Мир лабиринта и костей [Микки Хост] (fb2) читать онлайн

Мир лабиринта и костей

Пролог. Чем ночь темней

В зале Истины царил хаос, за которым Саул Бергенсен наблюдал с едва не мальчишеским любопытством. Он только-только вернулся в Орден спустя практически четыре месяца выслеживания и наблюдения за деятельностью эльфа, торгующего запрещёнными чарами. Насколько Себастьян знал, Саул наконец нашёл доказательства его связи с демонами и сумел выйти на трёх его покровителей, которыми уже занялись вампиры. Из-за этого Саул, конечно, был очень зол. Себастьян и сам был бы недоволен, если бы четыре месяца работы оказались под угрозой из-за передачи дела в другие руки, однако Саул всегда хорошо прятал своё недовольство.

— Даже немного обидно, что меня вызвали только сейчас, — наконец произнёс Саул, отрываясь от перил и поворачиваясь к ним. — Я бы посмотрел, как Третий издевается над вами.

— Над нами никто не издевался, — возразил Паскаль.

— У тебя ужасное настроение, так что я не верю.

— Он поспорил с Лили и проиграл, — пояснил Себастьян.

— Это ты виноват! Ты лишил меня денег!

— Никто не заставлял тебя ставить сразу тысячу.

— Я был уверен в твоей победе!

— Я тебе что, лошадь?..

Саул задумчиво кивнул и, сложив руки на груди, с чрезвычайно серьёзным видом сказал:

— Я хотел, чтобы вы рассказали мне, что за чертовщина творилась в последнее время, но теперь… Себастьян, я был уверен, что вы встречаетесь!

У Себастьяна дёрнулся глаз. Они что, издеваются над ним?.. Как можно говорить о его личной жизни, — несуществующей личной жизни, — когда меньше двенадцати часов назад трое сальваторов, никого не поставив в известность, исчезли?

Себастьян поначалу решил, что их, как и пару месяцев назад, отправят на поиски, перед этим нанеся магические метки, но лидеры коалиции, что странно, сразу же заперлись в зале собраний и несколько часов подряд допытывали Шераю и принцессу Сонал — единственных из особняка Гилберта, которые могли хоть что-то сказать. Себастьяна на собрание, разумеется, не пригласили, зато там были Август и Мирна, вместе с Саулом перенявшие командование Орденом на неопределённый срок. В последнее время Джонатан слишком часто позволял другим выполнять работу за него, но учитывая обстоятельства…

Нет, Себастьян не мог даже представить, что случилось. У него не было ни одной идеи. Если бы Третий попытался сбежать, потащил бы он за собой ещё одиннадцать человек? Вряд ли, да и Гилберт ни за что не оставил бы его без присмотра. Шерая, однако, всё ещё была на месте и, кажется, была готова сотрудничать, чего нельзя было сказать о принцессе Сонал.

— Ты мне всё объяснишь, — строго произнёс Саул, вперившись в него суровым взглядом.

Из-за тёмной повязки на левом глазу вышло, Себастьян признавал, и впрямь довольно строго. Много лет назад демоны выцарапали ему глаз, и хотя мужчина чувствовал себя прекрасно и без повязки, Мирна убедила его, что с ней прекрасно чувствуют себя юные искатели, которым не нужно смотреть на дыру вместо его глаза. Себастьян всегда считал таких людей слабохарактерными неженками.

— Но сначала кое-что проясним. Вы знаете, что трое сальваторов исчезли?

— Да, — выпалил Паскаль.

— И что вместе с ними исчезли ещё девять человек? В их числе Гилберт, Стефан, Марселин и Джонатан.

— И Кит, — для чего-то напомнил Паскаль, будто за несколько минут разговора они успели забыть имена всех, кого не досчитались этим утром.

— И Кит, конечно, — с чувством согласился Саул. — Мой милый мальчик, о котором я ни хрена не знаю. Так вот, это не исчезновение, а несанкционированная попытка спасти миры. Так вообще говорят?..

— Нет, — возразил Себастьян.

— Тогда я запатентую эту фразу, чтобы…

— Мистер Бергенсен, — прервал его Паскаль и напомнил: — Исчезновение сальваторов.

— Не исчезновение, а вполне спланированный Переход. Причём спланированный настолько, что никто до сих пор не может понять, откуда он был открыт. Третий сальватор рассказывал о визите Райкера, посланника Риндскавора, и просил помощи у коалиции, однако ему отказали.

— И он решил действовать самостоятельно? — уточнил Себастьян.

— Вместе с Первой и Четвёртым.

— Ну… Они же сальваторы, — напомнил Паскаль, нахмурившись. — Коалиция не может запрещать им что-либо делать. К тому же, с ними Гилберт и мистер Сандерсон.

— Вот именно. Гилберт и Джон. Как они на это согласились? Почему так быстро открыли Переход? Принцесса пересказала всё, что сказал Райкер, но я всё равно не понимаю…

— Мы понятия не имеем, кто такой Райкер и что он сказал.

Саул растерянно моргнул, уставившись на них. Потом выражение его лица изменилось, стало более расслабленным и даже снисходительным. Несмотря на всю лояльность Саула и его нестандартный подход к поискам, который нередко помогал Ордену, Себастьян ненавидел это снисходительное выражение лица. Помнил и ненавидел с самого детства.

— Я не имею право разглашать эту информацию, но хочу, чтобы вы знали: сальваторы покинули этот мир не из-за мелкой прихоти. Сакри и боги ведут их, и Гилберт с Джоном, кажется, вполне верят в это… Как странно даже думать о том, что Гилберт может быть заодно с Третьим.

— Очень мило, что вы нам доверяете и всё такое, — неуверенно пробормотал Паскаль, покосившись на Себастьяна, — но почему мы?

— Потому что вы лучшие из всех, кого я знаю, и уж точно сможете мне помочь.

Себастьян знал, что это лишь частичная правда.

— Ты хочешь доказать моему отцу, что прав?

— Вторая причина. Вторая! А кто ещё может помочь, если не вы?

Себастьян поджал губы, переглянувшись с Паскалем, на лице которого отражалась настоящая паника.

— У меня есть поиски, — пробормотал он таким тоном, будто извинялся за это и обещал сию же секунду отказаться от каждого.

— Поиски для семьей Дорнер и Эттвуд связаны общим делом тысяча девятьсот семьдесят второго года, когда Оллин сорвал крупную сделку между двумя феями, имена которых мы так и не выяснили.

— Что?.. Как вы…

— Оллин не всегда был таким уникальным и незаменимым. Он фактически вырвал бизнес из чужих рук, и теперь, когда Оллина нет, — спасибо, Себ, отлично поработал, — его место пытаются занять.

Паскаль аккуратно покосился на Себастьяна, пытаясь понять, не перекосило ли его из-за ужасного сокращения его имени, и только после, убедившись, что он остался спокойным, спросил:

— И как мы с этим связаны?

— Семейные реликвии Дорнеров и Эттвудов были утеряны почти пятьдесят лет назад, так что если бы зацепки, которые у тебя есть, были бы настоящими, ты бы уже давно завершил поиск. Кто-то занимается тем, что распространяет поддельные реликвии, мои дорогие. Реликвии, полные хаоса и магии.

Себастьян не хотел выдавать себя, — когда он вообще позволял себе чересчур много эмоций или переживаний? — но слова Саула его удивили. Себастьян угробил целый месяц и практически похоронил свою репутацию приличного искателя, пытаясь отыскать хотя бы одно доказательство того, что Сибил подменила Бальмунг, и теперь, когда она мертва, зашёл в тупик. Однако Саул, никогда не лгавший им, в отличие от Августа или Мирны, наконец поделился деталями своего поиска — значит, точно знал, чем Себастьян занимался. Он бы, пожалуй, даже разочаровался, если бы Саул сказал, что понятия не имеет, за какое дело он взялся.

— Но теперь я связан по рукам и ногам, — с мученическим тоном выдавил Саул, — и займусь внутренними делами Ордена, пока Мирна и Август продумывают убийство Джона. Ладно, шутка, — легко исправился он, заметив, как испугался Паскаль. — Просто им доверяют больше, чем мне, я же только что вернулся… В общем, милые мои, хочу, чтобы вы держали меня в курсе. Занимайтесь своими поисками, но если что всплывёт по поддельными реликвиям — сообщайте мне.

Себастьян не планировал спрашивать, — по крайней мере, до тех пор, пока Паскаль не оставит их одних, — однако Саул, будто прочитав его мысли, снисходительно добавил:

— Да, Себ, и Бальмунг может считаться такой реликвией.

— Твой поиск как-то связан с ним?

— Нет, просто слышал, что ты встречаешься с Зельдой и…

— Мы не встречаемся, — скрипнул зубами Себастьян.

— Тогда почему ты помогаешь ей с Бальмунгом? Это слишком странно для тебя. Так что давай, расскажи мне всю правду.

— Я не обсуждаю свои дела ни с кем, даже с тобой.

— Но обсуждаешь с Зельдой, — кашлянул Паскаль.

— Ещё одно слово, и ты завалишь каждый свой поиск.

Паскаль скривился, но, заметив многозначительный взгляд Саула, вздохнул и, пообещав помалкивать о том, что «мистер Бергенсен опять всё разболтал», направился к лестнице.

— На самом деле Август просто решил, что я могу как-то повлиять на тебя, — честно сказал Саул. — Знаешь, он так и сказал: «Саул, он слушает только тебя, потому что ты очень авторитетный и…»

— Он такого не говорил, — возразил Себастьян.

— Правильно, не говорил. Но сказал, что ты стал странным.

Себастьян беззлобно усмехнулся, на долю секунды почувствовав нечто, похожее на обиду. Самую настоящую детскую обиду, которая охватывает только неразумных детей. Себастьян давно научился не ждать от Августа ни поддержки, ни похвалы, но почему-то каждый раз, когда этого не происходило, неприятно удивлялся. Будто Август мог измениться по щелчку пальцев и внезапно стать хорошим отцом, которого действительно беспокоит его старший сын.

— Учитывая, что на кровь ты реагируешь так же безэмоционально, как и на мои любимые конфеты, я согласен, что ты немного странный. Но ты же знаешь Августа.

— Будешь пытать меня, пока я во всём не сознаюсь?

— Нет, не мой метод. Предпочитаю не влезать в чужой конфликт ровно до тех пор, пока под угрозой не оказывается чья-нибудь жизнь. Так что дерзай, занимайся своими поисками, которых, я знаю, на самом деле нет, и ищи настоящий меч своей подружки. О, нет, прости, — исправился Саул, опустив плечи. — Забыл, что она не твоя подружка. Хотя я не понимаю, почему.

— Ты вернулся чтобы управлять Орденом или доставать меня?

— Одно другому не мешает! Есть шанс, что ты столкнёшься с тем же, чем занимался я, так что хочу быть уверен, что ты готов. Поверь, Себ, я находил ужасные реликвии, а ведь всё началось с запрещённых чар! Никто не знает, что будет дальше, поэтому я и хочу понять, насколько сильно ты влез в это дело. Хочу быть уверен, что ты не пострадаешь.

Он не просто влез в это дело, он утонул в нём, и не осталось ни единого шанса на спасение. Искатели начали терять к нему доверие, хороших поисков, которые помогли бы ему восстановить репутацию, не было. Себастьян никогда бы не подумал, что провальное дело так сильно скажется на нём. Он знал о десятках поисков, закончившихся катастрофами, и считал, что искатели, оставившие Орден после этого, были лишь слабаками и трусами, которые не справились с возложенной на них ответственностью. В отличие от них, Себастьян всегда знал, когда нужно остановиться или обратиться за помощью, всегда доводил каждый поиск до конца, в идеальном виде, без единого вопроса, к которому можно было бы придраться.

По крайней мере, так было вплоть до аукциона-бойни, и теперь Себастьян медленно тонул.

— Из-за подмены меча мы потеряли драгоценное время, которое стоило жизни многим землянам, — сказал он, посмотрев на Саула. — Так что либо я найду настоящий Бальмунг и того, кто подменил его, либо научусь воскрешать людей.

Скорее боги, где бы они ни были, обратят свой взор на них, простых смертных, чем Себастьян признает, почему до сих пор не остановился на самом деле.

Часть I: Взлёт. Глава 1. Тем ярче звёзды

Часть IВзлёт

Не терять равновесие

Мне сложно, мне больно, мне страшно, мне весело,

А ты в себе разберись, и

Каждый от чего-то зависим.

— pyrokinesis, «Зависимость»

Если верить Фортинбрасу, Дикие Земли были довольно недружелюбным местом, в котором полным-полно демонов, а магия имеет ограничения, которые накладываются и на сальваторов. Даже Пайпер пришлось несладко, хотя её Силу этот мир очень долго подавлял, а она отвоёвывала магию обратно.

Однако Стефан не чувствовал никакого давления. Только ветер, приносящий тепло, запах соли, будто где-то недалеко было море, и совсем лёгкое покалывание по всему телу — небольшой побочный эффект Перехода, о котором он забыл. Райкер исчез сразу же, как только перенёс их, и Фортинбрас, задумчиво оглядывающийся по сторонам, кажется, пока не планировал двигаться дальше. Может, как раз-таки из-за магии, которая была ограничена. Может, из-за того, что чувствовал: что-то не так. Стефан отпустил свою магию, позволил ей изучать местность вокруг, — голую землю, изрытую глубокими трещинами, поваленные, вырванные с корнем деревья и развалины какого-то тёмного строения, — пока сам терпеливо ждал, пока кто-нибудь скажет хоть что-нибудь.

На самом деле Стефан бы предпочёл остаться во Втором мире и решать все проблемы оттуда. Но переубедить Марселин и уж тем более сказать ей, будто она не имеет права соглашаться с предложением Николаса — чистое безумие. Как бы сильно Стефан ни хотел, чтобы она не рисковала собой, она сделает это, потому что уже всё решила. И единственное, что мог сделать Стефан, так это быть рядом, чтобы помочь всеми возможными способами. Даже если это означало нахождение в мире, который может попытаться убить их, с магией, на которую нельзя надеяться на все сто процентов. Главное, что он рядом и сделает всё, чтобы помочь Марселин.

Она, в отличие от него, с плохо скрываемым восторгом оглядывалась по сторонам. Когда-то Стефан провёл её в Первый мир, на празднество у Лайне, но у неё не было возможности изучить хотя бы крохотную частицу Сигрида. Теперь же она, пройдя через второй в своей жизни Переход, была в совершенно ином мире и, кажется, совершенно не понимала, что им делать, но ничуть из-за этого не волновалась. Ему бы такое отношение — пусть Стефан и не чувствовал давления мира, он отчётливо ощущал напряжение Фортинбраса и лёгкий страх, которым с каждой секундой становился всё сильнее.

Наконец сальватор, перестав оглядываться, двинулся вперёд, но остановился спустя мгновение. Николас, с неподдельным интересом изучавший всё вокруг, насторожился.

— Ты чувствуешь это? — спросил Фортинбрас, не поворачивая головы.

— Ага, — тут же отозвалась Стелла, старательно принюхиваясь. — На северо-западе, кажется.

— Да? — с лёгким удивлением уточнил Фортинбрас, посмотрев на неё. — Невероятно. Я не могу понять… Секундочку. Клаудия, ты что-нибудь слышишь?

— Кроме твоих непонятных вопросов? Да, пожалуй, — ответила она, не давая ему даже возможности отреагировать на её колкость. — Десятки мертвецов, проклятия, обещания, молитвы. Северо-запад, как и сказала Стелла.

— О чём вы вообще… — начал было Гилберт, но тут вскрикнул, дёрнувшись всем телом.

Фортинбрас, магия которого была подобна взрыву, стоял перед ним с зажатой в руке стрелой, которая едва не угодила Гилберту в голову. Сальватор, быстро оглядев его лицо, — будто не знал, что Гилберт сразу же спрячет иррациональный страх, — провёл пальцем по наконечнику стрелы. Стефану пришлось напрячь зрение, чтобы увидеть крошечные сигилы на древке, рассыпавшиеся под воздействием Времени.

— Я знаю, что ты здесь, — неожиданно громко произнёс Фортинбрас, всё ещё осматривая стрелу. — Удивлён, что у тебя нашлись силы для таких сложных чар… Хватит прятаться, Мелина. У меня хорошие новости.

Стефан ничего не слышал и не чувствовал. Казалось бы, даже ветер стих. Фортинбрас, в последний раз тщательно оглядев стрелу, провёл пальцем от оперения к наконечнику, и из-под него тут же вырвалась тонкая полупрозрачная нить, сиявшая голубым. Нить протянулась вперёд, мимо развалин и деревьев, к невысокой груде камней, воздух над которой странно исказился. Стефану пришлось напрячься, чтобы разглядеть практически невидимые сигилы, скрывавшие чужое присутствие.

— Что он делает? — шёпотом спросила Марселин.

— Снимает чужие чары, — так же тихо ответил Стефан. — Не знаю, почему он сразу их не заметил, но…

— Потому что это чары иного уровня, — прервал его Фортинбрас, не поворачивая головы. — Магия возвращается, и чары становятся сильнее.

— Магия… что? — удивилась Пайпер. — Но я ничего не чувствую. Всё так же, как раньше.

— На нас ещё остался след вашего мира. В прошлый раз было так же — ты не сразу начала чувствовать давление Диких Земель.

— Но они так и не подавили мою магию.

— И не подавят даже сейчас. Магия возвращается, — чуть громче повторил Фортинбрас, — и я советую тебе снять все чары, Мелина, пока я не сделал этого сам.

Прошло, казалось бы, меньше секунды, — Стефан даже моргнуть не успел, — как воздух начал искажаться. Из пустоты стали появляться десятки людей, взявшие их в кольцо, с нацеленным на них оружием и магией, которая искрилась в глазах двух-трёх человек и постепенно растекалась рядом с ними. Всполохи были незначительными, редкими, но если верить Фортинбрасу, даже этого было достаточно.

Магия и впрямь возвращалась в Дикие Земли.

— Хочешь, я тебя обрадую? — с улыбкой спросил Фортинбрас, не отрывая взгляда от невысокой девушки с короткими розовыми волосами. Она держала наготове лук и, кажется, не собиралась его опускать.

— Докажи, что это ты! — грозно выкрикнула она.

Стефан ощутил, как напрягся Николас, будто вот-вот был готов использовать Движение и скрыться, чтобы после неожиданно напасть. Фортинбрас, однако, оставался спокойным.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Яви Арне. И Лерайе, — добавила девушка секундой позже, стрельнув глазами в сторону Пайпер.

Фортинбрас вздохнул и, покачав головой, посмотрел на Пайпер. Она выгнула брови, будто о чём-то спрашивала, но, не дождавшись ответа, закатила глаза. Николас в ту же секунду влез между ними и начал яростно шептать о том, что он ничего не понимает. Стефан убедился в правдивости этих слов лишь после того, как прямо перед ним появилась Рейна — Николас удивлённо уставился на неё и открыл рот, не способный выдавить ни слова.

— Теперь ты довольна? — проворчала Рейна, смотря на девушку с луком, Мелину, из-под нахмуренных бровей. — Или мне нужно разломать тебе кости, чтобы ты поверила нам?

— Рейна! — испуганно пискнул Николас, подскочив к ней. — Не надо!

— Эта сучка меня бесит, — прошипела ему Рейна. Стефан не представлял, слышит ли их Мелина, особенно с такого расстояния, но заметил, как её руки дрогнули. — Мы пришли спасать их, а они смеют стрелять в нас! Только я могу угрожать Гилберту, ясно?

— Что, прошу прощения? — непонимающе пролепетал Гилберт.

— Закрой рот, пока я не вырвала тебе язык!

— Рейна! — взмолился Николас. — Пожалуйста, хватит! Мы же договорились.

Стефан, не сдержавшись, нахмурился и посмотрел на Марселин.

— И вот ему ты хочешь помочь?

— Брось, — тихо ответила она, жалостливо приподняв брови. — Николас хороший парень. Ты же знаешь, Рейна немного… резкая.

Не то чтобы Стефан был настроен против Рейны и уж тем более против Николаса. Однако в первую очередь он думал именно о Марселин и, как он надеялся, она понимала это. Они только-только пришли к хоть какому-то соглашению и попытались начать строить свой мир заново, и Стефан не хотел, чтобы всё рухнуло.

Но это могло случится, пока Рейна, к которой уже присоединились Арне и Лерайе, прожигала Мелину сосредоточенным взглядом. Стефан ощущал, как магия сакри медленно наполняет собой пространство, давит на тело и разум, и то же наверняка ощущала Мелина, взгляд которой изменился. Она выждала ещё несколько секунд, в течение которых внимательно разглядывала сакри, а когда те исчезли, растворившись в тумане, вскинула руку.

— Вы вернулись, — заключила она ледяным тоном.

— Мы вернулись, — подтвердил Фортинбрас, — и мы бы хотели убраться отсюда. Чем быстрее, тем лучше.

Стефан ещё раз огляделся, стараясь не обращать внимания на напряжение Гилберта, который то и дело косился на сальваторов, или настороженность Джонатана, который всё ещё сверлил взглядом место, где только что были сакри. Как бы сильно Фортинбрас ни пытался скрыть свои чувства, Стефан видел, как ему неприятно находиться здесь, среди тёмных развалин, пропитанных магией и хаосом. Здесь случилось нечто, что навсегда впиталось в землю, но что успешно ограждалось возвращающейся в мир магию, но что — Стефан не знал. Ни Фортинбрас, ни Пайпер так и не рассказали о том, как именно им удалось открыть Переход во Второй мир. Словно это было тайной, которую они были обязаны тщательно оберегать.

Мелина, приказав своим людям не двигаться с места, медленно приблизилась и, остановившись в трёх метрах от Фортинбраса, вздёрнула подбородок и спросила:

— Кто все эти люди?

— Ракатаны.

— Кто?

— Ракатаны, — терпеливо повторил Фортинбрас. — Якоря, которые привяжут наши души и тела.

Мелина скрипнула зубами.

— Я не понимаю.

— Я расскажу обо всём леди Эйлау.

— Ты думаешь, я позволю им всем войти в город?

Стефан уловил, как мгновенно изменилась атмосфера. Фортинбрас, натянув на лицо вежливую улыбку, наклонился к Мелине и тихо, но настойчиво произнёс:

— Разве я спрашивал твоего разрешения? Не забывай, с кем говоришь, Мелина. Я — Третий сальватор, а не твой подчинённый, и ты проводишь нас в Тоноак.

По спине Стефана пробежали мурашки. Он никогда не видел, чтобы Фортинбрас менялся так быстро. Он вообще никогда не видел, чтобы тот был чрезвычайно настойчив, холоден и отстранён одновременно. Маска, которую он надел всего на секунды, больше подходила Предателю, которым его выставляли столько лет, но не Фортинбрасу, который так старался заслужить доверие коалиции.

Мелина, наконец, кивнула, но через мгновение уточнила:

— Мои маги не так сильны, портал не откроют.

— С этим я справлюсь. Леди Эйлау сейчас в Тоноаке, верно?

— Да, — процедила Мелина в ответ. — Вернулась три дня назад.

— Хорошо. Я, если ты не против, не буду заставлять её ждать. Нам многое предстоит обсудить.

Не дожидаясь реакции Мелины, Фортинбрас повернулся к ним и вытянул руку в сторону. Портал, слегка дрожащий, ещё нестабильный, постепенно становился плотнее — туман по ту сторону сменялся очертаниями пустующих улиц, бело-серых зданий, огромного дворца, пока, наконец, не застыла одна картинка. Стефан даже не успел всё рассмотреть.

— Пусть магия и возвращается, открыть портал сразу в Омагу рискованно, — сказал Фортинбрас. — Так что сначала мы навестим леди Эйлау.

— Леди Эйлау? — озадаченно переспросил Гилберт. — Бывшую наследнице Сердца?

— Сейчас она управляет Тоноаком и считается сильнейшим магом среди фей. Нам может потребоваться её помощь.

Гилберт, что неудивительно, на его слова только фыркнул. Стелла, зарычав, метнула на него злой взгляд, и Гилберт ответил ей точно таким же. Клаудия смотрела на их молчаливую борьбу в течение нескольких секунд, показавшихся вечностью, и после, громко цокнув языком, первой направилась к порталу. Энцелад, чертыхнувшись, явно хотел остановить её, но не успел: Клаудия уверенно прошла в портал, а следом за ней тут же бросилась Стелла, схватив Гилберта за руку, утянув за собой с невиданной силой.

Пайпер напряжённо рассмеялась и, похлопав удивлённого Джонатан по плечу, сказала:

— Всё нормально, уверена, в этот раз обойдётся без проблем.

— В этот раз? — чрезвычайно высоким голосом переспросил Кит, но Пайпер уже ступила в портал.

***

Ни один здравомыслящий человек не будет радоваться возвращению к Дикие Земли так бурно, но Стелла никогда и не была здравомыслящей.

Мелина отправилась вместе с ними, оставив командование фее, которую Стелла не знала. Ей вообще казалось, что незнакомых лиц стало только больше, и все они смотрели на них, изучали, пытались понять, что они задумали… Стеллу это нервировало. Даже присутствие людей, которых просто нельзя было отослать, заставляло её нервничать. С Твайлой, которую Фортинбрас и Николас тщательно оберегали чарами, Китом и Марселин было как-то легко. Не сказать, что они были лучшими друзьями, но, по крайней мере, они не желали им смерти. К тому же, Марселин позаботилась о Клаудии, когда umbare, восставшие из пепла, напали на неё. Стелла всегда помнила, когда кто-то спасал жизнь одному из них.

И она всегда помнила злость и резкие слова, брошенные в их сторону. Гилберт был воплощением всего того, чего она не хотела видеть сейчас — будь её воля, Стелла бы запихнула его обратно в Переход, чтобы отсиживался во Втором мире и не мешал им. Но Фортинбрас доверился ему, и у Стеллы не было выбора. Даже если её злило, что он был предвзятым и не желал признавать свою неправоту, она должна была сделать всё от себя зависящее, чтобы из-за этой злости не пострадал Фортинбрас.

Стеллу также нервировали Стефан, Энцелад и Джонатан — ей никак не удавалось даже предположить, о чём они думают. И ей не нравилось, что Энцелад всюду следовал за Клаудией, будто был её тенью. Нервы Клаудии никогда не сдавали, но после нападения umbare это изменилось, и Стелла боялась, что вскоре она вновь сорвётся, как было это после того, как они узнали о шрамах и проклятии Фортинбраса.

Единственное, что радовало Стеллу, так это озадаченность и лёгкий страх остальных. Они впервые были в Тоноаке и, как она предполагала, даже не думали, что их встретят так тепло. Они, должно быть, до сих пор верили, что Фортинбраса боятся и презирают, что леди Эйлау, вставшая во главе Тоноака, не встретит его широкой улыбкой.

Стелла едва не повизгивала от счастья, когда портал закрылся за их спинами и отрезал их от места, где стояла Башня. Позади осталась выжженная земля, руины Башни и хаос, который феи тщательно ограждали чарами. Зато впереди была леди Эйлау со своей свитой, и её карие глаза посветлели до белого, когда магия отразилась в них.

— Ты раксов идиот! — радостно воскликнула леди Эйлау, подобрав юбку непышного платья и устремившись к ним.

Члены её свиты беспокойно зашептались, косясь на них. Стелла узнала длинный светлый коридор, в который их вывел портал, и предположила, что леди Эйлау только-только завершила очередное собрание, проходившее в зале за массивными дверями в конце коридора.

— О, да, — с умным видом согласился Гилберт. — Он идиот.

Стелла метнула на него недовольный взгляд. Из всех остальных только он подавал голос, не стеснялся комментировать происходящее и, казалось, был ничуть не удивлён тем, где они оказались. Его даже не беспокоили стражники, покинувшие свой пост и уже направившие на них своё оружие.

— Отставить, — приказала леди Эйлау, и феи тут же вернулись на свои места. — Мелина, милая, я очень рада, что ты проводила их.

— Но я ничего не сделала, — возразила Мелина. — Они просто появились там, и я…

— Ну-ну, — защебетала леди Эйлау, вскинув руку. Кольцо на каждом пальце, в котором она ранее хранила свою магию, теперь блистало исключительно из-за того, что было тщательно начищено. — Я ценю твою помощь, моя милая. Мы обязательно разберёмся с тем, как это произошло, но для начала… Ты знаешь, сколько прошло времени? — строго уточнила фея, посмотрев на Фортинбраса.

— Знаю, — тихо согласился он.

— И где тебя, позволь спросить…

— Не здесь, — прервал Фортинбрас. — И не сейчас.

— Нет, сейчас, — возразил Гилберт, возмущённо уставившись на него. — В чём смысл откладывать дело на потом? Давай, расскажи, для чего мы здесь.

Леди Эйлау нахмурилась, остановив взгляд на нём.

— Элементали великие, — выдохнула она. — Малыш Гилберт?

Стелла заметила, как к щекам Гилберт прилила кровь. Ну надо же, он смущался того, что его назвал малышом. Стелла, не стесняясь, тихо засмеялась.

— Элементали великие, — повторила леди Эйлау, — это и впрямь ты! Третий, милый, Киллиан знает?

Фортинбрас натянуто улыбнулся и, слегка поклонившись ей, ровно произнёс:

— Леди Эйлау, пожалуйста, не здесь. То, что я хочу вам рассказать, не предназначено для посторонних. Только для вас, сальваторов и их ракатанов. И для Клаудии, — добавил он, выпрямившись.

Леди Эйлау подозрительно сощурилась, оглядев каждого из них. Стелла представляла, насколько дико выглядит эта встреча. Они, поглощённые Башней, пропали почти на шесть месяцев, никак не давали о себе знать, а теперь вернулись вместе с людьми, половина из которых считались мёртвыми, а другая половина и вовсе состояла из простых землян. Не каждый день в Тоноаке появлялось всего двенадцать людей, способных одним присутствием смутить леди Эйлау. Её вообще ничем нельзя было смутить — поэтому она и встала во главе Тоноака и, судя по всему, отлично управлялась с буйными феями, которые, как и все остальные, остро ощутили неожиданную пропажу Третьего сальватора.

— Как ты сумел открыть Переход? — сведя брови, спросила леди Эйлау.

— Обо всём по порядку. Если не возражаете, пройдём в более уединённое место.

Леди Эйлау не возражала, а вот её свита, наоборот, была удивлена подобным заявлением. Они бы и дальше беспокойно шептались, обсуждая их, осуждая Мелину, которая должна быть в лагере за городом, если бы леди Эйлау не приказала заняться делами. Она также громко подозвала одного из мальчишек, маячившего совсем рядом, и приказала распорядиться об обеде на тринадцать персон. В животе Стеллы очень невовремя заурчало.

Ускорив шаг, она вслед за Фортинбрасом вошла в зал совещаний и принюхалась, улавливая запах сильных чар. Мелина не солгала: магия возвращалась в мир, и феи становились сильнее. Или же здесь ощущалась только магия леди Эйлау — она всегда была самым сильным магом Тоноака.

Клаудия с ледяным выражением лица прошла к круглому столу и заняла одно из мест. Её расфокусированный взгляд остановился на Николасе, который даже сейчас ни на шаг не отходил от Твайлы, а губы скривились, когда Энцелад, не говоря ни слова, замер за её спиной. С каждой секундой Стелла всё лучше понимала паршивый настрой Клаудии: если бы и за ней таскался кто-то вроде Энцелада, она бы давно завыла от отчаяния. Она и так едва мирилась с Зеном, который, к счастью, остался во Втором мире.

— Начнём с очевидного, — сказала леди Эйлау, едва стража закрыла за ними двери. — Почему ты привёл ко мне тварь?

Стелла моргнула, удивившись. Но после вспомнила, что, как бы сильно ни старался Фортинбрас, чары леди Эйлау были сильнее. Она — лидер Тоноака, сильнейший маг среди фей и бывшая наследница Сердца. Чары у неё в крови и усиливаются магией, когда-то дарованной Геирисандрой. Было глупо предполагать, что она не узнает, что Твайла — демоница.

— Её зовут Твайла, — миролюбиво улыбнувшись, сказал Фортинбрас и на шаг приблизился к ней, — и ей не нравится, когда её называют тварью.

— Не нравится! — свирепо согласилась Твайла.

— К тому же, она является ракатаном Николаса. Кстати, познакомьтесь, леди Эйлау. — Фортинбрас улыбнулся ещё шире и кивнул на Николаса, который тут же выпрямил спину и расправил плечи. — Николас, избранник Рейны.

Леди Эйлау изумлённо открыла рот, но не ничего не сказала. Стелла, уже раздразнённая одним только упоминанием обеда, легла на стол, вытянув руки, и попыталась собрать остатки своего спокойствия воедино.

— Объяснись! — вдруг рявкнула фея, сверкнув посветлевшими из-за магии глазами. — Сейчас же, пока я не казнила вас всех!

Стелла сомневалась, что это возможно, — хотя, наверное, она могла бы казнить всех остальных, — но всё же насторожилась. Фортинбрас, однако, переглянувшись с Пайпер, щёлкнул пальцами. В воздухе мгновенно вспыхнули тысячи сигилов, сияющие голубым светом. Стелла присмотрелась и поняла, что они формировали барьеры и чары, которые ограждали зал совещаний изнутри.

Просто невероятно. Раньше бы Фортинбрас вручную рисовал каждый сигил, но теперь, когда магии стало больше, ему было достаточно лишь прочитать Время этого места и тут же воссоздать все барьеры и чары. Стелла знала, как работает его магия, и потому была уверена — именно так он и поступил. Но она не знала, что он опустит многие детали и начнёт сразу с появления Райкера.

Стелла старалась внимательно слушать, но отвлекалась едва не каждую секунду. Она то смотрела на лица остальных, пытаясь угадать их эмоции, то принюхивалась, пытаясь понять, откуда тянется запах солёной воды. В какой-то момент она настолько погружалась в свои мысли, что начинала смотреть в пространство перед собой, не моргая, чем даже насторожила Кита. Он, что странно, не оглядывался по сторонам, не изучал помещение. Не вёл себя так, как от него ожидала Стелла. Просто сидел рядом с Пайпер и иногда то ли спрашивал у неё что-то, то ли глупо шутил. Стелла не понимала, потому что иногда Пайпер смеялась, а иногда бросала на него убийственные взгляды. Зато она хорошо чувствовала, насколько Кит напряжён.

— Если ты сейчас же не скажешь мне, что это шутка… — произнесла леди Эйлау злым голосом, когда Фортинбрас закончил свои объяснения.

— Всё, что я сказал, чистая правда. Попросить Арне повторить?

— Нет уж, увольте, — проворчала фея, покачав головой. — Одного не понимаю, как… Как это вообще возможно? Первый Переход ты открыл сам или это сделал Райкер?

Пайпер вдруг оживилась и уставилась на Фортинбраса. Он, будто почувствовав её взгляд, повернулся и непонимающе посмотрел на неё в ответ.

— Разве ты смог бы открыть Переход тогда?

— Не уверен, — немного подумав, произнёс Фортинбрас.

— А когда мы будем есть? — громко вздохнув, уточнила Стелла. — Я голодная. Гилберт жадный и за ужином не покормил нас нормально.

Гилберт рыкнул, резко повернувшись к ней, и Стелла, показав зубы, зарычала громче него.

— О, нет, милая, обед отменяется, — жёстко подвела леди Эйлау, приложив пальцы ко лбу. — Если это правда, то… Да, да, нужно проверить Некрополи. Но около двух недель назад вход в наш Некрополь исчез.

Фортинбрас изумлённо уставился на неё. Даже Стелла, с каждой секундой хотевшая есть всё сильнее, затихла, остановив взгляд на фее.

— Мы не нашли врат, — пояснила она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Они просто… исчезли. Мы не смогли войти в Некрополь.

— Покажи мне, — потребовал Фортинбрас, мгновенно отбросив все формальности.

Леди Эйлау, сощурившись, протянула ему руку. Фортинбрас коснулся её запястья и замер, уставившись на сияющие кольца на пальцах феи. Стелла против воли передёрнула плечами.

Она помнила, как ощущается магия Третьего. Холод, лёд, северный ветер, далёкий шум прибоя. Всё это проникало под кожу, вгрызалось в кости, забирало воздух из лёгких. Ощущение его магии могло быть успокаивающим и приятным, и Стелла надеялась, что сейчас Фортинбрас аккуратен. В конце концов, леди Эйлау их союзница.

Спустя несколько секунд напряжённой тишины Фортинбрас отпустил её руку и, нахмурившись, задумчиво уставился перед собой. Стелла ждала, чувствуя, как от волнения у неё скручивает внутренности. Несмотря на важность и масштабность задачи, которую перед ними поставил Райкер, она надеялась немного отдохнуть. Хотя бы пару часов. Ей хотелось наесться, выспаться, побегать по территории дворца или вырваться на улицы Тоноака, чтобы почувствовать себя в своей тарелке.

— Ты что, — подал голос Джонатан, — надеялся попасть в Некрополь прямо сейчас?

— Это разумно, господин Сандерсон, — возразил Фортинбрас. — Нет смысла откладывать дело, если мы можем начать его прямо сейчас.

— Но мы не можем, — напомнил Джонатан. — Этот Некрополь не единственный, верно?

— Да, есть ещё несколько, и они все связаны между собой магией и хаосом. Но если врата одного вдруг исчезли… Не исключено, что и другие могут исчезнуть. Нам нужно проверить их.

— Я не получала никаких новостей об этом, — произнесла леди Эйлау, начав беспокойно крутить одно из колец на пальце. — И в последний раз, когда я была в Омаге, мы с Киллианом лично проверяли врата. Всё было в порядке.

Гилберт вдруг нахмурился и, поведя носом, озадаченно посмотрел на фею. То ли ему не понравилось услышанное, то ли он понятия не имел, что Киллиан жив. Стелла точно знала, что второй вариант невозможен — Пайпер говорила ему об этом, да и Фортинбрас не раз упоминал, что Киллиан правит Омагой.

— Возможно, он пытается помешать нам, — задумчиво пробормотал Фортинбрас. — Я проверю Некрополь под Омагой сразу же…

— Ты хочешь открыть портал прямо сейчас? — с сомнением уточнил Николас. — Не уверен, что это хорошая идея. Если магия только начала восстанавливаться, то лучше немного подождать.

— Чем дольше мы ждём, тем выше шанс, что врата Некрополя исчезнут.

Стелла, разумеется, понимала, почему Фортинбрас хотел открыть портал сию же секунду, но не могла не согласиться с Николасом. В прошлый раз, когда Пайпер открыла портал в Омагу, для неё это едва не окончилось смертью. Что, если и Фортинбрасу станет хуже? Открыть портал в Тоноак, который был не так далеко от места, куда их вывел Переход, и в Омагу на севере — это совершенно разные вещи.

— О, элементали… — вздохнула леди Эйлау, ущипнув себя за переносицу. — Я помогу, но лишь в том случае, если ты объяснишь всё ещё раз. Во всех деталях. Начиная с того, как вы выбрались из Башни.

Стелла заметила, как вздрогнул Фортинбрас. Клаудия нахмурилась и поджала губы, остановив на фее взгляд, прожигающий до костей. И только Пайпер, казалось, не удивилась этому заявлению. Она расслабленно прислонилась к спинке стула и, улыбнувшись, — хотя Стелле показалось, что эта улыбка была натянутой, ненастоящей, — сказала:

— Я хотела открыть портал, но открыла Переход.

— Как ты смогла собрать так много магии? — тут же уточнила леди Эйлау.

— Она ведь строится на эмоциях.

Больше она ничего не сказала. Пайпер даже не ответила на обеспокоенный взгляд Джонатана, который подошёл ближе и наклонился к ней, будто хотел что-то уточнить. В отличие от него, да и вообще от большей части присутствующих, Стелла не нуждалась в объяснениях. Она знала, почему эмоций Пайпер было достаточно для открытия Перехода.

***

— Молодец, — едко отозвалась Клаудия, едва только портал закрылся. — Ты просчитался.

— Спасибо, что указала на мою ошибку, — устало ответил Фортинбрас. — Я же совсем не понял, что открыл портал не туда.

Гилберт не сумел сдержать злорадного смешка. Сальватор так рвался как можно скорее открыть портал в Омагу, — хотя сделать это удалось только через два часа, когда леди Эйлау выпытала из них все подробности, которыми они смогли поделиться, — что теперь, когда его магии оказалось недостаточно, выглядел расстроенным и даже пристыженным. Фортинбрас говорил, что сумеет открыть портал сразу во дворец, но они оказались где-то в городе, а громада дворца возвышалась впереди, на огромном расстоянии от них.

А ещё здесь были люди. Гилберт не сразу обратил внимание на оживлённость, царящую на улице. Он даже не сразу понял, что узнаёт саму улицу. Дома, их расположение, количество этажей… Всё казалось знакомым, из-за чего Гилберт растерялся. Из слов Фортинбраса он так и не понял, в каком виде была Омага сейчас, и даже не предполагал, что она совсем не изменится. Он видел высокие здания с башнями, стеклянными и белокаменными крышами разных форм, мосты, разделяющие каналы с водой, статуи, священные деревья, храмы со стенами, исписанными сигилами. Всё было практически так же, как и в Омаге, которую помнил Гилберт.

— Ну, ты обещал мне прогулки, — вдруг сказала Пайпер, посмотрев на Фортинбраса. — К тому же, сам поставил здесь уйму барьеров, которые не позволяют свободно открывать порталы где вздумается. Так что расплачивайся.

Гилберт скрипнул зубами, когда Фортинбрас, подумав немного, согласно кивнул. Боги милостивые, он что, совсем идиот? В чём был смысл так рваться сюда, а теперь отказываться попробовать снова, чтобы оказаться в нужном месте как можно скорее?

Никого не дожидаясь, Клаудия пошла вперёд. Энцелад, оглянувшись на Гилберта, последовал за ней. Твайла, внешний вид которой всё ещё скрывали чары сальваторов, крепко вцепилась в руку Николаса и, казалось бы, была готова взглядом прожечь каждого, кто будет смотреть на неё дольше одной секунды.

Возвращение в Омагу Гилберт представлял совершенно иначе. Это был его город, его народ, который он должен был защитить, но сейчас… Никто не смотрел на него. Даже когда Стелла громко крикнула, чтобы он не отставал, когда назвала его по имени, никто из людей, собравшихся в любопытную толпу, не посмотрел на него. Люди останавливались, во все глаза смотрели на Фортинбраса, идущего впереди, и, что самое дикое, улыбались. Ему.

Они улыбались, будто были рады видеть его. Фортинбрас улыбался в ответ, успевая старательно оглядываться по сторонам, будто выискивая что-то. Когда спустя несколько секунд он поднял руку и быстро нарисовал в воздухе сигил, Гилберт понял, что он на ходу проверял чары и барьеры, которые защищали Омагу изнутри. Когда возле него оказывались люди, которые, судя по одежде и оружию, были рыцарями, он спрашивал их о чём-то, отвечал на их вопросы и постоянно напоминал, чтобы никого из его спутников не смели даже пальцем касаться. Но никто из прохожих и не пытался: они только радостно кричали на двух языках, сигридском и ребнезарском, обсуждали, почему сальватор пропал и явился только сейчас, и говорили, что это повод для праздника.

Гилберта передёрнуло, когда он об этом услышал. Как они могут радоваться возвращению Третьего? Пайпер говорила, что он был сильнейшим магом Диких Земель — следовательно, его исчезновение сильно ослабило этот мир. Он бросил их на произвол судьбы, а сейчас вернулся и улыбался так, будто всё так и должно быть.

Когда Гилберт услышал в толпе имя Стефана, его передёрнуло ещё раз. Он оглянулся на мага, который выглядел не менее озадаченным, и заметил, как он крепче сжал руку Марселин, с восторгом смотрящую по сторонам.

Почему? Почему они приветствовали Фортинбраса, Стефана, которого явно узнали, и даже Пайпер? Почему приветствовали Стеллу и Клаудию? Это неправильно. Их король — Гилберт.

Почему они даже не смотрят на него?.. Всё должно было пройти совсем не так.

Гилберт шумно втянул воздух, чувствуя тысячи разных запахов. Люди, великаны, феи и эльфы, магия, чары, драу — он чувствовал всё и всех. Пахло хвоей, солёной водой, — Гилберт не понимал, как это возможно, раз в этом мире Омага не стояла на берегу океана, — металлом и кровью. Пахло едой, прекрасный аромат которой тянулся из многих домов, мимо которых они проходили. Гилберт заметил, что на этот запах Стелла реагировала быстрее всего: тут же поворачивала голову к нужному дому и, громко вздыхая в течение нескольких секунд, бежала заКлаудией, уверенно ведущей их ко дворцу. Тот приближался с каждой минутой, и Гилберт чувствовал, как начинает волноваться.

Он должен был испытывать радость, зная, что вот-вот окажется на территории дворца, где родился и вырос. Этот дворец принадлежал ему по праву крови, и никто не мог с этим спорить. Так почему он волновался?

Гилберт был готов ко всему, и Шерая помогла ему убедиться в этом. Даже если сейчас её не было рядом, он знал, что она поддержит любое его решение. Пожалуй, только из-за этого Гилберт и сказал, что ей лучше остаться во Втором мире — коалиция нуждалась в сильных магах куда больше, чем они сейчас. Хотя Гилберту нравилось, что Шерая могла поставить на место кого угодно, даже Фортинбраса.

Прямо сейчас тот, приветственно махнув рукой группе рыцарей возле раскрытых дворцовых ворот, прошёл мимо них. Гилберт, стараясь держаться поближе, едва не врезался ему в спину, когда Фортинбрас остановился. Он посмотрел на него и, выждав секунду, уточнил:

— Неужели принц не будет приветствовать свой народ?

— Я король, — резко возразил Гилберт, смотря ему в глаза.

— Король — Киллиан, а вы здесь лишь принц. Запомните это, Ваше Высочество, иначе попадёте в неприятности.

Злость Гилберта вспыхнула с новой силой, но Фортинбрас, одарив его снисходительно улыбкой, направился дальше. Он не отвечал на приветственные крики, встревоженный шёпот и косые взгляды, направленные на них. Он, казалось, вознамерился игнорировать всех и каждого вплоть до момента, пока не встретится с Киллианом. И только мысль о дяде, который явно мог помочь Гилберту лучше, чем сальватор, заставила его двигаться следом.

«Ты делаешь это ради всех миров, — твердил себе Гилберт, осторожно оглядывая огромное пустое пространство перед дворцом, украшенное скрюченными деревьями, статуями и древними алтарями для ирау и драу. — Только ради миров».

Неважно, что думает Фортинбрас, что он издевается, называя его принцем. Это просто глупо, потому что все знали, что королём на самом деле является Гилберт. И он, будучи настоящим королём, мог стерпеть что угодно ради своего народа и миров, которые они пытались спасти.

Поэтому он предпочёл не высказывать возражений, в отличие от Кита и Николаса, когда почти дюжина рыцарей окружили их, направив на них мечи. Гилберт совершенно спокойно оглядывал до боли знакомые дворцовые башни, лестницы и строения, светло-серые шпили и знамёна рода Лайне — орла, расправившего крылья на фоне скрещенных мечей. Гилберт надеялся, что оставить их нетронутыми приказал Киллиан, иначе…

Внезапно среди облаков что-то мелькнуло. Какое-то тёмное пятно, размерами напоминавшее крылатого демона. Гилберт сглотнул, поначалу решив, что ему лишь показалось. Фортинбрас говорил, что небо в этом мире всегда закрыто тучами, но небо над Тоноаком было относительно чистым.

Гилберт постарался незаметно оглянуться и увидел, как Твайла сосредоточенно вглядываться в небо — точно туда, куда смотрел он. Она заметила его взгляд и, нахмурившись, покачала головой, затем ещё крепче вцепилась в руку Николаса. Её опасения за собственную жизнь порадовали бы Гилберта, если бы он не понимал, что сам находится под угрозой. Как и каждый из них.

— Отставить! — крикнул кто-то, и рыцари синхронно отступили.

Вперёд выступил мужчина с короткими пепельными волосами и прищуренными синими глазами, которые мгновенно скользнули к Нотунгу, закреплённому на поясе Фортинбраса. Гилберту показалось, будто он уже где-то видел его.

— Возьми меч в руки, — приказал мужчина.

Фортинбрас, ни слова не говоря, подчинился. Злость Гилберта стала лишь сильнее, когда Нотунг послушно лёг ему в руку и не отверг его. «Это неправильно», — хотел возразить он. Нотунг был священным мечом, который всегда отвечал только крови. Он не мог признавать кровь Фортинбраса, не мог взывать к ней!

— Ну надо же, — улыбнулся мужчина, — я уж было решил, что ты никогда не вернёшься.

— Где Киллиан и Джинн? Я должен встретится с ними. Сейчас же.

Мужчина вдруг побледнел и, оглядев их растерянным взглядом, едва заметно покачал головой.

— Я сообщу Его Величеству, что его генерал вернулся, но Джинн… Кое-что случилось, Третий.

***

Поднимаясь по лестнице, ведущей к башне, в которой жил Джинн, Пайпер испытывала чувство дежавю. Даже Кит, который плёлся рядом с ней, не разбивал уже возникшей иллюзии: она, едва способная соображать после тренировки Магнуса, идёт к Джинну, чтобы позаниматься с ним магией. Может быть, он опять выдаст ей книги, которые нужно прочитать, а сам отправит слугу за завтраком… Да, это было бы замечательно.

Единственное, что Пайпер не нравилось — это напряжённость Маруна. Он был тем, кто встретил их, и теперь он вёл их с таким лицом, будто увидел мертвецов. Клаудия сказала, что займётся размещением всех остальных и ответит на все вопросы, которые успели появиться после их возвращения, хотя она наверняка хотела встретиться с Джинном не меньше Пайпер. Дядя Джон, как и Стефан с Марселин, остались с ней, Гилберт, Твайла и Николас поплелись за ними. Твайла всё ещё была тщательно защищена чарами Фортинбраса и Николаса, но предпочитала держаться рядом с ними, чтобы лишний раз не рисковать. При этом она с интересом осматривалась, пока они шли по дворцу и поднимались по лестнице к башне, и ни на секунду не переставала запоминать дорогу. Гилберт, судя по его напряжённому лицу, делал то же самое.

Марун раскрыл двери, ведущие в комнаты Джинна, и Пайпер заулыбалась, как идиотка. Она даже не представляла, что будет так сильно скучать по этому бардаку, книгам на каждом углу и ощущению его магии…

Пайпер остановилась, как вкопанная. Фортинбрас замер следом. Стелла, нахмурившись, принюхалась.

Пайпер не чувствовала магии Джинна. Были её слабые отголоски, следы, которые, должно быть, оставила и она в покоях, которые занимала, но здесь… Здесь больше не было магии Джинна. Всё было на своих местах, будто он и не уходил, а магии отсутствовала. Марун сказал, что что-то случилось, но Пайпер не думала, что это связано с магией Джинном. Ей вдруг стало страшно.

— Идём, — тихо сказал Марун. — Вам нужно это увидеть.

Пайпер сглотнула и, стараясь унять волнение, направилась за Маруном. Она переживала абсолютно за каждого: за дядю Джона, который решил довериться ей в этот раз; за Эйса, оставшегося во Втором мире; за Гилберта, который с каждой секундой становился всё злее; за Фортинбраса и Стеллу, которые, кажется, начали понимать, что случилось что-то ужасное.

«Нет, нет, нет, — думала Пайпер, начав заламывать руки и едва не чувствуя, как напряжение наполняет воздух. — Только не Джинн, только не Джинн!»

Почему она больше не ощущала его магию? Почему здесь пусто, где, чёрт возьми, он пропадает и…

Марун привёл их на просторную балконную площадку, от которой шла ещё одна лестница — на крышу. Перил и ограждений, что странно, не было, поэтому Пайпер едва не прижалась к стене, надеясь не упасть. Зачем им подниматься так высоко? Она думала, что и так была в самой высокой точке всего дворца, когда Фортинбрас познакомил её с небесными китами.

Оказалось, что крыша, на которую они поднялись, была всего лишь небольшой площадкой между двумя шпилями, на которых были закреплены знамёна, трепыхающиеся на ветру. И здесь, почти у самого края, стоял Киллиан, хмуро смотрящий в небо.

— Киллиан! — радостно крикнула Стелла и тут же набросилась на него с объятиями. Великан покачнулся и, рукой уперевшись в стену рядом, удивлённо уставился на Стеллу.

Пайпер против воли рассмеялась — она и не думала, что будет так рада видеть Киллиана. Он всегда был холоден к ней, а если и начинал разговор, то исключительно снисходительным тоном. Раньше такое отношение бесило Пайпер, но сейчас она была рада.

Киллиан кое-как отцепил от себя Стеллу, вновь принюхавшуюся, и озадаченно уставился на них. Марун, пробормотав что-то о том, что у него есть дела, скрылся. Пайпер неожиданно чётко ощутила, насколько неловкой и странной была сложившаяся ситуация. Взгляд Киллиана сместился на Фортинбраса, он, казалось, был готов вот-вот разразиться гневной тирадой, — Пайпер уже видела этот взгляд и знала, что он не предвещал ничего хорошего, — но тут Киллиан заметил Гилберта. Волнение и страх Пайпер взлетели до небес.

— Элементали великие, — выдохнул Киллиан, мгновенно растеряв всю уверенность. — Как ты…

Совсем рядом с краем крыши что-то пронеслось. Большое и тёмное, источавшее магию, которую Пайпер никогда не ощущала. Она инстинктивно отступила на шаг и, сжав кулаки, подняла голову. Пятно, летевшее всё выше, становилось меньше и меньше, пока не остановилось — а мгновением позже, показавшимся ей вечностью, не рухнуло вниз. Пайпер разглядела раскинутые в стороны руки и ноги, как у человека, чёрную одежду и два огромных крыла, растущих из спины. Они были белыми, с золотой пылью на каждом крохотном пере, которую Пайпер разглядела лишь после того, как человек оказался в двух метрах от края крыши и посмотрел на них.

Сердце Пайпер рухнуло в пятки, когда Джинн улыбнулся и упал вниз. Она вскрикнула, подскочив к краю одновременно с Фортинбрасом и Стеллой, и вскрикнула ещё раз, когда Джинн пронёсся мимо них вверх.

Боги милостивые. Это был Джинн, и он летал.

Глава 2. Смотрю в зеркало, обвиняя себя

Соня чувствовала себя великолепно, и от этого на душе становилось только паршивее. Это был замкнутый круг, из которого она никак не могла выбраться, который, казалось, сжимал её сильнее и сильнее, грозясь переломить пополам.

Она не знала, что Махатс сделал с ней, и даже Марселин не смогла этого понять. Организм Сони вновь был в норме, как и месяцы назад, когда она и знать не знала о том, что умерла во младенчестве и была воскрешена с помощью чужой крови. Соня даже не была уверена, что и это правда. Слов Фройтера и Альтана, а также их магии и хаоса хватало, чтобы поверить, но она всё равно сомневалась. Искатели не привыкли обходиться без вещественных доказательств, а её единственное доказательство трусливо сбежало, когда коалиция пришла за ними.

Вздохнув, Соня сосредоточилась на том, что видела перед собой — могильной плите, возле которой теперь лежал букет ирисов и камелий. Соне потребовалось время, чтобы узнать, что именно эти цветы в Кэргоре приносили на могилы к воинам. Ирисы у кэргорцев означали доверие, веру и надежду, а камелии — восхищение, совершенство и благодарность. И хотя Соня знала, что Диона никогда об этом не узнает, она хотела, чтобы на её могиле всегда были свежие цветы.

Это вошло у неё в привычку. Раз в неделю она собирала свежий букет, договаривалась с магом, который мог открыть ей портал на место и обратно, и навещала могилу. Погибших сигридцев хоронили и на земных кладбищах, защищая их могилы особыми чарами, но существовало ещё одно место, скрытое так же хорошо, как зал Истины и Тайрес. Соня даже не знала, где конкретно оно находится, и по зелёным холмам вокруг угадать было крайне сложно. Она, на самом-то деле, и не пыталась — достаточно было того, что маги всегда могли открыть портал.

Сегодня с ней была Лукреция, которая, в отличие от Айше, к которой Соня обратилась изначально, не была занята. После убийства госпожи Сибил, — которое, разумеется, все именовали именно убийством, — Йозеф стал главным магом эльфов и правой рукой короля Джулиана, а Айше заняла его прежнюю должность.

Жизнь в коалиции кипела и менялась, и Соня быстро к ней приспосабливалась. Марселин оставила ей достаточно отваров, которые следовало пить раз в день. В случае недомоганий или ухудшения состояния Соня могла обратиться к Шерае, которая знала, как ей помочь. Пока что поисков у неё не было, Соня в основном разбиралась с архивами и отчётами старых дел, и эта работа, право, обычно поручалась провинившимся или раненым искателям. Соня не жаловалась, зная, что у Мирны уже есть для неё несколько достаточно лёгких поисков и что Саул уже говорил с Алексом о том, чтобы поручить им более важное дело через неделю или две. Перед тем, как исчезнуть вместе с сальваторами, мистер Сандерсон подписал документ, согласно которому Соня могла считать полноправной искательницей.

Её это не слишком радовало. Дело, которое стало её экзаменом, закончилось катастрофой, и теперь Соня каждую неделю приносила букет на могилу Дионы.

На нос Сони упала первая капля, и она, наконец, очнулась от своих мыслей. С каждой секундой дождь становился всё сильнее. Лукреция уже начала создавать тонкий барьер, который оградит их ливня, но Соня покачала головой и, посмотрев в небо, глубоко вдохнула.

Жизнь в коалиции кипела и менялась, а Дионы больше не было. Соня знала, что она в этом не виновата, знала, что Энцелад её не ненавидит, но чувствовала себя паршиво. Ей хотелось сказать Дионе, что она благодарна за помощь, которую девушка оказала при их с Твайлой спасении, и что она никогда об этом не забудет. Она была благодарна каждому, кто был там в тот день, но Дионе — в первую очередь.

— Давай возвращаться, — сказала Соня, поворачиваясь к Лукреции.

Она, критически оглядев её, взмахнула рукой. Рядом появился портал, в который Соня вбежала, спасаясь от ливня, Лукреция зашла за ней. На её кремовом костюме и рыжих волосах не было ни капли, тогда как под ногами Сони уже образовалась лужа. Наверное, ей следовало попросить Лукрецию открыть портал сразу в её комнату, а не в главный зал Ордена.

— Часто ты её навещаешь? — вдруг спросила маг, убрав руки в карманы брюк.

— Каждую неделю, — честно ответила Соня.

— Не слишком ли часто?

— Я подумала, что ей бы это понравилось. Тем более сейчас, пока Энцелада нет. Знаю, что Артур тоже её навещает, но мы ни разу не пересеклись. Наверное, это к лучшему. Я понятия не имею, что ему говорить.

Будто от неё это требовали. Соня понимала, что ей не обязательно утешать Артура, но хотела, чтобы он знал — она помнит о Дионе, пусть даже они не общались, и никогда не забудет.

— Спасибо, что помогла, — сказала Соня, когда Лукреция задумчиво уставилась на неё.

— Без проблем, — отстранённо пробормотала маг в ответ. — Я… пойду, наверное. Есть кое-какие дела.

Соня вежливо улыбнулась, согласно кивнув, и испытала облегчение. Лукреция вдруг стала такой задумчивой, что Соня ощутила неловкость.

Вообще, в последнее время она постоянно ощущала неловкость. Обычно Соню не волновало внимание посторонних, как и слухи, которые любили распускать ещё юные искатели, но теперь это задевало её. На неё смотрели, как на интересный музейный экспонат, её обсуждали. Некоторые даже спрашивали, что именно делал Махатс, будто не понимали, что это табуированная тема.

Соня хотела, чтобы эти люди замолчали, оставили её в покое, забыли о её существовании. Она не виновата, что когда-то её родители решили прибегнуть к помощи магии и хаоса, чтобы спасти её. Не виновата, что для этого потребовалась жертва того, кого она даже не знала. Она никогда этого не выбирала, и потому не должна была чувствовать вину, но чувствовала. Орден всё быстрее становился тесной клеткой, и Соня надеялась, что вскоре у неё появится какой-нибудь поиск, который поможет отвлечься.

«О нет», — подумала Соня, когда на лестнице в конце зала заметила спорящих Августа и Себастьяна, за которым со скучающим выражением лица шёл Саул Бергенсен.

Алекс не говорил, что за поиск им может поручить Саул, но точно знала, что он не будет слишком опасным. Она всё ещё не была готова браться за чрезвычайно серьёзное дело, а Алекс, как бы Соня ни уговаривала его, отказывался заниматься поисками без неё. Что странно, в этот раз подобным решением был недоволен только Август — Себастьян как-то слишком резко забыл о том, что любил всех критиковать и раздавать советы тогда, когда их не просят, и целиком и полностью погрузился в бумажную работу.

Ещё одна причина, почему Соня постоянно чувствовала неловкость: после аукциона-бойни Себастьяну так и не поручили достаточно крупного поиска, и он был занят архивами и старыми делами так же, как и она. Они фактически работали вместе, но редко друг с другом разговаривали, предпочитая делать вид, что работают одни. То ли Себастьян бесился, что теперь его работа приравнивалась к работе искательницы-недоучки, то ли не считал Соню достаточно компетентной даже для этого. Алекс просил её не принимать его холодность близко к сердцу, что Соня, в общем-то, и делала, но… Это же Себастьян. Она едва смогла связать два слова, когда узнала, что он, отстранённый от дел, искал их с Твайлой. Или только её. Соня даже не знала всех деталей, но знала, что он и впрямь делал то, что обещал Алексу перед аукционом — он защищал её. Теперь же он её не замечал, что было вполне в духе того Себастьяна, которого она знала.

Но, похоже, это не могло продлиться долго. Себастьян заметил её, уже приготовившуюся рвануть прочь, его взгляд изменился, из раздражённого стал едва ли не растерянным. Он уже открыл рот, будто собирался что-то сказать, когда Август грозно крикнул:

— Немедленно иди сюда!

Соня внутренне завопила, но, перебарывая страх, подошла, стараясь не встречаться с разъярённым взглядом Августа.

— Где ты была?

— На могиле Дионы, — пролепетала Соня в ответ.

— Одна?

— Нет, Лукреция была со мной.

— Где она сейчас?

— Не знаю, может, ещё где-то здесь.

— Ну всё, всё, хватит, — влез мистер Бергенсен, добродушно рассмеявшись. Соня никогда не могла угадать его настроения, — этот мужчина всегда улыбался и шутил, даже когда был в ярости, — но хотела думать, что он не разделял паршивого настроя Августа и Себастьяна. — Ты её пугаешь.

Соня хотела возразить, сказать, что она вовсе не напугана, но быстро поняла, что сделает только хуже. Если с Себастьяном она ещё могла выдержать разговор, то с Августом — нет. Ему, кажется, не нравился сам факт существования Сони, и во всех проблемах Алекса он винил её. Особенно теперь, когда Алекс отказывался от поисков, даже с самой лучшей наградой, просто из-за того, что не мог работать вместе с Соней.

— Ты была с Лукрецией, верно? — улыбнувшись, уточнил мистер Бергенсен. Соня поспешно кивнула. — Отлично. Видите, всё хорошо.

— Ни черта хорошего, — возразил Август. — Доступ к архивам только у семи человек!

— А ты думаешь, что мисс Кински могла бы провернуть это дело в одиночку?

— Он вообще не думает, — пробормотал Себастьян, ущипнув себя за переносицу.

— Закрой рот, Себастьян, — шикнул на него Август.

Соня вжала голову в плечи. Если сбежит сейчас, кто-нибудь заметит? Попытается её остановить? Уходить, когда с тобой разговаривают старшие искатели, ни в коем случае нельзя, особенно когда двое из них теперь представляют верхушку Ордена, но что, если…

— Ты и впрямь подозреваешь её? — со смешком спросил Себастьян. — Она никогда не заходила дальше третьей секции. Она просто не способна работать с делами такой сложности.

— Между прочим, — встрял Саул, — мисс Кински вас слышит.

— Я привыкла, — смиренно пробормотала Соня, пока Себастьян и Август продолжали ругаться между собой.

Даже если необъяснимые нападки Августа её задевали, она знала, что лучше промолчать, не реагировать на них. Притвориться, будто ничего не было. Август был сложным человеком, и даже Себастьян не мог нормально с ним общаться. Куда уж Соне, которая в сравнении с ним была довольно посредственной и недалёкой искательницей?

— Это необходимая мера! — жёстко подвёл Август.

— Мистер Сандерсон бы этого не одобрил, — возразил Себастьян.

— Он бы и с сальваторами не сбегал, но это случилось, так что не нужно говорить мне, чего бы он точно не стал делать. Сохранение конфиденциальной информации — наша работа.

— Это не значит, что ты можешь делать всё, что вздумается!

Соня боязливо отступила на шаг. Саул, заметив это, вновь улыбнулся и, не обращая внимания на ругань, подошёл ближе.

— Ты правда была с Лукрецией?

— Да.

— Хорошо, мы проверим это. Но, возможно, придётся всё равно нанести метку.

— Какую ещё метку?

Саул помедлил, изучая её своим единственным глазом — левый был скрыт под чёрной повязкой. Рокси рассказывала Соне, что из-за этого в детстве Алекс считал, что Саул был пиратом.

— Кто-то вломился в архивы и вынес кучу дел, — пояснил Саул, на мгновение покосившись на Августа, лицо которого уже побагровело от злости. — Доступ был только у семи искателей.

— Но я не в их числе, — растерянно возразила Соня. — Я никогда не появлялась в архиве одна, только с Себастьяном. И я никогда не выносила дел и…

— Тише, тише, — похлопав её по плечу, мягко произнёс Саул. — Я знаю, Алекс мне рассказал. Мы просто проверим твою комнату и убедимся, что утром ты была с Лукрецией, хорошо?

Соня напряжённо кивнула. У неё не было ни сил, ни возможности возразить или отказаться. В конце концов, даже если Август давил чересчур сильно, он делал это ради Ордена. Всё, что он делал, было на благо Ордена, и в этом Соня никогда не сомневалась.

***

— Сделай лицо попроще, — посоветовала Рокси. — А то выглядишь, как придурок.

— Брось, — пробормотал Алекс в ответ, — ты просто завидуешь, что это не твой поиск.

Он знал, что после подобного заявления Рокси просто взбесится, но именно этого и добивался. Уж лучше слушать её ругань и недовольство относительно того, что слежку за торговцем сигридскими украшениями поручили не ей.

— Я бы справилась лучше!

Было просто удивительно, что она действительно в это верила. В последнее время уверенность Рокси в себе взлетела до небес и никак не опускалась. А ещё она стала раздражительной, постоянно язвила и думала, что со всем справится сама. Алекс понятия не имел, из-за чего такие перемены — хотя, может быть, в шестнадцать лет все такие.

Как бы там ни было, пока Саул подбирал им подходящее дело, Мирна поручила поиск ему и Соне, и теперь он ждал, когда она вернётся. Лили убежала на собрание пятнадцать минут назад, заперев дверь их комнаты, и Алекс терпеливо ждал, расхаживая по коридору туда и обратно. Папка со всей имеющейся информацией о поиске была у него в руках, которые сильно дрожали. Вплоть до этого момента Алекс всеми возможными способами отказывался от поисков, чем изрядно бесил едва не весь Орден, и теперь чувствовал предвкушение пополам со страхом. Что, если он поторопился, согласившись взять поиск? Что, если Соня ещё не готова вернуться к делам?

Теперь Алекс чувствовал себя глупо. Что, если он и впрямь сглупил, решив, что Соня будет рада этому поиску?..

— Ну хватит, — буркнула Рокси, несильно пнув его по ноге. — Не кисни, а то смотреть тошно.

— Это ведь хороший поиск, да? — торопливо уточнил Алекс, беспомощно уставившись на сестру.

— Мог бы быть хорошим, если бы его поручили мне!

— Рокси.

Она недовольно скривила губы и, выждав несколько секунд, со вздохом ответила:

— Хороший, не переживай. Соня будет рада.

— Да?

— Да, конечно. А потом вы можете взять поиск посложнее, а потом заказать столик в каком-нибудь чудном ресторане и…

— Что? — Алекс, нахмурившись, уставился на неё. Рокси идеально скопировала его эмоции и повторила:

— Что? Только не говори мне, что ты взялся за этот поиск не из-за того, что хотел впечатлить Соню.

Алекс только сильнее нахмурился.

— Погоди, ты что, серьёзно?! — неожиданно вспылила Рокси, всплеснув руками. — Ты взял этот поиск только потому, что он идеально подходит?

— А как иначе? Серьёзные поиски ей никто сейчас не доверит, а начинать со средних — отличный вариант…

— Алекс, — прервала его Рокси, — ты идиот! Немедленно пошёл и взял самый лучший поиск!

— Я не могу, и ты это знаешь!

Рокси едва не выхватила у него папку с информацией о поиске, — наверняка собиралась хорошенько избить ею, — но вовремя остановилась. В конце коридора показались спорящие Себастьян и Соня, из-за чего Алекс поначалу растерялся. Утром отец сказал, что требуется помощь Себастьяна, а его, Алекса, отправил к Мирне, даже не намекнув, из-за чего такая срочность. В последнее время любое дело, в которым участвовали и отец, и Себастьян, превращалась в конфликт, и теперь, зная, что Соня каким-то образом оказалась втянута, Алекс чувствовал, что готов умереть из-за волнения.

Может, это из-за него? Соня пусть и побаивалась Себастьяна, в нужные моменты становилась бесстрашной настолько, что могла спорить с ним. И сейчас, судя по её нахмуренным бровям и сжатым кулакам, спорила очень агрессивно. Алекс был уверен, что ещё немного, и её лицо станет таким же красным, как и волосы.

— Просто не делай глупостей! — донёсся до них голос Себастьяна.

— Сам не делай глупостей! — яростно возразила Соня.

Алекс весь напрягся. Почему-то наблюдать за тем, как она спорит с Себастьяном, оказалось очень сложно. Самому спорить с Себастьяном или видеть, как он спорит с отцом — одно дело, к которому Алекс уже привык. В конце концов, это длилось так много лет, что не привыкнуть было невозможно.

— В чём дело? — невинно хлопая ресницами, спросила Рокси.

Себастьян, остановившись в полуметре от них, раздражённо фыркнул, запустив пальцы в светлые волосы. В очередной раз Алекс убедился, что его старший брат был на взводе и никак не мог взять ситуацию под контроль: он постоянно злился, язвил (хотя, вообще-то, он и раньше так делал), мог придраться к чему угодно или, наоборот, напрочь проигнорировать очевидные ошибки.

— В архивах хаос, — ответил Себастьян, хмуро переводя взгляд с Рокси на Алекса. — Кто-то пробрался туда ночью и вынес кучу дел. И теперь…

— Они нас подозревают! — выпалила Соня, грозно топнув ногой. — Нас! Мы же простые искатели!

— Ну, Себастьян крутой, — возразила Рокси, покачав головой. — Фактически старший искатель.

— Да какая разница?! Они подозревают нас! Почему мы?!

— Хватит ныть! — резко возразил Себастьян.

— Хватит меня учить! — не осталась в долгу Соня. — Меня бесит, что они обвиняют нас без всяких доказательств!

Себастьян ещё сильнее нахмурился, и Алекс почувствовал, как его пронзил страх. Он совершенно ничего не понимал.

— Они обвинили нас! — в сердцах повторила Соня, протянув к нему руку. — Мы под подозрением только из-за того, что имели доступ к архивам!

Алекс, нервно сглотнув, посмотрел на её руку — на запястье чернела вязь незнакомых ему сигилов.

— Это не для поиска, — растерянно произнёс он.

— Мне запрещено покидать Орден, пока ведётся расследование. Да я едва выторговала возможность выходить из комнаты!

— Что? — удивилась Рокси. — Они что, совсем сдурели?

— Так решил папа, — вставил Себастьян.

— О. Ну-у… Наверное, у него были причины…

— Ему не запретили! — вновь повысила голос Соня, указав на Себастьяна. — Разве мы не в равных условиях?!

У Алекса едва сердце не остановилось. Соня, вообще-то, была права: если речь шла об ограблении места, к которому она и Себастьян имели доступ, то это автоматически делало их подозреваемыми. В этом не было ничего удивительного, Алекс сотни раз сталкивался с подобным. И запрет на свободное перемещение был нормой. Однако в коалиции действовали правила, которые всегда могли быть использованы на благо выдающимся искателям с кровью первых. Себастьян — из их числа. Старший сын Гривелли, наследник семьи и претендент на звание старшего искателя. Его просто нельзя было равнять с другими даже после того, как аукцион, куда он привёл столько людей, стал бойней. Сейчас, когда в коалиции был хаос из-за исчезновения сальваторов, никому не нужен был ещё один скандал.

— Что у тебя? — вдруг спросил Себастьян, кивнув на папку в руках Алекса. — Что за дело?

— Украденные драгоценности семьи Тарсел, — пробормотал он. — Я думал… Мы с Соней могли взять это дело. Мы бы справились.

Соня рыкнула, тряхнул головой. Она была чрезвычайно зла.

— Поговори с заказчиками, узнай, что да как. Потом решим, что делать с этим поиском.

— Но Мирна поручила его нам с Соней.

— Просто делай, как я говорю. Если надо, возьми Паскаля или Лили. Она, кажется, свободна.

— А как же я? — возмутилась Рокси, подпрыгнув на месте. — Я тоже могу помочь!

— А ты будешь очаровывать папу и узнавать все детали расследования.

На несколько мгновений Алекс забыл, как дышать. Должно быть, он ослышался. Себастьян никогда бы не попытался вытянуть из отца детали какого-либо дела. Это было их общей чертой: они не болтали о своих поисках и предпочитали всегда сохранять полную конфиденциальность.

Неужели то, о чём говорили в Ордене, правда? Себастьян не мог всего за два месяца измениться так сильно. Алекс знал его всю жизнь, и подобного никогда прежде не происходило.

— Боги, — выдохнула Рокси, прижав ладони ко рту. — Ты спятил!

— Я не…

— Мне это нравится, я в деле!

Себастьян поджал губы, недовольно уставившись на неё, но Рокси была непоколебима.

— Ладно, — нехотя согласился Себастьян, — может быть, я немного спятил. Однако необоснованные обвинения — это превышение полномочий, и даже должность временного главы Ордена не даёт ему право связывать нас сигилами. К тому же, у меня есть куча других дел, которыми нужно заняться немедленно, пока этот чёртов мир не рухнул, и буду признателен, Рокси, если ты поможешь.

— Согласна на что угодно, даже на слежку за собственным отцом, если ты скажешь мне кое-что.

Соня, всё ещё дующаяся на всех подряд, перестала прожигать пространство перед собой злым взглядом и даже заинтересованно покосилась на Себастьяна, когда тот кивнул. Рокси, ехидно улыбнувшись, спросила:

— Эти твои срочные дела связаны с Зельдой?

Себастьян громко скрипнул зубами.

— Я учил тебя собирать все слухи не для того, чтобы ты начинала верить им, особенно таким бредовым.

Кивнув с умным видом, Рокси заключила:

— То есть это связано с Зельдой. Хорошо, я не против. Благословляю вас и всё такое.

— Мы не…

— Обсудим наше дело. — Рокси помахала руками, будто хотела согнать их в небольшой круг. Несмотря на то, что никто не двинулся с места, она воодушевлённо начала: — Если хотим узнать, кто проник в архив, одной слежки за папой будет мало. Нужно найти мага, который согласится проверить место на предмет взлома, но чтобы никто в Ордене об этом не узнал.

— Можно попросить Лукрецию, — протараторила Соня. — Или Фройтера. Хотя я и так им должна…

— А ты уверена, что хочешь в это лезть? — с опаской уточнил Алекс.

— Разумеется, нет. Но меня уже обозвали рождённой в крови, так что хуже быть не может.

Да, он не ошибся: Соня была очень зла. И, кажется, она была готова смести всё на своём пути. Невероятно, а он-то хотел предложить ей дело с украденными драгоценностями! Пусть и семьи Тарлес, но всё же… В попытках доказать свою невиновность Соня могла перевернуть с ног на уши весь Орден, и Алекс не был намерен её останавливать.

И хотя теперь их осталось лишь двое, они были командой, и Алекс был обязан поддержать Соню. Рик бы так и поступил.

***

— Ага. Да. Круто. Волшебно, — с чувством заключил Данталион, покачав головой. — У меня только один вопрос: какого х…

— Тебе обязательно постоянно ругаться? — проворчала королева Ариадна, лёгким движением руки разглаживая складку на своём лиловом платье.

— Вы всех одурачили, так что да, я буду ругаться! — рыкнул Данталион. — Вы хоть понимаете, что будет, когда об это узнают? Мы и так ослабли из-за того, что не можем закрывать бреши!

— Маги всё ещё могут ограждать их, — возразил Шерая. — И я понимаю твоё недовольство, но, пожалуйста, успокойся…

— Ещё одно слово, и я вырву тебе сердце!

Шерая вздохнула и, не удержавшись, возвела глаза к потолку. Она была уверена, что справится, — у неё было целых два дня, чтобы продумать, как именно рассказать о визите Райкера, — однако Данталион превзошёл самого себя. Он с абсолютно каменным лицом слушал объяснения по поводу срочной встречи в особняке Гилберта и даже не подшутил над чересчур простым платьем королевы. Он был серьёзен и внимателен ровно до тех пор, пока она не спросила, поняли ли они то, что услышали.

Шерая считала, что посвятить коалицию в планы сальваторов следует сразу, но после того, как подавляющее большинство лидеров проголосовали против Третьего, поняла, что это бессмысленно. Неважно, как сильно он старается и сколько людей могут подтвердить, что он не лжёт. Они бы не поверили даже Свету Арраны.

К тому же, сальватором никто не указ. У Николаса была патологическая привычка всем угождать, но даже он бы не стал сидеть на месте из-за того, что коалиция считает, будто так будет лучше. Только сальваторы могли справиться с Лабиринтом, и Шерая была уверена в том, что поступила правильно. Маги коалиции до сих пор искали место, откуда был открыт Переход, и наверняка были готовы последовать за сальваторами, однако без Райкера их ждал провал. Магия Диких Земель слаба, и так просто Переход в неё не открыть.

— Ты закончил? — уточнил Шерая, когда поток ругательств Данталиона, казалось бы, иссяк.

— Нет!

Он и впрямь не закончил: Шерая и королева Ариадна слушали его ругательства, каждое из которых было изощрённее и жёстче предыдущего, ещё двадцать минут, в течение которых ни одна из них не могла даже слова вставить. Данталион ходил по гостиной, каждый сантиметр которой был защищён чарами и барьерами, и если случайно натыкался на мебель, со всей силы пинал её и вновь срывался.

— Как вы до этого додумались?! — под конец рявкнул он, метнув дикий взгляд на Шераю. — Вы хоть понимаете, в какое положение поставили нас?!

Королева присвистнула.

— Никогда не видела тебя таким злым.

— У вас есть эта дурацкая магия и дурацкие чары, неужели вы не придумали ничего лучше?!

— Дурацкая магия, как ты её назвал, не всесильна, — возразила Шерая. — Однако она справится с удержанием брешей и демонов до тех пор, пока сальваторы не вернутся.

— Ты понятия не имеешь, вернутся ли они вообще!

У Шераи дёрнулся глаз. Да, она верила в Гилберта, она верила в Фортинбраса и, в конце концов, она верила в сакрификиумов. Не верить в них было бы просто глупостью, на которую Шерая, будучи сильным и умным магом, не была способна. Однако Данталион был прав: она не знала, вернуться ли сальваторы. Она боялась, что два дня назад, в полночь, на мосту в Тайрес видела Гилберта в последний раз.

Стоило ли отпускать его? Может, ей всё же следовало отправиться с ним? Дикие Земли бы подавили её магию, а в Лабиринте она и вовсе была бы бесполезна, но всё же…

— Кто-нибудь ещё об этом знает? — остановившись в центре комнаты, спросил Данталион. — Джулиан? Старейшины?

— Нет, — ответила королева, всем своим видом выражая безразличие. — Они, как и все остальные, думают, что сальваторы сбежали.

— И когда планируете рассказать им?

— Не раньше, чем найдём доказательства, которые убедят их. Они отвергли даже Свет Арраны.

— Ты владеешь Сердцем, — громко цокнув языком, возразил Данталион. — Просто заглянула бы к ним в души и…

— Без согласия этого не сделать! К тому же…

Королева замялась, искоса посмотрев на Шераю, но так ничего и не сказала. Шерая озадаченно нахмурилась. Ей казалось странным, кто королева такая тихая. Обычно она не позволяла Данталиону так долго ругаться и затыкала его сразу же если не силой своего авторитета, то чарами, а сейчас… Она была задумчивой, внимательной, чуть менее раздражительной, чем обычно. Будто было нечто, что захватило её внимание, и теперь все остальные проблемы казались ей незначительными.

Ариадна не делилась с ней своими мыслями. Шерая предполагала, что о случившемся знала Пайпер, — не просто же так королева шепталась с ней как раз перед тем, как появился Райкер, — однако у неё не было возможности проверить это предположение. Королева ни за что не станет болтать просто так, да и своих замыслов не раскроет. Не сейчас, когда им следует быть чрезвычайно осторожными.

— Есть ещё кое-что, — сказала Шерая, когда королева так и не продолжила, задумчиво уставившись на свои ногти. — Стефан и Марселин разговаривали с Еленой. Она утверждает, что некий Андер из фей был наследником Силы и, вполне возможно, до сих пор им является.

— Это возможно? — недоверчиво спросил Данталион.

— Вполне возможно, — повторила Шерая, наградив его ледяным взглядом. — Ты вообще меня слушаешь?

— Обычно ты говоришь только ересь, так что не особо. Но если бы ты предложила выпить, я бы…

— Андер из фей? — пробормотала королева, взгляд которой переместился к открытым балконным дверям, впускавшим свежий воздух со стороны пляжа. — Одного имени мало, чтобы найти его.

— Начнём с семьи Гарсиа. Андер женился на Каталине и, как считает Марселин, мог взять её фамилию, чтобы скрыться.

— Минуточку. — Данталион оторвался от сосредоточенного изучения линии горизонта и, круто развернувшись, уставился на Шераю. — Гарсиа?

— Елена сказала, что Андер женился на Каталине, тёте Марселин.

— Как, чёрт возьми, это возможно? Елена давно мертва и… О. О, — с большей осознанностью повторил он.

Шерая ущипнула себя за переносицу.

— Отлично. Великолепно. Просто волшебно. Теперь нам и семейное древо Гарсиа изучать? О, да, — тут же продолжил Данталион, не позволяя никому даже рта открыть, — это именно то, чем мы хотели заняться. У нас же так мало дел!

— Не горячись, — с нотками раздражения бросила королева.

Шерая знала, что это не сработает, и потому ничуть не удивилась, когда Данталион вновь зарычал.

— Не горячиться?! Из-за отсутствия сальваторов бреши не закрыты, лишь ограждены, и некоторые демоны всё равно прорываются в мир! Мои вампиры постоянно в движении, у нас куча потерь и проблем!

— Коалиция делает всё возможное…

— Коалиция делает всё возможное, чтобы не потерять своё влияние. Признайтесь, мы облажались. Ты облажалась, — добавил Данталион, указав на Ариадну. — Ты облажалась. — Теперь его рука указывала на Шераю. — Даже я облажался!

— Обожаю, когда ты признаёшь свои недостатки, — промурлыкала королева, на что Данталион скрипнул зубами.

Глаз Шераи дёрнулся ещё раз.

— Из-за убийства Сибил все на взводе, — напомнила она, стараясь сохранять нейтральный тон. — Но мы сумеем взять ситуацию под контроль, если докажем, что не нужно тратить драгоценные ресурсы на поиски сальваторов.

— Их уже тратят, — вяло возразил Данталион. — И про убийство Сибил все забыли.

— Только ты.

— Я всегда знал, что она стерва! Она была против того, чтобы я немного помучил Махатса, но теперь…

— Ты нашёл Махатса?! — выкрикнула королева, подскочив с дивана.

— Да. Нет. Не знаю! Возможно?

Теперь Шерая поняла, почему он был таким нервным и злым, срывался из-за любой мелочи и не стеснялся орать на них. Данталион был подопытным Кемены и Махатса, которого они называли Неапольским и над которым ставили эксперименты по изучению хаоса. Всю информацию, которая была у Шераи, она раздобыла исключительно благодаря разговору с Кеменой. Однако деталей было катастрофически мало: ей не удалось проверить эту информацию или раздобыть записи экспериментов Кемены. Всё было уничтожено много лет назад, и доподлинно неизвестно, кем именно — самой Кеменой или Данталионом.

У Шераи были только два имени, Тереза и Беатрис, которые она услышала от вампира, но больше ничего. Он слишком хорошо скрывал информацию о своей жизни до становления вампиром, и даже Шерая не могла её найти. Безоговорочно верить словам Кемены о том, что сама Ночь сошла с небес и даровала Данталиону силу, с помощью которой он убил каждого из подопытных Кемены и Махатса, а после едва не убил и их, она не решалась.

Ей были нужны доказательства, и Шерая была намерена найти их. Так же, как была намерена найти самого Махатса, — даже если Данталион будет против её помощи, — и Андера из фей.

Шерая редко отдыхала, но теперь, когда Гилберта нет рядом, ей придётся работать за двоих. Следить, чтобы в коалиции не гуляли слухи о мнимом предательстве сальваторов, всячески помогать магам ограждать бреши и оказывать содействие вампирам, которые не только занимались поисками Махатса, но и всегда первыми принимали на себя удар демонов, только пришедших в этот мир.

Ради коалиции и Гилберта, который доверился ей, Шерая сделает что угодно.

Глава 3. Вспоминаю каждый шаг

Новость о возвращении Третьего сальватора распространилась по всей Омаге с невероятной скоростью. Прошло всего два дня, в течение которых Клаудия медленно, но верно вливалась в привычный ритм жизни, но этого времени хватило, чтобы каждый начал говорить только о сальваторе и людях, которые вернулись с ним. К Пайпер, что неудивительно, уже привыкли, а вот к Николасу до сих пор присматривались. Даже Гилберт не удостаивался такого внимания. Клаудия слышала мёртвых за спинами живых и знала: в Гилберта никто не верит. Впрочем, это было не её проблемой. Ни один из людей Второго мира не был её проблемой, исключая Энцелада.

— Тебя это не бесит? — наконец спросил Джинн.

Дел было много, но Клаудия знала, как важно уделить хотя бы несколько минут простым разговорам. Они с Джинном гуляли по Омаге, собирали слухи и узнавали, что изменилось за время их отсутствия. Точнее сказать, Клаудия узнавала: она подслушивала незнакомцев и мёртвых за их спинами, расспрашивала торговцев и гостей, прибывших в город пару месяцев назад. Не привлекать внимания у них не получалось из-за Джинна, который отрастил себе крылья, и Энцелада, угрюмый вид которого мог убить за одну секунду.

— Это бесит его, — ответила Клаудия, даже не оборачиваясь. Она знала, что Энцелад их слышит, и знала, что его действительно бесит приказ всюду следовать за ней.

Во дворце с этим возникла проблема. Когда рыцари поняли, что он следует только за Клаудией, они окружили его и сказали, что он арестован. Клаудия тогда смеялась до тех пор, пока Фортинбрас, за которым был послан один из рыцарей, не явился и не сказал, что Энцелад не имеет права следить за Клаудией во дворце. Он может сопровождать её на улицах Омаги, если Клаудия не возражала против этого, но во дворце — ни в коем случае. Энцелад, казалось бы, испытал облегчение (об этом и заговорила Диона, которую Клаудия вновь услышала), но Гилберт был не согласен.

Его спор с Фортинбрасом мог бы повеселить Клаудию, если бы не вмешался Киллиан. Он был куда более нервным и раздражался из-за любой мелочи, но Клаудия решила, что это не её дело. Пусть великаны сами разбираются друг с другом и учат Гилберта тому, как в Омаге завоёвывают уважение. Эту же цель она, в общем-то, поставила и перед собой. Энцелад был лишь рыцарем, который был обязан исполнять каждый приказ Гилберта, иКлаудия хотела показать, какое незначительное место он занимал в этом мире. Если не поймёт этого как можно скорее — и не заметит, как будет убит.

Хотя Клаудия была не против. Он раздражал её, и даже идея Джинна случайно столкнуть Энцелада с крыши уже не казалась ей такой плохой.

— Он пялится на мои крылья, — пробормотал Джинн, нервно передёрнув плечами. Огромные крылья встрепенулись и ударили Клаудию, которая едва не упала, однако Джинн вовремя поймал её за руку и помог восстановить равновесие. — Прости, ты просто… Ты такая маленькая.

— Я тебя прикончу, — прошипела Клаудия.

— Об этом я и говорю! Такая маленькая и злая убийца. Я тебя обожаю.

— То-то ты сразу встретил нас, когда мы оказались в Омаге.

— Ну прости, — фыркнул Джинн, прижав крылья к спине. Улица, по которой они шли, была довольно узкой, и не все успевали уйти с пути, чтобы не быть опрокинутыми его крыльями. — Я скучал по небу.

— Но это не твоё небо.

— Да, знаю. Но мне нравится летать. Звёзды кажутся ближе.

Уголки губ Клаудии слегка приподнялись в улыбке.

Два дня назад Джинн рассказал им о том, что на самом деле он являлся чистокровным це́ем — или звездой, как считали люди его мира. Он жил на Небесах Хамаки, но пал, когда пытался выкрасть знания, которые помогли бы людям. В подробности Джинн не вдавался: даже не объяснил, что это за Небеса Хамаки, лишь сказал, что люди считали их фальшивым небом, за которым скрывалось настоящее. Джинн также не объяснил, как лишился крыльев и оказался в Сигриде, но сказал, что его убили особым железом, из которого когда-то были созданы его кандалы. Джинн сумел разбить их после того, как его наказание в родном мире закончилось, однако крылья не вернулись. Это произошло лишь после того, как его убили — вернее, его смертную, человеческую сущность, за которой боги его мира (Клаудии было привычнее называть их богами, чем цеями или звёздами) скрыли его настоящего.

Джинн довольно долго объяснял особенности железа своего мира и то, как его можно зачаровать с помощью крови, как оно ограничивало цеев, подобных ему, но так и не сказал, кто убил его. Он также исправлял каждого, кто исправлял его. Говорил, что его именно убили, а после он родился заново.

Клаудия решила, что Джинн спятил. Но он шёл рядом с ней, с огромными белыми крыльями с позолоченными кончиками перьев, и был жив. Большего она и не требовала.

— Как люди отреагировали на твои крылья?

Они уже свернули на улицу, которая должна была вывести их к кратчайшему пути во дворец, и Клаудия решила, что можно немного расслабиться. Даже несмотря на всё ещё угрюмого Энцелада, которого провожали подозрительные взгляды.

— Киллиана чуть удар не хватил, а Ансель был в восторге. Правда полетать он отказался. Эйлау долго их изучала, Джокасте было плевать, а Керук с Ингмаром… Ну, мне плевать, как они отреагировали. Я не задерживался в Артизаре. Хотя юная леди Эдон сказала, что у меня очень красивые крылья, представляешь?

Клаудия из последних сил выдавила улыбку. Думать о Керуке и Ингмаре было так же больно, как видеть могилу Магнуса, которую Киллиан приказал поставить на королевском кладбище в лесу, за дворцом. Джинн сказал, что за могилой ухаживают, но Клаудия так и не решилась её навестить. Она знала, что от тела Магнуса ничего не осталась, и никак не могла об этом забыть.

— А Ветон? — пробормотала она, желая отвлечься от тревожных мыслей.

Крылья Джинна дёрнулись. Поначалу Клаудия думала, что он до сих пор не привык к ним и тому факту, что всю его одежду пришлось перешивать, из-за чего надеть её он мог только с помощью магии или чужих рук. Но оказалось, что Джинн прекрасно справляется со своими крыльями: он довольно часто касался ими кого-нибудь, не стеснялся обнимать Пайпер и Стеллу и даже позволил Твайле, к которой относился с подозрением, потрогать перья. О том, что она является тварью, Джинн догадался сразу же. Но, к счастью, Фортинбрас убедил его и Киллиана, что Твайла на их стороне.

— Джинн?

— Сомневаюсь, что она не знала, чем закончится моё убийство, — тихо ответил Джинн, ускоряя шаг. Людей вдруг стало больше, и Клаудии пришлось прибавить скорость. — Но не могла же она преследовать именно эту цель! Вновь родившись цеем, я стал только сильнее. Она не могла об этом не знать.

— Что?

Джинн остановился и быстро огляделся. Наткнувшись на ледяной взгляд Энцелада, он покачал головой, мгновенно приблизился к Клаудии и закрыл их своими крыльями, отделяя от всего мира.

— Не думал, что Киллиан действительно сдержит слово, — сказал он. — Я просил его не болтать, дать мне немного времени, чтобы собраться с мыслями, но… Клаудия, это она убила меня. Это сделала Ветон.

***

Джонатан чувствовал, как громада дворца давит на него, однако виду не подавал. Ему не хотелось лишний раз беспокоить Пайпер: с этим отлично справлялся Кит, который сначала делал вид, что у него всё под контролем, а потом пугался любого нового лица. Каждому из них было трудно приспособиться к совершенно новому миру и принять, что их жизни фактически находятся в руках других.

Омагой управлял король великанов Киллиан из рода Дасмальто, и ни одно решение в пределах дворца не принималось без его согласия. Однако он почти не обращал на них внимания, предпочитая уделять время Фортинбрасу, Стелле и Клаудии, а также Гилберту, который до сих пор держался как можно дальше от всех и делал вид, будто он прекрасно понимает, что происходит. Джонатан также знал, что его ужасно злила ограниченность в перемещении — некоторые залы и коридоры были закрыты для них, у других дежурили стражники, которые всегда были готовы проводить их обратно. Даже к Стефану, хорошо известному в Омаге, относились так же. Неприкосновенность была только у Пайпер, которая, как прекрасно видел Джонатан, разрывалась, не представляя, за какое дело лучше взяться.

— Киллиан пообещал, что никто вам не навредит, — в который раз повторила Пайпер, крепко держа его под руку.

— У меня создалось впечатление, будто ему нет до нас никакого дела.

— Это неправда. Киллиан просто сложный. Немного. О, кажется, мы свернули к конюшням. Давай обратно.

Джонатан, вообще-то, не рвался на экскурсию, но быстро понял, что таким образом Пайпер хочет немного успокоиться. Когда Клаудия и Джинн, один из их союзников, вернулись из города, они что-то очень долго и яростно обсуждали за закрытыми дверями, а Пайпер так и не решилась к ним присоединиться. Теперь Фортинбрас и Киллиан где-то пропадали, Гилберт был под присмотром Стефана и Марселин, — они негласно решили на всякий случай быть рядом, чтобы предотвратить очередной конфликт, — а Николас и Кит составляли компанию Твайле, которая второй день отсиживалась в своей комнате. Где была Стелла, Джонатан понятия не имел.

— Ты ему доверяешь? — осторожно спросил он.

Джонатан знал, что за ними постоянно следят. Слуги, которые то и дело проходят мимо, стражники, случайные гости, мелкие драу. Даже сигилы были созданы таким образом, чтобы следить за каждым из них.

— Ты не называешь его королём, — напомнил Джонатан, когда Пайпер так ничего и не ответила.

Она нахмурилась, непонимающе уставившись на него.

— Ну-у… Да. Зачем? Он дядя Фортинбраса и Гилберта. К тому же, он сам не в восторге от того, что является королём.

— Да, конечно. Дядя Фортинбраса, — многозначительно добавил он.

Пайпер громко фыркнула.

— Только не начинай.

— Я и не начинаю. Но как искатель и уж тем более глава Ордена, позволь рассказать тебе несколько слухов, которые я собрал.

— Каким образом? — удивилась Пайпер, рассеянным взмахом руки поприветствовав какую-то женщину, прошмыгнувшую мимо них. Джонатан даже не успел рассмотреть, кто это был, а ведь Пайпер знакомила его с каждым, кого знала лично.

— Я искатель, — повторил он, посмотрев на неё сверху вниз, — и я всегда смогу собрать нужную информацию. Так вот, впервые ты попала в Омагу через портал, затем столкнулась с Катоном Беспощадным, вождём Дикой Охоты, который поначалу принял тебя за любовницу Третьего.

Пайпер прыснула от смеха.

— Ну?

— Что — ну? — посмеиваясь, уточнила она.

— Брось, я не такой уж и старик, чтобы не замечать очевидного.

— Тоже считаешь, что Гилберту тут тошно?

— Мы говорим не о Гилберте.

— И какой ты после этого друг? — сокрушённо прошептала Пайпер, покачав головой.

— Почему во дворце болтают о том, что ты любовница Фортинбраса?

— Потому что Катон псих! — выпалила она, сильнее сжав предплечье Джонатана. — Он лишь заботился обо мне, потому что я была не приспособлена к этому миру.

— Катон? — не понял Джонатан.

— Фортинбрас!

— И как это связано со слухами о том, что ты…

— Боги, никак! — Пайпер остановилась, отпустив его руку, и зло уставилась на него. — Что на тебя нашло?

— Я не хочу слышать о том, будто тебя считают чьей-то любовницей!

Пайпер недоверчиво сощурилась и сказала:

— Осталась одна попытка.

Джонатан провёл ладонями по лицу. Разговаривать с Пайпер о парнях никогда не было испытанием: в конце концов, именно он учил её бить точно в горло в том случае, если от неё никак не отстанут. И он же гордился ей едва не больше всех, когда Пайпер подралась со своим первым парнем, с которым встречалась всего месяц: тот очень грубо пошутил про Лиз, их общую одноклассницу, и пытался её поцеловать. Дэниел тогда долго разбирался с тем, кому следует оплачивать лечение парня, пока Джонатан искренне восхищался Пайпер, которая не побоялась сломать нос и получить выговор от администрации школы, а также остранение на два месяца.

Пайпер могла за себя постоять. Особенно теперь, когда у неё была магия Лерайе, которая буквально делала её сильнее. Джонатан сомневался, что Пайпер позволит кому-либо распускать грязные слухи о ней или думать, будто её можно использовать. Она скорее прижмёт этих людей к стенке и будет очень долго описывать, как можно сломать хребет. Пожалуй, единственный плюс того, что Лео любит страшные фильмы.

— Я волнуюсь, — признался Джонатан, обречённо вздохнув. — Очень сильно волнуюсь. Я стараюсь поверить Фортинбрасу, потому что ему веришь ты, но это сложно. Я понятия не имею, что между вами происходит, и меня это бесит! Я хочу быть уверенным, что он не пытается использовать тебя. Что он, в конце концов, не разобьёт тебе сердце!

Кажется, Джонатан перегнул палку. Пайпер смотрела на него, как на сумасшедшего, не менее минуты. Но после она вдруг напряжённо рассмеялась и даже замахала руками, будто пыталась отогнать его слова.

— Мы сальваторы, — выдавила она сквозь смех. — И мы одной магии, но это не значит, что у нас бурный роман.

— На суде ты сказала, что веришь ему и веришь в него.

Пайпер рассмеялась ещё громче.

— Это что-то типа нашей коронной фразы! Мы друзья, не более. Как и с Николасом.

— Упаси Господь тебе целоваться с Николасом, — протараторил Джонатан.

— Я не целовалась с Фортинбрасом, — жёстко возразила Пайпер.

— На коронации Джулиана, когда вы оба исчезли.

— Это неправда! Так можно сказать про кого угодно.

— У него на губах была твоя помада.

— Ты что, рассматривал его губы?

— Я наблюдательный! И неужели ты думаешь, что я бы не понял, что он не сразу открыл дверь? К тому же Стефан потом сказал, что от него пахло твоими духами.

— Фу, вы все старые извращенцы! Не нюхайте меня!

Нахмурившись, Пайпер грозно сложила руки на груди и отступила на шаг. Джонатан ущипнул себя за переносицу.

— Пайпер, пожалуйста, — устало произнёс он. — Если он тебе нравится, просто скажи мне об этом.

— Чтобы ты запугал его и потребовал не приближаться ко мне?

Немного подумав, Джонатан ответил:

— Это вторая часть плана.

— Тебе не кажется, что ты переигрываешь? В прошлый раз тебя не интересовало, кто мне нравится.

— Сравнила обычного землянина и Третьего сальватора. Я и вправду беспокоюсь, Пайпер. Пожалуйста, скажи мне, что он тебе не нравится.

Джонатан придерживался принципа никогда не лезть в личную жизнь племянников и Кита в том числе, однако в данном случае без этого было никак. Речь шла о сальваторе, которому не доверяли, но от которого зависело слишком многое. Джонатан лишь хотел знать достаточно информации и быть уверенным, что Пайпер понимает, с кем лучше не связываться. Может, ей нужна помощь, о которой она просто боится попросить, но теперь, когда Джонатан первым начал разговор…

— Не могу, — тихо произнесла Пайпер, нервно улыбаясь. — Кажется, он мне нравится.

Джонатан на секунду зажмурился, пытаясь убедить себя, что это неправда.

— Может быть. Вероятность в пятьдесят процентов. Я не уверена, потому что он, вообще-то, сильно травмирован из-за Вторжения и не понимает, что происходит и…

— И ты считаешь, что можешь помочь ему? Пайпс, — продолжил он тут же, не позволяя ей даже слова вставить. — Кому-то просто нельзя помочь.

— Во-первых, мы сальваторы, — повторила она, особой интонацией выделив каждое из слов. — Во-вторых, мы одной магии. В-третьих, я знаю, что делать.

— Правда?

— Нет, — мгновенно призналась Пайпер. — Понятия не имею, что делать. Но разве это важно? Может, я просто всё это выдумала. Какая разница? Я не хочу обсуждать свою личную жизнь с тобой.

— Но я твой дядя, — недоумённо возразил Джонатан. — И я хочу быть уверен, что ты не влипла во что-нибудь очень сомнительное.

— Мы в Диких Землях, не забыл? Тут всё очень сомнительное.

— Это не значит, что я не буду беспокоиться, не зная, что происходит.

— К Киту ты тоже лезешь с такими дурацкими вопросами?

— Ещё даже не начинал.

— А планируешь?

— Да, потому что он ни в чём не сознаётся. Послушай. — Джонатан на секунду остановился, думая, как бы аккуратно изложить свои мысли и не задеть Пайпер. — Я знаю, что лезу не в своё дело. Знаю, тебе не нравится, что я знаю о том, что вы целовались. Но я спрашиваю не из-за того, что я глава Ордена и лидер коалиции, а из-за того, что я твой дядя. Я хочу знать, что Третий не использует тебя и что ты можешь за себя постоять. Потому что если не можешь, я пойду и всажу нож ему в…

— Благодаря магии в силе я могу сравниться с чистокровным великаном, так что я могу за себя постоять. В первый раз Дикие Земли встретили меня не очень тепло, но теперь я готова. Надеру задницу каждому, кто посмеет угрожать мне. Я не боюсь Фортинбраса и знаю, что он не использует меня. Мы же одной магии, — напомнила она ещё раз, улыбнувшись. — Я чувствую его и знаю, что он не лжёт.

Будто это могло убедить Джонатана. Магия всегда будет для него чем-то неизведанным, как и сама суть связи между сальваторами. Однако он не привык сомневаться в Пайпер. И хотя в первые дни после возвращения она вела себя довольно агрессивно, уверенность Джонатан в ней не ослабевала. Он знал, что она никому не позволит использовать себя и ответит каждому, кто попытается навредить ей.

Но несмотря на пост главы Ордена или магию сакри, которой владела Пайпер, Джонатан всегда будет просто дядей, для которого важнее всего благополучие его племянницы.

***

Омага оказалась вовсе не такой, какой Гилберт её помнил, и это ставило его в тупик.

Коридоры, залы, комнаты, даже предметы интерьера, которые явно заменили на новые, казались ему теми же. Гилберту встречались люди, которых он знал, чьи лица медленно всплывали в его памяти, и те, о ком он никогда не слышал. Десятки благородных родов исчезли, и столько же пришло им на смену — Гилберт познакомился с представителями каждого нового рода, тщательно изучил семейные древа, к которым сумел получить доступ, и научился не дёргаться, когда к нему обращались, как к принцу.

За время, прошедшее с их появления в Омаге, Гилберт ясно уяснил: пока Киллиан не скажет обратного, все так и будут называть его принцем.

Фортинбрас был прав, когда на суде заявил о том, что Гилберт узурпатор. Корона принадлежала ему по праву рождения, но не принимала его, не прошедшего Матагар. Каждый раз, когда Гилберт, тщательно обдумывая события последних дней и прокручивая все разговоры, в которых участвовал, приходил к этой мысли, единственной правильной, которая ничем не могла быть перечёркнута, он чувствовал, что ещё чуть-чуть — и сорвётся.

Омага принимала его не как законного короля, а как принца, который сбежал во время Вторжения. Как принца, который пусть и защитил самого себя как единственного наследника рода Лайне, не вернулся, когда стал достаточно силён. Вся его власть осталась во Втором мире, где было достаточно одного слова, чтобы показать, кем он является на самом деле. Здесь же он был лишь великаном и принцем, к которому относились довольно-таки прохладно, но всё же уважительно исключительно из-за того, что так приказал Киллиан.

Это тоже выводила Гилберта из себя. Тогда, на крыше, он удивился не человеку с крыльями, а Киллиану, который выглядел растерянным. Тот Киллиан, которого помнил Гилберт, никогда не выглядел растерянным. Он всегда знал, как начать разговор, что сказать и как удержать нейтральную атмосферу, иногда столь необходимую. Но с Гилбертом он так и не поговорил.

Его это злило. Он сам был готов начать разговор, в любое время и в любом месте, но каждый раз, стоило хотя бы встретиться глазами с Киллианом, Гилберт отступал. Он знал, что дядя на стороне Фортинбраса, и правит он Омагой как раз из-за того, что Фортинбрас не может делать этого. Но зачем тогда было официально принимать его в род Дасмальто? Это автоматически приближало Фортинбраса к трону и, как бы сильно Гилберт ни хотел в этом признаваться, давало ему больше прав на корону. Ту самую, которая не желала признавать Гилберта.

Он был так зол, что даже попытался сломать её. Но, к счастью, вовремя опомнился и спрятал в своей комнате, за барьерами и чарами, которые наложила Шерая. Тащить корону в Дикие Земли было бы просто безумством, даже если бы это дало Гилберту шанс доказать, что никто не может сомневаться в его силе. Теперь, зная, что его ни во что не ставят, помня о том, как корона молчала в его руках, Гилберт знал, что поступил правильно.

И всё же, это его злило.

Он ничего не мог контролировать. Он понятия не имел, что делать дальше. Ему оставалось ждать, пока Фортинбрас скажет, что они могут проверить омагский Некрополь, местонахождение которого до сих пор оставалось для Гилберта загадкой. Сальватор так торопился сюда, так сильно хотел проверить Некрополь, а теперь почему-то медлил… Гилберт совершенно его не понимал. Неужели он тянул время как раз для того, чтобы показать Гилберту, что он ошибался, обвиняя его в предательстве миров? Несмотря на множество фактов, доказывающих, что это так, Гилберт до сих пор сомневался.

Он бы стерпел что угодно ради достижения поставленной цели — освобождения богов от цепей. Но он не соглашался каждую минуту ловить на себе осуждающие взгляды и слышать, как его обсуждают. Никого не останавливал ни статус Гилберта как принца или ракатана Фортинбраса (хотя он сомневался, что сальватор всем об этом рассказал), ни его нахождение в чьей-либо компании. Стоило ему показаться рядом с Киллианом, как разговоры становились тише, но если Гилберт был один или с Энцеладом, никто и не вспоминал о приказе относиться к нему с уважением.

— Нам сюда, — процедил Гилберт сквозь зубы, приказав себе не реагировать на перешептывание двух леди из рода Линас, которые расположились на балконе второго этажа и провожали его и Энцелада заинтересованными взглядами.

Гилберт прекрасно ориентировался во дворце, и потому сильно раздражался, когда замечал, что за ними следят стражники или слуги, якобы посланные подсказать им дорогу. Во дворце ведь не идиоты живут, чтобы не спрятать все тайны от посторонних глаз, так почему за ним вечно кто-то ходит? Разве они не понимают, что только опускают себя в его глазах? Не понимают, что, стоит ему полноценно занять трон, принадлежащий ему по праву крови…

Гилберт прикусил щёку изнутри, стараясь успокоить разбушевавшиеся мысли. Не здесь, не сейчас. Главная цель — это боги, до которых ещё нужно добраться. Гилберт вполне может усмирить своё эго ради этого. Он уже согласился быть ракатаном Фортинбраса. Он справится со всем, даже с унижением, с каждой секундой становящегося всё невыносимее.

Да, он справится. Шерая была права, сказав, что он поступит правильно. Несмотря на острое желание доказать, что Гилберт лучше и заслуживает столько же уважения в этом мире, сколько и Фортинбрас, он старался держаться за слова Шераи и не провоцировать конфликт. По крайней мере, не открытый.

Шерая наверняка будет гордиться, узнав, что пусть и ненадолго, но он справился с ненавистью.

— Мы пришли, — объявил Гилберт, чувствуя, как напряжение постепенно оставляет его.

— Пахнет отвратительно, — заметил Энцелад, сложив руки на груди. — Нам обязательно торчать здесь?

— Надо же себя чем-то занять.

Энцелад скептически хмыкнул, оглядев территорию манежа, возле ограждения которого они остановились. Гилберт помнил его большим и ярким, но в Диких Землях вообще осталось мало красок. Выпавший утром тонкий слой снега был перемешан с грязью и песком. Конюхи расставляли низкие ограждения и препятствия, в которых Гилберт не видел смысла. Королевские конюшни, расположенные на территории дворца, были оставлены нетронутыми исключительно из-за желания Фортинбраса — Гилберт знал это. Он также знал, что по доброй воле никто не сунется сюда, но при этом временами здесь могла собраться толпа любопытных зевак. Гилберт так и не сумел выяснить, из-за чего. В его детстве к королевским конюшням подпускали только их, слуг и учителей, которые всегда были готовы помочь. Гилберту казалось диким и неправильным, что теперь здесь мог показаться каждый.

— У нас есть время кататься верхом? — уточнил Энцелад.

— Очевидно, что да, иначе я не понимаю, почему Третий до сих пор ничего не делает. Что-нибудь узнал у Клаудии?

Энцелад скривил губы, бросив на него раздражённый взгляд.

— Ведьма либо постоянно молчит, либо болтает не по делу без остановки. Иногда, когда её кто-нибудь выбесит, начинает болтать с мёртвыми. Говорит, что Диона часто ей отвечает.

Гилберт вздрогнул, ощутив, как волна ледяного страха и отчаяния проползла по спине. Проклятие Клаудии, из-за которого она слышала голоса мёртвых, казалось ему чрезвычайно жутким. Он не понимал в полной мере, как оно работает, но точно знал, что благодаря нему она может в два счёта узнать чужие секреты и использовать их в своих целях.

Его также пугало то, с каким равнодушием Энцелад говорил об этом. Будто речь шла не о Дионе, которая необъяснимым для Гилберта образом отвечала Клаудии.

— Ты жалеешь, что не остался во Втором мире?

— Я не настолько слаб, чтобы жалеть об этом.

— Ты знаешь, о чём я.

Гилберт вдруг ясно осознал, что никогда не говорил с Энцеладом наедине, только в присутствии Дионы или Шераи. У них никогда не было достаточно откровенных разговоров, исключительно приказы со стороны Гилберта, которые Энцелад не оспаривал даже в том случае, если они казались совершенно бессмысленными. Кэргорские рыцари всегда отличались преданностью, беспрекословным подчинением и уверенностью в том, кому служили. Каждый день Энцелад доказывал, что его клятва не подлежит сомнениям, но Гилберт принимал это как должное.

Он запутался. Он окончательно запутался и не понимал, кем является на самом деле, кто друг, а кто враг. Он даже не понимал, почему Энцелад до сих пор рядом. Он игнорировал Гилберта в первые дни после смерти Дионы, фактически ни во что не ставил, и его поведение было законным основанием для соответствующего наказания, которое Гилберт так и не вынес.

Может, поэтому он и терял свою власть? Не было достаточно строг тогда, когда это нужно, и… «Нет, — тут же возразил себе Гилберт. — Это не так. Ты всё сделал правильно».

Он не поощерял слепое подчинение, и потому хотел знать, не жалеет ли Энцелад о своём решении. Если бы ещё во Втором мире он сказал, что не согласен защищать Клаудию, Гилберт бы нашёл другого рыцаря. Он никогда не отдавал приказ, зная, что Энцелад не сможет его выполнить.

Но чем дольше Гилберт находился в Омаге, тем яснее понимал, что именно это и сделал. Он настолько полагался на Энцелада, что уже не воспринимал себя без него. Если Энцелад был рядом или наблюдал за кем-нибудь, на кого Гилберт указал, ему самому было спокойно.

— Тебе нужен был человек, чтобы следить за ведьмой, — наконец сказал Энцелад. — Есть кто-то лучше меня?

— Но ты не хочешь этим заниматься, да?

— Если это может приблизить нас к победе над демонами и Иснаном в том числе, неважно, чего я хочу.

— Думаешь, он сможет открыть Переход сюда? Или что он уже открыл его?

Энцелад вдруг улыбнулся, показав зубы, и Гилберта пробрала дрожь.

— Даже если так, я буду ждать его, — сказал рыцарь. — Пусть только попробует сбежать в этот раз — разорву голыми руками.

Энцелад никогда не был особо эмоциональным, и Гилберт впервые слышал в его голосе так много злости и ярости. После похорон Дионы все эмоции Энцелада будто разом выключились, и они не проявлялись даже в моменты, когда, Гилберт был уверен, он мог потерять терпение.

Это пугало его даже сильнее, чем проклятие Клаудии. Гилберт просто не представлял, как помочь Энцеладу, и чувствовал себя отвратительно.

— Надеюсь, что Иснана всё же нет в этом мире, — рассеянно пробормотал он.

Энцелад, мгновенно нахмурившись, возмущённо уставился на него.

— Я не это имел в виду! — испуганно возразил Гилберт. — Но мы всё же планируем войти в Лабиринт, а там слишком много хаоса. Он может подчинить себе его, особенно если учесть, что Хайбарус на его стороне.

— Даже он ему не поможет, — жёстко подвёл итог Энцелад. — Я…

Его слова были заглушены громким звуком рога, эхом разнёсшегося над всем дворцом. Гилберт насторожился и торопливо огляделся, пытаясь отыскать источник звука, но увидел только конюхов, которые пытались успокоить переполошившихся лошадей, и Стеллу, подкрадывающуюся к ним со стороны садов, через которые они пришли несколько минут назад. Она застыла на месте, испуганно округлив глаза и, едва звук рога повторился, подняла голову к серому небу. Гилберт машинально повторил за ней, но ничего не заметил.

— В чём дело? — требовательно спросил Энцелад у Стеллы, мгновенно вернув себе самообладание.

— Он здесь, — тихо ответила она, вжав голову в плечи.

— Кто?

— Фортинбрас попросил найти вас, но…

— Это Третий? — недоверчиво уточнил Гилберт. Иногда он действительно верил, что они со Стеллой могут стать друзьями, — она казалось самой легкомысленной из всех и, следовательно, её было проще разговорить, — но подобные заявления понемногу уничтожали его веру. Зачем Третьему сигнальный рог?..

— Это не Фортинбрас, — покачав головой, ответил Стелла. — Это…

— Стой! — яростно крикнул кто-то позади них.

— Остановите его! — тут же подхватил второй голос.

— С дороги!

Гилберт почувствовал дрожь земли, услышал шумное дыхание и ржание. Едва он повернулся, как заметил огромное чёрное пятно, перемахнувшее через ограждение и несущееся к ним. Энцелад тут же схватил его и потянул в сторону, когда Стелла с громким визгом бросилась вперёд. Она встала, раскинув руки в стороны, и чёрное пятно, оказавшееся огромной лошадью, вдруг резко затормозило, встав на дыбы. Гилберта пронзил страх: он знал, что от удара с такого расстояния Стелла просто не выживет, и потому рванул вперёд. Однако тут же между ней и лошадью выросла ещё одна тень, из-за которой животное практически сошло с ума. Чёрный хвост бешено бил в воздухе, огромная голова на мощной шее двигалась из стороны в сторону, взмыленные бока поднимались и опускались. С каждой секундой, с которой выросшая из ниоткуда тень становилась плотнее, страх лошади будто усиливался. Побледневшая Стелла медленно отступала назад и рухнула бы, запнувшись о собственную ногу, если бы Энцелад вовремя не подхватил её.

— Кто это?

Стелла что-то бессвязно пробормотала. Тем временем подоспели конюхи, которые, однако, никак не могли подобраться к взбешённому животному. Стелла словно очнулась, заметив, как один из мужчин едва не получил копытом в лицо. Она вырвалась из хватки Энцелада, пробежала мимо мужчины, оказавшегося на месте тени, и крепко обняла лошадь за шею.

— Тише, милый, всё хорошо, — забормотала она намного разборчивее, чем до этого. Гилберту даже показалось, словно она намеренно повысила голос. — Всё хорошо, не нужно. Фортинбрас будет расстроен, если узнает…

— Так он вспомнил своё имя.

Гилберт вздрогнул, услышав голос незнакомого мужчины — глубокий, властный, чарующий настолько, что его хотелось слушать ещё и ещё. Но стоило только мужчине посмотреть на них, как Гилберт сразу же ощутил, что тот издевается над ними. Насмешка читалась в его разноцветных глазах, правом синем и левом красном, и широкой улыбке с клыками, которые мужчина гордо демонстрировал.

— Что ж, похвально, — как ни в чём не бывало продолжил мужчина, ненавязчиво отряхивая рог, висящий на поясе, от невидимой пыли. — Но ведь все знают, что проклятие сняла девчонка, да?

Стелла, не отошедшая от заметно притихшей лошади ни на шаг, метнула на него яростный взгляд.

— Здравствуй, Стелла, — с улыбкой поприветствовал её мужчина. — Скучала?

— Чтоб ты сдох! — рявкнула она, ещё крепче обняв шею лошади. Гилберту потребовалась секунда, чтобы понять: она пытается успокоить не животное, а себя.

От Стеллы пахло не только яростью, но и страхом.

— Тише, не при всех. Знаешь же, меня заводит, когда ты так говоришь.

Стелла побагровела и уже хотела подойти к нему, но вовремя себя остановила. На секунду она посмотрела на Гилберта, который совершенно ничего не понимал, но тут же отвела взгляд. Она что, знала этого мужчину? И она что, была…

— Ты специально напуган Басона? — прошипела Стелла, неотрывно смотря на него.

— Нет, думаю, он просто принял принца Гилберта за Фортинбраса. Да-да, — тут же продолжил он, будто почувствовал замешательство Гилберта, — я знаю, кто ты. Я всё про тебя знаю. Но вернёмся к важному. Стелла, милая, я устал с дороги и хочу немного отдохнуть. Может, проводишь меня?

— Сдохни! — ещё громче крикнула она. — Тебя никто не ждал!

— Выходит, и мою информацию никто не ждёт? Без неё вы не войдёте в Лабиринт.

Гилберт уловил, как Энцелад напрягся ещё сильнее. Все слуги и стражники, наблюдавшие за ними весь день, будто бы испарились — то ли отправились за помощью, то ли решили не рисковать собой лишний раз. Гилберт был в замешательстве и не мог вспомнить ни одной магии, которая была бы похожа на то, что использовал незнакомец. И откуда он знает, что они намерены войти в Лабиринт?

— Давай, Стелла, — с широкой улыбкой подначивал её мужчина, никого вокруг не замечая. — У нас мало времени, а я ещё хочу узнать, где вы прохлаждались столько месяцев. Или мне попросить принца Гилберта?

Он повернулся, критически оглядел с головы до ног и презрительно фыркнул, качнув головой.

— Не удивлён, что корона тебя отвергла.

Гилберта пробал озноб. Об этом-то он как узнал?..

Кем на самом деле был этот мужчина и какой магией он обладал?

— Катон, приятно познакомиться, — представился мужчина, будто прочитав его мысли. — Вождь Дикой Охоты и единственный, кто знает тайные пути, ведущие в Лабиринт.

***

Стеллу трясло от злости, ненависти, страха и стыда, с которым она никак не могла справиться. Она не ожидала, что Катон навестит их так скоро. Она вообще забыла о том, что он может в любое время оказаться в Омаге, и теперь чувствовала себя отвратительно. Он всегда предупреждал о своём появлении звуком сигнального рога, и Стелла, услышав его по пути к манежу, знала, что Катон вот-вот будет здесь. Знала и стояла, испуганно смотря в небо, где в любой момент могла пронестись бесформенная тень. И после, когда он сказал, что её злость заводит его…

Стелла хотела плакать. Почему Катон вечно всё портит? Почему думает, что ему всё дозволено? Клятва связывала его с Фортинбрасом и не позволяла ему вредить кому-либо из его союзников, но он всегда находил способ задеть её и напомнить, что когда-то она принадлежала Охоте. Иногда он говорил так, будто она до сих пор принадлежала только ему.

Стелла едва справилась с эмоциями. Она не могла слышать о том, как Джинн рассказывал о своём убийстве, и потому сбежала, решив, что лучше будет слоняться по дворцу. О том, почему Ветон так поступила, ей обещали рассказать позже, но Стелла и не рвалась как можно скорее узнать правду. Когда Ансель передал, что Фортинбрас ищет Гилберта и Энцелада, Стелла решила найти их с куда меньшим энтузиазмом, чем можно было от неё ожидать. Она хотела растянуть время, а когда узнала, что Гилберт и Энцелад возле конюшен, захотела ещё раз навестить Басона. Стелла даже не думала, что Катон явится прямо перед ними только для того, чтобы поиздеваться и напомнить, кем он является на самом деле.

Выбора у неё не было: успокоив Басона, испуганного появлением Катона, Стелла проводила того к Фортинбрасу. Это было ещё одной пыткой, куда более жестокой и извращённой. Катон прекрасно знал, где Фортинбрас, и смог бы найти его в огромном дворце с помощью магии. Гилберт и Энцелад, которые последовали за ними, его совершенно не интересовали. Только Стелла, которая всё это время чувствовала на себе пристальный взгляд Катона.

Она слишком хорошо помнила Башню и каждый момент унижения, которому он её подверг. Стелла хотела исчезнуть, провалиться сквозь землю или раствориться в воздухе, лишь бы избавиться от страха и стыда, которые разъедали её изнутри.

«Я ни в чём не виновата, — твердила она себе, стараясь мысленно считать шаги и не сбиваться с быстрого темпа. — Всё будет хорошо, всё будет хорошо!»

Катон не посмеет тронуть её. Не здесь, не на глазах у всех. Не с клятвой, которая связала его с Фортинбрасом. И если он попытается надавить на Стеллу словами, она справится. Она была сильной и очень умной. В конце концов, она выжила в Дикой Охоте и в Башне, а Фортинбрас, Магнус и Джинн учили её сражаться. Она точно справится.

«Я ни в чём не виновата», — вновь подумала Стелла, с напускной уверенностью кивнув попавшемуся на пути Анселю. Он подпрыгнул, заметив полный желчи взгляд Катона, и стрелой метнулся вперёд, к дверям, за которыми уединились Фортинбрас, Джинн, Киллиан и Клаудия. Пайпер, вообще-то, тоже должна была быть с ними, но она, как и Стелла, сбежала.

— Ты не хочешь со мной разговорить? — невинно уточнил Катон, поравнявшись со ней. Стелла попыталась ещё ускорить шаг, но Охотник тут же нагнал её. — Не веди себя как ребёнок, Стелла. Ты должна понимать, что у нас общие цели.

Стелла ему не верила. Пусть он озвучит ей хоть сто истин — ни одной не поверит, пока не услышит их же от Фортинбраса.

— За эти месяцы многое изменилось, но знаешь, что самое удивительное? Ваша вера в то, что такие слабаки, как принц Гилберт, помогут. Это лишь попытка отстрочить неизбежное, Стелла. Порочный круг замкнётся, и никто не сумеет спастись.

Стелла сжала челюсти, запретив себе отвечать. Злость красной пеленой застилала ей глаза. Она даже не видела, как двери открылись и Фортинбрас, обычно не прятавший своего паршивого настроя от встречи с Катоном, двинулся к ним. Стелла, воспользовавшись моментом, развернулась и побежала вперёд, как можно дальше от источника своего страха.

Это нечестно. Она была сильной и умной, могла справиться с чем угодно и побороть любого. Она не должна бояться Катона, но боялась. Меньше, чем за пять минут он разрушил всю её уверенность, которую Стелла старательно копила столько месяцев, заставил поверить, что она годна лишь для того, чтобы быть частью Охоты.

«Это неправда!» — думала Стелла, размазывая предательские слёзы по щекам, пока бежала в сторону своих комнат.

Как Катон может разрушать её, если она давно убедила себя, что он больше не властен над ней? Как он смеет показываться в Омаге после того, как столько лет измывался над ней и пытался убить Джинна с Пайпер? И почему Стелла такая слабая?

Ворвавшись в комнату, она первым делом заперла дверь и придвинула к ней стул, чтобы никто не попытался войти. Затем метнулась в дальнюю комнату и, так же заперев дверь, забилась в самый угол между двумя шкафами, вцепившись себе в волосы.

Вспоминая о том, каким озадаченным выглядел Гилберт и как Энцелад изучал Катона, Стелле хотелось только одного — исчезнуть. Они видели, что она струсила, и наверняка поняли, из-за чего. Как бы ей ни хотелось обратного, Гилберт не такой уж и глупый. Он точно может сложить несколько фактов и брошенных Катоном фраз вместе. И перед тем, как она убежала, он наверняка видел, что она заплакала.

Как она могла быть такой несдержанной? Фортинбрас доверился ей, выбрал ракатаном для своего тела, в очередной раз признав силу Стеллы, но она подвела его, испугавшись Катона.

Стелла завыла ещё громче, уперев лоб в колени, прижатые к груди. «Глупая, глупая, глупая! — твердила она себе, захлёбываясь в слезах. — Неблагодарная девчонка! Только и можешь, что путаться под ногами!»

Глава 4. Мир был тесен

Стоя в незнакомом месте, в каком-то длинном туннеле со стенами, покрытыми плесенью, грязью и кровью, Эйс ничего не чувствовал. Ни страха, ни настороженности. Ничего. Даже магия молчала, что было необычно: та всегда могла предупредить о надвигающейся опасности, но сейчас… «Странно», — подумал Эйс, оглядываясь по сторонам. Был только туннель с редкими факелами на стенах и он сам, совершенно не понимающий, как оказался здесь.

Дядя Джон навсегда вбил ему в голову одно золотое правило: если оказался в незнакомом месте или потерялся — стой на месте и жди, пока тебя найдут. Разумеется, речь шла о ситуациях, когда жизни ничего не угрожало. Эйс не был уверен, что сейчас был в безопасности, однако ноги уже понесли его вперёд. Огни факелов проносились мимо, совсем рядом раздавался какой-то противный, чавкающий звук. Эйс не хотел даже проверять, из-за чего тот появлялся — пронёсся по туннелю дальше и, едва не запнувшись о собственную ногу, оказался на лестнице.

Эйс хотел остановиться. И так ушёл достаточно далеко, что сильно усложнит его поиск. Хотя Эйс никак не мог вспомнить, что планировал оказываться здесь. Да и он не понимал толком, что это за «здесь». Магия до сих пор молчала.

Вдруг откуда-то издалека послышался утробный вой, пробравший Эйса до костей. Он подпрыгнул на месте, прижался к стене и, часто дыша, испуганно заозирался по сторонам. Никого не было. Только он, его магия-предательница, не подчинявшаяся его приказам и… чары. Много чар, которые пропитали каждый клочок этого жуткого пространства.

Эйс ощутил их только сейчас. Тело, действующее будто само по себе, понесло его вниз по лестнице, и с каждой пройденной ступенькой Эйс ощущал всё больше чар. На стенах также появлялось всё больше сигилов, начерченных чёрной кровью. Сигилы были оружием магов, но чёрная кровь была только у демонов. Кто догадался совместить их? Неужели Иснан?.. Благодаря связи с Ренольдом он был единственным из демонов, кто мог использовать чистую магию, но Эйс сомневался, что всё настолько очевидно. Он искренне надеялся, что это не Иснан. Только бы тот находился в другом месте, но всё ещё в этом мире, а не в Диких Землях. Сидел бы в какой-нибудь дыре, не высовывался, не мешал коалиции. Просто ждал, когда сальваторы пройдут Лабиринт и освободят богов. Это было бы просто чудесно.

Эйс остановился, как вкопанный. Вой повторился, на этот раз намного ближе, но Эйс не двинулся с места. Вот, что было не так: сальваторы, Лабиринт, боги в цепях. Он вспомнил об этом только сейчас, хотя всю прошедшую неделю ни на секунду не переставал думать об их рискованном деле, которое коалиция до сих пор не одобряла. Эйс едва не каждый день пытался доказать, что это было верным решением, но не понимал, как с этим связан этот туннель и сигилы на стенах.

Что-то здесь было не так.

Ноги несли Эйса дальше. Сигилов становилось только больше, одни были нарисованы поверх других. Какие-то знаки и вовсе скрылись за плесенью, которой, должно быть, было не одно десятилетие. Эйс ничего не понимал. Какие сигилы могут держаться так долго? Почему чем дальше, тем они старее? У вершины лестницы были совсем свежие сигилы. Может, если бы Эйс был так же хорош в начертании магических знаков, как и все остальные маги, он бы даже сумел понять, когда именно были оставлены эти сигилы.

Он бы вообще понял хоть что-нибудь.

Лестница закончилась тупиком, испещрённым совсем старыми сигилами. Эйс едва видел их очертания и с трудом узнал несколько знаков, которые ему показывал Сионий. Если чары понимания и впрямь работали, — учитывая, что все чары Эйс накладывал плохо, он в этом сильно сомневался, — начерченные на стене сигилы создавали мощный барьер. Следовательно, тупик не был тупиком.

Эйс приложил ладонь к стене и сосредоточился. Магия медленно, но верно просыпалась: наполняла теплом тело, колола кончики пальцев, прощупывала каждый миллиметр пространства. Чем дальше магия проникала, тем сильнее Эйс чувствовал, как что-то тянет его дальше. Холодный камень исчез из-под пальцев, совсем рядом всего на несколько мгновений вспыхнул яркий свет. Открыв глаза, Эйс увидел просторную круглую комнату, стены которой были покрыты сигилами, начерченными чёрной кровью. Особенно много их было возле двух креплений у противоположных стен — от них тянулись массивные цепи, сковывающие руки человека, находящегося в центре комнаты.

Эйс едва не закричал от испуга. Как он сразу не заметил, что здесь кто-то есть? Было не так уж темно, да и магия, начавшая отвечать на его зов, могла предупредить. Бегло оглядев человека, Эйс решил, что тот мёртв. Всё тело было изуродовано глубокими ранами и гематомами, одежда разорвана, на руках, обвитых цепями и раскинутых в стороны, были старые шрамы. Тёмные волосы слиплись из-за крови.

Магия подстёгивала Эйса подойти ближе. Только он решился сделать первый шаг, как человек дёрнулся всем телом и кинулся вперёд, но, наткнувшись на изумлённый взгляд Эйса, замер на месте. Его руки были так круто вывернуты, что точно должны были сломаться, однако Эйс не слышал хруста костей. Он, кажется, вообще ничего не слышал: ни собственного дыхания или сердцебиения, ни воя откуда-то издалека.

Человек в цепях качнулся назад, оглядел Эйса с ног до головы и всмотрелся в его лицо. Эйс хотел спрятаться от такого внимания, но деваться было некуда. Магия продолжала толкать вперёд, ощущение чар, пропитывающих воздух, всё ещё было сильно.

Вдруг что-то возле лица незнакомцавспыхнуло, и Эйс увидел янтарные глаза, ярко блестевшие на фоне почти пепельной кожи и трёх жутких шрамов, пересекавших лицо слева направо. Эйс сразу же догадался, что это были шрамы от когтей демонов. Шар мягкого света также охватил чёрные волосы и ошейник, на котором было начерчено несколько сигилов.

— Как ты разбил первую печать?

Эйс вздрогнул, услышав его хриплый голос.

— Как? — настойчивее повторил мужчина. — Как ты это сделал? Как нашёл это место?

Язык не слушался Эйса, да и он не знал, как отвечать. Он не помнил, чтобы открывал портал или даже пытался сделать это. Он вообще ничего не помнил.

— Как?! — громко крикнул пленник. — Как ты разбил печать?!

Эйс попятился, но магия толкнула его обратно. Лицо мужчины вдруг вытянулось от удивления, и он безвольно повис на цепях, всё ещё смотря на Эйса.

— Тебя привела магия, — пробормотал пленник. — Как это возможно?.. Я пытался столько раз, но ничего не получалось, а ты…

Магия пригвоздила Эйса к полу. Руки не слушались, открыть портал никак не получалось. Страх, которого Эйс не ощущал вплоть до этого момента, становился только сильнее.

— Найди путь сюда! — отчаянно выкрикнул пленник, вновь бросившись вперёд. Цепи дёрнули его обратно, и на этот раз Эйс услышал хруст ломающихся костей. Пленник, однако, будто и не заметил этого, продолжив: — Найди и освободи меня!

***

Эйкен сидел, уставившись в дымящуюся чашку чая, и изо всех сил старался переварить услышанное.

— Магия тебе ничего не подсказала? — спросила Шерая.

— Нет, — ответил Эйс, покачав головой. — Только не давала уйти.

— Довольно странно. Во снах и видениях магия не так сильна, как наяву, но я впервые слышу, чтобы она удерживала кого-то в одном месте.

— Это может быть связано с Лабиринтом?

Шерая свела брови к переносице и задумчиво посмотрела на Эйса.

— Каким образом?

— Если наши уже в Лабиринте, они же могли добраться до богов, верно? Что, если они уже освободили их? Разве это не означает, что силы богов восстановятся?

— Не думаю, что это Вине́йгерис послал тебе видение.

Эйкен признался бы, что окончательно запутался в происходящем, но тогда бы его просто выставили за дверь. Даже если он многого не понимал, Эйкен решил собирать всю информацию, какую сможет, и всегда быть в курсе последних событий.

Пока что у него неплохо получалось. Несмотря на безумный страх за сальваторов и остальных, Эйкен постепенно учился общаться с людьми коалиции. Легче всего было именно с Эйсом, также недовольного тем, что он ничем не мог помочь сальваторам, и с Шераей. Её Эйкен немного побаивался, но Фортинбрас сумел убедить его, что женщина совсем не опасна и не собирается ему вредить. Буквально с первых дней она предстала перед Эйкеном именно такой, какой её описывал Фортинбрас ещё в Диких Землях: внимательной, решительной и при этом заботливой. И хотя её сила и влияние всё ещё пугали его, он был рад, что в коалиции есть хотя бы один человек, который полностью доверяет Фортинбрасу.

Была, конечно, и принцесса Сонал, но её Эйкен избегал всеми возможными способами. К счастью, это было довольно легко: она целиком и полностью погрузилась в нахождение лэндтирсцев, затерявшихся среди землян, и восстановлению связей с ними. Эйкен лишь жалел, что, несмотря на занятость, она всё равно находила время на свои капризы и террор слуг в особняке.

Эйкен им искренне сочувствовал, однако на помощь не спешил. С этим прекрасно справлялась Шерая, сразу же после ухода Гилберта взявшая управление особняка на себя. Ни одно дело теперь не совершалось без её одобрения и контроля: поэтому-то она так быстро узнала, что во время тренировки с Енохом Эйс ни с того ни с сего потерял сознание. Потребовалось почти два часа, в течение которых Эйкен не находил себе места из-за волнения, чтобы привести Эйса в чувство и узнать, что случилось.

— Ты запомнил сигилы, которые видел? — уточнила Шерая после непродолжительного молчания.

— Некоторые.

— Нарисуй их.

Эйс с мученическим вздохом поставил чашку на стол и поднял руку, но Шерая тут же повысила голос:

— Не магией! Неизвестно, что может случится, так что рисуй на бумаге.

Она щёлкнула пальцами, и перед Эйсом появился чистый блокнот и карандаш. Вздохнув ещё раз, он принялся старательно вырисовывать сигилы, которые видел, пока Эйкен пытался усмирить своё волнение.

