Аськины истории [Гаянэ Шахламова-Марданова] (fb2) читать онлайн

Гаянэ Шахламова-Марданова Аськины истории

День рожденья, или Как нашли Аську

Аська родилась зимой. В тот первый день Нового Года пушистый снег падал хлопьями. Его было так много, что он не успевал таять и лежал большими шапками на деревьях, маленькими горками на воротниках, шляпах и даже ресницах прохожих. Людям надоедало стряхивать эти сугробики и они так и носили их на себе. Носы у них покраснели от мороза, отчего они стали похожи на ходячих снеговиков. То есть Аська, конечно, этого не помнила, но в семье так часто рассказывали историю ее появления на свет, что, получалось, вроде как бы она при этом присутствовала. Ну вот. Завернули Аську в пеленки, сделали из нее длинный кулек с дырочкой для лица и повезли на каталке в большую комнату, где уже лежали в своих кроватках еще штук сорок таких же кульков. Наверное, лежать в таком виде было не очень удобно, поэтому половина этих кулечков громко вопила, остальные же удивленно сопели.

А бабушка, мама Аськиной мамы, ушла утром на работу, и, поэтому еще не знала, что у нее появилась внучка. Она была доктором в больнице, заведующей отделением, и лечила маленьких детей от разных болезней. В выходные и даже по праздникам бабушка всегда заглядывала на работу, как она говорила, “проверить своих разбойников”. Когда ребенок сильно плакал, Людмила Ивановна, так звали бабушку, подходила к нему, ласково улыбалась, клала ему руки на животик и тихо говорила: “Мы тебя обязательно вылечим, дружочек, болезнь испугается и уйдет, а ты скоро снова станешь здоровым и веселым. Ты только немного нам помоги, слушайся нас и потерпи”. После таких слов малыш быстро успокаивался и даже позволял сделать себе укол.

Хозяйство у бабушки было большое: и врачи, и медсестры, и санитарки, и больные. Аська детей, конечно, жалела, но вели они себя, по ее мнению, время от времени весьма бестолково, особенно, когда выздоравливали. Людмила Ивановна то и дело приносила с работы такие истории, которые Аська даже в кино не видела.

— Петенька, — причитает, например, бабушка, обращаясь к Аськиному папе, — сегодня готовлю документы на выписку Игорька, мать его сидит радостная в коридоре, ждет сынка — ребенок был очень тяжелым — а он бегает себе по палате, такой веселый, такой веселый…

— И что? — спрашивает папа.

— Такой веселый…Подбегает к кроватке и сует голову туда…

— Куда? — недоумевает папа.

— Как куда? Между прутьев…

— Зачем?.

— Что, зачем? — возмущается бабушка.

— Зачем голову сунул?

— От радости, наверное…, — вздыхает Людмила Ивановна, — Туда сунул, а обратно голова не выходит — уши мешают…

— И что, уши отрезали?

— Бог с тобой, Петр, — сердится бабушка, — конечно же кровать распилили…

Но все это и еще многое другое Аська услышит потом, когда немного подрастет, а сейчас она лежит маленьким белым пакетиком, из которого видны круглые щечки, нос кнопкой и черные глазки. Такие черные, что даже зрачков не видно. Аська кряхтит, морщится и ждет, когда их с мамой Эммой Григорьевной заберут домой. А Людмила Ивановна уже все-все знает, знает и то, что у нее появилась внучка, и сколько она весит, и какой у нее рост, и какие глазки. Просто ей позвонил ее старый друг Павел Андреевич, с которым она училась в институте и который теперь был самым главным врачом в той больнице, где Аська появилась на свет.

Забирать Аську из роддома приехала целая делегация во главе с сияющими от радости бабушкой, дедушкой и папой. Тут были родные, двоюродные и еще какие-то дяди, тети, дети. Со всеми Аське еще предстояло познакомиться. Сегодня все они бегали, суетились, смеялись и ждали Эмму с ребенком. Наконец, в дверях показался сам Павел Андреевич.

— Ну, что, пойдем выберем тебе внучку, — сказал он важно, обращаясь к бабушке, надел на нее белый халат, взял за руку и увел.

Когда они вошли в комнату, где лежали новорожденные, Павел Андреевич обвел ее руками и сказал:

— Вот, Люся, выбирай любую.

— Пашенька, — застонала бабушка, — я не хочу любую, я хочу свою…

— Хочешь свою — найди свою, — хитро прищурился Павел Андреевич.

— Паша, но их здесь штук тридцать, — испугалась Людмила Ивановна.

— Тридцать шесть, если быть точным. Выбирай, а мы посмотрим, что ты за бабушка, — улыбнулся Павел Андреевич.

Людмила Ивановна вздохнула и стала смотреть на детей. Все они казались такими беспомощными, маленькими, беззащитными.

— Как же я найду среди них свою внучку? — думала бабушка, — Они все мне нравятся.

Вдруг в дальнем углу она заметила пару черных глазок-вишенок. Глазки жалобно смотрели на нее и словно говорили: ”Бабушка, как же ты не узнаешь меня.? Это я, я — твоя внучка.”

— Паша, вон та в углу — моя внучка, — прошептала бабушка.

— Ну что ж, проверим, проверим, мадам, какая вы бабушка… — усмехнулся Павел Андреевич и направился к кроватке. Он нежно освободил Аськину ручку от пеленок, нагнулся и повернул к себе клеенчатый квадратик, привязанный к запястью. На таких квадратиках пишут имя и фамилию мамы новорожденного, чтобы случайно не отдать ребенка другим родителям.

— Туманова Эмма Григорьевна., — прочитал он мамино имя и дату Аськиного рождения, — Ну, Людмила Ивановна, теперь я понял, что вы настоящая бабушка, таких я еще не видывал., — заулыбался он. — Забирай, Люсенька, свое сокровище!.

Бабушка крепко прижала Аську к себе, так крепко, что слышала как бьется ее маленькое родное сердечко, и почему-то заплакала.

Чарлик выбирает Аське имя

Дома Аська быстро освоилась и сразу начала горланить. Тут поднялся такой шум. Бабушка стала кричать, что ребенка слишком закутали и ему жарко, папа требовал заменить пеленки, а дедушка Григорий Игнатьевич тряс перед Аськиным носом здоровенной погремушкой — сидящем на обруче попугаем с вытаращенными глазами и взъерошенным хохолком. От вида этого страшилища Аська заорала еще истошнее. А по всей квартире с яростным лаем носился любимец семьи такса Чарлик, призывая немедленно прекратить все это безобразие. И тогда мама Эмма Григорьевна молча взяла Аську на руки и унесла в другую комнату, где крик тут же прекратился и раздалось тихое причмокивание, потому что Аська хотела есть и вопила от голода.

Наконец настало время выбрать Аське имя. Это потом она стала Аськой, а до этого она долго была просто “лялькой”. Врач и медсестра, которые приходили наблюдать за Аськиным развитием, пожимали плечами:

— Что ж вы, граждане, ребенка никак назвать не можете? У всех нормальных людей дети давно с именами, а у вашей ничего нет.

Ну что “ничего нет” — они просто придумали. У Аськи была фамилия и даже отчество было. Не было только имени, не решили еще какое. Что тут странного. И вообще, разве можно что-нибудь спокойно решить в Аськиной семье, где из-за всякой ерунды поднимается страшный шум? Все понимали, что Аське совсем уже невозможно так долго оставаться без имени, но когда собирался большой семейный совет, чтобы найти ей хоть какое-то имя, начиналось такое…

Дед требовал назвать внучку Пелагеей. Бабушка при этом делала ужасные глаза и поднимала руки к потолку:

— Гриша, ты тридцать лет преподаешь в институте, ты когда-нибудь встречал хоть одну Пелагею?

— Вот именно, что не встречал, — кипятился дед, — Наша будет единственная.

Бабушка почти рыдала:

— Гриша, ну как можно в наше время называть ребенка таким именем? Ты бы еще ее Акулиной назвал! И вообще, не доводи меня до стресса.! Не могу же я с растерзанной нервной системой идти к своим детям!

Людмила Ивановна всегда так говорила, когда ей возражали. После этих слов все почему-то переставали спорить. Аська никогда не понимала, что такое “растерзанная нервная система”, но для себя раз и навсегда решила, что это похоже на рваные бабушкины колготки, которые любил грызть Чарлик.

Григорий Игнатьевич отходил в сторону и, усаживаясь за свой письменный стол, обиженно бормотал себе под нос:

— А, кстати, и Акулина очень неплохое имя.

Сама Людмила Ивановна была совершенно уверена, что девочку следует назвать Александрой в честь сына, которого она хотела родить, но вместо этого почему-то родила двух дочек.

Папа бегал по квартире, размахивал руками и кричал, что отцу не имеют права запрещать называть ребенка тем именем, которое он хочет. А хотел папа назвать Аську Катькой.

Эмма Григорьевна не кричала, она вообще редко повышала голос, но тихо говорила, что дочку будут звать Асей, потому что когда она плачет у нее получается а-а-а-ся-а-а-а-ся-а-а…

Аська с Чарликом из своих углов удивленно пучили глаза на все происходящее. Первой обычно надоедало Аське. Сначала она усиленно кряхтела, и, если никто этого не слышал, а этого никто, конечно, не слышал, она издавала первый писк. Это было сигналом к боевым действиям для Чарлика, который начинал тихо скулить. Но их совместный тихий скулеж присоединялся к общему шуму лишь как жужжание надоевшей мухи. Тогда Аська разражалась диким воплем, к которому вскоре присоединялся истошный лай верного Чарлика. Тут все прекращали спорить, кидались к Аське, начинали ее успокаивать а Чарлик в это время быстро прятался под диван и молча наблюдал за всеми. В результате Аська снова оставалась без имени.

Так бы Аська, навсегда наверное и осталась безымянной, если бы не Анька — дочка маминой подруги Ларисы Александровны. Она была уже взрослая — ей было 8 лет. Однажды, играя с Чарликом, она сказала:

— А пусть Чарлик найдет ляльке имя.

Тут все уставились на нее и спросили, как это собака может дать имя человеку или вообще кому-нибудь?

— А очень просто, объяснила Анька, — надо написать на бумажках все имена, которые нравятся, и бросить на пол. Какую бумажку Чарлик возьмет первой, то имя и будет.

Взрослые оторопело смотрели на Аньку и не понимали, почему такое простое решение им раньше не пришло а голову.

Григория Игнатьевича с трудом уговорили поменять Пелагею на Елену, написали четыре желанных имени на четырех бумажках, бросили их на пол и позвали таксу. Чарлик пулей влетел в комнату, схватил первую попавшуюся записку и с ней куда-то исчез. Все кинулись ловить Чарлика. Анька, деловито собрав оставшиеся бумажки, пошла за взрослыми. Вся семья ловила Чарли, а он забился в свой любимый угол под диван и рвал на куски свою добычу.

— Все пропало, — прошептала Людмила Ивановна, сев на пол, — придется начинать сначала. Этот волкодав все сожрал.

— Это не волкодав, а такса, — заметила Анька, — а все имена здесь. Какого имени не будет — то и съел Чарлик.

Все опять вытаращились на Анька.

— Это не ребенок, а депутат Государственной думы, — сказала Эмма Григорьевна, забирая у нее записки.

— Ася! — радостно воскликнула она, прочитав бумажки — Чарлик слопал Аську!

Так Аська стала Аськой.

Спокойной ночи, малыши!

За обедом Аську уже стали сажать за общий стол. С розовым “слюнявчиком” на шее она важно восседала, болтая ногами, на своем высоком стульчике, неизменно держа в левой руке салфетку Проглотив очередную порцию каши, она тут же вытирала этой салфеткой пухлый ротик. Этому ритуалу Аська не изменяла никогда.

Однажды за обедом Эмма Григорьевна, запихнув Аське в рот очередную порцию пюре, случайно столкнула на пол нож, лежащий на столе. Аська вытерла ротик, уставилась на упавший нож и, ткнув в него пальчиком, невозмутимо объявила:

— Нозь упа.

Мама от неожиданности сунула ложку с Аськиным пюре себе в рот. Папа, уронил на пол сахарную кость, которую он всегда грыз пополам с Чарликом. Дедушкины очки упали в тарелку, а из бабушкиного половника, который она держала в руках, на скатерть лился суп.

— Она что-то сказала?! — очнулся первым папа Петр Аркадьевич.

— Кажется там фигурировал нос, — ответил дедушка.

— Эмма, она что умеет говорить?! — прошептала бабушка.

— Она сказала, что нож упал, — хлопая глазами, пробормотала мама.

— Но ей всего 9 месяцев! — схватился за голову папа. — В таком возрасте ребенок не может говорить предложениями!.

— Как видишь, может, — заметил Григорий Игнатьевич, доставая очки из тарелки с супом.

