Одесса-мама [Дмитрий Николаевич Дашко] (fb2) читать онлайн

Мент. Одесса-мама

Глава 1

Понимая, что дома делать мне нечего, и сидя в четырёх стенах, можно сойти с ума, я направился к дверям.

— Жора, ты куда? — удивилась Степановна. — Давай я на стол накрою, покормлю тебя… Ты же голодный с дороги!

— Спасибо, Степановна! Я сыт, — соврал я.

— Когда ж успел?

— На вокзале в буфет заскочил. Там перекусил. Лучше мы потом, вместе с Настей, за стол сядем. А я пока на работу съезжу, узнаю, что там и как.

— У самого жена молодая, а на уме — одна работа, — заворчала Степановна. — Гляди, бросит тебя супруга, уйдёт к другому.

— Не уйдёт, — выдавил из себя искусственную улыбку я и, поцеловав добрую женщину в щечку, вышел из квартиры.

Настроение было хуже некуда. Меня одновременно трясло от злости и от страха — не за себя, а за любимую.

Я вышел из подъезда, огляделся по сторонам.

Днём двор почти всегда пустовал: взрослые на работе, дети в школе. Вот и сейчас в поле зрения попали двое: ничем не примечательная женщина с коляской и бородатый дворник, неспешно подметавший дорогу. Снег сошёл, открыв после себя неизбежные завалы мусора, так что работёнки мужику привалило.

Я посмотрел на часы — время только-только перевалило за полдень, до рандеву на Патриарших ещё уйма времени. Само собой я пойду туда. Выбора у меня нет.

Настю похитили, любое неверное движение приведёт к её гибели.

На душе снова заскребли кошки, а мне как никогда был нужен холодный ум и каменное спокойствие, ведь я очень хочу, чтобы с Настей ничего не случилось и чтобы с её головы ни упал ни один волос. Она — лучшее, что со мной было, ради неё я готов отдать всё, включая жизнь. И это не пустые слова.

Ну вот, снова занервничал, а нервничать мне нельзя. В прошлой жизни в такие моменты помогала дурная привычка — курить. Тут я с ней завязал, но, похоже, сделал, не подумав.

Я направился к дворнику.

— Здравствуйте! У вас закурить не найдётся?

— Свои гражданин в вашем-то возрасте пора иметь… — недовольно пробурчал он.

— Бросил курить, да видать рано, — признался я.

— Эх, что с вами поделаешь, — он полез в карман дворницкого фартука, чтобы достать из него потрёпанную пачку дешёвых папирос. — Сколько вам?

— Если не возражаете — возьму две.

— Да хоть три — мне не жалко, — равнодушно произнёс дворник.

Он привычным движением выбил из пачки пару папирос и протянул мне.

— И огоньку, пожалуйста, — виновато попросил я.

В это время мимо нас прошла женщина с коляской. Она окинула меня и дворника укоризненным взором, но ничего не сказала.

Дворник достал всё из того же кармана фартука коробок спичек.

— Берите, гражданин, угощаю…

— Что вы — не стоит! Я по дороге куплю.

— Да полноте вам спорить-то! Что мне — спичек жалко!

— Спасибо! Я ваш должник, — усмехнулся я, забирая подарок.

— Не за что!

Я закурил, когда вышел со двора на улицу. Мозг при этом словно зажил отдельно от остального тела, которое действовало на автомате. Голову переполняли самые разные мысли, к счастью для меня — далекие от панических. Я снова становился самим собой: собранным и хладнокровным.

Одной папиросы оказалось достаточно, вторую я только начал курить и почти сразу выбросил. Всё-таки отвык — оно и к лучшему.

Хотел было выбросить и коробок со спичками, но почти сразу передумал. Вещь полезная, в хозяйстве пригодится.

Уходя, краем глаза отметил, как окурок бережно поднял и, оглянувшись, спрятал мужчина примерно моего возраста. Он был одет в серые брюки, льняную рубашку и тёмный пиджак с потёртыми рукавами, на голове низко надетая кепка с большим козырьком.

Что ж, этого следовало ожидать — меня пасли.

Насчёт вокзального буфета я соврал, есть хотелось неимоверно. Я купил у уличной торговки пирожок с картошкой и проглотил его, практически не жуя.

Надеюсь, без последствий.

До Патриарших добрался в переполненном трамвае, где мне чудом не раздавили грудную клетку и не оттоптали ноги. Соглядатай в пиджаке держался чуть в стороне и, конечно же сошёл вместе со мной на одной остановке.

Только на сей раз кепки на нём не было.

Проходя мимо витрин одного из магазинов я мельком успел разглядеть его. Ничего примечательного, как говорится — глазу зацепиться не за что. Таких обычно и берут в топтуны.

Работал довольно профессионально. Если бы я не понимал, что меня поведут практически от самого дома — вряд ли бы срисовал.

Без пяти два я был на Патриарших. Вроде никого из знакомых. В записке было написано, что ко мне подойдут, и я стал неспешно прогуливаться.

Четырнадцать ноль пять — никого. Точность — вежливость королей, но к тем, кто похитил мою Настю, это явно не относится.

Четырнадцать десять, ноль внимания в мою сторону. Даже топтун куда-то потерялся.

Пятнадцать минут третьего, я по-прежнему гуляю в одиночестве и начинаю испытывать беспокойство. Что-то пошло не так? Моё поведение насторожило врага или банальная перестраховка: не притащил ли я с собой взвод милиции и собаку?

Одно радует — никто не кидается на меня с ножиком и не стреляет в спину, то есть на Патрики меня вытащили не для того, чтобы грохнуть в уютной и тихой обстановке. Радеку (а кому же ещё?) я нужен для чего-то другого. И само собой не для дружеских посиделок с пивом и шашлыками.

Похоже меня собираются задействовать в какой-то комбинации. А раз Настю похитили — ничего хорошего для меня тут не просматривается.

На одной из скамеек сидел пожилой мужчина в клетчатом костюме и шляпе-канотье, в его руке была тросточка. До этого он сидел с задумчивым видом, а тут вдруг приподнялся и шагнул в мою сторону.

— Георгий Олегович? Быстров?

Внешне он напоминал незабвенного Паниковского в исполнении Зиновия Гердта. Я с интересом посмотрел на него.

— Да.

— Видите вон то авто, — показал он взглядом на стоявший возле одного из домов чёрный легковой автомобиль.

— Вижу.

— Садитесь в него и, ради ваших же интересов, ведите себя спокойно и не делайте глупостей, иначе ваша дорогая супруга пострадает.

— Что с ней?

— Все вопросы потом. Вас ждут.

Я направился к машине. В ней не было никого, кроме шофёра, читавшего газету. При виде меня, он свернул её и убрал.

— Товарищ Быстров?

— Да.

— Садитесь, пожалуйста, на пассажирское место сзади. И без глупостей.

— Я в курсе.

Спорите не имело смысла, я открыл дверцу и сел в авто. И тут же меня зажали с обоих сторон двое дюжих ребят в гражданских костюмах. Действовали они бесцеремонно. Сразу стало ясно: шутить с этими бравыми парнями не стоит.

— Спокойно, Быстров. Меры предосторожности.

Меня тщательно обыскали.

Я вышел из дома безоружным, поэтому ничего представляющего для них интерес, парни не нашли. Один из них вытащил спичечный коробок, подаренный дворником, покрутил его и засунул обратно.

— Поехали, — приказал он водителю.

Машина тронулась с места.

Судя по хмурым лицам парочки сопровождающих на мои вопросы они отвечать не будут и любую попытку сопротивления пресекут самым категорическим образом. Я, конечно, мог бы подёргаться и при должном везении вырубил бы кого-то из них, но его напарник тогда бы меня прикончил, и вряд ли бы моя смерть хоть чем-то помогла Насте.

Будем вести себя примерно.

Автомобиль выбрался за пределы Москвы, всё это время громилы не спускали с меня глаз, а я старался их не провоцировать.

Остановились мы в небольшом дачном посёлке. Охраны на въезде не было — значит, посёлок не ведомственный. А чего собственно ожидать? Радек — мужик умный, подставляться по глупому не станет. Рандеву с ним или с кем-то из его доверенных лиц пройдёт на нейтральной территории, которую никто не сможет с ним связать.

— Выходите. Дёргаться не советую — будет только хуже. Стреляем сразу и наповал.

— Спасибо, что предупредили.

— Не умничай.

Мы прошли вдоль длинного высокого забора, над которым возвышалась крыша даже не дома — особняка. По всем приметам до революции тут проживал кто-то непростой.

Громила, который шага впереди, распахнул калитку. Второй толкнул меня стволом нагана в спину.

— Заходим.

— Как скажете, парни.

К моему удивлению, меня повели не в дом, а к небольшой беседке, где за столом на удобной скамье с высокой спинкой сидел большелобый крепыш с нервным лицом. Я видел его впервые.

Выходит, на сей раз говорить придётся не с Радеком.

— Товарищ Нойман, — обратился к нему один из громил. — Быстров доставлен по вашему приказу.

— Благодарю, — кивнул тот, не вставая. — Побудьте пока поблизости.

Он улыбнулся.

— Георгий Олегович…

— Я вас не знаю.

— Это дело поправимое. Генрих Оттович Нейман. Работаю в секретариате Коминтерна.

Я наблюдал за его реакцией. Он не врал. Получается, враг вскрыл часть карты — осталось понять: к добру это или к худу?

— Присаживайтесь, нас ждёт долгий разговор, — сказал Нейман.

Я сел напротив него, готовясь к любому развитию событий.

— Где моя жена?

— Не переживайте — с ней всё в порядке. Она в надёжном месте и с нетерпением ждёт встречи с вами. Только…

— Что — только? — нахмурился я.

Больше всего на свете мне хотелось схватить его за горло и душить, пока он не скажет, где находится Настя. Вот только парочка церберов, что доставила меня сюда, вряд ли будет смотреть на этот процесс, спустя рукава.

— Чтобы ваша встреча произошла, вам придётся немного потрудиться, — произнёс Нейман.

— Не ходите вокруг да около. Говорите прямо, что вам нужно!

— Мне нравится ваш деловой подход. Что ж, выложу вам все карты: мой непосредственный начальник, товарищ Радек, даёт вам важное поручение. Завтра вы должны ликвидировать товарища Кобу.

— Простите, я не ослышался⁈ Вы хотите, чтобы я убил Сталина⁈ — воскликнул я, чувствуя как во мне нарастает и без того огромное напряжение.

— Всё верно. Убейте Сталина, и ваша жена будет на свободе. А что касается вас… Поверьте, товарищ Радек умеет ценить людей, которые оказывают ему неоценимые услуги!

— Похитив мою жену⁈ — зло усмехнулся я.

Нейман пожал плечами.

— Это всего лишь маленькая страховка. А в доказательство моих слов… Вот, — он вынул из кармана пиджака документ в твёрдой корочке и положил его передо мной, — это ваш загранпаспорт.

Я взял паспорт, покрутил в руках. Не специалист, но если это липа — то сделано качественно. Всё-таки Коминтерн — организация серьёзная, с обширными связями.

— Убедились? По нему вы теперь гражданин Финляндии с очень трудно произносимыми именем и фамилией, а на вашем счету в одном из финских банков лежит весьма кругленькая сумма с большим количеством нулей, — продолжил Нейман.

Видя невысказанный вопрос, он добавил:

— И да, мы не забыли про вашу супругу! Для неё тоже подготовлены все необходимые документы. Завтра вы убиваете Сталина, а послезавтра с нашей помощью оказываетесь в Хельсинки, где ведёте роскошную жизнь и ни в чём себе не отказываете… Ну как, Георгий Олегович, игра стоит свеч?

Глава 2

Я задумчиво покачал головой.

— А что будет — если я откажусь?

Нейман фыркнул.

— Георгий Олегович, вы — серьёзный человек, а задаёте вопросы как первоклашка. Но я всё-таки отвечу.

Он немного помолчал, выдерживая театральную паузу.

— Ничего хорошего ни вам, ни вашей дорогой супруге… От подробностей прошу уволить. Скорее всего вас просто не найдут. Есть разные способы избавиться от тела…

— Весёленькая перспектива… — протянул я под ехидным взором Неймана.

— Сами виноваты, Георгий Олегович! Вам предлагали добровольное сотрудничество — вы отказались. Теперь расхлёбывайте последствия. Ещё есть вопросы?

Спрашивать чем Сталин не угодил Коминтерну — я не стал. Ответ лежал на поверхности. В апреле этого года состоялся очередной, XII-й съезд РКП(б), на котором политический отчёт ЦК вместо тяжело больного Ленина впервые зачитал Иосиф Виссарионович. И пусть до окончательной победы было ещё далеко, партийная верхушка поняла, что преемником Владимира Ильича становится Сталин, которому не по душе разговоры о мировой революции.

Что в свою очередь ставит крест на амбициозных планах Троцкого и, соответственно, Коминтерна, то есть напрямую задевает моего злейшего врага — Радека. Спасибо послезнанию — иногда и от него бывает толк.

Понятно, что есть другие, не столь явные причины, но главную я сформулировал и обозначил.

— Вопросы у меня есть, — продолжил я как ни в чём ни бывало, — но они чисто технического характера. Мне плевать на себя, но ради жены я готов убить кого угодно, хоть Сталина, хоть Ленина. Но я должен к нему каким-то образом подобраться… Не забывайте, я обычный сотрудник уголовного розыска, в партийные кабинеты не вхож.

— Было бы желание, товарищ Быстров, а оно у вас, как я вижу имеется. Не беспокойтесь, мы за вас уже всё продумали, — не стал меня разочаровывать собеседник.

— Даже так⁈

— Представьте себе. Ничего сложного — всё равно, что просто прогуляться в парке, — с притворной и потому раздражающей улыбкой принялся вещать Нейман. — Объект практически каждый день ходит на работу пешком. Маршрут всегда один и тот же: Сталин покидает кремлёвскую квартиру, выходит через Спасские ворота и идёт по Ильинке к дому номер четыре по Старой площади, где на пятом этаже находится его рабочий кабинет.

— Допустим, — кивнул я. — Охрана?

— Вы будете удивлены — никакой, — снова усмехнулся Нейман.

— Уверены?

— Конечно! Какой смысл мне вас обманывать? Да и что может грозить товарищу Сталину в центре Москвы⁈

Грозить будущему главе государства даже в центре столицы могло что угодно. В принципе я слышал, что до тридцатых годов Сталин совершал неспешные прогулки по Москве, причём доходило до комичных моментов, когда его к примеру не признал вахтёр в МХАТе и не пустил в театр.

Слабое подобие охраны появилось чуть позже, но пока будущий вождь вёл себя довольно беспечно.

— Когда я должен его ликвидировать?

— Чем быстрее, тем лучше, — сообщил Нейман. — Думаю, чтобы временное — я подчёркиваю это слово — временное отсутствие вашей супруги не вызвало лишних вопросов, в идеале это должно произойти завтра.

— Послезавтра, — сходу заявил я.

— Почему?

— Даже если всё обстоит так, как вы говорите, нужно время на подготовку. Хотя бы один день. Поэтому послезавтра.

— Логично, — не стал спорить собеседник. — Оружие?

— Воспользуюсь своим.

— Воля ваша.

— Допустим, покушение пройдёт удачно, я убью Сталина — как я снова выйду на вас, получу паспорта и смогу уехать из страны?

— Проще простого! Садитесь на дачный поезд и приезжайте сюда. Я буду ждать вас тут… часов с шести вечера. Ну, а ещё через пару дней вы окажетесь заграницей. С нашими возможностями затруднений не будет.

— А жена? Как быть с ней?

— Если не напортачите — она будет тоже на этом адресе вместе со мной. Но учтите — вздумаете меня обмануть, живой вы её не найдёте. И крайне вам не советую обращаться за помощью в ГПУ или к своим коллегам из угро. Сделаете только хуже себе и супруге, — помрачнел Нейман.

— Я понял вас, — кивнул я. — Тогда до встречи послезавтра. И тоже хочу предупредить: если с головы Насти упадёт хотя бы один волосок, я вернусь даже с того света, чтобы отомстить!

— Мои люди отвезут вас назад, — вместо ответа сказал Нейман.

Судя по выражению его лица, напугать мне его не удалось, да собственно я и не надеялся. В этой ситуации все козыри были на его стороне. Во всяком случае, так он думал. Не стану его разочаровывать.

На домашний адрес меня не привезли, громилы Неймана чётко выполнили приказ — высадили на Патриарших. И почти сразу неподалёку замаячила физия неприметного шпика, который вёл меня практически от дома. Похоже ему пришлось проторчать здесь всё время.

Можно было от него оторваться — но зачем? И ему будет спокойнее, и его начальству.

Вновь поездка на переполненном трамвае, небольшая прогулка на свежем воздухе до родного подъезда. Дворника тут уже не было, а вот дамочка с коляской вышла на вечернюю прогулку. Скоро будем здороваться.

Я посмотрел на родные окна и увидел обговоренный сигнал — изобретать велосипед не стали, ограничились цветочным горшок. Сейчас его на подоконнике не было.

Отлично!

Дверь открыла Степановна. По её взгляду я сразу понял — с ней уже поговорили. Но держалась она хорошо, словно всё идёт как по маслу. Никаких ненужных эмоций, которые могут вызвать вопросы у врага.

И лишь, когда дверь за моей спиной захлопнулась, Степановна не выдержала и заплакала. Я нежно обнял её и прижал к себе.

— Всё будет в порядке, Степановна, не переживай!

Всхлипнув, она кивнула.

— Знаю, Жора! Другому бы не поверила — а тебе верю. Но всё равно буду всю ночь молиться за вас. И да — у тебя гость.

— Я уже догадался, — улыбнулся я.

— Может вас покормить? Или чайку хотя бы.

— Не надо, Степановна. Не до еды пока.

— Хорошо, Жора. Но ты позови — если что! Я мигом накрою.

— Спасибо! Ты иди пока к себе, отдыхай.

«Дворник», угостивший меня табачком и одолживший коробок со спичками, ждал меня в нашей с Настей спальне, только теперь бороды на нём не было. Он сидел так, чтобы его было не видно в окно, и читал какую-то книгу из нашей аленькой библиотечки.

Когда я вошёл, он немного приподнялся и тихо произнёс:

— А теперь здравствуй по-настоящему, Жора!

— Привет, Ваня! Зря от бороды избавился — знаешь, а она тебе идёт!

— Когда от тебя выйду, снова надену, — подмигнул мой коллега по нашему спецотделу — Ваня Бодунов

Это он сегодня утром изображал из себя дворника.

— Что стоишь как не у себя дома⁈ Располагайся! — предложил Иван.

— Спасибо, что разрешил, — хмыкнул я, присаживаясь на кровать.

Теперь, когда Насти не было дома, семейное ложе выглядело каким-то одиноким, да и у меня при всей внешней браваде кошки скребли на душе.

Ваня догадался, что я сейчас чувствую.

— Всё нормально, Жора! Ты молодец, что заранее связался с Трепаловым. Александр Максимович шлёт тебе привет.

Ещё перед отъездом с Ростова я знал, что спокойной жизни у меня не будет. Не знаю, на какие кнопки и педали нажал мой начальник, чтобы избавить мою голову от занесённого меча, но Радек — не та фигура, что сразу подымет лапки кверху.

Значит, в Москве меня ждёт сюрприз. Радек станет искать моё слабое место, а оно у меня одно — моя семья, мои дорогие женщины.

Об этом я и поговорил по телефону с Александром Максимовичем, и он согласился с моими выводами.

Трепалов обещал установить наблюдение за моим домом и особенно за Настей, так что я не особенно удивился, когда увидел во дворе Ваню Бодунова в приклеенной бороде и одежде дворника.

Наша встреча была полна обговоренных знаков. Я попросил у него закурить — это означало, что мне назначена встреча врагом. Сказал, что возьму две штучки — то есть время встречи два часа. Взял коробок — жду вечером у себя на квартире.

Пустой подоконник — у меня «гость» из нашего отдела.

— Что с Настей? — задал главный вопрос я.

— С неё всё в порядке. Люди из Коминтерна отвезли её в санаторий под Москвой под предлогом, будто начальство разрешило тебе отдохнуть там вместе с семьёй после командировки, и что ты приедешь туда. Не волнуйся — наш человек из МУУРа наблюдает за Настей и вмешается, если что-то будет угрожать её жизни, — немного успокоил меня Иван.

Я облегчённо вздохнул. Спасибо мужикам! На них всегда можно положиться!

— Как прошла твоя встреча? — сменил тему Иван.

Я рассказал ему детали незапланированного визита к Нейману, сообщил, что должен ликвидировать Сталина.

Ваня ошеломлённо открыл рот и присвистнул.

— Ничего себе! И что ты?

— А что я мог сделать⁈ Конечно, ответил — да, — признался я. — У меня не было выбора.

— Но… ты же сам понимаешь… — растерянно проговорил Иван. — Если честно, никто такого не ожидал.

— Понимаю. Я и сам в шоке. Но назад пути нет. И теперь я должен придумать вместе с тобой и с Трепаловым, как проверну это дело.

Бодунов окинул меня задумчивым взглядом.

— Жора, только не говори, что у тебя нет плана! Я всё равно тебе не поверю — такого быть не может!

Я усмехнулся.

— Спасибо за доверие, Ваня! План у меня есть, только я не уверен, что он вам понравится. На Неймане свет клином не сошёлся, за его спиной стоит Радек, а за ним — я не уверен, но не удивлюсь если это так… В общем, речь идёт о Троцком.

— А не перегибаешь?

— Время покажет. Короче, чтобы эти гады вылезли на свет и показали истинное лицо, я должен убить Сталина! — выпалил я и замолчал, глядя на обалдевшего от таких известий Ивана.

Глава 3

Хвост пристроился за мной сразу, как только я вышел из подъезда. На этот раз по моим пятам следовал меланхоличного вида дядька, который даже не особо старался не попадаться мне на глаза. Скорее всего, это было нарочно. Меня словно предупреждали, чтобы я не рыпался.

Нейман сказал, что Сталин каждый день движется по одному и тому же маршруту, покидая кремлёвские стены через проход в Спасской башне. В семнадцатом году эта самая, пожалуй, знаменитая часть московского Кремля серьёзно пострадала от артиллерийского обстрела. Следы прилётов были видны до сих пор, хотя реставрационные работы шли полным ходом.

Ну вот, я в Хопре, то есть на месте — шагах в двадцати от ворот. Ближе подходить не имело смысла.

Тут было довольно многолюдно — всё-таки самый центр города, значит, буду меньше привлекать к себе внимания, но бережённого как известно бог бережёт.

Я нашёл удобное место для наблюдения за воротами и стал ждать.

Хорошо, что Виссарионыч пока трудился с утра, как большинство граждан страны, а не перешёл на свой знаменитый вечерне-ночной график, иначе его было бы труднее заметить в темноте и почти полном отсутствии света фонарей даже на Красной площади.

Ага, вот и он — кавказец среднего роста со смуглым лицом. По идее оно должно быть покрыто мелкими оспинками, но с моего «поста наблюдения» такие детали не видны. Нос длинный — на парадных портретах более позднего периода это не заметно. Ну и чёрные с небольшой проседью усы — про них невозможно забыть.

Одет просто: обычная армейская шинель — Виссарионычу было жарко и он не стал застёгиваться, под шинелью отнюдь не привычный френч, а гражданский тёмный пиджак и светлая рубашка. Совсем не праздничного вида брюки были заправлены в сапоги, на крупной голове кепка.

Он шёл медленным тяжёлым шагом, слегка наклонившись, будто что-то высматривая на земле. И, как верно заметил Нейман — никакой охраны.

Во всяком случае я никого не заметил, а у меня глаз намётан.

Личностью Сталин был пока ещё не самой известной, поэтому случайные прохожие на его пути не обращали на Иосифа Виссарионовича внимания. Ну, подумаешь, вышел какой-то гражданин из кремлёвских ворот — может, один из строителей, приводивших Кремль в порядок.

Учитывая скорость, с которой шагал Сталин и отсутствие охраны, а так же большое количество случайных людей поблизости — мишень и впрямь лёгкая. Можно подойти практически в упор и расстрелять из револьвера, выпустив для верности патронов пять-шесть, почти весь барабан.

Ну, а потом дать ходу, выскочить на более оживлённую улицу и раствориться в толпе. Искать будут до морковкиного заговенья и не найдут. Тем более если одеться неприметно, что по нынешним делам несложно. По сути большинство одевается одинаково.

Только я знал, что уйди живым отсюда мне не дадут. Операцию готовил Радек, значит, он продумал всё и сделает так, чтобы ни одна ниточка к нему не привела: после того, как я совершу покушение на Иосифа Виссарионовича, меня ликвидируют на месте.

Сейчас у половины города на руках огнестрельное оружие, причём на законных основаниях, и какой-то сознательный гражданин с взведённым курком револьвера обязательно окажется поблизости и непременно разрядит оружие в меня, не давая мне ни одного шанса.

Не удивлюсь, если потом ещё и награду получит за проявленную храбрость.

Нейман, конечно, старался усыпить моё внимание, даже загранпаспорт смастерил и придумал убедительную липу, как меня с женой якобы переправят в Финляндию, ещё и чуть ли не свечной заводик дадут в личное пользование.

Ну-ну! Свежо предание, только я в такую лапшу на уши никогда не поверю. Враг у меня хитрый, злой и опасный, а главное — предусмотрительный. Он сделает всё, чтобы уйти от ответственности.

А что касается мотива, по которому я пошёл на убийство товарища Сталина — уверен, всё уже продумано. Не зря меня пытались арестовать в Ростове якобы за сотрудничество с белогвардейской террористической организацией. Не сомневаюсь — именно эта версия и всплывёт на свет божий.

Дескать получил личное задание от генерала Курепова на ликвидацию лидера большевистской организации. А то, что долго не могли разоблачить — так уж больно старательно прятал вражескую личину от товарищей.

Может под этим соусом ещё и полетят головы товарища Маркуса и всех тех мужиков из ГПУ, что не позволили совершиться произволу в мой адрес. Дескать, мало того, что прошляпили змею, так ещё и покрывали.

В общем, неплохая комбинация. Могу только похлопать Радеку и его людям. Хорошо всё придумали — нечего сказать.

Только не на того попали!

Я проводил Сталина вплоть до его работы и снова убедился в отсутствии телохранителей. Эх, как не хватает тебя товарищ Власик! Ну ведь на самотёк всё пущено… Подходи кто хочешь, стреляй в кого хочешь…

Надеюсь, после завтрашних событий многое изменится в нужную сторону.

Это был один из самых долгих дней в моей жизни, казалось, стрелки часов намертво приклеились, но я использовал каждую секунду с пользой. Слишком многое было поставлено на чашку весов с моей стороны. Я не имел морального и физического права облажаться.

Стоило только в окнах забрезжить слабому рассвету, я уже оказался на ногах. Ещё раз убедился, что готов к развязке на все сто. Выпил чашку крепкого кофе, заваренного так, что после него сердце билось со страшной силой, так и норовя выпрыгнуть из грудной клетки.

Зато после напитка мозг прочистился, а я зарядился энергией. Её мне сегодня понадобится до хрена и больше.

Выйдя из подъезда заметил теперь уже парочку соглядатаев: на сей раз меня пасли двое — тот неприметный, что вёл меня в первый день, и его вчерашний сменщик. И снова почти демонстративное поведение, типа не шали, Быстров — хуже будет.

Будут ли они стрелять в меня? Вряд ли, я их запомнил и постараюсь держать в поле зрения, а удар должен нанести кто-то, о ком сразу не подумаешь. Но вряд ли в распоряжении Радека совсем уж туева хуча народа, я ведь не по грибы собрался, к такой сложной операции допускают самых проверенных и надёжных. Кстати, не удивлюсь, если этих субчиков потом тоже ликвидируют, обрезая концы. Но это точно не мои проблемы.

Я занял прежнее место напротив Спасской башни и стал терпеливо ждать. Вчера я засёк во сколько вышел Иосиф Виссарионович, но на всякий пожарный сегодня приехал пораньше. Вдруг произошли какие-нибудь изменения в рабочем графике.

Если облажаюсь, второго шанса у меня не будет.

Слава богу, будущий генералиссимус и вождь народа был пунктуален, появился из ворот аккурат в то же самое время, как вчера. Точность — вежливость королей. Ну и генсеков партии.

Я позволил пройти ему с полусотню шагов, затем резко приблизился. Правая рука легла на рукоятку засунутого во внутренний карман пиджака служебного револьвера.

Кстати, о руках — у Сталина ещё с молодости плохо действовала левая, она почти отсохла, но, видимо, в начале двадцатых болезнь ещё не развилась, поэтому со стороны казалось, будто у Иосифа Виссарионовича всё в порядке.

Стрелять со спины как-то не хотелось, поэтому я немного обогнал жертву, а потом с улыбкой шагнул навстречу.

— Товарищ Сталин?

Брови друга всех детей и физкультурников удивлённо приподнялись, он слегка затормозил ход.

— Мы знакомы? — у него чувствовался довольно сильный южный акцент, от которого он так и не избавился до конца жизни.

— Ещё нет! Моя фамилия Быстров, — сказал я, выхватывая револьвер.

Иосиф Виссарионович дёрнулся, но было уже поздно. Палец лёг на спусковой крючок «нагана». Выстрел, второй, третий — я палил в Сталина, не жалея пуль, и лишь когда барабан опустел, бросился бежать.

Иосиф Виссарионович оказался мужчиной крепкой здоровья, упал не сразу, а только после третьей вспышки из «нагана». Только она отправила его на мостовую, а под телом стала растекаться красная лужа.

Короче, гвозди бы делать из этих людей!

Думал ли я сейчас о том, что меня историю, сожалел ли — даже не знаю, что сказать! Голова была занята совершенно другими вещами.

Кто-то истошно закричал, крик подхватили другие. Началась паника, игравшая мне на руку. Так будет легче скрыться.

Теперь я знал, кто будет меня останавливать. Та женщина, что катала по моему двору коляску — теперь на ней была военная форма, перешитая солдатская шинель, перетянутая портупей, фуражка, длинная юбка и начищенные до блеска сапожки.

Будь на моём месте кто-то другой, не обладающий профессиональной памятью на лица, вряд ли бы опознал её в этой уверенной в себе командирше.

Всё это время она держалась с одной стороны неподалёку от меня, а с другой — так, чтобы я её не видел: то и дело пряталась за людьми или столбами. И сначала я скорее почувствовал её, чем заметил.

— Стоять! — заорала она.

Сейчас эта тварь откроет огонь, ей плевать, что рядом обычные люди, что кого-то может зацепить и не приведи господь намертво. Она выполняла приказ и была готова выполнить его любой ценой.

Я резко вильнул, потом развернулся и выскочил ей наперерез, не давая времени опомниться. Резкий удар в челюсть — ненавижу бить женщин, но сейчас было не до джентльменства, я выводил из строя заряженного по мою душу киллера.

Дама в форме разом потеряла сознание, я подхватил её, не давая упасть, опустил на мостовую и забрал из ослабевшей руки револьвер. Пригодится.

Мог ли я её убить? Да легче простого, рубанул бы ребром ладони по горлу и всё, на этом жизнь этой пташки бы прекратилось, но пока стоило избегать лишних жертв. Хватит с меня и одного товарища Сталина.

А теперь ходу на вокзал к дачному поезду, пока не нашёлся кто-то способный отдавать приказы, в том числе отрезающие мои пути к отступлению.

И снова впрыск бешенного количества адреналина в и без того взбудораженный организм. Всё лицо и даже кончики ушей пылали от прихлынувшей крови, сердце заходилось в яростном приступе.

Э-э-х! Хорошо!

Я поставил наверное мировой рекорд по бегу с препятствиями. Если за мной шёл кто-то ещё, кроме дамочки в форме, ему оставалось лишь сокрушённо сплюнуть, выматериться и повернуть обратно с докладом начальству.

Вокзал жил своей, если можно так сказать — спокойной жизнью. Никто даже не подозревал, что произошло на Красной площади. Я отстоял очередь в кассе, за это время мимо прошли несколько милицейских нарядов, и ни у одного я не вызвал даже малейшего любопытства. Люди в толпе говорили о чём угодно, только не о покушении на Сталина. Это тебе не век Интернета, когда новости разлетаются за секунды. Потребуется как минимум несколько часов.

Купив билет, отправился в переполненный зал ожидания, а через сорок минут уже трясся в забитом битком вагоне пригородного состава.

Я знал, что ничего хорошего на даче Неймана меня не ждёт, но именно так надо было поступить по разработанному нами сценарию.

Глава 4

Поезд прибыл на станцию. Я вышел на перрон, затерявшись в толпе пассажиров. Сомневаюсь, что меня могли тут встречать люди Радека, но предосторожность никогда не бывает излишней.

Для подстраховки взялся помогать немолодой женщине, прихватил её здоровенный баул и поставил на плечи так, чтобы спрятать за ним лицо. Теперь опознать меня будет гораздо сложнее.

Пока нёс вещи до её дома, несколько раз проверился — за нами никто не шёл. Вот и ладушки.

Женщина пыталась расплатиться со мной какой-то мелочью, но я улыбнулся и сказал, что тимуровец. Само собой, шутки она не поняла, удивлённо посмотрела на меня, но больше попыток всучить мне деньги не делала.

Особнячок Неймана найти было нетрудно, он выделялся среди остальных строений.

Возле забора стоял знакомый автомобиль — на нём меня катали от Патриарших и обратно. И шофёр был всё тот же, только на сей раз он дремал, уронив голову на руль.

Я подошёл к машине, потрогал капот — он был ещё тёплый. Видимо мчали на всех парах из Москвы, когда узнали, что я сумел удрать после покушения на Сталина, и у их киллерши не получилось засадить в меня пулю.

Теперь эта дача — единственное место, где я появлюсь со стопроцентной гарантией, наверняка здесь уже вовсю идут приготовления к встрече.

Я резким движением распахнул дверцу и сел рядом с водителем, приставив ствол револьвера ему под ребро.

— Станешь кричать — убью. Кивни, если понял.

Шофёр испуганно посмотрел на меня, убедился, что я не шучу, и покорно склонил подбородок.

— Молодца! Будешь себя хорошо вести и с тобой ничего не случится.

— Да, я понял. Только не убивайте.

— Сколько людей в доме?

— Трое. Товарищ Нейман, с ним ещё двое сотрудников Коминтерна.

— Те, что брали меня в прошлый раз?

— Да.

— Уверен, что только трое?

— Больше никого нет, честное слово!

— Ну что ж, спасибо! — Я отключил его ударом рукоятки револьвера по голове и тщательно обыскал.

Оружие при шофёре не оказалось, видимо, участия в силовых акциях он не принимал, но я всё равно связал его и засунул в рот кляп — мало ли что, вдруг очухается прежде времени и подымет панику…

Собачки тут не было, уже хорошо — живая сигнализация работает лучше любых систем охраны, так что шанс как можно дольше оставаться незамеченным у меня имелся.

Я проскользнул через калитку и огляделся. На прилегающей к дому территории было пусто, зато из дома раздавались тихие голоса. Похоже, Нейман раздавал инструкции своим людям. Ну что, послушаем…

Я пригнулся и тихо подкрался к окну, встав от него так, чтобы изнутри меня было не видно.

— Сразу не убивайте, — говорил Нейман. — Быстров — тёртый калач, может вас опередить. Надо, чтобы он расслабился, почувствовал себя в безопасности. И да — никакой стрельбы и прочего шума. Просто удавите его как кутёнка.

— А что с телом делать?

— Вывезите в лес и закопайте. Мне что ли вас учить!

— А с бабой его как поступим?

— Тоже убьём или тебе её жалко?

— Да нет… Просто баба сочная, грех такому добру неоприходованному пропадать. Может, мы её сначала того…

— Ради бога, избавь меня от деталей. Если понравилась, так и быть, можете позабавиться, но в живых её оставлять тоже нельзя.

— Оформим в лучшем виде, Генрих Оттович. Ножичком по горлу чикнем и всё. Хотя баба, конечно, ладная…

Я ощутил приступ лютой ненависти. Эти гады взахлёб обсуждали, как сначала задушат меня, а потом изнасилуют и зарежут Настю. Вот уж кому точно пощады от меня не будет.

Хватит сидеть и ждать у моря погоды. Надо действовать.

Я поднялся на крыльцо и, схватившись за ручку, аккуратно потянул дверь на себя. Она оказалась незапертой и хорошо смазанной, так что открылась без звука.

На цыпочках вошёл в дом с револьвером в руке.

Троица коминтерновцев собралась в гостиной и была слишком увлечена разговором.

— Недобрый день! — зловеще произнёс я, привлекая к себе внимание.

— Товарищ Быстров⁈ — первым опомнился Нейман. — Вы… Вы так рано, мы вас к шести часам ждали.

— Освободился пораньше. Свою часть сделки я выполнил — Сталин убит. Где моя жена?

— Она… Её сейчас тут нет. Вашу жену привезут к шести, как договаривались, — стал на ходу импровизировать Нейман. — Надо только немного подождать… Хотите чаю?

— Не хочу.

— А я вот не откажусь — с утра во рту ничего не было. Саша, сходи на кухню, поставь чайник, — обратился Нейман к одному из своих людей.

— Конечно, Генрих Оттович, — тот двинулся в мою сторону.

Ага, вот и мой душитель. Удавки у него нет, но она ему и не нужна. При его габаритах свернуть мне шею меня голыми руками — плёвое дело.

Я дал ему оказаться за моей спиной, а когда понял — всё, началось, сделал резкий шаг вперёд, развернулся и всадил в живот ему пулю. По нынешним временам — верная смерть.

Я не садист, но человек, который хотел надругаться над моей Настей — не заслуживал снисхождения, пусть дохнет в муках.

От болевого шока тот сразу потерял сознание и избавил меня на какое-то время от своих криков.

Я сурово посмотрел на Неймана и его второго напарника.

— Быстров, что вы творите⁈ — взвизгнул Генрих Оттович.

— А что — не видно? Избавляю мир от всякой нечисти! Думаешь, я не в курсе ваших планов? Вы хотели убрать меня ещё возле Кремля, а когда не получилось — решили сделать это в доме. Я всё слышал Нейман!

— Что тебе нужно? — Нейману удалось поразительно быстро взять себя в руки.

— Для начала — ваше оружие. Доставайте его медленно и печально. Иначе… Мне терять нечего! Убью без всякого сожаления.

Для убедительности я направил на каждого из них ствол по очереди и сделал вид, что нажимаю спуск.

Нейман побледнел. Умирать ему точно не хотелось.

— Сделаем как ты скажешь — только не стреляй! Миша, ну — доставай оружие и не спорь с Быстровым. Ты же видишь — он на взводе!

Когда револьверы обоих перекочевали ко мне, я удовлетворённо кивнул.

— А теперь я хочу получить мою жену. Где она?

— Я же сказал — её привезут себя к шести вечера! — стал валять дурака Нейман.

— Хорош придуриваться! Ты с самого начала вешал мне лапшу на уши. Я больше не намерен слышать эту чушь. Где она?

— Я… Я не знаю. Вашей женой занимались другие!

Я устало вздохнул.

— Нейман, ты дурак? Я воевал, служил в разведке. Там, на войне, когда взятые в плен «языки» не хотели с нами разговаривать, мы использовали простые, но очень эффективные способы. Я могу начать ломать тебе пальцы, могу проткнуть тебе глаз… Короче, у меня богатый выбор!

— Ты не сделаешь это, Быстров!

— С чего бы? — удивился я.

— Я хорошо знаю таких, как ты. Ты — мент!

— Нет, всё-таки ты — дурак! — протянул я. — Ты же понимаешь — ради жены я убил Сталина, а уж снять с тебя кожу живьём, чтобы узнать, где вы её держите — будет для меня сплошным удовольствием.

Я окинул его зловещим взглядом.

— Так что — мне начинать или сам всё расскажешь?

— Расскажу, — мотнул головой он.

— Внимательно слушаю. И да — давай в темпе, а то вдруг кто-то из посторонних выстрел услышал, вопросы начнёт задавать…

Судя по тому, что Нейман сообщил, что Настю держат в санатории, он не соврал.

— Её охраняют?

— Охраной это не назовёшь. Мы делаем всё, чтобы ваша супруга ничего не заподозрила. За ней по очереди присматривают двое наших коллег — женщин.

— Та, что в меня сегодня хотела выстрелить — случайно не одна из них?

Нейман кивнул.

— Да. Что вы с ней сделали? Она не вышла с нами на связь…

— Ищите её в больнице, а если я перестарался — в морге.

— Вы очень опасный человек, Георгий Олегович.

— Я просто люблю свою жену. Собирайтесь, Нейман.

— Куда? — округлил глаза он.

— Как куда? В санаторий за моей женой. И да, ведите себя максимально естественно — никто не должен ничего заподозрить. Надеюсь, вы не возражаете, что придётся воспользоваться вашим служебным авто?

— Н-нет. Не возражаю. А что делать с ним, — он показал на лежавшего на полу раненного.

— Ничего. Пусть подыхает. Если не помрёт, когда вернётесь — отправьте его в больничку. А если преставится… Что ж, сам виноват. Выбрал неправильную сторону.

Я поглядел на второго громилу, который дотоле молчал и держался тише воды, ниже травы. Видать, не хотел, чтобы его постигла участь напарника.

— Михаил — да?

— Михаил, — подтвердил он.

— Отлично, Михаил! К тебе тоже будет маленькое поручение…

Я двинул ему так, чтобы как минимум сломать челюсть, а затем, окровавленного и обезумевшего от боли, связал так, чтобы тот и пошевелиться не смог.

Полюбовавшись работой, снова повернулся к Нейману.

— Теперь можно ехать.

— Я не умею водить авто, — предупредил он.

