Пожиратель [Владимир Сергеевич Василенко] (fb2) читать онлайн

Владимир Василенко Сайберия. Книга 4: Пожиратель

Глава 1

Погода в последние дни не радовала — ветра дули холоднющие, почти каждый день шли мерзкие мелкие дожди вперемешку со снежной крупой. А уж ночные заморозки и вовсе стали такими кусачими, что утром не хотелось на улицу высовываться.

Поэтому очередное занятие «на свежем воздухе» под руководством Кабанова-младшего не вызывало у студентов Горного ни малейшего энтузиазма. Тем более что в этот раз оно шло последним в расписании и грозило растянуться до конца дня. Преподаватель по основам выживания решил организовать настоящий поход в лес — со следованием по карте и компасу по заданным маршрутам и разбивкой лагеря из подручных средств.

В настоящий лес мы, конечно, не отправились — ограничились Академическим парком. Благо, размеры его позволяли устраивать даже такие походы.

Размерам этим я удивлялся с самого начала, особенно когда в руки попал план парка. По сути, Университетский проспект, идущий с севера на юг, отрезал от города изрядный кусок земли, ограниченный с запада и юга рекой. Этакий полуостров, похожий на неровную выпуклую линзу. По площади получалось гектаров четыреста, причём участок этот был освоен едва ли на треть. Облагороженная часть парка — корпуса университета, дендрарий, вымощенные плиткой дорожки и беседки — располагались в юго-восточной части, возле главных ворот и дальше вдоль улицы. А в глубине парк постепенно превращался в обычный смешанный лес, выходящий к дикому неблагоустроенному берегу.

В общем, земли под нужды университета было отдано с большим запасом. С точки зрения городской управы это, наверное, выглядит расточительством — участок-то вкусный. По сути, в самом центре города. Но принадлежит он не местным властям, а императору, так что строить здесь что-то своё они не могут.

Учебную форму мы перед занятием заменили на гимнастёрки, плотные галифе, сапоги и непромокаемые куртки. И это было очень кстати — не прошло и двадцати минут с начала занятия, как зарядил дождь. И без того унылое мероприятие заиграло ещё более мрачными красками, поскольку благоустроенные тропинки кончились, и в ближайшее время придётся месить сапогами грязь, смешанную с палой листвой.

В «поход» отправился весь первый курс Горного, но, чтобы не переться одной толпой, Боцман разделил нас на несколько групп. Каждой он выдал свой маршрут, на котором было заложено несколько тайников, которые нужно было отыскать и забрать из них некие предметы. Это заодно служило и способом проверки добросовестности студентов — конечная-то точка маршрута была одна, и был соблазн рвануть к ней напрямик.

Я, конечно, попал в одну группу с Полиньяком и Варей. Помимо нас в ней оказался Кудеяров-младший с дружками, староста группы Трофимов и ещё несколько знакомых ребят. Впрочем, я со всеми на курсе уже более-менее познакомился. По крайней мере, узнавал в лицо.

Сына Фомы, к слову, будто подменили. Он уже давно, ещё со времён истории с албыс, перестал подначивать и меня, и Жака. Но в последние дни и вовсе стал вести себя показательно вежливо. Даже, я бы сказал, заискивающе.

Что ж, немудрено. Шила в мешке не утаишь — то, что я Одарённый, скрывать было уже совершенно невозможно. Слухи о том, что я, а то и вся наша троица связаны со Священной Дружиной, тоже уже разлетелись по всему университету — это мне Трофимов рассказал. Но тут, конечно, и сам Путилин постарался — пару раз в открытую подвозил нашу троицу на занятия на своём роскошном чёрном «Даймлере». Да и о том, что статский советник переезжает в особняк Василевских, тоже наверняка уже многим известно.

В общем, с тем же успехом я мог бы нацепить значок Священной дружины на лацкан студенческой формы — чего уж скрывать-то.

Думаю, и слухи о моём истинном происхождении тоже уже начали просачиваться. И, хоть я и продолжал обучение под сиротской фамилией Сибирский, отношение ко мне и со стороны студентов, и со стороны преподавателей несколько изменилось. Причём именно после того губернаторского приёма.

Хотя, может, я преувеличиваю. И без того намёков было достаточно. Одарённый, живёт в ранее заброшенном особняке Василевских… Тут уж любой сложит дважды два.

Впрочем, если раньше я опасался раскрытия своего инкогнито, то теперь, после разговора с Вяземским, стал себя чувствовать гораздо увереннее. Да и счёт в банке этой уверенности здорово прибавлял, хотя за последнюю неделю я его уже слегка распечатал.

Ещё из приятных моментов — то, что мне удалось-таки решить вопрос с албыс. Время, конечно, покажет, насколько моё решение было верным. Но главное — я избавился, наконец, от самого острого из дамокловых мечей, зависших над моей головой. Теперь уже можно было не опасаться, что моя одержимость обернётся полной потерей человеческого «я». Дух албыс перестал пожирать меня изнутри, кошмары прекратились, и я впервые за долгое время смог вздохнуть спокойно.

Правда, ненадолго. Остальные-то проблемы никуда не делись. И главные из них — это обкладывающая нас со всех сторон Стая и сбежавший Арамис-Арнаутов со своей чернявой подружкой. Толком даже непонятно, это две отдельные проблемы или одна большая. Свет на это мог бы пролить пойманный Грач, однако он, по словам Путилина, оказался весьма неразговорчивым.

А через три дня после поимки вампир и вовсе был обнаружен в казематах мёртвым. Причём отправиться на тот свет ему явно помогли. Я, конечно, здорово отделал его в ходе той драки в «Хаймовиче», но Дети Зверя — народ живучий, так что даже без медицинской помощи Грач уже через пару дней был вполне себе бодрячком. Если бы не кандалы с синь-камнем — регенерировал бы ещё быстрее. Но крупнокалиберная пуля, снёсшая ему полчерепа, оказалась непосильным испытанием даже для вампирского здоровья.

Путилин после этого инцидента ходил мрачнее тучи. Признался, что до этого ещё и тело Барсенева, отправленное местным «федералам» — в Службу Экспертизы — тоже бесследно пропало.

— Стая, как всегда, мастерски заметает следы, — мрачно ворчал он, как обычно, ходя из угла в угол со скрещенными за спиной руками. — А я пока мало что могу им противопоставить. Действовать приходится практически в одиночку!

Бросив взгляд на меня, он добавил:

— Без обид, Богдан. Ты очень помог мне, и не раз. Но я сейчас говорю не об охотничьих делах. В истреблении чудовищ ты как раз очень хорош, и надеюсь, ещё не раз меня выручишь. Но, увы, в работе Священной Дружины есть и… другие стороны.

Я тогда промолчал. Хотя я-то знал, что к исчезновению тела Берсенева Стая не имеет отношения. Это Фома постарался, причём по распоряжению губернатора. Но я пока не решил, стоит ли делиться этой информацией.

Чисто по-человечески я Путилину симпатизировал, да и сотрудничество с Дружиной выглядело делом перспективным, а главное — близким мне по духу. Но всё же после того, что я подслушал в библиотеке губернатора и после разговора с самим Вяземским у меня возникли некоторые сомнения.

Как бы тут не оказаться между молотом и наковальней.

Священная Дружина — это императорская спецслужба, и карьера в ней, наверное, может многое принести. При этом трудностей службы — например, связанных с охотой на чудовищ — я не опасался. Наоборот, работа как раз по мне, и пока Путилин рассматривает меня именно как простого Охотника, истребителя чудовищ — всё в порядке.

Однако Путилин уже знает про Колизеум. И про то, что зверинец в усадьбе обер-полицмейстера наверняка связан с этими подпольными боями. Я сам его навёл на эту версию. И когда он начнёт копать в этом направлении, рано или поздно у нас возникнет конфликт интересов не только с Кудеяровым, но и с Вяземским. А надо ли оно мне?

Впрочем, будем решать проблемы по мере их поступления. А пока — попытаюсь не усугублять ситуацию. Надо набирать силу. Во всех смыслах, не только в плане развития Дара. Сам по себе Дар — это лишь что-то вроде пропуска в местное высшее общество. Но какое место в итоге в нём займёшь — зависит от тебя.

Не то, чтобы я так уж рвался сделать карьеру и разбогатеть. Это всё же не совсем в моём характере. Однако я уже достаточно времени провёл в этом новом теле и новом мире, чтобы потихоньку обзавестись целями и ориентирами.

Поначалу из-за потери памяти и из-за навалившихся на меня проблем над этим некогда было задумываться. Я просто плыл по течению, пытаясь хоть как-то разобраться, куда я угодил, а заодно отбиваясь от летящих со всех сторон ударов. Но постепенно у меня вырисовывался план — куда, собственно, плыть.

И, как ни крути, картина эта складывалась из тех осколков, которые я получил на старте. Нет, можно, наверное, совсем отказаться от наследия прежнего хозяина тела и попытаться жить жизнью обычного человека. Но, сдаётся мне, даже так какая-нибудь из тайн прошлого рано или поздно меня настигнет.

А значит — надо быть к этому готовым. Расквитаться, наконец, с доставшимися мне в наследство врагами, попытаться завести новых союзников и разгадать те тайны, что окружают бывшего хозяина этого тела. Кто я вообще такой, что за странные ритуалы проводили надо мной в детстве? Почему я был разлучён с отцом? Что тот искал в глубинах Сайберии, потратив на это всё своё состояние?

В общем, целей много, больших и малых. Деньги, положение в обществе — это скорее инструменты для их достижения. Но пока их нет — я никуда и не смогу сдвинуться.

После событий в «Хаймовиче» минуло уже больше недели, но ничего особо значимого за это время не произошло. Даже удивительно. Стая, хоть и явно наращивала своё присутствие в городе, пока не давала о себе знать. Возможно, упыри всё ещё не разобрались со внутренними склоками. Арамис с Бэллой как в воду канули. Кудеяров меня в свои подпольные бои уже не заманивал, и я знал, почему. В местных газетах основной темой по-прежнему был предстоящий визит императора, но сам Романов пока не торопился заявляться — похоже было, что он задерживается в Демидове еще на какое-то время. И это, кажется, только ещё больше нервирует местных чиновников.

Мне же эти дни передышки пошли только на пользу. Я сосредоточился на учёбе, на тренировках и на изучении архива Василевского, а также в целом содержания фамильной библиотеки. Там оказалось немало книг, не менее полезных, чем фолианты, которые я позаимствовал у Скворцовой.

Как говорится — учиться, учиться, и ещё раз учиться. Кстати, интересно, а в этом-то мире автор этого высказывания существует? И чем занимается?

Правда, нынешнее занятие я, как и большинство первокурсников, с радостью пропустил бы. Перспектива в ближайшие пару часов шариться по сырому промозглому лесу с облетевшей листвой и искать какие-то там тайники не прельщала. Но и свалить отсюда под шумок было нельзя. У меня и так уже накопилось немало прогулов, а Боцман — точно не из тех преподов, кто может прозевать даже одного отсутствующего студента.

Так что я шагал в составе своей группы, предоставив, делать всю работу Полиньяку и Трофимову. Тем как раз задание пришлось по душе, и они ещё с несколькими парнями увлеченно прочёсывали заросли, то и дело сверяясь с картой. Продвигались мы довольно шустро, и имели все шансы прийти к месту стоянки первыми.

Я тоже старался не терять времени попусту, но по-своему.

У меня в последние дни возникла новая проблема. Рост моего тонкого тела здорово ускорился, и соответствующим образом возросли аппетиты в отношении свободной эдры. По моим ощущениям, вместительность моего грудного узла — Средоточия — выросла в несколько раз, но при этом мне сложно было удерживать в нём хоть какой-то запас. Вся эдра впитывалась тонким телом, как губкой.

Поначалу это происходило из-за того, что нужно было залечить меридианы, обожжённые во время экспериментов с жар-камнем. Но и после этого моё магическое естество осталось столь же прожорливым.

Раньше я мог пополнить запас эдры в Средоточии, просто «вдохнув» свободную взвесь, витающую в воздухе практически везде. Но сейчас я этого уже попросту не мог сделать, потому что и так неосознанно пылесосил все свободные частицы в довольно большом радиусе вокруг себя. И этого не хватало.

Раньше довольно неплохим подспорьем для пополнения эдры были деревья в саду усадьбы. Но за эти дни я осушил весь сад полностью, и на какое-то время об этом источнике придётся забыть. Деревья накапливают эдру очень медленно — неделями, а то и месяцами.

А голод всё не утихал. Мне даже приходилось быть осторожным в людных местах, чтобы неосознанно не вытягивать энергию, например, из кристаллов солнечника. Они использовались повсеместно и были для меня лёгкой добычей.

Единственное, что пока по-прежнему спасало — так это мои ежедневные медитации у Гранитного дуба в Академическом парке. Но и этот древесный гигант уже не казался таким уж бездонным источником эдры, и отдавал свои запасы очень неохотно. Ощущение такое, будто пытаешься пить через трубочку что-то очень густое и вязкое.

Разгадка была проста — моё тонкое тело не просто укрепилось, а достигло предела, за которым его ждало некое перерождение, выход на новый уровень. Однако процесс этот требовал пищи в виде эдры. И много пищи.

Впрочем, судя по всему, с этой проблемой рано или поздно сталкивается любой мало-мальски сильный нефилим. Магическая энергия — ценный ресурс, и достаточно редкий, даже здесь, рядом с Сайберией. Поэтому-то нефы и спонсируют охотничьи экспедиции на таёжных тварей — для добычи грудных карбункулов.

У меня, как у Пересмешника, ещё большое преимущество перед остальными — за счёт своей универсальности я могу перерабатывать любую эдру, без жёсткой привязки к конкретному Аспекту. Да и способности свои могу применять более часто, а не копить энергию неделями. Но даже это сейчас не спасает меня от постоянного голода.

Голод этот, к счастью, не отражается на моём физическом состоянии. Разве что бывает неуютно, когда грудной узел опустошается полностью — я чувствую себя в такие минуты безоружным. Но эту проблемку удалось со временем решить. Я разделил Средоточие на несколько изолированных друг от друга отсеков и зарезервировал один из них как некий неприкосновенный запас. Он всё равно потихоньку просачивался, но не так быстро, как незащищенные.

Поиски новых источников эдры для меня теперь стали одним из главных приоритетов. По крайней мере, пока трансформация тонкого тела не завершится.

Вот и сейчас, оказавшись в незнакомой части парка, я выискивал подходящие деревья и вытягивал из них накопленную эдру. Больше всего её было в измененных растениях типа камнедрев, чёрной осины, кустов пепельного багульника. Их-то я в первую очередь и выискивал, стараясь не особо отбиваться от группы.

К моменту, как мы вышли к берегу, я успел изрядно пополнить свои запасы. Которые, впрочем, начали тут же таять, быстро впитываясь в ауру. Казалось, будто узлы пульсируют, жадно поглощая энергию и становясь чуть ярче и плотнее.

Это бы подняло мне настроение, если бы не разошедшийся уже не на шутку дождь, вдвойне неприятный на открытом пространстве.

— Только Боцману дождь нипочём, — проворчал Трофимов из-под капюшона.

— Ага, в своей стихии, — поддакнул кто-то из ребят.

— Может, всё-таки на этом и закончим, а? Неужто строить что-то заставит прямо в этой слякоти?

Кабанов-младший стоял на самом краю обрыва над рекой, его чёрный длинный бушлат блестел от воды, капюшон трепетал от порывов ветра. Но сам преподаватель при этом был неподвижен, как статуя, и молча наблюдал за приближением нашей группы. Мы действительно прибыли первыми, за нами с небольшим отрывом следовала ещё одна команда. Остальные немного задержались, но и их уже было видно за деревьями.

— Карты и жетоны из тайников сдать мне! — объявил он, когда мы приблизились. — И разбираем ножи и топоры вон с тех колод. Разбивать палатки и строить шалаши сегодня не будем…

По рядам студентов прокатился вздох облегчения, тут же сменившийся многоголосым стоном, когда Боцман продолжил.

— … вместо этого сейчас быстренько соорудим навесы от дождя, разведём костры и просушимся.

Перечить Борису Георгиевичу не было смысла. Да и от дождя хотелось поскорее спастись. Так что, отправив Трофимова и Полиньяка сдавать карту, остальные члены отряда поспешили к площадке чуть поодаль, где стояло несколько деревянных чурок, в которые было воткнуто десятка два ножей и несколько топоров.

Никаких инструкций, а уж тем более помощи со стороны Боцмана ждать не приходилось — преподаватель, похоже, сначала хотел поглядеть, как мы будем разбираться сами. И, к моему удивлению, большая часть нашего отряда не умела толком обращаться ни с ножом, ни с топором, а о том, как соорудить простенький навес из веток и лапника — вообще понятия не имела.

— Эх, горожане, едрить вас в качель! — ворчал, вернувшись, Трофимов. — Белоручки хреновы! Чего ж тогда в Горный-то попёрлись, в изыскатели?

— Я вообще-то на инженерном факультете, — огрызнулся Кудеяров, с некоторой брезгливостью берясь за рукоять топора. — И для того и образование получаю, чтобы самому потом мозоли не набивать.

— Ну-ну. Только вот в тайге всяк должен уметь хотя бы самое необходимое. Как костёр развести, как шалаш устроить, как охотиться…

— Верно рассуждаешь, студент Трофимов, — одобрительно кивнул Боцман, проходя мимо нас. — Но вы бы поторопились, пока до исподнего не вымокли.

Трофимов, как староста, уже по привычке взял на себя организационную работу. Распределил обязанности — кого-то отправил на заготовку длинных жердей, кого-то на лапник, кого-то — на поиски хвороста для костра. Место для бивака мы успели застолбить самое удобное — на ровной площадке между двумя недалеко стоящими деревьями, которые можно было использовать в качестве основных опорных столбов.

Работа закипела, и разошедшийся дождь только подгонял — хотелось, наконец, от него укрыться. А если ещё и костёр удастся разжечь и хоть немного погреться и обсохнуть — то вообще шикарно будет. Правда, в это мне пока слабо верилось — кажется, найти достаточно сухие ветки будет сейчас проблематично.

Эта часть парка была уже совершенно неухоженной и даже не огороженной, и по сути являла собой участок леса. Река тут была довольно широкой — с полкилометра, но к югу от нас был виден мост. На противоположном берегу тоже темнел лес, но из-за деревьев там и сям поднимались столбы печного дыма — похоже, там какое-то село, а может, и не одно. Так что ощущения, что мы в диких местах, не возникало. Тем более что дорога сюда от университетских корпусов, даже с учётом извилистого маршрута с поиском тайников, заняла от силы час.

Поэтому, когда из кустов донесся шорох и отрывистый не то рык, не то всхрап, мало кто воспринял его всерьёз.

— Это кто там хрюкает в кустах? Кочан, ты что ли? Ну иди сюда, кабанчик, за ухом почешу!

— Я те сам щас… почешу! — обиженно отозвался Кочанов с другого края поляны, показывая кулак.

Но хрюканье донеслось и чуть позже — уже более отчётливое, и совсем рядом. Ещё немного — и под смех и улюлюканье первокурсников на поляну выскочила пара поросят — щетинистых, полосатых, сердито повизгивающих. Их, похоже, спугнул кто-то из ребят, углубившихся в чащу в поисках хвороста.

Животинки были размером с собаку, шустрые и жутко визгливые. При виде людей они разнервничались и принялись носиться кругами, прошмыгивая мимо гогочущих балбесов, пытающихся их ухватить. Даже строгие окрики Боцмана не особо помогли — вскоре весь лагерь стоял на ушах.

Впрочем, продлилось это недолго, потому что из кустов донеслись вопли уже совершенно другого рода. Вскоре, несясь сквозь заросли напролом, к лагерю выскочило двое студентов с вытаращенными от ужаса глазами. Один вообще, не останавливаясь, рванул дальше вдоль берега, не разбирая дороги. Второй, напротив, попытался взобраться на ближайшее дерево.

То, что их кто-то преследует, было слышно издалека — позади них раздавался треск ломаемых ветвей и глухой тяжелый топот. Но, что странно, самого преследователя не было видно до последнего, хотя кусты были не особо густые, поскольку листва с них по большей части облетела.

Наконец, чудище с глухим раскатистым рыком выскочило на открытое пространство. Высотой оно было чуть выше пояса среднему человеку, но этот параметр в данном случае мало что значил. Потому что весом тварь была центнера в три, и вооружена внушительными клыками, загибающимися кверху так, что больше походили на бивни мамонта.

— Секач! — выкрикнул кто-то, и студенты прыснули врассыпную, словно потревоженная рыбья стайка.

— Отойти всем! — рявкнул Боцман, в руках которого уже каким-то чудом успел оказаться наган. — Не злите его!

Вепрь с ходу, не останавливаясь, сшиб с ног попавшегося ему на пути парнишку, подбросив его высоко в воздух, будто тот был тряпичной куклой. Движение животного было нереально быстрым — показалось даже, что он будто бы размазался в воздухе, мгновенно перетекая из одной точки пространства в другую. Ринулся дальше и чуть было не повторил то же самое со вторым, но тут на его пути оказался Кочанов. Он как раз перед этим обстругивал длинную жердь, чтобы вбить её в землю, и теперь попытался отпугнуть кабана, держа эту палку наперевес, как копьё.

— Назад, Кочанов! Не геройствуй!

Голос Боцмана заметно дрогнул. Пытаясь отпугнуть зверюгу или хотя бы отвлечь его от студента, он сделал несколько шагов в сторону зверя и пальнул в воздух. Стрелять в самого кабана пока не стал, и я уже понял, почему.

Вепрь был матёрый, крупный, отожравшийся за лето, и револьверные пули его только разозлят. Но главное даже не в этом. Я ещё из-за кустов разглядел яркую, как пламя костра, багрово-оранжевую ауру.

Секач-то непростой. Одарённый. Точнее, изменённый, поправил я себя, вспомнив лекции Коржинской. Зверюга приноровилась поглощать не только корешки да шишки, но и эдру, и весьма в этом деле преуспела.

Это отражалось на нём даже визуально. Щетина на спине поблескивала металлическим отсветом и больше напоминала иглы дикобраза, копыта были размером с чайное блюдце, а помимо полуметровых клыков на лбу и морде отросла добрая дюжина острых костяных шипов. При этом на боках были заметны десятки застарелых шрамов — похоже, подраться кабаняка любил, причём с обладателями неслабых когтей. И помогали ему в этом не только клыки и свирепость, но и Дар.

Аспект его с ходу определить было сложно, а уж тем более его конкретное воплощение. Но, похоже, эти его мгновенные перемещения, едва заметные глазу, мне не привиделись. А может, зверь и ещё что-то умеет, но проверять это, если честно, не хотелось. Лучше уж покончить с этой свинотой раньше, чем она успеет кому-то навредить.

— Сибирский, куда?! Стой, дурак!

Вопли Боцмана я услышал мельком, уже за спиной, потому что на всех парах рванул кабану наперерез.

«Ко мне! Слышишь, животное? Ко мне!».

Секач, оглушительно фыркнув, как раз ринулся на Кочанова и застывших неподалеку от него приятелей, но услышав мой мысленный приказ, вдруг замер, остановившись так резко, что взрыл передними копытами землю.

Парням эта секундная заминка позволила прийти в себя и отпрянуть в сторону. Кудеяров, споткнувшись, завалился на спину, но пополз дальше прямо так, отчаянно отталкиваясь от скользкой сырой земли ногами и локтями. Кабан дёрнулся вслед за ним, и бедняга заорал в голос.

«Ко мне!!».

Зверюга взвизгнула и замотала башкой, словно пытаясь освободиться из невидимой сети. Длинная щетина вдоль хребта, больше похожая на иглы, вдруг вздыбилась, сделав чудовище визуально ещё больше.

Я в несколько прыжков преодолел разделяющее нас расстояние и остановился в нескольких шагах перед зверем, загораживая ему путь. Правый кулак сжался до побелевших костяшек, острый конус эдры, заряженной Аспектом Укрепления, заставлял воздух перед ним дрожать, как рябь на воде. Но я продолжал накачивать его силой. Тут можно не бояться переборщить. Нужно обойтись одним ударом. И промазать нельзя.

Препод, как назло, тоже пошёл в атаку. Тоже побежал на кабана, матерясь на чём свет стоит и приказывая мне убраться. На бегу высадил в него весь барабан нагана и, отбросив бесполезный ствол, выхватил из-за пояса нож.

Эти маневры вызвали у меня лишь вспышку раздражения. Нет, я всё понимаю, ты преподаватель, и пытаешься уберечь студентов от опасности. И вообще, бывший вояка с геройским прошлым. Но куда ты лезешь-то со своей пукалкой? Не видишь, что за чудовище перед тобой?

Кабана револьверные пули не особо впечатлили, но отвлекли. Ещё раз дёрнув башкой, он сбросил с себя морок и оглянулся в сторону орущего на него Боцмана.

— Сибирский, назад! — выкрикнул преподаватель, резкими взмахами ножа пытаясь отвлечь зверюгу на себя.

— А ну, молчать! — рявкнул я на него в ответ и, подхватив левой рукой валяющийся под ногами камень, швырнул его в секача.

Тот снова развернулся на меня. И вдруг ломанулся вперёд с такой скоростью, будто его в пушку зарядили и выстрелили. Снова врубил этот свой форсаж — метров пять преодолел буквально за мгновение. Я едва успел встретить его ударом сверху вниз — коротким и резким, без замаха.

Впрочем, сила самого удара в данном случае не имела особого значения. Важна была лишь точность и количество влитой эдры.

Внешне, наверное, выглядело эффектно. Визжащий кабан, который должен был меня сшибить с ног не хуже грузовика на полном ходу, будто с разбегу воткнулся в невидимую преграду. Визг резко оборвался, сама щетинистая туша резко уткнулась башкой в землю и по инерции кувыркнулась. Я едва успел отскочить в сторону, чтобы меня не задело.

Рухнул секач рядом, так что земля под ногами ощутимо содрогнулась. Захрипел, замолотил в воздухе всеми четырьмя копытами, взметая в воздух целые комья сырого дёрна. Вся морда его была раздроблена и смята так, будто угодила под паровой пресс, левый клык и большая часть костяных наростов на морде торчали обломками.

Но тварь была ещё жива. Примерившись, я саданул снова, с не меньшей силой, и опять целясь в голову. На этот раз звук удара было хорошо слышно — жутковатый, глухой, влажный, будто здоровенной кувалдой ухнули по сырому бревну. Кабан резко замер, словно его выключили. Но я на этом не остановился — переключился уже на основной свой Аспект и запустил в него призрачные щупальца и принялся жадно поглощать свободную эдру. Втянул её в себя за пару секунд, потом, разрывая и переваривая тонкое тело, добрался до узла-сердечника, содержащего саму суть Дара.

Не знаю, сколько конкретно это длилось — вряд ли дольше десяти-пятнадцати секунд. Я в эти мгновения не замечал ничего вокруг — процесс поглощения чужого тонкого тела захлёстывал меня волнами эйфории, и отвлечь от него меня, наверное, не мог бы даже выстрел в упор. Не знаю, как это выглядело со стороны, но, наверное, жутковато — я замер, оскалившись, дрожа и простирая руки перед собой, будто пытаясь поднять что-то тяжелое. И это тяжелое действительно приподнималось — туша кабана на пару мгновений даже оторвалась от земли, но потом рухнула, стоило мне закончить.

Секач был хоть и матерый, но всё же не настолько, чтобы успеть сформировать твёрдый карбункул. Его «сердце», содержащее Аспект, представляло собой сгусток заряженной эдры, который я, не глядя, упрятал в свободную ячейку Сердечника. Разберусь потом, в более спокойной обстановке.

Дождь по-прежнему шелестел, лужи бурлили от падающих капель, из-под туши кабана медленно растекалась разбавленная дождевой водой кровавая лужа. И этот шум дождя был, пожалуй, самым громким звуком, потому что застывшие вокруг меня сокурсники, кажется, даже дышать перестали, вытаращившись на меня так, будто привидение увидели. Лишь постанывал чуть поодаль парень, которого успел отшвырнуть секач. Но, судя по тому, что бедняга уже стоял без посторонней помощи, ему повезло — отделался лёгким испугом.

Боцман, всё ещё сжимающий в здоровой руке бесполезный нож, вообще выглядел так, будто его обухом в лоб ударили. Лишь глядел то на кабана, то на меня.

Эйфория от победы и от здоровенной порции эдры быстро схлынула, сменившись досадой. Ну, вот, теперь новая волна слухов и пересудов обо мне обеспечена! Только-только удалось местных репортёров от себя отвадить…

Я тоже окинул взглядом тушу чудовища, и тело захлестнуло жаркой волной запоздалого адреналина. А ведь здоровенный, гад. К счастью, схватка закончилась быстро, и опасных сюрпризов он преподнести не успел. Но если бы я промахнулся хоть немного… Или силы удара не хватило бы… Это могло бы очень скверно кончиться. Ещё и препод вылез в неподходящий момент, чуть не сорвав мне всё дело…

Переведя дух, я исподлобья взглянул на Боцмана и проворчал:

— Знаете, что, Борис Георгиевич? Так, на будущее… Не надо лезть мне под руку, ладно?

Глава 2

— Ох, и скандал опять будет! Гейзехуза точно из ректоров попрут. Только-только ту историю с албыс забывать стали — и на тебе! Такую свинью ему опять подложили…

— Ага! Причём в прямом смысле.

— Но как эта зверюга там оказалась? Неужто с того берега приплыла? Там же река саженей в пятьсот, а то и больше!

— Почему обязательно приплыла? Может, по мосту перебралась. Ночью, например…

— Да там вообще целое стадо, похоже! Сначала-то на поросят наткнулись. Мелкие совсем.

— Значит, минимум одна матка тоже там пасётся. А то и несколько. Кабаны, бывает, в здоровенные стаи сбиваются…

— И как охрана-то это всё прозевала? Ещё пару недель назад весь парк вон с солдатами прочёсывали, когда убийцу Бергера искали…

— Кстати, а видели, как Кочан-то на это чудище с дрыном попёр? Не сдрейфил же…

— Так это не от большого ума. Чего ты такому кабаняке острой палкой сделаешь?

— Ой, кто бы говорил! Ты вообще дёру дал так, что только пятки сверкали!

— Мы за подмогой побежали!

— Ага, как же…

Я слушал оживлённо судачащих между собой студентов вполуха, больше занятый своими мыслями. Ребята же тараторили без умолку, скрашивая себе обратный путь к учебным корпусам. Мы шагали через парк напрямик, уже без хитроумных маршрутов, усталые, мокрые и грязные — оставаться дальше на берегу и устраивать костры для просушки уже, конечно, не стали.

Меня, к счастью, никто не донимал, хотя взгляды я на себе ловил постоянно. Но стоило самому оглянуться — как любопытствующие тут же прятали глаза. Да и вообще, держаться старались чуть в стороне — вокруг меня будто бы невидимая преграда образовалась радиусом в пару шагов. Даже приятели — Варя, Жак, Глеб Трофимов — держались чуть позади.

Колыванова на меня вообще, кажется, обиделась. Я сначала и не понял, почему.

— Варь, ты чего?

Девушка сначала дёрнула плечом и отвернулась, показывая, что не хочет разговаривать. Но тут уже забеспокоился и Жак — тоже начал её расспрашивать. Наконец, она неохотно проворчала:

— Просто… Жестокий ты, оказывается, Богдан. Зачем убивать-то было несчастную животину?

— Вот те раз… — опешил я. — А что ж, смотреть на него, что ли? Опасная зверюга-то. Кучу народа мог поранить, а то и убить.

— Но ты мог бы его просто… прогнать. Да и вообще, он же просто своё стадо защищал!

— А я — своё, — усмехнулся я.

— Ой ли? — прищурилась она. — Сдаётся мне, ты не потому на него накинулся, что ребят защитить хотел. А ради добычи.

— Ну зачем ты так, Варвара! — возмутился Полиньяк, но Варя, упрямо склонив голову, посмотрела на меня искоса.

— Ты вообще здорово изменился, Богдан. Раньше ты таким не был.

— Каким «таким»?

Она помедлила, подбирая слова.

— Хищник ты теперь. Я это прямо чую. Аж страшно становится.

— Ну, тебе-то нечего бояться, Варь. Ни тебе, ни другим моим близким.

Она лишь вздохнула и отвернулась. Я не стал больше на неё наседать. Да и вообще, то, что меня на время оставили в одиночестве, меня вполне устраивало. Обсуждать произошедшее не было желания. А вот подумать, прислушаться к себе — не мешало бы.

Добыча мне досталась хоть и лёгкая, но довольно весомая. Сложно оценить точное количество поглощённой эдры — я пока не нашёл для этой субстанции внятных единиц измерения, так что приходилось опираться исключительно на собственные ощущения. И выходит так, что за один присест я слопал объем, который до этого не мог накопить и неделю. Пожалуй, перед этим последний подобный куш мне перепадал только с русалки, на которую мы наткнулись в усадьбе Берсенева. Но в этот раз я довёл дело до конца и заполучил «сердце» с заключённым в нём Аспектом. И мне не терпелось исследовать его подробнее, а то и опробовать в деле.

Нематериальный голод, терзавший меня все последние дни, кажется, немного унялся. Всё тонкое тело пульсировало, светящиеся дуги между Узлами мерцали, будто неоновые трубки. Да и сами Узлы будто бы… окрепли, что ли. Изначально они выглядели этакими медузами — полупрозрачные, с нечёткими очертаниями и ещё более призрачными внутренностями. Но сейчас их структура становилась всё чётче. Особенно у Грудного узла. Тот, хоть визуально и не увеличился в размерах, с каждым днём становился всё плотнее и ярче. А после победы над измененным секачом в районе солнечного сплетения и вовсе начало покалывать, будто там засела дробина.

Собственно, у меня уже давно была версия, объясняющая, что со мной происходит. И сейчас я лишь получил ей лишнее подтверждение.

На месте Средоточия постепенно формируется кристаллический карбункул. Это важный этап в развитии нефилима — примерно, как появление кадыка и ломка голоса у мальчишек в пубертатный период. Тонкое тело начинает напрямую воздействовать на организм, вызывая формирование новых органов. Тут-то и пролегает грань между обычными Одарёнными и настоящим нефилимом. Причём физические кондиции тут не имеют значения — основную роль играет развитие самого Дара и количество поглощённой эдры. У кого-то карбункул может появиться уже в преклонном возрасте.

Что ж, как говорится, всё идёт по плану. Я становлюсь сильнее, и сила эта мне очень пригодится. Вот только, кажется, если сидеть на подножном корме, этот переходный период может затянуться. Чтобы кристалл в груди, наконец, оформился, мне нужно влить в него ещё немало энергии. Как сегодня. И для результата понадобится что-то посерьёзнее кабана-переростка.

Надо выходить на охоту…

— Богдан! Так что, ты с нами?

Обернувшись, я с некоторым удивлением увидел Кудеярова-младшего. Его бессменные спутники — Ванька Кочанов и Сашка Пушкарь — маячили чуть позади. Жак и Варя тоже смотрели на меня вопросительно.

— Ты о чём? — нахмурился я. Сосредоточившись на своих мыслях, я, кажется, пропустил часть разговора сокурсников.

— Насчёт «Погребка». Кабак это небольшой. Недалеко тут, на Александровской. Сейчас переоденемся да двинем туда. Отогреемся, обсушимся да отпразднуем. Я угощаю.

— Что вы праздновать-то собрались?

Кудеяров растерялся.

— Ну так… Победу твою. И вообще, что всё так удачно обошлось. Ты же нас спас, получается!

— Ага! — поддакнул Пушкарь. — Вот, ребята хотят выпить с героем!

— Тоже мне победа, — усмехнулся я. — Свинью завалить.

— Ну, не прибедняйся, Сибирский! — добавил кто-то из задних рядов. — Вон, у самого Боцмана чуть глаз не выпал. Как ты кабаняку-то этого… Почитай, одним ударом!

Будто только и поджидая начала этого разговора, одногруппники быстро окружили меня полукольцом, загалдели. Я даже немного растерялся, почувствовав себя звездой в толпе фанатов.

— Да будет вам, — отмахнулся я. — Я неф. Для меня это всё — раз плюнуть. А вот кто настоящий герой — так это Иван. Уж храбрец-то точно.

Кочанов, на которого тут же обернулась добрая половина сокурсников, от неожиданности покраснел.

— Да я чего… Я просто…

— Кочан, конечно, тоже молодец, не спорю, — не унимался Кудеяров. — Но давай уже без дураков, Богдан. Выпьешь с нами? И ты, француз, не тушуйся. Или вы всё дуетесь из-за той истории в начале года? Так то ж ерунда. Ну, подурачились с ребятами, занесло чуток. С кем не бывает…

Он уже не первый день настойчиво набивался в друзья, но сегодня, пожалуй, впервые делал это настолько явно, на глазах у всех. Мне, впрочем, от его потуг было ни холодно, ни жарко. На фоне тех событий, что вокруг меня сейчас крутились, все эти студенческие тёрки казались мышиной вознёй.

— Выпьем, Павел Фомич. Но как-нибудь в другой раз, — ответил я, впрочем, без язвительности. — У меня сегодня ещё куча дел, так что давайте без меня. А вот Полиньяка и Варю можете захватить, если захотят.

Сокурсники разочарованно загудели, но я уже развернулся и пошагал дальше. Жак догнал меня чуть погодя.

— Да что с тобой, Богдан? Ты как будто сбегаешь от кого-то.

— Действительно сбегаю, — усмехнулся я. — Если хочешь — сходи с остальными в кабак этот. Дома увидимся.

— Да не хочу я сегодня пить! Завтра же с утра опять на учёбу. Но ты-то куда спешишь?

— Сейчас новости до ректора дойдут и, как пить дать, расспросы всякие начнутся. Не хочу время на это терять. У меня и правда дела. Заберёшь мою форму, а? Я даже переодеваться не хочу — сразу рвану домой.

— Ладно, — вздохнул Жак.

Мне действительно не терпелось разобраться с трофеем. Даже начал приглядываться к нему прямо на ходу, но лучше, конечно, отложить все эксперименты до дома.

Мы как раз уже подходили к учебному корпусу Горного института, и на крыльце показалась Амалия — секретарша Кабанова. Спускаться, правда, не стала — снаружи по-прежнему накрапывал дождь. Прикрывая причёску папкой с бумагами, Амалия вытянула шею, высматривая кого-то.

— Ребята! Сибирского не видели? Николай Георгиевич его к себе вызывает!

Я, не дожидаясь, пока она отыщет меня взглядом, шмыгнул в сторону, скрываясь за глыбой парящего эмберита, установленной перед входом в институт, а потом, перемахнув через невысокий заборчик, припустил рысцой напрямик к главным воротам, срезая путь по газонам.

Когда добрался до дома, дождь уже утих, хотя небо было по-прежнему обложено сплошным ковром облаков. Уже начали спускаться сумерки — темнело сейчас всё раньше с каждым днём.

В саду усадьбы было непривычно людно и вовсю кипела работа. За три дня бригады наёмных рабочих успели его здорово преобразить. Конечно, ещё много чего нужно сделать, да и охвачена лишь малая часть усадьбы, но всё же кое-что уже начало вырисовываться.

Дремучие заросли вдоль забора, выходящего на набережную, основательно причесали — обрезали лишние ветви, избавились от сухостоя, проредили кустарник. Аллею, ведущую от главных ворот к зданию, а также проезд к гаражу расчистили от бурьяна и годами копившегося хлама. Срезанные ветки и прочий мусор всё еще высились во дворе и саду огромными горами, но их уже начали вывозить — к моему приходу грузовик с доверху наполненным кузовом как раз выезжал из ворот.

Машину провожал Демьян, в неизменной своей домотканной рубахе с закатанными рукавами, обнажавшими могучие волосатые лапищи. По нему было видно, что весь день он работал, не покладая рук, но при этом, что удивительно, был гораздо веселее и бодрее, чем обычно. Происходящее ему было явно по душе.

А ведь поначалу он в штыки воспринял мою идею пригласить Путилина устроить штаб-квартиру Священной дружины прямо здесь, в особняке. Мы даже повздорили на этот счёт. Я, если честно, и сам сомневался. Но Путилин моё в шутку брошенное предложение воспринял вполне всерьёз, и вернулся к нему уже с конкретным планом.

— Не волнуйся, я не собираюсь превращать усадьбу в проходной двор, — заверил он меня. — Дружина ведь не полицейский участок, толпы просителей к нам ломиться не будут. Да и много места я не займу. Мне нужна лишь небольшая спальня, кабинет для работы и надёжный сейф для хранения снаряжения и важных документов… Лучше даже два.

— Ну… думаю, это можно будет обеспечить.

— Ах, да, и ещё — тёплый гараж для моего «Даймлера». И место для некоторых… гимнастических упражнений. Но и с этим, как я понимаю, тоже проблем не будет.

— С условием, что вы обещаете мне показать пару приёмов, — усмехнулся я.

Но и это предложение Путилин воспринял вполне серьёзно.

— Обязательно. Можем тренироваться вместе, мне как раз сейчас надо потихоньку разрабатывать руку. Заодно освоишь кое-какое снаряжение Охотников — из того, что сможешь использовать, не навредив себе.

— Но почему вы хотите обосноваться именно у меня? Мне казалось, вам это как-то даже… не по чину, что ли. Дружина — это ведь императорская служба. Разве правильно будет, если штаб-квартира будет располагаться в частном владении?

— От императора я получаю кое-какое финансирование. Однако большую часть хозяйственных и организационных вопросов Дружина решает с помощью местных властей. И в моём случае обосноваться у тебя было бы очень хорошим ходом. Этот особняк — на особом положении. Он ведь вне юрисдикции губернатора, ты ведь в курсе?

— Да. Он может принадлежать либо потомку Василевских, либо вернётся во владение Романовых.

— Я уточнял этот вопрос. Формально, после смерти Аскольда усадьба уже считается владениями императора. И, если в ближайший год никто не предъявит права на наследство — отойдёт в казну окончательно. Но наследника должен признать сам Романов.

Так, значит… Вот почему Вяземский так легко отказался от притязаний на эту усадьбу. Знает, что она всё равно ему не достанется. Даже, пожалуй, наоборот — получить её он сможет, только если я вступлю в свои права. У меня-то её можно будет выкупить. Или вынудить продать. Не зря же он намекал про старых кредиторов…

— А то, что здесь будет территория Священной дружины, как скажется на статусе этого дома?

Путилин усмехнулся.

— Зришь в корень. Да, в некотором роде скажется. Помещения Священной дружины, даже арендуемые временно, считаются императорскими владениями и полностью неприкосновенны для местных властей. Так что, если нужно будет укрыть что-то… Или укрыться самому…

Путилин взглянул на Демьяна. Тот был свидетелем нашего разговора, и слушал его внимательно, с неизменно мрачным и подозрительным выражением лица.

— Ну, и наконец, последний довод…

Статский советник вынул из кармана конверт и протянул его мне. Внутри оказалась внушительная стопка красноватых купюр. Навскидку — не меньше пяти сотен червонцами.

— Как я уже говорил — некоторые финансовые возможности у меня есть. Я ведь не просто прошусь на постой. Я готов арендовать помещения на тех условиях, какие ты выдвинешь. И, если нужно, посодействовать в их ремонте. В пределах разумного, конечно.

На том тогда и порешили. Под нужды Дружины мы выделили Путилину несколько комнат на первом этаже здания, в восточном крыле. Попасть в них можно было через главный вход.

В связи с этим пришлось запустить целую лавину всяких приготовлений. Мало былорасконсервировать эти комнаты. Нужно было запустить отопление всего первого этажа в этом крыле, обеспечить возможность подъезда к зданию на машине, да и в целом облагородить территорию.

Все эти хлопоты я со спокойной душой передал Демьяну вместе с пачкой купюр. Сам я с Полиньяком и Варей остался пока в бывшем крыле для прислуги — комнаты там были небольшие, но уютные, и нас вполне устраивали. К тому же та часть дома имела отдельный вход, и это было для меня важно. Велесов и вовсе собрался зимовать в своём бревенчатом флигеле на заднем дворе — он к нему уже привык.

— Ну ты и размахнулся, — улыбнулся я своему камердинеру, пропуская мимо тяжело гружёную машину. — Это ж сколько ходок понадобится, чтобы всё это вывезти?

Я кивнул на огромную, выше человеческого роста, гору спиленных веток, высящуюся справа от ворот.

— Это пусть лежит. Попилим дальше, и в печку пойдёт, — отмахнулся Велесов. — На свалку я только самый негодный хлам отправляю. Пятый кузов уже за сегодня. Водостоки вон все прочистили да большую часть труб там заменили. А то там такое старьё гнилое, что, кажись, ещё при Петре ставилось. Новые уже ставим, уже вот-вот должны управиться.

— Дело хорошее. Только хватит у нас финансов-то?

— Ну, больше, чем у нас есть, не потрачу, — хохотнул Демьян. — Да и я ведь только самое необходимое правлю, чтобы к зиме подготовиться. Большая часть дома пока так и останется закрытой. Но хоть снаружи марафет немного наведем. Ты глянь только! Немножко причесали сад и двор — и уже глаз как радуется!

Он был прав — усадьба даже после элементарной уборки преобразилась до неузнаваемости. Раньше дом, едва выглядывающий из дремучих зарослей, выглядел мрачно и заброшенно, в духе старинных романов ужасов. Но сейчас аллея, ведущая от главных ворот к зданию, просветлела, по бокам от неё показались скрывавшиеся раньше в бурьяне мраморные статуи и чаши. Саму дорожку тоже расчистили, и плиты на ней хоть и изрядно потрескались, но всё ещё были крепкими и ровными.

Сам особняк тоже будто бы просветлел — с окон на первом этаже восточного крыла убрали деревянные щиты, сами стёкла вымыли, как и добрую часть фасада. Входную группу тоже отмыли и облагородили, а справа от крыльца двое немолодых уже мужичков в рабочей одежде поправляли отмостку вдоль стены, замешивая бетон в глубоком цинковом корыте.

— Путилин опять где-то в отъезде? — спросил я, заметив, что окна кабинета на первом этаже не горят.

— Да нет, здесь. В гараже возится. А ты сам-то чего, как обормот вырядился? Где форма-то студиозуса?

— А… — отмахнулся я. — Потом расскажу. У тебя вон, смотрю, ещё дел полно.

— Это да. Ещё много чего надо успеть засветло.

Я оставил Демьяна дальше хлопотать по двору. Сам же, заскочив в свою комнату и переодевшись в сухое, отправился в гараж.

Здесь тоже многое преобразилось за последние дни. Вывезли несколько грузовиков всякого мусора, так что внутри стало гораздо просторнее и светлее. Светильников, кстати, тоже добавили, а в качестве отопительных элементов пока установили пару жаровен с кристаллами огненного эмберита. Но вообще, здесь раньше было полноценное водяное отопление, нужно его только отремонтировать. И, судя по штабелю труб, высящихся рядом с воротами, Демьян этим уже озаботился.

Ворота, ведущие на другую улицу, пока так и оставались закрытыми наглухо, зато главные, через которые можно было заехать внутрь со двора, были уже отремонтированы и даже покрашены. Сверху, с крыши, доносился стук молотков — ещё одна небольшая бригада чинила кровлю. Тоже давно пора было этим заняться — в дальнем углу во время дождей подтекало.

Машин здесь сейчас стояло всего три — две самых ценных из старой коллекции Виталия Василевского, не на ходу, и эмберитовый мобиль Путилина — чёрный красавец с массивной хромированной решёткой впереди. При желании здесь можно было разместить и втрое больше, и ещё осталось бы место под хранение всякого сопутствующего добра. Однако левую половину гаража мы окончательно решили отвести под тренировочный зал.

Эту зону отделили от основной части гаража перегородкой высотой пару метров, на которой закрепили старые резиновые покрышки, а по низу примерно до уровня пояса заложили мешками с песком. Часть булыжников, что я сюда натаскал, оставили, но добавили к ним ещё несколько приспособлений — перекладины, параллельные брусья, грубые манекены для отработки ударов, сделанные из толстенных брёвен. В центральной части поверх бетонного пола обустроили квадратный дощатый помост где-то пять на пять — невысокий и без ограждения. Поверх досок я ещё хотел выложить жесткие войлочные маты, но пока не знал, где их раздобыть.

Я думал, что Путилин возится с машиной — он этим занимался каждый вечер с тех пор, как переехал в усадьбу. Но, к своему удивлению, обнаружил его в тренировочном зале.

Несмотря на прохладную погоду, статский советник был лишь в тёмном полотняном кимоно с рисунком из золотых перекрещенных секир на спине, а обувь его представляла что-то вроде закрытых войлочных тапочек. Меня он заметил не сразу, а может, сделал вид, что не заметил. Держа левую руку за спиной, он орудовал узким коротким клинком, обычно прячущимся в его трости.

Я с интересом понаблюдал за его техникой, весьма далёкой от традиционного фехтования. Приёмы эти были явно предназначены не для борьбы с другим вооружённым клинком противником — никаких тебе финтов и блоков. Почти сплошь стремительные, смертоносные удары, наносимые порой под неожиданными углами. Колющие либо размашисто-рубящие, способные запросто отсечь конечность. Блестящий клинок, врезаясь в вертикально закреплённое бревно в углу помоста, глубоко впивался в древесину, время от времени выщелкивая из неё кусочки.

Судя по количеству отметин на бревне, к тренировке Путилин приступил не очень давно. При этом чувствовалось, что силы в вылеченной руке пока недостаточно, и Охотник отрабатывает скорее сами траектории ударов. Внешне-то он был уже вполне в порядке, и как показала наша вылазка в усадьбу Барсенева, даже стрелять уже мог сносно. Но владение мечом, тем более на таком уровне, чтобы можно было противостоять чудовищам — это куда более серьёзная нагрузка на мышцы и связки.

К слову, я пару раз предлагал ему свою помощь в качестве целителя, но получил вежливый отказ под предлогом того, что лечением уже занимается другой Одарённый, и в курс этот желательно не вмешиваться. Этим Одарённым, конечно, была Лебедева. Ради её сеансов Путилин и посещал каждый день территорию университета, причём, кажется, дело было не только и не столько в медицинской необходимости.

Впрочем, тут я вкус старшего товарища вполне одобрял. Лилия Николаевна — исключительно приятная женщина.

— О, а вот и ты! — опуская клинок и вытирая свободной рукой пот со лба, выдохнул Путилин. — Припозднился ты сегодня.

— Много занятий было. А вы, я вижу, уже совсем молодцом! Скоро окончательно вернётесь в строй?

— Ты мне льстишь, Богдан. Так, поиздевался немного над бревном. Оно-то ответить не может, а вот с реальными противниками мне пока тягаться рано. Хотя… может, попробуем?

Он вложил клинок в трость и отставил её в сторону. Взамен взял со стойки один из деревянных тренировочных мечей — увесистый, с закругленным острием, больше похожий на черенок от лопаты или бейсбольную биту.

— Я, конечно, понимаю, что с нефилимом мне не тягаться. Но, с другой стороны, в фехтовании ты не силён, так что, может, у меня есть кое-какие шансы…

— А давайте!

Закатывая рукава, я вышел на площадку, переключаясь на новый трофейный Аспект. По пути из института я его всё же немного поизучал, пытаясь расшифровать простейшие энергетические конструкты, лежащие в его основе и похожие формой на древние шаманские руны. Делать это на ходу, конечно, было неудобно, но основу я, кажется, ухватил.

Как и большинство Аспектов, характерных для диких животных, этот был совсем простеньким. Это даже не Дар Зверя — тот представляет собой гораздо более сложную конструкцию с кучей индивидуальных особенностей и, по сути, сплавлен из нескольких Аспектов.

Этот, добытый с вепря — как раз составляющая часть вампирского Дара. Та, что обеспечивает их сверхчеловеческую силу и скорость. Правда, сам кабан им пользовался очень эпизодически, выплескивая накопленную эдру короткими вспышками. Поэтому и ускорения у него были такие рывковые, разовые.

Что ж, на примере Укрепления я уже знал, что даже простенький Аспект в умелых руках может превратиться в мощное оружие. К тому же, Дар Пересмешника даёт мне бесценное преимущество — я использую все эти магические способности не по наитию, а чётко видя и понимая, что к чему.

Путилин кивнул мне на стенд с тренировочными мечами, но я покачал головой и встал в стойку для рукопашной — вполоборота к противнику, одна нога вперед, руки подняты на уровне груди, ладонями вниз.

— Давайте попробуем так.

Он неодобрительно покачал головой, но всё же, перехватив оружие обеими руками, закружил вокруг меня.

— Уверен?

— Аркадий Францевич, ну я вас умоляю. На прошлых выходных я поймал заряд дроби в упор. Теперь вы думаете меня испугать деревяшкой? Давайте, не жалейте меня. Покажите, что умеете.

— Ну что ж, не обессудь…

Атаковал он стремительно, без раскачки. И, что самое неприятное в его стиле — так это то, что многие его удары получались очень неочевидными, коварными. Двигая одним лишь корпусом, я довольно легко уклонился от косых размашистых ударов в голову и плечи, подогнул ногу, избегая подсечки по голени, но потом закругленный конец деревяшки больно ужалил меня в живот справа — так, что дыхание перехватило. Я едва успел отпрыгнуть назад, разрывая дистанцию. Но тут же, после секундной заминки, поманил противника движением ладони.

И он охотно принял предложение.

Целый град ударов со всех сторон — в рваном темпе, с резкой сменой направлений. Я завертелся, пригибаясь, уворачиваясь и временами чертыхаясь, пропуская болезненный удар. Скорость реакции и самих движений у меня была заметно выше, чем у Путилина — сказывалась разница между обычным человеком и нефилимом. Но при этом Охотник с завидной регулярностью умудрялся достать меня — чисто на технике, с помощью обманных финтов и мгновенных, жалящих ударов под неожиданным углом. Он просто-напросто переигрывал меня раз за разом. Это больше походило на шахматную партию, чем на спарринг.

Новый Аспект при этом всё никак не хотел проявляться. Судя по структуре светящихся «рун», составляющих его, ему требовался для запуска некий триггер — условие, при котором эдра выплёскивалась бы из тонкого тела в реальный мир.

Разгадка пришла сама собой, когда я вдруг получил палкой прямо в нос — вскользь и не сильно, но от боли аж звезды из глаз брызнули. Волей-неволей адреналин и злость разлились по венам, и одновременно внутри будто что-то взорвалось. Воздух вокруг сгустился, звуки стали какими-то растянутыми и на полтона ниже. Зато само тело будто распирало изнутри от неожиданной лёгкости.

