Герой утренней зари. Часть 1 [Артем Акушев] (fb2) читать онлайн

Артем Акушев Герой утренней зари. Часть 1

Пролог

Раздражающий повторяющийся звук будильника нарушил тишину полупустой квартиры. Экран телефона показывал 8 утра 24 декабря. Что это значило? В принципе, ничего. Еще один увлекательный, или замечательный, или не очень увлекательный и не очень замечательный день.

Едва добравшись до ванной комнаты, находящейся в десятке шагов от моей кровати, и с трудом открыв глаза, я посмотрел в зеркало. То же лицо, те же растрепанные каштановые волосы, те же густые черные брови, легкая небритость, мешки под глазами, немного потрескавшиеся губы, усталые карие глаза.

— И кого я ожидал здесь увидеть? — выдохнул я с оттенком то ли грусти, то ли облегчения.

Умывшись теплой водой, попеременно перетекающей из обжигающе горячей в обжигающе холодную и наоборот, я попытался выдавить пасту на растрепанную зубную щетку.

— Снова забыл купить…

Сегодня, как и вчера, пришлось ограничиться мокрыми щетинками со следами чего-то отдаленно напоминающего субстанцию для чистки зубов.

Лениво побрызгавшись дезодорантом, я пытался застегнуть рубашку, попутно ставя на плиту чайник, бережно хранивший неиспользованную со вчерашнего утра воду. Совладав с пуговицами, надев потасканные джинсы и поношенный пиджак, я принялся пролистывать новостную ленту, попутно отвечая на одно или два сообщения от пока еще имевшихся у меня друзей.

«И почему так сложно писать в новостях о чем-то хорошем… Раньше хоть что-то было, то рекордный урожай, то ударники-стахановцы очередной подвиг совершат, то в космос полетим… И где это все…»

Как будто соглашаясь со мной, чайник, в отличие от меня, возможно, заставший все эти события, издал свистящий звук, одновременно и прерывая, и продолжая череду бесполезных и не особо интересных мыслей.

После короткого чаепития я взял портфель и, спустившись по разрисованным разными не сильно культурными выражениями пролетам, спустился во двор.

На улице, как и подобается декабрю, было довольно снежно. Однако дороги и пешеходные переходы, посыпанные реагентами неизвестного химического состава, являли собой почти что «восьмое чудо света». Если алхимический камень может с легкостью превращать что угодно в золото, то складывалось ощущение, что маленькие белые зернышки под ногами могли трансформировать что угодно в хлипкую грязеподобную жижу.

От мыслей о великом и не очень меня оторвал телефонный звонок. Обычно мне никто не звонит, кроме так называемых «сотрудников службы безопасности банка», стоматологий и жилищных компаний с «безусловно, самыми выгодными предложениями», от которых, конечно же, «невозможно отказаться»… Если бы еще были деньги на эти «самые выгодные предложения»… Хотя тут уже, наверное, виноват я. Зарабатывал бы больше и внимательнее относился к «банковской безопасности», глядишь, были бы деньги и на квартиры…

— Алло.

— Привет, во сколько встречаемся?

— Для чего?

— Понятно, не то чтобы я была сильно удивлена…

Голос из динамика принадлежал Маше. Мы с ней относительно хорошо общались еще с университетской скамьи, теперь же она была моим единственным постоянным собеседником женского пола. Только дружеские отношения, ничего более.

— Да… Точно… Я ж обещал…

— Что же ты обещал?

— Пойти с тобой к Саше на День рождения?.. — я был не очень уверен в ответе, однако одобрительно-снисходительное «угу» подтвердило мою догадку.

— Так во сколько?

— Давай я зайду за тобой где-то в семь, раньше, наверное, не смогу.

— Хорошо, буду ждать! И не забудь купить подарок!

Подарок… Не то чтобы я не любил делать подарки, но нервы и силы, затрачиваемые на выбор, покупку или, не дай Бог, на его доставку, как по мне, явно того не стоили. Однако недавно я нашел для себя выход из данной ситуации — подарки по знаку зодиака. И думать не надо, и хоть что-то при вручении сказать можно.

Помимо «астрологической карты Симболон» и «проектора звездного неба», по запросу «козерог подарки» предлагалось купить коллекционный набор кофе, на чем я и остановился. Наверняка дальше были и более интересные идеи, но после пятой строчки мне стало скучно, а мотивация хоть немного постараться ради не особо знакомого человека у меня напрочь отсутствовала.

Открыв заметки и записав «Зайти в ТЦ», я спустился в полупустое метро. Хотя было уже далеко не утро, на конечных остановках по выходным все равно редко бывало много народу. В «спальные районы» люди возвращались, как бы это странно ни звучало, чтобы поспать, и на следующее утро снова отправится в «неспальные районы». Из этого замкнутого круга немного выбивались выходные, однако и они были по-своему закольцованы между просмотром телевизора и посиделками в веселой компании. Поэтому не было ничего удивительного в том, что в эту субботу я был одним из немногих, кто выбивался из пустынной атмосферы зала метрополитена.

Поезда, как и день до этого, и два дня до этого, и неделю до этого, и… в общем, как всегда, ходили по расписанию. Дождавшись приближения шумящего и скрежещущего монстра, я сел в последний вагон, надел наушники, поставил будильник и закрыл глаза. Ехать мне надо было аккурат на другой конец ветки, а потому часок «на подремать» у меня был.

* * *

«Просыпайся… Пора…»

Почему-то этот голос показался мне таким знакомым… Как будто кто-то из далекого-далекого детства звал меня…

«Проснись…»

Как бы я хотел остаться с этим голосом подольше… Как бы я хотел суметь ответить ему… Однако все, что я мог, — только чувствовать непонятную, но глубокую тоску и потихоньку поддаваться зову той, что просила меня открыть глаза.

Вагон, как и прежде, был пуст, но что-то безусловно изменилось. Лампа нагнетающе мерцала, а за окном, вместо привычных при остановке огней платформы, была лишь звенящая непроглядная пустота.

— Приехали, — подумал я про себя.

Остановки в тоннелях не были большой редкостью. Обычно они длились не дольше 5 минут, но что-то мне подсказывало: это — другой случай. И вскоре мои опасения подтвердились: я увидел через небольшое окно двери в начале моего вагона, что за ней — ничего не было, вагона спереди — не было.

Неужели произошло расцепление? Или же какая-то авария? А может меня отцепили в депо и просто не заметили, что в вагоне все еще оставался человек? Как бы то ни было, любую проблему можно решить с помощью… Сети не было. Мой телефон превратился в часы с функцией проигрывания скачанной музыки. Теперь можно было паниковать.

Пока я судорожно пытался вспомнить университетские пары по безопасности жизнедеятельности, свет окончательно погас и снаружи послышался странный звук. Поначалу он был похож на капанье, что было, конечно же, невозможно. Чуть позже капли сплелись в струю, а потом мне показалось, что где-то в отдалении начал бушевать горный поток. И пусть я его ни разу не слышал вживую, мое испуганное воображение рисовало мне именно такую картину.

Оставаться в вагоне дальше не было смысла. Какое-то чувство в глубине души подсказывало, что это было еще и смертельно опасно. Включив фонарик, я нашел огнетушитель, одиноко висящий в углу вагона. За неимением лучшего я взял его и со всей силы метнул в ближайшее окно. Стекло с треском разлетелось, мой спонтанный план увенчался успехом. Однако вылезая, я все-таки порезал руку об оставшиеся в дверной раме осколки, но, уже выбравшись, понял, что это была самая малая из моих проблем.

Хорошие новости: я видел «свет в конце тоннеля»; плохие новости: со стороны «света» стекали, вернее, спадали, нескончаемые потоки воды. Я обернулся назад и понял, что выбора нет. Хоть пока я и не мог понять, как в горизонтальный тоннель жидкость может «спадать», я отлично видел, что он понемногу заполняется водой. И «темная сторона» уже была ею заполнена. Не успев достаточно удивиться тому, что происходило вокруг меня, я почувствовал, как пиджак начинает намокать.

Ледяная вода довольно быстро привела в чувства и побудила к действию. Устремившись по рельсам вперед или вверх, сам толком не понимая, куда, я уже почти достиг выхода, однако свет оказался настолько ярким, что перед последним шагом мне невольно пришлось закрыть глаза. После этого я то ли провалился, то ли взлетел, а мое сознание ненадолго покинуло меня.

«Добро пожаловать, мальчик из будущего…»

Глава 1. Прибытие

Иногда, гуляя весной по Тропаревскому парку, я задумывался, каково это, просыпаться не под противный и навязчивый звон будильника, а под пение птиц… Пусть я и не знал их названий, все равно, было что-то особенное в этой, казалось бы, непонятной озорной какофонии… Что-то, заставлявшее чувствовать себя радостнее, светлее… Но мне, городскому жителю, ребенку «каменных джунглей», была уготована другая судьба. По крайней мере, я так думал раньше…

Неизвестный, но столь знакомый звук… Непрекращающаяся звонкая симфония… Мои глаза еще были закрыты, а потому я ощущал, слышал, чувствовал все еще сильнее, еще ярче. Подул легкий ветерок, зашуршала, зашептала листва. Я почувствовал, как мои волосы мягко колышутся в такт всему окружающему миру, слившемуся во что-то единое, всемогущее, и в то же время столь доброе и нежное, и на глаза мои, то ли спросонья, то ли от необычайной свежести, невольно наворачивались слезы. Я хотел бы остаться в этом состоянии еще ненадолго, но что-то маленькое и очень холодное упало на мою ладонь.

Я открыл глаза. Яркие утренние лучи ненароком заставили меня прищуриться. И только спустя некоторое время к слуху, обонянию и осязанию присоединилось зрение. То, что я увидел, больше походило на сцену из сказки, иллюстрацию из книжки, но никак не на реальность.

Надо мной продолжали шептаться листики березы. Позади меня надежной непоколебимой опорой возвышался черно-белый ствол. Вокруг блестели миллионами бриллиантов капельки росы, превращая светлую зеленую опушку в карту звездного неба. Самая яркая же звезда возвышалась над верхушками деревьев, пока еще не согревая, а только освещая этот чудный, но прекрасный мир.

Было довольно прохладно, и это заставило осознать, что вся моя одежда пропиталась утренней влагой. Понемногу приходя в себя, я потянулся за телефоном, чтобы посмотреть время, но… В кармане пиджака телефона не оказалось. В карманах джинсов тоже было пусто.

«Может быть, обронил где-нибудь здесь», — замерцал в моей голове проблеск надежды. Но после него возник вполне логичный вопрос: а где это — «здесь»?

Я оглянулся. В самом центре опушки стоял колодец. Из него, словно облака, спускающиеся с вершины горы, расходились, расплывались по поляне в разные стороны клочки тумана.

— А где это — «здесь»? — спросил я себя еще раз, но на этот раз вслух.

Метро. Авария. Вода. Что. Все. Это. Значит?!!

24 декабря… Сегодня должно быть 25 декабря, или все же 24… Стоп. Еще раз.

Зима, снег, грязь, холод, одинокие серые дома, всегда куда-то спешащие люди… Ничего этого не было. Все в одночасье куда-то испарилось, как будто так и должно быть… Как будто ничего этого никогда и не существовало…

Конечно же, я уже пробовал, и не раз, ущипнуть себя за щеку — это был не сон. Пытался выкрикивать заклинания по типу «выход», «лог аут», «выйти из игры», но это была не игра. Я действительно оказался где-то… Без телефона и без малейшего понимания что делать.

«Может быть, я… умер?»

Такой вариант, учитывая окружающую меня обстановку и вчерашние события, был вполне логичным. Однако все равно, я представлял себе это как-то по-другому… И хоть, опираясь исключительно на факты, моя «смерть» была самым правильным и подходящим объяснением всего происходящего вокруг, жизнь внутри меня явно была не согласна с таким суждением…

— Уже проснулся? — спросил меня ласковый женский голос.

— Да… — ответил я как-то неуверенно… И только спустя пару секунд до меня дошло… Я резко подскочил и обернулся.

Из-за березы на меня смотрела пара озорных, веселых девичьих глаз. Длинные русые волосы были распущены, а голову украшал красивый, аккуратный венок из ромашек. На вид девушке было не больше 16 лет. Тонкие розовые губы, нежные и изящные руки вместе со светлым тоном кожи придавали ее грациозной фигуре необычайную утонченность и воздушность.

— Точно проснулся? — спросила она с небольшой долей усмешки. Хотя, судя по тому, что я ничего не мог ответить, очарованный сказочностью и сюрреалестичностью происходящего, вопрос мог бы быть и вполне серьезным.

Только сейчас я обратил внимание на странную одежду девушки. На ней было весьма необычное белое платье со странными синими узорами на воротнике и рукавах. В районе тонкой, почти осиной талии виднелась белая полоса пояса, также украшенного орнаментами одновременно неизвестного, но в то же время такого знакомого происхождения.

— С тобой все хорошо? — девушка стояла всего в паре шагов от меня, когда я наконец-то вышел из ступора.

— Да… Вернее нет. Девушка, скажите, вы ангел?

Ее звонкий, чистый и переливающийся, словно ручеек, смех были лучшим ответом на мой вопрос. И отчего-то я почувствовал облегчение.

— Можно сказать и так. Я — берегиня, — сказала она даже не с нотками, а с целым нотным станом веселья в голосе.

— Богиня? — мой вопрос вызвал новую волну смеха. Однако если бы в повседневной жизни я обиделся, развернулся и ушел, обронив еще «пару ласковых в придачу», то сейчас такого желания не было и в помине. Я чувствовал себя дурачком и принимал тот факт, что здесь и сейчас таковым и являюсь.

— Бе-ре-ги-ня, — повторила девушка по слогам, — дух леса, хранительница, помощница, защитница, неужели ты о нас действительно ничего не слышал?

Я хотел бы ответить, что, конечно же, знаю и понимаю, о чем речь, однако это бы полностью противоречило действительности.

— Нет…

— Ну, теперь услышал, а сейчас переодевайся, а то ведь простудишься, с утра по лесу в мокрой одежде ходить… — сказала она с оттенком раздражения и обиды в голосе.

Она совершенно не умела скрывать эмоции… Такую чистую, детскую непосредственность в наше время… в мое время редко можно было встретить даже у детей… Не то что у «духов леса» …

— Долго ты еще будешь смотреть? Быстрее, а то царица Мокошь ждет.

— Царица…

— Пе-ре-о-де-вай-ся! — сказала она снова по слогам, видимо решив, что нормальную речь я понимать не способен.

Однако что я действительно не способен был понять, так это то, почему девушка, или же девочка, назвавшаяся «берегиней», в утреннем весеннем лесу заставляет меня переодеваться в широкие синие штаны, рубаху с синей, похожей на ее узоры, вышивкой, увесистый украшенный золотом пояс и… сапоги? Оставаться в неведении уже не было сил.

— Ничего я делать не буду, пока не узнаю, где мы и какой сегодня день, — попытался сказать я максимально серьезно, скрывая свою растерянность.

— Ну, если это все, что тебе надо, то… Мы в лесу, на опушке, около колодца. День сегодня ясный, будет довольно тепло…

— Да я это и сам знаю! — перешел я на крик, посчитав, что надо мной издеваются, однако неподдельное изумление и испуг в глазах берегини заставили меня почувствовать себя виноватым. — Извини…

— С тобой точно все хорошо? Царица сказала, что ты из будущего и с тобой надо поосторожнее, но не говорила, что ты с головой не дружишь…

«Из будущего» … Стоп. В каком смысле, из «будущего»?

— Я — из будущего?..

— Ну а кто еще? Или ты тут кого-то кроме меня видишь? Может быть, у людей из будущего есть способность…

Про «способность» я дослушивать не стал. Присев на траву и обхватив голову руками, я пытался понять, как такое могло произойти, но мои мысли постоянно загоняли меня в тупик. Ведь все, что происходило вокруг, изначально было невозможно. Ни по законам физики, ни по законам химии, ни по законам здравого смысла… Может быть, я стал объектом экспериментов пришельцев или какой-нибудь сверхсекретной службы? Или же все это глупый розыгрыш… В любом случае, это не могло быть…

— Есть на свете цветочек аленький,

Что достать мог лишь самый удаленький.

Есть на свете цветочек синенький,

Что достать мог лишь самый красивенький,

Ну а мне милей — на рассвете встать

И с друзьями моими ромашки собрать.

Я сплету из них простенький венок,

Ведь ромашка — самый родной мне цветок.

И не нужно мне будет другого цветка,

Пока рядом друзья и ромашка моя…

Я не знаю, была ли это магия, или ее голос действительно умел проникать в глубины души, ослабляя до предела натянутые нервы, однако я почувствовал себя… спокойнее?.. Паника, еще минуту назад готовая с наслаждением поглотить все мое сознание отступила. Теперь я готов был погрузится в сладкую полудрему, полностью отдаться солнцу, ласковому ветерку и волшебному голосу берегини, сопровождаемому аккомпанементом из птичьих трелей.

— Эээээй, не спать! Ну же! — она отчаянно пыталась вытолкнуть меня из состояния, до которого сама же и довела.

— Прости, не могла бы ты сказать, насколько сильно я попал в прошлое?

— Согласно вашему летоисчислению, сейчас должен быть примерно 600 год вашей эры…

— Спасибо, — мягко, насколько мог, я прервал ее и наконец-то забрал одежду. 600 год… — Не могла бы ты отвернуться?

— А зачем? — с искренним недоумением спросила она.

— Ну, скажем так, в мое время женщинам нельзя было смотреть, как мужчины переодеваются, и наоборот…

— Тогда переживать не о чем, тебе еще до мужчины расти и расти… — получился довольно болезненный удар по моему самолюбию, и, хоть я понимал, что злого умысла у нее не было, все равно было довольно… неприятно.

— Тебе-то самой сколько лет? 16?

— Если переводить на ваше времяисчисление, то… Должно быть около пятисот лет.

Я бы хотел удивиться или возразить, но лимит удивлений к тому моменту уже был исчерпан. Нужно время на восстановление.

— Хорошо, просто, пожалуйста, отвернись…

— Какой же ты все-таки странный…

Ответить на ее последнюю реплику было уже нечем.

Одежда пришлась мне как раз, как будто ее шили по индивидуальному заказу. И даже сапоги, казавшиеся изначально громоздкими кусками неотесанной кожи, оказались вполне удобными. Интересно, что бы сказала Маша, увидев меня в этом наряде… Наверняка что-то из разряда: «и давно ты из ансамбля песни и пляски сбежал?» или бы включила калинку-малинку и начала весело, не скрывая насмешки, хлопать в ладоши, ожидая пока я пущусь «вприсядку» …

— Неужели в будущем даже переодеваться нормально не умеют?

Ее вопрос вырвал меня из непонятно откуда взявшихся фантазий.

* * *

— Я готов. Что теперь будем делать?

— Я же уже говорила, нас ждет царица Мокошь. Конечно, ее решения не обсуждаются, но вот в отношении тебя… — она уже не скрывала явное разочарование в моих умственных способностях.

— Послушай, представь себя на моем месте…

— Я не могу представить себя на месте человека, пусть даже такого, как ты.

— Да что со мной не так!? — я не мог понять, чем заслужил к себе такое отношение. Вернее, мог, но все равно — ее постоянные выпады переходили уже все грани приличия.

— Все. Поговоришь с царицей, поймешь. А сейчас, просто следуй за мной. Надеюсь, хоть с этим ты справишься…

Ну вот, опять. 500-летний дух леса с телом и поведением 16-летней девочки снова издевался надо мной. И что самое обидное, ничего ответить я не мог. Развернуться и уйти тоже не мог. Я ничего не знал ни о мире, куда я попал, ни о месте, в котором находился. Знал только, что я в прошлом. И, если верить берегине, то здесь существовали какие-то потусторонние силы, подтверждением чему она сама и являлась.

Размышляя о своем незавидном положении, я молча следовал за своей провожатой. Открытое пространство опушки довольно быстро сменилось забором из лиственных деревьев. На ветвях все так же пели птицы, так же ярко светило солнце, однако чем дальше мы углублялись в лес, тем сильнее меня терзала тревога. Берегиня же все это время быстро и уверенно шла вперед, не проронив ни единого слова. Пытаясь немного разрядить обстановку и заодно успокоится, я все-таки решился спросить то, что обычно люди спрашивают сразу при знакомстве.

— А как тебя зовут?

— У нас нет имен, — ее ответ прозвучал так, как будто это — всем известный факт. Хотя, возможно, так оно и было.

— И как же тогда к тебе обращаются?

— Кто?

— Люди, например…

— Ты первый человек, к которому меня послали. Так что, наверное, ответ будет — никак.