— Петя, а Гриша прав, почему не может? Так иногда бывает… Ну, это… раннее развитие… — пыталась объяснять Людмила Ивановна, которая уже пришла в себя.

— А я думаю, что у нее просто не было повода вступать с вами в разговоры, — опять вмешался дедушка.

Эмма Григорьевна стала тормошить Аську:

— Асенька, киска, что ты сказала? Повтори, пожалуйста, что ты сказала. Мамочка тебя очень просит. Ну, пожалуйста!

Аська посмотрела на нее своими глазками-вишенками и вдруг выпалила:

— Неть.

— Как это “неть”, ты не хочешь говорить? Ты что, не будешь говорить? — спросил Петр Аркадьевич. И тут Аська сразила всех наповал. Она взяла со стола бутылку с соской и прежде, чем сунуть ее себе в рот спокойно заявила:

— Не будесь.

К двум годам Аська могла целый день трещать без умолку и всем давать ценные советы. Сидя на своем стульчике на кухне она торжественно объявляла:

— Бабуя, сецясь ты меня покойми.

— Асенька, но тебя же я собиралась кормить, — удивлялась мама.

— Неть, мамоцька, ты юководи пьяцессом.

Как-то Эмма Григорьевна играла на пианино. Вдруг из соседней комнаты раздался Аськин вопль:

— Мама, сейцьсь зе пеестань игять — ты мне месяесь яботать!

От Аськи можно было ожидать чего угодно, поэтому все сразу кинулись к ней в комнату посмотреть на ее “работу” и остолбенели. Воткнув в ушки концы трубки, которой бабушка слушала сердце у больных детей, и ухватив Чарлика за хвост, Аська пыталась приставить другой конец этой трубки к чарликиному брюху. Пес жалобно скулил и тщетно пытался вырваться из рук “доктора”, а Аська приговаривала:

— Бойной, вам надо сдеять опеяцию и укой.

Чарлика от операции спасли, а Аське объяснили, что собак нельзя таскать за хвост, даже когда их лечишь.

Особо болтливой Аська становилась, когда ее укладывали вечером спать. Спать Аська совершенно не любила и пускалась на всякие хитрости, чтобы оттянуть это мероприятие, чем доводила всю семью до полного изнеможения. Первым к Аськиной постели посылали Петра Аркадьевича.

— Давай спать, доченька, — ласково начинал папа.

— Давай, — охотно соглашалась Аська, закрывала глазки и тихо добавляла: — Зякази казьку.

— Какую же тебе рассказать сказку? — спрашивал папа, не ожидая подвоха.

Пья куецьку ябу.

— Ну вот, жили — были старик со старухой, и была у них курочка ряба…

— Нет, не так, — тут же встревала Аська, — стаик со стаюхой зили у сямого синего моя, а сейцясь надо гаявить “зили-били дед да баба и бия у них куяцька яба”.

Через десять минут, следуя всем аськиным замечаниям, папа с трудом добирался до конца сказки. Аська лежала с закрытыми глазами. Петр Аркадьевич поднимался, собираясь уйти, и тут слышал:

— А тепей закази пья епку.

Папа со стоном падал на стул. На “Репку”, рассказываемую по Аськиному сценарию, уходило еще двадцать минут, и конец истории, когда на помощь дружному коллективу, вытягивающему из земли заколдованный овощ, прибегала, наконец, мышка, Петр Аркадьевич досказывал заплетающимся от сна языком. Аська примолкала, и папа тихо, стараясь не дышать, выползал из комнаты.

— Что это за ребенок! — кричал папа на кухне, — Эмма, пойми — у меня завтра тяжелая операция, мне надо еще поработать, а из-за нее у меня уже нет сил! Если она еще не угомонилась, то справляйся ней сама! Я иду спать!

Аськин папа тоже доктор. Только он лечит не детей, а взрослых и не уколами, как бабушка, а разрезает им животики. Это у папы называется “делать операцию”. То есть уколы он, конечно, тоже делает, но это, когда уже что-нибудь отрежет. Аська никак не могла понять, зачем надо сначала резать живот, а потом долго-долго его лечить.

Аська, конечно не спала, потому что, когда Эмма Григорьевна приоткрывала дверь, она видела, что Аська, задрав одну ногу на стену, вдохновенно распевает:

— Ка-я-койцики мои, цетики степные сьто гьядите на меня незьно га-ю-бые…

Ты почему не спишь, солнышко?

Мамоцька, закази казьку.

Тебе уже папа рассказывал.

Неть, эту не зяказивал.

Какую?

Из мамы Аська могла выудить истории подлиннее. На этот раз она попросила “Терем-теремок”, вслед за которым следовал “Колобок”. Задолго до того, как Колобка слопали, Эмма уже спала.

С дедом было проще, потому что дед хоть сказок и не помнил, но зато все знал про звезды и луну, про солнце и разные планеты, о которых мог рассказывать часами. Аськин дедушка был астроном. Астроном — это когда все время смотрищь на небо в огромную трубу, а там маленькие звездочки становятся большими и яркими. Дедушка так долго смотрел в эту трубу, что нашел на небе место, где было много-много звезд, которые еще никто и никогда не видел. Это место даже назвали дедушкиным именем — Григорий Игнатьевич Остроумов. Аська очень любила его рассказы, потому что это было даже интереснее и длиннее чем сказки. Просыпался Григорий Игнатьевич от того, что Аська пальчиками открывала его глаза:

— Деда, сьпать на тульцике низзя, иди лозись в кьяватку.

Когда в комнате, где дедушка с бабушкой спали вместе с Аськой, появлялась Людмила Ивановна, Аська как “ванька-встанька” прыгала в кровати, держась за ее спинку.

— Это что такое? — грозно спрашивала бабушка. — Это что за физкультура по ночам? Немедленно всем спать!

Спорить с Людмилой Ивановной было бесполезно. Тем более, что сказки ее были неинтересные — все там болеют, всех там лечат и делают уколы, а вот по мягкому месту получить можно было запросто. Аська сразу ныряла под одеяло. Она, правда не понимала, кому это “всем немедленно спать”, потому дедушка уже давно спал в своей кровати и даже чуточку похрапывал, а папа с мамой уснули еще до дедушки. Подождав, пока бабушка ляжет и погасит свет, Аська снова вскакивала и начинала маршировать по кровати.

— Яз, два, тьи, цетые, пять — высел зяйцик пагуять. — с чувством декламировала она, косясь на бабушку. Бабушка спала.

— Идет бицок, кацяется… — пробовала она, но никто ее уже не видел и не слышал. Сообразив, что, зрителей нет, Аська печально произносила:

— Мами нету, папи нету, деда хьяпит, баба пит. Покойной ноци, маиси!

Помахав ручкой она затихала, ложилась на правый бочок и засыпала блаженным сном.

Куда исчезало колечко

Утром, уходя на работу, дедушка с бабушкой всегда Аську целовали. Делали они это по-разному. Григорий Игнатьевич быстро-быстро пробегал губами по Аськиной щечке сверху вниз — па-па-па-па. Бабушка целовала крепко в шейку — уу-мм. От нее всегда пахло вкусными духами и разными невкусыми лекарствами. Обычно деда и баба старались не будить Аську, которая к тому времени уже и не спала. Но иногда…

— Асенька, — говорила Людмила Ивановна ласковым-преласковым голосом, — ты уже проснулась?

— Ну вот, опять, — с досадой подумала Аська, потому что после такого бабушкиного голоса Аське приходилось расставаться с какой-нибудь игрушкой, или книжкой, или и тем и другим вместе. Просто бабушка относила Аськины игрушки и книжки на работу своим “разбойникам”, то есть больным детям. А если у бабушки появлялся совсем больной ребенок, то она забирала у Аськи и вовсе новые игрушки. Аське это порядком надоело. Она не была жадиной, но ей же никогда не приносили вот так игрушки. То, есть ей, конечно, их дарили, но их вовсе даже не отбирали у других детей, а покупали в магазине.

Еще больше Аське не хотелось расставаться со своими книжками… Правда, буквы Аська еще не знала — ей только-только должно было исполниться три года — но зато постоянно заставляла всех ей читать, а поэтому знала почти все книжки наизусть. Не успеет она наиграться игрушкой или выучить книжку, как бабушка начинала их у Аськи выпрашивать, а потом брала и уносила. Вот папа и дедушка никогда так не поступали. Но, если Аська не хотела что-нибудь отдавать, то они ее тоже сразу начинали стыдить, и все получалась так, что вроде Аська еще и во всем виновата.

Сегодня бабушка говорила особенно ласковым голосом:

— Асенька, ты уже наигралась своим обеденным сервизом?

Обеденный сервиз! Ничего себе! Аське ведь его купили совсем недавно! Там были и кастрюльки, и сковородки, и тарелки и еще много-много других вещей, которые Аське и самой были очень нужны. Ну ладно бы попросила кастрюльку, или даже чашки, а тут взять и отобрать целый сервиз! С этим Аська категорически не могла смириться. Но тут опять все как начали петь: ”и что это такое, и как тебе не стыдно, и какая ты жадная, а там тяжело больная девочка, у которой нет игрушек, потому что у нее есть только одна бабушка” и еще наговорили “сорок бочек всего”, как говорит мама. Воообщем, получалось так, что если Аська добром не отдаст то, что требовала бабушка, то нет на свете ребенка страшнее нее. Девочку и вправду было жалко. Только поэтому Аська, скрепя сердце, согласилась отдать весь сервиз. Ну почти весь, потому что она все же оставила себе супницу, чайник и газовую плиту. С этим ну никак невозможно было расставаться!

Аська так расстроилась из-за того, что все ее стыдили, что на некоторое время даже забыла про свой сон. А сон у нее был чудесный! К ней на белом крылатом коне прилетел Волшебник. На нем был блестящий розовый плащ, на голове серебряная остроконечная шапочка, а в руках волшебная палочка. Аська знала, что это вовсе даже сон, и, что она спит, но в этом сне все происходило как бы взаправду. Волшебник протянул Аське руку, и в ней она увидела колечко. Колечко было с большим красным камушком и все переливалось на солнце. У Аськи дух захватило от такой красоты.

Это мне? — прошептала, не веря своим глазам, Аська.

— Тебе, Ася, тебе, — произнес Волшебник, улыбаясь, — бери. Ты ведь давно хотела иметь такое, правда?

Пъявда, — восторженно прошептала Аська.

Волшебник оказывается знал про эту заветную Аськину мечту именно о таком колечке! Она протянула руку, и Аськина мечта скатилась к ней в ладошку. Аська не могла отвести от колечка завороженного взгляда.

— Спасибо, даягой Волшебник! — сказала она, оторвавшись от подарка, но ни Волшебника, ни его коня уже не было и в помине.

Утром, еще до бабушкиного голоса, Аська проснулась и раскрыла, зажатую в кулачок, ручку, надеясь хорошенько рассмотреть свое сокровище, но там ничего не было. Аська, поискав кольцо в постели, очень огорчилась. Это потом она еще больше расстроилась из-за сервиза, так, что даже позабыла про свой сон. Теперь, вспомнив его, Аська решила, что, когда Волшебник снова придет и даст ей колечко, а в этом она ну ни капельки не сомневалась, она сразу наденет его на пальчик, и тогда оно никуда не закатиться.

Волшебник снова появился в Аськином сне… Не сразу, правда, а через какое-то время. И снова он подарил Аське колечко. На этот раз она успела поблагодарить Волшебника и тут же надела колечко на пальчик Кольцо оказалось впору, а Аська вдруг подняла руки и полетела. Летела она высоко, под самым Солнцем вдоль берега синего-синего моря, которое накатывало на золотой песок, а на Аськином пальчике сверкало заветное колечко.

Утром Аська поспешила побыстрее проснуться, чтобы убедиться, что колечко на пальце. И снова кольца не оказалось.

— Как же так, — думала Аська, чуть не плача, — не могло же оно слететь так легко с пальца? Куда же оно все время пропадает? Надо что-то придумать, чтобы удержать кольцо.

И вот, что Аська придумала. Когда Волшебник прилетел снова и снова подарил Аське колечко, она его быстро спрятала под себя и поплотнее улеглась на него. Всю ночь Аська старалась не шевелиться, чтобы не упустить подарок Волшебника, а утром еще спросонья быстро пошарила рукой под попкой. Каково же было ее удивление, когда она опять не нашла ничего.

На Аськин рев сбежалась вся семья. Никто ничего не мог понять, все друг друга спрашивали, почему ребенок с утра вопит. Бабушка стала ставить градусник, папа — щупать живот, дедушка бегал вокруг кровати и кричал, что родители совсем забросили ребенка, а мама отвечала, что или она пишет диссертацию, или сидит дома с ребенком. Прошло сто часов, пока Аська угомонилась и рассказала про свой сон. Тут все, вместо того, чтобы пожалеть Аську, стали смеяться. Еще сто часов они хохотали, пока не пришла Глаша, Аськина няня. Аську все поцеловали, сдали Глаше и ушли. Аська думала, что Глаша ее пожалеет. Глаша Аську, конечно, пожалела, но после того как долго-долго смеялась.

