Дьявольское казино. Взлёт и падение Lehman Brothers [Вики Уорд] (fb2) читать онлайн

Дьявольское казино. Взлёт и падение Lehman Brothers

Вики Уорд

Действующие лица

Ключевые игроки

● Ричард С. “Дик” Фулд-младший, главный исполнительный директор Lehman. Не особо преуспев в молодости, Фулд в 1969 году устроился торговать коммерческими бумагами в Lehman.

● Джозеф М. “Джо” Грегори, президент и главный операционный директор. Грегори начал работать в Lehman в 1968 году стажёром, когда ему было 16 лет. Раньше он подстригал газон у ведущего трейдера Lehman Лью Глюксмана.

● Т. Кристофер “Крис” Петтит, президент и главный операционный директор Lehman. Выпускник Вест-Пойнта, заслуженный ветеран Вьетнама. Присоединился к компании в 1977 году и продвигался по служебной лестнице до 1997 года.

Lehman 1984 -1994, годы Slamex

Члены правления Amex или Shearson, встречающиеся в книге

● Дэвид Калвер

● Джон Бирн

● Президент Джеральд Форд

● Ричард Фурло

● Генри Киссинджер

● Дина Меррилл (актриса)

Генеральные директора

● Говард Л. “H” Кларк

● Питер А. Коэн

● Льюис Л. “Лью” Глюксман

● Харви С. Голуб

● Дж. Томлинсон “Том” Хилл

● Джеймс Д. Робинсон

● Сэнфорд И. “Сэнди” Уэйлл

Управляющие директора

● Джеймс С. Бошарт III

● Герберт Фрейман

● Рональд А. Галлатин

● Джеффри Лейн

● Роберт “Боб” Миллард

● Перегрин Монкрейфф

● Теодор “Тедди” Рузвельт V

● Питер Дж . Соломон

Руководители

● Джим Карбоун, старший заместитель Криса Петтита

● Стив Карлсон, глава отдела развивающихся рынков

● Джон Ф. Сесил, финансовый директор (позже глава правления)

● Стивен “Стив” Карлсон, глобальные развивающиеся рынки

● Джон Коглан, управляющий директор по облигациям

● Лео Корбетт, заместитель руководителя отдела акций

● Марта Диллман, отдел продаж

● Роберт А. “Боб” Генирс, преемник Шапиро на посту главы правления

● Нэнси Хамент, отдел кадров

● Аллан Каплан, банковское дело

● Брюс Лейкфилд

● Стивен “Стиви” Лессинг, старший заместитель Тома Такера

● Роберт Маца, преемник Стюарта на посту финансового директора

● Пол Ньюмарк, старший вице-президент и казначей Lehman Commercial Paper Inc. (LCPI)

● Майкл Одрич, начальник штаба Дика Фулда

● Марианна Расмуссен, руководитель отдела кадров

● Томас Руссо, главный юрисконсульт до 2008 года

● Мел Шафтел, руководитель инвестиционно-банковского отдела

● Роберт А. “Боб” Шапиро, главный административный сотрудник

● Ричард Б. Стюарт, финансовый директор

● Ким Салливан, отдел продаж

● Томас Х. “Том” Такер, отдел продаж

● Джефф Вандербик, поднялся до руководителя направления облигаций, затем руководил рынками капитала

● Джеймс “Джим” Винчи, глава администрации Петтита

● Пол Уильямс, директор по акциям

Lehman 1994-2008: От независимости к краху

Руководители

● Мадлен Антонич, руководитель отдела рисков

● Стив Бергер, короткое время соруководитель банковского отдела

● Стивен Беркенфельд, глобальный руководитель отдела права, комплаенса, аудита

● Джасджит “Джесси” Бхаттал, сменил Тайри на посту руководителя азиатскими филиалами в 2000 году

● Трейси Бинкли, руководитель отдела кадров

● Эрин Каллан, финансовый директор

● Стив Карлсон, глава отдела развивающихся рынков

● Джерри Доннини, глава отдела акций

● Эрик Фелдер, сменил Рейдера

● Скотт Дж. Фрейдхайм, председатель, позже глава правления

● Майк Гелбанд, преемник Макдейда в отделе облигаций

● Дэвид Гольдфарб, финансовый директор, стал главой правления, ставший глобальным руководителем отдела стратегических партнёрств

● Хоуп Гринфилд, директор по подбору персонала

● Джереми Айзекс, главный исполнительный директор Lehman Europe с 2000 года

● Брэдли Джек, банковское дело, затем главный операционный директор

● Тед Янулис, глава отдела ипотеки

● Тодд Джорн, хедж-фонды

● Алекс Кирк, высокодоходный бизнес

● Фрэн Киттредж, благотворительность

● Брюс Лейкфилд, Европа до 1999 года

● Иэн Лоуитт, казначей, позже со-глава правления, затем главный финансовый директор

● Герберт “Барт” Макдейд, отдел облигаций, а позже отдела акций

● Хью “Скип” Макги, инвестиционно-банковский отдел

● Майкл Маккивер, короткое время соруководитель банковского отдела

● Кристиан Мейснер, Европа

● Морин Мискович, риски

● Эндрю Мортон, преемник Нагиоффа в отделе облигаций

● Роджер Нагиофф, европейские производные инструменты, затем преемник Гельбанда в отделе облигаций

● Крис О'Мира, финансовый директор, затем глава отдела рисков

● Рик Ридер, глава кредитного отдела

● Томас А. Руссо, главный юрисконсульт

● Бенуа Саворе, Европа

● Роберт “Роб” Шафир, отдел глобальных акций

● Дэвид Стейнмец, глава администрации Криса Петтита

● Паоло Тонуччи, казначей

● К. Дэниел Тайри, Азия до 2000 года

● Джеффри Вандербик, глава отдела облигаций, стал вице-президентом

● Джордж Герберт Уолкер IV, управление инвестициями

● Марк Уолш, отдел недвижимости

● Мин Сюй, аналитик

Известные сотрудники Lehman

● Холли Беккер, фондовый рынок

● Марианна Берк, секретарша Дика Фулда

● Барбара Бирн, инвестиционно-банковский отдел

● Керри Коэн, сотрудник пресс-службы

● Эндрю Гауэрс, сотрудник пресс-службы

● Рос Л'Эсперанс, инвестиционно-банковское дело

● Лара Петтит, отдел продаж

● Марна Рингель, ассистент Скотта Фрейдхайма

● Крейг Шиффер, продажи облигаций

● Питер Шерратт, Европа

Супруги ключевых руководителей Lehman

● Селия Фелчер Сесил

● Изабель Фрейдхайм

● Кэтлин Фулд

● Тереза Грегори

● Ники Голод Грегори

● Карин Джек

● Сандра Лессинг

● Марта Макдейд

● Мэри Энн Петтит

● Майкл Томпсон, бывший муж Эрин Каллан

● Хизер Такер

● Нэнси Дорн Уокер

Первоначальный состав Lehman Brothers

● Генри, Эммануэль и Майер Леман, основатели

● Филип Леман, управляющий партнёр, 1901-1925

● Роберт “Бобби” Леман, унаследовал пост главы Lehman от отца Филиппа в 1925 году

Ключевые игроки банковской отрасли

● Гэри Баранчик, партнёр, Perella Weinberg Partners

● Джеймс Л. “Джейми” Даймон, председатель и главный исполнительный директор JPMorgan Chase

● Дэвид Эйнхорн, председатель правления Greenlight Capital

● Кеннет Д. “Кен” Льюис, президент, председатель и исполнительный директор Банка Америки

● Джон Мак, председатель правления и главный исполнительный директор Morgan Stanley

● Джозеф Р. “Джо” Перелла, председатель, Perella Weinberg Partners

● Дэниел Поллак, адвокат Криса Петтита

● Роберт К. “Боб” Стил, президент и главный исполнительный директор банка Wachovia, также внутренний заместитель министра финансов США

● Мин Юо Сон, генеральный директор Корейского банка развития

● Марк Шафир, партнёр и старший инвестиционный банкир Thomas Weisel

● Partners

● Брюс Вассерштейн, председатель и главный исполнительный директор Lazard

● Эндрю Циммерман, аналитик SAC Capital

Barclays

● Арчибальд Кокс-младший, председатель Barclays Americas

● Джерри дель Миссиер, президент Barclays Capital

● Роберт Э. “Боб” Даймонд-младший, президент и главный исполнительный директор Barclays Capital

● Майкл Кляйн, независимый советник Barclays

● Рич Риччи, главный операционный директор Barclays

● Джон С. Варли, генеральный директор

Закон

● Х. Роджин Коэн, председатель Sullivan & Cromwell

● Стив Данхаузер, председатель Weil, Gotshal & Manges

● Виктор Льюков, адвокат, Клири Готтлиб Стин и Гамильтон

● Харви Р. Миллер, партнер, гуру бизнес-финансов и реструктуризации, Weil, Gotshal & Manges

● Джеймс М. Пек, судья, Суд Соединённых Штатов по делам о банкротстве в Южном округе Нью— Йорка

● Дэниел Поллак, адвокат Криса Петтита, Simpson Thacher & Bartlett, основная юридическая фирма Lehman, бывший работодатель Эрин Каллан

● Антон Р. Валюкас, официальный эксперт по делу о банкротстве Lehman

Управляющие банкротством

● Тони Ломас, партнёр PricewaterhouseCoopers и администратор лондонского подразделения Lehman

● Брайан Марсал, директор по реструктуризации и со-генеральный директор компании Alvarez & Marsal LLC, занимающейся перестройкой бизнеса

Официальные лица

США

● Бен С. Бернанке, председатель Федеральной резервной системы

● К. Кристофер Кокс, председатель Комиссии по ценным бумагам и биржам (SEC)

● Мишель Дэвис, помощник госсекретаря

● Тимоти Ф. Гайтнер, президент Федерального резервного банка Нью-Йорка, позже министр финансов

● Дэн Джестер, советник Полсона

● Дэвид Г. Нейсон, помощник госсекретаря

● Генри М. Полсон-младший, министр финансов

● Стивен Шафран, советник Полсона

● Кендрик Р. Уилсон, советник министра финансов

Великобритания

● Аластер М. Дарлинг, министр финансов

● Сэр Каллум Маккарти, председатель Управления финансовых услуг (FSA)

● Гектор Сантс, исполнительный директор FSA

Пролог

Самый важный талант, необходимый в бизнесе, — это способность понимать людей. Вы должны знать, что их мотивирует, каковы их сильные и слабые стороны… Если вы разбираетесь в людях, вы далеко пойдёте. Если нет, то всё кончено.

— Стивен А. Шварцман (2009), бывший партнёр Lehman Brothers и нынешний генеральный директор Blackstone Group

О чём я думаю, когда оглядываюсь назад на тот период, когда брал интервью у всех этих банкиров Lehman в 1980-х? Честно, я испытал облегчение от того, что многих из них мне никогда не придется увидеть снова. Они были, за некоторыми исключениями, жадными, эгоистичными и крайне неприятными людьми.

—Кен Аулетта (2009), автор книги "Жадность и слава на Уолл-стрит: падение дома Lehman" (1986)

Когда я начала писать эту книгу, то думала, что расскажу зловещую историю последних нескольких месяцев 4-ого по величине инвестиционного дома Америки Lehman Brothers. Ему было почти 160 лет, когда он испустил последний вздох 15 сентября 2008 года.

Когда компания объявила о банкротстве, кредитные рынки по всему миру содрогнулись, а министр финансов США Генри Полсон-младший и председатель Федеральной резервной системы Бен С. Бернанке с ужасом осознали, что столкнулись с худшей экономической катастрофой со времён Великой депрессии 1930-х годов.

Я думала, что просто расскажу драматическую историю этого мучительного момента и всей компании через призму Полсона, Бернанке и председателя правления Ричарда С. “Дика” Фулда, который занимал свой пост почти 15 лет и однажды пошутил (в лучшие времена, когда цены на акции Lehman выросли до небывало высокого уровня), что “меня отсюда вынесут только ногами вперёд”. Примерно так и получилось.

Чего я не могла понять, пока не углубилась в анналы истории Lehman, так это того, что драматизм финала не шёл ни в какое сравнение с сагой о его жизни. История 160-летней компании вплоть до 1984 года была хорошо освещена (в частности, Кеном Аулеттой в книге "Жадность и слава на Уолл-стрит: падение дома Lehman"). Но события, которые произошли в те решающие промежуточные годы с 1984 по 2008 год, никто не освещал.

По иронии судьбы, Lehman попыталась сам рассказать эту историю, но потерпела неудачу. В 2003 году Джозеф М. “Джо” Грегори, президент фирмы, попросил ведущих игроков за предыдущие 20 лет (включая самого себя, Стива Лессинга, Джеффа Вандербика, Джона Сесила и Пола Коэна) рассказать о каждом из них в надежде составить “Современную историю” Lehman. Он сдался после 50 страниц. Но в качестве одного из тех редких, экстраординарных даров, о которых молятся биографы, эти 50 страниц — и, что более важно, множество страниц, написанных каждым человеком, — передал мне источник, которому я навеки глубоко обязана.

“Современная история” начинается в 1994 году, когда Lehman отделилась от American Express, а Дик Фулд, новый генеральный директор, стоял перед каскадом воздушных шаров в Зимнем саду — месте проведения вечеринок во Всемирном финансовом центре, через дорогу от башен Всемирного торгового центра в самом сердце Уолл-стрит. Фулд с гордостью провозгласил:

— Это новый день. У нас есть возможность создать собственную судьбу, и мне нужно, чтобы это сделали вы.

Среди руководителей высшего звена ходят разговоры о “неординарной воле Lehman Brothers” и “неоспоримых ценностях культуры Lehman”, которые включают “честность, силу характера, открытое общение, лояльность и командную работу”. В незаконченной рукописи автор сомневается, уместно ли ставить эти ценности выше более поверхностных склонностей Уолл-стрит: например, поскольку дух ценился выше образования, Lehman стала “необычным местом работы”. Компания была немногочисленной, но сотрудники отличались сплочённостью. Они с гордостью снова и снова заявляли: “единая компания”. Мантра Lehman гласила: “Поступай правильно”. Они называли себя хорошими парнями с Уолл-стрит.

Но насколько это было правомерно?

Есть причина, по которой “Современная история” так и не была закончена; отдельные материалы, подобные записям в дневнике, проясняют, что произошло с проектом. И бывший финансовый директор Джон Сесил подтвердил мои подозрения.

Просматривая “дневники” Джо Грегори, он понял, что существуют две основные проблемы. Одна из них заключалась в том, что портрет Дика Фулда, руководителя компании, был негативным — он был не таким великим генералом, каким хотел его видеть Грегори. Скорее он либо находился в тени, либо остро нуждался в том, чтобы какой-нибудь более сильный подчинённый указывал ему, что делать. Во-вторых, эти отчёты настолько отличались друг от друга, что вряд ли можно было сказать, что они представляют сплочённый фронт, дух “единой компании”.

Так что проект был заброшен в ожидании, пока кто-нибудь не захочет написать историю того, как на самом деле обстояли дела в Lehman, не заботясь ни о самолюбии, ни о повестках.

Ирония заключалась в том, что если бы Грегори действительно задумался о том, почему его проект потерпел неудачу, он, возможно, понял бы присущие фирме проблемы и осознал, что какофонию мнений на самом верху нельзя игнорировать, а нужно принять. Если бы он интерпретировал материал по-другому, Lehman, возможно, по-прежнему была бы жива.

* * *

Несмотря на внешность и бесконечно увековечиваемый миф о том, что он могучая горилла, Дик Фулд никогда по-настоящему не был синонимом Lehman (не говоря уже о том, что это была биржевая компания, которая принадлежала акционерам, а не ему лично).

Нет, надежды, а также сердце и дух современной Lehman жили и умерли с двумя влиятельными сотрудниками, оба из которых были вторыми при Дике Фулде, его доверенными лицами, его президентами, его жертвами.

Благодаря этим двум сотрудникам Lehman стала великой и дважды чуть не обанкротилась за последние 30 лет. Дик Фулд был в значительной степени подчинённым каждого из них, вот почему в некотором смысле вторая половина этой книги читается как эхо первой. Некоторые люди отказываются извлекать уроки из прошлого.

Первый президент Lehman похоронен в Фармингдейле, Лонг-Айленд. Ему был 51 год, когда он погиб в 1997 году. Т. Кристофер “Крис” Петтит был ростом под 190 см, с тёмными волосами и пронзительными карими глазами; когда он говорил, сердца мужчин и женщин таяли. До прихода в Lehman он окончил Вест-Пойнт и был военным разведчиком во Вьетнаме.

По совету друга в 1977 году Петтит подал заявление и получил работу в Lehman Commercial Paper Inc. (LCPI), подразделении по торговле коммерческими бумагами инвестиционного дома Lehman Brothers. Обладая выдающимися лидерскими качествами, Петтит с почти беспрецедентной скоростью продвинулся до должности руководителя отдела продаж, фактически став № 2Фулда в LCPI.

LCPI в то время возглавлял Льюис “Лью” Глюксман, тучный гигант торговли облигациями, который руководил подразделением Lehman по рынкам капитала; Глюксман сместил Питера Г. Питерсона, вежливого бывшего министра торговли, с поста председателя Lehman Brothers в 1983 году. Глюксман утверждал, что, поскольку он зарабатывает больше всех, он должен управлять бизнесом. Он выиграл в этой борьбе.

Фулд был одним из протеже Глюксмана. Его манера работы была такая же, как и у Глюксмана: тираническая. Они были похожи, хотя отличались внешне. Фулд, ростом 180 и с тёмными глазами, был подтянутым игроком в сквош, в отличие от своего неряшливого наставника. Оба были малоразговорчивы в офисе, но были печально известны тем, что могли оскорбить любого и широко пользовались ненормативной лексикой.

В 1984 году, когда Shearson American Express приобрела Lehman и Глюксману пришлось уйти из бизнеса, Фулд поднялся, чтобы возглавить подразделение Lehman по работе с облигациями. Петтит был его №2. Петтит был человеком "с земли", из окопов со своими солдатами. Он мог быть жёстким, но его уважали. Петтит был тем, на которого работали трейдеры, лидером, которого они почитали. Петтит ходил на вечеринки Lehman и произносил речи, после которых все были готовы забыть о своих коктейлях и отправиться прямиком в офис.

Примерно 10 лет, пока Lehman была объединена с Shearson и American Express, Фулд руководил практически незаметно. Он не был “ни лидером, ни ослепительным интеллектом”, — говорит один бывший трейдер.

После того, как Lehman выделилась из American Express и стала публичной компанией в 1994 году, единственным человеком, кто мог угрожать Фулда на посту главы нового инвестиционного банка Lehman Brothers, был Петтит. И пока Петтит пользовался лояльностью солдат, Фулд ничего не мог поделать со своим соперником.

То есть до тех пор, пока соперник впервые в жизни не стал уязвимым. В то время Петтит изо всех сил пытался наладить личную жизнь; у него умирали брат и брак. У него также был роман на стороне. Ничто из этого не должно было иметь значения на рабочем месте, но трое его лучших друзей позаботились о том, чтобы имело. Их звали Джозеф “Джо” Грегори, Стивен “Стив” Лессинг и Томас “Том” Такер. Все работали на Lehman. Фактически, вместе они управляли Lehman, по крайней мере подразделением облигаций, которое по сути было новым независимым Lehman. Все они вместе работали с 1970-х годов в Хантингтоне, Лонг-Айленд, пока не поругались из-за размеров вознаграждений.

Джо Грегори убедил Такера и Лессинга пойти к Фулду и, по сути, попросить уволить Петтита в марте 1996 года. Фулд знал, что с Такером, Лессингом и Грегори за спиной он, наконец, получил контроль над компанией; он понизил Петтита до главы отдела по работе с клиентами. Топ-менеджеры Lehman до сих пор называют этот эпизод "мартовскими идами", потому что понижение в должности произошло 15 марта — в день, когда Юлия Цезаря убили его бывшие друзья в 44 году до н.э.

Шесть месяцев спустя Петтит подал в отставку. Через 3 месяца после этого он погиб.

С уходом Петтита Фулд смог усилить контроль над компанией. Он брал уроки ораторского искусства и превратился в лидера, которым никогда раньше не был. Акции Lehman стремительно росли в течение следующих 10 лет по мере того, как он превращался в инвестиционный банк. Цена акций выросла до 86 долларов^[1], а Фулд стал самым крутым генеральным директором в городе, о нём в 2006 году в номере журнала "Fortune" говорилось как о человеке, который превратил “заведомо неустойчивую” компанию в “супер-горячую машину”. Главным барабанщиком, человеком, призывавшим фирму идти на больший риск, был человек, который организовал смещение Петтита и заменил его — Джо Грегори, второй президент Lehman.

Но в штаб-квартире Lehman на 7-ой авеню, 745, люди беспокоились, что Фулд поспешил, стремясь победить того, кого считал врагом: Goldman Sachs. 9 июня 2008 года Lehman сообщила об убытке во втором квартале в размере 2,8 млрд. долларов, первом квартальном убытке компании с момента выхода на биржу в 1994 году. В тот день акции упали на 9%. И всё же в течение нескольких месяцев Эрин Каллан, новый финансовый директор и “любимица” Грегори, твердила, что у Lehman достаточно капитала, а компания находится в хорошей форме.

12 июня Lehman объявила, что Джо Грегори уходит. Уходя, он забрал с собой Каллан, но нанесённый ими обоими ущерб был необратим. Надвигалась катастрофа.

Некоторое время Дик Фулд не мог понять, где он ошибся. Как он позже свидетельствовал перед Конгрессом о падении Lehman:

— Я просыпаюсь каждую ночь^[2] с мыслью: "Что я мог сделать по-другому? Что я мог сказать? Что я должен был сделать?" И я искал себя каждую ночь. Я снова и снова вспоминаю: когда я принимал эти решения, я опирался на имевшуюся у меня информацию. Я могу посмотреть вам в глаза и сказать, что эта боль останется со мной на всю оставшуюся жизнь...

Это было до того, как он узнал, что Грегори^[3], получив от Lehman несколько сотен миллионов долларов, попросил еще 233 миллиона долларов уже после того, как компания была объявлена банкротом, плюс, согласно заявкам, выходное пособие в размере 700 тыс. долларов в год за 25 лет работы и ещё 2,4 млн. долларов в год в течение 15 лет.

Фулд, который ни о чём не просил, когда наступил конец, по слухам, пришёл в ужас. Он, как и многие другие, обманывал себя мыслью, что Грегори хороший парень; Грегори был тем парнем, который сказал молодым управляющим директорам Lehman, что не хочет нанимать людей, “которые регулярно проверяют свои банковские счета”. И всё же Грегори был, по словам его бывшего друга Стива Лессинга, “фуфлом”.

Так что нет, это не очередная книга о крахе 2008 года. Скорее это притча о слабостях, разрушительном влиянии денег и опасностях высокомерия.

* * *

"Единая компания” была мантрой Lehman Brothers, и большинство людей думали, что этот слоган придумал Фулд. Но это было не так.

Его придумал Лью Глюксман, который обычно приходил в офис рядом с торговым залом и ломал карандаш на глазах у сотрудников. Затем он складывал несколько карандашей вместе и говорил:

— Видите: когда их много, я не могу их сломать.

Человеком, который лучше всего воплотил этот лозунг, был не Фулд. Это был Крис Петтит, который однажды, отдавая тайную дань уважения Глюксману и духу товарищества, который Петтит привил в Lehman Brothers, раздал карандаши с именами всех руководителей высшего звена в качестве сувениров для вечеринки. Он когда-то поставил на карту свою карьеру и свои сбережения, чтобы защитить рабочие места трейдеров, работников бэк-офиса и секретарей в своём подразделении. Он был воплощением всего лучшего в Lehman Brothers. И всё же сейчас его почти забыли, а имя вымарали культурой безжалостной алчности.

Часть первая. Мальчики из Пондерозы

Характер — это судьба.

— Гераклит

Глава 1. Долгое, жаркое лето

Я просто помню вечера. Джордж каждый раз возвращался из офиса, казалось, в 4 утра. Не знаю, как он пережил эти месяцы. Не знаю, как они все их пережили. Это было безумие.

— Нэнси Дорн Уокер

С наступлением ночи в субботу, 7 июня 2008 года, улицы Манхэттена по-прежнему излучали жару — нежелательный предвестник долгого, душного лета. В Skylight Studio, обширном частном банкетном зале в Сохо, Джордж Герберт Уокер, 39-летний троюродный брат тогдашнего президента Джорджа Уокера Буша, а в то время глава подразделения Lehman по управлению инвестициями, праздновал свадьбу с 31-летней Нэнси Дорн, симпатичной блондинкой, аналитиком хедж-фонда из Техаса. Пара, которая обменялась клятвами в мэрии Нью-Йорка несколькими неделями ранее и уже отпраздновала это событие с семьёй в Техасе, наслаждалась блюдами южной кухни, танцевала под изысканную музыку в исполнении ироничного свадебного певца и пила "маргариту" с 400 друзьями. Однако праздник омрачали первые признаки того, что Lehman Brothers вот-вот рухнет.

Молодожены планировали, что вечеринка будет непринуждённой и сдержанной — подушки на полу и фуршет. На Дорн было асимметричное платье Missoni до икр без бретелек. Уокер — высокий, в очках, “плюшевый мишка”, как говорили некоторые друзья, — довольно типично и очаровательно не мог вспомнить, во что был одет в тот вечер.

Нэнси Дорн и Джордж Уокер на осенней вечеринке в сентябре 2005 года.

Последнее, чего хотели молодожёны, — это чтобы их воспринимали как грандиозную пару. На самом деле, Уокер проинструктировал друга, организатора вечеринок Бронсона ван Вика:

— Просто убедись, чтобы мы не попали на шестую страницу, — страницу светской хроники в "New York Post".

Общественное возмущение по поводу феерии стоимостью 3 млн. долларов, устроенной генеральным директором Blackstone Group Стивеном А. Шварцманом по случаю его 60-летия 13 февраля 2007 года, по-прежнему оставалось в Нью-Йорке на слуху. Звёздное мероприятие с участием 500 гостей^[4], состоявшееся в "Арсенале Седьмого полка" на Парк-авеню, с выступлениями Рода Стюарта (которому заплатили 1 млн. долларов) и Патти ЛаБелль (которая исполнила “Happy Birthday”), стало неуместной катастрофой самовосхваления: акции Blackstone с тех пор неуклонно падали и уже колебались на уровне 18 долларов за акцию, что составляло почти половину их стоимости годом ранее. И теперь вся Уолл-стрит внезапно оказалась на краю пропасти, и все, особенно присутствующие на вечеринке Уокеров, прекрасно это чувствовали.

— Мы хотели, чтобы люди приходили и уходили, когда захотят, мы не заставляли их садиться за официальный ужин, — рассказывал Дорн.

Группу — кавер-версию Neil Diamond, Super Diamond — Уокер выбрал специально, чтобы сохранялось непринуждённое настроение.

Всего несколькими месяцами ранее^[5], 17 марта, Bear Stearns потерпела крах и была выкуплена JPMorgan Chase, который заплатил 2 доллара за акцию (в конечном итоге эта сумма была увеличена до 10 долларов за акцию благодаря государственному безвозвратному займу в 29 млрд. долларов); операция по спасению ошеломила финансовый рынок. Обеспокоенные глаза теперь смотрели на следующую костяшку домино в "большой пятёрке" Уолл-стрит: Lehman Brothers. Уокер перешёл в банк всего 2 года назад из более крупного и капитализированного (и, следовательно, более безопасного) Goldman Sachs.

С марта большинство высшего руководства Lehman работали по ночам и выходным, яростно пытаясь укрепить баланс. В те выходные многие гости на “второй свадьбе” Уокеров приехали прямо из офисов Lehman на 50-й улице, 7-ая авеню, 745. Большинство из них, как Дэвид Гольдфарб, руководитель отдела глобальных стратегических партнёрств, основных инвестиций и рисков Lehman, встретились с жёнами в офисе, просто схватили куртки со спинок стульев и поспешно направились к двери, продолжая думая совсем о другом. Даже Уокер в последнее время редко бывал дома; в день свадебной вечеринки Нэнси Дорн отправилась в кино одна. Через 2 дня предстояло объявлять финансовые результаты за июль. Пока новая 41-летняя финансовый директор Эрин Каллан сводила цифры (она не присутствовала на вечеринке), её коллеги знали, что будет объявлено о первых убытках Lehman с момента отделения от American Express — 2,8 млрд. долларов. Все были глубоко обеспокоены.

— В тот вечер у всех был стресс — мы переживали за Джорджа, — сказал Гольдфарб. — Мы были скорее уставшими, чем подавленными. Никто тогда не подозревал, что мы пойдём ко дну. Мы просто знали, что предстоит много работы.

Несмотря на суматоху, на вечеринку пришли почти все основные представители высшего руководства Lehman. Давний председатель правления и генеральный директор Дик Фулд был там с женой, с которой прожил почти 30 лет, 56-летней Кэти, в то время вице-президентом Музея современного искусства. Рядом с ними находились Джо Грегори, президент Lehman, и его вторая жена Ники, красивая брюнетка греческого происхождения. Затем был вежливый седовласый Том Руссо, главный юрисконсульт Lehman. Известный своим обаянием и красноречием, он получил прозвище “мэр Давоса”, потому что, как выразился один коллега, “приходит первым и уходит последним” на ежегодной конференции финансовых лидеров в Швейцарии. Под его мерцающими глазами скрывался стальной стержень — после краха Lehman Brothers в конце сентября Руссо утешил Lehman Europe кратким телефонным звонком, в котором объявил им: “Теперь вы сами по себе”.

— Никогда не поддавайтесь обаянию Тома, — сказал коллега. — Он такой же крутой, как и любой другой, когда хочет быть таким.

Последним членом ближнего круга Фулда, присутствовавшим в тот вечер, был Скотт Фрейдхайм, к которому Фулд относился почти как к сыну. 41-летний Фрейдхайм был сыном бывшего вице-председателя Booz Allen & Hamilton и бывшего генерального директора Chiquita Brands International Сайруса Фрейдхайма. Скотта уволили из инвестиционно-банковского подразделения Lehman в 1996 году и назначили управляющим директором в канцелярии председателя. Он быстро поднялся до высших эшелонов организации, что принесло ему столько же врагов, сколько и друзей.

Там была большая часть исполнительного комитета: Хью “Скип” Макги (глава инвестиционно-банковского отдела), Герберт “Барт” Макдейд III (глава отдела акций) и Тед Янулис (ипотечные кредиты). Также присутствовали Стивен Беркенфельд (председатель инвестиционно-банковского комитета) и Джон Сесил, маленький, серьёзный бывший директор McKinsey, который поднялся до финансового директора Lehman в конце 1990-х годов и которому, хотя он покинул Lehman в 2000 году, по-прежнему платили как консультанту. Также собралось большое число^[6] высших руководителей NeubergerBerman, подразделения Lehman по управлению активами, которое обычно называли “жемчужиной короны”.

Месяцами ранее Джо Грегори отвёл Уокера в сторонку.

— Знаешь, тебе не обязательно было приглашать всех этих людей, — сказал он. — Помни: это всего лишь люди, с которыми ты работаешь. Они тебе не друзья.

Грегори был единственным в Lehman, кто проработал дольше Фулда. Их карьера началась в начале 1970-х, когда Lehman была одной из ведущих консалтинговых компаний по слияниям и поглощениям (M&A) на Уолл-стрит, прежде чем стала продавать облигации и ипотечные кредиты.

Фулд и Грегори участвовали в так называемой “Великой войне” 1983 и 1984 годов — эпической битве за контроль над Lehman между их профессиональным наставником, трейдером облигациями Льюисом “Лью” Глюксманом и Питером Дж. “Питом” Питерсоном, бывшим министром торговли. Утончённый и доминировавший на обедах своей болтовнёй Питерсон вызывал всеобщую неприязнь у относительно "синих воротничков" — трейдеров за свои патрицианские манеры. Глюксман в трейдерами выиграл "Великую войну" и вытеснил Питерсона, главным образом потому, что к середине 1980-х трейдеры зарабатывали больше, чем банкиры-консультанты, связанные с Питерсоном. Но борьба дорого обошлась компании. Лучшие банковские специалисты сбежали, а доходы резко упали, отчего она стала уязвимой для поглощения недавно объединённой компанией American Express Shearson в апреле 1984 года. Питерсон не ушёл, не ужалив напоследок. В его финансовых интересах было добиться продажи Lehman. На самом деле, продажа компании была в значительной степени в интересах практически всех высокопоставленных инвестиционных банкиров. Именно это и произошло, как подробно описано в саге 1986 года за авторством Кена Аулетты "Жадность и слава на Уолл-стрит". Глюксману предложили плату за внеконкурсный выкуп в размере 15,6 млн. долларов (за 4500 акций)^[7]. Он и большинство других партнёров взяли деньги и ушли.

А Грегори и Фулд начали своё восхождение в правящую элиту нового Lehman Brothers.

* * *

Компанию основали в 1850 году^[8] три брата, торговцы хлопком: Генри, Эммануэль и Майер Леманы. Хлопковый бизнес превратился из общей торговли в биржу в нижнем Манхэттене. После Гражданской войны^[9], когда начался бум торговли акциями и облигациями, компания процветала и расширялась. Следующий большой скачок для Lehman Brothers произошёл после Второй мировой войны, при правлении Бобби Лемана, чья картотека ломилась от таких имён, как Уитни, Гарриман и большинства других представителей правящего класса Нью-Йорка. Он украсил стены^[10] офисов Lehman в центре города на Уильям-стрит произведениями искусства из своей частной коллекции — картинами Пикассо и Сезанна, Боттичелли и Рембрандта, Эль Греко и Матисса. Он был джентльменом, и его великая сила заключалась в том, что он знал, как объединить тех, кто на него работал.

Эндрю Г.С. Сейдж II, бывший сотрудник, сказал Кену Аулетте:

— Бобби не был выдающимся инвестиционным банкиром^[11]. Он не отличил бы привилегированные акции от домашнего скота, но он был чертовски хорошим психологом.

При нём Lehman стала банкирским домом джентльмена.

— Все партнёры Lehman были солидными людьми, — сказал Аулетте Феликс Рогатин, банкир, спасший Нью-Йорк от мук банкротства в 1970-х годах. — Они были главными^[12]. С ними общались, как с владельцами великого дома. Все считали, что если и существуют деловая аристократия и высокорентабельные предприятия, то они все здесь.

На звёздную репутацию компании не повлияла смерть Бобби в 1969 году. Многие из его банкиров, занимавшихся слияниями и поглощениями в 1970-х и начале 1980-х годов, по-прежнему знамениты и являются мастерами своего дела. В их рядах были Эрик Гличер, Стивен А. Шварцман, Питер Соломон, Дж. Томлинсон “Том” Хилл, Роберт Рубин, Роджер Олтман и молодой Стив Раттнер; все они добились большого успеха и богатства после ухода из Lehman Brothers. Именно междоусобицы, обычные для последних полвека истории компании, привели к тому, что Lehman опустился настолько, что в 1983 году её купила Shearson American Express. И из-за столь странного союза (“Поглощение Lehman компанией Shearson^[13] похоже на то, как "21" поглотила McDonald's", — сказал один из "леманитов" Брайану Берроу и Джону Хеляру в их книге 1990 года "Варвары у ворот") Lehman потерпела неудачу. И стала плести интриги. Подразделение Lehman Commercial Paper Inc. (LCPI) выросло, затмив собственное подразделение Shearson, и дало достаточный импульс Lehman Brothers, чтобы, наконец, снова отделиться и восстановить своё самомнение.

А что же Фулд и Грегори? Потребовались огромная выдержка, мужество и воинственный склад ума, чтобы вернуть блеск некогда золотой марке. Они бросили вызов скептикам, которые считали, что крошечная компашка по торговле облигациями никогда не переживет кризис мексиканского песо 1994 года. А эта "компашка" пережила ещё и российский кризис 1998 года. Они справились со слухами, пережили скандал и даже выгнали своего давнего сотрудника Т. Кристофера Петтита и стали полноценным мировым инвестиционным банком.

С тех пор как Lehman, находившаяся в их руках^[14], стала публичным предприятием, а численность сотрудников выросла с 8,5 до 28 тыс. сотрудников, цена акций выросла в 16 раз. Все партнёры были богаты. В 2007 году журнал "Institutional Investor" назвал Фулда генеральным директором года в категории "брокеры и управляющие активами"^[15]. Банк снова стал конкурентоспособной и уважаемой силой на Уолл-стрит. Он не должен был рухнуть только из-за кризиса активов и жилья. Они пережили 11 сентября, когда их 3 этажа офисов во Всемирном торговом центре были разрушены, а штаб-квартира в близлежащем Всемирном финансовом центре сильно пострадала. Они прошли через гораздо худшее.

* * *

И вот, в этот вечер, ради всеми любимого Джорджа Уокера, высшее руководство Lehman попыталось хорошо провести время и забыть о проблемах. Все болтали, танцевали, пили.

Грегори и Фулд рано скрылись. В этом не было ничего необычного — Фулд никогда не был любителем вечеринок. Он был знаменит тем, что появлялся на вечеринках с коктейлями на 10 минут, а затем уходил, чтобы побыть с семьёй.

— У нас всё будет хорошо, — сказал Фулд незнакомцу, который подошёл к нему незадолго до ухода с вечеринки. И он верил, что в худшем случае правительство США не допустит банкротства Lehman.

У нас всё будет хорошо.

Глава 2. Начало

У вас была старшая группа парней; там, очевидно, был Дик, но также ещё четверо парней, которые начали управлять бизнесом: Джо, Томми, Стиви и Крис. Они управляли Lehman. Они и были Lehman.^[16]

— Крейг Шиффер, партнёр-основатель Sevara Partners LLC и бывший руководитель отдела производных финансовых инструментов в Lehman Brothers

Той пятёрке, которым предстояло создать культуру нового Lehman Brothers, после Shearson, как нельзя более отличались от лощёных партнёров Lehman 1970-х годов. Они были уличными бойцами, трейдерами, у которых не было времени на снисходительность банкиров-снобов, которые носили модные костюмы, но зарабатывали меньше них.

Возрождением Lehman руководили Дик Фулд и четверо мужчин, известных как “мальчики из Пондерозы”. Это была сильно устаревшая отсылка к "Bonanza", популярному телесериалу начала 1960-х годов о бесстрашном владельце ранчо и его сыновьях, каждый из которых родился от разных жён. Мальчиками из Пондерозы были Т. Кристофер “Крис” Петтит, Джозеф М. “Джо” Грегори, Томас “Томми” Такер и Стивен “Стиви” Лессинг. Каждое утро в 5 утра они встречались в доме Лессинга в Лорел Холлоу, на северном побережье Лонг-Айленда, для 45-минутной поездки на Уолл-стрит.

Машину вели по очереди. Крис был самым высоким и старшим в группе, явным лидером. Томми был его закадычным другом и доверенным лицом — его светловолосый, симпатичный лучший друг с детского сада. Стиви был самым младшим и самым пухлым, но излучал очарование. Он удачно женился, и это было заметно. Джо был загадкой. Человек столь же нервный, сколь и словоохотливый, гибкий, с длинными волосами, в огромных очках и верёвочных браслетах, Джо выглядел совершенно неуместно на Уолл-стрит и в этой машине. Он выглядел так, словно ему следовало играть в рок-группе, а не работать в банке. Он был похож на Барри Гибба^[17].

* * *

Дик Фулд происходил из высшего среднего класса Харрисона, штат Нью-Йорк, шикарного спального района к северу от Манхэттена. Его отец, Ричард, управлял компанией, которая выдавала краткосрочные займы текстильным компаниям. Повзрослев, Ричи, как его тогда называли, хотел пойти в военно-воздушные силы.

Бетси Шапер, медиа-публицист, выросшая через дорогу от него, вспоминает, что родители души в нём не чаяли, а он слыл местным сердцеедом.

— Все хотели встречаться с Ричи, — вспоминала она.

Он был симпатичным, откровенным, мужественным.

Дик преуспел в лёгкой атлетике в Академии Уилбрэхема и Монсона, школе-нтернате в Массачусетсе, но в остальном не произвёл особого впечатления на тамошний преподавательский состав.

— Если бы вы спросили меня тогда: "Его можно назвать амбициозным?" — я бы ответила, что абсолютно нет, — сказала Шапер.

Затем Фулд учился в Университете Колорадо, и происхождение совершенно не сказалось на его оценках. Он выделялся главным образом своей безрассудной страстью, которую привносил на вечеринки, и яростной преданностью, которую проявлял к своим друзьям и требовал взамен.

Но и в университете у него хватало выдержки, и он не отступил. Существует часто повторяющаяся история о том, как его исключили из Учебного корпуса офицеров запаса (ROTC). Одному офицеру доставляло удовольствие издеваться над Фулдом во время еженедельных проверок из-за блеска его обуви. Этот офицер наступал на ботинки Фулда, а затем отправлял его в общежитие начищать их заново. Во время одной из таких смотров^[18] Фулд вернулся уже после второй такой чистки обуви и увидел, как офицер аналогичным образом издевается над другим товарищем-курсантом — топнул молодому человеку по ноге так, что тот не упал от боли.

— Эй, придурок! — сказал Фулд. — Почему ты не придираешься к кому-нибудь себе под стать?

— Ты со мной разговариваешь? — удивлённо спросил офицер.

— Да, — сказал Фулд, и они подрались.

Когда их разняли, Фулда вызвал командир.

— Хотите услышать мою версию случившегося? – поинтересовался Фулд.

— Нет, — последовал ответ. — У этой истории есть только одна версия.

После этого Фулда исключили за неподчинение, тем самым положив конец тому, что, как он надеялся, станет его карьерой в ВВС.

Он окончил университет в 1969 году по специальности "международный бизнес".

Позже в том же году партнер Lehman Герман Кан сообщил Полу Ньюмарку, в то время старшему вице-президенту и казначею Lehman Commercial Paper Inc. (LCPI), что внук одного из его клиентов переходит к ним на работу. Ньюмарк не был удивлён — приём на работу родственников уже давно было обычной практикой в Lehman Brothers.

— Мой сын, мой двоюродный брат, мой... ну , знаешь. Любой родственник мог получить работу в Lehman Brothers, — говорит Ньюмарк. — Люди в Lehman говорили, что дедушка Дика Фулда был важным человеком. Никто не собирался отказывать его внуку. И в любом случае, у отца Дика были счета в Lehman. Именно так он и получил приглашение на работу.

Фулд получил работу и был направлен в LCPI, которой руководил печально известный главный трейдер Лью Глюксман.

В дурном настроении Глюксман швырял предметы через весь свой офис, и это случалось довольно часто. Ньюмарк однажды видел, как он в гневе сорвал с себя рубашку, а в другой раз швырнулся 10-килограммовой счётной машинкой. Бывший морской офицер^[19] и сын производителя ламп, Глюксман всё больше злился, что его подразделение приносило более половины прибыли компании, но над его трейдерами открыто смеются инвестиционные банкиры — родовитая, образованная и ухоженная элита, в которой состояло большинство из 77 партнёров компании во главе с генеральным директором Питером Г. Питерсоном. Банкиры смотрели на трейдеров свысока и никогда не платили им столько же , как и своим коллегам-банкирам. Но по мере роста рынков капитала росли и торговые инструменты, а уподразделения Глюксмана появлялось всё больше возможностей зарабатывать больше денег, что только усиливало напряжённость внутри фирмы.

Глюксман быстро проникся симпатией к Фулду.

— Дик был умным парнем, — вспоминает Ньюмарк. — Если вы хороший трейдер и работаете на Лью Глюксмана, вы добьётесь своего.

— Лью любил тех, кто сидел с ним с 6:30 утра до 22:00 вечера, — говорит Ньюмарк. Личная жизнь Глюксмана почти полностью испарилась после развода, поэтому “те, кто готов проводить с ним по 14-15 часов”, — именно такие "достигали вершины”. Фулд быстро поднялся под руководством своего наставника.

Фулд и Глюксман были во многом похожи. Оба были неразговорчивы, безжалостны к противникам, громко и часто ругались в офисе и за его пределами. Оба считали, что наиболее эффективным инструментом управления торговым залом является страх. Оба были быстрыми, инстинктивными трейдерами — никогда не заморачивались деталями.

По словам партнёра Lehman, в те первые дни, когда Фулд участвовал в утреннем собрании трейдеров, “каждый говорил то, что хотел сказать, и Дик говорил: "Мне это нравится. Купите это". А потом все возвращались к своим столам и покупали всё, понимаете? В принципе, все делали то, что говорил Дик — зарабатывали деньги, потому что Дик достаточно часто оказывался прав”. Почти никто не осмеливался перечить Фулду и придерживаться альтернативной точки зрения, потому что, по словам этого трейдера, если они теряли деньги на сделке, которую он не согласовывал, им приходилось “адски расплачиваться”.