Меня не покидало ощущение, будто она говорит о прописных истинах, однако так просто сдаваться я не хотел.

— А как же царица Мокошь?

— Что царица Мокошь?

— Она же как-то должна тебя называть…

— Ей это не обязательно, каждая берегиня знает, когда царица обращается именно к ней.

Получается, несмотря на то что она прожила 500 лет, у нее никогда не было имени… Это не укладывалось в моей голове. Все-таки она не была монстром, не была животным, по манере общения, по внешности, она ни капельки не отличалась от человека. И, может быть, это было просто мое заблуждение, но мне показалось несправедливым, что ее никто и никогда не называл по имени.

— Хочешь, я дам тебе имя?

Бинго. Я получил реакцию, которую никак не мог ожидать. Она резко обернулась и сделала пару быстрых шагов по направлению ко мне, в ее глазах горел тот самый огонек, который я видел тогда, за березой.

— А ты можешь? — спросила она меня голосом, полным радости и надежды.

— А почему нет? Тааак… — я сделал вид, что задумался, хотя венок на ее голове и та волшебная песня, не оставляли мне особого выбора, — С этого момента я нарекаю тебя именем Ромашка.

Возможно, не самое красивое и звучное имя, однако ей, судя по всему, понравилось. И мы продолжили наш путь в гораздо более приятной атмосфере.

— Ромашка, Ромашка, — шла она вприпрыжку, напевая по дороге, и вдруг резко остановилась, — А тебя как зовут? Хочешь я тоже дам тебе имя? Хотя я, скорее, могу дать только кличку…

Боясь представить, что же она могла мне придумать, я поспешил отказаться:

— Спасибо, но у меня уже есть имя. Я Андрей.

— Хм… — она, как обычно, не пыталась скрыть свое разочарование. — А что оно означает?

— В переводе с греческого…

— А зачем тебе что-то переводить? Что оно означает на твоем языке?

— То и означает, Андрей — это Андрей.

— Какое глупое имя… — протянула она, будто бы забыв о моем существовании. — Придумай что-нибудь со смыслом. Или же я могу…

— Нет, спасибо. Хотя я так и не понял, чем тебе мое имя не понравилось, — похоже, немного пообщавшись с берегиней, я тоже разучился контролировать эмоции, так как последняя фраза прозвучала с чересчур уж явным оттенком обиды.

— Ты ж сам сказал, что на твоем языке оно ничего не значит. Такое имя герою не подходит.

— Герою?..

— Скоро сам узнаешь, мы уже почти пришли, — игриво оборвала она мой вопрос и подошла то ли к берлоге, то ли к огромной норе.

Я никогда в жизни не встречал ни то, ни другое, но, что-то мне подсказывало, что этот опыт не помог бы. Ведь немного вглядевшись в темноту заслоненного ветками проема, я увидел самые настоящие ступеньки. И мне кажется, что вряд ли это было дело лап медведей или кротов-переростков…

— И снова ты не здесь. Пойдем уже! Нельзя заставлять царицу ждать, и так долго с тобой провозилась… — сказав это, Ромашка сделала решительный шаг в темноту подземелья.

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Глава 2. Владыка

От света, переполнявшего лес, буквально через минуту не осталось и следа. Утренняя прохлада сменилась холодной сыростью пещеры.

Хотя называть это место «пещерой» было бы не совсем правильно… Мы спускались по каменной лестнице, походившей на ту, которую обычно показывают в фильмах про средневековье. Однако вместо факелов или лучин она была освещена сотнями, или, может, даже тысячами мерцающих маленьких огоньков, словно по команде свыше собирающимися в различные причудливые узоры. И только спустя некоторое время я осознал, что этими крохотными мерцающими желто-зелеными звездочками были светлячки.

— Почти пришли, — сообщила мне Ромашка, явно желая, как можно скорейшего наступления этого счастливого момента. — Только не забудь, герой, кем бы ты ни был, царица Мокошь все-таки — царица. И вести с ней себя надо соответствующе.

Непродолжительный, но запоминающийся спуск остался позади. Последним препятствием на пути к аудиенции оставалась массивная дверь из неизвестного мне всепоглощающе черного камня. Однако перед тем как она откроется, я не мог не окликнуть берегиню.

— Ромашка, подожди немного…

— Мы и так заставили царицу ждать слишком долго, у нас больше нет…

— У меня только один вопрос. Мы увидимся после?

— После чего? — смущенно ответила Ромашка, явно избегая моего застывшего в немой мольбе взгляда.

— После встречи с царицей. Ты ведь останешься моей провожатой, так? Я ведь совсем ничего не знаю…

— Хватит, герой, — смущение в ее голосе сменилось на обреченную, грустную уверенность. — Запомни, что бы ни случилось, никогда не привязывайся к нам. Кто бы мы ни были: берегини, русалки, домовые, призраки, — твое сердце должно принадлежать только той, кто тебя призвал, — царице.

С этими словами Ромашка отворила дверь.

* * *

Открыть глаза я смог только через 5 секунд. Стены сияли миллионами самоцветов самых разных пород, цветов и размеров. Дорога же к центру была выложена из чего-то, напоминающего мрамор. Слева и справа от нее текли ручейки. Они подпитывали широко раскинувшиеся шатром и занимающие примерно половину громадной комнаты корни дерева, ствол и вершина которого были скрыты за потолком, сверкающим неизвестными мне, но, без сомнений, драгоценными камнями.

В корнях, прямо посреди зала, стоял водяной трон. Я думал, это мираж, иллюзия, но, моргнув пару раз, убедился в реальности увиденного. Престол был выполнен настолько искусно, что казалось, будто он вытесан из камня командой самых умелых мастеров в истории человечества, имеющих при этом современное лазерное оборудование. Идеальная симметрия, безукоризненно ровные линии и в то же время кажущиеся настоящими, живыми цветы и другие растения, украшавшие трон, делали невозможным веру в то, что основой всему послужила вода.

— Нравится? — раздался женский голос из пока еще закрытой плотным растительным занавесом части комнаты. Подчиняясь голосу, корни плавно разошлись в стороны, и из-за престола вышла она…

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, передо мной — царица. Черные прямые волосы; такие же черные тонкие брови; синие, цвета моря, глаза; высокая и стройная, но не воздушная, как у Ромашки, а статная и властная фигура. Она была великолепна, но в то же время угрожающа, строга и одновременно добра. При всем этом я чувствовал с ней какую-то неразрывную, нерушимую связь.

Я сам не понял, когда и почему оказался стоящим на одном колене с преклоненной головой.

— Встань, герой. Все-таки это я тебя призвала, нет нужды в формальностях.

Я неосознанно повиновался ее голосу.

— Я Мокошь. В моей власти вода, что дарует жизнь; в моей власти прохлада, что сохраняет жизнь; в моей власти мрак, что жизнь обрывает. Я богиня начала, богиня мать, богиня создания. В то же время люди из будущего знают меня как Хозяйку Медной горы, ведь также я хранительница пещер и подземелий. Но тебя попрошу все же называть меня Мокошь.

— Да, царица Мокошь.

— Мокошь будет достаточно, ведь настоящим царем должен стать ты.

Ее слова не вызвали у меня такого шока, как первые слова берегини, однако их смысл я все-таки понять не мог. И опять же, в отличие от моей первой встречи с Ромашкой, эта информация не вызывала паники, ведь я знал, что сейчас Мокошь мне все объяснит, а я соглашусь и поверю во все, что она скажет.

— Скажи, что ты знаешь о Перуне и Велесе? — спросила она меня, отведя взгляд куда-то вдаль, далеко за стены этого зала.

— Перун — бог молний и, вроде бы, огня. Самый почитаемый бог славянской мифо… — я запнулся, поняв, что все, что происходит сейчас, не позволяет мне употребить слово «мифология». Я еще верил себе и своему восприятию реальности, — самый почитаемый бог славян.

— Хорошо, что ты можешь сказать о Велесе?

Я не мог ответить на ее вопрос, но в то же время ее голос запрещал мне просто молчать.

— Ничего.

— Услышала бы тебя сейчас Ромашка, несладко бы тебе пришлось… — сказала она со снисходительной улыбкой.

И только сейчас я осознал. Ромашка действительно меня не слышит. Ведь ее — нет. Я оглядел комнату. Еще раз оглядел комнату. Однако кроме меня и царицы, больше никого не было.

— Не волнуйся, с ней все хорошо. Более того, так как ты дал ей имя, вы теперь связаны. Имя — крайне сильный оберег, однако его могут дать лишь боги или те, кто был нами благословлен.

Она величественно сошла с трона и не идя, а скользя, плывя по снежно-белому полу, жестом пригласила меня последовать за собой.

Мы прошли через корни, из-за которых 10 минут назад появилась царица. За ними, словно кусочки мозаики, были раскиданы миллионы маленьких разноцветных осколков.

— Насколько я знаю, у вас это называется «фильм». Так тебе должно быть попроще, — она плавно провела правой рукой вверх, поднимая осколки в воздух. Спустя пару элегантных и едва заметных круговых движений ладонью, никак не связанные между собой ни цветом, ни размером, ни формой камушки и стеклышки начали выстраиваться в единую, постепенно меняющуюся картинку.

— Смотри внимательно, повторять я не привыкла.

Передо мной появилась фигура бородатого грозного старца, стоящего в некоем подобии колесницы. На нем были золотые латы. В одной из его рук пылал огненный щит, в другой было копье с ослепительно белым наконечником.

— Как ты уже знаешь, Перун — бог грома, покровитель воинов. С первым весенним дождем Перун раскрывает недра, выпуская подземных обитателей наружу. Однако осенью, в сезон дождей, он спускается с неба, загоняя всех, кто не принадлежит миру земному, обратно в свое царство и побеждая их бога — его.

Картинка изменилась. Теперь на ней был сначала яркий клубок искр, постепенно превращающийся в змея, извергающего огонь; потом грозный, но величественный, могучий медведь; после — мудрый и опытный волк; и только в конце появился невысокий, довольно щуплый старик, больше походивший на лешего, нежели на бога.

— Это Велес и все его лица, — спокойно и размеренно продолжала Мокошь. — Велес — бог подземного царства, хозяин леса, покровитель духов, русалок, призраков, берегинь, упырей, бесов и всех, кто не принадлежит ни земному, ни небесному миру. Каждую весну он восстает из-под земли, выводя на свет своих поданных, и каждую осень он сходится в схватке с Перуном, проигрывая и уводя их обратно под землю. И так было всегда.

После этого картинка потемнела.

— Скажи, герой, знаешь ли ты какой сегодня день?

Этот вопрос поставил меня в тупик, так как берегиня на него ответила «день сегодня ясный» … Я точно помнил, что до того, как попасть сюда, в моем мире было утро 24 декабря. Однако погода снаружи и тот факт, что я находился хоть и в далеком прошлом, но все же где-то на территории России, не позволял мне с уверенностью ответить на этот вопрос.

— Я думаю, что сейчас поздняя весна или раннее лето, по крайней мере, погода…

— Хорошо, задам вопрос по-другому. Помнишь ли ты, какой день был в твоем мире, когда ты был призван в этот.

— 24 декабря.

— Сегодня — 25 декабря. Второй день святок. Не находишь ничего странного?

Это было невозможно. Глобальное потепление — проблема моего времени, не этого. Для такой резкой смены сезонов нет…

— …нет разумного объяснения, — закончила мою мысль богиня. — Да, все верно. Хотя, как ты уже понял, тебе придется отбросить понятие «разумности» твоего мира. Есть вещи, я уверена, ты с ними уже сталкивался, над которыми разум не властен. И если в твоем мире их было совсем немного, то мой мир полностью состоит из таких неразумных, необъяснимых, неподвластных науке «чудес». И это — одно из них.

Я не видел, как она его достала. Однако в ее руке засиял длинный, но в то же время изящный и прекрасный меч. Я не разбирался в оружии, но даже мне было понятно, что это — далеко не простой заостренный кусок металла. Его навершие было сделано в виде золотого лучезарного солнца, рукоять украшена золотыми нитями, переплетающимися в таинственных узорах, гарда и лезвие также были выполнены из золота или чего-то очень на него похожего и украшены то ли рунами, то ли буквами неизвестного мне алфавита. Сам меч как будто излучал теплый, мягкий утренний свет.

Осколки мозаики снова собрались в картину. В этот раз на ней был изображен могущественный, властный мужчина, восседающий на огненном троне. Невозможно было определить, сколько ему лет, однако атмосфера вокруг подсказывала, что был он куда старше Мокоши, Перуна, Велеса и всего этого мира. В его руке было золотое яблоко, а за спиной — пылающая язычками пламени самых разных оттенков птица.

— Это Сварог. Бог вселенского огня. Если тебе будет так понятнее, то «большой взрыв» — его заслуга. Золотое яблоко в руках дарует бессмертие, а перо жар-птицы — вечную красоту и сияние, подобные тем, которые присущи Солнцу. Однако Сварог давно покинул этот мир, оставив лишь меч утренней зари, более известный тебе как меч-кладенец.

С этими словами картинка снова пропала, а царица Мокошь повернулась ко мне.

— «Когда нарушится покой, когда естественный ход времени остановится и пойдет вспять, когда те, кто должен блюсти порядок, уничтожат его, а те, кто должен его нарушать, взмолятся о нем, вручи надежду тому, кого выберет сей меч», — таковы были последние слова Сварога. Исполняя его волю, я вручаю меч утренней зари тебе. Отныне лишь ты достоин быть владыкой царства подземного, владыкой царства земного и владыкой царства небесного, — она преклонилась на одно колено, держа меч на тонких вытянутых руках.

События развивались слишком быстро. Я ничего не понял из того, что Мокошь только что сказала. Меч утренней зари, Сварог, владыка… Я бы с удовольствием прочитал обо всем этом в каком-нибудь фантастическом романе, но только я бы ни за что и никогда не захотел бы стать его частью. Однако в то же время я понимал, что выбора у меня нет. Голос внутри меня не упрашивал, он приказывал принять этот меч. И так как разум мой отказывался нормально функционировать еще с момента прибытия в этот мир, мне оставалось только последовать не то инстинкту, не то наваждению.

Богиня встала и нежно мне улыбнулась.

— Ты же ведь ничего не понял, да? — спросила она с веселыми нотками в голосе, чем напомнила мне Ромашку.

— Да, — честно признался я.

— Не страшно, сейчас я постараюсь все объяснить понятнее. Этой весной…

* * *

Подводя итоги, я оказался в очень незавидном положении. Велес и его поданные устали от привычного порядка вещей и впервые за всю историю бились с Перуном всерьез. Перун, ожидая легкой победы, не был готов к такому повороту событий и вынужден был отступить. В итоге, из-за того, что Велес никуда не ушел, лес продолжал жить своей обычной жизнью.

Что это значило? Время было сломано. Велес стал полноправным владыкой подземного и земного мира. На поверхности же бесы и упыри разоряли и разграбляли деревни, выгоняя людей в темный непроглядный лес, где их уже ожидали русалки и призраки. Берегини, видя, что воцаряется хаос, стали умолять Велеса остановить все это безумие, однако тот ответил, что «таков естественный порядок вещей».

В это время Перун созвал союзников: Стрибога — бога ветра, Семаргла — великого лекаря и мудреца, и Дажьбога — бога солнца. Собравшись вместе, они были готовы запереть Велеса в подземном царстве.

Мокошь, понимая, что война богов положит конец этому, а может быть, и не только этому миру, взяла под свое крыло отвергнутых Велесом берегинь и совершила древний ритуал призыва «истинного царя».

И вот теперь, «истинный царь» стоял перед ней, не имея ни малейшего представления о том, что ему делать дальше.

— Для начала тебе надо добыть огненный щит Перуна и шапку-невидимку Велеса. Щит позволит тебе не сгореть в мире Сварога. Шапка же, вопреки мифам вашего времени, не делает тебя невидимым. Если совсем коротко, то ты станешь духом, ведь только духи способны пройти через дверь в измерение старшего бога. Но будь готов, что Перун и Велес, даже увидев твой меч, не станут послушно пред тобой преклонятся. Все-таки здесь, как и в твоем мире, за власть надо бороться. Став единым владыкой трех миров, получив реликвии богов, ты сможешь найти Сварога и попросить его заново разжечь горнило времени. Только так наш мир сможет вернуться к своей привычной жизни.

Ее последняя фраза прозвучала как классический квест, выдаваемый одним из десятков тысяч персонажей в одной из тысяч игр. Магические артефакты, боги, духи, волшебный меч… Все это больше походило на элементы какого-нибудь второсортного рпг, нежели на окружающую меня реальность. И если часть про квест и объяснение лора я еще относительно понял, то почему главным героем стал именно я — не поддавалось никакому объяснению. Когда попытался задать этот вопрос Мокоши, ее ответом было загадочное «скоро ты все поймешь». Я не знаю, что может для богини означать слово «скоро», но, раз уж мне пришлось участвовать в этой игре, то обрести это «понимание» нужно было как можно скорее.

— Я знаю, что у тебя есть много вопросов. На некоторые из них тебе даст ответы Ромашка. Поиск же ответов на остальные станет частью твоего непростого, полного сомнений пути. Но перед тем как тебя отпустить, я должна закрепить нашу связь призывателя и призванного именем.

— А чем мое имя…

— Не подходит, — резко оборвала богиня.

Помнится, Ромашке мое имя тоже не очень понравилось… И что со мной не так…

— Как хозяина меча утренней зари, несущего свет даже в самые темные уголки вселенной; как владыку, повенчанного на царствование в трех мирах на священной горе; во исполнение воли Сварога, — нарекаю тебя именем Светогор. Исполни же волю старшего и восстанови порядок и покой в этом сбившемся с пути мире.

Она прикоснулась подушечкой указательного пальца правой руки к моему лбу. В глазах моментально потемнело. Я почувствовал себя так же, как тогда, когда добежал до «света в конце туннеля» … Сознание уплывало, я знал, что, когда открою глаза, окажусь в новом, скорее всего, неизвестном мне месте. Последнее, что я услышал, было едва различимое слово «прости», хотя, может быть, мне показалось.

Глава 3. Начало пути

Удивительно. Вернее, если подумать, то ничего удивительного не было. Скорее неожиданно. Я оказался в том же самом месте, где очнулся после своей «не совсем удачной» поездки на метро. Но, в отличие от прошлого раза, сейчас было заметно теплее. Птицы продолжали петь, однако количество голосов стало куда меньше. Солнце уже светило не над верхушками деревьев, а намного, намного выше… Я бы сказал, что было около 12 часов дня. Роса давно высохла, и только листья берез, как и с утра, перешептывались, покачиваясь на легком и радостном весеннем ветерке. Словом, передо мной была все та же поляна, все тот же колодец, все та же…

— Эй, эй, эй, погоди, что это ты делаешь?

— Как, что? Выкидываю ненужное, — в ее словах не было и тени сомнения.

— С каких это пор мои вещи стали «ненужными»?

— С тех пор, как у тебя появилась нормальная человеческая одежда, — искренне не понимая причину моего возмущения, отвечала Ромашка.

Я оглядел себя. И если мою одежду еще можно было назвать «человеческой», то вот нормальной… Ко всему прочему, теперь на моем золотом поясе красовались блестящие, такие же золотые ножны, завершая образ древнерусского витязя.

— Слушай, моя одежда должна была уже высохнуть, так что…

— Нет. Даже не думай! Я не позволю тебе расхаживать в этих бесполезных кусках… я даже не знаю, из чего они… — в ее словах чувствовалась непоколебимая решимость, однако мое нежелание ходить в косплее не собиралось утихать.

— Не потрудишься ли объяснить, чем вот это — я демонстративно потеребил воротник рубахи, — полезнее моего пиджака, к примеру?

— Я не знаю, что такое «пиджак», но «вот это», по меньшей мере, защитит тебя от дождя, ночного холода, духов и тьмы, — теперь уже с раздражением отвечала она, бросая в колодец очередную вещь.

— Ты ее заколдовала, что ли?

— Не я, а царица. Хотя да, царь же теперь ты… Богиня сама вышивала обереги, так что, хотя бы из уважения к ней, будь благодарен и позволь мне вернуть твой «пиджак» туда, откуда он и пришел, — железная бляшка ремня ударилась о воду с характерным звуком, но мои мысли зацепились за нечто другое…

«Туда, откуда он и пришел…» А что если…

— С тобой не сработает. И вообще, если хочешь вернуться, лучше сконцентрируйся на своей цели.

Я не очень понимал, что такое обереги, но от чтения мыслей они, судя по всему, не защищают.

— Погоди, Ромашка. Я, конечно, почти ничего не знаю об этом мире и иногда довольно туго соображаю…

— Не иногда, а всегда, — она не упускала шанса вставить колкость.