Происходило что-то очень странное. Убийства, о которых говорил Эйс, прекратились после того, как Пайпер открыла Переход в этот мир. Но теперь кто-то распространял магические реликвии, полные хаоса, а из архивов Ордена украли несколько старых дел. С каждым днём проблем, как и загадок, становилось всё больше, и Эйкен не понимал, что ему делать. Он ничем не мог помочь, только, как и сказал Фортинбрас, оставаться в безопасном месте и ждать. Однако Эйкен не мог сидеть на месте и совсем ничего не делать. Особенно теперь, когда с Эйсом, с которым Эйкен успел сдружиться, творилось что-то необъяснимое.

— Никогда не видела этих сигилов, — сказала Шерая, тщательно изучив каждый из нарисованных Эйсом магических знаков. — Они, возможно, древнее самой Книги Призыва. Я поищу в наших архивах их значение, а ты пока отдыхай.

Эйс смиренно закивал головой, но сразу же, как Шерая вышла из гостиной, посмотрел на Эйкена и сказал:

— Насколько далеко твои тени могут отдаляться от тебя?

Эйкен нервно сглотнул.

— Что ты задумал?

— Хочу узнать, что за место я видел. Не уверен, что магия поможет, но если послать твои тени…

— Куда? В каждый уголок этого мира? Это займёт вечность! Да и нет у меня так много теней.

— У тебя их сотни!

— А ты что, считал?

Эйс протяжно выдохнул и закрыл лицо руками.

— Я хочу понять, что это было! В прошлый раз, когда я, э-э, выпал из реальности, я обрёл магию. И, кажется, видел саму Геирисандру! Боюсь даже представить, что могло случиться в этот раз.

— Но ты запомнил, как выглядел тот пленник, да? Поищи информацию о нём. Может, в коалиции что-то есть.

Эйкен, на самом-то деле, слабо в это верил, но считал свою идею не такой уж и плохой. Если Эйс прав и сигилы из чёрной крови были начерчены Иснаном, значит, пленник был врагом демонов — и, следовательно, мог быть потенциальным союзником сигридцев. Нужно было собрать больше информации о нём и понять, чем он не угодил тварям. Те не стали бы держать его в богами забытом месте под охраной, пробиться в которое можно лишь в с помощью магии то ли во сне, то ли в видении.

— А может, это из-за Силы? — предположил Эйс, нахмурившись.

— Ты больше не наследник, так что вряд ли. Магия сакри не так работает.

— Но именно я оказался там, а не Шерая или Сионий. Значит, дело всё же в моей магии.

— Вот именно, в твоей магии, а не магии сакри, — настойчивее повторил Эйкен.

— Но каждая магия оставляет свой след. Поэтому демоны и напали на наш дом, когда я ещё не знал… Точно! Я придумал!

Эйкен едва не вжал голову в плечи, когда Эйс подскочил, ударив ладонями по столу, и широко улыбнулся, уставившись на него.

— Каждая магия оставляет след! — торопливо повторил он. — Я использовал магию, чтобы открыть проход в том туннеле! Если мы сможем его отыскать, то найдём и место, где я был!

— Ты не был там по-настоящему, — несмело возразил Эйкен. Несмотря на всё дружелюбие Эйса и определённую схожесть между ними, а также общее решение во что бы то ни стало помочь коалиции, пока сальваторов нет, Эйкен всё же немного побаивался Эйса, когда тот становился настолько решительным. В такие моменты он особенно напоминал Пайпер.

— Зато была магия, — настойчиво произнёс Эйс. — Или нет. Слушай, я плохо понимаю, как работает магия, но если она привела меня в то место, значит, там должен был остаться хотя бы один след. В конце концов, что мы потеряем, если просто попробуем?

— Время? — предположил Эйкен. — Магию? Доверие госпожи Мур? Не думаю, что она обрадуется, если мы попытаемся найти то место без её согласия.

— Мы попробуем, только и всего. Я не собираюсь соваться в логово демонов в одиночку, и тебя за собой не потащу. Но пробовать-то можно!

Эйкен опустил плечи, чувствуя, как тени беспокойно зашевелились. Змея, раскрывавшая свою пасть у него на шее, медленно отделилась от кожи и проползла по его плечу, головой потерявшись о щёку. У теней всегда был своеобразный способ утешить его, и сейчас это было как никогда кстати.

— Боже мой, — пробормотал Эйс, смутившись, — я и забыл, что у тебя есть змеи…

— Они не нападут, пока я не прикажу. Или пока ты не нападёшь на меня. Тогда они просто разорвут тебя.

Эйс поёжился и отошёл на шаг.

— Ненавижу змей.

— Если хочешь, чтобы я помог тебе, моим Змеям такое не говори, — решился напомнить Эйкен, почёсывая тень по голове. — И лучше придумай настоящий план, которому можно следовать.

— Чем тебе не нравится план с магией?

— Никакой конкретики! Нельзя просто сунуться твари знают куда и надеяться, что всё получится!

Едва последнее слово сорвалось с его губ, Эйкен понял, что Эйс и не предлагал бросить все дела и отправиться на поиски таинственного места прямо сейчас. И он уж точно не собирался рисковать собой, Эйкеном или кем-либо ещё. Ему нужна была уверенность, что его поддержит хоть кто-то — и Эйкен, привыкший жить по законам Диких Земель, не распознал этого сразу же. В том мире любой необдуманный шаг мог стоит жизни, и каждый план должен быть построен с максимальной тщательностью и осторожностью. Но здесь, во Втором мире, шансов на успех было значительно больше. Даже в деле, которое лично Эйкену казалось довольно сомнительным.

— Подожди хотя бы, пока госпожа Мур проверит сигилы, — предложил он, продолжая почёсывать Змею, уже устроившуюся у него на коленях. — Может, что-то и найдётся.

— Ненавижу ждать, — пробурчал Эйс, упав на стул. — Мы постоянно ждём! Из-за этого дурацкого расследования в Ордене даже зал Истины закрыт!

— А туда-то тебе зачем?

— Поискал бы что-нибудь в старых архивах. Я не верю, что магия ни с того ни с чего показала мне то, с чем раньше никто и никогда не сталкивался. Здесь наверняка есть какая-то связь.

— А может это… Ну, как-то связано с Андером? Ну что? — тут же возмутился Эйкен, заметив скептический взгляд Эйса. — Феи до сих пор не нашли ни одной зацепки! Если верить Елене, Андер был наследником Силы и магом. Что, если так он до сих пор жив и пытался дать о себе знать?

— Но почему именно я?

Эйкен пожал плечами, не найдясь с ответом. Ему не нравилось говорить об Андере, и он едва терпел, когда кто-то упоминал его в разговоре.

Если предположить, что Марселин права и Эйкен является её братом, то выходит, что Елена, с которой она и Стефан говорили — его мать. А Андер вообще дядя, потому что он женился на Каталине, младшей сестре Виктора, их отца. Но только если предположить, что Марселин права.

Эйкен ей не верил. Даже думать о том, что у него могла быть такая большая семья, которую он потерял из-за демонов, было больно. Воспоминания никак не возвращались, лишь в редких снах Эйкен видел обрывки, которые терзали его в Башне. После таких снов Эйкен лежал в холодном поту, окружённый переполошёнными тенями, и боролся с желанием выпить снотворное, которое по его просьбе приготовила Шерая.

Учитывая, что рядом не было Фортинбраса, Клаудии, Стеллы и Пайпер, справлялся Эйкен плохо. Но он старался, надеясь, что к моменту, когда они вернутся, он сможет разобраться со своими страхами и всем, что терзало его столько лет.

***

— Ну-у… — неуверенно протянула Соня, закинувшая ноги на спинку дивана и смотревшая на них снизу вверх. — Это как-то бессмысленно, вам не кажется? От того, что мы торчим здесь, расследование не будет идти лучше.

— Если бы ты ещё хоть как-то помогала, — пробормотал Себастьян, ущипнув себя за переносицу.

— Я помогаю! — огрызнулась Соня. — Не все такие мозговитые, как ты. Нужен и перерыв.

— Когда тебя обвинят в краже дел, ты тоже попросишь перерыв?

— Себ! — прикрикнул на него Алекс.

— Мысли чуть шире, Алекс, и подумай, как ей защищаться, если её и впрямь обвинят в краже. Улики можно подкинуть, алиби опровергнуть. Не исключено, что расследование будет скомпрометировано.

— Не думаю, что папа это допустит.

И так было всегда: что бы ни происходило, Алекс думал, что отец справится, со всем разберётся, защитит их семью. Сам Алекс свято верил, что и Соня давно стала частью семьи, однако Август был другого мнения и вряд ли намеревался защищать её, если расследование действительно приведёт к Соне.

В этом-то и была проблема: Август действовал в интересах Ордена и всей коалиции, и Себастьян прекрасно понимал его логику, но легче от этого не становилось. С начала расследования прошла неделя, но никаких сдвигов не было. Был обнаружен лишь слабый магический след и присутствие хаоса, источник которого до сих пор определялся. С каждым днём, который Себастьян тратил на то, чтобы разобраться в произошедшем, он только сильнее убеждался, что подставить могут кого угодно, в том числе Соню, которая в жизни бы не смогла украсть дела из архива. Себастьян работал с ней и знал, что ей это не под силу: она была не настолько сообразительна, чтобы придумать, как обойти десятки барьеров и сигилов. К тому же, никто из магов, кроме Лукреции и Шераи, не поддерживал с ней связи, а тех уже проверили.

Расследование вот-вот могло зайти в тупик, и некому было их защитить. В масштабах коалиции они были незначительны: Себастьян сомневался, что сумеет хоть что-нибудь доказать, если обвинят его, и усилий матери и Саула не хватит, чтобы оправдать его. Август, опять же, будет думать о благе коалиции и их семьи.

Себастьян не должен был злиться на него, — всё-таки, он сам руководствовался этим правилом всю жизнь, — но злился, поэтому всеми силами пытался найти хоть кого-нибудь, кто сумеет помочь. Все его связи, все заказчики, с которыми он когда-либо работал и сумел добиться разговора, ничего не знали. Подобное ограбление было совершено впервые, и впервые источники хаоса и магии определялись так долго. Саул предполагал, что были использованы поддельные реликвии, которые он искал, но никаких доказательств этому не было.

Ничего не было. Совсем. Будто кто-то просто вошёл и вышел, никем не замеченный. Будто кто-то идеально знал внутренне устройство зала Истины, где чьи посты и в какое время людей меньше всего.

Соня громко вздохнула, села нормально и, покосившись на стопку бумаг перед Алексом, издала мученический стон. Её нетерпение росло в геометрической прогрессии, и с каждой зацепкой, которая ни к чему не приводила, она, казалось бы, всё глубже погружалась в отчаяние. Себастьян бы предпочёл, чтобы она хандрила как можно дальше от него, но избавиться от общества Сони были просто невозможно: Алекс постоянно был рядом, и злить его Себастьяну не хотелось. Их мир, которого они негласно достигли, и так был слишком хрупким и строился как раз на том, что состояние Сони было нормальным. Если бы после плена у Махатса ей стало бы хуже, отношения между Алексом и Себастьяном стали бы только хуже.

Это бесило его даже сильнее, чем холодность отца. С ней-то Себастьян научился жить.

— Как нас могут подставить, если Фройтер уже проверил нас? — наконец спросила Соня, озадаченно посмотрев на него.

— Если ты не заметила, едва не каждый день появляется магия, о которой мы ничего не знаем, — не удержавшись, парировал Себастьян. — Фройтер подтвердил, что в ночь ограбления мы не были в архивах, и только.

— Но что может быть сильнее дара Фасанвест? — пробормотал Алекс, откинувшись на спинку дивана и уставившись в потолок. — У вас железное алиби. Соня была с Лукрецией, а ты был…

— Зельда!

Себастьян едва не подскочил на месте, услышав испуганный голос Рокси. Та стояла в дверном проёме и смотрела на них так, будто они превратили комнату отдыха в место убийства.

— Что? — не поняла Соня.

— Зельда, — выдохнула Рокси, с силой вцепившись в дверной косяк. — Они арестовали Зельду. Я слышала, что магия, найденная в архивах, оставила свой след на её мече…

— Это невозможно, — резко возразил Себастьян, выпрямляясь.

— Я видела, — протараторила Рокси, яростно помотав головой, — что они ведут её на допрос к старейшинам и папе…

Себастьян сорвался с места, лишь секундой позже поняв, что в очередной раз выдал себя. Ему следовало остановиться и, вообще-то, доверить это дело искателям и рыцарям. Он был подозреваемым и должен был думать только о том, чтобы убедить Орден, что не виновен в краже. Зельда вполне могла справиться сама, не такая уж она и беспомощная.

Однако это было огромной ошибкой и доказательством того, что их обоих подставили ещё на аукционе-бойне. Зельда потеряла настоящий Бальмунг, и вместо него обзавелась подделкой, в котором было проклятие, а не её магия. Если маги и впрямь нашли настоящий Бальмунг, который каким-то образом оказался у Зельды, значит, их неизвестный враг вновь решил показать себя. И либо он стоял за убийством Сибил, либо работал вместе с ней и таким образом заполучил настоящий Бальмунг.

— Себастьян! — крикнула Рокси, бегущая за ним. — Тебя не пустят! Да подожди ты!

Двое рыцарей, стоявших на посту возле малого зала совещаний, уже собирались преградить ему дорогу, но остановились, заметив спешившего к ним Саула. Себастьян едва сумел подавить нетерпение и даже изобразил подобие спокойствия, которое мгновенно исчезло, стоило ему заметить повязку на плече Саула.

— Так, небольшая царапинка, — отмахнулся мужчина, после чего обратился к рыцарям: — Пропустите нас.

Рыцари отступили, и Саул, бросив на Себастьяна нечитаемый взгляд, первым шагнул в зал истины. Рокси мигом проскочила за ним, но Алекс и Соня, едва нагнавшие их, предпочли остаться в коридоре. Себастьяну, честно говоря, было плевать. Он прошёл вслед за Саулом и Рокси, увидел злую Зельду, которую держали ещё двое рыцарей, одним из которых был Диего Зальцман. Старейшина Грета и старейшина Армен сидели за небольшим круглым столом, Август беспокойно ходил из стороны в сторону, постоянно косясь на Зельду.

На столе лежал её меч, лезвие которого было покрыто кровью.

— Зельда, милая, — неожиданно мягко произнесла старейшина Грета, одарив новоприбывших лишь беглым взглядом, — не нужно всё усложнять.

— Магия привела к тебе, — добавил старейшина Армен. — К тебе и твоему мечу. Неужели ты не понимаешь, что все факты против тебя?

— У меня не было меча! — громко рявкнула Зельда. — Эта сука его забрала! Меня подставили!

— Хочешь сказать, магия ошиблась?

— Какие у вас основания для допроса? — влез Себастьян, сразу же поймав раздражённый взгляд отца. — Почему вы арестовали её?

— Себастьян, не лезь, — процедил Август. — И ты, Рокси, тоже. Немедленно оставьте нас.

Рокси аккуратно спряталась за спину Саула, будто таким образом могла избежать злости отца. Это, однако, сработало — он всегда предпочитал не ругать Рокси даже за серьёзные проступки, особенно когда рядом был Себастьян, к которому всегда можно придраться за любую мелочь.

— Где вы нашли этот меч? — не отступал Себастьян. — Чья кровь?

— Ублюдка, который отдал тело демону! — выкрикнула Зельда, дёрнувшись всем телом. Диего рыкнул на неё, и Зельда, что странно, тут же утихла.

— Который так и не стал демоном, — сказал Август. — Ты убила человека, Сулис.

— Который пытался убить меня! Он стал бы демоном, если бы я его не остановила!

— Пусть дитя Фасанвест проверит это, — подал голос Саул. — Если это правда, вы не имеете права арестовывать её за самозащиту.

— Даже если это так, твоя магия была на месте кражи, Сулис. Как ты объяснишь это?

— Очень просто: в день аукциона я доверила Бальмунг госпоже Сибил, а эта сука подменила его, вернув мне подделку.

— И где же подделка?

Зельда плотно сжала губы и, почему-то посмотрев на Себастьяна, выдержала долгую паузу, прежде чем ответить:

— Растворилась в хаосе, когда тот парень напал на меня. Бальмунг вернулся ко мне, как и должен был в день аукциона.

— И ты использовала его, чтобы убить человека.

— Который едва не стал демоном, — скрипнув зубами, напомнила Зельда. — Вы что, думаете, я такая дура и полезу в ваш дурацкий архив, да ещё и оставлю там магический след? Меня подставили, использовав Бальмунг!

— Фройтер выяснит, где ты была в ночь ограбления! — подвёл итог Армен, ударив ладонью по столу. — И даже не думай, что…

— Да не надо Фройтера вызывать, — перебила его Зельда, возведя глаза к потолку. — Можете, конечно, и вызвать, но он ничего нового не скажет. Только увидит, что поддельный Бальмунг растворился в хаосе, а настоящий вернулся ко мне как раз в тот момент, когда ваши маги нашли меня. Кажется у вас, людей, это называется сфабрикованным делом.

У Себастьяна дёрнулся глаз. Неужели Зельда не понимает, в каком положении оказалась? Чем дольше она язвит и отказывается сотрудничать, тем меньше шансов, что он сумеет помочь. У Себастьяна уже был готовы план, которому он был намерен следовать, но Зельда, как и всегда, шла своим путём.

Просто невероятно. Почему он до сих пор пытается ей помочь?..

— До прибытия Фройтера ты будешь под наблюдением, — наконец сказал Август, переглянувшись с рассерженным Арменом.

Зельда выругалась и, кажется, собиралась обругать каждого из них не менее десяти раз, но почему-то передумала. Рыцари без единого слова повели её, бурчащую себе под нос, прочь из зала. Когда двери открылись, краем глаза Себастьян заметил, как Алекс и Соня быстро отбежали в сторону, будто хотели сделать вид, что не пытались подслушивать.

— Саул, пожалуйста, уведи Рокси, — со вздохом произнёс Август. — И вы, старейшины, оставьте нас, если вам не трудно. Хочу поговорить с Себастьяном.

Тот насторожился, поймал сочувствующий взгляд Рокси, которую Саул развернул к дверям, и приготовился к новой ссоре. Старейшины без лишних вопросов покинули зал, не давая ему лишних минут на раздумья. Себастьян остался один на один с отцом, который выглядел так, будто вот-вот взорвётся. Но вопреки ожиданиям Себастьяна, Август очень тихо и спокойно спросил:

— Что, чёрт возьми, это было?

— Зельда, — ни на секунду не задумавшись, ответил Себастьян.

— Плевать на неё. Зачем ты ворвался? Ты хоть понимаешь, в какое положение ставишь меня и всю нашу семью?

— Ты не имеешь права арестовывать кого-то без доказательств, — парировал Себастьян. — К тому же, она даже не искательница. Если король Джулиан узнает, что ты арестовываешь и допрашиваешь его подданных, он может посчитать это объявлением войны.

— Грета сообщит о случившемся Айше, и та со всем разберётся.

— Это не значит, что вы поступили правильно.

— Себастьян, — строго произнёс Август, сведя брови к переносице, — её магию обнаружили на месте кражи. Когда рыцари и маги нашли её, она убивала человека. Мы были обязаны действовать.

— Убийство человека, отдавшего своё тело хаосу, не считается преступлением.

— А ты так много знаешь об этом?

— Столкнулся с подобным, когда выполнял недавний поиск.

— Тот, который тебе поручил король Джулиан? Поэтому прибежал помогать Зельде, да? По старой дружбе?

Себастьян сжал челюсти, чувствуя, как раздражение становится всё сильнее.

— Знаешь, почему арест Зельды — ошибка? У неё есть алиби на ночь ограбления. И история с Бальмунгом — правда. Она действительно лишилась его и вплоть до этого момента владела подделкой.

— Почему ты так уверен в этом?

— Я помогал ей собирать информацию о Сибил. Мы предполагали, что именно она подменила Бальмунг, но доказательств было мало и…

— Ты собирал информацию о высокопоставленном члене коалиции вне поиска? — ошарашенно уточнил Август, приблизившись к нему. — Ты с ума сошёл?

— Я планировал выйти на демонов, устроивших бойню на аукционе, — невозмутимо ответил Себастьян.

— Боги милостивые…

Август глубоко вздохнул, помассировав виски, и посмотрел на него так, будто планировал убить на месте.

— Ты хоть представляешь, что будет, если об этом станет известно? Неважно, что Сибил мертва. Ты нарушил десятки правил! И из-за чего? Из-за помощи Сулис? Я тебя не узнаю, Себастьян. Ты как никто другой должен понимать, как важно найти преступника и…

— Поэтому я и говорю, что арест Зельды ошибка. Она не крала дела и уж тем более не передавала никому Бальмунг. Её подставили.

— Почему ты так уверен?

— Потому что в ночь ограбления мы были вместе.

Август замер на месте, точно статуя, непонимающе уставился на него. С каждой секундой молчания Себастьяну было всё труднее сохранять спокойствие. Сам разговор с отцом неимоверно раздражал его, как и мысль, что ради коалиции и Ордена он должен был вмешаться и помочь Зельде. Но он никогда не планировал заходить так далеко. Фройтер всё равно бы сказал то же самое, прочитав в глазах Зельды её прошлое. Август, конечно, был бы в ярости, но Себастьян убедил себя, что справился бы с этим.

Оказалось, что это не так.

— Только не говори мне, что ты влюбился, — фыркнул Август, покачав головой.

— Я не влюбился, — резко возразил Себастьян. Как отец вообще мог подумать о таком?..

— Серьёзно? Зельда Сулис? Ты не мог выбрать кого-нибудь получше?

— А тебя так волнует, с кем я сплю?

— Ты мой сын! Конечно, меня это волнует, — ответил Август таким тоном, будто этот ответ был достаточно исчерпывающим.

В обычной семье — да, но только не у них. Отношения Себастьяна с Августом всегда были чрезвычайно сложными, и тот никогда не говорил с ним о таких глупых темах, вроде любви или отношений. Август видел в нём только искателя и старшего сына, который всегда будет присматривать за младшими.

— Как ты мог влюбиться в Зельду Сулис? — устало пробормотал Август.

— Я не влюбился, — настойчиво повторил Себастьян. — Я лишь говорю, что в ночь ограбления она была со мной, и всё.

— И поэтому сразу же прибежал защищать её, да? О, конечно, — с ядом в голосе продолжил Август, не давая ему даже возможности ответить, — люди, которые просто спят друг с другом, постоянно так делают.

— Я пытаюсь помочь расследованию! Зельда не виновата, и чем быстрее вы это поймёте, тем быстрее вернётесь к поиску настоящего виновника.

— Ты не должен лезть в расследование. Никоим образом. Не заставляй меня лишать тебя звания искателя. Достаточно и того, что из-за того, что вы с Сулис встречаетесь, у нашей семьи теперь куча проблем…

— Мы не встречаемся! — огрызнулся Себастьян, окончательно потеряв терпение. — Тебе вообще не должно волновать, с кем я трахаюсь!

— Я глава Ордена, Себастьян, и представляю нашу семью! Уж извини, но меня будет волновать, с кем ты трахаешься.

— Что же ты тогда все эти годы просто игнорировал меня? Почему ты не объяснил мне, с какими девушками можно связываться, а с какими — нет? Если тебя так волнует, что я могу начать встречаться с Зельдой, помилуйте нас боги, Сулис, то, наверное, следовало сказать мне об этом?

— Ты не идиот, Себастьян! — гаркнул Август. — Должен сам понимать, с кем не стоит связываться!

— Но я не понимаю! — ещё громче продолжил Себастьян, чувствуя, как весь стержень, который удерживал его всё это время, пошёл трещинами. Терпение, скапливавшееся годами, исчезло слишком быстро. — Знаешь, в чём проблема? Я понятия не имею, как ухаживать за девушками! — нервно рассмеявшись, выкрикнул Себастьян. — Ты ни разу не говорил со мной об этом. Ни разу! Я ничего не понимаю, и меня это задолбало! Я не знаю, что чувствую, и не знаю, как с этим справляться! Ещё немного, и меня просто сломает к чертям! Я устал постоянно обо всём думать и быть идеальным!

— Ты не идеален! — резко возразил Август, и его голос — как гром среди ясного неба. — Если бы ты был идеальным, ты бы понимал, как важно искателям не показывать своих чувств. Мы работаем ради других, Себастьян, а не ради себя. И все твои проблемы идут как раз из-за того, что ты этого не понимаешь.

Себастьян всегда знал, что по отношению к нему отец строг и беспощаден, но никогда не думал, что он зайдёт так далеко. Как это вообще возможно? С Алексом и Рокси он добрее, веселее, более открытый, а с ним…

Себастьян и так ненавидел себя за то, что чувствовал, и теперь ненавидел за то, что признался в этом. И не кому-нибудь, а Августу, которому было плевать. Неважно, что Себастьян не понимает, что должен делать, чтобы справиться с тем, что чувствует. Неважно, что он считает, будто с ним что-то не так. Важно, что любые его отношения с Зельдой ставили под угрозу репутацию Гривелли. Только это и волновало Августа.

Как отвратительно.

— Что с тобой не так? — кое-как выдавил Себастьян, впервые едва не за всю жизнь чувствуя, как подступающие рыдания сдавливают горло.

Он ненавидел себя за это. Себастьян никогда не был слабым, и теперь, зная, что это было ложью, хотел провалиться сквозь землю от злости и стыда.

— Что не так с тобой? — легко парировал Август. — Ты всегда был самым умным и сильным искателем, Себастьян. Что с тобой случилось?

Вот, значит, как он думал: с Себастьяном что-то случилось. Это, конечно, было правдой, но тон, которым говорил отец, подсказывал, будто тот имеет в виду какое-то конкретное событие или их серию. Нечто такое, что можно объяснить логически и чему можно найти доказательства.

Впрочем, в одном Август был прав: Себастьян и впрямь влюбился. И он не знал, что с этим делать.

— Катись к чёрту, — пробормотал Себастьян.

Не смотря на отца и не слушая его приказов, требовавших немедленно вернуться, Себастьян вышел из зала, всё ещё чувствуя, как рыдания сдавливают горло.

***

— Нам не нужен скандал, — сказала Айше, складывая ладони вместе и едва не умоляюще смотря на Зельду. — Господин Йозеф доверил это дело мне, так что, пожалуйста, Зельда, не поднимай шума. Я разберусь с искателями и объясню им, что они должны ответить за твой арест. Но умоляю, позволь мне самой во всём разобраться.

Зельда очень хотела возразить, свернуть по коридору влево, вернуться в малый зал совещания и вытрясти всю дурь из каждого, кто посмел хотя бы подумать, что она может стоять за кражей дел Ордена. Как они вообще додумались до такого? Зельда плевать хотела и на Орден, и на отдельные их дела. Ей никто, кроме неё самой, интересен не был, и об этом уж точно должны были знать.

Скорее всего, настоящий виновник этой логикой и руководствовался. Зельда ни с кем не поддерживала связей, с трудом подчинялась даже королю эльфов, и Йозеф с Айше для неё не были авторитетами. Никто бы не смог доказать, что она и впрямь не виновата, раз уж магия каким-то образом привела к её настоящему Бальмунгу, так удачно вернувшемуся к ней в руки. Никто, кроме Себастьяна.

Зельда не понимала его. Он сам был под подозрением, его репутация среди искателей была разрушена, и в последние месяцы он никак не мог её восстановить. Зачем ему рисковать и пытаться помочь? Он и так, судя по его паршивому настроению, наступил себе на горло, когда обратился к Зельде и попросил её проверить алиби одного из подозреваемых. Не могла же его замучить совесть из-за того, что в процессе Зельда едва не стала ужином для парочки демонов? Это было бы просто смешно.

— Зельда, — настойчиво произнесла Айше, привлекая её внимание. — Пожалуйста, позволь мне разобраться.

— Почему я должна терпеть это? — взвилась Зельда. — Они арестовали меня без доказательств, а я ещё должна быть благодарна за то, что меня не бросили в тюрьму?!

— Обстановка в коалиции сейчас очень нестабильная, — напомнила Айше, протяжно вздохнув. — Его Величество делает всё возможное, чтобы защитить нас, но с этой проблемой нам нужно справиться самостоятельно. Точнее, мне нужно, — торопливо уточнила она, заметив, как заинтересованно заблестели глаза Зельды. — Фройтер подтвердил, что ты не была в архивах, так что успокойся и подожди, пока я всё улажу.

Зельда ненавидела ждать, сидя в стороне от всех действий, но понимала, почему Айше так настойчива. Коалиции хватает проблем с исчезнувшими сальваторами, опасными реликвиями и демонами, которые постепенно выползали из всех щелей. Ошибочный арест не должен был привлекать к себе внимания и разрушать относительный порядок, который только-только начали наводить. В конце концов, это не должно было привлекать внимание короля Джулиана. Несмотря на провальный поиск, он позволил ей остаться при дворе, взамен требуя лишь исполнения нескольких достаточно сложных приказов, и Зельде следовало ценить это.

Но молчать она не привыкла.

— Пусть вернут меч, — сказала Зельда, сложив руки на груди. — Иначе я сама заберу его.

— Его должны изучить. Может, сумеют обнаружить след, который приведёт к настоящему виновнику.

— Пусть. Вернут. Меч, — жёстче повторила Зельда, едва не прорычала, чувствуя, как напрягается всё тело.

Айше со свистом выдохнула, пробормотала что-то себе под нос и ответила:

— Я сделаю всё, что смогу. Но, пожалуйста, не мешай мне. Занимайся своими делами, делай то же, что и всегда, и жди, пока я верну меч.

На языке у Зельды крутилось ещё сотни ругательств, но Айше не стала их дожидаться. Ободряюще похлопав её по плечу, — что, вообще-то, никто и никогда не делал и что только удивило Зельду, — Айше свернула налево по коридору, направляясь к малому залу собраний. Зельда, рвано выдохнув, села на пол, уставившись в противоположную стену.

Неужели ей и впрямь придётся только ждать? Как Айше вообще додумалась предложить такое? «Занимайся своими делами, делай то же, что и всегда» — глупость, не иначе. Зельде что, пойти и подраться с кем-нибудь голыми руками, выпить с вампирами или трахнуть Себастьяна? Она не такая уж и дура, понимала, что из-за неё у Себастьяна теперь проблемы. Вряд ли он вообще когда-нибудь вспомнит о её существовании, предпочтёт сделать вид, будто они никогда и не работали вместе. Не то чтобы это вообще волновало Зельду.

«Совсем не волнует», — решила она, рассматривая свои руки. Человек, которого она убила, оставил ей уйму мелких царапин, о которых она элементарно забыла, когда её арестовали. Обругав саму себя за беспечность, Зельда отпустила магию, и та бледным свечением окутала её руки.

— Тебя ранили?

Зельда тихо рыкнула и подняла глаза на Себастьяна, стоящего перед ней. Как и всегда, подкрался максимально незаметно, что всегда бесило её.

— Ерунда, — бросила она, помахав правой ладонью. — Видишь? Ни черта не осталось.

— В любом случае, это неприемлемо.

Зельда нахмурилось. Себастьян был каким-то слишком тихим, спокойным, даже не упомянул о том, что она просто дура, раз подставилась так глупо. Он, немного подумав, сел рядом, вытянув ноги, чего никогда бы не сделал раньше. Зельда, насторожившись, ткнула его в щёку. Себастьян только озадаченно покосился на неё, но ничего не сказал.

— Что с тобой, милашка? Рокси опять болтала о всякой ерунде, а тебе надоело?

— Мне не надоедать слушать о том, что она говорит, — резко возразил он, но секундой позже, будто опомнившись, глубоко вдохнул и закрыл лицо руками. — Извини, что послал тебя туда. Не следовало втягивать тебя в дела Ордена.

— О-о-о, так ты действительно извиняешься? Элементали, давай ещё раз!

— Обойдёшься, — бросил Себастьян. — Ни извинений, ни новых зацепок. Занимайся своими делами и забудь об этой краже. Госпожа Айше добьётся, чтобы тебе принесли официальные извинения, но потом — забудь. Дела Ордена тебя не касаются.

Зельда ждала секунду, две, три, — слишком долго, она никогда не обладала достаточным терпением, — однако Себастьян молчал и, кажется, даже не думал о том, чтобы добавить что-то ещё. Зельде хотелось хорошенько треснуть его, чтобы встряхнуть, но она сдержалась, зная, что подобные методы не работают с Себастьяном. С ним, наверное, вообще ничего не работало: непробиваемый, как скала, сдержанный, внимательный, надоедающий. Он был воплощением всего того, с чем Зельда с трудом мирилась. Даже странно, что несколько месяцев работы бок о бок с ним не довели её до убийства Себастьяна.

— Тебе, типа, папочка запретил работать со мной, или что? — усмехнувшись, уточнила Зельда. — Он боится, что я всё испорчу?

К огромному удивлению Зельды, которое едва не переросло в панику, Себастьян покачал головой и нервно, хрипло рассмеялся. Не то чтобы она не слышала, как он смеётся, но Себастьян всегда был более сдержанным. Он никогда не выглядел таким ненормальным, как сейчас. Даже в момент, когда он согласился переспать с ней, Себастьян был куда более собранным и благоразумным.

— Я ни хрена не понимаю! — всё ещё смеясь, выдавил Себастьян. — Я думал, что такое простое дело пройдёт гладко, но нет, обязательно всё полетело к чертям! Какой смысл вообще пытаться хоть что-то найти, если они всё равно обвинят нас?

Растерявшись, Зельда могла только смотреть на него и думать, что совершенно не понимает, что ей делать. Обычно людские эмоции её не трогали: по её мнению, было просто глупо переживать из-за чего-то чересчур сильно или жаловаться, что ничего не получается. В мире, в котором она выросла, за любое проявление слабости могли убить. Это ведь было так логично и правильно. Хочешь быть сильным, обладать властью и контролировать собственную жизнь — не жалуйся, делай то, что должен, и никогда не позволяй сомнением овладевать тобой. Зельда была уверена, что Себастьян придерживается того же мнения.

Гривелли всегда считались одной из старейших и важнейших семей коалиции, которая имела огромное влияние и наследие, охраняемое столетиями. Себастьян, будучи старшим сыном семьи и преемником Августа, который рано или поздно, но передаст свои полномочия ему, должен был понимать это, как никто другой. Каждый день поиска, который только раздражал Зельду, она только убеждалась в этом.

Сейчас же она ничего не понимала. Себастьян сидел, уперев локти в колени, запустив пальцы в волосы, и плакал.

Зельда совсем ничего не понимала.

Это же Себастьян. Даже если ударить его со всей силы, он не заплачет. Его организм, кажется, вообще не был способен вырабатывать слёзы, ни при каких обстоятельствах. Это было просто невозможно.

И всё же, это происходило.

Фортинбрас много раз говорил ей, что злиться на чужие слёзы ни в коем случае нельзя, потому что каждый человек по-разному реагирует на разные обстоятельства. Зельда считала это глупостью. Сигридцы пережили Вторжение и продолжали войну с демонами в условиях ограниченных ресурсов, в мире, который даже не был их домом. Разве можно позволять себе слабость, когда есть куда более важные проблемы? Зельда была на все сто процентов уверена, что в коалиции и Ордене в частности не слабаки водятся.

Но теперь понимала, что некоторые были всего лишь людьми. Их жизнь была короче эльфов, фей и вампиров. У них не было магии или чар. У них ничего, кроме их тел и умов, не было. Только с ними они создали Орден искателей и продержались так долго.

Зельда насторожилась бы, поняв, что уже не считает людей такими уж слабаками, если бы не услышала, как с её губ срывается:

— У меня есть одна идея.

Она говорила, разумеется, о поиске виновных в краже дел Ордена и о подмене Бальмунга. Только это и должно было волновать Зельду.

Но она, чувствуя, как дрожат её руки, протянула их к Себастьяну и, затаив дыхание, обняла его. Себастьян тут же обнял её в ответ, уткнувшись ей в плечо, и очень тихо всхлипнул.

Зельда ничего не понимала, но не отстранилась.

Глава 5. Возьмёшь ли ты мою руку

Твайла внутренне напрягалась каждый раз, когда мимо её комнаты кто-то проходил. Она была защищена только магией и чарами Фортинбраса и Николаса, и хотя Твайла верила им, страх никак не желал уходить её. Киллиан и Джинн знали, что она тёмное создание, и могли в любой момент раскрыть её всей Омаге. Пока что их молчание держалось исключительно потому, что Твайла была ракатаном Николаса. Помимо магии сальваторов, это также было её единственным средством защиты.

Рога отрастали очень медленно, и Твайла не могла использовать хаос для смены облика до их полного восстановления. Она оказалась заперта в собственном теле, и впервые ей было так страшно. Из-за невозможности стать хотя бы кошкой или птицей она постоянно сидела в своей комнате и обо всех новостях узнавала лишь после того, как Николас, Фортинбрас или Кит сообщали ей об этом.

Сегодня Фортинбрас вместе со своими ракатанами и Катоном, вождём Дикой Охоты, проверяли Некрополь под Омагой. Пайпер и Николас порывались пойти с ними, но в результате должны были только проследить, чтобы врата Некрополя не закрылись окончательно. В этом им помогал Джинн, который, если Твайла поняла отрывочные сведения, которые до неё доходили, не доверял Катону. Ему, кажется, вообще никто в Омаге не доверял.

Твайла хотела во всём разобраться самостоятельно, но не могла даже переступить порога комнаты. До тех пор, пока сальваторы не найдут стабильный вход в Некрополь, ей следовало сидеть тихо и не привлекать к себе внимания. Твайлу эту бесило, но сегодня — особенно. Сальваторы вернутся только через пару часов, и единственным, кто мог составить ей компанию, был Кит.

И он, должно быть, просто караулил под дверью: та сразу же распахнулась, едва Твайла подумала, что в это время Кит всегда заглядывает к ней.

— У тебя в голове что, часы? — проворчала Твайла, покосившись на поднос в его руке. Ещё один огромный минус: ела она в комнате и, следовательно, еду приносил либо Николас, либо Фортинбрас.

Ногой закрыв дверь, Кит бросил на неё хмурый взгляд.

— Могла бы и повежливее, — сказал он, поставив поднос на стол.

— Мог бы и не быть таким придурком… Почему тут на двоих? — спохватившись, спросила Твайла. — Нико вернулся?

— Нет, но он попросил составить тебе компанию.

Твайла с трудом в это верила. Николас знал, что она не в восторге от того, что Пайпер решила, будто в Лабиринте Кит будет ей полезен. Твайла считала, что несмотря на все свои достоинства, которые она выделила, стараясь быть объективной, он недостаточно силён, чтобы действительно помочь сальваторам.

— Точно? — сощурившись, уточнила Твайла.

Кит сел за стол, расчистив немного пространства от старых книг, — Твайла убивала время, читая всё, что попадалось под руку, — и принялся расставлять тарелки и чашки, раскладывать столовые приборы.

— Кит, — процедила Твайла. — Я вышвырну тебя отсюда, если ты не…

— О, боги милостивые, да чем я вам всем не угодил? — выпалил Кит, всплеснув руками. — В этом дворце меня гоняет каждый, кому не лень! Не надоело?

— Я тебя ещё никуда не гоняла, — с умным видом напомнила Твайла, всё же сев напротив него. — Но если хочешь, начну. Всё равно тутскука смертная.

— Ты просто не слышала, как спорят Джонатан и король Киллиан. Быть рядом всё равно что быть на минном поле.

— Ты поэтому сидишь здесь?

Кит растерялся всего на долю секунды, но этого хватило, чтобы понять: она угадала.

— О-о-о, — протянула Твайла, в притворной жалости приподняв брови и посмотрев на Кита. — Боишься короля великанов?

— Тебе бы тоже следовало его бояться! — горячо возразил он. — Нас приняли только из-за того, что мы с сальваторами.

— Именно поэтому я не боюсь. Форт и Нико защитят меня, а я защищу их.

Если, конечно, они и впрямь найдут вход в Лабиринт. Как бы сильно Твайла ни хотела верить в успех, она была реалисткой и знала, что впереди ещё много трудностей. Нельзя просто пройти Лабиринт, охваченный хаосом, и по щелчку пальцев освободить богов.

— Но твой хаос ограничен.

— Это не значит, что я слабачка. Я не такая, как ты, — добавила Твайла, широко улыбнувшись.

Кит, уже взявший вилку, сжал её так крепко, что Твайла услышала, как хрустнули костяшки его пальцев. Вся его злость, однако, быстро исчезла, на её место пришло смятение и, что сильно насторожило Твайлу, смущение.

— Слушай, — тихо произнёс Кит, старательно пялясь на низкую тумбочку у стены, — я всё хотел кое-что уточнить…

— Валяй, — бодро отозвалась Твайла, накалывая прожаренный кусочек мяса на кончик ножа и отправляя его в рот.

Кит был настолько смущён, даже покраснел, что Твайла не могла не заинтересоваться происходящим.

— Зачем ты меня поцеловала на аукционе?

Твайла поперхнулась, но, быстро проглотив вставший в горле кусок, посмотрела на Кита. В числе достоинств, которые она выделила, не было сдержанности: прямо сейчас Кит будто готовился провалиться сквозь землю, но всё же смотрел на неё выжидающе, крепко сжимая вилку.

— Понравилось? — улыбаясь, предположила Твайла.

— Нет! — едва не выкрикнул Кит, покраснев до кончиков ушей.

— Как жаль, а ведь я так старалась впечатлить тебя…

Кит удивлённо уставился на неё, округлив глаза.

— Правда?

— Нет, — не выдержав, Твайла засмеялась. Краем глаза она заметила, как Кит покраснел ещё сильнее, что казалось ей просто невозможным. — Только не говори, что ты никогда не целовался.

— Представь себе, не целовался, — пробормотал он едва слышно.

Всё веселье Твайлы мигом пропало.

— Ты серьёзно?

— Что, так трудно в это поверить? — с большей злостью уточнил Кит.

— Нет, вообще-то, совсем не трудно. Но я удивлена, что тебя так волнует этот поцелуй.

— У нас был чёткий план, которому мы должны были следовать, а ты… Ты всё испортила! Что, умерла бы, если бы не поцеловала меня?

— Слушай, — решительно начала Твайла, отложив нож — ещё бы чуть-чуть, и она бы точно швырнула его в Кита, прямо в глаз, чтобы он, наконец, отвлёкся на что-то другое. — Я не в восторге от того, что сделала, но нужно было отвлечься, понимаешь? Я только узнала, что Форт жив! И да, ты прав, у нас был план, но я запаниковала. Ты бы мог убить меня, так что я предпочла сделать единственное, что пришло мне на ум, и ударить первой!

— Думаешь, я бы убил тебя? — пробормотал Кит спустя несколько секунд, в течение которых озадаченно смотрел на неё.

— Ты постоянно об этом говорил, — на выдохе произнесла Твайла, откинувшись на спинку стула, и закрыла глаза. Хайбарус, как же её достало это всё…

— Я не такой уж и идиот. Я не стал бы убивать тебя тогда.

— О, да, конечно! — саркастично отозвалась Твайла, махнув рукой в сторону Кита. По крайней мере, она думала, что сделала именно так. Твайла всё ещё сидела с закрытыми глазами и планировала не открывать их до тех пор, пока этот глупый искатель не уйдёт. — Я была единственным перевёртышем, который мог помочь вам. Себастьян и Зельда, наверное, прикончили бы тебя на месте, если бы ты сказал, что заколол меня, пока я…

Всего за мгновение её накрыла тень. Твайла тут же распахнула глаза, встретилась глазами с Китом, который навис над ней, и ощутила его мягкие губы на своих губах.

«Хайбарус!» — мелькнуло в её голове.

Кит взял её лицо в ладони и притянул ближе. Твайла слышала, как громко бьётся его сердце, чувствовала, как он растерян и напуган одновременно, и не понимала, почему он не отступал. Это точно тот самый Кит, который клялся, что обязательно убьёт её?

— Прости, — на выдохе произнёс он, отстранившись секундой позже. — Я… Я хотел сделать это с тех пор, как понял, что ты, кажется, нравишься мне.

Твайла не верила своим ушам. Должно быть, это какой-то хитрый план, основная задача которого — ослабить её бдительность. Твайла не была настолько глупой, чтобы не понимать, что в этом мире её обязательно попытаются убить, пока её рога не восстановились полностью.

— Прости, — пролепетал Кит, сделав ещё один шаг назад.

Твайла точно знала, что делать, но Кит вдруг предстал перед ней в совершенно ином свете, и она не была к этому готова. Она, вообще-то, давно заметила, что для человека, который никак не может изменить своего облика, он довольно симпатичный. Большое количество родинок на лице казалось ей даже милым — у неё самой, как и у любого демона, лицо было абсолютно белым, чистым. К тому же, Кит, если хотел, мог быть внимательным и вежливым. Пусть и не по отношению к ней, но всё же. И он был далеко не таким глупым, каким его считала Твайла, однако он сказал, что она ему нравится.

— Ты понимаешь, что я демон? — на всякий случай уточнила Твайла, секундой позже поразившись, как тихо и взволнованно прозвучал её голос.

Кит кивнул, не смотря на неё, и покраснел ещё сильнее.

— И я не буду постоянно носить чужое лицо, лишь бы тебе или твоей коалиции это было удобно, — жёстче добавила Твайла.

— Я знаю! — едва не подпрыгнув на месте, сказал Кит. — Я знаю, правда, и это… Ну-у, вообще-то, это именно то, что мне в тебе нравится. Из-за этого дурацкого поцелуя я постоянно думал о тебе, а ещё ты всё время была рядом, но ни на кого не нападала и… — Кит выругался, взъерошив волосы, и посмотрел на неё едва не щенячьими глазами. — Я запутался. Я думал, что здесь ты точно попытаешься на кого-нибудь напасть, потому что… Ну, ты демон, и я убеждал себя, что ты просто ждёшь подходящего момента и думаешь, как бы нас убить. Я думал, что потом, когда ты всё же нападёшь, так будет легче и я не буду ненавидеть себя за то, что думаю о тебе.

Твайла моргнула, очень медленно пропуская через себя услышанное. Кит, должно быть, просто бредил. Не может такого быть, чтобы она, чистокровная демоница, нравилась ему, обычному человеку без капли сигридской крови в жилах.

— Я демон, — повторила Твайла, поняв, что Кит ждёт хоть какого-то ответа.

— Я знаю, — пробормотал он смущённо. — И я обещал себе, что обязательно убью тебя, но теперь я не могу даже думать об этом. Чувствую себя отвратительно.

Твайле, на самом-то деле, было бы спокойнее, если бы он и дальше пытался убить её. Это звучало очень странно, но было правдой. Так она хотя бы точно знала что делать — защищать себя, отвечать не менее яростно, не позволять загонять себя в угол. Она всю жизнь только и делала, что боролась с людской ненавистью, и была, можно сказать, мастером в этом деле. Никогда прежде ни один человек не говорил, что она ему нравится. Не так, как это сказал Кит.

Йоннет, конечно, признавалась, что Твайла ей нравится. Масрур, Фортинбрас и Аннабель — тоже, как и господин Илир с Николасом. Но это никогда не было тем, о чём говорил Кит. Ни один человек ни то чтобы не говорил прямо, даже ни разу не намекал Твайле, что её можно полюбить.

— Я демон, — в третий раз повторила Твайла, окончательно растерявшись.

Она ведь всегда была собранной и решительной. Никогда не волновалась из-за Кита, потому что это было глупо. Это же Кит, искатель, который не смог бы победить её в честном бою. Он был навязчивым, невоспитанным, агрессивным и…

— Я знаю, — снова ответил Кит, смотря ей в глаза, — и меня это не волнует. Прости, что говорил, будто убью тебя. Прости, что действительно пытался убить. Я был уверен, что ты лишь используешь Николаса, и даже не думал, что ты не сражаешься на стороне Маракса и всех остальных.

— О… Вау, — только и смогла выдавить Твайла.

Теперь она чувствовала себя идиоткой, которая зациклилась исключительно на плохом. В этом, разумеется, не было ничего удивительного. Если бы Твайла хотя бы на мгновение ослабила бдительность, её бы убили. Пусть даже она исполнила волю Йоннет и сохранила её кристалл, Твайла не была готова расставаться с жизнью. Она любила Сигрид, любила Землю и любила людей несмотря на то, что многие из их расы пытались её убить. Неудивительно, что она везде и всюду искала подвох.

Твайла пыталась защитить людей, потому что того бы хотела Йоннет, но чаще всего не верила им. Господин Илир и Николас долгое время были единственными людьми, которым она могла доверять. Твайла не думала, что это когда-нибудь изменится.

— Я демон, — ещё раз повторила она, и Кит, как и в прошлые разы, спокойно ответил:

— Я знаю.

— И я не буду постоянно носить чужое лицо, скрываясь.

— Я знаю. Я, вообще-то, — неуверенно продолжил Кит, почесав в затылке, — просто хотел, чтобы ты знала, потому что я… Ну, я не представляю, что такое Лабиринт и что нас там ждёт. Просто хотел хотя бы ненадолго перестать переживать. Если хочешь поиздеваться надо мной — ладно, пусть будет по-твоему. Я идиот, раз думал, будто вообще могу хоть чего-то добиться, и я заслужил…

Твайла быстро подошла и заткнула его поцелуем.

— Ты всё ещё глупый искатель, — выдохнула она в губы Кита. — И если ты обманешь меня, я раскрошу тебе череп.

Кит нервно рассмеялся, но Твайла, надеявшаяся, что не совершает очередную ошибку, вновь поцеловала его.

— Поверить не могу, что ты мне понравился, — пробормотала она, запуская пальцы в его волосы.

— Что? — пискнул Кит, едва не вытянувшись в струнку. — Я? Тебе? Я же…

— Глупый искатель, — напомнила Твайла, растянув губы в хищной улыбке. — Да, очень глупый. Зато честный. Никто никогда не говорил мне, что его не волнует, что я являюсь тёмным созданием.

— А как же Николас? — непонимающе уточнил Кит. — И господин Илир?

— Николас мой друг, а господин Илир был союзником. Они не говорили мне то, что говорил ты.

Кит улыбнулся так широко и искренне, что Твайла поверила, будто его лицо треснет от счастья.

— Чувствую себя очень странно, — вдруг признался Кит, всё ещё улыбаясь. — Я был уверен, что ты прикончишь меня прямо здесь.

— Если ты меня выбесишь или предашь, обязательно прикончу, — пообещала Твайла, вновь целуя его.

Это было чем-то совершенно новым для Твайлы, и она надеялась, что не совершала ошибку.

***

Гилберт был уверен, что в этот раз всё пройдёт как надо. Не то чтобы он знал, как вообще должна была проходить проверка Некрополя, но предполагал, что врата действительно откроются. Однако этого не произошло.

Под дворцом Омаги была целая система туннелей, которые вели к вратам Некрополя. Фортинбрас очень долго объяснял, что пространство, скрытое за вратами, не поддаётся привычным законам, и что ожидать их может как тесная комната, так и территория, на которой может разместиться целая страна. Если верить Катону, врата омагского Некрополя должны были открыться им, но этого не случилось. Туннели окончились тупиком, и как бы Фортинбрас и Катон ни искали врата с помощью магии, те не появлялись, хотя ещё недавно точно были на месте. Даже Клаудия, в течение долгих часов прислушивавшаяся к мёртвым, ничего не услышала.

В Омагу они вернулись ни с чем, и только Стелла, казалось бы, не была этим расстроенная или хотя бы озадачена. Поначалу Гилберт решил, что она совершенно не способна быть серьёзной тогда, когда это нужно, но потом вспомнил, что этим вечером Киллиан приказал устроить пир в их честь. Их официально приветствовали в Омаге спустя неделю после прибытия, и Стелла была вне себя от радости — Гилберт прекрасно это видел.

Сам же он был чрезвычайно зол, поэтому сразу же, как только они рассказали остальным о том, что омагский Некрополь оказался закрыт, а Фортинбрас и Катон удалились, чтобы обсудить поиск другого Некрополя, Гилберт потребовал разговора с Киллианом. Ему надоело прятаться от дяди, когда тот хотел поговорить, и сбегать, когда, казалось бы, он уже готовился начать первым. Гилберт устал, запутался и хотел, чтобы Киллиан, наконец, объяснил, какого ракса здесь творится.

Пир должен был начаться на закате, а скрытое неплотными тучами солнце, если верить Джинну, только недавно вошло в зенит. У Гилберта было полно времени, чтобы вытрясти из Киллиана всю душу, и он был намерен не отступать до тех пор, пока не узнает правду.

Судя по угрюмому выражению лица дяди, кто-то уже изрядно потрепал ему нервы. Гилберт, однако, не собирался сдаваться. Он потребовал разговора с Киллианом сразу же, как предоставилась возможность, и теперь у него было несколько минут, чтобы придумать, с чего начать. Киллиан сказал, что хочет показать ему одно место: Гилберт, наступив себе на горло, согласился.

Он думал, что Киллиан найдёт уединённое место, где их никто не потревожит, но он привёл их в разрушенный тронный зал, из-за одного вида которого Гилберт едва не лишился чувств.

Вокруг было пыльно и грязно, где-то виднелись въевшиеся в пол и стены пятна синей крови. Колонны были разрушены, огромные куски белого мрамора с причудливыми лепнинами валялись то тут, то там. Выцветшие портьеры и гобелены были изодраны. На полу остались глубокие борозды от острых когтей. На возвышении в дальнем конце зала валялись обломки семи тронов.

— Нет, — выдохнул Гилберт, замере на месте.

Киллиан прошёл к тронам, обогнул их и, бегло оглядев стену, коснулся её рукой. Каждый миллиметр пространства вспыхнул голубыми сигилами: стены, пол, потолок, колонны, лестницы, перила балконов. Всё сияло магией.

— Фортинбрас оставил здесь подсказку для меня. — Киллиан говорил тихо, но в пустом зале его голос разнёсся многократным эхом. — Только его магия может явить все эти имена, но он зачаровал один из сигилов так, чтобы это мог сделать и я.

— Что? — кое-как выдавил Гилберт, практически не слыша сердцебиения за испуганным воплем у себя в голове.

— Он записал здесь имена всех, кто пал во время Вторжения, — продолжил Киллиан, обернувшись к Гилберту. — Этот зал сильно пострадал из-за хаоса, и даже Фортинбрас не сумел восстановить его. Но он приходил сюда каждый раз, когда узнавал об ещё одной жертве, и записывал имя на стене. Он записал здесь ваши имена.

У Гилберта в голове будто прогремел взрыв. Все попытки быть сдержанным, но настойчивым, просто испарились. Гилберт рванул вперёд, подбежал к напряжённому Киллиану и уставился на несколько имён на стене, на которые тот указывал.

Имена родителей, короля Роланда и королевы Жозефины, были записаны рядом, как и имена Алебастра, Гвендолин, Розалии и Марии. Чуть дальше были имена Персиваля, Эмануэль, Минервы и Горация. Имя Уалтара почему-то было зачёркнуто, а рядом с ним оставалось ещё два пустых места.

— Он узнал, что Шерая и Фройтер живы, — пояснил Киллиан, заметив его озадаченный взгляд, — и стёр их имена. Он также стёр твоё имя, — добавил он, указав на небольшое пустое пространство между именами Гвендолин и Розалии. — Сразу же, как вы вернулись.

— Почему имя Уалтара зачёркнуто? — торопливо спросил Гилберт, запрещая себе зацикливаться на том, что Фортинбрас считал его мёртвым.

— Он переродился в тёмное создание, — немного помолчав, ответил Киллиан. Гилберт только-только начал возвращать себе былую уверенность, но тут же, услышав дядю, удивлённо уставился на него. — Уалтар служил Герцогу, Карстарсу, напал на Элву и пытался убить Фортинбраса и Пайпер. Он предал нас, и Фортинбрас зачеркнул его имя.

— Почему не стёр, как моё?

— Потому что Уалтар, который много лет служил ему и которого он знал, и впрямь стал жертвой Вторжения и умер много лет назад.

Гилберт сглотнул, и ощущение было такое, будто он проглотил кусок наждачной бумаги. Он был уверен, что непременно начнёт разговор первым, настоит на своём и добьётся всех объяснений, и потому был совершенно растерян. Впервые с тех пор, как они оказались в Омаге, Киллиан показался ему уставшим и сломленным. Ни серебряный венец, обозначавший его статус, ни тёмно-синий камзол военного покроя, ни кольцо рода Дасмальто не говорили о том, что он был королём. Стоя здесь, среди имён мёртвых, которые Фортинбрас запомнил и записал сигилами, в Киллиане Гилберт видел только великана, который безмерно устал.

— Я знаю, что ты не доверяешь Фортинбрасу, — тихо начал Киллиан, встретившись с ним глазами. — Когда он и Магнус прислали письмо, в котором говорилось, что Пайпер встретила тебя во Втором мире, я подумал, что это жестокая шутка. Я думал, что ты погиб во Вторжении, и даже не надеялся встретить тебя. Но Фортинбрас не сдавался. Он искал тебя по всем Диким Землям, цеплялся за любой слух и…

— Хватит, — зло прервал его Гилберт, сжав кулаки так, что у него хрустнули костяшки. — Ты не понимаешь, о чём говоришь.

— Я понимаю это лучше, чем кто-либо другой, — совершенно спокойно продолжил Киллиан, на мгновение прикрыв глаза. Он, казалось бы, собирался с силами, чтобы сказать что-то, и спустя пару секунд это всё же случилось: — Ты знал, что твари воскресили Розалию?

— Что?..

Это точно жестокая шутка. Киллиан целиком и полностью был на стороне Фортинбраса — значит, был против Гилберта. Иное он отказывался принимать.

— Твари воскресили Розалию, — дрогнувшим голосом повторил Киллиан. — Она была проклятием, которое могло убить Фортинбраса. Карстарс связал её с собой и с её помощью удерживал Фортинбраса и остальных в Башне. Но Розалия отказалась от хаоса, когда поняла, что он убивает Фортинбраса. Она пожертвовала собой и отдала ему корону великанов, чтобы та не попала к Карстарсу. Она сказала…

Голос Киллиана вновь дрогнул, и Гилберт с ужасом заметил, как заблестели его глаза. Тот дядя Киллиан, которого он помнил, никогда не плакал. Впервые Гилберт увидел его слёзы в день смерти Розалии, но больше — ни разу.

— Розалия просила Фортинбраса позаботиться о тебе, — всё же произнёс Киллиан через силу. — Она последовала за зовом, зная, что ты жив.

Гилберт не мог выдавить ни слова. «Это не могло быть правдой, — думал он, вспоминая, как держал корону великанов в руках, как вместе с Шераей прятал её за барьерами и сигилами. — Корона была у Розалии?..»

— Всё, что Фортинбрас делал, — между тем продолжил Киллиан, не отрывая от него взгляда, — он делал ради нас. Ради своей семьи. Он никогда не предавал тебя, Гил, и никогда не переставал любить.

«Это не может быть правдой», — думал Гилберт, беспомощно открывая и закрывая рот. Что ему делать? Что говорить? Он пытался разобраться во всём, узнать как можно больше информации, но даже не предполагал, что всё будет… вот так. Киллиана нельзя было назвать сентиментальным, легко поддающегося чужому влиянию. За дни, проведённые в Омаге, Гилберт лишь убедился, что никто не мог сломить Киллиана или сбить его с пути к цели, которую он поставил перед собой. Его дядя просто не мог сдаться перед ложью Фортинбраса — значит, лжи и не было.

— Он бросил меня, — несмело возразил Гилберт, уцепившись за первую мысль, которая успела сформироваться из хаоса, царящего в его голове.

— Он никогда не бросал тебя, — твёрже произнёс Киллиан. — Он не мог покинуть Дикие Земли, как и все мы, из-за проклятия Герцога. Фортинбрас искал тебя по всему миру, веря, что ты выжил, и когда Пайпер сказала, что это ты помог ей во Втором мире… Не могу даже представить, какое облегчение он испытал.

— Это не может быть правдой, — наконец сказал Гилберт, чувствуя, как глаза начинает жечь из-за слёз. — Он бы нашёл способ открыть Переход, если бы захотел. Он бы сумел остановить демонов!

— Он не всесилен! — повысил голос Киллиан, нависнув над Гилбертом, точно скала. — Но он делал всё возможное, чтобы защитить этот мир и его людей! Он пожертвовал огромным количеством магии, чтобы спасти столько сигридцев, сколько может!

Гилберта словно под дых ударили.

— Что?

— Фортинбрас превратил Дикие Земли в то, чем они являются сейчас. Он перенёс целые территории Сигрида, использовал магию, чтобы сохранить тысячи людских жизней, и поплатился за этим сотнями проклятий, которые день и ночь терзали его. Но он ни на мгновение не забывал о тебе, Гил. Он всегда искал тебя.

«Это не может быть правдой!»

Гилберт столько лет жил, веря в ложь. Когда речь заходила о Третьем, первым и единственным словом, приходившим на ум, всегда был «предатель». Все факты, все воспоминания и рассказы очевидцев говорили о том, что Фортинбрас предал миры. Но Гилберт не первый день слышал о том, что Третий сальватор не был Предателем. Шерая просила быть терпеливее, внимательнее и сильнее, потому что верила, что Гилберт способен на это. Киллиан привёл его в разрушенный тронный зал, стены которого были исписаны именами мёртвых, потому что знал, что тот увидит правду. Гилберт ведь не идиот: понимал, что ошибался, и знал, что нужно признать это. Слишком многие говорили о том, что Фортинбрас не виноват во Вторжении. Слишком часто сам Фортинбрас доказывал это.

— Это не может быть правдой, — скорее инстинктивно пробормотал Гилберт, не представляя, как быть.

Как признать свои ошибки? Как жить, зная, что он потратил двести лет на ненависть, которая лишь разрушила его? Как смотреть в глаза Фортинбрасу, зная, что Гилберт виноват перед ним? Как быть его ракатаном?

В чём смысл всего, что Гилберт делал, чтобы исправить ошибки Фортинбраса, если ошибок-то и не было?

Гилберт был уверен, что теперь, когда не осталось ни Ребнезара, ни великанов, когда многовековое наследие его народа было уничтожено, единственное, что он может делать — это помогать тем, кто пострадал не меньше, чем он. Исправлять ошибки Фортинбраса. Объединять людей. Вдохновлять их. В конце концов, именно король служил народу, а не народ — королю, а Гилберт привык считать себя королём, пусть даже мнимым. В Омаге же едва не каждый напоминал, что он лишь принц, у которого нет прав на корону. Киллиан занял трон согласно всем законам их народа, и это не должно было злить Гилберта, но злило.

Неужели он настолько бесполезный?

— Я не… — начал было Гилберт, но, поняв, что совершенно не понимает, за какую мысль ухватиться, сдался: — Я не знаю.

— Тебе не обязательно всё и всегда знать, — чересчур мягко ответил Киллиан.

Гилберт бы насторожился, — помнил, что его дядя никогда не бывает настолько мягким, — но был слишком растерян и разбит, чтобы тратить оставшиеся силы на какие-либо подозрения. Если Киллиан столько лет управлял Омагой, неудивительно, что он хотя бы немного, но изменился — и это при том, что он терпеть не мог управление и высокие должности при ребнезарском дворе.

За все эти дни Гилберт узнал о Киллиане и его методе управления Омагой больше, чем ожидал, из-за чего его начали терзать сомнения: если бы корона великанов была у них в руках, кого бы она выбрала? Гилберта с кровью Лайне, но не прошедшего Матагар и всё ещё считавшегося лишь принцем, или Киллиана, который, согласно их законам, имел полное право занять трон?

Ответ был очевидным, и Гилберту он не нравился. Выходило так, что он и впрямь был бесполезным.

— Я ничего не понимаю, — признался он, ощущая лишь пустоту внутри, которая с каждой секундой захватывала всё больше. — Какой смысл мне быть здесь, если никто не принимает меня как своего короля? Я — законный наследник, но никто…

— Никто и не примет тебя, пока ты не докажешь, что готов сражаться за Омагу и все Дикие Земли, — жёстко подвёл Киллиан, вновь став самим собой. Ни следа мягкости и понимания, которые Гилберт видел секундами ранее. — Я не хотел править, но великаны выбрали меня, потому что я доказал, что буду сражаться за них до последнего вздоха. И поверь мне, я бы с радостью отказался от этой власти, но Омага не примет того, кто двести лет скрывался в другом мире и ничего не сделал для того, чтобы помочь нам здесь.

— Но я понятия не имел, что кто-то выжил!

— Вот именно, Гил. Ты не знал, что выжили мы, и мы не знали, что выжил ты. Пойми, для всех ты лишь принц, буквально восставший из мёртвых. Неважно, что ты изменился. Великаны видят в тебе тринадцатилетнего принца, который не прошёл Матагар и не доказал, что достоин владеть короной. Они не знают, чего ты добился во Втором мире, и просто не верят, что ты можешь помочь кому-то здесь.

Гилберт сжал челюсти, подавляя желание начать оправдываться. Правда была в том, что он понимал, о чём говорил Киллиан, и не собирался с ним спорить. Гилберт пришёл к таким же выводам едва не сразу же, как они оказались в Омаге, а он сам лично встретился с несколькими советниками и представителями древних и новых родов. Они хоть и были вежливы, ни разу даже не намекнули, что считают его действительно сильным великаном, которого они примут как своего короля.

Киллиан был прав во всём. Гилберт — лишь ненужный принц, трус и беглец, не имеющий ни единого шанса завладеть тем, что принадлежало ему по праву крови. Пока священные олени Инглинг не вернутся в Омагу, Гилберт не сможет пройти Матагар и доказать, что он достоин короны великанов.

— Тебе не нужно лезть из кожи вон, чтобы доказать всей Омаге, кто ты на самом деле, — сказал Киллиан, вновь привлекая его внимание. — Не нужно подставляться под удар, чтобы доказать, что ты лучше меня или Фортинбраса.

— Это мой город! — в сердцах крикнул Гилберт, против воли отступив на шаг, тогда как Киллиан, наоборот, приблизился. — Я должен защищать его и править им!

— Это наш город! — возразил Киллиан. — И мы будем защищать его вместе. Мы на одной стороне, Гил. Всегда были и всегда будем на одной стороне. Тебе не обязательно лезть на рожон, чтобы доказать, что ты не бросал Омагу на произвол судьбы. Достаточно того, что ты вернулся и помогаешь Фортинбрасу. Некрополи — опасное место, про Лабиринт и говорить не стоит. Если бы великаны знали, что ты собираешься войти в них, они бы поняли, что ты куда сильнее и храбрее, чем они говорят.

Гилберта такой расклад не устраивал: о Некрополях знали немногие, Лабиринт и вовсе считался легендой. До тех пор, пока о них станет известно, может пройти не один месяц — и это с учётом того, что сальваторы и их ракатаны, возможно, не сумеют пройти Лабиринт полностью. Никто не знал, что в нём скрывается, и никто не был готов к опасности, поджидающей там, по-настоящему.

У Гилберта не было столько времени. Он должен был доказать, что имеет право находиться в Омаге и править ей в том случае, если корона всё же выберет его.

Шерая верила, что он поступит правильно, и Гилберт не хотел её разочаровывать.

— Я не знаю, — повторил он совсем тихо, опустив плечи и голову. — Я ничего не понимаю.

Каждый раз, когда Гилберт признавался в слабости или в страхах, которые терзали его, он хотел удавить себя собственными руками. «Ты из рода Лайне, — шептал голос отца в его голове. — Лайне никогда не боятся». Гилберт же был огромным исключением из правил: постоянно боялся, пусть и не показывал этого. Когда во время суда Фортинбрас заявил, что желает жить в его особняке, Гилберт едва не умер от страха прямо на месте. И каждую ночь он просыпался из-за кошмаров, иногда и вовсе не спал. Он постоянно боялся, и все его страхи были связаны только с Фортинбрасом.

Он знал, что делать, несмотря на изгнание из рода и всеобщую ненависть. Он использовал магию и чары, чтобы добиться желаемого, и вознамерился найти врата в Некрополь, чтобы через него провести их в Лабиринт.

Всё, что Фортинбрас делал, он делал ради сигридцев, в том числе ради своей семьи. Ради Гилберта.

— Я не понимаю, — пробормотал Гилберт, изо всех сил пытаясь подавить слёзы. Ему ни в коем случае нельзя плакать — только хуже себе сделает.

Киллиану, судя по всему, было плевать. Он подошёл ближе и поначалу неловко, будто считал это чем-то противоестественным, обнял Гилберта.

— Нельзя всё понять сразу, — пробормотал Киллиан, так же скованно похлопав его по плечу, — но я знаю, что ты справишься. Я поддержу любое твоё решение не потому, что ты мой принц или племянник, а потому что я люблю тебя, Гил. И я знаю, что ты поступишь правильно.

***

Несмотря на всеобщее веселье и разговор с Гилбертом, который немного облегчил душу, Киллиан всё ещё чувствовал себя отвратительно.

Напряжение, царившее между его племянниками, можно было резать ножом. Фортинбрас отлично притворялся, будто его ничего, кроме исчезающих врат в Некрополи, не заботит, однако Гилберт, демонстрируя раздражительность и враждебность, справлялся за двоих. Это сильно беспокоило Киллиана, и даже сейчас, на приветственном пиру, он думал лишь о них.

Киллиан сомневался, что Гилберт смирится с положением, в котором оказался, так просто. Он был достаточно умён, чтобы понимать, что Киллиан прав, и при этом слишком упрям и требователен к себе. Гилберт всегда ругал себя за малейшую ошибку, пусть даже та была допущена совершенно случайно и никак не зависела от него. Даже представить сложно, что творилось в его голове сейчас.

Но, по крайней мере, Гилберт понял, что не обязательно постоянно наступать себе на горло и лезть из кожи вон, лишь бы доказать, кем он является на самом деле. Он пообещал Киллиану, что попробует дать шанс не только Омаге, но и Фортинбрасу в частности. Это, однако, не означало, что он будет сиять от радости этим вечером.

Так как Клаудия предпочитала игнорировать любые шумные мероприятия и отсиживаться у себя в покоях, Энцелад, практически всюду следовавший за ней, сейчас сопровождал Гилберта. Киллиан считал странным и неприемлемым, чтобы кэргорский рыцарь, пусть даже из такой известной семьи, как Эрнандес, постоянно крутился вокруг Гилберта, однако своего возмущения не высказывал, позволяя племяннику самому решать, как будет лучше. В конце концов, именно этого Гилберту и не хватало с тех пор, как Омага столь холодно приняла его.

Изредка Гилберту всё же удавалось влиться в какой-нибудь разговор, но большую часть времени он просто лавировал между гостями, о чём-то говорил с Энцеладом и делал вид, будто косые взгляды, направленные на них, его нисколько не смущают. Ещё реже он составлял компанию Киллиану, который предпочёл остаться во главе стола и оттуда наблюдать за огромным залом, полном великанов, людей, фей и эльфов, прибывших к ним всего пару дней назад. Периодически кто-либо из послов и советников пытался завести с ним разговор, но Киллиан напоминал, что празднество устроено в честь их гостей и сальваторов и что он не потерпит деловых разговор здесь и сейчас.

На деле он просто следил за Гилбертом, боясь, что в один момент он устанет притворяться и сорвётся на кого-нибудь. Убедить его отдохнуть у Киллиана не вышло: несмотря на растерянность и неловкость, воцарившуюся между ними, Гилберт вознамерился постоянно быть на виду и доказать, что во Втором мире его не зря назначили одним из лидеров коалиции.

Также Киллиан краем глаза следил за Фортинбрасом. Несмотря на неудачи и настойчивость Катона, который предпочёл проигнорировать приглашение, — будто кто-то действительно ждал его и его Охотников этим вечером, — Фортинбрас, будучи Третьим сальватором, генералом Омаги и членом рода Дасмальто, был обязан показать, что он прекрасно контролирует ситуацию. Он улыбался, довольно размыто отвечал на вопросы о том, почему пропал почти на полгода, аккуратно вытягивал информацию из послов городов и крепостей и смело представлял им людей Второго мира. Больше всего внимания привлекали Стефан, которого также считали мёртвым, и Николас, Четвёртый сальватор. На вопрос о том, кем является Второй, Фортинбрас не отвечал, максимально незаметно уводя разговор в другое русло.

Первая также привлекала к себе много внимания, что не могло не настораживать Киллиана. Она, казалось бы, ничуть не изменилась: осталось всё той же взбалмошной, агрессивной и чрезвычайно дерзкой девчонкой, какую Фортинбрас привёл в Омагу. Как и в прошлый раз, когда она имела наглость сказать, что знакомство с небесными китами ничуть не заинтересовало её, Первая отвечала лишь на те вопросы, которые привлекали её, почти час ни на шаг не отходила от своего дяди и, несмотря на обстановку, спрашивала Джинна о магии. Киллиан поблагодарил элементалей хотя бы за то, что она не догадалась спрашивать о Ветон.

Будь его воля, он бы вновь попытался допросить её, а не торчал здесь, среди лицемеров и лжецов, от которых его тошнило. Фортинбрас, Джинн, Марун и все его советники прекрасно справились бы с таким огромным количеством гостей, да и на Стефана, в принципе, можно было рассчитывать. Он хоть и не отходил от земной девушки, — Марселин, глаза которой едва не искрились буквально от всего, — успевал вовремя пресечь ненужные и даже опасные разговоры.

Да, Киллиан мог оставить ситуацию под их контролем и уйти. Но, конечно, его бы не поняли. Арест Ветон скрыли якобы её срочным отбытием в Элву, где требовалась её помощь, тогда как на самом деле Ветон держали в подземных тюрьмах с того самого дня, как она напала на Джинна. Она не поддавалась ни чарам, ни магии, ни грубой силе, но Киллина был уверен, что они сумеют вытянуть из неё хоть что-то. Даже Фортинбрас, Время которого столкнулось с чрезвычайно мощным хаосом, препятствовавшим магии, был в этом уверен. Он также пообещал, что ночью, когда пир будет в самом разгаре и его исчезновение никто не заметит, он вновь пообещается с Ветон. А пока он, выдержав почти двадцать минут безостановочного щебета Эйлау, прибывшей лишь несколько часов назад, совсем не сопротивлялся Пайпер, которая тащила его в центр зала.

Киллиан едва не поперхнулся, поняв, в чём дело. Феи, окружавшие леди Эйлау, начали перешёптываться друг с другом ещё до того, как темп музыки сменился, стал более быстрым. Чаша с элем в руках Киллиана громко треснула, но никто этого не заметил.

— Всё в порядке, Ваше Величество?

«Ну конечно, — закатив глаза, подумал Киллиан. — Никто, кроме раксового искателя, которого только этому и обучали».

— Не беспокойтесь, Джонатан, — небрежно отряхивая ладонь от алкоголя и стеклянной крошки, ответил Киллиан. — Наслаждайтесь пиром в вашу честь.

Джонатан, однако, плавно опустился на пустующее место за длинным столом, оставив между ними всего лишь один стул, никем не занятый, что, вообще-то, было абсолютно неприемлемо. Несмотря на родственные связи с Первой, Джонатан был лишь человеком и искателем — и здесь, в Омаге, даже не все знали, кто такие искатели на самом деле. Киллиан был настолько раздражён всем и ничем одновременно, что вдруг ощутил желание просто выгнать Джонатана. Но, разумеется, сдержался. Грызться с людьми из-за секундных слабостей ниже его достоинства.

— Именно об этом я и хотел спросить, Ваше Величество, — учтиво улыбнувшись, сказал Джонатан. — Уместно ли устраивать пир, учитывая… обстоятельства, которые складываются не в нашу пользу?

Киллиан удержался от презрительного фырканья.

— Мы много месяцев не знали, что случилось с Третьим и Первой. Их возвращение — огромная радость для каждого из нас, и я считаю, что Омага должна поприветствовать их должным образом, а не второпях, как мы сделали это поначалу. Так что наслаждайтесь, Джонатан.

— Не могу, пока вы взглядом пытаетесь убить Пайпер.

Киллиан всё же фыркнул, не сдержав раздражения и пренебрежения.

Танцуя с Пайпер, Фортинбрас выглядел счастливым, и это сильно настораживало Киллиана. За месяцы отсутствия сальватор сильно изменился: стал эмоциональнее и более открытым, всё чаще понимал смысл отдельных слов и даже странные шутки Джинна и Клаудии, которые раньше для него были лишь пустым звуком. Киллиану, конечно, нравились такие изменения. Он был безмерно рад видеть, как Фортинбрас вновь становится самим собой. Однако он не мог избавиться от мысли, что Пайпер завладеет вниманием Фортинбраса настолько, что тот забудет обо всём на свете.

Первая никогда не была образцом сдержанности, и потому привлекала к себе внимание всего зала. Громким смехом, нелепыми движениями, постоянными извинениями, которые звучали, когда она сбивалась с ритма или сталкивалась с кем-то, вызывающей одеждой. Женщины Ребнезара могли носить всё, что им заблагорассудится, и Даян, судя по всему, наконец убедил Пайпер в этом, как и в том, что ей следует надеть платье. Серебристое, с вырезом на левом бедре, тонкими полупрозрачными рукавами и россыпью сверкающий камней на подоле. Киллиан видел и даже слышал, как Фортинбрас несколько раз сказал Пайпер о том, как она прекрасна.

Киллиана это раздражало, тогда как Даян, также предоставивший торжественные наряды для леди Эйлау и Марселин, с которой возился Стефан, был вне себя от радости.

— Первая провела здесь месяц, но так и не выучила наших правил, — наконец сказал Киллиан, краем глаза заметив внимательный взгляд Джонатана, ждущего ответа. — Она творит всё, что взбредёт ей в голову.

— Это проблема? Мне не кажется, что Фортинбрас…

— Осторожнее, Джонатан, — ледяным тоном прервал его Киллиан. — Вы говорите не только о сальваторе, но и генерале Омаги и члене моего рода.

— Я не собирался оскорблять его, — осторожно подбирая слова, пояснил Джонатан. — Я лишь хотел сказать, что он, кажется, совсем не против.

— Не думаю, что вы понимаете, о чём говорите.

— Наоборот, я прекрасно это понимаю.

Киллиан сильно в этом сомневался. Что простой человек может понимать в том, как великаны относятся к другим? Он никогда не был знаком с их культурой. Он даже не был рождён в Сигриде.

— Вы ведь в курсе, что они танцуют яхади? — уточнил Киллиан, повернувшись к Джонатану.

— Разумеется, — подтвердил он, улыбнувшись. — Яхади, между прочим, немного напоминает земной вальс.

— Честно говоря, мне абсолютно плевать на земные танцы. Но дело в том, что, согласно нашим традициям, танцевать без приглашения могут лишь родственники, возлюбленные или представители благородных родов, но только при наличии согласия с обеих сторон.

— Эти традиции противоречивы, — задумавшись на секунду, ответил Джонатан. — Как танцевать яхади без приглашения, если для этого нужно согласие двух сторон?

— А так, что речь идёт о согласии родов, а не тех, кто собирается танцевать, — скрипнув зубами, ответил Киллиан. — Несмотря на всю мою благосклонность к Первой, я не давал ей своего согласия. Она не может танцевать с членом моего рода просто потому, что захотела этого.

— Не понимаю, в чём тут проблема, Ваше Величество. Разве вы не рады, что они могут немного расслабиться и насладиться празднеством?

— Вы, очевидно, плохо изучили нашу культуру, Джонатан.

— Можете не сомневаться, я прекрасно знаю культуру каждой сигридской страны.

— Тогда вы должны понимать, что своими действиями Первая фактически подтверждает, что официально ухаживает за Фортинбрасом. У нас не принято начинать ухаживания без разрешения главы рода.

— А у нас принято тихо сидеть в стороночке и не мешать, потому что молодые сами могут во всём разобраться.

У Киллиана дёрнулся глаз. Вплоть до этого момента он не считал Джонатана глупцом, однако его слова доказывали обратное.

Речь шла не о репутации рода или всей Омаги. Речь шла о самом Фортинбрасе, который держался за традиции великанов, потому что они были единственным, что он понимал достаточно хорошо. Эти же традиции, однако, он игнорировал, когда речь заходила о Пайпер, потому что она была человеком, к тому же из другого мира. Киллиан знал, что эта ситуация — очередная загадка, над которой Фортинбрас будет ломать голову до тех пор, пока окончательно не запутается и не потеряет смысл всего, что уже успел понять.

Киллиану это не нравилось. Он хотел, чтобы Фортинбрас, наконец, был счастлив, но не хотел, чтобы он ломал правила, по которым привык жить, только из-за одной ничем не примечательной девчонки.

— Я хочу предупредить вас, Джонатан, — наконец сказал Киллиан, надеясь, что в зале достаточно шумно и что никто их не услышит. — Если нахальное поведение вашей племянницы или ваше наплевательское отношение к чужим традициям поставят под угрозу жизнь Фортинбраса, я…

— Ох, Ваше Величество! — Эйлау, бесцеремонно влезшая между ними, широко улыбнулась ему и продолжила: — Я так рада, что мы наконец празднуем что-то хорошее!

Она грациозно опустилась на стул, невозмутимо махнула рукой одному из слуг, который тут же подбежал к ней с полной чашей.

— Мне так жаль, что я не смогла прибыть раньше! — заворковала леди Эйлау, пригубив эля. — Потребовалось время, чтобы уладить все дела и передать командование Мелине… О, Киллиан, представляешь! — ещё радостнее продолжила она, повернувшись к нему. — Наш милый Нокс жив! Он спасся вместе с Ариадной, и он во Втором мире! Можешь себе представить? Моя бедная Мелина, она едва не придушила Третьего, когда он сказал ей об этом… Сердце кровью обливается, когда я думаю, что из-за проклятия она застряла здесь, с нами, хотя могла бы быть с Ноксом!

Леди Эйлау продолжала весело щебетать, поочерёдно обращаясь то к Киллиану, то к Джонатану, который явно понимал больше. Стоило ему один раз согласится с феей, как та, просияв, полностью переключилась на него. Она вновь подозвала слугу, приказала подать Джонатану чашу с элем и, не принимая отказа, убеждала его, как важно всем им хорошо провести время.

Внутри Киллиана всё закипало от злости.

Но будучи королём, он не мог так просто высказать всё, что думает. Несмотря на то, что его прервали, он надеялся, что Джонатан понял его предупреждение и впредь не будет вести себя опрометчиво, а также говорить всякую чушь о том, что Киллиану не стоит беспокоиться. У него были тысячи причин для беспокойства, и одна из них сейчас была рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, как ни в чём не бывало общалась с Джонатаном и точно знала, как трудно Киллиану сдержаться.

Леди Эйлау обожала празднества. За долгие месяцы ни в Омаге, ни в Тоноаке не было устроено ни одного пира — обстоятельства не располагали к безудержному веселью. Но теперь, когда Киллиан, наконец, официально приветствовал гостей из Второго мира, леди Эйлау наверняка была вне себя от счастья. Даже смогла вырваться из Тоноака на день-два, оставив заместо себя Мелину. И обратилась к Даяну, потому что только он мог подобрать настолько потрясающий оттенок глубокого синего, из которого было сшито платье феи.

— Да-да, дорогая, уже бегу! — громко произнесла леди Эйлау спустя несколько минут торопливого разговора с Джонатаном, изящными взмахом ладони поприветствовав одну из великанш, которую заметила в толпе. — Простите, Джонатан, явынуждена откланяться. Но пообещайте мне, что мы обязательно продолжим наш разговор после.

— Разумеется, — с лёгким потрясением отозвался Джонатан.

— Ваше Величество, — леди Эйлау, улыбаясь, обернулась к Киллиану, — я рада, наконец прибыть в Омагу не для того, чтобы помочь вам с чарами.

— Как и я, леди Эйлау, — сдержанного ответил Киллиан.

— Этот пир чудесен! — продолжала фея, наклоняясь к нему и салютуя чашей с элем, которую слуга наполнил меньше половины минуты назад. — Я обязательно составлю вам компанию, как только улажу несколько незначительных дел, требующих моего внимания. Надеюсь, что вы простите мне мою грубость.

Все знали, что леди Эйлау обожает объятия, и все привыкли, когда она влезала в чужое личное пространство. Киллиан, однако, напрягся, когда она наклонилась ещё ближе и мягко приобняла его, как старого друга, как если бы они были не на приветственном пиру, а в его покоях, где никто не мог им помешать.

— И надеюсь, — промурлыкала Эйлау ему на ухо, — что ты заглянешь ко мне сегодня ночью.

Сияя, она отстранилась, вальяжно поднялась и, поправив серебристые локоны, направилась к великанше, уже ждавшей её.

Киллиан рвано выдохнул. Внутри всё кипело: из-за злости, страха, желания. Был бы он легкомысленным идиотом, сорвал бы это платье прекрасного глубокого синего цвета, столь значимого у великанов, прямо сейчас, не дожидаясь ночи.

Ракс его подери. Киллиан, оказывается, ничуть не умнее Фортинбраса.

Глава 6. Я вижу тёмный силуэт

— Я благодарна вам за эту встречу, господин Абель, — держа на губах вежливую улыбку, подвела принцесса Сонал. — Не могу даже представить, как сложно было в столь короткий срок собрать всех вместе, но вы справились. Я восхищена.

— Всё ради вас, моя принцесса, — так же вежливо ответил Абель — маг, которому на первый взгляд не дашь и тридцати. У него, как и у многих лэндтирсцев, были золотистые волосы, аккуратно уложенные от лба к макушке, но тёмно-карие глаза определённо достались ему от раддансцев.

Сонал это, впрочем, совсем не волновало. Абель всегда причислял себя к лэндтирсцам и часто гостил у них при дворе, любые приказы выполнял безукоризненно и неизменно поддерживал лэндтирское общество магов. Сонал не удивилась, узнав, что он был одним из тех, кто помог её народу в этом мире, что он первым ответил на её приглашение встретиться, поняв, что её письмо — настоящее. Даже если слухи о возвращении наследницы рода Арраны с каждым днём лишь крепли, некоторые до сих пор сомневались в их подлинности, думали, что таким образом коалиция пытается прибрать их к рукам.

В каком-то смысле, так оно и было. Сонал обратилась к Абелю с просьбой о помощи в организации встречи с наиболее влиятельными семьями и родами, магами и рыцарями, но лишь для того, чтобы узнать, может ли коалиция рассчитывать на их помощь. Будь её воля, она бы даже пальцем не пошевелила, позволила бы коалиции самостоятельно разбираться с демонами, и только после обратилась бы к лэндтирсцам, заявив, что их принцесса жива. Она не хотела рисковать своим народом и не возражала бы, если бы ему не пришлось, как всем в коалиции, лезть в самое пекло. Однако если бы она и дальше оттягивала этот момент, и от коалиции, и от её народа ничего бы не осталось. Строго говоря, это была палка о двух концах.

Поэтому сегодня утром Сонал была здесь, в загородном доме одного из самых влиятельных родов Лэндтирса, прямых потомков известной воительницы Лоуны. Абелю потребовалось несколько дней, чтобы убедить их, что принцесса, которая пожелала их видеть, настоящая. Сонал также встретилась с представителями рода Лоуны в особняке Гилберта, решив, что это самое безопасное место, и после почти несколько часов убеждала их, как важно ей обратиться к своему народу. К счастью, род Лоуны в итоге согласился с ней.

Поняв, что она настроена максимально серьёзно, они первыми поклялись ей в верности и пообещали свою поддержку. Сонал ещё не закончила говорить заранее заготовленную речь, как её поддержали ещё три рода и шестеро магов, которые пообещали привлечь к делу всех из земного общества лэндтирских магов, до кого смогут достучаться. Сонал, вообще-то, всегда умела говорить то, что другие желали услышать. Каждая её речь, каждое слово были направлены на других. Она в совершенстве владела этим искусством и всегда применяла его для того, чтобы добиться желаемого. Каждый новый день Сонал выбирала новую стратегию, и каждый раз та привлекала больше людей, которые были готовы довериться ей. Сонал научилась обходиться с молчаливым и угрюмым Диего, которого потребовала себе в личные стражи, с переменчивым королём Джулианом и постепенно налаживала отношения с королевой Ариадной. Та, конечно, совсем не верила Сонал. Но когда Сонал поставит коалицию перед фактом того, что лэндтирсцы помогут в войне против демонов лишь на её условиях, королеве придётся изменить своё мнение.

После утренней встречи, закончившейся меньше часа назад, Сонал обзавелась поддержкой двадцати шести семей, тринадцати благородных родов и их многочисленных слуг, а также десяти магических обществ, в каждом из которых было сотни магов, когда-то ушедших во Второй мир или покинувших коалицию по тем или иным причинам. Абель и впрямь проделал большую работу, собрав всех этим утром в одном месте, и Сонал решила, что стоит держать его поближе к себе.

— Через два часа у меня встреча с королём Джулианом, — как бы между прочим сказала она, вновь привлекая его внимание.

Несмотря на то, что этот дом принадлежал роду Лоуны, они оставили её один на один с Абелем по первой же просьбе. Какое-то время Сонал гуляла по роскошному особняку, изучала каждое помещение, обсуждая результаты встречи с Абелем, и пыталась игнорировать Диего, сопровождавшего её по приказу Шераи. Он, к счастью, держался на расстоянии двух метров и ни разу не влезал в их разговор, только старательно делал вид, что не ловит каждое её слово.

— Я хочу, чтобы ты был там, со мной, — продолжила Сонал, посмотрев на Абеля.

— Я? — на секунду растерявшись, уточнил он. — Не думаю, что коалиция это одобрит. У нас всегда были… напряжённые отношения, — лаконично закончил он, подобрав нужные слова после нескольких секунд раздумий.

— Но не со мной. Вы охраняли остатки лэндтирской культуры годами, господин Абель. Поддерживали связи с теми, кто не желал теряться среди землян. Вдохновляли людей, укрепляя в них в веру, что демонов можно остановить. Говорили, что пусть Лэндтирс и пал, мы достойно сражались, и все, кто сумел спастись, должны помнить об этом. Лично вы и каждый, кто попал сюда после Перехода, ни на мгновение не переставали бороться против тёмных созданий. Коалиция должна понимать это, — жёстко подвела Сонал. — Они могут говорить, что вы не помогали, когда демоны лезли в этот мир из всех щелей, но они не могут отрицать, что вы по-своему защищали сам мир и его людей, которые даже не знают о существовании Сигрида. Если коалиция считает, что это недостойное дело, то ни о каком сотрудничестве между нами не может быть и речи.

***

В качестве главного мага при дворце эльфов Йозеф проявил себя даже лучше, чем Джулиан от него ожидал. Вся неуверенность, которая когда-либо была в нём, исчезла едва не сразу же. Маги, которых Сибил контролировала со всей строгостью, на какое-то время выдохнули спокойно. Йозеф был мягче и не столь решителен, однако он умел тщательно обдумывать ситуацию и всегда предлагал в разы больше вариантов, чем могла бы предложить Сибил.

Иногда Джулиан скучал по ней, но только иногда. Вторжение изменило каждого из них, но не у каждого эти изменения проявились сразу.

Во времена правления отца Джулиан предпочитал как можно реже попадаться ему и Сибил на глаза. Если же этого не удавалось, он игнорировал их, но до тех пор, пока не начинали звучать прямые приказы. Всё-таки Джулиан не идиот, понимал, где тонкая грань между двумя ролями: отца и короля. Теперь же королём был он, а Сибил, которая всячески поддерживала его в течение долгих месяцев после смерти Джевела, оставила его.

В конце концов, все оставляли Джулиана. Его мать. Джокаста, которая была принята родом Гонзало на воспитание и стала блестящей военачальницей в Сигриде. Отец. Сибил.

Джулиан не понимал, как она могла умереть. Откуда нанесли удар? Враги ждали окончания Апогея и его коронации? Был ли их выбор жертвы случайным?

Вопросов становилось только больше, а ответов до сих пор не было. Ещё до того, как Третий сальватор исчез вместе с остальными, его допросили и проверили с помощью Света Арраны. Третий был последним, кто говорил с Сибил на празднестве — Джулиану так надоел пир, который он сам же и устроил, что он ушёл намного раньше. Йозеф нашёл его пять часов спустя, когда стало известно, что Сибил обнаружили в одном из садов. Мёртвую, без капли магии в теле.

Джулиан не понимал: как в этом мире, который они так хорошо изучили, может появляться что-то новое? Откуда такая мощная магия, которую не удалось определить?

Он задавался этими вопросами постоянно, день и ночь, во время собраний и встреч, очень часто пропуская большую часть обсуждаемых новостей мимо ушей. Так было и сейчас: принцесса Сонал, которая пожелала встретиться с ним, без устали говорила о достижениях лэндтирсцев в этом мире, уверяла его, что они сильны и могут быть полезны, но лишь в том случае, если коалиция осознает, как важно признать их ценность и согласиться с их условиями. В какой-то момент Джулиан переставал заинтересованно кивать, как того и хотела от него принцесса, и погружался в свои мысли, из которых выныривал спустя пару минут, после вмешательства мага Абеля или Йозефа, который также присутствовал на этой встрече. Голова Джулиана раскалывалась из-за тысячи мыслей, с которыми он не мог справиться, и тело казалось таким слабым, вялым.

С тех пор, как отца убили, Джулиан ни разу не ощущал себя полным сил. Ему казалось, что каждый день, каждую минуту он становится только слабее не только физически, но и психологически. Давили ответственность за эльфов, требования коалиции, навязчивые мысли о том, что он недостаточно хорош. Джулиан старался, как мог, искал альтернативы, шёл на компромиссы в делах, которые мог бросить или поручить другим. Он не сдавался, хотя очень хотел. Все, кто был ему дорог, — даже если он никогда этого не показывал, — были мертвы. Мать, отец, Джокаста, Сибил.

Он остался один и не справлялся с ответственностью, которую на него возложили. Наверное, поэтому Апогей и длился так долго — никогда прежде на трон не восходил столь слабый и беспомощный эльф.

Айриноул и Алеандро, должно быть, просто смеются над ним. Мощные чары, заключённые в короне эльфов, и власть, сама начавшая течь к нему в руки, были лишь способом показать, насколько он слаб на самом деле.

Джулиан был уверен, что так и есть.

— Ваше Величество! — звонко произнесла принцесса Сонал, и Джулиан меньше, чем за секунду понял, что опять поддался тревожным мыслям. — Я, должно быть, говорю о чём-то незначительном, раз вы так скучаете?

Краем глаза Джулиан заметил обеспокоенный взгляд Йозефа, брошенный на него. Или, что вероятнее всего, тому не нравилось, как Джулиан развалился на троне и смотрел на принцессу, стоящую в трёх метрах впереди.

Джулиан не планировал проявлять неуважение к ней или хотя бы намекать на него. В какой-то момент он просто переставал чувствовать своё тело, погружался в мысли настолько, что ничего не замечал. Хотя об этом, разумеется, никто не должен знать.

— Я пытаюсь понять, почему вы обратились именно ко мне, Ваше Высочество, — наконец сказал Джулиан, вальяжно, как мог сделать только он, закинув ногу на колено и облокотившись о подлокотник трона. — Не к господину Данталиону, советникам Грете и Армену, королеве Ариадне или госпоже Мур. Ко мне. Скажите честно, Ваше Высочество: вы действительно верите, что я настолько силён? Что я смогу помочь вам убедить всех остальных?

— Я прекрасно осознаю ваше положение, — ни на секунду не задумавшись с ответом, произнесла принцесса. — Однако осознаёте ли вы, как сильно рискуете, отказываясь раньше времени? Не забывайте, что я владею Светом Арраны. Правда всегда будет на моей стороне, как бы сильно вы или ваша коалиция ни пытались её исказить. И при достаточных усилиях и ресурсах я могу получить ответ на любой вопрос. Куда ушли сальваторы. Где прячутся демоны. Кто стоит за созданием поддельных реликвий. Почему госпожу Сибил убили именно сейчас, а не раньше.

Джулиан насторожился.

— Не раньше?

— О, Ваше Величество, неужели вы думали, будто это случайность? Каждый шаг, каждое действие, каждый сигил — всё, что госпожа Сибил делала, было тщательно спланировано. Может быть, я и пробыла в плену у демонов много лет, но я не дура и знаю, как работает мой дар. И он говорит мне, что госпожа Сибил не всегда была откровенна с вами.

— Что это значит? — сжав челюсти, спросил Джулиан. — Почему вы молчали?

— Я пообещала, что помогу найти лэндтирсцев, но лишь в том случае, если ко мне приведут Диего Зальцмана.

— Он и так теперь прислуживает вам.

— В этом не ваша заслуга, Ваше Величество. У нас с господином Зальцманом давние счёты, не стоит вмешивать его. Я веду к тому, что я своё обещание выполнила. Я нашла лэндтирсцев и готова привести их в коалицию. И если вы желаете, чтобы Свет Арраны послужил и вам, предложите мне нечто равноценное. Например, уверенность, что коалиция признает меня не как принцессу, а как королеву.

Джулиан из последних сил подавил ехидный смешок. Боги милостивые, эта принцесса просто с ума сошла.

— Вы потеряли своё королевство и корону, — напомнил он.

— Королевство — это люди, а не земли, а корона — кусок металла, ставший символом. В этом мире я могу создать новый символ. К тому же, с достойным королём такие перемены покажутся лишь мелочью.

Йозеф во все глаза уставился на принцессу, сложившую ладони вместе.

— Королевству нужны люди так же, как нужны король и королева. Но коалиция не знает, как правильно сотрудничать с лэндтирсцами, а я с радостью научу их. Постепенно, шаг за шагом. Если, конечно, коалиция всё ещё нуждается в нашей силе. Но что-то я не помню, чтобы демоны растворились в хаосе, из которого родились.

— Ближе к делу, Ваше Высочество, — нетерпеливо выпалил Джулиан, приложив пальцы к виску. Головная боль, казалось бы, с каждым словом принцессы становилась только сильнее.

— Если желаете, чтобы Свет Арраны помог вам узнать правду, помогите добиться лучшего для моего народа. Уверяю вас, правда будет на вашей стороне.

— Тогда при чём здесь король?

— Ах, это? — небрежно махнув рукой, со смешком повторила Сонал. — Так, на будущее. Лэндтирсцы не будут скрываться вечно, как и я не буду вечно лишь их принцессой. Рано или поздно, но моя страна возродится, и на троне рядом со мной будет сидеть достаточно сильный король. Запомните это, Ваше Величество, Если, конечно, желаете, чтобы Свет Арраны открыл вам правду.

***

— Это точно сработает? — скептически уточнила Соня, наклонившись к мечу, лежавшему на столе.

— Ещё раз, — повторила Зельда, уставившись на искательницу. — Почему она здесь?

— Потому что Алекс здесь, — устало ответил Себастьян, закрыв лицо руками.

— Ага, понятно. А он здесь, потому что?..

— Потому что Соня здесь.

— Невероятно интересный замкнутый круг, — с чувством отметила Зельда.

— Вообще-то, — влез Алекс, указав на Соню и Себастьяна, — я здесь из-за вас обоих. Если план Зельды удастся, вас, возможно, перестанут считать подозреваемыми. Я такое же заинтересованное лицо, как и вы.

— О-о-о! — протянула Зельда, похлопав Алекса по руке, из-за чего он тут же смутился и даже отодвинулся от неё вместе со стулом, ножки которого противно заскрипели по полу. — Всегда знала, что ты настоящий и очень милый младший брат. Ну ты посмотри, милашка, — добавила она, обращаясь уже к Себастьяну, у которого дёрнулся глаз, — он же о тебе беспокоится!

— Что совершенно не обязательно, учитывая, что ты пообещал Рокси помочь с её поиском, — заметил Себастьян, покосившись на Алекса.

— Но я не обещал писать за неё отчёты. Тем более, пусть хоть ненадолго займётся делом. Она же так выпрашивала этот поиск!

— Это тот, который ты взял для нас? — немного подумав, уточнила Соня.

— Да, он самый, — на секунду зависнув, ответил Алекс. — Пришлось отдать его Рокси, потому что ты… Ну, ты под подозрением, и тебе нельзя заниматься поисками. Но не то чтобы я в это верю. Я же знаю, что ты не виновата.

Себастьян издал протяжный, мученический стон, едва не съехал по стулу вниз, под стол. Зельда совершенно не понимала его: его нетерпение, казалось бы, росло в геометрической прогрессии, как и агрессивность к каждому, кто произносил хотя бы одно слово в его присутствии. То ли столь долгое ожидание удачного момента для проведения ритуала покосило его, то ли он просто ненавидел факт того, что идея Зельды может провалиться.

Она сама слабо верила в успех. Разговаривать с умершими чрезвычайно сложно и опасно и без ведьмы мёртвых, которая может справится без магии. Зельда ни разу не пыталась поговорить с умершими, считая, что это лишняя трата времени. Но дни шли, на виновных в ограблении архивов всё никак не выходили, и Зельда решила, что можно попробовать не совсем стандартный способ.

Дело было вовсе не в том, что недавняя выходка Себастьяна пошатнула её уверенность.

Вовсе нет.

Она не хотела помогать ему.

— Знаете, — наконец сказала она, прерывая тихий разговор Алекса и Сони, — если будете болтать, я заставлю вас самих проводить ритуал.

Алекс сжал губы в тонкую линию и поднял ладони, будто сдаваясь. Соня, вздохнув, уселась на подлокотник ближайшего кресла и вперилась сосредоточенным взглядом в Бальмунг. Меч лежал на столе, окружённый горящими свечами, зажжёнными благовониями, — из-за которых Зельде постоянно хотелось чихать и кашлять, — и огромным количеством сигилов, которые она старательно выстраивала в нужную последовательность. Ей также приходилось поддерживать барьеры вокруг одной из комнат отдыха в зале Истины и отпугивать всех, кто мог помешать им.

Это вовсе не из-за того, что она хотела полностью сосредоточится на деле и тем самым достигнуть наилучших результатов. Ей, в общем-то, было плевать, как и всегда.

— Ты ведь впервые делаешь это? — уточнил Себастьян после нескольких минут тишины, в течение которых Зельда только рисовала сигилы.

— Говори конкретнее, а то твой мелкий милашка подумает, что ты про то, что я своим блестящим умом и невероятной красотой впервые спасаю твою тощую задницу.

Алекс и Соня одновременно прыснули от смеха. Зельда была уверена, что Себастьян в своей привычной манере скажет, что она просто идиотка, которая зря тратит их драгоценное время. Но вместо этого он сплёл пальцы, расположил на них подбородок и, посмотрев на неё, с улыбкой сказал:

— Брось, ты без ума от моей задницы.

Алекс подавился воздухом. Соня, судя по звуку, похлопала его по спине. Зельде вдруг стало плевать на всё вокруг, и на них в том числе. Подобные слова были совсем не в духе Себастьяна, но в последнее время он говорил и творил много странностей, о которых раньше никогда бы даже не задумался. Это настораживало Зельду, но в то же время казалось ей жутко занятным.

Он мог ответить на её провокационную шутку с абсолютно непроницаемым лицом и проигнорировать, что люди, случайно услышавшие их, начинали удивлённо коситься на них. Мог даже не вмешаться, когда Зельда, не сумев выпроводить заинтересованных в деле Алекса и Соню, объясняла им, как проводить ритуал разговора с умершими. Он мог делать вид, что не замечает её, а потом, найдя как раз перед тем, как она планировала вернуться во дворец к эльфам, наброситься на неё с поцелуями и предложением заняться сексом прямо сейчас.

Несмотря на все его странности, отстранённость и злость, которую он с каждым днём прятал всё хуже, Зельде это нравилось.

Какой кошмар.

— Тут главное не дать магии поглотить тебя, — сказала она, силясь прогнать дикие мысли и стараясь не обращать внимания на ядовитую улыбку Себастьяна, адресованную ей.

— А что будет, если это всё же произойдёт? — осторожно поинтересовалась Соня.

— О, я даже не знаю. Может, меня убьёт.

Улыбка мгновенно слетела с лица Себастьяна.

— Что?

— Ну-с, — левой рукой Зельда коснулась Бальмунга, лежащего перед ней, правую протянула к центральному сигилу, сиявшему в воздухе. — Погнали!

— Стой!

Зельда коснулась пальцами магического знака, и всё вокруг заволокла тьма. Магия и хаос, слившиеся в мече, потекли по её венам, сталкиваясь с её естественной магией. От боли Зельда зарычала, но никакого рыка не услышала. Стояла гробовая тишина, и темно было так, что Зельда не видела собственных рук. Она их даже не ощущала.

Что, чёрт возьми, это за магия?..

Где-то вдалеке вспыхнул и тут же погас тусклый свет, на мгновение подсветивший мутные силуэты. Зельда инстинктивно завела руку за спину и вспомнила, что меча с ней не было. Бальмунг стал проводником между её магией и умершей Сибил.

По спине Зельды пробежал табун мурашек. Тысячи ледяных игл будто разом впились в неё, и ей потребовались все силы, чтобы сдержать рвущийся наружу крик. Отвратительно, мерзко, страшно. Что-то давило ей на грудь и виски, сжимало их, прокалывая кожу острыми шипами, чьи-то голоса кричали над ней, не позволяя сосредоточиться.

Вспышки тусклого света стали появляться чаще. Зельда едва дышала, не чувствуя тела и при этом чувствуя боль, которая разрывала её. Чем ближе вспыхивал свет, тем больнее становилось. Хаос, что странно, тянулся к свету, магия же пыталась поднять Зельду на ватные ноги и увести как можно дальше.

Магия, заключённая в Бальмунге, была неправильной, искажённой. Изначально, когда Зельда только получила меч, в нём вообще не было никакой магии. Сигилы, нанесённые Фортинбрасом, превращали Бальмунг в сокрушитель, способный убивать тварей Диких Земель, но теперь эти сигилы были разрушены. Зельда тщательно, но с осторожностью изучала вернувшийся к ней Бальмунг, но ни на шаг не приблизилась к пониманию того, кто и для чего заключил в мече иную магию.

Свет вспыхнул совсем рядом, и Зельда вскинула руки, пытаясь защититься. Что-то холодное и жёсткое тут же обвило её запястья и развело их в стороны, острые шипы впились в ноги. Темнота постепенно отступала, давление на тело уменьшалось, только за спиной было что-то твёрдое и ледяное. Зельда щурилась от яркого света, направленного ей в лицо, и часто дышала. Втягивала воздух носом, но не чувствовала никаких запахов, только медный, пропитавший собой каждый уголок незнакомого пространства. Зельда попыталась дёрнуть рукой, но ничего, кроме громкого скрипа кожи, не добилась.

Она замерла, заметив несколько размытых силуэтов рядом с собой, затаила дыхание. Головой она понимала, что на самом деле находится в зале Истины, в комнате отдыха, и рядом с ней Себастьян, Алекс и Соня, но магия так не считала. Силуэты перемещались, растворялись в тенях и свете, шептали что-то нечленораздельное, и магия вопила от боли и ужаса, требуя, чтобы Зельда как можно скорее выбиралась отсюда.

Поначалу голоса звучали вразнобой, но вскоре Зельда начала распознавать отдельные слова: «магия», «кровь», «хаос», «замещение». Нечто острое скользило по её оголённым предплечьям и вспарывало кожу.

— Не волнуйся, — вдруг произнёс властный женский голос, эхом пронёсшийся по помещению. — Я найду того, кто сумеет контролировать её вместо меня.

Зельда ещё сильнее сжала челюсти. Один из силуэтов склонился над ней, и она разглядела мужчину с тёмными волосы с несколькими седыми прядками, квадратными очками и глубокими морщинами, изрезавшими лоб. Его рука, кажется, и направляла острый нож, который вспарывал ей кожу.

— Здесь нужен очень сильный хаос, — заметил мужчина.

— Есть у меня на примете кое-кто, — ответила женщина. — Потребуется пару месяцев, чтобы вытянуть Минерву из хаоса. Сумеешь до этого времени создать достаточно прочную связь?

— Это рискованно, но можно попробовать убить её и воскресить с помощью вашего хаоса, госпожа. Мы сохраним её воспоминания и магию, но она будет под вашим контролем до тех пор, пока вы не свяжите её с кем-нибудь другим.

— А что насчёт той маленькой феи?

— Хибай принёс пару вестей, говорит, что её видения становятся всё точнее.

— Это нехорошо.

Голос женщины раздался у Зельды над головой. Когтистая ледяная рука легла на лоб и остановила Зельду, когда та попыталась извернуться и посмотреть на женщину.

— Если вы поделитесь своим хаосом, госпожа, — торопливо начал мужчина, будто боялся, что ему вот-вот прикажут замолчать, — я сумею создать достаточно сильное проклятие, которое ограничит видения феи, но ни у кого не вызовут подозрений.

Мужчина отвёл взгляд от неё, ожидающе уставился на женщину. Зельда в ту же секунду почувствовала, как её кулаки сжимаются, как пальцы касаются внутренних сторон ладоней и криво движутся, будто… Будто чертят что-то. Она попыталась сосредоточиться, надеясь запомнить последовательность линий и их расположение, чтобы позже воссоздать их и понять, во что они складываются и что означают.

— Пусть будет так, — согласилась женщина после недолгих раздумий. — Принесём проклятие вместе с ней, — добавила она, постучав указательным пальцем по лбу Зельды. — Скоро король эльфов её хватится?

— Часа через два.

— Выходит, времени у тебя совсем мало. Начинай работать, если не хочешь, чтобы я и тебя убила.

Зельда внутренне напряглась, приготовилась к удару, но всё равно вскрикнула, когда острие пронзило её левую руку, задев сухожилие. Пальцы дёрнулись, скрючились, и выводимая линия прервалась. Хлынула кровь, магия завопила громче и яростнее. Чёрными грубыми пальцами мужчина надавил на её запястье и, выждав всего секунду, повёл ножом выше, к сгибу локтя.

Зельда выла от боли, прошивавшей руку, и хаоса, стекавшегося к её телу со всех уголков помещения. Пальцы правой всё ещё торопливо, рвано выводили линии на внутренней стороне ладони и запястье, пока мужчина вскрывал левую. Крики тонули в скрипе лезвия ножа о кости, звуке рвущихся мышц и бормотания мужчины, который ни на секунду не затыкался. Зельда пыталась высвободиться, мотала головой, которую уже никто не держал, видела пряди белых волос, на которые попала её кровь, и частицы хаоса, летающие вокруг.

Неожиданно всё прекратилось. Зельда вдохнула полной грудью, открыла глаза, полные слёз, и уставилась на Себастьяна, сидящего перед ней.

— Какого…

Зельда оттолкнула Бальмунг как можно дальше, сбила пламя со свечей и отшвырнула благовония. Сигилы погасли и растворились в воздухе. Метнув предупреждающий взгляд на Соню, которая зачем-то поднялась на ноги и сделала шаг к ней, Зельда вцепилась в левый рукав своего свитера и, резко выдохнув, задрала его до локтя.

Чисто. Никаких ран и жутких шрамов по всей длине предплечья.

— Э-эм, — несмело выдавил Алекс, — а что это было?

— Грёбаная магия, — выплюнула Зельда, сжав кулаки.

— Что ты видела? — спросил Себастьян.

На долю секунды Зельде показалось, что прежний Себастьян вернулся. Сейчас он скажет, что она должна немедленно утереть слёзы, — будто Зельде нравилось выглядеть такой беспомощной! — и рассказать, что произошло. Может, он даже отпустит какое-нибудь грубое замечание, которое будет звучать ещё хуже, если озвучивать его саркастическим тоном. На самом деле, это было бы просто замечательно. Зельде не нужна жалость или, что хуже, сочувствие. Она не такая уж и слабачка.

Себастьян, однако, не сделал замечания, которого она действительно ждала. Он просто смотрел на неё с непроницаемым лицом, но то и дело косился на её левую руку, будто не понимал, что с ней не так и хотел в этом разобраться. Ни следа привычной ей внимательности, которая проявлялась всегда и везде.

— Зельда? — позвала её Соня.

Зельда фыркнула, покосившись на неё, и расправила плечи. Магия ещё успокаивала после кошмара, в которую Зельду окунул ритуал, но охотно отозвалась на её мысленные приказы.

— Думаю, я видела воспоминания Сибил.

— Что? — удивлённо выдал Алекс.

— Я не знаю точно, каков наилучший результат ритуала разговора с умершими. Иногда это действительно разговор, иногда — воспоминания, а иногда просто образы в голове. Но если верить тому, что я видела, это были воспоминания Сибил.

— А что ты видела? — уточнил Себастьян.

Зельда ему не ответила. Она не боялась вслух сказать о том, что едва не пережила чужую смерть, что её, ещё сохраняющую сознание, вскрывали. Нет, было глупо бояться этого. Зельда ведь не слабачка. Но Себастьян — человек, пусть даже достаточно умный. Вряд ли он поймёт, какого это: иметь крепкое, сильное, практически бессмертное тело, которое начинают вскрывать и разрывать на кусочки, а ты ничего не можешь с этим сделать. У людей такой процесс закончится смертью от потери крови или болевого шока, но у эльфов, тем более магов, всё иначе.

— Что это? — спросила Соня, указав на появившиеся в воздухе кривые линии.

— Шифр, — на выдохе ответила Зельда, дорисовав последнюю линию. Меньше, чем за секунду они, неполноценные и неправильные, выстроились перед ней в схему, которую она так хорошо знала. — Это шифр, который придумала Джокаста.

— Кто, прощу прощения, придумал? — едва не пропищал Алекс. — Джокаста? Которая была генералом при короле Джевеле?

— А что, знаешь других? — не удержавшись, огрызнулась Зельда.

— Да и ни одну не знаю!

— Тогда помалкивай, иначе я тебя за дверь выгоню. Так вот, — продолжила она, поймав на себе сосредоточенный взгляд Себастьяна, — этому шифру Джокаста обучила нескольких магов при эльфийском дворе. С помощью магии и особых сигилов можно узнать, что за ним скрыто, и понять, что хотела сообщить Сибил.

— Ты так уверена, что эта Сибил? — протараторила Соня, тогда как Себастьян одновременно с ней спросил:

— Откуда ты знаешь этот шифр? Джокаста сама тебя обучила ему?

Зельда пожала плечами, решив не раскрывать всех карт сразу. Никто в коалиции до сих пор не знал, что она пришла в этот мир не из Сигрида после Вторжения, а из Диких Земель, и Зельда не планировала в ближайшее время исправлять это маленькое недоразумение.

— В общем, смотрите и восхищайтесь моим великолепным умом.

Зельда коснулась первой линии и, пробежавшись глазами по всему шифру, перенесла её в нужное место. Благодаря магии она понимала, какие линии Сибил не смогла нарисовать правильно или где её рука дрогнула. Старательно выскабливая из воспоминаний расшифровку и следуя за магией, Зельда меняла положение выпрямляющихся линий, их наклон и общий размер. Со стороны могло показаться, что это были лишь чёрточки, расположенные как попало, но магия Зельды прекрасно помнила, что они означают на самом деле.

— Вуаля! — Зельда, зааплодировав, указала на несколько строчек, застывших в воздухе. — Получите и распишитесь.

— Зельда, мы ничего не понимаем. — утомлённо произнёс Себастьян. — Это просто чёрточки.

— Это не просто чёрточки, это вы, люди, тупицы.

Но она всё-таки щёлкнула пальцами, поймала выпавшие из воздуха блокнот с ручкой и, кое-как найдя чистую страницу, записала расшифровку на бумаге.

— Пожалуйста, — с меньшим энтузиазмом сказала она, вырвав лист и протянув его Себастьяну. — Вот, что хотела сказать Сибил.

Алекс тут же навис над одним его плечом, Соня — над другим. По мере того, как глаза Себастьяна перемещались от одного слова к другому, непонимание всё сильнее проступало на его лице.

— Это шутка? — наконец выпалил он, помахав листом.

— Магия не лжёт. Сибил была схвачена тварями после встречи с одним из информаторов Джевела, потому что сумела найти следы Андера, наследника Силы.

Соня, захлопав глазами, озадаченно посмотрела на Алекса. Тот ответил ей неопределённым пожатием плеч и, забрав лист у Себастьяна, вновь вчитался в него.

— Никто в это не поверит, — продолжил Себастьян, постучав пальцами по поверхности стола. — Это просто… какой-то странный шифр, который ты откуда-то знаешь. Есть хоть один маг, который может подтвердить, что всё расшифровывается именно так?

— Есть кристалл памяти.

— Что?! — в один голос выпалили Алекс и Соня.

— Шифр имеет два магических уровня. Первый — это послание, а второй — сигилы для призыва.

Вновь протянув руки к мерцающим линиям, Зельда собрала их вместе и, следуя за зовом магии, соединила их между собой. В результате получились три сигила, которые застыли в воздухе. Между ними образовался небольшой тёмный портал, в который Зельда, несмотря на протесты Себастьяна, просунула руку. Пальцы сразу же нащупали что-то маленькое, прохладное и знакомое. Победно усмехнувшись, Зельда достала небольшой кристалл памяти, поблескивающий в свете её магии.

— Пожалуйста, дама и господа, — сказала Зельда, покрутив кристалл между пальцами. — Судя по состоянию, Сибил начала создавать его сразу же, как вышла на след Андера, и закончила формировать незадолго до того, как её вскрыли и наполнили хаосом.

— Вскрыли? — повторил Себастьян, и Зельда с запозданием поняла, что только что сказала.

Кашлянув и постаравшись скрыть свою растерянность, она бросила кристалл искателю, и хотя тот поймал его, смотрел он только на Зельду.

— Сибил умела создавать маленькие хранилища, до которых не могли добраться даже твари, — поспешно продолжила она, намеренно обводя комнату отдыха незаинтересованным взглядом. — Должно быть, она отдала почти всю свою магию, чтобы спрятать этот кристалл и само хранилище, и потому не смогла противостоять тварям, когда те схватили её.

— Но если они подчинили её хаосом, они должны были знать то же, что и она, — рассеянно произнёс Алекс, то сминая, то вновь торопливо выпрямляя лист с расшифровкой. — Верно же?

— Она могла извлечь воспоминания и поместить их в кристалл, до которого демоны так и не добрались, — предположил Себастьян, всё ещё смотря на Зельду. — Но это не доказывает, что её действительно подчинили хаосом.

— Наоборот, доказывает, — возразила Зельда. Выдохнув, словно собираясь с силами и мыслями, которые были в жутком раздрае, она повернулась к искателям. — Я смогла использовать Бальмунг как предмет того, с кем мы хотели поговорить, и это доказало, что Сибил подчинили твари. Я видела, как… Как её вскрывали, — запнувшись, но притворившись, будто этого и не было, Зельда продолжила: — Это было последнее воспоминание настоящей Сибил. Тело всё ещё было её, как и остатки магии в нём, но управлял им уже кто-то другой. Если бы Сибил всё ещё была собой, я бы, возможно, увидела её последние минуты перед смертью. Но ритуал показал мне то, что произошло, кажется, несколько месяцев назад.

— Боги милостивые, — пробормотал Алекс.

— Но как демонам удавалось подражать магии Сибил? — спросила Соня.

— Никак. Магию использовала настоящая Сибил, которую заставляли твари. Она отдала много магии, чтобы создать кристалл и спрятать его, и потому не смогла должным образом защитить себя, когда твари напали, но потом-то магия восстановилась.

— То есть всё это время Сибил была подчинена демонами? — нахмурившись, уточнил Себастьян. — В это тоже никто не поверит.

— Но поверят в это, — Зельда пальцем указала на кристалл, который Себастьян всё ещё держал в руке. — Кристаллы памяти — уникальная магия, и тварям её не скопировать. Они могут повлиять на события, которые будут запечатлены в кристалле потом, но не изменить то, что уже было запечатано в нём.

— Я кое-что не понимаю, — произнесла Соня, даже руку подняла, словно хотела, чтобы её точно заметили. — Допустим, благодаря кристаллу памяти мы докажем, что в последние месяцы госпожа Сибил была подчинена демонами. Как это поможет расследованию? В смысле, как это выведет на того, кто украл дела из архивов?

— Очень хороший вопрос. Я, вообще-то, не знаю, — честно ответила Зельда — Но это докажет, что Сибил подменила мой Бальмунг, и коалиция, я надеюсь, поймёт, что среди нас прячется ещё один предатель.

***

Ариадне потребовалось крепчайшее вино, которое искатели припрятали в зале Истины, чтобы справится с потрясением.

Поначалу она была уверена, что Шерая срочно созвала их из-за какой-нибудь глупости, опасность которой сильно преувеличила. С тех пор, как Гилберт совершил Переход вместе с сальваторами, Шерая всё чаще показывала, как сильно нервничает, пару раз даже отвлекалась на собраниях, что Ариадна сразу же замечала. Однако Шерая удивила её, приведя Себастьяна и Зельду — мага из числа эльфов, которую, кажется, не так давно ошибочно арестовали якобы за ограбление архива.

Ариадна не сомневалась, что эти двое раскопали что-то интересное, но была поражена, когда Шерая продемонстрировала собравшимся кристалл памяти, созданный Сибил. Чары Сердца мгновенно окутали весь зал и каждого, кто в нём был: Ариадна чувствовала чужие сомнения и страхи, шевеление магии, проверяла правдивость образов, которые раскрывал кристалл памяти, и старалась удержать тревогу под контролем.

Выходит, Себастьян и Зельда и впрямь нашли что-то очень интересное. И не только нашли, но догадались сначала предоставить это Шерае, чтобы заручиться поддержкой и предать весомость своей находке. Ариадна бы обязательно отметила их ум, если бы не понимала, как сильно эта находка может подорвать строй коалиции и доверие сигридцев к ним.

В неизвестный период времени, который им ещё предстояло установить, Сибил смогла выйти на след Андера, наследника Силы. Тогда же демоны схватили её, но Сибил сумела запечатать часть своих воспоминаний в кристалле, который был обнаружен только сейчас. Если верить Зельде, на него Сибил указала через особый шифр, которому их когда-то обучила Джокаста. В первые секунды Ариадна сомневалась, что это так, но Йозеф подтвердил: несмотря на отсутствие магии, Джокаста смогла создать шифр, которому обучила нескольких магов ещё в Сигриде и который позволял им передавать послания, которые никто не мог расшифровать.

Ариадна не понимала одного: почему Сибил выбрала именно этот способ? Неужели она догадывалась, что кто-то попытается провести ритуал разговора с умершим, и потому оставила подсказку? Но если это так…

Если то так, то она ошиблась. Сибил не умерла в тот день, а была подчинена демонами. Фактически жила, но никому не могла рассказать о том, что узнала и где спрятала кристалл памяти, потому что хаос заставлял её молчать. И кристалл не был найден, потому что Сибил оказалась достаточно сильна, чтобы лишить саму себя воспоминаний о нём и запечатать их в кристалле.

Это было невероятно сложным, многоуровневым планом, который, однако, провалился из-за того, что Сибил не умерла в тот день. Она умерла лишь пару недель назад, и никто из эльфов не проводи ритуала разговора с умершим, потому что это было крайне опасно. Ариадна была уверена, что король Джулиан будет в ярости из-за того, что Зельда не поставила его в известность и провела ритуал сама, без его дозволения.

Но он не двигался с той самой минуты, как Шерая сказала, что продемонстрированный ею кристалл памяти принадлежал Сибил. Король Джулиан молчал, казалось бы, даже не моргал, только кивал на каждое слово Шераи, которая пересказывала им то, что узнала от Себастьяна и Зельды.

Ариадна всерьёз беспокоилась за Джулиана. Несмотря на его агрессивность, развязность и порой радикальные методы, она помнила его ещё ребёнком, который отчаянно пытался завоевать внимание отца. За последние месяцы Джулиан пережил слишком многое: убийство отца, затянувшийся Апогей, смерть Сибил, это. В их рядах всё это время был предатель, связанный с демонами, и им оказалась именно Сибил, которой Джулиан доверял столько лет.

Ариадна испытывала отчаянное, практически не контролируемое желание утешить его. Он был слишком молод, чтобы справляться с этим самостоятельно, и Ариадна хотела помочь. Она могла быть грубой с ним, требовать больше самоотдачи и не игнорировать свои обязанности перед коалицией, но она также понимала, когда нужно остановиться и протянуть руку помощи. После того, как Данталион встряхнул ей мозги, Ариадна поняла и приняла, что теперь из лидеров коалиции именно она является сильнейшей и мудрейшей. Данталион — всё ещё настырный мальчишка, пусть даже вампир; король Джулиан обладал малым опытом; старейшины Грета и Армен, искатели Саул, Август и Мирна были людьми, а Шерая и вовсе лишь временно замещала Гилберта и не имела тех же полномочий и прав, что он. Оставалась ещё принцесса Сонал, но в последнее время она была погружена в поиски лэндтирсцев и установление связей с ними, и Ариадна предпочитала не отвлекать её.

— Есть ещё что-то, о чём мы должны знать? — наконец произнёс Август, первым нарушив затянувшуюся тишину. Даже Йозеф, который то и дело переглядывался с Айше и будто бы хотел ей что-то сказать, так и не решился открыть рот.

— Нет. Я рассказала всё, что рассказали мне, — ответила Шерая.

— Хорошо. Зельда? — обратился Август уже к ней. — Себастьян? Есть что-нибудь, о чём вы не рассказали госпоже Мур?

Ариадна уловила, как магия Зельды дрогнула. Королева никогда прежде не общалась с ней лицом к лицу, но знала, что эта эльфийка сильная, импульсивная и очень плохо подчиняется приказам вышестоящих. Ариадна не понимала, как Джевел терпел её и почему Джулиан до сих пор не разорвал с ней клятву. Однако признавала силу Зельды и её находчивость, которая порой проявлялась очень неожиданным образом.

Ариадна также слышала, что Зельда крутила роман с Себастьяном, и, право слово, ей безумно нравился этот слух. Ариадна обожала обсуждать чужие романы со своими придворными, но, конечно, никогда не совала нос дальше положенного. Это, впрочем, не мешало ей узнать о том, что из-за работы на короля Джулиана эти двое сблизились и даже продолжили помогать друг другу после. Нокс говорил, что Ариадна совершенно точно лезет не в своё дело, но она была уверена, что ещё не переступила черту и что наблюдения помогают ей лучше понять, какая обстановка царит в коалиции.

Именно благодаря им она и поняла, что Себастьян напрягся так не из-за вопроса отца, а из-за того, что Зельда, судя по её лицу и сомнениям, которые улавливали чары, действительно что-то знала.

— Там была женщина, — наконец сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь и не смотря на Августа, который кивнул, позволяя ей продолжить. — Думаю, что тварь… Демон. Она говорила, что ей потребуется несколько месяцев, чтобы вытянуть Минерву из хаоса. А мужчина предлагал создать проклятие, котороеограничит видения какой-то феи.

Ариадну пробил озноб. Среди фей нередко встречались предсказатели, отличавшиеся от детей Фасанвест. Видения приходили к ним в разное время, были обрывочными и неточными. Камилла, одна из наследниц Сердца, не так давно поделилась с Ариадной видением, в котором были Первая и Третья.

— Они назвали имена? — громко, властно спросила Ариадна.

— Только имя Минервы. Но говорили, что видения феи становятся более точными. Об этом принёс весть Хибай.

Ариадна качнула головой, чувствуя, как усиливается тревога. Как проверить правдивость этих сведений? Им уже несколько месяцев, вполне вероятно, что они неактуальны. Да и действительно ли среди фей есть кто-то, на кого повлияли проклятием? Неужели демоны смогли бы использовать хаос такой силы, что Ариадна ничего бы не заметила?..

— Вам придётся проверить всех фей с даром предсказаний, Ваше Величество, — лениво произнёс Данталион, рассматривая свои когти. — Может, информация и старая, но мы обязаны её проверить.

— Но что насчёт тех, кто был в воспоминаниях Сибил? — проскрипел старейшина Армен, почему-то бросив неодобрительный взгляд на короля Джулиана, который всё ещё ни на кого не обращал внимания. — Как нам узнать, кто это был?

— Минерва — достаточно распространённое имя, — задумчиво произнесла Шерая. — Я не думаю, что всё так очевидно и эта Минерва — та, о ком я думаю. Мне потребуется немного времени, чтобы проверить это.

— И не забывайте про Андера, — напомнил Саул. — Мы обязаны проверить сведения, которые собрала Сибил, и узнать, куда демоны его перепрятали. Может, так мы и сумеет найти тех, кого Зельда видела в её воспоминаниях.

— Мои вампиры займутся этим, — подхватил Данталион, усмехнувшись. — Если Сулис ничего не напутала и тот псих помогал демонам укрывать Андера, значит, нахождение одного приведёт к другому. То, что надо.

— Вы знаете, кто это был? — скептически уточнила Мирна.

— О, да, думаю, что знаю. Судя по описанию и тем обрывкам, что мы видели, это был Махатс.

Глава 7. Видеть дальше последней ошибки

Приветственный пир продлился почти два дня, в течение которых Гилберт ходил, как на иголках. Так как Клаудия предпочитала отсиживаться в одиночестве, Энцеладу не было смысла торчать у неё под дверью и ждать, пока она сделает хоть что-нибудь, что он сможет использовать на благо коалиции. Почти всё это время он сопровождал Гилберта, напоминал ему, что рано или поздно, но вход в Лабиринт будет найден — из-за этого Гилберт бесился практически так же, как из-за того, что Омага не принимала его.

Однако Гилберт даже не предполагал, что вход в Лабиринт будет обнаружен так скоро. Он также не понимал, почему Катон, вождь Дикой Охоты, о котором ходило столько легенд и который упоминался даже в Книге Призыва, до сих пор помогал им. Когда его Охотники явились в Омагу вчера вечером, всё же ответив на приглашение Киллиана, — определённо вынужденное, как понял Гилберт, — те принялись развлекаться и праздновать, тогда как Катон ни разу не снизошёл до этого. Он постоянно искал вход в Лабиринт способами, которые были известны только ему, и, наконец, нашёл.

— Хорошие новости, — с хищной улыбкой обернувшись к ним, сказал Катон спустя несколько минут напряжённой тишины, когда были слышны только неразборчивые ругательства Николаса и Твайлы, державшихся чуть поодаль. — Врата омагского Некрополя вновь откроются на рассвете.

Пайпер недоверчиво нахмурилась, уставившись на Катона. Тот ответил ей всё той же хищной улыбкой и, упав на стул во главе стола, бесцеремонно закинул ноги на его поверхность. Гилберт услышал, как громко клацнул зубами Киллиан.

Каждый из них, казалось бы, из последних сил сдерживался, чтобы не сорваться. Напряжение, витавшее в воздухе, было физически ощутимым. Чуть больше недели они провели в ожидании, когда вход в Лабиринт будет найден, и за это время изрядно истрепали друг другу нервы. Сам Гилберт стал причиной не одного конфликта, чего нельзя было сказать об Энцеладе: он постоянно держался в стороне. Местные рыцари и так без устали следили за ним из-за того, что он постоянно был неподалёку от Клаудии. Гилберт не раз слышал о том, как она почти всё время молчит и лишь изредка, в моменты, которые Энцелад не понимал, начинает болтать с мёртвыми за чужими спинами.

Этим утром Клаудия совсем не была тихой. Почти двадцать минут она спорила с Киллианом и Фортинбрасом о том, следует ли им рисковать и проверять другие Некрополи или лучше довериться то ли магии, то ли не магии Катона. В это время он сам, прекратив надоедать Твайле вопросами о том, что случилось с её рогами, и совершенно не замечая попыток Пайпер, Николаса и Кита спровадить его куда подальше, пытался определить, где и когда вновь появятся врата в Некрополи.

— Но перед этим, — продолжил Катон, когда никто так и не подал голоса, — есть один маленький вопрос, который я бы хотел решить. Третий, милый, слышишь меня?

Фортинбрас, меривший зал совещаний широкими шагами, рассеянно махнул ему рукой.

— Мои Охотники приносят вести, что тварей становится только больше. Они не нападают, наоборот, прячутся. Возможно, кто-то достаточно сильный призывает их в одно место.

Фортинбрас остановился, бросив на Катона нечитаемый взгляд. Николас что-то очень тихо пискнул, тогда как Твайла громко и грязно выругалась.

— Я мог бы, наверное, узнать, в чём дело, — лениво продолжил Катон, качнувшись назад и сложив руки за головой. — Но сам понимаешь, благотворительностью я не занимаюсь. Ты и так должен мне за то, что я помогаю вам с Некрополями. Условия, надеюсь, ты помнишь.

— Ты получишь столько магии, сколько пожелаешь, — ледяным тоном ответил Фортинбрас.

— О нет, нет! — рассмеялся Катон, вдруг выпрямившись и с практически детским интересом посмотрев на сальватора. — Неужели ты не хочешь, чтобы все узнали, какой ты благородный?

Фортинбрас устало выдохнул. Гилберт презрительно фыркнул, но спустя мгновение понял, что сделал это исключительно по инерции. Он никому не говорил о том, как прошёл его разговор с Киллианом, делал вид, будто его и не было, но за собой замечал, что всё реже огрызался на слова Третьего и практически не отпускал едких комментариев в его адрес.

— Это не обязательно, — пробормотал Фортинбрас, когда воодушевлённый Катон, поднявшись на ноги, уже открыл рот.

— Обязательно! — горячо возразил Охотник.

От его притворства Гилберту было тошно, но он старался не показывать своего раздражения.

— Слушайте всё! — с неуместной торжественностью продолжил Катон, оглядев каждого из собравшихся. Зал совещаний вдруг показался Гилберту тесным, а напряжение будто заполнило собой весь воздух. Прежде, чем Катон продолжил, в секундной тишине Гилберт услышал, как Стелла, сидевшая рядом с Клаудией за длинным стоном, громко выдохнула. — Как и всегда, за право воспользоваться уникальными талантами Дикой Охоты Третий согласен выполнить одно из двух условий!

Киллиан очень тихо рыкнул на Катона, но тому было плевать. Войдя в раж, он даже проигнорировал Стеллу, которая мгновенно заскрипела зубами и так сильно вцепилась в поверхность стола, что оставила на нём глубокие борозды от когтей.

— Всё чрезвычайно просто, — с лёгкой улыбкой продолжил Катон, остановив взгляд на Фортинбрасе, который, судя по его взгляду, уже продумывал убийство Охотника. — Чтобы избежать проблем, можешь отдать мне Стеллу.

Гилберту показалось, будто из помещения разом выкачали весь воздух. Он дёрнулся, почувствовав, как против воли напряглось всё тело, и удивлённо уставился на Катона. Стелла стала бледнее листа бумаги и испуганно уставилась на Охотника, решительно сделавшего шаг к ней.

Клаудия подскочила на ноги и преградила ему дорогу. Киллиан, всё это время стоявший возле окон, в ту же секунду оказался рядом. Гилберт на мгновение ощутил, как дрогнул воздух от магии Фортинбраса.

— Или же, — как ни в чём не бывало продолжил Катон, — ты отдашь мне его.

Гилберт был уверен, что он просто не понимает, как на самом деле заключаются сделки в этом мире, но ошибки не было: Катон указывал на него.

— Что? — растерявшись, выдавил Гилберт.

— Ни за что! — отрезал Фортинбрас.

— Ты надоел мне, — лениво ответил Катон, мазнув по нему скучающим взглядом. — Либо Стелла, либо твой драгоценный Гилберт. Решай, пока я добрый, иначе заберу обоих и не отдам вплоть до рассвета.

По спине Гилберта пробежал холодок. О чём вообще говорил вождь Дикой Охоты? Что конкретно ему нужно от них? Не может же он…

— Нет, — ещё жёстче повторил Фортинбрас. — Я позволю тебе забрать ещё больше магии. Столько, сколько нужно Охоте.

— Ты меня слышал. Либо Стелла, либо Гилберт. Иначе я не проведу вас к вратам по самому безопасному пути, мимо магии и хаоса, с которым может справиться только Охота.

— Что тебе нужно от меня? — наконец спросил Гилберт, сложив дрожащие руки на груди.

— Просто хочу сразиться с тобой, — ответил Катон. — Хочу узнать, каков в бою принц великанов.

— Я король, — незамедлительно напомнил Гилберт и тут же изменился в лице, недовольно скривив губы, поняв, что возразил лишь инертно.

— Ты принц. Король — Киллиан. Но если сразишься со мной, я признаю тебя и твою силу.

Не успел Фортинбрас вмешаться, как Гилберт спросил:

— А от Стеллы что тебе нужно?

— А Стелла у меня в любимицах, — ядовито улыбаясь, ответил Катон быстрее, чем кто-либо успел остановить его. Он даже попытался сделать шаг ближе к Стелле, но Киллиан, всё ещё стоящий перед ним, тихо рыкнул на него. Катон с притворным разочарованием покачал головой. — Ну что за глупости? Будто вы не понимаете, сколь многое Охота делает для вас. Соглашайся, Стелла. Обещаю, в честь воссоединения я буду нежным.