— А, переживаете насчёт вашего водителя⁈ — догадался я. — Он почти в порядке. Ему повезло гораздо больше, чем этой парочке.

Мы вышли из дома и направились к автомобилю. Шофёр ещё не очухался, и мне пришлось немного потрясти его за руку.

— Слышь ты — водила! Вставай, пора баранку крутить!

Он приоткрыл глаза и застонал.

— Да ну — не придуривайся. Я ведь не так уж и сильно тебя приложил. Голова поболит, не без этого, но ты таблеточку попьёшь потом и поправишься.

Наконец на его лице появилось более-менее осмысленное выражение.

— Слава богу! Заводи коломыгу — поехали! Генрих Оттович, попросите вашего шофёра, чтобы он вёл поаккуратней. Вы ведь своими глазами видели, как я поступаю с теми, кто плохо слушается…

Я нарочно посадил Неймана рядом с шофёром, так было легче контролировать его. К счастью, прибегать к крайним мерам не пришлось, и Генрих Оттович и шофёр глупостей не совершали. К этому моменту Нейман окончательно записал меня в маньяки и психи и стал бояться как огня. Даже наоборот — это я всю дорогу переживал, как бы коминтерновец в штаны не наложил с перепугу. Мне было надо, чтобы он выглядел и вёл себя максимально естественно, когда буду забирать Настю.

Мы подъехали к воротам санатория. Шофёр заглушил мотор.

— Пойдёмте, Генрих Оттович. И ради вас же самих — не вздумайте напортачить! — предупредил я.

— Да-да! — закивал он.

В номере Насти не было, нам сказали, что она гуляет в парке.

Мы с Нейманом отправились туда.

Настя бродила по пустынному и холодному парку в сопровождении девушки примерно её лет, низкорослой и при этом широкоплечейи крепкосбитой. Чем-то спутница напоминала гномих из фэнтези.

Увидев меня, Настя радостно воскликнула и побежала навстречу. Удивлённая гномиха посеменила вслед за ней.

Мне очень хотелось забыть обо всём, крепко стиснуть жену в объятиях, но сейчас я не мог позволить себе этой заслуженной радости. Ещё ничего не закончилось.

Она узнала Неймана.

— Генрих Оттович… Спасибо что привезли моего мужа!

— Я ведь обещал, — выдавил из себя улыбку он.

Настя поцеловала меня.

— Милый! Я так по тебе соскучилась!

— Я тоже ужасно-ужасно соскучился! Солнышко, у тебя пятнадцать минут на сборы…

— А что — разве мы тут не остаёмся? — изумилась она.

— Увы! Начальство не отпустило. Ничего, приедем сюда в другой раз. Например, летом…

— Хочешь, я поговорю с Трепаловым, и он даст тебе отпуск?

— Не надо, родимая! Я уже пробовал. Не поможет.

Гномиха подошла, остановилась рядом с нами, вопросительно вздёрнула подбородок. Нейман кивнул ей, и она расслабилась.

— Жора, познакомься — это Соня, моя новая подруга! — представила её Настя. — А это — мой муж.

— Ваша супруга много рассказывала о вас. — выдавила Соня.

— Надеюсь не о том, как я храплю во сне. Приятно было познакомиться, Соня!

Мы направились к выходу из парка. По пути я оглянулся и увидел, как к Соне подходят двое крепких ребят в штатском, в которых мне удалось распознать сотрудников МУУРа.

Ну, а возле автомобиля меня ждал и другой сюрприз. Водителя в ней не было, на его месте сидел улыбающийся во все тридцать два зуба чекист Боря Райнер.

Глава 5

— Георгий Олегович, Анастасия Константиновна! — поприветствовал нас он.

Настя удивлённо посмотрела на него.

— Здравствуйте! А разве мы знакомы?

— Заочно. Мы в некотором роде коллеги с вашим супругом.

Я не знал степень вовлеченности Бориса в происходящее, события закрутились так, что он мог относиться к любой из противоборствующих сторон.

— Здорово, Борь! Какими судьбами⁈ — спросил я, настраиваясь на любое развитие событий.

Вдруг он приехал сюда, чтобы меня арестовать?

Чекист словно прочитал мои мысли.

— Жора, расслабься! Это тебе от Трепалова. — Он протянул мне сложенный вчетверо листок бумаги.

Я взял его и развернул. Это была записка от Александра Максимовича, в которой тот приказывал мне в интересах дела беспрекословно подчиняться товарищу Райнеру.

Изучив её содержимое, а аккуратно разорвал записку на мелкие клочки.

— Борь, а почему ты, а не кто-то из наших?

— Ну… после того, как всё завертелось, сам понимаешь, каждый из твоих коллег сейчас под пристальным наблюдением. Трепалов посчитал нужным подключить нас к игре. Там было написано, чтобы ты выполнял мои приказы?

— Нет.

— Жора!

— Хорошо. Было.

— Тогда предлагаю тебе и твоей очаровательной супруге следовать за мной. Нас ждёт автомобиль.

— А что делать с этим? — показал я на коминтерновское авто, а затем кивнул на ошарашенного Неймана.

— С этим разберутся мои люди. Не грузи себя лишними заботами.

Он ещё раз посмотрел на Настю.

— Ваш супруг наверное сказал вам, что у него куча дел и он должен срочно бежать на работу?

— Другими словами, но смысл приблизительно такой, — кивнула Настя.

— Так вот: Георгий Олегович пошутил. На самом деле он будет рядом с вами. Только придётся переехать в другое место, но вам там понравится — честное слово! Я даже вам завидую белой завистью: тихо, спокойно, уютно… А какая красота вокруг! Закачаешься! — затараторил Борис, заговаривая Насте зубы.

Новой локацией для нас стал небольшой и действительно уютный домик, в котором нас ждала… Степановна.

Я удивлённо посмотрел на Борю, тот горделиво вскинул подбородок.

— Мы же обязаны позаботиться о всей твоей семье! И да — здесь вам будет безопасно. Отдыхайте на здоровье, гуляйте, наслаждайтесь природой — только ради бога в город не выезжайте. Иначе сорвёте всю игру.

— И долго мне вот так? — задал важный вопрос я.

— Не знаю, Жора! Просто не знаю. От меня здесь ничего не зависит, — признался он, и я сразу понял: Борис не шутит.

Пока женщины обустраивались и хлопотали на кухне, мы вышли с ним на улицу поговорить.

— Как оно вообще всё?

— Завертелось со страшной скоростью. Тебя не опознали, есть только словесный портрет, но можешь мне поверить — под него половина мужчин в стране подходит.

— И всё-таки, что будет с Нейманом? Он видел, как ты меня встречал. Если окажется на свободе, побежит к Радеку.

— К Радеку он точно не побежит. Думаю, сегодня вечером или завтра в лесу найдут сгоревшую машину, а в ней пару изуродованных трупов. Автомобиль из гаража Коминтерна, трупы опознают как товарища Неймана и его водителя.

Видя как я нахмурился, он пояснил:

— Само собой, никого убивать не будут. Мало ли бесхозных трупов в моргах Москвы… А Нейман пока посидит у нас, ему точно есть, что рассказать нашим следователям.

— На даче я оставил ещё двух его людей: одного раненного, другому больше повезло — я его только связал.

— Так это хорошо! Они и подтвердят, что это ты увёз Неймана, чтобы забрать свою жену. Ну, а потом ликвидировал и подался в бега, — обрадовался Боря.

Он достал из кармана галифе часы, открыл крышку и посмотрел на циферблат.

— Всё, Жора! Извини — больше оставаться с тобой не могу. Дела. И да. Насчёт продуктов — вам их будут привозить раз в два дня.

— Если произойдёт что-то срочное — как я смогу с вами связаться?

— А вот это уже лишнее, Жора! Не надо ни с кем связываться. Игра идёт серьёзная, и тебе лучше не отсвечивать до поры до времени, — предупредил чекист.

Мы пожали руки, он сел в автомобиль и уехал, а я вернулся к своим женщинам.

— Ой, а где Боречка⁈ — удивилась и похоже расстроилась Степановна.

— Это я в отпуске, а Боря на службе. У него дела, — сообщил я. — Что у нас на ужин? Я голодный как волк!

Меня посадили за стол и накормили до отвала.

А потом… потом мы прекрасно провели время с Настей, ведь я так по ней соскучился. Спать легли хорошо заполночь, и я отдыхал душой и телом, пока любимая женщина спала, положил прекрасную голову на моё плечо.

Это было настоящее семейное счастье, и я наслаждался каждой его секундой.

Утро разбудило нас лучами солнца, проскользнувшими сквозь занавеску.

Я увидел, что глаза Насти мокрые от слёз.

— Настюш, ты чего? — удивлённо спросил я. — Всё хорошо! Мы вместе! Не надо плакать.

— Я плачу от того, что ты рядом, — призналась она. — Знаешь, я так боюсь — что сейчас прибежит какой-нибудь посыльный, и тебя опять дёрнут на работу или отправят снова в какую-нибудь командировку, а я буду ждать тебя…

— Не плачь, родное солнце! Кто его знает, что будет потом… Главное, что сейчас я с тобой, а ты со мной.

В дверь тихонько постучали.

— Проснулись, голубки? Слышу, что уже заворковали…

— Доброе утро, Степановна! — весело откликнулся я.

— Доброе! Идите на кухню. Завтрак уже готов.

— Пять минут! — пообещал я, но когда посмотрел на любимую, понял, что обманываю и в этот срок не уложусь.

— Иди ко мне, солнышко!

Мы пришли на кухню раскрасневшиеся и довольные. Степановна с доброй улыбкой поприветствовала нас и тут же усадила за стол.

— Я тут оладушков приготовила с малиновым варением. Курочка осталась со вчерашнего дня… Жора, будешь курочку? Тебе надо много кушать сейчас…

— А почему только сейчас⁈ — засмеялся я.

— И то верно! — с лёгкостью согласилась Степановна. — Особливо с твоей-то работой.

Два дня я наслаждался идиллией семейной жизни: практически ничего не делал, только проводил каждую секунду с любимой. Казалось, больше нет никаких проблем, есть только мы и что это счастье будет длиться бесконечно.

Вечером третьего дня у нас были гости, если быть точнее — гость.

— Александр Максимович! — я обрадовался Трепалову как родному.

— Здравствуй, Георгий!

— Перекусите с нами?

— С удовольствием! — не стал спорить мой начальник.

После обеда женщины, понимая, что Трепалов приехал неспроста, деликатно вышли из дома под каким-то предлогом.

— И впрямь — красиво тут у вас. Не обманул Боря, — произнёс начальник, бросив беспокойный взгляд сначала на дверь, а потом в окно.

— Всё в порядке, Александр Максимович. Можете говорить спокойно: нас не слушают.

— Ты не обижайся. Это я так, по привычке, — хмыкнул он.

— Понимаю. Сам такой — десять раз на воду дую.

— Заскучал, наверное? Застоялся как конь боевой?

— Как сказать… Столько времени жену не видел… Но, на работу тянет — врать не буду. Видимо, не создан я для спокойной жизни. Когда можно будет вернуться, Александр Максимович?

— Не скоро, Жора. После твоего камня такие круги пошли — долго покоя не будет. Да, кстати, товарищ Сталин передаёт тебе привет. И ещё немного на тебя обижается: оказывается, бутафорская кровь плохо отстирывается. Пропала, говорит, любимая шинель, — подмигнул Трепалов.

— Как он?

— Официально считается, что он убыл в Кисловодск на лечение. Неофициально — те, кому надо, считают, что ты его застрелил на Красной площади, даже его труп видели… Думают, что партия взяла паузу, выбирает момент получше, чтобы объявить о его смерти.

— А на самом деле что?

— А на самом деле товарищ Сталин, как и твоя семья, спрятаны в надёжном месте. Доступ к нему имеет пара-тройка доверенных лиц. Я вот к примеру в их круг не вхожу, мне через Артузова вся информация поступает, — без тени обиды произнёс Трепалов.

— Как Радек, Коминтерн, Троцкий?

Он развёл руками.

— Выжидают коршуны. Нет, кое-кто уже высунулся, показал свою сущность, но это так… фигуры не самые видные. А нам нужна вся верхушка, чтобы потом на суду не смогли отпереться.

Я понимающе кивнул. Времена были ещё относительно травоядные, машина террора на государственном уровне толком не создана, тем более если под её каток должны попасть те, кого принято считать своими. Только ведь не каждому объяснишь, что некоторые из этих «своих» гораздо хуже врага.

Того хотя бы видно в лицо, а эти гады способны нанести удар в спину исподтишка.

— Я так понимаю, в ближайшее время мне на Петровку лучше не соваться, — догадался я.

Трепалов тяжко кивнул.

— Ты всё правильно понимаешь. Пока не удастся взять всю шайку за жабры — тебе придётся побыть в тени. На всё про всё понадобится время, много времени. Думаю, пройдёт не один месяц, пока мы не закончим.

— Не понял! — нахмурился я. — Мне что — придётся сидеть тут, сложа руки, пока другие ловят преступников и рискуют за меня жизнью.

— Жора, не кипятись! Ты заварил эту кашу! Отступать поздно. Ничего уже не переиграешь. К тому же пока Радек считает, что ты подался в бега, тебе и твоим близким ничего не грозит.

Логика Трепалова была железной. Возразить было сложно.

Действительно, когда я узнал, что от меня хочет Радек в обмен на жизнь Насти, пришлось волей неволей «родить» план — разыграть удачное покушение на Сталина. И я рад, что звёзды сошлись как надо и, что мне охотно пошло навстречу и моё и чекистское руководство.

А ведь всё могло произойти иначе — Сталин бы заартачился, послал меня на три весёлых буквы. А дальше… У меня, конечно, имелся план и на этот случай, но, честно говоря, в успех его верилось слабо.

В лучшем случае удалось бы взять Неймана, вот только судьба Насти оказалась бы предрешена. Да и Нейман вряд ли бы сдал Радека, а тот сделал бы всё, чтобы усложнить мне и без того непростую жизнь.

К счастью мне удалось обрисовать перспективы задумки с покушением, и это сработало. Сталин согласился сыграть в моём спектакле.

По задумке, перед тем, как «убить», я был должен ему представиться, а потом открыть огонь холостыми.

Только я наделся на более быстрый исход по результатам этой провокации, но у Сталина оказались свои далеко идущие планы. Я мыслил тактически, он стратегически и хотел, чтобы в ловушку угодило как можно больше врагов.

Провернуть назад этот фарш было невозможно.

— Но ведь я не могу торчать тут целый год! — сказал я сквозь зубы.

— А кто сказал, что мы будем держать тебя здесь⁈ — засмеялся Трепалов. — Грех разбрасываться спецами твоего уровня.

Я с надеждой посмотрел на него. Интересно, что они задумали…

— Заинтриговал⁈ — улыбнулся Трепалов.

— Ещё как! — заверил я.

— Ну и прекрасно. Где-то через полчаса сюда подъедет ещё один наш товарищ, и тогда ты узнаешь все детали нашей задумки. Уверен, она тебе понравится! — подбодрил меня Трепалов.

Глава 6

Больше мне от Трепалова ничего выудить не удалось. Он лишь посмеивался и отделывался от меня общими фразами.

— Потом, Георгий! Всё потом! Потерпи чуток и всё узнаешь.

В конце концов я сдался и махнул рукой. Не хочет говорить — не надо, а ждать я умею хорошо. Половина моей работы связана с ожиданием.

Когда Настя и Степановна вернулись в дом, я сообщил им, что у нас будет ещё один гость и попросил накрыть стол и для него.

В дверь постучали. Настя приподнялась, но я её опередил.

— Не вставай, солнышко. Я сам.

Потом посмотрел на Трепалова.

— Александр Максимович — это он?

— Судя по времени — да, — сказал мой начальник.

— Хорошо. Я открою. Посмотрим, кого вы мне сосватали.

Я направился к входу, при этом правая рука незаметно опустилась в боковой карман пиджака, где покоился маленький, практически дамский револьвер. Хоть Трепалов и сказал, что здесь мы в безопасности, предпочитаю быть готовым к любым неприятным неожиданностям.

Если у Радека есть свои люди в ГПУ, вполне вероятно, что и в МУУРе кто-то пляшет под его дудочку.

Я встал возле дверей так, чтобы в случае стрельбы с той стороны, меня бы не зацепило.

— Кто?

— Моя фамилия Шор. Может слыхали? Я тут проездом из Конотопа, чтобы навестить свою покойную бабушку, — сообщил молодой и весёлый мужской голос.

Я не смог сдержать улыбку. За дверями стоял собственной персоной прототип самого Остапа Бендера — Осип Шор. Человек недюжинных талантов, авантюрист и обладатель просто сумасшедшей энергетики и харизмы.

Про его подвиги на самых разных нивах ходили легенды. Жаль, не оставил после себя книги с автобиографией — приключений в ней хватило бы на десятерых, если не больше.

Были в ней и шахматное гроссмейстерство, и попытка изобразить из себя художника при полном отсутствии способностей к изобразительному искусству. И «знойная женщина, мечта поэта» — мадам Грицацуева тоже была: чтобы ему было где перезимовать, Осип Шор женился на обладательнице очень пышных форм.

А вот чего не было — так это двенадцати злополучных стульев.

— Жора, всё в порядке. Открывай! — отозвался Трепалов.

— Сейчас, Александр Максимович.

Я отпер замок.

— Прошу.

Осип переступил через порог, и в доме сразу стало тесно. Он был выше меня на целую голову, а широченные плечи и развитая грудная клетка выдавали в нём физически одарённого человека. Если не ошибаюсь, он профессионально играл в футбол, занимался французской борьбой и гиревым спортом.

А ещё Осип, как и я, работал в уголовном розыске, где отличался свирепостью и беспощадностью к преступникам. Колол матёрых урок как щенков.

— Это ты, значит, Быстров? — спросил он и сразу протянул руку. — Будем знакомы — Осип! И сразу предупреждаю: тем, кто зовёт меня Осей, сразу бью в бубен.

— Георгий! За Жору не обижаюсь. По морде бью исключительно в интересах дела.

— А ты мне нравишься, Георгий-Жора! Ну что, в этом доме кормят голодных и измученных жаждой путников?

— Присаживайтесь, Осип, — встала Настя, указывая гостю на его место.

— Благодарю! Твоя супруга, Жора?

Я кивнул.

— Так и есть. Это Настя, моя жена.

— Рад нашему знакомству, Анастасия! — Осип поцеловал Насте руку и усмехнулся в мою сторону.

— Жора, тебе повезло, что встретил Анастасию раньше меня. Иначе бы — честное слово, сам бы на ней женился. А как вас зовут, мадам? — обратился он к Степановне.

— Степановна, — спокойно ответила она.

— Что — вот так? Просто Степановна?

— Не просто Степановна, а Степановна, — бешенный напор и кипучая энергия гостя не пришлись женщине по душе.

— Миль пардон! Миа кульпа, как сказали бы ныне вымершие латыняне! — всплеснул руками он.

Мы сели за стол.

Отсутствием аппетита товарищ Шор не страдал, быстро умял свою порцию и сразу попросил добавку.

— Это было просто волшебно! Пища богов! Тает во рту!

На сей раз мы не стали выпроваживать женщин, а вышли втроём на улицу, как выразился Трепалов — «покурить».

— Теперь, при Осипе, можно и поговорить о делах, — сказал Александр Максимович.

— Давно пора, — согласился я. — Слушаю вас, Александр Максимович.

— Предложение к тебе. Жора, следующее: ты ведь к Чёрному морю нормально относишься? — пошёл ходить кривулями Трепалов.

— Вполне.

Хоть я был всю жизнь исключительно сухопутным крысом, но и мне ничего человеческое не было чуждо. Родители ещё в детстве возили меня на «море» в Туапсе, где после купаний я вдруг заболел ветрянкой и меня чуть ли не с ног до головы покрыли зелёнкой. Потом сам катался со своими в Сочи. Правда, особо пляжным отдыхом не увлекался, меньше всего люблю жариться под лучами солнца и бездельничать, валяясь на песочке. Тем более в Сочи, где куча всего интересного.

Одна только Красная поляна чего стоит или горы, на которые можно любоваться бесконечно! А солёный морской запах, свежесть ветра, плеск накатывающих на берег волн…

Я невольно замечтался, вспоминая картины из прошлого. Даже не верится, что это когда-то происходило со мной, пусть это был другой я, которого больше нет.

— Тогда тебе понравится, что мы придумали, — заявил Трепалов, выводя меня из мира грёз.

— Точно-точно! — закивал Шор. — Задумано просто конгениально!

— Держать тебя в сельской глуши Подмосковья и прятать от людей Радека глупо, — продолжил Трепалов. — Рано или поздно или он сам на тебя выйдет, или ты взбрыкнёшь и проявишься.

— Есть такое, — вздохнул я.

Нет ничего хуже безделья, от него начинаешь лезть на стену.

— Лучшем решением обезопасить тебя будет переезд куда-нибудь подальше от Москвы. Сначала мы думали насчёт Рудановска: и от столицы далеко, и опять же — у тебя там столько друзей, что ты за ними будешь как за каменной стеной.

— И?

— Этот вариант мы забраковали, — сказал Трепалов. — Радек тоже неплохо знает твою биографию и послужной список. Если ему приспичит тебя искать, он обязательно обратит внимание на Рудановск.

— А ему обязательно приспичит меня искать?

— Не исключаю. Пока ты живой и находишься на свободе — ты будешь для него потенциальным источником неприятностей.

— То есть, пока его самого не посадят или не убьют — покоя мне не будет?

— Верно. Вот почему нам понравился другой вариант, Жора, и мы выбрали именно его. Ты поедешь в Одессу! — торжествующе посмотрел он на меня.

— Что — опять командировка, как с Ростовом?

— Не совсем. Во-первых, ты поедешь туда не один, а вместе с женой…

— И Степановной!

— И Степановной, — согласился Трепалов.

— И где мы будем жить?

— С жильём вопрос практически решённый. Можно сказать, на мази. Товарищ Шор обещает помочь в этом.

Слушавший его с большим вниманием Осип кивнул.

— С дворцами пока туго — все заняты, но комната, а то и две в домике у моря найдутся. Фирма гарантирует.

— Ну, раз фирма гарантирует… — засмеялся я.

— Насчёт московской жилплощади не переживай, она остаётся за тобой, — порадовал меня Трепалов. — Теперь, во-вторых: в Одессе ты будешь жить под другой фамилией.

— Теперь ты мой троюродный брат из Могилёва — Гриша Бодров, — заявил Осип. — Мы решили так тебя назвать, чтобы ты меньше путался. Георгий — Гриша. Быстров — Бодров. Ну и с метками напряга не будет.

Я с сомнением поглядел на него.

— Что, думаешь между нами нет фамильного сходства? — догадался Осип.

— Угадал. Что-то не очень мы с тобой похожи, братишка.

— Мой родной братишка уже пятый год как в землю закопан, — вздохнул Шор.

— Его брат Натан служил в уголовном уголовном розыске, бандиты его убили средь белого дня — подошли и застрелили. Осип до сих пор переживает. Думает, что с ним перепутали.

— Я ведь их потом нашёл и наказал, — зло выдохнул Осип. — Брат ведь не только сыщиком был, он ещё и стихи писал. Анатолий Фиолетов. Слыхал про такого?

— Извини, Осип. Я поэзий не увлекаюсь. И за брата своего прими мои соболезнования.

— Всё в порядке, Жора… то есть, Гриша! — спохватился он. — Зато этим сволочам пришлось его стихи вслух всю ночь перед смертью читать.

Судя по спокойной реакции Трепалова, он вполне одобрял поступок Шора.

— И вот на него ты как раз и похож, — снова заговорил Осип. — Такой же приличный, интеллигентный и воспитанный. Только для полной конспирации придётся сделать тебе обрезание!

— Что⁈ — вскинулся я.

— Товарищ Шор шутит, — улыбнулся Трепалов. — Ни ты, ни твоя жена могут не переживать. У Осипа есть родственники и среди русских.

— С этим у меня полный порядок — сущий Интернационал! Какой только крови не смешалось! — кивнул Осип.

— Теперь что касается работы… Будешь заниматься тем же, чем занимаешься сейчас — Осип работает в одесском угро, он на хорошем счету у начальства и замолвит перед ним за тебя словечко. Продолжишь ловить преступников как и прежде. Что скажешь, Жора? Как тебе перспективы?

Я задумался. Действительно, из всех возможных вариантов этот был самый лучший. Мне не раз приходилось работать под прикрытием, если легенда хорошая — проблем не возникнет. Настя — умница, должна справиться. Про Степановну вообще молчу — при желании из неё вышел бы опер мирового класса.

Ещё мне нравилась идея, что не придётся заниматься тем, что мне не по душе. Если я что-то и умею хорошо делать, так это искать и вытаскивать на белый свет всяких гадёнышей. Я, наверное, создан для этого. И без любимой работы было бы уже не то.

А ещё я не был бы собой, если бы не искал везде второе дно.

— Это было в-третьих, Александр Максимович, но ведь есть что-то ещё? — пристально посмотрел я на Трепалова.

Он развёл руками.

— Я же говорил тебе, Осип — Быстров не такой как все. У него чуйка просто необыкновенная.

— Теперь вижу, Александр Максимович. Действительно, повезло мне с братишкой, пусть и троюродным, — шутливо произнёс Шор.

Его лицо вдруг стало серьёзным.

— Есть и в-четвёртых, Гриша. Из-за него я чуть было не уволился. Спасибо, товарищу Трепалову: он отговорил меня от такого решения. Задачка нам с тобой досталась сразу скажу — заковыристая. Даже не представляю с какого бока начать.

Глава 7

Трепалов и мой новый «родственник» уехали ближе к полуночи, оставив меня в глубокой задумчивости. То, о чём они мне рассказали — было мне не в диковинку, с чем-то похожим я уже сталкивался и, когда начинал службу в губернскому угро, и, когда возглавил милицию Рудановска. Вот только масштаб тогда был не такой. Поскромнее, что ли…

На сей раз похоже, что мне предстояло столкнуться с системой.

Жаль, слово «мафия» ещё не было в ходу и мои собеседники бы просто меня не поняли, если бы я его употребил. А ведь оно лучше всего характеризовало то, с чем мне предстояло побороться в Одессе и… выйти из этой схватки победителем, иначе просто нельзя.

Всю жизнь считал себя неплохим актёром, опер по долгу службы обязан иметь склонность к лицедейству, вот только любящее женское сердце обмануть нельзя.

— Милый, что тебя тревожит? — спросила Настя, когда за окнами стало совсем темно, мы оказались в постели, а сейчас отдыхали после бурных ласок.

— Ничего…

— Жора, не надо! Я понимаю: ты хочешь уберечь меня и Степановну, но я ведь твоя жена… Мы клялись быть вместе и в горе и в радости. Не хочешь говорить — не надо, я пойму тебя. Но вдруг, я могу тебе помочь?

Она легла мне на грудь. Наши глаза встретились.

Я понял, что люблю её безмерно, что у меня нет слов описать мои чувства, а может они и вовсе не созданы, не придуманы людьми.

При взгляде на Настю моя душа переворачивалась, взмывала вверх, я просто умирал от счастья, что нашёл её, свою половинку, и никогда и никому не отдам.

— Нам придётся на какое-то время уехать из Москвы…

— Далеко?

— В Одессу.

— Здорово! Я никогда там не была… В Одессе, наверное, очень тепло и красиво: солнце, море, корабли… — мечтательно произнесла Настя.

— Я тоже там не был, — признался я. — Но, думаю, нам понравится.

— Главное, чтобы ты был рядом. Мне с тобой везде хорошо!

Я ощутил новый прилив счастья после её слов. И вроде бы не мальчик далеко, как ни крути, но за плечами багаж в пять с лишним десятков лет, за это время успеваешь зачерстветь и душой и телом, но любовь — великое чувство. Она захватывает тебя с ног до головы, возрождает в тебе всё самое лучшее, окрыляет и дарит надежду.

Не в силах сдерживать порыв страсти, я впился в её губы поцелуем, потом перевернулся и подмял под себя.

— Мне тоже хорошо, когда ты со мной!

— Я знаю, — прошептала она, закрывая глаза.

Мы любили друг друга как сумасшедшие, не желая терять ни секунды, убегающего песочной струйкой времени. Я знал, что и завтра, и послезавтра и даже ещё неделю мы будем предоставлены только себе, никто нам не помешает — сборы в дорогу начнутся потом, но мне сейчас и целой жизни было бы мало, чтобы насладиться любимым, дорогим и самым прекрасным на свете человеком.

Короткая и бурная схватка, тихий стон, шелест влажных тел, горячие поцелуи… Потом обессиленные на какое-то время замирали, сжимая друг друга в объятиях и шепча все самые ласковые и нежные слова, которые приходили на ум.

Кто-то из нас не выдерживал, и всё повторялось снова и снова. Мы не знали, что такое табу, не испытывали стеснений, мы просто любили.

Я привык просыпаться рано и, когда первые солнечные лучики проникли сквозь занавес, по привычке открыл глаза.

Положив голову мне на правую руку, рядом спала Настя. Даже сейчас после голодной до ласк и любви ночи, она была самой обворожительной на свете.

Я старался не шевелиться, чтобы не разбудить её, но она почувствовала мой взгляд, этого оказалось достаточно, чтобы Настя — самое ценное что у меня есть, тоже проснулась.

— Доброе утро, милая, — приветствовал я её.

— Доброе!

Мы снова поцеловались, сначала легко и непринуждённо, а затем я ощутил, что опять закипаю, но тут в дверь поскреблась Степановна.

— Вставайте, голубки! Завтракать пора! Успеете ещё намиловаться…

Мы с Настей улыбнулись.

Господи, как это хорошо, когда у тебя семья, любимая жена и пусть не родная, но почти мама. Не хватает разве что…

— У нас с тобой обязательно сначала родится девочка, а потом мальчики. Я хочу, чтобы у нас было много детей, — прочитала мои мысли Настя.

— Обязательно. Скажешь, когда надо будет остановиться.

— Не-а! Не скажу! — засмеялась Настя и, повысив голос, сказала Степановне:

— Доброе утро! Мы уже встаём.

После завтрака женщины выгнали меня на улицу, а сами принялись наводить в доме порядок. Я порывался помочь им, но мне сообщили, что я буду только мешаться под ногами, а чтобы совсем не было скучно — вручили книгу из скромной библиотечки, которая обнаружилась в доме.

Спорить было бесполезно, я вышел на свежий воздух и, устроившись на скамейке, принялся читать.

Буквы слипались, категорически не желая складываться в слова и предложения, смысл текста терялся, я сам не заметил, как задремал.

Разбудило меня ласковое поглаживание по голове. Это была Настя.

— Не замёрз?

Я отрицательно замотал головой.

— Только соскучился?

— Мы закончили. Пойдём, погуляем? До обеда ещё есть часик, — предложила она.

— Конечно!

Я встал, положил так и неосиленную книгу на скамейку и приобнял супругу за талию.

— Пошли!

— Пошли.

Снег в лесу ещё не успел растаять, местами были настоящие сугробы, поэтому мы не стали углубляться в него, а просто прогулялись по дороге и обратно.

— Послезавтра к нам снова приедет Осип, — предупредил я Настю. — Привезёт нам продукты, ну ещё кое-что.

Этим «кое-что» были обширные списки родственников Шора, которые нам предстояло изучить и запомнить, чтобы при случае не попасть впросак.

Степановне в придуманной нами «легенде» досталась роль моей тёщи — Настиной мамы.

Обе моих женщины отнеслись к этому максимально серьёзно, мы договорились, что даже у быту меня будут звать по новому имени — Григорием, по-домашнему — Гришей. Настя и Степановна остались под настоящими именами.

Осипа встретили как родного, да и он проникся к нам искренней симпатией, особенно к Степановне. Будущий прототип Остапа Бендера обещал научить её уникальному рецепту приготовления фаршированной щуки.

Правда, как выяснилось, необходимые ингредиенты для этого блюда можно достать исключительно в Одессе, в Москве даже щука не та.

— Клянусь мамой, стоит только попробовать раз и вы до конца дней не забудете! Пальчики оближите! — заверил Осип.

Степановна глядела на него и кивала как китайский болванчик. Всё-таки товарищ Шор капитально умел дурить людям головы.

— Не делайте из еды культа! — шутливо произнёс я.

— Как ты сказал⁈ — нахмурился он.

— А что?

— Да так… Иногда мне кажется, будто мы с тобой знакомы сто лет. Откуда ты знаешь мои любимые фразочки?

Предыдущими были: «лёд тронулся, господа присяжные заседатели» и «командовать парадом буду я».

— Понятия не имею… Как-то сами собой вылетают, когда тебя вижу, — усмехнулся я.

— Ну-ну… — задумчиво буркнул Осип. — Может, ты и впрямь мой троюродный брательник?

— Почему нет⁈ — засмеялся я. — И это даже хорошо. Если ты сам готов поверить, что мы с тобой братья, значит, другим будет в это легче поверить.

Ещё через пару дней с необъявленным визитом прибыл Трепалов. Он привёз с собой кучу всевозможных гостинцев, включая конфеты, чем изрядно потрафил Насте и Степановне: обе мои дамы оказались большими сладкоежками.

— Есть новости? — с надеждой уставился я на Александра Максимовича.

— Да. Нейман быстро раскололся и поёт как птичка. Тем более для всех, включая своего непосредственного начальника Радека, он мёртв, и никто не придёт ему на помощь. Дело серьёзней, чем мы думали: вскрывается целая сеть и ведёт она очень высоко…

— Троцкий?

— Только косвенно, — вздохнул Трепалов. — Лев Давидович — человек капитального ума и чрезвычайной осторожности. Сумел так всё организовать, что к нему не тянется ни одной ниточки, хотя все понимают — именно он — тот паук, который сплёл всю эту сеть.

Я понимающе кивнул. В осторожности «Льву революции» было не отказать. И, если тот же Сталин гулял по Москве один и без охраны, у Троцкого всегда были телохранители.

— Поэтому Иосифу Виссарионовичу придётся ещё какое-то время «отдыхать в санатории». Хотя, слухи о его смерти по Москве уже поползли… Само собой, со слухами мы не боремся.

— При прошлой встрече вы сказали, что в Одессе мне нельзя будет никому доверять, кроме Шора…

— Так и есть, Жора.

— Григорий, — поправил его я.

— Так и есть, Григорий. Ситуация там крайне тяжёлая. Всё так переплелось, что порой невозможно понять, где заканчивается милиционер или чекист, и начинается бандит… И наоборот.

— А тамошний начальник угро?

— Барышев… Дмитрий Михайлович, конечно, мужик толковый и геройский, только после прежнего начальника угро Зайцева такие авгиевы конюшни достались — сто лет чистить! Ну, про Зайцева тебе Осип в красках расскажет, как он умеет.

— Это да, Осип уж как распишет, так распишет! — засмеялся я, помня знаменитое красноречие «братца». — А Барышев тоже не будет знать, кто я?

— Конечно. Так лучше для интересов дела. Чем меньше посвящённых, тем спокойнее для тебя и нас. Придёт время, и он узнает. А пока рано. И да, Григорий… ты в Одессе человек чужой, за тобой там никого не будет, поэтому на рожон не лезь и войну не объявляй.

— Даже если увижу полный беспредел?

Трепалов, успевший нахвататься от меня всяких разных сленговых словечек из будущего, кивнул.

— Даже тогда. Запомни: ты — не лекарство, ты губка, впитывающая в себя информацию. Чем больше ты соберёшь, тем будет легче потом, когда в Одессу приедут серьёзные люди с большими правами и властью.

Глава 8

До Одессы добирались на поезде, ехали несколько суток. Благодаря умению Степановны предусмотреть всё и вся, поездка выдалась сносной, однако всё равно к концу её мы порядком устали.

Наша одежда и тела пропитались характерными ароматами железной дороги. Хотелось принять горячую ванну, похлестаться веником в бане или, что более реально — нагреть воду в тазике и сполоснуться.

На вокзале нас встречал Осип. Он выехал в Одессу на неделю пораньше, чтобы всё подготовить к нашему приезду.

Город, несмотря на вавилонское столпотворение на вокзале, впечатления мегаполиса не производил. Собственно, по последней переписи этого, 1923-го года, в нём проживало меньше трёхсот тысяч жителей.

Когда моя нога ступила на перрон, мне показалось, что все эти триста тысяч человек зачем-то собрались здесь и сейчас. Яблоку было негде упасть.

Тем не менее, Осип сумел пробить дорогу сквозь толпу и встречал нас с довольной улыбкой, которая так ему шла.

Играть так играть. Мы по-родственному обнялись, он поцеловал Настю и Степановну в щёку.

— Как доехали?

— Нормально! — не стал вдаваться в подробности я, да собственно, они не особо-то и интересовали товарища Шора.

Он с лёгкостью подхватил сразу несколько чемоданов: в них было упаковано всё наше с Настей имущество, нажитое за короткую семейную жизнь.

— Со мной хоть поделись, а то надорвёшься! — усмехнулся я.

— Успеешь ещё потаскать, — отмахнулся «братишка». — Лучше присматривай за карманами. На вокзале такие спецы работают — чуть зевнул и остался без бумажника.

— А что — они разве не знают тебя?

— Меня-то знают, а тебя нет. Могут обчистить за милую душу.

Он сменил тему:

— Я для вашей встречи служебную пролётку выбил, так что покатимся с ветерком.

— А с квартирой что?

— Будете как кум с королём жить. Место — шикарное, практически в центре. Про улицу Канатную слышал, ну то есть сейчас она Свердлова.

— Только про Дерибасовскую.

Про Малую Арнаутскую упоминать не стал.

— Это Лассаля-то… И правильно, что слышал. Есть что посмотреть. Но красотами Одессы любоваться будешь потом. Сначала дела наши скорбные. Ну или весёлые — если под правильным углом посмотреть.

Служебный экипаж ждал нас на вокзальной площади. На козлах сидел стеснительного вида юноша, одетый довольно легкомысленно даже для относительно тёплой весенней погоды. Из верхней одежды на нём был только дырявый свитер с высоким горлом и красноармейское галифе.

Осип же был «прикинут» почти по пижонски: драповое пальто поверх костюмной двойки в полоску, на голове солидная кепка, на ногах не популярные деревянные стукалки, в коих щеголяла половина Одессы (само собой, не от хорошей жизни), а стильные штиблеты с цветными мысками.

Чувствовалось, что одеваться он умеет, любит и знает в моде толк. Правда, откуда берутся деньги на дорогие шмотки — и история и сам Осип умалчивают.

При виде нас юноша вскочил с места.

— Товарищ Шор…

— Всё в порядке, Миша! Сейчас загрузимся и поедем. Кстати, это мой братишка, про которого я тебе рассказывал.

— Григорий, — вытянул руку я.

— Миша… То есть Михаил, — смутился молодой человек.

— Ты, Гриша, не смотри, что Михаил у нас юн и безус. Несмотря на свои неполные осьмнадцать лет, уже полгода героически служит в уголовном розыске, — отрекомендовал Осип. — Пару месяцев назад брал вместе с ним одного важного субчика. Если б не Миша, даже не знаю, свиделись бы мы с тобой… Он тогда здорово мне спину прикрыл.

Я с уважением посмотрел на парня. Его лицо зарделось от смущения.

— Транспорт подан. Занимайте лучшие места, — сказал Осип. — Сначала едем на квартиру, а потом в угро — буду представлять тебя начальству.

— Что — вот так сразу? — удивился я.

— А чего тянуть-то⁈ Пока есть место, надо спешить, а то придётся занимать очередь на бирже и искать работу.

— Что хоть за квартира?

— Увидишь — ахнешь! Раньше там всякие фон-бароны да графья проживали, ну а нынче простые граждане вроде нас. Тебе понравится.

— Да мне так-то всё равно. Лишь бы крыша над головой была.

— Тогда тем более понравится. С крышей там полный ажур — не протекает.

Мы подъехали к двухэтажному каменному зданию, успевшему сохранить богатый аристократический лоск.

Само собой парадный вход оказался заколочен, поэтому входили через чёрный.

Как и следовало ожидать, бывший жилой дом превратили в сплошное скопище коммуналок. К дверям одной из них нас и подвёл Осип.

Дверь была не заперта, Шор толкнул её, и мы попали в длинную кишку коридора, пропахшего сыростью и запахами разогретого на плите супа.

— Двери прикройте! Сквозняк! — раздался откуда-то из глубины женский немного сварливый голос.

И тот час же в коридор выглянула его обладательница — полная дама в синем шёлковом халате, с бигудями на голове. В руках у неё была поварёшка.

Увидев Шора она заулыбалась.

— А, это вы, Осип Вениаминович… Проходите поскорее, а то знаете — какое у меня здоровье. Чуток сквозняком протянуло и пожалуйста: воспаление лёгких. А мне болеть нельзя.

— Это Анна Эммануиловна, ваша соседка. Оперная певица, — сообщил Осип.

— Бывшая оперная певица, — поправила его она. — Теперь вместо арий пою романсы в ресторанах. Увы, мой талант советской власти не пригодился.

— Так не до опер сейчас, Анна Эммануиловна, — весело произнёс Осип. — Сами знаете, какое время… Вот погодите чуток — наладим жизнь, и вы запоёте не только на сценах Одессы, но и на лучших подмостках Москвы, Петрограда и Парижа!

— Ах, бросьте вы, Осип Вениаминович! Для меня уже поздно. Ушёл мой поезд… А это и есть ваш брат с семьёй?

— Он самый. Гриша — гордость семьи! И супруга его — Анастасия Константиновна. Между прочим — без пяти минут доктор! Ну и мама молодой…

— Степановна, — коротко сказала та.

— Давайте я вам вашу комнату покажу. Осип попросил, чтобы я к вашему приезду порядок в ней навела. Думаю, вам придётся по душе. Сторона солнечная, зимой тепло, много топить не нужно.