— Так вот, каким образом через колодец мои вещи должны попасть «туда, откуда пришли» и что такое «обереги»? — я все-таки не смог удержаться и задал третий вопрос, — И еще, ты телепат?

— Теле- кто? — ее глаза заметно округлились от удивления.

— Читаешь мысли?

Недоумение сменил звонкий переливающийся смех… Кажется, я опять выставил себя дураком.

— В следующий раз хотя бы постарайся, просто постарайся не задавать глупых вопросов, — попросила она меня, с трудом перестав смеяться. — В отличие от русалок, берегини не умеют читать мысли. Более того, если бы ты меня хоть немного слушал, то понял бы, что обереги на твоей одежде защищают от духов, следовательно, никто не сможет залезть к тебе в голову. Правда, было бы еще куда залезать…

Я уже начинал понемногу привыкать, и поэтому пропустил очередную насмешку мимо ушей.

— Обереги — узоры на твоей одежде, — сказала она, показав на вышивку на рукаве, — Обереги Мокоши — синие, так как берут свое начало от воды. У Велеса они зеленые, у Перуна — красные. Они обладают своими особенностями и показывают связь с одним из трех богов.

Этот мир все больше и больше походил на игру. В моей голове начала выстраиваться определенная структура, однако в ней все еще было слишком много пробелов.

— Что касается колодца… Вся вода связана между собой. Для нее времени никогда не существовало, она была с самого начала, и ее отсутствие станет концом. Если знать финальную точку, духи могут путешествовать с помощью воды. Вещи же, стремясь в свое время и на свое место, возвращаются туда, откуда и пришли. Но людям, в отличие от духов иливещей, нужно слишком много, чтобы поддерживать свою жизнь. Проще говоря, возвращаясь назад пару месяцев, а может быть и лет, без света, сна, еды и воздуха — ты умрешь.

Голосом Ромашки это прозвучало так просто… Хотя для меня только что полученная информация означала одно — пути назад нет.

— Я же говорила, если хочешь вернуться, лучше подумай о том, как найти Сварога. Теперь починить время может только он.

Несколько минут я молча стоял, наблюдая за тем, как из рук берегини пропадали последние вещи из моего мира.

— Светогооор, Светогор, ау! — знакомый голос и размахивания ладонью перед лицом вывели меня из ступора. — Наконец-то! Я уже думала, что придется призывать нового царя… Хорошо, что ты просто тугодум.

— Почему тебе все время хочется меня как-нибудь оскорбить?

— Потому что это правда, — с по-детски невинным выражением лица ответила Ромашка.

— Но…

— Ладно, нам уже пора, и так много времени потеряли. Ты готов?

— К чему?

— Я же говорю, все мои слова — правда, — весело заулыбалась она. — Мы идем к Велесу, дорогу я знаю, однако по пути могут быть некоторые трудности… В общем, всегда будь наготове.

— Сразу к главному злодею…

Да. Мне не следовало этого говорить. Ее слова действительно правда.

— Светогор, кого ты имеешь в виду?

— Во-первых, не называй меня Светогор, у меня есть нормальное имя Ан…

— Не буду я тебя так глупо называть. Неужели даже тебе себя не жалко? К тому же благородное имя Светогор дала тебе сама богиня, так что носи его с честью.

В чем-то Ромашка, конечно, была права. Однако я все еще не мог привыкнуть. Каждый раз, когда она называла меня «Светогором», во мне просыпалось неуемное чувство стыда и неловкости.

— Давай так, ты сама говорила, что знаешь, когда богиня обращается к тебе, поэтому имя тебе было не нужно. Я же всегда знаю, когда ты обращаешься ко мне, так как, кроме меня, тут банально никого нет. Поэтому, пожалуйста, не называй столь благородное имя лишний раз, мало ли что может произойти…

И хоть в моем доводе не было ни малейшей крупицы логики, Ромашку он убедил.

— Возможно тут ты и прав… Все-таки имена неразрывно связаны с… Но не пытайся перевести тему. Кто такой твой «главный злодей»?

— Я думал, это очевидно. Повелитель бесов, упырей и прочей нечисти; бог, поломавший время, Веле… — закончить я уже не успел, так как в мою левую щеку прилетела звонкая пощечина.

— Ты ничего не знаешь. Не смей так говорить, — она не кричала, однако за ее словами отчетливо чувствовалась сила и угроза.

— Но ведь это правда. И вообще, как ты можешь его защищать? Он ведь отверг тебя, отверг других берегинь…

— Знаешь, я думала, что царь будет другим. Однако все, что мне говорили, — правда, — она подняла на меня полный ненависти и обиды взгляд. — Вы, люди, всегда думаете только о себе. Скажи, ты знаешь, каково это — жить под землей? Каково это каждую весну, каждое лето, наслаждаться теплом, ветром, тысячами запахов полевых цветов, солнцем, деревьями, птицами, жизнью, чтобы потом каждую осень и зиму прозябать в холодной, сырой, пустой пещере? А потом снова выходить наружу, понимая, что осенью вернешься обратно? И так 500 лет подряд? И все только потому, что кто-то, кого ты никогда не видел, решил, что так правильно?

Последние слова она произнесла уже не сдерживая слезы.

— Прости…

— Не надо. Тебе не нужно мое прощение. Просто сделай то, что должен. Верни все как есть и возвращайся к себе. Все-таки даже такой мир лучше, чем никакой, — она отвернулась и уверенно пошла вперед.

До самого вечера никто из нас не проронил ни слова.

Первым молчание нарушил я. И пусть мне было ужасно неловко, но отсутствие отдыха, еды и воды на протяжении целого дня сделали свое дело. Людям для жизни действительно нужно слишком много…

— Ромашка, может, сделаем привал?

— Зачем?

— Ну…

— Ах, да, — словно вспомнив что-то не очень важное, сказала она, — ты же человек… Следуй за мной.

Спустя 15 минут мы вышли к ручью. Над ним склонился прекрасный, величественный, длиннорогий олень, как будто сбежавший из красивого детского мультика.

— Вот твоя вода и еда, — сухо сообщила Ромашка.

Смысл ее слов до меня дошел не сразу.

— В каком смысле «еда»?

— Еда — то, что едят, смысл тут только один. Меч у тебя есть, руки есть, голова тут особо не нужна, так что ты должен справиться.

Внутри меня что-то екнуло. Конечно, я был голоден и то, что она предлагала, было логично, но… Я не мог даже представить, что могу его убить. Первобытные люди посмотрели бы на меня с недоумением, охотники — с осуждением, но…

— Я не буду этого делать.

— Ты же понимаешь, что если не способен убить оленя, то против бесов и упырей у тебя нет и шанса?

— Это — другое.

— И почему же? — в ее голосе впервые за весь вечер прозвучала хоть какая-то эмоция. — Ты голоден. Еда прямо перед тобой. Оружие есть. К тому же, в твоем времени таким занимаются не для выживания, а для развлечения. Так в чем же проблема?

— Сегодня обойдусь как-нибудь без еды.

— Хм… — задумчиво протянула Ромашка.

Я приблизился к ручью. Стоящего буквально в паре шагов оленя это никак не смутило. Судя по всему, ему еще никогда не доводилось столкнуться с человеком.

Я не думал, что вода может быть такой… Сказать, что это была самая вкусная вода в моей жизни, — ничего не сказать. В целом, я не уверен, насколько здесь применимо слово «вкусная» … Прохладная и кристально чистая, она была недостижимым идеалом, образом, возникающим при словах «родниковая вода». Я прильнул к ручью и не мог оторваться. Негативные мысли, преследовавшие меня с дневного разговора, понемногу отступали, я почувствовал себя намного свежее и бодрее.

«И все-таки, она не права. Не все люди такие. Да, может быть я такой… но, разве это не естественно? Сильно сомневаюсь, что мой сосед по водопою часто думает о чувствах окружающих… Да и сама она, с этими постоянными издевками…»

Я сделал еще один глоток.

— И все-таки, этот лес — сказочное место… «Не так ли?» — мечтательно спросил я то ли у себя, то ли у направлявшегося в глубь леса оленя.

* * *

Солнце потихоньку спускалось с неба, приобретая все более яркие оттенки красного. Мой первый день в этом мире подходил к концу. Мысли, чувства, новые знания переполняли мою голову, однако последние вечерние лучи успокаивали и забирали с собой тревоги куда-то далеко-далеко за линию горизонта…

— Возьми, поешь, — обиженным голосом пробурчала Ромашка, протягивая мне горсть лесных ягод.

— Спасибо. Но чем я обязан столь щедрому предложению?

— Просила же, не задавай глупых вопросов. Богиня сказала мне сопровождать тебя, так что я не могу позволить тебе умереть от голода, — теперь мне послышались нотки смущения.

— Ромашка, прости. Я не должен был так говорить. Понимаешь, людям свойственно все делить на черное и белое, добро и зло, хотя в реальности все совсем по-другому. И несмотря на то что я все равно считаю Велеса главным виновником всего происходящего, и жизни людей мне всегда будут дороже жизней бесов, упырей, русалок и прочих духов, называть кого-либо «злодеями» или «нечестью», конечно же, неправильно. Прости, если обидел.

— Знаешь, я тоже должна попросить у тебя прощения, — она опустила взгляд и, немного замявшись, продолжила. — Все-таки, ты только сегодня попал сюда, а тебя уже короновали, вручили меч и отправили на битву с богами… учитывая, что ты еще и туго соображаешь… В общем, я сказала, что люди думают только о себе, но на деле сама повела себя как человек. Мне надо было хотя бы попробовать тебя понять, но вместо этого я… Прости.

Где-то недалеко начал стрекотать сверчок. Через минуту к нему присоединился еще один, затем еще, и еще… Вскоре вся наша полянка, которую мы выбрали для ночлега, была заполнена чарующими звуками оркестра неутомимых ночных музыкантов, выступающих под ярким белоснежным светом луны.

— Ромашка, давай спасем этот мир.

— Угу, — мягко сказала она, сидя по другую сторону ствола березы.

Глава 4. Самый темный час — перед рассветом

— Вставай! Вставай!

Резкий женский крик заставил меня без раздумий вскочить на ноги и открыть глаза. Ромашка стояла в паре десятков метров от меня, окруженная тремя… Нет, это были не люди. Сгорбленные фигуры, рваные лохмотья и явно нечеловеческие крики позволяли идентифицировать их как чудовищ. Каких именно — я не знал.

— Долго ты будешь там стоять? Может, сделаешь уже что-нибудь? Им так-то нужна твоя кровь, не моя!

Увидев, что их добыча стала непосредственным участником происходящих событий, одна из фигур двинулась в мою сторону. И только сейчас я увидел ее лицо. Был ли это он или она — не важно, теперь это было — оно. Длинные растущие в разные стороны клыки, перекошенное лицо, на месте одного из глаз зияла пустота, другой же был затуманен неестественно белой пеленой. Оно было чем-то похоже на зомби, но, в то же время, выглядело куда страшнее.

— Меч! — устав сдерживать оставшиеся две фигуры, из последних сил закричала Ромашка.

Я обнажил клинок. Ничего не произошло. В моих руках был самый обычный меч, только золотого цвета. И на что я рассчитывал…

Закончить мысль я не успел. Монстр нанес неуклюжий, но быстрый удар своей костлявой рукой с длинными ногтями… или же когтями…

Еле успев увернуться, вернее, отпрыгнуть от первого удара, я постарался как можно больше разорвать дистанцию, попутно обдумывая план действий. Однако мое планирование завершилось, когда я уперся спиной в ту самую березу, под которой мы пообещали друг другу спасти мир…

Второй удар застал меня врасплох. Каким-то чудом я смог отделаться ранами на левом плече, в то время как береза позади меня с треском повалилась на землю. Монстр готовился к третьей, решающей атаке.

Я посмотрел на Ромашку. Она лежала на земле без движения. Чудища склонились над ней, словно не понимая, что им делать дальше.

Неужели все так и закончится? Монстр передо мной издал оглушительный победный крик. Я закрыл глаза.

* * *

«Просыпайся… Пора…», — недавно я уже слышал эту фразу, однако в тот раз… — «Проснись…»

— Ну, еще пять минут…

— Просыпайся, а то опоздаем, ты же сам хотел туда пойти…

Я знал, чей это был голос. Я знал, что это была за комната с белыми стенами, небольшой двухъярусной кроватью, высоким черным шкафом и небольшой такого же цвета тумбочкой. Я знал, что это за пластиковый стол и почему один из двух стульев лежал в углу без ножки…

Девочка лет восьми теребила мальчика лет пяти за плечо. Вчера они договорились тайком, рано-рано с утра, пойти к речке. Они делали так уже не в первый раз, и каждый раз по возвращении им приходилось выслушивать длинные и нудные нотации родителей… Вернее, выслушивать приходилось только ей, мальчик был младшим ребенком, и отец обычно ограничивался строгим взглядом и запретом есть сладкое. И не смотря на это, буквально на следующей неделе, все повторялось вновь.

— Вставай! Мы уже скоро уедем! Когда еще мы увидим такой рассвет?

Летом, во время каникул сестры, мы на месяц уезжали на дачу. Родители не могли взять отпуск на подольше, а потому в каждую такую поездку мы «отрывались, как могли». Играли с соседскими ребятами в футбол, сделав ворота из палок; купались в речке; воровали яблоки; гладили каждую встречную собачку и кошечку. И, конечно же, по утрам сбегали посмотреть рассвет. Здесь они были невероятные…

Туман, больше походивший на пар, стелился по воде, заполняя белыми облаками низину, по которой протекала речка. Где-то в соседних кустах стрекотали сверчки, просыпались первые утренние птицы… Вдали пока только начинал распеваться соловей… Первый луч осветил полянку, за ним и второй, и третий… Вскоре теплый, нежный розовый свет заполонял собой все пространство вокруг, играя на воде, пока еще не сбросившей с себя белую пелену, в такт уже разыгравшемуся оркестру. Мы держались за руки, сидя на пригорке, а на душе… Душа была окрашена в такой же теплый розовой цвет, какой был вокруг.

И сестра… Ее улыбка…

— Отличное тогда было время… — я резко обернулся, голос явно не принадлежал этому месту. — Я бы даже сказал, счастливое… Скажи, ты ведь был тогда счастлив?

На вид ему было около 18 лет и… он полностью состоял из… света? Только этот свет не слепил, я видел утонченные черты его лица, чистую улыбку, аккуратный, немного вздернутый нос, выразительные глаза и взъерошенные в виде костра волосы. Они были теплого, янтарного цвета.

— Позвольте представиться, Кладий, — он сделал небольшой, но довольно учтивый поклон.

— А вы…

— Можно и на «ты», все-таки предполагается, что мы будем «боевыми товарищами», — с его лица не сходила доброжелательная улыбка. — Итак, Андрей, до того, как ты начал себе придумывать, «что такое счастье», скажи, был ли ты тогда счастлив?

Мальчик лениво, нехотя встал с кроватки. Не спеша натянул носки, надел штанишки, поверх майки, в которой спал, накинул кофточку, застегнул липучки на ботиночках, взял девочку за руку, и они вместе, на цыпочках, вышли из комнаты. Все-таки мальчик тоже любил рассвет и тоже боялся, что скоро уже не сможет его увидеть, но тогда, в те самые дни…

— Да…

— Хорошо. Не хочешь немного прогуляться?

Его вопрос не оставлял мне вариантов ответа.

* * *

Мы вышли на улицу, в небольшой дворик, где росла белая сирень. Хоть мальчик и девочка ушли совсем недавно, на улице уже стоял день. С соседнего участка раздавались веселые крики ребят. Судя по звукам, они играли в «чапаева».

Калитка оказалась незапертой. Через нее мы вышли на одноколейную проселочную дорогу, соединяющую деревушку с другим, цивилизованным миром. У соседских ворот лежала Буся. Ее любили все: и хозяева, и дети, и взрослые. Она была ласковой, умненькой и обладала тем очарованием, которое присуще только дворняжкам. Я не мог пройти мимо, не погладив ее, впрочем, таким был не только я.

И мне было страшно, когда я думал о том, что произойдет дальше.

Дверь резко и со скрипом распахнулась, острый железный угол ударил собаку в бок, попутно прижав ей хвост. Она взвыла, подскочила и, не поняв спросонья, что произошло, прихватила ближайшую часть тела обидчика, тут же, поскуливая, отступила назад.

Мальчик заплакал. Укус был не глубокий, но достаточный чтобы остались следы и из двух ранок пошла кровь. На его плач сразу же прибежали ребята, Буся, опустив голову, пыталась подойти, зализать рану, извиниться, однако кто-то из мальчишек, еще вчера приносивший ей косточки, оставшиеся после ужина, грубо оттолкнул ее ногой.

Мама с тетей Лизой, возвращавшиеся из сельского магазина, бросили сумки и подбежали, расталкивая толпу ребят.

«Усыпить. Собаку, почувствовавшую кровь, — не исправить, это уже волк. Нет? Вызову полицию. А если твоего ребенка она укусит и не за ногу, а за шею? Все, сейчас позвоню Мише, он быстро разберется…»

В тот день папа весь вечер провел в доме тети Лизы и дяди Степы. Тогда я в первый и в последний раз вживую услышал выстрел. После этого папа пришел домой, бросил маме короткое «довольна?» и закрылся в своем кабинете. Это было последнее наше лето в деревне.

«Подрастешь — поймешь», — это был весь мамин ответ на вопрос, почему Буси больше нигде не было.

— Ты хотел этого?

— Конечно, нет! — ответил я, изо всех сил подавляя грусть и горечь в голосе.

— А если бы твоего ребенка укусила собака?

— Я… Я бы точно не…

— А если бы твоя жена, мать твоего ребенка, была также категорична?

Я промолчал. Я не был в такой ситуации, я не знал, что бы я делал, но…

— Ты ведь теперь понимаешь, не так ли?

— Да… — я с ужасом обнаружил, что и правда — «понимал».

— Знаешь, дети ведь прекрасны, хотя бы тем, что они честны. Они лишены предрассудков, предубеждений, правил, ответственности. Дай им волю, они будут делать, что захотят; желать, что захотят; мечтать о том, о чем захотят. Неважно, хорошие это вещи или плохие, для них таких понятий нет, они будут во всем искренни. Скажи, Андрей, что такое хорошо и что такое плохо? Быть счастливым — хорошо?

— Да.

— Сбегать из дома по утрам — хорошо?

— Нет.

— А сбегать из дома, чтобы быть счастливым — это хорошо или плохо?

На этот вопрос я затруднился ответить, но Кладий не стал ждать.

— Понимаешь, дети не размышляют над такими вопросами. Ты сейчас думаешь: «А как же родители? Они ведь будут волноваться, как же различные риски, угрозы, вдруг ребенок заблудится, или его кто-нибудь похитит, или…» Ты додумываешь условия, которых в задачке нет, быть может, я вообще спрашивал про тебя сегодняшнего, взрослого тебя, и за всем этим шумом своих мыслей ты не обращаешь внимание на самое важное… Скажи, тебе ведь нравилась Буся?

— Да.

— Будь ты на месте отца, ты бы смог поступить также?

— Я… Я бы…

— Я не прошу тебя сказать, что бы ты сделал, просто ответь, смог или нет?

— Смог.

— А тот мальчик, с прокушенной штаниной, плачущий от боли — не смог бы. Ребенок, которого укусили — не смог бы, а ты бы смог. Ты стал довольно жестоким, Андрей. И в то же время, еще глухим и слепым. Скажи, о чем ты мечтаешь?

— Я…

— Видишь, за всей твоей «взрослостью», «правильностью», «зрелостью», ты не слышишь себя, ребенка, который знал, о чем он мечтает и чего он хочет. Ты не видишь свою мечту, даже если ты можешь ее назвать, ты не можешь ее представить в реальности.

Мы оказались на асфальтовой дорожке возле школьного стадиона. Трое ребят возвращались по домам после матча. Они давно играли вместе и, пусть только во дворе, но им не было равных.

— Ребят, я хочу с вами серьезно поговорить.

— Надеюсь, не про…

— Нет, о девочках думать мне пока рано. Может годам к 25… Или 30… И вам я советую с этим тоже повременить, потому что…

— Потому что…?

— Мы должны стать лучшими в мире.

Я смотрел на все это с улыбкой, однако мальчик 14 лет, всегда идущий в центре компании, был серьезен. Он верил в то, что говорил. И ребята верили ему.

— Скажи, почему ты отказался от этой мечты? Ты ведь правда этого хотел? Ты ведь правда любил футбол? Ты ведь правда хотел вместе с ними стать лучшим в мире?

