Год Свиньи [Глеб Петров] (fb2) читать онлайн

Глеб Петров Год Свиньи

Книга посвящается светлой памяти череповецкого писателя, журналиста, учителя русского языка, автора книг «Чужой», «Невольник чести», «Наши дети» Сидоренко Александра Михайловича, побудившего меня полюбить литературу. И стать автором моей первой серьезной книги!

Утро, конечно, не впечатляло с самого начала. Я сидел в индустриальном — невдалеке от «Закромов» — прямо на грязном сером бордюре. Передо мной лежал побитый, но не сдавшийся взвод открытого баночного пива. Другого на районе не было. Зайди в любую разливуху, особенно в ночное время и бармен позаботится о том, чтобы открыть каждую купленную тобой бутылку. По какой ****? Абсолютно непонятно.

Рядом тусили незнакомые мне типы и терли за жизнь. Местная красотка Маша в обтягивающих лосинах и кислотной футболке давала призрачные намеки на какое-то интересное продолжение вечера. Банальная история. Ее домой не пускал муж. Но малыхе было плевать: вокруг столпилось несколько кавалеров, поэтому она то и дело демонстрировала свои сбитые о железную дверь кулачки и жаловалась, что одинока. Золотое обручальное кольцо и цветная татуировка с пирамидами Гизы на худеньком запястье дополняли ее и без того ущербный образ. Пацаны ее звали Машка Египетская.

Парни были тоже явно не первой свежести. Короткостриженые, в практически одинаковых серых костюмах Adidas. Они пили пиво и рьяно общались на какие-то далекие мне темы, периодически недовольно косясь в мою сторону. На чьем-то телефоне громко играла популярная музыка. На заднике города громоздился завод. Серый въедливый дым неторопливо врывался в атмосферу и смешивался со свежим воздухом. Драконы прожигали время рядом с круглосуточной биржей в надежде разбогатеть и превратиться в волков с Уолл-Стрит. Всё только начиналось.

Я только и делал, что запрокидывал голову назад, чтобы сделать глоток. В какой-то момент — после изрядно всаженного количества алкоголя — становится плевать на вкус и качество. Я положил руку на талию моей новой знакомой. Она улыбнулась и дала понять, что не против продолжения нашей импровизированной вечеринки. Я стал аккуратно водить рукой по ее телу, опускаясь ниже, и был уже практически у цели, но в какой-то момент она меня остановила. Под предлогом немного пройтись я завел Машку за павильон «Шаурма». И спустил штаны. Она послушно встала на колени, зная свое дело. Это явно не был ее первый раз. Я закурил сигарету и стал делать непроизвольные движения вперед. Пепел падал на ее фиолетовые волосы. Мутным взглядом я провожал глазами пролетающие мимо громкие отечественные машины. Унылый район, пропитанный ненавистью и алкоголизмом, дешевым одноразовым хавчиком и точно такими же дешевыми и беспонтовыми чувствами. В какой-то момент мне стало скучно. Я отодвинул ее голову. И направился в сторону круглосуточного магазина. Она крикнула вслед: «Пошел ты!» Я поднял руку вверх и показал чемпионский жест.

Хотите честно? Было чертовски одиноко. Руки сковывало от утренней прохлады. Изо рта валил пар. Казалось, сердце разбито на части, как недавно подаренная кем-то кружка с моим именем.

А дальше, видимо, организм устроил забастовку. Когда открыл глаза, то дом, расположенный напротив, напоминал мне накренившийся после столкновения с айсбергом «Титаник». Мир жил немного наискосок. Я уверенно и целенаправленно шел ко дну. Как тот огромный корабль. Мне стоило с большим усилием подняться. Голова была перегружена как никогда. Пиджак валялся в луже из-под пива, бычков и остатков еды, вырвавшейся наружу. Я поднял его и небрежно отряхнул.

В заднем кармане черных джоггеров лежали скомканные листки бумаги. Распечатанные стихи Лехи Никонова, на концерте которого я был накануне. Это было невообразимое зрелище. Он пил белое вино из горла и, заканчивая читать стих, бросал скомканные листы прямо в стоящих у сцены людей.

Впервые я услышал его в далеком 2008. В задрипанном клубе на окраине города Леха читал «Технику быстрого письма». Высокомерным бешеным взглядом он пронизывал каждого человека, как будто выжигая изнутри. А мы все чего-то ждали, ждали какого-то напутствия.

Я курил одну сигарету за другой. Сердце бешено колотилось в груди. Все должно быть не так! Все должно быть иначе! Я давно отступил от нравственных норм и забрел в тупик. В один момент все побелело. Повисла тишина. Вдруг она резко оборвалась. Ее сменил длинный занудный гудок. Стало жарко. Я сбросил с себя одежду и вышел на проезжую часть. Врубив трек любимых мною в тот момент Anacondaz «Смотри на меня», я встал прямо посреди дороги. Слёзы катились по щекам. Водилы уныло сигналили в мою сторону. Меня пробирало с ног до головы. Казалось, что мой лютый образ жизни пришел к своему логическому концу. Больше не хотелось жить. Я поднял левую руку вверх и, показывая fuck румяному рассвету, стоял в потоке надвигающихся на меня машин.

***

Жил человек в палестинских монастырях, имя старцу было Зосима.

Зосима по уставу монастыря перешел через Иордан, взяв с собой на дорогу немного пищи на телесную потребу и рубища, которые были на нем. И совершал правило, проходя через пустыню. Спал он ночью, опускаясь на землю и вкушая краткий сон, где заставал его вечерний час. Утром же снова отправлялся в путь, горя неослабевающим желанием идти все дальше и дальше.

И когда он пел, не отвращая глаз от неба, видит он справа от холма, на котором стоял, словно тень человеческого тела. Сперва он смутился, думая, что видит бесовское привидение, и даже вздрогнул. Ни разу еще не видал он за все эти дни человеческого лица, ни птицы, ни зверя земного, ни даже тени. Искал он узнать, кто этот явившийся ему и откуда, надеясь, что откроются ему некие великие тайны. Но, когда призрак увидел издали приближающегося Зосиму, он начал быстро убегать вглубь пустыни. А Зосима, позабыв о своей старости, не помышляя уже и о трудах пути, усиливался настигнуть бегущее. Он догонял, оно убегало. Но быстрее был бег Зосимы, и вскоре он приблизился к бегущему.

Когда же Зосима подбежал настолько, что можно было расслышать голос, начал он кричать, поднимая вопль со слезами: «Что ты убегаешь от старца грешника? Раб Бога истинного, подожди меня, кто бы ты ни был, заклинаю тебя Богом, ради Которого живешь в этой пустыне. Подожди меня немощного и недостойного, заклинаю надеждой твоей на воздаяние за труд твой. Остановись и подари мне старцу молитву и благословение ради Господа, не презирающего никого».

Когда достигли они этого места, бежавшее существо спустилось вниз и поднялось на другой берег оврага, а Зосима, утомленный и уже не в силах бежать, остановился на этой стороне, усилив свои слезы и рыдания, которые могли быть уже слышны вблизи.

Тогда бегущее подало голос: «Авва Зосима, прости мне, ради Бога, не могу я обернуться и показаться тебе лицом. Женщина я, и нагая, как видишь, с непокровенным стыдом своего тела. Но, если желаешь исполнить одну мольбу грешной жены, брось мне одежду твою, чтобы я могла прикрыть ей женскую немощь и, повернувшись к тебе, получить твое благословение»¹.

***

Дурка

People think I'm insane

Because I am frowning all the time

(Black Sabbath «Paranoid»)

За первые 12 дней пребывания в остром психиатрическом отделении я привык ко многим вещам.

Здесь не работают правила улицы. Бить первого встречного бессмысленно. Один фиг он псих и совершенно ничего не поймет. За такие вещи тебя привяжут к кровати. Как буйного!

Человек на тебя не так посмотрел? Или выкинул грубую шутку в твой адрес? Даже обижаться бессмысленно. Просто пропускай мимо ушей.

Таблетки, которые тебе дают, всегда дели пополам. Эти доктора так и норовят втюхать тебе жесткую дозу. Я первое время принимал всё, как есть, но потом начал осознавать, что состояние ухудшается.

Напоминай себе, каким ты был. Иначе есть риск сойти с ума. Я говорил себе, как здорово было в квартале Красных Фонарей в Амстере, а в Калифорнии примерно часов до двух дня очень пасмурно. И, погружаясь назад, я жалел, что не взял с собой любимый черный худи Adidas Originals. Пиво в Hard Rock Cafe в Дубае самое о****. В стране, где за мелкую кражу отсекают руку, где алкоголь категорически запрещен и царит шариат, я пил лучшее в мире пиво. Часто вспоминал незабываемый blow job от симпатичной милфы² из Питера. Страсть возникла в одной из подворотен в центре города. Она делала это так профессионально, что я в моменте чуть не потерял сознание. Когда все закончилось, она просто встала с колен, неспешно вытерла губы красным платком и направилась куда-то в сторону Пушкинской. Я остался стоять прямо со спущенными штанами. Она шла уверенно, легкой красивой походкой, не оборачиваясь. А потом вовсе исчезла.

Как моя карьера. Увольнение стало ударом ниже пояса. Из-за психического расстройства было сложно выполнять работу, и меня, особо не задумываясь, тырнули. Теперь я был уже на грани остаться вовсе без штанов.

Кто-то называет кризис временем возможностей. Может быть, так оно и есть. Но в моем случае это был нервный срыв и как следствие — дурка. Первым делом у меня забрали телефон — единственную связь с окружающим миром. Им можно было пользоваться только в строго определенные часы. И с разрешения глав. врача. Но в моем случае на одностороннюю коммуникацию был наложен запрет.

Журналы и газеты здесь тоже особо не жаловали. Но в нашем отделении был телевизор. За какие-то двести рублей можно было договориться с толстым санитаром Лешей, и втихаря посмотреть тупой русский сериал по России-1 либо футбол.

Это в любой будний день, но только не в воскресенье. Потому что по воскресеньям он смотрел Спас. Поэтому и цены изрядно снижались. А иногда по божьей милости Леша и вообще денег не брал. Дело — то благое.

Ставочки этот толстяк тоже любил. Когда поднимал, то просто весь сиял от счастья, много шутил! И даже делал скидки на оказание своих услуг! Но большую часть времени всё равно был задумчивым и угрюмым.

Здесь самое главное — это хороший connect³ с санитарами. Тут они прямо в тренде. Через этих парней можно достать всё, что угодно. Цены, конечно, будут немного выше рыночных, но, уж поверьте, в таких случаях экономить бабки просто-напросто беспонтово.

В первую неделю нахождения в больнице вас сто процентов накачают нейролептиками. Мне постоянно хотелось спать. И это не был сон здорового человека. Вечно снилась какая-то херня.

На дверях в туалеты не было шпингалетов и это дико вымораживало. Если есть желание помыться, то это можно сделать только в строго отведенный банный день и санитарки помогают тебе в этом процессе.

Моя неухоженная борода свисала вниз, потому что пациентам разрешалось пользоваться только одноразовыми бритвами. Но станок становился тупым через тридцать секунд. И я напоминал сам себе героя Тома Хэнкса, прожившего три года на необитаемом острове в фильме «Изгой».

Раздражали две вещи: соседи по палате и излишняя доброта докторов. Если ты психически нездоров, то люди общаются с тобой с особым милосердием и вежливостью. Хотя лично мне это больше напоминало жалость. Я вообще не против жалости. Слышал такую вещь: если к тебе обратился бездомный или уличный алкаш, то отказывать нельзя. Потому что безразличие и равнодушие — это самые поганые чувства. Но и навязывать себя не нужно. Не просят о помощи — пройди мимо. Такая простая философия.

Я сотни раз сталкивался с нае***м, которое мне приносила случайная встреча на улице. Я сотни раз предлагал помощь людям, которые меня об этом не просили. И чем это заканчивалось? Крайне плохо для меня. Общение с девушкой, которая плакала на соседней скамейке, обернулось огромным счётом в баре. В конце она честно сказала, что не планировала меня разводить. Но я сам сделал первый жест. Заплатив по счету, я вышел на улицу и закурил. Со сделки телочке капнул 10 % кэшбэк. Она выскочила за мной и сказала, что теперь ее очередь угощать. Но я, улыбнувшись, отказался. Она тащилась за мной два квартала. Я обернулся и спросил — зачем? Ответ был очевиден: это была ее территория. И вдруг получится так, что я захочу еще куда-то зайти?

В стенах дурки приходит понимание ценности вещей, которые происходят в обыденной жизни. Глядя в окно, меня передергивало от злости, когда какой-нибудь мудак, выходя из автобуса, с недовольным е***ом шел в сторону дома, сделав остановку на посещение магазина «Весёлый градус». Я был лишен даже этого. Простых, обыденных мелочей, с которыми люди сталкиваются каждый божий день.

О сигаретах приходилось только мечтать. В таких ситуациях курение даже идет на пользу. Голова отвлекается. И зацикленные звуки проходят.

Зацикленные звуки — это одна из бед. Идешь по улице и в голове с ни*** играет песня стражников из «Волшебника Изумрудного города»: «А вдруг волшебник- это я? А может я? Но не спеши тревогу бить! Всё может быть, всё может быть!»

И ты ее повторяешь бесконечное количество раз. Она не заканчивается. Играют только эти четыре строчки и все. Так может продолжаться не минуту, не две. Это длится часами. Хочется просто сесть на землю и закрыть голову руками. Хочется кричать, биться головой об стену. Но и это не поможет. Внутри играют эти строчки. Ты не можешь думать ни о чем.

***. Хочется просто идти, идти. Выйти из дома и бежать в любом направлении. Лишь останавливаясь каждые двадцать минут на перекур.

Я поступил сюда в психотическом состоянии. В жизни происходил полный Not Fun⁴. Длился он около двух месяцев. И вот, как итог, я оказываюсь здесь.

Лет в 18 у меня была черная hand made⁵ рубашка с надписью Not Fun. Ее мне нарисовала знакомая девчонка, она была лесбухой и звали ее Шаман. Кто тогда знал, что пророчество The Stooges сбудется и финальная песня в их единственном альбоме⁶ станет гимном черной полосы моей жизни.

В больнице все окна были закрыты металлическими решетками. По понятным причинам. Психи вообще любят исполнять всякую дичь. Правда, делают это бессознательно. Придя в столовую, вы не найдете привычных нам ножей и вилок, там будут исключительно ложки. Это как будто возвращение в детство. Ты своими маленькими ручками неуклюже и неловко пытаешься разделаться с пищей, но у тебя это не всегда выходит. Каждое движение дается с определенным усилием. Чувство какой-то безысходности врезается в твою голову, и ты начинаешь плакать. Но потом приходит мама и помогает тебе. Но здесь ты один. И мама не придет. И близких рядом не будет. И руки твои давно не маленькие и они трясутся, трясутся от беспомощности, которую ты испытываешь во всём.

Не хочется ни есть, ни пить. А просто лежать и залипать в потолок. Пустой белый потолок. Такой же, как твоя душа.

Выход за территорию строго ограничен, поэтому мысли о побеге я отбросил сразу. Да и куда бежать? Тут тебе ясно дают понять, что от себя никуда не деться.

Палата

Я лежал в палате в окружении трех мудаков разного возраста. Одного звали Вася. Вася сюда попал из-за измены жены. Это был обычный работяга со сталепрокатного завода. Все было как у людей. Ипотека, «Магнит» около дома, двое детей, ну, и, конечно, мечты о счастливом будущем. Тем более, что первый шаг был сделан — куплен участок земли в 10 км от города. Всё упиралось в стройку, в которую наш Василий вкладывал все силы и душу. Дома практически не появлялся. Его любимая же времени даром не теряла и долбилась на их кровати с продавцом из магазина восточных сладостей.