А еще через месяц был Новый Год и Аськин день рождения. Ей исполнилось три года. Аське подарили много разных игрушек и книжек, а мама испекла большой торт. Аську поставили на стул, и она стала читать свои любимые стихи. Потом взрослые стали загадочно улыбаться. Тут в комнате появился папа. На нем был блестящий розовый плащ, на голове серебряная остроконечная шапочка, а в руках волшебная палочка. Папа протянул Аське руку, а в ней…, в ней лежало колечко со сверкающим красным камнем.

Жила-была курочка Рябушка

Раздался звонок, и Аська поплелась за Глашей в коридор. Глаша открыла дверь, и в квартиру важно вошла курица.

— Господи Иисусе! Опять! — перекрестилась Глаша, — я-то думала, что этот зоопарк прекратился, а они никак не угомоняться. Что за люди, ну что за люди! — запричитала Глаша и пулей выскочила на площадку. Никого там уже не было и в помине, а только хлопнула внизу дверь лифта.

Аська курице вовсе не удивилась. В их доме случалась и не такое. Глаша все время что-нибудь находила под дверью — то мешок картошки, то банки с огурцами, то пакеты с яблоками и еще многое другое. Не бросали только игрушки, ни разу еще не было. А жаль — лучше бы игрушки приносили, или на худой конец, книжки. Бабушка с папой потом все эти пакеты на работу уносили. Аська сначала никак не могла взять в толк, зачем какие-то люди бросают под дверь разные вещи и тут же убегают, когда можно позвонить, поздороваться и вежливо предложить, ну например кулек с мороженым или шоколадки.

Потом уже она поняла, что это вылеченные больные так приносят подарки, а бросают их под дверь потому, что знают, что папа с бабушкой их будут ругать, а потом попросят немедленно все унести обратно. По мнению Аськи папа с бабушкой ну совсем не жалели людей — только они поднимут на пятый этаж всякие там мешки, как снова надо было тащить их обратно.

Она помнит, как один раз пришел какой-то дядя, сказал культурно “здравствуйте, спасибо за все, доктор” и протянул папе большой пакет. Тут папа как рассердится, как замашет на него руками да “как вы можете, да как вам не стыдно, сейчас же заберите все это обратно…”. Дядя испугался, говорит “вы мне жизнь спасли, ночи не спали…”. В общем, дядька убежал, а утром возле двери тот самый пакет нашли.

Когда Петр Аркадьевич с Людмилой Ивановной приходили домой и видели все эти мешки, поднимался страшный шум. Бабушка кричала, что это папины больные тащат, а папа отвечал, что это делают бабушкины обезумевшие от радости родители ее разбойников.

— Мои родители?! — возмущалась бабушка, а кроликов кто приволок? Тоже мои родители?!

Папа вздохнул — кролики были его. То есть папа тут был ни при чем, потому что кроликов подбросил кто-то из его больных, то есть уже здоровых. Это папа потом узнал.

В тот раз, когда Аська с Глашей опять пошли открывать дверь, они обнаружили большой мешок, в котором что-то шевелилось. Глаша, конечно, испугалась, мешок брать не хотела, пусть, говорит, здесь постоит. Но Аська сказала, что нельзя всякий мусор оставлять на общей площадке. В общем, забрали они мешок в квартиру да и открыли его — очень уж интересно было, что там копошится? А из мешка как поскакали кролики, как распрыгались по всей квартире! Глаша, Аська и Чарлик так и приросли к полу! Когда они пришли в себя, кролики куда-то исчезли. Тут они стали бегать, искать кроликов. Чарлик носился по квартире вместе с ними и возмущенно лаял. Кроликов он находил сразу, но пока Аська с Глашей ловили одного, другие успевали куда-то исчезать.

Когда бабушка пришла с работы, Глаша с Аськой без сил сидели на полу, в мешке прыгал один единственный кролик, а Чарлик с визгом носился по дому.

— Что здесь происходит? — удивилась Людмила Ивановна.

— М-м-мы кьеоликов ловим… — пробормотала Аська. Она до сих пор еще плохо выговаривала букву “р”.

— Кро-ли-ков?! — бабушка открыла рот и чуть не упала со стула.

— Да, — мрачно сказала Глаша, — кроликов. Одного вон поймали, а остальных найти не можем — пропали.

— Ага, — кивнула головой Аська и сокрушенно развела руками, — совсем пьяпали.

Тут бабушка икнула и стала накапывать себе в стаканчик лекарство. В это время пришел папа и увидел, что все сидят на полу, Чарлик лает, а бабушка икает. Аська с Глашей и ему рассказали про кроликов. Папа почему-то тоже открыл рот, сказал “кро…” и молча уставился на кролика, ни откуда возьмись выпрыгнувшего из-под дивана. Тут пришли мама с дедушкой, узнали про кроликов, но удивиться не успели, потому что стали спасать бабушку с папой, которые ну совсем не могли говорить.

Когда, они, наконец, снова стали разговаривать, вся семья кинулась ловить кроликов.

— Господи, — стонала мама, — сколько же их было?

— Много, — авторитетно заявила Аська, — штук несколько.

— Как это “штук несколько”? Глаша, ты хоть можешь мне сказать, наконец, сколько было кроликов?

— Да кто их знает, Эммочка, мы ж их пересчитать не успели — они сразу разбежались кто куда, — вздохнула Глаша, а потом добавила — Кажется штук пять или шесть…

— Кажется, кажется… — проворчал дедушка, залезая под кровать и вытаскивая оттуда очередного кролика.

Часа через три всех кроликов переловили, накормили, напоили и посадили на лоджию в большую коробку с крышкой и дырками. Наутро папа забрал кроликов и отнес в соседнюю школу — в живой уголок.

Потом опять, то из-за папы, то из-за бабушки несколько раз входили разные животные и даже коза была. Петр Аркадьевич с Людмилой Ивановной опять из-за них сильно ругались, а потом папа отводил их в живой уголок.

Курица, которая сегодня вошла в квартиру, была чудо как хороша! Золотисто-коричневые перья заканчивались черными треугольничками на крыльях и белыми на хвосте. Хохолок и бородка у нее были красные, а кудахтала она нежно-нежно: “кудах-тах-тах”. Аська осторожно погладила Рябушку — это она уже дала ей такое имя — по крыльям и сказала:

— Я тебя никому не отдам.

Глаша поахала, поохала, отнесла Рябушку на лоджию, привязала ее длинной веревкой за ногу к гвоздику и накормила зерном. Курица быстро освоилась и важно уселась на подстилку, которую принесла для нее Глаша.

Когда все пришли и стали решать, куда девать курицу, Аська вдруг тихо заплакала — ни за что на свете она не хотела расставаться с Рябушкой. Ее глазки смотрели так печально, что все Аську пожалели и решили оставить курицу дома.

— Но это в первый и последний раз, — строго сказали папа с бабушкой, — а теперь — марш в постель!

Утром в воскресенье Аська побежала к Рябушке объявить о решении семейного совета. Курица медленно прогуливалась по шкафам, стоящим на лоджии.

— Куячка, пожалуйста, слезай, — вежливо попросила Аська, видя такой непорядок.

Но курица, не обращая внимания на Аську, продолжала свою прогулку.

— Я кому гаяву, слезай, — прикрикнула на нее Аська.

Вдруг Рябушка перелетела со шкафа на подстилку, присела и …снесла яичко, да не золотое а простое. Аська захлопала глазками и потрогала его пальцем — яйцо было белое, большое и совсем еще теплое.

Рябушка жила у Аськи долго-долго и каждый день несла для нее новое яичко.

Все мы песни перепели

— Эмик, тебе не кажется, что надо заняться музыкальным развитием ребенка? — сказал как-то за ужином Петр Аркадьеви жене.

— Не кажется, — сказала Эмма Григорьевна.

— Почему? — удивился папа.

— Потому что у Аськи совершенно нет слуха, — ответила мама.

— Но слух можно развить, — не унимался папа.

— Можно, но не у нашего ребенка. Здесь случай совершенно безнадежный, — вздохнула Людмила Ивановна.

— Как это совершенно безнадежный, ведь надо же проверить, — настаивал Петр Аркадьевич.

— Не надо. И так все ясно — у Аськи отягощенная наследственность, — сказал дедушка.

— Деда, что такое “тященая левенность”? — встряла Аська.

— Это значит, солнышко, что ты очень похожа на своего папу, — объяснила бабушка.

Аське очень понравилось, что она похожа на папу. Она и врачом станет как папа. Но тут папа как рассердится, опять замахал руками, говорит “да что вы понимаете, мой прадед был придворным певцом у царя, даже учился в Италии, а у меня самого тоже слух есть, только скрытый, может и у Аськи такой же”.

— Так может мы лучше сначала твой слух разовьем? — спросила мама.

Папа разозлился и ушел к себе в комнату. Аська и не поняла вовсе, почему папа рассердился на то, что она так на него похожа. Эмма Григорьевна вздохнула, взяла Аську за руку и сказала:

— Пойдем, дочь, поищем еще раз твой слух.

Искать слух мама с Аськой пошли в большую комнату, где стояло мамино старинное пианино с большими подсвечниками. Оно досталось маме от ее бабушки — дедушкиной мамы, а той оно досталось от ее бабушки. А у кого оно было совсем до этих бабушек Аська уже и не знала. Зато мама так красиво играла на этом пианино. Мама у Аськи была ну совершенно необыкновенная. Таких мам, наверное, нет ни у кого.

Людмила Ивановна думала, что у нее обязательно родится мальчик, но родилась дочка Эммочка. Наверное потому, что бабушка долго думала про мальчика, мама тоже стала думать, что она мальчик и не стала играть в куклы. Аська тоже не играла в куклы. Впрочем, она в них играла, когда надо было их вылечить, то есть разрезать им животики. Поэтому все Аськины куклы были с распоротыми животами. Зато мама, как и Аська любила всякие палки, ножики, камушки. Вот мамина младшая сестра Алина целый день возилась с куклами и шила им всякие там платья и чепчики. А еще мама лазила по деревьям и сильно дралась с мальчишками, и поэтому бабушка все время “высняла отношения ” с их родителями. Приводит какая-нибудь тетя своего сына к Людмиле Ивановне и кричит:

— Ваша доченька опять избила моего мальчика! Смотрите — у него весь нос в крови!

— Какой ужас, — говорила бабушка, — надо немедленно обработать рану, — и шла за иодом.

— Вы лучше правильно воспитывайте свою дочь! — кричала тетя.

— Эмик, почему ты опять дралась? — строго спрашивала маму Людмила Ивановна.

— Мамочка, но он же бил маленького Ваньку! — со слезами на глазах отвечала Эмма.

— Вот видите как я правильно воспитала дочь, — говорила Людмила Ивановна, смазывая мальчику ободранный нос иодом, — она не позволяет обижать слабых.

Эта тетя уходила, а на следующий день приходила другая с подбитым глазом, то есть это ее сын был с глазом, и все начиналось сначала.

Бабушке все это надоело и она отдала маму учиться музыке, чтобы мама стала культурной девочкой. Мама сразу стала культурной и драться стала редко, потому что времени на это уже не хватало. А потом она закончила целых два института сразу — по музыке и тот, где учат много-много языков, но ей больше нравилось, когда много разных языков. Она и после института, до сих пор всякие книжки умные про эти языки пишет. А играет мама на пианино так, что заслушаться можно. Ее и папа полюбил, когда на концерте за роялем увидел.

Ну, в общем, стали Аська с мамой спрятанный слух искать. Села мама за пианино, ударила по белым клавишам, пропела “д-о-о, р-е-е, м-и-и, ф-а-а” и попросила Аську повторить. Аська повторила. По ее мнению даже очень хорошо вышло, во всяком случае громко и с выражением. Маме почему-то не понравилось и она попросила повторить. за ней еще раз. Аскька опять старательно все пропела. После того как Аська повторила в третий раз Чарлик под диваном стал жалобно скулить, а после четвертого раза прибежали испуганные папа, дедушка и бабушка С выпученными от ужаса глазами они стали спрашивать, что случилось с ребенком и почему он так истошно воет на весь дом.

— Ничего не случилось, просто мы занимаемся музыкальным развитием ребенка, — сказала мама.

— Ну да, слух ищем, — объяснила Аська.