Ричард "Дик" Фулд

У Глюксмана был менталитет "мы — это мы, а они – это они“, и к "ним" относились инвестиционные банкиры Lehman. В те дни трейдеры размещали свои позиции на карточах размером 5 на 7 дюймов на стене, чтобы каждый мог видеть, что было куплено и продано. Цвет чернил указывал, к какому типу ценных бумаг это относилось. По словам высокопоставленного сотрудника LCPI, если трейдеры когда-либо слышали, что Артур Шульте, партнёр Lehman, ответственный за торговлю, направлялся с Уильям-стрит (штаб-квартира Lehman Brothers) на Милл-лейн 9 (тогда штаб-квартира LCPI), карточки быстро исчезали с доски. Существовали ограничения на общую стоимость их позиций, и в полдень эти позиции могли стоить уже выше; по сути, трейдеры скрывали волатильность акций – тот риск, на который они шли ежедневно.

Когда Артур уходил, карточки снова возвращались на свои места.

— Это была игра, — говорит Ньюмарк, — которая укоренилась в людях. Так Глюксман вёл свой бизнес.

Эта игра научила трейдеров “скрывать факты”, и она была очень прибыльна. А Дик Фулд был в ней весьма сведущ.

Одна история с его участием быстро стала легендой.

Это были 1970-е годы. Фулд был младшим трейдером, и для продвижения вперёд ему нужна была сделка, подписанная Алланом Капланом, в то время партнёром и банкиром, возглавлявшим комитет по обязательствам. Он пошёл на приём к Каплану, который в тот момент разговаривал по телефону, и жестом попросил Фулда подождать снаружи. Фулд всё равно вошёл и сказал:

— Мне нужно, чтобы вы кое-что подписали.

Каплан снова сделал знак Фулду подождать снаружи.

Фулд не сдвинулся с места:

— Я знаю, но мне нужно, чтобы вы мне подписали.

Каплан продолжил телефонный разговор, и Фулд снова рявкнул на него. Раздраженный Каплан повесил трубку. Кто этот раздражающий молодой парень? Разве ему неизвестно, что нельзя врываться в офис на банковском этаже, не говоря уже о том, чтобы мешать разговору шефа по телефону? Фулд объяснил, что у него есть сделка, для заключения которой нужна подпись Каплана.

Каплан решил преподать дерзкому трейдеру урок протокола. Он указал на свой стол, заваленный бумагами:

— Видишь эти стопки на моём столе? Вот разберусь с ними – тогда подпишу твою бумагу.

Фулд подошёл к столу и очистил его одним взмахом руки. Бумаги разлетелись по офису, а Фулд сказал:

— Теперь можете подписать?

Каплан был поражён, но подписал, тем самым положив начало легенде о Дике Фулде, горилле фондового рынка.

* * *

К 1984 году у Фулда было всего несколько близких друзей в торговом зале. Одним из них был Глюксман. Другим был Джеймс С. “Джим” Бошарт III, управляющий директор, которого Глюксман нанял в 1970 году в основном за то, что тот хорошо играл в баскетбол. Бошарт был под 2 метра ростом и бывшей звездой баскетбола Университета Уэйк Форест, а Глюксман очень хотел, чтобы команда LCPI выиграла чемпионат Lehman по баскетболу. (Команда проиграла^[20] первые 4 матча до того, как к ним присоединился Бошарт, но затем одержала 12 побед подряд и выиграла баскетбольную лигу Уолл-стрит.) Было счастливым совпадением, что Бошарт, который к 1983 году стал партнёром и главой правления (CAO), обладал превосходным даром подсчитывать цифры. Когда он присоединился, Глюксман бросился через торговый зал, чтобы поприветствовать его.

— Я знаю, кто ты. Я прочитал твоё резюме. Ты не подходишь для работы здесь, — он сделал паузу. — Но я беру тебя на 3 месяца, чтобы ты поиграл в нашей баскетбольной команде. Сможешь ли ты работать в трейдинге, зависит только от тебя.

И Бошарт смог.

После того, как Бошарта приняли на работу, в Lehman стала ходить шутка, что “если ты способен в прыжке достать до потолка, тебя обязательно возьмут”.

Неудивительно, что Глюксману также нравился Крис Петтит. Петтит пришёл в компанию в 1977 году. Как бывшему военному, Глюксману нравилось набирать людей из армии. Петтит с его навыками командира и выдающимся военным резюме подходил ему как нельзя лучше.

Такер, Грегори и Лессинг, которых все считали “людьми Петтита”, выиграли от роста Петтита, хотя Петтит пришел в фирму намного позже Грегори. Сын печатника-литографа, Грегори никогда не предполагал, что в конечном итоге окажется на Уолл-стрит. Его нанял друг семьи ещё в 1968 году, и он проводил там лето в качестве стажёра в подростковом возрасте.

Стив Лессинг был самым молодым из них. Он присоединился в 1980 году.

Все они с трепетом наблюдали, как Петтит, не имея никакого финансового опыта, стремительно продвигается по карьерной лестнице LCPI. Петтита назначили руководителем отдела продаж LCPI в 1980 году и партнёром в 1982 году. Теперь он был, по сути, заместителем Фулда, с которым хорошо ладил.

Ньюмарк вспоминал, что партнёрство Фулда и Петтита хорошо работало в начале 1980-х, особенно пока Глюксман присматривал за ними обоими.

— В 80-е годы это была компания, которая уже не могла быть лучше. Там работали Глюксман, Фулд и Петтит — это была команда, — сказал Ньюмарк. — Lehman Brothers в те дни были командой. Команда работала слаженно, и мы все добивались успеха. Нам всем хорошо платили.

Такер стал заместителем Петтита по продажам, в то время как Лессинг, трейдер, вырос до заместителя Такера; Грегори работал в сфере ипотечных ценных бумаг в 1970-х годах и вырос до главы высокодоходных ценных бумаг, а в 1990-х годах – облигаций.

Грегори всегда считали умным человеком, хотя и необычайно порывистым и эмоциональным для банкира. Иногда видели, как он открыто плачет в офисе и пытается это скрыть, а иногда видели, как он выходит из себя и даже не пытается этого скрыть. В те дни он был человеком Петтита и постоянно насмехался над более молчаливым Фулдом.

— Джо раньше считали этаким отморозком, — вспоминает Роберт “Боб” Генирс, партнёр в тот период.

Он помнит, как Фулд, в частности, мотал головой на некоторые вещи, которые говорил или делал Грегори.

— Дик иногда признавался мне, что скептически относился к Джо, — говорит Генирс.

* * *

Каждое буднее утро перед работой мальчики из Пондерозы заходили в тренажёрный зал в нижнем Манхэттене, всего в нескольких минутах ходьбы от своего офиса, и вместе с конкурентами по бизнесу из Goldman Sachs (включая его будущего генерального директора Джона Корзайна и Роберта Джордано, одного из главных экономистов) бегали на беговых дорожках и поднимали тяжести. Они гордились тем, что первыми переступили порог этого спортзала, и их часто встречала музыка из сериала "Bonanza". Лиз Непорент, которая была тренером в тренажерном зале, придумала прозвище для группы и присвоила каждому из них персонажа из шоу.

— Томми был симпатичным — Адам; Стив был Хоссом, а Джо, по очевидным причинам, был Малышом Джо , — сказала она Крису. — Лидером ... всегда первым был Папаша.

Непорент пришла в голову эта идея, потому что Лессинг, самый пухлый из группы, всегда с наибольшей неохотой “делал то, что ему говорили”, когда дело касалось физической формы. В то время как остальные соревновались в беге и подъёме тяжестей, Лессинг часто не сходил с беговой дорожки. Иногда, однако, он примерно на минуту включал её на полную скорость и кричал на бегу: “Давай!” и “Э-ге-гей!”

Эти крики и навели Непорент на мысль поставить музыку из "Bonanza", будто он сгонял в кучу коров.

Непорент вспоминает, что эта четвёрка была, безусловно, самыми щедрыми посетителями спортзала.

— Другие банкиры давали нам 20 долларов в качестве праздничных чаевых, а эти оставляли тысячи долларов. Они не знали, что мы иногда рассчитывали на их рождественский бонус, чтобы свести концы с концами. А иногда, если они вызывали нас к себе домой на персональную тренировку, то присылали за нами лимузин. Помню, как сажусь в этот лимузин, а соседи таращат глаза. Никто другой не делал для нас ничего подобного.

Мальчики из Пондерозы были целеустремлёнными, склонными к риску, не боялись сверстников в модных костюмах с лучшими резюме— и они отличались сплочённостью. С 1984 по 1995 год они были архитекторами того, что впоследствии станет новой Lehman Brothers. Их крошечное подразделение боролось за жизнь и выросло в инвестиционный банк, ценности которого на короткое время отразили то, что мечтали создать эти люди: компанию, поощряющую воинственную лояльность и невероятную изобретательность, примером которой является кредо “Трейдер знает лучше” и самоотверженное следование мантре “единая компания”.

В 1980 году, глядя на эксцессы Уолл-стрит той эпохи, Такер и Петтит дали друг другу обещание — они поклялись, что никогда не превратятся в придурков, если будут зарабатывать деньги.

Они были бы уникальны. Они были бы хорошими парнями с Уолл-стрит.

Такер (слева) и Петтит (справа) на отдыхе, Вирджин Горда, 1984 год.

Глава 3. Капитан

Команда, команда, команда... — я вообще не помню, чтобы Крис Петтит что-то говорил, не произнося этого слова.

— Рональд А. Галлатин, бывший партнёр Lehman

Баскетбольный матч избавил Криса Петтита от Вьетнамской войны. Он отслужил почти 3 из положенных 8 лет военной службы после окончания Вест-Пойнта и надеялся в конечном итоге изучать медицину. Он получил 2 бронзовые звезды за доблесть во время войны во Вьетнаме. Он управлял небольшой моторной лодкой для Учебной группы мобильной помощи, а его жена Мэри Энн Петтит помнит письма, в которых он описывал страх, когда плавал вверх и вниз по реке, а вьетконговцы смотрели на них с обоих берегов. Ему казалось, что умрёт в любой момент.

После 6 месяцев во Вьетнаме Петтит был готов отправиться домой. Его хорошего друга и школьного соперника по лакроссу, лейтенанта Рэя Эннерса, убили в засаде, а бесполезность обучения южновьетнамцев военной подготовке действовала ему на нервы. Он хотел вернуться на Лонг-Айленд, к жене.

В 10-ом классе он начал встречаться с Мэри Энн Моллико, хорошенькой, с каштановыми волосами, чирлидершей и гимнасткой средней школы Хантингтона, где Петтит был лучшим спортсменом и стипендиатом. Они поженились 6 лет спустя, в 1967 году. Хотя они были бедны, Мэри Энн считала их брак “сказкой”. Крис был, как казалось тем, кто знал его тогда, настоящим принцем. Они вспоминают, что в нём было что-то такое, что привлекало внимание — когда он смотрел на вас, казалось, что он заглядывает вам прямо в душу. Он был мужчиной, за которым инстинктивно следовали другие.

Счастливые времена: Крис и Мэри Энн Петтит, Вирджин Горда, 1984 год.

Петтит выбрал Вест-Пойнт, а не Гарвард, потому что там предлагалась зарплата, а он знал, что семье нужны деньги. Кроме того, Петтит хотел играть у тренера по лакроссу из Вест-Пойнта Джеймса Ф. Адамса, который был легендой в этом виде спорта. В Вест-Пойнте Петтит был лучшим бомбардиром академии и капитаном команды, а также дважды попадал во всеамериканскую сборную. Он окончил университет с отличием в 1967 году, когда генерал Уэстморленд объявил о победе США во Вьетнаме. После двух с половиной лет обучения на полигоне ракетной батареи "Nike Hercules" в Цвайбрюккене, Германия, Петтита отправили во Вьетнам.

Когда Мэри Энн в мае 1970 года получила телеграмму, будучи дома в Хантингтоне, штат Нью-Йорк, она предположила худшее. Они с Крисом планировали провести его предстоящий отпуск вместе на Гавайях, и Мэри Энн теперь боялась, что этому не бывать. Дрожащими руками она вскрыла конверт и прочла: “У капитана Петтита серьезная гематома на правом бедре, и она движется к сердцу. Нужно эвакуировать его в Японию”.

Это был всего лишь синяк — неприятный синяк, который ощущался так, как будто он сломал бедренную кость, но всё же всего лишь синяк. Он получил травму колена во время баскетбольного матча в окружном штабе во Вьетнаме, а неделю спустя был в Японии, где ему поставил диагноз капитан Марвел — армейский врач с чудесным именем, который заверил его:

— Мы тебя вылечим.

Но Петтит не хотел излечиваться — по крайней мере, не для того, чтобы вернуться к сражениям на войне, в которую он больше не верил. Ему хотелось уйти. По словам Мэри Энн, муж, как и многие другие солдаты, был травмирован войной. Набожный католик (в 1980-х годах он стал евхаристическим служителем в своей поместной церкви "Богоматерь, покровительница мучеников"), у него были серьёзные философские проблемы с тем, что он и американские военные делали во Вьетнаме. Он разочаровался в возложенной на него задаче по обучению вьетнамцев военному делу, как только понял, что они не хотят учиться, а предпочитают умереть.

Капитан Марвел удивился, когда Петтит сказал ему, что не хочет возвращаться во Вьетнам.

— Я не буду этим заниматься, — сказал он.

Петтита отправили в больницу Сент-Олбанс в Квинсе, Нью-Йорк, и он находился там 6 недель, пока гематома не рассосалась. Он подал в отставку в июне 1971 года.

Майор Питер Бутон, его командующий отделением, писал: "Крайне прискорбно, что этот выдающийся молодой офицер не продолжит карьеру в армии, поскольку у него есть потенциал превзойти подавляющее большинство своих современников в индивидуальном профессиональном развитии".

Петтит по-прежнему хотел стать врачом. Он надеялся, что его выдающейся успеваемости в средней школе, учёбы в Вест-Пойнте и службы во Вьетнаме будет достаточно, чтобы поступить в лучшую медицинскую школу, но сейчас ему было 27, и он не мог позволить себе оплачивать учёбу самостоятельно. Он получал отказ за отказом. По словам Мэри Энн, это раздавило его.

— Он всегда был капитаном любой спортивной команды, старостой каждого класса, — скажет она позже. — Он никогда не проигрывал, никогда не терпел неудачу. Это была проверка на реальность.

К настоящему времени у Криса и Мэри Энн было две дочери, Лара и Кари, и Крису нужно было делать всё возможное, чтобы оплачивать счета. Молодая семья жила в доме его покойной бабушки, который принадлежал отцу, продавцу витрин. Криса наняли преподавать естественные науки и математику семиклассникам и восьмиклассникам в его старой средней школе и тренировать футбольную команду.

— Когда он вернулся [с войны], он был очень встревожен, и я часто заставала его плачущим по ночам, просто всхлипывающим, в попытках справиться с нелепостью войны, — говорит Мэри Энн.

Он планировал написать книгу о своих проблемах, но далеко не продвинулся. Он читал Аристотеля и Платона и пытался разобраться в своём опыте.

Лучший друг детства Петтита, Том Такер, услышал от матери, что Петтит дома и у него проблемы. Такер не видел Петтита много лет и горел желанием восстановить связь со старым приятелем. Он пригласил Криса к себе в Чикаго, где он работал с Грегом Маротцем, братом из студенческого братства Университета Колгейт, в отделе продаж Northern Screw Company, небольшого импортёра и дистрибьютора промышленного крепежа, используемого производителями сельскохозяйственной техники на Среднем Западе.

— Когда я позвонил ему в январе 1973 года, он отказался. Мэри Энн тогда носила третьего ребенка, Сюзанну, и о переезде из Хантингтона не могло быть и речи, — вспоминает Такер.

Но Такер не сдавался, и через неделю Крис смягчился настолько, что приехал в Чикаго на собеседование. Его приняли на работу, а через 6 месяцев взяли и его брата Расти. Эта троица провела там 2 года и более чем утроила производительность компании; но они поссорились с владельцем, который, как они утверждали, кинул их с зарплатой. Они поклялись “никогда больше не работать на придурков”, как вспоминает Мэри Энн.

Они вернулись домой в Хантингтон в 1975 году. С помощью отца Криса они приобрели ресторан "Finnegan's Restaurant and Tap Room", старейший бар-ресторан в городе. На стене они повесили фотографию Пятика, коротышки-кролика из эпической аллегории Ричарда Адамса "Обитатели холмов" (Watership Down). Они учредили компанию с тем же названием.

Но доходов от ресторана было недостаточно, чтобы прокормить 3 семьи. Петтиты были в таком затруднительном положении, что Мэри Энн отказали в кредитной карте Вулворта, на которую она собиралась купить жалюзи для спальни. К 1977 году Петтиты и их трое детей часто ели любую еду, которую Крис мог принести домой из бара. Мэри Энн была беременна четвёртым ребенком (Крисом-младшим), но она так беспокоилась о финансах, что первые несколько месяцев ничего не говорила мужу, не желая беспокоить его.

— У Криса в старших классах были наибольшие шансы на успех, а теперь он даже не мог позволить себе содержать собственных детей, — вспоминала она.

Затем, в январе 1977 года, Джим Бошарт, который знал Петтита с тех пор, как они играли в разных школьных баскетбольных командах, и слышал, что у них с Такером проблемы, пригласил их на собеседование в Lehman Commercial Paper Inc. (LCPI). Петтит с радостью принял приглашение, вспоминает Такер. Оба поняли, что на ресторане особо не заработаешь, а на Уолл-стрит можно было заработать много денег.

Ради собеседования оба купили новые костюмы в местном универмаге "Abraham and Strauss" — Такер вспоминает, что костюмы стоили 49,99 долларов.

Позже в том же месяце они встретились с Полом Коэном, в то время партнёром и главой правления LCPI, и Мортоном Курцроком, главой правления отдела ценных бумаг, а затем провели краткую встречу с Лью Глюксманом.

На собеседовании с Такером Коэн спросил:

— Новый костюм?

Такер покраснел и тихо сказал:

— Ага.

Коэн улыбнулся:

— Ты забыл снять ценник.

Ни один из них не произвёл особого впечатления на собеседовании — в основном из-за отсутствия финансового опыта. Для Бошарта это было крайне неловко, но он настаивал, что они будут хорошими сотрудниками.

— Ладно, тогда выбери кого-нибудь одного, — сказали ему.

Бошарт выбрал Петтита.

Петтит отказался от работы из преданности другу, но Такер настоял, чтобы он согласился, что он и сделал. 6 месяцев спустя Петтит показал, что он бесценный сотрудник, и Такера снова пригласили на собеседование. Он появился на нём в том же костюме, что и в предыдущий раз. В этот раз ценник был срезан. В этот раз его приняли на работу.

Что такого Бошарт увидел в высоком, серьёзном, кареглазом Петтите и симпатичном, светловолосом Такере?

— Я просто почувствовал, что они люди необычайного свойства, у которых есть то, чего явно не хватало на Уолл-стрит, а именно умения создать команду.

* * *

Учитывая военное прошлое, изнурительные рабочие дни на Уолл-стрит не были для Петтита большой проблемой. Из всех мальчиков Пондерозы он быстрее всех поднялся по служебной лестнице Lehman. В 1979 году его назначили главой отдела продаж в офисе в Сан-Франциско. Он без колебаний перевёз семью на Западное побережье, но там они пробыли недолго. К 1980 году он был руководителем всех продаж в LCPI, а в 1981 году стал партнёром Lehman Brothers Kuhn Loeb (LBKL).

— Наверное, из-за того, что он начинал уже в солидном возрасте, он больше остальных торопился добиться успеха, — говорит 40-летняя Лара Петтит, его старшая дочь. – Поэтому он приходил раньше всех и иногда работал без перерыва на обед.

В отличие от Фулда, Петтит обладал харизмой, которую люди до сих пор вспоминают с благоговением. Он был превосходным и часто вдохновляющим оратором-импровизатором. В отличие от Пита Питерсона, генерального директора Lehman, Петтит давал скромные практические советы. Он часто любил напоминать коллегам о том, как президент Джон Кеннеди в огромных коридорах НАСА однажды столкнулся с уборщиком, который мыл полы.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Кеннеди уборщика.

— Господин президент, я помогаю отправить человека на Луну, — ответил уборщик. Петтит сказал о своём желании, чтобы каждый сотрудник Lehman обладал духом уборщика и вносил свой вклад в бизнес компании.

Продавец облигаций Крейг Шиффер вспоминает, что “у Криса были способности, которых я никогда не видел” — люди часто уходили воодушевлёнными даже после того, как он устраивал им разнос.

— Он был особенно строг со мной, как суровый отец. Он выбивал из тебя всё дерьмо, кричал на тебя. Но он единственный человек на моей памяти, у которого ты не выходил из его кабинета со словами: "Вот засранец!" Ты выходил и думал: "Я должен лучше работать!"

Петтит был прямолинеен и честен с людьми, и его уважали за это. У него также был талант выявлять таланты. Джим Винчи работал бухгалтером в тогдашней компании Coopers & Lybrand, его наняли для обновления устаревших операционных систем Lehman. У него была репутация подлого, упрямого и жёсткого человека — и он это знал. Он никогда не встречался с Петтитом, пока его не пригласили в его офис в середине 1980-х, когда Петтит был № 2 Фулда.

— Я проработал там 6 месяцев, — вспоминает Винчи. — Он вызвал меня в свой кабинет и сказал: "Джим, я слышал, ты самый большой засранец, которого мы когда-либо нанимали". Я подумал: "Ладно, встреча будет бурная... а потом, скорее всего, я вернусь к своей старой работе..." А потом Петтит говорит: "Но я также слышал, что ты один из самых умных людей, которых мы когда-либо нанимали, — и добавил: — Я сталкивался с такими, как ты, в армии. И поэтому я хочу спасти тебя. Ты будешь работать на меня".

Винчи быстро превратился в начальника штаба Петтита.

* * *

Петтита не испортила (или так казалось в течение многих лет) и растущая зарплата. Все его четверо детей посещали ту же государственную школу, что и он, в Хантингтоне. Возвращаясь по вечерам домой, он бросался помогать детям с домашним заданием.

— К нам приходили все дети — их подвозили родители, потому что он единственный мог разобраться с домашними заданиями по химии, — рассказывает Лара. — И он занимался этим в восемь часов вечера, сразу после возвращения с работы — сидел за учебником и разбирался.

Он редко пропускал игры, в которых играл кто-либо из его детей.

— Я помню, как он однажды прибежал на последнюю четверть матча с галстуком, развевающимся за спиной — опоздал, потому что попал в пробку по дороге домой из офиса, — рассказывает Мэри Энн.

Как только он приехал, все это заметили, потому что он кричал и подбадривал громче других родителей.

По выходным он тусовался с семьёй, а также с Такерами, Лессингами и иногда с Грегори. Время от времени Фулды, Дик и его красивая жена-блондинка Кэти, выходили из городской квартиры.

— Ведите себя наилучшим образом, потому что приедет мой босс, — говорил он детям, которым очень понравились Дик и Кэти Фулд.

— Она была такой хорошенькой, — вспоминает Лара.

Дик сфотографировал их всех на заднем дворе Петтитов с детьми и их домашними животными: двумя золотистыми ретриверами и двумя кошками.

Роман Дика и Кэти Фулд к тому времени тоже стал легендой Lehman. Кэтлин Бейли, статную блондинку, младшую из 8 братьев и сестёр-католиков, приняли на работу в 1970-х годах в отдел продаж. Фулд не хотел нанимать её.

— Она слишком хорошенькая, охмурит кого-нибудь, выйдет за него замуж и станет бесполезна для фирмы, — сказал он.

Отчасти он был прав.

— Мы все делали вид, что не замечаем, что, когда Дик уезжал с работы, Кэти тоже уезжала, но никого это не обмануло, — вспоминает Пол Ньюмарк.

Ричард "Дик" Фулд и Кэти Фулд на торжественном приёме в Музее современного искусства, февраль 2006 года

Они поженились 24 сентября 1978 года, на следующий день после того, как Фулд стал партнёром. Кэти ради мужа приняла иудаизм. У пары родилось трое детей: близнецы Жаклин и Крисси, и Ричи. К удовольствию сотрудников Lehman, после свадьбы Кэтлин сменила фамилию на “Фулд”.

Простой образ жизни Петтита резко контрастировал с образом жизни большинства его коллег из Lehman, которые в начале 1980-х годов работали в банковском отделе LBKL. Это были люди с такими фамилиями, как Гличер, Альтман, Рубин, Соломон и Шварцман. Они славились умом, приятной речью и навыками ведения жёстких переговоров; но больше всего они были парнями, которые заработали деньги, много денег (хотя они верили, что можно заработать гораздо больше и во многих случаях были правы). У них было несколько домов, большой штат прислуги, и по мере того, как они становились богаче, многие из них меняли первую жену на более молодую.

Петтит принял всё это во внимание и сказал Мэри Энн:

— Я хочу заниматься этим только 10 лет. Не хочу, чтобы это изменило меня, если я буду заниматься этим дольше.

Партнеры Lehman в начале 1980-х регулярно устраивали роскошные обеды с дорогим вином и мартини. Там была собственная парикмахерская^[21], бесплатные сигары (годовой счёт за которые достигал 30 тыс. долларов) и свежая малина.

— Столовая Lehman и её шеф-повар были столь же прекрасны, как и в любом другом ресторане мира, — вспоминает Ньюмарк. — Было трудно заказать столик. Нужно было приходить с клиентом. Но партнёры могли бы приходить и питаться там каждый день – и не просто подойти и взять сэндвич. Это был [ужин] из трёх-четырёх блюд, самая изысканная еда, на которые не скупились, с сигарами, алкоголем, вином, а потом там была коллекция произведений искусства Роберта Лемана: Пикассо, Рембрандт и всё такое прочее. Это было очаровательное место.

Тогда трейдеры в LCPI не вели такого образа жизни. Они носили ремни, а банкиры — подтяжки. Когда Петтит впервые пришёл на работу, трейдеры листали во время обеда "Playboy", и как только он смог навязать свою волю и вкус, он положил этому конец. В этом он был похож на Фулда, который придерживался строгих моральных принципов и верил в святость семейных ценностей.

Что Петтиту также нравилось в LCPI в те ранние годы, так это что его маленькое подразделение всегда сражалось в более мощных весовых категориях. Его прибыль была непропорционально высока, и это было во многом благодаря духу товарищества людей, которые там работали. Этим гордились все мальчики из Пондерозы.

Мэри Энн говорит:

— Что им нравилось в Lehman, так это то, что он настаивал на команде, команде и команде.

Она вспоминает, что во время одного рождественского ужина в LCPI в конце 1980-х “Крис подводил итоги роста и успеха за год, оглядел зал и сказал: "А теперь посмотрите вокруг! Каждый здесь с супругом. Вот почему мы успешны: потому что наше слово — это наша честь. Мы преуспеваем в бизнесе, потому что люди могут доверять нам"”.

Его считали мессианцем, говорит Ким Салливан, секретарь отдела продаж:

— Помню, когда я впервые начала работать в торговом зале, он отозвал меня в сторону (кажется, это было на второй день моей работы) и сказал: "Ты увидишь, как много здесь всего происходит. Ты увидишь, что много кого зарабатывает много-много денег. Просто помни одно. Однажды ты тоже будешь там. Но вспомни, с чего ты начинала карьеру. И никогда не упускай из виду, кто ты и откуда пришла. Потому что это легко сделать, когда все мы зарабатываем много денег”.

Салливан вспоминает день, когда один трейдер истерически рыдал:

— Его дочь доставили в отделение неотложной помощи на Лонг-Айленде. В больнице ей использовали не тот аспиратор, и у бедняжки начались судороги, и она впала в кому. Его только что уведомили, что он израсходовал всю свою медицинскую страховку. Он был новичком на Уолл-стрит; ещё не заработавшим никаких денег. Я сказала ему: "Тебе надо поговорить с Крисом". А он ответил: "Я не знаком с Крисом". Я сказала: "Ну, через пять минут познакомишься".

Салливан быстро сообщила Петтиту о ситуации и вспоминает, что тот заметил:

"Конечно, я его знаю".

— Крис знал имена всех в торговом зале. Он был потрясающим! Он привёл этого парня к себе в кабинет. Они проговорили около получаса, и когда парень вышел, он весь сиял. Крис дал ему временный заём, чтобы он мог купить дом в Нью-Джерси, чтобы ребенка можно было перевести в больницу получше. Дом находился примерно в квартале от больницы, и Петтит позаботился о том, чтобы Lehman всё устроила. В наших медицинских страховках не было ограничений, потому что мы были автострахованной компанией. Парень сказал мне: "Вау, это действительно невероятная компания! Тут о тебе действительно заботятся!”

Идеалы Петтита настолько вдохновили LCPI, что в корпоративном видеоролике об истории фирмы период до его прихода называли хаотичным, непросвещённым временем: “До н.э. — до Криса”.

Глава 4. Взятие под контроль

Самым большим и фундаментальным изменением на Уолл-стрит в моей карьере стал переход частной и государственной собственности туда, где частные партнёрства и государственные фирмы сами определяют свой капитал и где, по словам Викрама Пандита, “трейдеры играют с деньгами заведения”.

— Джозеф Р. Перелла, председатель и главный исполнительный директор Perella Weinberg Partners

Перегрин “Перри” Монкрейфф, младший сын сэра Руперта Иэна Кея Монкрейффа из того же рода, 11-ый баронет, присоединился к подразделению Lehman по работе с облигациями в 1982 году. Высокий шотландский аристократ (и гребец из Оксфорда), Монкрейфф был приветливой, богатой аномалией на торговой площадке Нью-Йорка. Но он также был умён, чрезвычайно сдержан и обаятелен.

Его привлекла Lehman из-за простых манер Лью Глюксмана, которого Монкрейфф считал глотком свежего воздуха в душных стенах Уолл-стрит.

— Я подумал: "Это первый парень, который мне нравится, потому что он серьёзный трейдер", — говорит Монкрейфф. — В Лью не было напускной чванливости, но он был таким умным — как старый русский генерал. На работе он всегда ходил в рубашке без пиджака, с ослабленным галстуком и расстёгнутым воротничком. Когда я впервые обедал с ним, мы говорили о Марксе, и я подумал: "На этого джентльмена я могу работать".

Когда Монкрейфф пришёл к Петтиту и Фулду на собеседование, он сказал им:

— Лью — фантастика! –

и, подражая неряшливой манере Глюксмана, взял кусочек сыра с тарелки и приколол к галстуку.

— Он мне нравится, потому что он неотёсанный, — сказал он. — Но он способен возглавить крупную торговую организацию, так что он должен хорошо знать, что делает.

Как и Петтит, Монкрейфф быстро поднялся, хотя и схлестнулся с Фулдом.

— Когда ты трейдер и работаешь на кого-то другого трейдера, всегда придётся сталкиваться с другой точкой зрения, — говорит Монкрейфф. — У Дика были хорошие инстинкты, и он обычно знал, когда нужно спасаться бегством, если дела идут плохо. Он также обладал необходимой жёсткостью для ведения торговых операций. Мы не всегда сходились во взглядах. Я обычно говорил ему, что в трейдинге есть много способов освежевать кошку. Не уверен, что он согласился со мной.

Но Фулд и другие партнёры признали талант Монкрейффа, и вскоре его назначили ответственным за торговлю на финансовых рынках в Лондоне. Однажды утром он продал всю позицию по лондонским депозитным сертификатам, потому что увидел, что рынок торгуется плохо.

— Я помню шок коллег, — говорит он. — Они спросили: "Почему ты не спросил разрешения Дика?" Я ответил: "Какой в этом смысл? К тому времени, как он проснётся, будет уже слишком поздно". Я был прав. Но их реакция показала, какой страх он внушал.

Перегрин Монкрейфф в Шотландии, 1993 год

На самом деле Фулд был впечатлён этим шагом, и Монкрейффа пригласили в Нью-Йорк для управления денежными рынками и торговли казначейскими бумагами США. Именно тогда отношения шотландца с Петтитом укрепились.

— Когда дело доходило до управленческих решений, Дик слушал Криса, который никогда не боялся высказывать своё мнение. Дик уважал Криса. Они были хорошей командой, — рассказывает Монкрейфф.

Шотландец очень подружился с Петтитом, которого считал “таким вдохновляющим человеком. Мы с Крисом действительно хорошо ладили друг с другом. Наверное, первоначально Крис был настроен против меня. Наверное, он думал: "О нет! Перри будет очередным умником". Крис не любил "умников", потому что, как мне показалось, в Lehman (возможно, Дик и некоторые другие руководители) о новых сотрудниках обычно говорили: "О, это умный парень", — а потом оказывалось, что они ничего из себя не представляют.

Им было о чём поговорить, включая Вьетнам, Шотландию и военную историю. Одним из исторических героев Петтита был шотландский король-воин за независимость Роберт Брюс, и Монкрейфф происходил из его рода.

* * *

Монкрейфф вернулся в Нью-Йорк и видел, как Лью Глюксман готовит свой переворот, а Пит Питерсон продолжает быть “мистером Снаружи” — публичным лицом компании. Глюксману надоело, что с ним разговаривают свысока и обращаются как с человеком второго сорта. Питерсон думал, что оказывает Глюксману большое одолжение, назначая своим со-генеральным директором в мае 1983 года. Конечно, Глюксман так не считал. Глюксман считал, что заслуживает большего.

13 июля 1983 года^[22] Глюксман пришёл в офис раньше Питерсона, который был на совещании за завтраком, и, по словам Кена Аулетты, который вёл хронику смещения Питерсона в книге "Жадность и слава на Уолл-стрит", начал составлять “срочные” сообщения исполнительному помощнику Питерсона. Когда Питерсон вошёл, он направился в офис Глюксмана, не ожидая ничего необычного.

— Я просто подумал, что это одна из наших еженедельных встреч, — сказал Питерсон Аулетте.

Но Глюксман был напряжён, и Питерсон спросил его, что случилось.

— Я много думал о своей жизни, — сказал Глюксман. — Ты знаешь, как важны для меня лодки, круизы и корабли. Примерно так же, как я испытываю удовлетворение, когда руковожу судном, я начинаю испытывать то же чувство по отношению к Lehman”.

Он был недоволен своей ролью и считал, что его способности используются недостаточно, что у него, в отличие от Питерсона (культурного нью-йоркского интеллектуала и бездельника, который публиковал эссе в "Нью-Йоркском книжном обзоре" и считал Генри Киссинджера своим другом), не было никаких “альтернатив”.

— В этом вся моя жизнь, — сказал он.

— Лью, правильно ли я тебя понимаю? – переспросил Питерсон. — Хочешь сказать, что ты хочешь вести бизнес в одиночку?

Глюксман не просто согласился с этим выводом; он сказал Питерсону, что хочет, чтобы тот до 30 сентября ушёл. Все знали, что Глюксман руководил повседневной деятельностью компании, и Глюксман знал, что может рассчитывать на поддержку совета директоров, если дело дойдёт до голосования.

26 июля 1983 года было созвано специальное заседание правления, и директора прибыли в 14:00, не имея ни малейшего представления о том, что происходит. К концу дня Питерсон полностью уступил.

Боб Генирс, партнёр, вспоминает, как его вызвали на заседание исполнительного комитета Lehman, где Глюксман сделал объявление.

— Лью и Пит вместе встали, Лью сказал, что Пит уходит, а затем, к нашему удивлению, он попросил Пита выйти, чтобы "я мог поговорить с партнёрами”, — вспоминает Генирс. — Я подумал, наблюдая за лицом Питерсона: "Мы ещё услышим о нём".

* * *

После того, как Глюксман вытеснил Питерсона, рынок на короткое время резко упал. К сожалению, это произошло как раз в тот момент, когда Глюксман надолго задержался на рынке облигаций — и компания совершенно неожиданно потеряла кучу денег, Lehman оказался уязвим. К несчастью для Глюксмана^[23], это сыграло на руку Питерсону.

Монкрейфф объясняет:

— В контракте Питерсона на случай ухода содержался пункт, согласно которому, если Lehman будет продана в течение определенного количества лет, он получит дополнительное выходное пособие, как и все партнёры, большинство из которых были банкирами, а не трейдерами. Большинство банкиров были кровно заинтересованы в том, чтобы Lehman была продана по любой цене. Они думали, что если компанию не продадут, они не получат надбавку. Он [Лью] перераспределит их акции среди своих избирателей, после чего эти акции выкупят по номиналу. В каком-то смысле это пример того, что абсолютная власть, возможно, не к добру.

11 мая 1984 года Lehman Brothers Kuhn Loeb была поглощена Shearson, розничной брокерской фирмой, приобретённой в 1981 году American Express за 360 млн. долларов. American Express тогда управлял Джеймс Д. Робинсон III. В её правлении были такие светила, как Киссинджер, президент Джеральд Форд и Вернон Джордан. Компания Shearson была вторым по величине подразделением розничной торговли в стране, которым руководил Сэнфорд И. “Сэнди” Уэйлл, который ушёл почти сразу после заключения сделки. Его заменили его же заместителем Питером А. Коэном, темноволосым любителем сигар, склонным к резким выражениям.

Питерсон заработал на сделке 6 млн. долларов^[24] (12 млн. долларов по сегодняшнему курсу); Глюксман — 15,6 млн. долларов (32 млн. долларов сегодня); Питер Соломон — 7,8 млн. долларов (16 млн. долларов сегодня); Джим Бошарт — 6,2 млн. долларов (13 млн. долларов сегодня); Рон Галлатин — 6 млн. долларов (12 млн. долларов сегодня).

Но прежде чем слияние завершилось, каждого партнёра Lehman, которому принадлежало более 800 акций, попросили подписать соглашение об отсутствии конкуренции. (По словам Коэна, существовал секретный список из 53 имен, которые, по мнению Shearson American Express, были им нужны. “На самом деле нас не волновало, что остальные не подпишут”, — говорит он.) Фулд держался до тех пор, пока его наставник Глюксман не капитулировал. Затем он согласился вместе с несколькими другими высокопоставленными банкирами Lehman присоединиться к недавно объединённой фирме. Фулд получил за подписание контракта 7,6 млн. долларов.

Целью покупки Робинсоном инвестиционного банка было создание первого финансового супермаркета. У него был бизнес по выпуску кредитных карт в American Express, и у него был брокер, который продавал кредиты (Ширман); и — третий важный компонент — теперь у него был инвестиционный банк, чтобы закрепить свои позиции на Уолл-стрит. Но как только слияние было завершено, из Lehman ушли самые известные банкиры. Большинство из них перешло на более богатые пастбища. Питерсон и Стив Шварцман (у которого ушло 6 месяцев на слияние, что означает, что он так и не подписал соглашение об отсутствии конкуренции) основали частную инвестиционную компанию Blackstone Group.

Старшими партнёрами Lehman, оставшимися в новой компании (получившей название Slamex), были Шел Гордон, Питер Соломон, Боб Рубин (который ушёл вскоре после Шварцмана) и Дик Фулд. Один за другим, за исключением Фулда, они ушли. Питер Соломон ушёл последним в 1989 году.

— Я видел, как развивался новый бизнес, как рынки капитала росли и вытесняли консалтинговый бизнес, и понял, что это просто не моя область знаний, — позже рассказывал Соломон. — Я не хотел, чтобы моя репутация зависела от тех, кого я не знал, от торговли ценными бумагами, которые я не до конца понимал, в часовых поясах, которые я редко посещал.

Он основал собственную фирму Peter J. Solomon Company — первый независимый инвестиционный банк на Уолл-стрит.

К 1990 году Фулд, который был скромным партнёром в старой Lehman, стал самым высокопоставленным человеком, оставшимся во вновь объединённом подразделении. Его назначили старшим вице-председателем и членом правления, а также включили в группу планирования новой компании. Номинально он отвечал за коммерческие бумаги, государственные, ипотечные и ценные бумаги денежного рынка. По словам Роберта “Боба” Шапиро, старшего трейдера отдела LCPI, некоторые из выживших "леманитов" сочувствовали Фулду в связи с его капитуляцией перед поглощением.

— Его загнали в угол, и мы все это знали. На кону стояло много денег, — говорит Шапиро.

Однако одним из тех, кто не был согласен с тем, что сделал Фулд, был его лучший друг Джим Бошарт. Бошарт уходил из-за лояльности к Лью и считал, что компанию только что убили.

Он считал, что Фулду следовало занять аналогичную позицию, у них произошло несколько гневных перепалок. Их дружба так и не восстановилась.

Другие согласились с Бошартом.

— Откровенно говоря, они считали, что Дик продался, — говорит Монкрейфф. — Никто не придал большого значения тому, что он сделал.

* * *

Сначала Монкрейффу не приходило в голову, что слияние напрямую затронет его. Он расширил операции по торговле государственными ценными бумагами, а затем возглавил отдел торговли ценными бумагами, обеспеченными ипотекой. Но поскольку он не был настолько близок к Фулду, он думал, что “больше не был ключевым игроком” из трейдеров к тому времени, когда в 1984 году произошло поглощение Shearson American Express.

Но внезапно, незадолго до заключения сделки, Монкрейффу и Петтиту, двум самым младшим партнёрам Lehman (которые едва попадали в поле зрения старших партнёров) предложили подписать соглашения об отсутствии конкуренции. К ужасу других партнёров, они отказались. Почему? Они считали, что им нужно защитить LCPI, маленькое подразделение, в котором работало 454 человека и которое могло распасться, если они не сохранят его. LCPI добилась успеха благодаря своей лояльности и командному духу. Петтит и Монкрейффне собирались позволять расчленять компанию при поглощении.

— Мы верили в правду, справедливость и американский путь, — с улыбкой говорит Монкрейфф.

Изначально Робинсон чувствовал, что ему не нужны соглашения об отсутствии конкуренции от Петтита и Монкрейффа, поскольку вместе у них было всего тысяча акций LBKL. Ни того, ни другого не было в его списке 53 основных партнёров. Но затем правление American Express заметило, насколько прибыльным была LCPI до кризиса последних 6 месяцев, и внезапно возникла паника.

Монкрейфф говорит:

— Мы с Крисом договорились, что откажемся подписывать соглашение, если не сможем защитить каждого сотрудника LCPI, включая секретарей и сотрудников бэк-офиса. Нас нужно было держать вместе; нам нужно было платить как единому целому. Нет смысла доплачивать нам за подписание соглашения. Что нам нужно, так это жизнеспособный бизнес в будущем. Мы настояли на том, чтобы получать бонусный фонд, основанный на прибыли. Мы также обеспечили пул гарантий на первый год из-за сбоев в бизнесе после поглощения.

Монкрейфф говорит, что Коэн вызвал его и Петтита на встречу со своим заместителем Джеффом Лейном и Хербом Фрейманом (исполнительным директором, отвечающим за все рынки капитала в Shearson) и попросил их подписи. Монкрейфф говорит, что встреча стала “довольно жаркой”, поскольку они “обрисовали несовместимости, которые необходимо было устранить”.

После собрания Петтит созвал конференцию в 18.30 вечера Монкрейфф говорит, что Фулд был там, но говорил мало:

— Всё сделал винтажный Крис… Не имело значения, ни то, что Дик был его боссом, ни то, что Лью был его боссом… он собирался созвать эту встречу.

Позже Петтит описал эту сцену в драматическом видео, которое было записано для прощания с Бобом Генирсом 1 апреля 1993 года:

— Потому что мы предложили такой вариант: "Либо вы принимаете наши требования, либо мы уходим”. Итак, когда идея формировалась в тот день, мы как бы остановили собрание и посмотрели на Боба [Генирса], а Боб сидел — в офисе был длинный диван — там с другими ребятами. И я сказал: “Боб, ты самый давний партнёр, один из самых давних партнёров в Lehman, безусловно, самый давний партнёр в этом зале. Ты подвергаешь риску всю свою финансовую безопасность и не выполняешь обещание, данное своей семье, уйти из этого бизнеса. И если нас уволят или нам придется уволиться, ты потеряешь всё это. Поэтому почему бы тебе не выйти [из комнаты] сейчас, прежде чем мы примем решение — которое мы, вероятно, примем, — и если это сработает, ты с нами, а если нет, ты можешь идти дальше”. Итак, в комнате воцарилась тишина, и мы полностью ожидали, что Боб встанет и скажет: “Хорошо, ребята, я сейчас выйду”. Но мы посмотрели и... он мотал головой взад-вперёд, как бы глядя в пол. И вдруг он поднимает глаза и говорит: “Я с вами, ребята. Я хочу быть с вами Внеси моё имя в список”. Мы попытались сказать: “Боб, ты этого не будешь делать”, но было совершенно ясно, что Боб этого хочет. И те из нас, кто был там, никогда этого не забудут.

