзе. Удачных вам съёмок товарищи актёры!

Сыщик помахал рукой озадаченным послам и буквально полетел навстречу с директором киностудии. Единственное вещь, которая его немного смущала — это был размер выстроенных съёмочных декораций, конца и края которым не было видно. Повсюду, куда натыкался взгляд, ходили бородачи в подпоясанных рубахах на выпуск и красны девицы в сарафанах с кокошниками на голове, а по улицам ездили повозки запряжённые лошадьми.

«Может быть, этот городок выстроили где-то под Москвой? — подумал сыщик. — Может быть, по заданию партии и правительства перед Олимпиадой решили снять грандиозную историческую картину? А потом буду возить сюда иностранцев на экскурсии, почему нет?». Ещё больше в своих предположениях Глеб Самоваров удостоверился, когда встретил группу людей, переодетых в древнегреческие туники. «Аргонавты приехали за руном», — усмехнулся про себя «догадливый сыскарь».

— А сыщик-то наш молодец, — нахваливала незнакомца Василиса Гороховна, когда она с тётей Медузой Горгоновной и телохранителем Герасимом на почтительном расстоянии шагала за Глебом Самоваровым. — Сразу допетрил куда идти надо, в царский дворец. А кто мне хотел всю косу выдергать за то, что я в котёл зайца бросила? Я знаю, что надо бросать и самое главное кого…

Василиса запнулась на полуслове, так как незнакомец свернул в узкий проулок и исчез. Телохранитель Гераська смешно захлопал глазами, не понимая, куда делся странный иноземец, а тётушка Медуза криво усмехнувшись, своей племяннице напрямую высказала всё, что наболело за долгие годы:

— Раньше тебя нужно было пороть, да сейчас уже поздно. Набегаемся мы с этим сыщиком. Что с него взять: заяц, он и в Африке заяц.

— Руки вверх, — вдруг послышался голос Самоварова из-за спин Медузы, Василисы и Герасима. — Предупреждаю, я при исполнении, поэтому стрелять буду без предупреждения.

— Только спокойствие, я всё могу объяснить, — пискнула Василиса, задрав руки вверх, как и её спутники.

— Ты, мОлодец, наверное, думаешь, что попал в кино? — Неожиданно спросила Медуза Горгоновна.

— Ясное дело, куда же ещё? — Хихикнул Глеб. — С какой целью преследуете сотрудника милиции? Ты, бугай, отвечай первым!

— Я тебя огорчу, парень, — продолжила говорить тётушка Медуза. — Всё, что ты видишь вокруг — это не кино, это другой мир. И оружия в твоих руках нет.

— Зато есть удостоверение, — буркнул Самоваров.

И вдруг здоровяк, который ещё секунду назад стоял с поднятыми руками в трёх метрах от сыщика, ловко крутанулся и оказался рядом с Глебом на расстоянии удара. Затем перед глазами Самоварова мелькнуло что-то тёмное, и мощнейший хлопок прямо в лоб отправил младшего сержанта в глубокий и чёрный обморок.

* * *

Неизвестно сколько прошло минут, прежде чем младший сержант московской милиции Глеб Самоваров очнулся и открыл удивлённые глаза. Ибо за время незапланированной «отключки» странные преступники перетащили его в какую-то избу и привязали к жесткому неудобному деревянному стулу. Первое, что поразило сыщика — это был невообразимый бардак, творящийся в бандитской хате. На всех стульях, лавках, сундуках, на комоде и даже на обеденном столе валялись всевозможные книги вперемешку с женскими сарафанами, платками и кокошниками. Далее из соседней комнаты, к которой Глеб сидел спиной, пахло пригорелой кашей, и слышалась перепалка двух женских голосов. И наконец, прямо перед ним на дубовом столе возвышался большущий самовар, из носика которого в блюдечко капала горячая вода.

«Ну что сыщик, хотел вжиться в банду? Получи, дурик, — с грустью подумал он. — Третий день на службе, а уже вышел на особо опасных преступников. Если выберусь живым, то мой портрет во всех газетах напечатают, моментально прославлюсь. А если нет, то тоже напечатают, но с траурной рамкой по краям. Эх, влип-то по-глупому ёлки-палки».

— А я говорю, что это не боярское дело — вашу кашу жарить и кислые щи парить! — Высоким голоском прокричала молоденькая разбойница на свою более опытную коллегу, когда они обе вошли в большую комнату.

Поэтому Самоваров моментально закрыл глаза и снова притворился человеком потерявшим сознание. Сыщику сейчас кровь из носа требовалось собрать побольше информации об этом странном преступном сообществе.

— Тогда найми прислугу! — Прикрикнула старшая бандитка. — Ты посмотри, во что терем отцовский превратила, пока его нет?

«Отец, папа, пахан! Аха, значит, скоро сюда пожалует и сам главарь шайки», — догадался Глеб и, затаив дыхание, принялся внимать дальше.

— Мой папа, между прочим, вотчины своей не имеет, — огрызнулась молодуха. — Он честный окольничий, мотается на границу чуть ли не каждый месяц и всё это за один оклад. Ни то, что некоторые, которые на рынке ведьминой водой промышляют!

— Денег, значит — нет, а книги на какие шиши тогда покупаются? — Пристыдила молодую бывалая подельница.

— Это моё личное дело, в которое я вас, тётушка, попрошу не соваться! — Фыркнула молодуха.

«Да тут целая мафия собралась, — присвистнул про себя Самоваров. — Значит так, спекуляция самогонкой на рынке — это раз. Контрабанда запрещённой литературы через границу — два. Похищение работника милиции — три. И нападение на инкассаторов — это то же их рук дело. Иначе, зачем им в преступной группировке такой боевой верзила?».

— Ладно, всё, мир, — первой пошла на примирение более старшая и опытная преступница. — Не кажется ли тебе, Василиса, что наш сыщик что-то слишком долго не приходит в себя?

— Так кулак у Герасима тяжёлый, — сказала молодая, — главное, что не прибил. Уже хорошо.

«Это ещё бабушка надвое сказала, кто кого. Если бы я случайно не поскользнулся, то этому бугаю пришлось бы не сладко. Я бы ему показал один хитрый приёмчик из дзюдо», — усмехнулся про себя Глеб. И тут же ему кто-то внезапно пальцами зажал нос, поэтому сыщик моментально открыл глаза.

Глава 4

Битый час ведунья Медуза Горгоновна втолковывала сыщику из параллельного мира, что здесь не снимают кино и вообще не снимали никогда, что вызвали его всего на трое суток по очень важному государственному делу, и что вернут обратно в тот же день, но ближе к полуночи.

«Психи, — подумал Глеб Самоваров, глупо улыбаясь и кивая головой, когда его развязали. — Банда психически больных людей, которые начитались вредной зарубежной литературы. Следовательно — делаю вид, что всё осознал, со всем согласен и даже готов потрудиться во славу Великой Морковии, морковку им в одно место».

— Значит, царя зовут Евагрий Седьмой Великолепный? — Еле-еле сдерживая рвущийся наружу гомерический гогот, спросил Глеб собравшуюся ненормальную компанию.

— Да, Великолепный, — дерзко ответила Василиса, рассматривая служебное удостоверение милиционера. — А вас, товарищ сыщик, зовут Глеб Самоваров? Вы случайно родом не из Тулы?

— Почему из Тулы? — Насупился Глеб, так как его ещё в школьные годы дразнили туляком, после того как учительница на уроке обмолвилась, что Тула — это родина самоваров.

— Потому что в нашем Морковском царстве Тула — это родина самоваров, — терпеливо пояснила Горгоновна. — А ещё в Туле всем заправляет древний боярский род Самоваровых. Кстати, мы сейчас пойдём к царю-батюшке и тебя во дворце так и представим, как специального сыщика из Тулы. Не надо Евагрию, как собственно говоря, и преступнику, знать, что ты из другого мира.

— Хотите сказать, что вор прячется во дворце? — Спросил Глеб Самоваров, на секунду позабыв, что он пленён психами из киногородка.

— Не обязательно, — усмехнулась Василиса и начала загибать свои тонкие пальчики. — В белокаменном кремле, кроме царского дворца есть здание государственной думы, институт благородных девиц, мужская академия наук, оранжерея, казарма царской стражи с сыскным приказом, Преображенский собор, а ещё механическая мастерская и царская столовая.

— Значит в вашем кремле настоящий проходной двор, — задумчиво пробормотал сыщик, — то есть яблоневое дерево мог умыкнуть кто угодно, так что ли получается?

— Не совсем, — возразила Медуза Горгоновна, — волшебная и обычная яблони внешне неразличимы. Этой зимой, когда порубили все волшебные саженцы, один случайно оказался среди обычных растений и его не тронули.

— Вот это дела, у царя под носом орудует целая шайка разбойников, — присвистнул Глеб Самоваров. — Постойте, а как же вы тогда эти яблони отличаете сами?

— Смотритель царской оранжереи, наш знаменитый на весь мир растениевод Григорий Матвеевич Сазонов их чувствует интуитивно. — Кивнула головой Василиса Гороховна.

— Следовательно, этот ваш Сазонов и есть первый подозреваемый. — Глеб вскочил от нахлынувшего на него сыскного возбуждения и азарта и стал старательно вышагивать по захламлённой комнате. — А какой может быть у вашего Сазонова мотив? Зачем ему уничтожать свои же деревья?

— Яблоня предназначалась для заморского царевича Геркулеса, как символ согласия на брак с царевной Синеглазкой, — ответила Медуза.

— Ха-ха! — Раздался звонкий смех Василисы. — Так вы, тётушка, хотите сказать, что Григорий Матвеевич втюрился в нашу воображулю Синеглазку? Ха-ха! Зачем ему это нужно? Он ведь уже старый!

— Ему чуть больше сорока, — недовольно буркнула Медуза Горгоновна, которой самой было всего 40 лет, и старой она себя категорически не считала.

— Да, звучит неправдоподобно, — согласился юный и малоопытный сыщик с Василисой, — пожилой солидный мужчина ради любви к молоденькой девушке впадает в какое-то эротическое безумство. А могли вашего мичуринца Сазонова подкупить? Хотя если бы его подкупили, то он бы ещё зимой порубил все деревья в капусту. Кстати, а кому не выгодна свадьба Синеглазки и Геракла, то есть Геркулеса?

— По нашим законам, если боярин женится на старшей дочери царя, то может унаследовать трон в случае смерти самого самодержца, — ответила тётушка Медуза. — И если рассматривать эту версию, то под подозрение попадают почти все знатные боярские роды столицы. Такие фамилии как Кошкины, Оболенские, Ростовские, Морозовы…

— Длиннорукие! — Пискнула Василиса Гороховна. — Не зря дьяк сыскного приказа Юрка Длиннорукий ищет кого угодно, но не настоящего преступника!

— А это уже теплее! — Обрадовался Глеб и хлопнул в ладоши. — Всё, идём во дворец. Осмотрим место преступления, опросим свидетелей и потолкуем с товарищем императором.

«Елки-палки, неужели я и в самом деле провалился в другой мир? — вдруг поймал себя на странной мысли сыщик. — Ну, в самом деле, какое это кино без киноаппаратуры? Да и на психов мои похитители не похожи. Только откуда Медуза-Горгона знает о кино? Загадочка однако. Ладно, для начала разберёмся с яблоками, а дальше видно будет».

* * *

Для похода к царю младшему сержанту милиции Глебу Самоварову пришлось временно отказаться от своего костюма из Мосторга и примерить стрелецкий кафтан, который когда-то в молодости носил отец Василисы Гороховны. И надо сказать, что кафтанчик яркого оранжевого цвета сел на фигуру сыщика как влитой. Так же Глебу были подарены: рубаха, шаровары и невысокие аккуратные кожаные сапожки. Единственным элементом местного костюма, отвергнутым сыщиком оказалась шапка с меховой оторочкой. Самоваров заявил, что в этой папахе он похож на деревенского пастуха, поэтому носить её не собирается. А когда Медуза Горгоновна сказала, что с непокрытой головой здесь разгуливают либо дети, либо беспутная голытьба, Глеб ответил: «Тогда я пойду в шляпе, пусть все думают, что именно так одеваются специальные сыщики из Тулы». Так же Самоваров отказался от тяжёлой огнестрельной пищали и неуместной берендейки, такой перевязи с пороховыми капсулами. А вот саблю Глеб оставил при себе, мало ли преступник окажется вооружён ножом, а он не владеет даже элементарными приёмами японского карате.

Дорога к царскому белокаменному кремлю заняла всего минут пять. Попадающиеся навстречу местные жители группу сыщика Самоварова рассматривали с большим интересом, а так же с некоторой опаской. Глеб сначала подумал, что прохожих пугает мощная богатырская фигура молчуна Герасима, но уже на подходе к воротам кремля он догадался, что народ побаивается Медузу Горгоновну. Даже стража надвратной башни пропустила их, не задав ни единого вопроса. Бравые парни с бердышами вытянулись в струнку, завидев вполне себе обычную тётушку Василисы Гороховны.

— Чё это они? — Шепотом спросил Самоваров у Василисы.

— Моя тётя — двоюродная сестра первой покойной жены царя Евагрия Великолепного, — так же шепнула девушка, у которой кокошник вновь по-хулигански сбился на бок. — Это раз, а есть ещё и двас, потом как-нибудь расскажу.

