Наследство Ушедших [Роман Артемьев] (fb2) читать онлайн

Роман Артемьев Наследство Ушедших

Часть 1

Глава 1

В городах отражаются эпохи и люди.

Пусть смутно, но я помню Питер. Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград и, что приняли далеко не все жители, снова Санкт-Петербург. Столица империи, со всеми её блеском и грязью, навсегда оставшаяся таковой. Очень разные люди, гордившиеся местом, в котором живут. Холодный, равнодушный, надменный город, не любящий чужаков.

Берёзов иной. Тоже столица, только не империи, а княжества, самого восточного из славянских княжеств. Жителей намного меньше, постоянных всего тысяч тридцать, не более, и почти четверть взрослых мужчин носят воинский пояс. За последние пять сотен лет город уничтожался дважды — один раз орда пришла, во второй, сто лет назад, тогдашний князь в многовекторность доигрался. С тех пор не всех соседей у нас любят, да… Каменных строений почти нет, даже опоясывающие кромник стены деревянные, даже Обители выращены из деревьев. Дома в лучшем случае двухэтажные и позволить себе этакую роскошь могут только бояре. Живет народ подворьями, одно подворье — одна семья, причем не «папа, мама, два ребенка», а не менее десяти человек, три-четыре поколения под властью матерого патриарха.

У нашего рода в городе своего подворья нет, поэтому во время наездов останавливаемся на принадлежащем сотне. Таких, можно сказать, общественных, здесь тоже немало. Они относительно небольшие и больше похожи на постоялые дворы, но с отдельными комнатами на два-три человека, что по местным меркам — бешеный уровень комфорта.

— Тиша!

Кричал дядя Милорад, и я поторопился закончить расставлять мешочки с зельями на полке. Да, именно кожаные мешочки с деревянным кольцом у горла. Стеклянные флаконы здесь есть, и много, только они дороги и ради хранения обычных простеньких стимуляторов их никто использовать не станет.

— Держи, — едва я вышел из пристройки, дядя сунул мне в руки берестяной короб. — Убери подальше.

Выглядел он потрепанным, со слегка надорванным рукавом рубашки, и я рискнул спросить:

— Что-то случилось?

— Напали на меня, хотели это, — он взглядом указал на короб, — отнять. Так что по улицам ходи осторожнее.

Нелишнее предупреждение. Из-за готовящегося похода у нас внезапно появилось множество врагов, причем некоторые из них очень влиятельны. С другой стороны, персон, заинтересованных в успехе, всё-таки больше.

В принесенном коробе оказались флаконы с клеймом Обители Исцеляющей, и я спрятал их в местечко потемнее. Зелья, подстегивающие регенерацию, стоят не меньше серебрушки за дозу, будет обидно, если они испортятся из-за неправильного хранения. Не говоря уже о том, что накажут меня старшие без жалости. Так-то они к излишней жестокости не склонны, просто считают, что отроку лишняя розга не повредит, особенно если порют за дело.

Дверь скрипнула, в проем просунулась голова Завида:

— Молчун, ты к Синеокому идешь? — я кивнул. — Пошли вместе, мне тоже туда.

Молчун — это я. Вообще-то говоря, моё внешнее имя, известное всем, звучит как Тихомир, близкие зовут Тишей. Просто в раннем детстве, когда память начала просыпаться, я старательно держал язык за зубами, чтобы чего случайно не ляпнуть, и привык больше помалкивать, чем говорить. Так прозвище и возникло.

Стоило мне выйти во двор, Завид пристроился рядом и принялся болтать:

— Представляешь, Заяц, сын Мещери, с Истомой-кожевенником подрался, да крепко так, мало до ножей дело не дошло. Никак Горицу, ту, что племянница Ждана-кузнеца, поделить не могут. Еле растащили.

Два парня чуть ли не насмерть бьются ради девушки, беременной от третьего, причем родня их дружно поддерживает. В нашем мире крутили бы пальцем у виска, но местные считают иначе. Раз в шестнадцать лет дите понесла, значит, не пустоцвет, ещё нарожает, брать в семью такую не просто можно — нужно. Если до конца доносит без выкидыша, то и без приданого возьмут. А то, что у ребенка кровь другая, никого не волнует. Муж младенца на руки возьмет, идолу предков покажет, губы своей кровью помажет, и всё — в род принял, теперь родной сын.

— Ты к Ждану ходил?

— Ага, там про драку и услышал. Горица дово-ольная!

— Ещё бы! — хмыкнул я. Впрочем, до малолетней кокетки мне дела не было, меня волновало другое. — Ждан мою кольчугу починил, не знаешь?

— Сказал завтра зайти. Не повезло тебе!

— Повезло, — не согласился я. — Если б не кольчуга, лось бы мне бок пропорол.

— А, ну так-то да…

На последней охоте лось (жуткая бронированная тварь с острыми рогами) внезапно прорвался сквозь строй охотников и бросился на стоявших в отдалении отроков. Повисшие на ляжках псы задержать его не смогли. Несколько лучший эффект оказал брошенный мной простейший Лепесток Огня, однако зверюга всё равно дотянулась до нас с братанами. Прежде, чем взрослые добили её, лось успел ткнуть меня рогом и хорошенько приложить копытом по бедру Твердяты. В результате у братана бедро в труху, он из-за этого сейчас дома остался, ну а у меня перелом ребер с левой стороны и длинный разрез в кольчуге.

На ладонь правее, и мы бы сейчас не разговаривали.

— Кто на Милорада напал, не знаешь?

— Пришлые какие-то, — откликнулся Завид. — По виду с юга пришли. Он их в сторожу сдал, там до княжьего суда держать будут.

— Князь им виру назначит и отпустит.

— Ну да, по обычаю так выходит.

И ведь не побоялись на опытного, сильного воина напасть. Хотя от удара кистеня по затылку опыт не всегда спасает.

До обители недалеко, минут за десять дошагали. Березов вообще город маленький, большим он кажется из-за того, что каждое подворье занимает приличную площадь. Кроме того, город стоит на перекрестке торговых путей, с юга и запада по дорогам приходят обозы с товаром, с севера спускаются лодьи, тоже везущие всякий полезный груз. И людей, конечно же. Весной и осенью, когда распутица не позволяет путешествовать, население столицы чуть ли не в два раза меньше, чем летом и зимой.

Завид трепался, я посматривал по сторонам, как дядька велел. Инциденты случались постоянно, хотя до трупов дело не доходило — кровники никому не нужны, да и княжеское терпение тоже имеет свой предел. Особо волноваться не стоило. Мы сейчас в центральной части Березова, людей на улицах много. Народ здесь жесткий, тертый, если увидит, что кто-то нападает на двух малолеток, мигом вмешается.

На площади перед Обителью, традиционно, разместился рынок. Торговали здесь почти любым товаром, существующим в восточных княжествах, начиная от воска и заканчивая ювелирными изделиями. За порядком присматривали стражи с нарукавными повязками синего цвета, они бродили между рядами, в основном кучкуясь около прилавков с различной едой. Там же сновали всякие оборванцы, старательно не попадаясь на глаза охранникам.

Мы с Завидом издали поклонились паре знакомых и, не задерживаясь, прошли к входу в Обитель. Перед тем, как войти, отвесили куда более глубокий поклон символу местного покровителя — изображению синего глаза, нарисованному на высокой каменной плите справа от массивных ворот. Настоящее имя Синеокого не является какой-то тайной, просто в нем есть звуки, не произносимые человеческим горлом, поэтому бога, как и остальных покровителей, называют по прозвищам.

— Ты на ристалище? — спросил друг.

— Да.

— Вон старец Ростих стоит, — указал Завид, — спросим, какое свободное.

Формой вежливого обращения является молчаливый поклон. Здесь вообще часто кланяются, причем все, из любого сословия, только по-разному и добавляя различные слова. К незнакомцу обратятся с приставкой «уважаемый», знакомого человека принято называть по статусу, то есть «боярин», «мастер», глав семей называют «господарями». Всех, служащих в Обители и носящих накидки соответствующих цветов, называют старцами вне зависимости от возраста. Хотя, справедливости ради, молодых среди них я не видел.

— А, отроки Тихомир и Завид, — узнал нас Ростих. — Опять дурью маяться пришли?

— Почему дурью-то, старче! — обиделся Завид.

— Чем же ещё?! Ты, Завид, простую укрепу за шесть ударов сердца ставишь. Но вместо того, чтобы её тренировать и скорость повышать — знай себе с копьём скачешь!

Старец, конечно, прав. Завид неусидчив, отсюда и его проблемы с укреплением тела, сокращенно называемым укрепой. Осознанно проращивать тонюсенькие капилляры божьего сплетения долго, муторно, сидеть в длительных медитациях парень не любит, порывается куда-то бежать. Потому и отстает в ведовских дисциплинах.

— А ты, Тихомир, зачем Заморозку мучаешь? — развернулся ко мне старец. — На сколько раз хватает-то?

— На три, старче.

— Воот! На три! Силенок пока мало, тело не готово, божье сплетение ещё слабенькое для первого круга-то! Лучше бы Лепесток шел отрабатывать.

— У Лепестка эффекта паралича нет, — возразил я. — К тому же, старче, месяц назад меня всего на две Заморозки подряд хватало. Стало быть, сплетение развивается.

— Надорвешься, дурья твоя башка!

— Не надорвусь. Я к Веселе Желановне на осмотр сходил, она сказала — можно.

— Да? — неподдельно удивился Ростих. — Надо же! Я с ней поговорю, неужто и впрямь не возражает!

— Куда нам идти-то, старче? — вмешался Завид.

— Да на двенадцатый идите, он сейчас свободный, — махнул рукой ведун. — Разносите на здоровье.

Из той истории с лосем я сделал нужные выводы. У меня было время подумать, пока на лавке валялся, ребра сращивал и жиденькую кашку глотал. Если бы тогда зверюгу удалось хоть чуть-чуть притормозить, он бы до нас не добежал, его раньше завалили. Следовательно, нужно изучать заклятье с эффектом льда или паралича, чтобы больше таких инцидентов не случалось. Лучше льда — паралич не на всех тварей действует.

Слабейшим заклинанием льда считалась Заморозка, её я и начал учить. Учеба шла туго, Ростих не зря считает, что я прыгаю выше головы. Всё-таки Заморозка входит в первый круг мастерства, тогда как нам, отрокам, по силе подходит только основной. Всё, что выше, вытянуть сложно.

Ристалища, предназначенные для отработки заклятий, больше напоминали короткие стрельбища. Десять-двадцать метров в длину, по бокам стенки высотой метра четыре, чтобы косые юнцы соседям не мешали, в конце мишень стоит. Стенки укреплены и слабенькими заклятьями их не пробить. На пятнадцать ристалищ приходится один старец, готовый помочь, подсказать, ну и присматривает, чтобы буйные отроки чего выдающегося не натворили. Впрочем, присмотр помогает не всегда.

К неизбежным инцидентам относятся философски. Целители в Обители хорошие.

Ристалища расположены справа от входа, чем дальше, тем они крупнее и прочнее. Первыми идут те, где занимаются новички вроде нас с Завидом, в самом конце показывают мастерство воины пятой-шестой ступени. Или куда чаще, учитывая направленность Синеокого, занимаются ремесленники тех же кругов. Всё, что выше, тренируют на отдельных полигонах в глубине Обители и для показа стороннему взгляду не предназначено. Эти знания считаются тайными, жрецы Синеокого далеко не всем соглашаются их передавать.

Домой мы вернулись уже под вечер. Сначала я сплел три Заморозки и уселся в сторонке отдыхать, заодно наблюдая, как Завид без особого энтузиазма отрабатывает Огненный Лепесток. Получалось у него медленно. Затем мы разошлись — я направился в читальню, Завид же побежал к соседям, на большое поле махать оружием. Мне, в отличие от него, физические упражнения не нравились. Зато исторические хроники читал с удовольствием.

Через час энергия восстановилась, и я вернулся к ристалищам. Наше, двенадцатое, было занято, поэтому я встал на другое, снова создал три Заморозки и заново ощутил опустошение в центре божьего сплетения. Прикинув, что сегодня меня больше в читальню не пустят, а если пустят, то ничего интересного не выдадут (книги стоят дорого и в общий зал их выставляют неохотно), медленно поплелся на общее поле. Понимаю, что уметь драться оружием необходимо, но — не люблю, всякий раз себя перебарываю и буквально заставляю идти на занятия. Старцы мою особенность видят и потому гоняют вдвое сильнее.

Что вообще такое Обитель? Я бы назвал это место смесью храма и хранилища знаний, которое своими знаниями торгует. Нет, последнее не совсем верно. Даже если в Обитель придет совершенный босяк, его примут, оденут, накормят и научат основам. То есть одежду и кров он должен отработать, неважно чем, хоть дорожки подметая, а вот начальные знания, так называемый детский круг, даются бесплатно. Так повелели боги. И детей, которых родители отдают в Обитель на учебу, тоже содержат бесплатно, правда, считается хорошим тоном в таких случаях сделать пожертвование. Примут и без него, но посмотрят косо.

За меня, когда в семилетнем возрасте отдавали на учебу Лесному Князю, отец выложил целую гривну серебра. Нормальное пожертвование для старшего гридня. Боярин положил бы на поднос у алтаря золото, от простого опоясанного воина больше рубля не ждут. Личный и родовой статус тут значат почти всё, ради их поддержания идут на многое, поэтому на то, кто сколько пожертвовал, смотрят внимательно. Отдашь меньше — засмеют, больше — скажут, «не по чину».

Детей на учебу отправляет далеко не каждый. Пахарям многое не надо, им достаточно выучить основы, которые и местный ведун преподать может. Кто-то дом поставил далеко и поездку считает слишком опасной. В столице многие живут в своих семьях и на уроки в Обитель только приходят. В небольших городках и крупных селах с потворства властей старцы открывают малые школы, которые, конечно, статусом пониже, зато рядом.

Я учился сначала два года в обители Лесного Князя, затем ещё год — здесь, у Синеокого. Программа частично совпадает. История Греха богов и дальнейшего исхода людей с прошлой родины, основы географии, биологии, чтение и письмо везде одинаковы. Различаются Заветы богов. У Князя учат лесным хитростям и делают упор на развитии органов чувств, старцы Синеокого дают комплексное обучение, включающее работу со всем оружием, не только луком и копьем. Показывают методику укрепления тела, начала целительства, дают упражнения на развитие памяти и в целом всего понемногу.

После того, как учеба закончена, ученику выдают простенький перстенек, с которым он может прийти в любую из Обителей и, предъявив, получить доступ к знаниям следующего круга обучения. Уже за деньги. Поначалу небольшие, чем выше, тем дороже.

Уговорить взрослых отправить меня к Синеокому после того, как уже учился в другой Обители, было очень сложно. Они просто не понимали, нафига. Не мог же я им сказать, что привыкший к информации мозг требует очередной дозы. Пришлось искать аргументы, давать обещания, иногда врать, пока дед наконец не согласился. Он у нас патриарх, с ним никто не спорит. В общем, теперь я обязан до пятнадцати лет воинский пояс получить, что непросто — иные до восемнадцати в отроках ходят. Нормой считается шестнадцать-семнадцать лет. Два года у меня ещё есть. Поэтому Ростих удивился, услышав, что старица-целительница разрешила тренировать Заморозку. Рановато для тринадцатилетнего это заклинание использовать, оно первого круга и является крепкой заявкой на становление полноценным воином. А у меня особого выбора нет, мне приходится опережать сверстников, чтобы условие выполнить.

На подворье ждал приятный сюрприз — приехали наши, и среди них мой старший брат.

— Отец на стаю бурейников наткнулся, они его подрали чуток, — потягивая малиновый отвар, делился он новостями из дома. — Ходит, ругается. Тетка Забава снова непраздна, то в слезы, то в крик. В общем, что ни день, то орут друг на дружку, дед уже грозился обоих высечь.

— А дядя Деян?

— Хромает, — вздохнул Остромир. — Тетя Пламена говорит, самим не вылечить, надо в Обитель Матери везти.

Своим недостатком жизнь на границе с темными лесами имеет частые ранения. У нас и у соседей большинство мужчин ходит с отметинами. Смерти, хвала богам, случаются редко, всё-таки народ опытный и живучий. К тому же женщины семьи в той или иной степени владеют целительством, так что у попавших в их руки шанс выздороветь велик.

Живут в пограничье родами, как и везде. Что такое род, на примере нашего: дед Пересвет с женой, бабкой Новицей, его побратим Самбор с женой, моей внучатой теткой Сбыславой, их дети и внуки общим числом почти тридцать человек. Каждый из мужчин, так или иначе, связан с воинским ремеслом. Реальная сила, в любой момент готовая выступить на защиту одного из своих, крепко связанная кровным родством с соседями и общими интересами — с некоторыми группировками в княжестве.

Глава 2

С самого утра, ограничившись легким завтраком, сбегал к Ждану. Кузнец не подвел — кольчуга выглядела, словно новенькая.

— Она тебе скоро мала станет, — заметил мастер, оглядывая свою, ладно сидящую на мне работу. — Расставить не хочешь?

— Другая есть. Эта младшим отойдет.

До меня кольчуга принадлежала Остромиру, ещё раньше её носил дядя. Сделали её, вроде бы, южные мастера и с юга она приехала вместе с семьёй, когда остатки рода бежали, проиграв в междоусобице.

— Мне бы ещё наконечников для стрел, мастер, — в последний момент вспомнил я. — Две дюжины.

— Простых или на чудищ?

— На чудищ.

Расплачиваясь, мимоходом отметил, что цена на оружие в последнее время слегка подскочила. Влияние готовящегося похода, надо полагать.

Дома меня мгновенно загрузили работой, до полудня вертелся, словно белка в колесе. Принеси то, покажи это, помоги мешки с крупой в погреб убрать, пошли волам копыта осматривать, подумаем, кого к коновалу свести… Обычные будни дружинного отрока. Поесть не успел, как дядя отправил со словом к воину Мяуну.

У Мяуна я уже был третий раз, поэтому открывший калитку парень приветственно кивнул, успокоил шипящих ящеров и просто сказал, что батя сидит на заднем крыльце. Но лучше бы его не беспокоить.

Причины головной боли бати были написаны у воина на лице и назывались похмельем. Мяун, похоже, до того радостно отмечал некое событие, что аж рожа опухла и теперь глазки смотрели на мир через узкие щелочки. Разговаривать с ним в таком состоянии смысла не было, и я принялся рыться в сумке.

— Эт чё? — тихо, чтобы голос не напрягать, осторожно покосился на всунутый в руку кожаный флакончик хозяин.

— Настойка лягушачьей травы.

Настойка немедленно отправилась в рот. Мяун посидел, на глазах оживая и превращаясь из сгустка головной боли в излучающего позитив человека, на лице его расплылась счастливая улыбка:

— Будет из тебя толк, Тихомир! Спас от медленной смерти, считай. В дом зайдешь?

— Благодарствую, но дядя велел не задерживаться. Он велел спросить про шатер.

— Готов шатер, починили, можешь забирать, — тут позади него что-то грохнуло, из темноты послышались ругательства, произнесенные злым женским голосом. — А знаешь, я тебе помогу, пожалуй, — мгновенно передумал Мяун. — Мне всё равно к вам идти, обсудить кое-что надобно.

Спустя пару минут мы шли по улице, таща на себе свернутый в трубку походный шатер и часть креплений к нему. Погода стояла прекрасная, люди спешили по своим делам или просто гуляли, радуясь погожему деньку. Счастливый Мяун трепался почем зря, перескакивая с темы на тему и вряд ли нуждаясь в собеседнике.

Внезапно он остановился и присмотрелся к гомонящей группе в конце улицы:

— Кто это там? Никак Ратшины холопы? А вторые кто?

Никаких знаков на одежде люди не носили, просто в городе все всех знают, пусть и шапочно. Речь идет о постоянном населении. Не узнать могут кого-то малозначительного — бедняка, ребенка — но опоясанных вспомнят обязательно. Поэтому Мяун сразу определил, что перед нами послужильцы боярина Дробна из рода Ратши, а подойдя поближе, сказал и про их оппонентов:

— Безсоновы люди. Ух, подерутся!

Вполне может статься. Безсоновы крепко стоят за князя, да и другие счеты между боярами есть кроме политических, так что драки между служилыми случаются. Нужно мне в одну из них влезать? Упаси боги! То, что промеж ними дело до мертвецов ещё не дошло (кровь уже пролилась), вовсе не означает, что первый труп не появится сегодня. Свободные люди, все с ножами, всё божьим даром владеют.

В чём-то я Мяуна понимаю — с развлечениями в столице негусто. Просто слегка смущает возможность попасть под горячую руку. Поэтому я уточнил:

— Кто будет платить?

— За что? — уставился на меня Мяун круглыми глазами.

— Эти, — кивок головой, — сейчас подерутся. Могут задеть нас. Шатер попортят или вовсе порвут. За починку кто платить будет?

Морда у воина стала кислой.

— Вот надо было напомнить?! — он с тоской кинул последний взгляд на толпу, заметил в ней городских стражников, раздвигающей спорщиков тупыми концами копий, и со вздохом развернулся в другую сторону. — Ладно, пошли.

Княжество сейчас переживает не лучшие времена. Не худшие, но и не лучшие. Корни нынешнего кризиса заложил прадед нынешнего правителя, Мал Ратшич. Тогда сменилась династия — предыдущего князя убили, из его рода кого вырезали, кто в закатные земли сбежал. Хмм… Мир другой, а на запад и тут бегут. Неважно. Новым князем избрали Мала. Княжеский стол, стол рода Сокола, беглецы прихватить с собой не успели, и сразу возник вопрос, что делать. Прецедента не существовало.

Уничтожить стол никто не помышлял — святотатство же! Предложение спрятать подальше и поглубже на совете отвергли, потому что на столе приносились клятвы и не было уверенности, что эти клятвы продолжат действовать. То есть, к примеру, князь Краснова мог под предлогом того, что ныне соколиный стол не является княжеским, разорвать договор о ненападении, чего истерзанная войной страна не хотела. В конце концов Мал был вынужден объявить о выходе из старого рода и взять стол себе. Теперь правит нами династия Сокола, вторая, по крови не имеющая никакого отношения к предыдущей.

Так как двумя столами род владеть не может, задумались, кому перейдет стол Ратши. По Правде выходило, что новым главой рода должен стать старший боярин из младшей ветви, но Мал попытался протолкнуть кандидатуру своего брата. Такое усиление княжеской власти никого из вятших бояр не прельщало, и попытка нового князя окончилась неудачей. С тех пор между двумя ветвями сильнейшего рода страны, княжеской и боярской, пробежала глубокая трещина. То есть формально-то они принадлежат к разным родам, просто об их близком родстве все помнят. Как и о том, что, если Соколы вдруг исчезнут, именно у Ратшичей будет больше всех прав на их место.

При любом кризисе князья и Ратшичи находились в разных лагерях. Пожалуй, только в случае внешнего вторжения бояре беспрекословно выставляли свою дружину в общее войско, во всех остальных случаях становясь в оппозицию правителю. Нынешний разлад — не исключение.

С севера наше княжество граничит с Белозерским, и это единственный наш верный союзник. Остальных соседей добрыми не назовешь. Наибольшую опасность представляет богатый Мстиславль, расположенный на западе, за последние десять лет они здорово усилились и поглядывают по сторонам, думая, у кого бы урвать кусок. Его планам мешает нависающий с севера Черниград, чья дружина служит неплохим сдерживающим фактором амбиций мстиславльского князя.

На юго-западе лежит Берестье, там тоже любят мечами побряцать. Пять лет назад чуть до войны дело не дошло, ополчения на границе стояли и за малым в бою не сошлись. На их землях расположены крупнейшие соляные копи, чем берестянцы пользуются, шантажируя перекрытием поставок при возникновении споров. На их фоне любители ходить в набеги за полоном, южане из Родни, даже смотрятся вполне прилично. Иногда. А ведь мы против Родни постоянный заслон из трех сотен в пограничье держим.

Крупных войн не случалось давно, княжества накопили сил и не против слегка перекроить карту в свою пользу. Берёзов пока что держит нейтралитет, старательно избегая вступать в какие-либо союзы. Во-первых, не хочется влезать в чужие свары, во-вторых, элита просто никак не определится со стороной. Князь стоит за союз с Черниградом, у Ратшичей послы из Берестья на подворье часто гостят, кто-то предлагает задружиться с Мстиславлем. И это только из ближних соседей.

Обстановка сложная, война может разразиться в ближайшее время. Дровишек в разгорающийся костер подбрасывает проект создания торгового пути в Сувар, в котором наш род участвует. Дело в том, что сейчас не существует прямого пути из славянских княжеств в булгарские земли, товары приходится везти через юг. Темные леса мешают. Те самые, расположенные к востоку от нас. Обходная дорога выходит долгая, проходящая через десяток владений, отсюда высокая цена доставки и недовольство купцов, давно искавших возможность снизить издержки. Купцов и бояр, действующих в тесной смычке.

Темные леса между нами и булгарами не слишком широки, их не раз пересекали ватаги охотников. Но одно дело — небольшой отряд бойцов, умеющих ходить по лесу и знающих повадки местных чудищ, и совсем другое — торговый обоз провести. Быки, телеги, обычные люди, в бою не участвующие. Тут нужна серьёзная подготовка. Сначала разведать местность, потом прорубить дорогу, попутно уничтожая логова наиболее опасных чудищ, расчистить площадки под малые крепости, где смогут купцы ночевать… Пока что исполнено только первое. Но и этого хватает, чтобы заинтересованные лица зашевелились.

Через южан проходят тысячи тонн товаров, они с транзита большие деньги имеют. Если мы сумеем достроить путь, то значительная часть этого грузопотока сместится и пойдёт уже через нас. Княжество на одних только пошлинах заработает столько, что содержание крепостей в темных лесах и постройка качественной дороги окупится за года. Для проекта таких масштабов сроки мизерные.

Деньги терять никто не хочет, да и усиление Березова нравится далеко не всем.

В столицу в этом году съехалось много подозрительных людей. Послы иных князей, от которых непонятно, чего ждать; купцы, особенно южные, впервые посетившие наши края и занятые какими-то мутными делишками; посланники чужих Обителей со своими интересами. Среди них полно тех, кто желал бы сорвать постройку пути, не взирая на способ. Стража сбилась с ног, ловя необыкновенно ловких разбойников или поджигателей. Ремесленники, участвующие в подготовке похода, жалуются на угрозы и побои со стороны неизвестных, в бедных районах находят мертвецов, на одной из городских конюшен случился падеж тягловых быков, в других успели заметить отравленный корм. Причем с каждым днем напряжение растет, грозится вырваться на улицы кровавой волной, схваткой всех со всеми.

Выходить из дома становится опасно.

Обитель дает знания, а не ведет к ним за ручку. Ученик оплачивает время, покупая своеобразный абонемент, и сам решает, на что его потратить. Может весь срок в библиотеке просидеть, может на ристалище тренироваться под присмотром, или имеет полное право посещать индивидуальные уроки у кого-то из старцев. Правда, в последнем случае заранее договариваться надо, записываться, иногда доплачивать особо.

Знания первых трех кругов стоят недорого, учащихся много, поэтому личного урока от мастеров удостаиваются единицы. Куда чаще собирают группу и устраивают нечто вроде лекций, соединенных с показом практических навыков. Однако случаются и исключения, если предмет считается малоинтересным или у наставника плохая репутация.

У Веселы Желановны я сегодня был единственным слушателем.

— Что ж ты хочешь, — улыбнулась целительница в ответ на моё удивление. — Обитель Исцеляющей в городе стоит! Конечно, все, у кого нужда есть или желание, туда идут.

— Мне кажется, основы везде одинаковы.

— Правильно кажется, — согласилась старица. — Только там проще: и пособий больше, и учителей, и слава у них добрая. Вот и идут к Исцеляющей люди. К нам заходят редко — конкретный вопрос задать, посоветоваться. Таких, как ты, желающих весь курс пройти, мало.

Она махнула рукой, затем указала на лавку перед её креслицем, предлагая садиться. Обстановка в комнате совсем не напоминала лекционный зал с его партами полукругом, идущими сверху вниз. Кресло целительницы, черная доска за её спиной, если вдруг потребуется нечто написать, пара небольших обитых материей лавочек да развешанные по стенам плакаты. Больше ничего.

— Вопросы по пройденному материалу есть?

— Не совсем по нему, но рядом. Есть.

— Ну, задавай, — вздохнула она.

— Божье сплетение. Кроме частого опустошения и медитаций другие способы раскачки существуют?

— Что ж вы все про раскачку-то спрашиваете! — закатила целительница глаза к потолку. — Будто других тем нет!

— Так ведь жить очень хочется, Весела Желановна, — я никогда не называл её «старче», только по имени-отчеству. Не настолько сошел с ума, чтобы намекать женщине на возраст.

После моего ответа она осеклась и слегка смущенно кашлянула.

— Ну ты это… Скажешь тоже. Ладно! Раз спросил, расскажу всю тему. Божий дар, поди, видел?

Я кивнул. Конечно, видел. Божьим даром называется растение и его плоды, кустарник, высотой примерно по грудь взрослому мужчине. Прихотливое, требует особого ухода, хотя кое-где встречается в дикой местности. Только благодаря ему человечество и выживает.

— После того, как проглоченный плод попадает в желудок, желудочный сок начинает растворять оболочку и зерно быстро прорастает. Росток внедряется в стенки желудка, буквально за минуты оплетает его, затем постепенно начинает распространяться по всему организму. Формируется аналог нервной системы, называемый нами божьим сплетением. В течение первого года оно на порядок повышает иммунитет, что уже само по себе бесценно, к тому же в последующие шесть-семь лет структура сплетения усложняется, в нём вырастают новые органы. Именно они вырабатывают силу, идущую на заклинания, и позволяют сами заклинания создавать.

Божий дар ты принял года в три, верно? Значит, годам к десяти у тебя сплетение сформировалось полностью. Однако! То, что его структура завершена, не означает, что оно останется неизменным. Оно развивается и растет на протяжении всей жизни, до тех пор, пока организм в состоянии поставлять ему ресурсы. То, что обычно называют вульгарным словом «раскачка», есть ничто иное, как усложнение сплетения, начиная от роста новых канальцев до появления дублирующих органов. Система чрезвычайно гибкая, чутко реагирующая на запросы носителя, изменяющаяся в зависимости от основного вида нагрузок.

Не надо в неё лезть кривыми лапами! Не-на-до!

Последнюю фразу она буквально прокричала. Потрясающая экспрессия! Кажется, понимаю, почему у неё учеников мало. Целительница выдохнула, помолчала, мило улыбнулась и продолжила мини-лекцию:

— Отвечая на твой вопрос. Наилучшими и простейшими способами ускорить развитие сплетения являются регулярное опустошение с помощью заклинаний и активная медитация. Первое благотворно влияет на специализацию, то есть, к примеру, чем больше создаешь мороков, тем сильнее развивается сплетение в районе мозга. Второе дает общий рост, именно поэтому его рекомендуют детям и отрокам. Только ж вы, заразы, не слушаете, вам скучно, вам огненные чары подавай!

Другие способы, конечно, тоже есть. Их даже используют — чаще, чем нужно. Прямое воздействие целителя не ниже пятой ступени, прием особых препаратов, раненых подвергают стимуляции в артефактной купели, ещё кое-что. Побочки есть у всех. Ну вот не существует такого способа, чтобы без побочек! Чтобы их купировать, нужна помощь очень хорошего целителя — а их услуги стоят дорого. Понял, Тихомир?

— Понял, Весела Желановна. Можно ещё вопрос?

— Давай, попробуй!

— Раньше трех лет дар принимать никак нельзя?

— Нет! — отрезала женщина.

Несмотря на драконовские меры предосторожности, несмотря на потрясающую медицину, детская смертность невероятно высока. До возраста принятия дара доживает шестеро из десяти. В богатых семьях побольше, в бедных — мрут чаще, но в среднем так. Одних губят болезни, других аллергии, третьи сгорают в недельной лихорадке от стремительно растущего сплетения.

Те, у кого уже есть сплетение, относительно защищены. Им всего-то угрожают чудища, ядовитые растения и злоба людская. Последнее, на мой взгляд, страшнее всего.

Глава 3

Следующие несколько дней прошли, несмотря на кажущуюся суматошность, одинаково. Ранний подъём, нескончаемый поток мелких поручений старших, вечером обязательные занятия в Обители.

Угнетает меня, что люди намного моложе моего реального возраста отдают мне приказы? Да ничуть не бывало. Здесь каждый год за три, а то и за пять в прошлом мире идёт. Местные, даже дети, намного упорнее, живучее, им не нужен комфорт, жизненных неурядиц они не боятся, препятствия не заставляют их сдаться и опустить руки. Честное слово, у них есть, чему поучиться.

Давит другой менталитет, чужие и чуждые нормы морали. До сих пор есть понятия и обычаи, смысла которых не понимаю. Да, я их запомнил, да, я им следую. Понять не могу.

Столица невелика, приличные районы я из-за беготни по делам выучил хорошо. Бедные трущобы знаю не очень. Там, во-первых, делать нечего, во-вторых, опасно. Народ отпетый, могут ножом пырнуть за мелкую монету или просто так, по пьяни. Людоловы иногда промышляют. Жителей княжества, ставших холопами по любой причине, запрещено продавать за границу, но на юге живой товар ценится, и торговцы находят способы. Дикие зверушки на окраины иногда забредают, их тоже лучше стороной обходить.

А вот в ремесленных кварталах, пожалуй, безопаснее, чем на княжеском дворе. Порядок в них поддерживался сторожами, набираемыми из здоровых местных парней, там же регулярно появлялась городская стража, которой цеховые головы подкидывали денежку «за внимание», вдобавок многие мужчины носили воинские пояса и владели даром на приличном уровне. Лихие люди туда если и забредали, то ненадолго.

В тот день Ждан должен был закончить очередной заказ, партию мелочи для конской упряжи, и я решил завернуть к нему по пути домой из Обители. Всё равно завтра сюда пошлют, так почему бы не опередить события? Немного поздновато, уже начинало темнеть, но ещё не настолько поздно, чтобы зайти было невежливо.

Ворота в доме кузнеца оказались только прикрыты, что уверило меня в правильности решения. Если бы хозяева никого не хотели видеть, они заперли бы ворота на массивный надежный засов. Во дворе дрыхли домашние ящеры. Я ещё удивился тому, что они никак не отреагировали на меня. В последнее время я здесь частый гость, могли привыкнуть, и всё равно — хоть бы гавкнули для порядка. Нет, подняли головы, посмотрели сонно, зевнули и снова продолжили валяться в пыли.

В кузне, по ощущениям, никого не было, поэтому я прошел в дом, откуда доносились какие-то звуки. На стук по косяку никто не ответил, впрочем, внутри могли и не услышать. Сени при входе длинные, звук гасится. Вытерев ноги о специально брошенный на пол пук соломы, я сделал несколько шагов и, символически стукнув в дверь основного помещения, открыл её.

Вся семья кузнеца находилась здесь. Семья — и ещё один человек.

То, что в доме происходит нечто странное, стало понятно мгновенно. С первого взгляда. Люди молча сидели на лавках вдоль стен, положив руки на колени и глядя вперед пустым взглядом, они не шевелились, даже не повернули ко мне головы. Застыли, словно изваяния. Единственным, кто меня заметил, был незнакомый мужчина в коричневом плаще, серый какой-то, тусклый, с мелкими чертами лица. Похоже, он никого не ждал и моё появление стало для него такой же неожиданностью.

Время на мгновение остановилось, чтобы понестись вскачь.

Мы сдвинулись одновременно, я выхватил нож и отступил назад, к выходу, он — неимоверно плавно поднялся с пола, где стоял на одном колене перед внуком Ждана. Будет убивать. Ещё шаг назад, незнакомец приближается на то же расстояние и заглядывает в глаза.

Тьма окружает, мир плывет и шатается, словно от сильного удара по голове. Оставшимися крохами разума еле успел понять, что столкнулся с мастером мороков. Старцы Синеокого показывали на уроках основы, но с такой силой они никогда не били. Тело не чувствуется, самообладания только и хватает, что стоять на ногах.

«Брось нож!» Повинуясь неслышимому приказу, выполняю команду. Смутно различимый сквозь темноту силуэт подступает ближе.

Меня спасло то, что я не думал. Осознанную попытку сопротивления чужак бы задавил. Я месяц с лишним каждый день по нескольку раз создавал Заморозку, утром и вечером, сберегая крохи силы, отрабатывая заклинание до совершенства. Ставя его на рефлекс. Добиваясь, чтобы рука сама поднималась в активирующем жесте, вынуждая организм действовать по многократно отработанному шаблону.

Волна холода ударила в лицо, в глазах чуть прояснилось. Противник стоял, вернее, медленно заваливался назад, по его туловищу от живота расползалась волна изморози.

Мысли ворочались медленно, им будто бы что-то мешало, единственное, на что меня в тот момент хватило, это на просто «бежать»! Шатаясь, словно мертвецки пьяный, развернулся. Врезался в стену, придерживаясь за неё, зашел в дверь. Точно так же в сенях, от стенки к стенке, отшибая плечи и несколько раз стукнувшись головой, добрался до выхода из дома. Боль помогла, немного отрезвила, и мне с огромным трудом удалось доковылять до ворот. Выйти уже не смог, ноги не несли.

Каким-то чудом встал на четвереньки. Навалившись на створку, отодвинул её и вывалился на улицу. Должно быть, зрелище я представлял собой ещё то — грязный, из царапин течет кровь, под носом тоже влажно и солоновато, не в силах стоять.

Чьи-то руки перевернули на спину, сверху нависла встревоженная бородатая рожа. Последнее, что помню, как прошу хриплым голосом:

— Стражу! Зовите! Стражу!

Больше ничего. Темнота.

Первое ощущение? Прикосновения чужих пальцев к голове.

Чьи-то ладони осторожно ложились на макушку, проходили сверху вниз по волосам, собирались в щепоти на висках и, словно захватывая нечто невидимое, отбрасывали в сторону. Затем снова, и снова.

Боль постепенно уходила. Правда, глаза открывать не хотелось — тело животным чутьем опасалось. Я, кажется, лежал у кого-то на коленях, и лежал бы долго, если бы не чужие голоса:

— Кажись, пришел в себя.

— Хорошо бы. Паря! Эй, паря!

— Какой он тебе парень? Мозоли на руках от оружия видишь? Отрок это.

Память всколыхнулась, напоминая о недавних событиях. Дом кузнеца, незнакомец, побег. Я невольно сжался и резко дернулся, привставая.

— Лежи-лежи, тебе нельзя сейчас, — сидевший передо мной на корточках стражник остановил мельтешение, надавив мне на грудь рукой. — Звать тебя как?

— Тихомир из Острожских, сын Ратибора. Заозерская сотня.

Стражник повернул голову направо и кивнул кому-то, из моего положения невидимому. Раздался топот.

— Что здесь произошло, рассказать можешь?

— Да, — я провел по сухим губам языком, сглотнул густой комок. — Могу.

Выслушав короткий и местами бессвязный рассказ, десятник (у него значок на груди блестел) покивал и ушел по своим делам, наказав никуда не уходить. То ли пошутил неудачно, то ли таким образом велел лежать и приходить в себя. Будто бы я мог что-то иное.

Стражник, снимавший с меня чужой морок, тоже ушел, напоследок подложив мне под голову кусок мягкой ткани. Чей-то плащ или свернутое полотенце, не знаю. По двору ходили люди — стражники, ремесленники, мелькнул мужчина в одежде старца Короткого Шага — а я просто валялся, медленно проникаясь пониманием, что всё-таки жив. Холодный ком, наросший в животе, постепенно растворялся.

Не знаю, кто это был и чего он хотел от Ждана. От кузнеца и его семьи, точнее говоря. В любом случае, свидетели ему вряд ли были нужны.

Спустя какое-то время в раскрытые настежь ворота вбежали Остромир и дядя Милорад, окинули двор бешеными взглядами и, заметив, подскочили ко мне. Брат рухнул на колени рядом:

— Тишка! Ты как?

— Жить буду, — прохрипел я. — Долго ли?

— Выпороть бы тебя за шуточки, да боязно, — дядя охватил мою голову ладонями и повернул лицом к себе. — В глаза смотри.

Виски прострелило болью, но практически сразу от них начало разливаться приятное тепло. Подержав ещё немного, дядя уложил меня обратно на лежанку, облегченно выдохнув:

— Кажись, чисто. Глубоко не прошло.

— Мы старцев из тихушников вызвали, — подошел к нам уже знакомый десятник. — Они сейчас с семьи Ждана-мастера морок снимают. Как закончат, отрока посмотрят.

— Что здесь случилось? — дядя поднялся с земли, разминая плечи. — Кто на моего сыновца чаровал?

— Ну, кто на твоего сыновца, Милорад, чаровал, тот в доме мертвый лежит, — ухмыльнулся стражник. Посмотрев на меня, похвалил: — Воин растет! Коли будешь в Березове пояс получать — позови, я за тебя слово скажу!

Дядя, однако, сбить себя с темы не дал.

— Рассказывай, Божидар. Я всё знать хочу.

Они отошли в сторону, оставив меня на Остромира. Брат, конечно, начал меня расспрашивать, что да как, и ему тоже пришлось рассказывать. Иначе бы не отстал, он настырный. Зато под конец вспомнилось об утраченном в доме ноже, и я попросил найти его — самому даже шевелиться не хотелось из-за слабости, не то, чтобы идти и что-то делать. Остромир, к тому времени убедившийся, что помирать я не собираюсь, отправился выяснять судьбу оружия.

Вернулся дядя, присел рядом. Помолчал.

— Повезло тебе, Тиша. По следам видно, их трое было. Двое сбежали, когда ты шум поднял.

— Кто они такие?

— Покойника не опознали. Стража искать станет, может, найдет чего, — с некоторым сомнение проговорил старший. — Божидар обещал сообщить. Ты как, идти сможешь?

Я прислушался к себе. Осторожно, стараясь нести голову плавно, словно доверху налитый тончайший бокал, сел на земле. Вроде, нормально.

— Смогу.

— Ну тогда пойдем домой. У старцев сейчас работы много, я договорился, что мы завтра в Обитель подойдем, и они тебя посмотрят. Ждать не будем.

Глава 4

Первую половину следующего дня я провалялся на лавке и меня никто не беспокоил. Только Завид с самого утра подбежал, выпытывал подробности вчерашнего. Он видел, как меня домой на плечах принесли (сам дойти не смог), но старшие выдали ему укороченную версию, совершенно друга не удовлетворившую.

Пришлось рассказывать. Снова.

Оставшись один, принялся размышлять. Скорость, с которой поморочник вывел меня из строя, пугала. Я прекрасно понимал, что спасся чудом, и не хотел повторения, не хотел снова оказаться бессильным. Не пересмотреть ли ближние планы?Изначально я собирался учиться у Синеокого, пока не получу воинский пояс, после чего податься к Исцеляющей и какое-то время следовать её путем. Рано или поздно так все поступают — в Обители Исцеляющей хорошо поставлено изучение сплетения, а без правильного развития сплетения сильным бойцом не стать. Но, возможно, стоит пересмотреть приоритеты?

Обитель Синеокого универсальна, учит всему, в том числе противостоянию морокам. Как и Лесной Князь, только его старцы делают упор на борьбе с воздействием чудищ. Хватает в темных лесах зверушек, любящих пожирать живую трепещущую добычу. Мне казалось, моя подготовка в данной области более чем достаточна, поэтому я планировал сосредоточиться на заклятьях и, как бы тоскливо ни было, на занятиях с оружием. По той простой причине, что люди используют мороки редко — считается, что им легко сопротивляться, если знать, как. Да все старцы так говорили!

То ли они дружно ошибались, то ли ещё что.

Короче, теперь я раздумывал, не пересмотреть ли программу подготовки. Или лучше подождать, пока первый страх утихнет? Понятно же, что сейчас, по свежим следам, я под влиянием эмоций рассуждаю не слишком здраво. Есть с чего — один раз уже умер, больше не хочется.

В конце концов решив, что поленился достаточно, я встал с лавки и выполз во двор. Даже странно как-то — мороки воздействуют на нервную систему и непосредственно на мозг, так отчего во всём теле слабость? Наверное, оттого, что тот тип не деликатничал.

Рукомоя нет, умываются из кадушки с помощью ковшика. Я только здесь понял, какая это роскошь — возможность утром умыться теплой водой. Большую корчагу воды оставляют в печи на ночь, но хватает её не на всех, а подогревать чарами способны вовсе единицы. Я вообще научился ценить облегчающие жизнь мелочи, да и не только мелочи. Взять, к примеру, кровати. Они есть далеко не в каждом доме, спят в основном на лавках, подложив под голову кулак или свернутую одежду. Неудивительно, что многие ночью не высыпаются и «досыпают» после обеда днем.

Завтрак состоял из здоровенной миски пшенной каши с мясом и кружки молока. Обычно я столько не ем по утрам, но сегодня сам не заметил, как смолотил. Дородная Томила смотрела с умилением — она всегда ругалась, пытаясь подложить добавки.

Хлопнула дверь, на кухню вошел дядя Милорад. Уселся рядом, кивнул сразу засуетившейся кухарке:

— Томила, есть что готовое? Нам уходить надолго.

— Сейчас-сейчас принесу!

— Пришел в себя? — обратился дядя ко мне. В ответ на кивок он хмыкнул и перешел к насущному. — Письмо в род я отправил, Ратибор, скорее всего, захочет приехать, так что жди. Помнишь, что сегодня к тихушникам идем?

— Помню. Сейчас?

— Да, поедим и пойдём.

В городе четыре Обители, вернее, три и одна. Обитель Испепелителя стоит отдельно примерно в часе езды к северу, потому что никто не хочет жить рядом с местом, где постоянно что-то взрывается и где может зашибить шальным заклятьем. Старцы Обители Исцеляющей занимаются всем, связанным с медициной, у Синеокого специализации нет, там учат всему понемножку, и есть ещё старцы Короткого Шага, в просторечии называемые тихушниками. Люди с устоявшейся репутацией мастеров нестандартных умений и любителей ударов в спину.

Про тихушников говорят, что, если есть в мире какая-то гадость, они про неё, как минимум, слышали. Как максимум — сами практикуют. Самые сильные поморочники выходят оттуда, они же прекрасно разбираются в фармакологических методах воздействия на сознание. Стражники поэтому первым делом кинулись к ним, увидев состояние Ждана и его семьи.

Закончив то ли поздний завтрак, то ли ранний обед, мы направились в Обитель. На встречу со специалистом, который должен проверить, точно ли у меня нет долгих последствий от полученного по мозгам удара, а заодно подробно расспросит о событиях прошлой ночи. Так дядя сказал.

— Короткий Шаг часто помогает княжьим людям преступников искать. Татей ловят, торговцев дурманом, иных преступников. Воровскими делами не интересуются, — тут дядя скептически усмехнулся, — во всяком случае, так они говорят.

Татями называют бандитов, в то время как слово вор относится к преступлениям, связанным с политикой. Крамола, предательство и всё в таком духе. Понятно, почему Милорад сомневается. Хотя формально Обители не вмешиваются в государственные дела, фактически каждая из них крепко связана с властными группировками и имеет свои интересы. Будет очень странно, если тихушники, имеющие возможность собирать на оппонентов компромат, ей не пользуются.

Вспомнив переданную Завидом сплетню, решил уточнить:

— Говорят, они мысли читать умеют?

— Враньё! — отрезал дядя. — Кое-какие образы из памяти вытащить могут, это да. Десяток человек на всю Обитель. Но чтобы именно в мысли залезть, нужно человека до такого состояния довести, когда он и так сам всё выболтает. Когда я там учился, старцы подробно объясняли, почему людей на допросах пытают и особыми настоями поят, заодно и про чтение мыслей рассказали. Почему его не используют.

— Ты учился у Короткого Шага? — удивился я.

— Да. А что?

— Ты наследник. Я думал, тебя к Испепелителю посылали.

— У Испепелителя мудрости Деян набирался, — отмахнулся дядя. — Отец, твой дед, тогда не знал, в какую Обитель лучше детей посылать, так что меня отправили к Короткому Шагу, Деяна к Испепелителю, ну а Ратибор у Лесного Князя год провел. Пламену, сам понимаешь, только к Исцеляющей. У нас в роду и сейчас нет такого, чтобы всех детей в одну Обитель отправлять, как в некоторых других. Хотя у Синеокого ты первый.

— Почему?

— Никто из детей не просился, а особой необходимости не было.

За разговорами о семье мы дошли до площади, на которой стояла Обитель Короткого Шага. Узнал кое-что новенькое. Мы ведь стоим слегка наособицу, у нас мало родственных связей с другими родами княжества, что и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что частые боярские свары нас обходят стороной, не втягивая, плохо… Ну, к примеру, дед сотником в Заозерской сотне не станет, пусть по умениям и авторитету вполне мог бы. Старшие для того и вписались в нынешний поход, что, благодаря ему, есть возможность чуток приподняться.

В Обители нас ждали. Дежурный служка (кандидат в старцы, проходящий ученичество и выполняющий поручения руководства), стоило представиться, проводил нас в светелку, куда спустя малое время подошел вызванный мастер. Звали его Волк, и термин «тихушник» не подходил ему совершенно. Старец был высоким, громким, улыбчивым, с мощными жилистыми руками и короткой борцовской стрижкой.

Думаю, при желании он мог бы разговорить и каменную статую.

— То, что мысли путаются, это ерунда, — объяснял Волк после осмотра. — Вовсе мог месяц или год прошлого забыть. Нашли бы тебя на улице, беспамятного, и никаких следов. Да ты вообще везунчик, отрок! Сам посуди: когда ты в ворота входил, на заднем дворе те двое, что ворота поначалу караулили, в кузнецов дом залезшего молодца вязали. Тот к Ждановой внучке тайком пробраться думал, люба она ему, вертихвостка. Поэтому тебя при входе кистенем в лоб не встретили. Далее, поморочник на помощников надеялся и по сторонам особо не смотрел. Ты его врасплох застал. Он к тому времени почти всю семью обработал, устал, силенок у него не особо много осталось. Ну и не ожидал он, что обычный отрок в него под мороком Заморозкой кинет! Лепестком ещё куда ни шло, а вот Заморозку — точно не ждал! Расслабился, подошел поближе… Нет, ты не думай, я твоей заслуги не умаляю, но всё же любит тебя удача!

Да я, в общем-то, и сам понимал, что повезло.

— Откуда он взялся? — мрачно спросил Милорад.

— Сами хотим знать. Сильных поморочников мало, они все на слуху, а этого опознать не можем. Сейчас тело вскрывают, попробуем по сплетению определить, в каких краях учился и какой школе принадлежал. Жаль, тулово насквозь проморозило.

— А что он с семьёй Ждана делал? — спросил я.

Отрок не должен влезать в разговор старших, но сейчас меня наказывать, вроде, не за что. Со мной ведь уже разговаривают, и я никого не перебиваю, не хамлю, веду себя почтительно. В иной ситуации дядя бы мигом оплеуху отвесил.

— Ничего особенного, просто агрессию повышал. До конца дела не довел, поэтому против кого, мы не знаем.

— Так тоже можно?

— От многого зависит, — стал серьёзным Волк. — Кто морок накладывает, насколько развито сплетение у жертвы, какова у неё сила воли, в каких условиях приходится работать. Интересно стало?

— Не хочу чувствовать себя беззащитным, — честно признался, не видя смысла таиться.

— Тоже верно. — Старец задумался, посмотрел на меня с прищуром, кивнул своим мыслям и пододвинул ближе письменный набор, стоявший на столе. — Вот что сделаем. Раз уж ты у нас отличился, будем считать, тебе положена награда. За храбрость в бою. Держи, — он протянул исписанный крупным почерком лист. — С этим тебя пропустят ко мне на занятия. Послушаешь, как мороки замечать, как с ними бороться, ну и самому как накладывать, не без того.

Милорад не возражал, поэтому и я не стал отказываться. Встав, с поклоном принял пропуск и витиевато поблагодарил за оказанную честь. Мы ещё немного поговорили, старец рассказал, когда и куда приходить на занятия, снова заверил, что у меня с мозгами всё хорошо и деликатно выпроводил восвояси. Мы не сопротивлялись, потому что своих дел хватало.

Уже дома, вечером, дядя выразился в том духе, что Волк непрост. Да по одному имени понятно, что не прост! Звериные имена — Волк, Рысь, Белка и другие — дают в семьях не самого высокого статуса, проще говоря, бедняков. Точно так же только князья носят двухсложные, включающие слоги — слав и — влад. Формального запрета нет, просто если боярин назовет сына Владиславом, то это — заявка, которую надо подтверждать.

Чтобы выходец из бедной семьи достиг положения старца в Обители, он должен обладать незаурядными способностями. В первую очередь — интеллектуальными. Так что Волка я не собирался недооценивать.

По сравнению со средневековьем моего прошлого мира, в этом поразительно доступны знания. У нас века до восемнадцатого-девятнадцатого, в России и до двадцатого, возможность получить образование служила маркером принадлежности к высшему классу, исключения редки. Речь не о том, чтобы выучиться читать-писать, базовая грамотность при желании и крестьянам была доступна, не из самых бедных, разумеется. Я говорю о латыни, поэзии, исторических хрониках и геометрии, то есть всему тому, что давалось либо нанятыми учителями, либо зачитывалось в относительно немногочисленных университетах. Здесь ситуация совершенно иная, основами истории, географии, биологии, математики и химии владеют вообще все. Да, на самом примитивном уровне, но — все!

Причин я вижу две. Во-первых, у здешнего общества значительно больше ресурсов. Парадоксальная ситуация. Высокая смертность и враждебная природа не мешают крестьянам собирать огромные урожаи, обеспечивая пропитанием как себя, так и остальных жителей княжеств. Правда, с логистикой постоянные сложности, отсюда большое количество мелких городков со сравнительно небольшим населением. Урожай ржи сам-восемь без проблем деревенские обеспечивают собственными силами, в хороший год земля родит сам-пятнадцать, если же погода плохая, то приглашают старца из Обители Лесного Князи или Синеокого. Голода (массового) не бывает. К тому же еда разнообразная, кроме хлеба много видов овощей и фруктов с широкой палитрой вкусов. Несколько хуже обстоят дела с мясом и молочкой. Не в том плане, что их мало, просто местные коровы и внешне отличаются от привычных мне, и молоко у них немного другое, больше на козье похожее. Курицы здорово смахивают на павлинов, только без хвоста, несутся серыми в черную крапинку яйцами.

Во-вторых, религиозная подоплека. Обители рассматривают распространение знаний как исполнение воли Ушедших Богов, а народ здесь чрезвычайно религиозен. Сложно сомневаться, когда постулаты религии подтверждаются на каждом шагу. Отсюда стремление старцев не столько к проповеди, сколько к обучению молодежи, отсюда же колоссальное уважение к учителям и просто мастерам, воспитавшим достойных учеников.

Также следует упомянуть о большом количестве источников знаний. Род неразрывно связан со своим столом — хранилищем информации и показателем статуса, практически неразрушимым артефактом, являющимся величайшей ценностью и святыней. Родов много, как следствие, столов тоже. Сведения многократно дублируются и распространяются, при невозможности получить их из одного источника на помощь сразу приходит другой. Монополии нет, установить её невозможно.

Интересный момент, многое говорящий о людях. Исторические хроники пишут на бумаге! Дело в том, что информацию, попавшую в стол, полностью стереть нельзя. С корректировкой возникают сложности, а удалить окончательно — никак. Поэтому, после ряда неприятных для всех участвовавших сторон событий, было принято негласное решение летописи вести на бумаге. Чтобы переписать при изменении политической конъюнктуры было реально. Насколько мне известно, эта практика поддерживается во всех странах мира.

Моё желание учиться сначала у Князя, потом у Синеокого, принципиальных возражений от родни не встретило. Они не понимали, зачем сразу у двух в малом возрасте, но само желание учиться одобряли. Старшие были бы недовольны, окажись я теоретиком, склонным сидеть в уютной светелке, зарывшись в бумаги — здесь очень плохо относятся к тем, кто много говорит и мало делает. Таких считают пустыми людишками. Однако в лес я ходил, на чудищ вместе со всеми охотился, тренировок, пусть и без радости, не избегал, так что претензий ко мне не было.

Известие о том, что я теперь ещё и к Короткому Шагу хожу, вызвало небольшой поток шуточек и не более. Причину все прекрасно понимали и одобряли. Надо сказать, вся эта история наделала много шума, потому что в массовом сознании мороки ассоциировались с чем-то колдовским, потусторонним, отсюда проявляемый к ним интерес.