Тут все стали хохотать. Когда все отсмеялись, папа предложил позвонить нашей соседке Айрумовой Зинаиде Модестовне. Она училась вместе с мамой музыке, а теперь сама детей учит. У Айрумовых вообще все в семье музыкой занимаются. Может они знают что-нибудь особенное, чтобы таких как Аська петь или играть на пианино научить. Зинаида Модестовна сказала пусть Аська выучит какую-нибудь песенку, а потом приходит к ней.

Папа нашел какую-то книжку с детскими песенками и нотами. Мама снова села за пианино, спела песенку про какого-то комара и все стали ее разучивать. Аська слова “Комарочка” выучила быстро и стала их петь:

— Ну как ты поешь? — возмутился папа, — песню надо петь, а не декламировать. Это же не стихи. Вот послушай:

Папа пел хорошо, мама даже долго смеялась, а вот Аська понять не могла, какую ей песню учить: ту что они разучили с мамой или ту что спел папа, и почему у этих разных песенок слова одинаковые. Когда она это спросила, папа опять рассердился:

— Ты что не слышишь, что ли, что это одна и та же песня, а не разные? — и папа опять запел.

На этот раз песенка у папы получилась и вовсе другая, но опять с теми же словами. Аська совершенно запуталась в этих песнях, а мама перестала играть, закрыла лицо руками и вся тряслась от смеха. Потом пришла бабушка и сказала, чтобы папа сейчас же прекратил это безобразие, потому что у них с дедушкой от папиного крика расколятся головы. Аська как только представила деду с бабой с лопнувшими головами так испугалась, что сразу забыла все слова. А тут еще Чарлик как зарычит, схватил папу за штанину и давай его оттаскивать от пианино. Дело кончилось тем, что папа снова на всех обиделся, сказал “учите без меня, раз вам не нравиться как я пою” и опять ушел к себе в комнату.

В общем, Аська с мамой выучили “Комарочка” и “Чижика-пыжика”, а на следующий день всей семьей пошли к Айрумовым проверять Аськины музыкальные способности.

Сначала, пока Аська пела разные там ноты, все сидели и слушали, а когда дело дошло до песен, то дедушка с бабушкой и все Айрумовы сразу куда-то заторопились и быстро убежали из комнаты. Зинаида Модестовна долго Аську не мучила, повернулась на крутящемся стуле к папе с мамой и спросила:

— Эммочка, может Аську в спортивный кружок записать?

— Какой еще кружок? — спросил папа.

— Ну, любой, самбо, например, — улыбнулась Зинаида Модестовна.

— При чем здесь самбо? Я хочу, чтобы моя дочь занималась музыкой, — опять не унимался папа.

— Музыкой Аське заниматься противопоказано. — ответила Зинаида Модестовна, — она абсолютно безнадежна.

— Это почему же? — спросил папа.

— Отягощенная наследственность, — вздохнула Зинаида Модестовна и как-то очень хитро посмотрела на папу.

Воришка, который живет на крыше

— Просыпайся, доченька, пойдем встречать Весну! — весело сказала мама и раздвинула шторы.

Аськину комнату заполнил яркий теплый свет, и тут же в ней запрыгало много-много солнечных зайчиков. Они развесились на стеклянных дверцах шкафов, потолке и даже на чашке с водой. Зайчики скакали с места на место, обгоняли и сливались друг с другом.

Аська еще не знала как выглядит Весна. Другие времена года она уже знала. Лето всегда приходило на дачу. С собой оно приносило жгучее солнце, от которого кожа у всех становилась сразу красной, яркие цветы на клумбах, покрытых зеленой травкой, малину с клубникой, сочные яблоки и целую тучу вредных кусачих комаров. и надоедливых мух.

Потом, через много-много дней, они с дачи уезжали в город. Это, думала Аська потому, что все ягоды и яблоки уже съели, цветы на клумбах завяли, солнышко все время загорожено большими серыми тучами, а с неба целыми днями льется вода. Аське это очень не нравилось. Мухам и комарам такая погода, видать, тоже была не по вкусу, потому что они куда-то совсем пропадали.

Но мама сказала, что так приходит Осень, и повела Аську в парк. И тут Аська увидела, какая Осень красивая! У Аськи, наверное, и карандашей в коробке не хватило бы, чтобы так раскрасить альбом! Одни деревья были еще зеленые, другие — уже совсем желтые. На некоторых деревьях листья были коричневые с желтыми прожилками, а были деревья и вовсе оранжевые, ярко красные или даже бордовые. Когда дул ветер, разноцветные листочки срывались с ветвей, оставляя их совсем голыми, поднимались в воздух и плавно падали на землю. Мама объяснила, что деревья так готовятся к Зиме. Она укутает их белым снегом, под которым корни деревьев будут спать до Весны.

И правда, к тому времени, когда стало очень холодно, и на Аську надели теплый меховой комбинезон, деревья стояли уже совсем раздетые. А потом повалили с неба белые пушинки, и с ними вместе к Аське пришла Зима. Она понаделала из снега большие сугробы и ледяные горы, с которых Аська каталась на санках. Аська уже знала, что зимой наступает Новый Год. В доме появляется елка, наряженая красивыми игрушками, и Дед Мороз приносит подарки. А еще зимой был Аськин день рождения.

Когда они с мамой вышли на улицу, Аська зажмурилась от яркого солнца. Пока мама не сказала, что надо встречать Весну, Аська не замечала, как сугробы снега куда-то сами собой пропали — вместо них были большие лужи и текли быстрые ручейки. А под деревьями уже была зеленая травка! В парке, где они обычно гуляли, мама наклонила большую ветку дерева, и вдруг Аська увидела на этой ветке почки. Половина этих почек уже была приоткрыта, и отдуда появились маленькие зеленые листики. Деревья были живые!

Значит Весна — это вроде как Волшебная палочка: к чему прикоснется, то и оживает! — подумала Аська и очень обрадовалась.

— Поздравляю с наступлением Весны, мое солнышко! — засмеялась мама и стала кружить Аську по парку.

Когда Аська с мамой возвращались домой, то возле своего подъезда увидели соседку Марью Семеновну. Она размахивала руками и что-то очень громко рассказывала собравшимся вокруг нее слушателям.

— Здрасьте, Марь Семенна, — сказала мама и хотела было пройти мимо, но вдруг Аська встала перед соседкой как вкопанная. Уж больно Аське интересно было узнать, почему Марья Семеновна так таращит глаза и почему она такая вся красная-прекрасная.

— Что ж ето делается а, товарищи! — кричала Марья Семеновна страшно вращая глазами. — Два дня назад положила я на балкон батон копченой колбаски идесяток яиц в мисочке, а вчерась пошла за яичком, гляжу — колбаску мою ктой-то поел, а в миске двух яиц нету!

Аська сосредоточенно смотрела на свои обе ладошки, пытаясь прикинуть на растопыренных пальцах, сколько же яиц осталось у бедной Марьи Семеновны, когда два исчезли, как тут Марья Семеновна сказала и вовсе удивительную вещь:

— А сегодня пошла опять на балкон, а там лежить только пол-колбасы и всего шесть яиц! Кто же это, я вас, граждане спрашиваю, с балкона на пятом этаже воруеть у пенсионеров продукты питания, а?! Куды только наша милиция смотрить, а? Три дня меня обкрадывають, а они хулюгана найтить не могут, а?! — причитала Марья Семеновна, вокруг которой уже стала собираться толпа.

Граждане сокрушенно кивали головами, сочуствуя Марье Семеновне, как вдруг раздался звонкий Аськин голосок:

— А может, яйца взял Кайсон?

Все, раскрыв рты, уставились на Аську, которую только сейчас заметили.

— Какой такой Кайсон? — оторопело спросила Марья Семеновна.

— Да не Кайсон, а Кайсон — объяснила Аська, — ну тот котоий живет на къише.

— Это она говорит про Карлсона, который живет на крыше — вмешалась Эмма Григорьевна.

— Батюшки светы! — перекрестилась Марья Семеновна, — ну ты подумай, ну что за милиция, а! На нашей крыше какой-то Карлон живеть, а они бездельники, даже не знають ничего. Надо участкового вызывать — пущай чердак проверить!

— Не надо участкового, — попросила мама, — Карлсон у Малыша на крыше живет, то есть жил…

— А чего он на нашу крышу перелез, пущай идеть к своему Малышу. Тот, видать, тоже такой же ворюга, как и этот Карлон. — рассердилась Марья Семеновна.

— Они не воюги, а очень хоёшие и веселые, они всем помогают, — обиделась Аська.

— Видите ли, Марья Семеновна, — давясь от смеха объяснила мама, — Карлсон и Малыш — это герои детской книжки. Их писательница одна придумала, а остальное — Аськины фантазии…

— Ничего себе фантазии! А кто ж яйца воруеть? — расстроенно спросила Марья Семеновна.

— Ну… я не знаю, — растерялась Эмма Григорьевна и увела побыстрее Аську домой.

На следующее утро Аська отправилась на лоджию рассказать курочке Рябушке о горе Марьи Семеновны. Рябушка выслушала Аську внимательно, слегка наклонив набок голову и удивленно кудахтая. Потом Аська стала смотреть на балкон Марьи Семеновны, но ничего особенного там не происходило. Колбасы и яиц на балконе не было, их, наверное, Марья Семеновна сразу съела, чтобы не украли, зато стояла большая коробка с тортом, перевязанная бечевкой. Аська задумалась, почему это у Марьи Семеновны все продукты лежат на балконе, а не в холодильнике, но решив, что понять это она все равно без взрослых не сможет, Аська подежурила еще немного и собралась было уходить как вдруг она увидела, что на стол с тортом прилетела большая ворона!

Аська даже присела от неожиданности, а потом быстро побежала всех звать.

— Я нашла воишку! Я знаю, кто укьял яйца! Скоей, скоей все идите на балкон! — радостно вопила она.

Когда все прибежали на лоджию, ворона уже разгуливала по столику Марьи Семеновны, заглядывала ей в комнату и воровато озиралась по сторонам. Не заметив ничего худого, она боком приблизилась к торту и потянула клювом за конец бечевки. Отодвинув в стороны рязвязавшиеся концы, ворона попрыгала вокруг коробки, поддела снизу клювом крышку и …ловко сняла её с торта! Так же ловко она скинула с торта и бумажку, которую обнаружила под крышкой. Вся Аськина семья, разинув рты от удивления, боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть птицу. Деловито обойдя вокруг своей добычи, ворона попробовала торт Марьи Семеновны. Торт ей не понравился. “Наверное был невкусный”, — решила Аська, потому что ворона его есть не стала, но зато решила скрыть следы своего преступления, накрыв торт снова бумагой и пытаясь водрузить обратно крышку от коробки. Это ей не удалось, да и вообще надоело столько времени возиться с невкусным тортом. Ворона еще раз покосилась хитрым блестящим глазом на окно Марьи Семеновны, крикнула “карл — карл — карл” и улетела на крышу.

— Я же вам гаявила, что это Кайсон! — обрадованно завопила Аська, и прежде, чем все успели закрыть рты, она выбежала на лестничную площадку и начала кулачками барабанить в дверь Марьи Семеновны.

С дедом весело шагаем. И куда придем не знаем

Аська, распевая стихи, радостно прыгала на одной ножке по квартире:

У нее было целых две причины для веселья. Во-первых. она помирилась с дедой, а во-вторых они собирались идти гулять. Это у них с Григорием Игнатьевичем называлось “бродить” или “идти туда, не знаю куда”. А попадали они с дедом в самые неожиданные места.

Один раз они попали в Зоопарк, где Аська встретила животных, которых раньше видела только на картинках. Больше всего ей понравился дом, где жили крокодилы и всякие змеи. Они были ужасно страшные, зубастые и ползучие, и Аська очень обрадовалась, что их держат в клетках и прозрачных ящиках. Еще она запомнила обезьян. У них были грустные глаза, и они все время корчили рожи. Правда, сперва Аська удивилась и спросила у дедушки, почему дядя Коля — их сосед с первого этажа — решил жить в этой клетке, если у него есть своя квартира, но потом поняла, что не может дядя Коля так здорово скакать с ветки на ветку, потому что дядя Коля даже ходить не может и спит все время возле мусоропровода.

Слоны Аське понравились потому, что всё умели делать длинным носом. Деда сказал, что это называется хобот. Дома Аська тоже попробовала все делать носом, но ничего хорошего у нее не вышло — удалось только тарелку с борщом опрокинуть на себя, а дед объяснил, что у человека есть для этого руки и голова, чтобы правильно соображать. Зато медведей Аська сразу невзлюбила: они были страшные попрошайки и все время, стоя на задних лапах, что-нибудь выпрашивали.

