Это история, полностью выдуманная автором. Исторические события, описываемые в ней, имели место быть в настоящем мире. Фамилии персонажей взяты из реальных графских семей Российской Империи, но они сами выдуманные.
Приятного чтения!
Предыстория.
В баре где-то на востоке Америки сидел седой мужик на вид довольно скверный. На нём была старая российская офицерская форма. В его руках виднелся стакан крепкой русской водки. Как вдруг послышался пьяный русский голос: «Эй, офицеришка что-ль?» на что мужик ничего не ответил. Пьяный задира подошёл и сел к нему за стол, на нём была простая солдатская роба с расстёгнутыми рукавами и помятой фуражкой. Разговор завязался сам собой.
— Ну что, господин офицер, как оно?
— Да никак, — отвечал мужик. — Россию вот поминаю.
— Да ты не боись, время придёт, — побьём мы революционеров!
— Ты откуда будешь? — спросил мужик
— 1-й армейский корпус генерала Барбовича, слыхал?
— Нет, не слыхал.
— Да как так, — возмущённо воскликнул солдат. — Да мы знаешь, как красных та в Крыму били!
— Нет, не знаю, — без интереса ответил мужик.
— Эх, — солдат посмотрел на свою пустую кружку. — Ладно, бывай, я схожу выпью.
Этот седой мужик был бывшим графом, бывшим офицером, бывшей царской, бывшей российской армии: Никита Сиверс. И эта встреча заставила его вспомнить о событиях минувших лет.
Мгновенья счастья.
На дворе 6 марта 1913 года, 20-летний граф Никита Сиверс живёт в родовой усадьбе вместе с родителями и прислугами. Сиверс отличается добродушием и внешним видом, он походил на народный образ офицерства того времени: рослый, широкоплечий парень с аккуратно выбритыми усами и волосами. Никита Сиверс в это время учился в юнкерском училище на поручика 1-й гвардейской пехотной дивизии при Императоре Николае II, где ему оставалось отслужить всего год.
Вечером того же дня граф в офицерском одеянии праздновал 300-летие императорской семьи в Северном дворце, где повстречал дочь графа Берга — Елизавету Дмитриевну. Решив поговорить с юной девушкой, Сиверс попрощался с родителями и позвал даму на танец.
— Здравствуйте, сударыня, не хотите ли выйти на танец с графом Сиверсом?
— Здравствуйте, ваше благородие, — застенчиво ответила Елизавета. — Если вы не возражаете…
Молодой офицер, конечно, не возражал и не только потанцевать, но и провести госпожу до её усадьбы. Эта роковая встреча изменила жизнь Никиты Сиверса навсегда.
Спустя один год общения граф и графиня очень сильно сдружились и уже не видели жизнь без друг друга, но этому счастью скоро придёт конец. На пороге была Великая война, и она не щадила никого: как простого крестьянина или рабочего, так и аристократа, буржуя или графа…
Гром, Гром, Гром…
Граф Сиверс шёл в усадьбу к Елизавете Дмитриевне, как услышал крики радости, возмущения и патриотические лозунги одновременно со всех сторон. Никита решил спросить у солдата, который клеил какое-то объявление на стенд, что же твориться та на Руси.
— Слушай, солдат, что за шум, а драки нет? — спросил, шутя, граф.
— Так что же вы, ваше благородие, не знаете? На дворе война.
— Как война? — удивлено и настороженно спросил Сиверс.
— Вот так, ваше благородие, немчур с австрияками пойдём бить, — с воодушевлением ответил солдат и пошёл дальше клеить листовки.
Сбитый с толку Никита побежал к Елизавете Дмитриевне. Бежал пока не обессилел, пока стоял и пытался отдышаться увидал Елизавету, которая плачет и смотрит на офицера при параде.
— Что же *АХ* вы *АХ*, барышня, плачете? — с одышкой спросил Сиверс.
— Да братец мой родной на войну едет, так ещё и вас наверняка заберут, — рыдая, произнесла Лиза.
— Ну что же вы из-за таких пустяков плачете? Вернёмся мы до Рождества Христова живые и здоровые, уверяю вас.