— Подожди, а сейчас у вашего императора какая жена? — Опешил Глеб, остановившись посреди просторной каменной мостовой, по которой в разные стороны передвигались редкие группы людей. — Вы мне про семью товарища царя растолкуйте, что по чём? А то, как я вам настоящего вора откопаю?

— Правильно, — согласно кивнула Медуза Горгоновна, подключившись к разговору молодёжи, — это моя оплошность. У Евагрия сейчас вторая жена, которую зовут Варвара, дочь одного могучего заморского правителя. Три года уже прошло, как Евагрий Седьмой Великолепный на ней женился, а детей всё нет и нет. Характер у этой Варвары вздорный, нрав крутой. Привыкла у себя на родине, чуть что бить плетьми провинившихся подданных. Вот и тут иногда слугам перепадает. Ещё у нашего самодержца имеется младший брат Аристипп, набожный безобиднейший человек.

— Одним словом — чокнутый, — хохотнула Василиса. — Когда я здесь училась в институте благородных девиц, мы этого Аристиппа часто видели. Он каждый день мимо нашего корпуса в Преображенский собор ходил. Уставится в одну точку и что-то шепчет себе под нос, так и чапает, никого вокруг не замечая.

— Грех такое говорить, — шикнула Горгоновна на племянницу.

— Да, ладно вся Морква это знает, — отмахнулась девушка.

— Хорошо, — пробормотал сыщик, — вашего Аристарха, то есть Аристиппа мы вычёркиваем. А царице Варваре выгодно испортить свадьбу царевны Синеглазки и Геркулеса?

— Как раз наоборот, чем раньше Синеглазка переедет к жениху, тем Варваре лучше, — высказалась тётушка Медуза. — Тогда новаяцарица всю власть во дворце в свои руки окончательно приберёт. Ведь у Евагрия государственных дел полно, и ему некогда дворней заниматься.

— Я даже такое слышала, — затараторила шёпотом Василиса, — что приходит Варвара к дворецкому и приказывает выпороть конюха. Тут же является царевна Синеглазка и приказывает помиловать конюха. Тогда через какое-то время Варвара требует выпороть повара, а Синеглазка опять вмешивается и приказывает этого повара помиловать. И так по нескольку раз на дню.

— Ясно, богатые тоже плачут, — буркнул Глеб. — Значит, Синеглазку все любят, а Варвару тихо ненавидят. Следовательно, царицу так же вычёркиваем из списка подозреваемых. Пошли к гражданину царю.

Глава 5

Царь Евагрий Седьмой Великолепный был уникальным правителем Морковского государства. За время его царствования урожайность на полях возросла вдвое, надои коров повысились в полтора раза, население расплодилось на 45 процентов. Почти в каждом населённом пункте, в каждом крупном, среднем и мелком городке при церковных храмах были открыты бесплатные начальные школы, больницы и библиотеки.

Но забавней всего выглядели демократические выборы в боярскую думу, которые проходили два раза в год, после сбора урожая. Две боярские противоборствующие партии Гуманистов и Идеалистов на потеху публики прямо на базарных площадях спорили, рвали друг другу бороды и дрались. Гуманисты утверждали, что высшей ценностью является человеческая жизнь, поэтому всё в Морковии должно быть для человека и ради человека. Идеалисты возражали, что главное — это идея, из-за которой можно какого-нибудь недовольного субъекта и шлёпнуть, чтобы он не мешал строить светлое будущее.

А ещё царь Евагрий привёз с далёких западных аглицких островов необычную игру в мяч, именуемую по-иноземному гарпастум, которую в народе прозвали просто голпаска. Кстати, поединки по голпаске обычно заканчивались примерно так же, как и политические дебаты, то есть кулачным мордобоем стенка на стенку. Да что говорить, жизнь в Морковии при Евагрии Великолепном стала намного сытнее и веселее, только работы у костоправов и врачевателей основательно прибавилось.

Войдя в царский зал для приёмов и церемоний, сыщик Глеб Самоваров в прямом смысле слова остолбенел, так как он ожидал увидеть что угодно, какого угодно правителя, но не это. Царь Евагрий, невысокий квадратный человек с короткими толстыми ногами, одетый в простую мужицкую одежду прямо перед троном по-футбольному чеканил чёрный кожаный мяч.

— Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, — громко комментировал он свои действия. — Вось… едрит твою через коромысло! — Выругался Евагрий, когда мяч соскользнул с ноги и отлетел прямо к появившимся в зале гостям.

— Восемнадцать с половиной раз! — Торжественно объявил писарь в красном кафтане и записал в отдельную тетрадь футбольный рекорд царя.

— Ладно, пиши, — немного поморщившись, махнул на него рукой самодержец.

— Соблаговолит ли, царь-батюшка, продиктовать состав на завтрашнюю игру против думской фракции Гуманистов? — Услужливо спросил писарь. — Пора показать «гуманикам», где раки зимуют? А то они неделю назад нашу дворню разнесли в пух и прах. Уважение, отец родной, теряем в глазах общественности!

— Сказано, что завтра я сам выйду на поле в центр нападения, — пробурчал Евагрий, — с остальными потом разберёмся. И вот что, Елизар, сбегай пока на кухню, проконтролирую готовку ужина. А у меня сейчас конфиденция по важному государственному вопросу.

— Слухаюсь! — Отчеканил писарь Елизар и без лишних вопросов трусцой посеменил к небольшой двери в другом конце царского зала для официальных церемоний и приёмов.

А самодержец Великой Морковии незаметно хитро подмигнул Медузе Горгоновне, затем накинул на себя расшитый золотом кафтан, небрежно валявшийся на троне, и напялил золотую корону на макушку своей крупной кучерявой головы. Чувствовалось, что все эти условности этикета немного раздражали царя, широкое лицо которого со сбитым сломанным носом напоминало больше физиономию боксёра или борца. Поэтому, когда Медуза, Василиса и Глеб присели около царского трона, подозрительного Герасима стражники на аудиенцию не допустили, сыщик не удержался и спросил:

— Ваше высочество, а что это значит? — Крутанул он пальцем вокруг своего носа. — На вас когда-то было совершенно покушение?

— Это, ха-ха, — звонко засмеялся Евагрий, — это память о моих школярских годах, которые я провёл в аглицком университете. Как-то раз сцепился с тремя оппонентами на дискуссии по вселенскому мироустройству. Я им кричу: «Врёте, гады, Земля вращается вокруг Солнца!», а они: «Нет, Солнце вращается вокруг земной тверди!». Я им: «Чем докажете?», а они мне: «А ты чем докажешь?». Ну, слово за слово, очнулся уже на полу рядом с ними же. Все в крови, все счастливые и каждый остался при своём. Потом два дня в пивном баре отмечали это дело.

Царь внезапно пустил маленькую слезу и добавил:

— Золотые школярские годы, беззаботная и бесшабашная юность, хоть на часок бы туда. Кстати, а с кем я имею честь говорить? — Евагрий покосился на Медузу Горгоновну.

— Это, ваше величество, специальный сыщик из Тулы, Глеб Самоваров, — ответила тётушка Медуза.

— Не понял? А зачем нам сыщик из Тулы? — Царь внезапно переменился в лице. — Периферия — это конечно опора державы, но в столице и свой сыскной приказ имеется. Чай наши сыскари то же не лаптем щи хлебают.

— А он из той самой Тулы, — сказала Горгоновна, поправив кокошник на своей голове.

— Даже так, — крякнул царь Евагрий. — Не зря моя покойная Марьюшка говорила, что в случае чего обращайся к сестре, она поможет. Ну-с, Глеб Самоваров, спрашивай, сам царь к твоим услугам.

Внезапно на Глеба от осознания, что он предстал перед первым лицом государства, и что это не кино и не сон, напала какая-то неясная робость и все заготовленные вопросы вылетели напрочь. «Как же меня напутствовал товарищ майор? — лихорадочно подумал Самоваров. — Осмотр места преступления, опрос свидетелей? Что же там было ещё?».

— Кхе, — кашлянул сыщик. — Ваше величество, а что необычного вы заметили в тот день зимний день, когда были порублены почти все саженцы молодильных яблок? И что необычного произошло на днях, когда была украдена последняя волшебная яблоня? Совершенно очевидно, что эти два преступления связаны и направлены на то, чтобы расстроить свадьбу вашей дочери и иноземного принца.

— Да, скорей всего, всё из-за свадьбы, — согласившись с сыщиком, кивнул головой царь Еваргий. — Только ничего необычного в те дни не было, кроме традиционного царского бала, устроенного для иноземных послов и боярских семей. Что поделать, нужно заботиться о деловых связях моего царства и других держав. Как любил повторять магистр экономических наук профессор Брукс из альма-матер: «Запомните, школяры, экономика зиждется на трёх китах: недра, капитал и международная торговля». Кстати, в Холландии нет ни недр, ни серьёзного капитала, одна международная торговля. И ведь живут, заразы, припеваючи. А ещё в тамошней стране, когда замерзают каналы, рабочие торговых доков встают на коньки и играют в забавную игру, которая называется холхей. Этой зимой буду внедрять холхей в массы!

— Кхе, — снова кашлянул сыщик, чтобы вернуть мечтательного царя к теме недавнего преступления. — Значит, кража была совершена, когда вся знать веселилась на балу, то есть под шумок? Разумно. Мне нужно будет осмотреть место преступления и поговорить со стражей, дежурившей в те дни. И ещё вопрос, а вы сами подозреваете кого-нибудь? Может быть, это был акт международной провокации?

— Десять лет назад была попытка украсть царскую корону, — усмехнулся Евагрий, — с тех пор патрули в дни царского бала удваиваются. Поэтому международную провокацию — можно смело отмести. В том-то вся и гадость, что это сделал кто-то из своих. — На этих словах самодержец резко погрустнел.

— Скорее всего, — буркнул Глеб Самоваров. — Хорошо, кто настойчивей всех сватался к царевне Синеглазке?

— Сложный вопрос, — царь Евагрий ненадолго задумался. — У главы думской фракции Идеалистов Ивана Васильевича Морозова старший сын сватался. У главы фракции Гуманистов Василии Никитиче Оболенском средний сын просил руку и сердце. Кто же ещё?

— А сколько у вас всего думских фракций? — Спросил сыщик.

— Естественно, как во и всех развитых демократических странах — две, — с гордостью ответил самодержец. — Многовековой историей доказано, что однопартийная система, как и многопартийная работать продуктивно не способны. Вы представьте человека, у которого была бы всего одна нога или одна большая нога и множество мелких — это же ужас! Политическая система в обязательном порядке должна находиться в равновесии.

— Ещё дьяк сыскного приказа Юрка Длиннорукий сватался, — подсказала царю Василиса, которой уже не терпелось перейти к поиску и к поимке опасного преступника.

— Возможно, — согласился царь, — кстати, Юрий — очень толковый молодой человек из хорошей семьи. А знает что, вы лучше сами пообщайтесь с царевной. Я сейчас прикажу Елизару выписать мандат, по которому вы сможете говорить с кем угодно и когда угодно. Время осталось совсем мало. Геркулесовы послы отъезжают послезавтра, но ещё на один день я их смогу задержать. Им уже отослано приглашение на послезавтра сыграть в голпаску, то есть в гарпастум. После игры само собой состоится дружеское застолье, поэтому раньше утра третьего дня они в путь не тронутся. — Евагрий тяжело вздохнул. — Очень не хотелось бы нарваться на международный конфликт. Вон, на восточных рубежах банды с диких земель лютуют, пограничные заставы в постоянном напряжении. Вы даже не представляете, какой это приносит убыток казне. Не дай Бог война, тогда вся экономика, которую я выстраиваю на аглицкий манер почти двенадцать лет, к чёрту рухнет.

— А сколько людей погибнет? — Высказалась Медуза Горгоновна.

— У меня, кстати, деда на фронте убили, — пробурчал Самоваров и неожиданно для себя спросил, — ваше величество, вот вы закончили аглицкий университет, а ваш младший брат Аристипп, где образование получал?

— Аристиппушка дома обучался, — ещё раз тяжело вздохнул царь Евагрий. — Он с малых лет был слаб здоровьем, поэтому матушка побоялась его отпускать в заморские университеты. А у нас тут из знаний раньше была одна латынь, да святое писание. Ничего, я народ из спячки выведу. С этого года открываю собственный Морковский университет для разночинцев. Со всей страны талантливых парубков не смотря на их происхождение сюда свезу. Крепкую экономику с неучами и дураками не построить.

— И девушки в университете будут обучаться? — Внезапно спросила Василиса Гороховна.

— Кхе-кхе, — закашлялся Евагрий. — Мне вашего института благородных девиц пока выше крыши, сплошные драки, да скандалы. Ко мне каждую неделю родители бегают и жалуются.

— Ясно, дискриминируете по полову признаку, — колко поддела царя Василиса.

— Кхе, — очень громко кашлянул царь Евагрий. — Вот пусть твой батюшка, боярин Горох Горохович Премудрый, подаст соответствующее предложение в боярскую думу, посмотрим, что ему ответят.