В другой раз Аська с Григорием Игнатьевичем забрели в Ботанический сад. Каких только цветов и деревьев здесь не было! Таких даже у них на даче нет. А самые интересные растения жили в огромном стеклянном доме. Дед сказал, что он называется Зимний сад, или Оранжерея. Здесь росли огромные пальмы с растопыренными, как пальцы, листьями, колючие кактусы ростом выше дедушки, утыканные необыкновенными цветками, точь в точь как на бабушкиных шляпах, высокие деревья с большими желтыми, синими, красными цветами и много-много другого. В этом доме было очень тепло, вкусно пахло, где-то журчала вода и пели птички. “Вот, наверное, так живут добрые феи”, — решила Аська.

Но самое интересное было тогда, когда они с дедом “пошли туда, не знаю куда”, а попали в Планетарий. Сначала Аська и не поняла, где они оказались: окна в помещении были разноцветные, стояли какие-то большие круглые шары, а на стенах висели разные непонятные картинки вроде каля-маля. Зато когда они вошли в зал, сели в кресла, и погас свет, над ними вдруг появилось настоящее ночное небо со звездами! От такой красоты у Аськи даже дух захватило! Потом дядя сказал, что звезды называются Планетами. Они ходят по небу, а некоторые из них даже могут иногда куда-то падать. Небо постепенно задвигалось, навроде карусели, и Аська узнала, что оказывается это не Солнышко ходит туда-сюда, а Аська и все люди вместе с Землей вертятся вокруг него. Пока Аська думала, почему люди и дома не падают с круглой Земли, если они все крутятся, небо начало постепенно делаться все светлее, и вдруг ниоткуда возьмись появилось Солнышко. Это значит наступил новый день. Аська и не поняла как это она так быстро попала в другой день, что даже еще проголодаться не успела и спать не ложилась. Но деда сказал, что Планетарий придумали люди, чтобы рассказывать, как все устроено на небе.

А потом случилось и вовсе необыкновенное. Деда взял Аську за руку и привел на самый верх. в большую комнату, где была огромная труба. Одним концом труба торчала в большом открытом окне, а другим смотрела прямо на Аську.

— Вот это, внучка, и есть телескоп! — сказал Григорий Игнатьевич, — вот таким телескопом я смотрю на звезды. Хочешь полюбоваться?

Еще бы не захотеть посмотреть в настоящий телескоп! Аська заглянула в трубу и обалдела: маленькие звездочки вдруг стали большими, яркими и были так близко, что хотелось дотронуться до них рукой! Звезды сверкали и переливались необыкновенным светом. “Какая же красивая работа у дедушки”, — думала Аська. Но тут одна из звезд вдруг как покатиться прямо с неба вниз на Аську! Аська испугалась, что она попадет ей прямо в глаз, и отскочила от трубы. Григорий Игнатьевич засмеялся и сказал, чтобы Аська не пугалась — звезды очень-очень далеко.

Куда они пойдут бродить сегодня, Аська еще не знала, но зато она теперь снова дружит с дедушкой! Как получилась их ссора с дедом она и не поняла. Все началось с бумажных голубей.

Папа научил Аську и Инночку — дочку Зинаиды Модестовны — делать из бумаги голубей. Ну они и стали их запускать сначала по квартире, а потом решили кидать с лоджии — с пятого этажа бумажные птички летели долго и красиво, как настоящие голуби. Вобщем, кидали они с Инкой птичек и не заметили как бумага вся закончилась. Тут Инка говорит: “Давай еще птичек сделаем”. Тогда-то Аська и решила взять немного бумаги у дедушки. Там в кабинете на его письменном столе в несколько рядов лежали целые стопки. На них, правда, было что-то написано, но во-первых в их доме на всех бумагах всегда что-нибудь написано, а во-вторых Аська решила, что если она возьмет немного листочков, то ничего страшного не будет — вон их у дедушки сколько.

А вечером Григорий Игнатьевич пришел в кабинет, да как зарычит:

— Что происходит?! Где страницы из моей новой книги?!

Потом прибежал в большую комнату, руками размахивает. Тут Аська ему и говорит, что они с Инкой взяли у него немного листочнов для голубей — у них ни одного не осталось, а у деда их много. Чего ж он жадничает. Тут деда опять как зарычит:

— Жадничаю?! Много листочков у меня, видите ли?! Да это же моя книга, над которой я три года работал! Я тебе сейчас покажу как птичек из нее делать, я тебе сейчас всыплю по первое число!

Аська не знала, какое сегодня число и что такое ”всыпать”, но подозревала, что это будет очень больно. К тому же и думать было некогда — деда со страшным лицом бегал за ней вокруг стола. Аська уворачивалась как могла и тут случилось невероятное… Когда на страшный Аськин вопль “спасите дедушку” сбежалась вся семья, Григорий Игнатьевич на четвереньках, грозно вращая глазами, переползал через обеденный стол, пытаясь схватить Аську, а та стояла как вкопанная и звала на помощь. Пока дедушку снимали со стола и успокаивали, Аська успела спрятаться под диван к Чарлику, откуда они оба, вытаращив глаза, стали наблюдать за всем происходящим.

Потом Григорию Игнатьевичу дали лекарство, чтобы успокоился, Глашу послали во двор собирать дедушкину книжку, то есть птичек, Аську выволокли из-под дивана и наказали, а дед ей объявил бойкот — перестал с ней разговаривать и вообще не обращал на нее внимания. Ну, то есть вроде Аськи и нет нигде совсем. Этого Аська перенести не могла! Сегодня она пошла к деду и сказала, что никогда-никогда не будет делать голубей из дедушкиных книжек! Из других может еще и подумает, а вот из его — никогда!

Аська, ты готова? — услышала она голос Григория Игнатьевича и счастливая побежала в коридор одеваться.

Ура!!! Путешествие начиналось!..

Хороша каша, да не наша

Аська делала очередную “операцию” пластмассовой кукле. В данный момент она приделывала ей ногу. Нога была от другой куклы, и никак не желала вставать на место. Аська сосредоточенно раздумывала как привертеть игрушке конечность, как вдруг из кухни раздался бабушкин голос:

— Асенька, мой руки — пора есть.

Именно с этих слов четыре раза в день начинались Аськины мучения. Ну не любила она есть и все тут! И зачем только взрослые придумали все эти глупости: мой руки, садись за стол, клади в рот еду, жуй, глотай, чисть зубы, а потом все сначала. Надоело! Только мешают каждый раз ей работать. Аська притворилась, что не слышит — может бабушка возьмет да и забудет про нее.

— Ася, немедленно садись за стол, — не унималась бабушка.

Как же, забудет она! Аська нехотя поплелась мыть руки, по пути размышляя над тем, что можно придумать на этот раз, чтобы не есть. Чего только Аська за это время не сочиняла. И горло у нее болело, и в ноге “тошнило”, и рука не шевелилась. Правда что болит горло лучше не говорить — себе же хуже. Бабушка как возьмет ложку, да как сунет ее в рот: “скажи, детка а-а-а” и так больно прижмет язык, что глаза на лоб лезут. Если болит ножка или там ручка, тоже в два счета проверят: папа с бабушкой повертят их туда-сюда, раз-раз и готово. Все равно есть заставят. Лучше всего было говорить, что болит голова или и в животике колет. Голову они вообще проверить не смогут, в крайнем случае термометр поставят, правда горькое лекарство пить обязательно дадут. Живот будут долго-долго щупать, потом будут говорить непонятные слова и, если повезет, решат на Аську посадить какую-то “диету”. То есть Аську посадить на нее. Взрослые вообще говорят всегда странные вещи. Потому что ни на чем таком Аська не сидит — просто ходит себе и все. Но это Аське очень нравиться, потому что, когда “диета”, можно не есть. Плохо только одно: есть не дают ничего, ну совсем ничего, а, значит, она лишается самого дорого в жизни — конфет и мороженого. А стоит только попросить конфетку, как тут же заставят съесть все по полной программе. Словом, выдумывай не выдумывай, а все равно что-нибудь не так получается! Вот почему нет на всей земле человека несчастнее бедной Аськи!

Сев за стол, Аська уныло подперла кулачком голову перед тарелкой с борщом.

— Убери, пожалуйста, локти со стола и ешь, — сказала бабушка.

— Что-то не хочется есть бойщ — он очень къясный… — промямлила Аська.

— Что ты плетешь? Борщ всегда красный.

— А я хочу белый, — заканючила Аська.

— Это щи бывают белые. В следующий раз сварю щи, а сейчас ешь борщ.

— Нет, ты сделай, чтобы он был белый, тогда съем, — упорствовала Аська.

— Как это я красный суп сделаю белым, а?! — рассердидась Людмила Ивановна.

— Не знаю… — вздохнула Аська, — пъидумай — ты же взъёслая…

— Что значит “пъидумай”? Ты соображаешь, что говоришь?! И вообще, долго ты будешь морочить мне голову?!

Аська откинулась на спинку стула и задумчиво грызла корку хлеба.

— Ну, ладно, тогда сделай гоёховый суп, — выпалила она первое, что пришло ей на ум.

И тут на бедную Аськину голову, вернее на стол, свалилось горе.

— По щучьему велению, по моему хотению суп гороховый появись! Оп-ля! — хлопнула в ладоши бабушка и через минуту перед Аськой стояла …тарелка с гороховым супом! От неожиданности Аська открыла рот, да так и осталась сидеть. А бабушка хитро сощурив глазки, смотрела на Аськину растерянную физиономию.

— Кушать подано, мадмуазель. Я как раз на завтра сварила ваш любимый супчик! Теперь не отвертитесь! Ложку в руки и с песней — вперед. Быстро! — скомандовала Людмила Ивановна.

— Я еще и петь должна?! — возмутилась Аська, придя в себя. Не переставая удивляться, как ловко у бабушки сразу образовался гороховый суп, она нехотя взяла в руки ложку. Впрочем, идея с песней ей тут же понравилась, и, размахивая ложкой она вдохновенно запела:

— В лесу я-я-дилась елочка, в лесу она ясла-а-а…

— Ты что, с ума сошла? — удивилась бабушка, — ты чего вопишь?

— Ты же сама сказала: “Возьми ложку в юки и пой”.

— Не пой, а ешь, я сказала…, то есть я имела это в виду.

— Нет, ты сказала “быстъя ложку в юки и пой”.

Тут бабушка рассвирепела окончательно и как закричит:

— Если сейчас же ты не прекратишь свои фокусы и не начнешь есть, я тарелку с горохом и борщом опрокину тебе на голову!

У бабушки слова с делом расходились редко, поэтому представив на своей голове тарелки с двумя супами сразу, Аська горестно опустила голову и съела четыре ложки супа. Затем она закрыла одной рукой рот, а другую положила на живот:

Ой, больше не могу — тошнит! — запричитала она, вполне правдоподобно изображаяя страдание.

Все, меня тоже от тебя тошнит! Ешь второе! — застонала Людмила Ивановна и положила перед Аськой новую порцию пыток.

Со вторым повторилось все сначала. Котлетку с гречневой кашей Аська есть не смогла, потому что котлета сильно жареная, а гречка противная. Попросила куриную ножку. Бабушка ответила, что ног у курицы только две и те уже съедены самой же Аськой. Пусть ест грудку. Тоже удивила! Аська и сама знала что ног нет, зато пока они разговаривали, можно было ничего не есть! Грудку Аська, конечно же, терпеть ненавидела и сказала, что раз во всем доме для нее не нашлось ни единой куриной ножки, то есть она ничего не будет. Целый час они с бабушкой проспорили и, наконец, договорились, что за половину съеденой сосиски Аську отпустят с Инкой во двор погулять.

Двор у них был просто замечательный! Его даже по телевизору показывали, а все потому, что там был сад! Хозяином двора был дворник Мустафа. Со всеми своими детьми и внуками он жил в их дворе в одноэтажном домике. Детей в семье Мустафы было так много, что Аська их и не различала. С каждым годом их становилось все больше и больше, так что и сам Мустафа, наверное, их всех уже тоже не знал, потому что выучить наизусть такое количество людей, по мнению Аськи, было ну просто невозможно. С пышными седыми усами и в большущем картузе, всегда аккуратно одетый, Мустафа важно ходил по двору и зорко следил за порядком. Зимой он с сыновьями чистил снег, а летом целыми днями возился в саду.

Какой у них был красивый сад! Там было все: и яблони, и груши, и сливы! А уж какие цветы были в этом саду — ни в сказке сказать, ни пером описать! Там даже розы росли! Вот! Сад был обнесен низеньким заборчиком, за который залезать никто не имел права. Стоило только какому-нибудь озорнику залезть в цветник, как Мустафа хватал его за шкирку со словами: “Ай, шайтан-бармак, зачем цветы портишь? Смотри мине — уши надирать буду!” — и выбрасывал его из сада. Все жильцы дома боялись Мустафу и очень любили свой двор.

