Гибель пилота [Кристофер Сент-Джон Спригг] (fb2) читать онлайн

- Гибель пилота (пер. Антон Кукин, ...) (и.с. Дедукция-22) 610 Кб, 210с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Кристофер Сент-Джон Спригг

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Гибель пилота

Глава I. Прибытие епископа

Из двери с табличкой «Аэроклуб Бастона. Управляющий» внезапно вышла молодая женщина в очках с роговой оправой. Ее лицо слегка покраснело, видимо, был какой-то неприятный разговор.

— Молодой человек, чего вы хотите? — резко, все еще не успокоившись, спросила она.

Мужчина средних лет, в сером костюме, стоявший в холле клуба заозирался, пытаясь понять, к кому обращается женщина, пока не понял, что он и есть тот человек, и спросил:

— Вы управляющий аэроклуба? 

— Я и управляющий, и секретарь. Все начальство в одном лице.

— Понятно. — Говоривший хоть и не был робок, но еще не оправился от удивления, вызванного тем, что женщина назвала его «молодым человеком», хотя была моложе его. — Дело в том, что я хочу научиться летать. — То есть, — неуверенно добавил он, — если я еще не слишком стар для этого.

Эта неуверенность резко контрастировала с его голосом, звучание которого явно свидетельствовало о большом ораторском опыте.

Девушка просияла:

— Не беспокойтесь! Мы обучим вас, даже если это убьет нас… или вас, — она принялась рыться в бумагах, которыми был завален стол, и нашла бланк. — Нам лучше побыстрее принять вас в члены клуба, пока у вас не сдали нервы и вы не передумали. Вы — подданный Британии? Это не требование для вступления в клуб, но если у вас иное гражданство, то мы не сможем получить субсидию на ваше обучение и поэтому возьмем бо́льшую плату.

— Я — австралиец.

Девушка встревоженно уставилось на него из-за очков.

— Надеюсь, вы не напиваетесь? Наш последний австралиец упился в стельку в тот день, когда ему предстояло летать в одиночку.

Пришелец с осуждением прокашлялся:

— Думаю, это маловероятно, чтобы я так поступил. Я — епископ из Кутамундры.[1]

Девушка впервые выглядела сбитой с толку.

— Ну… мне… я хотела сказать: как странно! — Она оценивающе взглянула на него. — У вас вид епископа, теперь это заметно, и такой приятный голос священника. , — заметила она. — Но почему у вас нет той штуки на шее и чулок на ногах?

— Полагаю, вы имеете в виду воротник священника и епископские гетры. — Чопорным манерам епископа противоречил блеск его чистых, голубых глаз. — Сейчас я в отпуске. И, в любом случае, мы на периферии Содружества[2] не так строги в отношении формальностей. Следуем духу времени, так сказать.

— Кстати, о времени. Мне нужно закрыть бар, ведь уже пробило три. Эти чертовы алкаши лишат меня лицензии, если только смогут. Кстати, простите мой язык. Епископы у нас не так-то часто появляются.

— Извините, если задерживаю вас…

— Ничего страшного! — решительно ответила девушка. — Я собираюсь получить вашу подпись, прежде чем оставлю вас!

Говоря, она быстро заполняла бланк, и теперь протянула его епископу. Он расписался и вынул чековую книжку.

— Как я вижу, вступительный взнос — две гинеи, плюс подписка — еще две. Итого, четыре. Кому я должен выписать чек?

— Мой дорогой старче, вступительный взнос это только для проклятых толстосумов. Выпишите две гинеи на счет «Бастон Аэро Лимитед».

— О, спасибо, — епископ заполнил и подписал чек.

Управляющая взглянула на подпись.

— «Эдвин Мэрриотт», — прочитала она. — Я думала, вы подпишитесь как Джордж Кентерберрийский, Артур Суонсийский или как-то так.

— Боюсь, что нет, — улыбнулся епископ. — Эдвин Кутамун­дрийский звучит как-то неважно, не так ли?

Она аккуратно сложила чек и сказала:

— Ну будем надеяться этот чек, в отличие от других, не будет деньгами выкинутыми на ветер. Нужно за это выпить по рюмочке, как вы, не против? Ой, я и забыла. Вы, наверное, не пьете. Знаете, уйдет какое-то время на то, чтобы привыкнуть к тому, что вы — епископ. Когда вы закончите обучение, представляю, как вы станете себя рекламировать: Сменил митру[3] на летный шлем! — Класс!

От этих слов епископ заметно содрогнулся.

Девушка передала ему документы и сделала прогоняющий жест:

— Ступайте туда, на наш асфальтик и осмотритесь, может увидите что-нибудь летающее. Потом я к вам присоединюсь и познакомлю вас с вашим инструктором.

Не вполне понимая, что это за «асфальтик», епископ вышел в дверь перед ним и попал на забетонированную площадку. На свежем воздухе были расставлены столы и стулья, а справа от деревянного здания, из которого он вышел, находился мрачный ангар, в котором, видимо, и размещались самолеты. Очевидно, что впереди был аэродром — епископ видел, как по нему быстро несется самолет.

— Взлет, — удовлетворенно пробормотал он.

Позже к нему присоединилась управляющая, она выглядела еще сильнее покрасневшей и еще более растрепанной. Очевидно, таков был результат попытки закрыть бар.

— Лучше я сначала представлюсь, — энергично заметила она. — Сара Сакбот, но все зовут меня Салли.

— Приятно познакомиться, — вежливо ответил епископ.

— Ваше преосвященство? Простите, я не знаю, как титуловать епископа австралийской церкви.

— Лучше не титуловать. В Австралии лишь немногие из моей паствы делают это, и, когда я слышу такое обращение здесь, я чувствую себя не в своей тарелке. Я предпочитаю обращение «доктор Мэрриотт».[4] Или, как члена клуба, зовите меня «Епископом», возможно, это как-то по-американски, но так мне привычней.

Епископ пристально взглянул на появившуюся возле них стройную фигуру в белом комбинезоне и летном шлеме. Та часть лица, которую мог видеть епископ, была очень привлекательна и смутно знакома, но он видел не достаточно и не мог узнать ее.

Слова Салли заставили девушку обернуться.

— Это, — сказала ей Салли, — наш новый член — епископ Кутамундры. Никаких шуточек на его счет — панибратства и всего такого: он и в самом деле епископ.

Салли улыбнулась доктору Мэрриотту:

— Думаю, вы узнали ее? Кремы для лица, знаете ли. Леди Лаура Вэнгард, королева красоты, — пользуется только Блэнк Скинфад, и так далее. Она зарабатывает кучу денег на рекламировании нашего аэроклуба, не правда ли, Лаура?

— Ну, почему ты всегда так беспокоишься о состоянии моего жалкого счета? — спросила леди Лаура.

— Затраты не оправдываются. Наличные лучше известности, — угрюмо ответила мисс Сакбот.

— Как верно! — леди Лаура улыбнулась епископу. — Ужасно рада знакомству. Это одна из глупых шуточек Салли, или вы и правда епископ?

— И правда, — ответил тот, чувствуя себя еще более неловко, чем прежде.

— Почему вы хотите научиться летать? Чтобы приблизиться к Богу?

— Дорогая, не святотатствуй, — одернула ее Салли.

— Лучше так, чем сквернословить, — ответила леди Лаура. — Я уверена, ты уже шокировала епископа своими высказываниями.

— Мои амбиции вполне земные, — поспешно признался епископ. — Сейчас поездка из одного до другого конца моей епархии занимает несколько недель. Епископат пообещал купить мне аэроплан, но нанять пилота мне не по средствам. Поэтому я решил обучиться пилотированию.

Что леди Лаура на это пробормотала было не ясно, поскольку говоря, она отвернулась — ее внимание привлек самолет уверенно поднимавшийся в голубое послеполуденное небо.

Мисс Сакбот пошла вперед, и епископ последовал за ней. Его внимание привлекла женщина в черном летном кожаном костюме, стоявшая в позе говорившей, что подходить к ней с вопросами не стоит — так хорошо известные люди обычно ведут себя в общественных местах.

Издалека черты ее лица выглядели симпатичными, но вблизи оказались довольно потрепанными временем. Епископу они показались более знакомыми, чем классический профиль леди Лауры.

— Господи! — воскликнул он. — Не может быть! Это же миссис Энжевен, которая летает через Атлантику! Какая честь для клуба!

Мисс Сакбот сардонически рассмеялась, и епископ задумался, не было ли его высказывание неуместным.

— Летает через Атлантику! — презрительно фыркнула девушка. — Да тут такого добра, как грязи! Вон тот высокий парень, что болтает с нашим инженером, — капитан Рэнделл. Он слетал туда-обратно и в Северную и в Южную Америку. В этом году он навел шороху на Тихом океане. Он как-то недобро смотрит на Долли Энжевен, не так ли? Все эти знаменитые летчики так же ревнивы, как хористки. Тем не менее, он — пилот, а она — нет.

— Не понимаю? — удивился епископ Мэрриотт. — Разве она не летала в Нью-Йорк? Или она была не одна?

— Да, она может перелететь из точки А в точку Б, — нехотя признала мисс Сакбат, высказывая слегка презрительное отношение авиационного люда к своим знаменитостям. — С этим у нее все в порядке — до тех пор, пока двигатель работает. Но если что не так, то у нее самой руки-крюки.

— Бедняжка! Такая патология.

— Тьфу! Я выразилась фигурально, — пояснила Салли. — Это значит, что она — неумеха, вот и все. Разве вы не видели, как она только что грохнулась на аэродром?

— Правда? Должен признаться, я не слышал никакого шума, — удивленно ответил епископ.

— Доктор Мэрриотт, вы уверены, что понимаете английский? — рассмеялась мисс Сакбот. — Здесь грохнуться значит спуститься к земле с ревущим двигателем, а затем плюхнуться на аэродром. Положено планировать вниз, не используя двигатель. — Добавила она высокопарно. — Грохотать конечно можно, но если при такой посадке двигатель откажет, вы шлепнетесь на улицу и вас соскребут с нее.

Епископ был несколько ошеломлен таким объяснением — оно  делало ситуацию с обучением уже не такой безоблачной.

— Как неприятно! Нужно запомнить: когда я полечу, нужно не грохнуться! — рассмеялся епископ. — Если подумать, то это вполне подходящее слово. Как много мне нужно узнать! Кажется, что вы говорите на другом языке.

— Кстати, прошу прощения за мой язык, но какого черта Фэнис делает с малюткой Вэйном? — Мисс Сакбот смотрела в небо — на аэроплан, за взлетом которого епископ наблюдал в самом начале. Он проследил за ее взглядом.

Веселый красно-серебристый самолет круто набирал высоту. Казалось, что все было в порядке, но тут произошло что-то ужасное. Аэроплан накренился набок, его нос устремился вниз, и машина закрутилась, словно дьявольская вертушка, — хвост самолета рассекал воздух, двигаясь по головокружительной спирали.

— Фэнис вошел в штопор, — мисс Сакбот раздражительно повысила голос. — На четвертом уроке делать такое не следует. Особенно с Вэйном — он же наш худший ученик. Это перепугает его до смерти.

Только в этот момент епископ понял, что весь этот ужас был преднамеренным маневром. Аэроплан продолжал падение, вращаясь с удивительной точностью. Епископ мог видеть две черные головы в кабине — они казались до абсурдного маленькими, и по мере вращения самолета то исчезали, то появлялись в поле зрения. Внезапно вращение прекратилось. Хвост выровнялся, и самолет вновь летел горизонтально.

Епископ услышал нарастающий гул, и самолет набрал высоту. Затем гул снова стих, самолет заскользил над ангарами, приземлился и, прокатившись, остановился перед ними.

Салли пошла вперед, а епископ последовал за ней.

Фэнис выпрыгнул из кабины. Летал он без очков и без шлема, лишь с наушниками и микрофоном, прикрепленными к голове. Епископ с любопытством взглянул на инструктора.

Фэнису было около сорока, и, возможно, он был бы красавцем, не будь у него шрама через все лицо — от виска и до противоположной щеки. Шрам затрагивал все черты лица, и рот пилота был искривлен вечной улыбкой, которая придавала выражению его лица загадочность.

— Пожар в самолете, — шепнула мисс Сакбот, увидев, как епископ смотрит на шрам. — Его лицо было прижато к раскаленной проволоке.

Пропеллер остановился, и из передней кабины выполз укутанный человек. Епископ предположил, что это ученик. Он был в большом кожаном пальто, огромном шарфе и больших шерстяных перчатках. На нем была летная маска, которая обычно использовалась только зимой или для полетов на очень большой высоте, что придавало человеку зловещий вид. Мужчина казался дородным, но как только одеяние было снято, он стал похож на долговязого юношу-жокея, которому можно было дать любой возраст от тринадцати до тридцати пяти лет. Сейчас его изможденное бледное лицо депрессивно взирало на них.

— Джордж, все в порядке, — мисс Сакбот обратилась к Фэ­нису, — Самолет можно убрать. На сегодня твоя работа закончена.

— Работа, и это называется работой — раздраженно ворчал Фэнис. — Во времена моей молодости на это упражнение уходило два часа. Теперь всем нужно по двенадцать. Через десять лет они захотят учиться этому две недели.  В сумасшедшем доме я окажусь с такой работой.

Он крикнул рыжему мужчине в потрепанном и грязном комбинезоне: «Эй, Энди, убери на место аппарат», — после чего что-то пробормотал, обращаясь к мисс Сакбот, но епископ не расслышал этих слов.

— Я хочу, чтобы вы познакомились с новым учеником, — объявила мисс Сакбот, представляя ему епископа.

— Боюсь, во мне воплощены ваши худшие страхи, — робко сказал священник. — Я знаю заранее: я буду плохим учеником.

Зловещая улыбка стала еще шире. Епископ понял: сейчас Фэнис и правда улыбается.

— О, не бойтесь меня, не такой я страшный, как кажется,  — вежливо заметил пилот. — Некоторые из моих лучших учеников находятся в вашем возрасте. Вы не сможете учиться так же быстро, как юноши, но ваше здравомыслие хорошо для пилотирования. Салли, я не против медлительности в обучении, но я пришел к выводу, что Томми прекрасно знает, что он должен делать, но ему просто лень.

Епископ предположил, что укутанный ученик — это и есть Томми.

Фэнис нервным жестом теребил наушники.

— Я неожиданно вошел в штопор, и он смог выйти из него, причем вполне умело. Клянусь, он знает больше, чем кажется.

— Как странно, — вежливо заметил епископ.

— Ученики попадаются очень странные, — угрюмо ответил Фэнис. — Я обучал одну летчицу. Я был поражен ее способностями. Честно, я думал, что она — чудо. Я везде хвастался этим. И вот, в один прекрасный день сюда пришел Терри Боунс из Абердина, и оказалось, что она уже училась у него, назвавшись другим именем.

Епископ был явно сбит с толку — зачем все это? Заметив его замешательство, Фэнис пояснил:

— Не понимаете, в чем суть? Это появилось бы во всех газетах: «Женщина научилась летать всего за два часа!». Прекрасная реклама! Она никогда не простит мне то, что я все испортил.

Во время рассказа Фэнис недоброжелательно смотрел на миссис Энжевен, и епископ догадался, что она и была той женщиной, о которой шла речь. Он начинал сочувствовать ей.

Фэнис снял наушники. Он казался очень раздраженным. Епископ мог бы решить, что это его обычное настроение, если бы не заметил, что мисс Сакбот смотрит на пилота весьма встревоженно.

К ним присоединился Томми Вэйн, наконец-то избавившийся от верхней одежды.

Молодой человек странно улыбнулся Фэнису:

— Майор, не нравится мне летное дело! Что это за штуку вы только что со мной сыграли? Я чуть небо с землей не перепутал!

— Вас что, впервые закрутило? — подозрительно спросил Фэнис.

— Вы должны знать. Летал я только с вами. Я уже было подумал, что нам предстоит вместе умереть. «Они делали петлю вместе, и закружило их вместе, и даже смерть не смогла разделить их». Юноша рассмеялся собственной шутке.

Понять выражение лица Фэниса было сложно:

— Вы довольно быстро отклонили штурвал назад — едва увидев, что происходит.

— Я видел статью в учебнике, — весело пояснил Томми. — «Штопор. Как и почему», — он ткнул Фэниса в живот. — Как бы то ни было, старый черт, если вы хотели напугать меня, вам это удалось. Мое нутро свернулось, как устрица. Большая порция бренди — вот, что мне нужно! Салли, думаю, ты должна провести с ним воспитательную беседу.

Перекинув через плечо свой огромный аляповатый безвкусный шарф, странный маленький человечек с округлыми плечами и волочащимися по земле штанинами побрел прочь.

— Бар закрыт! — крикнула Салли вслед ему.

Томми обернулся, почесал нос пальцем, подмигнув при этом:

— Это плохо. Мне нужно поправить здоровье, а аптечки нет. Но я знаю, где она.

— Если он снова стащит бренди из моего кабинета, я сверну его грязную шею, — свирепо пробормотала мисс Сакбот. — Интересно, что  нужно от нас Долли? — воскликнула она уже через мгновение, увидя направляющуюся к ним Энжевен.

Той надоело стоять в царственном уединении и она с улыбкой на лице подошла к компании.

Она с обаянием взглянула на своего бывшего инструктора и нежно хлопнула Фэниса по плечу.

— Итак, мой учитель, что вы натворили? Бедный Вэйн прямо позеленел. Наверное, вы на всю жизнь отбили у него охоту летать. А мне вы не позволяли войти в штопор, пока я не закончила первый цикл.

Фэнис повернулся к ней, все еще улыбаясь своей искусственной улыбкой, но епископ заметил, что костяшки пальцев руки, в которой пилот держал наушники, побелели.

— Будь любезна, воздержись от замечаний насчет моей методике обучения, когда нас слушают посторонние, — дрожащим голосом заметил он. — Они могут не понимать того, что знают все авиаторы, а именно, что ты — худшая женщина-пилот в стране, и могут принять твои рассуждения всерьёз. Да, когда-нибудь ты сможешь пилотировать так же хорошо, как и Салли. Но только после того, как перестанешь вызывать отвращение у всех приличных людей, ломая дешевую комедию своим поведением.

Миссис Энжевен покраснела. На мгновение епископ, смущенный до глубины души, но все же неспособный незаметно уйти, подумал, что она собирается ударить Фениса перчатками по лицу. Возможно, так оно и было. Но в этот момент их прервал чистый и томный голос. Леди Лаура стояла у него за спиной:

— Я считаю, что учителям нельзя снова встречаться со своими бывшими учениками. Не правда ли, епископ? — помурлыкала она. — Они так привыкают ругать и бранить их во время обучения, что потом не могут оставить эту привычку. Вы просто не поверите, что только не говорит мне Джордж, когда забывается.

Фэнис взглянул на нее с какой-то странной болью в глазах. Казалось, что он собирался что-то сказать, но, не сказав ни слова, резко развернувшись, ушел прочь и исчез в здании клуба.

— Ну, я никогда…! — выдохнула мисс Сакбот. — …Долли, завтра он будет ужасно сожалеть об этом. Просто не могу понять, что с ним случилось.

— А я могу, — яростно заявила миссис Энжевен. — Все эти пилоты-неудачники, которые считают, что должны быть на вершине, но это им никак не удается, — все они идут одним путем. Пьют. Пьют и завидуют. Этот человек вряд ли способен мыслить здраво.

Она с пыхтением натянула перчатки, кивнула леди Лауре, окинула епископа любопытным взглядом и ушла.

— Сука! — заметила леди Лаура, как только ушедшая оказалась за пределами слышимости. (Или даже чуть раньше, как подумал епископ). — И все же я никогда раньше не слышала, чтобы Джордж так выходил из себя. — Она обернулась к рыжему рабочему в потрепанном комбинезоне — тот забирался в кабину самолета, чтобы убрать его в ангар:

— Энди, выкати мою «Леопардовую бабочку». Днем я собираюсь обратно, в Горинг.

— Хорошо, — ответил механик.

Мисс Сакбот задумчиво пошла обратно в клуб вместе с епископом.

— Ужасно извиняюсь за произошедшее, — уныло сказала она. — Ну, и что вы думаете о нашем клубе? Миссис Энжевен была права: Джордж не должен был давать Томми урок того, как выходить из штопора. Томми очень медлителен, и пока может лишь летать по прямой. Но у Джорджа, наверное, были причины. Но я не понимаю, почему он вышел из себя. Он всегда был мирным малым.

— Миссис Энжевен объяснила, — сухо ответил священник. Он пристально взглянул на мисс Сакбот, и это немного смутило ее.

— Ох, она говорила ужасные вещи. Джордж никогда не был таким. Конечно, это раздражает человека, когда он видит, как удача улыбается людям вроде Долли и Рэнделла. А он с его военным послужным списком и способностями к пилотированию работает инструктором в таком захолустном заведении, как наш клуб. Но все это просто вопрос везения, и Джордж всегда смеялся над этим. Он всегда был весел и очень популярен среди своих учеников.

— Он показался мне совсем не тем человеком, который может потерять самообладание, — заметил епископ.

— Он — один из лучших, — тепло отметила Салли. — Но, если честно, в последние две недели что-то гложет его. Он стал задумчив и не похож на прежнего себя. Боюсь, бедняга влюбился в леди Лауру, и мне жаль его. Боже, зачем я только рассказываю вам все это?

— Делиться переживаниями не так уж странно, — ответил священник. — Очевидно, в моем лице есть что-то такое, подталкивающее к доверительным разговорам. Ну, я бы хотел начать свое обучение завтра в полдень, если это будет удобно.

— Конечно. Я запишу. Купите шлем, очки в городе, лучше всего у Мерривейлав. Лучше купить, чем арендовать, но если у вас нет времени, можете взять их у нас напрокат. Я рада, что сегодняшний инцидент не оттолкнул вас.

— Ну, конечно, нет! Фэнис мне очень понравился. Смотрите, это леди Лаура только что так красиво взлетела?

— Да, она всегда взлетает с виражом на подъеме. И это значит, что умрет она не в постели, — мрачно прокомментировала мисс Сакбот.

Глава II. Смерть

— Доброе утро, мисс Сакбот.

— Доброе утро, епископ. В летном шлеме вы великолепны. Но, в то же время, его лучше не носить, пока вы не в полете.

Епископу очень нравилось то, как он выглядел в черном шлеме. Он поклонился, приняв замечание с христианской кротостью.

— Джордж, — продолжила мисс Сакбот. — Взял самолет и все еще летает, — она махнула  рукой на тень, промелькнувшую сквозь тонкие облака.  — Не знаю, почему, но я считаю, что это безобразие. Ведь он знает, что вы должны прийти. Я не видела и не знала, что он собирается в полет. Если б знала, задробила непременно, будьте уверены.

— Не расстраивайтесь. Я могу подождать, — и священник опустился в большое кресло на веранде клуба.

Салли обратилась к рыжеволосому механику:

— Энди! Майор Фэнис не сказал, как долго он будет летать?

— Он лишь сказал, что проветрится, — покачал головой механик. — А, вот и он!

Смутная тень самолета задрала нос, выполняя петлю. Казалось, он летит прямо к аэродрому, но крылья самолета сверкнули серебром, когда он, накренившись, повернул.

— Полагаю, он развеял свои утренние беспокойства! — фыркнула Салли. — У него с головой не все в порядке! Если он сейчас же не спустится, я одолжу самолет Долли и покажу ему кузькину мать!

— Не стоит, не стоит! — увещевал епископ. — У меня впереди все утро, а наблюдать за ним так интересно.

— Через пятьдесят часов обучения вы и сами сможете делать все это, — заметила Салли. — Теперь он в штопоре.

Крылья снова, как и накануне, засверкали алым и серебряным, но теперь епископ не волновался.

— Вчера я подумал, что случилось что-то ужасное, — сказал священник. — Какими же тонкими движениями он выполняет столь быстрый маневр!

— Господи, ему нет необходимости управлять, — рассмеялась Салли. — Аэроплан делает это автоматически.

Пока она говорила, епископ обернулся к ней. Казалось, что она о чем-то задумалась: Салли нервно постукивала по стулу, на котором сидела. Священник заподозрил, что эта прямо­линейная молодая женщина со спокойными глазами и мужскими манерами была гораздо более нервной, нежели предпочитала казаться. И сейчас что-то определенно пришло ей на ум.

Епископ снова взглянул на аэроплан Фэниса. Тот был намного ниже, чем когда они только увидели его. Теперь он мелькал над макушками деревьев. Он опускался.

Священник услышал вздох позади. Салли вскочила на ноги, ее лицо исказилось от внезапной тревоги.

— Слушай, Джордж! — говорила она низким, командным голосом. — Нельзя так низко! — Затем ее лицо побледнело. Она издала мучительный крик,  который навсегда остался в памяти епископа:

— Ради бога, штурвал!!…

 Далекая, до нее была не одна тысяча ярдов, мерцающая игрушка исчезла за деревьями.  Не было ни звука, ни струйки дыма, только чистый воздух и тишина…

Салли резко обернулась, с мертвым лицом:

— Быстро, неотложку!

Но Энди опередил ее. Раздался грохот, и из ангара выскочил оливково-зеленый Форд, выполнявший роль пожарно-спасательной машины.

Епископ видел окаменевшее лицо механика, вцепившегося в руль, — машина подпрыгивала на ухабах. Священник хотел было бежать на помощь, но Салли удержала его:

— Вам не успеть вовремя. Несс и Томми, — она указала на безвкусный шарф и огромную кожаную куртку в Форде, — они вытащат его. Нет смысла бежать и выматываться. Лучше на машине. Она там, за углом клуба.

Пока они бежали к машине, епископ увидел, как на другом конце аэродрома какой-то человек запрыгивает в зеленый спортивный автомобиль, припаркованный возле красно-желтого строения. Спорткар пролетел через аэродром едва ли не быстрее спасательной машины.

— Думаю, это Рэнделл, — с деланым спокойствием прокомментировала Салли. — У него Альфа-Ромео. Он знает, что делать.

Но сухость ее голоса не обманула епископа. Ошеломленное выражение лица выдавало Салли. В отличие от голоса, оно не поддавалось самоконтролю.

— Джордж! Ну, кто бы мог подумать! — высказала она удивление, обращаясь, скорее, сама к себе. Она взглянула на епископа. — Должно быть, рычаг заклинило, — продолжила она, словно отвечая на вопрос. — Иначе и быть не может! Мне нехорошо, я не могу здесь оставаться! Я должна что-то делать! Все. Еду с вами.

Они сели в ее потрепанную четырехместную машину. Из клуба выбежала побледневшая леди Лаура и, не говоря ни слова, запрыгнула на заднее сиденье.

Они помчались через аэродром, подпрыгивая на кочках, и протиснулись через дыру в изгороди, служившей, скорее, для прогона скота, чем для людей. Далее они устремились вниз по склону, через поля, пока, наконец, не остановились у Форда.

Епископ увидел светлую голову капитана Рэнделла, стоящего на коленях и склонившегося над распростертой фигурой. Позади него стояли Энди и Томми Вэйн с обнаженными головами. Руки Томми были окровавлены: в них он сжимал пилу по металлу, пилу, с помощью которой они добрались до Фэниса…

Рэнделл накрыл платком лицо покойного. Когда Салли подошла к ним, он встретил ее и положил руки ей на плечи. В его взгляде была глубокая жалость:

— Он погиб мгновенно, Салли, — мягко сказал он. — От удара ремень безопасности порвался, и он ударился лбом о приборную панель. — Они встретились взглядом. — Он, должно быть, умер мгновенно, — повторил Рэнделл. — Должно быть, еще до того, как он понял, что произошло.

Они перенесли безжизненную фигуру в машину скорой помощи.

— Если бы кто-либо из нас мог выбрать себе смерть, — не­много позже сказал епископ, — то, думаю, каждый избрал бы смерть по своему призванию: моряк — на море, фермер — за плугом, пилот — за штурвалом самолета, летящего по воздуху.

* * *

В город за доктором Бастейблом отправился Томми. Он вернулся очень быстро, шины его красного двухместного автомобиля взвизгнули, когда он подъехал к ангарам.

— Бастейбла нет на месте — он на вызове. Я оставил сообщение, — отчитался он. — Может, мне нужно было поискать кого-нибудь другого? Я могу съездить в Маркет-Гэррингхэм за Мерфи.

— Нет, лучше подождем Бастейбла, — устало ответила Салли. — Он член клуба и товарищ Фэниса. Я бы предпочла, чтобы все делал он. Тем более что уже ничего не сделать.

Время шло, а врач не появлялся. Наконец, от него пришло сообщение о том, что он все еще ждет появления на свет нового жителя Бастона. Салли молчаливо признала, что помочь человеку появиться на свет важнее оформления его смерти.

Спустя час епископ подумал, что Салли выглядит ужасно усталой и изможденной. Но она решительно продолжала дежурство, так что только после полудня священник смог убедить ее оставить пост и сходить съесть что-нибудь.

Епископ прошел в темную комнату, в которой лежали останки Джорджа Фэниса. Когда он вошел, Салли встала, и спустя мгновение священник остался один. Он откинул простыню с лица мертвеца, и внимательно всмотрелся в него. За двадцать лет службы священником он видел так много усопших, что перестал волноваться при виде несвоевременной кончины. Но он чувствовал, что взгляд на лицо, когда-то бывшее зеркалом души, поможет ему соприкоснуться с личностью покойного.

Смерть мягко обошлась с Джорджем Фэнисом. На виске была и впрямь страшная рана, но искажавший лицо при жизни шрам, теперь, после смерти, несколько поблек. Епископ наклонился ближе. Это игра света? Нет. На лице покойника застыло выражение не ужаса и не страха, а тоски и отчаянного упрека.

— Странно, — сказал епископ. Какое-то время он размышлял, не трогая простыню. Его мысли перешли от вдохновляющей фразеологии, которая должна была занять его разум священника, к земному. Епископ был священником, но в силу того, что в Австралии ему приходилось выполнять свои обязанности в таких глухих деревушках, где врачей не было сроду, он стал еще и врачом. И выражение лица покойника пробудило его любопытство, не должно оно быть таким.

Время шло, приближался вечер. Епископ наклонился, поднял руку мертвеца вверх и дал ей упасть. Она безвольно опустилась на грудь трупа и соскользнула на бок.

Епископ ощутил легкую тень ужаса, как будто на мгновение силы зла вторглись в комнату. Он благоговейно накрыл лицо покойного простыней. Сгущающиеся тени комнаты гармонировали с мрачным лицом священника.

Епископ услышал снаружи выражающий сочувствие голос Бастейбла с нотками профессиональной обеспокоенности: «Мисс Сакбот, как ужасно! Не кто-нибудь, а именно Джордж! Прекрасный пилот. Мне жаль, что я не смог прибыть сюда раньше. Но, как я понял, бедолага умер мгновенно».

Доктор Бастейбл зашел в комнату, молча взглянул на епископа и приступил к осмотру покойника:

— Так-так! Определенно, мгновенная смерть! Ну и ну!

Епископ тихо вышел.

Глава III. Дознание

Показания механика:

— Я — инженер по наземному обслуживанию. Меня зовут Энди Несс. Я работаю в «Аэроклубе Бастона» уже десять лет — с самого начала. У меня есть лицензии A, B, C и D. За пять дней до аварии аэроплан «ХТ» прошел ежегодный техосмотр и получил сертификат полетпригодности. Я, конечно же, осмотрел тросовую подводку управления. Во время техобслуживания ее заменили, и поэтому она была в идеальном состоянии. После техобслуживания аэроплан пролетал десять часов с разными пилотами, и никто из них не жаловался.

Я хорошо знал майора Фэниса. Нет, я ничего не знал о его частной жизни. Я имею в виду, что часто видел его в клубе. В последнее время я не замечал ничего странного в его поведении. Перед тем, как он взял «ХТ», он выглядел веселым. Я думал, он взлетит лишь на несколько минут. Он часто так делал. Говорил, что это помогает прочистить голову. Ученикам он никогда не позволял выполнять трюки на малой высоте, и я никогда не видел, чтобы он сам так делал. Сам я не видел его аварию. Я работал в ангаре, когда ворвался мистер Вэйн (он должен был брать урок после епископа). Вэйн сказал, что майор Фэнис разбился по другую сторону аэродрома. Мы оба запрыгнули в машину и помчались туда. Я не могу сказать, что там произошло. Майор Фэнис был первоклассным пилотом, одним из лучших. Я ничего не понимаю. Я не могу назвать лучшего пилота. Я уверен — с тросами все было в порядке. Я никогда не слышал, чтобы с машиной такого типа произошло что-то подобное. Такие аэропланы используются в сотнях клубов и школ и считаются лучшими с точки зрения безопасности.

Показания капитана Рэнделла:

— Меня зовут Артур Рэнделл. Я — пилот. Да, я хорошо знал Фэниса. Он был нашим лучшим летчиком, лучшим пилотом, чем я, хотя он был менее известен. Он должен был бы получить лучшую работу, но после войны хороших мест для пилота стало мало. Он часто говорил мне: «Рэнделл, думаю, моя проблема в том, что я не могу составить хороший рассказ о себе». И это, безусловно, было его проблемой — скромность. Нет, отсутствие удачи не беспокоило его, но всем вокруг было сложно сказать, о чем же он думает. Последние недели он, может, и был несколько подавлен, но, возможно, это было просто мимолетное настроение.

Я должен описать его как очень осторожного пилота. Я просто не могу представить, почему самолет не вышел из штопора. Сложно сказать, пытался ли он выйти из штопора, но пилот его калибра инстинктивно сделал бы все возможное, едва заметив малейшую опасность. Насколько мне известно, у модели, на которой он разбился, никогда не было никаких затруднений при выходе из штопора. Когда все случилось, я сидел в офисе «Аэротакси Гонтлетта». Едва увидев крушение, я выбежал и взял машину. Но мне пришлось вернуться за ключом зажигания, так что к тому времени, когда я прибыл на место, Несс и Вэйн уже сделали все, что могли, и вытащили его. Они проделали большую работу, ведь, чтобы высвободить тело, нужно было распилить один из лонжеронов, и Вэйн самостоятельно сделал это, причем поранившись. В любом случае, Фэнис должен был умереть еще до того, как они высвободили его. Его ремень безопасности порвался, так что он, должно быть, свалился на приборную панель. Она ударила его в лоб и убила его. Дроссель был закрыт, но двигатель не был выключен. Да, этого и можно было ожидать, если пилот врезался в землю, не осознавая этого. Я не понимаю, как Фэнис мог бы сделать такую ошибку. Видимость была хорошей — я бы сказал, мили две. Его смерть стала большой утерей для авиации. Фэнис незаменим.

Показания мисс Сакбот:

— Я Сара Сакбот, управляющая и секретарь «Аэроклуба Бастона». Я управляла им с самого начала, а Фэнис всегда был нашим инструктором. Для него было вполне естественно ненадолго отправляться в небольшие полеты. Ученики всегда ждали его на земле. Прежде у нас не было никаких проблем с «ХТ». Эта модель повсюду используется для обучения летному делу и предназначена для полетов начинающих пилотов. Квалификация нашего механика — высшая из возможных. Глупо говорить о том, что Фэнис был в депрессии. Это была всего лишь его манера поведения. Он всегда был всем доволен и счастлив. Он был очень популярным инструктором и очень осторожным пилотом. Он никогда не позволял ученикам входить в штопор на высоте менее тысячи футов от земли, да и сам он так делал исключительно во время демонстрационных полетов. Я не могу понять, как произошла авария. Ясно, что его штопор вошел в землю. «ХТ» выходит из штопора простым отклонением штурвала и ручки. Мог ли Фэнис потерять сознание? Мог, но из-за чего?

Показания мистера Вэйна:

— Я ученик в «Аэроклубе Бастона». Меня зовут Томас Вэйн. Я прошел всего два цикла занятий. Фэнис совершенно справедливо заметил, что я — труднообучаем. Последние несколько дней Фэнис казался мне раздражительным, но, возможно, я способен вывести из себя любого инструктора. Довольно странно, что во время последнего урока он вошел в штопор. Это испугало меня. Не думаю, что с начинающими учениками так поступают. Хотя, конечно, этому пришлось бы научиться прежде, чем отправляться в самостоятельный полет. Он не пытался выйти из штопора, и, поскольку он ничего не делал, я на какое-то мгновение подумал, что он потерял сознание. Я был испуган и передвинул рычаг вперед, а штурвал — в противоположную сторону, что, как я понимаю, было правильным действием. Фэнис не сказал ничего, кроме того, что я все правильно сделал. Конечно, он мог проверять, как я реагирую на чрезвычайную ситуацию. Он был прекрасным инструктором и изучал психологию учеников. У меня нет ни малейшего представления о том, почему он мог разбиться. Я помогал вытащить его из фюзеляжа. Тогда он был уже мертв, как об этом сказал капитан Рэнделл. Думаю, он должен был мгновенно умереть.

Показания епископа:

— Я — епископ из Кутамундры. В Англии я в отпуске. Я только что вступил в «Аэроклуб Бастона» и еще не летал. Поскольку я только раз видел майора Фэниса, я не могу сказать, был ли он тогда в своем обычном настроении или нет. Самолет, упавший за ряд деревьев, явно вышел из-под контроля, но я слишком мало знаю о технической стороне вопроса. Я прибыл вскоре после спасательной машины. Тогда он был уже мертв.

Показания леди Лауры Вэнгард:

— Я увидела штопор, когда оторвала взгляд от карты в вестибюле. После того, как самолет не поднялся в воздух из-за деревьев, я поняла, что случилась авария. Затем я выбежала наружу и увидела, что мисс Сакбот и епископ собираются поехать туда, и я присоединилась к ним. Как уже было сказано, майор Фэнис был прекрасным пилотом; он был моим инструктором, и я не могу представить, что произошло, если только это не была какая-то поломка в механизме аэроплана.

Показания технического эксперта:

— Меня зовут Феликс Сэндвич, я — старший лейтенант авиации в запасе. Я служу в отделе по расследованию происшествий ВВС. Министерство авиации уполномочило меня изучить аварию и опросить свидетелей. В состоянии аэроплана не было ничего, что могло бы стать причиной аварии. В системе управления не было никаких следов заклинивания, и не было никаких неисправностей, появившихся до аварии. Удар от падения не был очень сильным. Возможно, что пилот попытался что-то сделать в последний момент — основная сила удара пришлась на правое крыло, а не на нос. В результате удар был не сильным, и если бы майор Фэнис не ушибся головой, он мог бы избежать гибели. Не удивительно, что ремень безопасности порвался — он предназначен только для обычной нагрузки во время полета. Нет, мистер старшина присяжных, я не согласен с тем, что ремень должен быть прочнее: это нанесло бы пилоту сильную травму в случае, если бы его силой вытолкнуло с места. То, что Фэнис ударился лбом о приборную панель, было лишь невезением — его могло отбросить и в другую сторону. Он явно оказался в ловушке телескопических лонжеронов фюзеляжа. Многие пилоты ослабляют ремни безопасности, если считают, что авария неизбежна, но Фэнис (если он вообще увидел опасность) смог бы понять это лишь на расстоянии нескольких футов от земли, иначе он восстановил бы контроль над машиной. Такие аэропланы легко выходят из штопора. Аварию я могу приписать только ошибке со стороны пилота, допустившего промедление при выходе из штопора. Человеческий фактор устранить невозможно. Большинство аварий из-за него и происходит.

Показания врача:

— Меня зовут Бернард Бастейбл. Я — бакалавр медицины Лондонского университета. После крушения меня вызвали осмотреть тело. Боюсь, я опоздал и прибыл на место с запозданием. К тому времени от жизни ничего не осталось. Если говорить на простом языке, то смерть наступила из-за сильного удара лбом о металлическую панель, которая в результате врезалась в мозг. Смерть должна была быть мгновенной. Умерший был необычайно здоровым человеком. Формально он был моим пациентом, и я часто встречал его в обществе, но мои профессиональные услуги понадобились ему только раз — когда он случайно прикоснулся к выхлопной трубе и получил ожог. Это было его единственное заболевание за все те годы, что я знал его. Должен сказать, что он не упал бы в обморок при нормальных условиях.

Показания медэксперта:

— Меня зовут Френсис Горинг. Я — врач и офицер медицинской службы королевских военно-воздушных сил в звании капитана авиации. Фэнис был обладателем лицензии, позволявшей ему летать «по найму или за вознаграждение», и поэтому проходил медкомиссию по меньшей мере два раза в год. Последний раз это было неделю назад. У него было превосходное здоровье, так что я должен сразу же отбросить вероятность того, что он мог потерять сознание, если только за эту неделю с его здоровьем не произошло что-то очень серьезное.

Напутственное обращение коронера к присяжным:

— Джентльмены присяжные заседатели, вы услышали ясные показания людей, которые во время катастрофы находились на взлетной площадке, свидетельство медика, а также технического эксперта Сэндвича. Я уверен, что вы согласитесь со мной в том, что было сделано все, что только можно было сделать, и господа Несс и Вэйн заслуживают похвалы за расторопность в чрезвычайной ситуации. Думаю, что сомнений в вашем вердикте быть не может. Мы знаем, что за последние годы авиация сделала огромные успехи, но это все еще опасное занятие — ведь за ошибку приходится платить огромную цену. А человеку свойственно ошибаться, и, судя по сказанному лейтенантом Сэндвичем, майор Фэнис, несомненно, допустил эту ошибку. Я уверен, что вы можете проигнорировать показания о том, что несколько дней перед происшествием майор Фэнис был в депрессии, — никто из нас не бывает постоянно весел. У майора Фэниса был хороший военный послужной список, он завоевал множество наград за храбрость, и его репутация высоко ценилась среди авиаторов. Возможно, это был первый промах в его длинной и выдающейся карьере летчика, и прискорбно, что он стал фатальным, особенно учитывая то, что, похоже, он мог бы остаться невредимым, если бы его отбросило в другую сторону. Но произошло несчастье, и поэтому мы сидим здесь, обдумывая вердикт о печальной кончине доблестного офицера и гражданина Бастона…

Вердикт присяжных:

Смерть в результате несчастного случая.

Глава IV. Сомнения епископа

Похороны Фэниса прошли под сильным дождем. Уже после четвертого урока епископ заразился коварной болезнью полета, стал восторженным членом клуба, и Салли сказала ему, что он просто обязан почтить покойного инструктора. Количество пришедших говорило о большой популярности Фэниса. Члены и персонал аэроклуба, дюжина видных горожан и несколько молчаливых незнакомцев с бронзовыми лицами; они были, как выяснил епископ, старыми товарищами Фэниса по оружию.

Епископ присутствовал на похоронах еще и потому, что у него был свой особый интерес к покойному, о котором он пока не сообщал никому. Даже на дознании он не сказал об этом. Епископ был законопослушным гражданином. Но в первую очередь, убеждал он себя, он священнослужитель, и не должен вмешиваться в  действия светской власти. Также он не осуждал практику утаивания чего-либо из милосердия, к которой на дознании прибегали друзья покойного. Следовательно, хоть его показания и были правдой, только правдой и ничем,кроме правды, но он и не упомянул о некоторых зародившихся у него подозрениях. В конце концов, это же не доказательства, говорил он себе. Замечать такие вещи — дело доктора Бастейбла. Но доктор Бастейбл их не заметил.

Так что же делать епископу? В тот день, когда Фэнис с такой злобой отчитал миссис Энжевен, он был явно не в себе. И было ли простым совпадением то, что катастрофа произошла на следующий день? По всеобщему мнению, происшествие было просто несчастным случаем. Но разве нельзя установить истинную причину любого несчастного случая (если хорошо постараться)?

Епископ тяжко вздохнул и сосредоточился на высокопарном похоронном ритуале. Но в его голове постоянно, словно из тумана, проступала мысль: «Почему доктор не заметил этого?».

К окончанию службы это мысль уже не мелькала, а постоянно горела. В конце концов, епископ не выдержал, ведь ничто человеческое ему не было чуждо, и решил поговорить с доктором. Это же не беспричинное любопытство, — убеждал себя епископ, — а желание успокоить свою совесть. На дознании он не упомянул о своих подозрениях, так пусть доктор о них узнает. Это необходимо сделать.

Епископу было не обязательно представляться. Они уже встречались — вечером, после инцидента. Поэтому было вполне естественно то, что епископ подошел к Бастейблу и завел разговор.

— Знаете, — вздохнул епископ. — Все очень странно. Прекрасный пилот, самолет в отличном состоянии, и все же — катастрофа.

— Всегда есть человеческий фактор, — шаблонно ответил доктор Бастейбл.

— Полагаю, да… — священник помедлил и продолжил. — Я так понял, что он никак не мог потерять сознание в полете?

— Конечно, — резко ответил доктор Бастейбл. Он явно находил отталкивающим интерес священнослужителя к данной теме. — Совершенно невозможно. Этот человек был в отличной форме. Обо всем ясно говорилось на дознании. Думаю, что я видел вас на нем.

— Вскрытие не проводилось? — предположил епископ.

— Конечно, нет. Причина смерти была очевидна. Не было нужды уточнять. Полиция прибегает к аутопсии, только если есть сомнения. Но в данном случае их не было.

— Полагаю, это так, — согласился епископ, но тон его голоса заставил доктора Бастейбла резко взглянуть на собеседника. Доктор Бастейбл был человеком с хорошей интуицией. Он огляделся, и, убедившись, что их никто не слышит, пытливо взглянул на епископа:

— Вы что-то заметили?

Епископ не стал сразу же отвечать. Вместо этого он задал вопрос:

— Когда исчезает rigor mortis?[5]

— Оно уже почти прошло, когда я осматривал тело, — казалось, доктор немного удивился.

— Не слишком ли быстро оно прошло?

— Нет, — безапелляционно, как эксперт непрофессионалу, ответил доктор.

— Я мало в этом разбираюсь, — пробормотал епископ. — Но когда я проходил трехлетний медицинский курс в нашем местном университете — знаете, миссионерам порой приходится заниматься врачеванием в уединенных краях…

— О, так у вас есть медицинское образование? — перебил немного смутившийся доктор, так всегда бывает с экспертом, когда он обнаруживает, что разглагольствует перед слушателем, который знает об обсуждаемом предмете гораздо больше, чем он предполагал.

— Поверхностное, — ответил священник. — Из этого курса в моей памяти отложилось, что через десять часов окоченение должно было быть все еще довольно выраженным, даже если оно начало проходить. И я высчитал, что когда вы увидели тело бедняги Фэниса, прошло около десяти часов после катастрофы.

— Да, это так, — сухо ответил доктор. — Но все сильно варьируется. Все могло произойти очень быстро, могло повлиять множество посторонних факторов. Так что мне показалось вполне вероятным, что rigor mortis могло наступить и исчезнуть до того, как я увидел тело, с учетом погрешности, присущей таким расчетам.

Какое-то мгновение епископ молчал.

— Вы же не думаете, что в этом есть что-то подозрительное? — обеспокоившись молчанием собеседника, спросил доктор.

— Я сидел у тела в течение семи часов до того, как вы его увидели. Не было никаких признаков rigor mortis.

— Батюшки! — воскликнул врач, моментально растеряв профессиональное спокойствие. — Никаких? Ни следа? Вы уверены?

— Уверен, — тихо ответил священник.

— Но это серьезно, — заволновался доктор Бастейбл. — Значит, Фэнис еще не умер, когда его вытащили из самолета. Подозреваю, у него была черепно-мозговая травма, а после — кровоизлияние в мозг. Его можно было спасти! Вот надо же!

— Мы не должны спешить с выводами, — заметил епископ.

— Нужно проинформировать полицию.

— Думаю, это было бы большой ошибкой, — твердо сказал священник. — Возможно, я мог ошибаться.

— Но вы сказали, что вы уверены.

— Человеку свойственно ошибаться. В любом случае, этот человек мертв. Доктор Бастейбл, как по мне, вам лучше пока полиции ничего не сообщать. Вы видели его рану. Умер ли он сразу или спустя небольшое время — в данном случае это формальность. Стоит ли из-за этого устраивать всем неприятности, в том числе и себе? Мой дорогой доктор, как профессионал, вы должны со мной согласиться. Я вижу, что мисс Сакбот осматривается вокруг — очевидно, она ждет меня. Я должен вас оставить. — Священник дружески похлопал недоумевающего доктора по плечу. — Предоставьте разбираться с этим делом мне. До свидания.

* * *
— Епископ, вы выглядите ужасно подавленным! — заметила леди Лаура.

Он сидел в кресле за столиком и скорбно изучал небо, с которого чуть раньше мастерски спустилась леди Лаура, приземлившись практически на террасе ангара, едва не коснувшись его крыши.

— Боюсь, что, по крайней мере, в этой жизни я так и не научусь сажать самолет.

— Почему? Что не так?

— Несколько моментов, — грустно ответил епископ. — Мисс Сакбот пытается инструктировать меня и подробно все объясняет. Она говорит, что я «планирую, будто летучая мышь из ада», «торможу слишком поздно и слишком резко», «раздуваюсь, как шарик, и парашютирую». Я смутно понимаю, что она хочет сказать, но догадываюсь, что сложность полета вовсе не в том, как летать, а в том, как надо приземляться.

— Веселее. Все проходят этот этап. И я все же сомневаюсь, что Салли — лучший инструктор в мире, хоть она и была первой женщиной, ставшей инструктором, — заметила леди Лаура и, демонстрируя свою грацию, изящно опустилась в шезлонг.

— Правда? — удивился епископ. — Я думал, что она — прекрасный пилот.

— Так и есть. Возможно, лучшая женщина-пилот. Но лучшие пилоты часто становятся худшими инструкторами. Слишком нетерпеливы и слишком темпераментны, знаете ли. По этой части Фэнис был исключением.

— Да. В последнее время я часто думал о Фэнисе, — сказал священник.