Василиса набрала воздух в лёгкие, намереваясь гневной тирадой надерзить самому царю, но тут в зал для приёмов и церемоний вбежал писарь Елизар, который, скорее всего, подглядывал в замочную скважину, и громко заголосил:

— Царь батюшка, отец родной, команда дворни для тренировки по гарпастуму построена! Прикажите начать занятие⁈

— Подожди, — буркнул самодержец и, посмотрев на Глеба Самоварова, произнёс. — Ты вот что, сыщик из Тулы, сделай всё возможное, тряси, кого хочешь, угрожай смертью под мою ответственность, но яблоню и преступников найди. Я же в накладе не останусь, клянусь Аликорном.

Евагрий показал пальцем вверх на большое полотнище, где среди растительного орнамента красовался крылатый единорог. И младший сержант Самоваров непроизвольно приоткрыл рот, вспомнив герб на подарочной сабле товарища майора. «Ё моё, — подумал он, — так это я попал туда, куда попадал товарищ майор? Ну, дела». А царь тем временем, встал с трона и хитро улыбнувшись, сказал:

— Как любил приговаривать мой холландский дружок из аглицкого университета, когда вместо лекции намеревался пойти в пивнушку: «Весь мир бардак, но есть дела и поважнее». Ха-ха! — И тут же он со всей строгостью скомандовал. — Елизар! Срочно выписать специальный мандат сыщику Глебу Самоварову.

* * *

«Н-да, — думал Глеб, глядя на то, как Евагрий Седьмой с дворовыми слугами бегает по поляне и пинает мяч. — Интересное получается кино. Оказался в государство, где сам гражданин царь учредил двухпартийную выборную систему, развивает науки и образование, поощряет торговлю и промышленность, играет в футбол и намеревается учить поданных голландскому хоккею. Нужно ещё было намекнуть на отмену крепостного права. Хотя пока не до него. С яблоней бы разобраться. С яблоней бы…».

Мысли Самоварова внезапно прекратили своё плавное течение, ведь к тренировочному футбольному полю, которое находилось в небольшом скверике в пределах стен царского кремля, шла изумительно красивая барышня. «Синеглазка», — мгновенно догадался Глеб. В принципе Василиса внешне тоже была ничего — маленький вздёрнутый носик, большие умные глаза, черные волосы, которые никак не желали вплетаться в тугую косу. Но царская дочь была писаной красавицей — полные чувственные губы, прямой классический нос, золотистая коса и огромные синие глазища. Соблазнительную фигуру царевны обтягивал вызывающе короткий сарафан, который был чуть ниже колена и обнажал крепкие спортивные щиколотки. По пятам сопровождала Синеглазку женщина неопределённого возраста, весившая под центнер. Глеб даже заметил, как напрягся телохранитель Василисы молчун и здоровяк Герасим. Ведь Медуза Горгоновна, которая ушла по каким-то своим делам, строго-настрого ему наказала за всеми подозрительными личностями следить в оба.

— Какие люди, — обратилась царевна к Василисе, изобразив на своём красивом лице улыбку победительницы, — легендарная атаманша «диких амазонок» собственной персоной! Решила поиграть в сыщика? Никогда бы не подумала, что ты имеешь наклонности к сыскному делу, ха-ха!

— А думать — это не твоё сильное качество, командирша «хитрых лис», — дерзко ответила Василиса Гороховна. — Выпросить подсказку преподавателя или экзаменационный билет попроще, тут вам «лисам» равных нет. Все средства хороши — белила на лице, подкрашенные губки, томные вздохи и покороче сарафан. Скажешь не так?

— Завидуешь? — Мелодично пропела царевна и, томно вздохнув, обратила свои волшебные синие глаза на Глеба Самоварова. — Так это вы, юноша, сыщик из Тулы?

— Аха, из пригорода, — буркнул Глеб. — Ваше высочество, вы наверняка уже в курсе, что кое-кто желает разрушить вашу свадьбу с принцем Геркулесом. Как вы считаете, кто из женихов больше остальных добивается вашего расположения?

— Сложно сказать, — кокетливо пожала плечами Синеглазка. — На днях Елизарушка Оболенский забегал и подарил букет из сорока красных роз. Потом прибыл Никодимушка Морозов и принёс букет уже из пятидесяти цветов. Юрочка Длиннорукий то же подарил какие-то мимозы. Так сразу всех и не упомнишь.

— А Змей Горыныч случайно пальму кокосовую не преподнёс? — Зло прошипела Василиса. — На базаре заморские кокосы от чего-то подешевели на целую копейку.

— Это не из-за меня, — невозмутимо ответила царевна, хотя колкость ей пришлась не по вкусу. — Кстати, а у вас в Туле, что влюблённые юноши дарят своим девушкам? — Спросила она Самоварова.

— Сложно сказать, всего не упомнишь, — задумался Глеб и неожиданно ляпнул. — Я один раз подарил звуковое письмо.

— Как звуковое⁈ — Хором спросили Синеглазка и Василиса.

— Письмо на волшебной бумаге? — Выдала свою версию Василиса Гороховна.

— Почти, — буркнул сыщик, проклиная себя за несдержанность.

— Как романтично, — вздохнула царевна, впервые оценивающе посмотрев на Глеба. — А мне никто и никогда не дарил звуковых писем.

Самоваров решил брякнуть: «какие ваши годы», но неожиданно футбольный мяч, которые пинали дворцовые слуги и сам царь в пылу борьбы отрикошетил и, пролетев метров десять, хлопнул сыщика по голове. Шляпа мгновенно отлетела в сторону, а Синеглазка разразилась звонким заразительным смехом. Даже Василиса невольно улыбнулась.

— Извиняй сыщик! — Крикнул какой-то усатый мужик. — Подкинь шарик, не сочти за труд.

«Гол с подачи Блохина забивает Болтача — это личная заслуга Леонида Ильича», — пробубнил про себя Самоваров и, поддев носком сапога черный кожаный мяч, вторым касанием вдарил по нему что есть силы. И футбольный снаряд перелетел усача, нескольких его партнёров, батюшку-царя и устремился прямо в рамку ворот. Голкипер естественно сделал всё, чтобы коварный удар отбить, но нога поехала на рыхлом песчаном покрытии и, когда бедолага рухнул в пыль, мяч уже кувыркался в сетке ворот. Глеб вновь словил на себе ещё один восторженный взгляд царевны Синеглазки.

— Ол-райт! — Выкрикнул царь Евагрий и посеменил в направлении сыщика. — Ну, брат Самоваров, удивил! Какой шикарный удар с полулёта. Сразу чувствуется настоящая аглицкая школа. Тебе писарь специальный мандат выписал? — Задал самодержец риторический вопрос, так как бумага была подписана его личной рукой. — Значит, ты временно влился в стройные ряды моих дворовых слуг и имеешь право выступать за команду царского двора. Поэтому завтра в полдень должен прибыть на городской стадион. Форму я обеспечу.

— Я бы рад, но кто тогда будет ловить преступника? — Удивлённо пробормотал сыщик.

— Пойми боярин, царская команда не имеет право проигрывать какой-то думской фракции, — морально надавил царь Евагрий. — Сам видишь, тут у половины ноги не из того места растут.

— Интересно было бы взглянуть, как играют тульские сыщики, — проворковала царевна Синеглазка.

— Не слышу ответа, боярин? — Евагрий мгновенно скорчил грозное лицо.

— Есть, прибыть на стадион, — вяло буркнул Глеб, заметив, как Василиса раздражённо топнула ножкой.

Глава 6

Смотритель царской оранжереи растениевод Григорий Матвеевич Сазонов был в прямом и в переносном смысле слова человеком большим. Во-первых, он имел высокий рост и крупное мало спортивное тело, которое без вреда организму позволяло выпить столько пива, что в столице мало кто решался с ним на этом поприще посоревноваться. Во-вторых, Григория Матвеевича знали во всех цивилизованных странах мира, как большого учёного. Ибо он первым в мире вывел сорт молодильных яблок, о которых многие слышали только из бабушкиных сказок. Конечно, волшебные плоды требовали ещё доработки, так как дарили молодость всего на один час, но и это уже было кое-что. В-третьих, растениевод Сазонов был знаменитым на всю Моркву чемпионом по шахматам, игре привезённой сто лет назад с далёкого востока. И иногда Григорий Матвеевич на потеху простонародной публики устраивал сеансы одновременной игры на почти пятидесяти досках.

Но этот високосный год для Григория Сазонова не задался с самого начала. Сразу после Рождественских гуляний кто-то порубил его новые молоденькие саженцы волшебных яблок. Затем на чемпионате города по шахматам он неожиданно проиграл местному изобретателю и конструктору Емельяну Щукину, который перед самим царём похвастался своей новой механической машиной, способной просчитывать шахматные ходы. Потом в самом конце зимы Сазонов поскользнулся и сломал левую ногу. А в мае месяце перед выпускными экзаменами ученицы из института благородных девиц, где растениевод так же преподавал, укокошили целую клумбу с его любимыми холландскими тюльпанами. Как можно было перепутать баночку с удобрениями и крысиным ядом, Григорий Матвеевич решительно не понимал!

— Прошу разогнать этот дамский институт к чёртовой матери! — Требовал он у царя Евагрия, вылакав с горя десять литров пива. — Чтоб ноги женской в науке не было! Сегодня они расщепили мои цветы, а завтра они пойдут расщеплять божественный неделимый атом! Так или не так?

— Думаешь, мне легко? — Пожаловался самодержец своему знаменитому растениеводу, наливая тому стопарик личного аглицкого рома. — Банды на восточных рубежах хулиганят, бояре втихаря разворовывают государственные деньги. А крестьяне нескольких деревень, которым я даровал вольную и землю, через неделю пришли и обратно записались в крепостные. Дескать, быть крепостным — это стабильность, а как там на вольных хлебах будет — это бабушка на двое сказала.

— Выпороть, негодяев, — пробурчал Сазонов, — а дамский институт разогнать ко всем чертям!

— Никто нас с тобой не понимает, — кивнул Евагрий и предложил растениеводу выпить, так называемых, успокоительных капель.

И как только крепкий сорокаградусный ром попал на пивные дрожжи, Григорий Матвеевич моментально угомонился. Мощный организм растениевода сначала сам собой выключил нервную систему, затем отлетело критическое мышление, мозг затуманился, поэтому срочно захотелось подвигов и безумных поступков, а все нависшие проблемы окрасились в исключительно розовый цвет. Именно в таком состоянии царь-батюшка подсунул Сазонову на подпись бумагу, где черным по белому было написано, что деятельность института благородных девиц я такой-то и такой-то всецело поддерживаю, одобряю и готов сотрудничать. Григорий Матвеевич издал короткий хрюкающий смешок, взял перо и размашистым подчерком начертал: «Сазон. Ура, чёрт побери!».

Смех смехом, но на традиционном бале выпускников, который был устроен для мужской академии наук и для института благородных девиц в зале царского дворца, растениеводу Сазонову пришлось даже выступить с поздравительной речью. Наверное, поэтому, на кражу последнего саженца волшебной яблони Григорий Матвеевич отреагировал с философским равнодушием.

— Неужели вам всё равно? — Удивился Глеб Самоваров, ползая на карачках в царской оранжерее в поисках каких-нибудь зацепочек, о которых любят сочинять разные детективные писатели. В их воспалённом воображении преступники обязательно должны оставлять после себя — пуговицы, заколки, записные книжки, значки и водительские удостоверения. К сожалению, в оранжерее было чисто как в общественной бане.

— Чему быть, того не миновать, — пробасил растениевод Григорий Сазонов, уверенно двигая шахматные фигуры.

— Что с возу упало, то пропало, — задумчиво пробурчал с другой стороны шахматной доски Емельян Щукин местный конструктор, изобретатель и преподаватель точных наук.

Надо сразу оговориться, что два научных светила Морковского царства Щукин и Сазонов были друзьями не разлей вода. И если внешне они являлись полными противоположностями, один — толстый и большой, не терпевший никакой растительности на лице, а другой — невысокий, сухой, жилистый и с аккуратными усами и бородкой, то стремление познать тайны мироздания их неумолимо объединяло. Только механическая машинка для расчёта шахматных ходов серьезно подпортила дружбу. Однако когда Емельян Борисович торжественно поклялся адскую машинку разобрать, и когда друзья распили бутылку дорогущего бургундского вина, топор бессмысленной войны был окончательно зарыт.

— Значит, вы так каждый день играете партию в шахматы? — Спросила Василиса Гороховна, которая вместо осмотра места преступления, следила за передвижениями пешек, коней и других фигур на клетчатой доске.

— Милая девушка, — усмехнулся изобретатель Щукин, — мы уже люди не молодые, поэтому традиции чтим. Чтобы не произошло, в каком бы душевном состоянии мы не находились — шахматная партия должна быть обязательно сыграна.

— Замечательно, — пискнула Василиса, — а в тот день, когда украли волшебную яблоню, чем закончилась ваша партия?

— Честно говоря, я тот день плохо помню, — пробасил растениевод Сазонов. — Каюсь, немного перебрал на царском балу для иноземных гостей. Очнулся ночью уже в собственной кровати.

— То есть, вы в тот день не играли? — Продолжала настаивать юная сыщица.

— От чего же? Сыграли целых две партии, — улыбнулся Емельян Борисович. — И расколошматил я своего уважаемого друга в пух и прах.

— Не может быть, — буркнул растениевод.

— Клянусь, Гришенька, у меня все ходы записаны, — затараторил изобретатель, — просто, ты в тот день совсем был не в форме, зевал фигуры направо и налево.