Наставником Волк оказался отменным. Объяснял просто, доступно, приводил жизненные примеры, с удовольствием отвечал на вопросы и поощрял их задавать. Когда я после первого занятия подошел к нему и попросил кое-что пояснить (группа из пяти человек училась уже месяц и, естественно, ушла вперед) он не только уделил почти час своего времени, но и записку написал с перечислением тем, которые надо изучить.

Приходил Ждан с двумя сыновьями, прилюдно поклонился и благодарил за спасение. По Правде за ним долгов нет, потому что жизни ни его, ни его домочадцев ничего не угрожало, но чисто по-человечески кузнец чувствовал себя обязанным. Надо полагать, отдариваться будет.

Кое-что удалось узнать про поморочника. Город на самом деле маленький, пусть и считается крупнейшим по местным меркам, люди друг друга знают и путем простых расспросов удалось выяснить, что покойный недавно пришел с обозом из южного города Булаш. Хозяин обоза клялся и божился, что ничего про него не знает. Купец, скорее всего, врет — слишком уж быстро он собрался и покинул Березов после происшествия — но формально придраться к нему причин нет. Не в ответе он за попутчика.

Помощников поморочника найти тоже не удалось, как сквозь землю провалились.

Из личных новостей — приехал отец. Он не слишком умеет выражать эмоции, но в том, что своих детей любит, никто не сомневается. Поэтому нет ничего удивительного, что Ратибор сорвался с места, прослышав о случившемся с сыном несчастье. У нас вся семья дружная. Здесь вообще родственные узы очень крепки, можно сказать, клановая система во всей красе, однако относиться к родне можно по-разному. Потребительски или с любовью. Что деду в заслугу надо поставить, так это его способность правильно воспитать детей и сделать так, чтобы они не считали друг друга соперниками. Исключение одно есть, но о нём позже.

Как я отношусь к своей второй семье? Как к семье. Своей. Старая память начала просыпаться после принятия божьего дара и возвращалась постепенно в течение года, детский умишко успел твердо принять, что вот это — мама, это — папа, брат, другие родственники. Отказываться от них я не собираюсь.

Происходящее в городе Ратибору не понравилось. Он сходил в стражу, в Обитель Короткого Шага, пообщался со столь же недовольным результатами следствия Жданом и вернулся на подворье злой.

— Чего поход так задерживается? — тем же вечером насел он на старшего брата. — Два месяца назад должны были выйти.

— Не всё поделили, — совершенно спокойно объяснил ему Милорад. — Если прямо сейчас начинать, многие бояре будут против. Кошкины и Плоскиничи едва ли не треть доходов потеряют. Надо дать им хоть какой кусок, чтобы они войной не пошли.

— Князь им не позволит!

— На князя соседушки давят, да и не нужен ему в земле раскол. Поэтому наши набольшие сейчас по боярским домам сидят и торгуются, кому какую долю от будущего пути выделить.

Под «нашими» в данном случае подразумевались руководители купеческого объединения, затеявшего проект постройки короткого пути в Булгар.

— Так, может, зря мы влезли? — мрачно вопросил отец. — Не подвинут?

— Не должны, — рассудительно ответил дядя. — Мы ж не слишком широко рот разеваем, только на то, что проглотить можем.

В проект родичи вписались, планируя получить ровно то же, чего Миледи хотела добиться от кардинала Ришелье. Деньги и титул. Пока будет идти строительство дороги, шести набранным по княжеству ватагам предстоит кружить вокруг строителей и уничтожать лесных чудищ. Не защищать людей, этим займутся ещё две сотни непосредственной охраны, а действовать на дальних рубежах, предупреждая нападения. Каждой такой ватагой командовать назначается выборный сын боярский в чине сотника, и одним из них станет наш дед. Зачем ему это нужно? Ради статуса. Сын боярский стоит на ступень выше помещика, коим дед сейчас числится. После того, как он получит грамоту (от князя, при свидетелях) наш род в негласной табели о рангах поднимется вверх, тем самым получая больше возможностей для удовлетворения амбиций.

Да, позднее ватаги распустят, но это уже будет неважно. Главное, что и в памяти людей, и на бумаге новый статус окажется зафиксирован. Кроме того, дед получит право купить землю в одной из планируемых крепостец — немного, на малое подворье. Купить много нам не позволят, ибо «не по чину». Ну так много нам и не надо! Лишь бы для лавки, кузни, шорной мастерской или ещё чего места хватило. Учитывая предстоящий грузопоток, там что ни построй, чем ни торгуй, всё равно покупатели валом повалят.

Глава 5

В практическом плане приезд отца вылился в отсутствие времени. Занятия у Синеокого и Короткого Шага дополнились тренировками с родичами, а ведь обязанностей отрока с меня никто не снимал. Дошло до того, что я начал завидовать Завиду, и плевать, что тавтология.

Продлился мой личный цейтнот недолго.

Всегда считал, что по-настоящему серьёзный бунт без поддержки элитарных группировок не обходится. Помощь может быть внешней, когда иная страна стремится устроить неприятности соседям-конкурентам, или внутренней, в случае разборок между властными кланами. Не суть важно. Страдают в любом случае простые люди.

В столице есть три района, считающихся прибежищем бедняков. Промышляют тамошние обитатели обслуживанием приходящих купеческих обозов, нанимаются на строительство, выполняют различные работы для горожан и в целом изыскивают любую возможность заработать лишнюю медяшку. Народ там не слишком законопослушный. Однако, пусть случайно забредшему путнику голытьба может и по башке дать, в целом особых проблем они не доставляют — хотя бы по той простой причине, что десяток опытных воинов их обиталища в труху раскатает. Что, кстати, в прошлом случалось. Четыре года назад какие-то оборванцы умудрились ограбить мальца из Яриных, после чего боярская дружина устроила карательную акцию, совмещенную со всеобщим шмоном. Поговаривают, виновников тамошние бугры сами выдали, лишь бы избиение прекратилось.

Когда требовалась горластая толпа, там их и набирали.

Стража привыкла к ним, к безобидным брехливым собачонкам, и проигнорировала первые неприятные звоночки. Это уже потом выяснилось, что знали и о непонятных людях, шныряющих по бедным кварталам, и о появлении купцов с нехарактерно большими партиями боевой алхимии, и о прибытии в город из поместий дружин некоторых бояр… Не обращали внимания, пока поздно не стало.

Для нас бунт начался с грохота, перебудившего людей и заставившего их с очумелым видом заполошно повскакивать на ноги. Спали, по большей части, одетыми в исподнее, поэтому пока штаны натянули, оружие похватали и выскочили во двор, прошло какое-то время. Кажется, немного, но шум схваток явно усилился и вроде стал ближе. То, что в городе дерутся, причем с применением боевых заклятий, опытные воины определили сразу. Старшим на подворье сейчас Милорад, он и принялся раздавать команды — брони вздеть, отрокам сидеть на стенах и кричать, если увидят кого, бабам и холопам сидеть тихо и не мешаться, ревущую живность успокоить. Сам он тоже залез на стену, на наблюдательную площадку, и принялся всматриваться в темноту, пытаясь понять, что происходит.

Я к тому времени уже минуты две сидел на верхотуре и кое-что заметил:

— В той стороне, — указал я рукой. — Двое, по шишкинскому подворью чем-то огненным шмальнули. Погасло почти сразу, но не до конца.

— У шишкинцев огневики сильные.

Неизвестно, что он хотел добавить — снова полыхнуло, прямо у нас на глазах. Причем даже я, не боги весть какой знаток, опознал заклинание Огненной длани, строжайше запрещенное к применению на территории поселений. Собственно, любые боевые заклятья в городах и селах применять нельзя, просто за некоторые вира маленькая.

— Бой идет, — озвучил очевидное дядя. — Ратибор!

Отец, уже одетый и оружный, плавно вскочил на стену прямо с земли.

— Я сейчас оденусь, возьму Третьяка, Несмеяна и Торопыгу, с ними схожу, выясню, что происходит, — принялся инструктировать его Милорад. — Ты с Хотеном иди к соседям, узнай, не нужна ли помощь и спроси, не знают ли чего. Если нападёт кто, бей без жалости. Там поджигатели бегают, шишкинское подворье пытаются поджечь.

— Вот …! — возмутился отец. — А здесь кого оставим?

— Тишилу и остальных. Всё, давай.

Пожары случаются редко. Всякий вой хотя бы на низшем уровне владеет «усмирением пламени», навыком, позволяющем до определенной степени контролировать огонь. То есть если где-то что-то загорается, то сначала пожар быстро локализуют, а потом сверху бросают пару-тройку заклятий на основе воды, в особо запущенных случаях дождь вызывают.

Воинов в городе, конечно, много. Однако тушить возгорания им в обычной обстановке не мешают.

Всего сейчас на подворье полтора десятка опоясанных, из них трое старшие гридни — дядя, отец и Тишило, который не из нашего рода, но из той же сотни. Он с двумя родичами по делам приехал в город и в другой ситуации сейчас командовал бы, имей под своей рукой воев побольше. Род у дяди знатнее и славы он больше взял, пока с ватагой ходил, зато Тишило возрастом старше, так что формально они равны. Хорошо, что спорить из-за командования они не станут, потому что мне обстановка вокруг совершенно не нравится.

— В Кузнечной слободе дерутся, — крикнул я сверху в спину уходящему Милораду. — Молния сверкает.

Оставшийся наверху отец обернулся, посмотрел и снова выругался. Грозовиков, способных использовать электрокинез, очень и очень мало, эта способность требует долгого и вдумчивого освоения под присмотром опытных целителей. Так что, если кто-то швыряется молнией, значит, в схватке участвует как минимум дружина сильного боярина.

Отец ушел, спустя пару минут вместо него прибежал Завид с моими кольчугой, шлемом и копьём. После того, как я полностью вооружился, в моральном плане стало немного легче и по углам перестали мерещиться тени чужаков. К тому же приятель поделился мешочком настойки «кошачьего зрака», позволяющей худо-бедно видеть в темноте. Стимулятор, конечно, на организм влияет плохо, часто его принимать нельзя, но остальные варианты недостижимы или по последствиям хуже. Модификация глаз у целителя стоит дорого, да и не любят они править подростковый организм без нужды, а оборотнем стать сложно, к тому же старцы Лесного Князя не всех учить соглашаются. Остаются зелья разной степени токсичности.

Собственно говоря, до самого утра больше ничего особенного не произошло. Народ бегал, суетился, что-то делал; кто поопытней, просто сидел и ждал, посматривая через забор на улицу. Или с соседями общался, плодя слухи на ровном месте. Через час вернулся отец, он договорился насчет возможной подмоги, но вызнать ничего не смог — его собеседники сами строили догадки. Ещё спустя час появился дядя Милорад, сказал, нападавших понемногу ловят и выдавливают из города. Пытавшуюся громить ремесленников толпу уже разогнали, ищут тех, кто её направлял.

Нас не трогали, всего несколько подворий по окраинам пострадало. В принципе, этого следовало ожидать. Ратная слобода состоит из подворий, принадлежащих сотням вроде нашей или средней руки боярам, то есть тоже людям, крови не боящимся и умеющим её пускать. Дружины у них маленькие, но зубастые. Нападать на всех нас означает получить гарантированные потери с сомнительным результатом, поэтому громили либо ремесленные кварталы, либо владения верхушки княжества. Бедняки надеялись поживиться в домах относительно богатых горожан, среди которых воинов, конечно, много, но они не слишком умелы. Чего добивались организаторы бунта, мне неизвестно, поэтому зачем они нападали на княжеских приближенных, сказать не могу.

Откуда знаю, кто больше других пострадал? Так видно же, где дерутся. К тому же, отец наплевал на возможные штрафы и создал Воздушное Око — заклинание, позволяющее взглянуть на местность с высоты метров в двести. Он в городе не один такой нашелся, Око и его аналоги многие создавали. Что характерно, ни старцы, ни стража волшбить не мешали, хотя при желании могли бы заклинание развеять.

Словом, бузотеров подавили быстро, уже к утру от нелепого и довольно-таки кровавого бунта остались только следы. Трупы на улицах, сожжённые дома, разгромленные лавки и рынки. Стража вместе с дружинниками разозленных бояр окружила кварталы нищеты и тупо хватала всех обитателей, не взирая на возраст, пол и прежние заслуги. Старшие сказали, их будут поморочники допрашивать, выясняя степень участия в событиях ночи.

Одно мне осталось непонятным — зачем? Вот зачем устраивать беспорядки, губить людей, прилагать усилия и вкачивать ресурсы в организацию заведомо провального мероприятия? Понятно же, что бунт подавят. Должна быть веская причина, верно?

Нас, отроков, в следующие два дня со двора не выпускали. Никого не выпускали — даже на стихийный рынок, образовавшийся у городских ворот, за покупками ходили взрослые мужчины, хотя в прежние времена этим занимались исключительно женщины. Суровость режима объяснялась нервным состоянием стражников, жестко винтивших всех, показавшихся подозрительными. Старшие воины известны, их знают в лицо, к тому же, прессовать их без веского повода чревато неприятными последствиями, но и они старались на улицу без дела не выходить. Обстановка в городе царила тревожная, власти и люди не знали, кому можно доверять.

Зато дядя Милорад поговорил со знакомыми стражниками и сумел кое-что выяснить насчет событий той ночи. Оказалось, основной (не количественно, а качественно) удар пришелся на подворья Красного поля, обиталища вятших боярских родов. Пострадали многие приближенные князя, некоторые постройки сожгли, количество трупов исчислялось сотнями. Причем кого погибло больше, воинов или гражданских (насколько живущий в средневековье человек может считаться гражданским), дядя сказать затруднялся. Однако, по его словам, потери могли бы быть больше, не заметь прознатчики странного шевеления в округе и не подними они тревогу.

Сбежать удалось далеко не всем нападавшим, многие из них остались на поле боя мертвыми, кое-кто попал в плен. Сейчас их допрашивают. Ходят упорные слухи, что все они принадлежат к вольным ватагам южан и были наняты роднинской верхушкой. Звучит логично — у нас с Родней отношения напряженные, а с недавних пор, как появился проект дороги на восток, на границе едва ли не каждый месяц случаются стычки. Из-за нового торгового маршрута они многое потеряют, вот и стремятся помешать строительству.

Если слухи окажутся правдой, начнётся война. Причем из обычной свары между княжествами, ведущейся по негласным правилам, она вполне может перерасти в полноценную кровавую мясорубку, каких не случалось уже лет пятьдесят. Слишком много противоречий накопилось между землями, князьями, боярскими группировками и Обителями, переговорами их не разрешить. Под предлогом «невинно побитых купцов» нападёт на нас Мстиславль, вмешается Черниград, затем подтянутся остальные земли — и пойдёт потеха! Лет через десять опомнятся, когда четверть населения вымрет.

Нас на войну сразу не призовут. Порубежные сотни вроде нашей обязаны приходить только на общий сбор, когда князь созывает ополчение всей земли. Мы, образно выражаясь, «третьей очереди», у нас своя повинность — сдерживать обитателей темных лесов. Никто не хочет получить удар орды в спину в самый нежданный момент, отчего порубежников стараются по возможности беречь. В походы ходят и набеги отбивают боярские дружины вместе с городскими стражниками. Впрочем, закон не мешает тому же Тишиле отпроситься у сотника и во главе таких же удальцов наняться в княжье войско «охотником», от слова «охота», «желание». Добровольцем, проще говоря.

То, что сотня называется сотней, не означает, что она является таковой по факту. Иногда численность бойцов, состоящих в ней, доходит до двухсот или даже трехсот. Правда, на такие смотрят косо и заставляют разделиться административными методами, но к тем, кто меру знает и приличия соблюдает, власти санкций не применяют. Потому что жизнь в пограничье опасная, где сегодня десяток, завтра всего два человека, один из которых — дитё малое. Кроме того, пограничники служат своего рода резервом на случай чрезвычайных ситуаций и, если этот резерв пустили в ход, в местах проживания кто-то всё равно должен остаться.

— Слыхал?! — на завалинку рядом с разложенной кольчугой плюхнулся Завид. — Князь Чеслава Кошкина в поруб посадил! Говорят, его людей опознали среди тех, кто на безсоновское подворье нападал!

Я отодвинул от него плошку с маслом — заденет ещё. В принципе, звучит логично, без внутренней поддержки на бунт низы не поднять и нападение на центр города не провернуть. Участие Кошкиных тоже объяснимо. Род сильный, тесно связанный с югом, немало потерявший от последних решений князя и потому находящийся в оппозиции к нему, в попытке выправить положение вполне мог решиться на авантюру. Только вряд ли они действовали одни.

— Про Плоскиничей ничего не слышно?

— Ну ты голова! — восхитился Завид. — У их дома сторожу выставили, велено со двора никуда не ходить и сыску препятствий не чинить.

В другое время я бы сказал, что теперь, с ослаблением двух основных противников проекта постройки дороги на восток, он наконец-то перейдёт в практическую стадию. Сейчас просто не знаю, чем дело кончится.

Когда в городе стало поспокойнее, мы с Завидом сходили в Обитель Синеокого. Старцы вели себя так, словно ничего особенного не произошло, спокойно продолжая учить и тренировать. Впрочем, возможно, по меркам многих из них недавний бунт выглядит мелкой неприятностью. Чем сильнее развито божье сплетение, чем выше контроль над ним, тем дольше может прожить человек, а в Обителях собираются лучшие. У тамошних мастеров сплетение и количественно, и качественно на высочайшем уровне, поэтому некоторым старцам за три сотни лет перевалило. Хотя такой возраст, конечно, редкость, долгожителей всего десяток на столицу наскребется. Сколько они на своём веку всякой дряни перевидали?

В Обители стоял аншлаг, народ внезапно возжелал подтянуть воинские умения. Ристалищ не хватало, старцы установили очередь и шпыняли тех, кто пытался пролезть без неё. Наши сверстники, временно оставшиеся без занятия, сбивались в стайки и общались, пересказывая друг другу, кто как пережил ту ночь и что видел. Тяжелее всего пришлось ремесленникам, особенно из слободок, примыкавших к бедным предместьям.

— Нам ещё повезло, — говорил русоволосый крепыш, только что закончивший махать топориком под присмотром более старшего парня. — Наш двор затушить успели. Прибежал воин, быстро огонь погасил, воды плеснул и дальше побег, мы даже не узнали, как звать его. А соседи сгорели.

— У нас бабку убили, — тихо сказал стоявший рядом худощавый паренек в рубашке, украшенной вышитыми цветами. Похоже на подарок невесты жениху. — Она увидела, как двери ломают, выскочила, стала их стыдить, ну и…

Убитых было много, или складывалось такое впечатление из разговоров. Как всегда, первыми пострадали наименее защищенные — те, кто сам недалеко ушел от бедняков. Они селились ближе всех к слободкам нищеты, они не могли успешно защищаться, у них было, что взять. Им отчаянно завидовали те, кто не желал трудиться или кому просто меньше повезло в жизни. Поговаривали о вырезанных семьях, изнасилованных девушках, сожженных домах.

Социальной поддержки от государства здесь нет. Разве что Обители или отдельные бояре считают нужным как-то помочь обездоленным. Надеюсь, они сочтут нынешний повод достаточно весомым, чтобы растрясти мошну и хотя бы построить дома на месте сгоревших, их не может быть слишком много. Впрочем, если вскоре начнётся война, тратить в её преддверии деньги на чужих людей никто не станет.

Текущее положение новые сведения прояснили, причины событий оставались скрыты. Я по-прежнему не понимал, какую цель преследовали неведомые организаторы бунта. Боеспособность княжества не пострадала, органы власти продолжают действовать, разве что появился формальный повод для стороннего вмешательства. Купцов с юга побили, их обозы разграбили, многие из них сейчас сидят в порубах и ожидают суда. Но тут как — поводом больше, поводом меньше… Если Родня захочет напасть, о формальностях она задумается в последнюю очередь.

В тот же день, только слегка позднее, забежал к Короткому Шагу. Людей здесь оказалось поменьше, зато старцы, да и простые ученики, ходили напряженные, с целеустремленными выражениями лиц. Занятий не проводилось, но мне повезло поймать Волка в переходе и узнать у него о ближайших перспективах.

— Завтра приходи, — огорошил меня препод. — Сегодня кое-какие дела закончим, а с завтрашнего дня обитель продолжит работать в обычном режиме.

— Южан ловите? — рискнул предположить я.

Вообще-то говоря, не моё дело. Но предположение напрашивается и за спрос по башке дать не должны.

— Поджигателей, — назидательно помахал пальцем в воздухе Волк. — Поджигателей и убийц. Они, знаешь ли, с разных сторон съезжались.

— Как вы их пропустили только? — продолжал наглеть я.

— Не пропустили, — вздохнул старец. Посмотрел на меня с сомнением, пожал плечами. — Ладно, всё равно скоро узнаешь, сплетни уже ползут. Лучше сам расскажу. По их плану начать должны были не два дня назад, а сегодня, нынешней ночью. Три ватаги удальцов к городу подходили. Наши, в смысле, княжеские прознатчики, о том узнали и ватаги на границе перехватили и посекли. Те, кто бунтом руководил и организовывал, поняли, что за ними следят, быстро сориентировались, подняли людишек на бузу, а сами скрылись под шумок.

— И доказательств нет.

— Вот видишь, ты сам всё понимаешь, — открыто улыбнулся Волк. Вербует или рефлекс? Скорее, последнее, зачем ему сдался младший отпрыск не самого сильного рода.

Значит, верхушка сбежала, бросив исполнителей на убой. Непонятно только, почему они сдали бояр — всё-таки агентов влияния принято беречь, насколько я понимаю. Впрочем, вполне возможно, что понимаю я неправильно, или просто не видели смысла заботиться об отработанном материале. Тогда Кошкины и Плоскиничи не более чем инструменты для одноразовой акции и допросчики ничего ценного из них не вытащат при всём рвении.

Глава 6

Вече собрали невероятно поздно, когда народ успел остыть. В первый день самые горячие головы предлагали идти, бить южан, однако сначала пошли разговоры о том, что в погромах отметились не только роднинские, но и иные «гости», потом взяли под стражу наших собственных бояр, время ушло и люди успокоились. Тем не менее, обсудить происшедшее и решить, что делать дальше, было необходимо.

В любой земле, в каждом княжестве власть состоит из трёх опор — князь, бояре, вече. Влияние у них везде разное. В центральных и юго-восточных регионах земель словенских традиционно сильны князья, у них больше прав и они, в общем, способны продавить любое или почти любое решение. На севере и крайнем юго-западе держат марку бояре, они могут согнать — и сгоняют — неугодных им князей, а вече либо не собирается, либо служит средством придания законности решениям группировок. В восточных и северо-восточных землях очень велико влияние народных собраний. Здесь существует сильный институт представителей, много различных объединений вроде купеческих союзов или собраний бронников, пользуются весомым авторитетом Обители.

Князь, конечно, мог бы отправиться в поход без одобрения веча. Это его право и в чём-то долг — добывать славу себе и дружине. Воин обязан демонстрировать молодецкую удаль, иначе общество его не поймёт и начнёт воспринимать в качестве обманщика, занимающего место не по праву. Князь, в свою очередь, должен обеспечить служащим ему бойцам возможность для демонстрации силы, ярости, удачи, наградой которых станет взятая в бою добыча. Хотя с общественной точки зрения добыча не столь важна, подтверждение статуса важнее.

Помнится, в каком-то фильме, ещё в прошлой жизни, главный герой кричал нечто вроде «я не хочу войны»! Настоящий князь такого никогда не скажет. Князь — это и есть война.

Согласие веча на поход позволяет возложить часть расходов на подготовку на общество. В зависимости от традиций и законодательства, деньги выделяют городские советы (или одна дума, столичная) либо просто граждане скидываются кому сколько мошна позволит. Кроме того, вече может нанять охочих людей — а может не нанять! — в крайних случаях объявляет сбор ополчения на полноценную войну. Короче говоря, со стороны князя выгодно заручиться поддержкой горожан.

Нас, отроков, на площадь не допустили. Находиться на ней имеют право исключительно голосующие, то есть хозяева подворий с доходом выше определенного ценза. Учитывая, что подворьями в Березове владеют не только отдельные люди, но и организации вроде нашей сотни, можно говорить о полноценном представительстве всей земли. Поэтому решения столичного веча обязательны для княжества и никем не оспариваются, отказ исполнять приговор равносилен мятежу. Подсчетом голосов занимаются редко и только по особо значимым вопросам. Как правило, согласие или отказ от предложения определяют «на глазок», по количеству поднятых в воздух рук с зажатыми шапками. Если точно сказать нельзя, обычно вопрос откладывают.

Итак, на самой площади — голосующие, по бокам их помощники и крикуны-подпевалы, дерущие глотку по указке хозяина, в ведущих на главную площадь улочках, на крышах и вообще где получится толпятся зеваки, с удовольствием обсуждающие всё и всех, кто на глаза попадётся. Особенно доставалось главным действующим лицам, собравшимся на особом помосте. На площади принято кучковаться по территориальному признаку, то есть жители одной слободы обычно толпятся вместе. Исключение составляет небольшое число вятших бояр, живущих рядом, но стоящих во главе поддерживающих их групп. Боярин Милобуд Заточник, к примеру, находился в окружении восьми известных купцов, тоже пришедших на вече не в одиночестве, точно так же окружены своими людьми другие лидеры. Достаточно посмотреть на них, чтобы понять, кто с кем находится в союзе.

Отдельно от всех, на деревянном помосте, возвышаясь над толпой, тихо переговаривалась между собой верхушка земли. Князь, трое или четверо его ближников, настоятели Обителей, тысяцкий, посадники во главе со степенным посадником, избранные советники от Совета сотских. Тысяцкий у нас отвечает за всю торговлю и торговый суд, степенной посадник фактически является главой исполнительной власти и основным ограничивающим аппетиты князя элементом системы, Совет представляет интересы порубежников и «житьих людей» — ещё не бояр, уже не простых родовичей. Наш род можно было бы назвать житьим, будь мы побогаче, владей землей в городах или води собственные обозы в иные земли на постоянной основе. Но так как мы записаны в сотню, то считаемся порубежниками.

Что ещё сказать? Женщин мало, они в политической жизни участвуют редко, хотя в правовом и экономическом плане вполне самостоятельны. Драки на вече случаются крайне редко, буянов быстро растаскивают и на следующее собрание не пускают. Схватка двух сильных воев может разнести приличный кусок города, поэтому лучше сразу охладить пыл горячих голов, чем потом отстраиваться.

— Чего там, чего? — прыгал на месте Завид, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь из-за плотной стены сомкнутых спин.

Его уже турнули с площади, малость не побив, но он никак не хотел успокаиваться.

— Князь говорит, — передали спереди. Другие способы сообщить о происходящем на площади регулярно сбоили. — Сказал, те ухари, что город жгли, приехали в обозах роднинских купцов. Надо бы в ответку сходить.

Предложение народ поддержал согласным гулом.

— Просит у веча слова над стражей и пять тысяч гривен на войско, обещает белозерцев нанять.

— Зачем белозерцы? Будто сами не справимся! Лучше своим заплатить.

— Вот и Хват Годинич так кричит.

— А кто Мстиславль держать будет?

— Посадник вышел. Говорит, там не только роднинцы были, ещё много кто, разный люд. Со всем югом, что ли, воевать? Кошкиных чагайцы подкупили, до них при всём желании не дотянешься.

Общественное мнение желало войны, расходились только в масштабах. Князь хотел большого похода с созывом ополчения и переходом под его власть городской стражи, посадники не желали давать ему слишком много полномочий, зато не возражали выделить деньги на наём вольных ватаг. Настоятели Обителей помалкивали. Там, конечно, собрались сильнейшие бойцы, но они в усобицахучаствуют редко, практически никогда, выступая в качестве сдерживающего фактора.

Вскрывшееся участие Чагая меня ничуть не удивило. Большая и богатая страна, влиятельный перекресток торговых путей, она давно делала попытки укрепиться на севере. Слышал жалобы купцов, что чагайцы не пускают их торговать через свои владения и надо бы южан окоротить. Раньше повода не было, теперь появился.

Спустя пару часов криков и обсуждений решили следующее. Мобилизацию не объявлять, потому что ополчение созывается только в случае полномасштабного внешнего вторжения, какового сейчас не видно. Так как усобица не княжеская, обида нанесена всему столичному городу, вече берется за свой кошт снарядить не менее тысячи войска и вдобавок выделит три тысячи гривен на наём вольников. Также посадники обеспечивают войско припасом и отправляют посольства в соседние княжества для объяснения причин начала войны, будут просить помощи у союзников.

Тысяча воинов от города, триста человек княжеская дружина, пятьдесят — сто у каждого из сильнейших бояр, сколько-то выставят бояре рангом поменьше, да вольники, да охотные люди… Три тысячи наберется точно. Нормальная численность войска, которое средних размеров княжество может выставить не надрываясь. Причем учитывать надо не только количество, но и качество — иной боярин в одиночку сотню опоясанных бойцов разметает.

Я сразу подумал, что от семьи кто-то обязательно будет участвовать. Род сейчас должен демонстрировать силу и активность, подтверждая заявку на более высокое положение в княжестве, чем мы занимаем в данный момент. Так оно и вышло. Вечером дядя Милорад позвал отца и Остромира, заодно и меня прихватили. Отрок, тем более родич, обязан набираться мудрости от старших, поэтому младших поощряют присутствовать на совещаниях да помалкивать.

— Попробую ватажку малую собрать, — прикидывал дядя. — Если сразу десятком наниматься, условия по ряду лучше.

— Сейчас много кто захочет свою ватагу повести, — засомневался отец.

— Остромира возьму… Нет, не проси, Ратибор — ты при ходьбе иной раз кривишься, думаешь, не вижу! Нас двоих за глаза хватит. Торопыга и Несмеян тоже захотят, они потому и пришли в Березов, что славы ищут. Надо ещё воинов шесть найти.

Я поднял руку, привлекая внимание.

— Говори, Тихомир.

— К Ждану-кузнецу зайди. Сам он вряд ли пойдёт, но его сыновья с ватагами ходили, может, и сейчас пойдут. В худшем случае, снаряги даст задешево.

— Дело говоришь, — признал дядя. — Бойцы из ремесленников не шибко хорошие, ну да за полмесяца натаскаем.

— Мы по знакомым пройдёмся, поспрашиваем, — пообещал отец.

Десяток дядя соберет, возможно, даже большой, то есть двенадцать человек. У Милорада хорошая репутация, причем как в среде порубежников, так и промеж купцов, часто нанимающих воинов для охраны обозов.

Насчет ремесленников, о которых он нелестно отозвался, следует сказать подробнее. Начать придётся издалека. Пахари, они же ратаи, могут попутно заниматься каким-либо ремеслом, например, горшки лепить и продавать, изготавливать на продажу сани и телеги, ткать, резать кость и так далее. Для них это дополнительный заработок и побочная деятельность, из сословия они не выходят. Точно так же кузнец или горшечник, открывший собственную лавку и продающий плоды своего труда и изделия помощников, купцом не считается. Воин — всегда воин. Заниматься чем-либо ещё для него считается недостойным.

Однако есть ряд профессий-исключений, заниматься которыми незазорно для профессионального бойца. Бронники, оружейники, шорники, коневоды, полевые хирурги, путешествующие торговцы (те, которые в лавках сидят, не в счет), речники и моряки, хоть у нас в княжестве они не появляются. Среди всех этих категорий принято попутно с освоением ремесла также изучать и воинское искусство, поэтому очень многие из них с полным правом получают воинский пояс. В дружину их, конечно, не возьмут, да и в полноценных наёмных отрядах они встречаются редко, но в войско или стражу примут с удовольствием. Молодые ремесленники часто ходят с ватажками удальцов, чтобы потом, нагулявшись, продолжить отцовское дело.

Содержание лошадей обходится дорого, поэтому позволить себе их могут только люди обеспеченные. В нашей семье три коня (кобыл мало и они почти всегда принадлежат заводчикам), почти все мужчины ходят пешком либо ездят на телегах, влекомых волами. Причем нужно учитывать, что местные лошади могут похвастаться крепкой чешуей и клыками, их рацион на четверть состоит из мяса.

Как следствие, основная часть войска — пешая. В поход идут налегке, припасы и амуницию везут в телегах, скорость у которых не шибко велика. Логистика диктует тактику. По сложившейся практике, войско состоит из двух частей, движущейся впереди конной и догоняющей основной, прикрывающей обоз.

Сборы в поход проходили торопливо. С границы пришли вести о стычках с роднинскими, местные воеводы объявили сбор и уже вовсю рубились с ватажками людоловов. Сами по себе ватажки не опасны, проблему представляет их прикрытие в виде полнокровных сотен. Вдобавок не исключено, что вмешаются южные союзники Родни, прислав подкрепление, или внезапно ударят наши старые недруги из Берестья. Хотя у последних отношения с Родней даже хуже, чем с нами, так что шансы отъехавшего туда посадника добиться нейтралитета велики.

Как и ожидалось, десяток дядя набрал и теперь с утра до ночи дрючил их на площадке за окраинами города. Недостаточно просто предъявить княжескому проверяющему бойцов, полноценный смотр включает в себя проверку оружия, брони, умения ходить строем, совместного держания магических щитов трёх разных типов и разных же атак, начиная от простой стрельбы из лука и заканчивая броском огня на дальность. Если всё получится, а, судя по обмолвкам, успехи есть, княжество заключит договор с «малой ватажкой Милорада из Острожских», что выгоднее и по деньгам, и по статусу, чем если бы нанимались по-отдельности.

Нас, отроков, привлекли к тренировкам. Нам — наука, бойцам — польза.

— Давай!

В ответ на команду дяди я швырнул в сторону сбившегося в плотную кучку десятка вторую за сегодня Заморозку. Тусклый синий шарик сорвался с руки и, быстро теряя скорость, на излете растекся ледяной волной по ставшему видимым магическому щиту. Милорад немедленно скомандовал отбой и, подойдя поближе, принялся изучать землю и промерзшую насквозь траву. Правильно выполненный щит подобного типа ставится вплотную к поверхности земли, зазор не должен превышать ладони, иначе при проверке засчитывается ошибка.

Лично я собой доволен. Раньше мне Заморозку удавалось кинуть в лучшем случае шагов на сорок, теперь уверенно держу дистанцию в пятьдесят. Тридцать пять метров примерно. Скорость создания, конечно, совсем иная, чем вблизи, и силы заклятье требует больше, но ведь получается же.

Дядя встал и пошел в сторонку, ничего не сказав. Наученный горьким опытом десяток, расслабившийся было, пока старший занят, немедленно заново выровнял строй, приготовив щиты.

— Все четверо, вместе!

Бран и Лиходей, ещё двое живших на подворье отроков, начали стрелять в людей стрелами с тупыми наконечниками, мы с Завидом подошли поближе и принялись бросать Лепестки. Землю слегка потряхивало — дядя проверял, не забыли ли его подчинённые прикрыться от удара снизу. Пока что десяток стоял крепко и щиты держал уверенно. Конечно, в реальном бою враг станет использовать заклятья на порядок сильнее, но и простые бойцы будут прикрыты более сильными союзниками.

— Давай ты Заморозку опять бросишь, — тихонько предложил Завид. — Ну, чтобы проверить, а?

— Хочешь сказать — чтоб дядя Милорад мне спину вожжами исполосовал? — уточнил я.

— Вот чего ты сразу?! — насупился Завид. — Ясно же, что Лепестками эту защиту не пробьёшь.

— Тебе и не надо. Они на время смотрят, сколь долго держать смогут.

— Дык до первого богатыря! — гыгыкнул друг. — Любой дружинник, не особо напрягаясь, весь десяток вынесет.

— Не любой, — поправил я. Завид любит преувеличивать и мне постоянно приходится его одергивать. Его язык однажды доведет до неприятностей. — Сильнейшие бойцы в битву вступают последними, князья их придерживают до конца. Причем сражаются, как правило, друг с другом, для них в бою со слабым чести нет.

— То да! Вот бы одним глазком взглянуть, как они бьются!

— Синеокому денежку заплати, старцы покажут.

— Они-то покажут, — насупился Завид. — Только я ничего не пойму.

Старцы Обителей и не только они за деньгу малую создавали неплохие иллюзии на основе воспоминаний очевидцев, этакий аналог документальных фильмов для одного. Беда в том, что схватки бойцов высоких ступеней ведутся на колоссальных скоростях и обычный глаз за ними не поспевает, не говоря уже о том, чтобы различить, какие именно заклятья используются. Я просмотрел три сражения и могу сказать точно — нихрена не понять. Шум, крики, команды старших, пыль столбом, сдерживаемые барьером языки пламени, разлетающиеся камни, сошедшиеся в рукопашной два сгустка молний… Ощущение капель крови, забрызгавшей лицо. В светлице, предназначенной для сеансов, стоит ведро специально для тех, кто пришел в первый раз — блюют часто. Мне пригодилось.

Что касается противодействия команды обычных воинов и дружинника седьмой-восьмой ступеней… Извечный треугольник количество-качество-класс никто не отменял. Десяток бойцов завалит слаженную тройку из четвертой-пятой ступеней, да, с огромными потерями, но завалит. В обычных обстоятельствах, с вероятностью восемьдесят процентов. Тройка, в свою очередь, имеет примерно те же шансы прибить дружинника, который, в свою очередь, способен в одиночку раскатать тот самый десяток новичков. Я сейчас описываю средний уровень без учета дополнительных факторов — понятное дело, что в жизни всё обстоит куда сложнее и исход зачастую зависит от удачи.

Глава 7

Войско покинуло Березов через две недели, как и собиралось. Почему так долго? По местным меркам — нормально. Подготовка похода требует времени, не столько для покупки еды и амуниции, сколько в бюрократическом смысле. Писари фиксировали имена участников, какие должности они занимают, сколько им положено припаса (раз уж война объявлена княжеством, финансируется она тоже им), на какую долю добычи претендуют, с какой броней и оружием пришли и много что ещё. Сколько воинов должен выставить боярин и сколько он выставил на самом деле. Какой срок обязана отслужить сотня из небольшого городка Шапки и с какого дня они, в теории, имеют право уйти домой. В теории — потому что если на самом деле уйдут, то позор их внукам припоминать будут. Но довольствие после обязательного срока начисляется по иным ставкам, поэтому учитывать надо.

Короче говоря, неразбериха жуткая. Вдобавок к заботам внутренним прибавились внешние, связанные с отправкой пяти посольств в сопредельные страны, в том числе в саму Родню, с объявлением войны. Последнее, правда, больше походило на посылку с ругательным письмом. Тем не менее, церемониал был соблюден, и плевать, что на границе уже вовсю шла рубка.

Первыми покинули город конные дружины, спустя три дня под причитания женщин ушли пешцы. Березов опустел. Роднинцев не любили, считали народом трусливым и подлым, избегающим честной схватки, хотя признавали за ними хитрость и коварство. На легкую победу общественное мнение не рассчитывало. Атмосфера в столице наполнилась тревожным ожиданием — жители спрашивали друг у друга, нет ли новостей. Вместе с тем нельзя сказать, что народ паниковал, или у людей всё из рук валилось. Столкновения происходят постоянно, та же княжеская дружина в походы ходит не реже раза в два года. На кого? Соседям силу демонстрирует, набеги орд отбивает, союзникам помогает. К тому же смерть всегда рядом, так что люди привыкли и опасности воспринимают с философским терпением. Что, впрочем, не мешает им нервничать и беспокоиться о близких.

Оставаться в городе, в напряженной обстановке не хотелось совершенно, поэтому отец подрядился охранять посадниковых людей во время очистки трех прудов в предместьях.

Лично я под «тьмой» понимаю остатки биологического оружия, созданного Ушедшими Богами на свою голову. Они, в конечном итоге, спохватились и сумели остановить вышедшую из-под контроля разработку, но не уничтожили окончательно, а всего лишь ограничили. В результате на планете существует два биоценоза, один из которых настроен агрессивно по отношению ко второму — и подавил бы того окончательно, если бы не помеха в лице людей.

Темные растения (насколько их можно назвать растениями) пресную воду любят. По морю ходить можно, надо только держаться вдали от районов, где флора мутировала и сумела приспособиться к соленой водице. В крупных реках и озерах появляться смертельно опасно. Мелкие речушки, пруды, ручьи и прочие водоёмы по возможности чистят, уничтожая крупные «клубки», не позволяя им развиться, набрать силу.

Очищение диких территорий напоминает полноценную войсковую операцию, в обжитых землях процедура проходит намного проще. Группа человек из десяти ставит лагерь и методично прочесывает окрестности, находя и уничтожая все крупные узлы и изменившихся животных. Со зверушками проблем никаких — они на людей первыми нападают, словно обезумевшие. Немного сложнее с различными сплетениями, фактически являющимися источниками заразы, но при наличии в команде хорошего «нюхача», то есть сенсора, задача упрощается в разы. На осмотр приличного куска леса уходит суток трое, после чего чистильщики снимаются с места и уходят в иные края.

Зоны на день пути вокруг городков считаются чистыми, их проверяют каждый год и, если что находят, заразу немедленно уничтожают. Наш путь лежал относительно недалеко, в деревеньку под названием Шумы, чей проверяющий забил на обязанности и прошлый год занимался не пойми чем. Недавно деревенские нашли в прудах полностью созревшие клубки, сразу забили тревогу, староста стуканул в город. Как следствие, старого проверяющего сняли, назначили нового и прислали нас.

— Маленький какой-то.

— Здесь не пограничье, — откликнулся стоящий рядом отец. — Разрастись не успел. Не больше двух лет, видишь пятна на основании?

— Угу. Местные могли бы сами спалить.

— Пахари? Не, они не будут. Клубок только второй ступенью возьмёшь, а тех, кто её достиг, в деревнях нет. Боярину или тиуну княжескому деньги надо платить. Старосте дешевле в город сообщить и подождать немного, пока чистильщики доедут.

— Можно без воинских заклятий обойтись, — припомнил я уроки в Обители. — Вроде бы в третьем круге есть что-то подходящее.

— Есть, как не быть. Сложно это для них. Деревенские другим вещам учатся, они с тьмой дела иметь не любят.

Различия между горожанами и жителями сёл очень велики. Пахари сосредоточены на ежедневном труде, их мышление так или иначе вертится вокруг земли и того, что на ней растет. Детей в Обители они посылают редко, зато с охотой отдают в обучение старцам, изучающим природу и обычные растения. Ненадолго — только освоить основы. Полноценных воинов или просто мастеров, развивших плетение до уровня четвертого круга, среди них мало. Те, кто в силу характера на месте не усидит, отправляются в города и уже там стараются зацепиться, в основном пополняя бедные слободки, но некоторым удаётся чего-то достичь.

К нам подошел Петр, старшой, оглядел клубок и со вздохом превратил его в пепел. Хорошая работа, я аж позавидовал.

— Заяц ещё два нашел, — сообщил Петр. — Похоже, застрянем мы здесь.

— Да с самого начала ясно было, что придётся всю округу проверять, — пожал плечами отец.

— Оно так. Счастье, что клубки малые, давить легко. Среди вас нюхачей точно нет? Я бы доплатил.

— Сказано же — нет! Хватит уже!

Среди обычных людей ходит стереотип, будто среди порубежников чуть ли не каждый второй является сенсором. Это, конечно, далеко от правды, хотя в целом чувствительность к проявлениям энергии у нас повышенная. Её специально развивают тренировками, окружающая среда вынуждает. Однако, даже будь кто-то из нас нюхачём, отец всё равно бы отрицал. Нафига нам попадать в реестр и за бесплатно на княжество во всяких заварухах горбатиться?

— Нет так нет, — пошел на попятную Петр. — Просто очень уж не хочется здесь сидеть. В городе дел полно, церковь новую ставим, да и новости сюда долго идут.

— Церковь? — переспросил Ратибор. — Ну да, ты ж христианин. А со старой что?

— Сгорела. Пожгли её ироды.

Петр — редкая птица в наших краях. Христиан мало, даже на юге и западе, где существуют их крупные общины. Ничего не скажу насчет дальних краёв, просто не знаю, какая там обстановка, но в известной мне ойкумене прочно царствует культ Ушедших. Христианство, ислам, язычество во всех формах являются религиями маргинальными и весомого влияния на общественную жизнь не оказывают. Сложившееся положение объяснимо — Ушедшие привели сюда людей из того, первого мира, научили выживать, дали законы и знания. Плоды их трудов очень даже осязаемы и очевидны. Их оппонентам просто нечего предложить пастве сопоставимого, чудо, что вообще кто-то продолжает верить в старых богов.

Нам тоже не хотелось задерживаться на природе слишком долго. Не то, чтобы мы стремились вернуться в Березов, но в столицу и новости приходят быстрее, и событий побольше, и ночевать там теплее. Поэтому в ответ на предложение поучаствовать в обходах наравне с чистильщиками отец ответил согласием. Каждый день мы с самого утра обходили лес, обычный, березовый (в смысле, деревья действительно белого с черным цвета, форма листьев чуть отличается), искали клубки в компании нюхача, попутно уничтожая встречающиеся темные растения. Без клубков поблизости они засохнут или переродятся в нечто приличное, однако некоторые могут послужить основой для нового клубка, так что лучше спалить.

Тем более, по лесу люди ходят, и не все из них способны вовремя разобрать, что вон тот куст голой рукой трогать нельзя, отравишься. Или что неприметная лоза выстреливает острые шипы в любое живое существо, проходящее поблизости. Если шипы вовремя не вырезать, они начинают прорастать в плоть, убивая носителя.

Впрочем, кое-кто из местных в особенностях темных растений разбирался не хуже нас. Однажды мы, забредя в укромную ложбинку, наткнулись на сосну с торчащей из неё фиолетовой веткой. Это уже не столько флора, сколько колония своеобразных насекомых, прикрепляющихся к дереву и высасывающие из него соки, ну и по окрестностям партии добытчиков рассылает. В привязанный к ветке туесок капала маслянистая жидкость.

Отец почесал в затылке, махнул рукой, спалил псевдо-муравейник и пошел дальше. По Правде налицо нарушение, а по законам княжества мы обязаны сообщить о находке тиуну. Сбор и переработка темных ингредиентов разрешен ограниченному кругу лиц, незаконный сбор карается штрафом и батогами на первый раз, при рецидиве наказание ужесточается вплоть до казни. Общество в целом опасается тех, кто имеет дело с Тьмой. Да, конечно, существует дифференциация — старицы Исцеляющей, к примеру, ежегодно закупают разных травок на сотни или даже тысячи гривен, но претензий к ним нет. Потому как все знают, что травки на лекарства пойдут. Обитель Короткого Шага тоже много чего приобретает, охотно объясняя, с какой целью и даже при необходимости соглашаясь на проверки. Несмотря на открытость, отношение к ним иное…

Мы, порубежники, имеем право собирать, перерабатывать и продавать. Не всё и не всем. Самые убойные составы и драгоценные материалы находятся в монополии казны, которая выдаёт разрешение особо доверенным торговцам и мастерам. Обидно нам? Конечно, обидно. Поэтому подпольный рынок процветает и наша семья, как и соседи, принимает в нём активное участие. Ратибор пожалел незадачливого коллегу, ограничившись уничтожением улик и намекнув, что халява кончилась.

У воинов мастерство считается по ступеням, остальные сословия или профессии, не знаю, как правильно сказать, оценивают степень подготовки кругами. Происхождением терминология обязана оформлению главных залов Обителей. У Испепелителя, мстиславльского Меченосца, белозерского Защитника и прочих силовиков столы-терминалы расположены в виде лестницы, от низших нулевых до единственного девятого, доступ к которому даётся лично настоятелем. Во всех остальных Обителях залы круглые и главный стол находится в центре.

Вполне нормальная ситуация, когда о человеке скажут «бронник четвертого круга, ещё у него вторая ступень есть» или «пятая ступень, целитель первого круга». Чистые воины или чистые мастеровые встречаются редко, разве что в молодости, пока не успели достичь высоких званий. Или в тех случаях, когда сознательно не развиваются ни по одному из божественных путей, сосредотачиваясь, скажем, на административной карьере. Про первую ступень не упоминают никогда, в таком случае говорят, что воин опоясанный.

То, что я пойду по воинской стезе, даже не обсуждалось. Дети здесь следуют по стопам родителей, исключения редки и всегда вызваны особыми обстоятельствами. А вот после получения пояса возможны варианты. Надежды на возрождение рода дед связывает в первую очередь с дядей Милорадом и в меньшей степени с дядей Деяном, отец из трёх братьев младший. Я, получается, второй сын младшего сына, то есть хорошего наследства мне не видать. Это с одной стороны минус, но в то же время от меня ничего особенного не ждут и не требуют, то есть могу сам выбирать, по какому пути идти.

Остромир, находящийся примерно в том же положении, мечтает собрать свой отряд. Не ватагу, состоять в которой может любой желающий, лишь бы приняли, а группу профессиональных воинов, действующих постоянно, уважаемых обществом и продающих меч официально, по ряду. Их много и, как правило, недостатка в работе они не испытывают. Главы крупных отрядов приравнены к сынам боярским, могут подняться до боярского чина, если проявят себя и окажут княжеству весомую услугу.

Устремления брата мне понятны, я их одобряю, но моя цель — совершенно иная. Я хочу достичь девятого круга. Войти не просто в элиту, а в элиту элит, встать на самую вершину, в первую очередь в магическом смысле. Остальное приложится. Немногочисленные «девятки» пользуются в обществе высочайшим влиянием, они на равных говорят с правителями крупнейших держав, к ним за тысячи верст приходят паломники за благословениями. Они, по сути, вне структуры общества, над ним, и в то же время одно их слово способно менять устоявшиеся традиции. Сила, свобода, знания… Мечта столь же прекрасная, сколь и недостижимая. Нужно приложить колоссальные усилия, чтобы достичь хотя бы седьмого круга или ступени, подняться ещё выше тяжелее на порядок. Плюс Обители не торопятся раскрывать свои секреты посторонним, допуская до закрытой части библиотек только тех кандидатов, в чьей преданности не сомневаются.

Впрочем, до времени, когда меня начнет волновать благосклонность старцев, надо ещё дожить. Сейчас у меня задачи проще. Войти в воинское братство, ближе познакомиться с различными аспектами божественного искусства, получить как можно больше навыков, пусть и на базовом уровне. Я потому и стремился к Синеокому, что он даёт наиболее разностороннее образование.

— Чем занят?

В ответ я показал отцу наполовину готовый артефакт.

— Очиститель. Чтобы от сырой воды живот не пучило, надо вложить палочку в туесок или вовсе в ямку и пропустить через неё силу. Недолго, вздохов десять.

— Дельно, — одобрил Ратибор. — В пути иной раз так прихватит, что не всякий целитель выходит. Видел, как до смерти кровавым поносом исходят. У Синеокого учат?

— В лавке Смирна на десяток блажневых когтей чертеж выменял.

— А когти у тебя откуда?

— Горисвет отдал. Сказал, раз в Березов еду, вдруг пристрою куда. Пристроил.

Можно сказать, обменял нечто ненужное на то, что способно в перспективе пригодиться. Блажни — зверушки пустые, промысловое значение у них имеет одна малая железа, остальное в мусор. Когти иногда собирают, потому что порошок из них отливает перламутром и используется для украшений. Поэтому я продал их ученику артефактора, расплатившемуся за них подробным рассказом об изготовлении малого очистителя воды. Подозреваю, артефакт по сути является источником ультрафиолета, только пока не придумал, как предположение проверить.

Отец полез рукой чесать затылок. Он моё увлечение ремеслом не то, что не одобрял — считал, мне надо сосредоточиться на изучении заклинаний. Будучи опытным воином, он прекрасно понимал удобство и пользу артефактов, но не лежит у него душа к ним. Вот и сейчас спросил:

— Заморозку тренировал?

Я молча указал пальцем на здоровенный валун, с чьих боков ещё не сошли следы инея.

— Отдыхаешь?

— Укрепу держу.

— Ну, если так… К вечеру сил наберись — покажу кое-что.

Ратибор в семье считается лучшим по «телесным наукам», то есть по всему тому, чему учат у Лесного Князя. Усиление органов чувств и укрепление костей, мышц и связок; выращивание дополнительных органов или улучшение работы существующих; регулировка метаболизма и, в далекой перспективе, вмешательство в генотип. По мелочам себя совершенствуют многие, качественных изменений добиваются единицы, потому что путь сложный, требующий выдержки и особого склада характера.

По большому счету, отец прав. С точки зрения выживания в бою, артефакторика менее перспективна, чем заклинания или владение оружием. Всё упирается в энергию. Моя прошлая цивилизация получила два мощнейших толчка, сначала найдя внешние источники — пар, двигатели внутреннего сгорания, электричество — затем научившись эту энергию запасать. Неважно, в материальной форме или в аккумуляторе. Здесь, на данный момент, ничего подобного нет. Источником энергии является только человек и скотина, всякие мельницы принципиально ситуацию не меняют. Носимые на теле артефакты подпитываются от человека, отсюда их изначальная неспособность противостоять более насыщенным энергетическим воздействиям. Поэтому, скажем, Воздушный щит, создаваемый пуговицей у меня на рубахе, удержит одну, в лучшем случае — две охотничьих стрелы; зато такой же щит, сплетенный отцом, играючи отразит полновесный десяток бронебойных боевых. Обычных стрел, не зачарованных.

Причем пуговица стоит половину гривны. Телушку купить можно, или козу, дающую много молока.

Периодически я играюсь с мыслью выступить в роли Прометея и придумать что-нибудь этакое, вроде простейшего парового двигателя. Память подкидывает примерную схему. Останавливают меня несколько соображений. Во-первых, с первого раза не получится точно. Я не был инженером или металлургом, с кузнечным делом знаком крайне слабо, так что эксперименты займут не один год. Где деньги взять? Во-вторых, каждому времени — свой уровень развития. Даже если я построю паровой двигатель, экономически он будет неэффективен и останется забавной игрушкой. Нет, безусловно, куда пристроить готовое изделие найдут, но ручной труд, особенно с использованием магии, на порядок дешевле. И, в-третьих, лучше оставить всё, как есть. Мой прежний мир был далеко не идеален. Возможно, новый сумеет избежать в своём развитии допущенных там ошибок, а собственные обойдутся не столь кроваво.

Глава 8

Березов ещё в дороге встретил нас новостями. Попавшийся на пути в предместьях знакомый Петра с удовольствием рассказал, что, по дошедшим до города верным сведениям, на границе состоялась битва, из которой наши вышли победителями.

— С роднинцами-то наёмных отрядов много пришло, а не помогло им, — с удовольствием пересказывал услышанное худой мужчина в длинном армяке. — Наши тоже хороши, тоже вольных набрали.

— Где встретились?

— Говорят, возле Запах. Там-то поле большое, все десять тыщ поместились.

— Да так уж и десять? — усомнился старшой.

— Мне то Зван-кожевенник сказал, он от Синька-Горбатого услышал, а Горбатый узнал от старца Услада из Короткого Шага!

Ссылка на служителя, имеющего отношение к Обители известных хитрецов, служила чем-то вроде знака качества. Впрямую они действительно врут редко. Впрочем, здесь не принято опускаться до откровенной лжи, потому что социум относительно невелик и репутация значит многое. Но местного варианта «испорченного телефона» никто не отменял, поэтому любые слухи желательно перепроверять.

Остававшийся на подворье Завид, конечно же, был в курсе событий.

— Представляешь, — начал трещать он, едва заметил меня, вылезающего из повозки. — Наши победили! Наш князь тишком мстиславльцев нанял, чуть ли не тысячу, да ещё белозерцев сгоношили, они подмогу прислали!

— Белозерье объявило войну Родне?

— Не, только княжеская дружина пришла.

Вот это похоже на правду. Дружина мобильна и любит влезать в заварухи, вернее, она для того и существует, чтобы влезать в заварухи.

— Зато Берестье войско пошлёт, — выдал сногсшибательную новость Завид. — Тамошний князь заратился, про обиды вспомнил. У них к роднинцам счет большой — обид мно-ого!

Насчет последнего соглашусь. Берестье сильнее нашего страдает от набегов с Родни, у них общая граница длиннее. В другое время их князь, возможно, предпочел бы отсидеться в стороне, однако ситуативный союз с нами и поражение роднинской армии в битве склонило чашу весов. Плюс упоминание о наёмниках из Мстиславля заставляет подозревать, что это княжество оказывает негласную поддержку и на Берестье прямо сейчас нападать не станет.