— Опять же — море и порт из окна видно, — добавил Осип. — Люблю на корабли смотреть, успокаивает. Пошли, комнату посмотрим, вещи занесём…

Дверь была заперта, соседка сходила к себе в комнату и вернулась с ключом.

— Это ваш. Замок Осип Вениаминович вставлял.

— Спасибо! — Я взял ключ и вставил его в личинку замка.

Он был хорошо смазан, ключ легко провернулся. Что-то щёлкнуло, дверь распахнулась.

— Жаль, котика нет, — вздохнула Настя. — Можно было бы его первым запустить. На счастье…

— Ничего. Успеем завести, — ободряюще произнёс я.

Мы вошли в комнату и осмотрелись.

Действительно, большое окно выходило на солнечную сторону, поэтому внутри было светло и очень уютно.

Из мебели были потёртый диван, походного вида кушетка, высокий двухстворчатый мебельный шкаф и два стула.

— А ничего так, — усмехнулся я. — Дорого-богато.

— Комната большая, можешь фанерную перегородку поставить — будут две, — подмигнул Осип, намекая на обустройство жилья для Степановны.

— Подумаю, — кивнул я.

Мы занесли чемоданы и узлы внутрь, свалив на женщин самое муторное занятие: распаковку и приведение вещей в порядок.

Я поцеловал Настю, обнял Степановну, дал денег на продукты и, пообещав вернуться как можно быстрее, вышел из комнаты.

Анна Эммануиловна по-прежнему стояла в коридоре. Только на этот раз у неё в руке была солдатская металлическая кружка, из которой шёл пар.

— Может чайку?

— Я бы с удовольствием, но… дела, — вздохнул Осип. — Вы лучше соседкам предложите — заодно и познакомитесь получше.

Экипаж Миши покатил к уголовному розыску. Размещался он на улице Бебеля. У меня сначала что-то щёлкнуло в голове, и я подумал, что улица названа в честь писателя Исаака Бабеля, но потом до меня дошло — не настолько сейчас успешен и популярен создатель «Коннармии» и литературный папа Бени Крика. Улица носит имя Августа Бебеля, немецкого социалиста.

Разумеется, в отличие от Исаака Эммануиловича (а не родственник ли он с нашей дорогой соседкой — оперной дивой?), германский лидер социал-демократов сроду не бывал. Но что поделать… Такое время.

Ну, а что касается уголовного розыска, то в Одессе угро располагалось в здании под номером двенадцать. И да, через какое-то время улице вернут историческое название — еврейская.

Нечего сказать — дом под казенное и солидное учреждение выбрали просто шикарный со всех точек зрения, трёхэтажный, с балкончиками и лепниной.

Я думал, что Осип поведёт меня к начальнику угро — Дмитрию Барышеву, о котором Трепалов говорил только хорошее, но, видимо, я был птицей не того полёта, поэтому личное знакомство не состоялось.

Вместо Барышева мы пришли к руководителю калибром поменьше — начальнику уголовного розыска третьего района Кабанову.

На дверях его кабинета висела табличка с предупреждением — «Без доклада не входить».

Осип вошёл туда без стука.

В тесном-претесном помещении со скрипучими половицами и старыми выцветшими обоями за столом сидел мужчина в крестьянской вышиванке и вдумчиво перелистывал какие-то бумаги, то и дела мусоля толстый палец.

— Семёныч, привет! Гляди кого я к тебе привёл! — Осип подтолкнул меня к мужчине.

Тот отложил бумаги в сторону. Оглядел меня с ног до головы.

— Бодров.

— Так точно. Григорий Бодров.

— Осип сказал, что ты прежде уже служил в угро.

— Да, один год в Омске.

— А к нам, значит, подался в тёплые края?

— Вроде того.

— Это хорошо, — задумчиво протянул Семёныч. — Нам опытные сотрудники во как нужны!

Он провёл ребромладони по горлу.

— Ты бы знал, с кем работать приходится: сплошная интеллигенция. Есть один учитель русской словесности и даже зубной врач… Представляешь?

Я ничего не имел против педагогов и тем более дантистов, но на всякий случай кивнул.

— Ничего если мы тебя сначала во второй разряд оформим?

— Ничего, — спокойно произнёс я.

— Здорово! Потом, через месяц-другой получишь первый разряд, а дальше — как пойдёт! Может ещё и меня переплюнешь.

— Это вряд ли, — сказал я, чем окончательно покорил Кабанова.

Он довольно загудел:

— Осип, веди товарища Бодрова в отдел кадров. Пусть оформляется в наш отдел. Я подпишу.

— Спасибо, Семёныч. С меня магарыч!

— Само собой, — подмигнул Кабанов.

Мы сразу отправились в отдел кадров, где под присмотром бдительной старушки в очках я под диктовку Шора стал писать заявление о приёме меня на работу в качестве агента уголовного розыска 2-го разряда.

— Написал?

— Написал, — подтвердил я.

Осип забрал заявление и немного помахал им в воздухе, чтобы чернила просохли.

— Ну что… считай, что с этого момента началась твоя новая служба, Григорий. Надеюсь, сработаемся.

Глава 9

Бюрократические препоны решились быстро, и уже на следующий день я снова был в кабинете у Кабанова. Увидев меня, тот вопросительно поднял подбородок.

— Ты чего, Бодров — с утра пораньше?

— Взяли меня, товарищ начальник.

— А что так долго-то?

Я удивился.

— Почему долго? Я ведь только вчера заявление написал…

— Шутка! — хмыкнул Кабанов. — Ты привыкай, Григорий. Это ж Одесса, у нас тут народ с юмором живёт.

— Есть привыкать, — усмехнулся я.

Он с трудом приподнялся из-за стола.

— Пошли, Бодров. Познакомлю тебя с Романом Савиных. На первое время походишь под его началом, потом начнёшь работать самостоятельно.

Я не удивился его словам. Обычная практика — прикреплять новичка-стажёра к более опытному сотруднику.

— А товарищ Савиных — он как: из учителей или дантистов?

— Ни то, ни другое. До революции работал счетоводом у немцев-колонистов. В гражданскую воевал с Деникиным. Теперь вот в угро.

— Игорь Семёнович…

— Чего тебе, Бодров?

— Мне бы оружие: револьвер или пистолет.

— В бою добудешь.

Он засмеялся.

— Снова шучу, Бодров. Служебное оружие получишь… скажем, через недельку. Никто тебя сразу гоняться за бандитами не пошлёт. Поработаешь с бумагами, освоишься.

Без шпалера было несколько неуютно, но перечить начальству я не стал. Так и быть, недельку переживу. Тем более по старым ментовским традициям на новичка спихивают всю бумажную волокиту. Уверен, в одесском угро всё точно так же.

У Кабанова была грузная расплывшаяся фигура, при этом, как я успел заметить, он слегка прихрамывал на правую ногу.

— Это у вас после ранения?

Он не сразу сообразил.

— Что⁈ А, в смысле — нога?

— Да. Вижу, прихрамываете. В ногу ранили?

— Если бы… Меня куда только ни ранило: и в грудь, и в спину, и в руку, а вот по ногам больше повезло — ни одной царапины за всю гражданскую. Это у меня после Сиваша началось, когда мы его в ноябре двадцатого через брод форсировали. Врачи говорят — ноги застудил.

Прихрамывая, он довёл меня до филёнчатой двери, на которой канцелярскими кнопками был прикреплен бумажный листок с надписью «Оперативная часть 3-го района».

— Всё никак руки не доходят нормальную табличку сделать, — вздохнул Кабанов и толкнул дверь.

За ней находилась большая и холодная комната, в которой пятеро мужчин разных возрастов сгрудились возле шестого — высокого, вихрастого, фигурой и крупными чертами лица напоминавшего Маяковского.

Я понял, что он рассказывает анекдот.

— Стоит, значит, мужик на трамвайной остановке. Тут к нему подходит его сосед — еврей. Спрашивает: что делаете? А мужик мнётся, не знает, как ответить, чтоб не обидеть. Скажу — трамвай ожидаю, неправильно поймёт. Трамвай поджидаю — та же история. Наконец, придумывает, как выкрутиться: я, говорит, трамвай подъевреиваю.

— Что, Савиных, всё анекдоты травишь? Другой работы нет? — хмуро спросил Кабанов.

Похожий на Маяковского разом посерьёзнел:

— Так это, Семёныч, минутка свободная выдалась, вот и решил ребятам анекдот рассказать.

— Считай, что на этом твой отдых закончился. Вот, знакомься — я тебе стажёра привёл. Зовут Григорием, фамилия — Бодров. Товарищ только сегодня поступил к нам в отдел. В розыскном деле не новичок. Раньше работал в омском уголовном розыске. Прошу его не обижать и постепенно вводить в курс дела.

Закончив напутственную речь, Кабанов развернулся и вышел из кабинета. Похоже, на этом официальная часть закончилась.

Я дружелюбно улыбнулся:

— Гриша.

Савиных с обречённым выражением лица подошёл ко мне.

— Рома. С остальными я тебя потом сам познакомлю.

Я пожал ему руку.

— Это правда, что ты брат Шора? — спросил он без особого энтузиазма.

— Правда, троюродный. Из Могилёва.

— А где в уголовном розыске служил?

— Год в Омском угро оттрубил, после того, как из армии демобилизовали.

— Ушёл почему?

— Не ушёл — ушли. Под сокращение попал. Сначала в Могилёв к своим вернулся, потом Осип предложил сюда перебраться, сказал, что с работой поможет. Ну и в общем — помог, — изложил я нашу легенду.

— То, что у тебя уже есть опыт — хорошо! Только надо понимать: у вас в Омске было своё, у нас, в Одессе, своё. Эта, как её…

— Специфика, — подсказал я.

— Точно. Поэтому вперёд батьки в пекло не лезь, делай только то, что говорят.

— Как скажешь, Рома. А где братец? Что-то не наблюдаю его сегодня… — осмотрелся я.

— Хорош родственничек, — хмыкнул Рома. — Даже брательнику ничего не сказал. Его в Севериновку вчера вечером отправили.

— Надолго?

— Как пойдёт. Да ты не обижайся на него — некогда ему предупреждать было. Барышев дал полчаса на сборы, и покатил наш Осип в Севериновку с тревожным чемоданчиком в руке. Даже домой не забежал. Служба такая. Или у вас в Омске по-другому было?

— По всякому бывало. И так тоже. Куда меня определишь?

Савиных неопределённо пожал плечами.

— Стол на тебя, пока не выделили. Давай за мой присаживайся. Вон, табуретку возьми. Авось не подерёмся.

Я как послушный ученик взял табуретку и поднёс её к столу нового «шефа». От меня не укрылось, что на столешнице лежат сразу несколько папок от уголовных дел.

— Чем будем заниматься? — с готовностью спросил я.

Тот указал на папки.

— Да любым делом. На выбор.

Я потянулся к самому пухлому тому, однако Рома меня остановил.

— Да что ты всё буквально в лоб воспринимаешь! Рано тебе ещё в одиночку работать. Смотри за мной и учись.

Внезапно единственный телефон в отделе, повешенный на стену, издал пронзительную трель.

Савиных скорчил недовольную мину и встал из-за стола, чтобы подойти к телефону.

— Уголовный розыск третьего района. Слушаю. Хорошо, пусть заходит.

Наставник вернулся за стол.

— Не успели старые дела разгрести, как, кажись, новое привалило.

В кабинет после робкого стука вошла испуганная женщина лет тридцати. У неё были красивые восточные черты лица, тёмные волосы и смуглая кожа. Я сразу обратил внимание, что одежда её растрёпана, а на руках странные красные полосы — очень похожие на следы от верёвки.

— Здравствуйте. Мне к товарищу Савиных.

— Савиных — это я. Проходите.

Женщина подошла к его столу. Я нашёл свободный табурет и предупредительно поставил перед ней.

— Садитесь, пожалуйста.

Савиных скосил на меня недовольный взгляд. Мне полагалось сидеть и не отсвечивать, пока разговор ведёт мой старший товарищ.

— Представьтесь, — сказал он.

— Акопян Маргарита Аршаковна.

— По какому вопросу, Маргарита Аршаковна.

Женщина всхлипнула.

— Меня… То есть нас с мужем ограбили.

— Странно. Не припоминаю ничего такого в сводках. И давно вас ограбили, Маргарита Аршаковна?

— Недавно. Два часа назад.

Роман напрягся.

— Стойте. Так вы ещё не заявляли об ограблении?

— Нет. Понимаете, в наш дом ворвались, меня ударили, так, что я лишилась чувств. Мужа тоже избили. Нас связали, а потом ограбили. Я, как только смогла развязать узлы, убедилась, что муж жив, выскочила из дома и побежала к вам.

— А почему не нашли телефон и не позвонили?

— Так наша квартира недалеко отсюда. Всего каких-то два квартала. Я думала, так будет быстрее.

Савиных посмотрел на меня.

— Собирайся, Григорий. Пошли на место преступления. Посмотрим, что там произошло.

Я кивнул.

— А врач? Маргарита Аршаковна, может, вашему мужу нужна медицинская помощь?

— Я потом покажу Багратика врачу. Баграт — это мой муж. Я вас умоляю, пойдёмте быстрее.

— Хорошо-хорошо, — закивал Савиных. — Мы уже отправляемся. Вы, главное, не волнуйтесь, гражданка Акопян.

Когда мы вышли из здания угро, я удивлённо спросил:

— Рома, я не понял — мы с тобой, что вся — группа?

— А кого тебе ещё нужно?

— Эксперта-криминалиста хотя бы. Пусть пальчики снимет.

Роман усмехнулся.

— Гриша, я тебя умоляю — ну какой ещё эксперт-криминалист⁈ Какие пальчики⁈ Что я Кабанова не знаю⁈ Никого он не даст.

— Что значит — не даст? — застыл я.

— А то и значит! У экспертов и без того работы по горло. Никого ж не убили? — Савиных бросил взгляд на потерпевшую.

Та закрестилась.

— Слава богу, все целы и здоровы. Мужу разве что синяков и шишек наставили.

— Вот видишь, Григорий! Все живы. А у наших криминалистов есть заботы поважней. Ты б знал, сколько у нас убийств… Приходится выбирать из двух зол меньшее.

Я задумчиво покачал головой. Определённая логика в словах Романа, конечно, присутствовала, но всё равно — было как-то непривычно.

— Не от хорошей жизни, — догадался о моих мыслях Савиных. — Ничего, Гриша! Сами до всего докопаемся. Без отпечатков пальцев.

По дороге он стал расспрашивать женщину, как всё произошло.

— Понимаете, — растерянно заговорила та, — у мужа сегодня был выходной на работе.

— Кем работает ваш муж? — перебил её Роман.

— Он у меня финансовый директор в заготконторе.

— Большой человек, значит…

— Начальство его уважает. Он все силы отдаёт работе и так устаёт… Я обычно стараюсь его в выходные дни не будить, чтобы поспал подольше.Пришла на кухню, стала тихонечко готовить завтрак. Вдруг слышу — звонок в дверь. Открываю — на пороге священник.

— Священник? — переспросил Савиных.

Женщина кивнула.

— Да-да, представительный такой батюшка, с бородой и в рясе. Спрашивает меня, не в нашей ли квартире должны отпевать покойника. Дескать, третьего дня как преставился. Я ему говорю: «Ошиблись вы, батюшка. Никто у нас не умирал». А он так глазками по сторонам зыркает, будто высматривает чего, а потом выхватывает из-под рясы револьвер и направляет на меня…

— Точно револьвер? С пистолетом не перепутали? — задал уточняющий вопрос я.

— Молодой человек, сейчас время такое — любой одессит вам скажет, что это за оружие.

— Понял вас, продолжайте.

— Так вот, тычет он в меня револьвером и говорит, чтобы не вздумала орать. Я, конечно, киваю. Муж дома? — говорит. Дома. Кто ещё в квартире есть? Никого, говорю. Тогда заходи внутрь. И меня по голове револьвером — бац! У меня ноги подкосились, упала без чувств. А когда очнулась — вижу напротив муж сидит на стуле, связанный. И тряпка во рту — чтоб не кричал, значит. И у меня верёвка на руках и ногах. Но они не стали узлы сильно завязывать, так — слегка затянули.

— Погодите — вы сказали — они? — заметил я. — То есть был не только священник?

— Да. Муж потом сказал, что кроме батюшки было ещё четверо и все в масках.

— Хорошо. Что было дальше?

— Я сначала зубами руки развязала, потом ноги. Подбежала к мужу, гляжу — а он дышит. Потом глаза открыл и говорит: «Иди милицию вызывай. Нас ограбили».

— А что именно взяли в доме? — спросил я. — Деньги, драгоценности, ценные вещи?

Она печально вздохнула.

— Мою шкатулку с драгоценностями они трогать не стали. Они, похоже, и не искали её вовсе. Даже серёжки на мне оставили — а они не из дешёвых. Можете мне поверить.

— Охотно верим. Так что они взяли-то? Маргарита Аршаковна, это вроде в ваших же интересах, рассказать нам, что именно грабители забрали у вас. Это поможет нам найти пропажу, — напомнил я.

— Да-да, я всё понимаю. У нас дома в стене потайной сейф. В нём супруг хранит наши накопления, — с ноткой растерянности, словно боясь, что сболтнула лишнего, выдавила из себя потерпевшая. — Грабители пытали мужа, заставили его открыть сейф. Обчистили, а потом ушли. Большего я вам, к сожалению, рассказать не могу. Я без сознания валялась. Вы уж лучше мужа расспросите.

Глава 10

— Живут же буржуи!, — недовольно бросил Савиных, когда мы вошли в квартиру супругов Акопян.

При этом его нисколько не смущало, что нас слышит Маргарита Аршаковна. Правда, женщина была слишком занята переживаниями, поэтому на слова Романа не среагировала.

Дверь она открывала сама, никто нас не встретил.

Её муж — крупный и полный мужчина лет сорока пяти лежал в гостиной на диване, на его лысую голову было накинуто мокрое полотенце.

Когда мы вошли, он издал несколько стонов, но потом всё-таки поднялся и сел. Его лицо было разукрашено свежими синяками.

— Гражданин Акопян? — спросил Савиных.

Мне, как стажёру, предполагаюсь играть вторую партию на «скрипке» и не отсвечивать. Ну и вести протокол допроса. Как же без этого…

— Да, это я. Акопян Баграт Самвелович.

— Уголовный розыск. Рассказывайте, что у вас произошло.

— Меня ограбили посреди белого дня! Представляете — позвонили в квартиру, жена открыла им дверь. Какой-то мужчина в рясе уболтал её, а потом ворвался в квартиру вместе с четырьмя бандитами.

— Можете кого-то из них опознать?

— Нет, конечно, — вздохнул Акопян. — Все, кроме священника были в масках…

— А самого лже-попа разглядели?

— Да что там разглядывать-то⁈ — в сердцах воскликнул Акопян. — Ряса, крест. Большущая борода, грива косматая аж до плеч… Священник как священник!

— Хорошо, — продолжил расспрос Савиных. — Может, голос кого-то из бандитов показался вам знаком? Манера поведения или ещё что-то в этом роде?

— Говорил только священник. Остальные просто выполняли его команды. К тому же я был сильно напуган… Не каждый день к тебе врываются в квартиру вооруженные люди…

— Ваша жена сказала, что бандиты пытали вас, чтобы вы открыли им сейф.

Акопян вздохнул

— А что — по мне не видно? Они били меня по лицу, несколько ударили в живот. Я тогда даже подумал, что всё — селезёнка лопнет, и я помру.

— Что было в сейфе?

— Деньги. В основном, червонцы. И ещё — золото.

— О какой сумме идёт речь?

Мужчина внезапно напрягся.

— Знаете… я вот так точно не могу вам сказать…

— То есть вы даже не знаете, какая сумма находилась у вас в сейфе?

Он замялся.

— Не то, чтобы не знаю, просто… — Тут он придумал как оправдаться:

— Просто я забыл. Меня же били по голове. До сих пор звон в ушах стоит.

— Хотя бы приблизительно указать можете? — настойчиво продолжал Савиных.

— Нет, не могу, — с трудом выдавил из себя Акопян. — Денег было много — это всё, что я могу сказать…

— Так и запишем. Покажите ваш сейф.

— Да-да. Он находится в спальне. Я вас провожу.

Акопян поднялся и, держась за поясницу, поковылял в семейный альков.

Большую часть спальни занимала огромная кровать. Напротив неё прежде висел восточный ковёр, сейчас он был сорван, за ним обнаружился встроенный в стену металлический сейф.

— Солидная конструкция, — изрёк Роман, глянув на него. — Сами сделали или по наследству достался?

— Ну вы же понимаете, время сейчас неспокойное. Приходится придумывать всякое, чтобы не остаться без ничего… Я купил сейф, пригласил рабочих, когда ремонтировал квартиру. Они мне его и установили.

— Давно это было?

— Года два назад.

Мы с Савиных переглянулись. Слишком много времени прошло с момента установки, вряд ли квартиру грабанули по наводке тех рабочих.

— Может всё-таки вспомните, сколько там было денег? — без особой веры в результат спросил я.

— Боже мой, я же сказал: меня били, может, у меня вовсе сотрясение мозга⁈ Разумеется, нет, — несколько агрессивно ответил Акопян.

Савиных ожёг его злым взглядом, и мужчина заткнулся.

— Так, гражданин Акопян, нам всё понятно. Более детальные сведения сообщите потом следователю — вас к нему вызовут. Ну, а мы всё, что хотели от вас узнать — выяснили. Всего хорошего.

Роман повернулся ко мне:

— Пошли, Гриша.

Мне показалось странным его поведение, однако затевать спор я не стал и послушно последовал за ним.

Мы оказались в маленьком тесном дворе, залитом солнцем.

Роман зевнул.

— Ты как — завтракал?

— Жена накормила.

— А я со вчерашнего вечера не жрамши. Давай в столовку сходим — есть тут одна, Обещаю, что не отравишься.

— Не, я сыт. Давай пока ты в столовой будешь, я похожу по двору, людей поспрашиваю?

— Зачем? — удивился он.

— Грабителей было как минимум пятеро. Двор большой — наверняка есть свидетели, — недоумённо произнёс я.

Савиных считался опытным работником. Уж он-то просто обязан знать азы розыскного дела.

— Ай! — Его лицо пробороздили морщины. — Брось хернёй маяться, Гриша. У нас что — других забот что ли нет⁈

— В смысле⁈ — теперь уже изумился я. — Людей ограбили, надо работать по горячим следам…

— Каких людей⁈ — зло воскликнул он. — Ты что — не понял, кто этот Акопян⁈ Ставлю рупь к трём: обычный ворюга! Как думаешь — почему этот тип не сказал, сколько у него унесли из сейфа?

Не дожидаясь моего ответа, он продолжил:

— Потому, что боится сказать — понимает, что можем взять его за филейное место. Стоит только сравнить его получку с тем, что у него спёрли — даже дураку будет ясно: хапает гражданин просто не в себя!

— Рома, меня его моральные качества не интересуют: произошло ограбление. Даже если Акопян обчистили робингуды — для меня ничего не изменилось! К тому же Кабанов нас по головке не погладит, когда узнает, что мы пальцем об палец не ударили, — привёл последний аргумент я.

— Я тебя умоляю! Сам увидишь — уже сегодня вечером он сообразит, что сдуру про ограбление заявил и примчится заявление забирать. Мол, я не я и кобыла не моя. Ошибочка вышла, граждане сыщики. Никто меня не грабил и всё это была неудачная шутка моих друзей и знакомых. А ты ради него подмётки топтать собрался! Не стоит оно того, Гриша — уж поверь моему богатому опыту!

Я упрямо замотал головой.

— Я не знаю, что будет вечером: заберёт он свою заяву или нет. Работаю по факту. Ограбление было? Было! Грабителей надо искать, пока они других бед не натворили? Надо. И лучше всего это делать, пока следы не остыли!

Савиных зевнул.

— Ой, Гриша — ты такой правильный, что у меня аж скулы сводит! У нас в отделе таких грабежей каждый день — вагон и маленькая тележка. И с какой такой стати мне надо ради этой воровской гниды на части рваться⁈ Я, конечно, по своим информаторам поспрашиваю — если повезёт, подскажут, кто Акопянов брал.

— А если не повезёт?

— Ну не повезёт — так не повезёт! Пошли лучше в столовку! У меня уже кишки к позвоночнику прилипли.

— Рома, давай так поступим: не хочешь заниматься этим делом — воля твоя. А я всё-таки свидетелей поищу. Идёт? — миролюбивым тоном предложил я, хотя внутри у меня всё кипело и переворачивалось.

— Утомил ты меня, стажёр! У вас в Омском угро все такие были? Или ты один — уникальный, на нашу голову свалился? Делай что хочешь! Только не вздумай вляпаться в какое-нибудь дерьмо! Я ведь вроде как за тебя отвечаю, — устало вздохнул Савиных.

— Рома, будь спок. Не первый раз замужем.

— Лады. Но чтобы к двум часам был в кабинете как штык. С докладом! — объявил Савиных.

Я до последнего надеялся, что в нём проснётся совесть, и мой наставник останется со мной, но… чуда не произошло. Я остался один на весь большой двор.

К поквартирникам мне было не привыкать, к тому же на лавочке у соседнего дома сидели две старушки, а ещё я увидел стайку ребятишек, игравших в стеночку. Пожалуй, с этого контингента и стоило начать.

Разговор с бабульками плодов не принёс: они вышли погреться недавно и потому ничего не видели, однако выдали мне несколько важных домовых секретов — теперь я был в курсе кто и где втихаря гонит самогон, бьёт жену и водит к себе проституток.

А вот с пацанами повезло просто до неожиданности. Они сообщили, что видели, как священник подъехал чуть ли не на парадной пролётке с извозчиком, как почти сразу подкатил второй экипаж — неприметный фургон с серым тентом. В фургоне сидели несколько крепких мужчин, они о чём-то поговорили со священником, потом вместе вошли в подъезд, примерно через полчаса вернулись и разъехались по разным сторонам.

Ну, а самое главное — один из парнишек опознал извозчика с пролётки. Раньше тот был почтенным одесским биндюжником, когда-то возил семью мальчика на дачу, потом переквалифицировался в лихача, и теперь обычно ловит клиентов у железнодорожного вокзала.

— Покажешь его? — спросил я.

Пацан, подумав, кивнул.

— Только я мамке скажу — ладно?

— Конечно. Нельзя мать беспокоить.

До вокзала мы добирались на переполненном трамвае. Перед этим я купил мальчишке кулёк с конфетами, при мне он съел только одну конфету, остальные бережно положил в карман куцего пальто, чтобы поделиться с братом и сёстрами.

Шанс застать этого «водителя кобылы» на обычном месте был невысокий: он мог был участником шайки — хотя в последнее верилось слабо, его могли нанять до нас, да мало ли кому мог ещё понадобиться его экипаж, но сегодня был мой день.

— Вот он, дядечка милиционер, — мальчик показал на степенного мужчину в шляпе и бобриковом пальто, восседавшего на козлах пролётки.

Под мясистым носом у извозчика росли густые пшеничного цвета усы. Сам нос был покрыт мелкой сеткой красных прожилок — судя по ним, гражданин — обладатель транспортного средства, любил закладывать за воротник.

— Точно — он? Не ошибся?

— Чтоб мне землю жрать — честное слово, он! — поклялся мой спутник.

— Спасибо! Беги назад, к своим, — где живёт ценный свидетель, я знал, потому отпускал с лёгким сердцем.

Я подошёл к пролётке. Извозчик сразу скосил на меня взгляд и тут же отвернулся: на ценного клиента я походил мало.

— Почём нынче овёс? — с усмешкой спросил я.

— А вам, простите, какой до того интерес? — без особой приветливости произнёс тот.

— Интерес у меня чисто государственный. Уголовный розыск, — украдкой, чтобы не видели соседи по стоянке, показал удостоверение я.

— Так и знал, добром это не кончится, — вздохнул усач. — Тот батюшка сразу мне подозрительным показался.

Ага, кажется, мы с ним сразу нащупали общую тему.

— Ты даже не представляешь, насколько, — кивнул я. — Давай, выкладывай, что тебе известно. И помни — если соврёшь, пойдёшь по делу о грабеже. Оно тебе нужно?

— Грабёж, значит… — Извозчик поскучнел. — Ты только меня, начальник, не замай. В это дело не вмешивай. Я сроду никого не грабил и чужую вещь не брал. У кого хошь спроси — меня все тут знают!

— Ты на лирику не отвлекайся. Пока тебя никто ни в чём не винит. Говори как было, дальше посмотрим.

— Ну как было — как было… — стал вспоминать собеседник. — С утра, значица, стоял на своём обычном месте. Клиент нонче бедный пошёл, пролётки редко заказывает — всё больше телеги подавай. А тут — гляжу: святой отец ко мне подходит. Адрес называет, куда подвезти. Я цену называю — он не торгуется, говорит — заплачу, только ты меня ещё подожди немного возле дома. Дескать, зайду ненадолечко, а потом и выйду.

— Ну, а ты?

— А что я — коль платят, чего ж не подождать. Отвёз попа. Только подъехал — возле нас фургон останавливается. Поп вылезает, идёт к фургону. Из него мужики выскакивают. Я как увидел их, аж зубами со страху застучал. По рожам сразу видно — лихой народец. Зарежут за понюшку табака. Удрать даже хотел от них…

— Чего ж не удрал?

— Испугался, — вздохнул извозчик. — меня ж на вокзале каждая собака знает. Если захотят найти — найдут. А так, думаю, есть надёжа, что пронесёт.

— Мужиков описать сможешь?

— А что их описывать: морды зверские, взгляд недобрый!

— Если найдём — опознать сумеешь?

— Даже не знаю. Боязно, — признался он.

— Дальше что?

— Дальше они в чёрный ход сунулись все вместе — впятером. Потом вышли — весёлые, гогочут. Мне этот батюшка сразу в руки кучу банкнот сунул, в три раза больше, чем договаривались. Улыбается весь — аж противно. Ещё в одно местечко съездим, говорит, и всё. Не волнуйся, дескать, не обижу.

— И куда ты его отвёз?

— Так это, могу показать…

— Давай, — сразу согласился я.

Правда, в душу немного кольнула тревога: что если он в действительности состоит в банде и привезёт меня аккурат к ним в логово на расправу. А ведь никто из наших не знает, где я… Вдобавок, у меня при себе и оружия никакого нет.

Я ещё раз внимательно оглядел извозчика и не почувствовал в нём гнильцы. Нет, кажется, говорит правду — к грабежу он отношения не имеет. Доказательств у меня нет, одни ощущения, но я привык им верить.

Я забрался в пролётку, сел на широкое удобное пассажирское место.

— Н-но! Трогай, холера!

Экипаж покатил по мостовой, подпрыгивая на выступающих камнях и выбоинах.

Ехали мы недолго, с четверть часа.

— Вот здесь я его высадил, — сказал извозчик, затормозив.

Я сошёл на землю и осмотрелся.

Место было не самым живописным: несколько заброшенных домов, какие-то склады, зияющие разбитыми окнами. И главное — ни одной живой души.

— Точно сюда привёз? Не обманываешь?

— Да точно, начальник! Вот те крест — если ты, конечно, крещёный!

И тут мы вздрогнули. Странный стрекочуще-тарахтящий звук привлёк наше внимание.

Я обернулся и с удивлением увидел едущий прямо на нас броневик. Пулемёт на его башне пришёл в движение, затем чёрное дуло «максима» замерло, уставившись на нас.

— Ох ни хрена себе! — выругался извозчик.

Глава 11

Зрелище одновременно пугало и завораживало. Броневичок, конечно, не танк моих времён, но всё равно — агрегат серьёзный. Да и пулемёт — существенный аргумент в любых разногласиях.

А у меня как назло даже шпалера при себе нет…

Неужели этот псведо-священник нарочно так подстроил? Да ну — бред! Даже по меркам Одессы чересчур и стоит на грани между гениальностью и идиотизмом.

Слава богу, расстреливать нас из «максима» не стали.

Броневик со скрежетом и лязгом затормозил возле пролётки, едва не спихнув её с дороги. На пулемётной башне с лязгом откинулся люк, из него высунулась чумазая недовольная голова, принадлежащая совсем молодому пареньку.

— Граждане, не подскажете — где тут фильму снимают?

— Да ты, братец, проскочил — тебе в ту сторону, — махнул рукой извозчик. — Давай, поворачивай и назад. На повороте тебе направо будет, там увидишь.

Даже не поблагодарив, голова скрылась в башне, броневик снова заурчал, развернулся и покатил в указанном направлении.

Я стал осматриваться. Злополучный священник мог податься в любом направлении. Учитывая, что местность была пустынной, надежда найти случайного свидетеля растаяла как прошлогодний снег.

Грабитель явно не дурак и не стал бы приезжать прямиком себе на фатеру. Быть может, нарочно слез тут, чтобы сбить нас с толку.

— Разворачивайся, дядя! — сказал я извозчику. — Едем в уголовный розыск.

— Это зачем ещё? — расстроился тот. — Заарестуете что ли? Так я ж ничего не знал…

— Не боись — никто тебя арестовывать не собирается. Снимем показания и покатишь домой, — заверил я.

— Побожишься?

Я так выразительно посмотрел на него, что он сразу засуетился.

— В угрозыск так в угрозыск. Наше дело маленькое.

Всю дорогу он подавленно молчал, должно быть думал, что я его обманываю, и что по приезду на него наденут наручники и бросят в холодный подвал.

Я вошёл в кабинет, теперь ставший и моим, и снова застал Савиных травящим очередной анекдот. На сей раз до меня донеслась только финальная фраза, после которой все дружно заулыбались.

Увидев извозчика, Рома скривился:

— И кого это ты притащил, Григорий?

— Свидетеля.

Савиных хмыкнул, сел за стол, положил перед собой лист бумаги и, обмакнув перо в чернильнице, уставился на извозчика:

— Фамилия, имя, отчество?

Тот опустился на табурет, на котором не так давно давала показания супруга обнесённого Акопяна, прокашлялся и с усталостью в голосе заговорил:

— Третьяк Александр Мефодич.

— Год рождения?

Тот ответил.

Покончив с формальностями, Савиных убрал письменный прибор.

— Давай, Александр Мефодич, излагай: кого и чего видел…

Рассказ свидетеля много времени не занял. По его окончанию, Роман сильно поскучнел.

— Другими словами: ничего толком ты, Александр Мефодич, не знаешь, толком описать бандитов не можешь, а адрес, в котором ты высадил их главаря — пустырь возле заброшенного склада. Я правильно понял?

Грустно было признавать его правоту, но я всё-таки кивнул.

— Короче говоря, вместо того, чтобы заниматься делами вы, товарищ Бодров, — он нарочно подчеркнул это самое «вы», когда обратился ко мне, — потратили уйму времени, ничего путного не выяснили. Как говорят у нас в уголовном розыске — вытянули пустышку!

Было неприятно устраивать склоку на глазах постороннего человека, поэтому я ответил максимально спокойно, как только мог:

— Товарищ Савиных, я просто выполнял свой долг и делал то, что полагается. Быть может, если бы вы, как мой наставник и старший товарищ, находились со мной — мы бы добились большего результата.

Роман достал из кармана пиджака пачку папирос, не предлагая мне, выбил одну, чиркнул спичкой о коробок и закурил, пуская в потолок клубы сизого дыма.

— Гражданин Третьяк, можете идти!

Извозчик испуганно подскочил и, пятясь задом, направился к выходу из кабинета.

— Прощевайте, граждане начальники!

— Давай, вали побыстрее, Третьяк!

Когда извозчик покинул помещение, Савиных приблизил лицо к моему и тихо произнёс:

— Плохо начинаете, товарищ Григорий Бодров… Очень плохо… Как бы не пришлось потом раскаиваться!

Я не собирался ссориться с напарником, это могло навредить нашей операции, поэтому задавил в себе нарастающую злость и абсолютно миролюбиво ответил:

— Рома, если я был не прав — готов извиниться сию же секунду!

Голос мой был спокоен и доброжелателен, и это подействовало или Савиных оказался отходчив.

— На первый раз прощаю! Но с тебя сегодня вечером после работы пиво! — хохотнул он.

— Не вопрос, Рома! Пиво так пиво! Заодно и познакомимся получше.

Убедившись, что конфликт исчерпан, я всё тем же миролюбивым тоном (от которого меня внутри чуть ли не трясло) продолжил:

— Но если ты не против, я и завтра ещё позанимаюсь этим ограблением?

Легко сдаваться я не любил, к тому же пока трясся в пролётке «родил» более-менее сносный план дальнейших действий. Не верилось мне в случайность этого ограбления. Бандитов кто-то навёл, причём, кто-то из очень близкого круга — иначе бы откуда те знали про потайной сейф и про то, что в нём куча денег?

— Хрен с тобой! Занимайся! — покладисто произнёс Роман. — Тем более про этого Акопяна уже и Кабанов спрашивал.

— Ну вот видишь — даже если ничего пока толком не накопали, всё равно нас ему не упрекнуть — мы, сложа руки, не сидели, — заметил я, но развивать тему насчёт того, кто эти самые «мы», не стал.

Стоило только упомянуть начальника отдела, как он заявился к нам собственной персоной, заняв массивным телом почти весь дверной пролёт.

— Савиных!

— Да, Семёныч! — откликнулся тот.

— Бери с собой стажёра и дуй с ним на адрес, — Кабанов помахал бумажкой в его руке.

— А что там?

— А там циркач какой-то на гастроли в Румынию собрался. Есть слух, что он не пустой туда поедет — золотишко с собой повезёт.

— Слух-то хоть надёжный?

— Это ты со стажёром мне скажешь, когда сюда вернёшься. Давай, не тяни кота за причиндалы! Тут его адрес, а постановление на обыск заберёшь у дежурного. Он в курсе.

Кабанов передал записку с адресом Савиных и похромал к себе.

Поскольку я ещё не знал города, спросил у Савиных далеко ли до места.

— Напомни, чтобы я тебе завтра карту Одессы дал. Она хоть и старенькая, но на первое время сойдёт. А добираться нам недалеко, пешочком дошкандыбаем, — сообщил он.

Но стоило нам только выйти на крыльцо здания, как начался хлёсткий дождь. Пришлось его переждать, а потом шлёпать по лужам. Как я ни старался перепрыгивать их, всё равно промокших башмаков было не избежать.

Так что в подъезд дома, где находилась квартира циркача, я входил со хлюпающими стельками и не менее хлюпающим носом.

— Ты это, когда к себе вернёшься — попей чего-нибудь горяченького, а то не ровён час — заболеешь! Скажут, что я тебя нарочно застудил, — усмехнулся Савиных.

— Не заболею! А если и скрутит, так у меня жена — медик, быстро на ноги поставит, — похвастался я.

— Медик, говоришь, — задумался он. — А работу себе хоть нашла?

— Не успела пока. Мы ж в городе всего ничего. Недели не будет.

— Тогда я поспрашаю по знакомым. Если ничего не путаю, в хирургическое отделение военного госпиталя нужна медсестра. Она у тебя как — крови не боится?

— Чего она точно не боится — так это крови!

— Вот чудно. Считай, что работу мы ей по профессии нашли! — довольно изрёк Савиных, плотно вошедший в роль моего покровителя.

Циркач встретил нас в полосатом купальном костюме, который делал его похожим на зебру. Лицо у мужчины было потным, через плечо перекинуто полотенце. Где-то в глубине квартиры играл граммофон.

Увидев наши удостоверения и постановление на обыск, циркач удивлённо поднял выщипанные брови.

— Простите, товарищи, это, наверное, какое-то недоразумение… Я совершенно не понимаю цели вашего визита.

— Всё просто, гражданин Фарини или как вас правильно по паспорту? — прищурился Савиных.

— Фролов Антон Павлович.

— Почти как Чехов, — удовлетворённо отметил Савиных. — Поступила информация, что вы собираетесь на зарубежные гастроли.

Фарини-Фролов кивнул.

— Так и есть. Об этом писали все одесские и не только одесские газеты! Шутка ли — наше выступление было отмечено иностранными антрепренёрами и всю нашу труппу приглашают выступить в Румынии и Франции. Это настоящий прорыв для советского цирка, товарищи!

— А ещё есть сведения, что вы намерены контрабандным путём вывезти за пределы страны крупную партию золотых украшений, — продолжил Савиных. — Позвольте пройти…

Не дожидаясь разрешения, он протиснулся мимо здоровенного циркача.

— Гриша, а ты чего застрял? Заходи!

Я развёл руками и, отодвинув Фролова, вошёл внутрь.

Тот покорно вздохнул и захлопнул за нами дверь.

Первое, на что я обратил внимание, когда вошёл в гостиную — два массивных чемодана.

— Закончили собираться, гражданин Фролов?

— Закончил. Наша труппа завтра уже отбывает в Москву, а оттуда в Париж. Билеты куплены заранее.

— Позволите? — Я склонился над одним из чемоданов.

Он был закрыт на замок.

— Попрошу ключик.

— Я буду жаловаться директору цирка! Он хорошо знает товарища Луначарского! — помрачнел циркач.

— Ну что ж, друзья и знакомые у вашего директора — что надо. А ключик я всё-таки попрошу, — настойчиво повторил я.

Получив ключ, открыл замок. Внутри чемодана ничего криминального не было, я проверил так же насчёт двойного дна и потайных отделений. И снова нулевой результат.

Савиных, который занимался вторым чемоданом, тоже с сожалением закрыл его и поставил на место.