Так наш работник года однажды пришел пораньше домой и был приятно удивлен, когда увидел свою единственную в положении doggy style⁷, а сзади красовалась большая черная волосатая спина. Сказать, что Василий был изрядно удивлен, ничего не сказать.

Теперь он лежал на кровати возле окна и задумчиво смотрел вдаль.

Периодически он пытался начать разговор, но никто особо не хотел его поддерживать:

«А я думаю, че это она зачастила с орехами и сухофруктами? Я говорю: *** мне твоя курага? Вот ***? Да и орехи за***. Свари пельменей! Сметану положи. В чем проблема? Нет, говорит, полезно. Полезно для сердца. Так, если полезно, че ты сама не жрешь? Мужики, ответьте?»

«Да *** их этих баб разберешь».

«На сладкое пахлава. Я ей говорю, типа это ж хуево для сердца. Один жир сплошной! А она мне знаете, че?»

«Че?»

«Не нравится — не жри! А я ей, сама-то чего не ешь? Она молчит. Долго, говорит, еще строиться будем? Переходит на больную тему. Я ей, типа, давай я работу брошу? И буду х*** там сутками! Она мне — так ты и так х***! А толку-то, Вася? *** ли толку-то? Знал же, что не надо было мне быть с ней. Мамка говорила, мол, не женись ты на ней. Не подходите вы друг другу. Ей бы, понимаете, мужики, Вконтактах своих сидеть да со своими шалавами по кабакам гулять. Вот и нагуляла. Чему тут удивляться?»

Вася отворачивался, бурча себе что-то под нос. На нем были старые потертые треники Adidas с тремя полосками, вытянутая синяя футболка с надписью «Вперед, Россия!», черные ребристые носки. Ну и домашние мягкие тапочки. На тумбочке стоял апельсиновый сок «Добрый» и три бутерброда с сыром и колбасой в полиэтиленовом пакете. Жена принесла.

Я лежал и думал, как вообще так получилось? Еды и напитков на тумбочке и в палате быть не должно! Дебил. Просто. Натуральный дебил! Вот подставит он Леху своей несобранностью — кто мне будет приносить сигареты и Choco-Pie?

Второй — алкоголик Серега. Серега работал таксистом. По хитрым подсчетам он прикинул, что среднестатистический таксист выпивает стабильно два раза в неделю, а учитывая праздники, и того больше. В сумме получается, что полтора месяца (а то и два) человек пьет.

Серега обычно работал без перерыва год, потом брал отпуск в июне, покупал несколько ящиков водки домой, отправлял детей к матери в деревню. Жена готовила несколько кастрюль макарон. И они начинали вечеринку. Такое нехилое party⁸ тянулось в среднем три недели, затем он брал несколько дней на восстановление, забирал детей с дачи. И возвращался к работе.

В состоянии алкогольного астенического синдрома его привезли сюда. Выглядел Серега неважно. Лежал и смотрел в потолок. Без эмоций, весь какой-то скукоженный и бледный, как поганка.

Третий человек в палате был для меня загадкой. На вид он напоминал этакого брутального мужика. Борода придавала ему грозный вид, как и наголо выбритая голова. Говорил он редко. Да и вообще старался держаться особняком.

Шизофрения как диагноз его категорически не устраивала. Он был глубоко убежден, что имеет таинственную связь с иным миром, который управляет всеми нами. И предстоит еще разобраться: кто тут действительно больной? Мы, которые управляем всей ситуацией, или они, которые за окнами дурки позволяют ситуации управлять нами. Как-то раз проснувшись ночью, я увидел его стоящим у окна. Направив взор в темноту, он с кем-то разговаривал. Затем последовал громкий смех. На черном фоне это выглядело жутковато.

Его все звали Монах, наверное, из-за того, что в одежде он предпочитал только черный цвет. Передвигался очень легко. На нем были огромные льняные шаровары и такая же безразмерная рубашка. Говорил он редко, и его судьба оставалась для нас загадкой. Сколько этот персонаж находился здесь, известно одному Богу. К нему никогда никто не приходил, даже в часы посещения. Одиночество — сто процентов — было его верным спутником по жизни. Мне же одиночество было всегда чуждо.

Сколько мне нужно было провести в дурке, было совершенно неясно.

Из раза в раз я задавал этот вопрос своему психотерапевту, но внятного ответа не получал.

Его звали Александр Сергеевич Ковырялов. Внешне доктор напоминал булгаковского Фагота. Возник он передо мной, правда, не из майского зноя. И бывшим регентом не представился. А, наоборот, показался вполне приличным и интеллигентным человеком. С неба звезд не хапал, рейтинги себе на медицинских сайтах не накручивал. Свое дело знал. Возможно, не так сильно любил, но хорошо и щепетильно относился к своей профессии. В больнице пользовался уважением. Он всегда с большим любопытством смотрел мне в глаза и задавал вопросы, делая пометки в блокноте.

«Медикаментозная терапия — это то, что мы можем дать тебе. Тебе как будто ничего не нужно».

«Мне ничего не нужно».

«Я понимаю, но это всего лишь состояние. И его нужно пережить. Какая у тебя цель?»

«У самурая нет цели, есть только путь».

«Шутишь? Это уже хорошо!»

«Ну, а что хорошего? Нет у меня цели, да и путь мой вроде бы как закончился!»

Доктор улыбнулся. Отвлекся от блокнота. И посмотрел на меня: «Смерть — это то, к чему ты стремился?»

«Нет, но сейчас готов ее принять».

«Только не у меня в отделении. Попытки суицида были?»

«Нет! С чего Вы взяли?»

Он мельком посмотрел на мои руки: «Галлюцинации, бред?»

«Нет!»

«Никогда не возникало ощущения, что за тобой кто-то следит?»

«Ну разве что Большой Брат».

«Это кто? Родственник?»

«Нет, это Оруэл, 1984. Антиутопия⁹».

«Жена, дети?»

«Нет, да».

«А что случилось?»

«Ушла».

«Работа?»

«Нет».

«Почему?»

«Уволили».

«Плохо».

Он задумался и посмотрел в окно.

«Как с алкоголем?»

«Свободно!»

«Часто?»

«Часто».

«Связи на стороне?»

«Да».

«Наркотики?»

«Периодически».

«Что ты хочешь от меня?»

«В каком смысле?»

«Ну, что ты хочешь, чтобы я сделал?»

«Я не знаю, я же не врач».

«То-то и оно».

«И что мне делать?»

«Хороший вопрос. Многие хотят найти на него ответ. А я не знаю! Жизнь тебе подарила столько возможностей и перед тобой было открыто много дорог. Но ты сейчас здесь, сидишь передо мной. Хотя я уверен, что каких-то несколько месяцев назад сидел в баре, глотал пивко. Обнимал богемных девиц и тебя ничего не беспокоило?»

«Допустим».

«А потом что-то щелкнуло и перевернулось?»

«Возможно!»

Я смотрел на него глазами второклассника, получившего парашу по чтению. Язык не шевелился.

«Не буду читать морали, но жизнь на ближайшее время придется в корне поменять. Будешь находиться здесь ровно столько, сколько потребуется. Таблетки и уколы, которые я тебе выпишу, будешь принимать под надзором наших специалистов. Понял?»

«Да», — я встал и направился в сторону двери. Александр Сергеевич окликнул меня:

«Иди и прими душ. От тебя пахнет, как от бомжа».

«Золотая Буханка Дурака»

Так прошел месяц моего пребывания в дурке. В какой-то момент все стало по-другому. Жутко захотелось есть. Не пресной больничной еды. А нормального, качественного и вредного хавчика. Аппетит — это сто процентов очень хороший звоночек. Но на местную еду я не мог смотреть. В коридоре скучал Леха. Видимо, работы сегодня особо не было. Он задумчиво стоял напротив нашей палаты и залипал в одну точку.

«Здорова, Леха!»

«Сегодня по телеку отбой. Сразу говорю».

«Почему?»

«Потому что, ***, я так сказал. Тебе чего надо?»

«Че, ставочка не зашла?»

«Да, я вообще не понимаю, зачем эти пи*** выходят на поле. Играйте спокойно, нужна была просто ничья! Еб*** ничья! Но нет же, надо было за минуту обосраться!»

«Жестко прогорел?»

«Ну так. Тебе че надо?»

«Мне бы похавать».

«В магаз не пойду. Да и поздно уже. Доставка не работает».

«Лех, я заплачу по двойному тарифу».

«А что нужно?»

«Ты можешь мне сделать сэндвич?»

«Чего сделать?»

«Ну, типа бутера».

«Ты дебил?»

«Странный вопрос, учитывая, что я здесь».

«Что за бутерброд?» — он воровато осмотрелся по сторонам.

«Любимый сэндвич Элвиса Пресли. Называется «Золотая Буханка Дурака».

«И че, он сложно делается?» — задумался Леха.

«Заморочно. Но я все оплачу. Может, бабки хоть как-то отобьешь. Тем более, что завтра футбол».

«Ладно. Диктуй, что там нужно», — он достал из нагрудного кармана блокнот.

«Короче, покупаешь французскую булку, режешь ее пополам и жаришь на сливочном масле».

«Записал».

«Потом наполняешь ее арахисовой пастой».

«Где я, ***, ее найду?»

«В «Веселом градусе» она есть, от нас через дорогу. 24 часа. Потом жаришь бекон в этом же масле».

«О***», — прошептал Леха.

«Кладешь его прямо в сэндвич на пасту, ну и сверху нарезанный банан».

«Чего? Банан?»

«Да, банан».

«А н*** банан?»

«Так указано в рецепте!»

«И Элвис Пресли это жрал?»

«Еще как!»

«Тогда не мудрено, что он так рано сдох. Давай бабки».

Я отдал ему деньги. И пошел в сторону палаты.

Прикол этого сэндвича заключается в том, что Пресли любил смачно смазать его черничным джемом, который я не стал просить покупать Лёху. Иначе бы его схватил инфаркт.

По легенде 1 февраля 1976 года король рок-н-ролла в компании двух корешей — полицейских на частном самолете прилетел в Денвер, штат Колорадо, из своего поместья Грейслэнд. В ангар аэропорта владелец ресторана вместе с шеф-поваром привезли около 30 таких сэндвичей. За каких-то 2 часа они уничтожили их, запивая шампанским «Перье». Затем веселая компания улетела обратно в Мемфис, так и не выйдя за пределы аэропорта. Через полгода Элвис умер от обжорства и злоупотребления медицинскими препаратами. А сэндвич является визитной карточкой Мемфиса.

В палате всё было как прежде. Парни лежали на кроватях и занимались своими делами. Хотя давайте будем честными: ну какие дела могут быть в психушке? Они тупо смотрели в потолок. Царила тишина. Впервые за долгое время на моем лице была улыбка. На миг мне показалось, что всё не так уж и плохо.

Хотя я знал, что это ложное чувство. К вечеру всегда становилось лучше, а утром болезнь снова ворвется в мою жизнь как бумеранг. И я так же буду лежать, устремив взгляд в потолок.

Как поговаривал Венедикт Ерофеев: «Утром плохо, а вечером хорошо — верный признак дурного человека!¹⁰»

Тишину развеял Вася:

«А знаете, мужики. Она беременная».

«Да ладно?» — отозвался я.

«Да, вчера пришла и сказала, что, типа, так получилось, что будет ребенок, и не от тебя».

«А ты че?»

«А я *** знает. Стою, молчу. Она мне говорит, что сделает аборт. Что понимает, как прежде уже не будет. Но давай хотя бы детей поднимем. Одна я не справлюсь. А потом всё. Я уйду и больше ты меня не увидишь. И заревела. А я стою, смотрю на нее. Она такая беспомощная. Понял? Я ей, типа, да че ты? Успокойся. Ну, и обнял ее. Она еще сильнее разрыдалась. Стоит, вся дрожит. И я как бы, с одной стороны, понимаю, что прав. Но и внутри как бы всё сжалось. *** знает, что делать».

Наверное, этого Васю в жизни никто так не слушал, как сейчас. В воздухе снова воцарилась тишина. Все смотрели на него. А он сидел и смотрел в одну точку. Даже Монах присел на край кровати.

«А можно же просто взять, мужики, и простить? Как будто ничего и не было. Можно же так? И ***, кто и что скажет. Ребенок родится и останется с нами, и я его воспитаю. А когда он или она вырастет, всё расскажу. Прямо как есть, на духу. И про дачу, и про работу. И что его мама полюбила другого. Так может быть? А ребенок будет меня слушать. А она снова будет реветь. И я скажу, что люди, они же ошибаются в жизни. Каждый же может споткнуться. Но один как бы упал и не может подняться. А не может подняться, потому что ему тяжело. Он понимает, что ошибся. И если пройти мимо и посмотреть как бы свысока, то человеку это не поможет. Он все так же будет лежать, а, может быть, будет скатываться дальше. Пока от него ничего не останется. И люди вокруг будут говорить: Эй, посмотрите на него! Это же дно. Они будут говорить своим детям: Вот так делать не нужно. Так нельзя жить. Но они же не могут прознать жизнь наперед. И без разницы, сколько ты прожил. Никто не может сказать, что будет потом. Поэтому я, наверное, не буду оборачиваться назад. Потому что мне не так много светит впереди. Что я видел в жизни? Армию, завод, дачу. Что видела она во мне? Наверное, ничего. Свадьба по залету? Дети? Бытовуха? И я знаю, что выйду отсюда. Продам эту ебаную дачу. И начну жить заново».

«Думаешь, что-то изменится?» — спросил я.

«Находясь здесь, изменился я. И уже не смогу быть таким, как раньше. Я протяну ей руку. И буду приходить домой. Буду смотреть на то, как взрослеют мои дети. Уволюсь со сталепрокатного. Мне больше это все не нужно».

«Очень важно. Просто принять и простить, как бы больно тебе ни было. Протянуть руку и не предлагать помощь из обычной вежливости. Заставить себя остаться, даже если гордость просит уйти. Ну, и, конечно, любить, но не именно за что-то, а просто так», — прохрипел Монах. Посмотрел по сторонам, поднялся с кровати и задумчиво вышел из палаты.

«Мы раньше с мужиками делали святые распятия, — очнулся Серега. — Разных размеров. Крепкие, что пиздец. У нас пацаны покупали. Потому что все ходим под богом. Причем, я говорю — таким можно и насмерть убить. Времена были такие. Выходишь на улицу. Чисто до ларька дойти опасно, огребешь как не *** делать. Ну, берешь с собой крест под курточку. И *** кто подойдет. А если подойдет, то резко его выхватываешь и бьешь. Шансов у человека нет. Делали разные: можно на шею надеть, можно на стену повесить. И дела шли неплохо. Потом предложил подельник на кладбище выйти. Прямо на надгробия кресты делать. Это же золотая жила. Ну, как мы зашли, так потом и вышли. Ворвались парни с кладбища к нам на производство и нашими же крестами нас избили. И они бьют меня моим же крестом, а я лежу и мне не страшно. Только лицо сына божьего перед глазами щелкает. Подельник уже не совсем живой, а мне хоть бы что. Забрали у нас они всё и уехали. Денег еще должен остался. Долго же я в больнице потом валялся. Но страха у меня не было. Я знал, что выживу. А когда здесь оказался. Помню, открыл глаза и подумал, что всё — мне пиздец. Страшно стало, что всё. Что такой конец у меня. Да, я запойный. Жена запойная. Теща хотела забрать у нас детей, но я не дал. И сейчас я не знаю, что делать. Я знаю, что не смогу не бухать».

«Ну, а че тогда говорил, что завяжешь?»

«Не знаю. Потому что так правильно. Так должно быть. Но у меня вряд ли получится соскочить».

«Ну, в этом никто не виноват, кроме тебя», — ответил я.