Петтит также в частном порядке сказал Стиву Лессингу, что тот может чувствовать себя свободным и вправе уйти без всяких злых намерений. Лессинг был, безусловно, самым младшим из мальчиков Пондерозы. Его тестем был Эндрю Дж. Мелтон-младший, бывший председатель совета директоров Dean Witter Reynolds. Он мог бы начать всё сначала. Но Лессинг не ушёл. Фактически, он организовал встречу между Петтитом и Мелтоном. Они встретились, и Мелтон ясно дал понять, что Dean Witter, возможно, готова забрать весь LCPI, что дало Петтиту некоторый рычаг давления.

— Когда мы проводили ту встречу, мы действительно чувствовали, что можем потерять всё, — вспоминает Монкрейфф.

И всё же все были готовы последовать за Петтитом. “Капитан” поставил на карту свои средства к существованию ради них.

Когда Глюксман услышал о восстании, которое готовили его протеже, он был в ярости. Он сам примирился с этой сделкой. В конце концов, он получил 15,6 млн. долларов за то, что ушёл в отставку. Кто-то из близких к Петтиту вспоминает, как Глюксман кричал на него: “Ты потерпишь неудачу! Ты подонок!”

— Крис был так подавлен, — говорит этот человек. — Он всегда уважал ранг, а Лью Глюксман был старше. Крис по-прежнему обращался к таким "сэр". Но Крис думал, что поступает правильно, оставаясь с людьми из Lehman. И именно поэтому он не ушёл.

Петтит рассказал на камеру, что Монкрейфф позвонил ему в 22:00 перед тем, как они должны были предъявить свой ультиматум Робинсону, и спросил его:

— Как ты думаешь, что произойдет?

— Я сказал: "Думаю, что произойдет вот что: Лью уволит нас, как только мы появимся утром, так что мы больше не партнёры, поэтому нам не нужно подписывать соглашение об отсутствии конкуренции, и проблема исчезнет. Мне кажется, именно так оно и будет”.

Но он ошибся. Вскоре American Express согласилась со всеми требованиями повстанцев.

— Не помню, чтобы Крис созывал собрание, чтобы объявить о случившемся, но я помню, как распространился слух, что мы все в безопасности, и мы ликовали, — говорит Боб Шапиро.

Монкрейфф и Петтит получили свои условия и, наконец, подписали соглашение. LCPI и все его сотрудники оставались вместе. Чего в сообщениях прессы никогда не было зафиксировано, так это того, что некоторые, включая Монкрейффа, опасались, что название Lehman могло быть вычеркнуто из новой объединённой компании Shearson и Lehman, если бы Петтит не отстоял его. Питер Коэн категорически отрицает это:

— Мы не хотели менять название компании; мы хотели оставить старое.

Но реальность была такова, что Lehman был умирающим брендом, и на момент слияния (май 1984 года) единственной бывшей компанией Lehman Brothers, которая сохранила название Lehman, была LCPI. Если бы не Крис Петтит, имя Lehman могло уйти в историю. Новая компания могла называться American Express Shearson.

Больше никаких Lehman Brothers.

* * *

Победа Петтита ознаменовала возрождение духа “единой компании”, который Глюксман прививал своим сотрудникам и пытался, хоть и безуспешно, распространить на всею компанию.

Боб Шапиро говорит:

— На той встрече Крис и Перри, по сути, назначили лидерами LCPI. Это собрание для многих приобрело мифические, почти религиозные масштабы. Это было началом корпоративного духа, который тогда возобладал в LCPI.

— С этого момента Крис Петтит стал героем и настоящим лидером того, что впоследствии стало Lehman Brothers, — говорит Дж. Томлинсон “Том” Хилл, в то время ведущий инвестиционный банкир Lehman, а ныне вице-председатель гиганта прямых инвестиций Blackstone Group.

В этой войне не обошлось без жертв. Джо Грегори не разговаривал с Лью Глюксманом в течение 12 лет — что было примечательно, учитывая, что Глюксман не только устроил Грегори на эту стажировку, когда тому было 16, но и оплатил часть его обучения в Университете Хофстра, когда Грегори завалил учёбу и оказался на мели.

Бошарт, верный Глюксману до конца, взял несколько лет отпуска и в конце концов перешёл на работу к Джеймсу Л. “Джейми” Даймону в Bank One в Чикаго. Он не разговаривал с Фулдом много лет, хотя в конце концов преодолел свою горечь и пожалел об этом.

* * *

Неудивительно, что после этого жизнь Дика Фулда в Lehman осложнилась; теперь он отвечал за переговоры для компании, которая на самом деле не видела в нём лидера.

— Нашим лидером был Петтит, — говорит Монкрейфф. – Фулд… ну, Фулд был "лицом", которое было достаточно жёстким, чтобы вести переговоры с почти такими же жёсткими парнями из "Shearson", которые пытались уклониться от некоторых условий, которых мы добивались. Не все из них были приятными людьми. Их культура была ориентирована на индивидуальность. Дик смело столкнулся с ними лицом к лицу.

Другие выражались менее дипломатично:

— Дик подлизывался к Питеру Коэну, чего никто другой не хотел делать, — говорит один из сотрудников.

Роль Фулда на этом этапе была одинокой; он не получил особого признания со стороны подчинённых ему войск.

Первоначально и Фулд, и Петтит управляли стеклянными офисами на девятом этаже (торговый зал), но Петтит был менеджером, который знал твоё имя, если ты работал на этаже. Фулд этим не отличался.

Если у тебя были проблемы, ты обращался к Петтиту. Если ты облажался, ты обращался к Петтиту.

Петтит понимал, почему Фулд сделал то, что сделал, — и, по словам Монкрейффа, был благодарен, что именно Фулду пришлось вести переговоры с крутыми парнями наверху.

Вопреки мнению некоторых людей, на данный момент эти двое действительно неплохо сработались.

— Крис был гораздо больше заинтересован в управлении бизнесом, чем в борьбе наверху, — говорит Боб Шапиро.

По корпоративным видеороликам, снятым в конце 1980-х и начале 1990-х годов, превосходство Петтита в LCPI легко вывести из того простого факта, что Фулд почти не появляется на них вообще.

В “Гражданине Генирсе”, видео-дани уважения Бобу Генирсу, главе правления, вся компания комично ищет Розовый бутон Генирса (который оказывается калькулятором по имени Виктор), а Петтит выступает в роли босса.

— В это время Дик был в стороне, — говорит Монкрейфф. — Он был не тем, кто призывал людей поступать правильно и держаться вместе. Всё делал Крис.

Джим Винчи, глава администрации Петтита, говорит, что Петтит убедил всех, что “они часть чего-то действительно особенного. И люди верили ему”.

Они были правы. По словам Монкрейффа и других, они заработали намного больше денег, чем их коллеги из Shearson.

И Джим Робинсон это заметил.

В результате к 1990 году LCPI управлял всеми операциями с облигациями для Shearson Lehman. Трейдеры Lehman захватили дом. И человеком, дёргавшим за ниточки, был Крис Петтит.

— Он так гордился LCPI, — вспоминает Мэри Энн. — Для него они были семьёй; казалось, что он тренирует команду; у каждого была своя роль. Они собирались отличаться от других игроков с Уолл-стрит.

— Он был морским пехотинцем; все они были группой морских пехотинцев, — говорит Питер Коэн, генеральный директор Shearson, ныне председатель и исполнительный директор компании по ценным бумагам Cowen Group. Коэн признает, что ненавидел Петтита. — Могу гарантировать, что если бы вы спросили кого-нибудь из инвестиционно-банковских работников, нравится ли им Крис Петтит, ответ был бы отрицательным… Он всегда хотел больше денег, больше независимости для LCPI. Возможно, они поклонялись ему — но это было похоже на культ. Они были солдатами, а он — их капитаном.

— Конечно, Коэн и Петтит не ладили, — говорит Монкрейфф. — Коэн понимал мотивацию Фулда, но не мог смириться с альтруизмом Криса.

Shearson купила Lehman, и всё же именно Lehman, казалось, наращивал свою мощь.

— Правда в том, что Крис понимал, что если мы не сохраним независимость, то потеряем контроль над нашим бизнесом, нашими доходами, нашей бухгалтерией. Мы исчезнем, — говорит Винчи. — Цепляясь за них, мы в конечном счёте приобщили Shearson к нашей культуре.

Стив Карлсон, в то время работавший в ипотечном бизнесе, сказал, что в LCPI стали посмеиваться над тем, что поглощение Shearson лучше называть “порабощением”, поскольку почти с самого начала было ясно, что Lehman Brothers сильнее.

Глава 5. Slamex

В наших корпоративных видеороликах звучала музыка из "Отверженных". По мнению Криса, мы боролись с тиранией — совсем как во время Французской революции.

— Рональд Галлатин, “министр без портфеля” Lehman и главный переговорщик по бонусам

Руководство Lehman в 1989 году (по часовой стрелке сверху): Ричард Фулд-младший, Роберт Генирс, Пол Уильямс, Роберт Шапиро, Стивен Готт, Брюс Лейкфилд, Томас Такер, Теодор Рузвельт IV, Джеффри Вандербик, Джозеф Грегори, Джон Коглан, Кристофер Петтит – карикатура Sherry Lane

Борьба, возглавляемая Крисом Петтитом и Перри Монкрейффом, возможно, и закончилась, но война в офисах новомодной Shearson Lehman Brothers только начиналась. Это было неизбежно — это был брачный союз двух самых культурно разнородных домов Уолл-стрит, объединённой компании, которая, как отмечают Хеляр и Берроуз в “Варварах у ворот”, "отличалась^[25] своеобразным сочетанием элегантности и уличной наглости: медный кастет в бархатной перчатке".

Shearson была крупной брокерской компанией, насчитывающей 8 тыс. трейдеров, которые зарабатывали деньги исключительно на комиссионных. Они не интересовались инвестиционным банкингом и не понимали его, в то время как Lehman имел глубокие корни в предоставлении начального капитала таким фирмам, как Woolworth Company, Sears, Roebuck & Company, Studebaker Corporation и RCA.

Руководители Lehman считали брокеров Shearson эгоцентричными идиотами; брокеры Shearson плохо понимали, что делают ребята из Lehman. Что касается Lehman Commercial Paper Inc. (LCPI), их считали современным эквивалентом “трёх мушкетеров” — "один за всех, все за одного".

— Они были единственным подразделением во всей организации, которое полностью обеспечивало себя зарплатой и системами оплаты труда, — говорит Питер Коэн. Более 20 лет спустя в его голосе по-прежнему звучит раздражение.

Они с гордостью называли себя рабочим классом Уолл-стрит, и в своих узких кругах — и с банковскими счетами — они таковыми и были. Они ухмылялись экстравагантности Коэна, который в 38 лет был генеральным директором Shearson Lehman. Над ним легко было потешаться. На вечеринке по случаю окончания года, устроенной на курорте Гринбрайер в Уайт-Сер-Спрингс, Западная Вирджиния, Коэн прибыл верхом на слоне.

— В рамках развлечения был организован цирк, и кто-то сказал: "Почему бы тебе не покататься на слоне?", — что я и сделал, — объясняет он.

Но этот момент стал ходячей шуткой среди трейдеров Lehman.

Коэн поднялся по лестнице в Shearson в операционной части, но у него было мало опыта в инвестиционно-банковской деятельности и совсем не было опыта на рынках капитала; его презирали.

Джо Грегори рассказал "People", что первая встреча Коэна с командой Lehman обернулась катастрофой — Коэн приехал, чтобы успокоить новых сотрудников, но только разозлил их. Он производил впечатление своевольного человека, и его встретили не послушанием, а насмешками.

— По сути, он пришёл и сказал нам, что каждый январь его брокеры знают, что в этом году заработают миллион долларов, — говорит Боб Шапиро. — Это должно было вдохновлять, но это показало, что он понятия не имел, кто его аудитория. Мы могли потерять миллион за последние две недели года. Такой у нас был бизнес. Мы поняли, что он понятия не имеет, чем мы тут занимаемся.

— Конечно, я им не понравился, — парирует Коэн. — Я был моложе многих из них, я был их боссом, а они — кучкой трудных парней.

* * *

Ветераны Lehman продолжали изолироваться от остальной компании. В качестве небольшого мятежа солдаты Петтита отвечали на телефонные звонки “Lehman” без приставки “Shearson”.

— Это были крутые люди, и они зарабатывали деньги, — вспоминает Джон Сесил, консультант McKinsey, которого привёл Петтит и который позже стал финансовым директором. — Никто не хотел связываться с ними, потому что было известно, что они дадут отпор, если вы попытаетесь говорить им, что делать. Они взяли на себя управление другими подразделениями компании и наняли большинство других людей, которые впоследствии стали высшим руководством.

Коэн пытался установить контроль над LCPI, но такую революцию трудно было подавить. "Леманиты" гордились тем, что не имели с ним дела.

* * *

Коэну пришлось вести переговоры между LCPI и Shearson/American Express в основном по двум вопросам: размер вознаграждения LCPI и размер кредитного плеча (или, по мнению правления American Express, риска), который учитывался в её бухгалтерских книгах. Последнее всегда было темой, которая сильно беспокоила правление American Express, в основном состоящее из промышленников, таких как Дэвид Калвер и Ричард Фурло, у которых случился коллективный сердечный приступ, когда они увидели баланс в 90 млрд. долларов.

— Для них это означало, что приходится идти на огромный риск, — говорит Коэн.

На самом деле это не обязательно было так. Балансовый отчёт часто раздувался из-за хеджированных низкорисковых облигаций казначейства США и соглашений обратного выкупа (репо) — обычная практика на Уолл-стрит, но не в более консервативном бизнесе кредитных карт.

— Они [Amex] не совсем понимали механику всего этого, — сказал один из источников.

Коэн велел Фулду следить за тем, чтобы в конце каждого квартала кредитное плечо снижалось, чтобы успокоить как правление, так и рейтинговые агентства. (Справедливости ради следует отметить, что Lehman была не единственным банком, который зарабатывал деньги, увеличивая леверидж между кварталами — так делали все банки.)

Коэн подозревал, что у LCPI есть секретная подушка, но, по словам нескольких старших руководителей LCPI, ему никогда не сообщали точный размер того, что было известно в среде LCPI как “резерв Дика”.

Трейдеры Lehman сделали все возможное, чтобы Коэн и Робинсон не догадывались, в какие азартные игры они играли и какие огромные ставки в деле. “Резерв Дика” с таким же успехом можно было бы назвать “фикция на каждый день” — что, собственно, так и было. Бывший управляющий директор говорит, что это работало следующим образом:

— Мы назвали эту кошечку [записанную на листе бумаги] “резерв Дика”.

Приятная история, но ни Питера Коэна, ни рейтинговые агентства долго не обманешь. Ближе к концу каждого квартала было стандартной практикой для рейтинговых агентств, таких как Moody's Investors Service и Standard & Poor's, просить банки раскрыть свои риски. Коэн говорил Фулду, чтобы тот это сделал. Фулд обращался к Петтиту, который сокращал долю заёмных средств. Но в одном памятном случае трюк не сработала, и последовал хаос.

В 1987 году Коэн сказал Фулду снизить леверидж. Дик передал эту новость Джиму Винчи, работнику штаба Петтита.

Фулд сказал:

— Я договорился с Питером Коэном, но ещё никому не говорил. Мы должны получить баланс (по рискам) ниже, чем ожидалось.

Фулд ещё не рассказал Петтиту о новой договорённости с Коэном, и всё же Винчи подошел к Джеффу Вандербику, другу из отдела трейдинга, который вёл книгу репо, книгу краткосрочных займов, и сказал ему:

— Джефф, послушай, Дик только что сказал мне, что тебе нужно сильно снизиться в показателях.

Вандербик (ныне владелец хоккейного клуба "Нью-Джерси Дэвилз"), по словам Винчи, устал от придирок в вопросе ежеквартального сокращения доли заёмных средств. (“Книга репо всегда была местом с наибольшей эластичностью”, — говорит Винчи.) Его бонусы страдали, потому что больше не отражали его истинную производительность.

Вандербик был в ярости. Фулд вёл переговоры с Коэном, по-видимому, в ущерб его бизнесу и займам LCPI. Он выскочил из-за стола и направился в кабинет Петтита. Винчи вспоминает:

— Я наблюдал за происходящим с другого конца торгового зала. Там много махали руками, кричали и орали. Потом, помню, Петтит встаёт со стула, выходит из своего кабинета, хлопает дверью и направляется в кабинет Дика. Теперь уже Петтит и Фулд орут друг на друга. Петтит покидает кабинет Фулда, хлопает дверью, возвращается в свой кабинет и возвращается к работе. Я вижу, как Фулд направляется ко мне прямиком через торговый зал. Меня никогда в жизни так не унижали и не ругали. Он загоняет меня в угол и начинает выкрикивать ругательства: "Ты, маленький придурок! В торговом зале я главный! О чём ты, чёрт возьми, думал, когда предавал меня?"

Фулд чувствовал, что Винчи нарушил субординацию и узурпировал роль Петтита, рассказав всё Вандербику, хотя и с самыми лучшими намерениями.

— Я просто поступал правильно, но Дику не нравилось, когда на него кричал Петтит, который просто пытался защитить бизнес. Вот почему мы все были преданы Петтиту. Вот почему Вандербик пошёл говорить не с Фулдом, а с Петтитом, потому что знал, что Петтит всегда поступает правильно для бизнеса. А Фулд просто хотел делать то, что было политкорректно для Питера Коэна и Shearson. Самое глупое во всём этом тогда было то, что, когда мы сократили леверидж, это было показухой. Мы просто убрали наименее рискованные активы, которые легче всего было продать. Мы сделали так, чтобы по бухгалтерским книгам они были как бы списаны.

По окончании квартала займы возвращались в книгу репо. Это было точно так же, как несколько лет назад карточки появлялись и исчезали со стены на Милл-Лейн, 9.

* * *

LCPI, должно быть, действительно раздражала руководство Amex и Shearson. Несмотря на открытое высокомерие людей Петтита, было невозможно отрицать их таланты.

К 1990 году Такер возглавил все продажи облигаций в Shearson Lehman; Лессинг был заместителем Такера, а Джо Грегори возглавил отдел продаж ценных бумаг, обеспеченных ипотекой. Мальчики из Пондерозы и Дик Фулд были лицом и мозгами отдела облигаций Shearson Lehman.

— Мы все вместе выросли и долгое время работали вместе, — скажет позже Лессинг. – Мы были сильными. У нас была определённая культура. Мы развивались.

Это "развитие" Лессинга, по словам одного из его сотрудников, заключалось в том, что он большую часть дня прыгал на своём рабочем столе и кричал “Продавайте!”, чтобы подстегнуть энтузиазм. Его не считали самым умным в фирме.

— Его только включили в операционный комитет, состоящий примерно из 20 человек на руководящих должностях, чтобы обсуждать дела "в машине", — сказал кто-то из старших сотрудников Лессинга. Но у него действительно был талант очаровывать клиентов.

Фулд всё больше изолировался от торгового зала, хотя его кабинет находился рядом с кабинетом Петтита.

Кто-то вспоминал, как наблюдал за секретаршей Фулда, Марианной Берк, разбиравшейся со стопкой квитанций L.L. Bean. У Фулда на столе лежало несколько рубашек поло L.L. Bean — по две всех оттенков, и всё, что ему не нравилось, он просил Марианну вернуть.

— Он заказывал их в двух разных размерах, а потом решал, какие оставить, — объяснила она.

История просочилась в торговый зал и в коридоры: вот чем Фулд занимается в рабочее время — делает заказы по каталогу L.L. Bean.

Одним из тех, кто отпускал большинство грубых шуток в адрес Фулда в те годы, был Грегори, которого знали как вспыльчивого человека и болтуна.

— Когда я впервые встретил Джо в 1980 году, — позже рассказывал Лессинг, — он был молодым сгустком энергии — чисто выбритый, постоянно на ногах, самый быстрый человек, который когда-либо работал на калькуляторе в истории человечества. Но у него была одна проблема: он выглядел очень молодо.

Грегори отправился на Виргинские острова в середине 1980-х и вернулся с бородой. Он отрастил её в надежде выглядеть старше, более властным и, следовательно, более подходящим для управления торговым отделом. Хотя это не возымело желаемого эффекта — его коллеги по-прежнему помнили его детское личико, — это стало своего рода знаковым событием. В мире чисто выбритых, безукоризненно ухоженных мужчин борода Грегори была игрой власти, вызывающим признаком его уверенности.

Он также был известен приступами ярости при вождении машины.

— Однажды таксист подрезал нас на Манхэттене, прямо у порта на Саут-стрит, — рассказывает Том Такер, — и Джо обругал его из машины. Таксист притормаживает. Джо выходит из машины. Таксист достаёт монтировку, и Джо начинает гоняться за ним. И мы такие: "Джо, да сядь ты в машину, идиот!”

Коллеги задавались вопросом, не из-за огромной ли неуверенность в себе с Грегори случались эти эмоциональные припадки.

— Мы недоумевали: неужели он никогда не сможет смириться с тем, откуда он пришел и куда попал? — говорит один из них. – Казалось, будто он настолько продвинулся за пределы своих мечтаний, что уже забывал, кем был на самом деле.

Одним из тех, кто пострадал от вспыльчивости Грегори, был трейдер облигаций Крейг Шиффер. Шиффер был умным и смелым; у него была привычка пропускать утренние совещания у босса, и в конце концов это так разозлило Грегори, что в начале 1990-х он пошёл к Петтиту и потребовал уволить Шиффера. Петтит поговорил с Шиффером, а затем сказал Грегори, что не может его уволить. Грегори, по словам кого-то из отдела Шиффера, впал в бешенство.

— Он кричал на Крейга так, как никогда. Джо, казалось, был в ярости от того, что проиграл и не смог избавиться от Крейга. Это было невероятно.

* * *

Страх был во многом стилем управления той эпохи, и всё началось с Фулда.

В 1989 году Петтит отправил Дика Дорфмана, который освещал предприятия с государственным участием (GSE) Fannie Mae и Freddie Mac, и Стивена Карлсона, управляющего директора, в кабинет Фулда на девятом этаже. Им нужно было объяснить, почему Lehman понадобилось покупать ипотечные активы у государственной компании по управлению активами Resolution Trust Corporation (RTC), которая отвечала за ликвидацию активов неплатежеспособных компаний по сбережениям и займам (S&L) во время кризиса 1980-х годов. По словам кого-то из присутствующих, Карлсон сказал Фулду:

— Для этого придётся нанять ещё людей. Нужно обеспечить постоянное освещение этого вопроса. Вы должны потратить немного денег, чтобы заработать деньги, которые станут доступны с точки зрения дешёвых активов для покупки.

Он чувствовал, что это будет лучшая возможность покупки за десятилетие, потому что эти активы будут выброшены на рынок и будут дешёвыми.

Ответ Фулда был типично кратким:

— Сколько денег нужно потратить?

— Мы думаем, что 3 или 4 миллиона долларов, — сказал Карлсон.

Фулд сразу взял быка за рога:

— А сколько денег мы получим?

Карлсон и Дорфман переглянулись:

— Много, знаешь, много.

Фулду это показалось в высшей степени неконкретным ответом, и он снова спросил:

— Так сколько вы собираетесь заработать?

— Дик, это такая возможность… много.

Фулд просто прорычал:

— Убирайтесь на хрен из моего кабинета.

И прежде чем они успели сказать что-нибудь ещё, он крикнул:

— Вон отсюда!

На следующий день они вернулись, и Фулд даже не поднял глаз от своего стола:

— Так сколько мы заработаем?

— 15 миллионов.

— Хорошо, — сказал Фулд. – Я дам деньги.

Фулд был классическим специалистом по рынкам капитала, поскольку ценил простые цифры выше подробных объяснений. Ему хотелось, чтобы всё было просто. Он не хотел увязать в подробностях; этим занимались другие, например, Петтит. Петтит занимался тем, что сплачивал сотрудников, держал их в узде, вдохновлял их на подвиги, чтобы получить от Фулда желаемые цифры. Фулд принимал важные решения. По его мнению, он не был тираном; скорее он следил за эффективностью работы. И пока Петтит был его заместителем, ему не нужно было эволюционировать, потому что Петтит разбирался во всех мелочах.

Но Фулд также знал, что для того, чтобы грандиозные планы LCPI стали реальностью, ему нужно меняться. Ему тоже нужно быть лучшим менеджером. Ему нужно учиться делегировать полномочия, общаться с другими. Нельзя вечно быть “гориллой”.

Ему дали такое прозвище за привычку хрюкать, выдающийся лоб и любовь к ругательствам. Чтобы развить миф, у него в кабинете имелась мягкая игрушечная горилла на баскетбольном кольце, но всё это было театром, чтобы скрыть его социальные тревоги.

Он тайно начал работать над своими слабостями.

Он был неразговорчив и замкнут. Он был опытным трейдером, но почти ничего не знал об инвестиционном банкинге, несмотря на то, что в первые годы работы в Lehman окончил престижную бизнес-школу Стерн при Нью-Йоркском университете, учась по вечерам.

Поэтому он начал внимательно изучать окружающих его людей – например, Глюксмана, который обладал качествами, которыми он восхищался, но также не обладал качествами, которых не хватало Фулду.

Фулд и близко не был таким хорошим переговорщиком, как 64-летний Рональд Л. Галлатин, интеллектуально развитый партнёр, который создал многие финансовые продукты Lehman за годы существования Slamex. Галлатина однажды описали как “человека, который мог жонглировать таким количеством мячей, что только он мог уследить за ними всеми”. Фулд уделял пристальное внимание тому, что делало его эффективным.

— Дик внимательно слушал всё, что говорил Галлатин. На самом деле, он внимательно слушал всё, что говорили другие. Он впитывал гораздо больше, чем казалось другим, — сказал кто-то, знакомый с ситуацией.

Фулд получил грубое напоминание о том, что ему ещё многому предстояло научиться, когда к нему присоединился человек, назначенный в 1990 году руководить инвестиционно-банковским подразделением Shearson Lehman, в то время как Фулд занимался торговлей облигациями. Этим человеком был Дж. Томлинсон Хилл, иначе известный как Том Хилл.

Бывший генеральный директор Дж. Томлинсон “Том” Хилл: соруководитель Lehman, которого не следовало увольнять

* * *

Эти встречи произошли почти органично. Фулд был главой самых крутых трейдеров в Shearson Lehman, а его коллега в банковской сфере Хилл блистал среди банкиров. Хилл был похож на знаменитых банкиров Lehman прошлого. Он был известен как один из самых крутых бойцов на улице. Безукоризненно одетый, с зачёсанными назад волосами, Хилл был непревзойденной акулой банковского мира.

Один бывший исполнительный директор Shearson Lehman говорит:

— Даже если бы Том Хилл и не был хорошим банкиром, он бы всё равно победил на пробах. Он абсолютно соответствовал роли. Он ходил в правильные школы, имел правильное физическое телосложение — во всех отношениях, внешне и внутренне, он был классическим инвестиционным банкиром. Он знал всех по бизнес-школе, по загородному клубу.

Возвышенное высокомерие Хилла многих отталкивало, если не смертельно обижало. Многие источники утверждают, что с тех пор он превратился в одного из самых эффективных и любимых инвестиционных банкиров на Уолл-стрит (впечатление, подтверждённое автором этой книги, которая дважды встречалась с Хиллом). Но тогда он был молод и непреклонен. Общий друг однажды отправил молодого магистра Гарвардского университета на собеседование к Хиллу, который, как сообщается, сказал молодому человеку, что у него явно нет “внутреннего стержня и энергии”, необходимых для достижения успеха в инвестиционно-банковской сфере, поскольку на своей нынешней работе он зарабатывает всего 200 тыс. долларов в год.

Хилл честно оправдывал своё высокомерие. Старший исполнительный директор Lehman говорит:

— Том прошёл путь от очень, очень хорошего головореза — потому что именно таким и должен быть банкир, занимающийся слияниями и поглощениями, — до фактического руководства инвестиционно-банковской сферой.

Именно Хилл разработал проект совместно с правлением Shearson Lehman и правлением Amex, в котором подразделения Lehman назывались “единой компанией”.

* * *

Стремясь показать, что эта реорганизация — не пустая болтовня, как только Хилл и Фулд были назначены соруководителями Lehman в 1990 году (Хилл отвечал за банковское дело; Фулд за торговлю облигациями с Крисом Петтитом в качестве главного операционного директора), Хилл занял кабинет рядом с кабинетом Фулда в торговом зале, а другой — в банковском. Цель состояла в том, чтобы закрепить идею Shearson Lehman как единой компании, без дальнейшей вражды между банкирами и трейдерами.

И какое-то время это работало, отчасти потому, что Дику Фулду это было нужно. Он знал, что должен научиться тому, что знал Том Хилл, как быть им, если он хотел когда-нибудь попасть в высшие эшелоны Уолл-стрит.

В течение следующих двух лет, по словам одного из инсайдеров, Фулд так интенсивно изучал Хилла, что “ему следовало бы получить степень аспиранта в области изучения того, как стать Томом Хиллом. Он изучал, и изучал, и изучал Тома Хилла. Если вы приходили на совещание в офис Дика между 8:30 и 10:00 утра, Том всегда сидел там, у обоих были бы свои кусачки для ногтей, и оба подпиливали и подстригали ногти почти в одно и то же время. Я считаю, что если бы у Тома были регулярные испражнения в 9:15 утра, а у инвестиционного банкира так всегда, [Фулд] ходил бы за ним в туалет. И каким бы умным ни был Том, вряд ли он замечал, что похож на животное в зоопарке. Дик смог перенять манеры Тома; он смог воспринять основные его личные качества.

Фулд знал, что ему необходимо усвоить эти уроки, если он собирается однажды возглавить собственный инвестиционный банк. А для этого ему пришлось бы избавиться от Shearson и American Express, а также от Тома Хилла и Криса Петтита.

Глава 6. Феникс восстаёт из пепла

Неужели, зная Дика Фулда, вы подумаете, что он пытался сохранить мою работу? Конечно же, нет. Ему нужно было, чтобы я ушёл.

— Дж. Томлинсон Хилл, вице-председатель Blackstone Group

Одна из самых больших проблем, с которой столкнулись Дик Фулд, Крис Петтит и другие высокопоставленные сотрудники Lehman за годы работы в Shearson и American Express, заключалась не только в защите своих бонусов. Они защищали бренд Lehman, чтобы в один прекрасный день он мог жить самостоятельно. Они сделали это не просто из идейных соображений — это был единственный способ стать по-настоящему богатыми.

В попытке преобразовать объединённую компанию и расширить своё маленькое подразделение до полноценной компании, работающей с облигациями, Петтит нанял Джона Сесила и команду из консалтинговой фирмы McKinsey & Company. До 1990 года розничные брокеры Lehman знали, что они всегда будут участвовать в страховании акций, с которых брали процент для себя, в то время как брокеры Shearson зависели от внебиржевых акций, муниципальных облигаций и налоговых убежищ (которые платили меньшую комиссию). В этом было гораздо меньше плюсов, поэтому брокеры Shearson так и не договорились со своими коллегами из Lehman.

Между тем, руководство American Express и Shearson раздражал тот факт, что банковская система Lehman была ослаблена, когда многие из её ведущих банкиров ушли вместе со слиянием или вскоре после него. Это означало, что пока Goldman Sachs работал с клиентами высшего класса, Lehman прохлаждалась на вторых ролях.

И хотя со стороны акционерного капитала Lehman участвовал во многих сделках, контролируемых Goldman Sachs, Merrill Lynch или любым другим титаном Уолл-стрит, он редко был ведущим банкиром в важных сделках. Другими словами, IBM или любой другой огромный конгломерат с горами денег, которыми можно разбрасываться, не сделала бы Lehman предпочтительным банкиром, если бы захотела сделать предложение или приобрести компанию.

* * *

Ещё большую путаницу^[26] внёс тот факт, что 14 мая 1987 года Shearson Lehman стала публичной; она продала 27% своих акций: 13% купила крупнейшая японская страховая компания Nippon Life, а остальное отошло American Express.

К 1990 году Джим Робинсон решил, что пришло время перемен.

Shearson Lehman начала терять деньги, когда ситуация на рынке ухудшилась в конце 1989 года. Рынок высокодоходных облигаций^[27] начал рушиться, и вслед за этим рухнули акции и сделки по слияниям и поглощениям.

Питер Коэн также совершил то, что сейчас сочли бы двумя грубыми ошибками. Годом ранее, осенью 1988 года, они с Робинсоном сами себе наступили на ногу, когда безуспешно торговались за конгломерат по производству закусок и табака RJR Nabisco. В битве, которая стала примером эксцессов 1980-х годов, их победил король выкупов Генри Р. Кравис – эти события описаны Брайаном Берроу и Джоном Хеляром в книге "Варвары у ворот".

Осенью 1988 года Ф. Росс Джонсон, канадец из Виннипега, который был президентом и генеральным директором RJR Nabisco, решил выкупить компанию RJR Nabisco и сделать компанию частной. Джонсон сначала обратился к специалисту по выкупу акций фирме Kohlberg Kravis Roberts & Co. (KKR) по поводу заключения сделки, но в конечном итоге обратился к Shearson Lehman Hutton (SLH). Они предложили акционерам Nabisco 75 долларов за акцию, или 17 миллиардов долларов. Но последовала ожесточённая война за участие в торгах между KKR и Shearson, и в апреле 1989 года KKR одержала победу, получив контроль над RJR Nabisco с предложением в 109 долларов за акцию, или 25 миллиардов долларов. Это было унизительное поражение для Коэна и Робинсона. Джонсон завершил карьеру, и внезапно Коэн и Робинсон попали под удар.

Затем последовало ещё одно фиаско.

В 1988 году Коэн купил высококлассную брокерскую компанию E.F. Hutton & Company — с огромной наценкой — почти за 1 млрд. долларов, потому что считал, что генеральный директор Dean Witter Филип Дж. Пёрселл предлагал низкую цену. (Согласно многочисленным источникам, в Lehman в то время широко распространялось мнение, что Пёрселл торговался просто для того, чтобы поднять цену.)

Когда Коэн вызвал Рона Галлатина в кабинет и сказал ему, что он хочет сделать и как он хочет это сделать, Галлатин сразу сказал, что не стал бы ввязываться во что-то подобное. Коэн спросил его почему, и Галлатин ответил:

— Потому что это приведет нас к краху.

— О чём ты говоришь? – переспросил Коэн, явно раздражённый.

Галлатин в глубине души думал, что Коэн строит империю, и ему нужна E.F. Hutton из-за её размера. Он думал, что Коэн хочет обогнать Merrill Lynch, у которой было примерно 13 тыс. брокеров.

— У нас недостаточно времени на все необходимые проверки, — сказал Галлатин, — особенно учитывая их обязательства [Hutton] по налоговому убежищу.

Галлатин напомнил Коэну, что на Hutton подали в суд почти все клиенты, которые купили у фирмы налоговое убежище. Hutton также недавно (в мае 1985 года) признала себя виновной по 2000 пунктам обвинений в мошенничестве и согласилась выплатить штраф в размере 2 млн. долларов плюс 750 тыс. долларов в качестве компенсации издержек и 8 млн. долларов в качестве возмещения жертвам так называемой схемы с чеками^[28]. Галлатин считал покупку брокерской компании идиотизмом.

— Hutton идёт вверх дном, рынки не в лучшей форме, а ты, блин, не в своем уме, — сказал он Коэну.

К такому же выводу пришел и Джим Винчи. В конце ноября он и Роберт Друскин, финансовый директор Shearson Lehman, встретились, чтобы попытаться оценить стоимость Hutton. Винчи говорит, что они начали с балансовой стоимости и принялись вычитать обязательства. На это ушёл целый день.

В конце концов, получившееся число, которое предстало их взорам, оказалось большим, жирным нулём.

— После всех корректировок балансовая стоимость отсутствовала, — сказал Винчи. — Я пошёл домой к жене и сказал ей, что только что впустую потратил День Благодарения.

Но Коэн продолжил процесс приобретения. (Теперь он говорит, что Робинсон обещал ему остаток наличности в размере 1 млрд. долларов в следующем году, чтобы заплатить за это, но Робинсон не выполнил своих обязательств — отсюда и крах.)

Какой бы ни была причина, Галлатин и Винчи оказались правы. Сделка состоялась, и снова произошло столкновение культур. Брокеры Hutton массово покидали Shearson Lehman Hutton. Hutton считала себя превосходным брендом, а Lehman, что необычно, ретроградами. К началу 1990-х годов численность брокерской компании, насчитывавшей более 13 тыс. сотрудников, сократилась до 9 тыс., и SLH закрывала филиалы по всей территории Соединённых Штатов.

Hutton была вторым гвоздём в крышку гроба Коэна.

* * *

В 1990 году Робинсон решил, что хочет упорядочить свой бизнес по выпуску кредитных карт American Express и отделить его от бизнеса Shearson Lehman. Поэтому он списал на Amex 1 млрд. долларов.

Тем временем Shearson Lehman, которая стоила 400 млн. долларов, теряла 60 млн. долларов в месяц, и Робинсону пришлось рекапитализировать его на 1 млрд. долларов. Учитывая эти проблемы с денежными потоками, он не понимал, зачем ему выплачивать сотрудникам Lehman бонусы.

Вправлять ему мозги пришлось Галлатину, который терпеливо объяснял ситуацию в роскошном пентхаусе Робинсона в Музейных башнях (недалеко от музея Метрополитен) однажды вечером поздней осенью (разговор о бонусах).

— Я хотел помочь Джиму объяснить совету директоров, что даже если Shearson Lehman потерял 650 млн. долларов, у них не было другого выбора, кроме как выплатить бонусы Lehman за то, что они заработали, — говорит Галлатин.

Двое сидели в просторной гостиной Робинсона, усталые, но стремящиеся найти решение. Робинсон, который был из Атланты, посмотрел на Галлатина и сказал, очаровательно по-южному растягивая слова и стараясь скрыть раздражение:

— О каких бонусах ты говоришь? Вы же в убытке.

— Я сказал ему: "Нет, Джим, Lehman как раз заработала". Это Shearson в убытке. Я объяснял и так, и сяк, а он ни в какую, как самый приятный джентльмен, каких вы встретите в жизни. Но в конце концов я сказал: "Ладно, не хочешь выплачивать бонусы – не надо. Но сейчас я спущусь на лифте". Он посмотрел на меня и говорит: "Что ты собираешься сделать?" Был час ночи. Он говорит: "Конечно, ты спустишься на лифте. Не будешь же ты спускаться пешком по лестнице". Я сказал: "Джим, ты не понимаешь. Я спущусь на лифте". Он думал, что капитал компании — это баланс, но настоящий капитал — это люди. И если он не выплатит бонусы, завтра ключевые сотрудники Lehman [отправятся] вниз на лифте.

Это означает, что если Робинсон не заплатит бонусы, его лучшие сотрудники уйдут.

Сотрудникам Lehman в том году всё-таки выплатили бонусы.

* * *

30 января 1990 года Робинсон заставил Питера Коэна уйти в отставку и заменил его Говардом Л. Кларком-младшим, или “Г”, чей отец, Говард-старший, был предшественником Робинсона в American Express. Коэн потерял власть частично из-за сделок RJR Nabisco и E.F. Hutton. Его репутацию ещё больше подорвали щедрая покупка горнолыжного домика и конференц-центра за 25 млн. долларов в Колорадо.

— Это были излишества, — писал позже Лессинг о Коэне и его дружках. — Они перестали "следить за мячом". Мы продолжали работать и крепнуть. В конце концов мы стали управлять обеими компаниями.

"Леманиты" не скрывали своей радости по поводу увольнения Коэна. Они сняли сатирическую короткометражку, показанную на праздничной вечеринке 1991 года в Музее естественной истории. Фильм под названием “История Lehman Brothers, часть первая” высмеивал Коэна, используя мелодию из “Если бы у меня были мозги” из "Волшебника страны Оз". Текст песни звучал примерно так:

В конце видео трейдеры LCPI танцуют и поют песню Билли Джоэла "We Didn’t Start the Fire" (“Не мы разжигали огонь”).

“Г” Кларк сразу увидел необычайную энергию и дух, которые объединяли LCPI, и попытался направить эту страсть в более конструктивное русло. Он реорганизовал руководство Shearson Lehman, начав с возвышения Фулда, который стал со-генеральным директором Lehman вместе с Томом Хиллом. Крис Петтит был их исполнительным директором. Lehman Brothers также было разрешено снова официально называться “Lehman”, поскольку “Г” признал, что теперь у неё более высокая узнаваемость бренда, чем у Shearson.

Три лидера Lehman немедленно приступили к разработке планов захвата Shearson, а затем поглощения её. Одной из их первых задач было сокращение накладных расходов. Но они не собирались сокращать бонусный фонд Lehman. Один высокопоставленный сотрудник вспоминает совещание, созванное для реструктуризации общего бонусного фонда, который уже сильно склонился в сторону Lehman.

Amex представлял человек, отвечавший за розничный бизнес, Джонатан С. Линен. Против него выступали Хилл, Фулд и Петтит.

Большую часть переговоров Фулд молчал, позволив Петтиту и Хиллу разделять и властвовать.

— Они просто резали [Линена] на части, — говорит кто-то в комнате.

Джон Сесил, консультант McKinsey, нанятый в 1990 году, вспоминал, что Петтит и Хилл “вышли с совещания с увеличенными [в их пользу] бонусами ещё больше, чем раньше”.

Эта троица всегда искала способы ниспровергнуть своих предполагаемых хозяев. Их работа стала проще, говорит один из топ-менеджеров Lehman той эпохи, потому что считалось, что Кларком “Г” легко манипулировать.

— Ходила шутка, что его звали "Г", в отличие от отца, которого звали "Говард", потому что у него была только шестая часть мозгов отца, — сказал один из бывших высокопоставленных руководителей Lehman.

“Г” самостоятельно провёл поиск финансового директора Lehman. Это заняло несколько месяцев, и когда он, наконец, выдвинул потенциального кандидата, Ричарда Б. Стюарта-младшего, Сесил подумал, что тот слаб, и сказал об этом Кларку. Кларк казался удивлённым.

— Но он понравился Дику и Тому, — сказал он.

Сесил говорит, что он пошёл к соруководителям Lehman и сказал им, что, по его мнению, Стюарт слаб.

— Конечно, он слаб, — якобы ответил Хилл Сесилу. — Мы будем его контролировать его.

(Хилл говорит, что такого никогда не было.)

Джон Ф. Сесил, финансовый директор (позже глава правления), которому никогда не следовало позволять уходить

* * *

Хилл и Петтит, несомненно, были лидерами трансформации Lehman с 1990 по 1994 год.

— У Дика была не такая уж большая роль, — говорит бывший коллега. – Всё делал Крис. За исключением банковского дела — Том, даже когда он был соруководителем, он руководил банковским делом. И так, пока они были там, Фулду особо нечего было делать. И он, конечно, был не очень заметен в организации. Банкиры не видели, чтобы он ходил на встречи с банковскими клиентами. Никто в организации не видел Дика во главе всего этого.

Когда Фулд принимался за настоящую работу, результат никого не вдохновлял.

Кто-то вспоминает встречу в отеле Plaza на Манхэттене, на которой Кларк попросил Фулда и других старших менеджеров описать соответствующие части бизнеса.

— Дик встал, и это была самая неловкая встреча, которую я когда-либо видел в своей жизни. Он произносил предложение — [долгая пауза] — а потом он произносил —[долгая пауза]— ещё одно предложение, а затем он произносил — [долгая пауза] — слово. Это было невероятно.

Примерно в то же время Джима Винчи попросили помочь Фулду подготовить речь для ежегодной встречи в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке. Винчи дал ему черновик речи. Фулд просмотрел его и начал при каждом удобном случае вставлять слово "чётко". Согласно источнику, который присутствовал при их разговоре, Винчи сказал:

— Дик, нельзя так часто говорить "чётко". И вообще лучше обойтись без этого слова, — потом Винчи закрыл дверь в кабинет Фулда и сказал: — Послушай, тебе нужен тренер. Пусть тебе кто-нибудь с этим поможет.

Фулд последовал совету Винчи. Он посещал курсы в Dale Carnegie Training, учебном центре, основанном автором книги "Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей", чтобы помочь “выявить лучшее” в бизнес-лидерах.

