Оттепель [Евгений Васильевич Шалашов] (fb2) читать онлайн

- Оттепель (а.с. Воля императора -7) 822 Кб, 225с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Евгений Васильевич Шалашов - Олег Валентинович Ковальчук

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Евгений Шалашов, Олег Ковальчук Воля императора 7 Оттепель

Глава 1 Европа во тьме или войны пропагандистов

Изначально, когда мы были втянуты в войну с Европой, у нас не было тяжёлых бомбардировщиков, а также авиации дальнего действия.

Всё потому, что мой предшественник император Николай Александрович, хотел вести войну оборонительно и не планировал завоеваний. А для оборонительной войны нужны истребители и штурмовики. Бомбардировщиков, способных летать далеко за пределы линии фронта, у нас в итоге не оказалось.

Однако у меня с самого начала войны чесались руки устроить ночные бомбардировки столиц агрессоров. Точно такие же, какие были сделаны в 1941 году в моей истории, когда авиагруппа Евгения Преображенского, (впоследствии Героя Советского Союза), отбомбила Берлин, дав понять немцам, что Россия так просто сдаваться не собирается, а речи о том, чтобы быстро взять Россию нахрапом, и быть не может.

К сожалению, подвиг Евгения Преображенского и его товарищей, мы повторить пока не можем. Но тут наконец произошло кое-что радостное. Мне как раз пришёл отчёт о том, что у нас появились нужные самолёты, целых сорок тяжёлых бомбардировщиков. Да, не так и много, и отпускать их сразу на вражескую территорию, конечно, боязно. Но, тем не менее, они появились! А это значит, что у нас наконец появился ещё один серьёзный аргумент, не только в море, но и на небе.

Первым делом отправили пять бомбардировщиков бомбить Берлин. Правда, без сопровождения. Истребители сопроводили бомбардировщики только до линии фронта. А когда вражеская авиация взмыла на перехват, наши истребители завязали бой. Бомбардировщики, в это время, благополучно полетели бомбить столицу Германии. Францию мы пока не трогали, далековато до неё. Но и до французов доберёмся.

Никто не ставил задачу самолётам разбомбить особо важные объекты. Наоборот, велено было бросить бомбы на площадях и скверах в качестве акции устрашения и предупреждения. Всё-таки не было у нас цели губить мирных граждан, а лишь только показать, что если до этого малыми силами мы заставили немцев и французов испугаться, то дальше всё будет только хуже.

Опять же, народное мнение — это тоже оружие, способное склонить чашу весов в нашу сторону и значительно помочь нам в этой войне. Французы и немцы долго не будут терпеть лишений, а также мощных ударов, которые будут сыпаться на них со стороны России. И ведь мы имеем на это право, здесь мы защищающая сторона. Хоть при этом и не злоупотребляем и не спешим губить мирное население.

Следующую атаку мы провели уже глубокой ночью, и на этот раз все сорок тяжёлых бомбардировщиков отбомбились по целям, которые были указаны нашей разведкой, как приоритетные к уничтожению. На воздух взлетело два химические завода, а ещё казармы, где размещались офицеры и другие интересные объекты.

К сожалению, на этот раз не обошлось без потерь. Нас ждали и по возвращению самолёты попали под плотный зенитный огонь. Один самолёт был сбит на территории Польши. Ещё три самолёта пострадали, но сумели дотянуть до линии фронта и сесть на нашей территории.

Возможно, вражеская пропаганда будет восхвалять зенитчиков и припишет им аж четыре сбитых самолёта, а значит, четыре победы над нашей новой техникой. Но у нас подсчёты немного другие, и поэтому плевать, что там скажут их пропагандисты и о чём будут судачить старушки на кухнях.

Но в итоге газеты Парижа и Берлина и, прочие, раструбили новости о том, что в России появились бомбардировщики, способные долететь до самой столицы. Бомбардировщики, которые летают и днём, и ночью, и способны в любой момент появиться над небесами столицы и устроить там настоящий ад.

Наши пропагандисты работали не покладая рук, с выкладываясь на полную мощь своей фантазии, раздувая массовую истерию у европейцев, а также патриотический пыл на наших территориях. Европейцы теперь боялись выходить на улицы, ожидая в любой момент того, что на горизонте появятся чёрные крылья наших самолётов. Более того, вышло так, что удары ночью оказались ещё более результативным инструментом устрашения, чем мы думали.

В Германии и Франции стали усиливаться меры предосторожности, которые работали не хуже нашей пропаганды, усиливая народные недовольства и страх перед нашими военными силами. Народ Франции и Германии уже считал, что даже их армия теперь боится нас и украдкой насмехалась над собственными военными силами.

Власти противника пытались как-то исправить ситуацию. Первым делом обратили внимание на светомаскировку. Людей просвещали, что свет ночью теперь желательно не включать, а лучше затемнять окна тяжёлыми шторами, чтобы не пробивалось ни капельки света, который способен дать наводку для наших самолётов.

В Германии и Франции были отключены уличные фонари. Машины и трамваи ехали по ночам с выключенными фарами. А если кто-то из прохожих вдруг щёлкал спичкой или зажигалкой, чтобы прикурить сигарету, он рисковал в лучшем случае оказаться в полиции, а в худшем рисковал быть убитым на месте, забит камнями и палками вследствие вспышки народного гнева, как русский корректировщик.

В итоге европейцы выстрелили себе в ногу. Количество ДТП увеличилось в 50 раз. Сбитых автомобилями раненых и погибших пешеходов было в сотни раз больше, чем в результате всех наших бомбардировок. Если бы мы всерьёз захотели погубить Берлин и Париж, то вряд ли бы быстро обогнали их статистику и достигли бы таких же потерь среди населения, что принесли ДТП.

То, что испугались в Германии, это ещё понятно. Но за компанию с немцами испугались и французы. До Парижа наши самолёты ещё пока не дотягиваются, но люди там, казалось, боятся нас куда больше. Немцы бомбёжку пережили, а французы её только ожидают. Да уж, ожидание события, как водится, гораздо страшнее, чем само событие.

Как докладывали наши разведчики и дипломаты, во Франции началась ещё большая истерия. Причём она достигла такого накала, что богатые люди, имевшие средства, принялись бросать имущество и уезжать в Италию и Испанию, а самые нервные еще дальше — в США. Мирное население начало устраивать активные митинги. Причём, если сначала у этих сборищ и собраний митингов был мирный характер, то во многих местах он приобретал серьёзный оборот с погромами и жертвами.

Я спрашивал у Фраучи, уж не их ли это работа, мол, жалко же людей, зачем так зверствовать. На что он делал удивлённый вид и пожимал плечами. Хотя, судя по появившемуся внутри покалыванию при этом, именно он и его люди к этому руку и приложили. Ну да, кто бы сомневался.

Ещё интересный момент. Несколько французских батальонов, которые следовало переместить из Франции в Польшу на Восточный фронт, отказались выполнять приказы. Заявили, что они не желают воевать, неизвестно за что и неизвестно за чьи интересы. Опять-таки, вспомнили Наполеона Первого, его поход в Россию, а там и суровую российскую зиму припомнили. А для наших пропагандистов здесь было раздолье. Казалось, они совсем потеряли тормоза и использовали всё, заставляя людей впадать в натуральную панику.

Они выдумывали порой такое, что я мог только подивиться. И лишь впоследствии вспоминал, что кто-то в истории других стран моего мира такое уже придумывал. Только лишь дивился, что же там за гений у меня работает. Кстати, надо бы выяснить, кто это и представить его к награде. Потому что работа произведена колоссальная, а самое главное, выстроена очень талантливо.

Наши пропагандисты стали рассылать поддельные письма от французских и немецких солдат о тяжёлых буднях фронта, в которых живо писали о ранениях, о страданиях, об обморожениях, зверствах русских солдат, самодурстве начальников, о безумствах, которые устраивали польские партизаны, что готовы были на всё ради мести за свою землю. И живописали такими красками, что казалось, немецкие и французские солдаты бьются не против людей, а против каких-то демонов и духов. Людей запугали так, что те стали бояться Россию, будто это филиал ада на земле.

Французские и немецкие женщины стали чаще посещать церкви, а некоторые из них, напротив, стали посещать оккультные секты, насылая проклятие на нашу армию и на императора Российской империи. Ну, пускай-пускай. Хотя странно, что они пользуются услугами шарлатанов, когда в этом мире есть настоящая магия. Но женщин всегда было сложно понять. А паникующих женщин и подавно познать невозможно. И эта паника, конечно же, приносила свои плоды.

Наши пропагандисты так запугали людей, да и солдат, что они теперь сотню раз раздумывали, прежде чем соваться в негостеприимную для врагов Россию, и всячески пытались улизнуть от обязательств, лишь бы не попасть на передовую.

Некоторые факты, перечисленные в письмах, которые отправляли пропагандисты домой солдатам, соответствовали действительности. У нас и правда началась зима. И пусть в Польше зимы не настолько суровые, как в Сибири, но зима она и есть зима. А французская и немецкая армии оказались не подготовлены к ведению затяжных боев в зимних условиях. Увеличилось количество обморожений. В отличие от нас, пенициллина у них не было. Поэтому обморожения, как и в моей истории, лечили очень радикально. Например, прижигали обмороженные части тела калёным железом. Ну а дальше это ожидаемо вызывало гангрену и другие страшные осложнения. Нечто подобное, кстати, происходило и в моей реальности, когда немцы стояли под Москвой. Как интересно история повторяется…

Наши пропагандисты на территории врага, умело пользуясь и манипулируя истерией, развернули целую кампанию под лозунгом «Напиши сыну и спаси жизнь». Матерей, жён и другую родню призывали писать письма солдатам, с просьбой вернуться домой и бросить эту грязную, бесчестную и страшную войну. По сути, они призывали детей стать дезертирами, но зато остаться живыми. Военная полиция и контрразведка принялись арестовывать таких женщин, что писали эти письма. Но это повлекло за собой ещё больше недовольства. Правда теперь уже со стороны солдат в армиях, которым стало известно об этих фактах. Бойцы, узнав, что их женщин арестовали из-за каких-то глупых писем, начали массово поднимать бунты прямо в окопах. Разведка докладывала о минимум пятидесяти фактах неповиновения и сопротивления начальству, причём в одном случае десяток рядовых попытались спеленать командира и убедить своих товарищей отправляться домой.

Я это всё читал, и лишь восхищался. Прямо-таки анатолийский мёд для моих ушей. (Тьфу ты, опять этот мёд). Причём французы и немцы не считали, что они совершают что-то постыдное, ведь в их рядах сейчас активно крепло мнение, что воюют они не за свою родину, не защищают свои границы, а защищают интересы своих политиков на чужой земле и умирают всего лишь за деньги.

Кстати, и тут пропагандисты сработали изящно. Они начали сеять новую волну сомнений в рядах солдат, напирая на то, что немцы сейчас в данный момент мрут за интересы Франции, а французы в это время считали, что они сражаются за интересы немцев. В итоге недовольство сторонами росло ещё сильнее. Казалось, немцы и французы стали не любить друг друга больше, чем они не любили Россию. Политики тоже проявили слабость и несостоятельность. Их неспособность аргументировать приказы и претензии от народа только усугубляли проблему. Да, это было не повсеместно. Я бы даже сказал, что это были частные случаи. Но всё же это имело разрушительный эффект для французской армии, и той самой лучинкой для народа, что способна была вызвать пожар.

Но несмотря на все наши старания, порядок навели довольно быстро. Восстания подавлялись жёстко, я бы даже сказал, жестоко. Только в одной из французских дивизий было расстреляно четыреста человек, дабы пресечь неповиновение и неподчинение. Немцы отправились в штрафные части без права помилования более двух тысяч своих солдат. И это были уже явные симптомы того, что мы начинаем перемогать противника. Хотя всё это время мы находились в глухой обороне и ещё даже не переходили в контрнаступление.

* * *
Тем временем в Германии и Франции недовольство среди народа росло в геометрической прогрессии. Появилась более насущная и закономерная проблема. Мало того, что наша пропаганда работала на полную, так вмешались и внутренние факторы. Еды стало не хватать. Правительство обоих государств было вынуждено ввести продовольственные карточки. В Первую мировую войну в Германии тоже были введены карточки, в то время как во Франции и России таких проблем не знали.

Французов снабжал зерном Алжир. А мы были вполне самодостаточны и до революции в принципе не знали проблем с едой. Это уже после, когда страну буквально развалили на части, пытаясь навести новый порядок, люди гибли от голода. Но до этого момента о недостатке продовольствия даже речи не было, лишь тщательно раздуваемая врагами паника, которая и привела к страшным событиям того времени.

А вот и в этом времени происходило нечто подобное. По крайней мере раньше проблем со снабжением Франция не знала. Что-то им поставляла Италия, что-то было доставлено с Польши. Ну как доставлено? Просто своровано, отнято у поляков. Но этого было мало, и рано или поздно, запасы будут подходить к концу.

Германия решала вопрос голода несколько иначе. До нас дошли слухи, что немцев поддерживает Канада. Да, они хоть и не рискуют направлять сухогрузы с зерном напрямую, чтобы не дразнить нас, но проникнувшись сочувствием к голодающим немцам, стали посылать суда, наполненные продовольствием в Англию. В Британии это зерно перегружали на небольшие трампы и уже отправляли в Нидерланды и в Испанию. А кое-что привезли напрямую в уцелевшие порты Германии и Франции.

Как только я об этом узнал, первым делом, не разобравшись, хотел отдать приказ топить и перехватывать зерновозы из Канады. Однако ещё немного подумав, не стал совершать такой ошибки. Всё же жалко людей, ведь мирные люди лишь больше пострадают в политических дрязгах. Если мы прервём снабжение, начнётся голод среди простого народа. С точки зрения стратегии, это хорошо, но армия-то будет получать еду в первую очередь, а простые люди в это время будут голодать и умирать без продовольствия.

Но, тем не менее, нужно как-то повернуть ситуацию таким образом, чтобы внутри Германского королевства и Французской республики была повсеместная и распространённая информация о том, что люди голодали благодаря их политикам, а перестали голодать только благодаря великодушию русского царя, который не стал пресекать поставки продовольствия. Пускай пропагандисты такие лозунги и распространяют, что, мол, простые люди не умрут от голода лишь потому, что русская империя очень великодушна и позволяет кораблям с зерном пребывать к берегам враждующих государств, потому что не забывает о морали и человеколюбии.

Было даже несколько фактов, одобренных, конечно же, мной, когда русские корабли перехватывали канадские сухогрузы, тщательно досматривали их на предмет оружия на борту, а потом сопровождали до портов Англии и Нидерландов, тем самым показывая, что мы прекрасно знаем, что это за корабли и с какой целью они везут продовольствие.

Разведка доложила даже о том, что за карточки раздавали во Франции. Из Германии таких данных пока не поступило. По одной продовольственной карточке для французов в одни руки отпускали 400 грамм хлеба на день, а также 200 грамм мяса и 51 грамм растительного масла. А молоко и яйца выдавались только тем семьям, у которых были маленькие дети. Ну что ж, неплохо. В России моего времени и похуже было. А французам грех жаловаться.

Кроме всего прочего, французов спасали, как всегда, каштаны, овощи и фрукты. А Германия, уверен, нормально спасалась картошкой и квашеной капустой. Однако понимание из-за чего происходят все эти лишения, и что это лишь только начало проблем, в народе крепло. А пропагандисты эти мысли тщательно распространяли и подогревали.

А ведь впереди ещё два месяца зимы, а потом и весна. И что будет через два месяца? А что будет через полгода? Ведь если ничего не изменится, народ ждёт настоящий голод. И это понимали все. А также понимали последствия, в числе коих массовая гибель мирного населения от голода, и постоянные бунты, которые будут раздирать страны изнутри.

У меня даже возникла мысль ещё сильнее ударить по честолюбию и репутации моих противников и начать самим поставлять гуманитарные грузы с продовольствием в Францию и Германию. Не скрываясь, подвозить его немцам и французам. Хотя надо сначала внутренние проблемы решить, ведь на территории Польши тоже начинается голод. И если с партизанами ещё как-то удаётся наладить обмен данными, мы просто закидывали продовольствие самолётами с воздуха, то простым гражданам в оккупированных в городах мы так помочь не могли. И это откровенно пугало.

Чувствую, по итогам войны поляков погибнет довольно много. И я пока не знаю, как эту проблему решить.

Глава 2 О Коко Шанель и политике

После известий о гибели Марины, Ольга Николаевна появлялась у меня реже, чем раньше. Оно и понятно. Дел у нее хватало, а теперь их стало ещё больше. Не знаю, какие чувства великая княгиня испытывала к девушке, влюбленной в ее настоящего сына, но Марина, почти всё время, свободное от поездок на фронт со своим санитарным эшелоном, проводила у постели Александра. Разумеется, любая мать меньше станет волноваться за жизнь своего ребенка, понимая, что тот под постоянным присмотром. И вот, теперь, Ольга Николаевна пыталась найти кого-то, кто мог бы Марину заменить. Вроде бы, отыскала девушку, добросовестную и аккуратную, и та справлялась со своими обязанностями сиделки исправно, только не понимала — зачем ей нужно постоянно дежурить у одного человека, если он постоянно в беспамятстве? И отчего следует сидеть именно у него, если в медицинском центре хватает других больных?

И вот, сегодня, матушка явилась ко мне в кабинет. После дежурных вопросов-ответов о здоровье моего «брата» и легких объятий, Ольга Николаевна спросила:

— Александр, вы следите за современной модой?

Вот уж, нашла о чем спрашивать. Я за модой вообще не следил. Раньше жена одежду выбирала, а теперь дворцовый портной. Да и какое следование моде, если моя основная форма одежды — военный мундир? Я скоро к пижаме стану погоны пришивать.

Был, правда, ещё один момент, до сих пор мне непонятный. И связанный с модой Те десять тысяч пар кирзовых сапог, украденных генерал-лейтенантом Бровинским и проданных в Италию, сделал там настоящий бум. К нам, на уровне официальных лиц, вроде посла королевства Италии в России поступил заказ на закупку ста тысяч пар кирзовых сапог! Я, поначалу, заерепенился, а потом подумал — сто тысяч пар кирзовых сапог мы изладим за две недели, а заработать можно столько, что хватит на миллион пар. Поэтому, распорядился продавать. А тут еще и Титов подсуетился. Взял, да и переоборудовал две сапожные мастерские, принадлежавших лично мне, а потом развернул их до фабрик и принялся выпускать не только солдатские сапоги, размерами от тридцать девятого до сорок пятого, а сапожки поменьше, для женщин. Увлекшись, обер-камергер принялся мастерить (не сам, разумеется, а с помощью мастеров) женские и мужские ботинки, туфли и наладил продажу не только в Италию, а ещё и в Соединенные Штаты Америки, в Канаду и в Австрию. Общее количество обуви составило в месяц до миллиона пар, а прибыль составляла сотни тысяч рублей. Титов уже просил увеличить количество фабрик по производству обуви штук до семи, но я пока разрешения не давал. Сомнительно, что кирзовая обувь завоюет общемировой рынок. Вот, бум спадет и народ примется снова носить обычную, кожаную. А перепрофилировать семь фабрик на пошив солдатских сапог — тоже нерационально. Мы уже наладили выпуск обуви на государственных предприятиях и затоваривание нам ни к чему. Подумав, разрешил Титову открыть не семь, а только четыре дополнительных предприятия. В крайнем случае — станем продавать кирзовую обувь в Китай, ну а тамошнего рынка нам хватит надолго.

Может, напрасно я распорядился расстрелять начальника интендантского управления империи Бровинского, предварительно подвергнув его обряду гражданской казни — ломании шпаги над головой, срывание с мундира орденов и наград? Но, что поделать. Обратно-то не вернешь, зато показательная казнь генерала оказала нужный эффект. По отчетам Мезинцева интенданты в срочном порядке принялись возвращать наворованное обратно, на склады воинских частей, а некоторые, успевшие отстроить дворцы для любовниц, быстренько передавали их в дар государству.

Отвлекся, а тут матушка ждет ответа.

— Наверное, в моду вошло что-то военизированное, с минимальным количеством ткани, — предположил я.

— Именно так, — кивнул Ольга Николаевна и принялась объяснять: — Укороченная юбка, накладные карманы, квадратные плечи… — Великая княгиня спохватилась, поняв, что мне не очень-то интересно. — Извини, Александр, увлеклась.

— Ничего страшного, — усмехнулся я. Женщина, будь она хоть актрисой, а хоть и великой княгиней, о модах не забывают. Но, явно, Ольга Николаевна явилась не для того, чтобы поговорить о моде.

— О чем это я…? — наморщила лоб матушка, делая вид, что забыла о теме для разговора. Знаю-знаю. Это только способ перейти к делу.

— Наверное, о трудностях в текстильной промышленности и о том, что пора вводить талоны на ткани? — предположил я.

Талонов на ткани для ателье или модных салонов у нас нет, потому что самой ткани не то, что совсем нет, но она отправляется прямо с ткацких фабрик на казенные предприятия, где из нее шьют нательное белье, обмундирование, а из сукна — шинели. Но что-то и как-то все-таки проникает и на гражданский рынок. В основном, за счет небольших частных предприятий, а то и за счет крестьянских хозяйств, где еще сохранились такие антикварные вещи, как кросна — станки для изготовления холста. Моим интендантам нет смысла заморачиваться заключением договоров с мелким бизнесом, хотя он сам-то и был не против (кто будет против казенных подрядов?), а обеспечивать материей гражданское население все равно нужно.

— Трудности они и есть трудности, они и существуют, чтобы их преодолевать, — отмахнулась матушка. — Я сейчас не о них, а о мадемуазель Шанель.

— О ком? — с удивлением переспросил я. — О Коко Шанель?

— Ну, у нас ее европейская кличка не прижилась, поэтому, лучше говорить о мадмуазель Габриэль.

— И что там, с мадемуазель Шанель? Разве она не во Франции?

— Александр, я понимаю, что можно быть абсолютно безграмотным в мире моды, но собственных модельеров-то ты должен знать, — укорила меня матушка. — У Шанель имеется пара магазинов во Франции, но ее основной бизнес у нас, в России.

А что, Коко, то есть, Габриэль Шанель ведущий модельер императорской России? Не знал. Да и на кой мне знать? Я и про моды мало что знаю. И про Коко Шанель не знаю. Нет, читал ее биографию, но не больше.

Я с недоумением пожал плечами, а матушка сказала:

— У нее в России четыре центра моделей — в Санкт-Петербурге, в Москве, в Екатеринбурге и Астрахани. На нее работает почти двадцать тысяч человек. А как ты думаешь, кто шил Соне ее комбинезон?

— А разве она его где-то шила? — удивился я. — Я думал, императрица просто взяла готовый, приказала его ушить, вот и все.

— Саша, какой ты наивный! — покачала головой матушка. — Да как только стало известно, что императрица ищет портного, чтобы пошить для себя комбинезон, во дворец сразу же несколько модельеров пожаловало. Думаешь, такие дела, как вручение знамени корпусу имени императрицы Софьи можно пускать на самотек?

— Ну, Сонька! — покачал я головой не то в восхищении, не то в недоумении.

— Ты девочку не ругай, — сразу же вступилась матушка за свою любимицу, хотя я и не собирался ее ругать. За визит к танкистам я ее уже отругал, а ругать во второй раз девчонку не стоит. Да и «выхлоп» от явления маленькой царицы в воинскую часть получился убойный. Денег столько сдали, что можно вооруженные силы построить с нуля. Так что, прощу я ей комбинезон от Шанель. А если бы она к танкистам отправилась в «маленьком черном платье»?

— Если хочешь знать — это была моя идея, — сообщила матушка. — Сонечка бы на такое не пошла, постеснялась. Она, хотя и приняла православие, но до сих пор остается восточной девочкой.

Вот. Тайны Мадридского двора в собственном доме. Получается, зря я жену ругал за ее визит в танковый корпус в зауженном комбинезончике? А ведь Сонька ни одним словом не обмолвилась, что это была идея великой княгини.

— Но ваше величество, на самом-то деле я пришла не из-за моделей, — сказала великая княгиня. — К одной из моих приближенных дам — мадам Потаниной, она была женой нашего консула в Харбине, обратилась сама мадмуазель Габриэль.

— И что, Шанель предлагает создать новую форму для русской армии? — усмехнулся я.

— Кстати, неплохо бы, — невозмутимо парировала матушка. — Но дело более интересное. К мадмуазель Шанель обратились представители парламентской оппозиции Франции, которые желают провести государственный переворот. Разумеется, никто из оппозиции не рассчитывал, что мадмуазель Габриэль сможет напрямую обратиться к вам, но они отыскали посредника. Наталья Сергеевна — это Потанина, хотела отказаться, но ее убедили и вот она передала мне сообщение, что у Шанель лежит некое письмо, предназначенное вам лично. Я отказалась брать это письмо, коль скоро оно адресовано вам, но решила, что должна проинформировать императора.

Любопытненько. В той истории Коко Шанель не была замечена в сотрудничестве с Советской Россией, да ей, наверное, и не хотелось шить наряды для наших женщин. А здесь немного другое. Кстати, о той истории… А ведь мадмуазель Шанель была замечена в сотрудничестве с нацистами во время оккупации Франции. Более того — она не только не закрыла ни свои бутики, а даже жила в гостинице «Риц», где обитали самые известные немецкие бонзы. А еще, в сорок третьем году, по поручению самого начальника разведки Вальтера Шелленберга, Коко Шанель ездила в Испанию, где должна была встретиться с Уинстоном Черчиллем и передать премьер-министру Британии письмо, где содержалось предложение о заключении сепаратного мира.

Шелленберг, который известен широкой публике как «начальник Штирлица», еще в сорок первом году предлагал заключить мир с англичанами, чтобы сосредоточить все силы на борьбе с СССР. А ведь не исключено, что если бы переговоры между англами и немцами произошли в сорок первом, то они могли бы увенчаться успехом.

А что касается же самой мадмуазель Шанель, то очень странно, что в сорок четвертом году она избежала обвинений в коллаборационизме. Кажется, ее арестовали на пару часов, но этим все и закончилось. А ведь французы, после освобождения, устроили своим женщинам обструкцию — замеченным или только заподозренным в сотрудничестве с нацистами женщинам стригли волосы на лысо, избивали и насиловали, а тех, кого считали фашистскими «подстилками» выгоняли из Парижа.

Мне кажется, мужчины Франции просто вымещали на женщинах свой комплекс неполноценности, мстили им за годы оккупации и собственный страх. Ведь как оно обычно бывает — среди толпы, что преследовала женщин, редко были настоящие герои Сопротивления — те, кто ушел в партизаны или участвовал в высадке в Нормандии, а все больше те, кто сам служил врагам во время оккупации.

А генерал де Голль, считающийся освободителем Франции, не помешал своим согражданам «выпустить пар», направив их гнев на беззащитных женщин, зато отвлек внимание французов от тех, кто сотрудничал с оккупантами всерьез — крупных банкиров, промышленников и кое-кого из политиков. Впрочем, тоже классика. Жертвуя незначительные фигуры, можно сохранить большие. Но и де Голля осуждать трудно. Он все-таки был не только генералом, но и политиком. Коллаборационисты-коллаборационистами, а кому-то и Францию надо восстанавливать.

Ладно, будем считать, что в истории, на всех временных развилках, имеются свои параллели и Коко Шанель опять послужила орудием в руках неких сил. Правда, зачем мне еще одни сепаратные переговоры, если старый камергер продолжает спаивать представителей правительства Франции? И о каких переговорах может идти речь, если это всего лишь оппозиция?

— Ольга Николаевна, ради интереса, полюбопытствуйте — от каких-таких сил исходит предложение?

— Чтобы узнать подробности, следует хотя бы ознакомиться с предложением, — мудро ответила великая княгиня. — Но я считаю, да и окружение мадмуазель Шанель это подтверждает, что предложение может исходить от парламентской группы, близкой к генералу де Голлю. Сам генерал незадолго до войны был отправлен в отставку, но он имеет очень большой авторитет. Он был единственным из французских генералов, который до последнего сражался во время Мировой войны и не желал подписывать капитуляцию. Если бы де Голль был главнокомандующим, то неизвестно, как бы протекала война. Его даже прочили в президенты Франции. Но я не думаю, что генерал согласится возглавить правительство прямо сейчас, а уж тем более вести сепаратные переговоры с Россией. Хотя, все может быть.

И тут я согласен. Полковник Штауффенберг и его соратники, подготовившие покушение на Гитлера, тоже являлись патриотами Германии.

На следующий день матушка снова явилась, держа в руках конверт. Судя по довольно аккуратному виду, письмо путешествовало не тайными тропами контрабандистов, а ехало где-то среди бумаг. Надо Мезинцеву дать нагоняй — как же так получается, что в Россию свободно приходят письма из враждебных стран?

Прежде всего, обратил внимание на подписи. Десяток фамилий. Ни о чем. Впрочем, имя Пьер Лаваль мне почему-то показалось знакомым. Хм… Лаваль… Нет, знакомым была бы фамилия Лавальер, фаворитка короля Людовика, героиня романа «Виконт де Бражелон». Неверная возлюбленная Рауля, сына Атоса. А уж Лаваль-то чей возлюбленный, да еще неверный? Ну почему у меня ассоциация с чем-то этаким, неверным? Стоп. Вспомнил. Пьер Лаваль был премьер-министром в правительстве Петена. Петен возглавлял коллаборационистов во времена оккупации. Значит, Лаваль и тут готов перейти на сторону врага республики? Или я опять усложняю?

Ладно, что хотят господа депутаты? А хотят они десять миллионов рублей на финансирование переворота, а ещё признание нового правительства Франции и отказ от всех претензий, которые могут быть у России в случае нашей победы. Хм… А переговоры предлагают назначить на нейтральной почве, на мое усмотрение.

А ведь предложение-то стоящее. Любая чехарда в политической жизни врага нам на руку. Правда, нужно внести кое-какие коррективы.

— Ольга Николаевна, вам предстоит стать моим представителем на переговорах, — сказал я, передав письмо матушке.

Великая княгиня, быстро ознакомившись с текстом, спросила:

— А где предполагаете найти нейтральное место?

— Скорее всего либо Болгария, либо Сербия, — ответил я. — Они к нам относятся хорошо, но официально соблюдают нейтралитет. И добраться к ним можно морем.

— Нет, тогда не смогу, — покачала головой великая княгиня. — Саша, сам посуди — даже если лететь на самолете до Севастополя или до Одессы, то все равно, только на дорогу туда и обратно придется потратить дня три, а то и четыре. А сами переговоры? С учетом всяких накладок, на переговоры придется потратить еще дня три- четыре. Все-таки, это не переговоры двух глав государств, которые только подписывают те соглашения, которые уже давным-давно готовы. Здесь придется долго спорить об условиях. Прости, я не могу себе позволить отсутствовать столько времени…

— Тогда, дорогая матушка, посоветуй — кого мне отправить на переговоры с Лавалем? Или, с кем там еще?

— Нужно отправить лицо неофициальное, но такое, чтобы было приближено к императору, имело возможность на него, то есть воздействовать, — проговорила Ольга Николаевна.

— Кого-то, вроде моей тетушки Татьяны.

Татьяна Николаевна, моя тетушка, а еще наместник императора в Великом княжестве Финляндском, уже месяц вела переговоры с немцами. Понял, почему покойный дед поставил ее наместницей. Мои интересы тетка блюсти умела и торговалась так, что немцы тихонько выли.

— А если я вам предложу кандидатуру вашего отца?

Я чуть не ляпнул — мой отец уже и так занят строительством железной дороги, но осознал, что матушка имеет в виду великого князя Бориса Владимировича, генерал-майора.

— Так он же сейчас на Дальнем Востоке, чем-то там занимается…

А чем он занимается на Дальнем Востоке? Кажется, сидит где-то в Харбине, читает китайские и японские газеты и составляет аналитические справки. Фраучи мне детали до сих пор не докладывал, а я, грешным делом, ни разу не поинтересовался.

— Великий князь Борис — самая подходящая фигура. И он будет рад заняться полезным делом, а заодно и продемонстрирует, что он все-таки не рядовой великий князь, а отец императора.

— Тогда подойдет, — кивнул я, а потом спросил с беспокойством. — Но мне придется с ним встречаться?

— А здесь ваша воля, — усмехнулась матушка. — Мой супруг никогда не пылал к своему сыну большой любовью, но если вы пригласите его к себе — он не откажется. А можно передать ему указания через меня, а то и через канцелярию. Что вы хотите от переговоров?

— Во-первых, я хочу четко знать — на что пойдут мои деньги. Десять миллионов — огромная сумма. Оппозиция собирается подкупать депутатов, нанимать каких-нибудь головорезов или убивать президента? Нужна конкретика. Нужно торговаться. В крайнем случае, я готов пожертвовать тысяч сто, не больше. И то, если я буду твердо знать, что деньги будут потрачены не зря. Во-вторых, мне нужно оценить предложения будущего правительства. Если они хотят обойтись без выплаты репараций — не выйдет. Франция виновата в гибели наших солдат, она участвует в разрушении части нашей империи. Убытки мы оценим, так что платить все равно придется. И в-третьих — мне нужно, чтобы Франция не ограничилась простым нейтралитетом, а начала войну с Германией. Но не такую, какой она была до этого — это имитация, а не война, а настоящую. Если Франция готова предоставить гарантии, то я готов заплатить оппозиции еще тысяч двести. Опять-таки — а какие они дадут гарантии?

— Тупик, — констатировала великая княгиня. — Франция не пойдет на такие уступки. Тем более — выплаты репараций.

— Почему уступки? — удивился я. — Это не уступки, а так, мелочи. Я могу пообещать, что в том случае, если Франция заключит с нами мир и начнет войну с Германией, русская армия не станет занимать пределы Франции. А если нет, то 1814 год французам покажется мелочью. — Немного подумав, я сказал. — Нет, я вообще не готов ничего платить заранее. Не верю я тем, кто постоянно обманывает. А уж тем более предателям. Впрочем, можно пообещать французам — как только случится государственный переворот, а французская армия вернется домой, я переведу на счета заговорщиков два миллиона рублей. Ладно, пусть даже три. А в случае, если начнется война Франции и Германии — перевожу еще пять. Но условием заключения мира с Россией станут именно репарации.

Ольга Николаевна вздохнула:

— Интересная идея, хотя и стара, как мир. Подкупить руководителей, устроить переворот, а народ станет платить по счетам.

— Так ведь не я это предложил, — хмыкнул я. — Но в данном случае — грех не воспользоваться. А народ станет платить… Так ведь во Франции республика, а она, если мне память не изменяет, означает общественное дело, а народ сам выбирает свою власть. Вот, коли они навыбирали таких депутатов, президента, так пусть и платят за собственный выбор.

Глава 3 Мистика и прочее

Я опять весь в бумагах. Но это нормально. Именно это и есть обычное состояние императоров, а не сидение его на престоле. А так, чего бы не посидеть? Сидишь себе, киваешь, роняешь одно-два слово, а все дела как-то сами-собой делаются.

Значит, от моего обер-прокурора, господина Карташева, что представляет мою особу при Святейшем Синоде, сообщение, что Синод категорически отверг представленную Комиссией по канонизации на причисление к лику святых кандидатуру государя Всея Руси Иоанна Васильевича, именуемого Грозным.

Любопытственно. В принципе, я не считаю Ивана Васильевича Грозного исчадием ада, как некоторые, а напротив, отношусь с огромным уважением к его делам и поступкам. Как-никак, расширил территорию государства, создал регулярную армию, новый Свод законов, единую монетную систему (тут, правда, его матушка постаралась, но это неважно). Еще царь поставил под контроль общественности воевод, которые раньше царствовали в своих уездах и городах безраздельно, дал укорот боярской аристократии. А ещё, как говорила наша преподавательница Истории древнерусской литературы — именно Иван Васильевич стоит у истоков русского литературного языка, потому что он первым ввел в письменную речь обиходные слова.

Ивана Грозного я уважаю, но причислять его к лику святых я бы не стал. Странно, что Комиссия по канонизации вынесла его кандидатуру на обсуждение. И хорошо, что Святейший Синод отверг эту кандидатуру. Так что, ставлю визу: «одобряю».

Еще у меня сегодня рапорт от Шапошникова, в котором мой начальник Генерального штаба просил-таки разобраться — а что ему делать с «отказниками», которые мотивируют свое нежелание брать в руки оружие религиозными убеждениями? Вроде, не так их и много, но во всем должен быть порядок, потому что губернаторы докладывают, что отказ от исполнения воинской повинности влечет за собой наказание, согласно Уложению об уголовных преступлениях на срок до двух лет тюрьмы, а в случае рецидива — до семи лет каторжных работ. Но в тоже время — на территориях, где проживают отказники, население, подверженное данной религии, может поднять мятеж.

Эх, удавил бы я тех губернаторов, которые пишут таким казенным слогом, а бедный Шапошников вынужден повторять их слова. Не сам, разумеется, и не канцелярист, а какая-то пишбарышня. Все-таки, сорок первый год на дворе, времена рукописных рапортов, за исключением особо секретных, кануло в Лету, а для таких документов существуют пишущие машинки.

Так, кто тут у нас отказывается брать в руки оружие? В Поволжье, понятное дело, среди «колонистов» имеются меннониты, чья вера запрещает воевать и убивать ближних. Меннониты — это у нас кто? Не помню, но скорее всего, какие-нибудь сторонники протестантизма. Это нам кажется, что лютеране и протестанты — близнецы-братья, а на самом-то деле у них столько направлений, сколько деревень в Германии.

Значит, вера не позволяет? А сколько этих-самых меланитов, то есть, меннонитов? Пять тысяч человек, а годных к воинской повинности… пятьдесят. И что, из-за этого огород городить?

Так, кто там еще? Хм… В числе сторонников древней веры — это кто, старообрядцы, что ли, имеются и такие, кому запрещено брать в руки оружие. Вот этих малость побольше, их у меня аж двести человек.

Не знал даже, что среди старообрядцев имеются пацифисты. У нас же, до реформы Алексея Михайловича, почитай, вся Россия являлась старообрядцами. Правда, они-то об этом не знали, а воевали все, будь здоров. Как я понимаю, после Раскола, те, кто не захотел примкнуть к «никонианцам», «варились в своем соку», а потом конфессия дробилась на ручейки, принимая самые разные формы. Кто-то и на камень молился, а кто-то в скиты уходил.

И что, применить силовой прием, отправив всех на фронт? Так ведь они и там оружие не возьмут. Про меннонитов не знаю, а вот старообрядцы, если упрутся, их ничем не сдвинешь. Бей их, расстреливай, но коли вера не разрешает — ни винтовку, ни автомат в руки не возьмут. Знаю я эту породу, потому что у самого предки из староверов. Мои-то, правда, оружие брали, да еще как (с фронта с медалями пришли), но упорства, а иной раз и упрямства, не занимать. Стоит ли подводить в общем-то неплохих людей под уголовную статью, а то и под расстрел? Отправить на лесоповал или на строительство железной дороги на Воркуту? Нет, не стану. Вводить закон «об альтернативной воинской службе»? Нет, тоже не стану. Иначе такое количество лжеменнонитов выплывет, то мне на всех домов престарелых не хватит. Нет, напишу резолюцию, что тем, кому вера мешает сражаться на фронте, пусть отправляются санитарами в госпиталя, а еще лучше — в санитарные поезда, вытаскивать раненых с линии фронта.

Когда на ум пришел санитарный поезд, сразу же вспомнилась Марина. Опять вопросы. Почему охотились именно за этим поездом? Почему девушка погибла? Случайно ли это или нет? Покамест, расследование ничего не дало. Мне доложили, что группа диверсантов составила около полутора сотни человек. Почти что две роты. С таким количеством хорошо подготовленных бойцов лучше по тылам противника «погулять», больше пользы.

А ещё — кто дал такое задание? Даже если отбросить в сторону соображения морали — высаживать группу диверсантов, чтобы уничтожить отдельно взятый санитарный поезд, просто-напросто нерационально. Напротив, из соображений военной экономики этого делать не стоит. Во-первых, раненые выбыли с театра военных действий и опасности пока не представляют. Смогут ли они потом встать в строй — это другой вопрос. Но даже если и встанут, то не скоро. Во-вторых, на каждого раненого нужно отвлекать силы и средства, рабочие руки, чем усугубляется нагрузка на мою экономику, то есть, на экономику врага. В-третьих — уничтожение раненых — военное преступление.

Уцелевшие диверсанты уверяли, что им не давали команду уничтожать никакие санитарные поезда, а сообщили, что в эшелоне следует жена императора, которую требуется взять живой, чтобы сделать ценной заложницей.

Да, если бы императрица София ездила на фронт, практический смысл был. Тут не то, что две роты, а батальон можно положить. А то и полк. Но кто всерьез в такое поверит? Почему жена императора должна ездить на фронт? А целенаправленно убивать девушку Марину, недавно получившую диплом врача?

Допустим, кому-то известно, что некогда императора и Марину связывало некое чувство. Но такого не должно быть. Мои контакты, после того, как я стал наследником, были сведены до минимума, а Павел Кутафьев и государь Всея Руси — разные люди. Кто может знать правду? Кутепов? Великая княгиня? Нет, эти отпадают. Тогда кто? Есть вариант, что сама Марина могла кому-нибудь проболтаться. Подруге, близкой родственнице. Могла? А ведь могла. Пусть без умысла, пусть случайно. Марина сообщила кому-то, тот еще кому-то… А дальше? Будь я на месте вражеской разведки, попытался бы узнать подробности? Еще как. Такая информация, как двойник на русском престоле, стоит дорого. Другое дело, что обвинять меня в самозванстве, имея на руках только показания бывшейдевушки — тоже не самое лучшее. Но бывшая девушка императора, находящаяся в плену — это объект для торга. Вот, уже ближе к истине.

Придется дать задание Мезинцеву, чтобы тот осторожно проверил окружение девушки, аккуратненько расспросил ее подружек и родственников. Впрочем, уверен, что Мезинцев это делает и без моего приказа.

В общем, вопросов много, а них почти нет ответов.

А на похороны Марины я не ходил. Не потому, что не хотел. Нет, я бы пошел, но как раз на это время был назначен Военный Совет, где Рокоссовский докладывал о состоянии дел на фронтах, а Говоров и Шапошников рапортовали — готовы ли мы к наступлению?

Или бы я все-таки не пошел на похороны? А ведь наверное, что нет, не пошел. Можно было сдвинуть время совещания на час-два (я бы успел), полководцы бы пообщались и без меня, доложив мне самую суть. Но нет. Не сочтите меня слишком заносчивым, но не положено главе империи являться на похороны девушки, которую он и знать-то не должен. Да, она молодец, стала организатором санитарного эшелона, но таких много. А то, что от имени императора венок на могилу положила его мать — великая княгиня, с которой Марина вместе работала, так это понятно. А ещё мою императорскую особу представляла сама «маленькая императрица». Кто-то скажет — дескать, великая честь семье оказана. Вот ведь, честь… И условности, за ногу их и об угол…

Так, вернемся к бумагам. Что-то у меня сегодня подборка бумаг религиозно-мистического содержания.

Вон, Александр Павлович Кутепов сообщает, что полиция задержала некоего Петра сына Иванова Образцова, выдававшего себя за пророка. Образцов — фамилия, вроде бы, семинарская? Так и есть. Петр Иванов, что Образцов, сорока пяти лет, из семьи потомственных священнослужителей, но сам сана лишен за «винопийство и непотребные действия в храме». А что за непотребные действия? Девок, что ли в храм приводил? А вот и фотография сына Иванова. Высокий дядька с окладистой бородой, в расстегнутом полушубке, а на волосатой груди здоровенный крест. Глаза навыкате, правая рука кого-то благословляет. Такому Гришку Распутина без грима играть! Или протопопа Аввакума.

И что же он натворил? А кричал «пророк», что Петербургу «быть пусту». Ну и что? Про то со времен самого Петра Алексеевича кричат. А ещё кричал, что скоро под городом разверзнется жерло вулкана и все дома и храмы, а ещё дворцы и прочее попадают вниз, и будет здесь как Содом и Гоморра.

А вот это уже можно подвести под какую-нибудь статью. А что, Кутепов сам не догадался, что нужно «пророка» этого в кутузку, под суд, а потом отправить на Соловки, чтобы монахи его определили в черные работы навечно? А, уже нельзя, его же сана лишили. Жаль, что мы живем в гуманные времена, а то бы я написал резолюцию: «Бить лжепророка палками беспощадно, а потом отправить в Сибирь, на вечное поселение, чтобы дурью не маялся, да умы не смущал». А заодно бы палками побить и тех, кто пророку верит. Но всех легковерных бить — палок не хватит. Вон, даже в мое время, в двадцать первом столетии, когда спутники вовсю летают и Интернетом народ пользуется — сидит на «умном унитазе», наивных и доверчивых меньше не стало. И свободно разгуливают всякие «старцы» и «потомственные колдуньи», выгребающие из карманов чужие деньги.

Но Кутепов просто так бы не отправил мне все эти бумаги. Что-то должно быть интересненькое.

Хм… А вот здесь совсем интересно! «А чтобы ваши дома и имущества спасти, нужно идти и застраховать дом свой, имущество свое». Вон оно как! Самая настоящая реклама.

И сколько застраховало имущество? Ишь ты, почти тысяча человек. А на какие суммы? От тысячи до ста тысяч рублей, с ежемесячными платежами от одного рубля и до ста. Жаль, точную цифру сказать пока невозможно, но надо думать, что страховщики неплохо нагрели руки.

Если «пророк» предложил бы застраховать имущество в Госстрахе, что принадлежит казне, я бы не возражал. А он? А он предлагает, чтобы застраховали собственность в «Кредитно-страховом товариществе Подгорица». Подгорица, вроде бы, в Черногории? Конкуренция блин. Да ещё и недобросовестная.

Кутепов, молодчага, приложил справочку, что «Кредитно-страховое товарищество Подгорица» принадлежит великой княгине Милице Николаевне. Так-так, эту старушку помню. Годиков ей уже… не сто, а поменьше, но под восемьдесят и она является дочкой черногорского короля и супругой великого князя Романа Петровича. А кем мне Роман Петрович приходится? Где-то у меня лежит генеалогическое древо, но лень искать. Родственник, я его как-то чем-то награждал.

Значит, Милица Николаевна наняла «пророка», чтобы тот агитировал народ страховать имущество в ее товариществе? Скорее всего, не сама бабуля сподобилась, а кто-то из управляющих. Теперь понятно, почему Александр Павлович отправил эту бумагу мне. Великих князей, высших сановников и министров, а сейчас ещё и генералов, разрешено трогать только по воле монарха. А тут, как ни крути, полиции придется задавать неудобные вопросы и самой великой княгине и ее окружению.

А самое смешное, что «Кредитно-страховое товарищество Подгорица» может и выкрутиться, если Кутепов не применит к ним чрезвычайных мер, вроде «сыворотки правды» или специального дознатчика, обученного отличать правду от лжи. В конце концов, страхование личного имущества подданных Российской империи — дело нужное и важное. Вулканов, правда, под столицей нет, так и что такого? Но и обратного не доказано. А вдруг есть? Они к расстриге никакого отношения не имеют, а то, что он призывал страховать имущества у них, что тут плохого? Значит, надежное товарищество, коли даже шарлатаны в него зазывают.

Нет, поставлю резолюцию, что разрешаю провести полицейское расследование и не возражаю против допросов членов моей фамилии, но… Слабая надежда, что что-то выгорит. Великая княгиня с управляющими пойдет в отказ, лжепророк сделает удивленные глаза — мол, ошибочка вышла, а что потом? Да ничего. Максимум — Образцову кто-нибудь набьет морду, да и то, не факт. Пока народ репу чешет, расстрига ещё что-нибудь придумает.

А самое главное, что меня все это не рассердило, а позабавило. И почему мои управленцы из Госстраха' не догадались нанять подобного пророка?

Глава 4 Воля императора

Дел у меня всегда было много. У императора Российской империи по-другому просто не бывает. Однако, стоит признать, я не мог себе отказать отвлекаться и на другие дела, важные лично для меня, хоть и позволял себе это очень редко. Но было одно дело, что не давало мне покоя, а именно — гибель Марины.

Слишком уж много было странных факторов, которые не выходили у меня из головы. Например, во время выяснения подробностей обнаружилось, что Марина была застрелена не в грудь. Вернее, смертельное ранение пришлось в сердце, но судя по экспертизе, пуля попала в спину, а не в грудь. И посему выходило, что стреляли в неё из поезда, а не извне.

Да и к чему, например, было нападать именно на этот поезд, что был один из сотен? Почему именно он? Других-то фактов подобных нападений не было! Да и эта глупая информация от пленных о том, будто в поезде обязательно будет моя супруга, императрица София. Это же ни в какие ворота не лезет. На кой чёрт кому-то говорить о подобном? Это очевидно хитроумная дезинформация, причём очень продуманная, чудовищная и приводящая к конкретному событию…

Нет, конечно, глупо рассуждать о том, что ради одной только Марины была организована столь дерзкая операция. Хотя если сложить два и два, то почему бы и нет? Ведь злоумышленники достигли результата, они явно отвлекли меня от дел и повергли в своего рода расстройство. Вон и Ольга Николаевна не может себе места найти, уже вторую неделю думая о несчастной девушке. В общем, взвесив все «за» и «против», я поручил Мезинцеву, а заодно Фраучи и Кутепову уделить немного времени на расследование этого события. О причинах проведённой операции, и о вовлечённых лицах, которые могли сыграть свою роль в том странном событии. Вопросов о том, почему у меня к этому делу такой интерес, я просил не задавать, а предоставить мне лишь информацию. Мезинцев и Фраучи лишь кивнули, а Кутепов хмуро на меня посмотрел. Но выбора-то у них нет. Это я император, я раздаю приказы, а они вынуждены их исполнять.

Наконец, информация стала поступать, а интересных подробностей и вправду оказалось немало.

Действительно, была утечка информации, которая на самом деле принесла нам немало пользы. Ведь посланный на перехват поезда диверсионный отряд был одним из лучших в Германии. И возгалвлял его не кто иной, как сам Скорцени. Да и по нашему ведомству тоже заранее прошла информация, что вероятнее всего нападение будет. Именно поэтому механизированная пехота находилась неподалёку и так быстро прибыла к месту событий. Ведь если бы поезд был застигнут в чистом поле или в лесу, в живых бы не остался никто. И это факт.

Однако я не унимался, а новые данные только запутывали меня. Ведь непонятно, какой-то хитрец с нашей стороны выдумал эту операцию или, наоборот, враг. С одной стороны, мы в этой ситуации были в выигрыше. Немцы потеряли сильный диверсионный отряд, в то время, как у нас потерь не так много, и то из числа раненых.

Однако, Марина убита. И эта пресловутая дезинформацию о моей супруге, о Сонечке, что должна была почему-то находиться в этом поезде, не давала мне покоя. Такое уму непостижимо. С чего ей там находиться? Но как-то ведь немцев смогли убедить в том, что она там будет? В Германии ведь тоже не дураки служат в разведке.