— Если бы всё было так…
Ещё никто не знал, чем обернётся эта война для Европы, какие смерти и разрушения принесёт она…
Шёл август 1914 года, люди по всей Европе с улыбками на лицах шли в пункты призыва на защиту своих империй, семей и интересов. Они думали, что это будет приключение или ритуал взросления, который обернётся сокрушительной победой над врагом и возвращением до Нового Года, но скажу вам так, никакое это было не приключение…
Как только Никита распрощался с родителями и Елизаветой Дмитриевной, он пошёл в свою гвардейскую дивизию для несения боевого долга.
«Я вспоминаю момент перед отправкой на фронт. Мы встали перед Зимним Дворцом всей дивизией и увидели Николая II, который высказался о войне и о нашем успехе в ней, потом перед нами прошёл священник, как зовут хоть убей не помню, акропил нас и наши знамёна святой водой и зачитал молитву, после чего мы взяли оружие, припасы и выдвинулись к поезду.»
Граф Никита Сиверс ещё не знал через что придётся пройти ему и его стране. Пока что он, шутя со своей дивизией ехал на позиции в Восточную Пруссию защищать Российскую Империю.
15 августа Сиверс был на границе с Германской Империей и готовился к наступательной операции. Как унтер-офицер Никита мой отсидеть в штабе, но он был как Суворов — отец и брат своих войск, поэтому со штабом фронта Сиверс обсудил его решение идти в атаку вместе со своими бойцами. После недолгого обсуждения ему дали возможность погеройствовать, но с условием, что он будет информировать и контролировать ситуацию в бою. Сиверс с воодушевлением и небольшим страхом ждал этого момента: он подготовил шашку и прочистил свой револьвер по 100 раз. И вот настал час атаки.
Утром 17 августа по свистку графа Сиверса солдаты вылезли из окопов и побежали на врага в полный рост, Никита шёл впереди всех. Его руки тряслись, но он достал шашку и Наган и был готов сражаться. Огонь не заставил себя ждать, и сразу после подъёма русских войск, немцы начали стрелять из двух самых страшных видов оружия: пулемётов и артиллерии. Звук выстрелов оглушил графа, он пошатнулся, затем он начал слышать крики то справа, то слева. Оглянувшись, он увидел своих солдат, которых раскидывало в разные стороны от выстрелов из пушек. После увиденного Никита скомандовал прибавить ходу, как возле него упал снаряд.
«Я отлетел на 2–3 метра и упал на труп своего бойца, я посмотрел на него и на лице его увидел рану безобразную, скорей всего осколком поразило. Жалко его, помню как он громче всех кричал, что убьёт немца первей всех, но я был ещё жив и надо было что-то делать, иначе буду на его месте.»
С этой мыслью граф поднялся с писком в ушах и крикнул что было мочи: «В АТАКУ!», и сам побежал на немчур. Через 10 минут крики и выстрелы прекратились, русские заняли этот окоп. Никита просто сидел с окровавленной шашкой и смотрел в пустоту. В его голове крутилась картина: молодой немец смотрит направо и хочет застрелить русского солдата, граф Сиверс прыгает внутрь окопа и зарубает гада шашкой, немец падает и взгляд его останавливается на нём. Взгляд этого парнишки преследовал Никиту в течение всей оставшейся жизни.
Из всего отряда Сиверса в 20 человек выжило 8. На позиции с громкими овациями пришёл штаб и начал поздравлять графа с победой, но для Сиверса это была никакая не победа. Всё ещё было впереди. Штаб доложил Никите о следующей задаче: фрицы отступали, и надо было, преследуя их, овладеть городом Шталлупёнен. Граф молча встал и пошёл на переднюю линию фронта для того, чтобы пойти в ещё одну бессмысленную атаку, как услышал от генерала напутственные слова: «Ты главное не боись, иди твёрдо, они равняются на тебя», который указывал на солдат в недоумении или контузии.
После этого последовали ещё атаки, и ещё, и ещё, пока не был взят сам город Шталлупёнен. Только после этого наступила недолгая передышка, и Никита решил почистить свою шашку от свежей крови. С таким же воодушевление, что и при первой встрече, штаб доложил графу приказ главного командования: окопаться возле города и ждать контрнаступление немцев. На вопрос графа о пополнении весьма поредевшей дивизии офицеры лишь пожали плечами и указали, мол вам же и так 2 пулемёта выдали, так что держитесь. На мгновенья Никита забыл о войне, о том бое и вспомнил родовое поместье, родителей и Елизавету Дмитриевну. Тогда юношу осенило и тот сразу же побежал в деревянную землянку, выделенную для Сиверса и его заместителя Клима Панова, отличного боевого офицера, служившего ещё во время Русско-Японской войны, для написания писем для Лизы и его родителей.