— Ничего…

— Пусто…

— Товарищи, уверяю вас: меня кто-то оболгал! — заявил Фролов. — Вот увидите, никакого золота у меня и в помине нет! Да и откуда ж ему было б взяться⁈ Я — сам пролетарий из трудовой семьи…

Обыск занял у нас не один час. Мы проверили всё, что только можно, перевернули вверх дном содержимое шкафов, взламывали паркет в подозрительных местах, простукивали стены.

— Нет тут ни хрена! — сквозь зубы проскрипел Роман. — Похоже надули нашего Кабанова, в уши насвистели…

— Может быть, может быть, — задумчиво протянул я.

Ещё немного, и я, пожалуй бы согласился с коллегой и наставником, но потом мой взгляд упал на гирю, почему-то стоявшую отдельно от помоста, на котором циркач тренировался и тягал тяжести.

— Это что?

— Гиря. Разве вы не видите? — с напряжением в голосе сказал циркач.

— А почему она в сторонке стоит?

— Это цирковой инвентарь. Мы везём его с собой за границу.

— Понятно.

Я подошел к гире поближе, взялся за ручку и… едва не надорвался.

Роман хмыкнул.

— Что, Гриша, тяжело? Тогда в цирке тебе не выступать, как гражданину Фролову…

— Тяжело, Рома! — признался я. — Очень тяжело… Если мне не изменяет склероз, золото где-то раза в три тяжелее железа, и эта с виду пудовая гиря — не может столько весить.

Я посмотрел на побледневшего циркача.

— Антон Павлович, у вас дома найдётся пила по железу?

— Зачем⁈ — бескровными губами прошелестел он.

— Да за тем, что сдаётся мне — эта гиря не совсем подходящая для выступлений. Что-то с ней не так, и мы просто обязаны это проверить, чтобы уберечь вас от проблем с позвоночником или с грыжей…

— Сволочь! — Фролов выкинул вперёд огромный кулак, метясь мне в челюсть, но я заранее был готов к такой реакции, поэтому успел уклониться, а затем врезал ему под ребро.

Кому-то другому, не такому Кинг-Конгу как цирковой атлет этого бы хватило, чтобы разом прекратить даже мысли о сопротивлении, но Фролов перенёс удар так, словно его муха укусила.

— Рома, шпалер! — заорал я, понимая, что циркач может просто навалять нам и уйти, если мы его не остановим чем-то более действенным.

Савиных не надо было просить дважды. Он выхватил ствол и направил его на злодея.

— Ша, Фролов! Стоять и не рыпаться!

Глава 12

Признаюсь, мне было не по себе от мысли везти вдвоём в угро такое сумасшедшее количество золота и арестованного атлета-циркача, способного в любую секунду выкинуть какой угодно трюк. При этом я ещё и оставался без оружия.

— Рома, давай не будем лишний раз рисковать — вызовем подкрепление? — сразу предложил я.

Савиных отмахнулся.

— Не кипишуй, Гриша! Зачем народ гонять туда-сюда. Сами управимся! Или ты струсил?

— Я лишь хочу подстраховаться. Но ты старший, тебе решать!

— Вот именно! Давай привяжем руки Фролова к гире, пусть тащит, раз такой умный. Заодно отобьёт у него желание с кулаками на агентов угрозыска кидаться.

Рома зло посмотрел на циркача, который угрюмо сидел, не поднимая глаз.

— У, сволочь! Так бы дать тебе револьвером по зубам!

— Это не ваш метод! — тихо выпалил Фролов.

— В каком смысле?

— Не советский! Нельзя бить арестованных. С ними надо обращаться вежливо и по закону.

Мой наставник фыркнул.

— Может тебе ещё и задницу в туалете подтереть? Заткнись лучше и не доводи до греха, а то завалю тебя прямо на фатере — скажу, что с ножом на нас кидался. Правильно говорю, Гриша?

— Не то слово. А я буду свидетелем, — усмехнулся я.

Циркач оказался понятливым и больше эту тему не поднимал и вообще всю дорогу, пока мы добирались до угро, вёл себя ниже травы, тише воды, правда, Рома всё-таки внял другому моему совету и нанял извозчика. Оплатили мы его из денег, найденных при Фролове.

Кабанов встретил нас на удивление спокойно, лишь поинтересовался, какого хрена мы притащили вместе с арестантом ещё и цирковую гирю. Когда услышал объяснение, не выдержал и захохотал, держась за живот.

— Ловок, зараза! Нечего сказать! Сам придумал или надоумил кто?

— Сам, — вздохнул атлет.

Пожав нам руки, начальник отдела отпустил меня и Романа домой. Как и договаривались, мы зашли с ним в ближайшую пивную, где уговорили по паре кружечек пенного, закусив таранькой.

— А с тобой можно работать, Гриша! — произнёс наставник напоследок.

Я улыбнулся.

— Ты тоже ничего, Рома!

Он зевнул.

— Поздно уже. Пойду домой — спать!

— Тебя проводить?

— Что я — пацан что ли? Справлюсь…

Дома меня встретили Настя и Степановна. Из кухни доносился божественный аромат жареной картошки.

— Как прошёл второй день на новой работе? — спросила Настя, целуя меня в губы.

— Так же как и первый. Посадили за стол, завалили бумагами…

Любимая недоверчиво посмотрела на моё невинное лицо.

— Честное слово! Мне ведь даже револьвер ещё не выдали!

Она недоверчиво покачала головой.

— Гриша, это ты своих жуликов обманывать можешь, а меня ты не проведёшь: опять ведь за кем-то гонялся! Я же тебя знаю…

— Да вообще бегать ни за кем не пришлось. Не работа — курорт!

— Счастье ты моё… луковое! Иди на кухню, ужинать!

Утром Савиных с загадочным видом отвёл меня в сторону и вручил небольшой бумажный пакет.

— Это тебе, Гриша. Только будь осторожней, никому не показывай!

— Что здесь? — Я недоумённо потянулся к свёртку, но Роман зловеще прошипел:

— С ума сошёл? Потом взглянешь, не при свидетелях.

Он оглянулся по сторонам и прошептал:

— Тут твоя премия.

— Какая ещё премия⁈ Я ж работаю меньше недели.

— Заслуженная! Короче, как я и говорил: сегодня с самого утра Акопян примчался к нам в отдел как ошпаренный и попросил забрать заявление назад. Дескать, никакого ограбления не было.

— А ты?

— А я что — дурак? Если есть возможность сшибить с фраера малую копеечку — грех не воспользоваться. Говорю ему: так и так, заявление уже везде зарегистрировано, люди, то есть мы — уже вовсю над ним вкалываем. Ну и так аккуратненько намекаю, что вопрос решить, конечно, можно, но за труды и старания придётся заплатить.

— И он согласился?

— А куда ж денешься⁈ — лицо Савиных расплылось в довольной улыбке.

— Сколько ты с него взял?

Рома лукаво подмигнул.

— Не переживай, Гриня! Я тебя не обидел. Вся сумма пополам ушла: тебе и мне. Мы ж с тобой свои люди теперь.

Я сделал вид, что замялся, хотя пакет с взяткой жёг мне руки.

— Спасибо тебе, конечно, большое, Рома. Только что Кабанов скажет — он ведь вчера нас с тобой на это дело заряжал…

— А что он может сказать⁈ Ему даже лучше будет: одним нераскрытым делом меньше — значит, наверху не так сильно пропесочат.

— Хорошо, а что следователь?

— Следака я беру на себя. Ему тоже лишняя обуза не нужна. Вот увидишь, ещё нам спасибо скажет. Да ты не переживай, Гриша! Думаешь, у меня это в первый раз? Всегда проскакивало, и сейчас проскочит.

— Раз так… — Я засунул пакет за пазуху. — Спасибо, Гриша! Прямо как найденные… У меня сейчас как раз с деньгами туго.

— Ну вот, а теперь полегче станет! — Он снова подмигнул. — Ты, главное, меня держись, Гриша! Я тебе плохого не посоветую.

Его показная дружелюбность и немного суетливая манера поведения сразу вызвали у меня сомнения. Мой оперской опыт даже не кричал — вопил во всю мощь: всё это затеяно неспроста.

В моё время схожим образом проверяли новичков: кто-то из начальства мелкого ранга или сослуживцев давал конвертик с деньгами, якобы — это его доля от «заработанного» отделением.

Если новичок соглашался, тем самым проверку не проходил и ставил на себе крест.

Но тут нечто другое. Я в какой-то степени уже раскусил Савиных и составил его психологический портрет, пусть и не во всех деталях, да они мне не так уж и нужны в данный момент. Ясно одно: я гарантировано провалю проверку, если не возьму эти бабки.

Моему наставнику не нужен кристально-честный напарник, он ищет подельника, с которым можно будет провернуть не одно дурно пахнущее дельце.

Или… или, если Роман не одиночка, а винтик системы, о которой ещё в Москве рассказывал Трепалов, меня обязательно должны испытать на «вшивость», чтобы понять –несу ли я угрозу для этих людей или, наоборот, могу сам стать частью системы.

Начни я артачиться — всё, на этом можно смело попрощаться с заданием. Я никогда не стану для них своим. Меня выживут или (а такое тоже не исключено) — убьют.

Так что пакет пришлось взять и якобы от всей души поблагодарить змея-искусителя.

Савиных вроде успокоился, что-то одобрительно пробурчал и хлопнул меня по плечу.

— Молодец, Гриша! Я, как тебя увидел, сразу понял — ты в доску свой!

— Ну, а чей же…

— Пошли в кабинет, работать.

Слава богу, этот тест я прошёл, но вряд ли на нём ограничатся, особенно если люди, которые могут стоять за Романом, играют по-крупному.

И, если будут ещё проверки, значит, Савиных — точно не одиночка, и я на правильном пути.

Эх, знать бы, какие планы сейчас «рисуют» на мой счёт, какому ещё трюку собираются подвергнуть.

Вряд ли что-то особо изысканное и многоходовое. Метод должен быть грубым, простым, но эффективным.

Повяжут кровью? Это вряд ли, особенно на первом этапе.

Раз игра началась с денег, то и продолжение будет связано напрямую с ними. Самый логичный, примитивный, но действенный вариант.

Я сразу предпринял меры предосторожности.

Идти с деньгами домой (а в пакете лежали десять советских червонцев — сумма реально крупная для сотрудника угро), а тем более держать в своём кабинете — чревато. Воображение сразу нарисовало в голове картину обыска.

Свят! Свят! Свят! И при этом реально аж до слёз.

Чуйка говорит — обыск будет, и я склонен ей доверять.

План действий?

Порвать деньги в туалете или сжечь?

А вот хренушки! Эти червонцы мне ещё ой как пригодятся. Не удивлюсь, если в ближайшем будущем придётся поить Савиных, а может и не только его, если не провалю «вступительные испытания».

Тогда что? Бороться и искать, найти и перепрятать… В моём случае для начала — просто спрятать и желательно там, где ни одна живая душа не догадается.

Если ли такое место в шаговой доступности? Конечно, есть! И я сразу присмотрел его, как только догадался, что меня ждёт.

В соседнем с нами помещении работали несколько девушек-делопроизводителей. Они часто устраивали у себя перекуры, но в отличие от мужиков-оперов смолили не в помещении, а выходили на крыльцо здания. Дверь, конечно, за собой запирали, но я быстро убедился: замок хиленький, вскрывается английской булавкой на раз-два.

Вот, собственно, и оно — то, что мне нужно. Рыба моей мечты, практически…

Во время очередного перекура я подгадал момент и с пакетом выскользнул в коридор. Убедился, что меня никто не видит, вскрыл замок и вошёл в кабинет делопроизводителей.

Моё внимание привлёк один из шкафов. Я убедился, что между ним и стеной есть небольшой зазор и спрятал в образовавшуюся щель пакет. Вряд ли девушки или уборщицы его там быстро заметят, так что в качестве временного тайника: на день или два, сойдёт. Дальше будет видно.

Может, конечно, я зря затеял эту суету, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Затевалась подстава — к бабке не ходи. Вот только развиваться она могла по разным сценариям, мне предстояло самое сложное — выбрать правильную линию поведения.

Я прильнул к двери ухом: в коридоре было тихо, можно выходить.

Выбрался из помещения, снова закрыл замок и с невозмутимым видом вернулся в кабинет.

— Гриша, ты где пропадал? — недовольно спросил Савиных.

— В уборную ходил. Съел наверное что-то не то, с утра гоняет, — пожаловался я.

— Бывает, — хохотнул он. — Ничего, будешь держаться меня — станешь вкусно есть и вкусно пить. Это я тебе обещаю!

— А я — что, против что ли? — улыбнулся я.

Ни к чему серьёзному до конца рабочего дня Роман меня не допускал. Я переписывал протоколы, подшивал материалы, пил чай и слушал его бесконечные анекдоты, а сам то и дело поглядывал в сторону дверей — если я прав, в любую секунду сюда должна была зайти проверка.

Однако большая часовая стрелка описывала круг за кругом, а в кабинет, кроме «терпил»- заявителей, свидетелей по разным делам и своих же сослуживцев, никто больше не заглядывал.

Неужели я ошибся насчёт Ромы — и он обыкновенный хитровыделанный жук, действующий в одиночку? В принципе, такое тоже возможно. Не настолько он и великая фигура…

За окнами стало уже совсем темно.

— Всё, Гриша, на сегодня хватит, — изрёк, наконец, Савиных. — Иди домой.

— А ты?

— А я ещё посижу часок, надо кое-что добить. Да ты не смотри на меня, топай… Небось жена уже заждалась.

— Заждалась, — согласился я.

Мы пожали руки, и я направился к выходу.

В коридоре за дверями меня никто не поджидал, как не было никого и на крыльце, но стоило мне только отойти на улицу, как со всех сторон меня обступили крепкие мужики в форме.

— Григорий Бодров?

— Я, а в чём дело?

— ГПУ. Прошу следовать за нами и не сопротивляться.

Глава 13

Так-так… Началось. Собственно, примерно так, как я и думал, хотя элемент неожиданности в этом был. Я думал, что прессовать меня будут свои, ментовские, а подключились спецы из смежного ведомства. Так сказать, братья наши старшие. Ну и страшные.

— А документики можно показать? — невозмутимо поинтересовался я.

Чекисты переглянулись. Моё хладнокровное поведение явно сбивало их с толку.

— Ох, ни хрена ж себе ты борзый! А что тебе ещё показать?

— Например, постановление на мой арест или задержание. Или вы так — просто хотите со мной поговорить? Так для этого совсем не надо на меня толпой кидаться. Если что — можно и у меня в кабинете пообщаться…

Я бравировал как мог, нарочно выводя их из себя. Разозлённый противник вскрывается раньше времени.

— Бодров, ты что — пьяный?

— Трезв как стёклышко. Могу дыхнуть.

Я принял легкомысленную позу и продолжил напирать:

— Ну так как — покажете бумаги? Если нет, тогда всем пока, все свободны. А у меня ещё куча дел на сегодня.

Похоже, прежде эта группа по моему торжественному «приёму» с подобной манерой обращения не сталкивалась.

— Вот сука!

Чекистам надоело со мной цацкаться, мне быстро заломали руки и грубо обыскали. Я не сопротивлялся, понимая, что сделаю этим себе только хуже. Их четверо, они вооружены и неплохо натасканы: явно не кабинетные работники. Удостоверением сотрудника угро от них не отмашешься.

Ловкие пальцы пробежали по всем карманам и прохлопали все места, включая интимные. И тут чекистов ждал неприятный сюрприз.

Не на таковского напали!

Я знал, что они ищут и не удивился их расстроенной реакции, когда пакет с деньгами так и не нашли.

— Пустой, — сквозь зубы выдохнул коренастый тип с густыми брежневскими бровями.

— Где они? — приподняв мою голову, спросил мужчина в кожаной куртке и кожаной кепке со звездой.

Он не представился, но по манере поведения в нём было нетрудно признать старшего.

Я прикинулся ветошью.

— Не понимаю, о чём вы говорите…

— Всё ты прекрасно понимаешь! Где деньги, Бодров?

— Ах, деньги… Не знал, что в ГПУ так плохо с зарплатой. В правом кармане брюк поищите… Там кое-какая мелочёвка завалялась. Жена на обед в столовой дала, — ухмыльнулся я.

— Издевается, гадёныш, — прошипел коренастый.

— Издевается, — согласился «кожаный». — Сам напросился. Будем колоть в другом месте по полной.

Документов, само собой, мне так и не показали, но я ни капли не сомневался: это не ряженые, а настоящие сотрудники ГПУ. Уж больно сноровисто и уверенно они действовали, ничего и никого не боясь. Другими словами — подвязки у них что надо.

— Шагай! — меня толкнули вперёд, при этом не отпуская вывернутых рук.

В таком положении мы прошли за угол, где был припаркован легковой автомобиль неведомой марки.

Меня сунули на заднее сиденье и тут же взбодрили, ткнув локтем под рёбра. Было больно, но я сделал вид, что ничего не почувствовал.

— Зря вы так, — покачал головой я. — Как бы не пожалеть в будущем!

— Заткнись!

За грозным окриком последовал новый удар. На сей раз более сильный и чувствительный, и теперь я уже не выдержал.

Из моей груди вырвался короткий стон.

— То-то же! — довольно прошипел коренастый. — Сам напросился.

— Мужики, я хоть сейчас и не при исполнении, но всё-таки агент уголовного розыска, а не кот нассал. Зря вы так! — осуждающе произнёс.

— Не умничай, Бодров! — не оборачиваясь в мою сторону, рявкнул мужчина в кожанке.

Он привычно разместился рядом с водителем. Выходит, не ошибся я, приняв его за старшего.

— Я не умничаю, а напоминаю вам про существование закона, который вы так спокойно нарушаете.

Бить по лицу меня не стали, очевидно, не хотели раньше времени портить товар, но сунули под дых от всей широты души, так что отдышался я не скоро.

Авто тем временем уже успело набрать ход и укатить на приличное расстояние.

Искушать дальше судьбу я не стал и потому сидел тихо и смирно, не выводя из себя чекистов.

Мы подъехали к комплексу зданий из красного кирпича, удивительным образом напоминавшего знаменитые питерские «кресты».

Это был городской ДОПР № 1 — Дом общественных принудительных работ, над входом в который висела оптимистичная вывеска «ДОПР — не тюрьма. Не грусти, входящий».

Нормально так колёса закрутились. Не успел пару дней в одесском угро отработать, и на тебе пожалуйста — добро пожаловать на цугундер. Или в… Да какая, блин, разница!

Поскольку меня перестали потчевать тумаками, дыхание наладилось и туман в башке рассеялся, я стал рассуждать, что меня ожидает в сей скорбной обители.

Везут меня явно не на пироги с плюшками. ДОПР — хорошее место, чтобы надёжно спрятать человека. Никто меня там, включая Настю и Степановну, искать не станет. Особенно, если оформят под чужим именем.

ДОПР никогда не пустует, поэтому вряд ли я окажусь в одиночке. Хуже всего, если сунут к уголовникам — исключать такого развития нельзя.

Оно, конечно, и в тюрьме люди живут, но так уж исторически сложилось, что нашего брата мента там не особо жалуют, за редким исключением.

И одно такое исключение мне как-то довелось прочувствовать на собственной шкуре. Только случилось это в ещё стародавние временамоей прошлой жизни, когда я бегал обычным земельным опером и наступил на чью-то мозоль.

Меня попытались подвести под статью, я загремел в СИЗО и, кое-кто очень постарался, чтобы мои сокамерники имели за плечами не одну ходку.

Предполагалось, что тут я сломаюсь и мигом признаюсь во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Спас меня счастливый случай. В камеру с воли пришла обильная передачка от жены и друзей. Соседи по «хате», с которыми я самым честным и справедливым образом поделился, сразу сделали вид, что не верят в мою оперскую биографию.

Тогда обошлось, я выкрутился, но что будет сейчас?

Меня тупо проверяют на вшивость, но насколько далеко эти товарищи из ГПУ, которые мне совсем не товарищи, могут зайти? По идее конкретного беспредела быть не должно, но опять же — эксцесс исполнителя никто не отменял. Вдруг переборщат?

С ходу оформлять меня в камеру не стали, сунули в комнату для допросов со стулом и табуретом, чьи ножки были надёжно зафиксированы в каменном полу.

Форточка в зарешёченном окне была открыта, дул сильный сквозняк… Одним словом — романтика!

Вещи, которые у меня были с собой, включая ремень и шнурки, отобрали. Часы — тоже, так что сколько времени я тут проторчал, затрудняюсь сказать. Может, час, может, два, а может — пятнадцать минут. В любом случае я успел порядком продрогнуть.

За мной то и дело наблюдали через небольшое отверстие в дверях. Наверное, ждали, когда я дойду до кондиции и потому не спешили.

Я демонстративно зевнул, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Посмотрим, кому первому надоест.

Лязгнул замок, дверь открылась. Я лениво приоткрыл правый глаз, совсем как кот на лежанке.

Вошёл уже знакомый кожаный в компании бровастого.

Он тяжело опустился на стул, стоявший напротив меня. Его спутнику места не нашлось, и он встал возле стены, грозно сверля меня взглядом.

— Ну что, давай знакомиться, Бодров. Начальник секретно-оперативной части губернского отдела ГПУ Лосев, — сказал чекист в кожанке.

Я польщённо улыбнулся: не каждый раз выпадает возможность пообщаться с немаленькой фигурой в губернском ГПУ. Как ни крути — уровень!

— Я так понимаю, мне представляться смысла не имеет. Моё имя вы и так знаете.

— Я много чего знаю, Бодров, но хотел бы знать ещё больше. А ты мне в этом поможешь.

— С огромным удовольствием, товарищ Лосев.

— Гражданин начальник секретно-оперативной части…

— Простите, гражданин начальник. Я пока не понимаю, зачем вам понадобился. Я в Одессе всего ничего, а в угро работаю и того меньше…

— Ты совершил серьёзный проступок, Бодров. На тебя поступила жалоба. Гражданин Акопян утверждает, что ты шантажом выманил у него крупную сумму денег. Я подозреваю, что ты просто сбился с пути и что во всём виноват твой старший товарищ — агент уголовного розыска Савиных. Кстати, он тоже задержан и уже даёт признательные показания в соседней комнате.

— Вот оно что… — задумчиво протянул я.

— Всё очень серьёзно, Бодров. Савиных утверждает, что это ты его подбил на это преступление.

— Вот же нехороший человек! — вздохнул я.

— Он говорит убедительно, но я считаю, что это ложь.

— Так и есть, гражданин начальник! Ложь от первого до последнего слова! Никто никого не шантажировал.

Бровастый отклеился от стены и врезал мне так, что я слетел с табурета.

— Нехорошо врать! — усмехнулся Лосев.

— А бить подозреваемых хорошо? — поинтересовался я, садясь на табурет и почёсывая ушибленное место.

— Могу повторить! — снова напомнил о своём присутствии бровастый.

— А может не надо? — попросил я и повторно улетел на холодный и сырой пол.

Чекист был настроен очень серьёзно.

— Ну что скажешь, Бодров? — спросил Лосев. — Признаешься во всём и отделаешься лёгким испугом, или мы сделаем вид, что поверили Савиных, и тогда ты пойдёшь организатором вымогательства?

— Насчёт лёгкого испуга проясните, пожалуйста…

— Проняло, — засмеялся Лосев. — Всё очень просто, Бодров: мы сделаем так, что ты пойдёшь по этому делу в качестве свидетеля…

— А Савиных?

— Какое тебе дело до Савиных⁈ Он тебя выгораживать не собирается, топит по полной…

— Вот редиска!

— При чём тут редис?

— Да так… Вспомнилось. Витаминов, наверное, не хватает. Вы, гражданин начальник, только не обижайтесь, но, насколько я понимаю, на меня, кроме показаний Акопяна и слов Савиных, у вас ничего нет…

— А тебе этого мало? — удивился он.

— Конечно. Судите сами: ну кто такой этот Акопян — обычный жулик, который наверняка ещё и обворовывает государство. Что его слово стоит против моего?

— Савиных, — напомнил Лосев.

— Ну что — Савиных! Дайте ему немного времени, и он одумается и не станет наговаривать на себя и меня — своего товарища!

Просить бровастого Лосеву не пришлось. И мне снова перепало на орехи. Правда, лупцевали меня профессионально, больно, но без увечий. Хотя без крови не обошлось.

Пару раз я порывался дать сдачи, но потом одёргивал себя. Это нужно для дела. Поэтому терпел, прикусив язык, мысленно обещая при этом отомстить, но, правда, не сейчас, а в будущем.

— Сейчас тебя кинут в холодную, — изрёк в конце допроса Лосев. — Посиди там, подумай, Бодров! И не думай, что на этом для тебя всё закончилось!

— Честное слово, думать буду о другом! — простонал я, не вставая с пола.

— И о чём же? — поинтересовался мой мучитель, держа надо мной увесистый кулак.

— Понятно о чём. Поздно уже, а я не жрамши, — едва шевеля разбитыми губами сказал я и, получив в глаз, благополучно отрубился.

Глава 14

Холодная водичка бодрит лучше любого энергетика, особенно когда льют её на тебя, не жалея: на голову, грудь и вообще — всё тело.

Я со стоном разомкнул глаза и убедился, что серьёзных изменений в моём положении не произошло. Комната осталась прежней, только меня снова посадили на стул, ну и окропили совсем несвятой водицей из ведра. Надеюсь, хоть не из помойного.

Башка раскалывалась от боли, в ушах стоял шум, в глазах помутилось.

— Очухался? — поинтересовался Лосев у подручного.

Тот склонился надо мной, обхватив толстыми как сосиски пальцами мой подбородок.

— Бодров, ау! Просыпайся.

Я вяло улыбнулся и, воспользовавшись моментом, подскочил на стуле, метя головой в бровастого.

Тот явно не ожидал от меня такой реакции и потому, пропустил удар, который пришёлся ему аккурат в челюсть.

Ну всё, сука, визит к дантисту тебе обеспечен.

Бровастого размазало по стене, а я переключил своё внимание на Лосева.

Эти придурки не догадались меня связать. Что ж, за всё на этом свете нужно платить, в том числе и за самодеятельность.

Лосев не успел испуганно моргнуть, когда мой кулак, направленный сверху вниз, пришёлся ему в далеко не богатырскую грудь.

— Бодров! Ты что делаешь, тварь⁈ — взвизгнул чекист, но сразу получил от меня плюху по щеке.

Я добавил ещё разик для профилактики, этого хватило, чтобы беспредельщик на короткое время потерял сознание.

Повторять чужие ошибки я не собирался, выдернул из его брюк ремень, зафиксировал руки, а в качестве кляпа сунул в рот его же носовой платок. Он был размером с хорошее полотенце и был сшит из явно дорогого материала.

А мы себя очень любим, оказывается…

Я вытащил у него из кобуры револьвер, обыскал карманы, дабы убедиться, что другого оружия у Лосева нет.

Пришёл черёд и бровастого. С ним я поступил аналогичным способом, только прежде изучил его удостоверение: согласно ксиве выходило, что лупцевал меня замначальника секретно-оперативной части неуважаемый товарищ Маринеску. Очень надеюсь, что не родственник знаменитого советского командира подводной лодки.

Теперь предстояло понять, что мне делать дальше с этой братией, которая явно не ожидала столь яркой кульминации.

Первым очухался Лосев. Сначала он не въехал в происходящее и растерянно замотал головой. Когда до него дошло, попытался вытащить кляп.

Я вздохнул и ткнул в него револьвером.

— Не суетитесь, Лосев. Не надо. Я могу занервничать и случайно нажать на спусковой крючок.

Он застыл, испуганно глядя на меня.

Теперь наши роли поменялись, допрос вёл я.

— Так, Лосев, сейчас я вытащу у тебя изо рта кляп, а ты пообещаешь мне не орать на всю Ивановскую. Договорились?

Чекист кивнул.

— Вот и чудненько.

Я вытащил у него изо рта импровизированный кляп. Всё это время Лосев подавленно молчал и не пытался звать на помощь. Видимо, подозревал, что я не блефую.

— Ну вот… Можно и поговорить без всякого крика и драки, как полагается двум вежливым людям… Лосев, скажите мне как сотрудник органов правопорядка другому сотруднику — чего вы ко мне привязались?

— А ты нахал, Бодров! — внезапно с восхищением произнёс чекист.

— Разве? А мне всегда казалось, что я — человек воспитанный. Перевожу старушек через дорогу, уступаю пожилым людям место в трамвае, — деланно удивился я.

— Ты хоть понимаешь, на кого поднял руку⁈

— Начнём с того, что первыми руки распустил ваш зам — товарищ Маринеску. Напомните мне, пожалуйста, в какой статье УК УССР разрешается избивать подозреваемого? Может я что-то пропустил, когда изучал кодекс?

Лосев промолчал.

— А во-вторых… Хотя в нашей ситуации, пожалуй, хватит и во-первых, — прежним тоном добавил я. — Что будем делать, товарищ Лосев? Пойти на вас с жалобой к прокурору?

— Не валяй дурака, мент! Я ведь в курсе, что ты взял деньги. Только оказался хитрее, чем мы думали, и куда-то их спрятал…

— Я⁈ Взял деньги⁈ — Я прижал руки к груди. — Боже меня упаси! Вы, наверное, что-то перепутали, товарищ начальник!

Чекист усмехнулся.

— Нет, ты мне определённо нравишься, Бодров. Пожалуй, я расскажу о тебе Папе. Он любит таких дерзких…

— Желаю вашему батюшке здоровья и долгих лет жизни.

— Ты неправильно понял меня, Бодров. Папа — не мой отец. Это — очень большой человек. Можно сказать, ему принадлежит почти весь город.

— Надо же, а я думал, что у нас в Одессе стоит советская власть…

— Одно другому не мешает. Жди встречи с Папой, Бодров. Уверен, он тобой заинтересуется.

— Рандеву так рандеву… Но это, я так понимаю, в отдалённом будущем. Что станем делать в настоящем?

— Можешь идти, куда хочешь. Никто тебя не держит.

— То есть вы меня отпускаете?

Лосев кивнул.

— Я же сказал: тебя никто не держит. Считай, что нашего разговора не было. Надеюсь, ты не сильно приложил моего зама?

— Ужасно хотелось его убить, но потом я всё-таки его пожалел, хотя он груб и невоспитан как трамвайный хам.

— Тогда дождись, когда он очнётся и выведет тебя отсюда. Это всё-таки ДОПР, — мрачно ухмыльнулся Лосев.

— А к себе чего не повезли? Хоть на ваш кабинет бы полюбовался, товарищ Лосев.

— Не твоего ума, Бодров. И в мой кабинет тебе лучше не попадать.

— Будь моя воля, я бы вообще ваше заведение за версту обходил!

Пробуждение Маринеску не затянулось. Уже через пару минут он с ненавистью сверлил меня взглядом. Если его шефу я вроде как даже понравился, то в лице бровастого нажил себе серьёзного врага.

— Не смотри на меня так, — попросил я.

— А то — что?

— Ничего… Просто побереги свою челюсть.

Он понял намёк и отвернулся.

Лосев остался в комнате приводить себя в порядок. Оружие я ему, конечно, вернул. Судя по всему этот экзамен я как минимум не завалил.

Маринеску провёл меня мимо бдительных охранников ДОПРа на улицу.

— Свобода! — немного паясничая, воскликнул я.

Случайный прохожий глянул на меня с испугом, приняв за выпущенного из кутузки на волю сидельца.

Я не стал его разубеждать и озорно подмигнул. Прохожий тут же ускорил ход.

Я огляделся. Вечерняя Одесса была чудо как хороша!

— Всё, Бодров! Вали на все четыре стороны. И да, знай — я тебя запомнил! — угрожающе вымолвил Маринеску.

— Спасибочки, хороший человек! Век тебя не забуду, — многообещающе протянул я.

Само собой, расстались мы далеко не друзьями.

Как я ни старался, скрыть синяки от Настиного любящего взора у меня не получилось.

— Гриша, что с тобой⁈ — расстроенно произнесла она.

— Ничего серьёзного. Понимаешь, я ещё не освоился в здании угро, к тому же было темно, вот я в темноте и налетел на какую-то дверь.

— Ага, и судя по синякам в разных местах — сделал это несколько раз, — мрачно сказала Настя.

— Ну я же сказал: было темно…

— А почему одежда мокрая?

— Так это, поскользнулся — в лужу упал. Ничего, завтра высохнет.

Настя не стала пускаться в бесполезный спор, вздохнула и принялась ухаживать за моими «ранами», пустив в ход все свои медицинские навыки. А я же позволил себе немного полениться и расслабленно полежать, покорно подчиняясь всем процедурам.

К утру вид у меня стал более презентабельный, и я как ни в чём не бывало направился на работу.

Мой наставник — Савиных поджидал меня неподалёку от дома. Как только он увидел меня, то с виноватым видом направился навстречу.

Знает собака, чьё мясо съела, подумал я.

— Гриша, прости… Эти чекисты… Короче, они проводили у нас полгода назад чистку, меня тогда чудом не вышибли из угро, и с тех пор я у них вроде как в долгу. А иначе мне была бы хана, — быстро заговорил Савиных.

Он с надеждой посмотрел в моё лицо, ища во взгляде поддержку.

Я сурово сдвинул брови.

— Гриша, пойми — я не мог поступить иначе. Пожалуйста!

Впечатление он производил самое неприятное. Мне было противно смотреть на этого крысёныша.

И всё-таки он был мне нужен, как мостик к этому загадочному Папе, под которым, если верить Лосеву, ходит вся Одесса.

— Хорошо, убедил — у тебя не было выбора, — сквозь зубы процедил я.

Савиных обрадовался.

— Так ты меня простил?

Вместо ответа я двинул ему в солнечное сплетение. Роман согнулся пополам, его стошнило.

— Вот теперь ты официально прощён, — заявил я.

Савиных с трудом разогнулся, он покраснел как варёный рак.

— Больше такого не повторится, Гриша! Обещаю!

Он помялся.

— Гриша, а червонцы, которые я тебе передал — они где?

— Какие ещё червонцы? Не было никаких червонцев! — равнодушно сказал я.

Хотя рожа предателя раздражала меня неимоверно, эмоции пришлось приглушить.

— Гриша, не шути, пожалуйста. Это не мои деньги, мне их Лосев дал. Их надо вернуть, — взмолился Роман.

— Ну раз тебе надо вернуть — возвращай.

— Но ведь деньги у тебя! — воскликнул он.

— Я же сказал — никаких денег ты мне не давал. А если ты брал у чекистов бабки и не можешь вернуть — это не моя забота, Рома. Ищи, где хочешь, — злорадно сказал я.

— А ты умеешь быть жёстким, — вздохнул Савиных. — Ладно, я тебя понял, Гриша. Деньги ты мне не вернёшь. Придётся как-то выкручиваться самому.

— Именно. Зато в другой раз хорошо подумаешь, прежде чем решишь подставить напарника. Это тебе урок на будущее, Рома, — пояснил я. — И да — что у нас по итогу с делом Акопяна? Он действительно забрал заяву?

— Не успел, делу дали ход, — сообщил Савиных. — Кабанов велел заниматься им в первую очередь. У тебя есть какие-то идеи?

— Идей у меня как блох на барбоске — воплощать в жизнь замучаешься. Ты со своими информаторами успел перетереть насчёт Акопяна?

— Через час как раз встречаюсь с парочкой. Пойдёшь со мной?

— Нет. Твои информаторы должны работать только на тебя. Иди на встречу один. У меня другие планы.

— И что за планы? Поделишься? — заинтересовался Роман.

— Ничего выдающегося, Рома. Буду отрабатывать версию наводчика в ближнем круге Акопяна. Начну с его работы, а там видно будет. Ну что — разбежались?

— Разбежались, — согласился он.

Глава 15

Заготконтора, в которой трудился ограбленный гражданин Акопян, походила на цветник. Не в том смысле, что в ней торговали цветами, а в том, что весь персонал её, за исключением финдиректора, состоял из букета очаровательных женщин.

И, насколько я понял, женщин почему-то одиноких.

Стоило мне только появиться на пороге заведения, как дотоле сонная атмосфера госучреждения заискрила и забурлила водоворотом жизни.

Меня тут же усадили за большой стол, на котором по мгновению ока буквально из ниоткуда материализовалась нарядная накрахмаленная скатерть.

Постепенно её заставили разноцветными фарфоровыми кружечками, очень изящными и красивыми, но явно взятыми из совсем разных наборов, главным украшением стал пузатый китайский чайник, в котором происходило великое таинство заварки разного рода сорта трав, и аромат, что из него доносился, был просто божественный.

Появились всевозможные мисочки с мятными пряниками, сушками, крендельками, бубликами, сахарница с непременными щипцами и кусками белого твёрдого как камень сахара. В честь моего появления открылась коробка с неимоверно дорогими шоколадными конфетами.

Я ошалело вертел головой, пытался отказаться от угощения, ссылался на страшную занятость, но меня просто не слушали. Зато вопросы сыпались с пулемётной скоростью и со всех сторон. Причём, ответы явно никого не интересовали, и потому меня постоянно перебивали, не давая сказать до конца.

— Григорий Олегович, а вы — одессит? — бухгалтерша Сонечка с пышной фигурой специально наклонялась надо мной, чтобы я видел содержимое её внушительного декольте.

— Нет, я приез…

— Григорий Олегович, а вы часто сталкиваетесь с опасными преступниками? — теснила в сторонку Сонечку волоокая Роза Абрамовна в модной полосатой блузке и юбке с большим разрезом.

— А вам доводилось спасать женщин из лап бандитов? — не дав мне и рта открыть, с томным вздохом интересовалась Ольга Карповна, умопомрачительная шатенка лет двадцати, носившая причёску каре, которая выгодно подчёркивала её почти аристократические черты лица.

— Девушки, — взмолился я, — я ведь к вам по делу пришёл, и это мне полагается задавать вам вопросы!

— Да, да, вы ведь насчёт ограбления нашего финдиректора⁈ — послушно закивала Сонечка, сев рядом и как бы случайно задев налитым бедром мою ногу.

— Кстати, а где он сам? — огляделся я.

— Он на больничном, лечится, — сообщила Роза Абрамовна и подвинула ко мне коробку с конфетами. — Угощайтесь, Григорий Олегович.

— Спасибо! — из вежливости я взял конфету и быстро её прожевал.

— А как же чай? Вы попробуйте, вам понравится…

— Благодарю вас, — я отхлебнул ароматный напиток из чашки. — Очень вкусно. А этот ваш финдиректор, он вообще что за человек?

— Хороший человек, воспитанный. Вежливый, голос никогда не повышает, — затараторила Сонечка.

Минут через десять разговора, я понял, что свалял дурака — этот цветник нельзя было собирать в одном месте, если хочешь что-то узнать — необходимо опрашивать каждую по отдельности.

— Девочки, можно мне на какое-то время занять кабинет Акопяна, раз уж его сегодня нет на работе.

— Конечно-конечно, — решительно кивнула Роза Абрамовна.

Кабинет финдиректора от общего помещения отделяла только тонкая фанерная стенка, но уж лучше так, чем без ничего.

— Тогда я с вашего позволения перейду туда. Роза Абрамовна…

— Да, Григорий Олегович.

— Помогите, пожалуйста, мне освоиться. Заодно и поговорим.

Щёки Розы Абрамовны вспыхнули румянцем, будто я предложил ей как минимум интим. Она слабым голосом произнесла:

— Ну разумеется. Идите, я всё вам покажу.

Замка в кабинете Акопяна не было и обставлен он был довольно скромно: неказистый стол с поцарапанной столешницей, абсолютно несерьёзного вида сейф, в котором вряд ли можно хранить что-то ценное, несколько разномастных стульев, из украшений вырезанная из дореволюционного журнала картинка, вставленная в самодельную рамку.

Акопян курил, стряхивая пепел в расколотую фарфоровую пепельницу. От моего взгляда не укрылось, что в пепельнице лежали окурки от двух типов папирос: грубых мужских, вонявших как носки, которые неделю не меняли, и более изящных женских папиросок со следами помады.

Этот факт показался мне весьма любопытным.

— Скажите, Роза Абрамовна, скажите пожалуйста, а кто у вас в коллективе курит из женщин? — неожиданно спросил я.

Она замерла, удивлённая этим вопросом.

— Курит? Только наш курьер Маша.

— Маша, значит, — протянул я.

Странно, никаких Маш в конторе я не видел.

— А где она сейчас?

— Маша-то… А Маша со вчерашнего дня на работе не появлялась, — в голосе Розы Абрамовны чувствовалось лёгкое раздражение.

— Надеюсь, по уважительной причине? — предположил я, начиная чувствовать лёгкий азарт.

— Да кто её знает! Для неё отсутствовать на работе без всяких причин — обычное дело.

— Ничего себе! — присвистнул я. — Тогда почему её держат на службе?

Роза Абрамовна глубоко вздохнула.

— Григорий Олегович, поймите меня правильно — я не люблю сплетничать за глаза, но… Как бы это вам сказать… — Она скромно потупила глаза.

— Всё нормально. Я из уголовного розыска. Вы должны быть честными передо мной, — приободрил её я, рассчитывая на порцию откровенности.

— В общем, у нашего финдиректора и этой курьерши — роман. И потому эта фифочка многое себе позволяет: опаздывает на работу, уходит домой пораньше, а то и вовсе, как сейчас, — прогуливает.

— Вот оно, значит, как… Жена Акопяна знает про связь её мужа с Машей?

— Куда ей! Она ж тупая как курица и буквально боготворит мужа. Не знаю, с какой стати она считает, что её драгоценный Багратик — просто святой, а то, что этот святоша врёт ей напропалую даже не догадывается. Да она небось верит, что весь их достаток в семье благодаря зарплате, которую Акопян получает в конторе! — запальчиво воскликнула Роза Абрамовна.

— А это не так? Насчёт зарплаты…

Она отрицательно покачала головой.