«Виноват».

«Кто?»

«Общество. Государство. Демонстрировать, как ты пьешь, стало модным. Зайди на любую страницу в ВК, посмотри. Пьют все. Я смотрю рекламу с пивом, где мужики сидят в хорошей компании с девочками на природе и душевно выпивают. Я тоже этого хочу. Рекламные плакаты с застывшей от холода бутылкой водки. Шесть алкогольных сетевых магазинов с яркой красной вывеской находятся в радиусе того места, где я живу. Продолжать?»

«То есть ты хочешь сказать, что ты жертва?» — спросил я.

«Оградите меня от этого и я перестану».

Я с ухмылкой поднялся с кровати, посмотрел на своих соседей:

«Вы точно оба в край еб***», — и вышел из палаты. В конце коридора замаячил знакомый силуэт Лехи. Он осмотрелся по сторонам, протянул мне пакет со словами:

«Не знаю, как ты это дерьмо жрать будешь».

«И тебе спасибо».

Он поперхнулся и ушел. Я зашел за угол. Достал из пакета сэндвич. И приступил к ужину. Господи, какой же он вкусный. Когда впихиваешь в себя 4000 калорий, запивая их ледяной колой, испытываешь отличные чувства. Представляя Элвиса, я стоял и уплетал этот сэндвич. Я точно также был на грани. Но за спиной не было великой славы, толпы фанатов, шикарного поместья и народной любви. За спиной не было ничего, кроме боли, разочарования и неизбежности в глазах, трех початых пачек Marlboro gold, небольшой коллекции виниловых пластинок, трех книжных полок с разносортной и никому ненужной литературой, черная кепка Kangol¹¹, новенькие, в коробке, белые Nike Air Force, золотые часы Diesel, пачка неоплаченных счетов ЖЭКа, оригинальная джерси любимого Colorado Avalanche¹², 150-ти подписчиков в инсте, пачки презервативов Durex, трех заклятых врагов по жизни, одной неразделенной любви и баночки лимонада dr. Pepper в холодильнике.

Выписка была не за горами. Доктор намекал, что не планирует меня тут долго держать. Ибо основной симптом болезни мы сняли. А дальше разбирайся — ка ты парень в своей башке сам. Если бы это было так легко, то, наверное, я бы не оказался здесь. Я задавал ему один и тот же вопрос: когда я стану прежним? Он отвечал, что нужно время. Хотя где-то внутри до меня дошло, что, наверное, прежним я уже не буду никогда.

«Самый главный фактор и провокатор твоей проблемы — ты сам. Знаешь, что говорили французы?»

«Что?»

«Самым главным врагом Наполеона был сам Наполеон».

В коридоре послышался какой-то шум. Раздался стук в дверь. И он вышел из кабинета. Краем глаза я заглянул в приоткрытый ящик письменного стола. И среди прочего заметил здоровенную книгу, автором которой был самый популярный медицинский шарлатан нашего времени — доктор Обывалов.

Слышали про такого? Этот интеллигентный с виду доктор создал свою теорию, направленную на лечение пациента с помощью коллаборации космической энергии с божественной.

Пик его взлета пришелся на начало нулевых. Толпы простодушных и наивных людей, которые не видели просвета в своих недугах, массово скупали его книги. Маркетинг был изумительный. Его литературу нужно было покупать только в строго отведенных магазинах, потому что книжки были заряжены особой энергией. А пираты просто штамповали эти книги, и они не имели абсолютно никаких целительных свойств.

Ко всему прочему предлагались буклеты разного размера с изображением дока на фоне звёздного неба. Покупка нужного буклета зависела от тяжести проблемы. Чем сильнее болезнь, тем, соответственно, дороже буклет. Буклет можно подкладывать под больные места, заряжать воду и пищу. Все книги строились на том, что Обывалов публиковал письма «чудным образом» исцелившихся старушек. И в конце давал рекомендации по дальнейшему лечению. То есть пока у тебя не будет собрана вся коллекция книг, должного результата ты не достигнешь.

Позже доктор вышел на новый уровень, и, осознав, что тема-то рабочая, решил продвигать свои другие таланты. И теперь на полках стали продаваться МР-3 диски с его авторской музыкой. Со временем стало ясно, что большинство этих доверчивых и несчастных людей переставали обращаться за квалифицированной помощью и делали себе только хуже. Как следствие, течение их болезней усугублялись. Многие даже умирали. Но правоохранительные органы разводили руками. Ведь это личное дело каждого. Миллионы долларов сыпались на его счета. И дела шли в гору. Да что шли? Они и до сих пор идут.

Секта доктора Наебалова, которого так прозвали хейтеры, только росла. И самое ужасное, что мой лечащий врач был в ней. Я вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

В палате на кровати сидел Монах.

«Уходишь?» — задумчиво спросил он.

«Ну а ты не видишь?»

«То-то и оно, что вижу. Вижу даже больше. Тебе же ведь нисколько не полегчало. Это чувствуется».

Я молча собирал вещи. Внутри все кипело.

«Вся эта психиатрия поверхностна. По сути, ты платишь большие деньги, чтобы пожаловаться на себя. И знаешь, что еще забавно?»

«***, что?» — не выдержал я, резко швырнув полотенце на пол.

«Что ты никогда не выздоровеешь. Просто болезнь кочует внутри тебя. И переходит из одной стадии в другую. И это будет длиться всегда».

«Послушай. Ты гребаный шизик. Ты не в своем уме. Понял?» — меня просто вымораживал его монотонный, хриплый голос. Я резко развернулся и сделал шаг в его сторону. Еще бы немного и ему бы не поздоровилось. Но я, видимо, забыл, где нахожусь. И что сил как следует треснуть ему у меня нет. Он засмеялся и прилег на свою кровать.

«Я вижу, что ты расстроен. Но пойми, твое состояние — не признак того, что ты слабый человек. Наверное, ты просто пытался быть сильным слишком долго. И твое нахождение здесь — это расплата за то, что ты совершал. Всё бесполезно, пока ты это не осознаешь внутри себя. Твои грехи. Они живут внутри тебя. И те чувства, которые ты испытываешь сейчас, они кроются в грехах, которые ты совершал на протяжении жизни. Тебе нужно внутренне пройти их снова. А потом раскаяться, отпустить их. И всё пройдет».

«Грешат все», — ответил я.

«Никогда не ищи оправдание своим грехам в том, что грешат все. Каждый ответит перед Богом сам. Та жена, которая гуляет, не оправдается тем, что муж пьет. А тот муж, который пропивает всё, не будет оправдан тем, что жена его не понимает. Дети, которых они упустили — вот их суд¹³».

Я с чувством легкой тревоги посмотрел на него. Монах перекрестился:

«Это слова я когда-то прочитал в одной книге. Ты понял, что я имел в виду?»

«Кажется, да, — ответил я. — И что мне делать?»

«На этот вопрос я не могу тебе ответить. Находясь в стенах психушки, ты, наверное, усвоил, что кто-то готов менять свою жизнь в корне. А кто-то сразу после выписки начнет все сначала, чтобы попасть сюда снова. А я останусь здесь, потому что за все это время так и не смог принять для себя правильное решение».

***

«Стыжусь, авва мой, рассказать тебе позор моих дел, прости меня Бога ради. Но как ты видел уже мое нагое тело, обнажу пред тобою и дела мои, чтобы ты знал, каким стыдом и срамом полна душа моя. Не тщеславия убегая, как ты подумал, не желала я рассказать о себе, да и чем мне тщеславиться, бывшей избранным сосудом диавола? Знаю и то, что, когда начну свою повесть, ты убежишь от меня, как бежит человек от змеи, не смогут уши твои услышать безобразия дел моих. Но скажу, ни о чем не умолчав, заклиная тебя, прежде всего непрестанно молиться за меня, чтобы найти мне милость в день Судный». Старец плакал неудержимо, а жена начала свой рассказ.

«Родиной моей был Египет. Еще при жизни родителей, когда мне было двенадцать лет; я отвергла любовь их и пришла в Александрию. Как я там вначале погубила мою девственность, как неудержимо и ненасытимо отдалась сладострастию, стыдно и вспоминать. Приличней сказать вкратце, чтобы ты знал страсть мою и сластолюбие. Около семнадцати лет, прости, прожила я, будучи как бы костром всенародного разврата, вовсе не ради корысти, говорю истинную правду. Часто, когда мне хотели давать деньги, я не брала. Так я поступала, чтобы заставить как можно больше людей добиваться меня, даром совершая угодное мне. Не подумай, что я была богата и оттого не брала денег. Жила я подаянием, часто пряжей льна, но имела ненасытное желание и неудержимую страсть валяться в грязи. Это было для меня жизнью, жизнью почитала я всяческое поругание природы¹⁴.

***

Я вышел из больницы и осмотрелся. Конечно стало намного легче, но осознания полного выздоровления так и не произошло.

Погода, мягко говоря, была не очень. Шел холодный дождь. Ветер мощными порывами сметал последнюю позолоту осени. Внутри душа рвалась на части. Меня выворачивало наизнанку от холода.

Но это уже была самая настоящая улица, которую все это время я наблюдал только в решетчатое окно. Беременные девушки неспешно гуляли по мокрым от дождя тротуарам, выложенными яркими коврами кленовых листьев, переполненные автобусы рвало серыми людьми. Город готовился к наступлению зимы.

Я включил телефон и был удивлен, что за всё время, что я находился в стенах специального заведения, мне так никто и не написал. Лишь тонны рекламного спама засорили все мои мессенджеры. А пропущенные звонки с неизвестных номеров принадлежали консультантам банков из одиночных камер, которых в жизни интересовали только CVC2¹⁵ на заднике моей банковской карты.

Дождь становился сильнее, и не было другого выхода, кроме как спрятаться под козырьком моей школы. Я облокотился спиной о кирпичную стену и закурил сигарету.

Шельма

— Слушай, чувак! Давай, может о текстах поговорим. Что тебе конкретно не нравится? — Ну что Вы! К чему такой тон. Я ведь в Ваших интересах…Ну ладно, ладно… Что Вы хотели сказать своей книжкой? — Ничего — То есть? — Ничего — Но, позвольте…тогда — зачем? — Стихи не нуждаются в основаниях — Ах, да…стихи…, а правда, что Вы пишите только под наркотиками… Ну ладно, ладно…Что Вы так кипятитесь? (Леха Никонов «Интервью с двумя неизвестными»)

Этот упырь просто не давал мне пройти. В школьном коридоре места хватило бы нам обоим, но, наверное, мы чем-то сразу не понравились друг другу.

Он выставил плечо и подумал, что я уберу свое. Но нет! Ему не повезло! Ситуация накалилась. Днём ранее на крыльце школы я сломал его однокласснику руку. И понеслась. Тот парень из коридора оказался сыном нашего школьного учителя. Мы её звали Шельма. Не помню, почему.

Разборки продолжились в правой рекреации на третьем этаже, втащил я и ему. Но тут незамедлительно примчалась его мамаша и стала нас разнимать. Утащила своего сыночка и напоследок сказала: «Тебе пиздец!» Я шел по коридору и мысленно прощался с друзьями.

На следующий день она не пришла на работу. И больше там не появлялась. Оказалось, что ее дурачок умер. Разогнался на тачке отчима и не вписался в поворот. А не его ли мамаша талдычила имбицилам с пятого по одиннадцатый класс тошнотворные законы физики. Но так и не смогла объяснить своему недоразвитому сыночку, что перед тем, как повернуть, необходимо снижать скорость.

На огромной скорости он влетел в припаркованный автомобиль. Все бы хорошо, если бы не ремень безопасности, который он не удосужился пристегнуть.

Нельзя сказать, что я вспоминал об этой истории. Рядовая школьная драка останется лишь на страницах этой книги. А его имени, кроме меня, никто так никогда и не узнает.

Ну, и кто в итоге победил?

Мне безумно нравилось выходить из ситуаций победителем. Я всегда выбирал исконно русскую тактику отступления. Я пятился до тех пор, пока мой соперник не заходил слишком далеко и там наносил мощный бескомпромиссный удар.

Первый пропущенный удар вызывает у оппонента странное чувство: вроде бы как по нему здорово прошлись, но он ничего не почувствовал. Наоборот, еще больше загорелся. Боли нет. Боль появляется потом.

Бить нужно всегда первым и лучше это делать в район носа. Разбитый нос твоего оппонента — один из первых признаков победы. Для того, чтобы это понять, не обязательно рождаться в трущобах мегаполиса или становиться своим парнем во дворе. Просто нужно владеть в совершенстве тремя вещами: быть не таким, как все, носить очки и иметь дурацкое имя. Уже с детства происходит осознание того, что все не так уж справедливо, как должно быть. И вот ты наносишь первый удар. Соперник теряется, второй делает его покладистым, а третий вырубает.

***

Так я жила. И вот однажды летом вижу большую толпу ливийцев и египтян, бегущих к морю. Я спросила встречного: «Куда спешат эти люди?»

Он мне ответил: «Все отправляются в Иерусалим на Воздвижение Честнаго Креста, которое предстоит по обычаю через несколько дней».

Сказала ему я: «Не возьмут ли и меня с собою, если я пожелаюехать с ними?»

«Никто тебе не воспрепятствует, если имеешь деньги за провоз и продовольствие».

Я говорю ему: «По правде, нет у меня ни денег, ни продовольствия. Но поеду и я, взойдя на один из кораблей. А кормить они меня будут, хотят того или нет. Есть у меня тело, возьмут его вместо платы за провоз».

«А ехать мне захотелось для того — прости мне авва, — чтобы иметь побольше любовников для утоления моей страсти. Говорила я тебе, авва Зосима, чтобы ты не принуждал меня рассказывать о своем позоре. Боюсь я, видит Бог, что оскверню и тебя и воздух моими словами».

Зосима, орошая землю слезами, отвечал ей: «Говори, ради Бога, мать моя, говори и не прерывай нити столь назидательного повествования».

Она же, продолжая свой рассказ, сказала:

«Юноша тот, услышав безстыдные мои слова, рассмеялся и ушел. Я же, бросив прялку, которую в то время носила с собой, бегу к морю, куда, вижу, бегут все. И, увидя юношей, стоящих на берегу, числом десять или больше, полных сил и ловких в движениях, я нашла их пригодными для своей цели (казалось, одни поджидали еще путешественников, другие же взошли на корабль). Бесстыдно, как всегда, я вмешалась в их толпу».

«Возьмите, — говорю, — и меня с собой, куда плывете. Я не окажусь для вас лишней». Прибавила я и другие слова похуже, вызвав общий смех. Они же, увидя мою готовность на бесстыдство, взяли меня и повели на свое судно. Явились и те, кого поджидали, и мы тотчас пустились в путь¹⁶.

***

Раньше приходилось часто драться. Было такое время. Конечно, в сравнении с драками сорокалетней давности наши «Веселые старты» были смешны и нелепы.

Финалгон

Весна опять нае***а;

Вместо тепла — холод.

Моя авторучка застыла

меня окружает город.

(Лёха Никонов «Весна опять нае***)

Помнится, будучи подростками, мы нашли самый верный способ отомстить парню, который был лидером конкурирующей с нами тусовки. Скорее это была даже не месть, а зависть.

Чувак был реально крутой. Дорогие шмотки, телефон. Хорошая семья. Полный Mac-combo. И девушка у него была отличная. Длинные ноги, прямые каштановые ухоженные волосы! Аккуратная попочка. Короче, бомба!

В один из летних вечеров мы напоили ее до беспамятства.

Как это вышло? Просто заманили на днюху, а это был просто обычный вписон¹⁷. Остальное дело техники.