— Это всё из-за нервов, — хмыкнул Григорий Матвеевич, — тебе шах, Емелюшка. И дело твоё табак. Сливай воду и суши вёсла, изобретатель. Без своей машинки ты мне не соперник. Ха-ха!

— Дааа, сдаюсь, — протянул Щукин, укладывая шахматного короля, словно поверженного в бою полководца, на доску. — Кстати, друзья мои, а вы знаете, что сподвигает человеческий ум изобретать? Лень, немощь и жажда познания. К примеру, хочешь ты взлететь в небо подобно птице, а крыльев природа тебе не дала. Тогда сам собой изобретается воздухоплавательный летающий шар. Или лень тебе каждый день кобылу запрягать и распрягать, а в соседний город на симпозиум ехать надо. И вот, пожалуйста, получается паровая самодвижущаяся повозка.

— Точно, — удовлетворённо крякнул Сазонов, — много ты тогда шума наделал, когда на мобиле по Моркве прокатился. Ха-ха. А глупый народ уже новую сказку сочинил про то, как Емеля на печке катался.

— Так это была не печь? — Спросил Герасим, почесав затылок.

— В принципе, юноша, это была печь, но не простая, а на колёсах, — согласился изобретатель. — Дрова подкидывались в топку, вода в котле закипала, а затем пар вращал лопасти парового двигателя, который и крутил колёса.

— Пар вращал колёса? — Промычал Герасим. — А зачем? Не проще ли накормить коня овсом, и он сам побежит куда надо?

— От работы, мой дорогой друг, кони дохнут, а машине хоть бы хны, — возразил изобретатель Щукин и закрыл дискуссию с бестолковым неучем.

Тем временем Глеб Самоваров, устав ползать на коленях вокруг разных кадок с растениями, вдруг решил рассмотреть ту самую напольную вазу, из которой был похищен волшебный саженец. Сначала пытливый сыщик заглянул внутрь, где кроме мелких комьев земли ничего не было, а затем он перевернул кадку и на днище обнаружил мелом нарисованный крест.

— Гражданин Сазонов, скажите, зачем вы пометили горшок крестом? — Задумчиво спросил Глеб.

Все мигом уставились на растениевода, который судя по изумлённому лицу и сам ничего не понимал.

— Это, наверное, студентки из дамского университета нарисовали, — пролепетал Григорий Матвеевич. — Они вечно у меня здесь безобразничают. Могут и нехорошее слово нацарапать.

— Вранье, — вступилась за своих юных сокурсниц Василиса. — Нехорошие слова студенты из «академки» пишут. Мы на такое не способны!

— Гражданка Премудрая, попрошу не перебивать старшего следователя из Тулы! — Вдруг прикрикнул сыщик, войдя в раж. — А вот эти пустые горшки, которые сейчас стоят в углу, они из-под тех самых волшебных яблонь, которые порубили зимой? — Снова спросил он, уже кое-что понимая.

— Они самые, — ответил вместо растениевода изобретатель Щукин.

Глеб молниеносно бросился к горшкам и стал каждый переворачивать вверх дном. Но ни на одном больше не было нарисованного мелом креста.

— Вы хоть понимаете товарищи, что это значит? — Немного запыхавшись, спросил сыщик. — Этот знак на единственной оставшейся не тронутой яблоне начертал сам преступник. Я пока не знаю зачем, но это серьёзнейшая улика! Ничего, выловим лиходея, я ещё не такие дела раскалывал, — зачем-то соврал Самоваров.

* * *

— Так точно, ваш высок благородие! — Гаркали каждый раз двое бравых стражника в красных стрелецких кафтанах, когда Глеб Самоваров задавал уточняющие вопросы. И от этого «ваш высок благородие» у Глеба уже звенело в ушах. Конечно, было приятно осознавать, что тебя здесь воспринимают как знатного боярина из Тулы, тем более ни князей, ни дворян, ни даже помещиков среди реальных предков Самоварова не числилось, но ничем не обоснованное раболепие несколько раздражало.

— Значит ты, Анисим, дежурил в тот день, когда украли саженец? — Ещё раз спросил Глеб.

— Так точно! — Рявкнул черноволосый бородач.

— Хватит! — Выкрикнул сыщик, голос которого внезапно дал петуха. — Кхе. Хватит постоянно орать «так точно» и «ваш высок благородие». Мы с вами все служивые люди, вот и давайте поговорим спокойно как товарищи. Значит, в тот день под вечер в оранжереи растениевод Сазонов и изобретатель Щукин играли в шахматы.

— Так то… кхе-кхе, — прокашлялся стражник Анисим. — Они каждый вечер играют, у них такая традиция. Правда, несколько дней игр не было, когда они из-за машинки изобретательской поссорились. Григорий Матвеевич кричал, что сперва эта адская машинка в шахматы начнёт побеждать, потом за человека соображать, а затем человека совсем и сменит к чёртовой бабушке. О какие дела, ёшкин кот. И просил он Емельяна Борисовича её срочно разобрать и забыть.

— Это к делу не относится, — тяжело вздохнул Глеб Самоваров. — Что необычного было в тот вечер?

— Так ничего необычного и не было, ёшкин кот, — пожал плечами стражник Анисим. — Хотя, постойте. Вспомнил! Конфетки-бараночки! Обычно Григорий Матвеевич и Емельян Борисович часа по два сидят, — почему-то зашептал стражник. — Либо чай заварят, либо кофе заморского и двигают свои шахматки по клеточкам. И постоянно о чём-то непонятном спорят. Конспекция… нет, концепция. О! Про концепцию какую-то судачат, иногда даже кричат друг на друга. А в тот вечер они как-то тихо посидели всего минут двадцать и разошлись, ёшкин кот. Сначала, Емельян Борисович пошли к себе в мастерскую, а затем Григорий Матвеевич вышедши, дверки оранжереи на замок и закрыл. Никто в оранжерейку влезть не мог. За это я ручаюсь, век воли не видать. Никита, подтверди, — обратился Анисим ко второму стражнику.

— Уху, — кивнул светло-русый бородач. — Оранжерейку охраняли как полагаца. Каждые полчаса в круг обходили. Ты, боярин, в нас не сумневайся.

— А в тот зимний вечер, когда порубили волшебные саженцы, что было необычного? — Спросила Василиса, которой этот разговор со стражей уже порядком надоел.

— Ничего такого и не было, ёшкин кот, — ответил Анисим. — Никита, подтверди.

— Уху. Сидели, в шахматку играли, спорили, — задумчиво пробормотал второй стражник. — Потом разошлись. А ещё потом, минут через двадцать, вернулся Григорий Матвеевич и ещё где-то цельный час в оранжерейке сидел.

— Подумаешь, конфетки-бараночки, — хмыкнул первый стражник. — Григорий Матвеевич может и посреди ночи заявиться. Сядет около цветочка и что-то ему ласково шепчет, наговаривает, а на другой цветок наоборот кричит и ругается. Учёный человек — всё равно, что чокнутый, ёшкин кот.

— Хорошо, — кивнул Глеб Самоваров. — Если ещё что-то вспомните, то доложить немедленно.

— Так точно, ваш высок благородие! — Гаркнули Анисим и Никита.

* * *

После первого рабочего дня в этом странном мире голова Глеба Самоварова буквально раскалывалась от количества полученной информации. Поэтому когда сыщик в обществе Василисы Премудрой и её верного телохранителя Герасима вышел из надвратной башни царского кремля, которую стража тут же закрыла на дубовый засов, он обречённо молчал. Помеченный крестом горшок, царь-батюшка, гоняющий со слугами футбольный мяч, красавица царевна, строившая ему глазки, ботаник Сазонов, играющий в шахматы с изобретателем паровой повозки Щукиным, всё это смешалось в какой-то маловразумительный смысловой комок. Однако требовалось взять себя в руки, решить задачку с одним неизвестным преступником и преспокойно вернуться в свою родную Москву.

— Какие будут идеи? Как будем изобличать разбойника? — Спросила Василиса, которая проведённым днём была более чем довольна.

— Если рассуждать логично, то кроме некоторых бояр, похищение яблони больше никому не выгодно, — выдавил из себя Самоваров. — Само собой, преступление было совершено чужими руками. И случилось это примерно так: какой-то родовитый боярин, желающий жениться на царевне, подкупил человека из царской дворни. Например — конюха, повара, дворецкого, стражника, да мало ли кого ещё.

— Какого стражника, Анисима или Никиту? — Задала следующий вопрос Василиса Гороховна. — То-то я и смотрю, оба они какие-то мутные, век воли не видать.

— Этих парней я бы как раз подозревать не стал, — возразил Глеб, когда они, миновав мост через реку Морковку, вступили на узкую улицу, которую еле освещали редкие газовые фонари, а двух и трёхэтажные дома, жавшиеся вплотную друг к другу, неприятно давили на психику. — Их ведь спокойно могли подпоить или усыпить. Но в данный момент это не существенно. Нам важно вычислить и взять не исполнителя, а заказчика преступления.

— Ну и, ёшкин кот? — Нетерпеливо буркнула юная сыщица, передразнив стражника Анисима.

— Брать будем на живца, — ответил Самоваров. — Только для начала мне нужно точно знать, как работают эти молодильные яблоки и сколько самих молодильных яблонь имеется в государстве?

— Работают яблоки элементарно, — усмехнулась Василиса, — съедаешь его, и к тебе почти на час возвращается молодость и здоровье. Яблонь же молодильных очень мало. Во-первых, волшебное яблоко рождается только у молодого дерева, которое плодоносит первый год. На второй год яблоня даёт плоды, которые омолаживают всего на несколько минут, а на третий на дереве вырастают уже самые обычные яблочки.

— И всё? — Удивился сыщик. — А что можно успеть за один час молодости?

— Пфю! Да много чего! — Возмущённо пискнула Василиса Гороховна и слабое эхо прокатилось по полутёмной пустынной улице. — Операцию сложнейшую можно провести, злокачественную опухоль вырезать. Да почти от любой проказы человек может излечиться. Съел волшебный плод, помолодел, через час вернулся в свой возраст и уже здоров. Правда, если болезнь слишком сложная и запущенная, часа может и не хватить. Эти яблоки наш царь Евагрий в заморские страны за большие деньги продаёт. Теперь понимаешь, какой был переполох, когда порубили одиннадцать ценнейших деревьев, которые сам мастер Григорий Матвеевич Сазонов вырастил? Есть у Григория Матвеевича три способных ученика в других городах, но их молодильные плоды пока больше пяти минут не работают.

— Слабаки, — буркнул Герасим.

— Тогда действовать будем так, — прошептал Глеб Василисе и её верному телохранителю, но развить свою мысль не успел, так как заметил, что из проулка кто-то смотрит прямо на них.

Глава 7

— Тихо и не оборачивайтесь, — шепнул сыщик. — Только что из того проулка мимо которого мы прошли кто-то выглянул. Сейчас идём дальше, сворачиваем за угол и резко прячемся в дверных проёмах.

— Слежка, ёшкин кот, класс, — торжествующе прошептала Василиса.

Герасим же новость о «хвосте» воспринял с молчаливым равнодушием, а вот сердечко Глеба Самоварова застучало в бешеном ритме. «А вдруг за углом засада? — подумал он, когда вся компания двинулась дальше. — А вдруг сейчас придётся драться? А я дрался последний раз в школе, к тому же не совсем удачно. Может быть показать бросок через бедро, которому меня научили в школе милиции? Ерунда, улица — это не спортзал, не успеешь выйти на приём, как тебе уже накостыляют между глаз. Хорошо хоть шашка под рукой». Самоваров нащупал рукоять булатного стального клинка.

— Скажите, Глеб, а где вы так здорово научились играть в аглицкий гарпастум? — Нарочито громко спросила Василиса Гороховна, чтобы «топтун, сидящий на хвосте» не догадался, что его заметили.

— Где? — Голос сыщика вновь от волнения дал петуха. — Да у нас в каждом дворе мяч гоняют. В этой, в Туле. Двор на двор, улица на улицу, класс на класс, первенство школы. И ещё по телику показывают, то есть я хотел сказать по радио, то есть в газетах пишут, освещают этот самый, чемпионат.

«Что я несу? — обругал себя Глеб Самоваров. — Какой телек? Какое радио? Какой чемпионат? Ты ещё про московский „Спартак“ растрезвонь, дубина!».

— Ха-ха-ха, как интересно! — Ненатуральным голосом захохотала девушка, когда компания свернула за угол.

Самоваров моментально нашёл дверной проём, в углубление которого вжался, затаив дыхание, а рядом плечом к плечу притиснулась миниатюрная Василиса. Сложнее пришлось телохранителю Герасиму. Здоровенный парень заметался из стороны в сторону, но на узкой улице не было больше никаких укрытий. Тогда здоровяк просто встал в тень, которую отбрасывала крыша одного из домов. Вышло так себе, но на пару секунд могло и сработать.

— А что такое телек и радио? — Зашептала Василиса Гороховна, которая воспринимала всю ситуацию как весёлую приключенческую игру.

— Потом поговорим, — чуть слышно пробурчал Глеб и услышал чужие крадущиеся шаги.