Когда они с Инкой спустились вниз, то увидели, что на скамейке под деревом сидит Гуля — дочь Мустафы и кормит очередного ребенка кашей. Ну они с Инкой походили туда-сюда, полюбовались на цветы, потом смотрели как Мустафа сад поливает. Потом Инке все надоело, и она пошла домой, а Аська стала смотреть как Гуля кормит малыша. Мальчишка ел с удовольствием, аппетитно причмокивая губами. Как уж она там смотрела, Аська и не знает, потому что Гуля вдруг спросила:

— Ася, ты чито галодний?

— Ага, голодный, — ни с того, ни с сего кивнула головой Аська.

— Тибе чито, дома кушять не дают? — вылупила на нее глаза Гуля.

— Нет, не дают, — развела руками Аська.

— Чито, совсем ничего не дают? — и раскосые Гулины глаза стали совсем круглыми.

— Совсем, — горько вздохнула Аська.

Гуля молча пошла в дом и через минуту вышла оттуда с тарелкой дымящейся гречневой каши.

— Кушяй, — протянула она тарелку Аське, — надо кушять, а то больной будешь.

— Спасибо, — сказала Аська и с наслаждением стала уплетать дымящуюся и вкусно пахнущую кашу.

— Чито, хороший каша? — улыбаясь спросила Гуля.

Аська не успела и рта открыть, как над ухом у нее раздался бабушкин насмешливый голос:

— Вот-вот, так всегда и бывает — хороша каша, но не наша!

Воскресное приключение

Утром в воскресенье в доме была страшная суета! Людмила Ивановна бегала по кухне, заворчивая какие-то пакетики, мама одевала Аську, которая успевала тут же снимать с себя то, что напяливала мама. Григорий Игнатьевич спрятался в кабинете, чтобы, как сказала бабушка “не путаться под ногами”, а папа вообще бегал по всей квартире, делал всем замечания и кричал, что это безобразие и что вечно они везде опаздывают! В общем, ничего особенного. Просто Аська с мамой, папой и их друзьями собирались кататься на речном трамвайчике.

Аська еще никогда не каталась на речном трамвайчике. На обычном каталась и терпеть его не могла. Какой-то вагон с рогами, где все трясется, звенит и тарахтит. Папа сказал, что через эти рога в трамвай поступает ток, навроде как в лампочку, который толкает колеса, и они едут по специальным дорожкам — рельсам. Пока ее одевали, Аська сидела на стуле и сосредоточенно размышляла над тем, как выглядит речной трамвайчик.

Когда они подходили к пристани — месту, где стоял трамвайчик, Аська увидела, что это никакой ни трамвай, а маленький двухэтажный домик с одним большим балконом. Аська удивилась как этот домик бегает по реке без проводов, за которые нужно цепляться рогами, без колес и без железных рельсов, и почему при этом не тонет.

Она хорошенько все разглядела, потому что уютненько сидела на руках у дяди Васи Куликова — самого наипервейшего папиного друга. Дядя Вася хоть и был не такой длинный как папа, зато на его груди могло запросто уместиться целых три Аськи и один Чарлик, и всем было бы распрекрасно удобно.

Дядя Вася и папа вместе были всегда. Мамы их выходили вместе замуж, родились Петя с Васей в одном роддоме, жили в одном дворе, ходили в одни ясельки, а потоом и в один детский сад, учились в одном классе и поступили в один институт. Оба они были хирургами и работали в одной больнице. Только папа резал животы, а дядя Вася какие-то другие места. В общем, все у них было одинаковое, только жены и детей у дяди Васи не было. Это Аське очень даже нравилось, потому что ей было и так хорошо.

Жить друг без друга Петр Аркадьевич и Василий Степанович не могли, но когда встречались, то сначала посидят тихо так, культурно разговаривают или что-нибудь вместе пишут, а потом начинают ругаться и спорить, кто кому что на работе неправильно отрезал. Аська не понимала чего они так кричат, если все уже давно отрезали, а больной давно дома сидит. Потом они звали бабушку, чтобы она их рассудила, и начинали кричать втроем. Потом дядя Вася хлопал дверью и уходил, а через час папа бежал за ним, приводил обратно и все повторялось сначала.

Когда сказали, что можно садиться на трамвайчик, мама с папой остались поджидать остальных друзей, а дядю Васю с Аськой отправили занимать места. Но тут началась такая толкучка, потому что все сразу бросились на трамвайчик, толкали друг друга и кричали. Аська боялась, что они вообще на пароход не попадут. Им пришлось постоять немного в толпе, потому что один толстый-претолстый дядя с огромным баяном никак не влезал в дверцы, ведущие на пароход. Он крутился туда сюда, пока кто-то не сказал, чтобы свой баян он положил на голову. Тут дядя Вася прижал Аську к себе и сразу стал как памятник Родина-мать, который Аська видела на картинках, сказал всем важно “граждане, пропустите с ребенком” и спокойненько себе пошел.

Разместились они на балкончике, сидят так себе тихо спокойно и едят свои любимые мороженые на палочке. Тут Аська увидела, что трамвайчик отвязали от колышка, и он медленно стал удаляться от берега. “А где же папа с мамой?”, — подумала Аська, озираясь по сторонам. Не найдя никого, она вдруг истошно завопила. Дядя Вася уронил мороженое себе на брюки.

— Ты чего ревешь? — удивился он.

— Хочу к ма-а-а-ме-е-е… — орала Аська.

— Не вопи — они сейчас придут, — объяснил дядя Вася.

— Не пъиду-у-у-т…

— Почему это не придут? — вытаращил глаза дядя Вася.

— Потому что мы уехали-и-и…

— Ну и что? Они тоже с нами уехали.

— Не-е-е-т не уе-е-хали — они потея-я-я-лись…

— Как это потерялись? Они что дети что ли?

— Тогда я потеялась, — на минуту перестала реветь Аська.

— Ты не потерялась — ты со мной.

— Ой-ёй-ёй! — еще сильнее заорала Аська, — мы двое-е-е потея-я-я-лись! Тепей мы утоне-е-е-м без папы с мамой!

— Не болтай глупости. С чего ты решила, что мы утонем?

Аська на минуту опять прекратила вой и авторитетно заявила:

— Потому что у этого тъяамвая ничего нет.

— Чего нет? — оторопел дядя Вася.

— Ничего.

— А что у него должно быть?

— У тъяамвая должны быть яга, колеса, ельсы. А у этого ничего нет и он тяжелый. Ой-ёй-ёй, мы обязательно у-у-тоне-е-е м! — пуще прежнего заголосила Аська.

— Во-первых — это специальный трамвайчик, чтобы плыть по воде, и у него не должно быть ни рогов, ни колес, а во-вторых прекратити орать — ты уже народ собрала! — разозлился дядя Вася, оглядываясь по сторонам.

В это время пароходик, дойдя до середины реки, стал разворачиваться, отчего бортик, где сидела Аська, немного наклонился к воде.

— Вот! — закричала она, — я же гаявила, что утонем! Какой ужаш, какой ужаш!. Смотъи вот с этой стоёны мы то-о-не-е-е-м!

Дядя Вася только открыл рот, чтобы ответить, как увидел, что на пароходе стало твориться что-то странное. Услышав Аськин истошный вопль “то-о-не-е-е-м!” пассажиры все повскакали со своих мест и кинулись к огромным бубликам, которые висели на перилах балкончика. Они все кричали “спасите, тонем, дайте спасательный круг!”, размахивали руками, сильно толкались и вырывали эти бублики друг у друга. Толстый дядька, которому бублика не хватило, бросил свой баян, снял брюки и хотел прыгать прямо в воду, а какая-то тетя держала его за ногу и кричала “Феденька, не прыгай — ты же плавать не умеешь!”

В это время громкий голос по радио сказал, чтобы все оставались на местах и прекратили панику, потому что судно вовсе даже не тонет, а просто разворачивается. Тут все успокоились, толстый дядя решил не прыгать и снова надел свои брюки, а дядя Вася дал Аське подзатыльник и зашипел:

— Видишь, садовая твоя голова, что ты натворила?!

— Ничего я не твоила — они сами почему-то вдъюг забегали, — сказала Аська и снова заревела.

Вдруг перед ними вырос какой-то дядя-моряк.

— В чем дело, гражданин? Почему ребенок плачет? — обратился он к дяде Васе.

— Я не знаю…, — растерялся дядя Вася, — спросите у нее сами.

— Девочка, ты почему плачешь?

— Я потея-я-я-лась… — продолжала хныкать Аська.

— Как потерялась? Значит это не ваш ребенок? — строго спросил моряк.

— Нет, не мой…, то есть мой…

— Так ваш или не ваш? Девочка, это твой папа?

— Н-е-е-т.

— А ты знаешь, кто это?

— Это дядя…, — от страха Аська забыла дяди Васино имя.

— Ясно, — сказал дядя-моряк, — Объясните, где вы нашли этого ребенка?

— Нигде я его не находил — она была со мной, — разозлися дядя Вася.

— Ах вот как? Вы находите на пароходе чужого ребенка, который вас не знает, и утверждаете, что он был с вами? Ну-ка дайте-ка его мне!

Дядя-моряк взял Аську на руки, высоко ее поднял, приставил ко рту здоровенную трубу и как закричит:

— Граждане, чей это ребенок?!

И тут Аська увидела папу с мамой и всю их компанию.

Папа! Мама! Я здесь! — радостно завизжала она.

— Асенька, Вася! Мы застряли в толпе, а пока вас искали, поднялась какая-то суматоха. Насилу нашли!

— Мамочка, это я плакала дяде Васе, что мы утонем, а речной тъямвайчик, оказыывается ходит без ельсов и вовсе не тонет!

— Конечно, не тонет — он плывет по воде, — улыбнулась мама.

— А, когда я плакала, все подумали, что он тонет, и как начали бегать по паяходу! Их только ядио успокоило! Один дядя даже снял бъюки и хотел в воду пъигнуть!

— Все, Петька, с меня хватит! Аську угораздило поднять на этой посудине такую панику, что люди чуть в воду не попрыгали! Я больше с этой возмутительницей спокойствия никуда и шагу не сделаю! Опозорила меня на весь пароход!

Когда счастливая Аська оказалась, наконец, на руках у Петра Аркадьевича, она хитро посмотрела на дядю-моряка и сказала:

— А мне нъявится ваш ечной тъямвайчик — он не таяхтит и не тъясется. Здоёво! — и ткнув пальчиком в дядю Васю, добавила:

— А это дядя Вася — самый главный дъюг моего папы и мой тоже!

Кто в тереме живет?

Уя-я-я! Мы едем с папой в лагей! — Аська счастливая носилась по всей квартире. От радости она даже считалочку сочинила:

Сегодня утром Петр Аркадьевич наконец согласился поехать на две недели врачом в спортивный лагерь. Обычно туда ездил папин товарищ Большой Дядя Боря. Он тоже работал вместе с папой, но животики не резал, а выводил больных на зарядку и учил их правильно делать всякие там разные упражнения, чтобы они быстрее поправлялись. А Большим Дядей Борей его называли потому, что у папы был еще один товарищ — Маленький Дядя Боря. В доме все говорили, что он работает Волшебником, потому что никто на свете не знал компъютер и всякие другие приборы лучше, чем он. На самом деле Аська знала, что таких маленьких и кривоногих волшебников вовсе даже не бывает. Все волшебники высокие, красивые, в серебряных плащах и с волшебными палочками в руках. Зато улыбался Дядя Боря Маленький как настоящий волшебник. А еще после него все, что не работало в доме начинало работать, папин компьютер всегда включался, а паровозики на аськиной железной дороге ходили по расписанию. Оба дяди Бори дружили друг с другом, хотя, когда они стояли рядом, то получалось вроде как папа с сыночком.

Ну вот, в тот раз шел Большой Дядя Боря по улице, культурно, никому не мешал, нес себе тихо сумку с картошкой и думал, а во время своего думанья взял и наступил на корку от банана. Нога поехала. Бах!!! И Большой Дядя Боря оказался на тротуаре без ноги. То есть сама нога осталась, только теперь она дяде Боре была вовсе и не нужна, потому что кости внутри нее сломались, и ходить на такой ноге было нельзя. Ногу дяде Боре починили, забинтовали, куда-то повесили, но в лагерь он поехать уже не смог. И вот теперь вместо него едет Аська. То есть едет, конечно, папа, но Аську и мама берет с собой.

— Асенька, в лагерь едут жить а не погулять, — сказала Эмма Григорьевна.

— Мамочка а что такое спойтивный лагей? Кто там живет?

— В спортивный лагерь приезжают разные спортсмены, физкультурники. Они ставят там специальные домики из ткани — палатки, заносят в них кровати, складные столы и живут.

— И все-е-е-е? — разочарованно протянула Аська.

— Нет, не все. Каждое утро они выходят на зарядку, а потом бегают, прыгают играют в футбол, волейбол. А тому, кто делает это лучше всех, дают подарок — приз.

