Затвори за собой поднебесье [Хаим Калин] (fb2) читать онлайн

Хаим Калин Затвори за собой поднебесье

От автора

Сюжет произведения – производное голого авторского вымысла. Любые совпадения с реальными лицами, событиями и структурами – не более чем прием для подстегивания читательского интереса.

Глава 1

Настроение было скверным, но Олег даже не понимал, почему: «Что тут, что там – идиллия, ровная колея…» Меж тем буквально днями его покинула Лариса, юная модель из Днепропетровска, – ощущал он звон той «оплеухи» ныне или нет…

Подружку сосватал Джерри, чистокровный американец, друг и совладелец их сети бензоколонок на юге Калифорнии. Олег так и не выпытал, откуда девуля свалилась на голову Джерри, умудрившись просочиться через миграционное сито США. Забылось и выяснить, как Лариса и Джерри целый месяц общались, – в ее английском сиротливо ютилось лишь слово «model».

Лариса объявилась вчера, около полуночи, позвонив с мобильного, подаренного Олегом еще в первые дни их интрижки-сожительства. Сообщила, что перебралась на атлантическое побережье и о возвращении даже не помышляет. Взахлеб расточалась, что ее дела вот-вот пойдут в гору, язвительно заметив, что у него, падкого на девушек подиума, явный пробел со связями. Тотчас добавила, что ее новый друг, не чета ему, настоящий мужчина и сделал для ее карьеры за день-два больше, чем Олег за несколько месяцев. Целью же звонка было вытребовать ее пробные фото, забытые впопыхах. Хотя Олег не представлял, где их искать в своем многоярусном жилье, небрежно бросил «хорошо» и вскоре нажал на кнопку отбоя, уже порядком раздраженный то ли органичным коварством, то ли южным говором беглянки. Чуть позже его слегка позабавила мысль, что в просьбе выслать снимки не прозвучал ни ориентир для поиска, ни даже адрес, куда отправить, что так вязалось с этим невинно-порочным, вконец избалованным мужчинами созданием…

Олег сидел у бассейна элитного клуба «Crazy Savannah», очень популярного среди толстосумов Лос-Анджелеса, и вяло размышлял, как разогнать тоску. Определившись, извлек из мини-бара любимый «Чивас», как он говаривал, примиряющий с изъянами мира, рождением навязанного ему. После нескольких больших глотков интерьер клуба, столь безрадостный полчаса назад, уже ласкал изяществом дизайна. Размочив хандру, Олег не спеша разделся, бултыхнулся в кристально чистую воду и поплыл к противоположному бортику. Накручивая баттерфляем и во всю фыркая, он умудрялся смаковать овсяно-сладкие на вкус пары напитка.

В клуб, членом которого он уже был много лет, Олега привел телефонный звонок, сегодня утром зарегистрированный его секретаршей. Некто из «Crazy Savannah» приглашал посетить особое мероприятие. Олег спросил Мэрион, что имелось в виду. «Не уточнили», – прозвучал ответ.

Проходя через лобби клуба, Олег немало подивился пробелу в графе «Основное мероприятие», но не стал наводить справки, посчитав, что электронное табло неисправно. Чуть позже чернокожий привратник, вечно начитывающий рэп, обходя все помещения, оповестил, что основное мероприятие начнется в 21.00 в кинозале.

Искупавшись и растерев начавшее брюзгнуть мускулистое тело, Олег вновь щедро хлебнул и потянулся к журналу «Sports Illustrated», специально приготовленному для него обслуживающим персоналом. До основного мероприятия – четверть часа, и он механически листал американские разделы журнала, норовя скорее добраться до страниц о европейском футболе. Краем глаза пронаблюдал за привлекательной массажисткой, поспешно покидавшей сауну с взбудораженным лицом, – то ли от постсексуального возбуждения, то ли от омерзения, – Олег так и не успел разобрать. Ничего не найдя о «Манчестер Юнайтед», за который болел последние двадцать лет, он отложил журнал в сторону и стал одеваться.

В скором времени Олег уже спешил в кинозал, который располагался в другом крыле комплекса. По дороге ему встречались многочисленные посетители, члены клуба, съехавшиеся чуть ли не со всей Калифорнии. В большинстве своем разгоряченные: кто алкоголем, а кто игрой в гольф или сквош. Все, как и он, торопились в кинозал, стекаясь на кольцевую дорожку из арен и салонов досуга. Кого-то он знал лично, лица некоторых казались ему лишь знакомыми, но где-то треть попутчиков он встречал впервые. Впрочем, не диво: в большой стране – большие перемены. Сегодня ты в блейзере с эмблемой-пропуском в Эдем, завтра же – судебные приставы, дав под зад, разбирают твое именье на брусы очередной рухнувшей пирамиды… Между тем он каждого вежливо приветствовал и такие же учтивые приветствия получал в ответ. Со всех сторон слышалась громкая речь, столь характерная для этой страны. В основном, говорили по-английски, иногда по-испански и по-польски, а у самого входа в кинозал он даже услышал иврит, знакомый ему по трем годам жизни в Израиле, где оказался, покинув в конце семидесятых Советский Союз.

Войдя в зал, Олег рассеяно водил головой, пытаясь вспомнить ряд, где за ним закреплено маркированное именной табличкой кресло. Но утруждать себя не стал и обратился к клерку-информатору с планшетом. Забравшись в кресло и утонув в поролоновом раю, он непроизвольно вздремнул. Когда же приподнял веки, то увидел мельтешащие линии-зигзаги в узком формате экрана, столь непривычного для современного кино. Рябь взъерошила воспоминания о детстве с его черно-белыми, многократно заплатанными фильмами – единственном источнике грез в душном периметре провинциального советского городка, где он родился и прожил свои первые семнадцать лет. Сознание уже изготовилось к титрам на кириллице, когда замелькали непонятно откуда взявшиеся иероглифы.

Появился вид строения, мало узнаваемого из-за «качества» черно-белой пленки. Позже камера совершила несколько непрофессиональных маневров и, наконец, зафиксировала более или менее стройный план. Первое, что Олег распознал, были сторожевые вышки и часовые азиатской наружности. Далее расстелился огромный плац; на нем, у дальней стены, застыла шеренга вооруженных автоматами солдат с массивными кокардами в околышах. На их лицах читалась решимость исполнить свой долг, но, казалось, она диктуется скорее страхом, нежели убеждением. Тут перед Олегом приоткрылось: лента снята в китайской тюрьме, причем скрытно, из-под полы, судя по зигзагам и неровностям съемки.

Камера выхватила тщедушного офицеришку, семенившего вдоль шеренги и раздававшего указания. Лики чинопочитания, вспыхивавшие то тут то там, подсказывали, что он здесь главный. Синхронно возникло ощущение: на плацу замышляется нечто недоброе, но что – оставалось за кадром.

Офицер поднес ко рту воки-токи и, поворачиваясь налево, к решетчатому проему на противоположной стене, нечто отрывисто сказал. Через минуту дверь-решетка распахнулась, выпуская необычную партию: скованный наручниками, обритый на лысо заключенный, два охранника и врач в белом халате. Олега кольнуло дурное предчувствие, он заерзал в кресле, не отрывая глаз от экрана.

Тем временем группа двигалась по плацу, и, по мере ее приближения, над ней все явственнее вырисовывался нимб мученичества и знак неминуемой беды. Вдруг Олег обомлел, увидев, что ведут не заключенного, а заключенную. Первоначальный же обман зрения возник, как он понял несколько позже, из-за бритой головы. С трудом верилось, что в третьем тысячелетии можно так по-иезуитски надругаться над обликом женщины, одев ее вдобавок в изорванную арестантскую робу.

Олег уже различал лицо заключенной и особенности ее конституции – ничем не примечательной китаянки с мало что говорящими глазами. Казалось, ее заботит немногое: не оступиться на неровном брусчатом плацу из-за сковывающих руки наручников.

Один из охранников обошел узницу и дулом автомата, указал новое направление движения. Свернув налево, группа двинулась на шеренгу солдат. Несколько бойцов расступились, создавая проход для узницы и эскорта.

Открылось небольшое засыпанное песком пространство, формой и размерами напоминавшее детскую песочницу. Этот неожиданный, совершенно мирный план, должно быть, расслабил Олега – он откинулся на спинку стула, словно стряхивая напряжение.

Камера чуть переместилась, высвечивая новую, прежде укрытую за спинами солдат фигуру в гражданском. Штатский сидел за небольшим столом, установленным рядом с «песочницей». Большую часть его поверхности занимали пластиковые, аккуратно сложенные в стопку папки и канцелярские принадлежности.

Охранники и заключенная остановились перед квадратом песка, а врач направился к столу. Поздоровался со штатским и уселся на свободный стул рядом.

Малообъяснимый страх вновь овладел Олегом, стремительно сбиваясь в тошнотворный, рождающий животные предчувствия ком.

Чуть чеканя шаг, к столу подошел офицер-распорядитель. За ним устремился боец, вооруженный лишь пистолетом в кобуре. Офицер оживленно посовещался со штатским, после чего они по очереди посмотрели на часы. Вскоре командир отдал конвоирам какую-то команду.

Ближний к узнице охранник взял ее за плечи, в это время другой – расстегнул наручники. Освободив руки заключенной, последний одним движением заломил их за спину. Напарник вновь надел на нее браслеты, на сей раз обездвижив руки за спиной. Тут же, почти без усилий, конвоиры воткнули узницу коленями в песок. Ее голова лихорадочно замоталась из стороны в сторону, и Олег даже приметил всполохи отчаяния в ее глазах.

К заключенной направился штатский. По мере приближения, он раскрывал, возясь с клипсами, взятую с верха стопки папку. Подошел и некоторое время сверял облик узницы с фотографией из дела. Удостоверился, что оригинал совпадает с фото, закрыл папку и кивнул стоявшему рядом командиру. Тот, приняв командную стойку, повернулся к ординарцу с пистолетом и о чем-то распорядился.

«Пистолетчик» буднично побрел к стоявшей на коленях узнице. Сблизился, хорошо отрепетированным, даже щеголеватым, движением извлек оружие из кобуры, снял предохранитель и, практически не целясь, выстрелил ей в затылок.

Заключенная рухнула бесформенным кулем. Даже не взглянув на жертву, исполнитель чуть сдвинулся в сторону и, похоже, рассматривал длину шнурков на ботинках, а может, световую гамму налипших на них песчинок. Поднял глаза, лишь услышав заключение о смерти, вскоре объявленное врачом.

Скучившись над столом, вся четверка, состоявшая, как представлялось, из одетого в штатское прокурора, начальника тюрьмы, врача и экзекутора, деловито подписала лист, который, скорее всего, был актом об исполнении приговора.

В ушах Олега стоял невообразимый гул от учащенно работавшего сердца, будто многократно усиленный биением сердец коллег по просмотру. Все оставались на своих местах и, судя по меловым, перекошенным лицам, пребывали в глубоком шоке.

Еще какое-то время в помутненное сознание Олега проникали, почти не задерживаясь, кадры завершающих процедур экзекуции. Трое солдат подбежали к убитой, расстелили черный целлофановый мешок, сноровисто запаковали тело и забросили его в подъехавший грузовик. Затем один из служивых взял прислоненную к стене лопату и на участке казни перекопал песок, пряча следы крови и, наверное, серого вещества.

В этот момент, совершенно неожиданно для самого себя, Олег склонил голову и погрузился в раздумья, но ненадолго, почти сразу разгадав, почему в клубе не разглашали суть «особого мероприятия» и не рекламировали его. Лента не прошла бы любую цензуру, в том числе и американскую, в общем и целом, либеральную. Даже с учетом того, что казни в Китае еще недавно проводились в назидание публике – их устраивали на стадионах и транслировали по телевидению. С одной только оговоркой – казни мужчин. Интегрированный в мировую экономику режим Китая, хоть и беззастенчиво попирает права человека, все же опасается своей полной дискредитации. Свободный мир ни при каких обстоятельствах не смирится с публичным показом экзекуции слабых женщин. Оттого лента снята подпольно, без какой-либо санкции китайских властей. Стало быть, ее статус в Америке, да и в любой другой стране, хромает на обе ноги.

На этом раздумья Олега прервались. Приглушивший эмоции рассудок воспроизвел несущую конструкцию сюжета – стопку пластиковых папок, аккуратно сложенных на столе возле «песочницы». Этот фрагмент, дав волю новой волне дурных предчувствий, вернул его к просмотру короткометражки.

События там развивались по схеме, суть и динамику которой задавала горка скоросшивателей с запрессованными внутрь человеческими судьбами. Да и сам сюжет фильма, какой-то сверхнатуралистичный и неумолимый, подсказывал своей фабулой: сегодня на этом плацу будет лишен жизни еще не один человек.

В решетчатом проеме вновь кто-то появился, правда, на сей раз оптического обмана не произошло. Олег увидел, что это – женщина, хотя, как и первая заключенная, она была обрита налысо. Округлость форм и какая-то незащищенность походки выдавали пол с первых ее шагов, пусть не безоговорочно с учетом немалого расстояния.

Новая приговоренная приближалась и, как и в первом случае, по кривой смерти ее вели заплечных дел мастера. Между тем, в последующем, прокручивая в памяти этот эпизод, Олег почему-то видел только ее одну, парившую над плацем к черной дыре исхода.

Объектив неумолимо приближал узницу к фатальному рубежу, и через секунду-другую Олег уже различал ее черты. Несомненно, это было лицо Востока, при этом Олега удивило отсутствие преобладающего в Китае узкого разреза глаз. Может, метиска, подумал он, или представительница одной из малых народностей, щедро населяющих северо-запад этой огромной страны.

Олег уже разглядывал весь образ во плоти, в нормальной проекции изображения. Он видел тонкие изгибы губ, выдававшие жестокость Азии, и даже белую накипь пены в уголках рта – как симптом ненависти, которую узница излучала. Он отметил про себя, насколько ее эмоциональный облик контрастирует с безучастностью первой жертвы, лишь двадцать минут назад доставленной тем же маршрутом на заклание.

И тут… что-то щелкнуло в его разуме, обыденно хранившем событийный и чувственный багаж прошлого. Олег не то чтобы узрел нечто новое, не вычленимое еще мгновения назад – его вдруг посетили ассоциации, пока маловразумительные и неочевидные. Появились какие-то точки, полуразмытые линии и фрагменты, слеплявшиеся в некое целое, очень теплое и дорогое, но все еще неузнаваемое.

Узница подняла глаза, и объектив, словно умышленно, укрупнил ее план.

Прямо на Олега, в этот роскошный, безнадежно оторванный от хлябей жизни зал, двигалась Светлана – сокровеннейшая женщина его жизни, злым роком заброшенная в Поднебесную, к обрыву света и своей судьбы.

Сказать, что событие его потрясло – все равно, что проставить многоточие. Никаких пределов в той прогнавшей через себя пробе на разрыв не существовало. Вылетел же Олег оттуда кубарем. Тело, где саднило, а где несносно свербело. Он то морщился, то каменел. В итоге обмяк и, нечто вкушая, совершенно бесформенно, как кусок мяса наличествовал. В его состоянии духа причудливо сплетались: врожденное отвращение к насилию, неверие в детективные сюжеты и какой-то мрачный прилив сексуальности, взбиравшийся из дебрей подсознания. И еще – нежность, неземная, полунаркотическая, накрывшая своим маревом эту невыносимую абракадабру чувств и боли. Нежность, парадоксально испытываемая к человеку, которому вот-вот размозжат затылок. Нежность, дико неуместная в этот переполненный ужасом смерти момент.

Олег встал и, припадая на правую ногу, заковылял к выходу. Стеклянные блоки между рядами зажигались мягким матовым светом, направляя его движение во тьме. Едва он выбрался в проход, как клерк подскочил к нему и несколько раз переспросил, все ли в порядке и не нужна ли ему помощь. Олег промолчал, утеряв функцию речи.

Он доехал до дому всего за двадцать минут, поскольку жил в пятнадцати милях от «Crazy Savannah». Поднялся на второй этаж и, открыв огромные, на всю высоту спальни, окна, распластался на ворсяном ковре. Время от времени поднимал голову и бессмысленно смотрел на океан. Столь необычное времяпровождение возникло не спонтанно – парадоксальным образом перекинулось из юных лет. Так, три десятка лет назад, лежа на животе и широко раскинув руки, он приводил свой изматываемый спортом организм в порядок. Чаще всего помогало. Силы возвращались, зажигая искры мышечной радости. Тем не менее порой тело противилось возвращаться в норму – тогда он орал от нестерпимой боли, катаясь по полу.

Олег задумался, пытаясь найти параллель между давно забытой повадкой юности и своим нынешним состоянием, но ни к чему путному не пришел. Он носился в каких-то потемках, разрываясь между угрызениями совести, испытываемыми к своей бывшей возлюбленной, и, если верить фильму, ныне покойной, порывами обожания к ней и прерывистым клацаньем зубов человека, чудом выскочившего из капкана смерти.

Со временем ласкающий слух шум океана оживил его мозг и приглушил боль потрясения. Думы заторопились в прошлое, увлекая в воронку воспоминаний.

Олег встретил Светлану в Стамбуле – городе, в котором никогда прежде не был, но который всегда его манил некой тайной, заключенной в звучном названии. Между тем, всего через неделю, он вовсю тосковал по ставшей родной Калифорнии и не мог приложить ума, куда себя деть, имея уйму свободного времени. К тому же, он впервые оказался в мусульманской стране, поразившей незыблемостью ортодоксальных законов, застывших как вулканическая лава.

Из-за хронического безделья Олег часто слонялся по Стамбулу на арендованном «БМВ» в поисках приключений. Американцев в городе было немного, да и он, в общем-то, не искал общения с ними. Зато во многих людных местах Олег часто слышал родную русскую речь, неологизмы которой жадно впитывал, улыбаясь про себя активному словотворчеству новой эпохи и добротному матерку, бережно сохраненному для потомков, невзирая на все потрясения, выпавшие на долю великой нации. И он прилежно вносил сей новояз в словарь, давно растрепавшегося на чужеземных ветрах языка.

Дней через десять его естество заерзало без женского тепла, но идейку о покупной любви он отринул, некогда дав слово отказаться от наслаждений, отпускаемых оптом и отнюдь не по солнечным часам.

Когда в стамбульском аэропорту, провожая коллегу, он услышал за спиной до боли знакомое «козлы», то не стал оглядываться – эка невидаль. Сфорсили бы «крышевать», «фильтровать», «с друганом наезжать» – другое дело. Правда, голос был женский, пусть крикливый с фальцетом… Но куда там в восточном гаме, да толчее – самому бы не потеряться…

С Олегом поравнялись две пассажирки, одна из которых, судя по тембру голоса, и была обличительницей «козлов». Попутчица жестикулировала и напористо расширяла синонимический ряд своего возмущения «баранами», «мудаками», прочими «ами» и «ями».

Олег не успел рассмотреть ее лицо – зазвонил его мобильный. Он ответил, перейдя с английского на русский. Из Америки звонила его мать. Общаясь с ней, он незаметно подошел с коллегой к очереди на регистрацию, а шедшие рядом товарки, подкатив на тележках массивный багаж, пристроились чуть сзади.

Олег рассказывал маме, что все течет своим чередом, но по ней он страшно скучает. В командировке между тем пробудет еще долго и, когда вернется, не знает. Мама пустилась в расспросы, и он терпеливо отвечал ей, описывая свою жизнь во всех подробностях. Отвлекшись на мгновение, заметил, что стоящие за спиной подруги навострили уши.

Покончивший с регистрацией коллега переминался с ноги на ногу, выказывая намерение распрощаться. Олег наспех пожал его руку, хлопнул по плечу, после чего вернулся к стойке. Располагаясь к ней спиной, оперся локтями. Рассеяно думал, не обиделась ли мама из-за внезапно прерванного разговора.

Олег увидел, что его бывшая соотечественница (кто же мог еще так обличать на великом и могучем!) пытается сдвинуть баул, кажущийся неподъемным. Хотя на Западе это почти не принято, он резко подался навстречу и одним махом поднял тяжелый груз на весы. Успел даже подумать: «Надо же, не растранжирил за давностью меркантильных лет…»

Его обдало теплом благодарных глаз и чем-то необыкновенным, сугубо интимным, заострившим внимание. Их взгляды встретились, и он немало подивился тому, что стоящая перед ним весьма привлекательная, если не красивая особа и недавний критик первозданной порочности мира – одно и то же лицо. Тотчас услышал:

– Большое спасибо. Вы очень помогли.

– You are welcome, – почему-то по-английски отозвался Олег, машинально перепутав язык общения. Опомнившись, исправился: – Да не за что!

Тут он заметил, что позади женщин высятся еще несколько баулов. Вновь сделал неосознанное движение навстречу и… застыл. Седеющего активиста пионерских слетов приморозил потребитель сытого, рационального Запада. Поискав нечто глазами, Олег обратился к клерку регистрации:

– Please, call a porter to your desk.

Подруги недоуменно переглянулись, и, чтобы прояснить ситуацию, Олег перевел:

– Я пригласил грузчика. Заметив растерянность на лицах дам, добавил: – Не волнуйтесь, я заплачу.

Не успели часы начать отсчет новой минуты, как возникший чуть ли не из-под земли работяга споро водружал баулы на весы.

Эпизод себя исчерпывал, и Олег потянулся за бумажником, чтобы расплатиться. Вытащить его помешало чье-то прикосновение. Поворачиваясь, он услышал:

– Это лишнее, я сама заплачу, – голос, неожиданно приятный, даже завораживающий, принадлежал владелице баулов, первоначально объявившейся как автор гневных тирад.

– Да нет же, мне это ничего не стоит, – возразил Олег.

– Я обижусь, не надо… – настаивала незнакомка.

Упрек не просто сбил его с толку – поразил. Что значит «обижусь»? Можно ли обидеться на случайного попутчика? Ведь он призрак, который вот-вот исчезнет и никогда не возникнет вновь.

Олегу вдруг безотчетно захотелось взять незнакомку за руку и просто подержать. Но едва это чувство явилось, как он ощутил, что… ладонь уже покоится в ее руке.

Они смотрели друг на друга и соприкасались ладонями, не замечая никого вокруг. Отдавшись внезапному чувству, не видели, что у подруги открылся от изумления рот, клерк на регистрации чуть не свернул шею, а грузчик смешался, не зная, кому предъявить счет – разве что ангелам любви… Облачко вспыхнувшей страсти чуть рассеял вопрос:

– Ты будешь меня ждать?

Его ошеломляющая прямота требовала ответа, пусть невнятного, заикающегося, но ответа. Между тем у Олега его не было, да и не могло быть. Визави ведь не знала, что жизненное кредо Олега: никому и никогда не раздавать авансов и, в особенности, женщинам. Повинуясь минутному ослеплению, ей было невдомек, что мужское рацио Олега уже без запинки выдало: «Что может возникнуть между людьми, обитающими в двух разных галактиках, случайно встретившимися в третьей и располагающими лишь одним билетом для путешествия в никуда?»

Но тут, растревоженный и смущенный, он услышал:

– Я вернусь в Стамбул через неделю. Обычно останавливаюсь в отеле «Инам», у центрального рынка, южный терминал.

Незнакомка разжала ладонь, всем видом показывая: мне пора. Но, начав разворот, остановилась.

– Меня зовут Светлана, – сообщила дама, улыбаясь.

Светлана опустила веки, но вновь глянула на Олега с какой-то лучистой грустью – то ли в ожидании, что он назовет себя, то ли желая запомнить его облик. Повернулась и решительно зашагала к грузчику.

На очередном витке судьбы Олег оказался на перроне страстей, на платформе забрезжившей и, возможно, последней надежды. Перед ним, в обыденной проекции мира, двигалась, совершая последние приготовления к полету, его героиня. Не вымышленная и не взятая напрокат в мире интереса и незримых тарифов, а какая-то очень внятная, и, должно быть, крайне нужная ему женщина. Женщина, которой у него никогда не было.

Его разум раздвоился. Какая-то его часть, связанная с прогрессом и зашкаливающей динамикой жизни, порывалась возвести сотовые, имейловые, прочие линии связи. Другая же, похоже, первозданная, вторила: «Пусть остается все, как есть, в очаровательной недосказанности момента».

Он еще долго опирался о стойку, пока клерк не привел его в чувство: «Sir?»

Олег дернулся, как спросонья, и, напоминая пышущего вдохновением, до изнанки растревоженного юношу, двинулся на выход. Минутой ранее изящный облик Светланы скрылся за дверью пограничного контроля. Она не оборачивалась.

Последующие несколько дней (по календарю – выходные) Олег обретался в пьянящем, экзальтированном состоянии духа. Напевал, притом что медведь наступил ему на ухо, черкал нечто в блокноте, ужасно марая бумагу, носился по номеру, то и дело заглядывая в зеркало и прихорашиваясь. В нем бурлили эмоции, не вязавшиеся с его солидным, с налетом вальяжности, фасадом. Еще недавно казалось, с ним он на свет божий родился. Между тем, к понедельнику, по уши влюбленный Олег сформулировал естественный, подсказанный здравым смыслом план.

Не найдя отеля «Инам» на карте, он вызвал такси и отправился на розыски следов Светланы. Таксист долго блуждал по обрамлявшим громаду стамбульского рынка закоулкам, прежде чем подкатил к двухэтажному обшарпанному зданию, ни в коей мере не напоминавшему гостиницу.

Хозяин, мужчина средних лет, совсем не говорил по-английски и с подозрением рассматривал Олега, чья представительная внешность и дорогой «Ролекс» не вписывались в незатейливый антураж этого, без всякого преувеличения, «постоялого двора». Он попытался заговорить с ним по-французски, затем по-немецки, но тщетно. Турок в растерянности разводил руками и все порывался уйти. Олега в конце концов осенило:

– Вы говорите по-русски?

– Да! – удивился хозяин, не без оснований приняв Олега за кого угодно, только не за русского.

Не долго думая, Олег достал пятидесятидолларовую банкноту, выложил ее на стойку и спросил:

– Ты знаешь русскую по имени Светлана? Она останавливается в этом отеле…

Понятное дело, турок знал русский на уровне числительных и пары десятков наиболее употребляемых слов. Оттого скорого ответа не получилось. Но, повторив несколько раз имя «Светлана» и сымитировав жестами классические формы женщины, Олег достиг желаемого.

У хозяина поначалу в глазах пробежала волна затаенной страсти, чуть позже он слащаво заулыбался и, наконец, коверкая звуки, извлек из себя: «Светлана, челнок». Заметив некоторое замешательство Олега от слова «челнок», он указал в сторону чьих-то сваленных у входа баулов.

Визитеру тут стало ясно, что он попал туда, куда нужно, и та бесподобная сцена в аэропорту вовсе не плод его воображения, навеянного одиночеством последних недель. Еще несколько вопросов прояснили, что Светлана в «Инам» – постоялица со стажем, несколько лет останавливается здесь с периодичностью в семь-четырнадцать дней. Олег записал на клочке бумаги свое имя, номер мобильного и вручил записку вместе с банкнотой хозяину. Тот расцвел и, используя коллаж жестов и междометий, как-то изъяснился, что миссия ему понятна: дать знать, когда Светлана объявится. Напоследок вручил Олегу визитку гостиницы.

В конечном итоге хозяин отеля поступил с точностью до наоборот. По приезде Светланы, вместо того, чтобы известить Олега, передал записку ей самой, особо не распространяясь. Да и немудрено, с его-то голубиным русским… Она же, посчитав, что на нее запал какой-то приятель хозяина, записку выбросила.

Спустя неделю, изнывая от отсутствия вестей из гостиницы, Олег через знакомого турка принялся названивать туда сам. Но ему не везло: то трубку не брали, то отвечали, что хозяин в отлучке.

Решив более не испытывать судьбу, Олег вновь отправился в гостиницу, на сей раз на своем автомобиле. И почему-то на ночь глядя. Едва он оказался у входа, как столкнулся с высоким парнем очевидной славянской наружности. Не мудрствуя, обратился к нему по-русски:

– Вы живете здесь?

– Да, а че надо? – дался диву постоялец.

– Я ищу Светлану, должна была прилететь, – неуверенно, пряча глаза, молвил Олег.

– А ты кто такой? – насторожился собеседник.

– Знакомый Светланы… – Олег явно терял решимость.

– Что-то я тебя здесь раньше не видел… – протянул с сарказмом постоялец и уставился на Олега.

– Да вы и не должны были меня здесь видеть, я просто ищу Светлану! – возмутился, расставшись со скованностью, Олег.

– А какую Светлану? – из Липецка или Абакана? – хитро сощурился собеседник.

– Точно не знаю, – снова смешался Олег.

– Ну ты даешь! Мужик, ты хоть сам знаешь, откуда? – хохотнул постоялец.

– Знаю, из Лос-Анджелеса, – твердо произнес «поисковик».

– Отку… – споткнулся на полуслове «информант». Покачав головой, незаметно ретировался.

В раздумьях, что делать дальше, Олег пребывал недолго. Откуда-то, из-за угла, донеслась громкая речь, хотя и не совсем внятная. Ему было не до праздного любопытства, но он прислушался, – ведь говорили по-русски, мужчина и женщина. В какой-то момент вознамерился было одернуть себя – мол, делать нечего? – когда услышал в перекличке двух голосов знакомые по недавней встрече в аэропорту интонации. Женский голос, несомненно, принадлежал Светлане, а мужской… его недавнему собеседнику.

– Мать, тебя в натуре ищет какой-то хмырь – то ли поехавший, то ли правда ненашенский. Из Лос-Анджелеса, говорит! – распалялся «информант».

– Бухой, наверное. Заблудился и не знает, кто и почем, – зычно, но совершенно бесстрастно откликнулась Светлана.

– Не, не бухой, да и откуда в Стамбуле бухие, – спокойно возразил «информант», вскоре добавив: – Вообще, гладкий какой-то, с прикидом. Чистоплюй, в глаза прямо не смотрит, словно брезгует.

– Витяня, а не седоватый ли, с короткой прической, за сорок, весь такой из себя?.. Ну, сам знаешь… – заинтересовалась Светлана, заметно волнуясь.

– Вроде он… – неуверенно подтвердил Витяня.

На выходе из переулка обозначились фигуры двух пешеходов и, хотя на них почти не падал свет, Олег убедился, что к гостинице движется Светлана с «информантом». Его затрясло и, чтобы совладать с дрожью, он то просовывал руки в карманы, то вынимал их.

Вдруг Светлана остановилась как вкопанная.

– Вить, иди-ка ты в гостиницу, а я заночую у Люськи в «Керзи».

– Ты что, поздно уже! – ахнул Виктор.

– Ничего не поздно, иди, – упорствовала Светлана.

– Как заночуешь, а я? – едва озвучил «информант».

– А ты вещи охраняй! Не ровен час, разворуют, как в прошлом месяце – сколько баксов в них вложено! И вообще… мне этот сосед с Кривого Рога не нравится, глазами так и зыркает! – дубасила вкруговую Светлана – точь-в-точь, как две недели назад в аэропорту.

– Я тебя проведу до «Керзи»! – предложил Виктор.

– Сказала тебе: вещи охраняй! Забыл, что два раза не повторяю! Завтра встретимся, – смягчила на последних словах тон Светлана.

– Светка, ты что – из-за этого хмыря? Да я его… – хорохорился Виктор.

– Только попробуй, боец хренов! – показав кулак, Светлана скрылась в соседнем переулке.

Автомобиль Олега был припаркован рядом, с тыльной стороны гостиницы. Вскоре он сидел в нем, весь раздавленный. Промокнувшая до последней нитки рубашка плотно облегала торс, причудливо дополняя ощущения гадливости, которые он испытывал к самому себе. Очередной день его наполненной одиночеством жизни завершился фиаско, полным и безоговорочным, гулко звенящим в ушах, пахнущим несвежим телом и малюющим лиловые круги в глазах и на душе.

Несколько лет назад одна женщина, поддерживая с ним какие-то странные отношения (она то ли была замужем, то ли «замуж» не очень хотела, – Олег уже не помнил) призналась в минуту редкого для нее откровения: «Ты типичный идеалист, весь седой, а все еще ищешь в женщинах идеал, и это в ком – в бабах!» Заразительно рассмеявшись, добавила: «А знаешь, такие женщинам нравятся и, как ты думаешь, почему? Их легко дои…» Дама осеклась и махнула рукой, по-прежнему сотрясаясь от смеха.

Этот парадоксально всплывший в памяти фрагмент, пусть не позабавил своей трагикомичностью, но как-то расшевелил и вернул Олега к актуалиям дня.

Мерцавшие электронные часы автомобиля бесстрастно вели отсчет времени. Времени, отведенного ему судьбой. Он не верил в судьбу, но всегда повиновался правилу, которое диктовалось всей сутью существования: как бы ни было трудно, начни новый круг и двигай дальше.

Олег завел двигатель, тронулся. Он еще не знал, что нового круга не будет и что, начиная с той трепетной встречи в аэропорту, он находится во власти громадного, преобразующего судьбу события, которое вот-вот распахнет свои двери перед ним.

Узкая, мелькавшая невнятными очертаниями улочка не оставляла выбора маневра – движение одностороннее. Хотя он не представлял, куда ведет этот маршрут, просто жал на акселератор. В этот поздний час тротуары были пусты, гармонируя с одолевшим его одиночеством. «И что, так до конца, по этому туннелю времени, где мечта лишь манит, но не способна воплотиться?» – подумал он.

Показались контуры главной дороги и абрис женской фигуры, хоть и слабо различимой, но узнаваемой. Светлана стояла на тротуаре и лихорадочно крутила туфель с отлетевшим каблуком.

Казалось бы, исчерпавший себя сценарий ночи непостижимым образом вернул фабулу действа обратно – к завязке. При этом насухо отжатая душа Олега отказывалась верить в удачу, разум же горбил спину бесстрастно, впрочем, как всегда.

Олег остановился напротив Светланы, распахнул ближнюю к ней дверцу. Не ожидая чего-то подобного, та отпрянула и, прихрамывая на одном туфле, неуклюже зашагала вглубь тротуара. В итоге споткнулась и замерла на полпути. В ее лике воцарилась крайняя досада, да еще внутренний разлад и самобичевание.

Олег выглядел, будто виноват в постигшей Светлану «аварии», но что предпринять, не знает. Казалось, он не в силах переварить нежданный виток действа, ставшего на прикол четверть часа назад.

Светлана наконец взглянула на распахнувшего дверь водителя.

– Ты?! – скорее выдохнула, чем произнесла она. В интонации полуслова-полумеждометия сплелись: запредельная радость от какого-то свалившегося с души бремени, изумление и страх перед неизвестностью. Тотчас на Светлану накатились новые волны чувств, казалось, только усугубившие кавардак души.

Тут позади, в начале улицы, зазвучали звуки сирены – скорой помощи, а может, полицейского патруля. Поначалу они Олега лишь чуть встревожили, но, по мере нарастания, вызвали острую панику. Ведь автомобиль на узкой улочке блокировал движение и освободить проезд можно было, лишь отъехав, тем самым, возможно, вновь Светлану потеряв.

Олег лихорадочно посматривал то на «травмированную» беглянку, то в зеркало заднего обзора. Тем временем звуки сирены приближались, и наконец Светлана сообразила, отчего Олег паникует. Оживилась, сорвала с ноги туфель, запихнула его вместе со вторым, поломанным, в сумочку, запрыгнула в автомобиль.

Загудел клаксон. Олег ненавидел это средство общения хамоватых водителей, но на сей раз даже не поморщился. Его внимание всецело сфокусировалось на дороге. Минут пять он безоглядно гнал машину, то и дело нарушая правила, пока не услышал:

– Куда мы едем?

– Ко мне домой – ответил он.

– А где ты живешь? – всполошилась спутница и застыла.

– В центре, – буркнул Олег.

– Если в центре, то мы едем в противоположную сторону, разворачивайся! – скомандовала Светлана. Чуть погодя добавила: – А вообще, тебе нужно успокоиться, мы уже дважды чуть не проехали на красный свет. Да и не мешало бы представиться…

Олег проехал еще несколько кварталов, прежде чем разобрал смысл сказанного. Резко затормозил, остановился и, обхватив руль руками, задумался, не зная, как себя вести. Чем-то его состояние было сродни пуховой перине отрочества с его еженощными снами, по большей мере бесполыми и не влекущими куда-либо, но оставляющими после себя сладенькую мазню.

Он все еще катался по горкам подсознательного, когда услышал:

– С тобой все в порядке, господин без имени, да еще неизвестно откуда?

– Да Олег я, Олег… – рассеянно назвался он и после паузы указал на отчизну: – Откуда я? Да оттуда же, откуда и ты, из Союза!

– Но Союза давно нет, есть Россия, Казахстан, Украина… – призвала к исторической корректности Светлана.

Решительно стерев с себя простоквашу отрока, Олег повернулся и стал рассматривать Светлану, внимательно, но по-доброму, ненавязчиво. Светлана выпрямилась и, повинуясь природе, потянулась к прическе, но почему-то замешкавшись, вернула руку на прежнее место – к лежавшей на коленях сумочке.

Взгляд Олега непроизвольно последовал туда же и остановился на двух предметах, одному из которых он был обязан тем, что эта невероятная встреча состоялась.

Тишину стамбульской окраины, где случайно остановились наконец познакомившиеся спутники, сотрясли раскаты смеха, всепоглощающего, не контролируемого, со слезами и испариной. И, казалось, в неуклюжих позах исполняют небывалый ритуал влюбленных два самых счастливых человека, возможно, в этом городе, а возможно, в этой ночи.

Первым начал приходить в себя Олег. Его лицо мало-помалу сосредоточилось, посерьезнело.

– Света, скажи, а где в это время можно купить туфли? – задал неожиданный вопрос он.

– Туфли – какие? – искренне удивилась Светлана.

– Да обычные… – Олег указал на сумочку, широко улыбаясь.

Светлана молчала. Казалось, вопрос застиг ее врасплох.

– Нигде, до восьми утра все закрыто, – спустя некоторое время сообщила она, подытожив: – Да со мной ничего не случится, теплынь-то, какая. Обойдусь.

Олег перевел взгляд на улицу, задумался. Он представил лобби отеля, где обитал. Своей помпезностью и множеством телекамер оно напоминало ему город-сказку Лас-Вегас. Какие бы чувства не обуревали его сей момент, позволить себе вторгнуться во владения шика и безупречного этикета с босой женщиной он не мог. Пусть даже со столь привлекательной, как Светлана. Он знал, что этот экстравагантный выверт не останется незамеченным. Привлекать же к себе внимание было чревато последствиями и, как ему в те мгновения думалось, не столь для Светланы, сколько для него самого…

Глава 2

Все же что привело Олега в Турцию, вынудив покинуть дом и работу на длительное время? Оказывается, событие, с сирой повседневностью никак не перекликающееся…

Когда полтора месяца назад на мобильный Олега, номер которого знали от силы пять-семь человек, позвонил некто и твердым голосом уведомил, что с ним намерен встретиться один из топ-функционеров компании «Стандарт Ойл» и при этом не назвал, кто именно, Олег встревожился не на шутку. Не секрет, что любой руководитель верхнего звена этого транснационального гиганта мог, не колеблясь, набрать номер канцелярии правительства, скажем, Нигерии или Мексики, и предложить сотрудничество по проекту, от реализации которого природные ресурсы региона обеднеют, несколько власть предержащих обогатятся, а «Стандарт Ойл» останется «Стандарт Ойл» – нерушимой империей очень больших денег и огромных амбиций. Можно сказать, вселенских. Тем самым любой крупный чин «Стандарт Ойл» и владелец сети бензоколонок были не столь разновеликими фигурами, как не подлежали сравнению в принципе. И не потому, что двадцать семь миллионов Олега (оценочная стоимость его доли в бизнесе) тонули без пузырей в миллиардах «Стандарт Ойл», – их интересы лежали в разных плоскостях. Олег – розничный торговец горючего средней руки, а «Стандарт Ойл» – важнейшая несущая конструкция мирового энергетического комплекса.

Встреча между Олегом и топфункционером состоялась в тот же день в загородном ресторане. Олега ничуть не удивило внезапное появление молодого мужчины, на редкость незапоминающегося и безликого, который, не представляясь, пробормотал несколько невнятных фраз и провел его от входа в ресторан – к месту встречи. Олег даже не поинтересовался, собственно, кто он такой, ибо в прошлом ему не раз доводилось сталкиваться с похожими «манерами», отличающими сотрудника спецслужбы от обычных граждан. И этот опыт научил его не задавать лишних вопросов.

В одиночестве уютного кабинета с видом на океан Олег скучал недолго. Дверь отворилась. К нему направился приблизительно его возраста господин, излучавший благожелательность, но в оправе цепкой деловой хватки Америки. Господа обменялись рукопожатиями, представились друг другу и не спеша расположились за сервированным столом.

Вскоре корпоративный воротила озвучил несколько русских слов, едва угадываемых из-за жуткого акцента. Тут и без того невеселое настроение Олега увяло совсем. Пессимистичный прогноз оправдывался: в «Стандарт Ойл», судя по вступлению, задумали его использовать для чего-то в России. Этого же Олегу хотелось меньше всего, поскольку он был наслышан, в какую криминогенную зону превратилась Россия и какие кровавые стычки там то и дело вспыхивают вокруг раздела собственности и различных финансово-экономических проектов. А от чего Олег всегда держался подальше, так это – рискованных предприятий.

Хью, так звали сотрудника «Стандарт Ойл», понимая двусмысленность положения и заметив скованность собеседника, суть проблемы задвигать в дальний ящик не стал.

– Олег, вы понадобились нам по очень важному делу, и, признаться, когда я ознакомился с вашим досье, то не поверил своим глазам. Я не сомневался, что служба безопасности нашей компании отличается эффективностью, но никогда бы не подумал, что их поиск приведет к столь идеальной кандидатуре, то есть к вам. Олег, мы предлагаем вам поработать по специальности… – Хью взял небольшую паузу, позволяя собеседнику переварить вступление. – Ее вы, убежден, не забыли и, конечно, с ней достойно справитесь. Сразу уточню: ваш труд будет не менее достойно оплачен.

– По специальности? – Олег чуть не поперхнулся. – Да у вас какая-то неточная информация! – На его бледном лице проявилось подобие саркастической улыбки, после чего он продолжил: – Когда я езжу отдыхать, то в некоторых странах пользуюсь услугами своих бывших коллег и, примите на веру, даже не знаю, как их нанимают. Этим занимается мой туристический агент, с которым, как вы понимаете, общаюсь даже не я, а моя секретарша.

– Дорогой Олег, поверьте, мы достаточно информированы, – Хью непринужденно откинулся на спинку стула. – Нам известно, что в семьдесят шестом году вы окончили переводческий факультет одного из советских университетов. Среди сокурсников слыли способным студентом, хотя и нещадно пропускали занятия. За время учебы демонстрировали как обширные знания, так и независимость взглядов, что не всегда нравилось администрации. Получив степень, через несколько лет перебрались на Запад. Здесь вам помогло знание иностранных языков, но в еще большей степени – понимание западного мышления. Работать по специальности не захотели, став на путь частного предпринимательства. Для бывшего советского человека сделали головокружительную карьеру: за десять лет из иммигранта,прибывшего из СССР с сотней долларов в кармане, превратились вначале в миллионера, а потом – и в мультимиллионера. Причем, следует отметить, заработали большие деньги вполне легально – без наркотиков, оружия и прочего криминала. В деловых кругах своей отрасли слывете бизнесменом с безупречной репутацией, что не часто встречается в наше время… – Хью призывно развернул ладонь, давая понять, что с преамбулой покончено, и он не прочь выслушать собеседника.

– Хью, я немало удивлен обширными сведениями обо мне, – растерянный лик Олега явно контрастировал с его словами, – но я по-прежнему не понимаю, откуда столь острый интерес к моей скромной персоне. Я далек от мысли, что в Соединенных Штатах дефицит квалифицированных переводчиков и что, отчаявшись их искать в телефонных справочниках или через Интернет, вы прибегли к помощи спецслужб, пусть частного толка. Да и о каком профессиональном уровне может идти речь после двадцатилетней деквалификации?

– Олег, не скромничайте, – с нажимом возразил Хью, – и не приуменьшайте свои способности. К тому же мы не нуждаемся в классическом переводчике. Нам потребовался референт с хорошим знанием английского и русского языков, а это не одно и то же.

– Так наймите любого отставного дипломата, или, в худшем случае, выпускника факультета славистики из Гарварда! – перебив, запальчиво протараторил Олег. – А контракт с русским фрилансером вам вообще обойдется в сущие гроши!

– Олег, этот вариант мы отбросили сразу, практически не рассматривая его, – Хью чуть усмехнулся. – Нам нужен человек изнутри, завязанный на американском бизнесе обязательствами и экономическими интересами, и поэтому… совершенно надежный и предсказуемый. Речь идет об абсолютно секретных переговорах, и, возможно, проекте века, следовательно, любая утечка информации исключена!

– Хорошо, а как оставить бизнес, приносящий семьдесят тысяч чистой прибыли в неделю? Или, хотите сказать, что моя зарплата в «Стандарт Ойл» будет выше? – настал черед Олега усмехнуться.

Тут Хью потянулся к лежавшей на соседнем стуле папке, достал из нее несколько сшитых листов и протянул визави. Первое, на что Олег обратил внимание, был торговый знак оптового поставщика горючего, с которым последние восемь лет его связывал долгосрочный контракт. Ну а сам документ, при знакомстве, оказался новым контрактом, как две капли воды похожий на предыдущий. В нем лишь разнилась одна цифра, будучи скорректированной всего на 0.08. Когда же до Олега дошла суть преобразования, он заерзал. Стало ясно: дискуссия с Хью бессмысленна, и он лишь теряет время. Если за не бог весть какую работу «Стандарт Ойл» гарантирует немалый рост прибыли в его бизнесе, – а это сотни тысяч долларов в год – то несложно предположить, куда качнется маятник, если он откажется. Его просто сотрут в порошок. Стало быть, пора сворачивать полемику и встраиваться в новую реальность.

Когда, покончив с чтением, Олег поднял глаза, Хью чуть вздрогнул, хотя и прочитал согласие во взоре собеседника. Хью слыл мастером многоходовых операций, в ходе которых он размазывал человеческие судьбы как масло на бутерброде, хладнокровно, без сантиментов. Средства разнились, но большинство комбинаций сводилось к двум древнейшим способам: подкупу и угрозам. Столь незатейливо он ломал практически всех – от рядовых клерков до правителей банановых республик. Хью испытывал мрачное, полуживотное наслаждение, когда, покусившись на блага либо струхнув, жертва заглатывала наживку, игнорируя очевидное: рано-то или поздно придется расплачиваться – кому карьерой, семьей, а кому и самой жизнью. В первый раз, однако, Хью лицезрел оппонента, не похожего на предыдущих подопечных, с таким типажом он просто не сталкивался. Взгляд Олега был преисполнен такого достоинства, некрикливого и не показного, насыщен таким умом, мощным и независимым, и струил такую грусть, неумолимо влекущую и какую-то вечную, что Хью испытал нечто, для него невообразимое, – сострадание, обычное человеческое сострадание. Длилось это, правда, недолго. Хью уже вернулся к привычной миссии деструктора судеб, когда услышал:

– Каковы конкретно будут мои обязанности?

– Ничего обременительного… – открестился «деструктор».

– И все-таки хотелось бы ознакомиться, – настаивал Олег.

Хью протер губы матерчатой салфеткой и вместо того, чтобы отложить ее в сторону, почему-то аккуратно расстелил перед собой, отодвинув тарелку. Еще раз выровнял, поправив уголки, после чего отозвался:

– Олег, я думаю, поставим на этом точку и о деталях поговорим на месте.

– То есть, как на месте? Хотите сказать, что переговоры – в Лос-Анджелесе? – приободрился «референт».

– Олег, боюсь, наша беседа подошла к концу. – Хью начал приподниматься. – Мы расстаемся и встретимся в аэропорту через три часа. У вас совсем немного времени на сборы, поэтому поторапливайтесь. Кроме паспорта, мобильного и самых необходимых вещей ничего с собой не брать. Оставьте даже кредитку, она вам не понадобится. Вплоть до посадки в самолет у вас ассистент – Найджел, надеюсь, вам знакомый. Он и позаботится о ваших личных делах после отъезда, включая дом, незавершенные дела, прочее. Компаньону и матери сообщите, когда прибудете на место. Главное же – не паниковать, для беспокойства ровным счетом нет оснований. А вся атмосфера секретности – не более чем меры предосторожности, диктуемые особыми обстоятельствами.

Хотя Олег всегда держал удар и недурственно ориентироваться в сложных ситуациях, он без всякого преувеличения офонарел. В самых смелых фантазиях он не мог предположить, что такого неслабого человека, как он, когда-нибудь разомнут, точно пластилин, и уплотнят той мякиной один из микро-стыков в конюшне мирового бизнеса.

Хью посвятил Олега в детали предстоящего мероприятия лишь в момент захода их лайнера на посадку в стамбульском аэропорту «Ататюрк». Позади остались шестнадцать часов полета и пересадка в «Кеннеди».

Суть проекта заключалась в намерении Азербайджана проложить нефтепровод к одному из удобных для морских перевозок портов, вокруг чего среди потенциальных подрядчиков завязалась жестокое противоборство. Со временем внимание азербайджанцев свелось к двум проектам. Автор первого – российский «Лупойл», второй же проводил в жизнь американский мегаконцерн «Стандарт Ойл». План «Стандарт Ойл» предполагал строительство ветки нефтепровода через Турцию и Ирак, с выходом в Персидский залив. Русские же планировали проложить нефтепровод в турецкий средиземноморский порт Джейхан.

При первом чтении оба проекта казались равноценными, так что американцы полагали, что решение Баку во многом будет зависеть от средств и мастерства лоббирования.

Когда схватка за подряд перетекла в решающую фазу, то обнаружилось крайне любопытное обстоятельство. Если контакты с российской корпорацией широко освещались в прессе и поддерживались в открытую, то предварительные переговоры со «Стандарт Ойл» в Турции зачались в атмосфере полной герметики – как того требовали азербайджанцы. «Стандарт Ойл» не возражала, хотя и не понимала зачем…

Так или иначе, абрис предыстории сводился к следующему: под прицелом сильных мира сего оказался проект, суливший невероятное корпоративное и личное обогащение. Ну а о контроле над важнейшим узлом геополитического противостояния – и упоминать лишнее.

Тем временем, преодолевая перекресток за перекрестком, «БМВ» Олега летел к отелю «Карлтон Риц», расположенному в деловом центре Стамбула. В эти минуты водителя донимала весьма щекотливая проблема: как провести босоногую Светлану в отель, не привлекая к себе внимание?

Оснований для беспокойства у Олега хватало. Служба безопасности «Стандарт Ойл» отслеживала любые подозрительные контакты сотрудников секретной миссии, о чем ему, конечно же, было известно. Дай им лишь повод – и ворох нудных разбирательств, гарантирован.

Решение задачи вырисовалось внезапно, причем с таким «гарниром» не прогнозировалось вовсе. Фары выхватили несколько слонявшихся по тротуару «ночных бабочек». Притормаживая, Олег заметил, что позади киосков, на скамейках, бездельничают еще несколько «коллег». Остановился и невозмутимо дожидался, когда одна из путан подойдет к автомобилю. Но этого не происходило, более того, на лицах девушек прочитывалось недоумение. Наконец Олег сообразил: он припаркован стороной Светланы, что мешает задуманному. Ведь присутствие женщины в автомобиле мужчины, который ищет в Стамбуле так называемый «околошоссейный» секс, – нонсенс или, по крайней мере, большая редкость. Оттого, спешившись, Олег заторопился к стайке путан, заинтригованных не вполне обычным эпизодом. Сблизившись, обратился:

– How much do you charge?

В ответ раздались несколько фраз, озвученных на неизвестном ему турецком. Он растерялся, развел руками, не зная, что ответить и как себя вести дальше. Тут, откуда-то из глубины «смены», донеслось по-русски:

– Лорка, он тебя о тарифе спрашивает, по-английски.

– Так ответь ему, раз такая умная! – огрызнулась прилежная зубрилка турецкого.

Девушки расступились, и к Олегу нехотя двинулась вполне благопристойная, совсем не похожая на оторву особа. На чистейшем оксфордском, который можно «подхватить» разве что в стенах маститого университета или в самых что ни на есть «полевых условиях», разъяснила:

– Мы берем двадцать баксов за оральный секс и сорок – за половой акт.

– Я дам тебе пятьдесят, но мне нужны туфли, причем неважно какого размера! – протараторил запальчиво Олег.

– «Туфли» это что – какой-то фетиш или что-то из мазо? Если так, это стоит раз в пять дороже, – едко заметила бакалавр вербального и прочего «языковедения» – на сей раз на арго североамериканских путан.

Соприкоснувшись с ремеслом, где традиционные ценности вывернуты наизнанку, Олег все же не растерялся. Подбежал к авто, взял у изумленной Светланы сумку, извлек из нее сломанный туфель и, вернувшись, объявил:

– Мне нужна пара дамских туфель. И нужна она мне сейчас!

Оказалось, что в эту путаную ночь не один Олег блещет резвостью мысли.

– Сто баксов – и получишь совершенно новые туфли! – без запинки выдала бакалавр английской словесности, одним махом сдавшая (в глазах Олега) экзамен на магистра сбыта.

Спустя минуту Олег уже торопился в свой автомобиль, рассматривая пару однодолларовых пластмассовых босоножек, зачем-то взятых путаной в «рейс», но столь пригодившихся ему.