— Я убью тебя! — прорычала Стелла. — Я вырву твоё сердце!

Она бросилась на него, но Киллиан остановил её. Он крепко держал брыкающуюся, рычащую Стеллу и терпел её острые когти, рвавшие рукава его одежды и оставлявшие красные полосы на коже, пока Катон громко смеялся.

— Я дам вам время до заката, — кое-как уняв смех, произнёс Катон. — Дайте знать, когда выберете, чем платить Охоте за проявленную щедрость.

Несколько секунд он не двигался, будто ждал чего-то, только Стелла продолжала своё сопротивление. Клаудия наклонилась к ней, что-то зашептала, но это ничуть не успокоило Стеллу, лишь распалило сильнее. Катон улыбнулся ей, показав клыки, и Стелла вздрогнула всем телом. Её дикий, животный страх мгновенно наполнил собой воздух.

Гилберт и раньше чувствовал её страх, но такой — впервые.

— Я согласен.

Лишь по тому, какой разъярённый взгляд Фортинбрас бросил на него, Гилберт понял, что сказал это вслух.

— Согласен? — с любопытством уточнил Катон, оглянувшись на него.

— Да, — подтвердил Гилберт. — Если это необходимо, сразимся с тобой.

— Прямо сейчас, — быстро добавил Катон, не позволяя никому даже слова вставить. — Я хочу, чтобы все это видели.

— Нет! — гаркнул Киллиан. — Я не позволю проводить показательные бои на территории дворца!

— Какая разница?! — не выдержал Гилберт, всплеснув руками. — Если ему нужен бой, я дам ему бой!

Внезапно перед ним выросла огромная чёрная тень, вынудившая его отступить на шаг. Энцелад уже было рванул вперёд, но замер на месте, и судя по лёгкому колебанию в воздухе — не сам, из-за магии. Катон, шагнувший из тени, нависнул над Гилбертом и с широкой, жёсткой улыбкой процедил:

— Сражаемся по правилам Охоты. Выбор места и времени за мной, оружия — за тобой.

— По рукам, — едва не запнувшись, ответил Гилберт.

Он действовал инстинктивно, совершенно не понимая, из-за чего готов идти напролом и до самого конца, но одно знал на все сто процентов: перед вождём Дикой Охоты ни в коем случае нельзя отступать.

— Жду не дождусь, — добавил Катон, после чего, выждав всего секунду, похлопал его по щеке. — Я тебя на кусочки разорву.

***

Стелла часто сражалась по правилам Охоты и знала: у Гилберта нет шансов. Катон и впрямь разорвёт его на кусочки и не понесёт за это никакого наказания, потому что Гилберт пошёл на бой с ним добровольно. Хотя Стелла сомневалась, что это так.

Она не представляла, зачем Гилберту соглашаться. Из двух вариантов, предложенных Катоном, бой был наихудшим и определённо бессмысленным выбором. Несмотря на хвалёную силу великанов, Гилберт не продержится против Катона и пяти минут. Каждый понимал это, и Стелле хотелось верить, что Гилберт ещё одумается.

Второй вариант, предложенный Катоном, был отвратительным, но Стелла знала, что выбора у неё нет. Нельзя рисковать Гилбертом, принцем великанов и ракатаном для души Фортинбраса, только для того, чтобы не пострадать самой. В конце концов, она знала Катона, на что он способен и как его стерпеть. За свою помощь он постоянно требовал вернуть Стеллу в Охоту, но соглашался с боем и с магией Фортинбраса, которой он делился с Охотой. За все эти года Фортинбрас ни разу не позволил Стелле самой разобраться с Катоном.

Она чувствовала себя виноватой, когда сальватор соглашался разделить магию между Охотниками, и в то же время радовалась, что Фортинбрас в очередной раз сам решил эту проблему. Но сейчас ей было безумно страшно.

Киллиан выгнал всех, кроме Фортинбраса и Гилберта, сразу же, как Катон исчез, объявив, что бой начнётся через час во внутреннем дворе, где соберутся все Охотники. Ещё до того, как двери зала совещаний закрылись, Стелла услышала, как Фортинбрас разозлился и потребовал, чтобы Гилберт отказался сражаться, на что тот ответил, что у них нет выбора.

Это, конечно, было ложью. У них был выбор, но Стелле не позволили принять его. Клаудия постоянно была рядом, будто точно знала, что Стелла готова сорваться с места, найти Катона и договориться с ним, чтобы защитить Гилберта. Пайпер всё спрашивала, «почему Катон такой мудак и не может ли он просто пойти и сдохнуть», но Стелла была слишком напугана, чтобы отвечать ей или просто вникать в смысл услышанного.

Нужно было что-то делать. Не просто стоять, чувствуя напряжение во всём теле, зная, что тебе остаётся только наблюдать, а действовать. Попытаться убедить Катона отказаться от боя. Пообещать ему, что она согласится с его условиями, если он оставит Гилберта в покое.

Подумаешь, признать и смириться, что ей придётся провести ночь с Катоном. Иного он бы от неё не потребовал, так что Стелла могла морально подготовиться заранее. Это было бы лучше, чем смотреть, как над Гилбертом издеваются. В конце концов, она больше сотни лет провела у Охоты. Может стерпеть одну раксову ночь.

Это всё ради того, чтобы они смогли безопасно войти в Лабиринт и спасти богов.

— Волнуешься?

Стелла подпрыгнула на месте, услышав голос Иана у себя над ухом. Клаудия, стоявшая рядом, мгновенно напряглась.

— Проваливай, — бросила она Охотнику.

— Молчи, ведьма, я не с тобой говорю. Ну, что скажешь? — продолжил Иан, сдержанно улыбаясь Стелле. — Напоминает о том, как всякие глупцы бросали ему вызов, а мы смотрели и ждали, пока они попалятся за это, да? Прекрасное было время.

Это было ужасное время. Всегда находились смельчаки, которые думали, что могут одолеть Катона. Он соглашался сразиться с ними только для того, чтобы напомнить, как глупо бросать ему вызов, и унизить тех, кто решался на это. Кровь тысячи людей проливалась на землю, головы слетали с плеч быстрее, чем за секунду, магия пожирала израненные тела. Стелла наблюдала за каждым боем, потому что верила, что так нужно.

— Ты ведь знаешь, в чём дело, — добавил Иан, вновь проигнорировав Клаудию и её настойчивую попытку увести Стеллу как можно дальше.

Охотники, прибывшие в Омагу вместе с Катоном, появлялись из теней и воздуха, подступали к краям круга, очерченного мечом Иана, всё ближе. Для них это было лишь очередным представлением, устроенным не в мёртвых равнинах, а во внутреннем дворе настоящего дворца, на глазах у людей, которых они презирали, пусть даже не показывали этого. Стелла видела, как Охотники с интересом, граничащим с пренебрежением, разглядывали людей Второго мира, делали ставки, как скоро они заработают проклятия и смогут ли они продержаться в этом мире ещё один день. Кто-то говорил, что было бы неплохо склонить к бою и наиболее способных из них: например, Стефана, который, обладая таким же хорошим слухом, отвечал любопытным Охотникам снисходительными или жалостливыми взглядами, из-за чего те бесились ещё сильнее. Марселин, ничего не понимавшая, всё спрашивала, что здесь творится, но Стефан убеждал её, что всё под контролем.

Стелла знала, что это не так.

— Мальчишка ведь может серьёзно пострадать, — продолжил Иан спустя какое-то время, послав Джинну, крыльями ненавязчиво отталкивающего от себя Охотников, предупреждающий взгляд. — Он ни в чём не виноват, и ты это знаешь. Просто сдайся. Вернись в Охоту.

— Катон ведь не идиот, — прошипела Стелла, чувствуя, как Клаудия, окончательно потерявшая терпение, тянет её за руку. — Что ему даст моё возвращение?

— Ничего, — легко ответил Иан. — Ты ничтожная, жалкая девчонка, к которой, однако, привязан Третий. Сломать тебя значит сломать его. Это просто.

Стелла, в общем-то, и не ожидала другого ответа. На самом деле она не нужна Катону. Ему нужно лишь чувство контроля над всем и каждым, осознание, что он силён настолько, что может препятствовать сальваторам и не расплачиваться за это. Он — не человек Второго мира, не сигридец, не тёмное создание, пусть даже в его теле есть хаос. Он — иная сущность, у которой нет сердца, и Стелла знала, что это означает. Если он и будет сражаться, чтобы узнать чью-то силу, то это только до смертельного исхода одного из противников.

Нужно было что-то делать.

Со всей силы оттолкнув Иана и вырвав руку из крепко хватки Клаудии, Стелла быстро огляделась по сторонам и нашла Гилберта: он, старательно игнорируя убеждения Фортинбраса и Киллиана, сделал первый шаг в круг. Взвизгнув, Стелла сорвалась с места, пересекла круг, отпихнула двух Охотников, пытавшихся помешать ей, и едва не впечаталась в Гилберта. Толкнула его назад, на Киллиана, вцепилась в плечи и протараторила:

— Покажи всё, на что способен, по потом сдайся. Катон не идиот, знает, что ты нужен, чтобы пройти Лабиринт, и добивать не станет. Он ненавидит слабаков, но уважает тех, кто знает предел своих возможностей, так что сдайся! Не вздумай бороться с ним до самого конца.

Гилберт смотрел на неё, не мигая, широко раскрыв глаза и, кажется, лишившись дара речи. Хотя, может быть, он наконец понял, какую глупость совершил, и пытался придумать, как отказаться от неё.

— Стелла права, Гилберт, — произнёс Фортинбрас, наклонившись к нему. — Это не тот случай, когда нужно всем доказывать свою силу. Катон тебе не по зубам.

— Может быть, это я ему не по зубам, — резко ответил Гилберт, полоснув по Фортинбрасу изничтожающим взглядом. — Я не ребёнок и знаю свою силу.

— Ты понятия не имеешь, на что он способен! — испуганно выпалила Стелла.

— Если бы он хотел убить меня, то уже убил бы, верно?

— Ему нужно зрелище. Кровавая бойня и унижения. Нужно, чтобы ты признал, насколько ты ничтожен. Поэтому сдайся до того, как он начнёт сражаться всерьёз. Пусть считает тебя слабым. Главное, что ты будешь жив.

Гилберт громко цокнул языком и, стряхнув руки Стеллы, шагнул в круг. Она почувствовала, как магия Катона отталкивает её, ограждая сам круг, и вся сжалась. Катон стоял в самом центре, оперевшись на свой меч, и с доброжелательной улыбкой смотрел на Гилберта. Охотники затаились, заулыбались, готовые в любой момент начать наслаждаться зрелищем.

— Итак, — громко произнёс Катон, — я очень рад, что ты не сбежал, малыш. Какое оружие выбираешь?

«Только не меч, — подумала Стелла, вцепившись в руку Фортинбраса и испуганно смотря на Гилберта. — И кинжалы нельзя, и топоры тоже… Копья тоже нельзя, как и лук со стрелами… Ничего нельзя! Он даже иглу способен превратить в оружие!»

— Я выбираю тело, — сказал Гилберт.

Сердце Стеллы подскочило едва не до горла и застряло в нём.

— Что?

— Ты всё слышал, — спокойно повторил Гилберт. — Я выбираю тело.

— Элементали, — прошептала Стелла, подняв глаза на Фортинбраса. — Он шутит?

— Не шутит, — ответил тот дрогнувшим голосом. — Тело — сильнейшее оружие любого великана, но даже так ему не выстоять.

От страха Стелла хотела провалиться сквозь землю. Может, ещё не поздно вмешаться? Может, Катон всё же даст ей шанс и…

— Хорошо, — согласился Катон, после чего отпустил меч, и тот растворился в тенях. — Тело так тело. Хотя, может, ты просто хочешь покрасоваться перед дамами?

Если у Гилберта и был какой-то ответ, то озвучить его он не успел. Катон сорвался с места, распавшись на тени, налетел на Гилберта и повалил его на землю, впечатав затылком в мёрзлую землю. Стелла дёрнулась вместе с Фортинбрасом, налетевшем на ограждающий барьер, и едва не сползла с его руки, ощущая слабость во всём теле.

Охотники тут же заорали, засвистели, начали скрещивать мечи и кинжалы, высекая искры в воздух и наполняя его противным металлическим скрежетом. Крылья Джинна беспокойно хлопали, Пайпер испуганно прижалась к Джонатану, но неотрывно следила за тем, как Гилберт пытается сбросить с себя Катона.

На самом деле это и не должно было быть боем. Это было простым избиением, развлечением, удовольствие от которого получал только Катон. Ему нравилось поднимать шум, говорить о правилах, которые нарушались в первые же секунды, и создавать ощущение, что противнику никто не в силах помочь. Барьеры нужны были именно для этого: чтобы не позволить Гилберту выйти из боя раньше времени и чтобы Фортинбрас не вмешивался. Чтобы никто из них не мог даже шагу ступить в круг, только стоял и смотрел, зная, какую чудовищную ошибку они совершили, не сумев переубедить Гилберта.

Наконец он, кое-как извернувшись, ударил Катона коленом в бок и оттолкнул от себя. Поднявшись, Гилберт утёр кровь с подбородка, — должно быть, удар оказался слишком сильным даже для великана, — выпрямился и впился в Катона сосредоточенным взглядом.

— Я тебя на кусочки разорву, — процедил Охотник сквозь зубы, растворившись в тенях.

Стелла ещё крепче сжала руку Фортинбраса, стараясь уследить за тенями. Они метались в разные стороны, проскальзывали мимо, совсем легонько касаясь Гилберта, из-за чего он только сильнее напрягался. Даже Стелла, тысячи раз наблюдавшая за Катоном, не научилась угадывать моменты, когда он атакует. В нём вообще, казалось бы, ничего нельзя предугадать, разве что жестокость, которую он проявлял, забывая обо всём, кроме боя.

Одна из теней врезалась Гилберту в спину, повалила его на землю. Он тут же поднялся, но вторая тень ударила слева, оттолкнув его к барьеру. Третья подкралась снизу и обвила ногу, потянула в сторону. В момент, когда Гилберт начал терять равновесие, Катон набросился на его спину, схватил за волосы и со всей силы ударил лицом в землю. Стелла закричала, спрятав лицо на плече у Фортинбраса, но через секунду вновь смотрела на бой. «Это из-за тебя, — шептала совесть, пока тени Катона терзали Гилберта, рвали его одежду, кусали за руки и царапали спину. — Из-за тебя! Ты же могла просто сдаться!»

Радостные возгласы охотников становились громче. Катон вновь исчез, остались только тени, на несколько мгновений отступившие. Гилберт медленно поднялся. Камзол висел на нём окровавленными лоскутами, через которые были видны глубокие раны и фиолетовые синяки. Волосы на затылке слиплись от крови, нос был сломан. Сколько прошло с момента начала боя? Минута? Две?..

Катон атаковал снова, но Гилберт кое-как отвёл удар. Тени вновь окружили их, продолжали цепляться к великану, кусать, царапать и отрывать от него по маленькому кусочку, пока Катон атаковывал снова и снова. Стелла едва успевала следить за ним: он метался по кругу быстрее, чем его тени, ударял там, где Гилберт меньше всего ожидал, и даже дикий смех, который звучал всё громче и громче, не выдавал его. Катон искренне наслаждался происходящим, с улыбкой заламывал Гилберту руки, швырял его, как тряпичную куклу, расцарапывал ему спину и то и дело пытался свернуть шею. Стелла была уверена, что пару раз видела, как в руке Катона блеснуло лезвие, но не видела, куда оно делось секундой позже. Катон использовал только тени, бывшие частью его тела, клыки и когти. По крайней мере, пока. Но Стелла не была уверена, что Гилберт продержится ещё хотя бы минуту.

Он, бесспорно, обладал внушительной силой, однако всё равно был слабее Катона. Может, если бы у него было столько же времени, сколько у Фортинбраса, если бы у него был Арне, который всегда был настороже, у Гилберта появился бы шанс выиграть этот бой. Он бы, возможно, сумел нанести Катону хотя бы один удар.

Это было нечестно. Гилберт не успевал даже руки поднять, тени тут же набрасывались на него, валили на землю, держали, не позволяя пошевелиться, предоставляя Катону делать то, что он хочет. Гилберт изо всех сил вырывался, рычал и, кажется, был готов в любой момент перейти на рокот, но тени затыкали ему рот и лишали зрения, пока Катон продолжал рвать его тело на кусочки. На руках не осталось ни одного живого места, как и на спине и груди. Стелла была уверена: Катон собирался искалечить и ноги Гилберта, возможно, переломать их, чтобы он никогда больше не смог ходить, просто оттягивал этот момент, желая растянуть страдания и унижение. Он всегда так делал, и это было единственным, в чем Стелла была так уверена.

Однако в руке Катона блеснуло лезвие, и всё внутри неё тысячу раз перевернулось от страха. Катон, придавив брыкающего Гилберта, наставил кинжал ему на горло и надавил. По шее побежала синяя струйка крови. Катон, рассмеявшись ещё громче, поднял вторую руку, в которой появился ещё один кинжал. Его он пристроил точно напротив левого глаза Гилберта и, демонстративно облизнув клыки, ещё раз надавил кончиком лезвия на шею.

— Я сдаюсь, — вдруг произнёс Гилберт. Даже не произнёс, а кое-как выдавил сквозь кровь, пузырящуюся на губах.

Стелла затаила дыхание. Катон медленно наклонил голову, будто обдумывая его предложение. «Соглашайся! — молилась Стелла, боясь, как бы минуты промедлений не стали для Гилберта последними. — Пожалуйста, соглашайся!»

Катон должен понимать, что убивать Гилберта сейчас — плохая идея. Дикая Охота всё ещё нуждалась в магии сальваторов для того, чтобы снять проклятие Герцога, и вряд ли Катон станет рисковать благополучием своих людей ради минутной прихоти. Он может попытаться убить Гилберта потом, но только не сейчас. «Пожалуйста, пожалуйста, соглашайся!»

Катон поднял руку, усмехнулся и полоснул кинжалом Гилберту по лицу, задев левый глаз. Дождавшись, пока тени отпустят его и истошный крик зазвенит в воздухе, Катон исчез.

***

У Пайпер чесались руки. Хотелось совершенно случайно столкнуться с Катоном где-нибудь в коридоре, притвориться, что она падает и хорошенько вмазать ему по лицу, выбить зубы и сломать нос. Может, потом так же совершенно случайно столкнуть его с лестницы или выкинуть из окна. Идея была просто великолепной, вот только Катона никто так и не нашёл до самого заката. Оказалось, что он веселился с Охотниками где-то в городе, словно напрочь забыв о том, что едва не лишил Гилберта не столько глаза, сколько жизни.

Вплоть до момента, когда Марселин сказала, что Гилберту больше ничего не угрожает, Пайпер не осознавала, насколько сильно переживала. Она не успела даже толком осознать, что потребовал Катон, как Гилберт уже согласился. Не могла понять, почему он так уверен в себе, и была совершенно растеряна, когда он решил отказаться от оружия. Пайпер думала, что ничего хуже Башни быть не может, но сильно ошиблась. Она смотрела, как Катон избивал Гилберта, и ничего не могла сделать.

Ничего.

Марселин, Фортинбрас и омагские целительницы до заката помогали Гилберту и, к счастью, сумели спасти его глаз. Пайпер была рядом столько, сколько могла, делилась Силой и старалась ни на шаг не отходить от Фортинбраса, злость которого росла в геометрической прогрессии. Когда он всё же ушёл, — Стефану удалось убедить его, что они с Марселин и Риас присмотрят за Гилбертом этой ночью, — Пайпер не смогла его найти. Клаудия сказала, что он отправился на поиски Катона, но магия вела не в город.

Фортинбраса она нашла на крыше, где они встречались с небесными китами, вместе с Джинном, который что-то настойчиво объяснял и активно жестикулировал. Он, однако, тут же замолчал, когда заметил Пайпер, и передёрнул крыльями. Ничего не говоря, Джинн шагнул с крыши и, взлетев выше, коротко махнул им рукой, будто прощаясь.

— Я что, прервала какое-то секретное собрание? — на всякий случай спросила Пайпер, провожая Джинна сосредоточенным взглядом.

— С чего ты взяла?

— Меня не позвали.

Фортинбрас посмотрел на неё, нахмурившись. От одного его взгляда, потерянного, непонимающего и внимательного одновременно, Пайпер растеряла всю уверенность, которую старательно собирала вот уже несколько часов.

— С Гилбертом всё хорошо, — сказала она и тут же увидела, как он с явным облегчением выдохнул. — Марселин обещала караулить возле него всю ночь, Стефан ей помогает.

— Я ничуть не сомневался в целительских способностях госпожи Гарсии, — заметил Фортинбрас. — Но я бы предпочёл не оставлять его.

— Марселин справится, — настойчивее повторила Пайпер. — К тому же…

Нет, она не могла, как бы ни убеждала себя в обратном. Не могла сказать, что для Гилберта, и так пострадавшего и едва не оказавшегося между жизнью и смертью, это будет худшим из всех возможных вариантов.

— Киллиан сказал, что будет рядом, — неуверенно пробормотала Пайпер, надеясь, что Фортинбрас не догадается, что изначально она хотела сказать совершенно другое. — Стелла и Энцелад тоже там. Не забывай, что мы отдали столько магии, сколько было нужно. С Гилбертом всё будет хорошо.

Это-то, наверное, и выбивало из колеи сильнее всего. Способностей Марселин, Риас и других целительниц, а также Времени и Силы было достаточно, чтобы спасти Гилберта и к утру поставить его на ноги. Однако если бы удалось убедить Гилберта не соглашаться на бой с Катоном, ничего этого бы не было. Зная упрямство Гилберта, который до сих пор считал Фортинбраса Предателем, Пайпер не верила, что у них был реальный шанс повлиять на его решение. Она, вообще-то, даже поддерживала его, думая, что он сможет сделать хоть что-то. Гилберт не слабак, справился бы.

Идиотка. Знала ведь, что Катон чрезвычайно опасен, и всё равно повелась на уверенность Гилберта в самом себе.

— Идём, — сказала Пайпер, беря Фортинбрас за руку.

— Куда?

— Куда-нибудь, где не так холодно.

Он ведь знал, что на самом деле ей не холодно. Зима в Омаге отступила, да и Даян сшил ей потрясающий тёплый камзол. Но Фортинбрас всё равно пошёл за ней, и Пайпер хотелось верить, что он не передумает ни с того не с сего.

На самом деле у Пайпер не было плана. Она просто вела Фортинбраса за собой, думая, что план вот-вот появится, но в голове было пусто. Ладонь Фортинбраса была большой и приятно тёплой. Магия приносила спокойствие, которого с каждым пройденным метром становилось всё больше. Пайпер хотела думать, что это из-за неё и её Силы.

— Ты ведь знаешь, что винить себя за то, в чём ты не виноват, неправильно? — начала она, наконец найдя хоть какие-то слова. Мимо них прошмыгнуло несколько слуг, которые с любопытством покосились на их руки. Пайпер подумала, что Фортинбрас посчитает это странным, но он, наоборот, поравнялся с Пайпер и заинтересованно посмотрел на неё. — Катон — больной псих, но Гилберт ведь не идиот. Понял, что иначе нам не найти безопасный путь к вратам.

— Это не значит, что…

— Тихо, — сказала Пайпер, подняв указательный палец. Фортинбрас, что сильно удивило её, тут же замолчал. — Дело в том, что ты не можешь решать всё за Гилберта. Он принял условия Катона, зная, что так сможет помочь всем нам, и нельзя винить за это себя, слышишь? Да, было страшно. И да, я хотела сломать Катону хребет. Я бы, наверное, попробовала, но натравлять на себя Охоту я совсем не хочу. Обязательно надеру ему задницу, но потом. Если ответить сейчас, то это обесценит попытку Гилберта помочь нам, понимаешь?

— Четыре минуты.

Пайпер остановилась, озадаченно посмотрев на Фортинбраса.

— Четыре минуты, — повторил он. — Гилберт продержался всего четыре минуты.

— Но он продержался.

— Четыре минуты!

— Так! — Пайпер, быстро взяв его лицо в ладони и наклонив к своему лицу, железным голосом начала: — Возможно, были другие варианты, которые устроили бы Катона. Возможно, тебе бы удалось убедить его принять магию. Но только возможно. Всё это гипотетически, Фортинбрас. То, что уже произошло, изменить нельзя. Да, Гилберт пострадал, но он же последовал совету Стеллы и сдался. Да, Катон ранил его глаз, но Марселин его спасла. Мы помогли, Стефан помог. Все целительницы работали несколько часов без передышки. Ты можешь злиться на Катона и требовать, чтобы он ответил за случившееся, но ты не можешь отрицать, что Гилберт сделал то, о чём они условились. Он принял бой. И я не думаю, что он будет в восторге, если узнает, что ты сомневался в нём.

— Я не сомневался в нём, — пробормотал Фортинбрас, смотря ей в глаза. — Но я знаю, на что способен Катон, и знаю, что только я могу дать ему тот бой, который ему нужен.

— Ты рассказал об этом Гилберту?

— Да.

— И о том, как Катон сражается?

— Разумеется.

— И ты всё ещё думаешь, что сделал недостаточно?

Фортинбрас открыл рот, но так ничего и не сказал. Он не пытался отойти или убрать руки Пайпер со своего лица, хотя она, вообще-то, схватила его совершенно случайно, поддавшись секундному порыву.

Ей хотелось, чтобы Фортинбрас, наконец, понял, что если кто-то принимает решение, а ты не можешь его остановить — это не твоя вина. Да, всё могло сложиться иначе, но время не повернуть вспять. Остаётся принять произошедшее, извлечь из него максимум нужной информации и сделать всё возможное, чтобы этого больше не повторилась. Пайпер сама ругала себя за то, что не попыталась остановить Гилберта, но то было несколько часов назад: когда Катон, исчезнув, снял барьеры, а Марселин и Фортинбрас первыми бросились к Гилберту. Пайпер было больно и страшно, она терзала себя чувством вины и незнанием, справятся ли Марселин и дворцовые целительницы, но с каждым пройденным часом, когда она видела, как постепенно исчезают раны Гилберта, и слышала, как Стефан говорит об его улучшающемся состоянии, она понимала, что ей нужно успокоиться. Выдохнуть. Принять, что Гилберт согласился с условиями Катона, потому что посчитал, что справится. Не их вина в том, как Гилберт оценивает свои силы. Их вина в том, что они не поверили в него.

— Гилберт выкарабкается, — совсем тихо произнесла Пайпер, привлекая внимание Фортинбраса. — Нам нужно лишь подождать. Сейчас ему ничего не угрожает. Или ты всё-таки сомневаешься в Марселин и Риас?

Фортинбрас скривил губы. Пайпер совсем не поняла, что это значит, да и магия молчала.

— Я ненавижу бездействовать, — наконец произнёс он. — Врата откроются лишь на рассвете, а до него ещё вся ночь. Я мог бы…

— Отдохнуть, например, — предложила Пайпер, просияв.

— Нет, ни в коем случае, — озадаченно возразил Фортинбрас. — Как я могу отдыхать, когда Гилберт…

— А ты знаешь, — прервала она его, — что когда лечение раненого заканчивается, это означает, что после он начинает отдыхать? В ту же минуту. Это правда. Святой закон Земли.

— Стефан бы сказал мне, если бы в твоём мире был закон.

— Он просто ничего не понимает в целительстве. Я лучше знаю. Поверь.

Фортинбрас свёл брови к переносице.

— Это неправда.

— Жаль, что ты мне не веришь.

Она уже хотела убрать руки, — и так слишком долго держала их на щеках Фортинбраса, — но он быстро перехватил их и едва не с паникой уставился на неё. Чувство вины кольнуло Пайпер.

— Я верю тебе, — прошептал он.

— Элементали, — мягко рассмеялась Пайпер. — Я же пошутила.

— А я нет.

Заметив, как взгляд Фортинбраса скользнул к её губам, Пайпер вновь поддалась порыву и привстала на носочках. Он всегда на это вёлся — и так же, как и во все предыдущие разы, наклонился и поцеловал её.

Редкие поцелуи, от которых у неё всё внутри замирало — это всё, что они могли позволить себе во дворце, с ощущением нависшей над их головами опасности. Встречаясь в коридорах, когда вокруг никого не было, Пайпер могла без предупреждений обнять его, а Фортинбрас, помедлив немного, спросить, может ли он поцеловать её. Обсуждая прохождение Лабиринта и то, что им может встретится, со всеми остальными, она порой ловила на себе его взгляд и улыбалась так, что Фортинбрас краснел до кончиков ушей. Вместе с Николасом рассуждая, как сильно Лабиринт попытается ограничить их магию, Пайпер дожидалась, пока Николас решит проверить Твайлу, а после говорила Фортинбрасу, что хочет его поцеловать.

Только поцелуи. Она никогда не пыталась зайти дальше, зная, что торопится. Но и отказать Фортинбрасу не могла. Ей казалось, что ему это нравится. Что от этого он успокаивается и ему становится легче.

Он обнял её за талию и сделал шаг вперёд, подтолкнув дальше по коридору. Губы скользнули на шею, и Пайпер выдохнула, борясь с желанием ответить тем же. Иногда ей казалось, что она превращается во влюблённую дурочку, которой подавай сантименты и бессмысленную романтику. Но потом Фортинбрас просто смотрел на неё, и она была готова сказать ему, что окончательно влюбилась. Пайпер не была уверена, что так будет лучше: Фортинбрас вряд ли понимал, что такое влюблённость, и ей не хотелось ставить его перед фактом или требовать каких-то объяснений. Её вполне устраивало то, что между ними происходило и сейчас.

Или нет.

Они ведь собрались войти в Лабиринт, и неизвестно, что их ожидает. Пайпер никогда не знала, чего ожидать от будущего, — даже если у неё и были какие-то планы, которые совершенно точно могли воплотиться в реальности, — и сейчас боялась даже думать об этом. Лабиринт — легенда, миф, часть истории о сигридских богах. Сальваторов трое, ракатанов шестеро, а надёжного плана до сих пор нет. Худшая комбинация, которая только могла быть.

Пайпер гнала от себя мысли о провале, но не могла избавиться от них полностью.

Фортинбрас остановился, посмотрел на неё, и она поняла, что всё это время он медленно вёл её вперёд и продолжал целовать, отвлекая. Теперь же смотрел так, будто не решался о чём-то спросить и в то же время отчаянно хотел сделать это. На несколько мгновений Пайпер показалось, что Фортинбрас смотрит на неё с желанием, точно совпадавшим с тем, что чувствовала она.

— Хочешь остановиться? — спросила Пайпер.

Фортинбрас сглотнул и медленно помотал головой из стороны в сторону.

— Хорошо, — с улыбкой сказала Пайпер. — Тогда не останавливаемся.

Фортинбрас кивнул и, протянув руку в сторону, толкнул двери, оказавшиеся рядом. Пайпер постаралась скрыть удивление: Фортинбрас то ли догадался, что она хотела прийти в его покои и спокойно поговорить там (но, сорвавшись, всё равно начала раньше), либо просто решил, что так им точно никто не помешает.

Впрочем, она была не против.

***

Фортинбрас понял, что окончательно потерял контроль над мыслями и действиями, лишь после того, как Пайпер стянула с него камзол.

Она сама лежала на его кровати, в какой-то момент обвив ногами его бёдра, улыбалась, целуя его, и, кажется, была довольна происходящим. Её камзол прекрасного кремового цвета, который напоминал Фортинбрасу о первом омагском празднестве, на котором она была, лежал на полу. Как он там оказался? Пайпер сама сняла его? Он помогал ей? Он совсем этого не помнил.

Фортинбрас целовал Пайпер, нависнув над нею, позволял ей целовать его, и думал, что всё делает правильно.

Оторвавшись от её губ, Фортинбрас посмотрел ей в глаза и понял, что окончательно потерялся. Он не мог отвести завороженного взгляда от неё. Она сияла, как солнце, которого ему так не хватало, было такой же тёплой и ласковой. Непривычно тёплой и ласковой, настолько, что Фортинбрас с трудом верил, что она до сих пор рядом с ним. Не отвернулась после его неконтролируемых вспышек гнева, ошибок, Башни и недоверия с ненавистью, с которыми он столкнулся во Втором мире. После его злости на то, что он никак не сумел предотвратить бой с Гилбертом и Катоном. Она даже сумела объяснить ему, почему винить себя не следует, и так хорошо, что Фортинбрас ей поверил.

Он всё ещё хотел быть рядом с Гилбертом вопреки знанию, что Время больше ничем не может помочь. Фортинбрас знал, что Марселин ни за что не отойдёт от Гилберта, что Киллиан будет рядом, и знал, что ему сообщат, если что-то случится. Но до тех пор, пока Пайпер не ответила на его поцелуй в коридоре, думал, что его ничто не сможет отвлечь.

Пайпер была настоящим солнцем, и Фортинбрас искренне не понимал, почему она всё ещё светит для него. Он же…

Неправильный. Несовершенный. Сломанный.

Он хотел исчезнуть.

— Погоди, — пробормотал Фортинбрас, останавливая её пальцы, уже взявшиеся за низ его чёрной туники.

— Тебе не нравится? Мне остановиться?

В том-то и дело, что ему нравилось. Нравилось, как она целовала его, какими мягкими и сладкими, точно мёд, были её губы. Нравилось, как она касалось его — нежно, аккуратно и решительно одновременно, так, что всё внутри замирало в предвкушении. Нравилось, как её голос, немного хриплый и совсем чуть-чуть низкий в моменты, когда она что-то шептала, вызывал у него ни с чем не сравнимую истому.

Он точно не знал, как это называется, но ему нравилось всё то, что Пайпер делала с ним.

Однако он слишком долго жил исключительно ради других.

— Я думаю, что ты заслуживаешь лучшего.

Пайпер моргнула, а Фортинбрас почувствовал, как холодеют его пальцы. «Так будет лучше, — убеждал он себя, видя, как Пайпер задумчиво кусает нижнюю губу, и пытаясь прогнать мысли о том, как сильно он хочет вновь поцеловать её. — Так ведь будет лучше, да?»

— Тогда целуй меня, — с уверенностью сказала Пайпер и одарила его одной из своих ярчайших улыбкой.

Фортинбрас нахмурился.

— Что?

— Я думаю, — медленно произнесла она, — что ты — моё лучшее.

Фортинбрас только сильнее нахмурился. Как это может быть правдой? Он же неправильный, несовершенный, сломанный. Она — солнце и золото, а он — яд и хаос, в котором не выжить.

— Слушай, — Пайпер, заёрзав на месте, выпрямилась, села напротив него и посмотрела ему в глаза. Фортинбрас нервно сглотнул, поняв, что между их лицами не больше десятисантиметров, а её ноги всё ещё обвивают его бёдра. — Если ты не хочешь целовать меня, не хочешь быть рядом и просто не хочешь — это нормально. Скажи мне об этом, и мы прекратим. Скажи, чего хочешь ты.

— Я? — хрипло повторил он. Пайпер уверенно кивнула, и Фортинбрас, видя, с какой надеждой она смотрит на него, даже подумать не посмел о том, чтобы соврать. — Я… Я хочу быть рядом с тобой. Я не знаю, как у людей это называется, не могу понять, как объяснить. Я хочу слышать твой голос, знать, что ты рядом, чувствовать тебя. Целовать тебя. Хочу, чтобы ты была счастлива.

— А ты будешь счастлив?

— Не знаю, — так же честно ответил он. — Это важно?

— Конечно! Нельзя всё время забывать про себя, Фортинбрас. Ты заслуживаешь любви и всего самого лучшего во всех мирах, и не бойся говорить об этом. Я в любом случае тебя поддержу.

— В любом?

— В любом, — уверенно повторила Пайпер.

Фортинбрас даже не предполагал, что всё зайдёт так далеко. Может быть, если бы он был прежним собой, — тем великаном, существовавшим до Вторжения, — нашёл бы подходящие слова, чтобы описать то, что чувствует. Он прочитал сотни книг, вживую наблюдал за зарождением любви между людьми, которые его окружали, от Алебастра слышал о том, как тот любит Марию, видел любовь и заботу, которые проявляли его мать и отец. Будь он прежним собой, он бы использовал эти наблюдения, чтобы объяснить всё то, что с каждым днём только ширилось в его груди, наполняясь солнцем и золотом.

— Я хочу быть рядом с тобой, — сказал Фортинбрас, большим пальцем гладя её по скуле. — Быть рядом с тобой и знать, что ты хочешь быть рядом со мной. Чтобы ты была счастлива, а я… А я был счастлив вместе с тобой.

Пайпер мягко улыбнулась ему. Не отстранилась, не сказала, чтобы он убрал руку и не трогал её. Её ноги всё ещё обвивали его бёдра, между их лицами было совсем крохотное расстояние. Фортинбрас видел в глазах Пайпер тысячи мельчайших искр всех оттенков золота и самого себя, с восхищением и надеждой смотрящего на неё.

— Я верю тебе и верю в тебя, — прошептала Пайпер, совсем легонько коснувшись его губ.

— Я верю тебе и верю в тебя, — ответил Фортинбрас, раскрывая губы и целуя её.

Он сомневался, что у него хорошо получается. Поцелуи — это нечто неизведанное, странное и, честно говоря совершенно не обязательное, даже дикое, как считал Фортинбрас раньше. Он не понимал, почему этот процесс считается каком-то невообразимо особенным, почему одни предпочитают полное уединение, а другие не стесняются целоваться на глазах у других.

Это было странным, не понятным для него явлением. Даже когда на пиру у фей Пайпер поцеловала его, Фортинбрас никак не мог осознать, что это значило. После, когда в Башне Эйкен сказал, что Пайпер взялась отвлекать его, Фортинбрас чувствовал себя разочарованным. Будто хотел, чтобы Пайпер целовала его по-настоящему, а не из желания остановить, отвлечь.

Он, вообще-то, по-настоящему этого хотел. Хотел каждый раз, когда смотрел на неё и, что самое удивительное, иногда решался спросить, может ли он сам поцеловать её. В такие моменты мысли, что она отвлекает его, исчезали сами по себе.

Второй мир был диким местом, но рядом с Пайпер справляться с его дикостью было легче. Поначалу Фортинбрас думал, что редкими поцелуями она отвлекает его от самого мира, — так же, как делала это у фей. Но если бы это было так, на коронации Джулиана она бы не подговорила музыкантов играть яхади, не сбежала бы вместе с ним и не позволила бы ему целовать её шею. Она бы не отвечала ему здесь, в Диких Землях.

Как, например, сейчас.

Фортинбрас понятия не имел, откуда в его голове родилась эта мысль, но она тут же показалась ему правильной и логичной. Он целовал губы Пайпер, линию её челюсти, изгиб шеи и плечо медленно, нежно, вкладывая в каждый поцелуй всё то, что он не мог выразить словами. Пайпер обнимала его, прижимая к себе, сплетала пальцы на его шее и в волосах, громко, прерывисто дышала у него над ухом, из-за чего всё внутри Фортинбраса трепетало. Её скрещенные ноги надавили ему на поясницу, когда он поцеловал впадинку между её ключицами. Тепло тела Пайпер стало напоминать жар, который ему нравился и в котором он хотел утонуть.

Фортинбрас поднял на неё глаза, выдохнул, в очередной раз восхитившись её красотой и тем, как она на него смотрела.

— Хочу, чтобы ты знала и понимала кое-что, — тихо сказал он, внутренне борясь с самим собой.

— Что?

— Я… Ну-у, — на секунду растерявшись, протянул Фортинбрас, — я никогда не был с женщиной.

Пайпер моргнула, нахмурилась, открыла рот и тут же его закрыла. За доли секунд Фортинбрас умер не меньше тысячи раз.

— Правда? — всё-таки уточнила она, с сомнением вглядевшись в его покрасневшее лицо. — Ты же был чёртовым потрясающим принцем.

— Я не понимаю, как это связано между собой.

— Ты был принцем, вокруг которого наверняка крутилось уйма благородных девиц, — расширила объяснение Пайпер, ненавязчиво приглаживая и вновь ероша его волосы. — Что, ни одна не приглянулась?

— Всё ещё не понимаю, какая тут связь, — смущённо отозвалась Фортинбрас.

— Тебе никто никогда не нравился?

— Нравился? В каком смысле?

— Боги милостивые, — рассмеялась Пайпер, убрав с его лба несколько локонов, которые сама же там уложила. Эти действия были настолько приятными, что Фортинбрас едва не таял внутри, когда её пальцы касались его волос. — Тебе никогда не хотелось поцеловать кого-то?

— Я хочу целовать тебя, — со всей серьёзностью ответил Фортинбрас. — Ты первая девушка, с которой я целовался, и я не хочу целовать других. Только тебя.

— Только целовать? — сощурившись, уточнила Пайпер.

— Не только. Но я не уверен, что точно знаю, что надо делать. В научных трактатах об этом не было ни слова.

Пайпер рассмеялась и прежде, чем Фортинбрас успел насладиться её дивным смехом, крепко поцеловала его.

— Ты мне доверяешь?

— Сильнее, чем самому себе.

— И ты хочешь меня?

Фортинбрас задумался, но лишь на секунду. Формулировка вопроса была непривычной и немного странной, но благодаря Магнусу Фортинбрас знал, что крылось за ней.

— Хочу, — ответил он и тут же затаил дыхание.

— Тогда не волнуйся, — уверенно сказала Пайпер. — Я тебя научу.

— Думаю, в таком случае ты можешь снять с меня одежду.

Пайпер громко фыркнула.

— Это самое романтичное, что я когда-либо слышала.

Фортинбрас не был уверен, что это так. Он даже не совсем понял смысл того, что она сказала, но это уже не имело смысла. Пайпер поцеловала его, скользнула языком по его нижней губе, прижимаясь ещё ближе. Фортинбрас даже сквозь рубашку почувствовал, какая тёплая у неё кожа, как магия текла по её телу, скапливаясь в руках.

Пайпер заёрзала, убрала ноги, отдалилась всего на пару сантиметров, которые показались Фортинбрасу непреодолимым расстоянием. Он протянул к ней руку, коснулся кончиков волос и тут же упал на спину.

— Ой, прости! — взволнованно выпалила Пайпер, толкнувшая его в плечи. — Вышло чуть резже, чем планировалось.

Фортинбрас совсем ничего не понял. Пайпер, улыбаясь, — так ярко и завлекающие, что он сам хотел улыбаться, не переставая, — села ему на живот, взялась за низ туники и сказала:

— Скажи, если что-то не понравится.

Фортинбрас сумел только кивнуть: горячие мягкие пальцы Пайпер коснулись его живота, потянули одежду вверх мучительно медленно, будто бы дразня. Это ощущение было совершенно новым, ни с чем не сравнимым: словно тепло внутри, медленно наполняющее его, стало настоящим пожаром. Пайпер дотянула ткань до его лица и, улыбнувшись, потянула ещё выше, сняла тунику через голову и руки и отложила её в сторону.

— Как и всегда, — сказала она, медленно ведя пальцем от линии штанов к его шее, — выглядишь прекрасно.

Остановив палец на его ключице, Пайпер наклонилась и поцеловала выбранное место. Шёлковые волосы скользнули вниз, коснулись его кожи. С губ Фортинбрас сорвался полустон-полухрип, из-за которого он тут же захотел заткнуть себя. Пайпер, подняв на него глаза, оставила поцелуй чуть выше ключицы, на шее, под челюстью, на мочке уха. Она покрывала поцелуями всё его лицо, действуя то быстро и решительно, то неспеша и будто бы неуверенно, однако каждый поцелуй заставлял Фортинбраса желать большего.

Он не знал, нормально ли это. Его тело не передаёт его? Не реагирует как-то странно, неестественно? Пайпер целовала его, прикусывала кожу на шее, смеялась ему в губы и спрашивала, нравится ли ему, и Фортинбрас отвечал, что впервые чувствует себя так хорошо. Он целовал её в ответ, гладил её спину и живот, с каждым мгновением всё ближе подбираясь к кромке рубашки, и всё же думал, что с ним что-то не так. Почему его мысли так быстро переключились с одного на другое? И разве он не должен сделать нечто настолько же потрясающее, чтобы доставить Пайпер удовольствие?

Словно прочитав его мысли, Пайпер остановилась, шумно выдохнула и выпрямилась. Она смотрела на него, затуманенным взглядом отводя каждый контур его тела, так долго, — должно быть, вечность, не меньше, — что Фортинбрас, наконец, в полной мере осознал, что с ним не так.

— Можно? — тихо спросила Пайпер.

Фортинбрас кивнул, сжав челюсти. Пайпер, отведя руку назад, но всё ещё не сводя взгляда с его лица, пальцами коснулась его окрепшего члена.

Магнус, пытавшийся посвящать его в области интимной близости между двумя людьми, никогда не говорил, что это так приятно.

Всего одно прикосновение, а Фортинбрас уже был готов сделать что угодно, лишь бы оно повторилось. Оно, конечно, тоже было странным, непривычным, но от мысли, что его касалась Пайпер, а не кто-либо другой, оно становилось только лучшее, приятнее и желаннее.

Но было ли это нормальным?.. Фортинбрас не знал.

— Не волнуйся, — сказала Пайпер, будто вновь прочитала его мысли — хотя, может быть, то была магия, которая всё разрасталась, заполняла собой комнату и заставляла дрожать сам воздух. — Всё будет хорошо.

С этими словами она, всё ещё улыбаясь, стянула рубашку, сняла короткий топ, — не корсет и не ткань, которой великанши утягивали грудь, — и посмотрела на него сверху вниз. Фортинбрас шумно выдохнул, стараясь не опускать взгляда: он точно знал, что у людей не принято просто так пялится на обнажённые тела. Великаны понимали, что тело — это лишь тело, и в нём нет ничего особенного, но с людьми всё иначе. К тому же, это был не кто-нибудь, а Пайпер.

Он не хотел оскорбить её или сделать больно. Он хотел, чтобы она знала, насколько она прекрасна и восхитительна.

Фортинбрас аккуратно коснулся пальцами её талии, провёл ладонью выше и остановился на плече, возле линии шрамов. Их оставил Маракс, когда несколько месяцев назад напал на Пайпер во Втором мире, и демоны в Башне только добавили к ним новых. Никакая магия не смогла убрать их. Шрамы остались с ней навсегда, но Фортинбрас впервые видел, чтобы она из-за этого нервничала. На приветственном пире, на коронации короля Джулиана и на празднестве в Тоноаке Пайпер ничуть не переживала из-за того, что платья открывали её израненные плечи. Переживала она только сейчас.

Фортинбрас приподнялся на одном локте, протянул вторую руку и, наклонив голову Пайпер к себе, крепко поцеловал её. Пайпер ответила на поцелуй, запустила пальцы ему в волосы, царапнула кожу головы и одновременно прикусила его нижнюю губу так, что Фортинбрас застонал — это было неожиданно даже для него самого. Действие скорее инстинктивное, чем рациональное, точное такое, которое Фортинбрас никогда бы не совершил, будучи в здравом уме. Пайпер, должно быть, очаровала его, а он этого и не заметил, охваченный желанием, которое постепенно заполняло пустоту внутри него.

Она целовала его в губы, шею и грудь, горячими ладонями касалась кожи и проводила плавные линии языком, из-за чего Фортинбрасу было всё труднее контролировать голос и стоны, то и дело срывавшиеся с губ.

Это невозможно. Как обычная земная девушка может доводить его до такого беспомощного и одновременно невероятного состояния?

Это невозможно и восхитительно.

Пайпер перехватила его руку, которой он плавно коснулся её груди, и направила её ниже, устраивая между своих ног. Фортинбрас сглотнул, поймав её горящий взгляд, и пальцем подцепил и оттянул край её чёрных штанов. Пайпер всё ещё смотрела ему в глаза, дышала громко, прерывисто, едва не сорвалась на протяжный стон, когда его пальцы оттянули ткань ещё ниже и коснулись её нижнего белья.

— Секунду, — выдохнула Пайпер, приложив свой лоб к его.

Она выпрямилась и, впервые за всё это время покраснев, — из-за чего Фортинбрас, право слово, окончательно растерялся, — избавилась от всей остальной одежды так быстро, будто не давала себе даже лишнего мгновения на сомнения. Пайпер вновь расположилась на нём, протянула его к себе и поцеловала, на этот раз глубже и требовательнее, настырно запустив язык ему в рот.

Это невозможно и восхитительно.

Фортинбрас желал большего. Поцелуи всё ещё казались ему невероятными, чарующими и завлекающими, но он хотел большего. Не столько для себя, сколько для Пайпер: от мысли, что он действительно может ответить на её ласки и доставить ей удовольствие, его дыхание сбилось. Пальцы вновь пробежались по коже, покрывшейся мурашками, к талии и бёдрам, застыли, едва коснувшись её лона. Искрящимися от магии глазами Фортинбрас посмотрел на Пайпер, и она, прикрыв глаза, рвано кивнула, крепче вцепилась в его плечи и волосы, когда он медленно ввёл в неё один палец. Внутри неё было обжигающе влажно, и Фортинбрасу, ракс его подери, это нравилось.

Ни в одном научном или магическом трактате не описывалось, как ведут себя люди при интимной близости, но каждый стон Пайпер, её поцелуй, прикосновение к его груди, спине или животу лишь подстёгивали Фортинбраса двигаться дальше. Осторожно, не торопясь, боясь сделать хоть одно ненужное движение, которое причинит Пайпер боль. Он был более-менее уверен в этом, потому что Пайпер сама направила его, и ни за что не решился бы на такой смелый шаг самостоятельно.

Всё это казалось ему… немного неправильным. Но Пайпер нравилось, и постепенно сомнения Фортинбраса стали исчезать. Он всё ещё покрывал поцелуями её шею и плечи, двигая пальцем, и ввёл второй лишь после того, как Пайпер сама попросила его об этом. Она застонала ещё громче, крепко прижав Фортинбраса к себе.

Несмотря на неправильность, он всё ещё думал, что Пайпер прекрасна и невероятна.

— Элементали… — выдохнула она, стоило Фортинбрасу слегка наклонить её голову и провести языком по пульсирующей жилке на шее.

— Тебе не нравится? — тихо спросил он, застыв, точно статуя.

— Нравится. Да, мне нравится, правда. Очень. Но я думала, что… ну, знаешь, я буду тебя учить, — на очередном выдохе уточнила Пайпер, сверкнув глазами. — Хочу, чтобы приятно было тебе. Ты мне доверяешь?

— Доверяю, — ни на секунду не задумавшись, ответил Фортинбрас.

— Тогда расслабься.

Она несильно надавила на его правую руку, и Фортинбрас, ощущая растущую неуверенность, медленно достал пальцы. Пайпер невесомо поцеловала Фортинбраса и повторила:

— Расслабься.

Это было довольно сложно. Губы и язык Пайпер опускались ниже, на несколько секунд застыли внизу живота. На несколько секунд, за которые Фортинбрас сотню раз успел возненавидеть себя за желание, только растущее в нём, и поблагодарить Пайпер за то, что она не посчитала его неправильным и сломанным. У него на теле было так много шрамов, а Пайпер поцеловала каждый, и её магия ни разу не выдала её страха. Даже когда она начала медленно стягивать его штаны, а Фортинбрас предпринял несколько вялых, плохо контролируемых попыток остановить её, когда её пальцы вновь коснулись его члена, магия всё ещё была спокойна.

— Расслабься, — повторила Пайпер совсем тихо.

Фортинбрас честно попытался расслабиться. Он доверял Пайпер сильнее, чем кому-либо другому, и был уверен, что она не причинит ему боли. Все страхи были только в его сознании, в месяцах, проведённых в Башне, когда демоны терзали его, награждали проклятиями и неустанно шептали о том, какой он неправильный…

— Расслабься, — ещё раз повторила Пайпер.

«Расслабься, — вторили его мысли, такие же тягучие, как мёд. — Расслабься. Рассла…»

Из груди Фортинбраса вырвался низкий, рокочущий звук, когда Пайпер обхватила его член губами.

Магнус беззастенчиво рассказывал о том, как он хорош в постели и как ощущается каждое действие, даже самое ненужное и безумное (по мнению Фортинбраса, который совершенно не понимал, о чём говорил Магнус). И хотя он внимательно слушал его, невольно запоминал каждое слово, он даже представить не мог, что в реальности ощущения совершенно другие.

Слишком восхитительно. Слишком приятно. Откуда Пайпер знает, что ему это нравится?..

По позвоночнику будто растекалось нечто обжигающее, из-за чего Фортинбрас едва сдерживался. Он не представлял, насколько это уместно, но то и дело запускал пальцы в волосы Пайпер, а потом, доли секунды спустя, чувствовал, что она ускоряется.

Элементали. Великие.

Пайпер сводила его с ума, и вплоть до этого момента Фортинбрас даже не представлял, насколько сильна была её власть над ним. По прошествии каждой минуты эта власть становилась только сильнее, и Фортинбрас не хотел, чтобы Пайпер останавливалась.

Но она всё же остановилась, подняла голову, посмотрев на него, вызывающе улыбнулась, — именно так, как умела только она, так, что ему хотелось сразу же согласиться на любое безумство, которое она могла предложить. Что-то внутри него продолжало расширяться, магия постепенно приходила в движение, поддаваясь переполняющим его эмоциям. Дыхание было сбитым, рваным, и воздуха, казалось бы, осталось катастрофически мало.

— Недавно я поняла кое-что, — несмело начала Пайпер, приблизившись к нему, прижавшись грудью к его груди.

— Да? — кое-как выдавил из себя Фортинбрас.

— Я поняла, что люблю тебя.

Фортинбрас от неожиданности то ли рыкнул, то ли подавился воздухом. Он и сам не понял. Пайпер подняла на него глаза, и желание вновь коснуться её, изучить всё её тело вспыхнуло в нём с новой силой.

— Не уверен, что понимаю, о чём ты говоришь, — пробормотал он в ответ, пробегаясь пальцами по её спине и чувствуя, как его всё ещё твёрдый член касается её бёдер. — Я не помню, чтобы раньше я кого-то… любил. Но мне нравится это.

— Что — это? — осторожно уточнила Пайпер.

— Это, — повторил Фортинбрас, проведя носом по её волосам, а рукой — по спине. Слыша, как гулко стучит её сердце. — Я говорю про это. Когда ты касаешься меня, я забываю, что меня ненавидят. Когда ты говоришь со мной, мне кажется, что я всё ещё заслуживаю внимания.

— Ты заслуживаешь всё это только потому, что ты — это ты.

— И когда ты говоришь вот так, я верю, что это правда. Я верю тебе и верю в тебя.

Пайпер затаила дыхание, — Фортинбрас отчётливо услышал это, — и застыла, лишь мгновением раньше немного приподнявшись.

— Я не знаю, об этом ли ты говоришь, — продолжил Фортинбрас, кладя ладонь на её поясницу и аккуратно давя на неё, — но думаю, что это может быть любовью, о которой говорят люди. Я думаю, что люблю тебя.

Он тут же втянул воздух сквозь зубы: Пайпер опустилась чуть ниже, коснулась его члена, будто знала, как сильно это сводит с ума.

— Ты думаешь? — уточнила она на выдохе.

Это было точкой невозврата, чертой, за которую, как думал Фортинбрас, ему никогда не зайти. Он был Предателем миров, изгнанным принцем, клятвопреступником и убийцей. Он не заслуживал любви, которую так отчаянно хотел и которая нашла его сама, добравшись до крепости Икаса едва не в предсмертном состоянии.

— Я люблю тебя, — осторожно произнёс Фортинбрас, боясь, что всё ещё не имеет право произносить эти слова, что боги и элементали вдруг услышат его, явятся и вырвут ему язык. — Я буду любить тебя, пока солнце не встанет на западе и не сядет на востоке.

— Вау, — Пайпер обвила его шею руками и вновь запустила пальцы в волосы на затылке. — По-моему, что-то такое было в «Игре престолов».

Фортинбрас понятия не имел, о чём она. Эти слова были небольшой частью священной клятвы его народа, которую великаны могли произнести лишь тем, кто навсегда поселился в их сердце. Полный текст клятвы был длиннее, но Фортинбрас сомневался, что сейчас удачный момент. Пайпер выждала всего секунду и шёпотом произнесла:

— Только пообещай мне кое-что.

— Всё, что в моих силах, — ответил Фортинбрас.

— Ты не будешь кончать в меня.

Фортинбрас на секунду задумался, не понимая, что это значит, а после, будто по команде, осознал и покраснел ещё сильнее. Интересно, на его теле остался хотя бы один миллиметр не покрасневшей кожи?..

— Я не могу иметь детей, — растерянно сказал Фортинбрас, но Пайпер, что казалось странным, ничуть не удивилась. — Магия многих целителей это подтвердила.

— Всё равно пообещай, — попросила она, и, дождавшись, пока он пообещает, с блаженной улыбкой запрокинула голову и плавно опустилась на его член.

Фортинбрас вцепился в неё, лицом уткнулся между плечом и шеей, покрывая поцелуями её кожу. Внутри неё было горячо, влажно и немного тесно. Пайпер двигалась медленно, и Фортинбрас всё явственнее понимал: она знает, что делает с ним. Она знает каждую его слабость, каждое желание, каждый взгляд, который он бросал на неё, пока Пайпер постепенно увеличивала темп. Её стоны-всхлипы становились громче, глаза горели всё ярче, пальцы сильнее впивались в его кожу, но Фортинбрас не чувствовал боли. Напряжение внутри него граничило с наслаждением и мыслью, что Пайпер была права насчёт того, что он заслуживает.

Фортинбрас впервые за долгое время по-настоящему расслабился. Желание никуда не исчезало, наоборот, лишь усиливалось по мере того, как Пайпер, шептавшая о том, насколько он прекрасен, ускоряла темп. Минуты утекали сквозь пальцы, как песок, и одновременно растягивались до невообразимости. Фортинбрас крепко обнимал Пайпер, целуя её и лаская её тело, на выдохе говоря только том, как сильно он любит её.

Это было чистой правдой. Фортинбрасу потребовалось много времени, чтобы понять и принять это, и он всё ещё плохо разбирался в человеческих чувствах, но он точно знал, что любит Пайпер.

Он будет любить её, пока солнце не встанет на западе и не сядет на востоке.

Глава 8. И кровь моя на камнях

— И здесь ничего, — сказала Шерая, опустив глаза к маленькой тени Змеи, застывшей у её ног. — Передай остальным.

Качнув хвостом, Змея поползла вверх по каменной лестнице. Почти у самой вершины Шерая, вспомнив, как важно постоянно напоминать Эйкену о чём-либо, добавила:

— И оставайся на месте.

Змея исчезла, растворившись в других тенях. Шерая выдохнула, надеясь, что Эйкен вдруг не заупрямится и не захочет доказать, насколько он может быть полезным.

Она бы предпочла, чтобы он оставался в особняке, под присмотром слуг и Эйса, но проклятие Эйкена позволяло им быстро передавать сообщения друг другу и проникать туда, куда не могла проникнуть даже магия.

Тщательное изучение воспоминаний Сибил привели их в систему подземных туннелей под Монреалем, о существовании которой земляне даже не подозревали. Трое магов, — сама Шерая, Айше и Беро, — а также Данталион с вампирами исследовали эти туннели больше пяти часов, постоянно находя новые ответвления, тайные комнаты и заваленные ходы. Тени Эйкена, который остался наверху, в парке Мон-Руаяль, вместе с Сионием, в числе первых пробирались в труднодоступные места, быстро перемещались от одного мага к другому и передавали послания, а также показывали различные ходы и знаки, которые были тщательно скрыты хаосом. Магия в этом месте будто становилось слабее: пожалуй, это было единственной причиной, из-за которой Шерая позволила Эйкену помогать им. Она обещала Фортинбрасу, что Эйкен не пострадает, и вряд ли изучение подземных туннелей, где когда-то скрывались демоны, было безопасным делом.

Однако выбора у них не было.

Шерая изучила каждый миллиметр вот уже шестого туннеля, но так ничего и не нашла. Хаос, обитающий здесь, давил на магию, скрывал различные знаки, которые указывали на спрятанные двери и новые коридоры, но не пытался вырваться на поверхность. Это настораживало: судя по воспоминаниям Сибил и запустению, царившему здесь, демоны покинули это место и увели Андера минимум полгода назад. Но хаос не ослабевал. Неужели где-то был источник, который они до сих пор не нашли?..

Шерая ещё раз огляделась, отпуская магию, ожидая, когда та найдёт хоть что-нибудь, всматриваясь в стены, покрытые плесенью, потемневшими пятнами крови и древними рисунками. Языка демонов Шерая не знала — его, кажется, вообще никто, кроме самих демонов, не знал, и магия в данном случае была совершенно бесполезна. Фортинбрас как-то говорил ей, что проклятые воспринимают хаос иначе, чем другие, но Шерая сомневалась, что это правда.

Хотя, может быть, её проклятие и не было тем самым проклятием, которое состоит из чистого хаоса и накладывается тёмными созданиями.

Шерая развернулась к лестнице, готовая оставить этот туннель и перейти к следующему, но не увидела маячившего высоко-высоко выхода. Маленькая точка света просто исчезла, и магия никак не могла её найти. Насторожившись, Шерая сделала шаг вперёд, поставила ногу на первую ступеньку — и тут же, не успев даже вскрикнуть, провалилась вниз. Тьма обступила со всех сторон, ледяной ветер хлестал и резал её, хаос, казалось бы, кусал, как стая голодных ноктисов. Шерая рухнула на склизкий пол, не успев даже закрыть лица, почувствовав, как сдирает кожу со щеки. Кое-как поднявшись, она быстро вытерла кровь с лица, вытянула вперёд руку, на которой загорелось алое пламя, и огляделась. Это уже не те туннели, в которых Шерая была только что.

Давление хаоса становилось только сильнее.

Сглотнув, Шерая внимательно огляделась ещё раз, но так и не нашла ни лестницы, ни арки, ведущей в другой коридор. В потолке не было даже дыры, через которую она провалилась. Её окружало абсолютно пустое помещение без какого-либо входа или выхода.

Шерая коснулась сигила на левом запястье, который должен был сообщить остальным магам её местонахождение, в тот же момент, когда огромный ноктис набросился на неё прямо из стены.

Вскрикнув, Шерая подставила под пасть правую руку, объятую пламенем. Ноктис завыл, замотал головой, но челюсти не разжал. Его голова уже была охвачена огнём, плавившим его кожу, однако он продолжал яростно мотать ею. Сзади прыгнул второй ноктис, впившийся Шерае в плечо. Со стороны — ещё один, вгрызшийся ей в ногу. Шерая завопила, чувствуя, как хаос проникает в тело, а магия постепенно ослабевает, сдаваясь под натиском боли.

Магия — это эмоции, и Шерая всегда идеально их использовала. Но сейчас это казалось таким далёким, как звёзды на небе, практически невозможным. Кривые острые клыки рвали её руку, ногу и плечо. Ноктисы настойчиво тянули её в разные стороны, игнорируя огонь, пожирающих их тела, и попытки Шераи разорвать их сердца магией. У неё ведь всегда получалось. Она была выдающимся магом, — не таким сильным, как Стефан, конечно, но всё же, — и имела огромный запас магических сил. Откуда такая слабость? Неужели ещё одно проклятие?..

Внезапно с левой стороны что-то мелькнуло. Какое-то размытое вытянутое пятно, вокруг которого мелкими чёрными песчинками вихрился хаос. Перед глазами то и дело расплывался туман, но Шерая, продолжавшая отбиваться от тварей, смогла рассмотреть человеческий силуэт. Кто-то подошёл к ней, и ноктисы замерли. Холодные острые пальцы коснулись лба Шераи. На долю секунды она даже поверила, что успеет собрать достаточно магии, чтобы освободиться и, возможно, даже оказать себе первую помощь.

Но, словно по команде, на неё напрыгнули ещё больше ноктисов, вцепившись в каждую конечность, а по чужим пальцам потёк хаос, проникавший под кожу. Шерая кричала, билась изо всех сил, сопротивляясь, отпуская больше магии, но никак не могла справиться с болью.

Казалось невозможным, чтобы та была такой сильной и так влияла на неё. Шерая — не слабый второсортный маг, которого можно застать врасплох и удерживать в беспомощном состоянии так долго. Магия должна была сжечь тела ноктисов, но те горели до сих пор. Значит, где-то рядом чрезвычайно мощный источник хаоса, который ежесекундно подпитывает их. Шерае достаточно найти его и оградить, чтобы лишить ноктисов силы. Может, она как раз успеет сделать это до того, как её найдут…

От боли, всё ещё рвавшей тело, Шерая не сразу поняла, что ноктисы её отпустили. Она сползла на пол, в лужу собственной крови, лицом даже коснулась вырванного из ноги клока мышц. Слёзы застилали глаза, крупная дрожь била тело, и хаос продолжал давить, нещадно блокируя магию. Шерае начало казаться, что она уже и не жива: мысли стали такими далёкими, ни за одну не удавалось ухватиться; мозги медленно кипели, превращая в кисель. Она даже не могла пошевелить пальцем.

Человек, до этого стоявший в стороне, сделал шаг вперёд, вскинул руку и щёлкнул пальцами. Шар тёмно-синего завис в воздухе, осветив небольшое пространство. Сквозь слипшиеся от слёз и крови ресницы Шерая увидела женщину, снявшую капюшон плаща. Чёрные волосы рассыпались по плечам, кончики коротких рогов блеснули, когда женщина наклонила голову вбок и улыбнулась, показав клыки. Шерая медленно, со свистом втянула воздух и, сосредоточившись, постаралась направить магию в руки.

— Здравствуй, Шерая.

Женщина наклонилась, уперевшись одним коленом в грязный пол, и улыбнулась ещё шире. Стали видны правый глаз, синий, окольцованный красным, и пятно, похожее на кляксу, полностью закрывавшее левый глаз и щёку.

Шерая, впрочем, всё равно узнала её. Манера двигаться, голос, взгляд, ощущение магии, наполнившей воздух секундами позже. Всё это было до боли знакомым.

— Минерва, — едва слышно произнесла Шерая.

— Давно не виделись. Ты, я смотрю, не в лучшей форме.

Минерва коснулась вытянутой руки Шераи и отпустила совсем немного хаоса, который тут же тонкими нитями оплёл её ладонь и сжал, разрезав кожу. Шерая сжала челюсти, глотая крик.

— Поверить не могу, что ты осталась с ними, — пробормотала Минерва, нежно поглаживая израненную руку Шераи. — Я была о тебе лучшего мнении.

— Ты даже не представляешь, как сильно ошибаешься, — прошипела Шерая.

Минерва замерла, склонила голову, будто не поняла её. Если бы не боль, хаос и чужая магия, Шерая бы мгновенно разорвала Минерве сердце, наказывая за нарушение клятвы и предательство рода Лайне.

Раньше Минерва не была глупой. В ребнезарском обществе магов училась всему, что показывали старшие маги, и с энтузиазмом подходила к изучению каждого дела. Минерва была до того старательной и умелой, что старший маг, тогда бывший частым гостем при дворе, брал её с собой, в результате чего она сблизилась с принцессой Гвендолин.

Гвендолин очень ценила и любила Минерву. Они были рядом столь долго, что тонкая грань между принцессой и её магом-защитником стёрлась, уступив место дружбе. Гвендолин учила Минерву ездить верхом, Минерва в свою очередь всегда тренировалась с Гвендолин в фехтовании и помогала пережить скучные уроки дворцового этика и истории.

Дети Лайне обладали удивительной способностью сближаться со своими магами-защитниками, и Шерая никогда даже мысли не допускала о предательстве. Во Вторжении Персиваль и Эмануэль сражались за короля и королеву и погибли, оставшись верными клятве и всему Ребнезару. Гораций, как передал Фортинбрас, тоже погиб. Уалтар же переродился в демона, о чём Фортинбрас не знал до тех пор, пока об этом не рассказала Пайпер.

Шерая не думала, что и Минерва решит отдать жизнь хаосу и впустит его в себя.

— Они предали нас, — тихо, но отчаянно произнесла Минерва. — Лайне предали каждого из нас, Шерая. Мы для них всегда были лишь инструментом. Как ты этого не понимаешь? Думаешь, твой маленький принц лучше? Гораций отдал жизнь, чтобы защитить его, а этот мелкий великанский ублюдок…

Шерая рыкнула, вскинув левую руку, и врезала Минерве в лицо. Два пальца тут же сломались, хаос сильнее надавил на мизинец — и отрезал его. Дрожь прошлась до самого плеча, но Шерая, чувствуя разбушевавшийся адреналин и магию, наконец отозвавшуюся, не обратила внимания на боль. Она кинулась на Минерву, накрыло её лицо искалеченной правой рукой и отпустила магию. Шерае было плевать на ранения, вероятность с секунды на секунду лишиться сознания или исчерпать внутренний источник магии до дна. Она не потерпит, чтобы предательница, возомнившая себя невесть кем, оскорбляла Гилберта.

Но Минерва всё же была сильнее: благодаря хаосу, которого здесь было достаточно. Она скинула Шераю с себя, прижала, впечатав лицом в пол, и провела пальцами по оголённому участку шеи.

— Я разрежу тебя на кусочки и отдам на эксперименты! — разъярённо заорала Минерва, вонзив когти ей в шею. — Ты мерзкая сука, из-за которой мы все…

Грохот, рычание, свист и звук, с которым разрывают плоть — всё это Шерая услышала одновременно. Минерва исчезла, пропала и тяжесть, давившая на тело. Шерая приподнялась на дрожащих руках, особенно остро ощутив, что не хватает мизинца на левой руке, и повернула голову.

Данталион прижимал брыкающуюся Минерву к полу и, громко, утробно рыча, разрывал её лицо когтями. Хаос и магия вихрились вокруг, отталкивали Данталиона, но он подбирался обратно и продолжал атаковывать. Шерая видела брызжущую кровь, хаос и рваные кусочки кожи, разлетающиеся во все стороны. Видела тени, скапливающиеся в углах, скалящиеся на Данталиона и щёлкающие зубами совсем рядом с ним.

Шерая сглотнула. Оперевшись на правую руку, изодранную клыками ноктисов, она вытянула левую и отпустила остатки магии. Эти тени явно не принадлежали Эйкену: таких чудовищ не сумел бы подчинить даже он. Значит, от них нужно избавиться, причём как можно скорее. С каждой секундой туман перед глазами становился только плотнее, а сознание ускользало, грозясь оставить её.

Это было похоже на пытку. Тусклый свет вспыхивал то тут, то там, подсвечивая скалящиеся очертания чудовищ, сцепившихся в разъярённый клубок Данталиона и Минерву.

Шерая никак не могла сосредоточиться. «Давай, давай, — умоляла она себя, пока мир вокруг расплывался и распадался на кусочки. — Тебе нужно совсем немного магии…»

Всего лишь один удар, одно простое заклинание, один сигил. Что угодно, что она может использовать, чтобы отогнать тени и помочь Данталиону.

Что угодно.

Длинные тени потянулись к ней, оплели её руку. Шерая захрипела, когда они начали сжиматься кольцом, и почти опустила руку, когда тени неожиданно исчезли.

— Ну всё, всё, хватит прохлаждаться!

Шерая моргнула. Хаос до сих пор клубился вокруг, но Минервы, контролировавшей его, уже не было — был только Данталион с исцарапанным лицом, раной на шее и кислым выражением лица.

— Вставай, Мур, нам надо выбираться.

Шерая моргнула ещё раз. Она уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но вместо этого зашлась в хриплом кашле.

— Только не смей умирать, — пробормотал Данталион, протягивая к ней руки. — Гилберт же меня убьёт.

Да, это было чистой правдой. Если с Шераей что-то случится, Гилберт будет вне себя от ярости.

Поэтому, пожалуй, ей не следовало здесь умирать.

Но Шерае было так больно, страшно и одиноко. Впервые за двести лет. Минерва, несомненно, обладала колоссальным количеством хаоса, сравнимым, должно быть, разве что с хаосом Маракса, а также магией, которой богиня не лишила её — и теперь уж Шерая знала, почему. Однако это не объясняло, почему Минерва смогла застать Шераю врасплох и едва не убила.

— Мур, вставай, — прорычал Данталион, вопреки словам помогая ей подняться на ноги. — Без твоей магии отсюда не выбраться, а я понятия не имею, не вернётся ли та сука, чтобы добить меня.

Шерая, кажется, что-то сказала. Или прохрипела. Или, может быть, вообще простонала из-за боли. Данталион ничего не ответил, только закинул её правую руку себе на плечо и приобнял за талию.

— Давай, мой нос здесь почти бесполезен, а тень пацана я что-то не вижу. Нам нужно выбраться отсюда, Мур, слышишь?

Да, точно. Нужно выбраться отсюда. Разобраться с тем, как она вообще попала сюда и почему столкнулась с Минервой, можно и позже. Да и раз уж Шерая убедилась, что Минерва жива, она обязательно найдёт способ выследить её. Но для начала нужно не умереть и выбраться из этого жуткого местечка.

— Ты бы хоть говорила, что ли, — пробормотал Данталион. — Если окажется, что я вытащил труп, Гилберт же из другого мира примчится, чтобы разорвать меня в клочья.

У Шераи не было сил на разговоры. Она едва держалась на ногах и могла в любой момент упасть. Магии не хватало даже на заживление самых мелких ран — ей требовалось серьёзная помощь целителя, причём немедленно. Если она ещё хоть раз использует магию, то шансы на спасение от смерти снизятся до нуля.

— Давай, Мур, — в очередной раз повторил Данталион, когда Шерая, оступившись, едва не упала. — Я не могу вечно ныкаться туда-сюда, надеясь, что тень пацана нас найдёт. Наколдуй уже компас какой-нибудь.

Шерая сомневалась, что Данталион не понимал, в каком она состоянии. Она бы охотнее поверила в то, что ему действительно плевать на неё и её жизнь, чем в то, что за глупыми шутками и упрёками он прячет какой бы то ни было страх.

Тёмными туннелями, полными хаоса, с неизвестно где находящимися входами и выходами, короля нечестивых не напугать.

— Ну хотя бы портал маленький, — проворчал Данталион, когда они наткнулись на тупик — если, конечно, зрение не подвело Шераю и стена тьмы перед ними и впрямь была тупиком. — Хоть что-нибудь, чтобы Сионий понял, что я тебя нашёл. Давай, Мур, — развернувшись обратно, требовательнее повторил Данталион. — Ты же…

— Данте! — вдруг донёсся до них тихий встревоженный женский голос.

Данталион застыл на месте. Тьма подступала, хаос клубился в воздухе, и магия Шераи была слишком слаба, чтобы защитить их, но Данталион не двигался, напряжённо озираясь.

— Данте! — повторил голос. — Данте, не надо! Стой!

Данталион диким взглядом впился в пространство перед собой. Шерая почувствовала, как дрогнули его руки, и ей потребовались все свои силы, чтобы не позволить им отпустить её.

— Сосредоточься, — совсем тихо пробормотала Шерая, с трудом подняв голову к вампиру. — Сосредоточься, Данталион!

— Данте! — истерично повторил всё тот же голос. — Пожалуйста, хватит!

Данталион выдохнул, сделав шаг назад. Нет, нет, нет, только не это. Шерая не представляла, насколько сильным может быть воздействие хаоса и какие кошмары он создаёт, раз сумел так легко остановить Данталиона, но не была намерена сдаваться и позволять демонам мучить их.

Даже если всё выглядело так реалистично, будто и впрямь происходило когда-то.

— Данте! — визгливо закричала девушка.

Фигура, вжавшаяся в стену всего лишь в двух метрах от них, казалась совсем крошечной. Тёмные взлохмаченные волосы, изодранная одежда. На лице и руках девушки была кровь: её было так много, что Шерая на мгновение подумала, будто девушка вот-вот умрёт. Но затем она пригляделась, заметила, что руки у девушки всё же были целыми — а перед ней, точно сломанная кукла, лежало чьё-то изуродованное тело, над которым склонился человек.

— Данте! — севшим голосом повторила девушка. — Пожалуйста, Данте…

Шерая крепче вцепилась в руки Данталиона, даже не зная, чего боится больше: упасть из-за отсутствия поддержки или того, что вампир просто сбежит, бросив её.

Он не был трусом. Всегда бросался на врага первым. Неизменно предлагал хорошую драку, считая, что это лучший способ решить любой конфликт. Данталион, в конце концов, был королём нечестивых, лидером клана вампиров и, как до сих пор говорили некоторые, тёмным созданием. Те хаоса не боятся.

Но Данталион, очевидно, боялся. Шерая чувствовала это всем телом, слышала его дыхание, ставшим тяжёлым. Ощущала остатками магии, ловившей его растерянность, оцепенение и желание как можно скорее убраться отсюда.

— Соберись, Данталион, — прохрипела Шерая, стараясь поднять руки и призвать больше магии.

Судя по тому, как сильно болела голова, с каждой секундой она всё ближе подступала к черте, за которой ждало полное опустошение магического источника.

А следом за ним — смерть.

— Это всего лишь хаос, — продолжила Шерая, вытягивая руку и призывая магию. — Всего. Лишь. Хаос. Здесь ничего нет, Данталион.

Даже если казалось, что есть. Даже если Шерая видела, что человек, поднявшийся от искалеченного тела, посмотревший на дрожащую и плачущую девушку у стены, имел те же красные глаза и маленький шрам в правом уголке рта.

— Здесь ничего нет, — торопливо повторила Шерая.

Боги, как же она была слаба. Хаос давил и давил, продолжал показывать нечто, что она старалась отрицать, сковывал её магию. Успеет ли она сделать хоть что-то? Успеет оградить хотя бы Данталиона?

— Данте, пожалуйста… — судорожно прошептала девушка, по щекам которой катились крупные слёзы. — Это же я, Тереза. Пожалуйста, Данте, умоляю. Это же я…

Шерая считала секунды до взрыва: победит либо хаос, либо её магия. Она притягивалась всё ближе, но никак не могла рассеять картину, воссоздаваемую хаосом. Даже с учётом того, что магия питалась эмоции, — а сейчас Шерая была очень, очень зла, — в ней остались лишь крохи сил.

Это пистолет, и неизвестно, выстрелит ли он. Либо спасительная осечка, либо прямое попадание в сердце, без единого шанса на спасение. Магия — это восполняемый колодец, и он не бывает бездонным даже у сальваторов. Если добрался до самого дна, значит, добрался до смерти.

— Данте, пожалуйста, — повторила девушка. — Не делай этого… Данте, не надо!

Рычание, крик и хруст костей раздались одновременно. Шерая вытянула руку и, поддавшись слабости, начала заваливаться вбок, ещё кое-как цепляясь за Данталиона.

Вспышка алого, холодная, мокрая земля, запах дождя. Данталион упал сверху, придавив её искалеченную руку, и Шерая, не сдержавшись, закричала. Это, кажется, его немного отрезвило.

Портал закрылся, отрезав их от жуткой картины расправы. Крики несчастной девушки остались по ту сторону, но страх последовал за ними. Краем глаза Шерая видела, как Данталион часто дышал, едва не задыхался, зарывшись пальцами в траву, и испуганно смотрел перед собой, не моргая. Вокруг них были тени, заслонявшие свет, на которые Данталион не обращал внимания. Шерая стиснула зубы, благодаря богов за то, что они сохранили ей жизнь — и тут же попросила прощения за то, чтовновь собиралась использовать магию. Если Данталион игнорирует тени, это не значит, что Шерая будет делать так же.

— Тише, тише, — раздалось совсем рядом. — Не двигайся, я помогу.

Шерая на мгновение замерла. Что-то тёплое окутало её, пропитало до каждого нерва.

Она надеялась, что больше не почувствует боли.

***

Судя по тому, в каком ужасе была Минерва, мальчишка, недавно пробравшийся сюда, всё же сумел разбить остальные печати и привёл помощь. По крайней мере, Андеру хотелось в это верить.

Сам он не справлялся. Маг, наложивший сотни печатей и начертивший тысячи сигилов, был намного сильнее него, да и Минерва неустанно испытывала его хаосом, лишая сил. Раньше этим занимался Махатс, и с ним Андер ни на мгновение не мог закрыть глаз, постоянно был на чеку и крупицы магии, ещё подчинявшиеся ему, направлял на усмирение боли. Но пару месяцев назад Махатс куда-то исчез, и его сменила Минерва. Сильная, решительная и жестокая, но быстро выходящая из себя и глупая.

Андер понял, что Минерва вновь сглупила, когда она предстала перед ним: раны по всему телу, глубокие царапины на лице, кровоточащий укус на шее. Минерва с кем-то столкнулась, и Андер отдал бы что угодно, чтобы взглянуть в глаза тому, кто едва не убил её.

— В чём дело? — пробормотал Андер, вскинув голову. — С кем подралась?

Минерва бросила на него свирепый взгляд и подняла руку, отпуская хаос. Андер даже не поморщился, когда цепи, обвивавшие руки, сжались чуть сильнее. Боль стала до того привычной, что он больше не обращал на неё внимания, да и Минерва не была столь изобретательна, в отличие от Махатса.

Хаос раскрыл все стороны его блестящего ума, но с Минервой того же не произошло. Андер знал: она — неудачный экземпляр, который продержался так долго исключительно из-за поддержки более сильного хаоса. Но какому тёмному созданию этот хаос принадлежал, он не знал.

Андер ничего о мире, существовавшем за стенами этой тюрьмы, не знал.

— Пахнет не просто кровью, — продолжил он, видя, как с каждым его словом Минерва раздражается всё сильнее и сильнее. — Пахнет смертью.

— Заткнись! — разъярённо бросила она.

— В последнее время ты так редко ко мне заходишь, — невозмутимо продолжил Андер, — я заскучал. Что будет на этот раз? Попытаешься меня вскрыть? Залезешь в голову? Может, призовёшь больше хаоса, чтобы окончательно лишить меня чар? Ну же, Минерва. Не стесняйся. Или ты куда-то торопишься?

Андер точно знал, что угадал. Если бы Минерве нужна была информация, она бы уже начала проникать в его сознание, не позволив даже рта открыть.

Нет, дело было в чём-то другом. Минерва редко говорила с ним из-за ерунды и никогда не позволяла себе появляться в таком виде. Она гордилась тем, что переродилась в тёмное создание и овладела хаосом, и не забывала демонстрировать своё превосходство над Андером, всё ещё сопротивлявшегося попыткам обратить его.

Минерва любила напоминать, что он — пленник, которого никто никогда не найдёт. Но судя по ярости, отражавшейся на её лице, её уверенность в этом пошатнулась.

Несколько месяцев назад его в течение неизвестного времени держали в состоянии сна с помощью хаоса. Проснувшись, Андер оказался в той же самой тюрьме, в который был заперт столько лет, но изменился сам воздух: он был полон чужого хаоса, магии и чар, которые были ему недоступны. Его точно переместили в другое место, создав иллюзию знакомой ему тюрьмы, и это означало, что кто-то напал на его след.

А совсем недавно он видел мальчишку, разбившего первую печать. Не из-за этого ли Минерва была в таком ужасе?

— Снова усыпишь меня? — спросил Андер, когда Минерва, тихо рыкнув на него, притянула к себе ещё больше хаоса. — Куда мы отправимся на этот раз?

Минерва начала бормотать что-то, двигая пальцами. Андер напрягся, не представляя, чего ему ожидать. Она откроет портал? И впрямь вновь усыпит его? Прикончит? Тёмные создания столько лет пытались вытащить из него все тайны Йоннет, но так и не преуспели: может, наконец, решили сдаться?

Несмотря на все клятвы, Андер предпочёл бы смерть. Звери Мерулы уже давно караулили его у кромки леса мёртвых, и, он в этом не сомневался, Каталина с Матео ждали его.

Всё, чего Андер хотел, — это встретиться со своей семьёй.

— Ну же, Минерва, — произнёс он, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. — Для чего тебе столько хаоса?

Минерва не ответила. Андер только сильнее напрягся. Цепи из чистого хаоса, множество барьеров и печатей никогда не позволяли ему свободно пользоваться магией или хотя бы чарами: они безжалостно подавляли любую его попытку узнать, что происходит за пределами тюрьмы. В своих экспериментах Махатс сильно ограничивал его магию, разрывал её на кусочки, будто та была лишь листом бумаги. Минерва не отличалась подобной изобретательностью. Но даже месяцев, в течение которых Андер постепенно восстанавливался после издевательств Махатса, не хватило, чтобы собрать достаточно сил и противостоять Минерве.

Андер был очень слаб, но всё ещё жив. И он хотел знать, почему.

— Минерва, — повторил он, слегка подавшись вперёд. — Я же чую, пахнет смертью. Неужели ты даже не дашь мне сказать последнее слово? Не исполнишь моё последнее желание? Я, может быть, хотел раскрыть тебе несколько тайн.

Продолжая бормотать, Минерва подошла ближе. Андер отклонился назад, но хаос толкнул его обратно. Цепи лишь сильнее сжали руки. Андер стиснул зубы, чувствуя, как рвётся кожа. Минерва коснулась пальцами его лба, задев линию шрамов.

Андер судорожно выдохнул, когда хаос хлынул по его венам.

Вокруг была только тьма. Не та, которую создаёт хаос, и не та, которая приходит ночью. Это в один миг погасшие звёзды, чёрное, ревущее пламя, плавящее кожу и кости; это пыль, оставшаяся от миров, которые поглотил Дигнос, и пепел, в который обратится Второй мир, ведь тёмные создания уже заполонили его.

Эта тьма — бесконечный цикл рождения, жизни и смерти миллиардов существ, сгораемых от столкновения магии и хаоса, миллиарды сломанных судеб и миллиарды цепей, пронизывающих все миры.

Все. Миры.

Минерва отняла руку и сделала шаг назад. Андер затрясся всем телом, ощущая дикий, животный страх. Он не боялся плена, войны или того, что ему всю жизнь придётся лгать любимым. Но того, что он почувствовал из-за Минервы, он боялся. По-настоящему, впервые за свою долгую жизнь.

Она намеревалась поглотить его душу и разум. Не уничтожить их, а сделать частью себя — ведь теперь, столько лет спустя, Андер ослаб достаточно, чтобы это стало возможным. Он чувствовал это в хаосе и тьме, которые окружали его; видел в бесконечном цикле рождения, жизни и смерти; знал, ведь это ощущение приходило лишь с тёмными созданиями. Минерва до сих пор не убивала его лишь потому, что не могла рисковать потерять знания, которыми он обладал.

Но это не объясняло, почему она была в таком ужасном состоянии.

Тяжело дыша, Андер поднял голову и посмотрел на женщину. Её лицо было абсолютно пустым, даже глаза казались мёртвыми. Хаос летал вокруг, касался её рук и лица, играл с волосами.

Хаос был чем-то встревожен.

— Минерва, — прохрипел Андер, и всего на мгновение, но ему показалось, будто она услышала его и даже ответит. Поэтому он повторил: — Минерва.

Но она молчала. Всё с тем же пустым лицом вновь протянула руку, от которой Андер не сумел увернуться. Воздух наполнился скрежетанием костей, далёкими криками и рёвом пламени.

Миры умирали один за другим. Магия наполняла тела и кровь, а секунды спустя уходила, оставляя после себя лишь пустоту. Хаос клубился вокруг, проникал во все щели. Цепи затягивались всё сильнее, и золотой ихор мерно стекал вниз, сочась из пробитых рук и ног.

Миры умирали один за другим, а боги — следом за ними.

Всё было беспорядочным, безумным, непредсказуемым. Кровь смешивалась, — алая, синяя, чёрная, золотая, — наполняя реки и пустые пространства, окружившие огромные мёртвые города. Стены возводились и рушились по мановению невидимой руки, оставлявшей чёрные отпечатки пальцев и запах дыма.

Всё умирало из-за хаоса и возрождалось из-за магии.

Всё умирало из-за магии и возрождалось из-за хаоса.

Анка была права. Они — лишь дети магии и хаоса.

Их судьбы — это результат божественной игры, замысла, которого им не понять.

Лишь когда Минерва отняла руку, Андер понял, что крик, который он всё это время слышал, был его собственным. Цепи вдавливались в тело, разрывая кожу и старые шрамы, давя на мышцы и кости. Лоб, к которому Минерва прикладывала руку, горел, будто на него поставили клеймо. По щекам текли слёзы. Мысли путались. Андер не понимал: запах дыма ему померещился? Крики, слышимые в рёве пламени, были плодом его воображения? Он действительно лишь один из многих — из тех, кто был ребёнком магии и хаоса?..

Где скрыта правда?

Всё, чего Андер хотел, так это спокойно жить со своей семьёй. Да, он принял часть Силы и поклялся скрывать тайны Йоннет. Но он мог защитить своих любимых. Он мог спрятать их. Всё, чего он хотел, так это немного спокойствия и счастья для них.

Это и впрямь было с ним?..

Кто такой Андер на самом деле?

Несколько теней подползло к нему. Краем глаза Андер заметил небольшую змею, которая замерла, так и не приблизившись к нему вплотную. Остальные тени оплетали его ноги, руки и тело, медленно заползали сквозь раны под кожу, сдавливали шею. Но змея не двигалась, будто хотела внимательно изучить его.

Андер ничего не понимал.

Минерва, тряхнув головой, сделала шаг к нему. Её пальцы почти коснулись лба Андера, когда послышался топот множества ног, крики и лязг металла. На Андера хлынула кровь — из пробитой груди Минервы. Тени мгновенно взвились, зашипели и зарычали, превращаясь в чудовищ. Вспышки неяркого света и огня появлялись то тут, то там, но Андер видел только меч, торчащий из груди Минервы.

Перед глазами всё расплывалось: он даже не увидел, кто или что оттащил Минерву назад. Тело, ещё недавно изнывавшее от боли и чувствовавшее на себе гнев тёмных созданий, — или это не ему пробили руки и ноги, повесив на стену, как какой-то трофей?.. — вдруг вообще перестало чувствовать. Оно не среагировало даже на магию, когда та засияла вокруг него.

Звуки битвы отошли на второй план. Свет, разрезавший тьму, вспыхивал и гас. Отовсюду лилась кровь. Звон, стоящий в ушах Андера, и образы, проносившиеся перед его глазами, никак не желали исчезать.

Миры умирали один за другим, а он был здесь, в этой тюрьме, за тысячью печатями, которые кто-то разбил, и видел, как Алеандро вновь разил своих врагов.

Серебро в волосах, зелень в глазах — да, это точно был он. Бог, вместе с Айриноул породивший эльфов, гордый воин с посеребрённым копьём.

Вот только Андер не видел этого копья сейчас.

***

— Ваше Величество, — несмело начал Беро, сложив ладони перед собой, — я думаю, что…

— Закрой рот! — рявкнула Ариадна, метнув на него дикий взгляд. — Пошёл вон! Убирайся и займись делом!

Беро без лишних пререканий поклонился и, так и не подняв головы, вышел из маленькой гостиной. В самый последний момент Данталиону показалось, будто маг бросил на него сочувствующий взгляд.

Хотя, может быть, это было не сочувствие, а осуждение. Данталион никогда не умел угадывать эмоции Беро, да и было совсем не до них.

— А ты что мнёшься?! — Ариадна обернулась к Сионию, который, кажется, старательно делал вид, что крики королевы — это вполне нормальное явление. — Отдельное приглашение нужно?

— Ваше Величество… — начал было Сионий, но Ариадна, вскинув руку, заставила его замолчать.

Данталион впервые видел, чтобы королева была так зла. Её чары пропитывали воздух до того сильно, что становилось трудно дышать. Где-то мерцали искажения, вызванные чрезмерным использованием магией Сионием, Беро и магами-целителями, теперь подчёркиваемые чарами Ариадны.

Данталион понятия не имел, почему она была настолько разгневанной. На изучение туннелей они потратили от силы пару часов, и за это время, кажется, ничего сверхъестественного не случилось. Ничего, кроме Минервы, которая едва не убила Шераю.

Так как именно она была единственным целителем в особняке Гилберта, Сионий и Беро доставили их к феям, где Шерае тут же оказали помощь, окружили чарами и магией, которые спасли ей жизнь. Но королева была зла вовсе не потому, что из-за простого мага многие феи переполошились и были вынуждены в срочном порядке помогать целителям. Ариадна, вообще-то, поступила так, как и должен поступать лидер коалиции, и лишний раз доказала, что именно за ней закреплено главенство. Но с чего она так злилась?..

Всё, вообще-то, обошлось. Да, Шерая едва не умерла, но не умерла же. Тень Эйкена и магия Сиония привели Данталиона к ней очень даже вовремя. Сам Сионий позаботился о Шерае сразу же, как она вытащила их из туннелей, а Беро организовал лечение у фей. Магия медленно, но верно восполнялась, и больше жизни Шераи ничего не угрожало. Ни Ариадне, ни Данталиону не было смысла и дальше торчать в этой гостиной, соединённой со спальней, где феи и расположили Шераю.

Но королева, как и всегда, имела свои планы, которыми ни с кем не делилась. Она, должно быть, даже не помнила, что не может силой удерживать Данталиона во дворце, не может приказать ему остаться или убраться восвояси. Но она смотрела на него так, будто действительно имела власть над ним. Будто она — единственная из коалиции, кто ещё сохранил разум.

Хотя, может, так оно и было.

— Вы все просто идиоты… — прошипела королева, приложив пальцы к виску. — Если бы могла, задушила бы вас собственными руками!

Данталион ей не ответил. Ариадна могла злиться, сколько угодно, но в её злости не было смысла. Это не она была в туннелях. Не она видела то, что столько лет отравляло душу и разум.

Данталион ущипнул себя за переносицу.

Он так и не сумел вытравить воспоминания, разрывавшие его сердце. Демонам хватило лишь нескольких секунд, чтобы убедить его в том, что он так рьяно отрицал.

Тереза и Беатрис знали, что это был он. Они умерли, зная, что виноват Данте, и Данталион ничего не мог с этим поделать.

Он так отчаянно хотел, чтобы это было ложью.

— Приведите ко мне мальчишку! — вдруг выкрикнула королева, неизвестно для чего топнув ногой.

Двери тут же раскрылись, но в помещение вбежал не Эйкен, ждавший выговора под наблюдением двух рыцарей, а Беро в сопровождении Айше, с ног до головы испачканной в крови. Быстрее, чем он успел что-либо осознать, Данталион поднялся с дивана и приготовился к атаке.

— В-ваше Величество, — запнувшись, начал Беро, — госпожа Айше прибыла с посланием от короля Джулиана.

Из-за спины Беро выглянул стоящий в дверях Эйкен. Данталион был уверен, что мальчишка сбежит, — ведь Шерая, которая должна была позаботиться о нём, временно выбыла из строя, — но он даже не возразил, когда Беро и Сионий сказали, что ему лучше отправиться к феям, а не вернуться в особняк. Он и теперь не предпринимал попыток сбежать. Стоял на месте, смотря на них из-под упавших на глаза тёмных волос, и почёсывал маленькую Змею, лежащую у него на руках.

— Ваше Величество, — поклонившись, начала Айше после того, как королева взмахнула рукой, позволяя ей говорить. — Мы выследили место, где скрывались демоны, взявшие госпожу Сибил под контроль.

— И? — требовательно выдала королева.

— Мы застали их врасплох, Ваше Величество. Минерва, напавшая на госпожу Мур, мертва. Наш король лично обезглавил её и сжёг её тело.

Вплоть до этого момента Данталион и не представлял, насколько сильно он был напряжён. От слов Айше всё его тело будто расслабилось, с губ сорвался совсем тихий облегчённый вздох.

Данталион не понимал, что с ним. Переживать за Шераю бессмысленно, как и сокрушаться из-за того, что Минерва оставила ему парочку ран. И всё же…

— Мы спасли пленника, — несмело продолжила Айше, смотря себе под ноги. — Мы не знаем, кто он. Наш король обращается к вам за помощью и просит, чтобы ваши чары помогли.

Ариадна кивнула, но будто машинально, совсем не вникнув в услышанное. Эйкен, всё ещё стоящий в дверях, крепче обнял Змею, и та, как кошка, прильнула к нему.

— Это Андер, Ваше Величество, — едва слышно произнёс Эйкен. Все разом обернулись к нему, но он, ничуть не смутившись, добавил: — Когда моя тень нашла госпожу Мур и привела к ней господина Данталиона, я отправил Змею следить за… За Минервой, Ваше Величество. Я нашёл их укрытие и привёл туда короля Джулиана с его охотникам.

Данталион против воли усмехнулся. Мальчишка-то, оказывается, был смекалистым и вовремя подсуетился, чтобы не только поймать Минерву, но и доказать, на чьей он стороне.

На слабый след Минервы маги напали сразу же, как Шерая вывела их из туннелей, и король Джулиан лично возглавлял своих охотников. Однако если бы не Эйкен, неизвестно, сумел бы хоть кто-то отыскать укрытие тёмных созданий.

Это было так просто и логично: использовать хаос, чтобы отыскать ещё больше хаоса.

Но если Шерая и Марселин узнают, какому риску себя подвергал Эйкен, их обоих хватит удар.

— Разве ты не должен был следовать приказам госпожи Мур, мой мальчик? — обманчиво сладким голосом уточнила королева. — Она доверилась тебе, попросила о помощи, а ты её предал. Разве ты должен был отправлять тень вслед за Минервой, которая, позволь тебе напомнить, едва не убила одного из наших сильнейших магов?

— Я… — растерянно начал Эйкен, но Данталион, чертыхнувшись, тут же прервал его:

— Я ему приказал.

Эйкен испуганно уставился на него. Змея, ютившаяся на его руках, вдруг повернула голову в их сторону.

— Когда его тварина привела меня к Шерае, я приказал, чтобы он отыскал следы Минервы. Разве не в этом был смысл, а? Найти Минерву. Узнать, кто ещё стоит за порабощением и убийством Сибил. В конце концов, спасти какого-то там Андера, как завещали нам наши славные сальваторы.

Ариадна разъярённо сверкнула глазами, посмотрев на него, но Данталион не был напуган, нет. Весь его страх остался в Неаполе, в простой маленькой квартирке, где им едва хватало места, которую хаос Минервы воссоздал в мельчайших подробностях. Брызги крови, истерзанное тело Беатрис, крики Терезы и её ужас — всё было точно таким, каким помнил Данталион.

— Это правда? — властно спросила Ариадна, обратившись к Эйкену.

Тот быстро закивал. «И впрямь смышлёный», — подумал Данталион.

Выждав мгновение, королева, презрительно фыркнув, махнула Беро рукой и скомандовала:

— Верни мальчишку домой.

— Как прикажете, Ваше Величество.

— А как же госпожа Мур? — робко поинтересовался Эйкен, ещё крепче прижав к себе тень.

— Пусть пока побудет под нашим присмотром, — тихо ответил Беро, положив ладони ему на плечи. — Господин Сионий пообещал остаться в особняке, и с ним вам ничего не угрожает. Как только госпожа Мур проснётся, она, я уверен, захочет вернуться. Но пока ей лучше побыть у нас.

Он продолжал убеждать Эйкена, уводя его как можно дальше от королевы, Данталиона и Айше, всё ещё смотрящей себе под ноги.

— Если твой король желает моей помощи, — сказала Ариадна, и Айше, вздрогнув, обратилась во слух, — пусть сам явится ко мне. Я не намерена бежать к нему по первому же зову. Свободна.

Поклонившись, Айше вышла, и двое рыцарей, до этого следивших за Эйкеном, тихо закрыли двери.

— А я что, реально дождусь особого приглашения? — фыркнув, уточнил Данталион.

Не то чтобы у него были силы на глупые шутки или споры. В чужих словах и шагах он слышал крики Терезы, звук, с которым нежная шея Беатрис ломалась, и рычание, вырывавшееся из груди.

Но то был Данте, и королеве плевать на него. Она — лидер коалиции, такая же, как и Данталион, и они должны были решать проблемы, свалившиеся на их головы. Даже если король Джулиан действительно убил Минерву и спас Андера, — в чём Данталион, честно говоря, сомневался, — они всё ещё не знали, где прячутся предатели.

— Завтра состоятся похороны, — вдруг сказала королева. Тихо, безжизненно, будто и не она всего минуту назад была готова растерзать каждого, кто просто смотрит на неё.

— Меня, если честно, не волнует, сколько эльфов погибло сегодня. Пусть с этим разбирается их король.

— А я и не об эльфах.

Данталион насторожился.

— Знаешь, мы едва не лишились ценных ресурсов. Шерая. Йозеф. Сионий. Сам Джулиан, в конце концов. Даже этот мальчишка с тенями. Демоны дышат нам в затылок, убивают нас, точно насекомых, а мы ничего не можем с этим поделать. Сальваторы исчезли. Демоны лезут из всех брешей. Кто-то зовёт их, я знаю, но для чего? Кто командует ими?

— Понятия не имею, — нетерпеливо выпалил Данталион, опустив плечи. — Ты долго будешь терроризировать меня своей тупой философией? Я, если ты не забыла, тоже чуток ответственный. У меня есть дела.

— Твоё дело заключалось в том, чтобы никто не пострадал, — резко ответила Ариадна. — Шерая едва не погибла, а Джулиана никто не сумел остановить. Ты отправил ребёнка в логово к демонам!

— Во-первых, ему тринадцать, он ни хрена не ребёнок! Во-вторых, я отправил его тень, а не его самого.

— Это не отменяет того факта, что ты пренебрёг своими обязанностями! Мы ведём коалицию, Данталион! — неожиданно громко и властно продолжила королева, приблизившись к нему. — И если это будет продолжаться, мы приведём её к войне. Не к столкновениям, преследованиям или охоте. К настоящей войне. Если мы не справимся, этот мир падёт, как и все остальные, и ничего не останется.

На последних словах её голос понизился до шёпота, а по щекам полились слёзы. Данталион окончательно растерялся.

Королева фей не плачет. Она использует чары Сердца и меч, чтобы уничтожить любого, кто посягнёт на жизни или гордость её подданных. Не зря говорят, что феи куда опаснее эльфов и что оружие, которое они создают, намного сильнее.

Но королева фей плакала, и Данталион не понимал, из-за чего. Его сердце всё ещё билось в горле, где застряли крики и слова, которые он не мог произнести из-за хаоса Махатса и Кемены. Воспоминания всплывали одно за другом, не оставляя ему ни секунды на передышку. Пугающее прошлое кусало за пятки, кровавое настоящее смотрело в глаза, а тёмное будущее, окрашенное только хаосом, дышало в затылок.

— Это была Камилла, — выдохнула Ариадна, смотря ему в глаза.

Данталион замер.

— Что?

— Фея, чьи видения становились лишь сильнее. Это была Камилла, — шёпотом повторила Ариадна, её тело начала бить мелкая дрожь. — Я увидела это в её душе. Хаос сломил её, запер внутри, и я видела, как она кричала. Она была рядом, а я не смогла этого понять… Она убила себя сегодня. Перерезала себе горло, перед этим сказав, что видит, как сальваторы сражаются друг с другом. Она…

Голос королевы сорвался, и она, прижала ладонь ко рту, подавив всхлип. Данталион понятия не имел, что ему делать.

Утешать королеву — не его задача. Он помог только один раз, и то потому, что больше никто не мог. Они, кажется, даже друзьями не считались. Всего лишь сигридцы, которые пытаются выжить.

Кое-как выровняв дыхание, королева посмотрела на него, — будто этой мучительной минуты не было, будто Данталион лихорадочно не думал о том, следует ли ему сделать хоть что-то, — и прошептала:

— Моя милая Камилла… Моя милая Камилла видела, как Третий убивает Первую. Сказала, что золото обагрится кровью, и убила себя, сдавшись под натиском хаоса. Всё это время моя Камилла была во власти демонов, а я…

Не выдержав, королева упала на колени и, вцепившись в ткань платья на груди, громко, отчаянно закричала.

Глава 9. Мертво и пустынно кругом

— У нас нет времени на твои фокусы, — проскрежетал Маракс, хлопая крыльями.

— Это не фокусы, — огрызнулся Иснан, протянув руку к древней фреске, возле которой и остановился. — Ты разве ничего не слышишь?

— Только твою болтовню, щенок.

— О, Хайбарус, вы и пяти минут не можете провести в тишине? — раздражённо пробормотал Карстарс.

Маракс тут же ответил ему, но Иснан мгновенно потерял интерес к только-только начавшемуся спору. Обычно ему даже нравилось наблюдать, как Карстарс придирался к Мараксу при любой возможности, как доказывал, что тот владеет хаосом далеко не так хорошо, как сам Карстарс, однако сейчас Иснану было не до этого.

Лабиринт пугал его, — в чём он, разумеется, никогда бы не признался, — но и завораживал. Здесь не было ничего из привычного ему мира, и хаос сплетался с магией, принося тысячи голосов, ощущения чужих взглядов и запах горящего дерева.

Вход в Лабиринт отыскали демоны Карстарса, которые начали собираться вокруг него едва не с первой минуты после их появления в этом мире. Дикие Земли и впрямь были его территорией, где он знал каждый сантиметр. Несмотря на то, что последняя Башня, воздвигнутая им, была уничтожена, а Карстарс пострадал из-за сальваторов, он ни на мгновение не показывал слабости или сомнений. И он без лишних вопросов последовал в Лабиринт вслед за Иснаном, тогда как Маракс пытался выбить из Второго подробные объяснения.

Их, в сущности, практически не было. Иснан шёл вслед за своей магией и хаосом, который тонкой нитью тянулся к самому Хайбарусу. Король ждал его в недрах Лабиринта, направлял и помогал, закрывая и открывая другие входы по своему усмотрению. Это доказывало, что Хайбарус был достаточно силён, чтобы противостоят сразу трём сальваторам, что, в свою очередь, ставило Иснана в тупик.

Это место отзывалось на его магию. Некрополи показывали свои истории, отстраивались и рушились, пока Иснан брёл по их улицам, ведомый хаосом. Из глубин океанов и морей поднимались горы, верхушками касавшиеся небес, усеянных звёздами. Дороги переплетались между собой, складывались в один длинный широкий путь, со всех сторон окружённый туманом, бездной и гробовой тишиной. Лабиринт менялся по собственной воле и чуть реже — по воле Слова. С Лабиринтом произошло или до сих пор происходило нечто, что раз и навсегда изменило его основную структуру и что оставалось для Иснана загадкой.

Почему он не мог пройти Лабиринт, хотя был сальватором? Почему вынужден изучать каждое новое место с Мараксом и Карстарсом, надеясь отыскать подсказки? Почему Хайбарус, открывший для них вход, не может провести сразу к себе?

Почему он вообще зовёт Иснана к себе?

«Думай, — терпеливо повторял Ренольд, игнорируя протесты Иснана и его требования не подавать голоса. — Все ответы давно перед тобой».

Иснан не был в этом так уверен. Да, Хайбарус привёл его в этот мир, помог войти в Лабиринт, но что ему нужно от Иснана на самом деле? Они, вроде как, заключили сделку: Иснан поможет королю, а тот назовёт имя, которое сальватор слышал, но никак не мог запомнить.

Здесь, в Лабиринте, мерзкое ощущение, будто за ним постоянно наблюдают, стало только сильнее. Иногда краем глаза Иснан видел размытые силуэты, предметы интерьера, яркие, колышущиеся мазки. Слышал чужие голоса, крики и смех, чувствовал запах человеческих тел и горящего дерева. Какое-то имя постоянно повторялось, но Иснан никак не мог его запомнить.

Маракс и Карстарс ничего не замечали.

Им, в отличие от Иснана, в Лабиринте было значительно хуже. Несмотря на старания Хайбаруса, Лабиринт по большей части всё ещё был местом, где когда-то ходили боги. Их магия и ихор пропитали собой каждый клочок этого таинственного пространства, а Блуждающие Души, изредка появляющиеся, но никогда к ним не приближавшиеся, напоминали, что власть Хайбаруса над этим местом хрупка.

Он король демонов, но не бог. Зато Иснан благодаря связи с Ренольдом был близок к богам, и его Слово — ключ, который был нужен Хайбарусу.

Вот только Иснан не понимал, для чего.

Он искал подсказки везде, даже во фреске, которая появилась перед ним всего несколько минут назад. Длинный пустой коридор казался бесконечным, вместо потолка — тёмное звёздное небо, а вместо пола — стекло, за которым скрывалась бездна. Лабиринт вновь изменился, оставив позади один из мёртвых городов, который они изучали, и сформировался в нечто, что заинтересовало Иснана.

Фреска была абсолютно белой и изображала две высокие башни с окнами, на которых были решётки. Иснан бы и не обратил на них внимания, если бы не услышал, как из башен доносятся чьи-то голоса: юные, тихие и отчаянные. Кто-то был заперт внутри, и Иснан слышал, как неизвестные стенали, просили прекратить что-то и отпустить их.

Маракса и Карстарса, всё ещё спорящих, фреска совершенно не интересовала.

«Думай, — вновь проговорил Ренольд, поднимая его руку и кладя на изображение одной из башен. — Все ответы давно перед тобой».

«Это просто фреска», — возразил Иснан.

«Разве? Это фреска, которая появилась в Лабиринте. Ты ведь слышишь голоса, запертые внутри, верно?»

«Я не понимаю, что они кричат».

«То же, что кричал ты».

— Эй, щенок! Долго ещё будешь пялиться в пустоту?

Иснан моргнул и озадаченно уставился на пустую белую стену. Фреска исчезла, ничего после себя не оставив. И судя по разъярённому взгляду Маракса, произошло это не мгновение назад.

Иснан нервно сглотнул. Пытался ли Хайбарус таким образом передать ему какое-то послание? Или же сам Лабиринт общался с ним, чувствуя в нём магию сакри?

Он ничего не понимал. В Лабиринте смешались магия богов и хаос демонов, но Иснан не чувствовал, чтобы они боролись между собой или пытались склонить его на одну из сторон. Они словно изучали его, действуя сообща, подкидывая подсказки и проверяя, сумеет ли Иснан разгадать их.

Одно он сумел понять наверняка: в Лабиринте крылось нечто, что могло полностью изменить его представление о магии и хаосе. Нечто, что могло помочь ему избавиться от контроля демонов. Маракс и Карстарс ничего не чувствовали и не видели, но Иснан был особенным.

Он был близок к богам, как никто другой.

***

Пайпер чувствовала себя обманутой, видя не Некрополь, простиравшийся внизу, а белую пустыню и абсолютно чистое небо. Огромные врата, ещё минуту назад бывшие за их спинами, исчезли.

— Это Лабиринт, — напомнил Фортинбрас, в последний момент схватив за воротник куртки ринувшегося вперёд Николаса. — И он может перестраиваться так, как ему угодно. Я, честно говоря, и не рассчитывал, что мы окажемся сразу в Некрополе.

— Но в прошлый раз здесь был Некрополь, да? — уточнил Стефан.

— Именно.

— Что ж, ладно. Не то чтобы я сильно удивлён. Кто-нибудь удивлён?

Гилберт покосился на него, как на умалишённого. Хотя, может быть, он просто пытался убить Стефана взглядом. За всё утро Гилберт не произнёс ни слова, и Пайпер не представляла, что у него на уме и какие планы он вынашивает.

— Как тут ориентироваться? — проворчала Твайла, прикрыв глаза от палящего солнца.

— Магия подскажет, — ответил Фортинбрас.

— Чудесно, — фыркнув, Твайла закатила глаза. — Обожаю, когда ваша магия решает все наши проблемы.

— А я обожаю, — достаточно резко произнесла Клаудия, и все взгляды тут же обратились к ней, — когда все молча стоят на месте и не мешают мне.

Стелла едва не подпрыгнула — то ли от нетерпения, то ли от страха.

— Что-нибудь чувствуешь?

— Желание бросить вас здесь, если вы сейчас же не заткнётесь.

Стелла заулыбалась и активно закивала головой. Клаудия покосилась на Фортинбраса, и тот, кивнув, сложил руки на груди. Все звуки будто разом стихли.

Пайпер почувствовала себе обманутой дважды.

Думая о Некрополях, она представляла себе настоящие подземные города, от которых к Лабиринту вели туннели. Пайпер и мысли не допускала, что они окажутся в пустыне, что гигантские врата из белого камня исчезнут сразу же, как Стефан, замыкавший их небольшую процессию, перейдёт границу.

Это произошло мгновенно, будто по щелчку пальцев. Пайпер даже не успела осознать, что Джинн, Киллиан и Эйлау, сопровождавшие их до врат, остались по ту сторону. Что они остались фактически в другом мире, а за вратами простирался ещё один, таинственный и опасный, всё это время граничащий с Дикими Землями.

Пайпер было страшно. И как только Фортинбрас столько лет справлялся? Зная, что совсем рядом скрыто нечто настолько пугающее, он добровольно прошёл через врата вместе с Клаудией, следуя за зовом Блуждающих Душ…

— Эй.

Пайпер пискнула и едва не подскочила на месте. Фортинбрас, аккуратно взяв её руку, наклонился, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и сказал:

— Лабиринт будет давить на твой разум, запутывать, показывать то, чего ты не хочешь видеть. Но пока мы с Николасом рядом, тебе нечего бояться. Мы справимся.

Пайпер постаралась выдавить уверенную улыбку.

— Просто это как-то…

— Что?

— Это… Странно, — всё-таки подобрала Пайпер подходящие слово. — Я всё ещё не могу поверить, чтобы мы, люди, смогли спасти богов.

— Люди, великаны и тёмное создание, — уточнил Фортинбрас.

— Хватит умничать, — пробормотала Пайпер.

— Но я не умничаю…

Пайпер закатила глаза.

На самом деле вот это было страннее всего: осознавать, что привычный мир никогда не выстроится в единую картину, что новые детали будут появляться постоянно, и при этом делать вид, что она готова к этому. Притворяться, будто она не хотела продлить единственный час спокойствия, бывший этим утром, на целую вечность.

Всё было так хорошо, но теперь они в Лабиринте, и надеяться могут только на магию сакри да на проклятие Клаудии. И Пайпер, как бы сильно ни храбрилась, не была уверена, что выдержит это.

— Мне очень страшно, — совсем тихо произнесла она, боясь, как бы её не услышал дядя Джон. Он и так то и дело косился на них, будто был уверен, что может случиться что-то странное или что Фортинбрас ни с того ни с сего решит убить её.

Не то чтобы Пайпер было неуютно под взглядом дяди Джона. Но их разговор никак не шёл у неё из головы, и казалось, будто он точно знает, что этой ночью она спала не у себя в покоях.

А может быть, он просто догадался — немного понаблюдал за тем, как на неё косится Гилберт, сопоставил это с тем, что Киллиан вдруг захотел поговорить с ней наедине перед тем, как они отправились к вратам, и пришёл к вполне логичному выводу. Но если это было так, и если дядя Джон был этим недоволен, он не вмешивался.

— Всё будет хорошо, — так же тихо ответил Фортинбрас. — Но если хочешь, ты можешь вернуться и…

— Вот только не надо меня отсылать, — перебила Пайпер. — Да, я хочу вернуться, но вас я не брошу. Мы одной магии, и мы сделаем это вместе.

Хотя, конечно, ей не очень этого хотелось. Но Пайпер уже привыкла игнорировать свои желания и, притворяясь, делать то, чего она совершенна не понимала.

Отправиться в другой мир и пройти магический Лабиринт? Боги, да пару месяцев назад её главной проблемой был сломавшийся фотоаппарат. Прошлая Пайпер ни за что бы не поверила, что бывают проблемы и похуже.

Судя по всему, только она и была напугана происходящим. Вокруг, не считая их самих, — ни души, только растрескавшаяся земля, далёкие невысокие барханы и палящее солнце, жара которого Пайпер совсем не чувствовала. Даже напряжение, до этого витавшее в воздухе, куда-то исчезло. Николас нетерпеливо прыгал на месте, оглядываясь по сторонам, и о чём-то переговаривался с Твайлой. Стелла уже устала ждать, когда Клаудия заговорит, и начала спрашивать Стефана о том, чувствует ли он что-то странное. Дядя Джон, — кто бы сомневался, — всё ещё поглядывал в их сторону, тогда как Кит косился на Марселин, которая пыталась вытянуть из Гилберта хотя бы одно слово.

Благодаря магии целителей и стараниям Марселин в частности Гилберт вновь был на ногах, и многочисленные синяки и кровоподтёки, оставшиеся после боя с Катоном, его совершенно не волновали. Он, казалось бы, даже не обращал внимания на повязку на левом глазу, которую Марселин запретила снимать до её особого распоряжения. И все делали вид, будто это нормально.

Никто не задавал вопросов. Никто не пытался помочь. Исключением была разве что Марселин, но таков был её долг, и с этим, пожалуй, никто не мог поспорить. Только она вилась вокруг Гилберта, будто его жизнь до сих пор висела на волоске, и отказывалась отступать.

Пайпер была уверена, что именно поэтому Гилберт до сих пор молчал и предпочитал делать вид, будто ничего сверхъестественного не произошло.

— Я слышу, — наконец сказала Клаудия и, не давая никому даже секунды на размышления, шагнула вперёд.

Пайпер огляделась. Вокруг всё ещё было пусто и мертво, на многие мили вокруг — ни единого признака жизни. Но Клаудия уверенно прошла на несколько метров вперёд, остановилась и, задумавшись на секунду, повернула голову вправо. Пайпер повторила за ней, но ничего и никого не увидела.

— А что конкретно ты слышишь? — всё-таки спросил дядя Джон.

— Блуждающие Души, — невозмутимо ответила Клаудия.

— Но ведь здесь никого нет, — возразил Кит.

Клаудия посмотрела на него, как на недоразумение, и возвела глаза к небу. Затем вдруг нахмурилась, запрокинула голову и застыла.

Пайпер всё ещё ничего не чувствовала. Разве её магия не должна была хоть как-то реагировать на это место? Минуты назад Пайпер чувствовала страх, была готова разрыдаться из-за него, но теперь — ничего. Будто они и не в Лабиринте, который, если верить Райкеру, пытался подавить магию сакри.

— Я слышу голоса, — сказала Клаудия, повернувшись к ним, — но не понимаю, о чём они говорят. И я слышу треск огня.

— Это же просто маленький костёр, да? — перепуганно уточнил Николас.

— Я не знаю, — достаточно резко ответила Клаудия. — Треск огня — это не голоса мёртвых. Я не должна была его услышать, но услышала.

— Думаешь, Лабиринт раскрывает твоё проклятие с новой стороны? — отрешённо спросил Фортинбрас, сосредоточенным взглядом обводя линию горизонта и барханы, возвышающиеся вдалеке.

— Или пытается его подавить. Здесь были Блуждающие Души, но они исчезли, как только я поняла, что слышу треск огня. Звук был такой, словно… Словно что-то горело, какое-то здание. Мне показалось, что я слышу крики и…

Неожиданно она дёрнула головой и, вновь повернувшись, замерла на месте. Краем глаза Пайпер заметила, как Стефан, сжав кулаки так сильно, что хрустнули костяшки, начал оглядываться. Энцелад напрягся и снял со спины лук Дионы, так и не дождавшись какой-либо команды от Гилберта, — Пайпер видела, как рыцарь смотрит на него, и знала, что Гилберт тоже это видит, но почему-то продолжает делать вид, будто мира вокруг и людей в нём просто не существует.

— Клаудия, — тихо, но настойчиво позвал Фортинбрас, встав рядом с ней. — Что ты слышишь?

— Голоса, — неуверенно ответила Клаудия, закрывая глаза и прислушиваясь. — Я слышу два детских голоса, один — взрослой женщины и… Не понимаю. Они спорят из-за того, может ли мальчик залезть на дерево? Это очень странно.

Поймав озадаченный взгляд Марселин, Пайпер смогла только пожать плечами. Обычно Клаудия не расщедривалась на объяснения, а Фортинбрас понимал её с полуслова, иногда даже с одного взгляда. Сейчас, однако, даже он выглядел растерянным — смотрел на Клаудию так, будто она вдруг заговорила на совершенно другом языке, из которого он ни слова не знал.

— Высокое дерево, — продолжила Клаудия, помолчав немного. — Много детей, они спорят о чём-то…

— Я чувствую, — вдруг встрял Николас, подскочив к Клаудии. — Их действия, магию и хаос. Я чувствую то, что ты слышишь.

— И что это значит? — устало спросил дядя Джон.

Николас быстро оглянулся на него, тряхнул ладонями и, выдохнув, закрыл глаза. Вокруг него разлилась магия, поначалу едва светившаяся: тонкие фиолетовые нити оплетали руки, ноги и тело Николаса, мягко касались его лица и вытягивались во все стороны, плавно огибая каждого из них.

Постепенно нити стали стягиваться в разные точки, и всего через несколько мгновений сформировали отдельные образы и предметы, которые Пайпер пусть и с трудом, но узнала. Огромное дерево метрах в трёх от них состояло из тончайших светящихся нитей магии, вспышки фиолетового на ветвях напоминали крохотные листья. Под деревом было несколько невысоких фигур, также сформированных магией. Одна из фигур отделилась и, запрыгнув на ствол дерева, полезла вверх.

— Дети просто лезут на дерево, — раздражённо пробормотал Энцелад, первым нарушив тишину.

— Одна из Блуждающих Душ говорила, что здесь скрыт давно похороненный страх.

— А Блуждающая Душа не могла сказать что-то более конкретное?

Позади дерева стали вырисовываться и другие очертания: невысокий забор, несколько кустов, возвышающийся наподалёку дом и человека, появившегося на пороге. Кажется, он что-то крикнул: рот его открылся, но до них не долетело ни звука. Однако дети тут же бросились врассыпную, и ребёнок, почти долезший до верха, спрыгнул вниз, зацепившись за ветку, дёрнул рукой и, подскочив на ноги, побежал. Нити магии распались, едва только образ ребёнка пронёсся мимо Николаса.

— Это всё, — сказал он, открыв глаза. — Дальше Движение не видит.

— И в чём тут смысл? — вновь спросил Энцелад.

Пайпер впервые за долгое время видела, чтобы он был так заинтересован в происходящем — но, похоже, он просто задавал вопросы, которые Гилберт решил не озвучивать, предпочитая игнорировать всех и вся.

— Здесь скрыт давно похороненный страх, — задумчиво повторила Клаудия, постучав пальцами по подбородку.

— Спасибо, это мы уже поняли, — огрызнулся Энцелад.

— Закрой рот, пока я не вырвала тебе язык, — в том же тоне ответила Клаудия.

Стефан удивлённо присвистнул. Энцелад скрипнул зубами и, кажется, был готов ответить, когда земля начала дрожать.

— Это не я! — испуганно крикнул Николас. — Лабиринт перестраивается!

Пайпер не успела даже приготовиться, когда из земли, раскалывая её, появились огромные колонны и стены, окружившие их со всех сторон. Песок и трещины исчезали, будто их никогда и не было, далёкие барханы растворялись в воздухе, а солнце мгновенно спряталось за высоким потолком, непостижимым образом появившегося над их головами. Пайпер сглотнула, инстинктивно шагнула поближе к дяде Джону и даже нащупала его руку, когда дрожь, казалось бы, сотрясла всё помещение. С потолка посыпались пыль и мелкие камни, в ноздри ударил тошнотворный запах крови и гнили. К горлу Пайпер подступила тошнота.

— Что за?..

Не сразу, но она поняла, что Гилберт наконец заговорил. Он сделал шаг вперёд и, потрясённо переглянувшись с Фортинбрасом, качнул головой.

Пайпер смотрела на Гилберта, не мигая, уверенная, что он скажет хоть что-нибудь, но великан молчал, до скрипа сжимая челюсти, и прожигал Фортинбраса ненавистным взглядом.

— Что это за место? — совсем тихо пролепетал Николас, крепкодержа Твайлу за руку.

Пайпер огляделась и едва сумела сдержать испуганный возглас. Лабиринт перестроился, явив им тронный зал ребнезарского дворца, но на этот раз здесь не было имён павших или многолетнего запустения, которое она видела. Здесь были десятки трупов, валявшихся на полу, точно изломанные куклы, и почти у самых тронов, целых и невредимых, лежали тела короля Роланда и королевы Жозефины.

Пайпер не то чтобы узнала их — скорее догадалась по тому, как побледнел Фортинбрас, как взвился Гилберт, как Клаудия, пустым взглядом смотрящая перед собой, вдруг стрельнула в Третьего глазами. Стелла, державшаяся поблизости, ошеломлённо оглядывалась.

— Какого ракса?! — рявкнул Гилберт, и Фортинбрас, Пайпер была готова поклясться, даже вздрогнул.

Он повернулся к Гилберту, но ничего не сказал, только опустил плечи и голову.

Пайпер ничего не понимала. Фортинбрас признался, что убил свою семью, потому что они перерождались в демонов, но не уточнял, как именно это произошло. Она знала, что это было здесь, — точнее, в настоящем тронном зале ребнезарского дворца, — но и подумать не могла, что Лабиринт сумеет так точно воспроизвести один из худших кошмаров Фортинбраса.

Неужели всё это было именно так? Здесь было так много великанов, так много крови, и король с королевой…

— Отвечай мне! — выкрикнул Гилберт, сделав шаг к Фортинбрасу. Тот, что сильно удивило Пайпер, наоборот, отступил назад.

Никто не шевелился. Никто ничего не говорил. Воздух пах кровью и гнилью, и Пайпер казалось, будто стены кровоточат, но, может быть, то было лишь плодом её воображения.

— Это Лабиринт, — торопливо произнесла она, отпуская руку дяди Джона, который тут же попытался остановить её, но не успел. Пайпер подошла ближе, встала перед Гилбертом и повторила то, что минуты назад ей говорил Фортинбрас: — Лабиринт будет давить на наш разум, запутывать, показывать то, чего мы не хотим видеть. Всё это не по-настоящему.

— Но это скрыто в его разуме, верно? — не унимался Гилберт. — Лабиринт лишь воссоздаёт то, что он когда-то видел и делал, да?

— Всё было не так, — несмело возразила Пайпер, о чём тут же пожалела.

Могла ли она вообще лезть в это дело? Во Втором мире Фортинбрас говорил, что не хочет, чтобы она вмешивалась, так с чего ему менять своё решение? Пайпер надеялась, что он доверяет ей достаточно, чтобы позволить помочь, но вновь ошиблась.

Фортинбрас вскинул голову, пронзив Гилберта пустым взглядом, и щёлкнул пальцами. Тела, лежащие по всему залу, стали меняться: за клубами тумана скрывались разорванные одежды, искривлённые конечности, растерзанные шеи и вскрытые грудные клетки. Тела вытягивались, съёживались, распадались на части и вновь собирались до тех пор, пока на месте мёртвых великанов не оказались мёртвые тёмные создания — их Пайпер узнала с первого взгляда.

Николас вновь вскрикнул, подскочив на месте.

— Это Лабиринт, — жёстко произнёс Фортинбрас, смотря на Гилберта. — И он всегда будет показывать то, чего ты не желаешь видеть. К тому же, — чуть тише добавил он, оглянувшись на троны и тела, лежащие возле них, — всё было не так.

— Что? — выпалил Гилберт.

— Всё было не так, — отстранённо повторил Фортинбрас.

— Объяснись!

Пайпер была уверена, что Фортинбрас ему не ответит, однако он удивил её: на секунду задумался, посмотрел на Гилберта и уже открыл рот, когда пол под ними пошёл трещинами. Пайпер тут же вцепилась в протянутую руку Фортинбраса и крепко сжала её.

Трещины распространялись по полу, колоннам и стенам, раскалывали камень и поглощали останки демонов. Пайпер пыталась приготовиться к удару, но его не последовало — исчезали только трупы, менялась обстановка вокруг. Стены и потолок обрушивались, вынуждая их постоянно прыгать из стороны в сторону, чтобы избежать удара, и открывали всё ту же пустыню, которая окружала их несколько минут назад. Земля вновь была усеяна останками демонов, ни одного сантиметра свободного пространства не осталось — останки медленно появлялись из ниоткуда, будто кто-то снимал ткань, делавшую их невидимыми. Но лишь когда последние куски расписного потолка провалились в глубокие трещины, которые тут же исчезли, Пайпер поняла, что они оказались не в пустыне. И в нескольких метрах от них, среди обугленных развалин какого-то здания, стоял человек.

Пайпер затаила дыхание. Рука Фортинбраса выскользнула из её руки, и она слишком поздно поняла, что он напуган.

Человеком, стоявшим среди развалин, был он сам. В разорванной одежде, с ног до головы покрытый синей и чёрной кровью. Он стоял к ним спиной, и Пайпер видела глубокие кровоточащие раны, ожоги и письмена на неизвестном языке, медленно плывущие по его коже.

Пайпер переглянулась с Клаудией, и та, поджав губы, медленно кивнула. Впервые на её лице был отражён настоящий страх, который она даже не пыталась скрыть. Потемневшие глаза метались от одного точки к другой, но когда Гилберт сделал шаг вперёд, Клаудия схватила его и оттащила назад, тихо зашипев.

— Это… магия, — осторожно произнёс Николас, неотрывно смотревший на Фортинбраса среди развалин, медленно, недоверчиво оглядывающего по сторонам. — Магия и хаос этого места показывают то, что когда-то сумели поглотить.

В голове Пайпер будто щёлкнуло.

— Это просто иллюзия, — торопливо добавил Николас, обернувшись к настоящему Фортинбрасу. — Она не причинит нам вреда. Просто… не знаю, на самом-то деле, зачем она. Не понимаю, что происходит. Но раз Лабиринт это показывает, значит…

— Не вздумайте ничего делать, — прервала его Клаудия, лишь на тон повысив голос. — Просто стойте на месте и ждите, пока всё закончится.

— Да что такого может… — начал было Гилберт, но тут земля вновь задрожала.

Пайпер напряглась, но трещин, готовых поглотить останки демонов, не появилось. Были только лёгкие, едва заметные вспышки голубого, появляющиеся то тут, то там. Она видела, как Фортинбрас, являющийся частью иллюзии, пытался призвать магию, и не понимала, почему у него ничего не получалось.

Он двинулся вперёд, даже не пытаясь обогнуть трупы: наступал на оторванные конечности, размозженные черепа и раскрошённые кости так, будто совсем их не замечал, и не переставал двигать пальцами, пытаясь призвать магию. Пайпер посмотрела на настоящего Фортинбраса, но он отвёл глаза, собрал руки на груди и поджал губы. Магия внутри него бурлила, грозясь не столько выплеснуться наружу, сколько расплавить ему кости — Пайпер это чувствовала. Она потянулась к его руке, однако Фортинбрас сделал шаг назад, так и не посмотрев на неё. Внутри Пайпер всё замерло от страха.

— Это точно иллюзия? — практически неслышно прошептал Кит, держащий оружие наготове. Фортинбрас-иллюзия как раз оказался всего в двух метрах от него, и Кит только сильнее напрягся. — Всё это как-то…

— Заткнись! — бросила Клаудия. — Просто молчи и жди!

Пайпер не была готова просто молчать и ждать. Кусочки мозаики вставали на место с каждым шагом Фортинбраса, показанным иллюзией из магии и хаоса, с каждой вспышкой голубых искр возле тел демонов. Пайпер сглотнула, чувствуя, как от ужаса волосы встают дыбом, и внимательно огляделась по сторонам.

Недалеко от них были тёмные развалины какого-то храма. Вокруг — ни души, только редкие кустарники и низкие деревья. Где-то далеко-далеко шумело море, которое она услышала только сейчас.

Пайпер вновь посмотрела на настоящего Фортинбраса и заметила, как по его щеке скатилась слеза. Её сердце упало в ту же секунду, когда, наконец, она поняла: Лабиринт воссоздал момент, когда Фортинбрас выбрался из первой Башни, в которую попал сразу после Вторжения.

На самом деле она не знала всех деталей. Фортинбрас не хотел говорить об этом, и даже если её любопытство было бесконечным, Пайпер подавила его. Даже никогда не сталкиваясь с ужасами Башни, она осознавала, что вспоминать о них мало кто хотел — и теперь, когда всё же на собственной шкуре испытала эти самые ужасы, ещё лучше понимала нежелание Фортинбраса говорить о случившемся.

Однако сейчас Лабиринт показывал всё, что тогда случилось, и Фортинбрас никак не мог этому помешать. Иллюзия была слишком реалистичной и точной, оттого и пугающей. И каждый из них, все двенадцать человек, включая самого Фортинбраса, видели, как он из прошлого безуспешно пытался использовать магию, а та почему-то не откликалась.

Наконец Фортинбрас-иллюзия остановился едва не в центре небольшого живого коридора, который они невольно создали, и посмотрел на свои руки. Он никого, кроме себя, не замечал, но Пайпер от этого было не легче. Она видела, с какой настороженностью следит за иллюзией Энцелад, как Гилберт внимательно изучает изуродованную спину Фортинбраса, как Марселин и Стефан то и дело переглядываются. Кит и дядя Джон стояли с оружием наготове, но даже они практически каждую секунду отвлекались и просто смотрели, как Фортинбрас-иллюзия щёлкает пальцами, хмурится, когда появляются только голубые искры, и вновь щёлкает пальцами.

Спустя секунды он будто опомнился, посмотрел на правую ладонь и будто коснулся пальцами какого-то невидимого предмета. Пайпер невольно сделала шаг вперёд и увидела появившуюся серьгу-кристалл, которую Фортинбрас, изучив со всех сторон, вдел в левое ухо. Тут же его глаза засветились ярче, и голубые искры, всё это время тускло вспыхивающие в разных местах, превратились в настоящее пламя, охватившее тела демонов, развалины Башни, скудную растительность и даже саму землю. Всё горело, отбрасывая зловещие отблески на Фортинбраса и его изуродованную спину, которая всё ещё кровоточила. Всё горело до тех пор, пока не остались только пепел да мёртвая земля — и Фортинбрас, медленно опустивший глаза к своим рукам.

Пайпер едва не вскрикнула, когда он начал остервенело царапать левое запястье, сдирая кожу и мышцы. Синяя кровь стекала густыми струйками, образовывая лужи, но Фортинбрас продолжал царапать себе руки, ничего не замечая. Он рычал, трясся всем телом, едва не рыдал, но продолжал калечить себя.

Пайпер оглянулась на настоящего Фортинбраса, стоявшего рядом с ней, но он не смотрел на неё. Его взгляд был абсолютно пустым, но щёки были мокрыми от слёз.

Во Втором мире, после того, как явился Райкер, Фортинбрас сорвался и сказал, что устал всем помогать, защищать сигридцев и бороться с демонами. Он устал от самого себя и, что самое ужасное, так сильно ненавидел себя, что пытался убить. Пайпер не смела возвращаться к тому разговору, помня, что Фортинбрас этого не хочет, но теперь чувствовала себя виноватой.

Лабиринт показывал им то, чего они не хотели видеть, и теперь они смотрели, как Фортинбрас, выбравшись из Башни, пытался убить себя.

Пайпер ещё раз протянула руку, однако Фортинбрас вновь отошёл на шаг. Сглотнув, она повернулась к иллюзии, надеясь, что сумеет понять, как её развеять, но замерла, увидев, что магия и хаос Лабиринта воссоздали даже Арне. Он стоял напротив Фортинбраса, держа ладони на его руках, и под ними сияла магия. Всего несколько секунд, и увечья, которые Фортинбрас нанёс себе, исчезли. Исчез и Арне, оставив Третьего одного.

«Пожалуйста, хватит», — хотела сказать Пайпер, но язык был таким тяжёлым, что она никак не могла пошевелить им.

На долю секунды иллюзия дрогнула. Пайпер почти поверила, что она рассеется, однако этого не произошло. Фортинбрас пошатнулся, упал на колени и, замерев всего на мгновение, истошно закричал.

Настоящий Фортинбрас вздрогнул, встретился глазами с Пайпер и едва заметно покачал головой, делая ещё один шаг в сторону.

Крик звучал долго, очень долго. Фортинбрас, воссозданный иллюзией, рыдал, раздирая себе руки, смотрел, как магия излечивает их, и начинал заново.

Пайпер не могла больше смотреть. Она знала, что Фортинбрас был пленником Башни, что он не без труда сбежал из неё, знала, что ему было больно и он устал сражаться, но даже не могла представить, насколько сильно он ненавидел себя. Она знала, что он ненавидит показывать слабость, и не могла не думать о том, как ужасно он чувствует себя сейчас, когда за его слабостью и мучениями наблюдали все.

Это нечестно. Фортинбрас отдал мирам слишком много, слишком часто позволял терзать себя, и он заслужил, чтобы его оставили в покое и любили, чтобы его понимали.

Пайпер едва сдерживала ревущую внутри магию, которую питали её ярость и отчаяние. Будь её воля, она бы спалила весь Лабиринт дотла, и неважно, чем он являлся на самом деле: ещё одним миром, перекрёстком нескольких или обителью богов. Она была готова уничтожить его за то, что Фортинбрасу вновь причинили боль.