— А я пытаюсь забыть произошедшее! — с отчаянием заметила леди Лаура. Епископ вспомнил, что Салли Сакбот говорила ему о переживаниях Фэниса, что он сходил с ума из-за страсти к леди Лауре. Бесконечный список поклонников этой леди был известным в обществе явлением, о котором стало известно даже епископу, и, казалось бы, что ей еще один из многих. Но на леди Лору смерть Фениса произвела особое впечатление. После катастрофы священник неоднократно замечал это. Не замешана ли леди Лаура во все это сильнее, чем кажется?

С минуту они молчали. Салли Сакбот тренировалась в выполнении фигур высшего пилотажа на новом аэроплане клуба — она готовилась к предстоящему соревнованию клубов. Маленькая красно-серебристая машина мелькала в синем небе.

— Вы думаете, это и в самом деле был несчастный случай? Я имею в виду крушение Фэниса, — спросила леди Лаура, не отрывая взгляда от танцующего в небе самолета.

Епископ изучил ее деликатный, но бесстрастный профиль. «Что на уме у этой женщины?» — беспокойно думал священник. Вслух же он сказал:

— Ведь нет никаких оснований предполагать что-либо еще, не так ли, леди Лаура?

— Есть, — тихо ответила девушка.

— Вот как!? — священник был слишком мудр для того, чтобы пытаться торопить события.

Лаура оторвала глаза от самолета и взглянула на него:

— Полагаю, вы считаете, что если я что-то знаю, то я должна рассказать об этом полиции?

— Не обязательно. Не стоит думать, будто священнослужители больше других людей заботятся об исполнении закона человеческого. В первую очередь, они заинтересованы в соблюдении морального закона, а эти два вида законов не всегда совпадают. Отдавайте кесарево кесарю,[6] знаете ли. На самом деле и я знаю кое-что о смерти майора Фэниса, но так и не рассказал это полиции.

— Вы что-то знаете? — удивилась девушка. — Как и я? Но я, в отличие от вас, не так уверена в том, как следует поступать. Так хорошо быть священником. Всегда точно знать, что правильно, а что — нет. А я так легко путаюсь.

Епископ склонил голову.

Леди Лаура стала копаться в своей сумочке. Наконец, она вынула письмо и протянула его священнику.

— Прочитайте. Это беспокоит меня с тех пор, как получила его. Я хочу, чтобы вы сказали, что я должна сделать, конечно, если я должна что-то сделать.

Епископ сразу взглянул на подпись и увидел, что письмо от Фэниса. Он посмотрел на дату. — Отправлено за несколько недель до катастрофы. Затем он прочел письмо:

Лаура, не знаю, хотела ли ты обнадежить меня в тот день, когда мы летали в Маразион, но с тех пор я был счастливее, чем когда-либо. Позднее я не пытался прояснить это и лишь говорил себе, что это так, что у меня есть надежда.

Лаура, с тех пор я не пытался это выяснить не потому, что я боялся испытать удачу, а потому, что я попал в передрягу — одну из тех, в которые можно попасться по безнадежной глупости. Внезапно, два дня назад, я понял, в какой ужасной передряге я оказался, и что все станет намного хуже, если я не покончу со всем этим. Ты не знаешь, почему я говорю тебе обо всем этом. Через несколько дней сможешь узнать. Но я обещаю: я решительно настроен покончить с этим достойно.

Джордж
Девушка выхватила письмо у епископа и запихнула его в сумочку. Угрюмое выражение ее лица могло бы вызвать у епископа неприязнь, если бы он не был знатоком человеческой натуры.

— Почему он сделал такую глупость? Я никогда и не подозревала, что он влюблен в меня. Что же я сказала ему такого в Маразионе? Не помню. Весь тот день мы просто дурачились. Конечно, я написала ему в ответ, что те мои слова не стоит принимать всерьез. А потом произошла катастрофа.

— Да, — сказал епископ. — Катастрофа и дознание.

Леди Лаура все еще выглядела угрюмо.

— Вы, наверное, думаете, что я утаила это письмо, чтобы не быть втянутой в расследование и не допустить огласки? Естественно, я думала об этом, но на самом деле меня намного больше волновало то, как не допустить обвинения Джорджа в самоубийстве. Пусть и неправильно так думать, но я считаю, что отношение закона к самоубийцам просто дикарское.

— На самом деле, у дикарей суицид воспринимается как нечто благородное, это наша цивилизация осуждает его, — заметил епископ. — Однако вы показали мне письмо для того, чтобы получить совет насчет дальнейших действий. На данный момент я считаю, что ничего делать не надо.

— Ничего? — удивилась леди Лаура. — Вы в самом деле это советуете?

— Да, — задумчиво ответил священник, — определенно. На данный момент. Конечно, не теряйте письмо. А лучше передайте мне. Тогда я смогу показать его полиции, если, конечно, потребуется.

Леди Лаура снова раскрыла сумочку:

— Подозреваю, вы думаете, что я бездушна, раз я не попыталась остановить Джорджа?

— В данных обстоятельствах, — осторожно начал епископ, — я сомневаюсь, что ваше вмешательство имело бы какое-либо значение. Это очень странное дело.

По-видимому, епископ решил больше не обсуждать этот вопрос и вновь принялся наблюдать за аэропланом.

— Вы можете сказать, — спросил он через некоторое время, — почему кровь не бросается в голову мисс Сакбот, когда она так долго летает вверх ногами?

— Бросается, — ответила леди Лаура. — После приземления ее лицо будет похожа на свеклу.

* * *
— Я терпелив, — тяжело дыша, заметил епископ, — но если вы снова крикните мне: «Назад! Назад! Назад!», — то я скажу или сделаю что-то такое, о чем впоследствии пожалею.

Епископ сидел на переднем сиденье «Бабочки».[7] Мисс Сакбот сидела сзади.

— Если бы не я, вы бы летели прямо в землю, — ответила она.

— Думаю, это было бы лучше, чем слушать ваш дикий крик.

— Я кричала, чтобы вы поняли: штурвалом нужно двигать грубее, ведь машина теряет скорость. И теряет контроль, лишаясь подъемной силы.

— Вне сомнений, так и есть, — вежливо ответил епископ. — Но для меня это мало что значит. Боюсь, я в принципе не способен летать.

— Не отчаивайтесь, — рассмеялась Салли. — Все совершают одни и те же ошибки. Помните, первая задержка — это просто задержка. Потом подождите. А затем, назад, назад, НАЗАД!

— Ну вот опять крик! 

— Положить руку на штурвал и слегка обхватить его пальцами.

— Хорошо.

— А теперь — назад, назад, НАЗАД! Поняли, в чем суть?

— Штурвал ударил меня по животу!

— Точно. Так и должно быть. Теперь, если хотите избежать моего крика, вовремя верните его назад — как раз перед тем, как аппарат врежется в землю.

Румяное лицо епископа стало походить на мордочку недовольного младенца:

— Я, в самом деле, думаю, что сегодня я бы предпочел больше не летать. У меня получается все хуже и хуже, а не лучше и лучше.

— Вы пролетали около двадцати минут, так что, возможно, вы устали. Разворачивайтесь к ангарам.

— Не люблю рулить, — заупрямился епископ Мэрриотт. — Мне кажется, что я совсем не контролирую аппарат.

— На таких самолетах, как этот, плавное руление невозможно, — беззаботно заявила инструктор, — здесь нет соответствующего механизма.

— Тогда как же мне попасться к ангару? — проворчал епископ.

— Парите в нужном направлении. Резко дергайте штурвал. Используйте ручку разворота.

Епископу удалось, наконец, развернуться в сторону ангара, и он принял предложение мисс Сакбот выпить кофе. Они выпили его в холле. Там не было никого, кроме новичка — бледного юноши, склонившегося над настольной картой в углу. Он кропотливо готовился к первому полету по незнакомому маршруту.

— Он летит в Маршэм, в десяти милях отсюда, — пояснила мисс Сэкбот.

— Почему он перекладывает по карте кусочек веревки? — с любопытством спросил епископ.

— Он определяет, в каком направлении находится Маршэм, ориентируясь по компасу.

— Правда! И потом ему нужно просто двигаться в нужную сторону, ориентируясь на компас, и он попадет туда?

— Нет, — ответила мисс Сакбот. — Он должен учитывать отклонение стрелки компаса, указанное в таблице для нашего места, учитывающие влияние всевозможного железа и магнитных полей.

— Ох! — вырвалось у епископа.

— Также должен узнать силу и направление ветра и применить навигационный треугольник, либо же воспользоваться инструментом, который автоматически решит эту проблему. В результате он получит нужный курс.

— Теология намного проще! — сморщил лоб епископ. — Все это звучит ужасно сложно. И это приведет его прямо к Маршэмскому аэродрому?

— Нет, — покачала головой Салли. — Как только он поднимется, ветер переменится, и он безнадежно заблудится.

— Батюшки! И как же он найдет направление в Маршэм?

— Может, и не найдет. Если он недобросовестен, то, едва исчезнув из поля зрения, он полетит не по компасу, а вдоль железной дороги, пока не доберется до Маршэма. Но он молод и, вероятно, добросовестен, так что он может летать по всей Англии, пока не приземлится на вспаханном поле и не спросит у местных, куда же он попал. Взлетая с поля, он врежется в дерево, и через какое-то время мы направим туда аварийную бригаду — за самолетом, если его еще можно будет починить, и за пилотом, если он будет в сознании.

— Правда! Не думаю, что мне понравятся полеты по незнакомым маршрутам .

— Не волнуйтесь, — успокоила его девушка. — Вы полетите на аппарате клуба, и я буду сопровождать вас. Мы заботимся о том, чтобы собственность клуба не пострадала. А этот парень летит на собственном самолете, и если что — мы починим его.

— Мисс Сакбот, либо вы бессердечны, либо притворяетесь, — игриво потряс пальцем епископ.

Громко вздохнув и дважды взглянув на ветроуказатель, молодой человек вышел. После этого Салли прямо обратилась к епископу:

— Я рада, что мы остались одни. Мне нужно серьезно с вами поговорить. Я считаю, что у вас что-то есть на уме. Раньше вы отлично справлялись с тренировками, но последние день-два кажется, что мысленно вы в другом месте.

Епископ Мэрриотт чувствовал беззащитность перед прямотой Салли. Даже его сан не становился барьером перед ней. И епископ решил признаться:

— Да, я постоянно думаю о том, что в смерти Фэниса есть нечто подозрительное. В результате я пришел к выводу, что должен рассказать об этом полиции. Хотя мне бы этого очень не хотелось. Я вообще не люблю иметь с ними дело.

— Надо же! — удивилась Салли. — Именно вы! И что же вы могли узнать? Я уверена: это какая-то ошибка.

— Я так не думаю, — тихо ответил священник. — Леди Лаура получила письмо от Фэниса — в нем он заявляет, что собирается со всем покончить.

— Это отвратительно! — вспыхнула Салли. — Лаура всегда говорит о подобном. Я не верю. Почему она не упомянула о письме на дознании? Она просто хочет поднять шум! Я уверена: она сама его написала, — задыхалась от гнева Салли.

— Я так понял, что она молчала ради сохранения репутации Фэниса, — пояснил епископ.

— Очень она заботится о чьей-либо репутации! Она едва не свела беднягу с ума, а потом отделалась от него!

— Тем не менее, она получила письмо. Вот оно.

Салли схватила и прочитала письмо. Сначала она была озадачена, затем — взволнованна.

— Письмо — настоящее. Бедный Джордж! Хочется убить эту Лауру. Не верю, что у нее есть сердце. Но следует ли из-за этого ворошить былое?

Епископ не стал сразу же отвечать.

— Знаешь, — наконец сказал он, — письмо не доказывает, что Фэнис устроил катастрофу преднамеренно. На самом деле, самоубийство было бы мелочью по сравнению с тем, что я обнаружил. Мисс Сакбот, дело в том, что когда Фэниса извлекли из аэроплана, он не был мертв. Он умер позже. Боюсь и думать, что это может значить. На данный момент я отказываюсь, сознательно отказываюсь даже строить предположения.

Глава V. Открытие доктора

Инспектор Крейтон аккуратно положил пенсне на стол перед собой и с минуту задумчиво рассматривал его. Затем он поднял его и с яростно протер. Делал он это молча, и епископ в полной тишине наблюдал за ним. «Странный полицейский, — подумал священник. — Выглядит, как сотрудник универмага. Так же аккуратно одет, так же успокаивающе жестикулирует, и голос у него такой же мягкий».

— Ваша Светлость, вы сделали очень удивительное предположение.

— Я не делал предположений, — терпеливо возразил епископ. — Я просто представил вам два факта. Насколько я понимаю, они никак не соотносятся друг с другом. А если вы не верите одному из них, то второй не имеет особого значения.

Инспектор взял письмо Фэниса леди Лауре и оттолкнул в сторону, как что-то грязное.

— Ну, только посмотрите. Как я и подозревал все это время, это было делом о суициде. Но сейчас что там с rigor mortis? Ваша Светлость, почему вы не говорили о нем раньше? — спросил он с тоской в голосе.

— Мои наблюдения были не столь важны, пока я не услышал рассказ Бастейбла, — попытался найти отговорку епископ. — Затем стало ясно, что Фэнис должен был умереть уже после того, как я остался наедине с ним. Ранее мне казалось, что это просто случай запоздалого окоченения, что необычно, хотя и возможно. Рассказ Бастейбла позволил истолковать все совсем иначе.

Инспектор Крейтон посмотрел епископу прямо в глаза.

— Вы ведь не даете делу зловещего истолкования?

— Конечно, нет! — поспешил ответить епископ Мэрриотт. — Письмо Фэниса ясно дает понять, что он намеревался совершить самоубийство. Мое открытие лишь показывает, что ему не удалось идеально проделать задуманное. Он умер от травм, полученных в катастрофе, но смерть вовсе не была мгновенной.

— Я рад, что в этом вы согласны со мной. Но, понимаете, надо соблюдать осторожность. Я имею в виду, что леди Лаура — влиятельное лицо. Конечно, это не имеет прямого значения для нас, но напоминает: если мы допустим ошибку, она станет еще более знаменитой.

Епископ почувствовал, что нужно говорить прямо.

— Вы проведете эксгумацию? — спросил он.

— Хм, да. Для проформы. Ваша Светлость, помните — для проформы. Сегодня выпишем ордер.

— Можно попросить вас держать меня в курсе, для меня это очень важно.

— Конечно, мы расскажем вам, если выяснится что-то странное. Определенно, расскажем. Даже будем обязаны. А сейчас позвольте проводить вас. Вот сюда, Ваша Светлость.

Величественный и невозмутимый полисмен поднялся на ноги и провел посетителя к выходу.

Епископ покинул полицейский участок Бастона с определенным удовлетворением. Ему понравился инспектор Крейтон, и он почувствовал, что сможет с ним поладить. Они поняли друг друга. Епископ старался направлять события так, чтобы, даже если вскроется что-то неожиданное, это повлекло бы за собой минимум неприятностей для всех причастных. Но этого «сотрудника универмага» не провести — епископ понял это по блеску в его глазах.

Теперь вопрос заключался в том, обнаружится ли что-нибудь неожиданное?

* * *
Два дня спустя, когда епископ прогуливался по Бастону, подле него внезапно остановилась машина. Визг тормозящих шин заставил его оглянуться. Из окна машины высунулось лицо доктора Бастейбла.

— Доброе утро, доктор Мэрриотт.

— Доброе утро, доктор.

— Ваше предположение оказалось верным.

— Мое предположение? Я не вполне понимаю…

— Сегодня мы завершили аутопсию. Майор Фэнис был убит пулей в голову.

— Пулей! — поразился епископ. — Это ужасно!

Сквозь невозмутимое выражение лица доктора Бастейбла просочилась какая-то эмоция.

— Ну же, ну же! Вы же догадывались о чем-то в этом роде с тех пор, как увидели отсутствие rigor mortis!

— Уверяю вас, нет! — взволнованно ответил епископ. — Я лишь догадывался, что Фэнис скончался уже после катастрофы. Но пуля! Это на самом деле ужасно!

— Естественно, если вы говорите, что не догадывались, значит, не догадывались, — слегка расстроился доктор Бастейбл. — Это станет большим разочарованием для инспектора. Он думает, что вы обо всем знали и сможете предоставить ему ценную информацию. Я пообещал ему, что если увижусь с вами, то передам, что он хочет вас видеть.

— Завтра я приду к нему, — пообещал доктор Мэрриотт.

* * *
Следующим утром епископ снова был в полицейском участке Бастона. Доктор Бастейбл и инспектор Крейтон относились к нему с большим почтением, подчеркивая его прозорливость. Епископ продолжал настаивать на том, что он ничего такого не предвидел, но, оборачиваясь назад, в глубине сердца он все же признавал, что постоянно подозревал что-то плохое. Например, ощущение зла во время его бдения над телом — безусловно, оно было вызвано неестественностью физического состояния тела, но, быть может, оно было навеяно еще и отголосками насилия, витавшими в атмосфере? Должно быть, убийца вышел из ангара незадолго до того, как вошел епископ…

— И так, ваша Светлость, ситуация следующая, я правильно понял, Бастейбл? Выстрел должен был стать смертельным. А травмы от крушения могли быть фатальными, но не обязательно. На самом деле основной ущерб был причинен пулей, но при поверхностном осмотре его приписали травме из-за катастрофы. Поэтому, когда Фэниса вытащили из аэроплана, он был еще жив, хотя, конечно, и находился в бессознательном состоянии. Возможно, он был на грани смерти. Но кто-то был настолько заинтересован в смерти Фэниса, что пошел на риск. Видимо, в надежде на то, что рана замаскирует след от пули. Рискованное дело, как по мне.

— Очень рискованное, — подтвердил доктор Бастейбл. — Меня удивляет, что пуля не пробила голову насквозь, а в таком случае выходное отверстие выдало бы ранение. Но бывает и так. Хотя будь я убийцей, то не хотел бы зависеть от подобных обстоятельств.

— Ваша Светлость, о чем все это говорит вам? — почтительно спросил инспектор Крейтон.

— Должен сказать, — нерешительно ответил епископ, — что это приводит меня к мысли о том, что стрелявший в Фэниса должен был приложить руку к тому, чтобы вызвать крушение самолета — ведь не могло же оно произойти случайно. Можно также предположить, что если бы Фэнис сумел прийти в себя, то он смог бы указать на преступника. Вот, как мне все представляется.

— Браво, да у вас мышление детектива! — воскликнул инспектор.

— Или преступника, — невесело улыбнулся епископ Мэрриотт. — Однако я предвижу затруднение. Как объяснить письмо леди Лауре — боюсь, оно написано с явным намерением суицида?

— Это затруднение, — подтвердил полицейский, печально покачав головой. — В этом нет никакого смысла.

— Мне в голову пришло вот какое соображение, — епископ сложил вместе кончики пальцев. — Как насчет подлинности письма? Если бы я был преступником, а моя жертва была бы влюблена в определенную леди, то я от имени жертвы мог бы отправить этой леди письмо, в котором выражается намерение совершить самоубийство.

Инспектор позволил себе фамильярно подмигнуть священнику.

— Я подумал об этом. Но, к несчастью, в подлинности письма нет сомнений. Я провел все утро, сравнивая его с другими образцами почерка покойного. Нет никаких сомнений — письмо настоящее.

— Тогда, похоже, что цепь наших рассуждений зашла в тупик.

— Да, на данный момент мы застряли, — согласился инспектор.

— Все это дело выглядит очень необычно, — раздраженно вставил доктор Бастейбл. — В убийстве не было необходимости. Он в любом случае все равно умер бы от травмы головы, и убивать его было ни к чему. Если бы не выстрел, все это стало бы очередным делом о самоубийстве. Очень глупо. А тем временем, джентльмены, меня ждут мои пациенты. Хотите от меня чего-нибудь еще? Или я могу оставить вас в вашем тупике?

— Доктор Бастейбл, прежде чем вы уйдете, расскажите нам одну вещь, — попросил инспектор Крейтон. — Принимая во внимание характер травмы и обстоятельства крушения, как должен был выглядеть покойный, когда его вытащили из… хм… летательного аппарата? — полицейский говорил очень осторожно, словно пробираясь через препятствия.

— Инспектор, что вы имеете в виду? — проворчал доктор Бастейбл.

— Я имею в виду… понимаете, не хочу, чтобы это выглядело, как наводящий вопрос.… Скажите, если обыватель принял его за мертвеца, это было обоснованной ошибкой?

— Обыватели ничего не могут обосновать, — фыркнул доктор. — Они способны на что угодно. Могут подумать, что покойник просто упал в обморок, или что потерявший сознание человек — умер. Вы лучше спросите у епископа, он же медик и видел парня, когда его вытащили из аэроплана. Мне, и правда, нужно спешить. До свидания.

— Упрек Бастейбла понятен, — признал священник. — Я должен был убедиться, что жизнь покинула бренное тело.

— Ну-ну, я уверен, что вы ни в чем не виноваты. Он, в любом случае, не выжил бы. Но вы понимаете, к чему я клоню? — многозначительно добавил инспектор.

— Да. И могу лишь сказать, что, когда Фэнис лежал на траве, он был совершенно недвижим, а рана на его голове выглядела так страшно, что кто угодно мог предположить будто пилот умер. Но в то же самое время я не могу простить себя за то, что не удостоверился в этом. Могу лишь сослаться на суету, обстоятельства и необычность всего произошедшего.

— Ваша Светлость, сейчас вас никто не обвиняет. Вопрос в том, стоит ли винить тех троих джентльменов, которые вытащили Фэниса из аэроплана? Я имею в виду капитана Рэнделла, юношу Вэйна и механика Несса.

— Не представляю, как их можно обвинять, — покачал головой епископ. — Это была наша общая ошибка.

— Хорошо. Оправдаем их упущение. Но запомните, Ваша Светлость: подозрения с них мы не снимаем. Даже напротив. Они могут быть обвинены в чем-то худшем, чем преступное упущение. В преступном деянии.

— Полно вам, инспектор, у меня аж мороз по коже. Вы ведь не предполагаете, что эти трое убили Фэниса после того, как выволокли его из разбившегося самолета?

— Я ничего не предполагаю, Ваша Светлость, — неопределенно ответил инспектор. — Я всего лишь отмечаю возможности. В какой-то момент того утра убийца мог обнаружить, что Фэнис не умер, а все еще жив. И скорее всего это был один из тех, кто вытаскивал пострадавшего из самолета? Отметьте, я говорю о ком-то одном из них.

Епископ кивнул, и инспектор продолжил:

— Конечно, это только одно подозрение. И, возможно, это был кто-то другой: кто еще контактировал с Фэнисом после его мнимой и до настоящей смерти. Их не так уж много, установить будет несложно. Один из них должен быть убийцей. А вот еще одна линия расследования. — Установить что могло привести к крушению аэроплана, если мы предполагаем, что оно было запланировано с целью убийства Фэниса, и когда обнаужилось, что он остался жив, сразу же последовала вторая попытка. Иначе выстрел в голову не имел смысла, и был чьим-то безумным шагом. Хотя, даже сумасшедший подождал бы, умрет Фэнис или нет. На этом пути две трудности. Первая — эксперт из ВВС дал заключение, что самолет был в идеальном состоянии. Вторая — Фэнис писал о намерении совершить самоубийство, возможно его совершил, и тогда эта версия вообще отпадает. Очень запутанное дело, Ваша Светлость.

— Это точно, — подтвердил епископ Мэрриотт. — Мне кажется, что это дело стало бы менее запутанным, если бы вы смогли выяснить, почему кто-то захотел убить Фэниса. Сам я не могу этого понять.

— Я только что хотел об этом сказать, Ваша Светлость. Да, мотив важен. В общем, я обрисовал вам ситуацию, и, конечно, следующие несколько дней я буду работать над делом. И не могу скрыть от вас, Ваша Светлость, — вкрадчиво добавил полицейский, — что полагаюсь на вашу помощь.

— И как же я могу вам помочь?

— Вы — член клуба. Встречаетесь с людьми. И вы можете добыть и передавать мне информацию, которая приведет к задержанию лица, совершившего это подлое преступление.

— Боюсь, что не могу согласиться на роль шпиона, — надменно заявил епископ Мэрриотт. 

— Но Ваша Светлость, я обращаюсь к вам как к гражданину!

— Надеюсь, вы не считаете, что я не осознаю свои гражданские обязанности, — епископ говорил мягко, но его сан внушал инспектору благоговейный страх. — Но, все-таки, я не полицейский, а священнослужитель.

— Конечно, Ваша Светлость, — робко согласился инспектор.

— Как пастырь я, прежде всего, должен заботится о душах заблудших, а не стремиться содействовать их физической каре.

— Естественно, Ваша Светлость.

— В то же самое время, — добавил епископ, чьи познания в казуистике легко позволяли ему находить веские оправдания для порой прямо противоположных решений, — бастонский аэроклуб поразила пагубная язва, и она может распространяться и дальше. Безусловно, мой долг — бороться с ее распространением, надеюсь, главным образом духовными средствами, но я буду сотрудничать с гражданскими органами, если это потребуется. Поэтому, полагаю, вам нужно информировать меня о ходе расследования.

— Конечно, — живо согласился полицейский. — Я так и сделаю, Ваша Светлость.

Глава VI. Дефицит подозреваемых

Инспектор Крейтон подождал, пока епископ спустится и покинет полицейский участок. Затем он сам выскользнул через заднюю дверь, взял машину и поехал на бастонский аэродром. Он стремился добраться до аэродрома прежде, чем епископ успеет рассказать кому-либо о новых обстоятельствах трагедии на аэродроме.

У читателя может возникнуть вопрос: почему инспектор не попросил епископа молчать? К сожалению, необходимо признать: инспектор Крейтон был крайне недоверчив, даже к священникам, если те оказывались втянуты в расследование. Помимо этого следует признать, что у инспектора уже был опыт того, когда он просил кого-то соблюдать конфиденциальность, но тот человек решал, что может точно так же, «по секрету», поделиться этой информацией с кем-то еще, а этот «кто-то еще» посвящал в тайну еще кого-нибудь, и так далее.

Первым делом инспектор отправился к мисс Сакбот. Она вздрогнула, едва заметив, как на аэродроме появилась знакомая фигура полицейского.

— Кто-то опять низко пролетел? — устало спросила она. — Думаю, мисс Миффин снова жаловалась на то, что члены клуба задевают ее крышу, сбивают черепицу, а ей приходится прятаться под столом в гостиной.

— Мисс Сакбот, боюсь, все намного серьезнее, — хмуро улыбнулся инспектор. — В связи с вновь открывшимися обстоятельствами мне приходится продолжить расследование гибели Джорджа Фэниса.

— Черт побери епископа! А я думала, такой приятный человек! И черт побери леди Лауру! Инспектор, я думаю, что она подделала то письмо.

— И в самом деле, мисс. Но мы можем обсудить это позже. А в первую очередь я хотел бы побеседовать с тремя джентльменами, вытащившими тело Фэниса из аэроплана.

— Дайте подумать. Несс проводит капитальный ремонт двигателя «XT». Он в мастерской. Это за основным ангаром. Томми Вэйн в воздухе — с нашим новым инструктором, капитаном Уинтерсом. Скоро он приземлится. Боюсь, Рэнделла нет на месте. Хотя погодите минутку. Он пилотирует чартерный рейс «Аэротакси Гонтлетта». Днем вернется, он вылетел всего лишь в Париж, и это было на рассвете.

— Спасибо, мисс. Теперь я пойду и поищу их.

— Хорошо, я пойду с вами, — поднялась с места Салли.

— Спасибо, я не хочу вас беспокоить. Я не сомневаюсь, что вы очень загружены.

— Ничего страшного.

— Хорошо, — инспектор, якобы неправильно поняв ее слова, спешно удалился, прежде чем девушка успела надеть шляпку.

Салли уставилась ему вслед.

— Какого черта он задумал? — пробормотала она. — Ну, этот епископ у меня получит!

Инспектор разыскал мистера Несса, трудившегося над мотором под скрежещущие звуки какой-то невнятной мелодии. Техник удивился, когда инспектор Крейтон заглянул к нему.

— Мистер Несс, можно с вами поговорить? — спросил инспектор.

— Угу, — согласился Несс.

Инспектор объяснил, что он решил провести дальнейшее расследование смерти Джорджа Фэниса. Как теперь выяснилось, несчастный случай мог оказаться неслучайным.

Рыжий механик хмыкнул.

— Вскрывшиеся обстоятельства наводят на мысль, что причиной смерти мог стать… — инспектор замешкался, и мистер Несс вопросительно взглянул на него. — …Суицид, — закончил Крейтон. На лице инженера не появилось ни признаков облегчения, ни каких-либо других эмоций. — Естественно, данная версия означает, что нам стоит пересмотреть все дело еще раз. Мистер Несс, вы появились на месте событий после того, как все произошло, но, несмотря на это, ради соблюдения формальностей, возможно, вы сможете рассказать мне все, что вспомните?

— Не знаю, смогу ли я рассказать больше того, что сказал на дознании, — ответил Несс, мрачно взглянув на двигатель.

— Впоследствии вы помогали перенести тело из машины в ангар, где оно и пролежало до вечера?

— Да, — согласился инженер.

— Вы были за рулем фургона после того, как внесли в него Фэниса?

Рыжий кивнул.

— Вы присматривали за телом?

— Нет. Этим занималась мисс Сакбот. Я вернулся к обломкам аэроплана.

— Тем вечером вы больше не заходили в ангар?

— Нет, — уверенно ответил Несс. — Я был занят с техническим экспертом  Сэндвичем и страховым агентом.

Инспектор с сожалением закрыл блокнот и ушел. Как только он закрыл дверь, мистер Несс вновь принялся издавать скрежещущие звуки невнятной мелодии.

— Думаю, он знает обо всем меньше меня, — решил инспектор, — если такое вообще возможно.

В течение десяти минут инспектор сидел в кресле за зданием клуба и ждал, когда приземлится Томми Вэйн. В конце концов, над ангаром показалась красно-белая «Бабочка». Однако, прежде чем ее шасси коснулись земли, она резко взмыла ввысь так, что инспектор от неожиданности ухватился за ручки своего кресла.

— Давай, оседлай ее, ковбой! — весело выкрикнул юноша, сидевший рядом. — Ого-го! Для Томми это была хорошая посадка, — сказал он инспектору.

Аппарат снова опустился к земле. Но тут же снова раздался рев двигателя, и аэроплан опять поднялся в воздух.

— Очень странно, — прокомментировал инспектор.

При следующей попытке аппарат успешно приземлился, и из него вышли капитан Уинтерс и Томми Вэйн.

Уинтерс был худым человеком с поседевшими висками, и его меланхоличность легко объяснялась тем, что он был инструктором вот уже десять лет. Теперь на Томми Вэйне были большие фланелевые брюки, тянувшиеся за ним по земле, и кричащий канареечно-желтый пуловер с ярко-зеленым шарфом.

— Я ужасен, не так ли? — весело спросил паренек.

— На самом деле, Томми, — серьезно ответил Уинтерс, — ты был бы очень хорош, если бы только избавился от своей небрежной манеры. Ты, кажется, не сосредоточен на работе. У тебя хорошие руки и быстрая реакция. Но вот здесь чего-то не хватает. — Инструктор коснулся своей головы.

— Дело в том, — признался Томми, — что в воздухе я так боюсь, что голова кругом идет!

— Ну, не знаю насколько ты боишься, — улыбнулся капитан Уинтерс, — но я бы сказал, что нервы у тебя просто железные.

Крейтон задержал Вэйна и отвел в сторону. Он дал ему то же самое объяснение, что и Нессу.

— Вы не даете бедняге Фэнису упокоиться в могиле! — возмутился Вэйн. — Если вы хотите поговорить со мной, давай сделаем это где-нибудь в другом месте.

Несмотря на протесты инспектора, Вэйн настоял на том, чтобы пойти в бар. Они сели за столик. Инспектор согласился выпить пива, а для себя Вэйн заказал двойной скотч. Крейтон был ошеломлен, увидев, как юноша залпом проглотил свой напиток, после чего последовал глоток содовой. Он начал внимательнее присматриваться к Вэйну, который был более многообещающим подозреваемым, нежели тихий и спокойный инженер. Хоть инспектор и был неплохим знатоком человеческих характеров, Вэйн озадачивал его.

У Вэйна было одно из тех неподдающихся влиянию возраста непонятных лиц с голубыми глазами и по-детски алыми губами. По такому лицу не поймешь, сколько лет человеку — двадцать или двадцать семь. И акцент, с которым он говорил, никак не поддавался идентификации. Это был правильный английский, но с примесью чего-то еще. Какого-то диалекта? Простодушный вид, мальчишеское лицо, но за всем этим проглядывали резкие черты, заставлявшие инспектора задуматься. Такой типаж встречался среди юнцов-водителей, гонявших по улицам с таким безрассудством, что это в конечном итоге приводило либо к судебному разбирательству и обвинению в непредумышленном убийстве, либо к пожизненному лишению водительских прав.

Но на первый взгляд Вэйн казался таким же беззаботным, как и Несс. Он просто помог вытащить тело из аэроплана и впоследствии не приближался к нему.

«Так он сам говорит. Но посмотрим», — сказал себе инспектор.

Крейтон пообедал в клубе, умело парируя расспросы мисс Сакбот. После ланча они вышли на лужайку у клуба, и она указала на крошечное пятнышко видневшееся на горизонте.

— Это «Чайка», — сказала она. — А «Чайка» в наших краях есть только у Гонтлетта, так что, вероятно, это Рэнделл.

— Вы говорили, что он работает в аэротакси, — заметил инспектор. — Но что это значит?

— Перелеты на аэротакси. Шесть пенсов за милю или что-то в этом роде. Валентайн Гонтлетт успешно руководит нашим аэротакси. Будь я проклята, если понимаю, как он ведет бизнес в нашем захолустье. Конечно, немного помогает доставка газет между Парижем и Лондоном. Сейчас Рэнделл занимается перевозкой газет.

— Я удивлен, что такой известный летчик, как капитан Рэнделл, занимается работой такого рода.

— Батюшки! За трансатлантические перелеты платят далеко не так много денег, как думают люди. Тут проку, как от козла молока. Впрочем, у Рэнделла это не основной заработок. У него половина доли в «Аэротакси Гонтлетта», но он совершает рейсы только иногда — когда не хватает пилотов. Это позволяет ему не терять форму, это нерегулярная работа. Регулярная для Рэнделла стала бы фатальной, он перестал бы быть Рэнделлом.

К этому времени «Чайка» приземлилась. Рэнделл отвел ее в ангар, а затем Крейтон, ловко отделавшись от мисс Сакбот, перехватил его на пути к красно-желтому строению «Аэротакси Гонтлетта».

Рэндалл, по мнению инспектора, был наименее вероятным подозреваемым из трех. Но, возможно, на это оказывало влияние его давнее восхищение летчиком. Светловолосый, внушительный, обладающий вызывающей уважение манерой принижать собственные достижения, настаивавший на том, что его интересуют только коммерческие перелеты. Инспектору нравился такой его подход.

Рэнделл говорил с бескомпромиссной прямотой:

— Послушайте, инспектор, — сказал он, выслушав рассказ полицейского, — вариант самоубийства малоубедителен. Я уверен, что вы не возобновили бы расследование с таким пылом из-за одного только подозрения в суициде. За этим скрывается нечто большее, ведь так? Вы подозреваете кого-то в манипулировании машиной? 

— Возможно, и так, — ответил инспектор.

— Не хочу задавать неудобные вопросы, но, в таком случае, какое значение имеет происходившее после крушения?

— Все имеет значение, — с невинным видом ответил инспектор.

— Пусть будет по-вашему. В любом случае, рассказывать особо нечего. К тому времени, как я оказался там, бедняга Фэнис уже был мертв. Я помог перенести его в спасательную машину и поехал с ним в клуб. В ангарной подсобке, она не использовалась, мы соорудили подмостки и положили на них тело бедняги, и, конечно, чем-то накрыли его. Затем Салли выгнала нас — она провела там все утро, а днем там был епископ.

Инспектор внутренне застонал. Казалось, что в этом деле нет ни одной лазейки, позволявшей что-то заподозрить. Он задумчиво побрел прочь.

Опрос мисс Сакбот оказался весьма утомительным. Она настаивала на том, что вопросы инспектора совершенно неуместны. Крейтон набрался терпения и постепенно выудил из нее показания, подтверждавшие слова трех ранее опрошенных. Тело Фэниса поместили в ангар. Она не выходила из него, пока ее не сменил епископ.

И только потом инспектор, как бы случайно, обмолвился ей о сделанном открытии.

— Понимаете, мисс, все очень сложно. Майор Фэнис умер не в катастрофе. Он был застрелен после нее.

— Застрелен! — повторила побледневшая Салли. — Вы имеете в виду, что его убили?

— Боюсь, что да, — кивнул инспектор.

— Значит, когда его вытащили из самолета, он не был мертв?

— Похоже на то.

— Бедный Джордж. Мы могли бы спасти его. Ох, почему мы не попытались…

— Нет, — перебил ее инспектор. — По словам врача, он все равно бы не выжил, мисс. И это делает все еще более необычным.

— Ох, здесь что-то не так! — воскликнула Салли. — Рядом с ним до того, как его перенесли в ангар, постоянно находились люди, и не один человек, а по крайней мере двое. А потом я была с ним, пока меня не сменил епископ.

— Именно так, мисс. — Их глаза встретились. Рассеянно-удивленный взгляд Салли с проницательным и непроницаемым взглядом инспектора. Затем инспектор вышел.

Ранним следующим утром он выехал из Бастона в Лондон, где прогулялся от вокзала Виктории до Гвидир-Хауса.[8] Он задумчиво поднялся по лестнице к департаменту по расследованию происшествий. Многое зависело от подсказок, которые он мог здесь найти, но после того, как его внимательно выслушал старший лейтенант Феликс Сэндвич, надежды Крейтона рухнули.

— Мне жаль, инспектор, но я не могу ни чем вас обнадежить, — сказал эксперт. — Это один из тех немногих случаев, когда мы совершенно уверены в том, что произошло. Самолет не был сильно поврежден, и, кроме того, за ним наблюдало несколько человек, которые и сами были пилотами. Самолет врезался в землю самым естественным способом. Двигатель был намеренно остановлен и находился в идеальном состоянии. Тросовая подводка не повреждена, и нет никаких признаков защемления. Остальные детали также в полном порядке, если не считать повреждений, вызванных аварией. Говоря напрямую, я не должен расходовать время на теории, предполагающие диверсию. Здесь либо ошибка пилота, либо его намерение. Но аэроплан здесь ни при чем.

Инспектор вернулся в Бастон еще более задумчивым, чем прежде.

Он, почти ничего не утаив, объяснил все сомнения и трудности епископу. Тот отходил после тяжелого разговора с мисс Сакбот — она по каким-то, ведомым только ей, причинам, решила, что во всем виноват епископ. После всех обвинений его елейные манеры едва не испарились, и он с трудом не вышел из себя. Упрекая мисс Сакбот в нелогичности, он, похоже, и сам поддался ее примеру и переложил вину на инспектора.

— Я собирался мягко сообщить ей новости, — сказал он Крейтону. — А вы, должно быть, выплеснули их на нее резко и это потрясло ее. С чего это вы так поспешили?

— Боюсь, по легкомыслию, Ваша Светлость, — невинно ответил Крейтон.

— Ну, что сделано, то сделано. Инспектор, могу ли я поинтересоваться, каково текущее положение?

— Вне всяких сомнений, троица из Несса, Вэйна и Рэнделла была вместе до тех пор, пока тело не попало под опеку мисс Сакбот. Насколько я понял, к нему никто не приближался, а в последствии мисс Сакбот уступила вам бдение над телом. Полагаю, вы не заметили ничего подозрительного?

— Нет. И определенно — к тому времени, как я увидел его, он был уже мертв, я уверен в этом, так как внимательно осмотрел тело.

— Таково текущее положение. Мы столкнулись с двумя сложностями. Во-первых, в ВВС меня заверили, что крушение было либо несчастным случаем, либо намеренным самоубийством. Так что мы должны исключить вероятность какой-либо махинации с летательным аппаратом. Во-вторых, у нас есть письмо леди Лауре, так что, думаю, мы должны склоняться к версии о суициде.

— Да, это было бы логично. Но это делает последовавшее убийство совсем необоснованным, да, к тому же, и не обдуманным заранее.

— Точно. Теперь, подходим к убийству. Судя по моим расспросам, никто из тех троих даже на мгновение не оставался с телом один на один. И это исключает их из списка подозреваемых. Но в оставшееся время, вплоть до того, как вы появились на сцене, с телом была мисс Сакбот. А потом появились вы, а Фэнис был уже мертв.

— Послушайте, вы же не подозреваете, что это чадо имеет какое-либо отношение к ужасному преступлению?

— Конечно, нет. Если бы я подозревал ее, я бы, естественно, предупредил бы ее перед тем, как задавать вопросы — так того требует закон, — возмутился инспектор. — Я просто излагаю положение дел. Это все сложно, очень сложно, — вздохнул он. — Мы должны найти мотив.

Глава VII. Отчет химика

После этого инспектор начал искать мотив, из-за которого неизвестный или неизвестные убили Джорджа Фэниса лишь только появилась такая возможность. Если бы инспектор служил во французской полиции, он, несомненно, начал бы с осторожных вопросов о подругах Фэниса и друзьях подруг. Но он и не подумал сделать это первоочередной линией расследования. Вместо этого он навестил управляющего банком и взял у него сведения о счетах Фэниса, чтобы изучить их дома. Это предоставило ему достаточно материала для раздумий. Он сделал несколько пометок на обороте конверта и заглянул к Салли Сакбот.

— Сколько Фэнис получал, работая инструктором клуба? — спросил он ее.

— Четыреста фунтов в год плюс надбавку за полеты. Знаю, это не много, но после сокращения субсидий клубу стало нелегко. Хотя, думаю, нам повезло, что мы хоть что-то получили. Фактически, если бы старик лорд Анкоридж, подаривший нам «Бабочку»…

— Сколько он получал вместе с надбавками? — перебил ее инспектор.

— В среднем, около шестисот фунтов за год.

— У него были другие источники заработка?

— Ну, он летал на аэротакси Гонтлетта, когда это не мешало полетам в клубе. Это было частью договора. Фактически, раньше я сама помогала ему, проводя обучение летному делу новичков, если ему предлагали выгодную перевозку в аэротакси. Это было основной причиной, по которой я получила подтверждение своей лицензии класса «B».

— Ясно. Не могли бы вы сказать, сколько примерно он зарабатывал за год в аэротакси?

— Будь я проклята, если знаю. Это может быть какая угодно сумма. Вам придется заглянуть к Гонтлетту и спросить у него, — она выглянула в окно. — Сейчас мы сходим к нему. Его машина стоит снаружи, значит, он должен быть в офисе. Зачем вы хотите это узнать?

— Просто для проформы, мисс, — сухо ответил инспектор. — Мы обязаны задавать такие вопросы.

Они прошли к обитому жестью и выкрашенному ярко-желтой краской маленькому строению. На нем большими алыми буквами было написано: «Аэротакси Гонтлетта».

Мисс Сакбот постучала в дверь и властно крикнула:

— Привет, Вэл!

Появился Валентайн Гонтлетт. Это был невозмутимый молодой человек. Худощавый, но жилистый, в белом комбинезоне и белом летном шлеме щегольской формы. У него были бесстрастные ярко-голубые глаза и решительный подбородок. Он соответствовал представлениям инспектора о летчике-романтике и, по сути, был хорошим пилотом любительского уровня. Такие обычно начинают с нуля, много летают и либо добиваются многого, либо разбиваются. Говорили, что он очень богат, и коммерческая авиация для него — лишь хобби. Тем удивительнее было то, что его аэротакси, по-видимому, было успешным с точки зрения бизнеса: парк машин рос, и красно-желтые аэропланы время от времени приземлялись на всех аэродромах.

— Это инспектор Крейтон, звезда сыска из местной полиции, — представила инспектора мисс Сакбот. — Он пытается разворошить дело о смерти Джорджа Фэниса. Задает мне вопросы, на которые, как мне кажется, лучше ответить вам. Оставлю вас обоих, потому что вижу, как крысеныш Сэмми пытается улизнуть, не отметив время полета. До скорого, инспектор.

Салли поспешила прочь, а Гонтлетт провел инспектора в свой офис, занимавший половину здания и богатством обстановки резко контрастировавший с обветшалостью строения.

— Сигаретку? — спросил Гонтлетт, пристально взглянув на визитера. — Хотел бы я знать, что такого полезного я могу рассказать о смерти Джорджа Фэниса?

— Пустяки, — ответил инспектор, — но, как вы знаете, мы работаем и над пустяками. Сколько денег Фэнис заработал у вас за год?

— И это все, что вам от меня нужно? — удивился Гонтлетт. — Я думал, что вы спросите меня о том, когда я в последний раз видел покойного.

Он нажал на кнопку:

— Сандерс, — обратился он к появившемуся клерку, — посмотрите зарплатную ведомость и скажите, сколько мы выплатили Фэнису, включая надбавку, за последние двенадцать месяцев.

Сандерс вернулся с листом бумаги, и Гонтлетт передал его инспектору.

— Вот. Совсем не та сумма, за которую стоит убить, не так ли? Инспектор, что-нибудь еще?

На бумаге было написано: «Аванс 50£. Гонорар 189£ 15ш». Инспектор переписал эти сведения.

— Это все, что я хотел узнать от вас на данный момент. Был рад познакомиться с вами, мистер Гонтлетт.

По пути домой инспектор делал подсчеты на бумажке:

400+200+50+189,15 = 839 ф. 15ш.

Возможно, не самая щедрая зарплата для человека возраста и уровня Фэниса, и это меньше, чем доход большинства других пилотов. Но инспектор думал не об этом. Его больше поразил тот факт, что за прошедший год Фэнис положил на банковский счет более 2000 фунтов. Почти 850 из них он получил от «Аэроклуба Бастона» и «Аэротакси Гонтлетта». Оставшиеся деньги поступали в банк нерегулярно крупными и неодинаковыми суммами. А полицейские по своей природе подозрительны к крупным банковским операциям с наличными.

Инспектор вспомнил, что на дознании не было никого из близких родственников, а душеприказчик, назначенный для того, чтобы распорядиться незавещанным имуществом, был старым боевым товарищем Фэниса и не виделся с ним вот уже два года. Все говорило о том, что Фэнис был одинок и ни с кем не имел тесных связей. Тогда откуда у него появились эти лишние деньги, если не от родственников или друзей? Не от инвестиций — ведь они поступали в банк наличными. Может быть, от продажи различных вещей — автомобилей, мебели и т. д.? Но если учесть то, что Фэнис ранее был весьма небогат, это — маловероятная версия. И все же 1150 фунтов, не входивших в его зарплату, должны были откуда-то появиться.

Также интересно было, куда уходили деньги. По-видимому, Фэнису было сложно прожить на 850 фунтов в год: в его банковской истории часто встречались красные пометки о превышении кредита — до тех пор, пока не появился таинственный прирост наличности. В итоге накопилось порядка полутора тысяч фунтов, но незадолго до смерти Фэниса они были выплачены двумя крупными чеками человеку по имени Паркер. Инспектор снова пролистал бухгалтерскую книгу и с волнением заметил, что за пять лет, охваченных банковскими записями, тот же самый Паркер регулярно появлялся в дебетовой колонке.

— Его шантажировали! — воскликнул Крейтон. — Я мог бы догадаться об этом!

* * *
Инспектор Крейтон нанес формальный визит к назначенному судом душеприказчику. Майор Харрис жил в Лондоне и был совершенно бесполезен в том, что касалось личных дел Фэниса. У Крейтона не было никаких оснований полагать, что он что-то скрывает. Харрис объяснил, что хотя во время войны они и были очень дружны, но в последствии жизнь раскидала их по совсем разным сферам. Все, что осталось, это лишь добрые чувства да случайные встречи на мероприятиях, посвященных воспоминаниям о военных днях. У Фэниса остались неоплаченные долги, и нужно было прояснить несколько вопросов, и Харрис вызвался взять на себя ответственность, главным образом, в память о былых временах, и потому что Фэнис однажды упомянул, что если напишет завещание, то назначит Харриса душеприказчиком. Харрис никогда не слышал о Паркере. Однако у него есть пакеты со всеми личными бумагами Фэниса, и, если инспектор хочет, он может забрать их, и, может, в них что-нибудь и найдется.

Крейтон так и сделал. Харрис произвел на него благоприятное впечатление спокойного и солидного, располагающего к себе человека. Инспектор не думал, что тот стал бы умалчивать о чем-либо из-за ложных представлений о преданности старому другу. Было очевидно, что Фэнис не был ему особенно близок.

Инспектор просмотрел бумаги и, к своему удовлетворению, нашел пачку недавних чеков, среди которых было несколько выписанных на имя Л.С. Паркер. Инспектор посмотрел на подпись:

— Хм, женский почерк!

Он записал название банка, штамп которого находился на чеках. Это был филиал в Богнор Реджисе, принадлежавший одному из крупных банков. Очевидно, у Л.С.Паркер был в нем счет, поскольку все чеки были проштемпелеваны в нем. Если это был шантаж, то следы заметались не очень хорошо. Инспектор продиктовал письмо в банк и продолжил поиски.

Он больше не нашел ничего особенно ценного, но один момент заинтриговал его настолько, что он решил присмотреться к нему. Это было письмо в большом конверте, помеченном «Личное» и содержавшем, в основном, семейные документы: свидетельство о рождении Фэниса, свидетельства о смерти его отца и матери, его документы о службе в армии и тому подобное. То, что письмо находилось среди таких бумаг, вызывало особый интерес, так как само по себе оно не было особо примечательным. Оно было от фирмы, занимавшейся химическим анализом, находившейся в Маркет-Гэррингэме, крупном районе Бастона. В нем говорилось:

Уважаемый сэр,

Мы завершили анализ вещества, которое вы оставили нам пятнадцатого числа. В данных обстоятельствах мы считаем, что будет лучше, если вы зайдете к нашему секретарю, когда в следующий раз будете в Маркет-Гаррингеме. Он передаст вам результаты анализа, а также захочет затронуть вопросы, которые лучше обсуждать в устной форме.