Я приказал копать в этом направлении, но ни одного имени выяснить так и не удалось. Доходило до смешного. Нашим разведчикам и контрразведчикам информация поступала из разных источников, чуть ли не от уличных попрошаек, а те, в свою очередь, получали информацию от случайных людей или из каких-то тайных писем. Хотя на какой ляд уличного попрошайку использовать в качестве гонца или посланника? Да и кто бы в здравом уме послушал беспризорника и воспринял всерьез? Вообще удивительно, что наши разведчики учитывают такие источники. Хотя стоит их и похвалить, что даже такие источники не игнорируют.

Понимая, что расследование заходит в тупик, я позвонил Кутепову и приказал собрать всех этих сомнительных людей. Я решил самостоятельно их допросить, пользуясь своим даром определения правды.

Стоило мне положить трубку, как я почувствовал неладное. Будто в помещении кто-то находился.

Я нахмурился. Так, Васьки в кабинете нет. Это одновременно и хороший знак, и плохой. С одной стороны, был бы здесь Васька и появись тут кто-то посторонний, то кот сразу бы его почувствовал. С другой стороны, если Васьки здесь нет, то тоже подозрительно — либо опасности нет, и Васька не считает нужным находиться рядом со мной, либо просто находится где-то в другом месте и не способен почувствовать эту самую опасность. В ящике стола у меня пистолет, но доставать его нет смысла.

Я осторожно поднялся и прошёлся по кабинету взад-вперёд, пытаясь определить, что же меня так насторожило?

Ничего не обнаружив, решил вернуться в своё кресло и едва не подпрыгнул на месте. Прямо за моим креслом стояла чёрная тень и эту чёрную тень я раньше уже видел, причём несколько раз. Это ведь тот самый человек в чёрном, как выразился Николай Александрович когда-то — гарант воли императора. А еще — поверенный. Может, даже и с большой буквы, если это имя собственное.

Поверенный был всё так же в чёрной шляпе, с забранным чёрной тканью лицом, в чёрном костюме. Руку держал на поясе, где у него висел тонкий стилет, также с чёрной рукоятью и в чёрных ножнах. Черный человек.

— Вы что здесь делаете? — спросил я недоумённо.

— Пришёл по вашей воле, — ответил ледяным голосом человек в чёрном.

— Что значит по моей воле? Я вас не вызывал.

— Но вы ведь хотели встретиться с тем, кто организовал нападение на поезд? Верное? — произнёс он.

Я едва не закашлялся.

— Так это были вы? — удивлённо посмотрел я на него. — Но для чего вы это сделали? Зачем? С какой целью?

— Мотивы мои сродни вашим, — ответил он. — Я охраняю последнюю волю императора, а вместе с тем защищаю интересы Российской империи. С той целью я и предоставил убедительную дезинформацию врагу. Думаю, вы уже успели изучить отчёты вашей разведки, и знаете, что эта операция нанесла немцам куда больше ущерба, чем пользы. Уничтожен элитный диверсионный отряд, который мог отправиться даже сюда, в Царское Село, а наши солдаты практически не пострадали. Поезд по-прежнему на ходу. Не понимаю, чем вы недовольны.

На этом месте я разозлился.

— Да как вы не понимаете? Там же Марина была! И не делайте вид, будто вы не знаете, кто она и что для меня значила!

— Я и не делаю вид, я прекрасно знаю, кто она, — невозмутимо ответил человек в чёрном. — И тем самым решением, я убил двух зайцев одним выстрелом, как могли бы вы выразиться. Ваша бывшая фаворитка стала представлять большую угрозу и подлежала ликвидации. Она стала выяснять ненужную ей информацию, расспрашивать ваших родителей, как изменился ваш характер за последние дни, общалась с вашим другом Дмитрием, а потом и вовсе проболталась одной из медсестёр о своих подозрениях. Ваша бывшая девушка стала представлять опасность и для вас, и для империи. А ее первая жертва — та медсестра, с которой она откровенничала. Увы, пришлось убрать и ее. Но вам о второй девушке никто докладывать не станет. Так, несчастный случай. Упала, ударилась головой…

У меня глаза расширились от гнева, когда я услышал его признание.

— Что вы себе позволяете? — рявкнул я. — Почему нельзя было просто её предупредить? Поговорить с ней? Да мне в конце концов сказать! Я бы нашёл решение.

— Просто, потому, что право на предупреждение есть только у вас, — спокойно ответил человек в чёрном. — По отношению к остальным инструкции были весьма конкретными и не допускали иных толков.

— Да что ж такое-то?! — воскликнул я. — Вы что же, садист?! Или получаете удовольствие от убийств? Ну а если я вдруг решу говорить напропалую, что я никакой не наследник, а…

— Помолчите, пожалуйста, — произнёс человек в чёрном таким тоном, что я осёкся на полуслове. — Если будет необходимо, то я убью и вас.

— Да как вы смеете! — прошипел я, уже раздумывая что сделаю с этим душегубом. — Только попробуйте дёрнутся. Я император. А вы слуга и обязаны меня оберегать.

— Нет, вы не так поняли мою функцию, — по голосу человека в чёрном я услышал, что он улыбнулся. — Моя функция довольно проста. Я должен оберегать и следить за исполнением последней воли ныне покойного Императора. А ещё я должен следить за тем, чтобы Российская империя пребывала в спокойном состоянии и не подвергалась серьёзным потрясениям. Это важнее, нежели ваша жизнь. И если ради этого мне придётся убить вас, императора, что ж, так тому и быть.

Его слова вызвали во мне холодную ярость. Я вдруг стал спокоен, а в голове уже складывался план, что я сделаю с этим наглецом. А ведь я смогу с ним справиться. Тем временем, он продолжил:

— Я служу лишь одному императору и его слову, Николаю Александровичу Романову. И всецело разделяю его решение. Признаюсь, его, на первый взгляд, недальновидное указание поставить на престол абы кого — мальчишку, который, более того, пришёл и не из нашего мира, на первый взгляд казалось абсурдом. Но вы посмотрите на результат. Уже год Россия под вашей властью процветает. И это даже несмотря на страшную войну, обрушившуюся на неё. Вернее, она должна была быть страшной. Мы оба об этом знаем. Но миновала ужасная судьба. И даже несмотря на то, что против России выступила не только Германия, но ещё и Франция. Россия не сдалась и даёт хороший отпор.

— И всё же Николай Александрович уже мёртв, — заявил я. — И сейчас императором Российской империи являюсь я, а вы обязаны подчиняться мне. Если потребуется, я спущу на вас всех собак. Мезинцева, Фраучи, и всех моих магов — да кого угодно! Неважно, в каком качестве вы пребываете — телесном или нематериальном. Мне все равно. Вас найдут, арестуют, и сгноят в тюрьмах. А может, и казнят за ваше злодеяния, — заявил я.

Человек в чёрном рассмеялся. И вдруг, он осторожно снял с себя шляпу и положил её на стол перед собой. Затем принялся стягивать с головы чёрную ткань, а в следующий миг я увидел его лицо и обмер.

— Но как же так? Вы же умерли! — воскликнул я. — Я же сам был на ваших похоронах. Да быть такого не может!

Передо мной стоял Николай Александрович Романов собственной персоной. Вот только выглядел он моложе, лет на десять, если не больше. Хотя, если бы он не курил и не был болен раком, наверное, так бы и выглядел.

— Да, я умер, — кивнул он. — И я воскрес. И живу я лишь с одной целью — хранить волю императора и помазанника божьего, — заявил он. — А когда этой цели не станет, то и меня, вероятнее всего, тоже не станет, потому что больше я буду не нужен. Наша с вами цель такая в этом мире — охранять Российскую империю, хранить её так, как мы можем. И я это делаю вот так. У вас роль несколько иная. И с этим мы ничего не можем поделать. Можем лишь смириться и выполнять то, что нам предначертано, — произнёс он.

В моей голове мысли выплясывали вальс. Я совершенно не понимал, что происходит. Я видел перед собой сейчас, умершего год назад человека, который должен был сейчас править этой страной вместо меня. Но вот он стоит передо здесь и разговаривает со мной, ещё и улыбается нахально. И еще — я же видел его рядом с умирающим дедом. Как такое возможно?

И я совершенно не представляю, как мне действовать в этой ситуации. И ведь даже охрану не позовёшь. Это ж какой фурор поднимется!

Я судорожно пытался принять решение и выйти из данной ситуации хоть как-то.

— Вы такой же, как и я? Вы пришли из другого мира? — наконец-то спросил я.

— Поверьте, мой ответ вам вряд ли понравится, — произнёс он. — Я даже намекать вам не хочу, кто я такой на самом деле.

И тут до меня дошло, что не обязан кого-то звать. Можно и по-другому…

— Это не имеет значения, — быстро проговорил я. — Властью, дарованной мне от Бога, я избавляю вас от вашей миссии. Вам больше нет необходимости хранить волю усопшего ныне императора. Более того, я запрещаю вам убивать людей. Но если вы и дальше намерены хранить эту клятву, приносить тем самым пользу империи и престолу, то приказываю: докладывайте мне о тех людях, кто представляет для меня угрозу. Я уже сам решу, как с ними поступать.

Николай Александрович (или все-таки его двойник?) покачал головой, задумчиво глядя на меня.

— Многие ошибки, совершённые правителями, не только российскими, но и в других странах, были совершены из-за недальновидности. Как правило, на основании вспыхнувших эмоций и неспособности трезво оценивать обстановку и хладнокровно выполнять свою функцию, дарованную Богом или народом. И я очень надеюсь, что в будущем, вам не придётся горько сожалеть о принятых в пылу эмоций решениях.

Произнеся это, он умолк. А в следующий миг его фигура начала таять.

Глава 5 Способности

Следующие три дня я был сам не свой. Встреча с копией моего дедушки не уходила у меня из головы. И непонятно было, отчего растаял в воздухе человек в чёрном — от того, что я его прогнал, или попросту решил уйти таким образом. Ведь он и раньше исчезал так, что я совершенно не мог его обнаружить. И не совершил ли я огромную ошибку, которую он мне сулил? Вдруг я, лишив его задачи, прогнал его из этого мира, и теперь остался один на один со своей тайной. И теперь не будет никого, кто бы меня защищал и охранял мои интересы, и был бы моим союзником в этом мире.

Однако про дела я тоже не забывал и, несмотря на дрянное настроение, делал немало. Внимание требовалось везде: и на строительстве железной дороги, и на строительстве заводов, и в подготовке возможного договора о капитуляции наших противников. Опять же, огромное количество моего внимания занимало возможное скорое контрнаступление, ведь нам надо отбивать Польшу, и военная элита уже разрабатывала план наступления на Германию и захвата Берлина.

Мою грусть развеяла Соня, которая, будто ураган, ворвалась в мой кабинет и, совершенно игнорируя протест на моём лице, просто бросилась мне на шею и поцеловала в губы.

— Сашенька, всё, прекращай хандрить. У меня есть для тебя важное задание, — заявила она.

Я от такого напора так и осел.

— Что значит задание? — удивился я.

— Прибыла первая партия, — доложила она.

— Что за первая партия? — окончательно растерялся я.

— Ну, доноры, для того чтобы я могла передать тебе очень полезные дары, — наконец объявила она. — Ну, помнишь, те самые, которых генерал Кутепов собирал для нас.

Я растерянно кивнул.

— Ну вот и отлично. Собирайся, нам нужно съездить в Зимний дворец. Собственно, там я и буду заниматься передачей даров. Мы так решили с Павлом Александровичем.

Вот тебе и на, этого ещё не хватало.

— У меня дел много, — заявил я.

— Знаю я твои дела, — парировала Сонечка. — Вон, на тебе уже третий день лица нет. Надо тебе развеяться. Да и мне сидеть здесь надоело.

Она погладила немного округлившийся животик.

— Да куда тебе мотаться-то? — ухватился я за новый аргумент. — Ещё и нагрузка такая на организм. Может, ну его, не будем рисковать ребёнком? А после того, как родишь…

— Нечего, Саша! Нечего сопротивляться, — бескомпромиссно заявила моя любимая жена. — Дело превыше всего. Ты сам всё время так говоришь. И не нужно теперь отпираться. Я уже распорядилась, машина ждёт нас перед входом. Едем!

Следом в кабинете появился Василий. Он грозно посмотрел на меня из-под насупленных бровей и властно мяукнул. Мол, чего сидишь-то? Поторапливайся, хозяин!

Это меня и вовсе доконало. И как вот теперь спорить? Сделав глубокий вдох, я поднялся со своего места, оправил мундир и кивнул Соне.

— Ну, значит, поехали, — ответил я.

* * *
Принимать людей было решено в моей приёмной в Зимнем Дворце.

В кресле напротив расположилась Соня. То и дело в кабинет заглядывал явно нервничающий Кутепов. Также в кабинете находились двое гвардейцев и Семён Пегов для обеспечения охраны. Всё-таки люди пребывали хоть и проверенные досконально, но всё-таки чужие, до этого с императором не контактировавшие. И неизвестно, как они себя поведут. А рисковать, естественно, никто не был готов.

Сонечка предусмотрительно положила передо мной список людей, которые должны будут со мной сегодня встретиться, а также передать мне свои дары.

Первой значилась Мария Львовна Оболонская — дворянка из Самары, которая обладала неуязвимостью. Как раз я подал знак Пегову, что можно пригласить первого претендента, и в помещение вошла женщина с высокой напомаженной причёской в расшитом золотом платье, которое выглядящим скорее кичёво, чем дорого. Ей было на вид лет тридцать пять — сорок, однако на лице было столько белил, что женщина боялась улыбаться, видимо опасалась, что косметика осыплется.

— Ваше императорское величество, — произнесла она низким грудным голосом. — Очень большая честь для меня встречаться с вами лично. Я всё время слежу за новостями и за вашими достижениями. И даже мечтать не могла, что однажды мы с вами сможем встретиться лично.

— Здравствуйте! Мне тоже приятно с вами познакомиться, госпожа Оболонская. Я очень благодарен, что вы согласились приехать к нам и поделиться своим даром.

— Что вы, что вы, ваше императорское величество, это меньшее, что я могла для вас сделать. Если бы я узнала раньше, то не задумываясь бы согласилась на это снова.

София подскочила со своего места, с ожиданием посмотрев сначала на женщину, потом на меня.

Я, поняв посыл своей жены, произнёс:

— Давайте не будем оттягивать дело, у нас сегодня ещё много кого нужно принять.

Я шагнул к женщине и протянул вперёд ладонь. София тут же взяла её в свою маленькую ручку, затем она протянула руку госпоже Оболонской.

Сначала ничего не происходило. Затем я вдруг почувствовал, как кожа на всём теле стала зудеть, а следом в меня будто впились тысячи иголочек. София тоже нахмурилась, видимо, ощущала нечто подобное. Я держал себя в руках, чтобы не начать тереть шею в том месте, где она особенно сильно зудела.

Наконец, София захлопала глазами и отпустила наши руки.

— Всё, дело сделано, — ответила наконец Соня. — Спасибо вам, госпожа Оболонская, что посетили нас. Будем ждать вас с визитом в столицу ещё раз, — произнесла она.

Оболонская захлопала глазами, видимо, она ожидала чего-то большего и не была готова к тому, что её так быстро сопроводят. София кивнула Пегову, и тот шагнул к Оболонской.

— Госпожа, позвольте проводить вас, — галантно произнёс он.

А я же снова уселся в своё кресло. Мне явно нужно было передохнуть.

— И что это было? — спросил я.

— Теперь ты можешь становиться неуязвимым, — ответила София, нахмурившись, будто бы заглядывая в себя. — Правда, я ещё не знаю, как это работает. Но мы обязательно разберёмся. Следующий, — тут же произнесла она.

Я искоса посмотрел на неё. Выглядит вроде бы не сильно утомившейся, но, если бы почувствовал хоть намёк на бледность, сразу же прекратил бы мероприятие.

Следом в помещение зашла пожилая женщина. На вид ей было лет шестьесят, но судя по записи ей было больше восьмидесяти лет. Это была Инокиня Агафья, урождённая Елена Пантелеева, монахиня из Пермского женского монастыря. Эта женщина, судя по информации, собранной Кутеповым, умела исцелять себя и других наложением рук. Очень интересно.

Процедура повторилась. Женщина, поздоровавшись со мной, соблюдая все ритуалы, протянула свою руку Софии. Та, приняв сморщенную ладонь, протянула руку мне. И как только наши руки соприкоснулись, мои ладони стали буквально гореть огнём. Я едва не отдёрнул руку, так неожиданно это случилось. Однако я вытерпел.

Инокиня благостно улыбнулась и слегка поклонилась мне.

— Я уверена, — произнесла она, — что дар вам пригодится, и он в надёжных руках, ваше императорское величество, — произнесла она, а затем, подождав пока я её отпущу, повернулась и направилась к выходу.

Да уж, очень интересно. Я посмотрел на свои ладони, которые по-прежнему жгло, как будто в них были насыпаны угли. И что теперь с этим делать? София пожала плечами.

— Потом будем разбираться, — ответила она. — Пригласите следующего.

Следующий — лесничий Ефим Шифрин — охотник, способный прятаться и сливаться с окружающей средой, и становиться невидимым. Наконец Семён привёл Шифрина. В помещение вошёл бодрый мужчина с лихо закрученными усами, уверенным взглядом, с хитрой и добродушной улыбкой.

— Ваше императорское величество, — бодро отрапортовал он, — по вашему приказанию прибыл! Готов передать в руки империи императора своё имущество.

— Ну что ж, здравствуй, уважаемый Ефим, приступим, — в тон ему бодрым тоном ответил я.

На этот раз меня будто ледяной водой окатили. Кожу снова стало покалывать, но на этот раз по-другому, будто всё моё тело покрылось корочкой льда. Я снова отошёл и уселся на своё кресло, в то время как София так ни разу и не присела. Я заметил, что у неё под глазами появились тёмные круги, а кожа на лице слегка побледнела.

— Может, прервёмся? — предложил я.

— Что ты, Саша? Какой прервёмся? У нас ещё столько людей нужно принять.

— Так, быть может, их в гостиницу определить, пускай передохнут с дороги? Тебе тоже отдых нужен. И ты не в том положении, чтобы спорить, — заявил я.

— Ну, давай ещё одного хотя бы. Ну, или двух, — не отставала София.

Я лишь вздохнул и согласился, настолько жалостливый был у неё вид. К тому же, несмотря на бледность, задор у неё на лице играл такой, что отказывать ей было всё равно, что попытаться вероломно отнять конфетку у ребёнка. Ведь все мы знаем, что это невыполнимая задача. Вот и Софии было лучше не перечить.

Далее Рузигар Гасанович, кузнец из Закавказья. В комментарии значилось: большая физическая сила.

— Ну что ж, начнём, — я подал знак Семёну и тот, кивнув, тут же скрылся за дверью.

В помещение вошёл невысокий, щуплый мужичок. Ни в жизнь бы не поверил, что он кузнец. Скорее, какой-нибудь портной или скорняк, а может и повар. Да кто угодно, только не кузнец. По крайней мере, его тонкие руки свидетельствовали о том, что он в жизни не знал тяжёлой работы.

Мужчина спокойно поздоровался со мной и после поклонился. Затем, глядя перед собой, спокойно принялся ожидать указаний. После того, как дело было сделано он удалился, а мне показалось, что у меня сейчас мышцы разорвутся изнутри. Так я себя не чувствовал даже после самой жестокой и изматывающей тренировки.

— Ну что, теперь я силач? — усмехнулся я, оглядывая себя со стороны, спросил я у Софии.

— Судя по всему, да, — рассмеялась она, тоже сжимая и разжимая ручки. — Я, кстати, теперь тоже. Даже страшно подумать, что с такой силищей смогу сотворить, — произнесла она, недоумённо глядя на свои ладошки.

— Ну что, закругляемся? — предложил я, заметив, что моя жена стала ещё более утомлённой, хотя с того момента, как мы приняли Марию Львовну Оболонскую, прошло едва ли пятнадцать минут. А Софья выглядела так, будто бы тяжело трудилась с самого утра и до вечера.

— Последний, — умоляюще посмотрела она на меня. — Ну, хотя бы двоих… Осталось-то совсем чуть-чуть. И не самые сложные дары, — попросила она.

— Давай уж, — я посмотрел на Семёна и кивнул. — Веди.

После кузнеца из Закавказья, прибыла Алена Ивановна, носящая фамилию Вербицкая. Я удивился, ведь было известно, что она служанка, но потом вспомнил, что в некоторых поместьях было принято давать слугам ту же самое фамилию, что была и у господ. Алёна Ивановна умела управлять птицами. Навык довольно полезный и интересный. Когда София провела все необходимые процедуры, у меня защипало нос и, как и странно, язык. С чего бы это?

Последним, кого я согласился принять, был Фёдор Васильевич Терентьев. Но и то при условии, что он действительно будет последним, и София больше сегодня ни с кем не будет обмениваться способностями, а оставит процедуры на завтра, либо и вовсе на потом. Фёдор Терентьев был связистом, которого привезли с линии фронта. В описании его способности стояла краткая характеристика — связь. София мне уже рассказывала о том, что при помощи его дара можно связываться с другим человеком, обладающим той же способностью. На первый взгляд, навык бесполезный, но ведь при передаче способности София тоже получала такой же навык. А способность связаться с Софией из любого конца земли, по-моему, будет очень полезна. Мало ли, как жизнь повернётся и куда в будущем заведёт меня судьба. Ведь помня историю моего мира, готовиться нужно к любым исходам.

После того, как София передала мне этот навык, у меня очень сильно разболелась голова. И чувствую, даже если бы София попыталась меня переубедить и принять ещё кого-то, я бы наотрез отказался. Однако София и сама была того же мнения. Она наконец позволила себе устало присесть в кресло.

— Нам бы чаю выпить, — предложила она.

— С анатолийским мёдом? — с усмешкой спросил я.

София удивлённо подняла брови.

— Никакого мёда!

Глава 6 Странности

Интересные вещи, а точнее — странности начались уже на следующий день, после приёма одарённых гостей. Я на очередное совещание генералов — мой Военный совет, приказал пригласить начальника службы пропаганды. Очень уж ловко этот господин работал с мнением наших поданных. О людях на вражеской территории я и вовсе молчу. Когда война закончится, можно будет смело сказать, что на сорок процентов мы одержали победу благодаря пропаганде. Очень хотелось его как-то выделить, вручить награду и лично поблагодарить, потому что, если честно, был восхищён той работой, что он проделал.

Полковник Грачёв, заведовавший пропагандистской деятельностью на нашей территории, а также на территории врага, был довольно крупным мужчиной, широкоплечим и ростом под два метра. Признаться, я хоть и сам не маленький, но по росту ему был едва ли до подбородка, да и конституцией особо крупной никогда не выделялся, поэтому по сравнению с Грачёвым выглядел, как подросток, даром, что император.

Однако крест святого Владимира я ему вручил лично, а также решил пожать его руку в присутствии генералов. Всё-таки, такую честь он заслужил.

Лапища у полковника была, как у медведя. Однако, когда я пожал ему руку, тот вдруг побледнел и сжался. Я и сам не понял, в чём дело, пока не опустил взгляд на сцепленные ладони. Я пережал ему ладонь так, что та аж побелела. И чего это я? Сам ведь не ожидал. Нужно срочно придумать что-то для контроля над своими способностями.

Я тут же отпустил его ладонь. Надеюсь, пальцы я ему не сломал? Полковник едва сдержался, чтобы не схватиться за поврежденную руку, а когда уронил руку, та повисла вдоль туловища, словно плеть. от же, поздравил, называется.

— Поздравляю вас господин полковник, — объявил я. Представляю, что было бы, реши я его похлопать по плечу.

Вот те на. А ведь это подарочек от Розигара Гасановича. Надо с этим не перебарщивать, а то можно и бед наворотить, с такой-то силищей.

Я попытался припомнить, как сегодня одевался, но вроде всё прошло спокойно. Пуговицы не оборвал, дверные ручки не выломал. Просто хотел крепко пожать руку Грачёву, так сказать по-мужски. Всё же, так принято. Да и мужчина он крупный, можно сказать, сам спровоцировал. Эх, хватит оправдывать самого себя.

И как теперь силу соизмерять? Надо было не отпускать того кузнеца, а расспросить у него, как он с такой силищей живёт?

Припомнил о даре исцеления, но боюсь, что еще хуже сделаю. Если перелом, то и кости могут неправильно срастись. Пускай уж обратится к врачу, сделает рентген пальцев, а уж там посмотрим.

После совещания мне предстояло разобрать довольно большой пакет документов, касающийся предстоящего мирного соглашения. Всё-таки, в этом направлении работа активно велась. И хоть намерения французов и немцев выглядели ненатурально, но игнорировать их пожелания тоже нельзя, и работу мы провести должны. А вдруг и правда малой кровью удастся прекратить войну?

Правда, из головы не шло утреннее награждение, рука полковника и я всё время отвлекался от важных дел. И себя ругал, да и вообще… Не так-то просто осознать, что ты вдруг заполучил такую силу, что можно подковы гнуть или ломать медные пятаки.

Да, опять отвлекся. Сначала засмотрелся на голубя, усевшегося на окно моего кабинета. Смотрел на него, смотрел, а потом вдруг понял, что чувствую этого голубя. Более того, могу ему приказать и тот сделает всё, что я захочу. А это ведь тоже один из даров себя проявляет!

Я тут же потянулся к птице сознанием. Голубь вспорхнул с моего окошка, затем несколько раз описал круг, рядом с моим окном. Затем я заставил голубя сделать мёртвую петлю. А затем приказал ему взлететь повыше и спикировать вниз бочкой.

Вот это да! Голубь, прямо ас авиации. Был бы он раз в десять побольше, чтобы в лапах бомбу утащить, я бы значительно ход войны изменил. И пускай бы пришлось самому на фронт идти. Я даже подошёл ближе к окну, чтобы получше рассмотреть все пируэты, что выполняла птица.

Вдруг увидел, что внизу под моим окном собралось несколько слуг, и внимательно глядят за голубем и тычут в него пальцами.

Эх, ну да, снова перестарался. Я отпустил птицу, и та, испуганно болтая крыльями, помчалась прочь, при этом подбив «снарядом» одного из зазевавшихся слуг. Перенервничала птица, понятно.

— Натворил дел, — хохотнул я и направился дальше работать.

Дел было много и я катастрофически не успевал. И в итоге, у меня ещё оставалось немного времени на изучение семнадцать документов, от которых отвлекаться я не хотел. Но стрелки на часах двигались к полудню, а это значит, что скоро матушка за мной придёт и будет требовать, чтобы я отправился в столовую. За всё время с момента возвращения матушки, я ведь практически ни разу без напоминания не выходил на обед. И её визиты, чтобы позвать меня в столовую, стали чуть ли не традицией. Но Ольга Николаевна со стоическим смирением приняла необходимость, каждый день напоминать мне о необходимости питаться. Раньше она слуг отправляла, но быстро поняла, что их я отправляю куда подальше. А вот матушку так просто не отправишь. Но я не сетовал, обедать, это дело полезное. И даже нужно. Если не есть, так я совсем усохну, это мы уже проходили. Прерываться тоже нужно. Вот только не прямо сейчас, хотя бы ещё часик… Может, задержится великая княгиня? Мало ли, что может отвлечь?

Однако матушка была пунктуальна и неумолима и, ровно в двенадцать часов раздался стук в дверь. А мне вдруг так захотелось оказаться где угодно, только не здесь. Лишь бы матушка не нашла, а я успел доделать работу.

Однако, справившись с первым импульсом, я громко сказал:

— Входите.

Ольга Николаевна вошла и огляделась. Скользнула по мне взглядом, будто не заметив, и затем ещё раз осмотрелась по сторонам. Наклонилась, заглянула под стол.

— Саша, ты здесь? Саша, ты где? Что за игры? — спросила она. — Решил поиграть в прятки? Но ты ведь уже не маленький.

— Матушка, — произнёс я. — Я же здесь, перед тобой сижу.

Ольга Николаевна аж подпрыгнула от неожиданности, снова скользнув взглядом по мне.

— Саша, я тебя не вижу, ты за креслом что ли?

О-па! Тут я и понял, что произошло. Да я ведь стал невидимым, воспользовавшись даром того самого охотника. Вот только не совсем понятно, как мне снова стать видимым?

Да что же такое! И ведь все дары, чуть ли не сами собой проявляются. Сразу вспомнил слова Сони о том, что с огненными дарами лучше не шутить.

— Кажется, это новый дар, который передала мне София, — задумчиво произнёс я. — Вот только, теперь не знаю, как снова стать видимым.

Я заволновался.

— Ну, так захоти снова стать видимым, ты ведь хозяин своего дара, а не наоборот, — назидательно посоветовала Ольга Николаевна. — Обычно дары так и работают. Нужно истинное желание.

Я сфокусировался на желании снова стать видимым. Однако Ольга Николаевна по-прежнему смотрела куда-то сквозь меня, хотя я свои руки вполне отчётливо видел.

Дела…

— Видимо, я не хочу становиться видимым, — хохотнув, признался я. — Мне нужно было ещё немного поработать. Я как раз сейчас подумал о том, как хорошо было бы исчезнуть, чтобы вы меня не нашли. А вот сейчас пытаюсь сфокусироваться на своём желании снова стать видимым и у меня не получается. Похоже, не выйдет у нас ничего.

Я ехидно улыбнулся.

Ольга Николаевна лишь удивлённо подняла брови.

— Саша, Саша, опять твои игры. Ну, значит, воспользуйся другим своим даром менять оболочки и попытайся принять облик кого-нибудь видимого, а лучше, конечно же, себя самого, — заявила матушка.

— Ну да, лично, — хохотнул я.

Я проделал то, что предложила матушка, и она тут же расплылась в улыбке, видимо, увидев меня.

— Ну вот и славно. А теперь живо обедать.

Пока шагали, я вдруг отчётливо услышал голос Сони:

— Саша, ты уже скоро? Обед стынет.

Я заозирался по сторонам, но Сонечки рядом не было. Как это так? А потом вспомнил про способность «Связь». Видимо, способность общения на расстоянии так работает. Я попытался ответить ей, что уже иду, и сфокусировался на этом самом желании. И кажется, у меня даже что-то получилось.

— Саша, ты меня слышишь? Я вот пытаюсь с тобой поговорить, но не уверена, получается у меня что-то или нет. Ответь мне что-нибудь.

— Я тебя слышу, — сфокусировался я на мысли.

А София тут же ответила.

— Я что-то чувствую. Какие-то импульсы от тебя. Но, как говорил Фёдор Васильевич, связь позволяет общаться словами, а не только импульсами. Я вот чувствую, что ты хочешь мне передать что-то. Но не понимаю, что именно. Ты фокусируйся лучше.

В этот момент я вошёл в столовую.

— Думаю, так будет проще общаться, — ответил я, улыбнувшись. — Всё-таки к чему нам мысленная связь, если мы находимся в одном здании?

— Мы всё равно должны тренироваться, — упрямо заявила София. — Мало ли что. Ну-ка давай, передай мне какое-нибудь послание, — произнесла она, но при этом её губы даже не шевельнулись. Видимо, опять через мысленную связь передала.

Я сфокусировался на мысли:

«Я тебя очень-очень люблю», — попытался передать ей.

София тут же улыбнулась.

— Я чувствую что-то очень тёплое, очень хорошее, — улыбнулась она, но почти сразу нахмурилась. — А что именно ты хочешь сказать, не понимаю, но чувствую. А ты мои слова слышишь?

— Да, — сказал я. — Я отчётливо слышу то, что ты говоришь, — признался я. — Сейчас ещё раз попробую.

«Ты моя любимая девочка», — сфокусировался я на мысли.

— Тоже очень приятно, но я всё ещё не понимаю, о чём ты хочешь мне сказать.

— Странно, — нахмурился я. — Видимо, нужно больше практиковаться.

— Ну, по крайней мере, я тебя чувствую даже на расстоянии, и знаю, когда ты хочешь мне что-то сказать. И это что-то приятное, — улыбнулась девушка. — Начало положено!

Ольга Николаевна терпеливо наблюдала за нашей беседой.

— Вы наворковались, голубки? Саша, давай-ка быстро за обед, — скомандовала она. — А то ты, похоже, забыл про свои важные дела, которые отвлекали тебя от приёма пищи.

Я поблагодарил Ольгу Николаевну и тут же уселся за стол.

— Представляешь, — рассказал я, — я сегодня, похоже, травмировал своего начальника отдела пропаганды. По крайней мере, я надеюсь, не сломал ему руку.

— Так полечил бы его, — тут же предложила Софья.

— Это да, — забавно что София тоже подумала о даре, взятом у инокини Агафьи. Хотя плохо представляю сам процесс лечения полковника, на глазах у своих генералов.

— А я сегодня, ты не поверишь, общалась с канарейкой, — вдруг рассмеялась жена. — У нашей гувернантки две канарейки в клетке. Так вот, я смогла с одной из них пообщаться и даже увидеть вид из клетки её глазами. Представляешь?

— О, а и не знал, что так можно, — удивился я. Вот бы нашим разведчикам такую способность.

— Да, я сама удивилась, когда почувствовала это, — призналась Соня. — Я выпустила её полетать, и она очень весело стала кружить по комнате, выделывая всякие пируэты.

— Очень интересно. А я сегодня точно также смог голубя приучить, — сказал я. — Вернее, заставил его всякие трюки выделывать.

— А я думала, ты там работаешь, — хмыкнула Ольга Николаевна, — а ты, оказывается, всё это время балуешься. Вот сегодня от меня прятаться вздумал, — Великая Княгиня посмотрела на мою жену. — Представляешь, Сонечка, просто взял и исчез!

София рассмеялась.

— Да, это он тоже может, и без всяких даров. Я тоже сегодня стала невидимой и ходила по дворцу мимо слуг. Кстати, слышала несколько разговоров. Подслушивать не стала, постеснялась, но если бы была такая необходимость, то смогла бы. Очень полезный навык, — улыбнулась София.

— А ты поняла, как снова становиться видимой? — спросиля. — А то у меня сегодня не получилось.

— А что там становится? — заявила Соня. — Просто расслабляешься, и всё, эффект от способности пропадает.

— Если бы всё было так просто, — проворчал я.

— Получается, способность разговаривать с птицами мы проверили. Силу, полученную от кузнеца, — София задумалась, взяла двумя пальчиками вилку, затем, нахмурившись, вдруг связала её узлом, под удивлённый возглас Ольги Николаевны.

— Ой, простите, — улыбнулась Софья. — Случайно как-то получилось.

— Ага, узлом она случайно завязалась, — хохотнул я.

— Силу мы тоже проверили, — проигнорировала мою шпильку Сонечка. — С невидимостью мы разобрались, как я вижу. Ты вроде тоже был невидимый. Значит, понял, как исчезать. Говорить с птицами научились. Надо только ещё понять, как проверить неуязвимость.

— Ага, — согласился я. — Желательно без необходимости потом в срочном порядке постигать, как работает исцеление.

Глава 7 Ни мира, ни войны

Батюшка прилетел с Дальнего Востока даже быстрее, нежели я рассчитывал. Со мной он встречаться отчего-то не пожелал и все мои ценные указания о порядке переговоров ему передавала супруга, моя матушка. Я мысленно перекрестился, хотя и сделал себе зарубку в памяти, что надо бы выяснить — почему? Почему великий князь не очень расстроился, узнав, что его сын не пригласил на свадьбу, на коронацию? Почему сидел в своем Харбине, работая с нашей китайской агентурой? Мысли, разумеется, имеются, но развивать их я не стал. Оставлю все черные мысли будущим борзописцам, которые обязательно начнут рыться в нашем семейном белье и выискивать странности. Так флаг им руки, пусть ищут.

Итак, батюшка нынче при деле, ведет тайные переговоры. Вернее, переговоры он пока не ведет, а только выехал в сторону Крыма, воспользовавшись железной дорогой. А там на корабль и в Болгарию, куда должны подтянуться и французские оппозиционеры, готовые свергнуть своего президента. Велено было торговаться до посинения, но не выходить за пределы указанных сумм.

А почему бы и мне не сделать «финт ушами», да и не встретиться с теми «сепаратистами», что подставляют официальные правители Германии и Франции? Нет, самому встречаться — это перебор, не те они фигуры, чтобы встречаться с самим императором. Но вместо старенького камергера отправил к французам самого министра иностранных дел господина Пылаева, чтобы тот дал мое искреннее согласие на сепаратный мир, а в Финляндию, в срочном порядке, вылетел мой фельдъегерь, в чине полковника, чтобы передать депешу великой княгине и наместнице Татьяне Николаевне. Французы ничего не просили, а коли немцы попросили убрать наши войска с территории Дании и Швеции, то так и быть, мы согласны. Уберем и из Швеции, и из Дании. А если хотите — выведем части даже из Прибалтики, хотя она и наша. И вообще, мы решили выступать за мир во всем мире, а новая формула, с которой русский император обращается к своим собратьям, звучит так: «Ни мира, ни войны, а армии распустить!»

Эх, фразу я эту спер у товарища Троцкого, который ее использовал во время заключения Брестского (похабного!) мира. Что она означает, толком никто не знает, хотя имеются самые разные толкования. Я, кстати, хоть и историк по образованию, тоже не до конца понимаю смысл этой фразы, а уж президент Франции и германский император, которые в этой историей ни с большевизмом, ни с троцкизмом не сталкивались, тем боле ничего не поймут. В лучшем случае решат, что Российский император так шутит, а в худшем подумают, что кто-то сошел с ума. Так и пусть. Зато эта фраза внесет сумятицу, а мое согласие на заключение сразу двух сепаратных мирных договоров, будет сочтена как некая слабость. Или отсутствие должного опыта.


Неделю назад, при соблюдении норм не просто секретности — а архисекретности, состоялось заседание моего Военного Совета, на котором присутствовал очень узкий круг лиц: Главнокомандующий Российской армией генерал-фельдмаршал Рокоссовский, начальник Генерального штаба генерал от инфантерии Шапошников, командующий Белорусским фронтом генерал от инфантерии Жуков, командующий Прибалтийским фронтом генерал-лейтенант Толбухин и командующий Украинским фронтом генерал от инфантерии Говоров.

Именно так. Недавно я все-таки соизволил подписать очередной рапорт Леонида Александровича, в котором он опять просился на фронт, чтобы возглавить хотя бы армию, а нет — так и корпус. Что ж, армия, не говоря уж о корпусе, для Говорова — не его уровень, а вот то, что одним из фронтов командовал сам Главнокомандующий — это непорядок. Что ж, быть по сему. Военный министр в военное время и на самом деле трудится хозяйственником, а не стратегом, так что можно его функционал передать моему премьер-министру, канцлеру Джугашвили. Иосиф Виссарионович все равно занимается обеспечением фронта всем необходимым, так что рациональнее сосредоточить все административно-хозяйственные проблемы в одних руках.

Совещание началось с награждений. Я так и не собрался учредить орден святого благоверного великого князя Димитрия Донского, сделав его главным полководческим орденом, зато утвердил недавно орден Отечественной войны двух степеней. Статут создавали в геральдической коллегии сообразно моим указаниям (а я, напрягая память, вспоминал статут моего мира).

Эскиз ордена тоже принадлежал моей руке. Корявенько, конечно, но как уж смог нарисовал и пятиконечную звезду, покрытую красной эмалью на фоне лучей, расходящихся в виде все той же пятиконечной звезды. И винтовка с шашкой, скрещенные под красной звездой так, что торчали лишь их концы. Не мог вспомнить — куда были обращены эфес и приклад, но решил, что приклад будет обращен вправо, а эфес — влево.

Единственную коррективу, что внес, так это то, что вместо серпа и молота в середине ордена поместил изображение двуглавого орла.

И награждать этими орденами, в зависимости от подвига, станут и офицеров, включая высших, и нижних чинов. Орден, так сказать, сугубо демократический. Но это не просто орден, а орден Отечественной войны, а при защите Отечества равны все — и император, и санитар. Так что, когда я принял из рук главнокомандующего Рокоссовского свой орден (да-да, себя я тоже им наградил, не постеснялся!), то знал, что в отличие от тех орденов, что мне положены по моему рангу, этот орден я стану носить не снимая.

Так что, все присутствующие, включая премьер-министра Джугашвили (он ведь, кроме того, что канцлер, еще носит чин генерал-майора) получили из рук императора новенькие ордена. Не сомневаюсь, что господа генералы, дождавшись конца совещания отправятся обмывать награды, а уже потом их прикрутят на правую часть мундира.

Еще одна приятная новость ждала генерал-лейтенанта Толбухина. Довольно Федору Ивановичу ходить в генерал-лейтенантах. Как-никак, он теперь целый командующий фронтом, к тому же, под его властью войска в Швеции и Дании. Так что, моим указом он стал генералом от инфантерии. Вообще-то, я уже думал, чтобы убрать эти приставки «от инфантерии», «от кавалерии», а ввести звание генерал-полковника. Все равно, в последнее время, звание генерала от кавалерии никому не присваивается, потому что даже на уровне кавалерийской армии полный генерал — это много, а коли кто-то из бывших кавалеристов пройдет на самый верх, так и генерал-полковником быть неплохо.

Покончив с приятным, приступили к важному.

Первым выступил генерал Шапошников. Как я полагаю, его выступление было уже согласовано с Рокоссовским, а копии доклада были ещё вчера розданы участникам совещания.

— Ваше величество… Господа…

То, что сейчас говорил нам начальник Генерального штаба, было общеизвестно, но общеизвестно, скажем так, в общих чертах. Борис Михайлович обладал редким умением концентрироваться на самом важном.

Итак, по данным Генштаба, полученными от разведки, и от аналитиков, боеприпасы и горючее союзников почти истощились. С людскими резервами дела обстоят получше, но без оружия в бой их не пошлешь. Все-таки, наши удары по портам и диверсии своё дело сделали. У франко-немецких войск хватит сил, чтобы либо продержаться против нас в течение полугода — но это максимум, а реально — три месяца, или они пойдут, что называется Ва-банк. Термин совершенно не военный и не научный, но если описывать, что немцам и французам придется бросить все силы и средства на одно, но очень мощное наступление, получается скучно.

И наступление, по нашим прикидкам, начнётся в самое ближайшее время. Неделя или две. Немецкая армия ещё имеет кое-какие запасы продовольствия, в основном, за счет грабежей поляков, а у французов дела обстоят хуже. Если немцы поделятся провизией с союзниками, французы кое-как дотянут до весны, а если нет…

Коней нынче во французской армии маловато, конница уже отправлена на убой, так что, есть поджаренную на углях конину, как в Москве осенью 1812 года, не получится.

Угадали, господа генералы, хотя и я им подкинул пищу для аналитики. Как вы думаете, разве я стал утаивать предложения по сепаратному миру от своего Генштаба? И первые предложения взяты в расчет, и второе, где мне предлагалось профинансировать государственный переворот во Франции.

Главнокомандующие и французов и немцев прекрасно понимают, что затяжная война, в которую они вляпались, сулит самые печальные перспективы. В тылу уже началось брожение, раздрай и все прочее. И о разладе во Французском парламенте они обязаны знать. Возможно, руководство союзников не имеет данные об именах парламентариев, которые готовы на переворот, но общую-то картину знать должны. Да и в Германии неспокойно. Мой кузен Вильгельм Третий осознает, что трон под ним скоро зашатается, а народ, изрядно наголодавшись, может и революцию устроить. Ладно, если все обойдется сменой династии, а если к власти придет какое-нибудь «демократическое» правительство?

А вот мощный удар по России, да в том случае, если наступление удастся, сулит и командованию союзников, и правительствам небывалые бонусы. Народ враз притихнет, станет патриотичен, а ещё армия оккупантов, добравшись до русских территорий, получает доступ и к зерну, и к каменному углю.

Безусловно, немецкие и французские генералы, поставив все свои силы и средства на карту, осознавали, что они могут и проиграть. Но терять-то им уже было нечего!

Если просто тупо сидеть и ждать, пока русская армия начнет наступление, они все равно, в конечном итоге проиграют. А тут хоть какой-то шанс. Правда, шанс-то слабый, потому что мало начать наступление, мало сделать его успешным, а нужно еще это наступление подкрепить резервными силами. Да, как мы уже слышали, резервы имеются. Не сказать, что немцы и французы оставили резервные части уж совсем без оружия, но винтовки, выпущенные в конце прошлого столетия (а во французской армии выгребли ещё и те, с которыми воевали до Первой франко-прусской войны), совсем не то, что новенькие винтовки системы Маузера. Но все в этой жизни бывает. Даже кремневое ружье — это лучше, нежели мушкет, а винтовки-однозарядки, тоже оружие.

Вопросов у начштаба не было. Все правильно. Генералы уже ознакомились с докладом, да у них у самих и фронтовая разведка налажена, и аналитики имеются. Другое дело, что командующие фронтами знают ситуацию на своих участках.

Итак, Генеральный штаб доложил о подготовке противника к наступлению, теперь слово главнокомандующему. А вот тезисы выступления Рокоссовского не были размножены и розданы. Мало ли…

Показывая на карте отдельные участки фронтов и населенных пунктов, генерал от инфантерии Рокоссовский говорил о том, где немецко-французские части готовят наступление.

— По моему мнению, немцы нанесут основной удар на Минско-Барановичском направлении, а французы совершат отвлекающий удар по Житомиру, — твердо заявил Рокоссовский. Увидев, что рука одного из генералов поднялась, перевел взгляд на меня. Я кивнул и Главнокомандующий дал возможность задать вопрос генералу от инфантерии Жукову.

— Господин генерал-фельдмаршал, а вы уверены, что основной удар станут наносить именно на этом направлении? — спросил Георгий Константинович. — Мне кажется, что немцы постараются обойти и Барановичи, и Минск. Моя разведка докладывала, что некоторые немецкие части перемещаются ближе к Украине. Скорее всего, немцы усилят французскую армию, и основной удар придется именно на рубежах обороны генерала Говорова. Немцы уже брали Минск, но мы их оттуда вышибли. Не думаю, что они решатся ударить туда во второй раз.

— Генеральный штаб германской армии именно на это и делает ставку, — сообщил Рокоссовский. — Они полагают, что мы тоже решим, что во второй раз по Минску они не ударят. Но разведка считает, что перемещение немецких войск только имитация, потому что резервы подтягиваются именно на Белорусском направлении. Так что, Георгий Константинович, вам опять придется быть на острие удара.

Генерал от инфантерии Жуков только усмехнулся. Дескать, уж ему-то не привыкать. Думаю, он уже прикидывает, как станет проводить контратаки, а не занимать пассивную оборону.

— А резервы? — поинтересовался Жуков. — В резерве моего фронта четыре стрелковых корпуса, этого мало.

— Вы получите в свое распоряжение ещё три корпуса, — пообещал Рокоссовский. — Они уже выдвинуты, давайте команду принимать и размещать.

— А почему только три? — возмутился Жуков.

— Весь остальной резерв Главнокомандующего будет распределен по Украинскому и Прибалтийскому фронтам, — сказал Рокоссовский.

Жуков хотел еще что-то спросить, но здесь пришлось мне вмешаться:

— Георгий Константинович, если потребуется, то я отдам приказ о выделении вам целой армии из моего личного резерва.

В качестве пояснения хочу сказать, что на линии фронта у нас насчитывается два миллиона человек. Еще миллион — солдаты-новобранцы, прошедшие первоначальную военную подготовку и боевое слаживание. Вот они-то и являются резервом Главнокомандующего. Пускать их в бой можно, но очень осторожно. И, лучше бы, если молодых солдат отправлять в уже действующие и имеющие боевой опыт подразделения, чтобы они учились у бывалых солдат. По мере возможности мы так и стараемся делать, но, увы, единым махом не рассредоточить новичков среди старослужащих, особенно, когда речь идет не о сотнях или тысячах, а о десятках тысяч. Но все равно — первый удар примут на себя опытные солдаты, а уже потом включатся и новобранцы.

А вот личный резерв императора (и Верховного главнокомандующего, кем я являюсь) — это еще один миллион, но это парни, которые взяли в руки оружие месяц или два назад. Конечно, месяц боевой подготовки — это неплохо, но лучше, чтобы их учили хотя бы три месяца, а лучше четыре. Конечно, если нужда заставит — пошлем в бой и этих, но всё-таки, пусть пока учатся.

Что ж, как говорят, умному достаточно. А Жуков и человек умный, и командующий фронтом талантливый.

— Господа генералы, — поднялся я со своего места. Генералы тоже принялись подниматься, а я их не стал останавливать: — Думаю, принципиальные и основные вопросы мы с вами решили. А вот дальнейшие действия вы обсудите сами, без меня.

Генералы дружно защелкали каблуками, но когда я выходил, то мне почудился вздох облегчения. Правильно. В общем-то дальнейшие действия императорской армии мы с Рокоссовским уже обсудили. Так что, если я возьму карту, то на уровне школьного учебника, нарисую синие (противник) и красные (это мы) стрелки. Но это, что называется, «в общем». А сколько здесь частностей!

Но мои генералы знают, что их император — человек, в общем-то неглупый, а где-то даже и умный, потому что не лезу с непрошенными советами туда, где ни хрена не понимаю. Бывает, разумеется, что и меня заносит (как в случае с Минском, который я требовал освободить немедленно), но все-таки, стараюсь не навредить.

Но разговор с Рокоссовским относительно главного направления удара по нам состоялся не сегодня, и не вчера. Мы с Главнокомандующим обсуждали это ещё две недели назад. Да и приказ о выдвижении резервов поближе к фронтам тоже был отдан неделю назад. Все-таки, сдвинуть с места миллион человек, да пусть даже по разным направлениям — это не дивизию отправить. Так и дивизию одним эшелоном не отправить. На всё нужно время.

Теперь пусть генералы обсуждают детали. Те самые, в которых роется (да, именно так!) дьявол. Я в тонкостях тактики мало что понимаю, а моим командующим будет гораздо легче, если они останутся в своем «тесном кругу», без государя-батюшки. Глядишь, и выругают друг друга, душу отведут, а в моем присутствии станут чувствовать себя скованно.

Вместе со мной покинул совещание и премьер-министр. Ему тоже здесь больше нечего делать. Завтра, а то и послезавтра, Рокоссовский принесет ему листы, где будет перечислено то, что требуется фронту от тыла. Но, скорее всего, не принесет, потому что, то, что «в общем», фронт и так получает, а частности, что всплывают еженедельно, решаются в рабочем порядке.

Глава 8 Мирные переговоры

Мой батюшка, как я уже и говорил, не соизволил увидеть своего единственного сына, а сразу направился исполнять порученное задание.

Честно я признаться я не возражал. Во-первых, хоть он и является моим отцом, на самом деле, я его ни разу до этого не видел. И если честно, даже плохо представляю нашу встречу. Как-то знаете ли не до семейных посиделок, на фоне мировой войны.

А если уж совсем честно, то мне показалось что великий князь Борис Владимирович, знает в каком состоянии находится его настоящий сын, и кто сейчас сидит на престоле.

Сложно сказать, откуда он смог это узнать, потому что Ольга Николаевна, узнала правду, только встретившись со мной. Но не будем забывать, что великий князь имеет прямое отношение к разведке.