Он никогда не забывал о помощи Винчи. Много лет спустя, в октябре 2007 года, Lehman Brothers устроили вечеринку с коктейлями для выпускников в ресторане Four Seasons в центре Манхэттена. Фулд начал с выступления, а позже, перед четырьмя или пятью бывшими управляющими директорами, обнял Винчи за плечи и сказал:

— Джентльмены, я хочу представить вам первого человека, который сказал мне ”нет".

Винчи говорит, что улыбнулся и подумал про себя: “Да, и, вероятно, последнего”.

* * *

Пока Фулд совершенствовал свои навыки публичных выступлений, многим становилось всё яснее, что Джим Робинсон хочет уйти из банковского бизнеса. По офисам Lehman прошел слух, что Галлатина, который вёл переговоры обо всех компенсациях Lehman, Робинсон описал совету директоров American Express как “человека, который входит во вращающиеся двери после меня и каким-то образом добирается до цели первым”. Совет директоров был не в восторге слышать такое от своего генерального директора. Пудрить мозги не то же самое, что носить костюмы, сшитые на заказ.

25 января 1993 года American Express уволила Робинсона и заменила его Харви Голубом, человеком, которого один высокопоставленный сотрудник Lehman охарактеризовал как “сумасшедшего парня со странным чувством юмора, с которым трудно иметь дело”. Голуб по прозвищу “Эго Харв”, как было известно, установил автомойку в своем доме в Миннесоте.

Переехав в Нью-Йорк, Голуб быстро завоевал репутацию специалиста по управлению на микроуровне, что не очень понравилось "леманитам". Голуб и Хилл немедленно поссорились из-за соглашения о зарплатах в Lehman, которое Голуб хотел отменить.

— Я не спрашиваю, а говорю вам, что делать, — сказал Голуб Фулду, Хиллу и Петтиту.

Хилл пригрозил передать дело в совет директоров Amex, где, как он знал, у него есть сторонник в лице Джона “Джека” Бирна, руководителя страховой отрасли. Хилл указал Голубу, что они с Фулдом потеряют всякое доверие сотрудников, если откажутся от зарплатной программы.

Голуб отступил — но, похоже, с тех пор над Хиллом сгустились тучи. По словам кого-то, близкого к Фулду, Голуб с самого начала намеревался избавиться от Хилла (которого считал сторонником Робинсона), а после разногласий по поводу размеров зарплат и бонусов искал любой предлог.

Однако на некоторое время он сосредоточил свою энергию на другом.

Фулд и Хилл вскоре узнали, что задумал Голуб. Через сарафанное радио в торговом зале они узнали, что он планировал избавиться от Shearson, и что Сэнди Вейл, который продал Shearson компании American Express в 1981 году и был старым другом Голуба, был готов купить её за 1 млрд. долларов. Загвоздка в том, что ему не нужен был Lehman. Он знал о её буйной культуре и колючем высшем руководстве.

То, что им не рассказали об этих планах, сильно разозлило Хилла и Фулда, и Хилл задал вопрос прямо Голубу. Он спросил его:

— Ну и почём нынче Shearson?

Хилл потом рассказывает:

— Он назвал цифру. И я спросил: "Хорошо, а кто покупатель? Как будет происходить продажа?" Он сказал: "Я решил, что это лучшее предложение". И я спросил: "Ну, были ли другие участники торгов? Была ли конкуренция? Откуда мы знаем, что это лучшая цена на рынке?" Он сказал: "Я принял стратегическое решение продать её. Я хочу, чтобы вы сделали одну вещь, а именно убедились, что эта сделка завершится. Если я услышу что-нибудь, что вы мешаете заключению этой сделки, я вас уволю”.

Обеспокоенный тем, что Lehman потерпит неудачу в сделке из-за потери дистрибуции, Хилл в тайне от Голуба и поговорил со знакомым, тогдашним заместителем Сэнди Вейла, начинающим финансистом по имени Джейми Даймон.

Хилл говорит, что он сказал Даймону:

— Я знаю, что происходит. Сэнди знает, что Харви сказал нам выметаться. Но мы не собираемся этого делать. Мы не собираемся препятствовать этой сделке, но ты не можешь обмануть нас. Мы собираемся отстаивать свою ценность здесь, точно так же, как ты бы защищал свою, если бы был на нашем месте.

И Джейми согласился работать с ними.

Единственным рычагом воздействия Хилла была его дружба с Даймоном. Их дочери ходили в одну школу в Нью-Йорке. Возможно, оба чувствовали, что Уолл-стрит – мир тесный и что их путям суждено снова пересечься (так и случилось), или Даймон знал, что в долгосрочной перспективе в ссоре с Хиллом нет ничего хорошего.

— Джейми знал, что ему уже досталась чертовски выгодная сделка и что ему не нужно усугублять её для нас, — говорит Хилл. — В этом для него не было никакой выгоды.

Фулд и Хилл знали, что они всего лишь предотвратили неизбежное — то, что Голуб бросит Lehman. Ему просто нужен был Amex. После встречи с Голубом, чтобы обсудить свои опасения в будущем, Хилл сказал Фулду:

— Ему [Голубу] не нравится бизнес ценных бумаг. Он хочет заниматься бизнесом кредитных карт. И он хочет избавиться от нас, как только сможет.

Хилл был прав. Но он не предусмотрел одну важную деталь в грандиозном плане Голуба. 29 марта 1993 года Голуб уволил Хилла.

— А как же Дик? — был первый вопрос Хилла Голубу.

— Он в кабинете по соседству, — ответил Голуб.

Другими словами, Фулд уже знал.

Галлатин, который к настоящему времени заслужил официальный титул “министр без портфеля”, говорит, что уход Хилла был неизбежен.

— Голуб знал, что ему придётся выделять Lehman, и из них двоих [Хилла и Фулда] меньше всего он хотел иметь дело с Хиллом, потому что Хилл был зрелым, блестящим банкиром по слияниям и поглощениям, с которым он не хотел вести переговоры. Ему не приходило в голову, что, возможно, к настоящему времени Дик Фулд обладал всеми качествами, благодаря которым Том был тем, кем был.

Галлатин считает, что теперь Фулд, наконец, был готов применить всё, чему научился в так называемом учебном курсе Тома Хилла:

— Он понял, что будет только один лидер — но кто? По мнению Дика, это был глупый вопрос: это должен был быть он.

Глава 7. День Независимости

Я знал, что скоро уйду на пенсию. Я подумал: “Какого чёрта?” Возьму на себя смелость провести последнюю битву за Lehman Brothers.

— Рональд Галлатин

В начале зимы 1994 года в конференц-зале в нижнем Манхэттене Харви Голуб провёл переговоры с лично выбранным оппонентом Диком Фулдом об отделении Lehman. С уходом Хилла Фулд понял, что ему нужна помощь в получении выгодных условий от Голуба, который знал, что Фулд отчаянно хочет стать следующим генеральным директором Lehman Brothers. Если бы на этих переговорах Фулд был слишком несговорчив, Голуб имел право уволить его, тем самым положив конец кампании Фулда за получение высшего поста. На помощь себе Фулд привёл Джона Сесила и Рона Галлатина.

После объявления о том, что он планирует вывести American Express из-под контроля, Голуб беспечно сказал Фулду, Сесилу и Галлатину, что оставит Lehman с собственным капиталом в 2,8 млрд. долларов — этого, по его словам, достаточно, чтобы они получили единый рейтинг "А".

Галлатин улыбнулся Голубу и сказал:

— 3,6 миллиардов.

Встречное предложение Галлатина было понятным. Он считал, что Голуб пытается обсчитать Lehman. Имея на балансе всего 2,8 млрд. долларов, с сильным отделом облигаций, но слабыми подразделениями банковского сектора и фондового рынка, Lehman нуждалась в подушке безопасности. Но Голуб думал, что Lehman может обойтись и с 2,3 млрд., и был в ярости, что Галлатину недостаточно его полумиллиардных вложений. Он закричал:

— 2,8 миллиардов!

Галлатин по-прежнему спокойный, повторил:

— 3,6 миллиардов.

Возможно, решив, что ему нечего терять — он приближался к завершению карьеры, — Галлатин решил, что именно он будет бороться за будущее Lehman и, возможно, заодно закрепит своё наследие.

Голуб кричал Галлатину:

— Ты можешь убедить их поставить тебе оценку "А" с 2,8 миллиардами долларов!

Галлатин снова улыбнулся и сказал:

— Может быть, и могу, но не собираюсь.

Голуб сказал всем за столом, что даст 2,8 миллиардов долларов или “Я раздавлю вас, как муху!” Некоторые руководители были поражены его вспыльчивостью.

Галлатин спокойно пригрозил передать историю в прессу — и напомнил Голубу, что тот уже объявил, что будет готовить к отделению компанию с рейтингом "А". Подтекст Галлатина был очевиден: хочет ли Голуб выглядеть так, будто не сдержал собственного обещания? Не начнут ли после этого другие сомневаться в честности руководства American Express?

В конце концов, Галлатин победил; но когда Lehman окончательно выделили, Amex навязала ему несколько обременительных условий.

Голуб заставил Lehman купить у Amex несколько этажей во Всемирном финансовом центре по ценам выше рыночных, так что теперь они были “совместными арендаторами”. Совместно Lehman и Amex выпустили долгосрочные облигации на сумму от 700 до 800 млн. долларов для финансирования недвижимости. Доля Lehman в этом долге составляла около 50%, но долг был гарантирован Amex, которому Lehman должен был выплатить “гарантийный” взнос в размере 928 акций, а Nippon Life Insurance Company приобрела 72 привилегированных акции Lehman с правом выкупа и правом голоса. Существовало также соглашение об отсутствии конкуренции в отношении банкиров; Lehman не мог нанять ни одного банкира American Express в течение 8 лет (к счастью, "леманиты" и не стремились). Amex получит право на 50% чистой прибыли Lehman Brothers’ превышающей 400 млн. долларов, в течение каждого из следующих 8 лет, при этом максимум 50 млн. долларов в любой год. Высшее руководство Lehman рассматривало это как карту “выхода из тюрьмы на свободу”. Условия были не такими уж плохими — и, наконец, они сами распоряжались своей судьбой.

Для финансирования отделения^[30] Amex согласилась вложить в Lehman более 1 млрд. долларов — 904 млн. долларов на покупку обыкновенных акций Lehman, которые затем будут распределены среди акционеров Amex в качестве специальных дивидендов, плюс ещё 200 млн. долларов на покупку привилегированных акций Lehman. American Express не будет владеть ни одной обыкновенной акцией Lehman и не будет иметь ни одного места в его совете директоров.

Сделка всё ещё должна была быть одобрена советом директоров American Express, большинство из которых скептически относились к тому, что отделение подразделения — это хорошо. В конце концов, Lehman зарабатывала деньги. Голуб успокоил их, сказав, что отделение не будет облагаться налогом.

Голуб попросил Джона Сесила и инвестиционного банкира Lehman Майкла Одрича, симпатичного, представительного банкира, который в то время был главой аппарата Фулда, выступить с презентацией перед советом директоров, объяснив, как Lehman может добиться успеха в качестве публичной компании. Выступление было назначено на 20 января, в день проведения турнира по гольфу AT & T Pro-Am на легендарном поле для гольфа Pebble Beach, и Одрич говорит, что обратился к Фулду с просьбой разрешить ему принять участие в этом мероприятии. Он напомнил боссу, что если кто-то сыграл хотя бы раз в Pro-Am, он “в деле” на всю жизнь, но если кто-то отклонял приглашение, второго не последует. Гольф был навязчивой идеей как для Фулда, так и для Одрича (и любимым хобби в Lehman), но Фулд сказал ему "нет" и сказал, что загладит свою вину (он никогда этого не сделал.)

Презентация — краткое описание бизнеса Lehman и того, как выглядит экономика в будущем, — прошла хорошо, и правление одобрило сделку. Произошли два запоминающихся момента. Первый — когда бывший госсекретарь Генри Киссинджер, в то время член правления American Express, открыл пакетик с подсластителем, высыпал его в свой чай со льдом, а затем размешал напиток концом карандаша с ластиком.

Второй случай произошёл, когда другой член правления, бывший президент США Джеральд Форд, попросил Голуба объяснить разницу между “собственным капиталом” и “доходом”. Наступил неловкий момент молчания, пока все переваривали.

Один человек в комнате вспоминает, что Голуб “проделал очень умелую работу. Я был очень впечатлён. Это очень простая концепция, и он объяснил её бывшему президенту, не делая вид, что разговаривает с ним свысока”.

* * *

2 мая 1994 года Lehman стал публичной компанией. К концу месяца, когда отделение было завершено, Голуб, как сообщается, воскликнул:

— Пусть этот щенок полетит!

Сесила убедили присоединиться к команде — теоретически в качестве главы правления (CAO). Сесил неявно понимал, что он был № 3 в пищевой цепочке, а Петтит находился непосредственно над ним.

Эта договорённость устраивала всех троих. Ни Петтит, ни Фулд не чувствовали угрозы со стороны Сесила, которому в этом отношении помогали его непринуждённое телосложение и академические манеры. Трейдеры регулярно шутили о том, что его аналитический склад ума совершенно неуместен в банке, состоящем из неотёсанных скандалистов.

На одной встрече Фулд спросил:

— Джон, что думаешь?

— Я ещё думаю, — последовал ответ.

— Что ж, давай быстрее, — сказал Фулд. — Мы ждём.

Но Сесил был ценным членом команды. Он смог объективно проанализировать новый банк, определить его сильные и слабые стороны и дать рекомендации Фулду и Петтиту относительно того, что им нужно было делать.

Краткий ответ: многое требовало исправления.

Несмотря на смелые прогнозы правления American Express и яркое празднование, проведенное в Winter Garden Atrium, месте проведения вечеринок в центре Нью-Йорка, где с потолка каскадом спускались воздушные шары и где, по воспоминаниям Лары Петтит, отец стоял “очень гордый, выпрямившись, подняв кулак”, напоминая триумфального французского революционера, новая Lehman Brothers была очень хрупка.

К сентябрю Lehman^[31] начала выкупать акции у инвесторов, владевших менее чем 100 акциями. Выручка во втором квартале 1994 года упала на 79% по сравнению с предыдущим годом, а прибыль упала более чем наполовину. В июле сотрудники, которые могли себе это позволить, купили акции Lehman; Фулд почувствовал, что покупка за 14 долларов будет равнозначна краже. Он купил много.

К концу октября Фулду принадлежало более 179 тыс. акций Lehman, большинство из которых было приобретено по цене 25,54 доллара за акцию; Петтиту принадлежало более 132 тыс. акций. Они не могли пользоваться такой тактикой вечно, но она сработала в краткосрочной перспективе; и в долгосрочной перспективе они все стали очень богатыми, по крайней мере, на бумаге.

— Мы смеялись последними, — говорит Рональд Галлатин.

— Изначально акции торговались плохо, — говорит Сесил, — отчасти потому, что для акций новой компании не было создано рынка, но также потому, что эти акции были переданы акционерам American Express, которые действительно хотели владеть American Express.

Эти люди быстро продали свои акции Lehman, обесценив их.

Проблемы новой компании усугубляются: в 1994 году Федеральная резервная система ужесточила процентные ставки, что, как правило, негативно влияет на цену облигаций и тем самым ослабило подразделение Lehman, работающее с облигациями. Цена её акций упала на 30% всего за 5 месяцев — с 20 долларов за акцию, когда она впервые стала публичной в мае, до 14 долларов за акцию в октябре. (В качестве последнего пинка 14 или 15 руководителям операционного комитета Lehman Голуб заставил их купить акции по балансовой стоимости. Им пришлось заплатить 20 долларов за акцию, когда она торговалась за 14 долларов.)

Менее чем через год после того, как Lehman стала публичной^[32], Moody's понизило её рейтинг.

Пришло время Фулду, Петтиту, Грегори, Такеру, Лессингу и их группе весёлых парней делать то, что у них получалось лучше всего — засучить рукава и отправиться на войну.

* * *

Согласно методичному Джону Сесилу, Lehman должен был сделать четыре вещи, если надеялся выжить.

Прежде всего, компании предстояло сократить расходы — по-прежнему оставалось огромное количество жира, включая такие предметы роскоши, как парикмахерская и киоски для чистки обуви на этаже руководства. Lehman выплачивал более половины своих доходов в качестве зарплат и ещё 41% уходило на “расходы, не связанные с персоналом”.

Сокращение расходов было не только “правильным решением”, утверждал Сесил, но и позволило бы выиграть время и капитал для развития других видов бизнеса. Тем не менее, это был неизбежный откат назад. Один человек пошутил:

— Когда молоко достали из холодильника и заменили им молочные сливки, мы поняли, что это плохая замена.

Сесил также постановил, что нужно положить конец кумовству. Членов семьи и друзей больше нельзя было нанимать, если они не заслуживали места. (Стив Лессинг, в частности, был печально известен тем, что принял на работу огромное количество выпускников Университета Фэрфилд, своей альма-матер.)

Новой стратегией подбора персонала в основном руководили Джо Грегори и Петтит, и на работу брались только лучшие. По словам Тома Такера, “лучшие” не означало "элита". Другими словами, гарвардские MBA приветствовались в таких областях, как инвестиционно-банковское дело, где гарвардские MBA, скорее всего, преуспеют. В других областях, таких как продажа облигаций, Lehman искала людей, которые были голодны и могли работать в команде.

Третья задача состояла в том, чтобы быть конкурентоспособным во всех областях рынка капитала по всему миру, начиная с Европы и Азии.

Четвертой и наиболее важной частью стратегии выживания Сесила было изменение корпоративной культуры. “Поступать правильно для компании” и “единая компания” должны были значить больше, чем простые банальности. Каждый должен был проникнуться этим духом, если Lehman хотела стать таким местом, каким его хотели видеть Дик Фулд, Крис Петтит, Джо Грегори, Стив Лессинг и Том Такер.

Сесил считал, что это крайне важно по многим причинам, но главным образом потому, что он знал, что фондовый дом может разориться по прихоти одного трейдера. Единственным способом остановить “эгоистичные” или “глупые” действия трейдера, как он их называл, заключался в том, чтобы заставить других всегда учитывать рентабельность собственного капитала фирмы (ROE), а не только размер своих бонусов, прежде чем действовать. Преследуя эту цель, Сесил ввёл ограниченную фондовую единицу (RSU), как форму оплаты каждому “члену компании”.

Чем выше вы занимали должность, тем больший процент вашего бонуса выплачивался акциями компании. Руководители высшего звена получали 50% своих бонусов акциями, срок действия которых был ограничен на 5 лет. Количество акций, получаемых каждым сотрудником, было увеличено в зависимости от заработной платы, но эта стратегия распространялась даже на уборщиков.

Несмотря на то, что Сесил многое хвалил в культуре “единой компании” Петтита, был один аспект, который не давал ему покоя — и эта проблема не исчезала. Он видел тёмную сторону мантры "держаться вместе" — из-за неё лояльность ценилась выше, чем способности.

Несмотря на это, Сесил был настроен оптимистично. Годы спустя он вспоминал:

— Вряд ли я бы присоединился к Lehman, если бы компания не стала публичной и если бы не видел, что культура может измениться. До этого она была заточена не на прибыльность, а на получение бонусов.

* * *

Но Сесил был встревожен первым отчётом о прибылях компании осенью 1994 года.

Это было 22 млн. долларов.

Когда Сесил впервые услышал цифру, он покачал головой и подумал: “Мир возненавидит это число”. Он был удивлён и раздосадован тем, что Фулд и Петтит, казалось, не были обеспокоены этим сообщением. По его словам, Петтит сказал ему:

— 22 млн. долларов — хорошая цифра.

Том Такер, однако, горячо оспаривает это:

— Крис Петтит никогда бы не подумал, что 22 млн. долларов — хорошая цифра.

Возможно, Петтит имел в виду, по словам друзей, что не было смысла зацикливаться на этой цифре. Конечно, все должны были согласиться с Сесилом в том, что результаты следующего квартала должны быть более чем в 2 раза выше — особенно после того, как рейтинг компании собирались понизить.

Сесил спросил Боба Мацу, нового финансового директора, понимают ли Фулд и Петтит, что произойдет, если Moody's понизит рейтинг компании — Lehman не сможет выпускать коммерческие акции, что означало, как выразился Маца, “мы пропали”. Маца ответил Сесилу, что ни Фулд, ни Петтит этого не понимают, поэтому Сесил созвал встречу с ними обоими, чтобы просветить их. Он говорит:

— Они восприняли это не очень хорошо, особенно Крис.

Сесил говорит, что и Фулд, и Петтит выросли в филиале дочерней компании; у них не было опыта управления публичной компанией, и они не знали, что им нужно обращать внимание на рейтинговые агентства. Им приходилось учиться на ходу.

Тем не менее, к четвёртому кварталу Сесил почти достиг своей цели. Компания объявила о прибыли после уплаты налогов в размере 46 млн. долларов, и Moody's подтвердило её.

Сесил с облегчением сказал Маце:

— Думаю, нам следует запретить фразу "мы пропали". Не хочу слышать её когда-либо снова.

* * *

Сесил верил, что Фулд, а не Петтит, был его лучшим союзником в борьбе за сокращение расходов. Он помнит, как терпеливо объяснял Фулду, что, если сократить расходы и не вкладывать сэкономленные средства обратно в вознаграждение, цена акций вырастет. Сесил говорит, что для Фулда это был “момент озарения”.

— Дик очень прагматичен, — говорит он, — и он, больше, чем кто-либо из моих знакомых, учится всю жизнь. Большинство людей достигают определённого этапа в своей карьере, и они в некотором роде останавливаются на том, кто они есть. Дик, однако, на довольно позднем этапе своей жизни перешёл с работы в отделе трейдинга к управлению Lehman в качестве публичной компании. Это огромная перемена всего за 5 лет. Кроме того, он прошёл путь от трейдера, на которого сильно повлияли все вредные привычки старомодных торговых площадок, до главы компании, пытающегося поступать правильно и сохранить компанию единой, осознающего ценность всех подразделений и важность хорошей культуры. Он также изменился сам, стал хорошим оратором и всё такое прочее, стал хорошо ладить с клиентами. За короткий промежуток времени он пережил замечательный переходный период.

Фулд начал проводить всё больше и больше времени не только с клиентами рынка капитала, но и с клиентами инвестиционного банка; он уже знал таких людей, как Генри Кравис (глава KKR) и Леон Блэк (ныне в Apollo), но теперь ему приходилось относиться к ним не просто как к знакомым, а как к клиентам; он должен был работать с ними. Им тоже приходилось по-другому его воспринимать, не просто как трейдера-интроверта, но и как дальновидного главу крупной компании, работающей с ценными бумагами.

Одна встреча, которая прошла не так хорошо, была с Брюсом Вассерштейном, в то время одним из руководителей бутиковой компании по слияниям и поглощениям (M&A) Wasserstein Perella. Фред Сигал, бывший партнер Lehman, который в то время работал на Вассерштейна, привёл босса в офис Lehman и представил его Фулду. Вассерштейн сказал Фулду суровую правду.

— Вы никогда не получите премиального рейтинга, потому что у вас нет приличного банковского консалтингового бизнеса, — сказал он. — Поэтому вы должны купить нас.

Встреча быстро закончилась.

Позже Фулд позвонил Сигалу.

— Фред, — сказал он, — никогда больше не приводи сюда этого жирного ублюдка.

* * *

Петтит, однако, остался Петтитом, сплотив войска и погрузившись в проблемы с персоналом. Единственная проблема с таким подходом заключалась в том, что Lehman становилась слишком большой, чтобы один человек мог управлять ей на микроуровне.

Но примерно в это же время Петтит впервые осознал, как далеко продвинулся. Мэри Энн Петтит вспоминает, как Крис сказал ей однажды воскресным вечером, оплачивая счета в своем кабинете в Хантингтоне:

— Знаешь, кажется, мы богаты.

Тем не менее, это совершенно не сказывалось на его образе жизни, несмотря на определённую роскошь. Был ежегодный отпуск на Карибах с Такерами. Петтиты владели яхтой вместе с Грегори. Яхта называлась "Мисс Т" в честь жены Джо, Терезы. Петтиты начали строить планы по строительству нового большого дома дальше по улице в Хантингтоне. Но в остальном их жизнь не менялась.

Слева направо: Мэри Энн Петтит, Крис Петтит, Том Такет, Хизер Такер – Вирджин Горда, 1984.

Мэри Энн вспоминает:

— У Криса было небольшое предубеждение против богатства. Он и подумать не мог о том, чтобы отдать детей в частную школу. Мы жили довольно просто. Такеры, Лессингс и Грегори — четверо парней из машины — вот наш круг общения. Мы редко куда-нибудь выходили. Мы никогда ни с кем, кроме них, не общались.

Когда Петтит приходил домой, он редко говорил о работе. Мэри Энн была в ужасе от мысли, что дети будут избалованы, и отказывалась выделять много денег на карманные расходы, что было в ходу среди семей компании. В возрасте 15 лет Лара Петтит устроилась на работу в ветеринарную клинику, потому что у неё не хватало денег на школьные обеды.

Отец пришёл в ужас, узнав, что она работает.

— Что ты делаешь? — спросил он. — Ты должна сосредоточиться на учёбе.

Он положил этому конец, выделив ей пособие.

Годы спустя, когда Lehman стала публичным предприятием, Лара, которая к тому времени проработала в Lehman 3 года, по-прежнему понятия не имела, сколько зарабатывает отец. Согласно документам, выпущенным в том году, сумма была близка к 7 млн. долларов. Несмотря на эту впечатляющую цифру, он по-прежнему, казалось, был полон решимости никогда не жить на широкую ногу, хотя, похоже, забыл обещание, которое когда-то дал самому себе: провести на Уолл-стрит всего 10 лет, а затем уйти. Иначе ты изменишься.

* * *

Внутри компании Сесила всё чаще считали властолюбцем. Это утверждение он оспаривает как ревизионистское, но помощники Петтита начали видеть в нём врага — того, кто выбивался из общей картины.

Собственно, разве их можно было назвать похожими? Один доверялся инстинктам (Петтит), другой — интеллекту (Сесил). Интеллектуальный стиль Сесила рассматривался как нечто противоположное подходу Lehman.

— Только голова, без сердца, — так выразился один из руководителей высшего звена.

Другой говорит:

— Мы все ощетинились на Джона Сесила.

Он был типичным перфекционистом, слишком резким для остальных. У него был “мелкий почерк, идеально очерченные линии. Сотрудники были не наёмными работниками, а "членами компании"” — что, по словам Боба Шапиро, который недолгое время занимал должность генерального директора Lehman Brothers до того, как она отделилась от American Express, стало предметом бесконечного количества шуток.

Некоторые брокеры с опаской относились к Сесилу, убеждённые, что он был бы счастлив, если бы Lehman стала прибыльным “бутиковым банком”, в то время как у Петтита были гораздо более грандиозные амбиции:

— У него [Петтита] была одна цель, и она заключалась в том, чтобы обыграть Goldman Sachs. Его и Фулда мечтой было, чтобы Lehman стала лучшим инвестиционным банком на Уолл-стрит.

В 1994 году Сесил нанял нескольких бывших коллег из McKinsey и создал группу, которой было поручено сократить в Lehman расходы, не связанные с персоналом. Команда обнаружила чрезвычайно расточительные привычки и сделала всё возможное, чтобы покончить с ними.

Например, они выяснили, что в 1993 году Lehman потратила 11 млн. долларов на пересадки сотрудников внутри Всемирного финансового центра. Если к стойке присоединялся новый трейдер, необходимо было переоборудовать ему рабочее место. Это создавало эффект домино, приходилось платить профсоюзным работникам огромные сверхурочные, поскольку такие работы производились ночью. Банкиры требовали таких же услуг.

Сесил немедленно запретил кому бы то ни было передвигать столы компании без его разрешения. Он сказал новому сотруднику:

— Почему бы тебе не прокатиться на лифте или не пройти пешком с одной стороны здания на другую?

От этого он не стал популярнее, но сократить расходы удалось. В 1995 году он сократил общие расходы Lehman примерно до 950 млн. долларов с 1,3 млрд. долларов и удерживал их на таком уровне в течение 4 лет. Тем временем чистая прибыль выросла до 71 млн. долларов по сравнению с разочаровывающими 22 млн. долларов годом ранее.

Пока всё это происходило, Фулд и Петтит по-прежнему сидели в соседних кабинетах в торговом зале, а также на административном этаже, но их отношения начали очень постепенно портиться.

— Мне кажется, [изначально] у них были отношения по расчёту, — говорит один трейдер, который был ближе к Петтиту. — Они знали, что нужны друг другу, и оба внесли что-то общее, но становились всё менее терпимыми друг к другу и меньше доверяли друг другу. Я думаю, что трения между ними были скрытыми, и я чувствую, что Крис презирал Дика.

— Крис знал, что Дик, возможно, захочет уволить его и присвоить всю славу себе, — сказал Перри Монкрейфф. — Он сказал ему: "Это прекрасно, но тебе придется мне заплатить”. Петтит составил соглашение, в котором оговаривалось, что, если Фулд уволит его, Петтиту будет выплачено 10 млн. долларов.

Монкрейфф говорит, что Фулд подписал это соглашение без раздумий.

* * *

Одной из причин, по которой Фулд держался отчуждённо по отношению к пехотинцам, была его преданность семье — качество, которое он пытался привить всей компании, хотя иногда над ним за это посмеивались. У Фулда было два приоритета: Lehman и собственная семья.

— С Фулдом не имело значения, кто был в комнате; не имело значения, находились ли в комнате клиенты. Это просто не имело значения, — говорит Боб Генирс. — Если секретарша подходила к двери и говорила: "На проводе ваша жена", — Дик всегда отвечал на звонок! Я никогда не встречал никого в бизнесе, кто бы так поступал.

Фулды сначала жили в Бейшоре, Лонг-Айленд, затем в Верхнем Ист-Сайде в Нью-Йорке, а потом переехали в Гринвич, Коннектикут, с тремя детьми. (Они также годами покупали дома во Флориде и Сан-Вэлли.)

Во время поездок в Азию, пока коллеги и клиенты посещали дома гейш после ужина, Дик всегда возвращался в отель. Когда он был ещё совсем новичком в компании, Глюксман однажды сказал ему: “Пригласи нашего самого важного клиента поужинать. Не облажайся”. Фулд пригласил этого человека на ужин. Как только Фулд оплатил чек, он хотел уйти (в то время он ходил на вечерние курсы в бизнес-школе Стерн Нью-Йоркского университета), но клиент настаивал, что вечер ещё не закончен.

— Позволь мне быть откровенным, — сказал мистер "Очень важный клиент". — Ты отвезёшь меня в центр, купишь проститутку и заплатишь за это.

Фулд послал его куда подальше и ушёл.

На следующее утро Глюксман пришёл в ярость, когда услышал, что клиент остался недоволен. Он вызвал Фулда к себе в кабинет и наорал на него. Примерно как на офицерских курсах в Колорадо Фулд сказал боссу:

— Хочешь услышать мою версию?

— Нет! — взревел Глюксман.

Однако позже в тот же день Глюксман зашёл в кабинет Фулда и спросил:

— Ну так, что же у вас там на самом деле произошло?

Когда Фулд рассказал Глюксману о случившемся, тот прекратил деловые отношения с этим клиентом.

А теперь уже Фулд посылал молодых брокеров умасливать важных клиентов. И он ожидал, что они будут вести себя так же, как он. Он ожидал, что они “поступят правильно”.

* * *

В начале января 1995 года Джо Грегори, в то время глава подразделения по работе с облигациями, прошёл по коридору стеклянного помещения в форме пончика, из которого состоял торговый зал, в кабинет Криса Петтита с плохими новостями. Он только что обнаружил, что у компании было 5 млрд. долларов валового риска по мексиканским облигациям и связанным с ними контрагентам, и казалось, что Мексика вскоре может объявить дефолт. В то время Lehman стоила всего 3,5 млрд. долларов.

Стив Карлсон, глава отдела развивающихся рынков, который вложил 1 млрд. долларов денег Lehman в мексиканские tesobonos (краткосрочные государственные облигации, индексируемые в долларах и деноминированные в песо), лично столкнулся с яростью Петтита, которая была направлена скорее на Грегори, чем на Карлсона. Петтит знал о рисках Карлсона в 1 млрд. долларов; он не знал об остальных 4 млрд. долларов, которые появились в других сферах бизнеса: облигациях, деривативах, финансовом отделе и иностранной валюте.

— Он был действительно зол на Джо, — говорит Карлсон.

Петтит велел Карлсону консолидировать все риски и управлять ими под руководством отдела развивающихся рынков. Это принесло Карлсону прозвище “Пятимиллиардный парень”.

Карлсон и его команда агрессивно сократили позиции вдвое и перевели оставшиеся активы в механизм специального назначения (SPV), что вывело их из баланса и защитило фирму от потерь на рынке по этим активам.

Тем не менее, пока Мексика была уязвима, уязвимой была и Lehman. Moody's понизило рейтинг компании. Мексика была спасена только тогда, когда 21 февраля 1995 года вмешался Роберт Рубин, министр финансов при Клинтоне, и списал долг страны.

Пока Lehman ждала, не обрушит ли их курс песо, Петтит каждую пятницу вызывал Грегори и Карлсона в кабинет на совещание по управлению рисками и обновлению информации.

— Расскажи мне, как снизить риск? — саркастически спрашивал он.

— Отличная работа, приятель, — добавлял он, обращаясь к Джо.

Карлсон поморщился. Ему нравился Грегори, и ему было жаль его.

Ему казалось, что истинной целью этих встреч с Петтитом было устроить разнос Грегори.

— Он действительно злился на Джо, — говорит Карлсон. — Он наговорил Джо всяких гадостей, и я видел, что оба ненавидят друг друга.

Справедливости ради по отношению к Петтиту, это правда, что Грегори не следил за делами. Петтит также потребовал уволить большинство сотрудников развивающихся рынков.

Напряжённость стала настолько высокой, что во время заседания исполнительного комитета по развивающимся рынкам, возглавляемого старшим доверенным лицом Петтита Джимом Карбоуном, Карлсон начал в гневе стучать кулаком по столу. Кто-то сделал замечание о “безумно плохом управлении рисками”. Карлсон напомнил, что его отдел не несёт ответственности за дыру в размере 5 млрд. долларов, и ударил кулаком по столу, потому что он чувствовал, что команда развивающихся рынков хорошо справляется со своей работой в сложившихся обстоятельствах.

Грегори позвал Карлсона в свой кабинет. Он сказал:

— Не выходи из себя.

Карлсон ответил:

— Так же, как и Крис с тобой? — он добавил, что устал смотреть, как Петтит каждую неделю устраивает Грегори выволочку. — Меня от этого тошнит, — сказал он.

При этом, по словам Карлсона, Грегори развернулся и пнул свой мусорный бак, разбив его вдребезги.

— Обломки попали мне в лицо, — рассказывает Карлсон. — Я сказал: "Похоже, я задел за живое, не так ли?"

Неделю спустя Карлсона понизили в должности.

Грегори сказал Карлсону, что тот стал символом проблемы с Мексикой. Грегори плакал, когда ему сообщили эту новость. Карлсон считал, что Грегори делал это только потому, что думал восстановить отношения Грегори с Петтитом. Он сказал Карлсону, что должен поднять его с пола, чтобы защитить и увести с линии огня Петтита.

Но раскол между Грегори и Петтитом к настоящему времени было уже не исправить.

Даже Петтиты заметили, что больше нечасто видят Джо. Теперь, по словам Лары Петтит, отец был неразговорчив и никогда не обсуждал Грегори.

Она также говорит, что никогда не слышала, чтобы отец говорил что-либо хотя бы отдалённо уничижительное о Фулде.

— Он всегда относился к нему с полным уважением, — говорит она.

Всем было ясно, что "команда из машины" распалась. Такер и Лессинг по-прежнему ездили вместе, а Петтит и Грегори добирались самостоятельно. Петтит водил машину сам, а Грегори нанял водителя.

Глава 8. Шпилька

Особенность Марты Диллман в том, что она определённо не была роковой женщиной или кем-то вроде Маты Хари, которая пыталась увлечь Криса. Я всегда думал, что она просто очень милая. Наверное, это важно помнить.

— Перегрин Монкрейфф

В 1995 году Криса Петтита, казалось, постоянно штормило. Несмотря на то, что сотрудники были по-прежнему лояльны к нему, становилось ясно, что он больше не может изо дня в день руководить фирмой, как раньше. Бизнес рос слишком быстро. Что ещё хуже, он общался с онкологами по всей стране из-за брата Расти, который умирал от рака мозга. Он вечно был на взводе.

— Нам пришлось двигаться в сторону децентрализации, — говорит Джон Сесил. — По мере того как мы усерднее добивались желаемого уровня производительности, Крису или любому другому человеку становилось всё труднее осуществлять привычный контроль.

Петтита, казалось, эти перемены выбивали из колеи. Он стал необычайно резок с такими, как Рон Галлатин, в котором было что-то озорное — однажды, по словам Сесила, Петтит велел Галлатину “валить на хрен”, когда тот просунул голову в дверь кабинета Петтита. Это было не в его характере.

— Обычно Крис кричал только тогда, когда кто-то этого заслуживал, — говорит один из коллег Петтита.

В другой раз он так оживился на совещании с Фулдом и Сесилом по поводу выбора персонала, что, по словам того же Сесила, перешёл на крик. Он подошёл к спинке своего стула, и, продолжая длинную обличительную речь, обхватил руками обитую кожей спинку. Постепенно, очень медленно, он поднял стул с пола. Он продолжал говорить, по-видимому, совершенно ничего не замечая, пока Фулд тихо не сказал ему:

— Крис, поставь стул на пол.

— Обычно Крис был бесстрастным, вдумчивым, слушал столько, сколько говорил, но стал вспыльчив, не слушал, бывал непреклонен и не объективен, — вспоминает Такер.

* * *

Наибольший ущерб репутации "святого Петтита" среди трейдеров нанесли истории о его служебном романе сзамужней рыжеволосой матерью троих детей по имени Марта Диллман. Джо Грегори позже написал в злополучной “Современной истории” Lehman, что, когда Петтита уличили в этих отношениях, “он стал негативно относиться к компании. Чувак сошёл с ума, и это было началом очень тяжёлого периода”.

Марту Диллман переманил в 1981 году Том Такер из JPMorgan для проведения исследований коммерческих акций в Lehman Commercial Paper Inc. (LCPI). К 1995 году она возглавляла отдел исследований для всех компаний, работающих с облигациями, и была самой высокооплачиваемой женщиной в компании. У неё был тихий голос, который иногда маскировал её острый ум. Её прозвали “Шпилька” за способность пробивать брешь в аргументах людей. Её муж работал в отделе управления активами Банка Нью-Йорка. В отличие от Мэри Энн, которая была бережливой, у Марты был водитель, дизайнерская одежда и роскошные дома. Она была на 11 лет моложе Мэри Энн Петтит.

Диллман и Крис Петтит познакомились благодаря общей привязанности к виски "Джонни Уокер Блэк", которым они баловались после работы. Сначала никто не верил слухам, которые начали циркулировать в начале 1993 года. Диллман была привлекательна, но все знали, что Петтит, как и Фулд, был ревностным семьянином.

Хотя никто этого не знал, осенью 1993 года Петтит переехал из своего дома в Хантингтоне в квартиру, которую Lehman снимала для него и Такера в Нью-Йорке.

Съехав, он никогда не упоминал о Диллман; он сказал Мэри Энн, что находится в прострации и ему нужно побыть одному. Но он всё равно приезжал домой на выходные к детям, по-прежнему проводил День благодарения и Рождество с семьёй. Дети Петтитов понятия не имели, что он ушёл.

Но Такер заметил, что друг ведёт себя странно со времен рождественской вечеринки 1992 года в Puck Building в Нью-Йорке. Он, Петтит и Диллман сели в лимузин; они планировали высадить Диллман перед поездкой в Хантингтон. Все были пьяны.

— Подобные вещи для нас были несколько неожиданны, — говорит Такер, который сидел на переднем сиденье.

Такер был ошеломлён, когда увидел, как Петтит набросился на Диллман на заднем сиденье и поцеловал её.

Позже, после того как Диллман вышла, он сказал Петтиту:

— Ты с ума сошёл?

Он подумал, что друг просто перепил. (Выходки пьяного Петтита становились легендами. Однажды он произнёс широко цитируемую речь о различных способах использования слова fuck: как существительное, как глагол, как прилагательное и так далее.) Но в течение следующих 6 месяцев Такеру стало очевидно, что Диллман и Петтит становятся всё более и более близкими. Ситуация ещё больше осложнялась тем, что Диллман в тот год была беременна и родила сына, Тома Диллмана.

Петтит позволил чувствам к ней вырваться после рождественской вечеринки 1993 года в Музее естественной истории. В то время компания только-только отделилась от Shearson, и Петтит в очередной раз залил горести скотчем.

В конце вечера Петтит, Диллман и другие шли в клуб “Сторк” в Верхнем Вест-Сайде. Один источник вспоминает, что Петтит то и дело бормотал: "Марта, я люблю тебя".

Слухи медленно превращались в реальность. Во время конференции по еврооблигациям, проходившей в Брокет-холле, величественном особняке в Хартфордшире, Англия, один из участников Lehman, Дэвид Баллок, рассказал "People", что видел, как Диллман спускается по лестнице возле гостиничного номера Петтита в 6 утра. Несколько часов спустя нью-йоркская штаб-квартира гудела от новостей.

Диллман считали чрезвычайно амбициозной. Некоторые полагали, что она фантастически справляется со своей работой и чрезвычайно симпатична. Крейг Шиффер (который у неё не работал) был крестным отцом одного из её детей. Она не боялась открыто высказывать свои взгляды и преуспела в том, что оттолкнула некоторых людей — особенно Грегори, которого, по её словам, она считала “тупым как пробка” и “ненадёжным”. Грегори, в свою очередь, однажды сказал Такеру, что считает её “злой”. Другие считали её примадонной. Она быстро поднялась до должности руководителя исследовательского отдела, но, по словам Такера, у неё также была репутация человека, который в течение дня вполне мог отлучиться по личным делам, что противоречило рабочей этике Lehman. Теперь она начала появляться на встречах с Петтитом, которые, по мнению Мэри Энн, ей не следовало посещать. Некоторые люди задавались вопросом: неужели её путь к вершине лежит через постель?

В течение многих месяцев Петтит скрывал эту интрижку от семьи. Лара Петтит вспоминает, что однажды вечером родители ушли вместе, предположительно, чтобы встретиться с архитектором, руководившим строительством их великолепного нового дома дальше по улице. На самом деле они ходили к брачному психологу.

Но поскольку Лара теперь работала в Lehman (занималась продажей структурированных кредитов), рано или поздно она услышала офисные сплетни об отце. В 1993 году Лара вошла в отцовский кабинет и задала ему все вопросы в лицо.

— Если я узнаю, что ты лжёшь мне, я уйду, — сказала она. — Я не позволю, чтобы мне вот так лгали.

Она говорит, что он мгновение смотрел на неё, затем сказал:

— Лара, у меня нет романов на стороне.

В феврале 1994 года Мэри Энн нашла в пальто Криса два билета на самолёт до Вашингтона; пассажирами были указаны Марта Диллман и Кристофер Петтит. Она позвонила Такеру поздно вечером и задала вопросы, а тому пришлось притвориться, что он первый раз слышит. Ему очень нравилась Мэри Энн, и его грызло чувство вины. Почему бы, думал он, Крису не прекратить этот роман и не вернуться в семью?

Петтит по-прежнему каждый день звонил Мэри Энн из офиса. Он снял дом в Ойстер-Бэй, чтобы быть поближе к сыну Крису-младшему, который учился в средней школе неподалёку. Диллман часто оставалась у него на ночь.

Тем не менее Мэри Энн ждала, когда он вернётся домой. Она продолжала верить, что Диллмана была для Криса просто собутыльницей.

— Наш брак был сказочен, — скажет она много лет спустя. — Я чувствовала, что он действительно любит меня.

Когда Крис попросил Мэри Энн о разводе, она отказала. Спустя годы после того, как Крис съехал, Стив Лессинг рассказал "People", что она хранила тапочки Криса под кроватью, а его одежду в шкафу.

Крис Петтит и Марта Диллман официально “вышли в свет”, когда он привёл её в качестве своей пары на свадьбу дочери Боба Генирса в октябре 1994 года. Марта развелась со своим мужем в ноябре 1993 года; Марта рассказала "People", что муж впервые узнал о романе, когда увидел противозачаточный колпачок у неё в портфеле.