Следующий финт Путилина я успел-таки разглядеть. Обманный замах с прицелом в голову, и тут же — разворот кисти и резкий увод «острия» тренировочного меча вниз и вбок, чтобы поднырнуть под инстинктивно вскинутую для защиты руку и ужалить в рёбра. Я отчетливо разглядел плавное, будто в замедленном повторе, движение и успел развернуть корпус вправо, пропуская деревяшку мимо. Мало того — успел и отскочить чуть назад, попутно хлопая по мечу левой ладонью — как можно ближе к перекрестью гарды.

Длился этот буст скорости буквально несколько мгновений, и когда он закончился — все ощущения резко изменились, будто бы я на огромной скорости вынырнул из-под воды. Или наоборот.

Путилин, стиснув зубы, со стоном потирал кисть. Выбитый из его руки тренировочный меч отлетел далеко в сторону, застучав по дощатому полу.

— Всё в порядке, Аркадий Францевич? Дайте-ка я взгляну…

Я переключился на Аспект Исцеления, оценивая состояние Охотника. Вроде обошлось — если бы был серьёзный ушиб или повреждение связок, я бы это разглядел. Да и сам Путилин, отмахнувшись, покачал головой. Подошёл к обронённому мечу, валяющемуся на краю помоста и, не наклоняясь, подцепил его носком ноги за середину, подбросил в воздух. Поймав за рукоять, тут же эффектно крутанул им, с гудением рассекая воздух. Повернувшись, поманил меня свободной рукой. В глазах его мелькнул азарт и тщательно контролируемый гнев.

— Ещё! — требовательно скомандовал он, снова бросаясь в атаку.

— Ну, ещё так ещё… — пробормотал я.

Тренировались мы довольно долго, делая иногда перерывы и возобновляя спарринг с новыми силами. Время летело незаметно. На теле моём к концу этого сеанса наливались синевой десятка два гематом, особенно на руках — иногда увернуться не получалось, и приходилось отводить удар тренировочного меча прямо предплечьем. Путилину тоже досталось — порой я, не рассчитав скорость и силу, выбивал у него из рук оружие так, что пальцы потом немели на пару минут. Сами деревяшки тоже не выдерживали — собственно, остановились мы как раз потому, что Охотник переломал об меня все три деревянных меча.

Несмотря на полученный ущерб, оба мы были довольны, как слоны. Кто не занимался единоборствами — вряд ли поймёт этого удовлетворения от работы с достойным спарринг-партнёром. А Путилин, несмотря на уже не юный возраст и недавнее ранение, противником был очень опасным. Будь у него в руках настоящий клинок, мне бы не поздоровилось.

Впрочем, я бы в этом случае тоже дрался совсем по-другому. И, боюсь, тогда у статского советника не было бы ни единого шанса. И он это тоже понимал.

Изрядно уморившись, мы ополоснулись из висящего в углу рукомойника. Путилин выудил из кадки с водой пару тёмных бутылок «Пильзенского», которые предусмотрительно прихватил из дома. Мы присели с ним на краю помоста и, откупорив пиво, сделали по глотку и одновременно с наслаждением выдохнули.

— Как самочувствие? — поинтересовался я, заметив, как он, чуть морщась, растирает правый бицепс.

— Завтра будет понятнее, — усмехнулся он. — Я все эти дни берёг руку, старался не натрудить. Но Лилия Николаевна говорит, что связки уже в порядке, можно понемногу давать нагрузку…

Отхлебнув ещё пива и поставив бутылку на помост, он подошёл к перекладине и, легко запрыгнув на неё, подтянулся раз десять — плавно, сосредоточенно, будто прислушиваясь к своим ощущениям.

— А что по поводу Арамиса? Никаких новостей?

Спрыгнув, он вернулся к помосту и ответил, только сделав ещё один глоток из бутылки:

— Увы. Как сквозь землю провалился. И по поводу чернявой дамочки этой, которую ты описывал — тоже глухо. Хотя вроде бы оба приметные, должны были где-нибудь засветиться…

— Вы вроде бы планировали допросить выживших заговорщиков из «Молота»? Всё ещё не получается договориться с Охранкой?

— Как раз сегодня переговорил с двумя «молотовцами». Но толку нет. Про Арамиса они мало что знают. Говорят, появился в городе недавно, в середине лета. Якобы прибыл из Петербурга. Участвовал в нескольких последних собраниях ячейки, но в каких-то реальных делах замешан не был. Впрочем, реальных дел и не было. Местная ячейка беззубая, полностью под контролем Охранки. А вот как раз Арамис пытался мутить воду.

— А Бэлла?

— С той вообще какие-то странности. Никто про неё ничего не может сказать. Мне дали взглянуть на протоколы допросов остальных членов ячейки. Тоже полный голяк. Не знай я тебя, подумал бы, что эта дамочка тебе примерещилась.

— Если бы… — усмехнулся я. — Ну, а вообще, что думаете? Может, они сбежали из города?

Он вздохнул.

— В нынешней ситуации это было бы даже к лучшему. Но я бы на это не рассчитывал. Этот Арнаутов, похоже, рисковый и очень дерзкий тип. Грач перед смертью намекнул, что он задумал что-то очень масштабное. Возможно, покушение на самого Романова, когда тот прибудет в Томск. Хотя это, конечно, звучит бредово…

— Разве? Мне казалось, для революционеров смерть императора — это чуть ли не главная цель. Неужели не покушались на него раньше?

— Пробовали, конечно. По-моему, раз пять или шесть пытались взорвать. Давно, еще в семидесятых, когда всё это революционное движение только начинало набирать силу. И застрелить пробовали много раз. Один случай, помню, был громкий — специально для покушения какой-то умелец изготовил особую дальнобойную винтовку, стреляющую вот такенными стальными пулями…

Путилин максимально раздвинул большой и указательный пальцы.

— Ещё и синь-камнем откуда-то разжился, и часть пуль была полая, с кристаллами внутри.

— Я так понимаю, взяли его до того, как он успел опробовать оружие в деле?

— Почему же. Застиг императора на открытом пространстве, прямо посреди Сенатской площади. Сам на крышу Адмиралтейства как-то пробрался, так что, пока его обнаружили и скрутили, он успел в Романова всадить всю обойму, что у него была.

— И что же — не пробил?

Охотник усмехнулся и искоса взглянул на меня.

— Ты, Богдан, будто вчера родился. Почему, думаешь, его величество Александра Палыча кличут Неодолимым, Несокрушимым или прочими похожими прозвищами?

— Ну, я слышал, что с помощью своего Дара он покрывается каменным панцирем…

— Да даже без панциря плоть у него уже твёрже камня. Говорят, и весит он пудов двадцать. Под его рост и вес даже кареты и мобили специальные делают — с усиленными рессорами.

— Хотите сказать, он совершенно неуязвим? Так не бывает.

— Может, и так. Но в военных кампаниях он участвовал не раз, и его не раз накрывало шквальным артиллерийским огнём. И — как об стенку горох. В общем, если и есть у Романова уязвимые места — о них ничего не известно. Однако расслабляться рано. Потому что, судя по протоколам допросов, всё же какие-то намёки на большой план имеются. Охранка местная уже который день на ушах стоит. И, кстати, твой старый приятель Орлов тоже в Томске.

— Да, я уже в курсе. Видел его мельком на приёме у Вяземского. Какого чёрта он вообще припёрся?

— Не знаю, не знаю… — задумчиво покачал головой Путилин. — Но с губернатором он, судя по всему, договорился, и действует в одной команде с местным отделением Охранки. Возможно, и часть своих людей сюда подтянул.

— Следы заметает, — проворчал я. — Грач ведь работал на него. Возможно, и Арнаутов тоже.

Путилин тяжело вздохнул. Этот разговор я заводил с ним не впервые — за несколько дней до этого уже подробно рассказывал ему обо всех своих подозрениях насчёт связи Стаи с демидовской Охранкой. Точнее, конкретно с Феликсом Орловым.

— Это слишком серьёзные обвинения, Богдан. И у нас никаких доказательств.

— Есть свидетельство самого Грача. Да и их разговор с Барсеневым я частично подслушал. Похоже, тот тоже был в курсе…

Статский советник в ответ лишь невесело рассмеялся.

— Слова двух упырей. Мало того — мёртвых упырей. Тело одного из которых вообще исчезло без следа. Сам понимаешь — всё это к делу не пришьёшь. Единственный человек, помимо тебя, свидетельства которого мы сейчас можем официально оформить — это та девочка, дочка твоего камердинера. Но…

— Да всё я понимаю, — отмахнулся я. — И Раду в это дело точно не нужно впутывать. Я просто добраться хочу до этого Орлова. И выяснить, наконец, что к чему!

Кулаки мои невольно сжались, и это не ускользнуло от внимания Путилина. Он понимающе кивнул и положил мне руку на плечо.

— Прекрасно тебя понимаю. Пожалуй, как никто другой. И, чем смогу, помогу. Но не забывай, с кем имеешь дело. Орлов — потомственный нефилим из очень уважаемого рода. Он в клане самого Демидова, а с тем даже Романов вынужден считаться. Обычные людские законы против таких не действуют. Нужно сделать так, чтобы им занялся Императорский Трибунал. Но для этого понадобятся очень веские улики.

Тут уж настал мой черёд тяжело вздохнуть.

— Это будет нелегко, Аркадий Францевич…

— Ты прав. Пожалуй, единственный шанс прищучить Феликса — это взять Арнаутова. Живым. Чтобы он мог свидетельствовать на трибунале.

Я задумчиво кивнул, снова приложился к бутылке. И замер, прислушиваясь к звукам, донёсшимся снаружи.

Молотки на крыше давно стихли — пока мы с Путилиным тренировались, бригада закончила работу. Да и вообще на улице к этому времени уже давно стемнело. Заметно похолодало. Сейчас, когда я начал потихоньку остывать после тренировки, это уже чувствовалось — одет-то я был довольно легко, а чаш с жар-камнем не хватало, чтобы прогреть всё помещение.

Выскочив из гаража, первое, что я увидел — это мечущиеся из стороны в сторону лучи фонарей на дорожке, ведущей от задних дверей особняка к флигелю Демьяна. Потом разглядел в потёмках Варвару, Полиньяка, Раду. В руках последней вместо фонаря поблескивал воронёными стволами «Тигрёнок» — массивная короткая двустволка, подаренная отцом.

Сам Велесов, неожиданно выскочив из-за кустов, отряхнулся по-звериному и раздражённо рыкнул, отворачиваясь от яркого света. Глаза его в луче фонаря вспыхнули зелёным, как у огромного кота.

— Ну, чего всполошились-то? — проворчал он слегка невнятно из-за вылезших клыков. — Домой идите!

— Мне показалось, чужой проскочил кто-то… — возразила, оглядываясь, Рада. — И Варя вон что-то почуяла…

Варя озиралась насторожённо, и магическим зрением я видел, как ядро её ауры ворочается, вот-вот норовя развернуться. Девушка сдерживала его на самой грани, так, чтобы Дар не прорвался. Но глаза её полыхали звериным огнём не хуже, чем у Велесова, ноздри трепетали, чутко втягивая воздух, а пальцы неосознанно скрючивались, будто звериные лапы с когтями.

— В дом, говорю, идите! — повторил непререкаемым тоном Демьян. — Я разберусь.

Мы с ребятами переглянулись, и я успокаивающе кивнул им. Те нехотя потянулись обратно к зданию. Я же отправился за Демьяном, перехватив у него Дар — вампир возвращался к флигелю без фонаря, и в темноте немудрено было споткнуться. Путилин, следовавший за нами, из-за этого изрядно отставал.

Попутно я принюхивался, пытаясь понять, что произошло. Чужих запахов вокруг и правда было много, но их можно было объяснить тем, что в последние дни на территории усадьбы работали бригады ремонтников.

Впрочем… У самого флигеля, мне, кажется, удалось различить один особый след — поначалу едва заметный, но потом резко обративший на себя внимание щекочущим ноздри терпким нечеловеческим запахом. А приглядевшись магическим зрением, я различил и тонкий шлейф того, что я называл остаточной эдрой.

Здесь недавно, буквально только что, побывал нефилим. Судя по характеру следа — вампир.

— Кто это был? — спросил я, когда Демьян уже был у двери. — Кто-то из Стаи? Раньше они не осмеливались соваться прямо сюда.

— Да так… — неохотно буркнул тот. — Почтальона прислали.

Я подошёл ближе и разглядел на двери в избу небольшой листок бумаги, пришпиленный узким обоюдоострым ножом со знакомым гербом в виде волчьей головы. Демьян одним движением выдернул стилет, пробежался взглядом по едва различимым в лунном свете строчкам на записке. И помрачнел ещё больше.

— Ну, вот и дождались… — пробормотал он.

— Что там? — заглядывая ему через плечо, спросил я.

Почерк был крупный и разборчивый, и я успел прочитать короткий текст сам прежде, чем Велесов смял записку в кулаке.

«Послезавтра в полночь. Знаменский скит, 300 саженей к северу. Закончим то, что начали на Медвежьей горе».

Вместо подписи стояла лишь витиеватая буква «С» с точкой.

— Похоже на вызов, — сказал я.

— Он самый. Я-то думаю, что это волки так долго кружат вокруг меня, но не бросаются. Что ж, из Петрова града сюда путь неблизкий… Но, видно, старые обиды не забываются.

Велесов обернулся на нас с Путилиным через плечо, сверкнув зелёными звериными радужками.

— Сам Сумрак явился по мою душу.

Глава 3

— Сумароков в Томске?! — переспросил Путилин. — Сам глава Стаи?

— Это… Мои старые счёты, ваше благородие, — проворчал он. — Вас не касается.

— Ещё как касается! — жестко ответил Охотник. — Забыл, с кем говоришь?

Демьян недовольно рыкнул, искоса взглянув на меня. Во взгляде его так и читалось «Ну вот, а я предупреждал».

— Пойдёмте-ка в дом, господа, — продолжил Путилин. — Думаю, нам есть, что обсудить. Встретимся в моём кабинете.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал к дому, почти неразличимый в темноте в своём темном кимоно.

— Ну, не сопи ты так, — усмехнулся я. — И так вижу, что недоволен. Но, раз уж мы сотрудничаем с Дружиной, держать эту историю в тайне не получится. Да может, и не надо?

— Ты не понимаешь, Богдан. Твоё решение я, скрепя сердце, принял. И даже готов помогать, если дело касается охоты на каких-нибудь лесных тварей. Но тут… Мало того, что придётся идти против своих. Так ещё и с Дружиной. Это сочтут предательством.

— Ну, тут уж пора определиться, кто для тебя свои, а кто чужие. Ты ведь давным-давно не в Стае. Так что не всё ли равно?

Он вздохнул, опустив косматую голову.

— А что, кстати, за манера-то такая — записки оставлять с местом встречи?

— Сумрак вызывает меня на бой один на один. Старый обычай. Всё по правилам — место выбрал подальше от людей…

— Что за Знаменский скит?

— Монастырь заброшенный, к югу от города. И время выбрал не просто так… — Велесов взглянул на небо. — Послезавтра как раз полнолуние.

— И ты действительно собираешься идти?

Демьян поглядел вслед ушедшему Путилину.

— Ладно, поговорим дома. Это всё надо крепко обдумать…

Четверть часа спустя мы собрались втроём в новом кабинете Путилина.

Комната была большая, но пустоватая — из всей мебели тут остался только письменный стол, несколько кресел и книжный шкаф, полностью занимающий одну из торцевых стен. На полу раньше лежал ковёр, но его отдали в чистку, и сейчас о нём напоминало лишь прямоугольное пятно на паркете.

Впрочем, с тех пор как я заглядывал сюда в прошлый раз, Путилин успел разместить здесь кое-какие личные вещи. Возле стола расположилась лаконичная стойка с двумя японскими мечами, на стене появилась карта города и окрестностей с какими-то пометками, а рядом с письменным прибором появилась изящная фарфоровая статуэтка восточной танцовщицы и громоздкий телефонный аппарат, довольно дорогой на вид — чёрный, отделанный бронзой и слоновой костью. Телефонную линию в усадьбу провели в первый же день, как Путилин переехал. Благо, тянуть было недалеко — ближайший от нас почтамт находился на другой стороне улицы.

Сам статский советник встретил нас при полном параде — в таком же строгом чёрном кителе японского покроя, в котором я увидел его впервые, на груди поблёскивала золотыми секирами бляха Священной Дружины. Когда мы вошли, он как раз медленными отточенными движениями приводил в порядок свои бакенбарды с помощью небольшой костяной гребенки. Баки были густые, с уже начавшей пробиваться сединой, но даже они не могли полностью скрыть мелких красноватых шрамов на щеках, переходящих на шею. Из-за этих шрамов волосы растут неровно и приходится отращивать их настолько длинными — чтобы проплешины не так бросались в глаза.

Эта его забота о внешнем виде меня немного забавляла. Учитывая род его занятий, шрамов на нём — хоть отбавляй, и это неудивительно. Но именно эти, на лице, он почему-то старается скрыть.

Отвернувшись от зеркала, Путилин убрал гребень в карман и, будто прочитав мои мысли, произнёс:

— Эти отметины у меня с детства. Всё никак не могу извести, хотя и к целителям обращался.

— С детства? И как вы их заполучили? Неужто при воровстве соседских яблок?

Он усмехнулся.

— Яминокису. С японского переводится романтично — «поцелуй ночи», или «поцелуй тьмы». Невзрачная на вид плавучая морская водоросль, что-то вроде обычных саргассов, но мутировавшая под влиянием Ока Зимы. Получившая морозостойкость, но заодно и ещё одну очень неприятную особенность. Поверхность сырых яминокису очень ядовита, на коже остаются незаживающие ожоги. И, что самое поганое — они болят и воспаляются под воздействием света. Даже много лет спустя. Поэтому приходится их прикрывать.

— Я сразу понял, что вас много связывает с Дальним востоком, — кивнул я. — Наверное, это редкость. Я слышал, Япония — очень закрытая страна.

— Да. Мой отец как раз был в составе дипломатической делегации, в шестидесятых годах отправленной на восток — так сказать, для установления контактов. Я вообще из династии дипломатов. Дед больше тридцати лет работал послом в Поднебесной. Все три его сына пошли по его стопам. Двое старших до сих пор в посольстве. Мой отец был младшим, и выбрал другое направление…

Путилин, спохватившись, жестом пригласил нас к письменному столу. Мы с Велесовым уселись в старые резные кресла с лакированными гнутыми спинками. Под весом старого вампира кресло жалобно скрипнуло, и он невольно подобрался, аккуратно устраивая лапищи на подлокотниках и будто прислушиваясь — не развалится ли мебель под ним в следующую минуту.

Сам Путилин занял место за столом и, водрузив локти на старое потёртое сукно, сцепил пальцы в замок. Взгляд его был внимателен и исполнен тревожного ожидания. Повисла долгая пауза, и чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я спросил:

— А как вы вообще тогда оказались в Петербурге? Да ещё и в Священной дружине?

— О, это долгая история, достойная приключенческого романа. Увы, самому быть на месте главного героя не всегда весело. Дипломатическая миссия моего отца поначалу шла вполне успешно. Удалось основать полноценное русское посольство в Осаке, он перевёз туда и жену с детьми — мне тогда было лет шесть. Несколько лет мы прожили там. А потом…

Он опустил взгляд, брови его сдвинулись.

— Я за малостью лет не понимал, что конкретно тогда произошло, да и до сих выяснить это не представляется возможным. Был какой-то конфликт с местной знатью, обернувшийся трагедией и для моей семьи, и для всего посольства. Меня и младшего брата в последний момент удалось выслать из страны на каком-то утлом судёнышке. Но оно попало в шторм, потерпело крушение… Там-то я и получил эти шрамы. Меня подобрали рыбаки из какой-то захолустной деревушки на Кюсю, и я много лет потом скитался, прежде чем удалось добраться до родственников в Шанхае. Довелось побывать и юнгой на китобойном корабле, и пиратствовать на корабле одного мятежного ронина, и участвовать в экспедициях в восточные области Сайберии, к Амуру и к озеру Ханка…

— А когда вернулись в Китай, не захотели оставаться в русском посольстве? Дядья разве не предложили свою помощь?

— Оба дяди не очень-то поверили, что я сын Франца Путилина. К тому времени, когда я добрался до Шанхая, вся его семья давно считалась погибшей. Да мы и в целом не нашли общий язык. А работа дипломата, сам понимаешь, совершенно не в моём характере. Впрочем, от родственников мне ничего и не надо было, кроме помощи в получении документов, с которыми меня приняли бы в делегацию, отправляющуюся в Россию. Я всегда мечтал вернуться на родину. Хотя, строго говоря, родился-то я в Шанхае…

Снова повисла пауза. Путилин явно избегал основной темы разговора, для которой и позвал нас к себе. Да я и сам не торопился её поднимать, а уж Велесов — тем более.

— Вы, кстати, знали, что основа нефилимской знати в Японии — именно упыри? — неожиданно спросил он.

Я пожал плечами, Велесов лишь выжидательно прищурился.

— Да, эта информация не очень распространенная, да и вообще про Страну восходящего солнца мало что известно. А ещё меньше из этого — достоверные данные. Даже с Поднебесной империей они не поддерживают отношений. Однако я-то знаю, о чём говорю. Тамошних нефилимов называют ёкаями, и самый распространённый среди них Аспект — это именно Дар Зверя.

— Из-за того, что его можно передавать другим?

— Именно. В отличие от Российской империи, упыри там не вне закона. Наоборот, они на самом привилегированном положении. Собственно, сама императорская династия триста лет назад стала вампирской, а вслед за ней — и все основные аристократические кланы. А в дальнейшем Дар зверя стал чем-то вроде награды, даруемой самым верным самураям. В итоге большинство ёкаев — это именно вампиры.

— Занятно…

— Ну, я бы другое слово подобрал, — невесело усмехнулся Путилин. — Потому что я-то видел, во что это превратилось для обычных людей. Когда страной правят кровопийцы — в буквальном смысле — народ превращается для них в нечто вроде домашнего скота. И помимо обычных налогов они регулярно собирают особую, страшную подать… Я много всякого дерьма насмотрелся там, на островах.

Обычно невозмутимый, тут он заметно разгорячился, так что в голосе прорезались злые металлические нотки. Сделал паузу, чтобы немного успокоиться.

— К слову, это обязательно выльется во что-то ещё более страшное. Ёкаям наверняка скоро станет тесно на островах, и период их автаркии может закончиться завоевательным походом. Под удар, конечно, в первую очередь попадёт Корея и Поднебесная империя. А может, и британские колонии в Новом свете. Но и нам не стоит расслабляться.

— Ну, между нами своеобразный щит в виде Сайберии… — возразил я.

— Ты прав. Поэтому в ближайшем будущем войны с ёкаями я не опасался бы. Хотя их стычки с китайцами становятся всё более частыми и кровопролитными. Больше всего я боюсь другого… Что у нас такие, как они, тоже постепенно захватят власть. Поэтому, оказавшись в Дружине, главной своей целью избрал именно борьбу со Стаей.

Он взглянул на Велесова, который слушал весь его рассказ молча, с прищуром и, кажется, вообще не двигаясь.

— Поймите меня правильно. У меня нет ненависти ко всем Детям Зверя без разбору. Хотя, признаюсь честно, поначалу я не видел между ними никакой разницы. Упырь — он и есть упырь, и уничтожая этих тварей, делаешь мир чище.

— Но разница есть, — наконец, прервал молчание Демьян. — А тех, кого можно называть упырём, и среди обычных людей хватает.

— Справедливо. Хотя, повторюсь, в начале своей карьеры я был гораздо более нетерпимым по отношению к Детям Зверя. И знаешь, что заставило меня усомниться?

Велесов промолчал — видно, посчитал вопрос риторическим.

— Мне доводилось допрашивать многих упырей. Особенно мне были интересны матёрые, первородные. Они самые опасные, но в то же время, как ни удивительно, они же и самые… человечные, что ли. И именно от них я чаще всего слышал ностальгические истории о том, что изначально Стая представляла собой совсем не то, во что превратилась сейчас. О единении с природой. Об изначальном Кодексе… И о Седом волке.

Демьян продолжал слушать, не отводя взгляд, лишь на последней фразе прищурился чуть сильнее.

— Правда, все они утверждали, что основатель Стаи не то погиб, не то покинул её. В любом случае, о нём не было вестей много лет. А вместе с ним были забыты и прежние заветы. И заправлять всем стал новый вожак…

Путилин помолчал. Может, ждал, что кто-то из нас прокомментирует его рассказ. Может, просто собирался с мыслями. Но пауза становилась всё более неловкой и напряжённой. Я даже пожалел, что мы не захватили с собой графин с фирменной демьяновской сивухой. Похоже, разговор нам предстоял такой, что без пол-литра не разберёшься.

Сам Охотник, похоже, тоже это чуял. Откинувшись на спинку стула, он устало вздохнул.

— Поймите меня правильно, господа. Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, если вы сами этого не попросите. Но если понадобится — вы можете рассчитывать на всестороннюю помощь. Людей у меня крайне мало. Но я мог бы предоставить кое-что из своего арсенала…

— Обойдусь, — буркнул Велесов. — Сумрак и так наверняка выставляет меня предателем, спутавшимся с Дружиной. Не хватало ещё заявиться на сход с вашими цацками. Вызов вожака — это честный поединок один на один.

— И вы так уверены, Демьян, что со своей стороны Сумароков будет предельно честен?

Старый вампир ненадолго отвернулся, будто обдумывая, стоит ли вообще продолжать разговор. Мы встретились с ним взглядом, и я ободряюще кивнул.

— Я вот в этом тоже сомневаюсь, Демьян, — сказал я. — Очень смахивает на ловушку. Причём не особо-то изощрённую.

— Если бы Сумрак хотел убить меня подло, в спину — то нашёл бы способ. Но он нарочно вызывает меня на бой. Для него важно одолеть меня на глазах у других волков. По всем правилам. Чтобы вместе со мной сгинул сам дух прежней Стаи.

— Почему? Думаешь, в Стае могли остаться твои сторонники?

Он задумчиво пожал плечами.

— Не знаю, как он обставил моё исчезновение, что наплёл по этому поводу остальным. Да и столько лет уже прошло… Но раз он не попробовал замять это дело по-тихому — значит, слухи обо мне уже прокатились по Стае. И теперь от меня так просто не избавиться. Ему не столько меня надо убить, сколько память обо мне. А лучше всего — выставить предателем. Потому и говорю — никакой Дружины, никаких фокусов с синь-камнем, вообще никаких посторонних!

— Но я-то могу с тобой пойти? Не думаешь же ты, что я тебя одного там брошу?

Демьян засопел, упрямо склонил голову.

— Ну, а совсем не идти? — настойчиво продолжил я. — Не обязаны мы играть под дудку этого твоего Сумрака. Если уж и придётся биться — то лучше делать это на наших условиях.

— Тогда он может зайти с другого края, — мрачно отозвался Демьян. — Раду подкараулить где-нибудь. Или кого-то из твоих приятелей. За всеми не уследишь.

— Идти, в любом случае, нужно, — неожиданно вмешался Путилин. — Это редкий шанс прикончить самого Сумарокова.

Велесов скептично фыркнул.

— Да насчёт вас-то всё понятно, ваше благородие. Выслужиться хотите. Да и вообще, обезглавить Стаю — это, наверное, мечта всей Дружины. Только что-то хреново ваша Дружина старается, раз Сумрак обосновался в самой столице, и до сих пор жив.

Путилин усмехнулся в ответ, порывисто вскочил со стула и прошёлся по комнате. Но, как всегда, быстро взял себя в руки.

— Как вы уже поняли, я не особо-то жалую вашего брата. Частью это можно объяснить воспоминаниями о японских кровопийцах. Но в ходе работы в Петербурге я упырей невзлюбил ещё больше. И знаете, почему?

— Нет, но чую — сейчас узнаем, — проворчал Велесов.

Путилин вернулся за стол. Достал курительную трубку, стиснул зубами её костяной мундштук, начал рыться в ящике стола в поисках табака. Курить-то он, похоже бросил, причём относительно недавно — я несколько раз видел его с трубкой во рту, но она всегда была не раскуренная. Вот и в этот раз, опомнившись, он с раздражением бросил её обратно в ящик.

— Когда я стал Охотником… Как это произошло — вообще отдельная история, но сейчас не об этом… Уже тогда, больше десяти лет назад, ходили слухи, что дела в Священной Дружине обстоят неважно. Финансирование сокращается, со стороны губернаторов порой почти открытый саботаж. Кто-то связывает это с тем, что Дружина, собирая информацию обо всех сверхъестественных существах, в том числе Одарённых, вмешивается в частные дела нефилимов. Кто-то — с тем, что в последние десятилетия появляется всё меньше реальных угроз в виде чудовищ из Сайберии, так что профессиональные Охотники превращаются в этакий пережиток и скоро будут вообще не нужны.

— Жители Томска с этим бы не согласились, — усмехнулся я.

— Ну, статистика говорит о том, что тварей в тайге и правда становится меньше. Хотя, может, они просто реже стали выходить в обжитые земли. Но ты прав, совсем без Охотников не обойтись. Большинство тварей может одолеть отряд хорошо вооружённых людей или нефилим с развитым боевым даром. Но чтобы победить самых опасных, нужны знания, специальная подготовка и артефакты с синь-камнем, оборот которого в империи строго ограничен…

Путилин мотнул головой.

— Впрочем, мы отвлеклись. По мере службы в Дружине я понял, что у её упадка есть и ещё одна причина, тщательно скрываемая. Увы, я не силён во всех этих подковёрных интригах, так что, пока допёр до сути, несколько раз едва не погиб от предательских ударов в спину. И потерял своего напарника — молодого парня, которого с азов начинал учить делу Охотника. Который был для меня почти как сын…

Мы продолжали молча слушать, и я лишь снова пожалел, что не захватил с собой спиртного. Но и прерывать Путилина было бы сейчас кощунством — он впал в то состояние, когда мыслями возвращаешься к событиям прошлого, которые обычно стараешься забыть. Взгляд, устремленный в одну точку, чуть затуманился, голос стал приглушённым и монотонным, будто Охотник читал с листа.

— Помню, то дело мне передал один следователь из уголовки. Такой… толковый мужик, честный. Из тех, что на службе по призванию. Он бился с тем случаем больше полугода, но ему постоянно палки в колёса ставили. Четырнадцать молодых девушек, убитых и обескровленных в одном районе, но при этом начальство упорно не хотело объединять эти случаи в серию, да и вообще пыталось замять каждый из случаев. Вплоть до того, что терялись улики, документы…

— Обескровленных? — уточнил я.

— Да. Характерные раны на шее, от клыков. Вообще, настоящих вампиров — тех, что реально пьют кровь своих жертв — среди нефилимов изначально немного. Дар Зверя почти всегда включает в себя Аспект, позволяющий поглощать жизненную энергию и эдру, но для этого совсем не обязательно делать это… в таком стиле. Поглощение крови — это скорее ритуал, чем реальная необходимость. Верно?

Путилин взглянул на Демьяна, и тот тяжело вздохнул.

— Верно, — подтвердил он. — Просто так… проще. Особенно для новичков. Но я всегда бил по шапке тех, кто приучал молодняк к такому. Начнёшь сосать кровь — и никогда не раскроешь свой Дар по-настоящему. И к тому же… не по-людски это.

— Что ж, в нынешней Стае порядки совсем другие, — криво усмехнулся Путилин. — Я бы сказал, противоположные. Этот подход, наоборот, пропагандируется, и даже обставляется с этаким романтическим флёром. Но главное даже не в этом… Когда мы начали раскручивать то дело, то выяснилось, что жертв куда больше. И чем дальше мы продвигались, тем больше препонов нам ставилось с самых неожиданных сторон.

Поначалу я решил, что действует вампир из какой-то высокопоставленной семьи со связями в полиции, либо сам каким-то образом пробравшийся высоко по служебной лестнице. Потому что взятками такие дела не замнёшь — там далеко не разовые случаи. Но чем дальше мы распутывали это дело, тем становилось страшнее. Я, конечно, к тому времени знал о Стае, знал, что она прикрывает своих. Но даже не предполагал, насколько глубоко она запустила щупальца в высший свет Петербурга. И самое главное — не понимал, чем упыри вообще могут взять по-настоящему высокопоставленных чиновников. Там же сплошь нефы. Чем Стая может их взять? Подкупить? Запугать? Это жесмешно.

Но в итоге нам удалось-таки размотать одну из ниточек. На это ушло почти два года, я возвращался к этому, казалось бы, безнадёжному делу снова и снова, каждый раз, когда образовывался перерыв между другими случаями. Но того ублюдка я всё-таки выследил. Подвела его именно приверженность к юным девушкам. Да ему ещё и не любых подавай. Чаще всего упыри орудуют где-нибудь на Лиговке, нападая на проституток или бездомных. Таких и искать никто не будет. Но этот охотился на чистеньких и невинных. Сплошь девушки из приличных семей, некоторые даже из зажиточных. Гимназистки из Смольного, молодые монашки…

Путилин прервался, снова помотал головой.

— В общем, это долгая история. Главное — что тем упырём оказался сынок одного князя из клана самих Юсуповых. Пустоцвет, как таких называют. Сын нефа, но сам Дар не унаследовал или всё никак не мог пробудить. Но нашёл другой способ.

— И что же, папаша позволил обратить его в упыря? — спросил я. — Или сынок просто поставил его перед фактом?

— У меня нет доказательств, но… я думаю, первое. И этот случай не единичный.

Велесов впервые с начала разговора сбросил маску хмурой недоверчивости.

— Юсупов по доброй воле связался со Стаей? Прямо под боком у императора? Чего ради?

— Повторюсь, у меня нет доказательств. По крайней мере, тех, что можно было бы предъявить на трибунале. Впрочем, возможно, поэтому я всё ещё жив, пусть и сослан в самую дальнюю губернию. Ну а насчёт «чего ради»… Полагаю, дело обстоит так. Не секрет, что нефилимские династии вырождаются. Особенно это касается как раз столицы. Первородные нефы, основатели родов, постепенно уходят на покой. А их немногочисленные потомки уже во втором-третьем поколении наследуют Дары пожиже, чем у отцов и дедов, а то и вовсе рождаются пустоцветами. При этом очень немногие спешат повторять подвиги предков и отправляться в Сайберию, чтобы сражаться с чудовищами. Ведь мало победить какую-нибудь таёжную тварь — надо ещё и выжить после того, как поглотишь сердце. А статистика по этому поводу печальна. Мало кто готов рисковать. Да и сами нефы над своим чадами трясутся, как Кощей над златом.

— Но есть и другой путь, — понимающе кивнул я. — Обратить своего наследника в вампира.

— Именно. Дар Зверя, даже не первородный, а переданный другим вампиром, уже наделяет человека долголетием, иммунитетом к большинству болезней, силой и энергией. А большего и не надо. Всё остальное — власть, деньги, влияние — у них уже есть. А Сумароков… Он недавно по протекции Юсуповых и некоторых других старых родов получил графский титул. И вот тут не знаю. Либо и сам Романов в курсе ситуации и таким образом делает шаг по легализации Стаи, либо кое-кто осмелел настолько, что водит его за нос. Но я одно скажу…

В голосе его снова прорезались дрожащие стальные нотки — он явно принимал близко к сердцу то, о чём говорил.

— Когда мы накрыли того щенка Юсуповых на тайной сходке, устроенной им и его дружками в загородном особняке… Это было похоже на греческую оргию, совмещенную с кровавыми дикарскими жертвоприношениями. Никогда не забуду ту девчушку, распятую на столе… Они пьют кровь не потому, что так проще научиться поглощать силу. А потому, что им это нравится, чёрт побери! Нравится чувствовать себя высшими существами, для которых люди — лишь корм.

Нынешние нефилимы, конечно, в целом те ещё зажравшиеся упыри. Петровское «Зерцало доблести» сейчас читается, как комедийный памфлет. Но, боюсь, со временем они могут выродиться в нечто гораздо более мерзкое. Я ведь не просто так рассказал про японских ёкаев. Я видел, как это бывает.

В кабинете повисла напряженная, тягостная тишина. Велесов помрачнел, стиснув зубы, кулачищи его сжались до побелевших костяшек, а магическим зрением я видел, что аура его тревожно пульсирует, будто он пытается сдержать рвущийся наружу Дар. Впрочем, так и есть — я так явственно почувствовал исходящую от него волну отчаяния и бессильной ярости, что часть её передалась и мне.

— Твоей вины тут нет, Демьян, — сказал я. — Это всё Сумароков.

— Он всегда был таким, — глухо проговорил вампир. — Всегда грезил о власти, о превосходстве над человеческим родом. Я говорил тогда, что это его и погубит. Его и всех, кто решит пойти вслед за ним. Старый дурак! Мне нужно было придушить эту его ересь ещё тогда, не считаясь с потерями. Знал бы я, куда это всё приведёт…

— Ещё не поздно, — заметил Путилин. — И то, что Романов вскоре должен приехать в Томск, нам только на руку. Если мы преподнесём императору голову Сумарокова, и расскажем обо всём — здесь, вдали от столицы, вдали от всех тех, кто уже замаран связями со Стаей…

— И что дальше? — огрызнулся Демьян, показав клыки. — Я знаю, во что это выльется. Романов на расправу скор. Устроит новый крестовый поход против Детей Зверя, как в петровские времена. Притом новообращенные упырьки из барских семей выкрутятся. А под каток попадут такие, как я, как Варя, как те, кто со Стаей и дел-то не имеет, и Дар свой пытается держать в тайне.

— Смотря как всё это преподнести. И есть у меня одна идея…

— Да неужто?

— Да вы послушайте, Демьян! — Путилин не выдержал и снова вскочил со стула. — Я об этом думаю с тех самых пор, как Богдан познакомил нас. Я ведь сразу догадался, кто вы. Те волки на допросах описывали вас довольно подробно…

— И что стало с теми волками? — с горечью спросил Велесов.

Путилин опустил голову.

— Казнены… Вообще, сейчас, по прошествии лет, я понимаю, что все они попадали в наши руки не случайно. Старые, мудрые, осторожные волки, десятилетиями скрывающиеся от людей… Их получалось выследить только по наводкам, спускаемым начальством. А вот откуда начальство получало эти наводки… Думаю, Сумароков целенаправленно сдаёт их. Тех, кто мешает ему. Тех, кто против того, во что превратилась Стая.

Демьян, не выдержав, грохнул кулаком по столу и глухо зарычал.

— Но ещё не поздно всё исправить! — горячо продолжил Путилин, будто не замечая этого. — Романова можно убедить отменить петровский эдикт. Если Стая вернётся к истокам, откажется от притязаний на власть, Дети Зверя могут занять достойное место в империи. Здесь, на границе между Сайберией и царством людей. Может, даже влиться в ряды Дружины и экспедиционных корпусов. Нефы-то туда идут неохотно, так что помощь Детей Зверя будет неоценимой. Тем более что тайга — это ваша стихия.

— Мечтатель! — фыркнул Велесов. — Не бывать тому. Император сроду не признает нас, даже как пушечное мясо. А уж чтобы волки пошли в Дружину — к тем, кто не первый год охотится и истребляет таких, как мы…

— Но ведь вы же пошли? Вы же помогли нам одолеть ту ведьму?

— Это другое дело…

— Вовсе нет! Именно это я и предлагаю! Вместе с людьми бороться против настоящих чудовищ. Вместе, понимаете? Не пытайтесь показать, что это для вас не важно. Вы ведь наверняка и Стаю основали именно поэтому. Чтобы у таких, как вы, было некое подобие семьи. Общие цели, общие ценности, свои законы. Раз уж люди отторгают вас из своей общины, вы создали свою. Просто Сумароков извратил всю эту идею. И самих волков направляет по ложную следу.

— Тут ты прав. И добром это не кончится, как ни поверни. В то, что лично мы с тобой можем жить в мире и даже помогать друг другу, я верю. Но в том, что люди признают всю Стаю, даже если я снова заявлю о себе и начну собирать вокруг себя волков…

Велесов категорично покачал головой.

— Мнение людей меняется, — возразил Путилин. — Нефилимов поначалу вовсе не принимали, церковь предавала их анафеме. А теперь? Важно не то, что простые смертные думают. Важно, что решит император и остальные власть имущие.

— Может быть, — пожал плечами Велесов. — Но в этом-то и главная загвоздка. Дело-то ты хорошее задумал, и вижу, что искренне в него веришь. Но… ты ничего не решаешь. Никто из нас не решает.

Хлопнув ладонью по столу, он поднялся и направился к выходу. Путилин попытался было его остановить, но старик на оклики и ухом не повёл. Дверь за его спиной тяжело хлопнула, ставя жирную точку в споре.

Путилин, сокрушённо разведя руками, взглянул на меня.

— Что скажешь, Богдан? Может, тебе удастся его убедить?

Я задумчиво покачал головой.

— Не знаю, не знаю, Аркадий Францевич. Ну, до визита императора время ещё есть. И даже до намеченной встречи с Сумароковым ещё два дня. В целом-то идея красивая. Но я согласен с Демьяном — шансов, что император нас послушает, очень немного.

— И что же? Сдадимся, даже не попытавшись?

— Посмотрим. В конце концов, что ж мы шкуру неубитого медведя-то делим? Рассуждаем так, будто голова Сумарокова и правда у нас уже на блюдечке с голубой каёмочкой.

— Тут ты прав, конечно. И я очень беспокоюсь и за Демьяна, и за тебя, если уж ты решишь ему помогать. Кстати, уверен, что тебе стоит соваться в это дело без прикрытия? Может, всё же и мне пойти? Если получится, подтяну ещё несколько местных Охотников — из бывших, уволенных при Юдашеве. Я стараюсь потихоньку восстанавливать штат сотрудников…

— При всём уважении, Аркадий Францевич… — я тоже поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Думаю, Демьян прав. Дружину в это дело впутывать не стоит. Мы разберёмся с Сумароковым сами, по-своему. А уж там посмотрим, как презентовать этот трофей императору.

Он явно хотел возразить, но что-то в моём взгляде заставило его замолчать. Нахмурившись, он проводил меня взглядом до самой двери и лишь коротко кивнул на прощание.

Предстоящая заваруха обещала быть самой серьёзной из всех, в которые я до этого попадал. Но странным образом это не пугало меня, и даже не тревожило. Наоборот, вызывало томительное предвкушение и азарт. Частично это в целом в моём характере, это я уже понял. Но вдобавок было и ещё кое-что — глубинное, вызревающее внутри естество, заставляющее даже на матёрых упырей смотреть не как на опасных врагов, а как на добычу. Голод, чуть утихший после утреннего инцидента с кабаном, начал пробуждаться снова.

Варвара сегодня правильно сказала, пусть и не совсем понимая реальное положение дел. Я действительно хищник. И бороться с этим, пожалуй, бессмысленно и даже вредно. Скорее наоборот, нужно признать свою природу и научиться жить в гармонии с ней.

Не так уж важно, кем я был раньше. Теперь я Пересмешник. Прирождённый убийца нефилимов.

И я голоден.

Глава 4

Ночью ударили заморозки и повалил снег, укрыв улицы плотным белым пологом толщиной не меньше ладони. Кроны деревьев снова стали пушистыми и почти не просматривались насквозь, но уже не от листвы, а от налипшего на каждую веточку инея и снега. Смотрелось это всё очень нарядно, особенно на контрасте со вчерашней серой хмарью и грязными улицами.

Снег и до этого выпадал, но понемногу, и быстро таял. Но в этот раз, кажется, мог продержаться до самого вечера — погода была хоть и ясная, но холодная, при дыхании изо рта вырывались заметные облачка пара.

До университета мы с Варей и Полиньяком отправились пешком — встали все рано, и времени было достаточно. Городские пацаны, несмотря на ранний час, уже высыпали на улицы целыми ватагами — строили крепости, лепили снеговиков и с упоением играли в снежки, да так, что и прохожим частенько доставалось. Мы по дороге раз пять попадали под обстрел, а однажды угодили в настоящую засаду. Тут пришлось задержаться и дать отпор задорно гогочущей банде.

Бой оказался скоротечным, но очень насыщенным. Используя численный перевес, мелкое хулиганьё поначалу чуть не погребло нас под снежным курганом — снаряды явно были заготовлены заранее в огромном количестве. Но когда запасы исчерпались, агрессоры получили отпор и были быстро деморализованы. Вскоре они были вынуждены ретироваться с поля боя с визгами и щедрыми порциями снега за шиворотом.

Варя, погнавшись за одним из шалопаев, оступилась на обледенелой мостовой и упала. Улица после ночных заморозков вообще была очень коварна — под слоем снега там и сям скрывались замерзшие лужи или перемешанная затвердевшая грязь, так что приходилось двигаться осторожно — не поскользнёшься, так споткнёшься. Жак тут же подбежал к девушке, помог подняться, потом принялся заботливо отряхивать её от снега и поправлять одежду. Варя была в порядке — плотное пальто смягчило падение. Оба хохотали и что-то друг другу говорили наперебой — растрёпанные, с раскрасневшимися на холоде щеками.

Помощь друг другу у них неожиданно для меня, но, похоже, вполне закономерно сменилась долгим поцелуем. Обнялись, не замечая никого вокруг и не в силах друг от друга оторваться. И, странное дело, даже неплохо смотрелись вместе. Полиньяк был ростом даже чуть повыше Варвары, а пальто несколько скрадывало его худобу и нескладность. Впрочем, наверное, дело даже не в этом, а в том, каким уверенным, отчаянным он становился в её присутствии.

Я поначалу хотел было их подождать, но потом отвернулся и не торопясь зашагал дальше, чтобы не мешать. Пусть догоняют. На ходу улыбался — задумчиво и чуть грустно.

За ребят я был искренне рад, хотя поначалу и не верилось, что у них что-то выйдет. В каком-то смысле я им даже немного завидовал. Самому мне было пока совсем не до амурных дел, да и кандидаток на горизонте не было.

Истомина была мимолётным приключением. Продолжать общение с ней ни к чему, да и чревато последствиями.

С Вяземской та же история, хотя тут, думаю, так просто дело не кончится. Лизавета явно положила на меня глаз, и мешает ей лишь постоянный контроль со стороны отца. В университет она вернулась, но теперь её везде сопровождают сразу трое телохранителей, следящих за каждым её шагом. Мы пару раз пересекались в парке, но не удавалось даже переговорить — ограничивались лишь мимолётными приветствиями на ходу. Хотя даже так дочка губернатора умудрялась так красноречиво стрелять глазками, что в жар бросало.

Впрочем, всё это даже к лучшему. Нет, барышня, безусловно, выдающаяся, недаром слывёт первой красавицей университета, а то и всего Томска. И, конечно, поразвлечься с ней я был бы не прочь. Но именно что поразвлечься. Глубоких чувств она у меня не вызывала, а здравый смысл говорил, что держаться от неё стоит подальше. По крайней мере, пока.

Одно дело, если бы я мог претендовать на роль её жениха. Стать зятем томского губернатора — это по местным меркам настоящий джек-пот. Но будем реалистами — скорее всего, для Лизаветы я не больше, чем очередное мимолётное увлечение. По слухам, она та ещё нимфоманка, и мой короткий опыт общения это только подтверждал.

Интересно, как это папаша-то её умудряется оставаться не в курсе её похождений? Или для нефов законы морали не писаны? Впрочем, может, телохранители-то к ней приставлены не только ради безопасности, но и для того, чтобы блюсти её честное имя…

В целом-то, и помимо Вяземской, в университете девчонок хватало, хоть и было их гораздо меньше, чем парней. При желании я мог бы давно с кем-нибудь закрутить роман. Парень-то видный, и к тому же после истории с албыс окутанный флёром героической загадочности. У меня вообще порой складывалось впечатление, что меня знает уже весь универ, и буквально каждая студентка, встретившись со мной взглядом, начинала робеть, краснеть, хлопать ресницами, а кто посмелее — так и открыто кокетничать.

Настоящий, молодой Богдан наверняка бы не устоял перед всеми этими соблазнами. Но мне, с высоты куда более богатого опыта, было как-то даже неловко размениваться на этих юных дурочек. Тем более, что нравы в этом мире были всё же более строгие, чем в моём, и местным девушкам нужно заботиться о своей репутации.

Была, впрочем, девушка, к которой я испытывал очень неоднозначные, но трепетные чувства. Это Рада. И тут я сам себя не узнавал — будто превратился в безусого юнца, робеющего от каждого взгляда. Умом-то я понимал, что Рада — вообще не мой вариант. Совсем юная, ещё подросток, хоть и скрывает в себе огромную магическую силу. Но я ничего не мог с собой поделать — каждый раз, когда видел её, в груди всё сжималось. Ловил каждый её взгляд, каждое слово.

Кажется, и она чувствовала что-то похожее. Обычно она была очень живая, весёлая, любознательная. Быстро сдружилась с Полиньяком и Варей, и вместе они могли болтать и смеяться целыми вечерами. Но вот наше с ней общение становилось всё более неловким. В моём присутствии Рада смущённо прятала взгляд и становилась молчалива. А уж если вдруг случайно оказывались наедине — вообще беда. Что из меня, что из неё каждое слово будто клещами приходилось тянуть.

Неужели я всё-таки втрескался в эту ведьмочку с льдисто-голубыми глазами? Вот ведь угораздило…

Задумавшись, я и не заметил, как Варя с Жаком догнали меня. Француз, подкравшись, ещё и закинул мне за шиворот целую пригоршню снега, так что взбодрился я мгновенно.

Из-за всех этих ребячеств мы едва не опоздали к началу занятий, хотя и вышли сильно заранее. Хотя, судя по тому, что творилось в Академическом саду, многие студенты тоже не прочь были отпраздновать появление первого настоящего снега. Дворники, вооружённые лопатами и скребками, еще толком не успели расчистить дорожки аллей, а на газонах уже высились наспех слепленные снежные бабы и были видны следы жарких баталий. Молодежь жадно ловила момент — снег был чистейший, отлично катался в снежки, да и сама погода была хоть и холодная, но ясная. Завтра всё это великолепие может уже превратиться обратно в хмурую серую кашу.

— Богдан, ну ты чего? — окликнул меня Полиньяк. — Опоздаем же!

Они с Варей обогнали меня уже на десяток шагов и остановились, чтобы подождать. Но я махнул им рукой, давая понять, чтобы шли без меня. Потому что внимание моё привлекла одна парочка на соседней аллее.

Они стояли чуть в стороне от дорожки, в одной из беседок, скрывавшихся в кустах, но их хорошо видно было сквозь голые ветви. В девушке я сразу узнал Катю Скворцову. Она, кажется, была чем-то расстроена, а может, и напугана — стояла, сгорбившись и нервно теребя уголок шали, накинутой поверх пальто. Собственно, это меня и насторожило. Особенно когда я хорошенько разглядел её спутника.

Тот был высок, строен, светловолос. Одет в эффектную приталенную шинель с золочеными позументами на груди и пышным меховым воротником, переходящим на плечи и делающим его фигуру еще более V-образной. На сгибе локтя он держал странный головной убор, напоминающий не то маску чумного доктора, не то мотоциклетный шлем с очками.

Парень молодой, но явно уже не студент, и держится очень уверенно и горделиво. Оно и понятно — вокруг него мерцает мощная нефилимская аура. Голубоватая, зыбкая, как пламя, завивающаяся причудливыми вихрями.

Феликс Аристархович Орлов, собственной персоной.

При виде него я испытал странную вспышку злости, которую с трудом подавил. Хотя, почему странную? Прямых улик у меня пока нет, но похоже, что именно этот человек стоит за смертью Аскольда Василевского, да и за многими другими проблемами, тянущимися за мной до сих пор. Например, если бы не он, то мне не пришлось бы сейчас расхлёбывать всю эту кашу со Стаей.

Однако лично-то мы с ним не знакомы. Этот враг достался мне из прошлой жизни — та, что не моя, а прежнего носителя этого тела. И, возможно, это не тот случай, когда стоит цепляться за наследство?

Но всё же — ничего не могу с собой поделать — молодой Орлов вызывал у меня стойкую неприязнь. Может просто потому, что в целом этакий напыщенный высокомерный тип. Не люблю таких. Ещё и мою знакомую, кажется, запугал…

После коротких колебаний я всё же решил вмешаться. Сделал небольшой крюк, чтобы добраться до беседки по расчищенным дорожкам. К моменту, как я подошёл, Скворцова, кажется, уже собралась уходить. По крайней мере, пыталась это сделать. Разговор её явно тяготил, и выглядела она так, будто рада была бы прямо сейчас сбежать отсюда подальше.

— Доброе утро! Катя, всё в порядке?

— Да-да, — пискнула Скворцова, испуганно оглянувшись на собеседника.

Орлов окинул снисходительным взглядом мою простенькую солдатскую шинель без знаков различий — я пока так и не разжился чем-то поприличнее, да и не стремился.

— Не извольте беспокоиться, юноша, — произнёс он. — У меня и в мыслях не было чем-то обидеть вашу подругу. У нас была лишь небольшая беседа, строго по делу.

Юноша, значит? Я едва не скрипнул зубами от раздражения. Ты сам-то давно гимназию закончил, сосунок? Внешность нефилимов, конечно, обманчива, но всё же вряд ли этому пижону стукнул даже тридцатник.

— Что ж, тем лучше для вас… господин Орлов, — холодно улыбнулся я, с удовлетворением отметив, как во взгляде его вспыхнуло возмущение.

— Мы знакомы? — скривился он.

— В некотором роде. Видел вас шестнадцатого числа на приёме у Вяземского.

— Вот как? Я вас не помню. Видимо, нас друг другу не представили.

— Что ж, извольте. Василевский. Богдан Аскольдович.

Надо отдать ему должное — удивления он не выдал ничем, кроме прищуренных глаз и вздувшихся на скулах желваков. Правда, ответил далеко не сразу.

— Хм… Как удачно. Как говорится, на ловца и зверь бежит…

— Да? — усмехнулся я. — Кажется, хреновый из вас ловец, Феликс Аристархович. Вы уже вторую неделю в Томске, а до меня так и не добрались.

— Был очень занят другими делами, — парировал Орлов. — Служба-с. Однако вы правы — то, что мы так и не познакомились и не поговорили по душам — это большое упущение с моей стороны. Предлагаю это исправить. Может, сегодня во второй половине дня заедете ко мне в контору? Мне предоставили кабинет в местном отделении Охранки…

Я, не дослушав его толком, покачал головой.

— Воздержусь, пожалуй. Хотя, если у вас ко мне важный разговор — можете заехать вечерком в гости. Я живу на Петропавловской, в фамильном особняке Василевских. Вы легко отыщете, где это, место довольно известное.