Он наконец посмотрел на неё, и желание отпустить магию, чтобы та разрушила Лабиринт до основания, отошло на второй план. Фортинбрас покачал головой, шагнув к ней, выдавил нервную улыбку. Пайпер кое-как подавила подступающие слёзы. Даже сейчас он пытался показать, что всё нормально, что увиденное его никак не волнует, но она-то знала, что это не так, видела и чувствовала, как он храбрится, хотя на самом деле у него внутри всё сжималось из-за страха и боли.

И Пайпер почти поверила, что его напускная уверенность даст трещину, что он позволит ей подойти ближе и обнять его, чтобы хоть как-то утешить, но Лабиринт вновь начал меняться. На этот раз совсем тихо, неспеша, будто хотел, чтобы они рассмотрели каждую деталь. Фортинбрас нахмурился, уставившись Пайпер за спину. Она повернулась, в то же время отведя руку назад и нащупав ладонь Фортинбраса, уставилась на новую иллюзию.

Грязно-серые пейзажи сменились тёмной улицей и рядом одинаковых кирпичных домов, стены которых были сплошь усеяны граффити и старыми рекламными листовками. На грязном тротуаре валялись пакеты с мусором, брошенные сигареты и разбитые бутылки. Ближайший фонарь то вспыхивал, то гас, тусклого света, льющегося из окон, было недостаточно. Вдруг дверь ближайшего дома открылась, на пороге показался тучный мужчина, державший тёмнокожего мальчишку лет десяти за кудри. Он толкнул его, и мальчишка слетел по ступеням вниз, едва не вылетел на проезжую часть, оказавшуюся слишком близко. Он тут же подскочил на ноги, шмыгнул носом, из которого текла кровь и, не обращая внимания на разбитые коленки и локти, жалостливо крикнул:

— Мам, скажи ему!

У раскрытой двери появилась невысокая стройная женщина в потрёпанной одежде. Несмотря на плохое освещение, Пайпер хорошо разглядела тени под её глазами, дряблую тёмную кожу и поредевшие курчавые волосы, кое-как собранные в пучок на затылке.

— Ты весь день дома без дела сидел, иди, погуляй, — заплетающимся языком бросила женщина, которую мужчина тут же обнял за талию и потянул внутрь дома.

— Мам! — испуганно выкрикнул мальчик. — Уже почти ночь!

— Тогда не отходи далеко от дома!

— Мама!

Мальчик бросился к двери, но её захлопнули прямо у него перед носом. Он колотил по ней, пинал ногами, плакал и просил впустить его, но никто не открывал. Наконец, спустя не меньше десяти минут, мальчик сел на землю, притянул колени к груди и крепко обнял их. Лишь по тому, как он поёжился, Пайпер поняла, что это из-за ветра.

Неожиданно перед мальчиком из пустоты появился красный, как кровь, маленький лис с большими ушами. Мальчик, что странно, не выглядел удивлённым. Он вздохнул, качнул головой и начал таким тоном, будто уже сотни раз рассказывал эту историю:

— Мама меня опять выгнала. Она не хочет, чтобы я мешал ей и её друзьям, но они… Миссис Курт говорит, что мама просто алкоголичка и наркоманка, но я ей не верю. Ты же видел, что это всё из-за её друзей, да?

Лис склонил голову набок. Мальчик слегка улыбнулся и продолжил:

— Вот-вот, я ей об этом и говорю! А она не слушает, начинает ругаться и бить меня… Но я же просто хочу помочь. Я вижу, что они делают ей хуже. Тот парень, Дэйв, постоянно приносит наркотики, и все драу говорят, что эта дрянь только губит маму…

Пайпер замерла, точно статуя. Выходит, мальчик не впервые говорит с драу и даже знает некоторых из них?..

— Иногда мне кажется, что глаза у них красные, — совсем тихо произнёс мальчик, уставившись на лиса. — Ты ведь тоже так думаешь, да?

Стало так тихо, что Пайпер услышала, как кто-то всхлипнул. Поначалу она решила, что это мальчик из иллюзии, но тот неподвижно сидел, смотрел на лиса и ждал, пока он ответит. Даже кровь, текущая из носа и разбитых коленей и локтей его не волновала. Всхлип повторился, и на этот раз совсем рядом. Пайпер повернула голову и увидела, как Николас, крепко держащий Твайлу за руку, зажал рот рукой. В уголках его глаз стояли слёзы.

— Ладно, — произнёс мальчик из иллюзии, когда лис так и не ответил. — Ты голоден?

На этот раз лис активно закивал головой.

— Хорошо, пойдём. Может, миссис Курт ещё не спит. Она говорила, что сегодня будет готовить лазанью.

Лис издал низкий тявкающий звук и опустил уши.

— Мама меня не пустит обратно, — сказал мальчик, почесав ушибленный локоть. — Она вообще не вспомнит обо мне ближайшие пару дней… Хочешь, погостим у миссис Курт? У неё, правда, тоже не всё хорошо, так что нам придётся помочь ей. Может быть, приберёмся. Что скажешь?

Лис тявкнул и, подскочив на лапы, активно замахал хвостом. Мальчик улыбнулся, поднялся на ноги и взял лиса на руки.

— Вот и договорились, — сказал он, почесав лиса за ухом. — Кстати, как тебя зовут? Я — Николас, но ты можешь звать меня Нико.

Глава 10. Что, если мои слова лишены смысла?

— Себастьян, ты уже пятнадцать минут выбираешь вино. В два часа дня, — уточнил Август, многозначительно подняв брови.

— Погоди, не отвлекай. Бургундское или из Бордо — это, между прочим, серьёзный выбор, к которому нужно подойти со всей ответственностью.

— В два часа дня, — повторил Август.

Себастьян, не сдержавшись, раздражённо закатил глаза и опустил меню.

— Не моя вина, что ты вытащил меня ради какого-то идиотского обеда. Я не хочу терпеть тебя на трезвую голову.

— Ты мог отказаться.

— Я делаю это ради мамы.

Что, впрочем, описывало всё их взаимодействие в последние недели.

Августа это не злило, скорее… разочаровывало. Да, именно так. Август был разочарован, но не Себастьяном, а тем, что всё сложилось именно так, а не иначе. Всё зашло настолько далеко, что решения проблемы, возможно, и не существовало.

Хотя, конечно, была Кристин. Она стойко терпела все выпады Себастьяна и без устали напоминала Августу, что он не может пустить всё на самотёк. Август, вообще-то, и не собирался, но был один факт, который менял абсолютно всё.

Себастьян — вылитый он в его возрасте, а сам Август стал точной копией отца.

Боги, его тошнило от этого.

Когда Кристин об этом сказала, он решил, что она устала терпеть их ссоры и готова даже уколоть одного из них достаточно сильно, чтобы попытаться положить этому конец. Но оказалось, что она была права. Всё, что делал Август, так это повторял ошибки своего отца, хотя бы уверен, что этого никогда не случится.

— Ну ладно, — наконец сказал Себастьян, подозвав официанта. — Давайте что-нибудь на ваш вкус. Из бургундских.

У Августа дёрнулся глаз.

Да, точная его копия. Уверенность, манера держаться, голос. Даже взгляд был точно таким же. Когда они только пришли в этот ресторан, который Август тщательно выбирал весь вчерашний вечер, Себастьян сразу же сказал, что будет сам платить за себя, и его не волновало, какие заоблачные цены тут были. Август был уверен, что, если бы выставленный ему счёт был равен всему бюджету, которым располагал Себастьян, он бы, ни на секунду не задумавшись, расстался с ним, лишь бы не позволить отцу платить.

— Долго ты планируешь тут сидеть? — спросил Себастьян, впервые за почти пятнадцать минут посмотрев на него. Вплоть до этого момента он предпочитал рассматривать французские улочки за окнами, других посетителей ресторана и даже драу, которые то и дело запрыгивали на пустые стулья и столы и устраивались спать, игнорируя всех вокруг.

— Пока мы не поговорим, — честно ответил Август.

Себастьян громко хмыкнул.

— Ладно, удачи. Я напишу маме, попрошу её купить любимых конфет Салем, а то сам уже не успею. Мы же тут до ночи будем, да?

Август медленно вдохнул и выдохнул.

«Прости, но это правда, — сказала Кристин несколько дней назад, когда терпение Августа почти достигло предела. — Ты делаешь то же, что делал твой отец. И Себастьян так же, как ты, ничего не понимает. Мне он уже не верит».

— Помнишь что-нибудь о дедушке? — спросил Август.

К его удивлению, Себастьян ответила быстро и без сарказма:

— Нет, ничего.

— Жаль. Хотя, может, и не жаль. Он говорил, что ты лучший ребёнок из всех, кого он когда-либо встречал. Но, наверное, это из-за того, что ты был куда спокойнее и послушнее меня.

— Мне не интересны истории из твоего детства, — достаточно резко добавил Себастьян. — Я согласился на обед только для того, чтобы успокоить маму, но я не буду с тобой любезничать.

— А если я скажу, что хочу извиниться?

Себастьян моргнул и, как был уверен Август, мгновенно растерялся.

— Я тебе не верю.

Август рассчитывал на подобный ответ. Извинения — это не то, к чему он привык. В конце концов, он был Гривелли, главой семьи и временным главой Ордена.

«Ты Гривелли, — говорил отец, когда видел, что Август никак не может сопоставить улики, собранные во время поиска. — Гривелли, а не жалкий мусор. Давай, Август, думай».

Гривелли — лучшие искатели Ордена. Всегда впереди, всегда успешны, всегда уверены. Август свято верил в это всю свою жизнь, но оказалось, что он ошибался. Кристин всегда была умнее него, а он её не слушал.

— Я знаю, что из меня вышел отвратительный отец.

Совсем не то, с чего он хотел начать, но судя по лицу Себастьяна, Августу удалось привлечь его внимание. Ну конечно, это ведь и впрямь неожиданно: Август Гривелли, один из лучших искателей Ордена, признавал свои ошибки. Должно быть, завтра случится настоящее чудо или же боги наконец ответят на их зов.

— Если ты говоришь это только из-за того, чтобы мама перестала волноваться, то не надо, — вновь став серьёзным, ответил Себастьян. — Я не ребёнок, мне плевать, какие у тебя там оправдания.

— У меня нет оправданий, — устало произнёс Август. — Я знаю, что ты мне не веришь, но послушай. Да, я говорю это, потому что пообещал твоей маме во всём разобраться. Но это не единственная причина. Она сказала, что я стал точной копией своего отца, и знаешь, в чём тут проблема? Я его ненавидел.

Себастьян выждал секунду и, проводив взглядом одного из официантов, спешащих через зал, бросил на Августа косой взгляд.

— Он муштровал меня, как в настоящей армии, — поспешно продолжил мужчина. — Постоянно контролировал. Твердил, что репутация семьи всегда должна стоять на первом месте.

— Ты говоришь то же самое.

— Иронично, на правда ли? Я действительно считаю, что репутация семьи важна, но то, что сказала твоя мама… Я никак не могу выбросить это из головы. Чувствую себя не только отвратительным отцом, но и самым настоящим чудовищем.

Себастьян насмешливо фыркнул.

— Ты это сказал. Не я.

— Я знаю, что ты мне не веришь, но мама ведь говорила, как я был счастлив, когда ты родился?

— Постоянно, — недовольно скривив губы, ответил Себастьян. — Был так счастлив, что вообще не проводил со мной время.

— Орден требовал моего внимания и…

— Я знаю, — нетерпеливо перебил Себастьян и, задумавшись на секунду, немного повысил голос и начал: — «Пойми, папа очень тебя любит, просто он устаёт на работе». «Что ты, милый, он всегда тебя выслушает, не бойся». «У него сложный характер, но он очень, очень тебя любит». Я, блин, наизусть выучил всё, что мама мне говорила, так что не надо повторять свои отговорки.

Для Августа это были не отговорки.

Себастьян был тихим, послушным и очень умным ребёнком. Если Алексу и Рокси приходилось по сто раз объяснять, почему нельзя совать пальцы в розетки, то Себастьяну хватало одного раза, если не единственного строгого взгляда. Все правила он ловил на лету. Каждое дельное замечание понимал и принимал с первого раза. Себастьян был до того умным и находчивым, что Август элементарно не понимал, где он мог ему помочь.

Может, в этом-то и была проблема.

Обстоятельства складывались так, что первое время Август большую часть времени уделял Ордену, а не семье. Кристин не возражала, за что Август бесконечно был ей благодарен. Эта прекрасная, умная и решительная женщина всегда понимала его и знала, как ему важно помогать Ордену. Она также умело совмещала небольшое количество работы с воспитанием Себастьяна, которому Август со временем начал уделять больше внимания.

Но, опять же, Себастьян был тихим, послушным и очень умным ребёнком.

Когда родился Алекс, стало труднее, но не критично. Возвращался тот ритм жизни, к которому они привыкли, и Августу казалось, что всё нормально.

Он действительно в это верил. Но оказалось, что они с Себастьяном загнали себя в замкнутый круг, который не могли разорвать уже много лет.

Себастьян мало общался с ним и ничего не рассказывал, потому что думал, что отвлекает Августа и тратит его время. Август не представлял, как подступиться к Себастьяну, потому что тот был очень тихим и молчаливым и будто бы совсем не нуждался в отцовском внимании. Себастьян не беспокоил его, потому что думал, что так будет лучше. Август не беспокоил сына, потому что думал, что тому и без него хорошо.

Если бы не Кристин, его прекрасная, умная Кристин, Август бы до сих пор этого не понимал.

— Я знаю, что ничего не могу исправить, — сказал Август, краем глаза видя, как официант направляется к ним с их заказом.

— Поздравляю, — с саркастичной улыбкой ответил Себастьян, не обращая внимания на драу в виде маленькой мыши, ползущую по краю их стола. — Единственная твоя умная мысль за последнее время.

— Но я хочу попытаться. Я люблю тебя, Себастьян, и это правда. Я не хочу, чтобы ты, как и я, жил с ненавистью.

— Я не настолько к тебе привязан, чтобы испытывать ненависть.

Опять же, Август и не ожидал другого ответа. Когда старшему ребёнку уже двадцать два года, сложно пытаться выстроить те самые доверительные отношения, которые так нужны в детстве. И сложно признавать свои ошибки, когда ты всю жизнь только и делал, что старался забыть о них, притвориться, будто их и вовсе никогда не существовало.

Но Август старался. Почему Себастьян этого не видел?

— Это всё? — уточнил он, выдержав небольшую паузу. — Я могу, наконец, выпить?

— Теперь ты подался в алкоголики? — не сдержавшись, выпалил Август.

— Я не хочу терпеть тебя на трезвую голову, — повторил Себастьян слова, брошенные ему всего несколько минут назад, и больше — ничего.

До самого конца обеда, как бы Август ни старался, Себастьян ему не отвечал.

***

— Нас бросят в темницы! — прохныкал Эйкен, едва успевавший за Эйсом.

— Не бросят! — возразил тот.

— Вас бросят в темницы.

Эйкен и Эйс одновременно подскочили на месте и обернулись. Айше подкралась так тихо и незаметно, что даже магия не сумела подсказать об её приближении. Хотя, может, дело было в том, что Айше находилась на своей территории — во дворце эльфов, куда Эйкен и Эйс пробрались меньше двух минут назад.

— Как вы сюда попали? — строго спросила Айше, сведя брови.

Эйкен испуганно вжал голову в плечи и покосился на Эйса.

— Э-э-э… — неуверенно протянул он, — господин Сионий открыл портал. Верно, Эйкен? — с нажимом уточнил Эйс, выразительно посмотрев на него.

Эйкен ничего не ответил, только шире раскрыл глаза. Тени птиц, расположившиеся на его щеке, захлопали крыльями — должно быть, из-за беспокойства и страха.

— Верно, Эйкен? — чуть строже повторила Айше и посмотрела на него.

Эйкен окончательно растерялся. Видя, как тот мучается, пытаясь подобрать хотя бы одно слово для ответа, Эйс почувствовал укол вины.

Это он два дня спустя предложил пробраться к Андеру и узнать, почему магия Эйса привела к нему и до сих пор ли он хранит частицу Силы Лерайе внутри себя. Эйс знал, что Лерайе стала целой, — вернее сказать, почти целой, ведь крохотная её часть всё ещё могла принадлежать Андеру, — и хотел выяснить правду. Может быть, из-за того, что Лерайе была целой где-то на девяносто девять целых и девять десятых процента, а не на все сто, у Пайпер будут серьёзные проблемы. Она предпочитала говорить, что Лерайе собрали по кусочкам, однако Эйс знал, что на самом деле она жутко переживает из-за того, что до сих пор не владела Силой окончательно.

Это было так запутанно и странно. Лерайе могла считаться целой, но не до конца. Пайпер владела всей Силой, но, разумеется, самая маленькая и последняя её частичка, в теории, могла быть заключена в другом человеке.

Поэтому Эйс хотел как можно скорее во всём разобраться. Сальваторы не могли ждать и откладывать Лабиринт в дальний ящик, и Пайпер пришлось согласиться с тем, что Лерайе почти целая. Лишь бы у неё из-за этого не было проблем.

— Простите, — наконец пробормотал Эйкен, вперившись взглядом в носки своей обуви.

Эйс ощутил, как чувство вины увеличивается. Он убеждал себя, что Эйкен мог отказаться от его затеи, мог сказать чёткое «нет», но не сделал этого. Следовательно, поддерживал его и считал, что они должны как можно скорее встретиться с Андером. Но Эйс давил на него, фактически преследовал по всему особняку и доказывал, что его идея точно сработает. Теперь же перед ними стояла Айше, которая точно знала, что они не могли находиться во дворце эльфов без приглашения или сопровождающего в лице Сиония.

Айше расскажет об этом своему королю, королеве Ариадне, которая так же была здесь, и, разумеется, Шерае, и тогда Эйсу с Эйкеном сильно влетит. Сильнее, чем когда они пробрались в зал Истины, чтобы отыскать хоть какую-то информацию об Андере.

Эйс чувствовал себя виноватым.

— Есть кое-что, о чём бы я хотел рассказать, — выпалил он быстрее, чем успел передумать.

Айше скептически выгнула бровь.

— Это касается… магии, — осторожно добавил Эйс.

Теперь Айше нахмурилась. Эйкен смущённо уставился на него, явно не понимая, что тот задумал.

Эйс и сам не понимал. Но если уж его поймали там, где он не должен быть, следует обернуть ситуацию в свою пользу и сделать всё возможное, чтобы наказали только его. Эйкен не виноват в том, что Эйс едва не насилу утащил его за собой.

— Магии, — повторила Айше, её тёмные глаза недобро сверкнули, когда Эйс кивнул в ответ. — Что ты можешь знать о магии?

Эйс выждал секунду и, думая, что должен всеми возможными способами вытащить Эйкена из передряги, в которую его утянул, поднял ладонь и щёлкнул пальцами. В нескольких сантиметрах над ними вспыхнул янтарный огонёк, глаза Эйса приобрели тот же оттенок. Он удерживал магию в одной крайне простой форме, помня уроки Марселин, и ждал, пока Айше справится с удивлением. Она внимательно рассматривала огонёк, изучала его магией, отражавшейся в её глазах, то и дело открывала рот, будто хотела задать вопрос, но всё не решалась. Наконец она выдохнула, вновь свела брови и поджала губы, окинув Эйса неодобрительным взглядом.

— Я бы хотел встретиться с лидерами коалиции, чтобы рассказать им об этом, — пролепетал Эйс, надеясь, что сумеет убедить Айше. — Дело в том, что, если я всё правильно понял, именно моя магия первой нашла Андера.

Айше молча смотрела на него, и с каждой пройденной секундой волнение возрастало. Разумеется, эльфийка была права: они проникли на чужую территорию, причём при помощи магии Эйса, о наличии которой никто не знал. Они нарушили не меньше тысячи законов, за которые их могли наказать по всей строгости, однако на стороне Эйса и Эйкена был как минимум один факт, который мог спасти их.

Дворец эльфов стоял на границе Тайреса и был защищён сотнями барьеров. Если бы король Джулиан не желал видеть их, он бы приказал магам начертить сигилы, которые ни за что не пропустили бы Эйса и Эйкена. Если те прошли на территорию, значит, король не считал их врагами. И раз уж именно Айше нашла их первой, значит, эльфы знали, что кто-то использовал магию, чтобы пройти через барьеры, но кто именно — другой вопрос.

— Где Сионий? — наконец спросила Айше, расправив плечи. Её сомнения исчезли, осталась только строгость, из-за которой Эйкен ещё ниже опустил голову.

— Был в особняке, — тихо ответил Эйс. — Мы… Я сбежал от него, — быстро исправился он.

Айше беззвучно выругалась в тот же самый момент, когда в коридоре раздались шаги и лязг металла. Несколько теней Эйкена сорвались с его тела, окружили его ноги, будто пытались защитить, но утихли, когда в приближавшихся к ним людям удалось узнать двух эльфийских стражников и злого Сиония.

От стыда Эйс покраснел до кончиков ушей.

— Мне очень жаль, госпожа Айше, — быстро начал Сионий, не позволяя женщине даже рта открыть. — Не представляю, как только…

— Богиня одарила его магией, — перебила Айше.

Эйс кинул на Сиония быстрый взгляд, и тот, к счастью, быстро сообразил, что к чему.

— Это какая-то шутка? — осторожно уточнил он, вполне убедительно изображая недоверие. Сионий, разумеется, знал о магии Эйса, и молчал, потому что уважал его выбор, однако прекрасно понимал, что сейчас лучше притвориться, будто это и впрямь неожиданно.

Для того, чтобы всё выглядело максимально реалистично, Эйс повторил свой трюк с маленьким огоньком. Сионий бегло оглядел его, выдохнул, скользнул невыразительным взглядом по Эйкену. От нетерпения Айше начала стучать носком сапога по полу.

— Я бы хотел встретиться с лидерами коалиции, — привлекая к себе внимание, повторил Эйс. — И рассказать им о том, что мне известно.

Сионий переглянулся с Айше. Она долго, испытующе смотрела на Эйса, из-за чего ему было неуютно, однако он старался держать спину прямой и выглядеть крайне уверенно. В конце концов, ему пятнадцать, и пусть он не был наследником Силы, он был магом. Первым магом за почти двести тридцать лет. Он просто обязан быть уверенным.

Айше молча взмахнула рукой, и двое эльфийских стражников отступили. Эйкен едва не вжался в стену, когда Айше прошла мимо них, бросив, чтобы они не отставали. Эйс бы обрадовался, если бы не понимал: теперь ему действительно придётся объясняться перед лидерами коалиции.

Эйс был в ужасе. Настолько далеко он не заглядывал. Был уверен, что уж как-нибудь выкрутится, отведёт внимание от Эйкена и сумеет защитить его, но сделал только хуже. В конце концов, Эйкен едва избежал наказания за то, что отправил свои тени за Минервой без прямого приказа, пусть даже именно благодаря этому эльфийские охотники и успели спасти Андера. Если бы не Эйкен, неизвестно, сумели бы они хотя бы на шаг приблизиться к его освобождению. Но королю Джулиану, должно быть, было плевать на этот факт.

Мысленно Эйс готовился к унижениям с его стороны.

Два дня эльфы держали Андера у себя, и два дня с ним разговаривали только король Джулиан и королева Ариадна. Эйс не представлял, что они узнали (да и узнали ли хоть что-нибудь), но отчаянно хотел это исправить. Один раз магия привела его к Андеру, и с тех пор, как тот был спасён от демонов, она не унималась: Эйс ощущал совсем тонкую нить, протянувшуюся через многие мили от него к Андеру, и хотел понять, с чем это связано. Во сне, который и сном-то не был, Андер говорил о печатях, первую из которых Эйс якобы разбил. Что, разумеется, было просто невозможно. Эйс в это не верил, и потому был намерен добиться честного ответа.

«Но не перед лидерами же коалиции! — с паникой подумал он, когда Айше привела их к огромным дверям, расписанных золотыми и серебряными красками. — Ты ещё расскажи про богов, Лабиринт и всё прочее…»

Эйс постарался мысленно подобраться. Один из стражников, стоящий возле дверей, прошёл в помещение лишь после того, как Айше приказала уведомить короля об их прибытии. Эйс был уверен, что стражник вернётся и скажет что-то вроде «катитесь отсюда» (и это будет дословной цитатой), однако тот позволил им пройти дальше.

Впереди ждал коридор с несколькими дверями, лишь одна из которых была слегка приоткрыта. Возле неё, крутя кольцо на пальце, стоял Нокс. Он встрепенулся, заметив подошедших, нахмурился и уже хотел задать вопрос, когда Айше сказала:

— Потом объясню.

— Уж будь добра, — пробормотал Нокс, вновь подперев стену спиной. — Хватит мне странностей.

— В чём дело? — обеспокоенно спросил Сионий.

— Он утверждает, что видел какого-то Матео, — ответил Нокс тихо и кивнул на приоткрытые двери. Эйс едва-едва слышал голоса, доносящиеся из-за неё, и оттого подумал, что там расположена не комната, а очередной коридор со множеством дверей.

— Он проснулся, — скорее констатировал, чем уточнил Сионий.

— Проснуться-то проснулся, но постоянно несёт чушь. Говорит, что видел Матео, что тот пришёл к нему и разбил первую печать. Иногда говорит, будто его спас сам Алеандро.

— Может быть, он бредит, — предположила Айше.

— В том-то и дело, что нет. Её Величество заглянула к нему в душу. Андер говорит правду.

Эйс озадаченно нахмурился. Дверь, возле которой они остановились, открылась полностью, и появившийся на пороге Беро хмуро оглядел их, однако мгновением позже отошёл в сторону и в приглашающем жесте вытянул руку. Когда Айше первой шагнула вперёд, он остановил её и добавил:

— Только Эйс из семьи Сандерсон.

На этот раз Эйс мысленно завопил. Он оглянулся на Эйкена, который в панике уставился на него в ответ, но всё же переступил порог комнаты. Звуков мгновенно стало больше: голоса усилились, стал слышен шорох одежды, шаги в соседней комнате. Эйс оглянулся и увидел сигилы, поблескивающие возле дверного проёма. Прочитать их он не успел: Беро закрыл дверь, положил ладонь Эйсу на плечо и настойчиво повёл к дальней двери.

Эйс постарался придать себе более-менее уверенный вид, думая, что так произведёт наилучшее впечатление. Едва только он прошёл в комнату, которой оказалась скромно обставленная спальня с единственной кроватью и широким окном справа, как король Джулиан окинул его презрительным взглядом. Королева, ходившая из одного угла в другой, остановилась и посмотрела на него, но так властно и холодно, что Эйс едва подавил желание извиниться за своё существование и просто провалиться сквозь землю. Йозеф даже не оглянулся, так и чертил сигил на одной из стен, в то время как Андер, расположившийся на кровати, впился в него изумлённым взглядом.

Эйс споткнулся о собственную ногу. Андер напоминал призрака: бледная кожа, впавшие щёки и глубокие тени под глазами, волосы какого-то неестественного тусклого чёрного цвета, шрамы, тянувшиеся от лба к подбородку слева направо. Шрамы были и на его шее, там, где при их первой встрече Эйс видел ошейник. На Андере была простая хлопковая рубашка, обнажавшая ключицу и несколько шрамов на груди, нижняя часть тела была укрыта огромным пуховым одеялом. Андер сливался бы со светлым постельным бельём, деревом кровати и серыми стенами, если бы не его глаза. Долю секунды назад они были тёмно-карими, но стоило Эйсу моргнуть, как они засветились янтарным.

— Матео, — хрипло выдохнул Андер, обессилено опустив плечи. — Матео…

Эйс сжал кулаки за спиной, пытаясь унять дрожь, неожиданно охватившую его.

— Моя королева, — совсем тихо, практически неслышно продолжил Андер, всё ещё смотря на Эйса, — я же говорил вам, что видел моего Матео.

— Ты бредишь, — ледяным тоном ответила королева Ариадна.

— Нет, нет, моя королева, это не сон. Это мой Матео.

Эйс посмотрел на Беро, но тот поднял брови, показывая, что понятия не имеет, о чём говорит Андер. Тот забормотал себе что-то под нос, вяло огляделся и, отыскав Йозефа, обратился к нему. Эльф подошёл ближе и под внимательным взглядом своего короля так же тихо ответил Андеру на его вопрос.

— Лучше объясни, как ты нашёл путь к нему, — сказал Беро, сжав плечо Эйса, словно напоминал, что тот никуда не денется, пока не раскроет всю правду.

— Э-эм… Дело в том, что…

— Нет! — истерично выкрикнул Йозеф.

Эйс увидел, как блеснула сталь. Андер, оттолкнув эльфа, полоснул неизвестно откуда взявшимся ножом себе по руке. Хлынула кровь, глаза Андера вспыхнули ярче. Он отшвырнул нож, и тот отлетел к Йозефу, который мгновенно спрятал его. Король Джулиан метнулся к кровати, но резко замер на месте. Эйс ощутил, как гудит магия, наполнившая собой воздух.

Теперь он чувствовал: Андер использовал магию, чтобы выкрасть у Йозефа нож, который тот прятал в чехле на поясе, защищённом особыми сигилами. Андер меньше, чем за мгновение, переписал сигилы, выхватил нож и полоснул им себя по руке, а после отпустил магию, чтобы та оградила его, не позволяя кому-либо коснуться его.

— Моя королева, — лихорадочно рисуя что-то на своём порезанном запястье, пробормотал Андер, — я говорил вам, что видел моего Матео!

— Пожалуйста, прекрати, — вкрадчиво начал Йозеф, подняв ладони и показывая, что те пусты. — Мы тебе поможем, Андер, только, пожалуйста, прекрати.

— Я говорил вам, что видел Матео! — громче повторил Андер. Он поднял глаза на Эйса и, вскинув руку, послал волну магии, от которой дрогнул воздух.

Кровь Андера, пролившаяся на одеяло и простыни, стекавшая по его руке, вдруг потекла обратно и поднялась в воздух. Она выстроилась в тончайшую, дрожащую нить, протянувшуюся вперёд. Когда нить плавно проплыла мимо королевы Ариадны, та ахнула, прижав руку к сердцу, и изумлённо посмотрела на Эйса. Он сам выдохнул, чувствуя, как вскипает кровь в жилах, а магия рвётся наружу. Что-то было не так. Что-то скреблось внутри, сжимало его лёгкие, сковывало тело. Когда нить вопреки всем законам коснулась его груди, когда кровь Андера проникла в него, Эйс ощутил, как замедляется его сердце.

Он не знал, что происходит, но какое-то совершенно новое чувство охватило его с головы до ног. Эйс посмотрел на Андера, и тот, смотря на него в ответ, улыбался, выглядел почти счастливым. Он не обращал внимания на кровавую нить, протянувшуюся от него к Эйсу, и всё ещё удерживал магию, которая не позволяла подойти к нему.

Но спустя секунду улыбка слетала с лица Андера. Он покачал головой, недоумённо смотря на Эйса, и судорожно выдохнул.

— Ты не Матео… — с трудом выдавил он сквозь слёзы, сгорбившись. — Ты не Матео, но кровь…

— Что? — пискнул Эйс.

— Ты не Матео, — повторил Андер глухим, безжизненным голосом. — Ты не Матео… Где он? Где мой сын? Почему у тебя его лицо?..

Эйс оторопело уставился на Андера. Тот плакал, уперевшись лбом в колени, пачкая белое одеяло кровью, всё ещё текущей из порезанного запястья, и слезами. Его магия постепенно стала сходить на нет: Йозеф сумел подойти ближе иуже протянул руку, окутанную магией, к Андеру, когда король Джулиан остановил его:

— Стой. Смотри.

Эйс проследил за его взглядом. Красная нить, сотворённая из крови, словно прошла через Эйса и протянулась дальше. Через всю комнату, огромную гостиную, которую они с Беро прошли, и к двери, ведущей в коридор. Беро, нахмурившись, отпустил Эйса и быстро проследовал за нитью. Распахнув дверь в коридор, он посмотрел на Эйкена, который в панике крутился вокруг себя, махал руками и пытался избавиться от нити из крови, которая прошла сквозь его сердце.

— Это то, о чём я думаю? — пробормотал король Джулиан, во все глаза смотря на Эйса. — Древняя магия крови?

— Боги милостивые, — пролепетала королева, когда Беро, не дожидаясь приказа, взял Эйкена за плечо и повёл в спальню. — Никогда бы не подумала, что она и впрямь существует…

Беро остановил Эйкена рядом с Эйсом, и они сразу же переглянулись, одинаково потерянные и напуганные. Нить из крови оплетала их обоих, проходила через их сердца и тянулась к Андеру, которого Йозеф всеми силами пытался привести в чувство.

— В чём дело? — совсем тонким голосом выпалил Эйс, попытавшись отмахнуться от нити. У него, однако, ничего не получилось: капли крови рассыпались и тут же собрались обратно, даже не испачкав его пальцев. — Что это такое?

— Магия, связывающая кровь, — ответила королева Ариадна. — Она требует огромного количества сил и откликается только в том случае, если её призывают маги, связанные кровью.

Эйс замер, ошалело уставившись на женщину.

— Что?

— Где мой Матео? — провыл Андер, охватывая себя за плечи и не обращая внимания ни на Йозефа, который пытался исцелить его руку, ни на тишину, мгновенно ставшую гробовой. — Где мой сын?!

***

Зельда долго не открывала, и Себастьян уже решил, что скорее сломает себе руку, стуча в дверь, чем дождётся ответа. Но, наконец, целую вечность спустя, та распахнулась. На пороге почему-то было сразу две Зельды, но Себастьяна это ничуть не волновало.

— Приве-ет, — протянул он, улыбаясь. — Я принёс тебе подарок.

Себастьян надеялся, что она высоко оценит его. В конце концов, он решил вернуться в супермаркет и взять сразу две бутылки, потому что вино, которое в первый раз он выбрал совершенно случайно, оказалось чертовски вкусным, и Себастьян был уверен, что оно понравится Зельде.

— Где ты так нажрался? — фыркнув, бросила она, даже не обратив внимания на протянутые бутылки.

— Неправда, — возразил Себастьян, нахмурившись. — Вино пьют, а не едят. Ты же умная, почему ты путаешь слова?..

— Элементали великие… — громко вздохнула Зельда.

Себастьян ещё громче зашипел на неё.

— Не шуми, — заплетающимся языком произнёс он, — тут же люди спят.

— Вот именно, они спят. Какого ракса ты припёрся ко мне?

На этот вопрос у Себастьяна не было ответа. Пару раз он уже был у Зельды, но эти случаи можно было пересчитать по пальцам одной руки. Им просто нужно было место, где они могли спокойно заняться сексом, и Зельде пришлось раскрыть небольшую квартиру, которую она снимала у старого эльфа. Себастьян помнил, что она также жила во дворце, но когда хотела, чтобы её никто не донимал, сбегала в эту квартиру.

Но Себастьян не помнил, в каком городе она находилась. Он даже не помнил, как добрался до неё. Должно быть, договорился с каким-нибудь магом, который открыл ему портал, но… Где Себастьян с ним столкнулся? В зале Истины? В особняке Гилберта? Как он вообще переместился из чёртовой Франции в США?

Впрочем, Себастьян практически сразу же выбросил эти мысли из головы. Они были ненужными и слишком тяжёлыми, а он хотел, чтобы лёгкости, охватившей всё его тело, ничего не мешало. Себастьян хотел веселиться, пить вино с Зельдой и целовать её, не думая ни о чём на свете. Поэтому он с широкой улыбкой повторил:

— Я принёс тебе подарок.

— Элеме…

— Тс! — шикнул Себастьян на пару тонов громче нужного. — Тут же люди спят, что ты так орёшь?

Хотя, кажется, на лестничной площадке никого не было. Или всё же кто-то был. Себастьян понятия не имел. Он смотрел только на Зельду и не хотел отводить взгляда. Она была слишком красивой, чтобы делать это.

— Я тебя убью, — прошипела Зельда, впившись в него разъярённым взглядом. — Убью, расчленю и по кусочкам отправлю домой.

Себастьян мгновенно ощетинился:

— Только не надо посылать меня домой! Я купил вино тебе, а не им!

— О, да, спасибо, — проворчала Зельда. — Выпью его, когда буду праздновать твою смерть.

Себастьян нахмурился. Почему она такая злая?.. Всё ведь хорошо: он здесь, с вином и отличным настроением, и никто им не мешает. Ну, может быть, соседи, которых он просто не видел. Должно быть, тут жили одни маги, которые постоянно скрывали себя чарами. Иначе Себастьян не понимал, почему Зельда то и дело смотрит ему за спину и оглядывается то вправо, то влево.

— А мы можем потом отпраздновать мою смерть? — прошептал Себастьян, наклонившись к ней. — Я просто ещё не… Ой.

Зельда подхватила его, когда он упал вперёд. Бутылки с вином выскользнули из рук, но не разбились.

— Вау, — восхищённо выдохнул Себастьян, увидев, как те поднялись в воздух. — Почему ты не говорила, что владеешь магией?..

— Невероятно… — проворчала Зельда, крепко держа его. — Даже Магнус так не напивался, а ты… Убила бы!

— Ура! — выкрикнул Себастьян.

— Заткнись!

Он мигом заткнулся и закрыл глаза, уткнувшись носом в волосы Зельды. Как и всегда, пахли они просто восхитительно, были такими мягкими, что Себастьян хотел вечность играться с ними.

— Руки убрал! — рявкнула Зельда.

— У тебя такие классные волосы, — пролепетал Себастьян, накручивая белые локоны на пальцы. — Я их обожаю.

Мир на секунду застыл, и Себастьян, воспользовавшись моментом, вдохнул потрясающий аромат, исходящий от волос Зельды. Он не мог определить, чем именно они пахли, но знал, что ему нравится этот запах.

— Я тебя убью, — сказала Зельда.

— Обещаешь? — с надеждой и восхищением уточнил Себастьян.

Зельда очень громко вздохнула. Он хотел вновь шикнуть на неё, напомнить, что это неприлично, особенно когда её соседи и впрямь спят, но мир качнулся и едва не перевернулся с ног на голову.

— Ва-а-ау, — восторженно протянул Себастьян, когда понял, что Зельда тащит его внутрь квартиры. — Ты такая сильная! Я так тебя люблю за это…

Что-то звякнуло, — должно быть, магией Зельда поставила бутылки на стол на кухне, которая была соединена с гостиной, — входная дверь с шумом закрылась. Вспыхнул неяркий свет. На секунду их охватила тишина, а после Зельда скинула Себастьяна на диван, и он едва не съехал, но он в последний момент сумел удержаться на подушках.

— Сиди здесь, — грозно возвышаясь над ним, приказала Зельда. — Я принесу парочку отваров.

Она шагнула в сторону, и Себастьяна охватил ужас. Она что, так просто уйдёт? Она действительно оставит его? Сейчас, когда он так сильно нуждался в ней?..

— Зельда, — промямлил он, вытянув руку и пошарив в воздухе, надеясь отыскать её. — Зельда, пожалуйста… Не уходи, Зельда.

Она вновь появилась перед ним, но сияния магии, которая поддерживала бы стеклянные сосуды с отварами в воздухе, Себастьян не увидел. Руки девушки были пусты. Она смотрела на него сверху вниз так, будто он был мусором под её ногами.

— Зельда, — повторил он, на этот раз кое-как ухватившись за её запястье. — Не оставляй меня, пожалуйста. Ты мне очень нужна.

— Тебе нужен отвар из мустры и лимонного сока.

— Что за хрень? — пролепетал Себастьян, поднимая на неё глаза. — Мне не нужен сок. Мне нужна ты, Зельда.

Она цокнула языком и, Себастьян был уверен, возвела глаза к потолку. Даже это она сделала так восхитительно, что он захотел её поцеловать.

— Ну пожалуйста, Зельда, — сипло продолжил он, не отрывая от неё восхищённого взгляда. — Я так устал. Я послал отца, потому что он всё время говорил, как ему жаль, но я-то знаю, что это не так. Я устал слушать его и устал делать вид, что всё в порядке. Пожалуйста, Зельда, — с отчаянием повторил он, прикрывая глаза. — Не оставляй меня.

Едва чувствуя дрожащие ноги, он попытался встать, но Зельда остановила его и усадила обратно на диван. У Себастьяна вдруг защипало глаза.

— Ну пожалуйста, — ещё отчаяннее повторил он. — Не уходи. Ты мне нужна.

— Тебе нужно протрезветь, — огрызнулась Зельда.

— Не знаю, что это такое, но мне это не нужно. Мне нужна ты. Ты такая прекрасная, сильная и красивая, я постоянно думаю о тебе и мечтаю, чтобы ты целовала меня. Я люблю тебя, Зельда. Я так сильно тебя люблю.

Он протянул к ней руки, желая коснуться её, почувствовать, какая тёплая у неё кожа, но Зельда вдруг ударила его по ладоням и сказала:

— Ты пьян, вот и несёшь всякий бред.

— Неправда, — взъевшись, возразил Себастьян. Однако практически сразу же растерял свой запал и пробормотал: — Ты красивая всегда, не только когда я пьян, а я… Я вообще не пьян, — уверенно заявил он, покачав головой, о чём тут же пожалел: боль, казалось бы, прострелила череп. — Я в самом адвокатном состоянии.

— Адекватном, — исправила Зельда, скрипнув зубами.

— И в нём тоже, — согласился Себастьян, понятия не имея, что она только что сказала.

Но он так сильно любил Зельду, что был готов соглашаться со всем, что она говорила, даже не задумываясь над этим. Он был готов признать, что влюбился в неё, что она верно говорила об этом ещё во время их совместной работы, и Себастьян чувствовал себя настолько разбито и уверенно одновременно, что тут же начал:

— Я люблю, как ты посылаешь всех, с кем не согласна, и готов вечно слушать, как ты ругаешься. Ты такая красивая, когда угрожаешь мне, и я хочу, чтобы ты постоянно делала это. Мне нравится, что ты называешь меня милашкой. Когда я вижу тебя, я просто хочу обнять тебя, потому что ты такая тёплая и сильная, ты такая прекрасная и…

Он запнулся, мгновенно забыл, что только что говорил, но невозмутимо продолжил:

— Ты самая удивительная девушка во всех мирах. Я люблю тебя, Зельда, и уже давно.

Она ему не ответила. Себастьян поначалу решил, что говорил слишком тихо, и потому решил повторить. Он набрал побольше воздуха, открыл рот и приготовился начать свою речь заново, но почему-то не смог выдавить ни слова.

Странно.

Это же Зельда. Ей он мог сказать всё, что угодно. Всю правду, какой бы ужасной она ни была. Зельда всегда была уникальной и воспринимала мир по-своему, так, как хотел научиться воспринимать Себастьян. И всё, что ему нужно было для этого, так это признать, насколько она чудесна и невероятна.

— Пожалуйста, Зельда, — тихо повторил Себастьян, вяло протянув руку вперёд. Тело с каждым мгновением ощущалось всё более слабым, и он не знал, в чём дело. Темнота подступала, а глаза Зельды почему-то становились ярче, будто сияли. — Пожалуйста, Зельда, не оставляй меня. Я так сильно тебя люблю…

Глава 11. Улицы города во власти мертвецов

Их небольшой лагерь просыпался достаточно медленно, однако Фортинбрасу казалось, будто секунды бегут слишком быстро.

Он всю ночь поддерживал барьеры, защищавшие их, следил за обстановкой вокруг и предпочёл бы и дальше заниматься именно этим. Он не хотел говорить и даже думать о том, что они видели, хотя всю ночь только и делал, что вспоминал об иллюзиях, показанных им. Лабиринт ещё поддерживал разделение на дни и ночи, и у Фортинбраса было несколько крайне мучительных часов, когда он остался один на один со своими мыслями.

Как они и договаривались, ближе к утру к нему присоединился Энцелад, но они не говорили между собой, предпочитая делать вид, будто ничего не произошло. Того же мнения придерживалась Твайла, которая, как только Николас уснул, забралась на самую высокую стену и оттуда наблюдала за местностью.

Они нашли укрытие в развалинах, которые не менялись в течение нескольких часов. С помощью Движения и Времени они также сумели удержать их в достаточно стабильном состоянии, но, к сожалению, роскоши или хотя бы комфорта достичь не удалось. Они спали практически на земле, прислонившись к разрушенным стенам или друг к другу. Даже сейчас Пайпер и Кит спали, уткнувшись друг в друга висками, укрытые одеялом, которое Джонатан отдал им.

О вещах и еде они также не беспокоились, по крайней мере, пока. Движения и Время вместе создавали идеальные манипуляции, позволявшие скрывать и перемещать любые предметы из карманов между двумя мирами. В сущности, именно так Фортинбрас и хранил корону великанов до тех пор, пока во Втором мире не отдал её Гилберту, и теперь он использовал эту же магию, чтобы облегчать им путь и предоставлять любые вещи, которые были нужны им, в подходящее время.

Подобные манипуляции были легче, чем если бы Фортинбрас разделил стороны своего проклятия между всеми: да, тогда бы никто из них не нуждался во сне и еде, но и Фортинбрасу было бы хуже. Проклятие могло бы развиться сильнее, перебороть его магию и распространиться на остальных, чего Фортинбрас ни за что не простил бы себе. Поэтому им приходилось обходиться тем, что они имели. Но Кит, кажется, был рад тому, что не нужно постоянно таскать что-то ещё, кроме оружия.

По крайней мере, Фортинбрасу казалось, что он был рад. Вчера вечером, — пока что они придерживались стандартных временных отрезков, которые Лабиринт воссоздавал в соответствии со временем, текущем в Диких Землях, — Фортинбрас практически не обращал внимания на чужие разговоры. Он сразу же занялся барьерами и даже попытки Гилберта узнать, что конкретно они видели, игнорировал.

Фортинбрас не хотел об этом вспоминать, но ему казалось, будто каждый раз, когда кто-то смотрел на него, они видели только его изуродованную спину и попытки разодрать себе руки.

Фортинбрас хотел вытравить это воспоминание из своей головы, однако Лабиринт не мог предоставить ему подобную роскошь. Он просыпался вместе с ними, перестраивался за лиги от них, распространял магию и хаос так, что Фортинбрас чувствовал её движение в воздухе. Из-за этого Николас, должно быть, просто сходил с ума: они с Рейной могли отследить и прочувствовать мельчайшее изменение, будь то создание иллюзий, образы из прошлого, как, например, дети, бывшие у высокого дерева, или же воссоздание и разрушение Некрополей.

Фортинбрас всю ночь ждал, когда Некрополь, располагавшийся под Омагой, вернётся, но этого так и не произошло. Лабиринт не желал, чтобы они входили в древний город, и изменения, читавшиеся во всём вокруг, лишь подтверждали худшие опасения Фортинбраса.

Медленно выдохнув, он повернулся обратно к лагерю и едва не вздрогнул, наткнувшись на внимательный взгляд Пайпер, подкравшейся слишком близко.

— Есть что-нибудь? — как ни в чём не бывало спросила она.

— Нет, — быстро ответил Фортинбрас, не понимая, почему не то что не слышал её шагов, даже не почувствовал запаха. — На пару лиг вокруг ничего не изменилось.

— А дальше?

Фортинбрас на мгновение задумался. Дальше — хуже, и ему следовало сказать об этом как можно скорее, но он почему-то не мог выдавить ни слова.

Пайпер ждала ответа, не обращая внимания ни на кого вокруг. Только-только разлепивший глаза Николас пытался понять, куда делась Твайла. Джонатан пытался растолкать Кита, медленно съезжавшего на Стеллу, свернувшуюся клубочком рядом. Клаудия из-за чего-то спорила с Энцеладом, а Стефан то ли пытался вклиниться между ними, то ли проклинал обоих и требовал, чтобы они шли ругаться в другое место. Марселин, как и вчера вечером, осматривала Гилберта. И судя по тому, что успел выловить Фортинбрас из их разговора, Гилберту не терпелось избавиться от повязки на глазу.

Если бы не давление, оказываемое Лабиринтом, Фортинбрас бы поверил, будто они всё ещё в Омаге.

— Эй?

Он моргнул, опустил взгляд на Пайпер и насторожился, когда она взяла его за руку. Точно как вчера, когда Лабиринт показывал им иллюзии, которые Фортинбрас не хотел видеть.

— Всё будет хорошо, — сказала Пайпер, улыбнувшись ему. Фортинбрас почти поверил ей, но спустя всего секунду она, изменившись в лице, продолжила: — И насчёт вчерашнего…

Фортинбрас вырвал руку скорее инстинктивно. Пайпер вскинула брови и опустила плечи, жалостливо уставившись на него.

— Извини, — пробормотал Фортинбрас, покачав головой. — Извини, я просто… Я не хочу об этом говорить.

— Но…

— Нет, Пайпер, — настойчивее произнёс он. — Я не хочу об этом говорить.

Он не сомневался, что Пайпер лучше кого-либо другого поймёт его, если он решит рассказать обо всём, что мучило его, но даже сам разговор был испытанием, с которым он бы ни за что не справился. Фортинбрас не хотел, чтобы Пайпер видела худшее в нём, слышала о слабости и ненависти, хотя рациональная часть него говорила, что Пайпер не испугается. Она верила ему и верила в него, однако проблема была в том, что Фортинбрас не верил в самого себя.

— Не надо, — на выдохе произнёс Фортинбрас, посмотрев ей в глаза. — Пожалуйста.

— Всего одно предложение! — выпалила Пайпер, вскинув указательный палец. — Или не одно, может, два. В общем, как пойдёт. Но я быстро и абстрактно, обещаю! Пожалуйста, — чуть тише добавила она, шагнув к нему. — Всего одно предложение. Или два. И всё, больше ничего не скажу, клянусь.

Фортинбрас сглотнул, едва ли не чувствуя, как начинают болеть все старые шрамы. Вчера утром, когда они ещё были в Омаге, Пайпер целовала его шрамы так, будто они были величайшими драгоценностями всех миров, и Фортинбрас почти убедил себя, что они не так ужасны. Всего несколькими поцелуями и лёгкими касаниями Пайпер вернула ему уверенность и спокойствие, которые исчезли, стоило Лабиринту начать давить на него.

Может, не так уж и плохо, если она скажет всего одно предложение. Или два. В конце концов, она не желала ему зла. Она любила его и хотела помочь.

Фортинбрас выдавил из себя вялую улыбку, взял её ладонь и прислонил к своей щеке, поцеловав запястье. Пайпер улыбнулась и, набрав в грудь побольше воздуха, сказала:

— Может, ты не хочешь говорить о том, что мы видели, сейчас, но когда захочешь, — если, конечно, вообще захочешь, — я тебя выслушаю. Я буду рядом.

Фортинбрас считал странным это уточнение, — в конце концов, как можно не быть рядом, если два человека разговаривают?.. — но ничего не сказал. Лабиринт мог давить на него, показывать худшие его стороны и моменты слабости, раскрывать его секреты другим, но благодаря Пайпер Фортинбрас знал, что он в этом не виноват.

— Я очень хочу тебя поцеловать, — тихо произнёс он, на этот раз улыбнувшись совершенно искренне, — но господин Сандерсон смотрит, и мне немного неуютно.

— Он не будет смотреть вечно.

— Я буду смотреть вечно, — достаточно громко возразил Джонатан.

Пайпер покраснела, но, приподнявшись на носочках, быстро поцеловала Фортинбраса.

— Когда мы закончим с Лабиринтом и я лично раскрошу черепа всем демонам, устрою нам самое потрясающее свидание на свете.

— Что такое свидание?

— Тогда будет тебе сюрпризом.

— А это что?

Пайпер рассмеялась, вновь поцеловала его и, улыбаясь от уха до уха, сказала:

— Давай как можно скорее найдём источник силы, который удерживает богов в плену, и я покажу тебе, что такое сюрприз.

— К слову, об источнике силы… Я больше ничего не чувствую.

Пайпер нахмурилась.

— Что-то мешает?

— Не знаю, это как-то… Странно. Раньше, когда мы с Клаудией спускались в Некрополи, я всегда чувствовал эту магию, даже если Лабиринт пытался её спрятать. Чувствовал чары и барьеры, потоки чужой силы, которые должны были меня запутать, но сейчас… Ничего этого нет. Я даже не чувствую давления самого Лабиринта.

— Может, он просто решил не мешать нам, — пробормотала Пайпер, криво улыбнувшись.

— Но источник силы пропал. Я нигде его не ощущаю, и не думаю, что даже Николас сумеет быстро найти его.

— Тогда будем искать Блуждающие Души. Уж они-то точно знают, в чём тут дело, да?

Фортинбрас не ответил. Ощущение, которое неустанно преследовало его каждый раз, когда он оказывался в Некрополе, исчезало медленно, и он никак не мог ухватиться за него, надеясь отыскать место, где скрывался источник. Обычно магия давила, сковывала разум и тело, но теперь этого не было, что сильно беспокоило Фортинбраса.

Он не понимал, как устроен Лабиринт и что можно ожидать от него. В одно мгновение он показывал им иллюзии, построенные на воспоминаниях, в другой выводил к древним развалинам, которые были поглощены магией этого места тысячелетия назад. Лабиринт перестраивался по своему усмотрению, путал их и одновременно подталкивал к нужному пути, как если бы его первозданную магию контролировали сразу двое существ, которые никак не могли прийти к соглашению. Настоящее чудо, что место, где они остановились этой ночью, так и не изменилось.

— Эй! — вдруг закричала Твайла, подскочив на месте. Она едва не свалилась со стены, на которой сидела всё это время, но Николас, тут же прыгнувший к ней с помощью магии, подхватил демоницу. — Я видела тень!

Фортинбрас напрягся, проследив за тем, куда указывала Твайла. Примерно в лиге от них начинался склон, за которым была уже знакомая им пустыня. Совсем далеко, практически за линией горизонта, Фортинбрас разглядел очертания зданий, которые медленно выстраивались и тут же разрушались. И при этом — никакого ощущения магии, даже намёка на неё. Будто Лабиринт сам по себе воздвиг барьеры, которые ограждали только определённые места.

— Вон там! — снова крикнула Твайла.

Из-за пелены высоких облаков, разрывая их крыльями, появилась фигура, опустившаяся как раз за только что воздвигнутой стеной. Всего на мгновение, но Фортинбрас, казалось бы, услышал, как далеко-далеко дрожит земля.

— Чёрт возьми! Я вижу! — истерично выпалил Николас. Он спрыгнул со стены вместе с Твайлой и, даже не убедившись, что она твёрдо стоит на ногах, подбежал к Пайпер и Фортинбрасу. — Всё очень и очень плохо!

— Да, вот об этом я и хотел рассказать, — немного опешив, сказал Фортинбрас.

— Да не в этом дело! То есть, да, конечно, я тоже не понимаю, почему вдруг источник той силы пропал, но, может быть, дело в Иснане?

Краем глаза Фортинбрас заметил, как Энцелад резко вскинул голову и уставился на Николаса. Тот, начав заламывать руки, нервно продолжил, едва не зажёвывая слова:

— Я пытаюсь отслеживать изменения Лабиринта, и их так много, что порой мне становится просто тяжело, но…

— Николас! — разъярённо рявкнул Энцелад, мгновенно нависнув над ним.

Юноша пискнул, растворился в воздухе и, оказавшись за спиной удивлённого Стефана, пролепетал:

— Я чувствую, как Иснан использует магию. Я вижу её потоки и знаю, что он здесь, в Лабиринте.

***

Иснану уже порядком надоели постоянные изменения, происходившие с Лабиринтом. Однако он считался с ними, искал новый путь, если Лабиринт вдруг заводил их в тупик, и стойко терпел насмешки Маракса и его споры с Карстарсом. Честное слово, Иснан скорее умрёт из-за их глупой болтовни, чем сумеет добраться до Хайбаруса.

Голос короля демонов то затихал, то становился громче. Несколько часов назад, — хотя Иснан не мог точно сказать, сколько времени прошло на самом деле, — Хайбарус кратко рассказал ему о том, что попытался испытать Третьего сальватора. Иснана ничуть не обрадовало, что тот полез в Лабиринт, однако своего разочарования он не показал. Вскоре после этого Хайбарус сказал, что «глупая защитница людей вновь мешает ему», но Иснан его не понял.

С тех пор Хайбарус молчал. Не ответил он и после того, как Иснан начал отчаянно взывать ему. Лабиринт менялся, испытывал его, но в этот раз он зашёл слишком далеко.

Вокруг них возводился и рушился древний город, поглощённый Лабиринтом тысячелетия назад, когда Иснан впервые увидел Аннабель, пробежавшую по соседней улице.

Поначалу он решил, что это лишь игра его воображения. Образ Аннабель всегда существовал где-то на задворках его сознания, но никогда не становился более реальным. Иснан помнил, как жизнь покидала её изломанное тело, как фейская кровь текла по его губам, а Ренольд, запертый внутри него, беззвучно кричал. Иснан считал это абсолютно нормальным: Аннабель оказалась слабой, и они её убили, украли Слово и поместили его в Иснана.

Но теперь она казалась слишком реальной. Аннабель пробежала совсем рядом, коснувшись его руки. Её светлые волосы всколыхнулись, точно от ветра, и карие глаза блеснули, когда она всего на мгновение посмотрела на Иснана. Она был так близко, что он мог пересчитать каждую веснушку на её лице. Он инстинктивно попытался ухватить её за руку, остановить, но Аннабель побежала вперёд и и скрылась за поворотом. Иснан рванул за ней, проигнорировав предупреждение Маракса.

Переулок, в котором он оказался, был весь в крови. Та стекала со стен и подоконников открытых окон, скапливалась в огромные лужи на земле. Аннабель стояла в самом конце, возле небольшой лестницы, ведущей вправо, и выжидающе смотрела на него. Её босые ноги были по щиколотку в крови. Иснан тряхнул головой, но фея никуда не делась.

— И что ты стоишь? — крикнула она, гордо задрав голову. — Тебе же нравится кровь. Давай, иди сюда!

Иснан против воли сделал шаг назад, а потом понял: голос Аннабель был не таким, каким он его помнил. Иснану потребовались мгновения, чтобы понять ещё кое-что — он совершенно не помнил, каким был голос Аннабель на самом деле.

Это воспоминание просто исчезло или хаос вытравил его, посчитав ненужным? Может быть, это сделал Ренольд, пытавшийся хоть как-то защитить память своей обожаемой феи? Иснан впервые за долгое время обратился к нему, но сакри не ответил.

— Иди сюда! — громче повторила Аннабель, махнув ему рукой. — Тебе ведь так нравилось пить мою кровь!

Иснан качнул головой, чувствуя, как магия Лабиринта давит на него. Древний город всё ещё возрождался и рушился вокруг него, но переулок, в котором стоял демон, оставался неизменным. Кровь всё ещё мерно стекала по стенам и капала в особом раздражающем ритме.

— Что происходит, мой король? — совсем тихо спросил Иснан, прожигая Аннабель ненавистным взглядом.

Даже если Ренольд этого не говорил, Иснан знал: сакри считает Аннабель единственной достойной Слова. Он выбрал её незадолго до Вторжения, был уверен в ней и знал, что она никогда не использует магию кому-либо во вред. Иснан не был таким великодушным. Познавая Слово и его возможности, он испытывал магию на ноктисах, низших демонах, которых ему отдавала госпожа, и людях, которые изредка попадали к ним живыми. Он поглощал чужую кровь, учился правильно отмерять дозы и проверял пределы своих возможностей, чего Аннабель, как он знал, никогда не делала. Она была слишком бесхребетной для этого. Считала, что может использовать Слово лишь в том случае, если тот, чью кровь она собиралась выпить, согласен на это.

Как отвратительно. В её руках была едва не сильнейшая магия, а она отказывалась её применять. Неудивительно, что она умерла от рук Иснана.

Он моргнул, вдруг ощутив острую боль в солнечном сплетении, и сжал ткань одежды на груди, впившись в неё когтями. Где-то глубоко внутри скреблось чувство, которое Иснан никак не мог побороть. Хайбарус молчал, как и Ренольд, а Аннабель не исчезала, из-за чего противное ощущение только возрастало. Будто о рёбра Иснана что-то скреблось, а его лёгкие медленно сжимались, наполняясь дымом.

Иснан моргнул ещё раз. Аннабель оказалась в двух шагах от него, — подкралась, как тень, а он и не заметил, — а переулок уже был охвачен огнём. Слышался треск дерева, которого здесь не должно было быть, чей-то далёкий голос, эхом отскакивающий от стен. Вокруг метались тени.

— Тебе же нравится кровь, — прошипела Аннабель, сделав шаг к нему. — Нравится, да?

Иснан хотел вцепиться ей в горло, разорвать его, как много лет назад, но не мог пошевелиться. Руки и ноги будто сковало невидимыми цепями, которые тянули его вниз, к земле, в лужи крови и горстки пепла, в языки пламени, начавшие лизать его кожу прямо через одежду.

Аннабель схватила его лицо и притянула к себе. В свете пламени её глаза казались совсем чёрными, что было просто невозможно — Иснан помнил, что они у неё светло-карие.

— Почему ты отрицаешь свою память? — неожиданно тихо прошептала Аннабель, заглянув ему в глаза. — Почему? Ты завладел великой силой, был избран, но пресмыкаешься перед ними, как животное. Ты сальватор, Карлос, а не цепной пёс. Вспомни, как именно магия заструилась по твоим венам, и выполни обещание, данное много лет назад.

Иснан закричал, когда огонь хлынул по его венам. Аннабель резко отпустила его, отошла на шаг и растворилась в тенях — в тот самый момент, когда сверху на неё спикировал Маракс. Он едва не проехал по земле, залитой кровью, мгновенно выпрямился и вновь взмыл в воздух. Иснан судорожно дышал, чувствуя, что лёгкие всё ещё полны дыма, и вглядывался в точку в небе, становящуюся всё меньше.

— Ты совсем из ума выжил?! — яростно заорал кто-то над ухом Иснана. — Вставай, идиот!

Судя по тому, что в опасной близости от его лица блеснули когти, Карстарс был очень зол и мог разорвать ему глотку. Иснана это не волновало. Боль исчезла, будто её и не было, исчезла и кровь, окрасившая всё вокруг в алый. Маракс приземлился рядом, раздражённо рыкнул и передёрнул крыльями. Иснан прекрасно знал, что сейчас тот попытается отыграться на нём, — вот только не знал, из-за чего, — однако успел прежде, чем Иснан призвал хотя бы одну крупицу хаоса:

— Что это было? — обратился он к королю, прикрыв глаза и чувствуя, как тонкая нить, соединившая их, едва зашевелилась. — Что это было?

«Та защитница людей, о которой я говорил, — тихо и скучающе произнёс Хайбарус, всё же ответив на мысленный зов Иснана. — Глупая… Всё пытается помешать, да только неизменное проигрывает. Сил у неё совсем не осталось».

— Кто она? — нетерпеливо спросил Иснан, сжимая кулаки. Карстарс пялился на него, как на умалишённого, хотя прекрасно знал, почему Иснан говорил сам с собой

Пожалуй, это было ещё одной причиной, из-за которой Маракс постоянно испытывал его. Их король говорил только с Иснаном, ни Маракс, ни Карстарс ещё ни разу не услышали его с тех пор, как оказались в этом мире.

«Всего лишь глупая маленькая мятежница, — ответил Хайбарус, потянув за нить и вынудив Иснана подняться на ноги и выпрямиться. — Тебе не следует беспокоиться из-за неё».

— Кто она? — повторил Иснан. — Она пыталась меня убить. Она знала, что…

«Осторожнее, Иснан, — перебил Хайбарус, и на мгновение в его голосе, которое слышалось демону многократным эхом, проскользнули сталь и ярость. — Не забывай, с кем ты говоришь».

— Если Лабиринт и дальше будет сталкивать меня с чем-то, чего я не понимаю, но что хочет меня убить, я хочу знать об этом. Я хочу знать, с чем имею дело.

За такие слова король вполне мог его убить. Чего ему стоить потянуть за нить, связавшую их, и взять под контроль хаос, благодаря которому Иснан жил? Нужно приложить лишь чуть больше усилий, и его снова подчинят, загонят в самую глубину сознания, откуда ему не выбраться, отрежут воспоминания, которые…

Иснан замер, заметив, что совершенно не понимает, куда бегут его мысли. Разве его кто-то подчинил себе? Да, Хайбарус, Маракс и даже Карстарс нападали на него, испытывали, брали под контроль, но ведь это естественно. Они — одни из сильнейших демонов, а Иснан лишь перевёртыш. С другой стороны, он был сальватором, и потому иногда они даже жалели его.

Разве это не естественно?..

«Тебе не стоит беспокоиться из-за глупой мятежницы, — наконец сказал Хайбарус. — Думай лишь о том, чтобы прийти ко мне. Помни, что я щедро вознагражу тебя».

Иснан сжал челюсти, но кивнул, прекрасно зная, что Хайбарус этого не поймёт — поэтому ему нужен был чёткий ответ. Однако Иснан не мог его дать.

Что-то внутри него скреблось, и лёгкие всё ещё были полны дыма.

Иснан затих, вслушиваясь в далёкий шум ветра, и ждал, когда король упрекнёт его в отсутствии ответа. Но Хайбарус вновь оставил его, и Иснан вдруг почувствовал себя идиотом. Карстарс смотрел на него так, будто готовился живьём содрать с него кожу.

— Что? — наконец бросил Иснан, подняв на него глаза. — Я говорил с нашим королём.

— Маракс сказал, что учуял знакомый запах, — процедил Карстарс. — Используй магию, чтобы…

Договорить он не успел: дёрнулся, захрипев, когда бронзовая стрела вонзилась ему в шею. Точно на том же уровне, где находилась голова Иснана. Сальватор быстро обернулся и вскинул руку, воздвигая барьер, в который врезалась ещё одна стрела.

Сердце Иснана билось, как птица в клетке, и страх перед неизвестным вдруг стал сильнее. Карстарс отступил ему за спину и выдернул стрелу из шеи, вновь захрипел. Иснан совершенно инертно протянул левую руку назад и коснулся дыры в шее Карстарса, зачерпнул немного крови и быстро слизнул её с пальцев.

— Asret, — бросил он, призывая магию и хаос. На языке демонов это означало что-то вроде «стать прежним» — точного перевода на человеческий Иснан не смог бы дать.

Целительство никогда не было его сильной стороной, — у Иснана просто не было причин для его изучения, как и подопытных, — но ему было достаточно крови, Слова да притянутого хаоса, чтобы быстро залечить шею Карстарса. Не хватало ещё, чтобы тот умер. Иснан, конечно, был совсем не против, как и Маракс, но вот госпожа Ситри или Хайбарус…

Ещё одна стрела врезалась в барьер, и Иснан, наконец, заметил, откуда та прилетела — с крыши полуразрушенного здания в конце улицы. Туда же метнулся Маракс, и там же вспыхнул фиолетовый свет. По телу Иснана побежали мурашки.

Он чувствовал их здесь, в Лабиринте. Троих сальваторов, которые подобрались слишком близко и теперь окружали его. Тонкие нити связи, которую Ренольд старательно подавлял так долго, постепенно становились ощутимее. Одна из них тянулась к месту, где был Маракс, и вспышки фиолетового подтверждали — это Николас, Четвёртый, который когда-то помешал Иснану забрать Пайпер и то и дело закрывал бреши, которые Иснан какое-то время прятал. Другая нить вела в сторону переулка, который ещё недавно был весь в крови. Иснан никак не мог понять, кого именно он чувствует, Первую или Третьего. Ощущение сальваторской магии было общим, иррациональный страх возрастал, мешая ему, и Лабиринт, кажется, мог в любой момент перестроиться, запутать его.

Иснан не понимал, почему боится.

Король демонов на его стороне. Он, в отличие от сальваторов, использует не только магию, но и первозданный хаос. Карстарс и Маракс, одни из сильнейших тёмных созданий, на его стороне. Как бы сильно он ни действовал им на нервы, они не бросят его на произвол судьбы, не отдадут в руки сальваторам, лишь бы спастись самим. Они нуждались в Иснане так же, как он — в них.

Ещё одна стрела врезалась в барьер, но уже с другой стороны. Иснан вздрогнул от испуга, поразившись самому себе, и вскинул руку, посылая волну хаоса. Четвёртый слишком хорошо скрывал того, кто стрелял, и Иснану это не нравилось. Было в этих стрелах что-то знакомое и чужое одновременно, что-то, из-за чего по его коже бежали мурашки, а Ренольд, казалось бы, начинал беспокойно шевелиться.

«Ты посмел забыть?!» — отчаянно закричал сакри — Иснан впервые слышал, чтобы тот повышал голос. Ренольд всегда говорил спокойно, сдержанно, очень редко показывал раздражение или разочарование. Если и появлялся на какой-нибудь зеркальной поверхности, то и вовсе не открывал рта, предпочитая общаться мысленно. Такой раздражённый тон совсем не в духе его слабовольного сакри.

Иснан отвёл одну руку за спину и сжал кулак, надеясь открыть портал. Ему одному против двух сальваторов не выстоять, а Карстарс когда-то уже проиграл. К тому же, Иснан слабо верил, что сальваторы пришли одни. Четвёртый защищал кого-то, значит, и они…

«Думаешь, если поймёшь, скольких людей скрывает их магия, станет лучше? — не унимался Ренольд. — Тебе бы сейчас головы не лишиться, идиот!»

«Тогда сделай всё возможное, чтобы защитить меня!» — мысленно огрызнулся Иснан.

«Ты хочешь, чтобы я сражался против смертных, которые пострадали из-за тебя? Не я убил его сестру. Не я использовал её кровь, чтобы отравить хаосом тело. Ты заставил меня сделать это».

«Ты принадлежишь мне, — упрямо продолжил Иснан, всё ещё пытаясь стянуть магию в одну точку. Ренольд не может быть настолько сильным, чтобы мешать ему, просто не может. Не здесь, где Хайбарус всячески подпитывает его хаосом, а сам Лабиринт, казалось бы, благоволит любому его действию. — И ты будешь делать всё, что я прикажу!»

«Глупый мальчишка. Ты дал мне обещание, которому я поверил, и посмотри, к чему это привело. Мы оба умрём, если ты не перестанешь отрицать свою память».

Иснан стиснул зубы, изо всех сил стараясь притянуть как можно больше магии. Ему нужно понять, где прячутся сальваторы на самом деле и скольких людей скрывает их магия. Нужно получить преимущество и предоставить Карстарсу возможность напасть. Нужно сделать всё возможное, чтобы не умереть от рук глупых смертных людей.

Он был сальватором, связанным с сакрификумом, и был близок к богам, как никто другой. Он, фактически, и был богом.

Магия откликнулась, будто препятствие, которое стояло у неё на пути, исчезло в одном мгновение. Иснан развёл пальцы в стороны, открывая портал, и быстро шагнул назад, потащив Карстарса за собой.

Иснан убеждал себя, что это не бегство. Ему нужно было изучить территорию, понять, где прячутся сальваторы и как именно их магия ощущается практически всюду, создать хотя бы мало-мальскую возможность для неожиданной атаки. Он, конечно, не Четвёртый, не умеет прыгать из одной точки пространства в другую, но умеет открывать порталы и знает, что в состоянии использовать даже столь ограниченный способ перемещения. Иснан был уверен, что откроет портал и проведёт их на пару улиц дальше, туда, где стрелы не достанут их, что Карстарс сразу возьмёт хаос под контроль, а сам Иснан сосредоточится на ощущении сальваторской магии.

Но он ступил на другую улицу и сразу же напрягся, когда магия внутри него едва не взвыла. Портал закрылся, и в десяти метрах от них оказалась Первая вместе с двумя людьми, которые тут же наставили на них оружие.

Карстарс, в отличие от него, расслабленно повёл плечами и с улыбкой сказал:

— Здравствуй, Первая. Желаешь закончить то, что мы начали ещё в Башне?

***

Никто, кроме сальваторов, не понимал сути их магии. Даже Иснан, будучи Вторым, многого не знал — поэтому, наверное, и выглядел таким удивлённым, когда портал привёл его прямо к Первой. Карстарс предположил, что всё дело в магии, которую Лабиринт пытался украсть, в его попытках свести всех сальваторов вместе и постоянным внутренним изменениям. Но если Иснан, судя по его лицу, собирался вновь открыть портал и сбежать, как трусливый щенок, то Карстарс намеревался воспользоваться подвернувшейся возможностью.

Он прекрасно помнил, как сильно Первая портила ему всё веселье: как ломала барьеры Уалтара и печати из хаоса, наложенные Карстарсом; как развеивала морок и разбивала зеркала Гасион; как сжигала Уалтара и как отрубала ему голову. Не будь девчонка такой упрямой, Карстарс бы позаботился о том, чтобы обратить её в тёмное создание. Её Сила, стремление и чистый гнев, который он с наслаждением вдыхал прямо сейчас, могли стать чрезвычайно ценным ресурсом.

Карстарс, возможно, и попытался бы склонить её на их сторону, если бы Гасион не начала мучить её раньше срока и не перегнула палку. Хорошо хоть, в первый раз госпожа не подпустила её к сальватору. Над Иснаном работали только трое: Ситри, Маракс и сам Карстарс, успевший изучить каждый уголок его сознания.

Но этого оказалось недостаточно. Карстарса заперли в чужом мире, Маракс был растворён в хаосе, а Иснан остался под надзором госпожи. Как именно она воздействовала на него? Что делала, что говорила? Предполагали ли, что когда-нибудь он окажется в Лабиринте, из-за которого его изменённое сознание начнёт восстанавливаться?

Карстарс не мог этого допустить. Даже если он ослаб из-за Третьего, едва не убившего его, он всё ещё был в состоянии сильно усложнить жизнь Первой. Запутать её, напугать. Показать то, что её ожидало, и сделать это реальным. Не позволить Иснану вмешаться раньше срока.

Карстарс медленно вдохнул, чувствуя привкус клубящегося в воздухе хаоса и магии, которой Иснан отчаянно ограждал их от людей, и улыбнулся, показав клыки.

— В чём дело, Первая? — ласково спросил он, когда девушка вскинула руки, вены на которых тут же засветились золотым. — Ты не рада меня видеть? Но ведь это вы искали нас.

Он услышал, как нервно сглотнул человек, бывший на шаг позади сальватора: щуплый на вид, перепуганный. Смертный. В его жилах, должно быть, от страха застыла кровь. Карстарс впервые его видел и понятия не имел, есть ли у него имя. Может, он был лишь псом для Первой, как ноктисы — для него. Может, он сломается даже быстрее, чем Карстарс успеет проникнуть в его разум.

— Не молчи, Первая, — промурлыкал он, сделав шаг вперёд. Сальватор не сдвинулась, зато Иснан зашипел на него, требуя остановиться. Карстарс его проигнорировал. — Я скучал по твоему сознанию.

Удар достиг цели: девчонка вздрогнула и едва не опустила руки, но в последнюю секунду лишь крепче стиснула кулаки. Воздух вокруг неё слабо замерцал — магия ограждала двух смертных защитными барьерами, отделяла от неё, чтобы Карстарс не мог до них добраться.

Прекрасно. Карстарс любил, когда ему немного сопротивлялись.

И всё же, он старался быть осторожным. Лабиринт принимал их короля и Иснана, но всё ещё присматривался к Карстарсу и Мараксу. Неизвестно, что будет, если он надавит слишком сильно: может, мир вокруг вновь изменится? Может, Лабиринт убьёт его, ведь сальваторы — его добыча?

Карстарс не мог заходить слишком далеко, хотя очень хотел. Маракс будто невзначай как-то бросил, что кровь сальватора по вкусу напоминает кровь уранионов. Сила, власть, знания, вечность — всё это было в одной капле, и Карстарса душил голод. Он слишком давно пробовал кровь Третьего и едва не поплатился за это жизнью, но, несмотря на все доводы разума, желал зайти слишком далеко.

Ему нужна кровь Первой. Он хотел вонзить клыки в её шею и выпить досуха. Хотел сломать её хрупкое тело, медленно снять кожу, слыша, как она умоляет его остановиться. Третий не умолял, но Первая наверняка начнёт. Она упрямая, но она человек. Люди — лишь пыль, их жизни коротки и пусты. Даже если сакрификиум выбрала её и одарила Силой, Карстарс имел опыт в истязании сальваторов и знал, с чего начать.

— Ну же, Первая, — мягко повторил Карстарс, сделав ещё один шаг назад. — Ятак надеялся, что ты сдашься там, в Ба…

Она вскинула руку и метнула в него сгусток магии, длинный, тонкий и острый, как нож. Карстарс увернулся, услышал, зарычал Иснан, попавший под удар, и ринулся вперёд. Двое смертных — не помеха, лишь пыль под его ногами, но Первая — другой разговор.

В ней кипела магия, и Карстарс хотел поглотить её.

Хаос взметнулся, расколов землю, врезался в барьеры, ограждавшие двух смертных. Карстарс увернулся от ещё одного выпада и набросился на Первую. Звук, с которым её затылок врезался в землю, едва не привёл Карстарса в экстаз.

Он может сломать её. Может проникнуть в разум, вытащить на поверхность все страхи и потайные желания, извратить их настолько, что Первую начнёт тошнить от себя. Может снять с неё кожу, разрезать мышцы и раскрошить кости. Может превратить её во что-то лучшее, ведь то, какой она была сейчас… Это настоящее расточительство и издевательство. Такая мощь не должна была достаться смертной девчонке. Тёмные создания были достойны Силы, и Карстарс с радостью вырвет Лерайе из тела сальватора и преподнесёт своему королю как подарок.

Поэтому он вжимал тело Первой в землю, отбивался от её неуклюжих атак и терпел жар, расплывавшийся по её коже. Карстарс чувствовал, что ещё немного, и золотой огонь, который погубил Уалтара, вспыхнет, начнёт поглощать его, но не отступал. Бил, не замечая никого вокруг, получал удары в ответ, кусался и рычал, когда ногти Первой царапали его костяную маску. От этого гнев Карстарса только распалялся и подавлял разум.

Первая развеяла морок Башни. Первая разбила зеркала Гасион. Первая убила Уалтара. Первая едва не сожгла его и навечно оставила на его лице шрамы, которые не смогло убрать даже Слово.

Первая, Первая, Первая.

Карстарсу она надоела, и он хотел её сломать.

Она ударила его в шею, точно туда, где ещё минуты назад зияла рана от стрелы, и золотистое пламя сорвалось с её пальцев. Карстарс отпрянул, пригнулся, приготовившись к удару, но сзади на него кто-то прыгнул и повалил на землю. Пахло кровью, старыми ранами и миром, которого он даже не знал.

Карстарс извернулся, сбросил с себя нападавшего и отступил на два шага. Перед ним стоял юноша, которого он едва узнал: высокий, стройный, с глубокой раной на левом предплечье и с повязкой на глазу, съехавшей в сторону. Острые скулы, нос, разрез глаз, взгляд, даже разворот плеч — Карстарс слишком хорошо знал их, и хотя в сознании Третьего сохранился образ тринадцатилетнего брата, демон всё же узнал Гилберта из рода Лайне. Король без королевства и короны, принц без права наследовать трон. Он был той ещё проблемой и изрядно бесил Иснана и Маракса, но для Карстарса был лишь бледной тенью Третьего. Вряд ли он сильнее, и уж точно не умнее. Даже Третий не бросался на Карстарса так необдуманно.

— Ваше Высочество, — растянув губы в ядовитой улыбке, сказал Карстарс и слегка склонил голову. — Вижу, с Мараксом вы уже поздоровались. Славно. Может, поболтаете и со мной?

Великан вздрогнул, жилка на его шее дёрнулась. Карстарс втянул воздух, наслаждаясь запахом великанской крови. Оказывается, он скучал по этому. Жаль, что Лабиринт не дал им больше времени.

Стены домов вокруг них осыпались песком, крошились, далёкие башни из древнего камня с грохотом падали. Город вновь исчезал, и только пятна чужой крови да хаос, принявший форму теней, оставались неизменными. Хаос всё ещё теснил двух смертных, но не нападал — Карстарс помнил, что убить простых людей легко, но вот использовать их против Первой было гораздо интереснее. Она сама поднималась на ноги и утирала кровь с лица. Рядом с ней, едва не согнувшись, стояла девчонка-оборотень.

Последние развалины пали, растворились в воздухе и песке, и Карстарс увидел Иснана, который из последних сил отбивался от Третьего и ещё одного мага. Только из-за переливов бронзового в воздухе Карстарс понял, что великанский ублюдок, которого Маракс когда-то проклял, и впрямь выжил. Досадно. Карстарс стал бы тратить силы и спасать Иснана, если бы тот сражался только с магом, но Третий — вовсе не тот, с кем он мог справиться. Пусть они оба сальваторы, Третий всё же намного умнее и искуснее. Его не раздирают подавленные воспоминания, медленное пробуждение которых Карстарс чувствовал.

Улыбнувшись принцу великанов, он распался на тени, метнувшиеся в сторону, и вновь стал целым прямо перед лицом Третьего. Карстарс услышал, как рвано выдохнул Иснан, как громко треснула кость в его руке, — кажется, великан-маг всё же добрался до него, — и поднял больше хаоса, натравив его на Третьего. Мир вокруг будто замедлился.

Карстарс, в отличие от Маракса, предпочитал играть с сознанием своей жертвы, но и азарт простой битвы не был ему чужд. Во время Вторжения он с радостью громил сигридцев, подавлял волю маленьких фей, ещё пытавшихся бороться с ним, и подпитывался страхами и надеждами чудом выживших. Он запоминал каждую смерть, которую видел, впитывал её в себя, а после, в Башне, когда закованный в цепи Третий упрямо глотал крики боли, услужливо подсовывал их ему. Он показывал миры, которые погибали из-за хаоса, и магию, которая с радостью текла к ним в руки и растворялась в их телах. Показывал трупы, поднимавшиеся и бравшие в руки оружие из-за одной воли их госпожи; реки крови, которые заполнили собой просторные земли Сигрида; безумие, которое охватывало слабых смертных, ломало их хрупкие тела и разрывало сердца.

Карстарс был уверен: Третий помнит, что он видел. И всё же демон хотел ему напомнить. Хотел вновь заточить его в Башню, на этот раз стоящую далеко-далеко, за пределами территорий, которые сигридцы могут изучить, там, где есть только пустота и тьма, где кровь всех существ всех миров смешивалась и сливалась в один бесконечный океан.

И всё это — в одно мгновение, то самое, когда их глаза оказались на одном уровне, а лица были на расстоянии жалких сантиметров. Карстарс видел в глазах сальватора ярость и магию, с каждой секундой всё распалявшуюся. Ещё несколько секунд, и золотое пламя, окружившие их со всех сторон, смешается с голубым, ярость Третьего выйдет из-под контроля и он допустит ошибку, которая будет стоить ему жизни. Карстарсу нужно лишь подождать.

Всего несколько секунд.

Но он вдруг ощутил, как что-то острое впивается ему в плечо, как его тело клонится в сторону, как Третий заносит меч для удара. Чёрные нити мгновенно протянулись к великану, оплели руку и отвели её в сторону. Карстарс рухнул, схватившись за стрелу, торчащую из плеча, и перевернулся. Какой-то крысёныш целился в него из лука — быстрее, чем Карстарс сумел защититься хаосом, смертный выпустил ещё одну стрелу. Та просвистела всего в сантиметре от лица Иснана, который тут же отскочил, отшвырнув великана-мага в сторону.

Карстарс поднялся, вырвал стрелу из плеча и бросил её на землю. Золотое пламя лизало полы его плаща, отрезая путь к отступлению. Лучник целился в него, великан-маг едва заметно шевелил пальцами, постепенно накладывая барьеры и чары. Совсем далеко, там, где серая земля сливалась со светлым небом, вспыхивал фиолетовый свет, металась крылатая тень — Маракс всё ещё боролся с Четвёртым и, как был уверен Карстарс, кем-то ещё. Лабиринт разрушил город, разделявший их, и запахи стали немного отчётливее: Карстарс ощущал присутствие минимум дюжины. Перед ними было всего восемь: Первая, Третий, двое смертных, девчонка-оборотень, великан-маг, брат Третьего и лучник. И все они медленно наступали, готовые убить их.

Карстарс покосился на Иснана и едва не рявкнул, чтобы тот сосредоточился. Чёрные нити магии бездумно искрились вокруг него, частицы хаоса оседали на белую кожу, а тени рыскали возле ног. Иснан настолько обезумел неизвестно из-за чего, — страха, отчаяния, ненависти? — что взял под контроль тени, которые до этого теснили двух смертных, и теперь те были свободны. Карстарс видел блеск какого-то металла и слышал, как сильно бьётся сердце у одного из смертных, того, что был моложе. А Маракс всё ещё боролся с Четвёртым, будто не понимал, что его хаос нужен здесь и сейчас.

Карстарс стиснул челюсти. Он силён, очень силён, но здесь от грубой силы будет мало толку. Иснан едва справлялся с великаном-магом, сильно уступал Третьему и определённо был целью лучника — теперь Карстарс отчётливо видел, что тот целился именно во Второго, а не в него. На секунду это разозлило Карстарса, который, как оказалось, лишь неудачно оказывался на пути, но лишь на секунду.

Один сальватор и один демон против двух сальваторов, мага и великана — плохой расклад. Особенно если учесть, что Карстарс до сих пор не знал, на чьей стороне был Лабиринт.

И всё же, он был готов рискнуть, зайти достаточно далеко, чтобы проверить, кто сумеет первым нанести смертельный удар.

Он вскинул руки, посылая десятки теней во все стороны, а сам метнулся к Иснану. Быстрее, чем тот успел среагировать, Карстарс клыками впился в его руку и втянул кровь, чувствуя, как он сила вливается в его тело, сбивает с ног и кружит голову. Будь его воля, Карстарс выпил бы всё до последней капли, но не мог. Иснан ударил его, оттолкнув от себя, — на долю секунды даже показалось, будто он начнёт осыпать его проклятиями, и в его голосе послышится многократное эхо их короля, — и Карстарс отступил. Золотое пламя лизнуло его ноги, в считанные мгновения сожгло тени, посланные им.

Карстарс улыбнулся, показав окровавленные клыки, и сам стал тенью. Он был везде и нигде, слышал всё и ничего, и потому знал: то, что случилось после, было его виной лишь отчасти. Впрочем, Карстарс не переживал из-за этого.

Мир будто сошёл с ума: магия разных цветов вспыхивала то тут, то там, пламя отгоняло его, преграждало дорогу, но Карстарс стремительно скользил дальше, огибая каждого, и вновь обрёл плоть, лишь когда до девчонки-оборотня оставался жалкий метр. Карстарс прыгнул на неё, посылая ещё больше теней для обманного манёвра, и в последний момент позволил двум из них расступиться.

Один смертных, тот, что был помоложе, бросился вперёд — точно так, как за долю секунды до этого, когда сработали глупые человеческие инстинкты и он решил, что сумеет защитить девчонку-оборотня.

Второй, тот, что был старше, коротким лезвием рассёк одну из теней, и та рассыпалась на частицы хаоса. Значит, его оружие всё же было сокрушителем. Даже зная это, Карстарс не сдержал болезненного воя, когда лезвие полоснуло его бедру. Смертный отбил первый удар, второй, третий, пока тени продолжали сжимать кольцо и преграждать путь остальным. Отбил четвёртый, пятый, но шестой пропустил. Карстарс зарычал, впился в шею смертного и уволок его за собой, через тени, тьму и пустоту, всё и ничего.

Он вновь сделал их тела материальными и с досадой обнаружил, что Иснан не сумел сдержать напора сразу двух сальваторов и мага. На манёвр Карстарсу потребовалось меньше десяти секунд, а Иснан всё равно проиграл. Бронзовые нити магии оплетали его руки и ноги, а лучник крепко держал, сдавив горло рукой и прижав кинжал к виску. Из носа Иснана текла тоненькая струйка крови, но серьёзных ран не было. По крайней мере, внешних. Карстарс чувствовал, как хаос ускользает из-под контроля Второго, как тот сомневается.

«Идиот», — подумал Карстарс, ударив смертного под колено и схватив за волосы. Мужчина упал, хрипло вскрикнув. Из раны на его шее текла кровь, руки слабо подрагивали.

Первая метнулась вперёд, но замерла, когда Карстарс приставил острое лезвие к шее смертного. Для того, чтобы схватить его, Карстарс пожертвовал почти всем своим хаосом, и той силы, что он впитал из крови Иснана, было мало. Этого бы не хватило, чтобы взять в заложницы Первую или Третьего или даже великана-мага. Но вполне хватило для смертного.

В конце концов, он хотел сломать Первую, и теперь он знал, какой способ будет лучшим.

— Итак, — медленно повторил Карстарс, сильнее задрав голову мужчины, — теперь ты скажешь, что скучала, верно, Первая?

— Отпусти его! — рявкнула она, сжав кулаки, вокруг которых разлилось золотое сияние.

— Отпустите Иснана, — так же медленно сказал Карстарс.

Обычно тёмные создания не торговались. Если кто-то из их братьев или сестёр попадал в плен, и они знали, что им не выбраться, все нити, связывавшие демонов друг с другом, обрывались. Хаос поглощал их тела, превращал в ничто знания, которыми они обладали. Это было законом, который они соблюдали тысячелетия.

Но Иснан был особенным. Единственный из демонов, кто сумел установить связь с Ренольдом. Единственный сосуд, который они смогли создать и сохранить так долго. Единственный, кто сумел дать обещание сакрификиуму Слова так, что тот поверил в него.

Госпожа Ситри и король Хайбарус не простят Карстарса, если тот не спасёт Иснана. И как бы сильно этот щенок ни раздражал его, Карстарс был обязан сделать всё возможное, чтобы сохранить ему жизнь.

— Это просто, моя дорогая, — продолжил демон, аккуратно ведя лезвием по шее мужчины.

Тот не шевелился, скованный частицами хаоса, которые проникли в его кровь, но это не было единственной причиной. Смертный был умён и знал, что одно лишнее движение будет стоить ему жизни.

— Какое у тебя имя? — спросил Карстарс, наклонившись к мужчине.

Смертный не ответил. Хмыкнув, Карстарс дёрнул его голову назад, заставляя смотреть на себя. Лезвие проткнуло кожу на шее, выступила кровь.

— Ничего, — пробормотал Карстарс, поднимая глаза на Первую. — Я сам узнаю.

***

Энцелад думал, что справится. Это просто — всего один выстрел, и Иснан будет мёртв. Всего один выстрел, и его сестра будет отомщена. Всего один чёртов выстрел.

Но Энцелад владел луком немного хуже, да и Карстарс, второй демон, которого в Диких Землях именовали Герцогом, постоянно оказывался рядом и будто бы нарочно ловил стрелу вместо Иснана. Энцелад знал, что это не так, просто он давно не брал оружие сестры в руки и не тренировался должным образом. Он всегда использовал меч, но тот сгорел вместе с телом Дионы. А сейчас сгорала его уверенность в себе и том, что он делал.

Демоны не ровня простым смертным, а Энцелад был простым смертным. И тем не менее он крепко держал Иснана, едва не лишая его воздуха, знал, что магия Стефана сковывает его руки и ноги, видел, что Гилберт готов в любой момент ринуться в атаку. Видел, что теперь Джонатан стоял на коленях перед Карстарсом, и тот целился ему в шею.

Энцелад понятия не имел, как так вышло. Всего пару секунд назад Карстарс вдруг напал на Иснана, а тени окружили их, но теперь всё было иначе. У них был Иснан, виновный в смерти Дионы, а у Карстарса — Джонатан, не виновный ни в чьей смерти.

— Тебя зовут Джонатан, — словно пробуя его имя на вкус, произнёс Карстарс. — И кровь связывает тебя с моей любимой Первой… Прекрасно. Значит, я не ошибся. А теперь отпустите Иснана, — жёстче повторил он, отведя руку с лезвием в сторону. Оно мгновенно вытянулось, потемнело. Энцелад узнал очертания меча до того, как клубы чёрного дыма стали плотнее и окутали собой оружие.

— Не трогай его, — дрогнувшим голосом выдавила Пайпер. Она стояла в пяти метрах от Карстарса, дрожала всем телом и, казалось, готовилась сделать шаг вперёд, но постоянно останавливала себя. Магия отражалась в её глазах, золотой огонь всё ещё полыхал на земле, но не касался демона.

— Отпусти Иснана, и я его пощажу, — сказал Карстарс и качнул головой Джонатана, который громко стиснул зубы.

Энцелад покосился на Гилберта, но он не сводил глаз с демона. Фортинбрас также не ответил на его взгляд. Все, казалось бы, разом забыли, что именно Энцелад удерживал Иснана.

Это было просто — сжать сильнее и сломать ему шею. Всадить кинжал в висок. Отрубить рога. Прострелить голову из лука Дионы. Убить так же мучительно, как он убивал его сестру. Это просто. С той самой минуты, как Николас сказал, что чувствует Иснана, Энцелад только об этом и думал.

«Давай, — убеждал он себя. — Всего одно движение. Один удар. Давай. Пусть истечёт кровью. Пусть умоляет о пощаде. Всего. Один. Удар».

Но Карстарс всё ещё держал Джонатана, и Энцелад не мог пошевелиться. Он не понимал, почему. Жизни искатели и сальватора-демона нельзя даже сравнивать. Мирам будет только лучше, если Иснан умрёт сейчас.

Это просто. Так будет лучше.

«Давай».

Всего один удар.

Диона умерла из-за него, и Энцелад умер вместе с ней.

«Давай. Всего один удар».

Он не мог пошевелиться.

— Ну же, Первая, — почти мягко произнёс Карстарс, сильнее сжав волосы Джонатана. — Нас всего двое. Что мы можем сделать?

— Маракс всё ещё здесь! — сквозь зубы процедила Пайпер.

— Разве ваш малыш Четвёртый плохо справляется, не позволяя ему помочь нам? Разве предательница, mer daran, не помогает ему? Я чувствую её слабый хаос, а ещё… маг, правильно? С ним маг и моя милая ведьма. Что она забыла здесь? Разве в ней есть сила, которой Мараксу следует опасаться?

Энцелад заметил, как напрягся Третий. Он и Стелла были единственными, кто переживал за Клаудию, которая в силу своей слабости не могла выйти против демонов. Энцелад даже понятия не имел, где она прячется и как Николас защищает её. С той самой минуты, как стало известно, что Иснан в Лабиринте, что он рядом, Энцелад рассматривал Движение исключительно как способ скрываться от чужих глаз. Николас прятал его так долго, как только мог, но потом Лабиринт перестроился, и магия спала. По крайней мере, так думал Энцелад. Он сразу же забыл про Николаса, Марселин, Твайлу и Клаудию и бросился за Иснаном.

«Убей его», — шептал внутренний голос, пока Энцелад следил за тем, как Карстарс покачивает меч в руки.

Мирам будет только лучше, если Иснан умрёт сейчас.

«Давай».

Всего один удар.

«Диона умерла из-за него».

Его сестра, единственная, ради кого он был готов сражаться, умерла, и Энцелад был обязан убить Иснана. Но Джонатан всё ещё был у Карстарса, и его вены медленно чернели — хаос проникал вглубь тела.

Жизни искателя и сальватора-демона нельзя сравнивать.

Энцелад обязан убить Иснана, и неважно, если из-за этого умрёт Джонатан.

«Давай».

Всего один удар.

Пайпер сделала шаг вперёд. Фортинбрас — шаг к ней, но Карстарс поднял меч, положил его на плечо Джонатана так, что лезвие коснулось шеи, и сальваторы остановились.

Лабиринт, казалось, замер. Дыхание Энцелада замедлилось, в голове стало пусто.

«Мирам будет только лучше, если Иснан умрёт сейчас».

Это ведь так просто. Всего один удар. Энцелад не виноват, что Джонатан попался, наверняка он и сам понимал это.

Энцелад надавил на шею Иснана сильнее. Карстарс на миллиметр сдвинул меч. Пайпер вскрикнула, и тогда же Энцелад почувствовал, как его мышцы расслабляются. Левая рука, прижимавшая кинжал к виску демона, дрогнула. «Нет, нет, нет…» — отчаянно подумал он, борясь с неожиданно нахлынувшей слабостью. Тонкие золотые нити оплетали пальцы и тянули их в сторону.

Магия вокруг Пайпер искрилась, простиралась во все стороны и касалась каждого из них. Энцелад сомневался, что она делает это неосознанно, но не был намерен сдаваться.

«Мирам будет только лучше, если Иснан умрёт сейчас».

Он крепче сжал кинжал, изо всех сил перебарывая давящую на него магию, когда услышал низкий гортанный смех Карстарса. Мгновение, казалось бы, застыло, а после пронеслось так быстро, что Энцелад ничего не успел понять.

Иснан дёрнулся, впился зубами в его руку, разодрал рукава и прижался губами к коже. Энцелад зарычал, занёс кинжал для удара, но магия Пайпер отвела его. Иснан резко поднял голову, ударив Энцелада затылком в челюсть, и заорал:

— Отпусти меня и не двигайся!

Руки Энцелада безвольно опустились, и тело будто мигом одеревенело. Иснан поднял волну чёрной магии, напавшую на Третьего, оттолкнувшую Стефана и Гилберта, сбившую Стеллу и Кита с ног, и побежал вперёд, как раненный зверь. Энцелад попытался пошевелить хотя бы пальцем, но не смог. Слово крепко держало его, магия Иснана клубилась вокруг, и мир разрушался быстрее, чем когда стрела пронзила грудь Дионы.

Энцелад видел это, но не мог пошевелиться.

Пайпер перехватила Иснана, повалила его на землю тогда же, когда Карстарс рывком поднял Джонатана и оттолкнул от себя.

На секунду Энцелад поверил, что всё обошлось. Ему не пришлось делать выбор, из-за которого он бы не мог смотреть другим в глаза. На секунду он поверил, что Пайпер удержит Иснана, потому что теперь, когда Джонатан свободен, ей нечего бояться.

Но только на секунду.

Мир всё ещё рушился.

Карстар поднял меч, замахнулся им и ударил по шее Джонатана, одним махом отсекая голову. Тело дёрнулось, сделало всего один шаг вперёд и рухнуло. Фонтан крови брызнул на борющихся друг с другом Пайпер и Иснана, и они тут же остановились, замерли, как дети, которых застали за глупой дракой. Отсечённая голова с глухим стуком упала рядом, прокатилась по земле и остановилась. Пустые глаза оказались обращены в их сторону.

Карстарс громко смеялся, пока густая кровь Джонатана стекала с его меча, а мир рушился, рушился, рушился.

Энцелад не мог пошевелиться.

Пайпер скатилась с Иснана, и он, подскочив на ноги, бросился к Карстарсу, открыл портал и прыгнул в него, утягивая за собой демона.

Волны чёрной магии и золотое пламя утихли, исчезли, растворившись в воздухе. Пайпер попыталась подняться. Фортинбрас бросился к ней, и тогда она закричала так громко, что задрожал сам Лабиринт. Земля под их ногами раскололась, и хлынула тьма, поглотившая всё вокруг.

Глава 12. Чего ты действительно хочешь

Зельда очень редко практиковалась в приготовлении целебных отваров: ей всегда помогала магия, а других магов, которые могли бы исцелить её раны, она к себе практически не подпускала. Ещё реже она готовила отвары для других. Разумеется, Алита из Элвы обучила её всему необходимому, и за время жизни во Втором мире Зельда пару раз прибегала к использованию полученных знаний, но нынешний случай был особенным и до сих пор казался Зельде немного диким.

Себастьяна следовало выгнать. Открыть портал в любую точку мира и просто втолкнуть в него искателя, не заботясь о том, где он окажется. Или закинуть его в зал Истины с запиской, в которой было бы указано, сколько искатели должны заплатить Зельде за доставку одного из них. Это было бы логично и правильно.

Но Зельда очень редко поступала правильно.

Поэтому она уже почти двадцать минут смешивала различные настойки и отвары между собой, отмеряя их по капле и пытаясь добиться нужного результата. Она понятия не имела, как обычные люди переносят похмелье, но точно знала, что Себастьян захочет разбить голову об стену, а ей совершенно не хотелось тратить время и смывать кровь и ошмётки мозгов, если это всё же случится. Уж лучше приготовить один-единственный отвар. И выставить Себастьяну счёт. Подумаешь, он принёс вино. Зельда пила его всю ночь, но ей нужна была нормальная плата за страдания. Она прождала, пока Себастьян проснётся, почти десять часов. Хватит с неё издевательств.

Зельда встала из-за кухонного стола и, пройдя в гостиную, уставилась на Себастьяна. Он спал на животе, уткнувшись лицом в жёсткую подушку и свесив правые руку и ногу на пол, и напоминал мёртвого. Просто прекрасно. Если он и впрямь откинется здесь, Зельде придётся придумать достаточно убедительную историю для Рокси.

Вздохнув, Зельда пнула диван.

— Вставай, — приказала она, но Себастьян не пошевелился. — Вставай, мелкий сучёныш. Ты обслюнявил мне весь диван.

Для приличия она выждала ещё три секунды, — намного больше, чем вообще следовало, — а после, из-за злости пнув диван ещё раз, схватила Себастьяна за воротник и рывком приподняла.

— Доброе утро! — крикнула она ему в лицо, ошалевшее и сонное одновременно. — Встал, пошёл и принял душ, пока я ещё добрая и не выбросила тебя в Тихий океан!

Зельда сдёрнула Себастьяна с дивана и толкнула в сторону ванной комнаты. Он покачнулся, едва не запнулся о собственную ногу, но вовремя восстановил равновесие. Себастьян повернулся к ней, сощурился и приоткрыл рот, но так ничего и не сказал, только издал какой-то сдавленный хрип, после приложил пальцы к виску и зажмурился.

— Хватит ломать комедию, — сказала Зельда, закатив глаза. — Если ты сейчас же не начнёшь шевелиться, я убью тебя, клянусь элементалями!

Себастьян качнул головой, запустил пальцы в спутанные волосы и едва слышно выдавил:

— Что?

— Что слышал! Марш отсюда.

— Что? — растерянно повторил Себастьян, смотря ей куда-то за спину. — Куда?

— В ванную, но если задашь ещё хоть один вопрос, пойдёшь на кладбище, как миленький ляжешь в могилу и сам засыплешь себя землёй.

Себастьян моргнул и смущённо уставился на неё. Зельда была бы рада, если бы он и дальше чувствовал себя максимально неуютно, если бы понимал, что сделал только хуже, заявившись к ней ночью, но, очевидно, он был просто не в том состоянии, чтобы распознавать даже самые простые предложения. Зельда никогда не видела его таким растерянным и отчаявшимся: он смотрел на неё, как провинившийся ребёнок, из-за чего ей хотелось рвать и метать.

Это не тот Себастьян, которого она помнила, который мог сказать ей, чтобы она перестала заниматься дурью и флиртовать со всеми подряд, а потом стонать под ней.

Её это бесило.

— Если ты сейчас же не начнёшь шевелиться, я убью тебя, — стиснув зубы, повторила Зельда.

Себастьян скованно кивнул, ущипнул себя за переносицу и шагнул назад. Он наткнулся на угол стены, захрипел от боли и, едва не согнувшись, побрёл в сторону ванной комнаты. Значит, не так уж ему и плохо — помнит ведь, куда идти.

Зельда опустила плечи, лишь на мгновение ощутив покой. Ночью Себастьяну потребовалось меньше десяти минут, чтобы вывести её из себя, а сейчас хватили всего двух. Зельда чувствовала, что, задержись он хоть на секунду, она бы вцепилась ему в горло.

Она чувствовала себя так, будто её сковали по рукам и ногам и бросили в бушующее море. Её предали, а она никак не могла этого исправить. Ей дали надежду, что у неё есть шанс почувствовать себя нормальной, не сумасшедшей, не сломанной, но Зельда прекрасно знала, что это было лишь иллюзией.

Себастьян сказал, что любит её, потому что был пьян. Алкоголь затуманил разум, чувства обострились, воспоминания об их совместных ночах тоже, но это было лишь минутным порывом, не более. Себастьян слишком умён, чтобы говорить подобную чушь. Сейчас он вернётся, скажет, что напился вусмерть, спросит, как он должен расплатиться за доставленные неудобства, и уйдёт. Это логично и правильно.

Зельда ненавидела, что это логично и правильно. Ей дали надежду, что у неё есть шанс почувствовать себя нормальной, не сумасшедшей, но это никак не сочеталось с логичностью и правильностью. Зельда была неправильной, и Себастьян в очередной раз доказал это.

Сейчас он вернётся, выпьет отвар, который она приготовила, и спокойно уйдёт. Так будет лучше.

Поэтому Зельда вернулась на кухню, сняла со включенной конфорки на плите маленький сосуд и перелила его содержимое в стеклянную баночку, закупорила её и встряхнула, смешивая содержимое. Алита показала, как готовить этот отвар, когда поняла, что не может вечно следить за попойками Зельды, Магнуса и Джинна, которые они устраивали, когда пересекались в Элве. Зельде пришлось научиться смешивать его, и теперь она готовила не для себя, Магнуса или Джинна, а для глупого искателя, который решил, что может и дальше издеваться над ней.

Зельде захотелось что-нибудь разбить, но она сдержалась. Хватит того хаоса, который привнёс Себастьян, да и денег, потраченных на устройство этой квартиры, было жалко. Может, потом Зельда разобьёт Себастьяну лицо.

— Прекрасная идея, — воодушевлённо пробормотала она себе под нос.

Она и так слишком долго сдерживалась, копила всю ярость в себе и не давала ей выхода. Это нужно исправить, пока Зельда не нарвалась на драку, из которой не выберется. Не то чтобы она была слабачкой: Зельда точно знала, что теперь, когда к ней вернулся Бальмунг, она стала решительнее и сильнее, но тот факт, что меч больше не был сокрушителем…

— Зельда.

Она рыкнула, сжав склянку с отваром так сильно, что та едва не лопнула, и повернулась. Себастьян стоял в дверном проёме и выглядел ещё хуже, чем пару минут назад: влажные волосы спутаны, вода стекает по лицу, глаза красные, одежда прилипла к телу.

— Элементали… — Зельда вновь закатила глаза. — Зачем напялил ту же одежду?

— Другой у меня нет, — тихо ответил Себастьян. — И полотенец в ванной тоже нет.

— Как ты вообще дожил до своих лет?..

Зельда вдохнула, выдохнула, выдвинула из-за стола стул, взяла лежащий на нём чёрный рюкзак и швырнула его Себастьяну.

— Паскаль сказал, что у вас один размер, так что сделай одолжение, переоденься. Смотреть противно.

— Паскаль сказал… что? — чётко выделяя каждое слово, повторил Себастьян. Его расфокусированный взгляд то и дело скользил Зельде за спину, а тело подрагивало, будто ему приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать вертикальное положение.

— Слушай внимательно, повторять дважды не стану. Я написала Рокси, спросила, что с тобой делать, и она сказала вашим родителям, что ты остался у Паскаля. Потом она уже позвонила Паскалю и сказала, чтобы он одолжил тебе свою одежду, я забрала её пару часов назад. А теперь переодевайся и реально дуй к Паскалю, потому что Рокси спалила ему мой номер, и он задолбал писать и спрашивать, что произошло. Сам ему всё и расскажешь.

Себастьян смотрел на неё, не мигая, не меньше половины минуты. Потом кивнул, всё ещё сохраняя на лице растерянное выражение, кое-как добрёл до дивана в гостиной и медленно выпотрошил содержимое рюкзака. Зельда прошла в комнату, держа наготове склянку с отваром, и исключительно из мести не предложила её сразу. Пусть Себастьян ещё немного помучается. Даже с похмельем он контролировал себя намного лучше, чем любой другой человек, которого когда-либо знала Зельда, однако всё равно страдал, и ей это нравилось.

Себастьян вцепился в край своей промокшей рубашки и стянул её через голову, качнувшись в процессе. Ткань упала на диван, Себастьян невидящим взглядом уставила на ворох чистой одежды. Если бы Зельда не знала, что у него похмелье и он просто пытается не умереть, совершая самые обычные действия, подумала бы, что он дразнит её. Он знал, что хорош собой, и имел отличное тело, каждый сантиметр которого Зельда тщательно изучила. И всё равно даже сейчас, со старыми шрамами, мелкими дорожками от воды, оставшихся после душа, Себастьян выглядел как чёртов греческий бог — Зельда видела их статуи, и её бесило, что такое сравнение было самым точным.

— Ты выбесил меня быстрее, чем соблазнил, так что хватит пытаться, просто оденься, — бросила она, собрав руки на груди.

Себастьян повернулся к ней, нахмурившись.

— Что?

— Одевайся.

Себастьян медленно кивнул и вновь уставился на груду одежды.

— Элементали великие! — простонала Зельда. — Ты надо мной издеваешься?

— Комната кружится, — тихо, но на удивление уверенно сказал Себастьян. — И я жду, пока она успокоится.

Сдавшись, Зельда подошла к нему и протянула склянку с отваром.

— Выпей, должно полегчать.

Она была уверена, что Себастьян обязательно скажет что-то вроде: «Какую дрянь ты пытаешься мне споить?», но он молча взял склянку, с трудом откупорил её и без лишних вопросов выпил отвар, даже не поморщившись. Значит, Алита была права, сок эльфийских роз и впрямь смягчает отвратительный горький вкус. Себастьяну придётся расплатиться и за это.

Выждав несколько секунд, он посмотрел на Зельду, и она заметила, что его взгляд немного прояснился. Себастьян всё ещё выглядел растерянным, но, по крайней мере, понимал куда больше, чем минуту назад.

— Что это было? — пробормотал он, накрыв глаза пальцами.

— Ты набухался и…

— Нет, это я понял. Что я выпил? Что это было?

— Отвар, ослабляющий боль и улучшающий самочувствие.

Себастьян присвистнул и слабо улыбнулся.

— Ты приготовила мне отвар, чтобы я не страдал от похмелья?

— А ты бы предпочёл лететь вниз по лестнице с раскалывающейся головой и тошнотой? Могу устроить, я, вообще-то, знаю ещё парочку рецептов.

Себастьян нахмурился.

— Это шутка, да?

— Пророчество, — исправила Зельда. — Одевайся, тебе ещё лететь вниз по лестнице.

— Если ты так хочешь от меня избавиться, то почему просто не выгнала? Почему не открыла портал и не отправила меня… Ну, не знаю, например, в зал Истины? Это было бы очень унизительно.

На языке Зельды крутилась колкость, которую она, однако, проглотила, поняв, с какой интонацией Себастьян сказал последнее предложение. Смиренно, будто понимал и признавал, что предложенный им вариант и впрямь был бы унизительным. Будто был согласен с ним. Себастьян произнёс это так смиренно, словно не понимал, что речь идёт о нём самом, и считал, что заслуживает этого.

— Было три часа ночи, — всё-таки сказала Зельда, растерявшись всего на секунду. — Там наверняка было мало народу. Если и швырять тебя в зал Истины, то днём.

— Отличный план, — криво усмехнувшись, согласился Себастьян. Однако в его голосе не слышалось ни радости, ни издёвки.

Зельда его совершенно не понимала.

— Комната ещё немного кружится, — пробормотал Себастьян, — так что я просто присяду, ладно?

— Нет, вообще-то…

Себастьян опустился на диван, вытянул ноги и закрыл лицо руками. Крохотные капельки воды всё ещё блестели на его груди и торсе.

— Ты издеваешься, — констатировала Зельда.

— Не знаю, — тихо согласился Себастьян. — Может быть. Ты правда так думаешь?

— А зачем ещё ты завалился ко мне?

— Мне некуда было идти.

Зельда ждала продолжения, но его не последовало. Себастьян сидел, не шевелясь, и, казалось бы, забыл об её присутствии. Зельда втянула воздух сквозь зубы, призывая себя к спокойствию, и повторила вопрос:

— Почему ты пришёл ко мне?

— Мне некуда было идти.

— Ещё раз. Почему ты пришёл ко мне?

Себастьян слегка раздвинул пальцы и посмотрел на неё, и Зельда с чувством, которое крайне напоминало смесь страха и озадаченности, увидела, что в уголках его глаз блестят слёзы.

— Мне не к кому было идти, — сказал Себастьян, смотря на неё.

— А как же Паскаль?

— Если бы я пришёл к нему пьяным, он бы сразу же сдал меня отцу, а я скорее умру, чем буду слушать десятичасовую лекцию о том, какой я отвратительный сын.

Зельда фыркнула, покачав головой. Август Гривелли отравлял жизнь своему сыну даже сейчас, когда его не было рядом. Зельда искренне верила, что для этого нужен талант — отвратительный и мерзкий, но всё же талант. Её отец был точно таким же, и воспоминание о нём, впервые всплывшее в голове за долгие годы, едва не вывело Зельду из себя.

Вот что с ней делала эта глупая и совершенно бессмысленная привязанность, от которой давно следовало отказаться — она начинала вспоминать то, о чём старательно забывала, сравнивать ситуации и даже думать, будто ей, возможно, не следует посылать всех к чертям.

Это неправильно. Да, Себастьян умён и хорош собой, к тому же, отлично знает, как доставить ей удовольствие в постели, но разве это стоило того, чтобы она начинала лезть туда, куда её не просили? Нет, конечно же, нет. Было достаточно и того, что когда-то она попросила у него о помощи, рассказала, как Бальмунг украли и заменили настоящим проклятием, которое медленно убивало её.

Следовало остановиться. Зельда прекрасно это знала, ведь она никогда не была дурой. И несмотря на все свои промахи, недостатки человеческого тела и сам факт того, что люди с кровью первых были априори слабее самих сигридцев, Себастьян, сильно выделяющийся на фоне остальных, не заслуживал того, чтобы Зельда переживала за него.

Элементали, это было просто глупо. Она ведь не дура.

— Ты послал своего дебильного папашу, да?

«Нет, Зельда! — тут же одёрнула она себя, сжав губы в линию. — Куда ты лезешь? Просто выгони его. Так будет лучше».

— Если честно, я совершенно не помню, — пробормотал Себастьян. — Но надеюсь, что да.

— Я тоже на это надеюсь.

— Тоже?

— Если ты его не послал, то это сделаю я. А потом сильно разочаруюсь в тебе.

— О, нет, — откинув голову на изголовье дивана, саркастично заметил Себастьян. — Великая Зельда Сулис будет разочарована во мне.

— Не ёрничай, иначе вышвырну тебя где-нибудь на Аляске.

Себастьян мгновенно выпрямился, — по тому, как он поморщился и тут же, будто этого и не было, сжал челюсти, Зельда поняла, что у него всё ещё кружится голова. Неужели она ошиблась в пропорциях и добавила меньше лимонного сока, чем было нужно?..

— А почему, собственно, не вышвырнула?

Где-то час назад, когда Себастьян ещё спал и даже не думал просыпаться, у Зельды был готовы ответ. «Чтобы ты помучился потом, сгорая от стыда». «Чтобы получить выкуп». «Чтобы в очередной раз доказать, насколько я невероятная». Это были очень простые варианты, каждый из которых был правильным и, что главное, уместным. Ничего сверхъестественного, только чистая правда, слегка приправленная её уверенностью в себе и адекватной оценкой ситуации.

— Ты помнишь, какой бред нёс ночью?

«Нет, Зельда!» — снова повторила она про себя, на этот раз сжав кулаки так сильно, что хрустнули костяшки.

— Бреда не помню, — ответил Себастьян, выждав несколько секунд либо ради приличия, либо из-за того, что боялся, что у него начнётся заплетаться язык. — А что я говорил?

Зельда усмехнулась, чувствуя, как в ней вновь поднимается гнев.

Она ненавидела, когда её использовали, а потом вытирали об неё ноги так, будто это нормально. Ненавидела, когда ей давали обещания, потому что знала, что на самом деле они — пустой звук, ничего не значащие слова. Если сегодня ей обещают, что не воткнут нож в спину, то завтра именно это и происходит. Если ей говорят, что она уникальная, то через несколько минут выясняется, что это было ложью. Если её обещают не бросать, то обязательно бросают.

Поэтому Зельда никому, кроме себя, не верила. Отец избавился от неё, когда она ещё была маленькой девочкой, променяв её магию на выпивку и деньги. Эльфы во дворце относились к ней не самым лучшим образом, потому что она не терпела несправедливости и не позволяла издеваться над собой. Король Джевел позволил ей стать охотницей, чтобы она могла защищать себя и зарабатывать так, как может, но жёстко контролировал едва не каждый её шаг почти двадцать лет — до тех пор, пока Зельда не доказала, что не пойдёт против короны.

Вся её жизнь — это ходьба по краю, где с одной стороны люди, желающие ранить, а с другой — бездна, в которой нет ничего и никого, где, однако, слышатся бесконечные отзвуки жестокости, которая следовала за ней по пятам. Она сумасшедшая, готовая напасть первой, бессердечная и жестокая, не знающая пощады и ни во что не ставящая других людей.

Ну и пусть. Разве эти же самые люди не арестовали её по ложному обвинению? Разве не они считали, что король Джулиан зря позволил ей остаться при дворе и сохранить титул охотницы? Разве не они говорили, что она утянула Себастьяна Гривелли на самое дно?

Это было ложью, но, смотря на искателя прямо сейчас, помня, каким по-детски счастливым он выглядел ночью, когда видел её магию, как говорил, что любит её, Зельда начинала думать, что на самом деле эти слова — правда. Будь Себастьян нормальным, он бы ни за что не сказал такого. Не дал бы ей крохотную надежду на то, что и она может быть нормальной.

— Если ты про магию, — наконец сказал Себастьян, отведя глаза и, казалось бы, смутившись из-за затянувшегося молчания, — то я, кажется, реально забыл, что ты ей владеешь.

— Я не про магию, — скрипнула зубами Зельда.

— Э-э-э… Вино? Я не помню, где его купил. Правда. Но если оно настолько отвратное, я могу принести другое.

— И не про вино.

Себастьян беспомощно уставился на неё, опустив плечи. Так странно: теперь она не видела в нём даже капли уверенности, которая сохранялась ещё минуты назад. Мало-мальской выдержи тоже не было, словно Себастьян сдался. Перед кем или чем — Зельда и без того знала, но всё равно была удивлена. Думала, что в тот раз, после её ареста, когда он плакал перед ней, у него просто сдали нервы, что подобного никогда больше не повторится. Но повторялось, и Зельда, как и в первый раз, не знала, как ей быть.

Сделает шаг вперёд — толкнут на два назад. Повернётся спиной — ранят не хуже, чем ранит она. Позволит себе то, чего не позволяла раньше — окрестят сумасшедшей.

Впрочем, она и так ею была.

— Ты сказал, что любишь меня, — наконец произнесла Зельда, из последних сил подавив магию, рвавшуюся наружу. Ей хотелось сломать что-нибудь, обратить в пыль, но, конечно, даже если она разгромит всего одну комнату, из-за этого у неё будут проблемы, да и потом придётся всё самостоятельно приводить в порядок.

Себастьян свёл брови, кивнул и, щёлкнув пальцами, ответил:

— Да, это я помню.

Теперь Зельда хотела разгромить не только одну комнату.

— И?

— Что — и? Я же сказал, что бреда не помню. А то, что я тебя люблю, не бред. Это правда.

Магия отступила, успокоилась. Зельда хрипло рассмеялась, покачав головой. Внутри было слишком пусто, чтобы она могла придумать достойный ответ или хотя бы притвориться, будто слова Себастьяна её ничуть не волнуют.

Стефан писал, что пустота — это тоже чувство, питающее магию, но Зельда чувствовала нечто совершенно другое. Словно упорно готовила себя исключительно к одному варианту развития событий, не принимая во внимание другие, потому что вероятность воплощения их в жизнь была крайне низкой. А они всё же стали реальностью. Словно она долгие месяцы жила, не боясь дождя, который из-за проклятия превращался в кровь, а потом оно вернулось вместе с ужасом, ледяной хваткой стискивающего сердце и лёгкие.

— Я, конечно, знаю, что неотразима, — всё ещё посмеиваясь, сказал Зельда, — но…

Она остановилась, наткнувшись на сосредоточенный, ясный взгляд Себастьяна, и слова вдруг застряли в горле. Даже самую ужасную правду он преподносил вот с таким выражением лица, считая, что иногда лучше быть максимально честным и, вероятнее всего, выставить себя в глазах других не в лучшем свете. У людей говорили: «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь». Зельда и сама предпочитала правду, какой бы отвратительной она ни была, но не такую.

— Ты вообще понимаешь, как странно это звучит?

Себастьян неопределённо взмахнул ладонью.

— Можешь ударить меня, вышвырнуть в Тихий океан или вообще продать по кусочкам, но я не собираюсь забирать свои слова обратно.

Зельда оказалась рядом быстрее, чем за секунду. Кинжал, лежащий накухонном столе, пронёсся в воздухе и лёг ей в руку, кончик лезвия уткнулся в шею Себастьяна.

— Ты не имеешь права заявлять мне такое, — прошипела Зельда.

— Ещё во время поиска ты была свято уверена, что я влюблён в тебя. И знаешь, это правда, и я настолько влюблён, — он скосил глаза на лезвие, упиравшееся ему в шею, и улыбнулся, — что вот это меня даже заводит.

Разочарованно рыкнув, Зельда отшвырнула кинжал в сторону.

Она запуталась, устала и потерялась. Ещё никто прежде не выводил её из себя настолько. Никто не подбирался так близко и, что самое главное, не занимал большую часть её мыслей. Зельда ненавидела привязываться, но, смотря на Себастьяна, понимала, что всё-таки привязалась.

Отвратительно. Почему она такая неправильная?..

— Ненавижу тебя, — бросила Зельда, вцепившись в волосы.

На секунду Себастьян замер, будто полностью погрузился в себя, а после выдавил очередную улыбку. Не уверенную, означавшую, что он знает себе цену, и не дерзкую, которой он иногда награждал её. Эта улыбка была вымученной, ненастоящей, притворной, какую Себастьян цеплял только в присутствии отца — пару раз Зельда видела это и точно знала, что не ошибалась.

Шаг вперёд — два назад. Это было законом, который преследовал Зельду всю её жизнь.

«Шаг вперёд, — повторила она, проклиная саму себя за метания, — два назад».

Шаг вперёд — два назад. Но следом — ещё один шаг вперёд, а там, если кто-то попытается толкнуть её назад, она поднимет Бальмунг.

Зельда рыкнула, приблизилась к Себастьяну и впилась в его губы, рывком подняла на ноги. Себастьян качнулся, прикусил её нижнюю губу и обвил руками талию.

Может, она была сумасшедшей, а не нормальной, но и Себастьян не идиот. Знает, когда отступить. Он и делал это постоянно, пока, наконец, что-то не сломалось в нём настолько, что он прекратил даже пытаться. Он мог бы обвинить её в этом, — в конце концов, все винили Зельду в том, что она утянула лучшего искателя Ордена на дно, с которого он не мог подняться, — но не стал.

Зельда надеялась, что отсутствие обвинений не было лишь минутным порывом. Что Себастьян не использует её, как когда-то она использовала его. Они оба понимали, что Зельде всегда нужен был только секс, но сейчас всё было иначе.

Себастьян отстранился первым, тяжело выдохнул, смотря на неё полными восхищения глазами, и внутри Зельды что-то сжалось.

— Я не лгал, — сказал он, проведя пальцами по её скуле. Зельда едва не вздрогнула: слишком уж неожиданно и непривычно это было. — Я действительно тебя люблю.

— Знаю, — быстро ответила она первое, что пришло на ум. — Передо мной трудно устоять.

«Нет, Зельда», — снова подумала она, впервые чувствуя, что не выдерживает внимательного взгляда, направленного на неё. Хотелось сдаться, уйти и забыть об этом недоразумении, но Зельда не могла пошевелиться. Одна рука Себастьяна всё ещё была на её талии, голая грудь прижалась к её груди, пальцы касались щеки. Слишком близко. Так быть не должно.

Зельда просто не привыкла. Люди с их эмоциональностью были слишком сложными существами, она нечасто сближалась с ними. В Диких Землях это было необходимостью — тот, кто остаётся один, погибает. Но Второй мир — не Дикие Земли, и Зельде следовало помнить об этом.

Она медленно убрала ладонь Себастьяна со своего лица и заметила, как всего на мгновение он растерялся сильнее, чем когда-либо до этого — наверняка подумал, что она оттолкнёт его и выставит за дверь. Может, вообще выбросит из окна. Ещё час назад Зельда бы так и сделала, даже не беря во внимание другие варианты.

— Ты ведь в курсе, что все в Ордене думают, будто это из-за меня ты лишился своих поисков? — уточнила Зельда, кладя ладонь Себастьяна себе на талию.

— Мне плевать, что обо мне думают в Ордене. Но если это волнует тебя, я найду способ убедить всех…

— Элементали, нет, — фыркнув, перебила Зельда. — Мне плевать на мнение глупых искателей.

Себастьян рассеянно кивнул, не сводя глаз с руки, которую она всё ещё удерживала на своей талии.

Здравый смысл кричал, чтобы Зельда остановилась. В конце концов, её вполне устраивали те отношения, которые уже установились между ними. Она первой предложила секс без обязательств, и Себастьян согласился. Даже когда она пошутила про любовь с первого взгляда, он воспринял её слова в штыки. Но теперь он смотрел на неё так, будто шутка не была просто шуткой, будто он действительно любил её.

Он, вообще-то, так и сказал, но Зельда всё равно не верила.

Она приоткрыла губы, чтобы задать вопрос, не дающий ей покоя, но слова застряли в горле. Зельда не умела говорить о том, что чувствовала. Не говорила даже о физической боли, а если та была невыносимой, сильно преуменьшала этот факт. Она старательно подавляла мысль о том, что обращается к Себастьяну не из-за того, что он хороший искатель, а потому что просто хотела, чтобы он был рядом. Ей нравилось, что он никогда не приукрашивает правду, всегда говорит только то, что думает, и знает себе цену. Единственное, что её бесило — это то, каким бесхребетным он становился в присутствии отца, но даже это изменилось.

Зельда знала, что именно он доказал, что её арест незаконный. Он сказал, что в ночь ограбления архивов они были вместе, и тем самым впервые признал, что между ними действительно что-то есть.

И Зельда ненавидела себя за то, что не могла сделать то же самое. Она не понимала, как можно привязываться к людям, зная, что это может закончится катастрофой, и не представляла, почему Себастьян привязался именно к ней. В Ордене десятки симпатичных и умных девушек, половина из которых уж точно были в него влюблены — Зельда была уверена.

— Почему я?

Лишь по тому, как Себастьян свёл брови, Зельда поняла, что сказала это вслух.

— Ракс, — выплюнула она и уже хотела сделать шаг назад, но Себастьян ещё крепче обнял её, так, что между их лицами остались жалкие сантиметры.

— Мне тоже было интересно, почему ты. Никого более грубого и безответственного я ещё не встречал.

Зельда стиснула зубы и почти отпустила магию, которая легко могла сломать Себастьяну руки, но в самую последнюю секунду всё же взяла её под контроль. Когда Себастьян перечислял слабые стороны того или ного человека, он говорил это с таким лицом, будто делал огромное одолжение. Однако сейчас Зельда не видела ни пренебрежительно скривлённых губ, ни усталости во взгляде. Себастьян, разумеется, был уставшим, но не из-за того, что был вынужден объяснять элементарные вещи каким-нибудь идиотам. Он выглядел уставшим и разбитым, но при этом старался сохранять на лице лёгкую улыбку — слишком лёгкую для него.

— Зато ты точно знаешь себе цену и плюёшь на чужое мнение чаще, чем, наверное, дышишь. Это именно то, чего я никогда себе не позволял, потому что, ну, я…

— Старший ребёнок в семье? — предположила Зельда, и потому, как обессиленно опустились плечи Себастьяна, поняла, что угадала.

Он уже не выглядел уставшим или разбитым. Он выглядел разочарованным.

— Мой отец — мудак, — сказал он тихо.

— Наконец-то ты это понял, — с ехидцей заметила Зельда, но Себастьян, не обратив внимания на её слова, так же тихо продолжил:

— И я устал заменять его. Просто хочу быть самим собой и любить.

Вот, значит, как. Весь образ, который тщательно держался столько лет, треснул, потому что выяснилось, что он был фальшивым. Себастьян умён, находчив и решителен, но довёл себя до крайности, и теперь страдал. Но Зельда не была лекарством и никогда бы не позволила, чтобы её использовали, как жилетку.

Тем не менее она, наконец, отпустила руку Себастьяна и коснулась его левой щеки, большим пальцем утерев слёзы. Себастьян поджал губы и опустил голову, будто стыдился этого. Ещё час назад Зельда, возможно, даже сказала бы об этом вслух.

Но Фортинбрас говорил, что злиться на чужие слёзы нельзя, потому что каждый человек по-разному переживает ту или иную боль. И люди всегда казались Зельде самыми хрупкими существами во всех мирах, но Себастьян был едва ли не самым сильным и стойким из всех, кого она когда-либо знала.

— Это странно, — сказала Зельда. Голос предательски дрогнул, из-за чего она тут же захотела замолчать. Но, пересилив себя, гнев, копящийся внутри годами, и чувство, будто её пытаются обмануть, добавила: — Не думаю, что я способна кого-то любить. Но я могу попробовать.

Себастьян поднял на неё глаза. Его пальцы сильнее сжал ткань её футболки и всего на миллиметр придвинули ближе. Зельда не отстранилась.

— Мы можем попробовать, — уточнила она, ожидая, что Себастьян резко передумает и скажет, что она и впрямь сумасшедшая. Но даже когда она легко коснулась его губ своими, этого не произошло.

— Можем попробовать, — выдохнул Себастьян, после чего, засомневавшись лишь на секунду, поцеловал её.

Зельда сделала шаг вперёд, ещё один, затем ещё, настойчиво толкая Себастьяна к дивану. Он практически упал, увлекая её за собой, усаживая на своих коленях, и откинул голову назад, когда её губы и язык прошлись по его шее. Зельда ненавидела долгие прелюдии, но сейчас хотела растянуть удовольствие: почувствовать, насколько на самом деле Себастьян хочет её, и узнать, на что он готов. Хотела, чтобы желание пропитало каждую клеточку её тела, чтобы Себастьян как можно дольше смотрел на неё с восхищением и тихо стонал, пока она целовала его шею. Хотела, чтобы его руки гладили её талию, живот и спину, чтобы даже сквозь ткань одежды чувствовала, насколько горячие его пальцы.

Когда Себастьян потянул за футболку, Зельда помогла быстро стянуть её и уже хотела снять бюстгальтер, когда заметила движение на кухне. Чёрное пятно метнулось от окна к столу, лишь чудом не опрокинув склянки с отварами. Зельда едва не подскочила на ноги, но чёрным пятном оказалась Салем, что-то сжимавшая в зубах.

— Это что, твой телефон? — уточнила Зельда, стоило Себастьяну повернуться и вытаращиться на Салем.

— Выходит, я всё же где-то потерял его, — озадаченно пробормотал он. — Ладно… Она же не будет пялиться?

— Раньше тебя это не волновало.

— Раньше мы просто трахались, а теперь…

Салем перепрыгнула на спинку дивана и уставилась на них, выпустив телефон из зубов. Тот отскочил от подушек и упал бы на пол, если бы Зельда не подхватила его. Себастьян смотрел на него, как на какое-то недоразумение, и при этом всё ещё рисовал незамысловатые узоры на оголённой спине Зельды.

— Надо обновлять все барьеры, — проворчала она, протягивая телефон Себастьяну. — Смотри-ка, ты разбил экран.

— Мы можем просто забыть про него? — разочарованно выдохнув, уточнил искатель. — Серьёзно. Я не хочу знать, где Салем его нашла. И не хочу, чтобы она пялилась. Просто выгони её. Пожалуйста.

Зельда впервые слышала, чтобы он говорил «пожалуйста» таким тоном. И судя по тому, каким твёрдым был его член, упиравшийся ей в бедро, как Себастьян смотрел на неё и как двигались его руки, ему потребовались все силы, чтобы сказать это несчастное «пожалуйста». Это было именно тем, чего так хотела Зельда, и она было уже наклонилась к Себастьяну, когда экран его телефона резко вспыхнул. Себастьян застонал, запрокинув голову назад. Зельда повернула телефон экраном к себе и присвистнула.

— Это Саул.

— Не читай мои сообщения.

— Не ставь мне условия, иначе заканчивать будешь на лестничной площадке и сам, своими руками.

— Я не собираюсь дрочить на тебя.

— Не верю. Ты наверняка представлял меня, пока принимал душ или…

— Боги, всё, хватит! — протараторил Себастьян и быстрее, чем она успела продолжить, спросил: — Что пишет Саул?

— Ты куда-то опаздываешь.

Себастьян нахмурился, забрал телефон из рук Зельды и, едва его глаза пробежались по сообщению, выругался.

— Я обещал, что встречусь с ним в зале Истины и расскажу, что узнал насчёт тех реликвий.

— И что ты узнал?

— Ничего. Совсем.

— Тогда, может, ну его? Мы ещё не закончили.

Но Себастьян, кажется, думал иначе: он переводил взгляд с экрана телефона на Салем, которая нетерпеливо качала тремя хвостами в воздухе.

— Её, должно быть, Рокси послала, — пробормотал он, обессиленно опуская плечи. — Саул и впрямь меня потерял.

— Меня ты завёл раньше, чем…

Зельда осеклась, заметив, как губы Себастьяна растянулись в улыбке. Он отложил телефон в сторону и, заведя руки за спину Зельды, расстегнул её бюстгальтер.

— Я тебя завёл, — широко улыбаясь, повторил он и медленно, будто намеренно дразня, стянул лямки лифчика с её плеч. — Кто бы мог подумать, что великая Зельда Сулис заведётся из-за меня. Мне нравится.

— А мне нравится, когда ты громко стонешь и умоляешь меня.

Себастьян сглотнул, когда Зельда пальцами пробежалась между его ног.

— Но Саул ждёт, — с притворным вздохом добавила она, убирая руку. — А он, всё-таки, старший искатель, а ты и так сильно опоздал…

— К чёрту.

Себастьян обвил руками её талию и, извернувшись, опрокинул на диван, нависнув над нею. Салем громко зашипела и спрыгнула со спинки, но вряд ли ушла — впрочем, Зельде было плевать. Она провела руками по растрёпанным волосам Себастьяна, убирая светлые пряди, упавшие вперёд, спустилась на плечи и грудь и, наконец, коснулась пояса брюк.

— Но Саул ждёт, — жалостливо повторила Зельда, выпятив нижнюю губу.

— Подождёт ещё, — отрывисто выдохнув, ответил Себастьян. — Я… — он запнулся, на секунду растеряв не только уверенность, но и очарование, которому поддалась Зельда, однако быстро взял себя в руки и произнёс: — Я люблю тебя, Зельда.

— Знаю.

Ни разу он ещё не попросил её ответить тем же, не спросил, ответны ли его чувства. Себастьян наверняка понимал, что это бессмысленно. Но ещё пару минут назад он чувствовал себя уязвимым, признаваясь ей в любви, будто спустя долгие годы наконец избавился от брони, которая придавала ему уверенности, и ещё не знал, как себя вести. Но он был честен и открыт, и Зельда знала, как трудно это бывает.

Себастьян наклонился, чтобы поцеловать её, но она остановила его, накрыв губы большими пальцами.

— Я тоже тебя люблю, — осторожно произнесла Зельда.

Глаза Себастьяна удивлённо округлились. Он шевельнулся, на долю секунды отстранился, будто хотел выпрямиться, но Зельда притянула его к себе и крепко поцеловала.

***      Когда мистер Бергенсен сказал, чтобы Паскаль был в комнате отдыха через пять минут вместе со всеми уликами с его последнего поиска и не смел никуда уходить, тот поначалу запаниковал. Видимых продвижений в поиске человека, ответственного за распространение полных хаоса реликвий, не было, да и Паскаль, по правде говоря, на время даже забыл об этом. У него хватало своих поисков, часть из которых свалились на него исключительно из-за того, что заказчики до сих пор скептически относились к Себастьяну и думали, что тот обязательно провалит дело.

И теперь Саул напомнил о том, что доверяет им, ждёт, когда они поделятся своими мыслями по поводу его поиска, а в голове у Паскаля была сплошная пустота. Ни разу за все свои поиски он не столкнулся даже с намёком на наличие где-либо реликвий, полных хаоса, и понятия не имел, почему Саул вообще решил, что на него можно рассчитывать.

Паскаль паниковал в тишине и одиночестве почти десять минут, пока, наконец, в комнату отдыха не ввалился Себастьян. Выглядел он даже хуже, чем Паскаль предполагал: всклоченные волосы, красные глаза и тени под ними, мятая одежда. На воротнике футболки было крохотная дырочка, которую Паскаль сразу же заметил.

