Воспитание воли [Жюль Пэйо] (fb2) читать постранично, страница - 4

занимает внимание, не требуя усилий. Правда, после завтрака энергия до некоторой степени возвращается к нему, но он тратит ее на болтовню, на бесплодные споры и в особенности —ленивый человек всегда завистлив — на злословие: политики, литераторы, профессора — всем достается. Вечером несчастный ложится в постель раздраженный, с чуть-чуть усилившейся против вчерашнего дозой озлобления, ибо эта атония, которую он вносит в свой труд, он вносит ее в большинстве случаев и в свои развлечения: никакая радость не дается нам без труда; всякое удовольствие предполагает известное усилие. Прочесть книгу, осмотреть музей, сделать загородную прогулку — все эти удовольствия требуют инициативы, все это удовольствия активные. А как с другой стороны активные удовольствия — единственные, которые могут идти в счет, которые можно возобновлять до бесконечности и по произволу, то ленивый обрекает себя на самую бессодержательную жизнь, какую только можно вообразить. У ленивых людей удовольствие проходит, так сказать, между пальцев, потому что им лень сжать руку, чтоб его удержать. Сен-Жером сравнивает их в шутку с солдатами на картинках, у которых сабли всегда подняты и никогда не наносят удара.

Основная лень ничуть не исключает минутных вспышек энергии. Дикие, нецивилизованные народы боятся не чрезмерного напряжения сил, а правильно организованного, непрерывного труда, который в результате поглощает гораздо больше энергии; постоянное, хотя бы даже небольшое, расходование энергии истощает в конце концов сильнее, чем крупные затраты, отделенные одна от другой длинными промежутками отдыха. Ленивый прекрасно переносит войну с ее моментами усиленного напряжения энергии, за которыми следуют долгие периоды бездействия. Арабы завоевали целое государство. Они не удержали его за собой, потому что им не доставало постоянства энергии, необходимой для того, чтоб организовать администрацию страны, создать дороги, школы и промышленность. То же можно сказать и о ленивых студентах: подгоняемые приближением экзаменов, почти все они умеют себя «пришпорить». Им претит только постоянное усилие, хотя бы и умеренное, но которое надо повторять изо дня в день месяцы и годы.

Только в таком усилии, умеренном, но непрерывном, и живет истинная плодотворная энергия; это до такой степени верно, что всякий труд, раз он удаляется от этого типа, может считаться ленивым трудом. Само собою разумеется, что непрерывный труд подразумевает постоянство направления, ибо энергичная воля выражается не столько в часто повторяемом усилии, сколько в том, чтобы все силы ума были направлены к одной и той же цели. Вот, например, очень распространенный тип ленивца. Перед нами молодой человек живого нрава, веселый, энергичный. Почти всегда он чем-нибудь занят. Чего только он не переделает за день! Прочтет трактат по геологии, статью Брюнетьера о Расине, пробежит несколько газет, перечтет какие-нибудь записки, набросает план диссертации, переведет несколько страниц с английского. Ни секунды не остается он праздным. Товарищи удивляются его способности к труду и разнообразию его занятий. И все-таки мы должны заклеймить этого молодого человека названием лентяя. С точки зрения психолога, такая многосложность занятий указывает только на довольно богатый запас самопроизвольного внимания, которое однако не перешло еще в произвольное. Эта воображаемая сила — способность разнообразить свой труд — свидетельствует лишь о крайней слабости воли, к вышеописанном студенте мы видим очень обыкновенный тип ленивца, который мы назовем разбросанным типом. Такая «прогулка ума», конечно, приятна, но это увеселительная прогулка — не больше. «Esprits de mouche» — так называет Николь таких работников, которые разбрасываются во все стороны без пользы. По образному выражению Фенелона, они «как зажженная свеча, которую задувает ветром».

Главное неудобство такой разбросанности усилий в том, что ни одно впечатление не успевает закончиться. Пока идеи и чувства заходят в наше сознание лишь мимоходом, вроде того, как останавливается в гостинице проезжий, они остаются для нас незнакомцами, которых мы скоро забудем: таков, можно сказать, непреложный закон умственного труда. В следующей главе мы увидим, что настоящий умственный труд предполагает сосредоточение всех усилий в одном направлении.

Этот страх перед настоящим усилием, т. е. перед необходимостью координировать все отдельные усилия для достижения одной определенной цели, осложняется не менее сильным страхом перед усилием самостоятельной мысли. Действительно, одно дело — творить самобытно, работать над изобретением, располагать материалы по своему плану, и другое

складывать в своей памяти уже заготовленный материал. Впрочем, усилие самостоятельной мысли потому так и трудно, что оно необходимо подразумевает координацию. Во всяком творческом труде две высшие формы умственного труда связаны неразрывно.