Она была нашей собственностью. Податливой пьяной сучкой. Потому что мы не хуже. Мы, ***, не хуже! Мы не могли иметь телефон, как у того парня, и родители нас не возили заграницу два раза в год, бабки в то время делились поровну. Покупалось все сообща. А какие были у него кроссовки. Мы не могли иметь всего этого, но могли иметь ее. Мы хотели ее лапать, мы хотели ее раздеть.

Девка на утро ничего не вспомнила, зато видеозапись сохранилась в отличном по тем временам качестве. Что на ней было? То, что не хотел бы увидеть ее молодой человек — сто процентов.

Девушка плакала и, стоя на коленях, умоляла удалить видео. Денег, конечно, у нее не было, взамен она предложила сделать с ней то же самое, что было на видео.

Часть из нас уже была готова забыть это раз и навсегда. Отдать видеозапись ей. Только бы это скорее закончилось. Слишком далеко все это зашло.

Стояла гробовая тишина, перемешанная с всхлипами девочки. Ситуация накалялась. Самый старший из нас — второгодник Керя — улыбнувшись, подошел к ней:

«Нас не е***. Нет денег — иди, ищи! Из помойки питаться больше никто не будет».

Вечером того же дня она вскрыла себе вены. Девочка, конечно, выжила. Интернета тогда не было, и процедура по завершению жизни шла, строго опираясь на интуицию. Вскрыть себе вены — это же только звучит красиво. Но при условии, что режешь продольно. Я видел подобные порезы у психов в дурке. Не очень приятная картина.

Хотя, если верить моей теории внутреннего баланса распределения смерти на земле, каждый найдет свой конец. Будь то война, или, например, неизлечимая болезнь, несчастный случай, суицид, возраст. Все должно быть закономерно. То же самое, что и в работе! Кто — то должен развлекать людей, кто-то — зарабатывать миллионы, ну а кто-то — мести дворы.

Сейчас у нее конечно все хорошо. По меркам ее шкалы «хорошести». Дети, толстый и ревнивый муж с тремя хроническими болезнями и астигматизмом.

Плохо у нас. Кери уже нет в живых, крокодил¹⁸ его сожрал с остатками. Нашли его где-то за гаражами, в промышленной зоне на Маяке¹⁹. Представляете, на нем были те самые патрули²⁰ с той злополучной ночи.

Остальных раскидала жизнь кого куда.

Сейчас я осознаю, что в людях становится все больше безразличия и равнодушия. Мы возвращаемся в античные времена, где человеческая жизнь не стоила ровным счетом ничего.

Пора бы это понять и перестать витать в облаках. Месть и подлость теперь называются благородством и честью. Сегодняшний мир создан максимально удобно. Выживать в нем становится все интереснее и интереснее. Старые ценности и приоритеты рушатся на глазах. У старшего поколения бомбит задницы от поведения молодого поколения. Это гребаная зависть, от которой никуда не деться. Старые теряют хватку и с каждым днем становятся слабее. Лишь одно удерживает их в бешеном жизненном омуте. Это опыт. Молодые совершают поступки, не думая о последствиях. Старики просчитывают все на несколько шагов вперед.

И сегодня становится непонятно, кто могущественнее: постаревший лысый рэкетир из девяностых, скопивший начальный капитал на ларьках коммерсантов, владеющий сегодня сетью ресторанов быстрого питания на остановках, или тощий подросток из нулевых с подвернутыми чиносами, зарабатывающий на блогинге миллионы долларов?

Зависть управляет всеми нашими пороками. Она как зависимость. Хуже, чем наркотическая. Начинает проявляться с самого детства. Причем происходит это бессознательно.

В детстве я занимался хоккеем. Там же всё гораздо проще, чем в жизни. В микроколлективе все делятся на два лагеря: лучшие и худшие. Каким бы ты ни был хорошим дома, как бы тебя ни любили родители, на льду тебе достаточно быстро объяснят, кто ты и что ты. Все хотят стремиться к идеалу и, с одной стороны, это вполне нормально, а с другой, плохо. Даже находясь в одном коллективе, в одной команде, зависть к успеху ближнего уничтожает всё.

Играл, помню, у нас один мальчишка. Талантливый парень. Много трудился и выделялся. В какой-то из дней должен был приехать к нам мощный хоккейный агент, чтобы посмотреть, на что он способен. Тренер был счастлив как никогда, да и сам парень не скрывал радости. Потому что такие шансы даются раз в жизни.

Перед той самой тренировкой мы пришли намного раньше. Натерли его нательный комбинезон, который обычно надевают под форму, согревающей мазью Финалгон.

А лезвия его новеньких коньков Bauer несколько раз чиркнули о мраморный пол нашего старого ледового дворца. Результат не заставил себя долго ждать: когда он сделал первый шаг на льду, то смачно упал. И на протяжении всего начала тренировки валялся, что говорило о нем не совсем хорошие вещи.

Тренер ему шепнул на ухо: «Ты о***? Давай собирайся!» Но как тут соберешься, когда с первым пòтом начал действовать Финалгон. Парень был вынужден быстро скинуть форму и бежать в душ. Но в душе стало только хуже. Отключили горячую воду. А при попадании холодной воды на растертую мазью кожу становится еще больнее.

Так сделка и сорвалась. Парень через какое-то время закончил с хоккеем. Но, наверное, нашел призвание в чем-то другом! По крайней мере, мне очень хочется в это верить.

Мне тоже жгло руки Финалгоном под крагами. Если кому интересно.

***

Нет вида разврата, выразимого или не выразимого словом, в котором я не была бы учительницей несчастных. Удивляюсь я, авва, как вынесло море наше распутство! Как земля не отверзла свой зев и живую не поглотил меня ад уловившую в сети столько душ! Но, думаю, Бог искал моего покаяния, ибо не хочет он смерти грешника, но ждет великодушно его обращения. В таких трудах мы прибыли в Иерусалим. Все дни, до праздника проведенные мною в городе, я занималась тем же самым, если не худшим. Я не довольствовалась юношами, которых имела на море и которые помогли моему путешествию. Но и многих других соблазнила на это дело — граждан и чужестранцев.

Уже настал святой день Воздвижения Креста, а я все еще бегаю, охотясь за юношами. Вижу я на рассвете, что все спешат в церковь, пустилась и я бежать с прочими. Пришла с ними к притвору храма. Когда настал час святого Воздвижения, я толкалась и меня теснили в толпе, пробивающейся к дверям. Уже до самых дверей храма, в которых показалось народу Животворящее Древо, протиснулась я несчастная, с великим трудом и давкой. Когда же я ступила на порог дверей, в которые все прочие входили невозбранно, меня удержала какая-то сила, не давая войти. Снова меня оттеснили, и я увидела себя стоящей одиноко в притворе. Думая что это случилось со мной по женской немощи, я снова, слившись с толпой, стала работать локтями, чтобы протиснуться вперед. Но даром трудилась. Снова нога моя ступила на порог, через который другие входили в церковь, не встречая никакого препятствия. Одну меня злосчастную не принял храм. Словно отряд воинов был поставлен, чтобы возбранить мне вход, — так удерживала меня какая-то могучая сила, и опять я стою в притворе²¹.

***

Да кому это может быть интересно? Я шел по улице и перебирал в голове мысли.

Покаяние так и не приходило. Внутри лишь бешено колотилось сердце и несмотря на ужасно холодную погоду со лба капал пот. Наверное, о себе давали знать отходняки от лекарств.

И вот на горизонте замаячил мой дом. Я перешел дорогу и поднялся на седьмой этаж. В окнах не горел свет. Открыв дверь, я ощутил неприятный запах плесени. Здесь никого не было, причем очень давно. Я зашел на кухню. Включил свет. И воспоминания с новой силой ударили мне в голову.

Гнев

Хватит пиздеть, потому что с годами

город съёживается,

становится меньше… (Леха Никонов «Хватит пиздеть»)

Утро воскресенья. Самое х*** утро в мире. Особенно, когда ты на ватных ногах в районе 6 утра врываешься домой, а потом где-то через пару часов идешь на прогулку с дочерью.

Я обычно ложусь на диван, потому что до спальни дойти не могу. Скидываю обувь, куртку, штаны, если получается, и ложусь. А утром ко мне подбегает моя девочка и говорит тихим голосом:

«Папа, папа».

«Что, моя девочка?» — я с огромным трудом открываю глаза.

«Папа, дай мне моего зайчика…».

«Зайчика?»

Я приподнимаю голову и понимаю, что лежу на нем. Она тихо его берет, целует меня в щёку и убегает. Какая же я свинья.

В дверях слышу скрежет ключей, это что-то вроде негласного призыва гулять. Я поднимаюсь, надеваю куртку, натягиваю шапку, кеды и вываливаюсь на улицу.

Погода отвратительная, дома серые, дворы грязные. Безвкусно одетые мужики таскают из одного гаража в другой гараж какую-то х***, бабы заполняют продуктовые магазины, старухи отсиживают дряхлые задницы на лавках, дети копошатся в говне, их родители выплачивают ипотеку и среди всего этого абсурда мы идем в парк.

«Ты не хочешь немного повести коляску?» — спрашивает меня жена.

«Хочу. Но не могу».

Каждое моё движение на счету. Мне тяжело идти, но я иду, я с трудом говорю, чтобы не разукрасить в яркие цвета вчерашнего вечера эту улицу. Пот стекает по лицу, сердце бешено бьется в груди, я сажусь на лавочку в парке и делаю большой глоток Ред Булла. На миг становится немного лучше.

Парк переполнен прилежными отцами, которые играют со своими детьми, придумывают разные истории, бегают, прыгают, предлагают неплохо провести время!

«А теперь мой мальчик, мы немножко покачаемся на качельке, пойдем домой и будем кушать вишневый торт!»

«Ура! А мама с нами?!»

«Конечно!»

Идите на х***! Просто идите на х***! Проносится в моей голове. А мамаше твоей, мальчуган, нужно нести свою задницу в тренажерный зал, а не жрать торты! Да и тебе, мудила, пора бы затарить новые шмотки, а то выглядишь как обсос!

«Папочка, папочка!»

«Что, моя девочка?»

«Папа, покачай меня!»

«Прости, малыш, но не сегодня».

«Почему?»

«Папочке очень плохо!»

И мою девочку качает мама. Я добиваю свой Ред Булл. Подхожу к качели и виновато говорю: «Извини!»

Что я еще могу сказать? И вроде бы все становится хорошо, микроклимат в семье идет на улучшение, мое похмелье покидает меня, но какой-то щенок подходит к моей девочке и толкает её.

Я подзываю его к себе: «Послушай меня. Если еще раз подойдешь к моей дочери, я твои ноги оторву, понял?»

«Понял»

«А теперь с***!»

Сегодня он обижает детей, а завтра потрошит кооператоров, переворачивает ларьки и вывозит в леса трупы людей. Таких пиздюков нужно мониторить с детства. В противном случае они будут находить друг друга, пересматривать сериал «Бригада», кооперироваться в мелкие ОПГ, ждать «ох***» режима и творить беспредел. Так что в этом случае лет через пятнадцать вы мне еще скажете спасибо.

Поэтому, если у вас есть возможность давить проблему в зачаточной стадии, делайте это!

Я ни в коем случае не призываю бить детей! Я говорю о мере наказания и справедливости! Помните, что, если не кормить собственного пса, рано или поздно он сожрет именно вас.

Мы приходим домой, на обед запекается моя любимая форель в фольге. Дочь смотрит «В поисках Дорри». Я открываю окно и смотрю во двор. Там ничего нового. И вот этот выходной день через 6 часов подойдёт к концу. Начнется рабочая неделя. Рой проблем вырвется наружу, и… Рубашка, брюки, пиджак и прочий офисный шмот весит на плечиках. Мобила заряжается. За окном вечереет.

Мы садимся ужинать, моя девочка подбегает ко мне:

«Папа, папа!»

«Да, малышка?»

«А что ты ешь?»

«Дорри!»

«Мама! Папа ест Дорри!»

«Не плачь, малышка! Папа шутит!»

***

Достигнув дверей, прежде недоступных для меня — словно вся сила, раньше возбранявшая мне, теперь расчищала мне путь, — я вошла без труда и, оказавшись внутри святого места, сподобилась воззреть на животворящий Крест, и увидела Тайны Божии, увидела, как принимает покаяние Господь.

Пала я ниц и, поклонившись этой святой земле, побежала, несчастная, к выходу, спеша к моей Поручительнице. Возвращаюсь на то место, где я подписала грамоту своего обета.

И, преклонив колена перед Приснодевой-Богородицей, обратилась к Ней с такими словами: — «О милосердая Госпожа. Ты показала на мне Свое человеколюбие. Ты не отвергла моления недостойной. Видела я славу, которой по справедливости не видим мы, несчастные. Слава Богу, принимающему через

Тебя покаяние грешников.

О чем мне, грешной, еще вспомнить или сказать? Время, Госпожа, исполнить мой обет, согласно с Твоим поручительством. Ныне веди, куда повелишь. Ныне будь мне учительницей спасения, веди меня за руку по пути покаяния».

— При этих словах я услышала голос с высоты: — «Если перейдешь Иордан, найдешь славное упокоение». Услышав тот голос и поверив, что он раздался для меня, я заплакала и воскликнула к Богородице: — «Госпожа, Госпожа, не покидай меня», — с этими словами я вышла из притвора храма и поспешно отправилась в путь. Некто при выходе, посмотрев на меня, дал мне три монеты, сказав: — «Возьми, матушка». Я же на данные мне деньги купила три хлеба и взяла их с собой в дорогу, как благословенный дар. Спросила я продающего хлеб: — «Где дорога к Иордану?» Мне показали городские ворота, ведущие в ту сторону, и я бегом вышла из них и с плачем пустилась в путь. Расспросив встречных о дороге и пройдя остаток дня (был, кажется, третий час, когда я увидела Крест), я достигла, наконец, на закате храма Иоанна Крестителя, по близости от Иордана.

Помолившись в храме, я тотчас спустилась к Иордану и омочила лицо и руки в его святой воде. Причастилась Пречистых и Животворящих Таин в церкви Предтечи и съела половину хлебца; испив воды из Иордана, я провела ночь на земле. Наутро, найдя маленький челнок, переправилась на другой берег и опять молила Водительницу вести меня, куда Ей будет угодно.

Очутилась я в этой пустыне, и с тех пор до сего дня удаляюсь и бегаю, живу здесь, прилепившись Богу моему, спасающему от малодушия и бури обращающихся к Нему»²².

***

Теперь от той славной кухни мало что осталось. В квартире больше не чувствовалось запаха вкусной еды и уюта. Детский голос и маленькие быстрые шажочки остались в прошлом. Я прое*** всё сам. И на какую-то минуту мне стало жаль себя. Нет, раскаяния так и не наступило. Но зато дикая жалость к себе просто заново выбила из колеи.

Я достал телефон и написал в чат своим пацанам что-то из серии: «Че? Кто где?». Ответ не заставил себя долго ждать.

Такси остановилось у бара в центре города, я зашел внутрь. Молодые стильные парни и девушки парили невдалеке и громко смеялись.

Странная современная музыка играла достаточно громко. Их счастливые юные лица освещал тусклый неоновый свет, исходящий от вывески с надписью «Вечность» и перевернутой восьмерки. Я увидел компанию своих пацанов. Я встал с краю и стал наблюдать. С ними я тусовался последние пару лет. Компания была странная, но меня совершенно это не смущало. Жена ненавидела каждого из них и постоянно мне говорила, что они меня тянут на дно. Но я ее, конечно, не слушал. В то время для меня не было авторитетов.

В итоге один из них заметил меня и громко поприветствовал. Я улыбнулся и подошел к столу.

Конечно, мало кого интересовал вопрос: «Куда я пропал?». Обижаться было бесполезно. Судя по разговору, они так до конца и не поняли, в какую яму я свалился.