— Это одна из моих любимых футболок, — укоризненно произнёс он, когда Себастьян упал в кресло перед ним и едва не съехал вниз.

— Я немного подрался с Салем, — ответил Себастьян, почему-то улыбаясь, как идиот.

— Я ничего не буду спрашивать… — торопливо произнёс Паскаль.

— Отлично.

— Но какого чёрта ты был у Зельды Сулис?

Себастьян метнул на него убийственный взгляд, но Паскаль не был намерен сдаваться — знал, что, стоит только правильно надавить, и Себастьян обязательно расколется. Этого не могли сделать Алекс и Рокси, не мог никто из искателей, зато мог Паскаль, из-за чего, право слово, чувствовал себя даже особенным.

— Вы, типа, реально встречаетесь? Почему ты мне-то не сказал?

— Это…

— Нет, я понимаю, Рокси твоя сестра и всё такое, разумеется, ей бы ты сказал первой, но неужели было так сложно хотя бы эсэмэску отправить?

— С чего ты взял, что я говорил об этом Рокси?

— Во-первых, ты только что подтвердил, что вы с Зельдой встречаетесь. Во-вторых, у тебя на шее засос. Во-третьих, у нас с Рокси и Зои есть общий чат.

— Ага, супер. То есть теперь и Зои в курсе?

— С добрым утром, старик. В курсе весь Орден, причём уже пару месяцев. Только до тебя долго доходит.

Себастьян застонал и ещё ниже съехал с кресла. Паскаль совершенно не понимал, что с ним. Он выглядел даже немного счастливым, — что было просто странно и непривычно, — и при этом каким-то вялым. Неужели всё это из-за того, что он где-то пил половину ночи Паскаль впервые видел его в таком состоянии: пару лет назад, когда им было семнадцать, они и впрямь напились, отмечая удачно завершённый поиск, но страдали из-за похмелья намного меньше.

Паскаль терялся в догадках. Ночью, когда его разбудил звонок Рокси, он решил, что это шутка, что она просто пытается отомстить ему за то, что он не позволил ей помочь в последнем поиске (мистер Гривелли бы точно этого не одобрил). Рокси сказала, что Зельда будет у него через пару минут, и Паскаль даже запаниковал. Зельда Сулис, знаменитая эльфийская охотница, да у него дома?

Это точно было шуткой.

Но потом Зельда едва не выбила ему дверь, прождав меньше, чем пять секунд, и Паскалю пришлось в быстром темпе складывать одежду и расставаться с любимым рюкзаком.

Он до самого утра пытался понять, что это было, из-за чего половину дня ходил вялый и растерянный. И теперь, когда Себастьян соизволил появиться в зале Истины, хотел услышать правду. Почему Рокси пришлось лгать родителям? Почему Себастьян просто не мог вернуться домой? Он иногда задерживался в зале Истины или, если поиск заводил слишком далеко, искал временное жильё в другом месте, но всегда возвращался домой. В отличие от него, Паскаля, который снимал довольно скромную квартиру в одной из многоэтажек Сан-Диего, у Себастьяна был настоящий дом и своё личное пространство, где его никто не трогал.

Как можно сбежать из такого места?

Паскаль не рассчитывал на задушевную беседу, но точно имел право знать, из-за чего подняли посреди ночи и едва не прибили входной дверью.

— Если ты решил выпить, — наконец сказал Паскаль, так и не дождавшись от Себастьяна ни слова, — то почему не позвал меня?

— Ты бы не смог дотащить меня, потому что сам бы валялся где-нибудь в кустах.

— Тогда валялись бы вместе, в чём проблема-то?

Паскаль отчётливо уловил момент, когда Себастьян действительно был готов ответить. Его брови опустились вниз, взгляд метнулся к лицу Паскаля, губы приоткрылись. Но в то же мгновение двери комнаты отдыха открылись, и внутрь впорхнула высокая девушка, за которой шёл Саул. Паскалю показалось, что мужчина пытался запереть дверь, но не был в этом уверен: девушка была до того яркой и красивой, что мгновенно привлекала к себе внимание. С полной невозмутимостью она прошла вперёд, лёгким взмахом руки поправив яркие рыжие кудри, и опустилась на диван рядом с Паскалем, закинув ногу на ногу. На белоснежном брючном костюме не было ни складки, на туфлях на высоком каблуке — ни пятнышка. Грация, с которой девушка опустилась на диван, могла бы быть только у королевы Ариадны или её наследниц, но Паскаль знал всех наследниц фейского Сердца наизусть и был уверен, что этой девушки среди них нет.

Словно почувствовав его взгляд, девушка повернулась к нему, вздёрнув бровь. Её светло-серые глаза вспыхнули лазуритовым, и Паскаль нервно сглотнул, чувствуя, как цепенеет его тело.

Что-то врезалось ему в ногу, и Паскаль, издав какой-то нечленораздельный звук, повернулся к Себастьяну. Тот вновь согнул ногу с таким видом, будто это не он только что пнул Паскаля, и выпрямился в кресле.

— У нас какое-то общее дело с магами? — как ни в чём не бывало уточнил он у подошедшего Саула.

Паскаль посмотрел на мужчину, краем глаза видя, как девушка всё ещё внимательно смотрит на него. Саул же бросил на Себастьяна укоризненный взгляд, который говорил только об одном: совсем скоро его будут отчитывать, но за что — Паскаль не знал.

— Я всё пытался разобраться со своим поиском и узнал, что госпожа Кост может нам пригодиться, — сказал Саул, всё ещё смотря на Себастьяна.

— Госпожа Кост, — с чувством повторила девушка, покачав ногой. — Звучит так, будто я тут главная. Мне нравится.

— Не зазнавайся, Лукреция, — фыркнул Саул.

Паскаль озадаченно уставился на Себастьяна, но тот, подняв ладони, покачал головой. Он точно знал девушку, которую, как оказалось, звали Лукреция Кост, но не собирался помогать Паскалю.

Это был огромный провал для него как для искателя: он знал всех магов, с которыми работала коалиция, но впервые слышал про Лукрецию. Насколько она сильна? Как много знает? У Паскаля были тысячи вопросов, но один волновал его сильнее всего: почему она так внимательно изучает его?

— В общем, вот в чём дело, — продолжил Саул, собрав руки на груди и окинув каждого из них тяжёлым, мрачным взглядом. — Помните, что случилось с Камиллой, наследницей Сердца? Одно из колец, которое она носила, было фальшивым. Это была реликвия, полная хаоса, из числа тех, которые я ищу. Среди вещей Сибил мы ничего не нашли, но, думаю, реликвия постоянно была с ней как гарантия того, что она не вырвется из-под контроля демонов.

— И? — только и выдавил Себастьян.

— Поиск для семьи Фавро закончился тем, что ты выкупил старую шкатулку с драгоценностями, которую тебе поручили найти, верно? — уточнил Саул, остановив взгляд на Паскале.

— Да, — сглотнув, подтвердил он. — Но ты же читал отчёт и всё знаешь.

— Ты указал все драгоценности, которые нашёл, и старые вещи, которые выкупил, верно?

Паскаль кивнул, чувствуя, что теряет нить разговора.

Ради последнего поиска Паскалю пришлось ненадолго притвориться коллекционером всяких сигридских древностей. По запросу семьи Фавро он сумел установить, какой путь проделала старинная шкатулка с драгоценностями, когда-то запечатанная предком одного из Фавро и проданная за бешенную сумму. Шкатулка почти четыре поколения передавалась из рук одних коллекционеров в руки других, пока Паскаль не выкупил её у очень старого и сварливого эльфа. Шкатулка вернулась к семье Фавро, которая могла снять древние печати и получить семейные драгоценности, а несколько старых безделушек, которые Паскаль выкупил по приказу Саула, оказались в зале Истины.

То есть прямо сейчас лежали на столике перед ними. Здесь была почти развалившаяся записная книжка, чашка с надколотым краем, золотая цепочка, простой кинжал, швейные ножницы и восемь склянок с застоявшимися отварами. Работа искателей заключалась в том, чтобы находить и забирать даже самые незначительные и мелкие вещи, и неважно, чем они были — они когда-то принадлежали Сигриду, и их место было в зале Истины, под присмотром коалиции. Однако Паскаль всё равно не понимал, как эти простые вещи могли помочь мистеру Бергенсену.

— Что скажешь? — спросил Саул у Лукреции, когда та наклонилась к вещам и оглядела их, поджав губы.

— Не уверена, что это сработает.

— Просто попробуй.

Лукреция подняла глаза на Саула, и на мгновение Паскалю показалось, что та борется сама с собой, будто совершенно не хочет делать то, что от неё требуется. Но потом она изящно взмахнула ладонью, — в свете ламп блеснули золотые кольца и тонкий браслет на запястье, — и между её пальцами появился какой-то прямоугольник. Паскаль удивлённо округлил глаза, когда распознал в нём самый обычный рабочий бейдж. Вот только он почему-то был в пятнах крови.

Лукреция зажала бейдж между ладонями и прикрыла глаза. Вокруг её рук разлилось лазуритовое сияние, от которого к столу протянулась тонкая нить. Лукреция открыла глаза, шевельнула пальцами и прошептала что-то едва слышно. Нить опустилась, коснулась золотой цепочки и растворилась в воздухе.

— Это всё, — со вздохом сказала Лукреция. — Они похожи, но не более того. У меня не хватит сил, чтобы ухватиться за хаос внутри и пойти по его следу.

По спине Паскаля побежали мурашки.

— Что? — пискнул он. — Вот эта штука — реликвия, которую ты ищешь?

— Она самая, — хмуро подтвердил Саул.

— Выходит, тот, у кого ты её вкупил, знал, чем цепочка является на самом деле, — начал рассуждать Себастьян. — Либо он подменил настоящую сигридскую вещь, либо превратил её в реликвию, полную хаоса.

— Это был эльф, которой, должно быть, застал динозавров, — не удержавшись от колкости, выпалил Паскаль. — Я видел сигилы, которые были начерчены у него дома. Они бы не пропустили хаоса.

— Ты был один? — вкрадчиво уточнила Лукреция.

— Да, но я точно знал, что искать, потому что до этого…

— Это уже неважно, — перебил его Саул. — Даже если эльф не знал, что цепочка была реликвией с хаосом, я обязан проверить его и узнать, как она попала к нему.

— Или можно попробовать отследить хаос, — предложила Лукреция, взяв в руки цепочку и осмотрев её со всех сторон. — Зальцман или Сулис хорошо с этим справляются.

— О, — выдал Саул, подняв брови и посмотрев на Себастьяна. — Сулис. Твоя девушка.

Паскаль ожидал, что Себастьян, как обычно, скажет чёткое «нет», но этого не произошло. Он просто молча уставился на Саула, ожидая, пока тот продолжит, а мужчина, удивлённый ничуть не меньше Паскаля, на несколько секунд замолчал. Но, наконец, Лукреция кашлянула, и Саул нарочито воодушевлённо продолжил:

— Скажи ей, что я нуждаюсь в её помощи и готов заплатить любую сумму, которую она запросит. И проследи, чтобы она действительно искала, куда ведёт хаос, а не бездельничала.

Паскаль подумал, что теперь Себастьян точно возразит, но он почему-то молча кивнул. Выходит, действительно что-то знал. Или просто смирился с тем, что Саул подключил их к своему поиску и, возможно, решил ухватиться за него — всё равно ни одного серьёзного поиска ему никто так и не доверит.

Или, наконец, признал, что они встречаются. Он, может быть, и подрался с Салем, из-за чего на футболке теперь была маленькая дырка, но засос ему оставила явно Зельда.

— А ты, Паскаль, — продолжил Саул таким тоном, что Паскаль мигом выпрямился и расправил плечи, — покажи Лукреции всё, что мы находили за последние четыре месяца, чтобы она проверила их на наличие хаоса.

— Но разве мы не должны сообщить об этом лидерам? — озадаченно спросил Паскаль. — Если в архивах хранятся реликвии, полные хаоса…

— Этот хаос ослаб, — пояснила Лукреция, стрельнув в него глазами, — но ещё сохраняет следы реликвий — если, конечно, предположить, что эти вещи действительно были реликвиями. И чем скорее я проверю их, тем быстрее Саул найдёт того, кто за этим стоит.

Паскаль беспомощно уставился на Себастьяна, но тот пожал плечами и покачал головой. Просто великолепно. Значит, Паскаль подскочил посреди ночи, едва не умер из-за Зельды, которая вполне могла зашибить его дверью, пытался узнать, в порядке ли Себастьян, не пострадал ли, а он его бросает. Чудесно. Паскаль всегда знал, что они лучшие друзья.

— Мне ещё отчёты писать, — несмело напомнил Паскаль, прекрасно зная, что против Саула этот аргумент бесполезен.

— Потом напишешь, сейчас займись реликвиями. И не отлынивай, иначе передам в руки Августа. Он сегодня злой, как чёрт и…

Дальше Паскаль не слушал: заметил, как усмехнулся Себастьян, как расслабились его плечи, будто он услышал именно то, что хотел. Паскалю потребовалось ещё несколько мгновений, чтобы понять, что Себастьян сильно разругался с отцом. Это, однако, не отвечало на вопрос о том, почему он напился и ночевал у Зельды.

Паскаль бы спросил, если бы не понимал, что заняться поручением Саула нужно прямо сейчас и ни секундой позже. Даже если сам Саул уже указал Себастьяну на дверь, показывая, что тот отправляется с ним то ли на серьёзный разговор, то ли к старому эльфу-коллекционеру, Паскаль не мог отлынивать или откладывать дело на потом. Лукреция внимательно смотрела на него, явно ожидая, пока он начнёт шевелиться. Паскаль запоздало подумал, что она, возможно, не знает, где находятся архивы искателей.

Паскаль поднялся и, не успев хорошенько подумать, подал ей руку. Лукреция взялась за неё, хотя наверняка понимала, как глупо это выглядит. Самостоятельно встать с дивана может любой, но Паскаль слишком волновался, чтобы думать об этом. Он волновался настолько, что, дойдя до дверей, сначала дёрнул их на себя, а потом вспомнил, что они открываются не внутрь, а наружу. Лишь когда они вышли в коридор и направились дальше, когда дошли до первой лестницы, ведущей вниз, Паскаль сказал:

— Эм… Я Паскаль. Приятно познакомиться.

Лукреция покосилась на него так, что ему захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Паскаль совершенно не понимал, что с ним, и уже начал думать, что какой-нибудь демон проклял его, а он и не заметил.

— Лукреция, — повторила девушка, что, разумеется, было совершенно бессмысленно. Секундой позже она посмотрела на него и с улыбкой добавила: — Приятно познакомиться, Паскаль. Надеюсь, мы сработаемся.

Глава 13. Надо успеть — успевай

Первым, что услышал Гилберт, когда открыл глаза, был вой, полный боли, отчаяния и ярости. Люди так не кричат, только раненые звери, который загнали в угол. Гилберт был уверен, что слышит чудовищ, вдруг восставших из хаоса, диких животных, сбежавших из лесов от незримой опасности. Он медленно поднялся на слабые ноги и огляделся. Вдалеке высился город, на внешних стенах которого горели факелы. Но здесь, где была только голая земля да едва-едва пробившаяся трава, Пайпер кричала так громко, что дрожал воздух.

Гилберт пошатнулся. В метре от Пайпер лежало тело Джонатана, рядом — его отсечённая голова. Земля была залита кровью. Пайпер изо всех сил тянулась к нему, кричала и плакала, пока Фортинбрас и Стефан удерживали её на месте.

Это невозможно.

Это какое-то наваждение. Морок, иллюзия, испытание. Что угодно, но только не правда. Они всё ещё в Лабиринте, и тот проверяет их, показывая то, чего они не хотят видеть. Сейчас картина развеется, всё вернётся на свои места — Джонатан будет рядом, живой и невредимый, будет улыбаться им, успокаивать Кита и Пайпер, которые нервничали больше других, и шутить, потому что только это и может быть правдой.

Рядом вспыхнул фиолетовый свет.

«Да, вот сейчас, — отрешённо подумал Гилберт. — Сейчас всё станет нормально».

Но там, где был свет, появился Николас. Побитый, с царапинами на лице и в разодранной куртке. Твайла держалась за него, как за спасательный круг. Марселин и Клаудия, которые не должны были высовываться раньше времени, выглядели перепуганными.

«Это иллюзии», — подумал Гилберт, когда Марселин проследила за его взглядом и закричала.

«Это не по-настоящему», — повторил он, когда Клаудия, сжав губы, отвернулась и вгляделась в горизонт, в сверкающую полоску, которой на самом деле был далёкий город.

«Это просто морок», — решил Гилберт, когда Твайла, отпустив Николаса, подбежала к Киту, отрешённо смотревшего на тело Джонатана, и упала возле него, крепко обняв.

Нет, нет, нет.

Гилберт не верил. Это не могло быть правдой. Это же Джонатан. Лучший искатель Ордена, лидер коалиции, тот самый человек, к которому всегда можно обратиться за советом. Даже несмотря на то, что Гилберт был старше, он никогда не ощущал себя по-настоящему взрослым — а Джонатан именно таким и был. Уверенный, сильный, умный, надёжный.

Он не мог умереть.

Не так.

Гилберту будто сжали грудную клетку так сильно, что хрустнули рёбра. Хотя, может быть, те сломались ещё во время борьбы с Иснаном и Карстарсом. Гилберт не был уверен: минуты слились друг с другом, очертания мира расплылись, и он следовал за инстинктами, которые кричали, что он должен любой ценой помочь сальваторам.

Карстарс, должно быть, прекрасно понимал это, и потому выбрал своей целью тех, кто был априори слабее. Людей с кровью первых, обделённых магией, чарами и прочими силами. Простых смертных, которым Пайпер доверила свои душу и тело.

Гилберт вздрогнул, когда Пайпер рывком высвободилась из хватки Стефана и метнулась вперёд, но Фортинбрас вовремя перехватил её. Пайпер извернулась, трясясь всем телом, протянула дрожащую руку к руке Джонатана и коснулась её. Фортинбрас обнял её ещё крепче, пряча её лицо у себя на груди.

Гилберт рухнул на землю, задыхаясь от подступивших слёз и боли, сжавшей сердце.

Почему это происходит опять?..

Послышались крики. Гилберт поднял голову и вгляделся в линию горизонта: там, становясь ярче и больше, появилось какое-то движущееся пятно. Неужели ещё одна иллюзия Лабиринта? Или демоны вернулись?

Гилберт кое-как поднялся, стараясь изо всех сил усмирить дрожь, охватившую тело. Ему было больно, — слишком больно, чтобы вообще стоять на ногах или хотя бы дышать, — но не мог же он просто сдаться. Только не сейчас, когда Пайпер, забыв обо всём, рыдала и скулила, спрятавшись в объятиях Фортинбраса, когда Кит всё ещё смотрел на тело Джонатана и, казалось бы, даже не дышал. Возможно, стоит лишь опасности подобраться ещё ближе, они сумеют дать отпор, но Гилберт в этом сомневался. И как бы сильно он не ненавидел мир вокруг и собственную слабость, из-за которой проиграл Катону, Гилберт думал, что справится. Даже если всё опять закончится тем, что его едва не убьют.

Он сделал шаг вперёд, но Клаудия вдруг вытянула руку, преграждая путь. На её лице Гилберт не заметил ни тени боли или сочувствия, только холодную решимость и расчётливость. Движущееся пятно, на которое она смотрела, на самом деле оказалось всадниками, которые стремительно приближались к ним. И Клаудия, судя по её взгляду, представляла, что будет дальше.

— Говорить буду я, — громко и властно объявила она. — Молчите и не вздумайте их провоцировать. Если кто ослушается — пеняйте на себя.

— Клаудия, — предостерегающе обратился к ней Фортинбрас. Он даже не пытался встать на ноги или помочь с этим Пайпер: так и сидел на земле, крепко обнимая её, и не позволял ей вырваться.

— Я справлюсь, — едва ли не рявкнула Клаудия.

Гилберт опустил голову, чувствуя, что просто разваливается.

Он ничего не мог сделать. Джонатана убили, а Лабиринт вновь перестроился, так легко и просто, будто ничего сверхъестественного не случилось. Он позволил Иснану скрыться, а тьме — поглотить их, запутать и сбить с пути, но лишь для того, чтобы снова атаковать. И Гилберт никак не мог этому помешать. Он знал, что должен взять себя в руки, потому что Клаудия, как бы смелой и решительной ни была, не справится с опасностью, которую подготовил им Лабиринт. Она была лишь человеком, а он — чистокровным великаном. Может, в сравнении с сальваторами он и был слаб, а Лабиринт даже не считал его за угрозу, но Гилберт сумеет выиграть хотя бы несколько минут, в этом он был уверен.

Вот только он не мог пошевелиться. Он разваливался на части, чувствовал, как внутри него зреет пустота, как рыдания сжимают горло, и ничего не мог с этим поделать. Он устал от боли и смерти, хотел, чтобы всё это закончилось, кануло в небытие и больше никогда не касалось его.

С каждой секундой, с которой всадники приближались к ним, земля дрожала всё сильнее. Никто не двигался, как и требовала Клаудия. Кит даже не поднял головы. Марселин едва заметно трясла ладонями, будто не знала, кому броситься помогать, и вместе с тем наверняка боролась со случившимся. Николас держал руки за спиной, словно готовился в любой момент использовать магию.

Гилберт не представлял, как им удаётся вообще стоять на ногах. Когда воздух прорезало отчётливое ржание лошадей, он повернул голову к Энцеладу, уверенный, что тот будет единственным, кто не послушался Клаудию, что он будет рвать и метать из-за того, что Иснан сбежал. Но Энцелад стоял, не шевелясь, отрешённо смотрел на Джонатана и будто нехотя косился на Пайпер. Кинжал, которым он угрожал Иснану, валялся у его ног. Там же, где и лук Дионы. Гилберт знал: Энцелад никогда не позволит себе обращаться с оружием столь пренебрежительно, с оружием сестры — тем более.

Это открытие было слишком неприятным. Гилберт открыл рот, думая, что справится и сможет облечь мысли в слова, что, наконец, соберётся, но этого не произошло. Лошади заржали громче, заскрипела кожа и лязгнул металл. Гилберт напрягся. Клаудия же, не обратив внимания на направленные на них мечи и стрелы, уверенно шагнула вперёд, в свет магического пламени, зависшего над рукой одного из мужчин.

Клаудия низко склонила голову, завела руку за спину и крутанула ладонью. Стелла мгновенно опустила голову. Гилберт, сглотнув, переглянулся со Стефаном Марселин и повторил вслед за ними. Всё внутри него клокотало от боли и гнева, и желание наброситься на противника едва не перебарывало разумные доводы. Однако Гилберт ещё держался за одну простую мысль: если бы Клаудии грозила смерть, Фортинбрас бы её защитил. В этом никто бы не сомневался.

— Смею предположить, — громко, властно начала Клаудия, выпрямившись и гордо расправив плечи, — вы решили, будто мы — твари, обошедшие границы дома Бехар?

— Магия вышла из равновесия, — в том же тоне ответил ей маг, так и не спустившись на землю.

Судя по звуку, Клаудия насмешливо фыркнула.

— Да, такое бывает, когда сразу трое сальваторов пытаются сделать что-то невозможное.

Гилберт поражённо вскинул голову. Она вообще понимает, что творит?..

— Значит, это правда, — задумчиво пробормотал мужчина, обводя их медленным сосредоточенным взглядом. — Сальваторы здесь, в этом мире. И что привело вас сюда?

Клаудия промолчала. Краем глаза Гилберт заметил, как Фортинбрас, наконец, поднялся. Он мягко отпустил Пайпер, которая даже не заметила этого, выпрямился во весь и рост и ледяным тоном объявил:

— Как Третий сальватор и генерал Омаги, я прошу встречи с леди Эдон и её помощи.

Маг, который, очевидно, возглавлял всех всадников, на мгновение растерялся. Гилберт заметил, как его озадаченный взгляд скользнул по Фортинбрасу, пятнам крови на его одежде, — демонической чёрной, великанской синей и человеческой красной, — по Пайпер, не реагировавшей на Марселин, присевшую рядом, пока, наконец, не остановился на теле Джонатана. Губы мага дрогнули, как и пламя над его рукой.

— Кто они? — всё-таки спросил он, едва не выдавив из себя слова.

— Люди, в которых леди Эдон может заинтересоваться.

— Это не ответ.

— Это тот ответ, которого вам должно быть достаточно.

Атмосфера мгновенно накалилась. Если за мгновения до этого лучники, казалось бы, лишь немного ослабили бдительность и были готовы опустить оружие, то теперь они вновь прожигали их предупреждающими взглядами. Настоящее чудо, что они ещё не выстрелили. Неужели это из-за Клаудии, заговорившей первой, и Фортинбраса, решившего вступить в разговор?

— Хочу напомнить вам, что я прекрасно знаю дорогу, — как бы между прочим произнёс Фортинбрас, но Гилберт хорошо уловил, как дрогнул его голос в начале. — И я могу спокойно провести своих спутников к крепости. Но я прошу о помощи вас, зная, что вы поступите правильно. В интересах леди Эдон принять нас, как почётных гостей, и оказать нам помощь.

— И с чего же леди вам помогать?

Фортинбрас шагнул вперёд, и пламя, сиявшее над рукой мага, погасло. Мужчины упал с лошади, будто его кто-то сдёрнул, и распластался на земле. Меньше, чем за секунду, две стрелы просвистели в воздухе, замерли, столкнувшись в невидимой преградой, и рассыпались. Маленькие хлопья пепла даже не успели коснуться земли, когда были пущены ещё три стрелы, которых постигла та же участь.

Фортинбрас остановился возле мужчины и, склонив голову, медленно и чётко повторил:

— Я дал вам тот ответ, которого вам должно было быть достаточно. И я позабочусь о том, чтобы леди Эдон узнала о ваших сомнениях и неповиновении. А теперь вставай! — рявкнул Фортинбрас, и мужчина тут же поднялся, ошалело смотря перед собой. — Сам откроешь портал на территорию крепости или мне сломать все защитные барьеры?

Мужчина сглотнул и поднял руку. Лучники и рыцари, бормоча что-то себе под нос, убрали оружие.

— Так-то лучше, — снисходительно добавил Фортинбрас. — Открывай портал. Нико! — громче бросил он, повернувшись к юноше. — Я знаю, что это очень тяжело, но мне потребуется твоя помощь.

Николас торопливо кивнул, а после, проследив за его взглядом, в ужасе округлил глаза.

— Леди Эдон примет нас, как подобает, — продолжил Фортинбрас скорее для мага и его людей, будто знал, что те всё ещё считают их опасными, — предоставит укрытие и окажет помощь, а взамен мы поделимся с нею знаниями, в которых нуждается дом Эдон.

Говорил он так же уверенно, как на суде коалиции, точно знал, что в любом случае окажется прав, но уверенность эта была напускной. Гилберт видел, как изменилось лицо Фортинбраса, когда он отвернулся от мага и его людей, — посланников дома Эдон, как стало ясно, — как посмотрел на Пайпер, затихшую и замершую на месте, точно статуя, и как одним взглядом показал Николасу, в чём именно требуется его помощь.

Фортинбрас быстро переглянулся с Клаудией и, не говоря больше ни слова, подошёл к Пайпер, сел рядом с ней и что-то тихо сказал ей. Пайпер не ответила, даже не пошевелилась. Кит покосился на неё, но ничего не сказал. Выдохнув, Фортинбрас невесомо поцеловал Пайпер в висок, а после поднялся и сделал шаг к телу Джонатана.

Когда Стефан помог Пайпер подняться и отвёл её на пару шагов назад, Гилберт понял, в чём дело. Маг, служивший леди Эдон, открыл им портал и молча требовал пройти через него, но это не относилось к Фортинбрасу и Николасу. Четвёртый коснулся вытянутой руки Джонатана, Третий, перебарывая себя, — это было ясно по его взгляду, скованным движениям и тому, как громко он дышал, — коснулся отсечённой головый. Вторую руку он протянул к Николасу. Мгновение, и они исчезли.

Кто-то потянул Гилберта за локоть. Он оглянулся на Стеллу, упрямо тащившую его к порталу, и даже не воспротивился, когда один из рыцарей дома Эдон грубо подтолкнул его. Холодная голая равнина исчезла, за порталом оказался просторный двор, простиравшийся перед огромным каменным дворцом из тёмно-серого камня. Здесь было почти пусто, если не считать пяти рыцарей и двух лучников, которые целились в них с высоких стен. Гилберт осторожно огляделся, отмечая множестводорожек, разбегавшихся во все стороны, арку, ведущую в конюшню, и флаг с изображенными на них руками, между которыми пылал огонь.

В сознание Гилберта, наконец, щёлкнуло, и он понял: Лабиринт вышвырнул их обратно, в Дикие Земли, и каким-то образом ближе всего они оказались к дому Эдон, бывшему в Артизаре.

***

У искателей было несколько правил, которые официально не входили в кодекс, но которые знал каждый.

Правило номер один: помнить, что искателями становятся по собственной воле. Даже если на человека давят и требуют, чтобы он принял решение о вступлении в Орден, в конечном счёте выбор всегда остаётся только за ним.

Правило номер два: жертвы не должны быть напрасными. Если и погибать, то за что-то. Если и защищать информацию или своих товарищей ценой жизни, то зная, что это не просто так.

Правило номер три: никогда не винить никого, кроме самого виновника.

Это было единственным правилом, о котором Кит помнил в течение долгих часов после рассвета, когда солнце всплыло из-за горизонта, окрасив мир в алый и оранжевый, когда воздух наполнился теплом, но кошмар так и не закончился.

Джонатан не очнулся. Это было просто глупо, но Кит действительно ждал и верил, что тот очнётся. Он видел, как Карстарс одним взмахом отрубил голову, и видел кровь, хлынувшую фонтаном. Он знал, что Джонатан мёртв, и всё равно ждал так долго, как только мог, пока, наконец, не понял, что больше не выдержит.

Кит не спрашивал, каким образом Фортинбрасу удалось склонить леди Эдон на их сторону — он даже не знал, кто она, как выглядит и каким влиянием обладает. Но она поверила Фортинбрасу и Клаудии настолько, что отдала приказ о сооружении погребального костра. В Диких Землях людей не хоронили, зная, что тёмные создания могут попытаться использовать тела ради своих целей. Мёртвых всегда сжигали, и леди Эдон не собиралась делать исключения.

Кит совершенно не помнил, как к этому относился Джонатан. Он бы хотел, чтобы его тело сожгли? Или хотел бы, чтобы его могила была рядом с могилами родителей, такими же искателями, как и он? Эти вопросы были глупыми, абсурдными, и только одно Кит знал точно: Джонатан не хотел умирать.

Но выбирать им не приходилось. Принявшая их леди Эдон проявила невиданную щедрость, и Кит знал, что они должны быть благодарны за это, но думал только о том, что Джонатан не хотел умирать. Все часы, прошедшие с той самой минуты, как они оказались в этой крепости, Кит провёл в маленьком внутреннем дворе, где был сооружён погребальный костёр, наедине с этой мыслью. Поначалу двое рыцарей дома Эдон ещё следили за ним, но после ушли, оставив одного. Дважды Гилберт просил его зайти внутрь крепости, где было теплее, и дважды Кит отказывался. Пайпер он даже не видел. Знал, что, будучи сальватором, она должна была присутствовать на переговорах с леди Эдон, но не мог заставить себя подняться и проверить, так ли это.

Кит просто сидел, прислонившись спиной к холодному камню восточного крыла крепости, смотрел на погребальный костёр, где лежало завёрнутое в белую ткань тело, и думал о том, что Джонатан не хотел умирать.

Когда рядом послышались шаги, Кит даже не среагировал. Если это рыцари дома Эдон, которым надоело, что он маялся без дела, то пусть сами отрывают его от места и тащат отсюда. Кит ни на сантиметр не сдвинется до тех пор, пока они должным образом не попрощаются с Джонатаном.

Но вместо ожидаемой жёсткой хватки он ощутил лёгкое прикосновение чего-то острого к своему плечу. Кит поднял голову к Твайле, севшей рядом, и позади неё заметил Николаса, который нервно поглядывал за угол.

— Его чары защищают меня, — пояснила Твайла тихо, заметив взгляд Кита. — Леди Эдон не знает, что я…

Она замолчала, неопределённо качнула головой, но Кит прекрасно её понял.

— Фортинбрас же просил не высовываться. Тебя могут увидеть, — хрипло ответил он.

— Не могла же я тебя тут бросить.

Кит почти улыбнулся, но только почти. Пару месяцев назад он был готов убить Твайлу, потому что свято верил, что все без исключения тёмные создания — чудовища, которые могут лишь убивать. И пару месяцев назад Джонатан был жив. Но теперь, когда Твайла рядом, а Кит, ещё вчера думавший о том, что может поделиться своими мыслями о ней с Джонатаном, сидел напротив погребального костра и думал о том, что тёмные создания — чудовища.

Не все. Твайла — не чудовище. Альтан — не чудовище. Но к Карстарсу это не относилось. То, с какой лёгкостью он схватил Джонатана; то, как быстро поднял меч и опустил его; то, как смеялся — всё это бесконечно прокручивалось перед Китом, будто заевшая пластинка.

Секунда — тени окутывают их, и Кит бросается вперёд, потому что его тело всегда было быстрее, чем разум.

Вторая — они со Стеллой летят на землю, а тени хватают Джонатана и тащат его в сторону.

Третья — Карстарс ставит его на колени.

Четвёртая — Карстарс…

Кит всхлипнул, прижав кулак к губам.

Он не хотел об этом думать. Не мог и, возможно, не имел права. Джонатан был ракатаном для души Пайпер, и Кит не представлял, как его потеря отразилась на ней на самом деле. Он хотел найти её, поговорить или хотя бы просто обнять, чтобы убедиться, что она ещё здесь, живая, рядом с ним, но не мог.

Джонатан всегда подсказывал ему, как поступить правильно, и развеивал все его сомнения насчёт того, что Пайпер недолюбливает Кита. Какое-то время он действительно так считал, но когда она сказала, что хочет, чтобы он помог ей в Лабиринте, окончательно убедился в обратном. Пусть даже на самом деле она хотела защитить Эйса, Кит был уверен — Пайпер не бросит его, а он не бросит её.

Они — Сандерсоны, пусть даже Кит до сих пор носил другую фамилию.

Но Пайпер, разумеется, об этом не знала. Кит не представлял, как рассказать ей обо всём и при этом не сломаться ещё раз. Он хотел попробовать, много раз, даже подготовил вроде как подарок, который мог её задобрить, — хотя правда была в том, что он хотел подарить ей его на день рождения и даже запретил Джонатану покупать то же самое, ещё и искал, не спрятал ли он где-нибудь что-то похожее, — но сейчас понимал, что всё это не имело значения.

Джонатан мёртв, Пайпер лишилась ракатана для души, и никто из них не знал, к чему это приведёт. Кит должен был взять себя в руки, встать, найти Пайпер и поговорить с ней или просто быть рядом, но не мог.

Твайла нерешительно коснулась пальцами его плеча. Кит против воли вздрогнул и опустил голову.

— Кит, — тихо позвала она.

— Я не могу, — прохрипел Кит, упирая локти в колени и запуская пальцы в волосы. Твайла, наверное, только хотела помочь, может быть, она даже знала, что сказать. Но слова, столько месяцев царапавшие ему горло, вырвались быстрее, чем Кит успел себя остановить: — Пару месяцев назад, когда Пайпер исчезла, как раз возле дома господина Илира, я думал, что Джонатан меня убьёт. Пайпер же… Ну, она его любимица. Единственная племянница, родная кровь. Я был уверен, что Джонатан меня не простит. Он почти не обращал на меня внимания. Но он сказал, что это не из-за того, что он злится, а из-за того, что я был в безопасности, представляешь?.. Он не знал, где Пайпер, и сходил с ума от беспокойства, но был рад, что я в порядке. Он сказал, что не переживал за меня, потому что я был рядом, а Пайпер — нет. Он сказал…

Кит сбился, ещё ниже опустил голову и затих. Рыдания душили, слова застряли не то что в горле, в лёгких — мешали дышать. Воздух входил и выходил с судорожными хрипами, которые Кит едва-едва сумел унять.

— Джонатан сказал, — всё-таки продолжил он, посмотрев на Твайлу, — что я ему как сын. Он никогда не задумывался о том, чтобы стать отцом, но если бы всё-таки решился, хотел бы, чтобы я был его сыном. А я… Я же ни разу не сказал, что люблю его. Ни разу. Я отшучивался и язвил, но никогда не говорил этого всерьёз.

— Я думаю, Джонатан всё прекрасно понимал, — осторожно произнесла Твайла.

— Я знаю, знаю! Но я-то не понимаю! Почему я просто не мог сказать этого? Почему я… почему я просто не мог?..

— Кит. — Твайла придвинулась ещё ближе, медленно провела пальцами по его волосам, приглаживая их, и в то же время аккуратно наклонила его голову к своему плечу. — Твоей вины в этом нет. Джонатан знал, что ты любил его.

— Но я хотел… — его голос вновь сорвался на хрип, и на несколько секунд Кит даже подумал, что начал задыхаться. Он выждал немного, сумел унять дрожь в теле и совсем тихо, на выдохе, произнёс: — Я просто хотел быть хорошим сыном. Я хотел быть его сыном.

— Ты и им был.

— Неофициально. Я хотел, чтобы мы стали настоящей семьёй… Через два месяца после того, как Пайпер исчезла, — продолжил он безжизненным голосом, совершенно не понимая, как его мысли, в конце концов, пришли именно к этому, — Джонатан решил официально усыновить меня. В Ордене так можно даже после совершеннолетия, всё равно ведь кто-то должен стать наследником и главой семьи. Мы собрали все документы, получили четыре подписи старших искателей из пяти и… Это нужно, чтобы процесс был официальным и одобрен Орденом. Обычная процедура, на самом-то деле…

— Четыре? — несмело уточнила Твайла, когда Кит замолчал. — Кто-то отказался помогать?

— Нет, нет, всё было нормально, правда. Мистер Гривелли согласился подписать все документы, но я хотел, чтобы сначала Пайпер и Эйс узнали об этом. Я же должен был стать частью их семьи. Если бы они не приняли меня, если бы отказались признавать даже после того, как признал Орден, я бы не стал просить пятую подпись. Я бы просто отступил. Но Пайпер всё не возвращалась, а потом, когда всё же вернулась, с ней был Третий и… Всё так запуталось, — обессиленно выдохнул Кит. — Я боялся, что если я скажу об этом, Пайпер посчитает меня эгоистом. Я просил Джонатана не говорить об этом решении, но теперь… Это бессмысленно. Он умер, а я…

— Тебе не нужны подписи на каких-то дурацких бумажках, чтобы быть его сыном, — сказала Твайла, губами коснувшись лба Кита. — Ты и так его сын, это все знают, даже тёмное создание вроде меня.

— Но Пайпер не знает! — судорожно выдохнув, возразил Кит. — Я не могу ей сказать. Просто… не могу. Осталась последняя подпись, от мистера Гривелли, но я… Я не могу. Я не хочу причинить Пайпер боль. Я знаю, что мы не особо близки, но я люблю её, как свою сестру. Я хочу её защитить.

— Тогда скажи ей правду. Не думаю, что Пайпер настолько глупа и не поймёт, что вы с Джонатаном приняли верное решение. Ты всегда был частью семьи Сандерсон. Пайпер тебя поймёт и примет. Я знаю: мы вернёмся во Второй мир и вы получите эту дурацкую подпись. Ты официально станешь сыном Джонатана, хотя на самом деле всегда им был, верно?

Кит очень хотел ответить ей, согласиться, но язык отчего-то не поворачивался. Может быть, подсознательно он понимал, что всё не так просто, что он просто не заслуживает быть частью семьи Сандерсоном, но ему хотелось верить в обратное. Он слишком долго боролся ради этого, чтобы в самый последний момент отступить. И он действительно любил Пайпер и Эйса и хотел их защитить, пусть даже был простым смертным без магии или чар.

Твайла вдруг выпрямилась, уставившись в противоположную сторону внутреннего двора, на каменную арку, ведущую внутрь западного крыла. Кит поспешно обругал себя за то, что позволил ненадолго расслабиться, когда услышал шаги. Даже если чары Николаса ещё держались, не было гарантии, что именно сейчас в Твайле не распознают тёмное создание и…

Кит выдохнул, поняв, что это не рыцари дома Эдон, а Пайпер, и тут же напрягся, кое-как поднялся на ноги и выпрямился. Твайла не стала его останавливать, когда он шагнул вперёд и, едва задумываясь, всего через секунду побежал. Лишь в самое последнее мгновение он остановился, из последних сил удержал руки, которыми хотел обнять Пайпер, однако она сама подалась ему навстречу. Кит всхлипнул, прижал её к себе и крепко обнял.

Он не знал, где была Пайпер, с кем говорила и как себя чувствовала на самом деле. Хотел спросить, утешить, убедить, что вместе они обязательно справятся с этим, но не мог подобрать слов. Пайпер держалась лучше него, дрожь не пробегала по её телу, а взгляд казался ясным и был полон гнева.

— Я убью Карстарса, — чётко произнесла она, смотря Киту в глаза.

Он не нашёл, что сказать. Одно дело — убивать неразумных ноктисов или демонов в пылу схватки, и совершенно другое — планировать убийство такого демона, как Карстарс. Кит никогда прежде не сталкивался с такими умными и сильными тёмными созданиями, но знал, что Пайпер права и непременно сделает то, что задумала, и никто не сможет её остановить. Особенно Кит: сейчас Пайпер была куда сильнее и решительное него, и, казалось бы, не её несколько часов назад не могли успокоить двое сильнейших великанов и магов.

Кит действительно не знал, что сказать, поэтому лишь крепче обнял Пайпер, положив голову ей на плечо. Может, они не говорили о том, что чувствовали на самом деле, но понимали это из прикосновений и взглядов. Может, они не замечали друг друга в первые часы, но теперь они были рядом, и Кит не был намерен бросать Пайпер.

Они — Сандерсоны.

Пайпер отстранилась, посмотрела за спину Кита, и там, будто по команде, что-то вспыхнуло с оглушительным треском. Кит дёрнулся, увлекая Пайпер в сторону, но она не сдвинулась с места, только молча смотрела на золотое пламя, поглотившее погребальный костёр и тело на нём.

Умом Кит понимал, что это неправильно. Попрощаться должны все, потому что каждый из них знал Джонатана. Однако знал, что так, возможно, будет лучше. Они и так слишком долго ждали, и Джонатан заслужил, чтобы его похоронили — пусть даже таким странным способом, который в Диких Землях был единственным.

Сквозь всполохи пламени, поднимавшиеся значительно выше, чем следовало бы, Кит видел, что Николас и Твайла также смотрели на костёр. Но вдруг сальватор дёрнулся, схватил Твайлу за руку и завёл себе за спину, защищая, и очень вовремя — из-за угла выскочили двое рыцарей, наверняка привлечённых неожиданно вспыхнувшим костром. Не обращая внимания на Твайлу, скрытую чарами и магией Николаса, рыцари обратились к сальватору, и тот что-то начал объяснять им. Кит даже не пытался вслушиваться.

Он стоял, обнимая Пайпер, и вместе с ней смотрел на костёр, боясь даже подумать о том, что их ждёт дальше.

***

В старой гостиной, которую нашёл Энцелад, явно использовали, пусть и не так часто. В воздухе не витал какой-то особый запах запустения, нигде не было даже тонкого слоя пыли. Рыцари дома Эдон, однако, не остановили Энцелада, когда он вошёл сюда, и никто не попытался его выгнать. Энцелад просидел в тишине и одиночестве почти час, по истечении которого погребальный костёр, который он видел из одного из окон, наконец загорелся.

Энцелад смотрел, как сгорает тело, до самого конца. Смотрел, сидя на подоконнике, сжимая лук Дионы, лежащий у него на коленях, и пытался убедить себя, что его вины в этом нет. И у него почти получилось, когда Пайпер, стоящая всего в двух метрах от костра, вдруг подняла голову и уставилась прямо на него. Энцелад знал, что она его видит: старая гостиная находилась на втором этаже, окно было не таким уж и грязным, а зрение Пайпер — острым. Она смотрела на него почти минуту, и Энцелад не отводил взгляда до тех пор, пока она не сделала этого первой, а после ушла вместе с Китом.

Энцелад не знал, о чём она думает, и не хотел знать. Во время встречи с леди Эдон, коей оказалась всего лишь двенадцатилетняя девочка, Пайпер молчала. Энцелад был на встрече исключительно из-за Гилберта и Клаудии, за которой, вроде как, всё ещё следил, и даже внимательно наблюдал за обстановкой, но за почти час Пайпер не произнесла ни слова. Лишь когда леди Эдон сказала, что они пришли к соглашению, Пайпер молча ушла. Энцелад заметил, как Фортинбрас порывался пойти за ней, но леди Эдон задержала его, Гилберта и Клаудию, а остальных отослала, сказав, что люди её дома помогут им устроиться. Но Энцелад так и не последовал за ними, предпочтя найти тихое место и остаться в одиночестве.

Впрочем, его одиночество продлилось чуть больше часа. Когда в коридоре послышались лёгкие шаги, Энцелад поначалу решил, что это Гилберт, но на пороге оказалась Клаудия. В руке у неё была полная бутылка вина, в глазах — презрение, губы скривились.

Ни слова не говоря, Клаудия сделала шаг обратно, но вдруг остановилась, нахмурилась и прошла в гостиную. Энцелад молча наблюдал за тем, как она внимательно оглядывается, будто ждёт нападения из-за угла. Привычная для неё холодная маска треснула, и Энцелад не понимал, из-за чего. В Лабиринте она была готова вцепиться в любого, кто посмеет ослушаться её, да и при встрече с леди Эдон вела себя уверенно и решительно, будто была единственной, кто принимает решения.

Наконец Клаудия закрыла дверь, прошла к дивану, стоящему в углу. Она села, закинула голову на изголовье и закрыла глаза, рассеянно откупорила бутылку и сделала большой глоток.

— Ты пришла сюда пить? — не выдержал Энцелад.

— Ketas, — презрительно бросила Клаудия. — Заткнись, иначе я отрежу тебе язык.

— Сомневаюсь, что тебе хватит сил.

— Заткнись.

Энцелад возвёл глаза к потолку, но потом, меньше, чем за несколько секунд, понял, что казалось ему странным. Обычно Клаудия держалась особняком, а Энцелада, приставленного к ней, и вовсе игнорировала большую часть времени. Иногда она говорила с мёртвыми за его спиной, не замечая его самого, что сильно раздражало его. Но сейчас ругалась именно с ним.

— Ты не слышишь их? — уточнил Энцелад, и без того зная, что угадал. Когда Клаудия не ответила, даже не взглянула на него, он через силу спросил: — Ты не слышишь Диону?

Клаудия выждала секунду и всё же посмотрела на него, наградив тяжёлым изничтожающим взглядом. Энцелад отчётливо вспомнил, как она ударила его, когда он вытащил её из воды, спасая от umbare. Даже если она казалась хрупкой и слабой, она могла напасть, и он ни на мгновение не забывал об этом.

— Скажи мне, — стиснув зубы, потребовал Энцелад.

— Иначе что? — насмешливо уточнила Клаудия. — Будешь угрожать мне кинжалом, как угрожал Иснану? Попробуй. Посмотрим, действительно ли ты так силён или вот это всё нужно тебе только для красоты.

Она рассеянным жестом указала на него, и Энцеладу потребовались мгновения, чтобы понять, что она говорит не про оружия, — его было мало, всего лишь кинжал да лук, — а про его тело.

— Ты назвала меня красивым? — уточнил он, нахмурившись.

— Я назвала тебя ketas, — раздражённо ответила Клаудия.

Быстрее, чем Энцелад успел подумать, он выпалил:

— Скажи это ещё раз.

Клаудия выпрямилась, уставилась на него так, как смотрела практически на всех — с презрением и оценкой, будто решала, как именно убить того, кто надоедает ей.

— Нравится, когда тебя оскорбляют?

Лишь после этого вопроса Энцелад понял, как странно прозвучали его слова. И кто только тянул его за язык?..

Он знал, что лучше остановиться, но вместо этого всё же ответил:

— Я давно не слышал кэргорского.

В коалиции говорили в основном на английском и сигридском. Очень редко Энцеладу удавалось поговорить с кем-нибудь на своём родном языке, да и чаще всего эти люди использовали чары понимания и не утруждали себя тщательным изучением кэргорского. Энцелад терпеть не мог такого пренебрежительного отношения к своему родному языку, и то, как легко на нём говорила Клаудия, приятно удивило его. Либо она старательно учила его, а чары понимания сглаживали акцент, либо…

— Ты из Кэргора? — спросил он, наклонив голову.

— Тебе-то какое дело?

— Кэргорцев осталось мало.

Глупая причина, конечно. Очень глупая. Энцелад никогда бы не озвучил её. Он бы вообще никогда не начал разговор первым, особенно с Клаудией. Он почти час просидел в тишине и одиночестве, пытаясь убедить себя в том, что не виноват в смерти Джонатана, и слишком легко переключился на другую тему. Энцеладу было тошно от самого себя, но остановиться он уже не мог.

— Из Старракса, — будто нехотя ответила Клаудия. — Это маленькая деревня возле…

— Таура, — перебил её Энцелад. — Да, я знаю. Был там пару раз.

Клаудия недоверчиво уставилась на него.

— В Старраксе или Тауре?

— И там, и там.

— Не далековато ли от столицы?

— С чего ты взяла, что я из столицы?

Клаудия фыркнула, закатив глаза, и вальяжно закинула руку на спинку дивана, наконец полностью повернувшись к Энцеладу.

— Энцелад Джорадан Эрнандес, сын Эгеона Алвена Эрнандеса и Аканты Лорин Эрнандес, которая раньше была частью известной семьи Витус, племянник Тороса Оррана Эрнандеса и брат-близнец Дионы Одетт Эрнандес. Мне даже не нужно слушать других, чтобы знать о тебе. Слава о твоей семье гремела по всей стране.

— Но не обо мне, — уточнил Энцелад, лишь на мгновение растерявшись из-за того, как легко и просто она напомнила ему о семье, которую он никогда больше не увидит.

— Самый молодой рыцарь, ставший капитаном, надежда Правой Руки Эквейса, тот, кто обесчестил юную Арлинду из семьи…

— Она оклеветала меня, — выпалил Энцелад, чувствуя, как поднимается раздражение.

— Да, я знаю, — всё тем же спокойным тоном подтвердила Клаудия. — Об этом скандале говорили даже в Старраксе, и все были уверены, что чудесный мальчик Эрнандесов не мог такого сделать.

Под конец она едва сдерживала саркастичную улыбку, будто точно знала, как Энцелад ненавидит вспоминать о том скандале. Будто знала, что он, даже будучи невиноватым, действительно чувствует стыд за то, что навлёк на семью такие проблемы — и всё из-за того, что не ответил глупой Арлинде, что тоже любит её. Это было просто смешно, потому что она знала, что вместе они будут только одной ночью, и не была против. А утром едва не на всю столицу раструбила о том, что Энцелад её изнасиловал, и призналась во лжи лишь после того, как к делу был привлечён один из сильнейших магов кэргорского общества.

Клаудия громко рассмеялась — так громко, как если бы в абсолютной тишине прогремел оглушительный выстрел, мгновенно разбивший мнимое спокойствие. Энцелад дёрнулся, но, поняв, что опасности нет, озадаченно уставился на Клаудию. Он никогда не видел, чтобы она смеялась. Не то что смеялась, даже не улыбалась, только скалилась или презрительно кривила губы.

— Видел бы ты своё лицо, — покачав головой, сказала она. Её смех утих так же быстро, как и наступил, и Энцелад бы обязательно решил, что просто рехнулся и ему всё это привиделось. — Диона была права. Злить тебя очень весело.

Энцелад напрягся. Хотелось встряхнуть ведьму, сказать ей, чтобы держала язык за зубами и не говорила о том, чего не понимает, но проблема была в том, что она как раз-таки всё понимала. Она слышала Диону, говорила с ней, и сестра охотно рассказывала ей секреты Энцелада и подтрунивала над ним даже теперь, когда её не было в живых.

Он бы стерпел, если бы Диона стояла рядом и он сам слышал её голос. Если бы была жива. Но Диона мертва, а Иснан, убивший её, сбежал, потому что Энцелад позволил себе сомневаться.

Он выпрямился, поставил лук, оперев его верхним плечом о подоконник, и подошёл к Клаудии. Она как раз поднимала бутылку с вином, когда Энцелад перехватил её и сделал большой глоток.

— Ketas, — фыркнула Клаудия, закатывая глаза. — Хочешь пить — иди, пей, но не здесь.

— Ты первая начала, — побормотал Энцелад и сделал ещё один глоток.

— Я не виновата, что Диона и впрямь молчала.

Она произнесла это так тихо, что Энцелад, вообще-то, не должен был её услышать, но услышал. Он склонил голову набок, смотря на Клаудию, и, чувствуя, как вино медленно разливается по телу, принося лёгкое опьянение и тепло, спросил:

— Ты не слышишь её?

Клаудия опёрлась подбородком о ладонь и смерила его долгим изучающим взглядом. Энцелад десятки раз видел, как она точно так же смотрит на Гилберта — в основном во время совместных обедов или ужинов, когда Фортинбрасу удавалось убедить её составить им компанию. Большую часть времени она всех игнорировала и молчала, но если и вступала в разговор, то несколькими меткими фразами могла смутить Гилберта и поставить его в неловкое положение. С Энцеладом это не работало — поэтому Гилберт и приставил его, а не кого-либо другого.

И сейчас ему впервые стало неуютно. Клаудия смотрела так, будто могла силой мысли раздробить ему кости, переломать его всего, а он бы даже не сумел защититься.

Энцелад сделал ещё один глоток.

— Нет, — наконец сказала Клаудия. — Сегодня она молчала.

Пальцы Энцелада дрогнули и едва не выпустили бутылку.

Клаудия говорила с кем угодно, но не с живыми. Игнорировала Энцелада, но общалась с Дионой. Очень редко, если в этом не было крайней необходимости, она всё же говорила с ним — в основном, конечно, даже в таких случаях она ругалась и требовала, чтобы он замолчал и не мешал ей.

Вот, в чём было дело. Диона молчала, а с Энцеладом Клаудия почти не разговаривала. В ту минуту, когда она решила остаться в комнате, она думала, что они будут молчать. Тишина — это то, чего ей всегда не хватало.

Вот только он не понимал, зачем она всё же ответила на его вопрос.

— А его… Ты слышишь Джонатана?

Клаудия казалось удивлённой, но лишь секунду. Она вновь надела маску спокойствия и отрешённости, протянула к Энцеладу руку. Он без лишних вопросов передал ей бутылку. Клаудия отпила едва ли не половину и, даже не поморщившись, ответила:

— Нет.

— Разве твоё проклятие не…

— Слушай, умник, я не намерена тебя развлекать историями, ясно? Я пью в тишине. Ты либо делаешь то же, либо уходишь.

— С каких пор ты пьёшь со мной? — раздражённо уточнил Энцелад.

— С тех пор, как Диона, наконец, заткнулась.

— Не смей говорить о ней таким тоном.

— А то что? И впрямь будешь угрожать? Иснана ты убить не смог, и посмотри, к чему это привело.

Энцелад не знал, пытались ли она задеть его намеренно, но у неё получилось. Мысли, которые крутились уже на границе сознания, мгновенно вернулись на место. Действительно ли он виноват в смерти Джонатана? Если бы он убил Иснана сразу же, как схватил, было бы всё иначе?

Гилберт его ненавидит?

Пайпер его ненавидит?

Из-за этого Клаудия не слышит Диону?..

Энцелад ничего не понимал. Запутался. Надо было что-то сделать, собраться с мыслями, чтобы двигаться дальше — так ведь и поступают настоящие рыцари. Но проблема была в том, что он больше не считал себя настоящим рыцарем, скорее бледной тенью, сохранившей лишь примерные очертания.

Клаудия вдруг поднялась, оказавшись к нему так близко, что их носы почти соприкоснулись.

— Диона просила иногда проверять тебя, чтобы ты не устроил какой-нибудь катастрофы, — небрежно бросила она, развернувшись и направившись к двери.

Энцелад рванул за ней быстрее, чем успел подумать. Схватил за руку, в которой была бутылка вина. Клаудия резко развернулась к нему лицом, и что-то острое упёрлось ему в шею.

— Например, что-нибудь такое, — с учтивой улыбкой добавила Клаудия. Энцелад стиснул зубы, когда его собственный кинжал, оказавшийся у Клаудии, скользнул к подбородку. — Следи за оружием.

Она разжала пальцы, и кинжал со звоном упал на пол. Энцелад бы никогда не позволил оружию валяться, как какому-то мусору, потому что настоящие рыцари всегда следят за ним. Но он больше не считал себя настоящим рыцарем.

Он забрал у Клаудии вино, под её ледяным взглядом сделал глоток и наклонился к девушке, впившись в её губы. Её рука скользнула ему за голову, пальцы впились в жёсткие волосы. Клаудия потянула за них, и Энцелад запрокинул голову, чувствуя, как пьянеет всё сильнее. С ним такое редко бывало: пил он мало, потому что должен был присматривать за Дионой и Артуром, которые не знали меры и могли веселиться хоть всю ночь. Но Диона мертва, Артур сдался, а Энцелад хотел только одного — избавиться от назойливых мыслей.

— Не то чтобы ты мне очень нравишься, — как бы между прочим произнесла Клаудия, сделав шаг вперёд и тем самым вынуждая Энцелада шагнуть назад.

— Это взаимно, — ответил он.

— Прекрасно. Значит, никаких проблем.

— Никаких.

Клаудия жёстко улыбнулась. Ноги Энцелада упёрлись в диван, хватка на затылке ослабла. Клаудия забрала у него вино и опустила бутылку на пол.

— Никаких проблем, — всё тем же будничным тоном повторила она, коснувшись ворота его куртки и подцепив пальцами оружейный ремень.

— Никаких, — вторил ей Энцелад, положив руки ей на талию.

— Славно.

Клаудия быстро расстегнула первый ремень, за ним — второй. Для той, кто выпила половину бутылки, она действовала слишком проворно, но, может, это Энцелад слишком быстро сдался перед алкоголем, и теперь всё казалось ему не таким, каким было на самом деле. Поначалу он даже решил, что Клаудия не справится с доспехами, а потом, когда она уже расстегнула куртку, вспомнил, что больше не носил своих доспехов. Не после того, как видел на них только кровь Дионы.

Энцелад стиснул челюсти, надеясь подавить непрошенное воспоминание, и подался Клаудии навстречу, но она вдруг опрокинула его и нависла сверху. Энцелад на секунду растерялся: не понимал, как настолько хрупкая девушка могла вообще провернуть это. Не понимал, всегда ли она была такой красивой. Белоснежная кожа, острые черты лица, чёрные, как сама Ночь, короткие растрёпанные волосы и губы, которые оказались мягче, чем ему думалось изначально.

— Ракс, — присвистнула Клаудия, упирая ладони ему в грудь — Энцелад даже не заметил, когда она практически раздела его. — У тебя просто огромная грудь.

От неожиданности он фыркнул, но тут же тихо застонал, когда Клаудия требовательно поцеловала его. Энцелад приподнялся на локтях, обхватив её за талию, однако она тут же надавила ему на грудь и уложила обратно.

— Я ненавижу быть снизу, — пробормотал Энцелад, нахмурившись.

— Если ты со мной, — ответила Клаудия, жёстко улыбаясь — точно так, будто и впрямь собиралась всего парой фраз раздробить ему кости, — то ты снизу.

— Ведьма, — сквозь зубы бросил Энцелад

— Да, я знаю. А ты лежишь под ведьмой.

Невероятно, она ещё и издевалась над ним. Энцелад был готов возразить, но Клаудия снова поцеловала его, — мягче, осторожнее, и даже привкус алкоголя на её губах был приятен, — и Энцелад мгновенно забыл о своём недовольстве.

Он вообще обо всём забыл.

Часть II: Падение. Глава 14. И куда бы я не бежал

Часть IIПадение

Нет смысла, как такового

Непонятно вообще для кого мы

То ли бьемся, то ли держим оборону.— pyrokinesis, «Не время для драконов»

Зельда чувствовала себя прекрасно — ровно до того момента, как ей пришлось встать с дивана и начать работать.

Она ненавидела работать с кем-либо из коалиции. Король Джевел или госпожа Сибил всегда лично поручали ей какое-либо дело, и Зельда выполняла его, отчитываясь только перед ними. Теперь же король Джулиан будто забыл об её выдающихся способностях, а если Зельда и напоминала о себе, то неизменно слышала одно и то же.

«Работай на благо коалиции».

Будто Зельда не делала этого, когда спасала глупых искателей, попадавших ей под руку. Будто не рисковала собой, чтобы узнать, что всё это время Сибил была во власти демонов. Зельда и так работала на благо коалиции, но король Джулиан предпочитал делать вид, что этого недостаточно.

И теперь она стояла на пороге старого антикварного магазина, затерянного на улицах Нового Орлеана, и ждала указаний какого-то искателя. Зельда могла бы сломать его быстрее, чем он бы моргнул, показать, что она выше того, чтобы выполнять его приказы, но не стала делать этого. Отчасти из-за того, что чувствовала тонкий след хаоса, который протянулся по магазину, точно паутина. Отчасти из-за того, что искатель, Саул Бергенсен, временно деливший должность главы Ордена вместе с двумя другими искателями, догадался обратиться к ней через Себастьяна.

Если окажется, что это была его идея, Зельда переломает ему руки и засунет их…

— Госпожа Сулис! — нарочито радостно и учтиво позвал Бергенсен с другого конца зала, едва только заметил её. — Не могли бы вы подойти?

Зельда с мученическим стоном направилась к Саулу — через всё помещение, мимо полок и шкафов, заставленных всякой сигридской дурью вроде древних книг со слабыми чарами, порошками и высушенными травами, где-то даже встречались кусочки костей, но чьи именно — Зельда не знала. Её, вообще-то, это мало волновало. Не волновали её и взгляды нескольких искателей, которых Саул для чего-то притащил сюда. Будто они вообще впервые видели её или даже саму магию, мгновения назад закрывшую портал за спиной Зельды. Будто считали, что она — диковинка.

Проходя мимо искателя ненамного младше Себастьяна, Зельда намеренно показала зубы, широко улыбнувшись. Искатель подскочил на месте, врезался головой в полку, — он осматривал старые хирургические принадлежности, расположенные на нижней полке шкафа, — а Зельда тихо засмеялась. Себастьян, неподвижно замерший за спиной у Саула, осуждающе покачал головой. Зельда показала ему средний палец. Себастьян уже поднял руку, наверняка собираясь ответить ей тем же, но Саул остановил его со вздохом.

— Потом поругаетесь, ладно? — и, не давая никому из них даже ответить, обратился к Зельде: — Что скажешь насчёт этих печатей?

Зельда посмотрела на двойные двери, на которые он указывал, и присвистнула. Паутина хаоса оплетала весь магазин, но нити были до того тонкими, что Зельда едва смогла бы ухватиться за них, но здесь — огромный клубок, источник, который, пульсировал, точно живое сердце.

Хаоса было слишком много.

Зельда не была готова к такому.

— Назад! — рявкнула она. — Уведите отсюда людей, пока…

— Что? — перебил Саул, сделав шаг вперёд, — что ты почувствовала?

— Уведите людей, — повторила Зельда, сжав зубы и метнув на искателя злой взгляд. — Пока они здесь, я не могу начать разбираться в барьерах и письменах.

Зельда сомневалась, что он её поймёт. Каким бы умным ни был Саул Бергенсен, как бы много ни знал о хаосе и магии, он не чувствовал их так, как она. Не ощущал костями и кровью, не слышал тихий, едва уловимый шёпот, звук, с которым хаос, подобно песку, кружился в воздухе. Не понимал, как он притягивал и отталкивал одновременно, скручивал внутренности и давил на кости.

И Зельда, на самом-то деле, долго этого не понимала. Но её магия была сильна, а Бальмунг, будучи сокрушителем, охотно лёг в руку проклятой — Зельда считала это очередным доказательством своей исключительности, из-за которой и прожила так долго. Именно поэтому Фортинбрас научил её чувствовать хаос и помогал ощущать баланс между ним и магией, который постоянно нарушался, если где-то был избыток той или иной силы.

В сущности у магии и хаоса было больше схожестей, чем различия. Хаос был во всём так же, как и магия, но не каждый мог их коснуться и уж тем более пробудить. Но если маги были созданиями богини, получившие дар естественным путём, то демоны — аномалией, подобием жизни, родившейся там, где её быть не должно. Магия и хаос могли чувствовать тех, кто способен их использовать, но они не обладали собственным разумом. Демоны же, состоящие из хаоса, обладали — и то, что сейчас чувствовала Зельда, тоже им обладало.

Она не представляла, что скрывалось за дверью. Письмена, начертанные на пороге, раме и самой двери, а также на стенах, были демоническими, но Зельда не знала этого языка. Как-то Фортинбрас пытался распределить понимание демонического языка, которым отличался Ансель, между ними, но ничего не вышло. То ли проклятие накрепко зацепилось за Анселя и не желало отпускать его, то ли они оказались недостаточно сильны, чтобы принять его. Да и когда Зельда пыталась самостоятельно выучить язык демонов, у неё ничего не получалось. Она просто не запоминала слова и отдельные символы, мозг забывал их сразу же, как Зельда отводила глаза от бумаги.

Но если язык демонов ей не поддавался, с хаосом было иначе. Его можно было подчинить, и Зельда не собиралась сдаваться, даже не попробовав.

Она опустилась на колени и провела пальцем по письменам, начерченным на полу. Чёрная кровь, — это точно была она, Зельда была уверена, — впиталась в доски так, будто всегда здесь была. От каждого символа тянулся тонкий след, который проходил сквозь дверь и сплетался в клубок за ней. Зельда собралась с силами, отпустила магию и коснулась ближайшей к себе нити. Та натянулась, пронзила её руку подобно электрическому разряду, но не порвалась.

Раздражённо выдохнув, Зельда достала из-за пояса нож, полоснула себя по руке и, окунув палец в кровь, принялась чертить защитные сигилы.

— Мне вызвать ещё магов? — всё-таки спросил Саул.

— Да, — не отвлекаясь, ответила Зельда. — За дверью мощный источник хаоса. И судя по тому, что я чувствую, он живой.

— Что?

— Разве не весь хаос считается живым? — озадаченно уточнил Себастьян.

— Хаос, как и магия, не обладает разумом. У них нет сердца, души и тела. Магия становится живой лишь в телах магов, не более того. Сама по себе она не может быть такой, понимаешь? Она может пропитать собой воздух, землю и весь мир, но она никогда не будет живой сама по себе. Даже Геирисандра — это не чистая магия, а нечто большее, иная сущность, божественная, сумевшая овладеть магией и связать себя с ней. С хаосом то же самое.

Зельда оглянулась на Себастьяна, надеясь, что хотя бы теперь он понял, однако он смотрел на неё так, будто она вдруг заговорила на языке, которого он не знал. Зельда выдохнула, покачала головой и вернулась к начертанию сигилов.

Бессмысленно объяснять сущность магии и хаоса тем, кто практически не связан с ними напрямую. Это как пытаться объяснить ребёнку, который ещё не научился говорить, что мир жив не из-за того, что он полон магии, а из-за того, что в нём есть те, кто полон магии.

Зельда завершила последний сигил и поднялась на ноги. На мгновение её магия дрогнула, ощутив несколько порталов, открывшихся на улице — это маги, которых вызвал Саул, наконец явились. Зельда вытянула руки, чувствуя, как замедляются дыхание и сердцебиение, и готовилась воздвигнуть первый барьер, когда её тело сковал ледяной ужас.

Зельда не могла пошевелить даже пальцем, не могла повернуть головы или сместить взгляд, направленный на дверь. Вперёд прошмыгнул один из магов — если Зельда ничего не путала, его звали Тристан, и на момент Вторжения его магия только-только проснулась. Он выглядел слишком юным даже сейчас, а когда посмотрел ей в лицо и вовсе перепугался до смерти. Зельда попыталась пошевелиться, сказать хоть что-нибудь, но на тело давили, а магию сковывали, как если бы та была человеком из плоти и крови. Тристан сделал шаг к Зельде и поднял руки, пытаясь разбить хаос, но у него ничего не вышло. Не выходило и у двух магов, начавших чертить дополнительные сигилы на стенах и двери: они просто замерли, а после, секунды спустя, рухнули, как подкошенные.

Зельду будто потянули к земле. Она упала, задыхаясь от страха и боли, и начала царапать себе шею, пытаясь избавиться от невидимой хватки. Чужие голоса зазвучали громче, и лишь часть из них она узнавала: Саул требовал оттащить магов от двери, Себастьян звал её, Тристан едва ли не плакал, вцепившись в волосы. Он чувствовал то же, что и она — как хаос, обладающий разумом, выждал и напал, как он понемногу вытягивал из них магию и лишал кислорода.

Этот хаос был слишком опасен. Как вообще его удалось прятать так долго, что никто ничего не заметил?

И где тот старый эльф, который, как сказал Себастьян, владел этим местом?

Вдруг воздух хлынул Зельде в лёгкие, и она, дёрнувшись всем телом, вцепилась во что-то, что было прямо перед ней. Холодное, но крепкое. Знакомое. Зельда хватала ртом воздух, и постепенно зрение прояснялось. Магию всё ещё вытягивали, но, по крайней мере, медленнее и не так мучительно.

— Какого хрена, Саул?! — яростно крикнула женщина-маг, имени которой Зельда не знала.

— Клянусь, я не…

Зельда на секунду прикрыла глаза и, стиснув зубы, рывком села. Себастьян убрал упавшие на её лицо волосы, крепче сжал руку и тихо спросил:

— Что это было?

— Хаос, — выдохнула Зельда, всё ещё подрагивая. — Он слишком… силён. Он разумен.

— Верно, он разумен.

Зельда вздрогнула, услышав незнакомый голос, и едва не подскочила на ноги. Но хаос вновь надавил, потянул её к земле, и она никак не смогла противиться ему. Зельда упала, вновь ощущая, как лёд распространяется по телу, как магия по капле покидает её, и посмотрела на входные двери антикварного магазина. Там стояла демоница: серая кожа, тёмные волосы, стянутые в узел на затылке, колеблющиеся очертания одежды, закрывающей её с ног до горла. Горящие красные глаза впились в Зельду, а растрескавшиеся чёрные губы произнесли что-то, из-за чего лёд, будто копьё, прошил Зельду насквозь. Она стиснула челюсти, глотая крик, но не сумела остановить слёзы.

Тхай искуснее других демонов подавляла чужую магию, и именно это происходило с ними сейчас. Должно быть, Тхай следила за этим источником хаоса или даже создала его, а теперь, когда его обнаружили, была намерена убить их.

Зельда не смогла бы её остановить. Она была сильна, но не настолько, чтобы противостоять Тхай. Демоница сумела подавить магию Четвёртого сальватора, в совершенстве владевшего Движением, так куда ей?..

— Значит, это ты, — растянув губы в улыбке, сказала Тхай. — Ты убила Оллина.

Зельда хотела было ответить демонице такой же дерзкой улыбкой, но не смогла. Лёд распространялся дальше, магия всё ещё утекала по капле. У Зельды едва хватало сил, чтобы удерживать себя в сознании.

Четверо магов, скованных хаосом, и двое искателей против демоницы, подавляющей магию — это плохой расклад. Зельда не могла даже подать знать Саулу или Себастьяну, чтобы они через метки на своей коже сообщили в зал Истины, что им срочно требуется помощь. Хотелось верить, что они сами до этого додумались, но Зельда сомневалась, что им удастся сделать это незаметно. Если Тхай подавляла магию, это не значит, что она сильна только в этом.

— А ты, — продолжила демоница, посмотрев на Саула, рука которого только-только коснулась пистолета в кобуре, — тот, кто всё это время искал и прятал наши дары.

— Дары? — как бы между прочим переспросил Саул. Зельда сказала бы ему, чтобы не лез, потому что сражаться против демона такого уровня уж точно не выйдет, но не смогла выдавить ни слова. — Вы называете это дарами?

Демоница склонила голову набок, и улица, которую было видно через широкие окна витрины, погрузилась во мрак. Зельда тяжело сглотнула, ощущая искажение в пространстве. Это не портал и не Переход — это брешь, через которую Тхай могла попасть в карман между мирами.

Она хотела утянуть их за собой. Она могласделать это, и в секунду, когда Зельда осознала это, её сковал настоящий страх, бывший лишь тенью того, который она чувствовала до этого.

Зельда попыталась подняться, перебороть боль и призвать магию, когда практически одновременно грянули выстрелы. Тхай пошатнулась, прижала одну ладонь к простреленной шее, другую — к груди. Она захрипела, согнулась едва ли не вдвое и была готова напасть, как зверь, но Себастьян выстрелил ещё раз. Тхай уклонилась, пуля пролетела совсем рядом с её виском. На секунду Зельда поверила, что искатели выстрелят ещё раз, но Тхай вдруг истошно заорала:

— Помоги мне!

Кости Зельды загудели не из-за хаоса, которым Тхай оградила себя и который окружил антикварный магазин. И кровь застыла не из-за ужаса от мысли, что брешь вот-вот поглотит их.

Источник хаоса бился, точно живое сердце, потому что и впрямь был живым сердцем — Зельда увидела это, когда двери открылись и на пороге остановилась Нуаталь. Она расправила крылья, хищно улыбнулась и шагнула вперёд, открыв им тёмное помещение позади себя. Там, чуть дальше, в кресле лежал старый эльф, окутанный хаосом, точно чёрными нитями.

Он и был источником, который Зельда чувствовала.

Она сглотнула, кое-как приподнявшись, убеждая себя, что обязательно справится, когда заметила ещё одну фигуру, притаившуюся за Нуаталь.

Блеснула сталь.

***

Себастьян предпочитал здраво оценивать ситуацию, и потому, когда Саул отослал всех искателей и вместо них вызвал ещё трёх магов, был готов возмутиться. Однако потом Зельду что-то ударило, — нечто, чего он не видел, не слышал, не чувствовал, — как и троих магов, быстрее всего прибывших на место.

Поначалу Себастьян даже решил, что они придумают, как быть. Стоит только отвлечь Тхай, облегчить тяжесть, давившую на магов, и станет легче. Себастьян даже успел незаметно пустить себе кровь и обвести сигил на левом запястье, через который сообщил, что требуется помощь. И вместе с Саулом, не сговариваясь, выстрелил в Тхай. Они выиграли лишь мгновения, но их должно было хватить. Себастьян был в этом уверен.

Но потом двери открылись, и на пороге появилась Нуаталь — демоница, которую неустанно выслеживала его мать. Она развернула крылья, переступая порог, метнула хищный взгляд на Илларда, — мужчину под сорок с рыжеватыми волосами, мага из числа фей, который оказался к ней ближе всего, — и, кажется, собиралась напасть, когда кто-то накинулся на неё сзади. Нуаталь закричала, замахала крыльями, но освободиться не могла. Себастьян, воспользовавшись заминкой, быстро оттащил скованного Илларда и взял Нуаталь на прицел. Судя по тому, что тьма, ждавшая на улице, не приближалась, Саул держал на прицеле Тхай.

— Oslat! — рявкнула Нуаталь, наконец схватив нападавшего и перекинув его через плечо.

Сердце Себастьяна едва не остановилось, когда он узнал свою мать. Она перекатилась, подскочила на ноги и, перехватив нож, уже окрашенный чёрной кровью, приготовилась отражать удар. Светло-рыжие локоны были в пятнах крови и пепла, несколько прядей выбилось из низкого хвоста. На тёмной одежде были видны дыры от когтей и красные пятна. Себастьян едва не выронил пистолет.

Её не должно быть здесь. Она должна быть далеко отсюда, в безопасности, дома, в зале Истины. Где угодно, но только не здесь.

Судя по быстрому взгляду, который Кристин бросила на него, она была удивлена не меньше него — но, конечно же, прекрасно сдержала порыв заслонить его собой или вовсе отослать, зная, что это бесполезно.

— Я убью тебя, — прорычала Нуаталь, тряхнув коротко остриженными волосами. — Вырву твоё сердце и преподнесу моему королю в подарок!

— Рада это слышать, — с улыбкой ответила Кристин.

Невероятно. Их окружили двое из сильнейших демонов, они находились рядом с хаосом, который обладал разумом, а его мать ещё и дерзила Нуаталь. Себастьян прекрасно знал, что этим его мать не испугать, что она любую опасность встретит с высоко поднятой головой и, разумеется, справится с ней, но сейчас всё было иначе.

Кристин не должна быть здесь. Где угодно, но только не здесь, только не…

Тьма сдвинулась тогда же, когда Кристин и Нуаталь кинулись друг на друга. Себастьян судорожно выдохнул, не понимая, что ему делать. Он не раз работал вместе с матерью и знал, когда нужно прикрывать, а когда — пользоваться подвернувшейся возможностью, однако никак не мог взять себя в руки. Хаос клубился в воздухе, будто чёрный песок, поднятый сильным ветром, дышать становилось всё труднее. Тьма сгущалась, и магия вспыхивала всё реже. Многократное эхо рычащих демонов отскакивало от стен, тени, поднявшиеся с пола, подступали всё ближе, складывались в ноктисов и чудовищ, которых Себастьян никогда прежде не видел. Одно из них схватило Кристин за волосы, когда она почти всадила нож в висок Нуаталь, но растаяло, когда его пронзил яркий свет. На пороге комнаты, из которой вышла Нуаталь, стоял Айрас — маг, который работал вместе с Кристин. Он вскинул руку, и магия сорвалась, напала на ожившие тени.

Всё вокруг напоминало кошмар. Даже когда один из ноктисов вцепился ему в руку, он среагировал не сразу: позволил повалить себя, разодрать руку до костей, и лишь после, кое-как извернувшись, приставил пистолет к голове демона и выстрелил. Чёрные кровь и плоть брызнули во все стороны. Себастьян подскочил и вновь упал, когда на него навалился Тристан. Маг едва успел поднять руки и магией остановить ноктиса, прыгнувшего на них.

— Я не могу открыть портал! — прохрипел Тристан, метнув на Себастьяна отчаянный взгляд. — Источник мешает, его нужно уничтожить или запечатать.

Себастьян рвано кивнул, выждал секунду и, выбравшись из-за Тристана, выстрелил в голову ноктиса. Он не представлял, что творится вокруг, не видел Саула и Зельду, даже потерял мать из вида, — были только чудовища, кровь и тьма, подступавшая всё ближе. С каждым судорожным вдохом воздух, казалось бы, становился холоднее.

Надо добраться до источника хаоса и оградить его. Придумать хоть что-нибудь, чтобы один из магов сумел воздвигнуть все оставшиеся барьеры. Тогда прибудет подкрепление, и у них будет шанс отбиться. У них будет…

Себастьян не успел сделать даже шага. Тьма сомкнулась, поглотила все звуки и запахи. Мир будто перестал существовать. Себастьян не чувствовал даже тела, не понимал, стоит он на ногах или лежит, оглушённый ударом. Отовсюду слышалось рычание, рёв пламени и треск раскалывающейся земли. Чьи-то кости громко скрежетали, наполняя этим звуком пустое пространство.

Но вдруг боль прорезала его — кажется, там, где у него должна была быть правая нога, где был шрам, и Себастьян, наконец, сделал вдох и открыл глаза.

Боль и впрямь была, причём именно в правой ноге: Себастьян увидел неглубокие следы от зубов чудовищ. Должно быть, его зацепило как раз в тот момент, когда тьма сомкнулась вокруг них и перенесла в другое место. Иначе он не понимал, как антикварный магазин сменился длинным туннелем со стенами, покрытыми плесенью и кровавыми разводами. Не понимал, как Иллард, бывший дальше от него, оказался совсем рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки; почему Зельда всё ещё не могла встать, а его мать не выглядела взволнованной ровно до тех пор, пока, оглядываясь, не увидела его.

Себастьян невольно сделал шаг назад, но не успел. Кристин подлетела к нему, треснула по затылку и выпалила:

— Что ты здесь забыл?!

— А ты? — даже не пытаясь скрыть страх, спросил Себастьян. — Как ты вообще…

— Мы с Айрасом нашли Нуаталь, почти убили её, когда она сбежала. В последний момент успели прыгнуть за ней в брешь.

— Что?! Ты с ума сошла?

Иллард шикнул на них, а Зельда вдруг рассмеялась.

— Охрененная у тебя мама, — тихо, но с чувством сказала она, всё-таки поднявшись на ноги.

— Помолчите! — чуть повысил голос Иллард. — Хоть понимаете, где мы? Это карман между мирами, — тут же ответил он сам себе, полоснув по каждому из них убийственным взглядом. — Тхай создала брешь, которая поглотила нас всех, и тем самым спасла источник хаоса, который нашла Зельда.

— Тристан сказал, что его нужно уничтожить либо запечатать, — произнёс Себастьян, а в следующую секунду ещё раз получил по затылку от Кристин. — За что?..

— За то, что сунулся, куда не следовало.

— Саул сказал, что ему нужна помощь.

— Это не значит, что ты должен был лезть к источнику! — взмахнув руками, выпалила Кристин. — Ты не представляешь, что мы видели, милый. То тело, которое там было, и есть источник, причём не единственный. Демоны скрывают их, ограждают брешами, и если бы мы с Айрасом не успели за Нуаталь, мы бы так и не узнали этого.

— Минуточку, — Зельда, вытащив из-за спины меч, подошла ближе. — То есть запечатанные двери — это брешь? Элементали… Комната, которая была за ними, это карман между мирами?

Кристин выдохнула, закивав головой, и Себастьян, наконец, заметил страх, мелькнувший в её глазах.

Боги милостивые. Демоны использовали старого эльфа-коллекционера и его магазин, чтобы создать источник хаоса, и даже окружили его брешами. Но когда коалиция обнаружила это, Тхай втолкнула их в другую брешь, и теперь они были здесь — в кармане между мирами, отрезанные от остальных и понятия не имеющие о том, как выбираться.

Однако Себастьян тут же понял, что это не так: его мать и Айрас прошли за Нуаталь через брешь, карман между мирами и ещё одну брешь, которая привела их в антикварный магазин. И если они смогли сделать это, если Айрас нашёл способ сбежать из кармана между мирами, значит, у Зельды с Иллардом тоже получится.

— Вы заметили ещё что-нибудь? — спросил Иллард, оглянувшись на них через плечо. — Какие-нибудь знаки, письмена, потоки магии или хаоса?

— Нет, ничего, — Кристин помотала головой. — Мы шли точно за Нуаталь, не было времени всё рассматривать.

— Но карман, в котором вы оказались, отличался от этого?

— Да, там был какой-то дом. Много коридоров и лестниц, тупики, комнаты. Мы даже не сразу нашли ту самую комнату с брешью и источником.

— Странно, что теперь это местечко выглядит иначе, — кисло заметила Зельда.

— Это может быть другой карман, — заметил Иллард.

— По боку. Нужно выбираться, пока кто-нибудь не отрубил Тхай голову.

— Ты едва стоишь на ногах, — возразил Себастьян, краем глаза заметив, как мать заинтересованно посмотрела сначала на Зельду, потом — на него. — Лучше исцели себя, пока есть возможность.

— Ты себя-то видел? Хватит прятать руку, покажи, наконец, чтобы мы полюбовались, а то раненой ноги мало.

Себастьян стиснул зубы, поняв, что и впрямь прятал руку — неосознанно, конечно, но всё же. Держал её за спиной, стоял так, что Кристин не видела этого, и при этом даже не морщился из-за боли. Но, едва услышав Зельду, его мать тут же вцепилась в его плечо и подняла руку, изумлённо ахнув. Себастьян был уверен, что она снова даст ему подзатыльник, но вместо этого Кристин опустила плечи и жалостливо подняла брови, уставившись на него.

— Ну зачем ты пошёл с Саулом? — дрогнувшим голосом спросила она.

Иллард, махнув рукой, направился вперёд. Наверняка для того, чтобы отпустить агию и проверить, как далеко простирается туннель. Зельда, не говоря ни слова, направилась в противоположную сторону. Её руки слабо дрожали, голова была опущена, и Себастьян хотел коснуться её, убедиться, что ей больше не больно, но не мог отойти от матери.

— Он сказал, что ему нужна помощь, — всё-таки ответил он.

— Глупый. Ты же пострадал.

— Ты тоже.

— Я выполняла свою работу, — строго возразила Кристин. Однако тут же её голос стал мягче, как и выражение лица. Она улыбнулась, взъерошила волосы Себастьяна и грустно добавила: — Как мне теперь работать, зная, что ты здесь?

— Всё будет хорошо. Я справлюсь, знаешь же. Я просто… не думал, что ты окажешься здесь.

Себастьян заколебался на мгновение, но всё же обнял Кристин, положив подбородок ей на макушку. Он не любил лишние прикосновения и считал, что в них нет смысла. Слова и точные действия были куда лучше и эффективнее, но так всегда рассуждал идеальный искатель, который должен был любыми средствами выполнить свой поиск и не ударить в грязь лицом. Себастьян перестал быть идеальным искателем, и его это мало волновало. Страх парализовал его, чего никогда прежде не было, но он не стыдился этого.

Он думал, что это злая шутка, что демоны пытаются запутать его, но когда понял, что его мать действительно оказалась в антикварном магазине, страх стал только сильнее. Теперь же он едва не бился в нём, точно птица в клетке, и Себастьян не мог его усмирить.

— Пообещай мне кое-что, — сказала Кристин, запрокинув голову и заглянув ему в глаза.

— Что именно?

— Ты больше не будешь так необдуманно лезть в самое пекло.

— Мам, — устало выдохнул Себастьян.

— Не будешь, — требовательно повторила она.

— Я… постараюсь. Но если и ты будешь…

— Я твоя мать, не смей ставить мне условия, — перебила Кристин и сразу же добавила с улыбкой: — И ещё кое-что.

— Что?

— Ты всё-таки встречаешься с Зельдой, верно?

Себастьян почувствовал, как кровь прилила к щекам. Должно быть, впервые за всю его жизнь — от смущения.

— Мама, сейчас не время.

— Брось, мне и так всё понятно. Просто пообещай, что обязательно пригласишь её к нам на ужин.

— Мам!

— Что? Я хочу поужинать. Сразу же после того, как выберемся отсюда, договорились?

— Вряд ли отец будет согласен. Он считает, что… это проблема, — скривившись, произнёс Себастьян.

— Смирится, никуда не денется, иначе уже я стану его проблемой.

Себастьян не нашёл, что ответить. Сейчас и впрямь было не подходящее время для подобных разговоров, однако он не мог просто отмахнуться от матери и сказать, чтобы они сосредоточились только на деле. Он старался, позволяя себе чувствовать и говорить то, что раньше всегда запрещал, и насильно останавливал себя, если вновь начинал думать исключительно так, как думал идеальный искатель. И когда он увидел, как Кристин напала на Нуаталь, он впервые позволил страху овладеть собой. Это было нехарактерно для Себастьяна, и он бы обязательно проклял себя, если бы не понимал, что это нормально — бояться за тех, кто ему дорог.

Он боялся за Зельду, когда видел, что она страдает из-за хаоса. Боялся за Саула, когда тот одновременно с ним выстрелил в Тхай, потому что думал, что демоница атакует именно Саула. Боялся за мать — даже сейчас, когда она смотрела на него так тепло и уверенно, что Себастьян не мог ей отказать.

— Поверить не могу, что соглашаюсь с этим, — выдохнул он.

— Конечно соглашается, ты же умница. — Кристин встала на носочки и поцеловала его в лоб. — А теперь давай найдём выход и снесём пару демонических голов.

***

Оказывается, прошло всего три дня. Шерая думала, что намного больше.

Она проснулась не в своей спальне в особняке, а в гостевой комнате во дворце фей. Шерая поняла это по чарам, наполнявшим воздух, по удушливому аромату цветов, по нежно-голубым тонам, царившим в комнате. Шёлковый тюль колыхался из-за ветра, проникавшего через открытые балконные двери. Незаправленная кровать была мягкой, манила, но Шерая так и не двинулась к ней, осталась стоять у окна, из которого открывался вид на один из многочисленных внутренних садов. Со столика возле кровати доносились ароматы еды, но аппетита у Шераи не было.

Она всё ещё чувствовала, как хаос давит на неё, и острее всего чувствовала, что на левой руке не хватает мизинца. Она долго смотрела на свою искалеченную руку, думая, что это лишь наваждение, но оказалось, что это было правдой. Хаос Минервы отрезал ей палец, и его нельзя было пришить обратно.

Впрочем, и Минерву не вернуть к жизни. Слуга сказал, что её убил король Джулиан, и Шерая приняла этот факт. Она думала, что почувствует отголоски боли — той самой, которая волнами накатывала на неё в первые месяцы после Вторжение, когда она думала, что остались только она и Гилберт, — но этого не произошло.

Шерая была разочарована в Минерве, и если её сердце и болело, то только из-за прекрасной девушки, которая погибла ещё в Сигриде.

В дверь постучали, и Шерая, мгновенно расправив плечи, развернулась.

На самом деле Данталиону не нужно было стучаться. Он никогда этого не делал, предпочитал вваливаться без предупреждения и заставать всех врасплох. Но тот факт, что в этот раз он по-настоящему постучался, насторожил Шераю.

Варианта было два: либо он издевался над ней, либо хотел оттянуть момент неприятного разговора. Шерая была уверена, что он точно издевался, потому что для Данталиона не существовало неприятных разговоров — каждую тему он мог преподнести с таким энтузиазмом, что становилось тошно.

— Боги, Мур, — с восхищением выдохнул Данталион, едва только переступил порог комнаты. — Как же хорошо ты выглядишь! Я влюблён.

Он положил руку на сердце и даже прикрыл глаза, будто и впрямь был сражён. Шерая, не удержавшись, закатила глаза.

— Лесть тебе не поможет.

— Понятия не имею, о чём ты, — громким шёпотом сказал Данталион. — Я совершенно искренне.

— Знаешь, почему я сказала, что хочу увидеть тебя?

— Потому что соскучилась.

— Потому что из-за того, что ты замешкался, я едва не умерла.

На секунду широкая улыбка Данталиона дрогнула, и веселье, отражавшееся на его лице, практически сошло на нет, но в последнее мгновение он взял себя в руки. Небрежно закрыв дверь, прислонившись к ней спиной, Данталион улыбнулся ещё шире, показывая клыки, и нарочито бодро сказал:

— Понятия не имею, о чём ты.

— Я помню, что видела истерзанное тело, над которым кто-то стоял. Помню девушку в крови. Она звала кого-то, просила остановиться, сказала, что её зовут Тереза. А ещё я помню, что когда мы арестовали Кемену, когда ты пытался напасть на неё, ты говорил о неких Терезе и Беатрис, которые…

— Замолчи.

Голос его стал тихим, дрожащим и, что самое главное, напуганным. Шерая и не рассчитывала, что Данталиона так быстро удастся выбить из колеи. Она вообще не рассчитывала, что он и впрямь придёт.

— Я едва не умерла, — чётко повторила Шерая, собрав руки на груди, — и хотелось бы знать, из-за чего.

Данталион вскинул голову, оскалившись, и дёрнул дверь на себя. Но та не поддалась. Использовать магию в ослабленном состоянии было довольно рискованно, но Шерая решила, что стоит попытаться.

В момент, когда она открывала портал и вытаскивала их с Данталионом из опасного места, она не думала, что будет так зла. В конце концов, она лишь исполняла свой долг: сражалась против демонов, защищала одного из лидеров коалиции. Но теперь, зная, как близко была смерть, что Шерая, лишившись одного только пальца, ещё легко отделалась, она была зла.

За что она сражалась? За что использовала магию до самого конца, исчерпывая внутренний колодец едва не до последней капли?

Шерая не боялась смерти, и даже в момент, когда её магия исчерпалась до дна, знала, что готова. Но она вновь стояла на ногах, магия постепенно восстанавливалась, а в голове крутились мысли о том, что, оказывается, она могла умереть за то, чего даже не знала и не понимала. Она могла умереть, а Гилберт бы даже не узнал, ради чего.

— Я хочу знать, — требовательно сказала Шерая, — из-за чего могла умереть.

— Ты в своём уме, Мур? — рыкнул Данталион, оттолкнувшись от двери. — Как ты можешь требовать что-то от меня? Я — король нечестивых и лидер коалиции, и ты обязана подчиняться мне. Неужели забыла своё место?

— Моё место рядом с Гилбертом. Но что бы ты сказал ему, если бы я погибла?

— Думаешь, я бы стал распинаться перед мальчишкой?

— Ты и сам был мальчишкой, когда Кемена и Махатс приказали тебе убить Терезу и Беатрис.

Данталион отшатнулся, как от удара, и растерянно уставился на неё. Шерая была удивлена не меньше — не думала, что её слова так подействуют на него.

Что всегда оставалось неизменным, так это уверенность Данталиона в себе и своих силах. Какие бы ужасы ни творились в коалиции, как бы долго их ни преследовали убийства, которые они не могли предотвратить, или сражения, которые не могли выиграть, Данталион не изменял себе. Он мог наорать на всех и каждого, если хотя бы на мгновение видел, что кто-то раскис, и напомнить, что не потерпит слабаков и нытиков рядом с собой, прекрасным и непревзойдённым вампиром, которому по силам буквально всё. Если кто-то до сих пор и видел в нём тёмное создание, то уверенность, которую вечно излучал Данталион, сильно помогала ему сохранить жизнь, ведь позволит себе растеряться хотя бы на секунду — и его убьют.

Он бы никогда не растерялся.

Но сейчас он растерялся.

Данталион отступил на шаг, помотал головой. Запустил пальцы в короткие волосы, мазнул по Шерае замутнёнными глазами — они были красными не из-за того, что зрачки были такого оттенка, а из-за того, что у него выступили слёзы.

Шерая впервые видела, чтобы Данталион плакал.

— Ты ничего не видела, — сбивчиво произнёс он, закрыв лицо дрогнувшей ладонью. — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь,

— Так расскажи мне. Я знаю, что это был ты. В прошлом, конечно. Ты убил Беатрис, а потом и Терезу, потому что Кемена и Махатс управляли тобой. Я знаю, что я видела, Данталион. Но я должна услышать это от тебя, чтобы понимать, что могу тебе доверять. Что коалиция может тебе доверять.

Собственных рассуждений и выводов Шерае, на самом-то деле, было достаточно. На то, чтобы сопоставить все факты, у неё ушло достаточно мало времени. Она в мельчайших деталях вспомнила встречу с Кеменой и то, как женщина хвалилась, что им с Махатсом удалось выдрессировать Неапольского. Она сказала, что они долго экспериментировали, но в конце концов им удалось подчинить его себе. Шерая также помнила, что Кемена говорила о двух девушках, которых следовало оставить в живых, чтобы через них оказывать давление на Неапольского. А когда Данталион напал на Кемену, прорвавшись вперёд Беро, он обвинял её в смерти Терезы и Беатрис.

Там, в туннелях, Шерая точно видела Данталиона. Тело, над которым он стоял, наверняка принадлежало Беатрис, а девушка, которая ещё была жива и обращалась к Данте, назвалась Терезой.

Шерае и впрямь потребовалось катастрофически мало времени, чтобы собрать все факты воедино, и она была удивлена тому, как всего несколько случайностей помогли ей в этом. Данталион тщательно охранял своё прошлое, и никто в коалиции не знал, кем он был до того, как стал королём нечестивых. Первосотворённый вампир — и всё тут. Шерая предполагала, что Марселин и Стефан знали чуть больше, чем ничего, но никогда не пыталась выведать у них все секреты. Вплоть до этого момента прошлое Данталиона не представляло для них угрозы, и Шерая считала, что не стоит в него лезть.

Пусть Кемена была мертва, но Махатс, залёгший на дно, всё ещё был жив. Он мог вернуться, мог использовать хаос и магию, чтобы помешать не столько коалиции, сколько самому Данталиону, и Шерая не могла этого допустить.

— Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — обессиленно повторил Данталион.

— Я знаю, что ты был подопытным Кемены и Махатса и назывался Неапольским.

— Это не моё имя! — неожиданно громко рявкнул Данталион, в два широких шага преодолев разделявшее их расстояние и грозно нависнув над Шераей. — Не смей произносить его.

— Неапольский, — тут же, ни на мгновение не дрогнув, повторила Шерая. — Ты родом из Неаполя. Возможно, Тереза и Беатрис тоже. Это итальянские имена, как и имя Данте. Может быть, если я проведу небольшое расследование, я узнаю о неких Терезе, Беатрис и Данте, которые жили в Неаполе в девятнадцатом веке? Информации, конечно, мало, но я наверняка что-нибудь найду.

Данталион вскинул руки, протянул их к шее Шераи, будто хотел сдавить её, но в последнюю секунду передумал. Шерая не шелохнулась, готовая ко всему, однако Данталион вновь отступил на шаг, покачал головой и, напряжённо рассмеявшись, спросил:

— Чего ты добиваешься? Чтобы я перед всей коалицией признал, что мне жаль, что ты едва не умерла?

— Я хочу знать, что могу доверять тебе. Мы ведём войну, Данталион, — тихо, но яростно произнесла Шерая, уверенно шагнув к нему. — Демоны пойдут на что угодно, чтобы ослабить нас. Они будут мучить нас хаосом, прошлым, да чем угодно, лишь бы мы сломались. И если такое повторится, я хочу знать, что делать, чтобы защитить нас. Я едва не умерла и считаю, что имею право знать, из-за чего.

Данталион активно закивал, сохраняя на губах кривую улыбку. Он небрежным жестом коснулся шрама в правом уголке рта, — по крайней мере, Шерая решила, что Данталион хотел выставить этот жест небрежным, на деле же он вышел нервным и выдавал его растерянность, — почесал его, улыбнулся ещё шире.

— Ты права! — с неуместной радостью выпалил он. — Данте был Неапольским, и он убил Терезу и Беатрис. Но знаешь, есть один нюанс.

Данталион приблизился, наклонился к её лицу и, сощурившись, тихо прорычал:

— Я не Неапольский. Я не Данте. И если ты ещё раз посмеешь заговорить об этом, я заставлю тебя ответить за неподчинение моему прямому приказу.

Круто развернувшись, он направился к двери и дёрнул её так, что затрещало дерево. Шерая не стала его останавливать, понимая, что в этот раз ей придётся отступить. Злость всё ещё бурлила в ней, однако она постепенно утихала.

Кое в чём Шерая была права: Данталион — это Данте, который стал Неапольским объектом в экспериментах Кемены и Махатса.

Но кем ему приходились Тереза и Беатрис на самом деле?

Глава 15. Всё равно одна и та же боль

Артизарский дом Эдон, как и всегда, встретил Джинна не самым лучшим образом. Две стрелы почти задели его крылья, но, к счастью, больше выстрелов не было — лучники признали, что это он, и опустили оружие.

В обычной ситуации Джинн бы сразу открыл портал к вратам крепости, но в этот раз ему пришлось выбрать конечной точкой место, где всего несколько часов назад произошёл огромный выброс магии. Там Джинн обнаружил несколько магических следов, два из которых принадлежали Времени и Движению, а также целую стаю ноктисов, которые рыли землю, рвали друг друга на части, как обезумевшие, и будто бы не замечали ничего вокруг. Джинн быстро разобрался с ними, а после, отследив магические следы, открыл портал к дому Эдон.

Ворота открывались медленнее обычного, и Джинн, никогда не волновавшийся из-за этого чересчур сильно, неожиданно даже для самого себя начал нервно расправлять и вновь складывать крылья. Некоторые из рыцарей дома, встретившие его, удивлённо уставились на них. Джинн улыбнулся, на долю секунды порадовавшись, что сумел произвести впечатление. Но после он прошёл через ворота и главный двор к парадному входу, где его ждали леди Эдон в окружении своей свиты и Фортинбрас, выглядевший бледнее бумаги. Практически одновременно с Джинном он вздрогнул, повернул голову к восточному крылу и замер, заметив вышедших из-за арки Пайпер и Кита.

Джинн улыбнулся Первой, но она не улыбнулась в ответ. Её магия была натянутой, как струны, и воздух вокруг подрагивал и искажался. Джинн сглотнул, отпуская магию, и посмотрел на леди Эдон.

— Я рада, что вы навестили нас, господин Каслана, — с вежливой улыбкой сказала она, медленно спустившись к нему по лестнице с изяществом, не свойственным двенадцатилетней девочке. — Надеюсь, это лишь дружеский визит?

— К сожалению, я ощутил мощный магический всплеск и посчитал, что обязан убедиться, что он не опасен, — ответил Джинн, кланяясь и прижимая правую руку к груди. Даже его правое крыло, идеально согнувшись, повторило это действие, из-за чего на губах леди Эдон появилась лёгкая улыбка. — Я расскажу вам обо всём, леди Эдон.

На секунду Джинн замешкался, не зная, как попросить выделить ему всего несколько минут на то, чтобы поговорить с остальными. Но леди Эдон, всегда прекрасно чувствовавшая общее настроение, кивнула ему и сказала:

— Ворота моего дома всегда открыты для вас, господин Каслана. И вы знаете, где найти меня, когда будете готовы к разговору.

Не говоря больше ни слова, она развернулась и направилась обратно, тут же тихо заговорив с Фортинбрасом. Он беспомощно уставился на Джинна, оглянулся на Пайпер и, дождавшись, пока она качнёт головой, последовал за леди Эдон.

Джинн выдохнул, зная, что за эту возможность он расплатится позже. Возможно, леди Эдон вновь захочет пощупать его крылья. Или даже полетать. Если бы её люди знали, что Джинн действительно поднимался вместе с ней в небо…

Он сглотнул, прогоняя ненужные мысли, и направился к Пайпер.

— Я не знала, что ты будешь здесь, — глухо произнесла она.

— Я и сам не знал, — тихо ответил Джинн.

И после, ничего не говоря, мягко обнял её, укрыв своими крыльями. Кит настороженно покосился на него, но ничего не сказал.

Вот, что привлекло ноктисов. Смерть, отпечатавшаяся в том месте, кровь, впитавшаяся в землю. Рядом с Пайпер не было её дяди, с которым Джинн познакомился в Омаге, но ему не нужно было задавать лишних вопросов, чтобы разобраться в происходящем.

— Мне жаль, этъян аллахэн, — прошептал Джинн.

— Мне не нужна твоя жалость, — тут же возразила Пайпер. Однако она не отодвинулась, не высвободилась из кольца его рук и даже не начала щипать перья, требуя, чтобы он её отпустил. Она молча ждала, опустив руки, спрятав лицо у него на груди, и где-то через полминуты выдавила: — Прости. Я не хотела.

— Ничего, — пробормотал Джинн, слегка приподняв крыло и вновь опустив его, чтобы перья мягко проскользили по макушке и плечу Пайпер.

Он не знал, чем может помочь. Все его потери остались в далёком прошлом, в другом мире, и лишение крыльев когда-то будто выжгло в нём всю боль. Джинн помнил имена своих павших товарищей, помнил людей, с которыми сражался бок о бок, но знал, что боль от их потери притупилась, а некогда кровоточащие раны зарубцевались. И даже та боль, которую он испытал, когда переродился в цея и понял, что девушка, которую он любил, убила его, начала ослабевать. Он просто не представлял, как помочь.

В прошлый раз, когда Джинн ещё учил её магии, Пайпер была опустошена совсем иначе. И насколько он знал, этой опустошённости хватило, чтобы разрушить Башню и открыть Переход. Но тогда была совершенно другая ситуация, и решения Джинн предлагал совершенно другие. К тому же…

— Без ракатана мне не пройти Лабиринт, — сказала Пайпер, словно прочитав его мысли. — А если не пройду Лабиринт, до Карстарса не добраться.

Джинн сглотнул, поймал настороженный взгляд Кита и, слегка погладив Пайпер крылом, осторожно произнёс:

— Вот как раз о Лабиринте я и хотел поговорить.

Пайпер нахмурилась. Магия внутри неё вспыхнула, будто с секунды на секунду могла взорваться, и Джинн ощутил, как ему стало трудно дышать. Пайпер была в бешенстве: её лицо оставалось спокойным, сосредоточенным, брови были сдвинуты к переносице, но по её венам текла чистая и яростная магия, которая могла сжечь Джинна дотла. Он чувствовал, как нагревается его кожа, как замедляется сердцебиение.

— Пайпер, пожалуйста, — прохрипел он, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. — Усмири свою магию.

Пайпер склонила голову вбок, очевидно не понимая его, но спустя секунду удивлённо округлила глаза и отступила на шаг. Джинн полной грудью втянул прохладный воздух и расправил крылья.

— Всё хорошо, — мягко сказал он, улыбнувшись. — Я не злюсь. Такое бывает.

— Я н-не хотела, — запнувшись, выдавила Пайпер. Её потерянный взгляд скользил то в одну сторону, то в другую, но ни на мгновение не останавливался на лице Джинна. — Я не хотела, правда.

— Я знаю. Успокойся. Сделай глубокий вдох и медленный выдох. Вспомни, как я тебя учил.

Вместо того, чтобы повторить вслед за ним, — потому что только так Джинн убеждал её делать простые упражнения, которые помогали усмирить магию, — Пайпер развернулась и побежала. Джинн едва не сорвался за ней, но Кит перегородил ему дорогу.

— Я с ней поговорю, — выпалил он, для чего-то похлопав Джинна по плечу.

— Ты не справишься с её магией!

— Я с ней поговорю! — жёстче и громче повторил Кит.

Джинн замешкался лишь на мгновение: на то самое мгновение, когда Кит добежав до Пайпер, легко и, казалось бы, совсем без страха приобнял её за плечи, подтолкнув к простым дверям, ведущим внутрь здания. Джинн последовал за ними, внутренне приготовившись вмешаться. Как бы ни храбрился Кит, он не мог быть уверен, что справится с магией Пайпер, если та выйдет из-под контроля. Сейчас, когда эмоций внутри Пайпер было намного больше, чем она показывала, Сила непредсказуема и опасна — и неизвестно, в какой момент она решит выплеснуться наружу и как именно это произойдет. Может, Пайпер сломает парочку стульев в зале встреч. Может, парочку хребтов людей, которые будут там.

Джинн не мог так рисковать.

Пайпер, разумеется, знала, что он идёт за ними, но ничего не сказала. Она, что сильно удивило Джинна, не реагировала даже на Кита. Тот болтал, выдавливая обнадёживающую улыбку, изредка бросал на Джинна предостерегающие взгляды. Но, опять же, ничего ему не говорил. Несколько слуг и рыцарей, встретившиеся им на пути, проигнорировали Пайпер и Кита, но поприветствовали Джинна. Он им не ответил, сосредоточившись на том, чтобы не упустить момента взрыва.

Его не последовало.

Пайпер вместе с Китом, пропетляв по коридорам и лестницам, дошла до зала встреч, где, очевидно, ждала леди Эдон — двое из числа её личной стражи стояли возле дверей и без лишних вопросов открыли перед Пайпер двери, но Кита не пропустили. Когда Пайпер это заметила, она нахмурилась и открыла рот, чтобы возмутиться, но Кит заверил её, что всё нормально и он прогуляется где-нибудь, пока их собрание не закончится.

Так ничего и не сказав, Пайпер кивнула ему и пришла внутрь. Джинн как раз подошёл ближе, прижав крылья к спине, чтобы пройти через двери, когда искатель резко обернулся к нему.

— Я же сказал, что справлюсь.

— В магии ты не силён, — возразил Джинн. — И уж точно не смог бы противостоять Силе, если бы та вышла из-под контроля.

Кит свёл брови и озадаченно посмотрел на него, будто совершенно не понимал, причём тут магия.

— В любом случае, — быстро продолжил он, — и ты бы не справился с Силой.

— Никто бы не с ней не справился, но я, по крайней мере, продержался бы дольше.

— Выпендрёжник, — тихо бросил Кит, закатив глаза.

Джинн улыбнулся и, похлопав Кита по плечу, прошёл в зал встреч.

***

Для двенадцатилетней девочки леди Айрил Эдон была крайне умной, решительной и внимательной — это Гилберт понял при первой же встрече. Несмотря на то, что за ней всюду следовали двое советников, один из которых представился близким другом и бывшим советником отца леди Эдон, ни одно решение не принималось без её одобрения. Рыцари смотрели на неё с уважением, слуги — с любовью и благодарностью, а советники, лорды и леди — без настороженности, будто ничуть не сомневались в уме леди Эдон.

Как успел выяснить Гилберт, к управлению домом Эдон она пришла лишь год назад, когда демоны прокляли её старшего брата. Он едва-едва успел стать лордом, переняв управление от отца, ушедшего несколькими месяцами раньше. В конечном счёте Айрил очень быстро осталась одна и взяла на себя управление домом Эдон — не без поддержки советников покойных отца и брата, конечно же.

Держалась она лучше Гилберта, и его это слегка злило. Леди Эдон жила в достаточно недружелюбном мире, и то, что видел и знал Гилберт, было лишь верхушкой айсберга. Реальность была куда более жестокой, она должна была сломать ещё совсем юную Айрил, но она держалась просто великолепно. В ярко-зелёных глазах — ни тени страха или сомнений, короткие каштановые волосы стянуты в низкий хвост, а простая одежда, состоящая из камзола, брюк и сапог, больше напоминала форму рыцарей. Леди Эдон выглядела так, будто была готова в любую секунду отражать нападение, и короткий меч, висящий у неё на поясе, только подтверждал это.

Тем не менее она позволила Джинну явиться на разговор к ней не сразу. Правда, вместо него она поначалу терроризировала Фортинбраса, а после послала за Гилбертом и Николасом. Пайпер же, вероятнее всего, просто почувствовала, что её ждут. Когда она прошла в зал и села рядом с Николасом за круглым столом, бросив ему предостерегающий взгляд, Гилберт понял, что угадал. Леди Эдон хотела говорить с тремя сальваторами, чтобы понять, почему им потребовалась её помощь, а также с Джинном. Но зачем ей был нужен Гилберт — это другой вопрос.

Джинн показался в зале последним. При его появлении на лице леди Эдон на секунду промелькнула улыбка, детская и невинная, но после исчезла. Джинн остановился возле стола, напротив главного места, которое занимала леди Эдон, и поклонился, расправив крылья. Один из советников, сидевший по правую руку от Айрил, подозрительно уставился на Джинна. Тот ответил ему вежливой улыбкой и, посмотрев на леди Эдон, сказал:

— Если позволите, я начну.

Леди Эдон покосилась на Фортинбраса, оказавшегося ближе всего к ней, и он, кое-как оторвав взгляд от Пайпер, коротко кивнул.

Даже это злило Гилберта: Айрил, очевидно, знала Фортинбраса и доверяла ему, а он доверял ей. Ей было всего двенадцать, а она не только несла ответственность за целую крепость, но и была в курсе тайных замыслов Третьего сальватора, который, как успел понять Гилберт, не раскрывал их кому попало.

— Пару часов назад я ощутил мощный всплеск магии в пяти лигах к югу от вашей крепости, — ровным голосом начал Джинн, сложив руки за спиной. Его крылья дрогнули, и Николас едва не протянул руку, чтобы коснуться их, но в последний момент остановил себя. — Я бы сказал, что по мощности этот всплеск лишь немногим уступал всплеску, который вызвала леди Сандерсон, когда открыла портал в Омагу.

Гилберт нахмурился, не поняв, о чём речь. Леди Эдон кивнула, будто прекрасная знала, о чём говорил Джинн. Двое её советников переглянулись, но ничего не сказали. Пайпер и вовсе сидела, собрав руки на груди, и молча пялилась в потолок.

— Тогда магия пробудила многих тварей, если я правильно помню, — сказал один из советников. Гилберт понятия не имел, как его звал, из-за чего чувствовал себя просто отвратительно.

— И из-за этого Катон взбесился, — добавил второй советник. — Нам ожидать того же в этот раз?

— Нет, господин, Дамар, — Джинн покачал головой, а Гилберт уцепился за имя второго советника, пытаясь вспомнить, говорили ли о нём хоть что-нибудь. — Магический всплеск был мощным, это правда, но он не распространился дальше, а привлёк тварей к месту открытия портала. Я уничтожил их, так что сейчас там чисто и безопасно.

— Портала? — непонимающе переспросила леди Эдон. — Портала откуда?

Джинн сложил крылья и молча посмотрел на Фортинбраса. Гилберт против воли проследил за его взглядом и тем, как сальватор, плавно сложив руки перед собой, окинул советников незаинтересованным взглядом.

Гилберт его не узнавал. Несколько часов назад он угрожал рыцарям дома Эдон и приказывал им провести их на территорию крепости, совсем недавно охотно отвечал на все вопросы, которые были адресованы Пайпер и Николасу, тем самым спасая их от излишнего внимания. Он вёл себя так, будто был единственным, кто имел ответы на все вопросы, единственным, кто обладал магией и мог дать отпор тёмным созданиям.

— Из Лабиринта, леди Эдон, — спокойно сказал он, ни на секунду не отводя взгляда от Айрил.

Двое её советников вновь переглянулись, на этот раз с настоящим ужасом — судя по всему, они понятия не имели, что леди Эдон уже успела узнать об этом от Третьего сальватора.

— Смею предположить, что кто-то нарушил равновесие Лабиринта, и тот вышвырнул их обратно в Дикие Земли, — сказал Джинн, приподняв крыло таким образом, что тень от него накрыла Пайпер и Николаса. — Если бы они прошли через врата, этого бы всплеска не было.

— Но вы сказали, что в Лабиринт прошли только сальваторы и их ракатаны, — сведя брови к переносице, леди Эдон посмотрела на Фортинбраса. — Что только вы достаточно сильны, чтобы повлиять на Лабиринт. Что произошло на самом деле, раз Лабиринт сумел вышвырнуть вас обратно?

— Есть кое-что, о чём я вам не рассказал, леди Эдон. Дело не в том, что я вам не доверяю, или в том, что вы якобы слишком юная для этого. Это правда, что только сальваторы достаточно сильны, чтобы повлиять на Лабиринт. Один из нас, судя по всему, именно это и сделал.

Леди Эдон метнула изничтожающий взгляд на Николаса, будто это именно он был во всём виноват, а потом посмотрела на Пайпер. Та всё ещё пялилась в потолок и никого не замечала.

— Это были не мы, леди Эдон, — тихо сказал Фортинбрас. — Тот сальватор не один из нас. Он зовёт себя Вторым и сражается на стороне тварей.

Гилберт почувствовал, как в нём поднимается волна возмущения. Как Фортинбрас мог так легко раскрыть это? Почему он не посоветовался с остальными? Неужели не понимал, что Иснан — это общая проблема?

— Почему он отрёкся от вас?

Гилберт вздрогнул, распознав в вопросе леди Эдон горечь, а не злость. Будто она совершенно спокойно отнеслась к тому факту, что Второй сражается на стороне тёмных созданий, но считала неприемлемым, что он не связан с другими сальваторами.

— Вы же одной магии, — продолжила Айрил. — Мой отец говорил, что сальваторы всегда были и всегда будут вместе.

— Второй — особый случай, — уклончиво ответил Фортинбрас, немного подумав. — У меня есть основания полагать, что он не всегда был на стороне тварей. Возможно, что они склонили его к сотрудничеству уже после того, как он стал сальватором.

Пайпер впервые за всё время подала признаки жизни: выпрямилась, переглянулась с растерянным Николасом и уставилась на Фортинбраса.

— Он человек? — осторожно спросила леди Эдон.

— Прежде чем я отвечу на этот вопрос, я попрошу вас поклясться, что вы никому не расскажите о Втором сальваторе. И поверьте, я узнаю, если вы нарушите клятву. Узнает об этом и Второй — и он придёт за вами, не сомневайтесь.

Гилберт не был уверен, что эта угроза сработает. В конце концов, терпение леди Эдон не могло быть бесконечным, она не могла постоянно соглашаться и угождать сальваторам. И так приняла их, не задавая лишних вопросов, и даже приказала соорудить погребальный костёр для Джонатана. Ничего не сказала, когда слуги доложили ей, что костёр был зажжён раньше срока. Приняла Джинна, когда тот явился без предупреждений. Леди Эдон всюду шла им навстречу, и Гилберт знал, что это не может продолжаться вечно. За гостеприимство, которое им оказали здесь, придётся заплатить, а за требование Фортинбраса принести клятву — ответить.

Но леди Эдон удивила его. Она не ответила на тихие вопросы своих советников, толькопосмотрела на них так грозно и требовательно, что они мгновенно замолчали. Гилберт едва сдержал поражённый вздох: было странно и непривычно видеть, как двенадцатилетняя девочка затыкает двух взрослых мужчин.

— Клянусь именем моего дома, господин Дасмальто, — серьёзно сказала леди Эдон, и Гилберт мгновенно застыл, ощутив, как скапливается злость.

Советники что-то сказали, — должно быть, вслед за своей леди принесли клятву, — но Гилберт их уже не слышал. В ушах гремели слова Айрил и тон, которым она обратилась к Фортинбрасу.

Она была права: Киллиан принял Фортинбраса в род Дасмальто, и не было ничего удивительно в том, что Айрил, всегда обращавшаяся к другим людям с исключительной вежливостью, назвала его «господином Дасмальто». Он часть этого рода, его официальный представитель, пусть и не лорд, коим являлся Киллиан. А если он часть рода Дасмальто, значит, он связан с родом Лайне и с Гилбертом — особенно.

Ему казалось, что он уже смирился с этим. Но обращение, которое использовала леди Эдон, всколыхнуло в нём злость на Киллиана, которую Гилберт едва-едва усмирил.

Из-за Киллиана у Фортинбраса было больше прав на корону великанов. Омага пойдёт за ним, потому что считает его своим. Гилберта для них — чужой.

Но разве он в этом виноват?..

Он не выбирал Вторжение и спасение через Переход. Не выбирал гибель Сигрида и обустройство во Втором мире. Он просто делал то, что должен был, потому что демоны сделали выбор за него. То же с Фортинбрасом: Киллиан говорил, что Карстарс наложил проклятие на весь этот мир, заперев в нём выживших. Даже если бы Фортинбрас хотел открыть Переход, он бы не смог из-за проклятия.

Гилберту казалось, что он смирился с этим. В конце концов, Фортинбрас рассказал ему всё, что знал о Катоне, чтобы Гилберт смог дать ему бой. Он выслуживался перед леди Эдон, одаривал её информацией и делал всё возможное, чтобы она вдруг не решила прогнать их. Он защищал каждого, не только Гилберта, и этого, пожалуй, было достаточно, чтобы Гилберт проглотил свою неприязнь и сосредоточился на деле.

Был важен только Лабиринт и боги, закованные в цепи. Гилберт убедил себя в этом.

Но одного обращения леди Эдон хватило, чтобы вновь выбить его из колеи, затеряться в мыслях и сосредоточиться только на Фортинбрасе. Гилберт даже не слышал, что тот говорил: смотрел, как сальватор поочерёдно переводит взгляд с одного советника на другого; как лёгкими и простыми жестами, в которых на самом деле не было смысла, сопровождал свои слова; как прямо он держал спину, а на губах — вежливую улыбку, которую ни в коем случае нельзя было бы назвать издевательской.

Он был похож на того самого Фортинбраса, которого Гилберт помнил. Он был похож на его брата.

Разве он им не был?

Гилберт опустил голову, не зная, что ему думать.

***

В конечном счёте он так и не смог взять себя в руки и до конца собрания сидел молча, абсолютно всё пропуская мимо ушей. Когда же собрание закончилось, леди Эдон, первая вставшая из-за стола, окинула Гилберта нечитаемым взглядом и вместе с советниками вышла. Пайпер впервые подала голос и заговорила именно с Джинном, даже позволила ему приобнять себя крылом и вывести в коридор. Растерявшийся Николас бросился за ними. Слишком поздно Гилберт понял, что остался наедине с Фортинбрасом.

— Леди Эдон разочарована, — вдруг сказал сальватор.

Гилберт вскинул голову и уставился на него.

— Что?

— Я сказал ей, что во Втором мире ты был одним из сильнейших. Поэтому она пожелала видеть тебя на собрании. Если не заметил, здесь были только сальваторы, а Джинна пустили лишь из-за того, что он первым отреагировал на магический всплеск.

Гилберт усмехнулся, чувствуя, что готов вот-вот истерично рассмеяться.

— И что, она ждала, что я вдруг предложу план по спасению миров?

— Сомневаюсь. Но сам факт того, что она пригласила тебя, говорит о том, что она признала тебя. Леди Эдон никогда не приглашает на собрания тех, в ком не уверена.

— Ей двенадцать, — выпалил Гилберт первое, о чём подумал.

— И для двенадцати лет она — одна из умнейших во всём Артизаре.

— Поэтому она приняла чёрт знает кого?

— Она приняла нас, потому что к ней обратился я.

— Ну конечно, — фыркнул Гилберт, возведя глаза к потолку. Он должен был встать и уйти, оставив Фортинбраса одного, потому что разговаривать с ним — последнее чего Гилберту хотелось.

Наверное.

Правда была в том, что он не знал, чего хотел. Он всё ещё чувствовал боль в своём сердце, точно там, где отпечатался Джонатан, и боль от того, что он не сумел хотя бы попрощаться с ним. Гилберт чувствовал боль, смотря на Пайпер, которая ни на кого не реагировала всё собрание, на то, как она без возражений позволила Джинну увести себя. Он чувствовал боль, видя, как Фортинбрас смотрел на него прямо сейчас.

— Чего ты хочешь? — прямо спросил Гилберт, с вызовом во взгляде развернувшись к нему. Их разделял не очень большой круглый стол, но Гилберту показалось, что они стоят точно напротив друг друга.

— А чего хочешь ты? — спокойно уточнил Фортинбрас.

— Чтобы ты оставил меня в покое.

— Ты согласился стать моим ракатаном. Сказал, что ради общего дела готов сотрудничать.

— Но сейчас-то мы не в Лабиринте.

Фортинбрас, не мигая и смотря на него, медленно склонил голову набок, будто хотел рассмотреть Гилберт под совершенно другим углом. Раньше за ним такого не водилось: он не выглядел потерянным, не понимающим, что делать.

— Если ты отрёкся от меня, — с расстановкой сказал Фортинбрас, не сводя с него озадаченного взгляда, — это не значит, что я отрекусь от тебя.

Гилберт это знал, — видел в действиях Фортинбраса, слышал в его словах, понимал из его взглядов, — и всё равно был удивлён. Будто ему снова тринадцать и он не представляет, что делать, а Фортинбрас, понимающий не больше него, предлагает искать выход вместе.

Не дожидаясь ответа, сальватор медленно поднялся со стула, но остановился, когда Гилберт выпалил:

— Киллиан показал мне тронный зал.

Фортинбрас так же медленно сел обратно.

— Он сказал, — продолжил Гилберт, совершенно не понимая, откуда у него берутся силы и слова, — что ты записывал имена всех, кто погиб во Вторжении. Сказал, что там было моё имя.

— Я думал, что ты погиб, — тихо ответил Фортинбрас.

— Но продолжал искать меня по всем Диким Землям?

— Да.

— Ещё Киллиан сказал, что Карстарс проклял всех, кто выжил, и никто не мог покинуть этого мира. Это правда?

Фортинбрас скованно кивнул.

— Ты пытался? — задал новый вопрос Гилберт. — Пытался открыть Переход?

— Да, но…

Он хотел сказать что-то ещё, но осёкся, отвёл взгляд и затих. Гилберт раздражённо бросил:

— Что? Если есть, что сказать — говори.

Фортинбрас опустил плечи, на несколько секунд задумался и едва слышно сказал:

— Герцог наложил проклятие на весь мир, но некоторым удалось его избежать. Я не знаю, почему, но… Только им я и смог открыть Переходы. Эти люди ушли из Диких Земель, а я остался.

Злость внутри Гилберта вспыхнула с новой силой. Он подскочил на ноги, ударив ладонями по столу. Слова жгли горло вместе с обвинениями, которые Гилберт был готов выплеснуть — но, наткнувшись на взгляд Фортинбраса, он остановился.

— Их было всего трое, — отстранённо продолжил сальватор. — Я не был уверен, что получится, но я… Я должен был спасти Свет Арраны, поэтому сделал то, что должен был.

Гилберт рухнул обратно на стул.

— Сонал была здесь, в Диких Землях?..

— Она помогала своей двоюродной тёте, которая взяла на себя управление домом Арраны. Её Высочество была крайне слаба, она едва пережила Вторжение, и твари охотились за ней. Свет Арраны манил их, и на Артизар часто нападали. Но Её Высочеству повезло: проклятие Герцога не коснулось её, и мы решили рискнуть.

— Вот почему она спутала меня с тобой, — пробормотал Гилберт, закрыв лицо руками.

— Что?

Гилберт не ответил. Он злился на Сонал за то, что она спутала его с Фортинбрасом в тот день, когда они с Шераей и Енохом нашли её, злился, что она заговорила о нём уже после того, как проснулась в особняке. Сонал утверждала, что видела его, говорила с ним, что он обещал ей помочь, и, оказывается, не лгала. Она была здесь, в Диких Землях, откуда Фортинбрас открыл ей Переход, потому что только так они могли спасти Свет Арраны, которым желали завладеть тёмные создания.

— Но Сонал была в плену у демонов, — напомнил Гилберт, подняв глаза на Фортинбраса. — Разве они не смогли бы забрать Свет?

— Разделённый Свет Арраны намного слабее. К тому же, его практически невозможно украсть, если он не являет собой цельный дар. Мы разделили Свет Арраны, и во Втором мире Её Высочество появилась уже с…

— Часть Света была у Диего Зальцмана, верно?

Фортинбрас, ничуть не возмущённый тем, что его перебили, кивнул.

— Невероятно, — со смешком выдал Гилберт, покачав головой. — Вот о каком ритуале она говорила… Вот почему потребовала, чтобы Диего всюду сопровождал её. Он отдал часть Света, который был заключён в нём, Сонал, да? Выходит, теперь весь Свет у неё?

— Полагаю, что так.

— Полагаешь? — недоверчиво повторил Гилберт. — Есть кто-то ещё, с кем она разделила дар?

— Я бы не хотел называть тебе имя, не имея гарантий того, что этот человек не пострадает.

Гилберт, не сдержавшись, рассмеялся.

— Прекрасно! Знаешь, мне плевать, кто там ещё связан со всей этой ерундой. Мы в Диких Землях, откуда, оказывается, ты мог уйти, но не стал и…

— Я не мог, — стиснув зубы, возразил Фортинбрас. — Проклятие Герцога не коснулось лишь трёх человек. Я был заперт здесь до тех пор, пока Пайпер не разрушила Башню и не открыла портал.

— Но ты пытался? Ты пытался хотя бы раз?

Гилберт уже знал ответ. К тому же, он помнил, о чём говорил Киллиан: Фортинбрас не всесилен. Сальватор делал всё возможное, чтобы защитить людей, запертых в этом мире, и, как оказалось, даже помог троим счастливчикам, которых не тронуло проклятие Карстарса. Умом Гилберт понимал, что это требовало колоссального количества магии, которую не так-то просто восстановить. И даже несмотря на то, что Фортинбрас был заперт здесь и постоянно отдавал свою магию, он искал какие-либо следы Гилберта, веря, что тот выжил. Всё, что когда-либо делал Фортинбрас, он делал ради сигридцев и ради своей семьи — так сказал Киллиан.

Это было похоже на того Фортинбраса, которого помнил Гилберт, но он всё равно хотел услышать чёткий ответ.

— Я пытался, — всё-таки произнёс Фортинбрас, казалось бы, через силу. — Тысячи раз. И когда Пайпер сказала, что встретила тебя во Втором мире, я хотел попытаться ещё раз.

— Так почему не попытался? — торопливо выпалил Гилберт.

— Думал, что сначала должен спасти Розалию.

Гилберта пробрала дрожь. Когда Розалия умерла из-за болезни, ему было больно, но он смирился. Порой, уже после Вторжения, даже тешил себя мыслями, что младшей сестре повезло, раз она не застала всех ужасов, которые пережили сигридцы. Но Киллиан сказал, что демоны воскресили Розалию, сделали из неё проклятие, и что она едва не убила Фортинбраса.

— Потом уже можно было и не пытаться, — с неуместным смешком добавил сальватор, покрутив между пальцами кристалл в серьге. — Портал, который открыла Пайпер, оказался Переходом и привёл к твоему особняку. А потом ты так сильно пытался добиться моей казни, что я… — Фортинбрас вновь выдавил смешок и развёл руками, смотря на него. — Ну, остальное ты знаешь.

Гилберт, не выдержав направленного на него взгляда, отвёл глаза.

Его отношение к Фортинбрасу менялось едва ли не каждый час. В один момент сальватор делал нечто, что шло всем на пользу, заступался за остальных или помогал магией, а в другой напоминал Гилберту, каким жестоким и сильным может быть. Он едва не придушил его на месте, когда Гилберт согласился сразиться с Катоном, а после был готов отдать всю магию, чтобы спасти его жизнь. Даже после того, как они оказались в этой крепости, Фортинбрас несколько раз спрашивал, как Гилберт себя чувствует и не нужна ли ему помощь.

Он знал: если бы не Время и Сила, его глаз не удалось бы спасти. Даже тот факт, что он лишь ходил с повязкой, которую мог совсем скоро снять, говорил о том, как сильно Фортинбрас старался помочь ему.

Если бы он хотел убить Гилберта, уже давно убил бы, верно?

Если бы Фортинбрас был Предателем, он бы не пытался помочь ему. Не сказал бы, что не отречётся от Гилберта. Не искал бы его следы в этом мире, не пытался бы открыть Переход, зная, что ничего не выйдет.

Фортинбрас был его братом, и Гилберт не знал, как с этим смириться.

Он так ничего и не сказал. В голове было пусто, а сердце до сих пор болело. Фортинбрас, выждав ещё немного, поднялся на ноги.

— Даже если ты отрёкся от меня, — повторил он, пока Гилберт старательно избегал его взгляда, — это не значит, что я отрекусь от тебя.

***

Пайпер не было неприятно общество Джинна, однако она рассталась с ним едва ли не сразу же после того, как они вышли из зала встреч. Кит, как оказалось, крутился неподалёку. Пайпер понимала, что он пытается помочь не столько ей, сколько самому себе, потому что ему было страшно и больно. Пайпер — тоже, но только в первые часы. Сейчас она ощущала только пустоту. Поэтому сказала Киту, чтобы он не оставлял Твайлу одну, хотя знала, что рядом с демоницей мог быть Николас, Клаудия или Стелла. Кит неуверенно кивнул и, казалось бы, хотел уточнить, точно ли он может оставить Пайпер одну, но так ничего и не сказал.

Пайпер не избегала его и понимала, что ему не легче. Но ей хотелось побыть одной и, наконец, подумать над тем, что делать.

Она не помнила, где находилась выделанная ей комната, и потому, пересилив себя, попросила помощи у первого попавшегося слуги. Юноша молча провёл её на третий этаж и указал на нужную комнату, после чего очень тихо спросил, может ли он ещё чем-либо помочь ей. Пайпер набралась сил, поблагодарила за помощь и уже хотела открыть дверь, когда расслышала знакомые шаги. Поступь была тихой, но уверенной, ровной, и больше — ни единого звука. Даже юноша, который ушёл буквально только что, ступал громче, Пайпер даже слышала его дыхание до тех пор, пока он не спустился по лестнице в конце коридора.

Магия затаилась. Пайпер сжала кулаки и направилась в ту же сторону, откуда пришла. Энцелад, с которым она едва не столкнулась, вовремя отошёл на два шага и выпрямился. Пайпер озадаченно уставилась на него.

— Я искал Гилберта, — для чего-то сказал он.

Выходит, Гилберту выделили комнату рядом с ней.

— Он был внизу. На собрании леди Эдон.

Энцелад кивнул, но не сделал ещё один шаг назад, не развернулся и не ушёл. Он смотрел на Пайпер, она смотрела на него и, казалось бы, напряжение, возникшее между ними, можно было ощутить физически. Пайпер казалось, что с Энцеладом что-то не так: он был менее собранным, чем обычно, и будто бы волновался. Короткие русые волосы всклочены. Один из оружейных ремней перекручен и наверняка неприятно впивался в плечо. Пайпер даже показалось, что глаза Энцелада лихорадочно блестят, чего никогда прежде с ним не было.

С другой стороны, они никогда и не были особо близки, чтобы она замечала что-то подобное.

— Я не злюсь.

Энцелад удивлённо распахнул глаза, уставившись на неё сверху вниз. Пайпер не знала, что вынудило её сказать это, и тем не менее уточнила:

— Я не злюсь за то, что ты не отпускал Иснана.

Энцелад сжал челюсти и отвёл взгляд.

— Я знаю, что ты хочешь убить его, и понимаю тебя. Я не злюсь. На твоём месте я бы поступила точно так же.

Самое удивительное, что эта мысль была первой, которая родилась в её голове, когда она, наконец, смогла немного успокоиться. Она знала, что Иснан убил Диону, и понимала, почему Энцелад хотел убить его — точно так же она хотела убить Карстарса. Если бы он оказался перед ней, она бы не медлила, сразу же бы отсекла ему голову или разорвала сердце.

Но Энцелад медлил, будто думал, что, убив Иснана, в ту же секунду Карстарс убьёт дядю Джона. Будто считал, что есть шанс спасти его.

— Я не злюсь, — повторила Пайпер, зная, что это правда. Не Энцелад отрубил её дяде голову, а Карстарс, и он ответит за это.

— Мне жаль, — тихо произнёс Энцелад, как если бы не был уверен, как произносятся эти слова и что они означают. — Я не… думал, что всё так закончится.

— Сомневаюсь, что ты тогда вообще о чём-то думал, кроме того, что нужно убить Иснана.

Энцелад вздрогнул и, выждав секунду, выдавил кривую улыбку.

— Даже об этом не думал. Просто действовал.

— Жаль, что ты так и не убил его.

— Думаешь, следовало?

— Я уже ни о чём не думаю.

И это было правдой: до того, как выйти во внутренний двор, чтобы зажечь погребальный костёр дяди Джона, Пайпер выплакала всё, что могла. В ней бурлила ярость, которую она едва могла удержать, и Сила то и дело рвалась наружу. Пайпер не знала, кто помог ей удержать магию под контролем. Может, Николас или Фортинбрас. Она совершенно этого не помнила. Даже не помнила, как, выбравшись из комнаты, вышла во внутренний двор. Не помнила, что было на собрании, о чём говорили Джинн и Фортинбрас. Помнила только боль, которая впоследствии переросла в пустоту и отрешённость.

Какой-то частью своего сознания Пайпер знала, что у них полно проблем, которые нужно решать. И на неё, Первого сальватора, рассчитывают. Но думать она могла лишь о том, как убьёт Карстарса.

— Карстарс пожалеет о том, что сделал, — сказал Энцелад, привлекая её внимание. — Не сомневаюсь, что ты разорвёшь его на кусочки.

— Не сомневаешься? — медленно повторила Пайпер.

— Я видел, как ты сражаешься. Грубовато, но всяко лучше того, что было, когда мы только начали.

— Я тренировалась.

Говорить о Магнусе она не хотела, да и не была уверена, что сможет. Перед её глазами всё ещё плясали языки пламени, пожиравшие погребальный костёр и завёрнутое в саван тело дяди Джона.

— Если…

Энцелад замолчал, но Пайпер, уже вынырнув из своих мыслей, вопросительно подняла брови.

— Если тебе нужна помощь, — осторожно продолжил он, смотря ей за плечо, — я готов её оказать.

— Помощь с чем?

— Со всем. С тренировками, с советами или… Ну, например, с убийством Карстарса.

Пайпер показалось, будто при этом он затаил дыхание, как если бы сам осознал, какую глупость сказал. При всех своих качествах, Энцелад был человеком, а Карстарс — одним из сильнейших демонов. В Башне Фортинбрас, Магнус и Стелла не смогли победить его даже втроём. С другой стороны, тогда в мир не возвращалась магия.

Пайпер чувствовала, как Сила откликается на её малейшее желание, как готовится сорваться с пальцев после одного-единственного приказа. Чувствовала, что магия наполняет тело, разум и душу, и знала, что именно благодаря ней она была на ногах. Сила удерживала её в относительно стабильном состоянии, позволяла двигаться, говорить и думать, подавляя боль.

Ничего хорошего из этого не выйдет, но Пайпер было плевать.

— Заманчиво, — наконец сказала она, даже не пытаясь ответить Энцеладу более дружелюбно. — В таком случае, я могу помочь тебе с убийством Иснана.