Олег протянул Светлане целлофановый пакет с босоножками, даже не взглянув на нее, будто стесняясь. Казалось, к нему подкатывал прежний комплекс, а возможно, их целая гроздь. Виной тому была, по-видимому, приближавшаяся развязка.

Между тем его подспудный мир отяготиться не успел: Олега накрыло мощное, электризующее поле с вздымающимся факелом обожания. Как и в аэропорту, их руки соприкоснулись. Но, пока он не убрал ладонь с рукоятки передач, паркуясь у «Карлтон Риц», не сознавал это. Откровение было столь пронзительным, что водитель не заметил контакт.

Они шли по погрузившемуся в полумрак лобби отеля, светясь дивным счастьем, мало встречающимся у зрелых, видавших виды людей. Ну а предположить, что пара всего час знакома, и вовсе не получалось. Вместе с тем сквозь марево влюбленности то и дело проглядывал страх упустить обретение, рожденное отчасти в чертополохе сомнений, а где – норовом случая. Когда же ночные спутники добрели до лифта, то утоляться одной лишь близостью в пространстве уже не могли.

Открывавшиеся и закрывавшиеся через определенный интервал двери будто очерчивали границы времени. Их времени. Времени, которого они не могли ни остановить, ни разделить с кем-то. Так что шарахнувшийся в сторону развозчик пиццы, ухмыльнувшаяся call girl*, метрдотель, подскочивший к лифту по подсказке полуночной «секссестры», их упоение лобзаньем не потревожили. С присущей лишь зрелости искушенностью они продолжали упиваться друг другом, без всякого вызова и сохраняя признаки рассудка. Будто это их последний, а посему самый сладостный в жизни поцелуй.

Вспышку страсти прервала трель мобильного. На восьмой звонок Олег ответил, едва оторвавшись от пассии. «Yes», – зло бросил он, но услышал лишь короткие гудки отбоя.

Едва Олег вернул аппарат в карман, как сообразил: звонили из регистратуры. В отеле его прекрасно знали как постояльца-ветерана, обитающего уже шестую неделю, и в компьютере, вне сомнения, хранились его данные. Обижаться ни на кого не приходилось: столь откровенную сцену не потерпел бы любой пристойный отель мира, ну а нравы мусульманского Стамбула, тем более, требовали внушения, пусть оно вышло по-восточному витиеватым, исподтишка.

Его кольнула недоброе предчувствие, что все потуги не подставиться обернулись прахом. Повинен в этом он сам, а точнее, сидящий в нем (и не только!) пучеглазый самец, слетающий с подпорок на любую зазнобу. И, конечно же, в самый неподходящий момент… Мысль эта, правда, жила недолго, утонув в их объятиях – пара вновь страстно сомкнулась, как только за ними закрылась дверь лифта.

В коридоре этажа царила тишина, подчеркивавшая торжественный характер момента. Даже кондиционер работал бесшумно, приятно охлаждая их разгоряченные лица.

Войдя в свой апартамент, Олег почему-то минул выключатель в прихожей. То ли сказалась усталость, то ли дала о себе знать его извечная беда – пренебрежение деталями. В потемках он проследовал вглубь номера, намереваясь включить свет в гостиной, но неожиданно налетел на торшер, который горничная, похоже, сдвинула во время уборки. Торшер опрокинулся – раздался звук битого стекла. Грохот вгрызся колючками и в без того взбудораженные нервы – Олега даже покинуло ощущение пространства. Он сделал робкий шаг вперед, но наступил на мерзко хрустнувшие осколки плафона. Замер с гримасой досады на лице, но тут зажегся свет. Увидев у выключателя Светлану, успокоился, испытывая лишь некоторую неловкость за допущенный промах.

Замаячила дилемма: поднять торшер или провести Светлану из прихожей в зал. Он замешкался с виноватой улыбкой на устах, но спустя секунду-другую решился – поднял торшер с пола. Но вместо того, чтобы поставить торшер на попа, пригласил им Светлану войти. Опомнившись, что с «церемониальным жезлом» выглядит нелепо, если не комично, зазвал словами:

– Проходи. Я сейчас уберу.

– Интересно, а как ты это собираешься делать? У тебя что, веник или пылесос имеется? – насмешливо полюбопытствовала гостья.

– Нет, вроде, – согласился хлебосольный хозяин, выстеливший вместо ковровой дорожки мелкий бой стекла.

– Горничная завтра уберет! – сориентировала, а может, брала бразды правления Светлана. – Ну и, наверное, торшер можно поставить на пол? Вряд ли он тебе в ближайшее время понадобится…

Олег поставил торшер у стены, прошел к распахнутой настежь двери, закрыл. Вернувшись, он застал Светлану в одном из кресел, рассматривавшую интерьер. Уселся напротив, ощущая что, несмотря на казус с торшером, влечение лишь нарастает. Его глаза блестели, дыхание частило, по телу же носился сгусток, обжигавший внутри и где-то снаружи.

Светлана выглядела по-иному. Ничто не говорило о взрыве эмоций, обрушившихся на пару четверть часа назад. Лицо спокойное, отстраненное даже. Порой она посматривала на ноги и, казалось, все, что ее по-настоящему занимает: как она смотрится в ядовито-зеленых босоножках на босу ногу, талисмане их полного интриги знакомства?

Светлана что-то сказала, но Олег не расслышал и мимикой лица попросил повторить.

– Ловко живешь, говорю! – Светлана повысила голос до фальцета. На сей раз слова прозвучали отчетливо, но, не сопроводи она фразу движением, отсылающим к интерьеру номера, Олег вновь бы смешался.

– Что ж тут ловкого? – парировал он, усмехаясь про себя неведомой ему этимологии слова «ловкий». – Номер как номер и отель как отель… – Олег хотел было продолжить, но запнулся.

– А ты скромный, совсем не похож на наших «крутых», – немного подумав, заметила Светлана.

– А с чего ты взяла, что я «крутой», как ты говоришь? – усомнился Олег.

Пожав плечами, гостья пояснила:

– Выглядишь так, на лбу написано… Сразу тебя приметила, едва объявился в аэропорту. И обалдела, когда ты по мобильному заговорил по-русски, да еще без акцента. Ну а потом … сам знаешь, что было потом… – Светлана стушевалась, украдкой поглядывая на свой выбор.

Со дня их встречи в «Ататюрке» Олег ни на минуту не терял из виду облик Светланы, но палитру ее необычайно ярких глаз воспроизвести не мог. Устремляясь к ним, он попадал в поток ощущений, сильных, полных аллюзий, но не ведущих к образу. Ныне же они сидели рядом, на расстоянии вытянутой руки, и, казалось, только и смакуй доступность.

Между тем в этот предрассветный час возобладал не утонченный созерцатель, а импульсивный сластолюб, впрочем, уже засветившийся. Олег вскочил на ноги, обхватил лицо пассии руками и устремился губами к ее глазам. В том порыве уживались безудержная страсть и нежные, выверенные прикосновения. Казалось, эта вдохновенная пластика призвана вобрать в себя свечение, излучаемое взором Светланы (впрямь переливавшимся кристально чистыми изумрудами), дабы навеки сохранить.

Светлана изумилась, но вскоре и ее захватил коловорот вкушения. Она отвечала поначалу робкими, а потом и более откровенными прикосновениями губ.

Новым порывом Олег увлек Светлану – они повалились на пол и, вращаясь дуэтом, покатились по гостиной. Чем-то напоминали вывалившихся из пожара погорельцев, сбивающих с одежды огонь.

Мгновения сменяли друг друга, но их «пламя» не гасло, а лишь разрасталось, оставляя одежду и кожу нетронутой. Точно спасая возлюбленную, Олег не ослаблял объятия, по-мужски властные, увлекающие. Светлана льнула, одновременно чуть вскрикивая от доставляемой вращением боли. В этом безумном танце партнеры, будто растворялись друг в друге. Между тем, казалось, пара скорее страшится утерять притяжение, нежели добраться до конечной в извечном маршруте любви.

Пусть тот клубок страсти ничем не напоминал классическое соитие, из него был единственный выход – извержение, и оно грянуло. Светлана зашлась в гортанных, смахивавших на речитатив звуках, вмиг осадивших партнера. Олег замер, но, не успев переварить выплеск, как сам пустился издавать фонемы, под стать сдавливаемому крику – крику от внезапной боли. Светлана безотчетно рвала ладонями его плоть – на шее, обнажившейся при вращении спине, обращая Олега в безмозглый, утративший контроль придаток, где острая физическая боль причудливо уживалась с новизной прежде неиспытанных ощущений.

Тут, в своих сходивших на нет конвульсиях, Светлана прикоснулась к колыбели его вожделений. Олег вслед за ней задрожал и, поскользнувшись на тонком льду воздержания, полетел по гладкой поверхности – вначале в ватное никуда, а потом и в прорубь омовения. Погружаясь, он вошел до пояса, чуть позже – его накрыло с головой. Вода была клейкой, но столь облегчающей.

Они еще долго лежали на спинах с матовым отливом в глазах, бездумно взирая в потолок. Воздух насыщала какая-то тяжесть, но им было так легко дышать.

Горе-любовники долго приводили себя в порядок в ванной, после чего уселись у журнального столика. На лице Светланы играл румянец, Олег же был бледен, впрочем, как всегда.

Не успели Олег и Светлана перевести дыхание, как индикатор их настроения вновь качнуло. Оказалось, взорвавший души торнадо не спеленал, а расшвырял их. И не произвольно, а по закоулкам юности, зубоскалившей предрассудками, комплексами. Взгляды горе-любовников рассеянно блуждали. В них проглядывал детский конфуз нарушенной условности, граничивший со страхом осмеяния, и, казалось, трепет перед космической громадой дня. Дня завтрашнего, которого так ждешь, но не менее боишься, ибо «что день грядущий нам готовит» не разгадать никому…

Еще какое-то время они глядели куда угодно, только не друг на друга. Между тем Олег заметил, что Светлану увлекла коллекция напитков из бара.

– Помочь тебе с выбором? – на полном серьезе предложил он.

Светлана промолчала, тушуясь.

– В активе, правда, сугубо мужское… Впрочем, может, «Реми Мартен»? – прощупывал предпочтения Олег.

– Мартын, говоришь, главное не «Белый орел», – с игривой ноткой ответствовала пассия.

Хотя Олег не знал, что «Белый орел» – марка дешевой русской водки, каламбур пришелся ему по вкусу. Он заразительно рассмеялся и вскоре вовсю орудовал принадлежностями для застолья. «ХО»* разливался под первые всполохи стамбульского рассвета, и синтез вкусовой и световой гамм в преломлении столь выстраданной встречи распахивал створки новых откровений.

Олег наливал поровну, не задумываясь, и, лишь прочувствовав «первичное размягчение», вгляделся в осваиваемую емкость. В ней – меньше половины, между тем минуло каких-то двадцать минут. Тут его укололо: с начала застолья они не проронили ни слова. Поглядывали друг на друга, улыбались, уходили в себя, возвращались, но почему-то молчали…

Ничего лучшего для сближения, чем объявить очередной «забор», он не нашел. Вскоре в его голове приятно зашелестело, а на устах заиграла шаловливая улыбка – индикатор явно неплатонических помыслов. Кресло Олега – на колесиках, он оттолкнулся и одним рывком оказался подле Светланы. Почти без усилий приподнял ее, водрузил себе на колени и засуетился самыми откровенными притязаниями. Светлана поначалу прильнула, но вдруг, перехватив его руки, мягко молвила: «Не сейчас». Погрузила ладонь в волосы ухажера, взъерошила.

Естество «Ромео» раздвоилась. Мужская составная доблестно гарцевала, но от Светланы вдруг повеяло таким уютом, что он, ластясь, уткнулся ей в грудь. Чуть было не замурлыкал, когда услышал:

– А ты правда из Америки?

– Правда, – в грудь спутницы констатировал он.

– Давно там живешь?

– Лет двадцать. А до этого жил в Израиле. – Олег отстранился, дабы запечатлеть реакцию.

– Израиль – это там, где все время воюют? – Светлана чуть хмурилась, будто путаясь в своих познаниях.

– Ну, не все время, но случается… – пояснил ухажер.

– Там ты воевал? – не унималось любопытство.

– Не довелось, – сознался кавалер, распрощавшийся с призывным возрастом четверть века назад.

– В Америке, чем занимаешься? – перепрыгнула из физического в экономический раздел географии пассия.

– Продаю горючее, – сообщил перековавшийся лингвист и негромко хмыкнул.

– Так ты что, заправщик?! – не скрывала своего разочарования Светлана. Чуть сдвинулась даже, будто намереваясь сползти с колен.

Ох уж эти командировочные – аферист на аферисте…

– Самый что ни на есть заправщик, только старший, – разъяснял с каменным лицом Олег. – Что-то вроде директора бензоколонки. Так, по-моему, это раньше называлось…

«Ложной» скромности ухажера можно было лишь позавидовать. Вместе с тем твердым, но вполне пристойным движением он вернул Светлану на прежнее место. Знай, мол, наших! «Заправщики» – народ тертый…

– А в Союзе ты откуда? – развеяв ложную тревогу, поинтересовалась Светлана.

– Родился на Украине, но последние восемь лет жил в Минске, – справно, словно кадровику, отвечал «бывший».

– Кстати, сколько тебе?

– Сорок восемь.

– Выглядишь моложе… – Светлана тяжко вздохнула. Нечто переосмыслив, спросила: – В Союзе у тебя девушка была?

– Была.

– Где она сейчас?

– Понятия не имею!

– Ты что, ее не любил?

– Боюсь, твой вопрос запоздал… Давно это было, не ответить уже. Да и уезжал я… Просто пути разошлись… – нехотя ворошил прошлое «король бензоколонки».

– Одному в неизвестность, не страшно ли было? – разлилась материнской печалью пассия.

– Не один уезжал, с мамой и братом. К тому же в Израиле через год женился, – точно прыщеватый недоросль предметно рубил Олег.

– А твоя жена красивая?

– Если имеешь в виду сейчас, то не знаю. Года четыре как не виделись. В молодости, наверное, была красивой, – тень застаревшей боли мелькнула в лике ухажера.

– Ты развелся с ней?

– Нет.

– Так как же?

– Мы … separated. Похоже, я не знаю, как это по-русски. Separation – это, когда супруги расходятся, но вопрос раздела имущества оставляют на потом, формально оставаясь в браке. Кстати, незадолго до своей смерти принцесса Диана стала separated. То есть, в дословном переводе она и принц Чарльз отдалились друг от друга.

– Ты сейчас один?

– Можно так сказать.

– По родине скучаешь?

– Твой вопрос слишком интимен, – разрываясь между неким подспудным бременем и улыбкой заметил Олег. И уже, вовсю скаля зубы, подытожил: – Но если ты олицетворяешь мою родину, то скучаю, даже очень. В особенности, последние десять дней!

Светлана зарделась, ощутив свою избранность, без которой женское житье-бытье – вытье сплошное. Всколыхнулся и Олег, отметив про себя, что разговор ладен, и он готов хоть сутки напролет со Светланой болтать. Так что не плотью единой…

Между тем вскоре они слились в поцелуе, чувственно насыщенном, полным влаги вкушения. После чего вглядывались в друг другу, пытаясь найти ответ на извечный вопрос влюбленных: «Кто мы и что уготовила нам судьба?». Но, похоже, ничего не разгадав, двинулись в обнимку, куда глаза глядят.

По пути Олега и Светлану накрыло волной косящей усталости, и они едва доплелись до дивана. На часах – шесть утра. Ближайшие четыре часа пара не пошевелится и не произнесет ни звука.

Олега разбудил телефон, настойчиво звавший куда-то. С головой, весом в чугунную болванку, он сновал по номеру в поисках сотового, пока не разобрался, что мобильный здесь ни при чем – звонят на гостиничный номер. Сотовый ведь пиликает по-иному… Он выругался вслух: «Fuck … твою…». И чуть не прыснул от «перла», который мог выпорхнуть разве что с усугубленного «Мартыном» недосыпу. Но желание хихикать улетучилось, как только в трубке раздался голос секретаря протокольной части переговоров:

– Господин Левин, сегодняшнее заседание состоится в 11:00 на прежнем месте.

Олег вежливо поблагодарил, ощущая при этом мерзкий холодок в груди. Сомневаться не приходилось: о его романтической связи проведала служба безопасности «Стандарт Ойл», инициировавшая этот весь шитый белыми нитками звонок.

Любые упоминания по телефону о переговорах, даже косвенные, строго-настрого воспрещались. А тут открытым текстом, по открытой линии, нелепейшее напоминание о заседании, которое полтора месяца проходит по одному и тому же регламенту. Из чего следовало: на взгляд безопасности, возникла нештатная ситуация. Иначе не истолковывался их непрофессиональный, полуистерический выбрык – ведь все контакты и согласования происходили устно, на самих переговорах. Там же зачитывались и инструкции – как руководителями делегации, так и службой безопасности.

Тут Олег озадачился: «Что, в общем-то, произошло? Ну, появился я в отеле в полтретьего ночи с привлекательной особой. Что в этом необычного? Сам Хью недавно намекал, что готов посодействовать в подборе девушки из проверенной эскорт-службы и, конечно, взять на себя все расходы. Я тогда отмолчался, Хью же хватило деликатности не педалировать столь интимную тему. Откуда конвульсии? Что-то явно не так… Ровным счетом ничего из ряда вон. Неужели яркая внешность Светланы, запечатленная видеокамерой, настолько их всполошила?»

Олег недоумевал, не в силах связать концы с концами происшествия. Рассредоточившись вовсе, он почему-то обратился к языковым сопоставлениям. Прозвучал недавний неологизм, возникший на пересечении двух ненормативных лексик. В результате он отметил, насколько русский арго богаче английского. Чуть позже пронеслись еще какие-то сочные слова и фразы, и, наконец, его осенило: «Русский … они услышали, что Светлана говорит по-русски. Вот что вывело их из равновесия!. И причина здесь одна: номер прослушивается! А не задумывался я об этом потому, что говорить было не с кем».

Круг замкнулся, прояснив Олегу, почему так занервничали хозяева. Да и, понимал он, скрипя сердце, немудрено. Недавно зам. руководителя службы безопасности известил делегацию, что «Лупойл» разнюхал об учрежденном «Стандарт Ойл» проекте нефтепровода из Азербайджана в Ирак и ведущихся между сторонами переговорах. Заметил при этом, что утечка пока не локализована, доставляя службе жуткую головную боль. Не далее же как позавчера, Хью на общем собрании призывал к бдительности, предостерегая, что провокация со стороны «Лупойла» – вопрос времени.

«Посему, – продолжал обкатывать событие Олег, – услышав в микрофоне русский и воспроизведя через видеозапись облик привлекательной женщины, посетившей номер одного из не последних участников переговоров, «особисты» «Стандарт Ойл», не вдаваясь в подробности, посчитали Светлану российской лазутчицей и объявили сигнал SOS. Ситуация осложнилась еще и тем, что в американской делегации никто не знает русского и, похоже, до девяти утра перевода у них не было, что неудивительно – в Америке царила глухая ночь».

Судя по поступкам и образу мышления, Олег нечетко представлял, что из себя представляет современная спецслужба, использующая технологии и средства слежения, которые отрабатываются годами. Иначе вел бы себя по-иному. Любой профессионал, пронаблюдав его полуночные потуги с поиском туфель снисходительно улыбнулся бы, посчитав их трогательной любительщиной или детской игрой в конспирацию, ко всему прочему, сведенной на нет сценой у лифта. Так что, как пить дать, лучше, если бы Светлана явилась в «Карлтон Риц» босой…

Между тем Олег, в отличие от своих коллег-оппонентов, не пустился во все тяжкие, ибо взирал на свое будущее здраво. Он доподлинно знал, что, перекинувшись, словно мяч, из одного полушария в другое, еще долго, если не всю жизнь, будет согласовывать свои планы с намерениями, рождаемыми на его счет в штаб-квартире «Стандарт Ойл». И это при благоприятном развитии событий, а при неблагоприятном… Тема настолько измочалила его за последний месяц, что недавно он нашел противоядие: обложили – не ищи лаз, иди по прямой и, смотришь, расступятся. Как продукт идеологии безбожия, молиться он не умел. Впрочем, и не хотел, немало пожив на этом свете, ничем свое божественное происхождение не выказывающим…

До начала заседания – сорок минут. Что предпринять и какую линию поведения выбрать, он не знал. В растерянности Олег посмотрел на Светлану – она спала, но лицо пассии отнюдь не источало негу. Казалось, ее сон будоражит противостояние, схватки с невидимыми демонами. Она то хмурилась, то потешно сосредотачивалась. На виске нервно пульсировала синяя жилка. Он подумал: «Если бы наша то и дело ойкающая на подводных камнях жизнь могла преображаться во сны, пусть злые, чреватые опасностью, но которые одной волной смоет пробуждение, не оставив и следа».

Эта заурядная, ни на что не претендующая мыслишка Олега несколько ободрила. Ему показалось, что он достаточно собран и готов принять вердикт судьбы, каким бы суровым тот ни был. Нужно лишь привести себя в порядок и двигать на работу, как он это делает каждый божий день. Олег понимал: это все, на что он способен. Ведь тягаться с его кураторами, жонглирующими судьбами мира, не получалось – хоть вой…

На сборы ушло не более четверти часа и, надевая часы, он удовлетворенно отметил, что в привычный график укладывается. По привычке похлопал себя по карманам, удостоверился, что все на месте, устремился к выходу. Почти взялся за дверную ручку, когда прошибло: «Светлана! Как же так…Я что – оставлю ее одну, по сути дела, беззащитную? Неужели все так по-скотски устроено, что в сокровеннейший для души момент ты подобен киборгу с впаянным чипом, неотвратимо ведущим на «списание»?

На лице заходили желваки, а губы скривились – то ли в презрении, то ли от отчаяния – было не разобрать. Олег резко повернулся, сделал уже первый шаг к Светлане, но застыл, переваривая ее новый лик. Он видел лицо женщины, означенное гордой миссией воспроизводить себе подобных, сочащееся весной, но с побегами увядания, и ко всему прочему – незамысловатое, как искренность примата. Лицо, заземленное повседневностью бытия, и, может, потому столь манящее к себе, истоку.

Глубоко взволнованный, он услышал внутренний голос: «Хорошо, порушишь ты ее живительный сон, но как посмотришь в глаза, что скажешь? От твоей влюбленности не осталось и следа. Хоть и не дрожишь от страха, но весь там – один на один с Хью и его командой, в потливом напряжении души и конечностей. Может, расскажешь ей о «Стандарт Ойл», азербайджанской нефти, да она, не исключено, что за зверь такой «Лупойл» не знает. Есть еще средство: мычать либо дозировано врать, чего ты никогда не делал. Напиши записку, так будет лучше».

Олег подошел к столу, вырвал из кляссера лист и размашисто написал: «Вернусь через три-четыре часа. Еда и напитки в холодильнике. Не скучай, дождись. Целую». Но когда он просунул лист под настольную лампу, его словно за шкирку приподняло: «А ты уверен, что вернешься? Не отправят ли тебя первым же самолетом в Америку или в местную психушку, а то и к праотцам – волею обстоятельств?». Олег жестко скомкал бумагу, бросил ее в стоявшее под письменным столом мусорное ведро.

«Перспектива» настолько Олега сразила, что всю дорогу он пребывал в полузаторможенном состоянии, мало что видя вокруг. Не заметил даже, что в лобби его дожидались двое – мужчина и женщина. Запечатлев «объект», пара разделилась. Мужчина отправился на внешнюю, примыкавшую к отелю стоянку, где сел в красную «Тойоту»; та висела у Олега на хвосте до тех пор, пока он добирался на работу. А одетая в форму горничной женщина вошла в лифт и нажала на кнопку одиннадцатого этажа, откуда Олег только что прибыл.

Глава 3

Стандартные, необходимые для покрытия расстояния полчаса пролетели для референта незаметно, и он слегка подивился, обнаружив себя перед воротами штаб-квартиры переговоров – особняком, укрытым от людских глаз высокой оградой и буйной южной растительностью. Когда успел? Будто из «Карлтон Риц» катапультировался… Очередной сюрприз – расторопность секьюрити, поспешно и даже угодливо распахнувших створки. Между тем, въехав на территорию, он насторожился. На стоянке – ни одной машины азербайджанской делегации, да и прочих всего четыре… Но голову ломать себе не стал – мало ли что…

В прихожей он уже физически ощутил несходство сегодняшнего утра с привычной атмосферой: из огромной приемной, где в это время жизнь бьет ключом и снует вспомогательный персонал, не доносилось ни звука.

Заливавшее зал – через панорамное окно – солнце его ослепило, так что поначалу он не заметил двух мускулистых парней, подпиравших массивный стол секретариата, у дальней стены справа. Приспособившись к свету и оглядевшись, откровенно растерялся: а эти кто? Да и как понимать: помимо них троих, в приемной пусто…

В замешательстве он рассматривал незнакомцев. Через секунду-другую заключил, что молодцы – прирожденные специалисты рукопашных «переговоров», ну а сам переговорный процесс с азербайджанцами приостановлен, коль раз зал пуст.

Олег все еще переваривал смену декораций, когда услышал от одного из бойцов:

– Доброе утро, господин Левин. Господин Кейдж (фамилия Хью) намерен с вами встретиться. Но сейчас, к сожалению, занят и просил оказать вам всяческое содействие. Мы проводим вас и будем в вашем полном распоряжении. Кстати, вы завтракали? Если нет, мы позаботимся об этом.

Олег понуро направился к ведшей на цокольный этаж лестнице, именно там, внизу, квартировалась служба безопасности. Поворачиваясь, он увидел, что «дозорные» удивленно переглянулись, но заторопились за ним вслед.

В ожидании «собеседования» Олег просидел добрых два часа, не ощущая практически ничего. Да и немудрено после столь бурной, полной душевных зигзагов ночи: фиаско отвергнутого, нежданное обретение возлюбленной и, наконец, съезд в бездну, где карусель искрометного восторга оборвало хмурое прозрение, что он – отнюдь не зависимый поденщик, а узник просвечиваемой одиночки, откуда пока выпускают «проветриться». Подустав от рулетки метаморфоз, Олег напоминал безликое производное, скатившееся к вялым, едва овеществляемым рефлексам. Глаза глядели в одну точку, губы шевелились, проговаривая нечто невразумительное, а руки то обхватывали затылок, то скрещивались на груди. Отрешенность казалась столь всеобъемлющей, что соглядатаи, едва расположившись с ним в комнате с решетчатыми окнами, об обещанных жестах внимания забыли и лишь с ленцой поглядывали на него. Довлело ощущение, что они сами невольно погружаются в состояние подопечного.

Атмосферу убаюкивающего пофигизма нарушил скрип открывающейся двери. В проеме – Хью, изможденный, растрепанный, да еще небритый. Явно разомлевшие церберы как ошпаренные вскочили со своих мест. Крайний к двери просеменил к Хью и добрую минуту нашептывал шефу на ухо, второй же – в профессиональном раже – демонстративно придвинулся к «подследственному». Самому «объекту» на весь переполох было наплевать. Лишь мельком взглянув на «генинспектора»”, продолжил бесстрастно буравить стену напротив.

В это утро Хью был неузнаваем не только фасадом: порывался то сесть, то прислониться к стене, в конце концов, не нашел ничего лучшего, как взгромоздиться на стоявшую в углу амфору. В столь странной позе напоминал нечто среднее между поставленным в угол школяром и нераскаявшимся, посаженным на кол злодеем.

– Знаете, Олег, мне всегда с трудом давались русские имена, видно, из-за их языческой многосложности или из-за чего-то другого. Да и сами русские, с их разболтанностью и непредсказуемостью, не вписываются в рамки разумного, – с мало скрываемым раздражением изрек, морщась, Хью.

«Подследственный» безвольно просунул руки между колен и, казалось, не намерен отзываться. Чем-то смахивал на буку, разобидевшегося на всех и вся. Между тем вдруг выпрямился и с места в карьер выдал:

– К чему вы клоните?! Я не русский, о чем вам хорошо известно, да и при чем здесь русские?! Вы что, разворачиваете диспут о вкладе этносов в мировой прогресс или в голову ударила кровь предков-южан? А, Хью?

Впервые услышав голос «подследственного», сторожа захлопали очами – тот звучал явным диссонансом состоянию, в котором Олег еще недавно пребывал.

Должно быть, этот резкий, как пощечина, ответ помог Хью собраться. Он встал, властным жестом потребовал у ближнего к Олегу цербера освободить стул и уселся напротив явно непраздного спорщика. Когда их взгляды сошлись, на референта глядел прежний Хью, холодный, жесткий, отреставрировавший свой привычный имидж – гробокопателя в строгой судейской мантии.

– Олег, мне нужно все об этой женщине, во всех деталях, от начала и до конца! Как ее зовут? Cвит…лэн (читая по бумажке). My God! What’s that?* Sweet lane?!* – запнувшись на «Cвит…лэн» Хью словно раздвоился, изображая то начальственный гонор, то рвущийся изнутри, едва сдерживаемый смех. Его глаза охамели, линия губ заиграла и, наконец, он, полный ехидства, спросил: «Is this lane really sweet, buddy?»*

Лицо «задержанного» застыло, приморозив полуоткрытый рот. Тем временем в его сознании друг за другом всплывали персонажи из армейской службы – все как на подбор морально ущербные, кто из утробы туп и зол, а кто – подл и вероломен по наущению. Никогда – ни до ни после – он не ведал таких унижений, как тогда, в бытность солдатом, не проглатываемых в силу своей бессмыслицы, оттого непереносимых до скрипа суставов. Вот и сейчас, совершив кульбит, судьба вновь пихнула его в круг осмеяния, где одни подглядывают за ним через замочную скважину, другие же вытирают об него не столь ноги и руки, как «подтирают» им кое-что другое… Но, как и во времена за краснозвездным забором, Олег отбился кратко и красноречиво: «Пошел ты на…, пидор!». Хоть и произнес на неудобоваримом для Хью языке, но был понят, причем всеми и сразу…

В комнате, где трое противостояли одному, воцарилась тишина. Хью окаменел в нелепую скульптуру: гибрид брюссельского писающего мальчика и мыслителя Родена. Встревоженные же не на шутку бойцы торопливо посматривали на патрона, ожидая услышать команду.

Но команды не последовало. А повисла пауза, в течение которой оживший лик Хью попеременно вбирал в себя цвета радуги, пока, «не отцветя», пришел в норму. Одновременно к нему вернулся и дар речи.

– У меня есть примета, господин Левин. Если рабочий день начался рано, он нерезультативен. Вот и сегодня явно не тот день…

Последние фразы он произнес на французском, который, судя по реакции соглядатаев, те не знали, на что и рассчитывал говоривший.

Хью встал, прошел к двери, где остановился.

– Приезжайте завтра к девяти, – продолжил по-французски Хью с ноткой извинения, – и, ради бога, выложите все о вашей связи моему заместителю Джеффри. Обещаю, он будет предельно тактичен. И запомните: мы ваши друзья и никто другой! Впрочем, … a la guerre comme a la guerre*. Вы достаточно умны, чтобы не оспаривать это… – Дверь за Хью и свитой беззвучно закрылась.

Олег еще долго не осознавал, что соотечественники по паспорту убыли, и в комнате он один. Его занимало совсем не американское раздумье: какова зарплата этой гниды Хью – комара-кровопийцы, никогда не делающего ошибок, или почти никогда? На одном дисплее зажглось пятьсот тысяч, на другом – эта цифра удвоилась, но, так и не определившись, он чертыхнулся про себя: «Пусть подавиться!»

Покидая особняк, солдафонских замашек полемист взглянул на себя в зеркало и… опешил. На него смотрел не степенный бизнесмен средних лет, а задиристый петушок с солдатской пряжкой наперевес – из затхлой каптерки былого. Он похлопал себя по щекам, усмехнулся и, как в юные годы, вприпрыжку побежал к автомобилю. Ему казалось, что худшее уже позади. Он не знал, насколько заблуждается…

По дороге в гостиницу он поймал популярную в то лето мелодию, и его естество, воспрянув, сладко задышало. Торжествуя, он понесся по лугам любимой им Швейцарии, как часто шутил – навесному мосту, ведущему к путешествию в рай. Перед Rheinfall* его посетило: всей жизнью, хоть и путанной, но на поверку достойной, он заслужил свою судьбу, несомненно, приметную, где особняком высятся встреча в «Ататюрке» и вчерашняя ночь. В эпилоге же у него главный приз – билет в тот самый рай. Только не из Женевы или Люцерна, а из Стамбула, впрочем, какая разница, откуда и почему!

Его не минуло опасение, что недавняя уступка Хью, возможно, притворный, мало что значащий жест. Ведь Светлану они давно могли изолировать и вдоволь «пообщаться». Но на этой мысли он зацикливаться не стал: мол, слишком вольное допущение.

Где-то на полпути, Олег заметил, что по пятам за ним следует красная «Тойота». Отмахнулся он и от «хвоста», по-прежнему полагая, что главное сражение выиграл и иммунитет свой отстоял. Посмотрев разок-другой в боковое зеркало, подумал: «Тявкайте-тявкайте, цапнуть не посмеете…»

Когда «БМВ» заезжал на подземную стоянку отеля, бобина его напевов отмотала полный цикл. Музы вдруг замолкли,воскрешая смятение, одиночество. Пустоты прибирали страхи, несвежие, прогорклые, перекладные.

Замельтешила улица детства, знаменовавшая символ первозданной ущербности жизни. Там первые идеалы рушились, не успев опериться, зависть правила бал, затаптывая суверенитет и новизну. Олег боялся своей улицы и тихо ее презирал. Она знала его триумфы, но чаще – горькие слезы и кровь. Он тянулся к познанию, и за одну непохожесть его ненавидели. На улице детства ценилась грубая сила да тупоголовая удаль. Он не отличался ни тем, ни другим. Даже его чемпионство в спорте не бралось в расчет. Ведь то был не бокс или прочий зубодробильный кураж. Но он знал, что лишь эта улица ведет в манящее завтра и никак ее не обойти и не срезать кусок. Только по ней, до конца, до вокзала, но как был мучителен шаг, и кривилась душа от исподлобья взглядов и дел-делишек.

Вот и сейчас, как он ни силился, не мог вырваться из репейника непогашенных и толщей времени обид, сливаясь с креслом. Где-то же, на периферии, проступало все отчетливее: «Светланы в номере может и не быть – умыкнули, как и его, на дознание, в средствах совсем не стесненное. Засланец «Лупойла», куда не смотри, возмутитель писаных и неписаных норм, хоть и состряпаны те отпрысками людоедов… Не запятнанный же дипломант «Торговой палаты Калифорнии» и не последний в штате филантроп коленкор иной все же…»

Тем временем мало-помалу набухало: «А позволят ли тебе туда войти, ты что – риторике Хью веришь? И стоянка место подходящее, как-никак под землей…»

«Ну, дружище, пройти-то всего до лифта и нажать на одиннадцатый этаж. Оживай! – взбадривал он себя. – Выше голову и подумай: где твоя улица? В бедной, несытой стране? Ну а где ты, наверное, помнишь. Доказал ведь, что можешь многое, оставив свою «улицу» позади, на обочине удачи».

В лифте Олег ехал с шумной испаноговорящей компанией – то ли музыкантов, то ли иного богемного люда, но коридор его этажа был пуст. Лишь в холле скучала горничная; она потупила взор, едва его увидев. Тут же отпечаталось: «Кто это? Прежде не встречал…» Но зуд сопоставлений и ассоциаций не проявился.

Дверь в номер оказалась незапертой. Он определил это по крохотному зазору – прежде, чем взялся за дверную ручку. Раскрыл все же, не раздумывая.

Светлана лежала на диване, спиной к нему, и не реагировала на вторжение.

Он учуял запах химикатов, резкий, терпкий, заполонивший все вокруг – тотчас рептилия страха распахнула свою пасть. Страха позвоночного, без всяких всхлипов и соплей, заглатывающего добычу целиком.

Олег стоял посреди комнаты и мелко-мелко дрожал – коленями, кантом бумажника, пуговицами на рубашке. Цепь ужаса разорвал донесшийся из коридора смех. Соседи, пара молодоженов, этнические турки из Германии, по-видимому, возвращались с пляжа. Ощутив незримую подпору, силился разогнать дрожь, но получалось не очень. Все же на квелых ногах двинулся к дивану и, изгибаясь, заглянул Светлане в лицо. Оно казалось неестественно бледным, но этим он пренебрег. Светлана спала, подавая признаки жизни, прочие же соображения дружно зарылись в норы.

Недопитую за ночь бутылку Олег опрокинул одним залпом, не поперхнувшись и не пролив ни капли. Откинувшись на спинку кресла, почему-то держал ее в руке, погружаясь в пену одурения, впрочем, смачную. Добрые полчаса норовил куда-то «выплыть», но мысли гасли, не успев явиться. В венах гулко пульсировала кровь, голова то вскидывалась рывками, то опускалась. Он был пьян.

Охмеление миновало свой пик, и его привлекла лежавшая на кресле дамская сумка, распахнутая настежь. Оттуда выглядывал предмет, чем-то напоминавший записную книжку красного цвета. Олег тотчас вспомнил, что, когда он утром покидал номер, сумка лежала там же, но была застегнута. Так его посетила первая связная мысль – с тех пор, как он оглушил себя ударной дозой алкоголя.

При более близком знакомстве «записной книжкой» оказался российский паспорт Светланы. Страницы паспорта пестрели штампами аэропортов Москвы, Стамбула и, к удивлению любопытствующего Олега, китайских пограничных пунктов. Он вернул паспорт на место и, поколебавшись, закрыл сумку.

Запах химикатов продолжал резать ноздри и, перекликаясь с орнаментированным орлом паспортом, ускорил разгадку. Олег ни на йоту уже не сомневался, что свершилось в номере в его отсутствие и почему Светлана так крепко спит. Его пронзило: не упустил ли время? Но страхи утонули в спорых усилиях разбудить Светлану.

Между тем привести ее в чувство не удавалась еще добрую минуту – Светлана упорствовала пробуждаться. В конце концов издала пару невнятных звуков, преобразившихся в милое бормотание, а чуть позже – в непарламентский лексикон, столь активно «репетировавшийся» в Стамбульском аэропорту. Олег нервно заулыбался, поняв, что пробуждение не за горами, что не заставило себя ждать.

Светлане стоило немалых усилий принять горизонтальное положение и доплестись до ванной комнаты. Когда же, вернувшись, пассия вновь улеглась на диван и закрыла глаза, Олег допетрил, наконец. Хлопнув себя разок-другой по лбу, вскочил на ноги и в считанные мгновения распахнул в апартаменте все окна. Дав разгуляться сквозняку, выискивал, какую еще «санобработку» предпринять.

– Который час? – подала голос Светлана.

– Пятый… – Олег откликнулся далеко не сразу. Похоже, не верил в скорое возвращение к гостье пульса дня.

– Утра? – промурлыкала гостья.

– Нет, дня, – уточнил Олег.

– Дня?! – вскрикнула, приподымаясь, Светлана.

Референт мял прихваченную в спальне рубашку, не зная куда ее деть.

– Отвези меня в гостиницу! – скомандовала Светлана, усевшись.

– И не подумаю! – точно близкий родственник отбоярился референт.

– Тогда вызови такси! – подкинула новую вводную дама сердца.

– Никуда не поедешь! – продолжал хозяйствовать квартиросъемщик.

Светлана диковато замахала руками и вскочила на ноги, бранясь:

– Понимаешь, что несешь?! Это ты прохлаждаешься, а я здесь – по делу! В гостинице товар, и не только! Предлагаешь все бросить, чтобы растащили?

– Да что там у тебя… – возразил, едва сдерживая издевку, Олег.

Светлана гневно блеснула зрачками, но подавила афронт. Сбивая градус перепалки, примирительно села.

– Заждались меня там… Не ровен час, в полицию заявят: человек исчез, никого не предупредив.

Олег промолчал, сникнув перед столь простым, но исчерпывающим аргументом, да и не любил он долгих препирательств. Достал из-под стола свой кейс, извлек электронную записную книжку, предложил:

– Давай, позвоним к тебе в гостиницу и сообщим, что с тобой полный порядок.

– Да у меня сроду их телефона не было! Зачем он мне? – не могла взять в толк постоялица-ветеран и, впрямь никогда в «Инам» не звонившая.

– Зато у меня есть! – возгордился запасливый воздыхатель.

– Откуда он у тебя? – засомневалась увязшая в примитивном натурообмене челночница.

– А ты не догадываешься? – подначивал пассию референт.

– Ах, да, захаживал… А потом отвезешь меня? – воспламенилась своей выгодой Светлана.

– Отвезу.

– Тогда ладно…

Набрав номер, Олег протянул мобильный гостье.

Прежде чем нужный абонент откликнулся, телефон на той стороне неоднократно передавался от одного лица к другому. Каждый раз Светлана излагала просьбу с самого начала на причудливой смеси адаптированного русского и отдельных турецких слов. Вовсю уже сквозило раздражение, когда искомое лицо отозвалось.

– Наконец-то! – с облегчением выдохнула в трубку она. Ну а чем огорошил собеседник, сообразить было несложно. Попытки Светланы оправдаться блокировались мощным потоком слов. Обрывки гневных, озвучиваемых Витяней тирад, доносились и до Олега:

– Да я весь тут… Нырнула… Впаривать не надо!

Страстный монолог оборвала фраза:

– Я тебя, Витек, в сторожа не зазывала, надеюсь, помнишь, что сам напросился?

О чем приятели беседовали дальше, Олег, развеселившись, не слушал. Он представил, как сейчас преют аналитики и переводчики за океаном, препарируя этот камнепад слов, отдающий бытовой склокой и модерновым жаргоном. Завидовать было нечему…

Между тем веселье длилось недолго. Экс-переводчика нечто огрело, словно обухом, до красных прожилок в глазах.

За последние сутки Олег чуть ли не повторно преодолел брестскую таможню образца 1979 г., и неудивительно, что в какой-то момент в натруженной до волдырей душе что-то треснуло, разошлось. Из прорехи высунулась гидра ревности – чувство, ему до сих пор незнакомое.

В эфирной дымке проявился Витяня, при встрече воспринятый развязным (скорее как дань моде), но не злым парнем. Возрастом намного моложе Светланы, не говоря уже о нем самом. Провинился же Витяня лишь тем, что воздыхал по той же, что и наконец доспевший ревнивец, пассии. Мутя рассудок, ярость долбанула по клапанам разума, дав выход животному, дурному.

Олег подался вперед в стремлении вырвать у Светланы сотовый и растоптать его до полного измельчения, когда увидел, что… аппарат лежит на диване. Прочувствовав, что с обмишулившимся референтом-синхронистом сотворилось нечто неладное, она благоразумно оборвала беседу.

Светлана излучала симпатию и доброту, но без всякого налета интима. Референт же блестел, как свежевыструганное полено с двумя мутными сучками вместо глаз.

– Олег, ты уходил сегодня утром? – обратилась Светлана, завязывая скорее куртуазный, нежели деловой разговор.

– Да, ходил по делам, – буркнул вновь обращенный ревнивец.

– А что, у человека на отдыхе могут быть дела? – брови Светланы чуть вздернулись.

– Я здесь не на отдыхе, а по работе, – дулся, как выяснилось, асинхронный переводчик-референт.

– Говорил, что живешь и работаешь в Америке… – заметила как можно нейтральнее, оказалось, совсем не взбалмошная зазноба.

– В Америке, конечно, но и здесь дела. – Олег нахмурился.

– И долго будешь в Стамбуле? – возжелала определенности Светлана.

– Пока не знаю… – Референт вздохнул, барражируя где-то.

– Тебе здесь нравится? – спросила, не исчерпав этикет, пассия.

– Я из той породы, которой хорошо только дома… – источал хандру референт. Должно быть, гидру срубить не удавалось…

– Ты чем-то расстроен? – Казалось, Светлана, сама материнская отзывчивость, готова гладить буку по головке до утра.

– Скорее устал, – неохотно отбивался референт.

– Ну, я же вижу, тебе плохо! – напирала в «родительском» раже Светлана.

– Пустяки. – Олег невесело отмахнулся.

Светлана принялась рассматривать маникюр на ногтях. Все еще любуясь световой игрой лака, пустилась в сказ:

– Знаешь, когда ты ушел, мне приснился сон, странный какой-то, ни на что непохожий. Будто дверь открывается, и женщина в акваланге, но без ласт, тихо-тихо прокрадывается в номер, смотрит на меня. Садится в кресло, роется в моей сумке. Хочу встать, забрать сумку, но не могу. Вспышки какие-то, точно фотоаппарат, одна, другая, третья… Я проваливаюсь, а там ночь, темень непроглядная. Не помню больше ничего… Не забыть спросить у подруги, что все это значит…

– А во что женщина была одета? – уточнил хозяин, как ни в чем не бывало.

– Вроде бы в синий халат, – ответила дама сердца.

Так мозаику размышлений Олега о том, что произошло «Карлтон Риц» в его отсутствие, замкнула последняя, недостающая деталь. Сидевшая на этаже горничная носила униформу того же цвета, что и персонаж из Светланиного «сна».

Не зная, куда себя деть, Олег неуклюже топтался в окрестностях дивана, но в конце концов примостился рядом с пассией. Понуро сидел, не прислоняясь к спинке, и мало напоминал того переполненного страстью Ромео, которого прошлой ночью люди Хью номинировали на титул самого экстравагантного любовника, по крайней мере, с начала электронно-оптической эры. Похоже, подразумевали его возрастную категорию…

Он был скован, и ему было стыдно. За недостойный его «кудрявой» натуры срыв, пусть ни во что не воплотившийся, за то, что привел Светлану в номер, нашпигованный видео- и радиоаппаратурой, и превратившийся в пип-шоу, в общем-то, стандартного дорожного романа. Но куда сильнее за то, что их невольное обнажение омерзительно и гадко, поскольку… дефектна и жалка сама жизнь, наставляющая рога на каждом мало-мальски значимом перекрестке. Сам же он лишний, анахроничный человек, неприкаянный, мятущийся. И зачем все это, и для чего, и что-то там еще и снова…

Застрявший между этажами самобичевания и поиска истины, Олег, казалось, вывалился из русла встречи. Его же спутница в открытую ему сострадала: ободряюще заглядывая в глаза и по миллиметру придвигалась, пока не сблизилась вплотную. По-детски прислонила голову к плечу соседа, обняла за талию. Но отклика не последовало – на душе референта все еще было пусто и бескрыло. Эхо не звучало даже…

Рука Светланы пришла в движение и стала нежно-нежно ласкать грудь, живот Олега, а потом и ниже.

Он вернулся в бренный мир, катапультировавшись из своего неоткуда, когда полкомнаты было устлано их одеждой и каждая клеточка плоти звенела от предчувствия чего-то грандиозного, приобретшего небывалую остроту на фоне недавней душевной анемии.

Обнажившись, они вцепились друг в друга в одержимости перезревшего желания и, казалось, готовы были отречься от всех табу. Между тем в каждом движении уживались как сумасшествие, так и изящная пластика, что являло причудливый симбиоз стихии и разума. Светлана ублажала партнера ритмичным скольжением тела и не угадывалось: она жаждет впитать мужскую силу или отдать свою? В это время Олег, погружаясь в нее жаркими ладонями, ваял фигуры, передававшие скорее изысканный ритуал, нежели выброс подсознательного. Светлана то и дело стонала от возбуждения, пробиравшего ее до корней волос.

Все, что последовало потом, Олег не помнил или почти не помнил, поскольку совокупление как таковое его влекло не больше, чем путь к разрядке, биологически заложенный одним из признаков вида, ну и, вне сомнения, им двигал утилитарный долг перед партнершей. Весь его образ, по большей мере опрятный и по-юношески ранимый, чурался бульдожьих толчков, захватов самки и выделений похоти, почему-то утаиваемых творцами в их одах о Любви. Да, Олег понимал, он никто иной как молекула вселенского шабаша плоти, в силу незрелости социума укрытого от науки невольничьей ширмой межполовых отношений. И нисколько не сомневался, что его явление на свет – самый что ни на есть продукт низменных страстей, и что низменное еще на долгие века составит стержень мира, пока в нем не воцарится тотальный разум и как его производное – «лабораторная любовь».

Вместе с тем с юных лет он противился коду утробного, норовя пусть не выдавить, так приглушить инстинкт ритмичного остервенения, просыпающегося у самца при соитии. И каждый раз он тянулся извлечь лишь начала светлого и щедро расплатиться той «валютой» в заповеднике любви.

В своем постижении тайн плотского, Олег напоминал чудаковатого пассажира, которого паровоз извержения неумолимо тянет к конечной станции через долгие, утомительные перегоны пути, но при достижении цели – не одолеваемого сонливостью вокзала. Напротив, он бодр и полон энергии дарения, но не на перроне банально сбывшейся мечты, а там, в депо, куда его тащит до упора и где у него все только начинается, где играет оркестр – нет, не духовой проводов и расставания, а иной. Оркестр исполняет ноктюрн, до рассвета, до полного самовыражения, пока есть силы шептать, дарить, ласкать…

Выпотрошив себя до звонкой пустоты внутри и дойдя до той точки, где начинается его интерес, выпестованный всем опытом, Олег заговорил, лежа возле возлюбленной в застенчивой, выглядевшей случайной позе. Бормотал бессвязно и без адреса – какими-то обрывками фраз, без прямой речи и эмоциональных перепадов. И это был рассказ. Одно событие накатывалось на другое, персонажи то исчезали, то проявлялись вновь, друзья то выручали, то ссучивались, а возлюбленные то вламывались в его жизнь, то уходили к другим. То и дело звучало «в той жизни» и «в этой жизни», и можно было предположить о существовании некоего процессора времени, который облыжно распоряжается его судьбой между небесами и реальностью.

Заторможенностью и прерывистостью тембра монолог напоминал речь проснувшегося после общего наркоза больного, все еще витающего в наркотических парах. Олег и Светлана все это время лежали рядом, сочетаясь окончаниями разъединенных тел. И эта бархатная телепатия, совокупляясь с его бархатистым голосом, подменяла закон гравитации и раздвигала границы времени.

Светлана молчала, не двигаясь, и мысли, что она погрузилась в сон, мешали ее открытые неземной красоты глаза, наполненные влагой вкушения. Наблюдая за ее неподвижностью, Олег мог подумать, что Светлана витает в чем-то своем, особо интимном, куда ему и всем прочим вход запрещен. Но увидел иное, представившееся поначалу невероятным: его изобилующая хаотичными, яркими образами сага со всеми выпуклостями и скачками сюжета последовательно разматывается на влажной пленке ее глаз. И этот почти метафизический фильм, живущий отдельной от его рассказа жизнью, толкнул его в объятия необыкновенного, крайне важного для него открытия: чувство обретенной силы, довлеющей над неказистостью бытия.

С невероятной ясностью Олег осознал, что этот мир, в котором почему-то верховодят подонки, а-ля Хью, продолжает жить своей естественной и подобающей жизнью и, как бы Хью со товарищи ни выволакивали его в дерьме, в нем, вопреки всем нелепостям, забронировано место человеческому, одухотворенному. Рядом же с ним лежит та самая обычная, но многих достоинств женщина, которой на всю эту камарилью наплевать. Важен ей лишь сам сказ, глубоко ее задевший, и это все, что в данную секунду имеет значение. Раз так, то его стенания последних дней уместны, ибо если во Вселенной остался хотя бы один заинтересованный слушатель, разделяющий его боль и обретения и искренне сопереживающий ему, то вся его жизнь, порой до бесконечности полая, но чаще, как у босяка, маетная, имеет смысл и стоит, стоит жить и искать свой путь дальше…

Светлана прикоснулась к Олегу – он вздрогнул, но не от неожиданности, а остроты испытанного. В это мгновение ему захотелось одного: чтобы эта миниатюрная ладонь и дальше лежала на его теле, услаждая его тоскующую по облачной нежности суть. В боязни порушить контакт он замер, дыша затаенно.

Межи откровения раздвинулись, и на Олега навалилась целая армада ассоциаций, гротескных по размаху и пьянящих до глубин, но он не успел их вкусить сполна. Густая стамбульская ночь объяла влюбленных и увлекла в петляющие лабиринты сна. Спали они в таком погружении, что даже глазки видеокамер, срабатывающие лишь на звук да движение, автоматически зачехлились до утра.

Глава 4

Референт проснулся от холода и каких-то не уживавшихся друг с другом ощущений. Он лежал на полу совершенно голый и подле него свернулась калачиком Светлана, трогательно укрывшаяся юбкой и рубашкой. Его конечности затекли, зато душе было легко и комфортно.

Спустя минуту-другую он бодро вскочил на ноги и подхватил Светлану на руки. Отправился в спальню, чтобы уложить ее там, но на полпути передумал – приютил пассию на диване. В спальню все же сходил за подушкой и одеялом. Когда же, вернувшись, укрывал ее, то ощутил нечто воздушное, напоминавшее прикосновение. Поначалу даже не разобрал, что это было, но, усевшись в кресло и включив ночник, вник, что Светлана прикоснулась к его лицу рукой. Почему-то посчитал, что сделала она это зряче, а не случайно во сне.

Хотя из-под одеяла выглядывал лишь Светланин профиль и копна темных волос, он вовсю любовался ее формами. В какой-то момент, превозмогая озабоченность предрассветного часа, его разум прочертил некие параллели.

Не прогибаясь, Олег прошмыгнул через шлагбаум в прошлое и, ведомый вдохновением, по кратчайшей вышел на объект. Там, в окне обычного дома, в дождливых сумерках гаснувшего дня, с ленцой взирала на мир его Богиня, внезапно явившаяся ему, шестнадцатилетнему подростку, ослепленному таинством женских чар. Лишь спустя годы кристаллизовались отличительные черты образа: нежное продолговатое лицо, чуть раскосые глаза, черный как смоль волос – на фоне неизбывного обаяния.