И не исключено, что если матушка смогла принять такую ситуацию и даже полюбить меня как сына, (по крайней мере, я на это надеюсь), то отец чужака принять не смог. Да и мне на это сказать ему нечего.

Иначе получается совсем фантастическая версия, что наследник родился не от законного супруга Великой княгини Ольги Николаевны, а неизвестно от кого. Нет, хватит Павла Петровича, об отце которого до сих пор идет дебаты.

Уж до чего, а до этого, у меня сейчас точно дела нет. Меня больше волнует, чтобы великий князь провёл переговоры с французами, и не вздумал пообещать денег больше, нежели мы с ними договаривались.

И не сочтите меня за такого уж нехорошего человека, но вместе со свитой, которая отправляется с Борисом Владимировичем, были отправлены мои доверенные люди. Одного мне «одолжил» Владимир Викторович Мезинцев, а второго я получил у обер-камергера Титова. Человек начальника КГБ будет присматривать за делегацией, а человек Титова, будет следить за расходованием моих средств.

При всей своей любви и уважении к своему отцу, у него нет права подписывать финансовые документы на такие крупные суммы. Зато человек Титова, такое право имел. Ну, а коли уж совсем откровенно, среди делегации, был еще и третий засланный казачок, который должен был в свою очередь присматривать как за человеком от Мезинцева, так и за человеком от Титова. Вот это уже моя креатура, из числа якобы праздношатающейся молодежи, которые, отчего-то, не ушли на фронт. но не всем же идти на фронт, кому-то и в тылу придется служить.


Конечно, я чересчур перестраховываюсь, но в таких делах слишком много мер предосторожности не бывает. Всё же, мы решаем судьбу целой страны и, даже не одной. Вряд ли кто сможет предугадать, что последует после заключения мирного тайного мирного договора с Францией. Кто знает, что будет дальше с Германией, а что будет с французами, где государство на грани государственного переворота. Да и про судьбу той же Польши в составе России можно рассуждать. Испания, Нидерланды, Австрия, что хоть и поддерживают нейтралитет, но в сложившейся ситуации завязли по уши. А Австрия теперь еще и войну ведет, за возвращение Венгрии в свое лоно.

Уже понятно, что Венгрия не останется в составе Австро-Венгерской империи, потому что оружие, которое мы передали венграм из Румынии, пришлось очень кстати. У румын даже инструктора нашлись, выразившие готовность обучать мадьяр новым видам оружия.

А командующий российскими оккупационными силами в Румынии, доложил: что неустановленные лица, напали на наш склад артиллерийского вооружения, связали часового, и унесли исключительно зенитные пушки в количестве ста штук, а также боеприпасы к ним.

Генерал клялся и божился, что обязательно отыщет виновников и всех накажет, правда, после того как обнаружит куда пропала партия кирзовых сапог.

Но если пропавшие зенитки всплывут у венгров и станут сбивать австрийские самолеты, то мы здесь абсолютно не причём.

Читая рапорт, я потирал затылок и похохатывал. Странно, что генерал не указал количество автомобильной техники, на которой злоумышленники увозили оружие и боеприпасы. Зенитки на своих руках не утаишь, а то, что был задействован тягловый скот — сомнительно. Скорее всего, транспорт воры вернули на место, а также привели её в порядок и заправили бензином.

Прочитав рапорт, я распорядился заранее отправить копию в Австрийское посольство. Это уже пятое, или шестое сообщение о злоумышленниках которые, то утаскивают к венграм румынскую технику, то теперь уже русскую…Безобразие! Всех накажу!

А генерал-лейтенанта мы, разумеется, накажем в первую очередь. Например крестиком Владимира третьей степени, за попытки разгадать это хитросплетение. А еще за то, что смог переправить вооружение и сохранить технику. А мы то с военным министром, (Говоров еще был при власти), считали что с грузовиками тоже придётся расстаться.

Коли генерал разыскал какие-то внутренние источники (румынские, что ли?), или просто договорился с венграми, чтобы те прислали свои машины, то честь ему и хвала.

Зениток в Румынии у нас хватает, иначе не стали бы отправлять лишние на склад, а вот с автомобилями дефицит. Вся автомобильная техника задействована либо на фронте, либо в резерве.

Совершенно не понятно как будет выглядеть карта Европы, уже через пару месяцев. Сохранят ли целостность Германия и Франция, или будут раздроблены.

Поживём, увидим.


Если бы во главе делегации был не великий князь, которого я вообще не знаю и, соответственно, доверять ему не могу, а кто-то, кому можно верить на сто процентов, то я обошёлся бы без дополнительного контроля. Но кого из своего окружения, кто пользуется моим доверием, я мог бы отправить? А выходит что никого. Из тех, кому я доверяю, либо все заняты, либо не годятся. Но я доверяю лишь ограниченному количеству людей: Мезинцеву, Джугашвили, Ольге Николаевне, своим генералам. Но у них своих забот выше крыши. Кутепову я доверяю, но дипломат он никудышный. Пылаев неплохой дипломат, но ему можно доверять лишь отчасти.

Французы тоже торопились, но тем не менее, как мне доложил мой источник, у великого князя Бориса Владимировича нашлось время немного понежиться в целебных источниках, что располагаются в окрестностях Варны. Я даже позавидовал своему «отцу».

Как бы хотелось самому взять Соньку в охапку и съездить вместе с нею либо в ту же Варну, либо в Карловы Вары. Ах, Карловы Вары у нас ещё называются Карлсбад… Да хрен с ним, с Варами и Карлами, согласен даже на наши Минеральные Воды или на Ливадийский дворец в Крыму.

Уединиться бы с женушкой и, чтобы не лезли к нам каждые полчаса с выпученными глазами все желающие да с глупыми вопросами. Без лишних глаз.

Делегация из Франции хоть и припозднилась, но тоже стремилась побыстрее разобраться с делами.

Как докладывала разведка, со дня на день в Париже и других французских городах, начнутся массовые беспорядки и выступления граждан. А если мы успеем всё сделать правильно, то следом и революция. Поэтому, представители месье Лаваля жаждущего стать очередным президентом, торопились и соглашались на все наши требования и условия, лишь бы успеть вовремя, и не упустить шанса. Они планировали возглавить все будущие беспорядки и, на этой волне, но с меньшими рисками и потерями, захватить власть над Парижем, а потом и во всей Франции.

У французов по части революций, опыт огромный. И они прекрасно осознают, что одно дело провести верхушечный переворот, отстранив от власти президента, убрать наиболее одиозные фигуры и дать народу слегка выпустить пар и, совсем другое, когда начнется реальная революция, способная смести старое правительство, и создать новое.

А если революцию не направлять, то неизвестно, кто придёт к власти. Не наставят ли всюду гильотин, и не начнут ли рубить головы все подозрительным, как это было когда-то? И, не лучше ли подыскать карманного Наполеона, вместо того, который сам возьмет власть?

В общем и целом, действиями своего «отца» я остался доволен. Борис Владимирович не только договорился с французами и подписал от моего имени протокол о намерениях, где предполагалось, что мы поддержим нового президента и, как только он займёт Елисейский дворец, то мы подпишем договор о мире с Францией. Франция, в свою очередь, обернёт оружие против Германии, а потом она нам выплатит репарации в размере ста миллионов франков.

Правда, чтобы убедить французских делегатов в необходимости выплаты репараций, Борису Владимировичу пришлось немного превысить лимит по деньгам, но он заплатил пятьсот тысяч рублей не из государственных средств, а из своего кармана. Удивился, было, откуда у него такие деньги? Но всё же он Великий князь. А я, грешным делом, даже не узнавал никогда, какими средствами располагают мои родственники. Возможно, это были его деньги. Но теоретически, Борис Владимирович, будучи в Варне, мог получить кредит у тех же болгар.

Этот эпизод отчего-то прошёл мимо моих наблюдателей. Они так и не поняли, откуда Великий князь сумел раздобыть полмиллиона рублей. Но он вручил руководителю французский делегации месье Рено чек, а тот его совершенно спокойно принял. Стало быть, Рено не сомневался в том, что этот чек может быть превращён в наличные в каком-нибудь европейском банке.

Что ж, если французы действительно заплатят нам сто миллионов, то можно компенсировать затраты великого князя из государственных средств. Ну а если по каким-то причинам не заплатят… Что ж дорогой отец, с императором ты эту трату не согласовывал. Да и как так договаривался, что другая сторона своих обязательств не выполнила?

В общем и целом, поставленная задача выполнена на отлично, а дальше уже всё будет зависеть непосредственно от самих французов и этих оппозиционеров, что собираются проводить государственный переворот, а нам остаётся лишь подождать.

Даже если государственный переворот не удастся, то всё равно, та сумятица, что поднимется в парламенте и правительстве Франции, беспорядки пойдут на пользу нам, Российской империи.

Итак, с французами, процесс, что называется, пошёл.

Действующий президент Франции, будто предчувствуя надвигающуюся бурю, выступил перед парламентом, с пламенной речью, обосновывая необходимость немедленного заключения мира с Российской империей. Часть депутатов его поддержала, а часть нет. Уже неплохо. Раскол в парламенте — это прекрасно.

Немцы тоже зашевелились, император германской империи, Вильгельм III начал еще более активно пытаться наладить связь с Татьяной Николаевной. А тетушка, как ей и было велено, его динамила. И тут уже не понятно, то ли это отвлекающей манёвр, то ли действительное желание свести конфликт на нет? Однако, император в то же время провёл экстренное совещание с рейхстагом, где тоже поставил вопрос, а не стоит ли искать путь к миру с Россией? Правда, выступил не столь пламенно и аргументы были не убедительны. Однако заявил что если для заключения мира ему потребуется отречься от престола, то ради сохранения целостности германской империи он готов пойти и на это.

Германского императора понять можно. Внутри империи начались свои брожения. Вовсю начались забастовки рабочих. Несколько депутатов рейхстага заявили, что необходимо не только отречение императора, но и изменение существующего строя. Что вместо монархии, Германия может быть и республикой, по примеру с Францией. Началось шевеление и в Германских, как бы мы сказали, регионах. Некоторые короли и герцоги, которые номинально таковыми являлись, например тот же король Баварии, едва не ставший моим тестем, заговорили о том, что не лучше ли будет, если всё вернётся к истокам? Чтобы на месте единой Германской империи, которую когда-то железный канцлер Бисмарк создавал сталью и кровью, опять появились самостоятельные государства. Очень надеюсь, что у немцев хватит здравого смысла не превращать своё государство в «лоскутное одеяло», состоящее из трёхсот пятидесяти государств, как это было в восемнадцатом веке.

А ведь от отчаяния, и сдуру, может случиться и такое. И хорошо, если немцы сохранят единые таможенные пошлины, а между государствами не будет границ. Но то что с расколом Германии, рухнет германская экономика, это сто процентов.

И самое смешное, что мне не нужна Германия, расколотая на куски. Российской империи гораздо легче торговать с единым государством, иметь дипломатические отношения с одной страной. Мне нужна Германия, которая будет разгромлена Российской армией, но сможет восстановить свою экономику и стать, если не другом или союзником Российской империи, (в союз и дружбу между нашими империями я уже не верю), но хотя бы партнёром. Хочу я этого или не хочу, но война закончится, и нужно будет работать и торговать, а куда мы будем продавать своё зерно, радиоприёмники, автомобильные двигатели, а может быть и кристаллы Вернадского? Германия составляла весомую долю в экспорте. У нас вон на судоверфях, до сих пор стоят четыре недостроенных сухогруза, которые были заказаны немцами еще до войны. Сейчас их достраивать нет смысла, а разбирать на металлолом тоже жалко. В крайнем случае, достроим и станем использовать сами, но лучше бы немцам продать. Аванс-то они уже проплатили. А мне ещё в будущем, Северный морской путь осваивать. Конечно же освоим сами, и без Европы справимся, но у немцев имеются интересные научные наработки.

Кстати, надо будет после победы пошуршать в научных и прочих институтах Германской империи, и всё, что отыщем полезное и важное, просто вывезти. Стало быть, пора формировать специальные военизированные отряды, состоящие из моих учёных. Да, а почему только и учёных? Может, стоит вытащить из Германии и Дрезденскую картинную галерею… Мы конечно не мародёры, но память у меня хорошая, особенно на события которые произошли не в этой реальности.

А если уж быть откровенным, нам на многое следовало бы лапки наложить. По крайней мере, Василий меня в этом всегда бы поддержал. Например, разобрать дворец Санс-Суси и перевезти его куда-нибудь под Калугу или в Воронеж. Поставить в чистом поле и пусть народ радуется. Опять же, неплохо бы переманить в Россию кадры из Германии. Тех же учёных, агрономов, конструкторов, а чтобы им жилось комфортнее, поселить их среди своих, близ Саратова на Волге, в поселения русских немцев.

Кстати и неплохо бы выяснить, что за секретный завод подорвал полковник Судоплатов. А то даже смешно — взорвал что-то важное, а что взорвал, так и не выяснил. Громыхнуло, правда, знатно. Ну и какие интересные секретные заводы ещё есть. Все-то взрывать не станем, самим пригодятся. Но это выясним, когда придём в Германию. Тут уже и разведданные не нужны будут, немцы сами всё расскажут.

Глава 9 Фильм с точки зрения заклепочника

Фильмы смотрю крайне редко. Впрочем, я и в той-то своей жизни не был завзятым киноманом, а теперь и подавно. Самому ходить по кинотеатрам — сами понимаете, невместно, а смотреть ленты, что привозят нам для просмотра либо в Царское Село, либо в Зимний дворец, мне просто некогда. Вот, супруга вместе с фрейлинами большая любительница посмотреть кино. А сегодня Сонечка уговорила меня посмотреть какую-то новую кинопостановку. Дескать, режиссер, Григорий Мормоненко, хотя и наш, российский, но к нему даже Хичкок приезжал, чтобы учиться мастерству. А эту его новую фильму под названием «Суд присяжных» она уже два раза смотрела, но хотела бы посмотреть и в третий.

Про Альфреда Хичкока я слышал. И даже смотрел его фильм про птиц, которые нападают на людей. А вот фамилия Мормоненко мне ни о чем не говорила.

Первоначально, когда на экране появились двенадцать чинных мужчин, строгий судья, а на месте подсудимого я увидел красивую женщину, то ожидал какой-нибудь вариации «Воскресения», по роману Льва Николаевича. Типа — судят проститутку, обвиненную в убийстве клиента и, хотя девушка и невиновата, но присяжным не хочется вникать в результаты дела. К тому же — подумаешь, проститутка, а ведь умер-то человек! Не подумали, записали не то, а в результате — каторжные работы. А потом один из присяжных вспоминает, что эту девушку он когда-то соблазнил и отправил ее на путь порока. Но не стану пересказывать весь сюжет. Желающие могут сами взять в руки роман «Воскресение» и перечитать его.

Но сюжет фильма стал разворачиваться не совсем так. Во-первых, женщина-подсудимая оказалась не проституткой, а респектабельной женой статского советника и ее обвиняют не в отравлении купца, а в убийстве собственного мужа и своей лучшей подруги. А во-вторых, убийство произошло не из каких-то корыстных побуждений, а из-за предательства, которое совершили муж и подруга.

Ретроспектива уносит нас в довоенное время, где встретилась девушка из семьи профессора по имени Ольга (актриса, вроде бы, старше героини лет на двадцать, но ничего страшного) и молодой офицер Владимир. Молодые любят друг друга, собираются поженится, но начинается война и офицер, со своим полком, уходит на фронт. А там его ранят и пленяют французы. Кстати, сцена ранения и плена показана хорошо. Вот, он лежит весь такой красивый, его собираются добить, но передумывают. Мол — русский офицер, за него могут дать выкуп!

Вот здесь режиссер молодец. Сделал правильный акцент!

В газетах написано, что Владимир Н., пропал без вести.

Соответственно, Ольга страдает, но ее лучшая подруга Наталья сообщает, что Владимир умер в плену. Дескать — это узнал статский советник Некрасов, который давно влюблен в Ольгу. Некрасов служит чиновником при каком-то штабе, он близок к руководству армии и может получать секретные сведения.

Разумеется, девушка не верит в смерть своего любимого, но ей предъявляют доказательства — медальон, в который вставлена ее фотография. Они с Владимиром обменялись медальонами, когда он ушел на фронт. А еще ей передали горсть земли с могилы Владимира.

Вот тут она чуть не сходит с ума от горя, но рядом с ней верные друзья. А еще родители, которые говорят девушке, что нужно жить дальше, а она еще молода, а тут имеется завидный жених. В общем, как вы поняли, Ольга выходит замуж за статского советника.

Вот тут я поймал себя на том, что сюжет-то, в общем-то, мне знакомый. Не то «Шербургские зонтики», не то «Романс о влюбленных». Молодые влюбленные, служба в армии, исчезновение главного героя, страдания, а потом замужество героини, возвращение главного героя и жизнь. У каждого своя, кстати.

Ещё сближало фильм с классикой кинематографа моего мира, так это то, что в нем все пели. Пела подсудимая, пел судья, пели свидетели. Пели даже присяжные заседатели, собравшиеся в комнате для совещаний.

И тут-то я понял, кто у нас скрывается за фамилией Мормоненко, потому что в главной роли блистала Любовь Орлова! Стало быть, здесь Григорий Мормоненко не стал менять свою фамилию на Александров.

Теперь я ждал, что Владимир появится живой и здоровый, а дальше произойдет встреча, объяснения, но главные герои станут жить каждый своей жизнью. Но тогда зачем было кого-то стрелять?

Но сюжет здесь оказался более закручен. Владимир, разумеется, вернулся, немного попереживал, но скоро утешился в объятиях подруги своей бывшей невесты, а тут выясняется, что статский советник Некрасов и эта подруга сговорились между собой. Наталья давно любит Владимира, а узнав, что тот попал в плен, идет к Некрасову и тот умудряется переправить ее через линию фронта.

Спрашивается, зачем чиновнику помогать своему сопернику оказаться дома? Но это же фильм.

И снова ретроспектива. Наталья находит своего любимого в бараке для раненых, отдает все свои драгоценности (приличный такой сундучок!) продажному французскому офицеру и вывозит (не показано, как именно) Владимира в Санкт-Петербург.

По дороге Наталья рассказывает о том, что его любимая уже давным-давно замужем, что она выбросила медальон с его портретом и вообще, Ольга девушка неверная. В качестве доказательства она показывает медальон с его портретом (а медальон она сама же выкрала у главной героини!).

Выздоровев, Владимир женится на Наталье. Вроде бы, все счастливы, но Ольга узнает от слуги о предательстве подруги, встречается с бывшим женихом, пытается бросится в его объятия, но тот холоден. Дескать — ты меня предала, не захотела дождаться. Слушать какие-то объяснения он, разумеется, не пожелал.

Ольга в ярости. Она достает из ящик туалетного столика револьвер (интересные вещи барышни хранят в столиках!) и убивает вначале мужа, а потом и подругу, отчего-то приехавшую к ним в дом.

Присяжные поют. Один считает, что она виновата, но большинством голосов выносят оправдательный вердикт. Дескать, женщина действовала в состоянии аффекта, а ее месть обусловлена предательством двух родных людей. Если у нас и на самом деле такие присяжные, так я пожалуй, суды присяжных поотменяю!

Судья, пританцовывая, освобождает женщину из-под стражи. Караульные с плачем снимают с рук и ног женщины кандалы. Все поют, все счастливы.

Ольга выходит из зала суда. Поет о том, как она рада, едет к бывшему жениху, но тот не велит ее впускать. Швейцар у входа поет басом — мол, хозяин ее по-прежнему любит, но не желает иметь дело с убийцей. Глядя в окно на понурую Ольгу, уходившую от его дома, Владимир поёт о том, что ему сегодня нужно уходить на фронт, воевать с врагом и не думать о любви.

Финал фильма остается открытым. Но судя по тому, что несчастная женщина идет к Неве, она собирается утопиться. Радует, что Владимир не застрелился, хотя по сюжету ему следовало пустить себе пулю в висок, а Ольге, вначале оплакать труп любимого, а уже потом идти к реке, а по дороге что-то спеть.

Соня начала плакать ещё с начала фильма. Слева и справа доносились рыдания фрейлин. Они уже в который раз смотрят фильм? В третий? И до сих пор не наревелись?

Как говорится — война и немцы. Определенно, фильм перегружен деталями, сюжет слишком громоздкий. Но женщинам нравится. Правда, поют хорошо (даже судья и присяжные!) и музыка хорошая.

Во мне же включился «заклёпочник». Сразу возникли вопросы — статский советник, близкий к какому-то штабу, сумел переправить за линию фронта гражданское лицо. Как, интересно? Нет ли здесь сотрудничества с врагом?

Почему Владимир, уходивший на фронт в погонах с одним просветом, без звездочек, вернулся в звании поручика? Разжаловали за нахождение в плену? Не должно быть такого. Зато, отчего-то, на шее висел крест ордена святого Георгия. Третья степень у поручика? Да такой крест не у каждого полковника-подполковника есть. И за что вдруг его пожаловали бывшему военнопленному?

Опять-таки, если офицер вернулся из плена, его, после неких процедур, должны были снова отправить на фронт. Ладно, если бы по сюжету война уже закончилась, но она идет.

Было и ещё кое-что по мелочи. Фильм черно-белый, цвета листвы не видно, но заметно, что она уже поредела. Героиня ходит по берегу в легком платьице (там же июнь!), но заметно, что бедняжка дрожит от холода. Ну ладно, лед не заметен, так и уже хорошо. У киношников так бывает, когда летние сцены приходится снимать осенью. Надеюсь, Орлова воспаление легких не подхватила? Так тоже бывало.

В общем — хрень полная, но, как я уже сказал, артисты поют хорошо, и музыка замечательная. Пожалуй, раз женщинам нравится, то и запрещать я его не стану. Как говорят: «Фильмы разные нужны, фильмы разные важы!»

Но господину Мормоненко накажу, чтобы впредь брал себе консультантов и внимательнее следил за своими костюмерами. А то, развел, понимаете ли бардак. Путаница с погонами, чехарда с орденами. Это, как в российских сериалах о войне. Непременно нужно прицепить солдатскую «Славу» на мундир капитана, а то и полковника.

Но если убрать все несуразности, так вроде, и ничего. Смотреть можно.

Пожалуй, в моем времени из фильма соорудили бы телесериал, серий на двенадцать. Обязательно бы добавили серию о «кровавой гэбне», которая не верит в исповедь Владимира о том, что он никого не предавал, и на французскую разведку после освобождения, не работает. Можно бы отправить главного героя на Колыму, добывать золото на тройку серий. Отправить туда Ольгу, чтобы поддерживала морально своего любимого. А Наталья, которая в предыдущих сериях рисковала жизнью и честью, вытаскивая раненого из плена, вдруг бы его разлюбила.

Кстати, в этом времени у людей Мезинцева и армейской контрразведки тоже бы возникли вопросы: как это офицер выбрался из плена? Как так легко удалось подкупить французского офицера? Кто вас переправлял за линию фронта, а потом обратно? Не связан ли статский советник Некрасов с врагами отечества? Ну да ладно, я в это вникать не стану, оставлю критикам.

Ещё можно пару серий посвятить дороге Натальи на оккупированную территорию. О том, как ее то и дело хотят ограбить или изнасиловать. Ограбить — не больше пары раз, а изнасиловать — раза три, но чтобы девушка обязательно отбилась. Можно ещё и так — девушке пришлось не только отдать свои драгоценности французу, но еще и самой отдаться. Но из-за любви к Владимиру она согласна на все. Потом выяснит, что беременна, признается во всем молодому мужу, а тот, будучи благородным человеком, аборт делать не разрешит.

Вот здесь уже сюжет на вторую часть сериала. Война закончилась, Наталья вырастила дочь, а тот француз, что стал отцом ребенка, приезжает в Россию. Встреча. Страсти. Француза можно убить, а труп закопать в лесочке. Или еще кого-нибудь убить.

Ах, не получится. Наталью уже убили!

Забавно, ругаю фильм, а ведь похоже, что сам заинтересовался.

А ведь пожалуй, актриса (не обратил внимание на фамилию в титрах), исполнявшая роль Натальи, переиграла Любовь Орлову. И роль боле трагическая, да и любовь крепче. Пока главная героиня сидела дома и плакала, ее подруга искала способы для спасения своего любимого.

Императрица Всея Руси, вдоволь наплакавшись, сообщила:

— А у спуска к Неве полиция теперь оцепление ставит.

Погруженный в собственные мысли я не сразу понял, о чем речь. Рассеянно спросил:

— Оцепление? — Потом понял, о чем речь. — Туда девушки топиться ходят?

— Ага, от несчастной любви, — кивнула Сонечка.

— Ишь, от несчастной любви…

Мне тут вспомнилась «Бедная Лиза» Карамзина, девушки, что шли топиться и четверостишие какого-то поэта, сказавшего:

— Здесь бросилася в пруд Эрастова невеста,
Топитесь девушки — в пруду довольно места.
Беда с девушками. Вон, приходится полицию ставить. Может, вместо оцепления стоит повесить подобное объявление, но с поправкой «Мол, в Неве довольно места»? Или лучше стрелку с указателем «Топиться здесь!». Там в отдалении какой-то железнодорожный мост. Кажется, в моей истории он называется Финляндским? А здесь? Скорее всего, имени какого-нибудь из моих предшественников. Не удивлюсь, если в честь Александра. Ладно, что не с моста прыгают. А не то, пойдут прыгать, а там кто-нибудь из машинистов нажмет на тормоз… Непорядок.

Но вслух ничего говорить не стал. Это я личность циничная, испорченная цивилизацией, а Сонька — девчонка романтичная, пусть и восточная. А может, потому и романтичная, что ее не успели испортить европейскими книгами и фильмами и моя жена сохраняет в душе детскую наивность? Я сам был таким, лет двадцать назад. Или пятнадцать?

От тягостных дум, как всегда, спас Василий — надежда и опора престола, телохранитель и прочее. Следом за ним его детки. Котятами их уже язык не повернется называть — вполне себе взрослые ребята, котик и кошечка.

— А где укротитель хищных котов? — поинтересовался я, принимая на руки кошечку. А София, тем временем, ухватила в охапку и папу и сынка. Все трое радостно замурлыкали.

Кошечка же была не в пример серьезнее, нежели ее родичи и сидела у меня смирно, но настороженно. Мурлыкать мурлыкала, но очень тихонько и деликатно. Вот она, настоящая петербургская интеллигенция.

— Господин фон Витовт решил вначале познакомится с супругой Василия.

— С которой из супруг?

— С мамой Барсика и Мурлыки, — сообщила жена.

— С чего это?

— А их кошачье величество Василий отказался беседовать с фон Витовтом. Дескать — не дорос еще укротитель до его уровня. Поэтому, тот решив вначале найти мамашу любимых деток, чтобы создать благоприятное впечатление. Теперь бродит по подвалам Зимнего дворца, прочих кошек пугает. Если в Зимнем не обнаружит, переберется к нам, в Царское Село.

В подвалах дворцов у нас и на самом деле проживает с десяток кошек. Но все при деле. Как-никак, что Зимний дворец, а что и прочие дворцы — собрания произведений живописи и прочего, а мыши и крысы — страшное бедствие. Вот, кошки и отваживают грызунов от полотен. Правда, не знаю, как он отыщет именно ту супругу Василия, что родила ему прекрасных котят, потому что Василий… э-э… полигамен, скажем так, а сколько у него детей, сказать сложно.

— Да, что еще хотела сказать… — нахмурилась Соня. — Господин фон Витовт, кроме кошек, выгнал из подвала Зимнего дворца ещё и привидение.

— А чье привидение? — заинтересовался я.

— Кажется, какой-то белой дамы. Не то любовница Николая Павловича, не то брошенная фаворитка Александра Третьего. Бедняжка…

Тут я согласен. Сидела себе женщина, пусть и в виде привидения в подвале, никого не трогала, а тут, на тебе… Выгнали, а теперь придется искать новое убежище.

— Вася, ты же эту белую даму отыщешь, правда? — поинтересовался я.

На мою просьбу Василий не отреагировал. Тогда за дело взялась Соня.

— Васенька, солнышко, ты ведь у нас самый лучший? — погладила супруга кота. — Вась, ну что ты, как неродной? Выгнали девушку, она теперь по улицам бродит.

— Вот-вот… Привидение по улицам бродит, народ пугает, — поддакнул я. — А скажут, что император виноват. Вась, а кто будет за императора отвечать?

Василий широко зевнул, потом что-то мявкнул и обе деточки — и сынок, и дочка, соскочив с наших коленей, чинно отправились к двери.

— Умница! — чмокнула Сонька кота в пушистый лобик.

— Мр-рр, — согласился с ней кот. Потом добавил. — М-ррр-рр.

Кот еще что-то промяукал, а Сонька перевела:

— Вот, сказал, что раз ребятишки пошли — значит, девицу найдут и вернут. А для него самого это несерьезное дело…

Господи, неужели Соня уже по-кошачьему умеет? Или пока только понимает? И зачем мы тогда фон Витовда вытребовали?

Глава 10 Котел

Западные коллеги повели себя как обычно. Одной рукой они составляли мирный договор, создавая видимость того, что желают как можно скорее прекратить войну с Россией, ну, а другой рукой составляли планы по захвату наших территорий. Иными словами, готовили очередной «сокрушительный» удар.

В принципе, чего-то подобного мы и ожидали. Никто не верил в искренние намерения немцев и французов. И ухищрения их тоже были в принципе понятны — им надо было торопиться.

Французы сильно беспокоились из-за сложившейся ситуации в стране. Мало того, что из-за гуманитарной катастрофы они лишились продовольствия и народ был на взводе, так ещё было не за горами поражение в войне с Россией. А если французский народ поймёт, что все их беды были зря, грянет такая революция, которая сметёт весь старый строй.

Немцы также торопились, прекрасно понимая, что происходит во Франции и что если сейчас не сломить нашу оборону, то Франция выйдет из войны и немцы останутся один на один с Россией. И этого они побаивались. Всё-таки Российская империя показала себя хорошим бойцом.

Также подливало масло в огонь и усугубляло ситуацию трение между государствами. Солдаты зачастую в штыки воспринимали перспективу сражаться плечом к плечу с союзниками. И всё чаще стала звучать риторика, что, мол, лучше волк в друзьях, чем… а дальше вставить национальность предполагаемого друга.

Классика. Если бы на фронте дела шли хорошо, то французы и немцы были бы лучшими друзьями и братьями. А так как дела шли хреново, то всегда хочется во всех бедах обвинить товарища, а не себя. Вот они и обвиняли. Даже нас так сильно не ругали, как друг друга.

Поэтому разведка, не покладая рук, готовилась к отчаянному нападению и по всем своим каналам разыскивала как можно больше информации о том, что же нам готовят враги. Про свою работу мы тоже не забывали, тщательно перепроверяя все документы и суммы репараций, которые бы мы хотели получить от агрессоров. Предварительные, разумеется. Реальные сумму станем уточнять потом.

Тем временем штаб и разведка наконец-то что-то нащупали. Фраучи докладывал о том, что планируются удары по двум направлениям, один из которых будет отвлекающим и скорее всего направлен будет по Киеву, а второй — основной, — снова будет направлен на Минск.

Рокоссовский как в воду глядел. То, что разведка не ошибается в своих заключениях, было подтверждено наблюдением за передвижением врага, а именно по технике, которая готовилась к переброске на предполагаемые места ведения боев. К киевскому направлению сдвигались французские танки с лёгкой броней. Но танков было много и те всё равно представляли довольно серьёзную угрозу, хотя для нас они уже угрозой не казались. Штаб уже разрабатывал как будет вестись оборона при помощи артиллерии и авиации.

По предварительным данным на киевское направление было брошено более пятисот лёгких танков. Планировалось, что этот удар будет нанесён первым, с тем расчётом, что Россия, реагируя на такой массированный удар, перетянет в Украину артиллерию и основные силы, чтобы встретить врага. Но учитывая опыт прошлых боёв, в этом не было необходимости. А если порассуждать, то вполне можно было сделать заключение, что французскую технику и солдат, попросту ведут на убой.

Утром 17 декабря мне позвонил лично Шапошников и объявил о том, что французские танки двинулись в направлении Киева. О втором ударе пока ничего не было слышно. Видимо, объединённый франко-немецкий штаб ждал момента, когда мы (обязательно) клюнем на их уловку и перенесём все наши основные подразделения из Беларуси. А я, в свою очередь, отдал приказ о начале боевых действий.

Что примечательно, на Киевском направлении участвовали только французы Немцев там точно не было. Видимо, те пойдут на Минск. Это очень любопытно, судя по всему, на этот раз обе страны решили разделиться. Видимо, французские и немецкие солдаты совершенно не хотели воевать совместно и решили даже фронты разделить.

Решающее сражение началось неподалёку от украинского города Каменец. Французские танки бодро прошли на десять километров вглубь украинского фронта, не встречая сопротивления. Следом стала подтягиваться их пехота.

Было очень заманчиво уничтожить танки массированным ударом, но французы всё же учились на ошибках, как на своих, так и на ошибках немцев, поэтому пехоту далеко от себя не отпускали.

Но нужно отдать должное новому командующему фронтом генералу Говорову, который сохранил предельное хладнокровие, не разрешая своим подчинённым нанести превентивный удар, а напротив приказывал ждать, когда враг поглубже зайдёт за линию фронта, окончательно лишая себя шансов на спасение.

На некоторых участках Говоров даже имитировал отступление. Это отступление заключалось в том, что бойцы, находящиеся в первой и второй линиях окопов, спешно их покидали и уходили в глубину, изображая панику. Однако отойдя на несколько сотен метров, они занимали новые позиции. Ну, а дождавшись нужного момента, Говоров по максимуму использовал артиллерию и штурмовую авиацию.

«Промедление» Говорова дало ложную надежду противнику, что мы клюнули на их уловку. Танки шли вперёд, пехота догоняла, двигаясь с расстоянием максимум в один километр. По крайней мере, французы пытались придерживаться такого порядка хода войск. Но очень скоро на пути грузовиков встали заведомо выкопанные траншеи, которые для танков проблем не составляли — те просто по ним проехали на своих гусеницах, а вот для колёсного транспорта это оказалось серьёзной проблемой и, в итоге разрыв между пехотой и танками увеличивался, а командование пока не осознало серьёзность проблемы и не дало указания танкам остановиться или поворачивать.

Говоров для ответной атаки выбрал момент, когда разрыв между танками и грузовиками с пехотой будет максимальным. В итоге, как только по поведению французов стало ясно, что они решили изменить тактику, танки тут же были втянуты в бой.

Пока наша артиллерия тренировалась меткости, а авиация била танки с воздуха, Говоров кинул в разрыв между французскими танками и пехотой неприятеля наши загодя замаскированные танки, которые были ранее размещены в наиболее подходящих местах.

В итоге грузовая техника и пехота стали лёгкой добычей для нашей бронетехники, которая, обстреляла машины пехоты. После, наши танки развернулись и пошли добивать в спины прореженные артиллерией и авиацией танки французов. И теперь главная задача не попасть под удар собственной артиллерии.

В разгар танковых боёв под Каменцом выдвинулась и немецкая техника. Началось наступление, которое, собственно говоря, и должно было стать Блицкригом. В направлении к Минску была выдвинута целая танковая армия, состоящая аж из трёх корпусов. Два корпуса ударили на Белосток, и ещё один корпус вёл наступление на Брест.

Как предполагало моё военное руководство, захватив Белосток и Брест, немецкие корпуса должны будут нанести удар и по Минску. Брест, на мой взгляд, наиболее значимый город, и немцы впервые в этой истории использовали тяжёлые танки, которые назывались Львы. По замыслу немцев, это была очередная вундервафля, которая была обязана переломить ход сражения. Но что хорошо, моя разведка уже знала параметры этих махин и хорошенько подготовились к предстоящему бою.

Наши разведчики докладывали, что танки весят аж под сто тонн каждый, и что каждый из танков оснащён совершенной современной оптикой, а также очень мощными дальнобойными пушками, которые по убойности могли бы потягаться даже с артиллерией.

В своей прежней жизни я не особо интересовался танками, да и в танчики не играл, но помню, что к середине Великой Отечественной войны немцы тоже создали свой убер-танк — Королевский Тигр. Тот был помощнее и Пантер, и Тигров, но всё равно до веса Королевского Льва он не дотягивал. Насколько помню, в моём мире, Королевский Тигр весил не то 60, не то 80 тонн.

Что примечательно, у немцев с названиями какая-то однобокость.

В моём мире были Пантеры, и Тигры, и Леопарды, (правда эти кошки пошли уже попозже), а здесь вот Львы. Всё же, немцы, похоже, кошатники. А, может, просто мне подражают?

Чувствую, следующий танк будет зваться Васька, а главным вдохновителем создания этих танков будет принцесса Мария Эдита Баварская со своими живописаниями о жутких русских котах. Надо будет подумать на досуге, может медведя себе завести, чтобы усугубить весь тот ужас, что оказывает сложившаяся репутация на моих врагов? Как раз должна скоро приехать новая партия одарённых для передачи способностей, и в их числе будет тот самый дрессировщик медведей. Жалко, что мне не сказали, какими именно медведями он управляет, бурыми или белыми? Хотя какая разница, главное, чтобы не пандами. А то знаю я эти логические аномалии. Аналитики слыша слово медведь видят грозного зверя, а на деле окажется безобидный зверёк.

Но это я отвлёкся. Вернёмся к Королевскому Льву. Сюрприз, о котором узнаёт чужая разведка, как правило, перестаёт быть сюрпризом. При всех своих положительных качествах Королевский Лев имел свои недостатки. Огромный вес, который тащил сравнительно слабый двигатель, заставлял расходовать до двенадцать литров горючки на один километр.

Из-за того, что немцы и французы лишились поставок молибдена, (металла, необходимого для создания прочной брони), толщина лобовой брони танка составляла аж двадцать пять сантиметров, а лобовая броня башни тридцать пять сантиметров. Толщина брони бортов составляла по двадцать сантиметров. Максимальная скорость танка составляла двадцать два километра в час, причём двигатель на максимальной скорости ревел так, будто принадлежал не танку, а дизельному трактору.

Кстати, ещё одна деталь, обнаруженная разведчиками. У этого танка в боку башни находилась дверца, нужная для быстрого пополнения боезапасов. Эта дверца была явным уязвимым местом.

Немецкие тяжеловесы наводили на воспоминания о тяжёлой немецкой кавалерии. Рыцарь, обряженный в тяжёлые доспехи, сидит на могучем першероне, который тоже закован в доспехе. Таранный удар рыцарской конницы очень страшен. Но беда в том, что ни рыцари, ни их кони никогда не могли выдерживать длительные битвы, просто-напросто выдыхались и уставали. Так и здесь. Немецкие Королевские Львы, образно говоря, выдохлись. Они оказались слишком неповоротливыми, а дверца в боку башни стала тем уязвимым местом, которое стало основной целью для наших лёгких, но очень юрких танков.

Да, наши танки — это даже не Т-26. Если немцу удавалось попасть в нашу бронемашину, её просто разрывало на части. Но преимущества в скорости и манёвренности свели на нет и тяжёлую броню, и хорошую оптику, и мощные снаряды немецких монстров.

В результате немецкий корпус, во главе которого стоял генерал-майор Гудериан (странно, что в этой реальности Гудериан занимал более скромную должность, чем в моей) потерял две трети сил чуть ли не в самом начале боя. А ещё треть тяжёлых танков остановились просто потому, что у них элементарно закончилась горючка.

Наша разведка, предполагая о месте и времени атаки, дала задачу нашим диверсантам заведомо уничтожить топливные хранилища. В итоге немецкое командование, ослеплённое такой близкой победой и уверенные в том, что от одного вида тяжёлых танков русские в ужасе побегут, здорово просчитались и не учли этого маленького момента. Всё-таки танки нужно заправлять чем-то. И тактики так и не смогли достучаться до генералов, которым срочно нужна была победа.

Хотя, даже если бы не было проблем с горючкой, немцам бы это, наверное, не помогло. Пехота в данном бою оказалась совершенно бесполезна. Наша артиллерия, лёгкие танки и авиация, хоть и не причиняли особого вреда тяжёлым танкам, но пехоту попросту не подпускали к тяжеловесам. Если у тех и была возможность помочь танкам заправиться, то наши обстрелы такую возможность попросту исключали. В результате немецкие танкисты либо бросали «пересохшие» танки, либо пытались слить оставшуюся горючку у подбитых танков. Но уже не для того, чтобы наступать, а чтобы спасти хоть что-то из своей техники.

Под Белостоком ситуация складывалась иная. Там было два танковых корпуса и на этот раз тяжёлых Львов сопровождали ещё и лёгкие Пантеры. И здесь победа не далась нам так легко. Однако к этому удару мы были готовы, и мощный танковый кулак попал под перекрёстный огонь с двух сторон. Сверху били штурмовики. Жуков даже отписал десяток бомбардировщиков, чтобы те засыпали бомбами ту точку, где мы встретили врага.

Тяжёлые танки и здесь выжили. Зато Пантеры (это я так по привычке называю лёгкие танки) после бомбардировки почти все закончились и для авиации почти не осталось целей.

А дальше случилось то, что должно было случиться. Немцы на белорусском направлении умудрились вклиниться в нашу оборону, но слишком увлеклись и две армии генерала от инфантерии Толбухина стали срезать клин. Мы попросту вошли к ним в тыл. Как следствие, получился классический котёл, подобный тому, что немцы устроили нам под Харьковом в Великую Отечественную войну. Там мы тоже готовились к наступлению, сосредоточили силы и средства на выступе, который вклинивался в немецкие войска, но немцы нас опередили и срезали Харьковский выступ. А здесь получилось в точности до наоборот. Мы провели тот же приём, и в результате на минском направлении немцы оказались между армиями Жукова и Толбухина.

Сражения в общей сложности шли почти неделю, включая наступление на Украине, которое продлилось едва ли два дня. Украинский фронт под командованием Говорова после разгрома французских танковых частей перешёл в контрнаступление. За первые три дня украинский фронт вошёл на территорию Австрийской Польши, продвинулся на 100 километров вглубь. Возможно, Говоров пошёл бы и дальше, но Рокоссовский вовремя напомнил ему, что не стоит увлекаться, потому что теперь стояла задача освободить ту часть Польши, которая относилась к Российской империи. А что касается Австрийской Польши, нам до неё дела нет. Всё-таки освобождение нашей части Польши было первоначальной задачей. Говорову был отдан приказ дать войскам отдохнуть и усилить наступающие части танками.

На минском направлении наши силы окружили обе немецкие армии и попросту принялись расстреливать их, не оставляя им хоть каких-то шансов на решительные действия, да и на простое выживание. В результате немецкое командование объявило о сдаче в плен. Как мне доложили, в плен сдалось порядка двухсот пытидесяти тысяч человек. Мне так никаких китайцев не понадобится, а ведь их ещё и кормить надо. Тут в пору за голову браться. С одной стороны победа, с другой стороны новая головная боль. Надо срочно вызывать Джугашвили, пусть теперь голову ломает. Он умный и придумает куда деть новых пленных. Кстати, а мы Беломорканал уже вырыли, может, подкинуть ему идею?

В общем, контрнаступление врага захлебнулось и вражеские силы были разбиты. Можно было праздновать победу в очередной битве и выдохнуть, что мы оказались на этот раз сильнее и умнее врага.

На следующий день после окончания боев, с самого утра у двери Министерства иностранных дел стоял посол Австрии, который при виде Пылаева принялся вопить, брызгать слюной и потрясать вычурно оформленной нотой протеста. Тот выражал протест против вторжения российской армии на территории Австро-Венгерской империи. Мы понимаем, что со стороны посла это была лишь формальность, хоть и довольно ярая, но это выглядело довольно комично на фоне того, что Австро-Венгрия сама дала коридор французам и немцам. Так что, хотят они того или нет, но по тем же самым коридорам в сторону Германии будет двигаться и российская армия, только в обратном направлении. И если уж невзначай мы этот коридор расширим в три, а то и в четыре раза, это уже не наши проблемы. Сколько нам понадобится, настолько мы тот коридор и расширим.

Следом за послом начали прибывать и другие уведомления. Неожиданно началось шевеление со стороны тех неофициальных французских и немецких делегаций, которые ратовали за сепаратный мир. Они сразу стали напоминать о намерениях, а так же упомянули о недоразумении, случившемся из-за сложности коммуникации политической элиты и военной. И что если бы политики знали о готовящемся ударе, то обязательно бы предупредили российскую империю, а войска постарались бы задержать.

Однако делегаты имели наглость настойчиво требовать, чтобы мы немедленно прекратили уничтожать дорогостоящую немецкую военную технику. Мол, о каком мире может идти речь, если Россия нападает на французско-немецкие войска. Правда, они совершенно позабыли о том, что это они на нас напали. Всё в стиле Запада. Нас старались обвинить за то, что враги больно ударились о нашу стену.

Чуть позже пришла ещё одна любопытная новость. Жуков доложил, что в плен попал командующий корпусом вундервафель генерал-майор Гудериан. Георгий Константинович не мог понять интереса императора к какому-то мелкому генералу, пусть и командующему корпусами тяжёлых танков.

Не буду же я объяснять ему, что в моём мире Гудериан считался едва ли не лучшим танкистом своего времени и буквально легендой.

Хотя вот здесь я порой не могу понять своих соотечественников из моей реальности, которые чуть ли не до небес превозносили немецкого полководца и его навыки. Во-первых, Гудериан был врагом, и применял эти навыки против наших солдат. А во-вторых, если уж он такой великий, то чего же проиграл русским войскам?

Глава 11 Новый год

Учитывая непростое время в Российской империи и военное положение, мне в последнее время было совсем не до праздников, начиная с самой коронации. Да, для народа государственные праздники, было необходимо организовывать и справлять. Я поощрял любые инициативы, подписывал соответствующие указы, и стремился организовать для людей нечто запоминающееся и эффектное.

Всё-таки людей надо радовать хоть как-то. Они ведь страдают не меньше меня.

Хотя впору устраивать трауры, ведь трагических событий за прошедшие полгода произошло немало. То же взятие Минска, где пострадало и погибло огромное количество наших подданных. Польша до сих пор оккупирована, и на её территории творятся ужасные вещи, на которые пока что мы никак не можем повлиять, ведь бросаться, очертя голову, без тактики и стратегии — это лишь губить солдат. А чтобы подгадать нужное время для точечного и эффективного удара, нужно выжидать, а значит до поры терпеть всё то, что творят на нашей земле враги…

Однако праздники есть праздники.

Но в то же время я совершенно игнорировал собственные празднества и знаменательные даты, которые следовало бы отмечать. Например, матушка в который раз напоминала о моём Дне Ангела. Дни рождения здесь не празднуют, а вот день тезоименитства для подданных является государственным праздником.

Опять же, мне не очень нравится смотреть, как высокопоставленные лица на таких мероприятиях надираются в слюни. А мне приходится делать вид, что ничего не заметил. Это, конечно, их дело, но пускай это происходит не в моём присутствии и не в моём дворце. И к тому же я не хотел бы быть причиной чьего-то там алкоголизма.

Ну, подданные пускай попразднуют. А вот что касаемо того, чтобы устроить торжественный приём, я выступал против, вернее, просто игнорировал. На напоминания Ольги Николаевны обещал, что обязательно займусь этим вопросом в свободное время. Но, правда, не говорил, когда это свободное время настанет и настанет ли вообще. И лишь отмахивался от неё, когда она в очередной раз напоминала о предстоящем празднике, который будет тридцатого января.

Признаться, мне попросту сейчас не до праздников, да и тратить финансы на это совершенно не хочется. А ещё, учитывая тот факт, что толку от этого никакого не будет, только потраченное время на подготовку, да ещё и сам день торжества — это же надо будет целый день тратить на общение с гостями. А учитывая тот факт, что я не знаю, что произойдёт завтра, планировать 30 января — это смешить Господа, который очень любит шутить над теми, кто строит планы.

Я в своём-то мире не особо дни рождения справлял. Хотя здесь дело в том, что отчего-то мне на эти дни «везло» со всякими неприятными событиями. В итоге я попросту перестал праздновать день рождения, который у меня был двадцать четвёртого июня. Вот и в этом мире мне было не до дня рождения. Прошедший день рождения пришёлся как раз на второй день объявленной войны. Я о нём даже и не вспоминал. А год назад я только-только появился в этом мире и совершенно не соображал, что вообще происходит и как мне теперь жить. Знаете ли, тоже было не до дней рождения.

Что касается дня рождения Павла Кутафьева или Александра, тут я и вовсе не видел смысла о них вспоминать, во-первых, не мои это праздники, а во-вторых, напомню, ведь в этом мире не принято вообще праздновать день рождения.

Невольно вспомнил товарища Штирлица, который отмечал 23 февраля — день Красной Армии, в тылу у немцев. Вот я почти так же в прошлом году в одиночестве праздновал Новый Год. Только, в отличие от Штирлица, картошку в камине не пёк и русские народные песни вполголоса не пел.

Отчего-то именно Новый год остался для меня особенно значимым и хранил себе какую-то магию, что ли. Видимо, это связано как-то с детскими воспоминаниями, когда отец наряжался Дедом Морозом, а мама делала круглые глаза, убедительно восклицая, что думала, мол, Деда Мороза-то не существует, а он вот пришёл тут как тут и принёс мандарины и шоколадные фигурки в виде Деда Мороза.

Не бог весть что, но на период моего детства пришлись тяжёлые времена и эти сладости нужно было ещё как-то достать, и вкус этих шоколадных Дедов Морозов я, наверное, буду помнить всю жизнь. Как и благодарность своей настоящей матушке и отцу, которые потратили немало усилий, чтобы сделать моё детство похожим на детство, а не на выживание. Наверное, ещё и поэтому от Нового года я отказаться не мог.

В прошлый год я ничего подобного не устраивал, отпраздновав в полночь тридцать первое декабря чашкой чая и кусочком торта. Однако в этом году мне хотелось порадовать Соню, да и самому проникнуться торжественностью праздника.

В этом мире Новый год тоже не празднуют. Вернее, когда-то праздновали, ещё при Петре Первом, но в разные дни. А вот тридцать первого декабря так праздновать и не начали. Празднуют, правда, Рождество, но это больше семейный праздник. А я же решил организовать праздник светский, чтобы случайные люди могли поздравлять друг друга. Даже выпустил методичку, что принято делать в новогодний праздник, который введён по велению царя. Пускай подданные порадуются.

Матушка лишь округляла глаза, мол, об именинах он и слышать ничего не хочет, а какой-то Новый год, который праздником-то вовсе не является, решил отпраздновать. Но я делал каменное лицо, игнорировал любые намёки на нелогичность своего поведения и упорно стоял на своём.

По моему указу, всюду стали устанавливать ёлки. Причём, распорядился, чтобы их не рубили, как в моём времени, чтобы потом попросту выбросить, а пересаживали. Например, одну такую ёлку вместе со здоровенным куском земли перенесли на Дворцовую площадь в Санкт-Петербурге.