— О. Славно, — на секунду растерявшись, выдал он. — Прекрасно. Станем партнёрами по убийству демонов.

— Мы же, типа, друзья, да?

— Мы друзья? — уточнил Энцелад. Пайпер уже подумала, что сморозила глупость, когда рыцарь, приподняв уголки губ в улыбке, повторил: — Да. Да, мы, типа, друзья. Друзья и партнёры по убийству демонов.

— Класс, — сказала Пайпер, впервые за весь день улыбнувшись. Слабо, неуверенно, неискренне, но даже для этого ей потребовалось много сил.

Она думала, что будет злиться на Энцелада, но вместо злости чувствовала лишь понимание и благодарность, которую она распознала только сейчас. У него был шанс убить Иснана, но он остановился. Всего на мгновения, но замешкался. Это не спасло дядю Джона, но всё же. Энцелад остановился.

Пайпер подняла на него глаза и, поддавшись неожиданному порыву, подошла ближе и обняла Энцелада. Он застыл, но после очень осторожно приобнял её.

— Убьём парочку демонов? — предложила Пайпер.

— С огромным удовольствием, — ни на секунду не задумавшись, ответил Энцелад и несмело потрепал её по плечу.

Глава 16. Пока живы — быть войне

Себастьян давно потерял счёт времени, но помнил, что останавливаться нельзя. Даже если изнутри карман между мирами казался стабильным, неизвестно, в какой момент и где именно откроется брешь, что после этого случится. Может, им удастся выбраться. Может, на них нападут демоны.

Те и так уже напали пару раз, но Зельда и Иллард довольно быстро с ними справились. От кинжалов и пистолетов было мало толку, лишь раз Себастьян смог всадить лезвие в глотку ноктису, да и то Зельда потом снесла голову Бальмунгом и назвала Себастьяна идиотом, который не должен лезть ей под руку.

Чем дальше они шли, тем реже встречались демоны. Здесь были только ноктисы и перевёртыши, которые пусть и держались достаточно долго, всё равно проигрывали. Иллард предположил, что они что-то охраняют, но Кристин возразила ему, сказав, что в таком случае здесь были бы куда более сильные демоны.

У Себастьяна не было сил ни на споры, ни на какие-либо другие мысли. С той самой минуты как они выбрали одно направление, туннель ещё ни разу никуда не свернул, и это начинало действовать на нервы. Было темно, сыро и холодно. Магия Зельды и Илларда лишь немного освещала дорогу, она же то и дело распространялась дальше, но так ничего и не находила. Себастьяну казалось, что они топчутся на одном месте.

Туннель никак не менялся. Появлялись тени, отделявшиеся от стен, которые формировались в демонов, а те быстро уничтожались магией Зельды и Илларда. Останки, что странно, тут же растворялись, исчезала даже кровь. Хаос не клубился в воздухе — он просто испарялся, и Зельда никак не могла уцепиться хотя бы за частицу, чтобы взять след. Из-за этого она бесилась сильнее всего.

— Дебильный карман, — в очередной раз бросила она, когда голова ноктиса, лежащая у её ног, распалась на частицы хаоса, а те — исчезли. — Всё тут дебильное!

Иллард удивлённо оглянулся на неё и уже был готов что-то сказать, когда Кристин похлопала его по плечу и молча подтолкнула вперёд.

— Это из-за вашего дебильного Ордена, — прошипела Зельда, ткнув в Себастьяна пальцем. — Так и передай своим.

— Конечно.

Зельда возвела глаза к потолку, которого они даже не видели, и молча убрала меч в ножны за спиной. Она нервничала, и это было заметно невооружённым глазом. Себастьян был уверен, что она каждые два шага будет высказывать своё недовольство, поливать грязью всю коалицию и Орден в том числе, особенно Саула, который обратился к ней за помощью, однако Зельда молчала, и это было хуже всего.

— Если ты хочешь поругаться, — всё-таки начал Себастьян, прекрасно зная, что Иллард и Кристин его слышат, — то ругайся со мной.

Зельда посмотрела на него, как на умалишённого, и вдруг рассмеялась.

— Ты что, издеваешься? Хочешь сказать, что вообще ничего не чувствуешь?

— А должен?

— Зельда, — чуть повысил голос Иллард, даже не оборачиваясь, — люди не такие чувствительные.

— Ну а сам-то? — тут же обратилась к нему Зельда и в три шага поравнялась с ним. — Что скажешь?

— Тут какие-то чары, но я никак не могу понять их природу. Такое чувство, будто они исчезают сразу же, как только я их касаюсь.

— Чары? — удивлённо переспросила Кристин. — Здесь? Кто вообще мог их наложить?

— Может, не только нас сюда затянуло. Тристан довольно талантлив в области зачарований, а Айрас…

— Ясно, круто, ищем друг друга, — кисло отозвалась Зельда, заработав недовольный взгляд Илларда. — Ещё что-нибудь?

— В том-то и дело, что ничего. Только слабое ощущение чар. Пространство тут везде одинаковое, ни одного искажения. Даже не знаю, с чего начать.

Зельда открыла рот, чтобы ответить ему, но остановилась, нахмурилась и повернулась в сторону, в которую они шли.

— Слышите? — тихо спросила она.

— Что? — уточнил Иллард.

— Кто-то поёт.

Себастьяна пробрала дрожь. Он знал, что слух эльфов намного лучше человеческого, что они воспринимают мир немного иначе, и всё равно был неприятно удивлён и, возможно, даже напуган.

— Кто-то поёт, — повторила Зельда, прикрыв глаза и наклонив голову, будто хотела как можно лучше расслышать песню. — Не могу разобрать слова, но… Ещё что-то капает. Где-то течёт вода.

— В карманах могут быть водоёмы? — недоверчиво спросил Себастьян.

— Здесь может быть всё, что угодно, — поучительно ответил Иллард. — Карманы — это хаос, а хаос способен принимать любую форму, как и демоны. Ты слышишь что-то ещё?

— Нет, — тихо ответила Зельда. — Только песню и текущую воду.

— Сомневаюсь, что кто-то из наших стал бы петь, чтобы дать о себе знать, — нахмурившись, сказала Кристин. — А демоны? Только самые сильные из них способны петь на древнем языке во время призыва. Если пойдём дальше, столкнёмся с демоном, который нам не по зубам.

Себастьян привык видеть, что его мать не колеблется: что в делах Ордена, когда речь шла про особо сложный поиск, что в жизни их семьи, когда, например, Рокси опять забыла загрузить посудомоечную машину. Кристин начинала сомневаться лишь в тех случаях, если жизни её родных оказывались под угрозой. Так было после аукциона-бойни, когда она ещё думала, что демоны могут вернуться. Так было сейчас, когда она, перестав вглядываться в темноту туннеля, повернулась к Себастьяну.

— Нам лучше вернуться, — объявил Иллард, подняв руку и начав чертить один из сигилов. — И чем скорее, тем лучше.

— Идём, — подхватила Кристин взволнованным голосом.

Себастьян уже сделал шаг назад, но вовремя понял, что Зельда не двигается. Она стояла, замерев на месте, и смотрела вперёд, будто что-то видела.

— Зельда, — позвал Себастьян.

Она не ответила.

— Зельда, — немного громче позвала Кристин.

Она вновь не ответила.

Иллард, обернувшись к ним, чертыхнулся и что-то пробормотал себе под нос. На мгновение Себастьяну показалось, что дышать стало труднее, что тело сковало невидимыми цепями, а после пришли облегчение и спокойствие. Магия Илларда разлилась в воздухе, коснувшись каждого из них, и подтолкнула Зельду назад.

Она дёрнулась, как от удара, резко развернулась и едва не столкнулась с Себастьяном лбами. Зельда будто бы инстинктивно сделала шаг назад, но он схватил её за руку, — за что обычно обязательно бы получил в челюсть, потому что Зельда никому не позволяла так хватать себя, — но вместо этого увидел, как она широко распахнутыми уставилась на него.

Зельда была напугана.

***

— Ва-ау, — нарочито восхищённо протянул Эйс, выдавив широкую улыбку. — Очень вкусно. А что это такое тут плавает?..

— Лепестки старруанских роз, — отчеканил Эйкен, посмотрев на него поверх чашки. — Растут в мерцающих садах и…

Эйс громко фыркнул.

— Ладно, я понял, не умничай.

Эйкен обиженно поджал губы. Он и так чувствовал себя максимально неловко, распивая чаи во дворце эльфов вместе с Андером, так ещё и Эйс над ним издевался. Неужели не понимал, как это трудно — казаться уверенным, тщательно взвешивать каждое своё слово, быть милым и вежливым? Эйкен был уверен, что после недавней ссоры они с Эйсом заключили мир.

Однако в глубине души Эйкен понимал, что его волнуют не правила этикета, которым он старался следовать, а сам Андер, который почти за час ещё не сказал ни слова.

Всего за три дня ему стало гораздо лучше: щёки уже не казались такими впалыми, тени под глазами почти исчезли, а чёрные волосы даже были аккуратно причёсаны. Если верить Йозефу, Андер стал есть и даже изредка выходил гулять в сад, однако ни с кем не разговаривал. Он лишь один раз обратился к Йозефу, сказав, что хочет пообщаться с Эйсом и Эйкеном наедине, и всего через пару часов Сионий привёл их обоих в эльфийский дворец.

Король Джулиан был не очень-то приветлив: смотрел так, будто они были грязью под его ногами, и весь его вид кричал о том, будто он делает огромное одолжение, позволяя провести время с Андером. Он также несколько раз сказал, что они обязаны вытянуть из него как можно больше информации, но даже болтливому Эйсу это давалось с трудом. Поначалу они оба не знали, как себя вести, и то и дело переглядывались, пытаясь мысленно помочь друг другу. Потом Эйс всё же осмелел и попытался узнать, как Андер себя чувствует. Не получив ответа, он начал говорить обо всём на свете: погоде, столовой, где они были, предметах интерьера, еде, чае. Он едва не каждую травинку в чае рассмотрел, спросил, что это и какой вкус даёт, пока, наконец, не остановился на лепестках старруанских роз. Эйкен был уверен, что после этого Эйс перейдёт к маленьким пирожным, которые также были украшены ещё более маленькими бутонами цветов. Однако Андер удивил их, хрипло и тихо сказав:

— Расскажите о ваших семьях.

Эйкен заметил, как Эйс стушевался. Собственно, из-за этого они и поссорились: в библиотеке Ордена, куда их пустили под ответственность Алекса Гривелли, Эйс нашёл информацию о магии, связывающей кровь. После этого он не меньше сотни раз пытался убедить Эйкена, что эта магия реальная и никогда не ошибается, следовательно, они являются родственниками.

Но Эйкен в это не верил. Мало ли, что там наплела эта древняя магия. Три дня назад никогда даже не был уверен, что Андер жив — а теперь Эйс почему-то верит ему. Подумаешь, королева фей подтвердила, что всё это правда. Эйкен ей не верил. Таких чудесных совпадений не бывает. Даже Время Арне не смогло узнать прошлое Эйкена, так почему какая-та магия, связывающая кровь, смогла сделать это?..

— Я знаю, что ты брат Первой, — так же тихо продолжил Андер.

Взгляд его тёмно-карих глаз был отсутствующим, направленным на чашку с нетронутым и уже остывшим чаем. Но Эйс встрепенулся, будто Андер уставился прямо на него, и даже расправил плечи.

— Магия мне рассказала, — едва слышно добавил Андер.

— Поэтому вы захотели меня видеть? — осторожно уточнил Эйс.

— У тебя лицо Матео.

Эйкен сильнее сжал фарфоровую чашку.

Когда магия, связывающая кровь, коснулась каждого из них, Эйкен будто бы отключился, забыл обо всём на свете. Однако он слышал, как Андер кричал и требовал сказать, где его сын Матео.

Эйс пытался найти информацию о нём, но у него был не тот уровень доверия в Ордене и в коалиции. Он и без того скрыл, что обладает магией, и теперь за ним следили куда тщательнее. Даже несмотря на то, что он был племянником мистера Сандерсона, старшие искатели отказались предоставлять ему доступ, посчитав, что следует дождаться возвращения главы. Эйс пару раз пытался уговорить их, но всё заканчивалось тем, что его отправляли к Сионию, который до сих пор учил его магии.

Эйс отлично скрывал своё разочарование, но не любопытство.

— Что такое магия, связывающая кровь? — спросил он, слегка подавшись вперёд.

— Древнее искусство, которое открывалось не каждому, — спокойно ответил Андер.

— И в чём суть этой магии?

— Она требует огромного количества сил, однако взамен открывает знания, которые не так-то просто получить. Эта магия способна коснуться нитей, которые пронизывают сам мир, открыть тайны сотворения и даже язык богов.

Эйкен нервно сглотнул. Звучало как-то слишком устрашающе.

— Ей сложно овладеть? — не отставал Эйс.

— Сложно. Эта магия не поддастся тем, чьи помыслы нечисты.

— Сколько ещё людей может использовать её, кроме вас?

— Не знаю. Когда я в последний раз видел солнце, нас было около десяти.

Эйкен ещё крепче сжал чашку. Десять — это очень маленькое число. В коалиции было в сотни раз больше самых обычных магов, и никто из них, судя по всему, не владел магией, связывающей кровь.

— Что произошло? — осторожно спросил Эйс.

Он говорил не о магии, а о том, как Андер оказался пленён — Эйкен понял это под взгляду Эйса и его напряжённым плечам.

Йозеф настоятельно рекомендовал им не задавать Андеру слишком сложных вопросов и ни в коем случае не напоминать о плене. Он опасался, что Андер сорвётся, попытается навредить себе или одному из них. На этот случай за дверями дежурили двое стражников, готовые в любой момент ворваться в комнату.

Но Андер, наконец скользнув по Эйсу затуманенным взглядом, ответил:

— Махатс.

Эйкена пробрала дрожь. Он мало что знал о Махатсе, однако тени принесли несколько старых слухов о том, как он досаждал коалиции. Один из Соколов даже сумел узнать, что пару месяцев назад Махатс сумел пленить Твайлу и Соню, но больше — ничего.

Махатс был проблемой, и Андер, очевидно, не хотел говорить о нём. Как бы сильно Эйкена ни настораживал Андер, он всё же проникся к нему жалостью. Пусть и плохо, но он помнил, каково это, быть в плену и не знать, что происходит во внешнем мире, даже не знать, где конкретно находится тюрьма и сколько людей о ней знаю. Но у Эйкена хотя бы были его тени, а что было у Андера? Только магия, которая безжалостно подавлялась годами.

— У тебя лицо Матео, — повторил Андер, возвращаясь к предыдущей теме. Судя по озадаченному взгляду Эйса, он не хотел говорить об этом, однако и о Махатсе напоминать не решился. — Кем тебе приходится мой сын?

— Честно говоря, я не знаю. Не помню, чтобы мама рассказывала о ком-либо с таким именем, но, может быть, я просто невнимательно слушал…

— Кем тебе приходится мой сын? — требовательнее повторил Андер.

— Не знаю, правда. Но когда дядя Джон вернётся, я спрошу у него. Вы также сможете использовать свою магию, чтобы помочь в этом. Здорово, правда?

Андер посмотрел на него так, будто впервые увидел. Эйкену захотелось провалиться сквозь землю.

Он с трудом верил, что Андер говорил с ними исключительно из-за того, что показала его магия. Должно быть что-то ещё, что-то более понятное, чем кровь, которой Эйкен не верил.

Если бы он действительно был связан кровью с Марселин или Эйсом, он бы понял это намного раньше, разве нет? Его тени были умны, быстры и незаметны, но даже они не могли отыскать зацепок. Магия Арне не видела прошлого Эйкена до Башни, а он сам с трудом вспоминал то время. Потом, в Башне, которую возвёл и контролировал Карстарс, Эйкен видел нескольких демонов, среди которых был мужчина с крыльями, который несколько раз преграждал ему дорогу, и женщина с белыми волосами и голубыми зрачками. Но Эйкен никак не мог вспомнить их лиц, да и не был уверен, что женщина и впрямь была из демонов — у тех зрачки всегда красные.

Одним словом, он запутался. Не знал, чему верить. Не мог даже ни с кем поделиться своими мыслями. Каждую ночь Эйкен засыпал, слыша шум волн, тихие шаги слуг, которые работали даже после захода солнца, обнимая тени, которые укрывали его со всех сторон и защищали. Соколы и Вороны сидели на изголовье кровати, вцепившись когтями в дерево. Змеи обвивали его руки и ноги. Один Лев обязательно занимал почти всю кровать и ложился так, что Эйкен чувствовал его спиной. Мышь всегда была возле его лица, так близко, что Эйкен видел крохотные частицы хаоса, которые клубился в её теле.

Он скорее поверит, что является родственником теней, чем живых людей из плоти и крови.

Задумавшись, Эйкен не сразу заметил, как одна из Ланей, которая всегда располагалась на его левой лопатке, отделилась от тела, выскользнула из-под одежды и, встав рядом, положила голову ему на ладонь.

— Простите, — смущённо пробормотал он, убрав ладонь и приготовившись вернуть Лань обратно.

— Стой, — попросил Андер, слегка наклонившись к тени. — Это проклятие.

Он не спрашивал, а констатировал, но Эйкен всё равно кивнул.

— Невероятно. Ты полностью контролируешь их?

— Это… не совсем контроль, — немного подумав, ответил Эйкен. — Я могу приказывать им, но на самом деле они слушают только мои желания. Они сами знают, что мне нужно.

Будто прочитав его мысли, Змея, окольцовывавшая его большой палец, скользнула по его руке вверх, разрастаясь, и потёрлась головой о щёку Эйкена. От стыда он покраснел до корней волос.

— Они никогда не пытались убить тебя? — задал новый вопрос Андер.

— Нет. Но они попытаются убить тех, кто попытается убить меня.

Лишь секундой позже он понял, что его слова могут принять за угрозу, и поспешно извинился. Андер пропустил это мимо ушей. Он рассматривал Змею, мягко касавшуюся лица Эйкена, и Лань, которая, не шевелясь, смотрела на него в ответ.

— Как Махатс ещё не нашёл тебя?

Вопрос едва не выбил весь воздух из груди Эйкена. Он невольно съёжился, чувствуя, как тени рвутся на свободу. Укрыть, спрятать, защитить — они были готовы на всё ради него.

— Такой дар может заинтересовать его.

— Дар? — переспросил Эйс. — Это же проклятие.

Эйкен обиженно уставился на него. Да, поначалу он и сам воспринимал проклятие исключительно как проклятие, которое отравляло его жизнь. Но Фортинбрас показал, что тени — его сила, которую он может использовать в своих целях. Может, он и не мог поднять сокрушителя, зато мог добавлять в свою коллекцию бесконечное количество теней любых животных и с их помощью узнавать то, что ему нужно.

— Махатс любит диковинки, — отстранённо продолжил Андер будто сам для себя. — Магия, связывающая кровь, дар, позволяющий подчинять тени, nacido en la sangre… Он изучает это, думая, что сумеет отыскать хотя бы частицу иллу́мэ бара́л и тем самым приблизиться к истине, которой живут уранионы.

У Эйкена едва не вскипел мозг. Он хорошо знал сигридский благодаря урокам с Фортинбрасом и Анселем, однако ему потребовалось время, чтобы перевести сказанное Андером. И всё же ни в одной книге он не читал про некое «бесконечное знание».

Сколько же Андер знал на самом деле?..

— Вы нужны были ему из-за магии, связывающей кровь? — спросил Эйс, всё-таки вернувшись к крайне опасной теме.

— Поначалу ему нужна была Сила.

Эйс метнул быстрый взгляд на Эйкена, ясно говоривший: «Вот оно». То, что хотели узнать королева Ариадна и король Джулиан, что отчаянно хотел знать Эйс, не понимавший, обладает ли его сестра магией сакри в полном объёме.

— Он узнал о магии, связывающей кровь, уже потом, когда выяснил, что у меня нет Силы.

Эйс едва не подавился воздухом.

— Что? Но вы же… Елена говорила, что вы были наследником.

— Да, я был им, — спокойно согласился Андер, неожиданно протянув руку к Лани и погладив её шею. — Но отказался от той частицы Силы, что была во мне, когда почувствовал, что Йоннет нуждается в ней.

— Я не понимаю, — стыдливо признался Эйкен.

— Йоннет умирала, не имея возможности использовать всю Силу, — тихо и с горечью ответил Андер. — Я почувствовал это, даже услышал голос Лерайе. Она дала мне выбор: отказаться от наследования Силы и дать Йоннет шанс или же оставить частицу магии себе и попытаться выбраться из плена.

Эйкен вжал голову в плечи. Последовательность событий выстраивалась перед ним, но с огромным трудом: выходило так, что Андер попал в плен незадолго до Вторжения, а во время него почувствовал, что Йоннет нуждается в частице Силе, которая была внутри него. Фортинбрас говорил, что Сила была раздроблена, но не вдавался в детали, а Эйкен, прекрасно понявший, что сальватору больно об этом говорить, не задавал лишних вопросов.

— Вы отказались от Силы? — шёпотом уточнил Эйс, наконец найдя в себе силы для этого.

— Сразу же, не колеблясь ни секунды. Я принял частицу Силы, поклявшись, что верну её, когда Йоннет потребует, и сдержал клятву.

— Но вы могли освободиться, — непонимающе сказал Эйкен. — Сбежать от демонов.

— Может, и мог. Может, нет. Иногда приходится принимать трудные решения.

Эйкен вновь посмотрел на Эйса и увидел в его взгляде совершенно новую эмоцию: восхищение. Отчасти Эйкен разделял это чувство. Иногда и впрямь приходится принимать трудные решения, особенно если знаешь, что сам будешь страдать. Магнус принял такое решение, и если поначалу Эйкен винил себя в этом, то теперь он восхищался решимостью и уверенностью Магнуса.

— Значит, Пайпер владеет всей Силой, — заключил Эйс, нарушив затянувшееся молчание. — Это хорошо.

— Разве она бы исчезла, не имея цельной Силы?

— Ну… Пайпер немного безбашенная, — со вздохом уточнил Эйс. — Но она очень крутая.

Неожиданно для них обоих Андер слабо улыбнулся. Уголки его губ едва-едва приподнялись, но это точно была улыбка. Единственная за эти три дня. Эйкен и сам едва не улыбнулся, поддавшись общему настроению, но тут острая боль пронзила его сердце. Он вскрикнул, схватившись за грудь, и тени беспокойно запрыгали вокруг него, хаотично срываясь с кожи.

Сердце то замедлялось, то ускорялось. Дышать становилось всё труднее. В ушах звенело, а кости ломило. Перед глазами прыгали цветные пятна, складывающиеся в незнакомые силуэты и пейзажи: тёмные помещения, красные реки, в которых что-то плавало, женщина, сидящая на полу и медленно раскачивающаяся. Её длинные белые волосы были самым ярким пятном, которое увидел Эйкен, после чего всё исчезло.

Он поднял голову, наткнувшись на перепуганный взгляд Эйса. Тёмно-карие глаза стали янтарными, тонкие нити света переливались в воздухе, показывая, что Эйс был готов использовать магию. Андер сидел на месте, как статуя, лишь его брови немного опустились вниз. Зато тени Эйкена хаотично бегали по столовой: Змеи ползали по полу и столу, Лань прыгала вокруг них, Львы беззвучно рычали, припадая к полу, все птицы кружили под потолком. Эйкен выдохнул, ощущая, как сильно бьётся его сердце, и потянул за хаос. Тени прильнули к нему, окружили со всех сторон, однако было что-то ещё. Холодное, тёмное и очень древнее. Что-то, что он уже встречал, но никак не мог вспомнить.

— Я… чувствую хаос, — прохрипел Эйкен, прижимая к груди Ворона, который охотно запрыгнул к нему на колени. — И мне кажется, что я его уже где-то встречал.

— Мне позвать господина Йозефа? — испуганно пролепетал Эйс.

— Да.

Эйс соскочил со своего места и бросился к дверям. Эйкен проводил его взглядом, всё ещё прижимая Ворона к груди. Андер медленно наклонился к нему и, выждав секунду, сказал:

— Когда проклятие выходит из-под контроля, это означает только одно.

Эйкен невольно вздрогнул, уже отдалённо понимая, о чём Андер скажет.

В особняке Гилберта, как раз после того, как на Клаудию и Энцелада напали, проклятие Фортинбраса вновь пробудилось. Сальватор не говорил об этом вслух, однако Эйкен понял, что это из-за демона, который наложил проклятие.

— Это из-за демона, — сказал Эйкен, начав поглаживать Ворона по голове, чтобы немного успокоиться. — Моё проклятие на мгновение стало сильнее, вернулоськ моменту, когда я только обрёл его. Я помню, что тогда была такая же боль и… Я что-то чувствую.

— Это и есть демон, который проклял тебя. Если он использовал хаос для чего-то крайне мощного, связь, которая когда-то была между вами, могла пробудиться. Я чувствовал это, когда Махатс проводил свои эксперименты. Знал, что он делает, и даже чувствовал его хаос, который притягивал хаос внутри меня.

— Значит, я могу узнать, куда меня ведёт проклятие?

— Ты думаешь, это разумно?

— Не знаю… Я видел женщину с белыми волосами, видел что-то красное. Что-то, похожее на… — Эйкен на секунду задумался, поначалу решив, что из-за боли у него помутился рассудок, однако всё же сказал: — Это было похоже на реку, полную крови.

***

«Беги, Зельда, — вопило её сознание, пока в спину дышали демоны, а пятки едва-едва не попадали в их клыкастые рты. — Беги!»

Карманы между мирами — нечто совершенно иное, неизведанное, опасное и в то же время манящее. Это не полноценные миры, даже не Переходы, всего лишь пространства, которые изменились из-за хаоса демонов. Попасть сюда можно было только через бреши, но выйти — и через порталы. Нужно лишь найти подходящее место, точку, где пространство искажается, где карман соединяется со Вторым миром, и разорвать её, как ткань, уже трещащую по швам.

Но сколько бы Зельда ни искала, она не могла найти эту точку. Голова гудела из-за песни, которая, вопреки логике, звучала только громче. Они изменили направление, решив не рисковать и не встречаться с крайне сильным тёмным созданием. Песнь должна была стихнуть, но этого не произошло. И быстрее, чем Зельда успела указать на это, вновь появились демоны. Больше, чем в прошлый раз, свирепее и быстрее. Оставалось только одно — бежать.

И они бежали, едва успевая воздвигать барьеры, которые демоны быстро рушили. Зельда не выпускала меча из рук и постоянно отрубала тварям головы и лапы, разрезала их тела. Делала это так часто, с таким отчаянием и рвением, что совершенно не обращала внимания на кровь, брызжущую во все стороны.

Зельда знала, что проклятие может вернуться в любую секунду, и из-за этого боялась только сильнее. Что, если в момент, когда проклятие пробудится, её рука дрогнет? Она может пропустить удар и лишиться не столько руки, сколько жизни. Она может подставить Себастьяна, Кристин и Илларда. Может стать причиной, из-за которой они все погибнут. Раньше она бы и не подумала об этом, — в конце концов, Дикие Земли научили её полагаться только на себя, — но сейчас она не могла даже представить, будто может бросить остальных. Даже если они слабее и медленнее, они не должны умирать только из-за этого. Поэтому она поднимала меч, отпускала магию, позволяя ей пожирать тела демонов, и изо всех сил подавляла тошноту, подступающую к горлу из-за одного вида крови.

Зельда не знала, сколько это продолжалось: границы времени размывались всё сильнее вместе с тем, как громче становилась песнь. Они несколько раз пытались изменить направление, но либо натыкались на тупики, либо на стаи ноктисов, которые были готовы разорвать их на части. Один из них едва не отгрыз Кристин ногу, но Иллард вовремя спас её, разорвав тело ноктиса изнутри с помощью магии.

Это было каким-то сумасшествием. Даже в Диких Землях Зельда не встречала подобного и никогда не слышала, чтобы какое-то место могло меняться так быстро и до неузнаваемости. Демоны всё прибывали, а магии постепенно иссякала. Какими бы сильными они с Иллардом ни были, у них есть границы, за которые они не смогут переступить, иначе умрут, так и не выбравшись отсюда.

Но, может, это и нужно, чтобы позволить выбраться хотя бы Себастьяну и Кристин.

— Достаточно.

Зельда вздрогнула, услышав громкий, властный женский голос. Кристин, бегущая впереди, затормозила так резко, что Себастьян врезался в неё. Рычание и вой, летевшие им в спину, вдруг стихли, а впереди показалось огромное помещение, погружённое в полумрак.

Зельда оглянулась, приготовившись к атаке, но демонов не было — они исчезли, не оставив после себя даже крупиц хаоса, летавших в воздухе. Тогда Зельда повернулась обратно и, пройдя немного вперёд, вытянула руку, отодвигая искателей.

В ноздри ударил тошнотворный запах гнили.

Помещение, в котором они оказались, напоминало огромную круглую залу с абсолютно чёрными стенами, лишь частично освещёнными тусклыми факелами. От места, где они стояли, к центральной площадке зала, где был высокий пьедестал, вёл узкий каменный мост. Вокруг площадки была тёмная вода, в которой что-то плавало.

Зельда пригляделась и, рассмотрев отрубленную руку, едва сдержала вскрик. В воде плавали оторванные части человеческих тел: руки, ноги, головы, разорванные грудные клетки, кости, покрытые трещинами. Зельде потребовалась ещё секунда, чтобы понять, что это даже не вода, а кровь.

Кто-то потянул её назад, но тут же остановился. Краем глаза Зельда заметила, как Себастьян в панике ощупывает тупик, в который уткнулся и которого только что не было. Карман изменился, отрезал их от туннеля, откуда они пришли.

Зельда услышала шорох и, напрягшись, крепче сжала рукоятку меча. У пьедестала кто-то сидел. Тени, кружившие вокруг, рассеялись, явив женщину с длинными белыми волосами и тело, лежащее на пьедестале. С него стекала кровь, которая по маленьким жёлобам убегала с площадки и попадала в бассейн крови.

Женщина поднялась и развернулась к ним: в свете факелов стали видны длинные острые рога, растущие изо лба, железные зубы и голубые зрачки. Её руки были по локоть в красной крови.

— Вот уж не думала, что кто-то действительно доберётся сюда, — с улыбкой произнесла женщина, впившись в них голодными глазами.

Дыхание Зельды участилось. Она чувствовала, как в воздухе разливается её магия, выходящая из-под контроля, и хаос, желавший поглотить её. Чувствовала, что женщина, подошедшая к мосту, была древнее и сильнее, чем показалось Зельде на первый взгляд.

— Проклятие, — сказала женщина, медленно втянув воздух. — Должно быть, трудно находиться здесь, да? Ничего, — почти заботливо добавила она, махнув ладонью, — скоро всё закончится.

Женщина шагнула на мост — тени, отделившиеся от пола, поползли за ней. Зельда сглотнула, осознавая, что с таким противником ей не справиться. Как бы безбашенной она ни была, как бы часто ни бросалась в гущу событий и ни испытывала себя, сейчас она понимала, что слишком слаба и напугана. Эта женщина — одна из сильнейших демонов, которые существовали во Втором мире, если не единственная сильнейшая.

У демонов всегда красные глаза, но Фортинбрас говорил, что существует одна демоница, способная подчинить себе весь хаос — Ситри, и узнать её можно именно по голубым глазам, которые она никогда не прячет.

Ситри была во Втором мире. Возможно, уже долгие годы она контролировала демонов из тени, направляла таких, как Маракс. Коалиция всё это время думала, что он и Иснан — главные среди демонов, но оказалось, что это была Ситри.

— Я нашёл выход, — вдруг шепнул Иллард. — Возле пьедестала пространство искажено. У нас только один шанс.

Зельда сглотнула, по её щеке скатилась слеза. Она всегда презирала слабость и ненавидела себя за слёзы, но сейчас ничего не могла с собой поделать. Ситри остановилась на середине моста, между ними оставалось всего пару метров, но Зельда слишком хорошо ощущала, как хаос демоницы давит на неё. Он был настолько силён, что Ситри могла без проблем подчинить себе хаос внутри Зельды и тем самым ослабить её.

— Используй всю магию, — ещё тише добавил Иллард. — Сейчас или никогда.

Из Зельды вырвался судорожный всхлип, но когда Ситри взметнула руку, подав команду демонам, когда Иллард схватил её за плечо и потащил за собой в сторону, она, на удивление, не стала колебаться. Между стенами и бассейном с кровью было совсем узкое пространство, по которому можно было продвигаться только медленным шагом, максимально прижавших к стене. Но у них не было такой возможности: демоны, появившиеся из теней, бросились на них, и Зельда вслед за Иллардом спрыгнула в бассейн.

«Не думай об этом! — лихорадочно вопило её сознание. — Не думай, беги вперёд, открывай портал!»

Тело двигалось, как заведённое: проплыть вперёд, оттолкнуть от себя части чужих тел, отразить нападение демонов, магией отбить ноктисов, которые пытались добраться до Себастьяна и Кристин. Иллард первым выбрался на площадку и, побежав вперёд, бросился помогать искателям. Тошнота подступала к горлу Зельды, но она сумела подавить её и, зацепившись за край, вытащила себя за площадку. Один из ноктисов схватил её за ногу и потащил назад. Зарычав, Зельда швырнула в него сгусток магии и быстро прыгнула вперёд. Она чувствовала, как твари тянул к ней свои лапы, как их когти рвут её одежду и царапают спину и плечи, но бежала вперёд, гонимая страхом не успеть: Себастьяну вновь прокусили правую ногу, точно там, где у него был шрам, а Иллард изо всех сил пытался отогнать от него и Кристин демонов.

Зельда уже была готова вскинуть руку и отпустить магию, когда время будто бы замедлилось. Частицы хаоса осели на её коже, сковывая движения и постепенно лишая зрения. Зельда увидела Ситри, которая стояла в центре моста, сложив руки на груди. Демоница широко улыбнулась, обнажив ряд острых железных зубов, и повернула голову к искателям. На долю секунды взгляд Ситри стал стеклянным, а после — вновь осознанным.

— Убейте.

Зельда закричала в тот же самый момент, когда Иллард убил очередного демона. Он оттолкнул Себастьяна себе за спину, ближе к пьедесталу, и протянул руку к Кристин, чтобы подхватить её. Но ноктис прыгнул вперёд, вцепился в её руку и оттащил в сторону. Кристин закричала, выхватила кинжал и полоснула им по морде твари, однако ещё один демон запрыгнул на неё сзади.

После пересечения бассейна с кровью Кристин и так была вся красная, и Зельда не думала, что увидит, как много выплеснулось её крови. Ещё один ноктис прокусил шею Кристин, двое других — её ноги, и она упала, протянув свободную руку вперёд.

— Зельда! — заорал Иллард. — Сейчас!

Едва соображая, Зельда побежала к Илларду, приготовившись использовать магию. Она налетела на Себастьяна, толкнув его к пьедесталу, и едва не получила локтем в лицо, но вовремя увернулась. Из-за криков Кристин, рычания демонов и дикого смеха Ситри она совсем не слышала, что кричал Себастьян, но знала, что он хочет помочь своей матери.

— Открывай! — ещё громче скомандовал Иллард, магией отбросив одного из демонов, прыгнувшего на них. — Сейчас же!

Стиснув зубы и уперевшись в Себастьяна, Зельда протянула руки вперёд и нащупала то самое искажение: хаос переплетался с магией, создавая идеальную возможность для открытия портала. Зельда отпустила магию, чувствуя, как давление хаоса становится всё сильнее. И она почти открыла портал, когда услышала, как что-то щёлкнуло.

Краем глаза Зельда заметила, что Себастьян поднял пистолет, и её сердце в страхе сжалось. Он же не собирается выстрелить в неё?.. Она лишь пытается его защитить, потому что защитить Кристин уже не могла: демонов слишком много, а её раны смертельны. Единственное, что может сделать Зельда, так это увести отсюда Себастьяна.

— Не делай этого, — шепнула она, надеясь, что каким-то чудом он её услышит сквозь яростный рёв демонов и отчаянные крики умирающей Кристин.

Себастьян даже не посмотрел на Зельду. Отцепив от себя одну её руку, он поднял пистолет и выстрелил. Не в неё, хотя её голова была очень близко. Не в Илларда, который из последних сил сдерживал демонов. И не в Ситри, которая всё ещё истерично смеялась, наслаждаясь происходящим.

Он выстрелил в свою мать, и попал прямо ей в голову. Кристин мгновенно замерла, огонь в её глазах погас.

Себастьян выронил пистолет. Иллард налетел на них и толкнул в портал, тогда как смех Ситри стал только громче.

***

На крики в один из залов, из которого можно было попасть в малую комнату совещаний, сбежался практически весь Орден. Алекс понятия не имел, что случилось, и вслед за Соней пробирался вперёд, попутно извиняясь перед теми, кого она распихивала локтями. Где-то впереди мелькала макушка Рокси — стоило ей услышать шум, как она первая сбежала из библиотеки, надеясь узнать, в чём дело.

Рокси кое-как протиснулась вперёд и, вскрикнув, отмахнулась от одного из вампиров, который пытался преградить ей дорогу. Краем глаза Алекс заметил Данталиона, раздававшего команды вампирам и требовавшего, чтобы они увели искателей.

Волнение внутри Алекса возрастало. Из-за спины двух вампиров он видел кого-то в центре зала, видел суетящихся людей. Ему даже показалось, что он слышит знакомый голос, но из-за шума не был в этом уверен. Соня начала ругаться с вампиром, требуя, чтобы он её пропустил, и Алекс был готов вмешаться, когда услышал перепуганный крик Рокси.

— Алекс, сюда!

Оттолкнув вампира, стоящего перед ним, Алекс бросился вперёд. Соня быстро побежала за ним, и очень кстати: она подхватила его, когда он споткнулся и едва не распластался на полу, увидев Себастьяна.

Он сидел на полу в окружении десятка людей, среди которых были маги, старшие искатели, Саул и Август; вцепился в волосы и громко рыдал, не обращая внимания на всех остальных. Алекс узнал мага Илларда, который пытался залатать рану на ноге Себастьяна, и Зельду, которая с ошалелым лицом что-то рассказывала Саулу.

Что самое ужасное, все трое были с ног до головы в крови. Создавалось впечатление, будто на них вылили несколько литров крови: та впиталась в одежду, полностью покрыла кожу и волосы, не оставляя ни миллиметра чистого пространства.

Рокси, проигнорировав предупреждение отца, присела рядом с Себастьяном и взяла его за руку. Он дёрнулся, отшатнулся и испуганно уставился на него. Алекс замер на месте, растерявшись.

Что произошло?.. Вчера отец вернулся домой злым, как чёрт, и на вопрос о том, где Себастьян, не ответил. Рокси мастерски успокоила всех, выяснив, что Себастьян остался у Паскаля, но Алекс говорил с Паскалем меньше часа назад и точно знал, что Гроссо соврал. Себастьян не ночевал у него, и узнать, где он был этой ночью, можно было лишь после того, как тот вернётся с задания вместе с Саулом.

Однако Алекс практически не переживал. Если Себастьян с Саулом, значит, он в надёжных руках. Их родители доверяли Саулу, как самим себе, и нередко просили его о помощи. Алекс с самого детства знал, что если что-то случится, Саул будет в числе первых, кто обязательно поможет им.

Но что-то случилось. Саул уже не выглядел таким уверенным и непоколебимым: на его плече была свежая повязка, лицо залито кровью. Он твёрдо стоял на ногах, однако Алекс видел, что для этого ему требуются все свои силы. Рядом с ним был бледный Тристан, маг, который едва не трясся всем телом. Мирна пыталась разговорить его, но он только качал головой и беззвучно плакал. Иллард, оставив Себастьяна, подошёл к нему и попытался взяться за его раненую руку.

Что-то случилось.

Это поняла и Рокси, когда вновь попыталась взять Себастьяна за руку. Он посмотрел на неё так удивлённо, будто впервые увидел, и с трудом выдавил:

— Прости меня.

Рокси нахмурилась.

— Что случилось? — тихо спросила она.

Алекс подошёл ближе и медленно опустился на колени рядом с братом и сестрой. Август то и дело порывался подойти к ним, но Саул останавливал его, заставляя слушать Зельду.

— Прости меня, — повторил Себастьян, опустив голову. — Рокси, пожалуйста, прости, я не… Я не думал, что всё так обернётся. Пожалуйста, прости…

Рокси поморщилась, когда Себастьян сильнее сжал её руку, но не сдвинулась с места.

— О чём ты говоришь?

— Себ, — осторожно позвал Алекс, легонько коснувшись его плеча. — Что случилось?

Себастьян всхлипнул, наклонился к нему и уткнулся лбом в его плечо. Алекс окончательно растерялся.

Себастьян не любил даже случайных прикосновений, объятия и вовсе ненавидел. Он никогда не плакал и не жаловался. После аукциона-бойни он стал более открытым и мягким, но никогда не позволял себе раскисать. Если его что-то и терзало, то он никогда об этом не говорил, даже в шутку, даже совсем немного. Иногда Алексу казалось, что вот он, момент, когда Себастьян, наконец, перестанет притворяться, но каждый раз он ошибался.

Но сегодня, меньше, чем за час, что-то безвозвратно изменилось.

— Прости меня, — судорожно выдохнул Себастьян. — Я сделал то, что должен был… Ей было больно, Алекс. Она мучилась, а я… я должен был…

Рокси придвинулась ближе и крепко обняла их обоих. У неё на все проблемы были одни действия: объятия и хорошая тренировка, которая помогала выпустить пар, но сейчас она уж точно не собиралась драться ни с одним из них.

— Простите, — продолжил Себастьян так тихо, что из-за шума собравшейся толпы, приказов Данталиона и криков магов Алекс едва его расслышал. — Простите, пожалуйста, простите меня… Я не хотел, но она…

На них упала чья-то тень. Алекс взволнованно посмотрел на отца, который медленно покачал головой.

— Что случилось? — вновь спросила Рокси, не отпуская Себастьяна.

Алекс почувствовал, что вот-вот задохнётся от тревоги. Он крепче прижал к себе брата, не боясь испачкаться, и ощутил, как тот сминает свитер у него на спине.

— Пап? — тихо позвала Рокси.

Август сглотнул, нервно провёл рукой по светлым волосам и, зажмурившись, сказал:

— Ваша мама погибла.

Глава 17. Снова бежать

Одно из проклятий Карстарса всегда скрывало солнце в Диких Землях — это было странным, нелогичным и даже глупым проклятием, из-за которого, однако, они страдали долгие годы. С уходом Карстарса из этого мира солнце вернулось, но Фортинбрас редко его видел. В Лабиринте и вовсе был совсем иной мир, который не подчинялся привычным законам. Если солнце и было, оно не дарило тепло и не казалось Фортинбрасу красивым. Впрочем, и солнце Диких Земель уже не казалось ему красивым.

Он молча сидел на кровати, наблюдая за Пайпер. Она стояла возле окна и вот уже двадцать минут следила за тем, как только поднявшееся солнце медленно плывёт по небу. Слуги несколько раз стучались, говоря, что леди Эдон будет ждать её на завтраке, но Пайпер не отвечала. Фортинбрас — тем более.

Он, вообще-то, и не должен быть здесь. Но вечером Пайпер попросила его остаться, и он остался, зная, что нужен ей. Пайпер не спала, ничего не говорила. Просто лежала, обняв Фортинбраса, совсем как в храме целительниц, и только под утро смогла ненадолго заснуть. Она проснулась с криком, но, ничего не объясняя, притворилась, будто всё нормально. На вопросы Фортинбраса она не отвечала.

Наконец он поднялся и, подойдя ближе, обнял Пайпер со спины.

— Я предложу Джинну стать ракатаном для тела, — сказала она тихо, не шелохнувшись, никак не показав, что не хочет, чтобы её касались.

— Думаю, он не откажет, — осторожно ответил Фортинбрас, щекой прислонившись к её макушке. — Но ты уверена, что стоит торопиться?

Пайпер напряглась.

— Не поняла.

— Я знаю, мы должны пройти Лабиринт и найти источник, удерживающий богов в плену, но… Я знаю, что ты хочешь убить Карстарса, — едва слышно добавил Фортинбрас, — и я не хочу тебя останавливать. Но если ты будешь торопиться, то пострадаешь.

Пайпер резко обернулась, уперевшись ладонями ему в грудь.

— Предлагаешь сидеть на месте и ничего не делать? — зло прошипела она.

— Предлагаю всё обдумать и не действовать сгоряча. Пожалуйста, поверь мне, я на твоей стороне. Но я не хочу, чтобы ты, ослеплённая желанием отомстить, пострадала. Не совершай моих ошибок.

Пайпер застыла, приоткрыла рот, будто хотела что-то сказать, свела брови к переносице. Фортинбрас наклонился ниже и оставил невесомый поцелуй на её лбу.

— Пожалуйста, мар церза́ру, — дрогнувшим голосом повторил он. — Я не хочу, чтобы ты пострадала. Никто из нас этого не хочет. Пожалуйста.

Фортинбрас взял её лицо в ладони и приподнял, чтобы посмотреть ей в глаза. Золотые зрачки стали тусклее, но это всё ещё была Пайпер, которая могла сорваться с места и голыми руками начать рвать демонам глотки. Фортинбрас не забыл, какой она была в Башне, а ведь тогда Сила всё ещё была разделена. Даже если предположить, что совсем крохотная её часть, та самая, которая позволяет Андеру из фей быть наследником, всё ещё не у неё, Пайпер была сильна и опасна.

— Солнечный свет, да? — спросила она, не отводя взгляда.

— Что?

— То, что ты сказал на ребнезарском. Так переводится?

— Нет, — с лёгкой улыбкой ответил Фортинбрас. — Это означает «моё солнце».

Уголки губ Пайпер слегка приподнялись.

— Ты же знаешь, что ты слишком идеален?

— В каком смысле?

Пайпер покачала головой, усмехнувшись, и обняла его, положив голову ему на плечо.

— Прости, что заставила волноваться. Я… я не знаю, что делать. Я понимаю, что он сделал это, только чтобы ранить меня, и понимаю, что точно ошибусь, если попытаюсь отомстить сейчас, но… Я хочу, чтобы он умер, — с расстановкой произнесла Пайпер едва слышно. — Я хочу убить его своими руками. Думаешь, это ненормально?

— Карстарс совершил самую большую ошибку в своей жизни, и он ответит за неё.

— Но ты думаешь, это ненормально, что я хочу убить его?

Она подняла на него глаза, и Фортинбрас понял, что от ответа не уйти.

Он никогда не считал, что кто-либо имеет право решать, как распоряжаться чужими жизнями. Йоннет объясняла ему, что, будучи сальваторами, они должны направлять людей к спасению, помогать им осознать свои ошибки, но не судить за какие бы то ни было преступления. Для этого есть короли и королевы, управляющие своими странами.

Но Вторжение всё изменило, и Фортинбрасу пришлось в одиночку принимать сложные решения. Если человек был проклят, ему приходилось решать, опасен ли он. Ему приходилось убивать, но не ради удовольствия, а ради того, чтобы остальные могли выжить. Благодаря Клаудии и Магнусу Фортинбрасу удавалось справляться с этим, но их не было с ним, когда он разрушил Башню, в которой его держал Карстарс.

Фортинбрас хотел убить его. Разорвать горло и врывать сердце голыми руками. Он хотел, чтобы Карстарс страдал, и не видел в этом ничего ненормального.

В конце концов, это война. Демоны истребляли сигридцев, видя в них лишь источники магии, благодаря которым они жили. Не все, конечно, были такими. Демонов, подобных Твайле, Фортинбрас не трогал. Но Карстарс в их число не входил. Пусть у него было лицо человека, пусть у него было настоящее сердце, пусть он мог заставить остальных поверить, что он не заслуживает смерти, это было далеко не так.

Карстарс совершил самую большую ошибку в своей жизни, убив Джонатана, и он ответит за неё.

В конце концов, это война.

— Я не думаю, что это что-то ненормальное, — наконец ответил Фортинбрас. — Я лишь хочу, чтобы ты понимала, что мы, будучи сальваторами, не вправе решать, кому жить, а кому умереть. Однако, — торопливо добавил он, почувствовав, как напряглась Пайпер, — не мы начали эту войну. Да, меня воротит от мысли, что ты хочешь убить Карстарса, но не потому что мне его жаль, а потому что я боюсь потерять тебя.

— Я уже убивала демонов, — напомнила Пайпер, едва он только на секунду остановился, чтобы перевести дыхание. — Я убила Уалтара.

— И как, легко было?

Пайпер вздрогнула. Фортинбрас почти пожалел о том, как резко это сказал, но тут Пайпер вновь усмехнулась и покачала головой. По её щекам покатились слёзы.

— Прости, — пробормотала она, прикрыв глаза. — Я знаю, что ты прав. С Уалтаром было… трудно, правда. Иногда мне кажется, что он всё ещё рядом и режет меня, как тогда, в Башне. Иногда кажется, что он вот-вот появится, чтобы убить тебя. Но потом я смотрю на тебя и понимаю, что это не так. Я победила, а ты жив.

— Но с Карстарсом будет иначе. Он намного сильнее Уалтара.

— Я знаю, но и я больше не слабачка. Дядя Джон не заслужил смерти, а Кит с Эйсом… Они не заслужили потерять его вот так. Да ведь Эйс даже не знает! — истерично рассмеявшись, добавила она. — Что я ему скажу? «Прости, я отпустила демона, которой убил нашего дядю»? Я же…

— Тише, тише.

Фортинбрас прижал Пайпер к себе и погладил по волосам.

— Мы придумаем, что сказать Эйсу. Я тебя не оставлю. Ни сейчас, ни потом. Если ты считаешь, что так будет лучше — хорошо, пусть будет так. Я помогу. Сделаю всё, что в моих силах. Но, пожалуйста, пообещай мне, что будешь осторожна. Ради самой себя, Эйса, Кита и…

— Ради тебя, — с грустной улыбкой подсказала Пайпер, когда он так ничего и не сказал.

— Я не хотел показаться слишком навязчивым, — смущённо уточнил Фортинбрас.

— Ты не навязчивый. Ты мой парень, и это нормально.

— Твой — кто?

— В моё мире так говорят, — утерев слёзы ладонью, объяснила Пайпер. — Мы же, вроде как, встречаемся, да?

— Не совсем понимаю, что это значит, потому что прямо сейчас мы рядом и нам не надо нигде встречаться, но… Я люблю тебя, мар церзару, — уверенно произнёс Фортинбрас, стараясь не обращать внимания на тихий смех Пайпер.

— И я тебя.

Она приподнялась на носочках и нежно поцеловала его, после чего с улыбкой сказала:

— Повторю ещё пару раз, когда выучу какое-нибудь крутое ребнезарское слово.

***

— Ты слишком сильно переживаешь.

— Ты нарушил равновесие! — рявкнул Иснан, вскинув руки. — Из-за тебя Лабиринт вышвырнул нас и не пускает обратно!

Карстарс сложил руки на груди и снисходительно посмотрел на него сверху вниз. Иснан рыкнул, протянув когти к его шее, но вовремя остановился. Карстарса ему не убить, по крайней мере, не сейчас, а злость — плохой помощник.

Но как бы сильно Иснан ни старался, он не мог взять себя в руки. Из-за глупости, которую выкинул Карстарс, Лабиринт перестал быть благосклонен к Иснану и вышвырнул их, как дворовых собак! Да ещё где — в богами забытом месте, где не было ни людей, ни городов…

Иснан замер, нахмурился, осознав, что и впрямь подумал про богов.

После того, как Лабиринт вышвырнул их, с ним творилось что-то странное: то мысли уходили не туда, то с губ срывались странные слова, которые Иснан никогда бы ни произнёс. Ощущение, что за ним наблюдают, пропало, но от этого не стало легче. Иснан точно знал, что он всё ещё в опасности, но не мог понять, с какой стороны нанесут удар.

Карстарсу и Мараксу он не доверял. Им просто не повезло оказаться ближе всего к нему в момент, когда он почувствовал зов и открыл Переход. Они были заперты в этом мире из-за него, хотя Иснан не понимал, почему они не могут вернуться обратно, используя хаос. Почему не могут дать знать госпоже Ситри, чтобы она призвала их обратно. Иснан не идиот: не сбежит, не дойдя до короля демонов, но вряд ли Карстар и Маракс ему поверят на слово. Даже если они были вынуждены торчать здесь, они следили за ним так же, как он — за ними.

Правда порой Иснану казалось, что они не просто следили за ним.

Иногда он чувствовал, как на его хаос что-то давит. Ренольд начинал говорить громче, но его голос заглушался криками из прошлого и треском пламени. В одну секунду Иснану казалось, что он заперт в клетке, а в следующую он вновь стоял перед старшими демонами и понимал, что они смотрят на него, как на недоразумение.

Это точно не Дикие Земли: они влияли на него совершенно иначе, подпитывая одновременно и хаос, и магию. Это было что-то совершенно другое, в чём Иснан отчаянно хотел разобраться.

Но сначала — Хайбарус. Король найдёт его в любом уголке мира, если Иснан сбежит, не выполнив свою часть сделки. Может, он не мог подчинить его себе так же, как мелких демонов, но это не означало, что он не найдёт способ повлиять на него. Пусть Иснан и был сальватором, но Хайбарус всё же король и сам хаос.

Поэтому Иснан отчаянно пытался вернуться в Лабиринт, что у него совершенно не получалось. Если верить Карстарсу, их вышвырнуло на ещё не исследованных территориях Диких Земель. Здесь, однако, были свои врата в Некрополи, которые местные просто ещё не нашли. С той самой минуты, как Лабиринт отвернулся от них, как демоны Карстарса нашли первые врата, Иснан пытался открыть их, но безуспешно. Сальватор пробовал открыть ещё четверо врат, и на это он потратил всю ночь, но ничего не вышло.

Последние врата оказались в старом разрушенном дворце, затерянном в лесу, однако и они не поддались. Тогда-то Иснан и сорвался.

— Разве это такая проблема? — с улыбкой уточнил Карстарс, слегка наклонившись к нему. — Ты же сальватор.

— И тебе не следует забывать об этом, — сквозь зубы процедил Иснан, резко развернувшись к нему. — Может, ты и один из сильнейших, но против магии сакри даже ты не выстоишь. Не забывай, Первая почти убила тебя.

Иснан с улыбкой, которую не сумел вовремя подавить, заметил, как дрогнул левый уголок рта Карстарса. Выбеленная костяная маска закрывала правую половину его лица, обезображенную ожогами, которые остались от магии Первой, и Иснан знал, что Карстарс не в состоянии убрать. Мараксу тоже потребовалось много времени, чтобы залечить свои крылья после того, как Четвёртый их продырявил, но у Карстарса всё было намного хуже. Иснан никогда не видел его без маски, но предполагал, что под не осталось ни миллиметра живого места.

— Но не убила, — тихо прорычал Карстарс. — Хочешь тоже попытаться?

Иснан сжал кулаки, когда Карстарс сделал шаг к нему. Если он нападёт, Иснану придётся защищаться, но он наверняка проиграет. Даже в этом богами забытом месте было много хаоса, и повсюду валялись иссохшие трупы сигридцев и демонов, оставшиеся ещё со Вторжения. Немного хаоса — и они восстанут, подчинившись воле Карстарса. Маракса не было: он сказал, что проверит местность и призовёт больше демонов, и ушёл всего пару минут назад. Но вряд ли он прилетит сразу же, как почувствует неладное.

Иснану никто не поможет.

— Занимайся своим делом, щенок, — показав клыки, сказал Карстарс. — Иначе…

Всего на мгновение, но Иснан почувствовал, как его голову сдавило — будто надели железный обруч с острыми шипами. Глаза Карстарса блеснули, вокруг заклубился хаос, однако всё быстро кончилось. Карстарс отошёл на шаг, развернулся и, расправив плечи, посмотрел на незваного гостя.

Иснан выдохнул, борясь со дрожью, которая неожиданно охватила его тело. Госпожа Ситри приказала никому не вредить Иснану, потому что он был особенным. Единственным демоном, который сумел установить связь с сакрификиумом. Сальватором. Избранным. Так почему Карстарс пытался? Почему смог?..

Сглотнув, Иснан осторожно выглянул из-за плеча Карстарса и посмотрел на незнакомца. Короткие светлые волосы, разноцветные глаза, простая одежда серых и чёрных цветов. На поясе висел рог.

— Что тебе нужно? — ледяным тоном спросил Карстарс.

— И так ты меня встречаешь? — нахмурившись, пробормотал незнакомец. — Я оскорблён. Я, между прочим, пришёл, чтобы выразить своё почтение Второму сальватору.

Иснана пробрала дрожь.

— Я — Катон, вождь Дикой Охоты, — представился незнакомец, в театрально жесте приложив ладонь к груди и поклонившись им. — Мои тени сообщили, что ты пытаешься открыть врата Некрополя. Могу помочь.

Иснан не был настолько глуп, чтобы так просто соглашаться. О Катоне он ничего не знал: кто он, откуда пришёл, какой силой обладал. Было нечто странное и опасное в магии, которую Иснан чувствовал, и дело было даже не в том, что тени слушались его. Тени подчинялись хаосу, а хаос — демонам. Но судя по лицу Карстарса, он совсем не был удивлён тому, что и вождь Дикой Охоты в состоянии управиться с ними.

Катон вряд ли принадлежал этому миру, и сила, которой он обладал, выходила за грани понимания Иснана.

— Я могу найти путь к вратам, которые откроются тебе, — продолжил Катон, сложив руки за спиной. — Я проведу тебя к ним.

— Что тебе нужно? — требовательнее повторил Карстарс.

Катон наклонил голову, сузив разноцветные глаза, оглядел демона с ног до головы, будто впервые видел.

— От тебя — ничего. Ты сглупил, нарушил равновесие, и я сомневаюсь, что это последняя ошибка.

— Как ты смеешь…

— Ты знаешь, что Лабиринт вышел из равновесия, — пробормотал Иснан, лишь секундой позже поняв, что его это действительно удивило. Карстарс, что самое странное, тут же замолчал.

— О, да, конечно, я знаю об этом. Охотники следили за сальваторами, когда они выбрались.

— Знаешь, где они?

— Возможно. Но неужели ты так сильно хочешь с ними встретиться? Мне казалось, что вы совсем не друзья.

Иснан скривился, услышав это дурацкое слово. Он даже толком не понимал, что оно значит, и не понимал, почему оно так задело его. Как если бы Иснан действительно хотел встретиться с другими сальваторами.

В конце концов, они были такими же, как он. И как бы Ренольд ни раздражал Иснана своей болтовнёй, одно он усвоил: сальваторы одной магии. Они всегда найдут друг друга и всегда будут вместе. И если бы Первая, Третий и Четвёртый не пытались убить его, Иснан, возможно, дал бы им шанс.

— Они думают, что ты недостоин быть сальватором.

Иснан вскинул голову, впившись в Катона диким взглядом.

— Разве тёмное создание может существовать со столь чистым источником магии? — как ни в чём не бывало продолжил Охотник. — Разве ты не должен был поглотить эту магию, растворить в своём хаосе и тем самым продлить себе жизнь? В этом ведь и есть суть вашего существования: поглощать магию, продлевать жизнь настолько, чтобы хватило времени найти ещё магии. Бесконечный порочный круг, который никогда не разорвётся. Так разве ты не должен был поглотить магию сакри?

Иснан, разумеется, задумывался над этим, однако не он один существовал, не поглощая чужой магии. Были и другие демоны, mer daran, нашедшие место под солнцем и отказавшиеся от насильного поглощения магии. Им потребовались годы, чтобы научиться поддерживать равновесие в собственных телах и поглощать только естественную магию мира, не вырывать её из чужих тел насильно. Способ, позволявший жить, существовал, но

госпожа Ситри считала иначе. Им нужна была магия, вся до последней капли, потому что только они были достойны её.

И всё же, в одном Катон был прав: Иснан поглощал магию, скрытую в чужих телах, и, следуя этой логике, должен был поглотить магию Ренольда. Раз и навсегда.

«Думай, — произнёс Ренольд. — Все ответы давно перед тобой».

— Ты бы мог просто сказать мне! — бросил Иснан раздражённо.

«Ты в это веришь? Думаешь, ты один страдаешь из-за хаоса? Ты был близок к ответу, как никогда прежде, но он снова тебе помешал».

«Он?»

Краем глаза Иснан заметил, что Катон, заинтересованный его неожиданным выкриком, смотрит на него. Наверняка ждёт ответа на свой вопрос, какой-то реакции или вызова. Возможно, даже со стороны Карстарса, который хмуро смотрел на него, но ничего не предпринимал. Иснану было плевать. Он почувствовал, как магия наполняет вены, как Ренольд берёт контроль над его телом и медленно, с усилием поворачивает его голову в сторону Карстарса.

«Он, — повторил Ренольд. — Давай, Иснан. Ты на верном пути. Сбрось цепи, которыми тебя сковали, и покажи, что я не зря выбрал тебя своим сальватором. Сколько бы ошибок ты ни допустил, я всё ещё верю в тебя».

Карстарс заметил его взгляд и вопросительно вскинул бровь, но Иснан ничего не ответил.

Значит, он не ошибся. Карстарс воздействовал на него через хаос всё чаще и чаще. Но для чего?..

— Итак, — вдруг сказал Катон, привлекая к себе внимание. — Предлагаю небольшую сделку. Я приведу тебя к вратам и помогу пройти их, если принесёшь мне кое-что.

Иснан насторожился. Карстарс покосился на него, будто хотел вмешаться, запретить ему соглашаться. Однако быстрее, чем демон успел открыть рот, Катон протянул к Иснану ладонь и показал маленький стеклянный флакон.

— Всё просто. Принеси мне кровь богов.

***

Всё, что делала Ветон, так это игнорировала любые вопросы, которые ей задавали, чем изрядно выводила Киллиана из себя. У него не было времени, чтобы играть с ней в подобные игры. И без того потратил почти пять месяцев, чтобы вытянуть из неё хоть слово. Но сегодня что-то изменилось.

Ветон больше не притворялась, будто здесь никого, кроме неё, нет. Она даже посмотрела на Киллиана, когда он вновь спустился к ней, и поздоровалась, никак не показав, насколько ей плохо.

Благодаря Джинну Киллиан знал: чары и сигилы, ограждавшие тюрьму, давили на Ветон и медленно убивали её. Было в ней что-то, что вступало в противоборство с магией, какой-то искажённый хаос, благодаря которому она всё ещё была жива. Ветон ничего не ела, не спала. Просто существовала, пока магия медленно ломала её, а хаос — продлевал жизнь. Он же мешал Фортинбрасу прочитать её и защищал, что настораживало Киллиана. Если Ветон должна была убить Джинна, то почему, провалившись, всё ещё жива? Почему тварь, с которой она была связана, не попыталась избавиться от неё? Почему хаос продолжал защищать её разум и скрывать то, что они так отчаянно пытались узнать?

— Почему я всё ещё здесь?

Ветон, наконец, первой нарушила затянувшееся молчание. Она сидела возле дальней стены, вытянув ноги вперёд, и неотрывно смотрела на Киллиана всё это время, будто пыталась взглядом прожечь в нём дыру. Он не отводил глаз: отчасти из-за того, что не был намерен показывать слабости, отчасти из-за того, что изучал Ветон. Изменения, произошедшие с ней за эти месяцы, выдавал только посуровевший взгляд и грязные волосы. В остальном эта была всё та же Ветон, которая годами верно служила Омаге и помогала каждому, кто обращался к ней.

Киллиан всего на мгновение прикрыл глаза, вспомнив, как под утро к нему вломился Марун. Он первым нашёл Джинна, уже ставшего цеем, и помог ему арестовать Ветон до того, как она сбежала. Настоящее чудо, что они сумели справиться с ней вдвоём и что никто так и не узнал, что случилось в ту ночь. Киллиан объявил, что Ветон уехала в Элву, и написал Джокасте, прося её о помощи в поддержании этой легенды. Джинн же, всего за одну ночь отрастивший крылья и ставший кем-то другим, поставил на уши весь дворец, в результате чего о столь неожиданном отъезде Ветон мало кто говорил.

Неужели это было всего пару месяцев назад?..

— Почему я всё ещё здесь? — повторила Ветон.

— А где бы ты хотела быть?

Ветон громко фыркнула.

Киллиан хотел убить её. Она столько лет жила в его дворце, лгала ему в глаза и притворялась, что они на одной стороне. Она пыталась убить Джинна и, что самое ужасное, почти убила. Если бы не его сущность цея, возродившаяся в момент, когда умерла смертная сущность, Ветон бы добилась желаемого.

Но одного Киллиан так и не понял: почему именно Джинн?

— Он был бы хорошей жертвой.

Киллиан против воли вздрогнул, но тут же взял себя в руки и сдвинул брови, бросив на Ветон презрительный взгляд.

Король великанов никогда не должен показывать своих чувств, а суд, вершимый им, должен быть справедливым. Казни были редким явлением в Ребнезаре, в Диких Землях они если и проводились, то за пределами городов и крепостей. Киллиан едва боролся с желанием приказать строить эшафот, на котором Ветон казнят на глазах у всего города. Она должна заплатить за то, что сделала, но она также должна раскрыть им свою конечную цель. Поэтому ни Джинн, ни Фортинбрас так и не убили её. Хотя, может быть, у них просто не поднималась рука.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — с лёгкой улыбкой продолжила Ветон, впервые обратившись к нему так фамильярно. — Странно, что я выбрала Джинна, да? Есть ведь принц Фортинбрас, — с издёвкой добавила она, улыбнувшись ещё шире. — Я могла убить его.

Киллиан рыкнул, сделав шаг вперёд, и всего на секунду заметил, как во взгляде Ветон появился страх. Однако она тут же собралась и, расправив плечи и выпрямив спину, посмотрела ему в глаза.

Между ними была решётка из толстых металлических прутьев, которые были исчерчены сигилами. Только маги могли переписать их и открыть дверь, ослабив давление, которое оказывали барьеры, наложенные на тюремные камеры. Но Киллиан спустился сюда один, без мага, и не смог бы открыть дверь, даже если бы захотел. Пока что Ветон была в безопасности. Её страх — лишь инстинкт, ещё не вытравленный хаосом из её тела. Ветон знала, что Киллиан опасен, и ей потребовались огромные усилия, чтобы скрыть это. Тем не менее она, почувствовав, что прямо сейчас Киллиан не навредит ей, продолжила:

— Я могла бы убить тебя.

— Ты так в этом уверена?

— О, конечно, — ни на секунду не задумавшись, подтвердила Ветон. — Может, ты и великан, но далеко не самое сильное существо во всех мирах. Хотя признаю, что тебя бы хватило, чтобы заменить… так-так, две дюжины смертных, полагаю.

Киллиан насторожился.

— Заменить?

Но Ветон не ответила: лишь улыбнулась уголками губ, прислонившись спиной к стене, и отвела глаза. Она играла с ним, однако Киллиан не понимал, что мешало ей продолжать играть молча. Она молчала столько месяцев, не поддавалась уговорам и магии Джинна, выдержала Время, которое использовал Фортинбрас… Даже будучи феей, в крови которой ещё теплилась магия, она должна была сломаться. На мгновение Киллиан подумал, что Джинн и Фортинбрас, возможно, пожалели её, но быстро отбросил эту мысль. Они были не настолько глупы, чтобы жалеть предательницу.

— Рано или поздно, но хаос ослабнет, — тихо, но яростно произнёс Киллиан.

— Ты готов так долго ждать?

Разумеется, нет. Будь его воля, он бы убил Ветон голыми руками, ничуть не заботясь о том, как эту новость воспримет Джинн. У них было принято, что наказание преступнику назначал тот, кто пострадал от его руки. Пайпер и Эйкен, которых отравил Гидр, имели право решить, что с ним будет, но отдали всё в руки Фортинбраса. Джинн же мог решать, что будет с Ветон.

Порой Киллиану хотелось встряхнуть его, напомнить, что Ветон пыталась его убить, чтобы, наконец, из его взгляда пропало сострадание, смешанное с растерянностью. Ему также хотелось разобраться с Ветон прямо сейчас, пока Джинн был в Артизаре, чтобы и дальше не терпеть её присутствие, однако он был вынужден сдерживаться. Не столько ради Джинна, который хотел, чтобы Ветон сказала ему правду, сколько ради Эйлау, которая пообещала, что сумеет найти то, что им поможет.

Три дня назад она написала, что почти у цели, но с тех пор — ни одного сообщения. Киллиан волновался сильнее, чем обычно, из-за чего едва не срывался. Будучи магом, Эйлау сама могла открыть портал в Омагу и явиться сюда в любое время, однако сильно задерживалась. В последнем письме она сказала, что будет в Омаге на рассвете и принесёт с собой магию, которая поможет им разговорить Ветон, а время уже перевалило за полдень. Совсем скоро Киллиану придётся уйти, чтобы встретиться с Икасом, но он сомневался, что сможет спокойно обсудить с ним положение вкрепости. Его племянники были в Лабиринте, и он никак не мог им помочь. Джинн — в Артизаре, последовал за мощным выбросом магии, и пока он не вернётся, Киллиан не узнает, что там случилось. А Эйлау…

Послышались совсем тихие шаги. Какой бы лёгкой ни была поступь фей, слух великанов был совершенен — Киллиан услышал не только шаги, но и шорох одежды, дыхание, даже почувствовал, как в воздухе заклубилась магия.

Эйлау вышла из-за угла вместе с Маруном и сразу же махнула ему ладонью, прогоняя. Марун задержался, бросив скептический взгляд на камеру, перед которой стоял Киллиан, и сдвинулся лишь после того, как тот кивнул. Эйлау проводила его светящимися от магии глазами и, быстро преодолев расстояние до камеры, впилась в Ветон диким взглядом.

— Здравствуй, милая, — едва не пропела она, слегка наклонившись к прутьям решётки.

Ветон напряглась, и Киллиан даже позволил себе улыбнуться. Ему нравился её страх, нравилась мысль, что она понимает, что до неё всё же доберутся. Стоит только хаосу, благодаря которому она ещё жива, отступить, и ей не спастись.

— Думаете, у вас есть на это время? — будто бы через силу выдавила Ветон. — Думаете, что магия хоть чем-то поможет?

— О, элементали, заткнись, — бросила Эйлау, навалившись на решётку.

— Лабиринт не прощает тех, кто нарушает равновесие, — практически выплюнула Ветон, с каждой секундой словно черпая всё больше уверенности. — Один неверный шаг — и миры рухнут.

Киллиан успел только моргнуть — на руке Эйлау вспыхнул белый свет, и она с силой рванула решётку на себя, мгновенно переписывая нужную последовательность сигилов. Ветон, уже поднявшаяся на ноги, приготовилась к прыжку, но магия Эйлау была намного быстрее. Белые светящиеся цепи, материализовавшиеся из пустоты, обвили руки и ноги Ветон, сдавили её шею и потянули на пол. Ветон захрипела, и Киллиан заметил, как из её глаз полились слёзы, но не прозрачные, а чёрные и вязкие, больше напоминавшие кровь.

— Много же в тебе хаоса спрятали, — пропела Эйлау, качнув рукой.

Ещё больше цепей обвились вокруг Ветон и так резко сдавили её, что хрустнули кости. Левая нога оказалась вывернута, снаружи показалась сломанная кость. Киллиан, почувствовав запах крови, улыбнулся ещё шире.

— Кому ты служишь? — угрожающе тихо спросила Эйлау.

Ветон не ответила — то ли не могла из-за боли, которую ей причиняла магия Эйлау и магия тюрьмы, либо была намерена до последнего молчать.

— Если скажешь, кому служишь, мы будем милосердны, — добавил Киллиан, на самом деле прекрасно зная, что Ветон никогда не согласится на такую сделку. Она молчала так долго, так что вряд ли сдастся сейчас, польстившись на его обещание.

Ветон промолчала, только заскрипела зубами, когда цепи, которые Эйлау дёрнула в сторону, сломали ей правую руку.

— Кому ты служишь? — повторила фея.

— Лабиринт никого не отпустит, — прохрипела Ветон, бросив на Киллиана безумный взгляд. Она ничуть не напоминала отчаявшуюся, потерянную или заблудшую, скорее одержимую: лёжа на полу, придавленная и скованная цепями из чистой магии, с разметавшимися грязными волосами и широко распахнутыми глазами, она уже ничем не была похожа на ту Ветон, которую помнил Киллиан. Даже голос, раньше бывший звонким и строгим, порой надменным, надломился. — Поглотит каждого, кто рискнёт зайти дальше.

Киллиан, державший руки за спиной, сильнее сжал кулаки.

— Кому ты служишь? — повторил он.

— Золото обагрится кровью, когда последний орёл падёт, — с придыханием продолжила Ветон, и даже когда Эйлау усилила давление магии, она не остановилась: — Первая принесёт в жертву Третьего, и Лабиринт, приняв эту жертву, откроет свои врата в самое сердце миров.

Киллиана прошиб холодный пот. Он был уверен, что никакие слова не смогу удивить его, что Ветон, какую бы чушь ни несла, не сможет его задеть, но даже не думал, что отреагирует так остро.

Быстрее, чем он успел осознать это, Киллиан оказался в камере и почти вплотную подошёл к Ветон, начавшей трястись от смеха. Эйлау преградила ему путь, её тёмные глаза побелели, и магия заискрилась в воздухе, пытаясь его остановить, но Киллиану было плевать.

— Первая убьёт Третьего, — сквозь смех, с каждой секундой становившийся лишь громче и безумнее, выдавила Ветон. — Третий убьёт Первую. Эльфийская кровь станет последней каплей в море, из которого родится истинный король!

Киллиан рванул вперёд, едва не сбив Эйлау с ног, но она всё-таки удержала его на месте и даже оттолкнула. Воспользовавшись моментом, она резко обернулась к Ветон и, упав рядом с ней на колени, положила ладони ей на голову. Ослепительно вспыхнула магия. Ветон забилась, будто зверь, загнанный в клетку: заорала, начала извиваться и сыпать проклятиями. Это длилось меньше секунды, но Киллиан видел, как закатились её глаза, как почернели вены, а плоть начала отслаиваться; как кости прорезали кожу, а кровь вытекала наружу и, маленькими каплями поднимаясь в воздух, испарялась. Опомнившись, Киллиан бросился вперёд, но опоздал. Эйлау отпустила Ветон, её голова с глухим стуком упала на каменный пол, и фея затихла. Кровь, вытекающая из её тела, и кусочки отслаивающейся плоти стали испаряться намного быстрее.

Эйлау, поднявшись на ноги, пошатнулась. Киллиан подхватил её и, крепко сжав её ладони, процедил:

— Что ты с ней сделала?

— Проникла в сознание, — с трудом выдавила Эйлау. — Вернее, пыталась. Это древняя, опасная магия, и я не была уверена, что…

— Эйлау! — прорычал Киллиан.

Она шумно выдохнула, опустив голову, и едва не соскользнула на пол, но в последний момент обхватила Киллиана за шею и продолжила:

— Хаос внутри неё был сильным, но магия смогла запечатать его.

На секунду замолчав, она посмотрела на место, где только что была Ветон, но Киллиан не шелохнулся. Он по запаху чувствовал, что он неё ничего не осталось — хаос поглотил её, полностью уничтожив, и Киллиану было ровным счётом наплевать на это. Предательница должна была умереть ещё в утро, когда пыталась убить Джинна. Она изводила их молчанием, хаосом, который защищал её, и бессмысленной болтовнёй, и Киллиан был бы рад, что она, наконец, умерла, если бы неё её слова.

Первая убьёт Третьего. Третий убьёт Первую.

— Эйлау, — требовательно повторил Киллиан, чувствуя, что готов вот-вот сорваться.

— Карстарс, — выдохнул Эйлау, медленно опустив голову на его плечо. — Это был его хаос.

— То, что она сказала, правда?

— Не знаю.

— Ракс тебя подери, неужели твоя хвалёная магия настолько бесполезная?!

Эйлау выпрямилась, свернула глазами, ставшими белыми, и резко схватила его за челюсть.

— Смеешь сомневаться во мне и моей магии? — нарочито медленно прошептала она. — Думаешь, мне самой нравится, что мы узнали так мало?

Киллиан рыкнул, готовый ответить, но вовремя понял, что это бессмысленно. Не Эйлау его враг, не её магия, которую она с таким трудом сумела отыскать в Твердыне Кродоу. Киллиан знал, что эта магия была чрезвычайно древней, что знаний о ней осталось катастрофически мало, и даже не понимая в полной мере, что она из себя представляет, верил, что она может помочь, но чувствовал не благодарность или облегчение, а злость и усталость.

Карстарс подобрался ближе, чем кто-либо мог представить, и неизвестно, сколько лет следил за ними через Ветон. Приказывал ли он ей вредить тем, кто обращался к ней за помощью? Пытался ли узнать больше, вынуждая Ветон рыскать по замку и совать свой нос в чужие дела? Заставил ли её говорить то, из-за чего Киллиан медленно умирал внутри?

Первая убьёт Третьего.

Третий убьёт Первую.

Что, ракс его подери, это означает на самом деле?

Киллиан выдохнул, опустив плечи, и уткнулся лицом в плечо Эйлау. Её пальцы соскользнули с его подбородка и переместились на волосы, которые она слегка пригладила, будто хотела, чтобы он даже сейчас выглядел величественным. Магия не искрилась в воздухе, и Киллиан не ощущал чар, только тепло тела Эйлау и её тихое дыхание над своим ухом.

— Им ничего не угрожает, — прошептала она, невесомо, будто бы случайно мазнув губами ему по виску. — Они сальваторы, а не неразумные дети.

— Они там вдвоём, — выдохнул Киллиан, надеясь, что Эйлау поймёт, что он говорит вовсе не о Первой и Третьем. Его совершенно не волновала Пайпер, пусть даже он понимал, что Фортинбрас был бы расстроен таким отношением. Киллиана волновали только его племянники, которых он, как идиот, отпустил. — Я не должен был их отпускать. Они же…

Они едва могли нормально разговаривать. Гилберт ненавидел Фортинбраса, тогда как Фортинбрас любил его всем сердцем. Ветон было достаточно бросить всего одно слово, чтобы уверенность, которую Киллиан старательно взращивал в себе, рухнула, будто карточный домик.

Почему он согласился и позволил Фортинбрасу войти в Лабиринт, а Гилберту — стать его ракатаном для души? Почему не пошёл с ними? Они были лишь детьми, глупыми, уставшими и запутавшимися детьми, и он должен был их защищать, как и обещал когда-то Жозефине.

— Они сальваторы, Киллиан, а Гилберт и вовсе стал лидером… коалиции, — последнее слово Эйлау произнесла осторожно, словно оно до сих пор жгло ей язык. — Они справятся.

Он хотел возразить, но в этот момент Эйлау вновь едва ощутимо провела губами по его виску, и внутри Киллиана что-то окончательно сломалось.

Он не мог точно понять, что с ним происходило. Не мог облечь в слова то, что чувствовал, и объяснить, почему присутствие и поддержка Эйлау стали так важны для него. После того, как исчезла Башня и они потеряли всякий след сальваторов, Эйлау навещала Омагу так часто, как только могла. Когда магия стала возвращаться, она могла без предупреждения открыть портал и пробыть у них всего пару часов, максимум полдня, после чего возвращалась в Тоноак. Пока феи следили за местом, где стояла Башня, а Джинн то и дело срывался в разные уголки Диких Земель, проверяя выбросы магии, Киллиан изо всех сил пытался наладить жизнь в Омаге и успокоить людей, испуганных исчезновением Третьего сальватора.

Эйлау была рядом намного чаще, чем позволяло её положение.

Грань между служебными делами, деловой перепиской и дружескими разговорами между ними стёрлась слишком быстро, и Киллиану какое-то время даже казалось, что его зачаровали. Несмотря на мир, в который возвращалась магия, но который рушился для Киллиана, несмотря на незнание, где Фортинбрас и что с ним, рядом с Эйлау было хорошо и спокойно. Настолько, что Киллиан и не заметил, как впервые показал слабость, сказав, что больше не может выдерживать груза ответственности, не может изводить себя мыслями о том, что он не знает, где Фортинбрас. Рядом с Эйлау было настолько хорошо и спокойно, что Киллиан и не помнил, в какой момент посчитал, будто позволить ей остаться на ночь — это нормально.

Он не понимал этого даже сейчас. И тем не менее крепко обнял её, чувствуя, как бьётся её сердце, слыша её мягкий, бархатный голос, и зная, что она не отвернётся от него.

— Всё будет хорошо, — произнесла Эйлау, обняв его в ответ, — и ты это знаешь.

Киллиан поднял на неё глаза, чувствуя себя идиотом и совсем ещё юнцом, которого впервые выпустили в свет. Он не мог точно понять, что происходило между ним и Эйлау, и сомневался, что сможет когда-нибудь понять. Вряд ли это была любовь: Киллиан никогда не любил кого-то по-настоящему, а Эйлау не клялась ему душой, не говорила, что может сделать это.

Это было бессмысленно. Всего лишь утешение, найденное в том, кто оказался рядом. Киллиан был уверен.

И тем не менее он коснулся губами губ Эйлау и сказал:

— Твоя магия, оказывается, не такая уж и бесполезная.

Эйлау рассмеялась, покачав головой, и поцеловала его ещё раз.

***      Николас завершил последнюю линию и, наконец, представил схему Лабиринта, которую сумел изучить и запомнить с помощью Движения. Структуры во внутреннем устройстве Лабиринта не было: здания, улицы и целые города могли появиться в любом месте, могли обрушиться и восстать вновь всего за секунду. Безжизненные пустыни соседствовали с тёмными коридорами, которые переплетались между собой, а те — с огромными пустыми залами, через которые была проложена одна-единственная прямая дорога. Николас едва успевал отслеживать изменения, происходящие в Лабиринте, и понимал, что дальше будет только хуже.

В момент, когда Лабиринт вышвырнул их обратно в Дикие Земли, Николас почувствовал искажение в пространстве, разлом, который и стал новыми вратами. Те бесследно исчезли сразу же после того, как они оказались в Диких Землях, и Николас довольно быстро сообразил, что это из-за нарушенного равновесия. Ни Райкер, ни Фортинбрас не солгали — чтобы пройти Лабиринт, сальваторам нужны были оба ракатана. Николас, однако, сомневался, что и Карстарс в полной мере осознавал это, и тем не менее он сильно замедлил их.

Николас не понимал только одного: неужели и Иснан нашёл ракатанов? Не могли же Маракс и Карстарс стать ими…

Тряхнув головой, Николас постарался загнать мысли о демонах как можно дальше. Сейчас им нужно было понять, как вернуться в Лабиринт, как ориентироваться в нём и как найти источник силы, сковавшей богов.

— Мы можем создать трёхуровневую связь с помощью Движения, Времени и Силы, — начал Николас, оторвавшись от очертаний Лабиринта, которые расплывались в воздухе фиолетовыми линиями, и поверх них посмотрев сначала на Пайпер, потом — на Фортинбраса, которые сидели напротив него.

После довольно тихого завтрака и собрания с леди Эдон Фортинбрас сказал, что им нужно поговорить, и нашёл тихое место, коей оказалась дальняя часть библиотеки, куда леди Эдон пустила их скрепя сердце.

— Я запомнил ощущение, которое возникает, когда Лабиринт перестраивается, — продолжил Николас, когда Фортинбрас кивнул ему. — С помощью Времени я смогу отслеживать эти изменения, а вместе мы научимся предугадывать их. В результате мы создадим собственную карту и будет знать, когда и где Лабиринт будет перестраиваться, и сможем вычислить, какие участки перестраиваются чаще, а какие — реже. Рано или поздно, но мы найдём место, где окажется нужный нам источник силы, и сможем до него добраться.

— А Сила? — глухо уточнила Пайпер.

— Сила будет удерживать Время и Движение в равновесии и питать их, позволяя мне всегда чувствовать даже мельчайшее изменение.

Немного подумав, Пайпер качнула головой.

— Круто. Это всё?

— Ну-у… Я немного изучил место открытие последних врат, а ещё запомнил, какие сигилы рисовал Катон, так что, думаю, я смогу найти врата, которые откроются нам.

— Ближайшие находятся недалеко от дома Бехар, — добавил Фортинбрас, постучав пальцами по столу, разделявшему их. — И нам следует проверить их.

— Ла-адно.

— Вдвоём. Только ты и я.

Николас, удивлённо округлив глаза, активно закивал головой.

— Перенесёшь нас туда, проверим, откроются ли нам врата, и вернёмся обратно, обсудим, что узнали. Мы ненадолго, — добавил он чуть тише, наклонившись к Пайпер, когда та уже была готова возмутиться, — и двоих заметить намного труднее. Демонам не нужно знать, что мы вновь пытаемся попасть в Лабиринт.

Возведя глаза к потолку, Пайпер кивнула. Фортинбрас улыбнулся, и Николас заметил, как его рука скользнула под стол и легла на руку Пайпер. Всего на мгновение, но ему захотелось исчезнуть.

Иногда он и впрямь чувствовал себя лишним, но потом понимал, что зря накручивает себя. Может, ему всего пятнадцать, но он сальватор, и он, в отличие от Иснана, не пытался убить Пайпер и Фортинбраса. Он с ними на одной стороне, и, как оказалось, они доверяли ему достаточно, чтобы позволять себе проявлять чувства в присутствии Николаса.

Он бы не то чтобы против, но уж точно задавался вопросом, откуда Фортинбрас знает, что делать. Может, если Николас спросит его, он ему подскажет?..

— Есть ещё кое-что, — добавил Фортинбрас, и Николас, поняв, куда ушли его мысли, постарался отмахнуться от них. — Иснан.

— Иснан, — повторил Николас, тогда как Пайпер скрипнула зубами и собрала руки на груди. Николас даже услышал, как затрещали рукава её кожаной куртки. — Что с Иснаном?

— Не могу понять, как он мог попасть в Лабиринт и пройти так далеко, не имея ракатанов. Есть ли у демонов душа? — как бы вскользь спросил Фортинбрас, откинувшись на спинку скрипнувшего стула. — Если и есть, то поглощает ли она человеческую душу? А если её нет, то переходит ли человеческая душа в тело демона? Как Иснан сумел зайти дальше нас?

Николас опустил плечи и сжал край стола. На прошлом собрании Фортинбрас сказал, что Иснан, вероятнее всего, раньше был человеком, и Николас до сих пор не мог уложить эту мысль в голове. Неопровержимых, стопроцентных доказательств у них не было, но слишком много различных фактов указывали на это.

Сакрификиумы выбирали лишь достойных, и Николас сильно сомневался, что Ренольд выбрал бы чистокровного демона. Как бы сильно его ни ругала Рейна, она говорила, что Ренольд был мудрейшим из них. Он точно знал, что делать. И даже если демоны каким-то образом пленили его, Ренольд мог сопротивляться достаточно долго и не позволить им связать себя с демоном. А если бы это всё же случилось, демон должен был поглотить Слово, как и любую другую магию. Николас боялся даже представить, насколько Слово могло продлить жизнь тёмному созданию, насколько бы сильным он стал. Этого, однако, не случилось — Иснан мог свободно использовать Слово, и связь между сальваторами это доказывала.

Но что, если Иснан, будучи человеком, связал себя с Ренольдом, а уже после стал демоном?

Чем больше Николас думал о том, что вчера говорил Фортинбрас, тем сильнее болела его голова.

— Иснан наверняка поймёт, когда мы пройдём через врата, и может попытаться догнать нас. Если, конечно, Лабиринт позволит ему. Я всё ещё не понимаю, как он мог обойтись без ракатанов, но… Вряд ли он так просто сдастся. Он может попытаться использовать связь между нами, чтобы найти нас.

— И что нам делать? — растерянно спросил Николас.

— Втроём мы сильнее, и Иснан это знает, так что вряд ли он рискнёт нападать в одиночку. Ему нужно пройти Лабиринт так же, как и нам, вот только я не понимаю, почему. Как и любой демон, он верен Хайбарусу и не станет освобождать богов.

— Ну, он нам вряд ли скажет.

— Можем убить его, — тихо предложила Пайпер.

Николас в ужасе уставился на на неё, но Фортинбрас только шумно выдохнул.

— Ренольд избрал его, и мы не можем это отрицать.

— Может, Ренольд ошибся, — продолжила Пайпер.

Николас вжал голову в плечи, когда заметил, как блеснули глаза Фортинбраса. Голубые зрачки стали светлее, плечи великана расправились, а брови сошлись на переносице. Всего на мгновение, но Арне, недовольный такими словами о Ренольде, взял Фортинбраса под контроль. Это длилось всего секунду, в течение которой, однако, Николас почувствовал, как и Рейна беспокойна зашевелилась.

— Мы не узнаем этого, пока не поговорим с Ренольдом, — ущипнув себя за переносицу, сказал Фортинбрас. — Но если рядом с Иснаном будут Маракс и Карстарс, у нас не будет даже шанса.

— Зачем нам говорить с ними? — не отступала Пайпер, резко выпрямившись.

— Не с ними, а только с Ренольдом, — терпеливо повторил Фортинбрас. — Как бы это странно ни выглядело, Иснан — его сальватор, и он будет защищать его. Но если мы хотим понять, почему Иснан был выбран, нам нужно вынудить его отдать тело Ренольду.

— Это опасно, — заметил Николас, всё ещё вжимавший голову в плечи. — Нам не стоит так рисковать.

— Разумеется, не стоит. Я не позволю Иснану даже пальцем вас тронуть, обещаю, — произнёс Фортинбрас с лёгкой, едва заметной улыбкой. — Но мы не можем игнорировать тот факт, что один из демонов стал сальватором.

Пайпер громко фыркнула.

— Помогать я ему не стану.

— Я не прошу, — тихо, но настойчиво произнёс Фортинбрас, взяв её ладонь в свою, из-за чего Пайпер, казалось, растерялась. Николас, право слово, тоже. Однако Фортинбрас совершенно спокойно продолжил, обращаясь к ним обоим: — Пусть он сальватор, пусть между нами есть связь, он всё ещё демон, который пытался убить нас и тех, кто нам дорог. Он сражается за своего короля и вряд ли станет нас слушать. Всё, что о чём я вас прошу, так это не рисковать зря, думая, что вы справитесь с ним в одиночку. Может, и справитесь. Но Иснан — ценный ресурс для демонов, и Маракс с Карстарсом будут его защищать. Лучше не пытайтесь убить его, пока мы не придумаем достаточно надёжный способ сделать это так, чтобы никто больше не пострадал.

Глава 18. Ведь пока тебе есть куда

— Что это ты читаешь?

Эйкен вскрикнул и попытался прикрыть книгу руками, но алые всполохи магии остановили его, заставили замереть на месте. Шерая, обойдя стол, взяла книгу и скептически уточнила:

— Ты уверен, что это то, что тебе нужно?

— Да, госпожа Мур, — пролепетал покрасневший Эйкен.

— С каких пор ты интересуешься древнесигридским?

Он неопределённо пожал плечами и посмотрел на неё исподлобья. Шерая, выдохнул, опустилась за стол.

— Как ваше самочувствие? — невинно хлопая глазами, уточнил Эйкен.

— Не переводи тему, — строго сказала Шерая. — Зачем тебе древнесигридский? Да ещё и легенды о том, что было до сотворения миров?

— А вы… не будете ругаться, если скажу?

Шерая едва не рассмеялась.

— Почему я должна ругаться?

— Мало ли…

Шерая и впрямь не понимала, с чего ей ругаться. Эйкен не сделал ничего противозаконного, разве что сам решил отправить тени за Минервой и тем самым поставил себя под удар. Если бы Минерва обнаружила его тени, если бы нашла способ отследить их перемещения, она бы вышла на Эйкена, в этом Шерая не сомневалась — как и в том, что на самом деле Данталион не приказывал ему, а лишь решил выгородить Эйкена перед королевой фей.

Всего за пару дней, которые Шерая потратила, чтобы вернуться в строй, произошло так много, что теперь она чувствовала себя потерянной. Казалось бы, всего лишь лишилась пальца, едва не убила себя, исчерпав магия до дна… Мелочи. Она же жива. Но из-за того, что она позволила ранить себя и истощила, она не могла помочь искателям тогда, когда любая капля магии не была лишней.

— Вы уже говорили с Андером? — спустя непродолжительную тишину спросил Эйкен, вновь посмотрев на неё исподлобья. Будто боялся.

— Нет, он не хочет меня видеть. Говорит, что не знает меня, значит, нам не о чем разговаривать.

— Он говорит только со мной и Эйсом, — пролепетал Эйкен. — Ну, знаете… Магия, связывающая кровь, говорит, что мы родственники, но я как-то слабо в это верю. Эйс обратился к господину Бергенсену, чтобы найти все архивы, которые связаны с его семьёй, но сейчас…

Шерая кивнула, показывая, что прекрасно поняла его. Пусть даже Саул и был одним из старших искателей, сейчас ему было не до помощи Эйсу. Похороны Кристин Гривелли были только вчера, и вряд ли Саул успел вернуться к привычному ритму жизни.

— Ищешь доказательства родства? — уточнила Шерая.

— Нет. Королева сказала, что эта магия никогда не врёт, но я… В общем, сомневаюсь. Но доказательства ищет Эйс, а я пытаюсь понять, что такое иллумэ барал.

Шерая насторожилась. Древнисигридский, говорят, использовался ещё элементалями, а уже после стал сигридским — и хотя у них было больше схожестей, чем отличий, Мур потребовалось время, чтобы перевести сказанное Эйкеном.

— Бесконечное знание?

— Андер сказал, что Махатс любит собирать диковинки и изучает их, надеясь отыскать хотя бы частицу иллумэ барал, но я совершенно не понимаю, что это значит. В смысле, какая-то всеобщая мудрость? Тайны всех миров? Я думал, что если изучу происхождение этих слов, найду какую-то связь, а потом…

Эйкен вдруг затих, побарабанил пальцами по столу и даже отпустил Змею, которая кольцами обвила его руку.

— Эйкен.

— Андер сказал ещё что-то, — нервно протараторил он. — Какое-то слово, и я точно запомнил его, но сейчас… Ничего не понимаю. Не могу вспомнить.

— Почему не спросишь у Андера?

— Спрашивал, но он не отвечал. Сказал, что если я не понимаю, значит, время ещё не пришло, а цепи не спали.

— Цепи? — настороженно повторила Шерая. — Случайно не цепи, которыми сковали богов?

— Не знаю. Мы не говорили Андеру, где сальваторы, и он не спрашивал. К тому же, королева запретила.

— Есть ещё что-то, что показалось тебе странным?

— Ну-у… Моё проклятие, — смущённо пробубнил Эйкен себе под нос, вжав голову в плечи.

— Что с ним?

— Недавно оно стало сильнее. Будто вернулось к моменту, когда я обрёл его, и я видел женщину с белыми волосами и что-то красное, похожее на реку. Андер сказал, что, вероятнее всего, это из-за повышенной концентрации хаоса, которую использовал демон, проклявший меня. А потом…

В голове Шераи будто щёлкнуло.

— Ситри прокляла тебя, — выдохнула она.

— Если верить тому, что сказали Зельда и господин Иллард. Она проводила какой-то ритуал, призвала так много хаоса, а я почувствовал это и… Она к чему-то готовится. Зачем-то копит хаос, и я думаю, что рано или поздно, но я снова почувствую её. А я не хочу, — жалобно добавил Эйкен, шмыгнув носов. — Не хочу быть связан с ней через проклятие. Мои тени — только мои…

Тихо выдохнув, Шерая поднялась, подошла к Эйкену и аккуратно приобняла его, погладив по волосам. Гилберту это всегда помогало, и Шерая искренне надеялась, что Эйкен не станет её отталкивать. Она пообещала Фортинбрасу и Марселин, что позаботиться о нём, и уже допустила ошибку, позволив ему участвовать в поисках места, где могли держать Андера. Пусть даже Минерва не обнаружила его, риск был слишком велик. Больше Шерая не позволит Эйкену ставить себя под удар.

— Если бы Ситри хотела, она бы уже обнаружила тебя.

— Это-то меня и пугает, — пролепетал Эйкен, когда Шерая немного отстранилась. Он не поднял на неё глаза, только тихо продолжил: — Если я сумел почувствовать, значит, она меня — тоже. Так почему она медлит? Она может узнать, где я, и напасть.

— Ты сказал, что она проводила ритуал, верно?

— Да… И Зельда с господином Иллардом сказали, что видели тело и огромный бассейн крови. Может, я видел его часть, вот и подумал, что это река. Но зачем ей столько крови? И почему она отпустила их, а госпожу Гривелли…

Эйкен замолчал, опустив голову, и быстро провёл ладонью по лицу.

— Не знаю, что делать, — признался он, начав теребить рукава тёмного свитера. — Что, если пока я тут голову ломаю, Ситри готовит демонов к нападению? Или проводит ещё один жуткий ритуал? Я не хочу, чтобы ещё кто-нибудь погиб.

Эйкен поднял на неё глаза, и у Шераи сжалось сердце: точно так же на неё смотрел Гилберт, когда только начинал участвовать в делах коалиции. Он не понимал, что происходит, отчаянно брался за всё сразу и ничего не мог довести до конца. Паниковал, если встречал преграду, и чувствовал себя бесполезным. Даже с поддержкой Шераи он едва справлялся с давлением, а Эйкен только сейчас позволил себе признаться в этом, причём даже не полностью. Он всё ещё не доверял Шерае достаточно, ведь она служила Гилберту, а тот требовал смерти Фортинбраса.

— Возможно, твоя связь с Ситри намного слабее, чем ты думаешь, — наконец сказала Шерая, стараясь звучать мягко, но уверенно. — И тогда ты почувствовал её лишь из-за ритуала. Я постараюсь узнать всё, что можно, а ты лучше помоги Эйсу. Попросите Сиония, если нужно. С Саулом я как-нибудь договорюсь.

— Но я…

— Не бери на себя слишком много, особенно то, с чем не справишься и чего не понимаешь. Договорились?

Эйкен поджал губы и покраснел, и Шерая не поняла — то ли он злился, но не мог сказать об этом, то ли чувствовал стыд. Тем не менее он, достаточно быстро взяв себя в руки, покорно кивнул.

***

Рокси проснулась из-за крика и глухого удара о стену. Она соскочила на пол, едва не придавив хвост Салем, растянувшейся на ковре, и пулей вылетела в коридор. Алекс, застывший на другом конце, поднял брови, а после указал на дверь, из-за которой был слышен шум. И как бы сильно Рокси ни любила Себастьяна, она не была готова первой стучаться к нему.

— Давай ты, — сказала Рокси, когда они с Алексом замерли напротив его двери.

Алекс поджал губы, но, кивнув, осторожно постучался. Рокси заметила, как дрожали его пальцы, как он нервно покусывал нижнюю губу и слегка притоптывал ногой. Он и выглядел неважно — с растрёпанными волосами, в мятых футболке и штанах и с тёмными кругами под глазами. Рокси, должно быть, выглядела не лучше, но ей хотя бы удалось заснуть на пару часов, в отличие от Алекса. Она знала это, потому что ночью Салем специально пробралась к нему и почти час не возвращалась, а когда всё же вернулась, через свой особый язык общения рассказала, что Алекс даже не ложился.

Должно быть, Себастьян — тоже. Вчера вечером, сразу после того, как они вернулись с похорон, он ушёл к себе и больше не спускался. Когда Салем пробралась к нему, Себастьян выставил её за дверь. Когда Рокси спросила, не хочет ли он выпить с ней какао, сказал, что слишком устал.

Алекс собирался постучаться ещё раз, когда дверь резко открылась. Алекс вздрогнул и едва не постучался по лбу Себастьяна, который мгновенно окинул их быстрым взглядом и выпалил:

— Книга упала.

— А по звуку, целый шкаф, — заметила Рокси. У неё не было привычки заглядывать в чужие комнаты, но сейчас она просто не могла удержаться: привстала на носочках, пытаясь выглянуть из-за плечо Себастьяна, но тот резко повернулся, закрывая ей обзор. — Ну Себ!

— Книга упала, — повторил он, собрав руки на груди. — Если уже проснулись, идите умываться и ждите, пока я приготовлю завтрак.

Алекс подозрительно сощурился.

— С каких пор ты готовишь завтрак?

— С тех пор, как Рокси начинает ныть, что хочет свои любимые вафли.

Рокси вспыхнула.

— Никогда такого не было! Просто…

Просто вчера, когда пустой гроб опустили в землю, Рокси, не сдержавшись, заплакала, а Себастьян сказал, что приготовит вафли, если она не будет плакать.

Это ведь нормально, да? Плакать, когда близкий человек уходит. Знать, что ничего нельзя исправить. И нормально, что Себастьян пытался её поддержать. Он не умел иначе, хотя за последние месяцы не раз показывал, что старается стать более открытым. Может, так на него влияла Зельда. Рокси понятия не имела — она не видела её уже несколько дней и не могла спросить, правда ли это.

— Так мне не готовить завтрак? — уточнил Себастьян.

— Ну-у… — неуверенно протянул Алекс, уставившись на Рокси.

— Эй! Мне не пять лет, не надо со мной нянчиться.

— Жаль, я ведь действительно думал приготовить твои любимые. Со сливками и яблоками.

— Это нечестно, — пробормотала она, всплеснув руками.

— Ты сама отказалась.

Рокси развернулась, отошла на два шага и, выждав секунду, ринулась обратно, протолкнулась мимо Себастьян и сразу же наткнулась на то, из-за чего был такой шум. Разбитая настольная лампа лежала на полу, стол был сдвинут, а несколько книг и впрямь упали с полок. Рокси, обернувшись к Себастьяну, наткнулась на его недовольный взгляд.

— Салем мешала спать, — сказал он прежде, чем она успела открыть рот.

— Она всю ночь была со мной.

— Боги, — выдохнул Алекс, замерев на пороге. — Ты что, сам устроил этот погром?

Себастьян, издав какой-то странный звук, — то ли фырканье, то ли рычание, то ли вовсе вздох разочарования, — всплеснув руками.

— Хорошо, ладно. Да, это я. Довольны?

— Не то чтобы, — пробормотал Алекс, тогда как Рокси зло выпалила:

— Нет! Зачем ты…

Она осеклась, заметив, как Алекс, стоящий за спиной Себастьяна, отрицательно мотает головой.

— Мы, вообще-то, в соседних комнатах, — не слишком уверенно продолжила Рокси, смотря на Алекса, который тут же начал медленно кивать. — Так что, если нужно…

Алекс вдруг начала махать руками, и Рокси зависла, не понимая, что он пытается ей сказать.

— Хватит говорить с помощью его подсказок, — даже не оборачиваясь на Алекса, сказал Себастьян. — Если хочешь меня в чём-то упрекнуть — давай, упрекай.

— Я не хочу тебя упрекать, — возмущённо возразила Рокси, уперев руки в бока. — Просто… Не надо страдать в одиночку, ладно?

Алекс вскинул брови, но когда Рокси с вызовом посмотрела на него, молча опустил голову. Даже если у него и были какие-то мысли, озвучить он их не мог — просто не понимал, как правильно сделать это, не задев никого из них, и при этом донести то, что хотел сказать на самом деле.

Рокси и сама не знала, как облечь мысли в слова. Ей было шестнадцать, и она была достаточно взрослой, чтобы самой принимать множество серьёзных решений, решать, какой поиск взять, но, оказывается, даже не могла найти слов, чтобы поддержать брата. Она любила Себастьяна, любила Алекса, любила их отца, но просто не понимала, как ей разговаривать с ними, особенно сейчас, когда их мамы больше не было рядом.

Рокси знала, что Себастьян злится на себя, но не думала, что он начнёт вымещать злость на своей комнате, из-за чего была растеряна. Это Себастьян всегда поддерживал их, брал на себя всю самую сложную работу и никогда не позволял им сомневаться в себе и своих силах. Рокси так не умела.

— Всё? — уточнил Себастьян, когда она так ничего и не сказала. — Ради этого вы оба ворвались ко мне, да?

— Но…

— Либо идите спать, либо спускайтесь к завтраку. Я буду готовить твои любимые вафли.

Рокси обессиленно опустила плечи. Неужели она настолько бесполезная, что даже не может поддержать старшего брата? Она ведь знала, что ему тяжелее, потому что он видел, как демоны убили их мать. Он был там и ничего не смог сделать, из-за чего винил себя. Рокси думала, что его самобичевание достигло пика после аукциона-бойни, и даже не представляла, что всё может быть ещё хуже.

— Ты не виноват, — с трудом выдавила Рокси, отчего-то чувствуя себя глупо. — Демоны…

— Я убил её! — выкрикнул Себастьян, вцепившись себе в волосы.

Рокси замерла, краем глаза заметив, как Алекс вновь поднял брови.

— Что? — тихо спросил он.

— Вы что, серьёзно не знаете? — вдруг рассмеявшись, продолжил Себастьян. — Никто вам не сказал?

— Зельда и Иллард отчитались, что…

— Демоны, да? — перебил он Алекса. — И Ситри, одна из сильнейших. Да, она там была. Это правда. Она приказал убить её. Но выстрелил-то я.

Алекс выдавил нервный смешок.

— Что?

— Из-за чего вы орёте?

Алекс едва не вжался в дверной проём, когда в коридоре остановился отец. Несмотря на то, что он всегда вставал рано, едва не в шесть часов, — как, собственно, и Алекс с Себастьяном, одна Рокси всегда спала до обеда, — он выглядел так, будто не спал уже несколько ночей. Наспех приглаженные волосы, щетина на лице, усталый, мутный взгляд и мятая одежда. Та же самая, что была на нём вчера. Рокси не решилась спросить, отдыхал ли отец вообще, хоть и отчаянно хотела этого. Может, если он скажет, что всё же сумел немного поспать, и Себастьян сдастся и…

— Ты не сказал им? — с вызовом бросил он.

— Хочешь обсудить это прямо сейчас? — холодно уточнил Август.

— Да, чёрт возьми! Они имеют право знать…

— А что, боишься случайно сорваться и навредить?

Рокси отчётливо услышала, как Себастьян скрипнул зубами.

— Я сделал то, что должен был, — прошипел он, в два шага преодолев разделявшее их расстояние и едва не столкнувшись с отцом лбами.

— Ты действительно думаешь, что должен был убивать родную мать?

— Хватит, — неожиданно громко сказал Алекс. — Успокойтесь. Оба.

— Знаешь, почему я ничего не сказал? — как ни в чём не бывало продолжил Август, полностью проигнорировав Алекса. Рокси, чувствуя, как атмосфера становится всё более напряжённой, взяла Себастьяна за руку и попыталась оттащить в сторону, но ни на сантиметр его не сдвинула. Себастьян вырвал руку, расправил плечи и бросил на отца изничтожающий взгляд. Август же, сжав челюсти, процедил: — Неужели не понимаешь, что, если бы они потеряли мать, а потом узнали, что их старший брат — убийца, им стало бы легче?

— Убийцей меня считаешь только ты, — тут же ответил Себастьян. — Я сделал то, что должен был. Ты бы не смог. Никто из вас не смог.

— Разумеется, я бы не смог. Я бы никогда не навредил своей жене и матери моих детей. А теперь убирайся из моего дома и не смей возвращаться.

Рокси, должно быть, ослышалась. Она оглянулась на Алекса, но тот выглядел не менее удивлённым и, казалось бы, едва сдерживал себя, чтобы не заорать и не потребовать от всех спокойствия.

— Ты шутишь? — кое-как выдавила Рокси.

— Милая, пожалуйста, не лезь.

— Не затыкай её, — выпалил Себастьян.

— Просто выдохните ненадолго! — попытавшись протиснуться между отцом и братом, крикнула Рокси. — Вдох — и выдох, давайте!

— Рокси, милая, — с железными нотками повторил Август, — пожалуйста, не мешай.

— Ты не можешь выгнать его! — наконец вмешался Алекс.

— Это мой дом.

— Это и мой дом тоже, — исправил Себастьян, нахмурившись. — Я так же, как и ты, оплачиваю счета, налоги, работу магов, контролирую целостность барьеров и сигилов, я…

— Хорошо, отлично! Я верну тебе все деньги, которые ты потратил, но ты уберёшься отсюда и никогда больше не переступишь порога моего дома!

Рокси, спиной навалившись на Себастьяна, почти оттолкнула его, но застыла, поражённо уставившись на отца.

— Пап, нет, — выдохнула она, отпустив Себастьяна и подойдя к отцу. — Он не виноват, пожалуйста, пойми.

— Не лезь, Рокси.

Себастьян громко рассмеялся, взъерошил волосы и, посмотрев на удивлённого Алекса, с улыбкой бросил:

— Охренеть просто. Я тащил себе половину домашних обязанностей, работал искателем, занимался воспитанием Алекса и Рокси, а ты…

— Не говори так, будто ты их отец, — скривившись, перебил Август.

— А я им и был! — неожиданно резко, отчаянно крикнул Себастьян. Рокси обернулась, спиной уткнувшись в грудь отца, и с ужасом заметила, как в уголках глаз её брата заблестели слёзы. — Я всё детство следил, чтобы они не убились, помогал с домашней работой, которую им задавали в школе, подбирал лучшие поиски, с которыми они точно справятся, и всегда был рядом. Я делал то, что должен был делать ты!

— Не пытайся выставить себя жертвой, Себастьян. Ты их брат, разумеется, ты должен следить за ними и помогать.

— Но не вместо тебя! Ты вообще знаешь о них хоть что-нибудь, кроме имён? Какая любимая книга у Рокси? Сколько кубиков сахара Алекс кладёт в кофе?

— Боги, Себастьян, ты серьёзно?

— Сколько?

— Два? Три? Какая, чёрт возьми, разница?

— Алекс не пьёт кофе!

Себастьян отступил на шаг, раздражённо рыкнув, и наградил каждого из них диким, загнанным взглядом. Рокси впервые видела его таким и не знала, что делать.

— Знаешь что? — севшим голосом продолжил он, остановив взгляд на отце. — Ладно. Пошёл ты к чёрту. Я уйду, мне на хрен не сдалось всё это.

Рассмеявшись, Себастьян направился обратно в свою комнату.

— Немедленно! — рявкнул Август.

— Я не мог, вещи из воздуха тебе не достану! — крикнул в ответ Себастьян. — Потом Алекс соберёт всё остальное и принесёт мне, так что просто отвали от меня.

***

— Да твою же мать.

Шерая же, в отличие от вампира, тут же улыбнулась ему.

— Здравствуй, Данталион.

— Ты теперь каждый мой день будешь портить?

— Разве король Джулиан уже не испортил его?

Шерая подкараулила его у возле портала в зале Истины, который вёл во дворец эльфов, и точно знала, что визит Данталиона не был спонтанным и уж тем более дружеским. Лишь вынужденная мера, небольшая официальная встреча между двумя лидерами коалиции. Может они, конечно, и выпили вина, но вряд ли им было весело.

— Нужно кое-что узнать, — сказала Шерая, когда Данталион, махнув на неё рукой, направился дальше по коридору, в сторону общих залов. — Говорят, твои вампиры много работали с делами, где были замешаны кровавые ритуалы, верно?

Данталион остановился и резко развернулся к ней.

— Пришла обвинять моих вампиров?

— Я пришла, чтобы сказать, что только вы можете помочь с этим делом.

Подождав немного, Данталион убрал руки в карманы брюк и, обнажив зубы, сказал:

— Повтори. Желательно так, чтобы я тебе поверил. Люблю, когда меня умоляют.

Шерая возвела глаза к потолку.

— Это касается Эйкена.

Как она и ожидала, с Данталиона разом слетело всё веселье.

— Я приказал ему послать тени за Минервой.

— Я знаю, что он сам принял решение, хватит его выгораживать. Дело в другом.

Данталион поджал губы, но кивнул, будто давая ей разрешение говорить. Шерая никогда не чувствовала себя обязанной дожидаться этого, но, зная, что сильно вывела Данталиона из себя при пришлом разговоре, решила, что может пойти на уступки. К тому же, он действительно был нужен ей.

— Его проклятие идёт от Ситри, — осторожно произнесла Шерая, и когда Данталион был готов перебить её, она подняла указательный палец и, дождавшись тишины, спокойно продолжила: — Он почувствовал её в тот день, когда погибла Кристин. Сказал, что видел, как она проводила какой-то ритуал, а Сулис с Иллардом это подтвердили.

— И что ты хочешь от меня? — вымученно произнёс Данталиона, скривив губы. — Чтобы я по голове его погладил за это, или как?

— Хочу, чтобы ты помог узнать, какие ритуалы могла проводить Ситри. Я же знаю: с этим могут справиться только твои вампиры.

А ещё она знала, что Данталион вряд ли откажет в помощи Эйкену — как-никак, а тот был младшим братом Марселин. Если бы та узнала, что Данталион отказался помогать ему, убила бы на месте, ни на секунду не задумавшись.

— Ещё что-нибудь? Кофе? Новую сумочку? Свидание? Ещё что-то, что могу только я?

— Свидание? — Шерая фыркнула. — Сумочка? Боги, ты совсем плох.

— Ох, вау, — присвистнул Данталион, окинув её с ног до головы оценивающим взглядом. — Оказывается, тебе лишь нужно было едва не убить себя, чтобы перестать быть старой каргой. Мне нравится. Теперь с тобой хотя бы интересно.

Шерая мгновенно свела брови к переносице.

— Ты закончил?

— Нет, только начал. Не каждый день сама Шерая Мур приползает ко мне на коленях и просит о помощи.

— Речь идёт об Эйкене. И Ситри, а она, если ты не забыл, сильнейшая из демонов.

— Да-да, знаю. Ещё речь идёт о том, будто ты не веришь, что я могу устроить охренительное свидание. Знаешь, я разочарован. У тебя и впрямь мозги поплыли из-за магии.

— Почему ты так цепляешься к словам?

— Потому что мне нравится бесить тебя. А ещё мне нравится, что пока ты тут пытаешься уговорить меня помочь, я уже делаю куда больше, чем сделала ты.

Шерая, не моргнув и глазом, уточнила:

— Чтоименно?

— Я не сижу на месте, дорогая, и уже ищу любую информацию о Ситри. Мои вампиры узнают, где она прячется, как давно в этом мире и что замышляет.

— Но что насчёт кровавых ритуалов?

Данталион задумался на секунду, демонстративно провёл языком по клыкам и будто бы нехотя протянул:

— Есть у меня кое-кто на примете… Может, и поможет.

Шерая едва подавила желание вцепиться Данталиону в горло.

— Но?

— Не любит коалицию, едва со мной дела ведёт. Вот была бы тут Твайла, может, и смогли бы договориться.

Шерая насторожилась. Она сама не сильно жаловала Твайлу, но приняла её из-за клятвы на крови, которую принёс Гилберт, и убеждений Фортинбраса. Однако она даже не представляла, что и Данталион мог быть благосклонен к ней.

Тем не менее Шерая, изобразив озадаченность, уточнила:

— Неужели ты сам не сможешь договориться?

Данталион громко цокнул языком.

— Кончай придуриваться, я знаю, что ты смеёшься надо мной.

— Может быть, — не стала отрицать Шерая.

— Я сомневаюсь, что он согласиться помочь, если узнает, что это ради помощи коалиции.

— Так не говори ему, что это ради коалиции. Выдай за личный интерес.

Данталион в притворном удивлении округлил глаза и присвистнул.

— Госпожа Мур, вы меня покоряете. С каких пор вы так любите нарушать законы?

— Это не нарушение…

Шерая остановилась, лишь на долю секунды заметив, как уголок губ Данталиона дёрнулся верх.

Он никогда не показывал, что считает решение Гилберта позволить Твайле остаться в особняке глупым. Никогда даже не осуждать принесение клятвы на крови. И он точно знал, что она сможет найти общий язык с тем, кто в состоянии помочь им.

— Твой информатор демон, — заключила Шерая, лишь слегка сдвинув брови.

— Он предпочитает, когда его называют mer daran. А вообще, у него есть имя, прикинь? Как же удивителен этот мир…

— И давно ты знаешь его?

— Месяц, наверное. Может, больше. Может, меньше. И что, — продолжила Данталион, выпятив нижнюю губу, когда Шерая молча кивнула, — даже не будешь задавать вопросы? Не будешь лезть, куда не следует?

— Я не откажусь от намерения убедиться, что ты в состоянии вести коалицию за собой, даже не надейся.

— Мне приказать отправить тебя куда-нибудь на Аляску, чтобы ты успокоилась?

— Но если ты устроишь встречу со своим mer daran, клянусь, я оставлю тебя в покое. Не могу позволить, чтобы Эйкен пострадал, пытаясь самостоятельно найти ответы. И сомневаюсь, что Марселин простит нам, если мы ничего не предпримем. К тому же…

— Да-да, Ситри и всё такое, — отмахнулся Данталион, закатив глаза.

— Нет, я хотела сказать, что ты прекрасный лидер вампиров и точно знаешь, что только ты можешь помочь нуждающимся.

На этот раз ей действительно удалось удивить его. Данталион вытаращился на неё, как если бы она неожиданно заявила, королеве Ариадне следует отдать все бразды правления. Шерая позволила себе улыбнуться, хотя чувствовала себя очень странно — будто сделала нечто, что было ей несвойственно, но при этом не думала, что должна исправиться.

Оказывается, если едва не убить себя, появляется желание творить что-то странное.

— Ещё одна тупая шутка, и, клянусь, я выпью всю твою кровь.

— Приятного аппетита, — легко бросила Шерая. — Так когда ты сможешь свести нас с этим mer daran?

— Ты только что согласилась, чтобы я выпил твоей крови?

— Когда? — жёстко повторила Шерая.

— Попробую через пару часов. И всё-таки…

— Отлично. Дай знать, как договоришься. Клянусь, что это останется между нами.

Вежливо улыбнувшись ему, Шерая, наконец, направилась дальше по коридору. Когда ряд стабильных порталов, ведущих в разные места, почти закончился, Данталион крикнул:

— А про кровь ты пошутила или нет?

***

— Что ни день, то новый скандал… — нарочито шумно выдохнула Зельда, за что заработала осуждающий взгляд Паскаля.

Хотя, может быть, ему было легче смотреть на Зельду, чем отвечать на игривые взгляды Лукреции и притворяться уверенным искателем. Зельда понятия не имела. Увязалась за ними, как только узнала, из-за чего в Ордене такой переполох с утра пораньше, и теперь хотела лично во всём убедиться. Правда теперь ей приходилось торчать перед дверью кабинета Саула, потому что Паскаля, видите ли, не пустили внутрь.

— Ну что? — проворчала Зельда, заметив ещё один его осуждающий взгляд.

— Что ты вообще здесь делаешь?

— А ты?

— Работаю, как и всегда.

— И как, есть зацепки?

— Да, нашли кое-что.

— А ты? — уточнила Зельда, оглянувшись на Лукрецию. Она подпирала спиной стену возле двери кабинета и с разницей в пару секунд то рассматривала свои наманикюренные ногти, то поправляла рукава пиджака, то пялилась на Паскаля. — Есть что интересное?

— Не особо. След совсем слабый, я едва могу его отследить.

— Тогда что ты тут делаешь?

Лукреция улыбнулась.

— Хочу убедить Саула привлечь больше магов. Ещё жду, когда Паскаль, наконец, пригласит меня на свидание.

Паскаль, стоявший совсем рядом, подавился воздухом.

— Правда? — чересчур высоким голосом уточнил он.

Лукреция собиралась то ли совершенно искренне ответить ему, то ли врезать — Зельда так и не поняла, какая эмоция отразилась на её лице, да и ей было плевать. Магия, на мгновение натянувшаяся, как струна, затихла. Дверь кабинета открылась, и Паскаль едва не в струнку вытянулся, когда на пороге показался Себастьян.

— Мы не подслушивали, — бросил Паскаль.

— Да ты бы и не смог, — громко фыркнул Себастьян. — Только-только собрал информацию по поводу хаоса.

— Терпеть тебя не могу, — проворчал Паскаль, вслед за Лукрецией пройдя в кабинет.

Всего на мгновение, но Зельде показалось, что всё нормально. Обычный день искателей, которые вынуждены быстро реагировать и подстраиваться под ситуации, но при этом обязательно отчитываться перед старшими и получать их разрешения. За последние пару месяцев Зельда слишком хорошо изучила внутреннюю работу Ордена и, пожалуй, ей даже было немного тошно от неё. Хотелось вернуться к делам эльфов, брать заказы на охоту и выслеживать демонов, а не торчать среди кучки напыщенных людишек. Но когда вообще кто-то спрашивал её мнение?..

— Это правда? — выпалила Зельда, когда Себастьян, бросив на неё нечитаемый взгляд, направился к лестнице на первый этаж.

— Что именно?

— Август выгнал тебя?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Сам ушёл?

— Да. Пришлось, — совсем тихо добавил Себастьян.

— Останешься в зале Истины?

— О, нет, только не это.

— У Саула?

— Нет, хотя он и предложил. Чего ты прикопалась ко мне? — раздражённо уточнил Себастьян, резко остановившись.

— Ты, типа, бездомный теперь.

— Я не бездомный. Договорюсь с Шераей, останусь в особняке на какое-то время. Потом найду себе нормальное жильё, всё. Успокойся.

— Ни хрена себе. Ты действительно сказал мне «успокойся»?

Себастьян моргнул, иступлённо уставился на неё и, шумно выдохнул, ущипнул себя за переносицу.

— Ладно. Можешь мне врезать. Я уже сам себя выбесил.

— Отложу удовольствие на потом.

Хотя, конечно, соблазн был велик. Но Зельда была не настолько жестока, чтобы терроризировать Себастьяна сильнее, чем это уже сделал его отец.

Она, на самом-то деле, понятия не имела, что ей делать. Просто увязалась за Паскалем и Лукрецией, которые занимались изучением реликвий, когда-то полных хаоса, и даже не могла объяснить, зачем. Вернувшись обратно во дворец эльфов, Йозеф сказал, что скоро найдёт ей подходящее дело, а пока всё, что от неё требовалось, так это работать на благо коалиции. И, разумеется, отдыхать после недавнего инцидента. Будто то и впрямь был инцидент, после которого Зельда нуждалась в отдыхе.

Она была вся на нервах и думала, что это состояние пройдёт, но оно только усилилось, когда она узнала, что Август действительно выгнал Себастьяна из дома. Чёртовы люди с их непонятными эмоциями.

Зельда не знала, кто сделал первый шаг, она или Себастьян, но всего через несколько мгновений он опустил голову на её плечо и крепко обнял, а Зельда обняла его в ответ.

— Прости, — тихо произнёс Себастьян.

— За то, что сказал «успокойся»?

— Теперь прости дважды.

Зельда озадаченно нахмурилась.

— Вам с Иллардом пришлось отчитываться перед всеми, — так же тихо продолжил Себастьян. — Я бы сам, но…

Элементали великие, он что, издевается над ней? Зельде, конечно, совершенно не понравилось по сто раз повторять одно и тоже, а потом ещё раз сто всем старшим искателям и лидерам коалиции сразу, но разве у неё был выбор? Целители тогда едва смогли привести Себастьяна в чувство, но не вытянули из него ни слова. Даже Алекс с Рокси не смогли. Он просто замолчал, ни на кого не обращал внимания и, казалось бы, лишь ждал, пока целители закончат с ним и займутся кем-нибудь другим.

Зельда точно не знала, что ей делать. Матери она даже не знала, а отец избавился от неё, как от ненужной вещи. Джокаста, которая нашла её и привела к эльфам, ещё была жива, пусть и в Диких Землях. К Диего или Сонал она никогда не питала тёплых чувств, а Фортинбрас был сальватором и, в конце концов, был намного сильнее неё. Зельде не о ком было переживать и некому было помогать. Себастьян — огромное исключение, с которым она, однако, едва справлялась.

— Если хочешь, можешь пожить у меня.

Зельда и не поняла, как эти слова вырвались из неё, и даже поверила, что Себастьян скажет, как глупо звучит это предложение. Но он низко рассмеялся, проведя носом по её шее, и уточнил:

— Ты же вернулась к эльфам.

— И что? Шеймас знает, что я могу вернуться обратно в любой момент.

— Судя по местечку, где ты снимаешь квартиру, стоит она недёшево. У меня сейчас туго с поисками, а того, что есть, надолго не хватит.

— Мне не нужны твои деньги, — стараясь сохранять терпение, ответила Зельда. Поддавшись неконтролируемому желанию, она провела по волосам Себастьяна, и он вновь тихо рассмеялся.

— Ты любишь деньги.

— Все их любят.

На это Себастьян ничего не ответил, только крепче обнял её. Если бы кто-нибудь сейчас увидел, как они, стоя посредине коридора, возле лестницы на первый этаж, обнимаются, в коалиции решили бы, что Зельда совсем размякла, и весь её тщательно выстроенный образ разрушался бы. Ей действительно не хотелось, чтобы её считали мягкосердечной дурой или перестали бояться, потому что она всё ещё была опасна и не зря считалась одной из лучших охотников эльфов. Но ещё сильнее ей хотелось, чтобы противное чувство вины, липнущее к стенкам лёгких, исчезло. Хотелось сделать что-то, что хоть немного поможет Себастьяну, потому что, очевидно, сам он не справлялся.

— Ты же знаешь, что я тебя люблю? — тихо и как-то жалостливо уточнил Себастьян, наконец выпрямившись и заглянув ей в глаза. Даже с острым зрением Зельда только сейчас заметила, что под покрасневшими глазами Себастьяна пролегли тени, а скулы прорезались острее, будто он уже несколько дней не ей.

— Знаю, — ответила Зельда, позволив себе лёгкую улыбку. — Меня все любят.

Себастьян едва слышно рассмеялся.

— Другого я не ожидал.

— Я тоже тебя люблю. И всё ещё предлагаю пожить у меня. Люди ведь так делают? — скептически уточнила Зельда, подняв брови.

— Да, вообще-то, но…

— Вот и всё. Забей на Шераю и особняк.

— Король Джулиан может быть недоволен, что ты постоянно скачешь туда-сюда.

— Он всегда недоволен, сам знаешь. Просто даст мне больше работы, и всё.

— Ага, ты будешь работать, охотиться на демонов и потрошить их, а я сидеть у тебя в квартире, убираться и готовить ужин, как домохозяйка?

Немного подумав, Зельда с серьёзным видом кивнула.

— Хорошая идея. Но можешь не надевать фартук. Можешь и футболку не надевать, я не против.

Себастьян вновь рассмеялся, на этот раз намного громче, притянул её к себе и поцеловал.

— Ты сумасшедшая, и я от тебя без ума.

***

Данталион едва не с детским весельем следил за тем, как Шерая критически оглядывает место, где они условились встретится. Это был фудкорт в одном из торговых центров Касереса, довольно маленький, но шумный, и Данталион был удивлён, когда Альтан действительно решил встретиться здесь. Неужели не боится, что Шерая сумеет отследить его перемещения и поймёт, где он живёт?..

— Невероятно, — проворчала Шерая, когда Данталион с улыбкой до ушей услужливо выдвинул ей стул за небольшим красным столом. — Вы бы ещё на детской площадке договорились встретиться.

— Может, и договорились бы. Садись и делай вид, что нам очень нравится быть обычными людьми.

Закатив глаза, Шерая всё-таки села — идеально прямая спина, руки, сложенные перед собой, взгляд потемневших серых глаз направлен вперёд. На ней была простая голубая рубашка и тёмные брюки, светлые волосы собраны в низкий хвост. Со стороны могло показаться, что она офисный планктон, который впервые за миллион лет выполз на свет божий, и Данталион шутил об этом почти двадцать минут, пока они ждали Альтана. Тот настоял на отсутствии чар — сказал, что если почувствует хотя бы каплю чужеродной магии, даже не явится, и Шерае пришлось согласиться.

Своё слово она сдержала не только насчёт магии — никто в коалиции не знал, на встречу с кем они отправились. Впрочем, вряд ли кто-то интересовался, так как Данталиона слишком боялись. Максимум, кто с него спросит, так это королева, но ей было плевать на него, да и Данталион не был обязан отчитываться перед другими лидерами.

— Как ты вышел на него? — наконец подала голос Шерая.

Даже спустя двадцать минут её спина была всё ещё прямой, а взгляд — таким убийственным, что ещё немного, и в нём отразится алая магия. Просто прекрасно. Удивительно, как она не отпугнула всех в радиусе километра и даже притянула к себе восхищённые взгляды. Хотя Данталиону хотелось думать, что смотрят-то как раз на него — он же был намного симпатичнее и улыбался чаще.

— Всё-то тебе расскажи.

— Данталион, — строго сказала Шерая.

— Даже не думай, будто сможешь надавить. Я — лидер коалиции, не забывай. Если прикажу пойти и купить мне молочный коктейль, ты как миленькая сходишь и купишь. Кстати, а почему бы тебе как раз…

Скрипнули ножки стула, и Альтан тихо опустился на место напротив них. По всем параметрам он напоминал человека: молочно-белая кожа с татуировками на руках и шее, непричёсанные медные волосы, серебряные кольца в ушах, облегающая футболка с короткими рукавами и спортивные штаны. Даже глаза у него были человеческими — зелёными с голубыми прожилками зрачки и белые склеры.

Шерая, никак не выдавая своей настороженности, слегка склонила голову. Разумеется, она тут же почувствовала то же, что и Данталион: Альтан замаскировался под человека, чтобы не вызывать паники среди людей. Но теперь Данталиону было интересно, поймёт ли Шерая, что единственным, что изменил в себе Альтан, были глаза?

— И впрямь маг, — усмехнувшись, сказал Альтан. — Весело.

— Очень, — с улыбкой отозвался Данталион. — Правда она плохо воспитана и не хочет покупать мне молочный коктейль.

— Тут вкусные, кстати.

— Вот видишь, — проворчал Данталион, обернувшись к Шерае. — Ты решила меня вкусного коктейля.

— Я сейчас тебя не только его лишу, но и…

— Ну тихо, тихо, — неожиданно вмешался Альтан, поставив локти на стол, — потом помилуетесь. Я хочу знать, что вам от меня нужно, и уже уйти отсюда.

Краем глаза Данталион заметил, как уголок губ Шераи нервно дёрнулся, но не предал этому значения. Альтан редко соглашался встретиться так скоро, и Данталион, каким бы засранцем ни считал демона, должен был показать ему, что согласен обсуждать дела на его условиях. Даже если за это Альтан, возможно, потребует заплатить больше, чем обычно, хотя существовала вероятность, что он и вовсе не напомнит об оплате, лишь бы не давать Шерае хоть каких-то зацепок.

— Кровавые ритуалы и всё, что может быть с ними связано, — без лишних предисловий выпалил Данталион.

— Ритуалы? Как у девчонки, которая просила моей помощи? — когда Данталион только моргнул, даже не успев осознать услышанное, Альтан будто нехотя уточнил: — У рождённой в крови. Она из ваших.

Данталион откинулся на спинку стула и закинул руку на спинку стула Шераи, проигнорировав её предупреждающий взгляд.

— Да, и про это мне тоже интересно узнать. Nacido en la sangre, по-вашему, да?

Он намеренно сделал акцент на последних словах, но Альтан не обратил на это внимание. Он прекрасно говорил на испанском и предпочитал выдавать себя за испанца, пусть и был демоном с довольно уникальными талантами, с которыми Данталион ещё ни разу не встречался.

Пожалуй, поэтому он и начал вести дело с Альтаном. Он всегда знал больше остальных, а его манипуляции хаосом не было похожи на то, что совершали обычные перевёртыши. Те полностью меняли внешность, а Альтан умел изменить лишь небольшую деталь, например, глаза. К тому же, он был, должно быть, единственным демонов во всех мирах, который оказался достаточно безумен, чтобы сделать себе татуировки по-настоящему. Это заинтриговало Данталиона так же, как и осведомлённость Альтана и его неоспоримый авторитет, который установился между его сородичами.

— Я слышал о том, что случилось, — сказал Альтан, постучав пальцами по поверхности стола. — И знаю, что aerkor в этом мире.

— Aerkor? — с трудом переспросил Данталион. Это было что-то на языке демонов, который был недоступен коалиции.

— Та, кто ведёт за собой легионы короля. Мы не произносим её имя.

— Но ты что-то знаешь о ней, верно?

Альтан молча склонил голову набок и, выждав немного, медленно, с расстановкой произнёс:

— Клятва.

Данталион стиснул челюсти. Хитрый, всё-таки, засранец.

— Прямо сейчас?

— Ты знаешь, что только я обладаю нужной тебе информацией, но я не намерен делиться ей за просто так. Всё имеет свою цену.

Данталион фыркнул, но, заметив взгляд Шераи, неожиданно для самого себя затих.

За рвение никто не погладит его по голове, как верного щеночка, и не скажет, что он молодец. Он был лидером коалиции, и это его работа — добывать информацию, защищать сигридцев и людей, выбивать лучшие условия для своих вампиров. Уже не раз информация, которой располагал Альтан, спасала им жизни, да и сам демон стабильно истреблял тёмных созданий и защищал город, в котором жил. Местный Бэтмен, как однажды сказал Данталион. Альтан тогда грозился убить его.

Демонов, подобных Альтану, было катастрофически мало, но они были. Скрывались среди людей, тихо боролись против Ситри и её легионов, практически никогда не шли на контакт. Альтан — исключение, ведь он, как успел выяснить Данталион, вполне любил людей. Даже воспитал одного когда-то. Бласа Витто, кажется. Помнится, пару месяцев назад его, живущего в старом доме Альтана, убили.

Данталион, поймав надменный взгляд демона, ухмыльнулся и поднёс запястье к зубам. Шерая не успела даже звука издать, как он прокусил кожу и пустил себе кровь. Глаза Альтана блеснули в предвкушении, но раньше, чем потянуться к руке Данталиона, он сам пустил себе кровь на запястье.

— Никакой магии, — зло бросил он, заметив лёгкое, практически ленивое движение пальцев Шераи. — Поверь, я убью тебя прежде, чем ты успеешь атаковать.

— Расслабься, — подхватил Данталион. — У меня всё под контролем.

Не говоря больше ни слова, он протянул руку Альтану, и тот, не сводя с него настороженного взгляда, припал губами к выступившей крови. Альтан выпил всё до капли, облизнул губы и, улыбнувшись, протянул свою руку Данталиону.

— Охренеть просто… — выдохнула Шерая.

Данталион выпил кровь демона, как и требовала клятва, которую они принесли друг другу. И, как в прошлые разы, не почувствовал ничего странного. Альтан не попытался его убить, что, вообще-то, очень радовало Данталиона. Вот только дикий взгляд Шераи ему совсем не нравился, но с ней он разберётся потом.

— Ходят слухи, — как ни в чём не бывало начал Альтан, — что аerkor собирает кровь разных существ для одного древнего ритуала, к которому готовится очень давно. Я выяснил, что множество похищений и убийств, которые произошли в людском обществе в разных уголках мира, с этим и связаны.

— Разве для этого ритуала нужно так много жертв?

— Она призвала Маракса и Нуаталь и с малым количеством, — наконец справившись с удивлением, подала голос Шерая.

— Они, конечно, сильны, но им aerkor отдала лишь две-три жизни и частицу своего хаоса, не больше. Для этого ритуала ей нужно намного больше крови и магии, скрытой в ней.

Альтан неожиданно замолчал, медленно и осторожно огляделся, но, что самое странное, даже после обмена кровью люди не обращали на них внимания, будто Шерая и впрямь использовала чары.

— Если моя информация верна, — а она верна, не сомневайтесь, — aerkor собирается использовать магию, скрытую в крови землян и сигридцев, и хаос, чтобы призвать в этот мир короля демонов.

Глава 19. Тысячу раз нарушитель обетов

Стефан ощутил, как нечто мягкое коснулось его лица, практически невесомо, призрачно. Гул, стоящий в ушах, лишь немного ослаб, и подступившая со всех сторон тьма начала медленно рассеиваться.

— Хватит валяться, — прошипел кто-то совсем рядом. — Вставай, я не собираюсь тебя тащить!

Стефан с трудом приоткрыл глаза и увидел склонившегося над ним Джинна: всклоченные алые волосы, потухшие жёлтые глаза, под которыми залегли тени, распростёртые крылья. Его силуэт расплывался, и Стефан никак не мог понять, из-за чего — магия будто застыла, пойманная в ловушку, и не желала откликаться на его зов. Джинн вдруг хлопнул его по щеке, и Стефан едва не подскочил.

— Вставай! — с усилием прохрипел Джинн. — Мне нужна твоя магия.

Стиснув челюсти, Стефан кое-как принял сидячее положение и посмотрел на свои руки. Зрение всё ещё оставалось нечётким, нос не улавливал посторонних запахов, а магия будто спала. На языке остался привкус железа. Что-то знакомое и в то же время чужеродное ощущалось совсем близко.