Из глубины комнаты ее позвали, через плечо она ответила. Обмен репликами произошел на едва знакомом ему языке, но то был язык его предков. Затем она исчезла, невзначай скользнув по нему взглядом.

Олег вернулся к берегам Босфора столь же стремительно, как и перенесся в свои истоки, и волнующий облик Светланы вновь занял передний план, правда, ракурс изменился, а вернее, появилась призма. Хотя его Богиня и в его юные дни не укоренилась наваждением или фетишем желаний, все же присутствовала рядом, служа невидимым мерилом его растревоженного либидо. И он невольно накладывал те пронесенные сквозь судьбу библейские черты на лик богини сегодняшней ночи, сходства, однако, не находил.

«Да и откуда там, в далеких краях…» – подумал он, окончательно прощаясь с видениями былого, – разве что миндалевидные глаза…» Но в диапозитиве по-славянски твердых, почти упрямых черт, мало перекликавшихся с образом, увлекшим три десятилетия назад, мысль соскользнула по наклонной воспоминаний, как дождевая капля в летнюю грозу.

Тем временем перегоны талого лишь раззадорили его, и ему приспичило простых и сытных экзерсисов поутру, без прелюдий и клятв расставания, с соитием испарины или без оного. Чуть погодя, однако, озорной, дыхнувший чесноком позыв натолкнулся на невидимый барьер и где-то примостился…

Светало. Разбросав руки, Олег откинулся на кресле. На губах раздольничала ухмылка заякорившегося самца-собственника, все же естество с легким причмокиванием пережевывало недавнюю несравнимую, случающуюся раз в жизни, ночь. В какой-то момент скабрезность эта надоела, и он задумался, чем бы заняться, отгоняя холодок, что не за горами безрадостная реальность, где он всего лишь пешка для битья и разменов…

Олег открыл бар и плеснул себе двойную порцию «Blue Label». Поначалу вбирал аромат, густой и древний, как шотландское высокогорье, после чего глотнул от души, до сквозного прогрева. Вскоре – еще и еще, пока не ополовинил бутылку. Отдав швартовные, уплыл в туман островного эпоса, где слух ласкало журчание чистейших родников, откуда восемнадцать лет назад был зачерпнут этот не очень верный, но столь сахаривший душу «компаньон».

– Что ж ты спозаранку свои очи ясные залил? Прямо как у нас, по-сибирски? – донеслось откуда-то.

Он приподнял глаза и в хмельном недоумении натолкнулся на возмущенный взгляд пассии, проснувшейся и сидевшей в полном обнажении. Дошедший чуть позже смысл слегка кольнул, но не настолько, чтобы становиться в обиженную позу, да еще с недопитым стаканом в руке.

– Сколько раз себе говорила: не верь словам, когда мужик обихаживает! Теперь самой добираться в такую рань! Набухался, чтобы меня не везти?! И не стыдно?! А ведь обещал! Чего молчишь? – взывала к размоченной солодом совести Светлана.

Вступать в полемику об изначальном коварстве мужского рода и питейных пристрастиях по этногеографическому признаку Олег желанием не горел. Зато ему хотелось, распрощавшись со стаканом, до конца дней пожирать глазами это утонченное, едва ли не первозданной свежести тело, переливавшееся, как перламутр, даже на фоне атласной подушки позади.

Не дождавшись отклика, Светлана в прежнем «облачении» устремилась в ванную, так же легко и естественно, как и сидела в позе пробудившейся ото сна богини.

Первая семейная сцена романа, начавшего отсчет лишь третьих суток, грозила грозой с мало прогнозируемым финалом, которую не отвести усилием духа и мысли, как во вчерашнем поединке с Хью. Ведь в семейной междоусобице мужчина – матрас для рутинной взбивки, пусть он семи пядей во лбу…

Учуяв запах жареного и не на шутку испугавшись, Олег за минуту-другую протрезвел и, недолго думая, оделся. Мысли кучно пульсировали, но решение не вырисовывалось. При этом круг его раздумий заполонил не столь праведный гнев возлюбленной, как проблема, что с ней самой делать, а точнее – где ее приютить, пока он отъедет на работу. До назначенной на девять утра встречи оставалось меньше трех часов.

Уговорить Светлану остаться в номере – как вариант – он отринул сразу, помня об «умном» газе, которым усыпили ее прошлым утром. Отвезти в гостиницу, как она просила, означало выдать место ее обитания, что было нежелательно вдвойне. Взять с собой на переговоры – нестандартный, но неприемлемый ход, поскольку полная конфиденциальность – основной пункт его обязательств перед «Стандарт Ойл».

«Может посвятить ее в суть проблемы и уже вдвоем искать пути ее разрешения?» – подумал он. Но вопрос отпал, едва он увидел Светлану, выходившую из ванной комнаты. Лицо пассии выражало что угодно, кроме желания впутываться в детективные истории в разрезе, не исключено, случайной, мало что значащей для нее встречи.

Настроение пассии изменилось, когда, облачаясь, она увидела, что Олег держит в руке брелок с ключами. Скорее по инерции ее лик сохранял прохладу, но взор уже мерцал искрами триумфа, совладать с которым прекрасному полу в силу щедрости матушки-природы почти не удается…

Референт подумал: «Как порой мало нужно, чтобы потрафить женщине – сдержать слово, изъявить готовность, но почему-то всегда здесь и сейчас…»

Светлана одевалась быстро. Когда же их взгляды встречались, то уводила глаза в сторону. Похоже, ее недавний выпад все еще давал о себе знать, но не настолько, чтобы не заметить: метаморфозой Олега она вполне удовлетворена.

Пара по странной инерции продолжала играть в молчанку, когда, влившись в поток движения, Олег устремил авто к гостинице «Инам». Он уже подумывал, как разорвать неловкую тишину, когда увидел протянутую ладонь – на ней лежала развернутая жевательная резинка. Жест выглядел столь незатейливо дружественным, что Олег растаял, поначалу не в силах оторваться от руля. Когда же решился и забросил резинку в рот, то даже не пережевывал – смаковал первичный вкус. Смешавшись с творящими свое подрывное дельце парами алкоголя, лимон дал толчок реакции, когда недорастраченная страсть вспыхивает от случайного эффекта.

Перехватив руль, Олег правой ладонью ласкал веки, губы, шею возлюбленной, исполняя истовое соло руки, ослушавшейся что хозяина, что окружающего, угнетаемого ханжеством мира. Едва касаясь ее лица, словно экстрасенс, он оживлял центры неведомых ей ощущений, и Светлана то отшатывалась от ладони, то льнула к ней, обвивая фаланги влажными касаниями губ.

Ошарашенные водители, которые, как и Олег, замерли на светофоре, взирали на действо, как на женщину, впервые на Востоке снявшую чадру – уж не припомнить, сколько лет назад. Зажегся зеленый, меж тем референт подпирал белую линию, одаривая спутницу безумством новых ласк, которые та с не меньшим жаром возвращала. На встречном и попутном направлениях вовсю скрипели тормоза: новые авто все прибывали и прибывали, образуя целый затор. Объяв спонтанную любвеобильность, которая вот-вот выплеснется за окна «БМВ», соседи, будто сговорившись, крутили пальцем у виска, после чего освобождали перекресток в страшном ускорении. Асфальт вокруг густо почернел, но никто не клаксонил. Еще минута-другая – и кто-то из автозевак, несомненно, кликнул бы полицию. Вопрос только: дорожную или нравов? Одно несомненно – забот хватило бы и тем, и другим…

Социальное ощущение пространства вернулось к Светлане первой. Она мягко отстранила Олега и тихо, с хрипотцой, молвила:

– Поехали.

«БМВ» слился с потоком машин, и уже никому до них не было дела. До места назначения изящная головка Светланы, способная увлечь и зодчего, ластилась к плечу референта.

Несмотря на сбитый шотландским зельем прицел, Олег добрался до гостиницы «Инам» быстро, ни разу не запутавшись на средневековых окраинах Стамбула, словно прирожденный таксист, прихвативший из чрева матери компас-автопилот.

– У тебя есть друг? – нежданно-негаданно спросил Олег, припарковавшись у входа в отель. То, что Светлана не замужем, он решил еще в их первую встречу – разобрал по одному ему ведомым признакам.

Ответ обескуражил:

–Я улетаю послезавтра утром, – без запинки ответила Светлана. Если сказанное можно было назвать ответом…

Дыхание Олега перехватило, и он одним нажатием раскрыл окно, притом что кондиционер в машине работал исправно. Легче не стало, скорее наоборот.

– Может, выйдем из машины? – робко предложил он.

– Ладно, – согласилась Светлана и открыла дверцу.

Олег неторопливо выполз из авто, облокотился о крышу.

– Свет, не уезжай, останься хоть на неделю. Знаю, что скажешь: дела, деньги… Не хотелось бы предлагать, но… готов возместить все потери. Поверь, мне это несложно. Можно сказать, ничего не стоит… – убрав руки с крыши, референт подался назад и посмотрел куда-то в сторону, точно стыдясь произнесенных слов.

Те, однако, прозвучали столь искренне, без малейшей игры и рисовки, что Светлана растерялась. Казалось, настолько, что и решения не искала, уткнувшись в невидимый тупик. Руки безвольны, слабы, подчеркивая то ли драму момента, то ли уродство неказистой, купленной задарма на стамбульской распродаже сумочки.

– Но у нас есть еще сегодня, да и вернусь я через неделю… – собравшись духом, с ноткой извинения, откликнулась пассия.

У прекрасных дам чувство времени, скорее всего, не метрическое, да еще в маринаде…

Перед референтом тут приоткрылось: если и есть у него в Стамбуле, беспросветно чужом городе, союзник, то это – едва знакомая ему Светлана, ни сном ни духом не ведающая о разбушевавшейся вокруг ее персоны коллизии. И нет никакой уверенности в том, что его мольба пролита страстью, а не сомнениями в успешном разрешении конфликта, в котором, кроме гонора, ему, положа руку на сердце, предъявить нечего. Вдвоем же, куда ни смотри, веселее…

– Знаешь, день обещает быть трудным, может, самый трудный из тех, что довелось прожить. Согласишься – и все пойдет как по маслу, – обдал печалью референт.

– У тебя неприятности? – всполошился объект пересекающихся страстей.

Он хотел было ответить: «Похоже», но передумал, сказав: «Нет, ничего особенного».

К полудню, вспомнив об этом эпизоде, Олег смекнул, что помешало ему ответить утвердительно – не что иное, как сумка Светланы, в тот момент случайно попавшаяся ему на глаза. Какой-то невидимый детектор сработал и скорректировал ответ. Хоть догадка и бродила в нем подспудно, он почти не сомневался, что в сумку пассии засажен «клоп» или маячок. А пошерстить самому, видать, достоинства ниже…

– Давай доживем до вечера, а там видно будет, – заключила после некоторых раздумий Светлана., всем видом показывая, что торопится. Развернулась вполоборота, но одернула себя – ведь они ни о чем не договорились.

В том галопе намерений о лучшем ответе референту и не мечталось, так что он уже вовсю верстал план предстоящей встречи. За считанные мгновения его разум выдал больше вариантов, чем победивший Каспарова «Deep Blue», но все впустую. В конечном итоге решение выстроилось, оказавшись не столь далеким от рацио, как от шаблонов и условностей человеческого общежития.

Олег извлек из портмоне визитку и кредитную карту. Визитку выложил на капот авто, а кредитку оставил в руке. Но, спохватившись, что он не у кассы лондонского «Harrods», а на далекой от благополучия окраине Стамбула, да и предмет транзакции, помимо него, никому не ведом, вернул кредитку в портмоне. Взамен вытащил три стодолларовые бумажки и без комментариев протянул банкноты и визитку спутнице.

– Зачем это? Ну, ты даешь… Угореть от этих кобелей можно! – больше изумилась, чем разгневалась Светлана.

Получив урок хорошего тона, Олег в одночасье усвоил, что прежде чем набиваться к малознакомой женщине в друзья, вначале разъясни намерения, к чему он и приступил:

– Ты прямо как китайский порох. Все, что хотел предложить: купить сотовый для связи и сообщить мне номер. Пойми, в этом городе, да и в этой жизни запросто потеряться, а… – с глуповатой улыбкой во весь рот, – каблуки не всегда ломаются…

– Глупее ничего не мог придумать? Я что, с десятью словами на турецком сотовый купить смогу? Вроде на дурака не похож! – выговаривала Светлана. Но, сглотнув невидимый комок, смягчилась: – Да у меня карточка есть. Если что, позвоню. А вечером – прямо в гостиницу, только не заходи. В семь встречу у входа. А сейчас иди, вижу, на иголках весь, торопишься. Да, визитку дай. Тут ты прав: случиться всякое может…

Когда Светлана уже прилично отошла от авто, ему послышалось: «Каблук … надо же».

Между тем в точности услышанного он уверен не был. Не сомневался лишь в одном: она смеялась, по крайней мере ровно трясущимися плечами, такими же хрупкими, как и весь ее облик, столь контрастировавший с «народностью» речи, от которой он, обюргерившийся западный обыватель, давно отвык…

Глава 5

Поднимаясь по ступенькам штаб-квартиры переговоров, где на девять утра ему была назначена встреча с Джеффри, замом по безопасности, Олег всем своим видом излучал собранность и готовность к борьбе. Между тем, проникнув в лобби, интуитивно ощутил: борьбы не будет… Секретариат окутывала атмосфера унылой повседневности, если не сказать более – навевающая зевоту.

Одна из сотрудниц недоуменно уставилась на него: чего, мол, приперся? Переговоры начинались в одиннадцать, и тютелька в тютельку он являлся к назначенному часу. Негласный кодекс не привечал праздного любопытства, так что секретарша сдержанно ответила на его приветствие и опустила голову. Тут уж референт уверовал: собеседование с Джеффри, скорее всего, формальность, если оно состоится вообще.

Увидев, что дверь в комнате Джеффри распахнута настежь, Олег растерялся. В безалаберность верилось с трудом, ведь помещение занимала особая, можно сказать, заорганизованная структура. Поэтому первое, что ему пришло в голову: Джеффри в комнате нет. И в ней, должно быть, затеян ремонт или уборка. Раз так, не послышалась ли ему просьба Хью явиться за два часа до начала заседания?

Оказалось, не послышалась: зам оберсоглядатая сидел за столом и с почти мальчишеским задором «рылся» в компьютере. Могло показаться, что Джеффри увлечен какой-то подростковой игрой. На его физиономии мелькали блики лихих виртуальных событий, ничего общего с актуалиями дня и серьезностью задач спецслужбы не имевшими. Даже сумрачный меланхолик умилился бы от его ребячливой беззаботности.

Зам изобразил искреннее недоумение, точно не ожидал увидеть Олега здесь. Резко встал, устремился к референту навстречу. Как старого знакомого обнял и радушно усадил в кресло напротив.

– Что вас привело ко мне, дружище, неужели проблемы? Если так, то готов услужить – всегда и во всем.

Олег промолчал, потупился, но скованность гостя Джеффри не смутила. Из его уст заурчал поток лишенных смысловой нагрузки штампов, что, впрочем, хозяина кабинета особо не характеризовало – ими перегружена любая формальная беседа на Западе. Эта социо-культурная особенность Олега нередко раздражала – и как лингвиста, сформировавшегося в иной, пусть нетрадиционных ориентиров, среде, и как сложившегося бизнесмена, привыкшего оперировать лишь фактами, а не напускной учтивостью. Неудивительно, что Олег слушал вполуха, и вскоре контуры Джеффри растворились в дымке дней минувших.

Место зама занял сильно смахивавший на него хлюст, представитель могучего КГБ, казалось, с очищенной пылесосом душой. Жизнь свела с ним в студенческие годы в не так уж несвободном СССР, к чему порой склонялся референт спустя двадцать пять лет, отбытых на Западе. На вопрос Олега, зачем его пригласили, столь же гладкий и неизбывно оптимистичный, как Джеффри, тип ответил, что Олегу причина известна лучше, чем ему самому, и он ждет разъяснений.

Между тем Олег упорствовал выудить мотив – собственно, зачем он здесь? – но так ничего не узнал и был отпущен восвояси. Несколько позже, правда, донесся слух, что весь сыр бор разгорелся из-за последнего романа короля американской pulp fiction* Гарольда Роббинса «The Carpetbaggers», контрабандно ввезенного в страну и курсировавшего среди сокурсников. Мало того, что друзья зачитали текст до дыр, так еще среди белого дня репетировали откровеннейшую сцену сюжета в актовом зале института, пристроив книгу на пюпитре вместо нот. На долю Олега выпало еще несколько контактов со спецслужбами – как в Союзе, так и на Западе. Он неизменно поражался их незамысловатым, уповающим на безнаказанность трюкам и олигофренической способности разыгрывать из себя Ваньку, причем никогда не выходя из себя.

В один прекрасный момент Олег для себя открыл: секретные службы укрыты романтическим ореолом незаслуженно, поскольку их основной аргумент – фактор тупой силы. Он запитывает структуру в целом и отдельных клерков в отдельности, чем они беззастенчиво пользуются. Забери у «героев» их единственный актив, они понуро рассеются в сумерках зря прожитого дня, как болельщики команды, бездарно проигравшей на своем поле.

От по-ребячески вдохновенной трескотни Джеффри и размышлений о рыцарях плаща и кинжала в той и этой жизни Олег нестерпимо заскучал, и ему захотелось избавиться от всей тягомотины. Он скривился и, слегка наклонив голову, сказал:

– Давайте-ка, Джеффри, я вам расскажу все по-порядку, пусть моя оценка, покажется несколько субъективной.

Монолог референта трещал от эмоций, зато отличался сюжетной и смысловой завершенностью. Минут за пять Олег выложил заму, как ему плевать на «пуцыных», «бушиных», прочих небожителей, интересы «Стандарт Ойл» и проекты «Лупойла». И до фонаря ему, пойдет ли ветка нефтепровода в Батуми, где у него в каком-то году сперли куртку со студенческим билетом и последним рублем в кармане, или через иракский порт Басра, в котором он никогда не был и бывать не собирается. До лампочки даже миллионы, гарантированные его бизнесу «Стандарт Ойл». И пусть усвоит раз и навсегда: подбей его к предательству сама Катрин Денев – он отметил «разумеется, в молодые годы» – выкинул бы ее из номера, случись предложение даже в самый «интересный» момент. Фокусы же с открытой дверью и милым недоумением на лице – арсенал круглых идиотов и бездарей, а слежка за людьми, озабоченными лишь чувством взаимности, гадка и противна. И в самой «Стандарт Ойл» в версию заговора между ним и Светланой не верят, иначе захомутали бы их еще вчера. А господь Бог у него один: данное слово и взятое обязательство. Но сейчас ему дико хочется спать, и спать он будет в этом кресле, сей момент, не откладывая. Джеффри же его без десяти одиннадцать разбудит, и, вопреки всем козням, он пойдет на переговоры, ибо считает себя человеком слова, хотя и было оно дано не просто под давлением, а под нажимом беспрецедентным, там, в Калифорнии, полтора месяца назад.

Глаза то расширялись, то часто мигали, когда, проснувшись, Олег пытался взять в толк, где он и что с ним. Восстановив предшествующую погружению в сон картинку, он выразительно хмыкнул и вновь прикрыл веки. Мысленно вызвав Джеффри, он с прежним пафосом проговорил – на сей раз про себя – свой недавний спич-манифест, после чего уставился на стоявший напротив глобус.

Хозяина отсутствовал, часы на руке показывали без четверти одиннадцать. Пока все сходилось, но главным позитивом казалось то, что на заседание он не опаздывает.

Еще внизу, на цокольном этаже, Олег услышал, что жизнь в лобби бурлит, подсказывая: все вернулось на круги своя и обе делегации в сборе. Шумели они даже громче обычного, как несложно было догадаться, по причине вчерашнего, внезапно объявленного выходного.

На последних ступеньках Олег столкнулся лицом к лицу с Джеффри. Зам изобразил нечто среднее между миной облегчения и холопской угодливостью. Скорее всего, направлялся в свой кабинет, чтобы разбудить его. Джеффри вновь обнял возмутителя спокойствия, как часом ранее выяснилось, – уже показывающего не зубки полемиста, а класс оратора а-ля Фидель Кастро. Джеффри незаметно растворился, не проронив ни слова.

Состоялся утомительный обмен рукопожатиями с коллегами-американцами и азербайджанцами. Олегу то и дело приходилось переходить с английского на русский и обратно. Глядя со стороны, можно было предположить, что в этой маститой когорте референт не последний человек – столь предупредительно и даже радушно его все встречали.

По пути в конференц-зал к Олегу пристроились двое молодых людей, выполнявших в азербайджанской делегации схожие с ним функции. С первых дней знакомства парни напоминали ему пожизненных студентов-отличников, воспринимающих бытие через призму зазубренных конспектов и рефератов. Для подобных буйство вызовов мира – заставленный стеллажами читальный зал. Попотей в каталоге и решение любой проблемы найдется…

Попутчики поочередно накидывались на него со столь несущественными деталями проекта, что Олега буквально коробило. Из чувства вежливости он порой кивал, но замечалось: ему нет до их «проблем» никакого дела. К счастью, интуицией молодежь бог не обделил – через минуту «отличники» отстали.

Референт неторопливо занял свое место, пока ни сном, ни духом не ведая, что случайно подслушанный несколько минут назад в лобби разговор в скором будущем послужит одной из пружин, которая подтолкнет «Стандарт Ойл» к остановке переговоров и свертыванию проекта. Между тем вкрапление, прошмыгнув в какой-то закоулок сознания, уже будоражило его, обрастая кристаллами осмысления.

Очередной раунд переговоров начался. Технический эксперт от «Стандарт Ойл» комментировал на демонстрационном табло диаграммы инженерных новшеств, заложенных американцами в проект нефтепровода. По сравнению с аналогами конкурентов, они существенно повышали его надежность и производительность. «Отличники» добросовестно переводили на азербайджанский, разбавленный множеством русских технических терминов. Бакинский инженерный корпус то и дело прерывал докладчика скорее в показном усердии разобраться в специфике предмета.

В технических дискуссиях Олег, как правило, не участвовал, поскольку вел иное направление: юридическое согласование позиций. Неудивительно, что диспут вокруг высоких технологий исподволь переместился у него на второй план, высвободив место беспризорному, не ангажированному.

Он мысленно переместился в кабинет Джеффри и обозревал на столе хозяина огромный глобус. Воспроизвел даже замеченную при пробуждении позицию; тогда в фокусе зрения застыла Западная Сибирь. Притом что дальше Урала он нигде не бывал, без усилий воспроизвел города региона, невольно дивясь, что все еще силен в географии, некогда почитаемом им предмете. Должно быть, покатил бы и дальше по раздолью задвинувшейся в прошлое родины, когда неожиданно «споткнулся» на одном из городов региона – Абакане. Поначалу подумал: насколько звучное название – не менее зычное, чем индейские имена собственные. Но враз переключился на иное.

«А какаяСветлана – из Липецка или из Абакана?» – вынырнула Витянина фраза из диалога, состоявшегося у входа в гостиницу «Инам». Так, наложившись на реплику Светланы «Прямо как у нас, по-сибирски», родилась догадка, откуда Светлана, из каких краев. То, что не удосужился поинтересоваться сам, напрямую, его почему-то не заинтересовало.

Эко диво? За питейными экзерсисами недосуг… Да и судьбой богат – успеть бы выговориться!

Олег улыбнулся и певуче, растягивая слова, произнес про себя: «Света, Света, Светлана … так ты из Аба…». Но осекся от созвучия, непреднамеренно слепившегося в пошленькую рифму.

В некоторой растерянности он уставился на демонстрационное табло, норовя вернуться к роли прилежного статиста, но из этого ничего не вышло. Из недр вздымалось напряжение, порождая предчувствие чего-то необыкновенного, должно быть, открытия, ведущего к важной цели. Почему-то вновь повторялось «Абакан», и почему-то вновь концовка не проговаривалась, смазывалась «аба…аба…аба» Далее странно поменялись согласные и несколько раз отдалось эхом «лама…лама». Наконец Олег сообразил, что эти сочленения звуков – не что иное, как ивритские слова «отец» и «почему», как-то всплывшие в замутненном ручейке мысли.

Тут он откинулся на спинку стула и непроизвольно взглянул на сидевшего напротив зам. руководителя азербайджанской делегации Курбана Ахмедова. Тот и усом не повел, в то время, как Олег застыл, потрясенный открытием: разрозненные события последних недель, на первый взгляд, мало связанные друг с другом, выстроились в строгую логическую цепь, последним элементом, замкнувшим эту цепь, стала оплошность, допущенная визави около часа назад.

Олег встретил Курбана Ахмедова по пути в конференц-зал – тот оживленно беседовал у входа со своим главным экспертом. Референт добродушно обменялся с ними приветствиями, отметив про себя, что прервал у пары какой-то важный, ведущийся по-азербайджански разговор. Вторгшись со своим русским, Олег порушил его естественный ход и, сам того не ведая, выдернул невидимую заглушку. Вместо того, чтобы продолжить разговор на родном языке, топ-функционер, расставшись с Олегом, возобновил его по-русски:

– Не забудь сбросить отцу все позавчерашние материалы по факсу.

Зам. главы стоял к Олегу спиной и, не ощущая пространства, похоже, потерял бдительность. Референт же невольно задержался, пропуская выходившую из конференц-зала даму, сотрудницу секретариата. И хотя главный эксперт ответил патрону по-азербайджански, Олег расслышал название улицы, о существовании которой не имел ни малейшего представления всего полтора месяца назад, будучи безнадежно далеким от возни нефтяных гигантов. Улица эта находилась в Москве и располагалась на ней штаб-квартира компании «Лупойл», ну а под отцом, конечно же, подразумевался ее владелец-миллиардер – земляк этих неслыханно оплошавших ребят.

Здесь Олегу стало ясно, что судьба нефтепровода решена, и подряд на его сооружение передан «Лупойлу». А «Стандарт Ойл» оставили с носом, разыгрывая при этом видимость переговоров. Между тем большим сюрпризом откровение не стало – признаки такого поворота просматривались и ранее.

Олег раздумывал недолго, как поступить с умозаключением, выскочившим в перекличке парадоксальных ассоциаций. На ближайшем перерыве он обратился к Солу Эшкроу, секретарю протокола, и попросил аудиенции у руководителя американской делегации, с которым был едва знаком. Впрочем, неудивительно: г-н Фонтенбло чтил своим присутствием заседания крайне редко. Видя, как у Эшкроу вытягивается лицо, Олег поспешил успокоить:

– Ничего выходящего за рамки, но крайне важно, чтобы встреча состоялась сегодня. Да, чуть не забыл, пригласите на встречу Хью.

Олег вернулся на рабочее место и пребывал в полном согласии с самим собой до конца заседания. Вместе с тем последние полтора часа ему пришлось изрядно потрудиться: согласовывалось очередное коммюнике, и переговоры велись в основном через него. Наблюдая за деловым стилем референта, отличавшимся то сухостью, то виртуозным наведением мостов, нельзя было и допустить, что этот импозантный клерк взвалил на себя миссию могильщика переговоров.

Повестка дня себя исчерпала, и, наспех распрощавшись с соседями, Олег заторопился в лобби. Секретаря протокольной части он увидел у стола секретариата, прочитав по взгляду: его просьба без внимания не осталась. Держатель протокола, с разносолом жухлых сомнений и мелких колик любопытства на лице, рассматривал референта, пока тот топал к нему.

– Езжайте к себе в гостиницу, господин Левин, встреча состоится там…– Сол Эшкроу загадочно кивнул – то ли как посвященный заговорщик, то ли так прощаясь.

– Спасибо, – поблагодарил референт, отметив про себя сноровку персонала. Хотел было спросить: а где конкретно? Но передумал, посчитав, что ему перезвонят.

По дороге в «Карлтон Риц» Олег озадачился, придя в итоге к выводу, что Фонтенбло в его отеле не живет – за полтора месяца в родных пенатах они не пересекались. А предположить, что шеф сам явится к нему, не получалось. Похоже, как и все сложившееся в доинтернетовскую эру поколение, он свято верил в магическую силу звонка…

Но звонка не последовало, а раздался стук. Расположившись в кресле, Олег на тот момент решал актуальнейшую задачу: что заказать на обед, который по его распоряжению подавался в номер. Он подумал, что беспокоят из технической службы – такое прежде не раз случалось. Поэтому, не поднимаясь с кресла, крикнул: «Открыто, заходите!» Все же встал на ноги и двинулся к входной двери.

Когда дверь распахнулась, референт покрылся легкой изморозью: в проеме – патрон, лицо, входящее в первую тройку административной иерархии «Стандарт Ойл». Возник, причем, один, без намека на сопровождение.

Референт явно не ведал, куда деть руки: потер ладони, поправил на рубашке воротник – все это за секунду-другую. Должно быть, раздумывал, подать ли руку самому. Сообразив, что закрывает проход, отступил вглубь номера, нескладным жестом приглашая гостя войти. Любопытно, что ни посетитель, ни сам «квартиросъемщик» до сих пор не проронили ни звука.

Референт в растерянности указал гостью на одно из кресел, ломая голову, какие знаки внимания оказать. Наконец устремился к бару и, отворив створку, достал первую попавшуюся бутылку, но тут услышал:

– В «Стандарт Ойл» даже уборщики абсолютные трезвенники, так что не теряйте времени на вредные для здоровья жесты. Излагайте лучше, что у вас произошло. Я весь внимание.

Олег насупился. Между тем отнюдь не ляп с нормами американской элиты «замарал» его настроение. Этот кодекс он прекрасно знал, хотя и допускал оплошности, являя собой затейливый образ, как он порой шутил, «конвергента». Встреча началась по иному сценарию, чем он предполагал, что выбивало из намеченной колеи. На рандеву не явился Хью, а без «безопасности» весь план рушился – так, по крайней мере, виделось ему в тот момент. Все же Олег стронул разговор первым.

– Господин Фонтенбло, боюсь, что поступил поспешно…– Референт запнулся.

– Что значит? – удивился патрон.

– Попросил аудиенции раньше, чем просьба прошла по инстанциям, как того требует субординация. Даже с учетом того, что побудитель сверхактуален, и ситуация не терпит отлагательств, – изъяснился референт.

– Что-то вы не с того начали, мой друг, пожалуйста, конкретнее, – упрекнул Фонтенбло.

– Если конкретнее, то для разговора нам нужен Кейдж – иначе теряется контекст, – Олег развел руками.

Патрон почесал подбородок и, глядя куда-то поверх Олега, откликнулся:

– Хью нет в Стамбуле, но в его присутствии, в общем-то, не вижу необходимости. Я достаточно информирован о вашей персоне и всего того, что с вами приключилось в последние дни. Давайте без обиняков, ближе к делу. Вы что, думаете я просто так, от нечего делать, по первому зову, примчался к рядовому референту, да еще со стороны, если бы не знал о той уникальной роли, которую вы играете на переговорах?

– Ну, хорошо, – заговорил в задумчивости Олег. – Думаю, судьба проекта предопределена и в Баку решили, что «Лупойл» – генподрядчик, а не мы…

– Так однозначно? – смутился Фонтенбло, но скорее наигранно. Его лицо не отсвечивало эмоций, но маета мысли незримо передавалась.

– Боюсь, что да. Слишком многое говорит об этом… – застенчиво пожал плечами референт.

– Тогда излагайте ваши доводы! – резко метнул карт-бланш Фонтенбло.

Олег ерзал на кресле, точно давая себе отсрочку или набираясь решимости. Приноровившись сказал:

– Они лежат на поверхности… Но приготовьтесь: в адрес «Стандарт Ойл» я выскажу немало нелестного.

– Даже так? – Патрон подался вперед, настораживаясь.

– Господин Фонтенбло, не кажется ли вам странным, что переговоры начали отсчет седьмой недели, а протокол намерений не то что не подписан, даже не готовится? Как вам это? – Референт прервался, подчеркивая лейтмотив. – Более того, сторонами не утвержден ни один основополагающий документ. Развернута кипучая деятельность по всем мыслимым и немыслимым направлениям, но на выходе – горы макулатуры и сплошная демагогия. А последние две недели, не напоминают ли они вам бег в обратном направлении? Под мнимыми предлогами заблокированы даже достигнутые на начальном этапе подвижки. Присмотритесь – и ваш вывод совпадет с моим.

Фонтенбло внешне сохранял невозмутимость, но вялые руки выдавали опаску – то ли разоблачения, то ли вторжения в некое табу. Между тем резко распластав ладони на подлокотниках, он ответил:

– Олег, а не преувеличиваете ли вы? Ведь именно с вашей подачи мы постигли психологию функционеров, сложившихся на бездорожье советской модели хозяйствования, отторгавшей критически мыслящих и склонных к самостоятельным решениям.

– Да не ожидайте от них никаких решений, их не может быть! – Олег в сердцах отмахнулся.

Здесь референта осенило: его общие рассуждения малоэффективны, нужно нечто нетрадиционное и даже жареное. Лишь так он развеет иллюзии, в которых увяз собеседник, в противном случае, его не растормошить.

И Олег поведал свою горбатую, но весьма поучительную историю. Оказывается, глава азербайджанской делегации Тофик Салимов в кулуарах недавно намекнул, что хотел бы провести вечер в компании одной знаменитой кинозвезды. За всю свою карьеру бизнесмена Олег с большей бесцеремонностью не сталкивался и просто онемел. Американцы, напротив, отшутились, но через неделю… всемирно почитаемая кинодива восседала напротив азербайджанца в одном из ресторанов Стамбула. Ее сопровождала представительная свита из стилиста, визажиста, двух телохранителей и … третьего секретаря посольства США в Турции. Олег переводил, с трудом превозмогая брезгливость.

Было очевидно, что ни о какой физической близости между азербайджанцем и именитой гостьей и речи быть не может. Зарабатывая пятнадцать миллионов за фильм и купаясь в лучах мировой славы, звезда выделялась крутым нравом и придирчиво выбирала партнеров сама. Между тем несложно было предположить, какие «Стандарт Ойл» задействовала рычаги, дабы утолить буйную фантазию южанина. Олег знал не понаслышке, что в мире найдутся тысячи богачей, готовых, не задумываясь, выложить сто тысяч за такую встречу, а то и за фото в компании звезды, опубликованное в рубрике «Богатые и знаменитые».

В тот вечер Олег ощутил, хоть и, по большей мере, подспудно, что переговорам пришел конец. В перспективе же у американцев – лишь обмахивание опахалом новоявленных падишахов. Им мало дорогих подарков – подавай мечту в хрустящей таинством упаковке, да еще на золотом подносе с изумрудами. Причем авансом, на шару, беззастенчиво эксплуатируя идею-фикс «Стандарт Ойл» во что бы то ни стало заполучить проект.

Продолжив, Олег рассказал и об обрывке разговора, свидетелем которого он стал сегодня утром. Отметил, что если его выводы верны, то на переговорах азербайджанцы не просто лицемерят, а шпионят в пользу «Лупойла», затеявшего какую-то мудреную, коварную игру.

Референт замолчал, казалось, уткнувшись во второй круг уже говоренного и раздумывая, стоит ли повторяться. Фонтенбло с налетом снисходительности наблюдал за собеседником, после чего обтекаемо заметил:

– То, что вы сообщили, крайне интересно, но я бы на вашем месте не стал бы делать категоричных выводов. Вы многого не знаете…

Здесь Олег окончательно уяснил, что начал явно не с того и до сих пор пробавлялся социо-экономической лирикой. Все, что остается, развернуть полотнище во всю длину, пнув последний фильтр самоцензуры. Виршами не обойдется…

– Признаться, я далеко не сразу осознал, что проект «Стандарт Ойл» – материализация первого трофея нашей кампании в Ираке. До свержения Саддама идея прокладки нефтемагистрали через Ирак могла придти в голову разве что сумасшедшему. Но, боюсь, наша инициатива столь же авантюристична, как и вовлеченность США в конфликт. Излишне напоминать, что план проекта верстался в атмосфере полной эйфории, когда над большей частью Ирака воцарился контроль союзных сил. Но, как это ни прискорбно, никто тогда не задумался, что контроль этот мнимый и не пройдет и нескольких месяцев, как оккупационная доктрина затрещит по швам, ввергая Ирак в пучину хаоса и кровавой междоусобицы. Да такой, что не видно и намека на кардинальные перемены. А ведь за аналогиями ходить далеко не приходится – настолько все на поверхности. Сложно поверить, что Вьетнам ничему не научил! Скажите, неужели тянет еще раз обделаться с ног до головы, чтобы возобладал здравый смысл? Весь мир ухмыляется, взирая на иракское болото, засасывающее Америку с потрохами. Мы же, «Стандарт Ойл», с маниакальным упорством навязываем Баку «куклу» – по- другому наш проект не назовешь. Поймите, Грузия с ее политической нестабильностью и клановой конфронтацией – беззаботное Монте-Карло в сравнении с тем, куда мы толкаем азербайджанцев. «Лупойл» же, нацелившись протянуть нефтепровод через Грузию, восприниматься как серьезный, надежный партнер. То, чем мы торгуем, – абонент на суицид да и только! В нынешней обстановке наша идея не воплощаема даже, если через каждые пятьдесят метров расставить джи-аев, вменяя им стеречь каждый стык. Самое же обидное: разобраться в расстановке сил достаточно лишь изредка читать газеты! И политологи излишни…

На этом полемический запал референта иссяк. По нездоровому румянцу и испарине было видно, каких трудов ему все упражнение стоило. Главная же заноза заключалась в том, что своим разгромным пафосом он не столько замахнулся на американский истеблишмент, который «Стандарт Ойл» олицетворяла, сколько развенчал курс администрации США. Кому-кому, а ему было известно, что в мире больших денег Америки нередко закрывают глаза на грубейший просчет, но никогда не прощают непатриотических настроений. Его неприятно кольнуло: «Стандарт Ойл» этого так не оставит. Обязательно проучат, даже убедившись в твоей правоте. Вопрос лишь времени и способа».

Фонтенбло напыжился, но не выказывая неприятие или обиду, а словно подстегивая себя, мобилизуясь – точно штангист нацеливается на неизведанный груз.

– Я по профессии инженер, причем инженером стал по призванию, – Фонтенбло горделиво вскинул голову. – Всю свою жизнь, тем не менее, в глубине души завидовал людям гуманитарных профессий, но лишь сегодня понял, почему. Наверное, потому, что гуманитарии легко расстаются с условностями, меняя одну систему ценностей на другую без видимых усилий. Но, завидуя им, я между тем не принимаю их аморфности, отсутствия идеалов, если хотите. Вот и вы жонглируете убеждениями, не внимая, что самая скверная философия, которой верен всю жизнь, заслуживает больше уважения, нежели ваши зигзагообразные поучения. Создается впечатление, что с прежним миром вы не до конца расстались, а новый – принимаете без всякого энтузиазма, барахтаясь в нейтральных водах. Вы неосознанно и с ними, и физически с нами. Многое взяли у нас, приняв наш кодекс взаимоотношений, но на новом берегу чураетесь многого, ищите свой путь, и этот путь заводит вас в прошлое, от которого вы давно ушли. Но это так к слову, реплика. Меня же пока интересует другое: а в чем, собственно, ваш интерес, для чего вам все это нужно? Согласившись участвовать в этих переговорах, вы обрели столько, что до конца жизни обречены тянуться к «Стандарт Ойл». При этом в любой нештатной ситуации отбрыкиваетесь, демонстрируя независимость, на которую, по большому счету, у вас нет прав. Что это? Вам предложили больше и вы затеяли двойную игру или у вас запоздалые диспуты с совестью – никак не пойму? Откуда ноги растут у вашей инициативы, вопиюще несообразной той скромной должности, которую занимаете. Причем, невзирая на то, что ваш вклад в переговоры огромен – этого не отнять… – Патрон приподнял указательный палец, замолкая. Между тем не получалось понять: он объявил паузу, чтобы собраться с мыслями, или так подчеркнул комплимент?

Олег поглядывал на визави, но как-то небрежно, будто никакого форума жарких дебатов здесь и не было. Казалось, его теребит дурацкая, втемяшившаяся мыслишка, и он не может от нее отделаться. А она все жужжит, жужжит, уводя русло мысли в сторону. Все же не настолько…

– Господин Фонтенбло, – разорвал паузу референт, воскресив лик решительности, – когда дерутся суверены, рекой льется почему-то холопская кровь. А известно ли вам, в чем подданные дают фору правителям? Их инстинкт самосохранения острее – кроме рефлексов холопам прикрывать свою шкуру нечем. То есть, интерес мой самый что ни на есть шкурный – хочу выйти из заварушки целым и невредимым и как можно скорее. Не испытываю энтузиазма от перспективы однажды заснуть и не проснуться из-за нелепых подозрений в измене, навеянных маниакальными наклонностями или некомпетентностью спецслужб. А контракт с моим оптовым поставщиком горючего, который спонсировала «Стандарт Ойл», готов разорвать хоть сейчас. Да, кстати! Требую прекратить за мной слежку и демонтировать в номере аппаратуру прослушивания.

Олег хотел было что-то добавить, но осекся, увидев, что Фонтенбло встает и нацеливается на выход, не поведя и бровью на последний пассаж. По его отрешенному виду казалось, что на Фонтенбло нашло что-то, и не на секунду-другую, а серьезно. Он еле передвигал ноги, сутулясь, притом что выделялся осанкой, а изыском манер – гармонировал со своей вписанной в скрижали истории, хоть и не аристократической фамилией. В прихожей он все же остановился и, заметно волнуясь, заговорил:

– Вы сказали «обделались». Да будет вам известно, во Вьетнаме погиб мой младший брат. Облив бензином, вьетконговцы сожгли его живьем – он отстреливался до последнего патрона, уложив уйму народу. В армию мой брат призвался добровольцем, будучи наследником многомиллионного состояния, полученного им всего в двадцать лет. Его миллионы я пожертвовал в Фонд ветеранов и инвалидов вьетнамской войны… А теперь – прощайте. Статус у переговоров – прежний, какие бы аргументы не приводились. Расписание, надеюсь, помните.

За гостем хлопнула входная дверь, но присутствие Фонтенбло ощущалось еще долго. Его подменила мелодия одной из самых знаменитых патриотических песен двадцатого века, восхищающая зычным повтором «А-ме-ри-ка, А-ме-ри-ка». Рефрен будоражил референта на всем его пути к гостинице «Инам», причудливо уживаясь с предвкушением грядущей встречи.

Глава 6

Они расстались восемь часов назад, но ни на минуту Светлана не покидала очаг его ощущений. И утром в кабинете у Джеффри, когда замкнуло, побуждая все громить и херить, и во сне, восстановившем чувство реальности, и в момент озарения о двойной игре азербайджанцев – откровение не улетучивалось, незримо воодушевляя на борьбу.

На одном из перекрестков Олег подумал, что этот день, вобравший в себя коллизий и страстей больше, чем весь его советский период, вполне органичен – его венчает встреча с дивной, ни на кого не похожей женщиной. Летишь к ней, времени не ощущая, и все, о чем думаешь порой: тебе повезло, счастливчик, могли ведь разминуться, не встретиться.

За окнами уже мелькала улица, где располагалась гостиница «Инам», когда Олег вспомнил, что Светлана просила прибыть в семь и ожидать ее у входа. На часах – без пяти пять, и референт чертыхнулся от неподобающего его возрасту легкомыслия: приехал намного раньше, номера комнаты не спросил, мобильный купить не настоял. Так что перспектива вырисовывалась аховая. Между тем, беспечно списав «зевки» на неординарность момента, Олег зашел в гостиницу.

В регистратуре «гулял ветер», и по общему бедламу в лобби угадывалось, что дежурят в ней нечасто, зато радио играло на полную мощность. Референт огляделся. Увидев вокруг себя лишь подсобные помещения, направился к ведущей на второй этаж обшарпанной лестнице.

Наверху – номеров двадцать, и он несколько раз прошелся по коридору туда и обратно. В одной из комнат тихо играла музыка, двери двух номера распахнуты для уборки, но присутствие постояльцев не замечалось. Олег уже раздумывал, куда направить стопы дальше, когда в одной из комнат, в торце, справа, зазвучали голоса. Двинулся туда, распознавая на ходу голос Светланы. Остановился у двери, прислушался.

– Витяня, мужик ты или кто, чего торчишь как заноза? Сказала же: мне с Люсей перетереть нужно. Сходи-ка, погуляй. Да, кстати, и напиток на исходе – еще один повод нашелся. Теперь двигай на рынок конкретно, – референт-переводчик «приступил к обязанностям» – на сей раз по зову сердца и без наушников…

– Напрягаешь, мать, только сели, – огрызнулся, гундося, Витяня.

– О чем тебя просила: позвать Люську и всех-то дел. Нечего было в официанты к нам записываться, да и разливаешь как дальнобойщик, – резала правду-матку Светлана.

Донеслись звуки скоротечных сборов и инструкция, что и как брать, сопровождавшая передачу дензнаков в руки гонца. Олег подался спиной назад, но без паники, помня о двух пустующих номерах. Попятился и юркнул в ближайший из них, прикрывая за собой дверь. Уселся на неприбранной постели, представ перед выбором: навестить Светлану, воспользовавшись Витяниным уходом, или вернуться в свой автомобиль, чтобы скоротать время до семи? Желание увидеть Светлану явно превалировало, при этом рекогносцировка местности настораживала. Недавние Светланины интонации чем-то подсказывали: Виктор и Светлана – отнюдь не попутчики или партнеры, меж которых подгуляла симпатия, а любовники. Так что перспектива сойтись с Виктором в рукопашную, по всем правилам жанра, звала к осмотрительности. Как бы ту искорку, вспыхнувшую вчера, не потушить, подумал он. Кто такая Люся, Олег даже не задумался, заведомо отведя ей роль персонажа из массовки.

Судя по скрипу двери и натужному «Уф», в коридоре появился Витяня. Оказалось, что парень он разносторонний и годится не для одних вылазок за алкоголем. Спустя секунду-другую «гонец» запел приятным, неплохо поставленным голосом. Но увлек не столь вокалом, как словами:

«Золотые купола душу мою радуют,

а то не дождь, а то не дождь, с неба слезы капают,

золотые купола на груди наколоты,

только синие они и ни крапа золота».

Лагерная героика, облаченная в недурственные стихи, распахнула створку сомнений, обдав бризом вдохновения. Едва Витянины шаги затихли, как референт, распахнув дверь, направился к возлюбленной. Но, по мере приближения к ней, всплеск его чувств пошел на убыль, и у входа в Светланин номер референт остановился, мысленно переминаясь с одного сценария развития событий на другой.

Олега вновь теребили сомнения: «Посуди, кто ты для этой красивой женщины? По выходным данным, командированный, озабоченный избытком гормонов и одиночеством. А твое заокеанское издалека – скорее минус. Любая нормальная женщина, что, по сути, синоним прикладного практицизма, на твою холеную сытость, укутанную дымкой неопределенности, виды и на неделю строить не станет: странный, путанный, да еще непонятно откуда. Русский – не русский, американец – не американец, одним словом, залетный брачный аферист …»

Тем временем по ту сторону двери разворачивалась мизансцена под названием «женский разговор». Когда обрывки диалога худо-бедно склеились друг с другом, скованность Олега как рукой сняло; он прильнул к двери ухом, подслушивая, аки отрок. Должно быть, потому, что тайны души женской его, в основном, здоровое, любопытство до сих пор не баловали, обретаясь, где им и следовало обретаться, – в пещере дикарских костров с заваленным входом и выходом, куда полу-изыскателю по причине вселенских хлопот соваться недосуг… Неординарность услышанного приумножалась еще тем, что одна из собеседниц – Светлана. Женщина, с которой провел ярчайшую на лежбище судьбы ночь, еще не скинувшую свой покров очарования.

– Ну, Светка напугала ты меня по самое не могу, – взахлеб расточалась товарка. – Витяня будит меня ни свет ни заря. Тебе чего, спрашиваю? А он: Свету позови. Отвечаю: нет ее здесь и не было. Тут он мне про какого-то мужика стал рассказывать, который накануне тебя возле гостиницы искал. Со мной же в постели Саддык. Услышал, что с мужчиной разговариваю, весь затрясся от ревности. Ведь знаешь, как я свои фиксы на настоящие поменяла, да и Сашке в апреле за полгода за техникум заплатила – благодаря Саддыку моему! Говорю Виктору: возвращайся к себе, приду, а там подумаем. Хорошо, что послушал, ушел. Саддык же стойку ревнивца занял и не выходит из нее. Я изловчилась – и пальцем ему… Он вздрогнул и малость отходить стал. Обслюнила для закрепления без передыху – впрямь, как Танька, сестра, своего импотента, когда тот к авансу из запоя выходит. Саддык, блин, по утрянке сытый был, как бройлерный петух, – сопел лишь, да и то в одну ноздрю. Одеревенело так, что даже думать больно…”

– Люська, что ты мне про своего Саддыка талдычишь, будто не знаю я его. О своем поделиться хотела, думала тебе интересно! – в сердцах перебила Светлана.

– Ты о чем? – озадачилась Люся без намека на притворство.

– Да о том же, что и Витя тебе: познакомилась я… – Светлана запнулась.

– С кем? – сквозь зубы процедила товарка, фигурально выставив два ряда фикс. Пробились они и через фарфоровые редуты…

– С мужчиной, с кем же еще! – возмутилась недавняя пропажа.

– Так чего ты сразу?.. – поторопилась засвидетельствовать лояльность Люся.

– При Витьке-то, не зря он в армии в роте охраны служил! – разъяснил объект скрещивающихся страстей.

– А что за мужчина – местный или русский? – вновь едва артикулировала Люся, но вдруг разразилась эмоциями: – Помнишь футболиста из Питера, что за Палата…, «Палатасарай» играет? Ну и запал он тогда на тебя! Чуть семью не бросил, хоть и моложе насколько… А какую шубу норковую подарил! Мне бы кто…– воскурялось самое избитое человеческое чувство.

– Вот только ту шубу и помню, до сих пор ношу. Не нравился мне он, да и запах от него какой-то… – одновременно ностальгировала и сокрушалась Светлана.

– А этот тебе что купил? – раздался скрип стула, но чей – оставалось разбирать завал в пещеру, со стороны хоть какой…

– Да ничего… – Голос Светланы увлажнился, похоже, от приязни воспоминаний.

– Он что, левый? До сих пор кобелей-голодранцев возле тебя не замечалось… – отчитывала Люся с ленцой.

Воцарилось безмолвие, прерванное волнением слога и чувств:

– Сотовый хотел купить, но не позволила…

– Правильно, мобила – вещь для нас, челночников, бесполезная. А в общем, он как: прок виден? – не откладывая в долгий ящик, разбиралась в сути предмета Люся.

– Не знаю, что и сказать, боюсь, развлекуха я ему… – отрешенно откликнулась Светлана, словно судачила с собой наедине.

– Ой, подруга, позвала сообщить об этом? Лучше наливай! – взмах руки товарки пробрался и в воображение референта, он алчно сглотнул…

Наступила техническая пауза, после которой диалог товарок был продолжен.

– Люся, да ты видела его, – молвила, будто опомнившись, Светлана.

– Кого?

– Олега…

– А это кто еще такой?! – возопила товарка, как хмельной мужик при виде чужака-нахлебника.

– Да все тот же, о ком толкую… – сокрушалась на толстокожий эгоизм Светлана.

Стул заерзал, на сей раз издавая скрежет.

– Опять ты, Светка, за свое, горе мое! Как услышала от Витьки, что тебя вторые сутки нет, обрадовалась. Подумала: Исмаил уговорил тебя наконец. А ты мне про Олега какого-то. Светка, сколько бабла сожгли мы почем зря, беря у Исмаила колготки по нынешней цене? Все из-за тебя… Готов был полцены скостить, лишь бы дала ты ему. И раза бы хватило!

– Вот сама и давай! – нашлась предприимчивая торговка, отгораживая личную жизнь от деловой.

– Давно бы дала, да не хочет… – клубился мечтательный дымок…

– А ты предложи! – настаивала бизнес-партнерша.

– Да предлагала я… и так, и эдак, бесполезно. Уперся: Свету хочу и точка! – Орфография гендерного выбора – вещь серьезная. Не вытравить и кислотой времени…

– Ах, вот ты, тварь, какая! – после паузы интенсивного глотания кислорода. – Еще подругой называешься! Отвернись на секунду – она не то, что к хахалю, к мужу в штаны залезет!

Оторопев, референт торопливо взглянул по касательной куда-то вниз…

– Светка, тебя что, заклинило? – отбивалась в нешуточном испуге Люся. – То тебе запахи, то отлучницы на каждом углу мерещатся! Как прикажешь понимать? Тебя же тошнило от него, а тут ревнуешь. Между тем, спустя мгновения, по-видимому, совладав с собой, Люся зловеще зашипела: – Хм, ясно теперь: с дальним прицелом девственность разыгрывала… Заметано по Исмаилу вездеходом пройтись – за раз все вымести…

Тут референт окончательно уяснил, почему матриархат стал тупиковой фазой развития человечества. А его вмешательство во вспыхнувший на пустом месте конфликт лишь подтвердило высиженную занудной историей закономерность.

Олег рефлекторно нажал на дверную ручку в страхе, что над чертами Светланы завис, ощетинившись когтями, молох обезображения.