— Да, но попасть на профессиональный уровень…

— Там, где есть слово «профессиональность», нет души… — грустно протянул Кладий. — И ты отказался от своей мечты только потому, что для родителей это было «просто хобби»? Они привели тебе кучу непонятных аргументов, и ты, поверив, что никогда не сможешь стать футболистом, так легко отступился от своей мечты? Мальчик и девочка продолжали каждую неделю сбегать по утрам, каждый раз получая наказание, потому что так они чувствовали себя счастливыми. Ты отказался от мечты, потому что так… правильно? Логично? По-взрослому? Или, может быть, мечта слишком глупая?

— Она была недостижимой.

— Андрей, ты разговариваешь с человеческим воплощением утренней зари, перемещаясь между своих воспоминаний, ты правда хочешь сказать, что мечта стать лучшим в мире футболистом — недостижимая? — Кладий снова по-настоящему лучезарно улыбнулся. — Знаешь, мне кажется, ты не совсем понимаешь, для чего все эти двусмысленные нравоучения, и это, опять же, из-за твоей зашоренности. Я тебя не виню, ты слишком долго прожил в мире взрослых людей, но сейчас ты должен стать другим. Скажи, герой — знает, чего он хочет?

— Конечно.

— Герои руководствуются правилами, предустановками, предубеждениями? Можешь не отвечать. Вспомни сказки, былины. Герой — тот, кто вопреки всем обстоятельствам, вопреки всем законам логики всегда выходит победителем. Мир подстраивается под героя, а не герой под мир. Ты должен понять, что теперь ты — герой, — с этими словами в его руках появился тот самый меч, его меч, меч-кладенец, меч утренней зари, — Лови!

Я неловко схватился за рукоять, в то время как в его руке возник самый обыкновенный железный прут. Плавный, как будто разминочный, удар справа, затем такой же слева и еще один, чуть быстрее, сверху. Я отражал их весьма неловко, стараясь держать меч и стойку, как когда-то видел в рыцарских фильмах и роликах о средневековых боях в интернете.

— Скажи, Андрей, зачем тебе волшебный меч, если ты пользуешься им как обыкновенным железным прутом? — удары ускорялись, движения Клавдия становились все более резкими, и в то же время отточенными и выверенными.

Первый удар достиг цели, затем второй, и третий, пришедшийся точно под ребра. Дыхание сбилось, я упал на колени. Кладий подошел и, смотря на меня сверху вниз, сказал:

— Ты, взрослый ответственный человек. Образованный, интеллигентный, пытающийся делать все правильно, по уму, как надо. И ты настолько жалок… Скажи, ты правда думаешь, что можешь одолеть воплощение меча в фехтовании? Ну же, давай свое коронное: «Это невозможно!»

— Но это правда не… — удар металлом по щеке прервал мое возражение, изо рта начали падать на асфальт капли крови.

— Меня может победить любой ребенок, мечтающий стать героем. Нужно просто захотеть. Слышишь? Не просчитать, не продумать, просто пожелать и придумать. Понять, чего ты хочешь здесь и сейчас. Закрыть глаза и представить, чего ты хочешь здесь и сейчас. Ты должен увидеть это, увидеть то, как ты побеждаешь. Не спрашивать: «Как я могу победить?», — а увидеть сам момент победы.

Еще один его удар пришелся на мое правое плечо.

Момент победы… Глаза сами по себе закрылись от боли. Темнота. И в этой темноте, чувствуя только боль, я понял, что ничего больше нет. Есть я, есть мой враг, и только одно чувство — боль. Я хочу от нее избавиться, но я не хочу умирать. Я хочу победить того, кто мне причиняет боль. Я хочу, чтобы мой клинок настиг его. Дуга, поражающая его, дуга, которую не остановить, бесконечная, быстрая, тонкая и неуловимая, словно сам свет. Удар.

* * *

Боль прошла, я чувствовал себя полностью здоровым. Уверенно встав на обе ноги, открыл глаза. Кладий сидел на пронзающей окружающую тьму белой полосе, по-ребячьи дрыгая свисающими с нее, будто с качелей, ногами.

— Можешь, когда захочешь, — он явно был в приподнятом расположении духа.

— Что произошло?

— Ты победил, блестящий и неотразимый удар. Был бы на моем месте кто-то другой, его бы уже не было на моем месте.

— Но…

— Если ты сейчас задашь вопрос «как», то второй раунд будет более жестоким.

Я решил прислушаться к его предостережению, к тому же, я понемногу начал понимать, к чему было все «это».

— Значит, то, чего хочу я?..

— Ну, не забывай, что я все-таки меч, а не лампа с джином, так что все желания на свете исполнить не смогу. Но в бою ты должен стать ребенком, чистым и искренним, как луч восходящего Солнца, ты должен знать и видеть в реальности свои желания, только тогда я тебя услышу. В противном случае я смогу вступить в игру только на грани твоей смерти, как, например, сейчас. Надеюсь, ты помнишь, на чем все закончилось?

— Подожди, я понимаю, к чему было воспоминание про рассвет и про футбол, но, если это все, то к чему было про…

— Это небольшая личная просьба. Делай то, что сам считаешь правильным, а не то, что ты можешь понять и представить как правильное. И тогда мне не придется становиться оружием возмездия фантомной справедливости… У нас, у мечей, тоже есть свои мечты и желания, — он подмигнул, все с той же светлой улыбкой, хотя в голосе его все-таки проскользнули нотки грусти…

Глава 5. Герой

Незнакомый, почерневший от копоти полок. Через узкие, едва различимые щелочки с боем пробивались угасающие солнечные лучи. Боль в левом плече напоминала о ночной схватке, однако она не напоминала о ее результатах или о том, как я оказался в этом месте.

— Наконец-то ты проснулся, — сказал будто бы тысячу лет, хотя на самом деле один день, знакомый голос.

Ромашка прикладывала к моему оголенному плечу то ли травы, то ли цветы, и после слов, которые я не мог разобрать, и слабого мерцающего зеленого свечения боль начинала понемногу уходить.

Я повернул голову: за фигурой берегини из-за занавеси на нас смотрели сразу несколько пар детских глаз.

— За работу! Веники в руки и пошли, неча знахарке с богатырем мешать! — строгий, но в то же время любящий голос, вероятно, принадлежал матери и хозяйке избы.

— Что случилось? Опять малые балуются? — мужской, взрослый и бархатистый голос.

— А то, интересно им все-таки, дети ведь… — голос хозяйки в этот раз прозвучал так, словно интересно было не только детям.

— Да, не каждый день в выжженном поле богатыря и знахарку-то найдешь…

С последним утверждением сложно было не согласиться… Только вот…

Да. Я закрыл глаза и, кажется, понял, о чем они говорили.

— Если вкратце, то ты не придумал ничего лучше, кроме как сжечь дотла упырей и всю опушку в придачу. Причем сделал это настолько примечательно, что вспышку света было видно даже в деревне, люди из которой нас с утра и нашли, — подтвердила мою мысленную догадку Ромашка.

И почему первое, что всплыло в моем воображении за секунду до того, как когти упыря отделили бы мою буйну голову от тела, — взрыв? Хотя если так подумать, то вполне нормальная реакция. Эх, Кладий, Кладий, чувствую, натворим мы с тобой дел…

— Ты сама-то как, цела?

— Поцелее твоего буду… но… духам упырей сдерживать все-таки сложновато. А потом еще героев залечивать… Ладно, может и не поцелее… — ее шутка прозвучала как-то… удручающе. Я посмотрел на ее лицо: оно было сильно бледнее обычного… Уставшие глаза уже не выражали той радости и безудержной энергии, какие были у нее вначале. Переведя взгляд чуть выше, я заметил еще одно отличие.

— Ромашка, а где твой венок?

Теперь она не пыталась отшучиваться. Ей правда было тяжело.

— Нам надо его найти, но одна я в лес идти боюсь. Без него… — пауза продлилась бесконечно, — без него у меня остается один день.

Это было последнее, что я ожидал услышать.

— Но… это же, — я резко отринул от себя слова «просто венок», — почему?

— Ты должен знать, что у мужчины сила в бороде, у женщины красота в косе, у нас, берегинь, способность поддерживать оболочку, похожую на человека, — в венке. Потерявшая венок берегиня навсегда становится обитателем мира духов и не может контактировать ни с людьми, ни с животными, ни… — в ее глазах появились слезы.

— Мы найдем его, обещаю, — я приобнял ее здоровой рукой. Больное плечо понемногу намокало.

* * *

Вечерело. Пока Ромашка училась у хозяйки различным девичьим премудростям в готовке и помогала накрывать на стол, из последних сил стараясь делать вид, что все в порядке, я решил немного подышать свежим воздухом, размять свежезалеченную руку, да и все тело в целом. Хотя Миролюб и Прасковья, как и их дети, называли меня богатырем, вряд ли я бы смог, подобно Илье Муромцу, 33 года пролежать на печи и пойти крушить врагов направо и налево. Даже после дня вынужденного постельного режима ноги уже передвигались с большим трудом, шея затекла, а в области поясницы появились не самые приятные ощущения. Как ни крути, переход с ортопедического матраса на каменную лежанку дался мне довольно тяжело, а если быть немного точнее — не дался вовсе.

Все же в избе было душновато. Освежающий вечерний ветерок объяснил это как никто другой. Несмотря на то что уже темнело, вокруг дома собралось очень много народу. И стар, и млад — все желали увидеть богатыря своими глазами.

Никогда не любил быть в центре внимания, но…

Почему-то я не мог просто развернуться и закрыть за собой дверь. Эта, так сказать, «популярность» была другая… Это не были фанаты, зрители, болельщики, это были настоящие люди, люди, смотрящие на меня глазами, полными надежды.

— Славный богатырь, — из толпы вышел седовласый человек преклонного возраста, при взгляде на которого в голове возникло слово «староста». — Надеюсь, мой сын вас никак не посмел обидеть?

— Нет, что вы, ваш сын — замечательный. Он позаботился и обо мне, и о моей… спутнице. Я ему очень благодарен.

— Отрадно слышать… Славный богатырь, я знаю, что вы не останетесь в нашей деревне надолго, однако позвольте нам хотя бы немного помочь вам в борьбе против лиха, прошу вас, примите эти скромные подношения, — он поклонился и протянул мне деревянный амулет со сложным, искусно вырезанным узором.

После старосты люди подходили, кланялись, дарили кто продукты, кто корзинки, кто топоры, кто рубахи… Я не знал, как должен был все это унести на себе, оставалось надеяться, что у Ромашки есть какое-нибудь астральное хранилище, ну или какая-нибудь «всевмещающая котомка», на худой конец… Однако и отказываться я не мог. Почему-то я знал, что люди отдавали самое ценное, что у них было. Последней подошла девочка лет шести. В ее руках была простенькая куколка без лица, одетая в расшитое разноцветными нитками платьице.

— Дяденька богатырь, а вы правда всех спасете от чудищ? — ее серые бездонные глаза излучали такую веру, что я не мог ответить ничего другого.

— Конечно, ничего не бойся, и спасибо тебе большое, очень красивая кукла.

Она заулыбалась, в ее голосе больше не было и тени сомнения, только чистая, искренняя радость:

— Да! Я ее сама сделала, ну, может, с платьем мама чуть-чуть помогла…

Я тоже улыбнулся. Хотя ситуация с Ромашкой меня тяготила, как говорил Кладий, «здесь и сейчас», я не мог не улыбаться.

Перетащив все съестное в дом, таким образом немного восстановив свои физические способности, я повесил оберег старосты на шею, а куклу на пояс. Мне так и не удалось прогуляться по деревне, но я дышал, и не только воздухом, а еще чем-то, намного более чистым.

За длинным приземистым столом собралась вся семья. Отец, мать и 8 детишек, троим из которых вряд ли было больше 7 лет. Еще один ребенок мирно спал в баюкалке, подвешенной в углу избы.

Стол не изобиловал разнообразием яств, однако то, что имелось, было по-настоящему вкусным. Хлеб, различные овощи, вершки и корешки, мясо… Должно быть, по деревенским меркам, это — самый настоящий пир. Впрочем, мои мерки не сильно отличались от деревенских, так как это был первый, и, возможно, последний раз, когда я мог поесть домашнюю, приготовленную с любовью еду.

Единственное, что омрачало ужин, — мой спор с Миролюбом.

— Я не могу остаться, мы должны срочно кое-что найти и сразу же вернемся…

— Богатырь, смилуетесь, лихо ведь кровь чует, ваша кровь к нам приведет, того и гляди — ночью быть беде. Пока запах не затерялся, одну ночь, прошу вас, побудьте с нами.

— Я бы с радостью… но… — я посмотрел на из последних сил державшуюся Ромашку, — мы правда быстро, может быть, успеем еще до захода Солнца. К тому же, вам бояться нечего, после прошлого раза вряд ли они снова моей крови захотят…

— Помилуйте, даже если так, всего одну ночь, чтобы деткам было спокойней, да и нам на душе легче…

Время шло, еда исчезала со стола, а разговор пошел уже на пятый, или на шестой круг. Я не мог оставить Ромашку из-за каких-то глупых домыслов. Мне очень не хотелось обижать приютившего нас хозяина, но другого выбора не было.

— Ромашка, пойдем. Миролюб, если вы так боитесь, закройте покрепче двери и до нашего прихода никому не открывайте, я наложу защитный оберег, так что ни вам, ни вашим детям ничего не будет угрожать. Спите спокойно.

Конечно же, никаких оберегов я не знал. Просто уже устал от этого бесконечного спора, не ведущего ни к чему. Все-таки, люди здесь хоть и добры, искренни, не глупы, но порой слишком… Они слишком легко и глубоко верят. И если сегодня им нужна эта вера, то я им ее дам.

Прочитав смесь «гаудеамуса» и обряда изгнания демонов, проще говоря, выкрикнув первые пришедшие в голову латинские слова и пообещав скоро вернуться, я начал углубляться в лес, сопровождаемый последними лучами закатного Солнца и едва державшейся на ногах Ромашкой.

* * *

— Ты уверен, что знаешь дорогу? — спросил слабый, едва слышимый голос немного позади меня.

— Нет…

— Может, тогда я поведу? — она попыталась улыбнуться, но у нее не получилось.

Мне было больно на нее смотреть. Эта была не та… не та Ромашка, которую я знал. Она еле говорила, еле шла, еле дышала. Я не мог больше продолжать так идти. Развернувшись, я подошел к ней и поднял ее на руки. Я не спрашивал разрешения, да если честно, здесь оно не было нужно. Она была легкая, и мне казалось, что с каждым моим шагом, с каждой новой загоравшейся на небе звездой, она становилась все легче. И что самое страшное, возможно, я был прав.

— Направо… За той березой еще немного праве…

— Ты уверена?

— Да, я все-таки дух, я свой след не потеряю, — теперь она уже не пыталась улыбаться.

Я уже почти перешел на бег, с каждой секундой боясь все сильнее. Да, она дух, берегиня, мой провожатый, но почему-то я не хотел ее терять. Не так. Не сейчас.

На удивление, в этом лесу даже ночью было светло. Однако я не различал дороги. Я просто следовал голосу, становившемуся все тише, пока мы, наконец, не дошли…

Здесь не было ничего, кроме обгоревшей травы. Черная, формы идеального круга выжженная степь. А над ней… Бесконечное, сияющее миллионом бриллиантов небо… И даже в этой мрачной мертвой степи звезды находили свое отражение. Посредине, возле парящего над землей венка, в хаотичном, но в то же время безупречном порядке росли ромашки. Сомкнутые лепестки их белых бутонов составляли свою астрологическую карту по беспроглядной тьме выжженной земли…

— Мы пришли, — сказала берегиня с явным выдохом облегчения.

Я опустил ее на землю. Невесомой, почти что призрачной походкой, она подходила к венку. Пройдя, проскользнув, пролетев через бездну, она дошла до оазиса посреди черной пустыни. Словно следуя ее шагу, ромашки… расцветали. Вскоре казалось, что из желтых сердцевинок создается, загорается новое Солнце. И посреди этого Солнца, стояла она, держа единственную надежду насладиться его лучами в руках.

Теперь я почувствовал усталость. Не физическую, нет… я чувствовал, что за два дня произошло слишком многое… И я знал, что это только начало. И если бы в моем мире всеми силами старался вернуть все как есть, избежать столь кардинальных изменений, то здесь… Я чувствовал себя… свободным?.. Да, я всего лишь должен спасти мир… И в спутниках у меня берегиня и живой меч… И мне нужно победить местных богов… Но… Я отвязал от ремня куклу и взял ее в руки. Да, я смогу это сделать.

— Ты же понимаешь, что это не настоящий оберег? В бою пользы от нее никакой, так же, как и от… — вот она, старая добрая Ромашка.

Я знал, что она не поймет, потому что… просто знал, поэтому не хотел тратить силы на объяснения и бессмысленные споры после.

— Может, продолжим наш путь? Вряд ли тебе действительно нужны все те вещи…

— Мы все равно должны вернуться, как минимум, потому что я обещал, — мой ответ не оставлял шанса на возникновение дискуссии.

— Хорошо, не знаю, когда ты успел вжиться в роль героя, но пусть будет так, только сначала давай сходим кое-куда?

— Это далеко от деревни?

— Нет, как раз по пути, — она загадочно, но по-доброму улыбнулась.

По дороге обратно я все-таки смог разглядеть, услышать окружающий нас лес. Белые стволы берез, словно лучи света, пробивающиеся из-под земли, делали и без того хорошо освещенную тропинку еще светлее. Трава под ногами мягко шуршала, в редких зарослях кустарника стрекотали сверчки. Прохладный ветерок приятно обдувал, тихо-тихо напевая на ушко свою ночную колыбельную. Мы шли, и время текло по-другому… Если по пути сюда его было катастрофически мало, то сейчас оно тянулось бесконечно, им хотелось наслаждаться.

Однако любая дорога имеет свое начало и свой конец. Ромашка, не проронившая до этого ни слова, остановилась и не поворачиваясь сказала: «Пришли».

Мы были у озера. Посреди него, прямиком к огромному бледному шару, светлой полосой проходила дорога. Я был в сказке, и я верил, что если пойду по ней, то обязательно дойду. Белый диск был настолько близко… Плавно переводя взгляд от водной глади к ночному небу и обратно, я не сразу заметил, что берегиня нежно одергивает меня за плечо.

— Посмотри…

На берегу не то в коротких летних платьях, не то в длинных легких рубахах играли в догонялки девушки. Их зеленые волосы развевались в такт дующему с воды ветерку, а ясный и яркий смех пробивался сквозь тьму, достигая сердца и разжигая в нем огонек. Они были… Прекрасны… Все в этом месте было прекрасно.

— Ты обещал, что спасешь всех от чудищ… Скажи, ты избавишься от них? — ее слова были серьезными, а значит, это то, что действительно ее беспокоило.

— А кто они?

— Русалки. Люди верят, что они зло. Скажи, ты убьешь их?

Девушки прекратили играть и, заняв лежащие близ воды камни, начали прекрасную, чарующую песню на неизвестном мне, но понятном чему-то внутри языке.

— Если бы не обереги Мокоши, возможно, ты бы уже присоединился к ним, — холодным тоном продолжала Ромашка. — Русалки чувствуют по-другому. Они любят людей, однако в своей любви к ним они переходят все границы, зачастую пытаясь забрать любимого с собой домой, на дно. Скажи, они заслуживают истребления?

— Ромашка, я…

— Подожди. Ты сейчас не сможешь дать мне ответ. Я… Я просто хочу, чтобы и люди, и русалки, и берегини, и даже упыри могли жить в мире. Этот мир прекрасен, и его любят не только люди. Просто… — она обреченно усмехнулась, — Нет, я не рассчитываю, что ты станешь героем не только для людей. И я не верю, что это возможно, я не знаю, зачем тебе это говорю. Это просто мечта…

Я продолжал смотреть на поющих русалок. Да, в чем-то она права… Я не знаю как, но я тоже хочу этого. В мое время не было духов, не было берегинь, но сейчас, сидя здесь с ней и слушая… мир, я понял, что хотел бы услышать и увидеть все это вновь. И хотел бы, чтобы моя сестра, мои родители, Маша, друзья тоже это услышали и увидели.

Зеленоволосые девушки замолчали, уступив место новому певцу. Я узнал его сразу. Соловей…

— Ромашка, я…

Неожиданно начавшаяся песня также внезапно оборвалась. Три девушки, до этого, как и я, зачарованные магическими трелями, бросились в воду. На противоположном берегу, за ближайшим рядом деревьев разгоралось алое зарево, но это был не рассвет… Черные столбы дыма бешено взмывали вверх, застилая собой все, до чего могли достать их когти.

Инстинктивно я почувствовал: надо бежать, но ноги сами уже несли меня вдоль берега в сторону бедствия.