Орлов стиснул зубы, явно возмущенный подобной наглостью. Но терять лицо не захотел, тем более на глазах у какой-никакой, а дамы. Натянуто улыбнувшись, он кивнул.

— Что ж, может быть, и заеду, если не будет срочных дел. А теперь — прошу простить, мне пора.

— Не смею задерживать, — произнёс я таким тоном, что прозвучало как «да катись ты колбаской».

Нефилим, развернувшись так резко, что полы его шинели взметнусь, словно подол платья танцовщицы, зашагал прочь. Но отошёл совсем недалеко — на ходу надел свой остроносый шлем, скрывающий лицо и, оттолкнувшись от земли, вдруг резко взлетел, ударив вниз столбом сжатого воздуха так, что нас с Катей припорошило осыпавшимся с кустов инеем.

Скворцова испуганно ахнула, прижавшись ко мне. Опомнившись, сконфуженно отстранилась, поправляя запотевшие очки с трещинкой на одной из линз.

— Уф… Ничего себе! Ты чего так дерзко с ним, Богдан! Это же нефилим, — затараторила она и, резко понизив голос, добавила шёпотом: — К тому же, он из Охранки!

— И чего ему от тебя надо было?

— Да так… Расспрашивал обо всяком. Ладно, мне пора, я на лекцию опаздываю…

Она попыталась было прошмыгнуть мимо меня, но я удержал её за рукав.

— Колись давай, — усмехнулся я. — О чём расспрашивал?

— То есть как так… колись? Это ты к чему? — она подняла на меня испуганные глазёнки.

— Ну, рассказывай, я имею в виду. Что ему надо было? Про «Молот» расспрашивал?

— Ну… да, — шёпотом, не глядя на меня, ответила Скворцова, отворачиваясь от дорожки, по которой как раз проходила группка торопившихся на занятия студентов. — Я не знаю, как он разнюхал. Я вообще несколько дней после той заварухи в «Хаймовиче» носа из дома не показывала. Матушке сказалась больной. Думала, сейчас всех членов ячейки Охранка трясти будет. Правда, я-то и не из ячейки, я только два раза была на собраниях, да и то… Но вроде пронесло. Успокоилась, со вчерашнего дня вот в институт, наконец, вернулась. А тут этот…

— А чем конкретно он интересовался? Той дракой в «Хаймовиче»?

— Нет. Он знает, что меня там не было. Но кто-то из обслуги ресторана рассказал, что видел нас с тобой и Бэллой перед собранием, на втором этаже. Вот про Бэллу он больше всего и спрашивал. Откуда мы знакомы, как её найти, что я вообще про неё знаю…

— И что ты ему рассказала?

— Да ну тебя! Нечего мне рассказывать!

— Точно?

— Тоже допрос учинишь? Не знаю я ничего, говорю же! И вообще, мне бежать пора, лекция уже началась…

Я снова мягко, но настойчиво удержал её за локоток.

— Знаешь, знаешь. Иначе с чего бы так нервничала?

— Да не нервничаю я! — возмутилась Катя и дернулась, пытаясь вырваться. Однако, обернувшись, встретилась со мной взглядом и вдруг обмякла, широко раскрыв глаза.

— Так что ты знаешь? — вкрадчиво, с нажимом спросил я, не прерывая зрительный контакт.

— Мне кажется… Я её видела вчера… — пролепетала Скворцова. — Правда, я не уверена. Издалека видела, может, просто обозналась.

— Где? Когда?

— Прямо тут. Вчера после обеда. Последней у нас была лекция по ботанике, в оранжерее. И там неподалёку, в зарослях, подсобки какие-то. Там обычно дворники да садовники инструмент свой складывают. И, кажется, комнатки есть для отдыха…

Хм… Интересно, интересно…

— А она тебя видела?

Катя молча помотала головой, всё так же с широко раскрытыми глазами смотря на меня снизу вверх.

— Кому-нибудь ещё про это рассказывала?

Снова помотала головой.

— Умничка, — я притянул её к себе и чмокнул в лоб. — Вот и помалкивай. Ладно, беги на свою лекцию.

Окончательно смутившись и покраснев до кончиков ушей, Скворцова порывисто развернулась и почти бегом поспешила по дорожке к учебному корпусу. Я проводил её взглядом, невольно отметив небольшую прореху на толстых шерстяных колготках и стоптанные несуразные ботинки, кажущиеся ей великоватыми. В целом, одета девчонка очень скромно, явно из небогатой семьи.

Я вздохнул. Тоже мне, революционерка. Борец с кровавым режимом нефилимов…

Биологии у нас сегодня по расписанию, как назло, нет. Да и вообще, на первую лекцию я уже безнадёжно опоздал. Что ж, а не наведаться ли мне тогда в оранжерею? Зацепка, конечно, очень сомнительная, но других пока всё равно нет. К тому же, с точки зрения беглых заговорщиков скрываться прямо здесь, на территории университета — это несусветная наглость.

Впрочем, не зря ведь говорят, что прятать что-то лучше всего на самом виду…

Глава 5

Оранжереи, о которых говорила Скворцова, находились в дендрарии — обширном секторе в южной части парка, в котором были высажены образцы различных растений, подчас довольно редких и неприспособленных к местному климату.

Последний раз я был в этой части парка, когда нашёл застрявшую в каменном коконе Вяземскую. Сейчас даже заглянул в окрестности той памятной беседки снова. Там уже основательно прибрались, так что о месте битвы ничего не напоминало, кроме обломанных ветвей и торчащих из земли гранитных шипов, выращенных Каменевым. А вот осколков кокона, в котором была заключена Вяземская, почти не осталось — похоже, их куда-то вывезли.

Я даже пожалел, что не расспросил Катю, какую именно оранжерею она имеет в виду, потому что зданий со стеклянными решётчатыми куполами я насчитал с добрую дюжину, и разного рода подсобных помещений к ним было пристроено тоже немало. Часть из них, судя по запотевшим изнутри стёклам и красноватым отблескам, уже вовсю обогревалась с помощью распределённых по площади кусков огненного эмберита.

Жар-камень в этих краях вообще самый распространённый способ обогрева чего бы то ни было. Дрова и уголь, конечно, тоже используют, но как первичное топливо — чтобы поднять температуру быстро и высоко. Для дальнейшего же её поддержания выгоднее использовать именно огненный эмберит. Каждый такой кристалл имеет относительно невысокую температуру, редко выше ста градусов по Цельсию, так что с их помощью порой даже чай не вскипятишь. Однако при этом он содержит запас энергии, позволяющий ему «гореть» несколько месяцев, а то и лет — в зависимости от размера, температуры и качества артефакта. К тому же жар-камень может и «подзаряжаться» от более горячих объектов, что ещё больше увеличивает срок его службы.

Моё восприятие эдры за последние дни усилилось. Может, из-за преследующего меня голода, а может, в целом «прокачались» все умения, связанные с моим основным Аспектом. Так что кристаллы эмберита в теплицах я не только распознавал по косвенным признакам, но и буквально чуял их, даже сквозь стены.

Увы, безопасно поглощать эдру из жар-камня я пока так и не научился — штуки эти очень нестабильны, и даже при попытке просто зацепить Аспект Огня они буквально взрываются. Продолжать эксперименты в этом направлении пока нет ни малейшего желания — слишком свеж в памяти прошлый раз, больше похожий на изощрённую пытку. К слову, то место в гараже, где Демьяну пришлось привязать меня к столбу, потом пришлось серьёзно ремонтировать, потому что на стене и полу осталось огромное обгорелое пятно.

Вместе с тем, мой «нюх» на эдру не только усилился, но и стал гораздо тоньше. Постепенно я учился распознавать тончайшие нотки её присутствия. Особенно это касалось энергетических «следов», оставляемых нефилимами. К примеру, обнаружил же я признаки недавнего присутствия вампира у нас в саду — там, возле избы Демьяна. Ещё пару недель назад мне это вряд ли бы удалось. Албыс-то я выследил, но это существо более высокого порядка, и энергетический след оставляет очень яркий и специфичный.

Что ж, посмотрим, удастся ли мне унюхать таким образом следы Бэллы. Чтобы скрываться здесь, ей наверняка приходится активно применять свой Дар — нужно ведь морочить голову местному персоналу, иначе кто-нибудь обязательно попытается прогнать её или доложить о нарушительнице начальству…

Шёл я не торопясь, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, ловя каждый звук, каждый шлейф парящей в воздухе эдры. Занятия уже давно начались, в парке было довольно тихо и безлюдно, скрип снега под моими ногами разносился отчётливо и даже несколько зловеще. Хотя, наверное, это я сам себя накручиваю…

Обошёл ближайшую ко мне теплицу кругом, двинулся к следующей, постепенно выкручивая воображаемый регулятор восприятия на максимум.

Ощущения были занятные. Мир будто стал ярче, контрастнее, многие объекты раскрасились цветными разводами или стали будто немного двоиться — контуры их размывались из-за мерцающего абриса, сформированного эдрой.

Самой магической энергии вокруг было необычно много. На лекциях нам уже объяснили, что так всегда бывает, когда приходит циклон с востока, особенно с осадками. Насыщенные эдрой ветра порой несут с собой аномальные явления вроде магической грозы или чего-то вроде северного сияния. Даже зимой. Но пока мне такого наблюдать не доводилось. Но вот выпавший снег отчётливо «фонил» голубоватым отсветом. В нём тоже содержится довольно много эдры.

Собственно, поэтому здесь, в Сибири, Одарённые встречаются гораздо чаще, чем где-либо ещё. Эта принесённая от Ока Зимы эдра впитывается в землю, воду, долго витает в воздухе и подспудно влияет на всех живых существ.

Что ж, совместим приятное с полезным. Не разглядев нужных следов, я начал жадно впитывать это похожее на выпавшую росу богатство — не пропадать же добру. Эдра сама стекалась ко мне цветными шлейфами так, что я был похож на центр огромного водоворота радиусом метров в пять. Пару минут, пока дошёл до следующей оранжереи — и грудной узел был полон под завязку. Голод чуть стих, теперь можно спокойно вести поиски дальше.

Следующая теплица была, пожалуй, самой большой в округе — вытянутая в длину на добрые полсотни метров, с добротным кирпичным основанием выше человеческого роста, с решетчатой стеклянной крышей — покатой и с подогревом, чтобы снег не задерживался.

Скорее всего, именно про неё Скворцова и говорила. К зданию ведёт отдельная, уже расчищенная от снега дорожка, так что, видимо, студентов сюда водят часто. Даже сейчас двери на торце чуть приоткрыты, и можно расслышать доносящиеся изнутри голоса.

Заглянув, я увидел недалеко от входа профессора Коржинскую с группой студентов. Нашивки на форме были незнакомые — я ещё не успел выучить символы всех институтов и факультетов, входящих в университет.

Тихонько прошмыгнув в дверь, я пристроился в хвост группы, неторопливо идущей по центральному проходу оранжереи.

Внутри было так тепло, что тут же захотелось расстегнуть пальто, что я и сделал. Многие из студентов вообще сняли верхнюю одежду и держали её на сгибе локтя или закинув через плечо. Сама Коржинская — как всегда элегантная, с высокой причёской и в приталенном лёгком пальто — шагала впереди, время от времени указывая на тот или иной экспонат.

— Большинству этих растений теплица не требуется — они научились выживать даже в условиях экстремально низких температур. Однако помещение их в более благоприятную среду имеет очень интересный эффект. В Сайберии они приспособились расти и развиваться в короткие периоды оттепелей, на время морозов замедляя все процессы практически до нуля и формируя защитный кокон из эдры. Зимой мы обязательно посмотрим, как это выглядит на практике — в северной части парка многие из этих растений высажены прямо в грунт.

Она остановилась напротив здоровенной бочкообразной коряги, обросшей длинными шипами, между которыми, будто прячась, выглядывали яркие розово-белые цветы размером с кулак.

— Однако те экземпляры, что высажены здесь, в отапливаемой круглый год теплице, развиваются в несколько раз быстрее за счёт того, что не уходят в спячку и получают гораздо больше тепла, чем их собратья.

Обратите внимание на этот Rhododendron Sibericа Praedatoria. Крайне любопытная устойчивая мутация растения из семейства вересковых. Иногда его называют сибирским кактусом — очевидно, из-за внешнего вида, но не только. Видоизменённый ствол этого растения, по сути, превратился в природный термос, способный поддерживать постоянную температуру, независимо от температуры внешней среды. Прежде всего это нужно растению, чтобы сохранять внутри запас воды в жидком виде и не впадать в спячку полностью. Весной, когда солнце уже начинает пригревать, но почва всё ещё промёрзла, этот запас позволяет раньше пустить зелёные побеги.

Однако из-за своих свойств он привлекает внимание мелких животных, которые любят устраивать внутри него норы, пользуясь его теплом. Чтобы обезопасить себя от них, сибирский рододендрон обзавёлся внушительными шипами, к тому же ядовитыми. Но не остановился и на этом. На более поздних этапах развития этот кактус становится… плотоядным!

Коржинская осторожно ткнула деревянной указкой в один из красных мясистых цветков, и тот вдруг сомкнулся, довольно шустро захватив добычу. Правда, почти сразу же отпустил, поняв, что указка несъедобна.

— В дикой природе развитие данного растения замедленно в несколько раз, поэтому до этой фазы оно порой и не успевает дойти, погибнув раньше или застряв на предыдущей стадии. Да и в целом механизм данной трансформации не до конца изучен. Хотя в оранжереях университета насчитывается уже около десятка плотоядных экземпляров Rhododendron Sibericа. Причём данный — совсем не самый крупный по сравнению с остальными. Но зато более-менее безопасный, чтобы демонстрировать его на лекциях… Эй, осторожнее! За ограждение не заходить! Галагуш, я всё вижу!

Профессор окрикнула одного из великовозрастных балбесов неожиданно жёстким голосом.

— Галагуш, ещё одна подобная выходка — и мой предмет будете изучать исключительно по книгам и иллюстрациям.

— Простите, Софья Николаевна, я просто…

— Просто «что»? Хотел избавиться от лишних пальцев?

По группе студентов прокатилась волна смешков, но Коржинская, вскинув голову, обвела всех взглядом сквозь сдвинутые на кончик носа очки.

— Ничего смешного, господа. Вокруг Rhododendron Sibericа Praedatoria не зря установлено ограждение. Растение безошибочно чувствует приближение добычи — как по вибрации почвы, так и по температуре. И атаковать может гораздо быстрее, чем вы можете представить. Обратите внимание на нижнюю часть. Видите эти наросты, похожие на коконы? Это схлопнувшиеся цветки и, судя по всему, в них находятся пойманные мыши. А вон в том — что-то покрупнее. Растение приманивает добычу с помощью запаха своих цветов — настолько сладкого и манящего, что сопротивляться ему сложно.

— Да вот я и унюхал, хотел сорвать хоть один лепесточек… — проворчал проштрафившийся студент, снова вызвав смех и подначки однокурсников.

— И снова — не вижу ничего смешного, — строго отозвалась Коржинская. — Уже доказано, что аромат этого растения содержит в себе особые дурманящие химические соединения, действие которых схоже с наркотиками. На людей они в естественном виде действуют слабо. Однако цветки сибирского рододендрона используются в парфюмерии. Их нектар в высокой концентрации, добавляемый в духи, обладает очень выраженными свойствами афродизиака. Правда, очень быстро улетучивается, так что действие его недолго.

Тут уже зашушукались девчонки из группы. Меня, впрочем, эти парфюмерные изыски не особо интересовали. Зато в ходе рассказа о плотоядном растении в памяти всплыли образы из воспоминаний албыс. О чёрном дереве-пожирателе, стоящем в тайге неподалёку от деревни Самусь.

— И часто растения в Сайберии становятся плотоядными? — спросил я.

— Хм… Сибирский? С Горного факультета? — наконец, разглядев меня в задних рядах, удивилась Коржинская. — Но у вас же сейчас другой предмет…

— Ничего не могу с собой поделать, обожаю ваши лекции, — развёл я руками, не обращая внимание на повернувшихся ко мне студентов. — Да и я ненадолго, скоро уйду. Но что по поводу моего вопроса?

— Ну, что ж… Об этом я и собиралась рассказывать дальше. Примеры плотоядных растений в природе встречаются не так уж редко. Можно вспомнить такие виды как росянка, венерина мухоловка, сарацения, пузырчатка, непентес и многие другие. Всего насчитывается несколько сотен разновидностей. Но в подавляющем большинстве это небольшие насекомоядные растения. За счёт дополнительной подкормки в виде органики они получают питательные вещества — в первую очередь, азотные соединения.

Однако в Сайберии мутации растений, связанные с переходом к гетеротрофному питанию, приобретают гораздо больший масштаб и глубину. На примере сибирского кактуса можно сказать, что фотосинтез в его жизнедеятельности, наоборот, занимает скорее вспомогательную роль, а большую часть питательных веществ он получает из органической пищи. Кроме того, в Сайберии плотоядные растения достигают значительных размеров, а их основная добыча — уже не насекомые, а мелкие млекопитающие и птицы…

— А слово «осокорь» вам ни о чём не говорит? — добавил я.

— Осокорь… — задумалась Коржинская. — Это чёрный тополь, Pópulus nígra. Достаточно тривиальное дерево, ареал его распространения — главным образом западная часть Евразии. В наших краях он тоже встречается, но гораздо реже.

— А изменённые разновидности? Бывают среди них плотоядные?

— Об устойчивых мутациях осокоря мне сведений не попадалось. Другое дело, что эдра может вызывать разовые мутации, причём достаточно сильные. Большинство из них, правда, ведёт к гибели объекта или к нарушению репродуктивного механизма, поэтому такие экземпляры остаются в единственном числе… А почему вы спрашиваете, Сибирский?

— Да так… Любопытство.

— Мне известно о вашем сотрудничестве со Священной Дружиной, — оживилась профессор. — Если вам вдруг попадётся интересный с точки зрения биологии экземпляр, я была бы признательна, если бы вы посодействовали тому, чтобы наша кафедра получила доступ к его изучению.

— Ну, экземпляры, которые нам попадаются, обычно… не безобидны, — возразил я. — И потому подлежат уничтожению. Так что изучать можно только то, что от них останется.

— Понимаю. Но и останки представляют огромный интерес.

— Хорошо. Я ничего не могу обещать, но… поговорю на этот счёт с начальством, — кивнул я.

Если честно, я и не задумывался, а что вообще Путилин делает с останками чудовищ. Уж точно не в мусорку выбрасывает. Я видел, как он тщательно упаковывает все, даже самые мелкие улики, но куда их потом девает? Отправляет в Службу Экспертизы? Надо и правда уточнить этот момент…

Больше я профессора не отвлекал, а чуть погодя, когда мы дошли уже до середины оранжереи, я и вовсе потихоньку отделился от группы студентов, прошмыгнув в один из боковых проходов, ответвляющихся от центрального. В конце его я заметил дверь, рядом с которой стояли прислонённые к стене грабли и лопата. Похоже на вход в какую-то подсобку. И раз уж её видно с центрального прохода, то, возможно, и Катя именно её имела в виду…

Пригибаясь, чтобы не задеть нависающие над головой побеги каких-то вьюнов, я аккуратно прокрался к двери. Попутно снова присматривался к обстановке магическим зрением — вдруг всё-таки попадутся какие-то следы. Но здесь, в оранжерее, выслеживать Одарённую было затруднительно — большинство растений здесь тоже довольно мощно фонили эдрой, и это здорово отвлекало.

Дверь в подсобку оказалась не заперта. По ту сторону я, к своему удивлению, обнаружил не маленькую кладовку, а проход в целый лабиринт каких-то полутёмных вспомогательных помещений, которые к тому же находились в стадии перманентного ремонта. Уже через несколько шагов после двери пришлось пригибаться, чтобы пролезть под деревянными лесами, заляпанными пятнами белил, потом лавировать между кадками с какими-то засохшими кустами, перешагивать через мешки и ящики…

Куда идти, тоже было не очень-то понятно — проходов я насчитал аж пять штук, в том числе один — на уровне второго этажа. К нему вела ржавая лестница, похожая на пожарную.

Сунувшись в дверь слева, я обнаружил за ней разнорабочего в заляпанном краской комбинезоне, спящего на придвинутых друг к другу ящиках. О том, что он меня обнаружит, можно было не беспокоиться — запах перегара в комнатёнке стоял такой густой, что можно было и самому захмелеть. За следующей дверью обнаружился довольно большой склад с инструментами и какими-то мешками — скорее всего, удобрениями, к тому же довольно вонючими.

Завернув за угол, я оказался в тупиковом коридоре с еще тремя дверями, на двух из которых висели ржавые навесные замки, похоже, не открывавшиеся годами. За третьей — ещё один склад со всяким садовничьим добром…

Мда… Похоже, глухо.

Быстро нарастало разочарование, смешанное с раздражением, особенно когда я ещё и умудрился вляпаться полами шинели в ведро с какой-то чёрной жижей. Оттирая пятно, я всё же не переставал оглядывать склад.

Но кого-то же Скворцова здесь видела? И вряд ли бы она перепутала Беллу с каким-нибудь местным рабочим или даже тёткой-дворничихой. Как минимум, она видела молодуючерноволосую женщину. А что такая особа могла делать здесь, возле подсобок?

Мне вспомнился момент, когда я сидел на чердаке ресторана Хаймовича, скованный параличом, насланный Беллой. И их разговор с Арамисом… План с шипом хорош, но без этого юноши у нас вряд ли что-то получится… Что за план с шипом? Ассоциации сразу с какими-то растениями. Шипастых среди них хватает — взять тот же плотоядный кактус, о котором только что рассказывала Коржинская…

Ещё один довод в пользу того, что Белла может скрываться именно тут, на территории университета. Она ведь и студенческую форму раздобыла через Скворцову — ещё тогда, пару недель назад. Так что довольно давно здесь крутится. Правда, чтобы скрываться здесь долго, ей нужно какое-то более-менее обжитое помещение. Как минимум отапливаемое — ночи уже очень холодные…

Я решил всё же обследовать, что скрывается за остальными дверями, и в итоге, толкнув последнюю из них, вышел на улицу, во внутренний дворик, явно предназначенный для рабочего персонала. Он был обнесён дощатым забором, вдоль которого складировались кучи какого-то хлама, которому не нашлось места на основном складе. Длинное бревенчатое строение с печной трубой на крыше и маленькими застекленными окнами — как раз, видимо, жилой барак для рабочих. А в дальний конец, к воротам, ведёт заметная колея. Сюда время от времени привозят какие-то запасы…

И тут я замер — потому что увидел машину. Небольшой чёрный грузовичок с открытым кузовом и брезентовой крышей кабины стоял прямо у крыльца барака. Примерно такой описывали свидетели, когда Бэлла увезла Полиньяка прямо с территории универа. И, кажется, на таком сбежал Арамис из Громовских бань. А может, и прямо на этом. Очень уж похож. Что-то не верится в такие совпадения.

Да у них здесь ещё одно логово! У «Молота Свободы» или конкретно у Беллы с Арамисом.

Я подошёл к машине, заглянул в кабину, сосредоточился на поиске следов остаточной эдры… Есть! Последние сомнения были развеяны.

Позади меня скрипнула дверь — кто-то вышел из барака.

— Эй, ты чего у машины шастаешь? А ну, пшёл отсюда!

Я обернулся, окинув взглядом небритого мужика лет сорока, в потёртой кожанке и бесформенном картузе с треснувшим козырьком, натянутым на самый лоб. На подсобного рабочего из оранжереи не похож, скорее шофёр.

— Я кому сказал? Отошёл от машины! — нахмурившись, прорычал он. — И вообще, сюда нельзя!

В груди вдруг заклокотала ярость, смешанная с отвращением, и подавил я её с огромным трудом и даже некоторым удивлением. Кажется, если бы дал себе волю — то просто раздавил бы этого несчастного мужичка на месте. В буквальном смысле — прибил голыми руками, как того кабана утром. И за что? Просто за грубый окрик? В нём нет ничего удивительного — обычная реакция шоферюги, увидевшего, как кто-то трётся у его машины. Но меня его обращение почему-то возмутило. Да так, что гнев не удалось погасить полностью.

— Ты с кем так разговариваешь, быдлан? — процедил я угрожающе и зашагал к нему.

Мужик чуть попятился, сунул руку в карман кожанки. Не знаю уж, что он хотел достать, но не успел. Меня накрыла новая вспышка ярости, правый кулак сам собой налился зарядом эдры, заставившим воздух вокруг него задрожать.

Левой рукой я толкнул шофёра в грудь, отбрасывая к стене. Ударил правой, лишь в последний момент уведя кулак чуть в сторону. Ухнул в стену рядом с его головой так, что в бревне осталась здоровенная вмятина, а с крыши посыпался снег. Это даже не удар кувалдой — это будто ядром из пушки шарахнули. Кажется, весь барак содрогнулся.

Мужик дёрнулся от ужаса, вжал голову в плечи. По доскам крыльца застучал выроненный им предмет — не то отвёртка, не то заточка. Я ухватил его левой рукой за грудки, прижал к стене, не давая вырваться.

— Белла где? — спросил негромко, едва сдерживая ярость. Причем злился уже не столько на него, сколько на себя.

Чего я так взъярился-то? Ну как же, какой-то простолюдин имеет наглость огрызаться на князя, к тому же нефилима. Быстро же во мне вызрело это классовое высокомерие. Но что пугало ещё больше — я вдруг поймал себя на мысли, что жизнь этого мужика для меня ничего не значит. Я и правда секунду назад был готов прихлопнуть его, как муху.

Тревожные звоночки… Не хотелось бы превращаться в подобного отморозка.

— Н-не знаю я никакой Беллы… — пролепетал мужик, но я видел, что он лжёт. Для этого даже Дар применять не надо было. — Пусти, а то…

— А то что?

— П-пожалуюсь ректору вашему, — выпалил он, скосив глаза на нашивки на моём студенческом кителе.

— Да ладно? — усмехнулся я. — Уверен, что хочешь привлечь внимание к своей персоне? И к тому, что вы тут прячете?

В глазах шофёра плескался ужас, смешанный с ненавистью. И боялся он, похоже, не только меня.

— Да пошёл ты! — отчаянно выкрикнул он, дёрнулся, попытавшись вырваться.

Снова скрипнула дверь, и раздался спокойный женский голос:

— Тише, Степан. Не шуми.

Обернувшись, первое, что я увидел — это протянутую в мою сторону ладонь с растопыренными пальцами. А поверх неё — распахнутые, горящие внутренним огнём чёрные глаза.

— Отпусти. Его.

Голос Беллы был негромким, но дрожал от внутреннего напряжения. Она, похоже, бросила на меня все силы своего Дара — я явственно видел, как аура эдры вокруг неё кипит, завихряясь и устремляясь в мою сторону тугими спиралевидными жгутами.

Я медленно опустил руки, не переставая смотреть ей в глаза.

— Хороший мальчик, — усмешка, тронувшая её губы, тоже выглядела немного вымученной из-за того, что она продолжала давить на меня Даром — напряжённая, как струна, вытянувшая вперёд руку, будто пытаясь сдвинуть что-то невидимое.

— Степан, верёвку какую-нибудь. Быстро! Свяжи его на всякий случай! И заводи машину.

Шофёр, опомнившись, побежал к грузовику, быстро вернулся с каким-то ремнём.

— Руки! — скомандовала Бэлла, не переставая давить.

Я согнул руки в локтях, держа их перед собой, и шофёр тут же довольно ловко стянул мои запястья между собой.

— Что дальше-то, госпожа? — пробормотал заискивающим голосом шофёр. — Его тута нельзя держать…

— Я же сказала — машину заводи, болван! С собой заберём. Шагай!

Последняя команда предназначалась уже мне, и я помимо своей воли развернулся и размеренно зашагал к машине. Занятные ощущения. Тело движется само собой, а я — будто сторонний наблюдатель.

Шофер, вставив изогнутую рукоятку в паз в передней части капота, несколько раз с силой крутанул её, и мотор ожил. Бэлла тем временем ненадолго скрылась в бараке и вернулась, накинув на волосы тёмную плотную шаль.

В кабину мы втроём едва влезли. Меня посадили посередине, так, что связанные руки пришлось ещё и зажать коленями.

— Может, на голову ему мешок какой накинуть? — спросил шофёр.

— Будет привлекать внимание. Не беспокойся, дорогу он не запомнит. Только двигай быстрее!

Белла изрядно нервничала, но когда мы выехали за пределы парка, кажется, понемногу успокоилась. Скорее всего, из-за того, что я сидел смирно и даже не пытался вырваться. Смерила меня чуть насмешливым взглядом.

— Дурачок… Снова сунулся, куда не надо. И снова попался в мою паутину. Вы, мужики, слишком полагаетесь на грубую силу. Но любую силу можно развернуть в нужном направлении. Порой даже против своего владельца…

Она игриво провела по моей щеке кончиками пальцев.

Я не ответил и вообще не шелохнулся, продолжая ехать дальше с каменным лицом и устремлённым в одну точку взглядом, будто манекен. Дорогу, вопреки словам похитительницы, старался всё же отслеживать. Но больше моё внимание привлекала сама Бэлла. Я снова, как в ходе прошлой встречи, пытался подробнее исследовать её ауру. Но пробиться через защиту или маскировку снова сходу не получалось, хотя силёнок у меня сейчас гораздо больше, чем в прошлый раз. Впрочем, действовать я старался аккуратно, чтобы не спугнуть её, так что в полную силу не давил.

Трепыхаться пора рано. Посмотрим, куда она меня повезёт.

Ехали мы недолго — водила газовал вовсю, не жалея движка, да и улицы с утра были относительно свободны. Мы двинули на северо-восток, в район Мухиного бугра, но складские и промышленные районы миновали и вскоре въехали в квартал дешёвых двух-трехэтажных бревенчатых строений, больше похожих на бараки. Но, судя по попавшейся на глаза табличке, это были некие доходные дома.

Покружив немного по извилистым проездам, мы остановились на заднем дворе одного из самых отдалённых бараков. Он был похож на какой-то цыганский притон из-за развешенного на бельевых верёвках цветастого шмотья, вставшего колом на морозе.

Что ж, хорошее местечко для очередной конспиративной квартиры «Молота». Может, и Арамис здесь?

— Вам помочь? — спросил шофёр.

— Нет, езжай, сама справлюсь. Видишь же, он у меня смирный, — улыбнулась Белла, первой выбравшись из машины.

В дом мы вошли, видимо, с заднего хода — дверь была узкая, сразу выходящая в коридор к лестнице на второй этаж. Белла скомандовала идти наверх, сама следовала чуть позади.

Планировка на втором этаже была простая, как валенок — длинный коридор, пронизывающий всё здание от торца до торца, по левой стороне — окна, выходящие во двор, по правой — ряд дверей, ведущих в отдельные «апартаменты».

Что-то вроде гостиницы, только очень уж замызганной. Недалеко от лестницы даже обнаружилась деревянная конторка, за которой дежурил мужичок в потрепанном пиджаке с заплатами на локтях. Позади него на деревянном щитке с крючками висели ключи и даже дешёвый телефонный аппарат с треснувшей трубкой. Служащий поначалу встрепенулся, увидев меня, но встретившись взглядом с моей сопровождающей, как-то странно обмяк и быстро потерял к нам интерес.

Белла провела меня дальше по коридору, остановившись перед дверью в угловую комнату. Открыла её своим ключом и затолкнула меня внутрь.

По обстановке тоже похоже на гостиничный номер. Крохотная комнатка, четверть которой занимает двуспальная панцирная кровать. Плотные шторы на единственном окне. Обшарпанный письменный стол с зеркалом в деревянной раме. Справа — дверь в умывальную комнату, ещё более крохотную, едва можно развернуться двоим.

— Иди сюда. Садись на кровать! — скомандовала Белла.

Дождавшись, пока я выполню приказ, она нависла надо мной, насколько позволял её невысокий рост. Глаза её снова распахнулись, аура развернулась на полную мощь.

— А теперь… Я отлучусь ненадолго. А ты на это время заснёшь. Заснёшь крепким сном, и ничего тебя не сможет разбудить, кроме моего слова… Раз. Два… Три!

Тут уж я не выдержал всего этого спектакля и рассмеялся.

— В спящую красавицу меня превратить хочешь? Ну, надеюсь, без поцелуя принца-то обойдемся?

Белла в ужасе отшатнулась, но, опомнившись, вытянула вперёд руки, в отчаянном напряжении снова бросая на меня все силы своего Дара.

Но в ответ на её потуги я лишь улыбнулся. Всё-таки по сравнению с прошлой нашей встречей во мне произошли очень серьёзные изменения. И этой чернявой гипнотизёрке теперь со мной не тягаться.

Обратить стихию Огня на засевшую внутри меня албыс было отчаянным решением, продиктованным безвыходностью. Я тогда выбирал между просто хреновым вариантом и очень хреновым. Но в итоге умудрился отыскать совсем новый, и обернулось всё куда удачнее, чем я рассчитывал.

Сердце ведьмы, вросшее в мой Сердечник, под влиянием огня всё-таки распалось. Но за счёт того, что я успел-таки заключить некий пакт с самой албыс, мне не пришлось выжигать всё без остатка. Совместными усилиями мы расщепили её Дар на отдельные Аспекты.

Один из них — Аспект Призрака — я оставил владелице. Это был единственный способ сохранить ей самосознание и при этом разделиться, не дать нашим сущностям слиться воедино. Сам же я получил в распоряжение два других полноценных Аспекта.

Первый я назвал Аспектом Конструктора. Эта грань Дара албыс позволяла ей создавать из эдры самостоятельные объекты вроде призрачного Ока. Вторым был Аспект Морока — тот самый, с помощью которого ведьма манипулировала человеческим сознанием, гипнотизируя свои жертвы или, например, являясь ко мне во снах.

Оба Аспекта были гораздо более мощные и сложные в освоении, чем все те, что попадались мне до сих пор. Так что изучение их возможностей займёт у меня ещё немало времени. Но в нынешней ситуации важно одно — стоило мне переключиться на Морок, как контроль, наложенный на меня Беллой, мгновенно рассыпался. Будто два одноименных полюса магнита оттолкнулись друг от друга.

Разорвать путы на запястьях было ещё проще — я переключился на Укрепление, и витки верёвки лопнули под напором силового удара эдры. Вскочив с кровати, я метнулся к двери, преграждая путь Белле. Отбил в сторону её руку с узким блестящим стилетом, которым она попыталась ударить меня прямо в лицо. Снова переключился на Морок и ударил её в ответ — только ментально, приказав заснуть.

Девушка охнула и, закатив глаза, обмякла. Я подхватил её за талию и поначалу растерянно замер, соображая, что делать дальше. Наконец, наклонился и попросту забросил её на плечо. Она даже не пискнула — вырубилась полностью и повисла на мне, как кукла.

Пнув дверь, я прямо в таком виде вышел в коридор и зашагал к лестнице, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. Но дежурный, сидящий у конторки, заметил меня сразу — обернулся на звук хлопнувшей двери. Ошарашенно вытаращился, поднимаясь со своего места.

— Эм… Молодой человек! Что происходит?!

Меня снова накрыло волной раздражения — клерк воспринимался как досадная помеха. Ну какого хрена он путается у меня под ногами? Но я всё же постарался сдержаться и хотя бы его сходу не бить.

— Какой здесь адрес?

— Э… Что? — растерялся он.

— Ты оглох, что ли? Адрес здесь какой?

— Охотничий переулок, дом двенадцать… Но что, собственно… А что с барышней? Ей плохо?

— Нет, с ней всё замечательно, — отмахнулся я, устраивая бесчувственное тело на плече поудобнее. — Просто отдыхает. Телефон работает?

Я кивнул на висящий на стене аппарат.

— Д-да, но… — мужик, наконец, справился с удивлением и нахмурился. — Постойте! Что вообще происходит? Я вынужден буду вызвать городового…

— Ой, да уймись ты, — потеряв-таки терпение, поморщился я и одним ментальным посылом тоже отправил назойливого дежурного поспать. Мужик, завалившись назад, растёкся по стулу, уронив голову на грудь. Я, протиснувшись мимо него с Бэллой на плече, подошёл к телефону, снял трубку и замер, мучительно припоминая номер.

Да чтоб тебя… Совсем из головы вылетело!

К счастью, на стене рядом с телефоном висел листок со столбцом написанных от руки телефонных номеров, в начале которого красовался номер коммутатора.

— Алло! Барышня, будьте любезны, соедините меня с Аркадием Францевичем Путилиным… Да! Фран-це-ви-чем! — пришлось повысить голос и говорить помедленнее — качество связи, а может, самого аппарата оставляло желать лучшего. — Петропавловская улица, дом семь… Нет, должен быть. Подключили на днях… Да, конечно, я подожду…

Вздохнув, я обернулся, окидывая взглядом коридор. Одна из ближайших ко мне дверей приоткрылась, и в неё просунулась седая голова. Старушка — божий одуванчик, в лохматой пуховой шали, наброшенной на плечи и скрывающей её чуть ли не до пят. Увидев меня, она вытаращила глаза, но прятаться обратно за дверь не спешила. Наоборот, близоруко щурясь, начала оглядывать коридор. Я успокаивающе кивнул ей со всем доступным мне в данным момент дружелюбием. Но бабка от этого ещё больше переполошилась и скрылась обратно в квартире, хлопнув дверью. Зато ей на смену в коридор выглянули из другой двери. Правда, спрятались быстрее, чем я обернулся.

В трубке, наконец, что-то защёлкало, а потом донёсся глухой и далёкий, будто со дна колодца, голос. Впрочем, вполне узнаваемый.

— Аркадий Францевич! — обрадованно крикнул я в трубку. — Уф, я рад, что вас застал! Да, да, это Богдан… Откуда звоню? Нет, не из университета. Не могли бы вы подъехать за мной в доходный дом на Охотничьем переулке, двенадцать?.. Две-над-цать! Это срочно!

— Что-то случилось, Богдан? Говори толком! — даже сквозь помехи голос Путилина прозвучал встревоженно.

— Да как сказать… — усмехнулся я, поправляя сползающую с плеча девицу. — Приезжайте скорее, всё сами увидите. Только это… Захватите ваши особые наручники.

Глава 6

— Хм… Ну, а ты что-нибудь видишь, Богдан? — негромко спросил Путилин, снимая свои странноватые узкие очки с зелёными кристаллами вместо стёкол и устало растирая переносицу.

— Мало что. Конечно, синь-камень здорово смазывает картину. Но и без этого… Аура будто размывается. Видно, что это Одарённая, и довольно сильная. Но обычно я вижу эдру более подробно, а тут… Знаете, будто карандашный рисунок размазали ластиком. Просто мутное пятно.

Статский советник задумчиво покивал, не сводя взгляда с Беллы.

Пойманная заговорщица сидела на стуле неестественно ровно, будто позвоночник ей выпрямили ломом, и смотрела в одну точку перед собой. Лицо — чуть осунувшееся, с заострившимися чертами, но ставшее, кажется, даже красивее — было неподвижным, как маска. Руки, скованные широкими браслетами с синь-камнем, тоже покоились на столе совершенно без движения.

Этот ступор, в который она впала, не имел ко мне отношения. Похоже, она сама загнала себя в это состояние, и это тоже часть некоей ментальной защиты.

Путилин мотнул головой, приглашая меня выйти за дверь. Мы покинули комнату, и только там он поделился со мной своими выводами.

— Очень непростая барышня, Богдан. И дело даже не в запретном Даре. А именно в этой её способности его маскировать. Я слышал о таком. Это тренируемый навык, и владеют им очень немногие нефилимы. И уж точно не какие-то одиночки-самородки.

— К чему вы клоните?

— Это спецподготовка. Скорее всего, перед нами не просто заговорщица-революционерка. «Молот Свободы» для неё — просто прикрытие, инструмент для решения гораздо более масштабных задач.

— Кто же она тогда, по-вашему?

— Шпионка. Скорее всего, из Европы. Возможно, из Иберийской унии. Очень уж похожа на испанку или итальянку. Хотя… Габсбурги развитой агентурной сетью не славятся, тем более в России. Скорее уж она всё-таки работает на англосаксов. Но как её занесло аж в Томск… Тут уж поневоле задумаешься, что покушение на императора — это не такой уж бред.

— Я, кстати, кое-что вспомнил, Аркадий Францевич. И у меня есть версия.

— Что ж, поделись.

— Там, в ресторане у Хаймовича, она с Арамисом говорила о каком-то шипе. Упоминала «план с шипом». И я тут подумал… Она ведь наверняка не просто так ошивалась в университете всё это время. Конкретно — в дендрарии. Возможно, они пытаются забрать оттуда какое-нибудь редкое ядовитое растение? И убить императора его шипом.

— Пытаться убить нефилима, которого пуля-то с трудом берёт, каким-то шипом? — скептически спросил Путилин. — Сомнительно…

— Я тоже так подумал, но… Что, если этот шип подбросить императору в еду?

— Хм… Теоретически… Но тогда шип должен быть крошечный, чтобы его не заметил ни сам Романов, ни повара, ни многочисленные слуги, присматривающие за столом. Это раз. И он при этом должен быть просто чудовищно ядовитым — это два. Настолько ядовитым, что способен убить одного и самых сильных нефилимов планеты… Нет, очень сомнительно…

— А что насчёт чёрного чертополоха? Нам о нём рассказывали на лекциях. Там ведь дело даже не столько в яде. Это тёмная эдра. Даже если она не убивает, то может свести с ума. И растение это не такое уж редкое. Даже у нас в дендрарии оно есть.

— Но вам, видимо, не всё рассказали на лекции об одном нюансе. Да, чёрный чертополох очень коварная и неприятная штука. Если сдуру полезть прямо в него и уколоться шипами. Но опасность представляет только живое растение. Яд из него невозможно удержать в другом источнике. В том числе как раз из-за того, что это не совсем яд в привычном нам понимании.

— Ну, а если отломить его шипы?

— Уже через пару часов это будут просто безобидные занозы.

Я задумался ненадолго, но потом упрямо помотал головой.

— Ну, а если они собирались использовать именно свежий шип? Из дендрария. И при этом подбрасывать его не через кухню, а сразу где-нибудь на императорском приёме. Романов же наверняка устроит какой-то приём, когда прибудет в Томск.

— Это ещё сложнее, чем действовать через кухню. Тогда им нужен был бы свой человек, который смог бы пробраться на приём. Мало того — который смог бы подобраться настолько близко к императору, чтобы иметь возможность подбросить шип в еду.

— Вот именно! И для этого им нужен был я. Мне-то точно предстоит аудиенция у императора. Я ведь вроде как первородный нефилим, победивший ледяного демона. Разве нет?

Тут Путилин заметно помрачнел и окинул меня обеспокоенным взглядом.

— А ведь и правда, всё сходится. Скорее всего они нацелились на приём, который планируется в университете. Император должен будет встретиться с профессорами, с лучшими студентами… Обычный рутинный официоз. Ну, и действительно, наверняка он выделит время и для тебя. Появление нового первородного нефилима — событие по нынешним временам нетривиальное…

Он обернулся на запертую дверь, за которой мы оставили Беллу.

— Правда, пока это только предположения. У нас ни одной мало-мальски серьёзной улики. Вот если бы удалось разговорить эту барышню…

— А шофёр? А тот доходный дом на Охотничьем?

— Наружка уже выставлена и в дендрарии, и в той ночлежке. Если честно, я больше рассчитываю именно на водилу. Возможно, он выведет нас на более крупную рыбу. Он точно не видел, что произошло в ночлежке?

— Не должен. Белла его сразу отпустила, он уехал.

— Ладно, крючки мы забросили. Будем ждать, какая рыбка поймается…

Он вздохнул, придирчиво оглядывая обстановку.

Находились мы в полуподвале особняка, тоже в восточном крыле, как раз примерно под кабинетом самого Путилина. Здесь располагались в основном всякие кладовки, подсобки, технические помещения. По сравнению с богатыми интерьерами верхних этажей — небо и земля. По сути, весь подвал представлял собой бетонный мешок, разделённый на комнатушки разных размеров с небольшими оконцами под потолком. С улицы эти оконца находились вровень с землёй и зимой, наверняка полностью заметались снегом, если не расчищать регулярно отмостку вокруг дома.

Одну из каморок здесь мы и превратили в импровизированную камеру для Беллы. Комнатка была небольшая, с крепкой дверью, на которую быстро приладили проушины для навесного замка. Насчёт окошка можно было не беспокоиться — оно настолько узкое, что в него даже столь хрупкая барышня не пролезет, и к тому же забрано декоративной кованой решёткой. Из особняка притащили сюда стул, стол, узкую одноместную кровать, небольшой светильник с кристаллом солнечного эмберита. Эта нехитрая меблировка в итоге заняла чуть ли не всю комнату.

Судя по этим приготовлениям, Путилин собирался держать подозреваемую здесь и дальше. Но на всякий случай я решил спросить напрямую.

— А Белла пока побудет здесь? Может, переправить её в более надёжное место?

— Эх, знать бы ещё, где это надёжное место, — проворчал он. — Опасаюсь, как бы не вышло то же, что и с Грачом. Но, конечно, надолго её оставлять здесь нельзя. Я постараюсь что-нибудь придумать, и поскорее… Ты что-то ещё хочешь сказать?

— Можно я… взгляну на неё ещё разок?

Он удивился, но всё же не стал возражать.

— Ну, что ж, пойдём.

— Нет, Аркадий Францевич. Я один. Ненадолго.

— У тебя от меня какие-то секреты? — усмехнулся он, но глаза его оставались серьёзными, и из-за этого повисла напряжённая пауза.

— А у вас от меня? — не удержался я. — Вы, кстати, и словом не обмолвились о моей предстоящей аудиенции у Романова. Хотя отлично знали о ней. Ведь наверняка это вы подали соответствующий рапорт о появлении нового первородного нефилима.

— Строго говоря, не уверен, что тебя можно так называть. Всё же термин этот применяется к обычным смертным, получившим Дар в результате победы над тварью Зимы. А ты ведь и до этого был Одарённым. Но после той истории с албыс ты… изменился.

— Это так заметно?

— Сильнее, чем ты думаешь. И если бы я не был уверен, что тварь мертва, я бы… готов был заподозрить и другие варианты. Например, что она вселилась в тебя. Такие, как она, бывают очень коварны…

— Догадываюсь. И что же вы в итоге решили?

— Знаешь… Моя бы воля — я бы вообще о тебе не докладывал наверх раньше времени. Однако ты успел прогреметь на всю губернию, так что скрывать будет ещё хуже. Но учти — теперь, если ты дашь маху — то не только свою голову под секиру подставишь, но и мою.

Кажется, говорил он совершенно искренне, и мне даже стало немного совестно за сомнения на его счёт.

— Вы настолько мне доверяете, что готовы рискнуть карьерой?

— Ну, ты мне жизнь спас, — устало и как-то совсем буднично пожал он плечами. — Там, где я вырос, это многое значило… Не забудь закрыть её на замок. Я как раз пока поднимусь наверх и вызову кого-нибудь из филёров. Пусть караулит её днём и ночью.

— Может, это лишнее? Могу попросить Демьяна.

— У вас, как я понимаю, и без того дел хватает, — усмехнулся он. — Скоро полнолуние. И встреча с Сумароковым.

Я молча кивнул, соглашаясь с ним. Подождав, пока он отойдёт подальше к лестнице наверх, осторожно открыл дверь в импровизированную камеру.

Если Белла и подслушивала что-то или вообще выходила хоть на минуту из своего странного ступора — это невозможно было определить. Я плотно прикрыл за собой дверь. Встал напротив стола, скрестив руки на груди и снова внимательно рассматривая пленницу.

— Ну, что скажешь? — негромко спросил я в пустоту.

Белла продолжала сидеть с прямой спиной, глядя куда-то сквозь меня. Хотя мне и показалось, что губы её тронула чуть заметная усмешка — будто она смеялась над моими попытками пробить её защиту.

Впрочем, вопрос-то предназначался не ей.

От меня бесшумно отделился призрачный, будто сотканный из тонкого дыма силуэт, поначалу бесформенный, но быстро обретший знакомые очертания и даже некоторую плотность. Албыс предстала в привычном образе, в котором являлась мне во снах и видениях. Рыжеволосая ведьма с бледной кожей, алыми яркими губами и зелёными, как у кошки, глазами. Одетая в просторную льняную рубаху с вышивкой — короткую, до середины бёдер, и с таким широким воротом, что ткань едва держится на плечах. Под рубашкой, если приглядеться, легко угадываются изгибы женского тела.

По-своему она даже красива, но какой-то хищной, опасной красотой, и весь этот её образ — будто яркий плотоядный цветок со сладким запахом. Нужен, чтобы приманивать добычу.

Нижняя часть призрака, где-то от подола рубахи, становилась почти прозрачной, распадалась на струйки тумана. И двигалась ведьма плавно, скользя по воздуху, не касаясь пола. Облетела стол вокруг, едва не касаясь Беллы. Поморщилась, краешком зацепив мерцающее поле синь-камня — силуэт её на мгновение подёрнулся рябью. Зависла напротив пленницы, наклонившись так, что их лица оказались на одном уровне, глаза в глаза. И вдруг оскалилась, дернулась вперёд, распахнув прямо перед лицом Беллы полную острых клыков пасть. Тут же отстранилась, снова приняв прежний образ и кокетливо опираясь на стол руками.

Белла же, кажется, вздрогнула и чуть отстранилась. Или показалось?

Несколько секунд пролетели в томительном ожидании. Наконец, албыс улыбнулась, обернувшись ко мне. Губы её не шевельнулись, но голос явственно зазвучал в моей голове.

— Всё она видит. И слышит. Просто спряталась внутри своего тела, как в скорлупе. Её сейчас даже пытать можно — не пискнет.

— Часть её Дара? Но она же в кандалах с синь-камнем.

— Это и не Дар. Точнее, не то что вы называете магией. Она просто хорошо умеет управлять своим разумом.

Я переключился на Аспект Морока и окинул пленницу свежим взглядом. В пассивном режиме этот Аспект помогал мне ярко и точно чувствовать эмоции людей, но в случае с Беллой я будто бы смотрел на бездушную статую. И лишь если очень пристально приглядеться, внутри неё теплился огонёк.

— А если на неё… чуть надавить? — спросил я. — Правда, для этого придётся избавиться от кандалов…

Албыс с сомнением покачала головой.

— Смотря чего ты хочешь добиться. Если надавить посильнее — скорлупа лопнет. Но вместе с ней можно раздавить и то, что под ней.

— Исключено! Она нужна нам живой и вменяемой. Чтобы могла дать показания на суде.

— Тогда я бы немного повременила. Ты ещё плохо владеешь этим Даром. Можешь переборщить.

Что ж, так я и думал… Вздохнув, я молча вышел из комнаты и запер её на висячий замок. Албыс выскользнула следом за мной, пролетев прямо сквозь дверь, и зависла рядом, покачиваясь из стороны в сторону и сладко потягиваясь. Я уже заметил, что эти редкие минуты свободы, когда я позволял ей выйти наружу, доставляют ей искреннее удовольствие.

Что ж, свобода и возможность быть полезной. Это, пожалуй, единственные радости, что ей остались. Она лишилась тела и львиной доли своей силы, превратившись в обычного призрака, которого к тому же чаще всего вижу лишь я. Даже поглощать эдру самостоятельно не может — подпитывается от меня, и долго вне моего тела существовать не сможет.

Однако благодаря этому симбиозу нам больше нет нужды пытаться сожрать друг друга, и каждый сохранил собственное «я». И пока это выглядело вполне приемлемым вариантом.

— Побудь-ка с ней, албыс. Интересно, как она будет себя вести, когда будет думать, что за ней не наблюдают.

— Хорошо. Но я уже просила — не называй меня так. Мне не нравится.

— Как же тебя называть? Имя своё ты мне не говоришь.

— У нас нет имён, в вашем понимании. Придумай сам. Или зови как-нибудь… ласково?

Она лукаво улыбнулась, облетев меня кругом и выскользнув из-за левого плеча.

Нет, я ошибся. Остались у неё и ещё кое-какие радости. Например, подшучивать надо мной и пытаться смутить. Хоть я, по сути, и стал её безраздельным хозяином, подчиняться мне беспрекословно она не спешила, да и в целом относилась по-прежнему насмешливо и чуть снисходительно, будто я был несмышлёным подростком. Впрочем, кто знает, сколько ей лет. Может, для неё я и правда дитя неразумное.

— Может… Яга? — буркнул я. Ничего более подходящего в голову не приходило.

— Подумай ещё, Пересмешник, — ведьма подмигнула и бесшумно скользнула сквозь дверь обратно к Белле.

Я поднялся наверх, отдал ключи от камеры Путилину — тот как раз сидел в кабинете, работая с какими-то бумагами.

— Быстро ты, — он поднял на меня взгляд. — И как, что-то ещё удалось выяснить?

— Да нет, куда там… — вздохнул я. — У вас какие планы дальше? Может, снова потренируемся вместе?

С Беллой мы провозились большую часть дня, уже вечерело, Жак с Варей уже вернулись с занятий. Сам я лекции опять прогулял. Чую, скоро нагоняй получу от Кабанова. Ещё сентябрь не кончился, а пропусков у меня уже накопилось немало.

— Почему бы и нет. Но чуть позже — сначала закончу с одним рапортом. И дождусь Игнатова. Я вызвал его для охраны подозреваемой.

— Хорошо. Можно для него в подвал спустить какую-будь тахту…

— Не беспокойся, филёры — народ неприхотливый. Достаточно будет матраца. Разлёживаться ему будет некогда.

— Да мне не сложно. Лишней мебели в доме полно, всё равно пылится. Я поговорю с Демьяном… О, а вот и он сам, кстати. На ловца и зверь бежит.

В приоткрытых дверях показалась косматая голова моего камердинера. Вид у него, впрочем, был встревоженный, так что и я невольно подобрался. Тем более что сунулся он к нам без приглашения и даже без стука, а это на него было непохоже.

— Гости у нас, — мрачно буркнул он.

— Кто-то из Стаи? — Путилин тоже встрепенулся, даже поднялся из-за стола.

Велесов мотнул головой в сторону окна.

— По мне, так и похуже. Как бы скандала не случилось. Взгляните сами.

Я, ненамного обгоняя Путилина, первым подошёл к окну и, чуть сдвинув портьеру, выглянул наружу. В глаза тут же бросилась одинокая высокая фигура на аллее, ведущей к главному входу.

— Да ты не нервничай так, Демьян, — усмехнулся я. — Я его сам пригласил.

Интерлюдия Феликс

Сложнее всего было сохранять спокойствие. Эти несколько минут между моментом, когда он приземлился во дворе усадьбы Василевских, и когда хозяин, наконец, соизволил встретить его, показались целой вечностью. Он со скучающим видом прохаживался перед крыльцом, крутя в руках остроносый лётный шлем, и старался не показывать, насколько раздражён.