Не прошло и трёх бесконечных секунд, как из-за угла показался странный оборванец с давно нечёсаными и немытыми волосами. То, что он следил по заданию преступной группы, сыщик ни мгновения не сомневался, поэтому громко крикнув: «Руки вверх!», Самоваров отважно выскочил на проезжую часть и перекрыл для незнакомца путь к отступлению. И синхронно с Глебом из тени вылетел телохранитель Герасим и, расставив руки в стороны, принял борцовскую позу.

— Руки вверх! Зарублю, едрить твою через коромысло! — Взвыл как ополоумевший Глеб Самоваров, вытащив саблю из ножен.

Однако дальнейшее поведение оборванца поставила сыщика в тупик. Загнанный в угол бандит вдруг истерически захохотал, затем так же истерично заныл и, упав на булыжную мостовую, принялся кататься.

— Это же Гриша юродивый, — сказала Василиса. — Напугали Гришу нехорошие дяди?

— Напугали, — заревел оборванец, сев на пятую точку.

— Если он психованный, чё же он за нами следит? — Буркнул Глеб, вставляя шашку в ножны. — Ему же лечиться надо, таблетки пить успокоительные. А если бы я его случайно зарубил?

— Скоро всем придёт кирдык, — вдруг промолвил юродивый, вперившись в сыщика ошалелыми глазами. — Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и вод. Имя сей звезде «полынь», и третья часть вод сделалась полынью.

— Ясно, религиозный бред, — усмехнулся Самоваров. — Скорую бы неплохо вызвать. Кстати, как у вас тут дело обстоит с бесплатным медицинским обслуживанием?

— Какую скорую? — Пробасил Герасим. — Емельяна Борисовича на специальной печке с колёсиками? Так в кремль до утра больше никого не впустят.

— Не надо никого парового мобиля, — отмахнулась Василиса Гороховна и вытащила из потайного кармана медную монетку, которую протянула юродивому оборванцу.

И надо было признать, что медная монета подействовала на Гришу лучше любой успокоительной таблетки. Юродивый по-деловому рассмотрел медный кругляш, попробовал его на зуб и удовлетворённо сунул медяшку за щеку. После чего встал, отряхнулся, поклонился и тоном вполне здорового человека произнёс:

— Благодарствую, люди добрые. А батюшке-царю передайте, беда его ждёт великая. Чёрные силы над нами кружат.

Затем юродивый Гриша изобразил кружащий вихрь, ещё раз поклонился и вполне уверенно пошагал куда-то в темноту.

— Большой театр, «Лебединое озеро» и «Щелкунчик» в одном лице, — недовольно буркнул Глеб. — А ещё сочиняют, что деньги портят человека. Вот пример — был больной, получил монету и сразу стал здоровый. Кстати, о здоровье, мы сегодня ужинать будем или как?

— Да, неплохо было бы пожрать, — поддакнул Герасим, похлопав себя по животу.

— Так тётушка Медуза Горгоновна давно уже всё приготовила, — хмыкнула Василиса.

* * *

В тереме боярина Премудрого после очень сытного ужина к сыщику Глебу Самоварову вернулось прекрасное расположение духа. Даже захотелось спеть про солдата, который идёт по городу, по незнакомой улице. И он бы это сделал, однако Медуза Горгоновна, которая приготовила яичницу с колбасой и замечательное рагу из баранины, выглядела крайне встревоженной. Кстати, и Василиса, хорошо знавшая свою тётушку, так же была напряжена. Только её верный телохранитель, умаявшись за день, прямо за столом беззаботно захрапел.

— Рассказывай сыщик, что придумал? Как будем преступника брать? — Спросила Горгоновна. — Я тут карты раскидала, всё какие-то вини выпадают, чую, грядёт что-то недоброе.

— Что придумал, что придумал, — пробормотал Глеб и неожиданно для себя пропел, — Идёт солдат по городу, по незнакомой улице… Завтра в полдень состоится футбольный матч, то есть игра по вашему гарпастуму. На стадионе будет присутствовать сам гражданин царь, гражданка царевна, бояре, а значит и наш преступник. Вот там мы и пустим слух, что из другого города в царскую оранжерею привезли ещё один саженец волшебной яблони, который уже послезавтра отплывает с послами к жениху. Эх! — Гаркнул Самоваров и, вскочив, изобразил «цыганочку с выходом» при этом от души заголосил:

На внезапную выходку сыщика лучше всех среагировал проснувшийся Герасим, который радостно загоготал и стал хлопать в ладоши.

— Всё? Успокоился? — Охладила праздничное настроение Медуза Горгоновна. — Первое, зачем нам пускать этот слух? Второе, где мы возьмём волшебную яблоню?

— Да, — согласилась Василиса Гороховна, — новый саженец раньше следующего года Григорий Матвеевич не вырастит.

— Как же вы не понимаете? — Удивился Глеб. — Вместо волшебной яблони мы подсунем простое стандартное растение. Нам важно, чтобы преступник заглотил эту наживку. Когда завтра вечером после игры состоится царский бал, и все будут гулять, вор обязательно полезет в оранжерею. Там мы его и сцапаем. Конечно, за яблоней явится исполнитель, а не сам заказчик кражи. Но я думаю, что здесь у вас умеют разбойникам «языки развязывать».

— Замечательный план, — торжественно произнесла тётушка Медуза. —Я сегодня же ночью приготовлю эликсир правды. Тогда лиходей нам всё как на духу сам выложит — что, где, когда?

— Гениально, — прошептала юная сыщица, посмотрев на Самоварова влюблёнными глазами. — А вдруг спросят: «откуда этот новый неучтённый саженец взялся?». Что тогда?

— Элементарно, Василиса, ха-ха, — усмехнулся Глеб. — Соврём, что этот саженец гражданин Сазонов лично подарил своим ученикам для опытов. Кстати, а почему бы эликсир правды не дать сразу всем вашим боярам, ведь настоящий преступник среди них?

— Не знаю как у вас, а у нас боярин — это лицо неприкосновенное, — недовольно пробурчала Горгоновна. — Многие имеют своих боевых холопов, обширные вотчины. А под воздействием эликсира бояре могут такого наговорить, что лучше этого вовсе и не знать. Даже страшно представить что будет, если мы всю боярскую думу настроим против Евагрия.

— Революция, — пролепетала Василиса Гороховна. — Несколько лет назад в одной западной стране так полыхнуло, что тамошнему королю голову снесли. Трупы тысяч невинных людей валялись на улицах города. И самое главное, что ссора со знатью случилась из-за банальной кражи.

— Вот именно, — поддакнула тётушка Медуза.

— Понял, не дурак, — кивнул головой сыщик, — пожалуй со взятием «Зимнего дворца» я несколько поспешил. Где я могу лечь поспать? Ведь у нас в народе говорят, что утро вечера мудренее.

— Пока боярин Горох Горохович в отъезде будешь ночевать в его кабинете, — ответила Горгоновна. — Кстати, я там уже постелила.

* * *

На новом месте не смотря на дикую усталость Глебу Самоварову не спалось. Точнее сны, в которые периодически проваливался сыщик, были тёмные, беспокойные и короткие. Поэтому Глеб каждые десять минут вскакивал, тревожно вглядывался в очертания незнакомой комнаты и, убедившись, что находится в этом же самом полусказочном царстве, снова пытался заснуть.

И вдруг подсознательный мир человеческих сновидений озарился перед Самоваровым яркими и сочными красками. Сначала сыщик услышал отдалённый колокольный звон, затем трижды прокричал петух, и он увидел, что находится в залитом солнцем царском зале, который полностью забит нарядно одетыми людьми. Перед ним стоит широкоплечий царь Евагрий Седьмой и какой-то странный худой мужик в костюме служителя церкви, внешне чем-то напоминающий Евагрия. За спиной Глеб обнаружил тётушку Медузу Горгоновну, наглаживающую большого рыжего кота. Того самого проныру, который на Чистых прудах утащил его шляпу в дупло дуба.

— Сыщик из Тулы, Глеб Семёнович Самоваров, готов ли ты взять в жёны мою дочь, царевну Синеглазку? — Неожиданно спросил нараспев царь Евагрий.

— Кого? — Переспросил Самоваров и, оглянувшись по левую от себя сторону, рассмотрел одетую в белое свадебное платье и фату здоровенную тётку, которая охраняла царевну при вчерашней беседе. — Честно говоря, товарищ царь, я пока в ячейку общества не рвусь. Месяц ещё не прошёл как дембельнулся, так что ищите дураков в другом месте.

— А если я тебе челюсть сломаю, паршивец этакий? — Цыкнул самодержец, при этом хрустнув костяшками крепких и разбитых кулаков. — Клянусь Аликороном, всю жизнь на целителей работать будешь.

— Не имеете морального права, я буду жаловаться прокурору, — пролепетал Глеб.

— Готова ли ты, раба божья, Синеглазка выйти замуж за сыщика из Тулы? — Запел служитель церкви, размахивая кадилом из которого пошёл дым.

— Так точно, ваш высок благородие! — Рявкнула басовитым мужским голосом здоровенная телохранительница царевны.

— Это подлог! Не ту женщину под венец подсовывают! — Заголосил Самоваров и бросился бежать с собственной свадьбы.

Однако во сне ноги, словно налившись свинцом, плохо слушались, из-за чего рывок вышел крайне медленный. К тому же сыщик стал тонуть в мраморном полу царского зала, как будто оказался на зыбучем песке. Поэтому сильная рука поддельной Синеглазки ухватила Глеба за шиворот и моментально вернула на место.

— Я протестую! Не хочу жениться, хочу в институте на заочке учиться! — Закричал Самоваров, но служитель церкви торжественно во всеуслышание заявил:

— Объявляю вас мужем и женой!

— Горько! Горько! — Дружно стали скандировать царские гости.

Глеб попытался безуспешно оттолкнуть физически мощную супругу, которая неумолимо тянула на себя сыщика, чтобы как следует облобызать. И вдруг в зале случилось нечто невероятное. Какая-то фигура, облачённая в чёрный балахон, буквально выпрыгнула из-за спин гостей и, вытянув костлявую руку с зажитым в ней арбалетом, выстрелила в затылок царя Евагрия Седьмого. Самодержец покачнулся, выпучил удивлённые глаза и, выдавив из себя что-то наподобие странной улыбки, рухнул лицом вниз.

— Ураааа! — Закричали гости.

На этом Самоваров не выдержал игры собственного подсознания и проснулся. Пот буквально струился по лицу бедного сыщика, нестерпимо хотелось пить, а спать напротив больше не было никакого желания. Неожиданно в дверь кто-то очень тихо постучал.

Глава 8

— Кто там? — Прошептал Глеб Самоваров. — Я сплю, приходите завтра.

— Я на одну минуту, — буркнула Василиса, которая словно тень юркнула в комнату, осторожно прикрыла дверь и прислушалась.

«Чего тебе не спиться-то, раба божья?» — подумал сыщик, рассматривая неспокойную девушку, одетую в белый длиннополый балахон и в цветастую душегрейку.

— Я на минуту, — опять повторила она и, подтащив стул, уселась напротив дивана, который был отдан во временное пользование Глебу. — Уснуть не могу, всё думаю и думаю про телек и про радио, про которые ты давеча говорил. Ну, рассказывай.

— Телек — это сокращённо телевизор, — недовольно проворчал сыщик, обозвав про себя Василису занозой в одном месте. — Ящик такой с экраном. Вилку в розетку вставил, переключатель на нужную программу щёлкнул, антенну поправил и можно сидеть и смотреть всё, что в программе передач напечатали.

— Допустим, что такое вилка я представляю, — задумчиво произнесла девушка. — Остальное всё непонятно. А что там, в ящике происходит?

— Что? Да разное, — усмехнулся Самоваров. — Хоккей показывают, футбол. Кино всякое. Кстати, в этот Новый год демонстрировали фильм про перемещение из нашего мира в мир сказочный. Называется «31 июня». И там была принцесса очень похожая на вашу Синеглазку! Только волосы другие. И по сюжету главный герой из нашего мира в неё втюрился и переместился через портал в её замок. Кто бы знал, что так бывает в реальности, — пробормотал сыщик.

— То есть это был спектакль? — С грустью произнесла Василиса, так как слышать про Синеглазку у неё не было никакого желания.

— Молодец, соображаешь, — обрадовался Глеб. — Правильно, это был спектакль, который сняли на камеру, а потом показали по телику десяткам миллионов человек. Цивилизация, однако, не то, что у вас — всего дона печка на колёсах.

— Подумаешь, какие великие! У нас, между прочим, тоже свои чудеса имеются, — заявила девушка, подскочив со стула и сжав маленькие кулачки. — Скатерть самобранка — раз, сапоги скороходы — два, шапка невидимка — три, бездонный ларец — четыре, волшебные гусли — пять.

— Постой, шапка невидимка? — Переспросил сыщик. — А мог наш преступник использовать эту шапку невидимку?

— Чисто теоретическая — да, а практически — нет, — моментально успокоившись, ответила Василиса Гороховна. — Последний раз шапку в действии видела моя бабушка. Эту вещицу отец нашего теперешнего царя Евагрия Седьмого, Эзоп Третий Великолепный принёс в дар африканскому султану, так как невидимка слишком опасна для государственной безопасности.

— Логично, — согласился Самоваров. — Ну что, спокойно ночи, Василиса Премудрая? Завтра будем брать вашего разбойника, поэтому неплохо было бы выспаться.