Искренне ваши, Суинтон и Джексон
«Интересно, что скрывается за этим письмом? Надо будет выяснить» 

* * *
Управляющий банком с готовностью предоставил адрес миссис Паркер: Богнор Реджис, Уэй, 3. И вскоре инспектор уже стучал в дверь унылого серого дома, по виду которого можно было понять, что здесь сдаются в аренду квартиры, что подтверждалось и объявлением в одном из окон.

Инспектор мысленно готовился к самым разным вариантам развития событий, но, когда перед ним появилась миссис Паркер, он удивился. «И это шантажистка?» Ей было около тридцати пяти, ее лицо свидетельствовало о  многолетней жизни в деревне в одиночестве. Хоть она и была неряшливо одета, но было очевидно, что когда-то она была симпатичной румяной блондинкой, но время и отсутствие должного ухода за своей внешностью взяли свое. Единственное, что подтверждало подозрения инспектора, это то, что женщина явно боялась его.

— Чего вы хотите? — спросила она, опустившись на стул и нервно теребя руки.

— Я прибыл из Бастона, что в Темшире, и я хочу задать вам вопросы, связанные со смертью Джорджа Фэниса.

— Неужели! — отчаянно воскликнула она. — Я знала, что все всплывет!

— Всплывет! Что всплывет? — спросил инспектор, немного удивившись ее неосторожности.

— То, что я… как бы сказать,… что я была… его женой! 

Инспектор занялся гимнастикой для ума. Выходит, что это, вероятно, не было шантажом. Фактически, если она была его женой, то юридически она не могла шантажировать его:

— Вы знаете, что он мертв? 

— Видела в газетах, — кивнула миссис Паркер.

— Тогда почему вы никому не сообщили? Вы же были его ближайшим родственником.

— Ну, дело обстоит так… — ответила миссис Паркер, и ее голос подозрительно дрогнул. — Долгое время мы жили раздельно. Мы поженились во время войны, когда он находился на ферме моей матери, чтобы залечить рану. Он был высокого мнения о себе, а я, признаю, не могла найти общего языка с  его друзьями. Будь у нас ребенок, все могло бы быть иначе, но его не было, и мы ссорились. Сама я не святая, но, полагаю, мы стоили друг друга. Как бы то ни было, семь лет назад мы расстались. Но, скажу я вам, деньги он присылал регулярно, как по часам. Я поселилась здесь под своей девичьей фамилией, но прибавила к ней «миссис» — на случай, если случайно выяснится, что у меня есть муж.

Около шести месяцев назад он написал мне, предложив оформить развод. Я ответила, что готова к этому, так как догадываюсь, что к чему: наверное, другая женщина, и я не виню его за это. Но смотри, сказала я, прежде, чем брать на себя новые обязанности, сначала разберись со старыми. Он ответил вполне любезно, и в результате он прислал мне полторы тысячи, на которые я купила эту квартиру, обставила ее и все такое, пообещав ему, что после того, как мы разведемся, я не буду просить больше ни о чем и навсегда исчезну из его жизни. Ну, прямо перед тем, как обратиться к адвокатам, я прочла о его смерти. Это заставило меня притормозить. Я была благодарна, что он прислал мне те деньги и учитывая, что он просил меня исчезнуть из его жизни, я решила промолчать. А когда уборщица сказала: «Пришел инспектор Крейтон», — я поняла, что все всплыло.

После короткого опроса инспектор Крейтон принял эту историю. Однако он сделал мысленную поправку к ее рассказу, — ее молчание было вызвано не благородными чувствами, а страхом, что ей, возможно, придется вернуть полторы тысячи фунтов. Инспектор пришел к этому выводу из ее слов и поспешил заверить ее в том, что она имеет полное право на эти деньги. После этого женщина потеплела и предложила инспектору выпить.

Инспектор вернулся в Бастон расстроенным. Несомненно, он шел по ложному следу.

Так, в расстроенных чувствах, он и зашел в компанию Суинтона и Джексона. Их секретарь был маленьким суетливым человеком, от одного только вида визитки инспектора и упоминания фамилии Фэниса у него случился нервный спазм. Он смотрел на инспектора, как испуганный кролик.

— Боже мой, боже мой! — паниковал он. — А я ведь говорил начальнику, что нужно сообщить в полицию…

— Конечно! — инспектор снял пенсне и принялся методично протирать его, не сводя глаз с секретаря. — Конечно, мистер Томпсон. Тогда, возможно, вы объясните это письмо, которое, как мне кажется, имеет отношение к упомянутому вами вопросу, что бы оно ни значило.

Мистер Томпсон уставился на письмо, не читая его. Очевидно, что он был хорошо знаком с его содержанием, а после инспектор заметил, что в пачке с корреспонденцией на столе была копия письма, отпечатанная через копирку.

— Я лучше расскажу все с самого начала. Майор Фэнис при­шел сюда… дайте вспомнить… ну, это было примерно за месяц до его смерти. Он принес пакет с щепоткой белого порошка и попросил нас сделать химанализ. Естественно, что мы спро­сили о его собственных предположениях. Однако он ничем не смог нам помочь. Наши химики приступили к работе, и вы можете представить себе наше удивление, когда мы выяснили, что порошок оказался кокаином.

Инспектор после этих слов выглядел, скорее всего, таким же удивленным, как те химики.

— Как вы можете себе представить, это поставило нас в сложное положение. С одной стороны, наши консультации профессиональны и конфиденциальны. С другой стороны, к нам пришел клиент с наркотиком, и, судя по всему, здесь было нарушение закона. Я очень волновался, и после разговора с начальником мы составили письмо, которое вы держите в руках. Мы с начальником увиделись с майором. Должен признаться, тот выглядел удивленным, когда мы рассказали ему о результате анализа. Естественно, мы объяснили нашу позицию, заявив, что для того, чтобы мы забыли об этом деле, нам требуется услышать какое-либо удовлетворительное объяснение того, откуда у него появился наркотик. Он рассказал нам очень путаный рассказ о том, как незнакомец сунул ему в руку спичечный коробок, внутри которого он и нашел порошок. Мы сказали ему, что он должен сообщить об этом полиции, и он сразу же согласился. Поверив его заверениям, мы позабыли о проблеме.

— Он, определенно, никогда не сообщал нам об этом, — ответил инспектор.

— Ну и ну! — печально удивился секретарь. — А казалось, что он твердо намерен связаться с вами. Ну, вскоре после того, как я услышал о его смерти, я сказал начальнику: «Сэр, вы не думаете, что надо сообщить в полицию?». Но тот был против. — «Томпсон, как этот несчастный случай может быть связан с наркотиком?  Мы лишь получим ненужные неприятности на свою голову».

Шеф был очень в этом уверен. Могу вас заверить: если бы мы хоть на момент заподозрили, что майор Фэнис не сообщил вам о происшествии, мы бы не стали молчать.

— Ладно, сейчас вы обо всем рассказали. У вас сохранился пакетик с кокаином?

— Боюсь, что нет. Мы вернули его майору. Но вот результат химанализа.

Уходя, инспектор был очень добродушен, ведь наконец-то он наткнулся на по-настоящему важную улику. Сидя у себя в кабинете, он еще раз все обдумал. Майор Фэнис, так или иначе, пересекался то ли с наркоторговцем, то ли с наркоманом. Должно быть, он что-то заподозрил, но не был уверен наверняка. Если бы у него была уверенность, он не пошел бы к ближайшим химикам и не стал бы оставлять им свой адрес. Как только Фэнис услышал, что порошок был кокаином, он сразу же составил некий план действий — иначе он пошел бы в полицию, как и пообещал секретарю. Инспектор с самого начала не поверил истории о спичечном коробке. Фэнис рассказал ее только под нажимом, когда ему потребовалось объяснить, откуда у него наркотик — будь все и в самом деле так, у него не было бы причин не обращаться в полицию.

Нет, откуда бы ни появился наркотик, он явно давал власть над каким-то человеком. Это могло стать причиной шантажа, что объясняло загадочные доходы Фэниса.

А шантаж стал мотивом для убийства. Очевидно, шантажируемый был очень решительным человеком, поскольку, в конце концов, сам Фэнис начал испытывать страх. Инспектор внимательно перечитал его письмо леди Лауре. Он обратил внимание на то, что Фэнис прямо не говорил о намерении совершить самоубийство. Он лишь писал, что попал в передрягу и собирается покончить со всем этим. Естественно, после его смерти эти слова интерпретировали, как желание совершить суицид. Но так ли это? Может быть, он начал бояться шантажируемого (это и было передрягой)? Поэтому он собирался покончить со всем, сдавшись полиции? Предположим, шантажируемый это заподозрил и запланировал крушение аэроплана, а после добил Фэниса, стремясь любой ценой предотвратить его выживание.

Насколько инспектор мог видеть, в этой теории оставались лишь две неувязки. Человек из ВВС настаивал, что авария была либо несчастным случаем, либо преднамеренным действием со стороны пилота. Но, черт побери, раздраженно подумал инспектор, этим экспертам никогда нельзя верить на сто процентов!

Вторая неувязка заключалась в том, что единственным человеком, который мог выстрелить в Фэниса, была Салли Сакбот. Возможно ли, что, согласно этой теории, она могла оказаться безжалостной убийцей? Инспектор сомневался в этом, хотя то, что она была и управляющей клубом, и пилотом, обеспечивало ей наилучшие возможности подстроить крушение.

Однако инспектор был рад тому, что прояснил много противоречивых фактов, и оставшиеся одну-две неувязки можно было спокойно на время отбросить.

Следующий беспокоивший инспектора вопрос: связаны ли с полетами эти кокаиновые дела? Или Фэнис столкнулся с ними случайно, просто как житель города? Инспектору не верилось в это. Какими бы ни были пороки Бастона, а в маленьком городке их хватает, в основном они были незамысловатыми, и наркомания в них не входила. Сам инспектор мало, что знал о данных правонарушениях.

Так, значит, этот порок присущ авиации? Инспектор подумал о том, что пилоты обязаны быть в хорошей форме, что ipso facto[9] исключает прием наркотиков. Но он допускал, что наркотики могли быть признанным культом в среде авиаторов. Он понимал, что нужно проконсультироваться. Но с кем?

Ход его мыслей был прерван телефонным звонком. Он поднял трубку.

— Это Гонтлетт. Помните, как заходили ко мне насчет смерти бедняги Фэниса? Инспектор, можете как можно быстрее прийти ко мне еще раз? Я нашел кое-что и думаю, вас оно заинтересует. Да, в самом деле. Нет, по телефону я не могу хорошо объяснить. Через полчаса? Хорошо, проходите прямо ко мне в офис.

Вэл Гонтлетт был доволен, как терьер, поймавший крысу. Он провел инспектора на аэродром, к месту где лежал маленький лист фанеры. Возле него стаял на карауле механик в красно-желтом комбинезоне «Аэротакси Гонтлетта».

Механик сдвинул лист, и инспектор увидел, что он скрывал ямку в земле. Он опустился на колени, чтобы рассмотреть ее. С ее дна вверх вздымался тонкий металлический цилиндр. Инспектор присмотрелся к нему и удивленно присвистнул.

Это было дуло револьвера, и его положение проще всего было объяснить тем, что он упал с большой высоты, врезавшись в почву, словно бомба.

Инспектор очень осторожно вытащил его. Оружие было ржавым, как если бы какое-то время пролежало в земле. Он внимательно осмотрел его и измерил калибр карманным штан­генциркулем. Если только это не было совпадением, то из этого револьвера убили Фэниса.

— Ну, это что-то важное? — нетерпеливо спросил Гонтлетт.

— Да, — кивнул инспектор. — Очень важное, как мне кажется. Очень хорошо, что вы так быстро связались со мной. Могло ли оно долго пролежать здесь никем не замеченным?

— Конечно, да! Только посмотрите, как огромен аэродром! Если бы мой самолет не приземлился как раз на этом месте, Ламб никогда бы этой ямки не заметил.

Крейтон кивнул и медленно вернулся к автомобилю. Если окажется, что Фэнис убит именно из этого револьвера, то изменит ли это его теорию? Не обязательно. В конце концов, это неплохой метод избавления от орудия преступления: выбросить в полете с самолета.

Однако это еще сильнее указывает на связь между полетами, убийством и наркотиками. Мало того, что убийца имел какое-то отношение к авиации, он наверняка был и пилотом — простому пассажиру было бы слишком рискованно выбрасывать что-либо за борт. Инспектор не разбирался в авиации, и все его познания ограничивались опытом единственного увеселительного полета — в нем он заметил, что в двухместных аэропланах, подобных тем, что использовались в клубе, пассажир сидел впереди, перед пилотом.

Пилотом… перед мысленным взором инспектора вновь нарисовалась Салли Сакбот.

Глава VIII. Авторотация священнослужителя

Тем временем в «Аэроклубе Бастона» произошли события на какое-то время отодвинувшие гибель Фэниса на второй или даже третий план. Причиной этого стало замечание, сделанное за завтраком лорд-наместником[10] Темшира лордом Граннеджем своей сестре, графине Крамблс:

— Надеюсь, этот несчастный случай не очень повредил клубу, президентом которого я являюсь. Салли Сакбот — маленькая шалунья, и мне жаль, если у нее появились проблемы. И без этого, в этом захолустном городке клуб всегда на грани банкротства.

Леди Крамблс жила в страстном водовороте организационных дел. Под ее твердым руководством благотворительный утренник сменялся больничным балом с неизбежностью смены лета осенью, и присутствовавшие инстинктивно (но тщетно) пытались прятать свои чековые книжки при ее приближении. Тщетно, потому что властный и туповатый характер леди Крамблс обладал эффективностью танка, и, если быть до конца откровенным, ее фигура была спланирована по сходным линиям, что делало конечный результат еще более безальтернативным. Хотя у леди Крамблс и не было никогда недостатка в благотворительных мероприятиях, которые можно было бы организовать, или во времени, которое можно было бы потратить на их организацию, но иногда она испытывала трудности в  изобретении новых способов изъятия денег у людей так, чтобы это доставляло им хотя бы видимость удовольствия. Поэтому, она радостно подпрыгнула от слов лорда Граннеджа.

— Джилли, ты подал мне идею!

— Нет, определенно, нет, — нервно отреагировал ее брат.

— Определенно, да! «Аэроклуб Бастона» должен провести авиашоу!

— Не думаю, что им понравится такая мысль.

— Конечно, не понравится. Но это не важно. Это мероприятие необходимо для моих аэрофей!

— Для кого, для кого? — недоуменно переспросил лорд Граннедж.

— Для моих аэрофей. Ты ведь слышал о брауни?[11]

— Это такая особо неприятная разновидность девочек-скаутов, так? На каком бы общественном мероприятии я бы ни присутствовал, к концу его они обязательно каким-то образом туда проникают. Должно быть, они самые опытные опытные взломщики ворот в этом округе.

— Гилберт, — сурово одернула его леди Крамблс, — Я патронирую всех брауни в графстве!

— Конечно, это все объясняет!

— Аэрофеи — это воздушный аналог брауни, — продолжила леди Крамблс. — Во время войны они станут выполнять свой долг перед королем и страной, помогая нашим доблестным летчикам.

— Не думаю, что это удачное название, — заметил лорд.

— Но почему?

— Оно может вводить в заблуждение.

— Я не понимаю тебя. Но поскольку ты почему-то предубежден против этого названия, то попробуем иначе. Может, эйри? — предложила леди Крамблс.

— Так лучше, — подтвердил ее брат.

— Хорошо пусть будет так. Для того чтобы создать эйри, нужно немного денег. А что в этой ситуации лучше, чем авиашоу?

— Почему бы тебе не потратить собственные деньги? — не подумав, спросил лорд Граннедж.

Леди Крамблс в ужасе уставилась на него. Она уже двадцать лет устраивала благотворительные мероприятия, но впервые услышала предложение потратить на это собственные деньги. Ее собственный брат оказался таким бестактным!

— Дорогой Гилберт, — начала она, — у меня есть обязанности перед семьей!

— Семьей? Ты имеешь в виду старого Фрэнки? Полагаю, денег у него столько, что он не знает, куда их девать. Я вижу его консервы повсюду, куда не взгляни!

— Пожалуйста, не забывай о том, что он — мой муж. Можешь быть уверен: я была бы рада просто выписать чек на благотворительность вместо того, чтобы трудиться, не покладая рук. — Леди Крамблс вздохнула, но затем просияла. — Конечно, ты должен будешь руководить авиашоу.

— Если только мне не придется ничего делать, — покорно склонил голову лорд Граннедж.

— Ты же знаешь, что тебе никогда ничего не приходится делать. Я обо всем позабочусь. Я лишь попрошу тебя открыть шоу и поприсутствовать некоторое время. Да, мне нужно немедленно приступить к формированию Исполнительного комитета. И пока не забыла — вот два билета на полуночный спектакль для сельской больницы Маркет-Гэррингхэма. Мы будем рады увидеть на нем тебя с Люси.

— Очень любезно с вашей стороны, — пробормотал лорд Граннедж.

— Каждый из них стоит по гинее. Как-нибудь пришлешь нам чек. Ох, глянь на часы. Мне пора бежать.

* * *
На следующий день леди Крамблс появилась в «Аэроклубе Бастона» во главе грозной троицы ее исполнительного комитета. Сама она была председателем, вице-председателем был сэр Герберт Хэллэм, один из тех пилотов, что добились коммерческого успеха в перелетах на большие дистанции. За былые подвиги он был посвящен в рыцари и стал директором нескольких авиакомпаний, и ныне, по возможности, всячески избегал роли летчика. Он был энергичным человеком, в громком голосе которого осталось что-то от говора кокни. Третьим членом исполнительного комитета был Дайтон Уолсингем — крупный, веселый парень, столь же изобретательный в сборе средств, как и сама леди Крамблс. Единственное их отличие заключалось в том, что у нее конечной целью была благотворительность, а у него — он сам. Уолсингем был промоутером компании.

В данный момент он был задействован в огромном проекте по организации внутреннего авиасообщения. В поле зрения леди Крамблс он попал недавно, но она сразу же решила, что он будет полезен ее делам, и пригласила его в исполнительный комитет, на что он он любезно согласился. Физически он был того же типажа, что и леди Крамблс, но обладал отсутствовавшей у нее ловкостью. Его мягкость и вкрадчивость успокаивали жертв, даже если он безжалостно атаковал их с напором танка.

Мисс Сакбот с ужасом смотрела на то, как это трио входит в ее офис. Она знала леди Крамблс, так как видела ее с лорд-наместником, когда тот презентовал клубу аэроплан. Физиономия сэра Герберта, конечно, была ей знакома, как, впрочем, и всем, кто связан с авиацией. А вот Уолсингем был новым лицом.

Она бессильным жестом пригласила их присесть.

— Мы представляем исполнительный комитет «Бастонского аэрошоу», — коротко и прямо объявила леди Крамблс.

— Вы сказали «аэрошоу»? — удивленно переспросила Салли.

— Конечно. Мы решили организовать в Бастоне слет в поддержку эйри.

— Вы сказали «эйри»?

— Мисс Сакбот, пожалуйста, не повторяйте каждое мое сло­во, — не сдержалась леди Крамблс. — Да, я сказала «эйри». Это аэрогруппа моих брауни. Все, что мы хотим от клуба, это ваши самолеты, аэродром, услуги ваших пилотов и, конечно, сотрудничество членов клуба.

— Это все? — спросила Салли.

— На данный момент, да, — ответила леди Крамблс, обладавшая способностью не замечать сарказм. — Когда нам потребуется что-то еще, мы, конечно же, свяжемся с вами. Теперь, моя дорогая, вы, как управляющая клубом, конечно, должны стать членом комитета. Фактически, вы должны стать авиационным руководителем шоу.

— Но я не думаю, что идея шоу очень увлекла меня, — ответила Салли, почувствовав, что все меньше контролирует ситуацию. — Также я не думаю, что члены клуба увлекутся этой затеей.

— Дорогое дитя, — обаятельно продолжила графиня, — разве вы не понимаете, что эта затея ПОМОЖЕТ клубу? Эйри — лишь одна сторона вопроса. Как только Гилберт сказал мне, что он надеется, что этот несчастный случай не очень повредил клубу, я сказала себе: «Я должна помочь им и всему, что они делают для страны». И тогда мне в голову пришла мысль о шоу.

— Конечно, это очень мило с вашей стороны…

— Вовсе нет.

— Да, но…

— Леди Крамблс тратит время на то, чтобы творить добро. Не знаю, как у нее хватает на все это времени, — вставил Уолсингем.

— Просто удивительно, что при этом она так молодо выглядит, — добавил сэр Герберт Хэллэм. — Леди Крамблс, работа идет вам на пользу.

— Это и в самом деле очень мило с ее стороны, — Салли отчаянно пыталась продолжить свою мысль, — но я уверена, что члены клуба возмутятся тому, сколько времени потребуется на подготовку и прочее.

— Моя дорогая мисс Сакбот, я привыкла к людским обидам, — рассмеялась леди Крамблс. — Если кто-то из членов клуба станет вам жаловаться, я немного поговорю с ним и объясню, что все делается на благо клуба. Не волнуйтесь на этот счет.

— Надеюсь, это не потребует затрат, — заметила Салли, пытаясь не сдаваться без боя. — Мы действительно не можем позволить себе лишние расходы.

— Оставьте это исполнительному комитету! Мы найдем деньги. Дорогая, у вас так много непонятных возражений… Надеюсь, вы возмущены не тем, что я вступила в игру? Я хочу сказать, что если бы вы сами предпочли возглавить исполнительный комитет, я бы с удовольствием работала под вашим началом. Я всегда говорю, что мы, женщины, не должны позволять нашим чувствам препятствовать благотворительности.

— Господи, нет! Я рада тому, что всем занимаетесь вы! — воскликнула загнанная в угол Салли. — Насколько смогу, я буду сотрудничать с вами. Но я не хочу делать ничего, не относящегося к самим полетам.

В то время как Салли уступала напору леди Крамблс, стало слышно, как снаружи кто-то напевает. Распахнулась дверь, и появился Томми Вэйн. Он нес стакан пива и был одет в вишневую рубашку с расстегнутым воротником и темно-зеленые брюки с оранжевым ремнем.

— Привет, Салли! — выкрикнул он, сжимая что-то в руке. — Только посмотри, что я нашел в пиве! — затем, заметив громадных леди Крамблс и мистера Уолсингема, а также знакомую фигуру сэра Герберта Хэллэма, Томми принялся отступать, бормоча слова извинения.

Внимательно взглянувшая на него леди Крамблс вдруг воскликнула:

— Мой дорогой мистер Спайдер! Не ожидала вас здесь увидеть. Давно ли вы в Англии?

— Думаю, вы ошиблись! — испуганно ответил Томми Вэйн.

— Я никогда не забываю лиц, — уверенно заявила леди Крамблс. И добавила. — Мистер Спайдер, вы же не забыли меня? Разве вы не помните, как показывали мне Голливуд, когда Вероника Габбедж снималась в «Непокорна, но мила»?

— Силы небесные! Какая-то ненормальная! — воскликнул Томми Вэйн, попятился и быстро закрыл за собой дверь.

— Ужасно невежливо! — вознегодовала леди Крамблс. — Я познакомилась с мистером Спайдером два года назад — во время поездки в Голливуд. Он участвовал в съемках «Непокорна, но мила» и, поскольку он был англичанином, ему поручили присматривать за мной. Тогда он был так любезен, а теперь он кажется таким грубым. Не могу этого понять!

— Здесь наверняка какая-то ошибка, — едва сдержав улыбку, предположила Салли. — Его зовут Вэйн, Томас Вэйн, и я уверена, что он никогда не был за границей и определенно не участвовал в съемках фильма. Вы уверены, что его звали Спайдер?

— Возможно, это не тот же самый человек, — признала леди Крамблс, но, судя по тону ее голоса, она была уверена в обратном. — Что касается его фамилии — Спайдер, то, может, его зовут и по-другому. В студии все звали его Спайдер, и естественно, что я тоже звала его так, но это могло быть и прозвищем.

— У меня была обезьянка по кличке Спайдер, я привез ее из Сингапура, — вставил сэр Герберт. — Но бедная тварь отбросила коньки.

— При чем тут обезьянка? — спросила леди Крамблс. — Сэр Герберт, вы говорите невероятные вещи!

— Сегодня мы сделали уже достаточно, — примирительно заметил Уолсингем, заметивший растущее раздражение Салли. — Может, назначим следующую встречу, скажем, на завтра? В полдень. Мисс Сакбот, вам это подходит?

— Вполне, — безропотно кивнула она. Как бы ей хотелось, чтобы Фэнис был жив. Он, наверное, смог бы справиться с леди Крамблс. Новый инструктор, Уинтерс, был слишком измотан пращами и стрелами предыдущих комитетов, которые он пережил. Так что Уинтерс не сможет оказать должное сопротивление. Если бы эта женщина не была сестрой Граннеджа, Салли послала бы ее к чертям. Она еще способна на это…

Исполнительный комитет удалился. Сэр Герберт ушел последним, подмигнув Салли и выразительно указав большим пальцем на леди Крамблс. Это немного подбодрило Салли.

Леди Крамблс остановилась на пути к машине — она заметила знакомую фигуру.

— Леди Лаура! — поприветствовала она. — Не ожидала тебя здесь увидеть! Но, конечно, ты же и сама летаешь!

— Привет! — громко поздоровалась леди Лаура. — Я не видела тебя с тех пор, как мы пересеклись в Голливуде.

— Так и есть, в Голливуде. Вот странно. Я только что вспоминала ту поездку. Помнишь мистера Спайдера, человека, который нам все показывал?

— Спайдера Хартигана? — рассмеялась леди Лаура. — На удивление юного англичанина?

— Да, того человека. Дорогуша, я только что встретила кого-то, очень похожего на него — он член клуба.

— А, Томми Вэйна, — ответила леди Лаура. — Они довольно похожи, я тоже это заметила. Хотя, думаю, Томми моложе. Кстати, что ты здесь делаешь? Полагаю, занимаешься благотворительным рэкетом? Сэра Герберта ты запросто так никуда бы не вытащила!

Герберт Хэллэм протестующе улыбнулся.

Энтузиазм леди Крамблс забил фонтаном — она умела включать эту эмоцию, словно поворачивая кран:

— Ты не слышала? Я организую в клубе шоу. Половина прибыли пойдет в клуб, а половина — моим эйри. Ну, как тебе идея?

— Дерьмовая! — холодно ответила леди Лаура. — Это значит, что по аэродрому будут бродить тысячи человек, полеты в тот день отменят, а в баре останется дюжина пьянчуг, с которыми не знаешь, что делать. Знаю я эти шоу.

— Дорогуша, ты всегда все преувеличиваешь! — леди Крамблс такими заявлениями со взятого ею курса сбить было нельзя. — Конечно, ты не откажешься от участия в concours d'élégance?[12]

— Не откажусь. Если будет приличный приз. В последний раз я выигрывала в concours d'élégance на автопробеге в помощь брайтонскому госпиталю. Предполагалось, что это серебряный кубок, но, принеся его домой, я обнаружила, что это всего лишь напыление.

— Это я предоставила награды для брайтонского ралли, — холодно заметила леди Крамблс. Хэллэм издал какое-то булькающий звук, который перешел в кашель, когда взгляд леди Крамблс упал на него.

— Прошу прощения за бестактность — леди Лаура была совершенно безэмоциональна. — Ну, в любом случае, пресса заметит это шоу, как бы оно не прошло. До скорого!

— Не пойму, что люди находят в этой девушке, — пожаловалась леди Крамблс. — Только посмотрите на нее! Худа, как щепка, и совсем никаких манер. Не знаю, как ей удается водить и машину, и аэроплан, ведь Вэнгарды всегда были бедны, как церковные мыши. Наверное, было бы милосерднее это не выяснять.

После того, как исполнительный комитет удалился, мисс Сакбот грустно вышла на летное поле — провести занятие с епископом. Тот отважился обратить внимание на ее уныние.

— Я и в самом деле начинаю сомневаться, закончится ли эта черная полоса? — пояснила Салли. — Сначала бедняга Фэнис, теперь визит этой Крамблс. В клубе все идет наперекосяк, это правда. Я теряю контроль над ситуацией.

— Стойте, стойте. Вы же не можете винить себя в смерти Фэниса.

— Не могу? — Салли окинула епископа взглядом. — А инспектор Крейтон? Он зачастил ко мне на работу, все задает и задает вопросы — это происходит слишком часто и явно не случайно.

Епископ слишком хорошо знал, что за всем этим стоит, и от этого разволновался.

— Мисс Сакбот, неужели вы совсем не можете ему в этом помочь? Я хочу сказать, что вы должны понимать: все зашло слишком далеко, чтобы остановиться. Смерть Фэниса была загадочной, и полиция должна раскрыть эту загадку, чем бы это ни кончилось. Вы знаете действующих лиц этой драмы. Разве вы не можете вспомнить что-нибудь, что может пролить свет на это дело? Например, что-то из прежней жизни Фэниса?

— По правде, мне трудно на это осмелиться, — честно призналась Салли. — В течение последних двух лет меня терзало ощущение, что на аэродроме происходит что-то странное. В первую очередь я заметила это по изменению в поведении Фэниса. Конечно, он всегда был скрытным, но в последние несколько месяцев перед его смертью это было слишком даже для него. Я знаю, его что-то сильно беспокоило. Что-то плохое, но дело не только в этом. У меня уже было странное чувство, что здесь происходит что-то таинственное. Знаете, когда входишь в помещение, люди в нем внезапно прекращают разговор, и думаешь: «Они говорили обо мне?». Что-то в этом духе. И странные маленькие происшествия, которые сами по себе ничего не значат, а вот все вместе… как-то они слишком частопроисходили. Понимаете, до гибели Фэниса не приключалось ничего особенно выдающегося. И даже она на первый взгляд казалась несчастным случаем. Но когда вы присмотрелись к ней, она оказалась совсем не случайной, а чем-то ужасным. И с тех пор я задаюсь вопросом: а не стояло ли и за теми другими мелкими происшествиями что-то ужасное? — Салли болезненно улыбнулась. — Ох, подозреваю, что все это выглядит небольшой истерикой. Не знаю, почему я обо всем этом рассказываю. Я немного в растрепанных чувствах, вот и все.

— У вас есть определенное подозрение… скажем прямо… против кого-то конкретного? — задумчиво спросил епископ.

— Я не доверяю Рэнделлу, — невесело кивнула Салли.

— Рэнделлу! — удивленно воскликнул епископ. Он никак не мог заподозрить этого веселого и прославленного летчика. — Из-за чего именно у вас появилось такое чувство? Он же определенно был дружен с Фэнисом? После происшествия он был очень расстроен. А затем, на дознании, он хорошо о нем отзывался.

— В том-то и дело! — воскликнула Салли. — Мои подозрения выглядят довольно глупо.

— Но у них же есть какое-то основание, — терпеливо предположил священник.

— Ну, не знаю. В конце концов, это не более, чем чувство. Но я уверена — у Фэниса и Рэнделла были общие дела. Они всегда странно перешептывались по углам, а при моем появлении они замолкали.

— Возможно… они пересказывали друг другу анекдоты, не предназначенные для женских ушей, — шутливо предположил епископ.

— Ну, это не про меня, — с презрением ответила Салли. — Нет, у них было какое-то дело, и я уверена: Фэнису не нравился Рэнделл. Я пару раз слышала, что они явно ссорились. Иногда Фэнис смотрел на Рэнделла так, что я заподозрила… ну, не знаю! Сначала я думала, что это из-за женщины, но когда Джордж увлекся Лаурой, я поняла, что это не так: Рэнделл и Лаура не нравятся друг другу. Полагаю, они конкурируют как знаменитости.

— Рэнделл, — пробормотал епископ. — Не могу себе представить, что между ними было. Конечно в его характере есть такие особенности, что он способен на странные поступки. Но убийство… Думаю, все это слишком расплывчато, чтобы сообщать об этом Крейтону.

— О, конечно, — согласилась с ним вновь оживившаяся Салли. — Все это звучит довольно глупо, если кто-либо произносит это вслух, не так ли? Я вижу, что Энди недовольно смотрит на нас. Двигатель работает, и мы зря расходуем топливо. Сегодня займемся штопором.

— Вы и в самом деле думаете, что мне уже пора этому учиться? — нервно спросил епископ Мэрриотт.

— Конечно. Мне нужно что-то подобное, чтобы взбодриться. 

Когда они поднялись в воздух, в речи Салли появились инструкторские нотки, и она зазвучала в наушниках, словно глас бестелесного духа: 

— Теперь цель обучения в том, чтобы убедиться: вы знаете, как избежать трудностей, с которыми вы можете столкнуться в летном деле. Одна из таких трудностей заключается в том, что если во время штопора двигатель заглохнет, то самолет продолжит вращаться, и сейчас я научу вас, как остановить это вращение. Техническим языком штопор называется авторотацией. Вы готовы? Правую ручку управления вперед. Полный газ. Теперь машина ваша. Тпру! Держите нос подальше от земли. Пока не набирайте высоту. Сейчас. Поднимаемся на скорости пятьдесят пять миль в час. Теперь немного вперед — как для разворота. Ох, епископ, где ваш штурвал? Вместе выходим из разворота. Отлично. Очень аккуратно. Снова набираем высоту.

Епископ мрачно набирал высоту, поднимаясь сквозь ворсистые облака. Выше и выше, пока аэродром внизу не стал походить на квадратик в узоре стеганого одеяла. Выше и выше. «Вот, как должна была выглядеть земля, когда Фэнис отправился на встречу смерти», — беспокойно подумал епископ. Было ли это сознательное решение, или кто-то как-то это подстроил?

А Салли все еще говорила. Голос в наушниках снова увещевал епископа:

— Помните, что вы вращаетесь в штопоре вместе с штурвалом. Сначала нужно сваливание, а также необычно использовать штурвал, особенно на аппарате вроде этого. Наблюдайте за мной. Чтобы войти в штопор, я заглушу двигатель и поверну штурвал до отказа. Чтобы остановить вращение, я должна сдвинуть ручку управления немного вперед, а затем свернуть штурвал в противоположную сторону, чтобы остановить вращение, и снова поставить штурвал в нейтральное положение, как только самолет выйдет из штопора. Должно получиться все отлично!

Рев двигателя резко замолк. Епископ отпустил рычаги управления. В убийственной тишине нос аэроплана взмыл над горизонтом. Вверх, вверх. Смолк шум ветра. Тишина была по-настоящему пугающей. Конечно, так не могло продолжаться вечно.

Щелк! Словно ужасный прыжок бешеной лошади, и самолет обвалился, падая вниз — будто выстрел пронзил его сердце. И словно в ужасе от этого безумного падения, мироздание головокружительно завращалось вокруг носа епископа: и поля, и вся земная твердь завращались, словно огромное колесо; горизонт превратился в обод колеса, а дороги — в спицы, и все это крутилось в безумном танце. Епископ ухватился за кромку открытой кабины. Несмотря на стремительное пикирование, ветер по-прежнему лишь шуршал в тросах, словно они планировали к земле аки «кленовый вертолетик».

— Самолет в штопоре, — невероятно спокойным голосом объявила Салли. — Обратите внимание: мы все еще пикируем, скорость падения всего сорок пять миль в час, а двигатель заглушен. Теперь я выйду из штопора. Ручку управления я перевожу вперед и отклоняю штурвал в обратном направлении.

Чертово колесо земли приостановилось, а затем и вовсе прекратило вращение. Шорох в тросах усилился до свиста. Нос самолета устремился к горизонту. Они летели горизонтально.

— Теперь вы, — распорядилась Салли. — Делайте то же самое.

Епископ вздрогнул, но голос инструктора был неумолим:

— Ручку управления назад. Давайте, не бойтесь, ну же! Теперь руль! Активней! Хорошо.

Снова ужасный щелчок. И снова мир завращался в чертовом колесе.

— Штурвал в обратном направлении. Решительнее! Ручку управления вперед.

Огромное колесо остановилось. Шум ветра в тросах перешел на свист.

— Эй, у вас не одноместный истребитель! — выкрикнула Салли. — Вы слишком далеко задвинули ручку управления. Вау, сейчас мы делам сто тридцать миль в час! Помедленнее. Мягко снизьте скорость. Централизуйте штурвал. Вы это сделали. А теперь еще раз.

— Только не это! — пробормотал епископ.

— Снова! — твердо приказала Салли. — На этот раз не выходите из штопора так быстро.

Снова чертово колесо.

— Намного лучше! Теперь в штопор войду я, а вы — выйдите из него.

Епископ покорно повиновался. Но когда они снова летели горизонтально, он твердо сказал в микрофон:

— Это последний штопор. Я совсем измотаюсь, если мы снова закрутимся.

— Ну, хорошо, — несколько разочарованно ответила Салли. — Вы видите аэродром вон там, чуть справа от вас? Если вы будете планировать к нему с нашей высоты, то пролетите над ним, так что приближайтесь к аэродрому, петляя, но держа его в поле зрения. Помните: скорость планирования — пятьдесят пять миль в час. Не больше и не меньше. Ведите!

Епископ, все еще немного дрожа, спускался к земле, в то время как указатель скорости колебался между 50 и 70 милями в час. В двух или трех сотнях футов до аэродрома Салли воскликнула:

— Исполнительный комитет направляется к машине леди Крамблс! Я узна́ю фигуру этой женщины и с десяти тысяч футов. Сейчас я возьму управление на себя. Я собираюсь задать ей жару! Вы в игре?

— Конечно, — согласился епископ, он не подозревал, в чем заключается процесс «задавания жару».

Но вскоре он узнал. Нос аэроплана накренился вниз, а стрелка указателя скорости приблизилась к 140 милям в час. Они пикировали прямо на троицу, которая пока что и не подозревала о приближающемся аэроплане. Затем, когда они приблизились, священник увидел розовые лица потрясенных людей. Леди Крамблс пустилась бежать первой, переваливаясь с ноги на ногу. За ней следовал Уолсингем. Сэр Герберт Хэллэм был знаком с процессом «задавания жару» — он стоял на месте и махал рукой.

Епископ ухватился за собственное кресло. Они наверняка рухнут на землю! Его нутро перевернулось, когда аэроплан встал на хвост, затем повернулся, и оба крыла встали вертикально, а затем самолет повернулся вокруг своей оси — епископ впервые понял, на что похож высокоскоростной маневр. Затем нос аэроплана снова опустился. Леди Крамблс и ее спутник уже испарились.

Епископ провел посадку самолета, и она получилось у него очень неровной, но, как ни странно, Салли приняла вину на себя.

Находившийся на аэродроме Томми Вэйн бросил на них укоризненный взгляд.

— И это были наша управляющая и епископ! И такие дурные манеры! Кажется, я припоминаю «Руководство пилота» нашего клуба — оно строго предостерегает от низких полетов и подписано самой управляющей. Да и в устной форме она неоднократно наставляла начинающих авиаторов. Я в шоке. По-настоящему в шоке.

— Черт, — смутилась Салли. — Это же была леди Крамблс! Она того заслужила!

— Это та сумасшедшая старая матрона, которая была в вашем кабинете, когда я заглянул туда? — взволнованно спросил Томми.

— Да, это она.

— Тогда все понятно. Заслужила! Знаете она страдает от подавленного влечения. Она приставала ко мне!

— Ты льстишь себе, Томми. Ты просто напомнил ей кого-то знакомого. Какого-то Спайдера.

— Я себя очень необычно чувствую, — прервал их епископ. — Хотя мое тело явно неподвижно, кажется, что все внутренности все еще вращаются.

— Бренди, — посоветовал Томми Вэйн. — Я знаю это чувство.

— Наверное, выпью, — ответил священник. — Я не часто прикасаюсь к спиртному, но сейчас мне определенно нужно что-то такое.

Глава IX. Франкофилия в Глазго

После консультации с генералом Сэдлером — старшим констеблем Темшира, инспектор Крейтон отправился в Лондон, в Новый Скотленд-Ярд, где познакомился с инспектором Бернардом Бреем. По словам старшего констебля, Брей сейчас занимался расследованием дела о наркоторговле, и была вероятность того, что он сможет помочь выяснить происхождение кокаина, переданного Фэнисом на анализ незадолго до смерти.

Как полицейский, Брей был был полной противоположностью Крейтона, почти чистого практика. Брей изучал право в университете, он получил право заниматься адвокатской деятельностью и попытался заняться этой одной из немногих прибыльных профессий юриста. Но послевоенный спад деловой активности  лишил его такой возможности.

Так что вместо этого он пошел работать в C.I.D.[13] — тогда впервые в истории управление стремилось привлечь в свои ряды интеллигенцию. У Брея было ясное логическое мышление, и определенных успехов как адвокат он конечно бы добился, но великим известным адвокатом ему было не стать, для этого нужно было обладать некоторыми другими качествами, например беспринципностью. И вместо этого он стал первоклассным детективом.

Крейтон был из другой социальной группы. Большой разнообразный жизненный опыт позволял ему быть «своим» для любого человека, но все же в его облике социальный отпечаток всегда проглядывал.

Двое мужчин (младший, с точеными чертами лица и непринужденными манерами, и старший — с заискивающим голосом сотрудника универмага и проницательными глазами на румяном лице) быстро присмотрелись друг к другу и, вопреки собственным ожиданиям, легко нашли общий язык.

— Я не ожидал из Бастона ничего о наркоте, и никто не был удивлен больше меня, когда суперинтендант упомянул о вашем визите, — сказал Брей. — Так что я знаю лишь то, что там нашелся кокаин неизвестного происхождения. Как это получилось?

Крейтон рассказал.

— Убийство! — приподняв брови, заметил Брей. — Убийства в связи с наркотиками у нас бывают редко. Вы принесли обнаруженный вами кокаин?

— К несчастью, мы знаем о нем лишь понаслышке. Но как доказательство того, что он существует на самом деле, я принес проведенный профессионально его химический анализ.

— Это хорошо, — отметил Брей. Он изучил лист бумаги. — Хм, что-то знакомое.

Он вынул из собственного стола папку и, перебирая лежащие в ней бумаги, объяснял:

— В «снежке» часто есть примеси. Обычно это смесь нескольких веществ. И если у двух образцов наркотика химанализ схож, то вероятно, что оба они получены из одного источника. Конечно, это всего лишь предположение. Но в данном случае… так, где это? а вот.

Он вытащил бумагу и быстро ее просмотрел:

— Так, кокаин, сахар, бикарбонат натрия, тонко измельченная мука. Процентное соотношение ингредиентов точно совпадает с отчетом вашего химика.  Довольно большой процент кокаина по сравнению с другими случаями. Что говорит о честности наркоторговца, — улыбнулся Брей. — Ну, и как установить связь между образом, найденным, как вы говорите, ныне покойным летчиком из Бастона, и образцом, изъятым у карманника из Глазго?

— Да, на первый взгляд это сделать непросто, — покачал головой Крейтон. — Но… у кого карманник получил этот наркотик?

— К несчастью, мы не знаем, — ответил Брей. — Все эти придурки чертовски редко сдают свои источники, и этот не был исключением.

— Вот еще чем вы можете мне помочь, — сказал Крейтон. — Могло ли быть так, что Фэнис наткнулся на наркотик в аэро­клубе? Я имею в виду, встречались ли в вашей практике наркоманы в среде пилотов?

— Нет, — уверенно ответил человек из Ярда. — Конечно, любители дурмана воспринимают авиацию или автоспорт как новый источник острых ощущений, но если они попытаются стать пилотами, то не пройдут медобследование. Я не могу представить никакую другую профессию, в которой вероятность их встретить была бы меньшей.

Крейтон казался подавленным. Он уже собирался взять свою шляпу и уйти, когда Брей воскликнул:

— Вот я дурак! Авиация! Ведь распространение наркотиков самолетами может стать новой и чертовски трудной проблемой моего департамента! Как вы считаете, мог ли аэродром Бастона стать центром по распространению наркотиков?

— Это хорошо посещаемое место, здесь нужно подумать. Но ведь самолеты клуба заняты учебными полетами весь день. Хотя, есть же компания «Аэротакси Гонтлетта»! Это похоже на то, что нам нужно.

— Это именно то, что нам нужно, — взволнованно ответил Брей. — Крейтон, у меня есть предчувствие. У вас есть что-нибудь на этого Гонтлетта?

— Боюсь, что нет. Предположительно, он богат. Уверен, что если он и привлекался за что-то, то разве что за опасное вождение авто и полеты на низкой высоте.

— Давайте вместе сходим в министерство авиации. Это всего в паре шагов отсюда. Арендсен из департамента гражданской авиации — мой приятель, и он даст нам информацию о Гонтлетте.


Арендсен любезно навел справки в департаменте и вернулся, качая головой:

— Бернард, к Гонтлетту у нас нет никаких претензий. Все его дела совершенно чисты. Ребята говорят, что он добровольно высылает нам сведения о перевозках, за что мы благодарны ему, так как операторы аэротакси не обязаны предоставлять эти данные. У него хороший парк из современных летательных аппаратов, и, судя по всему, он является тем, чем кажется — успешным частным чартерным оператором. Старина, думаю, ты на ложном пути!

— Я не вижу причин, по которым он не может использовать совершенно законный бизнес для прикрытия наркоторговли, — заметил Брей. — Можно взглянуть на упомянутые тобой сведения о перевозках?

— Конечно. Вот они. Посмотри. Кажется, что они скопированы с его бортовых журналов.

— Выглядят исчерпывающими, — заметил Брей. — А обычно для компании предоставлять даты полетов, их время и так далее?

— Нет, — ответил Арендсен. — Иногда мы делаем десяток запросов и в итоге получаем лишь клочок бумаги с надписью: «Перевез около 2000 пассажиров в 1933».

— Интересно, что «Аэротакси Гонтлетта» излагает все очень детально. Словно пытается отчитаться за каждую минуту!

— Ты подозрительный старый дьявол! И я полагаю если бы это было не так, то ты бы сказал, что ему есть что скрывать!

Брей рассмеялся, но не возразил, а снова взглянул в бумаги.

— Перевозит много газет. Это нормально?

— Боже милостивый, да многие аэротакси просто выживают за счет этого.

— Ближайший к Глазго аэропорт?

— Для гражданской авиации — Ренфру.

— Хм. Крейтон, видите — регулярная ежедневная доставка газет в Ренфру.

— Послушайте, — вставил Арендсен, — с какого места, вы предполагаете, доставлялся наркотик? С континента?

— Возможно, из Марселя, — кивнул Брей.

— Тогда почему бы вам не отправиться в Санкпорт — это в Кенте. На этом аэродроме самолеты Гонтлетта, скорее всего, проходят таможню, когда прибывают из Франции. Передадите местным служащим записку от меня и сможете вынюхивать, сколько угодно.

— Да, но если он занимается контрабандой, разве он стал бы проходить таможню?

— По другому просто не возможно. Перелететь из Франции в Англию, или наоборот, и при этом не пройти таможню не так легко, как может показаться. Самолеты все еще остаются весьма примечательными объектами, и их все еще довольно мало, так что мы можем внимательно наблюдать за ними. Если бы я занимался контрабандой, я скорее бы полагался на запугивание или подкуп таможенника, а не пытался уклониться. Фактически, нужно быть чертовски везучим, чтобы обойти таможню аэропорта. Один или два парня пытались провозить вещи воздушной контрабандой в обход таможни, но вскоре мы их поймали.


— Похоже, нам предстоит дьявольски трудная работа, — заметил Крейтон, пока они ехали в санкпортский аэродром.

— Расследование путей распространения наркотиков всегда таково, — ответил Брей. — Нам повезет, если расследование не заведет нас в дальние края. И я до сих пор не уверен, что наркотическая линия — самая лучшая для расследования вашего убийства.

— Меня она пока удовлетворяет, хочу еще немного пройти по этой ниточке, — ответил Крейтон. Они остановились перед парой внушительных бетонных колонн. — Здесь? Очень импозантный аэродром, особенно для такой глуши. На его фоне аэродром Бастона выглядит совсем маленьким.

Было раннее утро; сыщики хотели успеть к прибытию первого самолета из Парижа, а он прилетал спустя два часа после рассвета. И сыщики приехали пораньше, чтобы успеть предварительно побеседовать с Грирли, дежурным таможенником. Тот был довольно скептичен.

— Нет-нет! С Гонтлеттом все в порядке! Сам я с ним не знаком, но я знаю его пилотов, и некоторые из них относятся к контрабанде точно так же, как я. Инспектор, я уверен, у него честный бизнес. Я помню день, когда старший пилот Гонтлетта, парень по фамилии Даунтон, вернулся с контрактом от «La Gazette Quotidienne». С тех пор они бесперебойно доставляют эту газету. Она приходит от издательства в нераспакованных пачках. Я видел пломбировку на них. Тем не менее мы очень старательны и часто просматриваем содержимое, чтобы удостовериться.

— Разве доставка газет аэропланом не слишком дорого обходится? — Брей выглядел огорченным.

— Это вызывает ваши подозрения? — рассмеялся Грирли. — Этим занимается большинство газет, включая «Дейли мейл», «Дейли миррор» и другие. Это рекламный ход. Идея в том, чтобы экземпляры оказывались доступны за границей уже в день выхода. Такая распространенность газет впечатляет путешествующих читателей, и, вернувшись домой, они помнят об оперативности данных изданий. Конечно, в случае с «Газетт» впечатленными оказываются оказавшиеся в Англии французы, вот «Газетт» и распространяет газету в тех городах, где могут оказаться туристы: Лондон, Глазго, Эдинбург, Бирмингем, Ливерпуль, Манчестер, Бристоль и, думаю, Белфаст. Вот, наверное, и все.

— Вы не думаете, что можно спрятать в газетах что-нибудь маленькое? — спросил Брей.