Письмо родителям: «Здравствуйте, матушка и батюшка, пишу вам из землянки прям перед линией фронта, жив и здоров. Только что побывал в первом бою, но вы не бойтесь, я как настоящий офицер не дрогнул и бил гансов как завещал Царь-Император. Увы, больше писать не могу, люблю и целую, ваш сын Никита Ильич Сиверс.»
Письмо Елизавете Дмитриевне: «Здравствуйте, госпожа Елизавета. Шлю вам пламенный привет с фронта. Увы, с вашим братом мы оказались в разных частях фронта и не могу заявлять о его благополучие, но, уверяю вас, с ним всё будет в порядке. Сам же я жив и здоров, и готов защищать нашу необъятную Родину за 2! В целом очень напуган обстановкой, увидал мёртвых соотечественников и скажу вам, что запах тут стоит ужасный. Но вы же помните главное правило: «Не умирать». Так что свою часть уговора я выполню. Больше писать не могу, прощаюсь, ваш дорогой друг граф Никита Сиверс.»
После написания писем граф пошёл ужинать вместе с солдатами в закутке окопа — решил расспросить их, что они думают о фронте.
— Ну что, братцы, разрешите присесть, — спросил граф у солдат.
— Да, конечно, ваше благородие, — хором ответили они.
Граф сел в круг бойцов и осмотрел всех.
— Ну что, как вам? — спросил Никита, указывая на котелок одного из солдат.
— Да простая каша со шрапнелью, ваше благородие!
— Что за каша такая? — удивившись и улыбнувшись, ответил Сиверс.
— Да как это так, вы не знаете? Перловку у нас так кличут в простонародье, — со смехом ответил боец.
— А вот теперь понял.
Граф заметно повеселел. Было это из-за облегчения от писем или шуток простых солдат, решайте сами. После этого солдаты разговорились с офицером и за этими разговорами о жизни и смерти, о Царе и враге прошла вся ночь. С утра следующего дня немцы начали попытки по возвращению города. Штурмы сменялись обстрелами, а обстрелы штурмами. Из раза в раз немцы ходили в бессмысленные атаки, а русские в бессмысленные контратаки. Так и прошли первые недели в окопах.
Спустя несколько крупных поражений русских в другой части Пруссии, дивизии Сиверса пришлось отступать, бросая позиции захваченные и отбитые большою кровью. Его дивизии было поручено оборонять крепость Осовец, так и началась осень для Никиты Сиверса.
Какой-то странный туман?
Весь год до июля 1915 года граф Никита Сиверс воевал у крепости Осовец, отражая многочисленные атаки немцев. Никита уже привык к выстрелам, запаху смерти и видам на мёртвых по утрам. 29 июля дежурный доложил о присутствии странного демона на позициях немцев. Удивлённый граф решил сам осмотреть позиции неприятеля для подтверждения теории дежурного, но увидел только немца в противогазе, которого дежурный принял за демона. Лицо Никиты побледнело и, рассказав об увиденном дежурному, он быстрым шагом проследовал в свою землянку. Забегая внутрь, Сиверс быстро оглядел комнату, ища подпоручика Панова для обсуждения появления у немчур противогазов.
— Смотрите, Клим Николаевич, на немецких позициях появились защитные маски. Нам нужно что-то с этим сделать.
— Может они защищаются от наших газов? — шутя, говорил Панов
— Господин Котлинский уже позаботился о защите его дивизии от химической атаки, — продолжал Сиверс
— Ну ладно, мы скажем своим о газах, но, по-вашему, они поймут всю опасность ситуации?
— Никак нет. Мы объясним, как защищаться от газов в таких условиях и поможем им сориентироваться.
Никита выбежал из землянки и скомандовал ближайшему караульному, чтобы собрал всех у закутка, где побольше места. Все мигом прибежали и начали слушать речь графа.
— Братцы, печально вам говорить, помирать нам завтра придётся.
— Как помирать, ваше благородие, я на тот свет ещё не планировал, — шутя, говорил один из солдат.
— Вот так братцы, у немцев на позициях появились защитные маски. Это значит только одно — будет химическая атака.
— А что за чертовщина, да такая? — недоумевая, говорили солдаты.