Впрочем, хладнокровие никогда не было его сильной чертой. Во многом из-за самого Дара, начавшего проявляться в подростковом возрасте. Феликс всегда был натурой вспыльчивой, увлекающейся, переменчивой — словом, ярким воплощением самой стихии ветра. Пусть сам и не верил в то, что Дар настолько уж определяет характер.

Взять хотя бы его отца. Того ветреным точно не назовёшь. Напротив, Аристарх Орлов всегда славился своей дальновидностью и умением контролировать ситуацию. Хотя… Фамильный Аспект у них проявляется очень по-разному. Можно сказать, диаметрально противоположно. Аристарх управляет стихией воздуха, и на пике могущества мог даже менять погоду на небольшом участке — создавать потоки мощного ветра или защитные купола от пурги или града. За это его очень ценили в экспедициях в Сайберию. Сыновья же его — сам Феликс и погибший Даниил — концентрировали стихию в основном на себе, создавая подъёмную силу, позволяющую им летать.

Старшего брата Феликс почти не помнил — когда тот с отцом отправился в злополучный поход с Василевским, ему было года три. Но, по рассказам, Даниил был куда более одарённым. Летал выше, быстрее, дольше, и самое главное — умел окружать себя прочным защитным коконом из эдры. Ему не было нужды рядиться в дурацкие лётные шлемы и носить для полёта утеплённые пальто. И в целом он был менее уязвим в воздухе — кокон способен был отклонить даже пули или направленные заклинания других нефилимов.

Даниилу пророчили блестящую военную карьеру — он в свои двадцать с небольшим успел поучаствовать в одной из кампаний на османском направлении. В семейном архиве бережно хранятся газетные вырезки со статьями о нём. Там его называли не иначе как разящим с неба архангелом. Само имя этому способствовало.

В детстве Феликс любил читать эти статьи, очень гордился братом и горевал о его гибели. Но когда повзрослел, постоянные упоминания отца о старшем наследнике начали раздражать, пока не переросли в ревность и зависть. Которые он, впрочем, старался скрывать даже от самого себя. Какой смысл завидовать покойнику?

Да и вообще, был бы Даниил жив — ещё неизвестно, какая судьба сложилась бы у самого Феликса. Отец всегда сосредотачивал всё своё внимание на старшем. Младшего вообще поначалу считали пустоцветом, не унаследовавшим Дар, и по-настоящему заметили только тогда, когда он впервые начал проявлять свои способности. До этого отец почти не занимался им, отдав на откуп учителям и гувернанткам…

Феликс мотнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Ну почему все эти подростковые метания дают о себе знать до сих пор?! Неужели он не избавился от них? Неужели не доказал, что и сам способен на многое, и уже давно вышел из тени своего брата? А может, и отца?

Впрочем, нет. Лучший способ доказать, наконец, отцу, как тот ошибался — это сделать то, что тот так и не сумел. Отомстить за Даниила. И добраться, наконец, до того легендарного места Силы, которым грезил старик Василевский. Или, по меньшей мере, убедиться, существует ли оно вообще.

Двери особняка, наконец, распахнулись, и Феликс развернулся в сторону вышедшего на крыльцо хозяина. Пристально оглядел его. Их разделяли добрые двадцать шагов, но зрение у Орлова было отменное — прямо-такие орлиное. Так что он видел своего визави в мельчайших подробностях — до каждого волоска, до каждой морщинки.

Наследник Василевского производил странное, противоречивое впечатление. Сложно было даже сказать точно, сколько ему лет. Вроде бы молодой совсем, но телосложения крепкого, и взгляд какой-то… Тяжёлый. Очень уж цепкий, серьёзный, жёсткий. Феликса и самого многие считали не по годам пробивным и амбициозным, и он этот образ старательно поддерживал, особенно на службе. Но тут…

Он вдруг поймал себя на мысли, что не получается смотреть на этого юнца свысока, хотя он моложе и уж точно ниже по положению. От него так и веет опасностью, и это сразу чувствуется на каком-то глубинном, интуитивном уровне, присущем нефилимам.

А уж как он дерзил там, в университетском парке! Вспомнив об этом, Феликс невольно стиснул зубы. Но нашёл в себе силы успокоиться и, натянув на лицо снисходительную усмешку, не торопясь направиться к крыльцу.

— Добрый вечер, Богдан, — произнёс он, намерено опуская титулы и даже не обращаясь к наглецу по имени-отчеству. — Вот, решил-таки воспользоваться вашим приглашением. Тем более что давно хотел взглянуть на эту усадьбу. Про неё много говорят, особенно в последнее время. Настоящая достопримечательность…

Феликс неторопливо поднялся по ступеням и остановился в шаге от Василевского. Ростом он был повыше Богдана, но тот был заметно мощнее и шире в плечах.

— Что ж, добро пожаловать, — сухо отозвался тот. — И как впечатления?

— Откровенно говоря, немного разочарован. Местоположение отличное. Само здание… Несколько старомодно, но в целом тоже очень достойное. Но вот общее состояние усадьбы весьма удручает, особенно если оглядывать её с высоты. Кстати говоря, крышу дома вам, похоже, придётся перекрывать полностью.

— Я подумаю над этим. Ну, а насчёт того, что усадьба в запустении… На то были причины. Но, как видите, я уже работаю над тем, чтобы исправить положение.

— Возможно, я мог бы в этом помочь. Косвенно, разумеется. Собственно, об этом я и пришёл поговорить.

— Да? Заинтригован. Что ж, прошу…

Хозяин повернулся, приглашая войти. Распахнул одну из створок входных дверей — здоровенных, тяжёлых, украшенных выпуклым бронзовым декором — и пропустил гостя вперёд.

Они оказались в большом гулком холле, из которого в три стороны ответвлялись коридоры, а наверх вела широкая мраморная лестница с ковровой дорожкой, изрядно побитой молью.

— Прошу извинить, не могу пригласить вас отужинать, — по-прежнему холодно, с нарочитой вежливостью продолжил молодой Василевский. — Кабинет для приёма гостей у меня тоже пока не готов. Но есть место, которое вас точно впечатлит. И там можно будет спокойно поговорить.

Он повернул налево, в явно нежилое крыло здания. Снаружи уже смеркалось, и свет едва проникал сквозь пыльные окна, заколоченные досками крест-накрест. Но хозяин захватил с собой переносную лампу с большим кристаллом солнечного эмберита. Лампа покачивалась в его руке, заставляя тени причудливо метаться по стенам коридора с запертыми дверьми и завешанными каким-то тряпьём картинами.

В воздухе витал запах пыли, заставляющий Феликса недовольно морщиться. Он хотел отпустить по этому поводу какую-нибудь колкость, но ничего по-настоящему изящного не приходило в голову, а опускаться до банального хамства не хотелось. К тому же, хозяин и прошлую его шпильку пропустил мимо ушей, чем только ещё больше разозлил.

Нет, с этим выскочкой нужно вести себя осторожнее. Да и вообще, он ведь не ссориться сюда приехал. Может, действительно есть шанс договориться.

Коридор вывел их в огромный зал с потолками высотой в два этажа — так неожиданно, что Феликс невольно замедлил шаг, поражённый открывшимся зрелищем.

Света здесь было больше, чем в коридоре — всю левую стену занимали огромные окна, которые с улицы нельзя было заколотить полностью. Поэтому даже в сумерках можно было разглядеть гладкие колонны из голубоватого с прожилками камня, лебединые изгибы лестничных перил, множество скульптур в греческом стиле, до одури похожих на живых людей, замерших в величественных позах.

— Тот самый зал… — пробормотал Феликс. — Из петрова камня. Наслышан…

— Пожалуй, единственная часть дома, которая почти не требует ремонта. Время над ним будто не властно.

— Да уж, действительно…

На некоторое время они оба замолчали, поглощённые созерцанием старинного чуда. Феликсу и раньше доводилось видеть творения из петрова камня, и впечатления всегда были схожи. Может, из-за того, что подспудно понимаешь, насколько они отличаются от творений обычных мастеров. Ведь все эти колонны, балюстрады, скульптуры созданы не резцами каменотёсов, а магическим Даром, позволяющим силой мысли сминать камень, как пластилин, придавая ему любую форму.

Пётр Великий всё-таки обладал уникальной силой, несравнимой с другими. И этот его Дар — одна из главных тайн рода Романовых, в спорах о которой историки сломали немало копий. Как Пётр вообще получил его? Не похоже, что просто поглотил сердце какого-то монстра. Сам по себе Аспект Камня — один из самых редких, у животных проявляется максимум в виде какой-нибудь природной брони. А у людей и вовсе почти не встречается. Говорят даже, что все современные нефилимы, у которых есть Дар Камня — это исключительно родственники Романовых, пусть и дальние, через каких-нибудь бастардов.

Феликс вслед за хозяином дома ступал по гладкому каменному полу, их шаги в тишине отдавались в пространстве зала отчётливым эхом. Остановились они в левой части зала, возле окна. Василевский поставил лампу на широкий, как стол, подоконник, сам присел на него, скрестив руки и выжидающе, с прищуром поглядывая на гостя.

— Ну, так и о чём вы хотели поговорить, господин Орлов? Надеюсь, вы здесь не по делам вашего ведомства?

Он знает. Обо всём знает. Поэтому и ведёт себя так враждебно.

Эта догадка мелькнула в мозгу Феликса, как вспышка. Но при этом, странное дело, вызвала не испуг, не досаду, а скорее какое-то облегчение. Может, всё это и к лучшему? Не придётся лишний раз притворяться…

— Я действительно некоторое время разыскивал вас. Именно по линии моего ведомства. Как свидетеля в деле об убийстве Аскольда Василевского. Однако перед отъездом в Томск я передал это дело одному из заместителей. И, насколько мне известно, оно уже закрыто.

— Вот как? Дело об убийстве дворянина так легко замять?

— Речь об убийстве уже не идёт. Тело Аскольда сильно пострадало при пожаре, и это затруднило работу Службы Экспертизы. Однако их отчёт вполне однозначен. Следов насильственной смерти не обнаружено. Мало того — в лёгких почти не было следов дыма. А это означает, что умер князь в самом начале пожара, а может, и до него. Свидетели показывают, что в тот вечер ему стало плохо. Слуги даже вызывали ему доктора на дом…

Феликс нарочно говорил неторопливо и подробно, пытаясь отследить реакцию собеседника. Но тот отлично владел собой — слушал, не перебивая и даже не меняя позу.

— Собственно, именно поэтому я вас и разыскивал. Как свидетеля по этому делу.

— Я видел заметку в «Уральских ведомостях», — с лёгкой усмешкой ответил Василевский. — Там указано, что разыскивается подозреваемый.

— Не стоит придираться к формулировкам. Просто так было проще получить содействие со стороны криминальной и транспортной полиции. Поверьте, я не думаю, что вы причастны к смерти… его сиятельства.

Феликс сознательно избегал слова «отец» и, кажется, от Богдана это не ускользнуло. Статус этого самозванца ещё не вполне определён. Феликс разговаривал на этот счёт с губернатором. Тот притязания Богдана на наследство Аскольда признал и даже выдал ему соответствующие документы. У Вяземского, похоже, тут свой интерес.

Но последнее слово, в любом случае, за императором…

— Ну естественно, я не при чём, — холодно отозвался хозяин дома. — Вам ли не знать.

Феликс поморщился, будто его укололи булавкой. Нет, всё-таки какой наглец! Он ведь специально обостряет ситуацию там, где можно было бы всё замять.

— Что вы имеете в виду? — он изобразил ленивое удивление.

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, — прежним тоном отозвался Василевский, не сводя с него взгляда. — Грачёв много чего успел рассказать.

Снова укол. На этот раз Феликс едва удержался от раздражённого возгласа. Напротив, замер, прищурившись и буравя собеседника взглядом.

Блефует! Грачёв уже мёртв — Стая позаботилась об этом. И в то, что упырь мог расколоться на допросе, тоже не верится — не из того он теста.

Но всё же Феликс с трудом удержал себя в руках. И это, кажется, не осталось незамеченным.

— Понятия не имею, о ком вы, Богдан, — процедил он. В тишине зала голос его отчётливо звенел сталью, будто натянутая струна. — И, скажу откровенно, мне не нравится ваш тон. И вообще направление нашей беседы.

— Так давайте покончим с этим, — уже откровенно насмешливо пожал плечами Василевский. — Говорите сразу, зачем пожаловали. Сильно сэкономим время.

— Вот как…

Феликс не выдержал и прошёлся из стороны в сторону, вертя в руках лётный шлем, чтобы немного успокоиться. Наконец, резко развернулся в сторону собеседника.

— Вы, возможно, не в курсе. Однако мой отец был одно время очень дружен с Аскольдом Василевским. И у Аскольда должны были сохраниться бумаги, касающиеся их последней совместной экспедиции в Сайберию. Старые карты, дневники… Мне они нужны. И я готов щедро заплатить.

— Они не продаются.

Значит, архив Аскольда всё-таки уцелел! Уф, какая же гора с плеч…

— Не спешите, Богдан… — Феликс развёл руками в умиротворяющем жесте и улыбнулся, не скрывая радости. — Когда я говорю «щедро» — я имею в виду действительно хорошие деньги. А вам они, как я вижу, сейчас очень пригодятся…

— Деньги я и сам найду со временем. Но бумаги отца продавать не собираюсь. У вас что-то ещё?

— Да зачем они тебе?! — не выдержав, сорвался Феликс, и голос его прокатился эхом по гулкому залу.

— Может, затем же, что и тебе? — с усмешкой пожал плечами Василевский, тоже отбросив политесы и перейдя на «ты».

Феликс презрительно фыркнул.

— Серьёзно? Ты, видимо, совершенно не понимаешь, что это такое — снарядить частную экспедицию настолько далеко в Сайберию. Это просто баснословные деньги! Василевский разорился на этом, да и мой отец отдал очень многое. Да и дело не только в деньгах. На подготовку нужно несколько месяцев, а может, и лет. Нужно найти проводников, закупить кучу редкого снаряжения, собрать команду…

— Да не распинайся ты так. Это всё равно не твоя проблема. Архив ты не получишь.

Богдан будто нарочно говорил спокойно, чуть насмешливо, чтобы ещё больше вывести его из себя. Но Феликс всё же постарался успокоиться. Не хотелось терять лицо перед этим наглым выскочкой.

— Это мы ещё посмотрим, — проговорил он, стараясь, чтобы прозвучало это как можно мягче. — Вижу, что ты почему-то настроен ко мне… несколько предвзято. Возможно, Аскольд что-то наговорил про конфликт между нашими семьями. Но это всё недоразумение. Зачем нам тащить дальше все эти дрязги наших стариков? Подумай хорошенько. Я никуда не тороплюсь. И, надеюсь, со временем и ты всё поймешь. И станешь… более сговорчивым.

— Вряд ли, — отрезал Богдан. — Если раньше и были какие-то сомнения, то теперь, после личной беседы, я окончательно их развеял.

— Вот как? Что ты имеешь в виду?

Молодой Василевский посмотрел ему прямо в глаза и спокойным, но веским тоном произнёс:

— Я и так давно знаю, что тебе нужны документы Аскольда. И знаю, что ради них ты подстроил покушение на него. Не своими руками, конечно — с помощью упырей из Стаи. И ты за это ответишь.

Феликс, признаться, не ожидал такой прямой отповеди, и снова на несколько мгновений впал в ступор. Но на этот раз сдержаться не получилось.

— Что за вздор! — рявкнул он. — На кого ты вообще замахнулся, выскочка? Я — князь Орлов, нефилим в пятом поколении, офицер Охранной службы его императорского величества! А ты-то кто? Неизвестно откуда взявшийся байстрюк, примазавшийся к старику Василевскому? Думаешь, твои обвинения кто-то будет слушать? У тебя нет никаких доказательств!

— Ты прав, — неожиданно согласился Богдан. — У меня нет улик, которые я мог бы предъявить трибуналу. Пока что. Но я-то знаю, что я прав. И мне этого достаточно. Чтобы проломить тебе башку, мне приговор суда не нужен.

Феликс не привык к настолько неприкрытым угрозам, так что опешил, так и замерев с приоткрытым ртом. Но главное, что заставило слова застрять в его глотке — это даже не наглость собеседника. А его взгляд.

Молодой Орлов не раз получал от отца упрёки в том, что вырос в тепличных условиях, и к своим двадцати шести до сих пор не нюхал пороху. И во многом Аристарх был прав. Пожалуй, впервые за всю жизнь Феликс почувствовал настоящую опасность. Даже общаясь с упырями из Стаи, он ощущал себя этаким дрессировщиком, смело входящим в клетку к тиграм, но при этом имеющим некоторую страховку в виде хлыста и револьвера. Но сейчас…

Взглянув в глаза этого странного юноши, называющего себя наследником Василевского, Феликс вдруг увидел настоящего хищника — холодного, безжалостного, способного броситься на него в любой момент. Ему даже показалось, что глаза Богдана вспыхнули изнутри потусторонним, демоническим огнём, а лицо на мгновение исказилось, превратившись в оскаленную маску.

И он испугался. По-настоящему испугался. По телу прокатилась горячая волна, сердце заколотилось, как бешеное, и Феликс, сам не осознавая, отпрянул назад. Из-под него взметнулось целое облако пыли, поднятое воздушным ударом. Орлов взмыл над полом, завис в воздухе примерно на высоте человеческого роста.

Василевский, почти не меняя позы, поднял кулак, и тот слегка засветился изнутри, воздух вокруг него задрожал, искажаясь.

Не дожидаясь, пока противник применит Дар, Орлов взлетел выше и метнулся в сторону окна, на лету ударив в стекло волной сжатого воздуха. Огромная, в три человеческих роста, оконная рама оглушительно задребезжала, но выстояла — удар бессильно растёкся по её поверхности, а сам нефилим едва не врезался в стекло, как слепая муха. В последний момент резко свернул, заложил крутой вираж по полутёмному залу и с разгона влетел обратно в коридор, через который они с хозяином вошли несколько минут назад. Через десяток метров приземлился, по инерции пробежав несколько шагов. Преградившие путь двери в холл распахнул, не касаясь — новой волной сжатого воздуха, так, что створки оглушительно грохнули, ударив по ограничителям на полу.

Вся эта эмоциональная вспышка продлилась буквально несколько мгновений, но вслед за ней накатила следующая волна — уже не испуга, а ярости, досады и стыда. Запоздало мелькнула мысль, что фамильный Аспект рода Василевских — не боевой. Это Исцеление. Так что бояться-то было нечего. Хотя… Если этот выскочка и правда убил ледяную ведьму, как об этом судачат в газетах, и получил её силу…

Впрочем, не мог же он просто-напросто напасть, без всякого предупреждения, в разрез с дуэльным кодексом нефилимов?! Или мог? Он не потомственный нефилим, он бастард, а может, и вовсе самозванец. Кто знает, чего от него можно ждать…

Не обращая внимания на выглядывающих из соседнего коридора домочадцев, Орлов пулей выскочил во двор и, едва оказавшись на крыльце, взмыл вверх — стремительно, даже не надевая шлема. Его фигура в сумерках мелькнула в небе над усадьбой, будто огромная птица.

В воздухе он ненадолго замер, чтобы надеть шлем. Окинул взглядом двор усадьбы — тёмный, с единичными световыми пятнами от эмберитовых фонарей. Возле ворот заметил какую-то суету — там стояла машина с включенными фарами, вокруг мелькали силуэты нескольких человек. Ещё немного — и авто, взревев мотором и испуская целые клубы пара, рвануло вниз по улице. Со стороны дома уже бежали несколько человек, в том числе сам Василевский. Вверх никто из них не смотрел. О нём будто бы забыли.

Слабое утешение, конечно.

Проклятье! Кажется, никогда ещё Феликс не чувствовал себя настолько униженным. Это было похоже на какое-то наваждение, на мимолётное помешательство. И, что обиднее всего, произошло всё так быстро и внезапно, что уже ничего не исправить. Вся эта его эскапада со стороны выглядела не иначе, как позорное бегство. Теперь сложно будет обставить её как-то иначе.

— Проклятый бастард! — прорычал Феликс вслух, и из-за шлема голос его прозвучал глухо и раскатисто, как отголоски грома. — Ты мне за это ещё заплатишь!

Глава 7

Когда Орлов, подорвавшись, как ошпаренный, вылетел из зала, я понял, что немного переборщил. Хотел лишь немного припугнуть его, надавив Аспектом Морока. Но паренёк оказался слишком впечатлительным.

Впрочем, я тоже хорош. Собирался ведь вести себя хладнокровно. Аккуратно прощупать собеседника на предмет его связей со Стаей, выяснить, что ему нужно от меня. Новый Аспект в этом смысле полезен — в пассивном режиме он, по сути, работает как детектор лжи. Мысли читать не получится, зато вся эмоциональная гамма — как на ладони. Так что я видел этого молодого Орлова насквозь.

Беда в том, что мне очень не понравилось увиденное.

В том, что Феликс причастен к убийству Аскольда, у меня не осталось никаких сомнений. И в том, что он связан со Стаей — тоже. При упоминании Грачёва он вспыхнул, как лампочка, тут даже без всякого Дара можно было определить, что дело нечисто. Но главное даже не в этом. Молодой Орлов сам по себе меня здорово разозлил. Терпеть не могу высокомерных людей, но этот был не просто высокомерен — он искренне полагал себя высшим существом, а к остальным людям относился, как к мусору. Я такого даже при общении с Вяземским не чувствовал, хотя тот — фигура куда более крупного калибра.

Впрочем, во время встречи с губернатором я ещё не владел Аспектом Морока. Да и Сергей Александрович — всё-таки человек пожилой и умудрённый опытом. А в молодом Орлове будто бы сконцентрировалось всё то, что мне не нравится в нефилимах. Свой Дар он считает чем-то, что ставит его выше других, хоть и достался он ему просто так, через гены. Примерно так же «золотая молодёжь» кичится деньгами родителей, не зная им цену. Пока кто-нибудь мозги не вправит.

В общем, этот наш короткий разговор многое расставил по местам. Если раньше я всё-таки гипотетически рассматривал возможность замять старый конфликт с Орловыми, то после личного знакомства с наследником их рода это желание пропало напрочь. Наоборот, захотелось хорошенько проучить этого хлыща. Нападать я на него, конечно, не собирался, но припугнул с удовольствием. Вон как драпанул-то! Тоже мне, орёл…

— Что случилось, Богдан? — разнёсся по залу встревоженный голос Путилина. — Ты что, напал на него?! Я тебя умоляю — скажи, что это не так! Ещё обвинений в покушении на дворянина нам не хватало!

— Да я его и пальцем не тронул, — я успокаивающе выставил перед собой руки. — Он сам что-то разбушевался. Вон, чуть окно не вышиб…

Я едва не осёкся на полуслове, потому что неподалёку от Путилина вдруг выплыла призрачная фигура албыс. Занятно, но появилась она из коридора, а не пролетела из подвала сквозь пол. Да и двигаясь ко мне, огибала колонны из петрова камня, а не пронзала их мимоходом.

Петров камень непроницаем для призраков? Или албыс ещё не совсем привыкла к своей новой ипостаси? Скорее уж первое. Становиться бесплотной ведьма умела и раньше, ей не привыкать…

— Поторопись! — прошелестела албыс, подлетая ближе. Её растрёпанная рыжая шевелюра странно развевалась вокруг головы, будто сноп водорослей, потревоженных течением, а сам силуэт был словно изрешечен пулями, особенно нижняя часть, которая стала почти прозрачной. — Твоя цыганка вот-вот ускользнёт!

— Белла?!

— Что Белла? — переспросил Путилин.

— Охрану рядом с ней уже выставили?

— Нет, Игнатов ещё в пути. Но скоро должен быть. Кажется, я даже слышал, как машина подъехала…

Я слушал его уже на ходу, торопливо шагая в сторону выхода из зала. Албыс, видимая только мне, скользила рядом.

— Её освободил твой друг, — прошелестела она. — Тот, высокий, со стёклами на глазах.

Полиньяк?! Да что ж такое-то! Она его опять как-то охмурила? Но когда успела-то? Да и как, она ведь в кандалах с синь-камнем…

Я сорвался на бег и, вылетев из коридора в вестибюль, тут же увидел француза. Он сидел на ступенях, бледный, как полотно, с совершенно ошалевшим взглядом, а Варя перевязывала ему руки каким-то тряпьём. Судя по накапавшей на пол крови, он чем-то здорово изрезал себе ладони. Увидев меня, порывисто вскочил.

— Богдан, я… Прости! Это какое-то наваждение… Это словно был не я!

Я слушал его оправдания вполуха, и вообще собирался отмахнуться и побежать дальше. Но взгляд зацепился за его кое-как перевязанные руки. Переключившись на Аспект Исцеления, я даже сквозь повязки разглядел глубокие, до кости, рассечения тканей и странные ожоги.

Хреново дело. Если бросить парня так — он и крови потеряет много, и может лишиться подвижности пальцев. Медицинской помощи ждать особо неоткуда, да и в таких случаях местные хирурги мало что могут противопоставить нефилиму-целителю.

Путилин, обогнав меня, уже ринулся к дверям в подвал, а я ненадолго задержался. Не обращая внимания на болезненные вскрики и протесты, размотал тряпьё на ладонях Жака и подключил свой Дар.

Жак, задрожав, вытаращил глаза и раскрыл рот в беззвучном крике, глядя, как края глубоких обожжённых ран на ладонях и запястьях зашевелились, выталкивая изнутри сгустки крови и слипаясь в неровные багровые рубцы.

— Терпи! — процедил я, удерживая его за руки, чтобы не вырвался. — Варя, помоги! Держи, чтобы не дергался… Да, вот так… Времени нет. Кровь остановлю, остальное доделаю позже…

Процесс исцеления шёл медленнее и тяжелее, чем я привык — плоть пациента будто сопротивлялась, да и моя аура вела себя странно — в пальцах покалывало, усилия по исцелению приводили к неприятной дрожи по всему телу.

Я разглядел на ладонях Жака светящуюся голубоватую пыль.

— Это что, синь-камень? Где это тебя так угораздило?!

— Кри… сталлы, — запинаясь, проговорил француз. — У неё в к-кандалах. Я их… разбил.

— На хрена, Жак?! — не выдержал я. — Как ты вообще там оказался?

— Мы были во дворе, и тут он услышал, как из подвала эта девица его позвала, — пояснила Варвара. — Там окошко на улицу выходит…

— И что? Позвала — и ты побежал?

— Я… не помню, Богдан! — в отчаянии выкрикнул Жак. — Совсем как в тот раз…

— Она просто крикнула что-то, и он… как с ума сбрендил. Я его догнала, пыталась остановить, но он вообще ничего вокруг не слышал. В подвале колун схватил, замок с дверей сшиб, а потом…

Говорила Варя зло, сквозь слёзы, и непонятно, на кого досадовала — на самого Жака, или на Беллу.

Шпионка применила Дар прямо сквозь ауру синь-камня? Да нет, вряд ли. Скорее уж она ещё в прошлый раз, когда похитила Жака, заложила ему в голову что-то вроде бомбы замедленного действия. Программу, активируемой простой голосовой командой…

Вот ведь ушлая тварь! И как с таким бороться? Может, она и мне в голову что-то успела заложить?

— Ты бы знал, — читая мои мысли, покачала головой албыс. — Ну, а твой друг… Не вини его. Он просто смертный. Что он мог сделать?

Я зло мотнул головой. Ладно, сейчас и правда не время думать об этом.

— А Демьян где?

— В подвале, наверное. Он тоже прибежал, когда услышал крики. Но не успел немного…

Со стороны лестницы в подвал показался Путилин.

— Сбежала! Зар-раза, как я проворонил-то? Отвлёкся на этого твоего гостя…

Кстати, может, это не совпадение, и Орлов специально заявился, чтобы отвлечь наше внимание от Беллы?

— Демьяна видели?

— Он внизу. Жив, но здорово надышался синь-камнем. В кандалах крупные кристаллы используются, если их повредить — можно вызвать серьёзный взрыв. Сильнее, чем в моих гранатах. Те-то — просто хлопушки, в них кристаллическая пыль…

— Это опасно для него?

— Н-не знаю. Но, думаю, оклемается, — голос Путилина был не очень-то уверенным.

Я едва не зарычал в голос. Кровотечение у Жака я остановил, на это ушло меньше минуты. Но дальше тратить время было нельзя. И что делать? Проверить, как там Велесов? Или пускаться в погоню?

— Давно она убежала? И куда? — обернулся я к Варе.

— Да… только что! Вроде бы к главным воротам подалась, в сторону набережной. Но она тоже не в себе, её накрыло взрывом. Нам всем досталось. Но она оклемалась чуть раньше…

Только сейчас я заметил, что и Варя ранена — левая щека и часть шеи обожжена, рана поблескивает въевшимися синими кристалликами, похожими не то на иней, не то на новогоднее конфетти.

— Поторопись! — снова подала голос албыс. — Она не могла уйти далеко. И она пока лишена Дара…

Я выбежал на крыльцо, попутно удивившись, как быстро стемнело. Вся наша беседа с Орловым заняла едва ли четверть часа, но за это время сумерки на улице уже сгустились настолько, что сложно было что-то разглядеть невооружённым взглядом. Но зато в темноте в глаза сразу бросился свет автомобильных фар за главными воротами. Возможно, помощник Путилина уже подъехал.

Расстояние до ворот я преодолел со скоростью спринтера. Дистанция ещё и с барьерами оказалась — то и дело пришлось перепрыгивать оставленные рабочими вёдра, инструменты, кучи строительного мусора. Но всё равно немного не успел — к моменту, когда я выскочил за ворота, машина, окатив меня клубами пара, рванула вниз по улице.

— Стой, гадина! — прорычал валяющийся на мостовой филёр и, держась за раненую руку, шмальнул пару раз из нагана вслед быстро удаляющейся колымаге.

Я рванул следом, не жалея ног. Поначалу даже показалось, что смогу догнать машину и запрыгнуть на неё, но она слишком быстро набирала скорость — я начал отставать. На бегу, правда, успел рассмотреть знакомую копну волнистых чёрных волос — на пассажирском сиденье точно была Белла. Второй, судя по яркой багровой ауре — вампир. Арамис? Возможно…

Еще добрые метров триста я продолжал бежать на пределе — уже чисто из упрямства, рыча от напряжения и злости. Попробовал переключиться на Аспект Вепря, и тут же пожалел, что эта мысль не пришла ко мне раньше. Ускорения, даваемые этим Аспектом, были хоть и кратковременные, но взрывные, едва ли не подбрасывающие меня над землёй. Если бы я вовремя применил их раньше, то, может, успел бы зацепиться за багажник машины.

Дыхалка сдохла раньше, чем закончился заряд злости — я вынужден был сбавить темп, а потом и вовсе остановился, упираясь ладонями в колени и едва не выплёвывая лёгкие. Сердце колотилось так, что какое-то время я ничего не слышал, кроме этого стука.

Всё-таки мне здорово не хватает какой-нибудь боевой формы, вроде той, что используют Дети Зверя. У меня есть Укрепление, есть теперь и ускорение от того Аспекта, что я поглотил у вепря. Но вот если бы это всё как-то объединить, а ещё лучше — присовокупить что-то посерьёзнее…

Позади меня вдруг раздался быстро приближающийся рёв мотора, и рядом резко затормозила знакомая машина.

— Скорее! Прыгай! — рявкнул Путилин, открывая пассажирскую дверь. — Попробуем догнать!

Не успел я толком усесться, как он рванул с места так, что мне даже дверь не пришлось закрывать — сама захлопнулась от движения.

Машина с Беллой была где-то далеко впереди, и разглядеть её можно было в основном по свету фар. Одно радовало — «Даймлер» Путилина был куда мощнее той колымаги, что мы догоняли. Это вообще, пожалуй, самый мощный автомобиль, что я видел. И водит Аркадий Францевич отменно.

Мотор под выпуклым капотом замолотил в бешеном ритме, ускорение вжало меня в кресло. Широкие шины зашуршали по влажной, припорошенной снегом булыжной мостовой, неся тяжеленный кузов вперед с такой лёгкостью, что дух захватывало. Невовремя вывернувший из-за поворота извозчик на двухместной коляске едва успел осадить лошадь, чтобы та не угодила нам под колёса. Бедная кляча заржала, дергаясь в сторону и едва не опрокидывая повозку.

Машин на улицах в этот вечерний час было довольно много по томским меркам, но всё же поток был не такой плотный, как в воспоминаниях из моей прошлой жизни. К тому же здесь гужевой транспорт всё ещё не был вытеснен моторизированным, и разномастные автомобили перемежались с архаичного вида колясками и даже телегами. Черный приземистый монстр Путилина с блестящей хромированной решеткой радиатора смотрелся в этом потоке гостем из будущего. А по скорости и манёвренности уделывал конкурентов, как стоячих.

Расстояние до беглецов быстро сокращалось. Если бы мы гнались за ними по прямой, то давно бы настигли, но водитель Беллы свернул вправо, в лабиринт узких переулков, явно надеясь затеряться в них. Путилину пришлось тормозить на повороте так резко, что машину повело юзом, и мы прокатились по скользкой мостовой метра три. Я едва успел ухватиться за рукоятку над окошком, чтобы удержаться на месте.

Фырча струями пара, пускаемыми вниз и в стороны от капота, машина снова рванула вперёд, быстро наращивая скорость.

Несколько минут мы вихляли по улицам, быстро разгоняясь на прямых участках и визжа тормозами на крутых поворотах. Мне оставалось только следить за процессом, внутренне сжимаясь на каждом вираже. Помогать я пока мог разве что комментариями.

— Осторожнее, слева!.. Газу, газу, Аркадий Францевич! Уходят….

— Да никуда не денутся… — процедил Путилин, напряжённо подавшись вперёд и крутя отделанный кожей руль. — Лишь бы она не выпрыгнула где-нибудь по дороге…

Впереди выдался длинный и относительно прямой участок, на котором удалось реализовать преимущество в мощности. Мы почти догнали беглецов — багажник их машины замаячил буквально в паре метров от капота «Даймлера». Но тут в нашу сторону из окошка машины полетели пули.

Стреляла сама Белла — не целясь толком, просто высунув из окна руку с маленьким короткоствольным пистолетом. Самих выстрелов за рёвом моторов толком не было слышно, но пару раз пули звякнули о капот «Даймлера», высекая искры.

— Держись! — выкрикнул Путилин и поддал газу. Мы рывком догнали машину беглецов и протаранили её сзади. Та от удара вильнула по дороге и опасно накренилась. Но водитель каким-то чудом выровнял машину и даже сумел заложить крутой вираж, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, а потом ныряя в какой-то совсем узкий переулок.

Путилин дал по тормозам так, что я чуть не расквасил нос о переднюю панель. Тут же врубил заднюю, возвращаясь метров на пятнадцать, и тоже свернул в проулок вслед за беглецами.

Дорога здесь была узкая — двум машинам точно не разминуться. К тому же по краям ещё и громоздился какой-то хлам — ящики, бочки, хлипкие деревянные навесы, похожие на прилавки. «Даймлер» местами едва проходил, цепляя препятствия боками.

Сама брусчатка здесь шла волнами, в свете фар то и дело блестели обширные лужи, в которые мы влетали, поднимая целые тучи брызг, машина раскачивалась на ямах, но не вихляла — спасал тяжелый кузов и неплохая по меркам местных технологий подвеска.

Уличных фонарей в этой части города было немного, так что порой за пределами конуса, выхваченного из темноты светом фар, вообще нихрена нельзя было разглядеть. Но Путилин умудрялся как-то ориентироваться, к тому же лавируя между неожиданными препятствиями. Это не всегда получалось — мы снесли несколько столбов, разбили вдребезги пару каких-то старых ящиков, выставленных прямо на краю дороги, основательно проредили штакетник в неудачно выпирающем на проезжую часть заборе. Путилин при каждом столкновении болезненно морщился. Кузов-то у машины был крепкий, как у танка. А вот краску жалко. Я же видел, как он на днях бережно полировал кузов.

— Осторожно!! — заорал я, когда перед нами вдруг неожиданно выросла кирпичная стена. Визг тормозов резанул по ушам, машина замерла в считанных сантиметрах от кладки.

Тупик! Но машина с Беллой где? Куда-то успели свернуть под шумок…

Путилин врубил заднюю и обернулся, вглядываясь в темноту за задним стеклом. Сдал на несколько метров назад, отыскивая участок дороги, где можно было бы развернуться. Я же, воспользовавшись небольшой остановкой, выскочил из машины. Почти одновременно выпустил наружу албыс.

— Где они?! Ищи! — прошептал я на бегу, вглядываясь в лабиринт глухих деревянных заборов и тёмных одно-двухэтажных домов с редко где горящими окнами.

Из-за заборов со всех сторон брехали собаки, вдалеке маячили пятна переносных фонарей. Но в целом никто из местных, похоже, не горел желанием выбегать на улицу и выяснять, что тут за переполох. Такое ощущение, что с наступлением вечера здесь все закрываются по домам и носа наружу не высовывают.

Албыс взяла след мгновенно — я только успевал бежать за её размывающимся в полёте рыжеволосым силуэтом. Путилин быстро остался позади и безнадёжно отстал, пытаясь развернуться на узкой улочке. Призрак же провёл меня по извилистому маршруту между какими-то кустами и нырнул вправо, в тёмный проём между зданиями. Казалось, сюда и машина-то то не пролезет, однако в подмёрзшей грязи отчетливо виднелась глубокая колея — похоже, этот проезд часто использовался.

По ту сторону длинного, как туннель, проезда, зажатого с двух сторон глухими кирпичными стенами, я разглядел отсвет фар во дворе и расслышал отголоски работающего двигателя. Почти тут же свет погас, и мотор тоже заглушили, но я уже нёсся по проходу со всех ног, не особо заботясь о том, что меня могут услышать.

Строения вокруг были явно не жилые — глухие кирпичные стены, без окон, с большими деревянными воротами. Похоже, склады или какие-то производственные помещения. Когда я выскочил во двор, похожий на колодец из-за высящихся со всех сторон стен, одна из створок ворот как раз грохнула, захлопываясь. Машины во дворе не было видно — похоже, её как раз загнали в один из ангаров. Двор освещался только вышедшей из-за туч луной, в свете которой все предметы казались вырезанными из чёрной бумаги силуэтами.

Искать какие-то обходные пути было некогда, поэтому я попёр напролом. Тем более что ворота-то были деревянные. На бегу вложив эдру в Укрепление, я с разгона долбанул в закрывшуюся створку кулаком. Хруст и грохот разнесся такой, что лаем отозвались собаки со всей округи. В области удара доски сломались и продавились внутрь, в воротах образовалась солидная брешь. Но чтобы пробить дыру, в которую смог бы пролезть я сам, пришлось ударить еще раза три, настраивая Укрепление так, чтобы силовая волна расходилась конусом, отбрасывая от меня щепки и обломки досок.

Едва я заскочил внутрь, в темноте загрохотали выстрелы. К счастью, стрелок был не очень-то меткий — пули ударили в ворота рядом со мной, зато сам я успел разглядеть в темноте вспышки выстрелов.

Стреляли из-за капота машины. С водительской стороны на меня выскочил упырь — не открывая двери, прямо сквозь окно. Из-за длинных волос я поначалу принял его за Арамиса, но почти сразу стало понятно, что обознался. Этот был постарше, пониже ростом. И куда менее опасен. Попытался взять меня нахрапом — сиганул, как рассерженный кот, выпустив когти и клыки, и поначалу за счёт звериной скорости и ловкости сумел меня даже пару раз ударить. Я едва успел уклониться, и острые когти полоснули меня по щеке и шее, оставляя горящие болью царапины.

Повернулся, пропуская упыря мимо себя, и на лету перехватывая у него Дар. Тут же будто бы врубился прибор ночного видения — непроглядная тьма раскрасилась оттенками серого, чётко проступили очертания машины и других окружающих предметов.

Водила-упырь, развернувшись, бросился на меня снова. В кураже он, конечно, не заметил изменений, произошедших во мне, да и не мог. На меня же Дар Зверя лёг, как дождь на исстрадавшуюся в засухе землю, наложившись на азарт погони и злость на сбежавшую Беллу. За спиной будто крылья выросли, злая, хищная сила распирала изнутри. Беднягу-упыря я попросту поймал на лету, перехватив правой рукой его запястье, а левой вцепившись прямо в глотку. Он захрипел, как пойманный в петлю хорёк, и хрип этот быстро перешёл в вопль ужаса.

Я был зол. И голоден. И потому дал волю этому голоду, запустив в вампира жадные щупальца Дара. Развернувшись, впечатал его спиной в боковину кабины, и буквально за несколько секунд выпил досуха, поглотив всю свободную эдру и в несколько движений разорвав само тонкое тело. Энергетическое «сердце» — вместилище Дара — затрепетало перед внутренним взором, будто пойманная птица, и тут же съёжилось, занимая свободную ячейку в Сердечнике.

Наконец-то. Давно хотел заполучить Дар Зверя в свою коллекцию.

Вампир, лишившись Дара, резко ослабел. Продолжал хрипеть и трепыхаться, но я спокойно удерживал его на весу, схватив за глотку. Долбанул разок спиной о дверь машины, потом, перехватив ладонью за лицо, впечатал затылком в капот. Хотел просто оглушить, но не рассчитал силы — судя по звуку, череп у него не выдержал и треснул, как арбуз. Резко обмякнув, упырь мешком рухнул на землю.

В припадке звериной ярости, смешанной с эйфорией от полученной порции эдры, я даже не сразу заметил, как в меня ударились пули. Боли тоже не было — тело лишь дергалось от попаданий. Развернувшись, стремительно зашагал в сторону Беллы.

Та продолжала судорожно жать на спусковой крючок, даже когда патроны кончились — в тишине отчётливо слышно было, как щелкает вхолостую боёк револьвера. Её распахнутые от страха глаза в темноте были похожи на дрожащие, чуть светящиеся изнутри озерца.

— Да кто ты такой?! — в ужасе выкрикнула она, когда я оказался вплотную.

Я выбил у неё из рук револьвер одним движением. Тоже, пожалуй, не рассчитал силы — она вскрикнула от боли, отшатнулась. Оступившись, едва не упала, но я ухватил её, удержав на ногах. Взяв за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза. Мелькнула мысль переключиться на Аспект Морока, но вовремя передумал. Сейчас я слишком взвинчен, тоже могу наломать дров. А Белла нам ещё пригодится — без её показаний заговор не раскрыть.

Шумно втянув воздух через ноздри, я постарался хоть немного успокоиться, хотя внутреннего зверя унять было очень сложно. Пришлось даже сбросить Аспект Зверя. Переключился на Исцеление, тут же почувствовав, как глубокие царапины на щеке защипало, а пули в ранах зашевелились, потихоньку выдавливаясь наружу. Я зарычал от боли, но Белла восприняла это, как угрозу, и ещё сильнее сжалась от страха.

— А теперь послушай меня внимательно. Попробуешь сбежать ещё раз — и я тебя сожру, — прорычал я, склонившись к ней так, что чувствовал её дыханье на своём лице. — Попробуешь ещё раз применить свой Дар на мне или на моих близких — и я тебя сожру. В буквальном смысле. Поверь, тебе не понравится.

Для иллюстрации я запустил в её тонкое тело щупальца Дара, легко вытягивая жалкие остатки эдры. Аура Беллы всё ещё не восстановилась от воздействия синь-камня, и даже браслеты Путилина всё ещё были у неё на руках, только цепочка между ними перерублена, а от самих кристаллов в браслетах остались лишь осколки. Но моё воздействие она явно почувствовала — на энергетическом уровне это, наверное, всё равно, что ковырять пальцем в свежей ране. Она сжалась ещё сильнее и задрожала всем телом. Хотела что-то сказать, но лишь беззвучно шевелила губами, хватая воздух.

— Ты, наверное, мнишь себя очень умной и хитрой, — продолжил я, чуть успокоившись, но в голосе по-прежнему вибрировали нотки рычания. — И тебе и правда удаётся манипулировать всякими олухами типа Арамиса. Но на меня не смей больше рыпаться, поняла? Ты понятия не имеешь, с кем связалась. И жива ты только потому, что кое-что знаешь. И я хочу использовать твои слова в суде.

— Ты… зря теряешь время! — всё ещё дрожащим, но уже от злости, голосом отозвалась она. — Никаких показаний я давать не буду! И в застенках вы меня не удержите. Товарищи следят за мной, и при первом же случае помогут бежать. Как сегодня. Тебе повезло, что Артура здесь нет. Но он ещё придёт за тобой!

— Арамис-то твой? Очень на это надеюсь, — хищно улыбнулся я.

Улыбка получилась немного вымученной, потому что из ран на груди как раз одна за другой вылезли две пули, упав за пазуху скользкими горячими пилюлями. Пулевые отверстия тут же сомкнулись, быстро зарастая. Царапины от когтей на щеке тоже уже затянулись, не оставив и следа. Способности к самоисцелению у меня здорово продвинулись, как и все остальные. Правда, и расход эдры вырос соответствующе, так что чувство голода не покидало меня даже сейчас, когда я только что сожрал полноценного вампира.

Ну, ничего. Интуиция подсказывала, что ситуация должна выровняться, когда моя внутренняя трансформация минует, наконец, очередной этап. Просто молодой растущий организм требует пищи.

— Ну, а теперь — пора домой, — не особо церемонясь, я опять закинул черноволосую на плечо. — И на этот раз подыщем тебе камеру понадёжнее.

Глава 8

Аспект Зверя ворочался в Сердечнике беспокойной багровой кляксой — будто и правда пойманный в клетку зверёк, пытающийся вырваться наружу. Аспект Укрепления по сравнению с ним выглядел немного блёкло — полупрозрачный, слегка вибрирующий. Аспект Вепря — еще более смутный, больше похожий на дрожание нагретого воздуха. Исцеление мерцало приятным золотистым светом. Морок был похож на клочок фиолетового тумана, внутри которого можно было разглядеть смутный силуэт, похожий не то на осьминога, не то просто на пучок шевелящихся водорослей. Аспект Конструктора — тоже фиолетовый, но с чётко проглядывающим внутри рисунком, похожим на паутину. Внешне они с Мороком очень похожи, что неудивительно — источник-то у них один.

Шесть Аспектов. Целая обойма, и это не считая моего базового Аспекта Пересмешника и Аспекта Призрака, который я отдал на откуп албыс, но который тоже занимает место в Сердечнике. Собственно, свободных ячеек и не осталось. И это меня немного беспокоит.

С одной стороны, я интуитивно чувствую, что смогу расширить Сердечник. Если приглядеться, в его структуре даже можно увидеть небольшие пузырьки, похожие на ячейки под Аспекты, только гораздо меньше размером. Этакие недозревшие горошины. Если сосредоточиться на их развитии и влить в них достаточно эдры — то они превратятся в полноценные гнёзда.

Только вот стоит ли сейчас тратить на это ресурсы?

Ещё я могу попросту выбросить какой-нибудь из трофейных Даров, распылить его на нейтральную эдру, и таким образом освободить место. Но, честно говоря, жаба душит. Расставаться ни с одним из них не хочется. Всё-таки какая-никакая, а суперсила, да и достаются они мне с трудом.

С другой стороны, как показала практика, переключаться между разными Аспектами в бою не всегда удобно…

Я недовольно поморщился, приоткрывая глаза и отвлекаясь от своей медитации. Взглянул наверх. Там, на ветках Гранитного дуба, словно русалка из пушкинской сказки, расположилась албыс. Бесстыже покачивая голыми ногами и запрокинув лицо к небу, она напевала какую-то песенку на странном отрывистом языке с обилием протяжных гортанных звуков. Получалось, к слову, неплохо, но здорово мешало сосредоточиться.

— А можно потише? — шепнул я, хотя мог бы и вовсе не открывать рта, а ограничиться мысленным посылом — моя призрачная спутница легко улавливала мои мысли. Но к такому формату общения я пока никак не мог привыкнуть.

— Скучный ты, — пожаловалась ведьма, но мурлыкать и правда перестала. — И долго ты ещё здесь торчать собираешься?

— А что тебе не нравится? Занятия закончились. До вечера время ещё есть. Хочу эдрой напитаться от дерева. Думаю, ночью она здорово пригодится.

Я невольно вздохнул. Время летит быстро, и срок, назначенный Демьяну Сумароковым, уже подходит к концу. Сегодня в полночь очень многое решится. И я не то, чтобы боялся, но… весьма опасался этой встречи. Сумрак — не просто упырь, он главарь Стаи. Серьёзный противник, которого нельзя недооценивать. И что я могу ему противопоставить?

Дар Зверя… Я в очередной раз переключился на багровый Аспект, прикрыл глаза, вслушиваясь в ощущения.

Занятно…

До этого я уже не раз пользовался Аспектом Зверя, но заёмным, копируя Дар полностью — то у Демьяна, то у Арамиса, то у других вампиров. И каждый раз впечатления разнились, поскольку конфигурация самого Дара у всех моих «доноров» была разная, со своими особенностями.

Сам по себе Аспект Зверя даёт несколько вполне определённых свойств, присущих всем вампирам. Во-первых, собственно, сам вампиризм — способность поглощать эдру и жизненную энергию прямо из живых жертв. Во-вторых, звериное чутьё — обострённый слух, зрение, нюх. В-третьих — усиленную регенерацию, скорость реакции, силу. И, наконец, боевую форму — способность на некоторое время менять своё тело, отращивая клыки и когти и прочее естественное оружие.

Все эти грани Дара у каждого конкретного Зверя проявляются по-разному — какие-то более ярко, какие-то менее. Арамис, например, преуспел в отращивании костяных клинков. А у Вари способность к изменениям шагнула ещё дальше — она полноценный медвежий оборотень. При этом вампиризм и прочие особенности Аспекта Зверя у неё, наоборот, выражены довольно слабо.

Раньше, перенимая Дары, я копировал и саму их конфигурацию. Но заполучив в распоряжение чистый Аспект Зверя, поначалу был даже несколько разочарован. Очень уж он оказался… средненьким каким-то. Точнее сказать, усреднённым. Вроде бы все признаки на месте, но ни по одному направлению — ничего выдающегося. Видимо, более тонкой настройкой придётся заниматься самому.

Но сколько времени на это уйдёт? Пока не очень понятно. А серьёзная драка намечается уже сегодня ночью. И с таким хлипким Даром я против главы Стаи — всё равно, что щенок против матёрого волка. Проще уж тогда на месте перехватить Дар у самого Сумрака. Правда, и тогда я окажусь заведомо слабее него — мало заполучить чужое оружие, надо им ещё и уметь пользоваться…

Выходит, вся надежда на Укрепление и Вепря. Сами по себе Аспекты неплохие, но вот то, что их приходится чередовать — это огромный минус. Вот если бы их как-то объединить… А ещё лучше — прибавить к Аспекту Зверя, слепить этакий гибрид. Такое ведь возможно, нефилимы могут владеть одновременно двумя, а то и тремя Аспектами. У того же Грача, похоже, было сразу два — Зверь и Призрак. А у албыс — и того больше…

Ведьма хихикнула, и я снова недовольно приоткрыл глаза.

— Что смешного? Помогла бы лучше…

— Так ты же ничего не спрашиваешь.

— А то ты сама не знаешь, что у меня сейчас на уме? — проворчал я громче, но осёкся, заметив невдалеке на аллее спешащую куда-то студентку.

Расположился я, как всегда, на скамейке у самого ствола дуба — так, что откинувшись назад, мог касаться затылком коры дерева. Эти мои дневные медитации здесь уже стали привычными, и никого особо не удивляли. Но если услышат, что я ещё и сам с собой разговариваю — поводов для сплетен прибавится.

Албыс со скучающим видом пожала плечами и, упираясь обеими ладонями в ветку, снова совсем по-детски заболтала ногами в воздухе.

— Можно ли как-то слить два Аспекта в один? — решил я задать более конкретный вопрос.

— Аспекта… Слово-то какое мудрёное. Нашёл кого о таком спрашивать. Я ж такому не обучена. Жила в лесу, молилась колесу…

— Ну, не прибедняйся, — уже мягче продолжил я — едва слышно, проговаривая слова одними губами и стараясь не жестикулировать. — Ты-то о магии знаешь куда больше людей. И, между прочим, обещала помогать.

— Я и помогаю! Ту чернявую ты бы без меня не поймал, между прочим.

— За это спасибо. Но что насчёт моего вопроса?

Албыс тоже сменила тон — из насмешливого на задумчивый. Говорила медленно, порой явно с трудом подбирая слова.

— Вы, люди, вообще странные. Даже если кому из вас сила достаётся, то пользуетесь ей, как те дурни, что саблю не с того краю хватают. Аспекты какие-то вон выдумали…

— Сила по-разному проявляется, сама знаешь. И вот эти разновидности мы и пытаемся понять и описать…

— Только не очень-то получается. Чтобы понять эдру, нужно к ней приглядеться хорошенько. Ты же сам, небось, видишь?

Она подняла руки и один за другим начала рисовать в воздухе грубые угловатые символы. Вокруг пальцев её вился сизый дымок, от которого в воздухе оставались быстро тающие следы, которые, однако, я успевал разглядеть. Символы были знакомые. Те самые шаманские руны, удивительным образом похожие на простейшие энергетические структуры, из которых соткано и моё тонкое тело.

— Видеть-то вижу. Но не всё понимаю.

— А вы все такие. Будто дети малые, несмышлёные, которые говорить учатся. Лепечут чего-то, сами не понимая смысла. Повторяют одно и то же… Прямо как птички-пересмешники.

Она несколько раз подряд нарисовала в воздухе один и тот же символ.

— И потому вы упираетесь в стены, которые сами же и возводите. А эдра ведь текучая, как вода. Её можно и льдом обратить, и паром. И вобрать она в себя может, что угодно…

— Кончай уже говорить загадками, — проворчал я. — Можешь конкретнее?

— Да не знаю я, как сказать, чтобы ты уразумел, — ведьма раздражённо дёрнула плечами. — Вы, люди, приходите на всё готовое. Эдра ведь разной бывает. Окрашивается разными силами, впитывается во всё. И вы какой её находите — такую и пользуете. К примеру, засядет в человеке дух эдры, окрашенный огнём. И человек его и взращивает. Думает, что приручил, но это ещё надвое сказано. Человек думает, что это он огнём управляет. А на деле, может, и наоборот. Дух его захватывает, делает вспыльчивым, с ума сводит…

Я задумчиво хмыкнул.

— Ты так говоришь, будто духиэти… живые.