— Не так, Григорий Олегович! Скажу вам откровенно: я сплю и вижу, когда к нам наконец приедет ревизия и вскроет все махинации Акопяна!

— Хотите сказать, что он — жулик?

— Жулик⁈ — фыркнула она. — Не то слово! Вы б только знали, сколько некачественного товара он закупил за государственный счёт! Там наверное счёт на миллионы! Да по нему тюрьма плачет!

— Предполагаю, что некондиционный товар он покупает не просто так…

— Конечно. Тут целая схема. Мы закупаем товары у частников, нэпманы продают государству втридорога всякую дрянь. Ну, а Баграт Самвелович получает за эти аферы свой процент. И куда спрашивается человеку столько денег⁈ — воскликнула она, как мне показалось, несколько фальшиво.

У меня сложилось впечатление, что эту информацию мне сливают неспроста. Между Розой Абрамовной и Акопяном что-то было, какая-то чёрная кошка, что пробежала промеж них.

Я прикинул: могла ли она выступить в качестве наводчицы и сразу же вычеркнул её из числа подозреваемых. Ей было интереснее сдать мне Акопяна, чем ограбить.

Я с довольным видом поблагодарил:

— Спасибо, что поделились со мной важными сведениями, Роза Абрамовна. Вы очень помогли следствию.

— Не за что, Григорий Олегович! У меня просто душа болит, при виде всех безобразий, что тут делаются. Может, вы наведёте у нас порядок?

— Всё может быть, Роза Абрамовна! Такое безобразие терпеть нельзя.

— Вот и я так думаю. Давно уже хотела сообщить куда надо про его делишки, но боялась… А сейчас даже от сердца отлегло.

— Роза Абрамовна, ещё раз хочу вас поблагодарить. У меня к вам больше не имеется вопросов. Я вас больше не задерживаю. Пригласите, пожалуйста, Соню.

— Конечно…

Роза Абрамовна поднялась и вышла, а в кабинет со смущённым видом впорхнула красавица Сонечка, обладательница роскошной фигуры, шёлкового платья и чулочек телесного цвета.

От неё и других женщин я в принципе услышал всё то же самое, разве что с некоторыми вариациями.

Акопяна в коллективе недолюбливали, курьершу Машу терпеть не могли, вдобавок всплыли интересные детали: оказывается, Роза Абрамовна метила на место финдиректора. Ясно, откуда взялся этот порыв откровенности и сеанс разоблачения, во время которого она с огромным удовольствием стала топить своего шефа.

Тёмными делишками «великого комбинатора» пусть занимаются другие люди, меня больше всего заинтересовала Маша. Особенно тот факт, что её уже двое суток нет на работе.

Я слабо верю в совпадения, и потому, взяв адрес, после заготконторы направился на её квартиру.

Проживала курьерша в обычной одесской коммунальной квартире. Стоило лишь преступить порог, как я окунулся в невообразимую смесь кухонных и бытовых ароматов, сопровождаемых детскими криками и плачем.

Вдоль коридора была протянута длинная верёвка, полная женщина в халате развешивала на неё постиранное бельё, а рядом крутился мальчонка лет трёх в длинной рубашке по щиколотки.

В зубах у женщины была зажжённая папироса, и было в этой фемине что-то от матроса пиратского корабля и Фаины Раневской.

— День добрый! — поздоровался я.

Женщина нехотя повернулась в мою сторону, отвечать на приветствие при этом не стала, лишь угукнув как филин.

— Я ищу вашу соседку — Марию Будько.

Женщина смерила меня неодобрительным взором, зачем-то произнесла громко вслух невидимому собеседнику.

— Опять к Машке какой-то кобель пожаловал!

Репутация курьерши оказалась безнадёжно подпорченной.

Показал удостоверение, но на женщину оно не произвело особого впечатление.

— Вон её дверь, предпоследняя по коридору, — буркнула она и потеряла ко мне всяческий интерес.

Лишь мальчонка уставился на меня как на привидение, открыв беззубый рот.

Я подмигнул ему, он смутился и спрятался за полой халата.

Дверь, ведущая в «апартаменты» гражданки Будько, была тонкой до прозрачности, при желании я мог бы проткнуть её пальцем.

На стук никто не отозвался. Я постучал ещё раз. Результат прежний. Ну ладно, справимся сами. Я толкнул дверь. Она со скрипом отворилась.

Когда я вошёл в комнату, то сразу понял, почему курьерша Мария не ответила мне и больше никому никогда не ответит.

Кто-то задушил её тонкими чулками, оставив тело остывать на разобранной металлической кровати.

Глава 16

Первое, что бросалось в глаза — обстановка. Она была скудной, я б даже сказал — убогой. Абсолютно голые стены, словно в больничке: ни обоев, ни фотографий, ни украшений.

Мебель тоже не впечатляла. Два старых табурета с облупившейся краской, рассохшийся комод, над которым висело мутное зеркало.

Кровать, а вернее — металлическая койка, которая словно перекочевала в квартиру из армейской казармы, и колченогий шкаф с дверцами, висевшими на одном честном слове.

На этом меблировка в комнате и заканчивалась.

Маломальский уют создавали разве что весёленькие ситцевые занавески на давно немытом и засиженном мухами окне.

В остальном всё было очень грустно, да и наличие в комнате трупа не добавляло в этот «натюрморт» веселья.

Я не эксперт и потому мог определить время навскидку с точностью плюс-минус несколько часов. Могу сказать точно — покойная была мертва примерно сутки.

Её не били, над ней не надругались. Кто-то, кого она знала и потому спокойно подпустила к себе, воспользовался этим и задушил.

Это требовало определённого хладнокровия и, нехилого авантюризма — убивать человека, зная, что вокруг куча соседей, которые слышаткаждый твой шорох и вздох. А потом ещё долго лежать возле мёртвого тела, выжидая удобный момент, чтобы покинуть комнату.

Я проверил окно — оно было заперто изнутри. Убийца вышел точно так же, как и вошёл: через дверь. То есть его могли видеть и запомнить… Но он всё-таки рискнул и совершил убийство.

Почему? Не боялся, что его опознают? Или настолько бедовый, что ему море по колено и горы по плечу?

Интересное сочетание хладнокровия и рискованности. Хотя, я могу ошибиться и в действительности всё было продумано до мелочей.

Я вновь вернулся к трупу.

Когда-то женщина была весьма привлекательной, но смерть исказила черты её лица, а вывалившийся из рта опухший язык мог вызвать у неискушённого человека приступ тошноты.

За время службы в органах я успел наглядеться много всякого, однако даже у меня, опытного и искушённого в подобных вопросах человека, возникло острое чувство жалости: ведь она могла ещё жить и жить, быть может, нашла настоящую любовь, стала бы матерью…

И какая-то сволочь в один миг всё перечеркнула, затянув на шее тугой узел.

Если мне почему-то дали ещё один шанс, пусть в другом теле и другом времени, почему-то мне кажется, что Маше Будько повезло гораздо меньше.

Я с грустью посмотрел на неё.

— Прости, что опоздал. Всё, чем я могу тебе сейчас помочь — только найти того, кто это сделал. Я найду, Маша…

Я уже знал ответ на вопрос, почему её убили. Волей или неволей она навела бандитов на квартиру Акопяна, а после ограбления стала опасной. Машу задушили, зачищая хвосты.

Беглый обыск в комнате не принёс особых результатов. Несчастная жила скромно, ценных вещей я не обнаружил, да и были ли они — эти ценные вещи?

Лишь одна находка привлекла к себе моё внимание: почти измазанная палитра с театральным гримом. Вряд ли Мария использовала его как косметику…

Не желая раньше времени подымать панику, я снова вышел в коридор, тщательно притворив дверь за собой. Никто не должен увидеть мёртвое тело, пока я этого не решу.

Женщина с папироской развешивала на верёвке следующий тазик с постиранными вещами. Вот только пацана поблизости не наблюдалось. Оно и к лучшему.

Я привлёк её внимание деликатным покашливанием.

— Скажите, а Мария увлекалась самодеятельностью? Ну там играла в театре, танцевала в кружке, пела?

Женщина фыркнула.

— Скажете тоже! Наша Маша — прошмандовка, а не артистка. По мужикам она скачет, а не по сцене.

Грим действительно смотрелся в её комнате инородным предметом. Можнопредположить, что он принадлежит кому-то другому… Например, убийце, который случайно его забыл.

А зачем ему мог понадобиться театральный грим? Для ответа на этот вопрос не надо команды игроков из «Что? Где? Когда?» и минуты на размышление. Даю ответ досрочно: убийца умеет менять внешность.

— То есть вы хотите сказать, что у Марии много любовников? — спросил я.

Соседка флегматично пожала плечами.

— Это вы лучше у неё спросите, со сколькими мужиками она путается…

— Обязательно, но пока что мне хотелось бы выяснить у вас: кого из кавалеров Марии вы знаете.

— Господи, — раздражённо выпалила женщина, — ну чего вы ко мне причепились⁈ Думаете, раз из уголовки, так можно к законопослушным гражданам с вопросами приставать? Неужто на нашей Машке свет клином сошёлся?

— Вы, наверное, очень хотите съездить к нам на допрос, — поведение этой дамочки начинало меня порядком раздражать. — Что ж, могу это организовать.

— Ой, товарищ сыщик, ну не надо всё так буквально воспринимать! — спохватилась она. — Вас Машкины ухажёры интересуют? Не вижу пранблем. Есть у неё вроде как постоянный хахаль, солидный такой дядечка, я так понимаю — начальник её с работы.

— Армянин?

— Да-да, армянин. Баграт, кажется.

— А не постоянные?

— Из непостоянных чаще всего у неё бывал Диня.

— Кто-кто?

— Диня… Денис то есть. Инвалид. Ему во время гражданской правую ногу оттяпали, так он хоть и на костылях прыгает, а всё одно — мужик бойкий! Машке спуску не даёт!

— Так, а вчера, ближе к вечеру, кто у неё был?

Женщина задумалась.

— Диня был, потом, правда ускакал на своих деревяшках. Дела у него какие-то образовались. Потом, часов так в восемь приходил Баграт, только почему-то долго не задержался. Почти сразу убежал. Взволнованный весь такой, чуть мальца моего с ног в коридоре не сбил…

— Взволнованный, говорите…

— Ну да. Глаза навыкате, губки трясутся — тьфу, смотреть противно! И что Машка в нём нашла⁈

Я решил, что настал момент «вскрываться».

— Как вас зовут, гражданочка?

— Матрёной кличут. То есть Матрёной Ивановной… А что такое? Я ж всё рассказала, что надо, — испугалась женщина.

— Дело в том, что вам, Матрёна Ивановна, придётся повторить ваши показания под протокол.

— Час от часу не легче… Чего такого Машка хоть натворила, что про неё протоколы сочиняют?

— Убили её.

— Где? — обмерла Матрёна Ивановна.

— У себя в комнате.

Она мелко закрестилась.

— Свят! Свят! Свят! А я-то дура всё голову ломала: чего она с постели всё не вылазит… Хоть бы до ветру выскочила… А оно — вона как! И что ж теперь будет?

— Теперь сюда приедет следственная бригада. До их приезда в комнату Марии Будько заходить нельзя. Вы меня поняли?

— Конечно, поняла! Да и на кой ляд мне в комнату-то её заходить⁈ Я ведь покойников до смерти боюсь.

— Вот и держитесь на расстоянии…

Вместе с бригадой прибыл и мой непосредственный шеф Кабанов. Правда, зачем — я так и не понял. Он лишь вошёл в комнату, взглянул на тело и тут же убыл восвояси, не дав мне никаких «цэ-у».

Зато я впервые увидел эксперта-криминалиста: низкорослого и пузатого, чем-то похожего на сказочного Колобка.

— Витя, — протянул руку для знакомства он.

— Гриша.

— Гриша, скажи честно — натоптал?

— Натоптал.

Он печально вздохнул, открыл свой походный чемоданчик и принялся «колдовать».

Я передал ему палитру.

— Витя, поработай с этой хреновиной на предмет пальчиков. Есть подозрение, что она принадлежит убийце.

— Трогал?

— Было дело, но я аккуратно…

— Все так говорят, а потом выясняется, что там места живого нет…

— Вить, честное слово — я старался.

— Ладно, верю. Всё равно придётся и твои пальчики откатать.

— Ну это само собой… Прямо сейчас?

— А чего тянуть? — удивился он.

Взяв с меня отпечатки пальцев, он продолжил осматривать место преступления, а я, убедившись, что процесс благополучно завертелся и может обойтись без меня, отправился в гости к гражданину Акопяну, вопросы к которому нарастали в геометрической прогрессии.

И самым основным из них был: не он ли вчера задушил свою любовницу чулками, когда догадался, что она навела на финдиректора государственной заготконторы банду налётчиков?

С Багратом Самвеловичем мы едва не столкнулись на пороге его подъезда. Он выскочил из него, согнувшись под тяжестью двух чемоданов и практически сразу меня увидел.

— Гражданин Акопян, — с натянутой улыбкой поприветствовал его я. — Какая удача! Я как раз к вам собирался.

— Мне… Мне некогда, я спешу! — взвизгнул он, бросил чемоданы и помчался от меня прочь как наскипидаренный.

— Твою мать! — выдохнул я сквозь зубы.

Раз сматывается от меня, значит, чувствует вину.

— А ну стоять! — заорал я, бросаясь за ним вдогонку.

Эх, жаль револьвера мне так и не выдали, а то бы с огромным удовольствием пальнул для острастки.

Баграт Самвелович был далеко не молод, вдобавок страдал от лишнего веса и давно не занимался физкультурой и спортом, так что догнать его не составляло для меня больших проблем. Так бы и произошло, если бы не одно но: дорогу мне преградили двое крепких ребят с перебитыми носами.

На обычную шпану эти граждане не самой культурной наружности походили мало, я сразу распознал в них «конкретных пацанов» — может, не блещущих умом, но это был как раз такой случай, когда говорят: сила есть — ума не надо.

До последней секунды я ещё надеялся, что мы разойдёмся краями и ничего криминального не произойдёт. Как выяснилось — зря.

Ребята оказались весьма агрессивными.

Самый ближний схватил меня за лацкан пальто, дёрнул к себе:

— Куда разогнался, легавый⁈ Это наша улица!

Я с досадой посмотрел на скрывающегося за углом финдиректора. Ещё секунда, и он пропадёт из виду и затеряется где-то во дворах.

Играться в бирюльки с попутавшими берега пацанами было некогда. Я двинул коленом в пах того, что вцепился мне в пальто, когда он с воем скрючился, схватил его и, оторвав от земли, с разворота бросил тяжёлую тушу во второго урку.

Тот не сумел выстоять и, обняв приятеля, завалился.

На какое-то время угроза миновала. Я побежал к углу, за которым пропал Акопян и встал как вкопанный.

Баграт Самвелович словно под землю провалился.

Кровь во мне закипела, я с ненавистью поглядел на барахтающихся на земле урок, а затем, стиснув зубы, двинулся в их сторону.

— Григорий Олегович, — окликнул меня прохаживавшийся неподалёку солидный мужчина в дорогом пальто и котелке.

Я замер.

— Мы знакомы?

Он улыбнулся.

— Ещё нет, но, как мне кажется, пришла пора познакомиться. Лосев рассказывал о вас массу любопытных вещей… Признаюсь, я был весьма и весьма заинтригован и, как выяснилось, не зря!

Глава 17

— Кто вы? — спросил я, подходя ближе к мужчине.

— Знать моё имя вам ни к чему, но в некоторых кругах меня принято называть Папой, — ухмыльнулся он.

Двое молодчиков уже успели оправиться и встать на ноги, хотя вид у них был потрёпанный. Один из них, тот, которому я саданул в пах, попёр было в мою сторону, номужчина подал ему знак, и бандит остановился в нескольких шагах от меня.

— Так вот вы, значит, какой… Папа, — протянул я, рассматривая неожиданного собеседника.

Обычное, я бы даже сказал — ничем не примечательное лицо. Слегка пухлые наеденные щёки, чуть сонный взгляд серых глаз, щербатый нос — должно быть в юном возрасте изрядно пострадал от угрей. Тёмные вьющиеся волосы. Котелок он не снимал, но почему-то мне показалось, что на макушке у него проклёвывается плешь.

На вид мужчине было лет сорок пять, он хорошо и со вкусом одевался, из-под расстёгнутого пальто с меховым воротником проглядывал дорогой костюм-тройка.

Как я и говорил, выглядел он довольно солидно, но было в его манере вести себя что-то, вызывавшее у меня сомнения.

— Наша встреча случайна или как?

— Скажем так: я знал, что вы очень скоро здесь появитесь и нарочно ждал вас тут вместе с моими… племянниками.

— То есть те двое молодых людей, которые не дали мне поймать опасного преступника — ваши племянники? — нахмурился я.

— Кто — опасный преступник? Акопян? — хихикнул мужчина. — Что вы, Григорий Олегович! Как вы могли подумать о нём такое?

— Ну, а иначе с чего бы ему от меня убегать?

— Если позволите, я всё вам сейчас объясню. Давайте, немного прогуляемся. День сегодня просто замечательный…

Он попытался взять меня под локоть, как порой делают во врем светской беседы, но я решительно отстранился.

— У меня мало времени.

— Поверьте, я тоже занятой человек.

— И чем же вы занимаетесь?

— Коммерцией. Там покупаю, тут продаю — ничего предосудительного. Ну, а Баграт Самвелович — один из тех, кто мне в этом способствует.

— То есть это через него вы сбываете государству некачественный товар?

Собеседник нахмурился.

— Вижу, вы успели навести справки.

— Работа такая, — пожал плечами я. — Но, если честно, экономическая сторона его деятельности меня интересует меньше всего. Я — из уголовного розыска и занимаюсь другими вещами. Например, убийствами. А гражданин Акопян как раз и подозревается в убийстве.

— Вы про его любовницу? Как её… Машу? Григорий Олегович, это несерьёзно! Ну какой из него убийца⁈

Я тоже не сильно верил, что смерть Маши — дело рук Акопяна. Но любая версия требует подтверждения или опровержения. И я намеревался как следует потрясти финдиректора, чтобы заставить его говорить правду.

В конце концов он ведь мог что-то знать или видеть. Я не имел права упустить столь ценного источника информации.

И уж тем более не имел права делиться догадками с первым встречным.

— Он — последний, кто выходил из её комнаты, — упрямо произнёс я.

— И что с того? Уверяю вас, он — не убийца! — патетично произнёс мужчина.

— Да? И кто же он такой по вашему мнению?

— Жертва случайных, я б даже сказал — трагических обстоятельств.

— Неужели?

— Представьте себе. Да, он вчера навестил свою любовницу, но застал её уже мёртвой.

— Допустим. Почему тогда не вызвал милицию? — спросил я, догадываясь, что услышу в ответ.

— Григорий Олегович, сами посудите: Акопян — женатый человек. Если всплывут обстоятельства… Начнутся склоки, скандалы, разлад в семье. А Баграт Самвелович, пусть это прозвучит для вас странно, очень любит свою жену и не хочет развода.

— И тогда он решил удрать с места преступления… — продолжил за него я.

— Преступления, которое он не совершал — заметьте! — подчеркнул собеседник. — В тот момент ему это показалось самым лучшим решением. А потом он понял, что когда тело Маши найдут, кто-то из соседей обязательно вспомнит про него и расскажет органам. Баграт Самвелович запаниковал, обратился ко мне… Я по старой дружбе посоветовал ему взять на работе отпуск по здоровью и ненадолго залечь в тихом безопасном месте, и там переждать, пока всё закончится.

— Вам сказать, сколько статей уголовного кодекса вы нарушили? — насупив брови, произнёс я.

— Это поможет найти убийцу? Между прочим, Григорий Олегович, я — как никто другой заинтересован, чтобы вы обязательно нашли и покарали того, кто это сделал. Уверен, вы тоже не верите, что Баграт — убийца и, считаете, что это сделал один из тех, кто его ограбил. Я прав?

— Лучше скажите: кто его ограбил?

Мужчина вздохнул.

— Ни один здравомыслящий человек и пальцем бы не тронул Акопяна. Вся Одесса знает, что он работает на меня.

— Гастролёры? В смысле залётные?

— Как только в городе появляется кто-то из уважаемых в моих кругах специалистов, я узнаю об этом первым. Исключено.

— Тогда кто не побоялся перейти вам дорогу?

Мужчина наморщил кожу на лбу, его лицо покрылось сеткой мелких морщин.

— Очевидно, какой-то псих… Нормальный человек не рискнул бы со мной связываться. И поэтому я очень хочу, чтобы вы нашли этого психа. Более того, я готов дать за его голову щедрую награду.

— Насколько щедрую? — спросил я, внимательно всматриваясь в него.

— Скажем, в два раза превышающую сумму похищенного, — усмехнулся он.

Раздражение во мне нарастало. Мало того, что из-за этого типа и его холуёв я упустил Акопяна, так передо мной ещё заем-то разыгрывали дурацкую комедию.

Я достаточно повидал на своем веку уголовных авторитетов, внешне абсолютно не схожих между собою. Но всех их объединяла одна яркая черта — мощная харизма, которая ставила их выше всех остальных, заставляла других подчиняться и идти на поводу.

Собеседник строил из себя птицу высокого полёта, кто-то другой мог бы принять его игру за чистую монету, но я практически сразу ощутил фальшь в его словах и поведении.

Да и вряд ли бы Папа побежал смотреть на меня сразу после того, как услышал, пусть даже лестную характеристику обо мне. Наверняка бы стал присматриваться издалека или подослал кого-то. Ну, скажем, как сейчас.

— Потрясающе! — воскликнул я и добавил уже сурово:

— Кстати, а Папа хоть в курсе, что ты так бесцеремонно раскидываешься его бабками?

— Что⁈ — удивлённо вскинулся тот.

Мне надоело с ним возиться, я саданул ему под ребро кулаком.

— Бодров, вы с ума сошли⁈ — по бабьи взвизгнул он.

Лицо его прняло густой свекольный цвет.

— Хватит придуряться! — заорал я. — Думаешь, я тебя не раскусил? Фраер ты дешёвый, а не Папа!

— Вы ошибаетесь, Бодров!

— Это ты ошибся! Не на того напал!

Я снова двинул ему, на сей раз в область солнечного сплетения. Понятно, что прессом там и не пахло.

Молодчики, из-за которых удалось удрать Акопяну, сдвинулись с места, вытаскивая ножи. Пришлось их припугнуть.

— А ну — стоять, где стояли! Иначе, я сверну ему шею!

Угроза подействовала. Парни отошли, но ножи не убрали.

Я обыскал типа в дорогом пальто, выудив на свет две интересных бумажки. Первая, подписанная Лосевым, гласила, что предъявитель этого документа гражданин Френкель является внештатным сотрудником ГПУ. На второй стояла подпись Зайцева — прежнего начальника угро Одессы, и она свидетельствовала, что всё тот же гражданин Френкель на сей раз является внештатником губернского уголовного розыска.

— Да ты, Френкель, прямо какой-то многостаночник! — фыркнул я. — Слуга двух, нет — даже трёх господ: Папы, Лосева и Зайцева.

Я скомкал бумажку из ГПУ и засунул ему обратно в карман.

— Это я, так и быть, возвращаю, а это, — я показал на удостоверение внештатного сотрудника угро, — придётся изъять.

— На каком основании? — взвизгнул Френкель.

— Отстали от жизни, гражданин. Начальство в угро сменилось. Теперь вместо Зайцева — товарищ Барышев. Если что — за новым документиком к нему. А у этого вышел срок давности.

Я демонстративно порвал бумагу.

— Но и это ещё не всё, Френкель! Чтобы уже сегодня вечером Акопян был у меня в кабинете и давал показания насчёт Марии Будько. Мне на его экономические преступления плевать, этим другие пусть занимаются. Я расследую убийство и ограбление! Пусть зарубит себе на носу и не боится, что мы навесим на него то, чего он не делал. Ты меня понял, Френкель, или повторить?

Френкель насуплено молчал, не зная, как вести себя со мной. Чтобы помочь ему определиться, я дал ему хорошего леща, да так, что с типчика упал его модный котелок и свалился в грязную лужу.

— Не надо больше! — испуганно попросил Френкель. — Я всё передам Акопяну.

— Обязательно передай. И не вздумай меня обмануть: я тебя хоть из-под земли достану. И тогда заставлю жрать землю горстями. Веришь мне?

Он закивал.

— Молодца.

— Я… Я могу идти?

— Можешь, — разрешил я.

Когда Френкель отошёл, я снова его окликнул.

— А ну — погодь!

Он замер.

— Насчёт награды за грабителей — предложение в силе?

— В силе, — выдавил из себя Френкель.

— Отлично. Только передай Папе, что ставки повышаются — мне надо не в два, а в три раза больше, чем взяли у Акопяна. И тогда я лично приволоку этих сволочей к Папе. Пусть делает с ними, что хочет.

Глаза Френкеля радостно сверкнули.

— А ты не врёшь, мент?

— Запомни, урка: я за свои слова всегда отвечаю. Усёк?

— Усёк.

— Вот и ладушки. Вали, пока не передумал. И корешей с собой прихвати.

Троица бандитов ушла восвояси. А я, понимая, что больше ничего путного не светит, отправился к себе в угро в тайной надежде, что Савиных повезло больше, и он напал на след шайки грабителей.

Хотя… даже если люди Папы ничего о них не знали, вряд ли Роману светит удача, и тогда придётся долго и муторно распутывать весь клубок.

Глава 18

По дороге я мучительно напрягал память, пытаясь сообразить, откуда мне так хорошо известна эта фамилия Френкель. Первые ассоциации были с советским композитором Яном Френкелем, который подарил нам массу прекрасных песен. Да за одних только «Журавлей» он заслужил себе памятник при жизни!

И тут я чуть не хлопнул себя по лбу! И как это я сразу не понял, с кем имею дело⁈

У гражданина, выдававшего себя за Папу, было редкое имя — Нафталий. Теперь уже нетрудно догадаться, что я недавно обыскал и частично опустил будущего создателя ГУЛАГа и целого генерал-лейтенанта. Человека с очень богатой биографией.

Более того, про него мне уже рассказывали Трепалов и Осип Шор, когда я с семьёй скрывался в Подмосковье.

Под Френкелем находилась практически вся контрабанда в нэпманской Одессе, ему принадлежала целая флотия судов самого разного калибра: от пароходов до парусных шхун.

Кстати, немалая часть контрабанды на самом деле изготавливалась здесь же, в городе, а потом перепродавалась через кучу магазинов и лавочек, открытых там же Френкелем через подставных лиц.

И тем не менее, несмотря на весь размах этого насквозь криминального бизнеса, мои коллеги полагали, что в действительности Френкель — это удачливый коммерсант, фантастически талантливый организатор, но при этом далеко не самостоятельная фигура.

За ним определённо кто-то стоял, иначе бы этого авантюриста просто бы сожрали от своих, которым он насолил немало (причём, я имею в виду не только воровскую братию. К примеру, будучи атеистом, Френкель настроил против себя всех влиятельных раввинов), до органов советской власти.

И скорее всего, тот, кто дёргает Френкеля за ниточки, и есть тот самый Папа. Рискну предположить, это не рядовой смертный, а большой человек с массой возможностей. Быть может высокопоставленный партийный функционер или силовик нехилого ранга.

Отсюда и вытекает вседозволенность Френкеля.

Правда, потом его всё-таки примут и упекут за решётку.

Любой другой так бы и сгнил в тюрьме, но Нафталий внезапно делает головокружительную карьеру от зэка до генерала, что опять же свидетельствует в пользу моей версии: крыша у Френкеля чуть ли не на всесоюзном уровне.

Страшно подумать, кто он такой — этот Папа…

Глаза боятся, руки делают. Я просто обязан его найти.

План мой был довольно бесхитростен: я смог привлечь к себе внимание приближённых к Папе людей, вон даже до Нафталия дошло.

А ещё я пообещал найти тех, кто ограбил Акопяна и лично доставить их к Папе. Ход рискованный, однако если Папа силовик (а в этом я убеждался всё сильнее с каждой секундой), его интерес ко мне только возрастёт. Быть может, и впрямь удостоит личной встречи.

Что тогда?

А вот дальше передо мной вставала стеной сплошная неизвестность.

Никто не даст мне в одиночку арестовать Папу, особенно если он из нашей структуры или из чекистской. Но я хотя бы смогу передать о нём информацию Трепалову. Тот наверняка сможет лично выйти на Дзержинского.

Дальше всё будет зависеть от решения Феликса Эдмундовича. На последней встрече Трепалов намекнул, что моё внедрение в одесское угро санкционировано Железным Феликсом, и это нарком поставил передо мной такую задачу.

Я вернулся в угро. Буквально передо мной из дверей выскочил агент второго разряда розовощёкий крепыш-татарин, которого все звали Ахметкой. Вид у него был запыхавшийся.

Об его ногу билась, висевшая на боку, деревянная кобура «маузера»

— Привет, стажёр! А я как раз закрывать собирался.

Он протянул мне ключ от кабинета.

— Привет, Ахметка! Случилось что? — поинтересовался я.

— Я сам ещё толком не знаю. В дежурку позвонили, говорят, какая-то стрельба на окраинах. До пулемётов дошло.

— Ох ни хрена себе! Может я с тобой?

— А тебе шпалер уже выдали?

— Нет пока. Тянут чего-то…

— Тогда без тебя справимся. Успеешь ещё навоеваться, стажёр.

Он растворился в дебрях длинного и гулкого коридора.

Не люблю пропускать движ, особенно со стрельбой, но раз с собой не берут — тут уж ничего не попишешь. Должен же кто-то в лавке оставаться.

Я вошёл в кабинет, сел за наш общий с Романом стол.

Он был пуст: папки с делами лежали в сейфе, а всю канцелярию хозяйственный Рома предусмотрительно прятал в запирающиеся ящички стола. Вроде в уголовном розыске работаем, однако желающих прихватить чужой карандаш или перьевую ручку, почему-то всегда хватает с избытком.

Сколько ещё будет пропадать на стрелках со своими информаторами Рома — одному аллаху известно. Может, только к вечеру явится.

Похоже, здание угро опустело, если не считать кабинета делопроизводителей, в котором я спрятал пакет с деньгами.

Бешенный стук печатных машинок смолк, девушки снова отправились на перекур. Самая пора навестить их и забрать пакетик.

Думаю, второй обыск мне точно не грозит.

Только я собрался на «дело», как внезапно дверь распахнулась. По кабинету сразу пронёсся сквозняк.

Я автоматом подскочил, когда понял, кто к нам пожаловал. Это был не случайный посетитель, а начальник уголовки товарищ Барышев, который прежде не баловал нас визитами.

Он поводил взглядом по сторонам и остановился на мне.

— Не понял… А где все? — недоумённо спросил Барышев.

— Добрый день, товарищ Барышев! Савиных на встрече с осведомителями, остальные выехали на перестрелку, — доложил я.

Барышев задумчиво посмотрел на меня, пытаясь вспомнить. Я ещё ни разу не присутствовал на его летучках — должность не позволяла, поэтому он не мог знать меня в лицо.

— Агент Бодров, — подсказал я.

— Бодров, значит… Погоди, ты вроде у нас стажёр?

— Так и есть, товарищ начальник. Прикреплён к Савиных.

Барышев удручённо махнул рукой и собрался выйти из кабинета, но я его остановил.

— Товарищ начальник, я хоть и числюсь у вас стажёром, но прежде работал в омском угро, — напомнил я страницы своей липовой биографии. — Опыт у меня есть.

— Говоришь, в омском угро работал… И опыт у тебя есть. Ладно, появился повод проверить тебя в деле. Порт найдёшь?

— Конечно, — улыбнулся я.

— Тогда отправляйся туда. У них там склад с мануфактурой подломили. Говорят, на пятнадцать тысяч червонцев товару.

— Ничего себе!

— Вот и я про то. Вечером… А нет, вечером мне в обком… Завтра с утра часиков в восемь доложишь о результатах. Понял?

— Конечно.

— Тогда давай, не рассиживайся! И да, Савиных пусть тоже подключается, как только освободится. Бывай!

Барышев вышел из кабинета.

Ну, вот и на моей улице праздник. Хорошо хоть без трупов.

Сколько за свою практику я повидал обнесённых складов — не счесть! Набитые товаром, они всегда были желанным кушем для воров и грабителем. Тем более, в данном случае, когда речь идёт о дефицитной мануфактуре. Сбыть её не составит особого труда.

Порт Одессы только начал оживать после перипетий гражданской войны и последовавшей за ней разрухи. Пока что это была бледная тень прошлого, но всё равно — жизнь там уже закипала и бурлила.

Меня встречала представительная делегация из двух десятков возбуждённых рабочих.

Я представился, показав удостоверение, и в ту же секунду оказался в настоящем кольце.

— Товарищ Бодров, объясните нам, пожалуйста, что происходит! — запальчиво выкрикнул пожилой мускулистый докер. — Почему всякая уголовная шушера спокойно живёт и дышит⁈ Как они смогли проникнуть на территорию порта.

— Я тут меньше минуты и почему-то думал — это вы должны мне всё рассказать, — усмехнулся я. — С кого начнём, товарищи?

Я почувствовал, как кто-то вцепился в мою руку, посмотрел в его сторону и наткнулся на мрачный взгляд немолодого мужчины в старой матросской шинели и бескозырке на голове.

— Моя фамилия Пражский, — сказал он. — Я кладовщик.

— Вы-то мне и нужны. Давайте найдём место поспокойнее и там поговорим.

Я повысил голос:

— Товарищи, пожалуйста, не расходитесь. Я обязательно поговорю с каждым из вас.

Пражский отвёл меня в маленькую каморку размером метр на два. На этом тесном пространстве с трудом поместились стол и два табурета.

Прежде чем сесть на один из них, я убедился, что ни во что не вляпаюсь. Брюк в моём гардеробе — раз-два и обчёлся. Жалко каждую пару.

— Товарищ милиционер, чайку? — предложил Пражский.

— И рад бы, да некогда чаи распивать. Расскажите, что у вас произошло.

— Известно чего: склад обворовали. Только-только товар вчера вечером привезли, утром я к складу подхожу — мама дорогая, замки взломаны! Вхожу внутрь, а там — пусто как у мангуста!

— Бывали в Индии?

— Ходил когда-то на торговом. Это я потом, как хворать начал, из матросов ушёл. Спасибо, что хоть в кладовщики взяли, а то б хоть с голоду помирай…

— Охрана есть?

— Одно слово, что охрана: два хрыча старых с колотушками. В два часа ночи бандиты к ним ворвались в сторожку, побили — но так, не до смерти, связали и пошли на склад.

— М-да… Опознать налётчиков могут?

— Куда там! — махнул рукой Пражский. — Грабитель нынче учёный: в масках и перчатках на дело ходит.

Плохо. Ни тебе словесного портрета, ни отпечатков пальцев.

Глухарь?

— Замок открыли или взломали?

В зависимости от ответа на этом вопрос, можно было вычислить специализацию бандитов. С одной стороны, сомнительно, что на портовый склад подтянули крутого медвежатника, с другой стороны — товара вынесли на кругленькую сумму. Кто-то из профи не самого высокого полёта мог и подписаться. А такие спецы наперечёт.

Известия меня не обрадовали.

— Замок у нас, конечно, серьёзный висел, так они ж, гады, его ломиком изломали! — пожаловался Пражский.

— Сила есть — ума не надо.

— Вот-вот, — поддакнул кладовщик.

— С этим мне понятно, пойдёмте осматривать место преступления, — поднялся я.

А в голове колоколом звенела фраза Пражского, что товар привезли на склад только вчера вечером, и уже в два часа ночи сюда пожаловали грабители.

И какой из этого вывод?

Да самый простой: действовали свои, портовые.

Осталось только их вычислить.

Глава 19

Осмотр опустевшего склада зацепок не дал. Сработано было на совесть — вытащили всё, до чего смогли добраться. Из накладных я уже знал, что на складе были импортные ткани и одеяла — товар в высшей степени ходовой, а главное — дефицитный.

Приехал уже знакомый эксперт-криминалист, но по итогу лишь пожал плечами — ловить ему тут было нечего и укатил обратно.

Короче, как всегда: ни улик, ни свидетелей. Крутись как хочешь.

Пришёл черёд опроса портовых рабочих. Я попросил кладовщика составить список всех, кто мог знать о товаре. Мне повезло — в него вошло чуть больше двадцати фамилий. Не так уж и много для отработки, я опасался, что народа в нём будет под сотню.

Но да, попотеть что так, что так придётся.

Для проведения допросов мне на время выделили кабинет в управлении порта, и я, обосновавшись в нём, стал вызывать людей по очереди.

Первыми допросил сторожей. Теплилась слабенькая надежда, что они смогут хоть что-то припомнить или заметить нечто странное, за что я смог бы ухватиться.

Меня интересовала любая деталь, любая мелочёвка, ну хоть что-то — за что можно было потянуть.

Увы, оба сторожа хоть и охотно рассказывали о ночном кошмаре, но все их показания сводились к тому, что ночью в сторожку ворвались трое или четверо бандитов (тут показания расходились) с масками, сделанными из женских чулок, на головах, на руках у них были рабочие перчатки.

Схватиться за ружья горе-охранники просто не успели. Им быстро наставили бланшей под глазами и связали.

Ни по голосу, ни по манере поведения сторожа никого из знакомых опознать не смогли.

— Бандиты как бандиты…

На вопрос — не пили ли они во время дежурства, все искренне возмутились. Я заставил их дыхнуть на меня. Пахло от них чем угодно, но только не водкой или самогоном.

Отпустив сторожей, я взялся за портовых рабочих.

Они заходили ко мне по одному, я не столько опрашивал их, сколько устраивал дружескую беседу, наблюдая за реакцией. Хороший опер просто обязан быть не менее хорошим психологом, и, возможно, какой-нибудь профессор Мориарти и способен обвести опытного мента вокруг пальца, но я предполагал, что вряд ли наткнусь здесь на криминальных гениев, и потому кто-то из опрашиваемых чем-то себя выдаст.

Большинство было типичными работягами, вкалывавшими в порту, чтобы прокормить семью и детей. Некоторые возмущались и выказывали мне, как представителю органов правопорядка претензии, что бандитский элемент спокойно себя чувствует в городе.

Особенно в этом усердствовал немолодой докер, которого я заприметил практически сразу. Он был очень раздражительным и не побоюсь этого слова — агрессивным, то и дело роняя в запальчивости грубые слова в адрес милиции и угро.

Фамилия у него была Керманов.

— Вот скажите мне, товарищ Бодров, доколе нам, простым людям, терпеть такое надругательство⁈ Вы знаете, что нам должны были выплатить этим товаром задолженности по зарплате? И, из-за того, что милиция у нас щёлкает е… — он спохватился, — мух не ловит, мы теперь остаёмся без получки⁈ До чего город довели! На каждом шагу норовят ограбить! И на кой, только спрашивается, вас, дармоедов, держат⁈

Я мог осадить его сразу, способов хватает: от угроз до перевода в шутку, но мне было интересно понять, что это: действительно взрыв возмущения или Керманов пытается играть со мной в сицилианскую защиту?

Само собой я сразу взял его на заметку.

И ещё меня крайне заинтересовал другой рабочий — Стеклов. Мне крайне не понравился его болезненный внешний вид: бледная кожа, мешки под глазами, отсутствующий взгляд, покрасневшие белки глаз, слегка расширенные зрачки. К тому же он несколько раз странно ухмылялся и хихикал, когда я задавал ему вопросы о совершенно обыденных вещах. Было такое чувство, что его это странным образом веселило.

Похоже, Стеклов плотно сидел на наркоте, скорее всего — гашише.

Естественно, я не мог пройти мимо такого персонажа, и в моём списке подозреваемых он занял почётную позицию номер два.

Остальные вели себя довольно естественно и подозрений не вызывали. Разумеется, если с Кермановым или Стекловым я вытащу пустышку, придётся перетряхивать и других. Я всё сильнее убеждался, что на складе орудовал кто-то из своих.

Часам к трём после полудня пришёл Савиных.

Я как раз закончил допрашивать последнего из рабочих и отпустил, как только явился мой наставник.

— Ого, вижу ты тут развернулся! — произнёс Роман. — Рассказывай, что надыбал.

— Обязательно, но сначала ты: говори, что узнал от своих информаторов насчёт Акопяна?

— Да в том-то и дело, что ни хрена, — печально протянул Савиных. — Все как один божатся: воровская хевра не при делах. Скажу больше: местные уже сами ищут тех, кто подломил Акопяна.

Он как-то странно посмотрел на меня. В его взгляде было сочетание сразу двух чувств: страха и уважения.

Я понял, что его что-то гнетёт.

— Ну, давай, выкладывай, что хотел. Мы тут вдвоём, больше никого нет…

— Гриша, тебе когда-нибудь говорили, что ты больной на всю голову⁈

— Я много чего слышал в свой адрес. Пару часов назад мне сказали, что я, как и вся наша доблестная милиция, дармоед и тунеядец. Кстати, к тебе это тоже относится, как и к другим сотрудникам уголовного розыска.

— Гриша, ты идиот?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что да. Ты хоть понимаешь, на кого поднял руку?

— Это ты про Френкеля что ли? — чуть лениво спросил я.

— Именно, Гриша, именно! Да если Френкель щёлкнет пальцем, тебя так размажут, что мокрого места не останется!

— Так пусть щёлкает — чего ждать? — усмехнулся я.

Савиных сел рядом и, обхватив руками голову, простонал:

— Гриша — ты покойник! Угораздило же меня связаться с тобой!

— Не надо ныть, Рома! Забыл, где работаешь? Запомни: те, кто действительно собираются убить тебя, не угрожают!

Он окинул меня страдальческим взором.