— Спокойной ночи, — буркнула девушка, покидая рабочий кабинет своего отца.

* * *

Царевна Синеглазка Евагревна Великолепная, честно говоря, гарпастум или тупую беготню за кожаным шаром считала занятием глупым и никчёмным. И сегодня на городской стадион не поехала бы даже за плитку горько-сладкого аглицкого шоколада. Но появившийся из загадочной Тулы молодой симпатичный сыщик её чем-то таким зацепил. Создавалось такое ощущение, что этот парень как будто вынырнул из другого мира, или прилетел с другой планеты, если конечно верить некоторым астрономам, утверждающим, что на других планетах тоже есть жизнь. Поэтому, провертевшись у зеркала три часа, перемерив почти весь свой гардероб, Синеглазка выпорхнула из царского дворца только перед самым отбытием кавалькады карет, повозок и одного большого многоместного дилижанса.

— Чёрте что и с боку бантик, — недовольно буркнул отец, когда увидел, что вместо венца или кокошника любимая и единственная дочь нацепила аглицкую треуголку с большим гусиным пером, которая совершенно не сочеталась с простонародным неприлично коротким чуть ниже колена сарафаном.

— Ничего, перебесится, — внезапно встала на её сторону мачеха, царица Варвара, статная, высокая черноволосая женщина с восточными раскосыми глазами, одетая в аглицкое платье. — Евагричек, может быть, откажешься от своей затеи? — Обратилась она к царю нежным медовым голоском. — Не дело это бегать по пыли и играть в одной команде с дворней. Не солидно.

— Может быть, для кого-то это и не солидно, — заворчал царь Евагрий. — Но пока я на троне, в моей державе — народ и царь едины. Вон, мой лучший дружок из Холландии граф и наследник огромного состояния с мужиками гоняет в холхей, и ничего, его за это ещё больше уважают. Ну что, все готовы⁈ — Нетерпеливо прикрикнул самодержец на суетящихся около повозок и карет дворцовых слуг.

— Так точно! Сейчас тронемся помолясь, — пискнул писарь Елизар, — но нужно ещё обождать.

— Чего⁈ — По-царски рявкнул царь. — Кто-то давно не получал плетей поперёк позвоночника?

— Так точно, распустились, попутали берега, — жалобно улыбнувшись, поддакнул Елизар. — Ваш брат Аристипп очень просились на игру. Его и дожидаем.

— Аристиппушка, божий человек, — пробормотал Евагрий. — Хорошо, как он усядется, так и трогай. И больше никого не ждать!

— Слухаюсь, — засуетился писарь и пулей бросился в царский дворец.

* * *

Городской стадион столицы Морковского царства находился на берегу реки Морковки. С одной стороны игрового поля был большой и крутой холм, а с другой заботливые руки плотников возвели невысокие деревянные трибуны и раздевалки для спортсменов. Холм, само собой, был полностью облеплен простым и мало знатным людом, а на трибунах, куда бесплатно подавали квас, горячие пончики и кое-что покрепче, сидели бояре с родственниками, иноземные послы и царская семья в полном составе.

Сыщик Глеб Самоваров перед тем как идти переодеваться в раздевалку вышел на десять секунд, чтобы оценить качество футбольного газона. И разглядывая множественные кочки и ухабы, успел краем глаза обратить внимание на черноволосую красавицу царицу Варвару, на младшего брата царя Аристиппа, который смотрел стеклянным взглядом перед собой. Так же Глеб успел заметить и обворожительную царевну Синеглазку в неуместной пиратской треуголке. И надо сказать, что Синеглазка в этот самый момент улыбнулась и даже кажется, подмигнула сыщику, что привело молодого парня в некоторое смущение. «Международного скандала ещё не хватало, ловлю преступника и домой», — подумал Самоваров, окидывая взглядом собравшуюся публику.

И вдруг Глебу почудилось, что он оказался на московском стадионе «Торпедо», куда часто ходил вместе с отцом, болевшим за автозаводскую футбольную команду. Видение, конечно, тут же улетучилось, но странная мысль застряла в голове сыщика: «Неужели я провалился в прошлое? Хотя никакого царя Евагрия никогда не было на русском престоле. Вот Гороха в народных сказках поминают. И про Василису занозу Премудрую то же кое-что сказочники насочиняли. И Емеля с печкой был. А вдруг я провалился в такое далёкое прошлое, о котором кроме сказок ничего в памяти народной и не осталось? А это значит, что нужно повнимательней присмотреться к царевне Варваре. Ведь в сказке о золотом петушке, именно иноземная шамаханская царица извела царя Дадона».

— Что, сыщик, впечатлён? — С гордостью спросил царь Евагрий, прочитав на лице Глеба выражение крайнего изумления. — Это самый крупный и самый лучший стадион в стране. Я скажу по секрету, даже в Аглиции таких изумительных арен почти нет.

— Да, арена вместительная, — буркнул Самоваров, — только это не поле, это, извиняюсь ваше величество, огород.

— Морква то же не сразу строилась, — проворчал царь.

И вдруг кто-то очень зоркий, сидящий на холме среди простого народа заметил батюшку-царя и что мочи заголосил:

— Ура царю!

— Ураааа! — Раздалось не очень дружное, но многоголосное и громкое приветствие.

Евагрий Седьмой устало улыбнулся и помахал рукой своим верным и благодарным подданным.

— Пошли в раздевалку, — шепнул он Глебу, — не люблю я этих восторгов. Чего они все радуются, словно я им бесплатные каменные хоромы подарил?

Сыщик вспомнил про долгие и продолжительные аплодисменты, которыми всегда встречали в телевизоре Леонида Брежнева, и поэтому ничего не ответив, поспешил за самодержцем в подтрибунное помещение.

— Между прочим, бесплатное жильё — это самое прогрессивное достижение социализма, — заметил Самоваров, догнав царя.

— Запомни, юноша, — усмехнулся Евагрий. — Бесплатного ничего в жизни не существует. Мне сейчас каждый гражданин, кроме бедных и нищих, платит 10-процентный налог с дохода. С бояр и богатых купцов я беру 20 процентов. А если я объявлю построение бесплатного жилья, то все налоги разом мне придётся повысить в полтора или даже в два раза. Люди начнут нищать, недовольства расти, беспризорников и попрошаек появится видимо-невидимо, что будет стимулировать общий рост бандитизма. Значит, придётся вводить новые налоги для содержания дополнительных тюрем и сторожевых стрельцов. Управление державой это тебе не починка сапог, друг мой ситный.

— Ну, хорошо, — упёрся сыщик. — Не нравятся вам бесплатные благоустроенные квартиры, тогда стройте кооператив. Пусть люди вселяются в новое жильё и постепенно, несколько лет, выплачивают его стоимость. Я сейчас ехал на стадион и изумлялся. У вас же каменных домов раз, два и обчёлся. А сколько ветхого жилья? Ужас. Просто не дай Бог где-нибудь полыхнёт.

— Не дай Бог, не дай Бог. Кооператив, говоришь? — Царь Евагрий задумчиво почесал затылок своей большой головы. — Толковое предложение. Таким макаром можно целую отрасль промышленности оживить. Выставлю его на обсуждение в боярскую думу, а там уже посмотрим.

На этих словах самодержец вошёл в помещение, где уже переодевались в странные рубахи со шнуровкой и длиннющие, ниже колен трусы, старшие сыновья царских конюхов, сокольничих, поваров и оружейников. А писарь Елизар, высокий и немного нескладный мужчина, натягивал на себя шаровары и подбитую войлоком короткую куртку. Из чего Глеб сделал вывод, что писарь займёт место в рамке ворот.

— Слушай сюда! — Скомандовал Евагрий. — План на игру такой — я действую на острие атаки, остальные защищают ворота и все пасуют на меня. Кому что не ясно?

— Мне, кхе, какую позицию на поле занять? — Спросил Самоваров, когда остальные молча приняли к сведению очень примитивный и спорный игровой план.

— А ты раньше на какой играл? — Поинтересовался царь.

— Когда выступал за свою школу, то мы в основном использовали спартаковскую расстановку: четыре, четыре, два, — затараторил Глеб. — Меня обычно ставили на место правого полузащитника. Я за счёт хорошей скорости и выносливости перепахивал всю правую бровку. Летал из защиты в атаку.

— Четыре, четыре, сколько? — Присвистнул писарь Елизар, покосившись на батюшку-царя.

— Повторяю для непонятливых, — буквально прорычал самодержец, — паши хоть правую, хоть левую бровку, но пасуй только на меня. Именно в этом залог нашей победы. Только рискните здоровьем, меня перед народом опозорить! — Евагрий показал своим дворовым слугам огромный кулак.

* * *

Василиса Гороховна Премудрая новую аглицкую забаву, которую царь привёз из-за моря, за решительность, за скорость и напор очень уважала. Она даже попыталась создать свою женскую команду, когда училась в институте благородных девиц. Однако на первой же тренировке одна из девчонок сломала ногу, и Василисе тогда поставили жёсткие условия — либо она выметается из института, либо про гарпастум забывает на веки вечные и больше не морочит девушкам головы. Поэтому сегодня, взяв с подноса у разносчика кружку кваса и три горячих пончика, Василиса ждала матч с нетерпением. Особенно ей был интересен сыщик из другого мира, который называл аглицкий гарпастум необычным словом футбол.

Наконец, трубачи вышли на центр поля и громко дунули в настоящие боевые рога. Народ тут же заволновался, загудел, захлопал в ладоши и из-под трибун выбежали две команды. Одна, одетая в светло-серые рубахи и такие же трусы, именно за неё играл царь Евагрий и Глеб Самоваров. А другая команда, полностью состоявшая из бояр и боярских детей, была облачена в чёрно-белую полосатую аглицкую форму. Поговаривали, что лидер фракции Гуманистов Василий Никитич Оболенский лично золотом заплатил за этот комплект первоклассной спортивной одежды. Но на холме, где сидели самые малообразованные зрители, такую роскошь не оценили и команду гуманистов обозвали коротким и обидным прозвищем — «полосатики».

— Дави полосатиков! — Гудели простые мужики с той стороны поля.

— Мужичьё невоспитанное, — возмущались на деревянной трибуне бояре и их родственники.

— Шарман, шарман, — цокали языками иноземные послы.

А между тем судья бросил мяч в центр поля, и быстро отбежал в сторону, ведь игра началась с ожесточённой потасовки. Спортсмены противоборствующих команд, сгрудившись в большую толпу, отчаянно толкались и пихались, пытаясь завладеть единственным кожаным мячом. А люди с разных сторон игровой поляны подбадривали голпасистов свистом, выкриками и отборными простонародными матерными словами.

— Какое омерзительно зрелище, — высказалась Медуза Горгоновна.

— Это потому что вы, тётя, свистеть не умеете, — заявила Василиса и, сунув два пальца в рот, засвистела подобно соловью-разбойнику.

Вдруг мяч выскочил и толпы и отлетел к единственному человеку, который предусмотрительно не полез в общую кучу-малу, а стоял с краю и ждал передачи. И этим самым умным человеком оказался сыщик Глеб Самоваров. Народ даже перестал материться, когда новенький голпасист понёсся стрелой вдоль бровки к чужим воротам. Толпа спортсменов в полосатой форме тут же бросилась догонять беглеца, но не тут-то было. Сыщик из другого мира уходил от разъярённого противника, словно летел на невидимых крыльях.

— Давааай! — Вдруг завизжала царевна Синеглазка. — Давай гол!

— Даваааай гооол! — Раздался клич над всем забитым под завязку стадионом.

И Самоваров под одобрительные возгласы ловко выскочил один на один и хладнокровно без замаха пробил точно в угол. Вратарь думской фракции «Гуманистов» вместо того чтобы прыгнуть, замер от удивления на месте и развёл руки в стороны.

— Гоооол! — Взревел переполненный стадион.

* * *

— Молочага, — коротко поздравил Глеба царь Евагрий. — Но в следующий раз играй на меня. Встали! — Тут же гаркнул самодержец на свою команду. — Встали гуртом!

— Может лучше расставиться по позициям? — Предложил Самоваров. — Защитники, полузащитники, нападающие, левые, крайние, центральные.

— Какие позиции, чудик? — Захохотал Евагрий Седьмой. — Они сейчас свиньёй на ворота попрут.

Сыщик озадачено почесал затылок, но спорить с официальной законной царской властью не посмел. Он, как и все одноклубники, сгрудился около цента поля напротив команды фракции Гуманистов, которые действительно выстроились подобно немецким рыцарям из кинофильма про ледовое побоище. Впереди вышли два самых здоровых спортсмена, а с боков те, кто поменьше. Судья, чтобы его не затоптали, бросил мяч парням в полосатой форме и быстро отскочил в край, как и в начале встречи.

— Ааааа! — Загудела публика на трибунах.

— Ааааа! — Заорали соперники и попёрли на ворота, причем человек с мячом спрятался за своих мощных партнёров.

— Держать строй! — Выкрикнул Евагрий и царская команда буквально облепила боевое построение гуманистов.

Однако толкаясь и рыча, медленно, но верно бояре всё дальше и дальше продвигались от центра поля к воротам царской команды. И никакие приказы Евагрия Седьмого не могли сдержать «свинью» фракции Гуманистов. Глеб же, получив два очень чувствительных удара по рёбрам, вывалился из общей урчащей кучи, и решил схитрить. Он за пару секунд по дуге оббежал боевой строй бояр и хитрым легким движением ноги отобрал мяч у человека, который его контролировал.