— Инспектор, мы знаем свою работу! Я и сам часто проверял пакеты Гонтлетта. Я готов дать вам по золотому соверену за каждую крупинку наркотика, прошедшую мимо меня. Вы ведь снова ищете наркотики, да? Возможно, вы думаете о коррупции. Ну, вы знаете, как на таможне с этим строго, а если бы и не так, то нас здесь много, и график дежурств сотрудников меняется довольно непредсказуемо , так что контрабандисту просчитать выход на «своего парня» весьма сложно.

— Тогда, боюсь, здесь мы ничего не найдем, — обратился Крейтон к Брею. — Зря я втравил вас в это дело.

Грирли указал на небо:

— Смотрите, я думаю, это один из «Драконов» Гонтлетта с газетами из Парижа. Сейчас я просмотрю его груз, а вы можете наблюдать за мной, если хотите. Только постарайтесь не задерживать процесс. Видите на асфальтированной площадке четыре красно-желтых моноплана? Груз попадет на эти самолеты, и они улетят в разные стороны — завершить доставку. Один отправится в Бирмингем, Манчестер, Ливерпуль и Глазго. Другой — в Кардифф и Дублин, остальные по другим направлениям. Вы поняли, в чем суть? Так что не заставляйте их ждать. Я восхищен организованностью Гонтлетта, и было бы нехорошо тормозить его работу.

Сделав круг, биплан пролетел над ангарами и приземлился. Затем он подрулил к таможне.

Когда пилот выбрался из кабины, Крейтон удивленно воскликнул:

— Это же Салли Сакбот! Она руководит аэроклубом в Бастоне. Брей, помните, я упоминал ее? Не нужно, чтобы она меня увидела!

Крейтон спрятался в здании. Он был удивлен и приободрен. Обнаружилась интересная связь между убийством Фэниса и ниточкой, по которой они следовали.

Тем временем Грирли и Брей подошли к Салли.

— Хелло, мисс Сакбот, — поприветствовал ее таможенник. — Давненько я вас не видел, а?

— Да, мистер Грирли. Помогаю Гонтлетту выпутаться. Во время драки в парижском кафе кто-то ударил Даунтона бутылкой по голове. Теперь он временно выведен из строя. Гонтлетт был в панике, никто не мог забрать аэроплан из Франции, так как все пилоты были заняты в чартерных рейсах, так что я отправилась за ним ночью. А зачем вы терзаете эти пакеты? Доставка газет ведь регулярно проводится.… Или я похожа на контрабандиста???

Грирли многозначительно подмигнул инспектору, который, конечно, был в штатском.

— Это кое-кто из начальства, — шепнул он Салли. — В этот раз мне придется тщательно выполнять свою работу. Постараюсь сделать все как можно быстрее.

Мисс Сакбот, не колеблясь, приняла его объяснение, а Брей постарался принять вид таможенного начальника.

Когда Грирли и Брей закончили поиски в аэроплане и его содержимом, инспектор был готов согласиться с Грирли: контрабандой было невозможно провести даже запах чего-то запрещенного.

Грирли выписал свою разрешительную бумажку, и сотрудник красно-желтых «Аэротакси Гонтлетта» швырнул газеты на тележку и отправился к  ожидавшим аэропланам, двигатели которых были уже заведены. Тем временем Салли развернула своего «Дракона» и уже через минуту направлялась в Бастон.

Сыщики провели очередной военный совет.

— Не могу избавиться от чувства, что хотелось бы довести это дело до конца, — признался Крейтон. — Появление девушки заставило меня заподозрить неладное, даже если с ее грузом все в полном порядке. Как вы знаете, только у нее была возможность пустить пулю в голову Фэниса, и если бы я только мог придумать какой-то мотив для нее, это бы все изменило.

— Ну, давайте этим займемся, — сказал Брей. — Я в игре. Грирли, как вы считаете, мы смогли бы поручить кому-либо последовать за одним из этих аэротакси?

— Вам, сыщикам, следует отбросить эту мысль, — рассмеялся тот. — Я не думаю, что вы сможете сесть на хвост самолету. Проследить за ним сквозь облака нелегко, а эти «Леопардовые бабочки» довольно быстры. Вот, что я вам скажу: вон там — Торндайк, один из пилотов Гонтлетта. Он не видел, как вы копались в газетах, поэтому я представлю вас как людей, которым нужен чартер до Глазго. Тогда вы сможете полететь с ним. Постарайтесь выглядеть спешащими богачами!

Брей присмотрелся к Торндайку. Тот казался приятным и честным молодым человеком. Если «Аэротакси Гонтлетта» — это преступная организация, то ей удалось вовлечь в свои сети людей, выглядящих на редкость простодушно.

Торндайк бросил на Брея и Крейтона небрежный взгляд.

— Сколько вы весите? Полагаю, около полутораста фунтов каждый! Я могу взять вас на «Бабочку» вместе с газетами, но тогда у меня хватит топлива  только на то, чтобы добраться до первой остановки. Вам придется держать на коленях кипы газет, не возражаете? Кстати, это обойдется вам в девять пенсов за милю. Наличными!

К счастью, объединив ресурсы, Брей и Крейтон смогли расплатиться, и теперь они сидели, наблюдая за утренним пейзажем из-за рыжей головы Торндайка. Но чем дальше они улетали, тем сильнее вид затуманивался клубящимися облаками.

— Поднимет же шуму начальство, когда увидит это в моих расходах! — таков был единственный комментарий инспектора Крейтона.

Широкие просторы земли темнели под пеленой меланхолической дымки. Бирмингем, Ливерпуль,  Манчестер… Мимолетные проблески моря… Горы… Глазго, русло Клайда,[14] и маленький, скрытый за холмами аэродром Ренфру…

Им навстречу подъехал маленький фургон. Брей воодушевился.

— Сможем ли мы добраться до Глазго на этом фургоне?

Либо Торндайку было нечего скрывать, либо он был слишком уверен в своей организации. Он с готовностью согласился, усадил их в фургон и дал пояснения водителю.

Груз для Глазго состоял из нескольких небольших упаковок, все они были запломбированы и на каждой напечатано имя получателя — газетного торговца. Когда они остановились у четвертой лавки, Брей вышел из фургона, сказав, что они уже близко от места назначения.

Сыщики осмотрелись. Они были в бедном районе. Грязные дети играли в канаве, из окон свисало стираное белье, а улицы были завалены мусором.

— Занятное местечко для французских туристов! — проком­ментировал Крейтон.

Они присмотрелись к магазинчику, в который была проведена доставка. Это была типичная газетно-табачная лавка из трущоб, с малопривлекательными сладостями в витрине, объявлениями от букмекеров и цветными еженедельниками на стойке. Брей присмотрелся.

— Шотландцы, конечно, ученый народ, но, несмотря на это, спрос на французские газеты в заведении такого толка кажется необычным.

Они вошли внутрь. За прилавком находился рыжеволосый парень в рубашке без воротника. Брей попросил редкий сорт сигарет; он был уверен, что его не окажется в наличии. Это дало ему повод заговорить о качестве других марок. Разговор получился односторонним, но его было достаточно для того, чтобы отвлечь внимание рыжего продавца и позволить детективу пробежаться взглядом по магазину. Не было никаких признаков «La Gazette Quotidienne», которая только что была доставлена в лавку.

В конце концов Брей выбрал сигареты и сказал, что сбился с пути, это открыло новую тему для разговора. Как только беседа стала сходить на «нет», в лавку заглянул покупатель.

Он казался также несколько чужеродным в этом районе Глазго. Это был тучный джентльмен с пухлыми пальцами, опухшими глазами и слишком большим количеством ювелирных украшений, но при этом он был хорошо одет. Он опустил на прилавок два пенни.

— «Газетт», пожалуйста.

Рыжий продавец нырнул под прилавок и вынул экземпляр «La Gazette Quotidienne», после чего возобновил разговор с Бреем. Покупатель аккуратно свернул газету, сунул ее в карман и вышел.

— Странно увидеть здесь «Газетт»! — воскликнул Брей. — А я вечером как раз собираюсь во Францию, дайте и мне экземпляр.

— Этот был последним, — коротко ответил рыжий.

— Но я вижу, что под прилавком лежат и другие.

— Они заказаны постоянными покупателями.

Брей попытался зайти с другой стороны:

— Я знаю больше, чем кажется. Я был направлен сюда постоянным покупателем.

— Проходите, — бесстрастно сказал продавец. Он открыл дверь в соседнее помещение и последовал в него вместе с детективом. — Так что у вас с «Газетт»?

— Один ваш постоянный клиент сказал мне, что у вас я могу получить то, что мне нужно.

— Его имя?

— Не думаю, что должен называть вам его. К чему все это? Деньги у меня есть.

— Ваши деньги мне не нужны. Продолжайте — тот человек не говорил, чтобы вы сказали мне определенное слово?

— Нет… хотя он мог и сказать, а я забыл — я тогда был немного пьян, — ответил Брей.

— Вы просто дурачите меня, — разозлился продавец. — Убирайтесь из моего магазина, раз уж не можете сделать ничего иного, как попусту тратить мое время!

Брей принял упрек. Он был уверен, что здесь ведется нелегальный бизнес. Но он слишком хорошо знал, что в него проникнуть без соответствующей подготовки, или рекомендации невозможно. Так что они с Крейтоном вышли из магазинчика.

— Я стащил один экземпляр, пока вы были там с этим типом, — отчитался Крейтон.

— Молодец! Побродим вокруг час-другой, чтобы взглянуть на постоянных клиентов этого парня.

Постоянные покупатели подтвердили подозрения сыщика. В основном в лавку заходили вполне соответствующие району бедные люди, но помимо них были и хорошо одетые мужчины и женщины, в манерах которых было что-то скрытное. Трое из них, не таясь, вышли с газетой в руках. Сыщики отправились на станцию, прошли в кафе и взглянули на свой улов.

Они раскрыли газету, просмотрели каждую строчку, согрели газету и даже потерли лимонным соком. Но безрезультатно. Традиционно буржуазный облик газеты не давал ни малейших поводов для подозрений. Она была именно тем, чем казалась: типичной французской газетой умеренно-консервативного толка.

— Таким образом, чтобы получить эту газетку мы целый день работали и потратили двадцать фунтов стерлингов, — горько констатировал Крейтон.

Глава X. Особы королевских кровей

Крейтон вернулся в Темшир. Брей сохранил у себя экземпляр «La Gazette Quotidienne» и упрямое чувство, что он сможет найти связь между кокаином из Глазго, лавкой с французскими газетами на заказ, «Аэротакси Гонтлетта» и убийством Джорджа Фэниса.

Он читал и перечитывал газету до тех пор, пока не выучил ее почти наизусть. Он провел часы, разглядывая рекламный раздел, так как ему показалось, что ключ может скрываться за внешне безобидным объявлением. Брей считал, что у него хороший нюх на шифровки, но здесь он не смог обнаружить ни одной.

«Интересно, может ли журналист заметить что-то такое, что я упустил?», — подумал он, уставясь на газету невидящим взглядом. Мысль о журналисте заставила его вспомнить Арчи Брауна — криминального репортера, в прошлом не единожды помогавшего Брею распутывать загадки. Как правило, он мог рассчитывать на то, что во время ланча Арчи можно встретить в «Невесте», кофейне на Флит-стрит. Туда он и направился.

— Привет, что ты здесь делаешь? — воскликнул Арчи, едва увидев полицейского. — Лондонские наркоторговцы обосновались в «Невесте»?

— Нет, я зашел сюда для того, чтобы встретиться с тобой.

— Правда? Как приятно. Тебе нужна бесплатная консультация?

— Та знаешь, что я всегда рад тебя видеть, но сейчас пришел, чтобы ты помог мне с одной задачкой. Вот французская газета.

— Это я вижу, Холмс. А судя по заголовку, я дедуктивным методом прихожу к выводу, что это «Газетт». Полагаю, маленькое хобби Ромена. Или он недавно его продал? Я не могу припомнить.

Брей рассказал, почему они пришли к мысли о том, что в газете может быть скрыто какое-то сообщение. Он не называл имен, но глаза Арчи загорелись.

— Звучит, как интересная загадка! Собираешься предоставить мне материал для статьи?

— Извини, не могу — это не вполне мое дело. Но если ты поможешь мне, то я отведу тебя к парню, который этим занимается, и ты сможешь самостоятельно выведать все у него.

— Хм, — Арчи пролистал страницы быстрыми тонкими пальцами, а затем постучал по столу очками в черепаховой оправе. Пока он был в очках, его бледное узкое лицо ничего не выражало. Но когда он снял их, стали видны яркие, умные серо-зеленые глаза, которые придали лицу сосредоточенное внимание.

— Брей, ты говоришь о каком-то скрытом сообщении. Но что ты подозреваешь? Я имею в виду, что если здесь есть послание третьей стороне, то оно, скорее всего, спрятано в разделе объявлений. Сам ты их уже просмотрел?

— Да, — признал сыщик. — Их только десять, и все они вполне ординарны.

— Верно. Хорошо, тогда остается другой способ передачи сообщения. Завербован кто-то из газеты, наборщик редактор, корректор или кто-то в этом роде. Может быть некоторое изменение шрифта, или же кодовое слово в определенном месте. Ты подозреваешь, что дело дошло до этого?

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Честно говоря, я блуждаю во тьме. Это может быть что угодно. Я не имею никакого представления ни о том, кто участвует в заговоре, ни о том, существует ли этот заговор вообще.

— Это усложняет ситуацию, — Арчи снова надел очки и медленно перечитал газету. Начав с первой страницы, он передвигался от статьи к статье, пока не дошел до конца. Брей взволнованно наблюдал за ним. Возможно, это была безнадежная затея, и было несправедливо просить Арчи искать ключ, не имея ни малейшей зацепки.

Арчи закончил обед, держа газету перед собой. Он хмыкнул и снова просмотрел ее. Затем он указал на абзац.

— Вот что-то, всколыхнувшее мою подозрительную натуру. Сообщение в трех строках, где говорится, что в четверг наследный принц Косовский[15] сможет посетить национальные соревнования по велоспорту.

— Но что тут подозрительного? — удивился Брей.

— Дело в том, что когда писалась эта заметка, наследный принц был в Южной Америке, и к следующему четвергу он просто не успеет вернуться во Францию, чтобы присутствовать на каком-либо мероприятии.

— Но разве журналисты не ошибаются?

— Многократно, — согласился Арчи. — Но только не в этом случае, речь идет о королевской особе страны тесно связанной политически и экономически с Францией. Ведь это Албания, а не какая-то там…

— Но какое сообщение здесь может быть скрыто? Это очень короткий текст.

— Возможен шифр, а поскольку в шифровках ты должен разбираться лучше меня, оставляю это тебе. Но если это не шифр, а в тексте выглядит все довольно осмысленно, то я должен предположить, что «наследный принц Косовский» означает некую персону, а «соревнования в велоспорте» — какое-то место, которое вышеуказанная персона должна посетить в упомянутый день.

— Это возможно, — допустил детектив. — К сожалению, это не сильно помогает, пока у нас нет ключа.

— Полагаю, ты подозреваешь, что все это как-то связано с наркоторговлей? Тогда это может быть тем местом, куда покупатели газеты должны прийти, чтобы получить наркотик?

— Я так не думаю, — покачал головой Брей. — Дело в том, что эта газета распространяется от Бристоля и до Глазго — расстояние слишком велико, и здесь не может быть единого центра.

— Может быть, для каждой точки есть свой абзац? — предположил журналист. — Например, упоминание Албании предназначено для наркоманов из Глазго. А для Бристоля что-то другое, скажем, сообщения о передвижениях Эйнштейна, или какого-нибудь еще известного лица.

— Это возможно. Но такой произвольный код нам не разгадать никак, кроме как случайно.

— Пошли в клуб юных французских корреспондентов, — предложил Арчи. — Я знаю секретаря, а у них, вероятно, есть выпуски «Газетт» за последние несколько месяцев.

Арчи провел Брея по узкому переулку и по извилистой лестнице в комнату, где сидел бородатый мужчина, пенсне которого украшала самая широкая черная шелковая лента, которую Брей когда-либо видел. Кажется, что тот принял вопрос как что-то само собой разумеющееся и притащил ворох пыль­ных экземпляров «Газетт».

— Джордж, спасибо, — поблагодарил Арчи. — Бернард, я предлагаю проверить версию о том, что данные сообщения появляются в определенный день недели. Та «Газетт» вышла в понедельник. Давай посмотрим выпуск за предыдущий понедельник.

Арчи развернул газету и просмотрел ее содержание с журналистской скоростью.

— Как насчет этого? — триумфально выкрикнул он. — В той же самой колонке с краткими сообщениями, что и в предыдущий раз. «Старшая дочь короля Иконии в среду должна открыть марсельскую ярмарку.»

— Может это просто совпадение?

— Вот еще один выпуск «Газетт» за понедельник. Ой, только послушай: «Наследная герцогиня Джорджины испытывает недомогание и не сможет присутствовать на открытии законодательного собрания в понедельник, как планировалось ранее. В связи с этим сессия была перенесена на вторник».

Придя в азарт, Арчи расшвыривал газеты во все стороны.

— Вот еще одно. На той же самой станице, вверху колонки с краткими сообщениями. Все они появляются в первый понедельник месяца. «Эрцгерцогиня Эдна прибывает в Ниццу в среду».

Двое мужчин ликующе уставились друг на друга.

— Очевидно, что королевские персоны — это код, — заявил Брей. — Ты приметил это, Арчи. Но какого черта с этим можно сделать? Все остальное кажется неясным.

— Я думаю, что и королевские персоны, и места — это всего лишь условность. Я предполагаю, что единственно важная информация в сообщениях — даты, — ответил Арчи. — Все это означает, что наркотик будет доступен в условленном месте в указанный день. Очевидно, что в случае с герцогиней Джорджины произошла какая-то заминка, и дату пришлось перенести с понедельника на вторник. Это восхитительно простой шифр, поскольку особы королевских кровей постоянно мелькают в новостях, и ошибка относительно наследного принца Албании была допущена просто по небрежности.

— Боюсь, ты прав, — подавленно ответил Брей. — Но это не особо нам поможет.

— Как не поможет?  Ведь это означает, что в редакции «Газетт» человек, который редактирует колонку с краткими новостями явно замешан в этом деле. Хотя… какая-то глупость, зачем зависеть от французской газеты? Не проще ли дать частное объявление в «Таймс» или «Дейли Телеграф»? Простенькое сообщение в духе: «Бэбс. Встретимся в обычном месте в четверг. Гектор». Эффект был бы тот же, что и с использованием «Газетт», но куда дешевле и не так подозрительно.

— Как я понимаю, ты считаешь, что мне нужно отправиться в Париж?

— Боюсь, что так, — Арчи обернулся к бородачу, который спокойно писал за столом. — Джордж, не знаешь ничего о «Газетт», скажем, что-нибудь дискредитирующее?

— Такой вопрос можно задать о любой французской газете, — ответил Джордж, постукивая пенсне по зубам. — Но их политика ничем особо не отличается от других. Вне сомнений, они получают какую-то субсидию. Несколько месяцев назад у «Газетт» появился новый хозяин, если вам это интересно.

— Да, я припоминаю, что Ромен продал ее. Кто был покупателем?

— Не знаю. Ферран, их здешний корреспондент, говорит, что ходят слухи о том, что ее купил какой-то богатый американец, проживающий в Париже. Но он отмечает, что это всего лишь слухи.

— Спасибо, Джордж, — на прощание сказал Арчи. — Передавай привет Полю, если увидишься с ним. Итак, Бернард, тебе теперь есть, над чем поработать. И где же начинается эта ужасная сеть интриг? Что за парень, который  всем этим занимается.

— В Бастоне, — ответил Брей. — Это дело ведет инспектор Крейтон. Но ради всего святого, не говори ему, что это я направил тебя. Помни: ты раскопал все сам.

— Буду осторожен, как всегда.  — Арчи нахмурил брови, — Бастон? Не припомню, чтобы там совершались убийства. Должно быть, наш тамошний корреспондент работать не умеет, или умер. Ни о чем подобном с тех краев не сообщалось.

— Ну, все в твоих руках. Только держи мое имя за зубами.

— Конечно. Я же не хочу, чтобы меня пытали милые полицейские в парадных костюмах в подземелье Скотленд-Ярда. Пока-пока! Меня ждет работа.

* * *
В то время как лондонский коллега инспектора Крейтона пытался выяснить как французская газета может быть связана с кокаином, сам инспектор занимался непосредственно убийством Фэниса.

Крейтон не был удовлетворен тем, что была установлена невиновность «Аэротакси Гонтлетта». Напротив, его подозрения только усилились, когда в Санкпорте появилась мисс Сакбот. Кроме того, в свете новых подозрений казалось еще более странным то, что именно Валентайн Гонтлетт обнаружил револьвер на аэродроме. Мысли Крейтона вернулись к этому моменту, поскольку по возвращении из Глазго он обнаружил письмо эксперта из МВД, которое подтверждало, что пуля, убившая Фэниса, была выпущена именно из этого револьвера.

Мисс Сакбот была единственным человеком, у которого были и время, и возможность застрелить Фэниса. Но мотив все еще нужно доказать. Он допускал, почти был уверен, что мотив связан с наркотиками. Но Брей (на Брея у Крейтона была основная надежда) пока не мог установить связь между контрабандой наркотиков и авиацией. Так что Крейтон нуждался в новых уликах, подтверждающих связь между этими двумя преступлениями. Решив, что такая связь есть, Крейтон решил снова посетить бастонский аэродром.

Крейтон подъехал туда на своей малолитражке и уже собирался войти в здание клуба, когда увидел епископа, вид которого говорил о какой-то по настоящему грозившей епископу опасности.

— Крейтон! Заговорите со мной! Отведите меня в сторону! Спасите меня от этой злополучной женщины!

Инспектор заметил на горизонте фигуру графини Крамблс и все понял.

— Что ж, доктор, я так и так хотел поговорить с вами.

— Скорее уходим куда-нибудь, — взволнованно продолжал епископ Мэрриотт. — Эта женщина решила включить меня в состав своего исполнительного комитета, а мне это просто нож острый. В то же самое время я пообещал мисс Сакбот, что не буду раздражать леди Крамблс, и, чтобы выполнить это обещание, приходится прятаться.

Епископ выглядел по-настоящему испуганным, а леди Крамблс была уже в пределах слышимости. Она уже демонстрировала все признаки того, что собирается окликнуть епископа с инспектором.

— От леди Крамблс очень сложно увернуться, Ваша Светлость. Она патронировала постановку нашего последнего полицейского спектакля, и у меня был опыт общения с ней.

— Я решил избегать ее, — решительно ответил епископ. — Должно же быть такое место, в котором она не сможет преследовать нас. Я думаю, мне нужно сходить помыть руки.

* * *
— Нет горячей воды! — объявил епископ чуть позже. — Вот, что случается, если мисс Сакбот нет на месте. Ну и ну!… Инспектор, последние несколько дней вы тщательно занимались расследованием. У вас нет никаких зацепок? Или это секрет? Я далек от того, чтобы выпытывать у вас тайны следствия, но, тем не менее, чувствую себя вправе бытьпроинформированным об этом — с учетом моей роли в расследовании. — Епископ поколебался, и затем улыбнулся инспектору. — Буду честным, у меня есть кое-что, что хотелось бы с вами обсудить. Я думал об этом деле чаще, чем хотелось бы признать, и мне в голову приходили мысли об интересных возможностях, разобраться в которых было бы неплохо.

— Ну, в каком-то смысле мы продвинулись, а в каком-то — нет, — осторожно ответил Крейтон. — Ваша Светлость, как мы знаем, у вас есть некие медицинские познания, а также наблюдательность, которую вы проявили. Вы встречались с большинством членов клуба. Можете ли вы сказать, что кто-то из них похож на наркомана?

— Батюшки! — удивился священник. — Конечно, нет! Это очень здоровая молодежь, хотя иногда мне хотелось бы, чтобы они поменьше пили и меньше шумели, но я не видел никаких признаков дегенерации. Совсем наоборот. Инспектор, выбросьте все это из головы. Почему вы только подумали об этом?

— К несчастью, мотив убийства каким-то образом связан с наркотиками, — признался сыщик. — Фэнис кого-то шантажировал, мы доказали это. Незадолго до смерти он сдал на анализ некий порошок, и оказалось, что это — кокаин. Химику он рассказал выдуманную историю о том, как порошок случайно оказался у него. Как видите, такой шантаж сразу же дает нам мотив убийства, и мы пытаемся установить связь между Фэнисом, клубом и наркотрафиком. Есть предположение, что, возможно, наркотики доставляются по воздуху, но, пока, наши поиски в этом направлении оказались бесплодны.

— Это серьезное обвинение против человека с репутацией Фэниса, — самым серьезным образом ответил епископ. — На каком основании вы заподозрили, что Фэнис был шантажистом?

— За последние два года его счет пополнялся крупными и нерегулярными поступлениями — они были осуществлены наличными, происхождение которых никак не проследить.

Епископ тщательно обдумал эти сведения:

— В этом что-то есть, но это еще не все. Почему вы решили, что счет пополнялся из-за шантажа?

— Из-за его разговора с химиком. Он наткнулся на этот порошок явно случайно, но у него появились подозрения. Впоследствии они подтвердились. Но он так и не сообщил в полицию, хотя и обещал это сделать. Таким образом, он, должно быть, использовал эту ситуацию в каких-то незаконных целях — например, для шантажа.

— Весьма логичное рассуждение.

— Спасибо, Ваша Светлость.

— К сожалению, у него есть один недостаток, который делает его ошибочным.

— Да? — инспектор был немного уязвлен уверенностью священника.

— Вы говорите, что он занимался шантажом два года. Но ведь он принес порошок на анализ незадолго до смерти и только тогда впервые узнал, что это был кокаин. Выходит, что между этими событиями не было никакой связи, и наркотики не имеют никакого отношения к шантажу. В итоге под сомнение можно поставить даже предположение о том, что деньги появились вследствие шантажа.

— Верите или нет, но я полностью упустил это из виду! — покраснел инспектор. — Полностью! Батюшки! У вас на редкость светлый ум.

Епископ отрицательно взмахнул расческой, которой до этого причесывал свою седую, но пышную шевелюру. Затем он с недоверием посмотрел на полицейского. Но на бесстрастном лице Крейтона не было ни тени издевки.

— Силлогизм[16] все еще стоит на вооружении у теологии, — заметил епископ. — А недостаток вашей дедукции был очевиден.

— И это возвращает нас к исходной точке, не так ли? — уныло вздохнул инспектор Крейтон. — И все усложняется.

— Да, — епископ решил, что настало подходящее время для мягкого упрека. — Тем более что я чувствую: вы на неверном пути. Инспектор, как бы то ни было, но мисс Сакбот в этом не участвовала.

— Конечно, Ваша Светлость. Я уверен, никто так не думает, — обиженно ответил полицейский.

— Я не настолько глуп, насколько выгляжу, — нетерпеливо заметил епископ. — Для человека со среднестатистическим умом очевидно, что вы не просто подозреваете мисс Сакбот, но вы подозреваете ее и только ее.

— Все очень сложно… — заколебался инспектор. — Понимаете, никуда не денешь тот факт, что мисс Сакбот была единственным человеком, который был с Фэнисом после того, как его приняли из рук тех троих, и до тех пор, пока он не оказался под вашим присмотром.

— Разве этот пункт не говорит в ее пользу? — проницательно поднажал епископ. — В конце концов, никакой убийца не станет убивать, если можно доказать, что такая возможность есть только у него. Не так ли?

— Я не настолько уверен. Другие обстоятельства, при которых произошло убийство, наводят на мысль, что кто-то отчаянно хотел избавиться от Фэниса. А отчаянные люди не думают об алиби.

— Мы до сих пор не догадываемся о том, что вызвало эту нужду, — напомнил священник. — Далее. Судя по свидетельству эксперта из ВВС, нет даже вероятности того, что Фэнис заметил неисправность, которая стала причиной аварии.

— Что бы там ни говорили эксперты, а я этого не исключаю, — раздраженно ответил Крейтон. — Иначе все это дело становится совершенно необъяснимым.

— Оно является таковым независимо от того исправен был самолет или нет, при любом раскладе. Также здесь есть еще один момент, который вы упустили. До этого момента вы установили пять возможных убийц, — епископ поднял пухлую руку и растопырил пальцы. — Первый, второй и третий — Рэнделл, Вэйн и Несс (но если это так, то они должны быть сообщниками); четвертый — мисс Сакбот; пятый — я.

— Ох, Ваша Светлость! — запротестовал инспектор.

— Пятый — я, — настоял епископ. — Будем логичны, несмотря ни на что. Но вы забыли еще одну возможность. Она пришла мне в голову, когда я мысленно пересматривал это дело, хотя, признаю, мог бы с большей пользой потратить это время.

— И что же это за возможность, можно спросить? — Насторожился инспектор.

— Человек или люди, успевшие подоспеть к месту крушения до прибытия спасательной машины.

— В точку! Должен сказать, что я и не подумал об этом. Ваша Светлость, вам в голову удивительные мысли. Но у них было не так много времени, не так ли?

Епископ глянул на инспектора, нет ли в этих словах сарказма, — но по невозмутимому лицу Крейтона понять это было невозможно.

— Вполне достаточно. Допустим, что запланировавший убийство наблюдал за тем, как все произойдет с дальнего конца аэродрома. Фэнис упал. Убийца спешит удостовериться, что все прошло, как надо. Он видит признаки сознания у жертвы. Он убивает Фэниса и убегает. Или прячется. Возможно, убийца наблюдал за нами в тот момент, когда мы вытаскивали Фэниса из самолета! — епископ дал волю воображению.

— Мне нравится эта теория, Ваша Светлость, — кивнул инспектор. — Но, понимаете ли, она возвращает нас к той же самой проблеме. Какая же это махинация смогла свалить абсолютно исправный самолет к ногам убийцы, да так, что эксперт из ВВС ничего не обнаружил?

— Оставляю это вам, — епископ Мэрриотт жестом отклонил возражение. — Но, как видите, мисс Сакбот не является единственным подозреваемым. Уверяю вас, инспектор, что ни одна девушка, которая может сделать переворот через крыло в мертвой петле так же аккуратно, как мисс Сакбот, не может быть виновна в таком преступлении. А я, несчастный грешник, не могу даже нормально приземлиться.

— У каждого своя профессия, Ваша Светлость. Нет никаких сомнений, она бы наделала массу ошибок, если бы взялась составлять проповедь или упражняться в силлогизме, не так ли?

— Возможно, возможно. Но, конечно, у нее получалось бы не так плохо, как у меня получается летать.

Однако инспектор проявил упорство и не позволил епископу сменить тему.

— Ваша Светлость, вы действительно думаете, что за те несколько минут кто-то убил Фэниса?

— Сложно сказать, — мягко улыбнулся епископ. — Что вы думаете о Бастейбле?

— Бастейбле? — на мгновение инспектор был озадачен неожиданным вопросом. — Ну… он очень трудолюбив, и его все уважают. Он много лет был полицейским хирургом. Местным он нравится.

— Да, он, определенно, достойный человек. Но, Крейтон, я боюсь, что он немного глуповат и работает небрежно. Врачи часто настолько загружены, что допускают подобное. Конечно, это не мое дело, да и я должен терпеть людей всякого рода, как советовал апостол,[17] но будь я на вашем месте, мне бы следовало проконсультироваться еще где-нибудь по поводу пулевого ранения в голову Фэниса, если, конечно, еще не слишком поздно. Разве для этого нет какой-либо организации?

— В министерстве внутренних дел?

— Да. Там. Если бы вы подключили их к работе с Бастейблом… но это может быть трудно сделать так, чтобы не задеть его чувства. Может, вы бы смогли поднять какой-то новый вопрос, для которого вам нужна медицинская консультация? Конечно, не говорите о том, что это мое предложение.

— Значит, вот, что вы думаете, Ваша Светлость? Ну, полагаю, что смогу это легко организовать. Хм, очень интересно. Спасибо.

— Не за что. Я едва представляю, почему я это предложил, — ответил епископ Мэрриотт. — Ну, думаю, можно выходить. Опасность встретить Крамблс, должно быть, прошла. Инспектор, мне так не нравится эта женщина! Пусть это и идет в разрез с христианским милосердием! Ой, я опаздываю на уроки навигации. А навигация — очень интересная тема, инспектор. Но очень сложная! 

Глава XI. Скотленд-Ярд в Париже

Брей был направлен к месье Жюлю Дюрану из парижской полиции. Прозаичное имя Дюрана[18] у Брея ассоциировалось с одним из самых неистовых романтических судебных процессов во Франции. Месье Жюль Дюран оказался очень любезным, получив рекомендательное письмо, он спустился вниз, чтобы встретить своего британского коллегу, и провел его в свой уютный маленький кабинет.

Француз безоговорочно предоставил свое время и внимание в распоряжение уважаемого коллеги. Он выразил надежду, что месье Брей сделает ему одолжение и поживет у него на квартире, станет его почетным гостем на время пребывания в Париже.

Брей с благодарностью принял это предложение.

— А теперь, дорогой друг, какого преступника вы выслеживаете в нашем городе? — спросил Дюран, грузный человек с маленькими усиками и бледно-розовым лицом, таким же гладким и нежным, как у восковой куклы. Он откинулся на спинку стула, чтобы выслушать коллегу, благоговейно сконцентрировавшись так, словно собирался насладиться музыкальным кон­цертом. — Кажется, я припоминаю ваше имя в связи с одним-двумя крупными делами о наркотрафике — пробормотал он. — Не вас ли хвалил Расселл Паша[19] в недавнем отчете?

Брей был польщен: он не догадывался о том, что Дюран, по получении рекомендательного письма Брея, тут же связался с архивом.

— Я прибыл в Париж именно из-за дела о наркотрафике, — ответил он. — Я считаю, что при помощи французской газеты английские наркоманы получают сведения о наркотиках. Я не могу понять, зачем или почему используется такая сложная схема. Фактически, я прибыл только для того, чтобы разобраться с этим аспектом. Думаю, эта папка с газетными вырезками все объяснит.

Дюран молча взял папку. Когда он раскрыл ее и увидел и увидел название газеты, то не смог подавить непроизвольное восклицание. Но больше он ничего не сказал и молча прочитал вырезки. Затем он с улыбкой заметил:

— Увязать это с королевскими особами! Эти преступники оказались такими снобами! И что вы об этом думаете? Это, конечно, какой-то шифр, но довольно необычный.

— Без сомнения, это шифр, и я считаю, что он означает только то, что наркотики будут в привычном месте в день, упомянутый в связи с королевскими особами.

— И вы надеетесь, что здесь сможете узнать больше? Я озадачен, мой друг. «La Gazette Quotidienne» — вполне респектабельная газета, не то что социалистические или монархические издания — ее читают государственные служащие и учителя.

— Разве у нее недавно не сменился владелец?

— Кажется, вы уже многое знаете. Да это так. Естественно, такие вещи для нас важны. Возможно, даже важнее, чем у вас в стране, так что мы все сейчас выясним.

Он поднял трубку телефона:

— Шарль? Досье на «La Gazette Quotidienne», пожалуйста. Месье Брей, я надеюсь, что если вы продолжите расследование, то будете действовать крайне осмотрительно. Знаете, я упоминаю об этом, поскольку такие расследования в  газетном деле чреваты… Вы понимаете, наше начальство к прессе прислушивается, и если газетчики выразят недовольство…

— Не беспокойтесь, — заверил его Брей. — Я буду наводить справки совершенно самостоятельно, и никто даже не узнает, что я консультировался с вами.

— Прекрасно. А вот и досье. Хозяин газеты сменился два года назад. А вот и что-то интересное. Кажется, мы все еще не знаем нового владельца. Газету купил Морис Роже, нотариус, о котором мы не знаем ничего дурного, но, в любом случае, ясно, что он представлял другого человека. Из наших записей видно, что он сам сказал об этом в беседе с нами и даже заявил, что покупателем является богатый американец.

— Эту историю я слышал и в Англии, — заметил Брей. — Само собой, он богат, раз сумел купить газету. А поскольку даже сегодня богатых американцев великое множество, то это нам не очень помогает.

— Большое богатство не обязательно, — поправил Дюран. — Контроль над «Газетт» принадлежал небольшой компании, основная часть капитала которой обеспечена долговыми обязательствами, поэтому  покупка могла быть и не очень дорогой. В любом случае, масштаб французских газет куда меньше, чем ваших, с их сказочными тиражами. Кроме того, несмотря на свою давнюю историю, «Газетт» — одна из самых маленьких парижских ежедневных газет.

— Владелец неизвестен, опять загадка. Подозрительно, не правда ли?

— Возможно, а может, и нет, — улыбнулся Дюран. — В парижской журналистике много загадок. Но, подозревать в каждом случае  связь с наркоторговлей, это знаете уже слишком.

— Послушайте, Дюран, вы в дружеских отношениях с представителями прессы?

— Конечно.

— Можете познакомить меня с каким-нибудь журналистом, у которого обширные связи в журналистской среде? Представите меня как английского журналиста — думаю, что смогу сыграть эту роль перед иностранцем, — а можете рассказать ему и правду, но перед редакцией «Газетт» я, конечно, хотел бы предстать в образе журналиста.

— Я понял. Я знаю подходящего человека — Андрэ Клера. Я расскажу ему правду, так будет лучше. Он сможет вам помочь.


Андрэ Клер, веселый и остроумный стройный человек, выглядевший по-изысканному хрупким, оказался более, чем полезным. Брей объяснил, что ему особенно хочется встретиться с человеком, ответственным за подозрительную колонку в «La Gazette». Клер решил, что это, должно быть, Молинью, редактор светской хроники, так как колонка в основном состояла из новостей о светских львах и львицах. Молинью часто можно было застать в кафе «Унгрис». Клер возьмет туда Брея, и, если Молинью окажется там, они смогут познакомиться. А остальное он оставит на Брея.


Казалось, что Клер получал удовольствие от своей роли. Он выразил неправдоподобно сильное удивление, увидев Молинью, и разразился маленьким панегириком, представляя тому своего собрата по перу, Бернарда Брея.

Французский Брея был недостаточно хорош для того, чтобы присоединиться к веселой болтовне, которую Клер вел с Молинью, обсуждая политиков, упоминая их лишь по прозвищам. Так что вместо того, чтобы вступить в беседу, Брей принялся изучать Молинью: высокого, стройного, светловолосого нормандца. Конечно, выражения лиц иностранцев всегда трудно понять, но Молинью не выглядел преступником. Совсем.

У Брея появился шанс, когда Молинью начал поддразнивать Клера из-за некоего ошибочного и излишне драматичного утверждения последнего. Брей присоединился к беседе, насколько позволял его французский:

— Даже «La Gazette Quotidienne» не всегда безупречна. Я заметил это три дня назад, когда была напечатана заметка о том, что наследный принц Косовский должен открыть завтрашний чемпионат по велоспорту, тогда как он все еще находится в Южной Америке.

— Я тут не при чем, — рассмеялся Молинью.

— Ну, ну, Жюль, не надо, — вклинился Клер. — Я знаю, что ты ведешь эту колонку, поскольку ты был так добр, что время от времени публиковал в ней небольшие заметки о моих подружках актрисах.

— И вот какую благодарность за это я получаю! — улыбнулся Молинью. — Но это правда. Понимаете, у хозяина газеты есть странная прихоть. Он присылает мне небольшие сообщения, вне сомнений о его друзьях или о людях, с которыми он хочет подружиться, а я должен помещать их верхней части колонки. А у кого больше прав решать, где находиться таким материалам, как не у хозяина?

— Но можно хотя бы исправлять ошибки хозяина, — предположил Брей. — Или он никогда не ошибается?

— Это самая нелепая часть истории. Однажды он написал, будто наследная герцогиня Джорджины, должна была что-то делать, но я знал, что указанная дата была ошибочной. Я исправил ее на правильную. Ну и переполох поднялся, прямо паника! Я еще никогда не слышал таких выражений, которыми меня называл мэтр Роже; похоже, он получил их от хозяина по телефонной линии Лондон-Париж. С тех пор те сообщения идут в печать без проверки.

— Странный тип, ваш хозяин, — заметил Брей. — Что он за человек?

— Даже не представляю, — осторожно ответил Молинью. — Он почти легенда, постоянно собирается прийти в офис встретиться с коллективом, но так никак и не соберется. Нам сказано, что он богатый американец, но кто он и как его зовут мне так же неизвестно, как и вам.

Покончив с завтраком и попрощавшись с журналистами, Брей отправился в неторопливую прогулку по Булонскому лесу, чтобы подумать. Он был сбит с толку услышанным. Если Молинью говорил правду, то на редакцию не оказывалось влияние извне. Ответственность за все нес собственник газеты. Особый колорит делу придавало то, что он принял все меры предосторожности, чтобы остаться в тени, и не был известен даже полиции. «Богатый американец» вполне мог оказаться одним из эксцентричных парижан. Но тогда зачем весь этот фантастически сложный и дорогой механизм публикации сообщений, когда их можно было размещать и в «Таймс» за пятнадцать шиллингов? Также зачем и почему потребовалось подкупать парижского нотариуса с хорошей репутацией?

Конечно, Молинью мог соврать. Теоретически он мог знать, что Брей детектив, но это очень маловероятно. Тем не менее, если это так, то понятно, почему он постарался обелить себя и бросить тень подозрения на неизвестного владельца газеты. Но в это трудно верилось. — Объяснение Молинью прозвучало так быстро и естественно, ни в голосе ни в лице не было заметно никакой тревоги.

В конце концов, Брей решил, что объяснение Молинью было не таким уж фантастичным. Было трудно вообразить, что наркоторговцы задействовали французскую газету для того, чтобы передавать сообщения английским клиентам. Но все становится понятнее, если в дело замешан владелец газеты.

День был прекрасным, и дух Парижа ударил в голову Брея. Он начинал чувствовать, что на него больше не давят официальные ограничения, которые были так заметны в Англии. Он решился сделать шаг, на который он никогда бы не осмелился в Лондоне. Он решил опросить Роже, притворившись другим человеком.

Он нашел адрес адвоката в телефонном справочнике. Клерку в приемной нотариуса он коротко сказал: «Я пришел по делу, связанному с с наследным принцем Албании. Вашему начальнику этого будет достаточно».

Этого оказалось достаточно. Его немедленно допустили к озадаченному маленькому человеку с покрытым морщинами лбом и обликом юриста — внешность адвоката одинакова в любых странах.

— Из-за чего я удостоен чести принять вас? Вы из свиты Его Королевского Высочества?

Если приходилось хитрить, то Брей старался отходить от правды не слишком далеко, поэтому он кивнул и представился:

— Я детектив британской полиции, но в данный момент действую в интересах Албании. Брей, Бернард Брей.

— Британская полиция лучшая в мире, — мэтр Роже был сама любезность.

— Благодарю, — поклонился Брей. — Я пришел вот из-за этого, — Он достал из бумажника вырезку из «Газетт», касающуюся деятельности наследного принца. — Как видите, здесь говорится о том, что завтра принц открывает соревнования по велоспорту. Но на самом деле он находится в Южной Америке, и очевидно, что он не сможет этого сделать.

Роже взглянул на вырезку и принялся извиняться:

— Я очень огорчен этой ошибкой. Как вы понимаете, такое случается со всеми газетами. Если вы поговорите с главным редактором, ошибка будет исправлена в завтрашнем номере.

— Если бы это была единственная цель моего визита, — Брей снова поклонился, — ее бы выполнил один из конюхов принца. Нет, месье, дело серьезнее, — Брей понизил голос. — Как вы понимаете, объявление такого рода заставит многих людей безуспешно ожидать появления принца, что может угрожать его популярности в вашей стране.

— Неужели? — улыбнулся Роже.

— Да-да. Его советники не могут не предположить действия злоумышленника.

— Месье! Это же просто ошибка! — Юрист казался искренне изумленным. — Не придаете ли вы ей слишком большое значение?

— Заверяю вас, не без причины. Предварительное расследование убедило меня, что эта заметка была написана не в редакции и пришла в газету от ее владельца.

— Могу поздравить британскую полицию, — слабо улыбнулся мэтр Роже. — Вы очень тонко работаете. Источник заметки может быть и там, я об этом не знал. Но заверяю вас: здесь не было злого умысла.

— Кто владелец газеты? 

Губы адвоката плотно сжались:

— К сожалению, я не могу разглашать имя моего клиента без его одобрения.

— Это очень странно, — выразительно пожал плечами Брей. — Советники принца вряд ли будут удовлетворены.

— Месье, я в отчаянии. Но заверяю вас: эта ошибка совершенно невинна. Могу ли я предложить вставить в наш следующий выпуск извинения и объявление о том, что кронпринц все еще находится в Южной Америке? Или даже статью о кронпринце, написанную в благожелательной тональности? Пресс-секретарь принца может сам написать то, что ему понравится.

Брей почувствовал, что разговор заходит в тупик. Несмотря на его предвзятое отношение к Роже, вызывало уважение то, как тот выполняет свою работу адвоката. Было ясно — клиент Роже (если такой существует) очень требователен к соблюдению конфиденциальности. С другой стороны, если его клиент был мифом, то Роже говорил бы точно также.

— Естественно, подобная статья, стала бы знаком доброй воли, — осторожно ответил Брей.

— Я тут же организую это, — объявил просиявший юрист и вышел из комнаты.

Брей лениво осмотрелся и принялся внимательно просматривать бумаги на столе Роже. Одна из них особенно привлекла его внимание — это было письмо из Англии, отправленное авиапочтой с пометкой «срочно». Он немного помедлил. Роковое мгновение, и вот письмо уже находится в его кармане, а сам он совсем не испытывает уколов совести.

Вскоре вернулся Роже:

— Я позаботился об этом. Выражаю искренние сожаления канцелярии принца. Ах, месье, отвечать за газету — далеко не сахар. Никакие другие мои дела не доставляют столько хлопот.

Брей вернулся в квартиру Дюрана и прошел к себе в комнату. Его проснувшаяся совесть кольнула его, когда он осторожно вскрыл конверт. В нем было вложение, адресованное месье Морису Гранде, иностранный отдел «La Gazette Quotidienne» (лично).

Капитально запечатанное вложение сопровождалось письмом на английском языке. В нем говорилось:

Уважаемый М.Роже,

Пожалуйста, проследите, чтобы эти инструкции были доставлены М.Гранде сегодня днем обычным образом.

Искренне ваш, Теодозио Вандайк.
Брей переписал адрес — тот походил на адрес офиса в Сити. Затем сыщик безо всяких угрызений совести снял горячим ножом пломбу с вложения. Сообщение, которое он прочитал, было довольно коротким:

Следующая партия будет в пятницу.

 Шеф

Перед тем, как спуститься к обеду, Брей сходил в газетный киоск и договорился о том, чтобы на следующее утро ему доставили экземпляр «La Gazette Quotidienne». Потом он удалился к себе в комнату и принялся размышлять. «Партия» наводила на мысль о наркотиках, след которых он искал. Но как она может быть отправлена, если он уже убедился в невозможности переправить ее по воздуху? Вероятно, использовался какой-то другой способ доставки. По крайней мере, казалось, что Роже был каналом, по которому осуществлялась связь между газетой и неизвестными лицами, а владелец газеты не был мифическим. Кем был Теодозио Вандайк? Это псевдоним? Владелец? Секретарь владельца? А «шеф» — это тот же человек? Или это еще один член организации? И означало ли это слово главу организации?

Он изучил бумагу, на которой было написано сообщение. Она была оранжевого цвета, и когда Брей посмотрел сквозь нее на свет, он заметил сложный водяной знак, который вряд ли был торговой маркой изготовителя бумаги. Он предположил, что знак мог служить гарантией подлинности важного сообщения, и потому должен быть известен всем членам организации. Письмо к Роже напечатано на пишущей машинке, бумага обыкновенная без водяных знаков, и от этого письма проку мало. Брей тут же составил телеграмму к своему помощнику, сержанту Финчу:

Наведите справки о роде занятий, возрасте, адресе, прошлом и национальности Теодозио Вандайка, Банчерч-стрит 101, E.C.4.

Брей

* * *
На следующее утро Брей раскрыл свою газету, и в самом верху знакомой колонки он с живым интересом прочитал сообщение о том, что Его Королевское Высочество принц Франциск из Дайрейта в пятницу покидает Канны.

За завтраком Дюран подтрунивал над слишком озабоченным видом Брея, но тот не принял этого шутливого тона: 

— Дюран, дело в том, что я буду должен съехать от вас.

— Мой дорогой друг! — с укоризной воскликнул француз. — Что это вы?

— Да, мне и самому грустно. Но мое присутствие может быть неуместно. Я уже совершил одно незаконное действие в вашем прекрасном городе, а сейчас думаю о еще более незаконном деянии. Было бы неприятно, если бы появились жалобы, а впоследствии выяснилось, что во всем виноват гость светила из Сюрте, месье Дюрана!

— Да, это может быть неловко, — рассмеялся Дюран. — Но, возможно, этого удастся избежать. В чем ваша проблема?

Брей рассказал.

Казалось, что кража письма со стола Роже отнюдь не смутила француза.

— Мелочи. Но что вы хотите сделать с письмом?

— Я думал вернуть его, конечно, снова запечатав. Я могу прийти к Роже якобы для того, чтобы выразить удовлетворение пресс-службы кронпринца, и оставить письмо. Это важно, оно должно попасть по назначению, чтобы не вызвать подозрений.

— А какое преступление еще вы задумали?

— Я хотел как-нибудь проникнуть в офис редакции и поискать там. Очевидно, что Гранде, кем бы он ни был, находится в центре событий.

— Но я не понимаю, почему мы, Сюрте, не можем получить ордер на обыск, основываясь на полученной от вас информации.

— Очень мило с вашей стороны, Дюран, но я этого не хочу, — немного смутился Брей. — Если честно, то меня волнует английская сторона наркотрафика. Если мы уничтожим фран­цузскую организацию, а английская часть останется нетронутой, это меня не устроит. Я смогу проследить за пересылкой наркотика из Франции в Англию, только если французские наркоторговцы не встревожатся. Но сначала мне нужно убедиться, что они и в самом деле здесь, и получить хоть какое-то представление, как происходят поставки в Англию.