— Етить-теребить! Да вы что там в омском угро все такие наглухо отбитые⁈ Ему говорят, что он без пяти минут труп, а он тут целую философию разводит.

— Рома, кончай паниковать! Раз от тебя всё равно толку мало — займись вот этими персонажами.

Я подвинул в его сторону протоколы допроса Керманова и Стеклова.

Савиных удивился.

— Что-то я не понял, кто из нас наставник, а кто стажёр…

— Ну вот видишь — стоило только сыграть на твоём самолюбии, как ты тут же успокоился. Короче, надо этих граждан прощупать со всех сторон. Есть у меня чуйка, что один из них, а то и оба причастны к ограблению склада. Времени тебе, — я посмотрел на часы, — до семи, край — семи тридцати утра.

— Почему?

— Потому что в восемь будем докладывать Барышеву о первых результатах, а мне нужно, чтобы они у нас были.

— Гриша, ты что — выслуживаешься?

— Работу работаю. И ты будешь работать её со мной. Давай, Рома, не облажайся, я в тебя верю.

— А ты чем займёшься? — спросил он.

Я слегка зевнул.

— А у меня ещё налёт на Акопянов и убийство гражданки Будько.

— Слышал, что в нём Акопяна подозревают, — проявил осведомлённость Савиных.

— Есть такое дело. Причём Акопян ещё и усугубил подозрения: сбежал, но ничего, Френкель обещал подогнать его к нам в угро к вечеру. Надо б успеть туда пораньше приехать, чтоб допросить.

Нижняя челюсть Романа чуть не вывалилась на пол.

— Кто тебе обещал и чего? — судорожно выпалил он.

Я лениво потянулся.

— Уши надо чистить, Рома. Я ж тебе русским языком сказал, что гражданин Френкель обязался поспособствовать доставке гражданина Акопяна в уголовный розыск. Ещё раз повторить?

Савиных ошалело покачал головой.

— Н-не надо, Гриша! Я т-тебя п-понял, — он даже стал заикаться от волнения. — Д-далеко пойдёшь, если тебя не убьют.

— Да я так-то и сам кого хочешь убить могу, — сказал я, поднимаясь. — Вот получу револьвер и сразу…

— Что — сразу? — испугался Савиных. — Убивать начнёшь?

— И сразу почувствую себя человеком, — ухмыльнулся я. — Держись меня, Рома, и тогда не пропадёшь.

— Нет, тебя точно контузило! — сквозь зубы произнёс он.

— Причём, не один раз, — подтвердил я его догадку.

Чем больше народа вокруг станет считать меня отмороженным, тем выше вероятность нашей встречи с Папой. Я должен казаться ему очень и очень ценным кадром. Только тогда он выйдет из тени.

Перед тем, как приехать в угро, я заскочил в профсоюзную столовку и перекусил. Бог его знает, когда доведётся поужинать и будет ли это в спокойной домашней обстановке.

На сей раз кабинет не пустовал, я застал в нём Ахметку, торопливо допивавшего чай.

— Приятного аппетита!

Он кивнул, продолжая отхлёбывать из стакана в металлическом подстаканнике.

— Что там по перестрелке? Не зря сгоняли?

— Сгоняли, может, и не зря: но какая-то ерунда получается: оказывается, был бандитский сходняк. Банда Кольки Золотого Зуба — ты его вряд ли знаешь, что-то не поделила с конкурентами, ну и сначала хотела договориться по-мирному: устроила встречу на блатхате.

— Стрелку забили…

— Чего?

— Это у нас так в Омске говорили, когда одни бандиты договаривались о встрече с другими.

— А… Ну, короче, Колька и его дружки засели на хате у Крысиса, есть такой мутный типчик — в прошлом сутенёр, стали ждать. Вдруг, слышат шум мотора, во двор к ним въезжает броневик и ну давай шмалять по хате из пулемёта. Банда решила, что это облава, покидала оружие, ноги в руки и бежать…

— И что — действительно облава?

Ахметка усмехнулся.

— Если бы. Мы всех обзвонили: от ГПУ до военных — никто никаких облав не устраивал.

— А наши? — предположил я.

— Если б были наши, мы бы узнали первыми. Короче, ни хрена непонятно. Хорошо хоть без трупов обошлось. Будем выяснять, откуда броневик взялся. Завтра в военную часть поеду.

Он допил чай.

— Всё, пора домой. А ты чего тут застрял — дежуришь что ли?

— Нет. Меня в дежурство пока не ставят: молодой, неопытный, — с иронией сказал я.

— Так чего ждёшь? Пошли по домам, пока светло.

— Да я б с радостью. Человечка одного жду.

— Что — стрелку ему забил? — подмигнул Ахметка.

— Вроде того, — улыбнулся я.

Глава 20

Время шло, терпение моё уже начало иссякать, а Германа, то бишь Акопяна всё ещё не было. Похоже, гражданин Френкель не прислушался к моим угрозам.

Неужто придётся воплощать их в жизнь?

Но тут в дверь робко поцарапались.

— Входите!

На пороге появился Баграт Самвелович с чемоданчиком в руках. Кажется, именно его он уронил, когда сбегал от меня из подъезда.

— Ба! Какие люди!

— Я собственно это… — Акопян замялся.

— Проходите. Не стесняйтесь.

Он покорно вошёл в кабинет и замер, не зная, что делать дальше.

Я указал на свободный стул.

— Садитесь, Баграт Самвелович.

— Спасибо…

Он опустил толстый зад на предложенное место и уставился на меня унылым взглядом.

— Мне сказали, что я должен к вам прийти.

— Вам правильно передали мою просьбу. Рассказывайте, Баграт Самвелович.

— Что?

— Меня интересуют подробности вашего вчерашнего визита к Марии Будько.

Он опустил голову и что-то произнёс себе под нос.

— Не бубните, Баграт Самвелович, — поморщился я. — Говорите чётче и понятнее. Я не собираюсь догадываться, что вы там лепечете.

— Понимаете, гражданин следователь…

Я пропустил мимо ушей этого «следователя», пусть называет меня как хочет.

—… я долго думал, откуда налётчики могли знать про мой сейф. Ну вы ж понимаете — о таких вещах распространяться не принято… Сначала подумал, что супруга сболтнула кому-то лишнего, но потом понял — это я, дурак, виноват! Неделю назад водил Машу, ну то есть Марию Будько в ресторан. Там мы, как водится, выпили, я хорошенько принял на грудь, ну и разболтал все свои секреты…

— И вы решили выяснить у неё: она или не она навела на вас бандитов?

— Да. Я сказал жене, что отлучусь по делам, а сам поехал к Марии. Вы не подумайте, я — человек мирный, никогда и никого в жизни не убивал! Меня даже в армию не брали по состоянию здоровья.

— А что у вас со здоровьем?

— Давление, голова кружится, кровь часто носом идёт. Иногда в обморок хлопаюсь, совсем как барышня-курсистка.

— Бывает. Продолжайте, Баграт Самвелович.

— Приехал к ней на квартиру. Она в коммуналке живёт…

— Я знаю.

— Стал звонить — вместо неё дверь соседка открыла, впустила меня в квартиру. Я в комнату Машину вхожу, а она там… мёртвая, с чулком на шее. Я тогда страшно перепугался и сбежал. Собственно, вот и вся история, — вздохнул Акопян.

— А может это всё-таки вы на неё разозлились и убили в порыве мести?

— Что вы, гражданин следователь! Я и дрался всего один раз в жизни, когда в гимназии учился… А тут — убить человека, женщину… Я бы не смог.

Я внимательно осмотрел его: усталый, задёрганный, подавленный — похоже, он говорил правду и действительно никого не убивал.

— Хорошо, допустим, всё было так, как вы сказали. Тогда, кто по вашему мнению мог убить Марию?

— Я… Я не знаю, гражданин следователь…

— А если подумать? Вы в курсе, что у Будько были другие любовники, кроме вас.

— Да.

— И вас это не удивляло?

— Нет. Я ведь не собирался жениться на Маше. Она это знала и позволяла себе встречаться с другими. Я был не против. Главное, что она была разборчивой и ничего бы не подхватила…

— Интересная история. Кого из любовников Марии вы знаете?

— Лично — никого.

— Мне сказали, что к ней часто заходил бывший солдат-инвалид на одной ноге…

Акопян усмехнулся.

— Чушь собачья! Никакой это не инвалид!

— Так-так… С этого места поподробней.

— Видел я его как-то раз. Представьте себе — преспокойно шёл на двух ногах и без всяких костылей. Знаете, нищие часто так делают — одну ногу подвязывают и изображают из себя калеку.

— То есть хотите сказать, что он — нищий?

— Знаете, не часто можно увидеть нищего, который заходит в комиссионный магазин и выходит оттуда с несколькими свёртками покупок.

— Погодите… Вы что — проследили за ним?

— Каюсь, был грех…

— Ну и? Куда в итоге привела слежка?

— Я его потерял в районе Институтской, — печально сообщил Акопян.

— Жаль. Как его зовут, знаете?

— Только имя — Денис.

— Хорошо. Последний вопрос: Маша пользовалась театральным гримом?

— Нет, конечно. Да и зачем? Я давал ей деньги, достаточно денег, чтобы она могла купить себе хорошую контрабандную косметику.

Он замолчал, выжидательно глядя на меня:

— Что теперь со мной будет?

— Если бы вы были благоразумнее и не сбежали с места преступления, а потом не попытались бы скрыться от меня — я бы вас отпустил. Но после всех дров, что вы наломали, придётся вам какое-то время побыть у нас в гостях.

— Да, но Френкель сказал…

— Не важно, что сказал Френкель. Вашим делом занимаюсь я, а не он. Поняли, гражданин Акопян?

— Да как тут не поймёшь.

— Вот именно. Надеюсь, в чемоданчике лежит только то, что пригодится вам в камере. Жена знает, куда вы пошли?

— Знает.

— Я распоряжусь, чтобы ей разрешили свидания с вами.

Я вызвал дежурного, чтобы тот определил Баграта Самвеловича в одну из камер нашего «КПЗ». Пусть посидит, поразмышляет на досуге, и больше не убегает от органов правосудия.

Больше планов на вечер у меня не было,и я направился домой.

Настя снова устроила мне медицинский осмотр по полной программе и успокоилась лишь убедившись, что на моём теле не появилось новых синяков, шишек и внештатных отверстий.

После этого меня усадили за стол и накормили плотным ужином.

Утром меня ждали яичница с колбасой и свежезаваренный кофе. Они сразу настроили меня на позитивный лад.

Мой наставник пришёл на службу раньше меня. Ночь у него похоже выдалась беспокойной, он то и дело громко зевал.

— Как успехи, Рома?

— Из-за тебя я лёг спать в полтретьего ночи, — пожаловался он.

— Ну так ведь не зря же… Или я ошибаюсь?

— Не зря, — признался Роман. — Керманова сразу вычёркиваем.

— Обоснуй.

— Да тут целая история! Не позавидуешь мужику. Жена у него загуляла. Вот он и бесится.

— Откуда узнал?

— Соседи рассказали. У них такой шум-гам стоял — вся улица слышала. Хорошо хоть до драки не дошло.

— Теперь понятно, чего это он такой взвинченный и агрессивный. Я подумал это он так специально себя ведёт. Ну типа: лучшая защита — это нападение. Чтобы мы на него не подумали. А тут оказывается всё гораздо прозаичнее. Оно и к лучшему: одним подозреваемым меньше, — резюмировал я. — Так, Керманов отпадает. Что со Стекловым?

Савиных торжествующе улыбнулся.

— А вот со Стекловым всё гораздо интересней. Начнём с того, что биография у него, скажу прямо, подкачала: в двадцатом загремел за решётку по обвинению в разбое, в прошлом году вышел на свободу по амнистии, будь она неладна! — чуть не ударил кулаком по столу Роман.

Я понимающе вздохнул. Гуманность советской власти по отношению к уголовному элементу порой не знала пределов. Можете себе представить, какие чувства при этом испытывали те опера, которые ловили этих злодеев и отправляли в каталажку, а потом через год-два снова встречали на улице.

Как правило, исправлялись единицы. Остальные продолжали заниматься привычным ремеслом.

— Говорят, пока сидел в тюрьме, пристрастился к марафету, — продолжил Роман.

— Нормально… А как на работу устроился?

— Понятно как. Скрыл судимость от отдела кадров.

Я понимающе кивнул. Это в моём будущем любого человека можно сходу пробить по целой куче баз, а тут приходится доверять бумажкам, многие из которых откровенная липа.

— Берём Стеклова в разработку.

— А может просто нагрянем домой с обыском, прижмём к стенке?

— Рома, сам посуди: раз сидел, значит, воробей стреляный. Похищенный товар у себя на хате держать не будет, на понт ты его тоже не возьмёшь: только спугнёшь подельников. Тут надо аккуратнее поработать.

— Ну давай, поучи учёного… — обиделся Савиных.

— И поучу, и сам охотно поучусь — если чего-то не знаю. Хватит дуться, Рома: надо приносить хоть какую-то пользу на этом месте, а то выгонят из угро к такой-то бабушке и чем прикажете заниматься? Я лично ничего другого делать не могу. К крестьянскому и фабричному труду не привычен… А ты?

— А я что? Я — так, ничего… Подумал: может, ты всё усложняешь?

— Рома, Стеклов — наша единственная зацепка. Если напортачим, другой возможности взять шайку у нас не будет.

— Что нужно делать, Гриша?

— Падаем Стеклову на хвост. Нужно следить за ним.

— Что и на работе?

— На работе следить за ним не нужно, да и не получится. Придётся кого-то устраивать в его бригаду, а к новичкам всегда отношение осторожное. Короче, долгая история, а у нас времени нет.

— Хорошо, послежу за ним.

— Давай у Барышева сегодня на летучке попросим кого-нибудь в помощь.

— А ты?

— Что я? Стеклов меня видел. Мне перед ним маячить нельзя — запалит. И тогда конец всей операции.

— Ну да. Согласен, что-то я об этом сразу не подумал.

— Есть ещё один важный момент, Рома. Докладывать Барышеву будешь ты.

— Почему?

— Потому что не собираюсь нарушать твой авторитет в глазах начальства, Рома. Я пока что просто стажёр, — пояснил я.

— Да что-то не понятно, кто из нас на самом деле стажёр, — улыбнулся Савиных.

Ему пришлось по душе, что я не стал его принижать перед Барышевым.

Пришло время летучки.

Обычно она проходила в более узком кругу, но, раз Барышев велел, чтобы я перед ним отчитался — пришлось идти.

Это совещание не отличалось от сотен, а может и тысяч тех, на которых мне довелось побывать.

Заслушивание оперсводок по городу и губернии, запросов из других мест, обсуждение текущих дел, раздача ценных указаний.

…Из ювелирной мастерской Заславского по Колодезному переулку, 2 произведена кража золота на 15000 рублей. Произведенным у гражданина Тартаковского (ул. Троцкого, 78) обыском обнаружена часть похищенного золота. Тартаковский, а также перекупщик краденого Ничинский задержаны…

…Вчера, в 5 часов утра, с балкона дома №30 по улице Либкнехта раздалось несколько выстрелов из винтовки. Пули попали в соседние окна, в связи с чем поднялся переполох. На выстрелы явился постовой милиционер Бульварного района, который задержал стрелявшего с винтовкой в руках. Он оказался сторожем губсобеза Волнославским. Дознанием установлено, что Волнославский был накануне обворован и, услышав утром какой-то подозрительный шум, схватил винтовку, выскочил на балкон и открыл стрельбу…

Меня мало что касалось, однако я сидел и внимательно слушал, стараясь не упустить даже мельчайших деталей. Опыт приучил — никогда не знаешь, что тебе пригодится. Поэтому лучше владеть обстановкой по максимуму.

В конце совещания Барышев распустил всех сыщиков, оставив только нас с Романом.

— Ну что скажете про своего подопечного, Савиных? Справляется?

— Справляется.

— Это хорошо. Толковый оперативник всегда на вес золота. Вы вчера успели подключиться к краже в порту?

— Так точно, товарищ начальник. И у нас появился первый подозреваемый — рабочий порта Стеклов.

— Как вы на него вышли?

— Странно вёл себя во время допроса. Мы предположили, что он — наркоман. Наша догадка подтвердилась, а потом выяснили, что у него в прошлом судимость за разбой.

— По всем приметам верная кандидатура, — кивнул Барышев. — Что ж, хорошая работа, товарищ Савиных. Продолжайте в том же духе.

— Товарищ начальник, мы не хотим сходу брать и трясти Стеклова. У него уже есть опыт, такого быстро не расколешь.

— К чему клоните, Савиных.

— Мы собираемся устроить за ним слежку. К сожалению. Стеклов видел товарища Бодрова, поэтому использовать Григория нельзя. Нужен кто-то другой, ещё незасвеченный.

— Ваш отдел сильно загружен… Шор ещё не вернулся из командировки?

— Завтра будет.

— Тогда… привлеките Ахметджанова. Я разрешаю.

— Спасибо, товарищ Барышев.

— Жду вас с результатами на завтрашней летучке.

Я не вмешивался в диалог Савиных с начальником угро и скромно стоял в сторонке, но в конце всё-таки сподобился напомнить о себе:

— Товарищ Барышев…

— Что вам, Бодров?

— Дело в том, что я до сих пор не получил оружие…

— Ну что ж… Думаю, вы его заслужили. Я напишу распоряжение, чтобы вам выдали служебное оружие.

Он быстро написал бумагу, достал из сейфа чернильную подушку и громоздкую круглую печать. Поднёс штамп ко рту, немного подышал и поставил на распоряжении оттиск.

— Всё, Бодров. Ступайте в оружейку.

Я взял эту бумагу так бережно и нежно, словно новорождённого младенца.

И без того хорошее настроение улучшилось у меня в разы.

Глава 21

Расписавшись в ведомости, я получил в оружейке видавший виды «наган», потрёпанную временем кобуру и семь патронов — всего на один заряд барабана.

— А почему так мало? — возмутился я.

— Головой надо больше работать, а не патроны жечь!

— Экономия, — вздохнул, отправившийся со мной в оружейную, Рома.

Он доверительно прошептал мне на ухо:

— Если что — могу подсказать, где можно подкупить маслин подешевле. Мы обычно так и делаем.

— Замётано, — кивнул я.

Похоже, тут руководствовались принципом: дали револьвер — вертись, как хочешь.

Савиных отправился организовывать слежку за Стекловым, а я вновь поехал на квартиру Будько. Может, удастся узнать побольше об этом странном одноногом ухажёре. Вдруг, кто-то совершенно случайно знал его адрес или, подобно Акопяну, видел в городе, но уже не на костылях с культяпкой, а на своих двоих.

Я собрал всех соседей по коммуналке на кухне и устроил коллективный допрос.

— Расскажите мне про Дениса.

— А что про него рассказывать? — пожала плечами Матрёна Ивановна. — Несчастный калека, потерял ногу на войне… Даже не знаю, чего Машка с ним встречалась. Наверное, из жалости…

— Да какая тут жалость! — рубанул воздух рукой как шашкой щекастый Егор Кузьмич, прошедший всю первую мировую от звонка до звонка и дослужившийся до прапорщика.

Чем он занимался во время гражданской, мужчина умолчал. Вполне вероятно, что воевал на стороне белых.

В руке он держал кусок белой булки, которую запивал молоком из стакана.

— Из-за денег она с ним шашни водила! — продолжил бывший прапорщик.

— А что — у него и впрямь было много денег? — насторожился я.

— Куры не клюют! Портмоне толще моего кулака.

Я с уважением посмотрел на внушительный кулак Егора Кузьмича. Казалось, если он сдавит пальцы покрепче, стакан в его руке не выдержит и треснет, а молоко выльется на пол.

— Он ещё под гитару пел, — мечтательно закатила глаза маленькая чёрненькая, похожая на галчонка, Оля — супруга прапорщика. — Душевно, аж до мурашек по коже. Настоящие концерты в комнате у Маши закатывал. Романсы, арии…

Егор Кузьмич недобро зыркнул на неё. Женщина под его взглядом осеклась и замолчала.

— Денис… Денис… А фамилия у него какая?

— Пёс его знает, — буркнул Егор Кузьмич. — Нам до его фамилии дела не было. Машка-покойница с ним встречалась, не мы. Только она теперь не скажет…

Он мелко перекрестился.

— Адрес проживания… — продолжил закидывать удочки я.

— Чего не знаем, того не знаем, — практически сразу ответила Матрёна Ивановна. — Сам не говорил, а мы и не спрашивали…

— Верно Матрёна говорит — не рассказывал, — подтвердил Егор Кузьмич.

— А вы что скажете, Ольга? — обратился я к женщине.

— Я? — смутилась она.

— Ну да, вы… Может, слышали что-то краем уха?

— Нет, конечно. Не слышала я ничего…

— Уверены?

— Конечно! — теперь уже с вызовом ответила та.

— Хорошо.

Я сделал мысленную зарубку пообщаться с Олей при первом же более подходящем случае. Женщина явно не была настроена на откровенность в присутствии мужа и соседки. И это наводило на определённые размышления.

Хотя… не факт, что удастся разговорить и при других обстоятельствах и в другой обстановке. Не так уж просто эта Оля, как может показаться с первого взгляда.

Зуб даю — классический тёмный омут, в который и заглядывать-то страшно.

— А, скажем, в городе с ним сталкиваться не приходилось? — ощущая полную бесперспективность беседы, задал последний вопрос я.

— Он нам и здесь-то надоел хуже горькой редьки! Не видела и слава богу! — безапелляционно заявила Матрёна Ивановна.

Бывший прапорщик и его супруга сказали примерно то же самое, только другими словами.

И лишь в последний момент перед самым уходом Матрёна Ивановна сообщила мне кое-что интересное.

— Товарищ милиционер, вдруг вам это пригодится… В общем, к Маше несколько раз приходила какая-то странная женщина.

— А почему вы решили, что она странная? Что вас смутило?

— Это очень трудно объяснить… С виду женщина как женщина, не молодая, одевается хорошо, всегда в костюмчике, шляпке или шапочке с вуалью. Разве что немного крупновата…

Егор Кузьмич, глядя на Матрёну Ивановну, с трудом удержал улыбку: уже чего-чего, а его соседка точно не была миниатюрной.

— И вроде ничего такого, — продолжила та, — приличная интеллигентная барышня, разговаривает очень вежливо, наверняка, из бывших… Мужчина, пожалуй, и не заметит, но если посмотреть на неё со стороны женским взглядом… В общем, что-то с ней не так. Какая-то она не настоящая что ли…

— Да видел я её! — буркнул бывший прапорщик. — Баба как баба! А ты, Матрёна, не наговаривай! Лучше б вести себя как она научилась. Мерси там, прошу пардона иль сильвупле… А то вечно куришь да матом ругаешься!

Матрёна Ивановна покраснела, сжала кулаки. Запахло скандалом.

— Так, уважаемые жильцы: осталось выяснить, кто эта таинственная женщина с вуалью. Может, её коллега или родня? — спросил я, чтобы разрядить обстановку.

В действительности этот персонаж меня интересовал мало, в отличие от псевдо-инвалида.

Ответ на этот вопрос я тоже не получил.

Простившись с обитателями коммуналки, вышел из дома, чтобы подставить лицо холодному ветру с моря. Общение с этими гражданами порядком меня утомило, заболела голова.

Прямо энергетические вампиры какие-то!

Хуже всего, что ближе к раскрытию ограбления и убийства я так и не приблизился. Если Акопян не врал, а я был склонен ему верить, Машу Будько задушил одноногий Денис, который, не факт что на самом деле одноногий.

Если это так, спрашивается: на кой ляд ему вся эта маскировка? Прячется от кого-то? Или я столкнулся с недолеченным пациентом психушки, человеком, у которого просто поехала крыша? Например, с шизофреником.

А что — тоже версия. Скажем, одноногий инвалид — просто одна из его личностей. Во второй он может оказаться каким-нибудь удачливым нэпманом. А в третьей… Да кем угодно, хоть капитаном дальнего плавания!

Вот только ограбил Акопяна, а потом задушил наводчицу он весьма продуманно и хладнокровно.

Да уж… Только психов мне не хватало!

Я запрыгнул на подножку трамвая, доехал до нужной остановки и пошагал домой.

Как говорится, утро вечера мудренее. А ещё, я вдруг понял, что соскучился по Насте и очень хочу её обнять.

Как это здорово, когда тебя ждут и встречают с работы! И как долго я был лишён этого счастья!

Я открыл входную дверь квартиры ключами, шагнул в тёмный коридор.

— Я дома!

Обычно, после этих слов, Настя и Степановна выходили из комнаты ко мне навстречу. У нас даже сложился определённый ритуал встреч и провожаний.

Странно… Но сейчас ничего этого не произошло. Никто ко мне не вышел.

— Солнышко, ау! Я пришёл и я голодный как волк!

Я снял обувь в прихожей, обул тапочки и, перекинув через руку пальто, вошёл в нашу комнату.

Никого…

И тут отворилась дверь соседки, выглянула Степановна.

— Ой, Гриша пришёл…

— Ну да! А вы что — к Анне Эммануиловне в гости зашли?

Степановна ответила не сразу.

— Гриша, загляни сюда на секундочку. Помощь твоя нужна.

Вид у Степановны был крайне удручённый.

Я нахмурился.

— Случилось что? А Настя? С ней всё в порядке?

— С Настей да.

У меня отлегло от сердца.

— А вот с Анной Эммануиловной — нет, — продолжила моя вторая мама. — Да ты сам увидишь. Заходи.

— Хорошо.

Я вошёл в комнату и увидел, что соседка лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Её худые острые лопатки содрогались от рыданий.

Рядом сидела Настя, она поглаживала Анну Эммануиловну по спине и пыталась успокоить.

При виде меня, Настя слабо улыбнулась.

— Гриша, слава богу! Мы так тебя заждались.

Я подошёл ближе, поцеловал любимую.

— Что у вас стряслось?

Поскольку Анна Эммануиловна по-прежнему плакала, отвечать пришлось Насте.

— Гриша, такое дело… Анна Эммануиловна ходила к подружке. Та живёт на Черноморской. Анна Эммануиловна засиделась в гостях и, когда возвращалась назад, её ограбили в Александровском парке какие-то гопники. Приставили нож к горлу, забрали кошелёк с деньгами, сняли пальто, серёжки с ушей и обручальное кольцо…

— Так-так… Заявление в милицию написали?

— Какое там! — махнула рукой Настя. — Там, в парке, дежурил милицейский наряд. Они видели, как Анну Эммануиловну грабили, но ни один не пришёл к ней на помощь…

— Это точно?

Соседка медленно приподнялась и села. Её глаза были заплаканы, тушь потекла.

— Григорий Олегович, я хоть и не молода, но старческим маразмом не страдаю, — неожиданно спокойно сказала она. — Я своими глазами видела этих двух молодых людей в форме и при оружии. Они стояли и спокойно наблюдали за тем, как грабители меня раздевают. Потом, когда меня отпустили, я подбежала к ним, сказала, что меня ограбили, спросила — почему они не вмешались. Ведь это же их работа… А один из них, мордастый такой, засмеялся, назвал меня старой дурой и велел валить отсюда, покуда жива.

— Описать и тех и других сможете?

— Смогу, а толку⁈ — вздохнула Анна Эммануиловна. — Вы меня простите, Гриша. Вы — приезжий, всего не знаете, а наша милиция и грабители — они как будто заодно. Словно одна шайка…

— Давно это произошло?

— Час назад, — сказала Степановна.

Вряд ли за это время милиционеры сменились. Значит, у меня есть хороший шанс их застать.

Я встал и решительно направился к выходу.

— Григорий! — позвала Анна Эммануиловна.

— Да.

— Не вмешивайтесь, пожалуйста. Поверьте — будет только хуже! — всхлипнула она.

— Хуже — не будет! — твёрдо заявил я и вышел из комнаты.

Глава 22

Анна Эммануиловна догнала меня, когда я обувался в коридоре. Вслед за ней из комнаты вышли Настя и Степановна.

Вряд ли они собрались, чтобы меня проводить.

— Григорий, подождите меня, — умоляюще попросила соседка.

Я удивился.

— Анна Эммануиловна, зачем? Сам справлюсь.

— Вдруг вы перепутаете… Не хочу, чтобы пострадали невинные люди.

Я посмотрел на Настю, она кивнула.

Ну, раз медицина не возражает, кто я такой, чтобы оспаривать её вердикт?

— Как скажете. Только у вас ведь забрали пальто… — заметил я. — А на улице холодно, замёрзнете…

Анну Эммануиловну это не остановило.

— Ничего страшного. Одену старое. Его, правда, моль съела, но сейчас ведь не до красоты — так?

— Так, — согласился я. — Тогда собирайтесь быстрее, пожалуйста.

— Не беспокойтесь, я быстро. Приведу себя в порядок и пойдём. Пять минут — не больше.

Она скрылась на кухне. Я услышал, как в раковину полилась вода.

Настя, воспользовавшись паузой, прижалась ко мне.

— Гриша, прости, что так получилось?

— С ума сошла? — Я поцеловал её в макушку. — Я же милиционер.

— Ты у меня самый отважный милиционер на всём белом свете!

— Именно! Никогда не забывай об этом.

— Всё, я готова! Осталось только надеть пальто и обуться.

Соседка вернулась в коридор уже без следов потекшей косметики.

Я помог ей надеть старенькое драповое пальтишко, голову она покрыла шерстяным платком. Это её заметно старило.

— Готовы?

— Да. Можно идти.

На улице она чуть не поскользнулась и подхватила меня за локоть.

— Ой, простите!

— Всё нормально. Не переживайте, Анна Эммануиловна. Вам точно не страшно? Может, вернётесь домой? — спросил я.

— С вами мне ни капельки не страшно. Вы очень мужественный человек, Гриша.

Она посмотрела на меня снизу вверх.

— Я могу звать вас так, по-простому — Гришей?

— Конечно. Мы же соседи. И спасибо на добром слове, — улыбнулся я.

Мы шли быстрым шагом. Анна Эммануиловна старалась приноровиться к моему темпу. Когда она уставала, я немного замедлялся.

У входа в парк стояли двое милиционеров в чёрных шинелях и красных зимних шапках с козырьком — очень похожих на кепи.

Соседка остолбенела, крепко схватила меня за руку.

— Они? — догадался я.

— Они, — подтвердила Анна Эммануиловна. — Это вон тот, мордастый, сказал, что я — старая дура и велел проваливать. А тот, что с ним, мерзко подхихикивал. Гриша, может ну его — не надо их трогать?

— Анна Эммануиловна!

— Молчу-молчу!

— Мордастый, значит…

Одним из постовых был плотным коренастым мужчиной с отъеденной харей и тремя свисавшими подбородками. Шинель еле удерживала его телеса.

Да уж, явно не с голодухи опух.

Милиционеры курили и тихо переговаривались между собой. До нас долетали обрывки их разговора.

—… я Ганке, значит, и говорю — не ломайся, стерва. Всё одно моей будешь!

— А она?

— А чё она? Не баба чё ли? Для вида покочевряжилась, конечно, да всё равно — дала.

— Ну ты ходок!

— А то! Ты главное моей ничего не рассказывай!

— Спрашиваешь!

Я предупредил соседку:

— Анна Эммануиловна, сейчас я подойду к ним для небольшой беседы по душам. Вы, ради бога, оставайтесь тут и не вмешивайтесь. Если будет нужно, я вас позову.

— Да-да… Я сделаю всё, как вы скажете.

Я улыбнулся, чтобы подбодрить её и направился к постовым.

Они были слишком заняты обсуждением неизвестной мне Ганки и обратили на меня внимание лишь когда я встал как вкопанный напротив них.

— Тебе чего?

— Да вот, интересуюсь: вы — из милиции или как?

Мордатый смерил меня полупрезрительным взглядом, тычком пальца отправил окурок на землю.

— Слепой? Форму не видишь?

— Форму вижу, милиционеров — нет.

— Ты что — пьяный? — насторожился он.

— Трезвый. Удостоверения предъявите, — потребовал я.

— Какие на хрен удостоверения⁈ Шёл бы ты, паря, пока звездюлей не выписали, — хохотнул мордатый.

— Удостоверения предъявили, клоуны!

— Что⁈ А х ты, гад!

Милиционер был намного шире меня в плечах, выше ростом и крупнее. Эдакий «борец сумо» — крепкий, откормленный кабанчик, который не привык, что ему могут оказать сопротивление.

Он замахнулся, намереваясь двинуть мне по лицу и был неприятно удивлён, когда я перехватил его руку, резко вывернул, заставив согнуться, а потом добавил коленом в живот.

— С-сука! — зашипел он.

Второй дёрнулся, но мой окрик заставил его замереть.

— А ну — стоять, где стоишь! не то я сломаю ему руку к ядреной матери!

— Парень, ты что… Не дури…

Я краем глаза заметил, что он тянется к кобуре за револьвером.

— Куда! — снова повысил голос я и нажал на вывернутую руку мордатого так, что тот взвыл от боли. — А ну, убрал грабли с кобуры!

— Хорошо-хорошо… Убрал. Видишь?

— А ну, пошёл!

Я пнул мордатого под толстый зад и тут же отпустил его. По инерции он прошагал несколько шагов, прежде чем грузно свалиться на землю.

«Наган» сам прыгнул мне в руку.

Напарник мордатого стал мертвенно бледным, отступил назад.

— Эй, ты чего! Мы же тебе ничего не сделали…

— Лапы в гору! — зло сказал я и перевёл взгляд на «сумоиста». — Теперь ты, толстяк! Хорош валяться! Встал и присоединился к приятелю. Ближе! Ещё ближе!

В итоге оба милиционера замерли с поднятыми руками. Чувствовалось, что им крайне не по себе.

— Парень, не надо! Только не стреляй! У нас семьи есть, дети… Бери что хочешь — только пощади!

— Вспомнили по семью, уроды! — прорычал я, кипя от гнева. — Только шевельнитесь — ляжку прострелю!

Не убирая «наган», я тщательно обыскал их левой свободной рукой. В итоге ко мне перекочевали две «ксюхи» и два «смит-вессона».

— Ты кто такой? — угрюмо спросил мордатый, который сообразил что вот так, сходу, убивать я не собираюсь.

— Уголовный розыск.

Милиционеры облегчённо выдохнули.

— Свой…

— Какой в задницу свой! — охладил их порыв я.

Мордатый попытался опустить руки, но я снова направил на него револьвер.

— Товарищ… — жалобно протянул «сумоист».

— Твои товарищи в овраге кобылу доедают.

— Да что собственно произошло? Чего ты к нам привязался, уголовный розыск? — не выдержал он.

— А то ты не знаешь?

— Не знаю!

— Полтора часа назад на ваших глазах ограбили вот эту гражданку, — я кивнул в сторону Анны Эммануиловны. — Ни один из вас не вмешался! Поэтому я первым делом спросил — кто вы: менты или клоуны? Похоже, что клоуны!

Оба угрюмо поникли.

— Что с нами будет? — наконец, спросил мордатый.

Согласно удостоверению он носил фамилию Чупахин.

— Разберёмся. Может, на месте пристрелю, а может…

— Что — может? — увидел луч надежды Чупахин.

— А может живые останетесь. Как дело пойдёт. Кто женщину ограбил — знаете?

— Ну знаем, — еле слышно прошелестел напарник Чупахина — Малинкин.

Он был намного младше того, по сути совсем ещё пацан лет восемнадцати. Худой и лопоухий. Казённая шинель была ему велика, в ней его тщедушное тело терялось.

— Говори! — переключил внимание на него я.

— Борька Анархист с дружками.

— Анархист, значит… И сколько с ним этих дружков?

— Вместе с Борькой трое будет.

— Оружие?

— Шпалеров при них нет, финки и кастеты…

Уже лучше. Хотя бы преимущество в огнестреле на моей стороне.

— Где они?

— Откуда мне знать? — удивился Малинкин.

— На том конце парка они, — сказал Чупахин. — Они обычно до утра из парка не уходят. Самая страда у них…

К нему постепенно возвращалось хладнокровие, и это мне не нравилось. Чувствует за собой какую-то силу?

— Слышь, уголовный розыск! Оружие верни и отпусти нас по добру — по здорову… — внезапно выпалил он.

Я вскинулся.

— А то что?

— Ничего… Пожалеешь, — угрожающим тоном заявил Чупахин.

— Да ну? — Я не смог удержать себя от удовольствия съездить ему по широкой и сальной роже.

— Больно же! — завопил он.

— Добавить?

— Не надо…

Пора принимать решение. Я один, Анна Эммануиловна при всём желании скорее обуза, чем подмога.

Напрячь этих ментов, чтобы помогли мне и тем самым искупили вину?

Я с сомнением оглядел эту несладкую парочку. Малинкин — тёмная лошадка, может, готов встать на путь исправления, а может — нет. Только гадать на ромашке я точно не стану.

Твёрдо знаю одно: к Чупахину спиной поворачиваться нельзя. Нож всадит за милую душу.

Как ни крути, надо закрывать тему. Пока вожусь с оборотнями в милицейской форме, бандиты свалят из парка, а они меня интересуют в первую очередь.

Взвесив за и против, я определился:

— Значит так, клоуны!

Милиционеры напряглись, понимая, что в эту минуту решается их судьба.

— Документы и оружие остаются при мне. Вы завтра с самого утра пишете заявление по собственному желанию.

— Чего?

— Увольняетесь из милиции — вот чего! Я проверяю и, если не обманули, возвращаю ваше имущество. По-хорошему тюрьма по вам плачет, но вам повезло — мне ещё бандитов ловить.

— Верни хотя бы шпалеры, — попросил Чупахин. — Патроны себе оставь, если боишься, что в тебя стрельнем.

— А ещё раз по морде?

Он отвернулся.

— Как мы тебя найдём? — произнёс Малинкин.

— По фамилии. Бодров Григорий, — представил я. — Я в угро один такой — не перепутаете.

— Да мы уж поняли, — хмыкнул он.

— Всё, валите отсюда, пока не передумал.

— А как же дежурство?

— Да никак! Что есть вы на посту, что нет вас — простым гражданам без разницы. Всё равно бандитов не ловите.

Спровадив обоих уродов, я подошёл к Анне Эммануиловне.

— Строго вы с ними, — сказала она.

— Заслужили. Теперь делаем так: вы по-прежнему стойте тут. Если бандиты всё ещё в парке, попробую их взять.

— Один?

Вместо ответа я повёл плечами.

— Храни вас господь! — Анна Эммануиловна перекрестила меня. — Ступайте!

Я кивнул и шагнул к незапертым воротам парка, чувству себя как одинокий волк на охоте.

Главное — не промахнуться!

Глава 23

Одинокий мужчина в практически пустом парке — лакомая наживка для уголовного отребья, промышляющего ночными грабежами. Примерно так я думал, когда шёл по аллеям Александровского парка, некогда излюбленного места для прогулок одесситов.

Навстречу мне попалась компания, оккупировавшая одну из чудом уцелевших скамеек в одной из ниш. Сердце сжалось — они?

Малинкин говорил, что бандитов трое, а тут с полдюжины — конкретный перебор, с такой оравой мне не совладать, особенно, если у кого-то всё же окажется при себе огнестрел. А его сейчас на руках ходит до хрена и больше. И не все из этих рук служат честным и порядочным гражданам.

Я нарочно замедлил шаг, когда проходил мимо скамейки.

Послышался пьяный смех и… стихи.

Ахренеть, один из этой честной или не честной (сейчас узнаем) компании вслух читал Блока, причём декламировал вполне профессионально, с паузами, интонациями и эмоциями в нужных местах…

Занятно, очень занятно.

Ночной клуб любителей поэзии или грабителям стало скучно и они развлекают себя таким непривычным макаром? Даже среди отъявленных головорезов встречались поклонники высокого, ценители оперы, балета или художников-авангардистов, так что расслабляться нельзя.

— Гражданин, — позвали меня.

Началось?

— Да, — замер я.

— У вас закурить не найдётся?

По классике сразу такого вопроса случается мордобой. Я один, их шестеро. Молодые крепкие парни, причём поддатые.

— Бросил.

— Жаль. Извините.

И всё?

Я выждал ещё несколько секунд, прежде чем продолжил путь, но никто больше мной не интересовался.

Не те.

Центральная аллея проходила мимо беседки. Было темно, поэтому я хорошо разглядел в ней несколько огоньков от папирос. Когда подошёл ближе, огоньки полетели в кусты и вряд ли случайно.

На меня обратили внимание.

— Уважаемый, — голос принадлежал высокому мужчине вслегка заломленной на бок шапке-кубанке.

Он с лёгкостью спортсмена перепрыгнул через парапет беседки и направился ко мне.

Вышла луна и осветила его лицо. Больше всего поражал взгляд — наглый и бесцеремонный. Такой бывает у тех, кто не привык встречать отпор и получать сдачи.

— Слушаю вас.

— Вам не кажется, что ночь — не самое лучшее время для прогулок? Тем более в парке, — с издёвкой поинтересовался он.

Его дружки покинули беседку и встали так, чтобы я оказался в полукруге.

— Вы так думаете? — промямлил я, нарочно выказываю слабину.

Это должно было подстегнуть бандитов — а то, что мне попались именно они, уже не вызывало сомнений. Обычные граждане так себя не ведут.

Нет, ещё оставалась вероятность нарваться на простых хулиганов, но эта троица вела себя с хладнокровием профессионалов, без пьяного куража и издевательств.

— Я не думаю, я уверен! — хмыкнул высокий.

Его подельники были пониже ростом, крепко сбитые, широкоплечие. Очень непростые противники, вздумай я пуститься с ними в рукопашную.

В руке их главаря сверкнуло лезвие финского ножа.

— Мужчина, если вам дорога жизнь и не хочется неприятностей, сделайте одолжение: снимите с себя пальто и облегчите ваши карманы. Поверьте, мы — люди мирные и очень не любим убивать, — сказал он, поигрывая финкой.