— Ну не знаю, как вам объяснить. Это какой-то странный туман. Если вдохнёте — умирать начнёте, — отвечал граф.
— И что, никакой защиты от него нет?
— Нет братцы — найдите…
Граф не успел договорить, как начался артобстрел, последовала команда: «Ложись!»
«Первый взрыв — я отлетел, перевернулся и упал.
Второй взрыв — на меня упал боец. Я не видел его, потому что грязь попала мне в глаза. Так я пролежал выстрелов десять, как артиллерия затихла. Я убрал тело бойца, встал, протёр глаза и посмотрел на него, но увидел тело без рук и ног, а на лице застыла гримаса страха.»
— Найдите повязки, — Граф молча надел фуражку и прошёл к землянке, чтобы написать письмо родным.
Письмо родителям: «Здравствуйте, батюшка и матушка, всё ещё пишу из крепости Осовец. Могу сообщить, что в академии я учился не зря! Там нам рассказали о химическом оружии, и я с помощью этих знаний узнал о химической атаке фрицев! Вы главное не бойтесь, буду жив и здоров, ваш сын Никита Ильич Сиверс.»
Письмо Елизавете Дмитриевне: «Здравствуйте, Елизавета Дмитриевна. Хочу вам сообщить о сложной ситуации на фронте. На наши позиции идёт убийственный туман, и он несёт смерть всему живому в пределе нашего рубежа. Надеюсь, из наших мало кто погибнет, но готовлюсь к худшему. За меня не волнуйтесь, я уже опытный, что-нибудь придумаю, ведь главное правило: «Не умирать». Ваш друг граф Никита Сиверс»
Спозаранку 6 августа Сиверс вышел из землянки, как увидел медленный зелёный туман, идущий на русские окопы. Быстро надев маску из марли, граф побежал по окопу, предупреждая об опасности всех на пути. Газ окутал окопы, и Никита начал тяжело дышать и задыхаться. Пройденный путь казался вечностью, и Сиверс начал замедляться и падать. Последнее, что он увидел, была едва видневшееся икона, освещённая маленькой свечкой. Никита больше не смог участвовать в битве, но бойцы небольшой крепости Осовец смогли отбить атаку немцев. Русским пришлось покинуть крепость в связи с великим отступлением, но это случилось потом, и пока что русские праздновали победу над вражиной. Штурмом Осовец так и не была взята.
Неожиданный отпуск.
Никита очнулся в госпитале за линией фронта возле крепости. Графу было тяжело дышать, двигаться, его глаза словно горели. К нему подошёл главный врач и заговорил:
— Ваше благородие, граф Сиверс, вам очень повезло. Обычно от таких ранений от газа никто не выживает, а вы сумели спасти много жизней и выжить!
–*КХМ* спасибо за поздравления *КХМ*, — кашляя и тяжело дыша, отвечал граф.
— Смотрите, мы вас можем отправить в любое направления. Куда вы хотите поехать?
– *КХМ* в Петроград.
— Будет исполнено.
Врач быстро зашагал на выход, а граф закрыл глаза и уснул. На следующий день он уже был в Петроградском госпитале в Зимнем дворце. По пути он познакомился с боевым унтер-офицером Богданом Роникеном. Оказывается, он служил на Дальнем Востоке ещё с 1900 года и участвовал в Русско-Японской войне и подавлении революции в Сибири. Спустя два дня пребывания Никиты в госпитале к нему зашла в гости графиня Елизавета Дмитриевна:
— Как только узнала, что вы попали в госпиталь, я сразу же пришла вас проведать. Как вы? — с насторожением спросила Лиза.
– *КХМ* пока живой, — стараясь смеяться, отвечал Никита.
— Не шутите так — вы же граф всё-таки, — смеясь уже без волнения, отвечала Елизавета Дмитриевна.
— А хотите я вас познакомлю кое с кем?
— Конечно! — радостно ответила Лиза
— Прошу любить *КХМ* и жаловать *КХМ* подпоручик Богдан Владимирович Роникен, — сказал Никита, указывая на соседнюю койку.
— Здравствуйте, барышня, — отвечал Роникен.
— Приятно познакомится, Богдан Владимирович. Я хотела бы спросить, не хотят ли боевые офицеры прогуляться сегодня вечером?
— С удовольствием, — отвечали они.
Врач подошёл к койкам солдат.