Никогда не смогу забыть этот запах. Едва почувствовав его, я понял, что опоздал. В обугленных черных домах уцелели только почерневшие печи. Огоньки плясали на углях, отбивая свой жуткий барабанный ритм. Криков уже не было. Жизни больше не было.

Упыри вместе с рогатыми обезьяноподобными тварями заканчивали свой кровавый пир.

Меч сам оказался в руке, сам зажегся холодным белым пламенем, мне оставалось только направлять.

Удар, удар, удар. Я был на еще тлеющем пепелище, в моих руках сиял огонь, но мне было холодно. Мне было мало. Еще удар. Удар. Не будет линий атаки, не будет взрывов, прямо здесь и сейчас я хочу одного: своей рукой ни оставить от них ни следа. Они будут страдать. Никто не уйдет. Ни сегодня, никогда.

Я очнулся, прислонившись спиной к печи, стоявшей в доме Миролюба. То ли белый пепел поднимался вверх, то ли облака спускались вниз, но лучи утреннего, или уже дневного Солнца, с трудом достигали земли. Рубаха, штаны, сапоги, руки, лицо — все было в запекшейся черной крови. Правая ладонь продолжала изо всех сил сжимать рукоять меча, а левая — запачканную сажей тряпичную куклу.

— Светогор… — Ромашка смотрела на меня с улицы, боясь зайти в сожженный дом, или же боясь меня — мне было не важно.

— Я говорил не называть меня так, — не знаю, что было холоднее, ледяные камни за моей спиной или же мои слова. — Ты меня боишься?

— Да, вчера ты…

— Тебе лучше уйти.

— Но… — я знал, что она не хотела, но хотел я, и мне теперь этого было достаточно.

— Вернись к Мокоши, ты мне больше не нужна. И если ты не хочешь видеть, как я своими руками разрушу твою мечту, советую оставаться с ней, на горе, под горой, под землей, где захочешь, но не здесь.

— Я понимаю, что ты… — ее голос дрожал.

— Ты ничего не понимаешь. Ты дух. Ты бессмертна. Тебе хорошо рассуждать о том, как все однажды станут жить в мире, счастье и согласии. Тебе не надо думать о семье, о детях, о том, что завтра им может быть нечего есть, или о том, что завтра для тебя может вообще не наступить. Вы все живете в своем мире, вам никогда не понять, что такое человеческая жизнь. Как и мне не понять, что такое ваша бессмертная жизнь. И я не собираюсь этого понимать.

Я встал, закрепил куклу на поясе и убрал меч в ножны.

— Значит, ты все решил… Пусть так, но ведь я — твой проводник…

— Он мне не нужен.

— Но как…

— Велес — хозяин леса. Вряд ли хозяину понравится, если его владение уничтожат. Он сам придет.

Теперь в ее глазах был ужас. Где-то, в глубине души, мне и самому было страшно и больно, но тогда я верил тому, что говорил. Я не сомневался и твердо знал, что делать дальше. Я знал, чей мир спасать, и, к сожалению, наши миры разошлись, хотя… они и не сходились изначально.

— Я даю тебе последний шанс. Уходи, если не хочешь, чтобы я начал с тебя, — словно в подтверждение своих слов я положил руку на ножны.

Она плакала… Но бежала. Вскоре я уже не видел и не слышал ее за белой пеленой. Кладий был прав, я довольно жестокий. Впрочем, таким и должен быть герой.

— Ты ведь этого хотела, Мокошь?

Глава 6. Омут

Статная фигура в расшитом золотом черном платье, до этого следившая за всем из-за печи, теперь стояла в пяти метрах от меня. Ее волосы, бывшие при нашей первой встрече идеально прямыми, словно потоки застывшего водопада, теперь лежали на аккуратных плечах бездонными темными волнами.

— Зря ты так с девочкой, — ее голос не содержал упрека, только констатацию известного и мне факта.

— Ты ведь знала, что произойдет?

— Да.

— Тогда почему…

— Боги не вмешиваются в дела простых людей. Так что нет, я не могла спасти деревню.

— Ты могла сказать мне, я бы сам…

— Светогор, — она сделала пару шагов в мою сторону, — то, что ты герой, не означает, что я всегда и во всем буду тебе помогать. Не познавший поражения, никогда не сможет отличить его от победы. Не столкнувшийся со злом, не отличит его от добра. Это — твой путь, не мой, и ты должен его пройти сам.

— Тогда зачем ты здесь?

— У меня к тебе такой же вопрос. Ты помнишь, для чего ты был призван?

— Овладеть артефактами богов, добраться до Сварога, попросить починить время, спасти мир.

— Теперь ты знаешь, какой мир хочешь спасти?

— Да.

— Скажи мне.

— Я спасу мир людей, даже если это будет означать конец других миров, — моя левая рука еще сильнее сжала ножны.

Она снисходительно улыбнулась, явно ожидая подобного ответа. При этом ее улыбка яснодавала понять, что ответ глупый, но спорить со мной она не собирается.

— Это твоя цель. Теперь тебе осталось найти путь, — с этими словами в ее рукаве возник клубок из сияющих, золотых ниток, — Он укажет дорогу, но как ты ее пройдешь, полностью зависит от тебя.

— Но зачем, если я могу…

— Не можешь, и ты сам это прекрасно знаешь. Сколько еще в лесу таких деревень? Сколько еще людей? Скольких ты готов случайно принести в жертву ради того, чтобы выманить Велеса? Лес тут ни при чем. Лес — то, что дарует, поддерживает и забирает жизнь. Лес и есть жизнь, и ты сам уже в этом не раз убедился. Не иди на поводу у гнева, он не приблизит тебя к твоей цели. Так же, как и разрушение других миров не гарантирует спасение твоего мира.

Она была права. Во всем права, вот только мне от этого было не легче. Если бы я тогда не устроил взрыв, если бы Ромашка не потеряла свой венок, если бы мы пошли его искать сразу, если бы мы не стали смотреть на русалок… мы бы успели. Я бы успел…

Я почувствовал себя в объятьях. Ее кожа, такая гладкая и белоснежная… ее мягкие нежные руки… ее спокойное и теплое дыхание… ее уносящий всю боль и печаль шепот…

— Не жалей о том, что уже произошло. Оставь все сожаления мне. Если хочешь кого-то спасти, сначала спасись сам.

Рука наконец-то отпустила ножны. Я закрыл глаза.

* * *

— Ты уверен, что хочешь это сделать?

— Да.

Я поднял меч. На его острие начал собираться свет. Очищение и освобождение — первое и последнее, что я мог сделать для этой деревни. Вскоре здесь останется лишь ровное поле, и только тлеющая трава будет напоминать о произошедшей трагедии. Но я не забуду. И пусть самообладание уже вернулось ко мне, злость, обида на самого себя никуда не ушли.

— Ты должен помнить, но воспоминания не должны управлять тобой, — спокойно констатировала Мокошь. — Ты уже знаешь, куда идти дальше?

— К Велесу… — я пытался совладать с голосом, но скрывать гнев от богини было бесполезно.

Она посмотрела на меня оценивающим взглядом.

— Я не хочу, чтобы ты умер. Сейчас ты ему не ровня, — я попытался было возразить, но ее останавливающий жест не позволил мне проронить и слова. — Пока тобой управляет месть, тебе не победить. Тебе даже не дойти до него. И ты это знаешь, ты знаешь, что сейчас ты слаб. Верни мне ненадолго клубок.

Я повиновался. Невесомый шар лежал на ладонях богини, пока она что-то шептала ему. После он плавно поднялся в воздух и, ненадолго вспыхнув, растянулся тонкой полосой света, уходящей куда-то в глубь леса.

— Следуй за лучом, в конце тебя буду ждать. И помни, что использовать клубок ты сможешь лишь когда твоя душа и твой разум будут желать одного и того же.

— Мокошь… Спасибо.

— Тебе не за что меня благодарить, — ее доброжелательная, заставляющая поверить улыбка… — Пусть и пришло время прощаться, наши дороги неразрывно связаны, все-таки… впрочем, тебе сейчас лучше не думать об этом. Мы еще увидимся, а до того постарайся не делать глупостей.

С этими словами ее фигура растворилась в воздухе. Теперь я был сам за себя.

Я шел, погруженный в свои мысли, следуя за блестящей ниткой, ведущей меня «туда, не знаю куда». По моим ощущениям, прошло около 20 минут, сколько же прошло на самом деле, неизвестно, но передо мной узкой полоской заструился лесной ручеек. Во рту почувствовался жар и сухость, горла же я не чувствовал уже довольно давно. Действительно, с момента пожара, я не сделал ни одного глотка воды…

Я нагнулся к источнику и сразу, инстинктивно, отшатнулся. Мое лицо было помесью черного и красного, сажа и кровь врагов — отпечатки первого испытания, пройденного мной «огнем и мечом».

Холодная вода приятно остужала кожу, превращая меня во что-то более или менее похожее на человека. Вместе с кожей понемногу остывал и мой мозг, все больше возвращая контроль над горящим сердцем. Смыв последние следы битвы, я набрал студеную воду в ладони. Первые глотки дались через боль, однако потом, я прильнул к роднику и не мог напиться, пока не заметил через отражение в воде знакомый величественный силуэт.

— Ну, здравствуй, друг.

Олень на мое приветствие не ответил, так же, как и в прошлый раз, будучи в паре шагов от меня, он не придавал этому особого внимания. Его интересовала только вода и я уважал его желание. Такое простое, понятное и искреннее желание.

Я отошел и сел, облокотившись на ближайшее дерево. Его грация, размеренность движений, изящность делали пейзаж еще более умиротворенным. С момента прибытия в это время, в этот мир, я еще ни разу не засыпал по своей воле… Вода журчала, изредка перешептывались листья, ветер обдувал еще не успевшее полностью обсохнуть лицо, и оттого капельки воды успокаивали и убаюкивали, медленно испаряясь в тени кроны липы.

— Я даже не думал, что мы увидимся так рано, — сказал Кладий со своей фирменной неотразимой улыбкой. — Но заснуть одному, в лесу, только избавившись от следов крови… Ты либо храбрец, либо безумец, и судя по тому, что ты здесь, — более вероятен второй вариант.

Кладий, как и в момент нашего расставания, сидел на полосе света, протянутой через тьму. Однако в этот раз, судя по его позе, он уже не качался на качелях, а смотрел на нерадивого союзника с высоты трона.

И даже так я был рад его видеть, я хотел с ним поговорить.

— Когда будешь искать встречи, пожалуйста, выбирай способы попроще, благо их много. Сегодня тебе повезло, это всего лишь бесы, но кто знает, что придет по душу спящего героя в следующий раз…

— Кладий, я хочу тебя кое о чем спросить.

— Всего лишь «кое о чем»? Я-то знаю, что в голове у тебя много мыслей, — он по-дружески усмехнулся. — Знаешь, я рад, что ты — мой хозяин. Мне самому интересно, к чему же ты в итоге придешь.

— Кладий, тогда, в деревне… Ты это имел в виду, говоря про «возмездие» и «фантомную справедливость»?

— Конечно, нет, — его лицо резко стало серьезным. — Тогда я услышал твое желание, и ничего кроме боли в нем не было. Это не было «возмездием», это было «местью». И, знаешь, я был с тобой в ней полностью солидарен. А вот после… Не появись Мокошь, возможно, ты бы правда придумал свою «справедливость».

— Ты ведь уже был таким оружием, оружием «возмездия»? — этот вопрос крутился у меня в голове еще с прошлого раза, я хотел знать ответ, хотел понять его цели и мечты…

— Да, и поверь, ничего хорошего в этом нет.

Мир вокруг изменился. Мы стояли у обрыва, внизу, под нами бушевал океан. Однако он был необычного, фиолетового цвета. Вдали, в бухте, виднелся город. Я не мог разглядеть лица, но видел, что там кипела жизнь. По улицам, словно кровь по артериям, текли потоки людей, приходя прямо к сердцу — центральной площади, на которой, исходя из огромного количества украшений и звуков музыки неизвестных мне инструментов, доходящих даже сюда, начинался всеобщий праздник.

— Они чествуют бога моря, давшего начало всему живому. Эта планета не такая большая, как Земля, здесь существовало всего несколько десятков поселений, и это — главное из них.

С неба, из ниоткуда, возник столб света. Он пронзил площадь и скалы… нет, вся планета начала распадаться на груду камней, стремящихся улететь друг от друга как можно дальше.

На ее месте возникла другая локация. Прекрасный, белоснежный дворец, выполненный из чего-то очень напоминающего мрамор, но намного светлее его. Он возвышался над землей, уходя куда-то за облака, туда, куда уже не долетали птицы. Вокруг, на зеленой поляне, цвели белые… розы? Нет, все-таки они немного отличались, хотя бы отсутствием шипов.

Столб света, взрыв. Картина повторялась.

Теперь мы были уже под водой. Существа, напоминающие скорее динозавров, нежели людей, выходили и входили в гигантские коралловые небоскребы. Кто-то толкал телегу из раковины гигантского моллюска, наполненную чем-то отдаленно напоминающим морскую капусту, кто-то прогуливался со своей, я так думаю, второй половинкой, кто-то просто очень и очень спешил, постоянно поглядывая на самое высокое и красивое центральное здание, под крышей которого красовались часы с восьмью отметками.

Воду разрезал столб света. Я знал, что будет дальше.

— Справедливость Сварога проста. Кто не с ним, тот против него, и его существование должно быть стерто. Ты уже знаешь, что Сварог создал вселенную, но он не мог создать жизнь. Одного огня было мало, к счастью, у него были братья и сестры. Вмести они смогли сотворить то, что даже по божественным меркам являлось «чудом». Однако, создав жизнь и наблюдая за тем, как она распространяется по его вселенной, он решил, что все должно принадлежать ему и только ему. Нам не понять логику богов, нам не понять, из-за чего они бьются друг с другом, произведение не сможет понять замысла создателя. Я уничтожал миры, которые начинали поклоняться сестрам и братьям Сварога. Один за другим. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Я нес возмездие тем, кто о нем даже не подозревал. Для него это было сродни выпалыванию сорняков. В тех мирах, которые, сами того не подозревая, выбирали правильную сторону, Сварог создавал новых богов по образу и подобию себя, своих братьев и сестер, которые помогали, следили и присматривали за обитателями планеты. Ваш мир — как раз из таких.

Мы вернулись в начало. До меня только сейчас стал доходить смысл слов Кладия, и я только сейчас понял, что, вернее, кто, является моей финальной точкой назначения.

— А что стало с его настоящими братьями и сестрами?

— Кто знает… Я был для него не больше, чем тяпка, но могу сказать точно, если была война, то бога, ее начавшую, в ней не победить. Единственный способ всегда побеждать — самому писать правила, и Сварог — тот, кто их пишет.

На какое-то время установилась тишина. Кладий с интересом смотрел на меня, пока я пытался понять, что хочу сказать дальше. Все было ясно, и одновременно я чувствовал, что хочу узнать что-то еще, и эта жажда терзала меня, из-за чего я не мог понять, что же именно должен спросить.

— У тебя осталось не так много времени, — первым тишину нарушил Кладий. — Поэтому, перед тем как тебе придется уклониться от удара вправо, попутно доставая меч и делая диагональный разрез, скажу еще кое-что. Поменьше думай. Лишние мысли создают шум, мешающий услышать то, что действительно важно. Ты сейчас не человек, ты — герой, ты — воин. Сознание воина должно подобно зеркалу полностью отражать реальность, передавая малейшие ее детали, а разум принимать ее, а не додумывать. Чем быстрее ты это поймешь, тем всем будет лучше.

— Но… Я не знаю как…

— Я тоже, но уверен, что Мокошь знает, так что доверюсь ей, — он украдкой подмигнул. — И тебе советую. Пока просто запомни мои слова, осознание придет с опытом. Сейчас для тебя важнее уклонение и удар. Удачи!

Кладий растворился во тьме, моя рука уже держала рукоять меча.

* * *

В животе урчало.

Постепенно возвращались обычные, человеческие чувства. Я осознал, что с того самого момента, как первый раз покинул деревню, не брал в рот ни крошки. Ночная охота с мечом… Звучит интересно, только вот от охотника во мне было примерно столько же, сколько от «героя».

Теперь уже живот начинало крутить, мне приходилось ненадолго останавливаться, скручиваясь вместе с ним. Я прошел так 10 минут, может 15, но по ощущениям этот путь вслед за тонким лучом света продолжался бесконечно.

Силы продолжали меня покидать, да и откуда им было взяться. В последний раз меня разбудили бесы, так что здоровым и спокойным тот сон едва ли можно назвать… живот снова скрутило…

Я скрючился, однако в этот раз мое внимание привлекло кое-что, кроме резкой боли… Буквально в двух сантиметрах правее моих грубых кожаных сапог из-под листика еле заметно выглядывала маленькая красная ягодка.

Я узнал ее сразу. В детстве, в деревне, мы часто выезжали в лес на полянку. Мама с папой несколько часов набирали полные корзинки и баночки лесного лакомства, в то время как мы с сестрой слонялись вокруг, отгоняя друг от друга кровожадных надоедливых комаров. И не то, чтобы мы не пытались помочь родителям… Просто нас хватало ровно на 15 минут, после этого, уставая выслушивать наши нескончаемые жалобы, папа освобождал нас от «трудовой повинности». Никогда не думал, что однажды земляника спасет мне жизнь.

Я полз на коленях, жадно срывая все ягодки, что попадали в поле моего зрения. Неужели они всегда были такими вкусным? Сладкие, свежие, охлажденные ночной прохладой… И этот аромат… Я не мог остановиться. Ползя по следам ягод, я попал-таки на земляничную поляну.

Красные рубины были аккуратно и нежно, как может только природа, спрятаны под зонтиками зеленых листьев. Они были укрыты не то от посторонних глаз, не то от ослепляющего и холодного лунного света. На листиках блестели алмазные капельки, отражающие и в то же время поглощающие белые и чистые, как снег, лучи.

Голод ненадолго отступил. Как бы паршиво мне ни было, всегда найдется что-то настолько прекрасное, что перед ним отступит любая печаль, любые невзгоды, а все проблемы покажутся такими маленькими и незначительными… И в тот самый момент я начинал осознавать, что для меня этим «чем-то» была природа. Она прекрасна. Она прекрасна в своей простоте, и в то же время она настолько сложна, что ни человеческий мозг, ни человеческая душа никогда не будут способны ее «познать», и мне оставалось только наблюдать и надеяться, что когда-нибудь я стану ее частью, частью чего-то большего…

Пока этот миг не настал, я мог только любить ее и благодарить за то, что сегодня снова остался жив.

* * *

Закончив трапезу, я продолжил свой путь в неизвестном направлении к неизвестной точке назначения. Начинало светать, лес вокруг не оживал, ведь он никогда и не умирал, но становился другим. Мой луч-проводник, стремясь выиграть конкуренцию у только-только просыпающегося солнца, светил все ярче, начиная понемногу слепить глаза.

Кроме изменений в освещении, звуках, температуре и других основных различиях дня и ночи была и еще одна важная деталь… Я не успел заметить, когда исчезли березы липы и осины, однако теперь меня окружали высокие и стройные сосны и пушистые ели. Под ногами мирно потрескивала хвоя, создавая мягкий и приятный настил. Кое-где из-под неизвестных мне растений, наверное, кустарников, выглядывали грибы: рыжики, сыроежки, маслята, пару раз под соснами я замечал и белые грибы, и, если честно, это не могло меня не радовать: с голоду мне здесь помереть не придется.

Ход моих мыслей нарушил резкий неприятный скрип, переходящий в угрожающий и противный звук ломающегося дерева. Звук был где-то далеко… Может быть, какой-нибудь дикий зверь вроде медведя случайно занялся лесозаготовкой, или же под тяжестью лет какая-нибудь сосна решила отправиться на боковую… В любом случае, это лес и ничего удивительного в этом…

Звук повторился. Потом еще один раз. И еще. И мне казалось, нет, я был уверен, что он приближается.

Сердце колотилось как бешеное, готов поклясться, я физически почувствовал выброс адреналина в мою кровь. Обе ладони уже сжимали рукоять меча, устремленного в направлении надвигающегося «нечто».

И оно появилось. Абсолютно черное, передвигавшееся на четырех то ли лапах, то ли руках, немного уступая высотой соснам, оно, не останавливаясь, бежало в мою сторону, сшибая все на своем пути. За ним стелился след из поваленных деревьев и рытвин, которые оставляли непроглядно темные когти. Единственное, что выделялось из тьмы, — белая маска с рогами, или клыками, или это была и не маска вовсе, а череп…

Едва завидев меня, чудовище издало оглушительный, леденящий душу рев и стало все больше набирать ход. Я понял, что являлся целью, и понял, что столкновения не избежать, а значит, оставалось только биться.