— Боря Анархист? — спросил я совершенно спокойным тоном, чем сбил главаря с толку.

— А мы что — знакомы? — удивился он.

— С этого момента — да! — кивнул я и вытащил револьвер.

С моей стороны было бы большой глупостью демонстрировать этим отбитым ребятам приёмчики джиу-джитсу. Нет, конечно, кого-то бы я обязательно заломал, однако итог схватки мог оказаться далеко не в мою пользу.

Мужики мне попались опытные, кручёные, к тому же у них численное превосходство, так что кулаки надо держать при себе.

— Ты чего? — вздрогнул Анархист.

— Уголовный розыск. Вы арестованы. И да, финку на землю, подальше от себя! — приказал я. — К твоим дружкам это тоже относится.

Меня очень удивила их реакция. Никакой паники, только ледяное спокойствие, словно каждый второй встречный на их пути — сотрудник уголовки. При этом на меня не кинулись, не попытались выбить револьвер: а начни на меня нападать все трое, кого-то бы я упустил. Дистанция между нами всего пара шагов.

— Уголовный розыск, значит. Хорошо, дядя, только не стреляй! — Анархист сделал то, что велели — выбросил финку.

Двое оставшихся бандитов поступили таким же образом. И опять же без тени страха и желания сопротивляться. Даже слова плохого в мой адрес не сказали.

Я что — в сказку попал, в которой грабители покорны сотрудникам органов и ведут себя как овечки?

— Сняли ремни, положили на землю. Шаг вперёд. Встали спиной ко мне, руки за спину! Не дёргаться!

Я связал им руки ремнями и обыскал. Удостоверений личности при них не было, только у Анархиста нашлись профсоюзные корочки на имя Бориса Мозера.

— Это твоя настоящая фамилия?

— Я слишком люблю своего покойного отца, чтобы отрекаться от его фамилии, — ответил он. — Когда-то нам принадлежала куча виноградников в Крыму. Мы были богаты, но я решил, что это мещанство не для меня и пошёл делать революцию.

— И в итоге докатился до грабежа?

— Я играю на лучших чувствах людей и предлагаю им делиться со страждущими. Кому-то могут не нравиться мои методы, но они воспитывают человека будущего: абсолютно бескорыстного и готового помогать ближнему своему. Личное имущество сковывает нас, не даёт идти вперёд, — не поворачиваясь, подвёл «философскую базу» Анархист.

— Круто! Будешь следователю излагать — заслушается.

— Революция ещё не до конца выжгла в людях мещанство. Потребуются годы, чтобы в стране появилось общество, не заражённое буржуазной бациллой.

— Побереги красноречие для суда. Оно тебе ещё пригодится. Вы недавно раздели женщину, сняли с неё пальто и драгоценности. Где они?

— За беседкой в кустах лежит узел. Все вещи в нём.

— Пошли, посмотрим.

Бандит не обманул, в указанном месте действительно лежал довольно тяжёлый узел: видимо, улов этой ночью у Анархиста и его подельников выдался богатый.

Я заставил одного из них тащить узел на себе, для этого пришлось развязать его руки.

Троица шла впереди, я держался в нескольких метрах сзади, не убирая револьвер.

— Григорий! — подбежала к нам соседка.

— Анна Эммануиловна, я же просил вас держаться возле входа!

— Мне стало страшно… Не за себя, за вас! Я не выдержала и пошла за вами.

— Пожалуйста, больше так не поступайте. Делайте то, что сказали.

— Больше не буду! Честное слово!

— Хорошо. Находитесь возле меня и не вздумайте оказаться между мной и ими, — показал я на бандитов.

— Вы всё-таки арестовали их! — ликующе произнесла соседка. — Какой же вы молодец, Гриша!

— Это моя работа, Анна Эммануиловна.

— Куда вы их ведёте? На расстрел?

Я улыбнулся.

— Военный коммунизм закончился, Анна Эммануиловна. Я отведу их в уголовный розыск, посажу в камеру. Потом будет суд.

— А потом их расстреляют? — продолжила настаивать на высшей мере социального наказания соседка.

— Это уже как решит суд. Всё будет по закону. Но, думаю, ставить к стенке не будут. Сядут в тюрьму и точка.

— Плохие у нас законы, — вздохнула она.

На полпути нам всё же удалось поймать повозку и уже добраться до ней в угро.

Когда я ввёл трёх арестованных, дежурный с трудом оторвал голову от столешницы. Мы его разбудили, и теперь он никак не мог сфокусировать на нас мутный взгляд.

— Вот, принимай, — показал я на бандитов.

Дежурный отчаянно заморгал.

— Бодров, какого хрена? Кого ты сюда притащил?

— Эти трое разбойничали в Александровском парке. Несколько часов назад они ограбили гражданку… — Тут я вспомнил, что не знаю фамилию соседки, и она пришла мне на помощь.

— Коцюбенко. Анна Эммануиловна Коцюбенко. Может, вы меня помните? Я когда-то пела в театре…

— Не помню, — недовольно пробурчал дежурный. — Я в театры не хожу.

— И очень зря! — укоризненно покачала головой женщина.

— Короче, они ограбили гражданку Коцюбенко. Она обратилась ко мне, я отправился в парк, где застукал всю троицу и взял с поличным.

Я поставил перед дежурным узел с награбленным.

— Что здесь?

— То, что они сняли с жертв. Думаю, завтра можно поднять заявления по грабежам. Возможно, кто-то опознает свои вещи. Принимай по описи.

— Хорошо, — кивнул он. — А этих трёх в камеру?

— Да. Вот у него, — кивнул я на Анархиста, — при себе были документы на имя Бориса Мозера. Похоже, настоящие.

— Я же сказал: я слишком дорожу памятью отца! — тут же проявился он. — Никто и никогда не заставит меня сменить фамилию.

— Заткнись! — грозно посмотрел на него дежурный.

Он перевёл взгляд на меня.

— Значит так, Бодров. Ты завтра работаешь или выходной?

— Работаю.

— Тогда езжай домой. Я определю этих в камеры, запишу у гражданки Коцюбенко адрес.

— Зачем вам мой адрес? — удивилась Анна Эммануиловна.

— Как зачем? Чтобы вызвать вас повесткой для дачи показаний.

— Хорошо.

Дежурный снова заговорил со мной:

— Утром вызову следователя, ты ему всё расскажешь, подкрепишь показания уликами, — он кивнул на узел. — Короче, как обычно.

— Договорились. Тогда ты пока записывай адрес Анны Эммануиловны — если что, мы с ней соседи, а я к себе в кабинет схожу.

— Лады. Вот ключ от него.

— Спасибо.

В отделе я открыл сейф и положил в него удостоверения и оружие Чупахина и Малинкина. Не хватало ещё держать их при себе.

Затем, воспользовавшись удачным моментом, проник в кабинет делопроизводителей и вытащил из тайника пакет с червонцами.

Пущу на полезное дело. Насте скоро носить будет нечего — совсем поистрепалась, юбки и кофты штопаны-перештопаны уже не по одному разу. Да и мне не мешало бы чуток обновить гардероб: обувь скоро запросит манной каши.

А тут прям как найденные!

Вернувшись, увидел возле дежурного только Анну Эммануиловну. Бандитов уже определили по «нумерам», то есть отвели в камеры.

— Закончили?

— Да, — подтвердил дежурный. — Давай, Бодров! До скорого.

— До завтра… Вернее, уже до сегодня, — поправился я.

Мы вернулись домой, на пороге нас встретили Настя и Степановна. По их встревоженным лицам я понял, что мои родные так и не ложились спать.

— Ну как? — первой не выдержала жена.

— Всё в порядке! Ваш Гриша такой герой! Сначала скрутил тех милиционеров, которые надо мной смеялись, а потом в одиночку арестовал трёх бандитов, и те даже пикнуть против него не посмели! — похвасталась Анна Эммануиловна.

— Гриша у меня такой! — с любовью и нежностью посмотрела на меня супруга.

— Так, хватит обо мне! Ночью было довольно прохладно. Анна Эммануиловна, вы как — не замёрзли?

— Если только немножко.

— Я тоже слегка замёрз. Давайте выпьем на кухне чаю и спать!

Глава 24

Всю ночь я ворочался и не мог заснуть. В голову лезла всякая ерунда, которая не давала мне спать. Лишь перед рассветом удалось немного забыться.

Утром башка была квадратной, а морда лица — опухшей. Только чувства долга заставило меня встать, позавтракать без особого аппетита и выйти на работу.

— Товарищ Бодров? — окликнул меня прилично одетый мужчина, стоявший возле водосточной трубы у дома напротив.

Я сразу замер, рука машинально полезла во внутренний карман за револьвером.

Не люблю всякого рода «случайные» встречи. Как правило — они совсем не случайные…

— Вы меня не узнали? Леонид Поляков, ваш коллега — тоже работаю в уголовном розыске.

Я всмотрелся в его бритое узкое лицо с небольшими карими глазами.

— Почему — не узнал? Узнал, конечно. Видел вас вчера на совещании у Барышева.

— Верно.

Он отклеился от водосточной трубы, как-то виновато улыбнулся.

— Григорий, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь.

— Надеюсь, у вас найдётся для меня свободная минутка?

— Давайте по дороге поговорим. Я на работу спешу. Вы, наверное, тоже…

Он кивнул.

— Именно это я и собирался вам предложить. Пообщаемся по пути на службу.

Мы вместе пошагали по улице, вдыхая холодный морской воздух с ароматами наступающей весны и запахом горелых дров.

— Слушаю вас, Леонид… э…

— Просто — Леонид. И, давай без этих буржуазных церемоний, по нашему, по простому — на ты?

— Только за. Слушаю тебя внимательно, Леонид.

— Такое дело, Григорий… Ты вчера забрал документы и оружие у двух милиционеров, дежуривших в парке.

— Забрал, — не стал отрицать очевидное я. — А ты здесь причём?

— Будь человеком, Гриша — не порть людям жизнь. И Чупахин и Малинкин — нормальные ребята.

— Эти «нормальные ребята» спокойно стояли и смотрели, как при них трое грабителей «чистят» пожилую женщину. А когда та обратилась к ним за помощью — просто послали её куда подальше.

— У всех бывают проколы, — поморщился Леонид. — Ребята всё осознали, раскаялись и готовы попросить у тебя и у этой женщины прощения. Дам парням шанс, Гриша. Как коллега коллегу прошу.

Я остановился, внимательно посмотрел на Полякова. Тот дружелюбно улыбнулся.

— Ну что: простишь их?

— Лёнь, — коль собеседник несколько раз назвал меня Гришей, я тоже себя позволил небольшую фамильярность в его отношении, — эти двое — они для тебя кто, раз ты за них вписываешься? Родственники, друзья?

— Ни то, ни другое, — усмехнулся он. — Просто нормальные ребята, которым нужна помощь.

— Интересно. Раз ты нарочно пришёл к моему дому с утра пораньше, значит, они помчались к тебе сразу, несмотря на поздний час. Потом ты ещё успел пробить мой адрес… Что тебя с ними связывает, Лёня?

— Гриша, верни Чупахину и Малинкину удостоверения и оружие. Ну что тебе стоит? Я же сказал: они всё осознали, готовы искупить вину…

Он замолчал и внезапно спросил сухим наждачным тоном:

— Сколько?

— Что — сколько?

— Сколько тебе надо, Бодров, чтобы ты закрыл глаза?

Я покачал головой. Оказывается, я больше не Гриша и мне на полном серьёзе предлагают взятку.

Эх, Одесса — жемчужина у моря…

— Столько не напечатали, Лёня!

— Как это понимать?

— Да так и понимай, что всё остаётся без изменений. Чупахин и Малинкин пишут заявление об уходе, я им возвращаю всё, что вчера отобрал. Времени у них… скажем, до обеда, — равнодушно сказал я. — И пусть скажут мне спасибо, что я не даю этому делу дальнейший ход.

Поляков погрустнел. Его и без того маленькие глаза стали узкими как щёлочки.

— Эх, Бодров-Бодров… Зря ты так! Может, одумаешься? — с надеждой выпалил он.

— Нет, Лёня. Решение моё как в суде последней инстанции — окончательное и обжалованию не подлежит. Так и передай своим протеже.

Он сжал зубы с такой силой, что его лицо затряслось, а губы побелели.

— Ладно, Бодров. Вижу, по хорошему ты не понимаешь… Ну, бывай тогда!

— И тебене хворать, — с прежним показным равнодушием простился я.

Поляков резко отпрянул от меня и пошагал в другую сторону. Я не стал смотреть ему вслед.

Есть хорошая поговорка: убивают не те, кто угрожают убить. Но и расслабляться не стоит. При желании организовать для опера пакость — штука несложная. Особенно, когда за тобой кто-то стоит.

В Одессе у меня прикрытия нет и отмазывать от неприятностей некому. Поэтому сам, всё сам.

Утро было безнадёжно испорчено.

Дежурный в угро ещё не успел смениться. Он что-то чиркал в журнале, когда я с ним поздоровался.

— Привет! Ну как там мои?

— Здорово! Кто — твои?

— Задержанные…

— Какие ещё задержанные? — удивился дежурный, причём так искусно, что я на месте Станиславского зааплодировал бы ему и сказал «верю».

— Тех, что я этой ночью к тебе притаранил для оформления. Этот, как его — Мозер.

— Мозер-то. Всё в порядке с Мозером — сидит, голубчик, — усмехнулся дежурный.

У меня от сердца отлегло.

— Отлично.

Ну хоть здесь порядок. Надеюсь, следак не забудет меня пригласить на допрос.

Успокоенный я прошёл в кабинет, где застал Ахметджанова. Он сидел, откинувшись на спинку стула и выставив ноги вперёд. Судя по тому, что шапка была сдвинута на глаза — сыщик дремал.

— Хорош дрыхнуть! — сказал я. — Работать пора.

Ахметджанов зевнул, убрал шапку и сладко потянулся.

— Я уже наработался. Вчера до позднего вечера за твоим Стекловым ходил как приклеенный.

— Надеюсь, не зря?

— Хрен его знает. Может и зря. Пока ничего интересного: после работы завернул на Староконный рынок, потом домой. По дороге ни с кем не общался. Сдаётся мне — пустышку тянем. Не он склад грабанул…

— Побольше оптимизма, коллега! Рома уже пришёл?

— Не, Ромы сегодня не будет. У Стеклова выходной, Ромина очередь за ним шататься. Кабанов, кстати, ругается. Говорит — если за два дня ничего путного по Стеклову не накопаем, бросаем его разработку и ищем другого.

Дверь резко распахнулась, в кабинет вошли двое: Кабанов и неизвестный мужчина с морщинистым лицом, в очках, с редкими вихрами, в наглухо застёгнутом на все пуговицы английском френче. Я сразу заметил, что мой непосредственный начальник держится перед ним заискивающе и где-то даже с опаской.

— Вот, товарищ Зубцов, это и есть Григорий Бодров, о котором вы спрашивали…

Мы с Ахметджановым поднялись. Мне очень не понравился цепкий и злобный взгляд, которым наградил меня этот Зубцов. Было в нём что-то маниакальное.

— Вы ко мне? — спросил я, интуитивно чуя проблемы, туеву хучу проблем.

— Зубцов, подкомиссия по зачистке, — коротко бросил человек в очках. — Бодров, чем вы занимались вчера вечером?

— Во время работы?

— После неё, — скривился Зубцов. — Особенно меня интересует то, что у вас произошло в парке с милиционерами Малинкиным и Чупахиным.

Империя… то есть Поляков наносит ответный удар?

— Эти двое милиционеров, находясь на дежурстве, стали свидетелями ограбления гражданки Анны Эммануиловны Коцюбенко. Трое вооружённых ножами бандитов заставили её снять с себя пальто и украшения, а так же отобрали все деньги из кошелька. Чупахин и Малинкин видели, что происходит, но не среагировали положенным образом. Вместо того, чтобы воспрепятствовать ограблению, они не стали вмешиваться в происходящее и проигнорировали просьбу гражданки Коцюбенко о помощи. Таким образом они совершили должностное преступление, — переходя на казённый язык протокола, произнёс я.

— А почему мне ничего не сказали? — испуганно пролепетал Кабанов.

— Это было поздно вечером, практически ночью. Я собирался доложить обо всём с утра, но не успел, — соврал я.

Зря я дал этим двум уродам шанс уволиться из органов по тихому. Сейчас, если начнут качать ситуацию, мне же и прилетит за мою доброту… Сохранил честь мундира, называется…

— Свидетели у вас есть? — склонил голову набок Зубцов и стал рассматривать меня сквозь толстые стёкла очков так, словно перед ним какой-то редкостный экземпляр болотной гадюки из террариума.

— Сама гражданка Коцюбенко.

— Заявление гражданки, — потребовал Зубцов.

— Насчёт ограбления?

— Сначала насчёт поведения постовых милиционеров!

— Заявления нет, — потупил взор я.

— Вы изъяли у милиционеров служебные удостоверение и оружие… Где они?

— Здесь, — показал я на сейф. — А в чём собственно дело, товарищ Зубцов.

— А дело, Бодров, в том, что оба милиционера говорят, что никакого ограбления не было, что они дежурили на посту, когда появились вы — пьяный, размахивающий револьвером. Вы направили револьвер на них и, угрожая расправиться, отобрали документы и оружие. И всё это Малинкин и Чупахин рассказали у себя в отделении и там же написали на вас заявление…

— То есть ограбления не было, а я, значит, был пьяным и угрожал им оружием… Интересно девки пляшут, — присвистнул я.

— То есть вы признаёте свою вину?

— Не признаю, — категорическим тоном заявил я. — Всё было именно так, как рассказал я и у меня есть свидетельница — Коцюбенко Анна Эммануиловна.

— Угу, ваша соседка, которая из дружеских побуждений или опаски, могла подтвердить для вас всё, что угодно, — злорадно ухмыльнулся Зубцов.

Я видел, я догадывался, что он в курсе как всё было, но ему доставляло удовольствие топить меня.

Дело приобретало скверный оборот.

Я вытащил второй свой козырь.

— Хорошо, вы можете не доверять гражданке Коцюбенко, но у меня есть другие доказательства.

— Показания ещё какого-нибудь соседа или соседки? — не выдержал и злорадно ухмыльнулся Зубцов.

Я не стал доставлять ему удовольствие и хладнокровно продолжил:

— Дело в том, что я вчера лично арестовал тех, кто ограбил гражданку Коцюбенко в парке. Это был некий Борис Мозер, известный по прозвищу Борька Анархист, с ним было ещё двое подельников. Я ночью доставил всех трёх задержанных в угрозыск и передал дежурному для оформления.

Кабанов облегчённо вздохнул.

— Вот видите, товарищ Зубцов, у меня в отделе всё в порядке. Не стоило так переживать.

— Дежурного сюда вместе с журналом учёта арестованных! — вместо ответа на его слова, потребовал Зубцов.

Кабанов кивнул Ахметджанову, который дотоле с открытым ртом внимал происходящему.

— Да-да, сейчас, — он понял, что от него хотят и пулей выскочил из кабинета.

Вернулся вместе с дежурным, державшим подмышкой журнал.

— Вызывали?

— Вызывал, — подтвердил Кабанов. — Что у тебя по Борису Мозеру?

— По Мозеру… Сейчас посмотрю, — дежурный положил на стол журнал, пролистнул его и ткнул в запись пальцем. — Вот, гражданин Мозер арестован, находится у нас…

— Покажите, — потребовал Зубцов.

— Да-да, — подвинул к нему журнал Кабанов. — Вот, у нас всё чётко, как в аптеке. Фиксируем всё до мелочей…

Зубцов склонился над записью, долго её изучал, а потом поднял вопрошающий взгляд на меня.

— Да, всё верно. Борис Мозер сидит у вас в камере.

Я было успокоился, как грянул выстерл'.

—… но, — после паузы объявил Зубцов, — здесь указано, что задержали его не этой ночью, а две недели назад. И брал его не Бодров, а агент уголовного розыска Поляков. Как прикажете это понимать, гражданин Бодров⁈

Я нервно сглотнул. Это была конкретная подстава, и, кажется стала прорисовываться схема происходящего. Вот почему так спокойно и безмятежно вёл Себя Мозер, вот почему не оказывали сопротивления его дружки. Вся эта свора благополучно сидела у нас в «КПЗ» по какому-нибудь пустячному делу, а по ночам выходила на ограбления, тем самым обеспечивая себе идеальное алиби.

Поляков обеспечивал им «крышу», по его же приказу постовые милиционеры не трогали бандитов, а те, очевидно, платили за оказанные услуги процент…

Простая, но продуманная и эффективная схема, которую я чуть было не сломал… Да, попал так попал. Мне ж ни одна собака не поверит…

— Так всё-таки — как это прикажете понимать, Бодров⁈ — повторил вопрос Зубцов.

— Ну как-как… — жалобно пролепетал я, делая шаг к нему. — Облажался я, гражданин начальник…

Когда между нами оказалось все несколько сантиметров, я резко толкнул его в сторону, рванул на себя ручку двери и выскочил из кабинета.

— Стой, сволочь! Стой! — полетело мне в спину.

Глава 25

Я выскочил из дверей губрозыска как пробка из бутылки с шампанским, едва не сбив какую-то полную гражданку.

— Простите…

— Хам!

Какие-то секунды у меня ещё были, но именно что секунды.

Я пересёк улицу, нырнул во дворы и вынырнул на широком проспекте, где пока до меня никому не было дела.

Возле парикмахерской наткнулся на лихача. Пассажира в коляске не было.

Ждёт кого-то или свободен?

А, плевать!

Не долго думая, я запрыгнул в коляску, рессоры спружинили под моим весом.

— Эй, ты чего?

Кучер — пожилой представительный дядька недовольно обернулся в мою сторону.

— Гони, дядя! Спешу. Плачу вдвое, — выпалил я, для убедительности приложив руку к сердцу.

Дела шли так, что сейчас я мог обещать что угодно, хоть полцарства в придачу.

Он обрадованно кивнул и тронул с места.

Я знал, что в первую очередь меня станут искать дома, что через несколько минут, когда ступор пройдёт, свора во главе с Зубцовым полетит на мой адрес. Но я не мог поступить иначе, я обязан предупредить Настю и Степановну.

Лихач не подвёл, довёз быстро. Я сунул ему деньги, спрыгнул на мостовую о побежал в подъезд, перепрыгивая через ступеньки крыльца, а потом и лестницы.

Ворвался в квартиру подобно смерчу и кинулся к жене.

— Настя, прости, мне некогда разговаривать. Слушай меня внимательно и не перебивай, — скороговоркой затараторил я. — У меня неприятности, меня ищут и скоро будут здесь. Что бы тебе ни говорили, знай, я не виноват.

Она встревоженно кивнула.

Я кинулся в комнату, вытащил пакет с червонцами, взял несколько штук себе, остальное показал Насте.

— Что это? — удивилась она.

— Это… командировочные. Их нельзя держать здесь. Сюда придут с обыском, а вам надо на что-то жить, пока я всё порешаю. У соседнего дома, розового такого есть арка — помнишь? — стал инструктировать я.

— Д-да.

— Если присмотреться, в правом нижнем углу раскрошилась кладка. Я вытащу один из кирпичей и засуну пакет на его место. Думаю, никто его там не найдёт. Ни в коем случае не иди туда сегодня или завтра: за тобой могут следить. Когда всё-таки пойдёшь — будь осторожна, проверяйся от слежки. Умеешь?

— Мой папа и муж — сыщики.

— Умничка, — мне хотелось задушить её в объятиях, но я мог позволить только один короткий поцелей. — Когда появится Шер, передай, что я буду искать с ним встречи в оговоренном месте в десять вечера, начиная с послезавтра. Он в курсе, где это. И не переживай — всё будет хорошо!

— Я знаю!

Я видел как Насте тяжело, и как она пытается не падать духом и держаться. Всё-таки повезло мне с женой!

Поцеловав Настю и обняв Степановну, я вышел из дома и, надо сказать, вовремя — через минуту зацокали копыта и возле подъезда остановились две повозки с вооружёнными милиционерами. Ещё немного, и они запрудили весь двор.

Я не удивился, когда увидел среди них Полякова. Вот же гад, подсуетился!

А мои коллеги лучше б с таким энтузиазмом ловили настоящих бандитов, а не меня.

В таких ситуациях нет времени на раскачку, решения необходимо принимать молниеносно. И я уже знал, что буду делать.

Но сначала предстояло спрятать деньги, и я пошагал к арке соседнего дома, где убедился, что никто меня не видит и стал ковырять кладку, чтобы спрятать пакет с червонцами.

По моим прикидкам минут через пять в окрестностях начнётся беготня, когда Поляков решит, что может поймать меня по горячим следам.

Ну-ну, флаг ему в одно место!

Подняв воротник шинели я вышел из арки на улицы и затерялся среди домов. Пускай побегают, поищут…

Было часов семь вечера, когда я бесцеремонно вошёл в кабинет Френкеля. Нафталий Аронович в этот момент закрывал дверцы высокого массивного шкафа.

— Вы? — его бровь взлетела вверх, демонстрируя крайнюю степень изумления.

— Я, — не стал отрицать очевидное я и опустился на его место за огромным письменным столом, на котором стояло сразу два телефонных аппарата. — Хорошо устроились, Нафталий Аранович, с размахом…

— А как же?.. — беспомощно завертел головой Френкель.

— Ваш охранник? — догадался, что он имеет в виду, я. — Не переживайте, с ним всё будет хорошо. Я слегка пережал его сонную артерию и только…

Френкель быстро взял себя в руки.

— Что вы здесь делаете?

— Сижу, как видите.

— Да, но ведь вы… — начал он и замолчал.

— В бегах? — помог я ему.

— Да. Вас ищут, причём ваши же…

— Вот поэтому я у вас. Здесь искать меня они точно не будут. Нафталий Аронович, мне нужно надёжное укрытие дней на десять.

— И вы набрались наглости просить меня об этом? — судорожно хватаясь за враз ставший тесным воротник сорочки, выпалил он.

— Кто, если не вы мне поможет?

— Вы с ума сошли⁈ — заволновался Френкель.

Я развёл руками.

— Может и сошёл, но в данном случае это был единственный логически выверенный ход. Мы ведь играем с вами в одной команде, Нафталий Аранович. Или, если смысл этой идиомы вам не понятен — плывём в одной лодке.

— Разве? Я думал — вы служите в уголовном розыске, а я… Я скромный негоциант, бизнесмен. Не вижу между нами ничего общего.

— Мы оба — авантюристы в хорошем смысле этого слова. И да, я не прошу вас об одолжении…

— Неужели? А как тогда прикажете всё это называть?

— Командной игрой. Вы помогаете мне, я помогаю вам и… Папе. Неужели Папе уже не интересно узнать, кто ограбил Акопяна и, тем самым, подорвал его авторитет?

— Папа хочет примерно наказать этого мерзавца, — кивнул Френкель.

— Ну вот видите! Я найду того, кто грабанул Акопяна, и авторитет Папы снова поднимется на недосягаемую высоту.

Губы Френкеля задрожали.

— Вы? И как вы его найдёте, Бодров? Вас ведь самого ищут!

— Те, кто меня подставил, а меня подставили — вы ведь в этом не сомневаетесь? — скоро об этом пожалеют. Всё что мне нужно, Нафталий Аронович, — скромное, а главное — надёжное убежище. Если вы мне его обеспечите, я восстановлю своё честное имя…

— Честное? — перебил меня он.

— Честное, — подтвердил я. — Ведь я не делал того, что на меня вешают, а значит — честен, хотя бы в данном вопросе. Так вот, я закрою этот вопрос, восстановлю статус-кво и найду того, кто нанёс урон Папе. Мир, Нафталий Аронович?

Френкель посмотрел на меня с восхищением.

— Вы действительно очень удивительный человек, Григорий Олегович! Не зря на вас обратил внимание Лосев, а у него нюх на особенных людей. Далеко пойдёте, если…

— Если что? Договаривайте, Нафталий Аронович. Если меня не убьют?

Он кивнул.

Я улыбнулся, глядя ему в лицо.

— Один раз я уже умер и знаю, что это такое. Я не боюсь смерти и поэтому пойду до конца.

Френкель нервно сглотнул, глядя на меня как кролик на удава.

— Не знаю почему, но я почему-то верю каждому вашему слову, Григорий Олегович. И мне очень не по себе в вашем присутствии… Вы будто читаете меня как открытую книгу. Я помогу вам… И да, в нашу первую встречу — как вы поняли, что я не тот, за кого себя выдаю?

Я откинулся на спинку удобного кожаного кресла, в котором проводил рабочие часы Френкель, провёл рукой по объёмным подлокотникам.

— Нафталий Арнович, вы — талантливый организатор, мозг, человек, способный просчитывать миллионы многоходовых комбинаций… Но вы — не лидер, у вас нет ауры власти. И ещё — вы не убийца… А на должности Папы не быть убийцей — нельзя.

Вместо ответа он потянулся к телефону.

— Если позволите — я сделаю один звонок. Сюда приедет человек, он будет делать всё, что вы ему прикажете. Но у вас будет только десять дней и ни днём больше…

Против такой постановки вопроса я не возражал.

Меня привезли в какой-то клоповник на окраине города, я убедился, что в любую секунду могу покинуть его, что за мной никто не следит. Похоже, Фрнкель честно соблюдал свою часть договорённости. Что ж, я тоже не собирался обманывать. Главарь шайки, которая ограбила Акопяна, будет найден и показан папе, а дальше… Дальше будет то, на что наш договор с Френкелем не распространялся.

Вот только перед этим предстояло проделать кучу всякой работы, и в первую очередь аналитической.

Я прикинул расклад.

Итак, что мы имеем. Не сомневаюсь в существовании цепочки Поляков и шайка Борьки Анархиста. Между ними — прямая связь.

Ещё здесь замешан дежурный, фамилия его Шешеня — редкая и запоминающаяся. Именно он выпускает бандитов из камеры.

Следующее звено в цепочке — Малинкин и Чупахин. Они обеспечивают безопасность грабителей в парке.

Есть ли кто-то ещё из отделения милиции? Вряд ли, и без того широкий круг выходит, а ведь со всеми нужно делиться. Когда замешано много людей, рентабельность падает, игра не стоит свеч.

Ну, а Зубцов — уже прикрытие самого Полякова. В детали не посвящён, да ему это и не нужно, лишь бы регулярно отстёгивали процент.

Вряд ли этот преступный бизнес как-то связан с делишками Папы. Не его это уровень — грабёж случайных прохожих в ночном парке, скорее ментовская самодеятельность.

А дальше всё совсем просто.

Логично предположить, что банду выпускают из кутузки в момент, когда накладываются дежурства Шешени по угро и Чупахина с Малинкиным в парке.

После истории со мной на какое-то время всё застопорится, но вряд ли надолго. Во-первых, это невыгодно. Во-вторых, Поляков считает, что вывел меня из игры, ведь для всех я беглец от правосудия, то есть преступник.

Исходя из этого и будем планировать мой ход, причём, у меня будет только одна попытка. Вторую мне никто не даст.

Но для осуществления задумки нужна помощь и уже не от людей Нафталия Ароновича. Поскорей бы приехал мой «троюродный братец» — Осип Шор.

Глава 26

— Ты чего такой квелый, мент? Только спишь да спишь… Может, тебе бабу привести? Враз настроение поднимает, — спросил Рувим.

Ему было уже за тридцать, но он откликался на кличку Мальчик — должно быть из-за субтильного телосложения и невысокого роста.

Рувима приставил ко мне Френкель, не то приглядывать за мной, не то ликвидировать, в случае необходимости. Мальчик был одинаково способен и на то и на другое. Как он умеет ювелирно обращаться со своей финкой, я уже насмотрелся. Метал нож без промаха на полтора десятка шагов, а таких «перьев» при себе у него было с полудюжины на специальном поясе.

Мы вместе находились в тесной прокуренной комнатке, пропахшей табаком, сыростью и клопами, только в отличие от него я не сидел, а валялся на высокой металлической кровати с раздолбанной панцирной сеткой. При каждом моём движении она жутко скрипела.

Впрочем, постель Мальчика была не лучше. Такая же жёсткая и скрипучая.

— Хочешь, чтобы я себе на «винт» что-нибудь намотал? — хмыкнул я. — Знаю я твоих «баб»!

Мы то и дело перебрасывались друг с другом едкими колкими фразами. Время действовать ещё не пришло, и я всё больше дремал, экономя силы и нервы. Вдобавок чувствовалась страшная усталость от последних событий. Правда, переживал я не за себя, а за моих красавиц. Досталось им из-за меня, грешного…

Рувим ухмыльнулся.

— Вечно ты, мент, всё опошлишь! Я ведь тебе не портовую девку собираюсь сосватать, а нормальную чистенькую девочку, ещё вчера выпорхнувшую из лона семьи.

— Не боишься при мне, менте, такие разговоры заводить?

— Не-а. А чего тебя бояться? Ты ж теперь в бегах, тебя свои ищут.

Искали меня уже пару дней, Рувим сказал, что были даже облавы в нескольких злачных местах. Видимо, хорошо я потоптался по чужим мозолям.

— Это ты меня бояться должен, что сдам, — продолжил Мальчик.

Он убрал нож в сторону, полюбовался на растопыренные пальцы левой руки и безучастно произнёс:

— Ладно, девочку не хочешь — так давай хлопнем по рюмашке? Френкель платит. Хошь — водку, хошь — коньяк, да хоть шампанское!

— Пей сам — тебе никто не запрещает… — откликнулся я с прежней вялой интонацией. — И вообще — не мешай мне думать.

— Ох, и не компанейский же ты парень, Гриша… Скучно с тобой аж до зевоты! — он поднял руки и сладко потянулся.

Покончив с этой процедурой, вновь задал вопрос:

— Долго ещё планируешь на кошту Нафталия Ароновича сидеть?

— А вот вечером и определюсь.

— Это как? — насторожился он.

— Да так! Про любопытную Варвару слышал? В курсе что с её носом сделали?

— Шутишь, Гриша? Ну-ну, смотри — дошутишься… Если намылился сегодня куда — вместе пойдём. Мне отпускать тебя одного не велено.

— Да я уж понял, что от тебя как от репья — хрен избавишься, — буркнул я.

Рувим буквально следовал по моим пятам, разве что в уборную со мной не ходил. Порой это действовало мне на нервы, но время для серьёзного разговора ещё не пришло. Я до сих пор был в «гостях».

Когда часы перевалили за девять вечера, я стал собираться.

— Куда? — сразу встрепенулся Рувим.

— На кудыкину гору! Свидание у меня с одним хорошим человеком.

— Что за человек?

— Я же сказал — хороший. В уголовном розыске служит.

— Гриша, мне показалось или ты действительно сошёл с ума? Твой хороший человек из уголовного розыска тебя же и арестует…

— Тебе показалось. Этот человек — мой троюродный брат!

— В наше время даже родные браться могут предать!

— Осип Шор не предаст!

Рувим знал моего «родственника», поэтому сразу успокоился.

— Только не забывай — я иду с тобой!

— Да ради бога! И да — с тебя транспорт, мы едем на Молдаванку…

Соглядатай ухмыльнулся.

— И какой вам, сударь, необходим транспорт: трамвай, пароход или авто?

— Дилижанс, — фыркнул я. — Короче, любой, лишь бы не привлекал к себе внимание.

— В доме напротив живёт биндюжник. Сговорюсь с ним, — кивнул Рувим. — Только ты, Гриша, пока дом не покидай… Нет, я, конечно, сильно переживать не буду, если тебя менты на улице сцапают, но вдруг ты ненароком расскажешь им что-то дурное про Френкеля, а Нафталий Аронович этого не любит… Ты ведь не хочешь его расстраивать?

Он вперил в меня внимательный взгляд серых стальных глаз, принадлежащих убийце.

— Намёк понят. Иди, договаривайся — я никуда не денусь, — заверил я.

Хотел бы сбежать, давно бы смылся. Только бежать было некуда. Самым безопасным местом для меня оказалась бандитская хаза.

Наше тайное место для встреч с Осипом находилось на Госпитальной улицы возле небольшой рощи раскидистых платанов — просто чудо, что их не пустили на дрова.

Само собой сразу спешить туда я не стал. Напротив стоял обветшалый дом, чьи стены послужили нам с Рувимом укрытием. Отсюда хорошо просматривалась и сама роща и её окрестности.

Если за Осипом притащится хвост (во что я, честно говоря, не верил — Шор всё-таки опытный оперативник, слежку чует на уровне инстинктов), я это увижу и тогда свиданку придётся перенести на другой день.

«Родственник» явился в пол-одиннадцатого, его рослую и массивную фигуру ни с кем не спутаешь.

Минут десять он стоял и неспешно курил, бросая бычки под ноги, пока я мониторил округу.

Чисто… Как только я убедился в этом, покинул укрытие и пошагал к Осипу.

Рувим хотел последовать за мной, но я велел ему ждать меня здесь.

— Не думаю, что Шор обрадуется тебе…

— Хорошо. Только помни — я за тобой наблюдаю…

— Вот и продолжай в том же духе. Главное, под ногами не мешайся.

Он снова вернулся к стене, а я продолжил свой путь к Шору.

— Привет, Гриша! Я думал, это у меня одного талант влипать в неприятности, но, похоже, с тобой у меня появился конкурент, — невесело поприветствовал меня он.

— Что, веселуха началась?

— Ты даже не представляешь себе какая! Пропесочили меня по первое число! Дескать, нашёл кого рекомендовать… — улыбнулся Осип. — Может, того — назад в Москву? Под крылышко к Трепалову… Он наверняка что-нибудь придумает!

— Трепалов, конечно, мог бы меня выручить, только не в моих это правилах бежать, поджав хвост. Всё только начинается, Осип!

— То есть сдаваться не собираешься⁈ — подмигнул он.

— Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»…

— Понятно. «Пощады никто не желает»… Только ведь пощады не будет, Гриша. Поляков, если ему выпадет случай, пристрелит тебя. Скажет, что при попытке бегства… С чего это у него, кстати, на тебя вот такой зуб? — изобразил длиннющий клык Осип.

— Да с того, что я нащупал и чуть было не развалил его преступную схему…

Я в деталях рассказал ему во что вылилась история с ограблением нашей соседки, про то, как вычислил алгоритм, по которому работает шайка грабителей во главе с Борькой Анархистом.

— А ничего так… Ловко они придумали, — восхитился Осип.

— Ничего! На любую хитрую гайку найдётся свой болт с резьбой. Мы тоже не щи лаптем хлебаем.

— То есть у тебя уже есть план?

— Есть, — подтвердил я. — Для начала нужно, чтобы ты разузнал графики дежурств Шешени, Чупахина и Малинкина.

Он сразу сообразил, к чему я клоню.

— Думаешь, они не испугаются и рискнут выйти на дело?

— Почему нет? Я в бегах, опасности для них не представляю… А деньги зашибать нужно. Не для того Поляков банду Анархиста под замок посадил. Каждый день «простоя» — ущерб, причём основательный. Пойдут на дело как миленькие. Ну, а мы их на этом и поймаем, только действовать на этот раз будем по-другому.

— Вдвоём? — враз посуровел Осип.

— Это как раз самое слабое место моего плана. На пару, конечно, попробовать можно, но шансы на успех так себе… Есть вероятность не сдюжить, — признался я. — А что, у тебя есть на примете надёжный человек?

Осип улыбнулся.

— А то! Не человек — кремень! На него всегда можно положиться…

— И кто он? Я знаю его?

— Вряд ли…

— Не тяни, Осип!

— Федя Блинов, командир эскадрона конной милиции. Вот такой мужик! — Осип выставил вперёд правый кулак с поднятый большим пальцем.

— А он не сдаст меня? — засомневался я.

Шор отрицательно замотал головой.

— Не, Федя — свой в доску! И предателей в наших рядах ненавидит сильнее всего. Если я ему расскажу как всё было — мне он поверит!

— Что ж, полагаюсь на твои связи, Осип! Всё равно на пару нам это будет не провернуть… — Я на секунду замолчал, прежде чем задать вопрос на самую главную тему:

— Как там мои? Как Настя, Степановна?

Осип откликнулся сразу, и по его уверенному тону я понял, что он говорит чистую правду:

— Ну как–как… Нервы им помотали изрядно, конечно. Обыск, допросы и все остальные дела, но обошлось без перегибов! К тому же они в тебя верят! Знают, что ты прав и своего добьёшься!

— И правильно делают! — выдохнул я.

Слава богу, у моих всё в порядке — а это значит, что о тыле можно не переживать. Да и на душе сразу стало спокойнее.

— Я обознался или с тобой вроде как Рувим пожаловал? — вдруг спросил Осип.

— А ты глазастый… Да, это Рувим.

— Зная на кого он работает, нетрудно сделать и следующий вывод… Гриша, только не говори мне, пожалуйста, что тебя Нафталий прячет! — усмехнулся он.

— Раз просишь не говорить — молчу… — многозначительно произнёс я.

— То есть…

— То есть ты всё правильно понимаешь. Гражданин Френкель был столь любезен, что согласился оказать мне своё гостеприимство.

— Чудны твои дела, господи! — задумчиво почесал щетинистую щёку Осип. — Милиционеры у бандитов прячутся и наоборот: менты у себя в камере банду налётчиков ховают.

— Одесса, — резюмировал я.

— Одесса, — согласился Шор.

Глава 27

На следующий день Осип пришёл в намеченное место не один -с ним был невысокий коренастый, перетянутый портупеей, милиционер в форме. Ага, это очевидно и есть тот самый надёжный как кремень командир эскадрона конной милиции.

Я прислушался к интуиции. Идти или не идти к ним — вот в чём вопрос?