— О, Рух… — выдохнул Джинн, уперев ладони в землю и низко опустив голову. — Меня сейчас вырвет…

— Что?..

Джинн ему не ответил. Тяжело, громко дыша, он встряхнул крылья и медленно лёг на спину, раскинув руки в сторону.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь буду приводить в чувство самого Стефана…

Стефан нахмурился, заметив, как Джинн растянул губы в улыбке. И только секундой позже заметил на них кровь.

— Что за хрень? — прошипел Стефан, медленно оглядываясь, боясь, что одно лишнее движение вызовет очередную волну боли и его голова, не выдержав, просто расколется.

— Кажется, Лабиринт вновь отверг нас.

Стефан замер, когда заметил метрах в десяти от них Клаудию: она стояла, сложив руки на груди, и напряжённо вглядывалась в линию горизонта. Недалеко от неё был Энцелад, пальцы которого то и дело отбивали ритм по одному из оружейных ремней на поясе.

И больше — никого. Здесь были только они четверо, а вокруг — пустая, серая земля и затянутое низкими тучами небо.

— Боги милостивые… — поражённо выдохнул Стефан, когда магия, наконец, на секунду вспыхнула, вырвалась из цепкой невидимой хватки.

Он вспомнил, как это было: когда врата Лабиринта, найденные Фортинбрасом и Николасом, открылись, как они все прошли через них, и как тьма вновь напала — та же самая тьма, которая совсем недавно вышвырнула их из Лабиринта обратно в Дикие Земли. Она была полна погасших звёзд, пламени, поглощавшего миры, выжигавшего всё человеческое и живое, и пыли, оставшейся от них; была полна бесконечного цикла рождения, жизни и смерти миллиарда существ, сгораемых от столкновения магии и хаоса, миллиарды сломанных судеб и миллиарды цепей, пронизывающих все миры.

Стефан был уверен — в тот момент они соприкоснулись с божественностью, с истиной о тайне сотворения, которую несли их боги. Это длилось меньше секунды, было неуловимым, как быстрая мысль на затворках сознания, которую тут же перекрыли другой, но Стефан знал, что это было по-настоящему. Его магия пела от этого, и Лабиринт жестоко наказал её, запер внутри тела Стефана, не позволяя ей выплеснуться наружу.

Будто Лабиринт обладал собственным сознанием и, на мгновение ослабив бдительность, лишь случайно позволив почувствовать истину, не был намерен давать им поблажек.

На Клаудии и Энцеладе это вряд ли отразилось: они не обладали магией так, как Стефан или Джинн, и даже небольшие её частички, естественным образом сплетающиеся с их костями и кровью, были слишком малы, чтобы отразиться на них подобным образом. Со Стефаном и Джинном совершенно иначе: магия вышла из-под контроля, обернулась против них и насильно лишила сознания, но уже сейчас Стефан чувствовал, что контроль возвращается. И судя по раскалывающейся голове и ощущению, будто его кровь холодеет, досталось ему сильнее, чем Джинну.

Стефан приложил пальцы к виску, когда новая волна боли разлилась по телу, и бросил взгляд на Джинна. Он лежал на земле, раскинув руки и крылья, и всё ещё тяжело дышал, но уже выглядел чуть лучше.

— Они тоже должны были это почувствовать, — тихо сказал Джинн. — И если уж тебе стало так плохо, представь, что будет с сальваторами. Нужно найти их.

Стефан уже открыл рот, чтобы согласиться, когда смысл слов Джинна в полной мере дошёл до него: Лабиринт разделил их. Прямо сейчас здесь были только Стефан, Клаудия, Энцелад и Джинн, хотя он точно связал себя с Пайпер и стал ракатаном для её тела. Он должен быть с ней.

Будто прочитав его мысли, Джинн поднял правую руку и посмотрел на своё запястье, где должна была быть метка, связавшая его с Пайпер. Но её там не было.

— Лабиринт разорвал связь, — выдавил Джинн через силу. — Либо она была недостаточно сильна, либо…

Закончить он не смог. Выдохнул, упёрся локтями в землю и, процедив ругательство, сел, расправив крылья. Левое почти задело Стефана.

— Пайпер осталась только с Китом, — продолжил Джинн, посмотрев на него. — И это лишь в том случае, если Лабиринт не разорвал и их связь. Нужно найти их всех.

Стефан едва его слышал, все мысли крутились вокруг осознания того факта, что Лабиринт их разделил. Плевать, из-за чего, плевать, сами ли боги смогли сделать это или же здесь был замешан хаос. Лабиринт разделил их, и Стефан понятия не имел, где Марселин.

Что, если Лабиринт разорвал связь не только у Пайпер и Джинна, но и у Николаса и Марселин? Стефан с самого начала сомневался, что эта связь достаточно крепка, чтобы Четвёртый мог использовать её, и теперь сомнения только усилились. Если связь и впрямь разорвана, то, может быть, Марселин сейчас совсем одна и понятия не имеет, что случилось — может, магия всё ещё не желает ей подчиняться, подавленная этим местом.

— Ты уже пытался связаться с Николасом? — взволнованно спросил Стефан у Джинна, но тот вдруг хриплом рассмеялся.

— Да, но ничего не вышло. Я никого из них не чувствую.

Стефан выругался, быстро закатал рукав и приложил пальцы к левому запястью, на котором был сигил, временно связывающий с сальваторами. Эта связь была достаточно простой, но крепкой, и должна была позволить каждому из магов чувствовать присутствие других в случаях, подобных этому, однако сейчас Стефан ничего не ощущал. Ни шевеления магии, ни её нитей, протянувшихся к другим, ни чужого присутствия. Будто Лабиринт всё ещё безжалостно подавлял его, а он никак не мог оказать сопротивление.

— Уж не знаю, где мы, — пробормотал Джинн, — но если магия так и не отзовётся, я могу полетать, посмотреть, может, найти хоть какую-то зацепку.

— Сомневаюсь, что у тебя получится, — ледяным тоном заметила Клаудия, оглянувшись на них.

По ней нельзя было сказать, что она обеспокоена неожиданным разделением или тем фактом, что Лабиринт едва не убил двух магов, заставив их магию выйти из-под контроля. Клаудия, судя её жёсткому взгляду, даже не задумывалась о том, чтобы помочь или убедиться, что они в порядке. Даже когда Джинн, пытаясь встать, рухнул обратно, схватившись за голову, она и бровью не повела. Стефан, зная, что сильнее Джинна и, следовательно, Лабиринт пытался подавить его совсем иначе, остался сидеть на земле, хотя всё внутри него требовало немедленно начать действовать.

— В Лабиринт нам путь закрыт, — продолжила Клаудия, подойдя ближе. Энцелад, не отрывая взгляда от горизонта, медленно попятился к ним. — Врата открылись и вытолкнули нас, так как в нас нет той силы, которая нужна Лабиринту.

— Издеваешься? — прошипел Джинн, массируя виски. — Во мне столько силы, что она едва не убила меня… И я даже не говорю про него, — бросил он, левым крылом указав на Стефана.

— Райкер говорил, что Лабиринт почти не трогает простых смертных, а в магах для него слишком мало магии. Лабиринт просто игнорирует её, ему важны только сальваторы.

— Тогда почему он пытался убить нас? Из-за того, что мы на мгновение видели истину?

Клаудия нахмурилась, и впервые за всё то время, что Стефан был с ней знаком, он заметил её растерянность.

— Что? Какая ещё истина?

— Ты ничего не почувствовал? — уточнил Стефан у Джинна, и тот растерянно покачал головой. — Была тьма, в которой умирали миры и…

Стефан осёкся, заметив, что даже Энцелад бросил на него скептический взгляд.

— Я это чувствовал, — всё-таки продолжил Стефан, посмотрев на свои вдруг задрожавшие пальцы. — Это были истина, которой владеют сами боги.

Энцелад, нахмурившись, провёл рукой по светлым волосам, растрепав их, и вновь уставился на горизонт. Джинн сложил крылья таким образом, будто пытался оградиться от них и всего мира, и только Клаудия прожигала Стефана взглядом. Он никогда не считал себя слабаком и уж точно не боялся пристального внимания, от которого становилось неуютно, но было в этой девушке нечто, что заставляло беспокоиться даже его. Будто она была не просто девушкой, в сравнении с ней — лишь ребёнком, а кем-то большим. Будто не только проклятие позволяло ей ощущать мир иначе.

— Истина, которой владеют боги… — задумчиво пробормотала Клаудия, не отрывая взгляда от Стефана. Даже когда он, найдя в себе достаточно сил, медленно поднялся, Клаудия, задрав голову, продолжала вглядываться в него. — И Лабиринт, который пытался убить вас, хотя, если верить Райкеру, даже не должен был обращать на вас внимания…

— Только не говори, что мы ему жуть как понравились, — пробормотал Джинн, так и не расправив крыльев и всё ещё прячась в них. — Хуже этого может быть только добровольное путешествие в Глубину…

— Куда? — не понял Энцелад.

— Да так, милое местечко из моего мира… Если вам нравятся шеду, конечно. Ну, демоны по-вашему.

— Мило, — скривив губы, прокомментировал Энцелад.

— Истина, которой владеют боги… — повторила Клаудия, постучав себя костяшками пальцев по лбу — и вдруг, будто её осенило, она резко выдохнула: — Элементали…

Джинн расправил крылья и вытаращился на неё.

— Истина, которой владеют боги, — вновь повторила Клаудия, её глаза расширились, и в них появилось нечто, напоминающее страх. — Вот о чём говорили Блуждающие Души.

— Они здесь? — уточнил Стефан.

— Они везде. Кричат, шепчут, поют, стонут. Я едва разбираю, о чём они говорят, всё слишком сумбурно, но если сложить то, что я поняла… Они говорили о мире с мощной магией, о том, что он вместе с хаосом откроет истину, которой завладеют боги. Одни слышали, как медленно стекает эльфийская кровь, другие — как звёздная пыль наполняет кости, а лунный свет каплями смешивается с кровью…

Клаудия продолжила бормотать что-то, и с каждым словом её голос становился всё тише, а взгляд — всё потеряннее. Джинн, едва-едва встав и удержав равновесие, кое-как подошёл к ней и хотел то ли обнять, то ли отнять её руки от головы, но Клаудия отступила, полоснув по нему безумным взглядом.

— Они говорили, что Первая убила Третьего, а Третий — Первую. Говорили, что боги сделали свой выбор, а свет померкнет для того, кто ищет. Я слышу, как они кричат о боли, которую несёт Лабиринт… Слышу, как твари просыпаются.

Стефан напрягся и инстинктивно потянулся к магии. С каждой секундой она отзывалась всё охотнее, избавляясь от хватки Лабиринта, но этого всё равно было недостаточно. Если демоны рядом, Стефану нужна была вся имеющаяся у него магия.

— Они говорят, что отсюда нет выхода, — на выдохе произнесла Клаудия, опустив руки и оглядевшись.

— Мы не в Лабиринте, это мы уже поняли, — сказал Джинн, поймав взгляд Клаудии. — Тогда почему ты до сих слышишь Блуждающие Души?

— А ты не чувствуешь? — поражённо уточнила Клаудия. — Почему ваша магия восстанавливается так медленно? Почему вы едва не умерли? Мы в Диких Землях, но не там, куда вернулась магия. Лабиринт вышвырнул нас на неисследованные территории, за границы наших карт. Туда, где властвуют твари, и они всё ближе.

***

— Не то чтобы я волнуюсь, — протараторил Кит, крепко сжимая ладони Пайпер в своих, — может быть, совсем немного, но… Ты точно уверена, что всё получится?

— Джинн не умер, — твёрдо повторила она, посмотрев Киту в глаза. — Лабиринт разорвал связь, но не более того.

— Почему ты так уверена в этом?

— Ощущаю его магию. Слабо, но всё же.

— А если это означает, что он при смерти?

— Не говори ерунды. Джинн уже надрал смерти задницу, и он бы не простил себе, если бы позволил ей победить.

Кит, не ожидая от себя такого, прыснул от смеха.

— О, прости, прости… Просто я очень волнуюсь. Честно, я стараюсь, потому что я, типа, теперь тащу на себе в два раза больше ответственности, и я не хочу тебя подвести, но…

— Успокойся, — тихо, но настойчиво перебила Пайпер, и Кит мгновенно замолчал. — Да, это не то, к чему мы готовились, но мы же справимся? Ты рядом со мной, а я — с тобой. Присмотрим друг за другом, если что-то случится.

Кит хотел заверить её в этом, сказать, что обязательно сделает всё от себя зависящее, но правда была в том, что он действительно очень сильно волновался. Минуту назад они прошли через врата, которые нашли Фортинбрас и Николас, а теперь все куда-то исчезли, была только Пайпер, ладони которой он не желал отпускать, и длинный коридор с белыми стенами, полом и потолком. Они остались вдвоём, с одной только магией Пайпер и оружием Кита, и Джинна почему-то не было рядом с ними.

Как Кит мог не волноваться?

Ракатанами Фортинбраса были чистокровный великан и волчица-оборотень, Николаса — маг и демоница, у Пайпер сейчас был только обычный искатель, которого самого нужно защищать. Что его пистолеты и кинжалы могут сделать Лабиринту? Ничего. Лабиринт скорее подсунет ему под ноги лишнюю ступеньку, и Кит упадёт, напоровшись на собственный нож. Будет просто потрясающе.

Он не мог позволить, чтобы с Пайпер что-нибудь случилось. По какой-то причине Лабиринт разорвал её связь с Джинном, — может, она была недостаточно крепка? может, Пайпер не доверяла ему настолько, и Лабиринт это понял? — и у неё остался только Кит. Он не знал, может ли сальватор пройти Лабиринт с одним ракатаном, и не мог вспомнить, говорил ли Райкер о чём-то таком.

— А если меня недостаточно? — тихо спросил Кит, изо всех сил стараясь не выдавать своего страха. — Что, если я всё же не могу быть якорем для души?

— Можешь, я это знаю, — с лёгкой улыбкой возразила Пайпер. — Даже если у нас было мало времени, ты можешь быть якорем для моей души. Поверь.

Кит хотел ей поверить, и всё же сомневался. У них и впрямь было мало времени — во Втором мире столько всего произошло что до исчезновения Пайпер, что после её возвращения с Третьим сальватором, а после…

Горло сдавило. Кит не позволял себе показывать слабость перед Пайпер, хоть и понимал, что она не осудит его. Он лишь не хотел быть слишком навязчивым, потому что знал, что ей так же тяжело, как и ему. Осознание смерти Джонатана всё ещё сдавливало сердце, и вряд ли хотя бы один из них успел смириться с ней. Кит вообще сомневался, что они когда-либо сделают это.

Но им пришлось идти дальше, и Пайпер смогла взять себя в руки. Не растерялась, когда они остались с Китом вдвоём, даже смогла его успокоить. Кит просто не имел права расклеиваться или сомневаться в ней, потому что знал, как трудно Пайпер сохранять настрой. Пусть она была Первой, она также была человеком, чьё сердце истерзали.

— Прости, — протараторил Кит. — Я очень хочу, чтобы всё получилось, и знаю, что ты со всем справишься, но я совершенно не понимаю, для чего Лабиринту было разделять нас. Это пугает. Почему только сейчас? Почему не в первый раз?

— Что-то изменилось, я чувствую. Будто сам воздух стал другим. Николас и Фортинбрас наверняка уже поняли, в чём дело, но с Силой сложнее. Она не в состоянии считывать время или прослеживать движения, так что я не могу понять, что конкретно изменилось. Просто… чувствую.

— А их самих чувствуешь? Можешь найти?

— Думаю, да. В Башне же я нашла остальных, да и наша связь теперь крепче. Вот только остальных вряд ли смогу отыскать.

— Как-то выборочно Лабиринт подавляет твою магию. Может, он всё же любит вас, сальваторов, и потому не мешает?

Пайпер бросила на него озадаченный взгляд, но, подумав немного, пробормотала:

— Надеюсь, что так… Было бы здорово, если бы Лабиринт нас действительно любил и не путал.

— К слову, об этом… — Кит, наконец-то решивший отпустить руки Пайпер, начала стучать костяшками пальцев друг об друга. — Райкер говорил, что Лабиринт охвачен хаосом, правильно?

Пайпер, кивнув, указала ему вперёд и первой сдвинулась с места. Кит сглотнул, всё ещё чувствуя лёгкий страх, и пошёл за ней.

— Король пленил богов и подчинил себе Лабиринт и, следовательно, может влиять на него. Так почему Лабиринт свёл нас с Иснаном? Разве король не должен оберегать его от нас? Если он пытался сломать нас, показывая то, чего мы не хотим видеть, то какой смысл сводить нас с Иснаном?

— Не знаю, — рассеянно ответила Пайпер, смотря себе под ноги.

— Николас говорил, будто Лабиринт бросается из крайности в крайности, словно живой. Думаешь, это возможно? Поэтому он разделил нас только сейчас?

— Не знаю, — повторила Пайпер. — Ты вообще откуда всё это взял? Когда успел разобраться в магии Лабиринта?

— Да ниоткуда, и ничего я не разобрался. Всё так странно и запутанно, я уже ничего не понимаю, но… Сначала Лабиринт держит нас вместе, потом показывает прошлое Николаса и Фортинбраса, а тебя почему-то не трогает. Потом перестраивается так, что мы находим Иснана, после вышвыривает и снова пускает, но на этот раз — разделяет. Почему? Неужели Лабиринт чувствует, что вы можете отследить его перемещения и найти источник силы? Тогда почему бы просто не запереть врата? Зачем Лабиринту, который находится во власти хаоса и держит богов в плену, вообще позволять нам входить?

Пайпер остановилась, уставившись в пространство перед собой. Кит на всякий случай посмотрел вперёд, но ничего не увидел, даже конца коридора.

— Я чувствую, — тихо произнесла Пайпер, проведя пальцами по сигилу на правой ладони. — Лабиринт меняется.

Кит напрягся, на всякий случай схватил Пайпер за левую руку, но всё вокруг оставалось спокойным, недвижимым.

— Не здесь, — заметив растерянный взгляд искателя, пояснила Пайпер. — Николас был прав: Сила удерживает Время и Движение в равновесии, поэтому они могут отслеживать изменения Лабиринта.

— А это не привлечёт демонов? Вы же, типа, лакомый кусочек и всё такое.

— Так-то оно так, но я не чувствую, чтобы здесь что-то менялось. Всё спокойно. Магия стабильна, а Лабиринт не давит. Всё в порядке.

— Господи, я уже ничего не понимаю…

Хотя, может быть, он был слишком глупым для этого? Кит сомневался — пусть и немного, но он понимал основы магии, а про уникальность магии сальваторов наслушался вдоволь. Лабиринт должен был пытаться подавить их, но пока что они видели попытки оказать давление на Николаса и Фортинбраса. Лабиринт будто игнорировал Пайпер, что казалось Киту подозрительным.

— Так, стоп, — вдруг объявила девушка, схватив Кита за плечо. — Чувствую.

— Что? Кого?

— Николаса и Фортинбраса. Они всё ещё в Лабиринте, но…

Кит напрягся, услышав далёкий утробный вой, эхом отскакивающий от стен. Пайпер, однако, не обратила на него внимания, лишь выставила руку вперёд и задвинула Кита за себя, будто это было в порядке вещей. Если бы он не знал, что она в состоянии голыми руками разорвать демонов, даже рассмеялся бы от абсурдности ситуации.

— Господи, — вдруг выдохнула Пайпер.

Кит меньше, чем за секунду, заметил, как она изменилась. Уверенность, давшаяся ей огромными усилиями, спала, как треснутая маска. Золотые глаза стали тусклее, зато вены на руках вспыхнули, будто в них была не кровь, а живое пламя. Пайпер едва не осела на пол, но Кит подхватил её и удержал на ногах. Паника постепенно возрастала, но он изо всех сил подавлял её, зная, что нужно сохранять трезвый рассудок.

— Я чувствую это, — едва слышно произнесла Пайпер. Её рассеянный взгляд скользнул Киту за спину, в сторону, откуда вновь раздался я вой. По спине искателя побежали мурашки, когда он услышал и даже почувствовал приближение демонов.

— Нам нужно убираться, — торопливо выпалил он. — Пожалуйста, Пайпер.

— Я знаю, знаю, но я… Это так больно, — хрипло выдавила она, прижав руки к груди.

— В чём дело? Опять Лабиринт что-то творит? Что ты чувствуешь?

Пайпер сказала что-то на языке, которого Кит не знал. И он бы даже удивился, если бы практически сразу же Пайпер не продолжила:

— Лабиринт и впрямь ведёт себя странно, потому что за него борются.

Вой демонов стал громче. Кит сглотнул, выхватив кинжал с сигилами, которые делали его сокрушителем, и покрепче перехватил Пайпер.

— Нам нужно убираться отсюда. Сейчас же.

— Кит, — испуганно произнесла Пайпер, — ни на шаг от меня не отходи, понял? Я защищу тебя, обещаю.

Кит не успел даже рта открыть: налетели порывы ледяного, чёрного ветра, сбившие их с ног. Пайпер крепко ухватила Кита за руку, он едва не почувствовал, как затрещали его кости, но сжал зубы, подавляя боль. Тьма накрыла их, как лавина, сошедшая с гор, и всего через несколько секунд даже магия Пайпер, вспышками скрывавшая с её рук, померкла. Холод пробрал до костей, и Кит практически поверил, что всё кончено.

Он не знал, что конкретно крылось за этим «всем», не мог даже представить. Человеческое сознание было слишком хрупким, а хаос, давивший на него, слишком сильным. Будто тысячи демонов разом атаковали его, заразили проклятиями и сделали вратами, как это было со Стефаном. Кит слишком хорошо чувствовал, как нечто касается его разума, как тьма, окружившая их, становится лишь плотнее,обретает форму, сознание, голос — низкий, глубокий, эхом отскакивающий от стен, которых не было видно.

Будто сам Лабиринт вдруг заговорил с ними.

— Ты сильнее, чем я предполагал.

Кит судорожно выдохнул, когда ледяное дыхание коснулось его затылка, но не шелохнулся. Он даже не понимал, стоит он или лежит, придавленный хаосом, не видел Пайпер или её магию.

Не мог же он быть настолько слаб и бесполезен? Каким бы абсурдным ни был тот факт, что Кит, простой человек, был в Лабиринте, он должен был быть в состоянии как-то противостоять ему. Хотя бы из-за того, что стал якорем для души Пайпер. Если бы Кит не был готов для этого, Лабиринт бы разорвал связь, как это вышло с Джинном, искатель в этом не сомневался.

Значит, он всё же чего-то стоит.

Может, он не мог противостоять хаосу, не владел магией и не умел подчинять проклятия так, как это делали Стелла или Эйкен, но он всё же чего-то стоил. Лабиринту не следовало забывать об этом, и, видят чёртовы боги, Кит ещё докажет, что искатели — не слабаки.

Будто в ответ на его мысли где-то далеко вспыхнул золотой свет. Тьма отпрянула, но после бросилась на свет с новой силой. Кит с трудом приподнялся, поняв, что и впрямь был придавлен хаосом, и увидел множество вытянутых теней, отдалённо напоминающих человеческие, которые неслись вперёд и бросались на Пайпер, яростно отбивавшуюся от хаоса. То тут, то там мелькали железные острые зубы, длинные когтистые руки тянулись вперёд, но Пайпер неизменно отражала атаки.

— Пусть ты сильнее, чем я предполагал, ты не разорвёшь этот круг.

Голос, звучавший до этого, обрушился на них, словно гром среди ясного неба. Кит вновь ощутил, как тьма сковывает его, но он изо всех сил отбивался от неё, тянулся к свету, видя, что Пайпер тоже тянется к нему.

Должно быть, это длилось целую вечность, но в конце концов тьма начала ослабевать, а смех, отскакивающий от стен, — стихать. Магия Пайпер разрывала демонов и umbare, — теперь Кит был уверен, что это они, — когда те подбирались ближе, даже быстрее, чем он успевал проследить за её движениями. В одно мгновение её рука ещё была опущена, в следующее с неё уже срывалось золотое пламя, которое разрывало противника изнутри. Несколько раз Кит видел тонкие линии на телах демонов, из которых сочилась кровь, и успел даже удивиться, как идеально Пайпер придала своей магии остроту меча.

— Не разорвёшь, — прошелестел всё тот же голос.

Тень выросла за её спиной, и Пайпер, резко развернувшись, взмахнула ладонью. И тут же вскрикнула от испуга, отступив на шаг.

Тьма мгновенно исчезла. Чувствуя, как ломит всё тело, Кит всё же поднялся и замер, увидев перед Пайпер Фортинбраса.

Его шея была разрезана магией Пайпер, и из неё фонтаном хлестала синяя кровь.

***

— Это лишь наваждение, — повторил Фортинбрас, на секунду позволив себе зажмуриться. — Поверьте, я бы понял, если бы мы столкнулись с кем-то из наших.

— Твоя магия не могла дать сбой? — недоверчиво уточнил Гилберт, покосившись на труп, лежащий на земле.

— Тебе же уже сказали, — проворчала Стелла, — что это всё Лабиринт.

— Хочешь сказать, что ты сразу обо всём догадалась?

— А сам-то?

Гилберт не ответил, только раздражённо закатил глаза, но после вновь посмотрел на труп.

Стелле всё ещё было не по себе от того, что им объяснил Фортинбрас. Она, казалось, только поняла и поверила, что с остальными всё хорошо, — они всего лишь разделились после прохождения врат, это не конец света, — как на них напала тьма, имевшая разум и голос. И из неё восставали кошмары, которые казались до того реалистичными, что едва не убили их.

Тьма меняла лица, будто маски, и неустанно нападала, а Фортинбрас делал всё возможное, чтобы защититься от неё. В последний раз у тьмы было лицо Пайпер, и Фортинбрас замешкался. Позволил ранить себя, едва не разорвать на куски, но, к счастью, сумел взять себя в руки и убил тварь, которая прямо сейчас лежала возле их ног. После этого тьма отступила, но тварь с лицом Пайпер осталась, из-за чего Стелле было неуютно.

Она знала, что это не Пайпер, что настоящая Пайпер жива и вообще не здесь, но никак не могла уложить эту мысль в голове.

— Возможно, это одно из испытаний Лабиринта, — спустя непродолжительную тишину сказал Фортинбрас. Он ни разу не посмотрел на тело твари с тех пор, как убил её, и Стелла догадывалась, что это из-за её внешности. Ей тоже не нравилось смотреть на врага, но видеть не его, а мёртвую Пайпер.

— Какое-то оно странное, — неуверенно произнёс Гилберт.

— Не страннее того, что мы уже видели.

— Разве не ясно, что ты бы смог понять, что это не по-настоящему?

Стелле потребовались лишние мгновения, чтобы распознать в словах Гилберта издёвку. Лабиринт, как и говорил Николас, будто обладал разумом, так что вряд ли он не понимал, какие уловки сработают с сальваторами, а какие — нет. Связь между ними была крепкой, они чувствовали присутствие друг друга, благодаря чему смогли бы понять, если бы их пытались обмануть. Однако Фортинбрас замешкался, и они оба, Гилберт и Стелла, это видели. Он, должно быть, на несколько мгновений поверил, что это и впрямь Пайпер и она хочет убить его.

Зная, как сильно Фортинбрас дорожит Пайпер, Стелла не винила его в том, что он поначалу растерялся. Не винила она и Гилберта, что удивило её саму.

Фортинбрас, наконец, опустил глаза к мёртвой твари, но той не оказалось на месте. Сальватор моргнул, поднял голову и осмотрелся. Вокруг них была бескрайняя пустота, и только где-то на горизонте виднелись стены, которые то рушились, то поднимались вновь. Ничем не пахло, солнца не было, ощущения чужого присутствия — тоже. До нападения тьмы вокруг них был старый город, по улицам которого они шли вверх, но тот разрушился.

— Значит, это правда, — произнёс Фортинбрас, опустив плечи.

— Что правда? — мгновенно уточнила Стелла.

— Николас не ошибся. У Лабиринта есть разум, и даже не один.

Гилберт удивлённо округлил глаза. Этим утром Марселин сняла повязку с его левого глаза, и, несмотря на ещё не исчезнувшее тёмное пятно вокруг и маленький шрам, пересекавший уголок глаза, Стелле не казалось, будто Гилберту некомфортно. Она знала, что великаны крепче людей и что магия Марселин сильна, но ведь и Катон не был простым человеком. Неужели Гилберт и впрямь так быстро оправился от этого ранения и его глазу ничего не угрожало?.. Стелла всё подавляла желание спросить, так ли это, или коснуться маленького шрама, чтобы убедиться, что он настоящий.

— Вот почему он постоянно менялся, а теперь разделил нас. За Лабиринт сражаются, и это сказывается на его внутреннем устройстве.

— Кто сражается? — спросил Гилберт и после, наконец заметив внимательный взгляд Стеллы, направленный на него, повернулся к ней. — Что? Чего ты пялишься на меня?

— А у тебя шрам не болит? — тихо уточнила она.

Гилберт, казалось бы, растерялся и даже покраснел, что поставила Стеллу в тупик.

— Нас обманули, — сказал Фортинбрас, и девушка мгновенно забыла о шраме Гилберта, о том, как он немигающе смотрел на неё, и на настороженности в его голубых глазах.

— Что?

— Боги сражаются с королём демонов, поэтому Лабиринт нестабилен.

— Разве они не закованы в цепи? — протараторил Гилберт, собрав руки на груди.

— Только некоторые из них. Между богами раскол, и некоторые из них сумели освободиться. Я чувствую тонкие нити магии, те самые, которые они вплели в сакри во время их создания. Чувствую, как они оплетают Лабиринт, будто он ещё одно их творение, и меняют его, и как король демонов вновь вырывает контроль. Они будто выхватывают власть друг у друга, из-за чего с Лабиринтом и происходит всё это.

— И ты понял это только сейчас? — то ли с ужасом, то ли с недоверием спросил Гилберт. — Точнее, как ты вообще смог понять это? Не слишком ли это странно и безумно: мы столько времени потратили на то, чтобы найти источник силы, из-за которой боги закованы в цепи, а теперь… Этот источник вообще существует?

— Существует, — медленно, будто намеренно растягивая слова, ответил Фортинбрас. — Но они скрывали его.

— Но Райкер сказал… — несмело начала Стелла.

— В том-то и дело: он сказал, что боги нуждаются в нас, и сакри подтвердили его слова. Но сейчас что-то изменилось.

Гилберт шумно выдохнул и взъерошил чёрные волосы.

— Райкер — одна из трёх ипостасей Риндскавора, и он не может действовать самостоятельно, без его одобрения. Получается, Райкер и заманил вас сюда? Он знал, что сакри ему поверят?

— Сакри связаны с богами чем-то иным, — задумчиво пробормотал Фортинбрас, собрав руки на груди. Всего на мгновение, но Стелла отчётливо увидела в нём Гилберта: он стоял точно так же минуту назад и выглядел таким же озадаченным. Они даже хмурились одинаково, о чём Стелла, право слово, хотела сказать, но не успела. Фортинбрас тут же продолжил: — Есть клятвы, о которых даже я не знаю. И, полагаю, именно из-за этого сакри поверили Райкеру.

После этих слов странная радость, охватившая Стеллу, сразу же исчезла.

— Выходит, поначалу Райкер не лгал? Боги действительно нуждались в спасении, но теперь что-то изменилось?

— Нам нужно вернуться, — решительно заявил Фортинбрас, резко обернувшись к Гилберту и Стелле. — Найдём остальных и сразу же вернёмся.

— Но боги…

— Всё изменилось, Гилберт. Разве ты не понял? Та тьма, которая напала на нас, не была просто тьмой. Это был король демонов, часть его сознания, отобравшая у богов управление Лабиринтом.

Стелла поёжилась, осознав, как быстро всё изменилось. Если Фортинбрас прав, — а он был прав, Стелла ничуть не сомневалась в нём и его магии, — всё это время Хайбарус то и дело сражался с богами, сумевшими сбросить цепи, за право управлять Лабиринтом. Стелла не понимала лишь одного: с чего Фортинбрас уверен, что между богами раскол? И если это так, то каким образом они, смертные, могут быть замешаны в этом?

Если в том, что освободить богов могут только сальваторы, ведь они были созданиями магии и хаоса, Стелла ещё находила логику, то всё остальное выглядело для неё бессмыслицей. Сальваторы — не боги, в конце концов, пусть и выше смертных. Пусть они умеют то, что неподвластно простым магам, пусть владеют тайнами и магией, способной менять и спасать миры, неужели сами боги не могут того же?..

В конце концов, какие они боги, если им нужна помощь четырёх смертных?

— Мы возвращаемся, — повторил Фортинбрас намного строже и громче, когда Гилберт уже открыл рот, чтобы что-то сказать. — Сейчас же.

— А если ты ошибся?

— Предпочтёшь остаться здесь и умереть, пытаясь доказать это?

Гилберт бросил на него такой свирепый взгляд, что Стелла почти поверила, что он действительно предпочтёт рискнуть и остаться здесь, лишь бы не соглашаться с Фортинбрасом. Но почти сразу же выражение лица Гилберта смягчилось, он отвёл глаза и, выдержав небольшую паузу, пробормотал:

— Всё равно это слишком странно.

Стелла, окончательно растерявшись, посмотрела на Фортинбраса. Он поймал её взгляд, и всего на мгновение, но Стелла прочла в нём неуверенность. В конце концов, она решила, что он вряд ли понимал больше, оттого и молчал, не вдаваясь в более подробные объяснения. Боги — это иные существа, формы жизни, смерти и магии, и простые смертные не могут понять. Возможно, боги сами себя не понимают, из-за чего с Лабиринтом и творятся все эти странные вещи.

— Если ты считаешь, что нам лучше вернуться, — наконец подала голос Стелла, — то пусть будет так. Пайпер и Николас наверняка почувствовали то же, что и ты, раз вы связаны.

— Как и Иснан, — тихо добавил Фортинбрас.

— Сейчас он может катиться куда подальше, а мы — отсюда. Если боги такие капризные и постоянно меняют решения и сражаются за Лабиринт, то пусть и дальше этим занимаются, но не впутывают вас.

Фортинбрас моргнул, будто удивлённый её словами, и неожиданно широко улыбнулся.

— Так и знал, что ты скажешь что-то подобное.

***

Николас хотел верить, что ошибался, однако Лабиринт с каждой секундой доказывал ему обратное. Его перестройка происходила всё чаще и чаще, тьма нападала, прорываясь через Движение, а иногда и вовсе плавно огибала их троих, будто не хотела навредить. И бескрайнее небо, раскинувшееся над их головами, то и дело раскалывалось, будто на самом деле было стеклянным куполом.

— Не могу поверить, — сиплым от ужаса голосом повторила Твайла, должно быть, уже в сотый раз. С той минуты, как Николас рассказал им, что происходит на самом деле, Твайла только и могла, что ужасаться. Ещё она ругалась, но намного реже, чем Марселин.

— Как это вообще возможно? — уточнила девушка, остановившись рядом с Николасом.

Последние пару минут он стоял на краю крыши старого кирпичного здания и смотрел в небо, наблюдая за тем, как медленно раскалывалось небо. Из-за волнения Марселин пару раз подходила слишком близко к краю, и Николас незаметно уводил её обратно, используя магию. Однако она снова подошла слишком близко.

— Даже я не понимаю, — отрешённо пробормотал Николас. — Я просто… почувствовал это. Будто коснулся магии, которая открыла мне истину.

Краем глаза Николас заметил, как Марселин переглянулась с Твайлой. Вообще, с той самой минуты, как они оказались разделены, они всё чаще обращали друг на друга внимания и даже разговаривали, что не могло не радовать Николаса. Однако сейчас он был слишком напряжён и, пожалуй, напуган.

Если бы его попросили объяснить свои ощущения точнее, Николас не смог бы сделать это. В одно мгновение он чувствовал, как где-то далеко Лабиринт вновь перестраивается, а после даже сумел коснуться нити магии, ведущей к источнику силы, которая сковала богов. А после — яркая, болезненная вспышка, осознание, обрушившееся на него, точно лавина, от которой он бы не сумел спастись при всём желании. Николас понял, что Лабиринт не просто во власти хаоса и Хайбаруса.

Лабиринт — поле битвы короля демонов и богов, которые сумели разорвать цепи самостоятельно.

Эта мысль всё ещё казалось ему немного дикой, но он понимал, что она правдива. Тончайшая нить магии, которая осталась в Рейне и связывала её с богами когда-то, пробудилась и позволила Николасу прочувствовать изменения в Лабиринте. Из-за этого и раскалывалось небо: где-то там, в ином ответвлении Лабиринта, боги сражались с Хайбарусом за право управлять этим местом.

Николас не понимал лишь одного — зачем нужны были сальваторы?

Сакри признали Райкера, и Николас предполагал, что это из-за некой клятвы, которую те принесли богам. Он не раз замечал, как Рейна старается уходить от вопросах о богах или обстоятельствах, при которых маги дома Орланд стали сакри. Было что-то, что она не могла рассказать, как бы Николас ни старался вытянуть из неё хотя бы два слова. Это была связь иного уровня, которая ему совершенно не нравилась. Из-за неё трое сальваторов оказались в Лабиринте, а вместе с ними — ни в чём не повинные люди.

— Нам нужно убираться отсюда, — наконец сказал Николас, с трудом сглотнув ком в горле. — Здесь становится слишком опасно.

— Почему? — тут же воскликнула Марселин, едва не вцепившись ему в плечо. — Разве мы не должны сначала найти остальных? Ты говорил, что чувствуешь Пайпер и Фортинбраса, но что насчёт Стефана и…

— Стефан сильный маг, — проворчал Николас, — но Лабиринту он вряд ли интересен. Думаю, я отслежу его магию, как только выберемся отсюда.

— Но как мы…

Договорить Твайла не успела. Крыша здания, на котором они были, да и весь город вокруг начали рушиться. Николас быстро схватил Марселин за руку, перебросил их к Твайле и мгновенно переместил подальше от развалин, в которые город превратился меньше, чем за несколько секунд. Пыль ещё не успела осесть, когда Николас почувствовал, как ему становится трудно дышать. Магия стягивалась в тугой узел, и сама основа Лабиринта будто начала давить на него. Позади выросла огромная тень, и Николас почти вскрикнул, когда Рейна заставила его повернуться. Однако это была не тьма, переставшая нападать на них лишь недавно, а огромные врата, выросшие из земли: белый мрамор с золотыми прожилками, древние письмена на поверхности камня, которые Николас не мог прочитать, и слабый мерцание, окутавшее врата.

— Не думаю, что это хорошая идея, — тихо сказала Марселин.

Николас отпустил магию, и та практически мгновенно оплела врата многочисленными нитями, а после принесла ему спокойствие. Мимолётное, но всё же.

— Это настоящие врата. Не те, через которые мы вошли, но они выведут нас в Дикие Земли.

— А что насчёт остальных? — торопливо уточнила Твайла, при этом настороженно оглядываясь по сторонам.

— Благодаря нашей связи они поймут, какие врата настоящие, и смогут выбраться.

— Но если те не просто не появятся?

На этот вопрос у Николаса не было ответа. Он в совершенстве владел Движением и понимал в структуре Лабиринта больше, чем кто-либо другой, однако появление, открытие или исчезновение врат были загадкой даже для него. Впрочем, теперь он предполагал, что дело было как раз в борьбе богов и короля демонов. Возможно, кто-то из богов выхватывал власть над Лабиринтом и возводил врата, а после удерживал их в одном месте так долго, как только мог, и при этом сохранял возможность их открытия. Это также объяснило бы, почему некоторые врата не желали их пропускать — тогда их контролировал Хайбарус.

— Нико! — прикрикнула Твайла, и он, дёрнувшись, понял, что слишком быстро отвлёкся.

— Придётся рискнуть, — взволнованно сказал он, посмотрев сначала на Твайлу, потом — на Марселин, от переживаний уже искусавшую нижнюю губу. — Я не знаю, где нас вышвырнет, но обещаю, что вы не пострадаете. Мы с Рейной вас защитим.

Твайла без промедлений кивнула, тогда как Марселин замешкалась. Меньше всего Николас хотел, чтобы она сомневалась в нём именно сейчас. Это не только пугало его, но и расстраивало. Неужели он недостаточно хорошо управляется со своей магией, чтобы остальные сомневались в нём? Особенно Марселин. Она ведь доверилась ему так же, как Николас — ей, и он считал, что они стали близкими друзьями. Если бы она сомневалась в нём, то не согласилась бы стать ракатаном для тела.

«Нико», — прозвучал голос Рейны, и он осознал, что опять отвлёкся.

— Всё будет хорошо, — стараясь звучать уверенно и непринуждённо, сказал он. — Я с этим справлюсь.

В конце концов, он не мог быть хуже Пайпер, Фортинбраса или Иснана. Его связь с Рейной была намного крепче, чем у Пайпер с Лерайе, да и он порой не боролся за контроль над телом и магией, как Иснан с Ренольдом. Движение Николаса было идеально, и он всегда идеально использовал его.

Он лишь слегка взмахнул рукой, и с кончиков пальцев сорвались тонкие фиолетовые нити, метнувшиеся к вратам и намертво прилипшие к ним. Николас потянул, и врата распахнулись, брызнул ослепительный свет.

— Всё будет хорошо, — повторил сальватор, крепко сжав протянутую ладонь Твайлы.

Марселин, поколебавшись ещё немного, взялась за руку Твайлы.

— Я справлюсь, — ещё раз повторил Николас, в ту же секунду перебросив их ещё ближе к вратам.

Холодный яркий свет почти коснулся его, готового пройти первым, когда небо раскололось надвое. До этого были лишь мелкие трещины, за которыми крылась тьма, но на этот раз в небе зияла огромная трещина, из которой вырвались две точки. Одной ногой Николас уже был за вратами, и время будто замедлилось. Он повернул голову, мгновенно отыскал две точки и понял, что это не тьма, принявшая чей-то облик, или твари, которых спустил король демонов.

Это был сам король демонов и кто-то из богов. И они падали вниз, вцепившись в друг друга, будто обезумевшие.

Николасу потребовался всего один взгляд, чтобы понять, что он видит настоящую богиню: алые волосы, тёмные у корней и почти розовые у кончиков, заплетённые во множество косичек; белые одежды, трепыхающиеся на ветру; и оружие, состоящие из чистого света. Её противник, король демонов, даже не имел формы, не то что лица — был лишь плотной тенью с бьющими воздух крыльями, длинными когтями и рогами, загибающимися к макушке.

Николас знал, что не должен был этого увидеть. Пусть даже Движение лучше всего отслеживало изменения Лабиринта, это находилось за гранью понимания сальватора. Каким бы сильным он ни был, он был смертным, а здесь — иные создания, существование которых находится на совершенно ином уровне.

И всё же, Николас это увидел. Почувствовал всем своим телом тогда же, когда незнакомый голос в его голове прогремел: «Сражайся».

***

С каждым шагом Иснану было всё труднее дышать. Он знал, что дело не в магии, которую он потратил, чтобы найти и открыть врата, которые пропустили бы их в Лабиринт. Дело было в чём-то совершенно другом.

Ни Маракс, ни Карстарс не обращали на него внимания. Просто ждали, пока он справится с болью и продолжит использовать магию, которая вела их вперёд, к Хайбарусу. Его голос набатом звучал в голове Иснана, как и обещание назвать ему имя, которое он отчаянно желал знать. Вот только Иснан уже не понимал, действительно ли он хочет этого.

С Лабиринтом творилось что-то непонятное: он будто разваливался на части, а кто-то едва-едва успевал латать его. Иснан не сомневался, что и остальные сальваторы, также нашедшие путь в Лабиринт, чувствовали это, и даже начал думать, что именно из-за подобных странностей ему становилось всё хуже. Тело будто сковывало, голос короля звучал всё громче, но Иснан не различал слов. Магия и хаос тянули его в разные стороны и словно пытались разорвать на части. Хаос продолжал вести туда же, куда звал Хайбарус, тогда как магия противилась этому.

«Сражайся, — тихо повторял Ренольд, его голос был едва слышал сквозь шум крови в ушах и приказы короля. — Сбрось цепи, которые тебя сковывают, и покажи, на что ты способен».

Будто Иснан не делал это постоянно или, по крайней мере, пытался. Теперь, зная, что именно Карстарс подавлял его через хаос, Иснан то и дело предпринимал попытки отразить его атаки. Вряд ли Карстарс не замечал этого — скорее предпочитал делать вид, что не замечает, чтобы и дальше давить на Иснана и контролировать его.

«Сражайся», — с усталым вздохом повторил Ренольд.

«И без тебя знаю!» — мысленно огрызнулся Иснан. Он шёл впереди по длинному залу, возле стен которого по жёлобам медленно текла золотистая густая жидкость. Иснану казалось, что он знал, что это такое, но слово, вертевшееся на языке, никак не удавалось вспомнить. Да и место казалось знакомым, будто Иснан здесь уже был.

«Не был, — возразил Ренольд. — Но я был».

«И что это?»

Ренольд не ответил.

«Ублюдок, — едва не прошипел Иснан, сжав кулаки так, что короткие когти вспороли кожу ладоней. — Отвечай мне, когда я спрашиваю!»

«Неужели ты думаешь, что я твой раб?»

«Ты подчиняешься мне!»

«Не больше, чем ты подчиняешься другим».

От возмущения Иснан громко рыкнул, и этот звук многократным эхом отскочил от стен. Маленькие частицы хаоса, напоминавшие чёрные песок, закружились вокруг его рук, несколько трещин пробежало по земле. Затылком Иснан почувствовал взгляды Маракса и Карстарса, а мгновением позже ощутил, как последний давит на него хаосом.

Какого чёрта он пытается сделать? Неужели госпожа Ситри и впрямь разрешила ему идти на крайние меры, лишь бы усмирить Иснана?..

Зарычав ещё громче, он резко обернулся, вскидывая руку, и чёрное лезвие, созданное из хаоса, вонзилось в шею Карстарса.

— Как ты смеешь пытаться подчинить меня себе? — прохрипел Иснан, чувствуя, как собственная ярость смешивается с ликованием Ренольда. Магия колола пальцы, а хаос клубился вокруг, привлечённый его ненавистью.

— Угомонись! — рявкнул Маракс, угрожающе расправив крылья.

Иснан поднял вторую руку и щёлкнул пальцами, воздвигая барьер вокруг Маракса.

«Не останавливайся! — едва не кричал Ренольд, и впервые Иснан слышал в его голосе радостное возбуждение. — Сражайся!»

— Не делай глупостей, — с трудом выдавил Карстарс, положив ладони на лезвие кинжала.

— Не пытайся подчинить меня себе, — парировал Иснан, дёрнув ладонью. Хаос не отозвался, и по спине Иснана пробежал холодок.

Карстарс не просто так не позволял вытащить оружие из своей шеи. На нём была его кровь, и если Иснан попробует её, что сможет использовать Слово. Карстарс не был настолько глуп, да и дыра в шее, на самом-то деле, не вызывала у него проблем. Он всё ещё легко управлялся со своим хаосом и даже перехватил контроль у Иснана, который с каждой секундой всё отчаяннее пытался вернуть оружие.

«Сражайся!» — ещё громче повторил Ренольд.

— Успокойся, — тише проговорил Карстарс с улыбкой. Струйки чёрной крови стекали с его подбородка, и рана, из которой всё ещё торчало лезвие, казалось бы, слегка пульсировала, но Иснан не был уверен. Ярость, охватившая его, исчезла слишком быстро, и он почти поверил, что её и вовсе не было. Карстарс, будто заметив его сомнения, добавил ещё более спокойным тоном: — Отпусти хаос.

Сжав челюсти, Иснан, наоборот, вновь попытался выдернуть лезвие из шеи Карстарса. Тонкие чёрные нити его магии на мгновение дрогнули, а после ослабли. Магия всё ещё была сильна, но хаос оказался сильнее. К тому же, тот, в отличие от магии, не зависел от эмоций, а сейчас Иснан был слишком растерян и напуган, чтобы использовать магию в полной мере.

«Не останавливайся! — грозно прошипел Ренольд. — Не смей сдаваться!»

Будто Иснан хотел и дальше чувствовать, как что-то чужеродное касается его разума, царапает его острыми когтями и внушает совершенно иные мысли. Хватало и Ренольда, который чаще всего вёл себя, как капризная принцесса, заточённая в башне. Пусть даже сейчас что-то изменилось, пусть сакри был активнее и разговорчивее обычного, это не могло продолжаться вечность.

«Давай, — продолжил Ренольд, наполняя вены Иснана магией и частично перехватывая контроль над делом. — Покажи, на что ты способен».

Иснан рванул нити магии на себя, и на этот раз Карстарс не сумел ему помешать. Лезвие, созданное из хаоса, с хрустом и чавканьем выскользнуло из раны, пролетело по воздуху и послушно легло в руку Иснана. Он быстро поднял его и приготовился слизнуть кровь, когда чужие руки вцепились ему в горло, а хаос выбил из рук лезвие.

— Я же сказал тебе угомониться, — прорычал Маракс ему на ухо.

Иснан скосил глаза в сторону, туда, где должен был быть демон, заключённый в барьер, но его там не было.

— Не навреди ему, — прохрипел Карстарс, зажимавший рану на шее.

— Заткнись!

Иснан вцепился в руку Маракса, пытаясь отодрать её от своей шеи, и вскрикнул от неожиданности, когда острые когти полоснули ему по лицу. Кровь залила глаза, дыхание сбилось, и хаос Маракса проник в тело.

«Не останавливайся!»

«Сделай уже что-нибудь!»

Всего на мгновение, но Иснан почувствовал, как магия встрепенулась, приготовилась выплеснуться наружу. Однако после напала тьма, холодная и липкая, сковавшая его с ног до головы, и Ренольд, сильно удивив его, закричал от боли.

Иснану показалось, будто он уже проходил это. Будто тьма, холод и чей-то пристальный взор уже были, а хаос давил на него, путая мысли и мешая двигаться, сжимал лёгкие и сердце, медленно остужая и выкачивая кровь из тела. Иснан слишком хорошо чувствовал, как нечто касается его разума, как тьма становится лишь плотнее и обретает форму, сознание, голос. Низкий, глубокий и такой знакомый.

— Можешь отпустить его.

Маракс убрал руки и толкнул Иснана вперёд. Он упал, судорожно хватая ртом воздух, и только несколько секунд спустя заметил, что перед ним кто-то стоит. Иснан с трудом поднял голову и наткнулся на два голубых огонька, которые, видимо, были глазами: тень, едва удерживающая форму, крайне напоминала крылатого демона с рогами, загибающимися к макушке. Рядом стоял невысокий юноша в белых одеждах, с золотистыми волосами и бронзовой кожей. Его глаза и нос были скрыты простой светлой маской, почти такой же, какой Карстарс закрывал половину изуродованного лица.

Сам Карстарс вместе с Мараксом, нетерпеливо хлопочущего крыльями, стояли чуть дальше и с одинаково хмурыми лицами смотрели на него.

— Долго же ты добирался, Иснан.

Тень не шелохнулась, никак не изменилась, но сальватору и не нужно было, чтобы та менялась. Он и без того знал, что перед ним Хайбарус.

— Неужели засомневался? — продолжил король демонов.

Иснан едва мог пошевелиться. Мощь, которую излучал Хайбарус, не шла ни в какое сравнение с хаосом Маракса или Карстарса. Даже госпожа Ситри была слабее, а её Иснан всегда считал самой сильной из всех демонов.

Но если он был так силён, зачем хотел, чтобы Иснан пришёл к нему?

— Кажется, не так уж всё и просто, как ты говорил, — со смехом произнёс юноша в маске.

Хайбарус ему не ответил, только слегка наклонился к Иснану, по телу которого мгновенно пробежала дрожь, а внутри разлился дикий, животный ужас.

— Не переживай, Иснан, — притворно ласково произнёс Хайбарус, протянув руку, состоящую из колеблющихся теней, к его голове. Иснан против воли вздрогнул, когда ощутил совсем лёгкое поглаживание по волосам, будто король демонов принимал его за маленького щенка. — Как мы и договаривались, я раскрою тебе то, что ты желаешь знать.

Юноша в маске рассмеялся ещё громче.

— Можно использовать его, чтобы найти остальных. Только дайте мне…

— Достаточно, — отрезал Хайбарус. — Ты и так создал мне проблем.

— Я не виноват, что Геирисандра…

— Достаточно!

Юноша мигом утих и даже опустил голову. Хайбарус лишь повысил голос, даже не использовал хаос, но Иснан ощутил острое желание сжаться и исчезнуть, лишь бы не чувствовать вновь вспыхнувшего ужаса.

— С нашей помощью ты бы не достиг столь многого, — спустя несколько секунд молчания пробормотал юноша.

— Не зазнавайся только из-за того, что смог пройти во Второй мир. Не будь на то воля Риндскавора, так бы и торчал здесь.

Иснан вновь вздрогнул, когда Хайбарус обманчиво нежным движением коснулся его рогов. Король демонов не использовал хаос, но от одной мысли, что это был именно он, всё внутри Иснана сжималось.

— Мы всё исправим, — тихо сказал Хайбарус. — И ты поможешь мне, правда, Иснан? Сделаешь, как твой король велит?

Глава 20. Демона в своей голове я называю богом

Иснан открыл глаза в том же самом белом зале, который видел последним. Карстарс, наклонившийся к нему слишком близко, улыбнулся и будто бы любя погладил его по волосам.

— Отлично, я уж поверил, что ты помер.

Иснан дёрнулся вперёд, щёлкнув зубами, но хаос потянул его назад — только после этого он почувствовал цепи, обвивавшие его руки и тянущиеся в темноту за его спиной. Это не было порталом или брешью и совершенно не напоминало врата, через которые они проходили, чтобы попасть в Лабиринт. Иснан вообще ни разу не видел, чтобы хаос принимал подобную форму, и понятия не имел, как с ней бороться. Ренольд молчал, и никого, кроме Карстарса, здесь не было. Тот уж точно не станет отвечать на вопросы и не позволит Иснану подманить себя ближе, чтобы сальватор напал и добрался до крови старшего демона. У Карстарса был отвратительный характер, но он был умён и мастерски управлялся с хаосом. Такие дешёвые трюки с ним не сработают, и Иснан сразу же отбросил их.

В голове было практически пусто, зато тело помнило ощущение давления, которое оказывал король демонов, и ужас, который парализовал Иснана. Разве он не должен был продержаться хотя бы на пару минут дольше?.. Он сальватор, в конце концов, и не мог быть таким слабым.

«Дело не в слабости, — неожиданно произнёс Ренольд, но так тихо, что Иснан практически поверил, что ему лишь померещилось, будто сакри заговорил. — Ты помнишь, кто был с Хайбарусом?»

Не сводя взгляда с Карстарса, который стоял перед ним на расстоянии двух метров и как ни в чём не бывало улыбался, Иснан ответил: «Какой-то сопляк в маске».

«Они говорили о богах».

«Разве?»

Иснан совершенно не помнил этого.

«Ты помнишь, — возразил Ренольд, — но хаос заставляет тебя думать иначе».

«Если ты такой знаток хаоса, почему я до сих пор в цепях?»

«Желаешь, чтобы я взял контроль над телом? Это может быть не слишком приятно».

«Я не намерен сидеть, как собака на привязи!»

Ренольд не ответил, из-за чего Иснан едва не заорал. Но, вовремя вспомнив о Карстарсе, прикусил язык. Не хватало ещё доставлять ему удовольствие, показывая, в каком отчаянном положении Иснан находится.

Он постарался пошевелить пальцами, чтобы ощупать цепи, но отдёрнул их, почувствовал ледяной холод и боль. Странно, что это произошло только сейчас. Он, должно быть, уже давно был скован, и чужой хаос должен был давно отравить его тело.

«Ты же не настолько глуп, Иснан», — с лёгким разочарованием проворчал Ренольд.

«Что мешает тебе дать мне прямой ответ?»

«Что мешает тебе, наконец, осознать, что ты не просто демон?»

Иснан громко фыркнул, чем привлёк внимание Карстарса. Будто он и не понимал, что не является обычным демоном. Сакрификиумы никогда бы не выбрали кого-то из тёмных созданий, и это означало, что Иснан всегда был особенным.

«Ты не был особенным, — возразил Ренольд. — Ты был напуганным, потерянным и очень одиноким. Таким же, как я».

«Кончай молоть всякую чушь, — мысленно огрызнулся Иснан. — Тупые сентиментальные истории не помогут освободиться!»

«Ты так уверен? Разве суть магии не в том, чтобы питать её эмоциями? Я лишь пытаюсь сделать тебя сильнее».

«Тогда говори, чёрт возьми, прямо!»

Ренольд вздохнул, и этот звук эхом отразился внутри головы Иснана.

«Я столько раз являлся тебе, а ты так и не понял, что мы оба скованы цепями?»

Не удержавшись, Иснан хрипло рассмеялся. Карстарс уже в открытую таращился на него, но сальватору было плевать. Это Ренольд-то являлся ему? Он брал его тело под контроль столь редко, что порой Иснан забывал, что сакри способен на это. И он никогда не являлся во плоти, всегда в отражении, из-за чего Иснан так редко видел своё собственное лицо. Это совсем не то, что должен был делать нормальный сакри, который твердил, что всё ещё верит в своего сальватора.

Разве Ренольд не должен помогать ему? Быть с ним одним целым? С первой минуты своего существования и до самой последней он отдаёт себя, свой разум и свою магию сальватору. Судя по тому, что помнил Иснан, Ренольд помогал Аннабель. Бесхребетной, слабой и глупой Аннабель, которая не сумела защитить себя.

«Ты правда думаешь, что всё было так?»

Иснан мотнул головой, пытаясь заглушить голос Ренольда, однако с каждым словом тот становился всё громче и яростнее.

«Ты правда думаешь, что тогда был сильнее Аннабель? Думаешь, что видел, как она умирала? Может, цепи, которыми меня сковали, и ограничивают меня, но это не значит, что я позволю тебе думать, будто тогда ты был могущественнее».

«Ты уже был моим», — возразил Иснан, чувствуя, как ярость вновь возрастает в нём.

«Разве ты не помнишь, что связь с нами — это навсегда? Так почему ты думаешь, что мы уже были связаны, когда ты видел, как умирала моя Аннабель? Действительно веришь, что видел это?»

У Иснана был готовый ответ, однако что-то остановило его. Левый красный глаз Карстарса скользнул по его лицу, уголок губ едва заметно дрогнул. Всего на долю секунды, но Иснану показалось, будто Карстарс был готов отступить на шаг.

«Я видел, как она умирала», — настойчивее повторил Иснан, вскинув голову и ответив на испытующий взгляд Карстарса.

«Ты думаешь, что видел, но это не так. Ты не мог быть там, ведь тогда я ещё был связан со своей Аннабель, а ты не был сальватором».

«И что, будешь попрекать меня этой дурью до конца жизни? Знаешь, если не поможешь, я ведь и впрямь умру! Ты что, хочешь побить рекорд по количеству сальваторов?»

«А ты так сильно хочешь умереть, что даже не даёшь мне объяснить тебе элементарные вещи?»

«Вау, вы посмотрите на него, он, наконец, решил мне что-то объяснить!»

Ренольд замолчал — Иснан почти поверил, что сакри всего-навсего обиделся на него, как неразумный ребёнок, однако спустя какое-то время почувствовал, как кончики пальцев начало легонько покалывать.

«Вы — дети магии и хаоса, — вкрадчиво произнёс Ренольд, продолжая медленно распространять потоки тёплой магии по телу Иснана. — Вершина мастерства богов в области созидания и нечто большее, чем просто смертные. Ты — нечто большее, чем просто смертный».

«Я не смертный», — инстинктивно возразил Иснан.

Карстарс, всё это время наблюдавший за ним, казалось бы, прекрасно понимал, что он разговаривает с Ренольдом, но ничего не предпринимал. Это казалось Иснану даже более странным, чем тот факт, что ни Маракса, ни Хайбаруса, ни того юноши в маске не было, но сальватор практически сразу же забыл об этом. Тепло магии распространялось дальше, прогоняя холод, и голос Ренольда звучал всё увереннее.

«Разве ты обязан подчиняться тому, кто обманул тебя? Разве должен выполнять условия сделки, которую не заключал? Ты — нечто большее, чем просто смертный. Ты мой сальватор, Иснан, и ты пообещал мне, что лично вырвешь сердца каждого тёмного создания за то, через что они заставили тебя пройти».

Ренольд уже не в первый раз говорил об обещании, которое якобы дал ему Иснан, однако он сам ничего не помнил об этом. Когда это вообще могло быть?..

«Я помогу вспомнить, — понизив голос, зашептал Ренольд. — Помогу освободиться, если ты, наконец, позволишь нам стать одним целым».

Иснан едва не рассмеялся над этой глупостью. Они уже были одним целым, в ином случае сальватор не смог бы использовать Слово в полной мере.

«Ты и не использовал, — со снисходительным смешком сказал Ренольд. — Все, за исключениям демонов, дети магии и хаоса. Ты использовал лишь каплю моей силы, чтобы увеличить свой контроль над хаосом. На самом деле ты всегда воздействовал только на хаос, который был скрыт в чужих телах».

Иснан сильно в этом сомневался, однако с каждым мгновением всё лучше чувствовал, что Ренольд прав. Его магия наполняла тело сальватора, проникала в разум и была мягкой и спокойной, будто не она могла подарить власть над чужой жизнью. Иснан всегда считал, что Слово было опаснее и мощнее даже Времени, и был уверен, что его магия — холодная и безжалостная, как и он сам. Не тёплая, какой он ощущал её сейчас, не спокойная и, что самое главное, не внушающая чувство безопасности.

Иснан знал, что он никогда не будет в безопасности, и не верил в это дурацкое чувство.

«Но ты хочешь этого, верно? Хочешь быть в безопасности. Хочешь, чтобы ни Карстарс, ни Ситри, ни Хайбарус не знали, где ты и что делаешь. Чтобы они никогда больше не могли управлять тобой».

«Не говори ерунды. Я, может, и сальватор, но…»

«Уверен, что эта мысль твоя?»

Иснан проглотил остаток предложения, быстро поняв, что Ренольд прав. Они оба были заложниками, и старшие демоны управляли их жизнями. Как бы сильно Иснан ни пытался убедить себя, что справится, потому что он сальватор, в конце концов он был лишь перевёртышем — и эту мысль ему внушили.

Ренольд был прав.

«Я всегда прав, — не без самодовольства согласился сакри. — И ты ещё не раз убедишься в этом, но, может быть, поработаем над тем, чтобы освободить тебя? Только если тебе, конечно, не нравится сидеть на цепи. Мне вот не нравится».

«Сказал долбанный сакри с ошейником».

«Я привязан не к демонам, а к тебе. Большая разница».

«Что, прямо-таки большая? Ты всегда подчинялся им».

«Мы оба подчинялись им, но я — из-за тебя. Даже если ты совершил ошибки, ты всё ещё мой сальватор. Ты пообещал мне, что отомстишь, что мы оба отомстим, и я верю тебе».

Тепло магии достигло сердца, и Иснан впервые за всё своё существование ощутил, что такое тепло на самом деле. Это казалось странным, непривычным и даже пугающим, но чем должен он прислушивался к себе, тем лучше понимал, что ему нравится это ощущение. Магия разливалась по телу, отгоняя хаос, который давил на Иснана, и дарила чувство уверенности. Настоящей уверенности, а не фальшивой, той, что он испытывал раньше, когда думал, что сможет справиться с кем-то вроде Карстарса или даже Хайбаруса.

«Ладно, принцесса, — сжав челюсти, чтобы не выдать себя перед Карстарсом, подумал Иснан. — Что ты предлагаешь? Он не идиот, не подойдёт ближе. Мне его кровь не получить».

«Кто сказал, что это единственный выход?»

«Только давай без твоих тупых вопросов, говори нормально!»

«Я не просто так распространяю магию, Иснан. Этот зал — всё равно что алтарь, и кровь, которую ты видел, была частью жертвы, которую принёс Хайбарус. Я же жертвую магию».

Иснан из последних сил подавил раздражённый вздох.

«Зачем?»

«Пытаюсь приманить кое-кого. Ты слышал о Геирисандре и должен понимать, что она обязательно почувствует нас. Она выиграет нам пару секунд, может, поможет сбросить цепы. Сориентируемся на месте. Но помни: у нас только один шанс. Либо сейчас, либо никогда. Если дашь слабину, то всё будет кончено. Они разорвут связь и найдут другой, более покладистый сосуд. Каким бы монстром ты ни был, я не позволю демонам убить ещё одного моего сальватора. Мы будем сражаться, пока не сбросим цепи».

***

— Какое прелестное создание.

Пайпер ударила наугад. Тень, только-только выросшая справа, растворилась, исчезла, разорванная золотым пламенем. Пайпер знала, что может контролировать магию куда лучше, но никак не могла взять себя в руки. Лерайе то перехватывала контроль, то вновь отдавала его, из-за чего Сила то яростно вспыхивала, практически разгоняя окружившую их тьму, то гасла до неярких, редких вспышек.

— Я искренне удивлён, что именно ты, моя милая, стала вместилищем Силы. Такая хрупкая, маленькая и невинная…

Пайпер вновь взмахнула рукой и почти коснулась демона, чей глубокий, низкий голос то и дело звучал у неё над ухом. Но тень растворилась среди тьмы, стала целой с ней, и Пайпер вновь ощутила, как страх начинает душить её.

Что это, чёрт возьми, было?..

Тьма налетела, будто из ниоткуда, напала, как хищный зверь. Пайпер отбивалась, без остановки повторяя про себя, что просто обязана найти Кита и защитить его, но потом… Она видела разрезанную шею и синюю кровь. Она видела лица Фортинбраса, но оно исчезло даже быстрее, чем Пайпер успела хотя бы понять, что произошло.

Она действительно сделала это? Использовала магию, чтобы навредить Фортинбрасу?..

— А ты ещё сомневаешься? — спросил всё тот же голос, и чьи-то бесплотные пальцы почти ласково коснулись её волос.

Пайпер резко обернулась, вскидывая руки, но тень вновь растворилась в общем потоке тьмы. Ледяной воздух обжёг кожу, острые,словно иглы, частицы хаоса коснулись её. Пайпер стиснула зубы, услышав вдалеке крик Кита.

«Сосредоточься», — предостерегающе прошептала Лерайе.

«И без тебя знаю!»

— Хрупкая, маленькая и невинная, — повторил голос, усиленный многократным эхом. — Может, ты владеешь магией, которую вы, смертные, именуете Силой, но в тебе нет настоящей силы. Нет никакого стремления к совершенству. Нет вечности.

Пайпер рыкнула, почувствовав прикосновение чего-то холодного к своей спине даже сквозь кожаную куртку. Если это опять та же самая ерунда, которую она видела, когда Гидр отравил её…

— Ты так думаешь? — практически промурлыкал голос у неё над ухом.

Пайпер наотмашь ударила тень, чья рука скользнула по её плечу, и сумела почувствовать, как хаос уплотнился под её пальцами. Но после он вновь рассыпался, и тень исчезла среди тысячи точно таких же, подступавших к ней со всех сторон.

«Он боится тебя, — сказала Лерайе, вынуждая Пайпер постоянно оборачиваться и усиливать сияние пламени, которое разрасталось возле её ног. — Знает, что ты можешь причинить ему боль, и не подходит ближе нужного».

«Да куда уж ближе!»

«Король не дурак, знает, что ты можешь ему навредить. Воспользуйся этим».

Будто Пайпер не пыталась. Страх, ненависть и ярость внутри неё сплетались в тугой клубок, который то и дело подпитывал магию, пока сознание не подбрасывало картину, которую Пайпер всеми силами пыталась выкинуть из головы. Разрезанная шея, удивление, страх и разочарование в глазах, дрожащие губы, синяя кровь.

Она вправду сделала это?..

«Нет, нет и ещё раз нет!» — пыталась убедить себя Пайпер, продолжая отгонять от себя тьму. Она бы ни за что на свете не навредила Фортинбрасу. Они были одной магии, и она бы обязательно почувствовала его присутствие. В конце концов, Фортинбрас сумел бы остановить её, если бы не успела она. Он бы ни за что ни позволил Пайпер навредить ему, верно?..

«Сосредоточься», — строже произнесла Лерайе.

«Я сосредоточена!» — огрызнулась Пайпер, метнув сгусток магии в наиболее смелую тень, раскрывшую на неё пасть.

«Найди свой якорь и начинай искать врата».

«А что, короля мы уже не будем испытывать?»

— Ты желаешь меня испытать? — проговорил он у неё за спиной.

Пайпер обернулась, метнув в него пламя, но он перехватил её руку и глубоко вонзил острые когти. Брызнула кровь и, если Пайпер не ошибалась, даже стало слышно, как коготь проскрежетал по кости. Она стиснула зубы, подавляя крик, и уставилась на короля демонов.

Он едва удерживал форму: вытянутое тело, похожее на тень, трепыхалось, только рука, которой он удерживал руку Пайпер, была плотной и казалась настоящей. На тёмном лице горели два голубых огонька, за спиной подрагивали огромные крылья, а рога, загибающиеся к макушке, то расплывались, то вновь обретали форму. Хайбарус не выглядел угрожающе, и если бы не хаос внутри него, Пайпер бы приняла его за одну из теней, от которых отбивалась совсем недавно.

Она сглотнула, когда он протянул вторую руку и нежно убрал короткие пряди волос, упавшие ей на лицо. Пайпер дёрнула рукой и успела заметить, как золотые искры выскочили из-под пальцев Хайбаруса. И, она была готова поклясться, что его лицо дрогнуло, что всего на мгновение, но на нём проступили боль и неприязнь.

— Почему же с тобой так трудно?

Пайпер хотела ответить, но в последний момент Лерайе заставила её замолчать. Пайпер не была такой уж дурой, чтобы думать, что в одиночку справится с самим королём демонов, но неужели сакри думала, что она молча стерпит что угодно?

— Ничего, мы это исправим, — тихо продолжил Хайбарус, крепче сжав её левую руку.

Пайпер фыркнула и, ощутив, как магия скапливается на кончиках пальцев, бросила:

— Мечтай, милый.

Она прыгнула на него, зарычав, чем, должно быть, сильно удивила его. Вцепилась в лицо, которое тут же стало плотнее, и отпустила магию, золотистой сетью распространившейся по тени. Это было сложно, но возможно — на мгновение взять под контроль хаос, из которого Хайбарус создал себе столь ненадёжное тело, и сплести его с магией. Если бы не связь с Временем и Движением, Пайпер даже не рискнула бы.

Она надавила сильнее, чувствуя, как жар от пламени начинает плавить ей кожу. Раньше такого не было, но Пайпер не была намерена останавливаться. Только не сейчас, когда Хайбарус, всего на мгновение потеряв бдительность, позволил магии проникнуть внутрь него. Пайпер вливала ещё больше, пока король демонов отбивался от неё, царапал ей руки и лицо, пытался сбросить с себя. Тени вокруг беспокойно верещали и яростно выли, цеплялись за неё, но Пайпер лишь позволяла пламени разрастаться и уже не беспокоилось о том, что оно может в один момент погаснуть, лишившись её контроля.

Она не дура — знала, что в одиночку с королём демонов не справится. Но сейчас он был перед ней, пусть даже в такой слабой форме, и Пайпер могла причинить ему боль. Могла влить столько Силы, что его хрупкое тело не выдержит и рассеется, что он поймёт, что лезть к ней плохая идея. Поймёт, что зря позволил Карстарсу войти в Лабиринт.

Может, уничтожить нынешнюю форму Хайбаруса будет мало для победы, но Пайпер сделает это. А после доберётся до Карстарса, найдёт способ взять под контроль его хаос и уничтожит магией, которую вольёт в его тело. Плевать, что он двести лет держат под контролем целый мир, не позволяя покинуть его, и был не таким уж слабаком. Он заслуживал смерти, и Пайпер убьёт его. Но сначала она причинит Хайбарусу столько боли, сколько сможет.

Пайпер почти поверила, что сумела сделать это, когда он резко вскинул вторую руку и вцепился ей в шею. Голубые глаза на фоне абсолютно чёрного лица, где не было видно ни рта, ни носа, вспыхнули ещё ярче. По её шее потекла тёплая кровь. Хайбарус издал какой-то странный звук, похожий на фырканье, и глубже вонзил когти. В ответ Пайпер отпустила ещё больше магии.

Боли она практически не чувствовала, а если та и появлялась, то Пайпер подавляла её, полностью растворяясь в магии и хаосе. Райкер был прав, когда говорил, что сальваторы — это вершина мастерства богов в области магии. Они — дети магии и хаоса, которые владеют силой, которой нет ни у кого из смертных. Совершенно иной уровень, иная мощь.

Выше смертных, но ниже богов.

Неужели это означает, что Пайпер не справится?..

Вряд ли. Ни боль, ни хаос, проникающий в её тело, её не остановят.

Должно быть, Хайбарус понял это. Он точно не сдался, нет. Лерайе продолжала твердить о том, что он от своего не отступится. Она говорила что-то ещё, что-то о том, что Пайпер, кажется, следует немного успокоиться и сосредоточиться, возможно, но Пайпер слышала только слова про Хайбаруса. Он пытался причинить ей боль так же, как она — ему, и проигрывал, потому что был лишь слабой тенью, каких тысячи. Он не был выше смертных и ниже богов. Всего лишь концентрация хаоса, у которой есть разум. Всего лишь тень, которую Пайпер могла легко уничтожить. Всего лишь ещё один демон, которая она убьёт.

Она надавила сильнее, чувствуя, как руки начинают проваливаться, как тень постепенно теряет свою плотность, но уже не могла остановиться. Магия вспыхивала в её венах, вытекала вместе с кровью и срывалась с пальцев, искрилась и трещала в пламени, которое продолжало отгонять тьму. Магия медленно разрасталась в теле Хайбаруса точно так же, как хаос — в теле Пайпер.

«Ещё, ещё, ещё».

Рано или поздно, но тело Хайбаруса не выдержит. Пайпер ещё могла вливать в неё магию, нарушая концентрацию хаоса, и могла причинить ему ещё больше боли.

***

У Фортинбраса и впрямь оставалось совсем мало времени и ещё меньше — сил.

«Всё будет хорошо, — шептал Арне, то и дело помогая ему выпрямляться после того, как Фортинбрас спотыкался об обломки колонн тронного зала, пока шёл вперед. — Мы уже близко».

Сколько раз он уже сказал это? Должно быть, тысячу, не меньше. Фортинбрасу было трудно назвать точное число. Он чувствовал, что врата становятся ближе, и знал, что совсем скоро они откроются им, но Лабиринт не хотел отпускать его просто так. Тронный зал ребнезарского дворца восстанавливался вновь и вновь, тени обретали очертания его любимых и близких, и он сам же убивал их. Всё было до того правдоподобно, что Фортинбрас почти поверил, что эти двести лет были лишь мгновением, что он всё ещё в тронном зале и надеется спасти родителей.

Почему это продолжалось? Разве они не нашли способ отслеживать изменения Лабиринта? Разве не сумели избежать этих странных испытаний, которые он им устраивал? Фортинбрас помнил, что всё это лишь воспоминания, искажённые, разрушительные воспоминания, которые Лабиринт сплетал в иллюзии, потому что хотел сломить его, но не мог избавиться от ощущения, что он вновь переживает эти события по-настоящему. Он зажмуривался каждый раз, когда слышал, с каким хрустом Нотунг пронзает грудную клетку королевы Жозефины, и едва мог дышать, когда в иллюзии звучал его же голос — умоляющий, надорванный.

В такие моменты Стелле приходилось толкать его вперёд, говорить, что «это лишь глупая иллюзия», и Фортинбрас искренне не понимал, как она может и дальше идти вперёд. Как успевает следить не только за ним, но и за Гилбертом, который замирал каждый раз, когда стены вокруг них рушились, а потом строились заново.

Фортинбрас не мог даже посмотреть на него. Стелла бегала между ними, толкая обоих вперёд, напоминая, что им нужно найти врата, и пару раз даже рявкнула на Гилберта, когда тот попытался открыть рот и задать вопрос. Фортинбрас ничего не понимал и едва двигался, по большей части благодаря Арне, который то и дело брал его тело себе. В конце концов сальватор просто сдался, позволил Арне и Стелле взять всё в свои руки и даже не пытался помочь им. Он старался напоминать себе, что всё произошедшее осталось в далёком прошлом, что Лабиринт, каким бы сильным и опасным ни был, всё равно остаётся тем, что можно уничтожить, но это практически не помогало.

Наконец Фортинбрас почувствовал, как дрогнула нить магии, протянутая к Движению. Врата, обнаруженные им и Арне, были совсем близко. Тронный зал ребнезарского дворца появлялся всё реже, пустота — всё чаще. И когда нить магии дрогнула ещё раз, а после натянулась, Фортинбрас понял, что всё закончилось. Последний шаг — и Лабиринт будет позади. Они вновь окажутся в Диких Землях, где придумают новый план…

Стелла резко отпустила руку Фортинбраса и, громко зарычав, бросилась вправо. Только что рухнувшая стена, которая ещё секунду назад была частью иллюзии Лабиринта, явила тьму, в которой в конвульсиях бились тени. И где-то впереди то вспыхивал, то гас золотой свет.

— О боги, — прохрипел Гилберт, кинувшись за Стеллой.

Она нырнула прямо в тени и всего через мгновение сменила обличье. На этот раз одежда не порвалась, а просто исчезла — чары, которые наложила леди Эйлау, сработали отлично. Стелла бросилась на одну из теней и придавила её к полу, а всего через долю секунды Фортинбрас заметил до смерти перепуганного Кита.

— Привет, — нервно выпалил искатель. — А вы не видели Пайпер?..

Нить, протянутая к Силе, дрогнула, и сердце Фортинбраса едва не остановилось, когда он увидел Пайпер, которая сцепилась с одной из теней, как дикий зверь. Кровь заливала её лицо и руки, а магия золотом вспыхивала так ярко, что на мгновения перекрывала тьму. Гилберт, бросившийся Пайпер на помощь, остановился, когда свет вспыхнул вновь, и едва не упал, когда одна из теней напала на него.

Фортинбрас не успел сделать даже шагу. Тень, с которой боролась Пайпер, повалила её на пол и, быстро взглянув на Фортинбраса, растворилась. Тьма отступила. Исчезла тень, которую Стелла рвала на части, и она разочарованно фыркнула и замотала головой. Затем огляделась, убедилась, что вокруг вновь были только белые стены, полы и потолки, вернула себе человеческое обличье и подала руку всё ещё перепуганному Киту.

Пайпер громко выругалась, привлекая к себе внимание, и, пошатываясь, встала. Гилберт потиравший глаза, подставил ей плечо, но Пайпер отшатнулась от него и едва не упала. Фортинбрас оказался рядом и подхватил её даже быстрее, чем успел осознать, что произошло. Мгновение назад Лабиринт вновь испытывал его, а теперь перестроился так быстро и незаметно, что Фортинбрас бы и не понял этого, если бы не Стелла.

Неужели Лабиринт всё же сумел добиться того, что он полностью потеряет концентрацию?..

Пайпер удивлённо уставилась на него и практически невесомо коснулась пальцами его шеи. Фортинбрас на секунду прикрыл глаза, позволив себе забыть о том, что они должны как можно скорее выбраться отсюда, что его Лабиринт практически сломал, а её — покалечил.

— Шрама вроде бы нет, — тихо произнесла Пайпер.

Фортинбрас открыл глаза и непонимающе посмотрел на неё.

— Это ведь ты? — ещё тише уточнила Пайпер.

— Это я, — с лёгкой улыбкой ответил Фортинбрас.

Пайпер практически улыбнулась, но, нахмурившись, будто нехотя выдавила:

— Я, кажется, немного сошла с ума и попыталась убить Хайбаруса.

— Ты пыталась что?! — выкрикнул Гилберт, едва не влезая между ними.

— Потом! — рявкнула Стелла. — Сначала мы отсюда выберемся! Где дурацкие врата?

— Рядом, — ответил Фортинбрас. Пайпер вновь коснулась его шеи, провела по ней кончиками пальцев, но он, напоминая себе, что Стелла права, добавил: — Врата рядом, я чувствую.

— А Нико?

— Он уже выбрался и наверняка ждёт нас. Лучше поторопиться, пока он не решил сунуться обратно.

Стелла решительно кивнула и, вперившись в Кита изучающим взглядом, спросила, может ли он идти. Кит что-то промямлил в ответ, и Стелла вновь рявкнула — тогда искатель, кажется, мгновенно и чётко выпалил ответ, которого она ждала. Фортинбрас бы попросил её быть чуть мягче, если бы вновь не почувствовал, как Пайпер касается его шеи.

— За мной нужно следить, а то я ещё кому-нибудь голову откручу, — пробормотала Пайпер, посмотрев ему в глаза.

— Это всё, что тебя беспокоит? — уточнил Фортинбрас, положив ладонь на её израненную левую руку. Магия медленно проникала под кожу, Время сплеталось с Силой и сращивала разорванные мышцы и кожу, пока Пайпер смотрела так, будто её поймали на преступлении. Но спустя несколько секунд она всё же выдавила улыбку и сказала:

— Ты, кажется, справляешься.

— Я бы не хотел, чтобы с тобой случалось что-то, из-за чего потом потребуется моя магия.

— Знаю, но я… В общем, я немного увлеклась, — Пайпер нервно рассмеялась и широко, практически безумно улыбнулась. — Я ведь всерьёз поверила, что смогу убить его… Это так глупо, да?

— Расскажешь, когда мы будем в безопасности, — пробормотал Фортинбрас, оставив на её губах лёгкий поцелуй. — Тогда же я осмотрю все твои раны.

— О, можешь не только раны осмотреть, можешь ещё…

— Мы всё ещё здесь, спасибо, что помните, — громко кашлянув, сказал Гилберт. — И если никто не забыл, этот раксов Лабиринт пытается убить нас, поэтому давайте мы сначала выберемся, а потом будем флиртовать друг с другом, хорошо?

— Ты же не верил, что он пытается нас убить! — возмутилась Стелла.

— А тебе не нравится? — тут же уточнил Кит, ощупывая своё лицо, будто проверяя, нет ли на нём ран. — Я вот обожаю мыльные оперы.

— Что это? — не понял Фортинбрас, положив ладонь на вторую руку Пайпер и вновь отпустив Время, которое залечивало её раны.

Гилберт нервно рассмеялся, но когда Фортинбрас посмотрел на него, он нахмурился и отвёл взгляд. Сердце сальватора практически рухнуло в пятки. Воспоминания о том, что Лабиринт показал, были слишком свежи, и даже спокойствие от того, что они нашли Пайпер и Кита, не могло успокоить ужас и ненависть, которые разрастались в душе и сердце Фортинбраса.

Как только они будут в безопасности, Гилберт начнёт задавать вопросы и будет даже более надоедливым, чем Пайпер в своё время. Он не остановится, пока не узнает всю правду, и вряд ли согласится с Фортинбрасом, когда тот скажет, что иного выхода не было. Их родители были обречены, и Фортинбрас должен был убить их до того, как они станут тёмными созданиями. С Алебастром, Марией и Гвендолин — то же самое.

Фортинбрас лишь делал то, что должен был.

— Знаешь, — наконец нарушил затянувшуюся тишину Кит, — я потом тебе покажу мыльную оперу. Ты будешь в восторге.

Пайпер прыснула от смеха.

— Давайте выбираться, пока это место не свело меня с ума, — сказал она, переведя взгляд на Фортинбраса. — Если я ещё раз наткнусь на него, то точно убью, и никто меня не остановит.

***

Пайпер потребовалось намного больше времени, чем она рассчитывала, чтобы в подробностях рассказать о том, что случилось. Она старалась вспомнить все детали, но каждый раз, когда думала о том, что позволила Лабиринту обмануть себя, на глазах наворачивались слёзы.

Как она могла подумать, что навредила Фортинбрасу? Неужели её так легко обвести вокруг пальца? Если бы они до сих пор не искали врата, которые не желали появляться, Пайпер бы расплакалась прямо на месте.

Из-за ненависти и боли она совсем потеряла голову. Она поверила, что сможет не только причинить Хайбарусу боль, но даже убить его, из-за чего практически проиграла. Пайпер совсем забыла о том, что Киту нужна её помощь, и боролась с королём демонов до тех пор, пока он не начал побеждать. Он бы и победил, если бы не что-то не случилось. Что именно — Пайпер так и не поняла.

Хайбарус сбежал, увидев Фортинбраса. Вряд ли он испугался. Скорее понял, что раз Лабиринт не сумел ослабить его, значит, нужно ещё немного времени. Возможно, какая-то новая уловка, ещё больше иллюзий, которые Фортинбрас не захочет видеть и которые могут сломать его. Пайпер пыталась спросить об этом, аккуратно и ненавязчиво, но Фортинбрас говорил, что ей не удастся перевести тему. Будто обсуждать её неожиданный срыв куда интереснее и важнее…

Пайпер знала, что сорвалась, и чувствовала стыд за это. Она должна была защитить Кита, раз Лабиринт разорвал её связь с Джинном, и провалилась. Кит ничего не говорил, не осуждал её, и от его молчания Пайпер было ещё хуже. Она запуталась, не знала, как ей исправиться, как вновь стать той Первой, которая могла полноценно использовать магию и точно знала, что делать. В один момент Пайпер показалось, что она и вовсе никогда не была Первой — оттого и не могла стать прежней.

— Ты перепутал? — жалобно проскулила Стелла меньше, чем через минуту после того, как Фортинбрас сказал, что точно знает, где врата.

— Нет, — со вздохом ответил он.

— Тогда почему мы всё ещё не нашли их?

Всего на секунду, но Фортинбрас помедлил с ответом, и этого оказалось достаточно, чтобы Стелла опустила плечи и вновь заскулила, как если бы оставалась в обличье волчицы.

— Не бойся, Стелла, я не позволю Лабиринту навредить вам. Мы обязательно найдём врата.

Пайпер бы поверила ему, если бы не понимала, что к чему. Лабиринт перестраивался, медленно и незаметно, так, что, когда они почти приближались к вратам, те отдалялись. Белые стены, казалось бы, оставались теми же, как и колонны, потолки, окна, открывавшие вид на белую пустыню, но всё же менялись. Фортинбрас чувствовал эти изменения лучше, чем Пайпер, ведь её Сила лишь подпитывала Время и Движение.

Лабиринт сводил их с ума и отлично справлялся с этим. Пайпер точно знала, что, стоит ей хоть раз распознать в тенях Хайбаруса, она опять сорвётся. Может, в следующий раз у неё и получится, ведь тогда рядом будет не столько Фортинбрас, сколько Время. Пайпер даже не нужно будет стараться и притягивать магию, она сама охотно откликнется на Силу, когда та наполнит вены Пайпер.

«Уверена?»

Пайпер мотнула головой, надеясь заглушить голос Лерайе. Та лучше неё знала, справятся ли они с Хайбарусом, и сейчас, должно быть, в миллион раз спрашивала себя, почему выбрала себе именно Пайпер. Может, даже раздумывала переключить своё внимание на какого-нибудь другого, не такого озлобленного и эгоистичного человека.

Лерайе шумно вздохнула, но ничего не сказала.

Пайпер совершенно не понимала своего сакрификиума. Почему они не могут общаться так же легко, как Фортинбрас и Арне? Почему не могут быть в одной команде, как Николас и Рейна? Про Иснана с Ренольдом и думать не хотелось. Может, даже они справляются лучше, чем Пайпер и Лерайе.

Она почти поверила, что после очередного вздоха сакри та скажет что-нибудь, но вместо этого почувствовала, как замерла магия, как Фортинбрас взял её за руку и заставил остановиться. Пайпер подняла голову и вытаращилась на врата, появившиеся из пустоты.

— Ура, — без энтузиазма объявила Стелла. — Мы дотопали.

Не успел Фортинбрас даже рта открыть, как массивные белые двери распахнулись. Пайпер инстинктивно отступила назад, подняв кулаки, приготовившись к атаке, но выдохнула, когда невысокая фигура прорезала холодный свет, льющийся из врат. Николас выпрыгнул вперёд, на мгновение исчез и тут же появился прямо перед ними.

— С ума сошли! — взволнованно выпалил он, взмахнув руками. — Я чуть весь мир не обскакал, пытаясь найти вас!

— Прости, — со вздохом облегчения сказал Фортинбрас, — но…

— Потом!

Николас исчез, появился возле Гилберта, шедшего в метре позади, схватил его и перебросил поближе к сальваторам. Стелла и Кит мгновенно оказались рядом, и Стелла вцепилась в руку Гилберта, при этом держа Кита за плечо. Пайпер не успела даже моргнуть, как Николас, положив одну руку на плечо Гилберта, другую — на Фортинбраса, перенёс их вплотную к вратам, а после надавил Движением, вынуждая пройти через них. Яркий свет и магия, заструившаяся по венам, мгновенно привели Пайпер в чувство.

— Куда собрались?! — выкрикнул Николас, когда Стелла отпустила Гилберта.

Без лишних слов Стелла ещё крепче сжала руку великана, и его лицо залил румянец. Николас выдохнул и вновь перенёс их, на этот раз — в Омагу.

Пайпер мгновенно узнала зал собраний: длинный стол из светлого мрамора, множество стульев, обитых синим бархатом, картины на стенах и окна от пола до потолка, открывавшие вид на внутренний двор и площадь перед дворцом. Во главе стола сидел Киллиан, потиравший виски с таким видом, будто это он был вынужден в одиночку отправиться в Лабиринт. За его спиной беспокойно бегала Марселин, которой Ансель пытался вручить чашку с чаем, а леди Эйлау наблюдала за ними с ними с неподдельным интересом. Твайла сидела за другим концом стола и когтями царапала что-то на столе, но как только заметила вернувшегося Николаса, подскочила на ноги.

— Как ваше маленькое путешествие? — с кошачьей улыбкой спросила леди Эйлау, проигнорировав отчего-то выругавшегося Киллиана.

— Не слишком удачно, — честно ответил Фортинбрас. И только секундой позже, будто поняв, что не так, обернулся к Николасу, который ответил даже быстрее, чем был озвучен вопрос:

— Я не знаю, где они.

Марселин от волнения затрясла руками и, резко развернувшись, едва не сбила Анселя с ног.

Пайпер почувствовала себя не только эгоисткой, но и круглой дурой. Она была настолько рада выбраться от Лабиринта и одновременно настолько озлобленна из-за того, что ей не дали убить Хайбаруса, что даже не сразу заметила, что здесь не было Джинна, Клаудии, Энцелада и Стефана.

— Что? — кое-как выдавила Пайпер.

— В Лабиринте их нет, — протараторил Николас, запустив пальцы в волосы. — Я уже тысячу раз проверил, едва к демонам не залез! Они где-то в Диких Землях, но я их совсем не чувствую.

Горло Пайпер сжалось от страха.

— А они не могли… — сказала Стелла и, неопределённо махнув рукой, выжидающе уставилась на Николаса.

— Они не мертвы, — жёстко возразил Фортинбрас. — Если бы они были мертвы, связь между нами и Стефаном бы была разорвана.

— Тогда где они? — едва ли не прохныкала Марселин. Ансель всё-таки сумел впихнуть ей чашку с чаем, который она, однако, даже не попробовала. Судя по нетерпеливому взгляду Анселя, там было либо снотворное, либо успокоительное, которое ему приказали подлить, чтобы немного привести Марселин в чувство. И судя по тому, как леди Эйлау следила за ней, Пайпер угадала.

— За территориями исследованных земель магия крайне нестабильна, — сложив руки на груди, принялся рассуждать Фортинбрас, — и хаоса там намного больше, чем может выдержать любой человек.

— Думаешь, Лабиринт вышвырнул их туда? — наконец подал голос Киллиан.

— Не исключаю эту возможность. Нужно проверить.

Киллиан вдруг коротко рассмеялся, покачав головой.

— Отлично. Ты только что вернулся из Лабиринта, который едва не убил тебя, и теперь хочешь сунуться в место, о котором мы ничего не знаем?

— Сейчас мы знаем намного больше. К тому же, я сильнее, чем был раньше, и больше не один.

Сердце Пайпер пропустило удар, но после вновь стало биться нормально. Место, где магия была нестабильна, а хаос намного опаснее, не внушало доверия и пугало её сильнее, чем она была готова показать, но Пайпер не имела права бояться или просить немного подождать. Если уж Лабиринт был так жесток к сальваторам, что он мог сделать Джинну, Клаудии, Энцеладу и Стефану? Где открыл врата, чтобы вернуть их в Дикие Земли?

Да и сделал ли он это?..

— Мы с Николасом найдём их.

Пайпер так резко повернулась к Фортинбрасу, что у неё хрустнула шея.

— А я что, разжалована?

Взгляд Фортинбраса смягчился, когда он посмотрел на неё, и на мгновение Пайпер ощутила укол стыда. Она не хотела срываться, быть грубой и навязчивой, но мыслями всё ещё была в моменте, когда её Сила наполняла слабое тело Хайбаруса и готовилась разорвать его на части.

Возможно, Пайпер сходила с ума и даже не замечала этого.

— Посмотри на свои руки, — тихо, но настойчиво сказал Фортинбрас.

Краем глаза Пайпер заметила, как Стелла подбежала к Киллиану и принялась пересказывать ему всё, что с ними произошло, как Николас пытался объяснить, что он уже всё рассказал, как Твайла осыпала Кита вопросами, и была готова присоединиться к кому угодно, лишь бы не говорить о том, что пострадала из-за своей самоуверенности. Даже когда ладонь Фортинбраса легла ей на щёку, а большой палец нежно провёл по скуле, Пайпер была готова сделать шаг назад, лишь бы уйти от разговора.

Она и впрямь сходила с ума.

— Связь между Силой, Временем и Движением всё ещё держится, — ещё тише добавил Фортинбрас, заглянув ей в глаза. — Именно поэтому мы быстро узнаем, что случилось и где остальные, а потом вернёмся.

— Может уже сказать, что я слетела с катушек, — проворчала Пайпер.

Фортинбрас улыбнулся и, едва слышно рассмеявшись, легко коснулся её губ своими. Пайпер бы посчитала это подозрительным, если бы не знала, что он делает то же, что и утром — пытается успокоить её и показать, что он рядом.

— Иногда нужно сделать шаг назад, чтобы потом было легче, мар церзару, — пробормотал Фортинбрас. — Не повторяй моих ошибок и не пытайся доказать, что ты способна на всё. Хотя ты точно способна на всё, — с улыбкой добавил он.

***

К тому моменту, как Хайбарус, наконец, предстал перед ним, нервы Иснана были порядком расшатаны. Ренольд впервые в жизни отвечал практически на каждый его вопрос, пусть и не всегда прямо, и не умолкал даже в моменты, когда Иснан требовал этого. Однако когда высокая тень с крыльями и рогами выросла перед ним, Ренольд затих.

Иснан не сумел сдержать довольной улыбки, хотя его заслуги в паршивом состоянии Хайбаруса не было. Силуэт короля демонов колыхался, и среди потоков хаоса, которые напоминали подхваченные ветром чёрные струйки песка, то и дело вспыхивало золото. Его было слишком мало, чтобы Хайбарус мог поглотить Силу и использовать её, но достаточно, чтобы она напоминала ему о поражении. Иснан понятия не имел, что произошло с королём демонов на самом деле, но по одному виду понял, что Первая дала отпор.

Это было так же прекрасно, как и раздражающе. Очередное напоминание о том, что Первая, сломленная и измученная, смогла оказать сопротивление Хайбарусу, тогда как Иснану потребовалось намного больше времени.

Сколько он позволял Ренольду наполнять его тело магией, вытравливая хаос? Должно быть, несколько часов, не меньше. Зато теперь, когда тень Хайбаруса склонилась над ним, Иснан не ощутил того животного страха, который был раньше.

«Надо же, — удерживая на лице лёгкую улыбку, подумал Иснан. — Ты впервые не был таким бесполезным».

«Ты можешь заткнуться?» — устало проворчал Ренольд.

— Райкер, — пророкотал Хайбарус, выпрямляясь. — Подготовь алтарь.

— О, прошу прощения, — прочистив горло, начал Иснан, — но я бы не хотел быть жертвой.

Хайбарус, Карстарс, который всё это время стоял за его спиной, как верный пёс, и даже Райкер, выпрыгнувший из пустоты, удивлённо уставились на него.

— Понятия не имею, что вы тут хотите устроить, но я пас, — продолжил Иснан. Он всё ещё сидел на полу со скрещенными ногами и скованными за спиной руками, но больше не чувствовал себя загнанным в угол. Совсем не хотелось этого признавать, но в этом была заслуга Ренольда, который показал ему уникальную возможность и прямо сейчас направлял Иснана. — Разве вы не знаете, что все обряды нужно проводить в стерильных условиях? Я всегда так делаю.

«Либо сейчас, либо никогда», — напомнил Ренольд.

Иснан широко улыбнулся, когда Хайбарус шагнул к нему и наклонился.

«Только сейчас», — подумал Иснан и, резко разорвав цепи, которые уже несколько часов удерживали его только внешне, бросился вперёд.

Он проскочил прямо сквозь короля демонов, ведь тот был лишь тенью, постоянно терявшей форму. Проскочил, чувствуя потоки мощного хаоса и прикосновение магии, которая так понравилась Ренольду — Силы. Проскочил, совершенно не ощутив давление на своё тело, и бросился на Карстарса даже быстрее, чем тот успел вскинуть руку.

Всего на долю секунды, но Иснан почувствовал, как затаилась магия, а после за спиной Карстарса раскрылся портал — точно так, как и хотел Ренольд, всеми силами приманивавший Геирисандру. Она ответила ему и действительно решила помочь, и как бы сильно Иснан ни ненавидел Ренольда за то, что тот оказался прав, он не мешкал. Прыгнул на Карстарса, как зверь, вцепился в его плечи и толкнул в портал, который тут же закрылся за ними.

От удара о землю Иснан едва не потерял концентрацию, но вовремя взял себя в руки. Он вцепился в шею Карстарса, глубоко запустил когти, с наслаждением наблюдая за тем, как чёрная кровь сочится из ран. Карстарс хрипел, бил его, притягивал хаос, но никак не мог избавиться от железной хватки.

— Больно, правда? — с улыбкой прошипел Иснан, глубже погружая когти. — Больно, когда с тобой обращаются, как с вещью?

— Король тебе этого не простит, — из последних сил прохрипел Карстарс. Иснан слизал его кровь с пальцев и, заметив страх в глазах демона, ответил:

— Он уже пытался подчинить меня, и ничего не вышло. Забавно, да? Если уж он не смог, то ты точно не справишься. Fehtar.

Карстарс замер, точно статуя, и Иснан улыбнулся ещё шире. Ему нравилось видеть, как один из сильнейших демонов, который то и дело влезал в его сознание, ничего не мог сделать сейчас. Нравилось настолько, что Иснан вновь слизал кровь с пальцев, повторил команду, вливая в голос ещё больше магии сакри.

«Не увлекайся», — предостерегающе произнёс Ренольд.

— Заткнись, — бросил ему Иснан.

Он знал, что нельзя терять времени, что куда бы Геирисандра ни забросила его, Хайбарус уже мог быть рядом. Нужно было поторапливаться, но Иснан не мог отказать себе в удовольствии и не сделать то, о чём мечтал долгие часы.

— Знаешь, почему не вышло? — угрожающе тихо спросил он, наклонившись к лицу Карстарса. В отражении его широко раскрытых глаз Иснан видел, как горели его глаза, как чёрная кровь, хлеставшая из шеи демона, пачкала его белое лицо. — Я отказался от хаоса.

На долю секунды Иснан ослабил хватку магии, чтобы увидеть, насколько удивлён Карстарс, но почти сразу же погрузил пальцы глубже в разорванную шею так, что запястьем левой он касался подбородка Карстарса, а правой — его ключицы. Показав клыки, Иснан сказал:

— Твоя голова будет чудесным подарком.

Он со всей силы потянул руками в разные стороны и разорвал шею Карстарса, отделив голову от тела. Затем, отшвырнув голову в сторону, Иснан яростно разорвал грудную клетку демона и, вытащив наружу ещё бьющееся чёрное сердце, скривился.

«Это не обязательно», — напомнил Ренольд.

«Заткнись», — вновь подумал Иснана, вцепившись зубами в сердце.

Он отказался от своего хаоса — того, который поддерживал в нём жизнь, позволял красть и менять облики и связывал с Хайбарусом. Именно из-за этого хаоса король демонов оказывал на него влияние, мог вторгаться в мысли и подчинять себе. Иснан был созданием Хайбаруса так же, как Карстарс, однако у того было намного больше власти над собой, как и над чудовищами и тенями этого дрянного мира. Отказавшись от хаоса и приняв только магию, Иснан лишил себя возможности сменить облик и спрятаться, но также лишил Хайбаруса возможности влиять на него. Иснан не мог вернуть свой хаос, благодаря которому жил все те годы, которые помнил, мог полагаться только на Слово, пропитывающее каждую клеточку его тела, и ту небольшую власть, которая крылась в хаосе Карстарса. Через него Хайбарус не найдёт его, ведь Ренольд показал ему, как запечатать хаос глубоко в себе. Всё, что Иснану было нужно — это контроль над чудовищами и тенями этого мира, который раньше был у Карстарса.

И его голова в качестве подарка.

Проглотив последний кусочек, Иснан утёр губы и, поднявшись на ноги, подошёл к голове Карстарса, лежавшей неподалёку. Стеклянные глаза смотрели в небо, и Иснан был бы рад вырезать их, но всё же остановил себя. Подняв голову за волосы, сальватор покрутил её и, потянув за тонкие нити, через которые раньше тени подчинялись Карстарсу, притянул их к себе. Голова исчезла в потоках тьмы и хаоса, точно там, где хранились склянки с кровью, которую он собирал, и Иснан накрепко запер их внутри себя, позволяя раствориться в Слове. Как бы противно это ни было, но Иснан не хотел таскать голову Карстарса сам.

— Итак, где мы?

«Если я правильно понял то, что тебе принесли его тени…»

— Теперь они подчиняются мне, — перебил Иснан раздражённо.

Ренольд устало вздохнул.

«Портал привёл нас на неисследованные территории Диких Земель. Здесь много хаоса и магия нестабильна, но Хайбарус нас не найдёт».

— Чудесно… Знаешь, я даже удивлён, что твоя идея с поглощением хаоса сработала. Поначалу я решил, что ты просто пытаешься убить меня.

«Я не настолько жесток».

— Да-да, конечно, так я тебе и поверил… Ну что, прогуляемся?

Глава 21. Трон из шипов, колыбель из костей

Когда Клаудия сказала, что твари, властвующие на неисследованных территориях Диких Земель, близко, Энцелад подумал, что они действительно близко. Возможно, они, скрытые хаосом, всё это время были на расстоянии вытянутой руки. Но даже спустя несколько часов им не встретился ни один демон, хотя Клаудия продолжала говорить о том, что тёмные создания близко.

— Ты просто издеваешься, да? — в конце концов прошипел Энцелад, не выдержав. Джинн, идущий впереди, остановился и расправил крылья так резко, что Энцелад врезался бы в них, если бы вовремя не сделал шаг в сторону.

— Если бы я хотела поиздеваться, я бы придумала что-то получше, — сквозь зубы ответила Клаудия, бросив на него косой взгляд.

— Может, у тебя мозги плывут из-за этого дрянного проклятия?

Что-то резко ударило его по лицу, и только мгновением позже Энцелад понял, что это были перья. Джинн вновь попытался ударить его крылом.

— Я оторву тебе их, — предупредил Энцелад.

Джинн рассмеялся, сложив руки на груди.

— Давай, милый, попробуй. Я подниму тебя выше облаков и сброшу. Даже костей не останется.

— Костей? — озадаченно повторила Клаудия.

Энцелад громко фыркнул, возведя глаза к небу, закрытому серыми облаками, через которые изредка проникал тусклый свет. Ни разу за все эти часы небо не стало светлее, лишь темнело, а после возвращалось к серости, к которой Энцелад успел привыкнуть. Местность же не менялась: пустынные равнины, укрытые тонким слоем пепла и белой пыли, под которым виднелась жухлая трава, залитая кровью. Ни в одной из сторон не было видно ни городов или крепостей, ни хотя бы гор или лесов. Не было даже Блуждающих Душ, хотя Клаудия говорила, что они постоянно следуют за ними, смотрят, чтобы они не сбились с пути. Будто здесь может быть какой-либо путь.

Клаудия шла за зовом Блуждающих Душ, уверенная, что они приведут к ответам. Она говорила об истине, которой владеют боги, но не объясняла, что это такое. Стефан пытался пару раз объяснить, но так и не смог. Даже когда по его просьбе Клаудия задавала вопросы Блуждающим Душам, яснее не остановилось.

Энцелад даже не пытался вмешиваться. Ни магии, ни божественность, ни уж тем более какая-то там истина, которой владели боги, его не волновали. Всё, что ему было нужно, так это следить за Клаудией, как и приказал Гилберт. Даже здесь, в какой-то неисследованной части Диких Земель, где, казалось бы, царили смерть и запустение, Энцелад не забывал о том, чего хотел его король.

— Кости, — задумчиво повторила Клаудия, остановившись.

Джинн тут же обернулся к ней и, Энцелад был готов поклясться, едва сдержал порыв укрыть Клаудию крыльями, как если бы хотел защитить от всего мира. За последние часы он делал так пару раз, — в основном после того, как Энцелад начинал ругаться с ней, — но сейчас замер на месте, настороженно уставившись на Клаудию. Стефан, без остановки пытавшийся переписать сигилы на руке так, чтобы они работали, просто прошёл бы мимо, если бы Энцелад не схватил его за воротник рубашки и не потянул назад.

— Звёздная пыль наполняет кости, — будто на автомате пробормотал Стефан. — Да-да, это мы помним.

— Надеюсь, это не про меня, — с лёгким испугом пробормотал Джинн. — Я, знаете ли, очень красивая звезда, не хочу так бесславно умирать.

Энцелад тихо фыркнул.

— Предпочтёшь, чтобы демоны разорвали на части?

— Ты всегда такой злой? Или тогда когда девушка не даёт?

От неожиданности Энцелад едва не прыснул от смеха, но сдержался. Зато Клаудия, мгновенно забыв о своих рассуждениях, громко рассмеялась, уставившись на него, и Джинн тут же подхватил её смех.

— Замечательно, — проворчал Энцелад, ущипнув себя за переносицу. Секундой позже он услышал ещё один смешок и, стиснув зубы, повернулся к Стефану. — И ты туда же?

— Честно, впервые вижу, чтобы тебя смутили, — ответил Стефан, подняв ладони, будто сдаваясь. — А мне больше семисот лет, прошу не забывать.

— Я не…

— О, не бойся, — притворно жалостливым голосом сказала Клаудия, перебив Энцелада, — если не будешь надоедать и не умрёшь, напоровшись на собственную стрелу, я, может, сжалюсь и поцелую тебя.

Джинн рассмеялся ещё громче и захлопал крыльями, поднимая с земли пепел и белую пыль. Клаудия совсем легко толкнула его в плечо, и Джинн, не говоря ни слова, — в основном из-за смеха, конечно, — развернулся и пошёл вслед за ней. Клаудия как ни в чём не бывало начала говорить о том, что услышала от Блуждающих Душ, а Джинн либо с умным видом кивал, либо задавал уточняющие вопросы, лишь раз помахав крылом и тем самым прося поторопиться.

— Просто фантастика какая-то, — покачав головой, сказал Стефан. — Лабиринт едва не убил нас с Джинном, ты смутился из-за безобидной шутки, а ещё и это местечко стрёмное…

— Иди к чёрту, — бросил Энцелад.

— Судя по всему, мы скоро придём к кому-то намного хуже.

Энцелад закатил глаза, чувствуя, как с каждым шагом и слово всё больше раздражается. Впервые с ним происходило что-то подобное: неизвестность выматывала, однообразность пейзажей давила, а отсутствие хоть каких-то ответов едва не выводило из себя. Может, он не был настолько одарён в области магии или проклятий, априори знал про хаос меньше, но это не означало, что он был бесполезным и над ним можно было издеваться, говоря всякую ерунду и сильно ограничивая в ответах.

Выдохнув, Энцелад пробежался пальцами по оперению стрелы, мгновенно появившейся в колчане, закреплённом на поясе. Даже сейчас, в богами забытом месте, где магия была нестабильна, а голоса мёртвых не утихали, чары, когда-то наложенные феями, были сильны.

Иногда Энцелад, не зная, чем занять руки, так делал — и всё ждал, что чары не отзовутся. Распознают его сомнения и страх, из-за которых он порой не мог прицелится, и не позволят ему воспользоваться оружием. Это было просто глупо, — чары, связанные с кровью, всегда будут подчиняться ему, — и в то же время больно. Энцелад редко брал этот лук в руки, потому что Диона души в нём не чаяла и никому не позволяла хотя бы пальцем к нему прикасаться. И согласно кэргорским традициям, Энцелад был обязан положить лук рядом с телом сестры, но, поддавшись искушению, оставил себе. Чтобы знать, что он никогда не был один. Помнить, почему он до сих пор стоит на ногах. Чтобы потом, когда он встретит Диону в мире мёртвых, когда Мерула проводит его к ней, сказать, что он старался.

— Стоять.

Энцелад слишком поздно услышал предупреждение — мгновением позже Стефан схватил его за воротник куртки и дёрнул назад, причём улыбался он так, будто это было в порядке вещей. Энцелад бы огрызнулся, если бы Клаудия, остановившийся на вершине небольшого холма, не сорвалась вдруг вниз.

— Эй! — взволнованно крикнул Джинн, сорвавшись с места.

— Она близко! — крикнула Клаудия, не останавливаясь.

Джинн, подлетев ещё ближе, резко остановился напротив и раскинул крылья, преграждая ей дорогу. К тому моменту, как Стефан и Энцелад оказались рядом, напряжённые и готовые в любую секунду отражать нападение, Клаудия перешла на повышенный тон.

— Блуждающие Души говорят, что она близко!

— Кто — она? — резко уточнил Стефан.

— Эльфийская кровь.

Энцелад озадаченно переглянулся с магом.

— А ты не ошиблась?

— Надеюсь, это не эльфы Джокасты, — пробормотал Джинн. — А у нас вообще есть ещё кто-то с кровью эльфов? Ну, помимо эльфов Элвы.

— Речь идёт не об эльфах, — возразила Клаудия, отталкивая крыло Джинна и проходя дальше, — а об их крови.

Не говоря больше ни слова, она побежала вниз, оглядываясь по сторонам, и Энцелад без раздумий рванул следом. Лишь полминуты спустя, когда они оказались у подножия склона, а Джинн приземлился рядом, подняв пыль и пепел, стало понятно, почему Клаудия так торопилась сюда.

Перед ними было кладбище. Не в прямом смысле: здесь не было могильных плит, статуй, памятников или склепов. Здесь было поле, простиравшееся до горизонта, усеянное костями, напоминавшими человеческие, и огромнымискелетами, которые тоже напоминали человеческие, но просто не могли быть ими. Вдалеке Энцелад видел огромный череп, наполовину ушедший под рыхлую землю, чуть ближе и правее — грудную клетку с расколотыми рёбрами. И совсем-совсем далеко, там, где была линия горизонта, возвышалось бело-серое здание, напоминавшее полуразрушенный дворец, на который Клаудия указала рукой.

— Там, — сказала она и, замедлив шаг, пошла вперёд.

Энцелад выхватил стрелу, положил её на тетиву и, направившись следом, спросил:

— Что ты слышишь?

— Много всего, — рассеянно отозвалась Клаудия, не оборачиваясь. — Проклятия мёртвых тварей, стенания умирающих, мольбы о помощи, рассказы о жизни и призывы отдать жизнь и душу.

— А что-то про эльфийскую кровь? — уточнил Стефан, то и дело оборачивавшийся и следивший, чтобы ни одна тварь не напала на них со спины.

— Это там, — указав на дворец вдалеке, ответила Клаудия. — Эльфийская кровь медленно стекает, питая кладбище богов, и твари пируют на этих землях, поглощая магию и хаос.

Джинн резко остановился.

— Кладбище богов?

Клаудия, будто поняв, что только что сказала, обернулась к ним и, разведя руки, тихо уточнила:

— Разве вы не чувствуете? Древняя магия сплетается с хаосом, у которого нет разума. Это место — кладбище богов, которые когда-то пали в войне.

Она вновь замолчала и направилась вперёд, игнорируя любые попытки Джинна узнать больше. Стефан помедлил, и Энцелад, воспользовавшись возможностью, тут же спросил:

— Это то, что ты чувствовал, когда валялся без сил?

— Возможно, — будто нехотя ответил Стефан. — Там было… слишком много всего. Боли, магии, хаоса, знаний. Там была тьма, в которой были погасшие звёзды и пламя, поглощавшее миры, выжигавшее всё человеческое и живое. Бесконечный цикл рождения, жизни и смерти миллиарда существ. Я уверен: это была истина, которой владеют боги. Тайна сотворения, которую знают лишь они.

Энцелад подождал ещё немного, думая, что Стефан расширит свои объяснения, но тот лишь выжидающе смотрел на него. Тогда Энцелад покачал головой и сказал:

— Не совсем понимаю, но звучит так, будто это какая-то временная петля.

— Что?

— Серьёзно? Ты фильмов, что ли, никогда не смотрел?

— Смотрел, но… мне больше нравятся исторические драмы и…

— Ладно, проехали. Временная петля — это когда одни и те же события повторяются снова и снова, без изменений, пока кто-нибудь или что-нибудь не разрывает петлю. Во многих фильмах, которые мы смотрели с Дионой, главный герой сохранял память обо всём.

— Не думаю, что я почувствовал именно это. Скорее вышло так, что моя магия коснулась другой магии — той, которой владеют боги.

— Разве для этого ты не должен быть сальватором?

— Я бы тоже хотел знать.

Тихо выдохнув, Энцелад заставил себя задвинуть тревожные мысли как можно дальше и сосредоточиться на том, что было вокруг. Стефан, отставший лишь на шаг, использовал магию — бронзовый свет на мгновение залил землю и осветил множество костей, расколотых и сгнивших скелетов, которые громок хрустели под ногами.

Если Клаудия права и это действительно кладбище богов, — хотя Энцелад не понимал, как те могут иметь те же тела, что и смертные люди, — то после его обязательно ждёт кара за подобное оскорбление. Кости были повсюду, не удавалось сделать шага, не коснувшись их и не сломав, и если первые минуты ещё Энцелад как-то старался избегать их, то вскоре просто наплевал на всё и шёл прямо.

Помимо груды костей, огромных скелетов, мимо которых и через которые они проходили, — вроде грудных клеток, черепов, костей рук и ног, — здесь не было ничего. Дворец, высившийся вдалеке, медленно приближался. Свинцовые тучи до сих пор закрывали небо. Не было даже лёгкого ветра, который поднимал бы пыль и пепел. Не было ничего, откуда мог бы этот пепел прилететь — он, казалось бы, всегда был здесь.

Клаудия больше не отвечала на их вопросы. Она уверенно шла вперёд, огибая преграждавшие путь груды костей, и совсем скоро вывела их к тому, чего Энцелад совершенно не ожидал увидеть. Его было сложно удивить чем-либо, но он впервые видел деревья и кусты из костей, которых было так много, что они напоминали сад, раскинувшийся перед стенами дворца.

— Это всё ещё кладбище богов? — осторожно спросил Джинн. Он прижал крылья к спине, будто боялся хотя бы пёрышком случайно задеть одно из тонких деревьев.

— Это всё ещё их останки, если ты об этом. Разницы, в общем-то, практически никакой.

— А вот и нет! Знаешь, в моём мире цеев называли юными богами — так что хочу сказать, что мне совсем не нравится, что это место может быть кладбищем богов, потому что я, вот так новость, цей!

У Энцелада дёрнулся глаз. Джинн хоть когда-нибудь бывает серьёзным?..

— Аккуратнее, — вдруг сказал Стефан, понизив голос. — Я чую демонов.

— Прекрасно, — проворчала Клаудия, — решили, наконец, появиться…

Несмотря на это, демоны так и не показались. Энцелад слышал вой вдалеке, который с каждой секундой становился тише, но не видел ни малейшего движения тварей. Даже когда они приблизились ко дворцу настолько близко, что стала видна причина, из-за которой Клаудия говорила об эльфийской крови, демоны не появились.

— Охренеть, — выдохнул Стефан и, будто опомнившись, прикрыл рот ладонью и огляделся. Как если бы боги услышали его и сразу же спустились с небес, чтобы наказать.

Как если бы боги, прибитые в огромным вратам, вдруг очнулись.

Энцелад сразу же понял, что это боги. Пусть они были человеческого роста, золотистая кровь, капающая из пробитых рук и ног, длинные серебристые волосы и вытянутые уши выдавали в них богов-прародителей эльфов, Айриноул и Алеандро. Они висели на воротах, прибытие чёрными железными лезвиями, и только их руки, соединённые в центре, были пронзены чем-то золотистым.

— Великий Хамаки, — с ужасом прошептал Джинн, вцепившись в волосы. — Как это вообще…

— Тихо, — шикнула Клаудия, подняв указательный палец. — Не спугните.

Энцелад уже хотел спросить, кого именно, — не мёртвых же богов?.. — когда заметил слабое свечение возле врат. Оно напоминало человеческую фигуру, очертания которой постоянно расплывались и становились едва не прозрачными. Кровь, отливающая золотом, капала сквозь размытую фигуру и даже не успевала собираться в лужи, сразу же впитывалась в землю.

— Король наказал их, — наконец сказала Клаудия, подняв голову выше и всмотревшись в мертвенно-бледные лица богов. — За попытку восстания он отдал их на растерзание тварям, а после оставил здесь, отравил их тела хаосом.

— Это тебе Блуждающая Душа сказала?

— Да, она. Говорит, боги не мертвы, но и не живы.

— Что за попытка восстания? — тихо спросил Стефан.

— Они восстали против своих же, — неуверенно добавила Клаудия, а после, когда Блуждающая Душа шевельнулась, сделала небольшой шаг к ней и склонила голову, будто показывая, что внимательно слушает. — Они восстали против богов, которые сошли с пути, но были повержены.

— Отлично, — сквозь зубы выдал Энцелад, — а можно чуть больше конкретики?

— Откуда Души всё это знают? — тут же спросил Джинн.

— Они связаны магией и хаосом так же, как сальваторы со своими сакри.

Не успел Энцелад даже повторить свой вопрос, как Стефан удивлённо выпалил:

— Они — творения богов?

Блуждающая Душа вдруг шевельнулась и подплыла поближе. Джинн вскинул руки, призывая магию, но Клаудия тут же остановила его.

— Они все были творениями богов, — дрогнувшим голосом пояснила она. — Цивилизацией, которая существовала задолго до того, как появились первые демоны. До того, как боги поняли, что готовы пожертвовать всем ради достижения цели.

Энцелад был готов открыть рот в третий раз, когда Блуждающая Душа, едва не наклонившись к Клаудии вплотную, исчезла. Девушка отступила на шаг, резко выдохнув, и вскинула голову, указывая на самый центр врат, к которым были прибиты боги.

— Это Золотая Стрела.

***

Стелла резко обернулась, когда её схватили за руку. Она слышала шаги Гилберта, чувствовала его запах, но не думала, что он пошёл специально за ней. Может, ему тоже хотелось сбежать куда-нибудь и побыть в одиночестве.

— Что? — спросила Стелла, когда он, отдёрнув руку, будто обжёгся, уставился на неё.

— Прости.

— За что?

— Мы можем поговорить? — взволнованно выпалил Гилберт, так и не объяснив ей, за что извиняется.

— А разве сейчас мы не разговариваем?

— Наедине.

Стелла оглядела коридор, в котором они были совершенно одни, и непонимающе подняла брови.

— Тут никого нет.

— О боги, — простонал Гилберт, проведя ладонью по лицу. — Где-нибудь, где нас точно не услышат?

— А-а… Ладно. Пошли.

Она развернулась и побежала вперёд, лишь секундой позже услышав, что Гилберт идёт следом. Стелла понятия не имела, из-за чего он хотел с ней поговорить, но надеялась закончить с этим разговором как можно скорее. Поэтому она бежала, перепрыгивала едва не через три ступеньки и совсем не заботилась о том, что может напугать кого-нибудь из слуг. У неё была мысль стать волчицей, но, наверное, тогда она точно до смерти запугает кого-нибудь и разочарует Киллиана.

Стелла едва не пробежала мимо нужной двери, но, быстро вернувшись обратно, гордо распахнула двери.

— Если надо прямо-таки секретно, тут точно не услышат, — добавила она, заметив сомнение во взгляде Гилберта.

Он медленно прошёл в комнату и, сложив руки за спиной, осторожно уточнил:

— Это пустые покои? Здесь никто не живёт?

— Нет, это мои.

Гилберт обернулся к ней и едва не снёс тумбочку, мимо которой успел пройти. Лицо у него мгновенно стало красным.

— Что? Ты же хотел поговорить наедине.

— Часто ты приводишь малознакомых людей в свои покои?

— Мы же друзья, — бросила Стелла, захлопнув дверь. Линии сигилов, когда-то начерченных Фортинбрасом, вспыхнули и тут же погасли.

Гилберт поднял брови, но ничего и не сказал. Только стоял на месте, будто боялся сделать один лишний шаг, и смотрел на неё.

— Так что за секретность? — начала Стелла, прислонившись спиной к двери и сложив руки на груди.

Гилберт моргнул, провёл рукой по волосам, зачесав их назад, и шумно выдохнул.

— Насчёт Лабиринта.

— Так, — произнесла Стелла, когда он вдруг замялся.

— Насчёт… того, что мы видели.

— Мы много чего видели, давай точнее.

— Тронный зал, — выпалил Гилберт. — То, что мы видели, было на самом деле?

Стелла ожидала чего угодно, но только не этого.

Дыхание сбилось, а ноги вдруг стали ватными. Она хотела забыть о том, что видела, но никак не могла. Дело было не в ужасе, поселившемся внутри Стеллы, когда она увидела, что творилось в тронном зале ребнезарского дворца во время Вторжения. Дело было в абсолютной беспомощности и бесполезности, которую она ощутила, когда посмотрела на Фортинбраса.

Все эти годы она понятия не имела, через что ему пришлось пройти. Он говорил, что ему пришлось убить Лайне, потому что они перерождались в демонов — и всё. Никаких деталей. Никаких ответов на вопросы. Киллиан тоже молчал. Со временам Стелла смирилась, привыкла, зная, что даже этого было достаточно. Фортинбрас редко говорил о том, что его беспокоило, и сам факт того, что он признался в убийстве Лайне, был огромным шагом с его стороны.

Но Стелла даже не думала, что всё это будет таким пугающим. Столько крови, демонов, запах разорванной плоти, гниющие трупы… Лабиринт показывал это снова и снова, с каждым разом вплетая в иллюзию всё больше безумия и отчаяния.

Стелла чувствовала себя такой бесполезной.

Она медленно съехала на пол, прижала колени к груди и положила подбородок на них. От боли, разрывавшей сердце, хотелось плакать, но Стелла изо всех сил подавляла это желание. Она должна была понять, что всё куда сложнее, чем Фортинбрас говорил. Если речь шла именно о нём, он всегда преуменьшал, ведь не мог иначе, считая, что его проблемы и переживания не стоят внимания.

Стелла опустила голову, не сумев подавить всхлип. «Глупая, глупая, глупая», — без остановки твердила она себе. Ей следовало занять чем-нибудь полезным, предложить свою помощь Киллиану или Пайпер, а не думать о том, что она была слишком глупой, чтобы понять, что убийство рода Лайне отразилось на Фортинбрасе намного тяжелее, чем он показывал.

— Стелла?

— Он сделал то, что должен был, — скорее инертно сказала она. Эти слова были истиной, которую Стелла повторяла много лет, и первыми пришли на ум, когда Гилберт подал голос.

— Не сомневаюсь, — будто нехотя согласился он, — но это правда?

Стелла подняла голову и проследила за тем, как Гилберт медленно опускается слева от неё, вытягивая ноги.

— Лабиринт показывает лишь то, что было на самом деле, да? — тихо уточнил Гилберт, искоса посмотрев на Стеллу.

— Ну, если верить Форту, то да, — шмыгнув носом, пробормотала она.

— Выходит, это не какая-то иллюзия? Вроде той, когда была тьма, а потом…

Гилберт неопределённо махнул рукой рукой, не закончив предложение, но Стелла и без того его поняла. Тьма нападала по велению Хайбаруса, который сам придавал хаосу нужную форму. Лабиринт же читал сальваторов и перестраивался, показывая то, что они не хотели видеть. Стелла бы посчитала, что это одно и то же, если бы ещё в самом начале Фортинбрас не объяснил тонкую разницу, которую не каждую смог бы увидеть.

— Киллиан мне не говорил, — отрешённо продолжил Гилберт.

— Он и нам не говорил, — подхватила Стелла. — Но я думала, что всё было… иначе.

— Как, например?

— Не знаю. Просто… это слишком жестоко. Он же был там совсем один и никак не мог им помочь.

— Не знаю, — повторил Гилберт, прислонившись затылком к стене. — Может, он и мог.

Стелла метнула на него убийственный взгляд, но Гилберт, даже не обратив на неё внимания, так же отстранённо добавил:

— Может, и не мог. Я уже ничего не понимаю и не знаю.

— Зато я точно знаю, что иного выбора не было.

Гилберт громко хмыкнул и покачал головой. Всего на мгновение, но его губы растянулись в улыбке — точно такой же странной и безумной, какую Лабиринт показывал у Фортинбраса в иллюзии. Стелла знала, что это невозможно, что тогда её глаза, вероятнее всего, обманули её, но уже не могла избавиться от этой мысли. С каждым днём она убеждалась, что Гилберт и Фортинбрас слишком похожи, и она просто не понимала, как один может ненавидеть другого.

— Он ещё кого-нибудь убил?

Стелла насупилась, не ожидав такого вопроса.

— В смысле — вообще? Или тогда?

— И вообще, и тогда.

— Тогда — не знаю. А вообще… Да, — чуть тише ответила она. — Но только тех, кого уже нельзя было спасти. Тех, кто угрожал другим и мог убить нас.

— Почему тогда он не тронул Катона?

На долю секунды внутри Стеллы зародился страх, который, однако, она тут же подавила. Вместо него появились раздражение и даже гнев, который она тут же выплеснула:

— Потому что кто-то вызвался, как идиот!

Гилберт ошарашенно уставился на неё, но быстро взял себя в руки.

— Ему нужен был бой, и я дал его.

— Ты едва не погиб!

— А нужно было просто молча смотреть, как он пожирает тебя глазами, и позволить ему делать всё, что он хочет?

Лишь мгновение спустя, когда Стелла шумно выдохнула, Гилберт будто осознал, что только что сказал. Его щёки залил румянец, взгляд забегал, и Стелла даже услышала, как громко и быстро забилось его сердце.

— Что? — с огромным трудом выдавила она.

— От тебя ему нужен был не бой, — ответил Гилберт, зажевав половину слов и уставившись куда-то над головой Стеллы. — А я чистокровный великан. Это должно было быть легко.

— Но это не было легко.

— И что, я должен пожалеть о своём решении? — раздражённо выпалил Гилберт, наклонившись к ней. — Найти Катона и сказать, что всё, отмена, пусть забирает тебя?

Страх вернулся даже быстрее, чем Стелла осознала услышанное.

Разумеется, Гилберт был прав. От неё Катону нужен был не бой. Да, она была сильна и умела сражаться, но не так, чтобы Катон получил от этого удовольствие. Даже несмотря на проклятие, Стелла была лишь слабой смертной. Тем не менее она сумела сбежать, чем и вывела Катона из себя. Никогда прежде вещь, которую он присваивал себе, не сбегала от него, а Стелла всегда была для него только вещью.

Для Катона её возвращение в Охоту было делом принципа. Ему лишь нужно было доказать, что он всё контролирует, что никто и ничто не может выскользнуть из-под его надзора.

Стелла скорее умрёт, чем вернётся в Охоту, но теперь задумалась о том, что, возможно, в один момент у неё просто не будет выбора.

— А так было бы лучше? — изо всех сил подавляя дрожь, спросила она у Гилберта. — Я знаю, чего ожидать от Катона, и справилась бы. Ты бы не пострадал.

«Даже если бы пострадала я», — мысленно добавила Стелла. Катон ни за что не пожалел бы её, не отметил бы её возвращение к Охотникам с размахом. Он бы наказывал её до тех пор, пока она бы не начала молить о милосердии.

Стелла всхлипнула. Даже думать о том, чтобы вернуться к Охоте, было невыносимо больно и страшно.

— Уж не знаю, что тебе сделал Катон, но я бы всё равно согласился сразиться с ним.

Стелла недоверчиво прищурилась, утирая выступившие слёзы.

— С чего бы это?

— Ну… мы же вроде как друзья, да? — смущённо уточнил Гилберт, вновь взъерошив волосы. — Я за своих друзей всегда заступаюсь.

Стелла выдавила улыбку, из-за чего Гилберт покраснел ещё сильнее.Он и впрямь был похож на Фортинбраса: смутить его было так же легко, как и поставить в неловкое положение, но вот вывести на эмоции — намного легче. Во Втором мире Гилберт казался ей грубым, невоспитанным и слишком злым, не способным к рациональному мышлению и хотя бы временному сотрудничеству. Но в Лабиринте он приятно удивил её, подчиняясь Фортинбрасу тогда, когда это было необходимо. И, к счастью, он не набросился на Фортинбраса сразу же после того, как Лабиринт показал им то, что было во время Вторжения. Стелла считала, что как минимум за это она не будет бить Гилберта. Хотя за то, что он всё же согласился сражаться с Катоном, она хотела хорошенько врезать ему.

— Так ты сделал это ради меня?

Гилберт поджал губы и быстро кивнул.

— Это должно было быть легко, — торопливо добавил он.

— Мы предупреждали, что с Катоном лучше не связываться.

— Я помню, но… Не знаю, — Гилберт поставил локти на колени и спрятал лицо в ладонях. — Тогда казалось, что это будет легко.

— Зато теперь точно знаешь, что с ним нельзя сражаться.

Гилберт что-то промычал, но Стелла ничего не поняла. Она смотрела на маленький шрам, пересекавший уголок его левого глаза. Стелла до сих пор думала, не слишком ли рано Марселин сняла повязку?.. И, казалось бы, до сих пор видела, как Катон подносил лезвие к глазу Гилберта, раздумывая над следующим действием.

Поддавшись соблазну, Стелла коснулась кончиками пальцев виска Гилберта и медленно провела линию к шраму.

— Давай надеяться, что это первый и последний шрам, хорошо? — пробормотала она. — Лицо у тебя красивое, не хотелось бы его портить.

Гилберт медленно повернул к ней голову.

— Что?

Стелла так же медленно убрала руку.

— Не ввязывайся в бой, в котором не сможешь победить, — тихо сказала она, прижимая колени к груди и смотря Гилберту в глаза. — Не хочу потерять ещё одного друга.

***

Все голоса будто разом стихли, и теперь Клаудия слышала лишь далёкий вой, шаги остальных и их дыхание.

— Золотая Стрела, — повторила она, всё ещё указывая на руки богов, которые были соединены и прибиты к вратам.

— Она существует? — в ужасе прошептал Джинн.

— Разумеется. Ты же изучал историю Сигрида.

— Ну, знаешь ли, трудно как-то отличить вымысли от реальных событий…

— Это не вымысел, — скрипнул зубами Энцелад, — а чистая правда. Из-за Эйвы тысячелетия назад половина Кэргора лежала в руинах.

Честно говоря, какое-то время и Клаудия считала, что это вымысел. Элементали ушли сразу же после прихода первых сигридцев, и поверить в то, что один из них всё же остался и даже долгое время разорял сигридские земли, было сложно.

Фортинбрас общался с драу и ирау, которые много раз говорили ему, что времена Безумия Эйвы — чистая правда. Хаос свёл с ума огненного элементаля, который мог бы выжечь все земли Сигрида, всё живое и всю магию, если бы его не остановила Золотая Стрела. Драу говорили, что это оружие было выковано самими богами и что использовала его никто иная, как Брадаманта. Большего они не знали, но уверяли, что случившееся — не выдумка, а реальность, в которой они даже жили.

Куда делась Золотая Стрела потом, никто не знал. Клаудия всегда думала, что такое оружие и впрямь было выдумкой, но теперь видела её. Золотыми был наконечник, стрежень, хвостовик и даже оперение. Стрела бал такого же размера, как и обычная, легко поместилась бы в колчан Энцелада, но от неё исходило яркое слабое свечение, а кровь из пробитых рук богов, казалось бы, впитывалась в Стрелу.

Блуждающая Душа не просто так рассказала об этом, Клаудия знала. Золотая Стрела, согласно легендам, закончила времена Безумия Эйвы, усмирив поражённого хаосом элементаля. С её же помощью Хайбарус сумел наказать двух богов, которые, освободившись от цепей самостоятельно, выступили против него.

Клаудия не понимала лишь одного: живы ли Айриноул и Алеандро до сих пор? Боги существовали иначе, чем смертные, и понятия «жизнь» и «смерть», возможно, даже не были им знакомы. Блуждающая Душа сказала, что боги уже давно находятся в таком состоянии, но их золотая кровь, ихор, продолжала течь, будто была бесконечным потоком.

Но как вообще вышло, что Хайбарус сумел победить сразу двух богов? И не просто победить, ещё и наказать их, да так, будто те должны были быть лишь напоминанием всем остальным.

Зачем Блуждающая Душа привела их сюда?

— Клаудия, милая?

Она встрепенулась, отвела глаза от подвешенных богов и посмотрела на Джинна.

— Ты слышала, что я только что сказал?

— Нет.

— Тварей стало больше.

Клаудия сглотнула, вдруг ощутив вспыхнувший внутри ужас.

— Нам нужно убираться отсюда.

— А что-нибудь менее очевидное? — нахмурившись, спросил Энцелад.

Клаудия подавила желание треснуть ему по затылку, хотя, стоит признать, оно преследовало её несколько часов подряд, мешая сосредоточиться на том, что говорили встречающиеся ей Блуждающие Души.

— Это настоящая Золотая Стрела, — начала Клаудия, вновь посмотрев на оружие, — и если верить драу и ирау, она может сразить как магию, так и хаос.

— Отлично, — безэмоционально согласился Энцелад. — Нам-то что? Предлагаешь забрать?

Клаудия молча посмотрела на него, и Энцелад, она была готова поклясться, впервые за всё время их знакомства оказался по-настоящему шокирован.

— Издеваешься?

— Только рассуждаю, — спокойно возразила Клаудия, поймав полный ужаса взгляд Стефана. — Сами подумайте: эта Стрела может быть полезла. Она выжгла весь хаос из Эйвы и остановила её. Кто знает, вдруг она может…

— Клаудия, — перебил Джинн, — даже я понимаю, что это плохая идея. Это боги.

— Которых наказал король демонов, — возразила она. — Разве этим мы не поможем им? Хотя бы немного?

Не то чтобы она очень сильно хотела спасать богов — для начала Клаудия хотела понять, как так вышло, что два высших существа, прародители целой расы и боги нескольких миров, оказались сражены королём демонов. Почему они восстали против своих же, почему сражались и как вышло, что проиграли. Блуждающая Душа в основном говорила о том, кем была ранее — то есть частью цивилизации, которая существовала ещё до того, как из хаоса родились демоны. Душа говорила, что Айриноул и Алеандро были милосердны к её народу, и потому не заслужили такого, но Клаудия всё ещё не понимала многого.

Блуждающие Души когда-то были творениями богов, но погибли ещё до того, как у хаоса появился разум. И между богами произошёл раскол: одни сошли с пути, а другие пытались их остановить. Айриноул и Алеандро принадлежали второй стороне, но были сражены и наказаны Хайбарусом.

Выходит, Хайбарус мог быть заодно с богами, которые сошли с пути.

— Клаудия!

Она не успела даже моргнуть: кто-то толкну её вперёд, и Клаудия едва успела прикрыть лицо руками. В ушах зашумело, по телу пробежали мурашки. Энцелад рухнул рядом, и Клаудия, наконец, поняла, что на них напали. Один из ноктисов изо всех сил пытался откусить Энцеладу лицо, пока он, подставив левую руку, спихивал тварь с себя.