— Про наших что слышно? Живы?

— Того не ведаю, — развел руками Завид. — Гонец, что вести привез, на княжьем подворье сидит, его не спросишь. Да и что он знает? Сразу после битвы отослали сказать, что победили и дальше пойдут, он, небось, про наших и не знает ничего.

— Птицу с письмом послать не пробовали?

— Не осталось их в городе, разобрали. Проще весточки от войска дождаться.

Быстрая связь осуществлялась двумя способами. Первый, чисто магический, подходил для относительно близких дистанций и требовал немалого опыта, потому что заключался в создании заклятья, ищущего адресата по указанной характеристике. Большой объём сведений в него не вложить, вернее, чем дальше расстояние, тем меньше сведений, иначе заклятье рассыплется. Местный аналог смс-ки. Ещё старцы Лесного Князя вывели полуразумных птиц, тем самым пройдя по грани — Ушедшие запретили творить разум. Учитывая острую необходимость в крылатых почтальонах, на нарушение закрыли глаза, но за плодовитостью самочек следили тщательно.

Гонца можно послать, умеющего в трансе бежать сутками на высокой скорости. Только их мало. Тело подготавливать к нагрузкам долго и в одиночку путешествовать опасно, поэтому народ предпочитает зарабатывать иными способами.

— А вообще, что говорят? Потери большие?

— Да всякое говорят, — вильнул взглядом в сторону друг. — Кто одно, кто другое.

Скорее всего, народу полегло немало. Войска с обеих сторон нагнали много, причем бойцы сильные, опытные, высоких ступеней. У нас в поход ушли дружины, белозерцы тоже прислали элиту, роднинцев поддерживают южные наёмники, горячие в сече. Иными словами, много воинов, способных использовать площадные заклятья… Вся надежда на медиков. Здесь, если сразу не убили, очень высокий шанс выкарабкаться, от ран и осложнений мало кто умирает.

На наше с отцом счастье, долго мучиться неизвестностью не пришлось. Уже на следующий день начали появляться птицы с письмами, одна из которых прилетела на двор к соседям. Те передали, что в десятке дяди все живы, но не совсем здоровы, многих серьёзно потрепало, как и во всей их сотне. Поэтому вглубь Роднинской земли они не пойдут, останутся в полевом лагере выздоравливать. У отца явственно отлегло от сердца, лицо сразу смягчилось, из черт исчезла острота. Плевать, что добычи меньше возьмут — главное, живы остались.

Снова потекли будни… Назвать их унылыми язык не поворачивается. Работа, занятие найдётся всегда и каждому, от самых маленьких до самых старых. Это не цивилизация после энергетического перехода, тут надо шевелиться, чтобы обеспечить себе более-менее устойчивый и комфортный образ жизни. Скучать и предаваться тоске нет времени, особенно если ты — отрок, то есть на почти низовом уровне иерархии подворья. Холопов у нас нет, всю тяжелую работу сваливают на нас с Завидом. Хорошо хоть, что со скотиной возится Услад, муж Томилы, вместе с их сыном Блудом. Эта семья бежала от внезапного набега орды на северные земли и четыре года назад, потеряв всё имущество, осела в сотне на подворье, выполняя разную работу за кров и хлеб. Копят деньги на собственное жильё и сейчас радуются, что повременили с выбором — присмотренный ими дом сгорел во время недавних беспорядков.

Помимо работы, нагрузки добавляли постоянные тренировки и учеба в Обителях. Первым занимался отец, недовольный моими сомнительными успехами в работе с оружием, у Синеокого меня дрючила Весела Желановна. Некоторые методы противодействия морокам, показанные Волком, опирались на физиологию и требовали более хорошего знания медицины, чем я владел на данный момент. Опять же, Ратибор, при всех своих талантах, педагог не самый лучший и его объяснения способов усиления организма не всегда понятны. Советы целительницы были кстати.

У Завида свободы оставалось побольше, потому что в Березове присматривал за ним старший двоюродный брат, парень ответственный, но не особо настойчивый. К тому же Завид очень общителен, знаком с половиной города и всегда может сказать, что убежал по делу. Справедливости ради — приносимые им новости старшими сотни ценились, фактически, пацан выполнял функцию доморощенного информационного агентства, за что на его отлучки закрывали глаза. Правда, в последнее время он сваливал с подворья слишком часто и старательно помалчивал, чем занимается. С ним вообще что-то странное творилось. Ходил хмурый, иногда застывал с глупой улыбкой, потом вздыхал, встряхивался и снова напускал на лицо выражение вселенской печали. Влюбился, что ли?

Как оказалось — да, влюбился.

Имя объекта его душевных терзаний я узнал при обстоятельствах слегка анекдотичных. Можно сказать, шаблонно-хрестоматийных. Мы вдвоём возвращались с занятий в Обители, когда дорогу нам заступили четыре незнакомых отрока. Судя по жестам и движениям, явно не о ценах на торгу спросить хотели.

— Вот тьма! — тихо, сквозь зубы прошипел Завид.

— Знаешь их?

— Да, они ко мне. Сзади никого?

Я оглянулся. Пусто. Только пара каких-то девок остановилась и с любопытством наблюдала за готовящейся дракой.

— Никого.

— Убежим, если что, — довольно кивнул друг.

Убежать, конечно, можно. Их вдвое больше, так что позора нет. Но я торопился домой, отец ждал, это раз, а два — стоявший первым незнакомый подросток открыл рот и то, что он сказал, мне не понравилось.

— Что, Завидка, долго бегал от нас? Сказано тебе было, чтоб духу твоего рядом с двором не было?! Ща мы тебе насуем за непонятливость! И тебе, и дружку твоему, чтоб знали, где место ваше, да из лесов своих не вылазили! Чурки темные!

Не останавливаясь, я мерным шагом подошёл к нему и молча врезал в лобешник.

Последующий ступор можно объяснить только состоянием всеобщего охренения, наступившего у остальных, включая Завида. Так не делается. Своим поступком я нарушил все существующие правила. Подростковые драки начинаются и проходят по негласному канону, включающему чуть ли не ритуальный обмен оскорблениями для зачина. Подойти и без слов сходу врезать — это полный слом шаблона. Очень удачный для меня, потому что я успел развернуться и другой, левой рукой приложить стоящего рядом второго. Тот был высокий, удар пришелся в грудь, отрок отшатнулся и я, с очередным шагом, очень удачно прописал ему в челюсть.

Врукопашную здесь не дерутся. Свободный человек обязательно ходит с оружием, хотя бы с ножом, взрослые мужчины почти всегда владеют боевыми заклинаниями, поэтому необходимости уметь драться голыми руками нет. Кому нравится силой меряться, те для развлечения борьбой занимаются. Поэтому мою привычку каждый день минут десять колотить кипу бересты, прибитую к стенке сарая, родные считали блажью. Но не мешали. Вреда нет, от важных дел не отрывает, в качестве разминки перед серьёзными упражнениями с мечом или копьём сойдёт. Я и сам не особо усердствовал, тренируя всего один удар, короткий прямой.

Дальше рефлексы взяли своё, ступор прошел, третий незнакомец наскочил сбоку, метя мне в голову слева и сверху. Пришлось уворачиваться. Краем глаза я заметил, что первый, будущий гордый обладатель шишки на лбу, лежит на земле, схватившись руками за голову, второй тоже временно выведен из строя, а Завид дерется с оставшимся. То есть можно не волноваться и сосредоточиться на своём противнике, что я и сделал. Тот уже восстановил равновесие и снова попытался ударить правой. Я подшагнул вперед, опять проводя свой коронный удар — лучший, потому что единственный.

Попал в скулу. Лицо, по сути, это одна сплошная болевая точка, парня повело, развернуло и я вдогон врезал ему с левой в ухо. Противник сгорбился и отбежал, прикрывая голову от возможных ударов, но я не собирался его преследовать. Подскочил к обнявшейся и тяжело сопящей парочке, за шкирятник рывком оторвал от Завида его новую любовь, попутно приложив куда-то в район почек, и отшвырнул в ближайший забор. На адреналине бросок получился очень сильным, тело чуть ли не по воздуху пролетело.

Поставил друга на ноги, рявкнул, перекрывая поднявших вой ящеров:

— Ходу!

Продолжать драку я не видел смысла. Их по-прежнему больше, кто такие, непонятно. Вдруг им дурь подростковая в голову ударит и начнут заклинаниями швыряться? К тому же я, в каком бы теле не находился, ментально являюсь взрослым мужчиной и от желания кому-то что-то доказывать давно избавился. Избивать отроков до потери сознания, самоутверждаясь, не хочу.

Так что мы не особо быстро, поглядывая назад, но и не задерживаясь, сбежали с места побоища.

— Кто это были? — уже свернув на соседнюю улицу и отдышавшись, спросил я.

— Отроки Кошкиных, — чуть помявших, признался Завид.

— И чего они от тебя хотели?

— Чтоб я ходить к ним перестал.

Дальше последовала прекрасная и сопливая история о случайном знакомстве с Забавой Тверимировной, юной боярышне из рода Кошкиных, поразившей моего друга в самое сердце. Судя по дифирамбам, Завид пропал. Он кружил вокруг боярского подворья, мечтая увидеть объект своей страсти, чем, разумеется, привлек внимание охраны. На первый раз его поймали, спросили, чего надо, и настоятельно посоветовали больше сюда не приходить. Даже не поколотили для острастки, то есть отнеслись очень дружелюбно.

Хорошего совета Завид не послушался. Тогда проучить его взялись местные отроки, от которых друг убежал. Так и шло: он ищет возможность хотя бы издалека полюбоваться на девушку, его ловят, он убегает. Надо полагать, старшие смотрели на этот цирк с наслаждением — особых развлечений ни в Березове, ни где-либо ещё нет. Побили Завида всего один раз, причем не сильно, скорее, символически.

— То есть отроков я зря лупцевал, — пришлось честно сделать неприятный вывод. — Хотя нет. Будут за языком следить.

— И словечком с ней не перемолвиться, — продолжал сокрушаться парень. — Ярослан сразу в морду двинуть норовит, едва рядом с ней завидит.

— Ярослан — это первый? Говорливый?

— Верно. Он теперь повсюду с Забавой ходит, глаз с неё не сводит… Гад!

Ревность ревностью, однако один момент из стандартного сюжета выбивается. Тверимир, если мне не изменяет память, нынешнему главе семейства Кошкиных приходится близкой родней, не то двоюродный брат, не то племянник. Почему за его дочерью присматривают отроки? Тем более сейчас, когда в городе полно людей, на Кошкиных обозленных. Даже в обычное время девушку из знатной семьи за пределами подворья сопровождает охрана, а если опасность реальна, то и дружинника приставить могут. Или вовсе в тереме запереть.

— И часто Забава из дома выходит?

— Не, почти всё время у себя в светелке сидит.

Правильно делает. Свою вину в беспорядках бояре Кошкин и Плоскинич признали, выплатили огромную виру пострадавшим (погорельцам, за убитую и раненую родню, городу и князю), то есть с точки зрения закона теперь чисты. Однако припоминать случившееся им будут долго. Возможно, к Завиду ещё потому отнеслись мягко, что сейчас им привлекать к себе внимание нельзя и лучше сидеть тихо, пока общественное мнение не успокоится.

Вечером подошел к отцу, тот, узнав о похождениях двоюродного племянника, выругался. Нам со столичными боярами бодаться не с руки, неважно, что они сейчас в ослабленном состоянии. Боярский род, особенно из числа крупнейших, «вятших», представляет собой очень серьёзную силу. Их, вероятно, потому и не изгнали из княжества, что прикинули последствия и решили дать возможность искупить вину. Практически все воины Кошкиных и Плоскиничей ушли на войну, мне это отец сказал, когда я начал вопросы задавать. С боярами очень крепкими узами связаны личные дружинники и их семьи, принесшие клятву на крови слуги, закупы-должники и много кто ещё. В случае изгнания княжество покинет толпа народа, около тысячи-полутора человек. Мастера уйдут, пахотные земли останутся без защиты, будут нарушены некоторые договора, и разорвутся связи с соседними землями… Все последствия просчитать невозможно.

Ничего страшного не произошло. Ну, глянулась отроку боярышня, попытался он за ней ухаживать, и его за назойливость охрана девушки малость проучила, а потом саму охрану малость проучили. Бывает. Отроки постоянно дерутся, более того, отроки должны драться. Немного хуже, если оказалась кровь пролита. Я сам не видел, вроде бы ни у кого из носа юшка не текла и открытых ран не было. Кровь имеет сакральное значение, за небольшую ранку могут стребовать, как за обиду. Но! Опять-таки, мы ещё не взрослые и суд к нам сурово не отнесется, вдобавок с небольшими повреждениями обращаться к целителю или просто жаловаться на них считается «западло», потом не отмоются.

Правда, Кошкины могли оскорбиться. Как же, какой-то «худородный» осмелился подбивать клинья к девушке из их рода! Сейчас они ничего не сделают, это правда. Запомнят (власть имущие всегда злопамятные) и отомстят позднее. Надо оно нам — иметь во врагах влиятельных бояр? Нет, совершенно точно не надо.

Вот и Ратибор думал так же.

От идеи немедленно вызвать Завида и запретить ему нарезать круги вокруг подворья Кошкиных я его отговорил. Моей репутации умника вкупе с монотоннымобъяснением, что запрет ни к чему хорошему не приведет, хватило. Я убедил отца загрузить друга занятиями так, чтобы у того времени на глупости не оставалось, если же не подействует — отослать домой. Пусть ему мать мозги вправляет.

Глава 9

Описать темные леса сложно, спутать с обычными невозможно совсем. Вроде и растения мутировавшие, и животные бегают непривычные, нападая на людей, и клубки встречаются на каждом шагу, а все равно понимаешь — нет, лес пока что не темный. На грани, да, но ещё не переступил её. Атмосфера какая-то, что ли? Старцы измерения проводили и говорят, что воздух самый обычный и каких-либо нетипичных излучений нет.

Для знающих людей остановить распространение тьмы довольно легко. Всего-то надо последовательно уничтожать любые клубки на границе, начиная с самых маленьких. Проблема в том, что чем больше клубок, тем чаще у него встречаются защитники, привлеченные дармовыми ресурсами. Фактически, это симбиоз. Звери или растения питаются выделяемыми клубком веществами, подсаживаясь на них, как на наркотик, мутируют, защищают территорию и хозяина от враждебных набегов. Случается, старые, развитые клубки воюют между собой, посылая настоящие армии для устранения конкурента. Они не разумны, вести войну их заставляют инстинкты.

В славянских землях на переднем крае борьбы с тьмой, как правило, стоят порубежные сотни. Или пограничные, или окраинные, их по-разному называют, в зависимости от диалекта. Состоят сотни, как правило, из двадцати-тридцати семей, чьи мужчины, опоясанные воины, входят в реестр и обязуются «держать» конкретный участок леса примерно десять на десять километров, вычищая там признаки угрозы. Жизнь опасная, потому что отравиться легко, зверушки агрессивные бегают, иногда из темных лесов выходит орда, сметающая всё на своём пути. Пограничники обречены быть сильными бойцами — если, конечно, не хотят закончить жизнь в чужом желудке.

Участок нашего рода расположен на не самом опасном направлении. После того, как деды зачистили прилегающий кусок темного леса, уничтожив четыре крупнейших клубка, нашествий большой орды не случалось. Дед Пересвет рассказывал, на наём отряда вольников тогда пошли последние деньги, но оно того стоило — его дети, пока росли, с серьёзными чудовищами не сталкивались. Успели возмужать в относительно безопасных условиях. Сейчас, конечно, всякие твари из леса выходят, однако их есть, кому встретить. У соседей ситуация тяжелее, у них в прошлом и нынешнем поколениях люди гибли куда чаще нашего.

Мы возвращались домой. Мы — это я, отец и Завид.

Ратибор, поразмыслив, решил, что в Березове нам оставаться незачем, а вот причин навестить малую родину хватает. Событий за прошедшее время произошло много, о них следовало рассказать старейшинам рода. Мы, конечно, отправляли письма домой, но в письмах всего не напишешь. К тому же, проект постройки дороги на восток, с которым род связывал надежды на возвышение, временно приостановился, то есть в столице нам делать на данный момент нечего.

Ехали, разумеется, на телеге. Она у нас комфортабельная, с рессорами из особого вида дерева, толчки смягчаются до приемлемой силы, и зубы при езде не лязгают. При желании можно слезть и размяться, пробежавшись рядом с лениво плетущимся волом. Нормальным суточным переходом считается расстояние в тридцать пять километров, по хорошим дорогам сухим летом или зимой можно пройти все пятьдесят. Под хорошей дорогой подразумевается грунтовка из спрессованной заклинаниями до каменной твердости земли с канавами по обочинам. Понятное дело, таких немного, власти ежегодно подновляют только важнейшие, связывающие крупнейшие города княжества или основные торговые маршруты в иные земли. Всем остальным приходится довольствоваться чем похуже. Самое неприятное, если верхний слой дороги из-за дождей раскисает, превращаясь в непролазную грязь, тогда приходится вылезать из телеги, разгружать её и вытаскивать на руках. К счастью, мы по пути ни во что настолько жуткое не вляпались.

Поездка заняла пять дней. Люди, воспевающие романтику средневековья, из самого средневековья сбежали бы быстрее визга, случись им там оказаться. Дорога не идеальна, вол тащится медленно, солнце жарит, как не в себя. Где-то пыль стоит столбом, метров через двести широкое поле с резкими порывами ветра, норовящим бросить в лицо листья, ветки или жучков. Про насекомых следует сказать особо. Если не слепни-оводы, то досаждают комары или осы, в траве прячутся клещи, стоянки в обязательном порядке осматриваются на предмет муравьёв. Вдобавок к привычным по первой жизни, кровь сосут (в прямом и в переносном смысле) местные мухи, стрекозы норовят закусить кусочком вырванной кожи, ядовитые гусеницы вызывают раздражение или аллергическую реакцию.

Не хватает воды. На стоянках первым делом следует позаботиться о скотине и только потом можно поесть самому. Да, на постоялых дворах корм и воду животным дают скотники, но хороший хозяин проверит и то, и другое, потому что иногда работники пытаются подсунуть гнильё. Две ночи пришлось провести в чистом поле у костра и должен сказать, что принципиальной разницы с ночевкой в помещении не заметил. Немножко холоднее спать, зато на сене в телеге даже мягче, чем на лавке.

Разбойников по пути не встретили и вообще остались без ярких впечатлений. Постройки — одинаковые, природа привычна, лица и внешность людей отличаются не сильно, редко-редко попадётся кто-то с нестандартными чертами. В городе фенотип разнообразнее, там и блондины, и брюнеты, и рыжие, даже платиновый оттенок волос у одного купца видел. В деревнях почти все поголовно русые. Правда, там, где иноземцы часто ездят, всякое встречается.

Кстати, насчет разного рода бандюганов. Без них не обойтись, они всегда есть, но их мало и в центральных районах душегубы появляются редко. При нормальной власти татей ловят быстро. Учитывая высокие урожаи, из-за голода мужики в банды не сбиваются, внешних вторжений, сгоняющих людей с привычных мест обитания, тоже давно не случалось. Орды чудовищ в густонаселенные районы не пускают. Фактически, причинами, заставляющими людей заниматься разбоем, являются глупость, собственная лень или наивное желание быстро разбогатеть за чужой счет. Ну или просто неистребимая гнусность, от природы свойственная отдельным особям рода человеческого.

Разбойников нет, их место заняли ватажники. Впрочем, бед от ватажников поменьше, эти внаглую закон стараются не нарушать. Берутся за любую работу, от строительства до охраны купеческих обозов, от расчистки лесов до помощи в уборке урожая. Специализация у них существует, только выдерживается не всегда. Обычно ватаги мелкие, до десятка мужчин, крупнейшая из известных мне чуть превышает сотню человек. Занимаются, повторюсь, всем, то есть абсолютно всем.

— Приехали, — удовлетворённо сказал отец. — Как раз к ужину.

— Ага, — согласился Завид. — Кашей с салом пахнет.

— Что ещё они могут готовить? Не праздник же.

Лично я ничего не унюхал, но порадовался, что друг снова разговорился. Первые два дня он ехал молча, с грустным печальным лицом. Честно говоря, со стороны его терзания смотрелись забавно, придержать язык заставили сочувствие и понимание, что парню совсем не смешно.

— Ну, может, птицу какую в лесу подстрелили.

— Если одну, то много ли мяса с неё возьмешь? Вот три-четыре уже на обед хватит.

— Смотря кого подстрелят, — замечтался Завид. — В зяблике каком и съесть-то нечего.

— А вот сейчас и увидим, что наши мастерицы приготовили.

Проверяющие лес охотники часто приносят набитую попутно дичину. Природа богатейшая, разнообразие птиц поражает, особенно весной, когда они ищут пару и теряют осторожность. Мясо идет в общий котел во многом для вкуса, потому что одна-две тушки трем десяткам едоков — просто на один зуб.

Сейчас в усадьбе народу поменьше, около двадцати человек. Дядя с братом воюют, двоюродный дядя Смеян с сыном Игорем подрядились в охрану к знакомому купцу, кто-то наверняка к соседям пошел по мелкой надобности. Тетка Пламена тоже часто дома отсутствует, она одна из лучших лекарок в округе, её соседи к больным зовут. Одну не отпустишь, идёт обязательно с охраной. Двое мужчин границу обходят ежедневным дозором, хотя они по времени должны уже вернуться и как раз на их удачливость рассчитывал Завид.

— Заметили, — довольно кивнул Ратибор, подняв руку в приветствии. — Кто там на башне? Ивар вроде.

Светловолосая фигурка высунулась в проём и активно замахала руками, что-то крича. Опознали, теперь всем сообщает. Дед заложил усадьбу на единственном холме в округе и никуда не переносил, только перестраивал, разбирая старые постройки. Последний раз, лет десять назад, нанимали ватагу плотников, фактически выстроивших поселение заново. С тех пор усадьба обнесена высоким тыном с двумя башенками, позволяющими просматривать ближайшую округу метров на сто. Земля с внешней стороны ограды служит местом тренировок, так что деревья и кустарники выжигаются, даже трава не успевает высоко вырасти. Огороды и поля расположены либо вплотную к ограде, либо на приличном расстоянии, примерно в пятнадцати минутах ходьбы быстрым шагом.

Чтобы называться полноценным кремлем, пусть и маленьким, не хватает только собственного колодца. Рыть не стали, потому что водный пласт проходит глубоко, работы много. По большому счету, колодец не нужен — запас воды на пару дней всегда есть, ручей близко протекает, а осаждать нас некому. Разве что орда придёт, но чудища дольше одной ночи под стенами не проведут, обязательно всей силой набросятся. С чужих слов говорю, у нас три года назад чуть дальних соседей так не истребили, в самый последний момент подмога пришла.

— Поздорову ли, дядь Ратибор! — заорал с верхотуры Ивар.

— Поздорову, Ивар! — рявкнул отец. — Как вы тут?!

— Всё хорошо!

Мы ещё не въехали в широко распахнутые ворота, когда в проёме показались две женщины. Моя мать, Вьюга, и мать Завида Боряна. Из-за их спин выглядывали любопытные мордочки младших родственников, прибежавших на крики.

Все они ждали, пока мы не окажемся внутри. По верованиям, нежить или колдун не могут войти в дом без приглашения, поэтому традиция предписывает встречать гостей за опоясывающим жилище кругом. Боряна стояла чуть впереди и, стоило телеге пересечь створ ворот, сразу подскочила к сыну, обняла его, не дожидаясь, пока он вылезет. Мир опасен, любая поездка может стать последней. Отец Завида точно так же когда-то уехал в Березов и не вернулся, оставив жену горевать и троих детей сиротами.

Про меня говорят, что я норовом пошел в мать. Ошибаются, конечно, но Вьюга и в самом деле сдержанная, не любит демонстрировать эмоции. Вот и сейчас — пристально оглядела нас, словно взглядом ощупала на предмет травм, подошла, обняла сначала меня, постояла, подержав в объятиях, затем поцеловала отца, встала между нами. Только убедившись, что приехали целые-невредимые, сказала:

— Хвала Ушедшим, доехали наконец-то. Почти вся семья в сборе.

— Перед отъездом весточку получили, — мигом отреагировал на намек отец. — Хорошо у них всё, здоровы оба. На своих ногах ходят. Сейчас на границе лагерем стоят, поговаривают, скоро их сотня на Родню пойдёт. Остромир хвалится, богатую добычу взял.

Мать повела плечом, словно отбрасывая слова о деньгах — хотя, уверен, запомнила. Ещё уверен, что, говоря о семье, она имела в виду только сына. С дядей Милорадом отношения у неё сложные, не хочу знать, какая кошка между ними в прошлом пробежала.

Здесь, кстати, этого выражения нет, хотя черные кошки тоже считаются животинами ведьмовскими.

Родня постепенно подтягивалась, каждый считал своим долгом подойти, поприветствовать, осведомиться о делах, здоровье, узнать, как добрались, какие новости… У нас с отцом в роду недоброжелателей нет. Конечно, с кем-то отношения теплее, с кем-то похуже, но ненависти к нам никто, вроде бы, не испытывает. Не все могут похвастаться тем же. Тетки Злата и Млада постоянно строят друг другу козни, у братанов Милована и Гордея до боевых заклинаний дошло, их дед Самбор в последний момент растащил. Выпороли обоих страшно, всю спину в лохмотья превратили и запретили женщинам лечить. Дед Пересвет обещал, если свара повторится, неважно, по какой причине, обоих от рода отречет. Теперь ходят, смотрят друг на друга волками. Причина? Ну, какая может быть причина для вражды близких родственников. Деньги или женщина, в данном случае отметились обе. Хвала всем вышним силам, у меня в своё время хватило мозгов занять нейтральную позицию и сказать, что оба идиоты.

У нас, так сложилось, нет ни холопов, ни закупов, то есть отрабатывающих долг работников. Последняя семья закупов отъехала три года назад, не пожелав остаться в пограничье. Поэтому вокруг только люди, по-родственному не стесняющиеся задавать бестактные вопросы.

— Ты правда с поморочником дрался? А ты его один убил или помог кто? А что он тебе показал? Говорят, после мороков руки-ноги заплетаются, у тебя заплетаются? А почему тебе пояс не дали?

Наибольшую активность проявляли самые младшие, но будет ложью сказать, что старшие не участвовали, или им было не интересно. Слушали они более чем внимательно. Газет, радио, телевидения и уж тем более интернета не существует, передача новостей ограничена письмами или, куда чаще, личным общением. При последнем описание событий подвергается художественной обработке, иногда меняясь до полной неузнаваемости.

— У меня память отшибло, — с каменным лицом соврал я. — Ничего не помню. Завида спросите, он знает.

Мгновение спустя друг оказался облепленным галдящим комом малолеток. Впрочем, он достойно принял удар, с удовольствием принявшись на ходу выдумывать подробности к вящему счастью благодарных слушателей.

— Пойдём, — мать слегка прикоснулась к моему локтю, привлекая внимание. — Перекусишь, заодно и расскажешь, что там случилось.

— Отца почему не зовешь?

— Потому, — кивнула она в сторону с легкой улыбкой.

Посмотрев туда же, я склонился в вежливом поклоне. Со стороны дальних ворот к нам подходил дед. Оба деда. Во мне нет крови Самбора, но так уж получилось, что в детстве он со мной часто занимался — отвечал на вопросы, рассказывал о жизни за пределами усадьбы, иногда объяснял непонятные места в учебе. Это не значит, что остальные взрослые отказывались помогать, просто возню с детьми они считали скучной и стремились поскорее заняться собственными, более важными, на их взгляд, делами. Самбор, в отличие от большинства, отвечал охотно, поэтому мелкие к нему липли.

— На полчаса они его задержат, — уверенно сказала мама. — Пойдём домой.

Глава 10

Дом нашей семьи в другом селении посчитался бы богатым. Вернее, не дом, а хоромы, то есть совокупность строений в одном дворе, включая как жилые помещения, так и нежилые, вроде амбара, хлева и сараев. Пусть этаж всего один, зато окна ощутимо шире обычного и забраны стеклом, что очень и очень круто. Люди понимают, что свет необходим, однако стекло дорого, поэтому устанавливается только в детской комнате, в остальных проёмы на улицу закрывает особым образом выделанная шкура местных зайцев. Так, как сделал Ратибор, поступают старшие гридни или бояре. С одной стороны — доказательство его удачливости, как воина, с другой — повод для зависти соседей.

Никогда не спрашивал, но, возможно, его решение было вызвано смертями моих брата и сестры. Да, народ сдержанно относится к гибели младенцев, да, рожая, женщина знает, что её чадо, вполне возможно, не доживет до трехлетия, да, смерть не от старости воспринимают, как неизбежность. Смирились. И всё-таки при первой же возможности выискивают способы оградить детей от беды, дать им лишний шанс на выживание. Имя нарекают только тем, кто принял божий дар, до того обходясь ласковыми прозвищами, боясь накликать безносую гостью. Комнаты вылизывают до стерильной чистоты. Тратят деньги на лекарей, учатся целительству сами.

Остромиру восемнадцать, он — первенец. Выжил. Затем двое погибших и Чаяна, долгожданная чаянная дочь, любимица отца, занимающая в его сердце особое место. Он ей позволяет больше, чем сыновьям. Следующим родился я, и, наверное, родители решили сделать перерыв, потому что до вселения в новые хоромы мать не беременела. Лютобор появился на свет, счастливо дожил до обретения божьего дара и нелепо погиб, играя с мальчишками. Упал чуть ли не на ровном месте, ударившись виском об острый угол.

Добрану сейчас четыре. Скорее всего, оставаться младшим ему недолго, потому что давление общества на женщину, способную родить ребенка и не желающую того, очень велико. У матери, конечно, характер волевой, но не в данном случае — для неё обеспечение мужа и рода детьми что-то вроде долга, отлынивать от которого она не собирается. Отдохнула, и хватит. Тем более что последний год она провела, ежемесячно мотаясь в ближайшую школу от Обители Лесного Князя и теперь, когда учеба закончена, она не возражает посидеть дома.

Может показаться, что жизнь в небольших поселках скучная. Смотря для кого. Для человека, видевшего стремительное движение двадцать первого века с его ежеминутным отслеживанием новостной ленты — безусловно. Местные, никогда не посещавшие обычную киношку, выросшие при совершенно ином информационном потоке, чувствуют себя вполне комфортно. Тем более что образ жизни одинаков почти везде, только в столице громкие (или не громкие, но интересные) события случаются чаще. Жажду общения и новостей родичи удовлетворяют поездками в гости к соседям или в ближайший крупный город, Листов, делать в котором по большому счету нечего. Разве что на торг сходить, поучаствовать там в немудреных развлечениях.

По поводу соседей. Мы считаемся пришлыми, потому что деды были вынуждены бежать сюда, в северо-восточные земли, да и осели в пограничье. Вместе с тем род у нас старый, а мужчины поголовно сильные бойцы, не раз доказывающие доблесть в отражении набегов орд. Отсюда двойственное к нам отношение — вроде и свои, а вроде и не совсем. В результате при внешних конфликтах мы можем рассчитывать на помощь сотни, а внутри поддержка не такая сильная, как хотелось бы.

Впрочем, родниться с нами они не против.

— Остромир говорил, тот патлатый из Ручьёвых грозился сватов заслать?

— Мало ли, что он грозился! — задрала к потолку точеный носик Чаяна. — Не пойду за него!

Я кивнул, продолжая наворачивать горячую уху.

— Одобряешь? — иронично улыбнулась мать.

— Он с дурниной. Вляпается во что, свернет шею, Чаяне нового мужа искать. Проще сразу найти кого получше.

Мама расхохоталась, пока сестра раздумывала, обидеться или нет. Они очень похожи внешне и манерами, обе привыкли на людях «держать лицо», позволяя себе открыто выражать эмоции исключительно в кругу семьи. Чаяна ещё девчонка, но красивая и уже сейчас видно, что вырастет в необычную женщину, поэтому у парней пользуется успехом. Приезжающие в гости отроки часто рядом с ней вьются. Безуспешно. Она знает себе цену, понимает, что отец торопиться со свадьбой не станет, и выбирает придирчиво, трепля ухажерам нервы.

— Себе-то никого не присмотрел?

— Некогда было, — отставил я тарелку, жестом показав, что сыт. — Спасибо. Сначала подготовка к походу, занятия в Обителях, потом бунт этот безумный. У меня пропуск к Короткому Шагу на три месяца выписан, я всё свободное время у него проводил.

— Мой дед, твой прадед, был старцем Тишайшего, — неожиданно сказала Вьюга. Она предпочитает не вспоминать о родной семье, я о них знаю только, что в Новгороде-Восходном живут. — Тишайший Короткому Шагу, считай, как брат. Ох и хитер был дедуля… Любого разговорить мог.

— Был?

— Сгинул, а где, неведомо. Вещи Обитель вернула и сказала, что виру кровью взяли, — она сухо улыбнулась. — Может, и правда. Волк тебя хвалил?

— Говорил, что учеба мне легко даётся и продолжать надо. Я поблагодарил и отказался — мы сюда отъехали.

— Ты помалкивай о том, поморочников люди не любят. Хотя умение полезное.

— Только сложное очень. Тех основ, что я уже изучил, мне не хватало, приходилось постоянно в библиотеку к столам бегать и что-то учить. Мне нравится, что у Синеокого нет специализации, но по сравнению с другими Обителями иногда приходится догонять.

— Не жалеешь, что к Синеокому пошел?

— Ничуть.

Хлопнула дверь сеней, по дощатому полу простучали шаги и в комнату вошел отец. Обнял немедленно подскочившую к нему Чаяну, улыбнулся жене, потрепал по голове подбежавшего Добрана. Демонстративно потянул носом:

— Покормят тут запоздавшего? Задержали меня старики.

— Старики? — мать уже поднялась с лавки и шуровала возле печи, наливая уху в глиняную миску. — Полмесяца назад из Рыжих Овражков орда пришла, так Пересвет с одного удара вожака выбил.

— Он рассказал, — посерьёзнел отец. — Они с Самбором думают, собирается большая орда, а это её передовой отряд был.

— Не дай боги!

Мать поставила миску перед Ратибором и присела рядом, глядя, как он ест. У нас патриархат, но роль и права женщины во многом зависят от социального слоя. Чем выше семья по статусу, тем больше у жены свободы, тем более она самостоятельна. По моей теории, равноправием общество обязано Обители Исцеляющей, обучение в которой проходят многие знатные девушки. Довольно сложно унижать, избивать жену, способную тебя отравить или обеспечить какой-нибудь обидной болячкой. Поэтому Вьюга никогда не стеснялась высказывать своё мнение, хотя и соблюдала приличия, публично с мужем не споря.

С точки зрения образования, мужчины и женщины не равны. Представительницу слабого пола не пустят в Обитель Испепелителя, их меньшинство у Лесного Князя и Синеокого, причем программы обучения у последних двух отличаются для девочек и мальчиков. Зато у Исцеляющей младшие — почти поголовно девчонки, мужчины приходят в относительно зрелом возрасте, в основном интересуясь методиками развития божьего сплетения.

Впрочем, насчет Лесного Князя ситуация несколько сложнее. Девочек мало в основной Обители, где они проходят полный курс, зато в региональных «филиалах», малых школах с укороченным сроком обучения, их большинство. Дело в том, что Князь учит понимать животных и растения, помогать им с ростом и плодовитостью. Для хозяек дома — умение архиважное. У нас, к примеру, почти всё домашнее хозяйство лежит на женщинах. Мы не пахари, хлеб не выращиваем, но у нас есть свое поле репы (ненавижу её), сад с плодовыми деревьями, ягодные кустарники и большой огород. Тяжелую работу выполняют мужчины, основной присмотр осуществляют мать с сестрой.

Сад, кстати, мы разбили первыми. Бабушка захватила семена перед бегством, вырастила саженцы, добилась приличных урожаев. На востоке и севере садов не разбивают, это сейчас соседи, глядя на нас, устраивают у себя нечто похожее. Зато на юге не разводили рыбу в садках, дед Самбор рассказывал, у них там подобное было не принято.

— Надолго вернулись? — спросила мать.

То, что муж и двое старших детей не дома, в безопасности, ей не нравится. Она понимает, что это нормально — и по местным меркам это в самом деле нормально! — но легкое недовольство чувствуется. В то же время, если бы вдруг мы с Остромиром предпочли мирную карьеру, она бы нас не поняла. Статус необходимо подтверждать, преодолевая опасности, а Вьюга, на свой лад, честолюбива. Она безусловно желает нам лучшего, просто лучшее, в её представлении, неразрывно связано с воинской стезей со всеми её издержками.

— Пока с Родней полюбовную сказку не подпишут, — ответил отец. — До тех пор дорогу строить не начнут.

Ратибор, похоже, не сомневался, что мировое соглашение, то есть «полюбовная сказка», будет подписано на наших условиях. Уверенность оправданная — приходящие от армии вести говорили о победах нашей стороны. Фактически, образовался неформальный союз из нас, Берестья, Мстиславля и Бела Озера, сейчас дружно пинавший армию Родни. Окончательно запинать мешали несогласованность действий и южные наёмники, к тому же Мстиславль ограничился разрешением участвовать в драке отдельным боярам, не желая столкновения с войсками Чагая. А в то, что Чагай придет на помощь избиваемому сателлиту, верили многие.

— Значит, всё-таки будут строить.

— Ну да, — кивнул отец, не отрываясь от еды. — Кошкины и Плоскиничи в опале, их слово веса не имеет. Ратшичи и раньше не возражали. Так что нет больше препятствий!

— А Ратшичи точно с князем не в ладах? — задал я давно мучавший меня вопрос.

— С чего бы им не быть? На каждом вече промеж собой лаются.

— То, как они себя ведут, не имеет значения, — я аккуратно придержал Добромира, чуть не уронившего кружку со стола на пол. — Важны дела. Я вижу, что они постоянно спорят, но, когда ставка высока и на кону стоит нечто весомое, они всегда выступают вместе. Как сейчас. Могли бы Ратшичи присоединиться к заговору? Могли, однако ж не сделали. Так, может, нет никакой вражды, и не было? Просто есть две ветви одного рода, младшая из тени помогает старшей.

— Тишенька, — отец перестал жевать, потер лоб. — Ты, это. Помалкивай, ладно? Мы-то на отшибе живём, с чудищами дружбу водим. Но хотя бы в Березове мыслями такими ни с кем не делись.

— Я и не делюсь.

Мама негромко засмеялась.

— Вот и хорошо, вот и ладно. Сегодня отдыхай, а завтра на тебя деды посмотреть хотят. Проверят, чему научился.

Капище всегда ставят в центре поселения. Фактически, место расположения капища считается родовым гнездом и главным владением, даже если другие усадьбы больше размерами или лучше укреплены. Последнее, впрочем, нонсенс. В капище помимо стола также хранятся наиболее значимые или ценные сокровища, поэтому защищают его лучше покоев главы рода. Поговаривают, на востоке хранилища прячут в укромных местах и доступ к ним дозволен крайне ограниченному кругу лиц из главных семей, но у нас так не принято.

Меня к столу привел дед Пересвет, предварительно изрядно погоняв по тренировочному полю. Возраст позволял ему шустро прыгать и ловко орудовать взятой вместо меча деревянной палкой. Остался доволен, хотя и поругал за небрежение физическими упражнениями. В качестве поощрения и своеобразного стимула дедуля решил выдать для изучения семейный приём под названием «скачок», причем не словами стал объяснять, а позволил посидеть на столе. На престоле рода, точнее говоря.

Капище у нас простое в смысле архитектуры. В земле вырыли яму, укрепили стены и пол бревнами, обшили внутренности досками, получив таким образом подземную клеть. Сверху накрыли длинными толстыми бревнами и слоем земли, вход прикрыли тяжелым валуном. На получившемся кургане поставили пятерых идолов, символизирующих местных богов. Снаружи смотреть — ничего особенного.

Внутри, откровенно говоря, тоже. Свет дают светлянки, горшки с которыми обильно висят где только можно, так что глаза напрягать не приходится. Вдоль стен выстроились деревянные лари, половина с грубыми навесными замками, в самом дальнем от входа углу расположился тяжелый металлический шкаф, ключ от него хранится у Пересвета. Понятия не имею, что внутри, скорее всего, деньги или немногочисленные серьёзные артефакты. Лично для меня единственным интересным предметом является стол — похожее на стилизованное под лесной пень глубокое кресло, служащее одновременно хранилищем информации, показателем статуса и символом сакральной власти главы.

— Садись, — кивнул дед. — Что делать, помнишь?

— Расслабиться, закрыть глаза, ощутить давление, не сопротивляться ему и попытаться воспринять Слово как можно четче.

— Верно. Готов?

Перед тем, как усесться в кресло, я отвесил ему низкий поклон. Откинулся спиной на необычайно мягкое дерево, выдохнул.

— Готов.

Не было картинок, перед глазами не вставали строки текста. Я стал сосудом, принимающим чистое знание. Губкой, впитывающей влагу концентрированной информации. Как на мгновения повысить производительность мозга, в разы улучшая скорость восприятия; подготовка гормональной системы к резкому выбросу веществ в кровь; повышение эффективности работы мышц, в первую очередь сердечно-сосудистой группы; мелкие нюансы, касающиеся укрепления костей и кожаных покровов. Божье сплетение не имело порога развития, позволяя совершенствовать собственное (и в меньшей степени — чужое) тело до бесконечности, но требовало внимательности и жестоко наказывало за ошибки.

— Хватит, — страховавший меня дед своей властью остановил поток сведений, наклонился, всматриваясь мне в лицо. — Воспринял?

— Да, я всё помню, — я рискнул пошевелить головой, с удовольствием отмечая отсутствие боли.

— Молодец! У твоих сверстников иной раз кровь из носу от нагрузки идёт, мы их потому напрямую сложным приёмам не учим.

Ещё бы крови не идти! Количество нейронных связей в мозге меньше, опыта быстрой обработки разноплановой информации нет, отсюда куда меньшая возможность восприятия того, что местные называют Божьим Словом, а я считаю аналогом нейроинтерфейса. Не факт, что считаю правильно, просто ничего более подходящего вспомнить не смог.

— Деда, а ты ведь только тех на стол сажаешь, кто в Обители побывал, — отметил я.

— Старцы основы объясняют хорошо, — сказал Пересвет. — И того, кто ещё не готов, кому рано, ни за что к престолу не пустят. К тому же их малые престольцы так устроены, что навредить не смогут, в отличие от нашего, с полным доступом. Начинать нужно с легкого.

— А, верно. Не додумал.

— То, что не додумал, это плохо. Что заметил — молодец! Надо было сразу тебя к Синеокому отправлять, ты там ко двору пришелся.

— Почему?

— Ратибор сказал, к нему подходил старец Ростих, хвалил тебя, спрашивал, не думал ли в кметях учебу продолжить, — дед знаком показал, чтобы я встал со стола. Не принято сидеть на престоле просто так. — Предложение лестное, в младшую дружину Обители войти — честь. Позови Лесной Князь кого из наших, я бы сразу, не раздумывая, согласие дал. Что скажешь?

— Сейчас — ничего. Думать буду. Я дальше пояса не загадывал.

— Ну, думай.

Надо же! Мне отец даже не намекнул.

Многие семьи тесно связаны с Обителями. Слуги Ушедших не должны править обычными людьми, поэтому старцы влияют на власть с помощью прикормленных агентов из числа мирян. Существуют настоящие партии, продвигающие на вече интересы той или иной Обители, взамен получая покровительство и доступ к эксклюзивным услугам. Плюсов много, минус один, зато жирный: примкнув к одной партии, семья автоматом теряет расположение остальных. Не до уровня «ненавижу так, что кушать не могу», просто отношения охладевают на пару весомых градусов.

У любой Обители есть две дружины, младшая и старшая. Старшая — небольшая, от пары десятков у Исцеляющей до сотни у Испепелителя, младшая размером не ограничена и рассматривается скорее в качестве курсов повышения квалификации для достигших первой ступени или первого круга. Попасть в дружину, во-первых, непросто, принимают туда не всех, во-вторых, это связь с определенной Обителью в глазах общественности. Не особо крепкой, бывает, что родные братья состоят в дружинах разных Обителей, но всё же.

В нашем роду половина мужчин у Лесного Князя училась; тем не менее, места в кметях им не предлагают. В дружину не зовут. А Ростих, значит, намек сделал. Синеокий на меня глаз положил, вот такой каламбур. Дед, мягко говоря, удивлен, он ничего подобного не ожидал, поэтому со мной разговаривает вместо того, чтобы просто приказать. При патриархате живём, власть главы на подобные моменты распространяется.

Остаток дня я проходил задумчивый, невпопад отвечая на вопросы. В принципе, против дополнительной учебы я ничего не имел, она полностью соответствует моим планам. Данная конкретная Обитель и её старцы мне нравились. Репутация повысится, врагов прибавиться не должно… Синеокий ни с кем не враждует, у нас вообще Обители мирные, только Короткий Шаг с Испепелителем периодически цапаются. Вот, кстати, хорошо, что вспомнил — занятия у Волка наверняка прекратятся. Ну и ладно, всё равно курс к концу подходит, а на новый меня не пригласят.

Соглашусь. Если предложат. Слова одного не самого влиятельного старца, произнесенные в частной беседе, ничего не значат, формально Обитель ничего не сказала, а я не услышал. Поэтому буду ждать, учиться и вести себя так, словно не знаю о проявленном ко мне интересе. Тем более что в ближайшую пару месяцев я у Синеокого точно не появлюсь — так быстро война не закончится.

Часть 2

Глава 11

Что такое поздняя весна в Березове? Грязь, бегущие по улицам потоки мутной воды, скопившийся за зиму мусор, показавшийся из-под снега навоз. Положение было бы намного хуже, не спасай его дорожные мастера и штрафы, накладываемые на хозяев подворий, заставляющие последних благоустраивать принадлежащую им территорию. И всё равно — несмотря на усилия городских служб, по возможности за ворота люди стараются не выходить. Страшно с обувкой расстаться, кожа сапог раскисает до состояния тряпки, несмотря на ухищрения кожемяк.

В город мы вернулись спустя восемь месяцев после отъезда. Раньше смысла не было. Боевые действия на юге продолжались всю зиму, оттуда приходили то победные реляции, то известия о потерях. Как и ожидалось, в войну вмешался Чагай. Полки знаменитой легкой конницы не позволили добить войска роднинского князя, случившаяся битва окончилась ничьей. Вернее, серия битв, прошедших за недельный промежуток. Неизвестно, за кем осталась бы победа, не выступи на нашей стороне подошедшие из Мстиславля дружины. Взамен на воинскую помощь их купцы сорок девять лет не будут платить пошлины за проход по дороге в Сувар.

Путь всё-таки будет проторен. Ну так ради этого проекта всё и затевалось.

Как бы то ни было, стороны со дня на день подпишут мир. Наши не возражали бы ещё повоевать, но бодаться с чагайскими тысячами они не готовы. Чагай, в свою очередь, хочет мира. У него на восточных границах зашевелились кочевники, ему требуются войска, так что, если не вынудят, продолжать войну он не будет. Свою задачу по спасению Родни южный гигант выполнил, а большего от их экспедиционного корпуса и не требовалось.

Таким образом, мы вернулись к началу. Снова сборы, снова подготовка припасов и сколачивание ватаг и отрядов. С той только разницей, что дядя Милорад вернулся домой — его здорово потрепало в одной из стычек и теперь ему долго выздоравливать. В грядущем походе вместо него участвует дядя Деян. Всего род представляют восемь человек, из них один дед, стоящий на шестой ступени, стоит десятка опытных бойцов. Ещё трое — дядя Деян, мой двоюродный дядя Сновид и троюродный брат Искрен — были полноценными воинами с хорошей славой. Оставшиеся ходили в отроках, нас брали «науки для» и, подозреваю, для массовки, чтобы общество видело, что род активно участвует и верит в удачный исход предприятия. Репутация здесь служила весомым фактором, её следовало учитывать и всячески повышать.

Мои отношения с ровесниками можно охарактеризовать как «прохладные». Мне с ними неинтересно, они считают меня зазнайкой. Вдобавок кое-кто из родителей, видя мои успехи, ставит меня в пример, что тоже дружелюбию со стороны детей не способствует. Другом можно назвать только Завида, потому что он общительный и характер у него легкий, с остальными мы в лучшем случае приятели.

С Милонегом у нас отношения ровные, он парень спокойный и, не считая подростковых неизбежных взбрыков, на рожон не лезет. Но, простите, кто из нас в четырнадцать лет не чудил? Я сам чувствую, как гормон на мозги давит. В общем, с Милонегом всё просто и понятно. Иное дело — Любим. Он принадлежит к породе людей, желающих, чтобы их во всем и всегда считали первыми. Не быть лучшим, а казаться таковым. Он действительно неглуп и даже местами талантлив, но судьба посмеялась над парнем дважды. Любим, во-первых, сын тетки Пламены, то есть власть над родом не унаследует. Разве что все три сына Пересвета умрут, тогда есть шанс. Во-вторых, он с детства слышал сравнения со мной, и выходили они не в его пользу. В шутейных поединках и то я его регулярно бил, в ведовских дисциплинах вовсе превосходил на голову. Думаю, если бы он слышал от меня насмешки в свой адрес, то возненавидел бы, а так — пытается поддеть в разговоре и пакостит временами по мелочи.

Немного о наследовании скажу, для понимания. Родовой стол всегда переходит от отца к сыну, движимое имущество и родительские хоромы всегда отходят детям. Остальное делится в зависимости от обычаев земли. Где-то владения передаются строго по вертикали, от отца к сыну; на севере до сих пор не полностью отказались от лествичного права; случается, решение оставляется на откуп авторитетному посреднику, князю или уважаемому старцу. Вариантов много. В Березовском княжестве женщина может стать главой рода только при отсутствии кандидатов мужского пола, что оставляет определенный простор для толкований. Применительно к нашей семье — если вдруг отец и дядья умрут, то будет неясно, кому принадлежит приоритет, старшему из детей Милорада или тетке. Разные статьи Правды толкуют данную ситуацию двояко. Дед Самбор при любом варианте из линии преемственности выпадает, потому что побратим и кровно к столу не привязан. Я пока что не знаю, как генетика влияет на настройку прав доступа, такие знания считаются запретными, только для тех, кто непосредственно работает с престолом. Но в том, что влияет, уверен.

Итак, нас четверо отроков, и гоняли нас в хвост и в гриву.

Работы было очень много, причем разной. Подготовка обычного обоза, путешествующего из точки А в точку Б, само по себе дело хлопотное, если же ожидается столкновение с врагом, сборы усложняются в разы. Основная тяжесть приходилась на деда. Пересвет, как будущий командир, обязан набрать сотню, обеспечить согласие бойцов видеть себя выборным сыном боярским, зарегистрировать создание временного отряда в городской архивной избе, заключить охранный ряд, то есть договор, с Гостевым товариществом. Именно товариществу принадлежит грамота, разрешающая постройку дороги и дающая право на взимание платы за проезд по ней. В общем, бюрократии меньше, чем в моём мире, но всё равно достаточно.

Вдобавок на нас ложится закупка припасов, телег, быков, корма и сбруи для них, лекарств, инструмента, расходников вроде простых наконечников стрел и много чего ещё. Часть будет использована нами, часть пойдёт в общак сотни, оставшееся станет вкладом в котел строителей. Вообще-то в таких случаях принято, что каждый обеспечивает себя сам, но тут как договоришься, некоторые ватаги предпочитают брать хлеб и кров с заказчика.

Дед носится по городу, общаясь со знакомыми, приёмкой занимаются остальные. В том числе и мы, отроки. Разумеется, не обходится без накладок — то товар негодный пытаются подсунуть, то продавец захочет изменить условия договора. Иногда попадаются просто неадекваты, которые сами не знают, чего им надо. Их немного, зато они горластые и упёртые.

— Ты, Ясень, подрядился привезти десять колес дубовых малых, дюжину больших и четыре больших окованных. Малые вижу, окованные вижу, число совпадает. Больших неокованных всего десять. Где ещё два?

— Ты меня не путай! О десяти договаривались!

— Видоков звать?

Я специально говорил скучным голосом, приняв сонный вид и сложив ручки на тощем животе. Тележник Ясень — известный скандалист, при других обстоятельствах связываться с ним мы не стали бы. К сожалению, многие ремесленники сейчас при войске, оставшиеся завалены заказами.

— Десять там было! Десять!

— Так звать или нет?

Поняв, что крик на меня не действует, Ясень сменил тактику.

— Ну хоть то, что есть, прими!

— Приму. Только за два колеса платить не буду.

— То есть как не будешь?!

— Донесешь — доплачу.

Орал он, впрочем, без огонька. Словно отрабатывал обязательную программу. Недавно он в очередной раз не удержал язык на привязи и ему крепко приложили по роже, надо думать, память ещё жива. Или понял, что я никуда не тороплюсь и плевать хотел на его размахивания руками.

Это только колеса. А ведь есть ещё лопаты, топоры, зубила, кожаная упряжь, кожаные ведра, ремни, подошвы для обуви, крупы, масло, сушеные овощи, соль, заготовки мяса и сало… Полотно мягкое и полотно грубое, лекарства, подковы. Маленькая походная наковальня, вообще-то говоря, принадлежащая нанятому кузнецу, но тащить её должны мы.

Про себя тоже нельзя забывать. Снаряжение — рогатина, топор, малый топорик, нож, лук со стрелами, броня, большой щит, перчатки, щитки на руки и на ноги — должно быть в идеальном состоянии. За пятнышко ржавчины старшие выдрать могут, и правильно сделают. Как ни странно, даже среди пограничников находятся отдельные личности, не желающие понимать, что от состояния снаряги напрямую зависит их жизнь. В большинстве случаев те же уникумы обожают махать мечом, считая топор и рогатину недостаточно благородным оружием. Не хотят понимать, что меч — против людей, наши клиенты из совсем иной категории.

Из нас четверых с небрежностью к амуниции не относился никто, даже открывший для себя новые горизонты Завид. Восемь месяцев разлуки с объектом страсти благоприятно сказались на его интеллекте, парень перестал вздыхать о боярышне Кошкиной и внезапно обнаружил, что девушки, оказывается, красивые и с ними интересно. Благодаря двум старшим сестрам он умел знакомиться, знал, на какие темы беседовать безопасно и что лучше не говорить, то есть на голову превосходил девяносто процентов сверстников. В данный момент у него имелись две постоянные подружки, с которыми дело дальше поцелуев не зашло, но, чую, ждать осталось недолго.

Ему четырнадцать, его пассиям столько же. Пахари в этом возрасте подумывают о женитьбе. Чем выше по статусу, тем позже играют свадьбы — у князей дочери до двадцати пяти в девицах ходят, и никто их перестарками не считает.

— Ты, главное, помни, что, если вдруг жениться соберешься, мать будет возражать, — на всякий случай напомнил ему.

— Да я и не собираюсь! — замахал рукам Завид. — Куда мне!? Я и сам против!

— Не всегда отроков спрашивают, — подпустил я в голос зловещих ноток.

— Ты меня не пугай!

Тем не менее, до вечера он ходил задумчивый. Ничего, ему полезно.

Семья обычно моногамна, младших жен — меньшиц — берут редко. Столь же редки разводы. Правда, случается, что воины принимают в дом жен своих погибших побратимов или братьев, но чаще дело ограничивается предоставлением жилья и заботой о потомстве. Вдовам живется сложно. Мужчины гибнут чаще, чем женщины, поэтому второй раз выйти замужтяжеловато, бездетным так вовсе почти невозможно. Впрочем, если есть приличное приданое, то утешитель быстро найдётся.

Когда стало понятно, что стройка в том или ином виде состоится, и дороге — быть, ценник на аренду складов взлетел. Куда-то же припасы свозить надо, а на подворьях всё не уместишь. Тем более что мы, например, в Березове проживаем на подворье сотни, использовать которое под личные нужды надо бы с оглядкой. То есть, в принципе, не возбраняется, но до определенной черты, иначе общество возмутится.

Склады охранялись, грабили их редко. На всякий случай дед подкинул деньжат сторожам «за внимание», ещё мы, отроки, периодически здесь ночевали, если вдруг задержались на работе и не хотели в темноте возвращаться домой. Баночки с порошочками, кули, мешки, пустые и нет, лежащие на полках инструменты… Завид в первое же дежурство пробежался по соседям и скорешился со всеми. Я же говорил — он безумно обаятельный и общительный, любого разговорит.