— Мяч украли! Караул! — Заорал спортсмен в полосатой форме своим одноклубникам, которые всё ещё продолжали толкаться с командой царя Евагрия, а странный новичок из Тулы уже нёсся к воротам.

— Давай гол! — Раздались сначала редкие призывы от зрителей, а затем уже весь стадион разом заревел:

— Давааай гооол!

— Вот ведь чертяга, — пробормотал царь, перестав раздавать тычки соперниками, ибо это уже не имело никакого смысла, и теперь все кто был на поле, просто ждали, чем закончится новая дуэль шустрого сыщика и бедного вратаря.

«Это не футбол, а киножурнал „Ералаш“, — думал Самоваров, выбегая второй раз один на одни. — Кинокомедия, а не игра. И вообще, пора поговорить с гражданином царём по поводу засады. Я провалился в этот мир не для того, чтобы мячи забивать».

Глеб чуть притормозил, заметил страх в глазах голкипера боярской команды, который замер в воротах словно статуя, и саданул на силу в правый от себя угол. «Гооол!» — взвыл стадион, когда мяч запутался в рыболовной сети, повешенной на рамку ворот.

И в этот самый момент Самоварову пришла поразительная мысль: «А вдруг преступник украл саженец яблони не для того, чтобы расстроить свадьбу царевны Синеглазки, а чтобы навредить царю? И сон про это был, и больной на голову Гриша об этом сказал. По изуверской логике разбойника, все должны были подумать, что виноваты влюблённые бояре, а на самом деле виновник совсем другой человек. Вопрос в следующем — как можно навредить молодильным яблоком Евагрию Седьмому? Оно ведь, в конце концов, не отравленное».

— Чего застыл, чудик? — Улыбаясь, прикрикнул царь. — Дай я тебя обниму!

— Товарищ Евагрий, надо бы срочно переговорить, — прошептал Глеб, когда его прижал к своей борцовской фигуре сам самодержец. — Есть идея, как взять сегодня же нашего разбойника.

— В перерыве расскажешь, — тихо пробурчал Евагрий Седьмой Великолепный.

Глава 9

— Одиннадцать — три! — Восторженно кричала Василиса Гороховна, когда в тереме боярина Премудрого на многочисленные синяки, шишки и ушибы Глеба Самоварова накладывала целебную травяную мазь Медуза Горгоновна. — Я представляю, что напишут завтра в печатном листке «Морковских вестей»! Сыщик из Тулы — чемпион по гарпастуму. Команда фракции Гуманистов разбита в пух и прах! Царь Евагрий Эзопович Седьмой вручает чемпиону серебряный кубок! Обалдеть!

— Варварская игра, — недовольно проворчала Горгоновна. — Ещё немного, ещё чуть-чуть и нашего Глебушку просто бы изувечили. А ты тоже хорош, — цыкнула ведунья на сыщика, — зачем надо было самому загонять целых десять мячей в эту сетку? Тебе же царь человеческим языком подсказывал, чтобы ты пасовал на него. Бояре нашего самодержца тронуть бы не посмели.

— А я не знал, ой, ой, ой, — Самоваров схватился за бок, — не знал, что у вас здесь играть никто не умеет. Одни костоломы в команде у этих гуманистов собрались. И потом, сколько можно было пасовать на Евагрия Эзоповича, когда он из пяти верных моментов, запорол четыре?

— Жаль, меня на поле не было, — пробасил Герасим. — Я бы этим хуманитариям все ноги бы переломал. Голова не болит? — Здоровенный телохранитель Василисы указал на огромную сечку на лбу сыщика.

— Нет, — крякнул Глеб, но тут Горгоновна нанесла на рану что-то мерзко-зелёное и сыщика обожгла нестерпимая адская боль. — Аааааа! — Заорал он.

— Терпи, зато шрама не будет, — прорычала ведунья.

— Зря, шрамы украшают мужчину, — высказалась довольная до ушей Василиса.

— А мне дополнительные украшения без надобности, я не новогодняя ёлка, — огрызнулся Самоваров и стал постепенно терять сознание.

И как только мир перед глазами расплылся в радужных облаках, перипетии прошедшего матча тут же всплыли перед его внутренним взором. Ему вспомнилось, как он закатывал мяч за мячом, а обозлённый соперник, сообразив, от кого исходит основная угроза, принялся колотить настырного спортсмена при каждом удобном случае. Глеба толкали, сбивали с ног, гонялись за ним по трое и по четверо. И один раз даже пнули по лбу. А он, словно в него вселился разъярённый и упрямый бык, забивал и забивал.

Он ловил на себе восторженные взгляды царевны Синеглазки, довольную холодную усмешку царицы Варвары, раздражённую гримасу царя Евагрия и ещё сотни удивлённых и потрясённых лиц. Он расслышал, как отчаянно свистит Василиса, и как соперники шепчут в спину, что сейчас сломают его пополам. А на холме, где сидела простонародная публика, какой-то рифмоплёт сочинил заводную речёвку, которую постоянно горланили тысячи перевозбуждённых зрелищем человек:

Ту, ту, тульский пострел — три гола забить успел!

Ту, ту, тульский пострел — четыре штуки забить успел!

Ту, ту, тульский пострел — пять раз забить успел!

Ту, ту, тульский пострел — шесть мячей забить успел!

— Сомлел, родимый? — Медуза Горгоновна привела сыщика в чувство, сунув ему под нос какую-то вонючую гадость. — Ничего сейчас всё переболит, заживёт, и вечером на балу будешь как новенький.

А в этот момент весёлая Василиса Гороховна прыгала по комнате и задорно напевала:

Ту, ту, тульский пострел — восемь раз забить успел!

Ту, ту, тульский пострел — девять штук забить успел!

Ту, ту, тульский пострел — десять мячей забить успел!

— Даааа! — Заорала она вместе с Герасимом, как это делали тысячи человек на прошедшем матче. — Глеб, ты же вошёл в историю нашей страны как лучший голпасист в мире! Обалдеть!

— Да уж, вляпался я с вами в историю, — проворчал Самоваров, — давайте обговорим план сегодняшней операции. Значит так, слух, что новый неучтённый саженец волшебного растения доставлен в столицу, запущен. Сам царь об этом объявил в раздевалке всем боярам, которые естественно приглашены на вечерний бал. Тройной дозор сторожевых стрельцов перед оранжереей уже выставлен. Вашего великого ботаника Григория Матвеевича Сазонова ввели в курс дела. Так же внутри здания спрятались ещё четверо крепких бойцов. Далее кремль имеет несколько надвратных башен, и они все, кроме самой главной сегодня будут закрыты. Охрана этих ворот возложена на дьяка сыскного приказа Юрия Долгорукого, то есть Длиннорукого. При дьяке будут находиться ещё пятеро его людей.

— Стопе! — Подскочила Василиса. — А если Юрка сам заказчик кражи? Ему в таком деле доверять нельзя!

— Поэтому, за Юрием уже установлена тайная слежка, — спокойно ответил Глеб. — Однако чтобы не полагаться на слежку, когда начнётся бал, то бишь спустя час, я сделаю вид, что мне уже хорошо и в сопровождение Герасима, который так же сделает вид, что ему хорошо, захватив кувшин пива или вина, пойду к людям Юрия Длиннорукого. Присмотрю за ним одним глазком. А в это время вы, Медуза уважаемая Горгоновна, с эликсиром правды ждёте на балу во дворце. Всё! Сцапаем голубчика как миленького!

— А где буду в это время я? — Прошипела Василиса Премудрая, догадавшись, что её хотят оставить вне игры.

— Присмотришь за батиной квартирой и за тётушкиным котом Пыжиком, — ответил Глеб. — Вон, у него какая морда наглая, жрёт сегодня целый день, даже кашу твою горелую слопал, которую мы выбросить не спели. Я так понимаю, без этого рыжего пройдохи мне в свой мир не вернуться?

— Правильно понимаешь, — кивнула головой ведунья, как вдруг разбушевалась её несносная племянница Василиса:

— Стояяять! — Завизжала она на ультразвуковых частотах. — Без меня на дело не пущу! А это ты видел?

Девушка вытащила из голенища длинную кожаную плеть. Затем этот кнут обрисовал окружность вокруг головы Василисы и, рассекая воздух, устремился одним концом к керамическому кувшину, который никому не мешая стоял в пяти метрах на полке.

— Бац! — Раздался громкий треск, и сосуд из обожжённой глины разлетелся на множество мелких кусков.

— Повторяю вопрос, где я буду находиться во время специальной операции? — Сверкнув глазами, спросила сыщика Василиса, сжимая кнут в руке.

— Как где? — Переспросил Самоваров. — Я же сказал, будешь охранять, кхе, тётушку Медузу Горгоновну с ценнейшим эликсиром правды. Ты сегодня в нашем деле — ключевая фигура. Только давайте чего-нибудь перед царским балом перекусим, — после того, как боль во всём теле отступила Глеб почувствовал нестерпимый голод.

— Правильно, пора бы и пожрать, — лаконично поддакнул Герасим.

* * *

Самые знатные гости в кремлёвский царский дворец стали стекаться всего лишь за пять минут до объявленного бала. Чтобы этим самым показать, что они и царя уважают, и сами не на помойке найдены. К этому времени Глеб Самоваров со своей «группой быстрого реагирования» слонялся по дворцу не менее получаса. Он перекинулся парой слов с изобретателем Емельяном Щукиным и растениеводом Григорием Сазоновым, которые, не дожидаясь официального открытия, уже что-то выпивали и это что-то закусывали солёными огурцами.

Глеб спросил учёных о том, как они относятся к проблеме таяния ледников на северном полюсе? На что изобретатель самодвижущейся печки Щукин резонно заметил, что если лёд в одном месте растаял, то значит, в другом месте обязательно нарастёт и переживать не о чем. Самоваров возразил, что подъём уровня мирового океана касается всех. А ботаник Сазонов раздражённо шикнул, что мировая экосистема устроена гораздо умнее, чем воображают об этом люди. Если повысится уровень мирового океана, то климат станет более тёплым и влажным, значит, растения начнут приобретать гигантские формы и впитают всю лишнюю воду в себя. А затем добавил: «Устроили из моей оранжереи чёрте что». Поэтому сыщик, чтобы не нагнетать конфликт, пошёл гулять дальше, рассматривая множественные картины предков царя Евагрия Седьмого.

— С вами хотят говорить, — вдруг раздался голос из-за спины Глеба.

Самоваров обернулся и увидел очень маленького человека, почти карлика. Затем сыщик еле заметно кивнул тётушке Медузе Горгоновне, чтобы та была начеку, и ответил:

— А если я разговаривать не хочу? Нет настроения.

— С вами хочет поговорить сама царица Варвара, — тихо добавил карлик.

— Любопытно, — буркнул сыщик и пошёл следом за этим маленьким человеком.

Проводник вывел Глеба из общего зала, потом куда-то резко завернул и прошмыгнул в потайную дверь, за которой сыщика ждал самый настоящий лабиринт. И путь по этому лабиринту человечек осветил керосиновой лампой, которую он вытащил из складок своей многослойной одежды.

«Если этот карлик меня здесь бросит, сам не выберусь, — думал Самоваров, стараясь не отстать от расторопного проводника. — Интересно, что от меня хочет царица Варвара? Неужели она и в правду ведёт свою игру? Или так из любопытства решила посмотреть на знаменитого футболиста-голпасиста? Угораздило же хорошего мужика Евагрия жениться на такой женщине. Нашёл бы кого попроще и жил бы сейчас припеваючи».

И вдруг лабиринт закончился тупиком. Однако карлик нажал на один из кирпичей в стене, и открылась ещё одна совершенно незаметная дверь. Дальше Глеба оставили одного в небольшой меблированной комнате. Хорошо, что слуга, прежде чем выйти, разжёг подсвечник из пяти свечей, ведь за окном солнце уже катилось к закату, а оказаться с царицей один на один в сумерках было как-то неприлично.

— Добрый вечер, — поздоровалась Варвара, войдя через несколько секунд в комнату.

Одета стройная черноволосая восточная красавица была в пышное иноземное платье, которое Самоваров видел в исторических фильмах про Петра Первого. Но больше всего его поразила сверкнувшая десятками бриллиантов диадема, вплетённая в высокую причёску царицы.

— Здравствуйте, — засмущался сыщик и ляпнул, — не правда ли, хорошая погода была сегодня днём?

— Да, — усмехнулась она, — с погодой нам сегодня повезло. Скажите, пожалуйста, как продвигается ваше расследование?

— Уверяю вас, всё идет по плану. — Ещё сильнее разволновался Самоваров. — Отрабатываем несколько рабочих версий. Пока беспокоиться не о чем.

— Тем более что нашёлся ещё один саженец волшебной яблони, — Варвара буквально вперилась в лицо сыщика. — Кстати, Григорий Матвеевич сказал, что не помнит, когда он дарил эту яблоню вашей Туле.

— Гражданин Сазонов — большой учёный, — Глеб моментально взял себя в руки и заговорил очень уверенным тоном. — Голова Григория Матвеевича летает в высоких научных сферах, поэтому, что делается у него под носом, он часто не замечет. Даже стих такой есть — человек рассеянный с улицы Бассейной, вместо шапки на ходу он надел сковороду. Давеча, когда украли саженец, товарищ Сазонов даже не вспомнил, как сыграл в шахматы с гражданином Щукиным.