* * *

Это дело вызвало раскол в офисах Lehman и вывело Петтита из равновесия. Несмотря на это, он никогда не рассматривал возможность ухода из фирмы, даже когда Джон Мак из Morgan Stanley пригласил его работать с облигациями в свою компанию.

Он начал больше пить. Коллега видел, как он в столовой Lehman одним глотком осушил бокал, а потом развернулся, чтобы поприветствовать людей.

— Я был в шоке, — говорит этот человек. — Обычно Крис с другими вёл себя идеально; он всегда ждал, пока все остальные наполнят бокалы и произнесут тост, прежде чем сделать глоток. Я понял, в каком напряжении он, должно быть, находится. Очевидно, он пил, чтобы снять стресс.

И для стресса у него были причины. Границы, разделяющие работу и семью, были размыты так долго, что последствия его неверности отразились и на других. Петтиты и Лессинги построили дома в районе Лоболли-Бэй в Хоб-Саунде, недалеко от Юпитера, штат Флорида, а тесть Стива Лессинга, Эндрю Дж. Мелтон-младший, приглашал Криса, Джо и Тома в свои загородные клубы. Жена Такера, Хизер, и жена Лессинга, Сандра, в частности, ужасно переживали за Мэри Энн. И Том Такер, часто мучался чувством вины, что взял на работу Диллман.

Коллеги говорят, что Петтит всё более замыкался в себе в офисе. Он никого не слушал, стал вспыльчив, очевидно, превратившись в кого-то, кто, по признанию даже Такера, “ему не мог понравиться”. Его стали бояться.

В 1995 году они с Мартой переехали в дом стоимостью 5 млн. долларов в Бруклин-Хайтс.

Прекрасно понимая, что мать или братья и сёстры ждут от неё совсем другого, Лара Петтит стала больше общаться с Диллман.

— Я видела, что с ней отец счастлив, а я не хотела, чтобы он уходил из моей жизни, — говорит она.

Но другие сотрудники офиса были менее снисходительны. Они чувствовали себя обманутыми Петтитом.

— Когда мы узнали об этом романе, это было похоже на предательство, — говорит один из бывших сотрудников Lehman. — Одна из причин, по которой мне нравилось работать в компании, это потому, что мне нравилось работать с этими ребятами. Я чувствовал, что у них, по крайней мере, есть какие-то моральные принципы. А этот роман был нарушением всяких принципов.

Диллман также вызывала разногласия в офисе, потому что её считали “шпионкой Криса”. Бывший топ-менеджер вспоминает, что Джон Коглан, управляющий директор отдела облигаций, посоветовал ему и коллегам замолкать всякий раз, когда она входит в комнату, и как можно вежливее удаляться.

— Нам сказали не говорить при ней абсолютно ничего, — говорит один человек, знакомый с ситуацией.

Подчинённые Петтита обижались на неё за то, что она отвлекала его от работы — они вдвоём могли на несколько часов уехать с работы.

Грегори только подыгрывал недовольству, которое разгоралось в офисе. У него были на то веские причины. Он знал, что Диллман ненавидит его, и по-прежнему злился на Петтита из-за фиаско с мексиканским песо.

Фулд в основном сохранял нейтралитет. Он сказал нескольким, включая Петтита, что совершенно не одобряет этот роман. Он ожидал, что Петтит сам во всём разберётся.

В конце концов Петтит всё обсудил с Диллман, и они согласились, что она должна покинуть Lehman. В начале 1995 года Фулд разослал по всей фирме служебную записку, в которой говорилось, что Диллман уходит, чтобы проводить больше времени с семьёй.

Но все прекрасно всё понимали. Петтит, по словам Лары, так переживал из-за всего этого, что создал для Диллман отдельную компанию и вложил в неё часть собственных денег.

— Он чувствовал, что она бросила свою работу ради него, — говорит она.

Отставка Диллмана мало что изменила. Грегори продолжал говорить другим, что Петтит не в себе, а его личная жизнь по-прежнему влияет на его работу. У Грегори была также ещё одна причина недолюбливать Петтита. Он чувствовал, что его подразделение облигаций, которое приносило основную часть доходов Lehman, должно получать более высокие бонусы, и ему не нравилось, что Петтит защищал руководителей подразделений акций и банковского дела, которые работали не так хорошо. (Это были новые и более слабые подразделения.)

Грегори начал проводить тайные встречи с людьми из операционного комитета, чтобы изучить способы ограничения власти Петтита.

Грегори считал, что делает это на благо фирмы. Такер вспоминает, что в начале 1996 года Грегори сказал ему, что считает Такера верным другом Криса, но теперь нужно забыть о дружбе. Петтит зашёл слишком далеко. Грегори сказал Такеру, что для бизнеса лучше отказаться от дружбы. Такер почти ничего не сказал в ответ. Он уже решил, что уходит из Lehman. Он достаточно насмотрелся на жизнь на Уолл-стрит. В отличие от Петтита, он помнил данную ими клятву — и хотел её сдержать. Такер хотел остаться “хорошим парнем”.

* * *

Хотя мыслями Петтит находился в других сферах, он ясно почувствовал, что силы объединились против него. Примерно в это же время он сказал своим людям прекратить общаться с Джоном Сесилом или Диком Фулдом, а со своими вопросами приходить только к нему.

Глава 9. Мартовские иды

Думаете, вам бы понравился бы Крис Петтит? Но под конец он бы вам точно не понравился. Он стал кем-то другим.

— Джон Сесил

По состоянию на начало 1996 года показатели как акций Lehman, так и инвестиционно-банковских подразделений по-прежнему были низкими по сравнению с результатом отдела по работе с облигациями, что было недостатком, требующим исправления. Все считали руководителей соответствующих отделов, Пола Уильямса и Мела Шафтела, посредственностями, но только не Крис Петтит, который неоднократно защищал их. Он часто говорил Тому Такеру:

— Послушай, управлять банкирами — все равно что пасти кошек (другими словами, невозможно). Мел — единственный, кого я считаю объективным и надёжным. Я не могу придумать никого лучше для такой работы.

Фулд хотел нанять Джо Переллу из ныне несуществующей компании по слияниям и поглощениям Wasserstein Perella для управления банковским делом. Хотя Перелла прошёл собеседование в компании и казался очень заинтересованным, Петтит был не в восторге от него.

— Он появляется в 10:00 утра и уходит в 15:00, — жаловался Петтит другим руководителям высшего звена.

Его холодное отношение не укрылось от Переллы во время собеседования.

Вместо этого Перелла решил присоединиться к Morgan Stanley. Фулд регулярно звонил ему^[33], как брошенный любовник, и спрашивал:

— Ты счастлив?

— Какая, чёрт возьми, разница, в какие часы работает Джо Перелла? — жаловался Майк Одрич, в то время блестящий руководитель аппарата Фулда. — Он лучший банкир по слияниям и поглощениям в мире. Мы должны были сделать всё, чтобы заполучить его.

В глубине души Петтит, должно быть, знал, что руководители его банковского и акционерного отделов очень слабы. Он назначил Такера руководить Уильямсом и помогать ему работать с акциями. Через несколько месяцев Такер сказал Петтиту:

— Крис, эта работа не для него.

Заместитель Уильямса, Лео Корбетт, даже пошёл к Такеру и Петтиту и сказал:

— Надо уволить Пола. Он просто не подходит для этой работы.

Но Петтит был очень близок и с Шафтелом, и с Уильямсом, которые часто бывали у него дома. Многие, в частности соседи, считали их кровными родственниками Криса.

Петтит выступал против увольнения дуэта, даже когда остальные члены операционного комитета были с ним не согласны.

— Сначала покажите мне кандидатов получше, — продолжал повторять он.

Когда Джо Грегори начал призывать уволить приятелей Петтита, безобразная конфронтация была неизбежна. Грегори сказал Фулду, что если Петтит не уволит Шафтела и Уильямса, то Фулд должен уволить Петтита — на благо компании, конечно.

Грегори понял, что единственный способ убедить Фулда, который не любил принимать трудные решения, в том, что у него достаточно влияния, чтобы выиграть спор с Петтитом, это показать ему, что Лессинг и Такер, два лучших друга Петтита и очень влиятельные люди в компании, поддержат его.

Лессинг подчинился. Такер просто сказал Фулду, что, по его мнению, Крис принимает неправильное решение, оставляя всё как есть. Он понятия не имел, что готовится переворот и он только что подал решающий голос.

Затем Грегори предложил Фулду план: отстранить Петтита от должности главы операционного комитета, затем создать исполнительный комитет меньшего размера и тем самым ограничить власть Петтита. Он знал, что Петтит будет сопротивляться такой перетряске.

Одрич предупредил Фулда, чтобы он не вступал в конфронтацию с Петтитом, пока члены правления Lehman не будут на его стороне. Одрич знал, что Петтиту и в голову не придёт заискивать перед советом. Он давно уступил эту территорию Фулду и сосредоточился на управлении своими войсками.

В совет директоров тогда входили Фулд, Майкл Эйнсли (президент и исполнительный директор Sotheby's), Джон Эйкерс (бывший президент IBM), Роджер Берлинд (театральный продюсер), Томас Крукшенк (генеральный директор Halliburton), Хидейчиро Кобаяси (генеральный директор Nippon Life Insurance), Генри Кауфман (бывший главный экономист Salomon Brothers и единственный человек в совете директоров с финансовым образованием), Джон Макомбер (эксперт по недвижимости), Дина Меррилл (актриса, дочь соучредителя E.F. Hutton) и Масатака Симасаки (ещё один глава Nippon Life). Все они были дружны с Фулдом… и даже никогда не встречались с Петтитом. Правление одобрило его план.

* * *

Даже заставив Фулда подписать соглашение о выплате выходного пособия в размере 10 млн. долларов, Петтит так и не предвидел грядущего переворота. Ему никогда не приходило в голову, что его предадут старые друзья. Почему? Потому что он никогда бы так с ними не поступил.

Как говорит Мел Шафтел:

— Хотя он разозлил Джо, особенно во время мексиканской заварухи, это было всё равно, что разозлить ребёнка. Он бы никогда не уволил Джо. Джо был для него как член семьи.

* * *

18 февраля 1996 года Лара Петтит организовала ужин-сюрприз в честь 50-летия отца в отдельной комнате в Gramercy Tavern, шикарной американской таверне в историческом здании Flatiron building в Нью-Йорке. Она пригласила Фулда, Грегори, Лессинга и всех других членов исполнительного комитета, и большинство из них пришли.

Когда Лара с отцом открыли дверь частной столовой перед большим сюрпризом, отец побледнел.

— Пожалуйста, посиди с нами, — умолял он дочь.

— Нет, нет. Желаю хорошо провести время, — весело сказала она.

На следующий день она пошла в ресторан, чтобы оплатить счёт, ожидая, что он будет огромным.

Но всё было несколько по-другому. Судя по чеку, вечеринка началась в 19:00 и закончилась уже через час.

Она спросила отца, что случилось.

— А… мы просто выпили, — ответил он. — Не хотелось, чтобы ты много за это платила.

Мальчики из Пондерозы десятилетиями ездили вместе на машине, и теперь даже не могли находиться вместе в одном помещении.

* * *

Узнав, что он может заручиться поддержкой Тома Такера и Стива Лессинга, "ребят Криса”, Дик Фулд понял, что контролирует Lehman Brothers. Он не хотел увольнять Криса Петтита, а лишь ограничить его власть.

— Мне и Стиву Лессингу потребовалось немало усилий, чтобы придать Дику достаточно смелости, — писал позже Грегори для неопубликованной книги “Современная история”. – Он хотел быть уверен, что мы, которых он считал сторонниками Криса, на самом деле будем поддерживать его.

Лессинг и Грегори были в Сингапуре 15 марта 1996 года по делам, когда был разработан план “загнать Криса в угол”, как выразился Грегори. Фулд собирался сказать Петтиту, что он решил уволить Уильямса и Шафтела, а если Петтит не согласен, ему придется лишить Петтита поста директора операционного комитета.

Он также собирался сказать Петтиту, что отныне фирмой будет руководить небольшая группа, известная как "передовой комитет", и Петтит будет её членом, но не главой.

До самого конца Фулд нуждался в поддержке в противостоянии с Петтитом. По словам Грегори, прежде чем вызвать Петтита, Фулд позвонил Грегори и Лессингу в Сингапур и спросил:

— Мне это правда нужно делать?

* * *

Когда Фулд вызвал Петтита к себе в кабинет и сказал ему, что ему нужно уволить Уильямса и Шафтела, Петтит отказался. В таком случае, сказал Фулд, ему придётся отстранить Петтита от руководства операционным комитетом. Он изложил свои планы относительно небольшого комитета из 6 человек, и Петтит снова отказался.

Поэтому Фулд понизил его до “главы отдела по работе с клиентами”.

О том, что произошло дальше, знают только двое, находившихся в той комнате. Всё, что известно кому-либо ещё, это то, что раздались громкие голоса и что Петтит затем вышел из кабинета Фулда. Дейв Стейнмец, глава штаба Петтита, вспоминает, что вслед за Петтитом из своего кабинета вышел и Фулд. По словам Стейнмеца, у Фулда было пепельное лицо. Сделал ли он совершенно непреднамеренно что-то непозволительное с Петтитом? Он вытолкал его?

Оставшуюся неделю Петтит пытался сопротивляться, но как только понял, что Такер, Лессинг и Грегори поддерживают Фулда, понял, что всё кончено. В ту пятницу он позвонил Дэну Поллаку, адвокату, к которому прибегали все высшие руководители Lehman, когда речь заходила о выходном пособии, и сказал, что ему пришлось покинуть Lehman, и что ему придётся пробиваться наружу.

— Крис чуть не съел Дика с потрохами, но мы не позволили этому случиться, потому что Крис не был хорошим парнем, — позже напишет Грегори в своих дневниках.

Петтит скрывал произошедшее так долго, как мог. Дочь Лара услышала, что он перешёл на другую должность, и отправилась его разыскивать. Она нашла его в другом кабинете на 19-м этаже, который был известен как “мёртвая зона”. Она была шокирована тем, насколько тесно было в кабинете.

В середине их разговора она впервые заметила, что отец плачет.

— Он швырнул чем-то через весь кабинет, заплакал и сказал: "У меня есть гордость, у меня есть гордость". Это было ужасно.

* * *

Том Такер объявил, что покидает Lehman сразу после понижения Петтита в должности. Он вернул всё, кроме 1 млн. долларов, из своей премии за 1995 год, распределив её среди своих сотрудников. Он всегда старался помогать детям из малообеспеченных семей и теперь хотел посвятить этому свою жизнь. Он был встревожен тем, что происходило в Lehman:

— Я задавался вопросом, кем мы все стали. Все эти деньги, этот успех… Были ли мы действительно такими блестящими? Я был глубоко обеспокоен тем, что с нами произошло.

Он зашёл к Петтиту до того, как стало известно, что Петтит уходит. Такер сказал старому другу, что больше не может оставаться в Lehman. Он насмотрелся на Уолл-стрит на всю оставшуюся жизнь. Со слезами он сказал Петтиту, что хочет уйти.

Он вспоминает, что Петтит был холоден и дерзок:

— Он смотрел на мои слёзы с отвращением.

Петтит сказал, что не придёт на прощальную вечеринку Такера, потому что расстроен тем, как Такер, который был близок с Мэри Энн, обошёлся с ним и его детьми в связи с его романом с Диллман. Петтит сказал, что больше не считает Такера другом.

Много времени прошло с того вечера в ресторане "Финнеган", где они договорились, что деньги никогда не встанут на пути из дружбы.

Такер вспоминает, что последние слова Петтита в тот день были:

— В конце концов, тебя деньги так и не испортили, не так ли?

Две недели спустя, на прощальной вечеринке Такера в столовой партнёров на Веси-стрит, 200, Стив Карлсон передал Такеру записку, в которой, в частности, говорилось: “Ты — сердце и душа Lehman Brothers”.

Карлсон чувствовал, что из всех руководителей фирмы: Фулда, Петтита, Хилла, мальчиков из Пондерозы — Такер был единственным, кто действительно хотел “поступать правильно”.

Петтит сдержал обещание и не пришёл на вечеринку, Лара тоже. Отец сказал ей:

— Из уважения ко мне ты не поедешь.

* * *

Поллак начал переговоры о выходном пособии Петтита, которое, по его подсчётам, составляло 40 млн. долларов. Фулд не горел желанием видеть, как столько денег уходит из Lehman. Потребовалось 8 месяцев, чтобы во всём разобраться.

Тем временем Шафтела понизили в должности и перевели наверх, в “мертвую зону” рядом с кабинетом Петтита.

— Банкиры не умирают, они просто переселяются на другой этаж, — пошутил он несколько лет спустя.

Петтит посоветовал ему также обратиться к Поллаку. Они не собирались сдаваться без последнего боя.

У Петтита было полно времени, пока Поллак выбивал у Боба Генирса выходное пособие. Он для вида проводил в офисе несколько часов в день, а летом поехал с Мартой и Ларой в Африку на длительный отпуск.

Находясь в Африке, глубоко в джунглях, он очень удивился, когда у него зазвонил мобильный телефон. Это Джим Винчи звонил из телефона-автомата возле поста лесничих в Адирондаке.

Винчи сказал ему, что его только что уволили.

— Не может быть! – воскликнул Петтит. Но он был бессилен что-то изменить.

Вскоре после этого ему позвонила невестка и сказала, что брату Расти стало хуже. Мог бы Крис вернуться и помочь найти какое-нибудь чудодейственное средство?

Петтит прервал поездку и вернулся в Нью-Йорк. Он пропустил запланированное мероприятие: хотел посмотреть на настоящих горилл в дикой природе.

Расти умер вскоре после приезда Петтита.

* * *

Вернувшись, Петтит смог наблюдать за возвышением того, кто сыграл большую роль в его изгнании — Джо Грегори.

К концу года Фулд вывел Грегори из отдела облигаций и попросил его возглавить отдел акций, ситуацию в котором после презентации Пола Уильямса новому "передовому комитету" сочли “катастрофической”. Уильямса уволили. Грегори должен был сменить его в начале 1997 года.

Менее чем за год Грегори превратился из помощника Петтита в его Брута. Один человек, причастный к изгнанию, говорит:

— Это как старый лев и молодые львы. Джо Грегори видит слабость у Криса Петтита и пользуется ей. Он идёт к Дику, и они вышибают Криса. Он убил своего босса, наставника, приятеля. Видимо, для Джо Грегори это было нормально. А вот для Криса Петтита нет.

Теперь Грегори был грозной силой. Все знали, что работают в “единой компании” только до тех пор, пока следуют указаниям Джо Грегори. Его новое прозвище было “Джо Клин”. Перейди ему дорогу, даже в малейшем вопросе, и ты мёртв.

* * *

Боб Генирс, глава правления (CAO), находящийся на грани ухода на пенсию, вспоминает, как зашёл в офис Фулда и увидел генерального директора, сидящего там с Джоном Сесилом с одной стороны и Томом Руссо, юридическим консультантом Lehman, с другой. Они вновь обсуждали условия выходного пособия Петтита. И Руссо, и Сесила принял на работу Петтит, и Генирс говорит, что внезапно пришёл в ярость.

Это было необычайно щедрое соглашение, позволившее Петтиту получить доступ к акциям, которые не были полностью переданы в собственность. Генирс, который составил его, говорит, что, по его мнению, такое пособие устраивало бы и Lehman, и Петтита. Но Сесил и Руссо, по словам Генирса, пытались убедить Фулда урезать его.

— Мне пришлось сказать прямо в присутствии Сесила и Руссо: "Дик, эти двое хотят занять твоё место. И поверь мне, именно из-за этого все эти комментарии", — вспоминает Генирс. — Я сказал: "Итак, Дик, либо ты веришь мне и подписываешь этот клочок бумаги, либо веришь этим парням". И он поверил мне и всё подписал.

(Сесил говорит, что не помнит этой сцены, хотя помнит споры по поводу выходного пособия Петтита из-за опасения, что, если Петтит получит доступ к акциям, которые не были полностью переданы в собственность, другие захотят того же.) Генирс вспоминает, что Фулд позвонил ему домой тем же вечером:

— Генирс, ты многое сделал для меня за эти годы. Но то, как ты помог разделаться с Петтитом и твои советы здесь, превосходит всё что я мог сделать, чтобы отблагодарить тебя. Это самое великое, что ты когда-либо делал для Lehman Brothers.

26 ноября 1996 года Крис Петтит наконец ушёл из Lehman Brothers — компании, которую, как он мог по праву утверждать, он своими мозгами и неукротимым духом превратил в гиганта. Он больше никогда не общался со старыми друзьями: Диком Фулдом, Томом Такером, Джо Грегори и Стивом Лессингом.

Глава 10. Эпитафия

Думаю ли я, что мой отец был настолько подавлен случившимся, что намеренно действовал безрассудно? Вовсе нет. Ему ещё так много нужно было прожить. Марта хотела, чтобы я сказала вам: он и ещё двое погибли на озере той ночью.

— Лара Петтит

Вечером после последнего рабочего дня Криса Петтита Лара Петтит вместе с бойФрэндом Биллом Гилкристом отправилась в ресторан Brooklyn Heights и пригласила отца на ужин. Он жил там с Мартой Диллман с 1994 года. Лара хотела, чтобы он “отвлёкся” от всего, как будто это было возможно. Но когда они пришли туда, Марта пригласила всех провести вечер с её детьми: Джоном, 10 лет, Софи, 7 лет, и Томом, 3 года.

Детям было любопытно, что это за “особый случай”. Крис Петтит растерянно и смущённо объяснил им, что больше не собирается работать.

После ужина Марта отвела детей наверх спать, а Лара с отцом остались внизу, почти не разговаривая, так как в этом не было необходимости.

В течение следующих нескольких недель Лара несколько раз видела отца в слезах.

— Вряд ли он понимал сам, не говоря уже о том, чтобы признаться дочери, насколько был сломлен, — говорит она. — Наверное, ему правда было больно, потому что он так много сделал для всех там… Ему казалось, что все отвернулись от него. Он просто сидел и плакал.

Вскоре после этого Петтит пошёл на собеседование, и, по словам Лары, у него попросили резюме.

— Он был президентом Lehman Brothers, — говорит она, — и у него просили резюме!

Он ушёл с собеседования.

Последний раз Лара видела отца 19 января 1997 года. Они ехали на крестины родственника в Коннектикут, и он настоял, чтобы они остановились у банка, потому что был полон решимости продать все принадлежавшие ему акции Lehman, которые сейчас стоили 6,8 млн. долларов. Лара попыталась остановить его:

— Я сказала: ‘Ты прикалываешься? Зачем?" А он сказал: "Я не могу… из гордости… я не могу за них держаться.” Тут же он продал все свои акции Lehman.

Отец и дочь разговаривали по телефону несколько недель спустя. Сестра Лары, Кари, собиралась приехать и остаться в Мэне с Мартой и Крисом на выходные перед его днём рождения; Кари раньше не приезжала погостить. Кари, как и остальные члены семьи Петтит, за исключением Лары, пока отказывалась встречаться с Мартой. Она привела с собой нового парня. Крис был беззаботен и взволнован.

(Ему было тяжело переносить, что семья не общается с Диллман, поскольку он помогал каждому из них во многих отношениях. Он устроил брата Эндрю (“Энди”) на работу директором в Lehman. Его тётя Элизабет (“Лиз”) также работала в компании. Она торговала коммерческими бумагами. По словам Лары, он также финансировал трёх из семи братьев и сестёр, которые неоднократно просили у него денег. Казалось, он делал это с радостью, поэтому его задело их внезапное отдаление.)

Лара говорит, что повесила трубку с улыбкой. Было приятно слышать, что отец снова счастлив.

* * *

Диллман и Петтит провели большую часть той зимы в в штате Мэн, где Марта выросла. Это был скромный дом, и они обсуждали планы построить поблизости дом побольше, чтобы там могли жить все дети.

Они были в восторге от того, что Кари, тогда аспирантка ветеринарного факультета в Тафтсе, и её новый парень Рич, инженер-программист, приняли приглашение Марты погостить на выходные 15 февраля, за несколько дней до 52-летия Криса.

— Это было большое дело, поворотный момент для папы, — говорит Лара.

На ужин в субботу они ели омаров и пили вино. Кари вспоминает, что отец был в прекрасном расположении духа, что у них состоялась замечательная беседа.

Кари предложила после ужина покататься на снегоходах — весело, но опасно в темноте. Однако Кари знала, что Лара и её парень занимались этим всего несколько выходных назад и им понравилось.

Она не знала, что Лара тогда испугалась до полусмерти.

— Во льду есть обрубки, которых просто не видно. Вчетвером на снегоходе мы, по крайней мере, просили его не разгоняться, когда он ехал слишком быстро, но это было опасно, — вспоминает Лара.

Кари просила Рича и отца не садиться на снегоходы, пока она не сгоняет в местный магазин за сигаретами.

Когда она вернулась, оказалось, что они уехали кататься без неё. Марта была дома. И внезапно на подъездной дорожке появился Рич, весь в крови. Он звал на помощь. Они с Крисом катались на снегоходах и врезались в пень. Крис упал, с него слетел шлем.

Кари рассказала Ларе, что произошло дальше.

— Когда парень сестры подошёл к нему, он был ещё жив, но у него была тупая травма головы. Рич не мог нести его... Поэтому он просто оставил его и побежал к ближайшим домам… Он был весь в крови, стучал в двери, пытаясь кого-нибудь позвать на помощь. Но никто не открывал. В конце концов он вернулся к домику Марты. Он сказал: "Пойдём, он ещё жив!" Но когда приехала полиция, было уже слишком поздно.

Марту допрашивала полиция, поскольку авария произошла на её территории и на её снегоходе. Рича доставили в полицейский участок для дачи показаний, а затем отпустили.

Кари была безутешна. Она винила себя в его смерти.

Марту спросили, хочет ли она провести вскрытие. Она позвонила Джиму Салливану, адвокату, который был старым другом Криса, а затем Биллу Петтиту, старшему брату Криса, и сообщила им новость. Она предположила, что в случае вскрытия уровень алкоголя в крови Петтита попал бы в неприятные заголовки. Все они согласились, что в этом нет необходимости.

* * *

В тот воскресный вечер Боб Генирс вернулся домой и обнаружил на голосовой почте 18 сообщений. Он нажал “Воспроизвести” и услышал сообщение Марты, что Крис погиб. Она запланировала похороны в Бруклине на понедельник. Через четыре звонка пришло сообщение от Мэри Энн Петтит, в котором говорилось, что похороны запланированы на вторник в римско-католической церкви Святого Патрика в Хантингтоне.

Мэри Энн Петтит была в ярости, когда услышала о планах Диллман.

— Она будто держала его труп в заложниках, — сказала она. — Неужели её интригам не будет конца?

(Диллман не хотела комментировать что-либо, связанное с Крисом Петтитом.)

* * *

Две “жены”, двое похорон — но руководителям Lehman не нужно было говорить, на какие похороны идти. Они все пришли на мессу в Хантингтоне во вторник, хотя и не обошлось без нескольких неловких моментов.

Первый произошёл во время похоронной процессии — вернее, двух похоронных процессий. Там были Петтиты во главе с Мэри Энн, и Марта Диллман с Джоном и Софи. Перед прихожанами церкви Святого Патрика сидели Дик Фулд и Джо Грегори.

Стив Карлсон вспомнил, что видел на похоронах Такера. Бывшие друзья не разговаривали с той слезливой сцены в офисе Петтита. Прошли годы, прежде чем Такер смог простить себя за то, что не помирился с другом.

— Он обнимал Мэри Энн, — вспоминает Карлсон. — И мы все знали, что Томми тоже поддержал уход Криса. Мы знали, что ему было из-за этого не по себе. У него было такое измученное выражение лица.

Дети Петтитов были потрясены, когда старший сын Марты, Джон Диллман, занял место одного из несущих гроб. Крис Петтит-младший повернулся к Мэри Энн и сказал:

— Он ни за что не прикоснётся к гробу отца.

Но никто его не остановил. В конце концов, он был ребёнком.

Томми Такер произнес надгробную речь, когда его друга похоронили рядом с братом Расти в Фармингдейле, Лонг-Айленд. Когда гроб опускали в землю, он сказал:

— Когда я смотрю на всех вас и думаю обо всех тех, на кого повлиял Крис, слово, которое приходит мне на ум, это "любовь". Недавно у меня был разговор, в котором затрагивалась тема любви. Я узнал, что страх — это главное препятствие в развитии любящей личности. Если вы преодолеете страх, вы сможете достичь замечательных вещей. Крис был тем, который избавил всех нас от страха… Нам всем было лучше, когда он был рядом, потому что он избавлял нас от страха и придавал уверенности… Крис помог всем нам полностью реализовать свой потенциал. Он задавал тон. Он преодолел препятствия. Он превратил всё в шутку. И он делал это для всех вас, потому что любил всех вас.

Многие сотрудники Lehman затем вернулись в город на лимузинах к своим мелочным интригам. Некоторые положили Петтита в тот день в гроб; некоторые никогда его не забывали. Такер тоже. Он закончил свою хвалебную речь в тот день такими словами:

— Уверен, что его дух будет со мной до конца моей жизни.

* * *

…Что было, в какой-то болезненной степени, правдой. Крис Петтит так сильно преследовал Такера, что через 6 лет после похорон он посетил медиума Джеймса Фарджиано, у которого так много заказов, что его время забронировано на год вперёд. Такер говорит, что Фарджано стоил того, чтобы подождать. Медиум, по его словам, вызвал дух Криса, а также духов родителей Такера, чтобы убедить скептически настроенного Такера, что это не розыгрыш, — и два старых друга, или, скорее, дух и живой человек, наконец помирились.

Такер оставался близок с Мэри Энн. Оба были шокированы, узнав, что согласно дополнению в завещании Петтита половина его состояния отошла Марте. Дополнение было датировано маем 1994 года.

— Меня ужаснуло это дополнение, — говорит Мэри Энн.

Она не понимает, почему он мог так поступить, если только не из чувства вины за то, что заставил Диллман бросить работу.

Стив Лессинг всегда присматривал за детьми Криса — он устроил Криса-младшего скаутом в футбольный клуб "Нью— Йорк Джайентс". И он выкупил ресторан "Финнеган" и выделил детям Петтит долю от инвестиций в заведение. В настоящее время это один из самых популярных пабов в Хантингтоне.

Вражде между двумя “вдовами” не было конца: семья Петтит была потрясена, узнав, что Марта Диллман не только получит половину денег Криса, но и оформила страховой полис на 4 млн. долларов на жизнь Криса.

Почему и как она могла это сделать? Мэри Энн Петтит, конечно, не понимала. Она хотела провести слушание по делу о смерти, но воздержалась, когда услышала, что Кари придется давать показания.

Кари по-прежнему винила себя в том, что произошло. Она редко говорит о той ночи, и никак не может пережить её.

Диллман оспорила требование Мэри Энн об отсроченной выплате выходного пособия Криса. Мэри Энн обратилась за помощью к Дику Фулду, и он заверил её, что Диллман “получит деньги только через мой труп”. По закону, как вдова Криса, Мэри Энн, без сомнения, имела право на деньги, и Фулд сдержал свое слово. Мэри Энн получала отсроченные выплаты за Криса — до тех пор, пока Lehman не подала заявление о банкротстве и все отсроченные оплаты прекратились.

Диллман быстро оправилась. В ноябре 1998 года, через год после смерти Петтита, она вышла замуж за Дугласа Малкольма Шейра; он выкупил большой дом в штате Мэн, который построили они с Крисом. Вскоре они развелись, и в 2004 году она вышла замуж за Уильяма Зейтца, вице-президента Колледжа искусств штата Мэн. Сейчас она развелась и с ним тоже.

Джо Грегори поддерживал связь с Мэри Энн Петтит; в конце концов, они были соседями, а Лара по-прежнему работала в офисе Lehman. Такеры оставались её лучшими друзьями.

Перри Монкрейфф, приехавший из Британии на похороны, говорит, что, когда он увидел Джо Грегори в тот день, поразился тому, как полностью изменилось его поведение. Монкрейфф говорит, что он больше не был “Малышом Джо” из Пондерозы. Теперь он был восходящей звездой, человеком власти.

* * *

Вскоре после смерти Петтита Том Такер открыл лагерь для финансово неблагополучных детей, у которых иначе никогда не было бы шанса сбежать из города.

Первоначально он хотел назвать это лагерем Lehman Brothers и отправился на встречу с Грегори и Фулдом, чтобы узнать, все ли в порядке, поскольку половина правления лагеря состояла из сотрудников Lehman Brothers. К его огромному разочарованию, Фулд и Грегори ему отказали.

— Я думал, что для фирмы было бы отличной рекламой сделать такое название, — утверждал Такер. – Но меня не услышали.

Он не знает почему.

Пожертвования от Грегори составили около 60 тыс. долларов, что было больше, чем пожертвовали некоторые бывшие коллеги, но намного меньше, чем другие. Фулд пожертвовал 10 тыс. долларов.

Со временем Такер собрал для лагеря 3 млн. долларов от многих сотрудников Lehman, включая Стива Лессинга и бывшего главу бостонского офиса Боба Канины.

Такер решил назвать лагерь "Детский фонд Пятика". Подтекст был ясен: он называл лагерь в честь кролика-коротышки из книги "Обитатели холмов", чьи амбиции были чистыми и смелыми — то, за что когда-то выступал Крис Петтит, то, за что все они когда-то выступали в смутном и всё более отдалённом прошлом.

Ричард Адамс, автор книги "Обитатели холмов", приехал с женой на открытие лагеря, и сегодня лагерь в Пулвилле, штат Нью-Йорк, посещают 500 детей в год. Это считается огромным успехом. В августе 2006 года о лагере рассказал Мэтт Лауэр в передаче на шоу "Today".

Такер, будучи великодушным человеком, больше никогда не жаловался на отсутствие поддержки со стороны Грегори или Фулда, хотя 3 года назад он был очень озадачен, когда ему позвонила Нэнси Хамент, бывший исполнительный директор Lehman, которая после обеда с Грегори сообщила ему удивительные новости. Она передала слова Грегори, что Такер ему никогда по-настоящему не нравился. Он чувствовал, что у них разные стили работы. Хотя Такер никогда не был близок с Грегори, как с Лессингом или Петтитом, он верил, что у них настоящая дружба. Он даже пригласил Грегори на ланч через 6 месяцев после своего ухода из Lehman, потому что чувствовал, что Джо “ускользает”.

Услышав слова Хамент, Такеру показалось, будто его ударили под дых. Джо? Приятель, с которым они вместе ездили на машине?

Он позвонил Лессингу, который был более откровенен. Лессинг сказал Такеру:

— Джо — картонная дурилка, Том. Или ты ещё этого не понял? Он полное фуфло.

Часть Вторая. Эхо

За кругом круг – вращение все шире,

Хозяина уже не слышит сокол;

Распалось всё; держать не может центр;

Анархия распространилась в мире,

Прибой окрашен кровью и повсюду

Невинности утоплен ритуал;

Добро лишилось веры, зло же силы

Наполнилось и страсти убежденья.

— Уильям Батлер Йейтс, Второе пришествие

Глава 11. Русская зима

Мы были одни против всего мира. Но поскольку у нас за плечами был опыт Shearson-а, мы сплотились.

— Стив Лессинг

К концу 1996 года проприетарный трейдер Lehman в Японии попал в ситуацию, когда его позиция резко падала, а он так и застрял в этом весьма уязвимом положении. Его отдел (облигаций) вместе с руководителем (Джо Грегори) потерял бы всю прибыль, которую заработали за год. Ноябрь, как известно каждому трейдеру, — худшее время для совершения ошибки. Эта обошлась Lehman в 100 млн. долларов.

Опять же, согласно источникам, Джон Сесил считал, что Грегори не слишком ревностно следил за своими сотрудниками.

Потеря означала, что Сесил, а не Грегори, становился вторым по величине оплат руководителем в компании в тот год.

Сесил заработал более 5 млн. долларов^[34]: почти 2 млн. наличными плюс 2,3 млн. в акциях и 1,1 млн в ограниченных акционерных единицах (RSU) и опционах — доходы, которые, согласно источникам, раздражали Грегори.

Он “напомнил” Сесилу, “как легко преуспеть тому, кто не руководит подразделением”. Он никогда раньше так не разговаривал с Сесилом, и это была своего рода бонусная зависть, которую Фулд надеялся устранить, реорганизуя высшее руководство.

Фулдзаменил Петтита и операционный комитет шестью руководителями подразделений с одинаковой зарплатой. Он назвал это "передовым комитетом" (название не прижилось, по словам Сесила, и его заменили на "исполнительный комитет"). Затем появилась группа из 20 человек, известная как "операционный комитет", в которую входили люди, руководившие такими подразделениями, как информационные технологии (IT) и операции.

Причина, по которой Фулду пришла в голову эта идея создать комитет (предполагаемо) равных, по словам Сесила, заключалась в том, что он устал от всех трений вокруг себя. Это было плохо для фирмы. Фулд ненавидел споры, некоторые из которых касались вопросов, с которыми он был едва знаком, и он ненавидел принимать управленческие решения — особенно касающиеся бонусов и разборок между сотрудниками.

Он хотел, чтобы его оставили одного наверху, с тихим и аккуратным Сесилом, но подальше от посторонних глаз. (Сесил обычно сидел в своём кабинете на 10-м этаже и редко появлялся в торговом зале.)

Тем временем Фулд стремился повысить свою известность и авторитет за пределами компании. Некогда неразговорчивый трейдер внезапно и агрессивно вошёл в среду нью-йоркского истеблишмента: он стал членом Совета по международным отношениям (Том Хилл был членом); его назначили в правление Нью-Йоркской фондовой биржи; он был членом Консультативного комитета президента Клинтона по торговой политике и переговорам; он стал членом Делового консультативного совета Университета Колорадо.

Воспоминания о Петтите быстро поблекли. В статьях о растущих доходах компании (в 1997 году они выросли на 12%) его больше не упоминали, и к 2008 году многие сотрудники Lehman никогда не слышали о Крисе Петтите.

— Мы все испытали дикое облегчение, что больше не будет никаких записок, подписанных "ТКП", — говорит один высокопоставленный сотрудник. (Внутренние служебные записки подписывались инициалами, а не именами, поэтому "ТКП" обозначает "Крис Петтит".)

А как же Джо Грегори?

Он с головой окунулся в свою новую роль главы отдела акций, уволил 27 из 29 сотрудников отдела и нанял новую команду. Одним из уволенных был Крейг Шиффер.

Многие из тех, кого уволил Грегори, полагали, что это произошло из-за их дружбы с Петтитом, а не из-за результатов работы.

— Если бы в компании существовал суд, все бы дали показания в пользу Криса, и поэтому Джо не хотел, чтобы они были рядом, — говорит один человек, знакомый с ситуацией.

Годы спустя, когда Шиффер встретился с Грегори за завтраком, Джо беспечно сказал ему:

— Никогда не спорь с боссом, Крейг, потому что кто выше, тот и победит. Ты потерял работу, потому что не научился этому.

(Позже Фулд спросит о Шиффере: “Почему мы его отпустили? Он мне всегда нравился, я всегда думал, что он хороший”.)

Но некоторые продолжали помнить, что именно Петтит подготовил компанию ко внезапному подъёму. Джим Винчи говорит:

— Не могу передать, как сильно я смеялся, когда увидел статью в журнале "Fortune" [в апреле 2006 года] о Дике. “Преобразование Lehman Фулдом было настолько полным^[35], что он больше похож на основателя, чем на генерального директора”, — говорилось в статье. Это было просто смешно. Я думаю, многие из нас думали: "Как можно рассказывать эту историю без Петтита? Хотите сказать, Дик провернул всё сам?" От такого тошнило.

* * *

У Фулда, Лессинга, Грегори и остальных не было времени оглянуться.

"На рынке царило очень захватывающее время… Мы агрессивно конкурировали с Goldman и Salomon Brothers… [и] начали осваивать Европу и Азию... становясь всё более глобальной компанией, — писал Лессинг в документе, подготовленном по заказу Грегори в 2003 году. — Это была действительно потрясающая возможность, которая выпадает раз в жизни — что-то построить и вернуть имя Lehman Brothers, у которого была 150-летняя традиция”.

В новый "передовой комитет" вошли Грегори (акции) и Вандербик (облигации). Мела Шафтела сменила банковская тройка — идея Майка Одрича — в состав которой вошли Брэдли Джек из отдела облигаций и рынков капитала, Стив Бергер из европейского инвестиционного банкинга и Майкл “Майк” Маккивер из банковской сферы.

Компания осталась на восходящей траектории. Standard & Poor's повысило свой прогноз с “негативного”, до которого Lehman опустился из-за 22 млн. долларов в первом квартале, до “стабильного”. Moody's также понизило рейтинг компании во время мексиканского кризиса, но к 1997 году оно вернуло Lehman рейтинг до одного "А".

Инвестиционно-банковские услуги принесли рекордные доходы, как и отделы недвижимости, ипотеки, высокодоходных кредитов и развивающихся рынков.

* * *

Два руководителя сыграли в этот период решающую роль.

Одним из них был Роберт “Боб” Миллард, выпускник Массачусетского технологического института, который на протяжении 1990-х годов зарабатывал больше всех в Lehman. Доходность его инвестиционного бизнеса составляла около 15% в год — без использования заёмных средств. Одной из наиболее успешных инвестиций была инвестиция в аэрокосмическую компанию под названием L3 Communications, где Миллард был назначен ведущим директором.

— Мы инвестировали 60 млн. долларов и в итоге получили сумму, многократно её превышающую, — говорит он.

Ещё одним ценным игроком стал Марк Уолш. С 1991 года Уолш, очень динамичный и всеми любимый, руководил основной инвестиционной деятельностью в сфере коммерческой недвижимости в рамках подразделения облигаций. Это означало, что он предоставлял кредиты как застройщикам, так и покупателям коммерческой недвижимости. Он предоставил финансирование, например, для покупки здания General Motors за 700 млн. долларов (в настоящее время в нём находятся розничные магазины FAO Schwarz и Apple) на 5-ой авеню и 59-й улице в Манхэттене.

Уолш также инвестировал в акционерный капитал своих сделок. Одной из его самых известных сделок в начале 1990-х годов была покупка здания на Таймс-сквер, которое считалось уродливым и продавалось по относительно низкой цене. Уолш понял, что ценность здания заключается в его местоположении; можно получить огромную прибыль, закрыв его рекламными щитами. Он сдал в аренду пространство у стены, а затем перепродал здание 2 года спустя по гораздо более высокой цене. По словам Сесила, эта сделка принесла Lehman 80 млн. долларов и укрепила репутацию Уолша как короля Мидаса.

После этой сделки Уолшу была предоставлена всё большая самостоятельность. Фулд был настолько уверен в нём, что часто разрешал Уолшу пользоваться в своих сделках деньгами компании. По мере снижения процентных ставок и завышения стоимости всех активов стоимость зданий, в которых у него были доли, росла. В масштабах компании Уолш был героем. Казалось, у него был талант выбирать объекты недвижимости, которые можно было улучшить и которые принесут компании прибыль при продаже.

Проблема заключалась в том, что при этом Фулд ставил на баланс компании неликвидные активы. Если бы что-то пошло не так, фирма не смогла бы снизить свои риски. Но тем временем его подразделение росло, пока в отчётах не стало значиться, что оно приносит более 20% прибыли Lehman.

В 1997 году^[36] "New York Times" сообщила, что Барри Стернлихт, генеральный директор Starwood Hotels and Resorts, вспомнил, как Уолш привёл Фулда в его гостиную. Стернлихт был настолько впечатлен этим дуэтом, что позволил им профинансировать свою покупку корпорации ITT за 7 млрд. долларов, материнской компании сети отелей Sheraton, отменив сделку, которую он уже заключил с Goldman Sachs. С этого момента Фулд понял, что Уолш был ключом, если не главным способом процветания Lehman.

* * *

6 апреля 1998 года обстановка на Уолл-стрит изменилась навсегда: 83-миллиардное слияние Citicorp и Travelers Group, создавшее крупнейшую в мире компанию по предоставлению финансовых услуг, стало переломным моментом. Это привело к отмене Закона Гласса-Стигалла 1933 года, который запрещал банковским холдинговым компаниям владеть страховыми и брокерскими компаниями одновременно. И это открыло двери для множества слияний и консолидаций в индустрии финансовых услуг.

Руководители Lehman теперь могли обсуждать слияния с другими домами, и они рассмотрели сотни потенциальных объектов слияния, включая розничную брокерскую компанию PaineWebber. Lehman также обратила внимание на Prudential — и снова напрасно. Prudential не хотела продаваться.