Соседи у нас попались разные. Ветеран, в одной из схваток лишившийся ног и вынужденный потратить сбережения на приращивание чужих. Денег у него после операции не осталось совсем. Близкие помогают, но сидеть у них на горбу он не хочет и работает, где может. Сложность заключалась в том, что ноги ему целители пришили, а вот божье сплетение приходилось выращивать заново — то, что было у донора, приживаться не хотело. Поэтому на ближайшее время воинская стезя для него закрыта, отчего мужчина мучается.

С другой стороны от нас складом заведовала парочка жуликов. Рожи до того пройдошистые, что я, их завидя, сразу переложил кошель с монетами поглубже под одежду. Чем живут, с чего деньги имеют, непонятно. К ним постоянно заезжают подводы, что-то берут, что-то разгружают, хозяева подвод старательно прячут лица и подбирают для приезда позднее время, когда темно. Я сначала подумал, что они краденым торгуют, но тут, похоже, что-то иное.

Позади нас — склады купца Туголука. Вот уж у кого жизнь кипит! Купец с севера привозит жемчуг, воск, льняные ткани, шкурки животных, драгоценную кость и много чего ещё, к нему каждый день приезжают ремесленники за товаром или с товаром, потому что обратно он отправляет металлические изделия и соль. Это только то, что я сам видел, скорее всего, список больше. Когда мы только въехали, его охранники пришли, поздоровались, представились сами, спросили, кто такие. Увидев, что не тати какие, сразу расслабились и с тех пор периодически приглашают в гости. Я с охранниками стараюсь почаще разговаривать, потому что люди тертые, бывалые, судьба их заносила не только в соседние земли, но и в дальние, принадлежащие чужим народам. Вернее, не народам, а языкам, тут понятий «народ» или «нация» не существует. На словенских землях говорят более-менее одинаково, диалекты, пусть и не сразу, понимаемы, поэтому все, кто говорит совсем непонятно, дружно записываются в выходцы из дальних земель и в немцы, то есть немые, не знающие правильного языка.

География напоминает старый мир, хотя имеются существенные отличия. Балтийское море здесь фактически является озером, не будучи связано проливами с Северным морем и Атлантикой. На юге меньше степей, вместо них или пустыни, или нормальные леса. Или темные леса, обожающие произрастать вдоль широких рек. Вероятно, есть и другие особенности, только узнать их не от кого. Да и, откровенно говоря, не до сравнений мне — других дел хватает.

Именно болтая с купеческой охраной, я узнал об окончании войны.

— Родня согласилась выплатить тыщу гривен за обиды, — рассказывал Третьяк, чей брат служил при княжеском дворе и потому одним их первых узнавал всяческие новости. — Они упирались, не хотели платить, только у наших доказательств много было. Приперли.

— Не так уж и много, — заметил Горазд, второй охранник.

— Зато вину признали. Ещё Берестье сколько-то стребует, да наши, говорят, добычи взяли немало, всю границу разорили. Года на три роднинские притихнут.

— Земли кусок не прирезали?

— Нет. Князю не надобно, боярам тоже. Места возле границы неудобны больно.

Сама по себе земля не особо ценится, смотрят в первую очередь на безопасность и плодородие. Причем второе идёт в тесной связке с первым, потому что самые богатые урожаи снимаются вдали от темных лесов, там, где пахари могут спокойно обрабатывать землю. Ну и там, где им лихие люди дома не жгут. Граница с Родней сочетает в себе оба фактора, потому что на ней с востока тьма подпирает, с запада Берестье, не самый дружелюбный сосед, с юга ватаги людоловов приходят. Чтобы вести нормальное хозяйствование, нужно держать сильный гарнизон, отбивающий набеги и приходящий с ответкой. Подобный гарнизон способны обеспечить князь, бояре или крупный город с собственной стражей, но в данный момент никто из них впрягаться в освоение земель с неясным результатом не желает. Берегут ресурсы.

Сведения о мире подтвердил Завид.

— Говорят, наши возвращаются, — сообщил он, когда я вернулся на подворье. — Через две недели здесь будут.

— Если только Остромир сразу домой не поедет.

— Да не… — задумался друг. — Отрядное жалование перед роспуском войска выдают. Хотя он его и потом получить может, если десятнику доверяет.

Добычу, взятую на поле боя, делили после боя. Жалование войскам выплачивалось ежемесячно в фиксированной сумме, окончательный расчет проводился после исполнения договора. Ещё какая-то сумма причиталась по результатам продажи награбленных вещей, сразу не оцененных или по какой-то причине отправленных в Березов. Денежные вопросы часто служили темой разговоров старших, отроки волей-неволей усваивали, сколько и за что им положено получать.

После отправки дяди Милорада домой во главе десятка встал его друг. Остромир хорошо о нём отзывался, так что, возможно, в столицу брат не поедет, сразу направится в усадьбу рода.

Глава 12

Первая партия строителей отправилась буквально через день. Войско ещё не вернулось в Березов, глашатай всего лишь выкрикнул на центральной площади о победе и заключенном мирном договоре, а обозы уже потянулись по ведущей на запад дороге. Они достигнут Мшинского, крупного села, там сделают промежуточную остановку и подготовят площадку для приёма остальных. От Мшинского начнут строить тракт — поначалу на основе существующей узкой грунтовки, затем новую, через лес.

Торопливость пайщиков объяснима, они и так затянули на год, стройка должна была начаться прошлым летом. Сначала время заняло согласование позиций сторон, потом война, закончившаяся неожиданно быстро. Я ожидал, что она продлится пару лет или больше, потому что многие княжества не против побряцать мечами. Но, по каким-то причинам, пока что в политической жизни наступило затишье.

Дед ходил невероятно довольный. У него всё получилось, его зарегистрировали в качестве избранного сына боярского и теперь это навсегда. Ладно, не навсегда — на ближайшее столетие, пока есть люди, способные свидетельствовать в суде. Теперь нужно подтвердить, что место он занял по праву, исполнив договор без больших потерь. Хотя по некоторым обмолвкам кажется, что в его триумфе присутствуют нотки горечи и, думаю, я понимаю, почему. На старой родине, в Торуни, Острожские были боярами, причем не последними. Пересвет бился всю жизнь, но не смог вернуть прежнего статуса и вряд ли сможет.

Так и пошло. С юга прибывали разрозненные отряды, отовсюду в город съезжались купцы и рабочий люд, едва ли не каждый день на восток отправлялись обозы со строителями. Огромный проект, по слухам, в него вложились едва ли не все крупнейшие купцы из соседних земель, раздраженные необходимостью платить огромные пошлины за отправку товара через юг. После возвращения князя на площади зачитали мирный договор, текст которого прибили на особой доске, ознакомиться с ним мог любой желающий. Всё так, как рассказывал Третьяк.

Наш черед наступил через две недели. Честно сказать, сутки до отправки остались в памяти урывками — приезжали люди, забирали вещи, ругались, путали позиции, загружали в телеги не то, с матами вытаскивали обратно… Причем у нас на складе находились вещи, принадлежащие как дедовой сотне, так и ватаге дорожников, их следовало учитывать отдельно. Голова просто пухла. Повезло, что Искрен тоже находился на складе и активно участвовал, без него пришлось бы намного сложнее, он брал на себя общение с самыми крикливыми возчиками. Всё-таки отношение к отроку и полноправному воину разное, в его присутствии буяны утихали.

Вывезли не всё, поэтому остатки мы уже ночью погрузили на телегу и отправили на подворье. Сами остались ночевать на складе, и правильно сделали, потому что с утра приперся хозяин склада за окончательным расчетом. Расплатились, попрощались, ушли.

Подворье встретило нас суетой и мычанием взбудораженных волов.

— Я уж думал, за вами бежать придется! — из избы выскочил Завид, держа в руках тюк с чем-то легким и объёмным. — Молчун, твои вещи вон в ту телегу покидал, посмотри, не забыл ли чего.

— Спасибо.

— Моё где? — крикнул в спину парню Искрен.

— У Милонега спроси!

Пройдя в избу, проверил «свой» угол, где стояли лавка, выделенная мне для сна, и ларь с вещами. Пусто, всё, мной подготовленное, Завид забрал. Посему я прошелся по подворью, попрощался со знакомыми, остающимися в Березове, и с чистой совестью завалился в телегу. Сборы закончились, меня никто к делу приставить не пытался, что странно, я имел законное право поспать.

Так и не заметил, когда телега тронулась. Проспал отъезд.

Путешествие с большим обозом проходит иначе, чем в одиночку. Во-первых, скорость медленнее. Во-вторых, остановки приходится согласовывать со старшим. В-третьих, не нужно смотреть по сторонам, выглядывая возможную опасность. Грязи больше, событий тоже, можно пересесть в соседнюю телегу и поболтать. Есть свои плюсы, есть свои минусы.

Особых впечатлений в пути не получили, не считая переправы через крупную реку. Метров четыреста в ширину. Обычно люди стараются держаться подальше от тех водных артерий, которые не в состоянии очистить от темной живности, но Завияга отсекала чуть ли не третью часть княжества, особого выбора не было. Поставили по бокам две крепостцы, в русле насыпали несколько островов, на них разместили опоры для высокого моста. Дорого и без помощи мастеров, умеющих работать с крупными земными массивами, не справились бы. По аналогии с работавшей у нас артелью могу представить, как это было.

Сначала комья земли скатываются в огромные шары, медленно направляющиеся в воду. В несколько человеческих ростов высотой, идущий следом за ними человечек кажется маленьким на фоне своего творения. Камни, песок, глина — в ход идет всё. Постепенно земля перемещается в реку, без всяких лопат и тележек создавая длинный мыс, упорно сопротивляющийся течению. Вода, конечно, размывает рукотворную преграду, но медленно, строители успевают вырастить опоры моста. Скорее всего, тут работали старцы Лесного Князя высоких кругов, не ниже седьмого. Они же создают живое полотно поверх опор, укрепляют его, превращая древесину в материал, сравнимый с камнем по стойкости.

И вся стройка проходит в окружении войск, не менее чем сотни. Потому что люди постоянно подвергаются внезапным атакам лезущих из реки тварей, привлеченных запахом возможной добычи. Причем, уверен, самых опасных зачистили заранее.

— Видал? — после того, как мы, уплатив пошлину, въехали на мост, кивнул Завид. — У старшего гридня пятая ступень, а в десятке его меньше третьей нет никого.

— Ну так вниз глянь, сразу поймёшь, почему.

— А то ж! У нас бы давно почистили.

— Они неделю назад чистили, — сообщил подошедший Искрен, отходивший поболтать с местными. — Это то, что сверху нанесло. Говорят, раз в два года большую охоту устраивают и опоры укрепляют, заделывают погрызенное.

— Посмотреть бы!

— Почему нет? В отряд войдёшь, предложи старшему на охоту наняться — Ковалевская дума загодя клич желающим кидает.

Город Ковалев был, пожалуй, единственным на восточном побережье Завияги, остальные являлись в лучшем случае большими селами. Мы как раз мимо него проезжали.

— Тут уж как повезет, — неожиданно рассудительно ответил Завид. — Куда судьба забросит. Нам туголуковские охранники рассказывали, они, пока к купцу не нанялись, чуть ли не во всех землях побывали, до самого Ополья доходили. Надоело по чужбине мотаться, аж жуть! Сейчас рады-радешеньки, что на одном месте осели.

— Отрядная доля такая — где заказчика нашел, там славы и добываешь.

Сам Искрен в отряд не входил, предпочитая наниматься к боярам или в поселения, ждущие вторжения орды. Многие пограничники так поступали. У нас своя специализация, повадки чудищ знаем, убивать их умеем, работа найдётся всегда из-за большого числа темных лесов. Опасно, конечно, зато выгодно и почетно.

— Ты сам-то, Завид, что думаешь? Вот получишь ты пояс, и куда подашься?

— Да уж в усадьбе сидеть не буду! — засмеялся друг. — Хочу мир посмотреть. В дружину ничью не пойду, а вот в ватагу или отряд, чтобы по другим землям поездить, можно наняться.

— В дружину он не пойдёт! — хмыкнул Искрен. — Тебя и не возьмут!

— А вот и возьмут!

— Столичные бояре даже в младшую дружину, у кого она есть, берут только по поручительству. Кто за тебя слово скажет, зазноба твоя? Нет, в других городах может кто из бояр и согласится, но тебе-то нужно, чтобы в походы часто ходить.

«Зазнобу» Завид пропустил мимо ушей, его так часто подкалывали, что он привык. Мы с ним из-за того инцидента слегка поссорились. Он считал, что ставить в известность родню не обязательно, я говорил, что обо всех терках с боярством надо сообщать старшим. На самом деле парень понимал мою правоту, согласиться ему мешали гордость и стеснительность. К счастью, дед Самбор вправил внуку мозги.

Мы с Завидом со стороны смотримся немного забавно, потому что хоть и похожи, но в то же время очень отличаемся. Оба невысокие, русоволосые, носим примерно одинаковую одежду в лесном её варианте, черты лица правильные. У него чуть нос длиннее, хотя тоже прямой, у меня скулы четче выпирают. Он — кареглазый, юркий, говорливый, живой, словно ртуть, я голубоглазый в мать, выгляжу более кряжистым и основательным. Именно выгляжу, потому что если посадить нас рядом и не давать Завиду шевелиться, то станет ясно, что комплекция у нас одинаковая. Он, может, чуть сухощавей и гибче.

В своём анализе Искрен прав. В дружину «с улицы» не попасть, отбор в неё строгий. В младшую ещё могут принять, если покажешь хорошие навыки, в старшую — только после долгого знакомства. Дружина считается семьёй, дружинники связаны тесными узами побратимства и постороннего человека в свой круг они не пустят. Собственно, дружина и является семьёй, потому что роднятся между собой дружинники часто; обыденной является ситуация, когда два гридня женят своих детей, а их общий внук служит тому же боярину, что и оба деда.

В полном соответствии с пирамидой Маслоу люди, удовлетворившие базовые потребности в еде и одежде, начинают задумываться о безопасности. Вернее, задумываются-то они и раньше, просто, когда жрать охота, и дети смотрят голодными глазами, поневоле идёшь на риск. А вот если брюхо не сводит и появился кое-какой жирок, можно заняться наведением порядка на территории.

Любое поселение, начиная от самых маленьких, стремится обзавестись укреплениями. У кого денег и работников мало, обносят деревеньку крепким тыном; те, кто может себе позволить, ставят полноценный кремль. У нас для строительства используют специально выращенные деревья с невероятно прочной и неподверженной гниению древесиной, в других местах крепости земляные или каменные. В последние сто лет население княжества стабильно растет, а долгого мира как не было, так и нет, поэтому мастера в данной области без работы не сидят.

Мшинский кремль размерами обладал не выдающимися, село могло бы позволить себе построить что-то более приличное. Аборигены, вроде, собирались его расширять, вот уже десять лет как, да так и не собрались. Традиционно вставал вопрос, кто будет платить — местный боярин, живший в кремле, или община скинется. Общинники упорно сопротивлялись, предпочитая тратить деньги на малую обитель Лесного Князя или на обустройство рыночной площади с постоянными лавками, торгующей всякой всячиной. Поселение давно не подвергалось опасностям. Орды чудищ до него не доходили, а единственный возможный проблемодатель из людей в лице Белозерья агрессии не проявляет. Разве что бояре иногда между собой ссорятся, так против них существующих укреплений более чем достаточно.

Ещё два года назад сюда приехали купцы и, по договоренности с местными властями, принялись обустраивать будущую промежуточную базу. Бараки, навесы для материалов, склады и прочее. Подготовка замедлилась из-за последовавших событий, поэтому к настоящему времени часть прохудившихся построек снесли и на их месте поставили новые, того же назначения. Дедова сотня уже там.

Нас поселили вместе, в одном бараке. Под «нас» я подразумеваю дядю Деяна, Искрена и всех отроков. Судя по тому, что я слышал, каждому небольшому отряду охраны выделят под присмотр ватагу дорожников, то есть центрального руководства не предполагается. Не знаю, насколько это правильно. С одной стороны, мобильность и сразу понятно, кто за какой участок отвечает. С другой — хотелось бы при нужде позвать на помощь. Нет, понятно, что, имея пять боевых сотен, прочесывающих округу, шанс столкнуться с кем-то опасным крайне невелик, но сюрпризы случаются.

Вдобавок неясно, что за ватага. Вдруг там самоубийцы одни, которым отроков слушать самомнение не позволит.

— Может, их по лесу поводить? — заранее спросил я дядю. — Пальцем потыкать: это ожегень, если его голой рукой тронуть, кожа слезет; а это стрелок-трава, она шипами пуляет.

— Бесполезно, — цыкнул Деян. — Им в одно ухо влетит, в другое вылетит. Снадобий лечебных запаси побольше. Самая большая надежда на огневиков — они впереди пойдут и всё, что можно, прямо на месте сжигать будут.

— Большие деревья огонь не возьмёт.

— Значат, разрубят и в сторону оттащат. Тут не дураки сидят, придумают что-нибудь.

Руководство всем… Назовём его строительно-проходческим корпусом. Так вот, руководили им опытные люди, несмотря на масштаб, организовавшие работу с умом. Это уже сейчас видно, хотя подъехало в село тысячи полторы человек, остальных ещё ждут. Сколько всего участвует в стройке? Тысяч десять, я думаю. Люди ведь не только на дороге и в охране стоят, кто-то в каменоломнях, специально созданных, трудится, кто-то в карьерах песок добывает, грузит, перевозит. Проект очень большой, княжество в одиночку его бы не потянуло.

— Мы здесь надолго?

— Сегодня узнаем, — ответил дядя. — Сотник нас пока только в списки внес, к кому нас прикрепят, неизвестно. Если ватага уже прибыла, может, даже завтра в путь выйдем.

— Сотник?

— Старший в ближней охране.

То есть помимо дальней охраны, ближняя тоже объединена в сотни. Что ж, логично.

Забавно и поучительно наблюдать за взаимодействием различных социальных групп в Мшинском. У нас общество сословное и рамки довольно жесткие, перейти из одной страты в другую сложно. Нет, если сын пахаря захочет стать воином, он им станет, вот только поддержки рода лишится, что очень и очень тяжко по последствиям.

У людей мышление иное, оценка ситуации проходит по другим критериям. Да здесь, блин, всё другое, начиная с мелочей! Одежда. Подавляющее большинство ходит в домотканой, пошитой женщинами из своей семьи, то есть не слишком качественно. Есть мастерицы, шьющие по меркам, но их работа стоит дорого и живут они исключительно в городах. Запахи. Косметики мало, употребляют её редко, по особенным поводам. Моются реже, умыться с утра теплой водой — роскошь, доступная не каждому, потому что даже если с вечера поставить корчагу в печь, утром может кто-то успеть первым. Много физической работы на свежем воздухе, что тоже сказывается. Еда. Продукты натуральные и только те, что произрастают в данной местности. Специи, вино, сушеные фрукты привозят издалека и стоят они бешеных денег, то есть доступны исключительно богачам. Из сладкого — мёд и ягоды солнцевки, никакого шоколада. Справедливости ради скажу, что вкусы всё-таки разные благодаря усилиям и фантазии мастериц, умеющих изменять растения. Тем не менее, определенная однообразность пищи у низших слоев населения существует.

Очень тщательное внимание к слову. Мне, например, потребовалось сознательно перестроить восприятие, чтобы усвоить, что Молчун, то есть обращение по кличке от постороннего — норма и ни в коем случае не оскорбление, а за «Тишку» можно смело в глаз бить. Кровь проливать нельзя, за разбитый нос вполне могут сунуть нож в печень и суд убийцу оправдает. Индивидуализм не поощряется, личность всегда и во всём обязана учитывать интересы общины. Например, перед отлучками мужчины у нас в роду приходят к деду и спрашивают — можно отъехать, нельзя? Насколько далеко и надолго? Были случаи, когда из-за запретов они теряли хорошую возможность заработать, но никто не роптал.

Сейчас во Мшинском собралось много незнакомого друг с другом народа и скоро приедет ещё больше. Три основные группы — пахари, ремесленники, воины — вынуждены контактировать между собой и не всегда общение проходит гладко. Случаются казусы. Особняком стоят купцы, но они умеют находить общий язык с кем угодно. Воины чрезвычайно чувствительны к внешним проявлениям статуса и на оскорбления, в том числе мнимые, реагируют резко, прибавляя головной боли третейским судьям из вождей и старшины. Те, кто в возрасте, ведут себя прилично, им уже никому ничего доказывать не надо, а вот молодежь едва ли не каждый день отмечается.

Поговаривают о том, чтобы не пускать «пришлых», то есть нас, в острог. Все города и крупные села более-менее однотипные: в центре кремль, кромник, крепость, вокруг приличную территорию занимает острог, то есть земля, обнесенная высоким забором, в его границах расположены дворы детей боярских и части посадского люда. К острогу примыкают слободки или концы, где живут ремесленники, торговый люд и прочие. Здесь, во Мшинском, главная, она же единственная, рыночная площадь расположена внутри стен, и так как она является естественным центром любых увеселений, народ стекается на неё.

Местные привыкли к тихому и размеренному образу жизни. Поначалу большое количество незнакомых людей их привлекало, им было интересно поговорить, узнать, что в мире делается, им виделась возможность подработать. Сейчас они просто устали. Кажется, некоторые из них начинают жалеть, что согласились участвовать в стройке.

Глава 13

Жрецы говорят, что Ушедшие Боги оставили этот мир нам и не вмешиваются в дела людей, только судят после смерти, взвешивая добрые и злые поступки. Однако народная молва упорно считает иначе. Удачу и неудачу приписывают влиянию высших сил, утверждая, что с их стороны нет прямого вмешательства, зато косвенного хоть лопатой ешь.

Чем считать раннее появление войска во Мшинском, сказать затруднюсь. Наверное, всё-таки удачей. Без нас смертей могло бы быть больше.

Мы с Завидом ужинали кашей, когда от старшины вернулся дядя Деян. Вообще, у нас в походе так получилось, не знаю уж, случайно или нет, что к одному взрослому воину приставлен отрок. Любим к деду Пересвету, Завид к дяде Сновиду, я к дяде Деяну и Милонег к Искрену. Изначально предполагалось, что помогать деду стану я, но Деян оценил мои учетно-складские таланты и вытребовал себе в помощь. Дедова сотня возит с собой немногое, их припасы частично лежат у нас и присматривать за ними тоже нам. Кроме того, любой крупный проект умным людям предоставляет возможности — поставка материалов, к примеру, или другие способы урвать толику малую от бюджета. В нашу задачу входит смотреть по сторонам и не упустить шанс.

Так вот, Завид прибежал посмотреть, где мы устроились, и остался на ужин.

— Искрен здесь? — положив себе еды, дядя уселся рядом.

У нас тут очень простой быт. Спим в бараке, под еду выделен отдельный дом, где хозяйничает унылый худой мужик, внешним видом позорящий звание повара. Слуг нет, уборкой помещения занимаются отроки или можно в деревне девок нанять.

— Пошел в избу. Сказал, спать хочет.

— Ну-ну, — хмыкнул дядя. — Скоро ему не до сна будет. Завид, ешь быстрее. Охотники прибежали, сказали, орда идет. Наверняка вашу сотню с утра пошлют навстречу.

Друг быстрее засновал ложкой.

— Большая орда?

— Судя по рассказам — великая. Может, и не врут.

Возможно, что не врут. Малые орды, так называемые «выплески», приходят регулярно, это, фактически, два-три десятка малых чудищ под предводительством одного-двух вожаков. Для их уничтожения в пограничье хватает сил одного рода, даже не всегда соседей зовут. Три или четыре выплеска составляют обычную орду, их отбивают всей сотней. Тоже не редкость, мы с ними сталкиваемся раз в три года обязательно. Большие орды, под тысячу чудищ, приходят нечасто, примерно через каждые пять-десять лет. В те годы, когда совпадают погодные условия и большие клобуки перестают вести междоусобную войну, пытаясь раздвинуть сферы влияния на человеческие земли.

Великая орда выплескивается из темных лесов единожды за поколение или два. Против неё встают всем миром, призывая на помощь ближние и дальние дружины, а жителей на маршруте движения эвакуируя подальше. Последний раз великая орда в восточном лесу собиралась двадцать семь лет назад, так что сейчас — самая пора.

— Или мы их потревожили, — подытожил я мысленные рассуждения.

— Тоже верно, — согласился расслышавший последнюю фразу Деян. — Хозяева леса давно заметили нашу суету на границах. Она им не понравилась, вот и собрали орду, чтобы заранее разорить ближайшую землю. Это хорошо.

— Хорошо?

— На свету чудищ бить легче. Если бы они в лесу нас ждали, пришлось бы труднее.

Ну, если с такой стороны смотреть…

— Сейчас конные пойдут вперед, им орду приостановить надо, — объяснял дядя. — Устроят засаду, побьют чудищ, сколько получится, отступят, снова остановятся. Мы здесь укрепление строить будем. Мшинское бросать нельзя, да и отбиваться в нём удобнее.

— В селе воинов мало. Удержим?

— Гонцов уже послали, скоро ближние дружины подходить начнут.

Работа закипела сразу, несмотря на позднее время. Часть людей отправилась в поля, вырубать лес и кустарники, оставляя вокруг деревни голое пространство без возможных укрытий. Остальные принялись копать ров, используя вынутую землю для создания высокого вала. Со рвом получалось три кольца обороны — внешний вал, потом окружающий острог тын, который тоже будут укреплять и наращивать, и кремль. Последний невелик, все в нём не поместятся.

С другой стороны, сколько из нас уцелеет к тому времени, когда придется запираться в кремле? Хотя, может, и не придётся. Наверняка и окрестные бояре, и ближайшие города пришлют подмогу, так что шанс разбить орду очень велик. Если не случится ничего экстраординарного, одолеем.

Учитывая, что мастеров, умеющих работать с массами земли, в деревне собралось много, работа шла быстро. Я пока что не овладел приёмами из этой области, но судя по описаниям, это какая-то форма телекинеза. Или, в другом варианте, биокинеза — наскоро выращивается растение, корнями захватывающее нужный объем, перекатывает его на нужное расстояние и тут же погибает, исчерпав ресурсы. Это сложно, этому долго учиться, требуется особое чутьё, вырабатываемое долгой практикой. Боевые приёмы зачастую осваиваются легче.

Несмотря на тот факт, что воины в социальной иерархии стоят на вершине, они далеко не всегда богаты. Мастера мирных профессий зачастую зарабатывают лучше, причем не подвергая себя опасности. Ещё одна причина, по которой люди отказываются восходить на первую ступень. Вернее, отказываются получать пояс. Формально ничто, кроме традиций, не мешает ремесленнику прийти в Обитель Испепелителя, чтобы посидеть там на престоле. Только воином его не признают.

Основную работу выполняли строители, на долю остальных выпало доделывать за ними всякие мелочи. Колья рубить, строгать, втыкать в берега, ловчие ямы рыть, замуровывать склады дерном и подручными материалами. Чудища не польстятся на упряжь или мешок с гвоздями, однако ничто не помешает им просто так снести здание, из которого доносится ненавистный человеческий запах. Поэтому то, что не получалось перенести в острог, пытались спрятать.

Почему темные твари ненавидят людей? Думаю, из-за сходства с их создателями. Судя по сохранившимся изображениям, Ушедшие Боги были гуманоидами и внешне очень походили на нас.

Вечерняя суета продолжалась недолго, до темноты. Некоторые порывались продолжать окапываться при свете факелов, но старшие погнали их отсыпаться. Орда придет дня через три, ей тоже надо чем-то питаться, отдыхать, от неё отщипывают кусочки конные отряды, посланные для задержки. Время ещё есть.

Времени больше нет. Закончилось.

Два дня и две ночи пролетели незаметно, слившись в сплошную череду мелких дел и кусочков тревожного сна. Передовые отряды чудовищ, ведомые младшими вожаками, показались под конец второго дня. Их ждали. Предупрежденные разведкой люди успели спрятаться в укреплениях, снаружи остались только небольшие группы воинов, готовящих огненную встречу незваным гостям.

Самые первые стаи орды попытались сходу вломиться в село. Их даже не подпустили к стенам, истребив площадными заклятьями, заодно лишний раз выжгли предполье. Группа из нескольких десятков бывших кабанов, окруженная всякой мелочью в качестве поддержки, не успела набрать нужную скорость и войти в ближний бой. Полыхнуло жутко, слитный удар нескольких витязей шестой ступени огненным валом прокатился метров на пятьсот расходящимся конусом. Уцелевшие твари рванули назад, под защиту вожаков, неся им сообщение — враг! Враг!

Всю ночь и следующий день нарастало число стычек. Первыми в орде идут не самые умные чудища, их задача — найти, вцепиться, сообщить ведущим стай. Тем, кто достаточно разумен, чтобы прогнуть под себя других вожаков и заставить их подчиняться. Верхушка орды способна на время обуздывать инстинкты, темные твари под их руководством не бросаются слепо на людей, а используют кое-какую тактику. Например, их умишка хватает понять, что в темноте люди видят хуже, поэтому основной штурм начнётся ночью.

Пока избранные воины сдерживали первый натиск, остальные вкалывали без отдыха. Повторюсь — нам безумно повезло, что в селе оказались мастера работы с землёй и другие строители, без них пришлось бы намного тяжелее. За два дня они успели создать полноценную стену и укрепить её башнями. Да, стена земляная, но её внешний край оплавлен до состояния стекла, как и вырытый перед ней глубокий ров. Жаль только, что некоторые чудища способны перемахнуть его одним прыжком…

Никаких ворот предусмотрено не было. Те, кто пойдёт на вылазки, прекрасно спрыгнут со стены и заберутся обратно сами, возможное подкрепление не станет прорываться во Мшинское, его задача не снять осаду, а истребить всех чудищ. Зато через каждые сто шагов вперед выдавалась башня, в прорези которой было так удобно бросать заклятья, убивая подобравшихся слишком близко атакующих. Всё сделано либо из земли, либо из укрепленного дерева. Лучше бы, конечно, камень, но хорошего камня у нас мало и работать с ним сложнее, дольше.

Для отступающих оставили единственный узкий проход, который потом наглухо завалят.

Надо сказать, особого страха люди не проявляли. Во-первых, смерть всегда рядом, к ней привыкли и относятся без пиетета, во-вторых, дорожные рабочие и другие завербованные трудяги знали, на что шли. Они чего-то примерно такого ждали и теперь даже слегка радовались, что первый удар примут на своей земле, где духи предков помогают. Поэтому в селе царила деловитая суета, подкрепляемая умелым руководством. Управленцы во главе стройки стояли очень толковые. Они в первый же день разделили всех людей на бригады, каждой выделили участок для укрепления и организовали бесперебойную работу с непрерывным подвозом припасов, горячей еды и воды. Даже легкие навесы для сна построили, где можно было в перерывах полчасика покемарить.

Должен сказать, что эти два дня в очередной раз заставили меня пересмотреть ориентиры. Раньше я сосредотачивался исключительно на воинских науках, считая, что они позволят мне прожить долго и, с большой степенью вероятности, счастливо. В целом моё мнение осталось неизменным. Здесь, если ты не способен защитить себя и своих близких, ты — никто. В прошлой жизни, по большому счёту, было так же, но там неприглядная правда маскировалась законодательством, средствами массовой информации, воспитанием и много чем ещё. Тут реальность ничем не прикрыта и по-своему честна, хоть и некрасива.

Посмотрев на мастеров-строителей и пообщавшись с ними, я понял, что упускаю нечто важное. Эти люди, несмотря на слабость в боевом плане, очень сильны и влиятельны — разговаривают с ними с явным уважением. Они входят в часть общества, на которую я прежде не обращал внимания и, похоже, зря. Местный социум устроен сложно, без понимания, как он функционирует, высокое положение в нём не займёшь. Не то, чтобы я стремился стать боярином или старшим старцем в Обители, просто доступ к знаниям и личный статус почти всегда связаны.

Второе наблюдение: воины высоких ступеней в обязательном порядке владеют мирными профессиями. Обычно целительством, но не обязательно. Похоже, оставаться узким специалистом можно только до определенного уровня, дальше поневоле приходится постигать смежные профессии для получения необходимых в дальнейшем развитии навыков. Поэтому имеет смысл сразу расширять пул возможностей, наращивать доступную базу. В общем-то я так и делал, изучая целительство и артефакторику, просто не нужно ими ограничиваться.

— Вон наши скачут, — указал рукой дядя Деян. — Скоро будут здесь. Видишь, огнём полыхает?

— Вижу, — кивнул я.

— Их чудища преследуют. Те гридни, что силы сохранили, едут последними и заклятья кидают.

Мы находились на площадке одной из башен. Наступил вечер второго дня, накрывающая землю темнота мешала увидеть, кто именно приближается к Мшинскому, зато хорошо позволяла рассмотреть бросаемые беглецами огненные заклятья. Жаль, но лесного пожара не будет. Темные твари не любят огонь и стараются затушить его при любой возможности.

— На входе не догонят?

— Не должны. А если и догонят — глянь по сторонам. Наши ждут уже.

Действительно, на стенах возле прохода собралось чуть ли не две сотни бойцов, ещё несколько десятков спрыгнули вниз, на поле. Они сдержат преследователей, позволяя завести уставших коней в узкие ворота.

— У орды вожаки не особо умные, — рассказывал дядя. — Действуют всегда примерно одинаково. Вперед посылают быстрых чудищ малыми стаями, те бегут, ищут, кого сожрать. Мы их притормозили конными сотнями. Следом идет малая ордынка, побыстрее, вроде нашего конного полка. Вон они бегут. Сейчас попытаются на плечах наших отступающих ворваться в село, а когда не получится, отступят и начнут кружить вокруг. Вернее, кружили бы, потому что выживших мы добьём.

— А потом?

— Потом подойдёт основная орда. Вожаки дождутся ночи, нападут, сколько бы сил не накопилось, мы будем отбиваться. Когда отобьёмся, орда отступит и начнёт созывать те стаи, что ушли по сторонам разорять другие деревни. Думаю, второго приступа не будет. Они не успеют накопить достаточно сил, к нам соседние бояре подмогу приведут и сами мы в поле выйдем.

— Выходит, надо всего один приступ отбить?

— Не считая тех, кого мы сейчас положим, — согласился дядя. — Лук готовь. Орда страшна натиском.

К тому времени в селе вовсю звенели колокола, народ сбегался на стены. В авангарде чудища не особо крепкие, зато быстрые и зачастую с дальнобойными атаками, у них есть хороший шанс добраться до стен. Перемахнуть ров, запрыгнуть вверх и с упоением рвать человеческую плоть. Дядя сказал, обычно в авангарде бежит примерно десятая часть орды, поэтому по его размерам можно судить о количестве тех, с кем нам придется столкнуться позднее.

— За небом следи, — приказал Деян.

Я приготовил стрелу с отливающим серебром наконечником. Дядя будет бить вниз, прикрывать отходящих конников, а мне предстоит прикрывать его самого. Летуны у орды слабенькие, зато их много и некоторые из них умудряются метко швыряться вниз острыми костяными иглами. Против них хорошо помогают сжигающие барьеры, немногих прорвавшихся сбивают стрелами.

Конники находились примерно в километре от ворот, когда их встретили высланные в прикрытие десятки. Со стороны казалось, что за спинами убегающих поднялась огненная стена — настолько густо легли заклятья. Сомневаюсь, что много чудищ попало под удар, его смысл заключался в ином. Задержать преследователей, сбить их напор, отсечь основную часть от самых ретивых.

Практически сразу полыхнуло чуть меньше по бокам, не позволяя обойти горячую зону сторонами. Впрочем, особого смысла в том не было. Яростное зарево принялось быстро угасать и минут через пять исчезло полностью, пропуская по остывшему пепелищу черный поток чудовищ.

— Погасили, — недовольно буркнул дядя. — Ну, хоть силенки израсходовали.

Получившейся передышкой наши воспользовались с толком — почти половина конников уже втянулась в проход, оставшиеся рассредоточились вдоль рва и спокойно ждали приближающегося врага. Я обратил внимание, что над многими из них время от времени возникают яркие вспышки, точно такие же всполохи пламени начали появляться над стоящими на стене людьми. Высоко в небе носились тусклые тени, иногда затмевая звезды. Слишком темно.

Дядя с неудовольствием посмотрел то, как я достаю флакон с усиливающим остроту зрения зельем, но ничего не сказал.

Снова огненная стена, только ближе, на половине пути. Тревожное ржание лошадей, ругань грубыми голосами, рёв огня, команды сотников, призывающих держать щиты… Израсходовавшие последние крохи сил конники полным составом потянулись к проёму, внизу, перед рвом, остались только пешие бойцы, способные с места запрыгнуть на стену. Они, кстати, были без кольчуг и почти без оружия, чем меня поначалу сильно удивили. В некоторых местах дополнительно вниз свешивали веревки, то есть явно схема отработанная, воины знали, что делать.

Сразу несколько десятков вспышек появилось в воздухе над нами, и я выпустил первую стрелу. Птицы, измененные тьмой, не могут пройти сквозь защищающие стену барьеры, те задерживают любой предмет или живое существо, несущее в себе энергию. Зато слитный удар стаи вполне способен перегрузить какой-то участок и тогда нам придется иметь дело с летающим врагом — мелким, но надоедливым, отвлекающим от боя. Поэтому сейчас мы отстреливали летунов, используя обычные стрелы, только со слегка обработанными серебром краями наконечников. На мелочь этой дозы хватит, а для крупной добычи приготовлен другой инструмент.

Количество птиц росло, следом за первыми, легкими и стремительными тварями, летели их более тяжелые сородичи. Мелкие стаи сливались в одну, крупную, постепенно заслонявшую небо тысячами черных крыльев. Она кружила над селом, вглядываясь мириадами глаз в ненавистных людей, примериваясь для атаки.

В тот момент, когда огромная темная масса в едином порыве рванула вперед, пытаясь многочисленными телами пробить защищающий стену купол, кто-то из наших бояр нанес встречный удар. Прямо в центре стаи, там, где летели вожаки, зародилось и полыхнуло длинными протуберанцами огненное облако. На мгновение стало ясно, как днём. Я быстро зажмурил глаза и опустил голову, пытаясь избавиться от последствий вспышки. Сверху доносились суматошные крики, торопливые удаляющиеся хлопки крыльев — инстинкт самосохранения перебил жажду человеческой крови, стая улетала прочь.

Интересно, чем их приложило?

— Жгучая Пряжа, — ответил дядя на вопрос. — Шестой ступени заклятье. Хотя, судя по качеству исполнения, может и седьмой быть. Смотря кто бил и как матрицу изменял.

— А почему её на земле не используют? — кивнул я вниз, где на расстоянии метров двухсот от вала накапливались чудища. Туда летели заклятья, но простые, слабенькие.

— Используют, только не время сейчас. Вот когда на приступ пойдут, тогда старшие и ударят. До тех пор силу берегут. Ну и само божье сплетение излишне напрягать не стоит.

Разрывы канальцев сплетения — наиболее распространенная травма у воинов, пытающихся прыгнуть выше головы. Она же часто является причиной смерти или инвалидности. Поэтому новые заклятья или приёмы крайне желательно осваивать под присмотром способного показать на своём примере мастера или хотя бы целителя, а лучше иметь рядом обоих.

— Скоро пойдут, — предупредил дядя, чутьём уловив изменения в погустевшей толпе. — Первым не стреляй, жди. Вот когда они сквозь заклятья прорвутся, тогда и бей подранков.

— Почему именно подранков?

— Вожаков стрелами не возьмёшь. Ими старшие займутся.

Ну стрела стреле рознь, но моими в самом деле только в мелочевку и пулять.

Вскоре орда хлынула на приступ. Должно быть, в передовом отряде шел необычайно умный и сильный вожак, потому что он сумел заставить подчинённых ждать, пока в предполье накопится много сил. Твари ринулись на стену единой слитной волной, впереди бежали легкие и быстрые силы, следом поспешали огромные, зачастую бронированные чудовища. Вот по ним-то в первую очередь и нацелились наши бояре. Более слабых измененных тьмой зверей пропускали осознанно, рассчитывая, что с ними справятся обычные воины, стоявшие на стенах.

Земля на расстоянии метров в триста полыхала. Твари тушили огонь, иногда силой, иногда собственными телами, но полностью подавить не могли, им приходилось бежать на приступ сквозь пылающий ад. Ступая кое-где даже не по пеплу — по стеклу. Впрочем, сильнейшие из них, вожаки, особого дискомфорта не испытывали. Они ломились вперед, прокладывая путь свите и просто более мелким чудищам, следующим за ними по остывшим дорожкам. Их, самых опасных, со стен выцеливали особо. И не жалели силы на уничтожение.

Мне, впрочем, было не до рассматривания поля боя. Зоной ответственности простых бойцов и отроков с луками служила узкая полоса метров в сто перед рвом, и мы старательно уничтожали всех, на неё прорвавшихся. Здесь огонь не горел — кожа на лице и так съёжилась от жара, исходившего от гигантской стены пламени, придвигать её ближе означало подпалить себя. Смотретьпо сторонам не было ни времени, ни возможности. Я превратился в автомат: найти цель, наложить стрелу, выстрелить, при удаче перевести взгляд на следующую цель. Дважды колчан оказывался пуст и приходилось оборачиваться, выхватывать у подносчика новый пук стрел.

А потом всё закончилось. Тварей не осталось. Живых. Всё поле перед валом оказалось усеяно мертвыми или умирающими телами. Недоуменно поводив по сторонам луком, я медленно, растерянно отпустил тетиву, убрал снаряд. Огляделся вокруг.

— Охолони, — хлопнул меня по плечу дядя Деян. — Отбились.

Глава 14

Люди ходили довольные, радостные — легкая победа ободрила защитников. Чудищам всего в двух местах удалось вскочить на стену; почти везде их убивали раньше, чем они успевали перепрыгнуть ров с водой. Вожаки так вовсе полегли едва ли не сразу, оказавшись вблизи, на каждого из них пришлось сразу несколько ударов специально выискивавших сильных врагов воинов. Свита ненадолго пережила своих хозяев.

Трупы, густо устилавшие предполье, свозили в вырытые для этой цели ямы на расстоянии от крепости. В другое время их бы разобрали на ингредиенты, но сейчас, из-за нехватки времени, собирали только самое ценное. Впрочем, добыча всё равно обещала быть богатой, отчего настроение у народа повышалось ещё сильнее. Отдельные уникумы даже забили на указания начальства и вместо того, чтобы продолжать строительство импровизированной крепости, крутились возле ям, пытаясь найти в распотрошенных тушах нечто полезное. Дед сказал, кого поймают — разорвут договор.

— Делом надо заниматься, а не мошну набивать, — ворчал Пересвет. — Если стена падёт, чем тебе утаенная добыча поможет? Чудища всех сожрут.

— Они уверены, что село отобьётся.

— Какая разница, в чём они уверены? Головой думать надо. Во Мшинском сейчас не одна тысяча человек, не только с нашего княжества съехались, из соседних земель тоже пришли. И все друг на друга смотрят, оценивают. О том, что кто-то не к бою готовился, а деньги легкой искал, мигом узнают и по всем весям разнесут. Куда с такой славой идти?

Он, разумеется, прав. Людей относительно немного, уровень межличностных знакомств очень плотный. То есть при необходимости можно среди своих знакомых найти того, кто способен дать характеристику заинтересовавшему тебя человеку. Возможно, правило не работает, если речь идёт о простом пахаре или другой малозначимой персоне, но получить сведения о главе ватаги плотников или торговце получается всегда. Газет нет, книг мало, театр представлен кукольными представлениями на ярмарках, другие развлечения тоже эпизодические — поэтому народ любит общаться и обмениваться разного рода сплетнями. Особенно любят обсуждать общих знакомых. Чужие косяки обсасываются со вкусом, помнят о них долго.

Сам дед вернулся в село непосредственно перед нападением авангарда орды. В его сотне кони были у шестерых (на мой взгляд не столько из реальной необходимости, сколько ради статуса), и вся шестерка прикрывала бегство пешцев. Мы, люди, очень выносливы. Со скоростью бега у нас не очень хорошо, опоясанный воин в снаряжении на длинной дистанции покрывает за час пятнадцать, если молод и подготовлен — двадцать километров, а вот бежать мы способны весь день с короткими перерывами. Можно и быстрее, и дольше, но нужны особые умения. При известии о приближении орды выдвинувшиеся было к месту будущей стройки первые ватаги дружно развернулись назад, оставив немногочисленных всадников притормаживать тварей. Позднее к ним присоединилась сборная солянка из других конников. Пешцы прибежали часов за пять до начала штурма и даже не успели отдохнуть, так и попадали на землю от усталости.

Дед Пересвет в сражении на стене участия не принимал. Израсходовал все силы во время бегства. На следующий день он, отдохнувший и выспавшийся, вздрючил подчинённых, осмотрел выделенный в его ответственность участок стены, проверил запасы и договорился с мастерами о дополнительных укреплениях. К нам дед забежал ненадолго, просто чтобы убедиться, что родня жива, да перекинуться с сыном парой словечек. Дядя Деян нас, отроков, похвалил.

— Хорошо стояли. Правда, чудищ не особо много было, гордиться нечем, но стреляли оба метко, без суеты.

— Не особо много?! — не сдержался потрясенный Милонег.

Старшие не обидно засмеялись.

— Я две великие орды отбивал, — ударился в воспоминания дед. — Эта третья. И вот что скажу — никогда прежде нашествие тьмы не начиналось настолько удачно. Для людей, само собой. Я не то, что не видел — я даже не слышал о таком удачном начале!

— Почему, деда?

— А вот сам посуди. Во-первых, у нас здесь уже собралось сильное войско. Внешние сотни, ближняя охрана строителей, дружина местного боярина, среди мастеров немало опоясанных наберется. Прибавь удельных бояр из окрестных сёл, что сюда своих воев привели или приведут сегодня-завтра, и тысячи две гридней получишь. Во-вторых, драться будем не в чистом поле, а на укреплениях. Гляньте туда, — он кивнул вниз, где перед стенами появился второй ров, сейчас спешно утыкиваемый кольями. — За неделю здесь полноценная крепость вырастет.

— Не дадут нам неделю, — с сожалением вздохнул Деян.

— Да хоть пару дней! Повезло, что в селе строителей много собралось. Из-за них — это в-третьих! — всю застрельную орду положили. Обычно часть вожаков успевает отойти, уцелеть и потом кружит по округе, хватая зазевавшихся. Сейчас, видишь, иначе. Вожаков нет, их свите умишка не хватило бежать, её тоже добили, ну а всякую мелкотню ловчие отряды выискивают и убивают. Новые стаи, конечно, подходят, но медленно.

Наконец, нам покидать укрепления и нападать не надобно. Наша задача — отбить первый натиск и дождаться подмоги. Вести разослали, княжеская дружина и бояре наверняка уже на том берегу собираются и сюда идут. Тоже, кстати, удача большая. Самые страшные набеги великой орды случались тогда, когда княжество либо с соседями воевало, либо промеж собой бояре резались. Березов сейчас ни с кем не воюет.

То, что в своих оценках дед прав хотя бы частично, дополнительно подтвердилось тем же вечером. Ко мне прискакал Завид со словом от Сновида и в компании отрока на пару лет старше нашего, оказавшегося младшим сыном удельного боярина. Они прибыли во Мшинское утром, причем собирались в дикой спешке и потому припаса захватили всего ничего, надеясь докупить недостающее на месте. Отец Драгомира разговорился со Сновидом и тот согласился помочь с едой и кое-какими бытовыми мелочами.

Удельные — это, в общем, тоже привилегированный класс, только уровнем пониже по сравнению с обычными боярами. Структура общества сложна и в то же время интуитивно понятна. Начать объяснение следует с того, что слово «боярин» одновременно означает чин и титул. То есть глава рода, владеющий большими земельными наделами, с собственной дружиной из десятков гридней, едва ли не ногой открывающий дверь в княжий терем зовётся так же, как и воин-одиночка, достигший восьмой ступени. Что многое говорит об уровне влияния упомянутого одиночки. Правда, таких отшельников очень и очень мало, обычно сильные бойцы тем или иным путём инкорпорированы в какую-либо общность и окружены соратниками, побратимами, учениками, должниками и так далее. Первые, наследовавшие боярский чин от предков, зовутся боярами «по отчеству», остальные, заслужившие его службой или мастерством, называются боярами «по прибору».

Если представить общество в виде статусной пирамиды, то на самом верху окажется князь. По факту его возможности часто урезаны и старшие настоятели Обителей, степенные посадники или главы крупных родов вполне способны с ним потягаться в смысле реальной власти, но формально князь выше всех. Чуть ниже на негласной и тщательно соблюдаемой иерархической лестнице стоят вятшие боярские рода, княжеские ближники, влиятельные старцы и столичные посадники. Дальше ситуация ещё сложнее, потому что верхушку подпирают сильные рода из не-столичных городов, предводители гостевых (купеческих) объединений, старшина ремесленников и много кто ещё.

Удельными боярами называют тех, кто владеет землей на определенном расстоянии от городов. Им самим или их предкам когда-то выделили удел за верную службу и теперь они являются собственниками разного размера поселений. Тех, кто готов выставить пять десятков бойцов, зовут боярами, остальные довольствуются званием «сына боярского». Подчеркну — речь не идёт о дружине, у удельных её может вовсе не быть. В данном случае учитываются любые мужчины с воинским поясом. Обычно под удельным боярином ходят три-четыре помещика, каждый из которых стоит во главе собственной семьи, иногда довольно многочисленной. Впрочем, помещик может и городу подчиняться, и наместнику княжескому напрямую, и даже крестьянской общине, хотя последнее редкость.

Отец Драгомира привел два десятка гридней — всех, кого смог собрать быстро. Остальные остались прикрывать дома и, на всякий случай, готовиться к бегству на другой берег.

— Так-то у нас места тихие, — рассказывал отрок, укладывая очередной мешок на телегу. — Чудища доходят редко. Слабые, конечно, иногда появляются, ну да где их нет? Разве что в городах.

— И там есть, — отдуваясь, возразил Завид. — В канализации селятся. Каждый год по осени стража клобуки выжигает, а всё равно мелочь бегает. Крысы переродившиеся или ещё кто.

— Да? Ну, может быть. В общем, до нашей вотчины орды не доходят, даже большие. В этом году впервые слышал, чтобы отец приказал собираться и за реку уходить. Всё, вроде?

— Три с зерном, один малый с горохом, малый с репой, один с сухарями, сало, куль мяса сушеного, — сверился я со списком. — Для стрел наконечников два сорока, порошка чихательного кошель, настоя чистящего четыре бутыли. Бинтов рулон сейчас принесу.

Чихательный порошок — штука забавная. Сильнейший аллерген, одинаково убойно действующий что на людей, что на чудищ. Применяют его с большой осторожностью, потому как летучий до невозможности, а защититься от него сложно.

Вернувшись со склада, я застал странную картину. Во дворе внезапно обнаружилось небольшое коровье стадо, окружившее телегу Драгомира и примеривавшееся к содержимому лежавших в ней мешков. Отрок отпихивал рогатые морды и лаялся с пастухом, низким бородатым мужичком, на удивление прилично одетым. Второй мужик, в шмотках победнее, стоял в сторонке и не отсвечивал. Завид, естественно, тоже участвовал, что-то горячо доказывая и не пуская коров вглубь двора.

— Да негде их тут держать! — кричал он, тыча пальцем в распахнутые ворота склада. — Вишь, места нет совсем!

— А сотник сказал сюда вести! — не менее громко драл глотку его оппонент. — У вас тут половина хлева свободная стоит!

Я подошел поближе, и мужичок немедленно переключился на меня:

— Ты ли Молчун будешь? — Я кивнул. Не нравятся мне сюрпризы. — Ваш сотник, Богдан Путятич, велел коровок разместить.

— Путятич! — фыркнул Завид. Верно, не тот у нашего сотника статус, чтобы его с «вичем» величать.

Ситуация начала проясняться.

Из окрестных деревенек бежали не только люди. Кто мог, тащил с собой скотину. Пахарям не мешали, наоборот — помогали с эвакуацией живности, потому что, если вдруг схватка с основной частью орды обернется осадой, дополнительное мясо лишним не будет. Тем более что место для размещения тех же коров имелось. Выстроенная за прошедшее время стена охватывала почти всю территорию слободок, отчего многие опытные воины роптали. Слишком большая длина, оборонять сложно.

Чтобы животные не бродили по лагерю, усеивая землю навозом и внося сумятицу, их распределяли на постой в пределах первого кольца обороны. Сначала хотели оставлять внутри острога, но потом посмотрели, посчитали и пришли к выводу, что там просто земли не хватит. Людям бы схорониться. Мшинское, напомню, не город, а село, размеры у него не самые большие.

Значит, дошла очередь и до нас… Я оглянулся назад, задумчиво почесав затылок. Склад устроили в средних размеров сарае с перегородками, то есть использовать его в качестве хлева для животных можно. Только забито же всё. У нас хранились вещи, принадлежащие не только нашему десятку под командой дяди Деяна, но и много всего, притащенного дедовой сотней. Вдобавок мы закупились разной полезной алхимией, рассчитывая спекульнуть, и теперь короба с флакончиками и мешочками тоже стояли на полках, привлекая любопытное внимание. Сотнику Богдану не нравилось, что мы держим у себя чужое имущество, вот он и воспользовался предлогом, пытаясь вынудить нас вернуть Пересвету его барахло.

Ладно, придумаю что-нибудь.

— Корм, вода, уборка свои или у нас покупать будешь?

— Как покупать?! — возмутился хозяин стада. — Ваши же старшие разрешили на постой коровок ставить!

— Верно, — кивнул я. — Постой бесплатный. Корма и обиход платные. Или своего человека оставляй.

— Раз постой ваш, то и корм ваш!

Сложив ручки на животе, я молча покачал головой. Давно заметил — сильнее всего на крикунов действует молчание, спокойствие и равнодушный неподвижный взгляд. Энергетические вампиры быстро сдуваются при отсутствии реакции и начинают искать другую жертву. Так что, ещё немного покричав, мужичок убежал куда-то договариваться насчет непонятно чего. Может, другое место для стада искать, может, требовать у Богдана повлиять на строптивого отрока. Но тут уж он обломается. Условия, на которых наша старшина согласилась предоставить укрытия для животных, широко известны и нарушать их, в открытую ссорясь с семьёй одного из своих десятников, сотник не станет.

Ему я помахал ладошкой в спину. Второй мужичок с кислым видом остался присматривать за коровами.

— Думаешь, уведет? — спросил Завид, глядя вслед уходящему хозяину. — Хорошо бы. Сарай маленький, куда их ставить?

— Вряд ли, — откликнулся Драгомир. — Разве что с кем-то из слободских договорится, но тоже за плату. Они свою выгоду понимают и цены задрали. Всё равно к ним на поклон народ ходит. Ваши прознатчики орду заметили рано и успели людей упредить, многие сюда прибежали, теперь ищут, у кого приткнуться.

— Жаль, опоясанных среди них мало, — согласился я.

— Да не так, чтобы совсем мало, — призадумался боярчонок. — Из пограничных сотен, считай, почти все уцелели, помещики да бояре своих тоже сюда ведут. Отец говорил, ежели ополчение с того берега быстро соберется или хотя бы княжеская дружина подойдёт, мы всю орду прямо тут и положим. Разбежаться не успеет.

Смертность среди пограничников при нашествии большой или, тем более, великой орды зашкаливает. Иногда чудища сжирают вообще всех. Поэтому я только порадовался за коллег и мысленно отметил, что местные тоже уверены в победе. Причем надеются справиться быстро и без особых потерь, иначе не заговаривали бы о том, чтобы накрыть сразу всё темное войско. Обычно после гибели вожаков орда расползается по окрестностям, тварям требуется небольшое время, чтобы вернуть спокойствие и снова начать охотиться на людей. Вылавливать их потом — занятие долгое и муторное.

Нормальные сотники стараются бить на опережение. Зимой, когда тьма засыпает, устраиваются походы вглубь лесов, где погранцы уничтожают сильнейших вожаков и, при особой удаче, контролирующих территорию клобуков. Гарантий тишины в зоне ответственности подобная тактика не даёт, однако формирование больших орд всё же замедляет. Что, собственно, и требуется.