Некоторое время тонкие черты лица Дюрана выдавали напряженную работу его мозга. Затем он улыбнулся:

— У меня есть план каким образом вам добиться этих целей. Это потребует ловкости, смелости и такта, но этих качеств вам не занимать. Слушайте!

Брей прослушал и пришел в восхищение.

* * *
Брей выглядел слегка неряшливо: на нем были старые фланелевые брюки и твидовый пиджак. Он направлялся в издательство, выпускающее «Gazette». Оно было отделено от редакции. Он подошел к стойке и смело попросил Гранде.

Конторский служащий ответил, что месье Граде не принимает незнакомцев, на что Брей заявил, что он, Робинсон, приехал из Англии, и у него письмо, которое нужно передать лично в руки Гранде. Вскоре конторский служащий вернулся, чтобы провести его к Гранде. Они поднялись по лестнице, прошли по длинному коридору к двери с табличкой «иностранный отдел» и вошли в маленький и пыльный кабинет.

С первого взгляда Гранде производил впечатление. У него было широкое бледное лицо с гривой серебристых волос, придававших ему львиный облик. Но если присмотреться, то его губы были слишком тонки, подбородок — безволен, а нос — эгоистичен. Брей отметил, что за все время попыток связать наркотики и «La Gazette Quotidienne» это первый встреченный им человек, который и в самом деле выглядит, как преступник.

Гранде, в свою очередь, присмотрелся к Брею, и взял протянутый ему конверт. Он внимательно осмотрел пломбу, что на мгновение испугало Брея, но лишь на мгновение — он был уверен, что они с Дюраном сделали все как надо. Все прошло гладко — Гранде молча вскрыл конверт.

Дюран и Брей несколько изменили лаконичное послание «Шефа». Между текстом и подписью оставалось свободное место, так что они смогли добавить несколько слов, воспользовавшись пишущей машинкой с таким же шрифтом. Проверка с лупой выявила бы разницу, но они предположили, что Гранде ничего не заподозрит. Теперь в сообщении говорилось:

Следующая партия будет в пятницу. Робинсон, податель этого письма, лично повезет ее. Он все знает, ему можно доверять.

Шеф
Гранде прочитал записку, открыл ящик стола и вынул из него лист оранжевой бумаги, неотличимый от листа с сообщением от «Шефа». Он посмотрел сквозь листы бумаги на свет, наложив их друг на друга, очевидно, проверяя одинаковое расположение водяных знаков. Это подтвердило верность догадки Брея о том, что водяной знак гарантировал подлинность сообщения.

Гранде дежурно улыбнулся Брею и развел руки в стороны.

— Сообщение запоздало, мистер Робинсон. Уведомление для подписчиков уже в газете, и я удивлен, что отдел распространения не был проинформирован в первую очередь.

— Были сложности, — расплывчато ответил Брей. — По каким-то неизвестным мне причинам было решено не передавать сообщение обычным способом.

— Ясно. Тревожно слышать это. Идея о том, что вы отправитесь вместе с партией, также необычна, — Гранде приподнял бровь, ожидая объяснения.

— На то есть причина. Есть вероятность попытки изъятия товара — конечно, не со стороны властей, а со стороны конкурентов.

— Прискорбно, — хмыкнул Гранде. — Надеюсь, шеф разберется с ними. Не должно быть даже риска возникновения таких ситуаций. Вы вооружены?

Брей кивнул.

— Вы должны явиться сюда в два часа ночи в пятницу. Меня здесь не будет, но будут мои ассистенты. Один из них подождет вас снаружи. Проведет в фургон, и на этом работа нашего отдела, я надеюсь, закончится.

— Конечно, — заверил его Брей.

— Пока вы здесь, я бы хотел, чтобы вас увидели мои ассистенты — тогда они смогут узнать вас в пятницу.

— Вы предельно предусмотрительны, месье.

— Это необходимость в нашем деле, — сухо ответил Гранде. — Сюда.

Гранде провел его к служебной лестнице. Они поднялись по ней и подошли к двери, на которой висела табличка «Бюро авиарассылки. Вход по спецпропускам».

Гранде своеобразно постучал и открыл дверь ключом, висевшим у него на цепочке карманных часов. Внутри находились четверо — без пиджаков и в грязных рубашках. Брей, инстинктивно отнеся их к отбросам парижского преступного мира, быстро и незаметно осмотрелся. Полка на одной из стен была заставлена большими керамическими сосудами. По полу были разбросаны ножницы, кисти для клея, оберточная бумага, бечевка и экземпляры «La Gazette». Гранде почти сразу же представил Брея самому низкорослому из четверки. Это был парень с маленькой щетинистой бородкой и неподвижным стеклянным глазом, который смотрел на мир с благочестивой неподвижностью, контрастирующей со свирепостью остальных черт его лица.

— Леон, это мистер Робинсон, — сказал Гранде. — Он представляет фирму. Завтра он отправится в Англию с партией. Его к нам прислали из штаб-квартиры. Внимательно посмотрите на него. Он встретится с вами в пятницу, в два часа ночи. Проводите его до фургона, а с остальным он справится сам.

Человек взглянул на Брея здоровым глазом, а затем кивнул.

— Хорошо, Гранде. И еще: насчет завтрашней немецкой партии — это точно?

— Конечно, — ответил Гранде. — Придется потрудиться, чтобы успеть вовремя. Этим утром вы запоздали на десять минут со швейцарской посылкой.

— Печатники запоздали, — проворчал коротышка.

— Это не оправдание. Ведь это была очень маленькая партия. Помни­те, что это газета, а газеты всегда очень пунктуальны в отношении времени отправки. Это не только мое мнение — вы знаете, что руководство очень требовательно к оперативности, и это правильно. У нас есть репутация зарубежного издательства, и, вероятно, завтра мы испытаем недовольство Шефа.

Немного позже Гранде обратился к Робинсону, который хранил благоразумное молчание, пока они спускались обратно:

— Паразиты. Жаль, что нам приходится нанимать именно таких. Выход здесь.

Когда Брей вернулся домой, он обнаружил, что его ждет длинная телеграмма от сержанта Финча:

Заходил в офис Теодозио Вандайка. Кажется, это просто адрес для писем. Там никого не было. Уборщица сказала мне, что офисом редко пользуются. Портье сказал, что Вандайк — приятный молодой человек, и считается, что он американец. Выглядит богатым. Когда ему нужна помощь секретаря, он нанимает его через бюро. Он появляется не чаще, чем раз в неделю, да и то всего на какой-то час. Его адрес неизвестен. Арендодатель направил меня к парижскому нотариусу, месье Роже, как к представителю Вандайка. Но за этой стороной, насколько я понимаю, присматриваете вы. В телефонном справочнике Вандайк значится как импортер, но он не известен ни одному из кредитных агентств. Пожалуйста, сообщите мне, если требуется провести дальнейшее расследование.

«Я сам займусь этим, когда вернусь в Англию», — сказал сам себе Брей в тот вечер.

Он рассказал Дюрану на сколько успешным оказался их план, но француз разволновался:

— Допустим, до пятницы они свяжутся с Шефом, ведь это будет ваш провал. Такой вариант очень опасен!

— Времени мало, — возразил Брей. — Кроме того, судя по всему, их общение с Шефом — одностороннее. В любом случае, я должен рискнуть.

— По крайней мере, позволь мне выставить агента для наблюдения за тобой во время встречи, — нахмурился Дюран.

— Большое спасибо, но если они что-то и предпримут, то это будет в то время, когда я буду перевозить партию. А ваш агент тогда будет не особо полезен!

Вечером в четверг Брей отправил сержанту Финчу еще одну телеграмму: 

Выясни все, что сможешь, о Валентайне Гонтлетте из «Аэротакси Гонтлетта». И о капитане Рэнделле — он хороший пилот и партнер Гонтлетта. Криминальное прошлое или связи Гонтлетта с чем-то таким. Это может быть очень важно.

Брей 
После этого Брей лег спать, и проснулся в час ночи, чтобы одеться и поспешить на встречу. Его такси призраком пронеслось по улицам Парижа. Он вышел из машины за углом и направился к дверям офиса, где возле фургона стоял коротышка со стеклянным глазом.

— Водитель в курсе, — тихо сказал коротышка Брею. — Запрыгивай.

Фургон развернулся, и свет от фонарного столба  осветил красно-желтые цвета «Аэротакси Гонтлетта».

Брей влез внутрь, и француз-водитель, юноша с темными глазами и простодушной улыбкой, с дьявольской скоростью помчал по тихим улочкам в направлении Ле-Бурже. 

Глава XII. Безальтернативность самоубийства

Инспектор Крейтон смотрел на епископа Мэрриотта с таким выражение изумления на его честном лице, которое было слишком явным, чтобы быть правдой :

— Ваша Светлость, вы меня поражаете, действительно поражаете! Кажется, что вы знаете об этом деле больше меня!

Поэтому епископ постарался весьма скромно поинтересоваться:

— О, мое маленькое предположение оказалось верным? Это интересно. И каков же результат?

Инспектор Крейтон выдвинул ящик стола и вынул из него папку:

— Бастейбл согласился проконсультироваться с экспертами МВД по вопросу о том, с какой силой был нанесен удар по голове. — Пытаясь не задеть его чувства, я затронул этот аспект проблемы… Затем я связался с экспертом и попросил внимательнее присмотреться к пулевому ранению в голову. Вердикт эксперта, — инспектор выразительно взглянул на епископа. — Огнестрельная рана была нанесена еще до того, как Фэнис получил удар по голове!

— Я думал о такой вероятности, потому-то я и поднял этот вопрос, — кивнул епископ. — Это единственная гипотеза, которая может придать всему смысл.

— Я рад, что вы видите в этом какой-то смысл, — объявил детектив. — Вот бы и мне его увидеть. Парень из МВД клянется, что эта пуля убила Фэниса, так что он был мертв еще до того, как упал на землю! Не удивительно, что он ударился о приборную панель. Он обмяк, как мешок. Получил пулю еще в воздухе. Но как?

— Ну, это наверняка не очень сложно, — вставил епископ.

— Не очень сложно?! — один в воздухе и без других самолетов поблизости! Как по мне, это невозможно!

— Есть только одна возможность, — улыбнулся епископ. — Инспектор, помните письмо Фэниса к леди Лауре?

— Да. Очень непонятное письмо.

— Напротив. Оно теперь все объясняет, ставит все точки над «и», — напыщенно заявил епископ Мэрриотт. — Бедняга Фэнис убил себя. Застрелился в воздухе. Этим стоило бы восхищаться, хотя все порицают такие поступки, считая их проявлением трусости. Для летчика такое самоубийство было эквивалентом похорон викинга: смерть в терпящем крушении самолете. Он выстрелил себе в голову и откинулся на спину, потянув за собой и ручку управления. Двигатель заглох и начался штопор. Вне сомнений, во время штопора револьвер вывалился из аэроплана. Если поищете его поблизости, то, возможно, найдете.

— Уже нашел — он упал посреди аэродрома, — отметил инспектор.

— Вот видите? — триумфально воскликнул епископ. — Еще одно доказательство! Самолет упал на землю, а Фэнис врезался лбом в приборную панель, и это скрыло пулевую рану.

— Значит, убийства не было? — разочарованно спросил Крейтон.

— К счастью, нет. Никакого. Эксперт из МВД определил величину промежутка времени между раной от пули и раной от удара о приборную панель?

— Да, вот отчет, — Крейтон вынул несколько листов машинописного текста. — В нем говорится, что между этими событиями прошло две минуты, а может, и меньше. Кровь еще не успела свернуться, как голова ударилась о приборную панель. Конечно, Бастейбл ошибся из-за этого, так что отдадим ему должное. По словам человека из МВД, выяснить, что произошло, удалось лишь благодаря исследованию под микроскопом, и любой врач допустил бы ту же ошибку, что и Бастейбл. Хотя, конечно, все эти врачи поддерживают друг друга, так что, возможно, он просто пытается сохранить лицо Бастейбла. Последний более-менее признает, что провел слишком беглый осмотр тела, так как все казалось очевидным.

— Как бы то ни было, вопрос можно считать закрытым. Это самоубийство. — Заметил епископ. — Мы наблюдали крушение самолета и наверняка бы увидели, если бы незадолго до него кто-нибудь подлетел к аэроплану на достаточное для выстрела расстояние.

— Конечно, Ваша Светлость. Но, простите меня, разве в деле не остались невыясненные вопросы? Я имею в виду, что не смогу успокоиться пока не выясню, например, откуда у Фэниса взялись те лишние деньги. И еще кокаин.

— Инспектор, я не считаю эти нерешенные вопросы настолько важными, — отрезал епископ Мэрриотт. — Что это дает? Фэнис получал деньги за выполнение какой-то услуги. Он знал, что в этом есть что-то незаконное — отсюда и высокая оплата, но он не догадывался, в чем именно заключается нарушение закона. Однако незадолго до смерти он что-то заподозрил и, проведя расследование, обнаружил связь с наркотрафиком. Сейчас многие видные люди не находят ничего зазорного в нарушении законов — например, в уклонении от налогов. Сам я не могу на них сердиться, особенно когда получаю счета от налоговой. Но в наркоторговле есть что-то ужасное, она разлагает человеческие души и заставляет их дегенерировать. Приличный человек, такой, каким, по моему мнению, был Фэнис, пришел бы в ужас от того, что занимался столь грязным делом. Возможно, он решил, что слишком глубоко втянут и не сможет по другому выйти из дела. И он убил себя.

— Ну, вот и все, — заключил инспектор, медленно перебрав дело в уме. — Все сходится.

Ему было немного жаль, что дело, над которым он работал, свелось к вердикту, вынесенному на дознании. Но его удовлетворяла мысль о том, что он преподнесет старшему констеблю решение запутанного дела и сможет все объяснить. Хотя не совсем все — оставался еще найденный Фэнисом кокаин. В Бастоне были наркотики, как и почему — он не знал, и с этим вопросом еще нужно было разобраться. Вот если бы только их с Бреем поездка в Глазго решила эту загадку! Но может быть Брею удастся самому что-нибудь раскопать. 

— Инспектор, если у вас все, то я должен идти. — В голосе епископа было настоящее страдание. — Тороплюсь на заседание исполнительного комитета бастонского аэрошоу, членом которой я теперь являюсь.

— Сочувствую, Ваша Светлость, но я понимал, что так и будет. Знаю я леди Крамблс! 

Глава XIII. Интересное содержание газеты

Брей прибыл в аэропорт Ле-Бурже. Фургон подъехал к ожидавшему их красно-желтому биплану, два пропеллера которого вращались с тихим гулом. У биплана стояла знакомая фигура в кожаной куртке и серых брюках. Подойдя к ней, Брей увидел, что это та женщина-пилот, от которой Крейтон прятался в Санкпорте. Как смог припомнить Брей, ее звали мисс Сакбот. Она пристально смотрела на него, пока водитель фургона объяснял, что Брей должен лететь с ней. Затем она обратилась к Брею:

— Кажется, я где-то видела вас прежде?

— Мне так не кажется, — ответил Брей, надеясь, что узнавание не быловзаимным.

— Забавно, а я думаю, что да. Где полетите: впереди или в задней кабине?

— Сзади, — не колеблясь, ответил Брей, и мисс Сакбот не возразила ему.

Фургон был разгружен. Брей внимательно наблюдал, но в самолет не занесли ничего, кроме пакетов с газетами. Это и была «партия»? Он почувствовал себя сбитым с толку, испугавшись повторения фиаско, случившегося при путешествии в Глазго.

Тем временем Салли заговорила:

— Это уже второй раз, когда мне приходится совершать эту чертов ночной полет для Гонтлетта. Прошлой ночью Торндайк разбил машину в Париже. Вот везунчик, верно? Мне всегда кажется, что в таких случаях на меня перекладывают роль ангела-хранителя. Не знаю, почему Гонтлетт сам не получит лицензию «B» для таких случаев? Летного опыта у него достаточно.

— Какая ожидается погода? — вежливо спросил Брей.

Салли глянула на восток, словно надеясь увидеть признаки рассвета.  Слои тумана плыли в воздухе, словно дым гонимый ветром горизонтально из печной трубы.

— Боюсь, видимость будет практически нулевой. Такая рань, да и погода — фуфло. Но я все равно пересеку пролив. Компас неплох, да и двигателям я доверяю. — Она взглянула на часы. — Пора отправляться…

Брей забрался в кабину. Сиденья были сняты, чтобы освободить место для газет, Брей сложил пачки друг на друга и сел на них.

Скрип шасси растворился в рокоте двигателей, газон промелькнул мимо и пропал из виду. Они летели над полями Франции, все еще находящимися во власти ночного тумана.

Примерно через час стала видна береговая линия, окантовывающая пролив серебром и золотом восходящего солнца. Но Брею было не до открывающихся красот, ему нужно было работать. В конце концов, должен же он узнать, есть ли что-то в этих газетах. Он сел, закрыв спиной окошко в кабину пилота, чтобы она не могла увидеть, чем он будет занят.

Вскрыв пакет, достал газету и, развернув ее, не сдержавшись охнул…

Взял парочку газет, осторожно свернул их и спрятал в свой внутренний карман. Затем он снова завязал пакет, из которого вынул их.

Тем временем Ла-Манш остался позади, а вслед за ним и холмы Кента. Едва успев осознать свое открытие, Брей обнаружил, что видит  на зеленом поле громадными буквами: «Санкпорт». Самолет описал круг, приземлился, и покатился к таможне.

Брей задержался и принялся наблюдать. Ему было интересно, как же будет происходить эта процедура. Вышли двое таможенников и, поверхностно осмотрев груз, выписали бумаги. Все было так просто и очевидно. Почему ему это не приходило в голову раньше? Достаточно, завербовать  всего пару таможенников и доставлять груз только в их смену… Брей поблагодарил Салли за путешествие и прошел в зал ожидания, чтобы вызвать такси до ближайшей железнодорожной станции. Приехав в Лондон, Брей позавтракал на вокзале а затем отправился пешком в Скотленд-Ярд. Там его ждало сообщение с пометкой «Срочно»: нужно было немедленно зайти к суперинтенданту Лерою. Пометки о срочности использовались в Скотленд-Ярде не часто, так что Брей, не медля, отправился к суперинтенданту.

Суперинтендант Лерой был обеспокоен. Таким Брей еще никогда его не видел. Такую панику могла вызвать лишь боязнь задеть кого-то на самом «Верху». Так и оказалось.

— Послушай, Брей, что это за история с расследованием жизни Валентайна Гонтлетта? Что это за выяснение, есть ли у него какие-либо преступные связи? Твой человек, Финч, занимался всем этим. Он сказал, что действовал по твоему распоряжению.

— Да, это были мои инструкции, сэр, — удивленно ответил Брей. — Пока я расследовал линию, которая завела меня в Париж, у меня появились свидетельства, вызвавшие подозрения против Гонтлетта. Вот я и телеграфировал Финчу.

Суперинтендант издал шипящий звук, его седые усы разлетелись в стороны:

— Ты восхитительный идиот! Да ты понимаешь, кто такой Гонтлетт?!

— Нет, но теперь по вашему тону я понимаю, что это важная персона, — несколько возмущенно ответил Брей. — Я знаю лишь, что он возглавляет «Аэротакси Гонтлетта».

— Ох, Брей, Брей! — вырвалось у суперинтенданта. — Прочитай хотя бы светскую колонку в «Таймс»! Кто знает, в какие неприятности ты можешь нас втянуть. Валентайн Гонтлетт — племянник нашего нового министра внутренних дел! А мы обшаривали его дом и все такое прочее, пытаясь найти его преступные связи! Лишь бы начальство не прослышало об этом!

— Племянник министра внутренних дел! — повторил Брей, и суперинтендант увидел реальный, а не деланный страх на лице подчиненного. Брей не связывал лорда Энтуража (бывшего сэра Джозефа Битсона, оплота евангелической церкви, сторонника трезвости и борца против азартных игр) с Валентайном Гонтлеттом. Но теперь он смутно припомнил, что сестра Энтуража вышла замуж за какого-то южноафриканского миллионера, чья фамилия начиналось с «Г», возможно она могла быть и Гонтлетт.

— Да, это племянник Старика! — угрюмо повторил суперинтендант. — Можно ли представить себе менее вероятного кандидата в преступники! Отец оставил ему пару миллионов фунтов в доверительное управление. А то, что он занимается этим аэротакси, показывает, что он не просто богатый шалопай. Я не могу себе представить более невозможного претендента на место преступника.

— Боюсь, что я шокирую вас, сэр, — ответил Брей. — «Аэротакси Гонтлетта» привлекло мое внимание, поскольку я обнаружил, что его самолеты задействованы в доставке французских газет, в которых спрятаны наркотики. У меня ушло много времени на то, чтобы проследить эту связь, но я сделал это — в Париже. Притворившись членом наркобанды, этим утром я вылетел из Парижа на самолете «Аэротакси Гонтлетта». Из того же самолета я позаимствовал несколько газет. Это одна из них. Но они все такие.

Едва взглянув на Брея, суперинтендант взял экземпляр «La Gazette Quotidienne». Раскрыв ее, он обнаружил на развороте приклеенный пакетик из газетной бумаги. Он разорвал пакет, и вихрь белого порошка рассыпался по ковру кабинета суперинтенданта. Он взглянул на Брея. Тот кивнул:

— Боюсь, что это наркота! Конечно, будет проведен анализ. Но особых сомнений быть не может, не так ли?

— Боюсь, что нет, — подтвердил суперинтендант.

— И это еще не все. Кажется, в Бастоне произошло убийство, связанное с этим делом.

— О, боги, Брей, грядет грандиозный скандал! Расследовать, конечно, нужно, но действовать следует очень осторожно. Расскажи мне все, что знаешь.

Брей устроился поудобнее:

— Это самая сложная международная организация распространения наркотиков, о которой я только слышал. Ее центр, судя по всему, в Париже, но кто стоит во главе, я не знаю. Похоже, это некто Вандайк, и боюсь, что этим псевдонимом может пользоваться Валентайн Гонтлетт. Но, может быть, и не так. Насколько я понимаю, Вандайк может быть всего лишь инструментом в руках кого-то еще.

— При чем здесь газета? — спросил суперинтендант.

— Как я понимаю, они выбрали газету по двум причинам. Во-первых, это очень удобно — при пересылке газет не возникает вопрос о том, чем вызвана спешка. Во-вторых, газету может купить кто угодно и не вызвать при этом подозрений, и в ней же можно передавать сообщения клиентам о дне когда в газете будет наркотик. Например, из всех таможенников санктпортского аэродрома банда подкупила лишь двоих. Вне всяких сомнений, так было сделано во всех странах, в которых орудует банда. Как следствие, можно перевозить наркоту только в те дни, когда эти люди дежурят. Но когда эта дата становится известна, то о ней в газете дается зашифрованное сообщение. Наверняка для каждой страны используется свой код. Пока что я вычислил только сообщение для Англии: оно печатается в первый понедельник месяца, и в нем всегда упоминаются лица королевских кровей. Так клиенты узнают, когда можно получить дозу, и приходят за «специальным выпуском» газеты в нужный день. А во все остальные дни продается обычная респектабельная газета.

Суперинтендант Лерой взглянул на вскрытую газету и кивнул:

— Умно, очень умно. Наши успехи в борьбе с наркоторговлей связаны в основном с тем, что товар проходит через много рук, прежде чем попасть к потребителю. Здесь же все происходит практически мгновенно.

— Да, — подтвердил Брей, — это преимущества авиадоставки. С ней дело идет быстро. Наркотики попадают в руки клиентов любой страны Европы в тот же самый день.

 — Но так ли необходимо было покупать газету целиком?

— Думаю, да, — ответил Брей. — Если вы используете газеты для того, чтобы прятать в них наркотики, то вам, по меньшей мере, необходимо контролировать отдел распространения данного издания. На деле для этого нужно контролировать всю газету. Единственный способ организовать регулярную авиапересылку, не вызывая особых подозрений, это доставка газет. Никакой другой товар не поставляется регулярными чартерными рейсами — они могли бы только вызвать ненужные вопросы. К чему, скажем, пересылать сигареты самолетом — это ведь явно неэкономный метод доставки? А поскольку они купили газету, а не кого-то в редакции, вероятно, покупка была недорогой. Подозреваю, что были и другие причины для покупки газеты, — ведь пресса, это рычаг давления на политиков.

— Политика… Это все затрудняет, не так ли?

— Боюсь, что да. Но мы же всегда подозревали это, разве не так? Помните, как при помощи антинаркотической лиги мы доказали, что партия белого порошка ежемесячно отправляется в Париж из Болгарии? Мы проследили путь до некоего политика, пусть и не из министерства, но довольно влиятельного. «Газетт», несмотря ни на что, поддерживает этого политика, и я боюсь…

— Что это есть цена поддержки? Возможно. На Континенте такое бывает, — с британской надменностью заметил суперинтендант. — Но, тогда это не сильно волновало нас: пока наркотики не попадали в Англию, нас это не затрагивало. Но теперь, когда мы обнаружили, что они поступают сюда, все становится серьезнее, — размышлял он. — Брей, а что насчет финансовой стороны дела? Расходы на деятельность этой организации должны быть огромны?

— Да, но и доходы тоже. Не знаю, как это работает, но предполагаю, что каждый наркоман подписан на газету. Подписка может стоить сотню фунтов за год, а может, и пять сотен. Мы не знаем. Он может получать какой-то опознавательный знак или карту, или пароль, который часто меняется. Это дает ему право стать клиентом одного из посредников, а в Англии их десятки — по три-четыре человека в каждом крупном городе. Эти агенты, вероятно, получают плату, зависящую от количества клиентов. Даже если им платят всего по десятке за клиента, нет никаких причин, по которым один посредник не может набрать несколько сотен клиентов.

— Еще нужно учесть организационные расходы, — напом­нил суперинтендант.

— Да, но у газеты солидная и респектабельная история, если не считать поддержку некоего политика, так что газета, вероятно, окупает себя. Обратить внимание нужно, разве что, на иностранного распространителя — Гранде, и его четверых помощников. Их труд должен хорошо оплачиваться, ведь они подготавливают наркотики к распространению. Затем подкупленные таможенники в каждой из стран — у них тоже хорошая цена. И, наконец, стоимость авиапересылки. Затраты должно быть недюжинные, но если у них, судя по всему, есть тысячи клиентов, то и доходы должны исчисляться миллионами.

— Все пилоты и водители фургонов также должны быть хорошо оплачены. Их услуги не могут дешево обходиться.

— Да, это большие расходы. С точки зрения мафии хуже всего то, что существует большое количество людей, которым известен секрет. Это единственный недостаток в плане, но, полагаю, он неизбежен при такой масштабной деятельности. Как же все у них организовано! — воодушевленно воскликнул Брей. — Это заставляет задуматься об оперативности. Наркотики из Болгарии прибывают в отдел распространения «Газетт». Там хранятся наркотики, и почти каждый день их вкладывают в газеты: сегодня партия для Германии, завтра — для Англии, и так далее. И еще до вечера товар перекочевывает в карманы покупателей, разбросанных на сотни миль от центра деятельности. Обычный бизнес на этом фоне смотрится совсем не эффектно!

— Хм, да… Они сильно зависят от таможни, — заметил Лерой.

— Возможно, но в такой многолюдной организации, как таможня, мафии с ее колоссальными деньгами нетрудно найти пару негодяев.

— Предположим, эту парочку переведут служить на другой аэродром? — размышлял суперинтендант.

— Все просто. В таком случае они подыскали бы предлог для того, чтобы их самолеты приземлялись в другом месте. Маршрут довольно легко изменить. Я выяснил, что международная авиация может приземляться в любом таможенном аэропорту — от Лимпна до Манчестера.[20]

— Звучит надежно. Как же они прокололись? — озадаченно спросил суперинтендант.

— По чистой случайности, — ответил Брей. — Похоже, что один из пилотов угрожал выдать их. Немного пошантажировал их, но дело зашло слишком далеко. Они застрелили его и попытались скрыть преступление. Коронер решил, что это был несчастный случай, но Крейтон из местной полиции нашел в этом что-то подозрительное и вышел на кокаин. Затем он связался со мной, и дело началось.

— Странно. Все начинается с какой-то случайности. Итак, Брэй, основываясь на известных тебе фактах, каким, по-твоему, должен быть наш план действий?

— Думаю мой план, не очень отличается от вашего, сэр, единственное хочу подчеркнуть — не надо торопиться. Мелкая рыбешка из банды практически в наших руках. Мы можем взять их, когда угодно. Конечно нужно установить кто из пилотов Гонтлетта и водителей фургонов, занимающихся доставкой газет на самом деле виновны. Мы уже знаем двух подкупленных таможенников. Мы уже можем подготовить все ордера.

Но я предлагаю не делать никаких конкретных действий, пока мы не установим руководителей банды. Вечером я напишу Дюрану из Сюрте, чтобы он поступил так же. Нам нужно связаться с коллегами из Германии, Швейцарии и всех остальных стран, в которые производится авиадоставка «Газетт». Полицейские из разных государств должны действовать согласованно. Мелкая рыбешка большого значения не имеет. Когда подойдет время, мы сможем схватить их всех разом. По-настоящему важно поймать боссов, особенно «Шефа», ведь он еще и убийца. Думаю, для этого нам нужно позволить наркокартелю еще немного поработать.

— Как ты думаешь, может взять кого-то из «рыбешек», и как следует с ним «поработать», чтобы он выдал «Шефа»? — задумчиво спросил суперинтендант. — Как знаешь, обычно этого можно добиться.

— Они могут и не знать, кто их шеф, — возразил Брей. — Но я, конечно, попытаюсь. Лучше это попробовать сделать в Бастоне, там где произошло убийство. Понимаете, человек, получив обвинение в причастности к убийству, а наказание за это гораздо суровее наказания за наркоторговлю, может с испуга выдать Шефа. В любом случае я должен работать с Крейтоном — бастонский аэродром, должно быть, тесно связан с наркоульем, даже если Гонтлетт и не является пчелиной царицей. Хотя, подозреваю, что является.

— Если это так, то для нас это просто ужас, — медленно про­говорил суперинтендант. — Для Дюрана это конечно тоже довольно плохо, ведь ему придется противостоять тому политику, который стоит за поставками наркотика. Но племянник нашего нового министра внутренних дел! Боже мой…

— Вы не подозреваете… — замялся Брей. — Я имею в виду, ведь невозможно же…

— Конечно, нет, — суперинтендант энергично покачал головой. — Наш новый министр внутренних дел в неположенное время  не станет даже покупать сигареты, чтобы спасти свою жизнь! Но как человек с деньгами и репутацией Гонтлетта мог оказаться замешан в такое дело?

— Возможно, из азарта, — пожал плечами Брей. — Всегда трудно сказать, что делает преступников преступниками.  Мне отправляться в Бастон?

— Да. Но после оформления должным образом всех собранных  фактов. Я же подготовлю план действий и договорюсь с французской и прочей иностранной полицией. Нужно позаботиться, чтобы все действовали синхронно. Конечно, потребуется много людей, но оно того стоит. Во всяком случае, это будет самая большая облава за время моей службы. Какой твой первоочередной шаг?

— Нужно, сэр, чтобы Финч взят у газетчиков несколько фотографии Валентайна Гонтлетта и показал их людям с Банчерч-стрит — интересно, узнают ли они в нем Вандайка? Дайте подумать, он выиграл какое-то воздушное ралли, которое на днях завершилось в Бастоне. Так что призеры соревнования наверняка фотографировались.

— Отлично! Я этим займусь. Извини, что я беру ведение этого дела в свои руки, но теперь, видишь ли, оно стало международным. Не волнуйся, твой вклад в это дело будет соответствующим образом отмечен. Отправляйся в Бастон как можно скорее. Вечером ты должен передать мне все оформленные документы. Что делать в Бастоне, остается на твое усмотрение, присылай обычные отчеты. С Крейтоном ты нашел общий язык? Формально это его территория.

— С ним нет никаких проблем, — твердо ответил Брей, — он воробей стреляный и отличный парень. Я расскажу ему достаточно, чтобы он понял важность дела, и намекну, что по окончанию дела он также получит свою долю славы. В любом случае, он уже помог нам, посоветовавшись со мной, так что с ним проблем не будет.

— Хорошо. И послушай, Брей: если они ради дела пошли на убийство, то они довольно жестоки. Береги себя, будь осторожен.

Брей рассмеялся и вышел. Суперинтендант посмотрел ему вслед и вздохнул, когда дверь закрылась.

Глава XIV. Конец механика

— Подумать только, к чему привело расследование несчастного случая на аэродроме! — воскликнул инспектор Крейтон таким тоном, словно увидел, как из пузырька с лекарством к потолку вылетает с шипением струя и в комнате появляется огромный джинн. Такова была его реакция на рассказ Брея об организации, стоящей за «Аэротакси Гонтлетта». — Значит, наша поездка в Глазго не была бесполезной тратой денег. Я должен рассказать об этом суперинтенданту!

— Крейтон, как продвигается расследование убийства? — поинтересовался инспектор Скотленд-Ярда, не особо рассчитывая на то, что из ответа можно будет извлечь что-то полезное.

— По настоянию епископа была проведена в МВД дополнительная экспертиза. В результате было установлено, что Фэнис был застрелен за две минуты до того, как получил рану от удара по приборной панели аэроплана при крушении. И это доказывает, что убийства не было! — с удовольствием заявил Крейтон.

— Что? Как это? — поразился Брей.

 — Возможны два объяснения, — Крейтон поднял два пальца. — Первое: его застрелил некто, находящийся в задней кабине, либо кто-то, из пролетавшего рядом самолета. Аппарат Фэниса потерял управление и разбился с уже мертвым пилотом. Но это объяснение явно противоречит нескольким обстоятельствам. За полетом самолета наблюдали люди, и они готовы поклясться: поблизости никто не пролетал. Пассажира также не было, иначе он бы разбился вместе с самолетом.

— Или спасся при помощи парашюта, — предположил Брей.

— И его бы все увидели, — триумфально возразил Крейтон. — Более того, если бы в аэроплане был кто-то еще, его бы заметил механик Несс. Нет, версия о пассажире невозможна. Даже если убийца сумел бы пролететь возле Фэниса незамеченным, я не понимаю, как он мог попасть ему точно в висок. Ведь наверняка выстрел пришелся бы в спину или в бок. Нет, все говорит о невозможности того, что его застрелил некто, — Крейтон опустил палец, оставив поднятым лишь один. — Остается лишь второе объяснение, и оно объясняет все: Фэнис застрелился, аэроплан почти сразу же после этого упал, а Фэнис ударился о приборную панель при столкновении с землей.

Брей смотрел на Крейтона, на его чисто выбритом лице играла ироническая улыбка:

— Но это не объясняет самый важный момент: тот, с которого и началось расследование.

— Вы имеете в виду кокаин? Мне кажется, что все сходится. Угрызения совести или страх могут быть вполне достаточным мотивом для суицида.

— Нет, я имел в виду не кокаин, — покачал головой Брей. — А трупное окоченение. И епископ, и Бастейбл говорили, что, когда они видели тело, трупное окоченение еще не наступило. Они оба уверяли нас: это означает, что Фэнис был еще жив, когда его достали из аэроплана, и он прожил еще несколько часов.

— Но тогда это бессмыслица какая-то!

— Да, бессмыслица, — весело согласился Брей. — Но она создает интересную загадку. Человек был убит незадолго до крушения, но через несколько часов после аварии он все еще был жив! Нет, Крейтон, все не так просто, как мы надеялись. Не знаю, случайность это или умысел, но обстоятельства таковы, что убийство — невозможно. Но в то же время невозможно и то, что он не был убит.

— Не знаю, что и думать, — признался Крейтон. — Свидетельства медиков идут в разрез с имеющимися фактами.

— Не совсем так, — заметил Брей. — Лучше сказать: «Половина медицинских свидетельств противоречит второй половине». Если бы Бастейбл не припозднился, и если бы он не был настолько уверен в том, что произошло, он мог бы заметить что-то, что помогло бы нам. Посмертные пятна, к примеру. Но что есть, то есть, и нам нужно действовать в соответствии с этим, хоть я и понимаю, что дело рискованное. Я могу настаивать на версии об убийстве, но вы имеете такое же право выдвигать теорию самоубийства.

— Да, сейчас я в ней уже не очень уверен, — признал­ся Крейтон.

— Я в своей версии убийства тоже. Но давайте вести себя так, словно мы считаем это убийством,  и попытаемся напугать некоторых людей, причастных к наркобизнесу. Согласны?

Крейтон задумался.

— Почему бы и нет? А кого мы собираемся вспугнуть?

— Расскажите о постоянных служащих аэродрома — они могут быть замешаны.

— Мисс Сакбот. Она доставила наркотики во время вашего путешествия. По разным причинам я подозревал ее и раньше. Возможно, это она привлекла к наркобизнесу Фэниса.

— Думаете, ее можно испугать?

— Это крепкий орешек, — покачал головой Крейтон. — Я не думаю, что это легко сделать.

— Я того же мнения, — заметил Брей, вспомнив прямой взгляд и волевой подбородок пилота во время перелета через Ла-Манш. — Кто еще?

— Гонтлетт. Ну, конечно, он не в счет.

— Боже милостивый!  Его мы можем побеспокоить лишь в последнюю очередь!

— Есть еще, этот рыжий коротышка-механик, Несс, — задумчиво продолжил Крейтон. — Они называют его инженером по наземному обслуживанию. Он хорошо знал Фэниса, и часто готовил к полету самолеты Гонтлетта, на которых, как мы теперь знаем, перевозились наркотики. Как насчет него? Полагаю, его можно припугнуть.

— Хорошо! Вызываем его. Вызов в полицию всегда пугает их. По дороге в участок они накручивают себя.

Крейтон позвонил на бастонский аэродром и, когда на том конце линии оказался Несс, категорично велел ему явиться в полицейский участок.

— Вы, конечно, прекрасно понимаете, зачем мы хотим вас видеть, — зловеще добавил он в конце. — Постарайтесь прибыть как можно скорее.

Улыбнувшись, Крейтон повесил трубку:

— И мертвая тишина в ответ! Думаю, ее можно описать как как молчание, полное ужаса! Полагаю, примчится сломя голову.

Вскоре появился Несс. По-видимому, он снял лишь рабочий комбинезон, — рубашка грязная, нос в машинном масле.

— Мистер Несс, присаживайтесь, — спокойно велел Крейтон. — Это детектив-инспектор Брей из Скотленд-Ярда.

Несс вздрогнул, высунул язык, облизал губы и с видимым усилием взял себя в руки:

— Что вы хотите узнать?

— Мистер Несс, мы хотим узнать все, — весело ответил Крейтон. — Основное мы уже знаем.

— Что вы имеете в виду? Я не понимаю, о чем вы говорите, — Несс опустил глаза и уставился на свои ботинки.

— Думаю, понимаете. Да-да, понимаете. — Тон Крейтона был настолько зловещ, что Брей едва не причмокнул от восхищения.

Последовало долгое молчание. Брэй наблюдал, как слегка дрожат колени Несса. Механик, наконец, справился с ними и сумел зажечь сигарету.

— Вы знаете, что означает «соучастие постфактум»? — поинтересовался у механика Крейтон.

— А?

— Этот юридический термин означает, что любой, кто помогает убийце, даже всего лишь тем, что он знал, но не донес, признается соучастником убийства. Мистер Несс, я думаю, вы понимаете о чем идет речь. Вы знаете, что майор Фэнис был убит. Возможно, вы даже знаете, почему он был убит. Но нам вы не рассказали.

— К чему вы клоните? Вы же не предполагаете, что это я убил Фэниса?

— Тогда вам было бы предъявлено официальное обвинение, — хитро улыбнулся Крейтон. — Но в данный момент мы знаем лишь то, что вам известно намного больше того, о чем вы рассказали нам. Инспектор Брей прибыл сюда с большим количеством свежей информации, которая позволяет арестовать вас как соучастника убийства майора Фэниса. Основная причина, по которой я еще не зачитал вам права, заключается в том, что если вы сможете предоставить нам правдоподобное объяснение своего поведения, то мы вас отпустим. В противном случае мы не позволим вам уйти из этого полицейского участка, — Крейтон сделал паузу. — Понимаете, мы знаем, что майор Фэнис был мертв еще до крушения.

Несс болезненно позеленел и обронил сигарету. Его губы задрожали, и он не мог остановить эту дрожь:

— Я не имею никакого отношения к его убийству! Клянусь!

— Боюсь, что мы не можем поверить вам на слово.

Крейтон и Брей обменялись довольными взглядами. Несс сильно напуган. Еще чуть-чуть и он расскажет о наркобизнесе. Его нужно лишь слегка подтолкнуть парочкой фактов из тех, что полиции уже известны, и этот бледный дрожащий человек расколется. Но их расчеты не оправдались.

— Я ничего не знал об этом, пока это не случилось! Клянусь! Послушайте, весь предыдущий вечер я был в кино. Вы сможете установить это, я был там с тремя сотрудниками аэродрома. Они смогут это подтвердить. Я назову их имена.

— Причем здесь предыдущий вечер… — вырвалось у ошеломленного Крейтона, но Брей взглядом остановил его и спросил:

— Когда вы узнали, что он мертв? 

— Когда я вернулся домой вечером, пришел Вандайк и сказал, что я должен помочь ему избавиться от тела. Ох, это было ужасно! Я чуть было не отказался. Я бы отказался, если бы не был уверен, что, в таком случае, со мной произойдет то же, что и с Фэнисом!

— Так это Вандайк убил его?

— Нет. Вандайк был со мной в кино. Это Шеф.

— Кто такой Шеф? — сразу же спросил Крейтон.

— Я не знаю, — удивленно посмотрел на него Несс. — Никто не знает. Думаю, даже Вандайк не знает. Шеф застрелил его и сообщил Вандайку, что делать с телом.

— Кто такой Вандайк? — спросил Крейтон, перехватив взгляд Брэя.

— Вы не знаете, кто такой Вандайк? — бегающие глаза механика остановились на лице Крейтона. — Вы пытаетесь вытянуть это из меня?! Да, выходит, вы вообще ничего не знаете!

— Нет, молодой человек, мы все знаем! — строго ответил полицейский.

— Не знаете! Вы пытаетесь подловить меня! Вы хитрите! Будь я проклят, если поведусь на это! Я ничего не знаю, ясно? Я ничего не знаю, будь вы прокляты!

— Ты влип, выкрутиться уже не сможешь! —  прохрипел Крейтон

— Смогу! Скажи, кто такой Вандайк, и будем разговаривать дальше.

Двое полицейских молчали. Механик истерично рассмеялся:

— Видишь? Не знаешь, ты, двуличная свинья!

Брей колебался. Он явно терял контроль над допрашиваемым. Стоит ли воспользоваться уже имеющейся информацией? Если бы только Финч уже идентифицировал Вандайка, как бы это сейчас помогло! Может быть, он уже чего-то и добился. Но времени узнавать это не было — отвечать нужно было немедленно и он принял решение:

— Мы знаем, кто Вандайк. — Валентайн Гонтлетт.

Несс удивленно посмотрел на него, а затем разразился нервным смехом.

— Вы думаете, что Валентайн Гонтлетт — это Вандайк! Вот курам на смех! Ну точно, вы ничего не знаете, вшивые вы обманщики! Вы пытаетесь блефовать, вот что вы делаете. А теперь вы выглядите первостатейными болванами! Я просто морочил вам головы, ясно?

— Несс, ты у нас в руках! — взорвался Крейтон. — Ты рассказал нам все, что мы хотели узнать.

— Я все отрицаю. Я отрицаю каждое сказанное мной слово! Если сможете, то докажите это! — настроение инженера сменилось с отчаяния на эйфорию. — Вы не вынесли мне официальное предупреждение, а значит, у вас нет показаний. Я не верю, что вы что-то знаете об убийстве. Вы пытаетесь блефовать, будь вы прокляты! Это последний раз, когда я пришел в полицию, полагая, что вы что-то знаете. Фэнис совершил самоубийство, а вы пытаетесь обратить его в убийство, чтобы продвинуться по службе.

Крейтон был вне себя от ярости. Несса нужно задерживать? Он обменялся взглядом с Бреем, но тот покачал головой и шепнул.

— Пусть пока немного погуляет.

Крейтон неохотно отпустил Несса.

Инженер по наземному обслуживанию с усмешкой покинул помещение, а Крейтон провел рукой по своим жидким волосам.

— Все пошло ко дну! Что, черт возьми, вы об этом думаете?

— Это разбивает вашу милую маленькую теорию, Крейтон. В любом случае, это не было самоубийством.

— Но в этом нет смысла! — простонал Крейтон. — Как мертвец может пилотировать самолет? Если он был застрелен накануне, то как он взлетел на следующий день?

— Ваши свидетели того полета по-настоящему надёжны? — задумался Брей.

— Конечно, да! Их полдюжины, а один из них рукоположен в епископы, или как это там называется.

— Тогда кто-то ошибается, — настаивал Брей. — А если так? Они усадили мертвеца в аэроплан, позволили ему взлететь, закрепив, как следует механизм управления, но впоследствии крушение все же произошло?

— Я недостаточно разбираюсь в полетах, чтобы говорить об этом. Для меня это звучит неправдоподобно. Не верю, что это технически осуществимо, — Крейтон на мгновение задумался. — Как насчет такого варианта: разбился кто-то другой, а убийца оказался на месте крушения и сунул тело Фэниса на место пилота?

— Крейтон, думаю, это не лучшая из ваших теорий, — улыб­нулся Брей. — Требуется слишком много совпадений. Кстати, что тогда случилось с телом настоящего пилота?

— Да, это проблема, — заметил Крейтон. — Произнесенная вслух, эта мысль кажется уже не такой удачной. Как вы думаете, кто-то мог отбуксировать самолет с телом Фениса над аэродромом, а затем перерезать трос?

— Нет, — решительно ответил Брей. — Не стоит забывать: аэроплан летел, не вызывая подозрений со стороны наблюдателей, а они — опытные пилоты. Они смотрели на него до тех пор, пока он не вошел в штопор.

Крейтон принялся изучать дело Фэниса. Затем он воскликнул:

— Смотрите! Показания эксперта. Он говорит, что крушение Фэниса произошло вскоре после огнестрельного ранения. Он совершенно уверен в этом. Значит, Фэнис должен был быть жив, когда тем утром садился в самолет. А? Предыдущим вечером Фэнис был мертв, а на утро снова умер. И снова ожил через несколько часов.

Брей ненадолго задумался. Затем улыбнулся:

— Крейтон, ну мы и дураки. Этот коротышка специально скормил нам вымышленную историю. Он притворился испуганным, чтобы ввести нас в заблуждение. Хитрый маленький дьявол! Все это время он играл. Значит, нам нужно действовать от противного. В этом случае Валентайн Гонтлетт и есть Вандайк. А как насчет утверждения, что никто не знает о личности Шефа? Должны ли мы верить и ему?

— Полагаю, это еще одна маленькая хитрость, — заметил Крейтон. — К счастью, Несс еще не подозревает, что мы знаем о связи этого дела с наркотиками. Они могут и не знать о визите Фэниса к химикам, так что у нас есть козырь.

— Тем не менее мы вернулись в исходную точку, — напомнил Брей. — Мы узнали только то, что Несс состоит в банде наркоторговцев, но мы и раньше догадывались об этом. А я-то уже думал, что мы на пути к чему-то большему.

— Ну, уже довольно поздно. Давайте перекусим, и никаких разговоров о делах! Это поможет очистить мозги. Брей, вы играете в гольф?

— Боюсь, что нет. В Лондоне это слишком дорого. А вы рыбачите?

— Рыбачу ли я?! — с энтузиазмом переспросил Крейтон. — Слушайте, вы можете думать, что я рассказываю обычную байку, но в последний день отпуска я рыбачил у водоема, который, по словам местных, был совершенно безнадежен (мне просто понравилось, как он выглядит), но не прошло и пяти минут, как мне попалась вот такая рыбина…

* * *
(Спустя час).

— Уважаемый Крейтон, клянусь, если бы я задержался там еще на неделю, то сходил бы за ружьем, чтобы пристрелить рыбу, которая все время уходила от меня!

Обед подошел к концу, и двое полицейских беседовали, в то же время наблюдая за неторопливой жизнью Бастона за окном ресторана. К ним приближался что-то высматривающий человек в синей форме.

— Вон констебль, похоже, ищет вас, — заметил Брей.

Крейтон постучал в окно и окликнул:

— Мургатройд, вы меня ищите?

— Да, сэр. Мисс Сакбот только что звонила с аэродрома. Она говорит, что с инженером наземного обслуживания, Нессом, произошел ужасный несчастный случай.

Крейтон побледнел, но ничего не сказал. Двое обедавших сыщиков потянулись за своими шляпами.

— Я приехал на машине, сэр, так как подумал, что она вам понадобится.

— Правильно, Мургатройд. Отвезите нас прямо на место происшествия.

Они забрались в автомобиль.

— Остановитесь у доктора Бастейбла, — приказал Крейтон. — Мы возьмем и его, конечно, если он дома.

Доктор Бастейбл был дома, и вскоре все четверо прибыли на аэродром. Бледная мисс Сакбот встретила их у входа.

— Это когда-нибудь прекратится? — с укоризной спросила она Крейтона. — Сначала Джордж, а теперь Энди! Неужели нельзя что-то выяснить?

Крейтон не ответил. Вместо этого он холодно спросил о произошедшем.

— Тело лежит точно так, как мы нашли его, — содрогнувшись, ответила мисс Сакбот. — Там ничего не сделать. Вы увидите, почему. Думаю, лучше отвести вас туда.

Несс лежал в четырехстах ярдах от аэродрома, за ангарами. Бастейбл опустился было, на колени подле обмякшего тела, но тут же встал.

— Мне здесь особо нечего делать. Можете сами посмотреть. Этот несчастный упал с высоты в несколько тысяч футов. Прямо головой оземь. Череп разбит вдребезги.