К счастью, дверь оказалось запертой, иначе бы пришлось объясняться, отчего он вломился в комнату без предупреждения. Не оставалось выбора: стучи. Проделал Олег это дважды, ибо первого стука подруги не расслышали, окунувшись с головой в дележ виртуальных прав на какого-то явно не вымышленного Исмаила.

Дверь отворила Люся. На ее лице прочитывалось недоумение и невнятные попытки кого-то или что-то вспомнить. Олег, напротив, восстановил в памяти ее сразу – компаньонка, две недели назад сопровождавшая Светлану в стамбульском аэропорту. Выговорив корявое «здрасьте», он вращал корпусом, выискивая объект своих пристрастий за Люсиной спиной. Люся же недоумевала, почему этот с виду малохольный, свалившийся с гостиничного чердака мужчина даже не пытается с ней заговорить, а раскачиваясь, норовит высмотреть что-то. Хотела было спросить, а что, собственно, нужно, но не успела. Ее опередила подоспевшая к разбору Светлана:

– Люся, это ко мне.

Олег с трудом внес себя в номер, путаясь в мыслях, как себя вести. Точно загипнотизированный, он покорно проследовал за пассией к кровати – Светлана направилась туда, зная, что в комнате лишь два общепринятых места для сидения. Пара неуклюже уселась, чуть соприкоснувшись плечами.

Поначалу их контакт выглядел каким-то детским, случайным и, казалось, что они вот-вот отстранятся, чтобы сесть поудобнее, и не будут ютиться на жесткой поперечине, но этого не происходило. Олег со Светланой не торжествовали и даже не улыбались, не было в их взорах ни грусти, ни страха разлуки. Они просто пожирали друг друга всеми фибрами глубоко растревоженных душ, но не в предвкушении примитивно-плотского, а окунувшись в серебристую негу притяжения.

Случись референту оторваться от пассии и взглянуть на Людмилу, его бы удивил контраст между ее новым, вдруг обретенным имиджем и словесами, доносившимися до него какие-то минуты назад. За влюбленными наблюдала располагающая к себе особа, тонко воспринимающая красоту и трепетность момента. Самые маститые психологи не рассмотрели бы в этом мечтательном, вдохновленном лице вульгарную мешочницу, совсем недавно беззастенчиво обнажавшую свое нутро.

Когда на пороге номера объявился Витяня, все персонажи действа сдвинулись с меток, освященных нагрянувшим затмением чувств. Люся то нервически поправляла прическу, то одергивала блузку, почему-то ставшую ей не впрок. Олег обнимал пассию, а Светлана прижималась к его плечу головой. Свободным в номере оставалось лишь одно место – стул, стоявший напротив кровати. Но садиться туда Виктору не получалось – не подсиживать же заоблачный интим…

Наконец Виктор узнал, с кем Светлана провела последние двое суток. Чего он не знал – это, куда себя деть в ненароком сложившимся треугольнике. Впрочем, не знали этого и Олег со Светланой, забаррикадировавшиеся за скорлупой могучего, но глубоко эгоистичного в своей природе чувства.

Патовой ситуацией воспользовалась Люся, вновь представшая в обличье цепкой, не упускающей добычу хищницы. Подошла к Витяне и, взяв его за руку, повела к креслу, где только что сидела сама. Усадив, вызывающе примостилась на деревянном подлокотнике. Какое-то время простодушно улыбалась, на Виктора глядя. Не встретив отклика, задумалась.

Крикливая композиция мало-помалу сдвинула Олега с «перины интима», побудив предметнее рассмотреть обстановку вокруг. Вывод обескуражил: «перенаселенность» со своим клубком предысторий ни к чему хорошему привести не может, так что, пока не поздно, сматывай удочки. Наклонившись, он шепнул Светлане на ушко:

– Поедем ко мне в гостиницу, что-то тесновато здесь.

С ватной оболочкой влюбленности распрощалась и пассия, отринувшая идею на корню:

– О чем ты? Мне в аэропорт рано утром, да еще собираться!

Референт приоткрыл рот, поднес ко лбу руку, но ничего не сказал. Будто опомнившись, Светлана с опаской взглянула на него и…тоже промолчала.

– Все-таки уезжаешь… – чуть погодя обдал стариковской тоской референт.

– У меня же дети! И так почти меня не видят! – воззвала к семейным ценностям Светлана.

Олег принял позу «Мыслителя» Родена, должно быть, высматривая лучшее местечко в обозе, то и дело кидающем на ухабах, которым не видно конца.

– Может, в этой комнате я лишний? – Референт распрямился, похоже, прозрев, что другому «обозу» в этом круге жизни не бывать.

– Перестань! Не приехал бы ты раньше…– попрекнула ухажера дефицитом пунктуальности Светлана.

Референт ненадолго ушел в себя, после чего спросил:

– Комната хоть твоя?

– А чья же? Моей более не бывает! – вскинулась Светлана, лихорадочно выискивая скрытый подтекст. Но не найдя оного, миролюбиво продолжила: – Отметим… отправим гостей… а утром проведешь меня в аэропорт, если захочешь…

Олег метался между двусмысленностью ситуации и небесным взором возлюбленной, волокущим в маковые поля. Оттого не сразу разобрал вопрос:

– Почему, Светка, со своим другом не знакомишь?

Не вняла вопросу и Светлана, испытывая схожее с Олегом раздвоение, но, конечно, по-своему. Она просто грустила. Все же подняла голову и уставилась в спину подруги. Последние минуты взгромоздившаяся на подлокотник товарка демонстрировала влюбленным свой ядреный зад – словно стерегла сакральную неприкосновенность Встречи. Но тем временем не прекращала флиртовать с Витяней, набычившимся и то и дело порывавшимся от всех «щедрот» освободиться.

Подбавив игривости, Люся повторила вопрос. Между тем развернуться к влюбленным анфас не спешила.

– Чего-то друг тебе мой дался? – окрысилась Светлана, занимая столь легко осваиваемую ею позицию атаки. – По-моему, кроме Витяни, сейчас тебя никто не интересует!

Люся слезла с подлокотника, расправила юбку и кокетливо повела плечами – не менее внушительными, чем отметившийся круп. От комичного несоответствия жеста физической надстройке Олег и Витяня чуть не прыснули, но сдержались. Поулыбались лишь чуть-чуть.

– Не хочется мне самой баулы таскать… как прошлый раз… – укорила какими-то счетами с прошлым Люся.

Тут на нее накатило выражение, за которым следует воспоминание, с трудом продирающееся на белый свет.

– Вспомнила наконец! – К Олегу кинулись десятки веснушчатых зайчиков, унюхавшие долгожданную добычу.

– Что ты вспомнила, Люся? – насторожилась Светлана, комкая в руке неясно откуда взявшийся платок.

– Вспомнила, где видела твоего друга и когда! – Люся чуть притопнула, мрачнея. Вскоре продолжила: – Чуть на дыбы тогда не встала, когда он в аэропорту твою руку заграбастал и буравил глазами, точно целитель народный. Шарлатаны, подумала, до Стамбула уже добрались, спасу от них нет! Не врубилась, что у вас срослось с первого взгля… а вернее, баула....

Вся честная компания дружно рассмеялась – кто весело, кто вразнос, а кто украдкой. При этом причина для веселья у каждого была своя. Олег смеялся, поскольку его уподобили фигуре загадочной, но с которой он ничего не имел общего, Светлана и Люся – потому, что аксессуар их походной жизни, баул, атрибут явно неромантический, невольно обрел возвышенное звучание, ну а Витяня, не зная подоплеку дела, наверное, смеялся за компанию. Он был моложе всех, по обыкновению же, молодость подражает…

А вообще-то, у Виктора на душе скреблись кошки. Причина тому – новый любовник Светланы, разительно выделявшийся на фоне ее предыдущих ухажеров: похотливых торгашей, у которых они закупали в Стамбуле товар, заносчивых коммивояжеров из московских отелей, где они останавливались на пути из Турции домой, хамоватых покровителей из родного города Светланы Абакана (она не раз рассказывала о них, разумеется, умалчивая форму расчетов), и всех иных залетных и не залетных, осточертевших ему до рези в глазах кобелей.

Едва он уловил силу притяжения между Светланой и ее новым другом, как с горечью признал, что дни его романа сочтены, и этот представительный, явно не эсэнгешной «выдержки» мужчина раз и навсегда уведет ее из его жизни. Виктор и не подозревал, насколько был близок к истине…

Познакомившись пару лет назад со Светланой на Стамбульском вещевом рынке, Виктор до умопомрачения в нее влюбился. Событие в корне изменило его жизнь, которая с тех пор подчинялась строго ее интересам. Обитали они за тысячи километров друг от друга. Он – в Череповце, она – в Западной Сибири. Между тем каждый раз, когда Светлана летела в Стамбул, он присоединялся к ней, закрывая глаза на то, что доход от челночного бизнеса давно едва тлел, позволяя разве что поддерживать штаны. Внешне их отношения выглядели, как коммерческо-бытовой альянс, где ему, в основном, отводилась роль грузчика и телохранителя. Блюстителем суверенитета он выступал, когда кто-либо из нежелательных ухажеров Светланы переходил рамки дозволенного.

Вместе с тем в редкие дни, а точнее, ночи, она дозволяла ему подряжаться «электрическим одеялом» – оно отключалось, едва завершался «цикл обогрева». Везло, когда Светлану опутывала хандра или напрашивалось поощрение за проделанную им важную работу. Селились компаньоны-любовники в разных номерах, и каждая его попытка затронуть перспективу обрывалась одними и теми же словами: «Дружбу портить незачем! Да и не пара я тебе… (с намеком на большую разницу в возрасте)».

Между тем не по годам проницательный Виктор склонялся к мысли, что отнюдь не дружеские чувства объединяют его со Светланой, а связывает их любовь, и не только с его стороны. Сложив в единую картину мельчайшие, интуитивно воспринятые детали, он однажды заключил: в основе их взаимоотношений лежит ее инстинктивная потребность в сыне, похожем по своим данным на него – крепкого, надежного парня. Зная, что мечта эта уже не сбудется – возраст и образ жизни не располагали к увеличению потомства – она экстраполировала нереализованную материнскую любовь к сыну на него. Другого объяснения их союзу он не находил, понимая, что своей назойливостью скорее мешает ей, нежели содействует, ибо то и дело вторгается в мир ее интима, что нередко влекло за собой и коммерческие потери. Ну а то, что волонтеров таскать ее баулы не счесть, он не сомневался, видя, какие страсти разгораются вокруг сибирской красавицы. Причем теряли голову не одни бычки-заурядности, как он, а, случалось, и баловни судьбы. Соверши выбор по расчету, Светлана раз и навсегда распрощалась бы с занюханными гостиницами, суматошными аэропортами, баулами и козлами-таможенниками.

Глава 7

Поддавшись инерции всеобщего веселья, Витяня воспрянул духом. Позже, осмотревшись, ощутил, что окружающие его персонажи, еще минуту назад окучивавшие каждый свою грядку-мечту, не против вступить в душевный контакт. В итоге, недолго думая, дал ход ритуалу «Решение формулы знакомства с одним неизвестным».

Перешагнув через протокольную часть, Виктор отправился в ванную, откуда принес еще один стакан. Извлек из пакета бутылку, со звонким хрустом свернул пробку и разлил в четыре емкости.

Столик стоял рядом с кроватью, где сидели улыбавшиеся от Люсиного оксиморона референт со Светланой, так что приглашение к столу им не требовалось. Люся же вновь мостилась на деревянном поручне кресла, которое Виктор только что покинул, и почему-то не торопилась усесться нормально. Должно быть, рассчитывала на его скорое возвращение, правда, уже анфас к компании. Штатный грузчик-телохранитель по-свойски попросил ее оттуда и потащил кресло к столику. Сообразив, что отдельного приглашения не последует, Люся отправилась за Витяней и заняла свободный стул.

Виктор задумался о последующих действиях, а вернее, словах, способных сплотить расширившийся недавно контингент. На помощь ему пришел – кто бы мог подумать – Олег.

– Похоже, настало время знакомиться, соотечественники…

Его щедрая улыбка передала и комичность ситуации, в которой очутилась их разношерстная компания, и самоиронию, и менее внятные самоощущения.

Комната вновь наполнилась смехом. Не рассмеялась лишь Светлана, зато Олега проняла до дрожи скользнувшая по бедру ее рука.

– Так выпьем тогда за знакомство! – прозвучал давно вынашиваемый Виктором тост. Он взял в руки два наполненных стакана и раздал их Люсе и Светлане. На стоящий рядом с Олегом стакан Виктор указал, озорно подмигивая. Потянулся, чтобы чокнуться, и… замер.

– Тост прозвучал, а знакомства-то не было… Заторможенность, блин! Ладно, начнем по-порядку: я – Виктор, эта дама – Люся, а это – Све… Тьфу, да вы же знакомы… Ну а вас как?

– Олег, – назвался референт.

– Вот теперь можно и выпить, за знакомство! – Виктор ловко гасимыми касаниями смачно чокался.

Звон стаканов повеселил собрание, ну а напиток разогрел, но не всех. От самопального бренди у референта схватило гортань, и ему стоило больших усилий, чтобы приглушить рвотный рефлекс.

Последний раз Олег пил такое пойло в семьдесят девятом, на перроне минского вокзала, на своих проводах в эмиграцию, где не убоялись появиться лишь парочка институтских друзей. С тех пор, однако, столько воды и дорогущих дистиллятов утекло, что не держи он маркуперед возлюбленной, то, наверняка, оконфузился бы.

Ни Витяня, ни Люся глотательного катаклизма у гостя не заметили. Светлана же, обхватив референта за талию, держала руку ровно столько, сколько Олег сносил брыкание растренированных на светских раутах с «Вдовой Клико» недр.

– Вы, Олег, наверное, из Москвы? – Люся вернула на стол стакан, не поморщившись даже…

– Не… – за референта отозвался Витяня, забрасывая в рот кусок сыра.

– Тогда из Питера? – без запинки, с лукавинкой продолжила расспрос Людмила.

– Мимо, Люся, мимо, – протянул грузчик-телохранитель, напуская на себя важный вид.

– Да кто тебя спрашивает?! – возмутилась любопытствующая.

– Из Белоруссия я, из Минска, правда, не живу там давно, – отозвался, наконец, референт. С легкой укоризной взглянул на Виктора, после чего мужчины обменялись улыбками.

– Минск – все равно столица! – Люся пропустила мимо ушей вторую часть фразы или сделала вид, что пропустила.

– А чем занимаетесь, наверное, чем-то серьезным? – набрасывала социальный портрет референта Люся.

– Серьезным? Как сказать… В любом случае мы с вами коллеги, – явно не конспирируя, утаивал свой портрет референт. Впрочем, чистоплюйство – черта наследственная, не одних гуманитариев бич…

– То есть как коллеги, вы что, тоже шмотье туда-сюда возите? – Люся аляповато щурилась, не скрывая сарказма.

– Да нет, просто, как и вы, работаю на самого себя и зарабатываю своей головой, – стряхивал пылинки и с посмертного лапсердака референт.

Здесь Люся в третий раз за вечер потеряла к Олегу всякий интерес. В первых двух случаях, правда, это сотворилось заочно.

С тех пор, как на ее мужа, заснувшего пьяным в прокатном цеху, разгрузили раскаленную плиту, и он фактически испарился, Людмила – на руках с трехлетним малышом – воспринимала ощетинившийся нуждой мир, точно самка, которую вот-вот разорвут голодные сородичи.

Все же, по-видимому, трагедия лишь усугубила ее родовую стервозность и примитив помыслов. Оттого каждого нового забредшего в ее жизнь индивида Люся пропускала через внутренний микроскоп, тестируя образец без премудростей: «полезен – бесполезен», «нужен – без толку». Микроскоп ее, правда, грешил одним глазком, да еще отсутствием линз, но такой уж ей достался…

На бесплодных субъектов Люся не то чтобы не тратила лишней минуты – она не видела их в упор. Так что, услышав от Олега слова «труд» и «зарабатывать», отдававшие чуждой ее самочьей натуре расплывчатостью, она без колебаний причислила его к извечному нересту пустобрехов. А вся его презентабельная внешность, запечатленная при встрече, растворилась, как сахарная пудра в кипятке.

Для Люси тема Олега казалась исчерпанной, как, впрочем, и планы на сегодняшний день. Смеркалось, до вызова такси в аэропорт – часов семь. Следовательно, не лишнее дело выспаться. Она незаметно вышла из-за стола и прошмыгнула в ванную, где, прихорашиваясь, раздумывала, как выудить из номера Виктора. Последний вновь разливал алкоголь в разнокалиберную, не очень мытую посуду и, казалось, весьма заинтригован новым приключением Светланы.

Люся не кривила душой, высказав подруге опасения в адрес Виктора. На нем был весь багаж, так что завтра утром он делался ключевой фигурой их бизнеса. Совершенно непозволительно, считала она, без нужды его провоцировать. Более того, Люся неизменно сокрушалась, видя, как двадцатисемилетний, обделенный судьбой молодец закладывает душу во имя неразделенной любви к тридцативосьмилетней женщине. А был Виктор, полагала она, еще как полезен в их делах! Без него они ни за что не выжили бы в мясорубке, именуемой «российским бизнесом». Полезного же человека Люся ценила всем своим мясистым, не ведавшим юмора естеством.

Но гораздо серьезнее ее тревожили доносившиеся из комнаты звон стаканов и возбужденные голоса. Родившись русской, она доподлинно знала, во что выливается эта национальная геральдика и, каковы бывают ее последствия. Лишь для несведущих «теплые» посиделки – акт релаксации граждан, озабоченных зудом группового общения. Стало быть, преступно пускать вечеринку на самотек и потакать Витяне в желании набраться. Люся то и дело задумывалась, как вытащить Виктора из-за стола и спровадить в номер, чтобы к утру он, выспавшись, протрезвел. Между тем не выпускала из виду вариант завлечь Витяню к себе в гостиницу, притом что ее прежние попытки с ним переспать успеха не имели.

Тут до Люси донеслось:

– Как вы допустили, что вооруженная чуть ли не авторучками горстка террористов поставила на колени вашу хваленую Америку и отымела до полного не могу?

«Вашу хваленую Америку» зацепило Люсино ухо, и она вслушалась в беседу, воспринимавшуюся до сих пор интонационно.

Ответ прозвучал после паузы, но еще больше заинтриговал:

– Боюсь, Виктор, поимели не Америку, а нас всех, да и продолжают иметь… – тяжко вздохнул референт.

– Нас – это кого? – смутился Витяня.

– Америку, Европу и без всяких оговорок Россию. Одним словом, все мало-мальски открытые общественные системы, – вынес свой вердикт заезжий гость.

– При чем здесь Россия? А хотя… Должно быть, имеете в виду «Норд Ост», Беслан… – обескуражено согласился Витяня.

– Беслан – это где? – поинтересовался Олег.

– На Северном Кавказе… школьники… – нехотя пояснил собеседник.

– Ах да, та трагедия первого сентября, – вспомнил, переварив подсказку, референт.

Люся напрягла слух, пытаясь разобрать источник заполнивших диалоговую паузу звуков: то ли так ворковали новоиспеченные голубки, то ли Виктор столь художественно, с придыханием подбавлял. В итоге лишь расстроилась вконец. Ее мечущееся промеж экономических невзгод и вдовьим одиночеством естество бесило что то, что другое…

Нагрянули слезы, Люся встрепенулась – искала глазами полотенце, чтобы спасти макияж. На держаке – одно махровое, она схватила его, но застыла, когда гость увлекательно, с нарастающим воодушевлением заговорил:

– Знаете, какая мысль меня сейчас посетила, Виктор, – несколько экстравагантная, но, похоже, вполне имеющая право на жизнь. Так вот, задержись режим Брежнева, скажем, лет так на десять, то трагедия башен-близнецов обрушилась бы не на Нью-Йорк, а на Москву. Не случись перестройки, война в Афганистане была бы продолжена, ну а то, что Бен Ладен воевал там добровольцем, вы, наверное, помните. Рано или поздно СССР отпочковался бы в глазах Бен Ладена во врага ислама номер один, вызвав к жизни идею мщения. Как ни странно, осуществить в Союзе аэротеракт было проще, нежели в Америке. Вы человек молодой и, скорее всего, не знаете, сколько арабских летчиков училось в Советском Союзе – как военных, так и гражданских. У меня даже мурашки пробежали от гипотетического сценария. Представьте себе нафаршированную ядерным и конвенциональным оружием империю, неуклюжую и, по большому счету, без ориентиров. У нас, на Западе, хоть «money-money», а что там? «За Родину, за Сталина!» – и то полвека назад. Далее все просто. Из «Шереметьево» взлетают самолеты, в них – лондонские, парижские дипломаты, сборная чьей-то страны по футболу и прочий заморский люд. Тут со своих мест встают арабские студенты, якобы отправляющиеся на каникулы, при этом знающие «Ту» и «Илы» отнюдь не по тренажерам. В итоге опрокидывают весь этот СВ на Кремль вместе с тоннами горючего. Там в это время Лелик, Устинов и вся команда – вот вам и начало апокалипсиса…

– Лелик – это кто? – осведомился Виктор.

– Брежнев, – разъяснила Люся, вернувшаяся в комнату с полотенцем в руке.

– Где тебя носит, здесь разговор такой завязался! – воскликнул грузчик-телохранитель, добавив чуть позже: – Правда, сачканула ты вовремя, нас чуть было не похоронили… – Тембр голоса передавал манерную строгость.

Товарки недоуменно переглянулись, Олег весело заулыбался, а Витяня ему подмигнул.

– Так вы, Олег, получается, из Америки? – Люся устраивалась на своем месте, выказывая натуральный, но с затаенным подтекстом интерес.

– Оттуда, – охотно подтвердил несколько потяжелевший за Люсин уход в ванную гость.

– Надо же, первый американец, с кем познакомилась. – Глаза Людмилы блуждали. – Челнокую сколько лет, но из туристов в Стамбуле лишь китайцев узнаю. Безъязыкая я: не угадаешь, кто и почем.

– Нет здесь китайцев, японцы это… – поправил коллегу Витяня.

– Вечно ты умничаешь, пошел бы лучше на боковую! До вылета рукой подать, а ты кирной! И что там на дне ищешь, пустая ведь! – наставляла с видом старшего товарища Людмила.

– Нет, есть еще… Вот тебе и налью, чтобы не трындела…– отнекивался на глазах соловеющий Витяня.

Наконец, с явной задержкой, у референта воссоздалась приведшая в «Инам» цель: увидеть Светлану и, разумеется, с ней уединится. Но едва искомое о себе напомнило, как Олег открыл для себя: не хочется, чтобы честная компания расходилась. А к чему впрямь тянет, так это почесать, как в молодости, языком, но еще больше – послушать. С Витяней с каждой минутой он сближался, то и дело ловя себя на мысли: «Ты прав, Фонтенбло! От прошлого не убежишь. И как не открещивайся от своих корней, в них несомненная магия». Ну а Люся, ему казалось, хоть и клинический эгоцентрик, вовсе не портила атмосферу уютных посиделок. Более того, ее малосольная зоо-непосредственность – несомненная аттракция.

– Может, по последней, ребята? – погладив ежик, предложил референт. Иного аргумента продлить их лады да уют он не видел, хотя и понимал, что в свете недавних Люсиных увещеваний его на пару с собутыльником могут под горячую руку выставить вон…

– Мысль хорошая, только по нулям мы, – с грустью признался Витяня.

– Может, еще возьмем? – осторожно поинтересовался Олег. Осмотрелся, но явного протеста у дам не заметил.

– Только где? Рынок закрыт, а других мест я не знаю… – посетовал, мрачнея, застрельщик раунда.

– Придумаем что-то, – обнадежил гость с платиновой кредиткой в кошельке.

Референт достал из нагрудного кармана сотовый, набрал стамбульскую справочную. Вскоре он держал в руках клочок бумаги с номером регистратуры ближайшего к «Инам» четырехзвездочного отеля. Дозвонившись, попросил соединить его с баром.

Бармен говорил по-английски скверно, должно быть, поэтому он отринул идею оплаты кредитной карточкой и отправки посылки на такси. Олег заказал «Джек Дэниелз» и «Айриш Крим», но спохватившись, удвоил заказ. На прощанье уведомил, что прибудет в ближайшие полчаса. Езды туда минут пять-семь, так что, ему казалось, добавка уже в кармане.

Олег придвинулся к Светлане, прошептал:

– Отъеду на пятнадцать минут, не обидишься?

– Куда ты? – встревожилась пассия, не соотнесшая деловые переговоры на английском с мужским пороком травить баланду до утра, наклюкавшись.

– Неудобно как-то, пришел с пустыми руками… – оправдывался извиняющимся тоном Олег.

– С чего ты взял, что с подарком тебя ждали? – нахмурилась пассия. Со смесью недоверия и тревоги разглядывала референта.

– С подарком или без подарка, я мигом! – заверил возлюбленную Олег.

– Сколько с меня? – обратился Виктор, увидев, что собутыльник встает.

Олег лишь ухмыльнулся, отметив про себя, что молодой человек отличается не только завидными манерами, но и приличным английским.

– Ровным счетом ничего. Разве что проследи, чтобы наших девушек не обижали, – предложил гость.

– Это он умеет, – прокомментировала не без гордости Люся. – Но куда вы, Олег, уходите? На мой вопрос вы так и не ответили…

– Обязательно отвечу, но через четверть часа, когда вернусь. – Референт ретировался, салютуя смыканием рук – такими же красными, как и его образ в целом.

На улице Олег воспроизвел в памяти весь состоявшийся в номере разговор, заключив, что никакого вопроса, на который бы он не ответил, Люся не задавала, если не прослушал чего.

Референт вернулся в гостиницу «Инам» не через пятнадцать минут, а гораздо позже – почти через час. Прибыв в бар, он обнаружил, что к его приходу ровным счетом ничего не сделано, чему, впрочем, не удивился. В исламских странах алкоголь – вне закона, притом что в европеизированном Стамбуле купить его в дневное время – достаточно просто. Знай лишь места.

Бармена на месте не оказалось, и на его поиски ушло минут двадцать. Когда в конце концов знакомство состоялось, Олега чуть было не хватил удар. С тех пор, как он, «поцеловав» пустую стойку, то и дело беспокоил обслугу, бармен уже дважды заскакивал и, перекинувшись с официантом парой слов, уходил.

За «Джек Дэниелз” сходили на склад, но принесли лишь одну бутылку. «Айриш Крим» не оказалось и в помине – пришлось заменить на «Амаретто ди Сарроно». Его единственный экземпляр извлекли из выставочного трюмо.

Обозначился дефицит, и после прелых раздумий Олег докупил украинскую перцовку. Поначалу его выбор колебался между «Московской», «Столичной» и этим неизвестным на Западе раритетом. В конце концов референт посчитал, что выбери он «Московскую» или «Столичную», то сотоварищи по застолью его поймут неправильно. Но почему «неправильно», он так и не успел определиться. Похоже, ясность мысли туманила гулявшая в венах дурь. Как ему наутро подумалось, – прототип самогона, дистиллированного в эпоху позднего Голодомора. Но, возможно, выбор перцовки предопределил ее цвет, напоминавший любимый скотч.

Поданный счет несколько озадачил – на такую сумму он явно не рассчитывал. Наличных не хватало, а ведь нужно было еще купить коробку конфет и цветы у уличного торговца, о существовании кредиток, возможно, и не слышавшего.

Между тем все обошлось как нельзя лучше. Аппарат электронного менялы в баре наличествовал, утвердив сделку за считанные секунды.

Приближаясь к двери, приоткрывшей перед ним тайны женского начала, Олег вдруг замедлил шаг. Когда же подошел вплотную, то прильнул к ней ухом. Между тем, всего минуту назад, выскочил из «БМВ», как ошпаренный, забыв включить сигнализацию. С двумя пакетами в руках, узором морщин на лбу и букетом роз подмышкой чем-то походил на мудрого отца семейства, оттягивающего усладу долгожданной встречи с близкими.

– Другом еще называешься, позор, да и только! – щедро расходовала децибелы Светлана. – Почему ему, поддатому, позволил уйти, не сказав, что за бухлом он на машине намылился?! «По последней» – я мимо ушей пропустила, думала он за конфетами в ближайший магазин. Неужто не видел, как его крутило от нашей бормотухи, выворачивая всего наизнанку?

– При чем здесь бормотуха? – слабо огрызался Витяня.

– Знал бы, какие напитки он пьет, их просто слизывать хочется, по капельке… – не знала, чем укорить верного оруженосца Светлана.

– Не объясняй! Тогда еще понял, что не нашей фактуры он человек. Ну а когда сегодня его часы рассмотрел, тянущие на квартиру… – щеголял проницательностью небесталанный детектив-телохранитель.

– Надо же! Чего ж ты не рассказывала, Светка? – закудахтала впавшая в амнезию Люся.

– Слушать даже не хотела, все об Исмаиле своем, глаза б его не видели! Я тоже, дура, не уточнила, куда он и зачем! – восстанавливала хронологию событий и опцион на знатного воздыхателя Светлана.

– Света, остынь, не паникуй! Вот-вот явится, да и не собирался он никуда далеко. Бармен не захотел проводить через кредитку и отправить кирялово на такси – вот и весь сказ, – призывал к благоразумию и выдержке Виктор.

– А что, так можно? Ведь бармена и таксиста он в глаза не видел. Обуют, как пить дать, – усомнилась полагающаяся, как и весь прекрасный пол, на натурообмен Люся.

– Значит, можно, – зло отмахнулся Виктор, не понимая, как сегодня можно этого не знать.

Дверь без стука отворилась и, шурша свертками, в номере объявился референт.

– Извините, задержался, но главное – все привез, – лебезил, стыдливо пряча глаза опоздавший.

Олег разгрузил ношу на кровать и занялся раздачей: Люсе – коробку конфет, Виктору – напитки. Передавая емкости, напутствовал взором: готовь, мол, к употреблению. Подобрал цветы, сел на краешек кровати и уставился на возлюбленную. Глаза то всматривались в лик, боготворя, то с грустью скользили, но порой уносились прочь – в пустоту невыраженной страсти…

Светлана приняла букет, лишь ощутив прикосновение растений. Сам момент вручения пропустила – ее зрение то сужалось до замочной скважины, то без меры распахивалось, теряя контуры материального, – от какого-то необъятного, не усваиваемого счастья.

Что это? Вспышка двух пересекшихся комет? Выкрест биологии и духовного? Взобраться бы на первую ступень, но без подглядывания – это точно…

– Дай мне цветы, вода в кувшине… – Люся чуть не вырвала у Светланы прижатый к груди букет в целлофане.

Номер пришел в движение. Люся вплотную занялась цветами – раскладывала в кувшине лишь ей ведомый ансамбль. При этом то и дело ойкала, раня пальцы о шипы. Витяня настойчиво изучал наклейки, должно быть, выискивая инструкцию по опорожнению емкостей. В какой-то момент он на что-то наткнулся и даже зачитал целый абзац. Ну а Олег со Светланой целовались, чувственно, в засос, при всех.

Самым занимательным было то, что ни Люся, ни Витя их не замечали. По-видимому, потому, что ничего иного и не ожидалось с тех пор, как умопомрачение подселилось в номер. Оставалось надеяться, что «чары» зеленого змия тут ни при чем…

Оказалось, что великий прагматик Люся – еще и ловкий режиссер вечеринок, где средних лет влюбленные восстанавливают, в силу возрастной деквалификации, подутраченные навыки. Когда накал эмоций чуть спал, она невзначай сбросила на пол вилку.

Олег со Светланой отстранились и, восстанавливая дыхание, грешили несуразностью движений, в коих соседствовали легкий конфуз и малоскрываемое разочарование.

Люсино лицо заиграло подковерным смыслом, который вот-вот выплеснется наружу. И впрямь, не дав растревоженным голубкам опомниться, она адресовала вопрос, который, по ее глубокому убеждению, сегодня уже задавала:

– Верно ли, что в Америке лекарства бесплатно и любые есть?

Влюбленные переглянулись, не совсем понимая, кто должен ответить, да и нужно ли отвечать – настолько конструкция отдавала риторикой. Даже озадачились, нечто вспоминая… Все же первым нашелся Олег, что не диво. Вопрос вполне вписывался в русло его ощущений – на тот момент ему не помешал бы декомпенсатор давления, действия, правда, очагового.

– Лечиться нужно не лекарствами, а здоровым образом жизни, – загадочно изрек референт

– Как это? – смутилась Люся.

Олег недоуменно пожал плечами, состроил странную рожицу – будто не знал, что сказать.

– А если моя мать тяжело больна и врачи ничего поделать не могут? Все твердят: отечественных лекарств не изобрели, а на импортные бюджета не напасешься, – объявила Люся, цепким взглядом не выпуская заморского гостя из виду.

Референт поскреб лоб, потом затылок. Встал на ноги и оперся о стену спиной, подбоченившись.

– Да, похоже, ничего не изменилось за четверть века… – Олег поднял с пола лепесток розы, скатал его в шарик, после чего продолжил: – Валюта, импорт, дефицит… те же слова и тот же гопак меж обрывом и нарывом. Кроме, как посочувствовать, ничего предложить не могу. Ежели на ваш вопрос, Люся, отвечать серьезно, то в Америке нет не только бесплатной медицины и бесплатных лекарств, треть ее жителей лишены медстраховки и, стало быть, медуслуг вообще.

– Не может быть! – не верила своим ушам сердобольная дочь.

– Еще как может быть, – тихо, но весомо возразил референт.

Тут не проронившая с начала посиделок и слова Светлана воззрилась на Люсю и выдала:

– Чего ты со своими лекарствами лезешь?! Он что тебе – на спутнике домой слетает, пока такси подадут в «Ататюрк»? Не говоря даже, чего ради! Да и не мешало бы на часы взглянуть… Забирала бы Витяню, ведь завтра не поднимется. – Светлана резко наклонилась и продолжила шепотом: – Ну а то, что нам вдвоем побыть охота, догадаться трудно?

Светланин выговор оборвал Виктор:

– Хватит препираться, тут такое дожидается, букет и рядом не стоял!

Застрельщик придвинул к подругам стаканы. Они и на самом деле дышали южными ароматами, да еще эротикой и приключениями.

Посуда разошлась по подстанциям, формируя терпкий амбре – синтез абрикосового варенья и зловония дубовых бочек. Между тем утонченно-эротичный «Амаретто» не заинтересовал женский анклав. Больше того, товарки замкнулись и дружно выпали из беседы.

Люся лихорадочно соображала, как раскрутить Олега на жизненно важное для ее матери лекарство. Ее совершенно не занимало, что неоднократные попытки подрядить Исмаила, прочих мужчин-турок к добыче медикамента успеха не имели. Люся полагала: из-за незнания языка. А тут, если верить Виктору, настоящий воротила, главное же – мычать не надо!

Светлану, в отличие от товарки, охватили муки сомнений: лететь утром домой или остаться с Олегом? На одном полюсе ощущений сиротливо жались ее дети, по причине нелегкого, но кормившего семью ремесла, мать почти не знавшие. Их опекала младшая сестра, буквально валившаяся с ног от усталости. Кроме племянниц, она тащила на себе и их со Светланой парализованную мать, пару лет как лет прикованную к постели, и непутевого мужа, нигде не работающего. Другой полюс занимал сидевший рядом мужчина, но естество от него то впадало в восторг, то пускалось наутек…

До появления гостя Светлана не сомневалось, что завтра улетит. Но соприкоснувшись с ним вживую, размякла и металась. Недавняя вполне естественная цель потускнела и обрастала множественными ощущениями – то шаблонно-предметными, то выскакивавшими за пределы воображения. Все это бурлило и нагнеталось в витиеватом, многокамерном сосуде под титулом женская душа.

Светлана вспомнила своего первого мужчину, а точнее, нанесенную им обиду, пусть и канувшую в лету. Ощутила массивный торс Олега, бережно ночью ее укрывавшего, его прикосновения, уносившие в неведомые дали и запечатленные надолго, наверное, навсегда. Тут же: неподъемные ведра с углем и полное обид детство, рассредоточенное вскоре мужскими взглядами – один, второй, третий… Все как на подбор то потухшие, то злые, то сально-похотливые – целая лаборатория дурной энергии, взявшаяся неизвестно откуда и отхаркнувшаяся приступом тошноты. Он улетучился, едва вновь обозначился Олег, подхватывающий ее баул в аэропорту «Ататюрк». Тогда, при расставании, она не оборачивалась, но как рвало застежки женского, как заныло внутри под взором его умных, чуть отстраненных, но столь желанных глаз.

Светлана вычеркнула инкогнито из памяти через час после взлета – вспомнила нравоучения тетки, наставлявшей ее женским премудростям: «Избегай мужчин не ровня тебе, заумных или больно благополучных. Они хуже дураков: бросают однажды с концами».

Узнав от Витяни, что ее дожидается тот самый инкогнито, породивший столь сильное, но осажденное в зародыше чувство, Светлана поступила не как зрелая, видавшая виды женщина, а как капризная, взбалмошная девчонка. Могла ведь пройти мимо, сделав вид, что не узнает, или выдать от ворот поворот. Между тем не нашла ничего лучшего, как сбежать, дематериализоваться. Причиной тому: банальный страх выглядеть неотесанной провинциалкой на фоне фигуры из явно не ее мира. Как казалось ей, достатка и нетривиальных отношений. И еще страх смалодушничать, распахивая душу, чтобы в финале не глотать слезы отвергнутой от обиды, запавшей навек. Рядом же теплилась надежда: догонит, найдет… Догнал! И она ни на йоту не жалела об этом. Все, однако, перевернулось вверх тормашками, по крайней мере, до ближайшего утра.

Сомнения гасли под напором чувственного и наоборот, туманя горизонт. Все же барометр Светланы мало-помалу унялся, и она вернулась в прежнюю личину – прилежной слушательницы в ладном скроенной школьной форме, прикрывающей пылкое, питаемое неизведанным сердечко. Благо, что всеобщим вниманием завладел объект ее пристрастий и помыслов маеты.

– Понимаете, Люся, купить в Америке серьезное лекарство без рецепта невозможно. Причем неважно, делается это с членской скидкой или по полной цене. К тому же я не вполне удачная кандидатура для реализации предложенного. В моем кругу есть и врачи; все они, правда, коренные американцы. Но, учтите: подбить специалиста престижной профессии, с годовым доходом двести-четыреста тысяч, совершить нечто противозаконное – все равно, что склонить его к покушению на президента. В последнем случае он хоть войдет в историю, пусть, как злодей, а за нелегитимную операцию у него обыденно отберут лицензию. Без предупреждения, постановки на вид, раз и навсегда. И превратят из небожителя, жирующего на страданиях пациентов в вилле, тянущей под три миллиона, в лицо без определенного рода занятий, лишенное права на медицинскую практику пожизненно. Биография притом замарана настолько, что даже сторожем в приличное место не возьмут.

У иммигрантов из СНГ складывается впечатление, что общество западного типа трещит от перепроизводства демократии. Следовательно, излишками пользуйся без разбору. Некоторые на этом делают состояния и, вовремя умыв руки, забираются во фрак благопристойных бизнесменов. Другие же – таких большинство – чувства меры не знают и садятся на продолжительные сроки, сокрушаясь от бездушия системы, казавшейся поначалу доверчивой и беззащитной.

Вырисовывается тенденция: попадаются у нас немногие, но те, кто застревают в сетях правосудия, отдуваются и за себя, и за тех, кто не пойман… Мы – жители города всеобщего благодушия, между тем, время от времени, – показательная экзекуция у ратуши. И представьте себе, горожан это впечатляет отнюдь не как шоу, нагоняющее ужас. В отличие от своих средневековых предков, им есть что терять. Именно поэтому западные граждане в своей основной массе законопослушны…

– Неужели у вас никто взяток не берет? – перебила просительница, явно не желавшая сдаваться.

– Берут, Люся, берут, но не в вашем случае. Постараюсь обобщить сказанное. Ваша просьба с одной стороны до смешного мала, а с другой – совершенно нереализуема, ибо затрагивает сферу, целиком и полностью отданную на откуп специалистам. Если вы когда-либо ходили по врачам, то наверняка знакомы с их методикой. Обратились к терапевту по поводу болей в желудке – он переправляет вас к гастрологу. Вы на седьмом небе от счастья: вот-вот начнут лечить и наступит избавление. Но гастролог и не помышляет о лечении – не задумываясь, отправляет по кругу дальше: эндокринолог, нефролог, лабораторные исследования, анализы… Никто не хочет брать на себя ответственность, одним словом, полный ведомственный произвол. В конце концов вы у финиша: вроде выздоровели, желудок не болит, но без врача-психиатра не обойтись…

– Вещи, Люся, все запаковала? – Виктор осоловело лыбился, визуально закрепляя намек.

– А чего ты так печешься!? – окрысилась на «перебежчика» Люся. Придвинулась к столу, точно в намерении закрыть «прореху» знатной кормой.

– Я, в общем-то, о матери твоей пекусь, – несообразно выпитому спокойно возразил «перебежчик». – Не была бы жмотом, лекарство давно достала. Будто не знаешь, за деньги в России все можно и от всего откупишься!

– Так уж от всего? – усомнился политинформатор-референт.

– И не сомневайтесь. – Витяня бесстрастно отмахнулся.

Олег посмотрел на пассию, но, кроме чисто женского интереса, не выявил ничего. С извиняющимся видом улыбнулся, транслируя: что поделаешь – такой уж завязался разговор… После чего откликнулся:

– Если принять сказанное на веру, то Россия – правовой оффшор-заповедник для деньги предержащих. Многие о такой стране-заводи мечтают…

– Ну, вы же понимаете, Олег, где в масть, а где выпендрежа ради. Ежели же без ля-ля, то делать вам у нас ни сегодня, ни завтра нечего… – В некоем иносказании Витяня барабанил пальцами по столу.

– Откуда такой вывод? – Олег силился взять в толк, как их милые, ни к чему не обязывающие посиделки забрели в провокационную, давно задраенную им зону.

– Достаточно понаблюдать за вами пару часов… – рассудительно заметил Витяня.

Референт выдавался растерянностью и потливостью ладоней – их он то и дело вытирал путем поглаживания брюк.

– Не знаю, изменения в России огромны… – неуверенно откликнулся он.

– Да другой вы, из иного теста человек, хотя говорите и думаете по-русски. Но при этом не видно, что когда-либо в Союзе жили – как бы это не казалось необычным…

– Из какого теста не знаю, но то, что дрожжей в нем дефицит – это факт… – Олег хитро взглянул на Светлану.

Оценив юмор, Витяня хмыкнул, но вскоре стушевался, казалось, пережевывая старую, успевшую побрататься с ним боль.

– Никто меня не переубедит – житуха у вас совершенно иная… осмысленная, что ли, без ежедневного удаления зубов, без наркоза… – заговорил, все еще витая в своем, Виктор. – Сколько лет за иностранцами в Стамбуле наблюдаю: спокойные лица, размеренная речь, улыбки и никакого напряга. А главное – не злые, как у нас, раздирающие на куски глаза!

– Да что там говорить – прав Витяня, неумная у нас жизнь, – подтвердила Люся, причем, в первую очередь, нежданно для самой себя. Трусливо поглядывала на общество, не сболтнула ли лишнее…

Олег уставился на Люсю, изображая невнятицу чувств: помесь любопытства и морального поощрения. Придвинулся к пассии, обнял ее левой рукой.

Ближайший час россияне, неторопливо и обстоятельно, не жалели слов о своем житье-бытье. При этом ни блеклая обреченность, ни эмоциональная одномерность речи не преуменьшали масштаб и глубину темы. Пропустив через себя весь этот сказ – настоящую Цусиму кораблекрушений – Олег в полной мерее ощутил, как это, когда на самом деле хреново и что такое полный, давно пересиженный абзац. Перед ним наглядно, в ужасающих подробностях, воссоздалось так называемое общество смуты. В нем старая, сданная в металлолом система ценностей нередко кажется благом, целые города годами не получают зарплату, а молодые мамы дерутся за место в борделе какой-нибудь Боснии, ибо их мужьям не объяснить, почему в ведомостях на заплату – количество выданных кастрюль. Он прознал о гримасах нового времени, где бандформирования зарождаются уже не по принципу совместной отсидки, а по расположению классов в школьном коридоре, но не в школе средней или, на худой конец, базовой, а в школе начальной, и «бомбят» одиннадцатилетние не только сверстников, а всех, кого сподручно «бомбить» – пьяных, калек, стариков.

У исповеди регламента не бывает, а у исповеди коллективной – тем более. Есть, правда, правило для слушателя: не перебивай. Попеременно сменяясь, исповедовались трое, а случайно подвернувшийся пастор затаенно слушал, не встревая. За исключением одного раза, когда Виктор произнес английское слово «дефолт» С этим, грешащим полисемантикой словом, Олег в русском языке прежде не сталкивался. Предвосхищая интригу, поинтересовался, каков его смысл.

Витяня в двух словах обрисовал, но на его лице прочитывалось недоумение: мол, как ты этого не знаешь? Оказалось, что читавший лишь американскую прессу Олег об этом на самом деле ничегошеньки не знал. А проведав, что дефолт – обвал российской монетарной системы, подкосивший Россию относительно недавно, и, похоже, почти не освещенный масс-медиа на Западе, удивился похлестче собеседника. Должно быть, потому диалог мужчин разукрасили эмоции и хлесткая, но изрядно поднадоевшая параллель.

– Так на сколько девальвировали рубль, Виктор? – докапывался до сути дела референт.

– На пятьсот, – уныло известил Витяня.

– На пятьсот пунктов? – поторопился уточнить Олег.

– На пятьсот процентов! Даешь… – журил за нехватку делового нюха собутыльник.

«Подумаешь смерчи да торнадо – эка мелюзга! Пучило-крутило – газы отошли. Страховка все покроет… А у них немыслимо круче: чуть где душно – на сквозняк не размениваются. Кнопка – и глобальное обледенение готово. Но русские не мамонты, и это абсолютно точно!»– плодил в душе тропы референт, с трудом веря услышанному.

– Так это не дефолт… – уже словесно размышлял Олег.

– Что тогда? – смутился Витяня.

– Гулаг-2! – призвал пафос заокеанский политинформатор.

– Не мрачновато ли? – усомнилась поросль, задетая за патриотическое живое.

– Вовсе нет: как тогда, так и сейчас целый класс грохнули! – не унимался трибун исторической справедливости.

– Какой класс? – недоумевал держатель вечернего аттестата зрелости, не по чину начитанный.

– Мелких и средних предпринимателей, ну а за компанию досталось и остальным, – заключил заочной ковки предприниматель.

– Не поспоришь, верно. Но оклемались как-то, выкарабкались… – отстаивал будущее своей родины Виктор.

– А вы говорите – песо… – Черты референта стремительно тяжелели.

– Это о чем? – живо поинтересовался собеседник.

– Да так, мысли вслух… – Резкий жест Олега вниз мог показаться кличем к новому раунду застолья. Между тем вспомнивший о девальвации аргентинского песо* Олег и не помышлял о сценических подсказках Витяне…

Должно быть, проблема несправедливой конфигурации мира Виктора волновала меньше. Оттого к жесту референта он отнесся с должным вниманием и потянулся к ближайшей бутылке. Но, проверив ее по весу и на свет, несколько изменился в лице.

– Во, девки дают, надо же – перцовку добили! Все, что осталось, принцесса Ди под фисташковым сиропом, хочешь? – предложил Витяня зависшему где в мыслях, а где в сорокаградусных парах компаньону.

– Не, не буду, – картинно вздрогнув, Олег изобразил отвращение.

– Может, сгоняю туда, где ты брал?! – азартно предложил застрельщик.

– Можно, но я бы не советовал… – явно отмахивался от третьего акта действия референт.

– Сказал ведь – я слетаю! – Взмахнув головой, Виктор, казалось, отбросил чуб, которого у него и в помине не было…

– Нет, не то это место, не то, – продолжал отнекиваться Олег, вяло подумывая о заначке в «Карлтон Риц». Но не успел он перенестись в курируемую Хью реальность, как продолжать кутеж ему перехотелось.

– Кстати, а где наши дамы? – решил сменить тему, а может, восстановить шкалу приоритетов Олег. Последнюю минуту он отчаянно вытирался оставленным Люсей полотенцем – пот с него лил ручьем.

– В ванной шепчутся, – проговорил в нос Витяня.

Дамы объявились столь же внезапно, как и исчезли.

– Уже не шепчемся, – вербально подтвердила свою явку Люся, вскоре добавив: – Пошли, Виктор, дело есть.

– Какое еще дело? – Витяня дернулся и едва не свалился со стула. Забросив правую руку за спинку, обрел равновесие. Принялся раскачиваться взад-вперед, угрожающе скрипя ножками.

– Шмотки остались, запакуй, – сориентировала многопрофильного ординарца Светлана.

– Какие такие? – Секьюрити бросил раскачивания, просунул за спинку и левую руку. Переводил мутноватый взор с одной товарки на другую, занявших стойку дозорных и, казалось, вознамерившихся взять его в клещи.

– Обычные, Витя, обычные… – успокаивала Люся. Расстегнула верхнюю пуговицу на блузке, но вскоре застегнула вновь.

– Да мне по х…, Люська, твои…– отбрыкивался Витяня, задиристо вращая головой. Но, поймав настороженный взгляд референта, заговорил миролюбивее: – Словом… однополово, Люська, отстань!

– Ты на время посмотри – почти двенадцать, или забыл, что улетаем? – Люся ухватила Виктора за подмышки и резко потянула. Синхронно норовила сдуть залипшую на лбу челку.

Олег воспринял меру как организационное мероприятие, затеянное по принципу «начнем с крайнего»… Не на шутку испугался, лихорадочно раздумывая, как себя позиционировать дальше. Само собой напрашивалось: с Витяней следует немедля распрощаться. Ему же не хотелось совсем…

– Люся, не надрывайтесь так, я вас и Виктора провожу, – предложил свои услуги референт.

Через минуту Олег, Люся и Витяня сгрудились у номера напротив и, заметно покачиваясь, общими усилиями искали ключ от него. Ключ почему-то оказался у Люси в сумочке, что Витяню ничуть не смутило. Он лишь вяло махнул – открывай, мол.

Референт извлек из портмоне визитку, вручил Виктору. Тот воспринял жест, как должное, и запихнул визитку в карман, не изучая.

– Понадобится помощь, звони. Но учти, денег не одалживаю, уроки английского не даю, а вот хороший совет обеспечен, – изрек с каменной физиономией Олег.

После короткой паузы Виктор, а затем и сам референт, рассмеялись.

Олег протянул для прощания руку, но Витяня подался вперед и, притягивая собутыльника, обнял. Разжимая объятия, поцеловал – вскользь, по-пьяному, между тем радушие казалось естественным, вполне мужским. Виктор направился в номер, но в дверном проеме остановился и, облокотившись о наличник, как-то странно на Олега глядел.

– Да, чуть не забыл: передай привет Бен Ладену. – Лобызатель слизывал белый налет с губ.

– Wow! Макаром каким? – Олег подслеповато всматривался, похоже, разбирая, какой ему уготовлен подвох.

– Когда его по Вашингтону в клетке повезут. Ведь рано или поздно поймаете! Я б его, суку… – за Виктором хлопнула дверь.

Референт еще долго не мог пошевелиться, притом что совсем недавно ему самому не помешала бы подпора. Его накрыло волной сильного, мало изведанного чувства – преклонение перед харизмой, коей природа щедро одарила парня с симпатичным именем Витяня. И «бены», прочие «ладаны» были здесь совершенно ни при чем…

Судя по звукам лившейся воды, Светлана принимала в ванной душ. Олег осмотрелся, не вполне понимая, куда себя деть. Тут он заметил кровать со смятой постелью и несколько оживился – обрел то погружающийся в туман, то выплывающий из его низин указатель. Долго приноравливался усесться, почему-то метя в насиженную теплой встречей выемку. Но, передумав вдруг, обосновался на стуле.

Ну и то хорошо…

Олег рассматривал раскардаш на столе и мало-помалу погрузился в раздумья. Правда, то, что он испытывал, лишь внешне напоминало задумчивость. Его «дымка», по сути, комбинация нескольких промежуточных состояний. Референт был полуочарован-полупьян, полувлюблен и, как ни странно, полуодинок. Дабы приглушить последнюю составляющую, а скорее, сгладить границы между всеми «полу», Олег принялся подливать «Амаретто», совсем недавно им отвергнутый.

Минут через двадцать Олег поймал себя на мысли, что, кроме мерного шума воды, из ванной ничего не доносится. Вознамерился было проверить, не случилось ли чего, когда вода литься перестала, и ванная наполнилась присущими, по большей мере, женщине звуками: взвизгнул фен, пробарабанили массажные шлепки.

Вскоре последние пустоты референта наполнились микстурой из Сарроно, и он сподобился в перекаченный газом баллон, с которым любое неосторожное движение чревато. Все «полу» гротескно увеличились втрое, поглотив компонент одиночества. Гость вновь вдохновенно потел, но и не подумывал промокнуть влагу. Справедливости ради – было не чем: полотенце из комнаты исчезло. На его физии залипла безадресная (разве что к самому себе) улыбка. Вроде до полного счастья было далеко, но свербело предчувствие, что оно не за горами.

Откуда-то приглушенно донеслось его имя, позже прозвучал повтор. Наконец до Олега дошло, что из ванной к нему обращается Светлана. Он отозвался, с трудом вырывая «ступни» из вязкого битума сна, но на ноги подняться не получалось.

– Они ушли?! – голосила через дверь дама сердца.

– Да, я проводил их, – успокоил Светлану референт.

– Тебе не скучно? – зрела в корень пассия.

– А ты как думаешь? – пробормотал Олег, смыкая пудовые веки.