Глава 15

Основная часть орды подошла через два дня после ночного штурма, вернее, через двое суток, но на приступ чудища пошли только на третью ночь. Ждали, пока подтянутся отставшие. Сначала, вечером второго дня, огрызаясь стрелами и заклинаниями, в крепость вернулись рыскавшие вокруг отряды. Те, кто следил за приближением врага и по мере возможности уничтожал вырвавшиеся вперед стаи. Тварей стало слишком много и гридни просто-напросто не справлялись с их напором. Тогда же некоторые чудища попытались на плечах отступающих ворваться на стены, но частью были перебиты, частью откатились назад, в видневшийся вдалеке лес.

Вожаки достаточно разумны, чтобы анализировать прошлый опыт и делать из него выводы. Они знают, что люди плохо видят в темноте. Они видят стены и понимают, что забраться на них под непрерывным обстрелом будет сложно. Они чувствуют голод подчинённых, которым нечего жрать, ибо дичь либо перебита, либо ушла в другие края. Возможно, умнейшие из них даже задумываются, не оставить ли крепость в покое, обойти её стороной и поискать добычу где-то ещё. Последнее, впрочем, маловероятно — они слишком сильно ненавидят людей, заложенная в генах жажда убийства перешибает инстинкт самосохранения.

Тем не менее, вожакам хватило умишка дождаться отставших стай и только тогда, собрав орду в единый кулак, пойти на приступ. Должно быть, им стоило большого труда сдерживать своих рядовых.

На сей раз нападение с воздуха и земли началось скоординировано. Гигантская птичья стая, в прямом смысле затмившее небо, медленно собиралась в вышине, втягивая в себя прилетавшие со всех сторон мелкие черточки-клинья, пока из леса выплескивались волны черноты. Солнце отступало, прячась за горизонтом, и следом за ним к крепости приближалась тьма.

— Сколько же их… — не выдержал стоявший рядом Милонег.

— А сколь бы ни было, всех побьём! — уверенно усмехнулся услышавший его шепот Искрен. — Вы, главное, меня держитесь и сами вперед не лезьте.

Если он и испытывал страх, то очень умело его скрывал. Лично мне пришлось несколько раз сжать и разжать кулаки, чтобы избавиться от легкой дрожи в пальцах.

На нас, отроках, по-прежнему в первую очередь прикрытие с воздуха. Защищающие от птиц щиты поначалу слабые, их удерживают пять-шесть человек на каждом участке, поэтому самые нетерпеливые твари могут напасть сверху. Или сбросить костяной острый болт, если физиология позволяет. Основной состав нашего десятка готовится встретить прорвавшихся сквозь ловушки и площадные заклятья чудищ, дядя Деян, помимо общего командования, должен бить вожаков стай. Ещё у сотни есть резерв, куда входит пяток опытных гридней четвертой-пятой ступеней, способных вместе закрыть прорыв или быстро убить сильную тварь вместе со свитой.

Слева от нашей сотни командующий защитой тысячник поставил отряд местного боярина, оказавшегося отцом уже знакомого мне Драгомира. Честно сказать, такое соседство воодушевляло. Наша охранная сотня, в отличие, например, от дедовой, являлась просто сборищем малознакомых людей. Воинов из своего десятка я помнил в лицо, мог назвать по именам и на том мои знания о них заканчивались. Ни умений, ни насколько опытны, где сражались и как поведут себя в бою — просто времени не хватило узнать ещё что-либо. Назначенный десятником Деян провел с ними одну тренировку, то есть знал немногим больше. В такой ситуации наличие вблизи слаженного отряда под командованием опытного вождя не может не радовать.

— Идут! — раздался крик с наблюдательной башенки.

Почти сразу тьма качнулась и в едином порыве, словно гигантское цунами, ринулась вперед. На приступ. Через поле, усеянное примитивными ловушками, поглощая их стремительным и неотвратимым напором. Смотрелось страшно. Буквально только что орда находилась метров за пятьсот, готовая к броску — и вот она уже перехлестывает через дальние ямы, призванные замедлить её неудержимый бег.

— Лучники, не спать! — закричал над ухом дядя Деян. — За небом следим!

Вздрогнув, я задрал голову вверх. Вовремя. По барьеру бежало марево, больше всего напоминавшее следы от капель дождя — коротких, тяжелых, костяных. Иногда отравленных слабым ядом. Причем этот дождь усиливался, одновременно с ним наливался силой и светом укрывавший людей барьер. Спустя несколько секунд огненными цветками расцвели заклинания, уничтожая слишком близко подобравшихся птиц, им вторили вспышки и громкие взрывы на земле. Буквально за мгновения темнота сменилась ярким пламенным днём.

В прошлый раз я совершил ошибку, выпив усиливающий зрение отвар. Тогда мне, после первых же заклинаний, пришлось щуриться и стараться как-то прикрыть слезящиеся глаза. Сегодня боль была не такой острой, но всё равно приятного мало. К счастью, через короткое время наши старшие перенесли внимание на более опасных наземных тварей, оставив изрядно поредевших птиц на долю лучников. Не до конца — периодически кое-кто всё же выцеливал особо крупные клинья, пикирующие на барьер, и бил по ним заклятьем.

Я стрелял вверх, изредка поглядывая на поле. Творившееся там противоборство бояр, пытавшихся установить огненную стену, и вожаков, упорно гасящих встающие у них на пути заклинания, просто поражало. Чудища не испытывали жалости к своим миньонам, да те и не ждали её. Однако предводители орды понимали, что взять крепость силами одних хорошо защищённых тварей не сумеют, им требуется поддержка «мяса», поэтому старались обеспечить свободные от пламени коридоры. Кое-где попытки удавались.

Шум, крики, мат, треск заклинаний, злобный вой и жалобный скулеж… Сознание милосердно сузилось, превратив меня в бездумный автомат. Достать стрелу, поймать взглядом цель, выстрелить, зацепиться глазами за следующий объект — смотреть по сторонам возможности не было. Только спустя какое-то время, когда первый шок прошел, я уловил блики молний где-то справа, ощутил волну холода из-за стен и просто смог осмотреться. Нам, пока что, везло. Чудища кое-где забрались на стену, но их быстро перебили без особого урона, так что сейчас они, похоже, накапливались внизу, заодно пытаясь вскарабкаться вверх. Люди швыряли заклятья или стреляли из луков, им отвечали ударами чистой силы, плевками кислотой или болтами из кости. Огненная стена, сдерживающая первоначальный напор, исчезла, оставив после себя озерца оплавленной земли и небольшие костерки, продолжавшие освещать окрестности. Бойцы высоких ступеней перенесли внимание на вожаков, прицельно выбивая сильнейших из них, отчего полоса земли от подножия стены до второго рва превратилась в филиал бойни.

Беда в том, что трупов со временем становилось больше. Настоящие горы. Вдобавок стены покрывались трещинами, выбоинами, карабкаться по ним становилось проще. С какого-то момента я не выдержал и, подойдя к краю, принялся постреливать не столько верх, сколько вниз — с неба перестала исходить угроза. Это не значит, что всех птиц и прочих летающих тварей перебили. Просто они устали, у них кончились запасы стрелок, многих действительно уничтожили, а оставшихся достаточно напугали картиной массовой гибели сородичей. Они вернутся, безусловно, но сейчас отлетели подальше и пытались перегруппироваться, выбирая новых вожаков.

Тем не менее, некоторые летуны умудрялись обойти выставленную защиту и доставляли хлопот, отвлекая на себя внимание. Вместе с забиравшимися по стенам тварями и летящими снизу кислотными плевками они представляли реальную угрозу, я видел, что несколько ближайших человек уже обзавелись ранениями. Из соседнего десятка отроки вовсе кого-то потащили вниз. Вообще, младшие довольно часто сновали по лестницам, поднося стрелы, воду, передавая команды и занимаясь прочими необходимыми при штурме делами. Мне тоже пришлось пробежаться по стене, когда метрах в десяти слева, на стыке участков, между зубцами проскользнула змееподобная ящерица и на её убийство рванули все, кто стоял поблизости. Очень зря, к слову сказать — хватило бы всего двоих, остальные, получилось, просто оголили свои зоны.

В результате, когда я вернулся на место, прямо мне под ноги вывалился пепельный кот. Шустрая и ловкая тварь, обожающая нападать на путников из засады на ветвях деревьев. Мне пришлось в первый раз за сегодня бросить Лепесток, убивая чудище и тратя драгоценную силу.

— Молодец, Молчун! — крикнул дядя Деян, заметив мой успех. — Так и надо! Бей их!

Подбадривать никого было не нужно — народ сражался с остервенением. Все знали, что орда пощады не даёт.

Тем не менее, первоначальный запал постепенно выдыхался. Сила в божьем сплетении восстанавливалась медленно, заклятья летели реже, люди чаще брались за копья и топоры. Радовало только, что чудища тоже устали и действовали без прежней прыти. Но всё-таки продолжали упорно карабкаться по доскам и глине, настойчиво пытаясь добраться до хрупких тел защитников крепости.

Второй раз использовать заклятье, чтобы убить тварь, мне пришлось спустя несколько минут. Вожак чудищ нащупал слабое место в нашей обороне, как раз между охранной сотней и боярским отрядом, и направил туда с десяток мелких, но ловких миньонов. Следом ползла остальная стая. К великому нашему счастью, легкую пехоту врага вовремя заметили и криком упредили остальных. Я стоял близко, поэтому бросил выцеливать очередную птицу и кинулся на подмогу, сшибая уже забравшегося на верх стены двупастника. Попал очень удачно — он уже взвился в воздух, метясь в шею Драгомира. Отрок обернулся, уставился на визжащий, объятый пламенем комок очумелым взглядом, коротко кивнул мне и продолжил махать топориком на длинной ручке. Хорошая штука, очень удобно по лапам бить или выглядывающие из-за края головы гвоздить.

Людей становилось меньше, чудовищ… Казалось, их поток бесконечен. Я не мог сказать, сколько времени прошло с начала штурма, как обстоят дела на других участках стены. Думаю, даже не мешай темнота, дым, тени от многочисленных источников света, всё равно не успевал бы по сторонам смотреть. Мир сузился до двадцати метров в обе стороны. Мозг отфильтровывал всё лишнее, оставляя только необходимое для выживания, заставляя стрелять, рубить, отшагивать в сторону от опасности, следить за обстановкой.

Эмоций не осталось — выгорели. Поэтому я совершенно не испугался, когда залезший на верхотуру бабр бросился на меня.

Представьте себе тигра. Черного, покрытого чешуёй, с коротким толстым хвостом. Необычайно быстрого, умного, ловкого, способного на короткое время усиливать удары и с чудовищной регенерацией, позволяющей отращивать утерянные конечности. Против него в одиночку не выходят даже опытные пограничники, потому что тварь коварная, обожающая прятаться, успешно нападающая из засады. Мне, к счастью, повезло — зверь не счел маленького человечка достойной добычей и просто прыгнул, готовясь ударом лапы раздробить голову.

Сознание, словно компьютер, высчитало алгоритм необходимых действий.

Отступать назад или в сторону бессмысленно — догонит. Шаг вперед, ухожу вниз, растягиваясь над плитами пола. Бабр уже оттолкнулся от парапета задними лапами, он не успевает перенаправить прыжок, зато я без мыслей, на чистых рефлексах создаю выручившую меня Заморозку и, падая, разворачиваюсь лицом вверх. Привычный жест рукой служит спусковым крючком для заклинания, маленький белый шарик за мгновение формируется над ладонью, отрывается и летит в опрометчиво подставленное брюхо. Чудовище тоже летит, вперед, так что за счет разницы скоростей удар приходится в пах, между задними лапами.

Тварь совсем не грациозно, словно мешок грохнулась на землю, сворачиваясь в кольцо и воя от боли. Почти сразу в неё ударили не то три, не то четыре заклинания, проходя сквозь естественную защиту и превращая машину смерти в вонючий кусок пропеченной плоти. Я тоже скорчился на земле, прижимая ладони к заходящемуся в дикой рези животу. Слишком много чаровал, истощение настигло. Кое-как справившись с болью, вытащил из кармашка стимулятор, отхлебнул половину флакончика, немного полежал, чувствуя подступающее облегчение.

— Тиша! — раздался над головой обеспокоенный голос дяди Деяна. — Как ты?

Осторожно перевернувшись на живот, я более уверенно поднялся на ноги.

— Нормально. Только лучше бы не чаровать часик-другой.

— Лук бери, — приказал дядя. — Вперед не суйся и птиц стреляй. А вообще — побеждаем!

И действительно — твари откатывались назад. Орда потеряла много вожаков, утратила сдерживающий фактор и на поверхность вылезли базовые инстинкты, побуждающие либо уничтожить угрозу, либо сбежать. Уничтожить не вышло, и психика откачнулась в другую сторону. Да, конечно, потом чудища успокоятся и вернутся в обычное состояние, полное ненависти к людям, но сейчас они торопились уйти от превратившегося в бойню места сражения.

Вслед им стреляли. Подавляющее большинство — из луков; немногие воины, сохранившие силы, использовали дальнобойные заклинания. Я огляделся по сторонам. Темнота не позволяла разглядеть, что творилось на стенах и много ли защитников погибло, в неверном свете огней виднелись пятна крови, ветер доносил стоны раненых и запахи крови, пота, вывалившихся из распоротых животов кишок. В паре мест заборол выглядел проломленным, верхняя часть бревен почти везде носила следы когтей и пошла щепой.

— Смотрите! — внезапно сказал стоявший неподалеку полузнакомый воин. — Наши вышли. Орду гонят.

Действительно, чуть ли не пара сотен фигурок спрыгнула со стен и погналась за отступавшими чудищами. Наверное, воины стояли в резерве, потому что сомневаюсь, что они могли бы скакать так резво, участвуй в битве. Правильно командиры делают — сейчас, пока тьма бежит и растеряна, самое время добивать тварей.

Навалившаяся усталость заставила рефлекторно схватиться за стенку. Прислонился, пережидая головокружение. Впервые в такой мясорубке побывал. Не представляю, как великую орду отражают в чистом поле, без укреплений, без подготовки. Небось, под телами земли не видно. Я осмотрелся, медленно повертев головой, и с легким чувством удивления не обнаружил движения. Орда ушла, люди устало сидели, давая роздых телу. Немногие перевязывали раны себе или соседям, но делали это, перебарывая себя, словно болванчики.

Неподалеку сидела парочка, один мужчина осторожно разрезал штанину на ноге другого. Тот, судя по закушенной губе и лицу, даже в темноте бледному, покрытому мелкими бисеринками пота, с трудом удерживался от крика. Где-то у меня было обезболивающее. Надо бы помочь.

С трудом оттолкнувшись от стены, я пару секунд постоял, проверяя, крепко ли держусь на ногах. И поковылял к раненому. Не зря же к Веселе Желановне ходил, пора вспоминать её науку.

Глава 16

Никогда не видел, чтобы столько людей ходило с довольными, улыбающимися лицами. Жизнь здесь тяжелая, многие считают за праздник возможность просто посидеть часок, ничего не делая. Да это и есть праздник для людей, вкалывающих от зари до зари.

В лазарете (их два, я был в ближайшем) койки забиты ранеными. Страшнее всего выглядят раны с отравлениями — цветные, вздувшиеся, отвратительно пахнущие. Люди стонут, кричат от боли, бредят, иногда бросаются на окружающих. В последнем случае прибегает целитель и погружает обезумевшего от боли воина в искусственный сон, из которого выходят не все. На площадке за лазаретом установили деревянные мостки, на них укладывают завернутых в ткань умерших. Сразу после битвы, в первый же день, покойников было столько, что тела не помещались на площадке и их начали сразу сносить к кострищу. Тризну справляли на следующую ночь. Это, конечно, не совсем по обычаю, отпускать умершего к предкам следует с соблюдением должных ритуалов, с пиром, песнями, плясками, но погибших в бою всегда стараются сжечь быстрее. Тому есть как религиозное обоснование, так и практическое — трупы убитых чудищами существ часто вздуваются из-за впрыснутого яда или служат питательной средой для личинок.

Из нашего рода никто не погиб и в бою не опозорился. Искрен получил щупальцем по спине, у него вздулся рубец от шеи до правого бока. Милонег умудрился вдохнуть немного отравы из ядовитого облака, выпущенного мешочником, сейчас ходит, кашляет. Про истощение божьего сплетения, заработанное остальными, можно даже не упоминать. Легко отделались. Раненых мы потом проверим более тщательно у знающего целителя, но сейчас они выглядят на общем фоне неплохо. На ногах держатся уверенно. Лучше бы их, конечно, отправить на осмотр прямо сейчас, только не к кому.

У целителей полно работы, они разрываются между больными. Несмотря на их усилия, раненые продолжают умирать или становятся калеками, хотя уровень медицины, особенно полевой, в этом мире как бы не выше, чем в моём прошлом. Во всяком случае, общедоступной. Причем целители имеют право «разобрать» умершего на органы, если посчитают необходимым, без согласия родных. Но чаще всё-таки спрашивают — приживление чужой плоти несет много социальных последствий вплоть до частичного принятия в род донора. Чтобы избежать ненужных сложностей, обычно нужный орган «выкупают» задним числом.

И всё равно люди счастливы. Потому что орда разбита, а потерь немного. Всего-то сотни вместо тысяч. Или, учитывая не успевших сбежать от подступающей тьмы пахарей, десятков тысяч. Левобережье княжества всё равно обезлюдело, но не превратилось в пустыню, как случалось в былые времена. Да, чудища всё ещё не ушли окончательно, они продолжают нападать на жилища, подстерегать небольшие отряды (по одиночке редко кто решается ходить даже в мирное время), убивают из засад. Зачищать землю будут долго. Тем не менее, самая страшная опасность миновала и народ расслабился.

С ночи битвы прошла неделя. Первый день я, как и подавляющее число выживших, отсыпался. Притащил раненого в лазарет, устало сполз на пол в крошечном закутке, рассчитывая отдохнуть минут десять, и — очнулся через четыре часа, потревоженный пробежавшей мимо группой с носилками. Немного поколебавшись, решил вернуться в десяток. Не в моём тогдашнем состоянии было предлагать целителям свою помощь.

Весь оставшийся день все, кто мог, отдыхали. Руководство себе подобную роскошь позволить не имело права, оно занималось устранением последствий схватки с ордой. Следуя их указаниям, раненых сносили в госпитали и обеспечивали дополнительные руки для ухода; сжигали и собирали прах мертвых в урны для передачи родственникам; организовывали преследование самых крупных и сильных осколков орды, не позволяя им заново сбиться в стаи. Тела наиболее знатных бояр отправляли в родные места, чтобы их похоронили в полном соответствии с традициями, то есть с жертвоприношениями и в кургане. Нам ещё повезло, что из центральных областей княжества постепенно принялись подтягиваться дружины знати и нанятые воинские отряды. Они не успели к основной схватке, зато взяли на себя поиск и уничтожение недобитков. Жители Мшинского могли спокойно заниматься своими делами и возносить хвалу богам за то, что на этот раз обошлось.

Одно плохо. Никто не знал, имеет ли смысл продолжать стройку. Или, правильнее сказать, начинать? Строители успели сделать всего ничего, только кое-где мосты навели да дорогу щебнем подсыпали. По вине чудовищ проект потерял нанятых людей, в первую очередь воинов, некоторую часть запасов и инструмента. С другой стороны, сокрушительная победа над тьмой четко указывала на благоволение богов, суля хорошие перспективы предприятию. Люди же образованные, к мистике не склонные (учитывая менталитет — менее склонные, чем окружающие) понимали, что орда вобрала в себя всех мало-мальски сильных чудищ из ближайших темных лесов, следовательно, защищать строителей станет намного проще. Но и они видели необходимость новых трат, что их не особо радовало и заставляло задуматься, выдержит ли мошна.

— Ясневцы подошли. Ругаются шибко — дескать, на их долю врагов не осталось!

В кое-каких аспектах бытия я Завидом восхищаюсь. Его общительность и способность мгновенно влиться в любую компанию позволяют ему находиться в курсе свежайших новостей, которыми он готов поделиться с окружающими.

— Осталось. Мелкие стаи по всей области разбежались.

— Да их быстро переловят! — отмахнулся друг. — Глянь, сколько войска пришло!

По обычаю, князь имеет право и обязанность при явлении великой орды исполчить всю землю. То есть объявить сбор войск городов, уездов, бояр, чтобы вести их в бой против всеобщего врага. С текущим вторжением случилась накладка — ополчение подтянулось к шапочному разбору, когда орда, фактически, была уничтожена. Воины, конечно, получат свою долю славы, вычищая волость от остатков чудищ, но это не то, к чему они готовились. Борьба с вышедшей из лесов тьмой носит сакральный характер, откликнувшиеся на зов и не участвовавшие в главном сражении чувствуют себя обделенными.

— Видел. Из-за них склад пустой.

— Да? Почему?

— У них припаса мало, — объяснил я. — У нас покупают. Мы им продаём чуть дороже, а сами весточку нашим послали, чтобы купили где подешевле и сюда привезли.

— Получится ли? — засомневался Завид. — Небось, не одни мы такие умные.

— Уже получилось. Отец со знакомым купцом договорился, сюда обоз ведут.

— Ага, ага… Дед Пересвет поэтому землицы во Мшинском прикупить хочет?

— А он хочет?

— Вчера со старостой о том рядился. Тот цену заломил — просто ух!

— Идея стоящая, — подумав, высказался я. — Прорежут путь в Булгар или нет, а народишком область в следующие лет двадцать по любому прирастёт. Обозы пойдут, торговля усилится. Можно попросту амбар поставить и купцам под склад сдавать. Только, во-первых, кто здесь сидеть будет? А во-вторых — в селе и так, пока поход готовили, много чего построили.

— О, точно! — вспомнил Завид. — Поговаривают, стену сносить не будут. Наоборот, укрепят и ворота вставят.

— Ну, сносить и впрямь не стоит. Но укреплять зачем? Кроме чудищ, опасаться здесь некого, так орда ещё не скоро придёт. Стена оплыть успеет.

— Подновить всяко проще, чем заново делать.

— Шутишь? — мои губы непроизвольно изогнулись в скептической усмешке. — Местные свой кремль расширить не могли — переругались. Со стеной так же будет.

Рост Мшинского и его скорое превращение из села в городок неизбежно. На ближайшие лет пять — гигантский срок в наших условиях! — в округе воцарится тишь, гладь да божья благодать. Имеет смысл создавать поселения и вкладываться. С точки зрения какого-нибудь боярина идея отправить сюда людей под руководством дальнего родственника из побочной ветви, а то и младшего сына, выглядит перспективной. Охрана нужна минимальная, конкурентов под боком нет, денег на начальном этапе потребуется немного. Наличие строящегося пути в Булгар служит дополнительным и очень, очень жирным плюсом. Так что землю скоро начнут покупать, а следом за появлением большого числа деревенек неизбежна миграция ремесленников в волостной центр, то есть во Мшинское. Похоже, край ожидает бурный рост.

Нет. Стройка продолжится. Денег уже вложили много, так что не отступятся пайщики. Но как-то минимизировать будущие расходы попытаются. Надо бы старшим намекнуть, чтобы внимательнее смотрели и не дали себя обмануть. Для нас, нашего рода, денежная составляющая не принципиальна — мы в проект вошли больше ради статуса, который уже заработали. Тем не менее, позволять себя обманывать, в том числе в мелочах, нельзя. Репутация важна чрезвычайно, слухи о том, что род Острожских можно обмануть, кинуть, нам не нужны.

Глава 17

Поле перед стеной, недавно казавшееся пестрым от проплешин, оставшихся после огненных заклинаний, лужиц кислоты, ядовитой крови чудовищ, постепенно приводили в порядок. То есть засыпали ямы землей и камнем, чтобы ходить было удобно, и углубляли оба рва. На мой взгляд, работа бессмысленная, но раз местные хотят навести красоту, то пусть их. Главное, что появилось достаточно места, чтобы большая группа людей могла собраться и обсудить какие-то свои дела, не привлекая лишнего внимания посторонних.

Всё равно без зевак не обошлось. А ведь наша сотня специально отошла подальше.

За прошедшее время люди успели перезнакомиться друг с другом, хотя бы шапочно, и в бою посмотреть, кто чего стоит. Разумеется, до полноценного отряда или хотя бы ватаги, работающей вместе не первый месяц, ещё далеко, но совместное стояние на стене оказало свой эффект. Мы начали воспринимать друг друга не как чужаков. Я не просто знал людей из нашего десятка по именам — я мог сказать, насколько тот или другой воин упрям в споре, склонен поспать лишнюю минутку, можно ли ему банально доверить отнести мешок зерна кашевару или потеряет по дороге, насколько он чистоплотен и прочие мелочи, узнаваемые при долгом общении. Не на высочайшем уровне, но впечатление составлено, и оно не поверхностное, подкрепленное реальными случаями. Про гридней из остальной сотни столько же сказать не готов, с ними знаком похуже; тем не менее, для большинства пара слов найдётся.

Сегодня мы решаем организационные вопросы и делим хабар.

Охранные сотни состоят из людей, заключивших ряд с Гостевым товариществом земли Березовской. То есть не как в случае с дедом, который сначала создал временный отряд, а потом от его лица урядился с купцами. Из охранников каждый или почти каждый заключает отдельный договор. Следовательно, сотник Богдан выступает не только в качестве командира, попутно он является представителем администрации, имеющим право начислять дополнительные бонусы или, наоборот, лишать их. На нём же лежит ответственность за комплектацию вверенного ему подразделения, причем людей он может нанимать лично или требовать их у непосредственного начальства. К его чести, подчиненных он предпочитает выискивать сам, потому что неизвестно, кого сверху подсунут.

У нас в сотне погибло восемь человек, ещё пятеро получили тяжелые ранения. Такой нехарактерно высокий для прошедшего сражения уровень летальных потерь связан с двумя факторами, главный из которых — отсутствие слаженности. Набрали людей с бору по сосенке, согнали их в одну кучу, а времени притереться друг к другу уже не хватило. Поэтому, когда сразу три вожака со свитами вместе полезли на приступ, один из десятков полег чуть ли не полностью. Чудо, что соседи не допустили прорыва и продержались до подхода подкрепления. Чудища равного ранга кооперируются редко, они очень трепетно относятся к иерархии, совместная их атака стала неожиданностью, отсюда трупы. Предстоит решить, как поступить дальше — перевести в десяток людей из других, набрать новых, кого поставить во главе.

В принципе, все связанные со структурой сотни вопросы Богдан мог бы решить единолично, своей властью. Однако традиция велит ему сначала посоветоваться с кругом, отступление от неё будет воспринято уроном чести и неизбежно вызовет напряженность. Опоясанные к своим правам, писаным и неписаным, относятся ревностно, откажутся подчиняться назначенному десятнику — и что тогда делать? Разумнее и проще соблюсти формальности, заранее проведя небольшую подготовку, чтобы люди сами выбрали нужного человека.

Круг, онже вече, он же общее собрание всех полноправных членов сотни, проходит по заведенному порядку. Сначала приходят опоясанные, рассаживаются тесными компаниями вокруг какого-либо возвышения, называемого лобным местом. В нашем случае таковым стала куча глины, вещающим с неё ораторам стоит быть осторожнее и не делать резких движений. Из тесных рядов воинов прогоняют отроков — для нас предназначена отдельная площадка, с которой мы и будем наблюдать за процедурой, набираясь ума-разума. Почетных гостей, если таковые появятся, тоже разместят отдельно, поближе к центру действия. Последними приходят старшие. Иногда, в особых случаях, проводится перекличка или составляется список присутствующих, чего сейчас явно никто делать не собирается — повода нет. Рассматриваются исключительно внутренние дела.

Мы с Милонегом не поленились и притащили по легкому деревянному чурбачку под задницы, остальные отроки, числом восемнадцать, уселись прямо на траву.

— Далеко, — поморщился Милонег, поглядывая на приближающуюся старшину. В командный состав сотни входят сотник; его помощник, по совместительству глава первого десятка; казначей; посыльник. Последний является неплохим целителем, отвечает за связь, командуя отроками, и в целом выполняет функцию поддержки. Очень часто посыльниками назначают нюхачей, у нас, например, именно так. — Не услышим ничего.

— Передадут.

— Самим слышать интереснее, — обоснованно возразил брат. Троюродный. — У тебя ничего с собой нет?

Усиливающее слух зелье я на вече не захватил.

— В доме оставил. Голова потом сильно болеть будет. Орать же начнут.

— Добрила вроде у сотника в ларе пояса готовые видел, — понизил голос Милонег. — Вдруг кого выкликнут?

— По обычаю должны, — немного подумав, согласился я. — Бились тяжко, отроки с полными воинами вместе стояли. Как думаешь, кого?

Четких критериев опоясывания, становления полноправным воином, нет. Зато имеется несколько маркеров для ориентации. Во-первых, кандидат должен проходить существенное время в отроках. Минимально приемлемым сроком считается год, большинство служит мальчиком на побегушках два-три года. Если дольше трех лет — к кандидату и тому, кто его привел, возникают вопросы. Во-вторых, отрок должен «показать себя», то есть демонстрировать трудолюбие, смекалку, почтение к старшим, рассудительность, удачливость и многие другие положительные качества. На практике он просто не должен быть мудаком, простите за прямоту. Хватит того, чтобы у него не нашлось откровенных недоброжелателей среди взрослых, состоявшихся воинов.

Третьим пунктом идёт владение воинской наукой. Учитывается всё, начиная от развитости божьего сплетения и ловкости обращения с мечом и заканчивая способностью приготовить завтрак. Основное внимание, разумеется, уделяется заклинаниям и оружию. Причем необходимым и достаточным уровнем считается освоение первой ступени, в обязательном порядке необходимо уверенно использовать одно атакующее и два защитных заклинания, общее и индивидуальное.

Наконец, последним по сроку и главнейшим испытанием считается схватка с достойным противником. Убийство сильного чудовища или реальный бой с опоясанным, закончившийся хотя бы ничьей. Без использования лука и стрел — учитывается только ручное оружие или заклинания ближнего действия. Взгляд во взгляд, воля на волю, ярость против ярости. Кандидат может проходить в отроках всего месяц, у него меч может выпадать из рук, его поведение может вводит в ступор. Редко, но бывало, что в воинское братство вводили и таких. Никогда пояс не даровали теоретикам. Случалось обратное — полноправными воинами становились везунчики, неясным образом попавшие на поле сражения и чудом уцелевшие. Потому что удачливость тоже важна, возможно, она важнее всего остального.

Суммируя всё, сказанное выше. После каждой серьёзной битвы или большой охоты их участники из числа опоясанных не просто могут — они обязаны собраться, обсудить результаты и решить, кого из принимавших участие в событии отроков хотели бы видеть в своих рядах. Чьи деяния позволяют назваться воином; кто, как бы он ни выглядел, отныне не подросток, а познавший меру ответственности взрослый мужчина. Кто взглянул смерти в глаза и не отступил.

— Нежату выкликнут, — прикинул Милонег. — Он седогрива завалил. Ему и по сроку пора, и род известный. Гостила себя хорошо показал, его тоже хвалили.

— Ещё Хотен, Семьюн и Будимир. Насчет остальных не уверен.

— Будимира-то с чего?

— Он Жирославу сыновец, а Жирослав Богдану прямой начальник.

— Да ну, — братан полез пятерней в затылок. — Не согласится сотня. Так-то он отрок неплохой, знающий, только рано ему.

Спорить я не стал, ограничившись тихим хмыком. Происхождение имеет огромное значение, принадлежность к роду определяет многое. Детям и племянникам воинов намного проще получить пояс, чем тому, у кого среди родни опоясанных нет. Тем более проблем не возникает у боярчат — сказавший слово против них рискует получить ответку от всех старших мужчин рода. Уверен, наш сотник воспользуется ситуацией.

— Вот тебя выкликнуть могут, это да, — продолжал Милонег. — О том, как ты бабра Заморозкой приложил, по всему лагерю судачат. Знатная добыча!

— Думаешь?

— А почему нет-то? Людям себя показал; опять же, ту историю с поморочником многие слышали и тебя запомнили. Драгомиров отец к тебе подходил, за сына благодарил, то люди тоже видели. Кто против-то будет?

— Найдутся, — криво улыбнулся я, вспомнив нескольких недоброжелателей. — Скажут, что возрастом мал.

— И что с того? Не десятилетка же, да и выглядишь ты постарше. Выкликнут, вот увидишь.

Немного подумав, я пожал плечами. В принципе братан прав, тринадцать, почти четырнадцать лет — вполне приемлемый срок по местным понятиям. Рановато, но особого удивления не вызывает. Причем даже неудачное выдвижение сыграет мне на руку, потому что сам факт попытки запомнят и истолкуют в мою пользу. Дескать, если бы не малолетство…

Так что начала веча я ждал со спокойной душой. Надеялся на лучшее, но в случае, если бы мою кандидатуру круг прокатил, расстроился бы не сильно. У меня, напомню, больше года в запасе осталось. Учитывая предстоящий поход и общую насыщенность событиями жизни, успею себя проявить.

Сотенная старшина появилась вовремя, когда народ уже собрался, но роптать на задержку ещё не начал. Богдан с легким неудовольствием покосился на маячивших вдалеке наблюдателей (три или четыре непонятно что забывших здесь человека, пришедших больше из-за отсутствия иных развлечений, чем из интереса), однако прогонять их не стал — они находились на достаточном расстоянии, чтобы сказать, будто просто на травке валяются. А то, что могут слух усиливать, никого не касается. Поэтому сотник без особых церемоний вскарабкался на глину и, поклонившись, начал вече:

— По здорову ли, братья? Слышите меня?

— По здорову, — прогудела толпа. — Слышим!

Обращение «братья» в данном случае означало, что присутствующие преломили хлеб и пили из одной братины, заключая ряд. Не просто договор, а инкорпорирование отдельных личностей в единую структуру. Обычно наёмники обходятся без дополнительных ритуалов, но поход через темный лес — событие особенное, люди предпочитают связать себя узами покрепче.

— Мы собрались здесь вот по каким поводам. По-первому надо решить, как почтим память павших в бою. Во-вторых, кто из отроков себя показал, чести и славы воинской довольно заслужил. Ежели выкрикнем кого, то к себе примем или пусть идут, куда хотят. В-третьих, у нас, считай, одного десятка нет, что с ним делать будем. Ну и напоследок Яромир про хабар скажет, про него решим, — огласил повестку сотник. — Кто говорит, пусть с места встаёт. Ты, Путила? — заметил он взметнувшуюся руку.

— Да чего думать-то? — поднялся на ноги один из уважаемых общественностью гридней. — По обычаю десятую часть всего семьям умерших отдать положено. Верно я говорю?

Собравшиеся одобрительно загудели. Случалось, родне покойников отдавалось и больше, если потери оказались велики, но десятина была стандартной суммой и возражения не встретила. Причем «сиротская» доля считалась первой, до прочих вычетов, обязательных по существующим традициям и договоренностям. В них входили «княжья доля», «земли доля» и «старичья доля», зависящие от обстоятельств и вычисляемые иногда довольно сложными способами. Князю и старцам Обителей могли вовсе ничего не выплатить, положенное «земле», то есть, грубо говоря, деньги правительства, колебалось от пяти до двадцати процентов общей суммы.

В нашем случае войну вёл князь, но в бою не участвовал, поэтому ему полагалась только десятая часть. Так как отражали набег великой орды, то Обителям тоже выделили десятину и отдельно ещё одну — старцам Исцеляющей, вкалывавшим в лазаретах. Само княжество получило по минимуму, одну двадцатую, да и то некоторые ворчали, что многовато будет. Оставшаяся сумма делилась на две ровные кучки, из которых одна принадлежала организаторам похода, вторая же отходила сотне. Вот с ней-то и ожидались сложности.

— Все ли с тем согласны или кто иначе думает? — сотник оглядел поле, уточняя. Высказаться никто не захотел. — Приговорили?

— Приговорили! — хором ответила сотня, поднимая вверх руки с зажатыми в них шапками.

— Теперь про отроков обсудим. На стене они дрались добро, не трусили, за чужие спины не прятались, — Богдан помолчал, ожидая возражений.

Люди кивали, некоторые морщились, однако вслух ничего не говорили. Во время боя случалось всякое, кое-кто из молодых «поплыл», испугался, впал в ступор. Тем не менее, присутствующие воины делали скидку на возраст и опыт, считая, что для первого серьёзного боя отроки держались неплохо. Тема уже обсуждалась раньше, и сотня пришла к согласию.

— А раз так, — видя, что никто не желает высказаться, продолжил сотник, — надобно решить, кто из младших достоин пояса воинского. Слушаем тебя, Вонег!

Успевший первым вскинуть руку воин сразу вскочил на ноги.

— Я за Нежату из Кромкиных слово скажу! Вы его видели, про него знаете! В последнем бою если б не он — откусило бы мне чудище голову! Дозвольте ему через пламя пройти!

— Балбес твой Нежата! — гулко пробасил сидевший чуть поодаль бородач. — Яблоки и то украсть не смог!

Сотня взорвалась хохотом. Отрок по приезду неудачно попытался обнести сад у местных, на спор и из куража, был пойман и бит хозяевами. Надо думать, припоминать ему этот случай будут долго.

Сам Нежата, вызванный на всеобщее обозрение, стоял и по мере возможности отшучивался. Насмешки и перечисление косяков служат своеобразной проверкой на давление — люди смотрят, как парень держится перед толпой. Некоторые не выдерживают неприятных напоминаний, обижаются, злятся, начинают грубить. Их вполне могут прокатить и оставить в отроках, потому что слишком агрессивным воин быть не должен. Разницу между защитой личного достоинства и неспособностью сдержаться здесь понимают очень хорошо.

Так и пошло. Сначала одного вызвали, послушали, одобрили, затем следующего, потом ещё одного. Я уж думал, меня не позовут, но внезапно высказался Трясун из нашего десятка. Произнесенное имя подействовало неожиданно, словно резким холодом окатило. В голове стало пусто, во рту — пустыня сухая, ладони дернулись, чтобы нервно потереться о бедра. Подбадривающий толчок со стороны брата делу не помог, и в круг я вошел, слегка подрагивая. Сам не знаю, с чего так. Вроде бы, прежде выступлений не боялся… Хотя давно дело было и моя судьба тогда не решалась.

— Молод ещё! Копья не удержит!

— На стене как-то держал, — чуть повысив голос, ответил я.

Странно, что петуха не пустил.

— Башковит, — внезапно поддержал меня полузнакомый воин. — В их десятке складской учет ведет. Порядок знает.

— О прошлом годе в Березове поморочника завалил, — донеслось из задних рядов.

— Слышали! Слышали! — загудели люди.

— Дерзок больно, вежества не знает! — вылез с претензией Шуйга, с которым мы как-то крепко поспорили на тему обязанностей. Он пытался свалить на меня свои. — Словами срамными ругается, как дед старый!

Я не стал объяснять, что это не я ругаюсь хорошо — остальные ругаются слабенько. Просто пожал плечами и извинился.

— Ну прости дурака, Шуйга. Не знал, что ты такой трепетный.

Сотня взорвалась хохотом:

— Трепетный! — держась за бока, стонал рядом дядя. — Трепетный! Ой, не могу!

Шуйга скривился, махнул рукой и уселся на место, видя, что его никто не слушает. Народ здесь простой, выступлениями комиков неизбалованный, поэтому маленькая шутка зашла на ура. Похоже, быть Шуйге отныне «трепетным», прилипнет прозвище. Вряд ли он будет за него благодарен, но открыто мстить не станет — по местным понятиям, не за что. Испытуемый отрок обязан отвечать на обидки; легкие оскорбления и подначки с обеих сторон считаются обязательной частью процесса. А я в ответе палку не перегнул.

— Приговорили?! — улыбаясь, спросил Богдан.

— Приговорили! — нестройным хором ответили собравшиеся, и дядя Деян с довольной улыбкой на лице потянул меня вниз, усаживая рядом с собой. Мне пока не вручили пояс и не провели между священных костров, но право сидеть в кругу воинов за мной признали.

Кого вызвали после меня я, честно говоря, не заметил. Вообще всё дальнейшее собрание мимо прошло. То есть вроде бы слушал, даже что-то запоминал, сознание выцепляло отдельные фразы и пыталось обрабатывать информацию, но безуспешно. Словно туман в голове стоял. Сидевшие тут же родичи понимали моё состояние и не трогали. Шутка ли — в тринадцать, ладно, в четырнадцать лет стать полноправным воином! То есть не просто взрослым, а войти в привилегированное сословие!

Могу сказать только, что начали вече днём, а закончили в темноте. После выкликания отроков (нас всех единогласно приняли в сотню, предложив Богдану самому решать, кого куда) долго ругались насчет добычи. Уже понятно, что меньше гривны никому не достанется, однако значительная часть добычи не то, что не продана — она до сих пор не оценена. Кроме того, существует некоторая путаница с долями, кому сколько положено, мешают неясности с общим фондом, из которого может оплачиваться ремонт телег и лечение волов — а может и не оплачиваться, потому что часть затрат ложится на кошт заказчика. Словом, орали долго, позволив мне прийти в себя. Впрочем, особо вслушиваться в спор не стал, потому что в обсуждаемое понимал с третьего на четвертое. Опыта соответствующего мало.

Да и других мыслей хватало.

Накатила растерянность. Раньше у меня был ориентир, веха пути — получение пояса позволит стать самостоятельным и заниматься тем, чем хочется. То есть изучением сплетения и даруемых им возможностей. Но сейчас я неожиданно понял, что для меня, в целом, мало что изменилось. Да, прав прибавилось. Обязанностей — тоже. Младший родович обязан выполнять волю главы рода, и, если вдруг Пересвет после окончания стройки прикажет мне сидеть в усадьбе и не чирикать, мне ничего не останется, кроме как сидеть. Это пример, так-то дед к самодурству не склонен.

Тем не менее, надо бы сообщить ему о своих намерениях. Четких планов насчет меня у него нет, кажется, так что пусть руководствуется моими. Интересам рода они не противоречат. Только сначала продумаю разговор, когда эйфория отпустит и успокоюсь. Даже странно — не ожидал от себя волнения. С чего бы?

Словом, к тому времени, когда вече закончилось, я пришел в себя и вернулся в обычное собранное состояние. Успокоился. С улыбкой выслушал поздравления родни и знакомых, покивал, показывая, что понял намек и согласен «проставиться», позволил обнять себя возбужденному Завиду. Тот уже давно стоял в сторонке, возбужденно приплясывая от невозможности приблизиться и всласть потрепаться.

— Вот это да! Ну ты даёшь, Молчун! Всех тишком обошел! — скаламбурил моё имя друг и вдруг захихикал. — Сейчас к нашим побегу, в дедову сотню. Хочу на рожу Любимкину посмотреть, когда он узнает, что ты воином стал!

— Думаешь, расстроится? — слегка подначил его дядя. Насчет моральных качеств племянника он тоже иллюзий не испытывал.

— Шутишь, дядя Деян?! Да Любим на говно изойдёт, когда узнает, что Молчун его обошел! Опять!

И с широченной улыбкой на лице Завид усвистал куда-то вдаль.

Глава 18

Исходил на говно Любим тихо, потому что дед его заткнул после первого же вяканья. Иметь в своих рядах опоясанного, признанного в молодом возрасте — честь, статус, показатель силы и древности крови. Маленький камушек на чаше весов, подтверждающей притязания Острожских на боярское звание. Так что Любим получил подзатыльник, разъяснение текущего момента и даже нашел в себе душевные силы подойти, поздравить сквозь зубы. Не понимаю, в кого он такой завистливый? И ведь не дурак, вроде…

Из четверых отроков нашего рода в игре под названием «социальная жизнь» на следующий этап перешел только я. Остальных под разными предлогами прокатили, хотя можно быть уверенным, что прошедший месяц им в будущем зачтется. Зато пояс получил Драгомир. Ему и по возрасту пора, и в прошлом заслуги имелись, и в бою на стене он себя хорошо показал, вот и выдали. Отец-боярин если и повлиял на решение отряда, то не существенно.

Точнее говоря, пояса нам выдали позже, через два дня. Наша сотня и ещё несколько отрядов вместе обратились к старцу Испепелителя, чтобы тот провел соответствующую церемонию. Их сейчас много проводится. Сначала будущие воины постятся сутки, ничего не едят и пьют одну воду, ночь проводят поодиночке в вырытых в земле ямах, фактически — в могилах, а утром, с первыми лучами солнца, проходят между двух огромных костров, символически рождаясь в новую жизнь. Старый обычай, пришедший из того, прежнего мира вместе с переселенцами. Новые Боги сказали предкам просто: «Ваши боги остались там. Здесь есть только мы и тьма, а мы скоро уйдём.» Кто-то поверил им, кто-то — нет, однако обрядовая сторона изменилась мало. Изначально вложенный смысл остался прежним.

С тех пор прошло больше тысячи лет. Летописей поначалу не велось, в оставленные Ушедшими системы хранения новая информация не добавлялась, а память народная весьма избирательна. Насколько я могу судить, современные княжества образовывались в основном за счет представителей племенных союзов, то есть вятичи послужили ядром будущей мстиславльской земли, Берестье основали выходцы из северян и так далее. Обычаи у всех хоть немного, да отличаются. И, так как единого государства, подчиненного одному правителю, тоже не существовало, общих для всех традиций, в первую очередь воинских, нет. Отец рассказывал, на севере при посвящении татухи бьют; выросший на юго-западе дед не позволяет становиться отроками тем, кто не в состоянии проплясать с оружием особую ритуальную пляску (довольно сложную и выматывающую); белозерцы изготавливают небольшие ножи-обереги из костей собственноручно убитых чудищ. У березовцев — ночь, подземное бдение, костры.

Отличительным знаком воинского пояса служит массивная пряжка-бляха с изображением меча. Хотя при посвящении в Обители могут поставить символ Синеокого или Короткого Шага, это не возбраняется. Главное, чтобы дизайн оставался узнаваемым. Иногда, если хозяин считает нужным продемонстрировать свои достижения, по бокам от пряжки на пояс дополнительно нашивают пластинки с изображениями. Круг с руной «жизнь» и тремя чертами внутри означает целителя третьего круга, рисунок чудища делается при участии в особо удачной охоте, боярская шапка говорит об основании нового рода, получении собственного стола.

У меня, ясное дело, никаких блях не было. Не заслужил. Тем не менее, прикасаясь к надетому старцем поясу, пальцы чуть заметно дрожали, а на лицо наползала глуповатая улыбка. Ощущения… странные. Но светлые, радостные.

Первые несколько лет воинский пояс носят везде. Помимо очевидного и понятного желания похвастаться тому есть и рациональная причина — людям проще определить, кто стоит перед ними. Как относиться, приветствовать, разговаривать, о чем стоит помалкивать. Чрезвычайно важный момент в сословном обществе. Потом, когда слава разойдётся и репутация устоится, можно будет обходиться и без большинства поясняющих символов в одежде. Если перед тобой стоит взрослый человек с мечом и в дорогом плаще, то неважно, надет на нём пояс или нет. И так понятно, что воин.

— Богдан согласился оставить тебя в моём десятке, — уведомил дядя Деян, вернувшись от начальства. — От нас надобно двоих опытных гридней отдать, взамен получим тебя и ещё одного бывшего отрока. Неясно, правда, кого.

Я вопросительно приподнял бровь. Обмен выходит неравноценным.

— Ну и на чужое имущество в обозе он внимания обращать не станет, — дополнил дядя.

— Дед своё не заберет?

— Если бы, — поморщился Деян. — Он, наоборот, ищет, кому бы под надзор телеги пристроить. Им через четыре дня выступать.

— Не передумали, значит.

— Нет, конечно. Зря, что ли, столько усилий и денег вложено? Тем более что князь обещал помочь и по лесу гребенкой пройтись, раз уж войско собралось, — он вздохнул. — Так что сначала передовые сотни уйдут, дорогу проверят, потом мы с мастерами отправимся. Им теперь заново мосты чинить, что недавно построить успели.

Ещё до вторжения орды часть будущей дороги успели привести в порядок. Укрепили склоны, подсыпали щебня в топкие места, наладили переправы. То есть проделали половину работы на участке от Мшинского до лесной кромки. Теперь многое придётся восстанавливать, потому что чудища любят ломать всё, созданное человеческими руками. Это у них в генетическом коде прописано.

— Уже известно, к какой ватаге нас приставят?

— Неясно пока ничего, — недовольно поморщился дядя. — Понятно только, что дорогой займёмся. За строителями крепостец другие сотни будут присматривать. Ладно, там видно будет. Ряд-то подписал?

— Подписал, — кивнул я. И, не дожидаясь вопроса, уточнил. — Условия обычные, какие мы обсуждали.

— Вот и славно. Ну, поздравляю, что ли!

— Спасибо, — улыбнулся я.

Первый заработок, можно сказать. В гривне две гривенки, в каждой гривенке два рубля, в одном рубле пятьдесят денег. Одна денга — дневной заработок начинающего ремесленника, то есть достаточно большая сумма, поэтому она делится на шестьдесят медных пул. Причем пулы тоже разрезают на кусочки и спокойно принимают на базаре. Почему шестьдесят, а не пятьдесят или семьдесят, никто не знает. Исторически сложилось.

Мне, как молодому опоясанному воину, положена денга в день при условии отсутствия боевых действий. Тогда сумма удваивается. Пребывание в темном лесу засчитывается за бой, так что по итогам договора я получу неплохую, по нынешним меркам, сумму. Даже с учетом того, что десятую часть надо отдать деду. Вернее, не так — не отдать деду, а «поклониться роду, сколь мошна позволит». Нормой считается десятая часть. В принципе, можно вовсе не отдавать, но тогда не удивляйся изменившемуся отношению. Во всех известных мне по сплетням случаях утаивания доходов от родни дело кончалось расколом, либо свидетельствовало об очень глубоком разладе в семье.

А ведь финансовая самостоятельность принесет и другие последствия. Раз я взрослый, мне начнут жену искать. Женщины принялись поклевывать мозг Остромиру сразу после становления им опоясанным, со мной, уверен, ситуация сложится так же.

— Отец завтра приезжает?

— Ратибор-то? Если в дороге не задержались.

— Удивится, небось, — я прикоснулся ладонью к поясу.

— Да уж наверное, — усмехнулся дядя. — Мы не ждали, что тебя так быстро опоясают. Думали, через полгода-год воином станешь, а вот поди ж ты! Готовься — как домой вернемся, в усадьбе надолго застрянешь.

— Почему? — произнесенное шутливым тоном обещание заставило меня насторожиться.

Деян пожал плечами:

— Учиться будешь. У каждого старого рода хватает своих особых ухваток, приёмов, хитростей. Отрокам их не показывают, потому что рано. За тебя, думаю, отец сам возьмется — очень уж ты его порадовал.

Учиться? Я не против, вопрос только в том, чему именно. Если речь идет о работе со сплетением, о каких-то неочевидных особенностях его функционирования, то я — только «за». Будем надеяться, дед учтет мои пожелания.

Но это потом. Сейчас мне, нам, предстоит пройти через темный лес. Причем не малым отрядом, а проложить путь на века, по которому даже после смерти строителей пойдут обозы с товарами, связывая крепкими узами государства людей. Уничтожение орды стало удачным началом, верю, продолжение будет не хуже. Всё у нас получится.

Не пройдёт и года, как мы увидим булгарские земли.

Часть 3

Глава 19

От кромки до кромки ширина леса, разделяющего березовские и булгарские земли, составляет два дневных перехода. По очень хорошей, широкой дороге. По моим прикидкам, выходит около шестидесяти километров, так что утром обоз может выехать, на ночь остановиться, отдохнуть в центральной крепости с большими защищенными площадками, и следующим днем пройти остаток пути. Оба входа в лес контролируются кремлями с сильными гарнизонами, безопасность в них тоже на уровне.

И вот эти два перехода огромная по местным понятиям куча народа строила почти год. Десять месяцев. Причем крепости до конца не завершены, их ещё достраивают и конца работе не видно. Дорожное полотно готово, но и тут хватает недоделок, которые устраняет особая ватага из трех мастеров с помощниками. Денег в проект вбухано немеряно, понятно, почему первые обозы с товаром уже пошли — купцы стремятся как можно скорее отбить траты.

Ещё надо учитывать, что на всём протяжении стройки нам активно мешали. В первую очередь, речь идёт о чудищах. Они стекались с ближних и дальних лесов, собирались в стаи или находили вожаков, превращаясь в полноценные «выплески»-орды. Нападали, не давая передышки боевым сотням внешнего охранения, да и на нашу, внутреннюю долю, немало доставалось. По словам знающих людей — стандартная ситуация при вторжении в старый темный лес. Послушник Короткого Шага, с которым я как-то разговорился, объяснил, что чудищ гонит сама тьма. Все темные леса являются в определенном смысле единым организмом, неразумным, но способным на инстинктивные реакции и реагирующим на угрозу призывом защитников. Примерно так человеческое тело залечивает ранку от занозы с помощью фагоцитов. До зимы шел сильный постоянный напор, после наступления морозов наиболее опасные чудища залегли в спячку или погибли, а новые находились слишком далеко и не пришли на зов. Стало полегче.

Одной тьмой проблемы не ограничились. Человечество по части создания неприятностей самому себе прекрасно обходится без посторонней помощи, что и доказало, стоило передовым отрядам строителей выйти к границам Сувара. Надо уточнить, вся булгарская земля делится на три княжества — Сувар, Биляр и Мюрян. Первое территориально к Березову ближе всех, самоназвание жителей «бахдула», правит в нём князь, признающий старшинство сидящего в Биляре верховного правителя-йылтывара.

Поначалу, когда только-только пошли первые разговоры о том, что хорошо бы построить дорогу и торговать напрямую, суварский правитель интереса к затее не проявил. Столь же вяло он отреагировал, когда местные купцы пришли к нему с конкретными предложениями — правда, разрешающую грамоту выдал. Теперь же, убедившись, что дело спорится, что ещё немного, ещё чуть-чуть и путь сквозь темный лес заработает, царек засуетился и принялся действовать. Во главе дружины подступил к ближайшему кремлю (со своей стороны) и потребовал оставить в нём свой гарнизон. Дескать, это его земля, он здесь хозяин.

Его вежливо, но послали. По сложившейся традиции граница любых человеческих земель проходит по кромке леса, дальше территория считается ничейной и, в теории, занять её может любой. Если мозгов нет или если настолько уверен в своих силах. Крепость, запирающая путь, стояла за тонкой перемычкой из деревьев, то есть совершенно точно суварцы претендовать на неё не могли. Что интересно — со стороны Березова подобной выразительной преграды нет. Думаю, из-за позиции нашего князя и большинства верхушки, которым принадлежит весомый пай в предприятии.

В общем, суварец принялся угрожать, правление подтянуло свои сотни… Драка не состоялась по двум причинам. Во-первых, на запах возможных разборок заявилась дружина березовского князя. Три сотни элитных бойцов послужили весомым аргументом в пользу мирного ведения переговоров и здорово охладили кипящие страсти. Во-вторых, почуявшие запах денег куввады, булгарские аристократы, намекнули своему повелителю, что надо бы скромнее себя вести и не только о себе думать. Географически Сувар находится в дремучем углу, источников доходов мало, а тут — блестящая возможность «оседлать» грузопоток с хорошим трафиком. Ради такого можно и новых соседей потерпеть. Тем более что купцы, состоящие в консорциуме, клялись оставаться нейтральными и войска через свою территорию не пропускать. Как они планируют сохранять нейтралитет, имея березовцев в числе основных пайщиков, переговорщики тактично умолчали.

Ещё немного спустя подтянулись посланцы верховного царя. Их, с одной стороны, немного смущало внезапное появление неизвестной силы в «мягком подбрюшье» страны, в то же время возможные выгоды они прекрасно понимали. О стройке в столице знали с самого начала, но на уровне слухов, хотя некоторые крупные торговцы из числа булгар в проекте участвовали. Просто им не верили, считали проект авантюрой. Дополнительной пикантности происходящему придавало нежелание царя позволять вассалу становиться слишком сильным и богатым — потому что подчинённый, более успешный по сравнению с начальником, рано или поздно сам становится начальником. Ну, или пытается таковым стать.

Не считая регулярных мелких стычек, серьёзных столкновений удалось избежать. Тем не менее, переговоры ещё не закончились, войска оставались поблизости и внимательно наблюдали друг за другом. Не берусь гадать, чем дело закончится. Суварец не вкладывался в стройку, вместе с тем его опасения понять можно — дорога фактически представляет чужакам доступ в его владения. Удержатся наши? Ой, не знаю. Среди бояр достаточно любителей в поход сходить и мечами побряцать.

Ладно. Всё это — большая политика, повлиять на которую мы не можем. На нашем уровне иные проблемы.