Правда, был в тусовке один чувак, которого заинтересовала моя история. Я нехотя стал рассказывать, что ушла жена, уволили с работы, да и про дурку тоже упомянул. В какой-то момент я поднял глаза и увидел в них радость. Он как будто смеялся и повторял: «Да ладно? Серьезно? Б***, чувак, да как же так?»

Моя история его откровенно радовала. Я, кажется, понял, что все проблемы, которые меня касались, делали его как будто сильнее. Раньше, рассказывая о каких-то неважных моментах в жизни, я смеялся вместе с ним. Почему-то сейчас было не до смеха.

До этого я неплохо зарабатывал и закрывал все счета в барах. И уже сегодня они начали предлагать мне бахнуть алкоголя и забыть обо всем дерьме! Мне стало так противно, что я выбежал на улицу, так ни с кем не попрощавшись. Я вызвал такси до павильона «Шавуха» напротив дома, сел на заднее сидение и закрыл глаза.

Если честно, я и сам был не лучше: любил посмаковать чужие беды.

Взять хотя бы историю моей соседки.

Я сидел дома, залипал в телефоне, когда в прихожей раздался стук. На пороге стояли два мента. Один повыше, другой пониже.

«Здравствуйте!» — в один голос сказали они.

«Здравствуйте!» — честно говоря, такие вещи меня забавляют.

«Вы хорошо знаете соседку напротив?»

«Конечно знаю». Серая мышь, живет здесь, сколько себя помню. Работает в школьной библиотеке, плохо выглядит, не имеет семьи и даже самых призрачных перспектив на нее. Уходит и приходит домой в одно и тоже время.

Вслух же я сказал: «Что-то произошло?»

«Убийство».

Я вышел на лестничную клетку. Там ходили какие-то люди из скорой и полиции. На ступеньке сидела она и бесцельно смотрела в одну точку.

Летом наша серая мышка поняла, что нужно немного развеяться. Взяла кредит и отправилась в Турцию. Где и встретила своего восточного принца. Нет, это не был курортный роман, это была любовь. Правда, спустя 10 дней пришлось уехать. Они звонили друг другу каждый день, он умолял её о встрече. Она умирала от разлуки и предложила ему приехать к ней в гости, а потом, возможно, и остаться насовсем. Он согласился.

Конечно принц офигел от увиденного. Но мой холодный и бескомпромиссный город на тот момент выглядел гораздо радужнее его родины. Устроился на стройку разнорабочим. Отлично вписался в тусовку таджиков. Парень понимал, что задача выбраться из страны выполнена! Остается второе — слить серую мышку. Он не стал далеко ходить, а нашел себе новую пассию в соседнем магазине «Пятерочка».

Люба. Кассирша. Рыжая, с формами, с хитрыми зелёными глазами. Перед такими глазами ни один Саид не сможет устоять. У Любашы было 2 неудачных брака, 25 лет ипотеки, 15 лет стажа работы, трое детей. Жесткий, практически мужской командный голос, аллергия на конфеты «Ассорти», тюльпаны, шампанское и неосторожные шутки. Наша библиотекарша ничего не знала и свято верила в счастливый конец их с принцем истории.

Приближалось 23 февраля. Чем её Саид был хуже нашего среднестатистического мужика? В магазине «Самстройдом» она заранее купила ему в подарок бензопилу. В тот день восточный красавец после ужина заявил, что хочет уйти. Она хорошая, но быть вместе им не суждено. Тут, видимо, в голове у серой мышки что-то переклинило, и пока он собирал вещи, она достала пилу и сделала из этого парня шаурму. Правда, без белого соуса.

Прибрала квартиру, сложила все останки в одну кучу, мусор в другую. Помыла посуду. Вызвала ментов и скорую.

А теперь она сидела на ступеньках и тупо смотрела в одну точку.

«Где подписать?» — спросил я у ментов.

«Вот здесь».

«Я свободен?»

«Пока что да».

«Угости сигаретой?» — раздался её голос.

«Я не курю», — почему-то в тот момент я решил позаботиться о её здоровье.

Золотое дно

оказавшись довольно-таки скоро

на финляндском вокзале. И вот что я там увидел:

три омоновца с автоматами и в бронежилетах

шерстили толпу людей незнакомых,

а я стоял и покупал билеты,

вернее один билет — до дома.

(Леха Никонов «С самого начала дул жуткий ветер»)

«Ты просто начинаешь искать во всём логику и здравый смысл. Постоянно анализируешь свои поступки, какие-то действия и телодвижения. На каждый твой шаг есть мнение и аргумент. Ты создаешь себе определенную закономерность, порядок вещей или как это по-другому назвать…»

«Как?»

«Не важно. Важно, что из всего этого вытекает одна единственная мораль. Сколько бы ни происходило в твоей голове реакций, направленных на улучшение будущих действий, всё бесполезно. Человек совершал, совершает и будет совершать ошибки. Поэтому как альтернатива и существует определенный мир загадок, сказок и фантазий, который не поддается теории порядка вещей. Поэтому пишут книги, снимают фильмы и придумывают всякое разное говно, отвлекающее тебя от «порядочных» мыслительных процессов. Искусство заставляет тебя мыслить беспорядочно, рассеяно, оно дарит тебе надежду на то, что мечты могут сбываться: сраная Золушка найдет своего принца, а Пиноккио станет настоящим мальчиком».

«И что в этом плохого?»

«А то, что Пиноккио — это долбанный кусок дерева, который может разговаривать, но никогда не станет настоящим мальчиком, а Золушка — девочка-терпила, которой кроме тряпки и ведра ничего не светит в жизни. Так тебе скажет каждый второй. Сейчас вообще модно что-либо разоблачать. Шерлоки, б***, Холмсы. Я говорю о том, что каждому нужно мыслить немного беспорядочно».

«Но, если каждый будет думать беспорядочно, начнется бардак».

«Нет, нет. Может быть, ты плохо меня слушал, но я сказал — немного. То есть не совсем так, чтобы превращать все в крах и говно, но и как бы вместе с тем немного отстраняться в сторону. Отклоняться от принципа. Выбить из себя это е*** «всезнайство», прислушаться к оппоненту, забить *** на свое мнение. Ведь практически каждый из нас уверен, что знает ответы на все вопросы. Сейчас достаточно зайти в Яндекс и все узнать. Понимаешь? Ответ на любой гребаный вопрос. Мы прое*** какую-то таинственность. Мы перестали верить в чудо: полтергейсты, нло, вампиры. Везде, в каждой даже самой неважной х*** мы ищем здравый смысл. Это на самом деле очень страшно.

Еще немного и мы начнем терять какие-то общепринятые ценности. Готовить оливье на Новый год или отмечать дни рождения! Дарить подарки, жарить шашлыки, петь в караоке, цеплять баб, ходить в магазины, церковь, кинотеатры. Мы будем себя программировать на всю жизнь вперед, истреблять тех, кто нам не интересен, точнее, не соответствует общей картине. Бомжи, наркоманы, алкоголики, проститутки. А потом примемся уничтожать друг друга. Мы уничтожим этот баланс зла и добра, лжи и правды, красоты и уродства. Не нужно перетягивать канат на свою сторону. Пусть все остается, как было. Понимаешь, о чем я?»

«Да, понимаю. К шлюхам?»

«Поехали».

Вечный зов

Мы сели в такси и поехали. Кто мы? Своего оппонента я знал ровно три часа и шестнадцать минут. За это время он мне показался классным собеседником. Потому что говорил в основном я. Мы спустились в подвальное помещение сауны на окраине города. Местечко было так себе.

Сверху располагался магазин под названием «Вечный зов». Продукты, алкоголь и прочая х*** для драконов из близлежащих домов. Этот магазин был самым уникальным магазином в мире!

Его грабили чуть ли не каждую неделю примерно в одно и тоже время. Но при этом он существовал в этом месте, сколько я себя помню. Ни охранника, ни камер. Инкассация каждую пятницу, либо субботу.

Парни во дворе рассказывали, что там даже есть отдельные пакеты для удобства грабителей и продавцов! Для выручки. Чтобы не тратить время, продавец складывает выручку в пакет, а второй продавец — все, что потребует бандит. Коньяк, колбаса, шоколад, пельмени. Все за счет заведения.

Кстати, текучки кадров там нет, хозяин магазина — запойный мужик. Дела ведет его племянник, он в большей степени заинтересован в жизни магазина, хотя с этими обносами даже заработную плату он получает не вовремя. А продавцы — это вообще отдельный разговор. Этих баб ничем не напугать. Стресс, усталость и алкоголизм — их нормальное состояние. Поговаривают, что они держатся за счет того, что после каждой смены выносят бутылку другую «Талки». Или чего там сейчас пьют?! Бухают и работают, короче. Не позавидуешь.

Мы обошли «Вечный зов» и стали спускаться в старую сауну под названием «Каприз». Внутри было тепло, пахло березовыми вениками и подвальной сыростью. Старая бабка на ресепшене вылупилась на нас. На диванах и креслах дремали проститутки.

«Вам на сколько?»

«На час?»

«Одна тысяча рублей».

Вот и первая неловкая ситуация. На двоих у нас был всего косарь. Мой оппонент достал из кармана деньги и отдал старухе.

Мы зашли внутрь и сели в предбанник.

«Ну, и х*** мы тут будем делать?»

«У тебя нет бабок? Ты говорил, что у тебя что-то было».

«Я всё слил в баре».

«Пиздец».

«Полный».

В дверь постучались.

«Заходите!»

«Мальчики! Доброе утро!»

В помещение зашли две девушки

«Отдохнуть не желаете?»

«Нет, спасибо!»

«Погоди! — оживился мой собеседник. — Девочки, заходите, раздевайтесь. Мы сейчас».

«Мы можем подождать вас снаружи!»

«Девочки, зачем мерзнуть? Идите грейтесь, у нас весь день впереди!»

Проститутки засмеялись. Мой оппонент сбросил куртку в знак того, что он ненадолго и пригласил меня пройти за ним.

Я с удивлением встал и последовал за ним.

Обнос

«Ты зачем их взял? У нас нет бабок!»

«Всё путем! Не парься. Мы сейчас всё решим».

Мы поднялись наверх. Обогнули дом. И остановились прямо напротив «Вечного зова». Он закурил. Терпкий густой дым медленно растворялся в холодном зимнем воздухе. В небе виднелись красные брызги алой зари. Сугробы переливались, как елочные гирлянды. Гаражи напротив выстраивались в шеренгу огромной армией, за ними шли другие гаражи, за ними следующие. Эта игра длилась бесконечно. Потом заледенелая река, продрогшие перелески и океан побелевших от снега дачных домиков.

Мой оппонент бросил на землю бычок и стал подниматься в «Вечный зов». Я плелся за ним. Оказавшись внутри, он достал из нагрудного кармана пиджака травматический пистолет и тремя быстрыми шагами подошел к кассе. Я оцепенел. Но не смог проронить ни слова. Вдруг он резко развернулся:

«Брат, подойди».

«Зачем?»

«Просто подойди».

На ватных ногах я подошел к нему, от увиденной картины мне стало дико смешно. Невдалеке от кассы сидели две продавщицы, рядом с ними валялось несколько бутылок «Талки», а на столе красовалась открытая упаковка чипсов «Лэйз». Они спали.

Для начала нужно было закрыть магазин изнутри и перевернуть табличку на «Закрыто». После этого он открыл кассу и достал оттуда все содержимое.

«Нам везет! Выручку никто не забирал!» — он бросил мне пакет.

«Иди собери поляну! Только сильно не наглей! Мы не грабители».

Я взял пакет и стал машинально складывать все, что попадается под руки. Коньяк, шоколад, пиво, сигареты.

«Возьми запивон!»

«Кола» подойдет?»

«А «Спрайта» нет?»

«Только «Кола» и «Колокольчик!»

«Странный выбор продукции».

«Так «Колу» или «Колокольчик»?»

«*** с ним, бери «Колу».

«Одну?»

«Бери две».

«Коньяк?»

«Лучше водку!»

«Какую?»

«А какая есть?»

«Ямщик», «Зеленая марка», «Талка», «Брусничная».

«Стоп! «Брусничная» — это вроде настойка. Прочитай!»

«Да, настойка!»

«Так х*** ты тогда её читаешь?

«Тут темно!»

«Включи свет!»

«Они проснутся!»

«Они не проснутся! Эти твари влили в себя почти три бутылки водки! А знаешь, что это значит?»

«Че?»

«Х***е! Это значит, что они еще долго не проснутся!»

Мы обошли спящих продавщиц и вышли через черный вход. Через несколько минут мы уже спускались в сауну.

Мой кореш кинул на стол вахтерши несколько купюр со словами: «Мать, продлеваем на пять часов». Потом растолкал трех спящих прошмандэ и велел идти за ним.

Сауна

Намечалась грандиозная пьянка. В предбаннике толпились проститутки, стол был усеян бутылками. Мой оппонент с довольным лицом посмотрел на меня.

«Ну, вроде все около дела. Ты как?»

«Я в порядке».

«Так, давай по немножечко накатим и к бабам».

Мы выпили. Мой оппонент поморщился и закурил сигарету.

«Можешь брать любую».

«Серьезно?»

«Ну».

«Сколько же там было бабла?»

«Да какая разница. Это, кстати, тебе», — он протянул мне несколько купюр.

«Не нужно!»

«Бери! Бери! Иначе я обижусь. На дело вместе ходили? Вместе. Делим все поровну».

«Мы только что обставили магаз».

«Ну, да! Ты видишь в этом проблему?»

«Немного!»

Он потушил бычок, взял новую сигарету и посмотрел на меня:

«Я тебя слушал весь вечер. И скажу тебе так. По любой логике даже самой нелепой и абсурдной нужно действовать. Без действия все бесполезно. Если бы не мы обставили этот магаз, то же самое сделал бы кто-то другой. Понимаешь? Люди должны платить за свои ошибки. Иначе начнется всеобщая безнаказанность. Сейчас мы сидим здесь в тепле и комфорте, у нас есть все для идеального завершения дня! Девочки, алкоголь! Просто так они бы не появились. Если бы, конечно, в один прекрасный день наш общий знакомый не решил бы разбогатеть. Открыть на районе продуктовый магаз. Дать ему самое е***е название в мире. Уйти в запой, пустить дела на самотек, нанять работать двух пропитух. Не поставить банально камер или посадить на стул толстого охранника. Ну, и не дать нам с тобой поиметь себя по самые гланды».

Он налил себе стакан водки. Встал со скамейки, открыл дверь и исчез. Через какое-то время он затолкал ко мне двух проституток и выключил свет. «Зае*** девочки его как следует! А то всякая херня в голову лезет». Я откинулся на диван и ощутил на себе двух мокрых цыпочек.

Флешбэки

Ну, а дальше только флэшбэки.

Включается свет, заходит он. Проститутки смеются. Он наливает водку и предлагает шлюхам принять участие в конкурсе. Смешивает водку, коньяк, шампанское в граненом стакане. Кидает на стол пятитысячную купюру. Одна прошмандень это выпивает. Ей все хлопают, я блюю под стол. Кто-то включает шансон. Старуха забегает в комнату и пытается сказать, что слишком громко, и нужно быть потише. На что мой кореш дает ей бабки за молчание. Потом мы устраиваем blow job бар, сидим в креслах и пьем пивко.

Моему корешу звонит жена и он уходит в одном полотенце разговаривать с ней на улицу. Я стараюсь держать себя в руках. Закуриваю сигарету и выискиваю идеальный план для ухода. Все это время я пью, девочки пьют со мной. Мои шутки заходят на ура.

Он возвращается и со всего размаха заряжает одной из девок пощечину по лицу. Она начинает плакать. Но почему-то другие не идут её утешать, мол, заслужила. Знакомая его жены. Вот так и бывает. Сразу смс скинула.