Хоть Шор и положительно отзывался о своём товарище, ещё неизвестно, что в итоге у того пересилит: дружеские отношения или служебный долг?

Я ещё издали помахал им руками. Осип улыбнулся в ответ.

— Подгребай, Гриша. Всё в порядке.

— Уже иду.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Блинов Фёдор! — представился коренастый.

— Бодров Григорий, — в том же духе ответил я.

Кавалерист окинул меня тяжёлым изучающим взором.

— Что — арестовать меня хочешь? — догадался я.

— Ты ж понимаешь — тебя все ищут. Если б не Осип, я бы тебя сразу скрутил и потащил в угро.

— С этим всегда успеешь, — заверил я. — Осип уж ввёл тебя в курс дела?

— Ввёл, но… — замялся Блинов.

— Сомневаешься, да?

— А ты б на моём месте не засомневался? — воскликнул комэскадрона. — Агент угрозыска держит в камере шайку налётчиков, а по ночам отпускает их щупать карманы случайным прохожим… И всю эту компашку покрывает член подкомиссии по чистке рядов… Сам посуди — как это выглядит со стороны⁈

— Согласен, выглядит странно, но у тебя есть возможность узнать, как оно обстоит на самом деле, — вмешался Осип. — У Григория есть план. Сейчас он тебе его изложит, а ты уж сам прикидывай: поможешь или нет…

— Давай, Бодров, рассказывай, что придумал.

Блинов слушал меня внимательно, не перебивая, лишь время от времени озадаченно хмыкал и тёр подбородок.

— Ну как, Федя — участвуешь в нашем безнадёжном предприятии? — спросил Осип.

— Попробовать можно… — после короткой паузы ответил Фёдор. — Когда приступим?

— Послезавтра. Я сверил графики дежурств, — сообщил Осип. — Тебе хватит времени на подготовку?

— За глаза и за уши. Возьму с собой ещё трёх проверенных бойцов.

Мы разошлись.

Я вновь вернулся в свой клоповник, где самым бесстыдным образом продрых почти все последующие сутки — когда ещё выпадет такая возможность? Вставал только для того, чтобы сбегать в уборную и перекусить.

— Смотрю я не тебя, мент, и завидую! — сказал ближе к вечеру Рувим.

— Интересно, чему ты тут завидуешь? — удивился я, не отрывая голову от подушки.

— Твоему спокойствию! Тебя куча народа по всей Одессе ищет, а ты и в ус не дуешь… У тебя что — вообще нервов нет?

— Почему нет? Я такой же человек, как и все.

— По тебе не скажешь. Такое чувство, что тебе на всё наплевать!

— И опять ты ошибся! Ну скажи, если я буду сейчас при тебе рвать на голове волосы и бегать кругами по стене — от этого разве что-то изменится?

— Нет, конечно…

— Ну вот! Ты сам ответил на свой вопрос, — сказал я и перевернулся на другой бок. — И вообще, не приставай ко мне больше с дурацкими вопросами. Завтра будет тяжёлый день… Если всё пройдёт как надо, я отсюда съеду.

— Поскорей бы, — буркнул Рувим. — А то надоело с легавым вошкаться. Кому из наших сказать — не поверят.

— Так ты и не рассказывай.

— Без твоих советов обойдусь!

— И тебе спокойной ночи, — сказал я и заснул.

Правда, назвать мой сон совсем уж безмятежным было нельзя. Я прекрасно понимал, что нахожусь в компании прожжённого урки, не испытывающего ко мне симпатии. И кто знает — не возникнет ли у Рувима нестерпимое желание полоснуть мне по горлу ножичком? Просто так, для профилактики.

Так что я реагировал на каждый посторонний звук, просто не подавая виду.

В парке мы собрались пораньше, за час до того, как стало темнеть. Предстояло найти укромное местечко и на какое-то время затаиться в засаде.

В школьные годы, когда я зачитывался детективными книжками, мне это казалось настоящей мужской романтикой. Действительность же как всегда была полна суровой прозы. Пришла пора долгих и томительных часов безмолвного ожидания в полной темноте и холоде.

Несколько раз мимо нас пугливо пробегали одинокие прохожие, а потом, шагах в ста надолго обосновалась поддатая компашка человек из пяти-шести. Они пили пиво, махали руками, сорились, ругались и орали на весь парк, успев порядком надоесть нам. Я было подумал, что надо бы как-то их вспугнуть, но компашка вдруг резко «подорвалась» и потопала к выходу.

Причина такого поведения скоро прояснилась: бузотёров привело в чувство появление Чупахина и Малинкина. Вряд ли «оборотни» в милицейской форме всерьёз собирались выполнять свои должностные обязанности, просто налётчикам, как и нам, мешала компания выпивох.

Немного прошвырнувшись по опустевшим дорожкам, продажные менты вернулись на свой пост.

По всем приметам пора бы и появиться тем, ради кого мы тут сидим и мёрзнем.

Я опознал бандитов по голосам. Как и в прошлый раз их было трое.

Я положил руку на плечо Осипу — это был наш условный знак. Шор кивнул.

В темноте было не видно его лица, но я почему-то знал — напарника переполнял азарт.

Мы выждали, когда налётчики поравняются с нами, а затем вышли из засады, взяв всю троицу в полное кольцо.

— Что, гражданин Мозер, решили устроить себе вечерний променад? — улыбнулся я.

Анархист затравлено оглянулся. За его спиной стояли двое дюжих ребят из эскадрона конной милиции, переодетых в гражданское. Само собой — не безоружных.

— Чего тебе надо, Бодров⁈ Тебя же ищут…

— Я в курсе. И мне как раз надо, чтобы меня перестали искать.

Я посерьёзнел.

— Сдавайся, Мозер. И своим дружкам скажи, чтобы не дурковали. Нам ведь всё равно, что с вами делать. И свинца мне на вас не жалко.

— Ладно, Бодров! Сдаёмся! Только не стреляйте.

Мозер посмотрел на своих.

— Чего ждёте? Делайте что сказано.

— Вот-вот, — подтвердил я. — Оружие на землю, лапы в гору. И тогда останетесь в живых.

Внезапно грянул выстрел. Один из ребят Блинова вскрикнул и схватился за плечо.

На короткое время выглянула луна, осветив стрелка. Им оказался Чупахин. Видимо, специально подстраховывал бандитов…

Вот сволочь! Я планировал заняться им чуть погодя, когда повяжем налётчиков.

Он снова вскинул руку с зажатым в ней револьвером.

У меня было меньше секунды, чтобы опередить его. Я спустил крючок, не целясь, действуя так, как учили в далёком прошлом.

Бах! Чупахин застыл и грузно повалился на землю.

Есть! Я всё-таки успел!

Позади милиционера нарисовался страшно перепуганный Малинкин.

Ну как же без тебя! Мы с Тамарой ходим парой…

Я направил на него ствол.

— Не надо! Ради бога, не убивайте! — жалобно завопил Малинкин, поднимая руки.

— О боге вспомнил! — сплюнул я.

Шор и конный милиционер уже крутили его.

Я подошёл к Чупахину, склонился над ним и пощупал жилку на шее.

— Ну как? — спросил Осип.

— Готов!

— Собаке собачья смерть!

— Не обижай собак. Не надо это дерьмо с ними сравнивать, — попросил я.

— Согласен. Погорячился.

Раненного милиционера лишь зацепило — снайпер из Чупахина оказался так себе, но Блинов настоял, чтобы подчинённый немедленно отправлялся к врачу.

— А как же вы?

— Не переживай, справимся! А ты давай вихрем в госпиталь.

— Есть, в госпиталь!

Я задумчиво оглядел задержанных бандитов и Малинкина. В какой-то степени история повторилась, но теперь в ней будет иной финал. Вот только Чупахин до него не дожил.

В сопровождении Шора я зашёл в губро.

Шешеня, который в этот момент пил чай из стеклянного стакана в подстаканнике, увидев меня, чуть не поперхнулся.

— Ого! Ни хрена себе! Это что — ты его арестовал⁈ — удивленно спросил он у Осипа.

— Нет! Это он тебя сейчас арестует, — усмехнулся Шор.

— Вы с ума сошли⁈

Глаза у Шешени полезли на лоб, он схватился за лежавший перед ним на столе «наган».

— Но-но! Не балуй! — сказал я, достав револьвер.

Никогда не любил дурацкую фразу «твоя песенка спета», но почему-то сейчас она мне показалась как никогда уместной.

— Твоя песенка спета, Шешеня!

— Какая ещё песенка? — не врубился он.

— Печальная, как твоя дальнейшая судьба. — Я забрал его «наган» и велел:

— Звони Барышеву.

— Зачем?

Я замахнулся кулаком.

— Понял!

Шешеня снял трубку телефона.

— Алло, барышня! Соедините меня с… — он назвал адрес абонента.

Через минуту в телефоне послышался сонный голос начальника угро.

— Барышев у аппарата.

Я кивнул Шору, тот догадался, что от него нужно, и перехватил трубку.

— Товарищ начальник, это Осип Шор!

— А почему ты, а не Шешеня⁈ Что-то произошло?

— Так точно, произошло. Вам бы лучше как можно быстрее сюда приехать. Сейчас отправим за вами экипаж…

Шор посмотрел на Шешеню.

— Есть свободный транспорт⁈

Тот часто закивал.

— В общем, за вами скоро приедут. Ждите, товарищ начальник.

— Хорошо! Отбой связи.

Шор положил трубку.

— Эх, Гриша, весело же с тобой как всегда!

— Это точно, не соскучишься, — хмыкнул я. — Что с Поляковым делать будем? Надо бы тёпленьким его брать, пока не в курсе.

— Надо бы, да только тут Барышеву решать. Что скажет, то и сделаем.

Пока я контролировал Шешеню, он сходил на улицу. Там нас ждали Блинов и его команда, конвоировавшая арестованных. Труп Чупахина сразу повезли в морг.

Больше всего на свете мне хотелось сгонять домой, обнять и успокоить мох любимых женщин… Я мечтательно улыбнулся.

Ничего, не долго осталось.

По-хорошему, кроме Полякова стоило бы сразу брать за жабры и его покровителя — Зубцова, но сперва надо, чтобы против него дали показания. Всё-таки этот гадёныш в подкомиссии по чистке рядов сидит. Могут подумать, что в угро с ним сводят счёты.

Ладно, на то и есть начальство, чтобы заниматься подобными вопросами. А я и без того выполнил и перевыполнил недельную норму по ловле бандитов. Пора бы дать и другим проявить себя. Пусть побегают!

Глава 28

Хлопок двери был похож на винтовочный выстрел. Вслед за ним в здание ворвался Барышев. Ничто не говорило о том, что его совсем недавно разбудил наш звонок. Начальник угро был бод и свеж, вдобавок успел побриться, и от него за версту пахло одеколоном.

Меня он не сразу заметил, его взгляд остановился на Осипе.

— Ну, что у вас произошло?

И тут Барышев увидел меня. Его губы расплылись в довольной усмешке.

— Бодров… Сам решил сдаться? Ну что ж, правильное решение. Суд это учтёт.

— Не будет суда, товарищ Барышев, — спокойно произнёс я.

— Да ну?

— Так и есть, Дмитрий Михайлович. Бодров дело говорит, — вмешался Осип.

— Интересно — почему?

— Бодрова подставили.

— И у вас есть доказательства?

— Доказательств у нас полно.

Присутствовавший при разговоре Блинов кивнул.

— Дима, всё так, как говорит Осип.

— А ты откуда здесь взялся? — удивился Барышев.

— Я? Помогал восстанавливать справедливость и закон.

— Здорово! Все значит восстанавливают справедливость и закон, а начальник угро об этот ни слухом ни духом!

— Дима. Не горячись, — попросил Блинов. — Лучше выслушай ребят. Поверь, оно того стоит.

Рассказ, подкреплённый большим количеством свидетелей и задержанными бандитами, не мог не убедить Барышева.

— Поляков — сволочь! — сказал он, сжав кулаки. — Федя…

— Я, — отозвался Блинов.

— Бери своих бойцов и поезжай на адрес Полякова. Я тебе его продиктую.

— Есть!

— Шор!

— Слушаю, Дмитрий Михайлович.

— С тебя до утра снять показания со всех арестованных. Как закончишь, сдаёшь все материалы мне и идёшь спать. На службу разрешаю прийти часам к двум после полудня.

— Сделаем, товарищ начальник! Только…

— Что только, — нахмурился Барышев.

— Есть подозрения, что Полякова покрывал Зубцов. Как с ним быть?

— Зубцова мне так просто не отдадут. Нужно хоть что-то, за что можно было бы зацепиться. Пока оснований для задержания Зубцова нет. Ещё вопросы?

— Вопросов больше нет, Дмитрий Михайлович.

— Отлично. Выполняй, Осип.

Внимание Барышева переключилось на меня. Я ощутил теплоту в его взгляде.

— Товарищ Бодров, приношу вам от лица всего одесского уголовного розыска извинения!

Я смущённо улыбнулся.

— Спасибо, товарищ начальник. Не стоит оно того…

— Стоит, Григорий! Мы обязаны ценить своих людей!

Он протянул мне руку.

— Спасибо, товарищ Бодров, что помогли разоблачить предателей в наших рядах. Вы проявили себя как настоящий сотрудник уголовного розыска!

Его рукопожатие было твёрдым и сильным.

— Вы ведь несколько дней не были дома?

— Так точно, товарищ начальник.

— Тогда пусть товарищ Шор снимет с вас показания, и можете ступать домой. Завтра у вас заслуженный выходной.

— А как же…

— Это приказ, Бодров! Вы своё дело сделали, дальше наш черёд, — несмотря на твёрдый, не терпящий возражений, тон Барышева, на его лица была улыбка.

Бюрократические процедуры не заняли много времени. Подписав протокол, я простился с Осипом, которому предстояло пробыть в стенах уголовного розыска как минимум до утра, я сел в служебный экипаж, выделенный по такому случаю Барышевым, и поехал на нём домой.

Стоило переступить порог квартиры, как плачущая Настя повисла у меня на шее. А рядом стояла и улыбалась сквозь слёзы Степановна.

— Всё в порядке, мои дорогие! — с нежностью произнёс я. — У меня всё получилось.

Этой ночью Настя была особенно страстна со мной, заснули мы почти под утро, глубоко уставшие, но очень счастливые.

Утром, после завтрака, мы отправились по магазинам. Жена, как и большинство женщин, с удовольствием окунулась в увлекательный мир «шоппинга», а я легко тратил червонцы. Настя — умничка, отыскала их в укромном месте, про которое я ей рассказал.

Мы пробежались по модным лавкам, накупив кучу обновок и уйму просто необходимых в хозяйстве вещей. Я обзавёлся неплохим костюмом, правда, его было нужно чуток ушить. Еврей-портной в очках попросил, чтобы мы зашли за костюмом часика через два, и я потащил Настю обмывать покупки в кафе.

Вечером с последними новостями обещался заглянуть Шор. К его приходу женщины успели накрыть стол, украсив его деликатесами, приобретёнными в нэпманском магазине. Насте и Степановне помогала наша соседка.

Меня же, не спрашивая моего согласия, отправили на улицу, так сказать — нагулятьаппетит.

И я с удовольствием шатался по проспектам, не утратившей красоту имперского величия Одессы, дышал свежим морским воздухам и радовался приближению летнего тепла.

Осип явился в семь вечера. Пришёл не с пустыми руками, поставив на стол бутылку шампанского.

— Гуляем! — радостно сказал он.

— А что — есть с чего гулять? — усмехнулся я.

— Ты ещё спрашиваешь⁈ Да после тебя у нас такой кордебалет начался — мама, не горюй! Но! — он сделал паузу. — Детали потом. И да — первый тост с меня, и, конечно, он будет за прекрасных дам, которые украшают сегодня наш стол! Гриша, чего застыл как истукан — давай, открывай шампанское, так чтобы пробка в полоток и разливай по бокалам!

— У нас нет бокалов для шампанского, — покраснела Настя.

— У меня есть, — сказала Анна Эммануиловна, поднялась и сходила к себе.

Вернулась соседка с пятью фужерами на высоких тонких ножках.

— Вот. Осталось ещё с той жизни, когда я много пела и гастролировала.

— Анна Эммануиловна, да вы просто наше спасение! Дайте я вас расцелую! — Осип с удовольствием поцеловал женщину в щёку.

Я откупорил шампанское именно таким способом, о котором он просил. Пробка вылетела из бутылки как ядро из пушки с громким хлопком, фонтаном потекла пенистая жидкость.

Мы разлили вино по бокалам.

— Как и обещано: первый тост за прекрасных дам! За вас Анастасия, Степановна и Анна Эммануиловна! — смеясь, воскликнул Осип.

— За вас! — улыбнулся я, не сводя глаз с Насти, а она обворожительно улыбалась мне в ответ.

Когда Осип отправился покурить, я вышел за ним на лестничную площадку.

— Вижу, тебя аж распирает от нетерпения, — хмыкнул он.

— Догада! — фыркнул я. — Чего молчишь? Рассказывай!

Он сделал глубокую затяжку и выпустил кольцо дыма.

— Дела, как я и говорил, завертелись. Полякова взяли дома, выдернули тёпленьким из постели. Раскололся моментом и запел что соловей летом: любо-дорого слушать. Шешеня тоже даёт признательные показания, правда, валит всё на Поляков — дескать, о, зараза, сбил с пути истинного.

— Где они сейчас?

— Ясно где — в камере прохлаждаются.

— Что с Зубцовым?

— Пока посадили под домашний арест. Этого так просто не сковырнёшь. Кричит, что Поляков его оговорил, и что уголовный розыск мстит ему за работу подкомиссии.

— Я так и думал.

— Да тут и думать нечего. Важная птица, такую на кривой кобыле не объедешь. Ну ничего, и с ним разберутся.

— Дай бог, — кивнул я.

— Теперь твоя очередь — выкладывай, чего успел накуролесить, пока меня не было. Когда с Нафталием связаться успел?

Тут нас снова позвали за стол, и переговорить получилось только через минут сорок во время очередного перекура.

Я поведал Осипу про расследование дела Акопяна, как Френкель пытался выдать себя за Папу, а на десерт рассказал, как нашёл золото в гирях циркача атлета.

Шор захохотал.

— Что — так и сказал: пилите гири, они золотые⁈

— Ну да, вроде того!

— Молодец! Надо будет запомнить эту историю…

Внезапно Шор нахмурился.

— Погоди, твоего циркача случаем не Фроловым кличут.

— Верно. Фарини — Фролов. А что — знаешь его?

— Лично не встречался. Так, пару раз в цирке на выступлении видел. И ты, значит, его арестовал?

— А что мне ещё оставалось с ним делать? Не по головке же погладить за контрабанду золота чуть ли не в промышленных масштабах…

— Кто у тебя его дело забрал?

— Как кто⁈ Я все материалы по нему Кабанову передал.

— Кабанову значит… — многозначительно протянул Осип.

Мне его странное поведение не понравилось.

— Осип, в чём дело?

— Дело в том, что я своими глазами в сегодняшних газетах прочитал, что Кабанов вместе со всей цирковой труппой отбывает на гастроли в Румынию.

— Быть того не может! — не поверил своим ушам я. — Может, они опубликовали какой-то старый материал, и ещё не знают, что Фролов задержан?

— Не знаю, Гриша, не знаю, — покачал он головой. — Завтра с утра заскочу в пару редакций, выясню у них, что да как. Только чует моё сердце — информация у этих ребят самая что ни на есть свежая. Они свой хлеб зря не едят.

— И что это тогда может значить?

— Тебе это не понравится, Гриша…

— Мне много чего не нравится, Осип. Одним больше, одним меньше — не вижу разницы. Давай, не тяни кота за хвост.

Глаза его уставились в мои глаза. Он тяжело вздохнул.

— В общем, есть у меня подозрение, что Кабанов на Папу работает. Была в прошлом пара похожих случаев. Какой-нибудь нэпман не понимал, что с Папой шутки шутить нельзя, артачился, Кабанову на этого нэпача сливали компромат, Кабанов приказывал нам брать нэпмана за жабры, а потом… потом всё вдруг успокаивалось. Дело прекращалось само собой, а нэпман оказывался на свободе, только порядком ощипанный как та курица перед тем, как попасть в суп.

— Тема рабочая, — согласился я. — Только почему ты решил, что Кабанов работает именно на Папу?

— Ну, а на кого ж ещё? Вся контрабанда в Одессе идёт через Папу, и если кто-то хочет его надуть — Папа наказывает. Тебе ведь Кабанов велел Фролова покрутить?

— Да.

— И что сказал?

— Сказал, что поступила информация на Фролова, надо проверить.

— Вот видишь!

— Вижу, — вздохнул я. — А ещё я вижу, что тут в уголовном розыске надо расстреливать через одного. Вряд ли сильно ошибёшься!

Глава 29

Возвращение в отдел произошло как-то буднично, словно и не было моего «забега» на длинную дистанцию на несколько дней, когда мои же коллеги искали меня по всей Одессе. Я будто отлучился на пару минут по своим делам, а потом вернулся.

Только Кабанов пробурчал что-то неразборчивое и похлопал по плечу. Мне было крайне неприятно находиться в его обществе, я с трудом удержал внутри желание припереть его к стенке, взяться за грудки и начать выпытывать всю подноготную. Ненавижу предателей!

Вместо этого я изобразил улыбку, пожал его рыхлую руку и помчался, говоря казённым языком протокола, выполнять служебные обязанности.

А вот мой «ментор» — Савиных смотрел на меня так, словно я вернулся откуда-то с того света. Опережая все вопросы, я придавил ладонью кипу папок с делами на нашем общем рабочем столе и предупредил:

— Рома, я устал как собака. Давай, пожалуйста, без расспросов!

— Да-да, конечно, — закивал он.

— Как вы? Чем похвастаетесь?

— По ограблению портового склада есть кое-какие подвижки, — порадовал меня напарник.

— Стеклов? — догадался я.

Этот работяга сразу вызвал у меня кучу подозрений ещё на первом допросе. Как выяснилось, у мужика за плечами была отсидка в тюрьме, кроме того он ещё и оказался наркоманом.

Просто идеальная кандидатура как минимум на наводчика, хотя я подозревал, что и на дело он тоже ходил: грабителям был нужен человек, который хорошо ориентировался на месте, точно знал, где находится пост охраны и расположен склад. То есть — человек в порту не посторонний.

— Да. Мы его пасли все эти дни, пока ты… Пока тебя… — Савиных запнулся.

— Пока меня не было, — пришёл на помощь я.

— Пока тебя не было, — послушно повторил Рома.

— Ну и?

— Мы заметили, что он ходит на Староконный рынок как к себе на работу… Чуть ли не каждый день. Ахметка проследил за ним, выяснилось, что Стеклов ничего обычно не покупает, а сразу идёт в самый конец рынка. Ты прежде на этом рынке бывал? — внезапно поинтересовался Рома.

— Да как-то не приходилось. Жена если… — признался я.

— Так вот, в том месте работающих павильонов и магазинчиков нет, одни заброшенные помещения. Есть там один примечательный бывший ларёк — раньше в нём мануфактурой торговали, потом хозяин разорился, магазинчик закрыл… Неважно, в общем, главное, что сейчас этот ларик считается ничейным. Так вот, Стеклов заходит туда с пустыми руками, грустный, а выходит — рот до ушей, глазки сверкают, а главное — под одеждой что-то есть. И не он один такой, кстати!

— То есть он туда ходит не только ширяться… марафет принимать? — вовремя поправился я.

— Именно. А после лавки идёт к Сизому, ты его пока не знаешь.

— И чем так примечателен этот Сизый?

— Официально у него скупка, а неофициально — перепродажа краденного.

— Значит, Стеклова надо брать! — сказал я.

— Сегодня как раз собирались. Ты это… как раз вовремя вернулся, — усмехнулся Савиных.

Вот только мчаться за наркоманом и грабителем прямо сейчас у нас не получилось. В кабинет вошёл хмурый как питерское небо Кабанов и, поикав глазами подходящие кандидатуры, остановил выбор на нас:

— Савиных, Бодров, у нас вооружённый грабёж. Парочку нэпманов до нитки обчистили. Давайте, на выезд…

Спорить с начальством было бесполезно. Решив, что Стеклов от нас никуда не денется, мы отправились выяснять обстоятельства очередного ограбления, правда, перед этим Кабанов нас зачем-то притормозил.

— Парни, тут такое дело… Есть подозрение, что у ограбленных с головой не того… Наверное, дюже перепугались…

— Да, а что именно? — удивился я, не понимая, к чему клонит начальник.

— Сами поймёте, — загадочно произнёс Кабанов.

Пожав плечами, мы вышли из кабинета.

Служебный тарантас доставил нас в ближайшее отделение милиции, куда первым делом доставили потерпевших.

Выяснилось, что это — семейная чета, оба возрастные, полные, в накинутых на плечи милицейских шинелях — когда Кабанов сказал, что их обчистили до нитки. Это не была фигура речи. И муж и супруга остались в одном нижнем белье, успели порядком продрогнуть и сейчас стучали зубами, хотя и держали в руках горячие кружки с чаем.

— Одесский уголовный розыск… Что у вас произошло, граждане? — спросил я.

Мужчина, пытаясь сохранить остатки достоинства, отставил кружку, и приподнялся.

— Уткин Семён Фёдорович, торговля скобяным товаром. А это, — он указал на женщину, — моя супруга, Тамара Леонидовна.

— Так что у вас всё-таки приключилось, Семён Фёдорович?

— Даже не знаю, как вам рассказать… — Нэпман замялся.

— Да вы не волнуйтесь. Главное, живы и здоровы…

— Я тоже так полагаю. — подала голос Тамара Леонидовна. — Только, боюсь, вы ж нам не поверили, как не поверили до этого ваши коллеги из милиции…

— Отчего ж не поверить — поверим. Вы — далеко не первые, кого, к сожалению, ограбили, — заверил Рома.

Женщина наморщила бледный как воск лоб. Её и без того не молодое лицо стало совсем старушечьим.

— Дело не в том, что нас ограбили, дело в том, кто это сделал!

— Так не ходите вокруг да около, сделайте милость — поведайте нам про сей скорбный факт, — вздохнул я.

— Нас обчистил Нестор Махно и его шайка! — выпалила Уткина.

— Ч-е-его⁈ — вырвалось одновременно у нас с напарником.

— Я ж говорила — Сёма, нам не поверят, — печально произнесла она.

— Да погодите вы! — попросил я. — Толком скажите, с чего вы решили, что вас грабил батька Махно?

— Потому что я его знаю. Видела как-то раз, вживую, в девятнадцатом… И супруг мой тоже тогда его видел.

— Ничего не понимаю, — пожал плечами Рома и вопросительно посмотрел на меня.

Я кивнул ему в ответ. Насколько мне было известно, ещё в 1921-м году остатки разгромленного воинства Махно с трудом смогли прорваться в Румынию, а оттуда уже попал в Польшу, сразу угодив в лагерь для интернированных лиц. В итоге он помер на чужбине в первой половине тридцатых, так и не побывав на родине, хотя однажды ему представился такой шанс: несколько чекистов похитили его в Данциге, чтобы отвезти в советское посольство в Берлине, однако Махно по дороге сбежал, на ходу выпрыгнув из автомобиля.

Другими словами, в Одессе 1923-го года ему точно нечего было делать или… или мы чего-то не знаем о нашей истории. Впрочем, я всё-таки склонялся к первой версии.

Уличный гоп-стоп как-то совсем не коррелировал с широтой и размахом души вождя анархистов. Как говорится, «Хоботов, это мелко»…

Парочка нэпманов скорее всего приняла за Нестора Махно кого-то другого.

Видя нашу реакцию, супруги разом приподнялись. Взор их потух.

— Пошли, Сёмочка. Ты же видишь — нам тут не верят!

— Да погодите вы! — остановил пару пострадавших я. — Во-первых, не в таком же виде вы собираетесь к себе домой? А во-вторых, можете описать этого… батьку Махно? — последние слова пришлось выдавливать из себя.

— Можем, — с готовностью произнесла женщина.

Она опустилась на место, рядом последовал её примеру супруг.

— Слушаем вас… — приготовился я к тяжкому разговору.

Предстояло отбросить весь скептицизм в сторону, иначе можно было выплеснуть вместе с водой и ребёнка.

— Да, это звучит странно, но я н капли не сомневаюсь — это был батька Махно! Знаете, а он мало изменился с тех пор, хотя и прошло уже несколько лет. Такой невысокий, щуплый, в чёрном френче, в кубанке, волосы густые, вьющиеся, гладко выбритый, лицо щербатенькое… А главное — это глаза! Поверьте, кто хоть раз видел глаза Нестора Ивановича — не забудет на всю жизнь! Вот и мы — не забыли, — с тоской добавила Уткина.

— Допустим, — согласился я, поскольку словесный портрет батьки в целом совпадал с теми фотографиями, которые мне попадались. — Про спутников его что сказать можете?

— А что про них скажешь⁈ — удивилась Уткина. — Бандиты и есть бандиты.

— В масках они были, — вставил слово супруг.

— Странно, а Махно этот почему маску не надел? — задал резонный вопрос Рома.

— А зачем? Смысла нет. Его по глазам и в маске и без маски узнают, — пояснила женщина.

Больше ничего толкового от них не удалось добиться. Разве что получили список украденного добра. По всему выходило, что пострадали Уткины на весьма крупную по нынешним временам сумму. Хотя… судя по тому, что бизнес их не просто держался, а даже процветал — своё они отобьют, причём скоро.

А вот у нас появился очередной глухарь, за который не то что по головке не погладят, а снесут её буйную с плеч долой…

Примерно с такими мыслями мы возвращались назад в угро.

История эта не нравилась мне всё больше и больше. Нет, ограбленные супруги не врали — они явно видели кого-то, кто как две капли воды походил на батьку Махно, в это я не сомневался. Вот только зачем кому-то надо было косить под этот легендарный образ?

— Спектакль какой-то, — грустно вздохнул Рома.

— Спектакль, — согласился я и внезапно замер. — Рома, извини — целовать тебя не буду, но всё равно, ты — молодец!

Он растерянно заморгал.

— Ты чего — Гриша? Чего я тебя такого сказал, что ты меня хвалишь? Аж неловко стало…

— Ты натолкнул меня на одну хорошую идею, но к ней мы вернёмся потом… В первую очередь покончим с ограблением склада! Говоришь, этот Стеклов каждый день на рынок ходит⁈

— Как по расписанию, — хмыкнул он.

— Тогда давай на рынок. Присмотримся, что и как, а потом возьмём Стеклова с поличным. Сдаётся мне — на том складике у них награбленный товар заныкан. Оптом за него меньше дадут, вот и толкают его по частям.

Глава 30

Поскольку Стеклов знал меня в лицо, пришлось прибегнуть к небольшой маскировке: благодаря пшеничного цвета вислым усам и парику я стал походить на пейзанина. Весь реквизит мы взяли в спецкомнате угрозыска.

Объект появился ближе к вечеру, судя по нервному поведению и бегающим глазам, вмазаться он не успел и просто летел «на крыльях ночи» к точке, где его наряду с похищенным товаром ждала порция совсем не витаминов.

Воровато оглядываясь, Стеклов скрылся за стенами полуразвалившегося ларька, пробыл там минут пятнадцать, а когда вышел — портового рабочего было уже не узнать. Он разом поправился килограммов на десять, вид повеселел, щёки зарумянились, на лице появилась благодушная улыбка. Его походка свидетельствовала теперь, что жизнь удалась и вообще, жить — это здорово!

Само собой брать его на территории рынка — занятие бесперспективное, можно спугнуть подельников, ищи их потом по просторам необъятной страны.

Он купил себе стакан семечек и, безмятежно луща их и сплёвывая на ходу, направился к выходу с рынка. Мы двинулись за ним, стараясь одновременно держаться на удалении, но при этом не упускать из виду.

— К Сизому стопы направил, — предположил Рома.

Поскольку я понятия не имел, где фатера этого скупщика краденного, предпочёл просто кивнуть.

— У Сизого как — есть охрана?

— Охраной это не назовёшь, ходит с ним один бывший биндюжник — Фома, мужик здоровый, но тупой как пробка.

— То есть, если что — стрельбы не будет?

— Окстись, Гриша! Сизый не по этому делу. И вообще, он мужик пугливый. От одного нашего удостоверения в обморок хлопается.

— Это меня устраивает. Тогда берём всю компашку вместе: и Стеклова, и Сизого… Ну и Фому, если начнёт артачиться.

Благополучно проводив портового рабочего до «апартаментов» скупщика краденного, мы выждали пару минут, а потом вломились. Действовали нагло, не давая преступникам времени опомниться.

Я вышиб ногой дверь, она улетела в глубь коридора, жалко брякнув напоследок сломанными замками, влетел в квартиру с обнажённым стволом. За мной вломился Рома.

Всю троицу мы застали в большой комнате, служившей чем-то вроде складского помещения: она почти вся была заставлена узлами, тюками и коробками всякого барахла.

— Руки в гору! Уголовный розыск! — проорал я, бешено сверкая глазами.

Сизый — его я распознал сразу, побледнел, у меня сложилось такое впечатление, что сейчас он действительно потеряет сознание. Его охранник, двухметровый крепыш с дебильной физиономией не сразу сообразил, как правильно себя вести, зачем-то выхватил гирьку на цепочке и едва не запустил её в мою сторону. Попади этот снаряд в меня — в лучшем случае отделался бы кучей переломов.

Миндальничать желания не было, я лишь отпрянул в сторону и тут же надавил указательным пальцем на спуск. Револьвер дёрнулся, «гавкая» и выплёвывая порцию свинца. Нужды в лишних трупах не было, поэтому я специально засадил пулю в бедро.

Фома заорал и, выпустив гирьку, схватился за окрасившуюся в красный цвет штанину.

Стеклов ещё не отошёл от эйфории. И даже после выстрела, продолжал глядеть на этот мир удивлённым и, не побоюсь этого слова, детским наивным взором.

— В чём дело? Что собственно происходит? — высоким, почти женским голосом взвизгнул Сизый.

Жаль, «Модерн Токинг» появятся ещё не скоро, тут такой кандидат в хор кастратов, исполняющих тонким фальцетом припевы в их песнях, пропадает.

— Обыск у тебя происходит, Сизый! — пояснил Стеклов.

Он посмотрел на Фому, который продолжал вертеться как юла.

— И ты успокойся — ничего с тобой не будет. Сейчас врача вызовем.

На огонёк к Сизому мы зашли исключительно удачно. Мало того, что с разом похудевшего Стеклова удалось снять несколько погонных метров явно импортной ткани, так ещё и на складе, который Сизый устроил у себя на хате, обнаружились похищенные одеяла, явно из той партии, что были в порту.

Ну, а когда Рома обнаружил в углу пару бронзовых статуэток, вообще просиял от радости — оказывается, эти предметы принадлежали обнесённому в прошлом месяце ответственному работнику исполнительной власти. Похоже, появились перспективы скинуть с отдела ещё один серьёзный висяк. Ну и слегка успокоить нервы: товарищ из исполкома регулярно названивал Кабанову, изводя вопросами, когда, наконец, уголовный розыск начнёт чесаться и заниматься тем, ради чего был создан.

Стеклова, взятого на горячем, предстояло колоть — узнавать, кто его сообщники. Сначала он лишь вяло улыбался, абсолютно не въезжая в происходящее, потом марафет выветрился из его мозгов, и преступник заговорил.

Сдал своих подельников быстро, выложив полный расклад. Оказывается, в шайку, помимо Стеклова, входили двое его дружков: некто Рыбин, с которым наш фигурант сдружился во время отсидки в местах не столь отдалённых, и Фаворский — этот персонаж был поинтереснее: творческая личность, подрабатывал художником, рисуя вывески нэпманских магазинов и афиши для синематографов.

Рома сбегал на улицу, чтобы найти телефон. Минут через двадцать в квартире было уже не провернуться от милиционеров и сотрудников угро. Раненого Фому повезли в больничку, чтобы он не успел истечь кровь до прибытия санитаров, я лично перевязал ему ногу.

Кабанов просто лучился от удовольствия.

— Молодцы! — крякал он, вытирая вспотевший лоб. — Такое дело раскрыли!

— Семёныч, так может того — премию нам подкинешь? — сразу подсуетился Рома.

— Поймаешь Махно — будет тебе премия! — тут же недовольно ощерился Кабанов.

— Да ты ж сам понимаешь — не было никакого Махно!

— Было — не было… Нэпачей ограбили? Ограбили! Дело завели? Завели! Короче, чтоб весь город вверх дном перевернули, но нашли мне этих субчиков!

Поскучневший Рома подошёл ко мне, чтобы пожаловаться:

— Не видать нам премии, как своих ушей. Этим Уткиным что-то почудилось, а нам теперь расхлёбывай!

— Не вешай нос! Размотали дело ограбления портового склада, и батьку Махно одесского разлива сыщем! — заверил я.

Савиных недоверчиво хмыкнул, но спорить и доказывать, что я чересчур оптимистичен, не стал.

Высокую честь брать интеллигентного грабителя — художника и по совместительству ночного татя Фаворского, Кабанов доверил нам с напарником.

Творческие люди склонны к любым закидонам, нас могли встретить как хлебом с солью, так и пулемётной очередью, поэтому я был предельно осторожен.

Художник снимал комнатушке в коммуналке, в которой кроме него, ютилось ещё с полудюжину семей. Его надо было принимать тёпленьким с нахрапа, пока не дошли известия об аресте Стеклова. Однако меня напрягало чересчур большое количество народа в квартире. Ладно, мужья преимущественно отправились на работу, но ведь были ещё и женщины и дети… Не приведи господь начнётся стрельба!

Фаворского предстояло выманить на улицу и крутить уже там, где никто не пострадает.

— Давай, Гриша, рассказывай, что удумал на сей раз, — внимательно посмотрел на меня напарник.

— Скажу, что я заказчик, предложу нарисовать афишу для нового американского боевика. Какой у вас в городе самый известный синематограф?

— Не у вас, а у нас! — недовольно пробурчал Рома.

— Ну прости, — повинился я. — Никак не могу привыкнуть к тому, что стал одесситом.

Савиных помягчел.

— Большой Ришельевский театр, наверное.

— Буду знать теперь. Надо как-нибудь супругу туда сводить на хорошую фильму. Так, я пошёл, а ты, Рома, постой вон там в сторонке. Я тебя позову…

— Лады.

Рома покорно направился в указанном направлении, а я придав себе вальяжное и вместе с тем одухотворённое выражение на лице, отправился к художнику.

Звонок на дверях был один — общий, никаких табличек с надписью кому и сколько раз надо было звонить, не имелось. Что ж… Я впёр палец в «пипку» и не убирал его до тех пор, пока двери не распахнула злющая как тысяча индейцев мадам с ярко очерченной линией усиков над верхней губой.

— Ты чего растрезвонился⁈ Пьяный⁈

Я взял её пахнущую мылом ручку и, склонившись, поцеловал.

— Мадемуазель, простит за беспокойство, но мне позарез нужен деятель искусств — художник Фаворский…

Женщина явно не была избалована знаками мужского внимания, она польщённо улыбнулась и позвала кого-то из глубины квартиры:

— Игоряша! Тут к тебе…

Появился высокий и худой мужчина с серым испитым лицом, на нём были мятые брюки и большая как парус корабля ночная рубашка.

— Ну?

Меня обдало запахом винокуренного завода. Принято на душу у мужчины было порядком.

— Господин Фаворский?

— Ну! — теперь уже утвердительно ответил он.

— Меня за вами директор «Большого Ришельевского» послал. Надо срочно нарисовать афишу для новой фильмы…

— А что за фильма-то?

— Фильма… Этот, как его… «Терминатор».

— Чего-чего?

— «Терминатор», новый американский боевик про живую куклу-убийцу.

— Господи, вечно эти американцы какую-то халабуду придумают… Ладно, обожди чуток, я соберусь…

Фаворский скрылся у себя в комнате, и через ару минут вернулся совсем другим человеком: теперь на нём был вельветовый жакет с кучей карманов, парусиновые брюки, на голове чёрный берет, в руках кожаный потёртый чемоданчик.

— Что, действительно срочно?

— Очень срочно! Директор хочет уже сегодня показ устроить…

Художник покачал головой, послушно вышел со мной из квартиры, а когда мы вышли на улицу, я выкрутил ему руку и заставил выпустить портфель.

— Гражданин Фаворский, вы арестованы.

Оказать сопротивление он нам бы при всём желании не смог, так что доставили мы его в угро без какого-то напряга. Через полчасика привезли третьего подельника, и вся шайка была в сборе.

Угро я покидал практически поздним вечером в очень хорошем расположении духа. На совести этого трио оказалась ещё несколько нераскрытых дел, так что и день и жизнь были прожиты не зря.

Чёрный экипаж попал в моё поле зрения практически сразу, я заранее приготовился к любому развитию событий — если что, за доли секунды успею выхватить револьвер.

Дверца приоткрылась, в зазор выглянул мой недавний соглядатай — Рувим.

— Садись, Бодров! Разговор к тебе имеется.

Стоило принять решение — садиться мне или нет. Подумав, я всё-таки рискнул.

Напротив меня на кожаном сидении расположился Френкель. Его руки сомкнулись на набалдашнике трости.

— Григорий Олегович…

— Слушаю вас, Нафтали Аронович!

— На днях в Одессу с визитом прибывает Папа. В общем, он очень надеется, что вы — сдержите слово и найдёте его обидчика… И да, не уложитесь к его прибытию, разговора с ним не будет.

— Даже так…

— Именно так! Что ему передать?

— Передайте, чтобы пёк блины и заваривал чай. Я сдержу обещание.

Роман «Меню Одесса» часть 2 находится здесь https://author.today/reader/306464

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/280259

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30