— Конечно, извините, ваше благородие, но я бы посоветовал вам с Богданом Владимировичем остаться в госпитале, — твёрдо отвечал врач.
— Ну слушайте, *КХМ* мне тяжело дышать, но ходить я могу, а нога Роникена почти зажила, и он *КХМ* может ходить.
— Хорошо, господа, — врач достал из кармана две бумаги, подошёл к ближайшему столу, что-то на них написал и вернулся. — Вот вам моё разрешение на прогулку.
Радостно друзья вышли из Зимнего Дворца и пошли гулять по Петрограду. Никита с Богданом рассказывали Елизавете о войне, фронтах и немцах. Ходя по городу, Никита замечал глобальные изменения в настроении народа. Несколько заведений переименовали в русские название, не было толп, шагающих с иконами и патриотическими лозунгами, на лицах у некоторых людей была невыносимая грусть — война не щадит никого.
До вечера они гуляли по площадям города, потом зашли в кино, после которого господа проводили графиню до усадьбы и направились обратно в госпиталь. Этот миг дал счастье обоим юношам, перед отправкой на фронт. Так шли дни и ночи, как в госпиталь зашёл сам Император Николай II для награждения отличившихся. Назвали фамилии: Ярмолов, Роникен, Румянцев, Сольский и Сиверс. Никита Сиверс удивлённо спросил за что его награждают. Ответ был прост: «Оборона крепости Осовец». По уставу всем раздали георгиевские кресты, поблагодарили и пожелали скорейшего излечения.
Прошло две недели и два молодых офицера могли вернуться на фронт. На фронте великое отступление, но все ещё верили в победу, ещё…
Снег, кровь и голод.
«Зимой 1915–1916 годов к нам приехало главное командование. Говорило что-то про самоотверженные бои, и что наша слава разносится по всей Российской Империи, но нам та славой не согреться. Как я вернулся на фронт, я снова почувствовал тяжесть войны, запах смерти и голод. Россия была не готова к долгой войне. Все мы думали, что к Рождеству 1914 уже будем дома…, вышло не так. Не хватало всего: от патронов и снарядов до еды, лекарств и одежды. Чем больше нам надо было снарядов, тем больше нам их обещали. По нам каждый день велись артобстрелы, а наша артиллерия молчала. Нам приказывали держать позиции без патронов в винтовках. 1915–1916 годов я не забуду никогда…»
Всю зиму было относительно спокойно, и особых изменений на фронте не было, но тишина всегда была только перед бурей.
В атаку чёрт побери!
В мае 1916 года дивизию Никиты Сиверса перевели к Алексею Алексеевичу Брусилову на фронт с Австро-Венгрией, это значило лишь крупную операцию на этом направлении, в которой придётся участвовать Никите. Так оно и случилось — 24 мая в 9 часов утра надо было идти в атаку. Никита Сиверс напряжённо проверял все войска перед атакой, а Богдан Роникен старался разрядить обстановку, мол надо отдохнуть перед наступлением, чтобы бить австрияков. С 3 часов ночи до 9 утра 24 мая велась артподготовка. В 8:55 Никита стоял с готовой шашкой, и Наганом, смотря на часы, после чего посмотрел на облака и увидел летающего орла: «Наш, имперский.» невольно подумал граф и достал свисток.
«Эти пять минут до атаки тянулись ужасно долго. Я успел оглядеть всех, сказать: «Сражайтесь отчаянно за Веру, Царя и Отечество, чтобы увидеть проблеск света в этой нескончаемой войне!», а в ответ увидеть дикий страх.»
9:00 часов, последовал свисток. Минуту спустя русские поднялись в самую крупную операцию всей Великой войны. Раздались звонкие крики «Ура!» совместные с возгласами о помощи, звуками выстрелов и взрыва снарядов. В ногу графа вцепилась рука мальчишки без ног, который помолил о помощи, на что Сиверс окрикнул медиков и попросил помочь. Стоять было нельзя, надо было бежать дальше. Перед ним падали и разлетались люди, но ничем помочь он не мог. Австрийцы тем времен бежали под натиском русской пехоты. С помощью новой Брусиловской тактики солдаты били врага, а те в свою очередь бежали, бросая всё. Факт Брусиловского Прорыва поднял патриотизм по всей Империи и на фронте тоже. Войска поняли, что могут бить врага и желали этого всё больше. Дивизия Никиты нуждалась в передышке. Передышку предоставили, но с условием взятия Луцка и Дубно. Приказ был выполнен, и 7 июня взял города яростным штурмом. Так, видя смерть и разрушения, Никита Сиверс брал город за городом, окоп за окопом до осени 1916 года и окончания Брусиловского Прорыва. Никита Сиверс сражался, отчаянно стараясь помогать своим бойцам и Богдану Владимировичу. Увы, Клима Панова убили в ходе этого наступления.