Я натягиваю штаны, надеваю куртку и вываливаюсь на улицу. Солнце режет глаза, я обыскиваю карманы на наличие сигарет. Сигареты закончились. Обхожу дом и захожу в «Вечный зов». Передо мной две опухшие продавщицы.

«Можно, пожалуйста, пачку Парламента?»

«Вам Найт? Или Аква блю?»

Я смотрю на них и мне снова становиться смешно. Бутылку с водой, что я оставил им перед уходом, они уничтожили.

«Мне любые».

Я кладу деньги, забираю сигареты и ухожу.

«Молодой человек, сдача! Вы забыли!»

«Спасибо», — говорю я и ковыляю в сторону дома. Идти недалеко, но каждый шаг дается с трудом. Каждое слово в голове путается, каждое движение сковывается. Интересно, сколько я еще протяну при таком раскладе? Оказалось, что не долго.

***

Сказал Зосима: «Не утаивай от меня ничего, госпожа моя, я просил тебя, чтобы обо всем мне поведала без утайки».

Она же ему: «Поверь мне, авва, семнадцать лет я провела в этой пустыне, борясь с дикими зверями — безумными желаниями.

Только соберусь вкусить пищи, тоскую о мясе, о рыбе, которых много в Египте. Тоскую о вине, столь мною любимом. Много пила я вина, пока жила в мире. Здесь же не имела даже воды, страшно горя от жажды и изнемогая. Вселялось в меня безумное желание разгульных песен, сильно смущавшее меня и внушавшее петь песни демонов, которым я научилась когда-то.

Но тотчас со слезами я била себя в грудь и напоминала себе об обете, который дала, уходя в пустыню. Возвращалась мысленно к иконе Богородицы, принявшей меня, и к Ней взывала, умоляя отогнать помыслы, одолевавшие несчастную мою душу.

Когда же наплачусь вдоволь, колотя себя в грудь изо всей силы, вижу свет, озаряющий меня отовсюду. И, наконец, за треволнением наступала длительная тишина.

Спросил ее Зосима:

«Неужели ты не нуждалась в пище и одежде?»

Она отвечала: «Окончив те хлебы, про которые я говорила, семнадцать лет питалась я растениями и всем, что можно найти в пустыне. Одежда же, в которой я переправилась через Иордан, вся порвалась и износилась. Много я страдала от холода, много и от летнего зноя: то солнце меня пекло, то стыла я, дрожа от стужи, и часто, упав на землю, лежала без дыхания и движения. Со многими напастями и страшными искушениями я боролась. Но с тех пор и до ныне сила Божия многообразными путями охраняла мою грешную душу и смиренное тело. Когда помышляю о том, от каких зол избавил меня Господь, имею пищу нетленную, надежду на спасение.

Питаюсь я и покрываюсь словом Бога, Владыки всяческих. Ибо не одним хлебом жив будет человек и, не имея одежды, облекутся в камень все, снявшие с себя покровы греха»²³.

***

Блуд

Ночью все кошки красные.

Все единицы ноль.

(Лёха Никонов «Ночью все кошки красные»)

Не нужно искать компромиссов. Нужно сразу сжигать мосты и принимать однозначные решения. Бесповоротно. Так я решил. Как сказал, значит, так и будет.

Меня сложно забыть, я слишком приметный. Меня невозможно любить, я слишком потерянный. Меня сложно понять, я слишком невнятный. Меня невозможно изменить, я слишком свободный. Все это сказала она. Теперь она так больше не скажет. Её нет. Она была стройная, красивая и, конечно, независимая. Нашли мы общий язык сразу. Хотя я даже не помню, как это вышло.

Середина ноября. Город укрыт густым туманом. Прямые лучи фар режут его насквозь. Я еду по ночному городу. Во мне залито слишком много. Больше, чем необходимо.

Я припарковал машину на окраине у круглосуточного бара примерно два дня назад. Два дня я провел внутри. Два дня назад я сжег все мосты. А теперь еду домой.

По мере поступления проблем необходимо быстро принимать решение. Так говорил один хоккейный тренер из моего детства. «Хоккей — самая быстрая игра двадцать первого века, — говорил он мне. — И не нужно играть в прокат и кататься мимо шайбы. Если ты будешь делать это на льду, то в жизни будет происходить ровным счетом то же самое».

Как же он был прав. Хотя и вел образ жизни, который не является примером для подражания. Замерз у кафетерия, расположенного рядом с ледовой ареной. Умер тихо, глупо, бестолково.

Многие мои приятели быстро обзаводились семьями, играли пышные свадьбы, брали рассрочки на квартиры и скрупулезно рожали детей. В их глазах становилось всё меньше и меньше огня, в их поступках стала появляться логика, а в их луках стало все больше и больше одежды из Народного дисконта. Мы перестали созваниваться, общаться, одинаково смотреть на вещи. Пить водку, курить траву, трахать шлюх. Потому что рок звезды не трахают фанаток, рок звезды трахают шлюх! Пропал культурный обмен. Диалог. Мироздание рухнуло, стены взаимопонимания стали покрываться мелкими трещинами и в итоге обрушились.

Я забронировал билеты на море, потому что решил проснуться там. Один, без нее. И без всех. Я слишком устал.

Через восемь часов я уже сидел в холодном аэропорту и ждал своего рейса.

Прилетел. Поселился в небольшом отеле в центре раскаленного от солнца старого города.

В этой стране, пережившей что-то вроде войны несколько десятилетий назад, коровы пасутся и гуляют прямо по оживленной трассе. Пастухи отдыхают в тени горных ущелий и неспешно курят травку, которая является здесь настоящим достоянием. А курят здесь все. Даже нахальные менты, тормозящие всех подряд, предлагают взять с собой немного дури.

Аварии здесь обычное дело. Молодые люди со всех уголков страны слетаются сюда, как мотыльки на свет, бронируют номера в дешевых отелях, расположенных на берегу моря, и попадают в полное небытие, длящееся весь отпуск. Этот отдых не сравнится с тупорылой Анталией или дебильным Шарм-эль-Шейхом.

В стенах баров до сих пор остались отметины от пуль и снарядов. А в горные ущелья вбиты мемориальные доски с именами и фотографиями погибших. Проезжая мимо них, кажется, что сотни взглядов впиваются в тебя. Молодых и беспечных. Отдавших жизни не за что. Теперь местная молодежь, не обремененная духом войны, выбирает, конечно, траву. Они пыхают косяки, прыгают в свои вишневые автомобильные коробки и летят по серпантину в сторону своей финишной жизненной прямой. Здесь не принято ставить венки на местах аварий. Здесь ставят скворечники. Родители верят, что души их погибших сыновей вселяются в птиц. На этих дорогах очень много скворечников.

Самое современное, что можно встретить здесь — это автозаправки известной компании. Тут можно купить горячие сосиски и бензин.

Я взял в аренду машину и мчу по серпантину. Солнце обжигает лучами мое лицо. Кондиционер едва-едва работает. По радио играет легкое регги, в подстаканнике бутылка рома, на часах шесть утра.

Я еду и смотрю по сторонам: впереди огромное небо, внизу бесчисленные скворечники и, конечно, море. А я как будто посередине. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Моя жизнь посередине, уже много лет её ничего не может изменить.

Меня пугает, что вся моя жизнь происходит зря. Она как будто предназначена для чего-то другого, но я топчусь на месте. Завишу от каких-то злоеб*** факторов, которые вроде бы как должны помогать мне жить: бухать, потому что пьют все, и это ох***, тусить, потому что это дает тебе шанс позиционировать себя лучше, чем ты есть на самом деле, путешествовать, но не для того, чтобы расширить кругозор, а предпринять жалкие попытки сбежать от себя. Я перестал читать книги и смотреть фильмы. Я не подписан ни на одного блогера. Я не хожу в кино и не досматриваю сериалы до конца. Мне это все неинтересно.

Я мчу в аэропорт. Взлёт, посадка, снова аэропорт. Такси, цветочный и я на пороге её дома. Стучусь в дверь. Скандал. Срыв. Бар. Шестьдесят два пропущенных от жены и родителей, ночь под барной стойкой, проблемы на службе. Fuck²⁴. Я мчу на тачке. По пустому холодному городу. Завтра вставать на работу.

Повсюду понатыканы трубы, из которых идет черный дым, серые дома, состоящие из ипотечных квартир, громоздятся друг на друга.

И во всей этой истории маленький и ничтожный я.

Поездка к морю сделала только хуже. Депрессия усиливалась. Малышка больше не хотела меня видеть. Жена, наверное, тоже.

Чревоугодие

Однажды в баре я познакомился с когда-то великим хоккеистом, который приехал работать в наш хоккейный клуб. Должность была номинальная. Человек боролся долгие годы с алкоголем, ну и борьба была безуспешна. Старый друг, работавший администратором команды, помог ему устроиться.

В своё время он был в топе. Парень выиграл все, что можно. Но имел одно пристрастие. К алкоголю. Говорят, что пить он начал лет с пятнадцати. Потом его задрафтовал один американский клуб. В девяностые это считалось чем-то невероятным. Алкоголь не мешал его карьере. За полгода он набрал такую статистику, что ему мог бы позавидовать любой топовый спортсмен.

За алкоголизм его и выперли из Штатов, и он вернулся обратно. В Москве спортсмена приняли с радостью, он попытался начать все с чистого листа и даже закодировался. Но как только срок кодировки истек, все началось заново. Одним ноябрьским утром все наши региональные СМИ трубили о приезде живой легенды. В одной газете было напечатано его фото. Выглядел он для своих лет очень плохо. В интервью ничего по делу так и не сказал, лишь какие-то общие, размытые фразы.

«Что Вас больше всего удивило в нашем городе?»

«То, что мы добрались до него от аэропорта меньше, чем за десять минут».

«Расстояние?»

«Можно и так сказать».

«Долго ли Вы рассчитываете задержаться в нашем клубе?»

«Я приложу все усилия, чтобы помочь команде добиться каких-то результатов».

«А как на счет того случая, когда….»

«Все, я больше не намерен отвечать на ваши вопросы».

Что это за случай? Довольно сенсационная история. Она прожила в интернете полтора часа. Потом исчезла. И была недоступна. Подробности произошедшего никто не знает, кроме того, что наш герой сбил насмерть семью с маленьким ребенком. Одурманенный победой в важном матче, в стадии мощного опьянения он наехал на них на своем BMW премиум — класса.

Но, поскольку этот спортсмен был обязан выступать на чертовски грандиозных соревнованиях, ее замяли. В этом и заключался парадокс тоговремени.

«Можно?»

«Конечно», — я поднял голову и сразу узнал его.

«Знаешь, кто я?»

«Смотрел вчерашние новости».

«Что сказали?»

«Что ты классный спортсмен был».

«Ключевое слово. Был. Этот город — мой последний шанс вернуть имя, и, кажется, я его упустил. Понимаешь, у меня были деньги. Очень много денег. Я заработал. Но жить дальше нет смысла. Не для кого, — он выпил залпом пиво и осмотрелся. — Но знай, что сегодня мы уедем с двумя этими цыпами». Он показал пальцем на двух красивых девушек, стоящих у барной стойки.

«Все они шлюхи, все они. Тут только цена вопроса. Эти так дадут».

«Думаешь?»

«Отвечаю».

Рассказывали, что в лучшие времена своей карьеры он напивался в клубе. Вставал на стол. Кричал ди-джею, чтобы тот сделал потише. Осматривал зал и молча показывал пальцем в сторону разных девушек: «Ты! Ты! И ты! Вы все сейчас поедете со мной». И он уезжал минимум с тремя. Брал такси, мчал в сторону своего дома и отжигал с ними по полной программе.

Но сегодня ему ничего не светило. В одной из девушек я узнал свою одноклассницу. Слава богу, меня она не вспомнила.

Последний раз я виделся с ней лет десять назад. Была вписка, но не просто, а по поводу. Девчонка, недавно влившаяся в тусовку, отбросила копытца. Конечно, не сама. В этом ей помогли две банки ужасно вредного дешевого алкогольного коктейля. Пойло это было популярно в среде подростков из-за вкуса и довольно неплохого соотношения цена — качество. Никто даже представить не мог, что с ней произойдёт что-то плохое. На похоронах поговаривали, что вроде бы как этот коктейль разъел её желудок! Другие говорили, что она захлебнулась собственными рвотными массами. Сошлись на том, что пить этот коктейль — лотерея, в которой она и проиграла.

А девочка совсем недавно влилась в тусовку и до этого никогда в жизни не употребляла бухло. Ей просто нравился мальчик, вот она и пошла. Родители ее, конечно, были в шоке, когда на прощание с ней пришло порядка пятидесяти малолетних неформалов: синие, зеленые, проколотые, с челками…. Кеды, гады, сапоги, патрули. Они были явно удивлены и недоумевали, как у их маленькой тихой троечницы был такой большой круг общения.

Накануне этих коктейльных похорон другая красотка попробовала спайсуху. А пару недель назад выиграла художественный конкурс под названием «Мир без наркотиков».

Она дунула, ее передернуло. (Еще бы, первый раз!) Забежала домой, стала просить о помощи, но, видимо, дома подумали, что она прикалывается и строго отчитали. Но бабенка оказалась не промах. Добежала до десятого этажа. (Как?) И попыталась улететь от всех проблем.

Конечно были и другие дети. Они прилежно учились в школе, делали уроки, ходили в какие-то секции. Они не занимались сексом, не пили алкоголь, черт возьми, они даже не думали об этом. Их жизнь текла в другом русле.

Когда я засобирался уходить, мой новый знакомый мне сказал: «Я никого не убивал. За рулем был другой человек».

И мне хотелось в это верить, хотелось отбросить все, что было и вернуться домой. Я догадывался, что с большой долей вероятности у меня нет дома. И жены с ребенком у меня тоже нет. Я всё потерял.

***

«Останься, авва, в монастыре. Если захочешь выйти, невозможно тебе будет. На закате же святого дня Тайной Вечери, возьми для меня Животворящего Тела и Крови Христовой в священный сосуд, достойный таких Таин, и неси, и жди меня на берегу Иордана, прилегающем к населенной земле, чтобы мне принять и причаститься Животворящих Даров.

С тех пор, как причастилась я в храме Предтечи, прежде чем перейти Иордан, и до сего дня я не приступала к святыне. И ныне алчу ее с неудержимой любовью. Потому, прошу и умоляю исполнить мою просьбу, — принеси мне Животворящие и Божественные Тайны в тот час, когда Господь сделал учеников Своих причастниками священной Вечери…»

Весь год промолчал он, не смея никому рассказать о виденном. Про себя же молил Бога показать ему опять желанный лик.

Так говоря, он заплакал, а заплакав, простонал и, подняв глаза к небу, начал молиться Богу: «Дай мне, Владыка, опять увидеть то, чего раз сподобил. Да не уйду я тщетно, унося с собой свидетельство грехов моих». Помолившись так слезами, напал он на другую мысль. Сказал себе: «А что будет, если она и придет? Нет челнока. Как она перейдет через Иордан ко мне недостойному? О я жалкий, несчастный! Кто лишил меня, и по заслугам такого блага»? И пока размышлял старец, вот показалась святая жена и стала на том берегу реки, откуда пришла.

Зосима поднялся, радуясь и ликуя и славя Бога. И опять обуяла его мысль, что не может она перейти через Иордан. Видит он, что она осенила Иордан знамением Честнаго Креста (а ночь была лунная, как он сам рассказывал), и тотчас ступила на воду и движется по волнам, приближаясь к нему. И, когда он хотел сотворить метание, она возбранила ему, закричав, все еще идя по воде:

— «Что ты делаешь, авва, ты иерей и несешь Божественные Дары». Он повиновался ей, а она, выйдя на берег, говорит старцу:

— «Благослови, отец, благослови».