Однако реальная проблема Lehman заключалась в том, что соотношение цены и прибыли (P/E) было слишком низким — около 11, в то время как у большинства процветающих компаний с Уолл-стрит оно составляло 14. Для оценки используется коэффициент P/E — чем выше P/E, тем выше цена акций. Чтобы Lehman осуществила слияние, ей пришлось бы переплатить, чтобы компенсировать низкую P/E, что нанесло бы ущерб его акционерам.

Но все эти мечты об экспансии были отложены 17 августа 1998 года, когда тротуар внезапно обвалился под ногами Уолл-стрит, и все учреждения по ценным бумагам услышали рокот потенциальной гибели. Россия девальвировала рубль и объявила дефолт по государственным облигациям — впервые какая-либо страна сделала это в послевоенную эпоху. Охваченные паникой инвесторы продавали ценные бумаги развивающихся рынков, одновременно продавая японские и европейские облигации в пользу облигаций США, которые многие считали самой безопасной валютой и долгом в мире. Это, в свою очередь, привело к падению мировых рынков.

Сесил говорит:

— Поначалу для компании это было несущественным событием.

Фулд всегда с опаской относился к инвестициям в Россию. Он часто называл это место “крупнейшим в мире грёбаным преступным синдикатом”.

Сесил знал^[37], что у Lehman были определённые связи через группу по управлению капиталом III (тройное "I") Offshore Advisors, которая управляла Фондом возможностей с высоким риском (HRO). Lehman, по его словам, поставила под угрозу активы на 300 млн. долларов. По мнению Сесила, 300 млн. долларов были головной болью для фирмы, но не угрожали жизни.

Том Руссо, главный юрисконсульт и глава отдела по связям с общественностью, попытался перейти в наступление и организовать совместный ответ на кризис III, а не позволить отдельным фирмам заключать сделки или конфисковывать активы фонда.

Однако ситуация осложнилась из-за Комиссии по ценным бумагам и биржам (SEC), которая решила исследовать оценки Lehman, или ценообразование.

Руссо говорит, что SEC утверждала, что цены Lehman были выше, чем у всех остальных, хотя Главное бухгалтерское управление, позже переименованное в Правительственное бухгалтерское управление (GAO), позже докажет, что цены Lehman были точными. Тем временем сарафанное радио пришло в неистовство. Цена акций Lehman упала на 60%^[38].

Впервые Сесил услышал об этих слухах и последующем закрытии акций Lehman, когда Брюс Лейкфилд, тогдашний глава Lehman Europe, позвонил на второй неделе сентября, чтобы сообщить, что ходят слухи о том, что у Lehman большие проблемы с ликвидностью. Сесил сказал ему, чтобы он не волновался.

Пока Lehman переживала эту неразбериху, для всей Уолл-стрит разворачивалась ещё большая.

В середине сентября развалился хедж-фонд Long-Term Capital Management (LTCM), повергнув всю финансовую систему в панику.

LTCM была основана Джоном Мериуэзером, бывшим главой отдела торговли облигациями Salomon Brothers, и возглавлялась группой учёных, в том числе лауреатами Нобелевской премии экономистами Робертом Мертоном и Майроном Шоулзом, которые совместно с Фишером Блэком разработали модель ценообразования опционов Блэка –Шоулза. Сложное математическое уравнение доказывает^[39], после ряда предположений о рынке, что “возможно создать хеджируемую позицию, состоящую из длинной позиции по акциям и короткой позиции по [коллам по одним и тем же акциям], стоимость которых не будет зависеть от цены акции”, — говорится в статье Блэка на эту тему. В состав LTCM также входили самый высокооплачиваемый трейдер Salomon Brothers Ларри Хилибранд и Дэвид Маллинс-младший, бывший профессор Гарварда и вице-председатель Федеральной резервной системы.

Кредитное плечо фонда составляло 50 к 1, и до 1998 года он приносил огромную прибыль, предположительно, потому, что его математические гении делали ставки, основываясь на исторических взаимосвязях между различными ценными бумагами с фиксированным доходом, такими как казначейские облигации США, и рискованными корпоративными облигациями или облигациями развивающихся рынков. Почти каждая фирма с Уолл-стрит была инвестором, и даже в неудачный 1997 год доходность LTCM составила 17,1% после вычета комиссионных.

Но к июлю 1998 года всё пошло наперекосяк — и стало только хуже, когда в России произошёл дефолт и инвесторы начали отказываться от, казалось бы, безопасных инвестиций. 2 сентября LTCM сообщила, что стоимость активов фонда, составлявшая когда-то 1,8 млрд. долларов, упала на 44%.

Мериуэзер обратился за помощью к со-генеральному директору Goldman Sachs Джону Корзайну. Могут ли они быть партнерами? Корзайн сказал, что подумает об этом, но только в том случае, если фонд будет готов согласиться на контроль рисков и надзор. Тем временем цены на акции всех банков Уолл-стрит упали, потому что рынок опасался, что компаниям, занимающимся ценными бумагами, придётся закрыть свои позиции LTCM по ценам срочной продажи.

Акции Lehman резко упали с середины 40-х в августе до нижней границы 20-х в сентябре.

Уоррен Баффет согласился выделить 3 млрд. долларов на поддержку LTCM, а Морис “Хэнк” Гринберг, генеральный директор страхового гиганта American International Group (AIG), выделил 700 млн. долларов. Корзайн возглавил спасение Уолл-стрит, пообещав, что Goldman Sachs выделит 300 млн. долларов, с чем не согласился его со-генеральный директор Генри Полсон-младший.

Корзайн одержал верх — по крайней мере, пока.

22 сентября, когда LTCM организовывала заседание по банкротству, Тодд Джорн, тогдашний менеджер по продажам Lehman, отвечавший за хедж-фонды, присоединился к Фулду, Руссо, Грегори и Вандербику в Федеральном резервном банке Нью-Йорка на Либерти-стрит, 33 в центре Нью-Йорка, где каждому из инвестиционных домов было предложено внести 250 млн. долларов для поддержки LTCM.

Йорн говорит, что Фулд не придал большого значения идее спасения и даже высказывался “резко” по этому поводу. У него были на то причины: Lehman была одной из немногих компаний, отклонивших предложения инвестировать в LTCM.

Ранее тем летом Мериуэзер и несколько его коллег пришли на встречу с Фулдом и Сесилом и попросили их приобрести 20% компании за 1 млрд. долларов. Сесил вспоминает, что после того, как ребята из LTCM ушли, Фулд нахмурился и сказал:

— Эти ребята выглядят напуганными.

Обращаясь к Джорну, Фулд прорычал:

— Я хочу знать, что, чёрт возьми, происходит, и я хочу знать, что было вчера.

Джорн повернулся к аналитику Мин Сюю, который обзвонил все торговые дома и каждого менеджера по продажам в Соединённых Штатах, чтобы попытаться собрать воедино всю информацию о LTCM.

— Дик не чувствовал, что ему следует вкладывать какие-то чёртовы деньги, — говорит Джорн о предлагаемом спасении LTCM. — Во-первых, потому что LTCM был ему неинтересен, и во-вторых, потому что он думал, что после такой инвестиции все гарантировано подумают, что фонд ему интересен.

Дэвид Комански, тогдашний генеральный директор Merrill Lynch, позже рассказал "People", что Фулд сказал ему: "Я бы скорее залез в штаны, достал свой член и отрезал его”, чем дал что-либо для LTCM.

Но Фулд, в конце концов, сдался. Lehman согласилась вложить 100 млн. долларов, в то время как другие согласились вложить 250 млн. долларов и сформировали наблюдательный совет. Банк Bear Stearns утверждал, что, поскольку это был клиринговый банк LTCM, он уже был вне игры. Bear Stearns ничего не вкладывал.

Джорн вспоминает:

— После первого 24-часового заседания с ФРС я подошел к Джо Грегори и сказал: "Джо, есть совет директоров консорциума. Мы согласились вложить 100 млн. долларов инвестиций… Кто будет членом совета от нас?"

По словам Джорна, Грегори ответил:

— Почему бы тебе просто не пойти потусоваться [в ФРС] и не рассказать мне, что там происходит.

Джорн говорит:

— К такому серьёзному, почти катастрофическому событию в Lehman отнеслись довольно бесцеремонно.

* * *

Lehman фактически вышла из кризиса более сильной и богатой. Дэвид Эйнхорн, 40-летний основатель хедж-фонда Greenlight Capital, говорит, что в 2008 году он пытался выяснить, как Lehman преуспел в суровых условиях 1998 года.

— Я вернулся назад и прочитал их квартальные отчёты за май, август и ноябрь 1998 года, — говорит он, — и исследовательские отчёты за тот период. И что меня поразило, так это то, что Lehman, которая, по слухам, в тот период считалась неплатёжеспособной, на самом деле пережила весь период без каких-либо убытков. Как им это удалось? Она увеличила ставки, когда ситуация ухудшилась. И когда рынок восстановился, она получила рекордную прибыль в 1999 году.

Джорн говорит, что Эйнхорн прав.

Он и Мин предложили ряд мер хеджирования, которые Lehman мог бы предпринять, если LTCM обнулится и больше не будет кредитоспособным контрагентом. Они подсчитали, что у Lehman было 460 сделок (у Merrill Lynch, для сравнения, около 5000), и это делало их уязвимыми.

Им нужно было купить 10-летние облигации на сумму 4 млрд. долларов, 10-летние казначейские обязательства на сумму 4 млрд. долларов и опционы еще на 10-летние казначейские обязательства на сумму 1 млрд. долларов, чтобы обезопасить себя. Покупка будет масштабироваться на фоне снижения процентных ставок, поскольку Джорн рассчитывал, что в случае краха LTCM Федеральная резервная система начнёт накачивать систему ликвидностью и снизит процентные ставки.

Джорн так и не узнал, была ли сделка, о которой он сообщил главе отдела облигаций Джеффри Вандербику, выполнена, но считает, что так оно и было. События развивались именно так, как они с Мином заключили пари, и Lehman закончил год с опережением.

Жестокий поворот заключается в том, что успех Lehman в 1998 году, возможно, привёл к её впечатляющему провалу десятилетие спустя. Эйнхорн объясняет, как этот опыт испортил компанию в 2008 году:

— Основываясь на том, что они публично говорили [в 2007 году], они думали, что кризис продлится всего пару месяцев… В августе 2007 года была идея не заниматься списаниями, а удвоить капитализацию, и таким образом, когда рынок восстановится, они заработают ещё больше денег.

С точки зрения непрофессионала: Lehman Brothers однажды удвоила капитал и сорвала куш. Через 10 лет она снова удвоилась — и погибла.

* * *

Несмотря на то, что осенью Lehman пережила два мучительных кризиса с рекордной прибылью, на Уолл-стрит по-прежнему ходили слухи от абсурдных до зловещих. Одни говорили, что компания вложила 1 млрд. долларов в российский спутник, который взорвался в космосе; другие утверждали, что Федеральная резервная система просматривает бухгалтерские книги и собирается завладеть Lehman; третьи говорили, что Lehman собирается объявить о банкротстве ровно в 23.30 такого-то числа — и так далее.

""Раненая" Lehman будет следующей целью слияния", — сообщила "New York Post" в ноябре 1998 года. “Предзнаменования ужасны”, — сообщил "New York Times" лондонский банкир Lehman.

Сесил вспоминает, что слухи носились около полутора месяцев, и, по его наблюдениям, неприятные сплетни обычно появлялись по пятницам.

— Мы попали в какую-то страну шортов. И классический трюк: если вы хотите зашортить акции, то нужно распускать сплетни об этой компании в пятницу, особенно во второй половине дня. Никто ничего не может с этим поделать, но трейдеры будут судачить об этом в выходные, и все, кто имеет отношение к теме слухов, нервничают в выходные — когда ничего не могут с этим поделать, конечно. А затем в понедельник они продают эти акции, и цена падает. И, похоже, именно это и происходило с нами.

Поскольку падение курса акций воспринимается как признак того, что компания может оказаться в беде, Lehman знала, что крайне важно успокоить инвесторов и клиентов.

— Мы начали испытывать давление в ликвидности, — говорит Сесил. — В основном люди хотели больших ‘стрижек’, хотели больше обеспеченного финансирования, меньше необеспеченного. В целом нам стало сложнее получать финансирование для определённых видов активов.

Сесил говорит, что Джефф Вандербик и Стив Лессинг, совместно отвечающие за все продажи, акции и фиксированный доход, “проделали абсолютно титаническую работу по сохранению финансовой основы компании” и удержали клиентов.

Лессинг говорит:

— Я по 16 часов в день разговаривал по телефону с клиентами. Мы говорили: "Вот наша компания, у нас всё в порядке, мы жизнеспособны. У нас будет прибыльный квартал…" В тот момент весь исполнительный комитет работал чрезвычайно усердно; мы все были сосредоточены на клиентах, поддерживая финансирование компании. Это были самые напряжённые дни, которые я пережил за свои 22 года — я вспоминал 98-ой, когда возникла реальная мысль, что фирма может обанкротиться, а в итоге у нас был рекордный год.

У Фулда было собственное, нетипичное решение проблемы: он решил перейти в наступление и выйти на рынок, особенно на фондовый рынок. Он отправился в путь и посещал клиента за клиентом вместе с Сесилом и талантливым риск-менеджером Lehman Морин Мискович, недавно взятой на работу из Goldman Sachs.

Вот что сказал рынку Фулд: кредитный риск Lehman перед хедж-фондами составил 447 млн. долларов, из которых 72 млн. долларов были без обеспечения. Потенциальный риск компании в отношении долгосрочного управления капиталом составил 32 млн. долларов против 41 млн. долларов обеспечения Казначейства США. Риск компании на развивающихся рынках составил 305 млн. долларов. Вопреки слухам, компания была в хорошей форме.

Это был момент, когда все уроки ораторского искусства Фулда принесли свои плоды. Сесил говорит, что Фулд успокоил инвесторов:

— Клиенты смотрели на нас так же, как мы смотрели на Мэриуэзера: "Они кажутся напуганными или их устраивает их положение? Есть ли у них хороший план на краткосрочный период трудностей и на более долгосрочную перспективу?" В такие моменты Дик может быть очень, очень эффективен. И это своего рода "то, что делает тебя хорошим, делает тебя плохим" — он был очень настойчив в отношении компании. И это сработало.

Фулд также вместе с Сесилом успокаивал рейтинговые агентства, которые задавались вопросом, не повышается ли кредитный риск Lehman из-за давления насчёт ликвидности. В какой-то момент Сесил испугался, что Standard & Poor's не удержит им рейтинг. Он пошел к Фулду и сказал:

— Мы покойники.

Фулд ответил:

— Не может быть. Возвращайся к ним.

Затем он лёг в коридоре перед своим офисом и посмотрел снизу вверх на миниатюрного финансового директора:

— Ты хочешь, чтобы я лёг вот так?

Сесил вернулся в Standard & Poor's и одержал победу.

К ноябрю шумиха улеглась. В конце года выручка фирмы составила 4,1 млрд. долларов — рост на 6%. Прибыль на акцию выросла с 4,72 до 5,19 доллара, что означает, что акционеры Lehman получили 20%-ное увеличение дивидендов по своим обыкновенным акциям.

Но Сесил не торопился подписывать балансовый отчёт. Он был обеспокоен тем, что как финансовый директор он мог объявить о результатах, которые говорили бы о размере баланса не только на конец года, но и на будущее. Он хотел быть уверен, что цифры верны и их легко проверить.

Сесил не припоминает, чтобы Грегори “или ребята из банковского отдела” имели какое-либо отношение к чему-либо из этого.

— Джо не имел абсолютно никакого отношения к финансам, — многозначительно говорит он.

Однако записи, надиктованные Грегори в 2002 году, показывают, что тот пришёл в бешенство из-за колебаний Сесила.

"В 1998 году Джон был одновременно финансовым директором и главой правления во времена большого стресса, когда все сбрасывали наши акции, и они упали до 22, а потом до 19 в течение дня, — писал Грегори. — Нам нужно было, чтобы финансовый директор заявил о финансовой устойчивости компании. Джон ответил, что не уверен, что может так говорить из-за угрозы судебного преследования. Это произошло на телефонной конференции, а я помню, как будто это было две секунды назад. Мы все были дома на телефонной конференции, и когда он это сказал, мы все сошли с ума. Как он мог такое сказать? Мы пытались сохранить компанию живой — на карту были поставлены жизни 12 или 13 тысяч человек”.

Сесил указывает, что на карту было поставлено не 13 тыс. жизней, поскольку в то время в фирме работало 7,5 тыс. человек. Он также говорит, что ему потребовалось некоторое время, чтобы составить подробный балансовый отчёт, и он не собирался торопить что-то столь важное, равно как и говорить инвесторам, что всё в порядке, не предоставив им веских доказательств. Он совершенно не помнит реакцию Грегори, хотя и припоминает, что руководители компаний стремились успокоить рынок, и он тоже, но сначала ему хотелось убедиться в своих фактах.

Фулд, согласно источникам, разделял недовольство Грегори финансовым директором, который стоял на своём. Они чувствовали, что пришло время для мантры Криса Петтита о "команде, команде и ещё раз команде", а вместо этого Сесил вёл двойную игру.

В конце концов после двух недель тщательного анализа и только когда он был по-настоящему доволен финансовыми показателями, Сесил подписал отчёт. Он по-прежнему считает, что был абсолютно прав, когда не торопился. Недавно он размышлял:

— Я мог бы отметить, что, если бы 10 лет спустя при подписании финансовых документов проявляли такую же осторожность, Lehman, возможно, избежала бы всевозможных проблем. Возможно, она по-прежнему была бы жива.

После отчёта о финансовом результате SEC завершила расследование, и всё, казалось, вернулось в нормальное русло.

* * *

Коллега говорит, что Фулд так и не простил Сесилу то, что он считал непокорностью, и заставил его заплатить за это в будущем. Том Руссо говорит, что, хотя он считал Сесила просто “дотошным... другие думали, что он больше беспокоился о себе, чем о компании”.

Сесил думал, что тема закрыта, и просто хотел продолжить работу. Он был поражён, когда позже услышал, что Грегори думает о нём. Грегори писал, что “он был человеком, который думал, что ему ”предложат ключи от города", но "Дик на самом деле не хотел видеть его на этой работе". Джон совершил ряд ошибок, и некоторые из них были действительно серьёзными, особенно в 1998 году, из-за чего Дику было очень некомфортно с Джоном".

Когда Боба Генирса спросили, что в конечном итоге случилось с Сесилом, он лаконично написал коллеге: “Джо застрелил его”.

* * *

Дик Фулд признался старшим менеджерам, что с 1998 года усвоил две вещи. До российского кризиса он считал, что общение с прессой никогда не срабатывало.

— Я был неправ, — сказал он во время одного из летних выездных совещаний, которые проводил для своего исполнительного комитета. — Это был один из главных уроков, которые мне нужно было усвоить.

Другая заключалась в том, что нельзя терять время.

Lehman не могла оставаться уязвимой. Goldman Sachs теперь, наконец, собирался разместить свои акции в открытом обращении — предложить их публике на фондовом рынке. Фулд призвал всех в компании, когда только можно, “стричь для Lehman зелень”.

— Я хочу, чтобы вы зарабатывали деньги для этой компании, — сказал он всем сотрудникам. — Просто продолжайте думать о способах зарабатывать деньги.

В середине 1990-х годов Lehman уже открыл офисы в Тель-Авиве, Пекине и Сингапуре. Помимо брокеров -дилеров в Мексике, у них была банковская лицензия в Токио, дилер с правом совершения сделок во Франции, и первичный дилер, внимательно следящий за центральным банком в Италии. Фулд хотел, чтобы цена акций Lehman^[40] выросла до 150 долларов за акцию.

В 1999 году Брэдли Джек получил повышение и стал единственным главой банковского сектора; Сесил по-прежнему оставался финансовым директором и главой правления (CAO); Вандербик по-прежнему возглавлял глобальный отдел по работе с облигациями; Грегори по-прежнему возглавлял отдел акций; Майкл Маккивер был соруководителем отдела прямых инвестиций; Лессинг возглавлял отдел глобальных продаж и исследований. Фулд ещё вживался в роль. Он хотел, чтобы рядом были люди, которым он мог доверять, но после многочисленных захватов власти, последовавших за изгнанием Петтита, он не знал, не станут ли друзья, которым он доверял сегодня, врагами завтра.

К 1999 году претендентом на трон Фулда был молодой и популярный Брэдли Джек. Он был любим Фулдом и всеми, кто на него работал, даже несмотря на то, что некоторые считали, что он “влез в чужие лыжи”, занимаясь банковским делом, потому что его опыт был связан с рынками капитала. Как и Грегори, Лессинг, Такер, Петтит и Фулд, Джек вырос в Lehman Commercial Paper Inc. (LCPI). Он был высоким, светловолосым, спортивным, симпатичным и очень харизматичным. Как и Петтит, с которым его часто сравнивали, Джек был прирождённым оратором. Но в отличие от одухотворенного, милитаристичного Петтита, в нём была какая-то лёгкость.

Джек познакомился с женой Карин в офисе. Она работала у него, занимаясь подбором персонала в отдел продаж. После свадьбы в 1991 году, она стала домохозяйкой, но такой, которая понимала методы Lehman и никогда не требовала от мужа ничего, что могло бы помешать его работе.

* * *

Фулд так и не нашёл замену на место начальника операционного отдела, освобождённое Петтитом. Он просто не мог никому доверить подобраться к нему так близко — даже Джеку.

— Правление хотело, чтобы кто-то его заменил, — вспоминает Карин Джек, — но в планах этого не было.

Этот вакуум власти рассматривался как слабость в Goldman Sachs, главном сопернике Lehman. Фулд, возможно, не знал этого, но Goldman Sachs рассматривал Lehman всего лишь как тявкающего терьера, наступающего ему на пятки.

— Lehman всегда думала, что они борются с Goldman Sachs, но мы никогда не думали, что они нам ровня, — говорит бывший член исполнительного комитета Goldman. — Мы не считали, что у них есть какие-то особые навыки, — продолжает он. — Принятие риска было их способом отличиться. Мы слегка презирали их, потому что считали, что они чрезмерно рискуют, в то время как мы сосредотачивались на управлении и рисках.

Ребята из Goldman также думали (и не ошибочно), что Фулд просто самодур, а все высшие руководители под ним были просто придворными шутами, говорящими ему то, что ему приятно слушать.

В 1999 году из всего высшего руководства только Сесил мог с чем-то не согласиться или даже задавать вопросы, остальные были обычными подхалимами, все боролись за власть — во главе с Грегори, формально главой отдела акций, но также и буфером Фулда, его полевым генералом.

Иногда, по словам старших сотрудников, Грегори чуть ли не становился на колени на собраниях, чтобы посмотреть на Фулда снизу вверх, когда тот говорил. Когда Фулд выступал с речью перед управляющими директорами Нью-Йорка, было видно, как Грегори, сидевший в первом ряду, чуть не падал со стула – весь внимание.

— Было одновременно забавно и в некотором роде ужасно наблюдать, до какой степени Джо подлизывался к Дику, — говорит один бывший топ-менеджер.

После увольнения Петтита и команды по работе с ценными бумагами у Грегори теперь была репутация опасного приспешника. Никто не хотел настраивать против себя ни его, ни Фулда. Грегори был известен тем, что действовал закулисно, незаметно.

— Он наносил удар сзади, а не спереди, — говорит один из сотрудников.

Один руководитель вспоминает, что Грегори сказал ему, что дела у него идут фантастически хорошо, всего за 2 недели до того, как его уволили.

С тех пор у компании появился внутренний девиз: “Не слушай, если Джо говорит, что у тебя всё хорошо”. Обычно это было равнозначно фразе “ты уволен”.

Неудивительно, что новая роль Грегори принесла с собой новые прозвища. Вдобавок к “Джо Клину”, теперь он был ещё и “дядей Джо”, в честь массового убийцы Иосифа Сталина, и “Дартом Вейдером”. Грегори никогда не видел в себе ничего похожего на эти карикатуры. Даже когда он разбогател и обзавёлся домашним персоналом в 30 человек, флотом лодок, несколькими домами и частными самолётами, он по-прежнему считал себя “обычным Джо”.

— Я человек из народа, — любил говорить он и говорил всем новым руководителям, что сотрудники Lehman не из тех людей, которым нужно регулярно проверять свои банковские счета, намекая, что никогда этого не делал.

Другими словами, хотя "леманиты" и были банкирами, предполагалось, что они не должны быть заинтересованы в зарабатывании денег... по крайней мере, не для себя.

— Джо был бы в полном ужасе, если бы знал, как его воспринимают другие, — говорит Боб Шапиро. — В глубине души Джо — эмоциональный человек, который очень хочет всем нравиться.

После Грегори следующим приближённым к "королю Ричарду" был Том Руссо, главный юрисконсульт, которого многие считали “интеллектуальным щитом” Фулда. Руссо был публичным голосом Lehman — перед Конгрессом, Сенатом и международными финансовыми комиссиями. Он любил говорить и делиться идеями, у него появилась страсть к продюсированию фильмов. В Lehman Руссо очень любили.

Несколько наследников, очевидно, входящих в круг Фулда, были выходцами не из офиса в США. К 1999 году Азию возглавил Джасджит “Джесси” Бхаттал, безукоризненно одетый индус, который часто щеголял в шёлковом шейном платке. Когда азиаты провели видеоконференцию, многие жители Нью-Йорка почувствовали себя убого одетыми по сравнению с ними.

Бхаттал считался огромным шагом вперёд во всех отношениях по сравнению со своим предшественником Дэном Тайри. Тайри весил под 160 кг, проливал еду на одежду и часто засыпал на заседаниях операционного комитета. В конце 1990-х годов Фулд отправился с Тайри на обед к клиенту в Токио, где подавались блюда местной кухни, в том числе рыба. Тайри заказал стейк. С таким же успехом он мог приказать себя казнить, поскольку Фулд избавился от него, как только смог.

Бхаттал также заслужил похвалы своих коллег, потому что у него была фобия перед полётами (которую он так и не преодолел), однако из всех членов исполнительного комитета Lehman он, вероятно, летал больше всех. Однако наблюдать за ним, когда самолёт взлетал и приземлялся, было изнуряющим опытом, говорит кто-то, кто летал с ним:

— Он хватался за подлокотники кресла и шумно дышал.

И всё же приходилось отдать должное Бхатталу, он брал себя в руки и летал,

проявляя аналогичную целеустремлённость в офисе. Когда его назначили главой азиатского отделения, он не притворялся, что разбирается в торговом бизнесе. Его образование было связано с банковским делом.

— Он приходил и садился в торговом зале и, по сути, не уходил, пока не разбирался в чём-то досконально, — говорит коллега из Нью-Йорка. — Он был источником вдохновения для всех нас.

Другим зарубежным членом^[41] круга Фулда был молодой амбициозный британский банкир Джереми Айзекс, назначенный ответственным за всю Европу в 2000 году. В то время ему было всего 36 лет. Он никогда не учился в университете. Каждый раз, когда Фулд приземлялся в Лондоне, Айзекс был там и поприветствовал его. Во время поездок по Европе он почти никогда не отходил от Фулда — некоторые говорят, что Фулд иногда высмеивал его за это.

— Джереми, мне не нужно, чтобы ты нянчился со мной, — говорил он, когда британец ходил за ним на каждую встречу.

Айзекс говорит, как раз наоборот: Фулд просил его о сопровождении.

По мере того как росло влияние Айзекса в фирме, рос и его обхват. В 2003 году он пригласил пятизвездочного шеф-повара в столовую Lehman's в пентхаусе в лондонском районе Кэнэри-Уорф, новом доме Lehman London (на открытие которого он уговорил прийти премьер-министра Великобритании Гордона Брауна). В мгновение ока столовая Lehman была названа лучшей корпоративной столовой для руководителей в городе, что стало шуткой в Нью-Йорке, как и тот факт, что лондонский офис Айзекса был единственным офисом во всем Lehman, который был больше, чем у Дика Фулда. Айзекс отмечает, что не разрабатывал его сам. Скорее, это сделала Фрэн Киттредж, глава нью-йоркского отдела благотворительности.

Увеличение веса Айзекса стало причиной для беспокойства во время похода на Лысую гору во время летнего отдыха семьи Фулдс в Сан-Вэлли.

— Мы были серьёзно обеспокоены тем, что он может не дойти, — вспоминает коллега.

Айзекс согласился.

— Это был очень неприятный опыт, — говорит он.

По возвращении в Лондон он нанял тренера по боксу.

— Я до сих пор тренируюсь, — говорит он. — Восхождение на тот холм дало мне толчок, в котором я нуждался, чтобы привести себя в форму.

Айзекс также купил себе дом рядом с российским миллиардером Романом Абрамовичем в Кап д'Антиб и заказал под себя Jaguar E-Type. На вечеринке в Лондоне в честь его 40-летия пел Стиви Уандер.

Ему нравилось, чтобы окружение соответствовало определённым стандартам. В 2006 году Айзекс приехал на ежегодный Всемирный экономический форум в Давос, Швейцария, и оказалось, что его гостиничный номер не отвечает его требованиям. Он ругал сотрудников корпорации Lehman за дрянную организацию.

За Бхатталом и Айзексом пришли и новые "леманиты". Компания начала агрессивную кампанию по найму самых способных, поскольку цена акций выросла, привлекая в основном выпускников 11 известных бизнес-школ: Чикаго, Колумбии, Уортона, Така, Фукуа, Стерна, Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, Келлога, Гарварда, Слоун из Массачусетского технологического университета и Стэнфорда. Кандидаты на получение степени MBA, присоединившиеся к фирме, характеризовали атмосферу в компании как “круг задиристых и дружелюбных выживших”.

Один комментировал:

— Они через многое прошли вместе и были очень преданы друг другу.

Другой:

— Это место настолько близко к меритократии, насколько это возможно — на меня возложили больше ответственности, чем я когда-либо мог себе представить.

— Это агрессивная компания, которая позволит вам пойти на риск, если вы сможете его оправдать, — говорил третий.

* * *

В апреле 2000 года исполнительный комитет спорил о развивающихся рынках, особенно о том, следует ли открывать офис в Южной Африке.

— Я думал, что это была не лучшая мысль, потому что мы никогда не собирались зарабатывать деньги на этих бизнесах [развивающихся рынках], — вспоминает Сесил. — Банковский отдел настаивал, что для звания глобального игрока это нужно, а банкиры ориентированы скорее на доход, чем на прибыль. И поэтому мы спорили об этом целую вечность.

Основные споры развернулись вокруг того, что торговля на развивающихся рынках неизбежно означала принятие на себя большого риска — за 4 или 5 годами успеха могли последовать 4 или 5 лет потерь. Но такова была игра. Проблема заключалась в том, что время от времени возникал кризис (такой как фиаско мексиканского песо или дефолт России), и этого риска могло быть достаточно, чтобы потопить всю компанию. По словам Сесила, дебаты “достигли апогея в начале 2000 года”.

Сначала Фулд решил, что Lehman нужно уйти с развивающихся рынков. Как главе отдела акций, эта задача выпала на долю Грегори. Он собрал всех трейдеров и продавцов на развивающихся рынках вместе, рассказал им о новой линии руководства и уволил их.

Затем, всего несколько часов спустя, Фулд передумал. Он созвал заседание исполнительного комитета и сказал:

— Мы собираемся остаться.

По словам Сесила, раздражённый Грегори встал и сказал:

— Я ухожу.

Он не мог поверить, что Фулд мог сделать это сразу после того, как устроил массовый расстрел.

Фулд вытолкал Грегори из комнаты.

Несколько дней спустя Фулд заскочил в кабинет Сесила и рассказал ему, что произошло. Затем он сказал, что хотел бы “позвать Джо наверх. Он будет думать по-другому. Он будет думать о бизнесе по-другому. Я назначу его главой правления, а ты будешь финансовым директором”.

Сесил удивился. В то время он был одновременно главой правления и финансовым директором. Сесил говорит, что Фулд сказал ему:

— Ты по-прежнему будешь финансовым директором — по сути, вы двое сможете добиваться успеха и по-своему взаимодействовать с остальными членами исполнительного комитета, потому что вы две самые влиятельные личности в комитете.

Сесил считал, что Грегори устал от бизнеса и сам напросился на эту работу, а Фулд, который ненавидел распри на самом верху, думал, что может возложить “управление высшим персоналом” на Грегори. Сесил понял, что его понижают в должности, хотя Фулд (возможно, намеренно) притворился, что ничего такого не происходит.

— Это будет здорово; ты будешь финансовым директором, — продолжал он говорить сбитому с толку Сесилу.

— Но я уже финансовый директор, — возразил Сесил.

— Я сказал ему, что мы с Джо не часто сходимся во взглядах, — вспоминает Сесил, — и он сказал: "Ничего, Джо примет нашу точку зрения“. Он думал, что привлечь кого-то в корпорацию будет панацеей от всех бед — внезапно тот будет думать по-другому; ты все время думаешь о том, что правильно для компании, — говорит Сесил. — Очевидно, это было тяжело для меня, потому что я отказывался от значительной части своих обязанностей, которые Дик просто не мог взять на себя. Он продолжал говорить мне: "Но ты будешь финансовым директором, и это огромная работа!" А я продолжал говорить: "Вообще-то я и так финансовый директор". В какой-то момент я сказал Дику, что, по моему мнению, эта перестановка ещё больше усложнит мне жизнь, а я устал и расстроен. И поэтому я сказал, что если он назначит Джо и меня сопредседателями, я соглашусь, потому что тогда мне всё равно пришлось бы бороться с Джо, но, по крайней мере, я мог бы развернуться и сказать [исполнительному комитету], что делать. Дик, по сути, сказал "нет", отчасти потому, что, как мне кажется, он был очень напуган тем, что произошло с Крисом. Он не хотел снова оказаться отгороженным от управления. Он сказал "нет", и тогда я сказал: "Я ухожу".

Фулд вёл себя так, как будто этого разговора никогда не было. Он продолжал появляться в кабинете Сесила, даже после того, как Сесил получил уведомление о увольнении в апреле 2000 года, вплоть до момента, когда Сесил переехал в кабинет на другом этаже в июне 2000 года. Сесил продолжал появляться в офисе только по просьбе Фулда, чтобы обеспечить передачу дел. Дэвид Гольдфарб, бывший контролёр, в конечном итоге стал финансовым директором. В отличие от Сесила, Гольдфарб говорил часто и громко.

— Гольдфарб многих настроил не на тот лад, — говорит коллега. — Он был очень красноречив и очень критиковал все остальные подразделения, что, конечно, не нравилось их руководителям. Они считали его просто чрезмерно самонадеянным бухгалтером. Он никогда не руководил подразделением.

Фулду, однако, нравилось, что Гольдфарба не волновало, что он унижает руководителей подразделений у всех на глазах. Было приятно за столом слышать кого-то, кто не боялся говорить что-то не то.

Глава 12. Отчаянные домохозяйки

На Уолл-стрит тебе платят столько, что ты становишься их собственностью. Понимаете? Там всё по-другому. Они получают твою душу. Ты сама её им отдаёшь за деньги.

— Карин (миссис Брэдли) Джек

Предполагалось, что у руководителей высшего звена Lehman должны быть жены. И, по возможности, они должны быть счастливы с ними или, по крайней мере, притворяться счастливыми. Дика Фулда очень беспокоило, что Скотт Фрейдхайм, молодой банкир, назначенный управляющим директором в офисе председателя в 1996 году, а затем в 2005 году глава глобальной стратегии, не собирался жениться до 42 лет. Фулд хотел, чтобы у всех руководителей была устроена личная жизнь, как и у него самого.

Он терпеть не мог ссор между супругами. Во время ежегодной поездки на ранчо Фулдов в Сан-Вэлли Дик нередко отводил одного из своих гостей в сторону и задавал множество вопросов о его личной жизни, чтобы убедиться, что всё в порядке.

— У вас проблемы? — спросил он Брэдли Джека, подслушав спор между Джеком и женой Карин.

— Ему это правда нужно было знать, — вспоминает Карин. – Ему казалось, что мы с Брэдом выглядели недостаточно счастливыми. Его это правда беспокоило.

(Брэд Джек согласился с воспоминаниями Карин.)

Никто никогда не слышал, чтобы Фулды ссорились, хотя Карин Джек говорит, что слышала, как Дик ругал Кэти, когда она на 10 минут опоздала с возвращением жён из поездки в Сан-Вэлли. Это был редкий случай. В собственной семье у Дика было правило. Он говорил детям:

— Не соглашайтесь со мной, сколько хотите, наедине. Но никогда не выносите семейные разногласия на публику.

Фулды были, по крайней мере на публике, одной из самых счастливых пар на планете.

* * *

Но по мере того, как драмы разыгрывались в офисах Lehman, они разыгрывались и среди жён. Многие из них были столь же склонны к соперничеству, как и мужья, и они безжалостно критиковали или использовали любые предполагаемые слабости соперниц.

Жёны членов исполнительного комитета должны были присутствовать на многочисленных мероприятиях Lehman, таких как ежегодное введение в должность управляющих директоров. Ожидалось, что они внесут вклад в многочисленные благотворительные акции, которые поддерживал Lehman (это число значительно выросло, как только подобные мероприятия перешли в компетенцию Грегори). Предполагалось, что каждая пара будет делать ежегодные пожертвования Американскому Красному Кресту, Детской зоне Гарлема, бизнес-школе "Американские друзья Лондона" и различным больницам — всё это часто составляло более 32 млн. долларов ежегодных пожертвований Lehman.

С годами корпоративных и общественных мероприятий становилось всё больше, и на них ожидалось присутствие жён, даже тех, которые не имели прямого отношения к Lehman.

Кэти Фулд коллекционировала современное искусство. Ей особенно нравились Сай Твомбли, Брайс Марден и Джаспер Джонс. В 2002 году она стала членом правления Музея современного искусства (MoMA), а к 2007 году — заместителем председателя. Ожидалось, что жёны высшего руководства Lehman не только будут посещать вечера Музея (вместе с мужьями), но им также “точно сказали, сколько они должны пожертвовать”, — говорит одна из них. В настоящее время в Музее есть крыло, посвященное Кэти и Ричарду Фулду-младшему.

Каким бы ни было его влияние и успех в браке, даже Дик Фулд не обладал властью отменять разводы. В апреле 1999 года Тереза Грегори подала на развод. Никто не удивился. Джо часто спрашивал коллег о жёнах и восклицал, какие они красивые. Тереза Грегори была спортивной и весёлой, но, по словам одного из коллег Грегори, “она не вписывалась в компанию на обедах Lehman”.

Карин Джек вспоминает один вечер в городской квартире Фулдов, когда Тереза Грегори осталась одна.

— Ей нужна была помощь, а Джо её покинул, — вспоминает Карин.

* * *

К 2000 году Джо Грегори вторично женился на темноволосой красавице греческого происхождения по имени Ники Голод, которая недавно развелась. Грегори и Голод познакомились через сыновей, которые были лучшими друзьями в школе.

— Разве это не здорово, что теперь они будут сводными братьями? — обычно говорил он коллегам.

Ники Грегори любила одежду и драгоценности, которыми её одаривал муж. Было известно, что она ездила в Лос-Анджелес просто за покупками. Она провела для жен Lehman экскурсию по своим обширным обувным шкафам в доме в Хантингтоне. Один из участников экскурсии описал гардероб как “в два раза больше магазина Джимми Чу в Нью-Йорке”. Там была обувь от Кристиана Лабутена, Маноло Бланика и Шанель. В нём были представлены все мыслимые фасоны: туфли-лодочки, на шпильках, любой высоты, балетки, вечерние туфли на каблуках с ремешками.

— Многие из них оставались не ношенными, — заметил один из восхищённых посетителей.

Как и муж, все потребности Ники удовлетворял штат прислуги численностью около 30 человек.

— Вряд ли она когда-либо в своей жизни сама накрывала стол для званого ужина, — сказала одна из жён. — Ей бы такое и в голову не пришло.

После того, как у Ники обнаружили рак молочной железы и сделали мастэктомию, руководителям Lehman (по просьбе Грегори) было велено внести пожертвования на компанию борьбы с раком молочной железы.

— Для сотрудников старшего звена взнос составлял примерно 50 тысяч с каждого; для исполнительного комитета — примерно по 100 тысяч.

Фрэн Киттредж, которая отвечала за планирование всех корпоративных мероприятий Lehman (даже выбирала цветочные композиции, которые её сначала фотографировали и отправляли по электронной почте на согласование), рассказывала, сколько “собрала” каждый год.

Компания также спонсировала политических кандидатов. Фулд, по словам коллег, не был лоялен ни к одной из партий; он выбирал любого кандидата, который ему нравился. Компания заботилась о том, чтобы пожертвования были равными обеим сторонам. Однако, поскольку большинство членов исполнительного комитета, включая Фулда, были демократами, если казалось, что республиканец может пробраться в Белый дом, Стиву Лессингу (республиканцу) поручалось “разобраться” с ним. В 2007 году, после того как Джеб Буш ушёл в отставку с поста губернатора Флориды, его назначили консультантом по частным инвестициям и предоставили кабинет на 31-м этаже.

* * *

Все члены исполнительного комитета и их жёны должны были присутствовать на ежегодной летней встрече на ранчо Дика и Кэти близ Лысой горы в Сан-Вэлли, штат Айдахо. Одна жена вспоминает:

— Это было странное сочетание бизнеса, а также соперничества между жёнами и их мужьями. Пешие прогулки были обязательны для всех.

Карин Джек говорит, что поездка всегда была “абсолютным кошмаром для жён, которым приходилось подбирать вещи”. По вечерам требовались красивые платья, украшения и туфли от Маноло Бланика, а днём — походное снаряжение.

Пары добирались туда на двух самолётах, принадлежащих Lehman, известных как “Lehman Air”. Самый большой, роскошный самолёт G4, был известен как LB1. Этим самолётом всегда пользовался Фулд. Киттредж договаривалась, чтобы каждого человека или пару в аэропорту встречал водитель на внедорожнике. По словам одного из участников, на ожидающую очередь внедорожников с тёмными стёклами было почти комично смотреть. Это было похоже на сцену из фильма с кортежем, ожидающим приземления президента. Вот только это был не президент. Это был исполнительный комитет Lehman Brothers и их жёны.

Киттредж также подвозила личных шеф-поваров, которые готовили блюда.

— Завтрак был превосходным, — говорит один из посетителей. – Просто завтрак твоей мечты!

Первый приём пищи начинался ровно в 7.30 утра и заканчивался часом позже. Затем Фулд садился в кресло у камина в гостиной, а мужчины вокруг него усаживались в кресла и диваны. Большинство из них надевали брюки цвета хаки и рубашки для гольфа. (Они делали перерыв в 12:30 на обед и игру в гольф.) Женщины тем временем ходили по магазинам, катались на велосипедах или покупали антиквариат.

Предполагалось, что все должны быть одеты соответствующим образом.

Это означало, что мужчины должны носить брюки цвета хаки и либо рубашку для гольфа, либо рубашку на пуговицах. Стив Лессинг почти всегда носил рубашку с логотипом одного из дюжины загородных клубов, к которым он принадлежал. Скип Макги обычно носил рубашку на пуговицах и брюки цвета хаки. Джесси Бхаттал не снимал шёлковых шейных платков.

Но шли годы, и в группе появилось несколько человек, которые не играли в гольф и понятия не имели, что такое дресс-код — им было всё равно. Это была серьёзная ошибка — Фулда заботило, как выглядят люди, как в офисе, так и за его пределами. Он всегда выглядел безукоризненно; на работу надевал тёмно-синий костюм, купленный в универмаге Richards в Гринвиче, штат Коннектикут, вместе с белой рубашкой, галстуком Hermes и блестящими чёрными ботинками на шнуровке в стиле британского сапожника Черча. Он просил портного делать одинаковые строчки на брюках и пиджаках от его костюма, чтобы он не затруднялся с подбором верха к низу. “Небрежность в одежде — небрежность в мыслях,” — таков был его девиз.

Lehman был последней из всех компаний с Уолл-стрит, в которой по пятницам допускался свободный стиль одежды. В конце 1990-х Фулд неохотно созвал операционный комитет, чтобы провести голосование по поводу того, хотят ли они этого, и, к его разочарованию, все согласились. Он вздохнул:

— Не знаю, как это понимать, — он подкрепил свою точку зрения: — Знаете что? Эта демократическая чушь продолжается уже достаточно долго.

Вмешался Грегори:

— О, я тоже против, Дик. Мы другое поколение. Мы в это не верим, но это нужно молодёжи.

Фулд пошёл на компромисс, позволив всей компании свободно одеваться по пятницам, за исключением 10-го (исполнительного) этажа. Соглашаясь на это, он сказал:

— Это чёрный день для компании.