«Мы шли в очередную атаку на австрийские позиции — Я, Богдан и Клим. Я шёл по центру, Богдан справа, а Клим слева. Клим бежал впереди паровоза и со своей частью ушёл вперёд от нас, после чего по ним открыли усиленный огонь. Никто не выжил.»
Потеря сразу заменилась резервом, но офицер не походил на Клима Николаевича. О такой жертве Никита помнил всю жизнь. После всего пройденного и увиденного, Никита выглядел очень скверно — испачканная в крови форма, помятая фуражка и взгляд в пустоту. Сиверс стал без интереса вести беседы, иногда повторяя одну и ту же фразу: «Получи, сволочь». Дела стали налаживаться лишь к зиме. В феврале 1917 года дивизии обеспечили небольшой отпуск в Петрограде. Все думали, что они отдохнут от войны в столице своей Родины, но планам было не суждено сбыться, на носу была Февральская революция…
Измена за изменой.
23 февраля 1917 года начались демонстрации рабочих и крестьян против царской власти и вторая российская революция. Никита же в это время находился в родовой усадьбе и читал книгу. О событиях революции граф узнал лишь 28 февраля из-за выстрелов рядом с поместьем. Выбежав на улицу, Сиверс начал успокаивать бушующий народ, на что они не обратили внимания. Никита вернулся в усадьбу и завёл разговор с семьёй:
— Вам нужно быстро уезжать, в городе сейчас не спокойно!
— Да как же мы без тебя, да и усадьбу мы на кого оставим? — со страхом отвечала мать Сиверса.
— Усадьбу на прислугах оставите, а я как-нибудь сам выживу, на войне же не погиб, — проговорил Сиверс, собирая вещи.
— Видишь, мать, как он серьёзно намерен — слушай, что мужик говорит, — вошёл в разговор отец.
— Спасибо, батюшка, — граф протянул чемодан к родителям — Держите, уезжайте!
Затем граф Сиверс проследовал к усадьбе Елизаветы Дмитриевны, чтобы обсудить план действий. Войдя в поместье, Никита обнаружил лишь разруху и несколько трупов, среди которых были лишь слуги и мать Лизы.
Убедив родителей уезжать к родственникам на Волгу, и с надеждой о жизни графа Берга и Елизаветы, Никита начал разбираться в ситуации, ища объяснения случившемуся. В городе шли перестрелки полиции с революционерами, и было опасно выходить, но Никита шёл к Зимнему Дворцу. Идя по Адмиралтейскому проспекту, граф набрёл на двух часовых, преграждавших дорогу к Зимнему Дворцу:
— Слушайте, братцы, а что у вас тут происходит?
— А ну стоять! — окрикнули солдаты Сиверса. — Сейчас мы прорываемся к Зимнему Дворцу, и вы, офицеришки, не помешаете нам!
— Ну что же вы? Я же тоже революционер, — подходя, отвечал граф. — Вы кем будете?
— Меня Максимом кличут, а это Серый, — с насторожением проговорил один из них.
— Слушай, Максим, а кто у вас тут главный?
— А вы, ваше благородие, что ли не знаете? — сказал Максим и начал переговариваться с Серым.
— Ну… — не зная, что ответить, Никита попятился назад, но было уже поздно. Прозвучал крик: «А ну хватай!», и Сиверс был избит и схвачен. Очнувшись в лагере пленных, к нему подошёл Максим с одним из глав Февральской революции, Александром Фёдоровичем Керенским, и заговорил:
— Здравствуйте, граф Сиверс. Зачем же вы двигались к Зимнему Дворцу?
— Хотелось бы узнать, что происходит.
— А не видно что ли — революция! — перебивая Керенского, сказал Максим.
— А ну прекратить, боец! — возразил Александр Фёдорович. — Началась вторая российская революция. Мы свергаем тиранский, царский режим и провозглашаем республику, которую будет возглавлять Временное Правительство.
— А что же Император? — недоумевая, спросил граф.