Я закрыл глаза. В голове у меня возникли линии. Диагональный разрез слева, отсекаю переднюю левую «лапу», чудовище падает на бок, однако этого недостаточно. Отходя от по инерции катящейся туши, я делаю еще один быстрый разрез справа, проходя вдоль туловища чудовища, и последним решительным ударом сверху перерубаю его на две части.

Все это прокрутилось в сознании буквально за секунду. Я открыл глаза, я четко видел победу, «оно» приближалось, я уже чувствовал это тяжелое, удушающее дыхание. Сейчас.

Лезвие озарилось, на секунду став самым ярким лучом в мире. После этого оно приняло свою боевую форму, длинного клинка горящего ослепительно белым пламенем. Я нанес первый удар.

Чудовище на секунду замерло, как будто в исступлении, однако продолжало стоять все также уверено. Я видел четкий разрез, деливший лапу на две части, однако я также видел, что этот рана затягивалась, тьма, из которой состоял монстр, как будто бы притягивалась друг к другу. Я нанес еще один удар, на этот раз колющий, в направлении тела, стремясь пронзить если не сердце, то хоть что-то, выполнявшее его функцию. Лезвие вытянулось, прошив насквозь врага и устремившись куда-то далеко в небо, однако и в этот раз чудовище никак не отреагировало. Через секунду тьма затянула аккуратный тоннель, через который пробивался свет.

Я растерялся. Атаки магического всеразрезающего меча не наносили никакого урона. Я едва успел заметить, как правая лапа неожиданно и крайне резко для такой громадины устремилась в мою сторону. Не успею уклониться, придется блокировать. Чутко отзываясь на образ, возникший у меня в голове, лезвие приняло овальную форму щита цвета солнца. Когти чудовища утонули в нем, за ними успела исчезнуть и добрая половина лапы. Монстр попятился.

Как и в прошлый раз, ему потребовалось не больше пяти секунд, чтобы восстановить поврежденную конечность. Мы стояли друг напротив друга, явно не понимая, что нам делать дальше. По крайней мере, я так думал, ведь идей у меня было немного. Нужно было уничтожить его за один удар, нужен был взрыв или же крайне широкий и мощный испепеляющий луч. Да, я могу себе представить этот образ, но сработает ли? Мне нужно не оставить от него и следа, полностью стереть из этого мира… Какие последствия это могло бы вызвать? В любом случае, сейчас было не время гадать. Я приготовился к последней атаке.

Словно почуяв мою решимость, монстр издал дикий потусторонний крик. Передо мной стояла девочка. Я узнал эти серые глаза. Я не мог их не узнать.

— Дяденька богатырь… почему вы ушли? Мама сказала, что все будет хорошо и вы скоро вернетесь, но вы не вернулись… — на ее глазах появились слезы, — мне было страшно… мне было очень страшно… а потом, чудища… мама… я…

Возможно, где-то глубоко-глубоко внутри я знал, что все происходящее нереально. Проблема была в том, что для моего обывательского сознания изначально все было нереально. Так почему же в этом нереальном мире не могло бы существовать реинкарнации, воскрешений, почему девочка передо мной не могла быть живой?

Я смотрел в ее мокрые от слез глаза и растворялся. Щит уже давно исчез, я стоял на одном колене, левой рукой держась за куклу, висевшую на поясе, а правой пытаясь приласкать, утешить ребенка передо мной. Я потянулся к ее аккуратно сплетенным в косичку волосам…

Боль пришла не сразу, или же я не сразу осознал, что мне больно. Так же, как и не сразу понял, что упало на хвойный настил. Не сразу понял, что за красная жидкость каплями спадала, удобряя невидимую под иголками землю. Не сразу понял, почему не могу дотянуться до девочки, постепенно растворяющейся в воздухе.

Передо мной стояло чудовище, чьи когти были окроплены кровью. Только сейчас я осознал, чья это была кровь. Жгучая боль пронзила все мое тело, меч… я не могу его достать, я не могу взяться за его украшенную причудливым узором рукоять. Левая рука продолжала сжимать куклу, в то время как правая рука вплоть до локтя исчезла, растворилась, подобно лапе чудовища, попавшей в солнечный щит. Однако в отличие от чудовища, восстановить я ее не мог, а это значило только одно…

Теперь я осознал, что это было за «тяжелое и удушающие» дыхание — это было дыханием смерти.

Глава 7. Проводник

Она еле успела. Письмо от Мокоши застало ее врасплох, и, осознавая всю серьезность и опасность ситуации, она понимала, что времени в обрез. Треск ломающихся деревьев, свечение, звуки битвы — все это только подтверждало ее догадки.

«Странники», в отличие от людей, были обыденным явлением в этом лесу, в ее лесу. Они выполняли роль стражей, пограничников, не пускающих живых туда, где им не было места. Потому она была немного удивлена, когда узнала, что герой направляется сюда в одиночку. Насколько бы силен ни был человек, при первой встрече со странником ему несдобровать. Души великих воинов прошлого, ныне обитающие здесь, являлись тому неопровержимым доказательством.

Сейчас же… он еще даже не воин… Мокошь попросила его подготовить к встрече с Велесом, но при этом не учла тот факт, что готовить, возможно, будет и некого.

— Это вполне в ее духе, — заключила она про себя, параллельно спрыгивая, хотя, скорее, слетая с метлы и выкрикивая непонятную для человеческого ухо последовательность звуков.

Странник, уже готовый проглотить оставшееся без сознания тело, попятился, словно верный пес, провинившийся перед хозяином. Еще через несколько секунд он уменьшился, буквально став размером с собаку, и как ни в чем не бывало продолжил свои бесконечные скитания по таинственному хвойному лесу.

— Эх… Ну и мороки с ним будет…

Она аккуратно усадила тело на причудливый летательный аппарат, спустя пару манипуляций вернула золотой луч в состояние клубка и улетела в неизвестном никому направлении, никому из живых, разумеется.

* * *

Отключаться от боли — не самое приятное чувство. Я это понял еще тогда, на полянке, однако, судя по всему, такой способ «заснуть», начинает входить в привычку, чему я совсем не рад.

Хотя, надо отметить, что конкретно в этот раз я не ожидал, что смогу «проснуться».

На низком бревенчатом потолке играли тени. Они были намного темнее, чем в избе, в которой я очнулся первый раз, а значит — свет тоже был намного ярче. И действительно, вместо тлеющих лучин здесь повсюду стояли свечи, на протянутых от одной стены до другой нитях висели, сушились различные грибы и травы. По углам комнаты были развешены обереги разных цветов — синего, зеленого и красного. В углу же, где лежал я, висели черепа каких-то мелких и не очень животных. Словом, все указывало на то, что я попал в руки ведьмы.

Дверь отворилась. На пороге показалась она. На ней было простенькое белое платье, подпоясанное полосой бисера. На аккуратные хрупкие плечи спадали пряди серебряных волос, а необычный синий цветок с расходящимися в сторону, словно тонкие паучьи лапки, лепестками, подчеркивал необычную красоту ее лазурных глаз.

— Как рука?

— Что? — я засмотрелся на необычную фигуру хозяйки и не сразу понял, о чем идет речь.

— С рукой что, ты ее чувствуешь? Пошевелить можешь?

Теперь до меня дошло. По идее руки у меня не должно было быть вовсе.

Каково же было мое облегчение, когда я вынул ее из-под простыни и понял, что все на месте. Как будто бы и не было той битвы, как будто бы я ничего не терял, рука была абсолютно здоровой, я с радостью поочередно загибал и разгибал пальцы, но все-таки мне было интересно…

— Как?

— Мне нравится твоя способность до сих пор удивляться, это довольно мило… — она как-то странно усмехнулась, попутно переливая нечто зеленоватого оттенка из кувшина в серебряный кубок. — Отвечая на твой вопрос, немного магии, немного отваров и много прядильщиков.

— Прядильщиков?

У нее в руках появилась баночка с копошащимися в ней золотыми точечками.

— Не так-то просто их достать, в обычных условиях я бы даже сказала, что невозможно… Но тебе повезло, что святки в этом году «подзатянулись»…

Она протянула мне кубок. Напиток напоминал на вкус остывший травяной чай, прохладный и приятный.

— Один денек — и будешь как новенький, — подбодрив меня, она убрала чашу на место и села за стол, начав смешивать различные высушенные и свежие растения, жидкости самых причудливых цветов и неизвестного происхождения порошки.

Понемногу привыкая к окружающей меня обстановке и утонченной, хрупкой красоте хозяйки, я понял, что меня интересуют как минимум три вопроса. Первый — как ее зовут; второй — что же это все-таки за прядильщики и при чем тут святки; и третий — где мой меч, мои вещи, моя одежда и обувь. Был и четвертый вопрос, но он был уже к Кладию.

Она не стала дожидаться, пока я озвучу свои вопросы вслух.

— Люди обычно называют меня «Баба-яга», иногда добавляя «костяная нога», ты же можешь называть меня как хочешь, сути дела это не меняет. Я думала, тебе уже говорили, что во время святок стирается граница между миром живых и мертвых, в мире же мертвых, где ты сейчас и находишься, и нет, ты не умер, об этом поговорим позже, так вот, в мире мертвых во время святок стирается граница времен. Прядильщики — те, кто прядет материю времени, а потому поймать их можно только в «безвременье», когда они останавливают свою работу. Сейчас же, усилиями богов, здесь всегда «безвременье». Вещи твои сохнут снаружи, все-таки крови было много, а я кровь в доме не люблю. Меч сможешь забрать, как встанешь на ноги. В наших тренировках он тебе понадобится, если точнее, то без него никак. Еще вопросы? — она произносила свой монолог, не отрываясь от химических, хотя, скорее, алхимических экспериментов, лишь на последних словах взглянув в мою сторону.

В моей голове всплыл первый разговор с Мокошью. Интересно, все ли, скажем так, «высшие существа», считают, что если на человека, тем более на человека из другого мира, вывалить такой объем информации зараз, то для него все сразу же станет понятно? Баба-яга, мир мертвых, «безвременье»…

— Скоро тебе все станет понятно, на твоем месте я бы лучше сосредоточила свое внимание на тренировках.

Ах, да, еще и таинственные «тренировки» с мечом. Хотя, беря во внимание мое последние поражение, они бы, как минимум, не помешали. Только вот в чем могут заключаться тренировки, если меч управляется, по сути, воображением?

— Именно потому, что ты так думаешь, ты и проиграл. Прилети я хоть на минуту позже, прядильщикам уже некого и не из чего было бы прясть.

— Извини, конечно, но не могла бы ты перестать читать мои мысли? — факт того, что она у меня в голове, становился все очевиднее и очевиднее после каждого ее ответа на еще не заданные мной вопросы, и это, мягко говоря, вызывало некое чувство дискомфорта.

— Дружеский, ну или почти дружеский, совет: чем раньше ты к этому привыкнешь, тем проще будет тебе и мне. Без этого твои тренировки будут невозможны. Поверь, мне тоже не доставляет никакого удовольствия копаться в голове у человека, и, если бы не просьба Мокоши, тебя либо уже не было бы, вернее, в моем мире ты бы все равно был, но в более привычной мне форме, либо с открытым забралом бежал к Велесу, благо, бежать недалеко.

Мокошь… Действительно, надо было понять сразу, она ведь и указала мне путь, заговорив клубок… Значит, раз я оказался здесь, все идет по плану.

Почему-то осознание этого успокоило меня, все-таки есть что-то в том, чтобы быть ведомым…

— Эти мысли тоже советую отбросить, не забывай, ты воин, но прежде всего — герой, а герои должны вести за собой, — ее голос все еще был отрешенным, при этом приготовления, судя по всему, подходили к концу, и вскоре разноцветные, яркие и не очень жидкости были разлиты по различным колбочкам и бутылочкам.

— И все же, кто ты? Богиня?

— Не совсем. Скорее, берегиня на особом положении. Видишь ли, чтобы души мертвых не скитались по лесам, полям и деревням, им нужен проводник. Мокошь, Перун и Велес решили, что на эту роль больше всего подходит берегиня, а дальше все решил жребий… И вот уже как… Даже если бы время не было сбито, я все равно не помнила бы, сколько лет я провожаю людей в их последний путь. Кстати, если ты где-нибудь слышал про смерть с косой, то да, это тоже про меня, хотя я обычно и прихожу с метлой. Людям свойственно драматизировать.

Наконец, закончив с изготовлением и разливом, наверное, зелий, она расставила склянки по полочкам и со словами «пора спать, чем больше поспишь, тем быстрее восстановишься», хлопнула пару раз в ладоши. Свечи погасли. В избушке стало беспросветно темно.

* * *

— Итак, прежде всего запомни главное правило: в туман без моего разрешения не заходить. И второе главное правило: без оберегов из дома не выходить, — спокойно сказал мой учитель.

С этого дня начинались мои «геройские» тренировки.

Сегодня я отлично выспался, вкусно позавтракал ягодами собранными… не хотел я ее называть Ягой, надо будет к этому еще вернуться… после чего умылся прохладной водой из бадьи, надел свежую чистую одежду, взял в руки ножны со своим отполированным до блеска боевым товарищем… в общем, настроение у меня было лучше, чем вчера и позавчера.

Мы вышли из избушки, и я, наконец, понял, о каком тумане шла речь.

Дом берегини стоял аккурат на самом краю опушки. За ним в двух-трех метрах стояла одинокая ель, а дальше… Сплошное море белого с оттенками серого тумана. Солнце стояло уже высоко, но туман и не думал рассеиваться. Не было сомнений, что, зайдя в него, уже никогда не вернешься обратно. В то же время была в нем какая-то тайна, что-то далекое и манящее…

— Скоро тебе все равно придется туда идти, пока же, повторю еще раз, без моего разрешения — ни ногой, — она продолжала читать мои мысли. — А сейчас следуй за мной. Кстати, в рамках сегодняшней тренировки, тебе запрещено разговаривать.

Я собирался было возразить, но…

— Никаких «но». Сегодня разговаривать могу только я, да и то из-за того, что к общению без слов ты еще не готов.

Меня удивлял ее спектр эмоций, а если быть точнее, почти его полное отсутствие. Она казалась одновременно и доброжелательной, и высокомерной, и заботливой, и безразличной, еще вчера я заметил, что ее улыбка, в отличие от улыбки Ромашки, кажется более осознанной, что ли… и от того фальшивой. Но беря во внимание тот груз, который она несет…

— Поверь, не надо меня жалеть. По крайней мере, не тебе. Груз ответственности, с которым ты однажды столкнешься, будет намного тяжелее, чем мой. А потому, ты должен быть готов. Вчера ты говорил, вернее, думал, что у тебя есть какой-то вопрос к Кладию. Кладий — это твой меч?

— Д… — в голове отозвалось резкой болью, настолько сильной и неожиданной, что я упал на колени.

— Я предупреждала, тебе запрещено разговаривать. Каждый раз, когда твои слова опережают мысли, будет происходить нечто подобное, при этом с каждым разом боль будет сильнее и сильнее… Поэтому лучше не искушай судьбу.

Она помогла мне встать на ноги, сознание прояснилось, стремительно начавшаяся мигрень также быстро отступила, хотя мне потребовалась еще пара минут, чтобы окончательно прийти в себя.

И как я вообще должен это контролировать? Ответить, не задумываясь, на вполне обыденный, простой и понятный вопрос — нормальная человеческая реакция, при чем тут слова и мысли?

— Слова служат для обличения мыслей, не наоборот, а потому как бы это банально ни прозвучало, но сначала подумай, потом говори. Пока ты этому не научишься, дальше что-либо делать смысла нет.

Мы пришли к небольшому, но юркому лесному ручейку. Вода звонко журчала, ударяясь о камни, и весело бежала дальше. Поперек него лежало несколько блестящих на солнце булыжников.

Берегиня остановилась и отошла в сторону, словно разглядывая что-то в воде. Я же, не придав этому особого значения, сделал первый шаг по скользкому мосту.

— Стой. Твоя тренировка пройдет здесь, — она жестом указала на ручей.

— Ч… — в этот раз боль действительно была сильнее, я поскользнулся, приземлившись в ледяную родниковую воду…

Было довольно неприятно, при этом сразу от всего… Ладони исцарапались о лежащие на дне камни, одежда промокла, голова раскалывалась на части, еще и этот шум бегущего водного потока…

— Вот и отлично, уговаривать тебя лезть в воду не придется. Теперь укладывайся поудобней, день обещает быть долгим… Хотя, может и нет, все зависит от тебя.

Я попытался встать на ноги, но молниеносная подсечка вывела меня из равновесия. Однако вместо падения с последующим ударом головой, возможно, что последним, нежные и тонкие руки сопроводили меня вплоть до водной глади и мягко отпустили.

Ручей был, само собой, не глубокий. Совсем не глубокий. Половина моего тела лежала в обжигающе холодной воде, в то время как лицевая часть грелась на теплом весеннем солнышке. Я хотел было попробовать встать, потом хотя бы перевернуться, но вскоре осознал, что не могу пошевелить и пальцем. Меня парализовало, и все, что я мог, — открывать и закрывать глаза.

Я пролежал так несколько десятков минут. За это время приятный шум весеннего ручейка превратился в гул водопада, а ласковое солнце в испепеляющего монстра. Пожалуйста…

— Хорошо, по крайней мере ты не кричишь «помогите», можно считать, что первое упражнение успешно выполнено. Переходим к следующему.

На мою грудь поместили продолговатый металлический предмет. Я сразу понял, что это, но не мог понять, зачем он мне.

— Как ты знаешь, вы неразрывно связаны, однако, скажи, пробовал ли ты специально общаться с Кладием?

Наученный горьким опытом, я мысленно произнес «нет».

— На самом деле принцип тут такой же, как и в бою. Представь то, что ты больше всего хочешь конкретно в этот момент. Представь его, его голос, место в котором вы встречаетесь или расстаетесь, воспоминания, что связывают тебя с ним, ты должен увидеть и почувствовать его образ у себя в голове. Итак, начнем.

Чего я больше всего хочу в данный момент?

Ледяные брызги оставляли обжигающие отметины на раскаленной коже лица, непрекращающийся шум… мне казалось, он уже у меня в голове. Я хочу, чтобы все это закончилось, хочу выйти на берег, сесть в тени какого-нибудь дерева и просто отдохнуть.

— Прошло только полчаса, а уже такие мысли… Извини, на физическую подготовку времени у нас нет, так же, как и на уроки смирения, поэтому просто прими, что в ближайшие дни для тебя лучше делать так, как я скажу. Сосредоточься.

Прошел час или два… Солнце палило все сильнее, вода становилась все холоднее. Я наконец-то привык, а может, просто сдался. Я уже успел пожалеть себя, возненавидеть Ягу, послать к чертям этот мир и смириться со своей скорой кончиной — и все это из-за чертового ручейка. Кладий, не повезло же тебе с хозяином…

* * *

— Знаешь, когда я говорил, что есть «способы попроще», я, наверное, немножечко ошибался… При смерти ты выглядел пободрее… — он улыбался, при этом я мог с уверенностью сказать, что его улыбка была настоящей и искренней, отчего я и сам почувствовал облегчение. — Но, надеюсь ты и сам понимаешь, что без этого никак.

Кладий спрыгнул с простирающегося через пространство, и, возможно, время луча и подошел легкой, но уверенной походкой.

Взглядом эксперта внимательно оглядев меня с головы до ног, остановив свой взор на моей правой руке, он одобрительно кивнул, как будто самому себе.

— Если честно, я правда боялся тебя больше не увидеть, — он по-дружески обнял меня, я же, не ожидая такой эмоциональной реакции от божественного меча, стоял словно вкопанный, не зная, как реагировать на подобное.

Кладий быстро разжал объятья, словно неожиданно осознав свою минутную слабость. Он сделал несколько шагов в сторону луча и вдруг, не оборачиваясь, сказал:

— Правда, я рад.

— Я тоже.

Картина изменилась: вместо тьмы и разрезающей ее полосы, а если точнее, ниточки света, мы оказались в прекрасно знакомом мне месте. Квартира на третьем этаже панельного дома.

Чайник издал такой привычный и родной, но в то же время очень далекий, как будто из прошлой жизни, свистящий звук. Мягкое и теплое мерцание лампочки озаряло маленькую кухню, в которой, кроме холодильника, газовой плиты, раковины, стола, двух стульев и одного кухонного шкафа, ничего больше и не было. Небольшое окно выглядывало на маленький дворик с детской площадкой и большой серый дом, такой же, как и мой, и еще пара соседних домов.

— И даже чая гостю не предложишь, — Кладий, ехидно улыбаясь, вырвал меня из омута воспоминаний.