– Не скучай, я скоро! – подбодрила застрявшая в ванной Светлана. По-видимому, нуждалась в поддерживающей профилактике нем меньше, чем сам балансирующий между сном и явью ухажер.

Олег пощипывал нос и уши, дабы не попасть в западню, куда его неутомимо тащили опричники Морфея. Все они нарядились в серое и выглядели как на одно лицо. Силы априори были неравными, и опоздай Светлана на минуту-другую, то наверняка бы обнаружила поклонника храпящим под куполом им же купленных цветов.

Куда бы свернул сюжет, случись конфуз, не оборвалась ли бы лента повествования вовсе, разбросав персонажей, куда глаза глядят, а скорее, в привычные, хоть и набившие оскомину палестины, или наоборот – не приобрела бы фабула новую инъекцию интриги – предсказать трудно. Ведь известно: любовь не терпит сослагательного наклонения и все сочинительские выкрутасы лишь слуги ей.

Олег открыл глаза от ощущения склизкого – ему казалось, что по шее течет дождевая капля. Он рефлекторно подался в сторону то ли в испуге, то ли решив уклониться от иных капель, могущих попасть за шиворот. Не исключено, на шею и впрямь забрела влага, только не из обнажившихся небес, а из розы. Светлана привлекла цветок, чтобы выразить нечто интимное, а заодно и привести ухажера в чувство. На ее появление из ванной он не реагировал – сидел с закрытыми глазами, скрестив руки на груди.

Первое, что боковое зрение референта выхватило, был ворсистый розовый халат с капюшоном. Он укрывал хоть и узнаваемые, но пока скрытые за плотной материей очертания женщины. Капюшон приоткрылся, обнажив вначале темный локон, а потом и весь профиль возлюбленной. Их взгляды не встретились – и хорошо, что нет. Глаза Олега одеревенели, ничего возвышенного и приличествующего моменту не изъявляя. Очи Светланы хоть и блестели, но выдавались болезненным блеском и пустотой.

Роза выскользнула из Светланиной руки и упала на кровать, служа неким мистическим знаком, без разгадки которого влюбленные не решались пошевелиться – ни в пространстве, ни в чувствах. К счастью, вдаваться в мистику у пары сил не хватило, поскольку нуждались они в одном – обычном шестичасовом сне, способном воскресить соки и токи жизни, столь упоенно, но безоглядно растраченные в последние дни.

Обильно пролитый на души коктейль житейских перипетий и алкоголя привел к курьезной метаморфозе. Точно дети, измытарившие себя баловством до бесчувствия, влюбленные прислонились друг к другу и… повалились навзничь, трогательно, по-детски обнимаясь. Угловатый атавизм можно было воспринимать как угодно – только интим это не напоминало ни в коей мере. Еще с минуту их глаза беспорядочно мигали, предвещая скорое погружение в сон. Руки же двигались в поиске тепла или утешения, пока не замерли столь же трогательно, как и тянулись…

Олег проснулся от громкого стука в дверь, не понимая, где он. Вскоре стук оборвался, и зазвучали мужской и женский голоса, поочередно звавшие Светлану и настойчиво предлагавшие ей проснуться. Позже он услышал, что где-то рядом открылась дверь, и некто гневно отчитывал по-турецки.

Кликавшие Светлану замолчали и, судя по наступившей тишине, ушли. Олег наверняка бы вновь забылся, похоронив на кладбище сна досадный, но все же мелкий эпизод, если бы не ужасные ощущения во рту. По меньшей мере, тот требовал ополаскивания.

Референт с трудом опустил ноги на пол и инстинктивно искал тапочки. Но обнаружив, что обут и одет по полной выкладке, оставил это занятие. Вопрос, куда его занесло, сохранял свою актуальность.

Зазвучали символы какой-то жизни: шуршала утварь, волокомперемещаемая по полу, вполголоса переговаривались двое, грохнулся на пол ключ и, наконец, избитое русское ругательство, как ему показалось, утратившее род из-за безмерно частого употребления…

Тут, по странному совпадению, Олег идентифицировал себя и свои координаты. Вся его материя враз переключилась на единственную, подмявшую прочие самоощущения задачу: как поправить разбитый пьянкой организм? Причем сейчас, сию минуту!

Усилия поживится минеральной водой результата не дали – стоявшие на столе бутылки были пусты. С диким тремором в конечностях он доплелся до ванной и, как в лихие студенческие годы, жадно алкал из крана, не потрудившись принести из комнаты стакан. Легче не стало, но надобная организму реабилитация началась.

Вернувшись в комнату, референт разыскал «Амаретто» и залпом опрокинул два с половиной чейсера, что в метрической системе идейно предметного СССР именовалось ста граммами. Деловито добавил еще чейсер и постепенно оттаял – сколами, рыхлостями, кусками. Минут через десять расслоение завершилось, и процесс засобирался обратно – в сторону интеграции материи. К счастью, полное затвердение не наступило, поскольку «растворитель» в виде «Амаретто» допел свою песню. В итоге Олег являл из себя некое желе, лишенное внятности форм, чуть покачивающееся, но совершенно безвредное. Однако, как выяснится позже, совсем не бесполезное…

Рано или поздно присутствие в комнате Светланы дало о себе знать, в результате чего у Олега проявились свойства Homo sapiens. Для последнего поиск партнерши – задача номер один, разумеется, после добывания пищи, на тот момент проглоченной в виде десерта, именуемого «Амаретто ди Сарроно».

Поначалу он бросал на возлюбленную случайные, мало что значащие взгляды. Со временем взор задерживался на ней все чаще и чаще, пока не замерз в одной точке – открытом разрезе халата, откуда выглядывали убойной красоты груди. Чарующе скользящие тени лишь подхлестнули воскрешение чувств и возврат к истоку.

Несмотря на гнетущую организм муть, хоть и ослабленную «абрикосовкой из Сарроно», он споро разоблачился и прилег возле возлюбленной. Сблизившись, захотел было прикоснуться, причем именно прикоснуться, а не приласкать – жило это, правда, недолго. Корявыми зигзагами руки заторопились к пассии, но в них пульсировал скорее синдром абстиненции, нежели плотское, не говоря даже о нежности чувств. Каким-то случайным движением он ослабил узел на поясе халата и почти невзначай распахнул его полы.

Номер наполнился порывистым сопением и неуклюжестью похмелья.

Светлана лежала на боку, и слившиеся в сферу выпуклости могли пригвоздить взор даже инопланетянина среднего пола, вызвав блокировку систем, без которых не вернуться домой. Между тем землянин Олег оказался менее технологичен и, в силу своей геногеографической принадлежности, более приземлен. Не предваряя своих действий ничем, кроме похмельной сосредоточенности, он осмотрел свои телеса и спящую глубоким сном Светлану, приподнялся на руках и… погрузился в возлюбленную всей массой тела. Не прошло и полминуты как он добросовестно, размеренно задвигался, увлекаемый драйвом сокращения мышц, выделений и пота, с трудом осознавая, с кем он и где – в очередной раз за сегодняшнюю ночь.

Глава 8

В те же минуты, за тысячи километров от «Инам», на окраине Москвы, в принадлежавшем «Лупойлу» особняке, шел допрос с пристрастием одного высокопоставленного сотрудника концерна. Накануне того застукали на горячем – не имея допуска, он затребовал в архиве сверхсекретные документы.

Еще в начальной фазе допроса задача дознавателя – раскрыть подноготную предательства – сильно осложнилась. Оказалось, что контактировавший с перевертышем агент использовал его со знанием дела, работая четко, без погрешностей. Оставалось единственное: проработать детали, выуживая из памяти осколки, на которые «крот», как непрофессионал, в свое время не обращал внимания.

Между тем перспектива особого оптимизма не внушала. Пройдя предварительный «разогрев, «подопечный» трясся, норовя прикоснуться руками, закованными в наручники, к разбитым губам.

Дознаватель знал, что у страха, без которого его ремесло мало что значило, есть и обратная сторона. У некоторых субъектов страх парализует память, «зажевывая» нужную информацию. Судя по всему, «подопечный» принадлежал именно к такому психотипу…

– Повтори-ка еще раз, как Иннокентий выходил на связь и, вообще, кто он и откуда? – в сбившийся со счету раз продвигал задачу «духовник покаянных».

– Сколько можно спрашивать об одном и том же, не могу… – канючил передышку лазутчик.

– Вспоминай, а то вновь подсказывать начну! – грозил «поленом правды» дознаватель. Для пущей убедительности сомкнул кисти, хрустнул костяшками

– Не бейте, пожалуйста, больно как… – взмолился главный маркетолог концерна Григорий Солнцев и заплакал.

– Говори, Гриша, не томи душу! – поморщился «духовник».

– Не знаю, кто он и откуда узнал, что литовцы мне по контракту откатывали, ума не приложу, – сквозь слезы затараторил Солнцев. – Телефона своего не оставлял, всегда звонил сам, номера не засвечивал. Лишь указания давал: узнай то, узнай это. А вчера в шесть, перед концом работы: достань соглашение по трубопроводу «Каспий – Средиземное море». Я ему: это секрет из секретов, да и есть ли оно вообще. Он: твои проблемы, к десяти чтобы было. Спешки за ним такой не помню… – Глаза маркетолога метались, предугадывая реакцию «наставника».

– Теперь о литовском откате, Солнцев. Откуда он все-таки выведал? – Дознаватель бесстрастно поскреб за ухом и, склонив голову, глядел в сторону, мимо подопечного.

– Да по дурости они башляли, ведь контракт заключен на уровне мировых цен! «Лупойл» не терял по-любому! – убеждал промышленного шпионажа погорелец.

– Не терял, хм… Не лепи мне горбатого, Гриша! Скажешь еще, что отстегивали за красивые глаза? Или из-за особой любви к русским, а Солнцев? И это с твоей-то зарплатой, деляга…В «Бритиш Петролеум» позавидовали бы! – отсылал к столь вольно трактуемой категории, как «совесть», смершевец.

Тут два респектабельных, сидевших по углам комнаты господина, как казалось, безучастно наблюдавшие за дознанием, переглянулись. Тот, кто постарше, достал радиотелефон, привел аппарат в действие и вполголоса распорядился:

– Леонида Наумовича ко мне, и не тяни.

Джентльмены вновь обменялись взглядами, синхронно, как по команде, поднялись и устремились к выходу. По перемещении же в коридор, а были они – главой и зам. директором службы безопасности концерна, старший по должности заговорил:

– Он сказал все, что знал, а на детали замкнуло – видно невооруженным взглядом. И Леонид Наумович с инъекциями – лишь для галочки, не вытянет ничего. Не нравятся мне эти юаровские ранды, которыми Иннокентий с Солнцевым рассчитывался. Издевка, да и только! Лишь истинно крепкие ребята так туману напускают. Убежден: они не ФСБ, ЦРУ или прочие бюрократы по линии сыска, как международного, так и внутреннего. По почерку чувствую: Хью Кейдж, распрекрасный и его «Стандарт Ойл». Я его еще по работе в разведке помню – специалист по ближневосточной нефти. Прямо никогда не сталкивались, но косвенно несколько раз – в Ираке, Италии, Кувейте. В девяностом мы хоть и публично открещивались от Саддама, но захват Кувейта был нам, честно говоря, на руку. Вырисовывался впечатляющий пояс стран-производителей нефти, которые на тот момент занимали или могли занять антиамериканские позиции: Иран, Ирак, Кувейт. Горбач хоть и сдавал наши международные редуты один за другим, все же в открытом антипатриотизме его не заподозрить… То, что Кувейт остался в сфере влияния США, – немалая заслуга Хью Кейджа, в прошлом начальника одного из секторов Ближневосточного отдела ЦРУ.

– Эдик, – запальчиво перебил заместитель, – если ты не ошибаешься – а ты никогда не ошибаешься – то план Хозяина под угрозой! Его замысел – отвлечь внимание американцев от мексиканского проекта через видимость переговоров в Стамбуле – боюсь, себя изжил и самое время переориентироваться. Как это в «Стандарт Ойл» пронюхали, что соглашение по трубопроводу давно подписано, а стамбульские переговоры – «потемкинские деревни»? Всё мы будто предусмотрели, до мельчайших деталей. Главное же – «Стандарт Ойл» сама подала идею, набросившись на проект, как алкаш на огуречный рассол. Нам оставалось лишь подыгрывать. Похоже, азербайджанцы маху дали – либо проболтались, либо продались, как Солнцев.

У директора зазвонил мобильный.

– Не вспомнил он ничего, как быть? – опустошенно проговорил абонемент.

– Костя, уже не первый раз, роняешь репутацию… – бесстрастно отозвался директор. Но от начальственной «интонации» у выжатого как лимон собеседника побежали по коже мурашки.

– Да я…

– Молчал бы, мне твои оправдания ни к чему! – оборвало подчиненного начальство.

– Хорошо, что с ним делать, Эдуард Михайлович? – абонент перевел перепалку в конструктивное русло.

– Как обычно, – чуть подумав, ответил глава безопасности. Могло показаться, не прочь уйти от ответа.

– Обычно – это как? – нехотя осведомился абонемент. Похоже, заведомо знал, что кроется за «как обычно».

– Купи-ка ему билет в купе-люкс, – посоветовал директор и сразу разъединился.

Звонившему стало ясно: инсценировка самоубийства на железной дороге.

Глава 9

Наступало утро, так никуда и «не прискакавший» Олег крепко спал, обнимая возлюбленную. Ему снилась изысканно красивая Япония, где архитектура двадцать первого века, гармонируя с традицией средневековья, образовала анклав чего-то внеземного, сказочного.

В той сказке он путешествовал один – ни гида, ни компаньона. Лицо отсвечивало подспудную усладу, более того, время от времени он улыбался во сне. Референт, конечно, не знал, что через час в Подмосковье бросят на рельсы мужчину, предварительно закачав в его организм бутылку водки. Один из виновников близящейся трагедии – он сам, ни сном, ни духом о том не ведающий.

Жертва, правда, была еще тем типом, торговавшим ноу-хау хозяев направо и налево. Но чтобы зверски истязать и под колеса поезда… Так что пронаблюдай Олег хоть минуту того, что выпало горемыке на его последние часы, ему бы ныне грезилась не роскошная Гинза и седого величия императорский дворец, а ядерные грибы Хиросимы и Нагасаки.

Сон Светланы был менее воздушен – его сотрясала динамика плотского. Ее любил мужчина – до приторного раскрученный, но обожаемый женской половиной планеты киногерой. Эту встречу она лелеяла многие годы, с чисто женской наивностью полагая, что рано или поздно та произойдет. Светлану не предостерегало, что живут они в разных странах, принадлежат к далеким как Земля от Марса сословиям и даже пообщаться не могут, ибо знают лишь родные языки. Мечта, хрустальная греза школьницы, пронесенная через годы и не поблекшая, как его хранимое в семейном альбоме фото двадцатилетней давности.

Светлана не интересовалась его биографией, не выискивала подробностей его эпатажной, широко освещаемой масс-медиа жизни – никакой нужды в том не испытывала. Звезда не казалась ей ни иконой, ни мессией – он однажды должен был войти в ее жизнь и там заякориться.

Прежде он не приходил во снах, не грезила она им и наяву. Ни много, ни мало Светлана считала его своим женихом, одним из… Ведь у каждой свободной, осаждаемой мужчинами женщины их несколько.

Светлана просыпалась. Сон ее рассеивался, а ощущения физического выползали из своих углов. Мачо все еще любил ее – она же, точно погруженная во фреон, безвольно его принимала. Он был совсем не ласков, даже груб, и все чаще Светлана испытывала боль. Казалось, Светлана должна его отринуть, но почему-то так не поступала, замкнувшись между разочарованием от его мужского эгоизма и бабским смирением, ей нехарактерным.

Глаза Светланы раскрылись. Олег лежал рядом, но спал, как убитый. Он смотрелся далеким от страстей земных, хотя и крепко ее обнимал. То, что он ничуть не походил на героя недавнего сна, еще не до конца развеявшегося, ее не смутило. Напротив, Светлана прижалась к нему и даже не облачилась в лежавший рядом халат, хоть и становилось прохладно. Через минуту-другую она заснула вновь, и герои – как реальные, так и мнимые – более ее не тревожили.

На работу референт прибыл без десяти одиннадцать. Не задерживаясь в лобби, прошмыгнул в клозет, где промыл выскакивавшие из орбит зенки. Проснулся он часом ранее в «Инам», абсолютно разбитый, точно по телу, а в особенности, по трещавшей башке, прошелся табун лошадей. Понуро поплелся в ванную, дивясь, почему биологические часы сработали исправно, а остальные жизненно важные системы – на грани срыва. Обнаружил в ванной безопасную бритву, побрился непослушными руками и, как это у бражников водится, порезался. Светлана спала и, выходя из номера, он даже не взглянул на нее. Навязчиво думал: где проколоть или хоть немного примять безобразно распухшую физиономию, дабы та пролезла в формат новых суток, начавшихся с некоторой задержкой…

По пути в конференц-зал Олегу встретился секретарь протокольной части переговоров. Окинув референта взглядом с головы до пят, посочувствовал:

– По-моему, вы больны, господин Левин, работать сможете?

– Немного простужен, но справлюсь, – заверил в своей дееспособности Олег, но слишком уж смиренно.

– Смотрите, я бы на вашем месте показался врачу… – посоветовал педантичный, как оказалось, не в одном буквоедстве секретарь.

Никакого подтекста или иронии в словах функционера не было. Он, прикладной апологет американской неомечты «здоровый образ жизни», столь успешно реализуемой на родине, не мог и предположить, что самодостаточная, разносторонне образованная личность со столь серьезным положением в обществе, может так бездумно транжирить свое здоровье, опрокидывая в организм дециметры яда, беспечно и неоправданно именуемого напитком, хоть и алкогольным.

Партнеры-азербайджанцы, прошедшие в свое время суровую школу Старшего Брата, восприняли раздувшийся лик Олега несколько по-иному. Будучи людьми восточными, то есть предельно открытыми, они бесстыже пялились на Олега и подмигивали ему. Двое даже шушукались и скабрезно лыбились, так что ответственный за регламент вынужден был сделать им замечание.

Между тем вскоре все рассосалось, и каждый задумался о насущном. Азербайджанцы о том, как им дальше отбывать свой номер, а референт – почему все руководители верхнего звена запропастились, причем с обеих сторон, ведь раньше ничего подобного не происходило. В совпадения Олег не верил, полагаясь лишь на силу духа и тщательно продуманные решения.

Поразмыслив немного, Олег склонился к мысли, что вчерашний разговор с Фонтенбло приносит уже первые плоды. По какой причине поредели ряды азербайджанцев, Олег не представлял, но строить догадки не решился, посчитав, что перегружать работающую в аварийном режиме голову вредно.

А виной всему был переполох, вызванный гибелью главного маркетолога концерна «Лупойл» Григория Солнцева, чей труп сегодня утром собрали из кусков на железнодорожной насыпи неподалеку от Москвы. Так «Стандарт Ойл» обрела, пусть косвенное, но крайне убедительное доказательство того, что подряд действительно передан «Лупойлу». Переварив случившееся, азербайджанцы, в свою очередь, запаниковали: их двойная игра вот-вот раскроется и сладкой, щедро оплачиваемой американцами жизни скоро придет конец. Канут в небытие номера «люкс» в пятизвездочном «Хилтоне», двадцатилетние девушки по вызову, диковинные подарки, в общем, накроется медным тазом ближневосточная «Аль Гамбра».

А хотя дураки – независимо от строя, племени и стран – не переводятся…

«Лупойл» сегодня утром, якобы расследуя причину самоубийства Солнцева, перешел на особый режим. На самом деле искали «кротов», и копали так, что не вызывало сомнений: ближайший месяц пройдет в худших традициях советской шпиономании. Между тем расходы по похоронам концерн взял на себя – семье не позволили потратить и копейки.

По сегодняшнему регламенту участие Олега в заседании не планировалось, чем он не преминул воспользоваться, самоустраняясь. Через некоторое время у «больного» наблюдалось изменение «клиники» – из состояния «стабильно тяжелое» он переполз в «частичное улучшение симптомов». Все реже пил воду и зевал, разумеется, придерживая ладонью челюсть. Как ему казалось, анамнез поправился в ходе раздумий о новой конфигурации людского ресурса, к коим он волей-неволей вернулся.

Олег понимал, что вчерашняя инициатива не могла за ночь обернуть все вспять, кардинально меняя обстановку. Вместе с тем седьмое чувство подсказывало: коптить стамбульское небо – уже недолго.

На самом деле на гибель Солнцева и цепь дальнейших событий Олег повлиял лишь косвенно, но спусковым крючком послужил.

О том, что азербайджанцы – пользующиеся слабостью как русских, так и американцев вымогатели, вовсю эксплуатирующие аттракцию проекта, в «Стандарт Ойл» прознали еще до официального открытия переговоров. Правда, информация базировалась, в основном, на слухах, хоть и поступавших из нескольких источников.

Настоящим героем, повлиявшим на позицию американцев, оказался начинающий хакер из Орехово-Зуево, девятнадцати лет от роду. Взломав компьютерную систему «Лупойла», он наткнулся на сверхсекретные файлы, указывавшие на заговор между Баку и Москвой по нефтепроводу «Каспий – Средиземное море».

Хакер снесся с «Лупойлом» электронным письмом, где предложил купить свое молчание за тысячу условных единиц. При этом как-то дал знать, что цена – с большего, торг вполне уместен. В глубине же души был согласен и на пятьсот – ровно столько стоил продвинутый, хоть и подержанный компьютер, который присмотрел у соседа по дому.

Претворяя задумку, юноша дал откровенного маху: письмо отправил в финансовый отдел концерна, ни сном ни духом не ведавший о подноготной каспийского проекта. Приняв реляцию за дурацкую шутку, один из клерков отдела ее буднично стер.

Тогда уязвленный орехово-зуевец перенацелился поиграть в «крестики и нолики» со «Стандарт Ойл», посчитав, что благословенный, бесящийся с жиру Запад будет посговорчивее. Соответственно назначил и отступные, выставив на продажу секретное досье «Лупойла» за десять тысяч долларов. Для пущей верности подметное письмо «заправил» во все интернетовские адреса корпорации.

Между тем английский парня не блистал, посему всполошившаяся по факту взлома служба безопасности в сути письма не разобралась, заключив, что автор – очередной псих, коими киберпространство переполнено. Взлом расследовали поверхностно, списав все на самую коварную на свете болезнь – шизофрению. Похоже, руководствовались правилом подневольного труда номер один: до конца бы смены дотянуть…

Не дождавшись ответа, хакер выдал нечто экстравагантное – отправил за океан служебные файлы самой «Стандарт Ойл», как и в случае с «Лупойлом», добытые путем искусного взлома. Материал сопровождало письмо, увеличившее первоначальную мзду ни много ни мало в пять раз.

В целях удобства дальнейшая переписка велась по-русски. Стороны притирались друг к другу недолго и через неделю ударили по рукам. Секретные досье «Лупойла» пятью файлами, по десять тысяч долларов за каждый, по принципу «утром деньги – вечером стулья», перекочевало к командированному в Орехово-Зуево эмиссару «Стандарт Ойл». Как это у витязей киберпространства водится, герой отстаивал свое инкогнито: с американцем соприкасался двоюродный брат хакера, семиклассник, менявший туго перевязанные «брикеты» на флэшку. Персоналию кибервзломщика все же вычислили, но произошло это чуть позже. На тот момент актуальна была лишь золотого достоинства флэшка…

Хотя достоверность материала у американцев особых сомнений не пробуждала, руководство «Стандарт Ойл» требовало документального подтверждения альянса, заключенного между «Лупойлом» и Баку. Хью сориентировали добыть экземпляр соглашения в оригинале либо, в худшем случае, его дубликат. Кейдж напряг свои прежние связи, выведшие на спецслужбу одного из российских магнатов. Там высветился лаз в святая святых «Лупойла» через Григория Солнцева.

Прощаясь позавчера с Олегом, Хью после бессонной ночи поспешал не на боковую, а в аэропорт «Ататюрк». Спустя час по поддельному паспорту и с частично измененной внешностью он вылетел в Москву. С середины восьмидесятых его данные хранились в картотеке КГБ, так что повышенные меры предосторожности не казались чем-то наносным, излишним. В противном случае, под тем или иным предлогом в Домодедово его бы как пить дать задержали. Дескать, с чего это в наших краях ас разведки, еще недавно глубоко законспирированный?

Хью летел в Москву с единственной целью: возглавить завершающую фазу операции по изъятию из архива «Лупойла» договора о нефтепроводе. Когда вчера Фонтенбло высказал Олегу «вы многого не знаете», то подразумевал: люди его ранга доверяют лишь фактам, нашедшим документальное подтверждение. При этом ни за что не раскрывают подоплеку тайного расследования первому встречному-поперечному, коим, по его разумению, и был референт. Инициатива Олега, а вернее, перспектива ее несанкционированного развития, полагал Фонтенбло, угрожала расстроить выстраиваемую профессионалами комбинацию. Вторжение же соблазнительной россиянки запутало теорему конфликта интересов до икоты. Так что подозрения в заговоре пали на Светлану и референта отнюдь не шпиономании ради.

Роль Олега в шпионской заварушке отразилась в том, что своей претенциозной риторикой он вывел Фонтенбло из себя. Да так, что тот связался с Хью и отдал чисто эмоциональный приказ: «сегодня». Кейдж возражал, взывая к благоразумию, но лишь натыкался на непреклонное «сегодня». А «сегодня» было крайне неудачным выбором для задуманного – сам директор службы безопасности Эдуард Перов заступил на вечерне-ночное дежурство, намереваясь освежить рутину курируемых им звеньев основательной встряской В любой другой день шансы поживиться искомым подводных камней не таили.

В итоге Солнцев погиб, будто разорванный хищниками новичок-гладиатор, контракт остался там, где ему и следовало быть, – пылиться в архиве «Лупойла», а Хью с парой присных, не солоно хлебавши, вернулся в «Ататюрк». Тем временем в Москве со всей ясностью осознали, что игра в кошки-мышки со «Стандарт Ойл» себя исчерпала, хоть и выполнила свое. Самое время – «отозвать» азербайджанцев с переговоров, но не сразу, дав для сохранения лица денек-другой.

Судьба хакера из Орехово-Зуево покатилась по наклонной, но в жанре трагикомедии. Кушем он не насладился и даже нового компьютера не купил. Об «улове» как-то пронюхал криминал, и, действуя «по понятиям», братки изъяли половину выуженного у «Стандарт Ойл» номинала. Но это послужило лишь предисловием его дальнейших злоключений. Назавтра в квартиру вломился ОМОН, изъявший старенький компьютер и двести пятьдесят терпкого аромата банкнот. Одели на парня браслеты и спровадили в СИЗО, где предъявили обвинение в создании порносайта с участием несовершеннолетних, от начала и до конца сфальсифицированное.

На процессе его защищал государственный защитник, откровенно отбывавший номер, – у еле сводившей концы с концами матери денег на частного адвоката быть не могло. Да и вряд ли что-либо посодействовало кибервзломщику – его судьбой распорядились влиятельные, но сохранившие полную анонимность силы. К тому же в судебной практике киберпреступность – раздел малоизведанный, так что нажимать на судью и следователя таинственным теневикам не пришлось. Хватило обработать опера и двух экспертов. Не прошло и полгода, как за интернет-самородком захлопнулись ворота печорской зоны. Мотать – четыре года строгого.

К счастью, талант – категория, не подверженная колебаниям обменного курса, не то что доллары, благодаря которым юноша угодил на нары. Авторитеты прослышали об уникальных задатках парня и не преминули ими воспользоваться. Поначалу освободили от работ и нарядили собирать компьютер. Детали подпольно завезли, как, впрочем, и протянули втайне от администрации телефонную линию. Вникнув в историю кибервзломщика, криминал допетрил: то, что не в силах решить деньги, связи и прочий «обогрев», восполнит интернет-пиратство. Через месяц банк данных комиссии по условно-досрочному дал течь, и криминальные ряды в печорских (и не только) зонах стремительно редели…

Вскоре мать интернет-пирата переехала из коммуналки в дорогостоящую, престижную квартиру и в супермаркет ежеутренне ездила (иных интересов у нее не было) на «Вольво» последней модели с прикрепленным водителем. Между тем самому хакеру пришлось в Печоре задержаться…

Из ниши раздумий Олега вырвал многоголосый шум, который, как правило, возвещал о перерыве. По времени – и впрямь перерыв, но делегации своих мест не покидают. Более того, лица переговорщиков устремлены к ведущему заседание.

Референт вопросительно взглянул на соседа, дублируя недоумение соответствующим жестом. Тот и бровью не повел, но чуть погодя разъяснил все же:

– Секретарь объявил об изменениях регламента. Пока пауза, изучает что-то…

Тут ведущий объявил:

– По просьбе азербайджанской делегации объявлен технический перерыв. Вопросы подавать в письменном виде в секретариат. Итак, до понедельника. Желаю приятных выходных!

Референт приподнялся, но, будто вспомнив о чем-то, снова уселся. Шарил глазами по столу, выказывая, не забыл ли чего? Но поскольку, кроме пустой бутылки и стакана перед ним ничего не было, то, весьма похоже, активизировались не выветренные со вчерашнего дня яды. В конце концов он встал и устремился к выходу. Прощался кивками со всеми, кто попадался ему на пути. Тем временем недоумение передавалось эстафетой от одного переговорщика к другому.

Когда Олег покидал конференц-зал, его одолело странное состояние: неумолимо тянуло вперед, но куда конкретно, он не представлял. Спешно добрался до автомобиля, включил зажигание и вырулил на автомагистраль. Хотя его движением управляла инерция – нечто среднее между парашютным прыжком и автопилотным бегом стайера, – внимание Олега привлек рекламный щит, зазывавший отдохнуть где-то в Анталии. Референт подумал: «Подразумевается какой-то греческий остров». Скорее всего, руководствовался созвучием с эллинским именем Анатоль. Притормозить уже не получалось, так что он проехал щит, лишь коротко оглянувшись. Но на ближайшем перекрестке развернулся и, сделав круг, вновь оказался под щитом.

Реклама распиналась, что Анталия – знаменитый, расположенный на южном побережье Турции курорт, причем известен во всех частях света. Огромная карта-схема позволяла судить о расстоянии: езды от Стамбула часов шесть, не меньше. Олег протер виски, дивясь про себя, почему турагентство «Томас Кук»* Анталию не рекламирует, разумеется, если верить написанному… Достал платок, высморкался, что, впрочем, маску скепсиса с физиономии не стерло. С некоторыми колебаниями извлек из нагрудного кармана мобильный, куда внес номер бронирования гостиничных мест.

Олег рассматривал себя в ванной своего гостиничного номера, когда ощущение реальности вернулось, хоть и ненадолго. Во рту – зубная щетка, а паста размазана по губам. Лицо замутнено желто-зеленой палитрой и основательно помято. В общем, видок еще тот, по меньшей мере, просит отмокания. Он разоблачился, неуклюже забрался в ванную, включил душ. На контрасте вначале полегчало, но в целом состояние прежнее: муторно в теле и на душе.

Олег развалился в кресле, заторможено обозревая набивший оскомину интерьер. Сделал усилие, чтобы остановить кадр, ибо вокруг все плыло, нагоняя зевоту. Кадр не стопорился, и Олег уплыл. Куда – предположить несложно, дело житейское…

Часа через три, проснувшись, он попеременно развязывал и завязывал узел на банном халате, в котором заснул после душа, как куль. Казалось, норовит к непривычному убранству приноровиться. На самом деле Олег разгонял ошметки сна и собирался с мыслями.

Наконец он резко поднял руки вверх, после чего опустил, смыкая ладони на затылке. Встряхнувшись, он с особой остротой ощутил, что все внутренности, будто прополощены, а шлаки, прочие продукты распада улетучились. Каждая частичка естества торжествовала от свалившегося бремени и жадно вдыхала кислород. Референт смаковал перерождение, точно малое дитя соску.

Перед ним раскинулся огромный, суетный мир – стойбище свершений, провалов и грез, где суждено было родиться, жить и когда-нибудь уйти в небытие. Мир, который он только начал постигать в поиске своего места в нем и кода сущего.

В неком предвкушении Олег весело болтал ногами. Со временем остановился, оперся руками о колени, задумался. Взгляд выхватил на полу мелкий, чуть поблескивавший предмет, оказавшийся, при рассмотрении, дамской заколкой. Должно быть, ее обронила горничная, либо… убирала номер без должного тщания. По мере того как Олег рассматривал аксессуар, дух его тускнел, пока не погас вовсе. Горло сковал спазм – предвестник обескураживающего открытия.

«Кретин безмозглый, что здесь делаешь?! Ведь ради тебя Светлана осталась, бросив друзей и бизнес. А ты ушел, даже не сказав «пока»! Пусть с утра лыка не вязал, но почему после заседания не вернулся?! Отсыпался зачем? Что должна была подумать, седьмой час уже!

Может, еще успеешь?.. Куда там: самолеты в Москву друг за другом!

Хватит истерик, одевайся и гони, пока не улетела!»

Глава 10

В часы пик Стамбул невыносим: километровые пробки, рев клаксонов, невротические крики водителей, пассажиров. Момент между тем выбора не оставлял. Не заправив в брюки рубашку, опростоволосившийся на интимном фронте референт понесся к лифту, тиская брелок с ключами. На подземной стоянке не мог вспомнить, где припарковал автомобиль – носился от одного ряда к другому. Вспомнив о функции «поиск» на брелке, «БМВ» наконец нашел. Рванул, как угорелый, но на выезде из стоянки остановился – не знал, как вклиниться в «колонну временного заключения».

Через четверть часа расстегнул ремень безопасности – от непрестанных торможений его блокировало. Не мучь Олега совесть, при первой возможности спешился бы и засел в ближайшем кафе.

В потоке железа, одушевленного голой биологией, потерять ориентир – в порядке вещей. Вот и референт, сворачивая с главной дороги, прошляпил нужный ему поворот. И… очутился на улице, соединившей влюбленных в их первую ночь. Минутой ранее он был себе столь омерзителен, что остро нуждался в позитивном знаке. Таким сигналом явился перекресток, куда его повторно привела судьба. На сей раз он не останавливался, и в спину никто не сигналил, да и куда дальше – знал точно: направо, еще раз направо и до конца прямо – в гостиницу «Инам».

В лобби референту встретился хозяин гостиницы. Он шел по направлению к выходу и, уводя взор, давал понять, что посетитель ему не знаком либо никаких дел с ним иметь не желает. Пожив в свое время в регионе Средиземноморья и усвоив тамошнюю мораль, именуемую левантийской, Олег такой манере не подивился, ибо хорошо знал, как здесь дрожат над своим, пренебрегая общинным. Пусть из этой «любви» никто не делает культа и упавшему на улице всегда протянут руку – так предписывает тот же «кодекс», а точнее, его формализованный каркас – безразличие к ближнему, возведенное в абсолют, преобладает. Больше того, представься удобный случай ближнего облапошить, им не то чтобы воровато воспользуются… Его деловито, без лишнего шума реализуют.

Олег невозмутимо перекрыл хозяину дорогу, вовсе не опасаясь попасть под гнев праведный. Ведь поведенческие установки на Средиземноморье размыты, и причина все та же – примат утробного. Стало быть, что дозволено мне родимому, вполне допустимо у других…

– Не подскажете, Светлана в гостинице? – обратился к владельцу «Инам» референт. Чуть отступил назад, практически загораживая выход.

Ответ прозвучал по-турецки, но даже по мимике или интонации нельзя было что-либо разобрать. Олег повторил вопрос, но турок лишь пожал плечами и, указав «с дороги», вышел на улицу.

На стук в номер Светланы никто не откликнулся. Олег продолжать стучать и в какой-то момент даже занес кулак, дабы выплеснуть злость – то ли на самого себя, то ли на судьбу-злодейку, но сдержался. Лишь распластал на двери ладонь и резко повел по поверхности вниз. Опустошенный, побрел на выход, уселся на обложенных кафелем ступеньках. Что делать и куда себя деть – ни малейшего представления.

Прозвучала трель мобильного, подстегнув лишь раздражение. Он чертыхнулся: «Кого там еще!» Все же полез в карман и закопошился, отделяя аппарат от ключей. Непроизвольно нажал на «о’кей», соединяясь тем самым с абонентом.

Референт поднес телефон к уху через целую минуту, немало повозившись в кармане, едва ли доступном из-за сидячего положения. Не зная, что мобильный уже активирован, повторно нажал на «о’кей», но услышал лишь короткие гудки. Со злостью тиснул на «отбой», не пытаясь вникнуть, кто звонил. Запихнул аппарат обратно и был готов запахнуться несвежей простыней одиночества, когда в сознании простучало: «Да у меня карточка есть. Если что, позвоню». Слова – Светланины и были озвучены вчера утром при расставании, у ступенек «Инам».

Олег вскочил, асинхронно заработал руками и заскакал на одной ноге, норовя вытряхнуть аппарат из кармана, ибо иным макаром не получалось. Столь витиевато извлеченный мобильный запрыгал, как чашка в руках больного Альцгеймером, но «равновесие» на ладони сохранил. Олег развернул аппарат и активировал таблицу входящих. Последний звонок – местный, со стамбульским кодом, что вязалось с промелькнувшей у него догадкой.

Вновь «о’кей», но линия – занята. Между тем что-то подсказывало: догадка – верна. Новая попытка. Гудки – длинные, но трубку не берут. Вскоре, уже отчаявшись, он услышал звук соединения, однако ни «да», ни «алло» не прозвучало. Тут Олег заорал:

– Света, Света, где ты?! Не молчи, скажи что-нибудь! Я с ума сойду, если не ответишь! Знаю, это ты!

Но линия, точно ее блокировали, молчала.

– Ответь, ради бога, ответь! Скажи хоть слово… Скажи, что я дурак или сволочь, что хочешь, скажи… – молил, как со стороны казалось, самого себя референт.

Трубка наполнилась шумом автомобилей, прочими неясной природы звуками.

– Света, Света, да это я, Олег! – корежил мембрану референт.

Было это совпадением или нет, но в легковушке напротив сработала сигнализация, и вой сирены лишь усиливал драму момента.

Сей момент Светлана пребывала в телефонной будке, в квартале от гостиницы «Инам». Секундой ранее она сняла трубку, соединившись с мобильным Олега. Но не с целью ответить на прозвучавший звонок, а решив вновь связаться с ним, ибо ее первая попытка результата не имела. То, что телефон-автомат служит устройством и для приема звонков, Светлана не знала, оттого восприняла звонок, как техническую погрешность, либо неведомую ей функцию. Не знала она, что и карточка ее пуста, обезденеженная минутным контактом, случившимся у Олега в кармане. Аппарат Олега, вне родной сети, принимал и совершал звонки по тарифу шесть долларов в минуту…

Готовясь к новому звонку, Светлана прислонила трубку к уху, но вместо мерного гудка на нее полилась экзальтированная речь. Опешила, точно зная, что повторно его номера не набирала.

– Это ты?.. – Светлана никак не могла связать событие элементарной, хоть и окрашиваемой женскими фантазиями логикой.

– Я, конечно, я! Боже, где ты, свет очей моих?! – Взмокший в одно мгновение Олег отстранил мембрану, опасаясь, что ее зальют секреции. Только еще этого не хватало…

– В автомате, рядом с гостиницей, – проворковала пассия, растроганная не меньше ухажера.

– А я в самой гостинице, сижу на ступеньках, – замкнул координатную ось референт. Он явно запамятовал, что уже минуту носится у входа, будоража патетикой жильцов и случайных прохожих.

– Правда? – мило прощебетала пассия. Еще недавно ее сердечко то щемило беспокойство – как бы с бесследно исчезнувшим кавалером не приключилось ли чего – то наливалось ненавистью вдоволь использованной и с зевком пресыщения забытой.

– Правда! – пылко заверил референт.

– Гостиницы моей? – все еще не верила в удачу Светлана, как недавно казалось ей, от нее отвернувшуюся.

– Конечно, твоей, – подтвердил, вращая во все стороны головой, Олег. Высматривал, не в поле ли зрения пассия.

– Бегу, через минуту буду. – Светлана выскочила из телефонной будки. Памятуя чудеса и гримасы связи, линию не замкнула – пристроила трубку на макушке аппарата.

Олег двинулся к Светлане навстречу – гипотетически прямо. Но, сообразив, что она может явиться, откуда угодно, вернулся и вновь оседлал ступеньки.

– Тебе не холодно? – донеслось откуда-то.

Референт поначалу не сориентировался, откуда прозвучал вопрос, ведь Светлана подкралась на цыпочках из-за спины. Не заметил он и как ее ладонь проникла подмышку, и чуть надавив, просигнализировала – поднимайся. Подкрепила жест и словами:

– Вставай, простудишься.

Едва он встал на ноги, как его обуяла дрожь, сладкая, щемящая – трепет притяжения. Уловить токи взаимности – подсказки не нужны, а напустить на себя влюбленность – и даровитому лицедею мука.

Звезда любви, ярко вспыхнув на небосводе, тянет к таинству неизведанного. Не произнеся больше ни слова, пара проследовала в лобби, а оттуда по лестнице – прямо в номер.

Дверь номера захлопнулась, но перемещаться вглубь никто и не помышлял – влюбленным хватило пятачка у входа, скрытого от посторонних глаз. Они медленно-медленно раздели друг друга и робко соприкасались узорами ладоней, ресницами, испариной тел.

Шли минуты, но плод прелюдии, переполняясь соками томления, не падал и трещин не давал. Утонченные, бережные касания походили на рачение археолога, наткнувшегося на неведомую цивилизацию, к которой через тернии пробирался всю жизнь. Лишь глаза влюбленных струились страстью, тогда как тела погрузились в негу, ватную, сладостную.

Все же хрупкая ветка истомы не могла удерживать тот плод до бесконечности. Оборвавшись, он покатился по наклонной откровений.

Любовь Олега и Светланы разверзлась бурей бесстыжего атлетизма и своей неистовостью вмиг исторгла атмосферу бабьего лета, прежде воцарившуюся в «шалаше». С Олега градом катил пот, а раскинувшиеся веером на подушке черные, как смоль, волосы Светланы, поглощали эту влагу, образуя сводящий с ума серебристый отлив. Дабы не ошалеть окончательно, Олег закрыл глаза, отгораживаясь от эротической феерии. Тем временем соитие продолжалось…

Осязая спортивную слаженность партнеров, можно было предположить, что они, как минимум, притершиеся любовники, а скорее, супружеская пара, для которой сексуальные утехи – отдушина в серой, неприметной, но полной тайных амбиций жизни, и через плотское они выплескивают свои нереализованные помыслы и мечты.

Наконец скрипы кровати, горячий шепот умолкли, и буйство преющего интима сошло на нет. Партнеры обнаружились в случайных позах на замызганном матрасе, а единственная сухая принадлежность вблизи – простыня, вылетев за радиус плотских бесчинств, понуро висела на вентиле батареи, символизируя флаг капитуляции.

– У тебя добрые, задумчивые глаза… – пробормотала в подушку Светлана, после чего повернулась и посмотрела на референта.

– Порой я жалею, что они у меня есть… – Олег грустно улыбнулся, приглаживая растрепанные волосы возлюбленной

– Не шути так, разве жить плохо, особенно тебе? – строго укорила Светлана. Убрала руку референта и поправила волосы сама.

– Чем же мне хорошо? – изумился Олег, отстраняясь. По его округлившимся глазам можно было предположить, что он предчувствует обнаружение экстракта бессмертия, мимо которого всю сознательную жизнь проходил, не замечая.

– Ты умный, а умным живется легче, чем другим, – уколола клинком женской интуиции возлюбленная.

– Но ты меня совсем не знаешь! – отбрыкивался от навязываемого клише Олег.

– Я же не жена и не любовница, зачем мне знать? – риторически усомнилась Светлана.

– Не о том ты… – сокрушенно вздохнул референт. По-видимому, подался на уговор взглянуть на себя со стороны.

– А о чем бы ты хотел? – Светлана протерла ладошкой влажный лоб где недогадливого, а где перепеченного ложной скромностью партнера.

Референт промолчал, отвлекся, после чего спросил:

– О чем сейчас думаешь?

Пассия углубилась в раздумья, будто уходя от ответа. Но вскоре, резко перекатившись, взгромоздилась на грудь референта, говоря:

– Думаю о тебе, пытаюсь представить себе, каким ты был двадцать лет назад.

– А еще о чем? – проблеял первое, что пришло на ум референт.

– О том, что умираю от голода, наверное, сутки ничего не ела, – честно призналась Светлана.

И впрямь, любовь без насущного – точно сказка без конца….

– Тебе повезло и не повезло одновременно… – изъяснялся загадками Олег.

– Почему? – забеспокоилась пассия.

– Повезло, потому что умереть тебе не дам, а не повезло… Будь мы в Штатах, шиканули бы по-настоящему! – хоть и непрямо, внушал надежду референт.

– Когда человек голоден, он мечтает о хлебе, а не об устрицах… – сетовала зверски проголодавшаяся Светлана. Казалось, сомневалась в искренности намерений воздыхателя.

– Ты заговорила стихами… – усугублял недоверие спутницы Олег.

– Еще полчаса – и говорить не смогу… – не знала, чему верить пассия.

– Интересно, а где мои парадно-выходные? – Олег копошился в куче мала у входной двери.

– Ты о чем? – Светлана приподнялась, настороженно наблюдая, как кавалер перелопачивает их гардероб.

– Да так, мысли вслух… – Референт вытащил из брюк боксеры, споро в них забрался.

– Чур, я в ванну первая, – заторопилась на романтический ужин пассия.

– Давай-ка лучше вместе – так быстрее, а то точно говорить не сможешь… – Референт прошмыгнул в ванную вслед за возлюбленной.

Не спровадив Олега, Светлана допустила серьезную ошибку: ванну влюбленные покинули глубоко за полночь, причем вынужденно, когда услышали, что во входную дверь лупят кулаками. Номер Светланы – в аккурат над регистратурой, ее же стало заливать…

Последующий эпизод вышел богат событиями и фигурантами: лихорадочное облачение, вторжение в комнату целой депутации – портье, сантехника и полицейского, и внезапный отъезд из гостиницы на ночь глядя.

Стучать начали минут за десять до вторжения, но поначалу – вполне интеллигентно. Не дождавшись ответа, не на шутку встревоженный метрдотель кликнул полицию. Любовники соскочили с водного «слалома», лишь услышав, что дверь слетает с петель. Так «большой» секс в «малой» воде был застопорен, как и перекрыт лившийся через верх ванны поток. Последнее проделал усатый сантехник, вломившийся в ванную промеж оторопевших любовников. Вместо разводного ключа, вего руках – труба дюймового диаметра, воспринятая ими поначалу, как средство расправы.

Горе-любовников спрашивать ни о чем не стали, не заинтересовались и личностью референта, не обитавшего в «Инам». Скорее всего, ситуация для обслуги – трафаретная, не раз пережитая. Минуты через три в номере слонялся один работяга, и довлело ощущение, что застрял он здесь надолго. То и дело сокрушался на ненормированный темперамент постояльцев, а может, на свою ненормированную работенку. Предположительно, однако…

Олег устремился было в ванную, дабы предложить сантехнику перенести ремонт на завтра, но, вспомнив о пресловутом «левантийском кодексе», передумал.

Тут на ум ему пришел курорт Анталия, как-то всплывший в работавшей в режиме SOS голове. Некоторое время референт морщился, дискутируя с невидимым оппонентом, но в конце концов извлек мобильный и активировал записанный в полдень номер.

Трубку долго не брали, что не диво – два ночи, но все же ответили. Олег немедля осведомился о ценах, пытаясь разобраться: фрукт – не дичка ли. Таких бросовых тарифов на пятизвездочные отели он не встречал, оттого переспросил, не вкралась ли ошибка. Его вновь обуяли сомнения, стоит ли соваться в Тмутаракань, в справочниках «Томаса Кука» не значащуюся. Оказалось, что не вкралась. Дабы определиться, референт объявил таймаут и разъединился. Думал меж тем недолго, резонно посчитав: перебирать не в его положении, его житуха не знающего, куда деть деньги толстосума, позади. По факту, он мелкий клерк, пусть на услужении мировой бизнес-элиты. Так что выбрав отель, предлагавший номера чуть дороже конкурентов, Олег сообщил оператору номера кредитной карточки и мобильного.

– Света, мы сейчас отсюда уедем, – сообщил с праздничной ноткой референт.

– К тебе в гостиницу? – наводила справки Светлана.

– Почти что… – уклонился от прямого ответа Олег

– Поедем есть? Мне, правда, уже совсем не хочется… – Светлана кротко сложила руки на коленях.

Расстояние до Анталии влюбленные покрыли не за шесть часов, как поначалу планировал водитель, а за десять. Они трижды останавливался по делам жизненно важным: перекусить, малость покемарить, а в самом начале пути – предаться вспышке взаимности – на обочине, торопливо, под бликами бесстыжих фар… Коротких же остановок вышло еще несколько. Светлана в основном спала, наполняя салон флюидами уснувшей красоты и танго сновидений. Тем временем светившийся банальным счастьем референт уговаривал машину времени катапультировать их в «вечность» или, как минимум, закрыться на перерыв, хотя бы на неделю…

На балконе двухкомнатного номера «люкс» Олег подумал, что в последние дни судьба к нему явно благоволит. Тот, кто бы нарек Анталию благословенным краем, скорее всего, против истины не согрешил бы. По крайней мере, курортная зона Флориды – отдельные островки буйства природы и зодчества – ни в какое сравнение со средиземноморской жемчужиной, утопающей в зелени, не шла.

Спустя полчаса Олег позвонил в секретариат переговоров, сообщив название своего отеля, номер комнаты, телефон регистратуры. Условия контракта со «Стандарт Ойл» обязывали извещать обо всех существенных переменах координат. Он знал, что его очередное самоуправство патронов насторожит, но с учетом недавних перемен тревожился не очень.

С первых минут в Анталии Олег не переставал поражаться. Поначалу впечатлили курортный ландшафт и архитектурный изыск строений, позже удивил полный пансион, включавший и дармовой алкоголь. Но этим откровения не исчерпывались. Все вокруг говорили по-русски и на иврите, хотя русский звучал чаще.

В гостиничном киоске курортники прикупили купальные аксессуары и двинулись на пляж. Цель – весьма обыденна: смыть пот и грязь после утомительной дороги. На гигиенических процедурах на морской волне настояла Светлана, должно быть, памятуя неудачный стамбульский опыт…

По пути на пляж к Олегу дважды обратились, оба раза приняв его за кого-то другого. В лифте – экзотичная гражданка, коей приспичило расписание движения поездов Тель-Авив – Ашдод. Олег нечленораздельно мычал, но, как-то выудив из памяти полузабытые слова, изъяснился: «Ничем помочь не могу». Все же на прощанье расщедрился советом: зайдите в Интернет. Второй любопытствующий – подвыпивший шахтер из Кемерово, увязавшийся за ними на прогулочной аллее, – канючил настроить гитару как «прошлый раз». «Ближе к вечеру», – пообещала Светлана. Подхватила референта под руку, ускорила шаг.

Повышенное внимание к своей персоне Олега озадачило, так что в раздевалке, глядя в зеркало, он придирчиво себя изучал. Но, по размышлении здравом, заключил: нездоровый ажиотаж – скорее результат совпадений, нежели продиктован его этнопсихологическим типажом.

– А что за дама к тебе обратилась? – спросила Светлана, укладываясь после купанья на лежак.

– Какая еще? – Референт резко повернулся, уставился на пассию.

– В помятом сарафане и расстегнутых босоножках, – описала коварную искусительницу Светлана. Судя по первой реакции ухажера, мало ему знакомую…

– Не помню такую, – не мог взять в толк, о ком речь, Олег.

– Как не помнишь? Речь у нее гортанная, на английский не похожа! – наседала возлюбленная.

– Ах, вот ты кого дамой называешь! Надо же…– не знал то ли расхохотаться, то ли сделать выговор Олег. Все же, рассмеявшись, изъяснился: – Она – гражданка отчаянно смелой, но крайне разболтанной страны Израиль.

– А чем не подходит слово «дама»? – Светлана терялась в мыслях: смех – маскхалат затемнить подковерные шашни или, по незнанию языков, она дала маху.

– Хм, в Израиле даже к премьер-министру любой может обратиться по имени… – пережевывал нечто в памяти референт. – Дама… есть такое слово, но оно скорее книжное…

– Олег, а кто ты по национальности? – соскочила с каверзной тропы Светлана, по простоте душевной не ведая, что вторгается в вотчину сплошных подводных камней.

– Если следовать традициям стран, принимающих иммигрантов, то – русский, а вообще-то я ев…

– А я даже не знаю, кто я, – не дослушав, перебила Светлана. – Каких кровей отец, мать отмалчивается. Свидетельство о рождении даже припрятала…

Тут, забуксовав в луже досужих помыслов и предрассудков, сюжету угодно отозвать опеку над влюбленными, а точнее, поубавить назойливость хотя бы на несколько дней. Путь его проляжет в Калифорнию – в обласканный богом Плутосом и киномузами край.

Глава 11

Президент «Стандарт Ойл» Кеннет Гриффитс изучал квартальный финансовый отчет и, казалось, не замечает сидевших напротив визитеров. Они же, не много не мало, – его заместитель Пол Фонтенбло и начальник Департамента безопасности Хью Кейдж. Сановные гости сидели тише воды ниже травы, опасаясь главу дома потревожить. А напомнить о своем присутствии – тем паче.