— Николая II мы не убьём, но править государством он уже не будет. Что же насчёт вас, вы продолжите службу в армии, но власти у вас не будет — будут созданы солдатские советы для решения всех задач.
— Так точно, — с грустью в голосе ответил Сиверс.
— Вот и славно! Господин офицер, прошу прощения, но я должен вас покинуть, прощайте.
На следующий день Император Николай II отрёкся от престола, а потом 2 марта отрёкся и его брат, Михаил Александрович, началась борьба за власть в Российской Империи.
После ухода монархии из России, поменялись и планы операций. Отпуска дивизии Сиверса отменили и отправили на фронт. Обсуждая ситуацию с Богданом Владимировичем, пришли к выводу, что несмотря на революцию, продолжат сражаться. Хоть не за Царя, зато за Веру и Отечество.
По прибытию на фронт, солдаты сразу дали понять, что подчинятся они не будут. Когда Никита и Богдан встретили офицеров той части, то им сообщили о создании солдатских советов, в которых обсуждали планы атак и обороны. Офицерство больше не слушали, а братания с врагом стали обычным делом. В таких условиях надо было воевать.
По планам ставки на этом направлении надо было провести наступление в направлении Калуша. Никита с Богданом начали восстановления дисциплины армии. Через насилие, как раньше было нельзя, и они воспользовались своим авторитетом среди бойцов. За месяц удалось убедить солдат идти в атаку.
28 июня перед артиллерийской подготовкой, солдат пытались переубедить двое мужчин в шинелях с красными повязками. Ими оказались старые знакомые Сиверса — Максим и Серый. Они были истинными социалистами и пропагандировали эти идеи среди бойцов. Слава Богу бойцы уже были настроены идти за Сиверсом и Роникеном в бой. 29 начался артобстрел, с 1 по 6 июля был проведён ряд наступательных операций, в ходе которых были взяты города Станислав, Галич и Калуш. Долго удерживать позиции армия не могла, уж слишком сильные разногласия были у солдат с офицерами. 19 июля фронт был прорван, и бойцы самовольно бежали. Никита понял, что разложение русской армии неизбежно. С такими печальными мыслями война для Никиты Ильича и Богдана Владимировича закончилась. Они сидели в штабе и смотрели на братания солдат с германцами.
В сентябре по приказу Главного Командования Сиверса и Роникена отправили в Петроград. Предполагался мятеж против Временного Правительства. Так оно и случилось, 25 октября произошла Октябрьская Революция под предводительством Ильича Ленина.
Во время Февральской Революции Никита и Богдан стали участниками офицерского общества и не исполнили приказа обороны Петрограда, а поехали на Дон для соединения с основными силами. В Воронеже было принято решение о соединении с будущей армией Колчака, который, в свою очередь, через Владивосток добирался до Омска, где были подпольные ряды белого движения.
5 ноября 1918 года Колчак был назначен военным и морским министром. Это означало, что Восточный фронт находился под его командованием, и боевые действия, наконец, начнутся.
Никита и Богдан увидели в расположении множество патриотически настроенных солдат и офицер. Этот факт дал им надежду на победу.
Русские рубят русских…
«Зима 1919 год. Мы наступали в районе Волги. Я осознаю, что я убиваю своих братьев, но это же ради России, да? Идём в районе села Алексеевское, и, Боже мой, я увидел столько крестов и все мои соотечественники, которых я и убил.»
Пройдя село Алексеевское, Никите и Богдану следовало форсировать Волгу и совершить марш-бросок до Казани. Офицеры собрали солдат и высказали план действий: по замёрзшей Волге атаковать вражеские окопы и, преследуя вражину, дойти до Казани и окопаться, уже из новых укреплений взять Казань. Сиверсу и Роникену предоставили коней и обсудили время наступления.
За день до атаки, ночью, Никита сидел вместе с Богданом и общался:
— Слушай, Сиверс, — смотря на небо, говорил Роникен.
— Да, что такое?
Повернувшись с улыбкой, Богдан произнёс. — Как ты думаешь, умирать страшно?
— Ну, слушай, тут как посмотреть. Вот вроде бы жить хочется, ну то есть страшно умирать, а вроде смотришь на все эти ужасы и умереть хочется. Ну а ты не вздумай умирать завтра, понял? Я и так слишком много потерял.
— Так точно, ваше высоко благородие! — сказал Роникен и рассмеялся.