На меня смотрели косо, наверное, думали, что совсем император с ума сошёл, а мне такую красавицу губить не хотелось. Ведь дерево росло столько лет ради того, чтобы его срубили на несколько дней, а потом выбросили. Нет, так дело не пойдёт. Либо эта ёлка поселиться на Дворцовой площади, ради чего я даже готов мостовую разобрать, либо вернём её потом обратно. Ну, там уж как пойдёт.

В городе тоже всюду пересаживали из лесов ёлки и украшали стеклянными шарами, блестящей серебряной, красной и золотой фольгой, увешивали светящимися гирляндами. Правда, дал указания, чтобы не использовали в качестве гирлянд свечи и всё, что может поджечь ёлки, ведь они неплохо горят. Однако совсем забыл про то, что в мире есть магия. И украшение в итоге взяла на себя когорта магов света. Звучит очень пафосно, но они попросту могли создавать источники света, которые светили несколько часов. При том, что людей с таким, на первый взгляд, бессмысленным даром было довольно немало. Вот они и занимались тем, что периодически обновляли эти огоньки на ёлках, делая город сказочно красивым.

Я, когда проехался с кортежем по городу, сам своим глазам не поверил, насколько город преобразился к неведомому раньше в Российской империи празднику.

Газетчики подхватили идею императора и наперебой твердили о том, как важно провожать год ушедший и встречать год новый, который несёт нам только всё самое хорошее: хорошие новости, хорошие события и всё новое, что по определению считается хорошим. Хотя газетчики слегка хватили лишнего, ведь война не закончена, и противник может преподнести какой угодно сюрприз, а эти новшества вряд ли будут считаться хорошими. Но будем надеяться, что обойдётся, и не придётся в будущем обвинять газеты в обмане и в создании несбыточных надежд.

Матушка спрашивала, мол, а как же Рождество? Неужто ты и его решил забыть, как и свой день тезоименитства?

Я лишь ответил, что Рождество пускай будет семейным праздником, который принято справлять в кругу семьи. А вот Новый год будет праздником для народа, в который люди будут гулять по площадям, поздравлять друг друга, дарить подарки, желать всего самого наилучшего в новом году и устраивать празднество. Пускай студенты катаются на катках, а в магазинах снижают цены, чтобы люди могли купить то, что раньше не могли себе позволить. И вокруг расставить торговые лавки, в которых продавать выпечку и горячий сбитень.

Матушка только удивлялась тому, откуда во мне столько бредовых идей. А я ведь просто вспоминал всё самое приятное и отложившееся в памяти из своего прошлого мира, а не придумывал с нуля.

Мы с Соней тоже решили устроить себе праздник, но всё же не общественный, а семейный. Матушка посетовала на мою непоследовательность, ведь я же говорил, что Новый год будет светским праздником, а Рождество нужно будет справлять в кругу семьи. Но в итоге лишь отмахнулась.

Я же развернулся на полную и поставил в холле дворца в Царском селе пышную трёхметровую ёлку. И по новой, еще не устоявшейся традиции, усадил её в большую деревянную кадку вместе с корнями и землёй. Корни у ёлки были что надо, поэтому кадка заняла едва ли не больше пространства, чем само дерево. Ёлку украшали стеклянными шарами, бусинами и другими украшениями.

Тридцатого декабря я дал указание на кухню приготовить сельдь под шубой, винегрет и салат оливье. Повара, как оказалось, даже не слышали о подобных салатах, а для меня это было на удивление хорошей новостью. Немного подумав, я решил сам приготовить салат оливье, заодно и поварам будет наука. Для меня это было очередным ритуалом из прошлого. Как в старые добрые: всей семьёй готовить и нарезать салаты перед Новым годом.

Матушка снова пыталась что-то возразить мол, где такое слыхано, чтобы царь на кухне спину гнул будто какой-то повар, но я лишь предложил ей присоединиться, и в итоге она тоже вместе со мной и Софией нарезала ингредиенты для оливье. Вот такие у нас получились семейные посиделки.

Матушка по-прежнему неодобрительно ворчала. Но я лишь весело отшучивался и продолжал нарезать варёную картошку и солёные огурцы. Хоть император и является главенствующей ролью в моей жизни, но всё-таки я ещё и муж, сын, а даст Бог, скоро и стану отцом. И это тоже немаловажная часть моей новой жизни в этом мире. Майонеза, или, как его правильно именуют — соуса провансаль в банках или тюбиках, как я привык, здесь нет, пришлось судорожно вспоминать рецепт и творить. Оказывается, при желании можно вспомнить и текст, написанный мелким шрифтом.

Большое внимание уделил и другим моментам. Шампанское решил не заказывать, в квас и сбитень на Новый год раздобыть удалось. Правда вот с мандаринами вышло сложнее. Оказывается, в Российской империи мандарины просто не знают. По крайней мере распорядился, чтобы доставили из южных стран апельсины. Хоть какой-то запах цитрусовых будет под Новый год.

София рассказала о весёлой традиции, которую придумал и решил ввести её муженёк, своему отцу. Поведала о хвойных деревьях что нужно украшать и о том, как я сетовал, что не могу найти какие-то цитрусовые, со смешным названием мандарины.

А ответ на это султан прислал нам несколько ящиков турецких фруктов танжеринов. И каково было моё удивление, когда, открыв ящики, я обнаружил те самые мандарины. Вот же чудеса! Я и не знал, что у мандаринов такое интересное название в Турции. Хотя, кто его знает, какое название было раньше, и из чего эти плоды появились.

Ещё турецкий султан, проникнувшись рассказом дочери, прислал нам небольшой кипарис. Видимо, Омар Фарук считал, что в России на зиму ёлки осыпаются, вот и прислал такой подарочек. Они-то настоящей русской зимы даже и не видели. Не представляют, что такое еловый лес, заваленный снегом.

Хорошо, что ещё не прислал пальму, а то вдруг у меня бы появилось желание вокруг этой пальмы кружить хороводы и петь песенку «Маленькой пальмочке холодной зимой». Или чунга-чангу на худой конец.

Кипарис был не таким большим, как ёлка в холле, поэтому мы его поставили у себя в спальне, а София его украсила своими драгоценностями. Большую часть драгоценностей, с которой она прибыла в Санкт-Петербург, она пожертвовала на танковую колонну. Но вдовствующей императрице Александре Фёдоровне и моим тётушкам отчего-то нравилось одаривать мою жену драгоценностями. И запасы золотых изделий с бриллиантами у Софии только росли. Видимо, она не совсем поняла суть ёлочных игрушек, но по итогам наш маленький новогодний кипарис стоил баснословных денег. Если бы кто-то решил его утащить, то он, наверное, обогатился бы на всю оставшуюся жизнь, причём, хватило бы и внукам, и правнукам, а то и смог бы несколько танковых колонн оплатить.

Когда мы наконец приготовили все угощения, матушка вдруг вспомнила, что сейчас пост. Но немного подумав, я убедил Ольгу Николаевну, что ни я, ни София, которая приняла недавно православие, не являемся ортодоксальными христианами. Мне, если честно, поститься в Новый год совсем не хотелось. Да и пост нестрогий, а Софии, как беременной, положено послабление. Поэтому я с чистой совестью успокоил матушку и пообещал, что попрошу Бога отпустить нам грехи за нашу маленькую слабость.

Хоть сам и ввёл эту традицию, настоятельно просил матушку и Софию сильно не тратиться на новогодние подарки. Однако сам подготовил для Софии прекрасное изумрудное колье. Хоть я и прижимистый, и стараюсь особо деньги не тратить на пустые вещи, а только на полезные или на то, что принесёт пользу России, но всё-таки не могу себе не позволить хоть как-то порадовать свою маленькую императрицу. Всё-таки она это как минимум заслужила, да и нравится мне делать для неё хоть что-то приятное.

Глава 12 Ярославль

Первое января на Руси всегда был непростым днём. А утро первого января и вовсе имело особенность куда-то пропадать. Вот, значит, пробили куранты, закончилось тридцать первое декабря, а потом вдруг раз — и уже второе января. Как правило, принято его встречать с похмельной головой и измазанным в салатах лицом, ну и другими неприятными моментами, о которых потом стыдно вспоминать. И сколько бы потом ни ломал голову, так и не поймёшь, как добрался до таких приключений?

Но есть в этом и своя прелесть. После тридцать первого декабря несколько дней ещё питаешься остатками винегрета, оливье и селёдкой под шубой, которая, к слову, от времени становится только вкуснее.

И, казалось бы, радоваться надо. Наконец-то закончился год. На фронте наконец-то произошла хоть какая-то оттепель, и ситуация стала разворачиваться в нашу сторону. Аналитики дают только положительные прогнозы, обещая в скором времени победный марш до самого Берлина и Парижа. А враг дрогнул. И более того, уже откровенно просит пощады, крича о капитуляции. Но нет, не тут-то было.

Для меня первое января 1942 года стало очень неприятным. И дело вовсе не в похмелье, и не в измазанном лице. Я вообще не пил. Квас, вроде бы, имеет какой-то градус алкоголя, но не настолько, чтобы ударить в голову. Однако от пришедших новостей впору было хвататься за голову и безо всякой мигрени, и без градусов. Кризис произошёл не где-либо за пределами страны, не на фронте, а в самом центре России. Там вспыхнул новый, очень неприятный и неожиданный пожар! И самое, что неожиданное, вспыхнул этот очаг в городе Ярославле, через который у нас проходит куча железных дорог, соединяющих юг и север Российской империи.

Ещё хорошо, что у нас зима, и навигация закрыта. И только с апреля по ноябрь через Ярославль пойдут сотни речных судов, груженных зерном и нефтью. Хоть радует, что не сейчас.

Да и сам город, что вместе с пригородами, насчитывает несколько миллионов человек, не самая легкая потеря. Ведь в столице Санкт-Петербурге сейчас насчитывается немногим больше жителей. Ну а про Москву я вовсе молчу. Там едва ли миллион двести человек наберётся. И даже намёков нет на то, что однажды в первопрестольной будет проживать около двадцати миллионов жителей, как в моей истории.

Но даже не в численности населения основная проблема. Кроме большого количества жителей, в Ярославле много промышленных предприятий, что производят оружие и боеприпасы. Кроме того, в Ярославле мощная лёгкая и пищевая промышленность, а ещё там производят наши российские автомобили «Ярославия». Естественно, что в Ярославле имеется очень мощный гарнизон, и четыре военных госпиталя и два полка выздоравливающих. И что самое обидное, мне сообщили, что ярославский гарнизон, состоящий из двух пехотных полков, и поднял восстание.

По всем каналам связи было объявлено, что отныне город Ярославль является столицей Российской империи. А настоящий император отныне не самозванец на Петербургском престоле, а Кирилл Владимирович Романов — истинный законный император Российской империи.

Казалось бы, одно восстание у нас уже было, причём совсем недавно. Но там хотя бы прослеживалась национальная подоплёка, а здесь и вовсе что-то непонятное. С чего это Кирилл вообще до восстания дошёл? Да, он метил на место императора, и как докладывало КГБ, в своё время извёл немало Романовых. И большое число покушений на меня было с его подачи. Двоих Романовых, претендентов на трон, как стало известно, он таки убил.

К одному Романову, совсем молодому парню, третьему в очереди на наследование престола, подослал людей, которые опоили лошадь. Та, одурманенная наркотиком, сбросила Евгения из седла и в итоге зашибла насмерть.

Ещё одного Романова, Георгия, обнаружили мёртвым вследствие отравления. И тоже ниточка вела к Кириллу Владимировичу Романову. Но одно дело плести интриги, а другое дело поднимать бунт, созывать людей и грозиться переворотом.

Между тем, Кирилл Владимирович объявил себя главой Третьего земского ополчения и напомнил, что во времена Смуты Второе ополчение Минина и Пожарского, выдвинувшись из Нижнего Новгорода, сделало своей столицей именно Ярославль, а потом уже двинулось на Москву.

Ярославль — сердце России, и сюда, как в прежние времена, должны подойти православные люди, верящие в него и в будущее родины.

Кирилл призвал всех православных россиян бросать свои дома и вооружившись кто чем может присоединяться к нему, чтобы всем миром освободить Россию от узурпатора — незаконного императора Александра IV.

И вот что удивительно, с чего он сейчас-то переполошился? Ведь был момент, когда ещё не было коронации, и ещё можно было меня сместить с трона. Но сейчас-то, когда я помазанник божий, когда народ сплочён перед внешним врагом, ему это будет сделать куда тяжелее. И вообще удивительно, что народ на его призывы откликается. Нет, я, конечно, не питаю иллюзий и не надеюсь на то, что каждый житель империи безоговорочно поддерживает меня и любит. Но всё же, те крупицы информации, что мне докладывали Мезинцев и Кутепов, откровенно пугали и вводили в ступор.

Ещё один сбивающий с толку фактор, заставляющий задуматься: если во время последнего восстания мы получали хоть какие-то сведения от жандармерии, полиции и других людей, которые способны были поддерживать связь со столицей, то здесь город совершенно не выходил на связь. А наша разведка не могла пробиться к городу и получить хоть какую-то информацию.

Все сведения, которые до нас доходили, исходили лишь из одного источника — именно от моего, (дядюшки, ну или дедушки, постоянно забываю, кем он является), Кирилла Владимировича Романова.

Город будто был накрыт каким-то пологом, который совершенно не пропускал информацию наружу. А самое худшее, что этот полог разрастался, и всё больше деревень и сёл, попадая под его влияние, будто вымирали, переставая реагировать на окружающий мир. Кажется, у Стивена Кинга есть подобная книга? Но там было немного иное. вроде, вмешательство инопланетян?

Разумеется, сразу же был создан оперативный штаб в составе Кутепова, Мезинцева и Джугашвили. Кроме всего прочего, я пригласил ещё одного участника — от научников я приказал откомандировать господина Громова, как консультанта. Вдруг эта изоляция имеет некий магический характер? Ведь не могли все люди попросту взять и вымереть, перестать выходить на связь, или принять безоговорочно власть нового «правителя» и совершенно никак не реагировать на запросы из столицы.

Как оказалось позже, я будто в воду глядел. Самолёты, что пролетали над Ярославлем на большой высоте, и правда описывали какую-то аномалию, похожую на северное сияние, правда она была куполообразная и накрывала собой город, будто стеклянным колпаком. Люди, находящиеся близ города от этого купола, отчего-то легко принимали решение присоединиться к мятежникам, и без сомнения выдвигались целыми поселениями к Ярославлю и к этому куполу, а потом попросту пропадали бесследно.

Оперативный штаб тоже не мог ничего сказать. Мезинцев и Кутепов сообщали, что каждый из них регулярно отправлял разведгруппы по всей линии. Сотрудники Мезинцева просто пропадали. А вот люди Кутепова, которые сумели войти в контакт с сельскими полицейскими в тех сёлах, которые ещё не были затронуты колпаком, докладывали, что кое-кто видел какие-то светящиеся столбы, которые недавно сами собой появились в чистом поле.

Люди Кутепова работали по всемупериметру, и, если нанести на карту тк места, где якобы видели эти столбы, получался ровный круг.

Какая-то мистика. Хорошо хоть не пентаграмма. Хотя, если честно, я бы уже ничему не удивился. В мире, где есть магия, должна быть и бесовщина. Но коли она проявится, то организую инквизицию.

После получения этих сведений внезапно оживился Громов.

— Господа! — завопил вдруг статский советник. — Кажется, я понял.

— Что вы поняли? — спросил я у Громова, заинтересовавшись его бурной реакцией.

— Ваше Величество, я думаю, здесь замешаны кристаллы Вернадского и некая магия. Правда, природу этой магии нам ещё предстоит выяснить.

— Кристаллы Вернадского, снова эти кристаллы, — побарабанил я пальцами по столу. — Но у нас же все кристаллы под отчёт, — произнёс я, не помня, что отдал такой указ после того, как узнал, из чего делаются погодные маяки.

— Так и есть, — согласился Громов. — Ваше Величество, но всё дело в том, что вы просто привыкли к тому, что кристаллы Вернадского создаются только в лабораторных условиях и на Байкале. Напомню, что Владимир Иванович Вернадский писал, что в России возможно создать подобные кристаллы даже на Волге. Сильное течение и давление воды при особых обстоятельствах может дать такой же эффект, как и давление на дне Байкала.

Я припомнил и покивал.

— Да, что-то такое было.

— Эти кристаллы менее стабильны. И срок годности — максимум две недели, — продолжил Громов. — Но если этих кристаллов будет много, то можно вполне создать усилитель магии.

— Усилитель магии? — удивлённо поднял я брови.

— Ну да, это одна из старых разработок Вернадского. Если сложить такие кристаллы в правильном порядке и в правильной конструкции, и одарённый с необходимым навыком сможет войти в контакт с этой конструкцией, то его дар может быть многократно усилен. Там присутствуют, конечно, определённые ограничения, но тем не менее, я читал эти исследования, и визуальный эффект обычно в точности такой, как описан пилотом. И неважно, каким даром обладал одарённый. Это могла быть и магия огня, тогда создавался купол, внутри которого все сгорало до пепла. Кстати, как и сам одарённый, если у него не было защиты от собственного дара. Или всё покрывалось льдом, если одарённый обладал способностью управлять холодом. И так далее. Конечно, тут может быть любая способность. Но факт остаётся фактом, купол в точности такой же.

— А вы сможете опознать, что это за способность? — спросил я.

Громов, по моему примеру, тоже побарабанил пальцем по столу.

— Ну, учитывая данные разведки и информацию с того самолёта, под куполом особо ничего не происходит. Поэтому это явно не предметный дар и не стихийный. Тут что-то другое. Возможно, имеет место некое внушение или зомбирование. А может и вовсе что-то иное. Пока сложно что-то говорить. Нужны исследования и данные.

— И как нам это обнаружить? — предположил я.

Громов снова задумался.

— Ну, раз есть информация, что люди, попавшие под влияние купола, куда-то пропадают, обратно не возвращаются, нам нужно такого человека вернуть.

— И как это сделать? — посмеялся Мезинцев, потерявший связь со всеми своими людьми отправленными за купол.

— А очень просто, — предложил Громов. — Можно обвязать такого человека канатом. А когда он войдёт в купол, просто вытянуть его обратно. Тогда мы сможем расспросить, что же происходит под этим куполом, и получим достоверную информацию.

— Очень интересно, — пробормотал я.

— Просто и эффективно, — согласился Кутепов. — Я немедленно отдам распоряжение.

— Не торопитесь. Я думаю, от получаса ничего не произойдёт, — остановил я министра внутренних дел. — Вот вы говорили, что такой эффект можно достигнуть, создав конструкцию, как вы выразились, усилитель магии. А насколько сложно такую конструкцию создать? И вообще, что за люди способны её воспроизвести?

Громов просиял.

— Сделать усилитель магии непросто, и могут его воспроизвести лишь единицы человек. Но! Что касаемо кандидатур, здесь всё просто, — заявил он. — Ведь инициатор всего действа ваш дядюшка Кирилл Владимирович Романов. А в наших академических кругах есть некто академик Семёнов Леонид Павлович. Он частенько бывал в нашем институте, хотя имел собственную лабораторию. Так вот, этот Семёнов однажды в личной беседе со мной хвастался, что имеет в друзьях самого великого князя Кирилла Владимировича.

Я хмыкнул.

— Не бывает таких совпадений.

— Бывает, Ваше Величество. Всё-таки вы очень прозорливы. И, скажу я вам, правильно сделали, что позвали меня от учёных. Уж я-то помогу вам разобраться с этой проблемой.

Я едва не закатил глаза от самонадеянности статского советника. Кутепов хотел было что-то ему сказать, но я показал жест ладонью, чтобы не вмешивался. Нечего творческого человека отвлекать, когда он за работой. Уж как-нибудь потом ему наставляю пистонов. А сейчас пускай головой думает. На данном поприще, это у него получается куда лучше, чем у моих министров.

— Скажите, Илья, — обратился к Громову. — А вы сможете эти кристаллы уничтожить? Вы ведь говорили, что с кристаллами Вернадского, переделанными в погодные маяки, вы можете как-то взаимодействовать. А с этими кристаллами сможете?

Громов задумался.

— Видите ли, Ваше Императорское Величество, уничтожить кристаллы несложно, но для этого нужно знать, что это за кристаллы, и как их связать. Каждый кристалл — он же уникален по сути своей. И в основном погодные маяки делаются из одного кристалла, поделённого на две части. Здесь же совершенно незнакомые кристаллы, к тому же низкого качества, что значительно усложняет задачу. И опять же, ведь уничтожение кристалла Вернадского высвобождает огромное количество энергии. Если в случае с погодными маяками мы вызываем бурю, при том, что порой поистине сокрушительную, то сейчас мы понятия не имеем, какой одарённый воспользовался данной конструкцией, и что за способность усилена посредством неё. И совершенно не сможем предугадать, что последует после уничтожения конструкции и высвобождения энергии. Есть риск, что разрушение кристаллов может уничтожить Ярославль и всё, что находится под куполом вместе с людьми. А может даже и не только под куполом. Такая вероятность тоже есть.

Я нахмурился.

— В общем, мне бы образец хотя бы для начала получить, а потом я уже посмотрю, может и получился как-то пессимизировать эффект воздействия на территорию. Например, уменьшить область этого купола.

— Слушайте, господин Громов, — вдруг произнёс Кутепов. — Вы ведь говорите, что кристаллы активно будут служить две недели. Так может просто подождать?

Я устало посмотрел на министра внутренних дел.

— Павел Александрович, за эти две недели он отхватит половину России. Неизвестно кто на этот зов откликнется. У нас нет времени. У нас его в принципе мало и без этого восстания в Ярославле. А учитывая произошедшее, у нас просто жесточайший цейтнот. Не хватало ещё, чтобы вести о попытке переворота дошли до нашего фронта. Если солдаты на передовой решат, что у них больше нет тыла, мы можем распрощаться со своим преимуществом на немецком и французском фронте.

Мезинцев согласно кивнул, поддерживая меня.

— Но я смогу попробовать уменьшить срок действия этих кристаллов, — вдруг заявил Громов. — Но есть ещё один немаловажный нюанс, который мы упускаем. Всё ограничивается не только сроком действия кристаллов.

— Так, — заинтересовался я, — с этого места поподробнее.

— Видите ли, купол существует до тех пор, пока одарённый его поддерживает. То есть, он вливает туда свою силу, а конструкция из кристалла Вернадского его способность многократно усиливает. Вы же не сможете поддерживать свою способность, когда спите, например. Понимаете, о чём я?

— То есть, для того чтобы этот купол работал, кто-то должен всё время поддерживать способность и не спать.

— Именно. Соответственно, рано или поздно этому одарённому нужно будет уйти на отдых. Правда… — задумался он.

— Что правда? — спросил я.

— Главное, чтобы у вашего не было родственника ещё одного одарённого с подобной способностью, в чём бы она ни заключалась.

— Ну да, ну да, — покивал я головой.

Вступил снова Кутепов:

— Вполне возможно, что я преувеличиваю, но в нашем деле всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.

Ну да, он сказал очевидную вещь, но верную. Остаётся только покивать.

— Поэтому, господа, я думаю, что нам необходимо всё равно добыть образец тех кристаллов, которые производятся на Волге.

— Вы поймите, — произнёс Громов, — они не были произведены на Волге. На Волге в принципе не производятся кристаллы. Но их можно там изготовить кустарным путём, если знать технологию.

— Но вам полезно будет завладеть таким кристаллом? — спросил я у Громова.

— Думаю, да. Это упростить задачу и повысит шансы наладить связь с конструкцией.

Я снова повернулся к Кутепову.

— Поручаю вам проконтролировать эту задачу и в срочном порядке вырастить кристаллы Вернадского на Волге, чтобы понять, с чем мы будем иметь дело.

Громов покивал, но покривился. Я вопросительно ему кивнул.

— Что-то не так?

— Кристаллы быстро не растут, — ответил он. — В любом случае, на это понадобится время. А времени, как вы правильно заметили, у нас нет.

— Значит, примерный план действий мы с вами наметили. Нужно пустить туда одного из наших людей, перевязанного канатом, и посмотреть, что с ним будет, — произнёс я, про себя надеясь, что эффект купола не смертельный. Хотя если бы он вызывал смерть, в этом тогда бы не было смысла. Зачем Кириллу Владимировичу попросту убивать русских людей? Ему ведь надо трон занять.

Генералы кивнули, приняв указания.

А я снова перечитал донесения, и меня вдруг заинтересовал один момент. Люди, которые находились вблизи с зоной, срывались со своих мест. И вот тут я заметил одно уточнение, что они будто во сне, не отзываясь на оклики, попросту шли к куполу, будто сомнамбулы.

Опять же, Кирилл всё время на связи с людьми, и постоянно вещает, зазывая окружающих. Что-то мне это напомнило. А не использовали ли они тот же самый эффект, что пытались воспроизвести в Париже, через Эйфелеву башню, транслируя антироссийские лозунги, подкреплённые способностью Дмитрия Распутина, который должен был воздействовать на людей своим даром убеждения и буквально зомбировать их.

— Владимир Викторович, ведь Дмитрий Распутин, которого вы доставили из Парижа, был по вашим докладам убит? Я всё правильно помню?

— Верно, — кивнул Мезинцев.

— Павел Александрович, — посмотрел я на своего министра внутренних дел. — А как обстоят дела с Матрёной Распутиной?

— Ваше Императорское Величество, я-то уверен, что в моём ведомстве всё в порядке. По крайней мере, мне ни о каких побегах не докладывали. Однако, с вашего позволения, я сделал бы телефонный звонок.

Глава 13 Доблесть

Ситуация с Ярославлем была тем самым неожиданным ударом в солнечное сплетение, который способен сломить даже самого сильного чемпиона на победном марше. Но пока мы ничего не могли поделать с этой ситуацией. Нам оставалось только наблюдать, перебирая варианты противодействия.

Не стоило забывать и о фронте. Пока что мы оцепили купол силами нескольких дивизий из моего личного резерва, чтобы не пускать народ внутрь. Но пока оцепление работало неважно, и прорех было довольно много. Одной из главных задач было постараться уследить, чтобы в случае расширения купола оцепление успело унести ноги и не осталось в заложниках у моего родственничка. Ведь мы до сих пор не знаем, что происходит под этим куполом.

Тем временем, на фронте дела разворачивались с неимоверной быстротой. Прибалтийский фронт, во главе с Толбухиным, ведет успешное наступление, освобождая наши территории и уже нацелился на Восточную Пруссию. Говоров провёл оборонительные бои на украинском направлении, отразил атаки и сам пошел в наступление, а сейчас закрепился на территории Австрийской Польши.

Жуков же сфокусировался на Польско-Белорусском фронте. Сейчас на территории Российской Польши шли ожесточённые бои. Причём усложняли ситуацию польские диверсанты, именующие себя повстанцами, которые будто совсем с цепи сорвались. Они и немцев с французами «валили пачками», как выразился Шапошников, так и оказывали сопротивление русским. Чего они хотели, наверное, сами не понимали. Но проблем создавали изрядно.

Жукову выпала нелегкая роль — бомбить польские города нельзя — это наша империя, пускай и захваченная врагом, и пускай наполненная радикально настроенными поляками. Но тем не менее стирать с лица земли города мы себе позволить не можем. Будь это на территории Австрии, наверное, подумали бы, очень уж поляки досаждали. А может, и посносили бы всё к чёртовой матери. А тут все наши. Снесём, нам потом и восстанавливать. Ну, а людей и вовсе не вернёшь. Хотя немцы, стоит отдать им должное, не укрывались за мирными жителями, а заставляли их рыть окопы и отсиживаться там. Всё-таки осталось ещё что-то человеческое в них. Не ведут себя так же, как во время Великой Отечественной Войны моего времени. И это вселяет хоть какую-то надежду.

Решающее наступление началось в нашей Прибалтике и в Восточной Пруссии. Прежде всего наступление шло с двух сторон: на суше и на море. К счастью, в этой истории у нас было значительное превосходство на море, во что было вложено немало сил и военной хитрости. Не воспользоваться этим превосходством было бы просто глупо. Нужно было использовать преимущество на все сто процентов.

Наша задача на территории Восточной Пруссии и Прибалтики на сегодняшний день — как можно скорее освободить наши территории и избавить народ от ужасов войны. А заодно можно немного пощипать и Восточную Пруссию.

Пока военные части Толбухина в Прибалтийском фронте развивали наступление на врага на суше, неподалёку от того места, где недавно красовался город Кёнигсберг, уничтоженный благодаря самоотверженности нашего шамана, высаживался морской десант. Было опасение, что этот десант будет встречен огнём неприятеля. Как известно, десантники очень уязвимы в тот момент, когда совершают высадку, поэтому имелся отвлекающий десант в районе Данцига.

Задача отвлекающего десанта была пошуметь, отвлечь на себя внимание противника, а потом эвакуироваться обратно в море, тем самым сбив врага с толку. Но здесь что-то пошло не так. Вместо того чтобы провести демонстративную эвакуацию в Данциге, наша морская пехота вместе с гвардейскими частями не стала изображать боевые действия, а перешла в полномасштабное наступление. И довольно решительно, и, я бы даже сказал, с лёгкостью захватили Данциг.

В моей истории этот город был известен как польский Гданьск. Но здесь его ещё не переименовали, а может уже и не переименуют.

Ну да, что касаемо ситуации, я даже не удивлён. Должны были немного пошуметь, а в итоге захватили город, очень русский подход. Но разве уж это плохо? Я считаю, очень даже приятная неожиданность, и поддерживаю решение наших солдат, которые, махнув рукой, решили, что если захватили город, то не отдавать же его обратно. Так что верный подход, я его одобряю.

Командующий Прибалтийским фронтом Толбухин, связался с Рокоссовским. Они вместе поматерили командующего десантом полковника Брежнева и отправили ему на помощь две дивизии из числа резерва главнокомандующего. А между тем, основной десант тоже делал свою работу и захватывал имеющиеся на побережье уцелевшие немецкие порты. А потом, разделившись на два клина, направили один из клинов на воссоединение основных сил генерала Толбухина, а второй по направлению к Гданьску, то есть, Данцигу.

Короче говоря, в течение двух недель были освобождены территории не только Российской империи, но и захвачена Восточная Пруссия. Все, конечно, молодцы. Но что же мы теперь делать с полковником Брежневым? Однозначно, наградить-то его надо. Но приказ-то он нарушил. Ну это уж как-то решим.

Кстати, надо было узнать его имя-отчество. Неужели тот самый Леонид Ильич? Да ладно. Надо в первую очередь дать ему наказ бережно относиться к древнему городу и стараться не навредить памятникам архитектуры. Всё-таки жалко такую красоту портить. И кстати, это должно касаться не только Брежнева, но и всех подчинённых Толбухина. Там ведь у нас и Рига, и Таллин, а ещё и Тильзит, ставший в моей реальности городом с безликим названием Советск. Иной раз вспоминается несчастный Кенигсберг. может, что-то потом удастся восстановить? Хотя бы могилу Канта.

А кстати, может есть смысл и здесь перенимать Тильзит и дать ему какое-то иное, более звучное название? Почему не оставить Тильзит? А чтобы не напоминал своим названием о позорном Тильзитском мире. Впрочем, это ещё успеется. Это не тот вопрос, на котором сейчас следует заострять внимание.

Наступление фронта под командованием генерала от инфантерии Жукова шло не так успешно. Потому что если в Прибалтике и в Восточной Пруссии немцы нас особо не ожидали, то Польшу они успели превратить в сплошной укрепрайон. И армии Жукова пришлось вести ожесточённые бои за каждый километр территории.

И вот что называется «опять двадцать пять». Проблемы были не только с немцами, успевшими укрепиться. Немало головной боли доставляли наши собственные силы, а именно офицеры. Ещё в самом начале войны я давал строжайшие указания, чтобы офицеры не ходили в атаку впереди своих подразделений.

Рокоссовскому был отдан строжайший приказ следить за этим. А самое главное, выдавать автоматы ППС только командирам взводов и максимум рот. А у командиров полков, бригад, не говоря уже о дивизиях, из личного оружия должен быть только пистолет, и ничего больше. Но кто сказал, что командиру полка или командиру дивизии сложно раздобыть ППС в своём хозяйстве? Кто из оружейников или начальников склада станет сопротивляться, если командир полка потребует дать ему автомат?

Эх, не хватает нам в этой реальности настоящих прапоров. В этой вселенной прапорщики являются офицерами. А в моей вселенной они лучшие хозяйственники, которые кому хочешь устроят взбучку за не сданный патрон. И ведь даже не поймёшь, кого на такую должность можно назначить. С одной стороны комичную и легендарную, с другой стороны незаменимую. Но имеем, что имеем.

И вот результат. За один день ранения получили два командира полка, три командира дивизии были ранены, и один убит. И всё потому, что они решили продемонстрировать личную храбрость и повести бойцов в атаку, воодушевляя личным примером.

Мне оставалось лишь прикрывать лицо рукой и тихонько материться. Пришлось применять очередные драконовские меры. Те командиры от батальона и выше, что получают ранение во время личной атаки, вместо награды получат большую плюху. Во-первых, в течение года они не могут рассчитывать на повышение в звании. Во-вторых, не могут рассчитывать на получение правительственных наград в течение полугода. Офицер должен головой думать и за солдат отвечать, а не под пули подставляться. В Германской армии даже командир взвода не ходит впереди своего подразделения. А у нас что? Да ребячество какое-то. Надо им свою удаль показать. А подумать о том, что будут делать солдаты без командира, они, видимо, не способны.

И что думаете, это помогло? Как же! Мой приказ был обнародован, а спустя несколько дней узнаю, что в атаку пошёл не полковой командир, не дивизионный, а целый командир корпусом, который сказал, что, дескать, награды и звания, конечно, хорошо, но офицерская честь куда важнее.

Свой приказ о наказании для старших офицеров я, разумеется, отменять не стал. Но присовокупил ещё кое-что. Впредь старшие офицеры, ведущие войска в атаку, автоматически становятся младшими. Хочешь ходить в атаку, ступай командовать взводом. А своё место освободи тому, кто умеет думать головой.

И вот того самого командира корпусом — генерала-лейтенанта, получившего ранение, я приказал разжаловать в поручики. Офицерская честь, так офицерская честь. Пускай дальше гордится принципиальностью. Да, его жалко, он ранен, но тем показательнее будет порка. А командир корпусом — это достаточно крупная фигура, чтобы до остальных наконец-то дошло, что император не шутит и серьёзен в своём требовании.

Хотя до сих пор ума не приложу, почему офицерам всё ещё не ясен смысл моего приказа и его значение. Но теперь хоть, если не доходит через голову, дойдёт через иное место. По крайней мере подумают сто раз. Раз уж, если генерал-лейтенанта сделали поручиком, то что сделают с тем же полковником или генерал-майором? Быть может побояться лишиться звания и подумают, что им важнее: остаться на своём месте или показать удаль и подвести армию.

Похожую проблему составляли боевые лётчики. Судя по всему, летуны у моего деда были любимчиками, соответственно им многое прощалось. И когда началось наступление, лётчики начали вступать в бои, даже если противник имел численное превосходство. Они, как оголтелые, рвались в бой, решив, что враг дрогнул и теперь не может огрызаться. Они преследовали в одиночку трёхкратно, а то и четырёхкратно превышающие силы противника. А те, в свою очередь, видя нелепую ситуацию, естественно вступали в бой и побеждали.

Но это самые яркие моменты. Также лётчики, позабыв о правилах, спешили вступать в бой даже в невыгодных условиях. Например, если солнце било нашему лётчику в глаза, он всё равно шёл в атаку. Не знаю, как это назвать, героизмом или выпендрёжем, или попросту отсутствием инстинкта самосохранения. Но как только мы начали наступление, наша авиация, которая до этого держала себя в узде и не позволяла себе совершать ошибок, стала нести огромные потери.

Бомбардировщики летали бомбить вражеские цели без поддержки истребителей. Штурмовики взлетали и вступали в бой без борта стрелка. А истребители, когда чувствовали, что бой проигран, шли на таран, чтобы унести за собой хоть кого-то. Хотя разумнее всего было попросту отступить, выйти из боя и благополучно сесть. А потом собраться с силами и уже с поддержкой товарищей ударить как надо.

Мне вовремя вспомнился лозунг из советских времён: «таран — оружие героя». Нет, это не оружие героя. С этим я абсолютно не согласен. Нет, я всё понимаю. Возможно, лётчики думают, что их спасёт от моего гнева острая нехватка персонала. Всё-таки лётчиков у нас не хватает. Машин есть, их много, а лётчиков нет.

Можно было бы наступить на свои принципы. Например, забрать курсантов и выпускников лётных училищ, которые проходили дополнительную переподготовку, и бросить их в бой.

Я побарабанил пальцами по столу. А, к чёрту! Почему бы именно так и не поступить?

Все-таки это уже не зелёные курсанты, обучающиеся по принципу взлёта и посадки, а люди, уже имеющие хоть какой-то опыт. Но параллельно с этим приказал генералу Рокоссовскому обратить особое внимание на разумное использование авиации и со всей строгостью наказывать тех лётчиков, которые недооценив опасность, подставляли себя и боевую машину. Более того, если они подставляли товарищей.

Про тактику забывать нельзя. Мы себе не можем позволить ни одной потери по глупости, самоволию и из-за лихачества.

Даже составил записку, которую следует донести до личного состава. Что победа в бою важна, но куда важнее жизнь лётчика и сохранённая боевая машина. И что даже если удар не будет нанесён сейчас, лучше потом нанести ещё два, три, четыре удара, чем не нанести больше ни одного. И что нет трусости в том, чтобы лётчик уклонялся от воздушного боя, поняв, что силы не равны. Мёртвые герои нашей армии не нужны.

Глава 14 Лечебница для больных девушек

С самого утра я почувствовал смятение Сони. Она явно подавала сигналы через нашу недавно образованную связь (Она образовалась после получения новой способности), но отвлекать от дел не решалась. В общем, если жена не идёт к императору…

— Сонечка, что случилось моя хорошая?

— Саша, у меня какое-то неприятное чувство, — сообщила супруга.

— А что такое? — сразу же насторожился я.

К чувствам, что испытывала моя супруга я всегда прислушиваюсь. И в прямом, и в переносном смысле, потому что София — женщина необычная во всех отношениях. Уж слишком одарена она разными магическими талантами, а еще она беременная. Женщины вообще более чувствительные натуры по сравнению с нами, а уж беременные женщины — вдвойне. Представьте, какая гремучая смесь смешалась в моей супруге. Представили? Вот-вот.

Соня уселась на стул, положила руки на колени и растерянно посмотрела на меня.

— Понимаешь, мы сегодня с матушкой были в Женском техническом училища. А там одна девушка — даже еще девочка, на меня так смотрела, словно сказать пыталась — мол, помоги. Я попыталась в нее вчитаться…

— Что сделать? — не понял я.

— Вчитаться — я так называю попытку войти в сознание, понять мысли, — попыталась пояснить супруга. — Сами-то мысли я прочитать не смогу— слишком они переплетены, сумбур, но вот настроение уловить могу. Но словно бы эта девочка просит помочь, но не себе, а кому-то близкому для себя. Правда, она и сама не понимает — надо ли помогать, нет ли. Я хотела спросить, но она убежала. А иди ловить девочку как-то неловко.

— Ага, — кивнул я, пытаясь понять — что же меня зацепило в словах супруги?

Женские профессиональные училища, изначально, это не учебные заведения, хотя там учили и музыке, и иностранным языкам, и танцам. Но смысл обучения был в другом — в этих училищах девушек готовили к семейной жизни — умению вести хозяйство, готовке, присмотру за слугами. Училища позволяли сберечь семейный бюджет. Если матушка играет на музыкальном инструменте, поет — нет надобности нанимать детям учителя музыки. Разговаривает на иностранных языках — не нужен гувернер. Соответственно, шить, готовить, планировать свой бюджет — тоже немаловажно в семейной жизни. В технические училища шли учиться дочки дворян средней руки. Купцы первой и второй гильдий тоже охотно отправляли девчонок учиться, потому что у выпускниц Технического училища было больше шансов найти достойного жениха. Диплом по окончанию училища выдавался, но он, как правило, пылился на полке.

Училища существовали не как пансионы, а как обычная школа. Правда, обучение стоило дороже, нежели учеба в гимназии. (Как война закончится, введу бесплатное среднее образование!)

Родовитые либо титулованные дворяне предпочитали отдавать дочек либо в Смольный институт благородных девиц (но туда попасть непросто даже с титулом), либо в провинциальные институты, потому то «благородных девиц» учили и в Ярославле, и во Владимире, и еще, кажется, в пяти, если не больше городах.

Но все-таки, в последние годы девушки, независимо от социального происхождения, чаще всего заканчивали гимназии, а потом шли учиться дальше — в университеты, в какие-нибудь институты, или получали образование на Бестужевских курсах, где обучали на врачей. Замечу, что курсами их называли по привычке, потому что они уже давно стали полноценным медицинским вузом, а женщины, которых тоже по привычке называли «бестужевками», имели право работать врачами, а не фельдшерами, как раньше. Вот, например, Марина как раз и заканчивала курсы…

Ладно, не буду сейчас о Марине…

И что у нас с техническим училищем для девушек? Теоретически, могло быть что угодно. Плохое настроение у девочки, месячные не вовремя (прошу прощения), беременность. Но все равно, я почему-то забеспокоился. Беременная девочка — это плохо, но не смертельно. В конце концов, все в этой жизни бывает. Но если девчонка столкнутся с черствостью и не пониманием? У нас ведь и так может быть — директор гимназии (или директорша, потому что училищами руководят женщины) могла заставить сделать аборт, чтобы, так сказать, не портить облико-морале.

В последний год, как началась война, Женские технические курсы стали пополняться девушками, чьи отцы погибли на фронте. Неважно — офицером он был, или солдатом, все равно брали и оплачивали все обучение из государственного бюджета. Нет, вру. Оплачивалось оно из личного фонда государя-императора. Образование мальчишек оплачивала казна, а вот за девчонок платил я. Правда, это не афишировалось и то, что деньги перечислялись из сумм Кабинета, знали лишь Титов, да бухгалтер. Не нужно мне лишнего. Газетчики разузнают, опять начнут лить розовые сопли и хвалить доброго царя. Тьфу.

Просто девчонок жалко. Им ведь в жизни труднее приходится, нежели мальчишкам.

Разумеется, их отдавали либо с согласия матерей и прочих родственников, либо в том случае, если девушка оставалась круглой сиротой. Такое редко, но было. А еще в этот же год ввели новшество. Выпускницы получали диплом, который давал им право преподавать музыку и иностранные языки в начальных школах, в Церковно-приходских школах, Духовных училищах (это уже по согласию иерархов), а ещё — в случае успешной сдачи экзамена, можно было поступать даже в вузы. Выдержит экзамен — диплом приравнен к аттестату гимназии. Нет, тогда готовься и жди до следующего года.

И это для того, чтобы девушка-выпускница, не кинулась опрометью замуж (может, ей это сейчас и не нужно?), а имела возможность заработать на кусок хлеба с маслом своим трудом, а еще при желании и сделать карьеру.

Женских технических училищ в России немало, но тех, в которые поступают дочки погибших воинов, всего четыре. Учится на полном коште, с пансионом, в каждом училище по двести человек. Немного, но и не каждая мать отдаст своего ребенка в школу-интернат.

— Саша, сама понимаю что глупость, но почему-то у меня душа не на месте. Вот будто что-то плохое должно случиться, а что именно не знаю. Хоть у тебя и хватает государственных дел, но может поинтересуешься по своим каналам? Если всё хорошо, то и мне спокойнее будет, и ты будешь знать что в империи дела делаются.

Эх, думаю от пары минут у меня не убудет, а так хоть отвлекусь. Да и для Сони что-то сделаю.

— Соня, а ты помнишь, как выглядит девочка? — поинтересовался я.

— Да я даже ее имя знаю, и фамилию, — пожала плечами супруга. — Вера Карнаухова.

— Вот молодец, — похвалил я жену.

— Так чего тут молодцом быть? У девушек на груди кармашек, а на нем бирка с фамилией и именем.

Бирка с фамилией? А зачем ученицам бирки? Там их и всего-то по двести человек учится. Это что, армия или тюрьма? Ладно, с этим потом. Значит, нужно выяснить — отчего ученица Женского технического училища вдруг загрустила. А вот как бы это сделать тихонько, ненавязчиво? Если позвоню сам — такой переполох начнется, ой-ой. Девчонку же потом замордуют.

Я открыл дверь, выглянул. Секретарь сразу же вытянулся во фрунт. Может, его и попросить? Нет, голос нужен попроще… о, придумал.

Спустя несколько минут телефонная трубка была уже в руках моего верного Трофим, который получил от меня инструкции, а также заверение в том, что иногда ложь должна служить на пользу дела.

— Здравия желаю госпожа директор, — деловито, очень по-простонародному заговорил камердинер, имеющий чин, равный поручику. — Я ведь, это самое, денщик покойного господина Карнаухова… Вот, по чистой ушел, домой отправили, так хотел дочку евонную навестить, а она в приюте… Да, прошу прощения, не в приюте… но мы люди темные, разницы-то не понимаем… Ох, нельзя навестить? Ох… Жалко, а не то я обещал барину, что стану присматривать за девочкой… А что, разве у господина Карнаухова две дочери? А куда старшая делась? Ох ты, горе какой! Туберкулез? Так младшая-то переживает, что старшая заболела…

Трофим держал трубку у уха еще несколько минут, охал, вздыхал, а по завершению разговора сообщил:

— Ваше величество, тут такое дело. У Верочки есть еще старшая сестра Люба, но Люба заболела туберкулезом и ее велено было изолировать от остальных девочек. Да, тут какая-то эпидемия — у пяти девочек выявлена легочная чахотка. Дескать — два месяца назад приезжал господин Горностаев из МВД, а с ним два доктора. Вот, они девочек обследовали и у пятерых девочек эту болезнь нашли. Так их сразу же в какой-то пансионат перевели, для дальнейшего лечения и выздоровления. А Вера очень переживает, хотя ей объясняют — мол, как поправится Люба, так сразу и вернется.

Я отпустил Трофима, довольного, что сумел быть полезен императору, но в тоже время слегка озадаченному. Не сомневаюсь, что бывший пограничник завтра же пойдет к исповеди, чтобы покаяться в грехе.

— Саша, ты думаешь, девочка переживает из-за сестры? — спросила Соня.

— Переживает, разумеется, — кивнул я. — Но нужно кое в чем разобраться. Ты иди, я потом приду.

Соня ушла, а я задумался. Легочная чахотка? Не велик из меня медик, могу ошибиться, но это что-то тяжелое, если не смертельное. Кажется, открытая форма туберкулеза? В моей реальностью до сих пор не смогли полностью победить туберкулез, хотя он уже не настолько опасен, как это было, скажем, в девятнадцатом веке. И в этом мире, несмотря на наличие магии, туберкулез встречается. Но пять девочек сразу? А что с остальными? Еще вопрос — как медики сумели выявить туберкулез? Приехали и сразу же определили? Без исследований, без лабораторных анализов? Хм… Почему-то фамилия кажется знакомой. Горностаев? А, так это тот радетель всеобщего образования, включая детей из тундры? Он же у нас назначен начальником управления новаций в департаменте образования. А Женские профессиональные училища, где учатся девочки — дочери погибших, как раз и относится к новаторским учебным заведениям (хотя в чем здесь новаторство, непонятно?) и находятся в его подчинении.

Предположим, врачи такие умелые, что могли на глазок определить болезнь. Но отчего я не знаю? Пять девочек — это, конечно, не повод бить во все колокола, но это случай сверхординарный. А что у нас в других училищах?

Через минуту я уже разговаривал с Кутеповым.

— Александр Павлович, пока я не вывел медицину из вашего ведомства, будьте любезны — прикажите начальнику медицинского департамента подготовить мне справку о заболеваниях в учебных заведениях империи. Особое внимание на Женские училища.

— Ваше величество, а я вам и без статистики могу доложить — только вчера разговаривал с Семашко, которого вы прочите в министры. Мы с ним как раз обсуждали проблемы инфекционных заболеваний. Имеется два случая заражения туберкулезом среди солдат, которых по ошибке отправили в армию. Докладную на имя премьер-министра уже отправили, чтобы он разобрался с военными врачами. (Ага, надо взять на заметку — узнать у Джугашвили, чей прокол. Но Иосиф Виссарионович и сам разберется так, что никому мало не покажется). Еще есть отдельные случаи, но среди воспитанников учебных заведений, тем более, находящихся под патронажем Ее Величества, туберкулеза нет. Образование тоже пока моя епархия, знаю, что говорю.

Так. Совсем интересно. Туберкулеза нет.

— Александр Павлович, слушайте приказ. Из Санкт-Петербургского женского технического училища пропало пять девушек. Официальная версия — девушки заболели, их увезли в какой-то пансионат для больных туберкулезом.

— Вот так вот взяли, и увезли? — недоверчиво переспросил Кутепов. Я хотел рявкнуть — мол, когда государь говорит, перебивать нельзя, но лишь вздохнул и сказал:

— Директриса утверждает, что был Горностаев — вы его знаете, а с ним врачи. Они и определили, что у пяти девочек чахотка легких. Были два месяца назад.

— Ваше величество, да быть такого не может, — всполошился Кутепов. — У нас же регулярно всех учеников и учениц проверяют. И откуда медицинская комиссия? Мы же с Семашко всегда графики составляем, по учебным округам. Никакой комиссии не было. Вернее — она была, но еще в сентябре. Все комиссии в сентябре проходят.

— Александр Павлович, быть или не быть, я не знаю. Я вам дал информацию, извольте проверить. И мне отчего-то не нравится вся эта ситуация. В общем, проверить училище, а заодно и все остальные учебные заведения. (Хотел сказать — для девушек, но пусть проверяют все). Начните с Санкт-Петербургского. Зацепки я вам дал. Проверять осторожно, неофициально. Вы поняли?

— Так точно. Я все понял, — мрачно доложил Кутепов.

— Вот и хорошо. Все выяснить, доложить. Срок… Неделя. Хватит?

— Так точно, ваше величество. Ради такого дела, да чтобы у нас девчонки-сиротки пропадали — лучшие силы кину.

Кутепов и на самом деле бросил на выяснение обстоятельств своих лучших людей, потому что ему потребовался только один день чтобы узнать подробности, один день отыскать «пансионат для больных», который оказался на деле домом для увеселений. Ещё день понадобился, чтобы накрыть с поличным всех сотрудников пансионата, провести аресты и забрать нечастных девчонок.

Времени у меня мало, но я все-таки отыскал в своем расписании час, чтобы съездить вместе с Кутеповым в Кресты и побеседовать с Горностаевым.

Чиновник от образования (а на мундире Горностаева галунные петлицы без просвета и звезда, означавшие чин статского советника) понуро сидел на табурете в камере для допросов, а позади него стояли два крепких полицейских урядника. Сегодня не производил такого благостного впечатления, как при первой встрече. Бородка клинышком напоминала мочало, пенсне треснуло, а под глазом красовался приличный фингал. Видимо, при задержании полицейские приложили. Но один раз, да по морде — ничего страшного. Мне самому хотелось, безо всякого разговора, приложиться с ноги, да с разворота по этой морде. Но сдержался.