— Было бы все по-настоящему…

— Мы у тебя в голове, тут все будет так, как ты захочешь.

Решив довериться товарищу, я открыл дверцу, за которой обычно стоял чай. И, действительно, все было на месте. Все было в точности так, как когда я в последний раз закрывал этот шкаф. Взяв пару кружек и пакетиков, я поставил их на стол, параллельно проверив морозилку. Лед был.

— Пакетированный чай со льдом… Сударь, да вы гурман…

— Сейчас один слишком наглый гость останется и без этого, — я улыбнулся, понимая, что в чем-то он прав, но ведь когда заканчивается вода, надо же чем-то разбавлять кипяток… лед представлялся мне лучшей альтернативой.

Приготовив два «айс-ти» я сел напротив Кладия.

— Насколько я помню, ты хотел меня о чем-то спросить.

Легкая дружеская атмосфера улетучилась.

— Да, — голос у меня предательски дрогнул, — почему ты тогда не помог?

— А ты хотел помощи?

— Само собой…

— Подумай еще раз, вспомни, — его голос был подобен холодному лезвию.

Нет, я не хотел помощи. Я был готов умереть. Более того, увидев тогда ее… подсознательно я хотел, чтобы все это закончилось.

— Я могу помочь тебе в бою, — беспристрастно продолжал Кладий, — могу предостеречь от случайной гибели, но, когда ты сам выбираешь смерть… я могу только смотреть. Я могу следовать твоей воле или же ненадолго стать ей, но идти против нее я не могу. Поэтому, прошу, даже в самые сложные моменты, даже если ты потеряешь веру, хотя бы не желай себе смерти, тогда шанс будет всегда… ну или, как минимум, ни мне, ни тебе не придется ни о чем жалеть.

Он сделал пару глотков чая. Сейчас он мне казался таким… человечным. Наверное, даже человечнее, чем я сам.

— Кладий…

— Я скажу сейчас довольно жестокие слова. Но кому, как не оружию, их говорить. Смерть едина для всех. Это конец, черта, через которую всем предстоит переступить. В ней нет никакой логики, ты никогда не сможешь объяснить, почему некоторые умирают в младенчестве, детстве, юношестве, умирают из-за болезней, трагических случайностей, кого-то из них убивают, а тот, кто убивает, доживает до старости, живет счастливо и ни в чем не раскаивается. Впрочем, ты это знаешь, как никто другой. Вина — элемент причинно-следственной связи. В самой по себе смерти ни причины, ни следствия нет. Не ставь себя выше смерти, делая себя виновным. Не ставь смерть выше себя, делая себя жертвой. Просто прими ее такой, какая она есть. Ты не мог ничего изменить, если ты пока не можешь это понять, просто прими на веру, поверь мечу, который нес смерть в тысячи и тысячи миров, — на его лице была вымученная, выстраданная улыбка.

* * *

— Поздравляю, второй этап пройден. На самом деле, он был последним… Не устал?

Больше я на такое не поведусь, ты сама все прекрасно знаешь…

— Молодец. Можешь вставать, — она щелкнула пальцами, и я почувствовал, как к моим конечностям приливает кровь.

Прошло около минуты перед тем, как я смог полностью подняться на ноги. Сполоснув обгоревшее лицо водой, казавшейся уже не такой холодной, я сел в тени сосен, наслаждаясь мирным и спокойным шепотом ручья.

— Честно говоря, я не ожидала такого результата. Думала, что раньше сумерек мы отсюда не уйдем… Поэтому сразу перейдем к следующей тренировке.

Я воспринял эту новость спокойно. После разговора с Кладием мне было над чем подумать… И эти рассуждения интересовали меня больше, чем любая возможная пытка.

— Можешь говорить. Вернее, не так. Теперь ты должен будешь говорить, — она принялась чертить какие-то таинственные магические символы.

— Зачем? Ты ведь и так все знаешь, — я продолжал лениво разглядывать еле видное за армией зеленных иголок небо.

— Затем, что дальше тебе надо будет говорить то, о чем ты действительно думаешь. Если сможешь быть честным с другими посредством слов, то будешь честным и с собой, ведь произносить правду вслух намного тяжелее, чем думать о ней. Когда будешь готов, встань в этот круг и закрой глаза.

Я не хотел когда-либо становиться «готовым», но в то же время понимал, что рано или поздно придется. Еще немного насладившись ветерком и приятной прохладой, мысленно сказав себе «чем раньше — тем лучше», я сделал пару шагов в сторону круга.

Встав в центре, я закрыл глаза, не имея ни малейшего понятия, к чему именно должен мысленно подготовиться.

Глава 8. Маленькая ложь

— Кто взял мамину шоколадку? — строгий голос отца не оставлял мне пути к отступлению.

Мама сегодня немного задерживалась. Папа еще вчера принес домой четыре плитки нашего любимого шоколада. Мы с сестрой съели свои в первый же день, папа взял свою с собой на работу, а мамина плитка так соблазнительно лежала на столе…

— Ну давай возьмем по кусочку, мама все равно говорит, что она сладкое не ест, ну давай…

— Нет, так нельзя, — обычно сестра сама всегда втягивала меня в какие-нибудь авантюры, а теперь решила в старшую и умную поиграть…

— Ну всего кусооочек… — чуть ли не со слезами на глазах я тянулся к сокровищу, так маняще лежащему посередине белой скатерти.

— Нет значит нет. А то мама обидится, да и папа потом накажет… и, как всегда, меня как старшую, так что и думать забудь.

Да, сестра была права во всем. Но это не помешало мне, когда она пошла делать уроки, все-таки умыкнуть шоколадку, съесть ее в своей комнате и выбросить фантик за кровать.

И вот теперь мы предстали перед отцом…

— Андрей взял! Он весь день только и уговаривал меня съесть по кусочку!

Теперь был мой ход. Отец злился, и это чувствовалось.

— Андрей, это правда?

— Нет… — мне как будто перекрыли воздух, в глазах потемнело, я почувствовал, что теряю сознание… Все, что произойдет дальше, пронеслось перед глазами, и его «дети не врут», «как старшая постыдилась бы», «извинись перед мамой сейчас же», плачущее лицо сестры, с грохотом захлопнувшаяся дверь ее комнаты… — Да. Это правда. Я съел мамину шоколадку.

Лицо отца стало заметно добрее.

— Молодец, что признался, это настоящий взрослый поступок. Извинись перед мамой и больше так не делай, — папа продолжил читать лежащую на кресле газету.

*

— Андрей, сегодня снова без домашней работы, что на этот раз?

Я не любил свою классную руководительницу. Она не была строгой, но и доброй ее назвать можно было с натяжкой. К тому же, вела она математику, которую я еще с начальной школы на дух не переносил. И да, домашние задания, были не для меня. После школы я играл в футбол с одноклассниками, а после игры с одноклассниками, играл с ребятами со двора. В итоге домой я приходил только часов в восемь вечера, и, само собой, даже мыслисесть за математику у меня не было. Обычно «я забыл» или «я не сделал» с виноватым взглядом в пол было достаточно. Но я уже догадывался, что меня ждет.

— Я не сделал.

— Почему?

— Я не люблю математику.

Класс засмеялся, учительница же серьезно посмотрела на меня и спросила:

— И что же ты тогда любишь?

Я продолжал отвечать честно, я знал, что это не самое сложное испытание.

— Футбол и писать стихи.

Класс снова засмеялся, а учительница с улыбкой попросила что-нибудь принести почитать. Интересно… Могло ли так быть в реальной жизни?

*

В класс вбежала девочка из параллельного класса.

— Ребят, никто не видел конверт?

Я знал ответ на этот вопрос. Я знал, что это был за конверт. Я знал, что было в этом конверте, и я знал, что инвентарь в моей любимой игре пополнится парочкой красивых вещей.

Ее вопрос повторил учитель. Никто из ребят не проронил ни слова.

Я помню, как встретил на выходе из школы эту девочку. Она говорила по телефону и плакала. Я слышал рассерженный голос ее мамы, звучащий будто по громкой связи, однако мне было все равно. Я нашел конверт. Он был не подписан. В нем лежали 15000 рублей, вскоре пополнившие баланс моего интернет-кошелька.

— Ребят, пожалуйста, точно никто не видел? — на глаза девочки уже начали наворачиваться слезы.

— Я видел, — встав из-за стола и передав конверт из рук в руки, я почувствовал у себя на плече что-то теплое и немного мокрое… Она обнимала меня.

*

— Скажи, в чем я виноват? Я делал для нее все. А она…

Мы дружили с ним довольно давно. И вот теперь настал тот самый пресловутый момент «познания друга в беде». Я, если честно, устал. Обычные подростковые отношения, разбитое сердце, прогнивший мир… еще тогда мне уже было скучно. Но я видел, что ему тяжело, и хотел помочь.

— Ты не… — резкий хруст, боль, я увидел, что было у меня за спиной.

Друг смирился. Вернее, он решил, что не виноват. Второй раз его снова бросили, и снова по той же причине. В этот раз он смириться не смог. А я не мог и не хотел быть рядом, чтобы его поддержать. Это были вторые похороны, которые я запомнил.

Время вернулось в свое русло.

— Хватить валить все на других. Коль, мир не черно-белый. У нее ты главный злодей, у тебя — она, но правда в том, что вы оба виноваты. И пока ты будешь уверен в своей непогрешимости, у тебя все так и будет заканчиваться. Любые отношения, а в особенности романтические, — это компромисс, ты же каким бы классным парнем ни был, но других не слышишь или слышишь по-своему. Даже сейчас не можешь признать очевидного. Мы в том возрасте, когда надо не жалеть себя, а меняться, развиваться, взрослеть. А потому, пока ты не перестанешь говорить, какие все вокруг твари и, скажем так, продажные женщины, я не вижу никакого смысла обсуждать эту тему. У тебя много друзей, если хочешь, чтобы тебя пожалели или погладили по головке, иди к ним, я же хочу не потерять дорого мне друга.

Он посмотрел на меня и, возможно, мне показалось, но в тот момент в нем что-то изменилось…

— Может быть, ты и прав…

*

— Скажи, ты правда меня любишь?

Это был 1-й курс. Я случайно сблизился с одной девочкой из другой академической группы, поначалу мы просто сидели вместе на лекциях, вместе обедали, гуляли после пар… Мне было просто приятно с ней общаться. Я знал, что у нее есть проблемы как в семье, так и в университете, и как-то так получилось, что мне хотелось помочь ей. По сути, и все. Ни о какой любви речи ни шло.

Потом мы случайно обнялись, случайно поцеловались и случайно ходили держась за руки. Для меня все правда было «делом случая» … И вот в итоге мы пришли к этому.

Она была довольно милая и, в принципе, в моем вкусе, но… Я не хотел ни к кому привязываться. Хотя и расстраивать ее тоже не хотел. В итоге я выбрал самый простой вариант: «мне нужно подумать» и игнор, я знал, что после такого она сама ко мне не подойдет.

В следующем году я ее уже не видел. Не знаю, что произошло, знаю только, что она всегда была в списках на комиссию по отчислению. Но, что поделать, такова жизнь.

Однако я этого не хотел. Я не хотел ничего из этого. Когда я думал о ней, то на ум приходила мысль, что я сломал ее жизнь. Может быть, я преувеличивал свою роль, но это не отменяло сожаления, остававшегося у меня на душе.

— И да, и нет. Ты замечательная, и я верю, что однажды ты станешь счастливой. Я хочу, чтобы ты стала счастливой, я хочу тебе помогать всем, чем только смогу, но прости, я не вижу тебя как свою девушку.

Она заплакала. Мне не оставалось ничего, кроме как обнять ее, в этот раз очевидно для нас двоих — по-дружески.

* * *

— На сегодня точно все, — берегиня стерла ногой кусочек окружности, и «видения» прекратились.

— А теперь не удосужишься ли рассказать, в чем был смысл всего этого? Возможность поговорить с Кладием в любое время, конечно, приятна, но в бою, мне кажется, навык не самый полезный.

— Всему свое время. Завтра, если все пройдет так же хорошо, как сегодня, будет последний день твоего обучения. Тогда же все и узнаешь. А пока пора нам домой, добрый молодец, там я тебя накормлю, напою, баньку растоплю…

Дорога назад прошла спокойно. Вечерело, однако птицы не пели, сверчки не играли, а листья не перешептывались на ветру… Была удивительная и в то же время немного пугающая тишина… Тишина, не позволяющая забыть, в каком лесу я нахожусь.

Когда мы вернулись домой, берегиня действительно напоила и накормила, баньку правда не растопила… зато спать уложила. Но перед этим я все-таки хотел закрыть вопрос с именем.

— Скажи, а что это за цветок у тебя в волосах? — как бы невзначай спросил я.

— Голубая паучья лилия, или же ликорис — ответ прозвучал как всегда нейтрально.

Мне кажется, я понял, по какому принципу можно давать имена берегиням.

— Ты не против, если я буду называть тебя Лилия?

— Оригинально, — она улыбнулась уголками губ, получилось естественнее, чем обычно, однако все равно как-то не так… — но я не против, повторюсь, называй как хочешь.

Послышалось несколько звонких хлопков, свечи погасли.

Нестерпимо громкий голос, как будто в сантиметре от каждого моего уха поставили мощные акустические колонки.

— Подъем, герой, нас ждут великие дела!

Я знал этот голос… еще бы я его не знал. Впрочем, если рассуждать логически, то это и не мог быть никто, кроме нее.

— Чужая мысль в твоей голове — уже твоя мысль, ты можешь ей управлять, вспомни вчерашние тренировки и представь мой голос таким, каким ты бы хотел его слышать.

Если честно, конкретно в момент пробуждения я бы предпочел его вообще не слышать, но, немного придя в себя, я отрегулировал громкость и сделал его чуть более жизнерадостным.

— Сегодня у тебя своего рода выпускной, но перед ним финальный экзамен, — пока веселый девичий голос звучал у меня в голове, я оглянулся по сторонам и понял, что виновницы торжества нигде не было видно. — Если дойти до ручья и повернуть налево, то выйдешь к озеру. Я жду тебя там.

Голос исчез. Я оделся, надел ножны, стоящие у порога, натянул сапоги и отправился в путь.

Всем своим естеством я ощущал подвох. Только вот не мог понять, в чем же он состоит и когда его ждать. Само по себе задание звучит слишком легко, около ручья я был вчера, ничего необычного там нет… Получается, ловушка приготовлена у озера… А может быть, и в самом озере…

Я внимательно изучал каждый куст, реагировал на каждый шорох… Знание того, что кроме странников и духов здесь никого быть не может, безусловно, являлось фактором, повышающим концентрацию. И вот наконец кто-то появился.

Это была фигура знакомого поглощающего свет черного цвета с такой же знакомой белой маской на месте лица. Однако в этот раз вместо гигантского монстра передо мной появился вполне себе человеческий силуэт.

Странник повернул голову в мою сторону, я достал меч. Больше я на его фокусы не поведусь.

Острие клинка смотрело ровно на цель. Стереть раз и навсегда.

Чудище повторялось. Я уже был к этому готов. Без лишних раздумий я направил широкий солнечный луч на сероглазую девочку. Остался довольно широкий след, пару деревьев выжгло дотла, а на месте, где стоял монстр, больше не было никого.

Победа далась мне подозрительной легко… И это не дало мне расслабиться. Я услышал шаги в десятке метров за спиной. Я не представлял, кого увижу в этот раз, но знал, что в любом случае это будет странник.

Резкий разворот. Передо мной стояла фигура в белом платье с синими узорами, подпоясанном синим кушаком. На голове ее красовался венок из ромашек… но я понимал, что здесь ей не место. И да, я действительно очень хотел бы ее увидеть и, быть может, сказать все то же самое, что сказал тогда, но по-другому… герой не должен сожалеть о таких мелочах, особенно во время боя, но все равно… что-то внутри на секунду кольнуло.

Вторая вспышка света озарила лес.

Я чувствовал, что это еще не все.

Из-за дерева по другую сторону ручья вышла собака. Она смотрела на меня умными и веселыми глазами, высунув язык. Я помнил ее, она была из моего времени, а точнее, из моего детства.

Черные собачьи глазки блестели на солнце. Она виляла из стороны в сторону своим хвостиком и, радостно хлюпая по воде, шла в мою сторону. Это был запрещенный прием. Само собой, я знал, что такое невозможно, но тем не менее, она была один в один как настоящая… а потому первым моим желанием было не поскорее избавиться от призрака, а погладить старую добрую подругу.

И эта заминка оказалось непозволительно долгой.

Через секунду я увидел летящего на меня зверя. Его когти были нацелены мне на грудь, а клыки точно на шею. Я не успевал ни увернуться, ни заблокировать выпад.

«Не стой столбом, отклонись, не достанет», — спасительный голос Кладия вернул меня в реальность. От со скрежетом схлопывающейся пасти меня отделили несколько сантиметров. Когти животного прошли мимо моей груди, лишь немного надорвав рубаху, однако ногам повезло меньше. Штаны были надорваны, из четырех полос на каждом бедре начала сочится багровая жидкость.

Я стиснул зубы и отпрыгнул. Жалеть себя было некогда. Еще одна вспышка, на это раз полностью пришедшаяся в ручей.

«Во время боя мысли должны быть только о бое, твоя жизнь может оборваться в любую секунду, не забывай об этом», — Кладий был сосредоточенным, таким же, каким должен быть и я сам. Я сфокусировался на своем мече и окружающих меня звуках. Все было тихо. Подозрительно тихо.

— Молодец, на сегодня твое испытание окончено, — фигура в расшитом бисером платье и синим цветком в серебряных волосах вышла из глубины леса, — можем возвращаться и готовиться к твоему походу к Велесу.

Еще пару дней назад я бы спокойно убрал меч в ножны, и это стало бы моей последней ошибкой. Сейчас же я не повелся. Даже странники не способны в точности воссоздать обереги богов. Я люблю эстетику, мне нравятся как объективно, так и субъективно красивые вещи, узоры же на моей рубахе были прекрасны. Конечно, я рассматривал их, сплетение таинственных знаков, растений, птиц и зверей, все это было по-настоящему красиво и завораживающе.

Побывав в деревне, я увидел, что обереги, которые делают люди — другие. Есть в них что-то… но, в отличие от божественных творений, их можно было понять. Один символ означает Солнце, другой дом, третий лес и так далее… Оберег Мокоши представлял собой историю, непонятную, неведомую мне, но полноценную, со своим началом и концом. Тогда, у озера, я посмотрел на платье Ромашки и понял, что обереги одного бога — одинаковы, при этом не только цветом. Благословение едино для всех, и, увидев символы Мокоши в избушке Лилии, я лишь еще раз в этом убедился.

Мелочь… но из таких мелочей и состоит жизнь. И сейчас именно они меня спасают. Я смотрел на приближающуюся фигуру и понимал, что так же, как и в случае с оригинальными оберегами, я не могу их понять или прочитать, но было одно ключевое отличие: глядя на вышитые на рукавах и вороте узоры, я ничего не чувствовал. Они были пустыми. Последняя, четвертая по счету вспышка озарила лес.

«Молодец, но не забывай, что я тебя жду», — услышав голос настоящей Лилии, я наконец-то смог хоть немного расслабиться.

Глава 9. Отражение

Она сидела у самого берега большого неестественно круглого озера. В его темных водах не отражался свет начинающего склоняться к линии горизонта солнца. Ветер не нагонял легкую серебристую рябь и оттого казалось, что Лилия сидит на краю бездонной пропасти.

— А ты не спешил… — ее задумчивый взгляд, устремленный куда-то вглубь не давал мне понять, говорила ли она со мной или же с кем-то там, в воде. — Это — «Озеро тысячи страхов». Последний этап твоей подготовки. Можешь оставить свою одежду на берегу, а меч отдать мне.

— И что потом?

— Потом ты должен окунуться в его воды, и если все так, как я думаю, то после этого можешь отправляться дальше.

— Я так понимаю, меня ждет «тысяча страхов»?

— Нет, страх будет один, — она сделала несколько загадочных жестов руками, после чего раны на ногах затянулись, — но это будет твой самый глубинный, настоящий страх.

Я боялся и боюсь много чего. Человеку свойственно бояться. Страх — то, что сохраняет жизнь и рассудок. Но я не знал, какой был мой самый сильный страх… Остаться одному? Я и так в основном один. Потерять кого-то из близких?.. Возможно, но как сказал Кладий, в смерти нет логики, если мой самый сильный страх заключается в боязни роковой случайности, которую невозможно предсказать или предотвратить… К тому же, я уже проходил через это. Своей смерти я не боюсь, за последние несколько дней успел к ней привыкнуть.