Утром следующего дня началась артподготовка, офицеры оседлали лошадей и прозвучал свисток — началась атака. Сиверс и Роникен шли по разным флангам: Сиверс слева и Роникен справа, как лёд под конём Роникена проломился и тот упал в ледяную воду. Он умер не как герой от огня противника или в ближнем бою, а просто ушёл под воду с конём, но память о нём будет всегда. Поминать Богдана было некогда, и Никита поскакал дальше. На другом берегу его встретил огонь пулемёта. Лошадь Сиверса была ранена, и он упал в снег.
«Я упал? Что происходит? Какие-то крики по всюду? Может я уже умер?»
К лежавшему Сиверсу подбежал один из солдат и начал отводить от места битвы. Граф же оттолкнул его и, опомнившись, ушёл в бой.
Спустя серию боёв Сиверс подошёл к подступам к Казани и остановил все свои силы. После этого наступления никто не кричал патриотические лозунги, а просто молча стояли, смотря в пустоту. В этом бою Никита потерял своего последнего друга, с которым был знаком ещё до революции, и его охватила невиданная печаль. Гражданская война продолжалась, как и страдания множество русских людей.
«Лето 1919 года, худшее время. У меня не осталось старых друзей. Мы отступали по всем фронтам. Красные организовали свои силы и были готовы бить и теснить нас, пока мы не уйдём. Примерно в это же время я потерял смысл жизни и просто исполнял приказы и ходил в бессмысленные атаки…»
В сентябре белые провели успешную наступательную операцию, но Сиверсу уже было всё равно. Это была последняя крупная победа Белой Гвардии. В октябре началось наступление красных. 13 ноября был взят Омск, и ставка была перенесена в Иркутск, куда Колчак отправился по Транссибирской железной дороге. Простые же солдаты отступали пешком, среди них и был Сиверс.
«Шли долго и тяжело. Большинство погибало не от шашек, осколков или пуль, а бесславно от голода, холода или изнеможения. Я же держался, и как офицеру давали больше еды, чем простым солдатам. Путешествовал же я на своём коне.»
15 января Колчак приехал в Иркутск, но встретили его там отнюдь не радушно. Его арестовали и 7 февраля 1920 года расстреляли большевистские силы. Шедшие на подмогу белые силы, узнав о гибели адмирала, прекратили попытки штурма города. Сиверс с отрядом солдат и офицеров начал выбираться из окружения в сторону Владивостока. Так и закончилась Гражданская война для Никиты Ильича Сиверсом — поражением.
До Владивостока команда добралась без происшествий. Пару мелких стычек с часовыми, и отряд покинул Российскую Империю, которая в это время разваливалась на куски. Сопротивление белой армии продлится ещё 1 год, а Гражданская война закончится подписание договора об образовании Союза Советских Социалистических Республик.
…солдатами умирают.
И вот на дворе 1922 год, и Никита Сиверс продолжал сидеть в баре, вспоминая его жизненный путь. Вспомнил родителей, сбежавших на Волгу, о судьбе которых он так и не узнал, Елизавету Дмитриевну, бесследно пропавшую во время Февральской Революции, Клима Николаевича, погибшего в безымянном поле во время Брусиловского Прорыва, Богдана Владимировича, погибшего подо льдами Великой Волги. Невольно Сиверс вспомнил и друзей-революционеров, Максима и Серого, как к нему подошли три мужчины.
— Вот он, товарищи! — говорил мужик, который претворялся пьяным и подходил до этого. — Я же говорил, что видел графа Сиверса!
— Ладно, верю, — отвечал человек, очень похожий на Максима.
— Ну что, помнишь нас? — положив руку на плечо, спросил Серый.
— Нет, — без интереса ответил Сиверс и убрал руку с плеча.
— Наверно, я бы и поболтал… — раздался выстрел, Сиверс упал.
Так и закончился наш рассказ о смерти и жизни, о мимолётном счастье и потере. Без почестей и похорон. О его истории никто не узнает, кроме вас, конечно. Был он героем или злодеем, глупцом или храбрецом, решать только вам. А я прощаюсь с вами и графом Никитой Ильичом Сиверсом.
Последние комментарии
9 часов 46 минут назад
14 часов 1 минута назад
16 часов 19 минут назад
18 часов 9 минут назад
23 часов 54 минут назад
1 день 27 секунд назад