При появлении в камере министра, а еще и с императором, урядники резко поставили Горностаева на ноги, а один даже слегка пощекотал бывшего чиновника под ребро.

— Знаешь Горностаев, мне тебя и человеком-то сложно назвать, — мрачно сказал я. — Скотом тебя назвать? Нет, ни одно животное на такое не способно.

— А вот мне интересно, ваше величество, как он дошел до такого? — возмущенно спросил Кутепов. — Ведь, сволочь, какая, придумал туберкулез, а сам, под видом лечебницы, организовал бордель, привез туда двадцать девчонок, деньги за них брал.

— А мне даже его оправдания слушать не хочется. Оправдываться может человек, его бы послушал. А это… — покачал я головой. — Я просто посмотреть на эту гниду хочу… Я ж помню, как он соловьем разливался, деток учить хотел, видите ли. Переживал, что якуты с чукчами учится не могут.

— А ведь у него у самого дети есть, — хмыкнул Кутепов.

— А вот дети-то мои не при чем! — поднял было голову Горностаев, но, получив по затылку от конвоира, обмяк.

Я подошел поближе, посмотрел в глаза чиновника, которые он попытался закрыть.

— Горностаев, так в тебе что-то человеческое осталось? — удивился я. — Детей своих жалеешь? А ты этих девчонок пожалел, у которых отцов на фронте убили? Правильно выбрал, ублюдок. Девчонки-сиротки, никто искать не станет. И предлог благовидный, чтобы из училищ убрать. Вот, мы и покажем твоим детям папашу, пусть посмотрят, узнают, что сотворил любимый папочка. А заодно пусть твои детки и на девчонок посмотрят, которых, по милости этого нелюдя два месяца в неволе держали и насиловали.

— Никто девушек не насиловал, они добровольно шли, — попытался что-то сказать чиновник.

— Добровольно? В четырнадцать и шестнадцать-то лет? Да даже если и добровольно, то все равно, что ты, а что и приспешники твои — вы скоты.

— А те, кто к девочкам ездил, они ангелы? — огрызнулся Горностаев.

— Они тоже не ангелы. А когда тебя вешать станут, их рядом и повесят, — хмыкнул я. Повернувшись к Кутепову, спросил: — Александр Павлович, клиенты установлены?

— Так точно, ваше величество, — доложил Кутепов. — Среди них и купцы есть, и чиновники — причем, очень крупного пошиба. Два тайных советника, один генерал-майор. Отставной, правда. Все арестованы, дают показания, плачут.

— Нет, что же мне с тобой делать, сволочь? — почти ласково спросил я. — Сделать публичный процесс, так что с девчонками делать? У них и так беда, а тут еще и позор. И детям твоим позор.

— У отставного генерал-майора сын полковник, полком командует.

— Полком? Значит, офицер достойный, хоть отец его и запачкался. А у этого урода?

— А у него сын студент, дочка в женской гимназии учится, — сказал Кутепов. — Дети хорошие, сын уже золотую медаль имеет, за открытие по биологии.

— Вот, видишь, Горностаев, ты свою семью опозорил. Как твои дети дальше-то жить станут? В них же соседи пальцем станут тыкать. Как твой студент дальше учиться станет? Ему же плевать в лицо будут. Пусть не друзья-студенты, но найдется, кому плюнуть. Как же, сынок того господина, который девчонок-сирот насиловал… Не сам, не сам, но ты еще хуже, чем насильник. Им либо руки на себя накладывать, либо уезжать. А тот полковник, который на фронте? Ему-то каково?

В раздумьях я попытался пройтись по камере. Тесновато. Подойдя к маленькому зарешеченному оконцу, посмотрел на небо. Вздохнул и повернулся к арестанту:

— А знаешь, Горностаев, не будет тебе процесса. Не из-за тебя, а из-за твоих детей, да детей прочих ублюдков. А тебя я не повешаю, не расстреляю, а посажу на кол. Не будет тебе легкой смерти.

— Ваше величество, так у нас на кол-то когда садили… Нет у нас такой казни.

— На кол, вроде бы, последний раз при Петре сажали, — раздумчиво сказал я. — Но коли я государь, а мое слово выше закона, так я просто возьму, да и прикажу эту сволочь на кол посадить. Ты ведь еще и дело хорошее загубил. Теперь ведь бояться станут детей в мои училища отдавать. Скажут — а как же так? Целый чиновник из департамента просвещения насильником стал! Ребята, — обратился я к полицейским. — Как вы считаете, заслуживает эта мерзость, чтобы его на кол посадили? А если заслуживает, так кто его на кол сажать станет?

— Ваше величество, дозвольте мне, — неожиданно предложил урядник, что стоял справа. — У меня брат под Минском погиб, трое детей осталось. Спасибо, что и жене теперь пенсию платят, и детям до восемнадцати лет пособие назначено. А еще бумага имеется — мол, лечение жены и детей за счет казны, за квартиру, дрова и электричество платить не надо, а при поступлении в учебные заведения, где плата предусмотрена — тоже за счет казны. Но все равно, приходится мне иной раз приходить, помогать. А там у меня племяшка, смешная, шустрая, я ее уже за дочку считаю. Вот как подумаю, что и Нюську такой же гад… Ерофеич, поможешь?

Второй урядник лишь вздохнул:

— Не хотелось бы руки о грязь марать, но ради такого дела помогу. Это и за убийство считаться не будет.

— Ваше величество, прямо тут его на кол садить? — спросил первый урядник и уже деловито осмотрел камеру. Потрогав табурет, покачал головой. — Эх, к полу привинчен, а то бы сейчас мы его задрали, штаны сняли, на стол кинули, а ножку табурета в задницу воткнули. Разрешите, я во двор сбегаю, там поленья лежат? Сейчас выберу, посучковатее и вернусь…

Министр внутренних делобалдело переводил взгляд с меня на своих полицейских, но сказать что-то против не решался.

— Помилуйте! Я всё расскажу! Я вам такое расскажу! Меня же вынудили, прямо к горлу нож приставляли, я ведь отпирался не хотел, но заставили!

— Кто заставил? — спокойно спросил я.

— Я расскажу, только не надо на кол!

— Ладно, пока отложим казнь, — хмыкнул я. Посмотрев на Кутепова, сказал: — Провести дознание, как положено. Ну, сами знаете, что девчонок допрашивать и очные ставки проводить — с бережением. Потом передадите дело в суд. Пусть будет процесс. Девушек пострадавших на процесс можно в масках привести, чтобы им не стадиться. Скрывать станем — пересуды пойдут, недомолвки. И всех, кто в эту лечебницу ездил — всех под суд.

Выходя из камеры подумал — за процессом стану лично следить. И ни одна сволочь от наказания не уйдет. Ежели, присяжные найдут какие-то смягчающие обстоятельства, я потом своей властью накажу. Нет, не присяжных, а обвиняемых. Впрочем, если присяжные попытаются кого-то отмазать, так и их.

Глава 15 Зверинец

День выдался ни к чёрту. И оставшуюся половину дня, если честно, практически не работал, а предавался банальной рефлексии, с какой-то нервозностью ожидая того, что может ещё что-то произойти. Сегодня я уже плохих новостей не потерплю.

Однако новости были.

Ко мне в комнату ворвалась взъерошенная София.

— Сашенька, ещё приехали!

— Что значит — приехали? И кто? — удивлённо посмотрел я на свою жену.

— Ну, ещё люди.

— Какие люди? Софочка, Бог с тобой, — произнёс я.

— Ну как? Александр Павлович привёз ещё людей для передачи даров, — пояснила жена.

В суматохе дней я и вовсе позабыл о том, что Кутепов собирает людей, а София, во что бы то ни стало, вознамерилась прошерстить всю Российскую империю на предмет полезных способностей и передать их мне, а заодно и себе.

— И кто там приехал? — спросил я у жены.

— Сегодня маловато, всего двое, — ответила она.

— Какие способности? — устало потёр я глаза.

Не то, чтобы мне было особо интересно, всё равно скоро узнаю, да и не до того сейчас, но надо ведь было как-то разговор поддержать.

— На этот раз приехали два дрессировщика, — пояснила София, — Барон фон Витовт, тот самый, что умеет управляться с котами.

Я удивлённо поднял брови.

— Да быть не может.

Потом поискал глазами Ваську, который сейчас сидел у камина и, как раз потянувшись, сладко зевал.

— Ну что, Василий, скоро закончится твоя вольница, — посмотрел я на кота с мстительной улыбкой. — Буду понимать, что ты там себе бормочешь по утрам и какие гадости думаешь про своего императора, — хмыкнул я.

— Да ничего плохого он не думает, — поспешила успокоить меня Софочка. — Вот увидишь, Вася у нас самый лучший. А дар барона фон Витовта в этом тебе убедиться и поможет.

— Хорошо, — кивнул я, — а второй кто?

— А второй у нас сибирский плотник Пантелей Сурыкин.

— А способность у него какая? — уточнил я суть вопроса.

— Он тоже дрессировщик. Но он управляется с медведями, — пояснила София.

— А, тот самый, — припомнил я. — Да, был такой. И что, когда приступим?

— Они нас уже ожидают, собственно. И надо только доехать до Зимнего Дворца. Сегодня суббота, я думаю, быстро домчим. Если готов, то я уже собрана, и машина стоит перед входом.

Я потянулся и кивнул. Прогуляться мне явно не мешает.

— Да, дорогая моя. Я только пальто накину, и готов выдвигаться.

Доехали до Зимнего Дворца и вправду быстро. Дорога прошла без приключений.

Зато стоило нам зайти в замок, как вокруг началась какая-то неразбериха. Слуги бегали. Вид императора вынудил их придерживаться порядка, но при этом общая нервозность всё равно ощущалась. Что-то их явно беспокоило, но разбираться в чём тут дело, мне сегодня не хотелось. Если уж что-то серьёзное случилось, я и так об этом узнаю. А если не серьёзное, то как-нибудь сами разберутся. Думаю, мне этого знать необязательно. Зимний Дворец не горит, Санкт-Петербург не берут вражеские силы. В остальном всё переживём.

Однако по мере приближения к приёмной я услышал какой-то шум, будто кто-то ругался.

— Да как вы могли себе позволить такое? В императорском дворце! Это ведь вам не богадельня какая-то, не цирк для животных, и не зоопарк, — звучал низкий мужской голос из моей приёмной. Тот явно кого-то отчитывал.

Я даже приостановился. С одной стороны, как императору хотелось поскорее навести порядок. С другой стороны, отчего бы не постоять и не послушать, что там у них развивается. И получше подготовиться к ситуации.

Я подал сигнал Софии, чтобы не торопилась, а сам подошёл к распахнутой двери в приёмную, где ругались двое мужчин. Меня они пока не заметили.

Один явно был благородный, в старомодном отутюженном камзоле, с лихо закрученными усами, с взъерошенным вихром белых оттенков волос. Еще бы шпагу — получился бы мушкетер. И второй — явно простой мужик, который перед с выправкой, судя по всему, бароном Витовтом, не чувствовал совершенно никакого пиетета, и, прислонившись к стене, невозмутимо оглядывал того снизу вверх холодным пронзительным взглядом. Лицо у него было заросшим густой бородой и усами. И волосы едва ли не до плеч. Однако он не выглядел при этом неопрятным или неухоженным. Это, видимо, и есть тот самый плотник — Пантелей Сурыкин.

— Ваш бродь, вы что горланите? — невозмутимо спросил Сурыкин. — Если бы вы сами приехали порожняком, я бы вас ещё понял. Но вы с собой тоже немало зверей привезли. И уж не вам-то меня поучать уму-разуму.

— Да как ты смеешь? В нашем наделе, таких как ты, за один только взгляд подобный выпороть положено. Ты мне поболтай здесь! Радуйся, что в замке императора принято покой сохранять.

Я шагнул ближе к проему, чтобы получше оглядеть картину происходящего. И тут мне самому поплохело.

Барон Витовт держал на руках кота, явно перепуганного, взъерошенного и заунывно мяукающего. Тот смотрел по сторонам округлёнными глазами и явно пытался спрятаться под одеждой барона.

А с другой стороны, прямо рядом с плотником, сидел на пятой точке такой же невозмутимый, как и его хозяин, самый настоящий бурый медведь. И с какой-то даже доброжелательностью поглядывал то на Витовта, то на его кота. Хотя с такой же доброжелательностью, как мне кажется, обычно крокодил глядит на лань, что прибыла на его водопой. Очень так добродушно и с благодарностью глядит на еду, которая сама к нему пришла.

— Я не могу здесь приказывать, но призываю вас к порядку. Немедленно выведите отсюда свою зверюгу, а ещё лучше отправляйтесь с ней вместе и сами домой. Нечего вам здесь благородных людей смущать, — продолжал гудеть раскатистым басом барон.

— Могу сказать вам то же самое, — спокойно ответил ему плотник. — Думаю, что невелика потеря, если вы вместе со своим облезлым котом отправитесь домой.

Но здесь уже я не сдержался, потому что плотник, и правда, позволял себе лишнего. Чего это он котика обижает?

— А это уже я решу, — произнёс я, входя в приёмную. — Господа, объясните, что здесь происходит? — спросил я, стараясь не пялиться на бурого медведя, который перевёл невозмутимый и доброжелательный взгляд на меня.

Я в упор поглядел сначала на барона, которому кивнул, затем требовательно посмотрел на плотника. — Что здесь происходит? К чему здесь эти звери?

— Здравствуйте и процветайте ваше императорское величество. Барон фон Витовт по вашему приказанию прибыл, — торжественно объявил мужчина с кошкой. — Готов передать вам свой дар, а также привёз вам породистого, прекрасного кота для того, чтобы продемонстрировать своё умение, а быть может и оставить его вам в подарок, — с достоинством произнёс он.

Стоило ему это сказать, позади послышалась какая-то возня. А затем в комнату влетел Васька, которого София предложила взять с собой. Я сопротивлялся, но она сказала, что не дотерпит до Царского Села, чтобы не проверить полученную способность. Всё-таки возможность пообщаться с Васькой стоит многого.

Васька же залетел в комнату, уставился на вылупившего круглые глаза чужого кота, что сидел, зацепившись за камзол барона Витовта, и, выгнув спину, зашипел.

Кот барона Витовта, напрочь забыв о медведе, тут же грозно уставился на соперника. Котяра вздёрнул хвост, попытался выгнуть спину, и, вздыбив шерсть на загривке, тоже принялся шипеть. При этом он цеплялся когтями за отутюженный камзол барона, и нещадно его портил.

Но оба кота — что мой, что чужой, не торопились сходиться и начинать сражение.

Васька перешёл в следующую фазу, он же не шипел, он уже начал орать: «Мау, мау!».

Второй кот не отступал, но продлилось это недолго.

Я хотел было привязать к порядку скандалистов, но тут пошевелился медведь и что-то проворчал на своём медвежьем. Васька, заметив боковым зрением такую махину, аж подпрыгнул на месте и тут же сменил фокус внимания. Затем вопросительно спросил: «Мау?».

Медведь ему в ответ что-то прорычал, и мой кот вдруг с такой же прытью бросился из приёмной обратно к Софии.

Ну вот и поговорили.

Но мне почему-то не показалось, что Василий струсил, оставив свою территорию чужаку. Нет, мой рыжий так ни за что не сделает. Здесь что-то другое.

— Как видите, уважаемый барон, котами мы уже обеспечены. Я благодарен вам за столь прелестный экземпляр, — я оглядел кота с приплюснутой мордой и круглыми глазами, которые, похоже, были у него такими не от удивления или ужаса, а просто от природы. — Но, к сожалению, мы должны отказаться, иначе мой Васька не потерпит конкуренции на своей территории.

— Вынужден согласиться с вами, — недовольно нахмурился барон Витовт.

Затем повернулся к плотнику.

— Вы же как прокомментируете вашего спутника? — тщательно подбирая слова, спросил я, косясь на медведя.

— Привёз для этой, как её, для демонстрации, Ваше имперское величество. Значится, чтобы показать, как с медведя́ми… — он сделал ударение на последний слог, — управляться.

— С медведя́ми, — пробормотал я. — Он представляет опасность? Всё-таки медведь — животное могучее и дикое, и способен наделать немало проблем, — спросил я, а про себя подумал, как его охрана-то пропустила?

Ведь и правда дикое животное. Тут можно что угодно подумать, а охрана никак не среагировала. Непорядок это. И чтобы там им не говорил этот плотник, а медведь — это опасное животное, которое вполне может быть использовано как оружие. И если он вдруг выйдет из себя и начнёт рвать всех вокруг, тут никакое оружие не спасёт, особенно в таких ограниченных помещениях.

— Ваше императорское величество, он полностью подконтролен мне. И я привёз его специально в дар вам, как и этот барон, который решил за мной повторить. Не думаю, что он хотел вам своего кота отдать, а я вот вам готов своего лучшего медведя подарить. Он — зверь важный.

А я едва не хлопнул себя по лбу. Только ведь недавно рассуждал о том, что неплохо бы медведя завести. Что значит — мысли материальны. Да уж, лучше с такими шутками впредь быть поосторожнее, а то так ещё чего-нибудь пожелаю себе, оно возьмёт и сбудется.

— Это, конечно, хорошо, — ответил я. — Но животных лучше бы убрать с территории. Хотя бы из здания. У меня уже все слуги переполошились и места себе не находят, и теперь я понимаю, почему, — произнёс я.

Оба гостя кивнули, хотя, как мне показалось, барон проявил большего недовольства моим приказом.

Я же направился к своему кабинету, где и планировали в этот раз провести передачу даров. Когда мы отдалились, я обратился к Семёну Пегову.

— Семён, медведь? В моём дворце? Вы в своём уме?

— Ваше императорское величество, — тут же произнёс Семён. — Сам был не в курсе такого решения начальника дворцовой охраны. Обязательно разберусь, в первую же очередь. Все причастные будут наказаны. Но я пока угрозы от медведя не чувствую.

Пегову верить можно. У него на опасность нюх.

— Ты хотя бы спроси, как он их убедил, что медведь безопасен? — попросил я. — Все-таки, тут у нас и женщины ходя…

Мне это самому теперь стало интересно. Они настолько безалаберны и распоясались, или у нашего дрессировщика медведей ещё и удивительный дар убеждения?

— Так точно, ваше императорское величество, будет исполнено.

Я уселся в своё кресло. София, которая молча присутствовала в обоих разговорах, никак и не прокомментировала их, вошла в кабинет следом. Двое гвардейцев уже заняли места рядом с выходом из кабинета.

— Ну что, давайте первого, — скомандовал я.

Однако пришлось немного подождать, всё-таки мужчинам нужно было убрать своих питомцев из дворца и где-то их разместить. В итоге прождали мы порядка получаса.

София тем временем наглаживала Ваську, а также Барсика — одного из сыновей Васьки, который тоже увязался за нами, и София решила его не оставлять. У того как раз появилась не совсем приятная привычка, которую я совершенно не одобрял. Заигравшись, кот бросался на руки и царапал их или покусывать. Это, конечно, весело и забавно, но он оставлял довольно глубокие царапины на нежных ручках Софии, а этого я простить ему не мог и всё время призывал к порядку. Однако котёнок совершенно не реагировал. А когда я грозил ему пальцем, то весь собирался, будто перед броском, и явно собирался начать охотиться и за моими руками.

На этот раз София предложила проводить процедуры сидя, а не стоя. Всё-таки в прошлый раз она довольно сильно умаялась.

Я дал указание гвардейцам удобно расставить кресла треугольником, чтобы мы могли сидя проводить процедуру.

Первым, как ни странно, прибыл плотник. Я думал, что у него с размещением животного будет больше проблем. Он поклонился, ещё раз поздоровался, а затем поинтересовался, что ему делать.

— Присаживайтесь, — предложила ему София, указывая на кресло.

— Большая честь для меня, — произнёс плотник, невозмутимость из взгляда которого тут же пропала.

Всё-таки перед императором он не показывал свою удаль и вольнодумие, как это демонстрировал перед бароном Витовтом.

Он протянул руку, а София взялась за его ладонь, затем соединилась со мной.

— Готовы?

Я кивнул.

София закрыла глаза, а в этот момент в наши с Софией сцепленные руки вцепился когтями Барсик и принялся кусать меня за указательный палец.

Глава 16 Барсик

Начался ужасный переполох.

Котёнок вдруг жалобно мявкнул, затем свалился прямо на пол. Прижав свою маленькую головку к полу и принялся трястись всем тельцем, прижимая уши к голове.

София распахнула глаза и захлопала ресницами, глядя на жмущегося котёнка.

— Что произошло? — спросила она.

— Понятия не имея, — ответил я, глядя на неё. Затем перевел взгляд на плотника, который смотрел то на Софию, то на котёнка.

А Васька царственно восседал на кресле в углу и снисходительно поглядывал на своего непутёвого сына.

— Может, ты разберёшься со своим отпрыском? — попросил я. — А то он совсем уже от рук отбился.

Я потянулся к котёнку, а тот, заметив, что я тяну к нему руки, вдруг сорвался с места, побежал в дальний конец комнаты и забился под то самое кресло, где сейчас восседал его отец.

Ну, совсем не дело. Эта хвостатая банда совсем от рук отбилась и делает, что хочет. Распустились, понимаете ли, монарха ни во что не ставят! Впрочем, этим можно.

Тем временем, я прислушался к себе. Но, однако, никаких изменений не заметил.

Каждый раз, когда София передавала мне какие-то дары, я явственно ощущал нечто. Или что-то. В этот раз я ничего не почувствовал, хотя, возможно, всё дело в Барсике, который в самый ответственный момент цапнул меня за палец.

— Как понять теперь, могу я управляться с медведями или нет? — спросил я.

— Тут без медведя не разберёшься, — улыбнулся плотник. — Могу привести Топтыгина.

— Нет, приводить не надо, — покачал я головой. Мало мне котов, еще и медведя в царские покои тащить. — А где его, кстати, разместили?

— Так, внизу, в вашем дворе, в клетке, — ответил дрессировщик. — Нужно лишь спуститься и я вам всё продемонстрирую.

— Но это позже, — покачал головой я. — Надо сначала с бароном фон Витовтом разобраться, и с его даром. Подождите пока. Я за вами пришлю своего человека.

Плотник кивнул.

— Будет исполнено, ваше императорское величество.

Я отдал сигнал гвардейцам и плотника сопроводили к выходу.

Стоило ему скрыться за дверью, как из-под кресла кубарем выкатился котёнок. Он принялся встряхивать головой и чихать.

— Эй, Барсик, что с тобой? — Переполошилась Соня.

Он вдруг издал какой-то странный звук. Настолько странный, что его вряд ли могла издать кошачья пастенка, особенно, такого малыша. Где-то я подобный звук уже слышал, только где — никак не мог понять?

— Слушай, а что там за дары нам передавали? — спросил я у Софии.

— Ты помнишь, люди Кутепова говорили, что-то о медвежьей силе и умении общаться с медведями.

— Я тоже что-то такое помню, — покивал я и снова посмотрел на котёнка. — А может быть такое, что…

— Да нет, вряд ли, — поняв, к чему я клоню, покачала головой София. — Я бы, наверное, почувствовала. Ну, возможно.

— Васька, может, ты расскажешь нам, что твой сын учудил? — спросил я, глядя на своего рыжего друга.

Тот лишь зевнул и, отвернувшись на другой бок, свернулся калачиком, мол, сами разбирайтесь, я уже своё дело сделал, приведя этого сорванца ко двору.

Ну, вот и поговорили, отлично, так держать. Зачётный отец.

Тем временем в комнату вошёл барон фон Витовт. Он поклонился, затем вопросительно посмотрел на нас. София указала ему на кресло.

Барон присел и выжидающе посмотрел на императрицу, а в этот момент котёнок снова издал какой-то странный звук.

София, которая хотела было взять барона за руку, обернулась. С Барсиком явно происходило что-то странное.

А я вдруг понял, откуда я слышал этот звук. Это же медвежий рык, вот только карикатурно писклявый. Словно в мультике моего времени, где медвежонок пытается рычать. Видимо, котёнок хотел мяукнуть, но у него это не получалось.

— Позвольте, ваше императорское величество, я разберусь, — вдруг произнёс барон фон Витовт.

Мы с Софией переглянулись, но не стали препятствовать, и я кивнул:

— Да, пожалуйста.

Хотя стоило просто воспользоваться возможностью и позволить Софии передать дар, и мы бы потом сами с этим разобрались. Однако барон фон Витовт посмотрел на котёнка и издал мяукающий звук губами.

Котёнок напрягся, обернулся и в упор уставился на барона. Затем он вдруг опустил голову низко к полу, при этом выгнул спину и издал грозный грудной рык.

Барон фон Витовт нахмурился и снова мяукнул несколько раз. Котёнок, ещё сильнее изогнув спину и выпучив злые глаза, вдруг угрожающе двинулся на барона, при этом что-то ворча совсем не по-кошачьи.

Это что ещё за новости? Что нам с котёнком сделали? Это теперь не котёнок, а медведь что ли? Микромедведь? Нифигасе!

Барон фон Витовт нахмурился.

— Что-то с вашим котом явно не так, — заметил он. Подумав краткий миг, заключил: — Видимо, он плохо воспитан.

В этот момент Васька, делавший вид, что он спит, поднял голову, привстал на передние лапы и с возмущением уставился на барона: что значит плохо воспитан? Да как осмеливается какой-то бесхвостый упрекать его сына?

Барон предпринял ещё одну попытку выйти на контакт, но котёнок, по-прежнему никак не отвечал, зато на этот раз, видимо, устав терпеть наглость «дрессировщика», вдруг бросился в атаку. Барон же очень ловко поймал котёнка в воздухе за тощее тельце и задумчиво заглянул ему в лицо.

— Нет, с этим котёнком определённо что-то не так, — пробормотал он. — По крайней мере, по-кошачьему он говорить точно отказывается. И воспитание здесь не при чем.

Котёнок в это время махал лапками, пытаясь дотянуться до барона коготочками и вцепиться тому в лицо. Барсик шипел, пискляво порыкивал и всем видом показывал готовность бесстрашно вступить в бой с гигантским по его меркам существом и абсолютно ничего не боялся.

Васька, видимо, устав терпеть произвол в отношение сына, лениво потянулся и, спрыгнув со своего места, подбежал к барону, деловито поставил тому лапы на колени и потянулся носом, явно указывая на своего отпрыска и требуя вернуть того родителю.

Барон задумчиво посмотрел на Ваську, потом на котёнка, склонился и позволил Ваське схватить котёнка за шкирку.

Папа Василий, бережно держа сыночка в пасти, запрыгнул на свое кресло, положил мальчонку и принялся старательно его вылизывать, словно заботливая мамочка.

Котёнок, слегка сопротивлялся, но помимо языка ощутил еще и могучую лапу папаши, проникся, расслабился и завалился на спину, задрав передние и задние лапы кверху.

Ну, вот и поговорили.

София взглянула на меня вопросительно. Я кивнул. Взяв меня за руку, она протянула барону фон Витовту свою ладонь.

— Барон, будьте добры — подайте мне вашу руку, — попросила она.

Барон немедленно исполнил просьбу государыни, и царица начала уже привычную процедуру передачи дара.

На этот раз у меня отчего-то начало зудеть за ушами, а затем язык будто стал шершавым. Я даже зажмурил глаза.

Ну вот, кажется, и всё. Дело сделано.

Видимо, заподозрив что-то неладное, котёнок решил оторваться от папки и вдруг, заболтав в воздухе лапками, перевернулся на живот. Затем, улучив момент, рванул с кресла и бросился снова к фон Витовту. Однако, прямо к барону, наученный прежним опытом, он решил не бежать, а сначала запрыгнул на стул, что стоял неподалёку.

Котёнок поднялся на задние лапки и выставил передние, при этом снова заревев, будто крохотный медвежонок.

Барон Витовт снова протянул к котёнку руки, видимо, старая привычка работать с котами давала о себе знать. Но Барсик его порывы не оценил. Он тут же снова смешно рыкнул, однако барон намёка так и не понял.

И в следующий век произошло нечто странное.

Стоило барону протянуть руку к котёнку, пытаясь схватить его тщедушное тельце, как Барсик изо всех сил ударил лапкой по ладони барона. И выглядело это, на первый взгляд, забавно. Мало ли, котёнок решил поиграться со взрослым мужчиной. Но барона вдруг одёрнул руку.

Что-то удивило барона, от неожиданности он даже потерял равновесие и упал на колени.

— Это что у вас за кот такой? — наконец произнёс он поднимаясь и отступая от зверька. — Ничего подобного раньше в прежней не видел. Вот ведь и вправду слухи не врут. При дворе императора сплошные чудеса творятся.

Мы с Софией переглянулись.

— Да, дела…

Затем София поглядела на барона Витовта. Пожалуй, кошачьего укротителя пора отпускать. Пусть отдыхает.

— Благодарим вас за то, что почтили нас визитом, но нам сейчас требуется отдых, — мягко произнесла Сонечка, давая понять, что барону пора уходить.

Барон, не став спорить, лишь поклонился, затем, развернувшись на 180 градусов, отправился к выходу из моего кабинета.

Стоило барону покинуть нас, как Сонечка подошла к Барсику, внимательно посмотрела на него, погладила по холке. Тот явно успокоился и с охотой принял её ласку. А вот Соня руку отдёрнула и отошла в сторону.

— Саша, — одними губами произнесла она. — Кажется, мы получили ещё одного медведя, только маленького и крайне непредсказуемого. И что мы с ним будем делать?

— Медведя, говоришь? — пробормотал я, уже понимая, к чему ведёт моя жена.

— Медведя, — кивнув, подтвердила она.

— И что же там за способность-то была у этого плотника? Так, давай-ка ещё раз разберёмся, — нахмурился я. — Этот плотник умеет говорить с медведями, и у него есть намёки на медвежью силу. Так почему у нас Барсик стал, как медведь, рычать?

Сонечка пожала плечами, попробовав прислушаться к себе.

— Сложно сказать, я сама эту силу не почувствовала. Но такое ощущение, будто наш плотник не только с медведями может общаться, но и сам будто медведь. Может, он оборотень какой? Слово такое чудное, но русский народ его использует, — просветила она меня.

— И что будем с этим делать теперь? — хмуро спросил я, глядя то на Ваську, то на его сына, то на жену.

Васька, в свою очередь, внимательно слушая нас и, видимо, что-то для себя решив, спрыгнул со своего стула, подбежал к табурету, где неуклюже сидел Барсик. Он запрыгнул на кресло, лизнул сына в нос, затем повалил его, пытаясь схватить снова за шкирку. Но Барсик, вдруг, отверг ласки отца и поднялся. Открыл маленький ротик, видимо хотел мяукнуть, но оттуда снова раздался карикатурный рык. Вишь, рычит на родного отца! Совсем озверел.

Вася так и сел на пятую точку, уставившись на сына. Видимо он тоже был озадачен.

— Кстати, надо бы и свои способности проверить, — кивнул я Соне.

Я мысленно сосредоточился на Барсике, как до этого на птичке и попробовал отдать котенку приказ подойти ко мне.

Котёнок недовольно поглядел на меня и фыркнул, однако поднялся на лапки и деловито зашагал в мою сторону. При этом он то и дело удивлённо поглядывал на свои конечности, словно не веря, что они действительно идут в мою сторону, будто против его воли.

— А что, работает, — взглянул я на жену.

Барсик снова попытался порычать, на этот раз на меня, однако шагать не перестал.

— Прям какой-то Марвеловский супергерой, — пробормотал я. — Только у нас не Человек-паук, а Кот-Медведь. Или Котомедведь?

Да уж, смех, да и только. Интересно, этот эффект как-то обратим и как-то можно контролировать, потому что, если у меня по дворцу будет бегать неконтролируемый котёнок с силой медведя, этак от дворца ничего не останется. Он вон Витовта чуть не угробил. Что уж говорить о какой-нибудь горничной, которая решит его тряпкой приголубить, если он излишне расшалится.

Хотя, с другой стороны, есть в этом какая-то несуразица. Как он смог Витовта так поразить? У него же массы не хватает. Надо этот вопрос детальнее изучить. Думаю, здесь будет работа для Павла Александровича Кутепова. Пускай он разбирается с этим феноменом. А то раньше у меня коты обои драли по углам, а теперь будут паркетины с пола выдирать. Доэкспериментировались. Кроме полезного, как водится, магия может создавать ещё и проблемы.

— Значит так, — повернулся я к Софии. — Пока не разберёмся с этим непотребством, с кота глаз не спускать. А ты, — я повернулся к Барсику, — слушаться беспрекословно отца. И только посмей мне что-нибудь учудить. Я тебя мигом сливок лишу.

Котёнок обиженно рыкнул.

Да уж, дела…

Однако потом он икнул, и довольно осмысленно кивнул, что меня повергло в окончательный шок. Обалдеть, как я раньше без этой способности жил. Мне даже показалось, что я услышал слово «да», хотя это уже похоже на галлюцинации.

— Саша, — вдруг окликнула меня София. — А медведя пойдём смотреть?

— Пойдём, — вздохнул я. — Тогда уж и этих ребят с собой возьмём. Не стоит их пока одних оставлять.

Софии явно не терпелось испытать новую способность. У неё это было слабостью. Очень уж она любила новые дары сразу опробовать и понять, как они работают. Даже тетрадочку вела, в которых особые черты способностей выписывала — говорила, что это помогает сосредоточиться и понять, как ещё иначе можно использовать способности или смешивать их воздействия.

Я попросил Семёна Пегова проводить нас к тому месту, где плотник оставил своего медведя. Во дворе и вправду стояла клетка на телеге, которую я отчего-то раньше не заметил. А в ней находился тот самый медведь, который недавно поверг в панику кота барона фон Витовта.

Барсик с Васькой проследовали следом за нами и сейчас тоже уставились на здоровенного бурого зверя. Причём Васька с явной опаской. А вот Барсик заинтересовался. Он вдруг сорвался с места и рванул прямо к клетке.

Я, признаться, испугался. Что же будет-то? Хотел его схватить, но он ловко увернулся от моих рук и с лёту запрыгнул прямо в клетку к медведю.

Так, теперь нужно срочно настроиться, чтобы приказать медведю не трогать кота.

Вдруг очень некстати вспомнил, что медведи имеют особенность убивать и съедать молодняк. Вдруг он котёнка примет за медвежонка и тоже его убьёт? с.

Я уже хотел было закричать, но тут медведь принялся вылизывать котёнка. Не так, как биологический папаша, все-таки, язык у медведя покрупнее, но было похоже. Кажется, миновало…

Глава 17 Корона Российской империи

Утро. Сонька еще спит, так и пусть спит девчонка, а я могу спуститься в кабинет, поработать.

Только уселся, как просунулась голова моего секретаря. Вот, как-нибудь соберусь, да защемлю эту пустую голову, чтобы штабс-капитан запомнил, потому что замечания и увещевания не помогают. Но жалко, а секретарь (а еще, ввиду военной поры — мой адъютант), парень толковый.

— И что у вас? — отрывисто бросил я.

— Ваше величество, комендант Зимнего дворца, подполковник Сатин только что позвонил — Зимний дворец горит!

— Зимний?!

— Так точно. Ночью полыхнуло, но он вначале тушение организовал, а уже потом вам решил сообщить. Да и неоткуда было — аппаратная с кристаллом сгорела, все телефоны во дворце из строя вышли, пришлось в штаб бежать.

— Машину и охрану.

Про охрану можно было бы и не говорить, Пегов у меня всегда неподалеку.

Если горит Зимний дворец, символ самодержавия — это плохо. А это не только символ, но и собрание картин, мебели и фарфора, что собирали мои предки столетия. Он же не только обитель государя, но и музей, едва ли не самый крупный в империи, а то и в мире. А все, что висит или стоит — собственность не только моя, а всего моего народа.

— Что с людьми? — поинтересовался я.

— Прислуга и охрана эвакуированы, за исключением тех, кто вытаскивает ваше имущество.

Хотел выругаться, но не стал. Имущество они, видите ли спасают. Понимаю, что если сгорит «Мадонна Литта» или что-то такое, особо ценное в культурном смысле, но все равно, ни одна картина человеческой жизни не заменит. Подполковник Сатин в комендантах недавно. Прежний (тот, из-за которого в прошлом году я замерзал), дослужившись до генеральского чина, отпросился на фронт. Дивизией, разумеется, не командует, занимается тыловым обеспечением, но это нужно дело. А Сытин, как раз, с фронта переведен в тыл, из-за ранения. И так бывает, что и интенданты, и тыловики попадают под раздачу, вражеским снарядам-то все равно.

Может, по фронтовой привычке взыграло ретивое? Дескать — спасать имущество любой ценой? Вон, уже замучился писать приказы, чтобы летчики, у которых подбит самолет, не дотягивали до земли любой ценой, а выпрыгивали. И танкисты порой из горящего танка не уходят, а выводят его к своим, а потом еще и пытаются тушить, даже если горит боеукладка.

Блин, ну когда же они поймут, что в Российской империи самое главное — это люди? Будет люди, так все у нас будет. И танки, и самолеты, и даже картины. Жаль, конечно, если сгорит Тициан, или Веласкес, но людей все равно жальче.

Предок мой, Николай Павлович, во время пожара в Зимнем дворце, лично выгонял дворцовых гренадер, которые увлеклись спасением старинного зеркала, прикрученного к стене, не замечали, что к ним уже подступает огонь. Пришлось государю врезать по зеркалу так, чтобы оно разлетелось вдребезги, чтобы спасать уже было нечего, а гвардейцев выставлять едва ли не пинками, показав, что жизнь русского человека для императора важнее, нежели венецианское стекло. Венеция, чай под воду пока не ушла, закажем ей новые зеркала, лучше прежних. Или свои отольем.


Машину отчего-то подали с пятиминутным опозданием, потом застряли на выезде из Царского Села — не могли разъехаться с автомобилями «Скорой помощи», что везли в Медицинский центр кого-то из больных. Все-таки, нельзя, чтобы больные ждали.

Русские столицы имеют обыкновение гореть. Считали, сколько раз сгорала Москва — то от случайно упавшей свечки, то из-за нашествия Тохтамыша или Наполеона, а то и по милости поджигателей, но точных данных все равно нет. И Санкт-Петербургу не был исключением. И в восемнадцатом веке несколько раз горел, и в девятнадцатом, а позже — во времена революции и Великой Отечественной войны. К счастью, к двадцатому веку с пожарами уже наловчились бороться, опыт приобрели, техника появилась, так что, удавалось отделаться «малой кровью».

А уж как царским да императорским дворцам доставалось! И Кремль горел не один раз, и Зимний дворец выгорал. Опять-таки, не стоит всякий раз искать злой умысел там, где имеется обычное разгильдяйство. Совершенно согласен с мнением Льва Толстого, который считал, что в тысяча восемьсот двенадцатом году Москву никто не жег — ни Растопчин, ни Наполеон, а имело место обычное разгильдяйство, опасное даже в мирное время, а что уж говорить о военном, когда нет ни пожарных команд, ни насосов, а имеется хаос и неразбериха?

Пока ехал, перебирал причины, от которых мог случиться пожар. Разумеется, первым в голову полез вариант вражеской диверсии. Не забыл я еще шаровую молнию, которым меня атаковали и славных казаков, положивших жизнь не за императора даже, а за цесаревича. Вполне возможно, что террорист умудрился спалить дворец либо с помощью магии, либо с помощью более привычных средств — бутылок с керосином или бензином. Ну, с этим мои пожарные разберутся.

Поджог императорского дворца не даст военного преимущества неприятелю, зато даст ему моральное удовлетворение, потому что неудачи на фронте можно прикрыть радостными сообщениями о пожаре в стане врага. И где?! В столице, да еще и во дворце императора. У немцев и французов радости будет… Как говаривали во времена моего детства «радости — полные штаны!».

Кроме врагов внешних, способных на такое преступление, имеются и враги внутренние. Скажем, недобитые социал-революционеры, сектанты, что напали на Сонечку. Или люди моего дядюшки, великого князя Кирилла. Кстати, а почему я его до сих пор не лишил титула? Хм… Непорядок. Имею право.

Намеренный поджог могли совершить и по другой причине. Не политической, а сугубо корыстной, так сказать, экономической. Во все времена существовали преступники, которые пользовались пожаром как инструментом для ограбления покинутых жилищ. Поджечь чужие дома, вынести имущество — дело очень прибыльное, но и опасное. Выловленного поджигателя в полицию не сдадут, а забьют на месте. Но когда злоумышленников останавливал страх перед наказанием? Да никогда. Каждый ведь считает, что он-то выкрутится, он-то сумеет скрыться. Как однажды говорил мне в моей реальности мой друг — следователь: «Половина обвиняемых говорит — „Я в тюрьму не сяду!“ А куда ты денешься, голубчик, если у меня на тебя доказательства собраны? Сядешь, как миленький!»

Думаете, мародеры (или, как таких людей правильно называть?) не стали бы покушаться на дворец императора? Ага, как же. Церкви «обносят», иконы воруют без зазрения совести, кружки для сбора пожертвований из храмов утаскивают. Украсть из храма, по моему мнению, все равно, что ограбить Господа Бога. А уж что там говорить про помазанника Божиего? Фи. Во всех сказках народов мира имеются герои, что воровали у своего повелителя либо коня, либо казну. В крайнем случае — царскую дочь.

Надо будет, если опять попаду в «Чертоги», порасспросить императрицу Екатерину — верно или нет, что однажды она застала двух мужиков, увязывающих в скатерти серебряные канделябры? Может анекдот такой, а может и правда.

Так что, все в этом мире возможно. И особо отчаянные преступники могли и государю «красного петуха» подпустить, чтобы поживиться.

Но я себя рановато накручиваю. Могли быть и чисто бытовые причины пожара. Предположим, короткое замыкание в неисправной электропроводке. Когда во дворце электрические провода меняли? Лет сорок назад? Или раньше? Сомневаюсь, что с тех пор кто-то озаботился проверить и поменять. Ну, не провода, а вилки с розетками.

Нельзя сбрасывать со счетов элементарное головотяпство или халатность. Как любят говорить в мое время «Человеческий фактор».

Читал как-то, что в Зимнем дворце, когда он еще был деревянным, полыхнуло пламя из трубы, где раскололся кирпич. Потушили, дырку заткнули тряпкой или мочалом, а сверху замазали глиной. Разумеется, глина высохла и отвалилась, тряпка, которой была заткнута дыра, загорелась в первую очередь, пламя перекинулось на бревна. И вот, сгорел. Зато появился повод, чтобы вместо деревянного отстроить каменный дворец.

Печи во дворце имеются, но их уже давно не топят. Так что, ни сажа в трубе не загорится, ни уголек «не стрельнет». Но есть ведь иная напасть.

Окурок, брошенный не в том месте, очень часто становится причиной пожара. Не зря же тот же Николай Павлович запретил курить в столице, а как умер, то свободолюбивый народ радостно закурил, что привело к очередным пожарам.

В Зимнем дворце, насколько помню, имеются специальные места для курения — на каждом этаже по курительной комнате. И хотя я курильщиков и не привечаю, но условия им все-таки создаю. Не дело, если генералы или сенаторы побегут курить на улицу. Они, хоть и в мундирах, но закидают бычками все подступы ко дворцу, дворники замучаются.

А мог быть какой-нибудь кустарный обогреватель. Или какая-нибудь горняшка, спешившая на свидание с коридорным или лакеем, позабывшая выключить утюг.

Не исключено, что имеется и другая причина. Но что можно отмести сразу, так это молнию, стукнувшую в крышу. Все-таки, зимой грозы не бывает, а если и бывает, то не у нас. Что еще можно отбросить? Например, кусок стекла, положенный на крыше и сфокусировавший в себе луч солнца. Слышал, что теоретически такое возможно, но в реальность не верю.

Дорога заняла добрый час, вместо сорока минут, а когда я приехал, то пожар в Зимнем дворце уже был потушен. Добрая половина окон выбита, стены обуглены, а от здания тянуло кисловато-горелым дымом, словно от залитого водой костра. Пожарные расчеты сматывают шланги.

Попробую быть оптимистом. Я вообще боялся, что мой главный дворец сгорит дотла. Не сгорел. Крыша на месте, не провалилась, значит, все не так уж и плохо. А вот остальное… Ладно, специалисты оценят размер утрат. Ну, авось да и отремонтируем или отстроим. Краше прежнего будет! Правильно говорят умные люди — ничто так не способствует реконструкции города, как пожар или хороший артобстрел.

Моя машина и две машины охраны осторожно подъехали к Дворцовой площади и встали так, чтобы не бросаться в глаза. Этак, увидят мои подданные, начнут выражать радость при появлении государя императора. Или напротив, выразят радость по поводу сожженного «логова самодержца».

А люди-то бегают туда-сюда, и не только в военной или в пожарной форме. Вон, народ во вполне цивильных зимних пальто бегает, что-то тащит. Не то спасают имущество государя, не то разворовывают. Черт с ними, пусть утаскивают, авось на пользу. Полиция же все равно все отыщет.

— Семен Иванович, — попросил я своего главного охранника. — Отправьте кого-нибудь из своих людей, пусть отыщет какого-нибудь главного начальника — коменданта здания, брандмейстера или кого-нибудь еще — пусть выяснит, имеются ли человеческие жертвы.

Пока Пегов озадачивал своих подчиненных на предмет проведения «разведки», я вышел из машины (сам, между прочем, даже дверцу никто не открывал!) и посмотрел на площадь.

Впору присвистнуть. Вся площадь была завалена барахлом. Виноват — культурными ценностями, чью материальную стоимость оценить невозможно. Тут и там высились штабеля, составленные из картин великих мастеров, возвышались Эвересты старинной мебели, а старинные гобелены и драгоценные ковры, сложенные в одну кучу, напоминали Монблан. И уже какими-то маленькими холмами среднерусской возвышенности лежала всякая мелочь, вроде золотых часов и туалетных наборов Елизаветы Петровны и Екатерины Великой, серебряной посуды времен первых Романовых (вон, ендова валяется, так из нее еще Рюриковичи квас хлебали!). А еще, совсем неподалеку от меня, наскирдованы рыцарские доспехи. Не иначе, сюда стащили экспонаты из Рыцарского зала. Ничего, потом разберемся. Отрихтуем, поправим, смажем машинным маслом, чтобы блестели.

— Ваше величество, там коменданта привели, — доложил Пегов.

— Так уж и привели? — удивился я.

— Ну, попросили подойти к императору, — улыбнулся Семен.

Ясно-понятно. Попросили они.

Ко мне уже спешил слегка прихрамывающий подполковник. Вскинув руку к виску, попытался докладывать по-уставному. Но я пресек лишние формальности и протянул руку коменданту.

— Здравствуйте, господин подполковник (эх, имя-отчество-то забыл!), в двух словах — что случилось, то есть, удалось ли установить причины, каковы жертвы, имеются ли какие-то выводы, пожелания?

Подполковник, слегка растерявшийся, попытался зачем-то пожать мне руку сильнее, чем это положено. От волнения, наверное? А мне пришлось приложить усилие, чтобы не раздробить ему пальцы. В последнее время уже ничего, никто не стонет от моего рукопожатия и в обморок не падает.

— Здание загорелось в четыре часа утра, сразу в двух местах.

— Стало быть, поджог, — кивнул я. А что же еще? Раз в двух местах сразу — то это не случайность.

— Так точно, — кивнул комендант. — Два злоумышленника задержаны, переданы людям его превосходительства Мезинцева, еще один убит при попытке задержания, четвертому удалось скрыться.

— Жертвы?

— Злоумышленниками убиты два солдата дворцовой охраны, еще один пропал без вести. Видимо, тоже убит, но тело пока не обнаружено. Ранено два гражданских лица из числа обслуги. Во время самого пожара все эвакуированы, но часть персонала, охрана, а также обыватели кинулись спасать имущество и картины. Увы, я ничего не мог сделать. Два горожанина погибли от обвалившейся кровли. Более точно количество жертв будет установлено позже, после разбора перекрытий и завалов. Готов понести наказание.

— Ну, господин подполковник, о наказании говорить пока рано, — улыбнулся я через силу. — Вижу, что вы не растерялись, тушение организовали. Вон, даже имущество сумели спасти.

— Ваше величество, по имуществу пока ничего не могу сказать, — покачал головой комендант. — Мебель, картины и прочие ценности вынесены, но придется все сверять по описям, а на это понадобится время. Боюсь, неделя понадобится, а то и две. Но могу сказать точно, что пропала одна из корон российской империи.

— Вот как? — удивился я. — А откуда такая точность?

— Дело в том, что я сам выносил короны, — пояснил подполковник. — Вы уж простите, но нес их в простом мешке. Первоначально они были сложены около первого подъезда, потом я решил их перенести. Взял мешок, а он показался легче. Вытащил, пересчитал. Их должно было быть четыре, но их три.

Ну да, все правильно. Всего императорских корон семнадцать штук, но они в Москве. Здесь хранятся короны покойного императора — три штуки, и моя.

— А чья корона пропала?

— Ваша. Видимо, кто-то украл корону уже здесь. Виноват, ваше величество, не досмотрел.

— Перестаньте, господин подполковник, —утешил я Сытина. — Если есть император, будет и корона. А сама корона, пусть из золота и бриллиантов, она ничего не стоит, кроме денег. А деньги мы заработаем.

Нет, все-таки обидно. Не так жалко, что украли корону — конечно, дорогая, зараза, я бы на эти деньги мост построил (небольшой!) или танковую дивизию (пусть полк или батальон!) в строй ввел. Но не так и жалко денег, как обидно. Корону-то мне делали всем миром, народ на нее сбрасывался. Вот это и обидно.

А еще — почему злодей позарился именно на мою корону? Дедушкины побогаче будут. И отчего взял лишь одну, а не весь мешок?

— Есть что-то еще, на что вы обратили внимание? Утраты? Потери?

— Чисто по первым впечатлениям. Очень пострадала «Даная».

— Обгорела?

— Нет, пострадала из-за действий пожарных, вернее — их тушения. Они же нынче не водой огонь тушат, а какой-то пеной. Вот, половина картины в пене. Тут уже музейщики прибегали, пену смывали, но говорят — реставрировать придется.

И что же так не везет «Данае»? В моей реальности психопат-прибалт вылил на картину почти литр серной кислоты, уничтожив не то половину, не то треть полотна. Реставрировали ее больше десяти лет. Что ж, будем реставрировать.

И тут я вспомнил имя и отчество коменданта. Отлично.

— Так, Павел Федорович, какие ваши дальнейшие действия?

— Сначала все с площади уберем, негоже, если такое богатство под открытым небом лежит. Потом станем все пересчитывать, описывать, а хранители станут решать — нужно ли ремонтировать или реставрировать. Параллельно осматриваем здание. Возможно, что отыщем тела. Или отыщется что-то такое, что еще можно спасти. Но и испорченные вещи приберем, мало ли что.

— Моя помощь нужна? — поинтересовался я для приличия.

Впрочем, я видел, что Сытин и сам справится. А в данном случае от императора самая лучшая помощь — не мешать.