— А мне тоже дадут? — у Аськи заблестели глаза.

— Нет, солнышко, ты пока не спортсменка.

Аська расстроилась. Хорошенькое дело. Она целыми днями бегает, прыгает, каждое утро зарядку делает и даже зубы чистит, а подарков ей за это вовсе даже никаких не положено. А в этом лагере нате вам пожалуйста — за это кому-то еще и призы дают. Небось морожные да пирожные. Нет, у взрослых все не так устроенно как детям надо. Аська тяжело вздохнула.

— Мам, а ты с папой тоже пръигать в футбол будешь?

— Нет папа будет там работать врачем, а мы с тобой ему помогать.

— И я тоже?! — удивилась Аська.

— Конечно. Ты ведь умеешь занозы вытаскивать, царапины йодом смазывать, правда?

— Пъявда, — гордо сказала Аська.

— Но вот и будешь помогать, — улыбнулась мама.

Аська счастливая понеслась дальше.

В лагерь они приехали поздно. Так поздо, что Аська уже спала. Утром она открыла глаза и ахнула: стены в комнате были деревянные, потолок тоже, и узоры под потолком тоже из дерева. На окнах висели белые занавески с красными петухами, а на столе — такая же скатерть. “Это я в Терем — Теремок попала”, — решила Аська.

— Кто в Тееме живет? — на всякий случай спросила она вежливо.

Вдруг на часах, что висели на стене, открылось окошко, и оттуда выскочила птичка.

— Ку-ку, — сказала птичка.

Аська от неожиданности подпрыгнула в кровати.

— Ты кто?! — прошептала она.

— Ку-ку, — повторила птица.

— Ку-ку, — ответила птичка.

— А где все твои дъюзья?

— Ку-ку.

Аське очень хотелось ее погладить, но часы висели высоко. Она встала под ними, задрав голову.

— Ты уже завтъякала? — поинтересовалась Аська.

— Ку-ку.

— Ну тогда я дам тебе водицы напиться, — и Аська протянула ей свою кружечку с водой.

Ку-ку, ку-ку, — не унималась птичка.

Ну что ты таяхтишь! — рассердилась Аська. — Скажи что-нибудь пъявильное. Напимей, Здъяствуйте, меня зовут…

Ку-ку, — заявила птица, и…окошко захлопнулось.

От огорчения Аська быстро-быстро заморгала глазами.

Ку-ку, Ку-ку, иди ко мне, — звала она птицу, но птицы не было.

Аська протянула ей пустую ладошку. — Выгляни в окошко, дам тебе гоешка. Но птица исчезла. Аська собралась было зареветь, но тут в комнату вошла мама.

— С добрым утром, киска, — улыбнулась она.

— Мамочка, это Теем-Теемок, и в нем птичка живет. Ее зовут Ку-ку, но она там спъяталась и не выходит!

— Это кукушка, — засмеялась мама, — но она невсамделяшняя, и выпрыгивает, когда надо сообщить сколько времени. Вот скоько раз она куковала?

— Не знаю… Много…, — растерялась Аська.

— Зато я знаю. Она сказала “ку-ку” восемь раз, потому что сейчас восемь часов утра, и тебе пора вставать — мы идем бродить по лагерю!

Когда Аська вошла в соседнюю комнату, у нее аж дух захватило! Прямо на нее смотрела большая белая печь ну точь в точь как в сказке “По-щучьему веленью”! Рот у печки был открыт, а из него маленькая кругленькая старушка в белом платочке вытаскивала горячие дымящиеся пирожки!

— Это бабушка Васена, — сказала Эмма Григорьевна, — мы у нее будем жить.

Лицо у бабушки Васены было доброе и круглое как пирожок. А слова у нее тоже были круглые и все почему-то выходили на букву “О”.

Здро-о-ствуй, деточко-о, п-о-о-ешь-ко пиро-о-жко-о, — сказала она, улыбаясь. — С пылу, с жару-у — во-о-зьми-ко пару. Да мо-о-ло-о-чко-о-м запей. Лей не жалей!

Она еще и стихами поет, — разинула рот Аська. Здесь что ли волшебный домик?

Она так удивлялась всему, что даже не заметила как сразу слопала все, что дала ей бабушка Васена.

— Ну теперь, дочь, пойдем посмотрим наш лагерь, — сказала мама.

Детки в клетке

Аське было уже четыре года. Правда букву “р” она еще не выговаривала, зато свое имя с фамилией писать умела, и одевалась сама. Даже постель могла застелить. Вот! Но лучше бы она не умела все это делать, потому что на очередном семейном совете папа вдруг сказал:

— Ребенка пора отдавать в детский сад.

— Гм, — сказал дедушка и сразу уткнулся в газету.

— Что еще за выдумки, — возмутилась бабушка, — зачем нормального здорового ребенка пихать в сад?

— А по-вашему в детский сад отдают только больных детей? — прищурился папа.

— Мамочка, пусть учится жить в коллективе, — сказала Эмма Григорьевна.

— Понятно. И чтобы потом из этого вашего кол-лек-тива она пачками тащила в дом всю мыслимую и немыслимую заразу, — ехидно улыбнулась Людмила Ивановна.

Аська с Чарликом тихо сидели на диване и, лупая глазами, внимательно слушали. Аська понимала, что взрослые опять затевают для нее очередную пакость. В прошлом году это была геркулесовая каша. Такая гадкая размазня, которую папа с бабушкой велели Глаше готовить по утрам. Видите ли это полезно для ребенка. Да на нее и смотреть-то было вредно, а тут нате, пожалуйста, кушайте. Аська попыталась тихонечко отдать ее Чарлику, но даже вечно голодный пес при виде этой каши тут же спрятался под диван.

Теперь вот детский сад придумали.

— Деда, а что такое калетиф?

— Ну-у-у…, коллектив — это когда люди собираются вместе, чтобы работать, или учиться…

— Или в садик ходить, — важно добавил папа.

— А наша семья тоже калетиф? — вкрадчиво спросила Аська.

— Конечно, солнышко, и даже очень дружный, — улыбнулась мама.

— Ну тогда я в садик не пойду, — выпалила Аська.

Людмила Ивановна открыла рот, деда уронил газету, Чарлик спрятался под диван, мама посмотрела на папу, а папа сделал круглые глаза и прошептал “что-о-о-?”

— Я не хочу в садик, — топнула ножкой Аська.

— Почему?! — закричали все хором.

— Не хочу дъюгой калетиф — мне наш дъюжный калетиф больше нъявится.

Григорий Игнатьевич закрылся газетой и стал как-то странно трясти плечами.

— Детка, — сказала мама, — в детском саду много детей, ты с ними подружишься и тебе будет интересно.

— Нет не будет — там стъяшно.

— Какая чепуха, что там страшного, там же Бабки-Ешки не водятся, — начал сердиться папа, — там есть нянечки, воспитатели, дети.

— Бабков-Ешков может и нет, зато там есть мыслимая заяза, — заявила Аська.

Какая еще зараза? — растерялся папа.

В пакете, — не моргнув глазом ответила Аська.

— Эмма, что она мелет, в каком пакете? — вылупил глаза Петр Аркадьевич.

— Я вовсе даже не мелею, — обиделась Аська, — бабушка сама сказала, что я пъитащу в дом мыслимую заязу в пачке.

Тут папа так страшно посмотрел на бабушку, а глаза у него сделались совсем круглыми и даже стали крутиться в разные стороны.

— Устами младенца глаголет истина! — сказала Людмила Ивановна и подняла глаза и руки к потолку.

Эмма Григорьевна стала быстро пить чай и сильно кашлять, а дедушка и вовсе упал на диван, закрывшись газетой.

— Асенька, — ласково начала уговаривать мама, — в садике нет никакой заразы. Просто там иногда некоторые дети болеют, как и все мы, но тогда они не ходят в садик, а сидят дома. Зато другие, здоровые дети, гуляют, играют и весело проводят время.

— Нет не весело. Они вовсе даже в клетке сидят. Я сама видела, — насупилась Аська.

— Новое дело! — сказал Петр Аркадьевич и упал на стул.

— Что ты глупости говоришь, — теперь уже и бабушка рассердилась, — детей не сажают в клетки.

— Очень даже сажают, — гнула свое Аська.

Тут папа как вскочил со стула, как стал бегать по комнате.

— Ну, скажи на милость, горе наше луковое, где ты могла видеть детей в клетке, а?! Ну где?!

— Во двое у деды Саши. — Аська смотрела на всех ясными глазками.

— Ну что ты плетешь! — папа продолжал бегать по комнате. — Какая такая клетка, да еще и у дяди Саши дво…?! — Но папа вдруг посмотрел удивленно на маму и как-то сразу замолчал.

— Больша-а-я…, — развела руками Аська. — Как в зоопайке. Там еще домики стоят маленькие и песочница. А дети в этой клетке бегают, къичат и песком кидаются.

Тут все пооткрывали рты и на минуточку тоже замолчали. Чарлик высунул голову из-под дивана и, подняв ухо тихонечко тявкнул. Первой пришла в себя мама.

— П-п-петенька, — тихо-тихо сказала Эмма Григорьевнв, — это же тот самый садик, куда мы Аську хотели… У дяди Саши во дворе. Там и правда есть загончик…, ой, территория… для детей из садика. Она вся такой решеткой…, ну… заборчиком железным огорожена…И домики там тоже есть…

— И качели, — встряла Аська. — Как у обезьянов, помнишь, деда?

— Помню, Асенька, помню…В точности как в зоопарке — Григорий Игнатьевич снял с красного как помидор смеющегося лица газету. В глазах у него блестели слезы.

— Ну, да и качели…, как у обезьянов… — жалобно повторила мама.

— А-а-а, делайте что хотите… — Петр Аркадьевич безнадежно махнул рукой, — Я с ума сойду от этого ребенка, а у меня завтра сложная операция, — и схватившись за голову папа выбежал из комнаты.

Аська удивленно посмотрела на Петра Аркадьевича и задумалась над тем, не пойти ли посмотреть как папа будет сходить с ума, раз уж она не видела как он на него залезал, но тут раздался голос Людмилы Ивановны:

— Пойдемте-ка лучше все ужинать, — ласково сказала она. — Все будет хорошо. А об остальном мы подумаем завтра.

Пир горой!

Нежаркое утреннее солнце медленно вплыло на лоджию, где сидели Аська, Инка и Стасик — внук Марьи Семеновны, да так и осталось там. Все трое старательно мастерили свистульки из абрикосовых косточек. Этому Аську научил дедушка Григорий Игнатьевич. Мастерить свистульки было делом нехитрым, но требовало сноровки и терпения. Один бок у хорошо отмытой косточки надо долго тереть о влажный камень, пока не получится дырочка, в которую может пролезть гвоздик. Потом через это отверстие иголкой или гвоздем вытаскивается дочиста вся сердцевина, и свисти себе на здоровье.

Только они закончили работу и даже немного посвистели, как из кухни раздался бабушкин голос:

— Ребята, наступило время второго завтрака. Не хотите ли перекусить?

Аська, как всегда, перекусить не хотела, но вдруг Стасик сказал:

— А давайте устлоим пил голой.

— А как это? — вылупили глаза Аська с Инкой.

— Очень плосто, — стал объяснить Стасик, — мы наклываем на стол здесь на лоджии. Ну кладем там всякую лазную еду, моложеное, пиложное, соки. Потом садимся и начинаем лазговаливать и веселиться.

— А о чем мы будем разговаривать? — спросила Инка.

— Ну… обо всем. О лазных мультиках, покемонах. Можно пло телепузиков.

— А пъя волшебников тоже можно? — поинтересовалась Аська.

— Можно.

— А я буду разговаривать про Тика-героя, потому что он справедливый и защищает слабых, — заявила Инка.

— Ну, ладно, — сказал Стасик, — тогда я буду лазговаливать пло Пикачу и Ульбасабла.

— Так не получается, — вздохнула Аська. — Что ли мы все будем съязу гаявить пъя язные вещи? А кто же слушать будет?

— Может курочка Рябушка? — робко сказала Инка, заметив как Рябушка косится на них глазом со шкафа.

— Она не может — она кулица, — авторитетно заметил Стасик.

— Тогда надо разговаривать по очереди, — решила Инка.

— Пъявильно! — обрадовалась Аська.

— Да, плавильно, — согласился Стасик. — Я буду пелвый.

— Почему это ты первый? — обиделась Инка.

— Ну… — Стасик долго раздумывал, а потом выпалил: — Потому что я тут один мальчик.

— Яз ты мальчик, все самое хоёшее что ли тебе отдавать?! — рассердилась Аська.

— А ты мне ничего не отдавала, — обиделся Стасик. — Ладно давай лазговаливать будем по считалочке. Кто пелвый выйдет, тот и начнет.

