Законодательство Моисея [Александр Павлович Лопухин] (fb2) читать постранично, страница - 5

отдельных постановлениях. Моисеево законодательство по самой идее своей есть выражение свободного союза между Богом и народом*(29), заключенного как бы между самостоятельными равноправными сторонами на условиях, свободно принимаемых народом, - и этим самым уже показывает разницу этого законодательства от других восточных законодательств, представляющих собою не выражение свободного союза, а прямое повеление божества. Правда, оно носит на себе общетеократический характер, отличающий восточные законодательства, и слабо разграничивает области права и нравственности, - но это объясняется тем моментом развития, на котором законодательство застало народ. Оно застало его на той ступени развития, когда народ обыкновенно еще не вырабатывает себе самостоятельного мировоззрения, проверенного критически мыслящим умом, даже не вполне сознает свою личную самостоятельность, полагает ее полную зависимость от общих высших начал и в них находит объяснение всей своей жизни и бытия. Таким общим началом обыкновенно является как наиболее доступный пониманию принцип религиозный. Этот принцип полагается народом в основу всей своей жизни, даже в тех отношениях, где впоследствии пред развившимся самосознанием основою является обыкновенный, выработанный самим человеком принцип. Так, область права в его частных отношениях есть, без сомнения, результат естественных социальных условий, вырабатываемый самим обществом в интересах как его самого, так и каждой отдельной личности, а между тем на низших ступенях развития он исключительно приписывается божеству. Отсюда объясняется и слабое разграничение права от нравственности. Несомненно, что область права, в сущности, есть вместе и область нравственности; в основе своей они тождественны. Отличие их состоит лишь в объеме подлежащего их ведению круга духовной жизни*(30). В то время как нравственность обнимает собою всю жизнь человеческого духа - до его тончайших, не подлежащих проверке, движений, право обнимает лишь ту его сторону, которая проявляется вовне и может подлежать внешней проверке, оценке и ограничению. Но такое разграничение возможно лишь на той ступени развития, когда ясно сознается различие между тем, что составляет безусловную основу нравственной жизни, не подлежащую временному изменению, и что есть произведение самого человека, подлежащее изменению и ограничению. На той же ступени развития, где вся область нравственной жизни до ее мельчайших проявлений приписывается божеству, естественно, такого разграничения не может быть, да и нет надобности в нем, так как для божества, являющегося главным заправителем всей жизни, открыты все тайные движения ее и оно может простирать свою карающую руку и на те злые явления, которые сокрыты в тайниках души и никак не доступны обыкновенному внешнему праву. Отсюда там, благодаря особенной жизненности религиозного начала, чисто нравственные правила могут иметь значение вполне юридических постановлений. Поэтому-то в десятословии, напр., наряду с чисто юридическими постановлениями: "не убей", "не укради", стоят чисто нравственные правила: "не пожелай жены искреннего твоего" и пр. и для народа они имели одинаковую обязательную силу. Этой своей выгодной стороной Моисеево законодательство принадлежит к общему типу восточной культуры. Но по основной своей идее и во многих частных ее выражениях оно принадлежит европейской культуре, или лучше - типу истинно культурного развития человечества. Таким оно является в своем происхождении, сущности и цели, к уяснению которых мы теперь приступим.

По своему происхождению Моисеево законодательство принадлежит к чрезвычайным явлениям в истории: оно в своих главных началах дано народу Самим Иеговой в один из величественнейших моментов в истории, когда Бог входил в ближайшее общение с человечеством. "В третий месяц по исходе сынов Израиля из земли Египетской, пришли они в пустыню Синайскую", и здесь на одной из возвышенностей Синая*(31) расположились лагерем. Тогда Моисей стал приготовлять народ к необыкновенному явлению, которое должно было открыться его зрению и слуху. Освящением и строгим воздержанием израильтяне должны были сделать себя достойными и способными воспринять возвышенные слова Иеговы и принять от него великое назначение. С напряженным вниманием и трепетным сердцем народ ждал третьего дня. Черта, проведенная вокруг ближайшей скалы, должна была отделять народ от святого места. Утром на третий день густое облако покрыло горную вершину, заблистала молния, пронизывая гору и превращая ее в объятую пламенем ночь, загрохотали удары грома, раскатываясь от утеса к утесу и повторяясь в многократном эхе. Казалось, вся природа вышла из своего обыкновенного теченья и ждала чего-то великого. "И вострепетал весь народ" и с замиранием сердца смотрел на величественно-страшное зрелище. Но как ни возвышенно