В ответ она лишь загадочно усмехнулась, сверкнув зелёными, как у кошки, глазищами.

— Я-то могу эдру перекрашивать, как угодно, — начал рассуждать я. — Когда копирую Дар у других. Но не могу делать это просто так, не имея перед глазами готового… духа.

— Ну, такое мало кому под силу. Разве что варман туурам, хозяевам тайги. Но уж слить два духа в один ты точно сможешь. Смог же, к примеру, меня на части разделить.

— Ещё бы понять, как я это сделал… — вздохнул я. — И как провернуть обратный фокус.

— Дух Ткача тебе поможет. Главное — ловушку понадёжнее сооруди.

Ткач? Ловушка?

Переспрашивать ведьму я не стал — сам понял, что она намекает на сущность, которую сам я назвал Аспектом Конструктора. С его помощью сама албыс при жизни умела создавать устойчивые магические конструкты — например, Око, сотканное из эдры и играющее роль этакой камеры наружного наблюдения.

С этим Аспектом я пока ещё не работал толком. Само переключение на него не вызывало никаких особых ощущений. Разве что тонкое тело и следы эдры в окружающем мире становились более явными, чёткими, проявляясь не только свечением и цветом, но и вязью знакомых символов-рун.

Я взглянул на часы. Половина третьего. Время ещё есть. Попробую поэкспериментировать…

Первые несколько минут просто прислушивался к ощущениям, потом попробовал перейти к активным действиям.

А вот и первое открытые. Тянуть эдру из дуба вдруг стало легче. И не потому, что я как-то изменил поглощающий щуп. Скорее наоборот — видоизменил сам входящий поток. Оперировать внешними источникам эдры под этим Аспектом было гораздо проще и самое главное — появилась масса возможностей. Без этого Аспекта я, по сути, мог только видеть следы эдры и поглощать их. Но сейчас…

Я поднял руку ладонью вверх, наблюдая, как вытянутая из ствола дуба эдра плотным шлейфом огибает меня и, повинуясь мысленному приказу, сворачивается в плотное облачко размером со снежок. Концентрируя так энергию в течение пары минут, я скатал тугой, вибрирующий от внутреннего напряжения шарик. Подняв вторую руку, растянул его в веретенообразную конструкцию…

Баловство, конечно… Но что-то в этом есть.

И понятно, почему албыс говорит про ловушку. Пока Аспекты внутри меня, объединить их я не могу — каждый надёжно сидит в своей ячейке. Чтобы с ними что-то сделать, нужно их выпустить наружу из Сердечника. А потом — как минимум, как-то удержать вместе, чтобы не рассеялись.

И разгадка, как соорудить такую ловушку, тоже на поверхности. Достаточно приглядеться к строению Сердечника, особенно самих его ячеек под Аспекты. И подглядеть, из чего они состоят. Там вполне чёткая структура проглядывается из сплетенных между собой крестообразных элементов, образующих что-то вроде решётки. Я попробовал перенести этот рисунок на созданный из эдры шарик и — вуаля! — тот преобразился. Теперь мне даже не требовалось прилагать мысленных усилий, чтобы удерживать это облачко энергии на месте — оно превратилось пусть в невидимый, сотканный из энергии, но вполне стабильный объект.

— А ты быстро учишься, — одобрительно хмыкнула албыс.

Она уже успела когда-то слететь с ветки дуба и теперь сидела на спинке скамейки правее меня, с интересом заглядывая через плечо.

— Да уж не дурнее паровоза, — усмехнулся я.

Будто издеваясь над моими словами, созданная мной конструкция вдруг распалась — почти мгновенно, будто из подножия башни дженга неудачно выдернули брусок.

— Чтобы закрепить, нужно влить побольше эдры, — посоветовала албыс. — А ещё лучше — привязать к чему-то.

— В смысле «привязать»?

— Ну, как ваши шаманы делают. Берут какую-нибудь деревяшку, камешек, кусочек кости. И уже в него эдру накачивают, придают ей форму.

— А, то есть взять что-то материальное…

Что ж, это многое объясняет. Например, как шаманы делают всякие амулеты, идолов и прочие магические артефакты. Вот и мне можно попробовать состряпать что-то подобное. Хотя бы одноразовое.

Место для экспериментов, конечно, не самое подходящее — посреди парка, у всех на виду. Но и идти домой я не спешил. Иметь под боком Гранитный дуб, как источник халявной эдры показалось мне хорошим подспорьем. Да и народу в парке не так уж много — погода опять довольно мерзкая, к прогулкам не располагает.

Я поднялся со скамейки и прошёлся вокруг дуба, чтобы немного размяться и согреться. Заодно поискал что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве «якорей» для магического конструкта.

В первую очередь, конечно, попались на глаза гранитные жёлуди — округлые, гладкие, как отполированная галька, они валялись в траве в огромных количествах, несмотря на то что каждый год в множестве растаскивались студентами на сувениры. Я набрал их целую пригоршню, присовокупил к ним несколько сухих веток, листьев и прочего валяющегося под ногами мусора.

Снова перебравшись через ограждение, опоясывающее Гранитный дуб, устроился на скамейке со всем этим нехитрым добром. Чувствовал себя как дошколёнок, лепящий поделку из подручных материалов. Занятие, на удивление, оказалось увлекательным, и к тому же здорово способствовало дальнейшим размышлениям.

Я вернулся к идее о том, чтобы соорудить для себя некую боевую форму, похожую на те, что у вампиров. Перенимать чужие Дары — штука очень полезная, в том числе и в бою. Но хочется иметь под рукой что-то своё, надёжное и опробованное.

Что, если взять за основу Аспект Зверя, примешать к нему Аспект Вепря (они вообще очень похожие, только Вепрь сильно проще), а затем добавить к ним и Укрепление? Сразу три в одном. Правда, и ловушки тогда надо будет соорудить сразу три… Или даже четыре…

В итоге у меня получилась грубоватая пирамидка с четырьмя вершинами, собранная из сухих веточек, скрепленных между собой полосками ткани от разорванного носового платка. В каждой вершине я закрепил по жёлудю. Получившийся, прости господи, артефакт установил между двумя выпирающими из-под земли корнями.

Дальше пришлось работать уже не руками, а головой, активно используя Аспект Конструктора. Я перенаправил в пирамидку потоки эдры из дуба, но не напрямую, а как бы закольцевав — так, чтобы энергия, протекая через поделку, возвращалась обратно в древесный ствол. Небольшая хитрость — так дуб не чувствует давления и не сопротивляется, пытаясь втянуть эдру обратно. Скрестив таким образом несколько таких петель на пирамидке, я добился того, что без усилий с моей стороны в одной точке начала нагнетаться серьёзная концентрация эдры. Даже самому понравилось.

— Да я у мамы инженер… — пробормотал я, наблюдая, как грубоватый тотем на глазах наполняется силой.

Теперь бы эту силу направить в нужное русло… Создать ловушки.

Я снова скопировал руны из Сердечника, проецируя их уже на поверхность каждого из четырёх желудей. Албыс оказалась права — так было гораздо проще, чем пытаться удержать все эти конструкции в воздухе.

Кстати, теперь понятно, откуда появились те вырезанные когтями руны на стволе дуба и в других местах, по которым я в своё время выследил саму албыс. С их помощью она и создавала очередное призрачное Око и цепляла его к дереву, стене здания или другому материальному объекту. Я-то думал, что в этом есть что-то ритуальное, магическое. Но, выходит, смысл у этого действа сугубо прикладной…

— Ну, что думаешь? Получится? — украдкой оглядевшись, нет ли кого, спросил я у албыс.

Похолодало, пошёл мелкий противный снежок, и торчать дальше в парке становилось уже неуютно. Но я был полон решимости завершить начатое.

— А ты смышлёный. Но нужно будет гораздо больше эдры, иначе не удержишь духов.

Я попробовал перекрестить на тотеме ещё несколько потоков, вытянутых из дуба. Но после определённого количества этот трюк перестал работать. Можно, конечно, вливать эдру напрямую из Средоточия, но жечь собственные ресурсы я пока не торопился. Накопить полный грудной узел мне сейчас тяжеловато, а ночью — серьёзный бой.

Пробежавшись по близлежащим аллеям, я решился на небольшой акт вандализма. Улучив момент, когда поблизости никого не было, забрался на фонарный столб и вытащил из плафона увесистый кристалл солнечника размером в два кулака. Сложнее было пронести его тайком обратно — этот булыжник мало того, что топорщился за пазухой, так ещё и начинал светиться.

Установил я его прямо рядом с пирамидкой и запитал от него, как от батарейки, все четыре ловушки-желудя. Сложнее всего тут было обеспечить плавность и равномерность потоков энергии, но, к счастью, с солнечным эмберитом в этом смысле работать проще, чем, например, с огненным — объем эдры в нем не такой огромный, и отдаёт он её постепенно, без рывков.

Я в очередной раз огляделся, нет ли кого поблизости. Немногочисленные прохожие студенты торопливо пробегали по дорожкам, подняв воротники и вжимая головы в плечи, прячась от ветра и мокрого снега. Им было не до меня. Я и сам уже изрядно задубел, но бросать начатое было бы глупо.

Сооружённая мной конструкция, если смотреть на неё обычным зрением, была очень невзрачная. Но в энергетическом спектре полыхала огнями и светящимися полосами, как новогодняя ёлка. При этом ещё и была жутко нестабильной — то и дело приходилось мысленно подправлять потоки, удерживая систему в шатком равновесии.

Но реальные сложности начались, когда я начал размещать Аспекты в ловушках-желудях. Начал с самого простого — Аспекта Вепря. Тот втянулся в ловушку легко, сам собой. А вот с Укреплением пришлось повозиться — тугой вибрирующий комок энергии не хотел держаться в хрупкой энергетической клетке, так что пришлось увеличить нажим и влить в неё побольше эдры. А уж когда я освободил Аспект Зверя, процесс и вовсе стал напоминать жонглирование — я отчаянно пытался удержать все три сущности на своих местах.

Кристалл солнечника пульсировал и тускнел на глазах, покрываясь сеткой трещин. Эдры, вытягиваемой из дуба, тоже не хватало, так что мне пришлось подключить и свои резервы. Но, наконец, удалось зафиксировать Аспекты в треугольнике, лежащем в основании пирамидки. Затем я повёл их по граням наверх, к вершине, чтобы слить воедино.

Я так увлёкся процессом, что всё окружающее перестало для меня существовать. Даже холод и ветер не ощущались — меня наоборот бросило в жар, всё тело дрожало от напряжения. Пойманные мной Аспекты и правда сейчас напоминали живых существ. Что-то вроде медуз или тому подобных морских тварей — беспокойных, шевелящих щупальцами, конвульсивно дёргающихся в ответ на мои усилия. И так и норовящих выскользнуть. Но я упорно тянул их к вершине моей самодельной пирамидки, перетаскивая в общую ловушку.

На моменте слияния пришлось изрядно попотеть. В прямом смысле. В эти мгновения моё тонкое тело словно слилось воедино с сооружённой конструкцией и с дубом, и я даже на физическом уровне ощущал огромное напряжение. Меня будто колотило током — несильно, но достаточно для того, чтобы все мышцы задеревенели, а кожа покрылась горячей испариной. Из горла рвался натужный хрип, переходящий в рычание…

Кажется, я ненадолго вырубился. Короткая яркая вспышка вдруг сменилась темнотой, а потом я вдруг обнаружил себя лежащим на земле ничком. Левая щека занемела — я уткнулся ею прямо в припорошенную снегом палую листву, и этот холодный компресс здорово бодрил.

— Сибирский? Это вы?

Я встрепенулся, быстро поднимаясь на ноги. В ужасе оглянулся на обломки пирамидки, валяющиеся у корней дуба. Если бы не белеющие на них тряпичные полоски, с помощью которых я скреплял конструкцию, и вовсе нельзя было понять, что это не обычный мусор. Но никаких энергетических следов рядом не было видно, и даже потоки эдры самого дуба вернулись в исходное состояние, спрятавшись глубоко в ствол.

Сколько же я так провалялся?! Похоже, несколько минут.

— Богдан? С вами всё хорошо?

Шагах в десяти от меня, за невысокой оградой, окружающей дуб, стояла невысокая стройная женщина в очках, зябко кутаясь в пальто и пряча ладони в меховую муфту.

Амалия, секретарша ректора. Интересно, что она успела увидеть? Выглядит не особо испуганной — скорее, немного удивлённой.

— Да-да, — рассеянно отозвался я, вытирая лицо рукавом. — Я тут просто…

Сходу придумать правдоподобное объяснение тому, почему я валяюсь на земле посреди парка, было непросто, но, к счастью, Амалию это, похоже, не сильно волновало — она изрядно продрогла на ветру в своём тонком пальто, только и мечтая вернуться в помещение.

— Мне подсказали, что вас можно найти здесь. И хорошо, что я вас застала. Вас Николай Георгиевич к себе вызывает. Это срочно!

Не дожидаясь ответа, она повернулась в сторону учебного корпуса, давая понять, чтобы я поторопился.

— Да, конечно, — с облегчением выдохнул я, покидая место ритуала.

Заглянул в Сердечник…

Уф… Ну, гора с плеч! Вроде бы получилось. Аспектов стало на два меньше, и звериный выглядел несколько иначе, чем до эксперимента. Плотнее, насыщеннее, крупнее, так что едва помещался в ячейке. Переключаться на него прямо сейчас я, понятное дело, не стал, но настроение резко улучшилось. Его сейчас не могла испортить ни промозглая погода, ни испачканное пальто, ни предстоящая выволочка от Кабанова. А в том, что разговор будет не из приятных, я почему-то был уверен.

— А не знаете, по какому вопросу меня вызывают-то? — всё же уточнил я у Амалии, догоняя её и шагая рядом спиной вперёд, чтобы заслонить её немного от ветра.

Девушка, щурясь от колючих снежинок, летящих в лицо, покачала головой.

— Нет. Но он очень торопил. У него гость в кабинете. Я так поняла, он-то с вами и хочет переговорить.

— Что за гость?

— Какой-то важный чиновник, — ответила она заговорщическим тоном, чуть понизив голос, будто нас кто-то мог подслушать. — Кажется, помощник самого генерал-губернатора!

— Ясно, — вздохнул я.

Этого мне ещё сейчас не хватало…

Глава 9

— А, Богдан! Наконец-то. Проходи, — вставая из-за стола, приветствовал меня ректор. Он был искренне рад моему появлению и даже вышел навстречу, крепко пожав руку.

Гость Николая Георгиевича, сидевший в кресле вполоборота к столу, поприветствовал меня лишь легким кивком. Как я и ожидал по подсказке Амалии, это оказался Прокопович, тот самый секретарь Вяземского, с которым мы уже пересекались во время губернаторского приёма.

— Викентий… Павлович, если не ошибаюсь? — кивнул я в ответ.

— А, так вы уже знакомы? — с некоторым облегчением уточнил Кабанов. — Ну, что ж, тем проще. Мы с Викентием Павловичем как раз обсуждали твоё… обучение. И в целом твой статус в университете.

— Без меня меня женили… — усмехнулся я.

Подходящая присказка всплыла в памяти, и почти сразу же мелькнула мысль — а из чьей именно? В последние дни я начал вспоминать всё больше подробностей своих прошлых жизней, причем обеих — и молодого Богдана, и более взрослого Игоря из другого мира. Происходило это по-прежнему постепенно — как правило, когда какое-то событие, фраза или другой триггер запускали в мозгу цепочку ассоциаций.

При этом, странное дело, я не чувствовал какого-то раздвоения личности, и воспоминания из обеих жизней воспринимал совершенно органично. Будто и там, и там был я, я настоящий. Ни разу не возникло какого-то внутреннего конфликта, неприятия из-за действий моего молодого «напарника». Мы с ним были очень похожи, и действовал он так, как на его месте поступил бы и я сам. И чем больше я об этом рассуждал, тем крепче становилась мысль, что это всё не случайно. Мы не просто похожи. Мы одинаковы. Мы — один и тот же человек. Инкарнации в разных параллельных мирах. А значит, и то, что при воскрешении Богдана в его теле оказался именно я — тоже не случайность.

По большому счёту, это ничего не меняло в моём нынешнем положении. Но на душе почему-то стало гораздо спокойнее. Я перестал чувствовать себя этаким самозванцем, вселившимся в чужое тело, возможно, даже вытеснив предыдущего хозяина. Наоборот. Я получил новую жизнь для нас обоих, и на этот раз постараюсь не лишиться её так глупо.

А ещё в который раз порадовался, что к воспоминаниям из прошлых жизней перестали примешиваться образы из памяти албыс. Если бы я тогда не провернул тот трюк с нашим разделением и обращением её в самостоятельную, пусть и привязанную ко мне сущность — то наше с ней слияние продолжилось бы. И неизвестно ещё, чем кончилось.

Все эти мысли промелькнули у меня за считанные секунды, пока я с вежливой, но холодной улыбкой рассматривал помощника Вяземского. Хоть я и сказал Кабанову, что мы знакомы, это было преувеличением. На том губернаторском приёме я видел Прокоповича мельком всего пару раз. Ну, и невольно подслушал их разговор с Вяземским. Но этого мало, чтобы составить полноценное впечатление.

Прокопович не был нефом, но для своего возраста выглядел довольно моложаво. Волосы и усы полностью седые, но очень ухоженные, подстриженные так ровно, будто он только что от цирюльника. Да и кожа почти без морщин, хорошего оттенка, фигура подтянутая, выдающая собой привычку к регулярным физическим упражнениям. На холёных пальцах поблескивают сразу четыре массивных перстня, на одном из которых я разглядел герб с головой мамонта. Взгляд серых выцветших глаз из-под золочёного пенсне — вежлив и доброжелателен…

Но неискренен. Перед тем, как войти, я переключился на Аспект Морока, и сразу почувствовал на коже отчётливое холодное дуновение. Прокоповичу я не нравлюсь, и это мягко сказано. Тут целая гамма чувств — от страха и зависти до подавленного раздражения. Особенно ярко эта неприязнь смотрится на контрасте с эмоциональным фоном Кабанова. Тот тоже в некотором смятении, но ко мне относится с теплотой и беспокойством. А вот высокого чиновника у себя в кабинете терпит с явным усилием. Не боится его, но и не горит желанием общаться.

— Да, без вашего присутствия, Богдан Аскольдович, наше обсуждение имело мало смысла, — кивнул Прокопович и указал на свободное кресло напротив. — Присаживайтесь, у нас с Николаем Георгиевичем будет к вам несколько серьёзных вопросов.

Я расположился в кресле, Кабанов вернулся за свой стол. Они с Прокоповичем переглянулись, и ректор после одобрительного кивка начал первым.

— Столько всего навалилось за этот месяц. Кажется, ещё только вчера ты заявился ко мне в этот самый кабинет с рекомендательным письмом от отца…

— Да уж, сентябрь выдался насыщенным, — усмехнулся я.

— Это уж точно. Многое изменилось, и продолжает меняться прямо сейчас. Во-первых, я думаю, пора заканчивать с этой неразберихой по поводу твоей фамилии. Документы на имя Василевского тебе выданы ещё неделю назад, но у нас ты во всех списках всё ещё значишься, как Сибирский, да и студенческий билет всё ещё на эту фамилию…

Я кивнул. Действительно, я до последнего цеплялся за своё инкогнито, хотя в этом уже не было никакого смысла. Особенно сейчас, после того как мы лицом к лицу столкнулись с Орловым, из-за которого я, собственно, и старался скрывать свою личность.

Кабанов постучал пальцами по знакомым зеленоватым «корочкам», лежащим у него на углу стола.

— Новый студенческий мы тебе уже выписали, забери.

— Благодарю…

Я привстал, дотягиваясь до документа. Усевшись обратно, из любопытства раскрыл его, скользнул взглядом по фотографии и тексту. Вроде бы ничего не должно было измениться, кроме фамилии, однако я отметил, что на бланке внутри добавилась ещё одна печать — с уже примелькавшимся мне в Томске гербом Вяземского — башка мамонта с огромными загнутыми в стороны бивнями.

— А теперь — о самой учёбе. По распоряжению его сиятельства Сергея Александровича ты переведён на губернаторскую стипендию. И это означает не только то, что губернатор будет оплачивать твоё обучение и выделять некоторую сумму на текущие расходы. Это и возможность обучаться по особым целевым программам.

— Вот как? Он мне не объяснял этих подробностей. Аудиенция была довольно короткой…

— Поэтому я и здесь, — вмешался Прокопович. — Чтобы более предметно обговорить некоторые детали. Целевые программы, о которых упомянул Николай Георгиевич — это, по сути, заказ со стороны генерал-губернаторства на конкретных специалистов, с немедленным трудоустройством после окончания института. Или даже раньше.

— Заманчиво. И в чём подвох?

— Эм… Какой же тут может быть подвох? — немного смутился чиновник. — Наоборот, для студентов это большая честь и большая удача. И особенно подобные предложения интересны… таким, как вы.

— А какой я? — осторожно спросил я, потому что Прокопович сделал многозначительную паузу. Терпеть не могу все эти намёки и недомолвки. В этом смысле я прекрасно понимал Путилина, который не смог ужиться со столичными бюрократами. Я и сам такой же. Начал говорить — говори уж прямо!

— Нефилим. Причём, очевидно, обладающий комбинированным Даром, объединяющим сразу и целительский, и боевой Аспекты. Большая редкость, к слову сказать. Такие люди нужны империи. И лично генерал-губернатору — тоже. Если согласитесь перейти на целевую программу — получите доступ к дополнительным занятиям для Одарённых. Сразу предупрежу — они не входят в программу университета, и даже проходят за его пределами. Но по согласованию с Николаем Георгиевичем вы сможете посещать их без ущерба для основной программы. Потому что будете освобождены от некоторых предметов.

— Например?

— Например, основы выживания на местности. Недавний инцидент в парке показал, что преподаватель по этому предмету вряд ли может вас научить чему-то большему…

От меня не укрылось, как помрачнел при этих словах Николай Георгиевич, и я решил вступиться за его брата.

— Ну, здесь вы несправедливы. Борис Георгиевич — человек бывалый, и очень многое может дать студентам. В том числе и мне. Чтобы завалить хряка-переростка — много ума не надо. А вот чтобы научиться выживать в тайге — нужны конкретные практические знания…

— И поверьте, вы их получите. Причём в куда большем объеме, чем на стандартном курсе. Мало того, те знания, что касаются развития Дара, вы вообще мало где сможете получить. И именно об этом я и предлагаю вам задуматься в первую очередь.

— Хорошо. Я подумаю. У меня ведь есть время?

— Ну… в разумных пределах, — поджал губы Прокопович и повернулся к ректору. — Если не возражаете, Николай Георгиевич, я бы перекинулся с Василевским парой слов с глазу на глаз. Это ненадолго.

Просьба была хоть и вежливая, но явно не предполагающая отказа.

— Что ж… Извольте, — озадаченно вздохнув, поднялся из-за стола Кабанов. Мне было за него даже немного неловко. В собственном кабинете не хозяин — то Путилин его узурпирует, то этот вот пижон…

К счастью, оставшись со мной наедине, помощник Вяземского сразу же перешёл к делу.

— Думаю, неделю на раздумья вам будет достаточно, молодой человек. Но лучше, если вы дадите своё согласие быстрее.

— Хотите успеть к прибытию императора?

— Совершенно верно. И это, кстати, и в ваших интересах. Вы ведь наверняка в курсе, что его величество обязательно выделит время для знакомства с новым первородным нефилимом, победившим демона Зимы. И вам будет комфортнее, если вы предстанете перед императором, имея за плечами официального покровителя в лице Сергея Александровича…

Врёт. Это даже без Аспекта Морока было понятно. Вешает лапшу на уши, надеясь на то, что я по молодости и неопытности не разбираюсь во всех этих политесах.

Всё наоборот. Это для Вяземского важно как можно скорее заявить на меня права, дать понять, что я в его клане. Может, даже представить дело так, что я был его человеком даже до победы над албыс. Не столько чтобы перед самим Романовым выслужиться, сколько чтобы показать силу перед другими кланами — вон, дескать, какие молодые кадры под своё начало подтягиваю.

За последние дни в беседах с Путилиным я всё глубже начал разбираться в подобных делах. Я с тех пор, как оказался в этом мире, регулярно сталкиваюсь с нефами, и у меня даже сложилось мнение, что их довольно много. Но это не так. Нефилимы составляют доли процента от населения империи, а уж сильные боевые нефы — хотя бы моего уровня — вообще штучный товар. Поэтому заполучить такого, как я, под своё начало — это мощный пиар. Всё равно что для какой-нибудь частной военной компании закупить новейший навороченный истребитель.

Ох, не зря Вяземский с ходу осыпал меня подарками. Заманивает. Но я до сих пор не решил, стоит ли поддаваться.

— Что касается целевой учебной программы… — продолжил Прокопович. — Изыскатели нам нужны, но Сергей Александрович предлагает вам подумать о другой карьере. Он довольно высоко оценивает ваш боевой потенциал, поэтому считает, что вы могли бы быть полезнее в его личной дружине.

— При всём уважении к Сергею Александровичу — мне не очень-то хочется быть рядовым дуболомом. Я ведь не зря пошёл учиться на изыскателя. Мой интерес — там, на востоке. При первой же возможности хочу записаться в экспедицию в Сайберию. А со временем, когда наберусь опыта — организовать и свою.

— Что ж, подобного ответа мы ожидали, — натянуто улыбнулся Прокопович. — Но это как раз вопрос, наоборот, не терпящий спешки. В вашем возрасте свойственно романтизировать все эти походы в тайгу, охоту на чудовищ…

Он скользнул взглядом по значку Священной Дружины, который я специально перед разговором нацепил на студенческий китель слева.

— Что ж, это полезный опыт, и мы не будем мешать вашим увлечениям. Мало того — окажем содействие. В конце ноября планируется экспедиция на восток, вдоль Чулыма. Повезём большой груз для Ачинского острога, обратно тоже не с пустыми руками. В общей сложности вёрст семьсот по тайге намотать придётся. Если пожелаете — обеспечим вам в этом походе место и соответствующую оплату. Хороший повод убедиться, насколько это тяжкий труд. И вообще, нужно ли вам это.

— Хм, заманчиво… И сколько он продлится по времени? Получится ли обернуться за каникулы?

— Вряд ли. Часть экзаменов придётся сдать досрочно, часть — наоборот, отложить на весну. Но всё это вопрос решаемый. Обучение по губернаторской программе даёт множество преимуществ. Как и в целом губернаторская служба.

Да понял я уже, понял, куда ты клонишь…

— К слову, о службе, — как бы невзначай заметил Прокопович. — Что слышно по расследованию убийства Барсенева? Сергей Александрович очень озабочен этим делом…

Сергей Александрович мог бы и сам поинтересоваться у Путилина, мысленно продолжил я. Но наводит справки именно через меня, чтобы убедиться в моей лояльности.

Что ж… Это можно повернуть и в мою пользу, при этом не разболтав лишнего.

— Я этим делом не занимаюсь. Аркадий Францевич вообще привлекает меня эпизодически — когда нужны мои… таланты. Но кое-какие подробности я мельком слышал. Он связывает это убийство со Стаей. И считает, что и сам Барсенев был вампиром. Известным в Стае под прозвищем Барсук.

— Нелепость какая-то! — фыркнул Прокопович, причём его возмущение и удивление были очень правдоподобными. Если бы я параллельно не наблюдал изменения в его эмоциональном фоне. Новость эта его действительно удивила и испугала. — Филипп Александрович давно занимал пост обер-полицмейстера, и показал себя человеком верным и толковым…

— Да, ситуация неприятная. И тут два варианта. Либо губернатор не догадывался о том, кем на самом деле являлся Барсенев. Либо знал об этом, но его это не смущало. Оба варианта, сами понимаете, не добавляют Вяземскому очков.

Прокопович снова недовольно поморщился.

— Но… какие у Путилина доказательства? Есть официальное заключение Службы Экспертизы?

— Это лишь формальности. Аркадий Францевич очень опытный Охотник. Распознать упыря он смог во время предварительного осмотра, без всякой экспертизы. И соответственно, теперь ведёт расследование, опираясь на эти данные. К тому же, Стая в Томске в последние недели проявляет небывалую активность. Тот инцидент в «Громовских банях» — не единственный.

— Да, конечно, бойня в ресторане Хаймовича прогремела ещё громче. Да и вчера ночью, насколько мне известно, вы с Путилиным за кем-то гонялись. Неужто снова за упырями?

— Да, — будничным тоном отозвался я. — Я убил одного. Но думаю, это далеко не последний инцидент. Такое впечатление, что в Томск съезжаются упыри со всей империи. Тоже, кстати, неловкий момент для губернатора в преддверии визита Романова…

— Но не считает же Путилин, что… — не выдержал чиновник, но вовремя оборвал фразу. — Что ж, ценные замечания, Богдан. Мы примем их к сведению. Однако ваш начальник ошибается, если думает, что здесь, в Томской губернии, отношение к Стае как-то отличается от столичного. Мы в меру своих сил тоже выявляем и уничтожаем упырей. Просто местное отделение Священной Дружины в последнее время было не в лучшем состоянии…

— Да, он об этом тоже упоминал. И надеется в скором времени восстановить здесь Дружину. Но пока людей катастрофически не хватает.

— Ну, людей обещать не могу, — развёл руками Прокопович. — Однако личная дружина самого губернатора тоже на многое способна. И не думайте, что она сидит сложа руки. Мы тоже выслеживаем упырей и, уверен, в ближайшее время вобьём кое-кому в сердце несколько осиновых кольев.

Эх, хорошо бы. Если бы люди губернатора оттянули на себя хотя бы часть свиты Сумарокова — это облегчило бы нам с Демьяном задачу. Сомневаюсь, конечно, что они успеют это сделать. Хотя… ещё не вечер. А уж до полуночи и вовсе времени полно.

Вслух я ничего не сказал, лишь покивал. Прокопович же первым поднялся с кресла, давая понять, что разговор окончен.

— Жду вашего решения по поводу учёбы и участия в декабрьской экспедиции. И, кстати, ещё один небольшой презент от Сергея Александровича…

В руке моей оказалось лаконичное кольцо-печатка. Серебряное, с рельефным гербом Вяземского вместо камня.

— Носить постоянно не обязательно. Однако в некоторых ситуациях наличие подобного отличительного знака бывает очень полезно.

Хм… Почти то же самое говорил мне Путилин и о знаке Священной Дружины. Я учтиво склонил голову, принимая подарок, и проводил помощника губернатора взглядом до двери. Тот не оборачивался, а заодно окончательно сбросил маску вежливости — это было заметно по эмоциональному фону.

Что ты меня так не любишь-то, Викентий Палыч?

Хотелось переговорить с Кабановым, уточнить некоторые моменты по поводу губернаторской учебной программы. Но ректора в приёмной не оказалось — куда-то вышел по делам. Ждать его не стал — нужно было возвращаться домой, готовиться к ночной вылазке. Из-за этого даже решил поймать извозчика, хотя последнее время в любую погоду предпочитал добираться до университета и обратно пешком. На ходу отлично думалось, да и эдру по дороге пылесосил в максимально доступном мне радиусе.

Сейчас было не до сбора эдры, в Средоточии был хороший запас. А погода за то время, что я провёл в кабинете ректора, нисколько не улучшилась — ветер, колючий снег, холодрыга. Так что предаваться раздумьям я решил в коляске извозчика. Большинство из них, к слову, до сих пор предпочитали лошадей, а не автомобили. Хотя может быть, существовало в Томске и моторизированное такси, но мне оно на глаза не попадалось. Помнится, я даже как-то поинтересовался этим обстоятельством у кого-то из местных ребят. Они пояснили, что в Томске лошадиные повозки надёжнее, особенно зимой. Машины из-за морозов слишком часто ломаются. Те, что с бензиновыми двигателями, и вовсе используются только в тёплый сезон.

Я сунул извозчику пятак, завалился на продавленное сиденье коляски, поправил развернутый над головой брезентовый полог, укрываясь от снега. И погрузился внутренним взором в Сердечник.

Обновлённый Аспект Зверя выделялся среди остальных и размером, и интенсивностью свечения эдры. Да и при переключении на него по телу пробежала заметная дрожь. Я обхватил себя руками за плечи, словно спасаясь от холода, плотнее забился в угол коляски, прислушиваясь к ощущениям.

С одной стороны — знакомые ощущения. Все чувства обострились — звуки в большом радиусе будто бы стали громче и отчётливее, в ноздри сильнее ударила смесь запахов, источаемых коляской, лошадью и возницей. Я даже учуял, что извозчик совсем недавно принял на грудь чего-то горячительного, хотя по голосу это вроде не было заметно.

Но к Аспекту Зверя примешивались и другие ощущения. Я поднял руку, сжал в кулак, и вокруг него тут же задрожала сворачивающаяся в силовой кастет эдра. Правда, удерживать её в этом состоянии оказалось сложно — энергия будто распирала ладонь изнутри, вызывая болевые спазмы, похожие на слабые удары током. Я попробовал влить в Укрепление чуть больше энергии, и от этого боль усилилась так, что я невольно разжал ладонь.

И пальцы тут же обернулись вибрирующими прозрачными… клинками? Кастетами? Назвать это когтями язык не поворачивался. Во-первых, из-за размера — они выступали за кончики пальцев еще сантиметров на пятнадцать. А во-вторых, энергетическая структура прикрывала не только пальцы, но и всю тыльную сторону ладони, образуя что-то вроде перчатки.

Расслабил ладонь и чуть потряс ею, и страшное оружие исчезло, рассеялось. Но вызвать его снова на обеих руках не составило особого труда — достаточно было мысленной команды. При этом когда я попытался таким же образом вырастить обычные когти — как мне уже удавалось раньше под Аспектом Зверя — у меня ничего не вышло. Похоже, Укрепление, смешавшись с Аспектом Зверя, заменило собой именно эту грань, отвечающую за изменения тела — клыки, когти и прочие детали звериного облика.

В целом выглядело довольно перспективно. И, что немаловажно в моём положении — внешне этот Дар проявляется очень слабо. Даже сами силовые когти почти не видны невооружённым взглядом, их можно распознать только по дрожанию воздуха. По сути, всё как раньше с обычным Укреплением, но только теперь я вдобавок получил звериные рефлексы, силу и скорость — то самое, чего мне не хватало.

Более детально разобраться в новых возможностях я не успел, да и место было неподходящее. К тому же мы уже подъезжали к усадьбе.

Спрыгнув со скрипнувшей на прощанье коляски, я коротко поблагодарил извозчика. Но тот, кажется, меня не расслышал — сидел, сгорбившись и подняв ворот пальто от ветра, и подстегнул лошадёнку сразу же, как я сошёл.

Боевую форму я так и не сбрасывал, и всё тело так и распирало силой. Её хотелось испробовать, и я с трудом заставил себя спокойно пройти до ворот. Казалось, я сейчас могу перемахнуть через высоченный кованый забор одним прыжком или легко разогнуть его прутья, чтобы пролезть между ними.

Ну, что ж. Перед вылазкой выделю ещё полчасика в тренировочном зале, чтобы проверить усиленный Аспект в деле, и эксперимент можно будет окончательно признать успешным.

Уже на полпути к дому я уловил звуки, которые без формы Зверя вряд ли бы услышал, даже войдя в само здание. Они доносились со стороны дальнего крыла здания — бывших комнат для прислуги, где мы пока временно расположились. Встревоженные крики, стук, грохот — всё говорило о том, что там происходит что-то неладное.

Тут-то я и дал волю налитому силой телу, за считанные секунды обогнув здание и распугав припозднившихся рабочих, несмотря на погоду продолжавших приводить в порядок придомовую территорию.

И куда больше, чем приглушённые крики, меня испугало то, что я увидел магическим зрением. В окне одной из комнат полыхало настоящее зарево. Казалось, сияние эдры настолько мощное, что его должно быть видно и обычным зрением. Даже сквозь стены. Магическая энергия гудит, вибрирует, хлеща в потолок комнаты тугим, как смерч, водоворотом.

Это же комната Рады! У неё опять приступ!

Глава 10

Честно говоря, за всей это свистопляской, преследующей нас в последние недели, мы успели позабыть о странном недуге Рады. Серьёзных приступов не было уже около месяца, девушка спокойно ходила в гимназию, вечерами мы частенько общались своей молодёжной компанией, собираясь вчетвером за столом в кухне. Демьян первое время зыркал на нас с подозрительным недовольством и старался держаться рядом. Но потом, поняв, что его приёмной дочери ничего не угрожает, смягчился и даже в итоге согласился, чтобы Рада жила рядом с нами, в особняке, а не во флигеле, куда вернулся он сам. С нами девушке было явно веселее.

Но болезнь никуда не отступила. Она лишь затаилась и будто только и ждала самого неподходящего момента, чтобы снова проявить себя.

Я со всех ног бросился в дом. Каждая дверь, каждый поворот, каждая ступенька казались досадными преградами, мешающими разогнаться как следует. Впрочем, когда я оказался в коридоре, ведущем в комнату Рады, появилось препятствие посерьёзнее.

Дверь в комнату трещала и хлопала в стену, будто трепещущая на ветру тряпка, чудом не срываясь с петель. В воздухе мельтешил мелкий мусор — какие-то щепки, обломки. Звенела осколками стекла оконная рама — одна из внутренних фрамуг разбилась. Удивительно, как всё окно не разлетелось — внутри комнаты словно бушевал невидимый ураган, расшвыривающий вещи и не дающий даже приблизиться к комнате.

Для обычных людей невидимый. Но для меня это было целое светопреставление. Пожалуй, я ещё ни разу не видел настолько мощный выброс сырой эдры, способный проявлять себя даже на физическом уровне. Шум при этом стоял соответствующий — низкий вибрирующий гул, от которого быстро начинала болеть голова, слезиться глаза, ныть зубы и суставы. По штукатурке то тут, то там змеились трещины, стеклянные плафоны светильников дребезжали, один вдруг лопнул, взорвавшись на мелкие осколки.

Демьян, рыча и цепляясь когтями за стену, пытался пересилить это давление, но единственное, на что его хватило — это добраться до дверного проёма и вцепиться в косяк, чтобы его не сорвало с места и не отшвырнуло в коридор. Варя и Полиньяк укрывались за углом и лишь время от времени высовывались, чтобы хоть что-то разглядеть. Но сделать они тоже ничего не могли. Варя к тому же с трудом сдерживала собственный Дар — под влиянием бушующих потоков эдры её звериная сущность рвалась наружу, будто перепуганный волк, так и норовящий перемахнуть через красные флажки.

Впрочем, Демьяну приходилось куда хуже. Когда я, с трудом продвинувшись по коридору, окликнул его, он мимолётно обернулся, и я разглядел выпученные от отчаяния и ужаса жёлтые глазищи и оскаленную морду, в которой было мало человеческого. Однако он всё-таки рвался дальше, оскальзываясь сапогами по паркету и отчаянно цепляясь за проём.

Казалось, нужно просто переждать, и натиск магической бури должен постепенно ослабнуть. Но не тут-то было! Похоже, наоборот, он только набирал силу, и страшно было представить, что будет дальше. Весь дом по кирпичику разнесёт!

Албыс, без спроса вырвавшись наружу, повисла рядом со мной, оскалившись и вытаращив глаза. Потоки эдры трепали её волосы и рубаху, как разорванный флаг, искажали очертания, размывали, будто размазывая по воздуху.

— Быстрее! Нужен Ткач! — проскрежетала она голосом, лишь едва напоминающим человеческий. — Сотвори преграду!

— Что?

— Преграду, глупец! Преграду! — она взмахивала рукой раз за разом, рисуя в воздухе примитивный символ — ломаная линия, сворачивающаяся в спираль.

Идея заниматься сейчас экспериментами с эдрой мне показалась не очень уместной, но иного выбора, похоже, не было. Я поначалу даже постарался поглотить часть хлещущего из комнаты Рады потока, но это было всё равно, что пытаться напиться из направленного в лицо брандспойта. Не просто неприятно, но даже небезопасно. Эдра эта выглядела нейтральной, без какого-то явно выраженного Аспекта, но сама плотность её и количество были такими, что она буквально сбивала с ног. А тонкое тело под таким напором трепетало, едва не отделяясь от физического. Выражение «душу вытрясти» сейчас заиграло новыми красками.

Переключился на Аспект Конструктора. Как же хорошо, что я хоть немного поупражнялся с ним в парке! Благодаря этому опыту я хотя бы понимал, как быстро сформировать энергетический конструкт по готовому лекалу, подсказанному ведьмой. А уж в самой энергии недостатка не было — я черпал её из воздуха, щедро напитывая созданную конструкцию и масштабируя её. Угловатые спирали, будто множащиеся на глазах бактерии, заполонили всё пространство передо мной, быстро сцепляясь между собой и образуя этакий выпуклый щит, прозрачный, как мыльный пузырь.

— Нет! Не так! — запоздало услышал я за спиной окрик албыс, когда попробовал сунуться в коридор под прикрытием этого пузыря.

Меня хватило буквально на пару шагов, а потом моя призрачная преграда рассыпалась — так резко, что ударивший в меня порыв эдры снова едва не сшиб с ног. Я успел ухватиться за торчащий из стены бронзовый держатель для светильника, но опора оказалось хлипкой — держащие его гвозди со скрежетом подались из стены.

— Не так! Клином, клином отводи! — визжала албыс. — Скорее! Времени мало!

Чтобы воссоздать преграду, мне пришлось отступить и снова спрятаться за углом, иначе все мои конструкции моментально смывались потоками эдры — всё равно, что строить воздушные замки на пути у штормового океана.

Заодно шуганул Варю с Полиньяком.

— Да не стойте вы здесь! Ничем не поможете! На улицу оба!

— А ты?!

— Разберусь! На улицу, я сказал!

Кричать пришлось прямо в голос — гул вокруг стоял такой, будто над нами разогревалась самолётная турбина. Стены уже ходили ходуном, с потолка сыпалась какая-то труха. Дверь в комнату Рады сорвало-таки с петель и отшвырнуло в сторону, расколотив окно в конце коридора.

Следующую преграду я слепил поплотнее и развернул в плоскость, направленную под острым углом к полу. Снова шагнул в коридор, принимая удар на этот призрачный щит. Получилось гораздо эффективнее — поток бил не в лоб, а скользил по касательной, уходя вверх и обтекая меня. Я быстро добрался до дверей в комнату и ухватил за плечо уже едва держащегося Демьяна. Отбросил его назад, в безопасную зону, и ринулся к Раде.

Девушка висела в воздухе в центре комнаты, похожая на наколотого на булавку мотылька — бледная, растрёпанная, в длинной ночной рубашке, трепещущей на магическом ветру так, что ткань плотно облепила её тонкую фигурку. Странно, но здесь, в нескольких шагах от неё, чудовищное давление эдры резко ослабевало, словно бы в центре бури — я по инерции даже невольно завалился вперёд.

— Ну что ты медлишь?! — заверещала за моим плечом албыс. — Бей в сердце!

— Что?!

— Убей её! Не видишь — это Исток!

Я невольно обернулся на Раду, с ужасом наблюдая, как в груди её будто бы раскрывается непроглядный чёрный провал, обрамлённыйтемно-фиолетовым сиянием. Тонкое тело её, обычно свернувшееся в тугое непроглядное ядро, сейчас медленно трансформировалось, и это было похоже на косо расположенный раскрывающийся глаз.

— Врата в Навь открываются! Мы обратимся в пыль, и полгорода в придачу! Бей!!

— Заткнись! — рявкнул я, и кулак мой впустую рассёк воздух, пройдя сквозь призрака.

— Она нас всех сейчас погубит!

— Заткнись, я сказал!

Эдра из раскрывающегося внутри Рады портала била вертикальным столбом в потолок, и там растекалась, опадала, образуя что-то вроде купола, с внешней стороны которого бушевала магическая буря. Однако под куполом было относительно тихо и, сдаётся мне, даже если всё здание сейчас обрушится, Рада внутри этого пузыря останется невредимой. Что ей сейчас по-настоящему грозит — так это она сама. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть — сила, что рвётся сейчас из этой девчонки, слишком велика, чтобы удержаться в этом хрупком теле.

Я, вспомнив, как Велесов во время прошлого приступа откачивал излишки этой энергии, помогая Раде справиться с перегрузкой, тоже соединил наши тонкие тела, одновременно шагая навстречу.

Когда перехватил бьющий в потолок столб эдры, моё тонкое тело едва не разорвало, как парус под штормовым ветром. Однако на руку сыграл тот самый голод, что терзал меня все последние дни. Наконец-то прожорливый зверь внутри меня добрался до богатой добычи. Это казалось невероятным, но значительную часть этого неистового потока я не просто отводил в сторону, а поглощал. Энергия растекалась по меридианам тонкого тела, все семь узлов напряжённо пульсировали, но не отторгали её, а лишь становились больше и ярче.

Рада вдруг пришла в себя — лицо её, запрокинутое к потолку, исказилось гримасой боли, глаза распахнулись, и она взглянула вниз, на меня. Одновременно с этим сила, удерживающая её в воздухе, ослабла. Я едва успел подхватить девушку на руки прежде, чем она рухнула на пол.

— Бо… гдан? — рассеянно выдохнула она, хватаясь за мои плечи.

Я чуть ослабил объятия, опуская её на пол. Всё тело при этом было так напряжено, будто я не худенькую девушку в руках держу, а тяжеленный гранитный столб. То, что рвалось у неё изнутри, не собиралось сдаваться так просто.

— Борись! Борись, слышишь?! — через силу прорычал я, встретившись с Радой взглядом. Глаза её были широко распахнуты от ужаса и боли, но после моего окрика в них появилось, наконец, осознанное выражение.

Наши тонкие тела по-прежнему были соединены в одно целое за счёт поглощающих щупалец, которые я запустил в неё, оттягивая на себя излишки эдры. Чёрный глаз внутри неё медленно, неохотно начал смыкать светящиеся веки, и чудовищное давление ослабло. Ещё немного — и гул вокруг вдруг стих, одновременно с тем, как портал захлопнулся. Мгновенно, будто лопнул мыльный пузырь. И сразу же окружающее пространство заполнилось какофонией других звуков — треск, грохот, звон осколков стекла, тревожные выкрики из коридора и с улицы.

Рада бессильно повисла у меня на руках, и я поначалу испугался, что она потеряла сознание. Но она всё же выпрямилась, вцепилась в меня дрожащими бледными пальцами. Я прижал её к себе крепче, гладя по волосам и бормоча что-то успокаивающее, хотя у самого сердце колотилось, кажется, под двести ударов в минуту, а Средоточие едва не разрывалось от поглощенной эдры.

На спине девушки, между лопатками, я заметил какое-то свечение, пробивающееся даже сквозь ткань. Круг, расписанный сложным узором из шаманских рун, светился, словно выложенный тонкими неоновыми трубками. И не просто светился — он обжигал так, что на ночнушке местами остались подпалины, да и кожа вокруг светящихся шрамов покраснела.

У меня и самого на спину будто целый поднос горячих угольков насыпали — кожа под одеждой горела. К счастью, жжение это постепенно затухало, и у Рады тоже, хотя светиться шрамы не переставали.

Подняв глаза, я вдруг встретился взглядом с албыс. Ведьма взирала на спину Рады с непередаваемым ужасом и изумлением, смешанным с восторгом.

— Знаешь, что это? — с надеждой спросил я, чуть оттягивая ткань вниз.

Рыжая ошарашенно покачала головой, жадно впиваясь взглядом в светящийся узор.

— Покажи! Покажи всё! — пробормотала она, подлетая ближе.

Я рванул рубашку, обнажая спину Рады, и лишь по тому, как она вздрогнула и подняла на меня взгляд, запоздало сообразил, что немного переборщил. Рванул со страху слишком сильно — тонкая ткань с треском разошлась едва ли не до подола, и если бы я не удерживал разорванную рубашку в пальцах, девушка оказалась бы полностью обнажена.

Рада ещё сильнее вцепилась в меня пальцами, но не отстранилась и не вскрикнула. Лишь смотрела снизу вверх широко распахнувшимися глазами.

Встретить этот взгляд было большой ошибкой. Почти как с Беллой, только тут никакого Дара Морока не было. Было что-то другое, но не менее мощное, заставившее сердце, только что колотившееся, как пулемёт, вдруг замереть на мгновение. А может, и не на одно. Весь мир вокруг словно поставили на паузу. Или это просто я ничего больше не хотел видеть, кроме этих глаз.

Вырвал меня из этого состояние шипящий испуганный возглас албыс. Кое-как оторвавшись от созерцания расписанной старыми шрамами спины Рады, она в ужасе взглянула на меня.

— Кто… Кто это сделал? Как он осмелился?!

— Да что это, чёрт бы тебя побрал?! — прорычал я, так что Рада испуганно обернулась, потом снова взглянула на меня, уже с немым вопросом.

— Рада!

Хриплый окрик со стороны двери заставил обернуться уже нас обоих. Демьян, пошатываясь, проковылял к нам из коридора, обхватил в охапку, осматривая обоих. Тоже задержался взглядом на пестрящей светящимися рунами спине девушке, отдёрнул от неё руку, будто обжёгся.

— Рада! Дочка…

— Всё… хорошо, — разжав наконец, бледные, почти белые губы, прошептала девушка. — Мне только надо… отдохнуть теперь немного…

Силы её окончательно покинули, и она рухнула бы на пол, если бы я её не удержал. Я подхватил её на руки, невольно удивившись, какая она лёгкая — просто невесомая. Впрочем, меня сейчас так распирало изнутри потусторонней мощью, что приходилось контролировать каждое своё движение, каждое усилие.

— Скорее! — опомнился Демьян, стаскивая с себя куртку и прикрывая ею девушку. — К нам в избу, в её старую комнату!

Это пока, пожалуй, был лучший вариант. Едва не вырвавшийся на свободу Дар превратил спальню Рады в место побоища — вся мебель и вещи были сдвинуты со своих мест или вовсе разбиты, в окно, позвякивая остатками стекла в раме, задувал ветер с улицы. Остатки шальной эдры витали в воздухе плотными светящимися шлейфами, но у меня не было сил втянуть их. Я был похож на переполненный сосуд, и чувство, на самом деле, было не из приятных. Стоило мне сдвинуться с места, как закружилась голова. Я пошатнулся, перед глазами всё поплыло. Демьян обеспокоенно схватил меня за плечо, хотел было забрать у меня Раду, но я упрямо мотнул головой и оттолкнул его. Пожалуй, слишком сильно.

Чуть пошатываясь и прищуриваясь, потому что перед глазами всё двоилось и искажалось, я вышел из здания и потопал к избе Демьяна, время от времени встревоженно поглядывая на Раду. Переключился на Исцеление. Нет, вроде бы всё в порядке. Просто спит.

— Она опасна! — прошипела албыс мне из-за плеча. — Ты даже не представляешь, как! Убей её, пока не поздно!

— Заткнись! — прорычал я на ходу. Поймав на себе взгляд Демьяна, стиснул зубы и до самого флигеля шагал молча.

В комнате мы уложили девушку в кровать и я, пользуясь Аспектом Исцеления, осмотрел её внимательнее. В целом она была в порядке, просто очень слаба, и я попробовал осторожно влить в неё чуть больше энергии. Далось это с огромным трудом — из-за переполняющей меня силы сложно было отмерять её по чуть-чуть. Так что после нескольких попыток я решил оставить Раду в покое. Самое главное — Дар её снова свернулся в плотное ядро и вроде бы снова впал в спячку.

Надолго ли?

— Как невовремя… — глухо пробормотал Демьян, бережно поправляя девушке одеяло. — Ну вот как я теперь её оставлю без пригляда, в таком состоянии?

Его тревога была понятна — седьмой час уже, на улице темнеет. До назначенной встречи с Сумароковым осталось всего несколько часов, причём нам ведь ещё и добраться до места надо.

Я выпрямился и снова слегка покачнулся, будто пьяный.

— Пригляд какой-никакой будет, — попробовал я успокоить Велесова. — Жак тут, Варя. Путилина, кстати, что-то не видно…

— Уехал по делам, часа три назад. Но должен скоро вернуться. И двое его людей в подвале дежурят.

— Это хорошо…

— Ты сам-то как? На тебе же лица нет.

— Да, мне… надо немного побыть одному, — пробормотал я, бросив взгляд на Раду. Та мирно спала, и на щеках её потихоньку начал проявляться румянец.

В дом я не вернулся — заперся тут же, в избе Демьяна, в своей старой комнатушке. В ней за эти дни ничего не поменялось, разве что матрас на узком топчане был скручен и задвинут в угол. Я на деревянных, плохо гнущихся ногах зашёл в комнату, запер за собой дверь и, тяжело дыша, опёрся спиной о стену. Тут же охнул от боли — казалось, что вся спина представляет собой один большой ожог.

Но ещё больше болело в груди — так, что трудно было вздохнуть. Оглядев себя магическим зрением, я быстро нашёл ответ.

Карбункул. Твердый продолговатый кристалл в полпальца длиной засел у меня в груди в области солнечного сплетения и жёг изнутри. И даже не вполне понятно было, что с этим делать. Скорее всего, просто подождать, перетерпеть. Хотя под Аспектом Исцеления вроде бы стало чуть легче.

Албыс, влетев в комнату сквозь двери, заметалась внутри, как рассерженная тигрица в клетке.

— Всё-таки ты зря оставил её в живых, — снова принялась она за старое. — Ты не понимаешь. Это будто хлипкая плотина, которую может прорвать в любой момент. А то, что с ней сделали… Это не просто запретно. Это безумие! Ты должен избавиться от неё!

— Тогда, может, мне и самому вздёрнуться на ближайшем суку? — зло огрызнулся я. — Я-то и сам такой же…

Отлепившись от стены, я стащил с себя китель и запыхтел, стягивая через голову рубаху. Оказавшись голым по пояс, развернулся спиной к висящему на стене мутному зеркалу, разглядывая через плечо всё ещё тлеющий синим пламенем узор, пробивающийся из-под кожи. Выглядело, на самом деле, впечатляюще, даже сейчас, когда свечение уже угасало. Круче любой татуировки.

Ведьма, издав изумлённый возглас, метнулась ко мне. Попыталась коснуться рун призрачной рукой, но тут же отдёрнула её, словно уколовшись. Пробормотала что-то на гортанном отрывистом языке.

— Знаешь, что это? — спросил я.

Она отрицательно замотала головой, не сводя с рун взгляда, полного ужаса и благоговения.

— Не ври мне! — процедил я. — Иначе, клянусь, я найду способ выжечь тебя окончательно!

Албыс вздрогнула, как от пощечины, и взглянула на меня.