Гадать смысла не было. Выполнив указание Лилии, я зашел в озеро. Оно было довольно теплым, только вот своих ступней, потом ног, потом тела я в нем не видел. Сделав глубокий вдох, я ушел под воду.

Я вдохнул и открыл глаза. Вокруг никого не было. Вокруг ничего не было. Просто бесцветная пустота. Ни единого звука, ни единого лучика света, абсолютная беспросветная тьма. Я хотел закричать, я открывал рот, но не слышал ни слова. Я не чувствовал тела, не чувствовал себя… Я оказался там, где было только одно — «ничего», и понимал, что сам становлюсь «ничем».

Времени тоже не было, потому я не знал, сколько секунд, минут или часов провел наедине с пустотой. Мои мысли съедали друг друга, я разлагался, сознание распадалось, и я ощущал весь этот процесс от начала и до конца.

В темноту ворвался свет. На секунду мне показалось, что я ослеп, и лишь когда смог хоть немного восстановить зрение, увидел, как Лилия, держа в руках меч, разрезала белым лучом черную воду озера.

* * *

— Знаешь, я поняла, почему ты был избран…

Мы сидели на берегу, яркие и добрые звезды, пусть и не отражались на темной застывшей глади, играли в серебряных волосах Лилии переливающимися бликами.

Спустя минуту она продолжила.

— Ты боишься того, против чего призван бороться. Это важно. В итоге, даже если однажды ты заблудишься, страх поможет тебе вернуться на правильный путь, — она подняла голову к небу.

— Скажи, а каков твой страх? — иногда, из-за ее спокойного голоса, рассудительности и наигранности даже самых простых эмоций мне казалось, что она ничего не чувствует, но ведь это было не так… должно было быть не так…

В ответ она, не снимая платья, молча нырнула в воду и, как всегда, спокойно, вернулась на берег.

— Я делаю свою работу с появлением в мире первого существа с душой. С того момента как жребий определил мне эту судьбу, я всегда была одна. Меня боятся, ненавидят, боготворят… Меня все время принимали и принимают за ту, кем я не являюсь. Я просто проводник. Моя задача привести душу сюда, в место, где заканчиваются все пути, и проследить, чтобы ни одно живое существо не нарушало его границы. Отвечаю на твой вопрос: мне нечего боятся. Если пустота всех нас заберет, пусть будет так, если же удастся спасти хоть кого-то, будет славно, но, в сущности, конкретно для меня ни первый, ни второй исход ничего не меняют. Общаясь лишь с духами и призраками, я больше не вижу разницы между жизнью и смертью. У меня нет своих желаний, своих чувств, впрочем, ты, наверное, уже заметил… — она улыбнулась, как обычно фальшиво. — Я лишь могу пытаться повторять за теми, кого провожаю в последний путь, и я с этим уже смирилась. Я приняла все, как оно есть, пусть это и означает отсутствие страха и отсутствие жизни.

Она плавно поднялась, поправляя подол промокшего платья. Только сейчас, при свете звезд я заметил, насколько же она бледна…

Голос в моей голове прозвучал намного тише, чем обычно: «Не надо меня жалеть, такова судьба».

Дорога обратно прошла в полной тишине.

* * *

— Теперь ты готов, — она повесила на меня котомку с бутылками и склянками, которые я видел в первый день своего пребывания здесь.

На случай, если заблужусь, на случай, если поранят, на случай, если придется плыть под водой, на случай, если придется падать с высоты… Словом, здесь были зелья на все случаи жизни.

Лилия объяснила, что туман всегда меняется, и если Велес тебя не ждет, то надо готовиться ко всему. Ей не под силу разглядеть, что скрывается в густой белой пелене, а заходить туда было запрещено древним договором старших богов. Таким образом, меня ждал шаг в неизвестность, впрочем… это было не впервой.

— И еще, не забывай, что время сломано, поэтому, если увидишь кого-то из своего мира, — не удивляйся. Духи в тумане безобидны, поэтому свой боевой запал оставь на Велеса, хотя и с ним можно попробовать договориться.

— Перед тем, как я уйду, ответь, пожалуйста, на последний вопрос.

— Спрашивай.

— Если смерть — это конец, то кто же тогда такие духи и призраки? — после ее последних слов мне жизненно необходимо было узнать ответ.

— Застывшие во времени копии. Если ты хочешь узнать, «живые» ли они — нет. Они могут выглядеть как оригинал, звучать как оригинал, говорить как оригинал, но копия всегда будет только копией. Поэтому не обманывай себя, как бы тебе этого ни хотелось.

Я молча кивнул.

Перекинувшись с Лилией парой слов и поблагодарив ее «за все», я сделал шаг в туман.

За белой ширмой расстилалась серая дымка, покрывающая бескрайнюю степь. Обернувшись и убедившись, что пути назад уже нет, я пошел по черной, как будто вытоптанной земле.

Я сразу узнал силуэт, встречающий меня. Я ожидал ее здесь увидеть.

— Оставь надежду всяк сюда входящий… — на ней было то же вечернее черное платье, та же серебряная подвеска с кулоном-сердечком, те же сережки в виде капелек, как и тогда…

Она улыбалась своей неповторимой, уникальной улыбкой, как могла улыбаться только она. Ее озорные карие глаза, каштановые волосы, аккуратный курносый носик… Я помнил, что это всего лишь копия, но ничего не мог с собой поделать.

Я заплакал. Мне ее слишком не хватало.

Тот вечер разделил жизнь моей семьи на «до» и «после».

Аня летом поступила в университет. Родители были рады, я же, слушая истории с первых дней ее учебы уже не мог дождаться, когда и сам стану студентом. Она была счастлива. Предметы пусть и были так себе, зато вели их интересные люди, как она говорила, «профессионалы». Ребята в группе оказались классными, и в первые же дни она смогла подружиться с несколькими девочками, а сегодня они все вместе шли на «посвящение» в один из модных ночных клубов.

Мама дала все необходимые и обходимые советы, папа строго настрого, по-доброму, наказал вернуться до трех ночи. Я же сказал просто: «Повеселись там».

В три ночи сестра не взяла трубку.

— Аня… — в тот момент я думал только о ней, она стояла передо мной, и я ей столько всего хотел рассказать, я хотел ее обнять, положить голову на ее нежное и теплое плечо и выплакать все, что накопилось за эти семь лет.

Я подошел к ней, но руки заключили в объятия лишь воздух…

— Дрюш, не страдай ерундой, ты ведь все понимаешь, — она провела рукой по волосам, как будто гладила меня по голове, но я ничего не почувствовал, ничего, кроме нестерпимой боли.

В ту ночь к нам пришли двое полицейских. Мама плакала, обнимая отца, отец же внимательно слушал человека в форме и фуражке: «Примите мои соболезнования», — какая лицемерная и лживая фраза. Они ничего не знали о ней, дальние и не очень родственники, приехавшие на похороны, ничего не знали о ней, но все «соболезновали». Мне было противно, я злился на все и на всех, я хотел кричать, биться в истерике, что-нибудь сломать…

«Ты мужчина, сейчас мы должны поддерживать маму, ты должен стать взрослым, — лицо отца было измотанным и одновременно холодным. — Пообещай мне, что будешь ей во всем помогать, чтобы ни случилось».

«Хорошо, папа».

— Аня, Аня… — я заикался, я не мог остановить истерику, я забыл, зачем я здесь, для меня было важно только то, что она со мной, рядом.

Отец ушел. Он не стал мне ничего объяснять. Мама сказала, что он обязательно найдет того, кто разрушил нашу жизнь. Так мы остались вдвоем. Когда я поступил в университет, мама сказала, что поедет к родственникам в деревню, где «посвежее воздух и продукты получше». Ей действительно было тяжело. Она часто болела, но что важнее, она просто не могла оставаться в городе, лишившим ее всего.

Я мужчина. Я был должен.

— Дрюша… — она продолжала гладить меня невесомой, неосязаемой рукой.

Я остался один. По будням ходил в университет, «учился», у меня даже появились какие-никакие знакомые, по выходным же я нес свежие цветы к гранитной плите с ее фотографией. С мамой мы созванивались довольно часто, а вот в гостях у нее не был ни разу… Все собирался и собирался, если когда-нибудь смогу вернуться домой, обязательно съезжу. Отца же я больше не видел. Хотя иногда на кладбище появлялся еще один букет тюльпанов. Я хотел думать, что это от него.

Слезы понемногу заканчивались, я снова обретал голос. Скоро уже я почти был в «норме», если это можно было так назвать. Хотя, кому я вру…

Кладий был прав, Лилия была права, все они говорили истину, только вот истины было мало.

С того самого дня я носил в паспорте ее фотографию, я смотрел на небо, и верил, что она, став самой яркой из миллионов звезд, тоже смотрит на меня. Я верил, что однажды и я стану такой звездой, и мы вместе будем смотреть на моих детей, ее племянников, а потом на их детей… И кто-то, быть может, будет также смотреть на нас. Конечная точка? Разве может у человека быть «конечная точка»? Человек жив, пока о нем помнят. И я хотел сделать все, чтобы ее помнили, чтобы, если со мной что-нибудь случится, о нас помнили…

«Где память есть, там слов не надо…» Я прочитал это на одной из старых семейных фотографий, когда мы в очередной раз перебирали фотоальбомы. Тогда я не понимал смысл этих слов… Сейчас же, смотря на нее, я понимал, что не было слов, способных описать мои чувства. Слова были не нужны.

— Аня… Почему?

— Неужели я просто не могла захотеть снова увидеть своего любимого братика? — она весело подмигнула, она делала так всегда, когда меня дразнила. — Ладно, на самом деле меня попросили тебя проводить, хотя, даже если бы не попросили, я бы все равно тебя нашла.

— Аня, я… — голос предательски дрожал, — мне… нам всем тебя не хватало…

— Я знаю. Прости…

— Нет-нет, что-ты, просто…

— Дрюш, я все понимаю, поэтому, правда, прости… но ничего уже не вернуть. Сейчас в твоих руках нечто более важное, чем воспоминания о сестре, поэтому, прошу, иди за мной, — она отвернулась, но я чувствовал, что она плачет.

У меня в голове роились мысли, обрывки фраз, слова, все они отталкивались друг от друга, не давая сказать ничего из всего того, что я хотел сказать. Я хотел рассказать, как люблю ее, как скучал по ней все это время, как пошел в тот же университет, что и она, как… но я не мог составить предложения. Да, это была она, и в то же время…

— Мы пришли.

Дорога заняла намного меньше времени, чем я ожидал, а может быть, бесконечная череда несвязанных и противоречивых слов и идей слишком затянулась.

— Аня…

— Я знаю. Все что ты хочешь сказать, я знаю. «Где память есть, там слов не надо…» — она повернулась ко мне и улыбнулась. — Я счастлива, что хоть так смогла снова тебя увидеть…

— И я…

Ее силуэт растворился в тумане.

Глава 10. Хозяин леса

Высокий и широкий черный дуб возвышался над серым морем. На его раскидистых ветвях сидели мелкие черные существа, походившие на обезьянок с крыльями. Я перебил таких не один десяток, это были бесы. Широкая трещина, проходившая от самого основания до середины ствола, судя по всему, являвшаяся входом, охранялась двумя черными змеями, на вскидку, в них было около пяти метров длины. Они внимательно изучали гостя, готовые атаковать в любой момент.

Чем ближе я приближался, тем яснее осознавал, что бояться пока нечего. Судя по всему, Велес действительно хотел меня видеть.

В просторном тронном зале, располагавшемся в корнях дерева, сидел седовласый, седобородый старик. Он казался щуплым и немощным, ничего не выдавало в нем «повелителя нечисти». Простенькая одежда, расшитая зеленными листьями, едва ли походила на божественное одеяние, а стоявшая рядом со сплетенным из веток троном деревянная трость и вовсе создавала образ доброго дедушки-лесника, живущего где-то на опушке.

Помимо Велеса в зале была еще одна фигура. Ромашка. Она ничуть не изменилась с нашей первой встречи, разве что лицо ее теперь выражало не по-детски наивную радость, а взрослую грусть.

— Проходи, добрый молодец, — голос хозяина леса совсем не соответствовал его облику, это был сильный, гулкий и низкий звук. — Рассказывали мне о тебе. И Мокошь рассказывала, и берегиня рассказывала. Поэтому тянуть не буду, отвечай честно, зачем ты здесь?

— Шапка-невидимка, — я решил пока не договаривать остальную часть правды, однако играть в такие игры с божеством изначально было лишенной смысла затеей.

— А я ведь по-доброму попросил…

— Отправить нечисть обратно под землю.

Ромашка вздрогнула, Велес же не проявил ни малейшей эмоции, он знал, что я так отвечу.

— Хорошо, пусть будет так. Если твое желание действительно таково, то начни с нее, — старик пошевелили указательным пальцем, прошла всего секунда, а корни, неожиданно появившиеся из-под земли, уже обвили тело берегини, приподняли его и, не отпуская хватки, поставили в метре от меня.

Ромашка успела только вскрикнуть. Она боялась, я видел, я чувствовал этот страх.

— Нет, великий Велес, прошу, пощадите… Герой, пожалуйста… — она пыталась вырваться из цепкой хватки корней, но, конечно же, это было невозможно.

— Знаешь, она говорила, что ты сошел с ума и готов спалить весь лес, просила как можно скорее привести тебя сюда, просила помочь тебе, забрать твой меч и вернуть обратно в твой мир. Ты ее тогда изрядно напугал.

Корни продолжали извиваться, полностью обвив все ее тело и половину лица. Теперь она могла только смотреть слезящимися от страха скорой смерти глазами.

— Если ты действительно хочешь победить богов и спасти мир, то такая цель оправдывает любые жертвы. Если ты сможешь, если я увижу твою решимость, то отдам тебе шапку-невидимку без боя и уведу, как люди выражаются, «нечисть», обратно в подземелье, — в его руках появилась обычная на вид меховая шапка, но я знал, что здесь не могло быть чего-то «обычного». — Я устал от боев, и знаю, что против Меча Сварога шансов у меня нет. К тому же, ты единственный, кто может закончить эту «божественную комедию», перерастающую в «трагедию», а потому я прошу лишь об одном.

Корни сжались, из-под них вырвался сдавленный женский крик.

Я достал меч.

— Скажите, почему вы бросили вызов всем, лишь бы дать «нечисти» хотя бы немного подольше погулять по земле? — я принял атакующую стойку, нужен один решительный удар.

— Ты уже знаешь ответ на этот вопрос. Порядок, поставленный Перуном, был несправедлив. Бесы, упыри, берегини, русалки — мой народ, я должен за них сражаться, такова участь правителя, — он поднялся, беря в руки трость, в ту же секунду превратившуюся в посох.

— Я хотел услышать это лично от вас.

Удар был нанесен. Обгоревшие корни устилали сырую землю. Среди них лежала девушка в белом с синими узорами платье и венком ромашек на голове.

— В следующий раз, когда будете придумывать подобного рода игры, хотя бы не противоречьте себе. Правитель, поставивший на кон все ради своего народа, уйдет после убийства у него на глазах своей подопечной. Даже по людским меркам это звучит глупо.

Велес улыбнулся.

— Тогда, ты понимаешь, что шапку я тебе отдать не смогу?

— Да, я на это и не рассчитывал.

Дряхлый старик стукнул посохом по земле. Тронный зал исчез. Вокруг нас ничего не было. Сплошная темнота, подобная той, которая была в зале Кладия. Однако тонкого и прекрасного луча солнца не было, эту темноту придется разрезать нам самим. Мне и Велесу, принявшему облик зеленого змея, будто сошедшего со страниц книг по китайской мифологии. Пар, шедший из его ноздрей, не оставлял сомнений. Меня ожидает сражение с драконом.

«Ты готов?» — я мысленно обратился к своему боевому товарищу.

«Да», — ответ был коротким и решительным.

Дракон же сделал выпад в мою сторону.

* * *

— Дяденька бард, дяденька бард, сыграйте нам песню о герое и драконе! Ну пожалуйста! — дети толпились вокруг сидевшего на площади барда, рассеяно перебиравшего струны на гуслях.

— Ох дети, это жестокая история о герое, спасшем мир…

— Мы знаем! Мы слышали! Ну пожалуйста, сыграйте еще разок!

Бард сел, судя по всему, он остался удовлетворен звучанием струн.

— Только обещайте, что вести себя будете хорошо и после сразу пойдете по домам.

— Обещаем!

— Эта история, о молодом герое, о любви и предательстве, о слезах и крови…

— Дяденька бард!..

— Ну хорошо, хорошо, — уличный музыкант сыграл несколько аккордов, и вот, после стольких уговоров, стольких минут ожидания, дети наконец услышали начало их любимой истории.

В лесу непролазном жил славный герой,

Умен он, красив был и статен собой,

Однажды к нему в дом богиня пришла,

Недобрую весть за собой принесла:

"О славный, прекрасный и добрый герой!

Дракон поселился в долине лесной!

Он села сжигает и губит он скот –

Так скоро людей всех со свету сживет!"

И сердце героя наполнилось гневом,

Защита была смыслом жизни и делом,

Не думав, он сразу залез на коня,

Пришпорив, пронёсся, врага он громя.

И меч в его ножнах сверкал ярче солнца,

А нечисть все лезла, пытаясь бороться.

И вот наконец он в деревню пришёл,

Дракон в то же время героя нашёл.

Направил в деревню он стражников тьмы,

И полчища их покрывали холмы.

Но наш герой не дрогнул, в бою он устоял,

И до последней крови деревню защищал.

Когда ж издохло лихо и солнышко взошло,

То не осталось больше в деревне никого.

От боли и обиды герой на землю лёг,

И вот к нему спустился рассветный огонёк,

"Ты избран был судьбою, положишь ты конец

И злому произволу, и темноте сердец!"

Герой с земли поднялся и вновь продолжил бой

С проклятою, несчётной, жестокою ордой.

И вот коня измучив, не бережа себя,

Он в логово дракона пришёл внутри скорбя.

"Ты, чудище лесное, скажи, о сколько душ

Успел забрать с собою?"

"Ха-ха, а вот и куш!"

И чудище взметнулось, и налилось огнем,

"Теперь прощайся с жизнью!"

"Закончим мы на том,

Душа твоя чернее, чем сам есть чёрный цвет

И на грехи твои все сейчас прольётся свет".

И светом меч зажегся, и, монстра ослепив,

Герой лишил зло жизни, рассветом окропив.

И тучи разгоняя, придя за брата мстить,

Четыре змия с неба хотят его убить.

— Эй, детвора, а ну по домам, — подошли стражники, у барда с ними были, мягко говоря, напряженные отношения.

— Дяденька бард, дяденька бард, а что было потом?

— А что было потом, вы узнаете уже завтра, сегодня взрослые дяденьки говорят, что пора спать, — бард улыбнулся, не столько детям, сколько подошедшим к нему вплотную охранникам порядка.

* * *

Велес был повержен. Я не мог его убить, да и не хотел. Все, что мне от него было нужно, теперь находилось в моих в руках.

Оставив Ромашку присматривать за израненным божеством, я вышел наружу. Туман рассеивался. Сквозь него наконец-то было видно солнце. Еще немного, и эта поляна ничем не будет отличаться от любой другой, разве что несший на себе отпечатки многих сотен, а может, и тысяч лет, дуб, будет, как и раньше, охранять покой входа в мир духов, призраков и берегинь.

Последние клубки белого пара растворялись в воздухе. Это был тяжелый день. Пусть он и закончился победой, ее вкуса я не ощущал, может, потому, что был слишком измотан битвой, а может… Нет. Я уверен, что все делаю правильно.

Но все-таки я должен извиниться перед Ромашкой, не хочу расставаться вот так. Больше ведь ее никогда не увижу…

Я повернулся к дубу. Послышался грохот. Сверкнула молния.

Тысячелетнее дерево вспыхнуло, словно спичка. Не сразу поняв, что же все-таки произошло, я сделал еще пару шагов, пока жар горящей древесины не привел меня в чувство.

«Перун сделал свой ход», — спокойно констатировал Кладий.

Вскоре ничего не было слышно, кроме грома и треска умирающего леса. Поляну заволокло дымкой, только теперь это был не туман. Удушливый запах гари обжигал горло и раздражал глаза, я не знал, что делать и куда бежать, а молнии все продолжали сверкать.

Место, еще сегодня бывшее пристанищем духов, теперь превратилось в ад.

Обложка выполнена с помощью нейросети Midjourney, доработана художницей Робин.

Оглавление

Пролог

Глава 1. Прибытие

Глава 2. Владыка

Глава 3. Начало пути

Глава 4. Самый темный час — перед рассветом

Глава 5. Герой

Глава 6. Омут

Глава 7. Проводник

Глава 8. Маленькая ложь

Глава 9. Отражение

Глава 10. Хозяин леса