Солдат Сидоров (СИ) [Юрий Бор] (fb2) читать постранично

Юрий Бор Солдат Сидоров

В самом начале мая 1986 года нас, около сотни бритых и растерянных пацанов из разных концов тогда еще огромной страны, привезли в Калугу для прохождения срочной службы в учебной роте войск связи. Хотя говорить «растерянных» было бы не совсем верно. Мы были испуганны, ошарашены, шокированы, и все эти чувства столь явственно отражались на наших лицах, что оглядываясь назад и вспоминая их, я не могу не улыбнуться, хотя тогда было совсем не до смеха.

Разрыв между только что закончившимся детством и суровой взрослой жизнью, в которой мы внезапно очутились, произошел слишком быстро. Жесткий распорядок дня, дисциплина, осознание того, что все твои желания, чувства, капризы здесь никому не интересны, все это слишком резко контрастировало с волнами родительской любви и домашнего тепла, из которых нас так внезапно выдернули.

Именно тогда я в первый раз увидел Сидорова. Высокий нескладный со странно счастливым выражением лица и блуждающей на нем полуулыбкой, он настолько выделялся на фоне серой инкубаторской массы новобранцев, что не обратить на него внимание было попросту невозможно.

Первое, что привлекало в нем внимание — это форма. Нет, не сама форма, а то, как она на нем сидела. Ведь умение носить форму, и не только военную, любую форму: летчика, моряка, сотрудника полиции или работника метрополитена, — это огромное искусство, которое приходит с годами. Поэтому неудивительно, что только что полученное обмундирование висело на нас, как старый мешок на огородном пугале. А вот на Сидорове она именно что сидела. И это было странно.

У него были невероятно длинные руки, несуразно длинные даже для его немаленького роста, и короткие рукава новенькой хабэшки, из которой они торчали, эту несуразность только подчеркивали. Штаны тоже были коротковаты. Это не так бросалось в глаза из-за сапог, но вот то, что галифе начинало расширяться значительно выше того места где это предполагалось, было заметно даже невооруженным взглядом. Да и складки под ремнем ничем не отличались от наших. И несмотря на все это, форма на нем сидела. Вот не могу объяснить как и почему, но сидела и все тут!

Еще его отличало поведение. Каждый из нас пытался как-то о себе заявить, поставить, выделиться. Коллектив находился в постоянном броуновском движении, напоминая колоду карт в руках ловкого шулера. Создавались какие-то группки по национальным, социальным или каким-то иным абсолютно непонятным и нелогичным признакам. Создавались и тут же распадались, чтобы перетасоваться и собраться вновь уже в каком-то ином, совершенно противоположном составе.

И только Сидоров, как Гулливер среди лилипутов, незыблемой скалой возвышался над всей этой суетой, с непониманием глядя на разбивающийся об ее основание муравьиный поток. Чувствовалось, что для него все это было мелко, незначительно, неважно, и то, что он выглядел значительно старше нас, это ощущение только усиливало.

Но главное было не это. Главное это были его глаза, невероятно ясные и пронзительно-голубые. И улыбка, добрая, по-детски беззаботная, которая не сходила с его лица и настолько диссонировала с нашим общим настроением и окружающей обстановкой, что не обратить на него внимания было попросту невозможно. Неудивительно, что он меня заинтересовал. Я подошел и представился:

— Привет, меня Юра зовут, — и протянул руку.

Он посмотрел на меня, улыбнулся еще шире и ответил:

— А я Сидоров, — и чуть подумав, добавил, — Солдат Сидоров, — умудрившись произнести оба эти слова с большой буквы.

И еще голос. У него был такой голос, от которого становилось тихо и спокойно. И хорошо. И хотя весь облик этого человека совершенно не вязался с моим представлением о том, как именно должен выглядеть СОЛДАТ, но я ему почему-то поверил.

Вы уж простите, что называю его только по фамилии, имени не запомнил. А может и не знал? Да нет, наверняка знал, просто забыл. Если бы я называл его по имени, то может быть оно и отложилось у меня в памяти, но я обращался к нему как все, по фамилии. Именно так я его запомнил, именно так и буду его называть.

* * *

О том, что у Сидорова не все в порядке с головой, мы узнали уже позже. Сперва просочилась информация от наших сержантов, что его признали негодным к строевой службе по медицинским показаниям. Те же сержанты сообщили, что он еще являлся и единственным кормильцем семьи, поэтому не подлежал призыву вдвойне. Да и без этих слухов странности его поведения были достаточно заметны. Нет, он не был каким-то сумасшедшим или дебилом в полном понимании этого слова. Он был именно что странным, лучшего слова для его описания я просто не нахожу.

И самое странное в этом странном человеке было его неистовое желание служить. Не знаю, что было тому причиной или сладость запретного плода, или престиж воинской службы. Да-да, в те времена отслужить в армии было еще не только обязательно, но и почетно. Это уже потом, когда она