— Что на этот раз? — обреченно спросил Милонег.

— Вроде как ягодку съел, — неуверенно протянул Полюд, главный над нашими строителями.

Я молча присел рядом со скорчившимся телом работника, пощупал пульс, с силой надавил на мышцы челюсти, рассматривая зубы. После чего раскрыл сумочку с зельями и начал искать подходящее.

— Да он дурной! — не сдержался братан. — Который раз уже всякую дрянь в рот тянет! Сказано же — не то, что есть, даже трогать травки в лесу нельзя! У вас в головах из наших объяснений хоть что-то задержалось?

— Чего ты у меня-то спрашиваешь?! Остальных не ругай — Дрозд один такой!

— Да? А кто вчера за жгун-лозу голой рукой схватился и сегодня замотанный ходит?

— То случайность!

Пока они вяло переругивались, я перевернул тело пострадавшего и влил в рот противоядие. Убедился, что оно попало в нужное горло, и аккуратно положил Дрозда обратно на землю. Теперь точно выживет. Выживет и, возможно, передаст ущербные гены следующему поколению тупых дроздов.

— Стоимость зелья вычти у него из оклада, — поднимаясь на ноги, сказал я Полюду.

— Оно работникам положено, — без особого энтузиазма возразил мастер.

— Раз или два — особо невезучим. А у него который? — я кивнул на переставшего напоминать истекающий потом комок нервов мужчину. — Это не случайность, это глупость. За глупость надо платить.

Полюд недовольно поджал губы, но промолчал. Дрозд постоянно косячил и защищать его начальнику просто-напросто надоело. Как там говорили в моём мире? «Если у тебя слишком много проблем, ты сам становишься проблемой». Вот, живой пример.

Инциденты, несмотря на усилия умеющей ходить по лесу охраны, случались раз в три-четыре дня. Обычно незначительные, мы справлялись с ними своими силами, но иногда приходилось относить пострадавших к целителям. Справедливости ради надо сказать, что большая часть строителей понимала, в насколько враждебном окружении находится, наши указания слушала и легкие ожоги соком или царапины от колючек служили им чем-то вроде закрепления пройденного материала. Потом они береглись. От всего осторожность их не спасала, здесь от укуса некоторых жуков можно запросто окочуриться, но в целом к ним претензий нет. Бешенство вызывает другая категория — дебилы, не способные усвоить полученный урок. Их немного, зато они громкие и активные.

Мы с Милонегом вернулись на пост, откуда пришли, привлеченные криками. Пост, вообще-то, только мой. Братан до сих пор в отроках ходит, хотя, чую, недолго ему осталось.

— Поскорей бы закончилось всё, — внимательно оглядев дерево на предмет сюрпризов, Милонег оперся на него спиной. — Надоело в лесу сидеть. Домой хочу.

— Ты ж два месяца назад там был.

— Да, ну, всего пару недель провел! Даже выспаться не успел, как обратно ехать пришлось, — он вздохнул. — Что думаешь, скоро нам договор закроют? Мастера, вроде, наш участок заканчивают. Если им расчет дадут, то и нам тоже положен.

— Не уверен. Охрану могут оставить из-за суварского князя. Вдруг он ратиться захочет, — пояснил я. — Если верхушка меж собой не договорится и дело до драки дойдёт, сотня лишней не будет.

— Вот ведь! То есть нам долго здесь сидеть.

— Посмотрим. На пересменку в любом случае должны отослать.

Слишком долго находиться на территории тьмы нельзя. Помимо воздуха с различными примесями, вредными для здоровья, давит чуждое окружение, враждебное к человеку. Нервные срывы неизбежны. Поэтому через каждые три месяца людей отпускают домой или куда там они хотят, чтобы они могли в спокойной обстановке отдохнуть, отоспаться, восстановить иммунитет.

На стройке тяжело, люди хотят расслабиться. Самым популярным и дешевым средством отдыха является бражка. Гонят её вполне открыто при условии отсутствия местных травок в составе. Несмотря на запрет и штрафы, самогонщики постоянно добавляют в напиток всякие выжимки и отвары — иначе забирает слабо. Божье сплетение считает алкоголь ядом и борется с ним выработкой убойных доз ферментов, поэтому воздействие слабенькой бражки быстро проходит. Особенно у тех, кто специально повышал устойчивость против отравлений, то есть у практически всех пограничников.

Сами выпивохи экспериментируют с набранными здесь же травками, следствием их попыток становятся визиты в лазарет, к целителям. Насмерть пока что никто не потравился, хотя отдельные личности, вроде того же Дрозда, залетали надолго. Вдобавок случаются драки между разгоряченными мужчинами, которые охрана быстро пресекает — по пьянке у некоторых персонажей сносит крышу, и они начинают использовать боевые приёмы.

Вот так и живём.

Глава 20

У меня нет знакомых среди больших начальников, поэтому новости узнаю, как все, постфактум. Вспоминать деда не стоит — он всего лишь в среднем звене, он решения не принимает. Конечно, слухи и сплетни на дороге ходят постоянно, однако верить им или, тем более, действовать, исходя из услышанного, нельзя.

Так что сообщение о роспуске нашей сотни застало меня врасплох. Администрация стройки посчитала договор исполненным и собиралась рассчитаться за проделанную работу. Причем всем желающим предлагалось наняться на острожную, то есть гарнизонную службу, уже по другим расценкам и с другими обязанностями.

Дядя Деян ходил хмурый. Ему отец велел соглашаться, чтобы первый год за землей в центральной крепости был пригляд.

— Ты не слышал, а он с Синицей крепко поссорился, — тихо рассказывал отец, поглядывая на брата. — Она недовольна, что Деян редко дома бывает. Орали друг на дружку… Забава влезла, так и с ней разругались.

— Кто с теткой Забавой не ругался? — философским тоном откликнулся я. — Сюда надо её мужа звать. Он домой не особо радостный возвращается.

— Тоже верно!

Ратибор вместе со знакомым купцом до недавнего времени сновал между Березовым и темным лесом, привозя дефицитные товары. На большой стройке всегда чего-то не хватает, от мелочей до серьёзного, а такие вот не особо крупные торговцы быстро реагировали на возникающий спрос. По деньгам выходило неплохо. Не было ли урона родовой чести? Не, ничуть. Грань между торговым и воинским делом тонка и не всегда ощутима, для гридня не зазорно водить обозы и спорить с покупателями за каждую пулу. К тому же отец ведь не на козлах сидел, а считался главным в охране.

Теперь, после пробития дороги на ту сторону леса, халява закончилась. Основные работы завершены и с сократившимися поставками успешно справляются принадлежащие пайщикам структуры, сторонним достаются сущие крохи. Невыгодно стало. Зато появился новый маршрут, требующий освоения. Да и просто интересно съездить, чужую землю посмотреть.

О том, насколько серьёзно род поставил на строительство пути, говорит количество находящихся здесь мужчин. Дед по-прежнему командует одной из внешних сотен, его сыновья, второй и третий по старшинству, тоже участвуют, пусть и на менее значимых ролях. Сновид, сын деда Самбора, в сотне Пересвета; более младший Искрен сейчас собирается уезжать, надоело ему в лесу сидеть, хочет с родными повидаться. Отроки голоса не имеют, за них решают старшие. Наша ставка «выстрелила», род приподнялся в иерархии, получил земельный надел в хорошем месте и даже заработал немного денег. А если бы сорвалось? Мы бы впустую потратили приличную сумму на подготовку и, что существеннее, понесли репутационные потери. Не критичные, упаси Боги, но легкий флер чужой неудачи нас бы окутал.

Ну и я иду отдельной строкой. Главное приобретение — самостоятельность. Не полная, власть старших родственников никуда не исчезла, однако значительную часть решений я теперь могу принимать сам. Или, самое меньшее, моё мнение спросят и учтут. Примерно, как сейчас:

— Ты-то сам остаться хочешь? Ряд с острожными заключают не меньше, чем на год.

— Желания нет. И смысла особого не вижу — нового ничего не узнаю, славы не добуду, по деньгам… Деньги много где можно заработать. В тот же Булгар за юфтью смотаться.

Ратибор недовольно дернул верхней губой.

— Её уже столько привезли, что цены на торгу в три раза упали. Надо что-то другое искать.

— Медь? Украшения?

— На месте разберемся.

Березов и соседние княжества активно продавали на север изделия из кожи, в первую очередь — обувь. Сырьё для её изготовления, обработанная кожа, называемая юфтью, поступало с юга. Качество у неё было не слишком высоким. Раньше оно наших мастеров устраивало из-за отсутствия альтернатив, но, познакомившись с образцами работы булгарских кожемяк, мнение своё сапожники изменили.

Значит, купцы уже завалили рынок новым товаром.

— Вы толмача-то нашли?

— Неоткуда его взять, все, кто булгарский знает, нарасхват, — настроение у отца ещё больше ухудшилось. — Их всегда было немного. Не нужен был язык, понимаешь?

— Я с нашим толмачом, Душилой, договорился. Он за деньгу малую меня подучил булгарскому. Немного — десяток фраз, пара сотен слов.

— Я тоже. Толку-то? Для нормального торга нужен человек знающий. Тот, кто разговор перевести с их языка на наш может и обратно.

Немного подумав, я пожал плечами.

— Ехать всё равно надо. Хотя бы посмотреть, что да как. До Сувара доберемся с попутчиками, а там разберемся.

— То есть со мной хочешь?

— Ну да.

Отец приободрился. Одному ему было скучно, а тащить сына в неизвестную землю он не боялся — по его меркам, у булгар безопасно. Есть правитель; есть закон, пусть чужой, но соблюдаемый; в наличии суд, довольно лояльный к гостям. Лихие люди, незнакомые чудища, поборы стражи? Они везде найдутся, что с ними делать, понятно. Языковая проблема не смущает — Сувар, по описаниям, город большой, что-нибудь да подвернётся.

В булгарские земли мы отправились только через неделю. Пока завершили все формальности, связанные с роспуском сотни и увольнением, пока получили расчет, нашли попутчиков, скупили товар для продажи… Отец обоснованно надеялся подзаработать в результате поездки. На большую прибыль он не рассчитывал, всё же маршрут новый, связей никаких, сама поездка во многом затевается в качестве ознакомительной, но кое-какая деньга в мошну упадет.

Под «мы» я подразумеваю себя и Ратибора. Деду и Сновиду никуда от сотни не деться, договор с ними не расторгнут; Искрен уже отъехал домой, забрав с собой Милонега. Неожиданно компанию ему составил дядя Деян — в гарнизон центральной крепости вместо него нанялся внезапно прибывший из дома дядя Милорад. В княжестве, оказывается, на радостях от бескровного (по сравнению с прошлыми разами) отражения нашествия великой орды весь прошлый год дружины бояр и Обителей вычищали близлежащие темные леса. Границу, удерживаемую нашей сотней, тоже почистили, выбив наиболее сильных чудищ. Так что в ближайшее время набегов не предвидится и оставшийся за старшего дед Самбор со спокойной душой отпускал мужчин рода из поместья. На заработки или ещё куда.

Впрочем, то, что мы едем вдвоём, вовсе не означает, что едем только мы. Обоз получился внушительный, почти из сорока телег. Купец Веселун, партнер отца, у которого тот числился начальником охраны, тоже решил попытать счастья в Суваре, к нему присоединились знакомые со своими слугами и холопами — вот в результате и набралось. Добираться вместе безопаснее. Инциденты на оживленных путях между крупными городами случаются редко, но всё же случаются, вдобавок у нас тут ситуация с претензиями местного князя не разрешилась до конца, поэтому лучше поберечься.

Дорога от пограничной крепости до Сувара заняла десять дней. Для меня это было первое путешествие за границы княжества, так что головой я вертел активно, внимательно рассматривая попадавшиеся по пути деревеньки и малые городки. Природа особого интереса не вызвала, она от нашей мало отличалась, а вот жили здесь иначе. Архитектура другая, дома в деревнях теснятся плотнее. Лошадки ниже, зато их побольше, и они менее требовательны к рациону по сравнению с нашими. Люди чаще носят меха и реже — кожаные сапоги, вообще изделий из кожи и металла поменьше. Одежда обязательно украшена незнакомыми узорами вышивки и бисером, здесь явно любят и ценят разноцветноестекло. Внешность у местных слабо похожа на нашу, в основном народ черноголовый, лица узкие, мужчины носят длинные бороды. У нас обязательным элементом считаются усы, бороды отращивают не все и зачастую они небольшие, короткие. По сравнению с нашей землей больше крупной рогатой живности и меньше свиней, в местных придорожных забегаловках часто предлагали блюда из рыбы и риса, который у нас стоит дорого. Здесь он тоже не дешевый, но всё же не настолько. Рис в Булгарии не выращивается, его в огромных количествах привозят с юга и затем развозят по всей стране.

На нас местные смотрели довольно равнодушно. Успели привыкнуть. Встречные купцы, возвращавшиеся из Сувара, рассказывали, что поначалу посмотреть на необычно выглядящих гостей сбегались толпы. Западные и северо-западные края булгарских земель прежде являлись глухим углом, иноземцы их посещали редко, так что внезапное появление первых березовских торговцев вызвало у туземцев чуть ли не панику. За малым до вооруженных столкновений дело не дошло. Их аналог наших порубежных сотен по какой-то причине не сообщил остальным о пробивающихся сквозь лес чужаках с запада, вот и случались накладки. Сейчас успокоились, разобрались, даже сами пытаются предлагать свои услуги или товары. Получается пока что не очень — язык почти никто не знает.

Надо сказать, земли не самые густонаселенные. Деревень немного, и они маленькие в большинстве своём, хотя, чувствуется, это ненадолго. Помещики и бояре, называемые куввадами, быстро осознали перспективы «оседлания» богатого торгового пути и уже начали активно строить постоялые дворы, трактиры, конюшни, перевозить из других владений слуг и создавать прочую инфраструктуру. Раньше эти регионы считались захудалыми, а теперь появились купцы, готовые платить за скорость и удобства, поэтому вкладывать деньги стало выгодно.

Не считая редких остановок в деревнях, путешествие слабо отличалось от поездки по нашему княжеству. Мухи, слепни, пыль да грязь, постоянная легкая жажда воды, въевшаяся в подкорку привычная необходимость поглядывать по сторонам да обязательный уход за животным по вечерам. Мы по-прежнему ехали на телеге, запряженной волом. Булгары, я обратил внимание, предпочитают лошадей, более мелких и выносливых по сравнению со словенскими, их повозки легче и берут меньше груза. Чует моё сердце, что и в Березове скоро появятся местные лошадки — если, конечно, им подойдут наши условия.

Без спешки и приключений добрались до Сувара. Близость большого города ощущалась издалека, о ней говорили и участившиеся поселения на дороге, и сами люди, встречавшиеся тоже чаще. По понятным причинам отец поглядывал в первую очередь на всех, носивших меч на поясе, привычно оценивая бойцов. Это рефлекс, он со временем вырабатывается. Опытный воин заранее понимает, сумеет ли он выйти живым из схватки или лучше избежать конфликта, сгладить острую ситуацию.

— Непривычно как-то, — заметил Ратибор, проводив взглядом очередного всадника. — Шнуры эти. То ли дело — наши пояса!

— Зато ступень сразу видно, — возразил я. — Многие ли из наших на пояс бляхи цепляют? Не принято так. А здесь — сразу понятно, кто какой ступени достиг.

Булгары вслед за чагайцами носили на левой стороне груди небольшие шнуры, свидетельствующие об уровне воинского мастерства. Один медный шнурок, сплетенный из тонкой проволоки, говорил о первой ступени в Обители местного бога-воина, два служили показателем второй, три — третьей. Следом шли три серебряные ступени и три золотые, носители золотых шнуров нам пока что не попадались.

— Да потому что смысла нет точно указывать, на какой ступени стоишь, — хмыкнул отец. — Знавал я четверок, что и шестерку могли завалить. Нет уж. Ты либо воин, либо нет. Опять же, новичок из старого рода вроде нашего по умениям может превосходить более высоких по ступени бойцов. Вспомни, как тебя с детства учили.

Разница в подготовке колоссальна. Не существует каких-то боевых школ или сект, орденов, даже в Обители Испепелителя детей учат общей программе с небольшим уклоном в физическое развитие. Будущим воинам мастерство передают родные, близкие. Лучше всего процесс поставлен в дружинах, где с отроками занимаются гридни под руководством кого-то из старшины, и в боярских родах. У бояр тоже есть наработанные методики, хранящиеся в столе, они обычно многочисленные, то есть нет проблем с тренерами, они богаты и могут позволить оторвать мужчин от процесса добычи денег. Кроме того, существуют родовые секреты, ухватки, тайные приёмы, сами по себе незначительные, но в совокупности обеспечивающие отроку преимущество над сверстниками и не только.

Меня, для примера, укреплению тела на базовом уровне научили ещё у Лесного Князя. Позднее, однако, отец показал несколько мелочей, увеличивших эффективность приёма едва ли не на пятую часть — и по времени, и по живучести. Сам Ратибор узнал их, изучая внесенные предками записи в престоле. Родовые разработки редко показывают посторонним, хотя исключения случаются, поэтому расходятся по обществу они медленно. Отсюда результат: в среднем воин из более старого рода сильнее и выше по ступеням, чем его сверстник из семьи недавних пахарей. Бывают, конечно, гении или фанаты тренировок, но они статистику не делают.

Это я описал ситуацию у отроков или опоясанных относительно недавно. У более опытных воинов — свои сложности. Воин может не подтверждать высокую ступень по социальным причинам. Воин может не иметь возможности шагнуть на седьмую ступень, если у него испорчены отношения с Обителями, а в своём престоле нужных сведений нет. Молодые бояре часто сосредотачиваются на формальном развитии, желая подтвердить внутриродовой статус, в результате фактически находясь на одну-две ступени ниже официально присвоенной. Да, бывает и такое. В прошлом году гридь из Ратшичей, находясь на пятой ступени, проиграл бой воину-трешке из Берестья на виду у всего войска.

Кажется, булгары считают иначе.

— Говорят, дальше на востоке повязки цветные носят, — припомнил я услышанный чужой разговор. — Каждой ступени свой цвет, от красного для первой до фиолетового.

— Спектр же на семь цветов делится? Где ещё два?

— Ну, может, для восьмой и девятой что особое придумали.

— Может быть, — с сомнение согласился отец. — Только где они столько краски для фиолетовых тряпок возьмут?

С красящими веществами у ткачей проблем нет. Мастерицы, обученные у Лесного Князя, давно вывели породы растений, дающие красители нужного оттенка. Любого, кроме фиолетового. По неведомым причинам эти породы быстро вырождаются, мутируя в просто синий или голубой цвета, поэтому фиолетовая одежда стоит дорого и является парадной.

— Седьмых не особо-то и много, на их долю хватит.

— Тоже верно. В городе надо будет по лавкам походить, прицениться…

Что повезем обратно, по-прежнему оставалось загадкой. В Сувар мы везли немного меха, простенькую ювелирку, льняную ткань и моржовый клык, к нам попадавший с севера. Всего по чуть-чуть, чтобы рынок оценить и посмотреть, что прибыльнее. Слухи среди купцов ходили разные, вранья было много, поэтому ориентироваться на чужие слова не имело смысла и требовалось обстановку посмотреть самим. Точно так же обстояли дела и с товаром для Березова. Мы не знали, чем закупимся у булгар, и закупимся ли вообще.

Сам город размерами и численностью населения походил на Березов, имея, однако, три весомых отличия. Во-первых, намного меньше торговых гостей. Наша столица стоит на пересечении сразу нескольких крупных путей, тем самым являясь большим транзитным центром, так что даже до недавних событий в Березов приезжали купцы из самых разных стран. Сувар же в лучшем случае служил региональными воротами с севера на юг, то есть иноземцы посещали его относительно редко.

Вторым отличием являлась манера местной знати селиться вне городской черты. То есть у каждого влиятельного рода имелся собственный дом в Золотом квартале, поблизости от княжеского дворца, но семьи и часть слуг обязательно жили в нескольких часах пути, в тщательно укрепленных поместьях. Я предположил, и позднее знакомые из булгар подтвердили, что усобицы у них случаются часто. Намного чаще, чем у нас.

И, наконец, порт. Сувар располагался на удалении от великой реки Ра, примерно в пяти километрах от её берега. По реке, оказывается, активно плавали корабли, в десятки раз крупнее наших лодий, вместительные, громадные и неуязвимые. Вот уже не первый век они причаливали в небольшом городе-спутнике, связанном со столицей тремя широкими дорогами, там разгружались, пополняли припасы и чинились. Поверить в это было очень и очень сложно. У нас даже дети знают, что тьма обожает пресную воду и быстро поглощает водоёмы, если их ежегодно не чистить. Так что рассказы очевидцев входили в диссонанс в нашим жизненным опытом, и мы очень хотели увидеть, как там у булгар всё устроено.

— Приехали, — привставший на облучке отец опустился обратно. — Вон застава уже видна. Очередь не особо большая, через час в городе будем.

— Досматривать станут?

— Само собой, — он рефлекторно прикоснулся к мешочку с деньгами, заправленному за пояс. — Хотя Веселун в прошлый раз договорился и шмонали его не сильно. Ну, посмотрим. Сухой мыт по любому платить придётся.

За один воз при прохождении через таможню полагался сбор в десять пул и «головное» за каждого человека в сумме пяти пул. Плюс мы платили по одной пуле, проезжая по мостам. Конечно, местные деньги отличались от привычных нам и внешним видом, и номиналом, но на данный момент пула считалась равной одной десятой части ярнака. Восемь ярнаков составляли дирхем, за четыре-пять дирхемов, в зависимости от качества, давали серебряный динар. Сколько динаров входило в один золотой, народ сказать затруднялся — курс сильно колебался в зависимости от рыночных настроений.

— Веселун говорил, где остановимся? — внезапно озаботился я. — У булгар гостиные дворы есть?

— Есть, как не быть. Он вперед двух приказчиков направил, они должны найти подходящее место и с хозяином договориться.

— Продавать товар тоже через него будешь?

— Там видно будет, — неопределенно качнул головой отец. — Сначала по торгу похожу.

Полномочия старшего над обозом во время путешествия довольно высоки, дальше — как договоришься. Зато и забот у него хватает. Он, к примеру, в начале пути назначает сумму, которую берет с присоединившихся купцов, и уже из неё оплачивает все сборы, пошлины и взятки стражникам. Излишки не возвращает, но и в случае превышения реальных трат над запланированными добавки просить не может. После того, как Веселун доведет возы до гостиного двора и разместит людей, он официально выполнит взятые на себя обязательства и снова станет обычным торговцем, пусть и более опытным. Он не обязан помогать нам с реализацией всего того добра, что мы привезли в Сувар. Хотя может и помочь за долю малую.

Глава 21

Полузабытые воспоминания прошлой жизни нашептывали о жуткой антисанитарии, царившей в средневековых городах, и что-то подобное я подспудно ожидал увидеть в Суваре. Грязь, толстый слой навоза на улицах, вальяжно шествующих крыс и всё в том же духе. Ничего подобного! По чистоте столица булгарского княжества не уступала Березову или мелким городкам, где мне прежде доводилось бывать. В принципе, логично — причины эпидемий людям прекрасно известны, так что прибавлять к и без того серьёзной нагрузке на иммунитет ещё и рукотворные факторы никто не желает. У нас за санитарную обстановку в городах отвечают старцы, вернее, старицы Обители Исцеляющей, эти дамочки просто порвут градоначальника, не уделяющего должного внимания канализации или вывозу мусора. Здесь, насколько я понимаю, схожую функцию исполняет Обитель Дарующей Жизнь и полномочий у неё не меньше.

В целом мне Сувар понравился. Каменных строений тут больше, на улицах чаще встречаются нищие, но порядок, во всяком случае, в центральных районах, поддерживается крепкий — женщины не боятся ходить без мужского сопровождения, нацепив на шею и руки драгоценности. Даже девочки носят браслеты и ожерелья из десятков мелких монеток, обычно серебряных.

Что делать в незнакомом городе без знания языка? Ходить, смотреть. И не совсем мы безъязыкие — лично я выучил сотню слов и пару десятков предложений, для примитивного торга или выяснения дороги этого хватит. Причем учил, используя методики, показанные у Короткого Шага, за счет них простимулированная память с первого-второго раза запоминала звучание и перевод. Даже записывать почти ничего не понадобилось. Вдобавок в одном из крупнейших городов булгарской земли нашлось много купцов, а они почти поголовно знают чагай, служащий в степи и прилежащих к ней странах чем-то вроде всеобщего языка. Его я тоже не знал, зато отец худо-бедно разговаривал.

В Суваре всего две Обители, уже упомянутой Дарующей Жизнь и Хозяина Садов. Последний, насколько я понимаю, совмещает в себе черты наших Синеокого и Лесного Князя. Если ехать три дня на север, то дорога приведет в Обитель Рогатого, считающегося богом порубежников и прочих борцов с тьмой. Ниже по реке стоит Обитель Отверзающего, особо меня заинтересовавшая — именно оттуда выходят «торящие серебряный путь», шкиперы и речники, благодаря которым осуществляется движение по Ра. Если будет возможность, задержусь там хотя бы на денек.

Ну а пока что мы с отцом бродили по улицам, приценивались к товарам на рынках и обменивались впечатлениями.

— Оружие местное качества среднего, наш металл получше будет, — вслух размышлял Ратибор после быстрого похода по лавкам. Мы с ним купили у продавца, низенького мужичка в смешном малахае, по лепешке с мясом и простенький туесок с молоком, отошли в сторонку и теперь сидели, делились впечатлениями. — Хорошие клинки с юга привозят. А вот стекло у них необычное, разноцветное. Купить, что ли, да в Белозерье отправить?

— Думаешь, у нас не продать?

— Я точно знаю, что к нам его уже возят, а до Белозерья, скорее всего, ещё не дошло.

— Попробовать можно. Не к ним, так в Мстиславль отправим, — прикинув, что наш северный сосед не слишком богат, уточнил я.

Отец поморщился, но кивнул. Он мстиславльцев недолюбливает после неудачной поездки в их края. Тем не менее, понимает, что рынок там ёмкий и предметы роскоши поглотит в любом количестве.

— Ещё посмотрим, — постановил он. — Может, что получше приглянется. Ну и своё бы продать.

— Как тут продашь? Еле цены на соболя узнали, — вспомнил я забавный эпизод. — А расторговаться надо. Нам без гостинцев домой возвращаться нельзя. В смысле, тебе нельзя — меня-то мать и Чаяна пощадят.

— Так уж и пощадят! — ухмыльнулся отец.

Впрочем, по главному вопросу он не спорил. Подарки родным, в первую очередь — женщинам, привезти надо.

— Не хочу я на рынке стоять, — прожевав, признался Ратибор. — За место платить, время тратить… Не хочу. Лучше бы продать кому товар чохом, за неделю город осмотреть, узнать, как тут всё устроено, заново закупиться и обратно махнуть.

— Без языка мы многого не выясним.

— То-то и оно.

Посидели, призадумавшись. Поездка, конечно, в какой-то степени изначально была авантюрой, многого от неё не ждали, однако следовало признать — мы недооценили размер сложностей.

— Ладно, — наконец, отряхнул руки и встал отец. — От грустных мыслей толку не будет. Пошли ещё по торгу побродим, может, найдём кого знающего.

Следующие несколько дней прошли в однообразных хлопотах. Мы встречались с местными торгашами, показывали им образцы товаров, худо-бедно объяснялись, не столько словами, сколько жестами и мимикой… Что характерно — среди аборигенов многие уже пытались говорить по-словенски, пусть ещё хуже, чем мы по-булгарски, но сам факт!

Покупали у нас далеко не всё. Ткань взяли с удовольствием, оружие долго придирчиво осматривали, от моржовой кости отказались напрочь. Уже потом мы узнали, что к северу от Булгарии расположена зона обитания относительно цивилизованных племен, поставляющих различный товар, в том числе ту же кость. Как они выживают рядом с темными лесами, непонятно, потому что полноценных Обителей там нет. Вроде, существуют некие жреческие структуры, обеспечивающие передачу знаний и организованно борющиеся с чудовищами. Не знаю, насколько эффективно, но пока отбиваются.

Случались ли какие-то инциденты? Серьёзных — нет. Возможно, ходи я один, то из-за моего возраста пришлось бы кому-то что-то доказывать, однако я везде сопровождал отца, а по нему сразу видно, к какому сословию он принадлежит. Расслоение здесь посильнее нашего, отношение к воинам более уважительное и опасливое. К слову сказать, многие местные уже слегка разбирались в наших традициях и при знакомстве глядели на пояс. Так вот, опасные кварталы мы не посещали, не задирались, вели себя спокойно, поэтому у стражи или окружающих к нам претензий не возникло. Без казусов, впрочем, не обошлось.

Предлагали ювелирку, потенциальный покупатель предложил взамен тысячу «желтых куриц». У отца глаза на лоб чуть не полезли. Неизвестно, что бы он сказал или сделал, не покажи ему тот старик образец — петушка на палочке, леденец из местного сладкого растения. Надо было брать, по-моему, иноземное лакомство на торгу влет раскупят. Спустя час нас пытались на деньги развести. Отец присмотрел женскую шубку из непонятного розового меха, начал торговаться и тут к продавцу подвалил какой-то хмырь, начал цену перебивать. Я воспользовался случаем и оттащил вошедшего было в раж Ратибора — мать бы такой подарок не оценила. Когда мы уходили, обернувшись, заметил растерянные лица обоих жуликов, внезапно осознавших, что рыбка сорвалась с крючка.

Один раз пересеклись со стражниками. Ну, как пересеклись… Выходили из лавки и мимо пробежал парень, бешено размахивающий водяным хлыстом. Отец мигом щит выставил, прикрывая нас и стоявших рядом людей, я заморозкой под ноги швырнул, вовремя сообразив, что бить насмерть не следует. Неизвестного повело в сторону, но он быстро выправился и дал деру дальше. Убежал недалеко — его неласково приняли вывернувшие из-за угла стражники. Пока трое вязали беглеца, один подошел, переговорил со свидетелями, вежливо поклонился нам и кое-как объяснил, что претензий за использование заклинания в городской черте они не имеют и даже благодарят за содействие. Вот и всё приключение.

— Надо же, — покачал головой Ратибор, — на водяника напоролись.

— Река рядом. Может, их здесь побольше, чем у нас.

— То, что воды под боком много, сильно ничего не меняет. Всё равно огонь надежнее. И проще.

Воины тренируют в первую очередь огонь и его отсутствие, холод. Приёмы на их основе, или, как говорят в народе, стихии, быстрые, и приносят тяжелые ранения живой плоти, в том числе чудовищам. В свою очередь, мастера мирных направлений много внимания уделяют работе с плотной материей, то есть землей, глиной, камнем или растениями. Любителей воды и воздуха или, по-научному, гидрокинетиков и аэромантов, очень мало. Отдельными приёмами владеют часто, специализируются и развиваются в этих направлениях единицы. Невыгодно, особых причин нет.

Появление большого количества чужаков в Суваре нравилось далеко не всем, мы иногда ловили на себе недовольные или откровенно злобные взгляды. Для себя я всех недовольных условно поделил на две группы, «потерявшие» и «консерваторы». К первой относились знатные семьи вроде наших Кошкиных, лишившиеся части доходов в результате изменения логистики. Их можно понять. Их представители, следуя логике процессов, сейчас должны плотно общаться со своими коллегами из выигравших от появления нового маршрута семей, результат их переговоров скоро выльется либо в новое равновесие на политической вершине, либо в очередной кровавый междусобойчик. Лично я ставлю на второй вариант.

Ну а «консерваторам» просто наши рожи не нравились. Они жили себе спокойно, по устоявшимся правилам, а тут вдруг какие-то чужаки припёрлись, лопочут непонятно, чего-то требуют. Не всем хотелось менять образ жизни на более активный. Такие люди есть всегда, везде, ничего поделать с этим нельзя, остаётся просто смириться — и нам с их ворчанием, и им с нашим присутствием. Отчасти поэтому мы с отцом никогда не задерживались допоздна и всегда ночевали в своей комнате в гостевом доме. Скучно? Зато без драк и разборок с местными.

В Суваре мы провели четыре дня, наполненных беготней, криками, размахиванием руками, незнакомой едой и непривычными лицами. Город не особо большой, но яркими впечатлениями за счет новизны обеспечил по самую маковку. Продали часть товара, что-то не смогли, людей посмотрели, на жизнь их подивились. В то же время событий вроде бы много, только все они мелкие какие-то, малозначимые, отдельно вспомнить нечего. Отец остался недоволен:

— Когда твой дед начнёт вопросы задавать, мне сказать ему будет нечего. Вот смотри. У нас есть земля в срединной крепости, значит, за место и охранное мыто платить не нужно. Наш товар, который мы к булгарам повезем и обратно, дешевле выйдет. Станут у нас покупать? Да конечно станут! Выгодно это нам? Ещё бы! Причем оборот у нас будет не особо большой, никому из крупных купцов или бояр в голову не придёт нас за утерянную прибыль наказывать. Мы им не помеха. Только чем торговать-то? Ну, лён возьмут, его уже оценили. А ещё что?

Кроме того, как торговать и с кем? Оптом сдавать или своего человека здесь держать, чтобы на рынке стоял? Кому кланяться, чтобы товар на таможне не потрошили? С кем из стражников дружбу водить? От кого, наоборот, подальше держаться? Я даже не знаю, кто из набольших куввадов у князя в чести, а кого он еле терпит!

— Твоей вины в том нет.

— Молодой ты ещё, — снисходительно посмотрел на меня Ратибор. — Не видал жизни.

Он, к сожалению, прав. Торговля с Булгарией обещает приносить слишком хорошие барыши, чтобы от них отказаться. Любой вменяемый глава рода попытается влезть в пока ещё свободную нишу. Пересвету нужен результат, и пофиг, что мы со случайными знакомцами знаками объясняемся. Ну, не совсем, но общение затруднено.

— Везти сюда надо медовуху. Я разговор двух купцов подслушал, один из них хвастался, что бочонок за очень хорошие деньги управляющему князя отдал. А южные вина здесь в три раза дешевле, чем в Березове.

— Жидкости возить неудобно, — задумался отец. — Хотя попробовать стоит. На обратном пути возьмём, сколько в возок поместится.

Помолчали. Мысль о возвращении домой сопровождалась слегка угнетающим чувством… Не поражения, нет. Отсутствия успеха. Мы, вроде бы, исполнили программу-минимум и в то же время понимали, что можем добиться большего. Уехать сейчас означает запомнить это неприятное ощущение почти провала навсегда.

— Половину товара мы продали.

— Зато вторую — нет. Умники вроде нас каждый день приезжают и цены сбивают.

Я подумал. Подумал ещё раз. Местные покупатели нормальной цены за ту же кость не дадут, они и так ей склады забили, с остальными позициями ситуация похожая. Продавать ниже себестоимость невыгодно и очень обидно.

— Так, может, нам в Биляр съездить?

— В Биляр? — переспросил отец.

— Там рынок больше, расторгуемся. И на их кербати поплаваем. Оценим.

Кербати назывался тип большого корабля, настоящего гиганта, ходившего на дальние расстояния. Мы их в порту видели. Путь от Сувара до Биляра занимал три дня, от ветра не зависел, обратно из-за течения плыли на день дольше. Лично мне было очень интересно посмотреть, как у булгар организовано речное плавание и за счет чего они справляются.

— А давай! — махнул рукой Ратибор. — Будет, что на пиру рассказать!

Он, вообще-то, рисковый. И молодой, о чём можно легко забыть, глядя на его взрослых детей.

Организация поездки заняла немного времени. С самого утра сходили в порт, разыскали в нём судно, отправляющееся в Биляр тем же вечером. Поговорили с одним из офицеров, на пальцах показали ему размер возка и вола, тот в ответ так же запросил за перевозку два дирхема и ярнак за корм скотине. Охранять товар предстояло самим. Условиями обе высокие договаривающиеся стороны остались довольны и ударили по рукам, после чего разошлись. Чем занимался моряк, мне неведомо, а вот нам ещё предстояло собрать вещи, оплатить постой, попрощаться со знакомыми, на всякий случай отослать весть родным с объяснением, куда едем и зачем… Еле успели к отплытию.

Ходить по Ра осмеливаются только большие корабли, в сотню метров длиной и больше; мелких лодчонок немного, они пугливо жмутся к чистым водам или своим величественным собратьям. Название гиганта, на котором плыли мы, перевести не получилось, я его выговорил-то не с первого раза. Впрочем, плевать — главное, что разместились с относительным комфортом. Пассажиры, повозки и живность занимали две верхние палубы, нижние части судна были отданы под бочки, ящики, сыпучие материалы и прочий груз. Дерево, пошедшее на постройку кербати, опознать не удалось, могу сказать только, что по прочности оно не уступало стали. Скорее всего, местные мастера-ремесленники постарались, укрепляя доски неведомым способом, или сразу вырастили породу с нужными качествами.

Момент отплытия я пропустил, занятый уходом за волом. Животное не автомобиль, его недостаточно поставить на стоянку и запереть двери. Отец воспользовался царящим на дворе патриархатом, скинул на меня всю работу и убежал наверх, осматривать корабль и наблюдать за действиями команды. Ему тоже было интересно. Мне пришлось ждать его возвращения — мы, пока что, с попутчиками не познакомились, кто из них чего стоит, не знали, поэтому оставлять вещи без присмотра опасались. Да и потом не слишком собирались доверять соседям.

Вернулся Ратибор часа через два изрядно задумчивый.

— Помнишь, Пламена Избавление Света показывала? — без подготовки спросил он.

— Не только она. Его все целители учат.

— А, ну да, точно. Какое самое большое Избавление видел?

— Шага на два, — прикинул я.

— Угу. На сто шагов не хочешь? Иди, взгляни, — кивнул он на выход.

Само собой, уговаривать меня не пришлось.

Пока шел, вспоминал всё, что слышал про Избавление Света. Штука это нестандартная. Не заклинание, не приём, а своего рода методика работы с собственной энергией. Довольно сложная, доступная с третьего круга, то есть новички ей не овладеют при всём желании. Обычно используется целителями при лечении поражений организма тьмой. Избавление в прямом смысле выжигает любые следы тьмы в заданном объеме пространства, что очень актуально в некоторых случаях. Ещё могут небольшой кусок земли очистить для обрядов или там воду отфильтровать, если других способов нет, а пить хочется.

Применяют Избавление редко. Во-первых, радиус у воздействия небольшой, от ладони до пары шагов. Чем дальше от тела, тем сложнее контроль за испускаемой энергией. Во-вторых, так называемый «Свет» сильно влияет на божье сплетение, перестраивая его под свои параметры и ослабляя склонности к другим областям. Например, если человек воин, или целитель, или с растениями любит возиться, то его сплетение меняется не очень сильно, а вот у тех, кто активно практикует Свет, отклонение от среднего шаблона очень велико. Это не единственная методика, которая сильно влияет на сплетение, просто про изменение энергии в Мысль или там Ярость я вовсе ничего не знаю — просто слышал, что есть такие.

Короче говоря, применять Свет почти негде, учиться долго, от всего остального в процессе обучения придется отказаться. Воином не стать, ремесленником тоже… Неудивительно, что методика не пользуется популярностью.

Наверху уже наступила ночь, немногочисленные фонари с трудом разгоняли темноту. Носовая часть судна являлась закрытой зоной, ещё при погрузке нас предупредили, что туда и на корму никого не пускают, поэтому я подошел к борту и взглянул вперед. Корабль шел между двух больших пятен серебристого цвета. Переднее представляло собой то ли полукруг, то ли овал — с моего места было не понять — форму более мелкого заднего не удавалось разглядеть вовсе. Внизу, если присмотреться, иногда проплывали ошметки, прежде бывшие измененными тьмой рыбами или другими речными обитателями.

О-фи-геть.

Они просто идут по реке, уничтожая любую встреченную живность. Вернее, темную живность, на чистый геном Свет не действует. А сильных чудовищ так можно? У кого бы спросить? Я завертел головой. Как назло, рядом не нашлось ни одного офицера или хотя бы матроса, а разговаривать с такими же пассажирами бессмысленно — больно недоверчивые взгляды в мою сторону бросают. Не ответят.

Так что, успокоившись, я продолжал стоять у борта, всматриваясь в корабельную жизнь и пытаясь понять, как булгары дошли до жизни такой. Ведь, если подумать, их способ намного удобнее, чем используемый в словенских землях. Там речки значительно уже, плавание проходит по немногочисленным, давно проложенным маршрутам только в дневное время. Три-четыре лодьи идут посменно, чередуясь, на передней стоят с десяток гридней, пристально следящих за водой и берегами. Любая замеченная опасность быстро уничтожается. Здесь мало того, что убивают чудищ — попутно ещё и реку чистят, и не боятся плавать ночью, и груза берут на борт больше, чем пяток наших лодий вместе. И охраны задействовано меньше, то есть нападения не боятся.

Когда я вернулся вниз, отец что-то жевал. Возле него стоял котелок, от которого тянуло вкусным мясным духом.

— Садись, поешь горяченького, — протянул он мне миску. — Тут недалеко особый угол устроен, где огонь разводить разрешают. Ну, что скажешь?

— Спасибо, — я с удовольствием принялся за еду. Значит, отец хочет услышать мои мысли по поводу плавания. — Не считая простых лодейников, команда делится на две части. Первые — гридни вроде наших, особо сказать про них нечего. В деле не видел. Вторые интересней. Носят длинные белые хламиды и шапки серебряного цвета, на палубе появляются редко. Хотя с людьми общаются вроде бы спокойно, слова не цедят, то есть либо мало их, либо работы сейчас много. Вот они-то, сдаётся мне, воду и чистят.

— Кербати без парусов идёт, — дополнил отец. — Его сильный водник ведет, скорее всего, не один.

— Водники, положим, и у нас найдутся. А про кого-то, на этих серебряных похожего, я не слышал.

— Нет их у нас. Не нужны, — отец пожал плечами. — Слишком узко заточены. Людям Свет вреда не причинит, против чудищ… Должны быть какие-то недостатки, иначе бы мы давно использовали. Надо бы завтра выяснить, тот умелец, что впереди сидит — он вообще любую темную тварь губит или только тех, что послабее?

Хороший вопрос. Логично предположить, что среди водоплавающих есть своя элита, подобно вожакам наземных чудищ способная игнорировать враждебные заклинания. Насколько им опасны умения местных спецов?

— Всё ж как без языка-то тяжко, — в который раз посетовал Ратибор. — Даже не расспросить никого. Ладно, утро вечера мудренее. Ложись спать.

Спали здесь же, в возке. Вся палуба разбита на три блока, два из которых, возле бортов, отведены под содержание животных. Там устроены небольшие стойла, рассчитанные на лошадок, так что место для нашего вола отыскали не сразу. В центре же просто свободное пространство с начерченными по доскам линиями на прямоугольники, каждый прямоугольник считается одним местом и оплачивается отдельно. Причем в пол вмурованы особые проушины, с их помощью фиксируются телеги, чтобы по помещению не катались. Свет тусклый, открытого огня почти нет, по нужде надо подниматься на верхнюю палубу, там устроены специальные кабинки возле бортов. Столовой или буфета нет, что с собой в дорогу взял, тем и питайся, хотя можно договориться с корабельным коком, готовящим для команды. Уровень комфорта в целом… Не круизный лайнер, конечно, но по местным меркам очень даже неплохо, в таких условиях можно путешествовать долго и далеко.

Говорят, булгары до Хвалынского моря ходят. Всё свое царство насквозь, зону темного леса, затем через Чагай до самого Шарена, огромного города в дельте Ра, служащего степной империи вратами на юг. Надо думать, скоро там прибавится славянских купцов. Далеко не все степняки, собиравшие богатые пошлины за проход по их земле, будут этим фактом довольны.

Спалось не очень хорошо. Вентиляция не справлялась с дыханием сотен тел, запахами от животных, из-за спертого воздуха болела голова и хотелось выйти на улицу, проветриться. Дважды я так и делал. Поднимался на верхнюю палубу, стоял минут пять, наслаждаясь прохладой, и возвращался обратно, в густую духоту. Полуночников вроде меня было много и не все ходили тихо, поэтому какие-то стуки, шаги звучали постоянно, ещё больше мешая спать. Вдобавок наличие незнакомцев вблизи тревожило инстинкты и не позволяло расслабиться. Ничего удивительного, что утром мы с отцом выглядели не слишком бодрыми.

Так и плыли. Ели, ухаживали за волом, пытались спать, разговаривали с соседями. Смартфонов здесь нет, тупить не во что, книг немного и они дорого стоят. Что люди делают? Общаются. К нам сначала подбежали дети, заинтересованные непривычным видом попутчиков, затем подтянулись их старшие родственники. Словарный запас потихоньку рос и уже позволял худо-бедно понимать друг друга, так что процесс пошел.

Большую часть времени по возможности проводили на верхней палубе. Причем в первый же день я получил ответ на вопрос того, живут ли в реке темные вожаки и как с ними борются. Да без проблем вообще! Стоило наблюдателю заметить по правому борту приближение неведомой твари, как он сразу подозвал одного из офицеров (понятия не имею, как скопом называется корабельное руководство, надо бы уточнить). Мужчина с одним серебряным шнуром на груди без спешки подошел, хмуро кивнул, спокойно и сосредоточенно создал неизвестное мне заклинание. Спустя пару мгновений подплывшее близко чудище оказалось вмуровано в ледяную глыбу. Чутье подсказывало, что оно ещё живо, но возможности вырваться воин ему не дал — словно молотом, врезал тугой струёй воды. Чудище просто пробило насквозь, а затем лед разломился на части вместе с кусками плоти. Всё действие заняло не больше пары минут.

Этот случай показал, что с уничтожением одиночных целей у команды трудностей не возникает. Условия — идеальные, спешить или на защиту себя любимого отвлекаться не нужно; заклинания явно отработаны не одну сотню раз. Что чудище может противопоставить? На палубу запрыгнуть? Борт высокий и до него ещё доплыть надо.

Глава 22

Если первую ночь мы провели в плавании, то на две последующие сразу после наступления темноты приставали к берегу и до самого утра не покидали удобных, обустроенных стоянок. Причем первой стоянкой стала Обитель Отверзающего, больше напоминающая натуральную крепость-порт, чем храм богов и науки.

Обитель расположилась в глубине большой бухты, вход в которую перегораживала даже на поверхностный взгляд толстая стена выше бортов нашего корабля. Метров десять или больше. В стене — или правильнее назвать её дамбой? — находилось четыре прохода, прикрытых массивными раздвижными воротами. В один из них мы и проплыли. Внутри бухты уже стояло два корабля, размерами сопоставимых с нашим, и с десяток более мелких, больше похожих на привычные по Березову лодьи. Подозреваю, далеко от стоянки они не отходят — ну или свои хитрости для них придуманы.

Обычно неподалеку от причалов расположена зона стапелей, складов и всякого рода хранилищ. Так как Обителям запрещено заниматься торговой или производственной деятельностью, здесь таких построек имелся самый минимум. Вообще-то говоря, этот запрет старцы часто обходят, но слишком наглеть не рискуют — светским властям невыгодно усиление жрецов. Да и коллеги из других Обителей зорко бдят, следя, чтобы никто не выбивался из стройных рядов тех, кому заповедано учить, а не деньги зарабатывать.

Так вот, в порту в основном находились здания гостиниц, трактиров и прочих харчевен, а дальше, на приличном удалении и за высоким забором, располагались постройки Обители. В первую очередь, разумеется, главное здание, поражающее плавными формами изящно-воздушной архитектуры, от него шли крытые переходы во вспомогательные строения типа библиотеки или общежития старцев. Ни одна Обитель не похожа на другую и в то же время их сходство несомненно. Каждый из Ушедших Богов сам проектировал и сам строил центральное хранилище своего наследия, отсюда различие частностей и единство стиля.

Мы с отцом, конечно, сошли на берег. По одиночке, потому что кто-то должен был присматривать за повозкой — сначала он, потом я. Попутчикам мы на тот момент не доверяли, да и, откровенно говоря, за всё время пути не особо сдружились. То есть разговаривали, оказывали мелкие услуги, даже угощали едой, давая попробовать незнакомые блюда, но незримая стена сохранялась. Мы от них слишком отличались. А здесь не толерантный двадцатый век, здесь агрессия в ответ на чуждость является нормой. К нам булгары ещё нормально относились, потому что мы укладывались в привычные рамки, то есть были купцами, ехали с понятной целью, носили оружие на поясе. И то за тем, как я ухаживаю за волом, смотрели с удивлением. По их понятиям, воин может чистить, кормить, убирать навоз своего коня, а остальной скотиной должны заниматься слуги.

Так как кабаки меня не интересовали, я сразу прошел в Обитель.

Старцы Отверзающего любили серебро, белый цвет и плавные линии. У главного здания не было острых углов, стены красиво перетекали одна в другую, вынуждая глаз скользить по ним в попытке зацепиться за выделяющиеся детали. Вход словно прятался между двух рукотворных волн, если бы не дорожка, я вполне мог бы его пропустить. Дверей нет, вместо большого крыльца — невысокий каменный порожек. Непривычно и сильно отличается от наших храмов.

Внутри планировка походила на то, что я видел у Князя и Синеокого, то есть девять кругов столов, сходящихся к центру. Эти престолы в Обители не единственные, но они самые престижные и часто используемые. Поэтому нет ничего удивительного, что сейчас все они оказались заняты и мне пришлось встать в сторонке, дожидаясь, пока какой-нибудь освободится. Ну и заодно небольшое пожертвование на специальный столик при входе положил — куда ж без него.

Я хотел попробовать усесться на стол второго круга. Существует одно серьёзное отличие, выделяющее престолы центрального здания любой Обители из череды себе подобных. Они служат чем-то вроде маркера, показывают уровень соискателя. У любого, усаживающегося в массивное кресло, первым делом проверяется качество божьего сплетения, и, если оно признаётся недостаточным, работать просто не получается. Интерфейс не подключается или заклинание не срабатывает, сами подбирайте аналогию. У родовых столов или у установленных в других местах Обители подобного ограничения нет, там информация доступна полностью (если не можешь воспринять информацию — твои проблемы, лови инсульт).

Почему я считал, что готов? Две причины. Во-первых, три начальные стадии сплетение растет быстро. Вернее, самой первой стадией считается долгая «нулевая», с момента принятия божьего дара и до момента, когда стол вообще откликается на запрос. У неё много этапов, разбираются в которых только целители, обычные люди голову не забивают. Учитывая тот факт, что ещё год назад в Березове я мог создавать Заморозку, качество сплетения у меня уже тогда было хорошим, твердым. Причём — это во-вторых — с тех пор я много занимался и, главное, большую часть времени проводил в тёмных лесах, чей фон служит стимулятором для развития. В разумных дозах.

Так как сейчас все столы были заняты, я от нечего делать принялся разглядывать роспись на стенах. Сюжеты те же, что и у нас, только рисовка отличается. Крайняя справа картина показывает стилизованное изображение Великой Войны между богами, следующей идёт пробуждение Тьмы, тоже схематичное. Дальше — Великий Суд, на котором целая раса приговорила себя к исходу. Открытие Врат, приход людей, их обучение в новом мире. Последняя битва, в которой боги уничтожили командные центры Тьмы. Неизвестно, чем те являлись: может, некими сверхвожаками, или мутировавшими физически и психологически сородичами, или чем-то ещё. Как бы то ни было, немногие выжившие тогда боги заверили учеников, что отныне Тьма обезглавлена, после чего свалили неведомо куда. В отдельных священных текстах проскальзывают намеки на коллективное самоубийство, но тут я ничего утверждать не берусь.

— Юный воин пришел издалека, — седой, бодрый старец вежливо поклонился, начиная разговор. — Ты ищешь что-то особенное или просто желаешь смотреть дом нашего бога?

— Моё имя Тихомир из рода Острожских, — ответно поклонился я. — Пожалуй, ближе ко второму. Хотя я не откажусь попробовать сесть на престол второго круга.

— Да будет славен род, породивший достойного воина, и будет славен вдвойне, если попытка удастся! Ох, прости мою невежливость! Меня зовут Кубрат из рода Саджувова, двенадцать лет я несу слово Отверзающего людям.

— Мир и почёт тебе, старче. Позволь спросить — откуда ты знаешь мой язык? В вашей земле немногие говорят по-словенски, причем так хорошо.

Несмотря на акцент, говорил Кубрат быстро, не запинаясь и почти не подбирая слова. От похвалы он заулыбался.

— Сейчас уже не хорошо, вот раньше, когда я ходил сквозь темноту в Березов, было хорошо! Тогда совсем от местных не отличить было. Но это давно, в молодости. Потом по реке плавал, здесь служил, язык забыл, последние полгода вспоминаю. Ты не первый из словен, кто пришел сюда. Как дорогу построили, многие по великой Ра плывут, в Обитель заходят, говорят со мной. Больше-то не с кем — другие братья по-вашему не говорят. Отдуваюсь за всех!

Надо же! Не ожидал встретить одного из тех лесовиков, что раньше пересекали тонкую перемычку темных лесов, отделяющих булгарские земли от березовских. Очень опасные походы и, при удаче, очень прибыльные. Этих спецов было немного, все они по праву считались лучшими и пользовались большим уважением среди пограничников, о них буквально сказы ходили. Хотя, если вдуматься, фигуры именно такого масштаба и становятся старцами — посредственностей общество выше определенного уровня не пустит.

— Думаю, старче, тебе стоит научить языку своих братьев, — пошутил я. — Купцов с каждым месяцем становится больше, и каждый захочет зайти, поклониться Отверзающему. Раз ты бывал у нас, то знаешь, что в словенских землях по рекам плавают намного меньше, чем здесь. Ваши корабли для нас — настоящее диво! Верно ли я понимаю, что правят ими ученики этой Обители?

— Можно сказать и так, — неопределенно повелрукой в воздухе старец. — Не очень правильно. На всех кораблях должно быть не меньше двух «торящих путь», на кербати иногда целых восемь нанимают. Только ведут корабль не они. Дело «торящих путь» — защита от тьмы, куда идти и где стоять решают капитан, лоцман.

— Спасибо, старче. Ещё скажи — «торящим путь» любой стать может? Кто они вообще такие? Они служат Обители или сами по себе, или у них есть своя сотня, как у купцов или некоторых порубежников?

Выслушав мои вопросы Кубрат заулыбался.

— Ай, как много всего! Значит, знать хочешь?! Хорошо! Для того мы и здесь. Давай отойдём, присядем, не будем людям мешать.

Вдоль стен стояли низенькие широкие скамьи, на одной и них мы и разместились. Объяснял старец живенько. Из его слов выходило, что «торящие путь», они же «проводники», «белые поводыри», «несущие свет» и другой десяток титулов — единственная причина, по которой возможно судоходство по Ра. Разнообразие терминологии объясняется тем фактом, что каждый народ, живущий по берегам великой реки, использует своё название. Причем учатся все проводники в школах, принадлежащих одной Обители, то есть Отверзающему. Пройти посвящение и получить право на ношение белых одежд можно в любой стране, в любой малой школе и даже у бродячих старцев — есть и такие. Какой-либо организации, объединяющей проводников, нет. Зато существует сама Обитель, где рано или поздно проходят обучение высшим секретам мастерства все сильные проводники, и общий кодекс, называемый Писанием, служащий идеологическим обоснованием поступков и моральным ориентиром.

Странный гибрид мусульманских дервишей, буддистов и первых христиан с их «не убий». Борьба с тьмой и только с тьмой, к пролитию людской крови проводники относятся крайне негативно. Понимают, что иногда необходимо, но считают чрезвычайной мерой и стараются избегать. В силу всего, названного выше, «торящие путь», особенно высоких рангов, обладают серьёзным духовным авторитетом и часто являются дипломатами, занятыми урегулированием конфликтов. Аналогия с джедаями неверна, но напрашивается сама собой.

— Вы — всеобщие посредники, — выслушав Кубрата, подытожил я.

— Пытаемся, — с некоторым сомнением согласился тот. — Получается не всегда. Воины ищут славы, убивают друг друга. Зачем? Людей мало, чудищ много. Убивайте их!

Он слегка горячился, начал размахивать руками. Пришлось напомнить:

— Я пограничник. Меня убеждать не надо.

— Будто вы сами не воюете! — покривился старец. — Скажешь, в походы не ходил?

— Ходил, — улыбнулся я.

Всего в один, вместе с дядей Деяном, пока отроком был. Приграничные с Берестьем бояре решили навестить соседей с ответным визитом, и кое-кто из наших прельстился возможной добычей. Небольшие стычки на южных рубежах случаются постоянно, за войну их никто не считает.