Он отвечал ей, дрожа (исступление овладело им при виде чудесного явления):

— «Воистину не лжив Бог, обещавший, что уподобятся Ему в меру сил очищающие себя. Слава Тебе, Христе Боже наш, показавший мне чрез сию рабу Твою, как далек я от совершенства». Тут попросила его жена прочитать святой символ веры и «Отче наш».

Он начал, она докончила молитву и по обычаю дала старцу поцелуй мира в уста. Причастившись Животворящих Таин, она подняла руки к небу и вздохнула со слезами, воскликнув: — «Ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему с миром: яко видеста очи мои спасение Твое».

Потом сказала старцу:

— «Прости мне, авва, и исполни другое мое желание. Ступай теперь в монастырь, и благодать Божия да хранит тебя. А на будущий год приходи опять к истоку, где я впервые встретилась с тобой. Приходи ради Бога и опять увидишь меня, ибо такова воля Божия».

Он отвечал ей:

— «Хотел бы я с сего дня следовать за тобой и всегда видеть святое твое лицо. Исполни единственную просьбу старика и возьми немного пищи, которую я принес тебе». И с этими словами показывает ей на корзину. Она же, коснувшись чечевицы кончиками пальцев, и взяв три зерна, поднесла к устам, сказав, что довлеет благодать Духа, чтобы сохранить неоскверненным естество души. И снова сказала старцу:

— «Молись, ради Бога, молись за меня и помни о несчастной»²⁵.

***

Алчность

Мир каждый день дарит нам иллюзию. Иллюзию тех вещей, которые мы хотим иметь. Нам не нужно ничего создавать или сочинять. Всё давным-давно придумано за нас. Только плати деньги.

Хочешь создавать шедевры в изобразительном искусстве — пожалуйста. Картины по номерам. Просто разукрашивай и всё! Ты чувствуешь себя гребаным Винсентом Ван Гогом. Хочешь быть похожим на любимого исполнителя — пожалуйста! Врывайся в караоке! Пой как Фредди Меркьюри, исполняй как Дэвид Боуи, танцуй как Майкл Джексон! Хочешь выглядеть, как тот чувак с экрана — скачай приложение Ali Express. Собери свой образ. Не читай книги, слушай их. Не ходи в театр, смотри фильмы! Не встречайся с людьми, общайся с ними в социальных сетях.

Вот она яркая красивая оболочка всеобщего «наебательства». Красивая упаковка, многообещающая таргетинговая реклама — внутри пустота. Пох***! Тебя никто не обманывает, на этикетке четко написано: «ощути себя в роли», «хочешь быть похожим на…? значит просто будь», «будь», «будь», «будь, ***»!

Иллюзия будет сиюминутно появляться и исчезать из твоей жизни! Тебе её будут продавать, дарить, предлагать, обменивать, вручать! Она будет действовать на твою нервную систему как наркотик, разрушать твое мировоззрение, уничтожать снаружи, выжигать изнутри.

Это я говорю как конченный джанки²⁶, которому осталось совсем немного. Занавес моей иллюзии очень скоро с грохотом рухнет и я останусь ни с чем…. Точнее, с пятничными походами в караоке, тремя недорисованными картинами по номерам и незабранными с почты посылками с Ali Express. И самое смешное, что мне каждый день хочется все больше, больше и больше.

***

Когда же прошел год, снова идет он в пустыню все совершив по обычаю и спеша к чудесному видению.

Пройдя сквозь пустыню и видя уже некоторые знаки, указывающие на место, которое он искал, он смотрит вправо, смотрит влево, водя повсюду глазами, словно бывалый охотник, что хочет поймать любимого зверя.

Так помолившись, пришел он к месту, имевшему вид потока, и на другом берегу его, обращенном к восходящему солнцу, увидел святую, лежащую мертвой: руки ее были сложены, как подобает, а лицо обращено к востоку. Подбежав, он оросил слезами ноги блаженной: ни к чему другому не дерзнул прикоснуться.

И видит у головы ее начертанные на земле слова: «Похорони, авва Зосима, на сем месте тело смиренной Марии, отдай праху прах, помолившись Господу за меня, преставившуюся в месяц Фармуфи египетский, по римски именуемый Апрелем, в первый день, в сию самую ночь Страстей Господних, после причастия Божественной и Тайной Вечери»²⁷.

***

Та ночь стала самой ужасной в моей жизни. Меня выворачивало на части. Я закинул в себя прописанные доком таблетки. На какое-то время становилось лучше, но потом начиналось всё заново. Челюсть непроизвольно тряслась, это был один из побочных эффектов нейролептиков.

Голова разрывалась от каких-то непонятных мыслей и образов. Было то жарко, то невыносимо холодно. Я постоянно вставал с кровати и то открывал, то закрывал окно. Сон и реальность смешались в одно. И уже сложно было определить, что происходило на самом деле.

Я как будто превратился в Аннелизу Михель, через чью голову прошли десятки демонов, говоривших на разных языках. Эта девочка стала символом отваги для миллионов верующих — ведь она бросила вызов самому дьяволу. Вместе с этим Аннелиза стала поводом для самого резонансного судебного процесса, где на скамье подсудимых оказались ее родители и священник, проводивший обряды экзорцизма. Именно они убедили её отказаться от лечения. В состоянии припадков она разрывала одежду на себе, ела пауков и уголь, слизывала собственную мочу с пола. Говорила от лица разных демонов, называла себя то Нероном, то Гитлером, то Люцифером. Иногда демоны даже вступали в перепалки между собой. К моменту смерти она весила чуть больше 30 кг. И от когда-то красивой темненькой улыбчивой девчонки ничего не осталось. Ее могила и по сей день является одним из центром паломничества у верующих людей.

Я почему-то очень боялся такой же участи. И явно не хотел закончить свою жизнь после серии обрядов экзорцизма. Или на холодной земле под окном своего дома.

Я закрыл глаза. Её лицо стояло прямо перед моим. Я спросил:

«Что с тобой произошло?»

«Пока вы все бунтовали, ходили тусоваться, курили и трахали всё, что движется, я искупала грехи человечества, — рассмеялась она. — Грехи всех тех, кто колол в себя дрянь, спивался и умирал в молодом возрасте. Вы все грешили, а я хотела сделать вас свободными. Понимаешь? Свободными!»

От её последних слов я резко проснулся. Это сон, всего лишь сон.

«Ха-ха-ха-ха! Ты спал на холодном полу? Спал? А я спала. Спала, чтобы освободить всех вас. Аааа, я тебе не нравлюсь? Тебе не нравится мое лицо? Тогда посмотри сюда! Посмотри, что я видела перед собой!»

Паническая атака снова поприветствовала меня. И мы начали совместный проект. Перед глазами поплыли лица людей, которым я делал больно. Их становилось больше с каждой секундой. Я включил холодную воду и опустил под кран голову. Простите! Простите меня! Мне больше ничего не нужно, только прощение! Отрывки из какой-то песни играли в моей голове. Всё громче и громче. Где твоя любовь, сука? Где твоя любовь, сука? И так бесконечное количество раз. Потом опять лица. И снова песня. Кто же наконец замкнет этот круг?

Я вспомнил, что при приступе панической атаки человеку необходимо делать равномерные, глубокие вдохи. Тридцать резких глубоких вдохов. Наступит небольшое головокружение. И с каждым разом будет становиться легче.

Поскорей бы зима, успокаивал я себя. И дышал, дышал, дышал. Зима скрывает все. Толстые слои снега укроют абсолютно любую грязь. Зима убивает боль и стирает границы черных и белых полос в жизни. Которые выстраиваются в огромную очередь, чтобы разом нахлынуть в твою жизнь. А ты смотришь в их сторону и улыбаешься, как будто ничего нет. И, как бы они ни пытались переломить тебя, все бесполезно. На этот раз у них ничего не выйдет. Падает снег. Жизнь идет своим чередом. Стало легче. Приступ стал потихонечку отступать. Я выглянул в окно. И как по волшебству начался снегопад. Он покрывал грязные осенние улицы тонкими слоями есенинской «сыпучей и мягкой» известки. Беспечно и красиво. Может быть, есть еще хоть какая-то надежда?

Нужно отсюда уехать, просто собраться и уехать. Здесь я вряд ли смогу обрести спокойствие. Всыпав в себя очередную горсть таблеток, я вышел на улицу. Завел машину. И поехал в сторону Питера. Почему Питера? На этот вопрос тогда у меня не было ответа.

Вписка у Распутина

Съёмные квартиры, MTV, салатики, Big Tasty

Цветы с подземки, клятва навсегда быть вместе

Сука, где твоя любовь? Сука, где твоя любовь?

(Макс Корж «Где твоя любовь?»)

Устали? Я, честно говоря, тоже от себя устал. Но осталось совсем немного. Буквально пару мгновений и всё закончится. Выдохнули? Lets fucking go!

Теперь уже по-другому. Холодно. Мрачно. Серо. Середина зимы или начало весны. Питер. Здесь я живу уже полтора месяца и не думаю уезжать. Кроме умеренного употребления алкоголя в коммуналке на окраине города, в моей жизни ничего не происходит.

Максимум куда я выходил за последние пару дней — это круглосуточный ларек. Дело было в 5 утра, меня люто сушило, а воду из-под крана я побаивался пить. Трубы не менялись, наверное, с царских времен. И даже от вроде бы нового крана отдавало ржавчиной.

Отдельно хочется сказать про мое новое пристанище. В таком дерьме я еще не жил. Это был район, построенный при социализме — абсолютно безвкусный и пустой. Одинаковые дома громоздились друг на друге. Сонные, опухшие от бухла дворники небрежно посыпали песком скользкие улицы. На площадке, расположившейся прямо под моим окном, визжали дети. Внутри коммуналки было несколько жилых квартир, разгромленная кухня, сортир и душевая, покрытая огромным слоем плесени.

Помимо меня здесь существовала семья военного. Это, конечно, громко сказано — семья. Они уже несколько лет были в официальном разводе. И жили в разных комнатах. Но как бы и вместе с тем в одной квартире. Их общий маленький ребенок был счастлив, потому что номинально мама и папа были вместе. Козни друг другу не строили, чего нельзя сказать про «рога», при этом здоровались каждый день, пару раз безуспешно пытались всё вернуть назад, выпивали раз в неделю и одинаково сильно любили сына. Что касается меня, то лучше не стало. Да и с чего бы?

Нужно как-то собраться и выйти на улицу. Просто немного пройтись. Я заставил себя встать с кровати. Вышел на улицу, окунул руки в сугроб и растер лицо. Под ногами на ветру шелестел глянцевый журнал. На обложке был изображен мужик с неряшливой бородой и тяжёлым взглядом. И слоган: «Верный путь в ад». Парня на обложке звали Григорий Распутин. В журнале писали, что сначала он перешпилил всех девушек из своей родной сибирской деревни, потом добрался до Петрограда. Светские львицы ходили в гипнотическом угаре перед ним на коленях, а император Николай не мог принять ни одного решения без участия Распутина. Беспощадно бухал, снимал разом по три-четыре проститутки, предсказал падение рода Романовых в тот день, когда его не станет. В общем-то, следуя логике, все сбылось. Гороховая, дом 64, квартира 20. Адрес, где когда-то жил старец. Верный путь в ад, говоришь? Я допил пиво и пошел в сторону метро.

Каким-то невероятным способом я попал во двор и направился к нужной мне парадной. Спотыкаясь, кое-как, по ступенькам, наконец-то дошел до его квартиры. Постучал. Дверь со скрипом открылась.

Квартира

Передо мной стоял высокий мужчина неряшливого вида в черном мятом пиджаке, футболке с надписью Afganistan 1987.

«Проходите!» — сказал он командным голосом.

На стенах квартиры виднелись редкие фотографии последней четы Романовых. В центре коридора стоял старый сундук. На нем примостился большой черный кот.

«Можешь не разуваться», — мужчина повернулся ко мне спиной и пошел по коридору в сторону открытой двери комнаты.

«Я сюда пришел, чтобы…», — я начал путаться в словах. На лице выступил пот. Я почувствовал себя неважно.

«Не ты сюда пришел, — раздалось из комнаты. — Он тебя привел. Забыл сказать тебе самое главное. У тебя нет выбора…».

Блин, а может быть, он реально прав. Выбора у меня нет.

Я протянул ему журнал.

«Верный путь в ад? — Он протянул мне обратно журнал. — Тогда тебе не по адресу. Распутин — это нечто иное, нежели о нем пишут эти дешевые издания. Вокруг великих неординарных людей всегда крутилось много недругов, слухов и интриг».

«А проститутки? Оргии?»

«Знаешь, что делали монахи в 17 веке? Они одевались в мирскую одежду, заходили в самые грязные кварталы, кишащие бандитами и прочими отбросами. Снимали проституток на ночь и запирали за собой двери. После ночи, проведенной с монахом, девушка кардинально меняла свою жизнь. Они с ними разговаривали, рассказывали о праведной жизни и о смерти. У них не было секса, монахи проповедями наставляли девушек на путь истинный».

«Хотите сказать, что Распутин делал то же самое?»

«Я ничего не хочу сказать. Нет ни одного официального источника, подтверждающего это. Разве, что этот левый журнал».

Я последовал за ним. Мы стояли в небольшой комнатке — бывшей приемной Распутина. За окном летали машины. А здесь все было по-прежнему. Таинственная тишина и затхлый запах. Со стен смотрели молоденькие Великие княжны, улыбающийся царь. Кто знал, что эти прекрасные люди закончат свои дни на окраине Екатеринбурга. Расстрелянные в подвале Ипатьевского дома, сожженные до тла, похороненные в перелеске. Кто знал, что один день изменит мою страну навсегда. Если только Распутин. На столе стояла икона, на которой были изображен Григорий Ефимович, батюшка царь, маленький цесаревич Алексей.

«Распутин так и не был причислен к лику святых», — заговорил мой собеседник.

«Почему?»

«Советская власть. Она отвергала религию. Я сам был атеистом».

«А что изменилось?»

«Война. Афганистан. Сначала было страшно, а потом как-то, знаешь, все будто испарилось. И я понял, что бояться нечего. Там за горой враг, здесь я. А дальше все просто. До дембеля оставалось немного. И, понимаешь, пошли в горы, попали в засаду. Тогда-то я и понял, что все. Говорят, что перед смертью жизнь летит перед глазами. У меня какие-то картинки замаячили. Вдруг пелена — и какой-то образ со школы, из учебника. Или из книги отца. Передо мной лицо Распутина. Я говорю этому образу: «Спаси меня, спаси». Образ исчез. Пришла подмога. Выжил я. Один. Остальные парни, увы. Приехал домой. Кому ни рассказывал, все смеялись, мол, контуженный. Пришел в церковь, рассказал всё батюшке. Он меня выслушал. Там я и остался. Хочешь выпить?»

«А Вам можно?»

«Я давно не пью. Но выпивка найдется. Да и закусь. Так повелось со времен Григория Ефимовича, что двери этого дома всегда были открыты. Нищие были накормлены и одеты, заблудшие души находили здесь кров. Я держусь этих традиций, поэтому всегда есть еда и одежда на случай, если кому-то понадобится помощь».

Мы вышли из комнаты и пошли в сторону кухни.

«Здесь у Распутина жили две девочки. Кухарка и уборщица. Одна была глухонемая, вторая серьезно болела. Он их приютил и они помогали ему по дому. О каких оргиях ты говоришь?» — он порылся в кладовке и достал бутылку водки.

Мы сели. За окном вечерело. В доме напротив зажигались огни.

«Кто бы что ни говорил о распаде Российской Империи, — он налил водку — я привык думать, что это судьба. И тут ничего не попишешь».

«Это как?»