— Какая быстрая работа! — шепнул Крейтон Брею. — Должно быть, кто-то узнал, что Несс говорил с нами. Бедняга! Наверное, они подумали, что Несс если еще не выдал, то собирается выдать их. Они взяли его в полет и выбросили. Нам противостоят жесткие ребята, не так ли?

— Но в то же время все это довольно странно, — ответил Брей. — Думаю, что не так-то легко вытолкнуть человека из аэроплана, они должны были это понимать. И после визита к нам Несс наверняка должен был стать подозрителен.

— Должно быть, ему рассказали достаточно правдоподобную историю, чтобы заманить его в самолет. — пожал плечами Крейтон. Он сделал в блокноте пометку о положении тела и обернулся к констеблю:

— Оставайтесь здесь, Мургатройд. Я позвоню в участок и попрошу, чтобы прислали сюда людей. Тело сфотографируют и отвезут в морг. А мы вернемся на аэродром, Брэй.

В кабинете управляющего Крейтон позвонил в участок, а потом обратился к мисс Сакбот с самым деловым тоном, на который только был способен, правда, этот тон было легко принять за черствость.

— Мисс Сакбот, каким образом было обнаружено тело?

— Его нашла леди Лаура, — уныло ответила Салли. — Она прилетела со своего частного аэродрома в Горинге. Она ворвалась в мой кабинет и сказала, что, заходя на посадку, заметила что-то странное на поле по соседству. Ей не понравилось, как оно выглядит. Так что мы вышли и нашли его. Бедняга Энди!

— Где леди Лаура?

— В баре.

— Пошли, — Крейтон жестом пригласил Брея следовать за ним.

Леди Лаура сидела за столом со стаканом бренди. Ее алые губы казались брызгами крови на мертвенно-бледном лице. Она тупо уставилась на Крейтона и смотрела так на него минуту или две, прежде чем узнала его.

— Отвратительно! — она, встряхнула головой. — Это ужаснее, чем все, виденное мной до этого. У меня хватило глупости пойти и посмотреть. Хотя я догадывалась, что это было. Бедняга!

Инспектор Крейтон сел напротив нее:

— Вы не возражаете, если мы зададим один или два вопроса? Или вы предпочитаете подождать до тех пор, пока не почувствуете себя лучше?

— Нет! Мне нужно прямо сейчас занять голову чем-нибудь, чтобы отвлечься от увиденного. Что у вас? Чем я могу помочь?

— Как пилот, вы можете нам очень помочь. Мы предполагаем, что Несса выбросили из самолета. Убили…

— Так думает Салли, — ответила леди Лаура. — Какая ужасная смерть!

Крейтон кивнул в знак согласия:

— Вопрос вот какой, как летчик в полете мог избавиться от пассажира, находящегося на переднем сиденье? Как пилот, вы можете просветить нас далеких от авиации. Стал бы он, например, делать петлю?

— Конечно, нет! — решительно ответила леди Лаура. — В таком случае пассажир удержится на своем месте. Центробежная сила, знаете ли. Нет, единственный способ, который я могу представить — это перевернуться вверх ногами и какое-то время пробыть в таком положении. Но я не думаю, что в данном случае все было сделано именно так.

— Почему?

— Потому что любой человек с опытом Энди автоматически пристегивается ремнем безопасности, едва садясь в кабину. Это удержало бы его.

— А у всех ли аэропланов есть ремни безопасности? — поинтересовался Брей.

— Конечно, у всех. Это требование закона. Вот еще: какого типа был этот аэроплан?

— Мы не имеем никакого представления, — удивился Крейтон. — Это имеет значение?

— Да. Например, очевидно, что у него не могло быть кабины закрытого типа. Взгляните на мою «Леопардовую бабочку», и вы увидите, что никто не сможет выпасть из нее.

— Я так понимаю, что в клубе используются обычные двух­местные модели, простые «Бабочки», не так ли?

— Ну, это не могла быть одна из них — у них центральная часть крыла находится над головой пассажира, и оно задержало бы его. В любом случае, он смог бы ухватиться за него и удержаться.

— Значит, вы считаете это невозможным? — Крейтон был обескуражен. — Но вы же знаете: это произошло.

— Это возможно, но только при использовании двухместного моноплана с низким рас­положением крыла. Их не так уж много, знаете ли. В «Аэротакси Гонтлетта» есть «Клемм» и «Ястреб» — подходит любой из них.

— Еще один вопрос, — вмешался Брей. — Не слишком ли рискованно было делать такое вблизи от аэродрома?

— Не сегодня, — покачала головой леди Лаура. — Низкая облачность. Весь путь от Горинга мне пришлось лететь на предельно низкой высоте. Думаю, чтобы вас стало не видно с земли, нужно подняться на высоту всего в две тысячи футов. Конечно, кто-то мог увидеть, как падает Энди, но это маловероятно. Как сами можете видеть, на аэродроме нет почти никого. Сегодня для учебных полетов видимость слишком плоха.

Двое детективов переглянулись и, поблагодарив леди Лауру, направились к ангарам.

— Умная девушка, — заметил Крейтон. — Не знаю, отчего люди удивляются, увидев симпатичную женщину с мозгами. Моноплан с низким расположением крыла, вы достаточно разбираетесь в этих шумных устройствах, чтобы его узнать?

— Думаю, что да. По крайней мере это не он, — он указал на громоздкий механизм.

— Конечно, не он. Это же аэродромная газонокосилка, — на полном серьезе ответил Крейтон.

— Да? Крейтон, кажется, вы лучше меня разбираетесь в газонокосилках, — пошутил Брей. — Смотрите, как насчет этого красно-оранжевого? Я уверен, что это — моноплан с низким расположением крыла. В любом случае, даже если это и не так, нам нужно что-то в этом роде: очевидно, что ничто не помешает пассажиру вывалиться, если самолет вдруг перевернется.

— Кроме ремней безопасности, — напомнил Крейтон. — Вот задачка. Каким таким образом убийца смог убедить Несса не пристегиваться? Даже Красная Шапочка не сглупила бы так.

Брей осмотрел аэроплан и триумфально воскликнул:

— Погодите! Смотрите сюда! Вот ремень на заднем сиденье. Я полагаю, что та брезентовая штука — это ремень. Но с переднего места ремень снят, а ведь именно оно обычно предназначается для пассажира. Смотрите, крепления полностью вывернуты.

Крейтон оглянулся и заметил, что на них с интересом смотрит юноша с гаечным ключом в руке.

— Вы имеете какое-то отношение ко всему этому? — спросил сыщик.

— Я здесь работаю, — ответил юноша.

— Тогда можете ли вы сказать, почему у этого самолета отсутствует ремень безопасности?

Юноша широко раскрытыми глазами уставился на место исчезнувшего ремня:

— Выглядит так, словно кто-то его снял.

— Конечно, так и было. Но когда?

— Должно быть, сегодня. Вчера я поднимался на нем, и ремень был на месте.

— Это уже что-то, — заметил Брей. — А сегодня этот аэроплан взлетал?

— Нет, сэр.

Брей перешел к носу и положил руку на открытые цилиндры двигателя.

— Только потрогайте их, — сказал он. Юноша так и сделал:

— Черт, этот двигатель, должно быть, работал совсем недавно!

— Насколько недавно, как вы думаете?

— Прошло не более пары часов, — уверенно ответил паренек.

— Где вы были в течение этой пары часов?

— В городе, сэр.

— Тогда вы нам не сильно поможете. Кстати, кому принадлежит этот самолет?

— «Аэротакси Гонтлетта», сэр. Но они редко им пользуются — только для развлекательных полетов по уикэндам.

— Хорошо, можете быть свободны.

Паренек ушел, оглядываясь и ужасаясь. Брей, насвистывая, смотрел на аэроплан.

— Брей, есть идеи? — поинтересовался Крейтон.

— Отпечатки пальцев на штурвале, — предположил человек из Ярда.

— Хорошая мысль. Поручу это Мургатройду. Сейчас он должен находиться в здании клуба.

Мургатройд оказался именно там и был отправлен снимать отпечатки пальцев с аэроплана, в то время как Крейтон и Брей опрашивали в поисках информации людей на аэродроме. Мисс Сакбот была в своем кабинете и ничего не видела. Инструктор давал урок навигации, и ни он, ни его ученики (епископ, Томас Вэйн и еще два-три человека) не заметили, как взлетел красно-желтый моноплан. Они  и не могли заметить это — окно класса выходило не на аэродром. Им сообщили, что миссис Энжевен сидит в баре. Она действительно там сидела и заявила, что ничего не видела. После разговора с ней Крейтон сообщил Брею:

— Епископ рассказывал о крупной ссоре между миссис Энжевен и Фэнисом незадолго до того, как последний был убит. Как вы  думаете, не она ли это сотворила с Нессом?

— Возможно. Но мы не сможем ничего доказать. Она заявила, что все время сидела там, и что? Расспросить об этом бармена?

— Ну, сам по себебар был закрыт, помещение оставляют открытым, чтобы члены клуба могли посидеть в нем. Так что там ловить нечего.

Двое полицейских присели, погрузившись в мрачные мысли. Обоих мучило чувство вины — они должны были предвидеть смертельный исход.

— Вот и Мургатройд! — воскликнул Крейтон, вскочив на ноги. — Может, он нашел какие-нибудь отпечатки.

Однако отчет Мургатройда был отрицательным. Рукоятка штурвала была тщательно протерта, или же последний пилот был в перчатках.

— Проклятье! Сплошное невезение! — раздраженно воскликнул Крейтон.

Глава XV. Имитация суицида

Инспектор Брей задумчиво обходил аэродром, и повстречал леди Лауру. На ней были белые комбинезон и летный шлем. Брей был поражен контрастом между тем, как умело она летала, и тем, как хрупко она выглядела — словно фарфоровая кукла.

Он собирался пройти мимо, но леди Лаура жестом остановила его.

— Вы нашли тот моноплан? — спросила она.

— Да, — кивнул Брей. — Ремень безопасности на пассажирском сиденье отсутствовал.

Леди Лаура взглянула широкими голубыми глазами прямо на него:

— Чей это был самолет?

— Он принадлежит «Аэротакси Гонтлетта», — после паузы ответил Брей.

— А, наверное, один из их «Клеммов», — прокомментировала леди Лаура. Она отвернула голову и, глядя на взлетающий учебный аэроплан, пытаясь таким образом не очень убедительно изобразить, что это ее не очень интересует, спросила. — Думаете, здесь есть связь? Между смертями Джорджа и Энди? 

— Мы думаем, что она есть, — мрачно ответил Брей.

— Я спрашиваю вас не просто так, — продолжила леди Лаура. — Скажите, Джордж действительно был убит? Епископ говорит, что, по его мнению, Джордж совершил самоубийство, и, естественно, я и сама так думала, это вытекало из того письма от него. Но судя по поведению Крейтона, я так поняла, что он уверен, что произошло убийство.

Брей внимательно присмотрелся к прославленному профилю леди Лауры. Когда разбился Фэнис, она была вместе с епископом и мисс Сакбот, и она же обнаружила тело Несса. Ее зоркий глаз вполне мог уцепиться за что-то, чего не замечали другие. Сыщик решил говорить напрямую:

— Леди Лаура, лично я уверен, что майор Фэнис был убит. — Но в настоящее время мы не можем понять, каким образом было совершено убийство. В него стреляли, и он разбился . Мы можем быть уверены только в этом.

— Опираясь на свидетельство медиков, вы можете определить, за сколько времени до аварии  в него стреляли?

— За считанные секунды, — ответил Брей.

— Этого я и боялась, — ответила леди Лаура, понизив голос. — Значит, в него стреляли в воздухе.

— Это очевидная мысль, — снисходительно улыбнулся Брей. — Но, понимаете ли, это исключено: у него не было пассажира, а поблизости не пролетал ни один другой самолет. Потому-то мы и не можем понять, как именно произошло убийство.

Леди Лаура посмотрела на сыщика. В ее улыбке был оттенок иронии над снисходительностью в голосе собеседника.

— Исключено? Лично я так не считаю.

— Вы можете предложить способ застрелить пилота, за которым наблюдает куча народа, так, чтобы убийцу не заметили?!

— Конечно, могу, — спокойно ответила леди Лаура. — Вы ведь изучали топографические карты местности вокруг аэродрома?

— Не могу сказать «да», — улыбнулся сыщик. — Конечно, Шерлок Холмс не упустил бы этот немаловажный аспект, но я как-то позабыл о нем.

Леди Лаура вынула из кармана комбинезона блокнот карт в картонной обложке и присела на подножку припаркованного неподалеку автомобиля. Брей сел рядом с ней. Она раскрыла карту и кончиком карандаша указала на аэродром.

— Это бастонский аэродром. Вот с этой его стороны земля резко уходит вниз, но с самого аэродрома это незаметно — начало склона скрывается за деревьями, что растут на лугу за аэродромом. Раньше члены клуба любили так пошутить — нырнуть за горизонт и какое-то время лететь вне пределов видимости. Для наблюдателей на аэродроме это выглядело, как если бы самолет потерпел крушение и упал. В день смерти Джорджа, когда я увидела, как исчез аэроплан, я сначала подумала, что это шутка глупого ученика. Потом я поняла, что это был Джордж, а он, конечно, никогда так не поступал.

Брей озадаченно изучал карту, а затем поднялся, чтобы взглянуть на аэродром и местность за его пределами.

— Это я могу понять, — наконец, сказал он, — но пока что я не вполне понимаю, как это могло помочь незаметно убить Фэниса на глазах у наблюдателей.

— Джордж летел на клубном аэроплане, — медленно сказала леди Лаура. — В клубе есть два самолета с совершенно одинаковой окраской. Если они достаточно далеко, и нельзя разглядеть регистрационные знаки, то невозможно отличить один от другого.

— Вот это да! — воскликнул Брей. — Да это же открывает новые возможности! Вы думаете, что тот аэроплан, крушение которого мы видели…

— Не был аэропланом Джорджа. Это был аэроплан убийцы, — с улыбкой закончила леди Лаура.

— Давайте разберемся! — с азартом воскликнул Брей. — Кажется, мы наконец-то добрались до сути! Фэнис вылетел до того, как на аэродроме появился кто-либо еще, не считая Несса, но мы знаем, что тот замешан в дело, так что он не считается.

— О, да? — пробормотала леди Лаура. — Это проясняет один прежде непонятный мне момент.

— Убийца увидел свою возможность и последовал за ним на втором клубном аэроплане, вероятно, в качестве пассажира, а пилотом был кто-то из его сообщников. Он пролетел возле Фэниса и застрелил его. Возможно ли это?

— О, вполне, — уверенно ответила девушка. — Если Фэнис только вылетел и хотел развеяться, он мог позволить другому самолету лететь рядом с ним, особенно, если узнал пилота. Он бы позволил ему держаться достаточно близко.

— Правильно. Фэнис был застрелен, когда повернул голову и смотрел на второй самолет. — Пуля попала ему в лоб. Аэроплан Фэниса падает на этот склон, который вы мне только что показали. После этого убийца снова взлетел ввысь, притворяясь Фэнисом, и дождавшись, когда на аэродроме соберется достаточно свидетелей, спокойно приступил к последнему акту. Возможно, это Несс постарался сообщить всем, что в падающем самолете был Фэнис?

— Да, — подтвердила леди Лаура.

— Затем, судя по сказанному вами, убийце осталось сделать совсем немного: войти в штопор, падая в направлении места крушения Фэниса. А после того, как самолет убийцы скрылся в низине, он вышел из штопора и, оставаясь вне зоны видимости, улетел прочь. Полагаю, ему было бы несложно вернуться и, воспользовавшись суматохой, незаметно вернуть аэроплан в ангар?

— Да, я так и подумала, — ответила девушка. — Но я должна вам сказать: для этого нужен довольно хороший пилот. Впадина не настолько глубока, чтобы с легкостью выйти из штопора, а после этого пилоту предстояло еще обогнуть возвышенность, на которой расположен аэродром. Но это возможно. Если вы сомневаетесь в этом, я могу продемонстрировать.

— Леди Лаура, с вашей стороны это очень спортивно. Но я не думаю, что мы должны просить вас об этом, — улыбнулся сыщик. — Кажется, вы за две минуты смогли отыскать решение, которое мы искали две недели.

— Ну… не совсем так. На самом деле я упорно думала об этом на протяжении последних дней, — ответила леди Лаура, вставая с подножки автомобиля.

— А вы случайно не заметили, как после крушения на аэродром возвратился второй аэроплан? — без особых надежд спросил Брей.

— Заметила, — спокойно ответила девушка.

— Да! И кто же был пилотом?

— Какое же это ужасное дело, — пробормотала леди Лаура. — Это была Долли Энжевен.

— Миссис Энжевен! — воскликнул Брей.

— Да. Именно Энжевен. Поэтому я и затеяла с вами этот разговор, после того как вы сказали, что Несс был выброшен из самолета «Аэротакси Гонтлетта».

— Боюсь, что я не вижу связи, — удивился детектив.

— Подозреваю, что вы вряд ли слышали клубные сплетни, но здесь все об этом знают. Бедная Долли отчаянно влюблена в Валентайна Гонтлетта. Конечно, ситуация безнадежна: он моложе ее лет на десять, если не больше.

Брей прокрутил новые сведения в голове. Казалось, что все совпадает. Гонтлетт был связан с убийством Несса. И если он имел влияние на миссис Энжевен, то не удивительно, что ее втянули в это дело. Брей с волнением припомнил, что миссис Энжевен была единственной на аэродроме , кто не не имел алиби на время убийства Несса. Она сказала, что сидела в пустом баре, но никто не мог подтвердить ее слова.

Конечно, было трудно поверить, что женщина может совершить два убийства и после этого выглядеть нормальной женщиной. Но из своего опыта Брей знал, что, убийцы, как правило, выглядят обычными людьми, и он подумал, что, должно быть, в миссис Энжевен должно быть нечто ненормальное, раз уж она готова была пойти на ужасный риск ради иллюзорной награды. Конечно, отождествление миссис Энжевен с убийцей оставалось чисто гипотетическим. Брей не чувствовал в этом большой уверенности. Вот в предложенном леди Лаурой методе убийства уверенность была полная. Казалось, что все точно подходит ко всем известным фактам, а также объясняет, почему между огнестрельным ранением и крушением прошло так мало времени. Оставалось только одно. Оставался необъясненным самый озадачивающий факт: пока епископ сидел возле тела, окоченение все еще не наступило. Но Брей начал склоняться к мнению Крейтона, которое, в свою очередь, основывалось на намеках доктора Бастейбла: каким бы прекрасным человеком ни был епископ, но он не является квалифицированным врачом и может ошибаться. Трупное окоченение не всегда так заметно, как полагают обыватели.

Леди Лаура мягко теребила летный шлем, сыщику она казалась очень подавленной. Он внимательно к ней присмотрелся и решил ее ободрить:

— Вы сильно помогли нам, и мы благодарны вам. Широкая общественность слишком часто думает, что выслеживание правонарушителей — дело полиции, а другим людям нет нужды ничего предпринимать.

— В этом конкретном деле я не считаю себя представителем «широкой общественности». Понимаете, они убили Джорджа. В любом случае, мне должно быть горько оттого, что был убит человек, любивший меня так, как любил меня Джордж (а я тем временем была несправедлива к нему — да, теперь я это признаю). А еще хуже то, что я временами задумываюсь: если бы Джордж не знал меня, попал бы он в ту передрягу, о которой он упоминал в письме? А хуже всего то… — леди Лаура заколебалась и с некоторым усилием продолжила — Джордж значил для меня больше, чем кто-либо еще…

Она решительно кивнула Брею, обозначив конец беседы, и ушла прочь. По ее виду можно было предположить, что они обсуждали погоду или подобную, столь же незначительную тему.

Брей медленно побрел к зданию клуба. «Женщины — весьма необычные существа, — рассуждал он. — Некоторые из них, по крайней мере. Вот эта втянула парня в ужасную переделку, а теперь говорит, что, оказывается, все это время была влюблена в него. Теперь она выглядит донельзя спокойной и пресной, но я считаю, что на самом деле она очень расстроена и обеспокоена». Сыщик по-философски вздохнул и переключил свои мысли на миссис Энжевен.

* * *
Тем временем в Лондоне произошел внешне малозначительный инцидент, который, однако, впоследствии был признан самым важным в расследовании дела, связанного с миссис Энжевен, Салли Сакбот, капитаном Рэндаллом, Валентайном Гонтлеттом и Томми Вэйном.

Вот, в чем заключался этот инцидент. Епископ был гостем на ежегодном банкете «Трансатлантического общества». Там он встретился с седовласым американцем, лицо которого было, как у мудрого ребенка, а морщинки вокруг глаз происходили от веселого нрава.

Они разговорились…

Глава XVI. Неприятности трансатлантического пилота

— Миссис Энжевен сорок два года, — объявил Брей, вычитав это в бумагах.

— Она не выглядит на этот возраст, — галантно отметил Крейтон.

— Да, но лет через пять она будет выглядеть на шестьдесят, — угрюмо ответил человек из Ярда. — Женщины такого рода стареют со скоростью лавины.

Он продолжил читать:

— Она дочь сельского священника. Это довольно плохо, лучше бы она была дочерью проворовавшегося негодяя. Дважды выходила замуж: в первый раз от уз брака ее освободила Старуха с косой, а во второй — суд по делам о наследствах, разводах и морским делам.[21] Она была виновной стороной, как сказали бы наши деды. — Брей перелистнул несколько страниц. — Кажется, что она всегда была чем-то занята. Возглавляла женскую команду по хоккею, затем в одиночку перешла через пустыню Гоби и какое-то время интересовалась исследованиями Арктики. В конце концов, она добилась известности как пилот. Пилот не очень хороший, да и с навигацией у нее так себе, но она компенсирует это мужеством.

— Достаточно ли она умна? — задумчиво поинтересовался Крейтон. — Нашему убийце ум нужен так же, как и мужество.

— Не обязательно, — возразил Брей. — Мозг предприятия может скрываться в другом теле.

— Вы все еще исходите из того, что Гонтлетт — это и есть Шеф, — заметил Крейтон. — Ну, я думаю, что вы, вероятно, правы. К суду привлекалась?

— Ничего существенного. Опасное вождение, в результате она чудесным образом избежала обвинительного приговора за непредумышленное убийство. Люди такого типа считают своим долгом разъезжать по улицам с сумасшедшей скоростью. О, вот еще штраф за нападение: она ударила хоккейной клюшкой по голове человека за то, что тот сделал неблаговидное замечание о женщинах-спортсменках. Хотя, возможно, это стоило сделать.

— В любом случае, это показывает ее бурный темперамент, — отметил Крейтон. — Что-нибудь еще?

— Нет. Разве что пробел длиной в пять лет — период, который она прожила в Америке. Никто не знает, что она там делала. Согласно некоторым сведениям, она яростно преследовала неподатливого кавалера, того самого Энжевена, который впоследствии стал ее мужем. Но, как по мне, все это звучит, как злонамеренные сплетни. Скорее всего она тихо-мирно зарабатывала себе на жизнь, занимаясь чем-то неприметным. Итак, как видите, мы не знаем ничего, что могло бы по-настоящему дискредитировать ее.

Крейтон согласился:

— Значит, вопрос в том, сможем ли мы найти на аэродроме кого-либо, кто видел, как она взлетала перед инцидентом? Леди Лаура видела, как она посадила второй клубный аэроплан спустя какое-то время после инцидента, но, конечно, этого недостаточно. Мы должны быть уверены во времени. — Крейтон заглянул в блокнот. — Есть лишь шанс на то, что Томми Вэйн или Салли Сакбот могли заметить ее. Они в это время были в здании клуба: мисс Сакбот — по рабочим делам, а Вэйн — поскольку в тот день у него был урок. Но одному лишь Богу известно, могли ли они увидеть тот аэроплан.

— Как вы знаете, эти двое — худшие из возможных свидетелей, — отметил Брей.

— Естественно, мисс Сакбот вызывает сомнения, она ведь наверняка замешана в контрабанде наркотиков. Но что не так с Томми? — удивился Крейтон.

Брей немного неловко взглянул на коллегу:

— Боюсь, что последние день-другой я занимался сбором клубных сплетен. Записался на летный урок к Уинтерсу, и это дало мне возможность узнать кое-что. Похоже, что бедняга Томми Вэйн воспылал безответной страстью к миссис Энжевен. Странно, не так ли, но эти юноши часто влюбляются в женщин, которые намного старше их. Как я понял, она не проявляет к нему ни малейшего интереса, но иногда поручает ему какие-то мелочи. Вот вам новая форма старого треугольника. Томми не отступает от миссис Энжевен, а она так же решительно и так же безнадежно добивается Гонтлетта. Сам Гонтлетт — мудрый парень, держится нейтрально.

— А вы умеете вытягивать информацию из людей! — вздохнул Крейтон. — Это из-за ваших томных манер. Они забывают, что вы — полицейский. А общаясь со мной, они никогда не забывают этого.

— О, конечно, они ошибаются, когда думают, что я такой глупец, каким выгляжу, — осторожно ответил Брей. — Но с Томми проблема. Если глупый мальчишка заподозрит, что его слова смогут втянуть в дело миссис Энжевен, то он просто не скажет их. Несмотря на все мальчишество, он — крепкий орешек. Вам стоит увидеть, как он пьет двойной виски!

— Я видел, — угрюмо ответил инспектор Крейтон. — Нам нужно тактично подойти к нему, вот и все. Вам стоит применить самый подкупающий стиль общения. Может мы сможем выманить у него какое-либо признание еще до того, как он поймет, что происходит.

Они нашли Томми Вэйна в баре. Тот весело поприветствовал Брея, а Крейтона, скорее, сдержанно. Его бледное лицо со слегка злобной усмешкой выглядывало из темно-рыжей рубашки с ярко-зеленым галстуком. Его фланелевые брюки свисали излишними складками и были настолько поблекшими, что казались белыми.

— Выглядите взволнованно! Сбитые с толку сыщики ищут помощи у смышленого мальчишки! — весело заявил он.

— Вот именно, «сбитые с толку», — с улыбкой ответил Брей. — Не знаю, сможете ли вы нам помочь, но вполне возможно, что вы заметили важную подробность, которая вовсе не показалась вам значительной, а вот нам бы она очень помогла.

— О, да? — ответил Томми. Сконфузившись, он добавил: — Другими словами, вы вовсе не сбиты с толку. У вас есть милая маленькая теория, и вы хотите, чтобы я ее поддержал. Что ж, валяйте. Всегда помогу приятелю, пока в этом нет греха.

— Все дело в аэроплане Фэниса, — осторожно начал Брей. — Мы пытались отследить каждый момент времени, начиная с его взлета и до падения. Но в наших расчетах есть несколько несоответствий. И вот, что пришло мне в голову: поскольку Фэнис использовал учебный аэроплан, возможно, кто-то из свидетелей спутал его с другим учебным самолетом, летавшим примерно в то же время.

— И откуда у полицейских такой литературный стиль? — пробормотал Томми. — Да, ваши догадки правильны. В то же самое время в воздухе был еще один учебный аэроплан. Он взлетел как раз перед тем, как вылетел Фэнис, а приземлился спустя некоторое время после крушения.

— О, мы должны получить отчет о его передвижениях, это поможет разобраться с несоответствиями, — сказал Брей, и добавил небрежно. — А кем был пилот? 

— Долли Энжевен, — сразу ответил Томми. Крейтон и Брей переглянулись, увидев это, Вэйн заподозрил что-то неладное. — Эй, вы же не подозреваете ее, так ведь?

Брей рассмеялся и уклонился от прямого ответа:

— Если вы сможете предложить нам способ, которым некто, мирно пролетавший мимо, мог вызвать крушение аэроплана, причем на глазах полудюжины свидетелей, и сам он при этом остаться незамеченным ими, то, что ж, старина, тогда мы заподозрим ее!

Томми подозрительно посмотрел в лицо Брею, но, похоже, увиденное его удовлетворило. — Кивнув Крейтону, он вышел из помещения.

Сыщики обсудили его показания.

— Это лучшее подтверждение, которое мы только могли ожидать, — заключил Брей. — Показания леди Лауры свидетельствуют о том, что миссис Энжевен приземлилась после крушения. А теперь Вэйн говорит о том, что она взлетела до того, как Фэнис оторвался от земли. Полагаю, нашим следующим шагом должен стать разговор с миссис Энжевен.

Днем им предоставилась такая возможность. Миссис Энжевен не проявила никаких опасений перед допросом. Напротив, она мягко подшучивала над ними, откинувшись на спинку кресла в кабинете мисс Сакбот, который был временно предоставлен в распоряжение детективов и попыхивала сигаретой. Тем временем Брей изучал ее. Он был прав насчет ее возраста: морщины под первоклассным макияжем выдавали неизбежность наступающей старости. Но, во всяком случае, это были морщины, вызванные не подавленностью или дурным нравом, а переживаниями в сотнях отчаянных приключений. Ее изящный носик, маленький подбородок, губы естественно алого цвета были изящны и мягко женственны. Но ее глаза дополняли все это решительным и «мужским» взглядом.

Сейчас миссис Энжевен смотрела прямо на детектива:

— Надеюсь, больше никто не был убит? Кто знает, чего ожидать после смерти бедняги Энди!

Брей равнодушно принял вызов в ее взгляде:

— Нет. Никто. Пока никто. Мы пока еще разбираемся с двумя первыми смертями и думаем, что вы сможете сильно помочь нам.

— Правда! Я не могу себе представить никого, от кого было бы меньше проку, чем от меня!

Брей притворился, что сверяется с блокнотом:

— Похоже, что вы взяли учебный аэроплан и отправились в полет незадолго до взлета Фэниса, и вернулись лишь спустя какое-то время после крушения. Вы могли увидеть что-нибудь, что оказало бы нам помощь. По меньшей мере, вы могли бы рассказать нам о том, что летали, — с укоризной заметил он.

— Я могла бы, — осторожно ответила она и сделала паузу, после которой добавила: — Но не сделала этого, так как посчитала, что это не имеет значения. И вы ошибаетесь. Я не взлетала до крушения. Я прибыла на аэродром уже после крушения, мне об этом сообщили, и я, чтобы успокоить нервы, на короткое время поднялась в воздух. Это вошло у меня в привычку после несчастного случая со мной. Лишь в воздухе я успокаиваюсь. — Миссис Энжевен вызывающе взглянула на полицейского. — Я более нежная, чем хочу казаться. Это был довольно короткий полет — леди Лаура сможет подтвердить время, когда я приземлилась, ведь я заговорила с ней после того, как сошла на землю.

— Она подтвердила, — ответил Брей. — Но нас интересует время, когда вы взлетели. Сведения на этот счет расходятся.

— Ничем не могу помочь, — равнодушно заметила миссис Энжевен. — Я говорю вам правду. Я взлетела уже после  того, как произошла эта трагедия.

Брей вынул из под своих бумаг книгу в синей обложке.

— Это — бортовой журнал того аэроплана. Его мне дала мисс Сакбот. Судя по записям, сделанным в день смерти Фэниса, вы пользовались самолетом два часа.

— Дайте посмотреть, — подозрительно попросила миссис Энжевен. Она присмотрелась к записи и улыбнулась. — Это записал Несс. Очень удобно. Он мертв и не может быть подвергнут перекрестному допросу.

— Вы ведь не думаете, что мы подделали эту запись? — резко оборвал ее Крейтон.

Вместо того, чтобы ответить, миссис Энжевен раздраженно потушила сигарету.

— В любом случае, у нас есть и другие свидетельства, — спокойно продолжил Брей.

— Чьи? — грубо переспросила миссис Энжевен.

Брей переглянулся с Крейтоном.

— Думаю, нам стоит пригласить его, — сказал Крейтон и вышел из помещения, а Брей предложил миссис Энжевен еще одну сигарету, но она отказалась. Ее глаза нетерпеливо смотрели на дверь. Увидев, как входит Томми Вэйн, она охнула. Томми Вэйн доверительно посмотрел на нее, его обычно жесткие и насмешливые глаза теперь смотрели по-собачьи. Увидев, что на его приветливую улыбку женщина ответила презрительным взглядом, он побледнел.

— Вэйн, пожалуйста, повторите то, что вы нам рассказали о миссис Энжевен, — сурово велел Брей.

Вэйн со смущением перевел взгляд с детектива на миссис Энжевен:

— Я сказал лишь то, что видел, как она взлетела чуть раньше Фэниса и спустя какое-то время приземлилась, — промямлил он. Увидев, как вспыхнула миссис Энжевен, юноша быстро добавил: — Могу поклясться, все это время она была в воздухе. Она не приближалась ни к нам, ни к Фэнису.

— Томми, я не знаю, почему вы говорите такую возмутительную ложь, — начала миссис Энжевен. Томми вздрогнул. — Инспектор, я также не понимаю, зачем вам эта нелепая история. Так или иначе, но я не понимаю, какое отношение все это имеет к убийству. Факты остаются фактами: я пришла на аэродром уже после крушения, встретила двух человек: сперва Томми, он и рассказал мне, что произошло, а потом Салли — она лишь кивнула мне.

Она обернулась к Вэйну и посмотрела ему прямо в глаза:

— Томми, можешь ли ты отрицать, что я говорила с тобой после крушения, перед тем как взлететь?

— Долли, ты права, — пробормотал он. — Я забыл. Я запутался. Я хорошо помню. Конечно, ты говорила со мной после.

Миссис Энжевен триумфально взглянула на детективов. Брей с веселой улыбкой посмотрел на Вэйна.

— И вы готовы в этом поклясться? Тогда ваш первый рассказ был ложным?

— Я запутался, — упрямо твердил Вэйн, сверля взглядом бесстрастное лицо миссис Энжевен. — Но теперь я помню. Второй учебный аэроплан взлетал только после крушения.

Детективы не стали давить.

— Теперь можно уйти? — промямлил Вэйн.

— Если вам не трудно, пожалуйста, останьтесь еще ненадолго, — с холодной вежливостью попросил Брей. — Крейтон, старина, разыщи мисс Сакбот.

Вскоре к ним присоединилась мисс Сакбот. Вид у нее был, как обычно, бодрый, и, едва взглянув на миссис Энжевен и Вэйна, она постаралась не проявлять любопытства.

— Мисс Сакбот, можете помочь нам прояснить небольшой момент? — спросил Брей. — Как вы знаете, мы прослеживаем передвижения каждого, и для формальности нам нужно подтверждение от третьего лица. Вы видели миссис Энжевен на аэродроме вскоре после крушения Фэниса?

Брови над очками Салли сморщились, выдавая работу мысли:

— Мои воспоминания довольно неясны… прошло так много времени.

— Салли, ты же наверняка можешь вспомнить? — заявила миссис Энжевен. — Ты была возле ангара, а я проходила мимо. Я собиралась заговорить с тобой, но ты выглядела такой расстроенной, а Томми уже рассказал мне, что произошло, так что я не стала ничего тебе говорить, а лишь кивнула.

— Да, теперь я помню, — согласилась Салли.

— И вы готовы поклясться? — спросил Брей.

— Да, думаю, я готова, — подумав, ответила Салли. — Да, я бы поклялась в этом.

Вэйн попытался изменить ход разговора, обратившись к Брею:

— Чего вы хотите добиться от Долли? Вы пытаетесь доказать, что она имеет отношение к двум убийствам? Но я вам еще раз говорю: она не появлялась на аэродроме до тех пор, пока  не разбился Фэнис, как только что сказала Салли. И ее не было поблизости от аэродрома в день смерти Несса.

— Правда? — спросил Брей. — Вы совершенно уверены, что ее не было в здании клуба? Например, в баре?

Миссис Энжевен попыталась сделать протестующий жест, но слишком поздно. Вэйн тут же ответил:

— Конечно! До и после занятий по навигации я ходил туда. Она не могла там быть, потому что оба раза дверь была заперта. Ее отпирали, только чтобы впустить нас. Думаю, ее открыли только после того, как мы закончили с навигацией.

Брей обернулся к миссис Энжевен.

— В свете новых показаний Вэйна, возможно, вы сможете пояснить, просто для отчетности, как это согласуется с вашим рассказом о том, что в тот день вы сидели в баре?

— Мой рассказ правдив, — ответила миссис Энжевен, глядя ему прямо в глаза. — Томми лжет.

Юноша неловко заерзал на стуле.

— Но, к несчастью, вас никто не видел?

— Кое-кто видел, — неожиданно ответила миссис Энжевен. Последовавшее далее было настолько же неожиданным, насколько и мучительным. Волевое лицо миссис Энжевен внезапно исказилось, словно у ребенка. Она вдруг разрыдалась. Потом она вытерла слезы резким жестом. — Валентайн Гонтлетт встретил меня там. Поговорите с ним. Идите. Он расскажет вам прекрасную историю обо мне. Что он говорил мне, будто я привлекаю внимание, всюду следуя за ним. — На мгновение вновь появились ее слезы. — Хорошенькое дело для женщины моих лет, а? Положить глаз на ребенка, вот как это называется. — Она принялась ужасно хохотать. — Господи, ну я и дура! Все мужчины одинаковы. — Совершенно внезапно, прежде, чем кто-либо успел остановить ее, или хотя бы догадаться о ее намерениях, она подскочила к Томми Вэйну (тот смотрел на нее с ужасом на лице) и звучно ударила его по щеке. — Подлый притворщик, маленький мерзавец! — воскликнула она. Затем, неожиданно шмыгнув (кажется, всхлипывания были самой искренней частью ее выступления, так как они спонтанно вырывались из нее), она практически выбежала из комнаты. Сцена вышла жалкой и одновременно гротескно-комичной, словно бурлеск-мелодрама.

Вэйн глядел ей вслед, удивленно потирая покрасневшую щеку. Чувства мисс Сакбот выразились в ругательстве, которое могло бы шокировать Крейтона в обычной ситуации — он был воспитан так, что не предполагал, что дамы могут знать, а тем более использовать данное слово.

— Вот и все, мисс Сакбот, мистер Вэйн, спасибо вам, — Брей жестом приказал освободить помещение. — Очень интересно, — сказал он коллеге, нарушив тишину, последовавшую после того, как они остались одни. — Нужно позвонить Гонтлетту прежде, чем она успеет рассказать ему, что он должен нам говорить.

Ответом на вопросы Брея было сердитое заявление, что он должен заниматься своими делами, а не расспрашивать его, что он, Валентайн Гонтлетт, делал в день смерти Несса. Но после того, как Брей намекнул, что миссис Энжевен практически дала показания, он признался, что во время смерти Несса он говорил с ней в баре клуба. Брей озадаченно повесил трубку.

— Он подтвердил ее слова, и вот наша ситуация: первые показания Томми говорили о виновности миссис Энжевен. То, что он впоследствии стал отказываться от своих слов, только подтверждает их; очевидно, что он стал все отрицать, только когда увидел, что они затрагивают миссис Энжевен. Но, с другой стороны, в пользу миссис Энжевен дают показания два свидетеля. Во-первых, Салли, которая говорит, что миссис Энжевен прибыла на аэродром только после катастрофы, а во-вторых, Гонтлетт — он признает, что говорил с ней во время убийства Несса.

— Конечно, на самом деле они не являются надежными свидетелями, — заметил Крейтон. — Ровно наоборот.

— Определенно. Мы знаем, что они замешаны в делишки с наркотиками и, следовательно, находятся в сговоре с миссис Энжевен. Но пока что мы не можем этого доказать. И пока мы не сможем этого сделать, и пока не найдем хоть какой-то приличный мотив для действий миссис Энжевен, у нас нет ни малейшего шанса добиться обвинительного приговора.

— Да, нам нужно дать ей продолжить игру, — признал Крейтон. — Думаете, она и есть «Шеф»?

— Она не настолько хладнокровна, — покачал головой Брей. — Хотя не знаю. Она могла и играть. И если это так, то это была чертовски хорошая игра.

— Помимо игры было что-то еще, — усомнился Крейтон. — Не знаю, что именно. Мургатройд, в чем дело? — раздраженно спросил он, когда к ним заглянул констебль.

— Вы свободны? Можно поговорить с инспектором Бреем?

— Да, в чем дело? — удивился Брей.

— Вас спрашивает сержант Финч из Ярда, сэр. Привести его?

— Да, пожалуйста.

Брей обернулся к Крейтону:

— Знаете, у Финча могут быть новости об этом Вандайке. Надеюсь, что он идентифицировал его как Валентайна Гонтлетта. Это значительно помогло бы нам.

Сержант Финч вошел в комнату. Выглядел он как всегда тяжеловесно и размеренно: его внешность обманывала многих, они не понимали, что за моржовыми усами и румяными щеками скрывается тонкий знаток психологии.

— Финч, есть успехи?

— И да, и нет, сэр.

Финч медленно раскрыл конверт и положил на стол фотографию. Двое полицейских склонились над ней. На ней был изображен Валентайн Гонтлетт, он улыбался и сжимал в руках кубок, а вокруг него стояла группа членов бастонского аэроклуба.

— И портье, и уборщица уверены, что джентльмен с кубком не является Вандайком, сэр. Но, к моему удивлению, они оба узнали Вандайка в этом юноше на переднем плане.

Палец сержанта указал на молодого человека в огромном шарфе и рубашке с открытым воротом.

Брей взглянул на Крейтона и увидел, что у того перехватило дух.

— Боже милостивый! Вандайк! — выдохнул Крейтон. — Да это же тот юноша, Томми Вэйн!

Глава XVII. Затруднения сыщиков

Брей и Крейтон снова встретились во второй половине следующего дня. Прошедшее время они потратили на то, чтобы исследовать прошлое Томми Вэйна, ныне опознанного, как Вандайк.

— Я выяснил, что он прибыл в Бастон около двух лет назад, — сказал Крейтон. — О его прежней жизни ничего не известно. По словам его домовладелицы, иногда он получает письма из Америки. В Бастоне он ничем не занят и ездит в Лондон три раза в неделю. Домовладелица предполагает, что это связано с бизнесом, но наверняка она не знает.

— Это не может быть поход в офис на Банчерч-стрит, — ответил Брей, занимавшийся расследованием в Лондоне, — потому что, как правило, он не приходит туда чаще, чем раз в неделю. Значит, это должно быть какое-то регулярное лондонское мероприятие, связанное с наркоторговлей. Стоит посадить кого-нибудь ему на хвост во время следующей поездки. Я подумываю, ни проследить ли за ним самому.

— Ну, это все, что я смог выяснить, если не считать рассказа мисс Сакбот о том, что леди Крамблс утверждает, что Вейн — это  Спайдер, с которым она познакомилась в Голливуде. Вчера я уже говорил вам об этом.

— Да, — заметил Брей. — Добравшись до Лондона, я послал по фототелеграфу фотографию Вэйна в лос-анджелесскую полицию и уже получил ответ. Эти ребята быстро работают! Вот, что они прислали:

Этот человек — Фрэнк Хартиган, он же Спайдер Хартиган. Был хорошо известен в Голливуде более двух лет, национальность — англичанин, год рождения — 1907, рост — 5 футов, 8 дюймов, голубые глаза, черные волосы, есть родинка в правом углу рта; выяснилось, что он был членом китайской организации по контрабанде черных наркотиков. Два года назад был депортирован. Дальнейшая судьба не известна.

— Тогда он занимался «черными наркотиками», то есть гашишем и опиумом, — пояснил Брей. — Сейчас кокаином — белым наркотиком, так что здесь мы имеем дело с другой организацией, не той, что в Америке.

— Тем не менее, кажется, что он возглавляет наркобизнес или находится близко к его руководству.

— Не думаю, что он там главный, — заявил Брей. — Боссом должен быть человек с безупречной биографией, а не такой, которого депортировали из Америки.

— Кто-то наподобие племянника члена кабинета министров? — предположил Крейтон.

— Точно! — кивнул Брей. — Конечно, настоящая загадка вот в чем: если теория леди Лауры верна (а я думаю, что это так), то во время смерти Фэниса кто-то летал на клубном аэроплане. Сначала мы подумали, что это была миссис Энжевен, и показания Вэйна подтвердили это. Но теперь мы знаем, что Вэйн является членом банды, и навряд ли он станет обвинять кого-то из своих людей. С другой стороны, в пользу миссис Энжевен говорят свидетельства Гонтлетта и мисс Сакбот, которые, похоже, также состоят в банде.

— Безнадежный клубок противоречий, — заметил Крейтон. — Выходит, что мисс Сакбот и Гонтлетт невиновны, раз уж они идут против Вэйна.

— Как это возможно? — покачал головой Брей. — В конце концов, мы не можем отбросить факт, что «Аэротакси Гонтлетта» вовлечено в наркоторговлю, и мисс Сакбот участвует в этом. Нет, я могу только предположить, что Вэйн предварительно не обсудил свои показания с Гонтлеттом и мисс Сакбот, отсюда и противоречия.

— В любом случае, кажется, что это обеляет миссис Энжевен, — если она не участвует в наркоторговле, то навряд ли она причастна к убийству. Что вы думаете о том, что Томми так явно проявляет к ней чувства? Полагаю, они наигранны.

— Боюсь, что так, — задумчиво ответил Брей. — Мне кажется, она и сама поняла это. Потому и дала ему пощечину. Бедная женщина! Кто может понять ее чувства? Я не вижу смысла в заигрываниях Томми Вэйна с ней (кажется, они начались еще до убийства), но ясно ведь, что его чувства ненастоящие. Что за дьявольски умный актер скрывается в этом маленьком нахале! Я был совершенно очарован тем, как убедительно он солгал о ней, а затем опроверг свою ложь в ее присутствии, чтобы ложь звучала еще более правдиво.

Крейтон снова взглянул на телеграмму из Америки:

— И все же, несмотря на его криминальный  послужной список, он не убивал Фэниса? Как и Несса — во время его убийства Вэйн был на занятиях по навигации. Итак, мы возвращаемся к первоначальному вопросу. Кто и когда убил Фэниса?

— Несс был прав, говоря, что Вандайк — не убийца. Также он был прав, заявляя, что Гонтлетт не был Вандайком. Еще он говорил, что Вандайк не является «Шефом», и сейчас мы думаем так же. Не должны ли мы предположить, что Несс был правдив во всем? — предположил Брей.

— Хм, — Крейтон скептично нахмурился. — В этом случае Фэнис был застрелен «Шефом» накануне крушения. А Несс был убит «Шефом» за то, что рассказал нам слишком много. Но в этом случае нужно забраковать теорию леди Лауры, а это единственная работоспособная версия из всех, что у нас были. Мы должны поверить, что на самом деле Фэнис был застрелен накануне крушения самолета, но при этом крушение последовало сразу же за выстрелом, а поскольку авария произошла лишь на следующее утро, все это выглядит полной бессмыслицей.

— Боюсь, мы должны отказаться от теории леди Лауры, — заметил Брей, — поскольку мы соглашаемся с невиновностью миссис Энжевен. Ведь если не считать леди Лауры, у нас нет ни одного свидетельства, что во время крушения Фэниса в воздухе был другой учебный самолет. Напротив, до того, как миссис Энжевен приземлилась, кажется, никто не видел, чтобы им кто-то пользовался.

— Вот еще одна мысль, — предложил Крейтон. — Допустим, Несс говорил честно, то есть он думал, что все так и есть, но сам он ошибался? Допустим, он, и правда, думал, что Фэнис был убит накануне, но на самом деле все было не так. Тогда мы можем продолжить поиски какого-либо способа, вызвавшего крушение на следующее утро.

— Тогда это исключает Вандайка из числа подозреваемых в убийстве, но я все еще чувствую, что он должен быть убийцей, — рассуждал человек из Ярда. — Но боюсь, что он все же невиновен: Финч говорит, что в день предшествующий крушению Вандайк был в своем лондонском офисе до вечера, а Мургатройд выяснил, что сразу же по возвращении Вэйн пошел с Нессом в кино. Признаю, поход в кинематограф выглядит, как попытка создать себе алиби, но мы, полицейские, склонны забывать — иногда люди ходят в кино просто ради удовольствия.

— Возможно, Фэнис был убит после того, как Вэйн с Нессом вернулись из кинотеатра? — предположил Крейтон.

— Я так не думаю; сам Несс считал, что поход в кинотеатр предоставляет ему железное алиби. Выходит, он думал, что убийство произошло когда он был в кино. Так что нужно либо поверить Нессу — в то, что Фэнис, вопреки всем свидетельствам, был убит накануне (в таком случае Вэйн невиновен), — либо в то, что он был убит незадолго до крушения (в таком случае также выходит, что Вэйн невиновен). И у Вэйна не было возможности убить Несса, ведь в то время он был на занятиях по навигации и не мог летать. И мы не хотим допускать, что у нас было несколько убийц. Кто бы ни убил Фэниса, он же должен был убить и Несса. Боюсь, что когда дело касается убийств, Вэйн не может быть запятнан подозрениями, черт его побери!

— Все эти рассуждения очень логичны, но они возвращают нас в исходную точку, — простонал Крейтон. — Как этот парень был убит в воздухе? Хотя… мы полагаемся на слова людей, которые нашли тело. А это были Вэйн и Несс, но они же оба по горло увязли в наркобизнесе. Довольно подозрительно, не так ли?

— Согласен, но крушение видели и другие, — указал Брей. — Мисс Сакбот, епископ, леди Лаура и Рэнделл — все они вскоре были на месте происшествия. Я не представляю, как там можно было провернуть грязное дело. Крушение — это крушение. И, в конечном счете, мы не должны забывать письмо Фэниса, а оно наводит нас на версию о самоубийстве.

Двое детективов молча задумались над этим.

— Если бы там только не было епископа! — наконец, простонал Брей. — Мы можем предполагать, что Рэнделл и мисс Сакбот состоят в банде, но с епископом нам ничего не поделать.

— Да, — почесал голову Крейтон. — К тому же он умен. Достойный свидетель. И не притворяется кем-то большим, чем он есть.

— Полагаю, он — настоящий епископ, а не жулик? — задорно предположил Брей.