Летом 2006 года Роджер Нагиофф, лондонский соруководитель отдела акций, в автопарке которого стояла Ferrari Daytona, прибыл в Сан-Вэлли и выиграл неофициальный приз “худший стиль одежды”, когда появился в армейских брюках-карго и чёрном свитере с высоким воротом.

— Я не играю в гольф и не приношу за это извинений, — с юмором объяснил Нагиофф. – Я был слишком круто одет, но Дик заставил меня переодеться, потому что боялся, что меня не пустят на поле. Поэтому мне пришлось позаимствовать кое-что из этой ужасной одежды для гольфа.

— Дик потом безжалостно дразнил его все выходные, — вспоминает один свидетель.

Ко всему прочему Нагиофф очень скверно играл в гольф даже для начинающего. Ему пришлось играть ради командного духа за Кубок Lehman Brothers (серебряный трофей).

Член его четвёрки вспоминает агонию 18-й лунки. Группа Нагиоффа, несмотря на гандикап Нагиоффа, лидировала.

— Ему нужно было просто вести мяч. Если бы он просто отступил и заявил "пас" [другими словами, не бил], у нас всё было бы в порядке. Он же решил сделать попытку и ударил по мячу… Мяч вылетел далеко за пределы поля и угодил прямо в мусорную кучу.

Нагиофф возражает, что у него не было выбора:

— Как худшему игроку в гольф, они должны были засчитать мой лучший удар. Мне же нужно было попробовать.

Он не оспаривает результат. Это была катастрофа. Команде пришлось назначить ещё один штрафной удар. В итоге они проиграли. (Возможно, Нагиоффу не мешало бы последовать примеру неподражаемого Джесси Бхаттала. Бхаттал тоже до недавнего времени был новичком в гольфе, но верил, что если кто-то хочет подняться в Lehman, то должен относиться к гольфу столь же серьёзно, сколько и к работе. За несколько лет Бхатталу удалось приобрести гандикап в 8 ударов.)

Коллега Нагиоффа из Нью-Йорка, соруководитель отдела глобальных акций Роб Шафир, также был глух к тому значению, которое Фулд придавал одежде. В 2004 году Шафир прибыл в отель Mark на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке на выездную встречу. Шафир опоздал на 5 минут (Фулд был приверженцем пунктуальности), и, оглядев зал, понял, что он также был единственным, одетым не по-деловому (без галстука, в оксфордской рубашке и брюках-чиносах).

— В чём дело? — спросил Шафир, поймав на себе полные ужаса взгляды присутствующих. — Это же выездная встреча.

Фулд посмотрел на него.

— Роб, да, выездная. Но мысленно мы по-прежнему на работе.

Карин Джек вспоминает, что ненавидела тяжёлые походы на Лысую гору, поэтому однажды приехала с фальшивым гипсом, чтобы притвориться, что сломала ногу. Её несколько покоробило, когда Ники Грегори прибыла с настоящим переломом ноги и сказала, что планирует подняться, несмотря ни на что.

— В общем, я притащилась туда с этим фальшивым гипсом, думая, что могу отвертеться от похода, а тут появляется Никки тоже в гипсе. Хотелось просто провалиться сквозь землю, — говорит Джек.

— Конкуренция между мужчинами перекинулась и на нас, — продолжает Джек.

(Она говорит, что всегда приходила с готовым запасом шуток, чтобы позабавить Фулда. “Я чувствовала себя дрессированной блохой”.)

Когда женщины ходили по магазинам, всегда существовала иерархия. Обычно супруги мужчин, занимающих самые высокие посты в компании, ехали в машине Кэти Фулд. Карин Джек была для Кэти самой близкой из всех жён. Как и Кэти, она когда-то работала в Lehman. Как и Кэти, она тоже была блондинкой, симпатичной и стильной. Они вместе ходили за антиквариатом. Дику нравилась Карин. Иногда он с юмором подталкивал её сзади на последнем отрезке похода. Как и Кэти, она понимала неписаные правила: "Если ты замужем за богом Lehman, ты принадлежишь Lehman". Дик Фулд часто говорил так, когда руководители становились управляющими директорами. На церемонии приветствия, на которой присутствовали супруги, он благодарил их за все “отмененные ужины, выходные и каникулы”, через которые им предстояло пройти и, без сомнения, уже пришлось.

— Lehman была его жизнью, — говорит Карин Джек о муже. — Я имею в виду, что Брэд за 20 лет не сделал ничего, что не было бы связано с Lehman Brothers — ни открытки, ни рождественского подарка, ни телефонного звонка семье. Всё, на чём не было клейма Lehman, занималась я. Как жена Lehman, ты сама растишь детей, сама рожаешь их в больнице. А на мероприятиях ты должна быть счастливой и красивой, улыбаться, хотя самой хочется кого-нибудь придушить.

Брэд Джек разделял чувства Карин.

Однажды ей пришлось самой устраивать переезд в новый дом. Позже она получила открытку и цветы от Тедди Рузвельта (управляющего директора Lehman и правнука президента Теодора Рузвельта) со словами: “Я знаю, что мы крадём у вас вашего мужа. Мне жаль, что вам пришлось переезжать одной”.

Но именно этого и ждали всех жён.

— Я знала их корпоративную культуру, — говорит она, — поэтому я знала, что он не придёт домой, если намечена важная встреча. Я рожала дочь, и мне пришлось лежать там без него… Но я на него не сердилась — у него было совещание с гонконгским офисом. Мы знали, что иначе ему бы это поставили в вину. Если вы делаете что-то в ущерб Lehman, для вас всё кончено.

Брэд вспоминает:

— Это правда. У Карин начались роды. Я сел в машину и выехал из офиса, но проехал всего 3 мили, потому что движение было затруднено. Пришлось развернуться и разбираться с гонконгским офисом, который прилетел, чтобы повидаться со мной. Она права. Хорошо, что она всё понимает. Мне нужно было присутствовать на том собрании.

Карин вспоминает, как однажды с одной из её детей случился тепловой удар из-за жары в тот день, когда они с мужем должны были смотреть новый особняк, который Джо и Ники Грегори строили на Лонг-Айленде.

— Нас было шестеро: Дик и Кэти, Джо и Ники, Брэд и я. Мы летели на вертолёте Джо. Но я сказала: "Мне нужно отвезти сына к педиатру". Они посадили вертолёт недалеко от нашего дома и ждали, без меня не улетали. Можете себе представить, какое это было давление? У меня ребенок болеет, а я знаю, что если не сяду в вертолёт, хуже будет только Брэду.

(Её муж согласился.)

— [Фулды] много говорили на словах о важности детей и семьи, но на самом деле никого это не волновало.

Другим руководителем, испытавшим это на себе, был Шафир, который к 2000 году сменил Грегори на посту соруководителя отдела международных ценных бумаг вместе с Роджером Нагиоффом. К 2004 году он был единственным руководителем. В 2005 году, согласно книге Эндрю Росса Соркина "Слишком большой, чтобы потерпеть неудачу", Шафир обнаружил, что у его ребёнка муковисцидоз, и попросил отгул. По возвращении оказалось, что его понизили в должности – удалили из исполнительного комитета и назначили руководить хедж-фондами. Несколько месяцев спустя Грегори попросил его переехать в Азию.

Сообщается, что Шафир ответил:

— Азия? Ты, должно быть, шутишь, Джо? Ты же знаешь, что у меня с ребёнком.

Но Грегори было всё равно, он не изменил своего решения. В 2007 году Шафир уволился и перешёл в Credit Suisse.

* * *

Ники Грегори была такой же искусной интриганкой, как и муж, — и столь же амбициозной. Некоторые жёны были немного напуганы ею, в то время как другие просто соблюдали осторожность.

Однажды в Сан-Вэлли Брэд и Карин Джек заметили, что Ники Грегори настойчиво игнорирует Марту Макдейд, жену Барта Макдейда, который тогда руководил работой с облигациями.

Марта была инженером-строителем, основала собственную инженерную компанию, ориентированную на охрану окружающей среды, а также благотворительную организацию, помогающую улучшить жизнь людей с ампутированными конечностями.

— Она была умной женщиной, которая всегда была самой собой, просто потрясающим человеком, — сказала одна жена.

Во время той поездки в Сан-Вэлли Марта спросила некоторых других жён:

— Почему Ники Грегори не смотрит на меня и не разговаривает со мной?

Джек немедленно истолковал это пренебрежение как признак того, что Барта Макдейда, скорее всего, понизят в должности или уволят.

В начале лета 2005 года, вскоре после той поездки, Макдейда перевели с должности главы отдела облигаций на должность главы отдела акций, которую раньше занимал Шафир. Некоторые восприняли этот шаг как понижение в должности, но Макдейд был настолько успешен на своей новой работе, что это просто увеличило его влияние в фирме. Теперь его уважали уже в двух огромных подразделениях.

После понижения Макдейда в должности жёны поняли, что судьбы их мужей в Lehman сначала проявляются в их собственном кругу: фактически, социальная динамика в компании изначально проявлялась между ними самими.

— Женщины не могут скрыть своего презрения к тому, кто, как они знают, является кандидатом на вылет. Это как стадо, которое оставляет калеку со сломанной ногой позади, — говорит одна из них.

Глава 13. Львята

Одна из замечательных особенностей нашей компании заключается в том, что если кто-то из наших сотрудников хочет что-то сделать, например, найти лучшего врача в мире, Lehman Brothers достаточно мала и плоска, чтобы люди были доступны там, где они нужны.

— Стив Лессинг

В 1990-х годах Дик Фулд пытался убедиться, чтобы в его окружении был хотя бы один человек, который достаточно умён и не боится сказать ему правду. Единственным способом сделать это было назначить рядом с ним кого-то, кто был бы доволен тем, что остаётся под его началом, и был бы послушен по отношению к остальной команде высшего руководства.

— Дик умно поступил, — говорит Том Хилл. — Он нашёл молодого таланта, который не стал бы оттеснять остальных.

До апреля 1996 года таким был Майк Одрич, глава администрации Фулда. Одрич был чрезвычайно симпатичным, умным и абсолютно лояльным. Он учился в Стэнфордской и Колумбийской школах бизнеса. У него был однозначный гандикап в гольфе. Он идеально подходил Фулду. Но ему пришло время двигаться дальше и создать молодое подразделение прямых инвестиций Lehman, которое на тот момент представляло собой немногим больше торгового банка. Последней крупной задачей Одрича на посту начальника штаба Фулда было найти себе замену. Фулд попросил Одрича привести^[42] к нему самого умного молодого человека в компании.

Одрич прислал ему рыжеволосого выпускника Северо-Западного университета со степенью MBA школы менеджмента Келлога по имени Скотт Фрейдхайм. В Северо-западном университете Фрейдхайм был капитаном университетской футбольной команды. Одрич и Хилл приняли его на работу в 1991 году.

Скотт был сыном Сайруса Ф. Фрейдхайма, бывшего вице-председателя Booz Allen & Hamilton и генерального директора Chiquita. На момент приёма на работу Фрейдхайму был 31 год, и он занимал должность старшего вице-президента в банковской сфере. Он был во многом похож на Фулда: хороший спортсмен, склонный к соперничеству, безжалостный, если нужно, но он также мог быть обаятельным. И он был чрезвычайно предан.

Когда Фулд предложил ему работу, Фрейдхайм сразу согласился.

— Почему бы тебе не подумать об этом вечером? — спросил его Фулд.

— Конечно. Я так и сделаю, — сказал Фрейдхайм. – А потом приду завтра и скажу, что хочу эту работу.

Фулд вопросительно посмотрел на него. Большинство людей так с ним не разговаривали. Фулду нравилось, когда люди воспринимали его как страшную гориллу.

Фрейдхайм знал, что повышение ставит его в опасное, но потенциально судьбоносное положение. Мэри Энн Расмуссен, тогдашний директор по персоналу, встретилась с ним по поводу работы. Он подумал и, как сообщается, сказал ей:

— Я полагаю, что если вы хотите, чтобы все сорвалось, встаньте поближе к солнцу. Но вам лучше быть уверенной в том, что либо всё получится потрясающе хорошо, либо взлетит на воздух. Это будет необычный опыт.

* * *

Фрейдхайм некоторое время пытался наладить контакт с новым боссом, и Джо Грегори, по сообщениям, ему в этом не спешил помочь. Коллеги говорят, что он считал Фрейдхайма препятствием на своё пути к Фулду. Но Фулд также хотел проверить своего начальника штаба и убедиться, что тот выполнил свою задачу и заслуживает доверие. Поэтому Фулд никогда не спрашивал у Фрейдхайму просто “Как дела?” или “Как прошли выходные?”

Фрейдхайм реагировал на это не очень хорошо, и Фулд начал опасаться своего последнего начальника штаба.

— Этот парень действительно тот, кто нам нужен? — сообщается, что он спросил Одрича.

— Дай ему шанс, — сказал Одрич. – Сам увидишь.

Коллеги вспоминают, что спустя 2 года после вступления в должность Фрейдхайм почувствовал, что ему необходимо совершить прорыв. Он думал о том, кто на самом деле Фулд и что могло бы ему понравиться. Фрейдхайм размышлял о вещах, которые были наиболее важны для Фулда.

— Дик обожал свою семью, — позже рассказывал он коллегам. — И он так же увлечён работой. Когда возникала проблема, и когда никто другой не мог с ней справиться, мы подключали его, и он во всём разбирался.

Фрейдхайм вспомнил документальный фильм, который он видел – "Вечные враги: львы и гиены". Он принёс фильм на следующую встречу с Фулдом. Когда встреча закончилась, Фулд на что-то рассердился и приказал Фрейдхайму повторить то, что он только что сказал. Фрейдхайм сказал:

— Хорошо, Нтвадумела. Как пожелаешь.

Фулд наклонился вперед.

— Что? — перепросил он.

— Как пожелаешь, Нтвадумела, — повторил Фрейдхайм.

Фулд откинулся на спинку стула, снял очки и посмотрел на Фрейдхайма.

— Надеюсь, это что-то хорошее, — сказал он.

Фрейдхайм описал боссу документальный фильм: львы и гиены охотятся на антилопу гну, и в суматохе одна львица переходит территориальную границу, и её окружают гиены.

— И гиены медленно — их, должно быть, 40 — окружают львицу. Она пытается отбиваться от них, но те держатся на расстоянии. Но одна за другой они набрасываются на неё и кусают, а затем отпрыгивают. Ясно, что гиены побеждают, а львица вот-вот умрёт. Затем один из двух самцов, Нтвадумела, слышит, что происходит на расстоянии. Он спал, но встаёт и рысью направляется к гиенам, а затем переходит на бег. Когда он приближается к стае гиен, он ускоряет шаг, выбирает матриарха гиен и направляется прямо к ней. Матриарх — главная в стае. Нтвадумела ловит её, кусает сзади за шею, подбрасывает в воздух и ломает ей шею. Она мертва. Все расходятся по домам. Игра окончена, — Фрейдхайм сделал паузу, затем сказал: — Нтвадумела в Ботсване означает "Тот, кто приветствует огнем". И, Дик, это ты.

С тех пор Фрейдхайм звонил Фулду "Нтвадумеле" по любому поводу. И Фулду это нравилось.

Фрейдхайм вырос и стал одним из самых доверенных лиц Фулда. 10 лет спустя он подарил Фулду бюст льва, чтобы тот поставил его на каминную полку.

* * *

Тот факт, что сила Lehman заключалась в облигациях, а именно в роли трейдера облигаций, теперь работал в её пользу. Уолл-стрит постепенно захватывали ребята с рынков капитала: те самые ребята, на которых банкиры-консультанты прошлого смотрели свысока. К середине 1990-х годов Morgan Stanley (где Джон Мак был президентом), Goldman Sachs (Джон Корзайн) и Lehman Brothers (Фулд) возглавляли люди, начинавшие с рынков капитала. Теперь в казино заправляли игроки с высокими ставками.

— Это было время, когда балансовые отчёты значительно выросли, — говорит Боб Стил, вице-председатель Goldman Sachs в отставке и бывший заместитель министра финансов США. — Я не верю, что всё это происходило случайно.

Кредитное плечо (леверидж) стало важным словом. То же самое произошло с ипотекой. По мере роста рынка жилья ценные бумаги, обеспеченные ипотекой, становились всё более рискованными — и никто не был более агрессивен в этой области, чем Lehman под руководством своего давнего гуру недвижимости Марка Уолша.

— Уолш пользовался большим доверием, потому что у него был очень хороший долгосрочный опыт инвестирования в коммерческую недвижимость, — говорит Джон Сесил. — И поэтому, когда Дик и другие решили ещё больше улучшить работу компании, принимая некоторые проприетарные риски, он был одним из тех парней, с которыми им хотелось распрощаться... и он ушел. Если бы они оставили его, вы, вероятно, увидели, как быстро увеличиваются активы под руководством Марка.

В 2000 году Фулд вознаградил Уолша за все деньги, которые он заработал на недвижимости, назначив соруководителем новой группы прямых инвестиций, которая инвестировала в недвижимость. Уолш привлёк 1,6 млрд. долларов в пенсионные фонды и обеспечил внутреннюю доходность более чем в 30% в течение следующих нескольких лет. Он привлёк 2,4 млрд. долларов для второго фонда, который приносил 15% прибыли до его закрытия в 2005 году. Lehman владел всего 20% этих фондов, но если внешние инвесторы отказывались от сделки, управляющие фондами могли использовать деньги Lehman.

Если они выигрывали (а до 2006 года они выигрывали по-крупному), то получали огромные бонусы. Отдел коммерческой недвижимости Уолша был не единственным, кто поднялся в Lehman. То же самое произошло и с жилым фондом, а именно ипотечными кредитами, которые Lehman как создал, так и секьюритизировал (то есть разделил на части и распродал клиентам в виде финансовых частей) в рамках своей группы по работе с облигациями. Он был настолько плодотворен в этой области, что высокопоставленный член Федеральной резервной системы позже скажет:

— Многие считали Lehman магазином облигаций, но на самом деле он стал магазином ипотечных кредитов.

Lehman постепенно трансформировалась^[43] из подразделения, которое выживало от сделки к сделке, в более упорядоченное и многогранное подразделение. В 1999 году она руководила первичным публичным размещением акций Qualcomm на сумму 1,1 млрд. долларов (IPO); была советником "Оливетти" при приобретении Telecom Italia за 34 млрд. долларов, которое позже было названо журналом The Banker “сделкой года”; консультировала MediaOne в её слиянии с AT&T стоимостью 63 млрд. долларов (сделка года по слияниям и поглощениям по версии Institutional Investor); и помогла US West в её сделке с Qwest Communications стоимостью 48 млрд. долларов. Компания также была консультантом Honeywell International при приобретении Pittway Corporation — сделки года по версии журнала Investment Dealers’ Digest.

В том же году Lehman также объявила о заключении соглашения с Fidelity Investments о предоставлении своих исследований и множества продуктов компании, являющейся ведущей силой в индустрии взаимных фондов. Она приобрела Delaware Savings Bank, чтобы использовать онлайн-технологии, предоставив потребительский банк. В 2000 году, чтобы укрепить^[44] одно из ведущих прибыльных подразделений, Lehman наняла бывшего главного стратега по акциям Salomon Дэвида Шульмана на должность старшего аналитика инвестиционного фонда недвижимости (REIT).

Что касается банковской сферы Великобритании, то она наняла Джона Уильямса, популярного инвестиционного банкира, который руководил демутуализацией Abbey National (преобразованием её в акционерную компанию) и был советником Национального Вестминстерского банка. Она также наняла Уилла Дрейпера, широко уважаемого аналитика из банка HSBC, для укрепления Lehman Europe.

Ещё одним заметным сотрудником, нанятым в том году, была Холли Беккер из Salomon Smith Barney, которую привлекли для исследований интернет-акций. В 43 года Беккер была ведущим аналитиком по интернет-исследованиям на Уолл-стрит, по версии Institutional Investor, и была замужем за Майклом Циммерманом, одной из восходящих звезд хедж-фонда Стива Коэна SAC Capital.

Со всеми новыми сотрудниками Lehman продолжала процветать. Один человек, работавший тогда в Lehman, сказал, что сотрудники, которых попросили купить акции в 1998 году, окупили их стоимость восьми— или девятикратно “в течение 3 лет”.

К концу 2000 года Lehman открыла офисы в Риме, Стокгольме, Амстердаме и Мюнхене. Выручка фирмы составила 7,7 млрд. долларов, а чистая прибыль — 1,78 млрд. долларов. Она даже объединила усилия с заклятым врагом Goldman Sachs, чтобы провести глобальное размещение облигаций Всемирного банка на сумму 3 млрд. долларов — первое международное размещение облигаций, которое будет размещаться через Интернет как для розничных, так и для институциональных инвесторов.

16 июля 2001 года BusinessWeek опубликовал хвалебную статью под заголовком: “Lehman Brothers: итак, кому нужно стать больше?” Lehman доказывала, что, несмотря на свои меньшие размеры, она может конкурировать с титанами Уолл-стрит, как когда-то мечтал Петтит. Согласно истории компании, высшее руководство считало, что небольшой размер Lehman был её главным преимуществом: все подразделения банка могли обслуживать клиента без конфликтов. Банкиры не спорили с трейдерами. Девиз “единая компания” приносил прибыль. В корпоративном видео за тот год необычайно расслабленный Фулд хвастается:

— Здесь нет стен.

В том году, когда Lehman отмечала свое 150-летие на торжественном приеме в Музее города Нью-Йорка, она присоединилась к индексу "S&P 500", и цена её акций впервые поднялась выше 100 долларов.

Как и вся страна, Lehman процветала и была очень довольна собой.

Глава 14. 11 сентября

Когда ты оказываешься в одной из таких трагедий, люди просто делают то, что должны, что бы это ни было. Некоторые храбры, некоторые нет — они просто делают то, что должны.

— Джо Грегори, “Современная история”

Джо Грегори, наблюдавшему за рынками за своим столом, показалось, что какой-то самолёт пронёсся по небу. Он снова выглянул из окна своего кабинета и посмотрел на реку Гудзон, но не увидел ничего, кроме отблеска горизонта Хобокена в лучах утреннего солнца. Затем пол под его ногами содрогнулся с ужасным грохотом. Было 8:47 утра.

Дальше по коридору, на 10-м этаже Всемирного финансового центра, помощница Скотта Фрейдхайма, Марна Рингел, бросилась к окну в офисах штаб-квартиры Lehman и закричала:

— Бомба!

Пол Коэн, старший вице-президент, проработавший в Lehman дольше, чем кто-либо другой, находился в офисе с видом на башни-близнецы. Он пошёл прямо к Грегори и сказал, что во Всемирный торговый центр врезался самолёт, возможно, двухмоторная "Сессна". Помощница Дика Фулда, Марианна Берк, сгорбившись, сидела за столом, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Когда повсюду вокруг неё зазвонили телефоны, Берк подошла к окну и увидела ужасающее облако из металла и пыли, поднимающееся с земли.

Её босс был в 5 милях отсюда, в центре города — завтракал по вторникам с клиентами.

* * *

Когда рейс 11 авиакомпании American Airlines^[45], Боинг-767, который должен был следовать из Бостона в Лос-Анджелес, врезался во Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года, Брайан Дж. Бернштейн находился за столом на 38-м этаже. Высокое здание вздрогнуло, и Бернштейн вскочил со своего кресла. Он подошёл к окну и увидел, что в него дождём сыплются обломки бумаги, металла и стекла. Бернштейн был одним из 780 сотрудников Lehman, работавших в Северной башне. Группа разработки технологий фирмы занимала 38, 39 и 40 этажи.

Бернштейн схватил бумажник, ключи и Palm Pilot и направился к пожарной лестнице, которая уже была заполнена паникующими людьми, спасающимися из здания. Когда он спустился до 20-го этажа, лестница была настолько забита, что никто не двигался. Шахты лифтов и лестничные клетки заполнились дымом. Люди на лестничной клетке снова начали медленно двигаться. На площадке девятого этажа показались пожарные, направлявшиеся наверх.

Бернштейн услышал шум льющейся воды и увидел этажом ниже настоящую реку. Очевидно, что-то ударилось и прорвало водопроводную магистраль. Он пересёк северо-восточный угол здания, около четвертого этажа, чтобы добраться до запасной лестницы. Он провёл на лестнице 20 минут, но казалось, что прошли секунды… и часы.

Он спустился ещё на пару лестничных пролётов и добрался до мезонина, откуда смог покинуть здание. Снаружи земля была покрыта упавшими обломками. Все кричали, визжали и смотрели вверх с ужасом в глазах.

— Уходите! Уходите! — кричали они друзьям, коллегам и незнакомым людям, которые не могли их слышать.

* * *

Через дорогу, на 10-м этаже Всемирного финансового центра, в офисе Фулда собрались Том Руссо, Грегори, Фрейдхайм и Джефф Вандербик. (Брэдли Джек в то утро находился в Сан-Франциско.) Грегори вёл беседу с Фулдом по громкой связи. Они обсуждали, следует ли им немедленно эвакуировать свои этажи — Грегори сказал, что не знает всего и обеспокоен тем, что сотрудники могут пострадать от падающих снаружи обломков. Он подозревал, что в башню случайно врезался пригородный самолёт. Грегори решил, что им следует остаться.

Фрейдхайм вернулся в свой кабинет. Он мог видеть на экране телевизора, что большие толпы людей эвакуировались из нижнего Манхэттена. Прежде чем он вернулся в кабинет Фулда, он нашел свою помощницу Рингель, проработавшую 10 лет. Она вспоминает, как Фрейдхайм велел ей уйти. Она возражала, но Фрейдхайм перебил:

— Если ты останешься, я тебя уволю.

Рингель ушла.

Две минуты спустя — в 9:03 утра — рейс 175 авиакомпании United Airlines, следовавший из Бостона в Лос-Анджелес, врезался в Южную башню. Та же группа высокопоставленных чиновников Lehman снова сидела в офисе Дика, который выходил окнами на здание, и когда они посмотрели вверх, то увидели огненный шар, когда взорвался самолёт.

Голос Джеффа Вандербика дрогнул.

— О боже мой! — сказал он, закрыл лицо руками и тихо заплакал.

Они перезвонили Фулду. Грегори сказал:

— Дик, только что кое-что произошло. Мы не знаем точно. Мы разберёмся в этом. Мы выясним факты.

Фрейдхайм посмотрел на телевизор в кабинете Фулда и снова увидел, что все бегут из башен и окружающих зданий. Он оглядел комнату и увидел, что Том Руссо тоже выглядел очень обеспокоенным.

Фрейдхайм затащил Руссо в свой кабинет и заявил, что они сильно рискуют, оставаясь в здании. Затем Руссо позвонил Фулду, который велел ему созвать ещё одно совещание в кабинете Грегори. На этот раз Фулд велел Грегори “вывести всех вон. Сейчас же”.

Грегори передал приказ. Он, Лессинг, Вандербик, Гольдфарб, Руссо, Энтони “Тони” Зендер, Фрэн Киттредж (глава благотворительного фонда) и ещё несколько человек прочесали здание этаж за этажом, чтобы убедиться, что все сотрудники эвакуировались. Ассистентка Фулда, Марианна Берк, по-прежнему сидела за своим столом. Грегори склонился над ней и встряхнул.

— Марианна, надо уходить — сейчас же!

Она встала и пошла с ними.

7 тыс. сотрудников Lehman в здании Всемирного финансового центра быстро поднялись по лестнице в вестибюль и вышли. Последняя группа, 15 уборщиков, выбежала на улицу, уже покрытую пылью. Затем они направились на запад, к докам Бэттери, где сели на паром, который перевёз их через реку Гудзон в Хобокен, штат Нью-Джерси, где у Lehman было резервное здание.

Они были на полпути через реку, когда внезапно показалась дополнительная вспышка света. Это было похоже на начавшееся затмение. Затем раздался пронзительный рёв, и облако дыма и пыли медленно окутало нижний Манхэттен.

— Одна из башен исчезла, — констатировал Грегори.

Кто-то указал и сказал:

— Нет, это прямо там.

— Это другая башня, — сказал Грегори. — Одной башни уже нет.

Никто не произнёс ни слова до конца их путешествия через Гудзон.

* * *

По словам Марны Рингель, Фрейдхайм отделился от остальных, как позже ей сообщил босс.

— После моего ухода он оставался на 10-м этаже, в кабинете начальника отдела по связям с общественностью Билла Ахерна, — говорит она. — Я шла по Вест-Сайдскому шоссе и остановилась, чтобы поговорить с командой новостей Четвертого канала на углу Веси-стрит. У них был зум-объектив, так что то, что они могли видеть, было ужасающим. Люди прыгали с верхних этажей, а толпа внизу кричала: "Не прыгайте!" Я сообщила команде, кто я и где работаю. Я ещё не знала, но Скотт наблюдал за мной по телевизору. Я была на середине фразы — в этот момент пала Северная башня. Земля затряслась, раздался грохот, а затем огромный столб дыма потянулся на юг. Я закричала: "О боже!" — и только позже узнала, что именно тогда Скотт бросился к пожарному выходу. Он сказал, что пришлось спрыгнуть с лестницы, чтобы успеть выбраться. Я ещё стояла на углу Веси-стрит, когда увидела, как он внезапно пробежал мимо меня, в мокасинах от Gucci, по Вест-Сайдскому шоссе. Он остановился и сказал мне, что с ним всё в порядке. Он направлялся повидаться с Диком.

Фрейдхайм знал, что Фулд будет в брокерских конторах Lehman на пересечении 48-й улицы и Парк-авеню.

Когда Фрейдхайм добралась туда, Фулд наблюдал за разворачивающимися событиями по телевизору. Он забросал Фрейдхайма вопросами о персонале, оборудовании, зданиях — обо всём, что только мог придумать. Он был до смерти напуган. Фрейдхайм сказал ему:

— Дик, пути назад нет. Надо найти наших людей. Придётся заново строить компанию. Надо найти наших людей. Придётся начать с нуля.

Фулд велел ему “собрать всех вместе и встретиться в резервном здании в Нью-Джерси”.

* * *

В тот вечер, за ужином с другом, Фрейдхайм достал блокнот и начал составлять список дел для Lehman.

Первое: Найти людей.

Второе: Недвижимость.

Третье. . .

Четвёртое. . .

И так далее.

Он был не единственным, кто старался думать наперёд. Тем вечером Иэн Лоуитт, стипендиат Родса, уроженец Южной Африки, а затем казначей Lehman, совершил нечто невероятно смелое, что, вероятно, спасло компанию. Он проскользнул за кордоны полиции и тайно вернулся в здание Lehman. Ему были нужны определённые компьютерные файлы, чтобы быть уверенным, что фирма сможет снова финансировать себя на следующий день из Хобокена.

На следующий день высшее руководство Lehman встретилось в Нью-Джерси. Им невероятно повезло — они потеряли только одного человека: Айра Заслоу, финансового аналитика, который застрял в лифте в Северной башне. Бывший коллега вспоминает, что Заслоу, работавший на 38-м этаже, предпочиталл кофе на 40-м этаже и как раз направлялся за ним, когда врезался самолёт.

Технический персонал Lehman спустил компьютерные серверы по 29 лестничным пролётам и перевёз их через реку в Хобокен, где помещение, вмещавшее 800 человек, было приспособлено для работы 3 тыс. человек, включая 1400 трейдеров и вспомогательный персонал. Джонатан Бейман и Бриджит О'Коннор, в то время отвечавшие за информационные технологии, также организовали доставку достаточного количества технического оборудования в течение 48 часов.

Днём 12 сентября возле здания стояли десятки тягачей с прицепами, перевозивших серверы и оборудование даже из Денвера.

Когда фондовые рынки открылись в четверг, 13 сентября, Lehman был готов торговать любыми активами.

Каждый, кто мог воспользоваться какой-либо телефонной связью, связывался с клиентами Lehman и говорил им:

— Мы работаем в прежнем режиме.

Отношения фирмы с Барри Стернлихтом из Starwood Hotels теперь приносили огромные дивиденды. Lehman Brothers организовала временные офисные помещения для сотен сотрудников в отеле Sheraton в центре города. Они получили 1000 ноутбуков от IBM и 10 000 телефонных линий от SBC.

Остальных 6200 сотрудников Lehman разбросали по 39 филиалам по всему Нью-Йорку и Нью-Джерси.

Если когда-либо и было время для сотрудников Lehman объединиться, стать “единой компанией”, то это было сейчас. И они это сделали.

Питер Тал Ларсен позже скажет "Financial Times", что номера в отеле Sheraton — по два человека в комнате — "напоминали штаб избирательной кампании в ночь выборов или элитный университет во время выпускных экзаменов. Ощущение цели было осязаемым”.

Через 4 недели после 11 сентября Lehman приобрела новое 38-этажное здание на 7-ой авеню, 745, куда компания собиралась переехать как можно скорее. Она также арендовала помещение на Парк-авеню, 399. На этот раз Джо Грегори позаботился о том, чтобы компания выстояла перед лицом терроризма. Новые здания Lehman были первыми в Нью-Йорке, где были установлены датчики радиоактивных осадков и учебные программы на случай биотерроризма – при угрозе здания герметично закрывались одним нажатием кнопки.

Во всём миреокна в офисах Lehman были небьющимися. Грегори даже заказал сканеры радужной оболочки глаза — раньше, чем это сделали аэропорты. Lehman также закупила места аварийного восстановления в Джерси-Сити и глубже в Нью-Джерси. А на 7-ой авеню, 745, дежурило четверо полицейских и два лабрадора, вынюхивавших бомбы, у каждого были свои идентификационные бирки. Lehman провела первое после 11 сентября первичное публичное размещение акций (IPO) Given Imaging Ltd и первую многомиллиардную долговую сделку General Electric Capital. Рентабельность собственного капитала компании подскочила до 26% с 15% годом ранее.

Она также выделил 10 млн. долларов на благотворительность, связанную с 11 сентября.

В том году это была единственная компания по ценным бумагам, которая никого не уволила. Фактически, численность её персонала выросла на 16% по всему миру — до 11.326 сотрудников к концу года. Она также была признана инвестиционным банком года по версии Thomson Financial. Lehman не только выжила, но и процветала.

Средства массовой информации перестали изображать Lehman как небольшой банк, ожидающий, когда его приберут к рукам; теперь было ясно, что компания может самостоятельно удерживаться на плаву. В 2002 году журнал BusinessWeek признал её 23-й лучшей компанией в рейтинге "S&P 500".

Несколько лет спустя Рой Смит, профессор бизнес-школы Нью-Йоркского университета Стерн и бывший партнер Goldman Sachs, сказал следующее о Lehman и реакции компании на 11 сентября:

— Очень многие удивлены тем, что Lehman ещё жива. Эти ребята выжили. Они бросили вызов миру, плюнули ему в лицо.

* * *

После 11 сентября две цели занимали всё внимание Дика Фулда и Lehman: поднять цену акций до 150 долларов и победить Goldman Sachs.

Битва Goldman и Lehman не ограничивалась их офисами. Один бывший член исполнительного комитета Goldman вспоминает, что если бы он увидел сотрудника Lehman на коктейльной вечеринке, он бы проигнорировал его.

— Это было ребячество, — говорит он, — но это была ещё и война.

(Леман был таким же раздражительным, когда дело доходило до смешения общественной жизни и конкуренции. Элтон Джон пел на концерте, организованном Lehman в честь Всемирного экономического форума в 2002 году, когда он проходил в Нью-Йорке. Джо Перелла, в то время работавший на Morgan Stanley, прибыл в заведение, ресторан Four Seasons, без приглашения. Фулд вежливо выпроводил его.)

Фулд начал перетряхивать руководство, добавив в исполнительный комитет трёх членов: Роба Шафира, главу отдела акций; Барта Макдейда, который возглавлял отдел облигаций; и Дэвида Гольдфарба, финансового директора. Что наиболее важно, Фулд справился с паранойей и назначил Брэда Джека и Джо Грегори совладельцами.

— Шоколадные хлопья, — любил шутить Грегори в офисе.

Коллега вспоминает, что Фулд назначил эти должности из-за давления со стороны правления, требующего реализации плана преемственности, но Фулд воздержался от назначения президента. Он всё ещё не был готов к тому, что кто-то ниже его будет обладать такой большой властью.

Он чувствовал себя в безопасности, назначив Грегори главным операционным директором, потому что никто не считал его будущим генеральным директором, отчасти потому, что он продолжал говорить, что собирается уйти на пенсию. Брэд Джек, напротив, был подходящим генеральным директором. Высокий и харизматичный, он был похож на Криса Петтита — за исключением того, что большинство не считали, что он обладает интеллектуальной широтой Петтита. Джек признался, что находил деловые поездки с Фулдом утомительными, в то время как Петтит обладал выносливостью пехотинца.

На самом деле, в 1998 году у Джека, тогдашнего руководителя отдела обучения, обнаружили рак, и ему пришлось взять небольшой отпуск. Когда он вернулся, на его туловище, от спины до переда, был огромный шрам, как будто его укусила акула. Люди видели это, когда он тренировался в тренажерном зале Lehman, и были шокированы. Из-за операции он месяцами принимал сильные обезболивающие. Джек говорит, что вернулся на работу намного раньше, чем предполагалось, из-за страха, что Грегори каким-то образом помешает его работе.

— У меня даже в животе были скрепки, когда я возвращался в офис, — говорит он. — Но я так боялся, что, если я останусь дома восстанавливать силы, Джо каким-то образом найдёт способ сместить меня.

Тем временем Грегори приступил к работе над своей новой страстью — созданию корпоративной культуры, которая была бы новаторской в своем акценте на разнообразие и инклюзивность. Поскольку Lehman открылся в двух новых филиалах, он претерпевал внутреннюю перестройку. Фулд использовал переезд как предлог для восстановления своей политики “никаких пятниц со свободной одеждой”.

В служебной записке от 2002 года отмечалось, что в исполнительном комитете не было представлено женщин или меньшинств. Никто не сомневался, что Грегори изменит ситуацию, как только сможет, и он немедленно поставил себя во главе внутренней группы — Сети геев, лесбиянок, бисексуалов и трансгендеров (GLBT). Существовали также Азиатская лига, Организация женских инициатив Lehman (WILL), и другие. Затем Грегори нанял группу руководителей, аж 30 человек, для управления программами инклюзии и разнообразия и обеспечения того, чтобы на работу принимали сотрудников из меньшинств.

Джозеф и Ники Грегори в GLSEN (Образовательная сеть для геев, лесбиянок и гетеросексуалов) 2005 Гала-концерт премии Respect Awards в Нью-Йорке

По указанию Грегори^[46] все старшие сотрудники прошли типологический тест Майерс-Бриггс — оценку личности, которая классифицирует людей по психологическим типам. (Enron также использовала этот тест для оценки руководящего персонала.) Грегори представлял всё так, что сотрудники должны понять свои сильные и слабые стороны и научиться лучше работать со своими коллегами. Некоторые руководители жаловались, что тест (часть более масштабного “вводного курса в культуру”, который проводился в течение нескольких дней) был “пустой тратой времени”.

Над программой разнообразия Грегори смеялись отчасти потому, что она была такой же большой и дорогостоящей в управлении, как и некоторые приносящие доход подразделения. Она стоила дороже^[47], и в ней работало больше сотрудников, чем во всём управлении рисками. За его спиной руководители высшего звена называли программу “проектом Джо по социальным наукам”. Кто-то прозвал его “Опрой Уинфри с Уолл-стрит”.

Грегори не расстраивало подобное ворчание; он знал, что внимание и деньги, которые Lehman тратит на разнообразие, благотворно влияют на пиар-имидж. Действительно, Гарвардская школа бизнеса даже опубликовала статью о программе Грегори по разнообразию и её достижениях.

Грегори был мишенью для насмешек не из-за масштабных культурных мероприятий для Lehman, которые были похвальны, а потому что в нём была какая-то мелочность; он был эмоциональным человеком с инстинктивными симпатиями и антипатиями, которые иногда, казалось, подавляли здравый смысл. Кроме того, казалось, что он всё больше отдаляется от бизнеса, которым должен был руководить.

* * *

Недостатки Грегори иллюстрирует один анекдот. В преданиях Lehman он называется “история стеклянной двери”.

Боб Миллард всегда раздражал Грегори. Миллард был чрезвычайно умён —образованный интеллектуал, который сам себя называл интеллектуалом. Он с легкостью цитировал Ричарда Докинза, Чарльза Дарвина и Уильяма Шекспира. У него была степень MBA в Гарварде и степень по архитектуре в Массачусетском технологическом институте. Его доходность от инвестиционного бизнеса, который ныне называется Realm Partners (финансировался Lehman), была легендарной. Его зарплата была даже больше, чем у Фулда или Грегори, поскольку он получал процент от прибыли своего фонда, а не компании. Его также широко любили в компании, он часто беседовал как с помощниками, так и со старшими руководителями. Тем не менее, его не было в исполнительном комитете, отчасти потому, что он не хотел, чтобы его зарплату снижали до того же уровня, что и у других руководителей. Доходы Милларда спасали Lehman в 1990-е годы, и Фулд его старательно поддерживал. Он определённо не был тем, кого Фулд хотел обижать.

Миллард считал, что Грегори не любил всех, кто, подобно Милларду, имел прямую связь с Фулдом. (Это было частью проблемы Грегори с Гольдфарбом, который непосредственно подчинялся Фулду, когда был назначен финансовым директором.) Эти двое также были довольно непохожи. Миллард — культурный, рассудительный человек; Грегори был человеком, который сделал себя сам и, по мнению многих, до сих пор не мог поверить, что у него всё получилось. Отношения между ними всегда были натянутыми.

После переезда Lehman Миллард получил небольшой угловой кабинет по адресу Парк-авеню, 399, рядом с конференц-залом. Он спросил архитектора, может ли тот установить стеклянную дверь, чтобы он мог видеть соседний конференц-зал. Некоторое время спустя пришёл ответ: стеклянная дверь будет нарушением строительных норм. Миллард, у которого была степень по архитектуре, знал, что это бред. Он заподозрил, что это дело рук Грегори, и позвонил Фулду, чтобы пожаловаться.

Фулд посмеялся над ним.

— Ты параноик, — сказал он ему. — Не смеши других. Конечно, Джо не имеет к этому никакого отношения. Но я займусь этим для тебя и посмотрю, смогу ли поставить тебе стеклянную дверь.

Несколько дней спустя Фулд перезвонил Милларду:

— Что ж, должен тебе сказать и я не могу в это до конца поверить, но ты был прав. Это был Джо. Джо хочет поговорить с тобой. И ты, конечно, получишь свою стеклянную дверь. Я очень сожалею, что сомневался в тебе.

Несколько минут спустя телефон Милларда зазвонил снова. Это был Грегори.

— Я сейчас подойду к тебе, — сказал Миллард.

— Нет, нет, я приду к тебе, — сказал Грегори.

Разговор быстро превратился в фарс. Миллард целый час слушал извинения Грегори, а тот всё никак не мог закончить.

— Я знаю, что плохо вёл себя по отношению к тебе в прошлом, — сказал Грегори.

С тех пор двое держались отчуждённо, но сердечно.

* * *

Усилия Фулда по налаживанию связей со СМИ начинали приносить плоды, хотя и не без особых проблем для пиар-отдела Lehman. Если где-нибудь появлялась история о компании, хотя бы отдалённо негативная, Фулд устраивал пиар-менеджерам, ответственным за это, допрос с пристрастием или чего похуже. Один за другим, на протяжении многих лет, самые высокопоставленные пиарщики Lehman: Билл Ахерн, Тони Зендер, Ханна Бернс и Эндрю Гауэрс — были уволены из-за историй, которые не понравились Фулду. Выжил только Скотт Фрейдхайм (который отвечал за них всех) вместе со своей сотрудницей Роуз Шабет, бывшим начальником штаба Генри Полсона, Джона Торнтона и Джона Тейна, бывших богов Goldman Sachs. (Шабет уволилась в апреле 2008 года и перешла в хедж-фонд Viking.)

К 2002 году Moody's улучшило свой прогноз по долгосрочному долгу Lehman со стабильного на позитивный, что, по словам рейтингового агентства, отражает “дисциплинированный контроль за рисками, позицию и культуру, которые Lehman внедрила во всей организации и её сотрудниках в последние годы”. Фулда назвали^[48] одним из “25 лучших менеджеров года” по версии BusinessWeek. Для подразделения по работе с облигациями год был рекордным по доходности, а европейский ипотечный бизнес был расширен за счёт покупки SPML — низкокачественного ипотечного кредитора в Соединённом Королевстве. Бизнес Lehman в Европе начал постепенно улучшаться при Джереми Айзексе, как и перспективы в Азии, благодаря Джесси Бхатталу.