— Вот! — назидательно поднял вверх палец Кубрат. — Даже перед ликом общего врага люди враждуют! Мы обречены!

Иллюзий насчет собственной расы я не испытываю, но с выводом не согласен. Человек — тварь на редкость живучая и изобретательная, способная приспособиться к любым условиям. Рано или поздно тьма исчезнет. Границы темных лесов медленно отступают от людских поселений, несмотря на нашествия чудищ и наши собственные усобицы. Боги знали, на кого делать ставку.

Проговорили мы тогда долго, не меньше трех часов. Единственный перерыв сделали, когда освободился один из столов второго круга. Сидел я на нём всего пару минут — только убедился, что он позволяет с собой работать, и сразу встал. Всё нужное мне я возьму дома или у Синеокого, Свет меня не прельщает. Остальное время Кубрат занимался тем, что приседал мне на уши, проповедуя своё учение и попутно описывая местные реалии.

По берегам Ра расположено много людских… Назовем их государственными образованиями. Булгарские княжества, Чагай, вассалы Чагая, в устье реки на островах стоит торговый город-государство Хамлых. Все они связаны между собой сложными, иногда противоречивыми отношениями, периодически принимающими формы то войны, то союза. Чагай, к примеру, давно бы завоевал Булгар, не мешай походу полоса темных лесов. А перевозить войска по воде «торящие путь» отказались напрочь. Подозреваю, имелись и другие факторы, но старец о них помалкивал, предпочитая восхвалять самоотверженность предотвративших пролитие крови коллег.

Чувствовалось, что проповедовать он умеет. У меня, в прошлом дитя информационного общества, привыкшего в любой информации искать подвох, определенный иммунитет к любым словам. А вот местных убедить в чем-либо куда проще.

Я бы с удовольствием ещё посидел с почтенным Кубратом. Прекрасный собеседник, охотно отвечающий на вопросы и не пытающийся давить авторитетом — что может быть приятнее? К сожалению, меня ждал отец на корабле. Поэтому я вынужденно откланялся (в прямом смысле), пообещав по возможности зайти на обратном пути из Биляра. Почему бы и нет? Заодно посмотрю, чему речная Обитель учит. Сейчас-то мы не столько о её методиках говорили, сколько обсуждали порядки в земле булгарской и сравнивали их с Березовым, ну и другими словенскими землями.

Столица всея Булгарии глобально от Сувара не отличалась. Да, город больше, примерно раза в два навскидку. Гости иноземные встречаются чаще, на центральных улицах и базарах слышен разный говор. Мы уже немного освоились и с грехом пополам могли объясняться с булгарами, во всяком случае, в постоялый двор заселились с легкостью. Тем не менее, в целом Биляр очень походил на Сувар, и порядками, и планировкой — он тоже находился на определенном расстоянии от реки, связываясь с ней с помощью города-спутника.

Мы уже достаточно ориентировались в местных реалиях, поэтому первым делом пошли на рынок, надеясь найти соотечественников или просто на людей посмотреть. Если повезет, узнать цены на наши товары и прикинуть, что везти домой. Особо ни на что не рассчитывали, всего лишь собирались пробежаться по округе, при удаче арендовать лавку — или найти купца, готового скупить товар оптом. А потом отец внезапно кардинально решил языковую проблему.

— Гридни! Эй, уважаемые! Люди воинские! — мы недоуменно принялись оглядываться, поняв, что обращаются к нам. — Здесь я, здесь!

Крик раздавался из рабского загончика. Мы как раз проходили мимо рядов с живым товаром — сначала овцами, потом коровами и быками, затем людьми. Лошади торговались отдельно, они стоят дороже, их берегут.

— Здесь я! — продолжал звать нас заросший мужичок, вцепившийся руками в деревянные брусья клетки.

— Чего тебе? — подошел поближе отец.

Охранник лениво сделал пару шагов в нашу сторону и остановился, не вмешиваясь.

— Меня Худяшем звать, под Камышиным жил, что в Берестье, — зачастил мужик. — Купи меня, боярин! Сил нет больше на чужбине мыкаться!

— Так мы из Березовской земли, — хмыкнул отец.

— Всяко лучше, чем тута, — затряс головой Худяш. — Поговорить, и то не с кем! Купи, не пожалеешь! Я отработаю!

Ратибор задумчиво огладил короткую бородку.

Каких-либо сентиментальных чувств к рабу он не испытывал. Тот был мало того, что не родственник и не знакомый — он был из другой земли, то есть дважды чужак. Здесь словенские племена никогда не находились под властью одного князя и потому не воспринимали друг друга как кого-то близкого. Владение человека человеком является нормой, поэтому препятствий морального плана ни для покупки, ни для отказа отец не видел. В данной ситуации честь вообще не присутствует.

То, что у нашего рода в частности и у порубежников в целом мало холопов, с моралью никак не связано. Чисто практические соображения. Люди, во-первых, дороги, во-вторых, мрут часто, в-третьих, проживший на границе пять лет человек получает свободу и может свалить, чем подавляющее большинство и пользуется. Кому ж охота рядом с тьмой жить?

— Как сюда попал?

— Людоловы-роднинцы украли да в Чагай продали, боярин! Два года по степи мыкался! Потом моего хозяина соседи побили, меня в полон захватили да сюда продали.

— По-булгарски говоришь?

— Не, боярин. Но я чагай крепко выучил, а здесь, считай, любой купец чагай знает! Так-то я много чего умею: коней обиходить могу, за отарой смотрел, в кузне помогал. Дома, под Камышиным, пахарем был добрым! Возьми! Своим весточку пошлю, они выкупят!

Отец скептически хмыкнул. Выкуп своих, конечно, дело распространенное, но когда ещё деньги придут? И придут ли? Жизнь у смердов тяжелая; случается, участь холопа они рассматривают как шаг в лучшую жизнь. Могут решить, что Худяш неплохо устроился и помогать ему не надо.

Поколебавшись, отец повернулся к маячившему поблизости продавцу и поманил того рукой. Одетый в длинный, слегка засаленный халат бородач без особой спешки подошел, поклонился, следом за ним куда более вальяжно шествовал охранник. Отец без лишних расшаркиваний тоже кивнул и сразу перешел к делу:

— Сколько? — спросил он по-булгарски.

— Двадцать динаров!

Цену он зарядил неслабо, у слышавшего его охранника аж глаза округлились. Должно быть, по нашей реакции продавец понял, что переборщил, и попытался выправить положение.

— Серебряных!

— Да ты с ума сошел! — рявкнул отец и снова перешел на булгарский. — Два серебряных!

— Нет! Девятнадцать!

Торговались они минут пятнадцать. Положительным итогом потраченного времени стала проверка лингвистических навыков нашей покупки — мужик переводил на чагай, который купцы действительно прекрасно понимали. В конечном итоге, сошлись на шести серебряных динарах и двух дирхемах, что по березовским ценам получалось дешево. Так ведь здесь рабов намного больше, поэтому и цена у них намного меньше, в три-четыре раза.

Потом ещё минут двадцать выправляли документы. Позвали судью, в его присутствии раздели Худяша, убедились, что видимых изъянов у того на теле нет, только после проверки передали деньги и получили взамен купчую. Всё, сделка свершилась. Самым довольным в результате выглядел Худяш, у которого даже спина немного распрямилась и на лице появилась улыбка.

— Хозяин, скажи, чьих я теперь буду-то?

— Ратибор из Острожских, это сын мой Тихомир. Род наш на рубеже сидит в Заозерье.

— А я и не знаю, где это, — почесал затылок мужичок. — Ну да ладно. Вас-то с чем судьба в Булгар привела? Верно ли, что сквозь темный лес дорогу пробили?

— Верно. Тихомир там в охране был, а как расчет получил, мы сюда поехали. Посмотреть, чем торговать из нашего товара можно и что обратно домой везти.

— Больше всего у булгар ценится жемчуг и солнечная слеза, — уверенно сообщил Худяш. — За кинжал в ножнах, слезой украшенных, мой бывший хозяин десяток кобылиц отдал.

— Само собой, — хмыкнул отец. — Янтарь и у нас дорого стоит. Только взять его неоткуда — сколько гости торговые не привозят, столько вятшие бояре и скупают. А вот насчет жемчуга надо подумать. Своего здесь нет?

— С юга привозят немного, говорят, его в море добывают. Ещё есть северный, мелкий. Мало его. Бабы булгарские жемчуг любят, на торг сколько ни выставь — всё сметут.

Вложение денег, на мой вкус, специфическое, зато окупается быстро.

Имея под боком переводчика, дело пошло быстрее, и мы потратили время с толком. Иными словами, бродили не наобум, а целенаправленно. Торговцы в силу деятельности являются людьми общительными и готовыми, при правильном подходе, поделиться сведениями, поэтому мы вскоре знали, с кем имеет смысл встречаться, кто может купить наш товар, насколько попытается обмануть. Так что к концу дня часть нашего товара удалось пристроить, а о текущей ситуации в городе (и в княжестве в целом) мы знали намного больше, чем утром.

Похоже, следует уточнить приоритеты. В первую очередь надо учить чагай, и только потом булгарский.

Глава 23

Отец не загадывал, сколько времени мы проведем в Биляре. Изначально поездка рассматривалась как наполовину туристическая — учитывая, что туризма здесь нет. Мир слишком опасен, чтобы ездить куда-то просто так, поэтому люди всегда путешествуют с определенной целью. Другое дело, что иногда эта цель лежит в сфере духовного, например, существуют паломнические маршруты от Обители к Обители или каким-либо связанным с богами местам. Наша поездка тоже задумывалась как частично развлекательная. Потом о планах Ратибора узнал дед, вызвал к себе и нарезал задач, превратив намечавшийся отпуск в работу. И всё же первоначальный настрой частично сохранился, поэтому напрягались мы не слишком.

Следующие три дня мы ходили по городу и болтали с аборигенами. Вернее, болтали отец и Худяш, я маячил рядом, демонстрируя послушание старшему и создавая свиту. Тоже, кстати, важный момент. Бездетный мужчина воспринимается ущербным, присутствие сына сразу показывало купцам, что перед ними состоявшийся человек, а не щегол какой. Отсюда и отношение другое, более уважительное. Мелочь, конечно, но впечатление складывается именно из мелочей. Поэтому мы везде появлялись вместе, тем самым придавая отцу определенную долю респектабельности. Не очень большую, однако ж переводчик — есть, помощник — тоже присутствует, сам глава одет небедно и с оружием на поясе, причем не обычным ножиком, а с мечом с украшенных ножнах. Вряд ли Ратибор о подобных нюансах задумывался, что не умаляло их действенности.

Ещё надо понимать, что мы вызывали интерес. О новой дороге в Суваре слышали, её обсуждали, даже строили на расчищенный торговый путь какие-то планы. Слухов ходило много. А вот людей, готовых поделиться реальной информацией, было мало. Купцы из Березова или иных словенских земель в основном ехали в Сувар, до Биляра добирались единицы. Нельзя сказать, что гости из-за темного леса были нарасхват, просто народ испытывал любопытство и желал его утолить, охотно вступая в беседы. Кроме того, определенный элемент моды присутствовал. Ну а мы всем этим пользовались.

Больше всего в поездке лично меня удивляло отсутствие серьёзных инцидентов. Даже не учитывая способность значительной доли населения пуляться огнем или прошибать кулаками деревянные брусья, жить опасно. Человек существует в мире, готовом убить его в любой момент, умереть можно от сотни разных причин. Находиться в обществе опаснее вдвойне, потому что насилие является нормой, разрешение конфликта через драку или убийство происходит повсеместно. А уж если общество чужое, с отличными традициями и обычаями… И, тем не менее, обходилось. Никто нас не задирал, к нам не приставали горячие джигиты, желающие испытать «удаль молодецкую», нас ни в чем не обвиняли чиновники или вымогающие взятку стражники, купцы и то почти не пытались втюхать залежалый товар по завышенным ценам. Конечно, совсем без неурядиц не обходилось, но разрешались они быстро и без убытков.

До определенного момента.

— Лучшими сапфирами считаются индийские, добываемые высоко в горах, — рассказывал Шерзод, торговец ювелирными изделиями. — Воистину, это камень царей! Почти все «поднебесные» сапфиры остаются местным правителям либо продаются в богатые страны востока и запада, сюда они попадают крайне редко. В наших краях мало покупателей, способных дать за них настоящую цену.

Пристроившийся у отцова плеча Худяш синхронно переводил. На чагае он говорил хорошо, всё-таки почти два года только на нём общался. Поэтому, как ценному специалисту, ему купили приличную одежду и хорошо кормили, чтобы на встречах он на стол голодными глазами не смотрел и слюну не глотал.

— Самые дорогие камни нам и не нужны, — откликнулся отец. — Златарь, с которым мой род дело ведет, в княжий дом или к вятшим боярам не вхож. У него женки из семей попроще украшения покупают.

— Точно ли он согласится брать мой товар? У мастеров обычно есть свои, надежные поставщики, менять которых они не любят.

— Точно-точно, он сам не раз говорил, что материала для работы не хватает. У нас пай в его лавке, отец лет двадцать назад вложился.

— Мудрый поступок. Осторожный человек ищет разные пути преумножить богатство, ведь судьба переменчива.

— Мы живём мечом, — мгновенно отреагировал Ратибор на слабенькую попытку отнести нас в торговое сословие. — Деньги всяко добудем — не в бою, так в лесу. Однако лучше добытое сдавать своему, чем чужому!

Собственно, знакомство деда с ювелиром началось с необходимости продать хабар. Он тогда участвовал в походе на кого-то из соседей, свою долю получил то ли чашей, то ли серебряным кувшином, везти который домой не захотел. В следующий раз пошел к тому же мастеру. А лет через пять у ювелира возникли сложности с деньгами, и Пересвет выкупил у того пай в мастерской. Столицу мы посещаем часто, разные диковинки привозим постоянно… Удобно иметь надежную точку сбыта, приносящую стабильный доход.

Мы, конечно, в первую очередь порубежники. Но от иного заработка не отказываемся. Если он не умаляет родовую честь.

Отец пытался понять, сколько и по каким ценам он (или кто-то из наших родичей, кто захочет регулярно мотаться в Биляр) сможет в будущем брать у Шерзода товара. В идеале ему хотелось бы получить образцы бесплатно. Купец, в свою очередь, надеялся на новых партнеров и в то же время опасался обмана. Жуликов, не держащих слово, мало, репутацией очень дорожат, но они есть. Поэтому парочка осторожно прощупывала друг друга, общаясь на отвлеченные темы и стараясь вызнать побольше подробностей о собеседнике. Причем выказать явное недоверие оба не могли, опасаясь оскорбить потенциального партнера. Они бы долго ходили кругами, не вмешайся случай.

Переговоры, если можно их так назвать, проходили во внутренних помещениях большой лавки. Снаружи находился зал с продавцами и витринами, а мы сидели в небольшой гостиной, распивали чаи. Мы — это я, отец, Худяш, хозяин дома, его телохранитель и музыкант с расстроенным инструментом наподобие мандолины. Честное слово, без звукового сопровождения можно было бы обойтись. Издаваемое псевдобалалайкой фальшивое треньканье ввинчивалось в мозг, мешая слушать и отвлекая от разговора. Остальные в сторону игруна с ненавистью не смотрели, ибо народ изысками не избалован и любое подобие мелодии принимает за милую душу.

Чай неплохой. Когда купец принялся собственноручно разливать по третьей чашке, выказывая гостям уважение, из-за закрытых дверей, ведущих в сторону торгового зала, послышался шум. Бросив недовольный взгляд в ту сторону, Шерзод коротко взмахнул рукой:

— Узнай, что там.

Телохранитель успел только подняться на ноги, когда дверь распахнулась и в комнату влетел напуганный слуга. Он с вытаращенными глазами остановился перед хозяином и, захлебываясь словами, быстро зачастил, тыча себе за спину.

— Он говорит, на улице дерутся. Заклятьями бросаются.

Словно подтверждая перевод, сильно громыхнуло, раздался женский пронзительный визг.

— На выход! — мгновенно скомандовал Ратибор, преображаясь на глазах. Вот только что сидел вальяжный, расслабленный, и вдруг — словно стальной клинок в человеческом обличье стал.

На улице перед лавкой творилась форменная дичь. Вопли, пламя, дым, конское ржание, лязг железа. Бегущие или лежащие без движения люди. Приказчики торопливо закрывали ставни окон, выходящих на своеобразную веранду, что, по-моему, занятие бессмысленное. Первое же заклинание здание если не разрушит, то подожжет. Поэтому при столкновениях гридней от третьей ступени и выше в ближайших домах лучше не запираться, на открытом пространстве в большинстве случаев безопаснее. Хотя при наличии глубокого погреба надежнее пересидеть в нём — засыпанных потом откопают.

Какая-то защита на лавке была установлена, потому что здание снаружи окружал слабо сияющий голубоватый щит. Происходи дело у нас в Березове, я бы сказал, что нечто артефактное, на основе воздуха. Впрочем, охранники купца уже начали действовать — один из них стоял, приложив руку вплотную к барьеру, явно пытаясь перехватить управление и добавить силы. Еще два бойца выдвинулись вперед и поглядывали по сторонам, стоя перед зданием, последний телохранитель невозмутимо застыл по левую руку от хозяина. Что характерно, оружие из ножен никто не достал.

— Не стоит, уважаемый Ратибор, — заметив инстинктивное движение отца, положившего руку на рукоять клинка, остановил его Шерзод. — Обнаживший оружие участвует в схватке, на него кто-нибудь нападет. Зачем нам встревать в чужую драку?

— Должно быть, у вас часто происходит такое, — Ратибор указал подбородком на особо крупную кучку народа, упоенно пускавшего друг другу кровь, — раз появились на этот счет традиции.

— В последние лет десять. С тех пор, как ушел на небо отец нынешнего царя, высокие семьи разделились. Одни за царя Алмуша, другие носят бунчуки двух его дядей, третьи вовсе на своей стороне. Хвала богам, что до войны дело не дошло!

— Да особых отличий-то и не видно!

— Сейчас всё закончится, — уверенно сказал купец. По нему чувствовалось, что ситуацию он считает напряженной, но не критичной. — Взгляни — с обеих сторон участвует не слишком много бойцов. Человек пятьдесят, может быть. Наверное, встретились двое куввадов со свитами, чего-то не поделили и схватились прямо на месте. Стража уже бежит сюда.

Шерзод оказался прав, только не до конца. Поучаствовать в замесе нам всё же пришлось. Сразу после его слов в щит врезался сгусток пламени, проламывая не успевшую набрать полную мощь защиту, а следом по стенам лавки ударила огненная плеть. Охранник, работавший с барьером, зашатался, получив откат, он временно выбыл из строя; остальные немедленно окутались индивидуальными щитами, мы последовали их примеру. Один гридень принялся тушить небольшой пожар, второй, вытащив меч, шагнул вперед, пристально вглядываясь в окружившее нас здоровенное пылевое облако. Третий прикрыл нанимателя. Я занял позицию слева и сзади от отца, тоже пытаясь понять, где враг.

Новую атаку мы не проморгали, чутье заранее подсказало приближение двух истекающих энергией фигур. Нападавшими оказались мужчины в кожаной одежде с серебряными висюльками на груди. Стоявший чуть впереди охранник что-то повелительно выкрикнул, выбросив в останавливающем жесте ладонь, на его требование оба ответили злобным оскалом и заклятьями. Простыми, огненными, не причинившими вреда и явно призванными отвлечь. По движениям чувствовалось, что неизвестные воины больше полагаются на оружие, правильно понимая, что заклятьями нас не взять — слабые мы отразим, сильные создать не позволим.

— Не лезь! — только и успел бросить отец.

Да я, в общем-то, и не собирался. Не люблю близкий бой.

Моя Заморозка бессильно растеклась по защите выбравшего нас своей целью нападавшего. Небольшой эффект всё же имелся — он на мгновение приостановился, отвлекся, чем и воспользовался Ратибор, быстро подскочив вперед и ударив мечом. Удар был заблокирован. Я тем временем словно на занятиях, в полном спокойствии, создал морок, чтобы аккуратно внедрить его в сознание врага. Тот вздрогнул, дернул головой и не успел отреагировать на следующий удар отца. Всё, победа.

Рядом двое охранников, самый первый и пришедший ему на помощь тушитель пожара, добивали второго напавшего.

— Твоя работа? Чем ты его? — закончив вытирать клинок от крови, отец вложил меч в ножны и подошел ко мне.

— Мороком. Называется Хлопок — человек слышит громкий звук возле правого уха.

— Отвлек, значит. Умно придумано, — оценил он. — Долго учил?

— Год.

Мог бы освоить быстрее, если бы не отвлекался на другие дела.

Опасливо выглядывавшей из дверного проёма Худяш просеменил к нам поближе, увидев, что опасность миновала. Одновременно с ним, сопровождаемый телохранителем, к нам подошел купец. И сразу принялся тоскливо ругаться.

— Боги свидетели, какие глупые воины! Зачем было нападать!? Дрались бы друг с другом, оставив разумных людей в покое!

— Твоя правда, уважаемый Шерзод. С чего бы им на нас нападать?

Торгаш сделал несколько шагов и принялся рассматривать труп.

— Странно… Никаких значков нет.

— Значков?

— У нас принято, уважаемый Ратибор, что служащие знатному роду люди носят на одежде его символы. Эта честь дозволена не каждому, но воины носят все. Здесь ничего нет, да и одеты они странно. Наверное, просто чужаки, собравшиеся пограбить под шумок.

Нам оставалось всего лишь переглянуться и молча пожать плечами. Лично на мой взгляд, ничего странного в одежде покойных не было, но местному лучше знать. Вот что удивительно, так это то, что они вдвоём поперли на шестерых. Настолько были уверены в своих силах? Хотя… Мы с отцом без шнурков на груди, то есть нас могли принять за торговцев. Один телохран прикрывает хозяина, он вне игры. Второй ранен откатом, третий занят пожаром. Получается, на несколько секунд двое против одного, и тогда расклад совсем иной. Если действовать быстро, можно поочередно вывести из строя всех, чтобы потом вволю пограбить богатую лавку.

То ли опыт и стремительный расчет. То ли феноменальная наглость. Попытка хапнуть на рывок.

— Удачный день! — поняв, что мы ухайдакали не дружинников знати, а каких-то левых налетчиков, Шерзод приободрился. — Воистину боги послали мне достойное знакомство и отвели беду! Если ещё и компенсацию выплатят, то совсем хорошо будет…

— Компенсацию?

Купец обвел рукой улицу:

— Взгляните, всё уже закончилось. Сейчас придут чиновники, опишут убытки, подадут сведения царю и тот наложит штраф на виновников. Часть штрафа уйдёт пострадавшим.

К тому времени драка и в самом деле полностью затихла. Её эпицентр находился на некотором отдалении от лавки Шерзода, поэтому близлежащие строения почти не пострадали, а вот ближе к месту основных событий картина складывалась пострашнее. Разбитая дорога, следы огня, конские и людские тела… Справедливости ради должен сказать, что трупов посторонних людей немного, в основном мертвецы были одеты плотные кафтаны с кожаными вставками — этакий парадный вариант доспехов. Не кольчуга и не панцирь, но в случае чего защитит лучше, чем обычная одежда. Многие воины носят похожие.

— У нас в Березове на улицах не ратятся, — посмотрев на группу людей, оказывающих первую помощь пострадавшим, выдал отец. Впрочем, немного подумав, он уточнил. — В смысле, бояре промеж собой не сходятся, так-то всякое бывает.

— Подобное случается редко. Биляр — город спокойный.

Нашу землю схватки между боярскими дружинами сотрясают нечасто. Безусловно, стычки между враждующими соседями происходят регулярно, однако они редко случаются публично. И количество принимающих в них участие бойцов невелико. Чтобы дружина на дружину, да ещё и в центре города… Всякое бывает, конечно, но крайне редко. Княжеская власть слишком сильна, влияние вечевых элементов тоже велико. Боярам просто не дают разгуляться. А вот на юго-западе, откуда прибыли деды, феодальная вольница цветет во всей красе.

Мы ещё немного постояли, поглазели на быстренько устраняющих повреждения местных и распрощались. Шерзоду стало не до нас. Его лавка не особо пострадала, однако следы огня кое-где всё же следовало устранить, к тому же он собирался плотно пообщаться на этот счет с чиновниками. Вероятно, собирается завысить с их помощью сумму ущерба. Мы, в свою очередь, не хотели встречаться со стражей, вдобавок другие дела имелись.

Неделя в чужом незнакомом городе, много это или мало? Смотря для чего.

Незнакомые люди с неизвестными намерениями, новые запахи, чужая еда, чужой говор, чужие обычаи. Постоянное легкое напряжение, незаметное и понемногу выматывающее. Абсолютно непривычное окружение — всё-таки Биляр здорово отличался от наших городов, как архитектурой, так и жизненным укладом. Нет ничего удивительного в том, что лично я покинул его с определенным облегчением.

В плане успешности поездки… Ну, приехали мы сюда своим ходом, без рекомендаций и советов, к кому можно обратиться, поэтому изначально многого не ждали. Сам факт того, что отцу удалось завязать с некоторыми торговцами шапочные знакомства, уже можно посчитать успехом. Ещё нам удалось выяснить, какой товар имеет смысл привозить в столицу Булгарии, и что предпочтительно вывозить отсюда к нам, то есть основную цель путешествия мы выполнили. Образцов накупили, подарков родственникам набрали, просто диковинок разных похвастаться везем — в результате целый возок всякой хренью завален.

В какую категорию отнести Худяша, пока не определился. Этот «подарочек» человеком оказался неглупым, но инертным и чудовищно ограниченным. Изначально он казался довольным своим новым положением, что и демонстрировал всеми способами, стараясь услужить. До определенной поры. Немного освоившись, Худяш начал лениться и даже попробовал пререкаться с отцом, за что немедленно получил в ухо. Тумаки им были восприняты совершенно спокойно, как должное. Выяснив, таким образом, границы дозволенного, холоп расслабился и окончательно перестал демонстрировать какую-либо инициативу, предпочитая в свободное от работы времени лежать на солнышке. Я его не трогал — наблюдал. Если мужик просто отдыхает после двух не самых простых лет жизни, то одно, а если по жизни тюфяк, то отношение к нему будет другое. Так-то холоп может многого достичь, и свободу получить, и высокое место в обществе со временем занять, но нужна старательность и энергичность.

Как бы то ни было, оставаться дольше не было смысла. Что сделать можно, мы сделали, остальное закончим в следующий раз. С учетом уже имеющейся информации и совершенных ошибок.

— Следующей весной снова сюда приеду, — отец остановился рядом, оперся на ограждение, глядя на удаляющийся берег. Мы находились на корабле, направлявшемся в Сувар. — Только купца надо в попутчики оборотистого найти, чтоб торговаться любил и умел.

— У тебя неплохо получалось, — попробовал я утешить его. Впрочем, в утешениях Ратибор не нуждался.

— То, что я языком трепать научился, не означает, что мне это нравится. Но я-то хотя бы умею! А ты даже не пытаешься!

— Мне и не надо. У меня есть ты.

— Будто я всегда буду рядом!

— Остромира позову или ещё кого. Выкручусь.

Чудовищно не хватает ценников на полках с товаром. И других бытовых мелочей вроде носовых платков, одноразовых бритв или сшитой точно по ноге обуви. Желательно чтобы правый и левый сапоги отличались, а не годились на обе ноги. Сапожники даже по мерке шьют хуже машин, а те, кто не уступает по качеству, задирают цены за облака.

— Остромир… Остромиру тоже надо в Биляр съездить, — сменил давно заезженную тему отец. — Ему полезно чужеземные края посмотреть. Надо бы ещё человек трёх-четырех найти. Может, со стороны кого нанять?

— Сначала с дедом поговори. Вдруг он решит, что незачем нам в Биляр мотаться и надолго дом оставлять.

— Не решит, — мотнул головой Ратибор. — Он всегда говорил, что нельзя одним лесом жить, потому и вкладывался в разное. А срок невелик — за два месяца туда-обратно обернуться легко, ещё и время останется.

Я только плечами пожал. Пересвет, конечно, за диверсификацию бизнеса, хотя слов таких и не слышал, но распылять силы рода тоже нельзя. Так что какие выводы он сделает из нашего рассказа, неизвестно.

Мне возвращаться сюда не хочется. Негатива нет, просто не зацепила меня Булгария, один раз посмотрел, и достаточно. Если вдруг по делу понадобится, то приеду, а сам по себе стремиться не стану. Вместе с тем о поездке не жалею и время потраченным зря не считаю. Многое видел, о многом узнал, на некоторые вещи взглянул с новой стороны. Одно посещение Обители Отверзающего чего стоит! Надо бы зайти в неё на обратном пути, поговорить ещё со старцем Кубратом, если он на месте, узнать подробнее о методах учебы «торящих путь». Кто его знает, вдруг возьму что-то на вооружение? После того, как обсужу услышанное с Веселой Желановной.

Завида сюда надо отправлять. Он совсем недавно получил пояс, ходит гордый. Денег заработает, мир повидает, ну и заодно будет под присмотром старших гридней, способных при нужде быстро вправить ему мозги на место. Только пусть язык выучит, иначе самая сильная его сторона — общительность — останется невостребованной.

А мне имеет смысл продолжить учебу. Или у Синеокого, или в роду, оба варианта имеют свои плюсы. Заработанных на стройке монет хватит на полгода, вдобавок отец после продажи товара что-то выделит, да и в принципе родня куском хлеба попрекать не станет. Могу спокойно заниматься тем, что мне нравится. Например, рассказывать матери и сестре байки о далекой булгарской земле, где всё не так, как у нас, но тоже живут люди.

Нет, не зря съездил. Будет что вспомнить.

Часть 4

Глава 24

Реалии таковы, что, даже если ты ничего не делаешь, ты всё равно что-то делаешь. Поясню на собственном примере.

Вот я сейчас вернулся домой из удачного похода и вроде бы ничем не занят. В то же время, работа по дому найдётся всегда, это раз. Каждый день я тренируюсь с кем-то из более старших родовичей — два. Половина дня или около того уходит на обход нашего участка границы, это каждые третьи сутки, и манкировать очередностью нельзя. Сейчас не самый удачный период, мужчины разъехались на заработки, поэтому получается чаще обычного. Обычно к осени все домой съезжаются, в нынешнем же году получилось, как получилось. Скоро октябрь, наступят холода, тьма снизит активность и можно будет уходить в дозор не каждый день, а через сутки или даже реже, но пока так.

— Всех вожаков в прошлом году повыбивали, — рассказывал дед Самбор. — Новые в силу войти не успели. Только от мелочи тоже добра ждать не приходится. Тот же лысый кот когтями диранёт — лежи потом, травками отпаивайся и Пламеново глумленье слушай!

— Сложно пришлось?

— Не особо. В орду чудища собраться не успели, им чуть-чуть времени не хватило. А как под Мшинским великую разбили, сюда почти три десятка удельных бояр и детей боярских со своими людьми приехали. Мы с ними хорошо лес почистили.

— Далеко вглубь заходили?

— На три перехода, — дед призадумался. — Полосатый клубок сожгли. По признакам, там ещё один недалеко, на него поход собираются устроить.

— Зимой?

— Да, как снег станет.

Клубки, эти «сердца» темных лесов, по мере роста переходят на следующую стадию, становятся крепче, сильнее, у них появляется инстинктивный контроль окружающей территории. Признаком перехода служат шрамы-полоски на коре, чем больше полосок, тем старше клубок. Их уничтожают сразу, едва заметят, иначе потом проблем не оберешься.

— Мы пойдём?

— Конечно! Так что давай, готовься.

И я готовился.

Род Острожских в период расцвета специализировался на методиках, связанных с телесной мощью. Отсюда частота, с которой деды посылали детей на учебу к Лесному Князю — у него схожие пути развития. Меня, разумеется, в первую очередь учили родовым ухваткам и приёмам. Тем не менее, общий объём хранящихся в престоле знаний из самых разных областей таков, что найти в нём можно методики на любой вкус. Только надо понять, что конкретно тебе нужно, суметь грамотно составить запрос и выдержать полученный ответ. Вот чтобы мозги из ушей не вытекли, лучше с престолом работать под присмотром более опытных родичей, ну и в принципе осваивать приёмы под их руководством.

Справедливости ради — ничего сложного мне не показывали. Рано. Примерно до двадцати двух лет божье сплетение активно растет, поэтому его нельзя сверх меры напрягать и в то же время необходимо всеми силами стимулировать. Поэтому вещи давали простые, но выматывающие. Например, после десятка Заморозок, вычерпывавших почти всю энергию из сплетения, следовало ровно тысячу счетов держать Кошачью Суть, не больше и не меньше. Приём, повышавший гибкость, силы особо не требовал, в отличие от тщательного контроля и понимания строения своего тела. Ничего удивительного, что домой я возвращался в состоянии никакущем.

В доме уставшего труженика встречали свои сложности.

— Парни совсем безголовые! — Чаяна металась по комнате, похожая на вздыбившую шерсть кошку. Злая, резкая, непривычно громкая. — Достали! Хоть вовсе из светлицы не выходи!

«Достали» — это от меня она взяла. Иногда прорываются старые словечки.

— Храбр снова приставал?

— Не, он больше не появляется. Спасибо, что побил его. Думаешь, он один такой?! Сегодня ещё двое приперлись!

— За околицей между собой подрались, — уточнила сидевшая в небольшом креслице с высокой спинкой мать. В голосе её звучали довольные нотки. Приятно же, когда твоя дочь пользуется успехом!

— Да пусть бы переломали друг дружку! — пожелала в сердцах Чаяна. — Какие же они… одинаковые! И старшие не лучше!

Я немедленно оторвал голову от стола. К приставаниям подростков и юношей можно относиться с долей юмора, не считая их чем-то существенным; внимание взрослых мужчин, особенно опоясанных, проходит по совсем иной графе. Мать заметила и пояснила:

— Сегодня же Гладкие приезжали. Дождь её нахваливал.

— Намекал на что?

— Нет, просто шутить не умеет, — пожала плечами Вьюга. — Сам-то он иначе считает. Сватов засылать не будет, его отец с Пересветом уже говорил.

— Думаешь, успокоится?

— Куда он денется? — усмехнулась мать. — Мы же не голытьба какая. Если самому ума не хватит умерить пыл — старшие приструнят. Да уже приструнили, он в прошлые разы настойчивее себя вел.

Сложно красивым девушкам живется. Я как-то о таких вещах не задумывался, пока Чаяна в возраст не вошла и с ней чужие парни не начали заговаривать, пытаясь понравиться. Сестре ещё повезло — у неё хватает защитников. Правда, некоторые защитники ведут себя, как последние дебилы.

— Надоели эти рожи, — гремя чем-то в печи, продолжала бушевать Чаяна. — Уехать бы куда, чтобы их не видеть!

— Там будут такие же.

— Много ты знаешь! Тебе хорошо, ты в Булгарии был!

На первый взгляд кажется, что логики никакой. На самом деле, всё очень просто, надо всего лишь понимать, чего Чаяна хочет на самом деле. А хочет она съездить за пределы нашего узкого мирка, изрядно ей опостылевшего, и посмотреть мир. Где она в последние пять лет бывала, после возвращения с учебы в малой обители Лесного Князя? Ну, к соседям в гости иногда выбиралась, редко-редко её на ярмарку в ближайшее крупное село брали. Вот и всё. Причем она видит, что её отец и братья постоянно куда-то мотаются, а возвращаясь домой, рассказывают удивительные истории, смешные или пугающие.

Мать её желания понимала лучше дочери. Сама, подозреваю, через это прошла.

— Училась бы у тетки Пламены, тоже по гостям моталась бы, — не упустила она возможности пройтись по больному. — Могла бы в Обители Исцеляющей год провести. Но ты же не захотела.

— Твоя наука интереснее, — независимо повела плечом дочь. — И полезнее.

— Неужто? — насторожилась мать.

— Именно! — состроила довольную рожицу Чаяна.

— Иди-ка сюда, — совершенно другим тоном приказала Вьюга. Ослушаться её не посмели.

Об умении мамы морочить людей мы не распространяемся. В её роду с большим уважением относятся к морокам и иллюзиям, учить начинают с самого детства, так что, когда она вышла замуж, умела уже немало. После рождения дочери начала передавать знания ей, с недавних пор я тоже обращаюсь за советом — хотя со мной она осторожничает. Школа мороков работает с психикой во всех проявлениях, поэтому при учебе следует учитывать различия между мужчинами и женщинами. Мышление всё же разное, кто бы там что ни думал, а исключения потому и исключения, что встречаются редко.

Справедливости ради скажу, что работой с сознанием учеба не ограничивается. Образование девушки из помещичьей или, бери выше, боярской семьи включает в себя также медицину, биологию, простую экономику, физиогномику, умение убеждать и много чего ещё. Называется, конечно, иначе — чаще вообще никак не называется — но практические навыки хозяйствования домашнее образование прививает великолепные. Чаяна уже сейчас может вести дом и быть в нём полноправной хозяйкой. При условии, что не испортит себе репутацию неразумными действиями, чего, кажется, не понимает. Не хочет понимать.

Поморочников люди не любят, и есть за что. Так называемые «долгие мороки» способны кардинально перекроить личность человека, а при неправильном исполнении свести его с ума. Последнее случается намного чаще, потому что грамотных специалистов мало, хотя по верхам это направление изучают многие. Подозреваю, что среди женщин моего круга — все. Только вслух о том не говорят, ибо не принято. И если кого ловят с поличным, то наказывают жестко, до смерти не позволяя забыть о содеянном. Причем припоминают детям и внукам, отказываясь с ними родниться и вести общие дела.

Не потому ли мать почти не общается с родней? Чтобы плохая карма предков не отразилась на её детях?

Короче говоря, Чаяна рискует. Потому что, во-первых, опыта у неё недостаточно, чтобы людям что-то внушать и после грамотно следы замести, а во-вторых, более чем уверен — не стоила ситуация радикальных методов. Можно было разобраться проще, хотя бы сказав пару слов любимому братику.

Короче говоря, обедом мне пришлось заниматься самостоятельно, потому что мама вправляла сестре мозги. Ухватила за ухо, посадила рядом. Сначала выпытала, что конкретно та сделала, после чего тяжко вздохнула и принялась буквально хлестать словами, будто вожжами. Вожжами, думаю, было бы даже менее обидно. Причем Чаяна убегать или сильно возражать не смела — сидела насупившись, отводя глаза и только изредка тихонько бурча себе под нос.

Уже вечером, отправив Добрана спать и подгадав момент, когда сестра выскочит из дома к подружкам, подошел к матери:

— Может, её ненадолго в учебу пристроить? Куда угодно, лишь бы обстановку сменить.

— Некуда. Я уж думала об этом. Её даже к Исцеляющей не отправить, потому что среди стариц у нас своей нет.

Вообще-то я хотел сказать, что у Короткого Шага видел женщин среди преподавательниц, но вовремя закрыл рот. Жизнь в Обители не гарантирует безопасности. За детишками там следят, и то всякое случалось, а уронившая кровь девушка считается взрослой. Отвечает за себя сама, вернее, за неё отвечают мужчины рода. Если они не сумели обеспечить безопасность вдали от дома — им позор и поношение.

Чтобы отправить Чаяну в Березов, род должен купить в городе участок земли под усадьбу, личный, не сотенный; построить подворье немалых размеров; выделить мужчин, которые будут сопровождать девушку на занятия в Обитель и обратно. Пойдёт дед на такие траты? Да он уже на первом пункте начнет проверять, в своём ли уме предлагающий.

— Загружу её работой, на дурь времени и не останется, — не особо уверенно пообещала мать, словнопыталась себя убедить. — Замуж бы выдать, так не за кого. Никто ей на сердце не лег. Больно уж соседи у нас простоваты… А ты? Никого себе не присмотрел?

— Я не тороплюсь.

— Главное, вертихвостку какую не подцепи. Меня о тебе многие спрашивают — не сговорен ли, нет ли зазнобы сердечной. Ты уж предупреди заранее, если вдруг решишь жену в дом привести. Мнится мне, родительского благословления просить не станешь.

Несмотря на шутливый тон, глаза у неё блестели серьёзно. Ну, что сказать — Вьюга меня неплохо знает.

— Ох! — попытавшись встать с креслица, она неожиданно уселась обратно.

— Помочь? — я немедленно оказался рядом.

— Чем тут поможешь? — поморщилась женщина. — Только родов дожидаться. Хорошо, всего месяц остался, а то надоело — сил нет. Отвыкла с пузом ходить. Чаяну позови, пусть в светлицу меня отведет.

Говорим «цивилизация», подразумеваем «бюрократия». Они идут в одной связке, неразделимые, как бутылка и алкоголик.

Заозерская сотня в своём существовании руководствовалась «Уложением о землях порубежных», принятым первым князем нынешней династии. Данный документ являлся компромиссом между разными ветвями верховной власти. Порубежники не входили в состав стражи или податных сословий, не платили подушной подати или налога на пашню, нас не исполчали в случае войны с соседями. Нам даже бюджет кое-какой выделяли, совершенно мизерный, зато официально.

Взамен мы были обязаны держать тьму. Не пускать её на обжитые территории.

Каждый род выставлял от двух до пяти гридней, вносившихся в особый список, они и считались списочным составом сотни. В реальности опоясанных в каждой семье было больше, однако на несоответствие смотрели сквозь пальцы — главное, чтобы не меньше. Считалось нормой, когда половина мужчин присматривает за границей, вторая же где-то шляется, добывая славы и денег. Причем надо учитывать, что, хотя погранцы обязаны сдавать требуху убитых чудищ государству, фактически же существует масса частников, скупающих добытое по более высоким ценам. У большинства торгашей есть разрешающая грамота с перечислением того, что они имеют право брать, оставшиеся работают без лицензии. Разбогатеть таким образом сложно, но с голоду не помрешь и, если не шиковать, реально обойтись без дополнительных источников дохода.

Мы, Острожские, довольно серьёзно выделяемся, в первую очередь — своей численностью. Сравнительно с соседями нас много. Старшее поколение всегда обращало большое внимание на подготовку младших, не жалело денег на обучение женщин целительству, покупку качественного снаряжения, при необходимости нанимало сторонних воинов для уничтожения особо сильных вожаков. Последнее, к слову, не особо приветствуется, якобы умаляет славу рода. Дед Самбор как-то обмолвился, что Пересвет в ответ на поношение скрипел зубами, но детей берёг. В результате родня на охотах гибла реже; из тех, кто смерть в лесу принял, могу припомнить только второго сына деда Самбора и моего двоюродного брата, сына дяди Деяна. Вдобавок у нас родовой стол старый, информации в нём много, нет нужды часто ездить к старцам и платить им за ответы.

Второй особенностью является активная жизненная позиция главной ветви. Дед постоянно куда-то лезет, дети его по разным городам-весям кочуют, последние лет десять внуки начали мельтешить. Из потомков Самбора только Завид шустрый, остальные тяжелее на подъём и менее амбициозны. А вот Пересвет никогда не забывал о прошлом высоком положении семьи и всеми силами стремился его вернуть, работая на износ. Разве что в откровенных авантюрах не участвовал. В походы ходил чаще остальных, с купцами в иные княжества ездил, к Обителям присматривался… Несмотря на все усилия, сыном боярским стал совсем недавно. Занять должность сотника ему не позволили — у других желающих поддержка сильнее, — однако десятником выбрали.

Так вот, с недавних пор Острожские выставляют пятерых воинов. Каждый год в конце октября — начале ноября проводится смотр, где обязаны присутствовать внесенные в список опоясанные или их заместители. Проверяется наличие, оружие, при необходимости смотрят навыки. Смотр проводится на Косом поле, оно большое и до него удобно добираться, к тому же от него идет дорога в ближайший город Листовик. Многие, отметившись, едут на торг, не возвращаясь домой. В этот раз в число пятерых ввели меня. Формально — заменяя отца, фактически Пересвет желает похвастаться юным дарованием.

Для ближайших селений смотр также служил поводом встретиться, обменяться сплетнями и устроить небольшую ярмарку, поэтому, кроме списочных, будет присутствовать много других людей. Жены, детишки, просто любопытные. Мне, напомню, пятнадцать, пристальное внимание окружающих обеспечено. Проверять меня наверняка станут с особым тщанием, причем результат испытания быстро разнесут по всей округе. Опозориться нельзя.

Дрючили меня ежедневно, все свободные мужчины, утром и вечером. Им — развлечение, а я с тренировочных площадок уходил в насквозь пропотевшей одежде, подволакивая ноги. Поэтому нет ничего удивительного, что о том, что мать рожает, узнал едва ли не самым последним.

Весть принес мелкий Добролюб, посланный сестрой сразу, едва мать повели в специально подготовленное помещение. Малец прибежал с круглыми глазами и прошептал весть на ухо. Когда я вернулся в усадьбу, двери уже закрылись.

— Что там? — я рухнул на вкопанную у стены лавку.

— Схватки начались, ещё даже воды не отошли, — Чаяна замолчала и с сомнением посмотрела на меня. — Понимаешь, о чем говорю?

— Конечно.

— А Остромир глаза пучит и рожу кислую делает, когда при нём разговор заходит, — немедленно наябедничала она. — Боится.

Нормальная реакция мужчины, хотя бы раз слышавшего женские крики на протяжении десяти часов. Или даже не слышавшего, а всего лишь поговорившего на эту тему с более опытными людьми. Мне тоже страшновато, хотя и образование, и учеба у Веселы Желановны, и понимание есть, что здесь медицина лучше, чем в прошлой жизни. Женщины родами умирают крайне редко, только в исключительных случаях, при отсутствии помощи.

— Кто с ней?

— Тетки Пламена и Боряна, — ответила сестра. Помолчав, сообщила очевидное: — Отец не успел.

— В Березове задержался, с них мытари лишку содрать хотят. Ладно, — с некоторым усилием я встал. Покачнулся. — Пойду сполоснусь. Ты здесь останешься?

— Угу. Ужин в печи, Добран у бабушки.

Вода и еда немного взбодрили, ещё больше помог короткий получасовой сон. Долго сидеть в доме не получилось, тревога погнала обратно к родильной палате. Разум может прекрасно понимать, что угроза минимальна и мать уже много раз рожала, в том числе тебя самого, но инстинкты заставляют нервничать. Не дают лежать на лавке.

Сестра оставалась на посту, и я расположился рядом. Особого настроения болтать ни у меня, ни у неё не было, поэтому короткими фразами мы обменивались из желания отвлечься. Время от времени подходили другие родичи, спрашивали, есть ли новости. Нет, откуда? Пока роды не завершатся и младенца не отнесут в специально обустроенную комнату, никто из женщин наружу не выйдет. Там же стерильно всё!

Жизнь маленьких людей хрупка, она обрывается в прямом смысле от малейшего дуновения ветерка. Вполне естественно, что целители давно разработали сложную систему мер для поддержания здоровья детей до момента принятия божьего сплетения. Со сплетением можно уже не параноить, оно феноменально повышает иммунитет. А вот до тех пор…. Первую неделю ребенок находится в особом помещении — светлом, теплом, отмытым до скрипа специальными составами. Входить туда посторонним запрещено, внутри находится только одна женщина, как правило, мать. У неё есть вода, немного еды, ткань и несколько ритуальных предметов — нож, пряслице и кое-что ещё. Даже воздух проходит через систему фильтров. Затем младенца с величайшими предосторожностями переносят в малую детскую, в которую после процедуры очищения допускают отца и главу рода. Также можно входить целительнице, в том числе приглашенной со стороны, хотя я слышал про семьи, в которых никому, кроме родителей и близких родственников, до определенного срока смотреть на ребенка не позволяется.

Спустя месяц дитя переносят в большую детскую, где он живет в течении трех следующих лет. Там меры предосторожности полегче. Конечно, комнату держат в чистоте, пускают только близкую родню и перед посещением обязательно умываются, но тотального контроля уже нет. Если пережил первые двадцать восемь дней, то дальше шансы выжить значительно вырастают. Из детской его осторожно выносят на улицу, обязательно под присмотром; по мере взросления, прогулки становятся чаще, но меры предосторожности сохраняются. В тех родах, что могут себе позволить, прогулки совершаются по внутреннему садику, с тщательно подобранными растениями и просеянной, прокаленной землей.

Само собой, с деторождением связано множество примеров, обрядов, традиций, запретов. Беременность тщательно скрывают, стараются не упоминать в разговоре не только с чужаками, но и со своими. Женщины стараются не покидать границы двора, не вязать, не шить — словом, выполнять любые действия с нитками или веревками. Им строго запрещено перешагивать через инструменты, особенно через топор и грабли. Нельзя прикасаться к грязному белью, гладить кошек, обрезать волосы, сидеть на пороге, есть нетронутую огнем пищу. Во время родов к роженице стараются не привлекать внимания, не упоминают её имя, обходят стороной ближайших родственников. К нам с сестрой, к примеру, пока мать рожала, остальные особо не приближались. Подходили, останавливались на расстоянии в пять-десять шагов, перебрасывались парой слов и сразу уходили «по делам». Принесение в мир новой жизни — процесс мистический, привлекающий Костлявую, и люди, тесно связанные с роженицей, оказываются в зоне риска. На нас падает возможный негатив, нам принимать первый удар. Поэтому мужчина обязательно сидит с обнаженным оружием, а женщина, в данном случае Чаяна, держит на коленях туесок с хлебной закваской.

Понимаю, что суеверие, только всё равно меч я в ножны не вкладывал.

В нашей усадьбе «чистая» комната и малая детская общие, одни на весь род, а вот большие детские есть в каждом доме. Старшее поколение поговаривает, что надо бы построить ещё одну малую, потому что иногда в ней оказываются сразу две матери с грудничками. Мы с Завидом, например, лежали вместе, он всего на неделю младше меня. Вроде бы, наши матери именно тогда сдружились. Что у тяжело сходящейся с людьми Вьюги появилась подружка, это хорошо, а вот то, что маме пришлось лишнюю неделю провести взаперти — плохо. Если такие случаи начнут происходить чаще, то действительно придётся строиться. Впрочем, род растет, расширять усадьбу надо в любом случае.

Нас сейчас, считая вместе с отроками, человек тридцать. Я учитываю отроков, потому что они достаточно взрослые, чтобы выполнять тяжелую физическую работу и ходить дозором в ближний лес. Плюс ещё детишек десяток бегает, значит, будущее у рода есть. Молодые девушки в сторону соседских парней поглядывают, к нам гостьи из других родов приезжают, иногда до свадеб дело доходит. Кстати, о девушках.

— Чего-то Любавы не видно.

— Она матери что-то ляпнула, ну и тетка Забава её с обеда усадила полотно ткать. Сказала, пока не закончит, со двора не выйдет.

— Хорошо.

— Надоела она тебе? — улыбнулась Чаяна. — Ну да, Любава настырная. Уже все поняли, что ей не светит, а она никак не успокоится.

— Вся в мать.

— Это точно! — захихикала сестра.

— А вторая не появлялась?

— Елица? Не, сегодня же Полевые не приезжали. Так что драки не будет, не надейся.

При взгляде на моё сморщившееся лицо она заулыбалась ещё сильнее.

Да, я популярен у девочек-подростков и, что намного страшнее, популярен у их мам.

С любовью, романтикой здесь сложно. Конечно, в песнях и сказаниях говорится о затрепетавших сердцах, вскрикнувших лебедях, добрых молодцах, похищающих красных девиц и тому подобных высоких чувствах. Не особо часто. Чаще поётся о текущей крови указанных молодцев, приходящих из темного леса чудищах и разрубленных телах, валяющихся под ракитовым кустом. Причем с такими подробностями, что мама не горюй. Жизнь тяжелая, мужчин оценивают по способности защитить себя и своих близких, определяющими ценность женщины на брачном рынке качествами являются крепкое здоровье и умение вести дом.

С данных позиций я получаюсь добычей умеренно-перспективной. С наследством, конечно, пролетаю, тут пальму первенства держит Буривой, старший сын дяди Милорада, зато пояс получил раньше всех в роду, и слава обо мне идёт добрая. Денег, опять же, заработал на стройке неплохо, в Булгарию удачно съездил. Имеет смысл рассматривать в качестве потенциального мужа. Вдобавок рассуждаю по-взрослому, с противоположным полом общаюсь нормально, без подростковых комплексов и закидонов, отчего на фоне сверстников выгляжу существом с прекрасными манерами. Ну или просто на порядок более вменяемым.

Особенно решительно в своём желании обменяться со мной свадебными дарами усердствовали моя троюродная сестра Любава и наша соседка Елица. Последняя пользовалась любым предлогом, чтобы заглянуть в гости — это, на секундочку, два часа пути в одну сторону. В один не особо прекрасный день они жестко сцепились, сначала языками, потом до выдирания волос дело дошло. Происшествие со вкусом обсуждали в округе, тем самым обеспечив мне дополнительную и совершенно ненужную популярность. Людям смешно, мне не очень.

Хлопнула дверь, мы мгновенно вскочили на ноги.

— Чего сидите? — уставшая тетка Пламена неласково кивнула нам, спускаясь по лестнице. — Идите домой, закончилось всё. Жива ваша мать, девочку родила. Обе спят.

Приглушенные крики давно не доносились на улицу, но мы думали, это перерыв.

— Как она себя чувствует?

— Ты сам-то понял, что спросил? Она чувствует себя, как человек, сорвавший голос от крика и едва не разорванный пополам. Медленно. Боги Ушедшие, всё ж-таки мужчины — дураки поголовно, ни у одного ума нет…

Ворча и матерясь под нос, тетка пошла в сторону своих хором. Мы проводили её взглядами, затем Чаяна обернулась ко мне, тяжело вздохнула, поджав губки, выразительно постучала маленьким кулачком по лбу. Своему, хотя, чувствуется, хотелось стукнуть мне.

— Пошли к бабушке Новице, заберем Добрана, — предложила она, смилостивившись.

Других идей не было. Пламена сейчас устала, спрашивать её о чем-либо бесполезно, а к роженице нас пустят не скоро. Остаётся идти домой.

— Пошли.

Глава 25

Из года в год собираясь в одном месте, люди вполне естественно желали его облагородить. Хотя бы немного приспособить под собственные нужды. На Косом поле постепенно выстроили несколько маленьких изб, с десяток сараев, навесы, коновязь, тут же разместили примитивные лабазы для желающих поторговать. Всё это добро регулярно обновлялось и использовалось. Помимо обязательного смотра в начале зимы, на поле трижды в год проводились локальные ярмарки, на которые съезжались не только порубежники, но и другой народ. Да всякие поводы для встреч находились.

Торгуют разным понемногу. У нас, например, яблоки хорошие, поэтому их охотно берут. Кто-то из похода вернулся и не успел по пути добычу сдать, теперь здесь выставляет. У другого поросята лишние, третьи штуку полотна на прилавок выкладывают. Короче говоря, избавляются от излишков, пользуясь удобным поводом. Редко-редко когда заезжие купцы привозят что-то интересное.

Молодежи много. В усадьбах скучно, а тут и лица новые, и события всякие. Драки в обязательном ассортименте, девичьи разборки, слухи, сплетни, игры, возможность показать себя, понравиться симпатичной соседке. Репутация зарождается на подобных сходках. В игрища подростков взрослые обычно не влезают, но наблюдают за ними внимательно.

Прошлый год я пропустил. Оно и к лучшему — среди моих сверстников появились другие опоясанные, глазеть будут не только на меня.

— Отец говорил, дед с себя десятничество хочет снять и из списка выйти, — скосив глаз на две конные фигуры впереди, поделился Твердята. Мы с двоюродным братом сидели в повозке, одной из трех, идущих на смотр. — Он ведь теперь тоже сын боярский. Чтобы урона чести не было, ему в старшину сотенную надо войти, а его не пустят.

— Кто вместо него?

— Говорить будут. Я думаю, дед Самбор вернётся.

Похоже на правду. Места на верхушке сотни поделены между Званом Рачиным, нынешним сотником, и Даниром Зайцевым, практически все посты заняты их сторонниками. То, что в нашем роду два десятника, Пересвет и дядя Милорад — чудо расчудесное, результат долгих интриг. Сейчас, по-видимому, на одного станет меньше. Дед не может, не имеет права подчиняться более худородным людям, а почти вся старшина, за исключением сотника, являются таковыми.

Кем тогда будет Пересвет? Глава рода, живущего на границе, обязан входить в список сотни. В противном случае его общественное мнение не поймёт, не говоря уже о сложностях юридического толка.