Наконец Гриффитс захлопнул кожаную украшенную гербом «Стандарт Ойл» папку, но удостоить коллег вниманием не спешил – уставился в стоявший на столе монитор, где мелькали котировки нефтяных фьючерсов. Все еще изучая сводку, Гриффитс заговорил:

– Приступим, господа, надеюсь, вы к разговору готовы…

– Вы о событиях в Москве? – уточнил Фонтенбло, подспудно ежась, ибо каждая фонема в сентенции босса корежилась от сарказма.

– Имею в виду ваше и Хью служебное несоответствие, причем полное! – точно оплеухой огрел гостей Гриффитс.

– В докладной записке все аргументировано… – робко оправдывался заместитель

– А кого интересуют подробности провала в Стамбуле? – президент вскинул в запальчивости правую руку. – Прошу запомнить: столь удручающего, что в истории корпорации и аналога не найти. Узнай старина Генри о стамбульском фиаско, не то чтобы перевернулся, стал бы на дыбы в гробу!

– Вы сами ориентировали: «Баку – Басра» – приоритет года, невзирая на предостережения службы, – заявил о себе глава безопасности.

– Что?! Вы о чем это, Хью!? – взорвался президент.

– Мы предупреждали, господин Гриффитс, русские захомутали Баку, – как можно учтивее заметил Кейдж.

– Я бы помалкивал на вашем месте, Хью! О какой информации речь? Жалких сплетнях, выболтанных московскими клерками спьяну? Причем самого нижнего звена. Единственное, что зацепило моего внимание, приплыло само – от русского вундеркинда. Заметьте, без всякого участия с вашей стороны. Служба лишь технически обслуживала обмен. И, если мне не изменяет память, веревки из нас вил зеленый паренек, не окончивший даже Junior High School*.

– Простите, босс, – бросился на выручку подопечной структуры Пол Фонтенбло, – Россия и спустя тринадцать лет после демонтажа коммунизма – вся та же Россия, не интегрированная в мировое сообщество, путаных приоритетов страна. Мы только нащупываем в ней перспективные потоки информации.

– Да за деньги там разве что Кремль не купишь! Все остальное – можно!

– Можно-то можно… – протянул невесело заместитель. – Только назавтра сведения выуживать у персонала морга, случись информант опознан…

Кеннет Гриффитс вонзился в зама взглядом, но так и ничего не сказал. Опустив веки, покусывал губы. В конце концов спросил:

– Есть ли хоть один аргумент, оправдывающий стамбульский провал? А, Пол?

Фонтенбло и Кейдж переглянулись и, казалось, согласовали некий план. Кейдж деликатно откашлялся, взял слово:

– Боюсь, господин Гриффитс, наш форум – ложные координаты для поиска виновных.

– Даже так? – Изображая смесь изумления и афронта, босс отстранился.

– Корни провала… – продолжал шеф безопасности, – тянутся из самого Белого дома, а не коридоров «Стандарт Ойл». Побудитель тому – как бы это нейтральнее – наша склонность к политическому миссионерству. Америка слишком зациклена на продвижении своего влияния и идей. Вот и нынешний проект… Не окажи на нас нажим Вашингтон, никто бы разработку «Баку – Басра» не воспринял бы всерьез. Нажим причем не одноразовый, а маниакально настойчивый. Мы же, если помните, начиная с аналитического отдела, кончая нами, безопасностью, не видели в бакинском нефтепроводе осязаемых перспектив. Видите ли… Не доросли азербайджанцы до цивилизованного сотрудничества – слишком молодая, не взрастившая ни традиций, ни прочных институтов власти страна. И, куда не гляди, Восток… Русским нуворишам, поднявшимся на мздоимстве и полном пренебрежении законов, проще с ними столковаться. Как никак – общая история и судьба. Соблазнить бакинцев можно лишь большими, но, следует выделить, только живыми деньгами. Поощрительная программа проекта – неэффективна, склонить их мог кэш и только кэш… Здесь же мы связаны жестким контролем как закона, так держателей акций – всеохватная, прозрачная отчетность.

– Ой, Хью, не разыгрывайте из себя девицу-недотрогу! – вспылил Гриффитс. – Можно подумать, вы оглядываетесь на вкладчиков и прочие условности. Тошно слушать… Да ладно, – шеф отмахнулся, – жду продолжения.

– Собственно все, босс…

– Все так все… – Гриффитс придвинулся, складывая руки на столе. С поволокой отсутствия глядел промеж приглашенных, но вскоре, как бы очнулся: – Тогда, что получается? Закатывать в деготь с перьями нужно меня? Ведь контакты с администрацией – прерогатива президента.

Поменявшись с главой дома ролями, гости рассеянно осматривали кабинет. И, не вызывало сомнений, трусят пересечься с шефом взглядом.

– Именно это подразумевается, Хью? – совсем тихо молвил Гриффитс.

От того гробового шепота подмышки визитеров вмиг взмокли. Они вновь приняли смиренный, даже подобострастный, вид.

Гриффитс извлек из канцелярского набора «Паркер», отсоединил колпачок и, улыбаясь, покручивал золотое перо. Похоже, искал отражение солнечного зайчика на столе. Спустя минуту вернул ручку на место, шаловливо молвил:

– Ну-ну, с виновным определились…

– Да нет тут вашей вины, босс! – Фонтенбло резко выпрямился. – Все мы заложники пост-сентябрьской доктрины. Вот, что Хью хотел сказать!

– Прознали бы в Вашингтоне о говоренном… – В президентских очах мерцала хитринка.

– Заподозрить нас в дефиците патриотизма и мотивации – не думаю, что это хорошая мысль… – искренне сокрушался Фонтенбло.

– Скажите, а на какую информацию опирался наш русский, не оставивший от проекта «Баку – Басра» камня на камне?

Лица Фонтенбло и Хью онемели. Стало очевидно: в подконтрольной им структуре на них стучат. Причем доносят со стенографической точностью.

– О ком вы? – Фонтенбло простецки щурился.

– У вас что – переизбыток подопечных не американских корней? – Босс направил на зама указательный палец. – Олег Левин – вспомнили такого? Кстати, а почему в докладе о перспективных направлениях о нем ни слова? Ведь энергетические колоссы русских только входят во вкус борьбы за мировой рынок. По-моему, он идеальная кандидатура для будущих проектов: умелый тактик, честен, финансово независим. Правда, несколько романтичен и неразборчив в связях… Словом, есть вам над чем подумать, Пол и Хью. Я же пока хочу взглянуть на его досье, со всеми приложениями.

Гриффитс умолк и некоторое время потирал ладонью лоб, будто бы миролюбиво устраняясь. Глядя на него, гости переводили дух – Хью откинулся на спинку кресла, а Фонтенбло придирчиво поправлял галстук. Но тут босс резко опустил руку, обнажая брезгливо-надменный оскал.

– А теперь резюме. Ваше будущее определит общее собрание акционеров. Представляю их лица, когда выяснится, на что истрачены семь миллионов бюджета. Ровно столько обошлась бездарная оценка и глупейшее администрирование проекта, который из-под нашего носа увел «Лупойл», после чего втихую втиравшего нам очки!

Глава 12

В эти минуты под чревом матери-любви Олег со Светланой досматривали свои последние сновидения. За последние двое суток свой номер они не покидали, одержимые наиприятнейшем на свете занятием – практикой сладострастия. Их тела, одолеваемые жаждой воскрешения после изнурительного, но столь упоенного марафона, склеились изнанкой плоти, не в силах разъединиться. Шел четвертый день их медового уикенда, к их превеликой радости, вчера продолженного. Из Стамбула позвонили, сообщив, что переговоры вновь отложены.

Влюбленные, конечно же, не знали, что об их романе проведал сам президент «Стандарт Ойл», одна из могущественнейших персон Нового Света. Именно с его подачи люто возненавидевший Олега Хью, записал в блокноте «Левин – связи» и поставил точку, бесстрастную, как его палаческая душа. А зашатавшееся под главой безопасности кресло лишь подбавило чиновничьего ражу.

Олегу мешали какие-то звуки, но просыпаться не хотелось и понятно почему: за последние трое суток день и ночь слились воедино. Временные границы растворились в неугомонности инстинкта, учащенном дыхании, в его и ее поту. Он дважды звонил в «Room Service» и просил раньше срока поменять белье, притом что каждое утро это делали без напоминаний.

Долетавшие обрывки фраз обыденностью и размеренностью речи скорее убаюкивали, нежели звали к пробуждению, и до поры до времени звуковой раздражитель и сон уживались мирно. «Диоптрии» приоткрылись, но в дымке пробуждения проступали лишь контуры кристаллизирующегося мира. Зато «звуковая дорожка» от помех очистилась. Голос принадлежал Светлане, как, впрочем, и очертания ее изящной, обнаженной спины.

Светлана сидела на кровати и с неподдельным интересом болтала по его мобильному. Первое, что референту пришло в голову: как изумительно она смотрелась бы в его лос-анджелесской вилле, сидя на бортике бассейна с окунутыми в воду ступнями.

Следующее открытие в яви: ее собеседник – женщина. Он подумал: звонит родственникам. В редких паузах «полопомрачения», в пучину которого они дружно провалились, Светлана впадала в муки раскаяния, считая, что ее семья брошена на произвол судьбы. Успокаивалась лишь после телефонного звонка домой, в Абакан. Душою маясь, порывалась спуститься в лобби и купить какую-то карточку. Олег спрашивал, что это за карточка, которую можно купить, по-видимому, путая ее с кредитной. Светлана поясняла: телефонная. При каждом новом приступе ностальгии Олег возмущался: «Зачем тебе карточка? Вот сотовый, бери и звони». Но Светлана почему-то не брала и не звонила, а просила набрать номер под ее диктовку.

Разговор тек по-женски ни о чем, и Олег был не прочь вернуться к проявке слайдов-снов, когда услышал нечто, вмиг захватившее внимание. Собеседница допытывалась, а Светлана отвечала:

– Повтори, санрай… санрайдер? Что это? Баночки? Думаю, что нет… Нет не принимает. А для чего они: похудания? Точно нет.

Осведомиться о «Санрайдере», препарате для похудания, мог единственный человек на свете – Рейчел, его американская подружка, обитавшая в одном из пригородов Лос-Анджелеса. Телефона Рейчел в памяти этого мобильного нет, так что не возникало сомнений: звонит сама Рейчел. И на самом деле, умаявшись от непрерывных трелей, дравших по нервам наждаком, Светлана предпочла ответить. Отключить незнакомый аппарат она, по-видимому, не смогла или, напротив, ее обуяло любопытство. Разбудить Олега не получалось – он спал как убитый, несмотря на болезненные пощипывания за уши и толчки в бок. То отворачивался, то отмахивался.

Рейчел, коренная американка, родилась в семье выходцев из СССР. По-русски изъяснялась коряво, читать и писать не умела, но понимала язык сносно. Олег общался с ней исключительно по-английски, отметая даже редкие попытки перейти на русский, на что Рейчел пускалась, в основном, шутки ради.

Что тут скажешь – переводчик-референт… За профессию-духовницу горой! Коль мычишь, на пальцах лучше покажи…

Рейчел выдавалась молодостью, красотой, огненно-рыжими волосами и знатными успехами на профессиональном поприще. В свои тридцать четыре заведовала отделом маркетинга в крупной калифорнийской фирме, зарабатывая порядка ста пятидесяти тысяч долларов в год.

Знакомство с Рейчел инициировала мать Олега, обеспокоенная его статусом свободного мужчины. Олег не терпел сводничества, о чем матери, безусловно, было известно. Посему женщины задумали провернуть задуманное с «черного хода». В итоге заговорщицы разработали незатейливый, зато отлично сработавший план. В редкий будний день, когда Олег находился дома, в его виллу позвонили, представившись: агент по продаже продукта для похудания «Санрайдер». Окажись на месте привлекательной Рейчел менее заметный «потрошитель кошельков», Олег дверь бы своего дома не открыл, оправданно опасаясь всякого рода проходимцев. Да и Рейчел он впустил далеко не сразу – добрую минуту изучал, досаждая каверзными вопросами.

Рейчел не пришлось долго навязывать свое чудо-средство, и через пять минут стороны ударили по рукам. Вскоре общение перетекло неформальное русло, в тот же вечер увлекшее Рейчел и Олега в ночной ресторан, а спустя несколько дней – в постель. Последующие отношения референта то не очень радовали, то откровенно тяготили. Мало того, что Рейчел докучала новомодными экономическими теориями, она еще была набожной. То и дело склоняла к соблюдению религиозных обрядов и норм ему, убежденному атеисту, мягко выражаясь, неинтересных.

Олег давно бы распрощался с Рейчел, если бы не одна ее милая черта: рычащее американское «р» она, грассируя, выговаривала на немецкий манер. Так что в моменты, казалось бы, неумолимо толкавшие к расставанию, тривиальное упоминание слов «бой-френд», «гэал-френд», то бишь их с Рейчел общинно-правового статуса, служило чудодейственным громоотводом. Олег вряд ли отдавал себе отчет в этом, иначе давно бы поставил в их интрижке точку. В любом случае, основные признаки романа, хоть и вялотекущего, просматривались, да и другой кандидатуры на роль «подружки на выход» у Олега не было.

До референта доносились лишь сентенции Светланы, но прыть лукавого сочинительства позволяет озвучить обе стороны. Для удобства восприятия русский Рейчел «подправлен» – большая часть чужеродных слов опускается.

– Мужчинам верить нельзя, обманывают… – проскрипела калифорнийская «подружка на выход».

– Ты о чем? – заинтересовалась евразийская «разлучница». Живо перенесла аппарат к другому уху.

– Сказал, что в командировке в Denmark, на самом деле укатил в Россию, – обозначила территориальные претензии Рейчел.

– Что это «денмарк»? – отслаивала истину от языковых плевел Светлана.

– Denmark – это страна, – пояснила представительских интересов партнерша. Как и собеседница, поменяла дислокацию мобильного.

– Наверное, Турцию имеешь в виду? Мы в Турции, я и он… – буднично, укрывая любые акценты, сообщила курортница.

– А что такое «Турции»? – путалась где в падежах, а где в скудных познаниях носитель «калифорнийского русского».

– Ну …мусульмане… Стамбул, – на пальцах разъяснила челночница могучего.

– My God, Istanbul?! Да что там делать?! – вспыхнула, словно бенгальский огонь, Рейчел. Чуть успокоившись, принялась раскапывать, где собака измены зарыта: – Он познакомился с тобой в Интернете?

– Он познакомился со мной в аэропорту… – невозмутимо возразила «приблудная».

– Он купил тебе билет из России? – прикидывала глубину намерений бой-френда калифорнийка.

– Он пока купил лишь букет цветов, правда, красивый очень… – Светлану обдал весенний ветер, она улыбнулась.

– В Турции, что делать семь недель? В Европу ездили развлекаться? – Рейчел отбросила одеяло и захлопнула створку окна. Шум автомобилей бесил, уводя с магистрали дознания.

– Было хорошо? – напомнила о себе огненно-рыжая, вновь укладываясь.

Светлана оторвала от уха телефон и тряхнула головой, будто изгоняя оторопь. Вороного оттенка копна заиграла в лучах яркого солнца, увлажняя взор референта. Он вжал голову в подушку – то ли погружаясь в негу, то ли зарываясь в служивший ему прикрытием «окопчик». Между тем одеяло подтягивать не стал.

– О чем ты, мы знакомы неделю, случайно встретились… – осадив раздражение, откликнулась сегодня на диво покладистая Светлана.

– Вы что решили: поедешь к нему в Америку? – наступала не ведающая дипломатических экивоков Рейчел. Впрочем, как и все фимины, укушенные змеей ревности…

– Я поеду домой в Абакан, – держала график промысла челночница. Потянулась к сумочке, распахнула, вытащила фото дочерей.

– Олег – за тобой в Россию? – Рейчел обмерла, ужаснувшись от собственной «прозорливости». Все же скоро продолжила: – Надо же, Россия… Я и моложе тебя…

– Мы вернемся в Стамбул, как только закончатся выходные… – тяжко вздохнула Светлана. Вернула снимок в кармашек сумки

– Хотелось бы взглянуть на ту, кто multimillionaire подцепила… – скорее огрызнулась, нежели изрекла покинутая без всяких нот калифорнийка.

– Кто мульти…? – споткнулась на втором слоге изумленная Светлана, мгновенно произведя транслитерацию-перевод.

Ответа не последовало – на линии воцарилась тишина. И понятно почему, в особенности прекрасному полу. Рейчел совершила промах, причем редкий по своей беспечности. Ни чувство ревности, ни своеобразие момента оправданием ее просчету не служили. Зрелая женщина – а Рейчел, несомненно, была таковой в свои тридцать четыре – не должна была проболтаться о том, что не подлежало разглашению ни при каких обстоятельствах. Коль имела на Олега серьезные виды…

Ограждая себя от лишнего ажиотажа, референт скрывал размер своего состояния, хотя и было оно, преимущественно, законным. Скрывал он сей факт и от Рейчел. О внушительных активах Олега под большим секретом поведала Рейчел его мать, не раз повторив: «Не дай бог, узнает!». То, что Олег – прочно стоящий на ногах бизнесмен, говорили его вилла и последней модели «Мерседес», но о подлинном размере его капиталов знали единицы.

Сболтнуть такое первой встречной, да еще сопернице! Рейчел готова была провалиться под землю, оттого и проглотила язык. Она, женщина, инстинктивно понимала, что любой нормальный мужчина и без миллионов – объект интереса для многих. А с вагонеткой дензнаков, как Олег, – липучка легиону соперниц, готовых вскарабкаться на Олимп престижа ради…

«Ведь ты красивая. И пальцем не пошевелишь, как найдешь другого! А кому я, толстая, нужна с прицепами?» – на Светлану накатили воспоминания, кусачие, коварные.

Тогда, как и сейчас, рядом были двое, и мужчина тоже – один на двоих. Только дети шумели за дверью, дети ее любовника, с которым решила слиться судьбою, ломая две семьи одновременно. Лишь «сотовый мост» отсутствовал. Сидели все рядом, на расстоянии вытянутой руки, и время было в «поясе» – одно на троих. И миллионов не делили, их быть не могло, не было и тысяч, наверное. А делили мужика, тихого, покладистого водилу, с которым она последние годы ездила в Китай, зарабатывая себе и ему на кусок хлеба. Сердце щемило: не уйдет, семью не бросит. И вся ее с трудом обретенная, полная надежд, душевных и плотских страстей жизнь рушилась на глазах, сталкивая на обочину начинания. Хотя любовника она и не любила, но до безумия привязалась к нему и уже не мыслила на его месте другого.

Впрочем, что такое любовь, где ее границы, берега? Кто знает?

С тех пор, уйдя от мужа, она коротала век одна с двумя детьми. Мужчины менялись, как пассажиры в предпраздничном трамвае, будоража чувственное, но, по большей части, не оставляя и следа. Та боль давно утихла, но шрам в душе на непогоду саднил.

Смысл жизни она искала, знакомясь с все новыми и новыми мужчинами, а еще – в алкоголе, как многие изгнавшие или потерявшие мужей подруги, соседи, одноклассники, а, впрочем, вся страна.

Как бы там ни было, сегодняшний телефонный казус с драмой трехлетней давности сопрягался мало, хоть и взбудоражил былое. Ведь в орбите Олега, понятного, но парящего в ином эшелоне мужчины, она себя не видела. Раз обжегшись, Светлана оставила затею устроить будущее с кем-то одним и перебивалась интрижками с партнерами, как правило, ей чужими. Эта прозванная про себя «пластмассовой» любовь порой дарила сюрпризы, и она время от времени увлекалась, но ненадолго. Стригла побег чувства на всходе, дабы вновь не оступиться. В основном ее любовники – люди семейные, и Светлана изловчилась не давать волю чувствам. В судьбе не копалась и воспринимала все как есть.

Олега она принимала за очередного «женатого» мужчину, хоть он и нравился ей, как никто прежде. «Дежурный, одноразовый, как и все до тебя и после…» – внушала она себе в последние дни, конфликтуя с наваждением соблазна. Так распорядилась судьба, и она давно ей не перечила. Тем самым аудиосцену с женщиной со смешным именем Рейчел восприняла как нечто обыденное, пройденное не раз. В силу присущего полу любопытства «мост» поддерживала в охотку и, если бы не встрявшие «мульти-пульти», то разговор бы и дальше катился по проселочной женских словопрений.

Телефон возле уха Светлана удерживала скорее машинально – признаков жизни он не подавал. Изготовилась было разъединиться, когда Рейчел к ней вернулась:

– Он еще не проснулся?

– Спит по-прежнему… Позвать? – предложила тернистой доли курортница.

– Отнюдь нет, и даже хорошо, что не проснулся, – передала некий оптимизм, а значит, смену тактики калифорнийка.

– Постой, но не мне же ты звонила, а ему… – озадачилась вляпавшаяся в трансконтинентальные страсти челночница.

Что тут скажешь? Перепроизводство радушия у русских – приятная, но малополезная черта…

– Ему, конечно, но хорошо, что мы поговорили… – У Рейчел накатывались слезы. Прочувствовав надлом, Светлана какое-то время безмолвствовала. Вместе с тем упражнение в деликатности затягивать не стала.

– Рейчел, с Олегом ты давно знакома?

– Будет полгода, правда, виделись нечасто, – призналась опечаленная подруга по несчастью. Где они только не встречаются…

– У тебя дети есть? – перескочила на более перспективную тему Светлана.

– Нет, но я и замужем не была, – Рейчел переключила аппарат на громкую связь, примостила рядом. Пощипывала затекшее плечо.

– Какие-то проблемы? – осторожно поинтересовалась «подруга».

– Вроде нет…

– Может, просто не хочешь замуж? – предположила Светлана.

– Почему, хочу, и детей иметь хочу! – резко возразила Рейчел, отстаивая великую миссию рода в своем исполнении…

– Успеешь ли? Ведь тебе за тридцать, да и с Олегом неконкретно… Может, другой на примете? – усомнилась челночница, невзначай подсказывая решение…

– Не удивляйся, в Америки это – норма, здесь миллионы одиноких… – разъясняла заморские нравы калифорнийка. Приподнявшись на кровати, придирчиво гляделась в зеркало.

– Мне жаль Америку… – отозвалась Светлана, чуть подумав. Искала глазами куда-то подевавшийся халат.

– У нас без lawyer многие в постель не ложатся. Так принято: лучше одной, чем непродуманный шаг… – посвящала в подоплеку американского интима Рейчел. С мобильным отправилась к трюмо, где рассматривала себя в зеркале во весь рост.

– Не знаю, у нас по-другому, – судя по ответу, смысл слова «lawyer» Светлане не понадобился.

– Одолжение мне сделаешь? – быстро проговорила Рейчел, как бы начиная беседу с чистого листа.

– Какое?

– Напомни Олегу, чтобы зажег сегодня свечи.

– В память о ком? – Светлана вздрогнула, представив воочию свою парализованную мать.

– Да нет, просто вечером шабес, у вас, разумеется, – вклеила явно не английское слово Рейчел, чуть конфузясь.

– Какой еще собес? – затребовала разъяснений челночница, вспомнив свой последний визит в УСЗН и учиненный там разгром. Два года «защита» волынила с субсидией на инвалидную коляску для матери… Но в итоге спровадила переборщившее дитя в СИЗО, вызвав блюстителей правопорядка.

– Суббота это, день недели. – Рейчел рассматривала у трюмо календарь, испещренный, как казалось, рисованными вручную символами.

– Но при чем здесь свечи? – путалась взращенная меж двух эпох челночница – оголтелого безбожия и бума нательных распятий.

– Он знает при чем, главное – напомни, – намекала на некое таинство калифорнийка.

– Ладно, передам…

Рейчел вновь умолкла и, выждав паузу, Светлана спросила:

– У тебя все в порядке?

– Вспомнила, как обещал свозить в Сент-Мориц, но исчез, не предупредив… – обдала печалью подружка на выход

– Что это – Сент-Мориц, Рейчел?

– Switzerland, paradise!

– Что такое пэрэдайз?

– Когда человеку очень-очень хорошо.

– Ах, рай! – Слово Switzerland Светлану меж тем не заинтересовало.

Тут Светлану всколыхнуло нечто преобразующее, мигом взвинтившее весь фронт чувств. Перед ней разверзлось, что рай не в Сент-Морице (воспринятом на уровне звуков), а здесь – в этом номере, с этим мужчиной, впервые в ее судьбе. Тотчас новая волна, причудливо ужившаяся с первой: этот нежданно-негаданно свалившийся рай неотвратимо растает – через день, неделю, совсем скоро, и ничего здесь не поделаешь. Не за горами дни, когда увянут молодость и красота, сводя на нет надежду обрести любовь, к коей втуне она стремится вопреки знаку судьбы и всему на свете.

Спустя мгновения ей захотелось запечатлеть эту путаницу, сладкую и горькую разом. Однако разум не предложил ничего лучшего, чем все бросить – этот роскошный номер, несравненный вид из окна и сутки напролет болтать с родственной душой об огромном, постигшем ее откровении. О том, как познакомилась с мужчиной, видным иностранцем, как он отыскал ее в глухой дыре на окраине Стамбула, как отвергла его, как догнал, как унеслись они прочь, как умудрился купить ей туфли в два ночи, как упрашивал остаться хоть на день и как уговорил. Не дав опомниться, новый прилив – мощнее и проникновеннее, чем прежний: Светлане захотелось исповедаться тут и сейчас, пусть даже с соперницей. Рука с аппаратом метнулась к виску:

– Рейчел!

Но линия молчала, как рамка, из которой вынули картину. Светлана сникла и в полном опустошении улеглась, пристроив прежде мобильный на тумбочке. Минута-другая – и, свернувшись калачиком, она уснула.

Последние четверть часа референт более чем внимательно слушал, вида, однако, не подавал. Ему было как необычайно интересно, так и несколько стыдно. Ведь, по сути дела, он подслушивал, хоть и невзначай. С интервалом в несколько дней перед ним вновь приоткрылись тайны женского начала – субстанции неизведанной, полной причуд и алогизмов. В эти минуты, переваривая диалог «моста», Олег окончательно убедился, что в женской душе он ничего не смыслит, и его аналитическая жилка, опирающаяся на физические законы и всесилие сопоставлений, пасует перед этой терра инкогнита.

Существенную часть жизни он прожил в довольно замкнутом, нетипичном мире, в чем, понятное дело, был сам виноват. Обретя материальный достаток, из естественного русла он выпал, общаясь с людьми, по большей мере, профессионально ему близкими. Друзья почти не водились, и к живому общению он не стремился. Досуг, в основном, самообразование, а в последние годы – сочинительство. Тем самым от реалий дня он отдалялся все дальше и дальше. Женщину, как таковую, не знал вообще. Из брака вынес выжатую, как лимон, психику, где на первых порах функционировал лишь один центр – генератор мук разочарования.

Распрощавшись с крепостничеством неудачной семьи, Олег не раз заводил отношения с прекрасным полом, но через месяц-другой они обрывались, не успев опериться. Обретенная свобода пьянила, и ради нового союза, что, по сути своей, уравнение со всеми неизвестными, рисковать ему не хотелось. Вопреки превратностям первого супружества, Олег почему-то считал, что женщина априорно чиста и логически понятна; ему же просто не повезло – что в официально браке, что в последующих попытках нечто завязать. «Значит, делать ставку на институт семьи не стоит и довольствуйся очередным «транзитом», каким бы скоротечным тот не был» – примерно так рассуждал он, не слишком суша себе голову. Самое любопытное, его милая, отдающая беспечностью инфантильность уживалась с хваткой расчетливого бизнесмена и репутацией человека, способного за себя постоять.

Олег поначалу недоумевал, почему конкурентки поневоле, пусть каждая на свой манер, то лезут друг к другу в душу без стука, то делятся сокровенным, отринув гордость, достоинство и такт. Между тем, чуть позже, оценив органичность их общения, осознал, что Светлана и Рейчел поступают именно так, как велит им природа, и они не более, чем типажи женских характеров, скорее всего, распространенные.

Так Олег нащупал разгадку вопросу, подспудно бередившего его последние годы. В предшествующий разрыву с супругой год референт принялся налаживать альтернативную браку жизнь, чего жена, понятное дело, не могла не заметить. Между тем она палец о палец не ударила, чтобы хотя бы смазать их полуразвалившуюся, скрипевшую на любом ухабе колымагу, зато с наскоку бросалась на соперниц, нередко мифических. То гнобила их, то заключала с ними перемирия, а то и союзы, но в результате рушила последние перемычки семьи. Тогда ему казалось это примитивно низким, но сегодня, после «моста», он был не прочь взглянуть на феномен по-иному – снисходительнее, что ли, хотя и был далек от того, чтобы простить…

Ни а какой шабес-субботе Светлана референту не напомнила, как и не упомянула сам разговор с Рейчел, что являло собой очередное открытие в постижении души женской…

К обеду влюбленных охватило дикое чувство голода, и они покинули номер, куда на двое суток себя добровольно заточили. На тот момент мини-бар с соками, арахисом и алкоголем был опорожнен полностью – на дне мусорного ведра поблескивали последние обертки. К тому же, часом ранее, регистратура потребовала освободить люкс для уборки. По-видимому, и в пятизвездочном отеле терпению обслуги наступает конец.

Гонка по биочасам пошла Олегу впрок. Избыток веса улетучился, в результате чего разница в возрасте между ним и Светланой уже в глаза не бросалась. Светлана, напротив, смотрелась рассредоточенной и не вполне здоровой – под глазами замечались отнюдь не косметические тени.

Как только Олег со Светланой спустились в лобби и побрели в ресторан, под пристальными взглядами окружающих их охватило неприятнейшее состояние. Суть его: ощущение своей аномалии при полном непонимании ее причин. Они не могли и представить, что любой, переживший озарение Встречи, обречен тащить за собой нимб влюбленности, приковывая внимание всех и вся. У «стамбульцев» же он просто слепил…

Делившая с ними стол супружеская пара из Новороссийска, поерзав четверть часа, предложила познакомиться. Референт этикет поддержал, хоть и без особого энтузиазма. Между тем вопрос «Из какой вы группы?», застал его врасплох. Он смешался и, будто ища подсказку, посматривал на Светлану. Тогда новороссийка уточнила: «Из «красной» или «фиолетовой»?» Ответ Светланы «Не знаю» соседей удивил. Тут Олег вмешался: «Из оранжевой». И сбил россиян с толку окончательно.

За столом воцарилась атмосфера неловкости и несостоявшихся отношений, прихватив при этом лишь российскую сторону. Утоляя немыслимый голод, «стамбульцы» и друг о друге думать перестали. Наспех отобедав, соседи ретировались, не прощаясь. Проигнорировали даже десерт.

Чуть позже Олег вспомнил эпизод неуклюжего знакомства и озадачился: «Собственно почему «оранжевая» группа, а не, скажем, «зеленая». Вначале провел параллель между тем, что родился на Украине, и недавней «оранжевой», взбудоражившей весь постсоветский мир революцией, но в конце концов здравого объяснения не нашел.

Покидавшие обеденный зал влюбленные узнавались слабо. Полусфер восхитительного свечения – как не бывало, и флёра движений – тоже. Референт вырвался вперед и шел, не оглядываясь, а Светлана заметно отставала. Обида друг на друга не просматривалась, зато замечался интерес к окружающему миру, будто он им в диковинку или немного подзабыт. Пара чем-то напоминала отпускников, вернувшихся в родные пенаты и жадно впитывающих новизну изменений.

Олег остановился у регистратуры, принялся изучать объявление у главной стойки. Светлана рассеянно прошла мимо и лишь у лифта спохватилась, что осталась одна. Вернулась обратно, встала у референта за спиной. Но по общей рассредоточенности спутницы было неясно, она заняла место в очереди или ожидает Олега.

Референт потянулся за бумажником, откуда после некоторых поисков извлек пластиковую карточку. Удовлетворенно захлопнул портмоне.

Состоялся разговор с метрдотелем, который, судя по богатой жестикуляции, тужился от недопонимания. Олег ссылался на висевший на стене календарь, а гостиничный клерк – на записи в журнале. Наконец Олег замолк и достал из бумажника еще одну карточку. Соединив с первой, передал метрдотелю. Напрашивалось: многотрудный консенсус обретен. Но, каков его смысл, оставалось догадываться.

Олег развернулся, устремляясь почему-то к выходу из гостиницы, а не в сторону лифта, но вдруг застыл, не сделав и пары шагов. Медленно повернул голову, пересекаясь взглядом со Светланой.

Внешний вид влюбленных претерпел резкую метаморфозу, буквально возопившую на фоне их недавней асинхронности, наступившей вследствие сытного обеда, а может… пресыщения друг другом. Разительная перемена чем-то напоминала разлетающийся на мелкие куски экран, недавно разобщивший влюбленных.

Ушедший, казалось, на долгую зимовку нимб вспыхнул вновь. Мгновение-другое и любовники сомкнулись контурами, и вся их материя, словно пройдя через ткацкий станок, заплелась в сплошной узор обожания.

– Мы уезжаем в Стамбул? – Светлана приподняла голову, ловя взор воздыхателя.

– Откуда такой прогноз? – сглотнув прогорклый комок, откликнулся он.

– Ты говорил с метрдотелем… – пояснила Светлана. Не дождавшись ответа, вновь примостила голову на груди.

– Уедем, но пока не знаю, когда… – распрощавшись с чертополохом мысли, вынес «вердикт с отсрочкой» референт. Бережно обнял возлюбленную, но не надолго – со всех сторон клевали жадные клювики любопытства.

– Чем заниматься будем? – спросила Светлана, приободряясь. Большим и указательным пальцем прихватила скулу референта, устанавливая, казалось, ракурс предпочтения. Но, скорее всего, бросала любопытствующим вызов.

– Поплывем, если ничто не помешает… – тяжко вздохнул Олег. Его подмывало дать тягу – подальше от смешков и «слюней» праздношатающейся публики.

Референт услышал, что кто-то за спиной чешет на иврите. Между тем из всего пассажа зацепилось лишь слово «гармония». Ударение при этом не на втором, а на последнем слоге. Сборных корней лингвист напрягся, не подумав даже улыбнуться на прозвучавший комплимент, пусть с фонетическим огрехом. Профессиональное чутье подсказало: «озабоченная гормонами». Увлекая Светлану, решительно двинулся на выход.

– Поплывем в Стамбул? – уточняла Светлана, очутившись с бдительным лингвистом на аллее.

– Поплывем на яхте, но не сегодня… – сообщил референт, интригуя многоточием.

– Обычно на круизы есть места… – ссылалась на некий опыт челночница-ветеран.

– И мне предлагали … – таинственно улыбнулся Олег.

– Что-то не устроило?

– Предлагали на судне, я отказался… – описывал предысторию задумки референт. Извлек бумажник и удостоверился, что все карточки на месте. Обнаружив комплект, весело чмокнул пассию в щечку.

– Почему? – всполошилась возлюбленная, останавливаясь.

Референт застыл и с оспинами раскаяния на лице глядел на спутницу. Старался вникнуть: «почему» – реакция на неуместный поцелуй или на предыдущую фразу. Так и не разобравшись, ответил:

– Скученность, толчея…

– А как без этого? – чуть выпятила алые губки Светлана.

– Мы поплывем вдвоем! – Референт распахнул руки, обозначая морской простор.

– Вдвоем-вдвоем? Рулить-то кто-то должен? – указала на прореху плана челночница.

– Рулевым буду я, а ты капитаном, – объявил штатное расписание многопрофильный лингвист.

– Шутишь, – прижалась к кавалеру Светлана.

Глава 13

Путешествие на яхте состоялось, но с отсрочкой в трое суток – согласно назначенной метрдотелем очереди.

При оформлении заказа выяснилось, что романтические вояжи весьма популярны на побережье, и внушительная такса за прокат (сто долларов в час) – фильтр слабенький. Желающих – отбою нет.

Кроме пяти сотенных (минимально допустимый взнос), требуется национальная лицензия судовождения. У референта таковая оказалась случайно. В день вылета в Стамбул получил по почте вместо истекшей новую. Между тем одной лицензией цензовые ограничения не исчерпывались. Непременное условие: занятие по навыкам и технике безопасности, венчаемое экзаменом.

Образ Светланы инструктора-турка, мягко сказать, растревожил. Инструктаж по навигации он скомкал, рьяно принявшись отрабатывать правила безопасности. Все, однако, свелось к облачению Светланы в спасательный жилет и его скрупулезной подгонке – строго по фигуре. Проделал процедуру он дважды, будто подгонялся космический скафандр или комбинезон пилота «Формулы 1».

Инструктор пошел и на третий заход, но Олег сбил «профессиональный» пыл ссылками на трудный запуск двигателя. Помогло лишь отчасти, турок вскоре вновь замаячил перед Светланой. Олег втерся междуэкзаменуемой и наставником и, как можно деликатнее – чтобы не испоганить «зачетку2 – но настойчиво оттеснял того на выход. Инструктор с повадками портного, пятясь, сошел на берег, прожигая пассажирку взглядами взбаламученного самца.

Яхта на бензиновом ходу легла на курс. Укомплектована всем, чего душа пожелает: баранина в маринаде, мангал, напитки и даже удочки для рыбалки с наживкой. Набор услуг мог потрафить самому взыскательному туристу, а то и завсегдатаю элитных клубов.

Светлана наблюдала за действом, чуть приоткрыв рот. Но причина тому вовсе не дизайн яхты и замечательные виды вокруг. Ее ворожило, насколько виртуозно референт управлял судном.

Пассажирка обратилась к рулевому, но шум двигателя ее слова приглушил. Между тем Олег по мимике догадался – предлагается помощь. Он заулыбался и, скрестив руки, дал понять: не надо. Чуть позже Светлане послышалось, что на борту яхты звонит телефон, но рокот мотора заставил ее усомниться.

В метрах семистах от берега Олег остановился, бросил якорь. Что-то выискивал рассеянным взглядом, будто по наитию. Хлопнул себя по лбу, полез в их со Светланой ссобойку.

– Мазаться готова? – струил веселье и задор рулевой.

– А ты умеешь? – игриво подначила Светлана.

– А то…

Визажист из Олега вышел никакой, как, впрочем, и из Светланы. Курортники через пень колоду обмазали друг друга, будто процедура необязательная. Казалось, торопятся пораньше вкусить дары досуга на волне.

Между тем ни чревоугодничество с дымком, ни рыбалка курортников не прельстили. Сблизившись, из магнитного поля земли они дружно выпали и отдались силе магнита иного – сладострастия, вследствие чего переместились в плоскость пластики и геометрии плотских утех. Хорошо, что «репетировали» под навесом, иначе бы не избежать вызова реанимобиля из ожогового центра. Нанося крем, до спины не дошли…

Олегу казалось, что он сходит с ума. Из квакавшего по-турецки громкоговорителя доносилась телефонная трель. Абракадабра где-то рядом, но, сколько он не вертел головой, источник в поле зрения не просматривался. Наконец он зацепился за блики впереди. Инстинктивно подался вперед, вникая на ходу, что мигает экран мобильного, а сам аппарат звенит. Казалось бы, возьми да ответь, но как заткнуть кваканье, отдающее иголками в мозгу?

Тем временем раздражители лишь множились. Надвигалась какая-то тень, огромная, точно Моби Дик. Наконец Олег уяснил, что на подплывшем вплотную катере морских спасателей «квакает» мегафон.

Едва референт высунулся из рубки, как спасатель убрал мегафон и повесил его на шею. Спустя минуту катер исчез из виду, но громкоговоритель ожил снова. На сей раз, не квакая, а с придыханием, ритмично покашливая. Лишь на следующий день рулевой догадался, в чем дело. «Кашель» – не что иное, как неудержимый хохот спасателя, ведь из рубки он выскочил в полном неглиже. Попали же они в фокус зрения службы совершенно оправданно: признаков жизни на яхте – никаких.

Тем временем мобильный звенел, рассекая тишину, но Олег не реагировал – решал загадку смены жанра в громкоговорителе.

– Да ответь же ты, наконец! – Светлана буквально всучила заторможенному референту аппарат.

– Слушаю, – прочистив горло, сказал Олег.

– Звоню четвертый раз, – раздался голос секретаря переговоров. – Заставляете волноваться…

– Завтракал, а телефон оставил в номере, – особо не напрягал фантазию Олег.

– По контракту связь прерываться не может, господин Левин… – отчитывал секретарь.

– Завидую вашей компетентности, господин Эшкроу, – садился на своего привычного конька референт. Тот гнал впереди себя целый выводок ехиден.

– Насчет компетентности, дока вы, Олег. – Эшкроу, похоже, рассудил вышесказанное буквально.

– Не преувеличивайте, – несколько смутился референт. Досадовал: почем зря задел прилежного функционера. Хорошо хоть не врубился…

– Кстати о контракте, он завершен, и вы улетаете домой, – быстро проговорил секретарь.

– Как понимать – я уволен? – насторожился Олег. Глаза заметались, передавая сложную палитру чувств: боязни подвоха, сбрасываемого бремени и… разочарования.

– Миссия завершена и на завтра у вас билет в Лос-Анджелес, – более чем буднично оповестил секретарь. Казалось, речь идет о вызове такси.

– Тогда не на завтра, а на послезавтра. Я не в Стамбуле, если помните… – напомнил свои координаты строптивый фрилансер.

– Вольному воля, закажем на послезавтра. А кредитку нашу разрежьте – через два, нет уже через три дня. Билет – в кассе бронирования. Счастливого пути, господин Левин!

Светлана в тревоге уставилась на референта. На его правой вытянутой ладони – мобильный, и ей казалось, что Олег вот-вот выбросит аппарат за борт. Спутница не ошибалась. И правда его мысли роились вокруг сотового. Правда, счеты сводить с ним он не собирался, думая с неподдельной горечью: «Зачем только взял с собой? Один звонок – и сказки как не бывало…»

– Что-то случилось? Лица на тебе нет… – Сблизившись, Светлана опустила руку фрилансера-горемыки.

– Вынужден попросить тайм-аут… – обратился к некоему рефери-невидимке Олег.

– Не говори загадками, в чем дело? – Пассажирка трясла за плечо ушедшего в себя рулевого. С опаской оглянулась, прикидывая расстояние до берега…

– Не помню, когда так сюрпризило… – сетовал на судьбу демобилизованный референт, казалось бы, сей момент обреченный скакать или, по крайней мере, улыбаться…

– Чем-то могу помочь? – Светлана смотрела в очи самого экстравагантного в ее жизни и потому столь влекущего мужчины, в ужасе открывая для себя: ему невыносимо плохо. Но, похоже, причина не сторонняя, а она сама. Именно сейчас, в эти секунды, карабкаясь по скале будущего и сдирая до крови плоть, он пытается определиться. Ничего не выходит, однако…

– Забудь обо мне на минуту и не обижайся… – тихо молвил референт. Увел взгляд в сторону, куда-то в бескрайнюю, не сулившую обретений даль.

Но Светлана обиделась. Усевшись к рулевому спиной, с явным вызовом наводила макияж.

Жизненный опыт референта гласил: худшие новости приносит телефон. И состоявшийся разговор яркий тому довод. Удар – по несущей, под самый дых. Как результат, беспощадное, неумолимое прозрение: событие себя не исчерпало, до финала – еще далеко.

«Норовя из игры себя вывести, ты вторгся в большую, непроницаемую, как космос, игру, – заметался в трюме паники референт. – В схватку больших денег и очень крутых парней. Влез наскоком, без приглашения – никто тебя туда не звал. Разве что обслугой, опорожняющей пепельницы на хозяйском столе. В итоге спутал все карты, развернув состав межконтинентальных амбиций вспять. Разумеется, ежели похерить фактор совпадений… Что теперь? Похвалят, опахалом начнут обмахивать? Разумеется, нет. Как минимум, раздавят твой американский бизнес, точно вошь. За то, что накаркал, хотя бы! Ежели посчитают двурушником, тихая автоавария или рядовой инфаркт – смотря, что сподручнее – гарантированы».

Олег тяжело опустился на палубу, подтягивая ноги к груди и обхватывая их руками.

«Хорошо, если не драматизировать? Что узнал нового, чтобы так в одночасье развезло? Неужели не предчувствовал, что переговоры дышат на ладан? Откуда все страхи? Ведь не предавал и ни одного обязательства не нарушил. Зря паникуешь. Америка не Уганда. Грохнуть мультимиллионера – дважды подумают. Особенно, засветившись в спонсировании контракта с оптовым поставщиком. Не дрейф! Никто не осмелится…»

Референт распрямил ноги, опираясь растопыренными ладонями о палубу. Скосил взор в сторону спутницы – она по-прежнему сидела к нему спиной.

«Теперь Светлана, как с ней? Чем сильнее накатывал прибой влечения, тем чаще докучал вопрос: наш роман – не подогнанная форточка в будущее, или чугунная калитка в прошлое? Столь далекое от дня нынешнего и твоего прочного, уникального места в нем…»

Он был несказанно рад, что за дни медового уикенда она и намеком не отсылала в день грядущий. Ведь услышав «А завтра что?», стушевался бы, сник, поскольку ответить нечего. Призови она хоть к любому ответу, беззаботному погружению в омут услады пришел бы конец.

Как не любить сказку, которую сам сочиняешь, заранее зная, что финал неизбежен, а за ним – не стыкуемых интересов, полный конфликтов мир…

Еще тогда, в аэропорту, когда только всколыхнулось, он воспринял Светлану как залетный, романтичный образ, коими переполнена душа любого свободного (и не только) мужчины. При этом кардинально менять свой обустроенный и до отвращения сытый быт готов не был. Отлично знал, по каким терниям придется пройти, дабы соединиться с человеком из иной системы координат. Колики соблазна, да, мелькали, но в принципиально новое русло не влекли. Конфликт его невероятно яркого, внезапно нахлынувшего чувства с условностями забаррикадировавшегося в своем самодовольством социума, который и сам, играя по правилам, иллюстративно представлял, привносил грусть, как ни диво, светлую, как юные мечты.

Тени – тенями, а чувства – чувствами. Их же в подхватившей Олега каравелле – море разливанное. И занесло то судно на такую высоту, что внезапный звонок буквально вырвал Олега за волосы из опиумной долины счастья.

– Звенел, как тот будильник в семьдесят шестом, и как тогда просыпаться не хотелось… – нарушил неловкую тишину референт. Медленно поднялся на ноги.

– Какой еще будильник? – заинтересовалась Светлана.

– Механический, из общежития по Слесарной 35, –.изрек после глубокого вздоха Олег.

– Что за общежитие, не перегрелся часом? – Светлана придирчиво оглядела референта с головы до ног.

– Студенческое, из него я в армию уходил, четверть века назад… – гонял, точно в пинг-понге, почившие в Бозе реалии референт.

Светлана то блуждала по яхте рассеянным взором, то хмурилась. Быть может, решала загадку, о какой армии речь: советской или американской? Слесарь-то ремесло трансконтинентальное…

Тут Олег спохватился, сообразив, что и впрямь неясно, какие штандарты упомянул. Оттого разъяснил сразу: «Краснозвездную, Света, краснозвездную…» Чуть подумав, развил мысль: «Портянок и кирзовых сапог…»

Светлана поморщилась на дефицит патриотизма спутника, пусть при царе Землеустроителе присягнувшего, но родине все же… Какое-то время дулась, после чего спросила:

– Ты должен уехать?

– Мы должны… – заверил в готовности доставить в точку исхода референт.

– Довезешь, надеюсь. И на полпути не бросишь… – невесело усмехнулась Светлана, уточнив: – Только когда?

– Так уж важна дата? – просыпал раздражение рулевой. Неприкаянно дернулся, в сердцах махнул рукой: мол, к лешему все!

– Ты ведь знаешь, когда… – Глаза Светланы раздались, чуть увлажнились.

Олег подумал: «Страшась разлуки, женщина краше всего: дымчатая бледность, изящество, грация. Так и подмывает заключить ее в объятья и вкушать нежное волнение до утра. А завтра – хоть трава не расти. Вот такие мы, кобели.…»

– Когда – откуда? – нахмурился Олег.

– Что значит откуда? Из Стамбула, разумеется… – Светлана оперлась руками о корму. Ей казалось, что бриз, ласково колышущий на яхте флажки, обходит ее стороной, в то время как тоска, точно помпой, толчками вливается в тело.

– Вылет послезавтра и отложить его не могу… Наверное, второй в жизни раз … – подбавил унынья референт.

– А первый когда? – живо откликнулась Светлана, ничем не выказывая, что только что подавила слезы.

– Когда из Союза с билетом в один конец уезжал. Время было такое… Впрочем, мало что изменилось…Только тебя не было и того, что между нами… Однако вояж в рай отменяется. За пирс, правда, пустили – поплескаться… Время камни собирать, время бросать их за борт… – раскатывал правду души рулевой, правда, с перебором витиевато.

– Рейс послезавтра, а до Стамбула тащится столько… – оборвала монолог иносказаний Светлана.

Рулевой какое-то время безмолвствовал, но по неспокойным глазам угадывалось: он встраивается в тягостный, но осознанный, как неизбежный, формат. В конце концов определился:

– Рулить, по-видимому, не будем – полетим.

– А машину в косметичке спрячем? – ужаснулась пассажирка, зная, что денег у нее – точь-в-точь на вылет из Стамбула домой, ибо билет свой просрочила.

– Юмор – вещь бесценная, но на нем далеко не уедешь. Мы же пока поплывем. – Олег отправился в машинную часть. Спустя минуту мотор яхты взревел, распугав зависших над судном чаек.

Досрочное возвращение «яхтсменов» в пункте проката не прогнозировалось, так что сдать яхту удалось нескоро. Прежде чем заведующий объявился, горе-мореплаватели облазили причал и все сопредельные ангары. Как всегда никто ничего не знал, а точнее, обслуга не говорила по-английски. Следующий сюрприз попортил нервы в регистратуре отеля. Счет за постой проштамповали проворно, равно как и забронировали два билета в Стамбул. Конфуз вышел с заказом билета Светланы в Москву: действуя по шаблону, клерки обилетили из Анталии. Олег пригласил старшего по смене и скорректировал маршрут через него.

В «Hertz» удивились, почему «БМВ» сдают в Анталии, а не, как предписывал ваучер, в Стамбульском аэропорту. Но препятствий чинить не стали – правилами аренды переадресовка не запрещена.

Дальнейшее – рутина, причем крайне утомительная: багаж, такси, досмотр, посадка, взлет, приземление, вновь сумки и опять такси. В лобби стамбульского «Карлтон Риц» ветеран-постоялец и некогда засветившаяся там спутница грешили осунувшимся, опустошенными лицами, будто прибыли из Веллингтона или, по меньшей мере, Бангкока, но никак не Анталии. Впрочем, дела до этого не было никому. Между тем, передавая Олегу ключ, консьерж осведомился:

– Такси на завтра, господин Левин?

– Да, на десять утра – «Ататюрк», – любезно откликнулся гость. – Премного вам благодарен!

Стало ясно: бронь с завтрашнего утра аннулирована.

В номере царил идеальный порядок – даже брошенные впопыхах баулы Светланы аккуратно сложены у входа. Последние полдня влюбленные в основном дремали – в такси, аэропорту, самолете, снова в такси. Стресс навеял сонливость, но на перекладных выспаться не удалось. Оттого недавние отпускники то и дело зевали, усугубляя свой и без того помятый облик. Растерянность, сомнения и гробовая тишина передавали друг другу эстафету. Бесконечная катушка новостей CNN, за которой референт следил по титрам без звука, атмосферу раздрая лишь подчеркивала – немое, хоть и в цвете, кино. Светлана лежала на диване и грустным взором блуждала по стене напротив, игнорируя что экран, что референта.

Восемь по полудню, до расставания в аэропорту – ночь отбыть. Рейсы на Москву и Лос-Анджелес – смежные, с разрывом в четверть часа.

– Время собираться, Олег. Постирать тебе что? – решила напомнить о себе Светлана.

Референт безлико наблюдал репортаж о иракской герилье и, казалось, обращение Светланы прослушал. Но вдруг резко повернул голову и как-то странно уставился на возлюбленную. Ждал то ли разъяснения, то ли собирался с мыслями. Вновь вернулся к просмотру, после чего, глядя строго на экран, отозвался:

– Собраться духом помоги вначале, взгрустнулось что-то мне…

Хлопая ресницами, Светлана приняла горизонтальное положение, спросила:

– Ты поэт?

– Скорее, прозаик, – заявил на полном серьезе референт. То, что вопрос Светланы навеян ритмикой его предыдущей фразы, Олегу и в голову не пришло. Слова с интонацией, видно, склеились случайно.

– Когда прилетишь, что первым делом сделаешь? – все-таки заглянула в будущее гостья.

– Позвоню… – гундосил, точно отрок, Олег

– Матери, подруге? – сузила диапазон ответа Светлана.

– Позвоню тебе, если дашь номер… – улизнул из навязанного адреса референт. Впрочем, не вполне чтобы…

– Позвонишь? – Голос Светланы дрогнул. – Видишь смысл?

– Какой смысл, не знаю, но, как долетела, принято интересоваться, – обрисовал свой интерес Олег.

– Думаешь, когда-нибудь встретимся? – зрела в самый корень Светлана.

– Не убежден, что захочешь меня видеть…

– Иногда кажется, ты не в себе…

– Я действительно не в себе, – страдальчески произнес Олег, – и мне… хреново… по-настоящему… – Скулы на его лице выступили.

– Не грусти… – Светланы обдала ухажера волной взаимопонимания.

Взгляд Игоря скользнул по бару, где одиноко скучала единственная бутылка, непонятно как пережившая бурю выездного русского романа. Живо вскочил на ноги, извлек емкость с посудой, перенес комплект на журнальный столик.