— Зачем ты так, Пересмешник? У нас ведь уговор…

— Вот именно! Ты поклялась помогать мне, чем сможешь.

— Я и помогаю! И то, что я говорю про девчонку — чистая правда. Ты должен избавиться от неё.

— Насчёт этого даже не заикайся больше! — мотнул я головой. — Иначе и правда нашему уговору конец. Расскажи лучше про эти знаки. Что это за хреновины?

— Я… Я не знаю точно. Здесь поработал очень умелый и очень могущественный Ткач. Первый раз такое вижу. Создать амулет из живого существа… Да ещё и такой мощный…

— Амулет?

— Ты же уже кое-что понимаешь в этом. Это язык варман туур. Язык эдры.

— Насчёт рун-то понятно, я это давно уже просёк. Но в целом-то что это такое? Зачем эти узоры?

— Тут так просто не разберёшься. Очень много всего. Я сама плету в амулеты не больше пяти-шести рун, а тут их… десятки. Половины даже я не знаю. Что-то очень сложное. А те руны, что в центре… Запретные.

— Почему?

— Можно навлечь гнев варман туур. Хозяев тайги. Ледяных демонов, как вы их называете.

Я усмехнулся. Странно. Мы вообще-то и таких, как ты, называем ледяными демонами. Но, выходит, там, в лесу, водится и кое-кто пострашнее?

— Ты поэтому сказала «как он посмел?». Ну, там, в доме?

— Да. В тайге такие руны никто не плетёт. Боятся. Хотя… теперь хотя бы понятно, откуда у тебя эта сила…

— А конкретнее?.. Ну, говори, говори, ведьма, не заставляй переспрашивать!

Албыс, снова бросив взгляд на мои шрамы, неохотно проворчала:

— Пересмешник — слишком сильный дух для человечишки. Не удержать обычным способом. А этот амулет… Это что-то вроде ловушки. Правда, не пойму, как ты вообще выжил. И рассудок сохранил. Ты помнишь, как это с тобой сделали?

— Смутно. Это было в раннем детстве. А у Рады — и вовсе почти во младенчестве.

— А… — задумчиво покивала ведьма. — И ведь правда. Если взять совсем ещё неразумного детёныша, то… да, шанс есть. Хоть и малый. Но всё равно — рискованное дело. Чудо, что ты выжил.

Она снова замолчала, не переставая буравить меня взглядом своих зелёных глазищ, от которого становилось не по себе. Кажется, увиденное и правда произвело на неё сильное впечатление. От избытка чувств она даже не вполне контролировала свой облик и выражение лица. Сквозь маску соблазнительной рыжеволосой ведьмы проглядывало что-то звериное, холодное, безжалостное. Кто-нибудь повпечатлительнее меня наверняка бы содрогнулся.

Я же просто лишний раз напомнил себе о том, что албыс — никакая не ведьма. И вообще не человек. Это жуткое потустороннее существо, которое лишь притворяется человеком. Для неё эта смазливая мордашка, едва прикрытые полотняной рубахой груди и бёдра — не больше, чем маскировка, способ отвлечь моё внимание. Как пятна на шкуре хамелеона.

И логика, и чувства, и мораль её — тоже не вполне человеческие. Ни на минуту нельзя забывать, что она — монстр. Сколько людей она загубила, прежде чем мне удалось убить её там, в парке? А сколько на её счету за всю её жизнь — возможно, весьма долгую?

Да уж… Ну и напарницу я себе навязал на свою голову…

Я проковылял к кровати и рухнул на неё, даже не разворачивая матрас. Состояние было противоречивым. На тонком уровне я был просто переполнен эдрой — превратившееся в твёрдый карбункул Средоточие сияло, как сверхновая, все меридианы тоже превратились в широкие пульсирующие полосы. Но вот для самого организма эта энергетическая перегрузка стала серьёзно встряской. Меня колотила мелкая дрожь, по мышцам то и дело пробегали судороги, сознание то и дело мутилось.

Проклятье… И как я в таком состоянии сумею помочь Демьяну?

— А насчёт девчонки… — проговорила албыс, подлетая ближе. — Вы с ней очень похожи. И… будто бы как-то связаны.

— Это как?

— Не пойму пока. Надо подумать. Крепко подумать. И поглядеть на узоры. На твои и на её.

Я кивнул. Давно собирался этим заняться, но пока было как-то не до этого. Первым делом нужно, чтобы кто-нибудь подробно срисовал узоры с наших спин, перенес их на бумагу. Тогда с ними будет куда проще работать. Но кому это доверить? Логичнее всего было бы заняться этим самим — срисовать друг у друга, и всё. Но… я всё никак не мог подступиться к Раде с этой просьбой.

Сам на себя злился из-за этого. Наши с ней отношения вообще начали напоминать первую школьную влюблённость — в присутствии друг друга мы испытывали такую неловкость, что Варя с Жаком уже начали над этим подшучивать, а Демьян сурово зыркать. Велесов хоть ко мне и относится с уважением и заботой, но в отношении Рады его отеческие чувства приобрели какие-то болезненные формы. Так что я старался не подливать масла в огонь.

— Ну, а что ты поняла уже сейчас? Ты говорила про какой-то исток. Что это значит?

— Да. Она — Исток. Она не поглощает эдру, как мы. Она её порождает.

— Это как?

— Ты же видел сам. У неё внутри — будто ход, ведущий прямиком в Навь. В другой мир, откуда пришли варман туур. Открывать такие ходы опасно. Даже крохотные, в игольное ушко. Хотя… С другой стороны, с её-то Даром без прямой подпитка из Нави не обойтись. Не может она по крохам эдру собирать.

— И что у неё за Дар?

— Если я правильно истолковала руны, она… Разрушитель. Чудовищная сила. Никогда бы не поверила, что такую можно уместить в теле смертной.

— Как и мою?

— Как и твою. Но с ней-то ещё хлеще. Давать смертной самке силу Разрушителя — это… немыслимо. Я видела, что это такое. Расколотые горы, разверзнутая земля, озёра, иссушенные до дна… Убей её, пока не поздно, Пересмешник!

— Ты что же, боишься? — криво усмехнулся я. — Уж тебе-то терять нечего.

— А тебе? До добра всё это точно не доведёт. Тот, кто дал вам эту силу — либо безумец, либо дерзкий наглец, дёргающий за усы самих варман туур.

— Да кто эти твои хозяева тайги, которых ты упоминаешь? Ты сама-то их видела?

Албыс покачала головой.

— От них лучше держаться подальше. Пока есть возможность. Они продвигаются медленно. Не торопятся. Для них сотня лет — что для вас годик-другой. Но со временем они подомнут под себя весь этот мир. Обратят в сплошное ледяное царство!

— И что же, их никак не остановить?

Она подняла на меня взгляд своих огромных зелёных глазищ, и… Уж не знаю, что это было в этот раз, искусная игра или проявление её настоящих эмоций, но во взгляде её, сквозь страх, злость и раздражение промелькнуло что-то вроде… надежды?

— Никак, — тихо, почти шёпотом произнесла она. — По крайней мере, так я думала раньше…

Я вздохнул, откинулся назад, пытаясь поудобнее устроиться на кровати. Сил не было даже на то, чтоб встать и раскатать нормально матрас. И это была даже не усталость, а какое-то оцепенение, схожее с параличом. Тонкое тело будто бы заново срасталось с физическим, и это сопровождалось судорогами, дрожью и лихорадкой.

Чёрт побери, как же невовремя! Мне нужно перебороть это, и как можно быстрее. Времени до полуночи совсем мало…

— Ладно, сгинь! — проворчал я на Албыс, приоткрывая глаза. — Мне нужно отдохнуть.

Призрак скользнул ко мне, прячась в ячейке Сердечника. Я же, сосредоточившись на Аспекте Исцеления, впал в некое подобие медитации, прогоняя по телу медленные волны энергии и представляя, как каждая волна потихоньку вымывает из меня дрожь и слабость.

Сколько это продолжалось, не знаю, потому что в какой-то момент попросту заснул. Снилась мне какая-то немыслимая катавасия из обрывков воспоминаний и кошмарных видений. Проснулся же я внезапно, встрепенувшись так, что едва не свалился с кровати. Первой реакцией был искренний ужас — за окном было темно, и я решил, что проспал несколько часов. Но на часах оказалось без четверти девять, и я выдохнул с некоторым облегчением.

Состояние было на удивление бодрым, если не считать затёкшей шеи — заснул я, скорчившись в неудобной позе. В остальном же я был в полном порядке и чувствовал себя отдохнувшим и свежим. Ну, почти свежим. Ополоснуться не мешало бы.

Выйдя из комнаты, я увидел за столом рядом с печью Жака и Варю — ребята ужинали мясным пирогом и какой-то густой наваристой похлёбкой, аромат от которой заполонил всю комнату. Кстати, может, от него я и проснулся. С ними сидела Рада — немного бледная и осунувшаяся, но уже выглядевшая вполне здоровой.

Проголодался я зверски, но перед тем, как присоединиться к друзьям, быстро сбегал в дом, принял душ и переоделся. Заглянул и в комнату Рады. Пока я дрых, её успели немного привести в порядок и даже закрыли выбитое окно фанерным листом, чтобы не дуло с улицы.

Демьяна нигде не было видно, и вернувшись во флигель, я первым делом спросил о нём.

— Ушёл. Где-то полчаса назад, — тихо ответила Варя, опустив глаза. — Нам наказал здесь переночевать, за Радой присмотреть…

— Как это ушёл? Один?!

Я едва сдержался, чтобы не грохнуть кулаком по столу. Вот ведь упрямый старый волчара!

Ладно… Я медленно втянул воздух сквозь зубы и взглянул на часы. Время до полуночи еще есть. Велесов решил выдвинуться заранее. Чтобы добраться до места пешком, нужно часа два — Знаменский скит находится за городом, на тракте, ведущем на север…

Ничего, догоню. Лишь бы не опоздать…

Быстро закидав в себя чашку похлёбки вприкуску с пирогом, я вернулся обратно в дом. По тайному ходу поднялся в кабинет, достал из сейфа фамильный револьвер, запасся патронами с синь-камнем. Спустился на первый этаж, постучался к Путилину. Тот ещё не спал — под дверью его кабинета виднелась полоска света.

— Богдан? Я думал, вы с Демьяном уже…

— Нет, — прервал я его. — Он ушёл без меня. Нужно догнать. Поможете?

Путилин прищурился, намётанным взглядом скользнув по кобуре у меня под мышкой.

— Я… вроде бы обещал не вмешиваться.

— Вы и не будете вмешиваться. Побудете шофёром. Доставите меня на место, ну а потом… Подождёте немного. Возможно, придётся драпать, и тогда мощный мотор нам бы очень пригодился.

— Хорошенькую же роль ты приготовил для действительного статского советника, — усмехнулся сыщик.

Я вздохнул.

— Я к вам сейчас не как к шефу обращаюсь, Аркадий Францевич. А как к другу. Выручайте. И считайте, что я буду у вас в долгу.

— Как минимум, мы будем квиты, — возразил он, похлопав себя по недавно зажившей руке. — Ну, и уговаривать меня не придётся. Я уж точно не упущу случая увидеть самого Сумарокова. Хотя бы издали.

— Не обещаю. Это… может быть небезопасно.

— О чём ты? На эту работу не идут те, кто печётся о своей шкуре.

— И всё же на вашем месте я бы не совался туда. При всём уважении, но вы…

— Всего лишь смертный — это ты хотел сказать? — жёстко усмехнулся Путилин.

Я промолчал, и он ободряюще хлопнул меня по плечу.

— Ладно, дай мне пять минут на сборы. Встретимся в гараже. И… ради всех святых, надеюсь, что там, за городом, найдётся сносная дорога. Очень не хотелось бы убить подвеску.

Глава 11

— Ну, хоть какой-то план у тебя есть?

Я вздохнул, рассеянным взглядом провожая проплывающие за окном авто тёмные силуэты домов. Мы уже выехали на окраину города, здесь преобладали одноэтажные бревенчатые избы, обнесённые глухими заборами, из-за которых даже светящиеся окна редко можно было разглядеть. Пятна света от эмберитовых уличный фонарей располагались в основном на перекрёстках. Брусчатка тоже исчезла, мы двигались по накатанной подмерзшей колее, машину то и дело ощутимо раскачивало.

— Да какой тут план, Аркадий Францевич… Я за эти два дня раз пять к Демьяну подступался с расспросами. Но вы же его знаете. Упрямый, как не знаю, кто…

— Я, кстати, навёл справки об этом Знаменском ските. Он давно заброшен. Я думал раздобыть его план, но в этом нет особого смысла. От монастыря почти ничего не осталось, кроме фрагментов стен. Всё растащили по кирпичику. А к северу от развалин — там, где назначена сама встреча — вообще просто лес. В засаду там угодить — раз плюнуть.

— Угу. Была у меня мысль самим пораньше туда приехать и устроить свою западню. Но, когда имеешь дело с волками, это бесполезно. Учуют за версту.

— Но почему Велесов так упрямо лезет прямо в капкан?

— Чёрт его знает… — проворчал я. — У них с Сумароковым… что-то очень личное. Он Демьяну был почти как сын, но потом предал и вызвал раскол Стаи. Но Демьян даже тогда не стал его убивать. Не хотел резни между своими. Просто ушёл.

— Иронично, — усмехнулся Путилин. — Упырь, следующий библейским заповедям. А сейчас что же — решил подставить вторую щёку?

— Он рассчитывает на то, что Сумароков будет придерживаться этого их… вампирского кодекса. Вы же сами знаете. Члены Стаи убивают своих только в одном случае — если на это получен приговор от вожаков. Но для этого приговора нужны веские причины.

— Да, круговая порука у них почище, чем в криминальном мире… — задумчиво покивал сыщик. — И конфликты между собой пресекаются на корню. Поэтому, кстати, этот твой Арнаутов-Арамис, убив Барсука, подписал себе смертный приговор. И нам нужно найти его прежде, чем это сделает Стая. Но в Велесова-то они почему так вцепились?

— Какие-то старые счёты, — пожал я плечами. — Знаю только, что на Медвежьей горе состоялся последний совет старой Стаи, в ходе которого и произошёл раскол. И, насколько я понял из объяснений Демьяна, Сумароков захватил власть не совсем по правилам. И это его, похоже, до сих пор гложет. К тому же у самого Демьяна, возможно, осталось много сторонников в Стае. Просто долгое время все считали, что он погиб…

— То есть власть Сумарокова над остальными упырями не совсем легитимна… — понимающе кивнул Путилин. — И он хочет это исправить…

— Ну… за что купил, за то и продаю, — развёл я руками. — Хотя у меня большие сомнения на этот счёт. Неужели вампиры настолько уж чтят эти свои законы?

— Зря ты их недооцениваешь. Я тоже, когда только пришёл в Дружину, воспринимал упырей просто как неких бандитов-кровососов. Но быстро понял, что это не так. Они нефилимы. И, как и все нефилимы — умны, хитры и очень могущественны.

— Просто другие нефилимы отстранили их от государственной власти…

— Да. Но Стая существует около трёхсот лет. Почти столько же, что и сама Российская империя в нынешнем виде. И законы её порой более действенны, чем наши, человеческие. Сумароков выстраивает своё государство в государстве. Теневое. Которое понемногу сращивается с нашим. Думаешь, упырь Барсенев на должности городского обер-полицмейстера — это такой уж исключительный случай? Или взять твоего приятеля Орлова. Он не первый, кто додумался сотрудничать со Стаей, чтобы продвинуться по служебной лестнице.

— Всё настолько хреново?

Путилин невесело усмехнулся.

— Точь-в-точь этот же вопрос я задал своему начальству перед тем, как меня сбагрили сюда. В столице Стая, похоже, уже вовсю запустила свои щупальца и в Сенат, и в городскую администрацию, и в другие структуры. Поэтому…

Он на секунду отвёл взгляд от тёмной колеи за лобовым стеклом и взглянул на меня.

— Если Сумароков и правда здесь — это редчайший шанс обезглавить эту гидру. Ты не представляешь, как я жалею, что не могу вмешаться! Не только потому, что вам обещал. Поверь мне — будь у меня ресурсы на более-менее масштабную операцию — я бы постарался сегодня накрыть это сборище. Настолько удобного случая завалить Сумарокова может больше и не выпасть.

— Понимаю. Что ж… посмотрим.

Дальше было не до разговоров — мы уже выехали за город. Узкая дорога виляла, зажатая между двумя стенами леса. Порой она настолько сужалась, что на ней едва ли могли разъехаться две телеги.

Я ещё в городе переключился на Аспект Зверя или, как я его уже успел про себя окрестить, Боевую Форму. Нужно было хоть немного привыкнуть к ней и разобраться с новыми свойствами. Как, впрочем, и с другими изменениями, произошедшими в организме.

Несмотря на поздний час, чувствовал я себя весьма бодро. И это ещё слабо сказано — мне будто вкололи лошадиную дозу каких-то стимуляторов. Может, конечно, просто сказывался азарт и возбуждение от предстоящей заварушки, но не думаю. Дело всё-таки в той трансформации, через которую я прошёл несколько часов назад.

Твёрдый карбункул в солнечном сплетении по-прежнему ощущался инородным телом — будто засевшая в кости пуля. Но жечь перестал, и в целом тонкое тело ощущалось стабильным и чутко реагировало на все мысленные команды. Сердечник уплотнился, в нём добавилась пара новых ячеек, остальные Узлы тоже изменились даже внешне. Теперь это были уже не просто невнятные сгустки эдры, в которых кое-как проглядывала внутренняя структура, сотканная из рун. Каждый из девяти Узлов увеличился в размерах как минимум вдвое, и при внимательном рассмотрении раскрывал довольно сложное внутренне устройство. Пока, правда, совершенно непонятное.

Это было похоже на серьёзный левел-ап в какой-нибудь компьютерной игре. Причем не очередное небольшое улучшение, а мощный прирост силы, выводящий на принципиально другой уровень. Однако я старался не обольщаться раньше времени. Самая большая опасность сейчас — это переоценить свои силы и потерять бдительность.

Впереди замаячил широкий просвет между деревьями. Путилин убавил яркость фар до минимума и сбросил скорость. Как раз вовремя. Метров через пятьдесят дорога вышла к подножию холма, на котором высились развалины старого монастыря.

— А вот и Знаменский скит…

— Всё, здесь я выхожу, Аркадий Францевич.

— Может, чуть ближе подвезу? — скептично отозвался Путилин, однако крутанул баранку вправо, съезжая на обочину. — Я думал поставить машину во-он за тем обломком стены.

— Нет. И так слишком близко подобрались. Разворачивайтесь и глушите мотор.

До указанного Сумраком места было ещё полкилометра, а то и больше, но слух у вампиров волчий, и к тому же они запросто могли выставить часовых где-нибудь возле дороги. Честно говоря, я уже пожалел, что не остановил Путилина ещё раньше. Учитывая, что по лесной дороге машина не могла толком разогнаться, я бы и времени потерял немного. А может, и вовсе не потерял бы. Мускулы в Боевой Форме так и рвались в дело, и я едва сдерживал желание выскочить из машины и побежать прямо через чащу.

Путилин развернул «Даймлер» в сторону города, заглушил мотор, погасил фары. В темноте вспыхнули зелёным фосфоресцирующие стрелки его наручных часов.

— Без двадцати полночь. Вроде бы успеваешь.

— Надеюсь, — буркнул я, выскакивая из машины. — Ждите нас здесь, скажем… около часа. Дольше не стоит. Если не вернёмся — езжайте в город. И… будьте осторожны.

— Слушаюсь, шеф, — саркастично отозвался Путилин. Несмотря на темноту, я прекрасно видел, как он вытащил револьвер и положил его на колени. — Иди уже. Я смогу о себе позаботиться. И вот что, Богдан… Береги себя!

Сказал он это с какой-то странной тревожной интонацией, но мне уже некогда было об этом задумываться. Я рванул в сторону развалин. Отбежав шагов на пятьдесят, будто сбросил невидимую маску, дав, наконец, Аспектам развернуться в полную силу. Находясь в машине, я старался сдерживать Дар, чтобы лишний раз не выдавать себя перед Путилиным. Но сейчас…

Ноздри защекотал холодный воздух, наполненный густой смесью запахов хвойного леса. Тьма ещё больше рассеялась — из чёрной стала этакой светло-серой, бесцветной, но в ней отлично можно было рассмотреть очертания предметов. Слух тоже обострился до предела — за поскрипыванием древесных ветвей и шелестом ветра я почти сразу расслышал чьи-то голоса вдалеке.

Помня о том, что на дороге могут быть выставлены наблюдатели Стаи, я попробовал сделать крюк, обходя развалины скита по широкой дуге. Но уже через пару минут пришлось отказаться от этой затеи. Заросли вокруг были такие густые, что продираться через них пришлось бы целый час. Не помогало даже то, что к ночи грязь подмерзла и почти не продавливалась под ногами. Проблема была в колючем кустарнике и в самом рельефе местности.

Скалистый холм, на котором был выстроен монастырь, был вытянутой формы, и вдавался в лес, как засевший в шерсти наконечник копья. Его заострённая и одновременно самая высокая часть находилась на севере, как раз там, куда я направлялся. Поднявшись чуть выше и обойдя участок кирпичной стены, загораживающей обзор, я увидел там, на возвышенности, пляшущие оранжевые пятна света от факелов и небольшого костра.

На карте к северу от монастыря был обозначен просто лес. Но увидев это место воочию, можно было сразу понять, почему выбрано именно оно. Достаточно большая открытая площадка на возвышенности, с трех сторон ограниченная высоким обрывом, из-за которого едва виднелись верхушки деревьев, растущих внизу.

Мысли о засаде отметались сразу — прятаться там было негде. Разве что в развалинах крохотной часовни у самого обрыва, но и это вряд ли — они больше походили на груду битого кирпича, и только по остаткам стен можно было угадать изначальные очертания строения. Там могла укрыться пара человек, не больше.

Незаметно подкрасться к месту встречи вплотную тоже было проблематично — между ним и монастырем было голое открытое пространство протяженностью метров сто, не меньше. Так что я двигался медленно и осторожно, держась под прикрытием стен. Кажется, меня пока не заметили. Ветер дул удачно — откуда-то с северо-запада, снося мой запах в сторону.

Меня удивило, что сходка оказалась довольно немногочисленной. Я пока насчитал не больше десятка вампиров, среди которых сразу же выхватил знакомую фигуру Демьяна. Тот стоял наособицу, шагах в пяти от остальных, выстроившихся перед ним полукругом. Между ними плясало пламя костра. Прислушавшись, я даже мог различить слабые отголоски их разговора, но что конкретно говорили, пока не было слышно.

В целом, когда я увидел, что Демьян жив-здоров и относительно спокойно говорит с сородичами, от сердца немного отлегло. Я решил не пороть горячку и не вмешиваться раньше времени. Просто потихоньку пробираться поближе и прийти на помощь, если ситуация выйдет из-под контроля.

Вообще, ситуация довольно щекотливая.

С одной стороны, не хочется обижать Демьяна. Хоть я и очень сомневался в том, что он поступает правильно, но всё же я уважал его выбор. В конце концов, он старше, опытнее, и ему лучше знать, как вести с себя с сородичами.

С другой стороны, сам Демьян и, конечно, Варя — пока единственные Дети Зверя, к которым я испытывал симпатию. Все остальные упыри, с которыми я сталкивался, были упырями во всех смыслах этого слова. И с Путилиным я был совершенно солидарен — если уж выпал шанс завалить главаря всей Стаи, глупо им не воспользоваться. Моя бы воля — я бы всю эту их делегацию вырезал.

Впрочем, тут примешивалось ещё кое-что. Не голод — он после формирования карбункула исчез. По крайней мере, на какое-то время. Но всё же я поймал себя на мысли, что вампиров, собравшихся на эту тайную встречу, я воспринимаю, как потенциальную добычу. Разорвать и поглотить их тонкие тела, впитать эдру до капли, поглотить Аспекты…

Наверное, сами вампиры точно так же смотрят на обычных людей. Как на ходячий источник жизненной силы, которую можно поглотить. Как на еду. И вся разница между нами — только в том, что я выше в этой пищевой цепочке.

Окончательно стало понятно, почему все нефилимы так боятся Пересмешников. Дело даже не в том, что он может обернуть против них их же Дар. Это просто первобытный страх перед хищником. Пересмешник — не просто убийца нефилимов. Он каннибал. Питается их Дарами, постепенно обрастая ими, как охотник, обвешивающийся трофеями из черепов, когтей и зубов.

И противиться этой хищнической природе становится всё сложнее. Впрочем… А надо ли?

— Албыс…

Ведьма неслышно выскользнула из Сердечника, материализовавшись в паре шагов от меня. Уселась, свесив ноги с обломка стены высотой чуть выше человеческого роста и потянулась, будто только что пробудилась ото сна. Блаженно запрокинула голову к небу, вдыхая воздух так, что ткань рубашки натянулась, плотно очерчивая грудь.

— М-м-м… Наконец-то свобода! Устала я уже от этих ваших человечьих берлог. В них даже воздух какой-то… мёртвый.

— Можно подумать, ты воздухом дышишь, — проворчал я. — Слетай-ка лучше на разведку.

Рыжая послушно сорвалась с места, превратившись в размытый призрачный шлейф. Далеко от меня она улететь не могла, но пусть хотя бы территорию монастыря обшарит. Меня не покидало какое-то странное предчувствие опасности, заставляющее постоянно озираться и принюхиваться. Я не мог понять, в чём дело. Запахов и звуков обострённые органы чувств приносили много. Но, пожалуй, даже слишком много — с непривычки это не помогало, а наоборот сбивало с толку.

Аккуратно, пригибаясь и стараясь мягко перекатываться с пятки на носок, я продолжал подкрадываться всё ближе к вампирам — пока позволяли укрытия. С сотни метров можно даже постараться разглядеть участников встречи, а может, и подслушать часть разговора. Я был уверен, что смогу — нужно только сконцентрироваться на задаче и подрегулировать настройки Аспекта.

Простая логика, на самом деле. Обострённый слух, нюх и прочие способности проявлялись мгновенно, стоило мне только переключиться на Аспект Зверя. Значит, их природа — полностью магическая, а не обусловлена мутациями физической оболочки. А возможностями тонкого тела я мог управлять очень гибко.

Луна, выглянувшая из-за туч, ещё ярче высветила окрестности. Я максимально близко, насколько позволяли укрытия, подобрался к вампирам, так что мог даже разглядеть отдельные фигуры. Попутно продолжал вслушиваться и внюхиваться. Даже показалось, что среди хвои, смолы, грязи, сырых кирпичей, палой листвы и прочих лесных запахов мне удалось различить запах дыма и мокрой шерсти.

Да. Точно! Ощутимо тянуло чем-то терпким, звериным, и от запаха этого мурашки бежали вдоль хребта, отчего я чувствовал себя взъерошившимся от напряжения волком. Но откуда запах? Тянуло им слабо, по земле. Скорее всего, следы. Но разглядеть их сейчас было проблематично, да и всё равно следопыт из меня хреновый…

Албыс вдруг вынырнула передо мной, как из-под земли. Хотя, почему как. Из-под земли и вылетела, поначалу бесформенная и полупрозрачная, как клочок тумана.

— Засада! — прошипела она.

— Что?! Где?

— Там, внизу, под развалинами — подземные ходы. Они засели там.

— Упыри?

— Нет. Люди. И псы. Их много. И похоже, ждут там довольно давно. Но сейчас уже выдвигаются на поверхность.

Она взлетела повыше, оглядывая окрестности.

— Один выход, кажется, вон там, возле самого обрыва… — она указала на те самые развалины часовни, на которые я до этого обратил внимание. — Еще два вон там и там… Одна группа собирается напасть с севера, остальные отрежут путь…

Мысли в голове завертелись с бешеной скоростью. Кто это вообще?! Путилин всё-таки решил нарушить договорённость? Но откуда он взял людей? Не считая меня, у него в распоряжении всего несколько филёров, да и те сейчас охраняют Беллу…

— Сколько их?

— Много. Дюжины две. Псов, кажется, ещё больше… — лицо ведьмы исказилось злобной гримасой. — Я уже видела такое. Это голуби!

— Что? Какие ещё голуби?

— У них на робах — кресты и вышивка с белой птицей. Они охотятся на таких, как мы.

Точно. Я уже не раз слышал упоминания о некоей ортодоксальной секте, непримиримой к Одарённым и в целом к любым проявлениям магии. Но чаще всего она упоминалась в контексте петровской эпохи, а впоследствии её вроде бы почти полностью искоренили. Хотя, здесь, в Томской губернии, места глухие…

Запах псины после подсказки албыс стал чувствоваться ещё отчётливее. А ещё я расслышал, как метрах в двадцати от меня, за куском фундамента какого-то большого строения, что-то тяжело заскрежетало — будто трутся друг о друга здоровенные камни…

Почти одновременно с этим по лесу разнёсся ужасающий рык, заставивший всё внутри сжаться.

Демьян!

Пока я отвлёкся на албыс, беседа между вампирами, похоже, резко перетекла в драку. Уже не особо прячась, я выглянул из-за стены и увидел две фигуры, сцепившиеся в схватке возле костра. Остальные вампиры, держа в руках факелы, рассредоточились, окружая дерущихся, но не мешая им.

Времени на раздумья не осталось совсем. Неподалёку от меня из-под земли уже выбиралась группа людей и здоровенных лохматых псов. Я даже разглядел одного — огромный волкодав в какой-то странной сбруе с торчащими во все стороны шипами. Меня псина тоже почуяла — безошибочно развернулась в мою сторону и тихо зарычала.

Не дожидаясь, пока меня атакуют, я перемахнул через огрызок стены и что есть силы рванул в сторону вампиров. На засаду мне было плевать, сейчас главное — это предупредить Велесова и постараться вытащить его отсюда.

Что касается всего остального… Будем импровизировать.

Глава 12

Я, конечно, чувствовал, что после объединения нескольких Аспектов в Боевую форму и после щедрого вливания эдры от Рады я здорово прибавил в силе. Но не ожидал, что настолько. Какой там рекорд в беге на сто метров? Секунд девять? Мне показалось, что я уложился в пять. Нёсся я, сильно заваливаясь вперёд, так что порой буквально летел параллельно земле. Из-под сапог летели комья мёрзлой грязи, воздух будто загустел, и его приходилось расталкивать грудью, как болотную жижу. Одновременно с этим все тело окуталось пленкой Усиления, сгущающейся на ступнях и кистях рук.

Кто-то из вампиров успел отреагировать и даже развернулся, тыча в мою сторону факелом. Но я налетел на него с разбега, вонзил в грудь призрачные когти так, что приподнял над землей и на пару мгновений задержал так, насаженного, как насекомое на булавку. Упырь — пожилой худощавый франт в пальто с меховым воротником — выронил факел и вцепился в меня обеими руками, вытаращив жёлтые, как у совы, глаза. К моему удивлению, аура у него была не особо впечатляющая. Или это просто я так сильно изменился?

— Богдан? — рявкнул Велесов, обернувшись на меня. — Зачем?! Не вмешивайся!

Почти тут же он взвыл и изогнулся дугой, получив удар в нижнюю часть спины. Зарычал, крутанулся на месте, пытаясь достать когтями противника. Самого противника, впрочем, не было видно — кажется, позади Демьяна клубилось какое-то смутное чёрное облако, едва заметное в неверном свете костра.

Ко мне ринулись сразу двое упырей, и я отшвырнул своего противника — легко, будто мешок с тряпьём, походя распотрошив его так, что внутренности хлынули наружу, словно выпущенные из садка угри. Сам удивляясь своей скорости и силе, перехватил двух других на полпути, проходом в ноги буквально снёс их, как хоккеист на полном ходу.

Что и говорить, ворвался я на эту встречу весьма неделикатно — как шар для боулинга вкатывается в стройные ряды кеглей. Но уже несколько мгновений спустя это стало неважно.

Лай и рычание злющих псов разорвали холодный ночной воздух, кажется, одновременно со всех сторон. Звуки, подхватываемые эхом, разносились далеко вокруг, и казалось, что нас окружает стая по меньшей мере в сотню голов. Впрочем, это было недалеко от истины. Собак и правда было очень много — похоже, каждый из тех, кто сидел в засаде, вёл с собой на поводке по меньшей мере одну. Сами нападавшие были одеты одинаково — в кожаные куртки или плащи, длинные сапоги, многие скрывали лица под чёрными балаклавами с прорезями для рта и глаз. В районе плеч и шеи у многих были самодельные шипастые доспехи в виде щитков из плотной кожи, утыканных гвоздями. Кто-то даже напялил собачьи ошейники с шипами во все стороны. Вооружены кто чем — кто-то с охотничьими ружьями или обрезами, но большая часть — с каким-то дрекольем и факелами.

— Жги упырей, братия! — заорал здоровенный бородатый детина, вылезший из тайного хода, располагающегося в развалинах часовни рядом с обрывом. Забравшись на груду битого кирпича, он потрясал дубиной, утыканной гвоздями длиной в палец.

— Святой Георгий, помоги и направь! — вторили ему из толпы, надвигающейся состороны монастыря. — Да избави нас от скверны!

— Во имя отца и сына, и святаго духа!

— Бей силу нечистую!

Вмешательство этой толпы вооружённых фанатиков окончательно спутало мне все карты. И до этого-то было не совсем понятно, что делать. Но сейчас вокруг разверзся настоящий хаос, и инстинкты неизбежно взяли верх над разумом. А инстинкты мои сейчас требовали одного.

Убивать.

В ближайшей от нас группе «Белых голубей», выбравшихся из-под земли из руин часовни, было около десятка человек и штук пятнадцать одетых в шипастую сбрую собак. Псов тут же спустили с поводков, и они ринулись в нашу сторону мохнатой лавиной. Со стороны монастыря, судя по отсветам факелов, приближалась толпа раза в три больше, растягиваясь в полукольцо и прижимая нас к обрыву. Деваться отсюда было особо некуда — разве что сигать вниз с высоты метров двадцать. Впрочем, для вампира — вполне посильный трюк, так что скорее всего, внизу поджидала ещё одна группа «голубей».

Однако в тот момент, когда псы почти сшиблись с группой вампиров, Демьян применил свой Дар. Хоть я и был поглощён дракой, краем глаза я успел увидеть разворачивающийся над ним призрачный силуэт волка из эдры.

Вой, который прокатился по округе, я слышал до этого только раз — когда мы впервые столкнулись с Грачом во дворе усадьбы. Но тогда, видимо, Демьян рявкнул вполсилы. Сейчас же от жуткого, пронизывающего саму душу воя даже у меня колени подкосились. Псы сектантов и вовсе с визгом, поджав хвосты, бросились врассыпную, сталкиваясь друг с другом и сшибая с ног своих хозяев.

На обычных людей зов старого вожака Стаи подействовал не менее мощно — многие попросту попадали на землю, прикрывая голову руками, кто-то побежал назад, побросав дубины, некоторые с испугу начали шмалять, не особо целясь.

Впрочем, вспышка неконтролируемого животного ужаса продлилась недолго. Стоило волку стихнуть, «голуби» начали потихоньку приходить в себя и подниматься. Но прежней лавины, готовой снести вампиров, уже не было — бойцы были разрознены и деморализованы, а поначалу застигнутые врасплох вожаки Стаи впали в ярость. И вот тут даже я прочувствовал, что собрались здесь совсем не рядовые упыри.

Те трое, которых я довольно легко раскидал в первом же рывке, были скорее исключением. Седой, которому я выпустил кишки, и вовсе, похоже, не умел принимать боевую форму. Зато, когда вой Демьяна стих, на меня, перепрыгивая через костёр, набросился черноволосый волчара, двигающийся так быстро, что я едва успевал реагировать.

Когти у него были длиннющие, как у росомахи, чёрные и какие-то иззубренные, словно жвала насекомого. Когда они промелькнули у меня перед самым лицом, по телу пробежала жаркая волна. Я отпрыгнул, закрылся заряженными эдрой предплечьями от следующей атаки. Оттолкнув чёрного невидимыми щитками, атаковал в ответ.

Двигались мы так быстро, что со стороны это выглядело как неразборчивое мельтешение, а звуки ударов и сталкивающихся когтей сливались в сплошную рваную мелодию. Мои когти в движении становились вполне различимыми, хотя и по-прежнему прозрачными, а при ударах о препятствия вспыхивали совсем уж заметным голубоватым сиянием, очерчивающим их контуры. При этом, получив удар, противник ещё и дёргался, будто его шарахнуло током.

Страх у меня во время драки и раньше пропадал напрочь, уступая место какому-то бесшабашному азарту, но сейчас, под Боевой Формой, предчувствуя новую добычу, я и вовсе превратился в машину убийства, остановить которую, кажется, не смогло бы даже лобовое столкновение с поездом. Мало того — с каждой секундой я двигался всё быстрее и яростнее, распаляя себя и впадая в какой-то совсем уж неистовый боевой раж. Хаос вокруг только способствовал этому — «белые голуби» оправились от ментального удара Демьяна и снова ринулись в атаку, прижимая всю нашу дерущуюся группу к обрыву. В нашу сторону полетели бутылки с зажигательной смесью, и вскоре казалось, что сама земля горела под ногами.

Псы сектантов, похоже, были натасканы работать даже в огне. На моих глазах два здоровенных лохматых чудовища в шипастой броне, перемахнув прямо сквозь языки пламени, с рычанием вцепились в того пожилого вампира, которого я ранил первым. Тот, придерживая одной рукой разорванный живот, отползал в сторону, но настигнутый псами, истошно заорал, заглушая страшные крики рвущейся плоти.

Сектанты оттянули на себя добрую половину вампиров, но при этом Сумароков, не обращая внимания на неразбериху вокруг, упрямо наседал на Велесова. На мне же, помимо черноволосого, повисло ещё двое упырей, и я с немыслимой скоростью крутился между ними, парируя и раздавая удары. В воздухе, смешиваясь с дымом, повис тяжёлый влажный запах крови — мои когти не просто рассекали плоть, а будто раздирали её, разбрызгивая жирные ошмётки. Однако вампиры, кажется, не обращали на это внимания — они тоже впали в режим берсерка, и их оскалившиеся морды уже лишь отдалённо напоминали человеческие. Боли они не боялись, раны на них, кажется, зарастали прямо на глазах, а сами они жаждали вцепиться мне в глотку, даже если это будут последние мгновения их жизней.

Я даже толком не успевал разглядеть их — для меня все трое слились в единый многорукий клыкастый и когтистый силуэт, атакующий сразу со всех сторон. Сам я умудрялся остаться целым только благодаря защитному кокону из эдры, обволакивающему меня с ног до головы и концентрирующему энергию в кулаках, когда нужно было вырастить оружие. Когти врагов рвали мою куртку, но почти бессильно проскальзывали по коже, оставляя лишь неглубокие царапины.

Револьвер всё это время бесполезно болтался в кобуре под мышкой. Пожалуй, я мог бы изловчиться и выхватить его, чтобы выстрелить в кого-то из упырей в упор. Но у меня даже не возникало такой мысли. Сражаться голыми руками, используя лишь эдру, сейчас было для меня естественным и единственно правильным.

Чего уж греха таить — я просто упивался этой схваткой. Из-за чудовищно разогнанной скорости восприятие моё искажалось — казалось, что бой длится уже давно, хотя, по сути, «голуби» только успели выскочить из своей засады, добежать до обрыва, и откатились ненадолго, когда Демьян распугал их своим воем. На всё, про всё — пара-тройка минут, не больше. Но какие это были минуты…

Ярость и жажда крови клокотали внутри, но вместе с тем разум был предельно холоден. Я специально подпустил троих вампиров поближе, оттянул их на себя, чтобы оставить Демьяна один на один с Сумароковым. И намеренно медлил, не убивая их — проверял, на что они способны. Точнее, на что способен я сам в этой своей Боевой форме и с выросшей на порядок мощью Средоточия.

Оказалось — на многое. Я и до этого уже мог прихлопнуть рядового упыря за считанные секунды. Сейчас против меня были особи гораздо более матёрые, чем несчастный водила Беллы. Но всё равно я даже был несколько разочарован. Целую минуту я свободно сдерживал атаки всех троих. А потом начал попросту рвать их на куски.

Черноволосый прыгнул на меня, в полёте пытаясь располосовать когтями, но я, разворотом корпуса и шагом назад пропустив его мимо, ударил ему в горло, мгновенно сжимая пальцы. В кулаке у меня остался скользкий трепещущий комок плоти, а сам вампир рухнул на землю, булькая кровью в разорванной глотке. Второй попытался наскочить на меня сзади, но я развернулся и отшагнул в сторону так быстро, что даже для меня самого это было похоже на мгновенную смену кадра. Перехватил противника за рукав и ударил его прямо в область Средоточия, напитав кулак такой силой, что заряженный эдрой невидимый конус прошиб его насквозь, ломая хребет. Не успел он, согнувшись, рухнуть на землю, как я перешёл к третьему, рванув его несколькими размашистыми движениями призрачных когтей так, что звуки этих нескольких ударов слились в один. И тут же в ход пошли поглощающие эдру щупальца.

Тонкое тело противника оказалось на удивление податливым — я разорвал его мгновенно, а части его, превратившиеся в сгустки эдры, тут же растворились во мне, будто тающие на раскаленной плите хлопья мыльной пены. Разве что с Аспектом возникла секундная заминка — в отличие от большинства нефилимов, с которыми я имел дело раньше, у этого был сформирован твёрдый карбункул не только в Средоточии, но и в узле-сердечнике. И для того, чтобы вырвать из него Аспект, потребовалось небольшое усилие.

Второго и третьего я сожрал так же, за считанные секунды. В голове лишь успела мелькнуть мысль о поглощаемых Аспектах. У меня ведь уже есть Аспект Зверя, пусть и модифицированный. Интересно, а что будет с этими? Можно ли поглощать одинаковые?

Из темноты на меня вдруг набросились сразу несколько псов. Один гигантским прыжком мог бы сшибить меня с ног — летел он на уровне моей груди, и весил, пожалуй, не меньше меня самого. Но я успел ударить ему навстречу расфокусированным конусом эдры, и бедная псина с визгом отлетела на несколько метров. Вторая тем временем вцепилась мне в лодыжку, но прокусить плоть не смогла — я рефлекторно укрепил это место щитком эдры, и клыки лишь разорвали мне голенище сапога. Пришиб волкодава одним ударом сверху, как недавно вепря в парке. Несущегося прямо на меня сектанта с копьём наперевес отшвырнул спрессованным в тугое ядро зарядом эдры так, что тот отлетел спиной вперёд, будто от взрыва.

Средоточие горело и пульсировало от переизбытка эдры — кажется, после того эпизода с Радой я пока не готов был впитывать её в больших количествах. Нужно было выплеснуть её куда-то, и ответ, куда именно, был очевиден.

«Белые голуби», подбадривая друг друга фанатичными воплями, уже подобрались вплотную, тесня оставшихся в живых вампиров к самому обрыву. Трое упырей схлестнулись с ними метрах в десяти левее от меня, а я, оставшись в одиночестве, тоже уже привлёк внимание этой толпы. Сквозь клубы дыма я разглядел не меньше десятка сектантов, идущих на меня цепью, потрясая оружием и факелами. Грянул нестройный залп из ружей, и я едва успел развернуть перед собой щиток. В меня ударила крупная, как градины, дробь, но скорость её уже была так сброшена, что кусочки свинца не смогли даже пробить куртку.

Вспомнив трюк с руной Преграды, который я провернул несколько часов назад, я переключился на Аспект Конструктора и снова быстро, за считанные секунды, развернул перед собой целую стену высотой в пару метров. Она была невидима, но вполне осязаема — даже звуки из-за нее доносились приглушённые и чуть искаженные, будто сквозь толщу воды. Размашистыми движениями рук я расширил эту преграду в стороны, отсекая толпу «голубей» барьером и щедро напитывая его эдрой.

Один из псов, с разбегу врезавшись в невидимое препятствие, смешно замотал башкой, залаял, кто-то из сектантов, осторожно вытягивая руку, пытался нащупать барьер концом дубины, остальные замедлились, недоверчиво переглядываясь. Часть группы и вовсе побежала в сторону, чтобы помочь собратьям в драке против оставшихся вампиров.

На какое-то время это их задержит. Вряд ли надолго, но сейчас мне важно было выиграть хотя бы пару минут. И лучше бы им вообще охолонуть маленько. Я не сомневался, что смогу и в одиночку положить здесь всю эту толпу. Но убивать людей почём зря не хотелось. Даже обороняясь. Честно говоря, мне и зашибленных собак было немного жалко. Странные вывихи психики. С упырями я, например, расправился без всяких сантиментов.

На этом отсечённом Преградой участке скалы, возле самого обрыва, остались только мы втроём — я, Велесов и Сумароков. И за то время, пока я возился с остальными членами Стаи, Демьяну пришлось несладко. Лицо его сплошь было залито кровью от бесчисленных порезов, в глазах плескался гнев и отчаяние. Он, кренясь на один бок и прижимая левую руку к животу, вертелся на месте, время от времени пытаясь схватить противника, но безуспешно. Вокруг него вилось сразу несколько тёмных, наполовину состоящих из тёмного дыма силуэтов.

Я невольно зажмурился и затряс головой, пытаясь стряхнуть это наваждение. Невольно вспомнилась моя схватка с Грачом, когда тот, пользуясь своей способностью становиться бесплотным, тоже играл со мной в кошки-мышки. Однако у Сумарокова свой фирменный трюк. Он плодит кучу двойников, сбивая противника с толку.

Внешне одиозный глава Стаи не произвёл на меня впечатления. Этакий наполеончик — невысокий, узкоплечий, черноволосый, в тёмном пальто с эполетами — похоже, военного образца. Надменное скуластое лицо с узкими бакенбардами и хищными, вразлёт, бровями, глазами, горящими жёлтым звериным огнём. Демьян был выше него на целую голову, да и в целом выглядел так, будто мог перешибить его одним ударом. Однако физическая сила в этой схватке, похоже, мало что решала.

Сумароков даже когтей не отращивал и в целом, похоже, не прибегал к боевой форме. Вместо этого он был вооружен кинжалом с широким массивным клинком, который держал обратным хватом, большую часть времени скрывая от противника предплечьем. Двойники его двигались независимо друг от друга и время от времени совершали резкие выпады, ударяя Демьяна кинжалом. Тот отбивался, но в большинстве случаев это были бессмысленные телодвижения — двойники расплывались клочками чёрного тумана, чтобы возникнуть в другом месте.

— Богдан, уходи! — рявкнул Велесов, увидев, как я приближаюсь. — Я сам справлюсь!

— Что-то не похоже, — покачал я головой и, оглянувшись в сторону толпы «голубей», добавил. — К тому же, не видишь, что ли — у нас мало времени. Давай покончим с этим.

— И кто это у нас такой самонадеянный? — вкрадчивым голосом поинтересовался Сумароков, появляясь прямо передо мной, в двух шагах. Точнее, создавая ещё одного двойника.

Выглядел он очень реалистично — я даже с помощью магического зрения не мог различить, кто из доброй дюжины копий, окружавших меня и Демьяна — настоящий. Даже в магическом спектре они выглядели одинаково. Мало того — стоило Сумарокову обратить на меня внимание, как я почувствовал мощное ментальное давление. В ушах зашумело так, будто голову окунули под воду, виски сдавило невидимым обручем, перед глазами всё поплыло.

— Ещё один волчонок? — задумчиво протянул Сумрак, паскудно ухмыляясь. — Дай угадаю — этот старый пень задурил тебе голову рассказами о настоящей Стае? Бедный мальчик…

Костры от разлитой зажигательной смеси, дерущиеся за невидимым барьером сектанты, окружавшие выживших вампиров и затравливающих их собаками, израненный Демьян — всё будто отодвинулось на второй план. Я оказался на небольшой пятачке земли, не больше десятка шагов в диаметре, а всё за его пределами тонуло в непроглядной чернильно-чёрной тьме, не пропускавшей не только свет, но даже и звуки. На этой своеобразной арене остались только я и Сумароков.

Дюжина Сумароковых. И каждый окидывал меня насмешливо-презрительным взглядом. Все, кроме того, что стоял прямо напротив, двигались — кто-то подбрасывал на ладони кинжал, будто проверяя его вес, кто-то небрежной походкой обходил меня кругом, кто-то откровенно разглядывал меня с ног до головы, покачивая головой. Тот, что стоял напротив, вдруг сделал выпад вперёд, вонзая кинжал мне в живот. Я отпрянул, рубанув его наотмашь когтями, и призрак рассеялся дымкой. Новый двойник тут же возник рядом, чуть правее, скорчив испуганную гримасу и тут же издевательски рассмеялся.

— У, какие мы грозные! Вот и Велес думал, что со мной можно справиться грубой силой. Но если он хотел сделать это, то нужно было довести начатое до конца ещё тогда, на Медвежьей горе, когда Дар мой ещё толком не вошёл в силу. А сейчас…

Он вдруг страдальчески вздохнул, запрокинув лицо к небу.

— Это даже скучно. Я могу гонять вас обоих хоть до утра, отрезая от вас по кусочку. Но я делал это с другими уже столько раз, что это уже изрядно надоело.

— Ну, так давай я тебя развеселю, — процедил я, выхватывая револьвер.

Сумрак в ответ лишь откровенно расхохотался. Всей компанией. Одновременный смех дюжины двойников звучал жутковато, будто многократно повторённый эхом.

— И? Сколько там у тебя патронов — шесть? Что ж, сыграем в рулетку? У тебя шесть попыток угадать, где я.

Все двойники, играясь, замерли в разных позах, выпучивая на меня глаза в притворном ужасе.

Я в ответ лишь усмехнулся и вскинул револьвер стволом вверх, поудобнее перехватил рукоять…

Все эти двойники — лишь иллюзия, причём иллюзия, создаваемая в моём мозгу. Сумароков явно пользуется Аспектом Морока. А против лома, как известно, есть только один действенный приём. Главное — сработать быстро, потому что сбросив Боевую Форму, я буду довольно уязвим…

Я переключился на Аспект Морока, и выстроенная Сумраком иллюзия быстро рассеялась. Двойники превратились в прозрачные, будто сотканные из тонкого дыма, силуэты. Сам оригинал, как оказалось, всё это время вообще был невидимым и находился в трёх шагах от меня, он потихоньку подкрадывался ко мне, уже занося для удара кинжал и будучи совершенно уверен в своей безопасности. Когда я быстро вытянул руку с револьвером, безошибочно направляя прямо в него, я успел увидеть его глаза, расширившиеся от ужаса. На этот раз — искреннего.

Фамильный револьвер громыхнул дважды, обе пули с сердечниками из синь-камня ударили Сумарокову в живот, отбросив его назад так, что он не удержался на ногах. Морок окончательно рассеялся — вампир, скорчившись, ворочался на земле, хрипя и пытаясь вздохнуть.

— Мне хватит и одной, — сказал я, на ходу убирая оружие и снова переключаясь на Боевую Форму.

Наклонившись, поднял за шкирку упыря, извивающегося от боли и эманаций синь-камня. Азарт от близкой победы и предвкушение нового трофея немного смазывались лёгким налётом разочарования — настолько жалким и беспомощным сейчас казался противник.

— А разговоров-то было… — фыркнул я, оборачиваясь к Демьяну. — И вот этот кусок дерьма — и есть великий и ужасный Сумрак, подмявший под себя всю Стаю?

Сумароков рванулся было, и я даже снова почувствовал на себе касание Морока. Но с засевшими внутри частицами синь-камня вампир не мог толком использовать Дар, а вдобавок я, впившись в его тонкое тело, быстро высушил его Средоточие. И, кажется, он почувствовал, что последует дальше, потому что в глазах его вспыхнул такой ужас, что меня передёрнуло от отвращения.

— Богдан… — отчаянно прохрипел Демьян, ковыляя ко мне, но я его уже не слушал.

Устоять перед новым трофеем было сложно, да я и не собирался. Аспект у Сумарокова горел в груди ярким пятном — Сердечник у него тоже затвердел. Добраться до него поглощающим щупальцем оказалось непросто — мешали области, пораженные синь-камнем. Одна из пуль засела прямо рядом с карбункулом, почти вплотную. Я поднял свободную руку, сформировав острые когти, и попросту вырвал кусок плоти у него из живота. Сумароков заорал, блеснув короткими, но острыми, как иглы, клыками.

Я зашипел, встряхнул рукой — пуля с частицами синь-камня неприятно колола кожу, даже не прикасаясь к ней. Вместе с пулей уронил на землю и кристалл Сердечника — продолговатый, зеленовато-черный. Теперь уже вытянуть из него Аспект было секундный делом. Лишённый драгоценного содержимого, карбункул потух, превратившись в невзрачный камешек.

Сумароков, вцепившись в мою руку, запрокинул кверху посеревшее от боли лицо и прохрипел с ужасом:

— Да кто… ты… такой?!

Я не ответил. Чего-то короткого и хлёсткого на ум не пришло, а самое главное — вопрос этот невольно попал точно в цель. Отпустив уже ставшего не опасным вампира, я удивлённо уставился на алую от чужой крови ладонь.

А ведь и правда — в кого я, чёрт побери, превращаюсь…

Драка «белых голубей» с оставшимися тремя или четырьмя вампирами была в самом разгаре. За клубами дыма и мельтешением человеческих и собачьих тел сложно было что-то разглядеть, да я и не пытался. Меня больше интересовал Демьян. Переключившись на Исцеление, я с ужасом увидел, что он светится тревожными багровыми пятнами со всех сторон, будто ёлка, опутанная гирляндой. Сумароков, похоже, успел всадить в него кинжал раз двадцать, и даже для богатырского здоровья Велесова это был перебор.

К счастью, сейчас у меня недостатка в эдре не было — я только что сожрал несколько неслабых нефилимов. Так что я окатил Демьяна такой щедрой волной целительной энергии, что он охнул, удивлённо взглянув на меня.

Отыскивать каждую рану и закрывать её по отдельности, тем более сквозь одежду, было делом слишком хлопотным, так что я просто подстегнул собственные способности Велесова к регенерации. Большего и не требовалось — старый волк и без меня залижет все эти раны. Главное сейчас — это убраться отсюда.

— Что там? — выдохнул Демьян, указывая на нескольких сектантов, пытающихся пробиться к нам сквозь невидимую стену.

Преграда уже едва держалась — хватило её, как я и опасался, ненадолго. Каждый удар по барьеру расходовал содержащуюся в ней эдру, и магическим зрением я видел, как сама структура моего примитивного конструкта расползается, идёт волнами. Это было немного похоже на то, как если бы кто-то таранил стену из сетки-рабицы — так, что ячейки её ходили ходуном, растягиваясь и деформируясь.