— Я проверил это перед дознанием, — ответил Крейтон невеселым тоном, который удивил бы епископа Мэрриотта. — Поначалу я относился к нему с большим подозрением. Но все, что он сообщил о себе, оказалось правдой. Он только что прибыл в Англию после восьми лет отсутствия. И крайне маловероятно, что он возглавляет австралийское отделение этой банды, и прибыл в Англию отчитаться о проделанной работе… так что нам следует воспринимать его показания как правду. Как бы я был счастлив, если бы смог понять, как был убит Фэнис хоть утром, хоть накануне вечером.

— Послушайте, у меня идея! — азартно воскликнул Брей. — Предположим, что накануне крушения Шеф обманул Несса, сказав ему, что Фэнис мертв.

— Зачем?

— Чтобы посмотреть, как тот отреагирует. Шеф мог рассуждать так: если, услышав об этом, Несс струсит и пригрозит выдать его, то он, Шеф, объяснит ему, что Фэнис жив, и все это было проверкой Несса. А если бы Несс отнесся к этому спокойно, Шеф спокойно планировал бы убийство, зная, что может рассчитывать на помощь Несса.

— Хм, это немного вычурно, — засомневался Крейтон. — И как же он потом убил Фэниса?

— Он не делал этого, — весело ответил Брей. — Несс считал, что Фэнис уже мертв, Шеф готовился убить его, но это оказалось не нужно — Фэнис совершил самоубийство.

— Брей, ну у вас и воображение! — воскликнул Крейтон. — Значит, все это стечение обстоятельств? Но вот еще одно возражение. После того, как Фэнис покончил с собой, почему они не сказали Нессу, что это самоубийство, и Шеф здесь не причем?

— Если бы Несс считал себя соучастником в убийстве, то уменьшилась бы вероятность того, что он может выдать их. Это ведь серьезнее, чем делишки с наркотиками. И даже если Шеф сказал Нессу, что это было самоубийство, то Несс мог и не поверить ему.

— Ваша взяла! — улыбнулся Крейтон.

— Ну, все это очень ориентировочно, — Брей улыбнулся в ответ. — Но, давай пока придерживаться этой теории. Она дает нам один суицид и одно нераскрытое убийство.

— А не мог ли Несс также совершить самоубийство? — предположил Крейтон. — Это объяснило бы все дело.

— Пожалуйста, без сарказма, старина! Это мешает обмену мыслями. Естественно, Несс не совершал самоубийства, ведь кто-то снял ремень безопасности, и кто-то должен был пилотировать аэроплан. Мы знаем, что это не Вэйн и не миссис Энжевен. Что, если это кто-то из «Аэротакси Гонтлетта»? Например, Рэнделл?

— Брей, я проверял. Все пилоты были в рейсах, конкретно у Рэнделла и Гонтлетта был чартер в Глазго. Мои люди перепроверили это. Весь технический персонал был на базе. За редким исключением, но я не думаю, что кто-то из них умеет летать. Нет, я уверен, что Шеф незаметно пробрался на аэродром. Это довольно легко. Он разыскал Несса и заманил его в полет. Но кем бы ни был убийца, я считаю, что его должны знать на аэродроме, иначе это было бы слишком рискованно.

— Согласен.Но таких людей сотни! Проверить всех практически не возможно.

— Хорошо, пока что отложим вопрос о личности неизвестного убийцы. Но мы установили, что Вандайк не является Шефом?

— Да, Крейтон, все говорит об этом, и Несс утверждал. Вандайк является лишь инструментом. В конце концов, Вэйн попался полиции Лос-Анджелеса, так что не может быть первоклассным наркодельцом. Думаю, что, по мнению Большой Шишки, он был лишь полезным инструментом, с учетом его биографии.

— Верно, я согласен, — заметил Крейтон. — Можем ли мы упростить дело, если предположим, что убийца Несса и есть Шеф?

— Да, временно примем эту версию, — согласился Брей. — Очевидно, что Несс считал убийцей Шефа — он ведь сказал, что Шеф застрелил Фэниса. Да и если вы решились на убийство, опасно поручать его подчиненным, тем более, если от этого зависит благополучие всей вашей наркоимперии.

— Но погодите минутку! — вставил Крейтон. — Мы и забыли, что изначально мы примеряли роль Шефа на Гонтлетта, но последний был в Глазго во время убийства Несса.

— Верно, — вздохнул Брей. — Так что предположим, что Шеф не Гонтлетт, а кто-то другой. В конце концов, можем ли мы быть уверены, что Гонтлетт и есть Большая Шишка? Может, он просто возглавляет английскую секцию международной наркомафии?

— Звучит правдоподобно. Итак, предположим, что выше Гонтлетта есть еще кто-то. Этого человека нам и нужно взять и за убийство, и за организацию наркобизнеса… вы согласны?

— Конечно, — уверенно ответил человек из Ярда. — Полагаю, вы так же, как и я, чувствуете, что нужно еще немного понаблюдать за ними?

— Да. Первым делом за Вэйном.

— Я этим займусь, — заявил Брей. — Есть вероятность, что он выведет нас на руководство организации.

Так окончилось их совещание, выводы которого, несмотря на всю логичность обсуждений, оказались далеки от истины…

* * *
Брей принял под наблюдение Томаса Вэйна, когда тот вышел из дома в котором жил. Теперь на Вэйне не было причудливых и броских одежд, которые он обычно носил. Сейчас на нем был аккуратный костюм и котелок, а в руках — зонтик и перчатки. Фактически, Вэйн уже превратился в Вандайка.

Для Брейна не составило труда сесть в тот же самый поезд, и он не думал, что в Лондоне могут возникнуть проблемы — опытному сыщику легко вести слежку, если жертва не догадывается об этом. В противном случае потребовалось бы по крайней мере двое сыщиков.

Вэйн так быстро сошел на вокзале Виктории, что Брей на мгновение подумал, что тот умышленно стремится оторваться от хвоста. Но Вэйн всего лишь купил билет в Уоддон,[22] и стоявший позади него Брей сделал то же самое. Сели они в разные вагоны, и Брей внимательно следил за тем, чтобы его подопечный не сошел с поезда преждевременно — этот трюк любят проделывать люди, за которыми идет слежка.

Но этого не произошло, значит, Вэйн ничего не подозревал. Он вышел в Уоддоне. Брей пошел за ним и обнаружил, что Вэйн направлялся в кройдонский аэропорт. Вэйн направился прямо к ангарам. Служащие аэродрома приветствовали его. Значит, здесь его знали.

Несколько минут спустя Вэйн вернулся из ангара — в небольшом биплане. Мотор был уже заведен, и, к неудовольствию Брея, аппарат взлетел и исчез где-то на востоке.

— Черт! Я упустил его! — пробормотал Брей. — Вот, что невозможно в слежке, так это следовать за самолетом! Но что, черт побери, Томми Вэйн делает за рулем самолета, если считается, что у него нет удостоверения пилота?

Брей завел разговор с одним из механиков, но узнал лишь, что Вэйн (здесь он был известен как Вандайк) часто брал самолет в местном аэротакси — для «самостоятельных полетов». Предполагалось, что Вандайк — американец, поскольку, когда он впервые нанимал самолет, он показал американскую лицензию, ему было отказано, поскольку страховой полис фирмы американскую лицензию не признавал.

Спустя две недели он вернулся с лицензией класса «А» и упомянул, что сдал экзамен в Белфасте. Одному из инженеров по наземному обслуживанию Вандайк сказал о том, что у него уже есть летный стаж в тысячу часов. По словам инженера, для любителя это слишком много, так что он подумал, что Вандайк «бахвалится». Но сомнений в его компетенции, как пилота, не возникало. Диспетчерская служба его отчитала за рискованное пилотирование вблизи аэродрома, и у всех возникло чувство, что он склонен к хвастовству.

Брей позвонил Крейтону и рассказал ему, что он выяснил.

Крейтон изумился:

— Странно, ведь Вэйн считается одним из худших учеников в клубе. Но, тем не менее, судя по всему, он — опытный пилот. Значит, за тем, что он притворяется новичком, должно что-то стоять.

— Почем мне знать! В любом случае, мы упустили его, — ответил Брей. — Надеюсь, не навсегда. Не думаю, что он знал о том, что мы подозреваем его, вел себя спокойно, а это уже кое-что.

— И что же вы собираетесь делать?

— Увидеться с суперинтендантом, — ответил Брей. — В поезде я думал над этим. Крейтон, знаете, я считаю, что, затягивая дело, мы сильно рискуем. Случись еще одно убийство, и мы будем виновны, что ничего не предприняли. Как бы нам не хотелось дотянуться до Шефа, рисковать не стоит. Если суперинтендант согласится, Ярд распорядится завтра же провести облавы во всех странах. Возможно, в конфискованных нами бумагах будут и сведения о Шефе. Это будет большая охота, и мне не верится, что никто из них не выдаст его.

— Если только они знают! — скептично заметил Крейтон.

— Люди вроде Роже должны знать, — настаивал Брей. — Если Дюран пообещает ему свободу, то он наверняка даст нужные показания. Я знаю, что Дюран пойдет на это. А что думает ваше начальство?

— Генерал Сэдлер оставляет все на усмотрение Скотленд-Ярда. Как и я. Удачи!

— Спасибо, Крейтон. Очень достойно с вашей стороны!

Брей вернулся в Скотленд-Ярд и провел долгую беседу с суперинтендантом Лероем.

— Мой начальник болезненно воспринял все это, Брей, — заметил Лерой, на львином лице которого отпечаталось волнение. — Он провел с лордом Энтуражем долгую беседу. Конечно, для Энтуража это может означать политическую смерть. Он говорит, что ему, возможно, придется уйти в отставку. Не думаю, что до этого дойдет, но вполне понимаю чувства старика. Я совершенно уверен: он и не подозревал, что его племянник был негодяем. Мы уже готовы двинуться в атаку. Полагаю, завтра днем. Ордера приготовлены, в них вписаны все имена и адреса: Гонтлетта, Рэнделла, мисс Сакбот, Вэйна (также известного как Хартиган или Вандайк), двоих таможенников, всех английских пилотов, водителей грузовиков и клерков. Наши тюрьмы будут переполнены! — Суперинтендант Лерой заглянул в бумаги и сделал пометку. — Час «Ч» — два часа пополудни, завтра. Я передам это и в другие страны. Брей, веселее, — добавил он, заметив уныние на лице подчиненного. — Черт, нельзя желать слишком многого. Сейчас мы боремся с крупнейшей из известных организаций наркоторговцев. Какая разница, сможем ли мы задержать их «Шефа»?

— Знаю. Я должен быть удовлетворен. Но меня задело хладнокровие, с которым он убил того коротышку-механика.

Глава XVIII. Неуклюжесть американца

Исполнительный комитет бастонского аэрошоу разместился за ограждением, на местах для Почетных Гостей, и удовлетво­ренно отдыхал от трудов. В центре, в неудобном на вид кресле расположился лорд-наместник Тем­шира одетый в парадный мундир. Слева от него сидел мистер Уолсингем — в сером цилиндре, из-под которого выглядывало его лицо, на лицо было надето выражение живейшего интереса. Это скрывало его крайнее возмущение тем фактом, что, хотя он прожил в доме лорд-наместника уже неделю, но так и не смог заставить лорда купить хотя бы несколько акций «Мира авиасообщений» — его нового проекта. Справа от лорда кресло заняла леди Крамблс, одетая в серый костюм цвета хаки, который, к сожалению, лишь усиливал ее сходство с танком. Она вела беседу с леди Лаурой Вэнгард:

— Дорогая, вы видели епископа? 

— Нет, — небрежно ответила леди Лаура. — Вернее, всего лишь на мгновение. Он быстро прошел за ангары.

— Дорогая, что же он собирается там делать? — удивилась леди Крамблс.

— Думаю, прятаться от вас. В то время вы как раз только что прибыли.

— О, милочка, вы на редкость деликатны, — кисло заметила леди Крамблс. — Мне нужно разыскать его до конца шоу. Я хочу, чтобы он вручал призы. Я разложила их на том столике.

— Да, я их видела, — ответила леди Лаура. — Но как он узнает, кому какой приз вручать? На них ничего не выгравировано.

— Гравировка стоит так дорого, — посетовала графиня. — Кроме того, я надеюсь, что некоторые из победителей вернут свои трофеи — ну, ради благотворительности, и тогда выгравированные надписи будут только мешать повторному использованию. А я уверена, они пожертвуют трофеи, если я попрошу их об этом.

— Я также уверена, — согласилась леди Лаура.

— Но все же это может немного озадачить епископа. Вы не против написать ярлыки? Сказать, какой приз за что вручать?

— Не думаю, что это имеет особое значение, дорогая. Оставьте это на мое усмотрение. Будете судействовать?

— Да, я в жюри.

— Знаете, я буду в ярости, если мой новый самолет не получит первый приз в конкурсе элегантности. Это один из новых «Дрэгон-шесть» с коктейль-баром в кабине. И с прекрасной кожаной обивкой кресел.

— Это вон та большая серебряная махина?

— Да, разве не прелесть?

— Даже не знаю, как это удается — с этими налогами и прочим, владеть таким — завистливо заметила графиня.

— Иногда я сама удивляюсь. А вот и бедняжка Салли. Она выглядит такой взбудораженной! Пытается справиться с этим стадом  девчонок в синем, которое внезапно ворвалось на аэродром.

— Дорогая, это же мои эйри. Разве не милашки?

— Могу честно сказать, что никогда не видела настолько отвратительных малюток, — ответила искренне леди Лаура. — Салли тратит все свое время на то, чтобы отгонять их от самолетов, на которых эти девчонки пытаются нацарапать свои инициалы.

— Дорогая, дорогая, это же просто озорство! Но я поговорю с их звеньевой. Будь с ними добра, ведь они так увлечены и полны энтузиазма! Салли обещала дать имбирного пива[23] самым послушным из них.

— Я приму в этом участие, им понравится, — вставила леди Лаура. — Добавлю в пиво немного джина, чтобы у маленьких ангелочков получилась по-настоящему веселая вечеринка.

— Лаура, я надеюсь, что вы шутите! — охнула графиня. — Пожалуйста, помните: я возглавляю местное общество трезвости.

Но Лаура, прервав разговор, покинула ограждение для Высоких Гостей и пошла в здание клуба. Салли вернулась в свой кабинет и быстро просматривала список гостей. Леди Лаура улыбнулась ей:

— Привет, Салли, чем тебе помочь? Я только что сбежала от Крамблс.

— Дорогая, сходи смени, хотя бы ненадолго, сэра Герберта Хэллэма у громкоговорителя. Он уже охрип и начинает запинаться.

— Хорошо, схожу и отнесу ему выпить. Кстати, где у тебя чернила? Я пообещала сделать ярлыки для призов. Если увидишь епископа, скажи ему, что он должен будет вручать их. Это довольно дешевые безделушки, и мне было бы стыдно вручать их самой, а вот священник, вероятно, согласится. Кстати, где он?

— Он со своим странным американским приятелем, — ответила мисс Сакбот. — Забавным маленьким седовласым человеком с носом-луковицей и восхитительно-мягким американским акцентом. Епископ, до этого времени, был идеальным ангелом-хранителем исполнительного комитета — своего рода буфером между Крамблс и мной, но, думаю, что сейчас сил на это у него уже не осталось.

— Я удивлена тому, что не вижу здесь инспектора, — продолжила леди Лаура. — Мне казалось, что он прочно обосновался на аэродроме. Думаю, он бросил свое расследование. Полиция сегодня ужасно неэффективна.

— Да, — задумчиво заметила Салли. — Всегда у них какие-то оправдания. То не удалось допросить свидетелей, то еще что. А как они допрашивали меня! Лаура, будьте добры, выгляните и посмотрите, начал ли Вакси заниматься «Опавшей листвой»? Если это так, то его номер подходит к концу, тогда ухватите парочку эйри за уши и отправьте их в пункт управления. Пусть скажут там, что пора дать сигнал к началу «Гонки вокруг дома». А затем идите к громкоговорителю. И, да, хотите, чтобы ваш «Дрэгон» был подготовлен к отлету по окончании конкурса элегантности?

— Нет, я договорилась с Уинтерсом провести на нем летные испытания. Я собираюсь одолжить клубную «Бабочку». Сегодня ими не пользуются, а завтра я ее верну. А моего верзилу поставь в ангар. Чернила я прихвачу.

— Хорошо, удачи тебе Лаура, — пробормотала Салли, вновь склонившись над списком.

Леди Лаура вышла и увидела, что зеленый аэроплан «Вакси» кувыркается к земле, грациозно выполняя фигуру высшего пилотажа, известную как «Падающий лист».

Отправив двух эйри в диспетчерскую с нужным сообщением, она поспешила к дикторскому пункту.

Смена дикторов произошла, но при включенной громкой связи, и голос леди Лауры прогремел на весь аэродром: «Сэр Герберт, возвращайтесь к грозной леди Крамблс. Сочувствую, но вот фляжка с напитком, Салли прислала, который поможет вам перенести это». Сидящие за ограждением для Почетных Гостей предпочли бы, конечно, этого не слышать. Далее веселый голос леди Лауры разносил по аэродрому уже обычные любезности диктора

Пять аэропланов поднялись в воздух, летя крылом к крылу над толпой и развернувшись у ангара. «Гонка вокруг дома» началась…

Тем временем, как Лаура и говорила леди Крамблс, епископ  увильнул от исполнения обязанностей члена Исполнительного комитета. Пока леди Лаура говорила с миссис Энжевен, он вместе со своим приятелем-американцем быстро исчез, как только заметил появление леди Крамблс.

— Жаль, что мы не задержались, чтобы поговорить с леди. После стольких лет… — начал, было, американец.

— Позже у вас еще будет такая возможность, — заверил его епископ. — Честно говоря, даже ради вас я не хотел бы иметь с ней дело сейчас, хотелось бы встретиться с ней как можно позже.

— Епископ, верю вам на слово. Довольно странно, что на англо-американском банкете мы оказались друг возле друга.

— Да, но даже несмотря на это я не узнал бы, что у нас есть общая знакомая, если бы ее отец не сидел напротив нас — ведь именно благодаря этому вы упомянули, что знакомы с ней.

— Боюсь, что он не знает того, что знаем мы, — серьезно заметил американец. — Иногда я задаюсь вопросом: не было ли чего неправильного в том, что я доверил вам тот маленький секрет? Боюсь, это было из-за вина и вашего обаяния, епископ. Пожалуйста, ни в коем случае не рассказывайте его никому.

— Я и подумать не могу… — епископ не окончил фразу, так как увидел, что его знакомый переменился в лице. — Что случилось? Вы выглядите изумленным.

— Тот парень, Хартиган, я говорил о нем. Вот он. Выглядит таким же живчиком, как и всегда. Обаятельный персонаж, но упрямый.

— Уважаемый судья, вы, должно быть, ошибаетесь, — рассмеялся епископ. — Это молодой член клуба, Томми Вэйн.

— Епископ, может, я и стар, но своим глазам я доверяю, — уверенно заявил американец. — Этот юноша не столь юн, как вы думаете. Это Спайдер Хартиган, о котором я говорил.

— Мне жаль, но боюсь, что вас ввело в заблуждение некоторое сходство, — епископ улыбнулся и покачал головой.

Теперь обсуждаемый ими человек оказался в пределах слышимости. Судья вновь посмотрел на него и внезапно выкрикнул:

— Привет, Спайдер!

Томми Вэйн обернулся и уставился на судью. Епископ увидел, как юноша на мгновение побледнел, а затем приложил усилие и взял себя в руки. Он собирался уйти, но в последний момент передумал.

— Привет, судья, — сказал он, протягивая руку. — Рад вас видеть, но меня зовут Томас Вэйн.

— Может быть, но так было не всегда, — великодушно улыбнулся судья.

— Я давно отказался от сценического псевдонима, — ответил Томми Вэйн, быстро оправившись от смущения. — Каким образом вы здесь оказались?

— Я приехал в Англию в отпуск, — пояснил судья. — Но на этом шоу меня не было бы, если бы на днях я не оказался на одном банкете с епископом. Мы разговорились, и я рассказал ему о странной маленькой церемонии, которую я проводил, — судья игриво ткнул юношу в ребро. — Я должен был помалкивать об этом, но я рассказал епископу строго конфиденциально!

— Судья, вы вообще никак не должны были говорить! — разозлился юноша. — Черт, вы же обещали держать это в секрете!

— Да, обещал, — признал американец. — Обещал, но тогда, Спайдер, ты взял с меня слово о временном молчании — максимум на год. А прошло уже более двух лет. И это освобождает меня от обязательств. Но не беспокойся, — добавил он, увидев раздражение Вэйна, — епископ же священнослужитель, и я просто хотел посоветоваться с ним, и не более. Я вовсе не собираюсь распространять эти сведения.

— Тогда спасибо, — буркнул Томми Вэйн. — А вы? — спросил он у епископа.

— Конечно, я не собираюсь выносить это на публику, — мягко ответил епископ. — Но, учитывая обстоятельства, вы не можете ожидать, что я буду хранить полное молчание. Нужно учитывать интересы других. Думаю, вы и сами понимаете, что я должен обо всем рассказать некоторым людям, которые в ином случае оказались бы в заблуждении, а, учитывая их положение и обязанности, это было бы нехорошо.

Врожденная тактичность судьи подсказала ему, что его присутствие может мешать разговору между епископом и Вэйном, а уклончивая речь епископа подсказывала, что все так и есть. Поэтому судья извинился и ушел смотреть следующее представление, а оно обещало быть любопытным.

—  Послушайте, — сказал Вэйн, — ваше знание доставляет чертовские неудобства. Будь оно только у судьи, я мог бы не волноваться; думаю, что я смог бы уговорить его не распространяться, он же уже однажды дал обещание. Но я понимаю ваши чувства и знаю, что вы поступите так, как посчитаете правильным. Но вы можете помолчать об этом еще хотя бы день? Давайте перейдем в такое место, где нас не подслушают.

— Почему только на день? — вяло спросил епископ, пока Вэйн тащил его за руку к тенту для отдыха.

— Потому что я обещал послезавтра сам обо всем расска­зать, — заявил Вэйн. — Но вы можете себе представить, как мне это сложно, у меня ведь нет ни работы, ни положения в обществе. Я всего лишь безработный статист. Завтра, если все пойдет по плану, у меня будет работа, тогда я и сознаюсь во всем перед заинтересованными лицами. Тогда я не буду возражать против того, чтобы вы рассказали. Понимаете? Уверен, что понимаете! — с улыбкой добавил он.

— Очень хорошо, — ответил епископ. — Как минимум сутки я буду молчать.

— Епископ, вы — отличный человек! — воскликнул юноша. — Я ужасно благодарен вам. Не знаю, как вас толком отблагодарить. Выпьете со мной?

— Сейчас жарко. Буду благодарен, если принесете лимонаду.

Спустя пять минут Вэйн вернулся со стаканом бледно-желтой жидкости.

— Не без труда, но мне удалось получить питье. Пойдем, посмотрим гонку? Епископ, вам следовало бы принять в ней участие.

Участники гонки должны были преодолеть различные этапы трассы на аэропланах, автомобилях, ослах, тачках и детских велосипедах.

— Боюсь, я слишком стар для такого, — сказал епископ когда гонка закончилась. — Я и не представлял, что миссис Энжевен так хорошо ездит верхом. Она заставила своего осла бежать галопом. Но я нахожу всю эту показуху несколько утомительной. Если честно, я бы предпочел поспать в удобном кресле.

— Думаю, что Почетные Гости заняли все шезлонги, — заметил Вэйн. — И в их загородке кресла свободны.

— Нет! — содрогнулся епископ. — Если я где и сяду, то это будет тихий уголок, в котором не будет опасности встретиться с леди Крамблс.

— Если так, то почему бы вам не пробраться внутрь этого клубного самолета? — Вэйн указал на площадку с серебристо-красным аэропланом. — Вы сможете спрятаться, опустив голову ниже уровня двери кабины, и тогда вас никто не побеспокоит. Тем более леди Крамблс. Она никогда не подходит к аэропланам — она явно боится, что они могут взорваться, или что пропеллер может начать вращаться и ударить ее. — Он сделал паузу и добавил. — Вероятно, так бы и произошло, если бы я был за штурвалом.

— Это по-настоящему хорошая идея, Вэйн, — воскликнул епископ Мэрриотт. — Если меня не будет видно по окончании шоу, то откопайте меня — предполагается, что я буду вручать призы. Но, пожалуйста, помните об этом: я чувствую себя до того сонным, что точно не проснусь, если кто не разбудит меня. И уделите внимание судье, — пробормотал епископ. — Он — мой гость, но меня так клонит в сон, что я навряд ли вспомню…

Епископ забрался в кабину на переднее сиденье и свернулся там. Какое-то время рев работавшего неподалеку двигателя отбивал сложное стаккато, мешая епископу заснуть. Но его рука нашарила летный шлем на приборной панели, и, надев его, он избавился от неприятного шума.

Перед тем как погрузиться в воды забвения, епископу показалось, что сквозь пелену тумана к нему пытается пробиться какое-то странное предостережение. Словно его мозг только теперь смог распознать опасность, скрывавшуюся где-то на заднем плане. Но было слишком поздно. Он беспомощно утонул в бездне сна.

Еще раз взглянув на епископа и убедившись, что тот глубоко спит, Вэйн прикрыл его пледом, и медленно побрел прочь на поиски судьи.

С выражением детского удивления на лице судья наблюдал за тем, как вооруженные дробовиками пилоты расстреливают надутых газом сказочных монстров, парящих над посетителями.

Увидев Вэйна, судья кивнул.

— Спайдер, ты уладил дела с епископом?

— О, с ним все в порядке, если иметь к нему подход, — небрежно ответил Вэйн. — Налейте ему выпить, и он согласится на то, что вам нужно.

— Выпить! — воскликнул судья. — На банкете он казался сторонником воздержания.

— Так и есть, если ему надо самому платить за выпивку, — улыбнулся Вэйн. — Бедняга совсем беден.

— Ну и ну! — удивился судья. — Я-то думал, что труд епископов очень хорошо оплачивается.

— Лишившись сана, он все потерял, — пояснил Вэйн. — Сейчас у него нет ни пенни.

— Я не понимаю! — искренне ужаснулся судья. — За что он был лишен сана?

— О, ничего особенного — обычное пьянство. На самом деле я считаю это придирками — он же не напивался до такой степени, чтобы лезть в драку, он просто тихо засыпал.

— Мне трудно в это поверить, — запротестовал судья. — Такой очаровательный человек! К тому же что он делал на англо-американском банкете, если он и впрямь таков?

— Если он купил билет, полагаю, они не могли не впустить его, не устраивая сцену, — пожал плечами Вэйн. — Вероятно, поэтому он ничего и не пил. Вне сомнений, официантов проинструктировали не подавать ему вина.

— Это по-настоящему шокировало меня! — детские глаза судьи расширились. — Не могу поверить, что за этим не скрывается какая-то ошибка.

— Пойдемте со мной, судья, и посмотрим, — предложил Вэйн. — Верьте или нет, но вскоре после того, как вы ушли, старик напился в стельку и забрался в аэроплан, чтобы поспать в нем.

Вэйн отвел потрясенного американца к самолету, в котором отдыхал епископ. Они взобрались на крылья, и Вэйн как следует потряс священника за плечо. Но тот не ответил, если не считать неразборчивого хрюканья.

— Силы Небесные! — пробормотал судья.

— Сколько он одолжил у вас? — спросил Вэйн.

— Ни цента! — ответил американец. — Он пригласил меня посмотреть это представление в качестве его гостя.

— Вот те на! Должно быть, он хотел обтяпать с вами какое-нибудь дельце, — рассмеялся юноша. — Это не мое дело, но нужно быть на чеку. В смысле, будьте бдительны, если он попросит вас сыграть с ним в карты. Судья, мне пора идти. Был рад снова повстречаться с вами после стольких лет!

Томми Вэйн быстро зашагал прочь как будто из-за какого-то срочного дела. Переброшенный через плечо яркий красно-синий шарф развевался за его спиной — до того быстро он шел.

Тем не менее, немного спустя, он не преминул потратить немного времени на то, чтобы оглянуться и с удовлетворением увидеть, как судья с обеспокоенным выражением лица бредет к выходу из аэродрома. Представления Вэйна о его психологии не подвели. Спустя мгновение судья исчез за воротами.

Удовлетворенная улыбка на лице Вэйна сменилась выражением крайней тревоги, которая была не типична для его мальчишеского лица. Он еще раз взглянул на аэроплан, в котором спал епископ, и выражение его лица стало зловещим.

Внимание Вэйна отвлекли пронзительные звуки в небе; его опытное ухо тут же распознало работу мощного двигателя. На авиашоу не были представлены самолеты военно-воздушных сил, а такой шум никак не могли издавать легкие аэропланы, участвовавшие в представлении.

И вот источник шума стал видим — это был моноплан, летящий к аэродрому. Когда он подлетел ближе, стало видно, что шасси убрано в фюзеляж, и что это высокоскоростной самолет. Что-то в этом аэроплане показалось Томми Вэйну знакомым, но он так и не смог понять, что именно. Из-за отблесков на лобовом стекле черты лица пилота были неразличимы.

Самолет опустился еще ниже, пилот поднял над головой сверкающий пистолет и выпустил сигнальную ракету. Красная ракета эффектно описала кривую, заставив зрителей взглянуть в свои программки. Но тщетно — появившийся самолет в расписании мероприятия не упоминался.

Это вызвало беспокойство в диспетчерской.

— D-GGXX, — прочитал чиновник, смотревший в бинокль. — Немецкий аппарат. Выглядит, как Хейнкель. Какого черта он описывает круги, вмешиваясь в наше авиашоу? Думаю, о нем стоит сообщить в министерство авиации.

— Возможно, какой-то немецкий турист услышал о нашем шоу и решил удивить нас, — мягко ответила Салли Сакбот. — Он не причиняет никакого вреда. Смотрите, машет крыльями. А теперь улетает. Оставьте его в покое.

Хейнкель (если это был он) сделал еще круг над аэродромом на небольшой высоте, но потом поднялся ввысь, как ракета, и умчался прочь. Аэрошоу продолжилось, соревнование по искусству приземления закончилось, и в воздух поднялись два красных аэроплана — продемонстрировать сумасшедшие  фигуры высшего пилотажа.

Епископ спал…

Тем временем леди Лаура закончила выполнять свои обязанности у микрофона и пришла в кабинет к Салли:

— Дорогая, я так устала, и я еще не закончила с этими бирками для призов, — она вынула из сумки пачку бумаг и начала подписывать их своим четким, каллиграфическим почерком.

— Лаура, это ужасно мило с вашей стороны — то, что вы так помогаете мне, — ответила Салли. — Под вашей маской светской львицы скрывается удивительный человек. Ваша работа над аэрошоу просто неоценима. Я, и правда, не понимаю, почему вы не применяете ваши таланты почаще!

Леди Лаура рассмеялась и улыбнулась Салли.

— Вы — первый человек, который считает, что у меня есть способности, — ответила она. — С бирками я закончила. И тороплюсь, сегодня я должна вернуться в Горинг. Извинись за меня перед леди Крамблс. Да пока не забыла, меня будет искать парень. Отдай ему эту записку и скажи, что он пришел слишком поздно.

Салли взяла конверт.

— Вы так безжалостны к своим кавалерам! Кстати, как его зовут?

— Он слишком застенчив, чтобы назваться, — с улыбкой ответила леди Лаура. — Но ты поймешь, что это он. До скорого, Салли! Вы слишком хороши для этой работы, милочка.

Помахав на прощание, леди Лаура удалилась. Салли прошла к окну и увидела, как она запрыгнула в клубный самолет и улетела в перерыве между «безумными гонками» и следующим пунктом программы — прыжками с парашютом.

Последние прошли успешно, и толпа зрителей испытала облегчение (а кто-то, может быть, и разочарование), когда наполненный воздухом парашют сдулся, благополучно доставив человека на землю. Парашютист триумфально обошел вокруг ограждения для Почетных Гостей , а затем раздался голос сэра Герберта Хэллэма; он снова занял свое место диктора. Хэллэм отдохнул, и теперь его дикция стала почти безупречной:

— Следующий пункт: выступление пилотов из «Аэротакси Гонтлетта», которые продемонстрируют, на что способны современные аэротакси. Вы увидите весь парк Гонтлетта в конце аэродрома. А на другом конце аэродрома…

Сэр Герберт развивал тему, толпа перевела взгляды на бравый ряд красно-желтых аэропланов в дальней части аэродрома. Публика слабо себе представляла, в чем будет заключаться данное мероприятие, и когда в ворота аэродрома ворвался автофургон, а вслед за ним еще два, раздались аплодисменты. Машины направились через весь аэродром, прямо к самолетам, и остановились напротив них. Пилоты удивленно смотрели на них.

Увидев происходящее, Салли Сакбот выскочила из кабинета. Она обратилась к первому встретившемуся ей члену клуба:

— Эй, Томми Вэйн! Выясни, кто эти идиоты! Узнай, откуда они взялись, и запиши их имена. Живо!

Томми Вэйн запрыгнул в свой красный «Остин-сэвен» и помчался через аэродром, прибыв на место как раз в то время, когда Крейтон выходил из фургона принадлежавшего, судя по надписи, местной пекарне.

— Сначала возьмите его! — крикнул Крейтон, указав на юношу. — Томас Вэйн, он же Вандайк, он же Хартиган.

Томми Вэйн побледнел, когда на его плечо опустилась тяжелая рука констебля. Но тревога была лишь секундной, и вскоре мальчишеское лицо весело улыбнулось, как если бы инспектор только пошутил.

— За что я задержан?

— За хранение и распространение наркотиков, — коротко ответил инспектор.

— Рад, что не за что-то худшее, — выдохнул Вэйн.

Крейтон обратился к констеблю:

— Мургатройд, смотри за ним, как следует. Он намного опаснее, чем кажется. Возьми под стражу всех пилотов, всех этих людей в красно-желтых униформах! Конфискуй их аэропланы. Возьми и того человека в легком фланелевом костюме — это сам Гонтлетт. Забери того парня с нарукавной повязкой и козырьком на голове — это капитан Рэнделл. Он также в списке.

Инспектор заглянул в блокнот, а затем обратился к вышедшему из другого фургона Брею:

— Нужна еще Салли Сакбот. Взять ее будет довольно легко. Я уже вижу, что она мчится к нам через аэродром. Я уже проинструктировал охрану снаружи: если кто-нибудь попытается сбежать, его следует задержать, независимо от того, кто бы это ни был. Мургатройд, вы должны поступать также, если увидите, что кто-то убегает. Вот приближается леди Крамблс. Мургатройд, примите мой совет: притворитесь глухим немым идиотом. Я пойду к дикторской, но не говорите ей этого.

Инспектор поспешил прочь. 

Глава XIX. Способ убийства

«Говорит инспектор Крейтон из темширской полиции», — раздалось в динамиках.

В толпе зрителей из-за всех этих арестов уже наблюдались признаки паники, и инспектор Крейтон принимал все усилия, чтобы успокоить людей:

— Выполняя приказ, мы были должны арестовать некоторых из находящихся на аэродроме именно сегодня. Это не имеет никакого отношения к аэрошоу, оно продолжится согласно программе. Просьба ко всем присутствующим: не покидайте своих мест до окончания аэрошоу. Полиция дежурит на всех выходах, и охрана не будет снята до тех пор, пока мы не убедимся, что задержаны все подозреваемые.

— Но как мы можем продолжать программу после ареста диспетчера полетов?! — возмущалась леди Крамблс, которая наконец-то добралась до инспектора. — О Боже, дорогой мой, миленький! Четверо из моих эйри в истерике от страха, а в диспетчерской говорят, что они не собираются брать на себя ответственность за проведение шоу без руководителя полетами, а она арестована.

— Мне жаль, миледи, — твердо заявил Крейтон, он чувствовал себя «при исполнении», что может так говорить с леди Крамблс, при обычных обстоятельствах он конечно бы себе этого не позволил. — Мне жаль, но мы обязаны выполнить наш долг. Вы должны обойтись без арестованных членов клуба.

— Но что случилось? За что вы всех их арестовали?

— За наркоторговлю, — коротко ответил инспектор. — И, возможно, за убийство.

— Батюшки! — вскрикнула леди Крамблс. — И почему я только связалась с этим ужасным аэрошоу? Наркоторговля! Сейчас мои эйри могут нюхать опиум или что-то подобное. Эта ужасная Салли Сакбот! Я никогда ей не доверяла.

— Я не думаю, что вам стоит волноваться из-за детей, сударыня, — сухо заметил Крейтон. — Вряд ли им дадут какие-либо наркотики, если они не смогут оплатить их, что я считаю маловероятным. Вы очень нам поможете, если пойдете и организуете продолжение шоу, чтобы в воздух  поднялась хотя бы пара  самолетов, чтобы развлечь публику. Иначе они потребуют вернуть им деньги за билеты.

— Потребуют вернуть деньги? — ужаснулась леди Крамблс. — С этим нужно что-то делать. Сэр Герберт, у вас есть предложения? Вы могли бы покружить?

— Леди Крамблс, время моих полетов позади, — кашлянул сэр Герберт. — Но я не понимаю, почему не может продолжиться выступление женщин. Здесь и миссис Роббинс, и Грета Форсайт, и мисс Гилберт. Нам придется обойтись без леди Лауры и миссис Энжевен, так как они совсем недавно покинули аэродром.

Когда леди Крамблс ушла, инспектор Крейтон выдохнул. Затем и он покинул дикторский пункт и пошел к ангарам. Там, за перегородкой, была комната, в которой уже сидел Брей. Он проверял список.

— Мы взяли всех, — сказал он. — Пилоты больше всех протестуют и заявляют о своей невиновности. Некоторые из них говорят вполне убедительно. В одном случае заявление о невиновности было особенно ярким. Но, судя по записям, все они когда-то перевозили наркотики. Валентайн Гонтлетт рвет и мечет, поминая имя своего дяди. Но Рэнделла происходящее похоже лишь забавляет.

— Кто-нибудь сделал официальное заявление? — спросил Крейтон.

— Нет нужды принимать заявления у людей, которые лишь, все как один, голословно клянутся в своей невиновности. Чего-то стоят разве что слова того парнишки, Вэйна. Он сказал что-то довольно странное.

Брей обратился к помощнику Крейтона:

— Мургатройд, если Вэйн все еще хочет сделать заявление, приведи его, хорошо?

— Аресты пришлись на очень неподходящее время, — проворчал Крейтон. — Леди Крамблс в ярости. К счастью, лорд-наместник уже ушел.

— С этим ничего нельзя было поделать, — отметил Брей. — Аресты должны были пройти синхронно. А в Германии они прошли немного раньше, чем у нас, это могло вызвать накладки. Но не думаю, что это произошло, ведь мы взяли всех, кого следовало.

— Всех? — усомнился Крейтон.

— Всех, кроме Шефа, — ответил Брей. — Надеюсь, что конфискованные бумаги подскажут нам кто он такой. Я все еще испытываю смутное ощущение, что тот парень, Томас Вэйн, он же Вандайк… А, а вот и он!

К Томми Вейну уже полностью вернулась беспечная веселость, типичный для него беззаботно-веселый вид. С короткой стрижкой и экстравагантным шарфом он выглядел ужасно юным. Томми сел на стул, лицом к двум полицейским.

— Вы желаете сделать заявление? — спросил Брей, выполняя формальности.

— Да, — ответил Вэйн.

— Сначала назовите ваше настоящее имя и гражданство?

— Я — британец, выпускник одной из ведущих частных школ, — весело ответил Вэйн. — Должен ли я стыдиться, упоминая об этом? У меня бедные, но честные родители. Вернее так: честные, и потому бедные родители. Моя фамилия — Хартиган, позднее меня стали называть «Спайдером» Хартиганом — из-за небольшого трюка, который я проделывал в Штатах, лазая вверх и вниз по тонкой веревке, прикрепленной к летящему аэроплану. Мое другое имя, Теодозио Вандайк, очень подходит богатому молодому американцу, а Томас Вэйн, как вы можете заметить, это вариация примерно того же имени — похоже звучит и, инициалы такие же. А мое настоящее христианское имя, Клод Джереми, звучит довольно ужасно, не правда ли? Я бы предпочел, чтобы меня называли Спайдером.

Оба полицейских сохраняли бесстрастное выражение лиц. Томми Вэйн беспокойно заерзал на стуле.

— Я не совсем понимаю, как вы взяли наш след, — нахально продолжил он. — Кажется, вы досконально все проработали.

— Возможно, более досконально, чем вы думаете, — заметил Брей, внимательно наблюдая за юношей. — Аресты прошли не только здесь, но и в Германии, Франции, Бельгии и Голландии.

— Это естественно, — пожал плечами Вэйн, — если одна из наших организаций терпит крах, то за ней следуют и другие. В этом наша слабость, как я всегда говорил Шефу.

— И кто же Шеф? — спросил Брей.

— Всему свое время, — улыбнулся Вэйн. — На чем я остановился? Ах, да. Я часто указывал Шефу на слабые места в нашей организации. Но он настаивал на том, что все в порядке. Далее записывайте мое официальное заявление. Я, Клод Джереми Хартиган, в здравом уме и твердой памяти… или эта формулировка используется только в завещаниях? Как бы то ни было, пишите. Я заявляю, что в течении двух последних лет я занимался гнусной контрабандой наркотиков. Гнусной — это ни слишком литературно для официального заявления?

— Будьте добры, говорите простыми словами, — терпеливо попросил Брей.

— Прошу прощения… Не считая Шефа, я был главным организатором и внес немалый вклад в формирование окончательной схемы поставок. Но основные идеи принадлежали Шефу. В любом случае, самым важным фактором были политические и социальные связи Шефа: они позволили разместить ядро нашей организации в Париже, при этом оставаясь вне подозрений. Ссылаясь на Шефа и его высоких друзей, я смог предстать перед мэтром Роже эксцентричным  миллионером и убедить его выступить моим агентом при приобретении «Газетт». Капитал для этого был представлен не Шефом и не мной — оба мы были удручающе бедны. Деньги выделил производитель наркотиков из Болгарии, а мы пообещали ему, что будем распространять только его товар. Среди преступников тоже есть понятие чести, и мы добросовестно соблюдали это обязательство. Кстати, ваши французские друзья арестовали Роже?

— Да, — ответил Брей.

— Это довольно плохо, — печально покачал головой Вэйн. — Я думал, что репутация Роже обезопасит его от подозрений. Он так старался, во всем был добросовестен, и я уверен, будет крайне удивлен, когда узнает, что очаровательный мистер Вандайк (а я очень старался быть очаровательным) — преступник.

Томми Вэйн добродушно улыбнулся полицейским:

— Вся красота нашей схемы заключалась в том, что мы использовали невиновных людей. Это было безопасно и довольно дешево. Я уверен, это было основной причиной, по которой нас так долго не подозревали. Заверяю вас, только пять человек, связанных с «Газетт» знали, что она была центром наркоторговли. Это Гранде и его четверо помощников, имевших судимости, и все они трудились вдали от прочих сотрудников, так что никто не мог ничего заметить. Надеюсь, вы передадите эту часть моего заявления французской полиции.

— Думаю, что передам, — задумчиво ответил Брей. — Кажется, я припоминаю, что Дюран говорил о чем-то таком, хотя улики против Роже выглядят внушительно.

— Хорошо. Беднягу Роже нужно обелить. Ну, я предполагаю, что нет нужды вдаваться в тонкости механизма распространения наркотиков — думаю, вы уже все знаете. Его суть заключалась в подкупе необходимого числа таможенников в каждой из стран. Завербованные сообщали в главный офис о том, когда они будут на посту. По-настоящему гениальным было использование аэротранспорта, благодаря ему наркотик оказывался в руках потребителя в тот же день, в который покидал склад. Надеюсь, вы оценили прелесть этой идеи и эффективность, с которой она работала?

— Мы оценили все это, — сухо ответил Брей.

— Да, но не вполне, — возразил Вэйн. — Вы сделали явную ошибку, предположив, что все основано на взяточничестве и коррупции. Но это не так. Самая восхитительная особенность в том, что сами сотрудники аэротакси и не подозревали о природе их груза!

Брей и Крейтон удивленно переглянулись.

— Что?! — воскликнул Брей. — Вы хотите сказать, что «Аэротакси Гонтлетта» не было частью вашей организации?

— Я утверждаю это совершенно определенно, — заявил Вэйн. — Процедура по доставке газет в каждую из стран включала конкурс на лучшего перевозчика. Доставку выполнял победитель тендера. Это снимало все подозрения, ведь мы нанимали фирму, порядочность которой была хорошо известна и полиции, и министерству авиации!

— Но это потрясающий риск! — воскликнул Брей.

— Это лишь десятая часть того риска, который появился бы, если бы все пилоты и водители знали о природе груза. Учитывая количество народу, секрет непременно бы раскрылся. Кроме того, было бы трудно найти достаточное количество нечестных пилотов. И цена такой организации стала бы непомерной.

— Да, — отметил Брей, — этот момент озадачивал нас.

— Здесь не было настоящего риска. Наркотики были спрятаны в свертках с газетами, и каждый сверток был запечатан. Разве обычный пилот стал бы их раскрывать? Не было опасности и в том, что пилот может пройти таможню не на том аэродроме, где дежурили подкупленные нами таможенники — ведь пилот знал: груз должен быть передан в другие самолеты, которые доставят его в провинциальные города. И эти самолеты ждут в заранее указанном аэропорту. Схема была абсолютно безопасна. За получение контракта с «Газетт» боролись аэротакси из десятка стран, и организовывать все по этой части нам было уже не нужно. Помимо доставки наркотиков во Францию, у нас оставалось только две задачи. Первая заключалась в том, чтобы организовать регулярное и безопасное прохождение таможни на каком-нибудь аэродроме. Это была самая дорогая и сложная часть схемы, и, чтобы ее обустроить, требовалось много времени. Мы узнавали о дежурстве наших таможенников лишь за неделю. Второй задачей была подготовка газетных киосков в каждом крупном городе — они должны были стать центрами по распространению наркотиков. Инспектор Брей поймет, что эта задача была несложной. В мире наркоторговли нетрудно раздобыть как провинциальных распространителей, так и их клиентов. В нашем случае их без особых проблем нашел производитель наших наркотиков из Болгарии. Как видите, в реальности вся наша организация была намного проще, чем это может показаться. В этом весь ее шарм. Большую часть работы за нас делали коммерческие предприятия, причем весьма уважаемые — эксперты в своей области. Нам оставалось только присматривать за общей организацией в каждой из стран.

— А какую именно роль сыграли в этом деле вы? — спросил Брей.

— Я прибыл в Бастон для того, чтобы присматривать за тем, как все происходит в Англии. Появился в клубе в качестве новичка. В Кройдоне я регулярно появлялся под видом Вандайка — я заказывал аэроплан и летал кШефу на совещания. Я пользовался именно таким транспортом для того, чтобы оторваться от любых полицейских, которые могли следить за мной.

Брей покраснел, но ничего не сказал.

— Нет смысла называть вам тех, кто руководил деятельностью в других странах, — продолжал Вэйн. — Вне сомнений, вы и так добрались до них. А если нет, то можете искать их где угодно. Как вы понимаете, мое заявление не будет обвинять никого, кроме меня.

— Вы настаиваете на том, что никто из пилотов не знал о том, что на самом деле они перевозят? — настаивал Крейтон.

— Несомненно, — уверенно ответил Вэйн. — Это главная часть моего заявления. Гонтлетт, Рэнделл, мисс Сакбот, Даунтон, Торндайк — никто из них не имел ни малейшего представления, чем они занимались.

— Боюсь, что этот рассказ слишком неправдоподобен, чтобы в него поверить, — недоверчиво улыбнулся Крейтон. — Если, как вы говорите, пилоты ничего не знали и не были подкуплены, то как вы объясните то, что незадолго до смерти Фэнис получил дополнительную кругленькую сумму помимо его обычного жалования? Более того, как он завладел наркотиком, причем он знал, что это кокаин, ведь он передал его химику на экспертизу?

Вэйн внезапно насторожился :

— О, вы знаете об этом? Я это не учел. Ну, так получилось, что Фэнис стал единственным, узнавшим обо всем человеком — по чистой случайности. Он забыл доставить один из свертков, и какой-то непонятный импульс побудил его развернуть и посмотреть одну из газет. Конечно, по чистому невезению это произошло в один из дней, когда доставлялись наркотики, и, найдя в газете белый порошок, он сразу же заподозрил неладное.

— Но он не стал тут же относить найденное на анализ, — заметил Брей.

— К счастью, он рассказал о них Нессу. Несс был моим ассистентом — я легко купил его, он был полезен, ведь он знал о передвижениях людей Гонтлетта и мог присматривать за ними. Итак, Несс все мне пересказал, я отправился с этим к Шефу и получил приказ купить Фэниса за любую цену. Это оказалось не так уж дорого, ведь я сказал Фэнису, что мы занимались контрабандой сахарина. Он согласился хранить молчание за двенадцать сотен в год, и мы расплатились с ним; но я не был спокоен, ведь его явно мучила совесть. Фэнис вовсе не был дураком, и что-то заставило его заподозрить неладное. Не знаю, что это было конкретно, но он обратился к химику, а это было чревато. Вообразив себя самым мерзким человеком на земле, он выдерживал страшные муки совести несколько дней, а затем…

Вэйн усмехнулся:

— Думаю, что его сломала любовь к женщине и то, что он считал, что его возлюбленная слишком хороша для него — он же преступник. Он впал в депрессию и вштопорился в землю, по-видимому, после того, как застрелился. Не знаю, почему он сначала пустил себе пулю в голову, я узнал об этом от вас. К сожалению, я не мог объяснить вам все без того, чтобы раскрыться, — Вэйн вызывающе взглянул на полицейских. — Ну, вот и все мое заявление, теперь, я надеюсь, вы отпустите всех пилотов!