Глава 18 Будни тыла

В тылу, как в тылу. Народ работает на победу. В самой Ярославской губернии, где удалось все-таки запереть «купол» с помощью кристаллов Вернадского, чтобы он не разрастался, из-под самого купола время от времени, выходили люди, пытаясь загнать под невидимый полог крестьян окрестных деревень. Деревни, к счастью, уже взяты под охрану армией и полицией, дело доходило до стычек, «лазутчиков» вышибали обратно, но стрельбу пока не открывали. Уже неплохо. Надо бы еще этих «вылазцев» хватать и вязать, но пока не получилось.

А еще, в разных точках Российской империи началось непонятное «шевеление». Есть ли связь с Ярославлем, пока сказать не могу, но некоторые линии прослеживались.

К счастью, города и села не замыкались невидимым пологом, но тем не менее, случались неприятные случаи, связанные с появлением «молодых людей спортивного телосложения», которые тут же подхватили резко изменившуюся ситуацию в стране.

Там, где они появлялись, начинались брожения, резко подскакивало количество слухов, которые можно свести к фразе, знакомой мне из фильма Гайдая «А царь-то ненастоящий!».

Казалось бы, где бояре из фильма, а где наше просвещенное время первой половины двадцатого века, так вот, поди же ты. А ведь было уже такое, кричали про меня, потом это сошло на нет, а теперь снова возродилось.

Люди Мезинцева фиксировали следующие варианты «неправильности» царя: юридический, бытовой и мистический.

Вариант юридический: настоящий царь — великий князь Кирилл Владимирович, потому что он прямой наследник дома Романовых по мужской линии, а Александр, сын дочери Николая, а по женской линии царство не передается. То есть, я наследник по линии «прялки», а не по линии «меча» и «негоже двуглавому орлу ткать».

Против этого варианта имеется мощный контраргумент — Указ покойного государя-императора о свадьбе его дочери с великим князем и признание их ребенка мужского пола законным наследником престола.

Вариант второй, бытовой. Александр — молодой и неопытный, а все достижения нашей армии не его заслуга, а доблесть солдат и талант полководцев. Если заменить молодого царя на зрелого человека, имеющего жизненный опыт, то русская армия за неделю дойдет до Парижа и до Берлина, а потом устроит победный марш до Лиссабона.

Не стану рассуждать — а что нам плохого сделала Португалия? а чтобы до нее дойти, еще и Испанию прошагать придется, а скажу, что любой толковый начальник подбирает для себя толковых заместителей, которые и станут тянуть главные дела. А царь — он очень большой начальник, поэтому в одиночку не вытащит воз всех дел из трясины проблем. А вот мои помощники (заместителей у царей все-таки нет), что в военном деле, а что и в общехозяйственном — самые компетентные и талантливые люди в моей стране, а возможно, что и во всем мире. А Титов? Он, хотя и не считается ближайшим помощником, но я благодаря ему могу сводить концы с концами, а не влезать в долги.

И, наконец, третий, мистический, самый идиотский аргумент, но отчего-то самый убойный и пользующийся наибольшим успехом — «царя подменили». Нет, на самом-то деле он самый, что ни на есть правильный, только вот «подмена» произошла по-другому, нежели в слухах и сплетнях. Но это хорошо, что никто не докопался до правды.

А «подмены» государя тоже имели разные варианты.

Во-первых, Александра подменили в Европе, куда он регулярно наезжал, будучи цесаревичем. Подменили его швейцарцы, чтобы устроить войну с немцами и французами, а самим заработать деньги на войне. Доказательство — война же идет, а все деньги, как известно, проходят через швейцарские банки.

Во-вторых, царя подменили турки, когда он ездил на переговоры к турецкому султану. Султан отыскал вреди своих подданных человека, как две капли воды похожего на царя, дал ему в жены свою дочь, чтобы та приглядывала за мужем в интересах Османской империи. Слишком уж быстро Император сошелся с Омаром Фаруком и слишком уж много послаблений для Турции, нашего старейшего врага. Главное доказательство — царь никогда не появляется в общественной бане, чтобы никто не увидел э-э… в общем, того самого, что в исламе положено делать с мальчиками, которые становятся мусульманами. И жена у государя-императора чистокровная турчанка. Но скоро он себе гарем создаст из русских девок! Слышал, что некоторые из русских девушек выразили готовность пойти в мой гарем. Может, я и сам бы не возражал, но Сонька не поймет, а ссориться с любимой женщиной не хочу.

В-третьих, государя подменили… китайцы. Доказательств нет, но тут их и не надо, потому что китайцы уже трудятся на строительстве железной дороги, возводят кое-какие здания. Если бы император не был китайцем, то зачем нам китайские рабочие? И врачи у китайцев есть хитрые — они тебе и глаза расширят, и кожу выбелят.

И, самое забавное, что со слухами, касающимися подмены, контраргументов нет. Война и на самом деле идет, швейцарские банки свои деньги получают исправно, даже мы иной раз вынуждены делать «проводки» через нейтралов; с султаном встречался, жена и на самом деле турчанка, да и в общественные бани не хожу. И китайцы тоже появились, хотя они, вроде бы, еще при строительстве Транссибирской магистрали использовались. И глаза у меня и на самом деле не узкие.

Не стану врать, что все жители империи верили этим слухам и что слухам верили наиболее малограмотные подданные. Отнюдь. Как раз крестьяне, а их у нас сорок процентов населения, к слухам относились достаточно негативно. Более того — они начинали избивать разносчиков слухов, а коли крестьяне кого-то бьют всем миром, то полиции остается только регистрировать сам факт самосуда, отвезти мертвое тело в морг, да попытаться установить зачинщиков. А с зачинщиками, такое дело… Выявляется таких человек двадцать, поди и разбери, кто первым ударил? Пару раз удавалось довести дело до суда присяжных, потому что эти случаи под действие полевых судов не подпадали (на самом-то деле подпадали, да кто из уездного или губернского начальства в этом признается?), так и присяжные дружно выносили вердикт — мол, действовали от избытка патриотизма, стало быть — невиновны.

Обидно, конечно, что живыми «разносчиков словесной заразы» взять не удавалось, но и на крестьян сердиться не хотелось. Старались люди себя от слухов отгородить, но малость перестарались. Кутепову с Мезинцевым, конечно, я символическое неудовольствие выражу, но так и они тут ничего не поделают.

Итак, крестьяне оказались меньше других подвержены «бацилле» слухов и сплетен. Да и рабочие не слишком верили в сплетни об императоре. Купечество в основном только посмеивалось, но на ус мотало. И про дворянство ничего плохого не скажу, но они потому и дворянство, что умеют скрывать свои мотивы.

Но в империи имелись и иные социальные слои. Слухи с удовольствием слушали и разносили приказчики в лавках, персонал в гостиницах (как мужской, так и женский), чистильщики обуви, продавцы газет и домашняя прислуга. Кажется, маргиналы и сплетни угрозы для империи не представляют, но все до поры и до времени. Не дай бог, случится на фронте что-то неладное (тьфу-тьфу, постучу по дереву!), все сразу вылезет и слухи могут обернуться серьезными беспорядками. Но и бороться со слухами массовыми арестами тоже глупо. Да и бессмысленно.

Повторюсь — появление слухов, особенно «массированных», фиксировалось, потом сопоставлялось. И везде всплывали источники — некие молодые люди. Кажется, именно они покидали вагоны поезда Стокгольм-Хельсинки в самом начале войны. Или ещё до войны? Надо бы посмотреть свои записи, а еще лучше — позвонить Мезинцеву. Чуяло мое сердце, что эти парни где-нибудь да всплывут.

Можно, конечно, считать, что это совсем другие ребята, так как камер видеонаблюдения на вокзалах у нас пока нет, фотографий тоже, равно как и отпечатков пальцев, но подобные совпадения, по меньшей мере, странны. Нет, таких совпадений не бывает.

Вот и думай, что хочешь. Кто же они, таинственные молодые люди? Эмиссары Кирилла Владимировича? Диверсанты, засланные моими врагами? Или вообще — какая-то третья сила, о которой я и представления не имею?

Вопросов накопилось очень много. Понятно, что самый первый — кто вы такие и на кого работаете? Но есть и другие. Например, кто вас снабжал адресами и явками? Не поверю, что некие люди, прибывшие из-за границы, начали разъезжать по империи, посещая в произвольном города и села. Должна быть какая-то организация, имевшая достаточно многочисленных сторонников. Вон, посмотришь на карту, можно оценить, что «разброс» слухов большой, причем, логики в распространении маловато. Скажем, если в городе Юрьев-Польский Владимирской губернии гуляют слухи о моем «китайском» происхождении, то почему-то в Суздале и уезде, что по соседству, идет речь о «европейском», а в Покровском уезде (вот, не помню я такого уезда в моей реальности! Уж не там ли, где Петушки?) приказчики рассказывают об императоре-турке.

А от приказчиков или от тех же горничных, доставленных в полицию толку мало. Ревут и твердят в один голос — мол, услышали от незнакомого мужчины, по виду столичного. А он уверял, что знает все лучше других. Дескать, дядя его друга (шурин соседа или двоюродный брат однокашника) служит в дворцовой охране (боцманом на судне императора или начальником станции в Хабаровске) и все знает.

Определенно, нужны языки. Взять за причинное место хотя бы одного «молодого и спортивного», доставить в полицию или жандармерию и вдумчиво побеседовать. Но тут, напасть какая-то! То крестьяне забьют до смерти (аж четырнадцать человек!), то отравится цианистым калием при попытке задержания — шесть человек.


На фронте происходит разное. О всех деталях, перипетиях и сложностях мои военачальники мне не докладывали, но оно и правильно. Мне достаточно, чтобы с театров военных действий два раза в день приходили сводки, а еще — раз в неделю донесения Мезинцева о ситуации в армии.

Кто-то скажет, дескать, не доверяет государь своим солдатам (повторюсь, что оными Петр Великий считал всех — от нижнего чина до генерала), но здесь они не правы. Доверяю им целиком и полностью, но все-таки есть желание знать — кто и чем дышит.

Разумеется, что сказал младший фейерверкер Данилов своему приятелю ефрейтору Лобову мне абсолютно неинтересно. И маты, которыми иной полковник-генерал сыплет в сторону императора, мне тоже читать не с руки. Матюгом больше, матюгом меньше, переживу. А господа с густыми эполетами потом сами станут жалеть о своих словах. А нет… Ну, будем думать, что с такими делать.

А вот пьяный кутеж, устроенный командиром дивизии генерал-майором Энквистом — уже любопытно.

С генералами, проявившими доблесть и отвагу в борьбе с Зеленым змеем, у нас теперь так. Сто грамм водки или коньяка, а вечером — пусть и двести, это вообще не в счет. А вот, ежели господин генерал появляется в пьяном виде при подчиненных — уже хуже. И мне позор (я же его в генералы производил!), да и делу плохо. Первый раз замечен — спускаем все на тормозах, а я, делаю вид, что ничего не было. Один раз простить можно. Во второй раз вышестоящий начальник производит беседу — с дивизионными командирами разбирается командир корпуса, с корпусными — командующий армией, а уж с командармами — командующие фронтов. Тьфу-тьфу, но ни командующие армиями, не говоря уже о фронтах, пока замечены не были.

И с Энквистом бы можно все было замять, тем более, что пьянка произошла не на фронте, а в тылу, куда генерал прибыл для лечения. И лечился командир дивизии в особом госпитале, где пользуют исключительно полковников и генералов. И ладно, если бы это был простой кутеж, так нет же, господин Энквист решил гульнуть в духе купчишек девятнадцатого столетия — с проститутками и цыганами, да еще напоить не только своих товарищей по несчастью (в госпитале лежало двенадцать полковников и пять генералов), так еще умудрился спалить и сам госпиталь. Спасибо медицинскому персоналу, сумевшему вытащить из огня всех раненых и больных, а иначе, было бы совсем плохо.

Опять-таки, что с этим делать? Вроде бы, сам же говорил, что по первому разу простить можно, а здесь, получается, уже и нельзя.

А ведь замяли бы дело господа генералы — списали бы пожар на происки вражеских диверсантов, а еще лучше (и проще) — на короткое замыкание. Тот же Жуков, а то и Рокоссовский, могли и не пожелать выносить сор из избы. А я на них даже и не сержусь. Я и сам-то, в бытность свою замкомвзвода не выносил кое-какие дела более высокому начальству. А зачем? Сами разберемся, а командиру взвода, тем более ротному лишнее знать не нужно. Здесь, конечно же, и звания повыше, и утраты побольше, но принцип-то тот же самый.

А вот когда у меня на столе лежит обстоятельный и подробный доклад, с объяснительными записками, тут уже совсем иное дело.

За Энквиста ходатайствовал генерал от инфантерии Жуков. Мол — кутеж кутежом, но генерал дельный, на фронте себя проявил молодцом. Его дивизия первой вошла в Минск, а потом первой вышла на границу Российской империи. И, на фронте у него по всей дивизии «сухой закон». Сорвался человек, с кем не бывает? А госпиталь… Так ведь можно же и простить?

Георгия Константиновича я безмерно уважаю, но он из своего кармана мне стоимость госпиталя и медицинского оборудования, а также всего прочего, на что тратятся государственные деньги, не выложит. У командующего фронтом таких денег нет. Жуков предложил скинуться всем фронтом — то есть, не нижним чинам с унтер-офицерами, не младшим офицерам, а только старшим и высшим офицерам. Мысль, надо сказать, дельная. Понимаю, что не оскудеет государство российское от одного сожженного госпиталя, восстановим, но важен сам принцип. Да и с какой стати офицеры должны платить за чужие кутежи?

Первым от меня получил «люлей» начальник госпиталя — подполковник медицинской службы Дадыкин. Какого… лешего распустил своих выздоравливающих? Во время лечения все полковники и генералы обязаны слушаться не только подполковников медслужбы, но даже прапорщиков. Дадыкина разжаловали в капитаны и отправили возглавлять медсанбат на передовой. Врач он хороший, коли его собственное начальство доверило госпиталь для высоких чинов, но раз командовать не умеет, то пусть на фронте и учится.

А вот его подчиненные получили благодарность за умелые действия, а сестра милосердия, что вытащила из огня генерал-лейтенанта (не то он тяжелораным был, не то упился!) была даже отмечена Георгиевской медалью «За храбрость». Как-никак, спасла не простого офицера, а цельного генерала. А что не так? Девушка до этого пыталась остановить пьянку, но кто ее послушает? Вот, ушла к себе в комнату плакать, а когда начался пожар, спасать прибежала.

Вот честно, мне было стыдно перед этой девчонкой за своих отцов-командиров.

Далее — всем участникам пьянки официально выражено монаршее, то есть, мое неудовольствие. Ни званий их лишать не стали, ни орденов. Их даже не стали пугать, что самая почетная награда — орден «Отечественной войны» им не светит. А вот в чем станет выражаться «монаршеское неудовольствие», пусть думают сами. И пусть это неудовольствие висит над ними, как Домоклов меч.

А с самим Энквистом я поступил так. Из генералов разжаловал в полковники, но на дивизии оставил. Если он человек достойный, то станет сражаться и полковником, а нет — застрелиться, допустим, с горя, то похороним и поставим на его место другого.

Была у меня мысль намекнуть полковникам и генералам — мол, если на свои средства восстановите госпиталь, то есть надежда на прощение. Нет, сожженный госпиталь я отстрою на свои собственные деньги. Коль скоро именно я подписывал указы о присвоении генеральских званий (ладно, мой предшественник, но это без разницы) то и ответственность тоже я сам несу.

Жаль, разумеется, потому что «карманные» деньги можно потратить и с большей пользой. Вон, Пырьев уже давно просит выделить средства на киностудию, а я отговариваюсь войной.

Стало стыдно и я черкнул записку Титову, чтобы тот выделил моему «министру кинематографии» запрошенные средства.

Вот так вот и работаем, от одной проблемы к другой.

Глава 19 Сила пропаганды

Действуя по рекомендации Громова, мы оцепили купол вокруг Ярославля, на этот раз уже плотным кольцом, так чтобы ни одна живая душа не пробралась. Главная задача у солдат была ждать, когда купол погаснет. Все надеялись, что неизвестный одарённый устанет. А когда это произойдет, то будет необходимо действовать стремительно, убедиться, что купол не возобновляет своё свечение, попробовать бросить отряд на разведку. О штурме пока говорить рано, но вот безопасно разведать территорию не мешало бы.

Также, по рекомендации Громова, были сделаны, как он выразился, магоотводы — небольшие пирамидки, собранные из осколков камней кристаллов Вернадского, которые должны были оттянуть на себя часть магической силы, обильно разливаемой внутри купола.

Эти магоотводы должны были выполнять роль этакого встречного пала, который использовали, чтобы остановить лесной пожар. Основной задачей было замедлить рост купола, возможно остановить, а если уж совсем всё пойдёт хорошо, попробовать сжать его и уменьшить. Всё-таки в этих магоотводах, которые Громов разработал, едва ли не сидя у меня в кабинете, кристаллы использовались чистые, а не грязные, выращенные на Волге.

В остальном же со стороны Ярославля, никаких новостей больше не было. Мы по-прежнему были в неведении и ждали развязки ситуации.

На фронте внешних новостей было куда больше. Снова в бой пошли пропагандисты, обнаружив новое, на удивление простое, но от этого не менее действенное и эффективное оружие. Они стали транслировать как на нашей территории, так и на территории противников, информацию о наших потерях и о потерях франко-немецкой армии.

Казалось бы, я сам видел эти сводки и втайне радовался тому, что наши потери значительно меньше, чем потери противника. Но здесь и понятно, что наступающие войска всегда теряют больше бойцов, чем защищающиеся. Но всё же, несмотря на удаль наших офицеров, лихачество лётчиков, мои слова хоть как-то, но были услышаны. И солдаты, а в первую очередь их командиры стремились сохранить жизни бойцов, не бросать их в отчаянные атаки, не рисковать понапрасну жизнями, а действовать максимально эффективно, холодно, и стремиться нанести больше ущерба врагу, а не себе.

В итоге, как оказалось, потери составляли в среднем по фронту: один наш боец на семь вражеских. Эти цифры на самом-то деле поражали.

А пропагандисты, и журналисты в своих репортажах с должной им искусностью стали преподносить эту информацию в том ключе, что Россия просто непобедима. Причём не потому, что у нас армия уже насчитывает больше трёх миллионов человек, а потому, что император бережет каждого воина. Да что там император, Бог бережет каждого воина, и не позволяет нашим бойцам умирать понапрасну. Что, мол, удача сопутствует нашим бойцам на территории России, и что император никого не даст в обиду из своих бойцов.

И эти, казалось бы, банальные, наивные и простые лозунги удивительным образом подействовали на наших соседей и противников. Многие стали задумываться, если Россия такая удачливая, то, во-первых, зачем же Германия и Франция вообще полезли на столь трудного противника.

Да, никуда не ушёл шовинизм и высокомерие по отношению к славянскому народу, однако сколько бы не потешались над нашей культурой и, как они считали, простоватостью, однако игнорировать нашу военную мощь они не могли. Более того, многие призадумались: а быть может, стоит дружить не с Германией и Францией, а с Россией? Но об этом расскажу попозже и поподробнее.

В итоге вернёмся к сводкам. Во-первых, самые тяжёлые потери были на Белорусском фронте. Всё-таки, статистику там портило взятие Минска и огромные потери мирного населения, ополчения и других бойцов.

В итоге в Белоруссии потери составляли: один наш тяжелораненый или убитый боец к пяти немецким.

В Прибалтийском фронте соотношение составляло один к десяти.

А в боях, что сейчас велись в Австрийской Польше, и вовсе один к тридцати.

Цифры, казалось бы, фантастические, но здесь как раз не было ничего удивительного. В Прибалтике и Восточной Пруссии сработал эффект неожиданности. Ну а в Австрийской Польше французы уже просто не желали воевать, а попросту отступали. Говорову даже приходилось давать возможность французам спокойно улепётывать, иначе было бы слишком много пленных. А я строго-настрого запретил пленников брать. Не в том смысле, что не оставлять живых, а в том, что если уж бегут к себе на родину, особенно французы, то пускай бегут. У них сейчас и без нас проблем хватает. Пускай лучше мотают в свою Францию, нам-то не жалко. Тем более, что у них в стране сейчас дрязги политические, и французские солдаты нужны на родине. А нам в Польше они не нужны, и тем более в России. Строительство Беломорканала Джугашвили, безусловно, заинтересовало, но никуда не уходила необходимость кормить пленников, которые пока что к работам даже ещё не приступали.

Обещанный государственный переворот во Франции не прошёл так гладко, как ожидалось. Оппозиция сместила президента, после чего объявила, что временно исполняющим обязанности главы государства станет месье Лаваль. Но в дело вмешалась армия в лице генерала де Голля, который на данный момент находился в опале и отставке, однако очень быстро стал перехватывать инициативу у своих оппонентов. Он твёрдо объявил, что с Россией необходимо срочно заключить мир, и что старый президент должен находиться у власти до перевыборов. А месье Лаваль, если уж так хочет стать президентом, то пусть выставляет свою кандидатуру согласно закону и участвует в общем голосовании, как этого требует Конституция.

Удивительное дело, что армия выступила поборником демократии, а не тоталитаризма и диктатуры. Хотя не исключено, что генерал де Голль ведёт очень хитрую игру и планирует на президентских выборах выставить свою кандидатуру, в том числе. И вероятнее всего, на меньшее, что он рассчитывает — это на победу. Будь я французом, то проголосовал бы за генерала де Голля.

С одной стороны, для нас это неплохо. Почему бы и нет? Тем более с военными, хоть и сложно спорить, но дела вести сподручнее. Они хотя бы стараются отвечать за свои слова. Не то что политиканы. Тем более Франция выходит из войны. Но вопрос, что будет с теми ста миллионами франков, которые нам уже обещаны в качестве репараций? Соответственно, мы потеряем те миллионы, которые были потрачены на госпереворот. Вернее, если называть вещи своими именами, то на подкупы французских политиков.

А ещё жалко моего батюшку. Уж он-то свои полмиллиона теперь точно потеряет. Хотя посмотрим. Пока ещё во Франции революция не прошла, итоги пока не ясны. Да и у нас ещё пока что ничего не кончилось. Война идёт, мы наступаем. Мирный договор не подписан. А до этого момента рано посыпать голову пеплом и делать какие-то выводы.

А у меня даже появилась гаденькая идея. Пока они свои дела не поправят, мир не заключать. А вот уж когда всё утрясётся, новое правительство придёт к власти, вот тогда мир и заключить на наших условиях. А то так упустим в очередной раз момент и скажут новые правители, что, мол, ничего мы вам не обещали. Вот, со старыми правителями и разбирайтесь или с теми, кто вам что-то обещал.

Знаем, плавали уже.

Давать послаблений французам я не собираюсь и намерен получить от них всё то, что было обещано. Но для острастки, чтобы французы не расслаблялись, будем медленно, но неотвратимо продвигаться всё ближе к территории Франции, а потом вступим и на территорию Франции, а там и до Парижа дойдём, как я и планировал. Там уж посмотрим, как они запоют.

Я уже загадываю. В общем, если подводить итоги, продвижение украинского фронта по Австрийской Польше шло успешно. Мы успешно выжимали с территории Австрии французские войска, а попутно вели разоружение тех австрийских гарнизонов, которые оказались на пути российской армии.

И это не прошло бесследно. Причём не только для Франции, но и для Австро-Венгерской империи. К Венгрии, которая сражалась против засилья австрийцев, присоединились чехи и словаки, которые резко объявили о своей независимости. Они начали выгонять из своих городов и сёл представителей австрийской бюрократии, громить помещичьи усадьбы, а ещё похоже, что между чехами и словаками тоже назревает маленькая война. У них идут собственные разборки между славянами, потому что они не могут решить вопрос, хотят ли они единое государство или раздельное. А если и единое, то, как оно будет называться?

Чехи, уповая на историю, говорили, что государство будет называться Чехословакией, а столицей будет город Прага.

Словакам не нравилось быть задвинутыми на вторую роль. И они, может, и соглашались с названием Чехословакия, но предлагали сделать столицей какой-нибудь свой город, тот же Борно. Пусть что угодно, лишь бы не Прага.

В моей истории Чехословакия существовала с 1918 по 1993 год, до того, как разделилась на два государства. И во многом образованию независимой Чехии способствовали чешские легионеры, вернувшиеся из русского плена, с ранцами, набитыми русским золотом. Ведь золотой запас России, который был у Колчака, перешёл к чехословацкими легионерам.

В моей истории пленные чехи и словаки, воевавшие в армии Австро-Венгрии, выразившие желание повоевать за независимость своей земли, были сведены в чехословацкий корпус, вооружены и обмундированы, и должны были отправиться во Францию.

И всё уже было готово, как грянула Октябрьская революция. Правительство большевиков не знало, что делать с чехословаками, но держать в собственном тылу вооружённую, хорошо организованную воинскую часть, было как минимум небезопасно. Поэтому можно понять нашего наркома по военным и морским делам товарища Троцкого, который приказал чехам и словакам разоружиться. А дальше, как общеизвестно, чехословаки разоружаться не пожелали, а начали разворачивать железнодорожные эшелоны и выдвигаться из европейской части России на Дальний Восток.

Понятное дело, что желание чехов и словаков таким сложным способом добираться домой. Но они собирались захватить во Владивостоке суда и плыть в Америку, и, считай через весь земной шар, добираться до своих земель, ведь через европейскую часть им было не пройти, там шла полным ходом война. А австрийская и германская армии уже явно не относились к ним дружественно и встретили бы их в штыки.

Вот они и двинулись к Сибири и Дальнему Востоку по железной дороге. По пути стали свергать советскую власть. Так, что во многом, по милости чехословацкого корпуса, у нас и началась гражданская война. Также по пути они мимоходом прихватили золотой запас России из Казани. Большая часть, конечно, досталась Колчаку, но его золото, кстати, до сих пор ищут и не могут найти. Его-то бедного целый год пытали в тюрьме, пытаясь узнать, где же золото. А Колчак во время допросов показывал, что следы золота нужно искать именно у чехов.

Ох, ну это было в прошлом, тем более в моём. Однако, может, чехи в этом мире ничего не натворили, но осадочек остался. И если уж чехи и словаки повоюют здесь немножечко друг с другом, мы вмешиваться не встанем. Пускай воюют. Главное, чтобы не с нами.

Нечто подобное стало происходить и на Балканах. Начались восстания в Боснии и Герцеговине. А чуть позже заполыхала и Хорватия.

Австро-Венгерский император, понимая, что империя рушится, был вынужден вывести свои части с тех территорий, которые ранее считались Австро-Венгерской империей. Но независимость ранее подконтрольных территорий пока не признавал.

Совершенно неожиданно для нас, на той территории Австрийской Польши, что была занята войсками Говорова, начались движения за присоединение к России. Видимо, решили сыграть ва-банк. Раз уж российские войска и так уже стоят на их территории, то почему бы теперь не самозахватиться и не отдаться на волю российскому императору?

Ну а что? Отказываться мы точно не будем. Если народ решит, будет так. Может, проведём референдум, может, ещё каким-то образом присоединим к себе новые территории. По крайней мере, не зря же мы кровь проливали. Защита защитой, а раз уж добыча сама идёт в руки, почему бы и нет?

К слову, я очень был удивлён, узнав, что в этой части Польши, которая в нашей истории была западной Украиной, абсолютно не наблюдалось ни украинского национализма, ни тяги к самостийности. Поэтому эти территории мне вполне подходили, не казались лишними и вряд ли создадут какие-то проблемы в будущем.

Глава 20 Италия и Испания

Пока я пытался найти хоть какое-то решение ситуации с Ярославлем, отвлекался на изучение диких и не очень диких животных. Внимания они требовали много. И если за ними не следить и не контролировать их поведение, то они вполне могут разрушить мой дворец.

В общем, временно было принято решение выселить их в наскоро построенную времянку для того, чтобы звери чувствовали себя хоть в каком-то уюте, но при этом не пугали придворных и слуг. Под зверями я имел ввиду, конечно же, медведя и котёнка Барсика, которым построили огромный вольер. Слуги сами вызвались построить временную постройку и, к слову, постарались на славу. С одной стороны, котёнок их умилял. С другой стороны, пугал до чёртиков. И меньшее, чего бы они хотели, это оказаться на месте объекта для игр Барсика. А ведь котёнок был очень игривый, вот только силу соизмерять не научился. Таким образом, он уже снёс несколько ваз, пробил тонкую стенку в одной из комнат, сгрыз ножку у рояля и оборвал четыре портьеры. Но я был бы счастливым императором, если бы меня заботили только такие вопросы.

А дел было ещё невпроворот. И не только внутренних, но и внешних. Хотя во внешнем мире без моего участия хватало событий и страстей. Европа вспыхнула с новой силой. А до Министерства внутренних дел докатились новости о таких событиях, о которых никто не мог даже предполагать.

В первую очередь вычудила Испания, воспользовавшись тем, что Великобритания боялась вести активную деятельность в территориальных водах и убрала свой флот из Средиземного моря, опасаясь попасть под раздачу России, Испанцы решили вернуть себе Гибралтар. В моей реальности Гибралтар — единственная британская колония, которая осталась у некогда всемогущей империи, властвовавшей чуть ли не над всеми морями.

Опять-таки, если оперировать к моей реальности, то испанцы и в моём мире с удовольствием бы вернули Гибралтар себе. Но всегда боялись связываться с Англией, ведь Англию все до сих пор опасаются, несмотря на то, что открыто она старается в конфликты не вступать. Здесь же ситуация сложилась такая, что испанцам было просто грех ей не воспользоваться. Поэтому в один прекрасный день испанцы высадились на маленьком островке и очень быстро оккупировали его, вернув территорию под свою корону. Немногочисленный английский гарнизон даже не пытался оказывать сопротивление, потому что без поддержки флота и подкрепления это бы не имело никакого смысла — чистое самоубийство. В итоге англичане ретировались.

Начальник британского гарнизона, полковник Смоллед, отступить попросту не смог. Как только он увидел, как на флагштоке вместо британского флага поднимается испанский, он не смог вынести позора и попросту застрелился.

В наше Министерство иностранных дел немедленно явился британский посол Уинстон Черчилль и выразил протест против действий России. Заместитель Пылаева, который был в тот момент на месте, Гуров Евгений Семёнович был крайне удивлён таким заявлением — каким это боком здесь замешана Россия?

Я тоже был, мягко говоря, ошарашен такой наглостью. В моём времени Россия всегда была виновна во всех делах, происходящих чуть ли не по всему миру. И к этому мы уже как-то привыкли. Но здесь эпоха пока иная. Как мы-то сейчас оказались виноваты?

Как оказалось, виновны мы были в том, что неправомерно использовали свою магию в Средиземноморье, отчего перепугали всех флотоводцев этого региона. В связи с этим Британия вывела свои корабли подальше.

Естественно, заместитель министра иностранных дел только фыркнул, даже не стал комментировать этакое обвинение. Высказав своё недовольство, мистер Черчилль осторожно спросил, а не будет ли России возражать, если Британия введёт в Средиземное море свою эскадру, чтобы покарать захватчиков. Собственно, с этим вопросом Пылаев ко мне сегодня и явился. А я вот задумался, если бы британский посланник не начинал визит с обвинений, то мы бы ещё подумали. Но коли так, и бриты нам снова хамят, то я приказал ответить Министерству иностранных дел следующим образом: испанцы просто-напросто восстановили историческую справедливость. Российская империя в силу своей приверженности к соблюдению международного права не станет потакать прихотям англичан в Британии. Собственно говоря, тяжба испанцев и англичан за Гибралтар меня волновала мало. Но пусть уж лучше испанцы, нежели англичане владеют тем островком. Мне так спокойнее. И пусть уж хоть здесь справедливость восторжествует.

Но, как оказалось, Испания — это ещё не всё. Очередной фортель выкинула Италия. Кажется, сидела бы себе тихо и мирно, снабжала бы потихонечку продовольствием Францию. Мы ведь не трогали итальянские порты и города, хотя прекрасно знали, что через них поступает зерно для Франции. Решили, мол, пусть уж… С Италией мы не воюем, да и французов обрекать на голодную смерть не хочется. Но как только в Париже случился переворот, Италия без объявления войны вторглась во Францию и вернула себе часть территории, которую Франция когда-то забрала у молодого итальянского государства.

А потом стали происходить и вовсе удивительные вещи. Король Италии Виктор Эммануил III объявил о том, что в XVIII веке Генуэзская республика совершенно неправомерно передала Франции Корсику, и что Корсика имеет право на самостоятельное существование. И что корсиканцы — не французы и даже не итальянцы, а независимая нация, которая имеет право на образование собственной государственности.

Корсика, где действительно были очень мощные антифранцузские идеи и взгляды, в одночасье откликнулась на обращение итальянского короля. Корсиканцы подняли восстание и объявили о создании независимой республики Корсика, напитавшись революционными идеями. К слову, если бы восстание было стихийным, то вряд ли бы простой корсиканский народ смог бы победить довольно сильный французский гарнизон. Но король Италии заявил, что, коли он поборник справедливости, то он обязан помочь страждущей Корсике, угнетаемой тяжёлой пятой французского господина, и он обязан помочь Корсике обрести независимость, в следствии чего и направил на остров дивизию своих солдат. Нужно отдать должное и без того потрёпанным французам, которые оказали упорное сопротивление. Но когда на тебя наступает регулярная армия, троекратно превосходящая численностью, а в спину палят из охотничьих оружий, да что там охотничьих — даже из кремневых ружей, швыряются вилами и камнями, то ситуация заведомо обречена на провал.

Зато итальянцы, оказав помощь корсиканцам, остров не покинули, а развернули там свои собственные силы и очень быстро привели корсиканцев к порядку. Более того, итальянцы прекрасно знали всех лидеров так называемого стихийного восстания, потому что всё это время оставались с ними на связи. И благодаря этому, в довольно короткий срок, либо арестовали, либо попросту устранили всех тех, кто мог бы возглавить новое восстание, но теперь уже против итальянцев. В общем, обезглавили Корсику, а потом попросту присоединили к себе.

Как считала моя разведка, а с ними я был полностью согласен, операция по возвращению Корсики в состав Италии начала разрабатываться очень давно. Скорее всего, с того самого момента, когда французы и немцы натолкнулись на наше ожесточённое сопротивление. И всей Европе стало понятно, что Россию с помощью блицкрига не победить. Но если Россию не победить в молниеносной войне, то теперь, скорее всего, победит Россия, а значит, Франция и Германия будут ослаблены.

Итальянцы, разумно всё рассчитав, связались с сепаратистами Корсики и пообещали им независимость, помощь, золотые горы и любые чудеса, которые они только пожелают. А уж почему корсиканцы поверили, что итальянцы уйдут, когда Корсика обретёт независимость, это уже вопрос другой.

Опять-таки, ничего нового в мире не происходит. Когда-то давно, ещё до нашей эры, Римская империя в борьбе против Греции использовала тезис о том, что Македония, которая захватила Грецию, не права. Как только греки начнут освободительную борьбу против Македонии, то римляне помогут Эллинам и уйдут. Действительно, римляне разгромили знаменитую македонскую фалангу. И даже сделали вид, что уходят. А потом, спустя 50 лет, благополучно вернулись и подмяли под себя всю Грецию. Словом, разделяй и властвуй.

Кстати, американцы в XIX веке моего времени, да и в этом мире тоже, поддержали независимость жителей штата Техас, которые решили отделиться от Мексики. И даже помогли разгромить мексиканскую армию. Ну а потом забрали Техас себе. А всё дело в нефти. Это ведь один из самых богатых штатов Америки на этот ресурс.

А дальше, как говорится, больше. Мой царственный кузен Виктор Эммануил III объявил, что отныне он будет иметь не титул короля, а титул императора. Основанием для этого Виктор Эммануил объявил присоединение к Италии Корсики, которой он присвоил ранг Корсиканского королевства. Теперь он именовался императором Италии и королём Корсики. Официальных объявлений пока что не было. Но из Рима по официальным каналам шла информация о том, что Италия намерена возродить Римскую империю. У меня, конечно, имелись большие сомнения в том, что Италия на это отважится, потому что Римская империя — это почти что вся Европа. Ну, примерно до середины Германии. А ещё и вся северная Африка, и Балканы, и Турция, а ещё бывшие греческие колонии, находящиеся в Римской империи, включая Крым и часть Закавказья.

Я решил, что, скорее всего, так называемая информация о восстановлении Рима — это кем-то запущенная дезинформация.

Король Италии, хоть и любит повоевать, но он не безумец. Британская империя — это не Оловянные острова, где жили кельты. А уж попытаться забрать наш Крым… Ну, пусть попробуют.

Но мне интересно, кто же мог допустить подобную деформацию? Теоретически, кто угодно. Идея эта могла предназначаться не для Европы, а именно для меня, чтобы попросту столкнуть нас лбами, тем самым ослабив.

Молодой, хотя и зарекомендовавший себя неплохо правитель, неопытен. Понятно, что, получив информацию о желании восстановить Римскую империю, войной на Италию я бы не пошёл. Но, как минимум, стал бы относиться к итальянцам настороженно. Тем более, что повод к опасениям они дают — и Ницца, и Корсика. Но скажу по секрету, с осторожностью я отношусь ко всем государствам и без каких-либо намёков или обличающих фактов. И к европейским странам, и к Турции, где правит мой тесть, и даже к Китаю, с которым мы вроде пытаемся дружить. Друзей в политике не бывает. Бывают союзники.

А ещё бывают и хищники, и жертвы. И тут самое главное — не оказаться в качестве жертвы, под боком у сильного противника. И это далеко не секрет и никакое не открытие. Это прекрасно понимают все, и это прекрасно показали события между Италией и Францией. Теперь придётся ждать ответного хода Франции. Де Голль, который, скорее всего, станет президентом, выведет остатки своей армии с восточного направления, проведёт дополнительную мобилизацию. И вот тут Италии придётся туго. Корсику Франция пока вернуть, наверное, не сможет. Для этого ей нужен, как минимум, флот. А мои подводные лодки, барражирующие Черное море, французов не выпустят. Да и флота у Франции практически не осталось.

А вот Ниццу, вероятнее всего, французы вернут. И очень скоро.

А, а может, кстати, сделать финт ушами и сообщить по нелегальным дипломатическим каналам, что Россия не станет возражать, если Франция примется возвращать Корсику обратно? Всяко лучше, чем они в нашу сторону будут смотреть. И пусть себе французы воюют с итальянцами. Все, кто воюют за пределами Российской империи, и на что не нужно тратить жизни своих солдат и деньги — нам только на пользу. Так что пусть воюют.

Глава 21 Точка кипения

Несмотря на все наши попытки хоть как-то стабилизировать ситуацию с Ярославлем, она очень медленно, но верно выходила из контроля. Мы просто не успевали. По многим причинам.

Во-первых, не хватало личного состава. Снимать войска с фронта можно, но следует делать это в самую последнюю очередь, когда иного выхода уже не будет. Выдвигать сюда тех, кто проходит подготовку тоже не лучшая идея. Нет, кое-какие части мы сюда сдвинули, но нельзя же сорвать с места весь резерв! Где мы людей разместим? Сейчас-то они в учебныхлагерях, потом планируется переброска на прифронтовую территорию, где имеются хоть какие-то бараки.

Мы так и не смогли оцепить Ярославль и прилегающую территорию плотным кольцом. Столько солдат или полицейских просто не было. И как оцепить территорию, равную по размеру европейскому государству? Затыкали, но все равно, дыры оставались. Из-за этого под купол постоянно попадали люди, причём, по разным причинам. Кто-то действительно реагировал на призывы Кирилла Владимировича и по идейным соображениям желал примкнуть к его армии. Кто-то, наоборот, воспылал искренним негодованием, решил пойти и самостоятельно разобраться с возмутителем спокойствия, а попадая под купол, так и пропадал там безвозвратно. Были и те, кто из глупости и любопытства просто решил посмотреть, что же это за интересная штука там стоит. Были и те, кто знал про купол, и решили попробовать себя, сработает ли чужеродная магия на них. Порой, читая о таких случаях, мне хотелось громко ругаться, порой даже матом, потому что количество людей, попавших под купол, исчислялось сотнями, а то и тысячами.

Во-вторых, местность. Мало нам Волги, так имеются еще и ее притоки, какие-то рукотворные каналы, овраги, а самое главное — леса. Проконтролировать леса просто невозможно. В лучшем случае мы могли перекрыть дороги, но местное население, попавшее под купол, знало все потайные тропы, а они, как показали дальнейшие события, могли оказаться широкими.

Если бы был снег, сугробы, все было бы проще. Большинство лесных дорог оказались бы перекрыты сугробами. Но зима оказалась нынче хоть и холодной, но малоснежной.

Потом начались и другие проблемы. У Громова было предположение, что территория под куполом всё-таки вызывает у людей помутнение сознания. Возможно, они становятся восприимчивы к внушению или попросту зомбируются. И поэтому моему дядюшке, было необходимо, чтобы туда постоянно попадали новые люди. И чем больше этих людей попадёт, тем больше будет его армия. Однако, видимо, им было недостаточно естественного притока. Стали приходить донесения, что из-под купола стали выезжать автобусы и грузовые автомобили, заполненные вооруженными людьми.

Они выезжали вглубь страны, доезжали до ближайших поселений, там буквально похищали людей — женщин, детей, но в основном упор делали на крепких молодых мужчин, и очень быстро возвращались обратно под купол. Три таких автобуса удалось перехватить. План «перехват» осуществлялся незатейливым способом. По дороге расстилалась лента, утыканная шипами. Не знаю, как она правильно называется по полицейской терминологии.

Рейдеры, находящиеся в автобусах, были настроены радикально и оказали отчаянное сопротивление. Они готовы были умирать за своего нового императора и бились до последнего, и сдаваться не собирались. А тех пленных, что удалось взять, разговорить или достучаться до их здравого смысла просто не удавалось. Они бились как берсерки, кричали, вопили, бросались на представителей власти, и всё кричали, что император должен быть свержен, а на престоле российском должен царствовать Кирилл Владимирович Романов, как законный правитель. Но самое скверное, что они начинали убивать тех заложников, которых захватили по деревням.

И ситуация откровенно пугала, ведь поделать мы с этим ничего не могли, а количество людей под куполом всё время росло. Отлавливать автобусы не было просто физической возможности. Их же ещё надо отследить, да и, что уж греха таить, узнали мы об этих случаях совершенно случайно. Как казалось, эти автобусы и грузовики нарочно пускали в тех местах, где оцепления не было. В городах, куда приезжали эти автобусы и грузовики, полиция пыталась остановить приезжих и вступала в перестрелки. Но толку от этого было немного. Во-первых, полицейских было мало, а во-вторых, против военных винтовок и специально обученных солдат, составлявших экипажи, полицейские со своими револьверами были бесполезны. Винтовок, а уж тем более автоматов в этих местах на вооружении полиции не было. Более того, были такие случаи, когда полицейских целыми нарядами похищали и увозили под купол Ярославля.

Кутепов распорядился, чтобы из Москвы перебросили мобильные отряды, вооружённые автоматами, для патрулирования окрестных крупных поселений, на случай если такие рейдеры будут ещё посещать крупные населённые пункты.

После таких вот похищений, к куполу направилась новая волна людей, желающих попасть в Ярославль, причём по разным причинам. Кто-то шёл мстить, а кто-то вернуть свою родню, которую похитили. И, соответственно, заканчивалось всё одинаково. Они также попали под купол и пропадали.

Кроме людей, эти рейдеры похищали радиооборудование, не брезгуя ни любительскими радиостанции, ни магазинами. Видимо, они хотели наладить мощную станцию, чтобы призыв Кирилла транслировался на большую территорию.

Появилась ещё одна новость. Кирилл Владимирович теперь не вещал круглосуточно. Порой связь оттуда перебивала частоты и во всех радиоприёмниках звучала негромкая мелодия, перебивая другие передачи. Мы не сразу поняли, в чём здесь подвох, но эта мелодия тоже транслировалась из Ярославля. Я распорядился записать эти звуки и поручить спецам выслушать её и выяснить, есть ли от неё какой-то вред. Оказалось, что есть. В этой музыке был зашифрован призыв к свержению императора Александра. Что-то вроде эффекта 25-го кадра в моей реальности. Видимо, эта музыка каким-то образом подкрепляла призывы Кирилла Владимировича, либо тоже была какой-то магией, а может очередным ухищрением, которое мы просто не поняли. По крайней мере, загадку этого явления выяснить не удалось, но действовало оно эффективно. Я отдал приказ найти решение, как обезопасить народ от этих внушений. Надеялся, что отыщутся какие-нибудь «глушилки», но их у нас не нашлось. Военные сказали, что решение от этих внушений было простое — попросту направить туда бомбардировщик и разбомбить к чертям все радиовышки в Ярославле и его окрестностях. Плохо, что они находились в густонаселенных районах, но армейская авиация уже приняла задачу к разработке и готовила операцию.


Правда, я дал особое указание, по возможности провести всё с минимальными потерями среди мирных людей. Всё-таки люди ни в чём не виноваты. Здесь налицо какое-то воздействие. Будем надеяться, что оно однажды пройдёт и люди снова придут в себя. Но в любом случае жертвовать подданными я считаю излишним расточительством. К выполнению задания привлекли лучших летчиков, мастеров по «точечному» бомбометанию, которых специально вытащили с фронта.

Кроме бомбардировщиков над огороженной зоной Ярославля теперь летали самолёты-разведчики, которые патрулировали окрестности, внимательно следя за зоной, пытаясь хоть что-то понять в этом явлении. На территорию купола они не залетали, однако могли отслеживать бредущих к зоне отчуждения людей и также автобусы и технику, которая выезжала из-под купола. Жаль, что в нашем распоряжении не имелось вертолетов, было бы проще проводить разведку. Но все равно, летчики-наблюдатели свое дело делали.

Утром третьего дня один из пилотов разведывательного самолёта радировал, что из-под купола вышел бронепоезд, который прямым ходом направился прямо на Москву. Новость огорошила. Во-первых, я даже и не знал, что у нас имеются бронепоезда. Если честно, такая техника ассоциировалась у меня со временами гражданской войны, когда шли маневренные бои по всей территории России, и в ход шла любая техника. Хотя, возможно, это было эдакое изобретение тех времён, которые создали специально, чтобы усилить свои позиции. А во-вторых, бронепоезд несущийся к Москве? Да это же настоящая катастрофа!

Самый простой и действенный способ — разбомбить этот бронепоезд. Но с авиацией решили повременить.

Первым делом пришлось взорвать железнодорожное полотно, чтобы поезд не смог проехать. Думали, что силами пехоты сможем остановить поезд и арестовать всех, разоружив личный состав, как это было в моей истории, когда чекисты разоружали эшелоны матросов-анархистов, сбегающих с фронта. Им же это как-то удавалось?

Но не тут-то было. Стоило военным силам приблизиться к поезду, как по ним открылся огонь артиллерии.

Мы по-прежнему пытались сохранить жизни людей, поэтому авиацию пока придерживали. Но на все увещевания, предложения о сдаче в плен, находящиеся в бронированных вагонах мятежники не реагировали. Было принято решение использовать танки.

В это же время, поняв, что полотно разрушено и дороги дальше нет, поезд дал задний ход, попытавшись вернуться обратно под купол. Но позволять ему это сделать было нельзя. Пришлось взорвать железнодорожное полотно и в тылу поезда, отрезая ему путь к отступлению.

Наконец, к месту событий, из Москвы прибыла танковая группа, которая быстро развернулась и пошла в наступление. С бронепоезда им отвечали орудия. Началась настоящая артиллерийская дуэль. По крайней мере, бойцы в поезде сдаваться явно не собирались. Они бились как львы за своего нового императора. И я понятия не имел, чем он их так соблазнил.

В итоге, общими усилиями, поезд был взят. Однако, больше пятисот бойцов из семисот, находящихся в вагонах, были убиты, а остальные тяжело ранены. И лишь единицы взяты в плен. А те, кого удавалось захватить, старались либо покончить с собой, лбо набрасывались на врачей. И что с этим делать, я совершенно не понимал. Со своими же людьми ведь боремся.

Пока наше внимание было сосредоточено на ситуации с бронепоездом, а все свободные силы были сосредоточены на том, чтобы этот поезд остановить, из Ярославля выдвинулась ещё одна группа, правда, в другом направлении, в сторону Рыбинска. Четыре автобуса, заполненные бойцами, добрались до Рыбинска и затем напали на местный аэродром. Вооруженных сил на гражданском аэродроме не было — только охрана с берданками, в задачу которой входило лишь несение караульной службы, поэтому сопротивления особого захватчики не встретили. На этот раз они решили сделать действительно масштабную акцию. Злоумышленники набили в пассажирские самолеты людей, взлетели и благополучно перелетели в Ярославль, приземлившись на тамошнем аэродроме. Естественно, что сбивать эти самолеты нам даже в голову не пришло. Зачем Кириллу Владимировичу понадобились такое представление, я не знал. Возможно, просто для того, чтобы показать свою силу. Ситуация мне нравилась всё меньше и меньше, потому что приобретала какой-то нереальный масштаб, а главное, я не понимал манёвров противника.

Кажется, только что доложили, что все дороги перекрыты и к Ярославлю и мышь не проскочит, как новая новость (простите за тавтологию), что неизвестные на автобусах добрались до Костромы, а там они каким-то образом смогли угнать пассажирский поезд. Причём так ловко, что никто и не понял. Они что, умеют перемещаться в пространстве? Или осталась еще какая-то «народная тропа», по которой могут пройти автомобили?

Неладное заподозрили, когда состав, который должен был отправиться в обход Ярославской губернии, отправился прямо в Ярославль. Вот мы все удивились. Самое главное, мы попросту ничего не могли поделать. Ладно бы мы сражались против немцев или французов, те хотя бы можно было бы узнать по форме или по акценту, по неестественному поведению. А здесь же были русские люди, наши, притом, что среди них есть и офицеры, и солдаты, которые были неотличимы от обычных людей. И что здесь прикажете делать? Проверять каждого встречного-поперечного? Да тут никаких сил не хватит. Мы вон оцепить город не можем. А тут такое…

Дорогу, кстати, удалось отыскать. Ею оказалась старая вырубка, о которой забыли, но если вырубить кустарник, то можно использовать.

Нет, с Ярославлем надо решать что-то, причём срочно. Поэтому я объявил общее собрание и твёрдо решил, что пока мы не найдём решение, кабинет мы не покинем. Если решим, что придется устраивать крупномасштабную бомбардировку… Что ж, так тому и быть. И сам тогда возьму грех на душу.

Глава 22 План

Ситуация с Ярославлем была неоднозначная, она вводила огромный дисбаланс в состояние дел, особенно учитывая тот факт, что проблема разрасталась как опухоль на территории России. И даже положительные новости выглядели незначительными и вызывали раздражение от того, что ситуация не улучшается.

Всё-таки положительная реакция на действия моего дядюшки была. Пускай лишь от некоторых дворян. Но и народ возмутителя спокойствия, нет-нет да поддерживал. Можно пенять на то, что поддержка, вероятнее всего, была не настоящей. Может, люди были под внушением, либо это вовсе были изначально засланные казачки. Тем не менее это выбивало почву из-под ног, и меня это сильно расстраивало.