Надеяться на то, что «голуби» оставят нас в покое, не приходилось — распалённые охотой, уже пролившие кровь, и свою, и чужую, сектанты явно намеревались идти до конца. Нам же деваться было некуда — сейчас к нам подтянулся уже весь их отряд. Мелькнула мысль сигануть прямо с обрыва, но даже беглого взгляда вниз хватило, чтобы отказаться от этой затеи. Во-первых, пропасть оказалась куда глубже, чем я думал. А во-вторых, внизу маячили огоньки факелов — там тоже поджидала засада, причём не особо таясь.

Демьян, сгорбившись, мрачно смотрел на подступающую к нам разъярённую толпу. Бросив на меня взгляд, с тревогой спросил:

— И что делать будем, князь? Ох, не хочется лишний грех на душу брать…

Я, оттирая платком кровь с заляпанной ладони, покачал головой.

— Может, и не придётся. Есть одна идея…

Глава 13

Выстроенная мною Преграда пока держалась, но только благодаря тому, что «голуби» не наваливались на неё все разом. Кажется, они впервые сталкивались с чем-то подобным, поэтому не понимали, что делать, и после нескольких попыток продавить её отступили. Псы и вовсе попросту лаяли на эту невидимую стену — озлобленно, до хрипа и хлопьев пены из пастей — но при этом не решались касаться.

Оставшиеся вампиры, сопровождавшие Сумарокова, были уже либо убиты сектантами, либо захвачены в плен, либо под шумок улизнули. Хотя последнее вряд ли, иначе хотя бы часть этой толпы с дрекольем и факелами бросилась бы за ними в погоню. Но нет — все, как назло, собрались возле нас, оттеснив к самому обрыву.

Вид всего этого вооружённого сброда будил во мне противоречивые чувства. Религиозные фанатики, тем более такие агрессивные, в целом не вызывали у меня никакого сочувствия. А уж тем более эти — враждебно настроенные к любым Одарённым, а значит, и ко мне лично. Договариваться с ними сейчас бесполезно — разгорячённые схваткой, они вряд ли будут слушать какие-то аргументы.

Но и устраивать бойню — тоже не вариант. И не только потому, что, как выразился Демьян, не хочется грех на душу брать. Одно дело — завалить нескольких вампиров. Это для члена Священной Дружины вроде как служебная обязанность. Но как потом оправдываться за три десятка трупов обычных людей? Даже если Путилин полностью встанет на мою сторону, замять это дело будет проблематично.

Да, сама секта «Белых голубей» вроде бы запрещена. Да и для нефилимов, как говорят, обычные людские законы не писаны. Но всё же сомневаюсь, что я в том положении, чтобы совсем не бояться уголовного преследования за массовое убийство. Неприкосновенность нефов связана не с наличием Дара, как такового, а с тем, кто за ними стоит.

Вяземский, конечно, заманивает меня в свой клан, и будет рад использовать подобный инцидент, чтобы оказать мне ещё одну услугу. Но тем самым ещё больше загонит в долги и привяжет к себе. А оно мне надо?

Эх, знали бы все эти деревенские борцы с нечистью, на каком волоске сейчас висят их жизни…

Все эти мысли и сомнения пронеслись у меня в мозгу за считанные мгновения. Сам я тем временем переключился на Аспект Морока, тут же вздрогнув от нахлынувшей на меня эмоциональной волны, состоящей из ненависти, смешанной со страхом, жаждой убийства и странным возвышенным экстазом, видно, связанным с религиозной накачкой. Да уж, ну и каша в головах у этого воинства…

Аспект Морока для меня пока был самым малоизученным. По большому счёту, я использовал его только в пассивном режиме — чтобы отражать направленное на меня влияние, и чтобы читать эмоциональный фон собеседников. Активное же применение требовало очень кропотливого изучения и экспериментов, на которые у меня пока не было ни времени, ни возможностей. Интуитивно я освоил только один трюк, простой и бесхитростный, как удар кувалдой — подавление чужого сознания. Собственно, так я вырубил Беллу в той ночлежке, в которую она меня привезла.

Но вот сработает ли это на целую толпу… Тут нужно более мощное усилие, действующее по площади. Впрочем, как раз с мощностью у меня сейчас проблем быть не должно…

Преграда, наконец, пала — не под натиском сектантов, а сама собой. Её наскоро сляпанная структура постепенно посыпалась и обрушилась под собственным весом. Первыми это почуяли псы, и рванули к нам одновременно, будто получив беззвучную команду. И в тот же миг я сам подался вперёд, рявкнув так, что едва не сорвал глотку.

Кричать, наверное, было не обязательно, но это был для меня самый простой способ выплеснуть энергию, вложив в крик заряд эдры. Скорее всего, ужасающий вой Демьяна, который он иногда использовал, имеет схожую природу. У меня получилось менее зрелищно, но зато эффект превзошёл мои ожидания. Большая часть толпы попросту рухнула, как подкошенная.

Я не знал, сколько будет длиться этот паралич, поэтому рванул вперёд сразу же. Демьяну тоже отдельное приглашение не понадобилось — я, не оборачиваясь, слышал, как он пыхтит, следуя за мной по пятам.

На собак мой ментальный удар почему-то подействовал хуже, чем на людей. Значительная часть псов осталась на ногах, а некоторые даже пустились за нами в погоню. Пришлось даже пару раз ненадолго останавливаться, чтобы сбросить с себя самых надоедливых.

Неслись мы с такой скоростью, что развалины монастыря промелькнули мимо, как деревья за окном поезда. В итоге едва не прозевали вынырнувшего из темноты Путилина.

— Я же говорил — ждите в машине! — рявкнул я. — Быстрее, надо сваливать отсюда!

— Да что, чёрт возьми, происходит?! — огрызнулся в ответ сыщик. — Откуда столько народу?

— Может, ты сам и ответишь? — схватил его за грудки Демьян. — Не ты ли голубей навёл? Никто, кроме нас троих, не знал про эту встречу!

Мне стоило большого труда разнять их — старый волк вцепился в Путилина мертвой хваткой. Но тот тоже не растерялся — ствол его револьвера упёрся вампиру под подбородок. Если в барабане обычные пули — не страшно. А вдруг синь-камень?

— Прекратите! Демьян, оставь его! Оставь, я сказал!

В последнюю фразу пришлось влить немного эдры под Аспектом Морока, и в голосе моём отчётливо зазвенел металл. Путилин с Велесовым разом обмякли, ошарашенно замотали головами. Не давая им опомниться, я схватил их за рукава и растащил в стороны.

— Разбираться будем потом! А сейчас — давайте к машине!

Времени у нас и правда было немного — судя по доносящимся со стороны монастыря звукам, большая часть «голубей» уже очухалась.

Чёрный «Даймлер», едва различимый в темноте, ожил сразу же, как Путилин повернул рукоятку зажигания — зашипел, заурчал, замолотил цилиндрами. Чуть раскачиваясь на колдобинах, тяжелая машина вырулила на дорогу и начала набирать скорость. Фары были переключены на ближний свет, выхватывая из тьмы крохотный участок впереди, яркость тоже была выкручена на минимум. Однако всё равно на пустынной лесной дороге нас наверняка было видно издалека. Волкодавы сектантов быстро взяли след — штук пять уже бежало за машиной, хрипло лая на бегу.

— Быстрее, быстрее, Аркадий Францевич! — оглядываясь через окно, процедил я.

— Не учи учёного! — буркнул тот. — Здесь пока особо не разгонимся. Ещё, не дай бог, в яму какую угодим. Или колесо пробьём. Лучше псин этих отгони! Вон там, в перчаточном отделе, ещё один револьвер. И пачка патронов.

Высунувшись в окно, я принялся стрелять по собакам. Двух удалось уложить наповал, остальные немного отстали. Пока я перезаряжал револьвер, мы выбрались на более ровный участок дороги, и Путилин поддал газу, окончательно отрываясь от погони.

— Да всё, не пали почём зря! — проворчал Демьян с заднего сиденья, когда я снова высунулся в окно. — Уже не догонят.

Он был прав. Двое самых упрямых псов ещё бежали за нами, но отставали всё сильнее. А их хозяева тем более вряд ли будут нас преследовать. Никакого транспорта у них я не заметил, а пешком за машиной не особо-то побегаешь.

Некоторое время мы ехали в тишине, нарушаемой лишь шумом мотора. Первым не выдержал Путилин.

— Ну так и что там у вас стряслось? Сумароков действительно явился на эту встречу?

— Сумароков мёртв, — отозвался я.

В этом я не сомневался. Я всадил в главу Стаи две пули с синь-камнем, лишил его Дара, ещё и здоровенный кусок плоти выдрал из живота. После такого вряд ли выживет. А если и выживет — вокруг целая толпа фанатиков, только и ждущих, чтобы забить в него осиновый кол.

Путилин шумно вдохнул через ноздри и ещё крепче вцепился в руль.

— Что ж, уже хорошо, — кивнул он. — А остальные?

— С ним было ещё несколько упырей. Думаю, они тоже мертвы. Часть я сам завалил, остальное довершили «голуби»… — я обернулся. — Кстати, Демьян, если это были старейшины Стаи, то я не впечатлён. Хлипковатые какие-то.

Велесов мрачно зыркнул на меня исподлобья.

— На то они и старейшины, что главное в них — это опыт и мудрость, а не сила. И с доброй половиной из них можно было бы договориться. Особенно с Якубовым. Он был моим другом, моей правой рукой в своё время. И сейчас наверняка поддержал бы.

— Это который?

— Которого ты убил первым, — процедил Демьян.

— Ну извини, некогда было разбираться. Сам же видел…

— Видел, видел! Потому и не хотел я тебя в это впутывать. Ты как слон в посудной лавке. Только испортил всё!

— Да неужели? — вспыхнул я. — Если уж там, в Совете, были твои друзья — то чего же они с Сумароковым-то спелись? И тебя не разыскали за столько лет? Очнись, Демьян! Они все тебя предали! И вообще, я думаю, всё вышло даже лучше, чем мы надеялись. Мы не только Сумрака твоего завалили, но и вообще обезглавили всю Стаю!

— Хотелось бы в это верить, — покачал головой Путилин. — Вы бы хоть какие-то доказательства притащили, которые можно было бы предъявить наверх.

— Ну, извините, скальпы снимать некогда было, — пожал я плечами. — Или предлагаете вернуться?

Путилин неодобрительно зыркнул на меня, и я отвернулся. Пожалуй, и правда перегибаю палку. Глубоко вдохнул пару раз, стараясь успокоиться.

— Вы не понимаете, что натворили, — угрюмо проворчал Демьян. — Да, старейшин перебили, но что с того? Стая теперь, пока не появится новый вожак, будет метаться, как курица без башки, заливая всё вокруг кровью.

— Вот и пусть между собой грызутся, — злорадно усмехнулся Путилин. — Простым людям только на пользу.

— Рано радуетесь! Без Совета Стаи многие и кодекс соблюдать перестанут. А это значит — охотиться начнут без всяких ограничений. Больше смертей, больше новых обращённых. Этого вы хотели добиться?

Путилин не ответил, лишь сжал плотнее губы, будто сдерживая ругательства. За него ответил я.

— А может, для Стаи это как раз шанс очиститься и вернуться к истокам? И вспомнить, кто их настоящий вожак.

Демьян отвернулся, глядя за окно.

— Стар я уже для всего этого…

— Сам же сказал — для вожака важна не сила, а мудрость. За тобой многие Дети Зверя пойдут, я уверен. Ну, а те, кто берегов не будет видеть — пусть пеняют на себя.

— Легко сказать… Гонения на таких, как мы, ещё при Петре начались. Но Стая по-прежнему жива.

Я вздохнул и снова отвернулся, сдерживаясь. Спорить сейчас с этим старым упрямцем — заведомо хреновая затея. Тем более, что во многом он прав.

— Вы лучше объясните, откуда там эта толпа с факелами взялась? — вмешался Путилин. — Это что, действительно скопцы? Те самые Белые голуби? К западу от Урала их практически не осталось, может, единичные мелкие ячейки. А тут — целый отряд! Сколько их там было? Полсотни?

— Пожалуй, чуть меньше, — покачал я головой. — Сидели в засаде в подземных ходах под монастырём. И, похоже, прибыли туда сильно заранее. То есть знали о готовящейся встрече. И Демьян прав — никто, кроме нас троих, не знал о той записке от Сумарокова.

— Думаете, я их навёл? Да как?! Я недавно в городе, и слыхом не слыхивал про местных «голубей»! К тому же, если уж разбираться, то про эту встречу знало ещё как минимум несколько человек — сам Сумароков и прочие члены Совета. Может, от них и была какая-то утечка?

— Они тоже чужаки здесь, — напомнил Демьян.

— Ну, тогда я вообще не знаю, что и думать! Вы же тут местные. У вас есть какие-то версии?

Мы с Велесовым переглянулись.

— Вообще, про «голубей» ходят кое-какие слухи… — неохотно признал он. — Поговаривают, что Филька Багров с ними связан. Он за городом живёт. Скотину держит, и кожевенный цех у него, и мясом приторговывает. А ещё — псарня у него большая. Выводит сторожевых и охотничьих — на продажу и так, для себя. Я про него сразу подумал, когда увидел всю эту свору…

— Ну, что ж, вот и зацепка! — кивнул я. — Через Фильку этого можно попробовать и на голубей выйти. А там и разузнать, кто их навёл.

— Для кого Филька, а для кого и Филимон Кузьмич, — проворчал Демьян. — Я-то помню его ещё пацаном, как и отца его. Но при Кузьме хозяйство было втрое меньше. А Филька после его смерти развернулся. И не спроста. С Кудеяровым, говорят, дела водит.

И здесь Фома… Впрочем, без него в этом городе, похоже, ни одно серьёзное дело не обходится. По крайней мере, без его ведома.

— Багров… — задумчиво пробормотал Путилин. — А ведь я тоже, кажется, уже где-то слышал эту фамилию…

Дальше мы ехали молча. За окнами авто уже мелькали здания Томска. До дома оставались считанные минуты. Я, держась за рукоятку над окном, глядел в сторону, делая вид, что задумался. Сам же погрузился в созерцание тонкого тела.

Поначалу я был удивлён и обескуражен. Несмотря на то, что я высушил четверых вампиров, включая самого Сумарокова, в Сердечнике не добавилось ни одного нового Аспекта. Хотя в целом некоторую прибавку в силе я чувствовал. Правда, учитывая, сколько со мной всего произошло за сегодня, ощущения уже здорово смазывались.

Чуть успокоившись и приглядевшись внимательнее, я понял, что первое впечатление было обманчивым. Да, новых трофеев в ячейках Сердечника не появилось, однако уже существующие заметно изменились. Прежде всего — Боевая форма. Она стала ещё крупнее, и светилась теперь гораздо ярче, чем все остальные Аспекты. Аспект Морока тоже заметно усилился, но не настолько.

Похоже, что уже имеющиеся у меня Аспекты попросту сливаются с себе подобными, усиливая то, что я про себя называл базовой мощностью Дара. Это радует. С другой стороны, я поглотил Аспекты у четырёх могущественных вампиров, членов Совета Стаи, а что получил взамен? Только общее усиление Боевой формы, в которую входил Аспект Зверя? Слабовато…

Я уже не в первый раз задумывался об этом. Когда я перенимаю чужой Дар, то копирую и тонкое тело — полностью, вместе со всеми его, так сказать, настройками. То есть перенимаю не просто Аспект, но и его конфигурацию, конкретные способы воздействия на материю. И это очень ценно, поскольку вариаций Дара с одним и тем же Аспектом — великое множество. В той чёрной книге, что я добыл через Скворцову, вообще пишут, что двух одинаковых Одарённых не бывает. Аура каждого уникальна, как отпечатки пальцев.

Но когда я пожираю чужое Сердце, то перенимаю лишь сам Аспект — безликий, усреднённый. Сброшенный к заводским настройкам, если говорить терминами из моей прошлой жизни. А весь массив других данных — то, что носитель Дара взращивал и тренировал годами — попросту теряется. И это хреново. Слишком расточительно получается.

Может, я просто слишком тороплюсь, когда вырываю чужой Дар? Процесс поглощения у меня занимает считанные секунды — в азарте схватки я попросту раздираю чужое тонкое тело на части, заглатываю его кусками, словно изголодавшийся зверь. В итоге я получаю только Аспект, с которым потом приходится разбираться самому с нуля.

Или всё же память прошлого владельца Дара тоже остаётся в этой добыче, просто я пока не умею её распаковать и использовать в своих целях? В конце концов, когда я экспериментировал с магическими конструктами с помощью Аспекта Ткача, у меня получалось довольно ловко. Я будто бы интуитивно чувствовал, что нужно делать, хотя и не помнил этого. Правда, Аспекты, полученные от албыс — это вообще отдельная история…

Впрочем, и Боевую Форму мне удалось слепить достаточно быстро, по памяти восстановив те свойства, которые я уже знал по своим предыдущим использованиям Аспекта Зверя. Так что, может, и с остальными поглощёнными Аспектами не всё потеряно?

Эх, и ведь не спросишь о таком ни у кого! Даже албыс на этот счёт вряд ли что-нибудь подскажет. Но вот что точно нужно будет вытрясти из призрачной ведьмы — так это её знания о языке варман туур. Со значениями некоторых символов я уже и сам разобрался, но их ведь десятки. И здорово было бы расшифровать мою нательную роспись хотя бы наполовину…

Было уже глубоко за полночь, улицы города были почти безлюдны, за исключением островков жизни возле питейных заведений. Чёрное авто Путилина проносилось по пустынной мостовой, как призрак, эмберитовый двигатель, время от времени сбрасывая излишки пара через сопла в капоте, окутывал его белёсым облаком, быстро остающимся позади. К воротам усадьбы мы подкатили на всех парах, и я первым выскочил из машины, чтобы открыть главные ворота.

Я ожидал, что к этому времени во дворе будет тихо и темно, если не считать пятен света от эмберитовых фонарей, которые рабочие на днях установили на аллее, ведущей к главному входу в здание. Однако обострившийся под Боевой формой слух уловил голоса на заднем дворе, а нюх донёс запах чужаков.

Зар-раза! У нас, похоже, гости!

— Демьян! — обернувшись, громким шёпотом окликнул я Велесова, и первый бесшумно нырнул в калитку.

Путилин замешкался в машине, но старый волк понял меня с полуслова. Пока мы ехали, он успел оправиться от ран, и двигался с прежним проворством и скоростью, неожиданной для его телосложения.

Мы, не сговариваясь, разделились — я дунул напрямик к заднему двору, огибая главное здание усадьбы справа, Демьян же свернул на одну из боковых дорожек, заходя к цели по широкой дуге сбоку.

Больше всего меня беспокоил запах псины. Собак Демьян не держал, да и в целом недолюбливал — я не раз наблюдал, как уличные шавки то и дело увязываются за ним, облаивая издалека и сбегая, поджав хвосты, стоит ему обернуться. Животные вообще чувствуют Одарённых, и чаще всего реагируют настороженно, а то и агрессивно.

Услышав приглушённое рычание и разглядев метнувшийся ко мне из кустов силуэт, я чертыхнулся. Так и есть! Пёс. Здоровенный, лобастый, дымчато-серый с чёрными подпалинами на груди и лапах. Явно не дворняга.

Неужели «голуби» и сюда добрались?! Меня бросило в жар от одной мысли, что фанатики врываются в дом, хватают Раду, Варю…

— Тихо… — процедил я, выставив вперед руку.

Пёс почти не рычал, но смотрел на меня не отрываясь, скалил зубы и медленно приближался. Судя по тому, как он припадал к земле, напружинивая лапы — готов кинуться в любую секунду. Я поднял руку повыше, напитав её для защиты Укреплением. В другой уже скатывал «снежок» из эдры, щедро накачивая его силой, чтобы свалить животное наповал одним зарядом. И желательно бы не промазать, потому что слева ко мне вышло ещё сразу двое псов, похожих на первого, как братья. Эти и вовсе не рычали, подкрадываясь бесшумно и быстро. Один из них двигался боком ко мне, постепенно заходя за спину.

Умные твари! Явно натасканные на работу в команде.

Я метнул гудящее прозрачное ядро в того, что ближе всех, но тот умудрился увернуться — заряд ухнул в землю чуть ближе и правее него, с ударившим по ушам хлопком подняв фонтанчик из комьев земли и обломков тротуарной плитки. Сам пёс, хоть и явно был оглушён этим взрывом, не испугался, лишь мотнул башкой. И тут же прыгнул.

Тут уже я оказался чуть быстрее, увернувшись от челюстей, метящих прямо в горло, и пропуская массивное тело пса мимо себя. Второму, попытавшемуся в ту же секунду впиться мне в лодыжку, отвесил такого пинка, что тот с визгом отлетел в сторону. Третий как раз готов был напрыгнуть на меня со спины, но вдруг раздался резкий окрик.

Псы, навострив уши, неохотно отступили, при этом не сводя с меня немигающих жёлтых глаз. Я же засёк за кустами их приближающегося хозяина. Не столько по силуэту, сколько по красноватому свечению ауры.

Нефилим. Мало того — Сын Зверя. Позади него, быстро догоняя, маячили ещё двое.

Меня это открытие не особо обрадовало. Хрен редьки не слаще. Вампиров в своём поместье я сейчас хотел видеть ничуть не больше, чем религиозных фанатиков. Однако испуганно-радостный возглас Варвары заставил меня немного расслабиться.

— Богдан! Это ты!

Девушка выбежала ко мне по дорожке, ведущей к бывшему крылу для прислуги — растрёпанная, в наспех накинутом на плечи пальто.

Чужаки тем временем тоже приближались, не таясь, и вскоре показались в свете фонаря. Я беглым оценивающим взглядом окинул всех троих.

Одеты все трое в простую, но добротную одежду. Я поначалу даже решил — крестьянскую, в городе я такую почти не видел. Но присмотревшись чуть внимательнее, решил, что снаряжение ближе к охотничьему. Куча каких-то ремней, подсумков, сапоги — высокие, до колена, утеплённые.

Один — здоровенный, косматый. Ростом, пожалуй, даже повыше Демьяна, и уж точно на пару пудов тяжелее из-за объёмного пуза, выпирающего из расстёгнутой куртки с меховой оторочкой. Несмотря на густую бороду, выглядит довольно молодо — едва ли перевалил за тридцатник.

Второй гораздо старше, явно крепко за сорок. Безбородый, но с густыми чёрными усами подковой. Тёмное обветренное лицо с внушительным горбатым носом делает его похожим на индейца, особенно в сочетании с длинными, чуть волнистыми волосами. В ухе поблескивает здоровенная серьга в виде кольца.

Третий — пожалуй, самый занятный. Именно к нему сбежались все трое псов. Тот, что получил от меня пинка,прихрамывая, приблизился вплотную, потёрся о его ногу. От собак к вампиру тянулись хорошо видимые в магическом спектре связи, делающие их чуть ли не единым целым. Ещё одна уходила куда-то наверх, теряясь на крыше здания. Хм… Впервые такое вижу.

При этом сам псарь выглядел не то, чтобы неказисто, но в целом непримечательно. Ни мощью, ни брутальным видом, в отличие от сородичей, похвастаться не мог — довольно невысокий, худощавый, рыжеватый, с вытянутым остроносым лицом, чем-то напоминающим лисье.

— Как хорошо, что ты вернулся, жив-здоров! — с облегчением выдохнула Варвара, зябко запахивая пальто на груди. — С дядей Демьяном тоже всё в порядке?

— Да, он…. — я оглянулся, отыскав глазами Велесова. Тот тоже уже подтянулся к нам, заходя к гостям со спины. Один из псов рыжего насторожённо сгорбился, оглядываясь на него и показывая зубы. Демьян неожиданно показал клыки в ответ. Тут уже все трое ощетинились, припадая на задние лапы.

— А у нас тут гости. Знакомьтесь, это вот Данила. Это — Нестор, — девушка указала сначала на здоровенного, как медведь, детину, потом на самого старшего, с усами. — Ну а там, с собаками — Илья… Да угомони ты их уже! Говорила же, привязать их надо, а не то покусают кого-нибудь!

— Да не привычные они к ошейникам, Варежка, — покачав головой, насмешливо отозвался Илья, и лицо его вдруг озарилось неожиданно заразительной улыбкой со щербинкой между передними зубами.

Обернувшись ко мне, он добавил:

— Да ты не бойся, вашблагородие, не тронут. Ты, стало быть, хозяин?

— Я и не боюсь, — проворчал я, всё ещё хмурясь. — Скажи спасибо, что не пришиб твоих блохастых. И да, я хозяин дома. Вы-то кто такие?

Чужаки переглянулись, и самый здоровой, пожав плечами, с некоторым недоумением прогудел:

— Так это… Колывановы мы.

Глава 14

Поспать удалось от силы часа три, но, как ни странно, проснулся я довольно бодрым. Такое ощущение, что нефилимы, особенно на том этапе развития, на который я перескочил, вообще мало нуждаются в отдыхе. Это, конечно, здорово. При моём ритме жизни несколько лишних часов в сутках не помешают.

За общим столом на кухне этим утром собрались все обитатели и гости усадьбы. Пожалуй, впервые в комнате стало тесновато, и я всерьёз подумал, а не перебираться ли уже в основное крыло здания, где имеется просторная столовая.

Трое братьев Колывановых расселись вдоль длинной стороны стола, заняв её полностью. Там одному Даниле — самому младшему и самому упитанному — понадобилась целая скамья, на которой свободно разместились бы два, а то и три обычных человека. А уж еды ему для завтрака и вовсе понадобилось на пятерых — Варя поставила перед ним целый казанок наваристой каши с мясом вместо обычной чашки.

Ночью мы не успели пообщаться — Демьян разогнал всех по комнатам, рассудив, что утро вечера мудренее. Братья легко согласились — сослались на то, что устали с дороги. Прибыли они в усадьбу буквально за полчаса до того, как вернулись мы.

Я долго ворочался, всё не мог уснуть. День вчера выдался, мягко говоря, насыщенный, причём действовать приходилось по большей части экспромтом, времени на размышления не было. И сейчас я мучительно соображал, не упустил ли чего.

В целом вроде бы всё в порядке. За время нашего с Демьяном и Путилиным отсутвтия Белла никуда из-под замка не делась. Мало того, Аркадий Францевич утром сообщил, что у него есть идея, куда можно перепрятать нашу пленницу. Утром, когда я уже умылся и оделся в студенческую форму, мы пересеклись в коридоре, и он пригласил меня ненадолго в свой кабинет.

— Вот что меня беспокоит, Богдан. Нынешнее местоположение подозреваемой явно известно Арнаутову и его подручным. Так что следующий побег или попытка её выкрасть — это лишь дело времени.

— Согласен. Но что поделать? Не караулить же нам её всей толпой?

— Вот именно. К тому же, пока она здесь — твои домочадцы в опасности. Я с самого начала рассматривал это только как исключительную, временную меру.

Тут я с шефом тоже был согласен. У самого сердце не на месте, когда отлучаюсь из дома.

— Ну, и что предлагаете? Где тогда её спрятать? Сами же говорили, что местным жандармам не доверяете. Неизвестно, кто из них работал на Барсенева. А может, и до сих пор связан со Стаей.

— В этом смысле, увы, ничего не изменилось. Но я тут на днях разыскал одного человечка по линии Священной Дружины. Времени на всестороннюю его проверку нет, но Игнатов вроде за него ручается.

— А этому своему Игнатову вы доверяете? Откуда он вообще?

— Приехал со мной из Петербурга. Как и Тимофей. Это пока единственные люди, на которых я могу опираться. Не считая тебя, разумеется. Я уже нанял ещё нескольких филёров уже здесь, в Томске, но пока поручаю им лишь самые простые задания. А Игнатов… Он тёртый калач, давно в Дружине. И начинал здесь, в Томске. Потому и знает этого отца Серафима.

— Отец Серафим? Священник, что ли?

— А что тебя удивляет? — усмехнулся Путилин. — Между прочим, исторически Священная Дружина вообще поначалу была чем-то вроде монашеского ордена. И называлась Дружиной Катехона. Нас, Охотников, до сих пор часто называют катехонцами.

— Звучит немного знакомо… Это что-то на греческом?

— Ну да. Это же старая библейская концепция. Катехон значит «удерживающий». Последний оплот человечества перед силами Антихриста. Но после того, как разверзлось Око Зимы, этот термин приобрел более… практическое значение, я бы сказал. Потому что демоны и чудовища перестали быть фигурой речи.

— Занятно. В жизни бы не подумал, что вы религиозны.

— Я-то? — усмехнулся Путилин. — Скажешь тоже! Безбожник, каких поискать. Впрочем, учитывая, где я вырос, это неудивительно. Да это и неважно. Официально Священную Дружину перестали называть Катехоном ещё во времена Петра. И от церкви эту структуру тоже отделили по его же приказу.

— Почему?

— А, это долгая история, — отмахнулся он. — Скажем так — не сошлись во мнениях, кого именно считать отродьями Антихриста. Часть наиболее радикально настроенных катехонцев считала, что вообще всех, в ком проявляется хоть мало-мальский Дар.

— Совсем как Белые голуби?

— Ну, собственно, оттуда и пошла эта секта. И они, конечно же, истинным Катехоном и борцами с нечистью считают именно себя. Но там вообще настоящие религиозные фанатики, в полный рост. Строжайшие посты, власяница, обеты. Многие добровольно идут на оскопление, лишь бы очиститься от всего мирского и нечистого.

— Да уж, с этими нам не по пути… — поёжился я, вспоминая ночную драку.

— Именно. От них даже сама церковь открестилась. А вот со Священной Дружиной сотрудничает очень тесно. Кое-что из специфичного снаряжения Охотников изготавливается только в специальных закрытых мастерских при монастырях.

— Вот как? И что, например?

— Синь-камень, в первую очередь. Добывают-то его в Сайберии, а вот обработка ведётся в основном церковниками. Многие технологии, связанные с ней, известны только им.

— Не знал.

— Неудивительно. Эта тема вообще закрытая. Так вот, отец Серафим — настоятель одной церквушки на окраине. Давно сотрудничает с Дружиной. Я с ним уже познакомился, и мы вроде бы нашли общий язык.

— Хотите перевезти Беллу к нему? Как-то… сомнительно. Может, лучше сюда побольше охраны стянем?

— Да нет, у него будет надёжнее. И самое главное в этом деле — не охрана. А хорошенько замести следы. Но для этого мне, снова понадобится твоя помощь. Прямо сегодня. Может, тебе даже придётся пропустить ради этого пару лекций. Я, если что, замолвлю за тебя словечко перед ректором.

Я вздохнул. Любого другого на моём месте уже, наверное, попёрли бы из института за пропуски. Впрочем, у меня теперь протекция и от Вяземского. И семестр только начался, наверстаю ещё. Что ж поделать, если постоянно находятся дела гораздо важнее, чем учёба.

— И какой план?

— Судя по прошлой попытке побега, за домом явно следят. Надо попробовать снять эту наружку. Но, сам понимаешь, использовать для этого своих людей я не могу — они сторожат Беллу. Тимофей к тому же ещё толком не оправился от раны. А посылать кого-то из новичков… Что вообще обычные люди смогут-то против упырей с волчьим слухом и нюхом. Их вычислят раньше, чем они приблизятся на расстояние выстрела. К тому же, думаю, они все уже засветились.

Я прошёлся по кабинету, рассеянным взглядом рассматривая новые появившиеся предметы обстановки — раскладную японскую ширму в углу, перекрещенные клинки на стене, несколько новых статуэток на полках. Большая часть вещей Путилина после переезда до сих пор хранилась в коробках в гараже, но он, видно, потихоньку распаковывал их и обживался в кабинете.

Идея с охотой на наблюдателей мне не понравилась.

— При всём уважении, Аркадий Францевич, но… Я-то тоже засветился. И за мной наверняка тоже следят.

— Но сам как думаешь — сможешь их переиграть?

Я задумчиво вздохнул… Перспектива обыскивать несколько кварталов вокруг дома в поисках засевших наблюдателей меня, если честно, не очень-то прельщала. К тому же, на наружное наблюдение кого попало не поставят. Там не просто упыри, но ещё и такие прожжённые спецы по маскировке, что я вряд ли смогу с ними тягаться. Неизвестно, сколько их, какие методы они используют. Может, вообще для сбора сведений подкупили каких-нибудь пацанят местных, которые постоянно крутятся на улице. А уж если магию какую-нибудь используют — тот тут вообще туши свет. Сроду не вычислю, потому что непонятно даже в каком направлении искать.

— Могу предложить другой вариант. Вывезти отсюда Беллу тайно. Не попадаясь на глаза наблюдателям.

— Но как?

— Из-под дома ведут несколько старинных подземных ходов. Демьян говорил, что некоторые выходят в старые катакомбы, по которым можно хоть на другой конец города попасть.

Брови Путилина взметнулись вверх.

— Хм… Заманчиво! А ты сам-то их проверял?

— Да, одним точно пользовался не так давно. Он выходит к реке, где-то через полкилометра от нас. Замаскированная дверь под мостом. Где-то… вот здесь. И Демьян рассказывал ещё про один проверенный выход. Он вон тут, чуть подальше…

Я, поискав нужные места на карте города, висящей рядом со столом, указал на них кончиком карандаша. Путилин, в своей странной манере перекрестив руки за спиной, подошёл к карте и надолго задумался, щурясь и бегая по ней взглядом.

— Сгодится! — наконец, выдал он вердикт. — В катакомбы без разведки лезть не будем. А вот этот финт может сработать. Надо только продумать детали. В идеале — какой-то отвлекающий манёвр придумать…

Он вернулся к столу и захватил китель, висевший на спинке рабочего кресла.

— Ладно, пойдём пока перекусим. Я лучше соображаю после хорошей чашки кофия. Дочка Велесова уже научилась его отлично варить. Кстати, как она? Оправилась уже после вчерашнего?

Увидев, как я нахмурился, он успокаивающе похлопал меня по плечу.

— Ребята рассказали, что у вас тут вчера творилось, пока я был в отъезде. Они мало что поняли, но шуму было много. Слышно было даже из подвала. Похоже на… спонтанный прорыв Дара?

— Что-то вроде того, — неохотно признался я. — Но не беспокойтесь, всё под контролем.

— Ну хорошо, коли так, — пожал он плечами и направился к выходу.

Я не удержался и, переключившись на Морок, прощупал его эмоциональное состояние. Но никакой ясности это не внесло. Путилин был явно чем-то обеспокоен и был в состоянии нервного предвкушения, но это можно было объяснить темой всего нашего разговора. По отношению к себе я не уловил с его стороны ни враждебности, ни раздражения, ни подозрительности. По крайней мере, насколько я смог разобраться.

Чтение чужих эмоций — вообще та ещё задачка. Всё равно, что по запаху духов пытаться распознать все ингредиенты, входящие в состав. Срабатывает этот фокус, только если запахи эти ярко выражены, и их один-два.

Ну, либо надо просто больше тренироваться.

Однако эта проверка была не первой, и не случайной. С тех пор, как я обзавёлся Аспектом Морока, я частенько прощупывал окружающих, считывая их эмоции. И Путилина изучал в первую очередь. Я и рад бы довериться ему полностью — как, например, в случае с Демьяном. И в целом я ему с самого начала симпатизировал. Однако что-то в нём все же мешало мне расслабиться.

Возможно, дело вообще не в Путилине, а во мне самом. Как говорится, чует кошка, чьё мясо съела. Мне, как носителю однозначно запретного Дара, сам бог велел подальше держаться от Священной Дружины. А я вместо этого вожу дружбу с одним из опытнейших Охотников, или как их там их называют… катехонцев.

Впрочем, говорят же, хочешь спрятать что-нибудь — прячь на самом виду… И в этом смысле работа на Дружину — это хорошее прикрытие. Вопрос в другом — сколько у меня ещё получится водить Путилина за нос, скрывая свою истинную природу? И получается ли это у меня вообще? Возможно, он уже давно о чём-то догадывается, но не подаёт виду, просто потихоньку собирая обо мне сведения. И в этом смысле моя работа на Дружину — это уже скорее его хитрый план, а не мой…

Что ж, в любом случае, пока что наши интересы совпадают. А дальше… Будь, что будет.

После нашего разговора Путилин тоже присоединился к общему завтраку, но сидел за столом в самом уголке, ел быстро и молча, не вмешиваясь в общие разговоры и явно погружённый в обдумывание предстоящей операции. Я тоже в основном помалкивал. Про Демьяна и говорить нечего — из него в принципе порой клещами слово не вытянешь. Рада тоже сидела за общим столом. Кожа её была даже бледнее, чем обычно, и казалась прозрачной, под глазами залегли тёмные круги. Но держалась она бодро и одета была в школьную форму — видно, собирается на занятия в гимназию.

Варвара в присутствии братьев расцвела и была необычно весела и говорлива. Даже превзошла в этом Полиньяка — это он у нас обычно разливался соловьём во время завтрака. Но при братьях Вари француз как-то оробел, и сейчас сидел молча, лишь изредка бросая взгляды на суровых охотников.

Я поначалу не особо следил за разговором, тоже обдумывая нашу с Путилиным затею. Но постепенно начал прислушиваться.

Мне с самого начала показалось, что троица наших гостей ведёт себя как-то странно. Это можно было списать на общую нелюдимость — выглядели все трое так, будто им привычнее шастать по тайге, чем сидеть за накрытым скатертью столом. И судя по рассказам Вари, так и было — все её старшие промышляли охотой, уходя в долгие походы, длящиеся порой несколько недель. Но, осторожно прощупав их ауры с помощью Аспекта Морока, я убедился, что мои подозрения не напрасны. Всех троих что-то тревожило, и они с трудом делали вид, что всё в порядке. Ко всем, кроме Вари, они тоже были настроены настороженно, даже с подозрением, но старались не подавать вида.

— Вы ведь обещали меня ещё до снегов навестить, проверить, как я тут устроилась, — с укоризной сказала Варя, подливая среднему брату, Илье, ещё похлёбки. — Телеграммы мои получали? Я в Тобольск отправляла, до востребования, как договаривались.

— Да, отец забрал две штуки, — кивнул Нестор. — В почтамте на вокзале.

— Две? Я ведь ещё одну посылала, на прошлой неделе!

— Видно, не успела дойти, — пожал плечами Илья. — Когда мы там из Тобольска выдвинулись… дней шесть назад.

Эта фраза заставила меня насторожиться. Шесть дней на дорогу из Тобольска? Если на поезде — многовато выходит. Я из Демидова доехал за неполные три, а до него ещё дальше. Железная дорога в этом мире развита отлично, паровозы с эмберитовыми котлами могут разгонять составы до полутора сотен километров в час, особенно если речь идёт о скорых пассажирских поездах. Может, конечно, братья ехали на грузовом, но всё равно…

— Где-то ещё останавливались? — уточнил я.

Нестор искоса взглянул на меня и неохотно ответил:

— Да так… заезжали кое-куда. По делам отца.

— А сам-то батюшка где? Ты вчера так и не ответил, — напомнила Варвара. — И вообще, как-то странно вы нагрянули. На ночь глядя, налегке…

— Товар весь еще позавчера сгрузили на складе возле железки, на хранение, — пояснил за него Илья. Он вообще был, похоже, куда разговорчивее, чем старший. — А отец… отлучился.

— Куда? — удивилась Варя. — Даже меня не повидал? На него это непохоже.

Судя по тому, как Нестор взглянул на среднего, тот сболтнул лишнего. Я решил снова вмешаться.

— Вы зря секретничаете. Здесь все свои.

— Да просто… Расстраивать Варежку не хочется, — неохотно признался Илья, переглянувшись с братьями. — Мы вообще ненадолго. Гостинцы оставили, деньги и… прочее. Сейчас перекусим и будем за отцом выдвигаться.

— Но к ужину вас хоть ждать? — спросила Варя.

Нестор покачал головой.

— Сегодня — точно нет. И вообще, нас, скорее всего, несколько дней не будет в городе.

— Как? — опешила Варя. — Уже уезжаете? Я думала, погостите хоть несколько дней. Я вон уже у дяди Демьяна разрешения спрашивала, он бы вас у себя в избе разместил. Да и вообще, вы же только приехали! И с товарами что?

— Полежат на складе, ничего с ними не сделается, — отмахнулся Нестор.

— Отцу помочь надо, — добавил Илья. — Там дело какое-то… мутное.

— А я говорил — не надо было его одного отпускать, — проворчал Данила, облизывая деревянную ложку и бросая её в опустевший котелок. — Но ему ж перечить бесполезно…

— Да куда он отправился-то? — уже не в шутку забеспокоилась Варя. — Что за дела такие срочные, что даже со мной повидаться не захотел?

— Дядьку Петра помнишь? Приезжал к нам раньше почти каждый год. Вроде как брат отца, не то двоюродный, не то троюродный. А может, и вовсе седьмая вода на киселе. Пушнину ещё скупал у нас. Отец для него придерживал самые хорошие шкурки.

— Помню, конечно. Он же вроде сюда, в Томск перебрался.

— Да, он в Томске. И он давно отца сманивает тоже сюда перебраться. Скорее всего, так и сделаем. Так и ты под присмотром будешь.

— А я давно говорила… — начала Варвара, но, оборвав сама себе, добавила. — Так и что с этим дядькой Петром? Я про него вспоминала, думала разыскать…

— Ну, в тайгу сейчас редко ходит, староват уже. Но выделкой мехов занимается по-прежнему, мастерскую и лавку тут открыл. А шкуры у местных в основном закупает. Вот только последний раз за шкурами как уехал — так и пропал с концами.

— Давно? А домашние что говорят?

Илья замешкался, бросив быстрый взгляд на меня, потом на Путилина. Тот уже заканчивал с трапезой, и рассказ братьев его, похоже, не особо интересовал. Поднявшись из-за стола, сыщик поблагодарил девушек за угощение, коротко кивнул мне и вышел.

Братья немного расслабились. Полиньяк тоже выглядел за столом немного лишним, но на него они внимания не обращали, а вот на Путилина зыркали с самого начала.

— Рассказывай, рассказывай, — подбодрил я Илью. — Говорю же, тут все свои. И все в курсе про… Ну, сам понимаешь.

— Про то, кто мы такие, — уточнила Варя.

Братья снова переглянулись, и в их эмоциональном фоне я различил некоторое облегчение. Хотя общий настороженный, если не сказать враждебный фон по отношению ко мне сохранился. На Демьяна тоже зыркали время от времени. Вообще, вся эта троица напомнила мне волков, почуявших рядом другого зверя и насторожённо принюхивающихся.

Вообще, считается, что внешне определить, есть ли у человека Дар, невозможно. Но я давно заметил, что все нефилимы чуют друг друга. Не так явно, как я — в подробностях видя чужие ауры. Но на каком-то своём уровне, шестым, а то и седьмым чувством.

Подавшись чуть вперёд, Илья продолжил рассказ уже более подробно.

— Ну, расспросили мы работников его, и тётку Марью. Та говорит, что дядька давно сам не свой был. Особенно по ночам. Жаловался на то, что вроде как… зовёт его кто-то. Из тайги. И вообще, по слухам, кое-кто из наших уже пошёл на этот зов. И с тех пор — как в воду канули.

— Что за зов-то? — нахмурился я. — И что значит «из ваших»? То есть его только волки слышат?

— Ну… необязательно, — уклончиво ответил Илья. — Но обычные люди — не слышат.

Я вопросительно взглянул на Демьяна, и тот в ответ лишь пожал плечами, хотя мне показалось, что в нём шевельнулось какое-то смутное беспокойство.

— Что ещё говорят? — спросил он. — Давно это всё началось?

— Да по весне ещё. И потом нарастало потихоньку. А ещё… но тут, правда, не знаем, насколько это связано… Тетка Марья говорила про каких-то осокорцев. Не то шаманы, не то проповедники бродячие. Их частенько стали видеть в деревнях, что к северу отсюда, вниз по реке. Дядька в одну из этих деревень несколько раз наведывался, шкуры там закупал. Название ещё чудное какое-то… Как там, Нестор?

— Самусь, — вырвалось у меня.

Илья удивлённо обернулся.

— Да, точно… А ты что же, слыхал про неё что-то?

Я не ответил, но, видимо, выражение лица моё не предвещало ничего хорошего, так что все притихли, а Варвара и вовсе встревоженно привстала, не сводя с меня взгляда.

А у меня перед мысленным взором всплыл позабытый кошмар из воспоминаний албыс. Жуткое чёрное дерево, сектанты с коронами из оленьих рогов, люди и животные, вросшие в бугристый уродливый ствол и ставшие его частью….

Албыс, неслышно выскользнув из меня, вдруг появилась за столом, заняв пустующее место на скамье, где до этого сидел Путилин. Она молчала, но, кажется, только и ждала, пока я взгляну на неё. Поймав взгляд, тихо прошелестела:

— А древо продолжает набирать силу. Здесь, в этих ваших норах из мёртвого камня, его зов сложно разобрать. Но по тайге он разносится гораздо дальше. Особенно по реке. Меня, к примеру, он разбудил на расстоянии двух дней пути…

Говорила она с нарочитым безразличием, но я уже достаточно изучил её, чтобы различить за этим отстранённым тоном тщательно скрытую тревогу. В конце концов, она редко выбирается наружу без моего прямого приказа. Уже это говорит о том, что она взволнована.

Чёрт возьми, да она же боится! Не хочет возвращаться туда, где однажды едва не угодила в ловушку.

Но сам я, ещё когда в первый раз узнал про древо Осокорь, про связанную с ним секту и про поглощённых этой жуткой аномалией одарённых, понимал, что рано или поздно эта история снова выплывет. Вот только сейчас аномалия уже не пугала меня, а скорее вызывала охотничий азарт. Уже для десятков существ Осокорь стал ловушкой, а то и погибелью. Но для меня он может стать источником новой силы…

— Я чую, о чём ты думаешь… — нахмурилась ведьма, предупреждающе покачав головой. — Не будь слишком самонадеян, Пересмешник…

— Богда-ан? — с тревогой переспросила Варя, тоже покосившись на пустое место, где до этого сидел Путилин. Я поспешно отвёл взгляд. — Ну так чего замолчал-то? Знаешь что-нибудь?

Я вздохнул и поднялся из-за стола.

— Не хочется вас расстраивать, конечно. Но вашему отцу, похоже, и правда может грозить опасность. Предлагаю вот что. Сейчас мне нужно будет отлучиться на несколько часов. Есть кое-какие дела с Аркадием Францевичем. Заодно и с ним обсудим эту историю. А вы все пока готовьтесь. Вместе поедем.

— Я с вами! — решительно заявила Варвара.

— А как же лекции? — возразил Жак.

— У тебя потом перепишу.

— Ну уж нет! Я тебя тоже одну не отпущу!

Все трое братьев воззрились на француза — Нестор с подозрением, будто только сейчас увидел, Данила — удивлённо, Илья — с изрядной долей насмешки. Бедняга Полиньяк под этими взглядами сжался едва ли не вдвое. Впрочем, по сравнению с троицей Колывановых он и так, даже при своём недюжинном росте, смотрелся, как гусак среди матерых кабанов. Братья Вари его, похоже, и не воспринимали всерьёз до самого этого момента.

— А ты вообще кто таков-то, кучерявый? — спросил Илья.

— Ах, да. Нас как-то даже не представили… Жак Франсуа Арман де Полиньяк, к вашим услугам, — Жак хотел было выпрямиться во весь рост, но скамья стояла слишком близко к столу, так что он замер в неловкой позе, не полностью разогнув колени. — Я… сокурсник Богдана и Варвары. И друг. И… смею надеяться, больше, чем друг… Я имею в виду, для Варвары, конечно же.

— Ай да Варежка! — покачал головой Илья. — Вот и отпускай тебя в город! Ты что же, и жениха уже тут нашла, что ли?

Данила неуверенно хмыкнул, не зная, то ли смеяться, то ли сердиться. А вот Нестор помрачнел и сжал кулаки.

Варя залилась густым румянцем и, хлопнув по столу так, что брякнули тарелки, воскликнула:

— Да брось ты глупости свои, Илюха! Отец в беде, а вы тут…

— Вот потому мы тебе и говорить не хотели, — проворчал Нестор. — Разведёшь сейчас панику. Ещё неизвестно ничего. Может, отец сам скоро приедет.

— Вообще, он ведь обещал вчера засветло вернуться, — мрачно прогудел Данила. — Там до деревушки-то этой — меньше тридцати вёрст…

— И вы до сих пор молчали?! — возмутилась Варя, вскакивая с места.

— Да не мороси ты! — поморщился Нестор и раздражённо отодвинул от себя тарелку. — Сейчас транспорт найдём какой-нибудь, да сгоняем в ту деревню, узнаем, что там да как. Но о том, чтобы с нами ехать — даже думать забудь. Не бабье это дело.

— А я сказала — с вами поеду! — Варвара упрямо мотнула головой так, что тяжелые косы мотнулись из сторону в сторону.

— Цыц! Старшим перечить вздумала? — одёрнул её Нестор, тоже поднимаясь и нависая над столом во весь свой немалый рост. — Всего месяц в городе, а уже совсем от рук отбилась? Ох, и разбаловал тебя отец…

— Я сказала — поеду, — процедила Варя сквозь зубы, и в голосе её отчётливо прорезался звериный рык. Нестор и остальные братья удивлённо замерли.

Жак взволнованно взглянул на девушку, протянул к ней руку, но не решился коснуться. Демьян неуловимо быстрым движением покинул своё место и вклинился между Варей и Нестором.

— Тс-с-с… Тихо, тихо, зверёныши. Зубки показывать совсем не обязательно. Приберегите для других.

— Всё-таки прорезался Дар… — тихо, почти шёпотом, пробормотал Нестор. — А отец всё надеялся, что тебя эта чаша минует, раз в детстве не проявилось. Ведь взрослая уже почти…

— Да, тут… много всего успело произойти, — опустив взгляд и нерешительно обернувшись на Жака, ответила Варя. — Я потому вас так и ждала! Столько всего рассказать надо! И про Дар, и про Богдана…

— Да, вот об этом бы поподробнее, — нахмурился Нестор, мельком взглянув на меня. — А то я что-то вообще не пойму. Мы ведь тебя когда в Томск привезли, денег оставили достаточно. И комнату в общежитии выхлопотали, чтобы рядом с учёбой. А сунулись туда — говорят, она и не живёт тут уже давно. А перебралась в заброшенный дом какой-то, и спуталась непонятно с кем. Как это понимать, Варвара?

Варя покраснела ещё больше, но голову не опустила.

— Это же Богдан! Не помнишь его? Сын Дарины! Помнишь, они у нас одну зиму жили с матерью?

Нестор окинул меня уже более внимательным взглядом.

— То-то мне рожа немного знакомой показалась… Ну, допустим.

Я усмехнулся. А вот я, к слову, Колывановых совсем не помнил. В воспоминаниях молодого Богдана братья Вари маячили какими-то смутными образами где-то на задворках. Да, собственно, их почти никогда и не было дома — постоянно в лесу пропадали.

— Вот и выяснили, — вмешался я в разговор. — Варю я к себе пригласил по старой дружбе, потому что в общежитии в тот момент было… Опасно. Но это долгая история, она вам сама расскажет. А сейчас — давайте лучше о более насущном. Жак, тебе-то точно лучше остаться в городе, извини. Там будет слишком опасно. По мне, так и Варваре лучше бы остаться. Но запрещать я ей ничего не буду. Пусть сама решает. Уж поверьте, она не беззащитная девочка.

— А я твоего мнения на этот счёт не спрашивал! — огрызнулся старший Колыванов, заводясь с пол-оборота. — И вообще, не пойму, чего ты лезешь? Раскомандовался…

— Нестор! — прикрикнула на него Варя, но он на неё и бровью не повёл.

— Ну, хорошо…. За то, что сестру нашу в своём доме приютил — спасибо, конечно. Но об этом мы тебя тоже не просили. А уж насчёт отца — и вовсе дело семейное. Как-нибудь уж сами разберёмся, понял?

Я стиснул зубы и глубоко вздохнул, с огромным трудом подавив желание схватить упрямца за шкирку и хорошенько впечатать этот его горбатый нос в столешницу. Увы, заминку с ответом он расценил по-своему, и продолжил высказывать накопившееся.

— Мне вообще не нравишься ни ты, ни этот хлыщ кучерявый. И ты тоже хороша, Варька… Самой-то не совестно? Стоило ненадолго без присмотра оставить — и уже вон чего отчебучила! Что отец скажет? Да и вообще, людей бы хоть постыдилась! Незамужняя девка, а живёшь в чужом доме с кучей мужиков каких-то. Ещё поглядеть надо, что это за прохиндеи!

— Я ничего такого не сделала, за что стыдиться надо! И вообще, я уже взрослая! Уж сама разберусь как-нибудь!

— Помолчи лучше! — брякнул он кулаком по столу. — Вас тут в городе не учат, что молчать надо, когда мужик говорит?

— Ты лучше сам бы язык прикусил, — не выдержал я. — И отцепись уже от девчонки.

— Чего?!

Нестор, с грохотом отпихнув скамейку, обогнул стол и подскочил ко мне вплотную, нависнув надо мной, как скала.

Он был, конечно, помельче Демьяна или своего младшего брата, но смотреть на него мне тоже пришлось чуть снизу. У уж тяжелее меня он был пуда на два. Ко всему прочему я видел, как пульсирует его аура — такая же, как у Вари, свернутая в тугое ядро. Дар его от гнева просится наружу. Глаза уже пожелтели, как у зверя, из-под верхней губы показались кончики крупных желтоватых клыков.

Оборотень схватил меня за грудки, и студенческий китель опасно затрещал под его когтистыми пальцами.

И снова я сумел сдержаться и не взорвался. Вместо этого, переключившись на Боевую форму, стиснул запястья Нестора так, что тот зарычал и был вынужден ослабить хватку. Мы замерли, и хоть со стороны это могло быть не заметно, у обоих мышцы задеревенели от напряжения. Нестор дернулся, попробовав вырваться, но мои напитанные эдрой пальцы под воздействием Усиления стали твёрдыми, как тиски.

Братья Нестора тоже вскочили, оскалив клыки, и Велесов с Варей бросились им наперерез, с трудом удержав на месте.

— Во-первых. Я не какой-то там прохиндей, — проговорил я, и голос у меня оказался так холоден, что казалось, каждое слово падет вниз острой сосулькой и рассыпается вдребезги. — Я князь Василевский. И пока Варя живёт в моём доме — она под моей защитой. Во-вторых. Я нефилим. И если ты решил померяться, у кого клыки длиннее — то это очень хреновая затея. Таких, как ты, я жру на завтрак.