Брей отвел Крейтона в сторону и прошептал:

— Это может быть правдой, может многое объяснить. Вы помните, как мы были озадачены тем, что Гонтлетт и мисс Сакбот не поддержали показания Вэйна насчет передвижений миссис Энжевен. Думаю, придется отпустить Гонтлетта, Салли Сакбот и компанию, если только мы не найдем что-то уличающее их в бумагах, изъятых на Банчерч-стрит.

Затем Брей грубо заявил Вэйну:

— Если ты думаешь, что это заявление тебе зачтется, то ты ошибаешься. В нем нет ничего, что мы бы не знали о вашей организации. Послушай, не будь дураком. Скажи, кто Шеф, и, будь уверен, срок тебе скостят. Я не могу давать конкретных обещаний, но то что скостят, однозначно. Обещаю.

— «Отойди от меня, сатана»,[24] — весело заявил Вэйн. — Я не собираюсь рассказывать вам, кто является Шефом. Я считаю крайне маловероятным, что вы когда-либо выясните это. На самом деле, если не считать одного немца, то я — единственный член организации, контактировавший с Шефом лично, а не по почте. Хотя нет, нужно сказать иначе. Несколько членов организации встречались с Шефом, но, учитывая обстоятельства встречи, они не понимали, с кем говорят.

— Не беспокойся, мы разыщем Шефа, — уверенно сказал Крейтон. — Кто-нибудь выдаст его, намеренно или нет. А если так, то почему бы тебе ни облегчить свою участь , и не облегчить нам работу?

— Дорогой мой, — устало ответил Вэйн, — это одна из тех вещей, на которые никогда не идут первоклассные преступники. Извини, но мы чтим наш кодекс чести.

Наступила тишина, которую нарушал только скрип ручки сержанта Финча — он выполнял обязанности секретаря и записывал за Вэйном. Окончив свою работу, он передал бумагу Вэйну, который внимательно прочитал свое заявление и прокомментировал:

— Стиль довольно тяжеловесный и пропал весь юмор моих утверждений. Хотя, полагаю, это лучшее из всего, чего только можно было ожидать. — На каждую страницу документа причудливая роспись: «Клод Джереми Хартиган».

Вэйн (для ясности продолжим его так называть) еще не успел отнять ручку от бумаги, как в помещение вошел Мургатройд и обратился к своему начальнику:

— У нас проблемы с одним парнем, который говорит, что он — судья из Америки, Один из наших ребят задержал его, когда он пытался улизнуть. Этот судья рассказывает очень странную историю о пьяном епископе, который к тому же карточный шулер. Не могу понять, то ли он сумасшедший, то ли прикидывается.

Брей рассмеялся. Вэйн тоже должен был оценить юмор сложившегося положения и рассмеяться — ведь он сам был причиной этих странных рассказов судьи, но он остался серьезен и впервые утратил всю свою непринужденность и жизнерадостность.

— Днем я встречал этого парня. Он и впрямь безумен, — со всей серьезностью заявил Вэйн. — Жаль разочаровывать вас, но он не имеет к нам никакого отношения. Его сюда привел епископ, и когда епископ оставил его не на долго со мной, он стал говорить о епископе какие-то странные вещи, сказал, что больше не хочет иметь с ним ни каких дел, и сбежал.

— Ладно, Мургатройд, — распорядился Крейтон. — Обыщите его и отпустите, если документы будут в порядке.

Брей во время этой сцены пристально наблюдал за Вэйном и ему показалось, что после этих слов Крейтона на на лице Вэйна промелькнуло облегчение. И хотя возможно, это могло быть только игрой воображения, но проверить нужно:

— Крейтон, если не возражаете, я бы хотел немного поговорить с тем судьей.

— Как хотите. Мургатройд, приведите его.

Судья Иннес был возбужден,  взъерошен и все оставшиеся у него силы мобилизовал на то, чтобы как следует выразить свое негодование.

— Вы тут главный?! — напустился он на Крейтона. — И это ваше британское правосудие — арестовывать мирного американского гражданина, который просто прогуливается? В чем дело? В чем меня обвиняют?

— Вас ни в чем не обвиняют, сэр, — самым мягким голосом ответил ему Брей. — Нам было необходимо арестовать нескольких преступников, находившихся на аэродроме, и охрана окружила его, чтобы никто из них не сбежал. Посетителей по громкоговорителю попросили не покидать аэродром до специального указания. Насколько я понимаю, вас задержали, когда вы попытались быстренько уйти отсюда. Потому наши люди и действовали таким образом.

— Ну, если так… но у вас все равно нет причин подозревать меня. Я — американский судья. В Англию я приехал в отпуск, и если со мной что-то не в порядке, то это из-за избытка простодушия. Я связался с неким стариком, который называет себя епископом, но оказался всего лишь жуликом. Если бы не…

В этот момент взгляд судьи упал на Вэйна, который отвернулся в сторону выхода и смотрел на двери, охраняемые полицейским. К его несчастью, хоть он и отвернулся, но его шарф был довольно приметным, так что судья подошел к нему.

— О, Хартиган, не ожидал здесь тебя увидеть! Можешь объяснить этим буга… то есть этим джентльменам насчет епископа? И как он только меня обвел! Я сильно повредил своей репутации связавшись с ним?

Брей и Крейтон разом заговорили:

— Как, вы знакомы с Хартиганом?

— Да, — ответил американец. — Я живу неподалеку от Лос-Анджелеса, и я знаю Хартигана, он был довольно популярным молодым человеком в Голливуде,  и до сих пор моя жена считает его своим чуть ли ни сыном … хотя по неизвестной мне причине он так внезапно нас покинул. Я слышал лишь глупые сплетни об этом, но я в них не верю. Думаю, он разбогател, хотя я никогда не слышал, чтобы каскадеры зарабатывали очень много. Хотя, возможно, он не мог оставаться в профессии после того, как женился.

— Чем именно он занимался? — спросил Брей чисто по инерции, ведь его интересовало только то, откуда судья знает их пленника.

— Он был дублером, — пояснил судья. — Подменял звезд, когда было нужно сделать что-то сложное или опасное. Мальчишка, но все же… Спайдер был велик! Вы видели «Пташек из ада»? Этот фильм вышел четыре года назад.

— Да, — кивнул Брей.

— Ну, разве это не здорово! — воскликнул судья. — То крушение! Эпизод, в котором летчик-герой подымается на высоту в десять тысяч футов и входит в штопор, и вы видите, как он падает? Это не выглядело монтажом, оно им и не было! Этот паренек сделал это, и все прошло безупречно! Да-да!

Вэйн возмущенно прервал эту хвалебную речь: 

— Я не хочу, чтобы вы расписывали мое прошлое, словно уговаривая их подписать со мной контракт. Иннес, чертов вы дурак, вас же спросили лишь о том, откуда вы меня знаете!

— Ну, если ты так считаешь… — судья покраснел от негодования. Он схватил свою шляпу и направился к выходу. — И кто бы подумал, что этот паренек проводил в моем доме недели, а мою жену называл «мамашей»? Томми, все в порядке, я понимаю намеки!

Двое полицейских переглянулись. Крейтон кивнул.

— Сэр, пожалуйста, еще немного задержитесь, — попросил Брей. — Это важнее, чем вы думаете. Насколько я понял, этот Хартиган, будучи каскадером, на самом деле разбил аэроплан, и это было настоящее крушение, а не видеомонтаж?

— Конечно! Есть с десяток каскадеров, которые могут проделывать такое для съемок. Приезжайте в Голливуд, и я покажу вам. Все эти самолеты, входящие штопором в землю, вполне реальны. Просто они умеют принять всю силу удара на кончик крыла, и это спасает трюкачей от травм, правда не всегда, но за это им платят. Вы должны почитать книгу Дика Грэйса.[25] Вот это парень! Спайдер, он бы и тебя обошел. Я видел, как он положил на землю платок, а затем грохнулся оземь и протянул руку за платком, достав его из кабины, вися при этом вниз головой в обломках аэроплана! Если ему заплатят за это, Грэйс разобьет самолет всего в десяти футах от камеры! Спайдер, твой штопор в «Пташках из ада» тоже был великолепен! Сам Грэйс не мог бы исполнить его лучше!

— Чертов старый болтун! — злобно воскликнул Вэйн, побледнев от гнева. — Ты понимаешь, что я под арестом? — его голос дрожал от ярости. — Черт побери, зачем ты только явился в Англию, старая деревенщина!

Взгляд судьи смягчился, как только он увидел страдание на лице юноши. Судья положил руку ему на плечо:

— Почему ты не рассказал, что попал в неприятности, сынок? Я бы помог тебе, ты ведь знаешь это, не так ли? Джентльмены, в чем дело?

— В контрабанде наркотиков, — коротко ответил Крейтон. — У нас есть его признание.

— Ой, это плохо, — судья взглянул на Вэйна. — Так те сплетни, что я слышал о тебе, все-таки оказались правдой?

— Совершенно точно, — кивнул Вэйн. — Дядя Сэм попросил меня покинуть его страну как можно быстрее.

— Мэгги так огорчилась, услышав об этом, сынок, — расстроенно заметил судья. — Она много думала о тебе. Мне жаль, если я навредил тебе. Тебе нужен хороший адвокат, раз уж ты попал в эту передрягу. Сможешь его себе позволить? Услышав о твоих проблемах, Мэгги тут же спросит меня, помог ли я тебе. Ты же знаешь, она съест меня живьем, если я не смогу дать положительный ответ.

— Я в полном порядке, спасибо, — холодно заявил Вэйн. — Наверное, после экономического кризиса я стал намного богаче вас.

— Тебе горько, сынок, но я понимаю, — улыбнулся судья. — Запишите мое имя на случай, если я понадоблюсь? — спросил он у Крейтона. — Я бы хотел дать показания в защиту этого молодого человека. О его репутации, характере и так далее.

Пока судья говорил с Вэйном, Брей что-то тихо обсуждал с Крейтоном. Похоже, теперь он принял решение:

— Судья, подождете немного здесь? Я хотел бы, чтобы вы кое-что услышали; вероятно, вы сможете помочь нам. Благодарю. — Лицо Брея стало угрожающим. — Вэйн или Хартиган, я собираюсь реконструировать обстоятельства гибели Фэниса, которые, как я считаю, вы намеренно исказили.

Детектив заглянул в свои заметки и сжал губы, словно увидел в них что-то, что окончательно убедило его: 

— Вы заявили, что Фэнис застрелился, совершив самоубийство. Мы и сами склонялись к этой версии, но после убийства Несса ее забраковали. Вэйн, Несса вы не убивали. У вас есть алиби. Но я думаю, что вы знаете, кто его убил, и я думаю, что это был Шеф.

— Возможно! — пожал плечами Вэйн. — Допустим, так и было. И что с того?

— Убийство Несса однозначно свидетельствует, что Фэнис также был убит. Должен признать, что у вас есть на этот счет алиби, но довольно шаткое, и, честно говоря, есть вероятность, что его убили вы, а не Шеф.

— Вероятность! — насмешливо воскликнул Вэйн. — Может, основываясь на материалах дела, вы  объясните мне, как он вообще был убит.

— Это я и собираюсь сделать. Судья невольно предоставил мне недостающее звено, которое замкнуло цепь событий. Мы знаем, что самолет разбился. Также мы знаем, что Фэнис был застрелен за минуту или две до того, как получил удар в лоб. Моя теория объясняет, как все это происходило. Фэнис был застрелен накануне, и почти сразу после этого получил удар по голове неким орудием. Я не думаю, что это вы застрелили его — у вас есть алиби на большую часть того дня. Но, теоретически, вы могли бы сделать это. Суть в том, что как бы ни было сложно поверить в это, но Фэнис был застрелен накануне крушения. Это единственное объяснение того факта, который не вписывался ни в какие другие теории.

— Полагаю, речь идет о трупном окоченении? — вставил Крейтон.

— Да, трупное окоченение! Его не было ни когда епископ сидел у тела, ни когда врач осматривал его. Обнаружив пулю в голове, мы посчитали, что окоченение отсутствует из-за того, что Фэнис после аварии был еще жив, и был застрелен уже после того как его привезли в клуб — за несколько минут до того, как епископ осмотрел тело, и окоченение не успело наступить даже к тому моменту, когда на место трагедии прибыл врач. Но, повторяю, медицинская экспертиза однозначно утверждала Фэнис был застрелен за минуту или две до того, как получил удар в лоб. Этому есть только одно объяснение: Фэнис был убит до крушения, задолго до крушения — предыдущим вечером. Поэтому окоченение успело и наступить, и пройти. Вспомните первое предположение Бастейбла: он считал, что к тому времени, как он увидел тело, окоченение уже окончилось. Но показания епископа заставили его думать, что окоченение еще не наступило. На самом же деле оно и наступило, и окончилось в самые естественные сроки. А, зная о том, что трупное окоченение проходит за сутки, можно предположить, что Фэнис был убит накануне.

Я придумывал всевозможные теории, но ни одна из них не подходила. Судья Иннес предоставил единственно возможное объяснение. Фэниса не было в потерпевшем крушение самолете!

— Что? — удивленно воскликнул Крейтон.

Вэйн молчал. Он смотрел на сыщиков с холодной улыбкой.

— Повторяю. — Спокойно продолжил Брей. — Фэнис был застрелен накануне и почти сразу после этого получил удар по голове неким орудием — чтобы симулировать удар о приборную панель. Этот удар скрыл и пулевое ранение, но, на случай обнаружения пули, преступник выбросил пистолет над аэродромом — чтобы все можно было принять за самоубийство.

— Зачем вообще было стрелять в него? Почему не убить его сразу ударом по голове? — удивился Крейтон.

— Потому что не так-то легко подойти к сильному мужчине и уложить его одним фатальным ударом в висок, да так, чтобы удар выглядел естественной раной, полученной при крушении. Обычную дубинку для этого нельзя использовать — рана получится явно не той формы. К тому же Шеф мог быть невысоким человеком и не особо искусным, если надо применить грубую силу. Нет, выстрел вполне объясним.

— Но я все еще не понимаю, каким образом тело извлекли из-под обломков, если на самом деле Фэнис был убит накануне? — задумался Крейтон.

— А я уже понимаю, — ответил Брей. — Вэйн взлетел на клубном самолете, вошел в штопор и врезался в землю так, чтобы его было незаметно с аэродрома. Будучи обывателем, я не знал, что опытный пилот может намеренно разбить аэроплан и сохранить свою жизнь.

— Теперь я понимаю, что это согласуется с полученными на дознании показаниями технического эксперта из министерства авиации, — вставил Крейтон. — Он сказал, что вся сила удара пришлась на конец крыла, и его удивила гибель пилота.

— Все верно, — продолжил Брей. — Ведь этот парень, который намеренно выдавал себя за самого бестолкового ученика, является пилотом, завоевавшим себе репутацию в Голливуде, проделывая подобные трюки. Не так ли, судья?

Судья Иннес молча кивнул.

— По-видимому, Фэнис заподозрил, что Вэйн является лучшим пилотом, чем хочет казаться, — предположил Крейтон. — Я припоминаю, как епископ рассказывал о небольшом инциденте, когда Фэнис вошел в штопор, а Вэйн самостоятельно вышел из него. Это может все объяснять. А Уинтерс всегда говорил мне, что Вэйн преувеличивает свои страхи летать. «Рисуется», — по словам Уинтерса.

— Ладно, это мелочи, — продолжил Брей. — Итак Вэйн благополучно разбил самолет…

— Не вполне благополучно, — перебил его Крейтон. — Теперь я помню, что на дознании кто-то из свидетелей сказал о том, что Вэйн повредил себе руку. Предполагалось, что это произошло, пока Вэйн вытаскивал пилота. На самом же деле это, скорее всего, случилось во время аварии.

— Хорошо, — кивнул Брей. — Сразу же после аварии Несс выскочил из ангара на спасательной машине. Должно быть он ждал инцидента, сидя за рулем с заведенным мотором.

— Да, — заметил Крейтон, — на дознании он объяснил свою оперативность тем, что он как раз ремонтировал двигатель, так что в то время он оказался заведенным.

— Он выехал из гаража на полной скорости, а рядом с ним, не слишком хорошо различимая (спинка сиденья ее загораживала), находилась фигура. На фигуре был летный шлем, цветастый шарф и кожаное пальто, которые были всем знакомыми модными прибамбасами эксцентричного Томми Вэйна. Но это был не Томми Вэйн — это был труп Фэниса.

Крейтон негромко присвистнул от удивления. Судья казался уставшим и постаревшим. Томми Вэйн все еще улыбался.

— Остальное просто, — продолжил Брей. — Тело Фэ­ниса опустили на землю, а Вэйн надел пальто, шлем и шарф. Панель управления, конечно, заранее испачкали кровью и волосами с головы Фэниса и, вероятно, слегка помяли, чтобы создать видимость смертельного удара при аварии. Ремень безопасности порвался, когда Вэйн врезался в землю, таким образом была создана идеально нужная картина к тому времени, когда прибыл Рэнделл, а вслед за ним епископ, мисс Сакбот и леди Лаура.

Был лишь один недостаток. Епископ обладал некоторыми медицинскими познаниями, и он же сидел у тела в то время, когда должно было начаться трупное окоченение, но оно не началось. Это можно было объяснить тем, что оно по каким-то причинам наступило после обычного срока, но когда он заговорил об этом с доктором, оказалось, что тот также не нашел признаков окоченения и заключил, что оно уже окончилось. Этот недостаток разрушил всю схему, так как из-за него началось расследование. Крейтон начал рассматривать прошлое Фэниса и обнаружил письмо от химика, которое дало нам ниточку, с которой размотался весь клубок.

— Это все? — с насмешкой спросил Вэйн. — Выяснили, кто Шеф? И поскольку вы совершенно уверены, что это Шеф убил Фэниса, я поздравляю вас: вы остаетесь все так же далеки от раскрытия убийства!

— Если бы не убийство Несса, — тихо сказал Брэй — я бы подумал, что Шеф является плодом вашего воображения. Но Несс был убит. А вас там не было. И я думаю, что убийца Несса убил и Фэниса. Признаю: я все еще далек от того, чтобы установить личность Шефа, и надеюсь, на помощь конфискованных бумаг. — Брей взглянул на судью Иннеса. — Поможете нам? Вы знаете какого-нибудь лос-анджелесского преступника, связанного с Хартиганом?

Судья и Вэйн переглянулись.

— Я не знаю никакого лос-анджелесского преступника, с которым был бы связан Хартиган, — медленно ответил Иннес. — И, кажется, я уже и так достаточно навредил парнишке, которого мы с женой так любили. — Он мягко взглянул на юношу.

Рот Вэйна дернулся, но он ничего не сказал и опустил глаза.

В дверь постучали. Вошел Мургатройд с телеграммой.

— Для вас, сэр, — сказал он, вручив ее инспектору Брею.

Тот раскрыл ее и чертыхнулся:

— Улизнул главарь немецкой организации, граф фон Фаренберг! Он сбежал, воспользовавшись скоростным самолетом. Черт, они должны были догадаться, что, будучи военным летчиком, он попытается сбежать по воздуху! — Брей беспокойно забарабанил пальцами по столу. — Сообщают, что самолет направился в нашу сторону и, возможно, успел предупредить здешнюю организацию, поскольку немцы начали операцию немного раньше назначенного часа.

— Боже милостивый! — воскликнул Крейтон. — Неужели это тот немецкий пилот, который спикировал на аэродром и выстрелил сигнальной ракетой перед нашим прибытием? Мне рассказали об этом в диспетчерской. Их это сильно напугало.

— Ну и балбесы эти немцы! — возмутился Брей. — Но мы успели вовремя. Или нет? Крейтон, вы думаете, он прилетал чтобы предупредить Шефа?

— Черт возьми! Скорее всего. И теперь Шеф улизнул из наших рук!

Двое сыщиков уставились друг на друга в немом оцепенении.

— Ладно, большого значения это не имеет, ведь мы все еще не знаем, кто такой Шеф, — философски заметил Брей. — Мурга­тройд, все в порядке. Ответа не будет.

Мургатройд беспокойно переминался с ноги на ногу:

— Тут вот еще что, сэр. Мисс Сакбот очень беспокоится из-за записки, которую ей оставила леди Лаура для ее знакомого. Он будет ее спрашивать. Мисс Сакбот просит, чтобы вы позаботились об этом, ведь ее и всех ее друзей забирают в полицию. — Мургатройд протянул Крейтону оранжевый конверт.

— За кого она меня принимает? — буркнул полицейский. — К тому же здесь не указано имя получателя. Как я узнаю, кому его отдать?

— Мисс Сакбот сама не знает, сэр, — улыбнулся Мурга­тройд. — Но я так понимаю, что это некий «кавалер» леди Лауры, если я могу так выразиться, сэр.

Вэйн хрипло рассмеялся.

Увидев конверт, Брей громко выдохнул — Крейтон, скорее, что в нем? — С несдерживаемым волнением он выхватил из рук Крейтона конверт, разорвал его, вынул записку, но прежде, чем прочесть ее, посмотрел бумагу на свет. И лишь затем он перешел к ее содержанию.

Крейтон обратил внимание на выражение крайнего удивления, появившееся на лице Брея во время чтения. Наконец, детектив протянул Крейтону лист оранжевой бумаги.

— Написано на бумаге с водяными знаками, символами именно этой банды, — с деланным спокойствием заметил Брей. — Читайте:

Уважаемые инспектора.

Я оставляю вам это письмо через Салли, зная, что раньше или позже вы заподозрите меня, и оно попадет вам в руки. Салли, конечно, ничего об этом не знает.

Пожалуйста, простите мне театральность этого последнего жеста. Понимаете, он — последний, а человек может пожелать сделать последний момент своей жизни более драматичным. Не знаю, как вы нашли недостаток в нашей организации. Я предпочла бы не знать этого, чтобы не снизить мнение о себе! К счастью, граф фон Фаренберг, джентльмен даже в беде — он смог добраться сюда, чтобы предупредить меня. Какое-то время я рассматривала мысль о борьбе до конца. В конце концов, вы мало что можете предъявить мне, а документы, которые вы, вне сомнения, конфискуете, не принесут вам никакой пользы. Но все же есть что-то унизительное в том, чтобы преследоваться по закону и уходить от сторожевых псов в публичном суде, не так ли? Инспектор Брей, вы поймете, даже если инспектор Крейтон не поймет этого! Так вот заявляю:

Я, застрелила Фэниса и  убила Несса. Я придумала схему крушения Фэниса (а этим уже можно гордиться). Тем, что получилось с Несом, я не горжусь, так вышло из-за спешки. Я не знаю, сколько выболтал этот крысеныш. Версия убийства, когда я обвинила в нем миссис Энжевен, была одним из моих первоначальных планов убийства, но я отвергла ее как слишком рискованную.

Дорогие инспектора, я значительно облегчила вашу работу, так не сделаете ли кое-что для меня? Отпустите моего мужа, Томми. Он делал лишь то, что я планировала. Передайте ему записку, прилагаемую к этому письму.

Лаура Вэнгард — Шеф.

Маленький сложенный листок бумаги, который выпал, когда вскрывался конверт, теперь привлек внимание Крейтона. Он взял его со стола, прочел надпись и после короткого колебания, не разворачивая, протянул Вэйну. Тот взглядом поблагодарил его.

Вэйн прочел письмо. Теперь он выглядел так, словно вот-вот заплачет, и его всегда мальчишеское лицо казалось совсем детским. Но в следующий момент он горько улыбнулся, и смятая записка выпала из его пальцев на пол. Немного позже судья подобрал измятый лист бумаги. Заглянув в него, судья покачал головой и осторожно спрятал записку в нагрудный карман.

В ней говорилось:

Прощай. Желаю удачи.

Лаура
Это нежное прощальное послание от одного из самых жестоких убийц, каких он только знал, судья добавил в свою коллекцию психологических загадок. Они часто встречались в его жизни, которая научила его многому, при этом не затронув его простоты, в которой мудрость совмещалась с детскостью.

— Вы знали, что они женаты? — спросил у судьи Брей после того, как Крейтон закончил читать письмо леди Лауры.

— Да. Они поженились в моем доме. Последние несколько минут были словно дурной сон: сидеть здесь и постепенно узнавать, во что вляпался Хартиган, и что натворила его жена. В Голливуде они пришли ко мне с просьбой поженить их и держать это в тайне. Я так и сделал. Высокий статус родителей леди Лауры был достаточной причиной для этого, и я никогда больше не задумывался об этом. Знаете, Мэгги невзлюбила леди Лауру с первого взгляда. «Безжалостная женщина. Может, она и любит Спайдера, но это не помешает ей погубить его, — сказала она. — Можешь смеяться, Сайлас, но она из тех, кто губит мужчин — она безжалостна, холодна и умнее, чем ты думаешь».

— Замолкни! — внезапно взорвался Вэйн. Самообладание покинуло его. — Мне наплевать, какого ты мнения о Лауре, деревенщина неотесанная! Она была самой великой женщиной, которую я только знал, по-настоящему великой, а ты говоришь о ней, как если бы она была мелким воришкой! Ох, не смотрите так на меня. Разве вы не понимаете, что она попрощалась с этим миром; возможно, она смело летит через море, возможно, прямо в склон холма. Возможно, она уже разбилась и мертва! — внезапно юноша замолчал, всхлипнул и и закрыл лицо руками. — Черт бы вас всех побрал!

Наступила тишина. Иннес подался вперед, словно хотел похлопать молодого человека по плечу, но потом передумал. Тишину разрушало рокотание голоса сэра Герберта Хэллэма, доносившееся из динамиков в открытые окна:

— Леди и джентльмены, шоу заканчивается. Я уверен: вы согласитесь с тем, что это было одним из лучших, самых интересных и поучительных представлений, которые вы только видели. Также я уверен, что вы уйдете с осознанием того, насколько замечательна авиация, и ее влияние на повседневную жизнь. Я верю, что вскоре наступит тот день, когда все мы будем перелетать через Атлантику со скоростью четыреста миль в час, а также взмывать ввысь и приземляться в наших садах на собственных мини-аэропланах. Это показывает нам, насколько замечательна авиация, и я уверен: все вы, видевшие это шоу, согласитесь со мной.

Возможно, вас озадачил небольшой инцидент с участием полиции, и я рад заверить вас: все благополучно завершилось, и уже завтра вы прочтете об этом в газетах. Это лишний раз показывает, что авиация сильно влияет на нашу повседневную жизнь! Я уверен вам будет приятно услышать, как я выражаю благодарность за работу пилотам, волонтерам и, в первую очередь, графине Крамблс, которая была организатором этого действа и председателем исполнительного комитета, а также ее эйри, благослови их Бог до конца их дней. Спасибо и вам, леди и джентльмены, за поддержку, и до свидания. Джордж, поставь пластинку, пока я пойду и промочу горло…

Музыка вызвала буйное веселье, и толпа с шумом и грохотом направилась к выходу, словно стадо овец из загона. Завелись моторы машин, уставшие дети начали хныкать, и раздались пожелания доброй ночи. Солнце катилось к закату, и с аэродрома один за другим поднимались самолеты, спешившие вернуться в ангары прежде, чем наступит тьма.

Молчание нарушил Вэйн. Он встал со стула и выглянул в окно — на аэродром.

— Ну и ну! — воскликнул он. — «Дрэгон» Лауры все еще здесь!

Он перегнулся через подоконник, и полицейский тут же подскочил к нему и схватил его за руку, но оказалось, что Вэйн собирался лишь заговорить с Салли Сакбот, которая проходила мимо в сопровождении полицейского.

— Где леди Лаура?! — выкрикнул Вэйн. — Почему она не взяла свой самолет?!

— Она оставила его Уинтерсу, — ответила Салли. — Сама же взяла клубную «Бабочку», чтобы на ней вернуться в Горинг.

— Боже мой, какая ирония судьбы! — пробормотал ошеломленный Вэйн.

— Почему? Что случилось? — спросил Брей.

— Случилось! — тупо повторил Вэйн. — В этом аэроплане Лаура собирается убить себя, а я опоил епископа и запихнул его в тот же самолет! Чертовски забавно, — добавил он, нарушив наступившую тишину. — Наш дорогой епископ удостоился чести умереть вместе с моей женой, тогда как я остался за бортом. Вот конфуз, не так ли?

Глава XX. Милость убийцы

Красно-серебристый биплан тихо взлетел с бастонского аэро­дрома. Внизу осталось взлетное поле с парковкой, походившей на рой жуков, и со стоявшими на земле самолетами, напоминавшими бабочек. Тем временем погода начала портиться.

Весь день она была хорошей, несмотря на юго-западный ветер и гнетущий цвет неба. Теперь ветер подымал облака, и пушистые клочья тумана проносились мимо крыльев.

Биплан набирал высоту.

«Нерасторопная машина», — подумала леди Лаура, взглянув на тахометр, показывающий максимальную скорость, но дроссель был открыт полностью. Самолет набрал высоту, и его тень больше не бежала по земле, а солнце заволокли облака.

Но вскоре облака разошлись, и в просветах между облаками показались дороги, железнодорожные пути, ручьи, рощи. Стекло кабины покрылось каплями дождя. Вода стекала и с крыльев.

Затем самолет вновь оказался в исключительно собственном мире — среди белого моря облаков. Над ним проплывали облака, потрепанные и рваные, что позволяло солнцу давать проблески, отбрасывая тень от самолета на серую поверхность тех облаков, что были под ним.

Леди Лора огляделась вокруг, наслаждаясь чувством одиночества, которое является одним из самых глубоких переживаний полета…

Епископ свернувшийся калачиком на полу передней кабины, сначала крепко спал, но потом его начал тревожить кошмар. Его преследовало некое насекомое, постоянно принимавшее новые формы. Мчась через огромные залы, падая в пещеры, выскакивая из них, епископ все время  слышал за спиной угрожающие крики преследователя и жужжание его крыльев. И лишь оказавшись в безвыходном положении, епископу удалось проснуться и обнаружить, что он борется с укрывавшим его пледом. Грозное жужжание преследователя оказалось мирным гулом двигателя. Он вспомнил, как лег спать в самолете, который теперь, должно быть, летит. Тем временем его голова разрывалась от боли, в которой епископ узнал бы все симптомы похмелья, если бы знал, что это такое.

Он привстал, обернулся и увидел, что смотрит в лицо леди Лауры, которую он смог узнать даже сквозь стекло кабины и летные очки. Ее лицо выражало ужасное удивление. Женщина стала жестикулировать, но он лишь крутил головой вокруг, ничего не соображая и не видя ничего, кроме облаков.

Леди Лаура что-то кричала, но ее слова заглушали свист ветра и рев двигателя. Наконец, по ее жестам епископ понял, что она имеет в виду. Он поднял руку к голове. На нем все еще был летный шлем: он надел его, чтобы шум шоу не мешал ему спать, а теперь он включил телефон и услышал бесстрастный голос леди Лауры:

— Как, черт возьми, вы сюда попали?

— Я должен извиниться. Я почувствовал необычайную сонливость и присматривался, где бы поспать. Томми Вэйн убедил меня забраться сюда, и, должно быть, я незаметно для себя свалился на пол. Просто удивительно, как это все произошло.

— Почему я не увидела вас?

— Похоже, что Вэйн заботливо укрыл меня пледом, так что неудивительно, что вы меня не заметили. Но я не понимаю, почему я не проснулся, когда всего в двух шагах от меня начал работать двигатель. Это кажется почти невероятным.

— Вас накачали наркотиками, — коротко ответила леди Лаура.

— Наркотиками? — задумался епископ. — Но как? И зачем? Должен признаться, что в голове у меня гудит. Но сегодня я ничего не пил, кроме как небольшого количества лимонада от Томми Вэйна.

— Вот оно и есть.

— Вы шутите? С чего бы Томми Вэйну…

— Потому что вы слишком много знаете, епископ, — голос леди Лауры был четким и холодным. — Вы повстречались с тем судьей-надоедой, который поженил нас в Голливуде. Мы думали, что об этом никогда не станет известно. Томми делал все возможное, чтобы скрыть это, притворяясь, что влюблен в миссис Энжевен. Но судья рассказал вам о нашем браке. Так что, поддавшись импульсу, Спайдер одурманил вас и сунул в безопасное местечко. К несчастью, Спайдер всегда все портит тем, что не советуется со мной. Он сунул вас в клубную «Бабочку», конечно же, намереваясь в свое время избавиться от вас, но не стал рассказывать о том, где он вас спрятал в записке, которую он передал мне в дикторском пункте. В итоге я сглупила, взяв самолет, в котором он спрятал вас.

Какое-то время епископ не мог понять, о чем говорит леди Лаура. Слова плясали в его одурманенном мозгу.

— Избавиться от меня? — запнулся священник. — Боюсь, что я еще не отошел ото сна, поскольку не могу понять, что вы имеете в виду.

— Теперь это не имеет большого значения. Понимаете, все вскрылось. Так что теперь не важно, стало ли известно о нашем браке.

Епископ внезапно ощутил то же самое предчувствие зла, которое терзало его много дней назад — когда он дежурил у тела Фэниса. Он вздрогнул.

Аэроплан внезапно тряхнуло сильным порывом ветра, и он стал заваливаться на крыло. Леди Лаура замолчала, выравнивая самолет. Затем она заговорила тем же самым холодным голосом.

— Как я полагаю, перед тем, как отправиться на виселицу, осужденные часто исповедаются священнику. А мне особенно повезло — у меня есть целый епископ. Видите ли, это я была главой (и мозгом) организации по распространению наркотиков, о которой вам наверняка рассказывал инспектор Крейтон. Вы удивлены? Вы мне льстите! Именно я решила застрелить Фэниса и придумала, как избавиться от тела. И, наконец, это я убила Несса. В его случае это было довольно просто, ведь он не знал, кто является Шефом. Я просто попросила его взлететь со мной, чтобы он убедился, что на некоторых режимах в двигателе, купленного мной у Гонтлетта самолета, возникают шумы. Мы поднялись к облакам, и пока он прислушивался к двигателю, я сделала переворот в воздухе… Возможно, мой муж задумал нечто подобное для того, чтобы избавиться от вас, но я бы, конечно, не стала делать ничего такого. Никогда не следует повторяться. Это так же безвкусно, как и опасно.

Какое-то время епископ не мог вымолвить ни слова.

— Неужели вас не мучает совесть после содеянного? — наконец, спросил он.

— Ну, — замялся тихий голос, — даже не знаю, как описать то, что я чувствовала, стреляя в Фэниса. Но я выстрелила. Это было особенно неприятно из-за того, что он думал, что влюблен в меня, и, что еще хуже, вообразил, что и я люблю его. Он даже готовился развестись с женой ради меня. Бедный Джордж, он был так безобразен и так глуп! Он и не подозревал, что я была Шефом, и никак не связывал меня с наркобизнесом. Он думал, что я была глупышкой из высшего общества: такой, как их описывают в новеллах, но с золотым сердцем. — Она ужасно рассмеялась. — Знаете, я, и правда, считаю, что, выяснив, что он перевозил кокаин, Фэнис сильнее всего переживал из-за того, что вообразил, будто это сделает его недостойным меня! Иронично, не правда ли? Как сюжет одной из русских пьес, или Ибесна, или еще кого-то такого.

Это и делало его таким опасным. Я получила от него письмо, в котором он писал, что уже намекнул Нессу, что собирается любой ценой выйти из передряги. По сути — рассказать обо всем полиции. И он все еще не знал, что в эту передрягу его затащила я! И тогда я поняла, что его просто необходимо устранить! Он представлял угрозу организации с того самого момента, когда узнал, что мы занимаемся контрабандой! Я бы предпочла, чтобы об этом узнал какой-нибудь другой пилот, или даже Гонтлетт, или Рэнделл или Салли. У Фэниса было странное представление о чести, которое, боюсь, ничем было не сломить.

В письме он говорил о том, что «решительно настроен покончить с этим достойно», и меня это натолкнуло на мысль, что такую фразу мог бы использовать тот, кто собирается совершить самоубийство. Хотя, конечно, любой, кто знал Джорджа, понимал, что он — мужественный человек; и он никогда, никогда не пошел бы на самоубийство. Тем не менее, это подало мне идею для убийства, и все прошло без помех. Но мне было противно это делать. Честно, епископ Мэрриотт. Я назначила Джорджу встречу — на вечер перед крушением. Наедине. И я не могу забыть то, как он улыбался, и как изменилось его лицо, когда я вынула револьвер и выстрелила в него… всего мгновение… но оно было таким ужасным, — в телефоне раздался бесплотный вздох. — А теперь, как видите, все это было бесполезно. Малейший промах, и вся организация рассыпалась! К счастью, я была вовремя предупреждена, и теперь могу уйти — я, конечно, не собираюсь проходить через судебный процесс. А теперь вы стали новой проблемой.

— Почему?

— Мне не нравятся напрасные убийства, — объяснила она. — Теперь нет причин убивать вас, да и такой поступок был бы таким… не очень художественным.

— Стоит ли обманывать себя? Если ваши лучшие чувства побуждают вас не лишать жизни еще одного человека, то к чему уклоняться от публичной оценки самой себя, ведь именно к этому вас побуждают ваши лучшие чувства?

— Не могу, не могу! — пронзительно вскрикнула леди Лаура. — И не лелейте надежд на то, что вы скажете что-то такое, что убедит меня предстать перед толпой в публичном процессе. Нет, я собираюсь покончить со всем чисто и спокойно. Вы не думаете, что данные обстоятельства оправдывают самоубийство?

— Вовсе нет.

— И вы попытаетесь остановить меня?

— Я определенно должен это сделать.

— Проклятье! Это значит, что я не могу приземлиться и высадить вас; ведь, в таком случае, вы попытаетесь задержать меня или сделаете еще какую-нибудь глупость. Вы так безрассудны!

Какое-то время они летели в тишине. Погода постепенно улучшалась, и теперь в облаках под ними появились просветы, через которые епископ видел песчаный контур побережья и серую поверхность моря. Солнце уже садилось, и облака начинали окрашиваться в оранжевый цвет.

Епископ пытался настроить свой ум на финальную битву с упорством леди Лауры. Его голова все еще гудела от дурмана, а услышанные им откровения создавали у него впечатление, будто он попал в мир кошмаров.

— Возможно, вы правы, — неожиданно сказала леди Лаура. — Я вернусь и посмотрю правде в глаза. Я так устала! Думаю, у меня упадок сил. Вы можете взять управление на себя?

— У меня здесь нет системы управления, — ответил епископ, задумавшись над странной переменой в настроении женщины.

— Второй штурвал в углублении с боковой стороны кабины. Вставьте его в разъем. А педаль уже на месте.

— Вижу. Теперь штурвальная колонка на месте.

— Отлично. Пока не трогайте ее. Я скажу, когда нужно сменить меня. Вы пристегнули ремень безопасности?

— Да. Я сделал это после того сильного порыва ветра.

Крылья самолета рассекли горизонт, когда тот развернулся. Епископ облегченно вздохнул. Он все еще не мог понять, отчего настрой леди Лауры так резко изменился.

Аэроплан взял новый курс, и они снова летели к берегу — к месту, с которого взлетели. Нос самолета опустился. Очевидно, он собирался пронзить облако, и вскоре его пушистая белизна окутала их со всех сторон.

Епископ так никогда и не смог восстановить точную последовательность последовавших событий. Он лишь знал: самолет внезапно перевернулся. При этом штурвал резко ударил ему по коленям. Ему показалось, что он услышал крик позади себя, а вслед за ним — треск. Повиснув на ремне безопасности епископ оглянулся. Задняя кабина была пуста…

Епископ почти инстинктивно приложил все внимание к тому, чтобы выровнять самолет. Потянул штурвал вверх и вперед, смутно представляя, что нужно как-то перевернуться обратно. Очевидно, он все сделал правильно, ведь когда аэроплан прошел через облако, он летел уже вверх головой, и епископ смог в этом удостовериться, и успел удержать самолет на устойчивом курсе, не дав ему вновь перевернуться.

Епископ упорно описывал неровные круги над рябью вод. Но нигде не было ни признака человека, ни проблеска барахтающейся фигуры, ни хотя бы отчаянно машущей руки.

Наконец, епископ решил вернуться и, развернувшись на восток, летел над морем, пока в поле зрения не появилась белая коса побережья Кента.

Он уже продумал свои действия наперед. Он летел под облаками, пока не увидел справа от себя долгожданное большое зеленое поле с белым кругом в центре. Он был уверен: рано или поздно он наткнется на аэродром. Это был как раз он.

Епископ заглушил двигатель и повернул. Он снова свернул и, снижаясь, пролетел вдоль границы аэродрома. «Как там учила Салли », — пробормотал он, обращаясь к самому себе.

Земля все ближе… «Потянуть штурвал назад», — затаив дыхание, повторял про себя епископ. — «НАЗАД! НАЗАД!НАЗАД!».

Приземление было отвратительным, и епископ понял, что земля находилась футов на десять ниже, чем он думал. Аэроплан свалился на землю с ужасающим грохотом и опрокинулся на крыло.

Епископ отстегнул ремень безопасности и нетвердым шагом направился к ангарам. Навстречу ему выехала машина экстренной помощи. С чувством странной нереальности происходящего священник увидел, как из нее вышла мисс Сакбот, и услышал, как она облегченно воскликнула.

— Боюсь, что я разбил еще один клубный аэроплан, — сказал епископ, подходя к ней.

— Если вы смогли выйти из самолета, то это не крушение, — улыбаясь, ответила она.

— Где я? — спросил он.

— Это Санкпорт. Леди Лаура пролетала здесь, и хотя регистрационных знаков не было видно, сотрудники аэропорта узнали цвета клуба и позвонили нам. Услышав от Крейтона. что произошло, я была в отчаянии. К счастью, они с Бреем решили, что мы говорим правду, утверждая, что не подозревали о том, что творилось у нас под носом. Так что инспектор разрешил мне улететь, и я отправилась сюда. Я дважды вылетала на поиски, но безрезультатно. — Она взглянула на аэроплан. — Где леди Лаура?

Епископ склонил голову.

— Она была слишком умна для меня. Она смогла ускользнуть. Береговой охране следует разыскать ее тело.

— Когда это случилось? — с напряженным вниманием спросила Салли.

— Около получаса назад.

— Думаю, Томми Вэйн это почувствовал. Я только что говорила по телефону, и мне сказали, что около получаса назад, когда его уводили, он внезапно закричал, вырвался из рук полицейских, побежал и, скорее всего намерено, угодил под вращающийся пропеллер самолета… Погиб мгновенно…

Епископ видел, на лице Салли ужас, когда та поизносила эти слова. Он понемногу оправился от кошмара, вызванного путешествием с леди Лаурой, снова стал осознавать существование остального мира, и видел, что Салли еле держится на ногах. Положив руку ей на плечо, епископ сказал:

— Я пойду позвоню Крейтону, а вы, Салли, лучше сядьте, отдохните здесь на травке.

* * *
На следующий день он заглянул навестить Салли и застал ее на пустом летном поле.

— Ну, вот все и закончилось! — с деланной веселостью сказал он. — Полиция все прояснила. Организация наркоторговцев разгромлена. Я полагаю, что в Бастоне все вернется на круги своя? Мой отпуск уже почти окончился, и вскоре мне предстоит возвращение в свою епархию.

К его удивлению, Салли расплакалась. Епископа это шокировало, ведь он никогда не видел ее в таком состоянии; обычно она была дерзкой и невозмутимой.

— На круги своя! Вы думаете, я смогу продолжать руководить клубом, как ни в чем не бывало? Нет. Оказалось, что я не гожусь для этого. А я-то думала, что умело руковожу им!

— Но, Салли, вы проделали великолепную работу…

— И все это время банда преступников работала у меня под носом, погибли инструкторы, но самое главное — было опозорено доброе имя клуба! Как я смогу снова смотреть людям в глаза? Если бы у меня была голова на плечах, возможно все эти ужасы не произошли бы. Но я лишь тщеславная дуреха, — она попыталась найти платок и, не найдя его, приняла от епископа большой квадрат льняной ткани.

— Моя дорогая девочка… — начал было он.

— Я не девочка, — всхлипнула она. — Мне уже за тридцать… мне — тридцать пять, и уже слишком поздно для того, чтобы заняться чем-то новым. А кроме как пилотировать самолеты, я больше ничего не умею. А я была так довольна собой… Ох, зачем я вообще приехала сюда?

Это позволило епископу выдвинуть предложение, над которым он размышлял уже много дней. До этого сказать о нем ему мешали лишь его робость и знание об обязательствах Салли перед клубом.

— Я пришел к выводу, что так никогда и не стану летчиком. Вон стоит подтверждение этому — сказал он, указывая жестом на поврежденную машину в ангаре, которую отбуксировали туда из Санкпорта. — Но, как вы знаете, в Австралии у меня есть самолет, и если бы у меня был еще и пилот… Одним словом, если бы вы согласились… — он смутился. — Я знаю, что вы любите летать, потому я и заговорил об этом, хотя, конечно…

— Ох, я хотела бы отправиться в Австралию вместе с вами! — энергично ответила Салли. — Но, не будет ли скандала из-за женщины-пилота у епископа? Вы женаты?

— Нет. Но, Салли, если вы окажете мне честь и примете мое предложение, навряд ли разразится скандал. Перед тем, как вы перебили меня, я как раз собирался попросить вас стать моей женой…

* * *
… Это объясняет, почему летающий епископ Кутамундры (как его вскоре прозвали) и его жена терпеть не могут детективные романы.

— Это хорошо читается в книгах, — поясняет епископ. — Но если вы встречаетесь с этим в жизни, то это ужасно.

Примечания

1

Город в Австралии. Один из старейших

(обратно)

2

Межгосударственное объединение Великобритании и большинства бывших английских доминионов, колоний и зависимых государств.

(обратно)

3

Митра — головной убор сферообразной формы, богато украшенный золотым шитьем, бисером, драгоценными камнями; принадлежность богослужебного облачения архиереев, архимандритов, а также священников, которым право ношения такого типа убора предоставляется в качестве награды. Митра священника увенчивается иконой, митра архиерея крестом.

(обратно)

4

В англоязычных странах принято применять титул «доктор» к священникам.

(обратно)

5

rigor mortis — трупное окоченение. Оно начинается через 2-6 часов после смерти и обычно длится около восьми часов при комнатной температуре, а потом медленно проходит. Но может длиться и 24-84 часа после смерти, при более низких температурах.

(обратно)

6

Начало библейской фразы: «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу».

(обратно)

7

Обе кабины самолета оснащены параллельными органами управления.

(обратно)

8

Особняк в Уайтхолле, используемый в административных целях.

(обратно)

9

В силу очевидного факта (лат).

(обратно)

10

Лорд-наместник или лорд-лейтенант — почётный титул номинального главы судебной и исполнительной власти на соответствующей территории в Англии, Шотландии и Ирландии.

(обратно)

11

Возрастная группа девочек-скаутов от семи до десяти лет; от назв. добрых мифолог. существ "брауни" — родственников домовых.

(обратно)

12

Дословно: конкурс элегантности (фр) — конкурс красоты среди транспортных средств. Восходит к Франции XVII века, когда аристократы выставляли напоказ свои конные экипажи.

(обратно)

13

C.I.D. (Criminal Investigation Department) — Управление уголовных расследований.

(обратно)

14

Река в Великобритании.

(обратно)

15

Принц Косовский предполагаемый наследник трона Албании. Королевство Албания — государство, существовавшее на Балканском полуострове в 1928—1939 годах.

Все остальные королевские особы упоминаемые далее в главе — вымышленные.

(обратно)

16

Логическое умозаключение. Дедуктивный метод. Пример:

Все люди смертны (первая посылка). Сократ — человек (вторая посылка).Следовательно, Сократ смертен (заключение).

(обратно)

17

Ибо вы, люди разумные, охотно терпите неразумных (2-е послание Коринфянам 11:19)

(обратно)

18

Жюль Гюстав Дюран (1880-1926) — французский анархист (из рабочих — докер, погрузчик угля) которого несправедливо обвинили в убийстве. В 1956 году в его честь был назван бульвар в Гавре, а позже бульвар в Париже.

(обратно)

19

Сэр Томас Уэнтворт Рассел (1879—1954), более известный как Рассел Паша, был директором Центрального бюро по борьбе с наркотиками в Египте. — Офицер британской полиции на египетской службе.

(обратно)

20

То есть, от юго-востока до северо-запада Великобритании.

(обратно)

21

Все эти разнообразные дела в Англии разбирает один суд.

(обратно)

22

Район Большого Лондона.

(обратно)

23

Как правило безалкогольный газированный напиток с имбирным вкусом.

(обратно)

24

Вэйн цитирует Библию, а именно Евангелие от Матфея 16:23.

(обратно)

25

Американский пилот-каскадер, специализировавшийся на крушениях в кинофильмах. Написал несколько книг.

(обратно)

Оглавление

  • Глава I. Прибытие епископа
  • Глава II. Смерть
  • Глава III. Дознание
  •   Показания механика:
  •   Показания капитана Рэнделла:
  •   Показания мисс Сакбот:
  •   Показания мистера Вэйна:
  •   Показания епископа:
  •   Показания леди Лауры Вэнгард:
  •   Показания технического эксперта:
  •   Показания врача:
  •   Показания медэксперта:
  •   Напутственное обращение коронера к присяжным:
  •   Вердикт присяжных:
  • Глава IV. Сомнения епископа
  • Глава V. Открытие доктора
  • Глава VI. Дефицит подозреваемых
  • Глава VII. Отчет химика
  • Глава VIII. Авторотация священнослужителя
  • Глава IX. Франкофилия в Глазго
  • Глава X. Особы королевских кровей
  • Глава XI. Скотленд-Ярд в Париже
  • Глава XII. Безальтернативность самоубийства
  • Глава XIII. Интересное содержание газеты
  • Глава XIV. Конец механика
  • Глава XV. Имитация суицида
  • Глава XVI. Неприятности трансатлантического пилота
  • Глава XVII. Затруднения сыщиков
  • Глава XVIII. Неуклюжесть американца
  • Глава XIX. Способ убийства
  • Глава XX. Милость убийцы
  • *** Примечания ***