Однако положительные новости были. Например, магоотводы, которые были созданы под руководством академика Громова, своё дело сделали. Купол замедлился, но расти не перестал и продолжал расширяться. Да и люди каким-то образом по-прежнему попадали внутрь, да так и пропадали там. А, соответственно, росло количество людей, радикально настроенных против Российской империи, которые в любой момент могут выступить против действующей власти и попытаться устроить переворот. И мы все от этого были как на иголках.

Ещё из положительных новостей был отчёт об успешно проведённой операции по уничтожению всех радиолокационных точек Ярославля. Мы не забыли опыт Парижа, когда Эйфелеву башню хотели использовать по назначению и транслировать голос диктора-гипнотизёра, чтобы распространять в народе радикальные мысли. И позволять подобной ситуации развиться и в России было недопустимо. Хотя, если уж совсем по-честному, мы ведь так и не поняли, работала эта методика или нет, но лучше уж не рисковать. Нужно отключить потенциального гипнотизёра от связи и не позволять ему смущать русский народ.

В воздух поднялись несколько бомбардировщиков, которые покружили над куполом и сбросили бомбы туда, где, согласно данным разведки, находились точки радиолокации и антенны.

Об успешном завершении операции мне доложили практически сразу. И очень надеюсь, что жертв было немного. Да уж, без жертв, к сожалению, никуда не денешься, хоть это и удручает. Всё-таки там русские люди. Пускай они и решили устроить переворот, но они ведь действовали по принуждению, либо под влиянием внушения, а значит, не заслужили смерти.

Но всегда лучше, пожертвовать малым, чем потерять всё. И это всё же более уместно, чем бомбить собственный город, равняя его с землёй, и истребляя всех, кто может представлять угрозу. Ведь тогда бы жертв было куда больше. Но все прекрасно понимали, что, если купол продолжит расширяться, а критическая масса людей, которые соберутся там, превысит опасные значения, мы от этого решения никуда не уйдём, и придётся жертвовать русскими людьми. Всё-таки, если мы дадим слабину, то потеряем куда больше и пострадает гораздо больше людей. Допустить гражданскую войну — это значит потерять страну, и более того, повергнуть её в хаос революции.

Кутепов докладывал об удачно проведенной разведке. Он выделил девятерых человек, которых тройками должны были отправить под купол, чтобы понять, какое воздействие оказывает чужеродная магия на людей. Почему все-таки они уходят и не возвращаются? Почему они пропадают? Что с ними происходит внутри купола?

Выделили девятерых добровольцев. Людей запустили, привязав предварительно их канатами. Затем их поочерёдно вытягивали назад, будто рыб, попавших на приманку. Тройка людей, которых вытянули спустя 15 минут, выглядела довольно неоднозначно. Они были совершенно невменяемы, будто в сильнейшем алкогольном опьянении, ничего не соображали, не могли выразить никакие мысли, на вопросы не реагировали. Казалось, они либо очень пьяны, либо попросту не в себе.

Добровольцы, которых вытащили спустя сорок пять минут, вели себя агрессивно. Они бросались на сотрудников полиции. Они кричали что-то бессвязное, но что конкретно, понять было совершенно невозможно.

Однако спустя 10 минут первая тройка пришла в себя. Люди жаловались на головную боль и плохо соображали, но уже могли объясниться, хотя и не помнили, что происходило до этого.

А вторая тройка пришла в себя спустя 25 минут. И ситуация была примерно такая же. Сначала они вели себя до крайности неадекватно и перестали соображать, вплоть до потери координации, но потом вроде как очнулись и снова жаловались на головную боль и на полное беспамятство.

Тех же мужчин, которых продержали под куполом больше трёх часов, будто подменили. Они совершенно не узнавали своих товарищей. Они бросались на коллег и кричали о том, что они служат неправильному царю. Что самозванца Александра IV нужно немедленно свергнуть с трона, и что он ведёт страну к упадку. И лишь Кирилл Владимирович достоин воцариться на российском престоле. Они сопротивлялись около часа, а потом всё пошло по ниспадающей. Сначала они стали вести себя будто пьяные, затем и вовсе потеряли всякую способность здраво изъясняться и держаться на ногах. Зато по истечении часа, все как один пришли в себя. Но опять же страдали от амнезии и сильнейшей головной боли.

Изучая отчёты, Громов сделал следующий вывод:

— Получается, на сегодняшний день, купол стоит три дня, — заявил он. — Исходя из вашего эксперимента, думаю, что люди, находящиеся там, радикально настроены, и, стоит их оттуда вывезти, будут стремиться свергнуть власть и устроить государственный переворот. Но всё закончится за пару дней. И закончится так, как вы описали. Головной болью и амнезией. Очень удобно, кстати.

— Вы уверены? — спросил я.

— Сто процентной уверенности, безусловно, быть не может. Но с большой долей вероятности всё будет обстоять именно вот так. Однако думаю, что итог будет один. Через какой-то срок люди придут в себя и перестанут представлять какую-то опасность.

Тут вступил Мезинцев и обратился к Громову.

— Вы ведь говорили, что человек, который этот купол удерживает, используя магический усилитель, должен не спать всё это время. Это ведь так?

Громов кивнул.

— Да, именно так, ведь магию нужно поддерживать постоянно. Есть, конечно, вероятность, что у них есть и второй такой же человек с подобным даром, но дар довольно редкий. И, как известно, молния в одно место два раза не бьёт.

— Сомнительное утверждение, — заявил я, ведь у семьи Распутиных все люди обладали подобным даром поэтому кто знает.

Матрёна Распутина по-прежнему находится в тюрьме. Дмитрий Распутин был убит. И, как минимум, ещё двое отпрысков Распутина где-то гуляют. И, возможно, оба они сейчас находятся в Ярославле.

— Однако, — не сдавался Мезинцев, — не будем откладывать эту возможность. Ведь если человек там находится, и он не спит, спать он хочет.

Тут он повернулся к Кутепову.

— Александр Павлович, а нет ли в вашем ведомстве людей, я имею в виду то ведомство, которое заведует одарёнными, каких-нибудь кадров, способных воздействовать на людей и заставлять тех спать? — спросил он. — Думаю, учитывая обстоятельства, такой человек нам может очень пригодиться. Ведь для одарённого, который не спал три дня, хватит маленького импульса, чтобы он отключился.

Идея мне понравилась. Я тоже посмотрел на Кутепова, а тот вдруг просиял.

— Слушайте, а ведь есть такой! Ординатор в одной больнице. На самом деле, он как врач так себе. Но него как раз способность усыплять больных. И тем самым он избавляет многих пациентов страданий, за что его там и держат, хотя в медицине он дуб дубом.

Но тут я сам задумался о практичной стороне вопроса.

— А как мы этого человека туда забросим? Если верны заключения, то, как только он окажется под куполом, то сразу позабудет о задаче и будет думать лишь о том, как свергнуть меня с престола, — заявил я.

— Я тоже об этом вопросе думал, — заявил Мезинцев. — А что, если мы создадим ещё один такой же усилитель магии, только из нормальных кристаллов и более мощных, и накроем им Ярославль. А после этого, когда все заснут, введём внутрь войска. Думаю, мы успеем отреагировать до того момента, как они проснутся. Нам ведь и часа хватит. На крайний случай высадим десант прямо над Ярославлем, но после того, как купол спадёт.

— А это мысль, — заявил Громов.

— Так, подождите, мысль, — перебил я их. — Вы сами подумайте. Во-первых, как я знаю, такие дары, которые воздействуют на людей, требуют время для применения. Иногда диалога, иногда тесного контакта. Я имею в виду, что это требует времени. Это раз. Самолёты летают быстро. Это два. Как вы себе представляете эту ситуацию? И опять же, если при помощи магического усилителя мы создадим купол, это значит, что в него попадут все, в том числе и пилот, и одарённый. Какая-то невыигрышная акция получается.

— Это решаемо, — Громов побарабанил пальцами по столу. — С самолётом вы, конечно, верно подметили. Здесь надо подумать, как решить вопрос. А вот что касаемо купола, я думаю, что смогу перенастроить усилитель таким образом, чтобы он создавал конус, точно направленный вниз.

— Да и с самолётом не проблема, — оживился Кутепов. — Мы можем использовать дирижабли. Дирижабли у нас есть, и немало. Правда мы их используем летом для наблюдения за лесами, чтобы не было пожаров. Сейчас они, находятся на складах, но расконсервировать их и наполнить гелием это дело нескольких часов. Позвольте, я дам команду, чтобы их уже начали готовить.

План, похоже, выстраивался и, судя по всему, он должен был сработать. По крайней мере, я взвешивал ситуацию и так, и так, и не видел причин, почему это должно не подействовать. Вопрос был только в деталях.

— А как же усилитель магии, где мы его достанем? — спросил я.

— Так, я уже один собрал, — повинился Громов. — Меня так заинтересовала эта история, что я использовал эти кристаллы и создал один усилитель в лабораторных условиях.

Я качнул головой. С одной стороны разбазаривает имущество империи, а с другой стороны — молодец, Громов! Другого не скажешь.

— А что касаемо доктора? — перевёл я взгляд на Кутепова.

— Так он в Петербурге работает, тоже очень кстати.

Ну так дело всё равно не пойдёт. Я задумался.

— Что-то мы не учитываем, — произнёс я. — Надо подумать.

— А тут всё просто, — заявил Кутепов. — Вы сами подумайте. Целый город, в котором находятся сейчас по меньшей мере несколько миллионов человек. И вдруг там все уснут. Кто-то ведь, может быть, курит рядом со стогом сена. Кто-то еду готовит. Кто-то по лестнице взбирается. И вдруг они все засыпают. Тут бед не оберёшься.

— Согласен, — сказал я. — Вот сейчас всё сходится. Что с этим будем делать?

— Да, здесь всё просто, — тут же заявил Кутепов. — Операцию начнём ранним утром. Так, чтобы основная часть людей ещё спала. Но при этом нужен дневной свет, потому что работа на такой площади, с таким количеством людей, да ещё и в темноте — это идея плохая. Заранее пригоним, виноват — пришлем — пожарных, полицейских и врачей побольше. Чтобы в случае чего можно было оказать быструю помощь либо в тушении пожаров, либо в первой помощи пострадавшим.

— Ну и дивизию солдат туда, — кивнул Мезинцев. — Всё-таки буянов будет много. Людей желательно развести бы в разные стороны. И пару дней подержать в лагерях или ещё где-нибудь, чтобы они в себя пришли, а потом уже вернуть обратно домой.

— Кстати, — вдруг сказал Кутепов, — я припомнил этого доктора, он усыпляет минимум на восемь часов. Глядишь, если усилитель магии увеличит время, на которое люди будут засыпать, может, нам и вовсе не потребуется никого эвакуировать.

— По крайней мере, если сон и вправду будет держаться восемь часов, то сопротивления нам никто не окажет. И это очень хорошо. А свободные руки нам не помешают, так что солдаты нужны. В любом случае придётся людей изолировать дня на два минимум, — заявил Громов, — об этом забывать не стоит. Даже за час несколько миллионов человек могут натворить очень много бед. Так что, про это забывать не стоит. Да, в первую очередь, отобрать оружие у солдат и офицеров Ярославского гарнизона, чтобы они, проснувшись, не натворили глупостей. А то, мало ли, может в обратную сторону пойти, и люди поспят часок, а потом пойдут воевать.

— Ну, а главное — отыскать в городе моего дядю, — заявил я.

Хитро он, конечно, придумал — созвать людей, захватить власть. Хорошо ещё, что он в Петербурге эту акцию не провёл.

Хотя ему вполне может хватить двух-трёх дней на захват власти, если успеет народ на меня натравить. Он ещё вот так подождёт и вполне сможет собрать ещё людей, а как докладывает разведка, люди пропадают под куполом постоянно, и оцепление не помогает. А несколько миллионов оголтелых людей, которые стройной толпой идут на столицу, кого хочешь заставят задуматься. И тут только один вопрос остаётся, что случае успеха он собирался сделать со мной? Что-то мне подсказывает, что вряд ли дядюшка собирался оставить меня в живых. Поэтому сомнений в дальнейших действиях у меня не было.

— Работайте, господа. Действуем по плану, — заявил я. — И да поможет нам Бог решить всё без лишних жертв.

Глава 23 Реализация плана

Ровно в 5:30 утра было объявлено начало операция по освобождению Ярославля.

С Рыбинского аэродрома был запущен дирижабль, на борту которого находился доктор Дорохов — тот самый одарённый, способный вызывать сон у людей. Также на борту имелся мощный усилитель магии, переделанный Громовым, способный создавать не купол магии, а конус. Еще, на всякий случай, команде выделили амулет из сокровищницы императора. Об этом мне подсказала Ольга Николаевна — мол, есть некий амулет, способный пресекать любые воздействия на разум владельца. А в ответ на вопрос, почему же мы сами не используем такие амулеты, Ольга Николаевна пояснила, что у рода Романовых, в принципе, имеется невосприимчивость к такого рода способностям, и воздействовать на нас или смутить при помощи дара, довольно непросто. По крайней мере, внушению мы поддаёмся слабо. Ну и усыплению, скорее всего, тоже. А остальное не так важно. Главное, чтобы император, пока он правит, не поддавался чужому влиянию.

К 6 часам 15 минутам утра дирижабль завис над Ярославлем. Конус расширился так, чтобы охватить как город, так и все окрестные земли рядом с ним. Было опасение, что летательный аппарат собьют, но к счастью, выстрелов с земли не последовало. Возможно, система ПВО подкачала, а может, из-за психического воздействия сотрудники ВНОС завалили службу.

Дирижабль двигался неспешно, и времени, за которое он пролетал над землёй, как раз хватало, чтобы конус успел погрузить в глубокий сон всех находящихся под его влиянием. И в итоге, все окрестные деревни и сёла, которые находились под воздействием купола, тоже подпали под сонное влияние усыпляющего воздействия Дорохова..

Армейские части, расставленные по периметру, что создал Купол, пришли в полную боевую готовность, ожидая команды.

Громов вскользь сказал, что есть небольшая, но вполне возможная вероятность, что наше мероприятие может не сработать. Ведь кристаллы Вернадского до сих пор остаются загадкой для учёного мира, и их возможности обширны. Опыты и новые открытия происходят чуть ли не каждый день. И вполне есть вероятность, что сам Громов ошибся, и человек вовсе не требуется для поддержания магии. Кто его знает — не способны ли они «самоуправляться»?

Сказал он это перед самым началом операции, чем, мягко сказать, совсем не повысил наш боевой дух. Хорошо, что число тех, кто это услышал, было ограниченным.

Что ж, может быть, мой научник и прав. Однако от затеянного я и не думал отказываться. Нужно доводить дела до конца.

Но все-таки, Громов зря опасался. И вот, после нескольких часов (а может, минут?) купол мигнул, зеленые огоньки начали блекнуть, а потом он исчез.

Я прибыл к Ярославлю, чтобы лично проследить за ходом операции. Очень уж меня эта ситуация заботила, и хотел не дожидаясь отчётов увидеть всё собственными глазами.

Вперёд сначала отправились разведчики, перевязанные канатами, которые должны были понять, сохранилось ли какое-то воздействие или нет. Миновав линию предполагаемой магической зоны, они углубились на захваченную территорию, а уже через несколько минут дали знать, что никакого воздействия нет, и что можно выдвигаться.

Я и сам не поверил своим глазам, когда купол попросту исчез, будто бы его никогда и не было. Я втайне переживал, что затея может просто не удастся, купол не исчезнет, и все наши приготовления пропадут втуне. Но нет, разведчики продолжали продвигаться вглубь территории, и подтверждали, что их разум чист, а на сознание ничего не влияет.

Наши войска выдвинулись к городу с пяти направлений. Впереди, на всякий случай, шли сапёры, ведь неизвестно, к чему готовился Кирилл, и какой сюрприз могли нам заготовить его приспешники. Вдруг там сплошные минные поля и растяжки? Но, к счастью, никаких взрывоопасных сюрпризов не оказалось. Хоть мы и потратили на дорогу больше времени, чем планировали, однако безопасность превыше всего. Нет ничего более ценного, чем жизни людей.

Дальнейшую информацию я узнавал уже из из отчётов. Когда солдаты приблизились к городу, люди спали всюду, будто ночью и не ложились, а работали, либо встали рано утром.

Пожаров, которых мы всерьёз опасались, было не так много. Но они всё же, они были. Тут вам и неосторожное обращение с огнем, и имевшиеся у населения керосинки.

Пожарную технику мы привезли по железной дороге. И она оказалась очень кстати, ведь пожар, даже маленький, всегда может стать началом пожара куда более страшного.

Больше всего от пожара пострадал Ярославский Кремль. Его довольно долго не могли потушить, и здания выгорели довольно сильно. Также пострадала резиденция ярославского губернатора, а сам губернатор погиб во время пожара. Хотя, судя по донесениям, тело его выглядело таким образом, будто бы он вовсе не от пожара погиб. В лучшем случае, от удушения. Я отдал приказ провести вскрытие и выяснить настоящую причину смерти.

Возможно, у меня паранойя, но почему-то мне кажется, что Ярославский купол появился именно в этом городе явно неспроста. Вполне возможно, что Кирилл Владимирович имел контакт с губернатором Бубенцовым, и на каком-то моменте попросту избавился от лишнего свидетеля.

Медицинский персонал, собранный из разных городов, оказывал помощь пострадавшим. Как мы и предполагали, после резкого усыпления много людей получили травмы, потому что находились на улице или за рулём грузовых автомобилей, даже несмотря на ранний час. Были такие, кто упал с балкона с большой высоты или с лестницы. И чего им так рано не спалось?

Что-то наша затея не оправдалась. Хотя, как сказать… Судя по отчётам, таких людей было не так много, по сравнению с общей численностью людей, собранных в Ярославле.

У военных была задача изъять всевозможное оружие из казарм, у спящих посреди улиц и в зданиях людей. В Ярославле имелось не только стрелковое оружие, но и артиллерия, и даже рота бронемашин.

Бронемашины и артиллерийское вооружение взяли под усиленную охрану, а все оружие — от винтовок и автоматов, до охотничьих ружей, изъятых из магазинов, вывезли и складировали в один из цехов автомобильного завода, под охрану.

Спящих было довольно много, и благо, что большинство из них лежали в зданиях. Тех, кого находили на улицах, попросту переносили в помещения, чтобы те не замёрзли, всё-таки, на дворе зима. Много людей было обнаружено в школах, больницах, церквях — они будто действительно были на военном положении — чуть ли не штабелями, уложенные в просторных помещениях. Не зная, что они спят, можно было подумать, что все мертвы.

В итоге решили даже не заморачиваться депортацией людей по разным городам, а попросту позакрывали их в тех помещениях, где они находились. Единственное, что тщательно их обыскивали, лишали любых предметов, которыми они могли бы воспользоваться, чтобы навредить себе или окружающим. Например, устроить пожар. Благо, помещений таких много, и людей удалось разместить. Даже прикинули, что для контроля над сотней хватит пары надежных солдат с автоматами.

Кстати, что удивляло, на улицах города спящих людей оказалось много, а вот техники или животных практически не было. Разве что автобусы и грузовые машины, на каких рейдеры из Ярославля выезжали за пределы города и привозили новые жертвы для промывания мозгов.

Впоследствии Громов, обратив внимание, что уж очень много людей собралось в школах и церквях, предположил, что их нарочно поселили в обширных помещениях, чтобы влияли друг на друга, тем самым усиливали внушение. То есть, если среди собранной паствы найдётся тот, кто не только подвергнется внушению, но и яро в это поверит, он заставит всех остальных и дальше верить в убеждения, внушаемые Кириллом. Это было, конечно, любопытно, но мы не могли себе позволить разделить всех этих людей и расселить поодиночке. Поэтому будем исходить из того, как будут развиваться события. Если люди будут оказывать сильное сопротивление, самых ярых активистов будем изолировать, а остальных же по-прежнему держать вместе.

Я помню секты моего времени. Там тоже «камлания» проходили среди большого количества людей. Ведь общество влияет на человека, а когда большое общество верит во что-то, то человек сомневающийся, скорее всего, тоже проникнется этой верой. «Заразился сам — зарази другого».

Влияние толпы, как таковой, давно изучается психологами моего мира. И в принципе, что-то в словах Громова было. Правда, совсем уж, свято брать всё на веру я тоже не собирался. Как минимум, это было сейчас нерационально, и всё учесть мы всё равно не сможем.

Группа, состоявшая из одарённых учёных, вооруженные какими-то приборами, пыталась найти кустарные кристаллы — те самые усилители магии, что позволили создать этот купол, однако так ничего не нашли. Находили лишь следы. Разбитые кристаллы, осколки, разрозненные куски, порошок похожий на графит. Но самих усилителей так и не нашлось.

Громов сам интересовался этими усилителями, ведь масштаб купола действительно поражал. А тот факт, что он был создан путём использования «грязных» кристаллов, заставлял задуматься о многом. Что было бы, если бы злоумышленники использовали «чистые» — то есть, байкальские кристаллы? Наверное, эффект был бы куда более страшный. Громова очень интересовала конструкция и технология, по которой были созданы те усилители. А я уже отдал приказ еще более строго следить за производством и перевозкой кристаллов. И провести новую проверку всех тех, кто хоть каким-то образом связан с кристаллами.

Что касаемо обнаруженных разрушенных кристаллов, то Громов сделал вывод, что вероятнее всего они были уничтожены вследствие выработки ресурса. Сам он такой эффект наблюдал лишь несколько раз, когда через кристаллы проводилось слишком много энергии, и те не выдерживали, либо истощались настолько сильно, что теряли свою структуру.

Ещё, как предположил Громов, такое вполне могло произойти вследствие смерти одаренного, чьи способности были усилены посредством кристалла (и наоборот — человек мог оказать влияние!). Но я старался не думать о такой возможности, потому что хотел найти этого самого одаренного и перекинуться с ним пару ласковых.

Одной из головных болей были ярославские предприятия, которые встали, и опять же, доподлинно было неизвестно, работали ли они на протяжении захвата Ярославля. Каждое предприятие нужно было осматривать, и оценивать ущерб. Опять же, станки и промышленное оборудование, которое вполне могло быть включено на момент начала операции.

Это ещё хорошо, что в Ярославле не было металлургических предприятий непрерывного цикла, потому что, если бы таковые имелись, тогда наступил бы конец металлургии Ярославля. Но к счастью, её не было. И так ущерб будет серьёзный, ведь довольно много промышленных предприятий остановило производство. И простой даже на несколько дней больно ударит по Российской империи. А потеря имущества или порча производственных цепей и вовсе может нанести непоправимый ущерб.

Для того чтобы предотвратить аварии, можно было бы отключить электричество и попросту обесточить оборудование, но многие цеха имели автономную систему автономного энергоснабжения, поэтому разом обесточить все предприятия просто бы не вышло. А всё благодаря кристаллам Вернадского. То, что для нас было благом, на этот раз работало против нас.

Несмотря на все наши старания, было довольно много поврежденных станков и конвейеров. Со временем мы всё посчитаем и всё исправим, и город вернётся к жизни, и предприятия заработают. Но до этого ещё надо дожить. Но самое главное здесь, чтобы люди поскорее пришли в норму, избавились от внушений и снова стали нашими верными подданными, а не зомбированными. По крайней мере, я на это очень надеюсь.

Немалой проблемой оказались ещё и больницы, где содержались больные, требующие постоянного присмотра. Персонал там тоже заснул. И смертельных случаев оказалось довольно немало. Хотя операция и заняла не так много времени, но кому-то не подключили новый баллон с кислородом, кому-то просто не повернули, а он захлебнулся в рвотной массе.

На всякий случай проверили точки радиовещания и попытались оценить ущерб от бомбардировки. Понятно, что вышки разбомблены качественно, но погибшие вследствие авиаудара были, хоть и насчитывали едва ли два десятка. Учитывая тот факт, что вышки уничтожались в самом начале операции, завалы предстояло ещё разобрать и поискать пострадавших и погибших.

На каком-то этапе в Ярославль вернулась группа рейдеров, которых, судя по всему, пропустили солдаты из оцепления. Видимо, они ночью выезжали за новой партией жертв. В итоге, вернувшись на базу, обнаружив, что купола вовсе нет, весь город спит и наполнен войсками империи.

Люди, присягнувшие лже-императору Кириллу (или обработанные — тут уж непонятно), сдаваться не собирались и оказали ожесточённое сопротивление. Мятежникам хотели сохранить жизнь, но жизнями своих солдат рисковать было нельзя, поэтому, большая часть группы рейдеров, была просто расстреляна из пулеметов. К сожалению, без жертв было не обойтись.

По предварительным оценкам, число всех погибших в Ярославле насчитывало больше 350 человек. Это включая тех, кто погиб в результате бомбежки радиостанции, от пожаров и иных причин.

Триста пятьдесят человек — это немало, безусловно. И называть это удачей, даже несмотря на процентное соотношение, язык не поворачивается. Но могло бы погибнуть и больше. Если бы операция не удалась, нам пришлось бы бомбить город. И тогда бы потери исчислялись тысячами, а то и десятками тысяч.

Самой неприятной новостью оказалось то, что Кирилла так и не удалось найти. Доложили, что с аэродрома под Ярославлем стартовал легкомоторный самолёт. Сбить его, естественно, не успели. Да и не были к такому готовы. Всё же сбивать гражданские самолеты идея не самая лучшая. Авиация и ПВО тоже не успели среагировать. Да и кому было реагировать? Кто из наблюдателей ПВО ожидал вражеский самолет на внутренних территориях?

Вокруг Ярославля летали наши самолёты-наблюдатели, но у них не было вооружения, поэтому перехватить самолёт они бы не смогли. А таран в этом случае и вовсе звучал как несуразица. Ради чего?

Пока что самолёт довольно успешно отслеживали. Но поднимать истребители пока не спешили. Вот, когда он сядет, тогда и будем разбираться.

Через три часа пришло донесение, что самолёт таки отследили, он приземлился в поле, недалеко от Петербурга. Туда сразу же выдвинулась группа захвата, однако обнаружила лишь два трупа — пожилого мужчины и женщины, и разрушенный усилитель магии, в виде мелкой крошки, рассыпанной по дну самолёта. Тела опознать пока не удалось.

Хотя, если поразмыслить, то личности этих людей я и так могу назвать. Я припомнил, что у Григория Распутина в моём мире была ещё одна дочь. В этой реальности, его сын Дмитрий был убит, Матрёна сидит в тюрьме. Вот вторая дочь, видимо, и стала сообщницей Кирилла Владимировича. Правда, хоть убей, не помню, как её зовут. Ну а пожилой мужчина, раз уж это явно был не Кирилл Владимирович (он-то известен!), был никем иным, как тем самым академиком, о котором рассказывал мне Громов, ученик Вернадского.

Видимо, сам Кирилл, перед тем, как сбежать, просто избавился от подельников. Хотя неясно, почему он, например, не прихватил с собой ту же самую Распутину? Ведь кадр-то она ценный. И его операция, если бы не наше противодействие, могла сложиться очень удачно. Но что там происходит в голове Кирилла, я не знаю. И, если честно, особо не хочу копаться в его мыслях. Поэтому, действуем согласно ситуации. Розыскные мероприятия начаты. Как выразился Кутепов, началась «загонная охота». Очень надеюсь, что этот вопрос решится и больше подниматься не будет.

На всякий случай издал указ о том, что великий князь Кирилл Владимирович Романов лишается титула великого князя, а также прав дворянства. А значит, и права на наследование трона Российской империи.

Глава 24 Разбитые зеркала

— Присаживайтесь… сделал я паузу, вспоминая имя-отчество коменданта Зимнего дворца. Да, вспомнил: — Павел Федорович.

— Благодарю вас, ваше величество, — покачал тот головой, — но лучше я останусь на ногах. — Опережая мой вопрос, пояснил: — Не посчитайте за невежливость, или напротив — за чрезмерное уважение, граничащее с подхалимажем, тут все просто — после ранения трудно сидеть на месте. Предпочитаю либо ходить, либо лежать.

В моем кабинете места для лежания нет, придется подполковнику постоять. И кабинет я себе в Санкт-Петербурге оборудовал временный — во дворце своей матушки великой княгини Ольги Николаевны. Тесновато здесь, двор негде разместить — треть персонала и свиты по домам распустил, но лучше, чем занять какие-нибудь обывательские квартиры. Я вообще собирался въехать в Домик Петра — мне одному и адъютантам там места хватит, но вокруг постоянно околачивается куча народа. Их-то куда девать? Да и Домик — как-никак историческая ценность, музей. И деревянный он. Если какая-нибудь сволочь соберется спалить — сгорит на раз.

— Итак, Павел Федорович, что у вас по инвентаризации имущества?

— Итак, докладываю. Картины, в большинстве своем, не пострадали. Отдельные фрагменты намокли, но реставраторы высушат. Самые большие утраты у Данаи, что была залита пеной, имеется повреждение у статуи Венеры Таврической.

— Насколько серьезные? — забеспокоился я.

Эта скульптура мне нравилась. И девушка красивая, хотя и без рук, да и история интересная. Все-таки, второй век до нашей эры, приобретена Петром Первым в Ватикане.

— Если честно — сам бы я не заметил, — пожал плечами подполковник. — Но хранитель сказал — имеются два скола на поверхности.

Скол — понятие относительное. Имиллиметр скол, и сантиметр — это тоже скол.

— А «Возвращение блудного сына» не пострадало?

— Никак нет, ваше величество. И сын на месте, и отец, и все остальное семейство.

Я неодобрительно посмотрел на Сытина. Ишь, шутник хренов. А эта картина Рембранта мне нравилась даже больше «Данаи». Что этакого в «Данае»? Ну, лежит на ложе корпулентная женщина, ждет, пока на нее не прольется золотой дождь. А «Возвращение блудного сына» имеет более широкий смысл.

— Виноват, ваше величество, — покаялся комендант, уловив монаршее недовольство.

— Остальные утраты? Потери?

— Кроме вашей короны — ничего, — покачал головой подполковник. — К счастью, корона нашлась.

Ага, нашлась. Нашлась-то она случайно. Городовой, дежуривший во время пожара на Дворцовом мосту, обратил внимание на спешившего человека и решил поинтересоваться — а куда это тот бежит, да еще и с сумкой? А тот, не вступая в разговор, выстрелили, но промахнулся, а вот городовой попал.

— Все вещи — как культурные ценности, так и просто предметы мебели, что вынесли из дворца оказались в целости и сохранности. Если только какие-нибудь серебряные ложечки, не внесенные в мои описи, но это мелочи. Вся посуда имеет маркировку, все рано или поздно всплывет. Все сейчас в штабе, готовится к консервации. Вместе с господином Титовым подыскиваем для всех предметов помещение, пока дворец в порядок не приведут. Все-таки, четверть здания пострадала — стены, оконные рамы, паркет. И еще зеркала, которые были прибиты к стенам. Вот, разве что, имеется такая странность…

Подполковник призадумался, решая, говорить о том императору или нет. Пришлось его подтолкнуть:

— Павел Федорович, не тяните кота за помидоры, скажите прямо.

Может, нынче я выразился грубовато, но Сытин прибыл сюда из воинской части, а там такие выражения более доходчивы, нежели изыски. Но подполковник продолжал мяться. Пришлось вложить в голос немного металла:

— Так что вас смущает?

— Меня смутили разбитые зеркала, — решился-таки Сытин.

— Зеркала? — насторожился я. — И что не так с разбитыми зеркалами? Они могли разбиться от жары, от перепада температуры.

— Могли, — не стал спорить подполковник. — Четыре зеркала лопнули, осколки, но заметно, что вначале они лопнули, а потом куски выпали из рам, упали на пол и разбились на мелкие кусочки. Но пара зеркал разбились не от жары, а от удара. Я внимательно их осмотрел — вмятина, а от нее словно лучи идут. Такое чувство, что молотком стукнули, или чем-то тяжелым, вроде канделябра. Там ведь, у каждого зеркала по канделябру стоит, для красоты.

— А какие именно зеркала, не запомнили? Венецианские или французские? Или наши?

— Да я, ваше величество, в зеркалах не особо разбираюсь, а как они по описи значатся, не помню, — смущенно признался подполковник. — Знаю, что это самые старые во дворце.

Если самые старые, значит точно, венецианские. А ведь это именно те зеркала, сквозь которые я проходил в Чертоги. Совпадение?

— Благодарю вас, господин подполковник, — поблагодарил я Сытина. Посмотрев на его расстроенное лицо, удивился — чего это он? Потом дошло, что начал я разговор, именуя коменданта по имени-отчеству, а закончил, обращаясь по званию. А это уже выражение монаршей остуды.

— Может, все-таки стоит меня наказать?

— Павел Федорович, вы сейчас занимайтесь восстановлением дворца, а о наказании для вас я подумаю позже, — туманно изрек я, кивая и, давая понять подполковнику, что аудиенция закончена.

Ага, наказать. На фронт ведь попросишься. А с чего вы решили, что фронт — это наказание? Да и куда тебе с раненой ногой?

Молодец, Сытин, все что должен был сделать в этой ситуации, он сделал. Людей вывел, музейные предметы спас. Награждать не за что — это его работа, а с наказанием подожду. А виноват ли он? Но вина, как ни крути, за комендантом имеется. Все-таки, злоумышленники проникли на территорию Зимнего дворца — особо охраняемого объекта, убили часовых, ранили несколько человек. Допустим, ответственность за охрану дворцов, включая и главный дворец империи, несет командующий гвардией генерал-майор Кожемякин (внутреннюю) и атаман походный Пархоменко (внешнюю), но и с коменданта никто ответственности не снимал. Все, что творится в его хозяйстве — его дела. Дознание, что проводилось по поводу инцидента выявило, что накануне, у солдат, заступающих в караул в Зимнем, случилась замена. Один из нижних чинов внезапно заболел, командир назначил другого, а тот, собиравшийся пойти в увольнение, расстроился, взял с собой водки и употребил ее прямо на посту. А потом просто упал и заснул. Гвардеец хренов! Он, кстати, остался жив. Но уже ненадолго… Или, что там ему светит? Не помню.

Теперь наказание грозит всем — и начкара, и командирам — от отделенного и до полкового. Но пока все причастные определены на гауптвахту, а армейские особисты, а еще и служба Мезинцева разбираются — было ли все это простым совпадением, или спланированным актом?

Жалко, что городовой не смог взять живым злоумышленника. Но за спасение короны Российской империи он получит звание поручика и орден святого Станислава. Нет, не Станислава, а повыше — Владимира четвертой степени. И прикажу Кутепову, чтобы тот выписал премию и наградил еще чем-то таким, ведомственным. Вроде, Александр Павлович собирался учредить медаль по своему министерству?

Да, труп уже не допросишь. Но все равно, даже мертвец может дать некоторые ниточки, указать на связи. Уже установлено, что корону э-э мертвец, будучи живым, получил от дворцового полотера Степана Нифонтова. Того уже в оборот взяли, признался и в содеянном, и ещё кое в чем интересном. В том, что ту самую змеюку, от которой меня и Соню спас кот Василий, запустил именно он. А ведь тогда ничего и никого не сумели отыскать.

А еще, всплыла некая организация, ратующая за смену династии. Я-то поначалу обрадовался, считая, что корону похитили по заказу моего кузена — великого князя Кирилла. То есть, уже бывшего великого князя. Кирилл — зло привычное. А тут все любопытнее. Оказывается, в России существует некая монархическая организация, считающая, что находящаяся на престоле династия Романовых не является русской по своей крови. Предок Романовых по прозвищу Кобыла, служивший Александру Невскому, на самом-то деле Гланда Камбила и он является потомком какого-то прусского короля.

Неважно — будет ли это представитель дворянства или простонародья. Простонародье — это даже предпочтительнее, потому что подавляющее большинство дворянских семейств ведут свою родословную от какого-нибудь немца, итальянца или татарина, некогда прибывшего на службу к русским князьям.

Значит — династию Романовых следует ликвидировать или отстранить от престола, созвать Земский собор, на котором выберут нового царя из числа тех, кто русский по крови. Интересно, как определять станут? Как в фильме «Кин-дза-дза»? Навели лучик и сразу поняли — этот пацак, а тот чатланин?

Про Кобылу, ставшего Камбилом, я когда-то читал, но успел подзабыть и поэтому пошел к своему энциклопедисту Ивану Ивановичу, чтобы получить историческую справку. Но тот лишь пожал плечами и сказал, что прусский король, от которого ведут свое родословие Романовы — личность легендарная, а не историческая. Мол король пруссов Видевут жил где-то в шестом веке, но сказать точно — реальный ли это правитель, или вымышленный, вроде основателя Рима или героев троянской войны — сказать трудно. Письменных источников нет, а судить по устным — занятие неблагодарное. Это все равно что судить о дядюшке великого князя Владимира по былинам о Добрыне Никитыче.

Еще господин Иванов сообщил, что скорее всего, не Камбила стал Кобылой, а Кобылу переиначили в Камбилы, чтобы происхождение Романовых звучало поблагороднее. Да и мода такая была — выводить своих предков от иностранцев. Вот, про моду на все иностранное я прекрасно помню.

Степан Нифонтов знал очень мало. Приказы он получал от Нестора Николаевича Петренко — того самого, которого убил городовой, знал еще пару рядовых членов организации. Он даже не знал названия организации. Зато признался в покушении на императора с помощью змеи, а также в том, что он получил от Петренко приказ — во время пожара украсть именно мою корону, а когда начнётся пожар, разбить все старинные зеркала во дворце. А еще — опознал в двух погибших злоумышленниках своих бывших коллег.

Что ж, кое-что уже есть, хотя покойники плохие свидетели. Стало быть, Мезинцев, а заодно и Кутепов, станут разматывать весь клубок — устанавливать имена и адреса, восстанавливать все связи преступников. Понимаю — преступника преступником имеет право назвать только суд, но мне можно.

А вот подполковник молодец, что обратил внимание на расколотые зеркала. И к Нифонтову будут дополнительные вопросы. Вполне возможно, что нити тянутся не только к реальным и живым людям, но и к Зазеркалью. Случайностей на свете вообще не бывает.

Вполне возможно, что меня хотели лишить доступа в Зазеркалье. Зачем? Пользы мне от свидания с «предками» мало, а расстройств — выше крыши. То на Екатерину пялишься, а то с Петром Великим собачишься. Надоело доказывать свою состоятельность как монарха.

Но все-таки, если кто-то отдавал приказ разбить зеркала, значит, это кому-то нужно. Самый простой способ — сходить в Зазеркалье и попробовать узнать у его обитателей правду. Или не скажут? А сходить в Зазеркалье я могу не только через венецианское зеркало, но и с помощью своего двойника — Александра. Но это потом, как вернусь в Царское Село. Надо только замотивировать свой визит в Медицинский центр. А если Соня узнает, и попросит взять ее с собой?

Впрочем, а почему бы не попробовать зайти в Чертоги через самое простое зеркало? Вон, на противоположной стене как раз такое и висит. Здоровенное. И рожа там чья-то перекошенная. Нет, не моя. И рукой машет, к себе зовет.

Встав с места, подошел к зеркалу и помахал в ответ своему (опять забыл — какого уровня дедушка?), но неважно. Меня звал император Николай Павлович.

Сквозь зеркало (нашенское, изготовлено лет десять назад, не больше) я прошел так, как проходил сквозь старинные стекла.

В Чертогах (до сих пор не знаю, что за чертоги) на этот раз все напоминало судилище. Мои венценосные предки, именуемые Великими — Екатерина и Петр сидели в креслах, Николай Павлович хмуро стоял, а перед ними на коленях стоял некто курносый, слегка растрепанный, в ботфортах, на которых умостилась тощая задница. Это кто тут у нас? А, так это Павел! Несчастный император, не то задушенный шарфом, не то убитый табакеркой ударом в висок.

Я огляделся. Для меня ни кресла, ни стула опять не предусмотрели. Ишь, старшее поколение, никакого уважения к молодежи. Да, а показалось или нет, что за колыхавшейся шторой кто-то стоит? Так и есть — там притаился человек в долгополом кафтане, меховой шапке и с бородой. А ведь Иоанн Грозный мне в чертогах не являлся, а лишь во сне.

Я поклонился вначале своей пра-пра-пра-бабушке — все-таки женщина, а остальными поздоровался кивком, как с равными. Понимаю, что по масштабам содеянного, по сравнению с предками меня еще ни в грош нельзя ставить, но все равно, я император, и за мной Россия двадцатого века, которая ведет войну.

— И в чем провинился Павел Петрович? — поинтересовался я.

— Пусть сам и расскажет, — повел подбородком Петр Алексеевич.

— Неправильно это, — пробубнил Павел. — Почему вы меня на колени поставили, словно крестьянина?

— А ты, сынок, хуже крестьянина, — вздохнула Екатерина. — Ни один крестьянин для своего рода такого бы не сделал.

— Может, пусть Павел Петрович встанет? — предложил я. — Негоже, чтобы государь всея Руси перед кем-то на коленях стоял.

— Да, бабушка, может и впрямь? Зачем ему на коленках-то стоять? — вступился за отца Николай Первый.

— Постоит, — отрезала императрица.

— Так что натворил-то? — напомнил я.

— Н-ну, Пашенька, расскажи своему праправнуку, что натворил? — ласково попросил Петр Великий. Но от такой «ласковости» мороз пройдет по коже.

— Не праправнук он мне, — глухо сообщил Павел. — Кукушонок он, в Романовское гнездо подкинутый. А престол Романовых только кровные наши потомки должны наследовать.

Екатерина заулыбалась, Николай Павлович слегка закашлялся. Ишь, Павел-то, о котором говаривали, что он не сын императора Петра, а Салтыкова или еще кого-то, радеет за чистоту крови! Нонсенс.

— Павел, речь сейчас не о том. Александр Борисович признан законным императором, а уж нам, кто на земле мертвыми считаются, совсем негоже в земные дела встревать. А ты все правила нарушил, — укорил потомка Петр Первый.

— Да по башке ему по пустой надо дать, вот и все! — вступил в разговор Иван Грозный, выйдя из-за портьеры. Потрясая посохом, царь сказал: — Кто-нибудь может сказать, что я после смерти в ваши дела вмешивался? Никогда нельзя в мирские дела соваться! Уж как мне горестно было, когда самозванец себя за моего сына выдавал, так я и то не лез. А ты, кобель драный, что сотворил? Людишек слабых на мятеж подбивал, разве это дело?

— Так что Павел-то сотворил? — спросил я, теряя терпение.

У меня и вне Зазеркалья дел хватает, а тут разборки. Вообще-то, несмотря на пристрастное отношение и современников и потомков к Павлу Петровичу, он был не самым плохим царем. Вон, срок солдатской службы скостил с пожизненного до двадцати пяти лет, запретил пороть священнослужителей. Правда, за четыре года правления понаделал крепостных крестьян больше, нежели его матушка за тридцать…

— Ладно, каюсь. Явился я людям и сообщил, что раз есть сомнения в законности монарха, то следует свергнуть всю династию, а потом новую утвердить.

Павел произнес эти слова тоном, каким говорит подросток — «ну, извиняюсь. И чё еще-то надо?».

— Батюшка, а зачем Зимний дворец-то жгли? — вмешался Николай Павлович. — Я же его строил, сколько трудов вложил! А денег?!

— Если династия отстранена, зачем ей старые дворцы? — парировал Павел. — Новый государь новые дворцы новые выстроит, лучше прежнего. А вот корона нужна была старая, последнего императора. Чтобы подчеркнуть преемственность.

— А к кому вы являлись-то? — поинтересовался я. — Имена и фамилии назовете?

— Это вы уж сами ищите, — усмехнулся Павел. — Я с себя ответственности не снимаю, но и простых людишек выдавать не буду.

— А зеркала зачем было бить? — поинтересовался я.

— И что зеркала? Зеркала они били, чтобы никто из нашего мира в ваш не вышел. Испугались, что я сам захочу императором стать.

— Александр, главное ты узнал, — поднялся со своего места Петр Великий. — Смутил твой народ твой же предок, вот что тебе нужно знать. А тех, кто за ним пошел, твоя полиция разыщет, она сможет. А теперь ступай, пора тебе.

— А с императором что? — покосился я на коленопреклоненного Павла.

— Вот это ты потом узнаешь, — подтолкнул меня Петр Алексеевич. — По нашим меркам — очень даже скоро, а по твоим — как пойдет.

Глава 25 Немцы дома и в Польше

Германия пребывала на грани катастрофы. На фоне голода, поражений на фронте и неуверенных действий императора, начались серьёзные недовольства и брожения среди народа. Дело всерьёз попахивало революцией. Армия пока еще оставалась на стороне правительства, но все меняется.

Император, пребывая в растерянности, не пресёк демонстрации и митинги, а стал вести речи о том, что готов даже отречься от престола, лишь бы хоть как-то сгладить сложившуюся ситуацию.

Однако дальше речей дело не двигалось, а ситуация лишь усугублялась. Наверное, Вильгельм III надеялся, что ситуация исправится и всё рассосётся, как-нибудь, само собой. Даже и странно, с учетом немецкой прагматичности надеяться на авось. Но не рассасывалось. Ситуация не разрешалась, а становилась лишь хуже с каждым днём. И на фоне бездействия императора, его рассуждения о возможном отречении не успокоили народ, а напротив, подлили масла в огонь. И Германия вспыхнула.

Что касаемо действий Вильгельма III, тут признаться, я сам не одобряю его действий и его нерешительности. Нет хуже, нежели когда верховная власть проявляет слабость и импотенцию. Вы уж простите за грубость. Как по мне, ты или отрекайся от престола и передавай страну наследникам, или министрам, или вовсе помалкивай и стоически переноси все удары судьбы и работай, работай, работай на благо своей родины.

Но император Германии поступил так, как поступил, тем самым, породив целую бурю событий, что привели едва ли не к развалу страны.

В Саксонии начались восстания рабочих и погромы в богатых кварталах. Люди вооружались всем, что попадётся под руку и выходили на улицы, дрались с полицией. Мятежники требовали отсоединения Саксонии от Германии и создания республики, без участия в управлении аристократов. Будь среди участников беспорядков серьезные политики, имеющие свою программу, так могло бы и получиться.

В Гамбурге, в одном из немногих уцелевших портов, докеры, жены которых часами стояли в очередях за хлебом, объявили о забастовке. Нечто подобное в моей истории было у нас, в 1917 году. Полиция отказывалась принимать меры против бунтовщиков, потому что министерство внутренних дел, само пребывало в недоумении. Ведь совершенно не ясно, а что будет дальше-то? Ну, победят они докеров, а дальше вспыхнут другие слои населения из-за бесчинства власти. Поэтому полиция бездействовала. Повторюсь, что нет ничего хуже для государства, чем отсутствие твёрдой власти в сложный период истории. У нас тоже такое бывало.

В Берлине пока ещё сохранялась видимость порядка и власть, в лице военного коменданта, который самолично объявил о ведении комендантского часа и запретил появляться на улицах с 6 часов вечера до 6 часов утра. Пока удавалось держать народ в узде.

Разумеется, комендант поступил правильно, но забыл согласовать это с императором. Когда подчинённые проявляют такое самоуправство, это, как правило, должно быть наказуемо. Но Вильгельм III поступил хитрее. Или мудрее. Он не только стерпел, но и одарил наградой военного коменданта, проявившего нужную инициативу в трудное время.

Это немцам ещё повезло, что мы в это время не проводили бомбардировок. Хотя, может и зря? Но я уж пожалел немецкий народ, понимал, что это приведёт к концу Германии, что мне на самом деле не так уж и выгодно. К тому же они и без нас сейчас друг друга вполне могут перебить, зачем отвлекать их внимание на Россию? А так, наша агрессия послужило бы немцам на руку. Они бы консолидировались против нас. А теперь же пусть ищут врагов друг в друге.

Перефразирую товарища Сталина: «Плохие правители приходят и уходят, а немецкий народ остаётся». Правда, говорил он это о Гитлере, но, тем не менее, про Германию.

Кстати, давно не виделся с господином Джугашвили. Хотя, наверное, это хороший знак. Если начальник работает, то он особо и не показывается. Мой премьер-министр, который сейчас отвечает за всё народное хозяйство, он как капитан на судне. Если капитана не видно, значит, с судном всё в порядке.

Отвлекся. Но с Джугашвили все равно нужно составить разговор, хотя бы из уважения к его труду.

В Баварии поднято восстание. Вот там нашлись люди, создавшие, если не партию, то собственную политическую группу и с престола свергли моего неудавшегося тестя. Власть перешла к Временному правительству, а бывшее королевство в составе империи провозглашалось республикой. Вспомнилось, что в моей истории Бавария тоже была непростой территорией. Тут тебе и Баварская республика, и пивной путч в Мюнхене.

Но в этой реальности Временное правительство Баварской республики, как и сама республика, просуществовало недолго. Своей армии у баварцев не было, отряд самообороны оружия почти не имел и туда спешно вошли войска Германии и быстро навели там порядок. Правда, восстанавливать на престоле прежнего короля не стали. Решили пока обождать, как ситуация разрешится. Может и верно. Раз не смог король удержать порядок, значит, это плохой король. Пока был назначен императорский наместник.

Выяснилось, что моя несостоявшаяся невеста, Эдита Мария, (или Мария Эдита, уж не помню, как правильно), спешно эмигрировала в Англию. И там, кстати, даже успела пересечься с Анной Титовой. А мадемуазель Титова, в свою очередь, с удовольствием припомнила ей все старые обиды, в особенности швабру. Ну, Анечка бывшую принцессу бить не стала, но отомстила более изящно, по-женски, и гораздо коварнее. Эдиту Марию не обслуживали в хороших ресторанах, а персонал просто не подходил к её столику, игнорируя. А когда девушка появлялась в магазинах, то перед ней закрывались двери.

В высшем свете поползли нехорошие слухи, что немецкая принцесса ведёт разгульный образ жизни и имеет список венерических хворей. Никто список хворей, конечно же, не упоминал, но самого факта хватило, чтобы принцессу стали обходить стороной и подхихикивать над ней в аристократическом обществе.

Родственники принцессы, проживавшие в Англии, от родства не отказались, но не желали принимать принцессу у себя.

С одной стороны, мне было немного жалко бедную девушку, хотя она все это заслужила с лихвой и заслужила гораздо большего. Она ведь и мне насолила. Как-никак, приехала ко мне в качестве невесты с любовником. Это уж ни в какие ворота не лезет.

А потом, еще и Ваську обидела, хотя кот сам кого хочешь обидит, что и показал в случае с девушкой. Да и Анна, девушка коварная, стоит отдать ей должное. Она могла за швабру и похлеще что придумать. Но, видимо, не стала обострять ситуацию. Так что баварская принцесса легко отделалась. Пусть этому порадуется.

Из-за бардака внутри Германии, неустойчивости престола в армии у немцев тоже начались брожения. Впрочем, это неудивительно. Армия — часть общества и быть свободной от проблем страны не получится. Часть солдат готовы были вернуться домой, бросив оружие и фронт. Некоторые пытались устраивать бунты и выступать против командования.