Несколько маневров и влюбленные забрались в ниши для релаксации, каждый в свою. Светлана изящно приподняла ноги, обвила колени руками, после чего поправила халат. Король бензоколонки обосновался на полу, чуть левее ее ног и, откинувшись на спину, плечом соприкоснулся с возлюбленной.

Какое-то время в комнате через ровные интервалы звучал лишь разливаемый «Tullarmore Dew» да плеск минералки, коей Светлана запивала густое зелье. Каждый погружен в себя, поигрывая клавиатурой сокровенного. Оттенки ликов наплывали друг на друга – когда стремительно, а когда смыкаясь или претерпевая синтез. Сладкой боли и парящей, словно чайка, тоски.

Наконец, закинув в себя нужный для размягчения объем, Олег отложил стакан и заговорил:

– Расставшись с женой, думал, впереди простор сладостных открытий и снов. Новизна расшевелила, но в итоге жизнь осталась той же – серой и малоинтересной. Главный же вопрос «Счастье – где оно?» – по-прежнему без ответа. Вокруг внимание, но так, чтобы млеть, таять друг в друге, – кажется несбыточной мечтой. Случайные встречи, забытые назавтра, и даже любовь иногда, опять же случайная, придуманная скорее для гимнастики чувств, чтобы расцветить одиночество. Тут в мою пустоту врываешься ты, твои руки, глаза, твоя стратосфера. Мы тянемся, находим, безумно любим друг друга. Но некая сила расталкивает нас, отторгает. После чего я снова один, в вакууме времени. Да и ты одинока, вокруг тебя ничейная земля, и помочь я ничем не могу.

Олег вдруг резко перекатился, встал на колени перед возлюбленной и, словно в замедленной съемке, погружался в нее, пока не слился совсем. Вскоре раздались звуки, напоминавшие гибрид приглушенных рыданий и причмокивания ребенка. Порывисто дыша, Светлана откинулась на спинку дивана. Ее халат раскинулся рукавами на сиденье и ничего уже не прикрывал.

– Ведь обо мне ты ничего не знаешь… – бормотала в грудь референта Светлана.

Разобрав постель, влюбленные перебазировались в спальню. Время стремительно таяло, перевалив за полночь.

– Знания обогащают лишь духовно…

– Хотелось поделиться, а ты подначиваешь…

– Я располагаю к откровенности? – искренне подивился Олег.

– Есть в тебе какая-то простота… Да и чистый весь, не замаранный, – Светлана пристально взглянула на референта, будто убеждаясь в справедливости оценки.

– Прямо ангел! – выразительно хмыкнул Олег.

– Я много сделала зла, настоящего… – исповедовалась в каких-то грехах возлюбленная.

Эка наивность! Родимых пятен на свете столько, что до скончания века не инвентаризовать. Лучше не начинаться…

– Не понимаю, ты сейчас судья или прокурор? – поморщился референт, казалось, подспудно противясь откровению. Быть может, считал его неуместным в клокочущий эротикой момент.

– Не одному сломала жизнь… – продолжила, невзирая на намек, Светлана.

Референт подтянул ноги, уселся. Привлек Светланину ладонь, поцеловал, после чего с каменной физией молвил:

– Родиться красивой – не вина, а разбитые сердца – не преступление…

– Я продаю ханку, – сообщила Светлана, с укоризной взглянув на референта. Мол, зубы мне не заговаривай…

– Ханка – это производное от «Хана»? – поинтересовался референт.

Ох, уж эти языковеды! Где только розыски свои не ведут…

– Ханка – это героин из Узбекистана, – изрекла, точно выплюнула горечь, Светлана. Под стать выплеску изменилось, обозлившись, лицо. Глаза сузились, казалось, в жестоком самоистязании.

– Так ты pusher… Прости, не знаю, как это по-русски. – Будто не в силах переварить услышанное, Олег несколько раз помотал головой.

– Не напрягайся: «барыга»,– подсказала пушер.

Олег повернулся набок, подпирая левой рукой голову. Пристально обозревал спутницу, но не в осуждении, а, судя по живым глазам, осмысливая, как ее приободрить. В итоге тихо произнес:

– Ты же в разъездах все время…

– Сестра помогает… – приоткрыла преступный сговор пушер. Ее лик резко переменился: ни решимости излить душу, ни самобичевания – все как рукой сняло. Взамен – ползучая маска мольбы: не дави, дай передышку!

– Но у тебя же дети! – не внял призыву Олег.

Светлана вжалась лицом в подушку, несколько секунд молчала. Все же повернулась, откликнулась:

– Причем здесь дети? В неведении они…

– Невольно подставляешь их … – намекнул на невольных заложников опасного промысла Олег.

– Все ты знаешь… не раз уже угрожали… – согласилась вконец обескураженная челночница.

– Света, все из-за денег? – упорствовал докопаться до истины референт.

– А как ты думал? Палец до скончания века сосать да мыкать?

– Другие-то как-то живут…

– Вот именно как-то… тем же детям сколько всего… Жалею, что открылась…

– Открываться – не крысятничать, не жалей…– плел свои самотканые афоризмы Олег.

– Я не только продаю… иногда и вожу.

– Из Средней Азии?

– По России… и даже в Китай.

– Оговорилась, наверное, через Китай в Россию.

– Ничего не оговорилась… – Светлана хотела нечто добавить, но, судя по нахлынувшему отрешению, передумала.

Притих и Олег, смирно вытянув вдоль тела руки. Стеклянные взоры влюбленных устремились в потолок. Казалось, они боятся пошевелиться. Длилось это, правда, недолго. Олег подал голос:

– Между нами все по-прежнему, не изменилось ничего.

Светлана, точно ужаленная, одним махом запрыгнула на колени и прильнула к лицу воздыхателя, страстно целуя. Референт поначалу, как безмолвный сфинкс, выплеск принимал, после чего деликатно прижал возлюбленную к себе. Светлана попыталась было отстраниться, но сдалась на милость умелому любовнику.

В ближайшие четверть часа по стенам скользили спаренные тени – то выписывали чарующие фигуры, то неистовствовали, то сливались воедино. Дивный, подкупающий экспрессией танец сопровождался разноголосицей звуков: шорохи, трения, шепот, стоны. Звуковой фон окреп, обращаясь в крещендо, и, наконец, кульминация. Наступила тишина.

– Знала, что поймешь! Настоящий ты… и еще не трус… – наконец молвила Светлана.

– Не трус – это точно! – живо откликнулся референт. – Где наркотики – там кровь, насилие… Если серьезно, то брось это занятие, брось. Оправданием не служат ни хаос перепутья, где погрязла наша с тобой отчизна, ни одиночество, ни бедность. Поверь мне как человеку, познавшему и бедность, и успех. Жизнь – единственное мерило преуспевания. Остальное: чушь собачья, чешуя. Смерть наркокурьера или наркоторговца даже не расследуют, а финал у всех один – до старости никто не доживает.

Олег запнулся, издавая походящий на спазм ужаса звук.

– Что с тобой?! – опустила ладонь на лоб референта Светлана,.

– Лик смерти… в ресницах застрял – глаза не закрыть. Жуть такая, что не описать…

– Дай приласкаю …

– Да, конечно…

– Сейчас – лучше?

– Лучше, еще как лучше…

Олег проснулся, когда рассвет вовсю дубасил глухую ночь, заполняя спальню платиновыми бликами. Он замер не в силах пошевелиться. Между тем не волшебство рождения дня приковало его внимание, а нежные контуры спавшей рядом пассии. Провалившись в эстетическую нишу, он сантиметр за сантиметром путешествовал по линиям ее тела, не зная устали и печали. Светлана спала, не двигаясь, не двигался и он. Время замерло, физически будто замораживая рассвет. Лишь его набухшие, скользившие по периметру совершенства очи увлажняли воздух, а через него – и плоть Светланы.

Олег незаметно заснул вновь и радугу услады точно занавесил кто-то. Вскоре за ширмой сна обозначился некий господин, чем-то ему знакомый, но пока неузнаваемый. Тот сидел перед мудреным пультом с крутившимися бобинами. На голове наушники, повернут к Олегу спиной. Руки снуют по кнопкам, регулируя что-то. Движения – ладные, полуавтоматические. Со временем они ускорились, подсказывая: сеанс заканчивается. Наконец оператор встал на ноги, небрежно отключил последний датчик. Олег увидел, что повернувшийся к нему анфас, не кто иной, как Джеффри, зам. начальника службы безопасности «Стандарт ойл». Их взгляды встретились. Джеффри улыбнулся, но улыбка отнюдь не дружественная, а надменно-победоносная. Растворяясь, Джеффри помахал Олегу рукой. Цепко держал в ней бобину с пленкой.

По пути в аэропорт влюбленные не проронили ни слова, ибо каждого из них загарпунил свой комплекс. Перекинувшись в прошлое, Олег отчаянно спорил с мамой. Когда-то, в юности, поддавшись ее нажиму, бросил без памяти влюбленную в него девушку, которую, наверное, любил и сам. Будущего для смешанной пары мать не видела, считая, что семейное счастье – удел людей одной крови.

В последнее годы он не раз возвращался к тому проступку, как ему ныне виделось, неискупимому предательству с его стороны. Но, в общем и целом, ни о чем не жалел. Ретроспектива достигнутого им на Западе, по экономическим меркам, – настоящая латифундия, хоть и стоившая адского труда, гасила колики зуда совести. Ничего подобного, он внушал себе, на родине достичь не смог бы, даже с учетом свершившихся там преобразований.

Как и Олег, Светлана копалась в днях давно минувших: переживала горечь подмочивших отрочество слез – в школьные годы считалась дурнушкой. Расцвела нежданно-негаданно, после семнадцати, причем так ярко, что одноклассники порой проходили мимо, не узнавая. Но слезы не забылись и с возрастом все чаще напоминали о себе, предвещая скорую осень, а за ней – и зиму бабьих лет.

Кассу бронирования пассажиры искали недолго и, получив билет в Лос-Анджелес, двинулись на регистрацию. Выглядели ужасно: меловые, напряженные лица, заскорузлые, неприкаянные жесты – несть им числа.

Минуты три Олег вносил в свой аппарат номера телефонов Светланы – руки и мысли скрючились. Долго искал и визитку. Найдя, просунул в сумку возлюбленной. Сбивчиво, эмоционально заговорил, по виду, оправдываясь или нечто втолковывая. Светлана, казалось, не слушала, будто отупев от перегрузок. Застывшие черты, растрепанная копна волос, полный душевный цугцванг.

Все же в секторе посадки их лица ожили, мало-помалу возвращая естественный оттенок. Воскресла и свобода движений, скинули невидимые путы чувства. Тонко сопереживая драму, они сомкнулись ладонями и ласкали друг друга кончиками пальцев. Казалось, капилляры льнули, переплетаясь в пароксизме обожания.

Сновавшие взад-вперед пассажиры их не замечали – кресла пары заслоняла массивная колонна. Киоскерша случайно взглянула в их сторону, да так и застыла, бросив прежнее занятие – просмотр мыльной оперы. Вскоре потянулась за платком – роса умиления размывала макияж.

Вновь взоры влюбленных застыли, выказывая затмение, пустоту. Лишь убеленный сединой знаток человеческих душ мог распознать окунувшуюся в вечность грусть и, видно, кое-что другое…

Осциллограф референта очнулся, воспроизводя ломаную звуков. Голоса по всему периметру, а точнее, один голос, тиражируемый множеством громкоговорителей. Поначалу гудеж забавлял, и губы даже искривились в подобии улыбки. Позже лик отяготился раздумьем, но не основательным, так – чуть-чуть. Наконец Олег расслышал свою фамилию, повторявшуюся неким центром каждые тридцать секунд. Переварив открытие, чертыхнулся про себя: «Знаю, что Левин, чего распинаешься?!»

Между тем интерес к именам собственным резко пошел в гору, когда зазвучала фамилия Светланы, и тоже через небольшие интервалы. Здесь Олег озадачился: «А почему?» И, наконец ощутив под собой бренную землю, вник: их разыскивают как пассажиров, не поднявшихся на борт и задерживающих вылет лайнеров.

Увлекая Светлану за руку, Олег вскочил на ноги и бросился на посадку, минуя колонну, давшей их любви последний приют. Из последних мгновений запечатлел лишь скользнувшую по плечу головку возлюбленной и изумленные глаза клерков предполетной регистрации.

Неким верховным посылом – маршруты посадки рядом, слепят спаренные табло. Здесь, бессловесно разделившись, каждый проследовал в свой рукав – «Москва» и «Лос-Анджелес». Выхватив контрольные талоны, регистрации даже не пожелала счастливого пути.

Тем временем громкоговоритель продолжал долдонить их имена, но уже без интервалов, через запятую. Должно быть, экономил время или глушил финал мыльной оперы, которую уже никто не смотрел…

Глава 14

– У нас тревожные вести, эфенди*, – докладывал премьер-министру глава службы безопасности Турции Юнус Тарик. – Переговоры между «Стандарт Ойл» и Баку сорваны, позавчера обе делегации покинули Стамбул. В эти минуты вылетает последний янки, задержавшийся пока неясно зачем, уточняем… Полный провал, господин премьер-министр. Азербайджанцы сели в галошу, своих обязательств не выполнив.

– Обязательства перед кем, Юнус? – прервал жреца тайных сношений глава правительства Ахмет Бали.

– Разумеется перед нами, эфенди…

Премьер принял пугливо-недоуменный вид, что на Востоке может означать что угодно – целый букет диаметрально противоположных намерений: от пламенного одобрения до замысла сгноить. А каким «цветком» одарят, ломай, обильно потея, голову…

Тем временем Юнус Тарик безостановочно моргал, хоть и застыл, точно статуя. Вскоре доморгался до того, что опавшая ресничка застряла в глазу, доставляя дикое неудобство. Удалить ее он не решался, дабы не нарушить высокого присутственного места этикет. Как-никак в штаб-квартире отца нации, его непосредственного работодателя. Вследствие чего правым глазом мигал пуще прежнего, а левым – пялился что есть сил. Чем-то напоминал обретающего зрение циклопа, разумеется, на второй, прежде отсутствовавший глаз.

– К чему вы клоните, Юнус, не пойму… О каком, вернее, чьем провале речь? Если подчиненной вам службы, то за самокритичность хвалю. Но тешить себя комплиментами не советовал бы. Признание разведчиком ошибки сказывается разве что на размере выходного пособия, случись облагодетельствуют таковым…

– Эфенди, я о другом! Не до маневров сейчас – горит! Всех поставить на ноги! – причитал прозревавший в диких муках циклоп-визитер. Правая рука дернулась к больному глазу и нервически терла веко, обузу лишь усугубляя.

– Что за паника, Юнус? И что у вас с глазом? Нервы шалят? – вытянул губы премьер, будто от брезгливости.

Получив добро на профилактику, хоть и опосредованное, директор TIO* извлек из кармана платок. Прислонил его к глазу, останавливая слезовыделение. Легким пальпированием сдвинул помеху – полегчало. Вскоре гарант безопасности и единомыслия воспрянул, придвинулся к столу. Рассеянно водил головой, словно вспоминая, он должен ответить или черед шефа. Ни к чему путному не пришел и остановился на промежуточном варианте – откашлялся.

– Вот что, господин директор… – возобновил беседу премьер, пристально всматриваясь в главу разведки. При этом особо не тревожил, ибо, судя по прищуру, объект его интереса – раскрасневшийся, все еще слезящийся глаз. – Какова перспектива сбоя, то есть, насколько наша задача под угрозой?

– Не знаю, что и ответить, эфенди…На поле явный избыток игроков. Кстати, как по мне, и двадцать два – перебор. У нас же – сразу четыре состава. Причем, включая вратарей, каждый за самого себя, – развел руками Юнус Тарик.

– Подождите, куда вы клоните? Что, решения нет? Белый флаг на балкон? – семенил в мыслях и чувствах премьер-министр.

– Я бы так не сказал… только предстоит изнурительная, чреватая непрогнозируемым финалом борьба. Признаться, не тянет вляпаться, не говоря уже поджигать фитиль. Дело не в выходном пособии, эфенди, головы лишиться – раз плюнуть! – Юнус Тарик блеснул белками, да так, что сплавил «занозу» и до конца аудиенции о ней не вспоминал.

Премьер задумался, невольно переносясь в истоки проекта «Каспийское море – Тбилиси – Джейхан». Лицо благостное, взгляд безмятежен, хоть и обращен в самого себя. Мысли наплывают друг на друга, но не хаотично, а сливаясь в хронологическую цепь.

«Тогда, год назад, мы разыграли даже не спектакль, а целое геополитическое шоу, умудрившись потеснить Вашингтон. Янки столь уверовали в свое могущество, репутацию мирового арбитра, что конкурентов поначалу не воспринимали всерьез. Мол, куда всем вам до нас, цитадели капитала и технологической Мекки, кишка тонка.

Разгром Саддама им влетел в копеечку, ни одного политического дивиденда не явив. Вот и накинулись на авантюрный проект – хоть как-то оправдаться перед общественностью. Смех и грех! Нарочно не придумаешь: тянуть нефтепровод через снедаемую террором, управляемую законами военного времени страну. Русских даже переплюнули! Поворачивая реки, те хоть сомнительную, но все-таки научную базу подводили. На что рассчитывали янки – ума не приложить. Кто в иракский зверинец сунется? Ан нет, за дураков держали всех, до последнего звонка…»

– Ладно, Юнус, – поднял голову премьер, – получается, американцы пронюхали, коль снялись полным составом?

– Разумеется, только проблема не в них, американцы давно статисты. По крайней мере, с тех пор, как подписаны секретные соглашения. С нами – об аренде турецкой территории под нефтепровод, с «Лупойлом» – подряд на его прокладку от грузино-турецкой границы до Джейхана. Только что выяснилось, что у русских был свой интерес в затягивании азербайджано-американского рандеву – черепаший режим переговоров «Лупойлу» явно в жилу. Но какой именно интерес, установить не удалось. Так что, гоняя по кругу, бакинцы, оказалось, подыгрывали и нам и им, посасывая вымя у обоих, а точнее, у троих. Чуть не забыл корову-рекордсменку – американцев. Мы-то рассчитывали, что русские сами разорвут контракт, видя как бакинцы тянут резину, промышляя шантажом. Одним словом, требуется ваше вмешательство, эфенди. Убедите Баку русский состав отцепить…

– И не подумаю! – взорвался премьер. – Они и вправду не могут – прямой вызов Москве. Все, на что удалось их склонить, – хитроумную игру с туманной перспективой одностороннего разрыва русскими! За одно это скормлено уступок целый воз. Казна не поощрительный фонд для хапуг, мы – не американцы.

– Тогда не знаю, эфенди, – обдал тоской Юнус Тарик. – Пусть Объединенная комиссия по трубопроводу и расхлебывает кашу – те, кто ее заварил. Не кто иной, как они, проморгали элементарное…

– Тому есть оправдание, Юнус! – зло перебил госбезопасность премьер. – Нам позарез нужен был нефтепровод, а точнее – те сотни миллионов за аренду, который он принесет. Само собой подразумевалось, что генподрядчик турецкого участка – местная компания. Мы так торопились связать азербайджанцев арендным договором, что не включили параграф о строительном эксклюзиве. Бакинцы нашим промахом и воспользовались. Не успели мы и опомниться, как азербайджанцы торганули к своей выгоде и этим, выхватив из-под нашего носа лакомый кусок. Совершенно ясно: дипломаты, прочие госструктуры свои возможности исчерпали. Слово за вами, Юнус. «Боташ», наш строительный концерн, уже перевооружается, закупая суперсовременное оборудование. Правительство оказало посильную помощь, выдали льготные ссуды и банки…

Госбезопасность потупилась и, казалось, глубоко ушла в себя, но не в осмыслении неких фактов, а отгораживаясь. Мол, как мне все надоело – куда бы податься, прочь…

– Я, признаться, ожидал от вас другого, – тем временем продолжал премьер, – по крайней мере, не призывов драпать от застукавшего на горячем любовника, в панике натягивая на голую задницу штаны. Рассчитывал, на трезвый, взвешенный подход. Здесь не драмтеатр, Юнус. Мы на бойне, именуемой «Мировая политика». Кроме нас с вами, турецкий полумесяц там некому защищать. По ее немудреному уставу оттяпать от наших ляжек кусок пожирнее – в порядке вещей. Кроме того, если благоверная купила несвежую баранину, не повод с ней разводиться. Следующий раз на рынок разумнее сходить самому, на худой конец, прихватив, как подмогу, любовницу.

– Верно вы подметили «любовница», – совсем тихо проговорил Юнус, перебивая. – Ведь известно, как по законам шариата обойдутся с ней…

Премьер хлопнул ладонями по столу и, скользя по столешнице, надвигался корпусом. У самого края остановился и скорее прошипел, нежели произнес:

– У вас есть, что предложить мне господин без пяти минут экс-директор или нет? Злоупотреблять своим временем не дозволю.

Госбезопасность вперилась в циферблат, будто физически поглощая бег времени из оставшихся ей трехсот секунд, после чего, все еще глядя на стрелки, спокойно откликнулась:

– Не думаю, что русские завезут все стройматериалы, большую часть закупят у нас. О качестве я позабочусь… Не поможет – теракт на первом километре, якобы затеянный курдами… Струхнут, как пить дать струхнут и смотают удочки.

Юнус Тарик оторвал взгляд от часов, но на премьера не перевел – уткнулся в приставной стол, примыкавший к главной столешнице страны.

Ахмет Бали подхватил почин низкого профиля: сгорбился и беззвучно шевелил губами. Но вдруг, казалось, неожиданно для самого себя, произнес: «Свободны, Юнус». Потянулся к лежавшей слева от него папке.

Премьерский лик резко оживился, передавая удовлетворение и позыв остаться наедине. Уходившему визитеру даже вслед не посмотрел. Весело морщился, косясь на селектор.

У двери Юнус Тарик чуть обернулся, запечатлевая метаморфозу, сотворившуюся с его работодателем. Подумал: «Куда премьер позвонит, даже я не знаю. Но понадобься козел отпущения, сдаст меня с потрохами – местной Фемиде, а то и в Гаагский трибунал».

Глава 15

В бизнес-классе было пусто, впрочем как в мыслях и рецепторах. На заказ третьей двойной порции принесли не початую «Black Lable» – ухмыльнувшись, Олег легким кивком поблагодарил. До Нью-Йорка ее хватило – и тебе ни террористов, ни отказа двигателей, ни самокопания в души склизкой чехарде. Взамен – событийная анемия и заливка всех резцов с провалом в сон через рваные, как тучи, интервалы. Как поменял в «Кеннеди» борт, помнил лишь отчасти, после чего в основном спал. Сон на руку – как-никак шестнадцать часов неба, да целые сутки в дороге.

В LAWA* встречал смутно знакомый заправщик – был командирован Джерри для извоза и переноски багажа. По пути домой позвонил маме, еле упросив перенести встречу на завтра. Поговорил и с Джерри. Уловив неровный слог, компаньон оборвал на полуслове:

– Тебе нужен отдых, завтра поговорим. Заеду.

Покопался в мобильном, извлек на экран Светланин номер, отправил в набор. Разницу в часах представлял слабо, но по ту сторону ответили. Абонент, должно быть, свояк Светланы:

– Слушаю!

– Здрасьте, Светлану можно? – робко попросил Олег.

– А ее нет, – неприветливо буркнула трубка.

– Как нет, не приехала? – дался диву калифорниец, прибывший строго по расписанию.

– Она редко докладывает. Ты, собственно, кто? – пророкотала линия.

– Олег.

– С нефтебазы? – чуть смягчил тональность собеседник.

– Можно так сказать… – нехотя признался Олег, дивясь про себя: «Надо же, как успела?! Дома-то нет…»

Атлантические вояжи – в который раз проверено – мыслительные способности обнуляют. Сколько Олегов должно развестись на Земле Русской, чтобы нефтебазу от заправки отличить?

– Так с нефтебазы или «можно так сказать»? – спохватился совсем не свойский «свояк».

– Перезвоню позже, до свиданья… – Олег дожидался здравницы в ответ, не разъединяясь.

Но не дождался. Зато глухо донеслось: «Как вдолбить Светке: не давай каждому мудаку номер! Не справочная мы…»

Вдруг Олега пронзил властный, безрассудный импульс: стереть напрочь Светланин телефон, похерив тем самым связь с миром, где он существует. Кинулся было к аппарату, когда услышал:

– Не знал, босс, что вы русский. Никогда бы не подумал…

– Теперь будешь знать, Роджер. Не держи зла, если кличут иначе, – бесстрастно откликнулся босс, останавливая руку.

– Роджер, босс, Роджер, разве вы путаете… – протянул не только октанового нюха заправщик.

Пока авто мерило перекресток за перекрестком, Олег мотал головой, не без интереса рассматривая милые душе пейзажи. В какой-то момент он споткнулся: «Чего это я давеча психанул?» Но «перемотка» спьяну стопорилась, хотя и тужилась, скрипя, порой. Между тем еще порядком беспокоил чей-то хамский, слонявшийся по периферии голос, но после щедрого забора дома «Glenfiddich» последние очажки рассудка, дотлев, погасли.

Проснулся отягощенный продуктами распада, но, приняв душ, несколько взбодрился и мало-помалу стал приходить в себя.

Резко прозвенел телефон, защемляя нежный нерв реабилитации. Олег скривился, подумав: «Очухаться не дадут!»Но взглянув на часы, сообразил: мама, кроме нее, некому. Проворно перевернулся в кресле, доставая аппарат с журнального столика. На экране и в самом деле мамин номер.

– Да, мама. Доброе утро.

– Вся извелась… как можно? – не вняв призыв к добру, начала день с нагоняя мать.

– Что можно, мама? – уточнял Олег.

– Так мучить, – обозначила весьма расплывчатую претензию прародительница.

– Что я сделал? – оправдывался вновь прибывший, теряясь в догадках: до приезда или после?

– Обещал приехать… с утра пью валокордин… – всхлипнула старушка.

Олег вскочил на ноги и босиком, позабыв обуться в тапки, устремился в прихожую. Но спустя несколько шагов остановился и, нервно почесывая ступней одной ноги икру другой, занялся корректировкой:

– Мама, валокордин был в России, ты пьешь что-то другое. К тому же сейчас лишь девять, в чем я виноват?

– Не жалеешь ты меня… – сетовала на извечный конфликт отцов и детей мама.

– Успокойся, а то валокордин буду пить я, – нашелся ушлый предприниматель.

– С пяти утра готовила рыбу… и зачем ты от Полины ушел…

В мамин билдинг Олега не впустили – за время «отпуска» сменились оба вахтера. Пока он не назвал имя жильца, мариновали на ступеньках у входа.

Дверь, наконец, распахнулась, пропуская не заявленного гостя в лобби. Двухметровый афроамериканец взмахом худющей, точно паучья лапа, руки пригласил к стойке секьюрити. Частя шаг, Олег заторопился вдогонку. Старший привратник приподнял трубку внутренней связи, выискивая в телефонном справочнике номер квартиры 106.

– Не трудись, приятель, леди не говорит по-английски, – предостерег визитер.

– Пока не получу о’кей от владельца, пропустить не могу, – стоял на страже должностной инструкции привратник.

– Это пожилая женщина, не понимающая английский… – поделился семейными горестями гость.

– Хорошо, поднимемся в квартиру. Если госпожа распишется в журнале, я не возражаю.

Не возражала и мама, уточнив, правда:

– Ты прочитал, за что я расписалась, Олег?

– Прочитал, мама, – подтвердил долгожданный гость.

– Пособию моемуне повредит? – осведомилась владелица апартамента, тянувшего под миллион долларов, хоть и номинальная…

– Не повредит, – заверил, не колеблясь, сын.

– Как хорошо, что ты английский со второго класса учил… – прощалась до следующего раза со страхами советской закваски мать.

Он проговорил с мамой почти до обеда, притом что основным рассказчиком выступала она. В который раз мать чихвостила дальних и близких родственников, наведывающих ее не чаще солнечного затмения, черствых врачей, почему-то говорящих лишь через одного на идиш, пособие S.S.I* – его вот-вот отменят или урежут вдвое, сиделку Ванду, регулярно прикарманивающую муку и салфетки, занятость и невнимание к ней сына и, наконец, чертовый билдинг, третирующий ее безъязыких подруг. Не преминула посетовать, что лучше всего ей жилось в муниципальном доме для неимущих, где каждому могла излить душу и не доводилось тащить сквозь частокол секьюрити гостей. Не забыла пройтись по его коллекции виски, съязвив, что лишь Богу известно, сколько потребляется в месяц, коль только две дюжины про запас. В назидание привела пример Яши, ее брата, пригубившего рюмку лишь на собственной свадьбе, в первый и последний в жизни раз. Тотчас всплакнула, вспомнив его последнее письмо из Сталинграда, полученное одновременно с похоронкой. Закруглив обязательную преамбулу, что есть силы обрушилась: как можно уехать из дому, никого не предупредив?! За компанию досталось и Джерри, без меры забрасывавшего в его отсутствие продуктами. Ну и под занавес знакомый, но унылой пластинки мотив: сколько жить бобылем в вилле из восьми комнат, не беспокоясь ни о будущем, ни о чем? Стало быть, пора вернуться к Полине или жениться вновь, хотя бы на Рейчел, или на любой порядочной другой. Между тем главное в жизни – здоровье, которого у нее никогда не было и нет. Всех же денег, сынок, не заработать и не забрать с собой…

От эмоциональной, но столь живительной перегрузки мама незаметно заснула, и Олег решил ее не будить. Бережно снял очки, укрыл пледом. Написал записку: «Позвони, когда проснешься. Целую». Прикрепил магнитом к холодильнику и был таков. Через сорок минут добрался до дому и первое, что сделал, перенес все спиртное в подвал.

Джерри прибыл после работы ровно в шесть. Его пугливый, растерянный лик встревожил, ведь компаньон парень не робкого десятка. Олег подумал: «Стандарт Ойл» – они, твари, только они. Не только промыли мозги, а, похоже, основательно запугали». Лишь сейчас до Олега дошел смысл слов Хью, прозвучавших у будки пограничного контроля в «Ататюрке»:

– То, что вы в Стамбуле, – никому, включая мать. Ей же можете назвать любой европейский город…

– А компаньону? – всполошился вновь обращенный референт.

– Компаньон и спрашивать не будет…

Он не спросил и сейчас и жался в прихожей, точно приехавший из провинции родственник. Даже намеком не походил на гордого ковбоя, некогда кичившегося, что Америка – форпост свободы и демократия. Неуклюже перебирал кредитку, не ясно с какой целью оказавшуюся в руках. Тем временем Олег сообразил: «Новый оффшорный счет – не дожидаясь, пока вернусь, перекинул мою долю».

Олег распахнул руки, намереваясь выхватить приятеля из мохнатых лап стресса. Но в какой-то момент обнимать передумал – ехидно прищурился и сказал:

– Давай кредитку, давай, отказываться не буду…

Джерри почему-то не отдал, а пристроил на полке головных уборов. Застенчиво улыбнулся и взглядом просигнализировал: «Она здесь, не забудь».

Друзья-компаньоны проследовали в зал, уселись напротив друг друга через журнальный столик. Олег ненавязчиво рассматривал приятеля, размышляя: «Как легко в этой жизни споткнуться, причем среди бела дня, никому не перебегая дорогу. Жили-были два товарища, нужды и отказа не зная, дабы однажды, на ровном месте, шмякнуться об асфальт. Пенять же – на кого угодно, хоть на кривое зеркало судьбы».

– Как всегда бурбон? – возвестил начало приема «отпускник».

– Я перешел на виски, причем сразу после твоего отъезда. – Джерри поглаживал поручни кресла, будто успокаиваясь.

– Прозрение или чувство солидарности с другом, попавшим под грозу? – Олег притворно лыбился.

На слове «гроза», компаньон вновь рассредоточился. Трусливо, как бы из-за угла, поглядывал на виновника торжества и… их внезапного, точно молния, злоключения.

Тем временем Олег извлек из глобуса последнюю не припрятанную заначку и аккуратно разливал.

Ласковое, интригующее бульканье Джерри, казалось, утешило. Он резко потянулся, подхватывая с журнального столика тяжелый, резного хрусталя стакан. Водил у носа, при этом взбалтывая жидкость и, должно быть, настраиваясь. По-простецки сконцентрировался и одним заходом порцию слопал. Несколько секунд выдувал из себя аромат, после чего, как ни в чем не бывало, поведал:

– У нас стало больше денег, Олег, и в который раз благодаря тебе…

– Снова лесть, как на гей-парти… – «Виновник» с хитринкой наблюдал за компаньоном. Как тому казалось, запечатлеть реакцию на пошловатый юмор. На самом деле Олег высматривал отклик Джерри на виски, думая: «Какой же ты дурак, приятель, некогда травив себя пойлом с псевдоаристократической вывеской «Бурбон». Между тем моя отлучка хоть в чем-то подсобила…»

– Я скучал без твоих шуток, дружище, – простодушно признался Джерри. Прежде чем вернул стакан на столик, вдохнул с донышка аромат.

– Мне не хватало и тебя, дружище, хоть ты и скрытый бисексуал, – напялив маску непроницаемости, откликнулся Олег. Взял пробу скопившейся на журнальном столике пыли, достал платок, протер ладонь.

– Видел бы ты мою физиономию, Олег! – будто вспомнив нечто необыкновенное, впряг пафос компаньон.

– Когда? – бесстрастно осведомился «виновник».

– Когда в приемной с Беном Остином столкнулся, нашим оптовиком! – Джерри на глазах преображался – прежнюю скованность как рукой сняло.

– Несчастная физиономия, не жалеешь ты ее… – пробормотал, как бы про себя «виновник». По-американски двумя пальцами, подхватил бутылку и потащил к себе.

– Come on, Олег, послушай лучше! – беззлобно укорил партнер.

– Валяй, Джерри, валяй… Только не все сразу, макияж побереги, – пробавлялся откровенным паясничанием «отпускник». Сдвинул оба стакана, разлил. Задумчиво взглянул на Джерри, фиксируя шальную, потрясшую до корней волос мысль: «Мое юродствование – вовсе не анальгетик, призванный приятеля умиротворить, а собственная неврастения отчаяния. Разум ведь мечется в неведении, куда стамбульский опыт заведет».

Тем временем Джерри выкладывал свое сокровенное:

– Когда услышал от Сары, что в моей приемной некий Остин, я и усом не повел, спутав Остина с Дорселом – у него, как помнишь, эксклюзив на кейтеринг наших рабочих. Не поверишь, его сопровождал эскорт их трех адвокатов. Ждали, как школяры, пока я не появлюсь!

– Сара, Сара, если бы ты знала, что в твоей приемной побывало княжество Бахрейн, – певуче продекламировал «виновник».

– Олег, не позвонил бы ты в тот вечер, ну… в день твоего отъезда, – компаньон, будто заговорщик, понизил голос, – и не сообщил, что наш контракт с оптовиком пересматривается, то, встретив Бена Остина в приемной, двинул бы кони. Точно. Лишь увидев в контракте твою мудреную подпись, понял, что Остин в моем кабинете не мираж.

– По-моему, ты слишком эмоционален… – заметил вновь прибывший.

– Под новый контракт мы получим любые ссуды! – развивал перспективу события компаньон.

– Для чего? – вытаращил глаза Олег.

– Чтобы купить еще пару заправок! – горделиво взмахнул головой Джерри.

Олег вскочил на ноги и в неуемной, но так и не нашедшей выхода экспрессии жестикулировал. Осекся, махнул рукой, вновь оседлал кресло.

– На примете есть хоть что? – зло проскрипел Олег, усаживаясь.

– В бизнесе нельзя быть пессимистом! – привел непотопляемый довод компаньон. Все же потупил взор, задумываясь…

– Чрезмерный оптимизм, а вернее, бизнес-романтизм, хорошо мне знаком и имя ему – «социализм»! – возразил велеречивый заправщик-гуманитарий.

– Ну и каторга иметь друга-философа, да еще зарабатывать с ним на кусок хлеба! – Джерри вклеил в лицо ладонь, сгибаясь.

– Скажи, а кого вообще интересует будущее нашего предприятия, кроме вьющихся вокруг нас подружек и твоих племянников, разумеется? – сослался на низкий уровень интересантов Олег.

– Ведь знаешь, что управлять девятью и одиннадцатью заправками – практически одно и то же, – не унимался оптимист.

– Только степень риска иная, при этом цель не видна. Тебе не кажется? – нудил внутренний ревизор-инквизитор.

– Цель проста: заработать денег и поднять авторитет компании.

– «Эксон» или «Бритиш Петролеум» мы не станем, и тебе это, Джерри, известно!

– Кто знает? – вил кольца мечтаний Джерри, таинственно вглядываясь в глобус.

«Ревизор» распрямился, подчеркнуто медленно поднялся и, ухмыляясь, молвил:

– Похоже, нам кофе пить пора, и по-турецки…

Олег хлопал створками, силясь вспомнить, где у него на кухне что припрятано. За два месяца позабыл, да и на сорока квадратах черт ногу сломит. Но, повозившись, все необходимое сгруппировал. Запустил кофеварку и дожидался завершения цикла, правой ногой притоптывая, будто отстукивал знойной души метроном.

Каскадом накатили воспоминания: забористые, блеклые и едва уловимые. Звали к себе, отторгали, а порой и вгоняли в стыд.

Нагулявшись, многофигурный хаос слепился в емкий шар. Сфера пришла в движение и, ускоряясь, покатилась к истоку. Рубежу, открывшему шлюзы скучновато предсказуемой, зато впервые обретшей ориентиры жизни, ни много ни мало двадцать лет назад.

Он вспомнил, как главой семейства прибился к американскому берегу. Профессиональный английский значил мало, если имел вес вообще. Зато требовалось work permit*, коим за день-другой не обзавестись. Посему устроился лишь заправщиком, пополнив многомиллионную армию нелегалов. Глаголами ведь семью не прокормишь… Вкалывал сутками и был замечен хозяином – так продвинулся на должность кассира. На почве «пропустить стаканчик под аккомпанемент советского фольклора», в своей незатейливости схожего с американским, они сблизились. Спустя год – многотрудное, стоившее добрую половину заработка work permit – адвокат беззастенчиво, под крышей лицензии, точно жилы, тащил. В поиске лучшей доли засобирался в Сиэтл (вычитал объявление «Аэрокосмической компании требуется переводчик»), когда… подвернулся его Величество Случай. За неделю до расчета ворвался дышавший, будто гончая, хозяин – тот самый Джерри, скучающий ныне в гостиной. Затараторил о каких-то закладных, ссудах и deadline* до обеда и не получалось взять в толк, с какого боку поденщик-кассир адресат. Наконец, уже в машине, выяснилось: если к обеду не вернуть некоему заимодавцу двадцать тысяч, заправку конфискуют. Искренне ужаснулся, спросив: «Нельзя застопорить?» «Нельзя»– заверил взмыленный Джерри, – «Вся надежда на тебя». Долго приноравливал язык, прежде чем вымолвил: «Причем здесь я, иностранец, к банку и ссудам?». Услышал: «Все на мази, дело за малым – подписать». Возопил, будто сел на противень: «Что подписать?!» Джерри просветил: «Контракт о банковской ссуде». После чего продолжил: «За месяц-другой верну, а тысяча – тебе навар. Знаешь ведь: заправка процветает, оступился случайно». Парировал: «Что с Калифорнией – закрылась на карантин?», Джерри ответил: «Сестра умерла, а племянники – желторотые студенты». Упорствовал, допытываясь: «А друзья и родственники?» – «Среди друзей и родственников не принято». Тут, чуть подумав, вывел: страны, в которых довелось пожить – заповедник системной логики по сравнению с вываленной Джерри абракадаброй, и Америка – на всю голову nuts*, коль единственное покрытие ссуды – полуистершийся семисвечник* с его паспорта. Но это шанс! Немедля им воспользоваться – другого такого не будет!

– Нам нужен адвокат, – набычившись, заключил кассир.

– О чем речь? Подпишу любое обязательство! – буквально пузырился от счастья Джерри.

– Любое не надо…– осадил прилив эйфории хваткий поденщик.

– Почему? Ведь мы договорились…– пролепетал где-то севший в лужу предприниматель.

– Может, и договоримся…– неопределенно начал Олег, вскоре продолжив: – Если передашь половину бизнеса, заключив контракт.

– Are you crazy? Заправка тянет на триста тысяч, это грабеж! – Казалось, Джерри готов врезать рейдеру по физии. По крайней мере, сжал до белизны костяшек кулаки.

– А вешать на red neck* двадцать тысяч – пример альтруизма? – окрысился собутыльник-краснобай.

– Добиваешь ногами, как бы себя не преподносил! – брезгливо отстранился Джерри.

– Не бери на жалость, на себя взгляни! Не согласишься на треть – сойду на ближайшей остановке… – Рука Олег устремилась к запору автомобильной двери.

– Deal, greedy commie*, но пить с тобой больше не буду, знай…

– Идеалист!

– Собственно, почему?

– Заработай на гамбургер вначале, partner, и позаботься о себе…

Между тем столь причудливо сотворившееся партнерство сдружило Олега и Джерри еще больше. Пусть их союз спаял элемент мародерства, инцидент с ссудой поминали ныне с юмором, величая его путеводной звездой их бизнес-проекта.

Олег сцементировал бизнес режимом жесткой экономии, но главное – выставил шлагбаум всякого рода финансово сомнительным, рисковым операциям, на которые был горазд друг-янки. В итоге реноме компании заметно упрочилось – как у банкиров, так и у страховщиков.

Экономический подъем начала восьмидесятых лишь подстегнул тенденцию оживления – дела компании уверенно пошли в гору. За пару лет партнеры прикупили еще несколько заправок, разворачивая настоящую инфраструктуру успеха. В скором времени в их среде заговорили о крутом британце, скупающем в Калифорнии заправки направо и налево. Поначалу друзья переубеждали коллег по цеху, но в какой-то момент отыграли назад и на замечания такого рода лишь перемигивались. Справедливо посчитали, что имидж загадки незримо работает на репутацию. Как несложно предположить, британцем прослыл Олег – за его лондонское произношение и типично британский английский и еще – сдержанную манеру вести дела.

Через два десятилетия бизнес компаньонов-приятелей разросся до неузнаваемости и оценивался в десятки миллионов. Но созданная на голом месте микроимперия казалась избыточной, мало функциональной. Ведь убежденный холостяк Джерри семьи не имел, жил один и Олег, оборвавший отношения с супругой. Тратили на себя партнеры ровно столько, чтобы покрыть затраты за «вход» в иерархию состояний, неукоснительно соблюдаемую в США. При этом денег не считали, зарабатывая до неприличия много. Бросили компаньоны и контролировать друг друга, всецело полагаясь на порядочность и здравый смысл. Весьма спорный эпизод со ссудой утонул в честной, беззаветной работе на благо компании

Объединяло их и общее хобби – туризм, впрочем, у толстосумов весьма распространенное. Они, без всяких обиняков, объездили всю планету, повторив многие маршруты по несколько раз. Путешествовали всегда раздельно – за таким, как их, бизнесом глаз да глаз. Преобладающая тема между путешествиями: подбор спутницы, как правило, новой на планируемый маршрут. Задача не из простых, ибо в мире больших денег с прекрасным полом знакомятся, в основном, по рекомендации. Ведь не секрет, что прибрежные воды успеха кишат пираньями… Они же, Джерри и Олег, – идеальный объект для поживы, поскольку вели с дамами неутихающий «диалог». Так что дай только маху с выбором – будь готов расхлебывать жалобу о попытке изнасилования или судебный иск тысяч эдак на пятьсот за «крушение идеалов и моральный ущерб».

Словом, друзья вели жизнь стареющих плейбоев-бонвиванов, разбавляемую великосветскими вечеринками и туризмом для богатых. Между тем богемная экстерриториальность радовала не очень, и они напоминали одиноких, нередко мающихся парней, чья среда, как они говаривали, «обречена прозябать в глупости, зависти и лени».

С чашками турецкого кофе на подносе экс-стамбулец заторопился в гостиную. Приближаясь, заметил, что Джерри добродушно улыбается, подливая себе «Chivas». Улыбнулся и кофевар, последние минуты порывавшийся свернуть «чайхану». Пропал-то на целых полчаса, оставив друга куковать в одиночестве.

Зазвенел мобильный. Олег опустил поднос на столик, забурился в карман. Судя по длинному номеру, звонок международный. Тотчас выделил индикатор страны – «семерку», код России. Отозвался по-русски «Да», вжимая аппарат в ушную раковину. На той стороне – тишина, пробковая, неживая. Зато «мотор» гулко стучит в груди, исторгая дурман охмеления.

Олег «подакал» секунд десять, нажал на отбой. Весьма к месту: вновь прежний номер на экране, а аппарат звенит-жужжит. Снова ОК и опять в ответ ни звука. Прямо таки глухая ночь, по крайней мере, в чувствах. Тут телезвуковая активность оборвалась, и экран погас. Олег некоторое время перекладывал мобильный из руки в руку, после чего сунул в нагрудный карман. Переводил взгляд со все еще ухмыляющегося Джерри на поднос, будто силясь определиться. Наконец рассмеялся и передал пахучую чашку визави. Снова выудил сотовый, показывая другу жестом: дескать, нужно позвонить. Джерри пожал плечами, махнул рукой: давай, дерзай… Почему-то кофе пить не стал, поменяв чашку на хрустальный стакан с алкоголем.

Мобильный Светланы не ответил – длинные гудки следовали волна за волной. Недолго думая, Олег переадресовал себя на домашний, дожидался ответа. По подвижному, переливавшемуся эмоциями лицу казалось, уговаривает связь «ответь, ответь!» Наконец уговорил: раздались редкие, но гулкие щелчки-потрескивания и «Да, слушаю», озвученное вчерашним собеседником. Щека чуть дернулась, и… Олег «стравил» звонок – беседовать с хамоватым родственником не захотел.

Как бы там ни было, по рассуждении здравом, выходило, что звонила Светлана – прочих абонентов на 007 в записной книжке пользователя, отколовшегося от родины четверть века назад, не значилось. Его кольнуло, правда: «Разве что «Лупойл»… но уж больно вольное допущение…» Между тем высветившийся на экране набор цифр не совпадал ни с одним из сообщенных Светланой номеров.

Джерри заночевал у Олега, если слияние с диваном при полном параде называется сном. Уехал утром, не прощаясь, – Олег даже не слышал, как хлопнула дверь.

Последний час долгожданной встречи накаченные до бровей друзья безмолвствовали, обнявшись. Время от времени подливали «Gold Label» – кому с руки. Лишь перед самым отбоем – квелая, едва сомкнувшаяся из «плывших» звуков фраза: «Волновался за тебя, Олег, страху – не передать…» И еще слезы в глазах у друга. Напрашивалось: пьяные или показалось, ведь в дымину оба. Но Олегу так не казалось, и он не сомневался, кто тем слезам виной.

В дымке отупения обналичился Хью, сидящий в кресле напротив. Лицо непоколебимое, фарфоровое. Тут же женский, истерический рефлекс: вцепиться в эту маску и кромсать, пока не обнажатся кости. Под тяжким, точно валун, грузом сдвинулся, тупо мотая головой, но подоспел циклон, укутывающий, ублажающий…

Проснулся поздно, в одиннадцать. По календарю – суббота, стало быть, впереди два выходных дня. Заприметил не до конца освоенные емкости, шершаво поразмышлял и, собрав в пакет, снес в подвал. На полчаса забурился в джакузи, лакая без устали минералку – добрых полгаллона стравил. Позавтракал и двинулся к бассейну, захватив «Los-Angeles Times». Не успел раскрыть, как словно по лбу щелкнуло: упустил что-то, важное, неотложное. На глаза попался сотовый, подсказывая чугунной башке: со Светланой не переговорил, а дома, между прочим, целых два дня. Кинулся к компьютеру, поднял в сети таблицу поясов и изумился: Лос-Анджелес – Абакан – временная разница четырнадцать часов. Путем натужных, несообразных задаче вычислений вывел: там два ночи. С минуту колебался, но все же решился: «Ах, ладно, была не была!» Позвонил на Светланин мобильный и удача: милое, чуть с хрипотцой «Алло».

– Света, ты?! С приездом… Наконец, пропажа…

– Только зашла… два дня в пути…

– Главное – дома.

– Сон плохой приснился, в гостинице, в Москве…

– Что за сон, цветной хоть? Билеты через кассу или абонемент?

– Опять ты…С мысли сбиваешь…Столько хотела сказать…

– Света, прости, вырвалось. – Калифорниец заехал себе кулаком по лбу. Струхнув, не нанес ли вред технике, проверил сотовый.

– Звонила тебе из Внуково, автомат дерьмо…

– Догадался.

– Как? Ведь не слышно было!

– По номеру, российский он…

– Позвонить может каждый…

– Каждый, конечно, но в том полушарии ты единственная, у кого мой номер…

– Устал очень?

– Соскучился…

– По дому, близким?

– По тебе… и понял только сейчас.

Светлана замолкла, сжав до боли переносицу в районе глаз. Безмолвствовал и Олег, словно из чувства солидарности. Струил лишь тоску через красноту вчерашнего перебора.

– Я вспоминала Анталию, яхту, и почему-то ту женщину из лифта… – просыпала сокровенное Светлана.

– Женщины сентиментальны, а мужчины верят в бессмертие, свое…

– О чем ты?

– О тебе и обо мне, словом, обо всех влюбленных…

– Ты веришь в любовь, Олег?

– Я ни во что не верю, но знаю точно: ты есть, где-то…

– Мы не упоминали будущее… – нехотя, как бы через силу, молвила Светлана.

Красноглазый вращал зенками, выискивая подобающий ответ. Между тем на ум лезла одна фальшь, вот и отрапортовал:

– Сохраним настоящее и никому не отдадим!

– Заплачу… подбирай слова. – Рука Светланы вновь метнулась к переносице.

– Тоже не сладко… – признался опечаленный Олег.

Связь донесла обрывки чьей-то брани. Адресат легко угадывался, как, впрочем, и голос скандалиста. Светлана слабо защищалась – судя по ослабевшей фонетике, отдалив мембрану от лица.

Что тут скажешь… В Абакане – глухая ночь, а дышавший интимом диалог не столь мешал сну, как будоражил плотское…

– За полночь давно… – вернулась к оборванному ноктюрну Светлана.

– Виноват я, а досталось тебе… – сокрушался, носясь вдоль бассейна, Олег.

– Пустяки, в большой семье – как не ссориться? – мирила Сциллу с Хабридой Светлана. К слову, одной женщине дано…

– Тебе виднее…

– Главное, что позвонил, а они перебьются… да и я перебьюсь как-то…

Ночью Олега терзали кошмары. В пещере сна – вязкая каша персонажей из стамбульской одиссеи. Все, без исключения, обозленные, дурно пахнущие, норовящие цапнуть, а то и боднуть с наскоку. Фоном – какофония слов: азербайджанских, турецких, английских… Почему-то родной язык не звучал, будто увяз где-то. Разгул неистовствовал, затихал, вновь вспыхивал. Лишь под утро покой – ладони любимой кутают в локон блаженства.

Проснулся в десять. Вроде выспался, но, как день убить, чем заняться, будто замкнуло. Зато преследуют прикосновения ладоней. Уже не ублажающие, напротив, бьющие разрядами отчаяния: выручи, помоги, защити… Как результат, беспричинная перемена мест: с кресла на диван, из зала в бассейн, и, наконец, в тренажерный зал. Среди снарядов застрял и, пропотев, угомонился. Под вечер jogging*, затем к компьютеру на пару часов, после чего батутом – в невесомость сна.

В понедельник – на работу, к размеренной рутине, по которой изрядно соскучился. Пока вошел в курс дела и ощутил, что жизнь вернулась на круги своя, дней пролетело немало. Спустя месяц звонок в приемную. Голос секретарши: «На линии – господин Эшкроу. Связать?»

– Не припоминаю такого, уточните…

– Ваш недавний коллега, говорит…

– Если не назовется, бросайте трубку, не церемонясь!

– Говорит, что работа была временной…

– Ах, вот кто… переводите…

– Поручили выразить признательность, господин Левин, – прозвучало после дежурного обмена любезностями.

– Комплименты всегда приятно, но не думаю, что это цель звонка… – брал быка за рога не терпящий пустопорожнего зубр-предприниматель.

– Иногда вы импульсивны, слишком… – тяжко вздохнул господин Эшкроу.

– Природа, не поспоришь с ней… – пожал плечами зубр. Должно быть, и впрямь свято верил в неумолимость генетического кода.

– Вы действительно проницательны… Возникли опасения… – на эзопов лад оборвал фразу смотритель протокола «Стандарт Ойл».

– Насчет чего? – уточнил Олег Левин.

– Что вас побеспокоят… – вновь придержал семантику Эшкроу.

– Кто?

– Оппоненты по недавнему проекту…

– Я столь важная птица? – дался диву Олег.

– Находясь внутри, вы многое узнали, это во-первых. Во-вторых, откровенно преуспели… Следовательно, вероятность призыва вас к новым проектам велика. Выражаюсь ясно?

– Вполне.

– Тогда запишите телефон агента ФБР, вашего куратора. Ну, не в прямом смысле, а на тот самый случай, если оппоненты замыслят вас перевербовать. Случись подобное, звоните в ФБР без раздумий. Назвав имя, сообщите пароль: «Оverseas projects of Standard Oil»*. – Эшкроу посвятил стамбульского триумфатора еще в кой-какие детали, после чего разъединился.