— Рядовичем он не останется. Отряд сколотит или земле на службу пойдёт?

— Отец не сказал. Они, похоже, сами ещё не решили.

— Пути у него два, — принялся размышлять я вслух. — Он может собрать свой отряд, зарегистрировать его в Березове и официально заключить ряд с князем или посадником. По чину ещё можно с кем-то из вятших бояр, но дед гордый, он не согласится.

Твердята согласно угукнул.

— Второй путь — поклониться, кому надо, и самому на землю сесть. Только получить её не в поместье, а в удел.

— Да ну, — сморщился брат, — нам тогда всем из сотни уходить придётся. И денег у нас столько нет, чтобы удел обиходить. С деревнями-то никто землю не даст! Это пахарей надо к себе сманивать, усадьбу строить, на княжий зов приходить! Не надо оно нам!

— Значит, отряд, — подытожил я. — Или ещё что придумают.

— Верно мыслишь!

Лично меня текущее состояние рода и в роде устраивает, но есть те, кто хочет добиться более высокого положения. Они поддержат любое решение Пересвета, в том числе — о переезде и смене статуса с особого, пограничного, на общий. С уплатой налогов, необходимостью выставлять бойцов в случае войны и так далее.

Езда по лесной дороге требует больших усилий, чем путешествие по грунтовке. Иногда приходилось слезать с воза и помогать быкам толкать его, преодолевая лужи. Кое-где на землю были набросаны ветки и тоненькие деревья, похоже, прошедшие первыми соседи облегчили нам путь. Как бы то ни было, через шесть часов небольшой обоз достиг поля. Привстав на трясущемся облучке, я, держась за плечи Твердяты, оглядел, сколько мог, собравшихся на сбор.

— Ближние все здесь.

— Ну так им добираться всего ничего. Гладких видишь?

— Далеко, не разглядеть.

— Ничего, сейчас поближе подъедем.

Навскидку — человек двести уже приехало. Лица знакомые, смутно знакомые, совершенно новые… Отношения внутри сотни далеки от идеальных, между людьми и, реже, родами и семьями случается всякое. Иногда конфликты принимают очень жесткую форму. У нас сейчас кровников нет, мы их либо выпилили, либо замирились. Спустя пять лет после моего рождения последним выплатили виру. Друзьями с ними, конечно, не стали, но открытой вражды больше нет и к соседям можно ездить без вооруженного до зубов сопровождения. Совсем без охраны нельзя, однако есть разница между одним отрываемым от дел мужчиной и сразу тремя-четырьмя.

Раз есть недоброжелатели, то найдутся и союзники. Острожских уважают. У нас сильные бойцы, при нужде всегда приходящие на помощь соседям; дед, когда ему нужно, становится неплохим дипломатом; старшие сумели обзавестись связями в самых разных группах общества. Например, та же Пламена, будучи сильной целительницей, способна замолвить словечко в Обители Исцеляющей у тамошних стариц. Или вспомним о знакомствах среди купцов Золотой Сотни, позволивших вписаться в проект постройки пути. Вдобавок Пересвет никогда не крохоборствовал и пользовался славой щедрого человека, не отказывающего помочь деньгами. С таким лучше дружить.

Ещё следует учитывать личностный фактор. Вполне реальна ситуация, когда к одному брату относишься нормально, в то же время второго считая козлом. Я с большинством сверстников у соседей общаюсь спокойно и всё равно заполучил ненавидящую парочку. Аналог нашего Любима, только без сдерживающих факторов в лице родни, и дурной ревнивец, караулящий меня при каждом посещении их усадьбы. Над ним уже свои смеются, а он никак не успокоится. Причем подобные злопыхатели найдутся у любого отрока, как и своеобразная группа поддержки, образующаяся по принципу «враг моего врага — мой друг». Подозреваю, у девочек то же самое.

В общем, на сборе, конечно, все свои, но некоторые свои вовсе даже чужие. Их немного, просто они горластые.

Наше прибытие ажиотажа не вызвало. Некоторые знакомые подходили, перекидывались словами, спрашивали, как добрались. Нормально добрались, без проблем. Мы не привезли товара на продажу, точнее, нам не требовались прилавки для торга, поэтому распорядитель, малость задолбавшийся пожилой гридень, выделил место для стоянки во второй линии рядом с сараями. Тоже, кстати, знаковый момент — слишком далеко от центра размещают худородных. Нам не позволили встать в самом центре под благовидным предлогом, но, уверен, дед посчитал происшедшее осознанным намеком и завуалированным оскорблением. Хотя лично я сомневаюсь, что оскорбление было.

Пока распрягли волов, дали им воды и корма, выгрузили кое-какой груз, пообщались с подошедшими людьми, прошло не меньше часа. Вроде бы, ничем особенным не занимались, а время потратили. И это ещё быстро, потому что оскорбить заговорившего с тобой небрежением нельзя, он обиду запомнит и отыграется.

К избе, перед которой заседала старшина, мы пошли все вместе и толпой. Так как процедура рутинная, сотник проводил смотр в одиночестве с посильной помощью писаря. Зайцевы ещё не прибыли, казначей о чем-то спорил на торгу с пузатым купцом, сотенный посыльник осматривал лекарства на одном из складов и просил его не отвлекать. Нормальная ситуация, все заняты делом и вращаются в упорядоченном хаосе. Каких-либо подтасовок можно не опасаться — вокруг находилось достаточно свидетелей, которые не допустили бы серьёзных нарушений обычаев с обеих сторон процесса.

Смотр, при всей его формальности, являлся делом серьёзным. За несоответствие требованиям вполне могли выкинуть из сотни. Гридень или его заместитель должны были явиться оружны и одоспешенны, не иметь мешающих службе увечий и не накосячить в прошедшем году. На моей памяти одного кадра, пропустившего по пьянке набег малой орды, изгнали вместе с семьёй. Что касается оружия, то особых требований к нему не предъявлялось, его просто надо было показать и, иногда, продемонстрировать умение владеть им. Меч, копьё, лук.

Несколько сложнее дело обстояло с бронёй. Щиты не пользовались популярностью, потому что заклинания эффективнее, хотя иногда в сражениях применялись. Тем не менее — редкость. А вот кольчуги и шлемы носились повсеместно и рассматривались в качестве последней линии обороны. Бойцы побогаче надевали колонтари и панцири, но далеко не всегда. Местная школа боя ориентировалась на ловкость и подвижность, в силовом противостоянии многие чудища человека превосходят, поэтому ношение тяжелого доспеха особого выигрыша в столкновениях не давало. Двуногие же противники слишком любят швыряться огнём, от них защищаться проще либо заклятьями, либо бегством. Таким образом, кольчуга, прочная и мало весящая, становилась идеальным компромиссом.

На чем приехал или пришел гридень, никого не интересовало. На лошади, так на лошади, на своих ногах, так на своих. Лишь бы стоял уверенно и мог нести службу. Вот за состоянием здоровья следили — если возникало подозрение в несоответствии, назначалась проверка у лекаря, непрошедшего её заставляли предоставить замену. Впрочем, удовлетворить требованиям было достаточно просто, потому что в сотне и однорукий имелся, и одноглазый, и с наполовину откушенной ногой. Главное, что божье сплетение целое, а на лечение они рано или поздно заработают.

— Пересвет Святославов сын Острожский, десятник, — нудно принялся зачитывать писец, ставя отметки на бумаге, — и с ним двое же, Самбор Смеянов сын Острожский да Деян Пересветов сын Острожский.

— Я заместо отца, Смеян сын Самбора, — выступил вперед двоюродный дядя.

— Пометь, что нормально у них всё, — махнул рукой сотник. — Не первый год уже… На большую охоту-то придёт Самбор?

— Когда её затеваете? — спросил дед.

— А вот сегодня ближе к вечеру решим. Я отрока пошлю за тобой, когда со смотром закончу, тогда и подумаем все вместе.

— Присылай.

— Ну, жди. Чего там дальше?

— Милорад Пересветов сын Острожский, десятник, и с ним Сновид Самборов сын Острожский.

Дядя Милорад приехал в отпуск. Он по-прежнему живёт в лесной крепости, обеспечивает там интересы Острожских. Устроил кузню на участке, принадлежащем роду, нанятые работники помогают проезжим купцам с мелким ремонтом, заодно приторговывают всякой полезной в пути мелочевкой. Дядя ругается, ему в темном лесу надоело жить до смерти. Причем лес тщательно от чудищ и растений очищенный, понемногу светлеть начинает, возвращаясь к обычной жизни.

Пришла моя пора подавать голос.

— Я заместо дяди Сновида. Тихомир Ратиборов сын Острожский.

— Да? А не молод ли ты, Тихомир? — ожидаемо засомневался сотник. — По какой зиме?

— По пятнадцатой.

— Всего-то?! Не, будь тут твой отец, я бы слова не сказал, он вой известный. А ты давай-ка, покажи, чего можешь. Упырь! Проверь … его.

Зван Рачин свой пост занимал уже не первый год, поэтому за языком следил. Интонации в голосе намекали, что ему очень хочется пройтись по мне насмешкой, да и короткая пауза в конце предложения намекала, что подразумевалось другое слово. Тем не менее, формально он ничего себе не позволил. Не усомнился в праве носить пояс — то, что я получил его полностью законно, всем известно, весть о том пришла давно и кто хотел, тот её проверил — и тем более не назвал отроком. Последнее вовсе было бы оскорблением.

А оскорблять меня в присутствии деда ему не стоит. Если перегнуть палку, тот ведь вмешается, и что тогда? До поединка дело не дойдёт, потому что поединок считается крайней мерой. Да и хлопотное это дело — старцев из ближайшей Обители звать, бумагу у чиновников оформлять, пошлины оплачивать, причем немалые… К тому же, старец ведь и отказать имеет право, если силы сторон заведомо неравны. Оружием, как правило, выбирают деревянные дубинки, чтобы избежать пролития крови, другие ограничения вводят. Нет смысла в поединке. Просто наш род в открытую поддержит тех же Зайцевых, и тогда на следующем Круге можно лишиться поста. Нужен Рачину подобный риск? Совершенно точно не нужен. Поэтому сотник сдерживался, хотя кому другому наверняка бы пару-тройку колкостей наговорил.

Впрочем, от небольшого намека, совмещенного с щелчком по носу, он не удержался. Никто бы на его месте не удержался. По его плану сейчас Упырь меня побьёт, после чего Рачин со снисходительным видом согласится, что Тихомир Острожский, конечно, пока слабоват, но из уважения к роду, так и быть… После чего мы в глазах окружающих станем ему слегка должны. Мне сценарий не нравился, поэтому я собирался его подпортить.

К слову, Упырь — нормальное имя. Как и Некрас, Голод, Блуд, Свин, Дурак и многие другие. В основном используются низшими слоями общества, но, случается, и в знатных родах детей зовут неблагозвучно. В Мстиславле деда нынешнего князя Трупом назвали. Слабенький был, мать над ним тряслась, вот и придумала имя, чтобы смерть обмануть. Стереотип, конечно, однако ж сработало! Выжил и тринадцать лет на княжьем столе провел.

Ристалище или, по-простому, вытоптанная площадка, где время от времени воины демонстрировали свою удаль, располагалось неподалеку. Фактически, она являлась куском поля, с двух сторон окаймленным постройками и раскладными шатрами. Насчет возможности что-либо поджечь случайным заклинанием народ не заморачивался — на опасных направлениях встали опытные гридни, готовые ловить угрозу на щиты, и на том противопожарные меры закончились. Посмотреть на испытание собрались едва ли не все присутствовавшие. Всё ж таки с развлечениями здесь негусто, вдобавок, большинству хотелось самому оценить юного выскочку, чтобы потом говорить «да он непонятно за что пояс получил», «я бы справился не хуже» или — самый невероятный вариант — «молодец, далеко пойдёт Тихомир!».

— Продержись подольше, — тихо шепнул дед. — Ты в заклятьях хорош, вот ими издалека и гвозди.

Пересвет, конечно, умный, но в данном случае он не прав. Чтобы работать на дистанции, надо использовать заклятья предельного для меня уровня. Они энергоёмкие, значит, силы быстро закончатся и на укрепление тела или повышение ловкости их уже не останется. А без усиления тела в ближнем бою шансов нет. Получается, сначала я брошу пару «тяжелых» заклятий и затем буду вынужден выдаивать последние капли энергии из божьего сплетения, стараясь поспеть за сократившим дистанцию противником. При таком раскладе после десятка секунд с мечем я свалюсь от истощения, ну или Упырь сможет делать со мной всё, что захочет.

Судил схватку отвлекшийся от морального угнетения окружающих ради такого дела казначей. Впрочем, его функции ограничились простым перечислением правил:

— Насмерть не бить, кровь не проливать. Начнете с полста шагов, вон там и там холмики насыпаны. Ты, Тихомир, на две ступени ниже, стало быть, тебе начинать. Но помни — не вплотную! Ежели промеж вами меньше десяти шагов осталось, Упырь тоже может заклятье бросить.

— Скажешь тоже, Хотен! — засмеялся Упырь. — Не понадобится! Меча одного хватит! Посмотрим, насколько ты крепок!

Я ограничился тем, что мрачно на него посмотрел.

— И впрямь молчун! — снова заржал противник.

Игнорируя его, я пошел к нужной куче земли, служившей отметкой дистанции. Запрещающее проливать кровь правило в нашем случае означало, что после первой же капли бой прекратится. Правда, лучше бы обойтись — несмотря на то, что поединок проверочный, официально объявленный и при свидетелях, могут прицепиться и за кровь спросить. Уверен, Упырь это понимает и станет гонять меня, обходясь без порезов. Он не особо умен, однако некоторые моменты впитываются с молоком матери, превращаясь в рефлексы.

— Готовы? Начали! — скомандовал судья, для верности рубанув перед собой рукой.

На мне к тому моменту уже висел Холодный Разум — наполовину морок, наполовину заклинание из арсенала целителей. Он хорош тем, что, помимо стимуляции мыслительных процессов, вдобавок немного ускоряет нервную систему. Грубо говоря, под его воздействием человек процентов на двадцать быстрее обрабатывает информацию, рациональнее соображает и немного точнее двигается. Замечательная штука. У Разума два недостатка, из-за которых его редко используют: он, во-первых, сильно бьёт по мозгам и при длительном использовании вызывает инсульт, а во-вторых, его долго накладывать.

Но у меня-то время на подготовку было.

Между нами — пятьдесят шагов, это порядка тридцати метров. Единственным площадным заклинанием в моём арсенале является Огненная Сфера, а она эффективна не более чем на двадцати пяти метрах в лучшем случае, поэтому иду вперед. Упырь довольно скалится, маня рукой. Сферу надо использовать ещё и потому, что она относится ко второй ступени мастерства, после её демонстрации назвать меня слабосилком не сможет никто. Дохожу до мысленно проведенной черты и, не останавливаясь, делаю затверженный жест кистями. Можно, конечно, обойтись без жестов, активировать заклятье волевым усилием, но до такого мне ещё ползти и ползти.

Впрочем, защититься противник успел. То ли понял, чем именно я собираюсь его приложить, то ли решил подстраховаться на всякий случай. За мгновение до того, как скрыться в огненной вспышке, он полыхнул голубой пленкой активированного щита.

Я перешел на легкий бег. Пока Упырь меня не видит, этим надо пользоваться.

Двадцать метров, пятнадцать… Противник проморгался, увидел меня и тут же был вынужден сначала укреплять защиту, после чего быстро прыгать в воздух. Первая Заморозка бессильно растеклась по щиту, вторая же, направленная в ноги, мгновенно проморозила землю на пару шагов вокруг. Вряд ли она причинила бы урон, но рефлексы не позволили оставаться на месте. Кроме того, мало ли? Вдруг я много силы в заклятье вложил.

Десять метров. Меч покидает ножны, губы шепчут давно затверженную мантру. Упырь, к сожалению, уже приземлился и уверенно стоял, подняв меч, так что подловить его на моменте неустойчивости не получится. Жаль.

Скачок.

Оставшееся расстояние я преодолел, едва ли не размазавшись по воздуху. Во всяком случае, так приём выглядел в исполнении деда. У меня, думаю, вышло похуже, и всё равно — резкий удар слева в бок пробил защиту, Упырь в последний момент успел поставить блок. Не слишком удачно, его снесло на пару шагов. Развивая успех, я нанес ещё несколько ударов, стремясь не позволить противнику восстановить равновесие и вместе с тем пытаясь поставить нас обоих в нужное положение.

Мне требовалось, чтобы Упырь оказался на сверхкороткой для мечевого боя дистанции. Удобной для меня — не для него. И он купился.

Подловив момент, гридень изловчился и перехватил инициативу. Вернее, он так думал. Есть приём, выгодный для более крупного, рослого бойца — лезвие словно прилипает к лезвию, отводит его вниз, а затем идёт толчок телом. При удаче меч вырывается из руки, а легкий боец ломает кости при падении. Ничего сложного, меня старшие родственники таким образом не раз подлавливали. Теперь пришел мой черед.

В тот момент, когда Упырь ещё только давил, стремясь увести клинки к земле, я просто выпустил оружие из рук. Поступок, с точки зрения воинов, безрассудный. Да он и был бы безрассудным в иной ситуации. В нормальном бою я бы на него не осмелился. Но сейчас, когда жизнь не стоит на кону и можно, вернее, нужно рисковать для победы, имеет смысл попробовать совершить нечто нестандартное. Например, остаться безоружным, заставляя противника потерять равновесие.

У меня имелись доли секунды, не более, и я ими воспользовался. Шагнул вперед, хватая левой рукой рубаху Упыря. Потянул вниз, воспользовавшись тем, что он «провалился» в удар и сейчас стоял неустойчиво. Правой, сжатой в кулак, снизу вверх, со всей силы, превратившись в распрямляющуюся пружину, врезал более высокому мужчине по челюсти.

Хорошо вошло. Ему аж голову запрокинуло.

Гридни — мужчины крепкие. Одного удара на эту тушу недостаточно, было очевидно, что надо добивать. По-прежнему придерживая Упыря за рукав левой рукой, тем самым не позволяя ему отойти, я быстро вытащил нож из ножен на поясе. Действовать надо было быстро, пара секунд, и противник оправится, разорвет дистанцию и тогда мне конец. Он сильнее, тяжелее, он уже давно не подросток. Поэтому сразу, не позволяя ему прийти в себя, я со всей дури влепил рукоятью ножа куда-то по лицу.

Не кастет, конечно. Но получилось даже лучше.

Удар отдался в плечо. Под рукоятью что-то хрустнуло, Упырь рухнул на землю. Секунду постояв, я присел рядом, положил пальцы на мускулистую шею. Не перестарался ли? Мертвец нам совсем не нужен. Облегченно выдохнул — под пальцами билась тонкая жилка. Живой.

Похоже, скула сломана, вон какая вмятина. Ну, ничего, целители исправят.

— Жив? — рядом присел встревоженный казначей, с двух сторон бежали люди.

Отвечать я не стал — всё равно сейчас сам убедится.

— Ай, молодца, Тиша! — дядя Милорад, подбежавший первым, на радостях отбил спину мощным хлопком. Я чуть на землю не упал от его поздравления. — Ну ты даёшь!

Нас окружила гомонящая толпа. Удивленная, веселая, встревоженная. Когда услышали, что Упырь жив, вокруг словно пробежала волна облегчения, шум стал ещё громче. Видеть кого бы то ни было убитым люди не желали. Страдальца безуспешно пытались привести в чувство, он бессмысленно мотал головой и не понимал, где находится, над с ним с сосредоточенным видом хлопотала целительница. Странно, вроде сотрясения быть не должно. Меня поздравляли, хлопали по плечам, орали здравицы прямо в уши… Расслабиться и отдаться всеобщему восхищению не удавалось — я несколько раз поймал внимательные, расчетливо-оценивающие взгляды.

Дед, деланно-неспешно подошедший одним из последних, довольно улыбался. Ещё бы! На настолько лестный для рода исход он не рассчитывал. Ни один вменяемый человек в схватке молодого, недавно опоясанного гридня с опытным бойцом на юнца не поставит. Слишком разные категории. Ладно бы Упырь был боярским сынком, опоясанный авторитета для и протаскиваемый по ступеням вверх за счет подношений — так ведь нет в сотне таких. Справный воин, слава по него добрая идет. Теперь, конечно, похуже будет, сегодняшний день ему не раз припомнят. Однако вряд ли насмешничать станут сильно, потому что бой был честным, а ошибиться может каждый.

— Порадовал, Тихомир! — Пересвет одобрительно обнял меня, отстранился и внимательно осмотрел. — Вот уже не ждал! Не сильно он тебя помял?

— Не особо. Я его — сильнее.

Вокруг одобрительно засмеялись. Воинская культура предполагает определенную долю хвастовства, декларации своих подвигов, так что скромников в воинской среде нет. Вот лгать не стоит, потому что ложь рано или поздно вычислят и припоминать будут не только лжецу, но и внукам его. Мне же действительно есть, чем побахвалиться, ведь я не просто победил, а умудрился даже не пострадать. Во всяком случае, внешне. Холодный Разум снял практически сразу, растянутые мышцы и сухожилия заболят к вечеру, синяки под одеждой не видны, переломов нет.

— Ну, что скажешь, Зван? — отсмеявшись, обратился дед к подошедшему сотнику. — Добрый воин мой внук или ещё одну проверку хочешь устроить?

Люди снова захохотали. Лицо Рачина чуть заметно дрогнуло в недовольстве, впрочем, он быстро справился с эмоциями. Не время сейчас реагировать на укол.

— Вижу, что добрый! Прошел он проверку! — сотник повернулся ко мне. — Поздравляю, Тихомир-Молчун! Быть тебе в сотне!

Вокруг одобрительно зашумели. Я только вежливо поклонился, принимая похвалу. Ну а что тут скажешь? Репутация после сегодняшнего у меня повысится, недоброжелателей тоже прибавится. Уверен, ни Зван, ни тем более Упырь ничего не забудут. И хотя винить им следует только себя, отомстить за провал попытаются мне. Почему думаю, что обязательно попытаются? Люди они такие.

Впрочем, неважно. О возможных проблемах подумаю потом, а сейчас надо принять почести и идти отдыхать. Всё же нагрузки испытывал предельные, организм к ним не готов. Чувствую, завтра всё тело болеть будет. Последовательно применить два заклятья, затем использовать внутренний приём работы с телом и несколько десятков секунд чрезвычайно активно махать оружием даже на третьей степени способны не все, что же говорить обо мне, неполноценной второй? Чудо, что без разрыва связок и истощения сплетения обошлось.

Не такая уж большая цена за победу.

Глава 26

У меня возникает странное подозрение, что родственники подумывают о покупке подворья в Березове. Собственного подворья, никак не связанного с сотней. Пересвет в последнее время интересуется ценами на свободные участки земли, а, услышав ответ, раздраженно качает головой.

В столицу мы прибыли месяц назад. На сборе старшина решила назначить поход в темный лес на январь, когда приметы обещали самые лютые морозы. Людям, конечно, от мороза плохо, но большинству чудищ ещё хуже, особенно мелким. Вожаки опасны всегда. До января предполагалось вести разведку малыми группами и в точности выяснить, где находится полосатый клубок.

Таким образом, у нас образовалась в планах пауза, которую родичи хотели использовать с толком. Дед, как уже сказал, строит какие-то планы, у него дела в Березове, с собой он прихватил дядю Деяна. Мы с Завидом напросились в попутчики из разных соображений — я рассчитывал подучиться у Синеокого, Завиду просто не сиделось в усадьбе, он жаждал деятельности. Ну что сказать… Деятельность дядя Деян ему обеспечил по полной программе.

Исторически сложилось, что в ноябре мы докупаем запасы на зиму. Основные закупки у нас в августе-сентябре, а к ноябрю женщины понимают, чего им не хватает, и сообщают отправляющимся в города мужьям, чтобы те привезли. Многое мы выращиваем сами, у нас и плодовые деревья лучшие в округе, и грядки с овощами разбиты, и пряные травы разных видов высаживают. А вот пашни нет совсем. Даже если отставить в сторону вопрос престижа, пограничникам выгоднее покупать зерно у пахарей, чем растить хлеб самим. Под хлебом в первую очередь понимается рожь, хотя тем же словом обозначают ячмень, привозимую с югов пшеницу, иногда овёс и другие злаки. Так вот, живущим на рубеже проще, удобнее и приятнее по деньгам потратить время на тренировки, пойти в лес, убить тамошнего обитателя, продать его и купить мешок зерна, чем выращивать его самостоятельно. Опаснее, безусловно опаснее, но выгоднее.

Кто на чудищ не охотится, тоже имеет возможность заработать. Подростки или увечные собирают растения, сок, смолу, ставят ловушки на небольших зверей. Прожить можно, хотя особо не пожируешь.

В этом году список покупок вручили дяде Деяну, ну а тот взял в помощники Завида. Поступок совершенно правильный, потому что торговаться друг умел и любил, а ещё был знаком со многими купцами и знал, у кого что можно купить подешевле. Он давно бы выполнил задание и вернулся домой, если бы хотел. Но ему нравилось в Березове, нравилось находиться в центре событий, поэтому Завид не спешил. Кроме того, он, как и ожидалось, оказался изрядным бабником, у него имелось три или четыре подружки, расставаться с которыми он не хотел. Девки на Завида вешались — веселый, симпатичный, не дурак, из сильного рода, в недавнем походе пояс получил.

На север ходили. Обитель Защитника по соседним землям клич кинула, мол, надо бы темный лес на востоке проредить. Собрались, проредили.

С девушками у Завида проблем не было, зато периодически возникали проблемы из-за девушек. Пока незначительные, в лице соперников и братьев его пассий. Чую, скоро к нам в ворота начтет стучаться старшее поколение, с отцами разобраться будет сложнее… Хорошо ещё, что о своей первой большой любови Завид забыл и под окнами Забавы Кошкиной вечерами не бродит. С боярами нам связываться не с руки.

События двухгодичной давностислегка затянулись в памяти народной, участвовавшие в мятеже роды понемногу восстанавливают репутацию. Не знаю, почему их не уничтожили. В схожих ситуациях оступившихся часто вырезают под корень, тут же всего лишь отняли часть владений, лишили доходов, проредили сторонников. Не более того. Кошкины и Плоскиничи даже из верхнего эшелона власти не вышли, по-прежнему в княжьей Думе заседают. Ведут себя, правда, тихо.

В моей жизни тоже произошли серьёзные изменения. После очередного занятия Весела Желановна задержала меня и, дождавшись, пока остальная группа в составе трех учеников выйдет, спросила:

— Ты ведь хочешь продолжать учиться?

— Конечно, — признал я очевидное.

Старица покивала, а затем её понесло в рассуждения.

— К Синеокому за воинскими умениями идут немногие. Всё ж-таки Обитель Испепелителя неподалеку, все, кому охота научиться мечом махать или пламенем швыряться, туда направляются. Мыслю, если бы дом Испепелителя не на отшибе стоял, а в городской черте, к нам бы вовсе воины не заходили. Был бы Синеокий богом мастеров, ремесленников и немного купцов.

Даже своеобразное разделение сложилось. Недавно опоясанные, до третьей ступени, учатся у нас, потом уходят к Испепелителю. Оттого и наша младшая дружина — самая большая, в пятьсот человек численностью. Зато в старшей всего пятьдесят человек… А вот сколько у нас бояр по прибору, никто не считает. Они же не старцы. Сидят у себя в уделах или на границе, отряды водят, на купеческие сотни работают.

Ростих к тебе уже подходил?

— Да, — резкий переход выбил меня из колеи разговора. — Предлагал вступить в младшую дружину.

— Что думаешь?

— Согласился, — пожал я плечами. Будто мог быть иной ответ. Без веских причин от таких предложений не отказываются. — Благодарю за честь.

— Ты, вроде, не совсем балбес, — сделала комплимент старица, — и к ратному делу в тебе я особой склонности не заметила. Поэтому прими совет: пока в младших ходить станешь, от заданий не отказывайся. Любых. Чем больше пользы принесешь Обители, тем лучше. Да и потом не пропадай. Понимаешь, о чём я?

Встав, я молча до земли поклонился. Чего ж тут не понять! В любой серьёзной организации достигнуть сколько-нибудь значимого уровня можно, только имея протекцию. Исключения редки и мимолетны. Своим советом Весела Желановна чуть ли не прямым текстом сказала, что я могу на неё рассчитывать и что, если не остановлюсь в развитии и буду приносить пользу, Обитель меня отблагодарит. Отныне здесь есть те, кто готов замолвить за меня слово, и только от меня зависит, насколько это слово окажется весомым.

— Удачи и упорства тебе, Тихомир, — взмахом руки отпуская меня, пожелала женщина. — Не оступись.

Оформили меня быстро. Буквально на следующий вечер приняли клятву у малого алтаря, выдали значок, нарукавную повязку, представили назначенному десятнику. Принятие в дружину давало многое. Возможность заниматься на закрытых ристалищах; отсутствие необходимости платить за обычные уроки и скидку на оплату дополнительных курсов; право обращаться к служителям и старцам низшего ранга с вопросами. Взамен приходилось периодически дежурить на рыночной площади и других публичных местах, или выполнять иные, не особо хлопотные поручения. Уверен, позднее от меня потребуют нечто более серьёзное, но пока так.

Чем заняться в Березове? По большому счету — нечем.

Театров, музеев, выставок произведений искусства тут нет. Художники малочисленны и обслуживают элиту, рисуя портреты или вырезая статуи для украшения богатых домов. Иногда расписывают стены в Обителях или иных публичных зданиях, в них народ приходит, любуется. Есть аналог кино, но удовольствие это дорогое и не для всех, к тому же показывают исключительно документалки — воспоминания участников.

На ярмарках можно увидеть представления кукольных театров. Репертуар слабоват. Впрочем, на ярмарках много чего можно увидеть, начиная от состязаний стрелков и заканчивая уличными фокусниками-скоморохами. Кто-то из них в обычные дни является ремесленником или перебивается случайной работой, другие кочуют из города в город круглый год за исключением зимы.

Развито хоровое пение, причем существуют профессиональные труппы, выступающие на пирах. Танцевальных трупп нет, хотя лучшие из певческих вводят элементы действий в перерывах, так что лет через сто-двести, возможно, дело дойдёт до полноценных представлений. Отдельных певцов тоже нет. Сказителей много, некоторые из них довольно известны и популярны.

Собачьих боёв не устраивают за неимением собак. Вот странно — кошек много, а от собак осталась только память народная. Дескать, были такие в изначальном мире, да померли. Причем ругательства в языке сохранились, слово «сука» считается страшным оскорблением.

Таким образом, из развлечений у нас игра в зернь, то есть кости, учеба и петушиные бои. Последние — удовольствие сильно на любителя. Ах да, ещё кулачные бои, к которым в воинской среде относятся с пренебрежением. Совершенно правильно делают. То, что меня кулаки пару раз выручали, не более чем везение в сочетании с особыми обстоятельствами.

Ещё можно спиваться потихоньку. Так себе перспектива.

Всё свободное время я проводил или в учебных классах, или на ристалище. В воинских навыках меня натаскивал дед, кажется, воспринимавший избиения внука в качестве релаксации. Что-то у него не получалось, а что именно, он не говорил. Поэтому каждый вечер он возвращался из города, призывно махал рукой и шел на небольшую площадку в глубине подворья, где выбивал из меня пыль, заставляя выкладываться на полную. Я бы давно взвыл и попытался увильнуть от оказываемой чести, если б не понимал, насколько ценный опыт мне передают. К своим семидесяти годам дед подошел к черте, отделяющей шестую ступень от седьмой, переступить её мешали отсутствие толковых наставников и денежный вопрос. Стимуляторы для роста сформированного божьего сплетения стоят дорого, а без них оно развивается на данном этапе медленно.

С утра меня ждала Обитель. В основном слушал лекции старцев, хотя периодически приходилось выполнять те или иных их необременительные поручения или просто занимался в одиночестве. Кстати, мой рассказ об Обители Отверзающего и практикуемых в ней методах Весела Желановна выслушала с большим интересом. Информация в слухах и пересказах до неё доходила и раньше, я оказался первым её знакомым, кто лично посетил Отверзающего и беседовал с его служителем.

А потом меня настиг быт. Постепенно начала заканчиваться денежка.

Опоясанный значит взрослый, взрослый должен содержать себя сам. Тот факт, что я живу в доме отца и матери, значения не имеет, потому что я не женат. Нормой в таких случаях считается выполнять тяжелую мужскую работу и давать какую-то сумму матери на пропитание. Можно, в принципе, не давать, просто если узнают соседи, относиться начнут чуть хуже. Это не позор, а легкое пятнышко на репутации.

Проживание в Березове стоит денег. Все приезжающие в столицу представители сотни и их семей скидываются и оплачивают услуги поварихи, скотника и другой обслуги. Выходит дешево, однако траты постоянные. Плюс расходы на снаряжение, на оплату лекций, какие-то мелкие покупки — и в итоге оказывается, что пузатый недавно кошелек постепенно становится всё легче и легче.

— Никто в охрану лишний меч не ищет? — спросил я Завида вечерком. — Мне бы наняться куда.

— Не, не слышал, — порылся в памяти друг. — Сейчас много кто из гридней наняться хочет, мигом прибегают, едва о свободной вакансии узнают. Границы с тьмой ведь почистили.

После локальных геноцидов, устроенных боярскими дружинами чудищам, рядом с темными лесами стало намного спокойнее. Как следствие, высвободилось большое число профессиональных воинов, отправившихся в столицу на заработки. В городе образовался избыток боевой силы, ищущей, куда бы себя применить.

— Зря с Остромиром не поехал, — с умным видом сказал Завид. — С ним бы заработал.

— В Булгарии я уже был. Хочется чего-то нового.

— Можешь подождать, пока кто-то из наших в Бело Озеро отправится. Вроде, Твердята собирался, — он поскреб затылок и внезапно выдал. — А вообще, поговаривают, Огнеяр Путятич ватагу собирает, роднинцев пощипать. Не хочешь в поход сходить?

Хороший вопрос.

Стычки на границах разных княжеств — обычное дело. Соберется сотня-другая бойцов и идёт в набег, разорять селения и угонять холопов. С той стороны, соответственно, набег пытаются отразить, а через пару месяцев организуют ответный визит. Занимаются этим все. На мелкие столкновения центральная власть не обращает внимания, только в особых случаях отправляя грамотку с предупреждением, что, мол, у нас с теми-то отныне мир, так что от драк воздержитесь. На какое-то время предупреждение действует, потом кровавая круговерть начинается заново.

Иногда в сопредельные (или не очень сопредельные, всякое бывает) земли организуются серьёзные походы. Ядром их выступают дружины крупных бояр. К примеру, обидел князь Берестья боярина из Мстиславля, разорил обоз, людишек побил, товар себе под благовидным предлогом забрал. Войну ему объявлять не станут, а просто боярин кликнет клич, соберет небольшую армию и пройдётся огнем и мечом по княжеским владениям. Причем, что характерно, только по княжеским, не затрагивая по возможности деревни и городки, принадлежащие иным собственникам. Тогда претензий ему никто выставлять не станет, потому что ну вот так между собой спорят два хозяйствующих субъекта…

Неохота убивать людей. Моральные догмы прошлой жизни дают себя знать. Вместе с тем, со своим уставом в чужой монастырь не суются, а здесь схватки насмерть между соседями являются нормой. Когда-нибудь и мне придётся. Да и на роднинцев у меня зуб.

— Если только со знакомым десятником или сотником.

— Вот не знаю даже, кого вспомнить. Званко Беспалый идет, так ведь он нам не друг. Я поспрашиваю, ладно?

Беспалый, хоть и принадлежит к Заозерской сотне, в симпатиях к нашему роду замечен не был. В поход надо идти под командованием того, кому доверяешь, кто точно не кинет и поможет на первых порах. Жаль, никто из родни не пойдёт. У деда Пересвета свои дела, дед Самбор остался на хозяйстве, дядя Милорад в срединной крепости служит, остальные старшие родственники тоже заняты. Отец остался дома и не хочет уезжать, пока самому младшему моему брату не исполнится хотя бы год. Похоже, не идти мне в поход, или идти не сейчас. Надо искать заработка и славы в другом месте.

Может, в Обители спросить? У Синеокого много интересов в самых разных областях, даром, что формально старцы никаким бизнесом не занимаются.

— Работы много, только не для тебя она, — хмыкнул Ростих, к которому я подошел с разговором. — На Семигрязевке болото осушают, мастера земли нужны. Пойдёшь?

Я молча покачал головой. Конечно, не пойду — чтобы стать спецом по работе с почвой, нужно лет десять только с ней заниматься. Расспрашивал людей после битвы с великой ордой, очень уж меня впечатлили на глазах возникшие стены крепости.

— Дорожное строительство всегда где-нибудь ведется, там тоже либо земельщиков, либо древесников не хватает. Постоянно. Только ты воин, а стало быть, либо не годишься, либо вовсе — иную работу тебе урон чести предлагать!

Поворчав, Ростих смягчился и обещал сообщить, если подвернётся нечто выгодное.

Темы старец коснулся сложной. Фиксированного на бумаге или в памяти народной деления на допустимые и недопустимые для воина занятия нет, однако на практике человек всегда точно знает, чем он заниматься не должен. Опоясанные не пашут землю, потому что считается, что мать-земля хуже родит под руками убийцы. Также воины редко стоят за прилавками, для них допустима только торговля оружием, сбруей и прочими элементами, необходимыми для гридня. А вот быть купцом не возбраняется — табуирован именно прилавок. Огромное значение имеют происхождение и текущий статус; боярин, например, даже смеха для не будет заниматься шитьём, иначе его собственная родня удавит за «женоподобие».

Мне, как ни странно, незазорно заниматься кузнечным делом или стать древесником, то есть специалистом по выращиванию особых сортов древесины. Потому, что и там, и там вовсю используется сплетение, эти профессии несут в себе наследие богов и освящены им. Только где время найти? Кроме того, Острожские в первую очередь являются воинами, поэтому жить с мирной профессии мне не позволят. Заниматься в качестве развлечения или даже всерьёз, но во вторую очередь — сколько угодно, при условии, что занятие не противоречит негласному кодексу чести. На первом месте всегда должно стоять воинское ремесло. Или удел правителя, что в нынешних реалиях одно и то же.

Да я, в общем-то, и сам иной судьбы не вижу.

Глава 27

Тяга человечества к саморазрушению неистребима.

Однажды старец Вадим прихватил дежурную тройку младшей стражи и направился к шорникам. Ситуация привычная, чем выше статус у человека, тем реже он может появляться на публике без сопровождения-свиты. Князья и бояре вовсе не знают понятия «приватность», у них даже первая брачная ночь после свадьбы проходит при свидетелях. Во всяком случае, я так слышал, сам не присутствовал.

Шорный конец занимал довольно большую площадь, здесь изготавливали сбрую для лошадей и быков, мешки, баулы, иную кожаную продукцию. Кроме обуви — сапожники жили отдельно, своим обществом. Как и другие ремесленные общины, шорники были, во-первых, довольно влиятельны за счет богатства, во-вторых, тесно связаны с Обителью Синеокого. На вече они в подавляющем большинстве случаев выступали единым фронтом.

О том, что наша троица — не просто статусный элемент, старец молчал до последнего. Топологически Шорный конец представляет собой две параллельные улицы, между которыми масса мелких улочек, переулков, тупиков и узеньких проходов. Самыми козырными считаются участки ближе к центру, мы же пришли на совершенные задворки, чуть ли не на окраину. Там, в заросшем закутке между двумя покосившимися заборами, нас ждали пятеро местных, причем двое были одеты, словно собирались на бой.

— Здравствуй, Жирок, — приветливо кивнул старец. — Чего это ты гридней взял? Думаешь, понадобятся?

— Понадобятся или нет, а лучше пусть под рукой будут, — со сварливыми нотками в голосе ответил бородатый мужичина с малой цепью посадника на шее. Надо же! Один из заправил конца нас встречает. — Всё ж не обычных татей ловим! Ты, я вижу, одних младших прихватил?

— Больше не надобно. Так, воины, — повернулся Вадим к нам. — Мы здесь по особому делу. Люди говорят, Бунька Губастый темным торгует. Надобно его дом обыскать и, если найдём что, в поруб посадить.

Откровенно говоря, не самое приятное занятие. В чем-то лицемерное, я бы сказал. Темным, то есть запретным, приторговывают практически все порубежники, для нас это один из главных источников дохода. Казна установила монополию на почти все виды дорогостоящих растений и органов животных, добываемых в темных лесах, поэтому выбор прост: или получать гроши, или сдавать хабар нелегальным скупщикам. Я, получается, своего коллегу ловить стану.

Вероятно, старец уловил изменение настроения, а может, просто опытен, так как добавил:

— На прошлой неделе двенадцать человек от «золотой капли» померли. Ищите тщательнее.

Дело предстало в совсем ином свете. Золотую каплю готовят из секреции клочкаста, похожего на горностая мелкого жителя тьмы. При правильном приготовлении — приятный наркотик, навевающий чудесные сны, при неправильном — медленно действующий яд. Вообще, секрецию много для чего можно использовать, только действовать надо аккуратно, иначе последствия плохие. Начиная от сумасшествия и заканчивая различными видами смерти.

Поэтому части тела клочкаста в свободную продажу не пускают. Одни охотники не хотят творить зло, другие справедливо опасаются возмездия со стороны властей, чьё благодушие имеет строго очерченные рамки. По-настоящему опасные ингредиенты в свободной продаже появляться не должны! И, в целом, этот негласный уговор — власти закрывают глаза на «шалости» порубежников, а те придерживают серьёзную дрянь — соблюдается. Однако некоторым жадность застит глаза.

Нам ещё повезло в том плане, что у нас, в словенских землях, нет служащих тьме сект. Они периодически появляются, чтобы тут же быть выкорчеваны. У нас никто чудищ к селениям не подманивает, колодцы не травит, детей в жертву не приносит, междоусобные войны не провоцирует… В смысле, нам провокации не нужны, без них обходимся. А вот на юге существуют организации, ставящие целью уничтожение людского рода и падение мира под власть Черного Бога. Купцы иногда приезжают и рассказывают — там правителя убили, в другом месте великую орду не позволили остановить, в третьем город от неизвестной чумы вымер. Вылезает на свет эта зараза нечасто, но, похоже, её не истребить.

Короче, в словенских землях чернотой торгуют без идеологии. Обычная жажда наживы.

— В поруб я его в любом случае посажу, — пообещал Жирок.

— Может, ещё не найдём ничего.

— Ага, врут люди, все сразу, — саркастично согласился староста. Взвинченный он какой-то. Хотя обнаружение торговца запрещенкой среди своих всему концу грозит общественным порицанием и, что существеннее, проверкой со стороны властей города. Есть причина для волнения. — Идёмте, что ли.

Группа из девяти мужчин неизбежно привлечет внимание — за нами увязались зеваки. Ещё на ходу пытались выспросить, куда это мы идём, но находившийся не в настроении Жирок рявкнул и от нас отстали. Не полностью, просто шли в отдалении, строя различные гипотезы. Основу стихийно собравшейся толпы составляли, конечно же, мальчишки, однако нашлись и взрослые, решившие ради движухи отвлечься от работы. Некоторые отставали по мере пути, другие, наоборот, присоединялись, вливаясь в процессию, так что к малому подворью Буньки мы подошли в сопровождении человек двадцати.

Поняв, что дальше мы не пойдем, сплетники остановились и продолжили перешептываться. Староста обвел их тяжелым взглядом, испытывая очевидное желание плюнуть на землю, сдержался и ограничился тем, что оставил одного из сопровождающих в воротах. Вадим поступил так же. Загораживая проход, двое гридней показывали, что происходящее внутри — дело официальное, раз в нём принимают участие совместно местная власть и уважаемая Обитель.

Упомянутый Бунька жил в доме, давно не знавшем женской руки. Двор чистый, беспорядка нет, вещей немного и никаких украшений вроде занавесочек или изящной посуды на полках. Пустовато, женщина бы обязательно попробовала заполнить свободное пространство милыми безделушками.

Хозяин вышел на шум и остановился в дверях, настороженно глядя на делегацию.

— Доигрался, Бунька! — не позволил ему рта раскрыть Жирок. Голос старосты звучал грозно и удовлетворенно. — А тебе говорили, чтобы люд не гневил! Теперь всё, нету больше моего терпения с тобой цацкаться! Ну, сам скажешь, где запрещёнку хранишь, или нам весь дом обыскать?

Под «обыскать» явственно подразумевалось «разнести нахрен». Бунька слегка побледнел, на его лице проступило затравленное выражение, он быстро стрельнул глазами в нашу сторону, пробежался взглядом по оружию и дернулся назад. Движение вышло еле заметным, однако сопровождавшим Жирка его хватило, чтобы мгновенно броситься вперед и заломить руки хозяина дома за спину. Если тот и собирался бежать, то попытка провалилась, не начавшись.

— Чего богов гневишь, Жирок! — прохрипел Бунька, поглядывая снизу вверх на обидчиков. — Какая ещё запрещенка!? Нет у меня ничего!

— Упорствуешь, значит. Тебе же хуже! Тащите его внутрь!

То, что подозрения местных верны, стало понятно сразу, стоило переступить порог. Я сначала не понял причины легкой тревоги, списал её на нестандартность ситуации, а потом дошло. Запах. В помещении еле заметно пахло темным лесом. Непонятно, какие именно травы или растения здесь разбирали, но делали это относительно недавно. Ну и проветрить дом не удосужились.

Старец, похоже, тоже уловил, с чем тут имели дело, потому что поглубже втянул носом. Брошенный им на Буньку взгляд заметно похолодел. Вадим сосредоточился, слегка переступил с ноги на ногу, глубоко вздохнул и медленно выдохнул, исполняя то ли заклинание, то ли неизвестный приём. Во всяком случае, силой от него потянуло здорово.

— Давайте-ка в сени вернемся, — постояв с закрытыми глазами, скомандовал он. — Кое-что проверить хочу.

— Ты иди, мы тут осмотримся, — махнул рукой Жирок. — Свяжите его, ребята, чтоб не убег!

В небольшом, можно сказать, символическом предбаннике старец задумчиво оглядел углы. Потом ткнул пальцем в один, заваленный всяким хламом.

— Вот отсюда сильнее всего тянет. Проверь, Тихомир.

Я отодвинул непонятно зачем стоявший тяжелый чурбак и принялся разбирать другие вещи. Под небрежно скомканной тряпкой обнаружилось железное кольцо, утопленное в деревянные доски пола. Сейчас, когда место расчищено, стали видны контуры ведущей вниз двери.

— Здесь лаз.

— Не трогай! — старец торопливо присел рядом. Пробежался пальцами по щелям, тихонько стукнул несколько раз по полу, по стенам. Кивнул. — Можешь открывать.

Под первой дверью, к слову, увесистой и неплохо притертой, обнаружилась вторая такая же. Старец проверил и её. После открытия из глубины пахнуло густым запахом, нам даже пришлось распахнуть дверь во двор. Меня, как самого молодого, заслали идти первым.

Замаскированный погреб размеров оказался небольших, примерно два на два метра и метр в высоту. Правда, ещё немного добирал лаз, из-за чего вылезать было неудобно. Честно говоря, я бы не стал делать тайный схрон в доме, сарай или овин на мой взгляд лучше и безопаснее. В то же время не могу не признать — без старца тайник искали бы до посинения; сени, скорее всего, не проверили бы вовсе. Вот интересно, что Вадим использовал для обнаружения черноты? Он не нюхач, я уверен.

— Заклятье воздушное, называется Верхнее Чутье, — ответил тот на прямой вопрос. — Можно без него обойтись, просто нюх усилить. Только очень уж по мозгам бьёт.

— Какой круг?

— Третий. Хотя поморочники и на втором осваивают. Подай-ка вон тот кувшинчик наверх, пусть его во двор вынесут.

Буньку тюкнули по темечку, покрепче связали и оставили отдыхать. На казнь он уже заработал, содержимое погреба гарантировало ему смерть, сейчас решался вопрос, какую именно. Стандартом являлось повешение или отсекание головы, для особых случаев использовали четвертование, колесование, подвешивание за ребро, сажание на кол. Впрочем, за нетяжкие преступления казнили людей редко, даже татям-рецидивистам по закону предоставлялось две попытки отработать или иным образом искупить вину. А вот если попался в третий раз — всё, лимит исчерпан.

Вырубили его, чтобы ничего с собой не сделал. Губастый же не один действовал, кто-то ему товар сбывал, кому-то он продавал. Следствием, вероятно, будет заниматься стража, у них есть опытные прознатчики и зельевары, умеющие готовить развязывающие языки составы. Если с сознанием преступника ничего не делали и в организм специфических изменений не вносили, Бунька расскажет всё, что знает. Главное, чтобы с собой не покончил.

— Старче, а разве дела, связанные с темнотой, ведёт не Короткий Шаг?

— Обязательно присутствие видока из Обители, неважно, из которой, — спокойно сказал Вадим. — Мы им, конечно, потом сообщим.

Иными словами, Синеокий хочет прикрыть подопечных от неприятностей. Интересно, как далеко простирается благосклонность старцев?

— А стражу звать будем?

— Её ещё не позвали? — вроде бы искренне удивился Вадим. — Жирок! Жирок, где ты?

Староста проорал нечто неприличное из недр дома, старец вздохнул, поднялся и пошел на голос. Будут решать, надо ставить городские власти в известность прямо сейчас или лучше погодить. Совсем скрыть инцидент не удастся — слишком много свидетелей, слухи неизбежно разойдутся.

Эпилог

В готовящемся походе на Родню никто из моих хороших знакомых не участвовал, поэтому от идеи присоединиться я отказался. Ростих тоже молчал. Зато, как и ожидалось, в Бело Озеро скоро уйдёт обоз, примерно треть грузов в котором будет принадлежать нашему роду. Представлять Острожских и решать возможные вопросы в этом году назначен Твердята, он, уверен, не откажется взять меня с собой.

Пересвет, как уже говорилось, личность предприимчивая. Не всегда удачно, но деньги он считать и вкладывать умеет. Помимо продажи добытого в темных лесах, основную прибыль приносит то, что в будущем назвали бы логистической компанией. На паях — мы в складчину с надежными купцами отправляем обозы с товарами в Бело Озеро и Мстиславль, с прошлого года прибавился маршрут в Булгарию. Он ещё не устоялся до конца, хотя прибыль приносит, родственники ходят довольные.

Словом, я уже окончательно настроился ждать Твердяту, когда в смутные планы вмешался дед. У него имелись свои, более важные и конкретные.

— Пойдёшь ко мне в отряд, — однажды вечером, за ужином, постановил он. — Тебя возьму, Деяна и ещё двоих.

— В какой отряд? — не понял я.

Подозрения у меня имелись, только ничем не подтвержденные. К кому ходит и чем занимается, Пересвет не докладывал и даже намеком не делал.

— В тот, что я сейчас собираю. Негоже мне под Рачиным ходить. И раньше было негоже, а теперь и подавно. Лучше во главе своего отряда ходить — всё урона чести меньше. Сегодня княжье дозволение получил.

— А наняться-то есть к кому?

— На год, в Высоково. С тамошним головой сговорился. Через месяц нас ждут.

— Так отряда нет ещё?

— Десять человек слово дали. Надобно ещё столько же найти. Успею, — он ехидно усмехнулся, глядя на меня. — Казначеем пойдёшь.

— Да ну, — я непроизвольно поморщился. — Не примут меня, скажут, что молод.

Дед перестал улыбаться.

— Примут. Не ватага, чай! Мне решать, кого кем назначить. К тому же, — слегка успокоился он, — о том, что ты с числами хорош, многие слышали. Деян вторым десятником пойдёт, чужака я не поставлю, а ты — мой внук. Надо, Тиша, надо.

Казначей в небольшом отряде это, по сути, завхоз. По-армейски — прапорщик. Обалдеть. Я переродился в другом мире, чтобы стать прапорщиком. Причем я им обязательно стану, раз дед сказал. Это в ватаге старшину выбирают голосованием, в отрядах заместителей и помощников назначает вождь. В то же время, в ватаге сколько заработали, столько на всех и поделили, а в отряде бойцы получают фиксированную плату за время плюс надбавки. Иными словами, если вдруг в будущем мы останемся без заказчиков, деду придется либо платить из своего кармана, либо распускать бойцов.

— А потом у нас работа будет? Год быстро пройдёт.

Вот не верю, что человек с амбициями Пересвета захочет долго сидеть в провинциальном городке на границе с Мстиславлем. На начальный период — ещё куда ни шло, но не более.

— Появится что-нибудь. Про Торжок-на-Явице слышал?

— Нет.

— Закрыл его мстиславльский князь. Не идут из него больше товары на север. Как думаешь, стерпят такое черниградцы?

Нет, конечно. Не стерпят. У них вся торговля с югом идёт через Торжок, остальные пути дольше и, следовательно, дороже.

— Вот то-то же. Ну а раз Черниград с Мстиславлем заратятся, то и остальные земли подтянутся. Быть войне.

О том, как дед собирается совмещать руководство отрядом и участие в делах сотни, я не спросил. Сам увижу. Тем более что и так понятно — чин десятника он с себя снимет и, скорее всего, из списочного состава выйдет. Опять нас соседи полоскать будут…

Уже вечером, выйдя во двор, я вернулся к словам деда. Настроение накатило подходящее, чтобы пофилософствовать, порассуждать о будущем и о своём месте в нём. Похоже, большая война всех со всеми неизбежна, к ней давно всё шло. Противоречий между землями накопилось очень много, причем у каждой к каждой, то есть крепкий союз ни одна сформировать не в силах. Пожалуй, только мы с белозерцами можем не опасаться предательства, остальные же… У дальних соседей на западе или юге ситуация вряд ли сильно отличается. Поэтому усобица предстоит долгая, кровавая и грязная.

О чём сейчас вряд ли кто-то задумывается. Успели позабыть о всеобщей мясорубке вековой давности.

И что делать мне? Вернее, даже не так — могу ли я вообще что-то сделать? Да по большому счету, от меня сейчас ничего не зависит. Я крепко впаян в дела рода Острожских, плоть от плоти его, рвать не могу и не хочу. Куда род, туда и я. Значит, остаётся только учиться, усерднее тренироваться и надеяться, что самые активные действия начнутся не скоро. Тогда успею подготовиться.

Надо бы покапать деду на мозги, чтобы сам не лез в действующую армию. Отряды, в отличие от боярских дружин или удельных воинских людишек, в случае войны призыву не подлежат. То есть не совсем призыву, но, если князь идет в поход по приговору веча, ему бояре, удельные бояре и городские администрации обязаны предоставить определенное количество гридней. Вот если их не хватило, тогда зовут отряды, внесенные в особый реестр, и выкатывают требования к ремесленным общинам и купеческим сотням. В третью, самую последнюю очередь, зовут пограничников. Дружины Обителей не трогают никогда. Хотя ничто не мешает старцам или порубежникам добровольно присоединиться к войску.

Обычно в добровольцах недостатка нет. Идут за славой, добычей, во исполнение обязательств перед конкретными людьми, из желания поднять статус. Чего нет, так это патриотизма. Его в принципе нет, как понятия. Воюют за своего князя или против захватчиков, или по иным причинам, личным. Здесь народов в привычном человеку двадцать первого века понимании не существует, поэтому воин-булгарин воину-белозерцу ближе и понятнее, чем пахарь-белозерец. Своими считают только кровных родичей или побратимов, остальные — чужаки, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей.

А ещё этому миру безумно повезло в том плане, что он избежал религиозных войн.

Не думаю, что Пересвет начнет рваться в княжье войско. Он не дурак, хоть и честолюбив, поэтому понимает, что маленькому отряду без покровителя на передовой не место. Иначе постоянно будет оказываться на самом опасном участке сражения. И всё же лишнее напоминание не повредит, а к моему мнению старшие прислушиваются.

Немного потоптавшись на месте, я решительно, пусть и мысленно, плюнул на сложности и отправился спать. В конце концов, утро вечера мудренее, может, завтра ещё что-нибудь надумаю. Жизнь ведь меняется постоянно, она непредсказуема и ломает любые планы. Кто его знает, что случится завтра? Определенная склонность к фатализму неизбежна, без неё в здравом уме не остаться.

По большому счету, пока что для меня ничего не изменилось. Буду просто жить, как жил, и надеяться на лучшее.

Оглавление

Часть 1

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

Часть 2

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

Часть 3

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

Часть 4

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

Эпилог