Генерал-фельдмаршал Паулюс объявил себя гражданским и военным правителем на оккупированных территориях. Заявил, что германская армия не покинет земли, за которые они проливали кровь. Забавно, что в моей истории Паулюс остался синонимом начальника, что пожалел собственную армию и сдался в плен в Сталинграде. Впрочем, почему забавно? В моей истории Паулюс пошёл против воли рейха. Гитлер сдачи войск не хотел и требовал, чтобы немцы дрались до последнего. Здесь же Паулюс тоже пошёл против воли своего правителя. Правда, в нашем случае германский император Вильгельм III не давал своей армии хоть каких-то чётких указаний. И немцы, привыкшие жить по приказу сверху, охотно откликнулись на призыв фельдмаршала, проявившего волю и железный характер. И те солдаты, которые не поддались панике, откликнулись на призыв фельдмаршала сражаться. И не просто сражаться, а остановить натиск русской армии и продолжать завоевывать жизненное пространство до русско-польской границе.

До разведки Генерального штаба и моей личной разведки дошли сведения, что Паулюс и его окружение готовы вести переговоры с Россией на определенных условиях. Правда, условия были скорее забавным, нежели серьёзным предложением. Он был готов договариваться при условии, что русская армия выйдет из Польши и оставит немцев на оккупированной территории.

Неофициальное предложение Паулюса было мною озвучено на заседании Военного совета. От этого заявления у всех генералов синхронно поползли брови вверх, но никто даже не предложил начать обсуждения. Да и я не настаивал. Пока разговаривать вообще не о чем. Не знаю, на что рассчитывал Паулюс, но предложение даже не рассматривалось всерьез, а лишь вызвало негодование у командования, мол, этот немецкий выскочка ещё и насмехается над нами?

Возможно, Паулюс хотел выиграть время для наведения порядка среди своих войск, но проявил неосмотрительность. Если бы он придумал что-то более правдоподобное, может, ему и удалось бы ввести нас в заблуждение, а так он лишь разозлил и меня и мое командование.

Однако, стоит отдать должное Паулюсу. Генерал-фельдмаршал в короткий срок сумел восстановить боеспособность немецкой армии, не побоявшись прибегнуть к самому радикальному методу убеждения — к расстрелам. Причём солдат и офицеров, которые проявили колебания в вопросе, надо ли воевать с русскими, отправляли в штрафные роты. А вот высший командный состав — от полковника и выше, расстреливали обязательно, причём прилюдно. Так, чтобы даже простые солдаты видели к чему приводит неповиновение.

Мне назвали десять фамилий, расстрелянных по приказу Паулюса генералов. Только одна из этих фамилий показалась знакомой — Браухич. Вальтер фон Браухич, генерал, который был отстранён от должности после провала наступления немцев в 1941.

Но это все германские заморочки, которые, нужно сказать, были нам на руку. И этим нужно воспользоваться. А чем быстрее, тем лучше. И наступление следует начинать с трех сторон, всеми фронтами.

Пришел в движение Белорусский фронт под командованием генерала от инфантерии Жукова.

Войска Украинского фронта, находящиеся в Австрийской Польше, развернули часть своих армий на емцев. Полностью развернуть свои войска генерал Говоров пока не мог, потому что перед ним еще имелись французские части. Пусть и потрепанные, но еще способные воевать. Французская армия, хоть и отступала, но не так быстро, как нам бы хотелось. А с Францией мы пока мира не заключали. И всерьёз опасались, что французы могли развернуться. Да, мы их погнали так, что только пятки у их лягушатников сверкали. Но французы, воодушевленные стойкостью армии Паулюса, вполне могли не только остановиться, но и развернуться и ударить нам в спину. И тогда начались бы новые боевые действия, которые затянулись бы и заставили бы нас отвлечься.

Генерал де Голль, нынешний правитель Франции, также не спешил с заключением с нами официального мира. И, естественно, что он не объявлял войну Германии. Поэтому приходилось держать две армии и постепенно двигать их в сторону, по направлению к Франции. И не забывать о том, что хотя мы официально и не воюем с Австро-Венгрией, (теперь уже похоже просто с Австрией), но достаточно какой-то хоть малейшей провокации, чтобы австрийская армия втянулась в бой против нас. Безусловно, австрийцы связаны войной с Венгрией, с Чехией и Словакией, но у официальной Вены имелся вполне приличный резерв, и это тоже следовало учитывать. Соответственно, совсем обескровливать свою армию на этом направлении было нельзя. Как говорится, рассчитывать стоит на лучшее, но готовиться следует к худшему. Да, мы надеемся, что Австрия нас не ударит и что французы не развернутся, но готовиться к этому мы обязаны.

Прибалтийский фронт под командованием Толбухина продолжал наступление в Восточной Пруссии.

Толбухин тоже готов был разделить свою армию и повернуть часть своих сил в сторону Польши. Но и здесь неожиданно всплыл новый фактор — повстанческая партизанская борьба, что вспыхнула множеством очагов, усложняла и замедляла передвижение войск.

Поляки, проживавшие на территории прусской Польши, начали свою собственную войну. Причём, воевали они против всех, видимо вдохновившись идеями воссоединения Польши или и вовсе из анархических соображений. Они поставили себе целью изгнать захватчиков с исконно польских земель, независимо от национальности: русские, немцы, французы или пруссаки.

И что в итоге мы имеем? Часть наших армий, что движется в направлении Прибалтики и Австрии, готова отправиться в Польшу и отрезать немецкую армию. Вопрос только во времени, ну и в переправке через Вислу. А Висла — это тоже серьёзное препятствие, особенно если учесть то, что нам предстоит переправить довольно большое количество техники. А на противоположной стороне реки, на левом берегу сосредоточены огромные силы немцев под предводительством Паулюса.

Картину портили польские повстанцы, что всё время рвались в бой не только с немцами, но и с нами. Для нашей регулярной армии партизаны — это ерунда. Другое дело, что они не вступают в бой с регулярной армией. Разумеется, мы с ними покончим. И не понять, что с ними делать. Убивать? Брать в плен? Вразумлять? Одно ясно — пока не очистим Польшу от немцев, порядок среди поляков не наведём. Да, вначале нужно уничтожить основного противника и двигаться дальше, оставляя в своем тылу гарнизоны, которые и станут разбираться с партизанами. А на освобождённую территорию мы пришлем еще и полицию и сотрудников госбезопасности. Армия хороша в открытом бою, а вот агентурные разработки бандформирования — это уже работа комитета государственной безопасности и министерства внутренних дел.

У Кутепова в Польше должны оставаться свои люди, вряд ли их всех уничтожили. Но это будет уже потом.

А сейчас нам предстоит битва за Варшаву с Паулюсом. С одной стороны, его больше не поддерживает даже сама Германия. Всё-таки Паулюс, во-первых, пошёл против императора, а во-вторых, Вильгельм III для виду несколько раз призывал Паулюса вернуть немецкие войска обратно на родину. (Вот только, мне кажется, Вильгельм сам себе в этот момент не верил). Зато генерал-фельдмаршал Паулюс пообещал вернуться, после победы над Российской империей, и навести в Германии порядок.

Все эти события больно ударили по боевому духу немецких солдат, хоть со стороны войск Паулюс и держит порядок железной рукой, не позволяя солдатам поддаваться хандре. А как известно, солдат с подорванным боевым духом, это половина солдата.

Глава 26 Сражение на Висле

Любая стратегическая операция планируется с учетом рельефа местности и полководец, собирающийся дать генеральное сражение, должен быть еще и знатоком географии. Чтобы не получилось, как в песне о том, что «гладко было на бумаге, а забыли про овраги»! Правда, автором строк является артиллерийский поручик Лев Толстой, еще не успевший забронзоветь, но в некоторых сборниках до сих пор пишут, что это «старая солдатская песня».

Реки, которые при обороне становятся одной из линий укреплений, при наступлении превращаются в препятствие. Вспоминаешь историю войн, наступлений России на Запад, боевые действия в Польше, то сразу же на ум приходит река Висла, которую приходилось преодолевать и которая унесла множество жизней.

В 1794 году, при подавлении польского восстания, Александру Васильевичу Суворову пришлось вести тяжелые бои за Прагу. Напомню, что Прагой именуется не только столица Чехии, но еще и предместье Варшавы, рядом с которым текла Висла. Вернее — река отделяет Прагу от столицы. Успешная атака (а у Суворова иначе и не было!), кровопролитные бои за предместье, и Варшава пала к ногам будущего генералиссимуса.

В 1813 году, в начале Заграничного похода русской армии, войскам Кутузова вначале пришлось оттеснить объединенные силы саксоно-польско-австрийских войск за Вислу, а уже потом идти вперед.

А вот лето 1920 год и вспоминать не хочется. Закат гражданской войны, польская армия Пилсудского, мечтавшего о восстановлении Великой Польши «от моря до моря», отступает, теряя русские города и села, а Красная Армия стремительно движется на запад, чтобы протянуть руку дружбы немецкому пролетариату через труп панской Польши и нести на штыках Мировую революцию.

И, кажется, остается последний рывок — форсировав Вислу, захватить Варшаву. Тухачевский, будущий «красный» маршал, а тогда еще командующий фронтом, имея численное превосходство над поляками, умудрился так растянуть свои войска, что противнику грех было этим не воспользоваться. И вот, «чудо на Висле», являющееся до сих пор предметом национальной гордости Польши, стало крахом идеи Мировой революции. Но крах революции — это не страшно. Гораздо хуже, что это стало трагедией для тысяч русских солдат, погибших в боях или уморенных голодом в польском плену.

И вот, когда командующий Белорусским фронтом генерал от инфантерии Жуков доложил, что от Варшавы его армии отделяет лишь полоска реки (узкая на карте!), а за ней еще чуть-чуть (тоже на карте), я немного занервничал.

В моей реальности была Висло-Одерская операция 1945 года, блестящая по планированию и идеальная по исполнению, когда войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова и войска 1-го Украинского фронта под командованием Конева, освободили польские земли к западу от Вислы и захватили плацдарм на берегу реки Одер.

Но Висло-Одерской операции предшествовали бои по захвату Сандомирского плацдарма. Еще в июле 1944 года была захвачена небольшая территория на левом берегу Вислы, ставшая плацдармом для наступления наших войск.

Мало того, что Красной армии удалось удерживать плацдарм полгода, но его еще и непрерывно расширяли.

Итак, я был в ожидании. События могли развернуться и так, и этак. Жалею, что я не настолько великий знаток военной истории, чтобы подсказать своим генералам правильный ход развития событий. Но, если уж я не мог подсказать, как правильно, то вполне себе помнил — как было неправильно.

Но во время Военного совета я лишь смотрел на карту наступательных действий и кивал, слушая доклад Рокоссовского, который, вместе с Генеральным штабом и разрабатывал план действий.

К чему-то придираться, что-то советовать? Да боже упаси! Конечно, за моей спиной имеется опыт учебы на историческом факультета, чтение книг по военной истории, но вот военный опыт сержанта и замкомвзвода просто пасовал, когда сталкивался с настоящим профессионализмом. Понимаю, что я, как император и государь Всея Руси, вроде бы, должен разбираться во всем на свете — от принятия родов и до ведения войны, но право слово, имеется столько вещей, в которых я ни капли не разбираюсь. Понимаю, что должен знать тактику и стратегию лучше своих генералов, а вот, не знаю.

Если бы я сейчас вылез и принялся что-то советовать, то это выглядело бы как попытка моей бабушки Александры Федоровны давать советы выдающемуся художнику Валентину Серову во время его работы над портретом Николая. Но если бы художник внял советам дилетанта, то ничего страшного бы не случилось. Ну, не случился бы очередной шедевр, так не смертельно. Но мои генералы — это не художник Серов, который просто встал и ушел. Они люди дисциплинированные. Возьмут, да и примут мои указания к сведению. Но принять глупый совет к сведению, это одно, а если следовать глупому совету — совсем другое. Нет, мои генералы покивают, потом переглянутся, а потом начнут со мной спорить. А в этом случае я точно стану выглядеть круглым дураком. Нет уж, не надо. Давать умным людям советы, чтобы изображать собственную мудрость? Вот здесь как раз именно тот случай, когда лучше помалкивать, а потом задать главный вопрос:

— Вы уверены, что это лучший вариант?

Дождавшись, пока Рокоссовский не заявит, что план — наилучший и иных вариантов нет, просто протянуть руку за докладом и поставить в верхнем правом углу свою подпись. Утверждаю. И ответственность понесет не только Рокоссовский, но и я.


Жукову удалось обмануть Паулюса. Георгий Константинович, который, как и в моей реальности, так и в этой, сумел провести блестящую операцию. При этом, опять же, звучал город Сандомир, что располагался на левом берегу Вислы.

Жуков организовал все дело так, что немцы поверили, будто основной удар придётся именно на Сандомирском направление.

Были развёрнуты саперные войска, чтобы наводить плавучие мосты. К берегу подтягивалась техника, даже положена временная железная дорога, чтобы тяжелые фрагменты сооружений было легче подтаскивать к воде. Суета. Формировался спец отряд состоящий из трёх стрелковых полков, и двух танковых. Задачей отряда было расколоть оборону противника. А уж следом за ударным отрядом пойдут и остальные части.

В Великую Отечественную, Гергий Константинович тоже использовал такую тактику, и что любопытно, командовать таким отрядом, был назначен один из приближённых генерала Жукова, генерал-майор Рыбалко.

Рыбалко и в моей истории был одним из лучших военачальников, и здесь проявил себя прекрасно.

Немцам было известно, что Жуков назначает на наиболее важных направлениях именно Рыбалко, как наиболее опытного и талантливого из своих помощников.

(Кажется, в нашей истории Рыбалко командовал танковой армией).

Поэтому, немцам стало предельно ясно, что основные силы, пойдут вслед ударному отряду генерала-майора Рыбалко.

Все действо проводилось в строгой секретности, всюду слонялись патрули. Даже жители близлежащих деревень были выселены, чтобы не нарушать секретность. Соответственно, все работы шли по ночам, а днем маскировалось. Но от бдительной немецкой разведки было невозможно что-то укрыть.


Генерал-фельдмаршал Паулюс, получавший информацию из разных источников — авиаразведка, перехват наших радиопереговоров, захват «языков», готовился достойно встретить наступление русских и разгромить генерала Рыбалко, а следом и остальные части. На Сандомирскм направлении он сосредоточил всю свою артиллерию и все танки, какие у него ещё оставались. Соответственно, устраивались склады для боеприпасов, в бензохранилища заливались остатки горючего, реквизированного со всей польши. И это тоже совершалось с соблюдением секретности.

Паулюс, сосредоточивший все свои силы на одном месте, не мог оказать нам лучшей услуги, чем подготовить для нас столь удобную мишень.

И как только наша разведка доложила Жукову, что немцы закончили перегруппировку своих сил, в дело пошли не танки и пехота, а дальнобойная артиллерия и авиация.

Пока снаряды и бомбы уничтожали основные силы немецких войск, наши армии, форсировали Вислу совершенно в другом месте. В районе города Поланец, где немцы нас совсем не ждали.


Итак, форсирование Вислы произошло не под огнём противника, а вполне мирно и спокойно, потому что небольшая немецкая часть, что находилась в районе города Посланец, не успела ничего сделать. В кратчайшие сроки нашими войсками были наведены понтонные переправы и через Вислу хлынула волна наших войск. Передовой отряд — танки, в сопровождении пехоты, одним махом уничтожили немецкий гарнизон и пошли дальше. А вслед за передовым отрядом, Жуков двинул свои основные резервы.

От Поланеца часть войск Жукова вышла по направлению к Сандомирскому пятачку, чтобы завершить уничтожение группировки Паулюса. Ну, а дальше Жуков бросил в наступление тот резерв, который до недавнего времени считался резервом Верховного Главнокомандующего, то есть государя императора. Молодые солдаты, прошедшие боевую подготовку, и находящиеся под руководством опытных унтеров и офицеров.

И вот, свежие части, легко прошли по Польше и дорога на Варшаву была открыта. После уничтожения главных сил Паулюса, наша армия почти не встречала сопротивления.

Разумеется, были отдельные боестолкновения, но это не сильно замедляло ход наших войск.

Мы не ставили задачу как можно быстрее очистить территорию Польши от противника, потому что слишком быстрое продвижение могло обернуться большой кровью. Но уже на третий день наша армия была под Варшавой. Повторюсь, больших сражений с немцами не было, но обойтись без боев было невозможно.

Под Варшавой самые жестокие бои произошли с Русским корпусом полковника Ларионова.

Корпус Ларионова генерал-фельдмаршал Паулюс почему-то оставил прикрывать Варшаву, не пустив его к Сандомиру, хотя логичнее было бы превратить русских «союзников» в пушечное мясо. возможно, он просто не доверял изменникам.

«Ларионовцы» в плен не сдавались, а мы по правде говоря, и не стремились брать предателей в плен.

Кроме того, большие проблемы доставляли польские повстанцы, которые, как нам казалось, воевали против всех. И против немцев и против нас и друг против друга. Дело доходило до нелепых вещей. (Если бы это не касалось боевых потерь, я бы сказал, что доходило и до смешных случаев).

Приведу такой пример. Батальон под командованием капитана Мышкина, выбивал немцев из одного местечка с труднопроизносимым названием. Мы атаковали, немцы, (которые были в явном меньшинстве), оборонялись. Немцы воевали неплохо, но судя по вялому огню они уже выдохлись, боеприпасов у них не оставалось, а убежать (то есть, отступить) не позволяло отсутствие горючего. Понятно что здесь было лишь дело времени, немцы или сдадутся или мы их уничтожим.

Чтобы ускорить события, одна из рот Мышкина шла в обход.

Но тут из ближайшего леса, появилась довольно серьёзная группа польских повстанцев, вооруженная автоматическим оружием, с автомобилями и пулеметами, которая атаковала вначале роту Мышкина, что выдвинулась в обход, а параллельно и немецкие укрепления.

Скорее всего, руководство польских партизан, что-то недопоняло. Или, совсем ничего не поняло. По правде, мы с немцами тоже в начале ничего не поняли, а потом принялись дружно отстреливаться от поляков. Так как регулярная армия всё-таки более подготовлена для войны, повстанцы были частично уничтожены, а частично рассеяны.

Надо ли говорить, что случилось потом?

После совместно проведённого боя и нам уже не хотелось воевать с немцами, да и немцам не хотелось воевать против нас. Поэтому, всё немецкое подразделение численностью до трёх рот, попросту сдалось в плен.

Первое, что сделали наши солдаты, забрав у немцев оружие, это принялись оказывать помощь раненым и угощать пленных водкой, да еще и кормить, (оказалось что они не ели два дня), и только после этого военнопленных отправили в тыл. И такие чудеса бывают.

Варшава была успешно взята. Причём, почти бескровно для нас. Разумеется, были снайпера, бившие из костелов и с крыш, пара пулеметных точек, но серьезного сопротивления нам не оказали, потому что город уже был покинут немцами, а «ларионовцы», из тех, кто сумел уйти, в столице Польши не задерживались.

Паулюс сделал всё, что мог для спасения остатков своей армии. Тем, кто оказался в Сандомирском котле, было приказано сдаться. А те войска, которые ещё оставались в Польше, спешно выводились в Германию.

Мы не стали преследовать убегавших, кроме того — обратившись к Паулюсу через громкоговорители, предложили немцам оставить в Польше своих раненых. С ранеными русский солдат никогда не воевал.

Паулюс стоически перенёс поражение, и направился с основной массой сохранившихся войск, домой. И, чувствую, намерения по отношению к императору у него не самые мирные.

Как доносила разведка, Паулюсу прочили пост военного диктатора, который станет спасать Германскую империю. Более того — несмотря на свое плебейское происхождение, его могли бы выдвинуть в императоры (все бывает!), но случились изменения и в Берлине. Император Вильгельм третий, узнав, что Паулюс потерпел поражение, но не сдался, а направляется в Германию наводить обещанный порядок,спешно отрёкся от престола в пользу малолетнего сына, при этом назначив регентом… Кого бы вы думали? Генерала-фельдмаршала Паулюса. Вот он, наверное, удивился. А со стороны Вильгельма это был мудрый шаг.

Потери немцев в живой силе были не такими большими, как ожидало командование, около ста тысяч человек, а вот военнопленными, мы получили в общей сложности, около семисот тысяч душ, и это только предварительные подсчеты, дальше цифра может быть куда больше.

Немецкая армия уменьшилась на две трети. Какая-то часть была потеряна убитыми, какая-то часть была в плену. Около четверти немецких (как и французских) войск, были рассредоточены по территории польши и даже продолжали вести боевые действия. Почему так получилось? Да кто ж их знает, может нет связи с командованием, а, может, ждут приказа о капитуляции, или просто остались без управления и заняли глухую оборону. Что уж говорить, после подписания капитуляции фашистской германии моего времени, боевые действия велись ещё целую неделю, а то и две.

Внутри страны усиливались разброд и шатание, и воевать в этих условиях с внешним врагом, мог только безумец.

Генерал-фельдмаршал Паулюс, прибыв в Берлин, сказал что соглашается на мир с Россией на любых условиях. Он соглашался на передачу Российской империи не только нашей Польши (да мы ее уже и сами взяли), но и той части бывшей Речи Посполитой, что еще в восемнадцатом веке отошла Пруссии.

Вот кажется и долгожданная оттепель.

Глава 27 Разбитые зеркала-2. Куклы и кукловод

Война на трех направлениях, попытка Ярославского мятежа. А ведь еще и пожар в Зимнем дворце, и все прочее, что удалось выяснить.

Кажется, уже отвык удивляться. Так нет, сегодня меня опять удивило… М-да, оборот неправильный, равно как и «извиняюсь», но у меня уже нет слов. Значит, пусть будет: удивило. Если что — напишу указ, что это слово можно использовать без знания правил русского языка.

Впрочем, начну по порядку.

Операцию мы так и назвали «Разбитые зеркала». Проводилась она в такой секретности, что даже ближайшие помощники моих спеслужбистов Мезинцева и Кутпова почти ничего не знали. Вернее — знали только в пределах собственных задач. Как-никак, дело касалось не простого секрета государства, а сверхсекрета. Да одного только похищения короны Российской империи хватало, чтобы проставить везде гриф «секретно», не говоря уже о прочем.

По правде — я сам ни Владимиру Викторовичу, ни Александру Павловичу не рассказывал всех подробностей своих хождений в Зазеркалье-Застеколье, ограничившись лишь намеком на то, что прежние императоры, хотя и считаются мертвыми, но на самом-то деле они существуют в иной реальности. Мезинцев с Кутеповым, услышав мое заявление, удивления не высказали. Подозреваю, что им это было известно гораздо раньше, чем мне. Все-таки, сам я живу в этой реальности полтора года, а они-то всю жизнь. А спецслужбы всегда обрастают таким количеством секретов, что не все из них доверяют даже самому себе.

Ниточку начали разматывать с самого простого — с трупа Нестора Николаевича Петренко, который и был, по заверениям экс-лакея Зимнего дворца, руководителем их группы.

Что любопытно — господин Петренко, по своей основной профессии, был кукловодом, говорят — один из непревзойденных мастеров, умевший выступать одновременно с тремя, а то и с четырьмя куклами. Коллеги, с которыми артист выступал в одних спектаклях, говорили, что Петренко ни разу в своей жизни не уронил куклу!

Что значит — ни разу не уронил куклу? В том смысле, что во время выступлений у него ничего не разу не сорвалось, не упало? Ну, это какие-то свои примочки, «кукольные».

Лет пятнадцать Петренко был актером столичного кукольного театра, его все устраивало. И хозяин был очень доволен своим актером, и деньги платил приличные. А вот полтора года назад Петренко сообщил, что ему надоело выступать в чужих пьесах, теперь он станет владельцем собственного балаганчика и он возвращается к тому, с чего начинали подобные балаганы — станет разъезжать по стране, показывать представления. Но не для детей, а для взрослых.

Коллеги по артистическому цеху восприняли новость с пониманием. Ну да, талантливый кукловод, решил стать хозяином. Бывает. Видимо, нашел где-то денег на куклы, на декорации, и на транспорт. Разъездные спектакли, когда приходится много времени проводить в пути, питаться, черт знает чем, жить в гостиницах, очень неудобны для столичных актеров, привыкших к определенным удобствам. Но есть один мощный плюс. Провинция, где имеются и свои кукольные (и не только) театры, очень любит столичных артистов, и платит чрезвычайно щедро. Бывали случаи, когда артисты за год-два работы в глубинке, умудрялись зарабатывать себе на новое авто, а то и на квартиру.

А то, что Нестор собирается ставить кукольные спектакли для взрослых — это тоже нормально. Кукольные представления вообще ведут свою историю от Петрушки, что развлекал народ во время ярмарок. А какой народ приходит на ярмарки? Правильно, в основном, взрослый и пьяный.

Но здесь имеется одна тонкость. Спектакли для взрослых, конечно, ставить можно, но платят за них не очень. Все-таки, кукольный театр воспринимается как зрелище для детей, а за развлечение детишек родители всегда готовы платить.

Но, опять-таки, к выбору аудитории коллеги отнеслись снисходительно. Хочет господин Петренко сказать свое слово — нехай скажет. Кто знает, может быть, поездит по провинции с балаганом, обретет там славу, а потом вернется в столицу да и поставит что-то такое, что все ахнут и запишут артиста-кукольника в один ряд с Федором Волковым, Константином Алексеевым и Андреем Ульяновым?

Скажу сразу, что в моей реальности имелся другой Ульянов, только звали его Михаилом, да и прославился он значительно позже. Что ж, не обязательно, чтобы во всех реальностях их деятели совпадали. Я бы и про Алексеева решил, что это кто-то другой, но вспомнил, что в моем мире он взял себе псевдоним Станиславский, да так с ним и остался.

Зато в этой реальности нет ни Немировича-Данченко, ни Вахтангова, ни Качалова. Правда, про Качалова я только слышал, да знаю стихотворение Есенина, посвященное его собаке. Да, еще. В моей реальности правнучка Качалова стала министром культуры России.

Впрочем, все это отвлечение. А вот выбор спектакля для своего балаганчика коллег удивил, потому что Петренко собрался ставить «Золотой ключик или приключения Буратино», написанные графом Толстым. По мнению большинства критиков, вещь очень скороспелая, к постановке в театре абсолютно непригодная. И, вообще, оригинальным произведением сказку назвать нельзя, потому что она является переделкой итальянского писателя дель Торо.

Я знал, что Толстой взял за основу сказки историю деревянного мальчика, написанную итальянцем. Он сам писал в предисловии, что читал эту сказку в детстве, а потом решил создать собственные вариант. Оригинальна ли работа, тут сказать сложно. По крайней мере, нужно вначале прочитать «Пиноккио».

Но странно было слышать, что сказка про Буратино не годится ни для театра, ни для кино. В моей реальности имеется две прекрасные экранизации, да еще и мультфильм.

Итак, Петренко адаптировал сказку под кукольный театр, заказал кукол, декорации (или, что там требуется для кукольного театра?) и пустился в дальние странствия.

Но нет, странствия у него оказались не слишком-то дальними, а включали только Петербургскую губернию. Удалось установить расписание гастролей и места, где Петренко давал представления: Петербург, Царское Село, Гатчина, Павловск, Петергоф. Любопытненько. Выбирал города, где имелись императорские дворцы.

Установить зрителей оказалось сложнее, но тоже реально. Дворцовая прислуга, крестьяне, приезжавшие в город на заработки, солдаты-новобранцы из гарнизонов. Те категории, которых, вроде бы, еще нельзя назвать маргинальными, но где-то близко. Крестьяне — ладно, приехали и уехали, а вот прислуга, а еще и солдаты. Люди, образованием не обремененные, которые вряд ли пойдут в театр, чтобы посмотреть на «Трех сестер» Чехова или на «Бесприданницу» Островского. И куклы для такой категории — самое то.

Что ж, работать и работать. Вот и будут полиция и прочие устанавливать — а кто сидел рядом, с кем вы разговаривали в антракте? Установим хотя бы человек десять для начала, а там уже легче. Понятно, работа адова, но деваться некуда. Вон, одну ячейку уже вскрыли, скоро еще одну удастся вскрыть. Понятно, что без главного кукловода куклы сидят смирно, а вдруг кто-то готовит заговор?

В общем, я тоже не считаю себя слишком умным, но даже мне понятно, что Петренко занимался какой-то психологической обработкой.

Выбор аудитории, куклы. Но непонятно, почему именно «Золотой ключик»?

В поисках решения проблем я отправился к Ивану Ивановичу.

Мой энциклопедист, выслушав всю историю, раздумчиво поскреб до синевы выбритый подбородок.

— Когда граф Толстой впервые издал «Приключения Буратино», то по указу покойного императора сказку запретили, — сообщил Иванов.

— Запретили? — удивился я. — А что там такого крамольного? Подкоп под существующий строй автор не ведет, к свержению самодержавия не призывает.

— А вот это, ваше величество, как сказать, — усмехнулся Иванов. — Одному из советников, что имел некогда огромное влияние на императора Николая Александровича, пришла в голову мысль, что Алексей Николаевич Толстой написал о втором пришествии Христа.

Буратино — это Мессия?

Видимо, вид у меня в тот момент был такой обалдевший, что Иван Иванович даже позволил себе усмехнуться:

— Ну, посудите сами. Папа Карло — это бог-отце, он создал очень необычного сына и отправил его в мир людей. Помните, когда мальчик с длинным носом пришел в театр, то куклы его сразу же узнали? А кого могли узнать? Только спасителя. Буратино дважды погибает и дважды воскресает чудесным образом. Он является владельцем золотого ключика, которым отомкнет дверь в иной мир. Мир — где все будут жить хорошо и счастливо. А где находится дверь в иной мир?

— В каморке, у папы Карло, — упавшим голосом сказал я.

— Вот-вот, — поддакнул Иванов. — Но очень скоро появилась иная версия прочтения сказки. Мол — Толстой всего лишь написал пародию на театральную жизнь. Карабас-Барабас — это режиссер. Возможно, Алексеев или Мейерхольд. Пьеро — Александр Блок, Артемон — Гумилев, а Мальвина — Анна Ахматова.

— А пес Артемон?

— А в виде Артемона Толстой изобразил самого себя.

Интересно, а кто тогда лиса Алиса и кот Базилио? За кота бы сошел Макс Волошин, а лиса… А Алисой можно назвать любую мало-мальски известную поэтессу Серебряного века. Хоть Кузьмину-Караваеву, хоть Черубину де Габриак. Про черепаху я вообще промолчу.

А еще можно даже сделать из папы Карло основоположника марксизма-ленинизма Карла Маркса, а Буратино назвать нарождающийся пролетариат — могильщик капитализма. Куклы — понятное дело, крестьяне, которых пролетариат куда-то поведет. Карабас, Дуремар и прочие — слуги капитализма. Но опять-таки, Тортилла никуда не вписывается. Как вписать в классику марксизма черепаху? Если только посчитать черепаху интеллигенцией, которая помогает пролетариату. Нет, не то. Тогда можно в предшественников революционеров — восставших рабов Спартака, гуситов, якобинцев. Всех скопом.

— В общем, если сильно захотеть, то в сказке Алексея Толстого можно отыскать и то, что было, и то, что не было, — хмыкнул я.

— Государь император тоже так решил, поэтому запрет снял. Он еще и прислал письмо с извинениями графу, а также назначил Толстому пенсию. Не знаю, на какую сумму.

— Десять тысяч рублей в год.

Вот про пенсию я знал, потому что недавно подписывал здоровенную ведомость на возобновление выплаты пенсионов писателям и ученым. Я-то думал, что мой дедушка назначил Алексею Николаевичу пенсион за его заслуги в литературе, а тут, все не своем так. Но для Толстого денег не жалко. Вон, мог бы сидеть дома, дописывать «Сказание об Иоанне Грозном», а он сейчас либо в окопах сидит, либо уже наступает вместе с войсками Жукова и пишет фронтовые корреспонденции.

— Так почему кукловод выбрал именно «Золотой ключик»? — напомнил я.

— Ваше величество, меня некогда обязали давать вам информацию. Факты, имена. События. Я всегда давал вам конкретную информацию. А здесь мы вступаем в область прогнозов. А это, как мне кажется, из категории гадания на овечьих внутренностях, или на полете сокола в небе.

— Иван Иванович, не кокетничайте, — вздохнул я.

Господин Иванов — умница, но и на него иной раз «находит». Понимаю, старику скучно сидеть, вот он иной раз и начинает выделываться. Я бы сам с удовольствием поиграл с умным дядькой, но нынче желания нет. Но придется умасливать.

— Понимаю, что прогнозированием заниматься сложно, а что делать? Где мне взять аналитиков, разбирающихся и в магии, и в науке? Тем более, что кое-что вы мне уже рассказали. Давайте дальше…

Мой личный энциклопедист вздохнул и сказал:

— На мой взгляд, Петренко мог заниматься переделкой человеческой психики. Вы же сказали, что лакей уверяет, что династия Романовых должна быть свергнута? — Я только кивнул, а Иван Иванович продолжил: — Вполне возможно, что Буратино как раз и олицетворяет нового государя. Выходец из простого народа, носитель золотого ключа — ключ можно рассматривать как скипетр. Его подстерегают опасности — сторожевые псы Тарабарского короля, два мошенника в виде лисы и кота. Но все равно, новый правитель открывает двери своим подданным в истинный рай. Вот, эти образы Петренко и вкладывал в головы тех, кто смотрел его представление.

— Очень похоже на ту версию, где Буратино представлен в образе Мессии, — заметил я.

— А как вы хотите? Постановка рассчитана на людей малообразованных, которые считают, что царь обязательно должен сидеть на престоле, а царь — помазанник божий. Бог на небе, а царь на земле. Поменяем плохого помазанника на хорошего, всем станет хорошо, — хмыкнул Иванов.

— Было уже такое, во время Смуты. Голод, значит царь Борис виноват, а виноват — потому что царь ненастоящий. Вот, если найдется настоящий царь, всем будет здорово.

— А вы как думаете, если бы Лжедмитрий — Отрепьев, или, кто там себя за Димитрия выдавал? был чуть умнее, Василия Шуйского бы удалил, а то и казнил, реформы бы какие-нибудь провел, жизнь для народа облегчил, поляков бы от престола убрал, да удержался бы на престоле, то люди бы его самозванцем считали? Да никогда в жизни.

Рассуждать о Смутном времени сегодня желания не было. Тем более, что мы вступаем в область альтернативной истории, а мои преподаватели еще на первом курсе говорили: «История не имеет сослагательного наклонения! Нельзя говорить о том, что бы было, если бы…». В этой реальности альтернативок никто не пишет, ну и не надо. Этак, начнут писать, так и додумаются, что и без царей жить можно. А как это народ без меня проживет? Пропадут они. Республика для России категорически противопоказана. Это я вам как император говорю, а раз говорит император — так оно и есть.

— Значит, «Приключения Буратино» способствовали перепрограммированию людей? Внушали определенную идею, делая их орудием в руках Петренко? — уточнил я.

— Именно так. Другое дело — а как Петренко получил возможность влиять на людей, посредством кукол? Я сам много читал о тех, кто обладает особым даром. Вот, как покойный император, как вы. Но здесь что-то запредельное, иномирное. Человек не может иметь у себя столько власти, чтобы так программировать людей. Вы давеча рассказывали о Ярославском куполе, но здесь другое. Купол, что не говори, поддается научному объяснению. Кристаллы Вернадского, пусть и некачественные, способны увеличить мощь человека, способного подчинять людей своей воле. У вас, кстати, интересный термин — программирование. Никогда раньше такой не слышал. А тут кукловод, выступает перед публикой, не обращаясь к ней лично, а лишь с помощью движений и реплик своих персонажей… Нет, так не бывает. За Петренко стоит еще какая-то сила.

Что ж, могу лишь предположить, что за Петренко стоял император Павел Петрович, узнавший о моем самозванстве. И мертвый император сумел как-то вложить в безобидные слова и жесты артиста огромную силу. А разбитые зеркала — защита от моего проникновения в Зазеркалье. А вдруг мои прочие предки, которые относятся ко мне вполне лояльно, могли бы помочь мне?


И, очень хорошо, что деятельность моего пра-прадеда не зашла слишком далеко. Впрочем, пожар в Зимнем дворце, гибель людей — это уже немало. Но династия Романовых (тьфу-тьфу) пока на месте и исчезать не собирается.

А вот дознаюсь ли я — как он сумел пройти в наш мир, почему он выбрал именно артиста-кукольника? Почему именно сказка Толстого? Но самое главное — почему император, которого тоже считали в какой-то мере самозванцем — вопрос даже не о чистоте крови, а об уничтоженном завещании Екатерины, по которому власть должна была отойти ее внуку Александру, а не сыну, так меня невзлюбил?

Глава 28 Светлое будущее

Что ж, кто бы мог подумать, что первый день весны начнётся с долгожданной оттепели, пускай на улице и стояли морозы? Оттепель во внешней политике куда важнее оттепели природной. Ситуация разворачивалась как нельзя лучше для России.

Французы уже давно готовы заключить мир. Несмотря на то, что месье де Голль был военным (а может, именно по этому), он трезво смотрел на вещи и понимал, что продолжение конфликта с Россией ему не выдержать. И, как нам стало известно, даже приватно договаривался с генералом Паулюсом о том, чтобы тот пошёл на все условия Российской империи, во имя окончания этой войны.

Также, что касаемо немцев, те и вовсе восприняли такой расклад дел необычайно благосклонно, ведь генерал-фельдмаршал Паулюс стал национальным героем. Но все прекрасно понимали, что долго править ему не дадут. Боевые действия закончатся, а боевые генералы редко бывают хорошими политиками. Правда, исключением является тот же де Голль. Но это в моей истории. Каким станет генерал в этой, пока неизвестно.

Решение Вильгельма III о том, чтобы сделать Паулюса регентом для своего сына и наследника, было на удивление, удачным. По крайней мере, германский народ не устроил государственный переворот, не было революции, и всё, на первый взгляд, «устаканилось». Не знаю, планировал ли Вильгельм III нечто подобное, но вышло сносно. По крайней мере и генерал-фельдмаршал Паулюс избежал многих трудностей с немецкой аристократией и генералами «голубых» кровей, что тоже повлияло на его решение.

К тому же Паулюс, приняв дела, стремился к скорейшему заключению мира, как минимум потому, что немецкий народ устал. Все устали от этой бессмысленной войны, у которой не было победивших. Все мы что-то потеряли. И никакие репарации не перекроют тот ущерб, который понесла вследствие этих событий Российская империя.

Были положительные новости и на другом фронте. Мезинцев мне доложил, что его люди вышли на след Кирилла Владимировича Романова. И в скором времени будет проведена операция по его задержанию. И это не могло не радовать. Ещё одной проблемой, давящей на меня, станет меньше.

Сегодня я поеду в гражданский аэропорт Санкт-Петербурга Пулково.

Сверхбыстрый пассажирский самолёт (жаль, пока еще не реактивный), должен доставить меня в Копенгаген. В столице Дании планировалось подписать мирное соглашения, что поставит точку в войне и позволит нам прийти к мирному сосуществованию и решению проблем, которые вызвала эта никому ненужная война. Дания к этому времени уже была освобождена от русской армии и являлась нейтральной территорией, и в принципе, устраивала всех.

Я распрощался с Сонечкой, погладил кота Василия за ухом, а также его медведеподобного сынка Барсика, не забыл и второго сынка (ох ты, это же девочка, как я забыл?) и направился к своему автомобилю.

В этой поездке меня хотел сопровождать Пегов, но я сказал ему, чтобы он остался дома и приглядел за Соней. Она сейчас в приоритете. Всё-таки мать будущего наследника. Считаю, что жизнь её сейчас нуждается в большей опеке, чем моя. По крайней мере, несмотря на то, как стоически мы выдержали все испытания, мало кого в мире устраивает ситуация, при которой у русского императора и турецкой принцессы появится наследник. Уверен, их ещё не раз попытаются убрать. И чем больше мер предосторожности будет предпринято, тем лучше. Да, Соня немало постаралась с той же передачей даров, получением неуязвимости и других интересных способностей, но рассчитывать только на них не приходится. По крайней мере, на время моего отъезда Мезинцев, Кутепов и Пегов будут в полной боевой готовности, и готовы к любому повороту событий.

Однако, среди охраны был мой старый знакомый Илья Петров, тот самый гвардеец, который был моим водителем в ту пору, когда я был ещё цесаревичем. Именно с ним мы когда-то ездили в Александро-Невскую лавру. Признаться, давно его не видел и даже не вспоминал, а тут увидел знакомое лицо, и аж порадовался. Подошёл, пожал ему руку и приобнял за плечи. Илья от такого обращения аж растерялся, а я был просто рад. Очень уж хороший день сегодня. И когда мы подпишем мирный договор, он будет ещё лучше.

Меня сопровождало трое личных охранников, которые будут пребывать на борту, вместе со мной. Ещё на борту имеется пилот, штурман и два бортпроводника. Все проверенные, надёжные. Чего ещё следует ожидать? Может, я и прибыл из будущего, и привык к виду современных мне пассажирских самолётов, тех же Боингов, но вид нашего русского пассажирского самолёта «Лебедь 715» Воронежского авиазавода внушал уважение. Всё-таки, в моё время российские самолёты не пользовались особой популярностью, а здесь вот, как всё повернулось. Российское авиастроение, возможно, скоро захватит весь мир и будет на уровне Боинга и других самолётов других авиастроительных компаний.

За нами следом отправится самолёт сопровождения, в котором будет охрана и свита. Без свиты никак. Нужно взять с собой дипломатов, юристов, специализирующихся на международном праве, экономистов, которые могут оперировать хотя бы приблизительными цифрами наших материальных потерь. Точный ущерб от войны еще предстоит определить, но это будет специально оговорено.


Наконец, мы расселись по местам и приготовились к взлёту.

Мой самолёт оторвался от взлётной полосы и поднялся в воздух, принявшись набирать высоту. Я сидел на своём месте и глядел в иллюминатор, наблюдая за тем, как уменьшается подо мной земля.

Что интересно, я всегда боялся высоты, а вот в самолётах летать не боялся. Даже, когда они тряслись или попадали в воздушные ямы. Уж не знаю, отчего такая нелогичность? Но как уж есть. Есть у меня приятель, служивший срочную в ВДВ. Имеет несколько прыжков с парашютом, но высоты боится до одури. Спрашивал — как так? А он мне — страшно, а прыгать-то надо.

Лететь нам совсем немного — часа два, а может и три, забыл. Вначале на северо-запад, а потом, если не врет карта, строго на запад.

Чтобы скоротать время, читал бумаги. Бортпроводник притащил кружку крепко заваренного чая. Никогда не задумывался — а можно ли на борту вскипятить чай? Или у них термос имеется?

И вдруг меня охватило беспокойство. что-то не так? Навигатор из меня неважный, но показалось, что самолёт стал забирать южнее. Видимо, пилот решил сделать вираж или ещё что в этом роде. Облако какое-нибудь грозовое или еще что. Сейчас обогнем и ляжем на прежний курс. Но самолёт так и не возвращался на прежний курс, а беспокойство усилилось. С чего бы это?

Я насторожился. Что-то предвещало беду. Жаль, я не Семен Пегов, у которого на опасность нюх, но кое-чему научился. Нет, я не штурман, и не пилот, в воздухе ориентируюсь плохо (да и как ориентироваться без карты и компаса?), но мне по прежнему что-то не нравилось.

— Илья, мы ведь прямо в Копенгаген летим? — решил уточнить я. — Изменений в маршруте не было? Промежуточной посадки?

Глупый вопрос. Мне об изменениях маршрута просто обязаны были доложить.

— В Копенгаген, — согласился старший, ответственный за мою личную охрану.

— А почему тогда мы летим на юг? Копенгаген ведь в другой стороне.

— Может, пилот решил совершить маневр? — предположил Илья, но тоже насторожился.

— Да какой там манёвр? — нахмурился я. — Не над фронтом же маневры делать, верно?

От нас, хоть и добиваются заключения мира, но ПВО там работают исправно. Армия немцев еще не вся выведена, а перемирия не заключали. Так нас ведь и сбить могут.

— Илья, отправь-ка кого-нибудь из своих, чтобы спросили у пилота, куда он намеревается попасть, — приказал я. — А то мне такие маршруты не очень нравятся.

Илья кивнул и поманил пальцем одного из своих ребят. Отдав тому указание, отправил его к кабине.

Стоило охраннику подняться, как раздался негромкий хлопок.

Я не сразу понял, что произошло. Охранник повалился на пол, а затем брызнуло красным.

— Ваше Величество, на землю! — закричал Илья, попытавшись скинуть меня с сиденья и придавить меня к полу.

Но не тут-то было. Во мне была сила грузинского кузнеца, которого, как мне кажется, ничто живое не смогло бы так согнуть.

— Это что здесь происходит?! — рявкнул я, поднимаясь в полный рост.

Развернулся и увидел направленный на меня ствол пистолета. Держал его в руках бортпроводник. В то время как второй, бортпроводник, выстрелил в Илью, отчего тут опрокинулся назад.

— Ни с места, ваше императорское величество.

Неужели русский? Ни в жизнь не поверю. По-любому кого-то подослали. Но как чисто говорит-то, паскудник.

— Не на того нарвались, — рявкнул я, а затем вдруг с места прыгнул вперёд.

Раздался выстрел. Что-то дзинькнуло, ударившись в плечо, но я даже ничего не почувствовал. Сначала подумал на адреналин, а потом вспомнил о своей неуязвимости.

Ну, сейчас повоюем! Сейчас я вам покажу, как моих гвардейцев расстреливать.

Второй сотрудник охраны — единственный, кто уцелел, уже вскочил с места, пытаясь прикрыть меня грудью, но я лишь оттолкнул его, чтобы не высовывался. У него-то неуязвимости нет.

Рванулся вперёд, перехватил руку с пистолетом, направленным прямо в лицо.

Вот же идиоты, в самолёте стрелять!

Но ничего.

Рванул на себя и вырвал оружие из руки, похоже, сломав злоумышленнику палец, а то и всю кисть.

Тот вскрикнул, а я, молодецки размахнувшись, дал оплеуху. Кулаком бить побоялся, ведь надо будет его допросить, а с моей-то силищей я его с одного удара убью.

Террорист от моего удара пролетел через кресло и врезался головой в иллюминатор, заставив стекло потрескаться. Хорошо, хоть не выбил. Надо впредь соизмерять силу.

Второй бортпроводник сдаваться не собирался — направив на меня пистолет, целясь в живот. Выстрелить он не успел, потому что мой гвардеец, не усидев на месте, швырнул в злоумышленника тяжелой кружкой, в которой мне приносили чай. Молодец, что стрелять не стал. Табельное оружие у него было, но стрельба на борту самолёта — дело не самое верное.

— Так, — скомандовал я, — давай-ка крути его, а я пойду к пилоту, поинтересуюсь, что у нас здесь за пертурбации и что за развлекательная программа.

Охранник, не знаю его имени, обязательно надо будет его наградить, команду понял и, подоспев, принялся скручивать руки за спиной второму террористу. Первый был пока без сознания, и, думаю, не скоро придёт в себя.

Окинул взглядом тела Ильи и второго охранника. Да уж, им уже не поможешь. Насмерть положили, сволочи.

Во мне вскипела такая злость, что, попадись мне снова эти два молодчика на пути, силу бы соизмерять не стал, на месте бы разорвал. Гады, людей моих убили!

Уверенным шагом пошёл к кабине пилота, постучал. Оттуда никто не ответил.

Подёргал ручку. Она не поддавалась.

— Откройте! — рявкнул я. — Это император. Доложите, что у вас происходит, почему мы отклонились от курса?

Внутри вдруг послышалась какая-то перебранка и суета.

Решив долго не возиться, я попросту дёрнул на себя дверь и при помощи обретенной силы попросту вырвал её из петель.

А внутри кабины застал следующую картину: пилот и штурман боролись, в руках одного из них был пистолет. Эх, разнять не успел. Раздался выстрел, и пилот завалился навзничь с простреленной головой.

Да что ж им так всем не везёт! Почему нельзя было попасть в плечо, или ещё куда-то? Ещё попробуй понять, выживший штурман на чьей стороне — на моей или на стороне террористов?

Как назло, убитый пилот упал именно на штурвал, и самолёт вдруг резко наклонился вниз, отчего я потерял равновесие, но успел ухватиться за переборку и удержался на ногах.

Второй избавил меня от лишних переживаний о том, враг он или друг.

Злобно посмотрев на меня, просто приставил пистолет к своей груди и, прокричав: «Так пусть у России не останется вообще никакого императора!», выстрелил себе в сердце.

Да он издевается?! Что же это за дела такие!

Я бросился к штурвалу. Никогда не водил самолёты, но помнил, что если потянуть на себя штурвал, летательный аппарат полетит вверх, а если от себя, то вниз. На этом все мои познания были исчерпаны. Естественно, я не думал о том, как буду сажать самолёт и вообще, как выкручиваться из ситуации, но пока что мне хотелось лишь самолёт выровнять.

Спрашивать, умеет ли мой гвардеец водить самолёты, я и не думал. Уверен, что не умеет.

Однако потянув на себя штурвал, лучше не сделал. Без понятия, где мы летели, над какой территорией, но вдруг услышал грохот, и самолёт вдруг завертело.

Это ещё что такое?!

Они что, решили ещё и бомбу заложить в самолёт? По крайней мере, звук взрыва я ни с чем не перепутаю.

Откуда-то из салона раздался крик:

— Ваше императорское величество, нас обстреливают!

Самолёт затрясло. Раздался ещё один взрыв.

Я оглянулся в салон и вдруг увидел, как в хвосте салона, в стенах стали появляться зияющие дыры, будто их прошило из крупнокалиберного пулемёта.

Вот и долетались. Похоже, попали под обстрел ПВО. Может, даже и свои шандарахнули!

Я крепко ухватился за какую-то штуку, пытаясь остаться на ногах, даже умудрился увидеть через стекло кабины, что на нас надвигается нечто грязно-белое. Не иначе, земля, покрытая снегом. Или лес. А уже и не важно.

А вот, похоже, и конец…


Оглавление

  • Глава 1 Европа во тьме или войны пропагандистов
  • Глава 2 О Коко Шанель и политике
  • Глава 3 Мистика и прочее
  • Глава 4 Воля императора
  • Глава 5 Способности
  • Глава 6 Странности
  • Глава 7 Ни мира, ни войны
  • Глава 8 Мирные переговоры
  • Глава 9 Фильм с точки зрения заклепочника
  • Глава 10 Котел
  • Глава 11 Новый год
  • Глава 12 Ярославль
  • Глава 13 Доблесть
  • Глава 14 Лечебница для больных девушек
  • Глава 15 Зверинец
  • Глава 16 Барсик
  • Глава 17 Корона Российской империи
  • Глава 18 Будни тыла
  • Глава 19 Сила пропаганды
  • Глава 20 Италия и Испания
  • Глава 21 Точка кипения
  • Глава 22 План
  • Глава 23 Реализация плана
  • Глава 24 Разбитые зеркала
  • Глава 25 Немцы дома и в Польше
  • Глава 26 Сражение на Висле
  • Глава 27 Разбитые зеркала-2. Куклы и кукловод
  • Глава 28 Светлое будущее