— Возможно, возможно, — сказала нараспев царица. — Так вот для чего я вас пригласила. Мне очень понравился сегодняшний матч. Сегодня было столько страсти, эмоций, забитых голов, что прошу принять от меня в подарок вот это серебряное кольцо.

Варвара протянула сыщику блестящее белое кольцо, по наружной части которого шла надпись, искусно выполненная объёмными латинскими буквами.

— Здесь написано: «Acta est fabula!» — Торжественно произнесла царица Варвара. — Что означает: «Пьеса сыграна!».

— Да, неплохо сегодня сыграли, — согласился Самоваров, любуясь и примеряя неожиданный подарок на средний палец правой руки. — Могу быть свободен?

— Конечно, пройдёмте к гостям. Тем более бал уже начался.

Глава 10

Более скучных потанцулек Глеб Самоваров не видел давно. Точнее говоря, эти бесконечные шаги, повороты, поклоны под унылую инструментальную музыку сыщик обозревал впервые в жизни. Однако местные бояре и заморские послы находили такое время препровождение довольно весёлым и забавным. То тут, то там слышался смех и мелькали мужские и женские улыбки. Кстати, женщины все без исключения держали в руках эти глупые вееры. Кто-то ими усилено махал перед собственными глазами, хотя в зале было совсем не душно. Кто-то этим сложенным веером постукивал по левой руке, а кто-то по правой. А одна нервная барышня вообще разорвала веер пополам.

«Деньги девать некуда, эксплуататорам трудового крестьянства, — подумал Глеб, посмотрев на часы, которые показали, что сорок минут этой нудной каторги уже минули. — Что же хотела у меня выведать царица Варвара? Чего она меня вызвала? Кольцо и так можно было передать с посыльным и запиской. У меня, как-никак, законченное среднее образование, читать, писать и считать умею».

Сыщик ещё раз скучным взглядом окинул зал, где танцевали и веселились гости, одетые в самые разнообразные костюмы, начиная от средневековых европейских и русских народных платьев, заканчивая греческими туниками в пол. Необычней всех, пожалуй, выглядела царевна Синеглазка, которая танцевал в хулиганской пиратской треуголке и в укороченном русском сарафане. И кавалеров, надо признать, у дочери Евагрия Седьмого было с десяток. Сам царь то же пару раз прогулялся под музыку в центре зала с царицей Варварой и на этом счёл для себя танцевальную программу выполненной. Затем Евагрий Эзопович занял место на троне и иногда украдкой поглядывал на Самоварова, как бы ожидая условного сигнала. Но пока всё было тихо.

— Привет, чемпион! — Неожиданно окликнула Глеба царевна Синеглазка, которая как-то умудрилась оторваться от ухажёров и незаметно подкрасться сзади.

— Да ладно, какой чемпион, — Глеб от смущения даже покраснел. — Так, забил несколько мячей, всего и делов-то?

— Потанцуем? Я приглашаю!

Сыщик пожал плечами, и хотел уже было согласиться, но вдруг выскочила с боку Василиса Гороховна и, сдвинув кокошник на затылок и уперев руки в бок, заявила:

— Чего пристала к человеку? Видишь, он на работе не танцует? Вон Оболенский ножкой дрыгает от нетерпения, иди с ним развлекайся.

— Да я, честно говоря, по-вашему и не умею, — виновато буркнул Самоваров.

— Вот и замечательно! — Капризно топнула ногой царевна. — Значит, будем плясать по-вашему, по-тульски. Папенька! — Завопила царская дочь, бросившись к отцу. — Сыщик Глеб Самоваров сейчас обучит нас всех своему тульскому танцу!

— Ну, Василиса Гороховна, — проворчал Глеб Василисе. — Кто тебя за косу тянул? Ты что сейчас делать должна? Вот и охраняй ценнейший эликсир вместе с тётушкой.

— Подумаешь, командир нашёлся, — криво усмехнулась юная сыщица и спокойно отошла в сторону.

А на Глеба Самоварова моментально уставилось сотни любопытных глаз. Более того царь Евагрий Седьмой, привстал с трона и дал знак музыкантам, чтобы те сейчас же перестали пиликать на скрипках, виолончелях, дуть во флейты, трубы и бить в большой оркестровый барабан. «Ёкарный бабай, — пробормотал про себя сыщик. — Вот это залёт! Хорошо хоть в армии научили на гитаре тренькать. Спокойно, боец! Главное не опозориться. Значит так — а эм, дэ эм, жэ и цэ, остальные аккорды сами вспомнятся по ходу дела».

— И как же танцуют у вас в Туле? Неужто без музыки? — Хохотнул царь Евагрий и все гости, даже те, кто плохо понимал местный язык, грохнули со смеху.

— От чего же, ваше величество? — Выдохнул Глеб и двинулся к музыкантам. — И под музыку танцуют и слова поют. Только у нас всё гораздо веселее, не как на похоронах и на поминках. И движения более разнообразные без шагания туда и сюда и без ненужных разных поклонов. Свободный стиль, называется — шейк.

Самоваров забрал у одного музыканта какую-то бандуру похожую на шестиструнную гитару и провёл по струнам. Вроде бы звучал инструмент как надо, но может быть чуть-чуть по-другому, но теперь это не имело никакого значения! Так как нечего было гражданину царю, делать при всех из Глеба какого-то клоуна.

— Песня называется! — Выкрикнул сыщик. — Песня про зайцев! Начало медленное, припев танцевальный и быстрый.

«Спасибо армии родной, что в дом вернулся не больной», — подумал Самоваров и запел:

— Глеб ещё раз выдохнул и убедился, что буквально все замерли, затаили дыхание и ждут этого самого припева.

 — Заорал сыщик во всю силу своих легких:

— Грянули, ромэлы! — Скомандовал Самоваров музыкантам, и они действительно грянули с листа, подхватив простенький мотивчик заводного припева. — Танцую все! — Снова закричал разбушевавшийся парень и, выскочив на центр зала вжарил шейк вперемешку с гопаком.

— А нам все равно! А нам все равно! — Горланил Глеб выделывая ногами такие кренделя, что у всей собравшейся публики повылазили глаза из орбит.

И закончилось бы такое спонтанное выступление Самоварова полным позором и провалом, если бы не царевна Синеглазка. Она подбежала к сыщику и очень ловко скопировала все его танцевальные па. Более того, царевна двигалась даже лучше некоторых профессиональных танцовщиц. Поэтому следом в плясовое безумие ринулись и остальные гости. Музыканты же быстро сориентировались и мастерски на мотив простенькой песни стали импровизировать. Со своими соло вступали то струнные инструменты, то духовые, то лупил по басовому барабану товарищ барабанщик.

— А нам все равно! А нам все равно! — Беспрерывно напевая одну и ту же строчку, около сыщика вдруг оказался, отплясывая в присядку, и гражданин царь. — Жги, Глебушка! — Заорал он. — Танцуют все, едрить через коромысло!

— Дело есть у нас в самый жуткий час! — Тяжело дыша, напевал разошедшийся сыщик.

— Мы волшебную косим трын-траву! — Звонким голоском подпевала царевна Синеглазка.

И сколько бы такая скачка продлилась — неизвестно, но вдруг Самоварова дёрнул за плечо Герасим и одним глазами показал: «срочно на выход!». Глеб без вопросов и лишних разговоров бросился бежать, стараясь сильно не задеть кого-нибудь из бояр или иноземных послов. Неприятностей и без того хватало. А из царского зала, по коридору два добрых молодца уже неслись во всю прыть.

— Что случилось⁈ — Крикнул Глеб в спину Герасиму.

— Сам не знаю, — буркнул телохранитель Василисы. — Прилетел какой-то стрелец и сказал срочно кликнуть сыщика из Тулы.

— Молодец! — Похвалил Самоваров напарника и прибавил скорости.

Только на улице, где уже сгустился сумрак, и слуги зажгли газовые фонари, этот самый стрелец объяснил, что произошло, пока дорогие и знатные гости выпивали, закусывали и плясали.

— Значит, этак, — начал свой рассказ крепкий бородатый мужик в стрелецком кафтане. — В оранжерей заявился Григорий Матвеевич Сазонов и устроил скандал. Мы, дескать, дубины неразумные, ему мешаем семена новые в землю высевать. И всю засаду из здания выгнал, стращая гневом батюшки-царя. Вот я и пришедши сюдым. Прям не знашь — кого слухать?

— Ясненько, глас вопиющего в пустыне услышан, — кивнул головой сыщик и коротко скомандовал, — за мной.

И вся троица легкой трусцой понеслась к зданию оранжереи, котороенаходилось в пятидесяти метрах от парадного входа в царский дворец. А через несколько секунд, завернув за угол и увидев, что растениевод Сазонов уже вышел из своей вотчины и ругается со стрелецким караулом, Самоваров заголосил:

— Гражданин Сазонов, мне всё известно! Руки вверх!

Но мирный интеллигентный учёный, светило ботанической науки и мастер шахматных комбинаций, повёл себя крайне странно. Вместо того чтобы поднять руки и дождаться вмешательства просвещённого царя Евагрия, он размахнулся сумкой, в которой был, судя по размерам спрятан небольшой деревянный ящик и саданул двух стрельцов, преграждавших ему путь. Служивые парни от неожиданности отлетели в сторону, а растениевод бросился бежать по направлению к единственной открытой надвратной башне.

— Стой, сволочь! — Заорал Глеб. — Догоню, все тычинки с пестиками поотрываю! Держи его хлопцы!

На дорогу откуда-то выскочил ещё один сторожевой стрелец, но Сазонов бросил в него ящик и очень расчётливо дал с ноги по колену. Естественно, служивый рухнул на газон и смачно выматерился, но мятежного ботаника не остановил.

— Быстрей! — Рявкнул сыщик уже на своих спутников, которые, к сожалению, футболом не занимались и всё сильнее отставали от Самоварова, а надвратная башня становилась всё ближе и ближе для беглеца.

— Не уйдешь, гад! — Прохрипел Самоваров, ускоряясь уже из последних сил, потому что подсознательно чувствовал, что у башни может произойти что-то нехорошее.

И, к сожалению, дальше случилось то, чего больше всего он и боялся. От ворот навстречу ботанику Сазонову выбежал дьяк сыскного приказа Юрий Длиннорукий и, выставив перед собой пистолет, надавил на спусковой крючок.

— Бух! — Громко хлопнул выстрел, и учёный с мировым именем, вскрикнув, повалился навзничь.

Но это было ещё не всё. Когда Глеб подбежал к покойнику, тот прямо на глазах уменьшился в размерах и разительно поменялся в лице.

— Оборотное зелье, — тяжело дыша, сказал, прибежавший быстрее стрельцов Герасим. — Это этот…

— Тугарин Змеевич, — презрительно скривив губы, произнёс дьяк Длиннорукий. — Добегался, проклятый расхититель царской собственности.

«Руки бы тебе, боярин, твои длинные оторвать, — зло подумал сыщик Самоваров. — Значит вот почему, когда в последний раз воровали волшебный саженец, изобретатель Щукин дважды легко обыграл в шахматы ботаника Сазонова. Потому что под его личной был этот разбойник Тугарин, а сам учёный спал в это время у себя в комнате. Вопрос — кто подпоил Сазонова и отнёс его в кровать, скажите ка гражданин Юра Длиннорукий? Молчите? Ну, ну».

— Там это, в мешке у разбойника нашли бездонный ларец, — шепнул в ухо сыщику здоровяк Герасим. — Он этим ларцом деревья волшебные выносил.

— Ясно, всё ясно, — сквозь зубы произнёс Глеб, посмотрев на то, как суетится над трупом дьяк сыскного приказа, боярин Длиннорукий.

* * *

Спустя полчаса в небольшом рабочем кабинете царя Евагрия Седьмого, Василиса Премудрая, Медуза Горгоновна и Глеб Самоваров получили за проделанную работу неплохое вознаграждение в виде золотых монет царской чеканки с крылатым единорогом на тыльной стороне. Сыщик уже прикинул, что сделает с монетами — он их сдаст как клад, а на полученные 25 процентов от стоимости, купит себе джинсы и магнитофон. Сам же самодержец в эти минуты был мрачен и молчалив.

— Я же говорила, что Юрка Длиннорукий и вся его родня — предатели, — пискнула Василиса.

— Согласен, — медленно проговорил Евагрий Эзопович. — Топтун, который следил за дьяком, рассказал, что он сам привёл Тугарина в кремль.

— И что им сейчас за это грозит, к стенке поставят? — Спросил Глеб.

— Нет, бояре в моей державе личности неприкосновенные, — покивал головой Евагрий. — Отправлю служить в Тмутаракань. Жаль, Юра же умный парень? Зачем? Ради чего?

— Жениться, наверное, хотел на Синеглазке, — высказался Самоваров.

— Да, любовь зла, — сказал царь, подошёл к Глебу, обнял его по-отечески и пожал руку. — Медуза Горгоновна, можете возвращать сыщика в его чудный мир. А нам всё равно, пусть боимся мы волка и сову, — пропел Евагрий и с грустью добавил, — дело закрыто.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/323212

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10