Решение Стасика всем понравилось. И все посчитались:

Первым выпало разговаривать Стасику, потом Инке, а потом Аське.

— А как мы будем веселиться? — не унимались девчонки.

— Не знаю…, — растерялся Стасик, — навелное надо лассказывать что-нибудь смешное. Ну истолии там всякие.

— А, если нет смешных истоий, то у нас что ли пий гоёй не получится? — расстроилась Аська.

— А смешные истории есть всегда — их надо только вспомнить, — ответила Инка.

— Ага, или плидумать, — поддержал ее Стасик.

Вобщем все пошли сообщить бабушке про пир. Ей это оченьпонравилось, и Аська с друзьями стали помогать Людмиле Ивановне накрывать стол на лоджии. Чего только на столе не появилось: и разные бутерброды, и курочка, и конфеты. Даже мороженое нашлось!

Только бабушка начала разливать в стаканы томатный сок, как пришел ее брат Александр Иванович, который жил неподалеку и часто заходил к сестре. Аська обожала своего двоюродного дедушку. Не было на свете человека, по мнению Аськи, добрее и веселее, чем он. Разве только ее деда с бабой.

— Дядя Саша пихеяя! — завопила она от радости, — скоей пойдем встъечать!

Все побежали встречать дядю Сашу и потащили его на лоджию показать, как они будут веселиться. Он посмотрел на стол и говорит:

— Да у вас здесь прямо настоящий пир!

— Ну да, мы хотим немного попировать, — ответила Людмила Ивановна, — присоединяйся.

Когда все сели за стол, дядя Саша попросил:

— Люсик, налей, пожалуйста мне этот апельсиновый сок.

Инка со Стасиком открыли рты, а бабушка сказала, что это томатный сок.

— Какой же это томатный, если он желтый, — ответил дядя Саша.

— Он не желтый, а вовсе даже класный, — встрял Стасик.

— Ну, да, красный, — подтвердила Инка.

— Не говорите ерунды — он желтый, — кипятился деда Саша.

— Господи, Саша, дети правы — это томатный сок и он красный, — вздохнула бабушка, в то время как Стасик с Инкой во все глаза таращились на дядю Сашу.

А чего тут удивляться, если с дедой Сашей бывали случаи и похуже. Просто у него болезнь такая, когда глазки цвета не различают и все их путают. Ничего особенного. Он даже на светофоре цвета не понимает, а считает снизу вверх: нижний свет зажегся — это зеленый, значит можно ехать, в середине — желтый, то есть надо приготовиться, а если горит верхний свет, то это красный, значит стой на месте и жди.

Один раз как-то приходит дядя Саша к Аське домой и радостно объявляет, что он новую машину купил небесно голубого цвета. Все поздравляют, ахают, охают, побежали вниз смотреть, а там стоит ну совершенно коричневая машина, почти черная. Все так и попадали. Бабушка и спрашивает:

— Чего ж ты говоришь, что голубая? Она же коричневая.

— Это она для вас коричневая, а для меня — небесно-голубая — мой любимый цвет, — рассмеялся деда Саша.

Так до сих пор и ездит на этой коричневой голубой машине.

Это еще ничего! Вот когда деда Саша женился, то весь город приходил на их свадьбу смотреть. Жил он тогда один без бабушки в другом городе и полюбил бабу Анюту, а на свадьбу решил сделать ей сюрприз и сшить новый костюм. Пошел в магазин, купил материи и принес его дяде, который костюмы шьет. Хочу, говорит, к свадьбе красивый костюм. Портной открыл рот и как-то странно посмотрел на дядю Сашу, а потом так осторожно спрашивает, не желаете ли, говорит, из другого матерьяльчика чего заказать? Деда Саша рассердился, ногами затопал:

— Шейте, — говорит, — из того, что я вам принес.

Ну, в общем, когда пришел он в этом костюме жениться, то баба Анюта в одморок надолго упала, а тети, которые их женили, все слова сразу позабывали — костюм был красный как помидор.

Все уже давно привыкли, что деда Саша цвета путает, а Стасик с Инкой все никак не понимали, что это с ним творится. Тут бабушка все объяснила, и тогда Стасик поднял стакан с томатным соком и важно сказал:

— Ну, длузья, будем есть, пить, лазговаливать и веселиться! Наш пил голой начинается!

Ур-а-а-а! — закричали все и захлопали в ладоши.

— А знаете, какой со мной один раз случай произошел? — сказал деда Саша. Все сразу уставились на него и забыли, чья очередь говорить была первой.

Что произошло с дядей Сашей

— Поехали мы с друзьями по осени на лося охотиться, — начал свой рассказ деда Саша. — А просто так охотиться нельзя — надо сначала разрешение специальное получить, дескать мол вот группе таких-то товарищей можно отстрелить одного единственного лося в течене трех дней.

— Дядя Саша, а лось — это кто? — поинтересовалась Инка.

— Лось — это олень такой. Большой — пребольшой. — ответил дядя Саша.

— А почему надо лазлешение получить? — спросил Стасик.

— А потому, что, если каждый будет охотиться столько, сколько захочет, то со временем можно всех животных в лесу перестрелять. Вот вы скажите: много зайцев это хорошо или плохо?

— Хорошо! — крикнули дети хором.

— В том-то и дело, что не очень. Как-то в одном лесу взяли да и перестреляли всех волков и лисиц, которые охотились на зайцев. Тогда зайцев этих развелось столько, что стали они всю кору на деревьях сгрызать, урожай на полях портить и всякие болезни распространять. Тогда ученые запретили в этом лесу охотиться на волков и лисиц, чтобы они сами поохотились на этих вредных зайцев, и через какое-то время количество зайцев уменьшилось, урожай на огородах не пропадал, да и деревья стояли целенькими.

— Вот здоёво! — восхитилась Аська.

— Опять не очень здорово, — возразил дядя Саша.

— Почему это не здорово? — удивилась Инка.

— Потому что после того, как запретили отстреливать волков, число их сильно увеличилось, зайцев им уже не хватало, и тогда стали они нападать на домащних животных — овец, коров, кур и даже на людей.

— Какой ужаш! — испугалась Аська, — какой стъяшный лес!

— Ничего подобного! Ученые посидели, подумали, посчитали и разрешили охоту на волков и лисиц. А через некоторое время все пришло в норму — и зайцы целы, и волки сыты!

— Ага, потом опять волков не будет, а зайцев станет много! — сказал Стасик.

— Не станет, потому что теперь надо получать разрешение на охоту. Ученые сначала считают, каких зверей больше чем надо, а потом говорят, что, например, в этом месяце можно пять дней поохотиться на зайцев, а в следующем месяце можно отстрелить одного волка. Вот тогда число всех зверей всегда будет такое, чтобы никакого вреда никому не было.

— А что было с тобой дальше? — спросила Аська.

— А дальше сели мы с тремя моими друзьями в машину и поехали далеко-далеко, в охотничье хозяйство, которое находилось в огромном дремучем лесу.

— Где Баба-Яга живет? — обомлела Аська.

— Ну…живет не живет, но когда-то жила, — ответил деда Саша.

— А где она тепель? — спросил Стасик.

— Теперь не те времена — исчезли Бабки-Ежки, всё, — сказал дядя Саша.

— Навейное пеехали на дъюгую планету, — предположила Аська.

— Точно, переехали, — согласился дядя Саша.

— Все-все-все? — спросила Инка.

— Все до единой. Еще и Кащеев своих со Змеями-Горынычами прихватили, — подтвердил деда Саша.

— А они не велнуться? — забеспокоился Стасик.

— Это вряд ли, — успокоил всех дядя Саша, — уже не смогут.

— Вот и хоёшо! — обрадовалась Аська, — без них лучше!

— Ну а дальше что было? — включилась в разговор Людмила Ивановна.

— Ну вот, загрузились мы в машину. А на дворе хоть и поздняя осень, но уже снег во всю валит, поземкой стелиться. В общем, ехали мы долго, уже стемнело, метель вовсю замела, а охотхозяйства все нет и нет. Короче заблудились мы во тьме кромешной.

— Господи, как же вы выбрались-то?! — ахнула бабушка.

— Да уже и не чаяли добраться. Решили, что так и застрянем в чистом поле. Замерзли, проголодались. Ну, думаем, плохи наши дела! Вдруг далеко-далеко мелькнул какой-то огонек! Обрадовались мы поначалу. А потом сообразили, что не знаем как до него добраться: дорогу-то всю замело, и где ее найти — не знаем. Еле-еле нащупали трассу и осторожно по ней покатили. Час добирались и, представьте, выехали прямиком к охотничьему хозяйству! Ну отогрелись, поели и — спать. Утром-то вставать ни свет ни заря — на лося идем.

— Деда Саша, а что такое тъясса? Это что ли, когда все тъясется? — не поняла Аська.

— Нет, детка, трасса — это дорога, по которой ездят машины, — ответил дядя Саша и продолжал свой рассказ.

— Утром встали, а за окном метель хоть и прекратилась, зато снегу по колено. Но мы все равно собрались и пошли искать лося. Целый день бродили, вроде где-то и следы видели, но так и не нашли его. Вечером вернулись ни с чем. На следующий день — то же самое. Ну нет зверя как нет. Замерзли, устали. Опять ни с чем вернулись обратно.

Наступил последний день. Коли не найдем лося, то все. Срок разрешения истекает, и жди теперь до следующего года. Долго ли коротко ли ходили, как вдруг увидели свежие следы! Пошли мы по следу, а потом распределились так, чтобы зверя в кружок взять. Мне досталось идти в сторону большой поляны. Пробирался я к этой поляне через дремучие заросли. Ветки все лицо исцарапали. Только показалась поляна, как увидел я на ней здоровенного лося! Стоит, рога огромные, шерсть густая, голова чуть не с бочонок! Красавец!.

— И вы его убили?! — чуть не плача спросила Инка.

— Ты не перебивай, а слушай! — ответил дядя Саша.

— Ну вот. Стоит в пяти метрах от меня этакий красавец, а я обо всем забыл — застыл и любуюсь. Тут он голову повернул в мою сторону и так спокойно и задумчиво смотрит мне прямо в глаза. И столько грусти было в его этих лосиных глазах, что рука моя с ружьем так и застыла! Ну не мог я в него стрелять и все тут! Держу ружье, а себя уговариваю: ”Что это с тобой случилось Александр Иванович? Гонялся ты, за этим лосем три дня и три ночи, руки-ноги отморозил, а теперь и выстрелить не можешь! Что же друзья-то скажут!” Но стрелять не стреляю, а лось тоже застыл на месте и никуда не бежит.

— Он что ли ненастоящий был? — решила уточнить Аська.

— Ты что? Вовсе даже настоящий! Дядя Саша сказал, что он головой шевелил! — возмутился Стасик.

— Ну, да — повернул голову и смотрел на дядю Сашу! — добавила Инка.

— Правильно, ребята! Самый что ни на есть настоящий! Настоящее не бывает! Ну так вот. Стою я с ружьем наперевес и не стреляю. И лось стоит. Вдруг на другой стороне поляны вижу глаза — умные, злые! А потом и морду. Волк!

— Тоже всамделишный?! — испугалась Аська.

— Всамделишный да какой здоровый! Значит, присмотрел себе лося на обед. Крадется тихо — ищет серый удобное место для нападения на свою добычу. И пришло мне на ум, что я, ничем не отличаюсь от этого волка, потому что тоже хочу убить лося. Только волк убивает, чтобы прокормить себя и детенышей, а я убиваю просто так. Поднял я ружье да и выстрелил прямо в лоб серому! Лось еще раз посмотрел на меня и метнулся в чащу.

Когда мои ребята подоспели, то видят, что стою я с ружьем перед волчьей тушей и ничего сказать не могу. А что тут скажешь?

— А тебе за отстрел волка не досталось? На волка-то разрешения не было, — поинтересовалась бабушка.

— Да егерь его на себя оформил — у них есть разрешение, — вздохнул дядя Саша.

— Деда Саша, а что такое егей? — спросила Аська.

— Егерь — это главный охотник в охотничьем хозяйстве, котенок, — сказал дядя Саша.

Дети приумолкли. Их погрустневшие глазки задумчиво смотрели куда-то в пространство.

— А вы еще ходили на охоту? — наконец, прервал молчание Стасик.

— Нет, малыш, после этого я на охоту не хожу, — тихо сказал дядя Саша.

Оглавление

День рожденья, или Как нашли Аську

Чарлик выбирает Аське имя

Спокойной ночи, малыши!

Куда исчезало колечко

Жила-была курочка Рябушка

Все мы песни перепели

Воришка, который живет на крыше

С дедом весело шагаем. И куда придем не знаем

Хороша каша, да не наша

Воскресное приключение

Кто в тереме живет?

Детки в клетке

Пир горой!

Что произошло с дядей Сашей