Нестор снова дёрнулся, и на этот раз я отпустил его. По инерции он отшатнулся, невольно отступил на шаг. Поморщился, потирая запястья.

— И, наконец, третье. В Самуси и правда творится неладное. И если ваш отец застрял там — то это и правда серьёзно. Вам об этом сейчас надо думать, а не отношения выяснять. Но без моей помощи вам точно не обойтись, иначе попросту ухнете в ту же трясину, что и он.

— Да что там такое? — вмешался Илья. — Расскажи толком!

— Я уже сказал — сейчас у меня дела. Расскажу всё, когда вернусь. А вы пока подготовьтесь. Демьян, как нам добраться до Самуси побыстрее? Знаешь, где раздобыть подходящую машину?

— Лучше по реке. Сегодня потеплело, дороги за городом развезёт. Есть у меня лодочник знакомый…

— Отлично! Займись этим. Нам надо засветло добраться до места.

— Может, хватит командовать? — не унимался Нестор, да и братья его тоже смотрели на меня сычами. — Мы ещё ничего не решили!

— Ну вот и подумайте, пока я буду в отъезде. У вас как раз есть пара-тройка часов, — отмахнулся я и направился к выходу. Мне уже стала надоедать эта упрямая троица, и я боялся сорваться.

У самой двери я всё же задержался и, обернувшись, добавил:

— Только крепко подумайте. И отбросьте всю эту чушь про «дела семейные», «сами управимся». Не управитесь. Это дело для Священной Дружины.

Глава 15

Чтобы реализовать наш с Путилиным план по тайной перевозке Беллы, пришлось разыграть целую пьесу. Причём получилась та ещё многоходовочка.

Вначале я вместе с Полиньяком и Варей отправился в институт. Довёз нас Путилин, и это должно было выглядеть со стороны вполне правдоподобно — он и раньше так уже делал, к тому же сегодня мы изрядно опаздывали к началу занятий.

Однако на лекции я не явился. Кружными путями вернулся обратно в город, пробрался к мосту через Ушайку, под которым располагался один из входов в систему потайных туннелей. Путилин тоже подтянулся туда, оставив машину где-то возле дома генерал-губернатора — слишком уж она приметная. По подземному ходу мы добрались до усадьбы, забрали из подвала Беллу и снова углубились в катакомбы, но на этот раз воспользовались другим туннелем, ведущим ещё дальше от дома.

Тем временем филёры Путилина, охранявшие Беллу, разыграли свою часть спектакля. К дому подогнали машину вроде той, что обычно используются для перевозки задержанных — с глухим отсеком позади, снабженным отдельной дверью, запирающейся снаружи, и крошечными зарешеченными окошками. Путилин даже договорился с полицией о конвое, следующем позади в отдельной машине. Эту часть плана он, похоже, подготовил заранее. Со стороны всё выглядело так, что пленницу перевозят в другое место — под охраной, всё чин-чинарём.

Теоретически даже после всех этих предосторожностей оставалась вероятность, что нас могут выследить. Всё-таки в мире, в котором существуют Одарённые, нельзя сбрасывать со счетов даже самые невероятные варианты. Магия есть магия. К тому же за усадьбой, по моим подозрениям, могли вести слежку сразу несколько сил, каждая по своим причинам. Это и Стая, и губернатор, и Арнаутов с «молотовцами». Но кровно заинтересован в освобождении Беллы только последний, а людей у него, похоже, не так уж много. Так что всё должно получиться.

Белле заточение, хоть и довольно короткое, не пошло на пользу. Содержали её во вполне пристойных условиях — по сути, на домашнем аресте — но всё равно она за эти пару дней осунулась и поблекла, будто старая выцветшая фотография. Возможно, дело в синь-камне. Основное свойство этого вида эмберита — блокирование магии. Но, может, есть и побочные, не очень полезные для здоровья.

А может, всё проще, и прежняя завораживающая красота этой женщины — лишь следствие её Дара. Внешне-то она не изменилась — те же чёрные блестящие локоны, доходящие сзади до лопаток, те же омуты тёмных с поволокой глаз, та же фигура с тонкой талией а-ля «песочные часы». В целом — эффектная штучка. Но в ней не осталось ничего колдовского, манящего — того, от чего замирало дыхание и выдувало все мысли из головы. Обычная женщина. И, кстати, не такая уж молодая. Похоже, настоящий её возраст — крепко за тридцать. А может, и больше, учитывая, что нефилимы стареют медленнее.

Но всё-таки — кто она, и какова её истинная роль в той организации, что готовит покушение на Романова? Насколько верны мои догадки по поводу самого этого плана? А подозрения Путилина насчёт того, что эта женщина — не просто заговорщица из «Молота Свободы», а иностранная шпионка?

Путилин ещё пару раз пробовал проводить допросы, но это ничего не дало. Он не спец в таких делах, он просто Охотник. А чтобы расколоть такой крепкий орешек, как Белла, нужен настоящий профи. Шеф сделал соответствующий запрос в Императорскую Службу Экспертизы, однако сколько этот запрос будет обрабатываться и когда именно к нам пришлют соответствующего спеца — непонятно. Возможно, придётся ждать кого-то из столицы, так что как минимум несколько дней уйдёт на дорогу. Этак сам Романов может нагрянуть раньше.

В общем, пока что нам остаётся только спрятать подозреваемую получше и ждать. Хотя, подозреваю, что Путилина это вряд ли устраивает, и перевозка Беллы — это только часть его плана. Ведь та машина, что сейчас уехала под полицейским конвоем от моего дома, куда-то должна приехать. Скорее всего, он планирует отвлечь внимание Арнаутова туда, а может, и устроить ловушку. Но со мной пока подробностями не делится.

Впрочем, это его дело. Это даже к лучшему, если он будет занят Беллой, потому что брать его с собой в Самусь я не планировал.

Несмотря на то, что я сказал Колывановым, Осокорь — это не дело Священной Дружины. По крайней мере, не в нынешнем её виде. Путилин и его подручные — всего лишь смертные, и вряд ли они могут серьёзно помочь с этой напастью. Их главное оружие — это синь-камень, но я сомневаюсь, что с его помощью можно будет нейтрализовать чёрное древо. Я вообще, если честно, пока слабо представлял, что делать. Но надеялся разобраться на месте.

Пока главное — это побыстрее сопроводить Беллу и вернуться в усадьбу. Надеюсь, Колывановы в моё отсутствие не наделают глупостей.

Подземный ход, по которому мы продвигались, представлял собой обложенный кирпичом узкий тоннель, до противоположных стен которого можно было свободно дотянуться, расставив руки в стороны. С низкого сводчатого потолка свисали какие-то пыльные тенёта, капала вода, местами на полу собирались целые лужи. Пятна света от эмберитовых фонарей плясали на стенах, вызывая причудливый танец теней. Из-под ног частенько разбегались мыши — шустрые, округлые, с короткими хвостами, похожие на стремительно катящиеся меховые шарики. Воздух был спёртый, сырой, пахло не очень, но в целом, состояние подземных ходов было пока вполне сносным, учитывая, что сюда не спускались десятилетиями.

Шли мы гуськом. Я впереди, Путилин позади, временами придерживая Беллу под локоть — поверх бетона на полу нанесло уже целые кучи какого-то мелкого сора и грязи, так что немудрено было оступиться. Пленница поначалу, когда мы только вытащили её из подвала, пыталась протестовать, но мне хватило разок прикрикнуть на неё, добавив давление Морока, чтобы она затихла. Позже, поняв, что из туннеля ей деваться некуда, она и вовсе снова ушла в себя и вышагивала, как робот, не глядя по сторонам.

Продвигались мы не очень быстро, но без особых трудностей. Больше всего проблем доставляла вязкая глинистая грязь под ногами. Судя по сырым разводам на стенах, ходы несколько раз основательно подтапливало грунтовыми водами. Кое-где эта линия доходила до уровня пояса. С водой в туннели наносило всякого мусора, но это ерунда. Лишь бы нигде не подмыло кладку, и свод не обрушился.

Где-то на середине пути мы, правда, ненадолго задержались. Ход вывел нас в более просторное помещение, сначала показавшееся похожим на естественную пещеру. Высота потолков здесь доходила метров до пяти, и поддерживался свод неровными бугристыми колоннами, которые я поначалу принял за сросшиеся сталагмиты со сталактитами. Однако они всё же оказались рукотворными, просто очень старыми, сплошь покрытыми какими-то наслоениями от стекающей сверху воды. На потолке тоже можно было различить щели между плитами, а на стенах — даже остатки каких-то барельефов.

— Занятно, занятно… — пробормотал Путилин, оглядывая стены туннеля в свете фонаря. — Сколько же лет этим катакомбам? И вообще, кто прорыл эти ходы из особняка? И зачем?

Я пожал плечами.

— Я расспрашивал у Велесова. Он сам толком не знает. Но вообще, поговаривают, что под Томском полно таких вот подземелий. Общая протяжённость — на десятки километров, и многие выглядят древнее, чем сам город. Правда, соваться сюда мало кто решается. Обвалы, подтопления… Да и вообще, заблудиться можно.

— Да, слышал уже кое-что. А ещё у местных ходят истории о живущих под землёй чудовищах, — усмехнулся Путилин. — В Дружину уже несколько запросов приходило про какого-то красноглазого подземного вурдалака.

— И что, думаете, правда? Или обычные городские легенды?

— Кто знает? Но, надеюсь, сейчас мы ни с чем таким не столкнёмся.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся я. — Я держу ухо востро.

«Да и вряд ли здесь водятся чудовища пострашнее меня».

Поначалу я двигался по туннелю в Боевой Форме, но потом всё чаще начал переключаться на другие Аспекты. Прежде всего из-за запахов — все они тут были не особо приятными, так что принюхиваться лишний раз не хотелось. К тому же я не мог отделаться от ощущения, что Белла, несмотря на наручники с синь-камнем, пытается воздействовать на меня. Почти каждый раз, когда я оборачивался, я наталкивался на её взгляд.

Переключившись на Аспект Морока, я осторожно начал прощупывать её в ответ. Синь-камень мешал и мне — поле, создаваемое им, было почти непроницаемым для эдры. Однако всё же пробиваться через него было вполне возможно, и это не вызывало таких болезненных ощущений, как при прямом контакте поля с тонким телом. По крайней мере, эмоции мне удалось считать верно. Основные компоненты этого коктейля были вполне предсказуемы — страх, гнев, унижение. Однако в той его части, что была обращена конкретно ко мне, примешивались и неожиданные нотки. Что-то вроде… ожидания? Надежды?

Занятно. Путилина Белла отчётливо ненавидела, а вот меня — больше боялась, но страх этот был смешан с каким-то благоговением и желанием угодить. Которые, впрочем, были очень нестабильны — будто сама Белла боролась с этими чувствами, стараясь загнать их поглубже.

На ходу, тем более не глядя на объект, было довольно сложно сосредоточиться, но всё же, пока мы шли, я сделал для себя пару полезных выводов по поводу того, как вообще работает Аспект Морока. Чтение эмоционального фона — это, понятное дело, лишь одна сторона медали. Со своей стороны, я могу и воздействовать на чужой разум. И тут есть два пути.

Первый — агрессивный, насильственный. Так можно, например, мощным импульсом подавить волю собеседника, а то вовсе лишить его сознания. Приём простой и бесхитростный, как удар молотом. Таким же способом можно передать и какую-то простую эмоцию — например, внушить страх или гнев. Но всё это будет действовать кратковременно, а сам объект будет понимать, что на него надавили извне.

Второй путь — это подпитывать или, наоборот, гасить уже имеющиеся эмоции самого объекта плавно и незаметно для него самого. Похоже, что Белла как раз мастер подобных манипуляций, плюс владеет техниками гипноза, позволяющими программировать человека на отсроченные действия, внушать ему ложные воспоминания или стирать имеющиеся. Судя по её ауре, базовая мощность её Дара не так уж велика — меньше моей. Но в умелых руках это даёт потрясающие результаты. Готов поспорить, что Арамис пляшет под её дудку, хотя сам-то считает, что это он главный…

Но вот получится ли у меня развернуть это её оружие против неё самой? К тому же я вижу только верхушку айсберга — считываю её эмоции, но не знаю, чем именно они вызваны. Ну, положим, страх-то вполне объясним. Но с чем связаны её надежды на меня?

Я всё же постарался выстроить между нами незримый мостик, потихоньку гася негативные эмоции ко мне и подпитывая позитивные. К концу нашего пути это было заметно даже внешне — Белла старалась держаться поближе ко мне, а когда её касался Путилин — съеживалась и напрягалась, какрассерженная кошка. Контраст налицо.

Добрались мы без особых происшествий, если не считать столкновения со здоровенной крысой размером чуть ли не с бобра. К счастью, особь быстро шмыгнула в какую-то нору. Не особо агрессивная, а может, просто умная. Явно мутант. Вообще, неудивительно, что в городе ходят байки о тварях из-под земли. Эдры в катакомбах было довольно много. Для тех, кто способен её видеть, она похожа на шлейфы плотного тумана, обволакивающие туннели так, что те похожи на парную в бане.

На выходе нас ждал неприятный сюрприз — потайной люк оказался блокирован снаружи. Я послал на разведку албыс, и та выяснила, что поверх люка просто уже нарос довольно толстый слой земли — похоже, выходом этим не пользовались многие годы. Но, к счастью, располагался он в довольно глухом месте, на задворках какой-то промзоны, так что можно было немного пошуметь. Мне пришлось поднажать, используя всю мощь Боевой формы, но удалось раскачать люк, а затем и откинуть его на петле, выдрав здоровенный пласт дёрна.

Я выпрыгнул наружу первым, быстро оценил обстановку. Пахло дымом, нагретым железом, машинным маслом — ближайшее здание представляло собой большой кирпичный ангар, в котором, похоже, располагался какой-то металлообрабатывающий цех. Мы находились на заднем дворе, обнесённом высоким забором с пиками по верху. Людей, к счастью, поблизости не было, так что наше появление из-под земли пока осталось незамеченным.

Помог выбраться своим спутникам и, поднатужившись, захлопнул тяжеленную крышку люка, притоптав землю так, чтобы более-менее скрыть его очертания.

Белла заметно оживилась, оглядываясь на чуть приоткрытые ворота ангара. Надежда, тлеющая в ней, разгоралась с каждой секундой. Даже Путилин, похоже, это почувствовал и, крепко взяв её под руку, процедил:

— А сейчас нам нужно будет немного прогуляться, барышня. Надеюсь, вы будете вести себя благоразумно?

Путилин набросил ей на голову шерстяную шаль, замешкался, попытавшись как-то завязать её.

— Я сама! — гордо вскинула подбородок пленница. — И вообще, попрошу не прикасаться ко мне без нужды!

Она поправила шаль, скрыв под ней волосы, а скованные широкими браслетами руки спрятала в рукавах пальто — перчаток у неё не было.

На улице было пасмурно, накрапывал дождь со снегом, под ногами хлюпала холодная слякоть. За территорию фабрики мы выбрались удачно — нас так никто и не заметил. Но потом пришлось изрядно покружить по закоулкам промзоны, прежде чем мы вышли на улицу.

Это место выхода из катакомб я на карте мог указать лишь примерно, ориентируясь на старые планы, которые мы с Демьяном нашли в старом кабинете князя. По факту же мы оказались даже дальше от особняка, чем планировали — ближе к северной окраине города. Правда, это даже к лучшему — до церквушки, в которую мы направлялись, отсюда было рукой подать. Беспокоило только то, что преодолевать этот остаток пути приходилось среди бела дня без всякой маскировки и даже без транспорта. Был вариант прислать в этот район ещё кого-то с машиной, но у Путилина попросту не было для этого надежных людей.

Впрочем, посторонняя машина здесь, пожалуй, привлекла бы ещё больше внимания. Тут, на окраине, улочки были такими узкими, что порой даже двум телегам было не разминуться. Поймать извозчика тоже было нереально — все они в основном крутились ближе к центру. Так что я взял Беллу под руку и, стараясь не особо вертеть головой по сторонам, шёл по обочине дороги. Путилин шёл шагах в десяти перед нами, показывая путь. Я, впрочем, и сам уже видел маячащий за домами купол церкви, выстроенной на пригорке.

Поскольку шли мы вплотную друг к другу, я невольно попадал в область действия синь-камня. Ощущения были неприятные, но всё же — сам удивился — я довольно легко с ними справлялся. Поле даже не смогло полностью нейтрализовать мою ауру — «выключился» только узел, располагающийся в правой руке. У самой Беллы, судя по внешнему виду её ауры, потухли все узлы, но это, видимо, за счёт длительного воздействия наручников. Синь-камень, по сути, высушивает эдру, рассеивает её, выхолащивая тонкое тело до состояния пустой оболочки.

Я решил потерпеть. Частично в порядке эксперимента — чтобы понять, насколько вообще опасен для меня этот местный криптонит. И к тому же это была редкая возможность поговорить с Беллой, пусть обстоятельства не совсем подходящие. Но может это, наоборот сыграет мне на руку? По крайней мере, она вышла из этого своего защитного ступора. И в целом выглядит довольно бодро — совсем непохожа на пленницу. Идёт спокойно, выпрямив спину и высоко подняв голову, будто прогуливаясь по бульвару. О том, что она попытается сбежать, я не беспокоился. Дар её нейтрализован, а предполагаемые сообщники понятия не имеют, что она сейчас в этой части города.

— Вы хорошо держитесь, сударыня, — сказал я. — Даже, кажется, немного повеселели.

— Просто рада выбраться на свежий воздух. Тем более в такой приятной компании.

Если бы сарказм был материален, то после такого ответа его можно было нарезать толстыми жирными пластами и укладывать в штабеля.

— Не обещаю, что это надолго, — парировал я. — И уж поверьте, компания у вас действительно не худшая.

— По сравнению с кем? — фыркнула он. — С пыточных дел мастерами из охранки?

— Ну, может, и правда было бы правильнее передать вас в Охранное отделение? Учитывая ваши связи с «Молотом Свободы».

— Кучка никчёмных болтунов и трусов! — губы её скривились в презрительной усмешке.

— Ну что же вы так о своих товарищах?

— Они мне никто!

— А Арнаутов?

Даже без Аспекта Морока я смог бы считать перемену в её настроении. При упоминании Арамиса она вспыхнула, как новогодняя ёлка — он был ей, мягко говоря, небезразличен. При этом среди прочих эмоций я безошибочно считал и страх.

Белла поджала губы, и некоторое время мы шагали молча. Немного задержались, огибая здоровенную лужу, подёрнутую сверху хрупкой коркой льда. Путилин тоже остановился, оглядываясь на нас и окидывая внимательным взглядом улицу. Но прохожих было мало, да и те на нас не обращали внимания, торопясь по своим делам.

— Вы с Артуром… похожи, — тихо проговорила Белла, искоса взглянув на меня. — И очень жаль, что ты не нашей стороне. Я в тебе ошиблась.

— Знаете, в чём ваша главная ошибка? Не надо было пытаться морочить мне голову. И не надо было трогать моих друзей.

Она горько усмехнулась.

— Друзей? Старый вампир, катехонец-одиночка, кучка каких-то студентов… Что у тебя с ними может быть общего? Ты ведь совсем другого полёта птица! Ты мог бы совершить что-то по-настоящему великое!

— Например, убить Романова? — усмехнулся я.

Аспект Морока в качестве детектора лжи всё-таки работает идеально. Одна брошенная фраза — и эмоциональный фон Беллы раскрасился чётко читаемыми сигналами.

— Не думаю, что это вообще возможно, — сказала она вслух. — Романов неуязвим. Но направление мыслей верное. Неужели тебя устраивает нынешнее положение дел? Когда нефилимы заправляют всем, угнетая простых людей? Когда вся власть, деньги, привилегии в их руках, а народ задыхается от нищеты и несвободы?

Я вздохнул.

— Думаю, что даже если исчезнут все нефилимы, ничего не изменится. Эти твои «простые люди» и сами прекрасно справятся с угнетением себе подобных.

— Если не сломать всю эту гнилую монархическую систему — то конечно. Нет никакого смысла менять бессмертных кровопийц на смертных. Нужна революция, полное обновление и перестройка…

Говорила она, к моему удивлению, искренне — это тоже хорошо читалось с помощью Аспекта Морока. Но в идеологический спор с ней я вступать точно не собирался. К идеям революции я относился с большим скепсисом — помнил из прошлой жизни, что подобные события не проходят бескровно, а самое главное — не приносят за собой даже отдалённого подобия того «светлого нового мира», ради которого затеваются. По крайней мере, так было в моём прошлом мире, и не думаю, что в этом будет как-то иначе. Люди-то везде одинаковы.

Вполне возможно, что и здесь в итоге по миру прокатится череда революций. Но приближать этот момент я точно не собираюсь.

До церкви уже осталось метров двести, и я решил пойти ва-банк.

— Если вы с Арнаутовым не верите, что Романова можно завалить, то зачем вам был нужен я? И что там у вас был за план с шипом? Речь ведь о чёрном чертополохе?

Реакция Беллы оказалась неожиданной. При упоминании шипа она точно занервничала — тут я попал в точку. Но в целом в её настроении я считал заметное облегчение и даже что-то вроде… злорадства? Она даже засмеялась в голос, запрокинув голову так, что платок сполз на плечи, высвободив гриву чёрных волнистых волос.

— Спасибо, ты меня успокоил. Я-то уж боялась, что вы с твоим приятелем из Дружины слишком многое разнюхали. Но вы, кажется, понятия не имеете, куда сунулись.

Блефует? Судя по всему, нет.

Меня это откровенно бесило. Эта компашка уже пыталась втянуть меня в свои делишки, и не исключено, что попытается снова. А я до сих пор так и не разобрался, что это было. Неразгаданная загадка все эти дни зудела в мозгу раздражающей занозой, не давая расслабиться. И хуже всего то, что таких заноз у меня уже накопилось с полдюжины. Вокруг меня куча тайн, и даже если бы я вдруг сейчас полностью вернул себе память — вряд ли это существенно помогло.

Может, кто другой давно бы забил на всё это. Принял бы покровительство Вяземского, сосредоточился на учёбе и карьере, потихоньку копил бы ресурсы на собственную экспедицию в Сайберию по картам Аскольда. Но это было точно не в моём характере — мне нужно было непременно разобраться во всём происходящем, докопаться до сути. Про таких обычно говорят «им больше всех надо». Что ж, пусть так. Но так уж я устроен.

— Я бы на твоём месте так не радовался, — процедил я, понизив голос — мы уже подходили к ограде церкви, и Путилин остановился, дожидаясь нас. — Твоё счастье, что у меня есть другие заботы, поважнее. Но мы ещё поговорим, без свидетелей. И поверь, — ты мне всё расскажешь.

— Я не боюсь тебя, мальчик, — снисходительно рассмеялась она.

— Ну, во-первых, никакой я тебе не мальчик. А во-вторых… — я чуть крепче сжал её локоть, разворачивая её к себе и заглядывая в глаза. — Я знаю, что боишься.

Улыбка сползла с её лица.

— Поторопимся, — нахмурился Путилин, зябко поёжившись и стряхивая с плеч осевший снег. — Надо бы закончить до обедни.

Было уже около одиннадцати утра, и к храму подтягивался народ — в основном женщины. Их было немало, что довольно удивительно — сама церквушка была маленькая, бревенчатая и довольно потрепанная на вид. Судя по всему, срублена она была больше века назад и с тех пор серьёзно не ремонтировалась. Даже купола на ней не были покрыты железом, а деревянная чешуя на них потемнела и растрескалась от старости.

Однако несмотря на совсем не впечатляющий внешний вид, от этого места веяло чем-то… величественным. И тревожным. Когда мы вошли за ворота, я даже невольно замедлил шаг. Какие-то бабки, идущие за мной следом, недовольно заворчали, потому что я перегородил им дорогу, и я поспешно отшагнул в сторону.

Путилин, обернувшись, мотнул головой, давая знак поторапливаться, и я, придерживая Беллу под локоть, отправился за ним, прямо к главному входу в здание — большим двустворчатым дверям, к которым нужно было подняться по деревянным ступеням.

Белла шла спокойно, но вот во мне с каждым шагом возрастала необъяснимая тревога. Сердце заколотилось, как после бега, на лбу выступила испарина, я рванул ворот пальто, ослабляя шарф на шее — показалось, что стало трудно дышать. Сбросил Аспект Морока, чтобы внимательнее осмотреться в магическом спектре.

Эдра. Вся церковь, казалось, выстроена из эдры неизвестного мне Аспекта — плотной, золотистой и светящейся так ярко, что за ней почти не видно было очертаний реального здания — темного, местами покосившегося, сырого от дождя со снегом. Бревенчатый сруб выглядел грубой пародией на настоящий храм, сотканный из чистого света — тот был даже чуть выше, и каждая его линия была чёткой, изящной, совершенной. Купола этого призрачного храма светились так ярко, что я щурился, глядя на них, а на крест над центральным куполом и вовсе нельзя было взглянуть.

Это. Что. За…?! Я впервые видел такое. Это не было похоже ни на одно из проявлений эдры, с которыми я сталкивался раньше. Пожалуй, самое близкое — это магические конструкты, созданные с помощью Аспекта Ткача, но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что природа у этих явлений разная. Деревянное строение церкви не было «якорем» для конструкта, как в случае с амулетами, да и ни одной руны, вырезанной на брёвнах, я тоже не разглядел. Да и вообще, у меня сложилось стойкое ощущение, что весь этот незримый конструкт останется нетронутым, даже если само здание развалить по брёвнышку.

От прихожан, входящих за ворота, к зданию тянулась призрачные, но хорошо заметные мне нити. У кого-то тонкие, едва различимые, у кого-то похожие на ленту из прозрачной ткани. Похоже было на то, что именно эти связи и питают храм. Точнее, связи двусторонние — если приглядеться, энергия движется в обе стороны.

Отца Серафима было видно издалека. Он стоял на крыльце храма, одетый в длинную чёрную рясу, и приветливо кивал прихожанам, время от временя осеняя их крестным знамением. Он был высок, поджар, а из-за внушительного крючковатого носа и длинной подвижной шеи похож на орла. Сходство усиливалось из-за белых, как снег, волос и таких же белых бровей, сошедшихся к переносице и делающих его взгляд пронзительным и суровым.

Возраст священника было сложно определить с ходу — хоть и старик, но далеко не дряхлый, стоит прямо и твёрдо, и в целом в движениях чувствуется скрытая сила. И неудивительно — сквозь него, пересекаясь и соединяясь с храмом, проходят десятки призрачных нитей. При этом он не нефилим. Даже, кажется, не Одарённый — я не вижу ни Средоточия, ни других характерных узлов в его тонком теле. Да и само тонкое тело выглядит… необычно.

Я пока не сталкивался ни с чем подобным, и не знал, как реагировать. Путилин и Белла шли, как ни в чём не бывало. Хотя, пожалуй, у нашей пленницы тоже в душе что-то зашевелилось — эмоциональный фон заметно сменился. Но вот меня по мере приближения к храму начало трясти не на шутку — чувство тревоги и дискомфорта нарастало с каждым шагом.

Албыс, вырвавшись наружу, повисла в воздухе рядом со мной и испуганно озиралась — растрёпанная, с вытаращенными глазами.

— Не входи туда, Пересмешник! — прошипела она. — Не входи, слышишь?!

Отец Серафим, завидев в толпе Путилина, приветственно кивнул и отошёл от дверей храма, не торопясь спустился по ступеням. Мы встретились у крыльца. Путилин подошёл первым, учтиво поклонился, подождав, пока священник перекрестит его.

— Эта та женщина, о которой я говорил, — произнёс он. — Необходимо укрыть на какое-то время.

— Не беспокойся об этом. Здесь, на святой земле, ей ничего не будет угрожать.

Голос у отца Серафима оказался неожиданно мощный, глубокий, отзывающийся внутри едва заметной вибрацией. Его хотелось слушать, внимая каждому слову. Я невольно снова прищурился, пытаясь разглядеть в нём признаки Одарённого. Но нет, по всем признакам — обычный смертный…

— Откровенно говоря, я больше опасаюсь той угрозы, что несёт она сама.

Священник покивал, окидывая Беллу внимательным взглядом. Протянув руку, отодвинул немного край рукава, обнажая металл кандалов на её руках. Неодобрительно покачал головой.

— Синь-камень… Думаю, это лишнее, мой друг. Эти оковы заставляют бедняжку страдать.

— И поделом, — буркнул Путилин.

— Да, может, попробуете снять их, святой отец? — жалобным голоском, но с явным сарказмом в голосе отозвалась Белла. — Я была бы вам очень благодарна!

— Чуть позже, дочь моя, — серьёзно ответил отец Серафим. — Пока ты не готова. Вижу, душа твоя изъедена ядом сомнений и земных страстей. Тебе нужен покой и свет. Проходи за мной в храм, помолимся вместе.

— Мне в ваших церквях делать нечего!

— Церковь церкви рознь. Это не простой храм. Ему уже три века, место старинное, намоленное…

— Вы меня не поняли. Я католичка.

— Это совершенно неважно. Перед Господом все едины. И каждая заблудшая душа найдёт здесь своё пристанище.

Говоря это, он почему-то смотрел на меня. От взгляда его пронзительных серых глаз, похожих на кусочки подтаявшего льда, мне стало не по себе.

— Беги! — шипела албыс, спрятавшись за моим плечом. — Беги отсюда, Пересмешник!

— Триста лет, говорите? — кашлянув, переспросил я и, чтобы избежать взгляда отца Серафима, запрокинул голову, рассматривая резные украшения в верхней части храма. В глаза вдруг бросились фигурки голубей с веточками в клювах. На них ещё можно было разглядеть остатки облезшей светлой краски.

— Это один из старейших храмов в Томске. Старообрядческий, потому от Томской епархии мы помощи не получаем. Но и гонений не испытываем, и на том спасибо. Здесь, на границе божьего мира, не место для распрей.

— Отец Серафим, и всё-таки насчёт нашей… подопечной, — вмешался Путилин. — Я очень прошу вас соблюдать осторожность. Она опасна. А её сообщники ещё опаснее.

— Не беспокойся, сын мой. Детям Зверя на святую землю хода нет. Как и прочим одержимым нечистой силой. Я ведь обещал, что укрою её. Можешь на меня рассчитывать. Лучше пойдём в храм, мне уже нужно начинать службу. Помолимся вместе, заодно успокоишься. Чувствую, что и тебя что-то гнетёт.

Путилин вздохнул, но всё же согласился и, взяв Беллу под локоть, начал подниматься по ступеням вслед за отцом Серафимом. Большая часть прихожан была уже внутри, во дворе оставалось буквально несколько опоздавших.

Я же замер в шаге от первой ступени, потому что это была та самая граница, за которой уже начиналось пространство, полностью оплетённое невидимым конструктом из эдры. Видимо, то, что Серафим назвал святой землёй. И эту грань я ощущал физически — примерно, как поле синь-камня. Тонкое тело вибрировало, в грудинном Узле эта пульсация была самой сильной, даже болезненной — твёрдый карбункул, кажется, даже слегка зашевелился в груди, и ощущения были не из приятных. Албыс и вовсе чуть не впала в истерику — металась вокруг меня, выпучивая глаза и повторяла раз за разом:

— Не входи туда! Не входи!

Путилин на полпути обернулся.

— Богдан? Ты с нами?

Я, кашлянув, отступил назад и плотнее запахнул пальто. Вдруг стало зябко — холод проник под одежду длиннющими невидимыми пальцами, опутывая всё тело так, что сложно было вдохнуть.

— Эм… Нет, как-нибудь в другой раз. Аркадий Францевич, я как раз хотел сказать — я отлучусь из города на день-два. Братья Вари попросили помочь в одном деле.

— Что-то серьёзное?

— Да нет… Потом расскажу. Надеюсь, моя помощь вам в ближайшее время не понадобится.

«А если и понадобится — то вам стоило бы предупредить заранее».

Путилин нахмурился, но время и место для разговора были неподходящие. Он лишь окликнул меня, когда я уже развернулся в сторону ворот.

— Подожди, Богдан! Но где тебя искать, если что?

— В Самуси, — бросил я через плечо, ускоряя шаг.

Хотелось быстрее покинуть это место, и действительно, удаляясь от храма, я с каждым шагом чувствовал облегчение. Будто что-то незримое и непредставимо тяжелое перестало нависать надо мной.

За оградой церкви я напоследок оглянулся.

Отец Серафим стоял на крыльце, придерживая двери и пропуская внутрь последних опоздавших. При этом не сводя с меня взгляда своих внимательных холодных глаз.

Интерлюдия Фома

Роскошный, поблескивающий хромом и лаком «Руссо-Балт» подъехал к приоткрытым деревянным воротам, глубоко продавливая шинами подмёрзшую грязь. Здесь, в деревушке за окраиной города, он смотрелся совершенным анахронизмом. Некоторые бревенчатые строения вокруг будто сошли с иллюстраций о средних веках — так и ждёшь, что из-за угла вывалится нетрезвый крестьянин в лаптях и с вилами.

Сюда даже дороги толковой нет, пару раз машина чуть не застряла в разбитой колее. Колёса с недавно отполированными до зеркального блеска колпаками сейчас были бугристыми от комков налипшей глины, задние закрылки тоже были изгвазданы так, что свет габаритных фонарей едва пробивался сквозь грязь.

Здоровенный лохматый пёс с мокрой и грязной шерстью на пузе облаивал машину — пока без особой злобы, просто давая знать о чужаках. Однако стоило двоим из пассажиров выйти, как он зашёлся уже не на шутку, скаля страшные зубы и припадая к земле. К нему присоединилось ещё несколько таких же волкодавов, выбежавших с разных сторон.

Оба гостя выглядели так, что обычно это от них люди в узком переулке шарахались в стороны. Но тут они и сами невольно отступили к машине. Один из них — бритоголовый детина со сломанным ухом — вытянул из внутреннего кармана пальто пистолет. Это ещё больше разозлило псов — похоже, они уже имели дело с оружием.

— Эй! Хозяева! Есть кто живой?! — хрипло выкрикнул второй, вытягивая шею и пытаясь разглядеть что-нибудь за забором.

Задняя дверь машины отворилась, и наружу выбрался ещё один пассажир — в дорогом кожаном пальто с пышным меховым воротником. Начищенный до блеска ботинок угодил прямиком в кучу собачьего дерьма, и гость скривился, выругавшись сквозь зубы. Не обращая внимание на рычащих псов, зашагал прямо к воротам. Телохранители запоздало двинулись за ним следом, выстраиваясь по бокам.

Собаки на человека в кожаном плаще отреагировали странно. Лаять почти перестали — лишь скалились, ощетинившись и медленно отступая, будто при виде более крупного и опасного зверя. Тот повёл головой, окидывая их взглядом прищуренных льдистых глаз. В правой глазнице блеснуло на солнце круглое стёклышко монокля с тоненькой длинной цепочкой, конец которой терялся где-то под воротником.

Лишь один из псов, самый крупный и злой, выпрыгнул вперёд, перегораживая дорогу. Не рычал, но оскалил зубы и медленно продвигался вперёд, припадая на задние лапы так, будто вот-вот прыгнет. Оба телохранителя нервно зашевелились, уже в открытую целясь в него из револьверов.

— Полкан, фу! — донесся со двора громкий окрик. — Сидеть, я сказал!

Пёс замер на месте, но взгляда с гостя не сводил, при этом не обращая никакого внимания на его телохранителей.

К воротам, тяжело припадая на грубый, явно сработанный второпях костыль, шагал взъерошенный бородатый мужик, одетый в не по погоде тёплый овечий тулуп — впрочем, расстегнутый нараспашку. Под тулупом виднелась простая крестьянская рубаха и широкие солдатские галифе, заправленные в грязные сапоги. Чуть позади него следовал огромного роста увалень с широким мясистым лицом и непомерной толщины шеей. Тот, наоборот, был налегке — в одной простой льняной рубахе, подпоясанной верёвкой, мешковатый штанах и ещё более грязных и истоптанных сапогах, чем хозяин.

— Шпалеры свои уберите! — неприязненно пробурчал бородатый. — Не приведи господь, шмальнёте в кого-то. А за любого из моих псов я с вас самих шкуру спущу.

— Ты бы хоть привязывал чудовищ своих…

— Полкан, фу, я сказал! А ну, брысь на двор!

Подойдя ближе, хозяин прикрикнул на собачьего вожака, оттеснив его в глубину двора. И только после этого повернулся к гостю, встал перед ним почти вплотную. Но руки не подал, по-прежнему крепко опираясь на костыль.

— Не обессудь, Фома Ильич. Я тебя только вечером ждал. Собак сейчас уберут, от греха подальше. Карп, привяжи Полкана! Остальных на псарне запри.

Увалень, молча кивнув, принялся исполнять приказ.

— Ничего. Меня собаки обычно не трогают, — спокойно отозвался Кудеяров. — Боятся.

— То дворовые шавки, — так же серьёзно, негромко, не сводя с собеседника взгляда, отозвался хозяин. — Как нефа почуют, под себя ссутся и убегают, поджавши хвост. А мои, наоборот, натасканы на такую добычу.

— Наслышан. Что с ногой?

— Да так… — скривился бородач. — Жаркая ночка выдалась. Но я ещё легко отделался. Ладно, пойдёмте в хату, не на улице же толковать.

Он, развернувшись, зашагал в глубь двора, чавкая сапогами по грязи. Кудеяров с телохранителями следовали за ним, и на лицах их застыло одинаковое мрачное, чуть брезгливое выражение.

Во владениях Багрова, как обычно, нестерпимо воняло псиной. Этот густой тяжелый запах, кажется, пропитывал всё вокруг — воздух, землю, одежду, сами строения, перебивая даже запах сена и навоза от сараев. Местные к этому, наверное, давно привыкли и ничего не замечали, но людям извне приходилось несладко.

Кудеяров окидывал взглядом тёмные, сырые от непогоды бревенчатые стены амбаров, добротные крытые железом крыши, скирды соломы и сена под обширными навесами. На многих строениях светлели свежие срезы брёвен, а главный дом и вовсе был явно построен недавно и представлял собой настоящий терем, украшенный затейливой резьбой. Другие дома общины, стоящие поодаль, были попроще, но тоже вполне добротные. Здесь имелась даже собственная церквушка — небольшая, высотой с трехэтажный дом, в скромном старообрядческом стиле, с крытыми деревянной чешуёй куполами, выкрашенными чёрной краской.

Рядом с церковью за кованой оградкой виднелись кресты — тут и кладбище было своё, отдельное. Причём на нем сейчас копошилось не меньше дюжины человек. Судя по отвалам свежей земли — копают могилу. И не одну.

Зажиточно живёт община, ничего не скажешь. Но будто на контрасте с этими признаками достатка, все без исключения работники, попадавшиеся им по пути на глаза, выглядели нищими бурлаками. Одеты в какое-то серое тряпьё, замызганные фуфайки, у кого-то и вовсе что-то вроде монашеских балахонов. На гостей они в основном не обращали внимания, продолжая хлопотать по хозяйству. Но те, кто всё же провожал их взглядами, смотрели недобро, с подозрением. И это вполне сочеталось с непрекращающимся собачьим брёхом, доносившимся со всех концов общины — многочисленные псы, которых тут были десятки, чуяли чужаков и нервничали.

Прежде чем войти, сам хозяин, а по его примеру и гости тщательно почистили подошвы обуви, пользуясь вбитой в крыльцо плоской железякой и лежащими рядом тряпками. Карп, подручный Багрова, как раз подоспел от здания псарни к главному дому. Обогнав хозяина, открыл перед ним тяжелую дверь и придерживал её, пока все не вошли внутрь.

— Всё хотел спросить тебя, Филимон… — пробормотал Кудеяров, окидывая взглядом просторную, но пустоватую горницу. — Куда ты деньги-то тратишь? Хоть бы мебели какой прикупил. Или картин. А то ведь иконы одни.

— На дело трачу, а не на баловство всякое, — проговорил хозяин, проходя к длинному, как корабельные сходни, столу в центре комнаты. Пристроив костыль к стене, тяжело опустился на лавку. — Ты присаживайся, Фома Ильич. В ногах-то правды нет.

Кудеяров прошёл вслед за ним, каблуки его отчётливо щёлкали по деревянным половицам. Уселся напротив Багрова, телохранители остались стоять чуть поодаль, за спиной шефа. Карп же прошёл в комнату и встал за хозяином, нависая над ним, как башня. Этот молчаливый детина был таких размеров, что один стоил двоих. Хотя и на его физиономии тоже красовались свежие ссадины.

— Кто это тебя так, приятель? — усмехнулся Кудеяров.

Гигант на вопрос даже бровью не повёл.

— Глухой, что ли?

— Немой, — ответил за него Багров. — Давай ближе к делу.

Кудеяров подал едва заметный знак рукой, и один из телохранителей выдвинулся вперёд, доставая из-за пазухи увесистый бумажный свёрток, а вслед за ним — мешочек из плотной холщовой ткани.

— Как договаривались: половина серебром, половина ассигнациями разных достоинств.

Багров спокойно, без суеты, придвинул к себе мешок, взвесил его на ладони. Развернул бумагу, прошёлся подушечкой большого пальца по стопке купюр. Там попадались и красноватые червонцы с портретом государя, и синеватые пятирублёвые, и сизо-зелёные трёшки. Все изрядно потрёпанные, явно бывшие в ходу.

— Не многовато? Мы-то свою часть уговора не полностью сдюжили…

— Ну так надо поднатужиться. Мне нужны ещё шесть тварей к новому сезону.

— Уже шесть?

— У нас… некоторые потери, которые нужно возместить. И как можно быстрее.

* * *

Кстати, по слухам, в тайге сейчас много кого развелось. Так может, устроите небольшую охоту?

— Ты, кажется, забываешь, с кем говоришь, Фома… — прищурился Багров, и в горнице, и без того пустой и гулкой, как пещера, воцарилась полнейшая тишина. Водились бы в это время года мухи — было бы слышно, как жужжит любая из них в самом дальнем уголке.

Глава общины Белых голубей вид имел совершенно заурядный, особенно в этой одежде. Средних лет, среднего сложения, с короткой курчавой бородой и старомодной стрижкой под горшок. Его можно было принять за обычного крестьянина, мастерового, или, на худой конец, купца средней руки. Однако Кудеяров имел с ним дело уже не первый раз, и знал, что первое впечатление обманчиво. Эти скопцы только на вид такие олухи богомольные. Но вот ссориться с ними — врагу не пожелаешь. От фанатиков, способных добровольно хозяйство себе отрезать, всего можно ожидать.

— Я понимаю, что это не совсем ваш профиль, — чуть мягче продолжил Кудеяров. — Но, как видишь, я готов платить вперёд. И заинтересован в дальнейшем сотрудничестве. Длительном и плодотворном.

— Да я и не отказываюсь. Но мы не охотники. Мы лишь божьи люди, борющиеся со скверной.

— Дело хорошее, — кивнул Кудеяров, постаравшись, чтобы прозвучало без лишнего сарказма. — Но если пойманный вами упырь так и так помрёт — от ваших рук или у меня на арене, то почему бы при этом не заработать немного, верно?

— Я тебе с самого начала говорил, Фома. Деньги — не главное. Ты обещал кое-что другое.

— Я помню. Но это дело не быстрое. Сам понимаешь, Сергей Александрович — человек суровый. Даже ваше нынешнее положение — это огромная уступка с его стороны. А уж в церковные дела он и вовсе не лезет. Но если у вас и получится добиться своего — то только через меня.

Багров слушал, не перебивая, со странным отрешённым выражением лица. Кудеяров вдруг поймал себя на мысли, что этот человек — один из немногих, кто заставляет его нервничать. Неприятное, давно позабытое чувство.

Что поделать. Белые голуби действительно полезны в качестве поставщиков «мяса» для арены. Только за этот год они выловили больше дюжины упырей и нескольких Одарённых с другими талантами, скрывающихся от людей в отдалённых деревнях. Самым ценным приобретением оказался здоровенный волосатый олигофрен с рылом, как у кабана. Мало того, что силищи неуёмной, так ещё и живучий, как червяк — кажется, его хоть пополам разруби, выживет. Идеальный материал для Колизеума.

Но особенно ценно было то, что скопцы орудовали в основном по губернии, а не в самом Томске, и таким образом можно было сильно расширить зону охвата. И главное — не бодаться в случайных стычках. Скопцы, возглавляемые Багровым — лишь одна из сект, которых в таёжных деревнях пруд пруди. Каких их только нет здесь, на краю цивилизованного мира — от староверов и шаманов до откровенных язычников. Тайга всех спрячет.

Между собой многие секты плохо ладят, и это немудрено. К примеру, Белые голуби или какие-нибудь древопоклонники из Самуси нетерпимы к любым проявлениям эдры и стремятся уничтожать тех, кого она коснулась. А где-нибудь в отдаленных восточных заимках нередки случаи, когда люди, наоборот, поклоняются тварям из тайги и приносят им жертвоприношения. Фома старался извлечь выгоду и из тех, и из других.

Вся его жизнь, по большому счёту, сводилась к этому — к лавированию между различными силами, некоторые из которых способны стереть его в порошок. И религиозные фанатики были просто ласковыми котятами по сравнению, например, с Вяземским. Тот мог стереть в порошок в буквальном смысле.

— Поживём — увидим, — наконец, пригладив бороду, кивнул Багров, но всё же отодвинул от себя стопку ассигнаций. — Однако лишнего мне не надо.

Кудеяров нехотя кивнул телохранителю. Тот снова шагнул к столу и забрал деньги.

— Ну, а что стряслось-то, если не секрет? — спросил он, вынимая монокль и протирая его особой мягкой тряпицей, извлечённой из нагрудного кармана. — Я же вижу — крепко досталось вам. Может, я чем смогу помочь?

— Да, досталось крепко. Потеряли семерых, еще с дюжину покалечено. Но ничего, оклемаемся. На всё воля господня.

Фома тихонько присвистнул.

— Вот так побоище. И кто вас так?

Багров помолчал, задумчиво разглядывая собеседника, потом вдруг резко поднялся, упираясь обеими ладонями в стол.

— Пойдём-ка, покажу кое-что. Ребят только своих здесь оставь. Пусть с Карпушей поболтают о том, о сём. Он их чаем напоит, с медком.

Он кивнул гиганту и, подхватив костыль, заковылял в глубь дома. Кудеяров, чуть помедлив, последовал за ним.

Идти пришлось недолго — вышли в обширную кухню с огромной русской печкой. В дальнем углу в полу был виден прямоугольный люк, ведущий в подпол.

— Подсоби-ка, мне сейчас несподручно… — попросил Багров, указывая на железные кольца, вделанные в доски. Кудеяров наклонился, ухватившись за них, и с заметной натугой поднял тяжелую крышку. Хозяин тем временем зажег толстую сальную свечу на деревянной плошке.

Подпол был огромный и оборудован добротно — стены обложены кирпичом, вниз ведёт полноценная деревянная лестница. Места внизу столько, что можно стоять во весь рост. С потолка в нескольких местах свешиваются примитивные керосиновые светильники. Эмберит Белые голуби не признают и не используют в быту даже солнечник.

Багров проковылял в глубь погреба, последовательно зажигая лампады от свечи, пока они не добрались до дальнего закоулка, отделённого от остального погреба запирающейся на висячий замок дверью. Кудеяров следовал за ним, лениво оглядываясь по сторонам. На полках, занимающих все стены от пола до потолка, поблескивали ряды ящиков, кувшинов, банок с какими-то соленьями и прочей ерунды. Зачем главарь «голубей» его сюда привёл, было непонятно. Впрочем, опасности он не чувствовал, хотя и было немного не по себе.

В закрытой части погреба были всё те же полки с заготовками на зиму. Только заходили сюда явно пореже — банки были пыльные, да и в углах полок успели образоваться тенёта. Багров, щурясь в потёмках, поднёс плошку со свечой поближе к одной из полок на уровне глаз.

— Так-так, где же… Вот! Взгляни-ка, Фома Ильич. Может, знаешь кого-нибудь из них?

Кудеяров, присмотревшись, не удержался от короткого удивлённого ругательства, чем заслужил неодобрительный взгляд хозяина. Ну да, ну да, сквернословие — это же грех. А вот эта вот хренотень на полках — нет.

В здоровенных банках на полке плавали законсервированные в каком-то мутном растворе отрубленные головы. Судя по состоянию на срезах шеи — ещё совсем свежие. Разного возраста — в основном средних лет, но в крайней посудине слева плавал совсем седой старик. Кудеяров поджал губы, борясь с приступом тошноты, но всё же, не подавая виду, окинул жутковатые трофеи долгим внимательным взглядом. Тем более что прятать глаза было некуда — на соседних полках, судя по всему, экспонаты столь же неаппетитные.

— И кто это? — поморщившись, спросил он.

— Упыри. Мы подкараулили их большое сборище этой ночью, — буднично отозвался Багров, будто говорил о квашеной капусте. — Большинство, судя по всему, неместные. Может, даже столичные. Одёжа дорогая, одних золотых перстней целый туес набрался.

Кудеяров неопределённо хмыкнул, продолжая разглядывать трофеи. На одной из банок взгляд его задержался, но ненадолго. Он узнал этого хмыря с широкими залысинами и узким, как обух ножа, носом. Видел пару лет назад у покойного обер-полицмейстера, в его кабинете в «Громовских банях». Но Багрову об этом знать не обязательно.

— Не поздновато ли решил расспрашивать, кто они? — усмехнулся он. — К чему теперь это?

— Чтобы найти тех, кому удалось улизнуть.

— Хм… Слышал, от вас мало кому удаётся уйти. Голуби обычно действуют наверняка.

— И в этот раз справились бы. Всех бойцов туда стянул. Одних псов натасканных — три дюжины. Да и вообще, с упырями давно дело имеем, есть против них верные средства….

— Но не в этот раз?

— В этот раз мы нарвались на кое-что пострашнее…

Багров, опустив глаза в пол, о чём-то задумался — будто решал, рассказывать ли дальше. Наконец, мотнув головой, резко развернулся и зашагал к выходу из погреба.

— Пойдём, покажу ещё кое-кого.

Фома и рад был покинуть это мрачноватое место. За свою жизнь он повидал много такого, от чего обычного человека взяла бы оторопь. Но всё же есть вещи, привыкнуть к которым невозможно.

Они выбрались из погреба и направились в другую часть дома, где поднялись по лестнице на второй этаж.

— Их было двое, — продолжил по пути Багров. — Старик и молодой мальчишка. Старика некоторые из наших опознали. Он местный, томский. Живёт в старом заброшенном особняке у реки. Поговаривают, что ты с ним тоже кое-какие дела имел.

— Демьян? Да, он как-то брал у меня в долг. Но недавно расплатился.

— Ты не знал, что он упырь?

Кудеяров неопределённо хмыкнул в ответ. Про молодого расспрашивать не стал, потому что уже и сам догадался, о ком речь.

Багров без стука толкнул дверь в одну из комнат. Внутри было душновато, пахло чем-то терпким и влажным. На табурете у кровати стоял таз с водой, на полу расставлены еще какие-то посудины. Немолодая грузная женщина в плотно повязанном платке возилась с раненым, распластавшемся на койке. Выглядел он плачевно — кожа бледная, воскового оттенка, глазницы запали, тонкие бледные губы сжались в полоску. На животе и груди его зияла страшная рваная рана — будто ему попросту выдрали кусок плоти из грудины, где-то под солнечным сплетением. Скорее всего, какой-то хищный зверь.

То, что бедолага ещё жив, можно было понять только по прерывистому хриплому дыханию и слабым стонам, которые он издавал каждый раз, когда женщина прикасалась к нему, обрабатывая рану.

— Один из ваших? Похоже, он уже не жилец.

Хотел было добавить, что такой тяжелый случай может вытянуть только целитель с сильным Даром, но сдержался. Для Голубей прибегать к помощи целителей — конечно же, тоже грех.

— Может, и выкарабкается, — равнодушно пожал плечами Багров. — Живучая тварь. Всё-таки упырь, хоть и бывший.

— Что значит «бывший»?

— А вот в том-то самый смак. Ещё вчера это был упырь. Из тех, что самые опасные и богомерзкие. Которые не просто кровь сосут, но и в голову тебе залезть могут… — Багров постучал пальцем по виску. — Морок навести.

— А сейчас что же? Был Дар, да весь вышел? Так не бывает.

— Не бывает, — согласился Багров. — Но тут по-другому вышло. Тот молодой неф вроде как забрал его силу. Карбункул вон голыми руками выдрал и осушил. Одни серые осколки остались.

— Неф, забирающий чужую силу? Никогда не слыхал ни о чём подобном… — потрясённо пробормотал Фома.

Хотя в глубине души что-то в нём всколыхнулось — будто дали о себе знать давние смутные подозрения, сейчас вдруг сложившиеся в чёткую картинку. Байстрюк Василевского и правда очень мутный. Без году неделя в городе, а как быстро взлетел. Уже при первой встрече Фома почуял в нём определённый потенциал, но уже сейчас понятно, что мальчишка оказался гораздо сильнее, чем он ожидал.

— А вот я слышал, — ответил Багров. — Это ещё отец Кондратий предсказывал. Что упыри и прочие люди, скверной отмеченные — то только начало. И что явятся из тайги исчадия Антихриста в облике человеческом. И то будет началом конца…

— От меня-то ты чего хочешь, Филимон Кузьмич? — спросил Фома, не в последнюю очередь ради того, чтобы прервать Багрова — тот начал говорить протяжным и низком голосом, как всегда, когда начинал цитировать священное писание или речи основателя своей секты, и это порой затягивалось надолго.

Багров закрыл дверь в комнату и, прислонившись спиной к стене, окинул Фому внимательным взглядом.

— В город нам хода нет. А вот ты там большое уважение имеешь. Без твоего ведома там, говорят, и мыша не проскочит. Вот и докажи, что тоже за благое дело радеешь. Помоги изничтожить антихриста.

Фома слушал его, снова сняв монокль и методично протирая и без того безупречное стёклышко, при этом что-то торопливо прикидывая в уме. Если то, о чём говорит Багров, правда, то этот мальчишка, Василевский — будто бомба с тлеющим фитилём. Он сам по себе огромная сила, которая может изменить баланс всей игры. Вот только как это использовать?

Фома, спрятав платок в нагрудный карман, аккуратно надел монокль и взглянул на Багрова.

— Я… посмотрю, что можно сделать. Но если он хоть вполовину так опасен, как ты описываешь — то прежде надо подумать. И крепко подумать.

© Владимир Василенко.

Новосибирск, сентябрь-ноябрь 2023.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Интерлюдия Феликс

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Интерлюдия Фома