Вскоре Олег расхаживал по кабинету, размышляя:

«Откуда столь трогательная «забота»? Не зря Эшкроу звонил, не зря… Совершенно очевидно, что новые переговоры на повестке дня – вот и прощупать решили, чем дышу. Как видится с нынешнего бугорка, меня действительно ценят. Так что зря дерзил – и часом ранее, и тогда в Стамбуле. Суетная реальность не для простаков. Чуть зазевался – предают, а то и нож в спину. Либо, в лучшем случае, обирают до трусов. Стало быть, кидающуюся на первого живца безопасность, как в нашем со Светланой случае, понять можно. Ко всему прочему, свои обязательства передо мной «Стандарт Ойл» выполнила, причем четко, без обмана. А то, что в Стамбуле я выдал сполна и даже с походом, знаю, хотя прыти от себя такой не ожидал, будучи зеленым новичком в террарии большого бизнеса. Словом, не все так плохо, парниша, более того, очень даже пристойно. И, куда не гляди, обслуживать международные переговоры почетнее, нежели горюче-смазочной скукотищей торговать. Калифорния может тобой гордиться и парочка прочих штатов тоже…»

Глава 16

Рабочий день в Москве заканчивался. Центральные магистрали – сплошная транспортная пробка, удвоилось число пешеходов, вовсю заработал перпетуум-мобиле городской суеты. Занавешивая окна, «обнуляли» очередной день чиновничьи офисы столицы, что, по сути, управленческий аппарат страны.

В унисон общей тенденции шторы задернуты и в кабинете Эдуарда Перова, директора службы безопасности компании «Лупойл». Между тем хозяин у себя и никуда не торопится. Напротив, разворачивает представительное действо – четвертое за рабочий день совещание. На сей раз приглашены сотрудники международного отдела службы.

Так вот, гардины в кабинете зашторены не случайно – это их круглосуточный режим. Правила конспирации при этом ни с какого боку, ведь в электронно-космический век тайны велюровой ширмой не загородишь. Как поговаривают в «Лупойле», нелюбовь к яркому свету хозяин вынес из спецкабинетов и конспиративных квартир КГБ. Несложно предположить, что служил Перов там не рядовым офицером, а генералом, по крайней мере, несколько предшествующих увольнению лет.

В комнате, помимо хозяина, его заместитель Виктор Сараев и два молодых сотрудника, выпускники Дипломатической академии. Тема позднего заседания – мексиканский проект «Лупойла», отрабатываемый концерном без малого год. Докладывает один из «дипломатов», зав. сектором, Константин Сафронов:

– Невзирая на всякого рода усилия, считать, что мексиканцы склонились в нашу сторону, пока рано. Ясность внесет заседание американо-мексиканской комиссии, назначенное на март будущего года. По оперативным данным, «Стандарт Ойл» готовит сюрприз. Ну, не столь они, как с их подачи Вашингтон, в последние дни активно третирующий министерство промышленности Мексики. Дипломатическое пространство сотрясают окрики провести тщательный аудит тендера по разработке скважин. Судя по всему, в «Стандарт Ойл» пронюхали о нашем с мексиканцами плане положить тендер под сукно, тем самым отрезав всех прочих соискателей. Да и как ни крути, между соседями сложились прочные, вековые связи, к тому же налицо кредитная зависимость Мексики от США. То, что рано почивать на лаврах и схватка за мексиканский пирог не закончена, подтверждают и некоторые иные данные, в основном, косвенные. По всему выходит: нам нужен инсайдер, кто-то изнутри «Стандарт Ойл». Только так удастся затеять с ними игру. Но все, что через мексиканских друзей удалось прояснить, – приблизительный состав американской делегации. Добытые имена между тем либо малоизвестны, либо бесперспективны с точки зрения разработки. Привлек внимание лишь Олег Левин, бывший советский гражданин, некогда иммигрировавший в Израиль, а оттуда – в США. Впервые мы услышали о нем еще в Стамбуле – азербайджанцы отмечали его как специалиста, доставлявшего немало хлопот. Разумеется, в части затягивания переговоров. Но установив, что он контрактник, потеряли к персоналии интерес. Боюсь, что зря, поскольку включение его в мексиканскую команду, где знание русского – как мертвому припарка, веский довод в пользу того, что в ближайшее время он выдвинется на ответственные роли в структуре международных устремлений «Стандарт Ойл». – Сафронов замолчал, казалось, переводя дух после пространного монолога.

– Продолжай! – скомандовал директор.

– Продолжать особенно не о чем, Эдуард Михайлович. – Сафонов чуть сдвинул лежавшую перед ним папку, продолжил: – Левин оказался не более перспективен для вербовки, чем и прочие фигуранты. Хоть он не дурак выпить и охоч до женского полу, во всем, однако, знает меру. Ко всему прочему, миллионер, разбогатевший на торговле горючим, и живет один. Пошустрили среди его однокурсников по институту, но там «просеялось» немного. Контакт просматривается лишь через двух, коих в разное время «подцепили» коллеги из дружественных спецслужб. Один – посол Беларуси в Индии, другой – бывший сотрудник NASA* из Далласа, ныне владелец фирмы, предоставляющей консалтинговые услуги по российской экономике. Однако Левин как с одним, так и с другим отношений не поддерживает; в последний раз они виделись четверть века назад. Да и нарытый через них компромат – смехотворен: какая-то «залетевшая» – не совсем ясно от него ли – подружка, вроде бы сдавшая чадо в детприемник, подделанная запись в зачетке… В общем, сивой кобылы бред. Он, наверняка, где собственный диплом, не знает! Можно, конечно, сделать ставку на приступ ностальгии, пересекись Левин с однокашниками… Но ее в емкости заправок не зальешь… Пожалуй, все.

– Все по теме или все по Левину? – уточнил Перов.

– Что там, что здесь… а хотя, есть кое-что… В его компьютере обнаружен черновик романа, жанр – авантюрно-приключенческий. Язык – русский, хотя английским владеет не хуже. Показали работу критику, тот – неплохо, хотя и не без свойственных дебютанту огрех. Есть здесь что-то, но ухватиться не могу… – «Дипломат» пользованных тампонов бизнеса покусывал губы.

– Зато я знаю, – откликнулся после некоторых раздумий Перов. – Запустите-ка на него – вот кого… Полину Дашкову… Организовать их встречу, думаю, не проблема. Можно вклинить случайное знакомство в тур, когда он поедет в отпуск, или у него в Штатах, на каком-нибудь приеме. Жанр у «парочки» – тот же, да и одного племени они… Ну а то, что Дашкова краля, и упоминать лишнее. Вот на потаенном его и разведем… Писака! Бабками пресытился – славу подавай! Клюнет, как пить дать клюнет!

Лица приглашенных вытянулись от изумления, и воцарилась тишина. Первым оклемался «дипломат» – подхватил со стола папку, поставил на попа. Утопив подбородок в верхнее ребро скоросшивателя, с едва различимым озорством смотрел на Перова.

– Недаром вас гением разведки зовут, генерал, – молвил Сафронов, все еще испытывая ребро жесткости. – Вопрос, однако: у Дашковой образцовая семья, как с этим?

– Твои проблемы, Костя, – выдал на диво ценное указание Перов. Рассеянно посмотрел по сторонам, давая понять, что аудиенция окончена.

Глав 17

Через две недели, по прибытии, Олегу вновь удалось переговорить со Светланой. Попыток меж тем была уйма. Наевшись вдоволь «Абонент временно недоступен», калифорниец отметил про себя: «Дикторша ни в дугу, в такой тональности возглашать приговор или выговор. Слушать тошно».

Наконец, дозвонившись и расспросив о том о сем, Олег в какой-то момент запнулся, прозревая, что говорить со Светланой… в общем-то, не о чем. Люди они из разных миров, оттого общение не столь затруднено, как беспредметно. Как бы он не изгалялся, разговор вежливости не получится. От насущных реалий Светланы он безнадежно далек, как и неинтересен ей, скажем, рынок американской недвижимости, куда он настойчиво вкладывает прибыль. О чем же подмывает общаться – буквально до безумия похмелья – подаренных этой женщиной мгновениях. Стамбульский опыт вовсе не вянет от несвежего дыхания времени, а лишь нагнетает «мегагерцы» новых, но, увы, воображаемых откровений.

Между тем изливать душу Олег не стал, полагая, что размусоливание интима – занятие, недостойное мужчины. Дескать, что выпало, то выпало, все достояние мое. Хотя бы потому, что сама избранница, не исключено, их знакомство восприняла, как интимное приключение, не больше. А случись наоборот, могла давно поставить крест, руководствуясь житейской мудростью «расстались – с души и плеч долой». Стало быть, его сокровище, у костра которого выпало греться до скончания дней, – автономия полная. Он никогда и ни с кем не поделится, как распирает прикоснуться к ней, после чего наслаждаться лишь тем, что сидит рядом, как кадр за кадром память раскручивает их короткометражку, где проходного и в помине и каждый миллиметр дорог, как в его снах они без устали любят друг друга – до утра, до следующего раза, который на самом деле блеф… А виной всему – отнюдь не затхлая, полная перхоти реальность, а врожденный эгоизм самца, влекомого туда, где проще, надежнее, сытнее.

Тем временем через пень колоду, нервно похохатывая, повенчанная мусульманским Стамбулом пара – видно, оттого аморфно – приближалась к концу беседы, запрограммированному хотя бы емкостью батарейки. По шумовым эффектам угадывалось: Светлана не дома, а в некоем публичном, густонаселенном месте. Уже казалось, что «занавес» вот-вот опустится, когда абаканка, словно обухом, а точнее, с поправкой на регион, бейсбольной битой огрела:

– Как Рейчел?

Олег онемел, будто застукав Рейчел и Светлану за актом лесбийской любви. Вышло это сразу по нескольким причинам. Во-первых, в Анталии «телемост» между пассиями так и не был упомянут. Во-вторых, накануне, Олег встречался с американской гэал-френд и провел с ней без малого сутки. Как и Светлана, Рейчел умолчала о «телемосте». Должно быть, посчитала, что связь сама собой напрашивалась, ведь бой-френд укатил на целых два месяца. Как-никак мужчина, да еще в самом соку… Но, скорее всего, посчитала, что роман между миллионером и коробейницей угроз не таит, точно экскурсия (с кавычками и без) на улицу красных фонарей. Для кошелька разве…

Рейчел была права и неправа одновременно. Олег заведомо не собирался ломать свой налаженный быт, осознавая хлопоты брака, а хоть и романа, с гражданкой России – страны, отгороженной Западом частоколом виз, прочими бюрократическими ловушками.

Между тем, вкусив чары возлюбленной, Олег сподобился в жертву. Никуда не деться: редкие откровения цепляют, вгоняют в зависимость. Дурман любви не развеять переменой мест.

Втюрившись в яркую и незабываемую Светлану, хоть и в личине резонера, Олег принялся сводить счеты с судьбой-злодейкой. Виновников меж тем искал избирательно –не срыва злости ради, а избавляясь от балласта. Свой черный список начал с Рейчел.

Наутро у калифорнийской «гэал-френд на выход» Олега подташнивало. Довлело ощущение, что неделю кряду он ел брюкву, насыщенную крахмалом, но безвкусную, сырую. Переварив обузу, окончательно определился: бесшумно выскочил из постели и убыл, не прощаясь. Как ни странно, разъяснений Рейчел не потребовала – больше она ему не звонила. Так что на Светланин вопрос «Как Рейчел?», оправившись от легкого потрясения, он ответил:

– Она в прошлом.

– Жаль, неплохая женщина, – соболезновала товарке по несчастью абаканка.

Они поговорили еще минуты две-три и распрощались. Светлана напоследок сообщила, что на повестке новый челночный тур, так что вернется примерно через две недели.

– Целую, будем на связи, – поставил точку с запятой король бензоколонки.

Стамбульский ухажер позвонил Светлане через месяц, дабы в который раз прослушать неприветливое, крутящееся на бесконечной ленте сообщение. Позже, не реже раза в неделю, он набирал Светланин номер, но с прежним «успехом». Месяца через три – очередной звонок и как снег на голову: «Номер заблокирован». Ничего не оставалось, как позвонить на домашний пассии. Придавив втемяшившуюся антипатию, Олег отправил второй номер в набор.

Ответил тот же мужчина, на сей раз он изъяснялся без дурацкого апломба и хамоватых закидонов. Больше того, по всему чувствовалось, что Светланин родственник растерян и даже чем-то встревожен. Калифорниец вежливо расспрашивал, а абаканец неохотно, без всякого энтузиазма отвечал. Под конец свояк свой дубовый норов все же выказал: «Откуда мне знать, где она! У нее своя жизнь, а у нас своя!» Олегу почему-то показалось, что в последнее время он повторяет это часто.

Калифорниец мысленно «пролистал» нехитрый перечень присущих человеческому общежитию неурядиц и простодушно заключил: «Скорее всего, промеж родственников размолвка, ну что ж, дело житейское. А возлюбленную, похоже, засосал очередной роман, коль четыре месяца от нее ни слуху, ни духу. И… как бы это ни звучало выспренно, моя наиярчайшая интрига физически себя исчерпала, то же, что в чувствах, со мной до смертного одра». На сей раз поставил точку, без запятой.

Олег больше Светлану не тревожил, хотя порой подмывало обратиться к коду России. Случалось это в выходные, когда он слонялся по дому без дела. Между тем некий невидимый цензор гасил импульс, и даже до раздумий дело не доходило.

Через полгода Олег почти не вспоминал о своей миссии в Стамбуле, вероломно навязанной «Стандарт Ойл». Зато смаковал буквально каждый прочерченный его стамбульской встречей миг и грустил, по большей мере не уясняя раздражитель минора.

В скором времени природа взяла свое, и он склонился к мысли, что пора обзавестись более или менее постоянной спутницей. Своей судорожной непредсказуемостью «салфеточные связи» просто бесили. Меж тем «плод» упрямо не вживлялся, точно виной тому духовная патология.

Промелькнули в ареале, долго не задерживаясь, две молодые актрисы, сохнувшие покорить Голливуд, но дальше эпизодических ролей не продвинувшиеся. Мадлен, бельгийка из Льежа, увлекала чуть дольше, порядка полугода. Прознав, что французский у нее родной, Олег фазу притирки скомкал, если не пренебрег ею. Через неделю, едва с Мадлен познакомившись, распахнул перед пассией двери своей обители. Должно быть, покусился на бесплатного репетитора, ведь даже язык любви требует регулярных упражнений… Интрижку, оказалось, запитывала сдвоенная корысть, так что крутить шарманку ей оставалось ровно столько, пока один из полюсов свое не обретет. Что и произошло. В инициированной Олегом сцене расставания по большей мере аудиторных навыков лингвист в красноречии бельгийке почти не уступал… Замкнула цикл жениховства наставившая рога Лариса из Днепропетровска, символично поквитавшаяся за отторгнутых предшественниц.

Обрастая патиной рутины, жизнь вошла в размеренную колею, и возобладало правило «золотого возраста» все воспринимать как есть. Дни покатили друг за другом чередой недель, месяцев и даже лет – по дороге в будущее, через настоящее, с проездным билетом, который изымают на конечной.

Некогда данное слово Олег сдержал: в Сент-Мориц на неделю съездил, правда, не с Рейчел, а с Мадлен, перед самым их расставанием. Вдруг у подъемника: черная копна волос, персидские глаза и фразы на русском. Застыл на мгновение, но, услышав спустя мгновение немецкое «шайзе», понял, что обознался. Соотечественница, конечно, но из Германии. Почудилась же ему другая, в отличие от страны знакомства не забытая, хоть и безвозвратно потерявшаяся на сорном поле времени.

В ту ночь он почти не спал, беся Мадлен хлопаньем дверцы минибара, чью секцию дубленых жидкостей к утру опорожнил. На вопрос «Что с тобой?» злобно, чуть ли не сквозь зубы, отбояривался «rien»*. И гневил актрису самым зычным в мире «ничего» еще больше. За весь полет «Цюрих-Нью-Йорк-Лос-Анжелес» едва выдавил из себя несколько фраз – сидел нахлобучившись, будто зол на весь мир.

Между тем то был лишь экран, некая техническая завеса, призванная обезопасить, отгородить акустику души. В ней же лилась грустная соната, время от времени расцвечиваемая конфетти и бенгальскими огнями его несравненной и, как он уже не сомневался, единственной в судьбе любви…

Глава 18

(заключительная)

Глаза Олега покраснели то ли от невыплаканных слез, то ли от бескрайней перспективы океана, куда он всматривался последний час, распластавшись на ворсяном полу спальни.

Он уже не помнил, когда леденящий призрак отснятой в китайской тюрьме короткометражки поглотили волны прибоя. Давно исчезла из ощущений и бобина, намагнитившая исповедь возлюбленной в их последнюю ночь в «Карлтон Риц». Растворился и Хью, еще недавно пританцовывавший над волчьей ямой ада, где скорбящему суждено стенать до скончания дней своих. Затушевались и угрызения совести, многократные, неумолимые: «Сам я ее в ту песочницу, своими руками, под наган. Распахнутой наивностью душой!»

Он не чувствовал ничего, кроме мерного, едва различимого фона пустоты. Пустоты мыслей, совести и смысла существования. Пустоты от пупка и до точки, где заканчивается, не начавшись, Ничто. Пустоты, когда в абсолюте ничего не можется…

В вилле напротив залаяла собака, возродив самоощущения – нечто закопошилось вяло-вяло. Он чуть сдвинулся. Тотчас вспышка, осветившая узкую улочку на окраине Стамбула и Светлану, растерянную, босую, со сломанной туфлей в руке. Вновь прилив наркотической нежности, как в кинозале пару часов назад. И наконец окрик самому себе: «Открой же ей, открой и увези прочь!»

Встал на колени, в растерянности ощупал лицо, проверил карманы. Из небытия будто бы воскрес, но почему-то вновь улегся обратно, обхватывая голову руками. Задумался, блуждая между полустанками аллюзий. Вдруг резко вскочил на ноги, увлекаемый роем идей, одна невероятнее другой, но обнадеживающих, ведущих к выходу из завала отчаяния: «Ведь не видел ты ни выстрела, ни мешка. Да и фильм этот – фальшивка чистой воды – настолько сюжет нереален. Как пить дать сварганен в лаборатории «Стандарт Ойл! Ведь в Стамбуле Светлану снимали, так что сфальсифицировать, имея подлинник, ничего не стоит».

Бросился вниз, в гостиную – шлепки кожаных тапок, точно мухобойка, лупили по его барабанным перепонкам. Забурился вэлектронную записную книжку, но в разделе “S” Светланиного номера не нашел. Искал везде подряд, судорожно переключая кнопки. Уже было отчаялся, когда вдруг осенило: «Мог по растерянности в «С» занести. Там, точно там, больше негде. Не мудрено забыть, ведь с тех пор столько воды утекло».

И впрямь в «С» латинскими буквами «Svetlana», и, как это водится у электронной логики, алфавитно в самом конце. Набор ее домашнего номера, соединение и… повергающее в ужас «Номер заблокирован».

«Не верю, так не бывает, – размышлял он, превозмогая панику. – Прямо технократическая авария на вынос для приглашенных. Линии все блокированы, китайцы на тюремных вышках и некто «лейкой» эпохи Гоминьдана из-за угла снимает экзекуцию на тюремном плацу. Но не для прокурорских анналов, а дабы шокировать публику, причем не рядовую, а самые сливки общества – добрую сотню из калифорнийского высшего света. Неужели Хью сотоварищи столь уверовали в свою безнаказанность, что пробавляются откровенным куражом? Причем ради одного зрителя, чтобы старые счеты свести, разом настраивая на волну новых сношений. Бред, полный бред – сюр-идиотизм с гарниром, стол, правда, шведский – выбирай по вкусу, завались!

Есть выход, есть, успокойся и найди его. Ночь, правда, глухая ночь… Н-да, Абакан – другой конец земли… Собственно, в чем проблема? Сеть, вот куда!»

Пара нажатий – на экране таблица сыскных агентств России с разбивкой по городам. Wow, Абакан – сверху списка. Клацнул мышкой – вот тебе и искомое, но в единственном числе: имя, номер лицензии, телефон, адрес, e-mail. Не раздумывая, аппарат в руки и номер агентства в набор. Между тем на звук соединения Олег задвигал кадыком, точно подавился.

– Алло, говорите, – доброжелательно пригласила линия.

Олег, будто решаясь, чуть вздернул голову, протараторил:

– Свистунов Г.О.?

– ГО, ГО… кто же мы, как не оборона граждан? Геннадий Олегович, можно просто Гена. Здравствуйте, во-первых…

Казалось, что инициалы абонента, редко встречающиеся на Западе, вполне уместны – благодаря дежурной шутке, в которую сыщик их обратил. По крайней мере, белый, как полотно, Олег каламбур воспринял – улыбнулся, хоть и вымученно. После чего сам поздоровался, но почему-то по-военному:

– Здравия желаю.

– Представьтесь, кто вы и зачем? Ба… делишки, вот так номер… – дался диву Геннадий Олегович.

Калифорниец догадался: ссылка на телефонный номер, прочитанный собеседником на определителе.

– Зовут меня Олег, я ищу человека… – замялся Олег.

– Вы по рекомендации? Если да, то от кого? – осведомился Свистунов.

– По интернету вас нашел… – несмело откликнулся Олег, учуяв, что рекомендация – отнюдь не формальность.

– В наших правилах не работать со сторонними, непрозрачными людьми… – Свистунов оттолкнулся ногами, направляя кресло на колесиках к окну. Осмотрелся, но не найдя ничего нового в обстановке глухого, заросшего бурьяном двора, покатил обратно.

– Веруете в предсказуемость души? – взяв в себя в руки, переключился на режим аллегорий проситель.

Свистунов, будто сбитый с толку вопросом, поморщился, но изъяснился на диво непринужденно:

– Не то чтобы верую, но привык на что-то опираться. Ладно, кого вы ищете?

– Свою знакомую, а скорее подругу… – сообщил Олег.

– Это несколько меняет дело, – заметно оживился Свистунов. – Если она лицо частное, не завязанное на криминал или властные структуры, подумаю над вашим предложением. Судя по номеру, вы из Америки или Канады, не так ли…

– Из Америки, – подтвердил калифорниец.

Сыщик поскреб щеку, обхватил большим и указательным пальцем подбородок, задумался. Искал соединительную нить пока расплывчатого, но главное – не вписывающегося в привычные схемы задания. Между тем довольно быстро нашел.

– Видите ли, у нас расчеты только наличными… – вбил колышек натяжения детектив.

– Решим, не волнуйтесь… – заверил Олег. Едва заметная ирония, казалось, звучала лучшим гарантом его кредитоспособности.

Но какого-либо впечатления интонационная шпилька не произвела – сыщик жестко возразил:

– Решим не ответ. Мне нужен аванс.

– Для чего аванс? Помилуйте, я заплачу всю сумму сразу! – пылко убеждал калифорниец.

– Я ведь ясно выразился: без предыстории клиента за заказ не берусь, – напомнил безапелляционным тоном Свистунов, точно тема обкатывалась целый месяц. – Аванс – только за наведение справок! – Но вдруг спохватился: – Кстати, а какова ваша цель: интим, долги, попытка вернуть ее?

– Хочу установить, где она, – сглотнув невидимые, но ранящие шипы, растолковал проситель.

– Вам тогда нужен адресный стол или телефонный справочник, – добродушно посоветовал сыскарь.

– Оба ее телефона не отвечают… – заметил Олег.

Детектив в сомнениях отстучал хлипкий ритм на столешнице, после чего откликнулся:

– Когда вы с ней виделись в последний раз?

– Полтора года назад… – Олег потянулся к записной книжке, чтобы по дате внесения записи убедиться, не ошибся ли? Взял в руки, но ворошить память не стал, более того – нажал на «off».

– Могла сменить квартиру, в другой город переехать… – делился альфа и омега сыскного дела детектив.

– Могла, конечно, но не думаю, – возразил калифорниец, вскоре задумываясь: «Что я, собственно, о ней знаю? Ровным счетом ничего! А мог бы там, в Турции, расспросить. О себе все толковал…»

– Да, кстати, кто она: одинокая, разведенная? – Детектив мало-помалу разворачивал планшет задания. По крайней мере, Олегу так казалось.

– По-моему, жила одна… – Нерешительное «по-моему» вовсе не конфликтовало с убежденностью просителя: постоянного мужчины у Светланы не было, разумеется, на момент их знакомства. Олег вывел это еще при первом контакте в «Ататюрке», уловив к своей персоне интерес. Как ему не раз доводилось убеждаться, у свободных женщин он «журчит» бодрее…

– Прямиком тогда в бюро знакомств, – сорвал плод с древа советов сыскарь, должно быть, первый попавшийся. – По фамилии и возрасту в два счета найдете. В интернете их несколько…

Тут калифорнийца настигло: сыскарь ни о каком подряде и не помышляет, прощупывает почву – да и только

– Несерьезно все это, да и завтра мне информация не нужна! – возмутился проситель.

– А когда?

– Сегодня!

– Вот те на, по-моему, несерьезны вы, Олег. Надеюсь, при наборе цифр страну не перепутали? – съехидничал Свистунов.

– Послушайте, господин сыщик, – как можно весомее проговорил калифорниец, –искомая женщина – самая что ни на есть обыкновенная. Если с кем-то и связана, то со своей семьей, а точнее, естественными обязательствами.

– Какое красноречие, да еще склонность доверять женщинам, н-да… Однако уговорили: имя, фамилия, дата ее рождения. – Детектив дал знать, что кое-что сделает без аванса.

– Брагина Светлана, год рождения – шестьдесят четвертый, даты не помню… Если не ошибаюсь, двое детей… Подданство: российское… – Олег делал паузы, внимательно вслушиваясь. Все еще не верил, что сумел абаканца уломать.

– Записал, перезвоните через полчаса, и тогда обсудим… – Свистунов делал пометки, удерживая плечом трубку.

Какое-то время Олег сидел прямо, на спинку кресла не опираясь, и выглядел, будто промеж двух досок штакетника застрял. Ему казалось, что сыскарь обречен к нему вернуться, ибо сведений о разыскиваемой у него с гулькин нос, нет даже ее телефона. Так что лучше сохранять активный профиль. Все же ясность мысли к Олегу мало-помалу вернулась, подсказав: сыскарь ждет его звонка, а не наоборот.

Олег погрузился в кресло и по его безжизненному лицу казалось, что все естество сковано, застыло. Между тем он думал, выстраивая стройную логическую цепь:

«Если Светлана погибла, необязательно, что Хью сотоварищи причастны к ее «скорму» китайцам. На рутинных таможенных досмотрах задерживаются сотни «мулов», так что арест наркокурьера – событие обыденное, повседневное. Этим сегодня никого не удивить. Причем таможни постоянно перевооружаются, выставляя наркотрафику трудно преодолимые барьеры. Стало быть, у нынешнего наркоторговца «удачный рейс» – скорее исключение из правил. Вот что еще… Фильм снят допотопной, непонятно как дошедшей до наших дней аппаратурой. Следовательно, съемка скорее указывает на частную инициативу решившего подзаработать охранника-китайца, нежели на иезуитскую операцию спецслужбы. Несомненно, «убийство в режиме риэлити шоу» – ходовой товар, как и все низменное, жаренное. И мой «Crazy Savannah», не исключено, вывалил кругленькую сумму, дабы поддержать репутацию эксклюзивного клуба. Следовательно, подметных посылок от «Стандарт Ойл» могло и не быть.

Олег потянулся к сотовому, даже не сверяясь со временем. Активировал номер сыскаря.

– Гена, вы? – Олег встал на ноги, отправился в угол комнаты.

– Да, я. – Свистунов кашлянул, после чего зашелся в натужных хрипах курильщика.

Олег похолодел, воспринимая кашель как дурной знак: артподготовка отказа или увертюра дурных вестей.

– В общем, так… сформулируйте поконкретнее задачу и тогда посмотрим… – обрисовал свою позицию детектив, откашлявшись.

– Задача прежняя: найти Светлану и сообщить ее координаты. В качестве доказательства: видеоклип или, в худшем случае, неформальные фото, и не важно с кем – мужем, любовником, на работе, в дискоклубе, лишь бы материал был подлинным. Возникни с видеоклипом или фото трудности, убедите ее мне перезвонить. Мой телефон знаете, есть он и у нее, если не выбросила… – Завершив моцион-разминку по диагонали, Олег вновь уселся в кресло.

– Видите ли, хоть заказ ваш до смешного прост, чем-то он мне не нравится… – вихляво проговорил Свистунов. – Ладно, была не была, правила пишут, чтобы их нарушать…

– Так вы согласны? – уточнил калифорниец.

– Согласен, если договоримся о цене. Она: десять тысяч долларов, причем вся сумма – предоплата.

До сего момента сыщик производил на заказчика приятное впечатление. Чувствовалось, что за каждым словом стоит профессионал. Но затребованная сумма ни в какие ворота не лезла – даже с поправкой на нравы увязшей в криминале страны и боязнь вляпаться в дурную историю. Назвать адекватную цену – важнейший компонент профессионализма, но, не раздумывая, Олег согласился:

– Договорились.

– Хо-ро-шо, – разбил на слоги детектив. Затем живо спросил: – А как я получу свое, курьером?

– Зачем? Я переведу, диктуйте счет, – предложил заказчик.

Свистунов хмыкнул и несколько секунд безмолвствовал, после чего не столь ошарашил, как причастил к экзотике российского житья-бытия:

– Это даже не смешно, Олег. Создается впечатление, что вы – жертва магии киберпространства. Какой счет и какой перевод? Да с нашей бюрократией и законами гонорар заморозят, как минимум, на неделю. По получении же, из каждого стольника, точно жилы, потянут: сначала налоговики, чуть позже братки, а венцом вакханалии – супруга, с которой развожусь!

Должно быть, весь пассаж калифорниец слушал вполуха, ибо уловил лишь негативный фон, на не суть проблемы. Обрушился:

– Надеюсь, понимаете, что, кроме как через банк, мне не перевести! Ищите выход!

– Вот так задача… – досадовал детектив, но будто вспомнив нечто, предложил: – Может, «Вестерн Юнион»?

– Что это? – строго спросил калифорниец.

– Как, не знаете? Международный почтовый банк.

– Ах, да! Просто никогда им не пользовался.

– Тогда запишите данные получателя: Таранова Матрена Евграфовна.

По ветхого времени именам Олег заключил: бенефициар – пожилая женщина, возможно, мать сыскаря. Дописав строчку, изъяснился:

– Понадобится минут тридцать-сорок, как управлюсь, сообщу.

– Удачи! – елейно подбодрил детектив…

Через сеть Олег проник в авуары своего счета платежных поручений. Отстучал банк-получатель, город, имя бенефициара, сумму и наконец – «перевести». В ответ заставка: «Операция временно недоступна». Ни тени досады, мало ли что бывает. Операцию повторил, но результат – прежний. Еще пару попыток – тот же электронный ванька-встанька. Вышел из сайта и перенацелился на счет в оффшоре. Там никаких проблем, только «Вестерн Юнион» с оффшором не работает.

Калифорниец задумался: «Отложить на завтра и дать детективу отбой? Нежелательно, завтра может передумать. Хорошо, тогда как? Как, как? Думай! А хотя, что тут думать, отложи до утра и дай знать сыскарю». Олег взял было аппарат в руки, когда осенило: Майк!

Майк, управляющий одного из филиалов «Сити-банка» в Лос-Анджелесе, приятельствовал с королем бензоколонки довольно давно. Причем познакомились они не на форуме калифорнийских предпринимателей, а в десяти часах лета от Лос-Анджелеса – в Осло, во время отпуска. Их побратимство завязалось на общих хобби: страсть к соккеру, то есть европейскому футболу и шалости мужчин среднего возраста. При все при том, виделись они нечасто.

Телефон Майка не отвечал, что не диво: четверть двенадцатого ночи. Включился автоответчик, но Олег вновь набрал номер. Тут на третий звонок:

– What the hell, Oleg?*

– Тысячи извинений, но ты мне позарез нужен, Майк, – залебезил король бензоколонки.

– Отключили городской антисуицидный номер – и ты к первому, кто под рукой! Вроде мое имя не на «А»? – Норовя включить ночник, Майк шарил свободной рукой по стене.

– Мне нужны деньги, – заявил абонент с каким-то новым для Майка подтекстом, будто речь идет о гуманитарной акции.

– Сколько нулей? – уточнил банкир.

– Немного – всего четыре, ten grands*.

– Жидковато что-то… но если не шутишь, завтра утром. – Майк отчаянно соображал, какой ему уготовлен подвох.

– Сейчас, а не завтра, – без всяких церемоний потребовал Олег.

– Не убежден, что смогу в домашнем сейфе наскрести… – засомневался банкир.

– Деньги нужно перевести в Россию, перевести через банк… – обрисовал суть поручения король бензоколонки.

Майк натужно соображал, как отреагировать, почему-то считая, что главная каверза впереди. Но тут, рассмеявшись, молвил:

– Хорошо, что не в Северную Корею и еще лучше – не за аренду Аляски, как ты утверждаешь, подлежавшей возврату русским! Миллиарды одной пени…

– Мне не до шуток, Майк! – возмутился Олег.

– Мне тоже, но боюсь, тебе не помешает психолог…

– Мне не нужен психолог, Майк.

– Тогда приезжай и узнаешь, как проникнуть в банк во внеурочное время. Если поверишь на слово, то легче забраться в архив ЦРУ. Опуская подробности, растолкую главное: без хозяина охранной фирмы – даже не мечтай, секьюрити откроет лишь ему. Теперь подскажи, где его ловить в половине первого ночи. Предположим, он обнаружен, как растормошить? И не рассказывай, что с 8.30 охрана, как и прочие подрядчики, активно лижут нам, работодателям, зад. Ночью в банке устав иной…

– Когда у тебя была проблема, Майк… – перебил Олег. По его голосу казалось, что он вот-вот вытащит скелет из подсобки.

– Я знал, что ты сошлешься на тот случай! – воскликнул банкир. – Ладно, уговорил. Будь у телефона и, смотри, сам не дрыхни!

Год назад Олег буквально за уши вытащил Майка из нешуточного переплета, причем не семейно-бытового, а самого что ни на есть криминального. Таким образом банкир оказался королю бензоколонки по гроб в долгу. Приобретая новый дом, Майк снял со счета умершего клиента сто тысяч, разумеется, на время. Рассчитывал вернуть «заем» через неделю-другую, у кого-то перезаняв. По закону Мерфи, на следующий день явились чуть ли не дюжина наследников с постановлением о разделе наследства. В глазах бешеный блеск, ведь пять лет судились друг с другом, не жалея денег и сил. Наконец вожделенный компромисс достигнут. У Майка были ровно сутки, чтобы, покрыв несанкционированное изъятие, избежать тюрьмы. А о пожизненной отраслевой дисквалификации и упоминать лишнее. Как говорят, к гадалке не ходи.

Олег выручил, конечно, под гарантии, но, по большому счету, несерьезные. Как и обещал, Майк вернул долг через несколько дней, быть может, опустошив еще один «спящий» счет… Заимодавец-спаситель тут же оборвал с ним деловые отношения и перевел счет своей компании в другой банк. Но дружить продолжал, к вящему удовлетворению обоих.

Майк перезвонил через полтора часа: «Давай бенефициара». Часом ранее Олег снесся с детективом и договорился об отсрочке платежа на несколько часов. Как-то прочувствовав весомость намерений, Свистунов напутствовал: «Делайте свое дело, нужные люди задействованы».

Вновь звонок от Майка:

– Деньги там. Переслать платежное поручение?

– Мне не нужно, на этот e-mail. – Олег сообщил электронный адрес Геннадия.

Последний контакт с Геннадием лаконичен – абаканец едва открывает рот, казалось, с головой погрузившись в задачу. Под конец просьба: «Олег, ближайшие три-четыре часа мне не звонить, следите за электронной почтой».

До утра Олег просидел с «корешем из Глазго» и вроде даже не с одним. В сознании: сумбур из советских передовиц и документальных фильмов конца шестидесятых. Но буйствует не многоцветье радуги, а один желтый колер: груженые воробьями грузовики, Великий Кормчий, переплывающий что-то непрозрачное, доменные печи в крестьянских подворьях, хунвейбины, дзаофаны, дацзыбао и прочая смутных времен галиматья.

Почему-то его кольнуло свериться, какова английская транскрипция слова «хунвейбин». Полез в сетевой словарь, но не нашел. Снова щедро плеснул себе и, приподымая стакан, заметил единичку в разделе «Сообщения». По времени получено еще час назад. Как автомат, без особых эмоций открыл. В прикрепленных файлах поначалу полная бессмыслица. Несколько писулек, едва читаемых из-за чудовищного нагромождения ошибок. Поднапряг извилины и вник – донесения абаканских сексотов: «возит партии порошка во Владик, Иркутск, Читу, Китай». Догадался: «Владик» – Владивосток. Какая-то милицейская бумажка для внутреннего пользования с резолюцией «Только наблюдать». Следующие два листа – по-китайски, сплавил вниз. Вновь русский текст с заглавием «Перевод с китайского». Ниже: «Осуждена по статье «Провоз наркотиков в крупном размере». Приговор: высшая мера наказания – расстрел». В конце страницы: «Приговор приведен в исполнение», число, дата, подпись. Спазм ужаса, но, едва отпустило, самоуспокоение: «Видишь, ты не виноват». Между тем, чем продиктовано, неизвестно. Напоследок, уже никак не воспринимая, просмотрел ходатайство российских властей о помиловании, подписанное через неделю после казни…

Отправился в ванную освежиться, когда зазвенел телефон. Отвечать не хочется, но все же вернулся, взял со стола аппарат.

– Алло.

– Господин Левин?

– Слушаю.

– Эшкроу говорит.

– Кто это?

– Эшкроу, «Стандарт Ойл».

– А… – Интонацией смертника, услышавшего о замене «стула» на инъекцию.

– Рад слышать ваш голос, Олег, такой же уверенный и оптимистичный, как всегда…

Дальнейшего не слушал, хотя и держал аппарат у уха. Зато осязал, как наяву: физиономию Хью, показывающего рожки, песочницу, китайца с наганом.

Через какое-то время обнаружил себя в кресле. На душе непроглядная тундра-ночь. Между тем экран компьютера напротив горит хоть бы хны. Встал, чтобы выключить. Приблизился, замечая вершок не просмотренной страницы. Должно быть, пропустил, подавившись коркой приговора. Подумал: «Неужели нужен десерт?». Скорее для порядка нажал на down. Справка из паспортного стола: мать, сестра, свояк переехали из Абакана в Улан-Удэ, их новый адрес. «При чем здесь Монголия? Ах, впрочем, Улан, но не Батор». Еще раз down. Свидетельство о рождении Светланы: отец бурят, мать – русская. Тут же, в самом низу, ходатайство сестры в Минюст Китая разрешить эксгумацию трупа и захоронение останков на родине. Несколько раз диковато сглотнул, попятился спиной назад. Достигнув кресла, опрокинулся в него с грохотом. От трения с паркетом ножки мерзко скрипнули. Вытянул губы в трубочку, будто желая избавиться от некоего бремени, и со столь нелепым ликом застыл. Вскоре весь, целиком, был сродни сосуду, чьи стенки распирает не находящий выхода крик. Спустя полчаса зашарил по журнальному столику, глядя почему-то на удаленный экран. Натолкнулся на бутылку, судорожно схватил. Перелил остаток в стакан, мелкими глотками, как бы через не могу, прикончил. Учащенно задышал, вращая головой. Оказалось, «не сбивая градус», а в поиске чего-то. Увидев телефонную трубку, кинулся к ней. Извлек из памяти номер, отправил набор.

– Доброе утро, rabbi,* беспокоит Олег Левин, – поздоровался нетвердым голосом он.

– Доброе, – робко откликнулся абонемент. Казалось, не узнает звонящего. Но вспомнив наконец, поспешил засвидетельствовать почтение: – Ах да! Очень рад, безмерно…Почему не звоните, ведь вы наш ведущий меценат. Молимся буквально на вас!

– У меня просьба, уважаемый, – перебил божьего слугу Олег.

– Что-то случилось? – забеспокоился раввин.

– Да…– подтвердил Олег, хмуро продолжив: – Нужно прочитать кадиш…*

– Мои соболезнования, господин Левин! Готов немедля прибыть на похороны. Простите, кто усопший? Какое горе…

– Похорон нет и… наверное, и не было…

– Понимаю: утрата столь велика, что не получается выговорить…

– Да нет… Покойная не родственница и скончалась давно, год назад. К тому же не у нас, а в Китае.

– Тогда…– запнулся раввин. – Кадиш здесь неуместен, можно сказать, ни при чем. И осмелюсь спросить: усопшая какой веры?

– Не нашей, но что это меняет? Ведь не о захоронении речь!

– Видите ли, Олег…– как можно деликатнее молвил жрец. – Наш народ сохранил себя, раздвинув жернова истории, лишь потому, что истово следовал заветам Господа. Стало быть…– Раввин замолчал.

Олег поскреб щетину, лихорадочно соображая, что ответить, но на ум ничего не приходило.

– Вы в порядке? – осторожно поинтересовался раввин.

– Ушел из жизни необыкновенный, скрестившийся с моей судьбой человек. Во многом по моей вине. Хочу, пусть языком молитвы, вымолить прощение… – пробормотал скорее себе под нос, нежели откликнулся Олег.

– Моисеев закон незыблем! – предостерег слуга Божий. О том, что проситель – щедрый жертвователь храма, судя по безапелляционному тону, он в одночасье забыл. Но вскоре спохватившись, смягчил тон: – Собственно, в чем проблема? Коль раскаиваетесь, у искупления сколько угодно обличий. Поддержите семью, соорудите памятник, назовите ее именем компанию. Благотворительность в адрес иноверцев иудаизм не воспрещает.

– Не знаю, что и сказать… Был бы я беден, другое дело…– сокрушался с неизъяснимой болью в голосе Олег. – А так, любое вспомоществование или жест – выкуп, взятка совести. Огрело столь внезапно, что я потерялся, точно дитя малое… Только ищу не мамин подол, а исцеляющее начало, поскольку прежние направляющие сгинули враз. Думал, поможете…

– С превеликим удовольствием, только не имею представления, как…– тяжко вздохнул раввин. Между тем, будто озарившись неким открытием, живо продолжил: – Знаете что, Олег, обращение атеиста к вере – похвально, независимо от обстоятельств. Но ваше прозрение, по сути дела, с наскоку, лишь бы придушить душевную боль. Таким образом конфликт между неискушенной надеждой и религиозным каноном – неизбежен. Намеренно оставляю в скобках подоплеку дела: захотите – исповедуетесь. При этом мой изначальный долг: привечать страждущих, врачуя именем Господа даже несовместимые с вероучением раны. Но тут вынужден оговориться: любой посвященный иноверцу галахический* обряд – профанация. Это – аксиома. Между тем мне, лицу духовного сана, вера позволяет сотрудничать с иными конфессиями. В интересах общины, разумеется. Так что… возьму на себя смелость заказать ритуал поминовения усопшей. Назовите только имя, дату смерти и вероисповедание. Одно условие: ваше участие в церемонии исключается.

– Какого она вероисповедания – не знаю… – отрешенно проговорил Олег. – Покойная смешанных кровей, как выяснилось…

– Тогда свяжитесь с родственниками, выясните… – предложил слуга божий.

– Обращаться, собственно, не к кому, да и не смог бы… Признаться, и вас напрягать не хочется… В любом случае, премного благодарен, хотя бы за разъяснение. Оказывается, и в царстве теней резервация на резервации… Должно быть, сувереннее так. А теперь прощайте. – Олег разъединился.

***

С тех пор минул год, поменяв цифру на позевывавшем от скуки календаре. Самый исправный на свете механизм – машина времени – нудно раскручивала свою катушку, не ведая устали и сбоев. Между тем все куда-то торопились, тщась то самое время обогнать или, по меньшей мере, запастись на сей счет индульгенцией.

Усердствовал за рабочим столом и Дик Вайнстин, владелец мелкого лос-анджелесского издательства «Менора Пресс» – ломал голову над схемой реализации поступивших тиражей. Ему казалось, что ключ к разгадке вот-вот провернется, когда потревожила секретарша: «К вам – оптовик».

– Кто-кто? – изумился Дик, посчитав, что ему послышалось.

– Представитель оптового склада «Мэкьюри», – подтвердила секретарша.

– Приглашай… – неуверенно распорядился Вайнстин. О «Мэкьюри» он, ветеран бизнеса, услышал впервые, да и оптовые торговцы своим вниманием прежде не баловали. На поклон всегда ходил сам.

Спустя час Дик нервно улыбался, испытывая неясной природы холодок. Прильнув к окну, он наблюдал за погрузкой тиража романа «Shut the skies»*, поступившего только сутки назад. Вскоре машина тронулась, увозя весь тираж подчистую. Из кабинета Дика исчез и сигнальный экземпляр – его унес хваткий оптовик, назвавшийся Сиднеем Хантом. В портфель Сиднея перекочевал и диск романа – цифровая верстка книги.

Дика подмывало схватить телефон и набрать номер Мэтью Аронсона, литературного агента «сосватавшего» «Shut the skies» от имени избравшего псевдоним инкогнито. Но взглянув на чек «Чейз Манхеттен Бэнк» с беспрецедентной для подобной сделки суммой, он себя одернул: «Важно ли имя? Ведь знаешь, что безвестный дебютант…»

Но куда сильнее Дика преследовало чувство разочарования, что роман «Shut the skies» он даже не пролистал. Пробежал только первые главы, заметив опытным глазом: неплохой английский автора все-таки не родной и новомодное клише беллетристов – цепляющийся за тоталитарное прошлое Китай. Уткнувшись в русские или, может, сербские тюки – он уже не помнил – поморщился и закрыл рукопись. Подумал: «Самолетное чтиво, скорее всего. И бог с ним, лишь бы покупали…» Рекомендация университетского приятеля Мэтью дорогого стоила, да и редактор не возражал, так что, не колеблясь, Дик черкнул резолюцию «В печать».

К концу дня настроение Дика Вайнстина резко ухудшилось. Невнятный, время от времени наведывавшийся холодок вдруг стремительно растекся, сковывая все помыслы. Острого позыва любопытства, кто автор романа и, какова его фабула – как и не бывало. Неординарный, начавшийся с непрогнозируемого барыша день сузился к одному, на первый взгляд, незначительному эпизоду: «оптовик», с навыками системного инженера, в считанные секунды вычистил компьютерную систему «Менора Пресс» от любых упоминаний о романе – все сопричастные к регистрации, редактуре и производству файлы. Сделал все это, не выходя из кабинета хозяина. Слабый протест Дика сохранить за собой диск для допечатки тиража разбился о тяжелый, не суливший компромиссов взгляд. К вечеру Вайнстин уже не сомневался, что никакого отношения к книжному бизнесу Сидней Хант не имеет, разве что к структуре, вновь созданной и, весьма похоже, не афишируемой. Ее задача: охота за опусами, представляющими для интересов власть предержащих угрозу.

Дик Вайнстин не ошибся. Назавтра все три тысячи экземпляров «Shut the skies», пройдя через типографскую гильотину, перекочевали на одну из городских свалок. Правда, сам «оптовик» с утилизацией не соприкасался, поскольку крутил делами куда более серьезными, как и делегировавший его, сохранивший анонимность центр.

Все же любое заорганизованное действо абсолютный успех гарантировать не может, какие бы ресурсы не задействовались. Вот и набег на ставшую поперек горла неким влиятельным лицам книжонку где-то дал осечку, и один экземпляр «Shut the skies» нож гильотины избежал.

Дебби Норрис, сорокалетняя разведенка, сотрудница типографии, где печатался тираж романа, один экземпляр прикарманила, причем на самых законных основаниях. По трудовому договору это не воспрещалось – сделай лишь в соответствующем журнале отметку. Фанатка «Love story» по аннотациям отслеживала любые поступающие заказы жанра, активно пополняя книгами-поощрениями домашнюю библиотеку.

Сюжет она освоила в первый же вечер, что, впрочем, ей давалось и прежде, разумеется, аналогичного небольшого объема. Следующее утро Дебби начала с визита к владельцу типографии – обратилась с просьбой отпустить, уже за деньги, еще один экземпляр. Ответ ее обескуражил. Оказалось, «Shut the skies» в производство не поступал, стало быть, она что-то напутала. А для подарка на день рождения подруге – как она просит – можно выбрать любую другую книгу, хоть художественный альбом, и, конечно, безвозмездно.

В последующем Дебби не раз искала в «Гугле» упоминания о «Shut the skies» и его авторе Омри Леви. Однако книги под именем этого автора больше не выходили, и она довольствовалась тем, что порой перечитывала роман.

Неким верховным, весьма символичным посылом единственный дошедший до читателя экземпляр постигла та же участь, что и его 2999 собратьев. Спустя полгода в жизнь Дебби вторгся Риккардо Нуньес, мигрант из Мексики, главной поставщицы чернорабочих и наркопреступности в США. Между тем на соотечественников он походил мало, разве что пристрастием к иной зависимости – латиноамериканской текиле.

Тридцатидвухлетний плейбой, с внешностью молодого Джорджа Клуни, не помышлял надрываться ни на каком поприще, с блеском освоив промысел приживалы. С интервалом в шесть-двенадцать месяцев Риккардо менял гавань, приставая к очередной снедаемой одиночеством женщине, как правило, его старше. Своими чарами буквально таранил рацио прекрасного пола, а точнее, туманил.

Социальная активность у трутня просыпалась лишь в момент похмелья – рвануть за новой «Сауса» в магазин. При этом, нигде не работая, он был обречен клянчить на «дозу». В одно субботнее утро выпрашивал «подъемные» и у Дебби. Изведенная опытом сосуществования с красивой, но разившей перегаром куклой она упорствовала, отрешенно перелистывая, скорее всего, случайно взятую со стеллажа «Shut the skies». А может, неосознанно нащупала некую параллель…

С выпученными зенками Риккардо бросился к Дебби, схватил покет-бук и в неистовстве изорвал, насколько хватило сил и ярости.

Дебби вызвала полицию, прибывшую всего через десять минут. Как это водится в Америке, руки и ноги Риккардо сковали и препроводили в околоток. Копы пренебрегли мольбой вдруг опомнившейся жалобщицы не увозить Риккардо, как и отсутствием малейших признаков насилия. Впрочем, губить книги, без обиняков, дурное дело. Спустя неделю многоопытный приживала пересек мексиканскую границу в очередной партии высылаемых на родину нелегальных мигрантов. Приостановить депортацию не смог даже нанятый Дебби дорогой иммиграционный адвокат.

Спустя час после злосчастного инцидента пострадавшая путешествовала опустошенным взором по ошметкам покет-бука. Изготовилась было сгрести их в совок, когда заметила, что книга погублена не полностью. Некоторые фрагменты сохранились, лежа поодаль от эпицентра заклания. Должно быть, разлетелись в момент первичного потрошения.

Дебби собрала остатки и безотчетно перетасовывала их. Вскоре заметила, что страницы, пережившие абстинентное торнадо, – все интимные сцены романа, то есть мякоть увлекшей некогда истории. Ведь сюжет, как таковой, что в первый раз, что в последующие, она проскакивала по диагонали, задерживаясь лишь на любовных впадинах.

Спустя неделю Дебби принесла фрагменты покет-бука на работу и попросила соединить их в переплет.

– Под каким названием? – уточнил коллега.

– Не знаю, а вернее, не помню…– ответила Дебби. Как бы ища подсказку, рассеянно водила головой, пока, наконец, не уткнулась в окно. За стеклом бесчинствовало ненастье: дождь со шквальным ветром, досаждавший третий день кряду. Дебби вспыхнула, словно витамины всего света обогатили душу и кровь, молвив: «Затвори поднебесье».

Калин Хаим

2006 г.

Примечания:

Call girl (анг.) – девушка по вызову

XO – класс элитных французских коньяков

My God! What’s that? (англ.) О, боже! Что это? Sweet lane?! (англ.) (здесь – игра английских слов созвучная имени Светлана) – Сладкая полоса?!

Is this lane really sweet, buddy? (англ.) – Сладкая ли эта «полоса», приятель?

A la guerre comme a la guerre (франц.) – На войне – как на войне

Rheinfall (нем.) – всемирно знаменитый Рейнский водопад в Швейцарии

Pulp fiction (англ.) – литература образца «чтиво»

Примечание автора: В 2002 года аргентинский песо девальвировали на 65-70%, что на Западе отнесли к разряду экономических катастроф. Однако аргентинская девальвация проистекала не тяжелее бытового флюса на фоне «ампутации конечностей», учиненной экономике и народу России.

«Томас Кук» – турагентство элитных путешествий, имеющее филиалы во всех промышленно развитых странах

Junior High School – базовая школа

Эфенди (турецкий) – уважительное обращение

TIO – служба безопасности Турции

LAWA – международный аэропорт Лос-Анджелеса.

SSI (англ.) – пособие для малоимущих в США

Work permit (англ.) – разрешение на работу

Deadline (англ.) – последний предел

Nuts (англ.– здесь) – сошла с ума

Red neck (англ.) – работяга (дословно – красная шея)

Семисвечник – эмблема израильского паспорта

Deal, greedy commie (англ.) – по рукам, алчный коммуняка

Jogging (англ.) – бег трусцой

Overseas projects of Standard Oil – международные проекты «Стандарт Ойл»

NASA – американское аэрокосмическое агентство

What the hell, Oleg? (англ.) – Какого черта, Олег?

Ten grands (англ.) – десять тысяч

Rabbi (англ.) – раввин

Галаха – правовая и религиозная система иудаизма

Кадиш – еврейская поминальная молитва

Shut the skies (англ.) – затвори поднебесье