Не раздумывая ни секунды, Клаудия подскочила на ноги и прыгнула на ноктиса, толкая его в сторону. Острые когти царапнули по ноге. Тонкая стрела пробила голову ноктису, чёрная кровь брызнула во все стороны и залила лицо Клаудии.

— Ну спасибо, — проворчала она, отплёвываясь.

— Всегда пожалуйста, — с готовностью отозвался Энцелад, протягивая ей руку.

Клаудия поднялась, опираясь на него, и быстро огляделась. Возле барьеров, воздвигнутых Джинном и Стефаном, собиралось всё больше тварей. Они выползали из-под земли, появлялись из воздуха, складывались из останков, которыми была усеяна земля. Некоторые из них поглощали кости, валявшиеся повсюду, будто таким образом пытались впитать силу, которая ещё теплилась в них. Тварей было так много, что они бездумно бросались на барьеры и ломали их, но пока что магам удавалось ставить новые. Они отступали на шаг, приближались к вратам и полуразрушенному дворцу.

— Вы можете открыть портал? — выпалила Клаудия, всё ещё утирая лицо.

— Я бы с радостью, милая, да не выходит, — проскрежетал в ответ Джинн. — И сразу троих, между прочим, я не подниму, так что даже не спрашивай!

— И не собиралась.

Клаудия огляделась, пытаясь придумать хоть что-нибудь. Портал открыть не получалось — может, из-за того, что магам требовалось больше времени, чтобы сосредоточиться, может, магия здесь была слишком нестабильной. И твари, откуда бы они ни лезли, всё прибывали. Может, с помощью магов и удастся отбиться от них, и Энцелад, кажется, не такой уж бесполезный, но Клаудия ничем помочь не могла. У неё не было даже крохотного кинжала, не говоря уже о сокрушителе, который просто не лёг бы в её руку.

— Иди сюда.

Клаудия обернулась на голос. Блуждающая Душа вернулась — теперь она стояла метрах в тридцати справа, слабо светилась и медленно плыла в сторону.

— Можно укрыться внутри.

— Думаешь, они туда не доберутся? — уточнила Клаудия.

— Можно поставить барьеры. Они будут сильнее, если подпитать их магией дворца.

— Просто чудесно…

— И мы будем помогать, — неожиданно воодушевлённо добавила Блуждающая Душа. — Будем нести весть двум душам, которые ищут вас.

— Двум душам? — недоверчиво переспросила Клаудия. — Сальваторы?

— Одного я помню.

«Значит, сальваторы», — решила Клаудия.

Это было не самым здравым решением в её жизни, но другого просто не нашлось, а время продолжало утекать сквозь пальцы. Ещё немного, и тварей станет так много, что их никакие барьеры не удержат.

— Можем поставить барьеры и укрыться внутри, пока ваша магия не придёт в равновесие и вы не накопите достаточно, чтобы открыть портал. — наконец сказала Клаудия.

— Думаешь, там безопаснее? — прорычал Стефан, отступая на шаг. Один из ноктисов сломал барьеры совсем рядом с его лицом и едва не вцепился в его шею, но Стефан быстро разорвал пасть твари и вновь поставил барьер.

— Если верить Блуждающей Душе. Она говорит, что во дворце осталось немного магии, которую можно использовать.

— Ну, не думаю, что…

Закончить Джинн не успел: его барьер рухнул, и твари хлынули вперёд. Джинн мгновенно взлетел, а Клаудия вместе с Энцеладом рванула за Блуждающей Душой.

— Не подпускай их к вратам! — крикнула она Джинну. — Поставьте барьеры, когда мы будем внутри!

Клаудия едва не споткнулась, но Стефан, кое-как остановивший тварей, оказавшихся ближе всего, схватил её за руку и потащил за собой. Едва только они добежали до Блуждающей Души, та растворилась и появилась намного дальше — у других врат, а вдалеке, стремительно приближаясь, было ещё больше тварей.

— Да твою же мать, — выдохнул Энцелад, поднимая лук. — Как они вообще нас нашли?!

Клаудия понятия не имела. Она бежала вперёд, краем глаза замечая, что то Стефан, то Джинн, летавший над ними, отгоняют тварей. Страх гнал Клаудию вперёд, демоны кусали за пятки, царапали её ноги и руки. Клаудия едва могла отбиваться — в основном это делали маги, конечно же. Они же лишь на несколько мгновений удержали тварей на месте, когда Блуждающая Душа прошла сквозь врата, как призрак. Клаудия налетела на них, толкнула со всей силы, и долю секунды спустя Энцелад сделал то же самое.

Врата распахнулись. Клаудия практически влетела внутрь, рухнула на пыльный расколотый пол, когда одна из тварей схватила её за ногу и потащила назад, но практически сразу же отпустила. Клаудия быстро проползла вперёд и развернулась. Голова ноктиса, схватившего её, была пробита стрелой. Другая торчала из спины ещё одного ноктиса, который пытался повалить Энцелада на пол. Рыцарь оттолкнул тварь и выстрелил бы, если бы ещё одна тварь не прыгнула на него и не полоснула когтями по груди. Обломок кости, которую тварь поглощала до этого, пробила левый бок рыцаря. Брызнула кровь. Энцелад выпустил лук, и Клаудия, даже не раздумывая, подхватила его и со всей силы ударила ноктиса. Сокрушитель начал обжигать её ладони, плавить кожу, но Клаудия не сдавалась: размахивала лукам и била тварей, отгоняя их как можно дальше.

Энцелад рухнул на колени, вцепившись в обломок кости, который прошёл насквозь. Из его рта хлынула кровь, на глазах выступили слёзы. Клаудия едва успела отпихнуть ногой ещё одного ноктиса и отчаянно крикнуть:

— Стефан, его ранили!

— Ставь барьеры! — крикнул Стефан Джинну, который всё ещё летал за пределами здания и пытался отогнать тварей. — Скорее!

Несколько тварей проникли внутрь, но каждую Стефан остановил: одной разорвал голову голыми руками, другой сломал хребет, третью вышвырнул за пределы барьеров, которые Джинн старательно возводил, рисуя сигилы. Лишь после того, как они вспыхнули, а твари, оставшиеся за барьерами, отпрянули, Джинн залетел внутрь и закрыл врата, нарисовав ещё один сигил.

— Проверь все остальные входы и выходы, — скомандовал Стефан. — Не дай им проникнуть внутрь.

Без лишних слов Джинн полетел вперёд, а Стефан упал на колени рядом с Энцеладом и, кое-как отцепив его руки от обломка кости, пробормотал:

— Плохо… Моей магии может не хватить, чтобы излечить тебя полностью. Максимум смогу облегчить боль и подлатать на первое время. Всё равно нужна помощь Марси.

— А то я не знаю, — кое-как прохрипел Энцелад. — Просто сделай уже что-нибудь! Если я сдохну из-за тупого ноктиса, клянусь, мой призрак будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь…

Стефан хоть и закатил глаза, будто ожидал этого, всё равно заметно нервничал. Раны и впрямь были скверными: три кривых полосы тянулись от плеча к бедру, и сквозь льющуюся кровь и разорванную одежду Клаудия видела не только мышцы, но даже кости.

— Давай уберёмся отсюда куда-нибудь подальше, ладно? — торопливо начал Стефан, не давая Энцеладу вытащить обломок кости. — Так ты потеряешь слишком много крови, знаешь же.

— Ага, — проскрежетал Энцелад. — Давай пойдём и отдохнём, да?

— Потерпи ещё немного.

Стефан закинул его руку себе на плечо и аккуратно поднял. Он уже сделал шаг вперёд, но остановился, посмотрел на Клаудию и кивнул, показывая, чтобы она шла за ними. Клаудия крепче прижала к себе лук, стараясь не задевать его открытыми участками кожи, и поплелась следом. Сокрушитель был тяжелее, чем обычное оружие, и тянул её вниз, но Клаудия упрямо шла вперёд, следа не только за дорожкой из крови, которая капала из ран Энцелада, но и за обстановкой вокруг.

Это и впрямь был дворец: совсем старый, пришедший в запустение, но сохранивший некоторую роскошь, которой в прошлом было намного больше. Мраморные полы были покрыты многолетней пылью, колонны, лестницы и потолок обрушились. Изнутри дворец казался намного меньше, чем снаружи, но, вероятнее всего, дело было в огромном количестве разрушений, которые препятствовали перемещению. Некоторые коридоры, как и залы с комнатами, были завалены, и Стефан решил не тратить время, чтобы расчистить путь. Как только они убрались от врат, через которые прошли, подальше, он помог Энцеладу сесть возле стены и сказал:

— Я сейчас вытащу кость, и это будет очень больно.

— Знаю, — тяжело дыша, ответил Энцелад.

— В смысле, очень-очень больно. Я сделаю всё, что в моих силах, но на мгновенное лечение не рассчитывай.

Энцелад слабо кивнул головой и сжал зубы, когда пальцы Стефана легли на кость, торчавшую из живота. Клаудия против воли зажмурилась, а после услышала, с каким отвратительным чавкающим звуком Стефан достал кость и отбросил её. Энцелад даже звука не издал. Но когда одна ладонь мага легла на живот, а другая — на спину, точно там, где торчала кость, и магия сорвалась с пальцем, Энцелад прошипел ругательство. Затем вспыхнула магия, бронзовыми нитями опутывающая раны, будто сшивая их, и на этот раз Энцелад заорал от боли.

Кровь сочилась из-под пальцев Стефана, Энцелад хрипло, прерывисто дышал, и с каждым мгновением делал это всё реже. Магия медленно, слишком медленно проникала внутрь.

Клаудия сделала один шаг назад.

«Только не снова, пожалуйста, нет…»

В прошлый раз Магнус успел отразить удар Гасион до того, как та убила бы Пайпер, и поплатился за это жизнью.

В этот раз Энцелад успел убить тварь, схватившую Клаудию, до того, как она растерзала её, и в итоге сам подставился. Пусть даже магия Стефана медленно останавливала кровь и, кажется, облегчала боль Энцелада, это и впрямь было лишь временной мерой. Без помощи настоящего целителя, без стабильной магии у Энцелада было слишком мало шансов.

Клаудия думала, что ей будет всё равно, но это не так. Она боялась даже сильнее, чем когда твари неожиданно напали или гнались за ними. Боялась, что из-за нелепой случайности, нестабильной магии и ослабленного состояния Стефана Энцелад умрёт.

Умрёт из-за неё.

Глава 22. И тени башен пали вниз

Киллиан совершенно не разобрался в том, что ему рассказала Стелла. Её объяснения были сумбурными, быстрыми и неточными, да и убежала она раньше, чем Киллиан успел хотя бы отреагировать. Зато остался Гилберт, который всё спрашивал, как именно Фортинбрас убил род Лайне во время Вторжения.

Киллиан ничего не смог ему сказать. Лишь пообещал, что расскажет позже, когда Фортинбрас и Николас вернутся вместе с остальным. Гилберт был разочарован и зол, ушёл куда-то, даже не попытавшись надавить на Киллиана, из-за чего тот чувствовал себя просто ужасно.

Он совсем ничего не понимал. Николас свалился, как снег на голову, сказал, что всё вышло из-под контроля и умчался искать других сальваторов, а после вместе с Фортинбрасом открыл портал и ушёл, чтобы найти Клаудию, Джинна, Стефана и Энцелада. Марселин слишком переживала за них, чтобы о чём-либо говорить, а Кит был у целительниц. Осталась только Пайпер, которая почти полчаса стояла на балконе, и Твайла, которая просто боялась выходить за пределы зала совещаний из-за возможности столкнуться с кем-либо. Эйлау тоже ушла — вернулась в Тоноак, напомнив, что и так задержалась. Киллиан предпочёл бы, чтобы она осталась, но не посмел даже сказать об этом. Эйлау всё ещё была ответственна за тысячи фей и была обязана обеспечивать их безопасность, особенно сейчас, когда магия возвращалась, а твари становились всё активнее.

Киллиану тоже следовало принять отчёты магов, укреплявших границы города, и убедиться, что каждый занимается делом. Но вместо этого он продолжал сидеть на месте, будто вот-вот в зал могли войти его советники, послы, лорды и леди, которые продолжили бы тему последней встречи. Вместо того, чтобы вести себя, как король, он думал о Фортинбрасе, сорвавшемся с места, и о Гилберте, который не захотел с ним разговаривать.

Ещё Киллиан думал о Пайпер.

Она была слишком тихой, нервной и, что самое главное, была одна. Ни Николас, ни уж тем более Стелла не сказали, где Джонатан.

Не то чтобы Киллиан так скучал по нему, но его отсутствие настораживало. Настолько, что Киллиан, всё-таки переборов себя, поднялся с места и вышел на балкон, к Пайпер. Она не посмотрела на него, ничего не сказала, никак не дала понять, что заметила его присутствие. Пайпер, вцепившись в балконное ограждение, молча смотрела на городские стены, возвышавшиеся вдалеке. Киллиан остановился рядом, сложил руки на груди и проследил за взглядом Пайпер, но ничего необычного не заметил.

— Что-то чувствуешь? — всё-таки спросил он.

Пайпер медленно наклонила голову, будто прислушивалась к чему-то. Остекленевшие глаза всё ещё смотрели только на городские стены.

— Первая?

— Ваше Величество? — тут же, будто не раздумывая ни секунды, произнесла Пайпер.

Киллиан скрипнул зубами, поняв, что она всего лишь издевается над ним так же, как он — над ней. Пайпер не очень любила, когда её называли Первой, а Киллиан терпеть не мог, когда близкие ему люди обращались к нему со всей официальностью и вежливостью, будто он и впрямь был настоящим королём.

— Так чувствуешь что-то или нет? — едва сдерживая раздражение, повторил Киллиан.

— Магию, — будто нехотя ответила Пайпер. — Много… магии.

— Невероятно. Напомни, пожалуйста, с чего тебя выбрали сальватором?

Лишь мгновением позже, когда взгляд Пайпер изменился, Киллиан понял, что зашёл слишком далеко. Она подняла голову, посмотрела на него и, выдавив смешок, пробормотала:

— Не знаю. Может, если бы не я, он бы не погиб.

В голове Киллиана будто сложилась картина, которой всё это время не хватало несколько кусочков. Нервозность Николаса. Торопливые и беспорядочные объяснения Стеллы. Интерес Гилберта, который, однако, быстро пропал. Тихая Твайла. Поникший Кит, который без лишних возражений пошёл вслед за целительницами в лазарет. Фортинбрас, который, прежде чем позволить Николасу перенести их в другое место, успокаивал Пайпер, ни на кого не обращая внимания.

Отсутствие Джонатана.

Киллиану он не слишком нравился. В основном, конечно, из-за Пайпер, на мнение и решения которой он никак не мог повлиять. Джонатан, однако, был достаточно умён, и если бы не его предвзятое отношение к Фортинбрасу, Киллиан бы сказал, что с ним приятно общаться.

Тем не менее, он был лишь человеком, а люди всегда были слишком хрупкими.

Киллиан не умел подбирать правильные слова. Он даже ничего не мог сказать Жозефине, когда Розалия умерла, лишь молча держал её в своих объятиях. Но то была его родная сестра, которая всегда защищала его, помогала и выслушивала, не осуждала за нежелание оставаться в столице на долгое время и просила привозить подарки из дальних стран. С Пайпер было намного сложнее: с самого начала она была слишком громкой, дерзкой, лезла, куда не следует, и доставляла уйму проблем. Если бы Киллиан мог, он бы выставил её за дворцовые ворота, приказав никогда больше не попадаться ему на глаза.

Но он не мог — из-за Фортинбраса, который любил её, и Гилберта, который принял её у себя во Втором мире. Не мог, потому что именно Пайпер открыла Переход и вытащила остальных из Башни, где они могли погибнуть.

Может, она была громкой, дерзкой, лезла, куда не следует, но, кажется, Киллиану она всё же немного нравилась. Совсем немного.

Поэтому он сделал шаг и, положив ладонь на затылок Пайпер, аккуратно притянул к себе.

— Да будет путь его сквозь лес Мерулы лёгким и необременительным, — тихо, но уверенно произнёс Киллиан. Это были немного изменённые слова молитвы, которую великаны читали, провожая ушедших, но Джонатан не был великаном. Обычно Киллиан ни за что не стал бы менять слова молитвы, тем более ради хрупкого человека, но сделал это, зная, что поступает правильно.

Пайпер не шевелилась минуту, не меньше. Киллиан уже решил, что всё же ошибся, но после почувствовал, как её руки обнимают его. Он вполне мог потерпеть немного. Ради Фортинбраса и даже ради самой Пайпер.

Киллиан был готов стерпеть её слезы, громкие всхлипы и тихие проклятия, даже ругательства, которых он не понимал — должно быть, они звучали на её родном языке. Он даже был готов стерпеть, как Пайпер крепко обнимает его, будто хочет сломать ему позвоночник, но не Силу, вдруг вспыхнувшую так ярко и яростно, что Киллиан отшатнулся назад, на мгновение почувствовав, как его лишили воздуха.

Пайпер осела на пол, вцепившись в волосы, и закричала во всё горло. Золотистый свет вспыхивал под её кожей, искрами сыпался с рук и, казалось бы, тонкими нитями протянулся во все стороны разом.

Вдалеке тревожно зазвенели колокола.

Первый и последний раз Киллиан слышал их двести лет назад.

***

Николас давно так не уставал. Перемещение с помощью Движения, когда он даже не открывал порталов, а просто перебрасывал себя из одной точки мира в другую, никогда не выматывало. Это было таким же естественным, как если бы Пайпер делилась своей Сила с другими, а Фортинбрас читал время различных предметов, узнавая их историю. Как если бы Николас отслеживал движение магии или любых живых существ.

Но в этот раз было намного труднее.

Он не знал, сколько потребовалось времени, чтобы отыскать след магии Стефана и Джинна, и даже не спросил об этом у Фортинбраса. Сразу же, как Движение, наконец, перебросила их в нужное место, Николас рухнул без сил. Несколько голосов зазвучали разом, чьи-то руки помогли ему подняться. Голубым вспыхнула магия совсем близко к его лицу, и по телу Николаса разлилось тепло, возникавшее только в моменты, когда он ощущал родственную магию сакри. Даже Рейна едва не заурчала от облегчения.

— Ты, по-моему, перестарался.

Николас с трудом сосредоточился на лице, появившемся перед ним, и, наконец, узнал Джинна. Выходит, всё же получилось — Николас нашёл их на неисследованных территориях Диких Земель, там, где магия была нестабильна, а количество хаоса нельзя было даже определить.

«Ты сомневался во мне?» — обиженно проворчала Рейна.

— Нет же! — возразил Николас. — Просто… Думал, будет труднее.

«Хватит забивать голову всякими глупостями! Мы способны на всё. Всегда и везде».

Рейне не нравилось, когда он начинал сомневаться в возможностях Движения, и потому Николас торопливо соглашался с ней, попутно благодаря Джинна, который всё ещё помогал ему стоять на ногах. Фортинбрас, который привёл в равновесиеДвижение минутой ранее, уже был возле Энцелада и Клаудии.

Николас тряхнул головой, прогоняя слабость, и огляделся. Магия привела их в полуразрушенное здание, в наполовину заваленный обломками коридор. У стены сидел Энцелад, бледный, как бумага, и с таким оскалом, будто собирался вцепиться кому-нибудь в глотку. Стефан объяснял Фортинбрасу, что произошло, пока тот использовал Время, чтобы залечить три глубоких раны на груди Энцелада и одну — сквозную. Николас ничуть не сомневался во Времени или Фортинбрасе, но ему совершенно не нравилось его лицо: сосредоточенное, задумчивое и в то же время слегка растерянное, будто он чувствовал и понимал что-то, но никак не мог понять, что именно.

Николас насторожился. Магия затаилась, и все звуки будто разом утихли. За пределами здания ещё выли тёмные создания, но всё тише. Прикрыв глаза, Николас сосредоточился на нитях магии и хаоса, которые пронизывали сам воздух, и открыл глаза. Всё вокруг оплетали светящиеся фиолетовые линии. Они подчёркивали потоки чужой магии, чар, слов, даже мыслей, пронизывали каждого живого человека и изучали его, как под микроскопом. Нити касались даже тёмных созданий, а те, в свою очередь, куда-то спешили.

Тихо поблагодарив Джинна за помощь, Николас прохромал по коридору, выискивая окно. Джинн тут же последовал за ним, прошипев:

— Что ты удумал?

Николас не ответил. Остановился возле окна и, осторожно выглянув, увидел огромные поля и далёкие холмы, усеянные костями — мелкими и такими огромными, будто они принадлежали самим великанам, жившим в Гретворке. Ноктисы и прочие твари, сорвавшиеся с места и оставившие здание, которое окружали до этого, убегали так, будто от этого зависели их жизни. Николас пригляделся и заметил на одном из холмов одинокую фигуру.

Магия дрогнула, и Рейна раздражённо проворчала: «Что он творит?»

— Не знаю, — тихо ответил Николас с растерянностью.

Иснан призывал тёмных созданий, собирал их вокруг себя, будто армию, и делал это так точно, словно всегда имел власть над ними. Николас не чувствовал родственной магии — Второй не использовал Слово, только хаос, но и его Николас едва мог отследить.

— Надеюсь, он просто решил помочь…

«В своём уме?!»

— Ну, вдруг он хорошо всё обдумал и понял, что был плохим… Не знаю. Ничего не понимаю.

Николас отошёл от окна, оставив Джинна, наблюдавшего за происходящим вдалеке, одного, и направился к Фортинбрасу.

— Иснан призывает демонов, — сказал Николас осторожно, стараясь не отвлекать сальватора и не мешать ему. Магия струилась сквозь пальцы, проникала внутрь тела Энцелада и очень медленно, практически незаметно сращивала кости и мышцы, усмиряла боль, и хорошо справлялась с этим, но Николас вовсе не хотел, чтобы из-за него та дрогнула хотя бы на секунду.

— Дай посмотрю.

Николас протянул руку, и Фортинбрас накрыл её ладонью, позволяя Времени прочитать его. Перед глазами промелькнули секунды, в течение которых Николас наблюдать за демонами, ответившими на зов. Магия приятным теплом распространялась по телу, и в мгновение, когда Фортинбрас убрал руку, Николас даже почувствовал ужаливший его холод.

— Не знаю, что он задумал, но нам нужно убираться отсюда, — пробормотал Фортинбрас и добавил специально для Энцелада: — Раны совсем скверные — хаос проник внутрь, и его слишком много. Сможешь потерпеть ещё немного? В Омаге я что-нибудь придумаю.

— А у меня есть выбор? — раздражённо проворчал тот.

Фортинбрас ничего не ответил, лишь едва заметно покачал головой и выпрямился. Стефан тут же подставил плечо Энцеладу и помог ему встать, тогда как Джинн, едва не подлетев, выпалив:

— С ним что-то…

Он мог и не договаривать: по тому, как на мгновение затаилась магия внутри Николаса, он прекрасно понял, что произошло. Почувствовал Фортинбраса, бывшего на расстоянии вытянутой руки, Иснана, бывшего за пределами полуразрушенного здания и окружённого сотнями тёмных созданий. Даже Пайпер, оставшуюся в Омаге.

И острую боль в солнечном сплетении и голове, ударившую резко, неожиданно.

Николас ощущал это каждой клеточкой своего тела, всем своим существом: как ткань пространства рвалась под напором когтей тёмных созданий, призывающих хаос. Каждое их движение, каждый новый поток хаоса или магии, которая с ним сталкивалась, ударяли по Николасу, заставляя его от боли кричать во всё горло. Часть боли даже не была его — она принадлежала Фортинбрасу, который ощущал то же, что и Николас.

Мир разваливался на части.

***

Поначалу у Иснана не было никакого плана, но после случилось сразу несколько вещей, которые он пытался осознать до сих пор.

Первая: твари и впрямь стали послушными, точно домашние собачонки, которые ластились к нему при любой возможности и мгновенно откликались на его зов.

Вторая: Иснан почувствовал присутствие двух сальваторов и, даже не отдавая себе отчёта в этом, пошёл за нитью, протянувшейся между ними.

Третья: Геирисандра следовала за ним.

Она была высокой и стройной, но с крепкими мышцами и жёстким, пробирающим до костей взглядом, из-за которого Иснану даже стало неуютно. Геирисандра шла за ним, словно они были на прогулке, её белоснежные одежды тихо шелестели, а красные волосы, тёмные у корней и почти розовые у кончиков, заплетённые во множество косичек, колыхал ветер, которого на самом деле не было. Угольные глаза, казалось, горели настоящим пламенем и чистой магией, давление которой Иснан ощущал всё это время.

Геирисандра следовала за ним с той самой минуты, как он поглотил хаос Карстарса, и прямо сейчас стояла рядом на вершине холма, откуда он призывал всех тварей, бывших к нему ближе всего.

— Как благородно с твоей стороны, — с тихой усмешкой сказала Геирисандра.

Иснан понятия не имел, как ответить: за ним, чёрт возьми, по пятам ходила богиня, которая когда-то помогла создать сальваторов, а совсем недавно — сбежать одному из них. Она не выглядела чересчур устрашающей или могущественной, внешностью практически не отличалась от сигридцев. Если бы Ренольд не повторял, что эта всё-таки богиня магии, Иснан бы решила, что она простая фея, не более.

Один из ноктисов потёрся об его ладонь, и Иснан, брезгливо поморщившись, отогнал тварь. Ему не нужна была их ласка или любовь, лишь подчинение, какое те проявляли в отношении Карстарса. Иснан не для того поглотил его хаос, чтобы сейчас чувствовал себя долбанным собачником.

Но и не для того, чтобы отзывать тёмных созданий, который загнали нескольких людей сальваторов и их самих в угол. Решение было спонтанным, однако ни о каком благородстве, как считала Геирисандра, речи не шло. Ему нужно было проверить границы контроля, а сальваторы лишь удачно попались под руку, не более.

«Хватит обманывать себя, — тихо произнёс Ренольд. — Я-то всё знаю».

Иснан втянул воздух сквозь зубы, призывая себя к спокойствию. Ренольд — орудие, не более, и его вмешательства бесили куда сильнее, чем присутствие Геирисандры.

«Я ведь и обидеться могу, — проворчал Ренольд, как ребёнок. — Хочешь остаться без помощи Слова?»

— Ты не посмеешь забрать мою магию, — прошипел Иснан, краем глаза заметив, как Геирисандра вопросительно выгнула бровь.

«Это наша магия, твоя и моя. Мы — одно целое, и ты принял это в ту секунду, когда отказался от хаоса. Принял, когда дал мне обещание, а я дал шанс тебе».

— В чём дело, Карлос? — будто продолжая прерванный разговор, вдруг произнесла Геирисандра. — Сомневаешься?

Иснан медленно повернул голову к ней и замер, столкнувшись с горящими бесцветным пламенем глазами.

— Что? — хрипло выдавил он.

Это было как-то неправильно, не по-настоящему: мысли отчаянно цеплялись за то, что богиня сказала, и при этом тут же отпускали её слова, не позволяя Иснану их осмыслить. Он точно расслышал, что она сказала, но меньше, чем через секунду, забыл об этом. Будто сознание всё ещё было во власти хаоса высших сознаний и нещадно подавлялось.

— Не время для сомнений, Карлос, — с улыбкой сказала Геирисандра, сделав шаг назад. — Время для действий. И Слова, конечно же.

Ещё шаг — и она растворилась, словно была лишь миражом. Иснан едва не поднял руку, желая коснуться места, где только что была Геирисандра, но быстро подавил этот порыв. Сердце вдруг забилось быстрее, и горло на мгновения сжалось, как от недостатка кислорода. Нить, протянувшаяся к двум другим сальваторам, Третьему и Четвёртому, натянулась до предела и будто бы вмиг вспыхнула обжигающим пламенем.

Иснан рвано выдохнул, когда острая боль прорезала солнечное сплетение и голову. Он рухнул на колени, и со всех сторон к нему приблизились тёмные создания, очертания тел которых колыхались и то пропадали, то вновь появлялись. Хаос и магия клубились в воздухе, наполняя его, пропитывая землю, обволакивали Иснана и в то же время рвали его на части. Он едва не слышал, как от боли кричит Четвёртый, как Первая рвёт на себе волосы, а Третий пытается перебороть ломоту в костях.

Трещащий по швам мир для них — как приговор, спастись от которого они могли лишь одним способом.

«Не глупи, — твёрдо начала Ренольд, постепенно беря контроль над его телом и помогая стерпеть боль. — Сейчас не время…»

— Заткнись, — прохрипел Иснан, пошатнувшись. — Я знаю, что делать.

***

Когда боль лишь немного утихла, Пайпер почувствовала новую вспышку, но не из-за магии и хаоса, взбесившихся в один момент. Ей было больно, потому что Киллиан слишком крепко схватил её за руки и, казалось, просто хотел переломать ей кости.

В голове всё ещё был туман, а в уголках глаз и на щеках — слёзы, но Пайпер видела, каким ошарашенным и испуганным был Киллиан. С него словно мгновенно слетела маска, которую он держал перед всеми: под ледяным спокойствием, которые сменялось раздражением и саркастичностью, прятался глубокий, дикий страх, практически животный.

Сглотнув, Пайпер обернулась в сторону, в которую смотрел Киллиан, и судорожно выдохнула.

Демоны прорвались в город. Они спускались с неба, сползали со высоких стен, где рушили барьеры, и вываливались из брешей. Уродливые, похожие на бесформенную вязкую массу, на людей или псов, а также полупрозрачные тени, которые метались по улицам и крышам, проходили сквозь стены домов — здесь было столько демонов, что Пайпер даже не могла охватить их взглядом. Некоторые ещё оставались за стенами, продолжали ломать барьеры, о которые погибали сами, но этого было мало — большая часть уже была в городе, а за его чертой копилась целая стена тьмы, чьё ледяное дыхание Пайпер едва не ощущала на затылке.

Люди в панике разбегались, лишь немногие могли дать отпор, в основном рыцари и маги, которым удалось избежать когтей демонов в первые секунды. Твари нападали на всех без разбора: хватали людей и разрывали их на части, прокусывали шеи, проникали в тела и управляли ими, будто марионетками. Кровь фонтанами окрашивала светлые дома и наполняла узкие каналы с водой. То тут, то там встречались оторванные конечности, которые демоны разбрасывали, и даже обглоданные кости, будто с момента нападения прошли часы, а не мгновения.

— Боже, боже…

Пайпер всхлипнула и повернулась к Киллиану — он всё ещё стоял на месте и во все глаза смотрел на происходящее на городских улицах. Дворец возвышался в самом центре, и с его балконов открывался потрясающий вид на Омагу, многочисленные улочки и площади, изрезанные фонтанами и алтарями для драу и ирау.

Но теперь там были только кровь, крики и страх людей, пытавшихся в ужасе отбиться от демонов, которых становилось всё больше.

Неожиданно даже для самой себя Пайпер резко встряхнула Киллиана и крикнула:

— Не стой столбом!

Киллиан не пошевелился. Ужас сковал его, и Пайпер магией чувствовала, что ещё один крик, один фонтан крови, один вой демона — и Киллиана охватит неконтролируемая паника.

Он должен был защищать этот город, но ничего не мог сделать.

— Всё будет нормально, — выдохнула Пайпер, схватив Киллиана за плечи и вновь встряхнув. — Пусть рыцари и маги собирают всех, кого смогут, во дворце. Я разберусь с барьерами у границ.

Она совсем не чувствовала той уверенности, которую постаралась вложить в слова, но сейчас было достаточно уверенности Лерайе. Сакри частично взяла её тело под контроль и отпустила магию, которая золотистыми нитями окутала Киллиана и, наконец, привела его в чувство. Он моргнул, остекленевший взгляд стал осознанным, и с губ сорвался судорожный вздох.

— Мы справимся.

Пайпер шагнула назад, вытянув руку, и открыла портал, в который тут же прыгнула. Быстрее, чем успела убедиться, что маленькая частица Силы проникла глубоко в Киллиана и расшевелила его достаточно, чтобы он мог действовать и думать самостоятельно. Быстрее, чем поняла, что одной её будет мало.

Она оказалась возле самых врат, которые так и стояли закрытыми, и в ту же секунду едва не лишилась головы. Один из демонов, похожий на огромную тень, вновь бросился на неё. Пайпер от неожиданности и испуга взвизгнула, бросилась в сторону и наткнулась на ещё одного демона.

«Хватить пугаться!» — заорала Лерайе

— Сожги их! — изо всех сил завопила Пайпер.

Золотистое пламя мгновенно сорвалось с её рук и охватило сначала одного демона, потом — другого, до этого пытавшегося снести ей голову. Ярость, которая бурлила внутри Пайпер недавно, в Лабиринте, вновь поднималась. Красная пелена начала застилать глаза, а пламя — разрастаться, поглощать всё больше демонов. Людей, которые могли пострадать, вокруг не было, только разодранные трупы и сломанные барьеры, через которые без остановки лезли твари. Они разваливались на части, лишались голов и лап, но упорно лезли дальше, будто не обращали внимания на жуткие ожоги, оставшиеся от магии, заключённой в барьерах, и вывалившиеся наружу внутренности.

На тех, что уже проникли в город, Пайпер старалась не обращать внимания. Её магия обжигала каждую тварь, которая подбиралась к ней, и растягивалась по всему периметру стен, создавая лишь временное препятствие. Нужно было восстановить барьеры и не позволить стене тьмы проникнуть внутрь города, а уже потом зачищать улицы.

Вот только Пайпер понятия не имела, какие барьеры здесь стояли, и ставила свои собственные. Сигил за сигилом, нить магии за нитью магии — она возводила препятствия быстро, глотая слёзы и душа страх, запрещая себе оборачиваться на очередной крик боли, который стихал через секунду. Лерайе увеличивала кольцо магии, и столпы огня уже должны были стать ещё одной стеной по всему периметру города, но этого было мало. Сила была способная на большее, Пайпер знала это, но никак не могла взять себя в руки и распространить магию сакри ещё дальше, задеть ею каждого рыцаря, мага, охотника или простого человека, чтобы те хотя бы на мгновения ощутили себя крепче, быстрее и выносливее и успели добраться до дворца.

Ей нужно было сделать то, что когда-то делала Йоннет — использовать магию сакри, чтобы коснуться внутренней силы людей и многократно увеличить её, лишь временно сделав их подобными себе, но просто не могла. Пальцы рисовали сигилы уверенными, отточенными движениями, золотое пламя сжигало каждую тварь, которая подбиралась слишком близко, а крики вдалеке всё не стихали. Как и мысли, метавшиеся внутри её головы, будто рой разъярённых пчёл.

Как демоны сумели проникнуть в город? Почему Пайпер чувствовала то же, что много месяцев назад, когда во время очередного сна-воспоминания заняла место Третьего и ощущала, как началось Вторжение?

Это не могло быть правдой. Только не снова, только не оно. Демоны просто не могли вторгнуться в этот мир — они уже были здесь, а магии всё ещё было меньше, чем во Втором мире. Так почему ткань пространства рвалась?..

Чья-то ладонь легла на плечо Пайпер, и она заорала, взмахнула рукой, которую тут же перехватили. Кристально-голубые глаза, светящиеся магией, столкнулись с её золотистыми. Пайпер выдохнула, когда Фортинбрас наклонился к ней и быстро, легко поцеловал, будто хотел убедиться, что это и впрямь она. Его плечи облегчённо опустились, но лишь на секунду. Фортинбрас поднял руку, протянул её к лицу Пайпер и тут же опустил, когда она заметила алые разводы крови.

— Я дам тебе Время, чтобы ты восстановила барьеры и поставила новые, — протараторил он, не отрывая его взгляда. — Нико уже в городе, я должен помочь ему. Встретимся во дворце.

Пайпер хотела кивнуть, сказать хоть что-то, чтобы показать, что согласна, но страх душил, едва позволял думать. Пайпер держалась только благодаря Лерайе, но когда Фортинбрас шагнул назад, готовясь открыть портал, что-то острое пронзило её насквозь. Пайпер вскрикнула, мгновенно отпустив магию и едва не упав в останки тварей и их кровь, скопившуюся в лужи. Фортинбрас подхватил её одной рукой, а второй удержал барьер, который она почти закончила. Лишь мгновением позже Пайпер услышала, как скрипнули его зубы, будто ему тоже стало больно. Магия яростно вспыхивала вокруг, ползла, как полчище змей, и затухала, будто была мелким костром, на который плеснули воды, и так продолжалось не меньше вечности, пока боль не накатила ещё одной волной. Очень некстати под руку попался ноктис, который сумел прорваться за барьеры — Пайпер вывернулась из объятий Фортинбраса и ударила демона, отшвыривая его как можно дальше. Рукав куртки задрался, боль пронзила запястье одновременно с сердцем и лёгкими.

Фортинбрас зарычал, прижав руку к груди, будто баюкая, и магией разорвал сердце очередного демона на части. Те прибывали, ломали барьеры и дальше, а Пайпер как заворожённая смотрела на свою руку, где медленно исчезал сигил, который связывал её с Китом.

Что-то случилось. Там, во дворце, где был Кит — ракатан, с которым Лабиринт не разорвал связь. А Пайпер была у стен и врат, через которые ломились демоны.

— Удержи барьеры с помощью Силы, — голос Фортинбраса ворвался в её мысли быстро, неожиданно, он тыльной стороной ладони провёл по её всклоченным волосам, привлекая внимание. — Всего несколько минут, клянусь, это хватит.

— Но Кит…

— Я ему помогу. Обещаю, я его спасу. Всё будет хорошо. Удержи барьеры с помощью Силы.

Он был прав, чертовски прав, потому что как бы ни сильно было Время, магия Пайпер в этот раз была намного сильнее. Время — это возможность вернуть барьеры к состоянию, когда они были стабильны, до того, как демоны их сломали. Но сломали те барьеры один раз — значит, сломают и ещё раз. А Сила — это препятствие, которое не сдвинуть, невидимая плотная стена, за которой ждало пламя. Сила удержит барьеры, пока Пайпер поставит новые, и этого будет достаточно.

— Обещаю, всё будет хорошо, — тихо произнёс Фортинбрас, вновь невесомо поцеловав её. — Скоро увидимся.

Он в последний раз отпустил Время, которое, коснувшись не меньше десятка демонов, разорвало их сердца, а после шагнул в открытый портал. Страх всё ещё сжимал горло Пайпер, сердце билось, как ненормальное, но она всё же повернулась лицом к демонам и отпустила ещё больше Силы.

Глава 23. И тени с башнями слились

В момент, когда Гилберт услышал яростный вой, его тело будто парализовало. «Просто показалось», — подумал он, прекрасно зная, что ошибается. В самом сердце дворца, за высокими стенами и мощными барьерами и не может быть такого воя. Даже если бы множество псов в псарнях разом начали выть и лаять, они были бы намного тише и звучали совсем по-другому.

Вой повторился, тогда же совсем близко скрипнула дверь. Гилберт рвано выдохнул, пытаясь взять себя в руки, приказывая ногам шевелиться, а не трястись, и вскрикнул, когда чья-то рука легла ему на плечо и резко развернула. Лицо Стеллы, оказавшееся совсем близко к его лицу было обеспокоенным и решительным одновременно.

— Нужно найти Киллиана, — выпалила она, схватила его за руку и потащила за собой. Словно не она минуту назад касалась шрама у него на виске так нежно и трепетно, что у Гилберта внутри всё таяло.

С каждой минутой и каждым преодолённым коридором вой становился громче. Всё чаще на пути встречались слуги, лорды и леди, рыцари, маги, целительницы и послы, на которых Стелла рявкала, приказывая найти укрытие, а тех, кто способен сражаться и использовать магию — защищать дворец.

Гилберт совсем ничего не понимал. Стелла едва не впивалась в его запястье короткими когтями, бежала, не сбавляя темпа, и, кажется, даже громко рычала, будто пыталась отпугнуть кого-то. Она лишь на мгновение отпустила его руку и бросилась вперёд, а Гилберт услышал только хруст костей, звук рвущейся плоти и вой, переросший в хрип, который стих всего через пару мгновений.

Стелла повернулась к нему с чёрной кровью на зубах и губах и совершенно спокойно сказала:

— Держись поближе ко мне.

Гилберт медленно опустил взгляд на пол: там лежал ноктис с прокусанной шеей и выцарапанными глазами.

Прямо в коридоре дворца.

«Это невозможно», — повторил Гилберт, сделав шаг назад. Дворец Омаги — безопасное место, окружённое множеством барьеров и чар, которые ставил сам Третий. Киллиан уверял, что здесь абсолютно безопасно, но Гилберт до сих пор слышал далёкий вой и буквально чувствовал, как дрожит в воздух, в котором быстро разливался страх. Пахло кровью: демонической, человеческой, великанской, фейской и эльфийской.

Будто снова началась бойня, как двести лет назад. Коридоры утопали в крови и предсмертных криках, огонь поглощал тела живых и мёртвых, а демоны нападали без остановки, вгрызались в плоть и разрывали её на части, пытаясь добраться до сердец. Всё рушилось и сгорало, пока умирал сам мир.

— Гилберт!

Он дёрнулся, отступил ещё на шаг, но Стелла резко повалила его на пол и, оттолкнувшись от его тела, прыгнула в сторону, где они только что были. Гилберт быстро развернулся, приподнимаясь на локтях, и увидел, как закатились глаза демона с огромными крыльями. Стелла вгрызлась ему в шею и со всей силы оторвала огромный кусок плоти и даже кости, после чего руками разорвала шею, отделив от неё голову.

— Давай, вставай, — словно не замечая крови, залившей шею, грудь и руки, сказала Стелла. — Нужно найти Киллиана.

Гилберт не мог пошевелиться. Из-за угла, где была лестница, по которой они спустились меньше минуты назад, показался ещё один демон. Он оскалился, заметив Стеллу, и бросился к ним.

— Вставай! — крикнула Стелла, тут же хватая Гилберта за руки.

Он едва не запнулся о собственную ногу. Демон был совсем рядом — ещё мгновение, и смог бы вспороть Стелле спину, задев её острыми когтями. Но она извернулась, отпустив Гилберта, нырнула демону под руку, со всей силы налетела на него и впечатала в стену. Схватив тёмное создание за волосы, Стелла оттянула его голову и резко ударила о колонну несколько раз, после чего разорвала твари горло.

— Нужно найти Киллиана, — в третий раз повторила Стелла, посмотрев на Гилберта. Красивое лицо с горящими жёлтыми глазами, зло прищуренными, точно у хищника, заливала чёрная кровь. На губах остались кусочки плоти: Стелла, будто поняв, куда смотрит Гилберт, провела языком по губам и сплюнула кровь вперемешку с ошмётками демона. Поморщившись и вздрогнув всем телом, она заныла, словно ребёнок: — Ну и гадость…

На тот раз вой повторился намного ближе и громче, а секундой позже весь дворец сильно тряхнуло. Гилберт едва не упал, поскользнувшись на луже демонической крови, но сумел удержать равновесие. Пол, стены и потолок пошли крупными трещинами, окна и витражи раскололись, посыпались мелкими осколками им на головы. Гилберт даже не попытался прикрыть голову, тогда как Стелла истерично замахала руками и, казалось бы, совершенно не заметила, как осколки изрезали ей руки и как тонкие струйки крови потекли по ним.

— Достало! — прохныкала она, топнув ногой. — Что за ерунда творится?!

— В смысле? — хрипло выдавил Гилберт. — Ты не знаешь?

— Не знаю чего?

Он хотел ответить, но горло сдавил страх. Может, Гилберт сильно преувеличивал и просто не понимал, что не все крупные нападения демонов точно такие же, каким было Вторжение, но он уже проходил это. Он видел, как коридоры дворца заполнялись трупами и демонами, как те разрушали всё, что попадалось им на пути, помнил запах крови, разлагающихся тел и сожжённой плоти. Слышал, как рушатся огромные башни, как стеклянные потолки падают на них, а сталь мечей скрещивается с железом когтей демонов.

Тогда Гилберт был в тронном зале вместе с семьёй, откуда его, Алебастра, Марию и Гвендолин увели Шерая, Гораций и Уалтар. Теперь же он был только со Стеллой, которая всё ещё непонимающе смотрела на него и ждала ответа.

Гилберт открыл рот, думая, что сможет сказать хоть что-то, но вместо этого вскрикнул, когда огромный ноктис прыгнул на Стеллу и повалил её пол. Хрустнули останки демона, которого Стелла убила до этого, послышалось рычание и клацанье зубов.

Гилберт сделал шаг назад.

Стелла отбивалась, подставляя под клыки ноктиса руки, царапала его морду и грызла лапы, до которых едва дотягивалась. Если бы не человеческая внешность, горящие жёлтые глаза и светлые волосы, испачканные в крови, Гилберт бы решил, что она сама демон — только они умели сражаться так остервенело, будто дикие звери. Он же, чистокровный великан с огромной физической силой, был обязан помочь, но вместо этого сделал ещё один шаг назад и упёрся в стену, продолжавшую идти трещинами, оказался возле разбитого окна.

Дворец Омаги — безопасное место. Так как демоны сумели попасть внутрь?

Почему то, что Гилберт пережил двести лет назад, повторяется?..

— Отойди от окна! — вдруг заверещала Стелла. Ноктис впился ей в плечо, но она, одним ударом отпихнув его, раскрошила его череп, ударив головой об пол, кое-как поднялась на ноги и попыталась подойти к Гилберту.

Он хотел сделать шаг к ней, чтобы помочь устоять на ногах, но почувствовал хватку на плечах и шее. Чёрные руки с острыми когтями принадлежали демону, который забрался внутрь через окно и теперь тащил к нему Гилберта. Тот должен был начать отбиваться, но не мог пошевелиться из-за страха.

Ему всего тринадцать — как, ракс его подери, он может сражаться против настоящих тёмных созданий?..

Гилберт зажмурился, с каждым мгновением вдыхая всё меньше воздуха, и вдруг ощутил, как его оттолкнули в сторону. Рычание смешалось с оглушительным визгом, кровь брызгала во все стороны, тени беспокойно зашевелились в углах. Гилберт пытался закрыть голову руками, надеясь отгородиться от всех звуков, представить, что всё это не по-настоящему и демонов здесь нет, но запах их крови был слишком сильным, а вой — громким. И Стелла, оторвавшая его руки от головы и заставившая посмотреть на себя, только доказывала, что происходящее — реальность.

— Не переживай, я его убила, — с широкой улыбкой сказала она, — и убью любого, кто посмеет покушаться на твою жизнь.

— Боги милостивые, — ошарашенно выдавил Гилберт. — Я не… Я не думал, что…

— Ничего, всё будет хорошо, — легко перебила его Стелла. — Не бойся, я тебя защищу. Но давай, наконец, найдём Киллиана, хорошо?

Гилберт кое-как кивнул, одновременно чувствуя и угрызения совести за то, что никак не мог взять себя в руки и помочь, и за то, что Стелла была рядом и защищала его. Гилберт всё ещё не понимал, осознавала ли она масштаб случившейся катастрофы, и не мог спросить. Только ощущать, как затуманенный паникой разум немного проясняется, позволяя понять: если он пережил Вторжение, значит, справится с чем угодно. Ему не тринадцать лет, он не беспомощен, наоборот, достаточно силён, чтобы самому справиться с демонами. Ему не нужны Шерая или Стелла, чтобы они защищали его, подставляя себя под удар.

— Прости, — тихо пробормотал Гилберт, сделав шаг ближе и уткнувшись лбом в левое плечо Стеллы. — Прости, я не думал, что испугаюсь…

— Ничего, я тоже в ужасе, — слегка приобняв его, ответила Стелла. — Но я никому не позволю вредить моим друзьям, так что не волнуйся. Со мной ты в безопасности.

***

В одно мгновение Марселин вливала неожиданно воспротивившемуся Киту в рот отвар, а в другое уже кричала от ужаса, заметив заползшее через окно чёрное нечто. Целительницы мгновенно бросили все свои дела и выбежали в коридор, тогда как Марселин, ещё охваченная испугом, начала швырять сгустками магии в это нечто.

— Да просто убей его! — заверещал Кит, соскочив с койки.

— Оно не убивается! — истерично возразила Марселин.

Лишь позже, когда чёрная склизкая масса начала складываться в очертания зверя, она поняла, что это был ноктис. Уродливый, с десятком глаз на морде, искривлёнными зубами и наростами на теле с проплешинами, но ноктис. Марселин взвизгнула ещё раз и вскинула руку, приготовившись ставить барьер, когда ноктиса просто разорвало на части. Кровь и плоть брызнули во все стороны, но не попали на Марселин и Кита, будто перед ними всё же появился барьер.

— Что это за хрень?!

Марселин резко обернулась к Стефану, застывшему в дверях. Его глаза горели бронзовым, брови были нахмурены, челюсти — сжаты, а грудь тяжело поднималась и опускалась. Марселин будто разом лишилась всей своей смелости и силы: всхлипнув, она подбежала к Стефану и запрыгнула на него, крепко обняла и судорожно выдавила:

— Я так испугалась…

— Всё хорошо, я его убил, — погладив её по спине, ласково сказал Стефан.

— Да нет же! Я испугалась за тебя! Где, чёрт возьми…

— Потом, потом! — заорал налетевший на них Кит. — У нас ещё гости!

Стефан одной рукой вытолкнул Кита в коридор, задвинув за свою спину, второй поставил ещё один барьер, пока Марселин продолжала виснуть на нём. Умом она понимала, что должна слезть, дать Стефану больше пространства и даже оказать помощь, но не могла заставить себя сделать это. Марселин едва-едва убедила себя, что Стефан не пострадает, что Николас и Фортинбрас обязательно найдут его, и даже смогла сосредоточиться на помощи целительницам, когда в лазарет ворвался демон.

— Весь дворец кишит ими, — процедил Стефан, приобняв Марселин за талию и прижав к себе. Судя по отвратительному звуку ломания костей, ещё несколько тварей налетели на барьер, который их уничтожил. — Николас забросил нас сюда и умчался в город, думал, здесь безопасно.

— Как они сюда пробрались? — торопливо уточнил Кит. Он стоял в коридоре, и Марселин смотрела на его перепуганные глаза из-за плеча Стефана, который всё ещё не отпускал её.

— Понятия не имею, но нам нужно помочь местным магам и рыцарям. Ты справишься? — тише и намного ласковее спросил Стефан, нежно проведя костяшками пальцев по скуле Марселин. — Поможешь мне?

Она бы хотела возразить, сказать, что ни за что на свете не позволит ему рисковать собой, но знала, что это бессмысленно. Стефан далеко не слабак, и пусть он всё ещё не восстановился после сомнуса полностью, он был намного сильнее Марселин и действительно мог помочь магам и рыцарям, особенно в отсутствие сальваторов. Если все трое сейчас в городе, где, кажется, ещё опаснее, то Стефан был сильнейшим — по крайней мере, в данную минуту.

Марселин бы хотела сказать, что просто не выдержит, если он пострадает. Её кое-как склеенное сердце едва не разбилось окончательно, когда она поняла, что Стефан не ждал её в Омаге. Прошло слишком мало времени с тех пор, как он очнулся от сомнуса, и как бы эгоистично это ни звучало, Марселин не хотела отпускать его.

Но вместо того, чтобы сказать об этом, она проглотила подступивший к горлу ком и выдавила:

— Порвём этих засранцев.

— Не переживай, — едва слышно добавил Стефан, улыбнувшись, — умирать не собираюсь. Реализовывать самоубийственные планы тоже. Всё будет хорошо.

Он быстро поцеловал её, и если бы не вдруг раздавшийся вой, Марселин бы ни за что её не отпустила.

— Господи Иисусе! — вдруг заорал Кит. — Откуда они все прут?!

Стефан переплёл с Марселин пальцы и, вытянув за собой в коридор, быстро поставил ещё один барьер на пороге лазарета, после чего развернулся в сторону, которую указал Кит, и выругался на ребнезарском.

Марселин даже не могла понять, сколько демонов она видела: они были бесплотными тенями, рычащими ноктисами, демонами с человеческими лицами, чудовищами, которые заполнили собой коридор, как огромная чёрная масса, поглощавшая всё на своём пути. Тысячи бешено вращающихся глаз, налитых кровью, следили за их действиями, многочисленные конечности с хрустом ломались и вновь создавались, тащили это огромное отвратительное тело вперёд с невероятной скоростью. Марселин едва не вывернуло наизнанку.

Стефан быстро поставил барьер и нарисовал на нём с десяток сигилов, после чего тряхнул ладонью и подхватил выпавший из пустоты оружейный ремень, который бросил Киту.

— Слава тебе, великий Стефан, — пробормотал Кит, судорожно цепляя ремень через плечо и доставая два лезвия средней длины. — Клянусь, я никогда больше с этим не расстанусь.

— Сваливаем, — скомандовал Стефан, первым рванув с места.

Марселин бежала, подгоняемая страхом, тяжёлым дыханием демонов и их рычанием. Несколько раз те пытались схватить её за ногу или распущенные волосы, но каждый раз Марселин уворачивалась, прыгала вперёд или использовала магию, чтобы отсечь демонам конечности. Стефан ставил барьеры, запечатывая демонов внутри пространства площадью в несколько метров, а после разрывал их на части. Пару раз им попадались до смерти перепуганные обитатели дворца, но намного чаще — те, до кого демоны уже добрались.

Разорванные тела людей заполняли собой коридоры. Кровь окрашивала стены и капала с потолков прямо на голову и лицо. Кости громко хрустели под ногами, вывалившиеся внутренности рвались, если на них случайно наступали. Марселин бежала, держа Стефана за руку, из последних сил глотала слёзы и подступающую тошноту. Она не успевала различить лиц мёртвых, даже магия не успевала понять, кем они были. Демоны подступали, врывались через сломанные окна, выползали из залов и встречающихся на пути комнат.

Будто они снова нашли способ открыть врата изнутри и теперь лезли, лезли и лезли, нападали, рвали на части, пили кровь и крошили кости.

Из горла Марселин вырвалось рыдание, которое она никак не смогла подавить. Она не боялась демонов, могла защитить себя, ведь была достаточно сильной и находчивой, но всё это не имело смысла, потому что прямо сейчас Марселин думала лишь о том, как сильно она устала постоянно сбегать. Она редко выступала против демонов лицом к лицу, но думала, что, случись что, обязательно справится. Тем более когда рядом с ней один из сильнейших магов и искатель, который убивал демонов одним только оружием. Разве она имела права поддаваться страху и жалеть себя?

Марселин уже потеряла Стефана и лишь чудом дождалась его пробуждения. Она потеряла Диону и Джонатана, с которыми не успела попрощаться, и могла потерять всех, кто был ей дорог. Она могла потерять собственную жизнь, так и не узнав, почему Рафаэль не помнит её и самого себя.

Она хотела бы остановиться, хорошенько отдышаться и подумать, что делать дальше, но времени просто не было. Демоны наступали на пятки, Стефан едва успевал убивать их, одновременно защищая обитателей дворца, которые встречались им на пути. Магия внутри Марселин то бурлила, то затихала, питаясь её яростью, которая быстро сменялась страхом, и так — до бесконечности.

Пусть даже внутри она уже тысячу раз умерла и хотела забиться в дальний угол, закрыть уши и зажмуриться, лишь бы не видеть и не слышать кошмара, ставшего явью, Марселин не могла сдаться. Эйкен ещё не попробовал калатравский хлеб, который она готовила на его день рождения. Стефан ещё не услышал, как сильно Марселин его любит. Это, конечно, не совсем правда, ведь она часто говорила об этом, но всё равно.

Марселин только начала жить по-настоящему, и пусть не всё было идеально, она не позволит демона отнять то, что у неё было.

Но она не успела.

Чьи-то когтистые руку схватили её за волосы, царапнули шею и плечи, потащили назад. Марселин заорала во всё горло, отпустив мгновенно возросшую магию, и сумела отсечь схватившую её руку.

— Пригнись!

Даже не поняв, кому принадлежал голос, Марселин рухнула на пол. Засвистела сталь, хрустнули кости. Голова демона, который секунду назад пытался добраться до неё, покатилась по полу. Марселин осторожно приподняла голову и увидела протянутую руку Фортинбраса, за которую она тут же ухватилась. Стефан, как раз расправившийся ещё с двумя демонами, быстро оглядел множество трупов, окруживших их со всех сторон, будто проверяя, что ни одна тварь не восстанет, и только после этого подбежал к Марселин.

— Сильно задело? — обеспокоенно спросил он, аккуратно проводя ладонями по её плечам. — О, ракс, сильно… Потерпи секунду, я сейчас всё залечу.

Марселин уткнулась лбом в плечо Стефана, чувствуя, как тепло наполняет её тело. Меньше, чем за несколько мгновений раны, оставленные демоном, исчезли. Остались только кровь да огромные дыры на кофте, которую Марселин, вообще-то, очень любила.

— Что происходит? — спросил Стефан у Фортинбраса, мягко поглаживая Марселин по оголённым плечам. — Откуда они все взялись?

Фортинбрас, медленно переведя взгляд с окровавленного лезвия Нотунга на Кита, с ног до головы покрытого демонической кровью, сдавленно ответил:

— Больно было так же, как и тогда.

— Что? — пискнул Кит.

— Больно было так же, как и тогда, — медленно повторил Фортинбрас. — Как в день Вторжения.

Марселин застыла, мгновенно ощутив, как напрягся Стефан, как его пальцы замерли всего в миллиметре от её шеи, по которой он только что нежно провёл ладонью.

— Что? — охрипшим голосом выдавил Стефан.

В день Вторжения ни он, ни Марселин не были в Сигриде: они оба жили на Земле, где и узнали о падении Сигрида — сразу же после того, как его жители стали появляться во Втором мире. Марселин тысячи раз слышала о том, каким было Вторжение, даже видела несколько воспоминаний, но не думала, что всё происходило вот так.

— Самое безопасное место во дворце — это темницы, — всё так же сдавленно добавил Фортинбрас, не отрывая взгляда от Кита, который весь будто бы сжался от такого внимания. — Я сказал Киллиану собирать всех там, но…

Его помрачневший взгляд переместился на тела, скрывшие за собой мраморный пол. Марселин потребовалось несколько секунд, чтобы понять: Фортинбрас смотрит не на останки демонов, а на искалеченные тела людей, которые просто не успели найти укрытие.

— Нам нужно спуститься вниз, — будто опомнившись, продолжил Фортинбрас. Он подошёл к Марселин и Стефану и протянул руку, потребовав: — Мне нужно показать вам, как добраться до темниц. На случай, если разделимся.

Марселин вслед за Стефаном коснулась руки сальватора, но куда менее решительно. Не успела она даже моргнуть, как ещё один поток магии проник в её вены, разогнав кровь. Слышался хруст снега и далёкий шум моря, шелест вековых деревьев и лязг металла. Перед глазами мелькали коридоры, лестницы, залы и тайные проходы, которых, оказывается, во дворце было огромное количество. В голове Марселин будто мгновенно нарисовалась карта, которую она, казалось бы, всегда знала.

— И ты, — подойдя к Киту, сказал Фортинбрас. — Но, пожалуйста, не отходи от меня ни на шаг.

— Почему только я? — уточнил Кит с остекленевшими глазами.

— Я пообещал Пайпер, что позабочусь о тебе.

— О, как мило. Ладно, я накину тебе один балл в моей таблице потенциальных парней Пайпер, так уж и быть.

— Что это значит?..

***

Кит вовсе не собирался наблюдать за Фортинбрасом или что-то в этом роде. Он знал, что, пусть тот и был немного пугающим и странным, он отлично владел магией и мечом, легко расправлялся с демонами и одновременно защищал несколько людей разом. Кит уже давно понял, что Фортинбрас достаточно силён, чтобы позаботиться о Пайпер, и что он ни за что на свете не причинит ей вреда. Честно говоря, если бы не Пайпер и Твайла, Кит бы и сам захотел замутить с Третьим сальватором — тот настолько хорошо владел оружием и магией, двигался быстро, решительно и смертоносно, что Кит всерьёз начал восхищаться им. Фортинбрас точно знал, что делал, действительно защищал Кита, Стефана и Марселин, помогал всем, кого они находили, и ни на секунду не позволял демонам подумать, будто те смогут загнать их в угол.

— Я накину тебе ещё один балл, — объявил Кит, когда голова последнего ноктиса, встретившегося им в одном из коридоров, покатилась по полу.

— Что это значит? — озадаченно повторил свой вопрос Фортинбрас.

— Спросишь потом у Пайпер. И не отвлекайся, иначе лишишься этого балла.

Они были совсем близко к темницам. Киту всё ещё было немного неуютно из-за того, как легко Время поместило в его сознании нужное знание. Покалывание в том месте, где Фортинбрас коснулся его ладони, никак не проходило, из-за чего искателю постоянно казалось, будто его кто-то трогает. Например, ноктисы, демоны или мерзкие огромные лужи какой-то чёрной слизи, которые вообще не были похожи на тёмных сознаний, однако всё же были ими. Маги наверняка знали больше, но Кит не надоедал им вопросами. Делал то, что говорили, отбивался от демонов, спасал людей. Типичный день лучшего искателя Ордена.

Но, по правде говоря, ему было страшно.

Стефан сказал, что Энцелада успели ранить, что сейчас он был внизу вместе с несколькими магами, которые размещали людей в темницах, Клаудией и Джинном, который то и дело срывался и летал в город — Кит постоянно видел его силуэт из окна, видел, как Джинн складывал крылья и летел вниз, теряясь среди остроконечных башен. Пайпер и Николас тоже были в городе, латали барьеры, убивали демонов. В общем, делали то же, что и обычно. Но по тому, как периодически морщился Фортинбрас, как он клал ладонь на солнечное сплетение и сжимал ткань камзола, Кит понимал, что он чувствовал боль Пайпер и Николаса. От этого страх Кита только возрастал.

К тому же, он понятия не имел, где Твайла. Может, ей повезло, и даже со сломанными рогами демоны примут её за свою, не станут нападать, но…

— Боже, боже! — истерично заорала Марселин. — Назад!

Кит, даже не успев осознать услышанное, мгновенно рванул назад, но был остановлен Фортинбрасом, бежавшим за ним. Нотунг едва не задел его ногу, и Кит заорал во всё горло от испуга.

— Аккуратнее! Мне ещё нужны мои ноги!

Фортинбрас, не обратив на него внимания, рванул вперёд, к Марселин и Стефану, которые очень вовремя поставили барьер перед двумя огромными демонами. Кит таких никогда не видел: массивные передние части тел с гигантскими лапами, покрытые костяными наростами и шипами, задние части тел — как у собак, вытянутые и тонкие, с шипастыми хвостами. Обтянутые склизкой навид шкурой мышцы бугрились, чёрная пена капала с кривых острых зубов, десятки глаз бешено вращались, следя за каждым. Кит ни за что на свете не сумел бы проскочить мимо таких чудовищ незаметным. Но Фортинбрас смог: в момент, когда один из демонов со всей силы навалился на барьер Стефана и Марселин, сальватор проскочил мимо, подняв Нотунг, и отрубил переднюю лапу демона, следом вспорол ему грудную клетку и пронзил сердце. Кит не успел даже моргнуть, как Фортинбрас замахнулся и отсёк голову, а после меньше, чем за несколько секунд, расправился со вторым демоном.

— Я начинаю тебя любить! — ободряюще крикнул Кит.

— Это неправильно, — пробормотал Фортинбрас.

— Ох, ну извини, я, конечно, не…

— Нет, проблема в демонах. — Фортинбрас провёл рукой по лицу, стирая разводы чёрной крови и зачёсывая пряди волос назад. — Я не смог разорвать их сердца магией.

— Это странно? — тихо уточнила Марселин, будто боялась, что сейчас откуда-нибудь ещё вылезет парочка демонов, которых они не успеют заметить.

— Чтобы удерживать форму и разум, демонам нужно поглощать магию, которую я всегда чувствую. Сейчас её нет.

— Они не поглощают магию? — озадаченно уточнил Стефан. — Тогда как эти ублюдки могут быть здесь?

Голова Кита уже начала болеть. Он прекрасно знал, что для существования демонам нужна магия, но никогда не интересовался деталями. Твайла говорила, что демоны, подобные ей, не поглощали магию насильно, а постепенно забирали её у мира, чем и отличались от большинства тёмных созданий. Но для Кита всё звучало одинаково.

— Только благодаря хаосу, — произнёс Фортинбрас, медленно переводя взгляд с наполовину разрушенного коридора, усеянного телами демонов, на двух чудовищ, убитых им только что. — Магия движется, я чувствую это, но не понимаю, куда или к кому. Кто-то поглощает магию, но не демоны. Поэтому они такие слабые.

Кит едва не пискнул от удивления. Вот эти демоны — слабые?.. Кит, конечно, всегда знал, что с настоящим сальватором ему не сравниться, но никогда не думал, что разница будет столь огромной.

— Николас наверняка понял больше, — пробормотала Марселин. — Так что пошли ему там сальваторскую эсэмэску, что ли, и не отвлекайся больше.

— Было бы славно, — подхватил Кит. — Я, конечно, хорош, — вы вообще видели, скольких демонов я там завалил? — но это твоя работа, так что…

Что-то громко треснуло: как неожиданно порвавшийся кусок ткани, как расколовшийся лёд, который ещё мгновение казался целым и очень прочным. Секунда — и темнота, мгновение — и болезненный удар спиной об обломки камней.

Кит ничего не успел понять.

Тело прошило острой болью. Ног он даже не чувствовал, будто их и вовсе не было. Вокруг кружили мутные тени, падали камни и пыль, где-то вдалеке до сих пор завывали демоны и кричали знакомые голоса. Кит попытался приподняться на локтях, наконец почувствовав ноги, которые чем-то придавило, и тут уже будто из-под воды услышал топот.

— Боже, боже, боже…

— Привет, Марселин, — прохрипел Кит, понятия не имея, где конкретно она находится.

— Не двигайся! — строго приказала она. — А вы поставьте барьеры, скорее!

Постепенно туман перед глазами Кита исчезал: он видел огромную дыру в потолке, будто весь этаж разом обвалился, упавшие колонны и лестницы, тела демонов и людей, раздавленных обломками и упавших вниз, кровь на лице Марселин и содранный кусок кожи на её щеке.

— Что это за хрень? — прошипел Кит, когда Марселин, магией спихну кусок камня с его ног, быстро принялась залечивать переломы. — И какого хрена я этого не чувствую?..

— Магия, — отрывисто выдохнула Марселин. — И хаос. Демонов очень много.

Кит и без того это знал, но всё равно не понимал: они что, просто напали в одну секунду, так, что никто ничего не заметил? Даже Фортинбрас?

— Где…

— Потерпишь немного? — перебила Марселин. — Совсем чуть-чуть. Здесь очень много демонов, Кит, нам нужно убираться.

Он попытался пошевелить ногой и, почувствовав, как боль прострелила кость, едва не закричал, но в последний момент зажал рот руками. «Как вот это можно было не почувствовать?!»

— Я сейчас заплачу, — признался Кит, кое-как удержав себя в вертикальном положении.

— Я знаю, знаю. Потерпи, пожалуйста, совсем немного. Фортинбрас поможет, но сначала нам нужно убраться отсюда. Я тебе помогу, обещаю.

Кит плохо видел то, что происходило вокруг, — мешали темнота и тени, мечущиеся туда-сюда, — но кивнул и, оперевшись на Марселин, с трудом встал на ноги, которые она успела исцелить. Он кусал губы, язык, скрежетал зубами, закрывал рот руками и даже бил себя по щекам, стараясь перебить боль и заглушить слёзы. Кит едва мог стоять: ноги будто до сих пор были переломаны, а кости торчали наружу. Человеческое тело вряд ли могло выдержать так много боли.

Оно и не выдержало.

Кит рухнул, когда на Марселин налетела одна из теней, и подавился собственным криком. Рядом пронеслось нечто холодное, пахнущее гнилью, когтями полоснувшее по лицу Кита. Он едва увернулся в первый раз и уже хотел ползти к Марселин, когда нечто пронеслось рядом ещё раз. Лязгнуло железо, чей-то болезненный крик эхом отскочил от стен, посыпались ругательства на ребнезарском — до этого момента Кит был уверен, что Фортинбрас и Стефан, что бы ни делали, справлялись, но теперь понял, что это не так. Демонов и впрямь было слишком много.

Нечто пронеслось рядом с ним ещё раз.

Острые когти со свистом разрезали воздух. Что-то тёплое и мокрое полилось по лицу Кита. На секунду он решил, что Фортинбрас успел снести демону голову, что именно его кровь попала на Кита. Но после почувствовал острую боль и как железо когтей тянет в сторону, а Кита — вместе с ним.

Как демон выцарапывает ему глаза.

Кит заорал во всё горло, захлёбываясь слезами и кровью. Он ничего не видел и не слышал: пытался оторвать когти демона от своего лица, пока тот продолжал выдирать его глаза и куски плоти. От страха и боли Кит едва не обезумел, даже не сразу почувствовал, как его вместе с демоном тащат в сторону. Что-то трещало так громко, что Кит слышал это даже сквозь грохот крови в ушах и оглушительный звук, с которым кровь, льющаяся из его глаз, капала на пол. Кажется, кто-то кричал, а кто-то — рычал. Может, ещё больше демонов.

И впрямь стало холоднее.

С каждым мгновением у Кита оставалось всё меньше сил. Чьи-то руки схватили его за волосы, потащили дальше, тогда как когти демоны до сих пор выцарапывали глаза. Кит кричал, плакал, выл от боли, но не отбивался — просто не мог. Темнота сомкнулась окончательно, искалеченные ноги потеряли опору. Это мгновение было будто бы прыжком с обрыва, когда чувствуется невесомость и полная свобода. Вот только Кит чувствовал лишь боль.

Что-то липкое и склизкое обвивало его ноги и бёдра, тащило вниз. Кит пытался уцепиться хоть за что-то, в кромешной тьме вяло размахивая руками, но натыкался только на обломки и части тел демонов и людей. Горячая кровь заполнила рот. Острые когти царапали ноги, отрывали мышцы и дробили кости. Кит никогда не думал, что люди могут ощущать так много боли разом: верил, что их тела слишком хрупкие, ломаются быстро и безболезненно, как тонкие сухие веточки. Раз — и сломано. Это должно было быть быстро, а не мучительно-медленно.

Кит ничего не понимал. Крепкие, липкие и холодные руки схватили его руки, но он едва это почувствовал.

Темно.

Холодно.

Страшно.

Больно.

Острые когти и липкие конечности будто исследовали каждый сантиметр его тела. Ледяное дыхание словно касалось его тела со всех сторон, продиралось до кожи даже сквозь слои демонической крови. Когти раскраивали раны на ногах и скрежетали по костям, задевали изувеченные глаза. Дыхание замедлялось.

С каждым мгновением от Кита ускользало всё больше.

Кто-то ещё держал его: цепкие пальцы, кровь между ними, магия, струящаяся по коже. Кит лишь слегка чувствовал её тепло. Кто-то старался изо всех сил, тянул вверх, тогда как чудовища, наоборот, тащили Кита вниз. В кровь разрывая ноги и тело, царапая кости, собирая его кровь.

С каждым мгновением Кит чувствовал всё меньше.

Одна рука выскользнула, и в неё тут же с хрустом треснувших костей вцепились демоны. Кит скорее почувствовал, как те, цепляясь за него, ползли вверх, набрасывались на тех, кто пытался ему помочь…

«На кого?» — мелькнула в голове Кита мысль.

Кто пытался ему помочь?

Всё было таким тёмным и холодным.

Кит уже не был уверен, что когда-то чувствовал тепло или видел хоть что-то. Будто всегда была только темнота, кровь и слёзы на щеках, изувеченное тело и боль, которой стало так много, что Кит к ней привык.

Всегда только боль — и лёгкое покалывание в центре ладони. Киту казалось, что его раньше не было, но потом он почувствовал прилив тепла и, казалось бы, даже увидел два вспыхнувших голубым огонька совсем близко.

Ещё несколько демонов, использовав его тело, поползли наверх.

Кит, даже не представляя, где находится, что происходит и кто до сих пор пытается поднять его обратно, пробормотал:

— Бесконечное число баллов…

Он сглотнул не столько подступившие рыдания, сколько кровь и слёзы, залившие горло. С каждой секундой чувствуя, как конечностей демонов, тянущих его вниз, становится больше, как многие демоны лезут вверх, как его сердце болезненно ноет, Кит из последних сил выдавил:

— Обязательно передай ей это и скажи, что у верхнего ящика двойное дно.

Демоны рванули сильнее. Холод окружил Кита со всех сторон, цепкие пальцы проскользили по его руке и коснулись кончиков его пальцев.

Секунда — и пустота. Долгая, бесконечная пустота.

Ничего не видя, не слыша и не чувствуя, Кит падал вниз, пока демоны рвали его тело на части, а многие другие просто использовали едва не как трамплин: отталкивались от него и прыгали дальше, но где это «дальше» — Кит не знал.

Он уже ничего не знал.

Если боль и была, он её не чувствовал. Если демоны и отрывали от него куски, он этого даже не понимал. Было темно и холодно, но не страшно. Страх — это человеческое чувство, а он даже не был человеком. Лишь изувеченной массой разорванной плоти и переломанных костей, которая почему-то ещё сохраняла сознание, затухавшее слишком медленно. Мысли были вязкими, неполноценными. Он даже не был уверен, что это мысли. Что он — это он, и когда-то он существовал.

Может, он всегда был лишь частью хаоса, который на мгновения приобрёл разум и сумел почувствовать жизнь.

— Asret.

На долю секунды страх коснулся его сердца, а боль — того, что осталось от тела.

— Asret.

Звуки были приглушёнными: то ли являлись лишь частью его воспалённого разума, то ли доносились откуда-то издалека.

— Asret, ноктисы тебя разорви, долбанный человек!

Туда, где раньше были рёбра, что-то врезалось.

— Вставай, щенок!

«Рёбра?.. — запоздало подумал он. — Откуда у меня…»

И кто это — он?

— Asret, — едва не прошипел кто-то, приблизившись к его лицу. — Вставай, щенок, пока я добрый, иначе заставлю переживать это снова и снова. Понял меня? Давай, шевелись! Ты мне ещё нужен.

***

Пайпер едва не швырнула в Николаса сгусток магии, приняв его за демона. Он был с ног до головы испачкан в чёрной крови, куртка и футболка разодраны, на лбу и щеке — глубокие царапины. Но Николас улыбался, как идиот, и выглядел счастливым.

— Все подохли! — радостно сообщил он.

Пайпер судорожно выдохнула, прижав ладони к дрожащим губам. Она наглоталась демонической крови и собственных слёз, дважды сломала правую руку и распорола себе левую голень, но ощущала не боль, а невероятную лёгкость и счастье. Демоны, которых они так старательно выслеживали, загоняли в углы и убивали, наконец, исчезли.

Все до единого.

Николас подлетел к ней, очевидно, решив, что она сейчас упадёт, но Пайпер крепко обняла его и оторвала от земли, закружив. Николас засмеялся, прося его отпустить, но Пайпер прекрасно чувствовала, как радостно клокочет магия внутри его тела и едва не видела, как Рейна одобрительно улыбается.

Нападение было неожиданным и крайне жестоким. Демоны ни на секунду не останавливались, рвали людей, которые не успели спрятаться, как обезумевшие, пожирали их тела и бросались дальше. Пайпер едва сумела поставить несколько стабильных барьеров, когда почувствовала, что Николас нуждается в ней. Он прыгал по всему городу, быстро находя людей и перенося их во дворец, но едва успевал отбиваться от демонов. Пайпер же рвала их тела на части магией и голыми руками, ломала кости и останавливала сердца, отдавая так много Силы, что тела тёмных созданий просто не выдерживали. Она делилась Силой с людьми, которых находила, открывала им порталы и защищала их, пока последний человек не оказывался в безопасности.

Пайпер плакала от боли, кричала во всё горло, проклинала демонов и грозилась запихнуть им оторванные головы в задницы, но не сдавалась. Позволяла Лерайе брать её тело под контроль, игнорировала глубокие раны и кровь, которая, казалось бы, текла без остановки. Лишь после, когда обострившиеся чувства лишь ненадолго утихли, Пайпер позволила себе отвлечься на лечение, но едва не умерла от страха, когда Николас выпрыгнул прямо перед ней.

— Всё, всё! — заверещал он, когда Пайпер начала кружиться ещё сильнее. — Поставь меня!

Лишь несколькими секундами позже, когда она услышала гул множества голосов, Пайпер резко остановилась. Оказывается, Николас успел перенести их во дворец, в один из залов. И судя по состоянию тех, кого Пайпер успела заметить, здесь было далеко не так безопасно, как она думала.

Киллиан затягивал повязку на плече, останавливая хлещущую кровь, и одновременно орал на каждого мага и рыцаря, которые двигались слишком медленно. Одни помогали целительницам, другие пытались усмирить тяжело раненных, которые были заражены хаосом. Несколько рыцарей, полностью покрытые чёрной кровью, быстро пронеслись мимо Пайпер и Николаса и скрылись в коридоре. Оглядевшись, Пайпер заметила Джинна, который вместе с Риас пытался помочь раненому Энцеладу; Клаудию, которая вместе с Гилбертом убеждала Стеллу показаться Марселин; Стефана, который, незаметно для всех, отвёл Твайлу в сторону и залечивал рану у неё на ноге. Николас, едва увидев их, тут же прыгнул к ним с помощью Движения и едва не отпихнул Стефана, что-то говоря о том, что он всё делает неправильно. Ансель носился туда-сюда, успевая подавать целительницам их сундучки и их содержимое и даже поить раненых отварами. И здесь было слишком много людей, которых Пайпер просто не знала, — рыцари, слуги, лорды и леди, послы, целая тьма эльфов, будто вся Элва сегодня навестила Омагу, — но, наконец, среди этой огромной толпы она заметила Фортинбраса. Он стоял едва не в самом углу, за одной из колонн, единственной, которая не обрушилась, и будто бы совсем не обращал внимания на шум, стоны раненых и умоляющие взгляды, направленные в его сторону.

Пайпер едва не подбежала к нему и, не говоря ни слова, игнорируя кровь демонов, в которой они оба были испачканы, крепко обняла Фортинбраса.

— Они ушли, — выдохнула Пайпер, прикрыв глаза. — С десяток магов и рыцарей остались на стенах, я дала им немного Силы на случай, если…

Он медленно отстранил её от себя. Пайпер подняла взгляд и с удивлением заметила абсолютно белое лицо Фортинбраса, ещё не высохшие дорожки слёз на щеках и панику в голубых глазах.

— Что случилось? — осторожно спросила она, положив ладонь на его скулу. Фортинбрасу нравилось, когда она так делала, — может, этот жест считался особенным у великанов, Пайпер не знала, — но сейчас он убрал её руку и сделал шаг назад. — Форт?

— Прости, — с надрывом произнёс он. — Я не… я не успел.

Пайпер непонимающе моргнула.

— В чём дело?

— Прости, — повторил Фортинбрас, несмело коснувшись её щеки кончиками пальцев. — Демонов было слишком много, и там… Пайпер, там был Хайбарус. Я ничего не мог сделать.

Пайпер моргнула ещё раз.

— Что?

По щеке Фортинбраса скатилась слеза.

— Прости меня, — совсем тихо, умоляюще прошептал он. — Я не успел.

Пайпер выдавила нервный смешок, по-глупому решив, что вышло какое-то недоразумение, но потом поняла, что не так.

Она была слишком счастлива из-за того, что демонов больше не осталось, слишком рада была видеть Николаса и Фортинбраса, что совсем не заметила Кита.

Его тут и не было.

В голове Пайпер щёлкнуло.

— Где Кит? — торопливо спросила она, подступив к Фортинбрасу и схватив его за плечи. — Ты ведь нашёл его, да?

Может, она просто его не заметила и…

Из горла Фортинбраса вырвалось рыдание. Пайпер отступила на шаг, подняла правую руку и, кое-как отодрав разорванные куски ткани, прилипшие к коже из-за крови, начала яростно сдирать засохший слой.

— Пайпер, он… Он сказал, что у верхнего ящика двойное дно.

Пайпер сделала ещё один шаг назад, после чего, наконец, оттёрла засохшую кровь и уставилась на своё пустое запястье. Ещё недавно там был сигил, который связывал её с Китом и обозначал, что он был её ракатаном. А теперь — ничего.

— Где Кит? — едва не крикнула Пайпер. — Ты же сказал, что найдёшь его.

— Я нашёл, — возразил Фортинбрас дрогнувшим голосом, — но… Я не успел. Прости, Пайпер, прости…

Пайпер в один момент забыла, как дышать. Боль сдавила грудную клетку, тысячи острых игл будто воткнулись в запястье, в место, где раньше был сигил, а холод пробежал по всему телу. Она же должна была почувствовать, что с Китом что-то случилось: так же, как почувствовала это ещё у врат, когда Фортинбрас пообещал, что найдёт Кита и поможет ему.

Он пообещал — и не сдержал обещание. А она даже не поняла, что что-то случилось. Демоны дважды ломали ей руку, и был шанс, что именно в тот момент связь между ней и Китом была разорвана. Пайпер просто не поняла этого, потому что одна боль смешалась с другой.

И всё же, Фортинбрас обещал.

— Ты же обещал, — всхлипнув, напомнила Пайпер, тогда как другая её часть тут же мысленно возразила: «Он не виноват».

Фортинбрас бы никогда не навредил Киту или Пайпер. Он говорил, что любит её и хочет, чтобы она была счастлива. Он знал, как она боялась за Кита, особенно после того, как Карстарс убил дядю Джона, и понимал, что Пайпер не простит себе, если с Китом что-то случится. Отчасти именно поэтому Пайпер и согласилась, чтобы во дворец отправился именно он, а у врат осталась она. Фортинбрас был сильнее, умнее и быстрее. Раз пообещал, значит, точно поможет. Справится и ничего не испортит, как она.

— Ты же обещал, — повторила Пайпер громче, с надломом в голосе и слезами на глазах.

«Прекрати, — тут же возразила она себе. — Хватит, перестань! Ты же знаешь, что он не виноват!»

Если бы Фортинбрас коснулся её, он бы показал, как всё было на самом деле — будто того, что из-за связи сальваторов Пайпер знала, что он не лжёт, было мало. Но она не могла. Когда Фортинбрас лишь слегка наклонился, Пайпер начала отступать, мотая головой и утирая слёзы.

«Хватит, хватит… Ты же знаешь, что он не виноват…»

Фортинбрас был не виноват, она прекрасно это знала. Но она будто до сих пор чувствовала, как связь начинает рваться в первый раз, а Фортинбрас говорит, что справится и спасёт Кита. В голосе были уверенность и любовь, которую Пайпер слышала каждый раз, когда он говорил с ней. Сейчас же она слышала только свои шаги, громкие всхлипы и глухой звук, с которым врезалась в стену. Пайпер медленно сползла на пол, вцепившись в волосы, и зарыдала.

Но это не продлилось долго: сквозь шум крови в ушах, переполошённые голоса людей и нежный, успокаивающий голос Фортинбраса, который подошёл ближе, Пайпер услышала, как забили колокола.

И боль наполнила её тело, а мир продолжил разваливаться на части.

Глава 24. Мы созидаем, чтобы вновь всё разрушить

Всё было точно так же, как двести лет назад, в день, когда демоны напали на Сигрид и погрузили его во тьму.

Стоя на вершине внешней стены, Джокаста видела, как раскалывались небо и земля, как сквозь трещины, которые были полны черноты, выползали чудовища. Крылатые твари спускались с небес, закрывая облака и лишь недавно поднявшееся солнце. Низкое рычание, от которого, казалось, могла содрогнуться вся Элва, разнеслось над равниной. Твари уже ломились в ворота, ползли по стенам, пытались перелететь их, но ломали крылья и лапы о барьеры, сгорали, случайно касаясь сигилов.

Это не могло продолжаться бесконечно — барьеры куда более мощные, чем нынешние, не остановили демонов в прошлый раз. Хаос и твари были везде, и на улицах Элвы высились горы трупов.

Им нужно что-то более сильное. Если маги будут постоянно ставить новые барьеры взамен уже сломанных, они быстро выдохнуться. Если рыцари, стоящие за их спинами и готовые броситься в бой, сразу же сделают это, они не протянут долго. Если лучники продолжат сбивать летающий тварей, рано или поздно, но они промахнуться, а какая-нибудь тварь, получив лишь царапину, окажется в городе.

Нужно что-то делать.

«Думай, Джокаста, думай! — вопило её сознание. — Один раз уже получилось — получится и второй…»

Вот только это было ложью. Двести лет назад они проиграли. Миллионы сигридцев погибли, тысячи стали марионетками тварей, сотни — укрылись здесь, в Диких Землях, и до сих пор были недостаточно сильны, чтобы дать достойный отпор. Магия возвращалась в мир, но этого было мало. Нужно нечто большее, чем…

— Джокаста!

Она пригнулась, услышав крик Генти, откатилась в сторону и взмахнула Бердаром, разрывая крыло твари, сумевшей пробиться за барьер. Всё тело демона было в ожогах и глубоких ранах, оставленных магией, защищавшей город, и левое крыло теперь висело, как тряпка — но демон резво подскочил на ноги и кинулся на ближайшего рыцаря, вцепившись ему в глотку. Чей-то меч отрубил твари руку, в ту же секунду Бердар пронзил бешено вздымающуюся грудь. Рыцарь с прокушенной шеей кое-как оторвал от себя демона и тяжело осел, привалившись спиной к стене. Другой эльф, отрезавший тёмному созданию руку, быстро отсёк и голову. Джокаста толкнула тело к ограждению и скинула вниз, сбив ещё нескольких демонов, ползущих по стенам.

— Не стрелять! — вновь заорал Генти.

Джокаста обернулась к нему, стоявшему метрах в десяти от неё, и проследила за его взглядом. Лучники, которыми он командовал, мгновенно опустили оружие. Джокаста бы рявкнула на них, приказывая ни в коем случае не останавливаться, если бы не заметила вспышки фиолетового вдалеке. Точно там, куда целились лучники, сбивавшие тварей ещё в полёте.

Там, среди крыльев, теней и чудовищ, кто-то был. Тонкие фиолетовые нити пронзали тела тварей, затягивали их в порталы, открывавшиеся то тут, то там. Кто-то прыгал в воздухе, будто перебрасывал себя из одной точки в другую, и стремительно сокращал количество демонов, готовых атаковать стены. Раз в несколько секунд он перемещался к стенам так близко, что Джокаста могла дотянуться до него рукой, и ставил новые барьеры. Он выглядел совсем юным: лет пятнадцать, не больше, тёмная кожа с разводами крови, спутанные курчавые волосы, разодранная одежда. И ярко горевшие фиолетовые глаза, точные движения, мощная магия, которая разрывала демонов на мелкие кусочки.

Джокаста впервые видела Четвёртого сальватора, родившегося во Втором мире, но была поражена его магией. Она знала, насколько силён Третий, видела его в действии, но за двести лет привыкла к мысли, что только он обладает такой силой.

Вдруг Четвёртый исчез. Практически все крылатые твари уже были мертвы, лишь небольшая часть пыталась бороться с магией, из-за которой их тела разваливались на куски. Джокаста считала секунды, готовая отражать нападение, но его не было. Демоны ползли по стенам, ломились в ворота, но барьеры, поставленные Четвёртым, отталкивали их назад, сжигали тела и ломали конечности.

Джокаста подбежала к другому краю, опёрлась о каменное ограждение и вгляделась в городские шпили, за которыми вдалеке проглядывалась северная стена. После подняла взгляд и, наконец, заметила тонкую сеть из фиолетовых линий, оплетавшую Элву, точно купол. Всего за несколько мгновений Четвёртый восстановил барьеры, возведённые эльфийскими магами, поставил свои и успел накрыть город магией, будто боялся, что крылатые твари вдруг оживут и вновь попытаются проникнуть внутрь.

— Здравствуйте!

Джокаста стремительно развернулась, взмахивая Бердаром, и краем глаза заметила, как Четвёртый, долю секунды назад стоявший рядом, оказался в трёх метрах левее.

— Ладно, понял, виноват! — юноша вскинул руки и вжал голову в плечи от страха, уставившись на кончик направленного на него копья. — Не надо было подкрадываться…

— Какого… — начал было прибежавший Генти, но Четвёртый его перебил:

— В общем, мне нужны вы.

— Что?..

— Прямо сейчас. В Омаге. Мы кое-что… эм, выяснили, и у нас есть план, но нужно знать, согласны ли люди с ним. Так что, пожалуйста, оставьте кого-нибудь за главного. Гарантирую, что барьеры продержатся до вашего возвращения.

— Генти…

Джокаста даже не представляла, что хочет сказать: то ли попросить ударить её, чтобы убедиться, что это лишь дурной сон, то ли приказать опустить поднятый лук. Но сальватор воспринял это как команду.

— Отлично! — Четвёртый подскочил к ней, схватил за руку и, улыбнувшись Генти, выпалил: — Я скоро её верну, до свидания!

Джокаста не успела издать не звука: мир вокруг содрогнулся от магии, раскололся на миллиарды цветных осколков, в каждом из которых происходило что-то своё. Здесь — удивлённое лицо Генти, который попытался остановить Четвёртого; здесь — демоны, ползущие по стенам; здесь — Элва с высоты птичьего полёта; а здесь — знакомые лица, смотрящие на неё, белые стены, испачканные кровью, и расколотый мраморный стол. Джокаста покачнулась, едва не лишившись равновесия, но Четвёртый подхватил её, помог выпрямиться и, улыбнувшись напоследок, испарился.

— Смотрю, тебе тоже было весело, — с усмешкой произнёс знакомый голос.

Джокаста расправила плечи и быстро оглядела зал совещаний, в котором была от силы два или три раза. За длинными столом, на котором виднелись пятна крови и глубокие царапины от когтей, сидели правители городов. Эйлау лениво развалилась на месте Киллиана. Юная леди Эдон сидела в окружении двух своих советников. Керук Рафт был лишь с одним из рыцарей, тогда как лорд Эш, казалось бы, привёл всю свою охрану. Леди Аррана стучала ногтями по столу и кусала нижнюю губу. Правители артизарских домов выглядели измученными и напуганными, один только Керук, казалось, продолжал думать о своём, ни на кого не обращая внимания. Киллиан беспокойно ходил из стороны в сторону, а мальчишка с короткими тёмными волосами и яркими голубыми глазами — по пятам за ним. Он что-то настойчиво повторял, но Киллиан отмахивался, то и дело поглядывая то на Третьего, замершего у закрытых дверей, то на Первую, стоявшую возле балкона.

Джокаста удивлённо моргнула, остановив взгляд на Фортинбрасе, и вновь посмотрела на мальчишку, ходившего за Киллианом. Он был намного старше, чем она помнила, выше, стройнее и величественнее, но это, несомненно, был принц Гилберт, крайне похожий на Фортинбраса. Джокаста поначалу даже решила, что это он и есть.

— Или не очень весело, — вдруг сказала Эйлау, в тишине её звонкий голос показался оглушительным. — Что, не добрались?

— Добрались, — выпалила Джокаста, даже не успев как следует обдумать ответ. — Они…

— Везде, — перебил Фортинбрас. — В каждом уголке Диких Земель.

Леди Эдон судорожно выдохнула. Джокаста не понимала, почему эта девочка вообще здесь: ей всегда казалось, что она ещё слишком мала, чтобы управлять своим домом. Но тут Четвёртый вновь выпрыгнул из пустоты, а вместе с ним был лорд Бехар — крупный мужчина лет сорока со шрамом, пересекавшим левый глаз и уголок рта.

Здесь собрались все правители Диких Земель — и их всех, судя по всему, в Омагу доставил Четвёртый.

— Дом Бехар под защитой, — отрапортовал сальватор, падая на свободный стул. — Но давайте побыстрее, и так удерживаю сотню барьеров разом…

Фортинбрас, наконец подойдя ближе, мягко потрепал Четвёртого по плечу и с улыбкой сказал:

— Ты хорошо постарался, Николас, отдохни немного.

— О не-е-ет, — вдруг протянул сальватор, — я тоже буду голосовать.

— Как скажешь.

Джокаста наконец опустила острие Бердара вниз и, переглянувшись с лордом Бехаром, спросила:

— Что именно происходит? Это правда…

Слова застряли в горле. Какой бы сильной ни была Джокаста, как бы она ни храбрилась, она не могла сказать «Вторжение». Только не снова, только не после того, как этот мир вновь увидел солнце, а сигридцы узнали об ещё одном сальваторе.

— Боюсь, что да.

Фортинбрас остановился возле места во главе стола, где сейчас сидела леди Эйлау, обвёл всех собравшихся пустым взглядом и сказал:

— Демоны начали Вторжение, и у нас нет шансов на победу.

Джокаста забыла, как дышать. Все звуки будто разом ушли на второй план. Откуда сбоку повеяло холодом — это Первая открыла двери на балкон, встав к присутствующим спиной.

— Магии слишком мало, — продолжил Фортинбрас, — и нас всего трое. Мы просто не в состоянии остановить Хайбаруса сейчас. Даже с учётом того, что он ещё слишком слаб, что он лишь набирает силу, нам его не одолеть.

— Хайбаруса? — словно пробуя слово на вкус, переспросил Керук.

— Король демонов, если вам угодно, лорд Рафт. Тот, кто двести лет назад повёл всех тёмных созданий в бой. Но сейчас на его стороне ещё и боги, которых мы пытались спасти.

Джокаста точно забыла, как дышать. Наверное, поэтому и слышала какую-то ерунду — от недостатка кислорода, конечно.

— Я не лгу вам, и если вы желаете, докажу это, показав то, что видел сам. Видели мы все, — на этих словах голос Фортинбраса дрогнул, взгляд метнулся в сторону Пайпер и будто бы изменился, стал обречённее, но сальватор практически сразу же взял себя в руки и продолжил: — Боги сражаются на стороне Хайбаруса и помогабт ему поглощать магию.

— Это правда, — произнёс чей-то стальной голос.

Джокаста напряглась, подняла Бердар, но опустила его, когда волны теплоты окутали её со всех сторон. Мимо прошла незнакомая женщина: высокая и стройная, как цапля, с заплетёнными в косички красными волосами, тёмными у корней и почти розовыми у кончиков; одетая в белоснежные лёгкие одежды, она была бы похожа на призрака, если бы не угольные глаза, горевшие прозрачным пламенем.

— Боги сражаются на стороне короля демонов, — продолжила женщина, остановившись недалеко от стола. Почему-то никто не попытался напасть и схватить её, никто не шевелился, казалось бы, даже не моргал. Все заворожённо слушали женщину, которая сжала в руках длинный острый меч из белого света, появившийся из пустоты, и сказала: — Но не все. Может, некоторые наши братья и сёстры предали нас, но мы будем сражаться на вашей стороне до последнего вздоха. Мы поможем сигридцам.

Джокаста не могла пошевелиться. В её теле было очень мало магии, практически пару капель, которые когда-то пожертвовал Фортинбрас — на случай, если ей придётся срочно создавать сокрушитель. Но даже этой малой частью Джокаста чувствовала трепет, тепло и восхищение, которые разрастались внутри неё. Она не знала, откуда в ней вдруг проснулось столько чувств, но знала, что была готова умереть за эту женщину.

Она — свет и магия, величие и бесконечные знания.

Она была богиней Геирисандрой, и даже Джокаста, не владевшая магией, это поняла.

— Не может быть, — поражённо выдохнула Эйлау. Она подскочила на ноги и будто бы хотела склониться в поклоне, но страх пригвоздил её к месту, позволив только хрипло выдавить: — Богиня…

— Богиня? — усмехнувшись, повторила Геирисандра. — Что за чушь… Вы сделали нас богами, а не мы родились ими. Мы — уранионы, первые создания всех миров и те, кто пришёл в Сигрид, когда здесь не было даже элементалей. Мы — не боги, но вы вознесли нас до богов, из-за чего наши братья и сёстры возгордились и не пожелали возвращаться к прошлым сущностями.

— Вы вините в этом нас?! — резко обернувшись, выкрикнула Первая.

— Я виню лишь демонов, — спокойно возразила Геирисандра, — виню наших братьев и сестёр, которые пожелали вечности и потому пообещали Хайбарусу помощь.

— Я запутался, — прохныкал Четвёртый.

— Хайбарус единолично поглощает магию этого мира. Забирает всё, что вернулось, и выдирает магию из тел сигридцев, обрывая их жизни. Он возрождается, а Ситри готовится призвать его во Второй мир.

— Но мы понятия не имеем, где Хайбарус прячется, — подхватил Фортинбрас, будто ничуть не удивлённый, что раксова богиня вдруг явилась к ним и сказала, что будет сражаться за них. — Я… видел его, но не успел ничего сделать. Просто не смог. Теперь же он скрывается, поглощает магию и готовится обрести плоть. Сделает это — и мы проиграем.

— Как-то это… сложно, — пробубнила леди Эдон, украдкой поглядывавшая на богиню, фигура которой будто подсвечивалась. — Я правильно поняла, что Хайбарус — король, властвующий над всеми тварями? И прямо сейчас он поглощает магию самого мира, магию, скрытую в наших телах, чтобы возродиться и уничтожить… Дикие Земли и Второй мир?

— Да, леди Эдон, вы всё правильно поняли, — протараторил Фортинбрас. — Хайбарус отдал весь хаос, которым обладал, своим демонам, чтобы они начали Вторжение, пока он поглощает магию. Часть богов помогают ему, и совсем скоро они станут намного сильнее. Мы не сможем их остановить.

— И что ты предлагаешь? — едва не выплюнул лорд Эш, метнув на Третьего испепеляющий взгляд. — Однажды мы уже проиграли, а всё потому, что вы, чёртовы сальваторы, не смогли…

— Ещё слово, — угрожающе тихо прервал его Фортинбрас, сверкнув посветлевшими глазами, — и я вырву вам язык.

Джокаста, не сдержавшись, усмехнулась, заметив, как вздрогнул лорд Эш.

— Тогда никто не был готов к нападению. Никто не знал, как сражаться против тварей. Пусть сейчас мы знаем, нам не победить. Слишком мало магии и слишком много хаоса. Боги помогают Хайбарусу и мешают нам. Мы можем лишь временно защитить города и укрыть сигридцев, но рано или поздно демоны до них доберутся.

— Тогда что нам делать? — совсем тихо спросила леди Эдон.

Джокаста поразилась, как быстро девочка взяла себя в руки и начала задавать правильные вопросы. Эльфийка даже всё ещё не до конца осознала, что им явилась богиня, что она настоящая и действительно стоит здесь, говорит с ними.

Сигридцы двести лет отчаянно обращались к богам, а те молчали. Так почему решили ответить сейчас?.. Неужели только из-за того, что одни боги сражаются против других?

«Безумие…»

— Чтобы возродиться и быть призванным во Второй мир, Хайбарусу нужно тело, полное магии и хаоса, — ответил Фортинбрас. — Но если хаос он получит от своих демонов, магию — от нас, сигридцев.

— Мы уже поняли это, Третий, — процедил Керук. — У тебя есть конкретный план? Чего ты хочешь от нас?

— Я хочу, чтобы вы дали своё согласие. Я предлагаю нам, сальваторам, поглотить магию этого мира раньше Хайбаруса, лишив его этой возможности.

По спине Джокасты пробежали мурашки. Это было тем же, что, если верить Третьему, прямо сейчас делал Хайбарус: поглощал магию, выдирая её из самих Диких Земель и тел сигридцев в частности.

— Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?! — взревел лорд Эш, громко хлопнув ладонью по столу. — Отдать вам магию и наши жизни!.. Жалкий Предатель, как ты смеешь…

— Речь не о ваших жизнях, — неожиданно резко вмешалась Пайпер, — а о магии этого мира.

— Мы поглотим магию Диких Земель, — не поведя и бровью, уточнил Фортинбрас. — Оставим этому миру только хаос, которым демоны не смогут напитаться, и уйдём.

Эйлау, наконец, перестала напоминать изваяние и недоумённо посмотрела на него.

— Ты предлагаешь… сбежать? Оставить этот мир и уйти… куда?

— Во Второй мир.

Все разом повернулись к Гилберту, который, перестав терроризировать Киллиана, подошёл к столу и остановился по правую сторону от главного места.

— Коалиция примет всех вас, — продолжил принц уверенным, громким голосом, в котором не было ни капли страха. — Как один из её лидеров и король, я гарантирую, что все ваши люди будут в безопасности и ни в чём не будут нуждаться. Клянусь именем Лайне.

Джокаста скептически выгнула бровь и посмотрела на Эйлау. Фея кивнула, сохраняя серьёзное выражение лица. Она знала и понимала больше Джокасты, которой присылали лишь краткие донесения, но Эйлау никогда не лгала, и Джокаста ей верила.

— Это безумие, — покачав головой, сказал Керук. — Вновь бежать? Скрываться в другом мире?

— У нас недостаточно сил, чтобы победить сейчас, — жёстко возразил Фортинбрас. — Мы не смогли победить двести лет назад, когда мир был полон магии, а люди умели себя защищать. Мы не смогли победить, когда сальваторов было четверо. Сейчас настолько трое, и мы все слишком слабы. Но мы можем уйти, забрав магию, и объединиться с коалицией во Втором мире. Если Хайбарус не успеет поглотить магию, Ситри не сможет призвать его. Мы выиграем немного времени.

— Выиграем немного времени, — ворчливо повторил лорд Эш. — И что нам это даст? Опять проживём двести лет в страхе, чтобы потом в один момент всё рухнуло?

— Коалиция сильнее, чем вы думаете, — повысив голос, сказал Гилберт. — На нашей стороне феи, эльфы, люди и вампиры, а магии на Земле намного больше. Пока Хайбарус будет пытаться собрать крупицы магии, которые останутся здесь, мы найдём Ситри и остановим её, не дадим призвать Хайбаруса. На этот раз мы победим.

— Мы сбежим, — впервые за всё время подала голос леди Аррана — невысокая стройная женщина с короткими золотистыми волосами и глазами, которые напоминали грозовые тучи. — Сбежим, бросив всё, чего мы достигли?

— Чего мы достигли? — едва не рявкнул Киллиан, наконец остановившись на месте и посмотрев на леди Аррану. — Страха и постоянных смертей? Хаоса у стен наших городов?

— Мы восстанавливаем сигридскую культуру! Возрождаем то, что было раньше…

— То, что было раньше, давно сгинуло! — ещё громче заорал Киллиан. — Того мира больше нет! Всё, что осталось — это люди, и мы должны спасать именно их! К раксу гордость, если бегство во Второй мир — это единственное решение, котороё спасёт мой народ, я соглашусь с ним. Ни один великан больше не погибнет. Ни один сигридец, нашедший своё место в Омаге, не погибнет. Не позволю.

— Даже если вы не согласитесь, не мешайте хотя бы спасать людей, — обиженно проворчал Четвёртый, выпрямив спину. — Серьёзно, нам с Рейной будет намного проще, если вы не будете мешать.

— Решайте здесь и сейчас, — подхватил Фортинбрас, едва только с губ Четвёртого сорвалось последнее слово. — У нас не осталось времени.

Лорд Эш, громко хмыкнув, кинул косой взгляд на Геирисандру и пророкотал:

— Если вы и прямь богиня магии, то можете остановить всё это!

— Я не создаю магию из пустоты, — спокойно и тихо возразила богиня, — лишь направляю её, помогаю магам открыть внутренний источник. Я — покровительница магии, её защитница, но не хозяйка. Сейчас я ничего не могу сделать, лишь помочь сальваторам поглотить магию раньше Хайбаруса и удержать Переходы, чтобы вы все оказались в безопасности.

— Это безумие… — выдохнула леди Аррана, закрыв лицо руками. — Почему боги дали о себе знать только сейчас?.. Разве вы не наши защитники?

— Вы возвысили нас туда, где мы уже не слышим ваших молитв. Не наша вина, что вы превратили нас в тех, кто может решить все ваши проблемы. Не наша вина, что вы думаете, будто мы способны на всё. Сигридцы не должны полагаться на кого-то, кто может спасти их. Спасайте себя сами, смертные, а мы — поможем. Решайте здесь и сейчас, — жёстко подытожила Геирисандра, вздёрнув подбородок, — пока от вас ещё хоть что-то осталось.

***

В конце концов, против проголосовали только лорд Эш и леди Аррана. Эйлау была ничуть не удивлена: они не видели дальше своего носа, но считали, что знают всё и обо всём лучше других и потому могут принимать самые серьёзные решение. Глупость, не иначе. Но даже эта глупость не помешала Николасу, ответственному за перенесение людей из Артизара в Элву, сделать своё дело.

Сальваторов было всего трое, и это сильно уменьшало их возможности и увеличивало риски. Магов было гораздо больше, но и они с трудом справлялись: открывали порталы в крепости и поселения, следили за эвакуацией и защищали людей, пока те не оказывались в Тоноаке, Омаге или Элве. Николас прыгал из одной точки мира в другую, укрепляя барьеры, перебрасывая людей со скоростью света и отбивая нападения демонов. Пайпер питала его и всех магов Силой, позволяя им совершать невозможное. Фортинбрас, оставшийся в Омаге, вместе с Геирисандрой начал поглощение магии Диких Земель.

Деталей Эйлау не знала. На уровне инстинктов понимала, что к чему, но не смогла бы это объяснить — подобное смогли бы понять только маги, которых коснулась Геирисандра. Причём коснулась буквально: после того, как они проголосовали, она с помощью сальваторов создала между магами связь, которая позволяла им чувствовать друг друга. Эйлау, после этого сразу же вернувшаяся в Тоноак, передала связь остальным магам, а те — другим. Эта связь словно была сетью, которая разом накрыла все исследованные территории Диких Земель, оплела каждого сигридца, точно паутина, проникла в сердце, разум и душу. Эйлау чувствовала каждого мага в Тоноаке и даже сальваторов, которые то и дело открывали порталы и поддерживали Переходы.

Один из них сейчас был в Тоноаке, во дворце — там, куда сгоняли всех фей из города, крепостей и поселений. Часть рыцарей и магов удерживали тварей у границ, не позволяя им прорваться в город, другие следили, чтобы все феи совершили Переход. Эйлау не представляла, что ждало их во Втором мире, — просто не могла уйти, сделав первый шаг в портал, ведь была обязана защищать свой народ здесь, — но надеялась, что Марселин, вызвавшаяся помочь, не подведёт. В Элве первым совершить Переход должен был Стефан, но ему пришлось остаться, чтобы защищать город вместе с Николасом.

На самом деле никто, кроме людей, непосредственно пришедших из Второго мира, не знал, что ждёт сигридцев там. Времени на расспросы не было, хотя одной клятвы Гилберта было катастрофически мало. Лорды и леди Артизара не знали его, не верили, Джокаста всё равно сомневалась, а Эйлау просто не могла определиться со своим мнением. Всё, чего она хотела, так это защитить своих фей и привести их к истинной королеве — и если для этого нужно было довериться маленькому принцу, она сделает это, наступив себе на горло. Она сделает чтоугодно, лишь бы кошмар прошлого Вторжения не повторился.

Поэтому она кричала во всё горло, подгоняя фей; отдавала магию и чары, чтобы тем, кто защищал город, было легче; следила, чтобы ни один сигридец, перенесённый магией Николаса в Тоноак, не остался здесь. К раксу величие их народа, которое твари вновь втаптывали в грязь. Сердце Эйлау не выдержало бы, если бы феи погибли.

— Это все!

Эйлау обернулась, вздрогнув, и посмотрела на Мелину, стоявшую в двух метрах от Перехода — огромной чёрной дыры, в которой далеко-далеко вспыхивали миллионы звёзды. Эйлау едва не пробил озноб: она вспомнила, как двести лет назад пыталась открыть Переход, пока демоны ломали её руки и ноги, как надеялась спасти хотя бы других фей.

— Иди, — хрипло скомандовала Эйлау, подавляя проснувшийся страх.

— Но…

— Не смей со мной спорить! Иди и жди меня во Втором мире — я приведу тех, кто остался у ворот.

— Я могу помочь! — яростно возразила Мелина, тряхнув розовыми волосами. — Пусть даже там всего один легион…

— Хватит! — рявкнула Эйлау. — Иди и проконтролируй, что принц не ошибся и коалиция вас примет. Я скоро буду.

Мелина сжала губы и порывалась ответить, но быстро сдалась: опустила плечи, покачала головой и, не поворачиваясь к Переходу лицом, начала пятиться. Мелина явно мешкала, словно думала, что Эйлау изменит своё решение, но этого так и не произошло. Меньше, чем через несколько секунд Мелина скрылась в Переходе, и Эйлау тут же открыла портал и вбежала в него, готовая помочь своим магам и рыцарям.

Восточные ворота и впрямь пытался пробить лишь один легион демонов, — сверху город был накрыт особым барьером, поставленным Николасом и укреплённым Пайпер, — но даже этого было достаточно, чтобы создать серьёзные проблемы. Демоны огромными чёрными волнами нападали на фей и теснили их к стенам, пробивали барьеры и доспехи, а следом — грудные клетки. Здесь был отряд из тридцати фей, как у остальных врат, но их численность сильно сократилась. Магов демоны убили в первую очередь, лишив всех остальных фей возможности быстро вернуться к Переходу.

Эйлау втянула воздух, полный крови и гнили, и ринулась в бой, мгновенно отсекая конечности и головы демонов сокрушителем. Тех фей, до которых ей удавалось добираться, она толкала себе за спину, приказывая не высовываться, и вместе с тем продолжала косить демонов. Её доспехи всё ещё были в крови тварей, которые всего час назад напали на Тоноак первыми, и теперь их покрывал ещё один слой. Сплетённые в тугую косу волосы растрепались, демоны цеплялись за них, пытаясь выдрать клоки и утянуть Эйлау она землю. Она отбивалась, рычала, как дикий зверь, но не использовала магию — берегла её для барьеров, которыми укроет фей, и портала, который вернёт их во дворец, к Переходу. К тому же, был шанс, что демоны станут намного агрессивнее, учуяв её магию, сейчас скрытую Движением Николаса. Эйлау не могла так рисковать.

Поэтому поднимала меч, подгоняя фей. Закрывала их собственным телом и сжимала челюсти, когда твари впивались зубами в её доспехи и отрывали от них металл. Терпела очередной удар и острые когти, вспарывающие её плоть. Не обращала внимания на кровь, заливавшую лицо, и даже когда одна из тварей оцарапала его, оставив глубокий порез, тянущийся от лба до подбородка, задевший правый глаз, Эйлау не отступила.

Всё это — ради фей, которые заслужили быть спасёнными и встретиться со своей истинной королевой. И неважно, если Эйлау так и не увидит Ариадну.

Лишь бы феи были спасены.

***

Магия питалась чувствами — это подтвердила даже чёртова богиня магии, которая, оказывается, и не была богиней. Точнее, была ею, но лишь из-за того, что сами сигридцы вознесли её до богини. Пайпер не вникала в подробности, сосредоточившись на одной цели — распределении магии сакри между всеми магами этого мира.

Пару минут назад Переход в Тоноаке закрылся: значит, феи закончили эвакуацию. Николас подтвердил это, выскочив прямо перед Пайпер, которая стояла на одном из балконов омагского дворца, и вновь исчез, бросив, что поможет в Элве. У Пайпер даже не было сил попросить его быть осторожным.

Она просто стояла, позволяя золотым нитям, обвившим её руки и сердце, убегать во все стороны и разносить частички Силы так же, как это когда-то делала Йоннет. Нити протягивались через весь мир, благодаря Движению скрытые от демонов, и оплетали магов и простых людей, давая им больше сил: отбиваться от тёмных созданий, выдерживать давление магии в Переходе, ставить барьеры и накладывать чары. Вместе с тем, как Фортинбрас, поглощавший магию мира, передавал её Пайпер и Николасу, передача частиц Силы была подобна бесконечному источнику энергии.

Лорд Эш, считавший, что они в состоянии дать демонам бой, распалился ещё сильнее, когда Фортинбрас объяснил, как поглощение магии Диких Земель усилит сальваторов. По мнению лорда, этого бы хватило, чтобы разобраться с демонами раз и навсегда, но даже Пайпер понимала, что это не так. Хайбарус найдёт способ вырвать магию из их тел, и Ситри призовёт его во Второй мир. Ошибаться ни в коем случае было нельзя.

Поэтому, как только Переходы закроются за сальваторами, как только они все окажутся во Втором мире, магия Диких Земель, поглощённая ими, будет распределена между остальными магами. Ею можно было бы наполнить сам мир, однако в таком случае она бы всё равно досталась демонам.

Может, план был неидеальным, даже смешным и глупым, но у них не было времени на продумывание идеального. Люди умирали прямо сейчас, а демоны всё быстрее ломали барьеры. Николас не мог бесконечно прыгать между городами и крепостями, как и Пайпер не могла бесконечно поддерживать всех Силой. Рано или поздно, но они допустят ошибку.

Пайпер и так чувствовала, что всё, что она делает, это одна сплошная ошибка.

Магия питалась чувствами — это подтвердила даже богиня, и сейчас внутри Пайпер было так много чувств, что они вырвались бы и нарушили контроль над магией, если бы она не держала их в узде. Не было времени плакать, обвиняя всех вокруг, и винить себя за то, Кит погиб. Не было времени жалеть и ненавидеть себя. Люди умирали прямо сейчас, и Пайпер, будучи сальватором, была обязана их спасти.

«Сигридцы не должны полагаться на кого-то, кто может спасти их. Спасайте себя сами».

Пайпер открыла глаза и вгляделась в стену тьмы, которая клубилась за городскими стенами. Твари не могли почувствовать магию сакри, — Николас хорошо замаскировал их, — но, возможно, поняли, куда уходит поглощённая магия. Поняли, что во дворце, прямо за спиной Пайпер, за столом из расколотого мрамора, был Фортинбрас, который с помощью Времени и Геирисандры притягивал к себе магию самого мира.

Пайпер хотела обернуться к нему, сказать хоть что-то, но слова застревали в горле. «Не отвлекайся, — твердила она себе, заставляя взгляд опускаться к потоком золотистого цвета, пульсирующим у неё под кожей. — Потом со всем разберёшься».

Будто у неё будет это «потом». Будто поглощение магии Диких Земель и спасение бегством гарантировало, что они остановят демонов хотя бы временно.

Будто Пайпер не сказала то, чего не должна была, и не причинила Фортинбрасу боль.

«Не отвлекайся», — сказала Лерайе.

«Это нечестно, — подумала Пайпер. — Почему всё должно быть именно так?»

«Лучше, чтобы люди погибли?»

«Лучше, чтобы погиб только Кит?»

Лерайе не ответила, да и Пайпер не ждала этого — знала, что сакри думает, на подсознательном уровне.

Лучше одна жертва, чем тысячи. Лучше один искатель, чем тысячи магов и простых сигридцев, чьи тела были полны магии, столь необходимой Хайбарусу.

«Это нечестно», — повторила Пайпер, закрыв глаза.

«Знаю, — тихо ответила Лерайе, — но у нас нет выбора, так что не отвлекайся».

«Я хочу домой…»

Лерайе промолчала, и Пайпер больше не пыталась её разговорить, не позволяла мыслям фокусироваться на чём-то другом, кроме магии. Сейчас была важна только она — и сигридцы, у которых благодаря Силе появился шанс спастись от тёмных созданий.

Неважно, что спастись смогли далеко не все.

Неважно, что сама Пайпер была готова вот-вот опустить руки.

Неважно, что…

— Давай, очнись!

Пайпер подскочила на месте, открыв глаза, и уставилась на Иснана, оказавшегося перед ней. Короткие чёрные волосы, рога, будто ставшие немного длиннее, широкая улыбка и ярко горящие глаза — это точно был он, будто с момента, как они перестали бороться дни назад, ещё в Лабиринте, на самом деле прошли лишь секунды.

— Давай, Первая, — едва не промурлыкал Иснан, сделав шаг к ней, — делай то, что должна. Мы же сальваторы, правильно? Спасаем людей и всё такое.

Пайпер не успела даже вздохнуть, не успела дать знать Фортинбрасу и Геирисандре, погружённых в поглощение магии, о том, что демон проник во дворец. Рядом не было даже рыцарей, которые могли бы помочь — каждый занимался спасением людей. Иснан, поняв это, быстро царапнул щёку Пайпер, зачерпнул каплю крови и слизал её.

— Спасай людей, Первая, — повторил Иснан с улыбкой, отходя в сторону. — Делай то, что должна. Будь героиней, которую эти тупые сигридцы так ждут. А я подожду тебя.

Пайпер не могла пошевелить ни единым мускулом: Слово сковало её, расшевелило всю магию, которую она не трогала. Иснан, широко улыбаясь, наблюдал за её безуспешными попытками пошевелить хотя бы пальцем, за тем, как она то и дело старалась процедить сквозь зубы ругательство. Через несколько секунд взгляд Иснана метнулся ей за спину, и Пайпер замерла бы от испуга, если бы не Слово, всё ещё контролировавшее её.

— Как интересно, — пробормотал Иснан, отошедший назад и уже открывший портал. — Ну что ж, удачи. Ты уж постарайся, а то я приготовил подарок, моя милая Первая.

Иснан сделал шаг назад и исчез в портале, а Пайпер не могла даже звука издать — стояла на месте с магией, которая только возрастала, охваченная Словом и непониманием, как Иснан сумел проникнуть во дворец и почему решил помочь.

***

Сальваторы были последними, кто должен был совершить Переход. Вернее, одними из последних — Стелла отказывалась уходить без Фортинбраса, и никто не сумел её убедить.

Всё это время, — минуты, часы или дни, слившиеся воедино, — Стелла отражала нападение демонов на Омагу. Сражалась наравне с рыцарями и охотниками, которые делали всё возможное, чтобы не позволить тварям ворваться в город. Один раз Николас перебросил её и с десяток рыцарей в Артизар, потому что не справлялся сам, но после вернул в Омагу. Клаудия пыталась убедить Стеллу уйти, хотя сама планировала остаться, но Стелла отказывалась.

Но теперь им и впрямь надо было уходить.

Они были последними людьми во всём мире: Стелла, Клаудия, Гилберт, Киллиан и сальваторы. Все остальные уже совершили Переход, даже Энцелад, который, будучи раненым, сражался ничуть не хуже. От Клаудии Стелла знала, что когда демоны прорвались в темницы, Энцелад защищал её ничуть не хуже Магнуса. Правда, потом ему стало хуже из-за хаоса, которым его заразили твари, но Марселин сумела на время остановить его распространение. Полностью излечить Энцелада мог только Фортинбрас, которой, поддерживая выбившегося из сил Николаса, прямо сейчас спешил к ним.

Переход был открыт в тронном зале — месте, полном хаоса, благодаря которому маскировалась магия. Здесь никого, кроме них семерых, не было, но Стелла слышала, как далеко-далеко демоны пытаются сломать ворота дворца и прорваться внутрь. После того, как последний человек в Элве покинул Дикие Земли и Николас закрыл Переход, Пайпер перестала распространять Силу и наполнять ею все барьеры. Демоны уже должны были прорваться в города и крепости.

Стелла не хотела уходить, зная, что прямо сейчас твари разрушают её дом.

Она громко всхлипнула и принялась яростно утирать слёзы, размазывая кровь по лицу. Целительницы едва успели осмотреть её после первого нападения, как сразу же началось второе, во время которого сальваторы собрали всех правителей в Омаге и срочно провели совещание. Стелла тогда могла бы обратиться за помощью, но решила, что от неё будет больше пользы за стенами, где получила новые раны.

Они её совсем не пугали. На плече, возможно, останется шрам, но, по крайней мере, он будет напоминать о том, что Стелла сражалась не просто так, а ради того, чтобы защитить Гилберта. Поэтому она и отказалась уходить — Стелла сражалась до самого конца и продолжила бы, если бы ей только позволили.

— Идём, Стелла, — настойчиво произнёс Фортинбрас, когда они с Николасом поравнялись с остальными. — Нам пора.

«Я знаю», — хотела ответить Стелла, но не смогла. Слёзы вновь полились по щекам, и слова застряли в горле.

Она не хотела уходить, потому что это был её дом. Может, раньше, до Вторжения, она жила намного лучше. Может, здесь, в Диких Землях, над ней годами издевался Катон, но этот мир стал её домом, Омага — особенно. Стелла не хотела уходить, зная, что демоны уничтожат всё, что они построили за долгие двести лет.

Но она всё же повернулась лицом к Переходу как раз в тот момент, когда Клаудия первой шагнула в черноту. Следом за ней — Киллиан, который последний раз оглядел тронный зал и, не говоря ни слова, едва заметно кивнул Фортинбрасу. Николас, отцепившись от него, проковылял к Пайпер, которая помогла ему.

Теперь в Диких Землях осталось лишь трое.

Стелла почувствовала прикосновение к своей руке и удивлённо посмотрела на Гилберта, который медленно переплёл с ней пальцы.

— Всё будет хорошо, — тихо, но уверенно произнёс он, крепко сжав её руку.

Стелла шмыгнула носом и закивала, запретив себе оборачиваться. Ещё оставался шанс что демоны не разрушат этот мир, но Стелла слабо в это верила. Вместе с Фортинбрасом, который закроет Переход, уйдёт и магия, и в Диких Землях останется только хаос.

Может, эта вечная судьба сигридцев — бежать из мира в мир, не находя возможности для победы.

Стелла понятия не имела.

Сжав руку Гилберта в ответ, она первой шагнула вперёд, потянув великана за собой, зная, что Фортинбрас идёт прямо за ними.

Эпилог. Всё меняется

Впервые оказавшись во Втором мире, Гилберт был напуган. Он не знал, какие здесь царят законы, какие люди живут, даже не предполагал, что большинство землян и не догадывались о существовании демонов. Тогда ему помогли сигридцы, давно оставившие Первый мир, и Шерая, которая быстро сориентировалась в незнакомом мире.

Теперь же, сбежав от Вторжения во Второй раз, Гилберт помогал сигридцам из Диких Земель.

Меньше, чем за четыре часа он обустроил практически всех спасшихся: кого-то поселил в своём особняке, фей и эльфов отправил к их правителям, другим нашёл места в Зале Истины и среди землян, которые, прошедшие эриам, годами помогали сигридцам. Саул Бергенсен и Август Гривелли приказали всему Ордену срочно искать крышу над головой для остальных сигридцев, а все маги и целители собрались в Зале Истины, чтобы помочь раненым.

Королева фей, как сказала Шерая рвала и метала поначалу, но затихла и будто бы впала в транс, когда последней из Перехода, который был открыт в Тоноаке, едва не выползла Эйлау, на котором не осталось живого места. Марселин, первая перешедшая во Второй мир, спасала её несколько часов, о чём Гилберт узнал как раз перед тем, как целительница решила вернуться в особняк.

Сам Гилберт вместе с сальваторами выступил перед лидерами коалиции, созванными на срочное собрание, и рассказал так много, как мог, несколько раз подчеркнув, что сейчас главное разместить людей и позаботиться о раненых. Королева Ариадна была слишком шокирована происходящим, из-за чего ни разу за всё собрание не сказала ни слова, а король Джулиан — зол настолько, что едва не орал во всё горло. В собрании также участвовали правители из Диких Земель, и если бы не Фортинбрас, они бы все перегрызли друг другу глотки.

Гилберт искренне поражался тому, как Фортинбрас, быстро угадывая чьё-либо настроение, находит нужные слова. Как он был настойчив с лордом Эшем и леди Арраной, как покорен с королём Джулианом и решителен — с Данталионом. Ещё недавно они все были готовы обвинить его во все смертных грехах, а сегодня — слушали, запоминали каждое произнесённое им слово, даже позволяли использовать Время, чтобы увидеть то, что видел сальватор.

Всё это было так сумбурно и дико, что начало казаться нормальным. Так же, как и двести лет назад, сигридцы бежали от демонов, а люди Второго мира их приняли. Но если раньше Гилберт чувствовал себя мальчишкой, который мог вот-вот умереть от страха и боли, сейчас он не позволял себе даже на мгновение опустить взгляд. Он пообещал правителям Диких Земель, что об их людях позаботятся, и был намерен сдержать слово. К тому же, его собственный народ, который воспринимал его лишь как принца, смотрел на него. Многих великанов удалось разместить в особняке, по воле Гилберта и с помощью пространственной магии создавшего ещё больше места, но некоторые были вынуждены ютиться в Зале Истины. После собрания Гилберт пообещал им, что искатели найдут для них место, выслушал едва не каждого, параллельно успевая отдавать распоряжения членам коалиции, которые обращались к нему с вопросами и просьбами о помощи.

Впервые за долгое время Гилберт почувствовал себя настоящим королём, но это чувство было омрачено кровью сигридцев, которым не удалось спастись, и тяжёлыми взглядами тех, кто всё же попал во Второй мир.

Гилберт старался не показывать усталости, страха и боли, но не сдержался, когда после собрания, когда было решено отложить обсуждение до следующего утра и сосредоточиться на помощи спасённым, когда члены коалиции, наконец, оставили его в покое, он крепко обнял Шераю. Она помогала ему всё это время, не задавая лишних вопросов, не позволяя отвлекаться, но теперь, стоя в коридоре, где никого, кроме них и Фортинбраса не было, обнимала его в ответ.

— Безумие какое-то, — дрогнувшим голосом пробормотала Шерая, прижавшись щекой к макушке Гилберта. — Как это возможно?..

Краем глаза Гилберт заметил, как Фортинбрас приготовился ответить, но в последний момент будто одумался и уставился в другой конец коридора — туда, где минутой назад в портале скрылись Пайпер и Николас. На собрании они почти не говорили, лишь подтверждали слова Фортинбраса. Но если Николас молчал из-за усталости, ведь он потратил колоссальное количество магии, то Пайпер — из-за того, что не могла даже посмотреть на Фортинбраса.

Кит не выбрался, и Гилберт даже не смог толком осознать этого, как пришлось срочно решать проблемы спасшихся сигридцев. У него не было времени на скорбь, и даже теперь, стоя в объятиях Шераи, по которой он безумно скучал, он не мог всерьёз задуматься о том, что Кита больше нет.

Боги обманули их, заманили в Лабиринт, но для чего — так и не стало ясно. Часть из богов сражались на их стороне, но кто именно и где они сейчас — тоже неясно. Вопросов стало только больше, неопределённость окружила со всех сторон, а животный ужас сковывал тело. Всё, чего хотел Гилберт, так это забиться в какой-нибудь укромный угол и рыдать, пока слёзы не кончатся. Он слишком устал, чтобы сражаться, хотя во время первого нападения несколько часов назад и не сражался толком. Всё сделала Стелла, которая не меньше десятка раз спасала его и которую Гилберт даже не отблагодарил по-нормальному.

— Нам нужно вернуться, — сказала Шерая, отвлекая его от мыслей, и уточнила, заметив его озадаченный взгляд: — В особняк. Я знаю, что ты хочешь помочь всем и сразу, но это невозможно, Гилберт. Пусть поработают искатели. Вам нужно… отдохнуть.

На последнем слове её голос дрогнул, наполнился неуверенностью и будто бы болью. Шерая точно знала, что они не могут отдыхать. Только не после очередного поражения и бегства.

— Хотя бы немного, — добавила Шерая чуть мягче, потрепав его по волосам. — И тебе, кстати, тоже.

Она обернулась к Фортинбрасу, который, не поведя и бровью, равнодушно бросил:

— Как скажешь.

Удовлетворённая таким ответом, Шерая отпустила Гилберта и, вытянув руку, открыла портал прямо в коридоре, а не направилась в зал, где были десятки стабильных порталов, ведущие в разные точки мира. Гилберт мгновенно юркнул за ней, Фортинбрас медленно прошёл следом, закрывая портал. Они оказались в одном из пустых коридоров особняка, что казалось странным — ещё недавно здесь было так много людей, что слуги едва могли протолкнуться.

Шерая уже направилась к лестнице, когда Гилберт выпалил:

— Собери наших где-нибудь. Хочу… поговорить. И расскажешь поподробнее, что у вас тут было.

Шерая испытующе посмотрела в ответ, но, неожиданно для него подняв левую ладонь, помахала ей и с улыбкой спросила:

— А этого тебе мало?

Гилберт сглотнув, поборов желание бросить все дела и остаться рядом с Шераей, чтобы извиниться за то, что он не был рядом, когда она лишилась мизинца на левой руке. В подробности она не вдавалась, — не до того было, — но пообещала, что расскажет, что произошло, когда всё немного утихнет.

— Я хочу свернуть шею тому, кто сделал это с тобой, — ответил Гилберт.

— Король Джулиан тебя опередил. Спросишь у него потом, как это было.

Гилберт кивнул, но не соглашаясь с ней, я показывая, чтобы она выполнила его поручение. Шерая, помедлив с секунду, кивнула в ответ и скрылась за поворотом, направившись к лестнице. Гилберт же обернулся к Фортинбрасу, который всё это время стоял не шевелясь и будто бы не обращал на них внимания.

— Вновь посадите меня под замок, Ваше Высочество? — с лёгкой улыбкой спросил он. — И приставите рыцаря?

Быстрее, чем Гилберт успел передумать, он подбежал к Фортинбрасу и крепко обнял его.

— Прости меня, — выдохнул Гилберт, утыкаясь лбом ему в плечо. — Прости, прости, прости…

Он был раксовым идиотом, который постоянно впадал из крайности в крайность и отказывался принимать тот факт, что Фортинбрас — не Предатель. Об этом говорили Пайпер, Киллиан и Стелла, даже Шерая, но Гилберт возражал будто по инерции, что было недалеко от правды. Он слишком долго жил только за счёт ненависти, которую питал из года в год, отказываясь принимать другую точку зрения.

И Гилберт слишком устал, чтобы и дальше бороться с теми, кто, как он думал, лгали ему. Оказалось, что это он лгал самому себе, чем делал только хуже. Он устал отрицать тот факт, что Фортинбрас был его братом. Гилберт понял это ещё в крепости дома Эдон, после собрания, в котором почти не участвовал, но признаться вслух смог только сейчас.

— Прости меня, — выдавил Гилберт, перебарывая отвращение к самому себе и стараясь заглушить подступающие рыдания. — Прости меня, я… я был идиотом, знаю, но…

У него не было никаких оправданий, не было никаких «но», которые он мог бы озвучить. Была только ненависть, медленно убивавшая его много лет, и любовь к брату, которую он безуспешно пытался вытравить из себя.

— Я принимаю тебя в род Лайне, — чётко, боясь, что Фортинбрас может его не услышать или неправильно понять, сказал Гилберт, отступив на шаг и подняв на него глаза. — Я принимаю тебя в род Лайне… брат. Твоё изгнание окончено.

Фортинбрас медленно покачал головой, будто не веря в то, что слышит. В уголках глаз блеснули слёзы, губы дрогнули. Гилберт выдавил нервный смешок и повторил:

— Я принимаю тебя в род Лайне.

— Я… — кое-как выдавил Фортинбрас, начав озираться, словно пытался найти ещё кого-то, кому могли быть адресованы эти слова.

— Ты всегда был частью рода Лайне, — добавил Гилберт, — и всегда был моим братом. Мне жаль, что я заставил тебя думать иначе. Жаль, что говорил, как сильно ненавижу тебя. Я… мне нет оправдания, я лишь хочу сказать, что…

Гилберт захрипел от неожиданности, проглотив остаток предложение, когда Фортинбрас обнял его. Намного крепче, чем Гилберт до этого, и в то же время аккуратно, будто всё ещё не верил, что может касаться его.

— Прости меня, — совсем тихо повторил Гилберт, обнимая его в ответ. — Прости, прости, прости…

Может, они потеряли ещё один мир, но, по крайней мере, наконец обрели друг друга.

***

Как только Иснан вышел из портала, на него разом направили оружие и магию.

— Ну и ну, — проворчал он, покачав головой. — Это вы так гостей встречаете?

Иснан щёлкнул пальцами, мгновенно возводя вокруг себя барьеры, и не удержался от довольной ухмылки, когда бронзовая стрела отскочила от одного из них. Рыцарь, пустивший стрелу, метнулся вперёд, но двое людей удержали его на месте. Иснан прищурился, оглядывая присутствующих, и ради приличия даже попытался вспомнить их имена.

Рыцаря, кажется, звали Энцелад. Слева от него был Стефан, великанский ублюдок, которого почти убил Маракс, справа — Киллиан, лживый король, который совсем не был интересен Иснану. Фортинбрас, Третий сальватор, сделал шаг вперёд, и его глаза посветлели на тон, а пальцы легли на рукоять меча. Гилберт стоявший позади него, напрягся. Джинн расправил крылья, закрывая собой Стеллу и Клаудию. Стелла смотрела на Иснана так яростно, будто пыталась убить одним взглядом. Четвёртый, Николас, соскочил с кресла сразу же, как появился Иснан, и теперь держал руки поднятыми, будто был готов атаковать. За его спиной прятались Твайла и Марселин, а рядом стояла Пайпер, Первая. Иснан улыбнулся, заметив её потухший взгляд.

«Ну, она хотя бы сделала то, что я приказал», — подумал он.

«Ты просто идиот, — обречённо простонал Ренольд. — Я же сказал тебе придумать нормальный план, а не ломиться вот так!»

«Расслабься, я знаю, что делать».

— Можете, конечно, напасть, — начал Иснан, поймав выпавшую из пустоты склянку с кровью, — но тогда кто-то пострадает. Помимо меня, разумеется. Как думаете, чья это кровь?

Иснан демонстративно покрутил склянку между пальцами, поднял её повыше, рассматривая кровь в свете ламп. В этой комнате было как-то слишком светло: люстры, лампы, чужая магия… Светло и красиво. Иснан не привык видеть столько бархата, дорогих шелков и резных ножек диванов. Мелкий великан, должно быть, совсем из ума выжил, если ставил в своём доме такую безвкусицу.

— Мне попробовать? — предложил Иснан, когда никто так и не ответил. Все смотрели на него, будто он был диким зверем, способным напасть из-за одного неверного движения. Со страхом. Но Иснан хотел, чтобы на него смотрели с уважением, и потому он добавил: — Я могу подчинить одного из вас себе. Проверим?

Фортинбрас сделал ещё один шаг вперёд, но Иснан громко цокнул языком и покачал головой.

— Ну брось, ты мне не нужен. Я тебя даже не боюсь, так что, пожалуйста, не мешай, — с издёвкой добавил он. — Я здесь, чтобы подарить небольшой подарок моей милой Первой.

Всё ещё держа склянку с кровью на виду, Иснан медленно вытянул вперёд правую руку и крутанул ладонью. Из пустоты выпала голова Карстарса, которую Иснан, схватив за волосы, быстро оглядел, а после бросил к ногам Первой, которая в ужасе отшатнулась.

— Дарю, — с улыбкой сказал Иснан.

Первая медленно подняла на него взгляд, загоревшийся магией. Николас сглотнул так громко, что его, должно быть, услышали в другом конце дома. Фортинбрас лишь слегка вздёрнул бровь и шевельнул пальцами, отпуская магию, когда Иснан потряс склянкой.

— Не заставляй меня убивать одного из вас. Я, вообще-то, пришёл предложить сотрудничество.

Он ещё раз оглядел всех присутствующих, слыша, как Ренольд отчаянно требует быть не таким ублюдком, и громко произнёс:

— Я предлагаю нам объединиться, чтобы остановить короля демонов. Голова Карстарса — лишь небольшой подарок тебе, моя милая Первая, как залог нашей крепкой и долгой дружбы. Согласитесь — и я преподнесу вам ещё один дар, куда более ценный, чем этот. Заманчиво, правда?

Оглавление

Пролог. Чем ночь темней

Часть I: Взлёт. Глава 1. Тем ярче звёзды

Глава 2. Смотрю в зеркало, обвиняя себя

Глава 3. Вспоминаю каждый шаг

Глава 4. Мир был тесен

Глава 5. Возьмёшь ли ты мою руку

Глава 6. Я вижу тёмный силуэт

Глава 7. Видеть дальше последней ошибки

Глава 8. И кровь моя на камнях

Глава 9. Мертво и пустынно кругом

Глава 10. Что, если мои слова лишены смысла?

Глава 11. Улицы города во власти мертвецов

Глава 12. Чего ты действительно хочешь

Глава 13. Надо успеть — успевай

Часть II: Падение. Глава 14. И куда бы я не бежал

Глава 15. Всё равно одна и та же боль

Глава 16. Пока живы — быть войне

Глава 17. Снова бежать

Глава 18. Ведь пока тебе есть куда

Глава 19. Тысячу раз нарушитель обетов

Глава 20. Демона в своей голове я называю богом

Глава 21. Трон из шипов, колыбель из костей

Глава 22. И тени башен пали вниз

Глава 23. И тени с башнями слились

Глава 24. Мы созидаем, чтобы вновь всё разрушить

Эпилог. Всё меняется