«Ну, представь себе: царь, управляющий такой огромной страной, женится на немке. Сомнительный брак. Об этом говорили все. Но тут ничего не попишешь. Проходит время и у них рождается ребенок, девочка. Народ ждет наследника, будущего управленца государством. Но на свет появилась девочка. Все бы ничего, но через какое-то время у него снова рождается дочь. Вокруг начинают ходить какие-то слухи и разговоры. Но что поделать? Царь молодой, еще все впереди. Проходит время и снова рождается девочка. Здесь и начинается первая волна паники. И она не затихает, потому что следующий ребенок тоже дочь».

Я знал концовку этого ситкома. Он управлял великой страной, могучей империей, которая должна была неизбежно рухнуть, всё шло к этому краху, и династия Романовых доигрывала свой последний сезон.

«А потом все-таки родился долгожданный мальчик, — продолжал как ни в чем не бывало мой собеседник. — Царь был счастлив! Всё было готово для объявления наследника! Но у ребенка обнаруживают редчайшее заболевание крови — гемофилия. Ты понимаешь, что это самый коварный знак в истории. Цесаревич лишен удовольствия играть с детьми, заниматься спортом, любой, даже самый маленький ушиб мог привести к смерти. Все понимали, что он не будет управлять этой страной. Он едва мог ходить. Видел редкие видеозаписи того времени?»

«Нет».

«Там немного, но в принципе видно. Буквально 20–30 секунд он идет и улыбается. Такие выходы в свет ему давались очень тяжело. Понимаешь? После мальчик падал без сознания! Как это трудно улыбаться сквозь боль. Распутин во дворце появился случайно и несколько раз даже спас его от смерти. Как? Не знаю. Одному богу известно. В тронном зале, где играл цесаревич, предсказал падение огромной люстры. Остальные разы, когда ребенок задыхался, спасал его. Императрица не чаяла в нем души».

«Курить можно?»

«Выйди в парадную».

Я вышел через черный ход большой распутинской квартиры. В подъезде было темно. Я достал сигарету, закурил.

Сто с лишним лет назад граф Юсупов выходил с Распутиным через эту же дверь. Он пригласил его к себе домой под предлогом исцеления супруги. Одной из самых красивых девушек Петербурга. Однако вместо графских покоев Распутин оказался на застолье в подвале. Все угощения на той party были пропитаны цианистым калием. Но это не помешало Распутину остаться целым и невредимым, поэтому в итоге Юсупову пришлось всадить в него несколько пуль. Распутин вскочил и побежал прочь. Заговорщики настигли его на улице и добили еще несколькими выстрелами, а затем сбросили тело с Троицкого моста. На следующий день оно всплыло в полынье. Медицинской экспертизой было установлено, что Распутин умер не от яда и не от пуль. А просто-напросто захлебнулся. В это время царская семья была уже отправлена в ссылку, где и дожила свой последний год.

Последний год. Последний год. Это же совсем ничего. Я прикурил вторую сигарету. Огляделся по сторонам. На дворе стоял год Свиньи.

Эта квартира и её прежний хозяин были той самой надеждой великой Российской Империи. Но в итоге её разрушили и искоренили с лица земли. А теперь на рекламных баннерах красуется император Николай II и текст: Прости нас за все, государь! А кому легче? Кому? Самое глупое и бесполезное, что может быть — это извинения. Мы действительно всё прое***. Я смотрю в бестолковые лица этих безвкусно одетых людей, на эти встроенные в прекрасные петербургские дома сетевые магазины Дикси, футболки Mother Russia на творческой интеллигенции и прочее литературное трехомудье внутри книжных. Я смотрю на все это и мне становиться страшно. Страшно от того, что моя страна, сделав когда-то такой огромный шаг, как будто не видит, что впереди закончились ступеньки. Впереди нас ждет большая пропасть, в которую мы полетим. Но мы же вроде как нация прирожденных победителей? ****! Говорю как на духу! Мы Олимпийские чемпионы по хоккею! Понятно? Наши футбольные стадионы самые здоровые в мире! А девушки самые красивые и загадочные! Не тупые давалки, как во всем мире, а особенные. А шавуха самая лучшая у меня на районе! Напротив котельной. Про оружие вообще не может быть и речи. Нажмем на кнопку — миру ***!

Я бросил бычок вниз и стал наблюдать за ним. Первый пролет, второй, еще пару и он затухнет! Как моя жизнь. Моя беспечная, веселая, **** никому не нужная жизнь. Так легко и просто.

В квартиру я решил больше не заходить. И теперь направлялся в сторону круглосуточного магазина. В магазине с оригинальным названием «24» было пусто. Продавцы лениво исправляли гелевыми черными ручками срок годности на молочных продуктах. Владеть такой техникой дорогого стоит. Любой профессиональный художник позавидовал бы этому таланту.

Серый снег моментально таял на полу, образовывая маленькие лужицы, в овощном отделе медленно перегорала лампочка. Пьяный мужик спорил со старой кассиршей. Их голоса доносились все тише и тише. Я сел на ящик с надписью «Добрый» и закинул голову назад. Мне представлялись сильные бородатые сибирские мужики, заливающие горячую воду прямо в магазинный холодильник с пельменями. Женщины в коричневых шубах пили теплый розовый портвейн из пластиковых стаканов, а их дети синхронно распечатывали шоколадные яйца Kinder. Шел пар. Такой теплый, прямо как из парилки. Они уже стали раздеваться до гола, чтобы идти мыться. Я хотел к ним присоединиться, как вдруг послышались голоса и сменяющие их громкие крики. Почему-то все вокруг понимали, что происходит что-то страшное. Военные с автоматами выбегали прямо из парилки и стреляли в людей. Я хотел помочь этим несчастным детям. Теперь их перепачканные шоколадом пальцы были в крови.

Один из этих людей подбежал ко мне и, громко крикнув: «Совсем охуел, *****!», отбросил меня в сторону. Я вдруг почувствовал острую боль и лютый холод. Я открыл глаза и увидел перед собой магазин, где, судя по всему, вырубился. И недовольный охранник меня оттуда выкинул. Я с трудом поднялся на ноги. Было очень больно. Пока этот здоровый безмозглый бычара тащил меня, я здорово ударился головой. Прохожий помог мне отряхнуться от снега. Я поднял глаза и узнал своего знакомого с квартиры Распутина. Ни слова не говоря, он жестом велел мне следовать за ним.

И мы пошли. Сначала по утренней малооживленной улице, затем через две серые арки и в итоге оказались у нужного подъезда. Я снова стоял в самой мистической квартире прошлого века. Красные шторы были задёрнуты, блеклые лучи унылого зимнего солнца проникали в комнату, создавая немного жуткую атмосферу. В центре комнаты стоял накрытый багровой скатертью церковный анолой. На нем громоздились иконы с изображением Григория Распутина, зажженная свеча и книга.

«Подойти к анолою! — властно сказал хозяин квартиры. — Бес везде, он очень опытен. Победа только через смирение и крестное знаменье. А смирение дают скорби и разные гоненья. Кто не спасался, тот и не родился, а если родился, так живи в назиданье себе и людям. А себя не надо очень понуждать, а просить у Бога силы идти на войну каждый день. В борьбе не отчаивайся, не в силе, а в немощи совершается благодать — он пристально посмотрел на меня. — Я не случайно сказал тебе, что это не ты пришел сюда, а он привел тебя. Твой путь извилистый и сложный. Но он твой».

Мой собеседник велел мне встать на колени. Я сделал все, как он сказал. Прислонился руками к анолою. И закрыл глаза. Он положил на мою голову платок и начал читать молитву.

«Тебе нужно покаяться. Говори о тех, кому ты делал больно. Вспомни каждый божий день, когда неправедный образ жизни завладевал твоим сознанием».

Я начал говорить. И каждый раз, возвращаясь назад, как будто переживал все сначала, с самого первого дня. Начиная с того момента, когда открыл глаза в дурке, и заканчивая сегодняшним днем, когда закрыл их в круглосуточном магазине.

Я вспоминал имена тех, кого бил в лицо, тех, чьи сердца однажды заставил разорваться на части. Всех девушек, с которыми спал. А потом просто исчезал из их жизней. Прокручивал ситуации, когда мог, а точнее, должен был промолчать, но не делал этого. Когда говорил обидные вещи за спиной. Стыдился своих родителей, так и ни разу не оправдав их доверие.

Смеялся и издевался над теми, кто был слабее меня и не мог ответить. Переспал с женой друга, когда он бухой валялся в соседней комнате. И каждый день врал. Безнаказанно и много. Я часто питался слабостью и доверчивостью других людей. Подводил их. Был равнодушен к их бедам. А потом просто предавал. Таков был я. И есть. «Больше не хочу так. Слышишь? Не хочу!» — я вскочил и отбросил платок. Он чуть пошатнулся в сторону: «А больше ничего и не нужно. Бог тебя простит».

Внутри как будто рухнула огромная стена. Недопонимания, ненависть и всё то, что мешало мне жить. Выйдя на улицу, я какое-то время просто стоял и залипал вдаль. Наверное, еще не поздно все изменить.

Никогда не поздно начать жизнь сначала. Теперь самое главное — это закрыть все нерешенные вопросы. И устранить проблемы, которые выбивают из колеи. Первым делом я зашел в ВК и удалил всех, кто каким-то образом мог бы столкнуть меня в пропасть. Все приоритеты расставлены. Теперь точно.

Потом записал голосовое жене. «Я без тебя не могу. Без тебя и дочки». Я говорил, говорил, говорил. «Хочешь, ворвемся на море? Чисто втроем. Хочешь? Там не будет ничего, что нас разлучит. Мы будем дышать свежим соленым морским воздухом. Гулять. Смеяться. И разговаривать как раньше. И ты больше не будешь плакать, а я не буду исчезать. И наша девочка будет рядом с нами. Завтра, завтра я приеду, и мы поговорим. Хорошо? Я тебя прошу. Завтра в 11 часов. Я приеду. Я буду у твоей двери. Пожалуйста, только дождись меня. Просто дождись».

«Хорошо. Я дождусь тебя», — написала она в ответ. Шанс на спасения призрачно замаячил на горизонте наших непростых отношений. Теперь настала моя очередь всё перевернуть.

Я зашел в винтажный магазин и купил себе искусственную леопардовую шубу. Надел солнцезащитные очки. И вышел на улицу. В нагрудном кармане лежал тестер моих любимых духов. Я достал их и вылил на себя практически весь флакончик. В руках начала появляться сила, в глазах снова зажегся огонь. В таком состоянии можно сворачивать горы. Я купил букет цветов и закинул на заднее сидение своей тачки. Рядом с плюшевым мишкой для дочки.

Как быть счастливым? Очень просто. Если думать, что всё плохо и неизбежно, то оно так и будет. Чем больше негативного дерьма в твоей голове, тем больше вероятность, что деструктивные мысли захватят твое сознание. Добавь в эту кучу неприятные события и плохие мысли — получи результат. Ты перестаешь верить в себя, не контролируешь свои поступки, забиваешь болт на самоанализ. И это уже не ты. А твоя жалкая тень. И ты существуешь, находясь в ней. И не видишь конца. У тебя нет вчера и нет завтра. Есть одно большое, бесконечное сегодня. Которое тебя выжигает как снаружи, так и изнутри.

Но есть способ всё изменить. Один единственный способ.

«Прикольная шуба!» — сказала проходившая мимо девушка.

«Ты тоже ничего», — ответил я.

Она осмотрела меня с ног до головы и, прищурив глазки, сказала: «Отличный парфюм. Интересно, ты целуешь девушек так же хорошо, как и пахнешь?

«Хочешь проверить?» — широко улыбнулся я.

«Пойдем», — она взяла меня под руку и мы отправились в ближайший бар.

***

Прославив Бога и обливая тело слезами, сказал он:

«Время, Зосима, исполнить повеленное. Но как ты, несчастный, выроешь могилу, не имея в руках ничего?» И тут он увидел неподалеку небольшой кусок дерева, брошенный в пустыне. Взяв его, принялся копать землю. Но суха была земля и не поддавалась усилиям старца. Он устал, обливаясь пóтом. Вздохнул из глубины души и, подняв глаза, видит большого льва, стоящего возле тела святой и лижущего стопы ее.

Увидев льва, он задрожал от страха, вспомнив особенно слова Марии, что она никогда не видала зверей.

Но, оградив себя знамением Креста, поверил, что сохранит его невредимым сила лежащей здесь. Лев же подошел к нему, выражая ласку каждым своим движением. Зосима сказал льву:

— «Приказала Великая похоронить ее тело, а я стар и не в силах вырыть могилу (не имею лопаты и не могу вернуться в такую даль, чтобы принести годное орудие), сделай уж ты работу своими когтями, и отдадим земле смертную скинию святой».

Он еще говорил, а лев уже вырыл передними лапами яму, достаточную, чтобы похоронить тело.

Снова оросил старец слезами ноги святой и, призывая ее молиться за всех, покрыл тело землей, в присутствии льва. Было оно наго, как и прежде, ничем не покрытое, кроме разодранной мантии, брошенной Зосимой, которой Мария, отвернувшись, прикрыла часть своего тела. Затем оба удалились. Лев ушел вглубь пустыни, словно овечка, Зосима вернулся к себе²⁸.

Примечания

1

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

2

Милфа (от англ MILF — Mother I’d like to fuck) — сексуально привлекательная зрелая женщина

(обратно)

3

connect (пер. с англ.) — контакт, связь

(обратно)

4

Not Fun (пер. с англ.) — нисколько не весело

(обратно)

5

hand made (пер. с англ.) — сделанный вручную, не на производстве

(обратно)

6

Речь о песне группы The Stooges «No fun»

(обратно)

7

doggy-style (пер. с англ.) — одна из позиций при половом акте. Поза на коленях, «ра́ком», мужчина сзади, по-собачьи

(обратно)

8

party (пер. с англ.) — вечеринка, веселье

(обратно)

9

Речь о романе Дж. Оруэлла «1984». Большой Брат — лидер всей Океании. В обществе, описанном Оруэллом, Большой Брат следит за жителями с помощью телекранов.

(обратно)

10

В. Ерофеев «Москва — Петушки». — М.: Захаров, 2007. — 144 с.

(обратно)

11

Kangol — британский производитель головных уборов. Логотип компании — кенгуру — наносится на все изделия. Бренд считается одним из любимых брендов рэп исполнителей

(обратно)

12

Colorado Avalanche (рус. Колора́до Э́веланш) — профессиональный хоккейный клуб НХЛ. Трёхкратный обладатель Кубка Стэнли

(обратно)

13

Протоиерей Владимир Астахов Любите друг друга: Размышления о жизни [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://predanie.ru/protoierei-vladimir-astahov/

(обратно)

14

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

15

CVC2 — трёхзначный код проверки подлинности карты платёжной системы Master Card

(обратно)

16

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

17

Вписон, вписка — вечеринка с последующей ночёвкой

(обратно)

18

Крокодил (сленг) — наркотик дезоморфин. Через несколько недель приёма наркотика кожа человека напоминает кожу крокодила.

(обратно)

19

Маяк (сленг) — улица Маяковского в городе Череповец. Там расположены промышленные объекты и общежития.

(обратно)

20

мужские кроссовки фирмы Patrol

(обратно)

21

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

22

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

23

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

24

Fuck (пер. с англ.) — чёрт

(обратно)

25

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

26

Джанки — наркоман, употребляющий опиаты. Слово получило широкую известность благодаря книге американского писателя Уильяма Берроуза «Джанки».

(обратно)

27

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

28

Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. — Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. — 23 с.

(обратно)

Оглавление

Дурка

  Палата

Шельма

Финалгон

Гнев

Золотое дно

  Вечный зов

  Обнос

  Сауна

Блуд

  Чревоугодие

  Алчность

Вписка у Распутина

  Квартира

*** Примечания ***