К этому времени пришло время избавиться от всех слабых звеньев, поэтому Грегори направил свой нож на последнего оставшегося мальчика из Пондерозы: Стива Лессинга.

Грегори считал, что Лессинг привёл в Lehman слишком много друзей, которые не подходили для этой работы. Лессинг руководил всеми продажами на рынке капитала, но, согласно многим источникам, молодые сотрудники не пользовались его уважением. В 2002 году его назначили руководителем отдела по работе с клиентами — должность, которая должна была сохранить ему лицо, пока он искал другую работу.

Об уходе Лессинга никогда не объявляли публично — это было бы слишком унизительно для человека с таким большим стажем. Для многих Лессинг был синонимом Lehman, поэтому его понижение в должности держалось в секрете. Тем не менее, все, кто знал об этом, ожидали, что Лессинг уйдёт.

Но он этого не сделал. Вместо этого он добился такого успеха в работе по работе с клиентами, что через год вернулся в исполнительный комитет. В отличие от большинства, которые интерпретировали должность “руководитель отдела управления взаимоотношениями с клиентами” как “время подыскать себе другую работу”, Лессинг на самом деле делал то, что от него и требовалось, — выстраивал отношения с клиентами. Кроме того, он получил один из трёх угловых кабинетов на 31-м (представительском) этаже дома 745 по 7-ой авеню. (У Дика был один, а Фрэн Киттредж заняла другой.)

— Дик так и не смог до конца осознать, как Лессинг обратил эту плохую ситуацию в свою пользу, — сказал Сесил, который оставался близок к Лессингу. — На него действительно произвело впечатление то, что он не уволился. Он держался и выполнял свою работу.

У Лессинга было одно огромное преимущество: как показал российский кризис, благодаря его популярности и обширной картотеке было не так уж много клиентов или потенциальных клиентов, до которых Лессинг не мог дозвониться.

Как вспоминает Даг Айрленд, бывший управляющий директор Lehman, “он прирождённый продавец. Он знал ребят из Met Life, он знал парней из Federated, он знал парней из Black Rock. И когда нам нужны были услуги, во время [российского кризиса], Стив обзванивал каждого из них и спрашивал: "Что вам нужно? Чем мы можем помочь? У нас всё будет хорошо, оставайтесь с нами”. И он был, на мой взгляд, самым ценным игроком".

Лессинг также был связующим звеном между Грегом Маффеи, тогдашним финансовым директором Microsoft, и Фулдом, что было ценными отношениями для Lehman. В отличие от своих современников, Лессинг также смог “съесть ворону”, как выразился один коллега, и вернуть расположение Грегори. Это был подвиг, которого не удавалось совершить никому другому за всю историю компании.

Джеффу Вандербику повезло меньше. Его понизили с должности главы всех рынков капитала до должности председателя, “ответственного за риски, стратегию и прямые инвестиции”.

Вандербик не пользовался уважением многих, работавших под его началом в отделе облигаций, включая Барта Макдейда и Майка Гелбанда. Ожидалось, что Вандербик придумает, как уйти красиво.

* * *

Следующий год, 2003, был знаменательным для Lehman. Соотношение цены и прибыли компании теперь, наконец, достигло 14, что означало, что она была в состоянии приобрести ценную инвестицию без снижения акционерной стоимости. 22 июля 2003 года она купила компанию по управлению инвестициями NeubergerBerman примерно за 2,625 млрд. долларов, что довело активы Lehman под управлением до 116 млрд. долларов. Neuberger стала известна как “жемчужина короны” Lehman.

Фулд купался в подобострастном отношении прессы, а Institutional Investor назвал его лучшим генеральным директором компании по продажам облигаций и трейдингу. Бренд Lehman по продажам и трейдингу облигаций, исследованиям фондового рынка и тех же облигаций заняли первые места в рейтинге журнала. В банковской сфере таких похвал не было. Как обычно, это было самое слабое место Lehman.

Поэтому Фулд снова решил перетрясти персонал. Он повысил бывшего футболиста средней школы Техаса, ставшего грозным юристом хьюстонской энергетической компании, Хью “Скипа” Макги, до глобального руководителя инвестиционно-банковского направления; Марка Шафира из Thomas Weisel Partners наняли на должность главы отдела слияний и поглощений (M&A). Среди других сильных сотрудников был молодой немец Кристиан Мейснер, которого пригласили руководить банковским делом под руководством Айзекса в Европе, где компания никак не могла войти в топ-10. В сфере прямых инвестиций наняли Чарли Айреса из MidOcean Partners, чтобы он возглавил глобальный коммерческий банкинг.

Фулд и исполнительный комитет побуждали Уолша работать усерднее, чем когда-либо. Теперь Уолш управлял несколькими фондами, имитирующими модель Goldman Sachs, так называемыми фондами Уайтхолла, но Фулд и Грегори хотели продолжать использовать баланс компании для своих прибыльных сделок. Уолш был рад услужить.

— Когда Марк стремился заключить сделку, он не хотел знать о препятствиях или риске; его мало что останавливало, — говорит Джон Сесил.

Один крупный риэлтор из Нью-Йорка вспоминает, что в то время “агрессия Lehman в сфере [недвижимости] была просто поразительной. Они были полны решимости переиграть абсолютно любого в каждой сделке”.

Goldman Sachs был полон зависти, но осторожен.

— Мы придерживались того, чтобы максимальная часть наших собственных денег составляла всего 20% — остальное передавалось в фонд, — говорит источник в компании. — Вы просто не могли предположить, что рынок недвижимости продолжит расти.

Но Уолш, Фулд и Грегори именно так и считали.

К 2008 году^[49] на балансе компании числилось коммерческой недвижимости по меньшей мере на 30 млрд. долларов, что стало результатом 2500 различных позиций (сделок). Сесил наблюдал за этим издалека и качал головой.

— Это должно быть самое большее 5-10 млрд. долларов, — считал он. Какими бы прибыльными ни были сделки Уолша, они были неликвидными — случись беда, он не смог бы выйти из них и сократить баланс. Это был ужасающий риск.

Но если кто-нибудь говорил Грегори:

— Разве мы не должны соблюдать осторожность?,

то получал такой ответ:

— Разве нам не нужно победить Goldman Sachs?

Грегори постоянно говорил о “создании бренда лучше, чем Goldman”. Он выступал с речами, в которых говорил, что в ближайшие 5 лет Lehman должна превзойти Goldman Sachs. Тем временем он продолжал развивать свою программу по разнообразию. Он нанял Энн Эрни главным специалистом по разнообразию в Соединённых Штатах и Флер Ботвик главой отдела разнообразия в Европе. Программы наставничества и инклюзивности позитивно оценивались СМИ и, как упоминалось, в отчёте Гарвардской школы бизнеса, что стало полезным противовесом сообщениям прессы о звёздном интернет-аналитике Холли Беккер, расследование в отношении которой, как выяснилось, Комиссия по ценным бумагам и биржам (SEC) вела с 2003 года. Агентство считало, что Беккер, возможно, передавала своему мужу Майклу Циммерману, биржевому трейдеру хедж-фонда SAC Capital, инсайдерскую информацию об исследованиях Lehman. (Беккер покинула Lehman в том же году^[50], и SEC в конечном итоге прекратила расследование, не предъявив ей обвинения.)

Несколько руководителей высшего звена выразили Фулду свою озабоченность тем, что Грегори направляет слишком много внимания и ресурсов компании на свою программу разнообразия. Фулд поговорил с Грегори, но ничего не изменилось. Было ясно, что Грегори больше не заинтересован в ведении бизнеса. На заседаниях исполнительного комитета он говорил о своем огромном богатстве. Он также был одержим чистотой и личной гигиеной. У него на столе был готовый запас "Тик-Так", которые он предлагал всем. Он принимал листерин по крайней мере два раза в день. Как и Фулду, ему не нравилась неряшливость у других.

Среди руководителей высшего звена на 31-м этаже дома 745 по 7-ой авеню было широко известно, что личный годовой бюджет Грегори составлял 15 млн. долларов в год.

— Я никогда не понимал, почему он покупал огромный дом в Хэмптоне всего на две недели каждый год, — сухо заметил один коллега.

У него также всегда стояли наготове гидросамолёт и вертолёт для ежедневных поездок на работу.

Другой сотрудник говорит:

— Джо всегда проживал в Хантингтоне, а не переезжал в более престижное место, потому что хотел быть крупной рыбой в маленьком пруду. Он хотел быть самым богатым человеком в городе.

* * *

В 2004 году Грегори предпринял свой лучший политический ход на сегодняшний день. Он убедил Фулда избавиться от Брэда Джека на том основании, что тот недостаточно сосредоточен на работе после болезни. Джек говорит, что это чепуха.

24 мая 2004 года Джека понизили до должности председателя, с ответственностью за надзор за всеми инвестиционно-банковскими отношениями фирмы. Вскоре он ушёл — с выходным пособием в 80 млн. долларов. В 2008 году Брэд и Карин Джек развелись, но остались друзьями. Они общаются ежедневно. Джек говорит:

— Правда в том, что если бы не долгие годы работы и давление, мы с Карин всё так же были бы женаты. Но мы отдалились друг от друга.

В 2004 году Вандербик тоже ушёл. Он знал, что его карьера закончилась, когда его понизили в должности; будучи заядлым хоккеистом, он воспользовался шансом купить "Нью-Джерси Дэвилз" за 175 млн. долларов.

Теперь Фулд настолько доверял Грегори, что тот сделал то, о чем немыслимо было бы подумать год назад: он назначил его президентом. Это было уже официальное решение: призрак Криса Петтита был изгнан навсегда.

Этот шаг не получил всеобщего одобрения в офисе. Многие говорили, что проблема с Грегори заключалась не столько в том, кем он был, сколько в том, кем он не был: он не был на высоте в цифрах и бизнесе. Несколько месяцев спустя Питер Коэн лениво спросил Фулда:

— Почему ты назначил Джо президентом?

Фулд бесцеремонно ответил:

— Не знаю. Вероятно, он станет моей погибелью.

Глава 15. Необычный Джо

Наверное, если бы Джо занимался чем-нибудь другим — скажем, работал главой отдела разнообразия, — проблем бы не было. Но он был президентом компании, а его, казалось, интересовало только разнообразие. В этом и заключалась проблема.

— Член исполнительного комитета Lehman

Джо Грегори и Скип Макги никогда не ладили. Макги был совершенно не похож на Грегори — по обязательным личностным тестам Майерс-Бриггс он получил класс “I” за интровертность, в то время как у Грегори был класс “F” за чувствительность и “E” за экстравертность. На заседаниях исполнительного комитета Макги говорил мало — разительный контраст с болтливым Грегори.

Грегори не доверял неразговорчивому Макги (или любому другому, кто, казалось, держался особняком; однажды он пожаловался, что Майк Гелбанд, глава подразделения облигаций с 2005 по 2007 год, слишком часто смотрит в землю). Хотя в банковском бизнесе под руководством Макги 2004 год стал вторым лучшим годом в истории компании – выручка составила в 11,6 млрд. долларов (на 34% больше, чем в 2003 году), — Грегори посетовал, что этого недостаточно. Он отметил, что компания по размеру комиссионных никак не войдёт в пятёрку лидеров, что было одной из целей Фулда.

Хоуп Гринфилд, которая работала у Грегори в отделе кадров с 2001 года, сказала Макги, что он “зашёл так далеко, как мог в Lehman Brothers”. Она услышала это от Грегори, который, как сообщалось, надеялся назначить Макги в бизнес по торговле сырьевыми товарами в Хьюстоне, где Макги жил и откуда каждую неделю ездил на работу на частном самолёте NetJet. По словам источника, который столкнулся с Макги сразу после его разговора с Гринфилд, он был “удручён”.

Одной из жалоб Грегори на Макги были долгие часы работы его банкиров. Каждую неделю Грегори получал табель учёта рабочего времени, и, по словам коллег, ему не нравилось то, что он там читал. Банкиры работали гораздо дольше, чем сотрудники других подразделений.

Отчасти это было связано с культурой. Банковские аналитики и сотрудники гоняли футбольные мячи по офису и даже играли в гольф. Поскольку им приходилось задерживаться на работе и отправлять электронные письма из офиса в 3 часа ночи, это выглядело вполне по-мужски. Но Грегори ненавидел подобную практику. Он считал её нездоровой.

* * *

Трудоголики и интроверты были не единственными, кто раздражали Грегори. Теперь список тех, кого ему хотелось уволить, возглавлял финансовый директор Дэвид Гольдфарб, который соперничал с Грегори в качестве главного подхалима Фулда и сохранял неизменно оптимистичный прогноз, который объяснял отрывом рынка от фундаментальных основ американской экономики. У него также была привычка называть компанию просто “Братья”. Один человек пошутил:

— Можете догадаться, как на это реагировал Джо Грегори.

Но когда Грегори сказал боссу, что планирует уволить Гольдфарба, генеральный директор предпринял необычный шаг — вмешался. Вместо увольнения Гольдфарба “повысили” до должности главы правления (CAO).

Гольдфарб, ничего не знавший о закулисных махинациях, воспринял новую должность как искреннюю поддержку.

Он пошёл и сразу же купил модные костюмы и квартиру в Сент-Реджисе в Форт-Лодердейле.

— Его рубашки блестели, — говорит коллега. — Он стал появляться в полуботинках или ботильонах.

Квартира стала для Гольдфарба камнем на шее: он рассказал остальным членам исполнительного комитета, как вложил 4 млн. долларов в ремонт, но из-за какой-то закорючки в документах не смог закончить работу. Он продолжал бубнить всё дальше и дальше, пока аудитория не потеряла нить его мысли. Он даже обратился за помощью к Джебу Бушу, губернатору Флориды, и Марку Уолшу. Некоторые члены комитета втайне посмеивались над его запутанным рассказом и очевидными проблемами. Однако кто-то, близкий к Уолшу, считал, что те, которые презирал из-за этого Гольдфарба, были мелочными и подлыми.

— Застройщик умер сразу после того, как Дэвид купил квартиру, — отмечает кто-то, близкий к Уолшу. — Это довольно необычно.

Усилия Фулда можно было бы лучше использовать, избавив некоторых других подчинённых от гнева Грегори, а именно Барта Макдейда и его заместителя Майка Гелбанда — дуэт, которых Грегори пренебрежительно называл “Крепость FID” за яростную лояльность, с которой они командовали трейдерами подразделения облигаций Lehman. Грегори жаловался, что они слишком “изолированы”, слишком отрезаны от культуры “единой компании” Lehman. Вот почему он убедил Фулда перевести Макдейда на должность управляющего акциями, даже несмотря на то, что у Макдейда не было опыта такой работы.

* * *

Фулд всё чаще доверял управление компанией Грегори, чьей общей директивой было “делать столько бизнеса, сколько сможешь; рисковать”. Он отругал Мадлен Антончич, специалиста по рискам, что она перегибает палку и слишком привередлива, когда в 2006 году та предположила, что падение цен на жильё может означать сокращение баланса компании. Постепенно её отодвинули на второй план, не допускали на собрания, игнорировали и просили (постоянно) покинуть комнату.

Тем временем Фулд часто отсутствовал в офисе — он навещал клиентов. Лишь немногие сотрудники видели его мельком, включая исполнительный комитет. Фулд обычно пропускал утренние собрания по понедельникам, оставляя Грегори за главного. При этом Фулд пропускал не так уж много: Грегори в основном рассказывал о том, чем занимался в выходные и сколько потратил. Как вспоминает один раздражённый бывший член комитета:

— Ни разу, скажем, за 20 встреч, хотя бы ради разнообразия, он не спрашивал о бизнесе, цифрах, рисках, или о чём-либо подобном.

На одной памятной встрече в понедельник член исполнительного комитета спросил, какова стратегия компании в Китае.

— У меня нет стратегии для Китая, — беспечно ответил Грегори. — Это вы, ребята, разбирайтесь с Китаем.

В 2005 году Джо Перелла снова постучал в дверь Lehman. Он ушёл из Morgan Stanley^[51] и основал собственный консультационный бутик Perella Weinberg Partners. Фулд хотел заключить эксклюзивную сделку с этой компанией. Они с Переллой (который был наставником Скипа Макги) даже составили контракт. Идея заключалась в том, что Перелла будет давать Фулду эксклюзивные советы. Поскольку он был на воле, он мог прямо сказать Фулду то, чего не могли сказать его собственные сотрудники. Затем Перелла встретил Грегори — и, по словам человека, близкого к Перелле, “идея вроде как умерла”. Никто в Lehman не удивился. Последнее, чего хотел Грегори, — это чтобы у Фулда была прямая связь с кем-то такого уровня, как Перелла, при нулевом участии Грегори.

* * *

Грегори любил напоминать руководителям высшего звена, что они не должны путать жизнь с работой.

— Меня немного беспокоят парни, у которых туго с облигациями, — однажды сказал Грегори Алексу Кирку, тогдашнему главе высокодоходного бизнеса.

Грегори намекнул, что Кирку было бы неплохо извлечь некоторые уроки из учебников истории Lehman. Он сожалел о том, что произошло между Такером, Петтитом и остальными парнями "из машины" — по его словам, компании от этого стало только хуже. — Рик Ридер, Майк Гелбанд и Барт Макдейд — хорошие друзья. Они вместе играют в гольф и ездят в отпуск. Если тебе покажется, что личная близость мешает принятию деловых решений, я хочу, чтобы ты дал мне знать.

Ридер, который управлял собственным хедж-фондом Lehman, R3 Capital, однажды выслушал ободряющую речь Грегори, который сказал ему, что если Гольдфарб когда-нибудь встанет у него на пути, Ридер должен поговорить с “дядей Джо”.

В 2006 году Макги по-прежнему был в списке кандидатов Грегори "на вылет". Инвестиционно-банковская группа консультировала по трём из пяти крупнейших сделок по слияниям и поглощениям (M&A) за год, принесших рекордную выручку в размере 3,3 млрд. долларов. Но подразделение по-прежнему занимало лишь девятое место среди своих коллег — что, возможно, больше всего подчёркивает лихорадочный темп заключения сделок на пике пузыря, — и Грегори, по словам коллег, снова пытался использовать это как повод для увольнения Макги — или вместо этого как можно чаще выставлять его в невыгодном свете.

У Грегори имелся постоянный список любимчиков, и ему нравилось размахивать перед ними морковкой в виде должности генерального директора. Согласно многочисленным источникам, он по очереди сказал Барту Макдейду, Скотту Фрейдхайму и Роджеру Нагиоффу, что все они однажды могут стать президентами Lehman.

В 2004 году и Фрейдхайм, и Иэн Лоуитт, бывший казначей, были повышены до звания главы правления. Звёздный час "золотого мальчика" Фрейдхайма наступил в 2004 году, когда он выступил перед советом директоров с презентацией о сильных и слабых сторонах Lehman по всему миру. Один из членов правления сказал ему, что они в первый раз услышали “неприкрашенную правду” о слабости Lehman, и правлению это так понравилось, что в итоге он провёл с ними ещё две презентации.

Фулд гордился работой своего протеже. Он всё чаще приглашал его выступать на корпоративных выездных мероприятиях. Он познакомил его с цитатой из Шекспира, который приберегал для немногих избранных: “Продолжай, Макдафф”. Фрейдхайм подчинился.

Джереми Айзекс считал, что тоже является кандидатом на президентское кресло.

— Джереми думал, что он по праву является вторым номером, — объясняет бывший коллега, который был близок к Айзексу. — Если бы что-нибудь случилось с Джо, он думал, что должен быть вторым. У него были на то все основания… Он говорит, что сказал Дику в мае 2007 года: "Я управляю Европой и Азией уже 8 или 9 лет. Я сделал то, о чем ты просил. Европа сейчас приносит 50% доходов Lehman. Мне нужно иметь представление о том, куда двигаться дальше. Так что, если можешь дать мне сигнал о том, как двигаться дальше, хорошо. Если нет, давай поговорим о том, как я могу изящно развиваться".

По словам Айзекса, Дик сказал:

— О, ты ошибаешься. Дай мне год. Если я не смогу что-то придумать, я дам тебе 500 млн. долларов — и можешь открывать собственную компанию, но дай мне год.

Но Айзекс не сдержался^[52], когда в конце 2006 года дал интервью "Daily Telegraph", в котором заявил, что в следующем году Lehman планирует открыть офис в России. Планы не были доработаны (ещё до дефолта 1998 года Фулд не доверял русским), но Айзекс участвовал в двухлетних дискуссиях по этому вопросу и думал, что ускорит дело, если обнародует свой план. Это был не тот ход, который мог сойти Айзексу с рук, и новый руководитель отдела по связям с общественностью, бывший редактор "Financial Times" Эндрю Гауэрс, это знал.

— Джереми, — мягко спросил он во время интервью, — ты уверен, что это не попадёт в прессу?

— Как раз наоборот, — настаивал Айзекс. — Это нужно опубликовать.

Как только появилось интервью, Грегори позвонил Айзексу и порвал его на части. Позже Айзекс сказал Гауэрсу:

— Ты был совершенно прав, пытаясь остановить эту историю… Джо Грегори надрал мне задницу.

* * *

Грегори создал ещё одного "золотого мальчика" в 2006 году, наняв Джорджа Уокера из Goldman Sachs, где тот был генеральным директором стратегий хедж-фондов, а затем альтернативных инвестиционных решений. Уокера, родственник президента Джорджа Буша, назначили главой управления инвестициями и немедленно включили в исполнительный комитет. Грегори сказал сдержанному, симпатичному Уокеру, что он будущий кандидат на пост руководителя компании. В том году отдел управления инвестициями провёл третий рекордный год подряд с выручкой в 1,7 млрд. долларов.

Но самый успешный — и вызывающий разногласия —любимый проект Грегори был ещё впереди. Это была молодая блондинка, банкир по имени Эрин Каллан, которая благодаря скрытой руке Грегори стремительно продвигалась по карьерной лестнице Lehman. Он планировал, что она станет самым заметным символом его культурного ремейка Lehman Brothers.

* * *

В 2004 году Эрин Каллан была одной из трёх руководителей Lehman, выступивших с программной речью перед ежегодным ужином группы Lehman для женщин-руководителей, Организацией женских инициатив Lehman (WILL), в зале Эйвери Фишер в нью-йоркском Линкольн-центре. Основным докладчиком была Дайан Сойер; на мероприятии присутствовало 1500 сотрудников Lehman. Это было событие, когда на светловолосую банкиршу обратило внимание всё высшее руководство.

Эрин Каллан

Грегори был доволен.

— Никогда не было ясно, заняла ли [Каллан] эту должность в WILL, чтобы быть поближе к Джо, или Джо усадил её в это кресло, чтобы её заметили остальные, — иронично заметил один из её коллег, банкир.

(Бывший муж Каллан, Майкл Томпсон, говорит, что Грегори попросил её произнести речь, и она потратила много времени на её подготовку.)

Как бы то ни было, в Lehman вскоре все поняли, что Каллан — это последнее нововведение Грегори в области разнообразия. Руководители высшего звена, которые были посвящены в то, кому и сколько платили в банковской сфере, заметили, что зарплата Каллан всегда была намного выше, чем у её коллег.

Когда в 2006 году BusinessWeek осветил предприимчивую работу команды Lehman по финансовым решениям в статье о буме так называемых гибридных ценных бумаг (сложных ценных бумаг, сочетающих свойства акций и облигаций с целью максимизации налоговых льгот и минимизации рисков), журнал процитировал только одного руководителя компании^[53] — Эрин Каллан. В журнале появилась фотография только одного руководителя — Каллан. Решение было, конечно, принято в BusinessWeek, но остальная компания восприняла его как пренебрежение. Для них настоящим новатором в команде был Джон Карран, который перешёл в Deutsche Bank за месяц до появления этой истории.

После публикации статьи в BusinessWeek Каллан повысили до руководителя группы хедж-фондов Lehman, где она с головой ушла в проведение громких первичных размещений акций (IPO) хедж-фонда Fortress Investment Group и размещения облигаций хедж-фонда Citadel Investment Group. В профиле Institutional Investor, опубликованном в июне 2007 года^[54], читаем, как Каллан предлагает основателю Citadel Кену Гриффину выпустить акции на сумму 500 млн. долларов в качестве предостерегающей меры, которую она одобрила после выражения “изумления” тем, что Citadel, как и большинство хедж-фондов (и действительно, как и сама компания, которая наняла её), настолько сильно полагалась на быстрые займы, которые “банки могли отозвать в любой момент”.

Когда Каллан пришла в Lehman в 1995 году, у неё было идеальное сочетание^[55] одновременно модных и неброских качеств. Выросшая в Квинсе, она была дочерью нью-йоркского полицейского и воспитанницей католической школы, но она также была выпускницей Гарварда, юридической школы Нью-Йоркского университета и престижной корпоративной юридической компании "Симпсон, Тэтчер и Бартлетт". У неё была семья — с 1991 года она была замужем за Майклом Томпсоном, бывшим инвестиционным банкиром Lehman, который теперь торгует на себя. Пара зарабатывала дополнительные деньги, ремонтируя и перестраивая дома. Она привыкла называть мужа “мой финансовый директор”.

В отличие от Каллан, которой нравилось работать в банке и “стричь для Lehman зелень”, Томпсон был несчастен на работе.

— Пока я пытался найти то, чем бы хотел заниматься, она уже уносилась далеко вперёд, — говорит он.

Каллан часто спрашивала мужа, почему он не чувствует себя счастливым в фирме.

— Наверное, ей не нравилась [моя неудовлетворённость], — говорит он.

Он подал на развод в 2007 году, но они оставались в дружеских отношениях до 2008 года, когда он сказал "People":

— Она меня доконала.

По словам Томпсон, до развода она одевалась практически от одного дизайнера: Chanel. Но после разрыва Каллан постепенно преобразилась.

Волосы стали светлее, занятия в тренажерном зале участились, и то, что она считала подходящей рабочей одеждой, всё больше подчеркивало её женственность. Иногда она приходила на работу в костюмах, которые “подошли бы для коктейльной вечеринки, а не для офиса”.

— Она пользовалась тем, что она женщина, — говорит один из членов исполнительного комитета Lehman. — Она всегда носила платья с глубоким вырезом и короткие юбки, всегда кокетничала и "включала девочку". Мне это всегда казалось довольно неуместным.

— Всё то время, что я её знал, она всегда великолепно одевалась, — говорит другой коллега. — Слышал, что она иногда заходила слишком далеко — появлялась в прозрачной одежде, каких-то кожаных штучках... Но самые яркие события случились после того, как она присоединилась к группе хедж-фондов — когда она была не замужем.

Новый облик Каллан часто был темой утренних межофисных электронных писем, пока внезапно не появились намного более важные вопросы для обсуждения. Рынки начали меняться. Впервые за 20 лет рынок жилья стал выглядеть так, словно вот-вот рухнет.

* * *

С 2006 года большинству наблюдателей стало ясно, что ипотечные кредиты на жильё стало получить до нелепости легко: миллионы американцев переехали в элитное жильё, которое не могли себе позволить, и ещё миллионы воспользовались раздутыми ценами, чтобы превратить свои дома в персональные банкоматы, проводя рефинансирование с возвратом наличных и беря кредиты под залог собственного капитала. Тем не менее, в течение целого года на Уолл-стрит ценные бумаги, обеспеченные ипотекой, продолжали быть самым популярным товаром, а рейтинговые агентства, в свою очередь, продолжали присваивать им высший рейтинг надёжности "ААА".

Во многих отношениях Lehman был не хуже любого из себе подобных. Но что было необычно, так это одна из причин, по которой он сохранял бычий настрой^[56] на рынке жилья. Один топ-менеджер совершенно серьёзно сказал, что, по его наблюдениям, отчасти продвижение Lehman в сфере ипотечного кредитования было вызвано желанием Джо Грегори поощрить своего протеже, главу отдела ипотечного кредитования Теда Янулиса. Янулис продал свою нью-йоркскую квартиру одной из дочерей Фулда. Грегори всегда уговаривал его. (По типологии Майерс-Бриггс^[57], пояснил далее топ-менеджер, Янулис был единственным топ-менеджером, помимо Грегори, кто принадлежал к группе “F”, т.е. “чувствующий”.) В 2006 году в подразделении низкокачественных ипотечных кредитов Lehman^[58] работало почти 4 тыс. человек.

Уже в 2005 году так называемые “умные деньги”, а именно Deutsche Bank, JPMorgan и Goldman Sachs, начали выходить из бизнеса и пытаться застраховать свои оставшиеся активы, в то время как “тупые деньги" — Bear Stearns, Lehman, Citigroup и Merrill Lynch — все, казалось, придерживались стратегии, лучше всего описанной бывшим генеральным директором Citigroup Чарльзом О. "Чаком" Принсом в июне 2007 года, когда он сказал Financial Times, что "пока играет музыка, нужно танцевать. Ну, мы и танцуем”. (“Музыка” была метафорой Принса для ликвидности, о которой любой, у кого был терминал Bloomberg, мог бы сказать ему, что к тому времени она иссякла.)

Чарльз Принс

Однако у Lehman Brothers^[59] было ещё больше проблем с балансом, чем долговых обязательств, обеспеченных низкокачественными ипотечными кредитами (CDO) — у неё было несколько собственных крупных ипотечных кредитов с привлечением заёмных средств, а в 2006 году Марк Уолш продолжал инвестировать в коммерческую недвижимость.

Уолш имел беспрецедентный доступ к деньгам компании, которые он использовал для прямых инвестиций в тысячи сделок с коммерческой недвижимостью — то, что делало Lehman уникальной среди других компаний. По мнению многих его бывших коллег, Фулду нравилась стратегия Уолша, потому что она отражала стратегию частной инвестиционной компании и ставила Lehman в прямую конкуренцию с её старыми конкурентами из Blackstone Group, а также, очевидно, потому, что во время бума она была чрезвычайно прибыльной. Бывшие коллеги подсчитали, что инвестиции Уолша в недвижимость составили 20% от рекордной прибыли компании в размере 4 млрд. долларов в 2006 году. Но этот успех достался ужасной ценой. Когда в конце 2006 года рынок жилья начал меняться, и по мере того, как по всей южной Калифорнии участились случаи ареста заложенной недвижимости, инвесторы захотели разорвать партнёрство, которое Уолш ранее заключил с Борисом Элиеффом, основателем SunCal Companies, которая инвестировала в неосвоенные земли в южной Калифорнии. Уолш вернул инвесторам небольшую прибыль и перевёл 2 млрд. долларов SunCal на баланс Lehman.

Но Уолш по-прежнему верил в коммерческую недвижимость. В 2007 году, когда некоторые застройщики скептически относились к Lehman как к “кредитору последней инстанции”, Уолш заключил сделку — вместе с Barclays и Bank of America — по финансированию выкупа Тишманом-Шпейером у компании Archstone-Smith за 22 млн. долларовкрупного портфеля арендуемой недвижимости на Восточном побережье в мае 2007 года.

Это был спорный шаг. Уолш сделал это отчасти потому, что верил, наряду с ведущими исследованиями того времени, что падение рынка жилья может быть полезным для сдачи квартир в аренду. Но внутри компании царило смятение из-за того, что на балансе компании оказалось ещё больше миллиардов долларов неликвидных активов, за которые надо было платить. Голоса несогласия внутри Lehman становились все громче. Барт Макдейд, чьё подразделение акционерного капитала завершило год с рекордным годовым доходом в 4 млрд. долларов, был напуган большой суммой долга, накопившейся на балансе компании. Он знал, что факты, лежащие в основе пузыря на рынке жилья, вызывают тревогу, и был глубоко обеспокоен тем, что компания работает с коммерческой недвижимостью, ипотеками и займами.

Таким же был и его бывший заместитель, ныне глава отдела облигаций, Майк Гелбанд, и формально босс Уолша, который сделал первое страшное предупреждение о надвигающемся жилищном кризисе компании “Fortress FID” за 2 года до событий.

Впоследствии летом 2006 года заместитель Гелбанда Алекс Кирк выступил с презентацией перед 150 высшими менеджерами компании, предупредив, что если они продолжат привлекать заёмные средства, то могут потерять миллиарды долларов.

Фулд слышал презентацию вместе с Грегори, но отмахнулся от предупреждения. Он считал, что “чем больше сделок мы можем провернуть, тем лучше”, — говорит Кирк.

Как выразился один из участников:

— У Дика была идея, что на каждый доллар дохода, который вы получаете, осуществляя LBO [выкуп акций с привлечением заёмных средств], вы зарабатываете на последующем бизнесе ещё 5 долларов — что, кстати, если посчитать, на самом деле в 2 раза больше. И приходится сильно рисковать, чтобы заработать эти доллары. Так что Дику и Джо не нравилось, когда им советовали избегать рисков.

Также вызывало беспокойство, что к 2006 году Дэвида Гольдфарба сместили с поста главы правления и назначили главой отдела стратегических партнёрств и основных инвестиций, что, по сути, давало ему контроль над балансом Lehman в размере 50 млрд. долларов с инструкциями инвестировать их на самом пике рынка. (Опять же, по словам члена исполнительного комитета, большинство из них — за исключением Гольдфарба — понимали, что это потому, что Фулд хотел оставить его в компании, а Грегори хотел его убрать.)

К 2007 году министр финансов Хэнк Полсон начал предупреждать все компании, занимающиеся ценными бумагами, о необходимости рекапитализации путём сокращения дивидендов и балансов. Но Lehman тоже проигнорировал Полсона. Среди сотрудников Казначейства Дейв Гольдфарб получил прозвище “Планета Гольдфарб”, потому что, как объясняет один из них, “его слова могли быть правдой только на планете Гольдфарб, а не на Земле”.

Большую часть 2007 года Lehman потратила на невероятные покупки. В мае, в том же месяце, когда закрылась сделка Archstone, компания также приобрела Eagle Energy, энергетическую компанию из Хьюстона, за 400 млн. долларов, вопреки совету Майка Гелбанда. Источники сообщают, что Фулд хвастался, что Eagle Energy, которой управлял друг Скипа Макги, принесёт компании прибыль в миллиард долларов в течение 12 месяцев. Но в течение следующих 12 месяцев Eagle Energy оказалась должна Lehman 664 млн. долларов по непогашенным кредитам. В октябре 2008 года французский гигант^[60] коммунальных услуг Electricite de France SA (EDF) выкупил Eagle Energy через суд по делу о банкротстве всего за 230 млн. долларов при условии, что Lehman спишет непогашенные долги на 433 млн. долларов. А ещё была Grange Securities, австралийская дистрибьюторская компания CDO, за которую Lehman по совету Джесси Бхаттала заплатила 100 млн. долларов. Приобретение произошло как раз в тот момент, когда “CDO” вошло в общественный лексикон как обозначение того безумия, которое характеризовало ипотечный бум предыдущих нескольких лет. Гелбанд протестующе завопил, но ему велели молчать. Grange Securities стала ещё одним гвоздём в гроб компании.

Опасность такой скупки целых предприятий, особенно когда для этого Lehman пришлось влезать в миллиардные долги, заключалась в том, что если прибыль не оправдает радужных прогнозов, Lehman могла столкнуться с трудностями при осуществлении платежей. И в отличие от других компаний, Lehman почти не привлекала к сделкам другие компании, чтобы частично переложить риски на инвесторов. Lehman брала весь риск на себя.

* * *

Гелбанд провёл год в постоянных конфликтах с Фулдом и Грегори. В 2006 году доход по облигациям составил 9 млрд. долларов; Грегори сказал Гелбанду, что в следующем году они с Фулдом ожидают 12 млрд. долларов. Напряжённость, по словам бывших коллег, во многом была связана с интеллектуальным разрывом между ними.

— Майк что-нибудь говорил, а Дик спорил с ним, потому что не понимал Майка, — говорит один наблюдатель на заседаниях исполнительного комитета. — Многие не понимали, что говорил Гелбанд.

В мае 2007 года Грегори уволил Гелбанда.

— Ты хотел перемен. Так вот, перемены — это я, — как сообщается, сказал Гелбанд Грегори.

Стив Лессинг отправил Тому Такеру электронное письмо, в котором сообщил, что Грегори уволил Гелбанда, даже не согласовав с исполнительным комитетом, и добавил, что он не мог поверить, что Грегори был настолько глуп и ревнив, чтобы выставить Гелбанда. Он сказал Такеру, что теперь все настолько боятся Грегори, что дальнейшая судьба компании вызывает опасения.

Вскоре после ухода Гелбанда раздражённый Алекс Кирк, как сообщается, пошёл к Фулду и пожаловался, что он, Фулд, не слушал Гелбанда должным образом — в основном из-за “парня дальше по коридору” (Грегори), которому “никто не верит” и “который просто говорит тебе то, что, по его мнению, ты хочешь услышать, а не то, что происходит на самом деле”.

Фулд передал Грегори слова Кирка, и Кирк быстро стал следующим в списке кандидатов Грегори "на вылет".

Следуя классическому манёвру Lehman, вместо того чтобы заменить Гелбанда Кирком, который знал бизнес вдоль и поперёк, Грегори назначил управлять им Роджера Нагиоффа, бывшего главу отдела европейских деривативов на акции, который жил в Лондоне и не имел опыта работы с облигациями. Айзекс говорит, что воспринял повышение Нагиоффа как знак того, что Фулд решил развернуться на европейском рынке. На самом деле многие думали, что Нагиоффа выбрали только потому, что он нравился Грегори и не представлял для него угрозы. Грегори даже не возражал против того, чтобы Нагиофф остался в Лондоне, но сказал Нагиоффу, что ему придется проводить 2 недели в месяц в Нью-Йорке, и предложил ему купить квартиру в городе.

— В этом заключалась проблема всей философии заведения, — говорит бывший управляющий директор и глава отдела глобального рекрутинга, проработавший в Lehman 20 лет, прежде чем ушёл в конце 1990-х годов. — Вместо того, чтобы искать лучших, они искали лояльных.

* * *

После праздничной вечеринки Lehman в 2007 году по фирме прошёл слух, что Алекс Кирк приехал домой на зафрахтованном компанией автобусе и попросил водителя высадить его, не доезжая до первой остановки.

На той остановке должен был выйти один сотрудник, намного младше него, но член Сети геев, лесбиянок, бисексуалов и трансгендеров (GLBT), возглавляемой Грегори.

— Вам известно, кто я? — по сообщениям, спросил Кирк у водителя, когда тот попробовал возразить.

По словам коллег, когда Грегори узнал о случившемся, он был в ярости. Он вычел Кирку 1 млн. долларов из премии.

В начале 2008 года Нагиофф сказал Грегори, что устал летать на работу через океан и увольняется. Вместо назначения очевидного преемника, Кирка, Грегори выбрал для управления подразделением облигаций Эндрю Мортона — канадца, который виделся с Фулдом всего дважды. Есть сообщения, что Кирк либо уволился сам, либо его уволили. В любом случае, он ушёл.

Множество сотрудников Lehman, включая Тома Руссо и Фрейдхайма, выступили с речами, предупреждающими о надвигающемся пузыре и о том, как важно управлять рисками. В Давосе в январе 2008 года в Financial Times цитировались слова Фрейдхайма: “Нам не нужно ждать, чтобы выяснить, есть рецессия или нет… У нас кредитный спад, и мы должны с ним справиться".

Скотт Фрейдхайм выступает на первом пленарном заседании ежегодной встречи Всемирного экономического форума в Давосе, Швейцария (2006)

Руссо выступил с речью перед встречей G30^[61] в ноябре 2007 года, позже в 2008 году ставшей Всемирным экономическим форумом в Давосе. Речь называлась “Кредитный кризис: где мы находимся?”, её основными моментами были следующие тезисы: “Собственный капитал домохозяйств, вероятно, начнёт снижаться [в годовом исчислении] в первой половине 2008 года”; “Начинают проявляться признаки ослабления рынка труда, способствуя снижению доверия потребителей”; “Тем временем потребитель сильно закредитован”; и “Проблемы на рынке ипотеки и заражение кредитных рынков и банков бросают дополнительный вызов потребителям".

Так почему же Lehman не последовала собственному совету?

К 2007 году обязательства Lehman в сфере недвижимости выросли всего за один месяц с 20 до 40 млрд. долларов. По словам руководителей, Грегори был раздосадован тем, что Lehman проиграла банку Wachovia и Merrill Lynch в сделке по финансированию приобретения Тишманом-Спейером компании Stuyvesant Town, огромного жилого комплекса на Манхэттене, стоимостью 5,4 млрд. долларов. Фулд тоже был раздражён; он был близким другом Джерри Спейера, председателя правления компании-застройщика, и эти отношения должны были привести к заключению контрактов. Спейер и Кэти Фулд были членами правления Музея современного искусства. Грегори и другие убеждали Уолша заключить следующую крупную сделку.

И вот, к удивлению многих на Уолл-стрит, Уолш возглавил сделку с Barclays и Bank of America по финансированию выкупа Тишманом-Спейером у компании Archstone-Smith за 22 млрд. долларов крупного портфеля арендной недвижимости на Восточном побережье в мае 2007 года.

Сначала Фулд и Уолш были в восторге от этой сделки. Они согласились с отчётом ведущих отраслевых аналитиков, Greenstreet Advisors, о том, что Lehman на самом деле недоплатил за Archstone. Они просто не предвидели, как быстро и сильно изменится рынок.

Время было настолько неподходящим^[62], что Спейер даже позвонил Фулду, согласно New York Times, чтобы узнать, не хочет ли Lehman отказаться от сделки. "Конечно, нет", — сказал Фулд. Он был человеком слова. Он положил 4 млрд. долларов на баланс Lehman.

— Archstone был бы выгодной сделкой, если бы было время с ней повременить, — говорит член исполнительного комитета. — Но время было выбрано неподходящее, особенно учитывая, как Lehman финансировала это. Рынок полностью рухнул как раз в то время, когда нужно было вывозить всё это добро, и поэтому Lehman увязла по уши.

Стив Беркенфельд, директор по инвестициям частных стратегий и бывший адвокат Lehman, позже объяснил, почему Lehman так охотно шёл на эти риски:

— Как мы можем конкурировать в бизнесе, ориентированном на баланс, когда мы вдвое меньше Morgan, Merrill и Goldman и в несколько раз меньше Citi?... Мы обращаемся к клиенту, а он хочет получить финансирование в размере 15 млрд. долларов. Они и слышать не хотят, что для нас слишком дорого и 5 млрд. долларов. Становимся ли мы более активными в сфере недвижимости, каким образом мы можем это сделать? Да. Это наши способы конкуренции.

Но так недолго и вылететь в трубу.

Позже Эрин Каллан рассказала Fortune, что в сознании Фулда и Грегори эта авантюра была не более чем повторением российского кризиса; они думали, что играют в покер с высокими ставками. По её словам, “портфель коммерческой недвижимости действительно стал для компании камнем на шее”.

* * *

В конце лета 2007 года, как раз когда инвесторы начали паниковать, понимая, что кризис низкокачественных ипотечных кредитов может иметь гораздо более серьёзные последствия, Грегори решил провести дополнительные кадровые изменения. В этот момент Мадлен Антончич, глава отдела рисков, которая уже подумывала об уходе (источники сообщают, что её понизили до должности ответственной за связи с правительством), только развела руками. Она говорит, что не могла поверить в глупость всего, что видела вокруг — а она видела многое. И она ушла.

Грегори продолжал претворять в жизнь свои планы, которые были реализованы несколько месяцев спустя. Финансового директора Криса О'Миру понизили в должности до директора по рискам (заменив Антончич), а новым финансовым директором стала Эрин Каллан.

Скип Макги, который, как начальник Каллан, должен был сделать объявление, намеренно отодвинул его в конец своей повестки дня во время встречи управляющих директоров в Лондоне, потому что боялся негативной реакции, которую, как он знал, вызовет эта перестановка. У Каллан не было опыта работы в бухгалтерии, даже несмотря на то, что на Lehman надвигался худший финансовый кризис за последние десятилетия.

— Когда Скип Макги объявил, что Каллан стала финансовым директором и войдёт в исполнительный комитет, это походило на открытый бунт, — говорит один из участников.

— Некоторые, кто работал с ней долгое время, в основном кричали, и это какой-то кошмар, — вспоминал бывший член исполнительного комитета. — Со стороны можно сказать, что она уже работала на некоторых парней в зале, а если кто-то получает повышение на один или два шага раньше тебя, вряд ли ты будешь особо счастлив, почти независимо от обстоятельств. Но это только со стороны. В основном же никто не питал к ней особых симпатий.

Скорее дело обстояло не в симпатиях, а в том, что она неподобающим образом обращалась с коллегами-мужчинами, поэтому её не воспринимали всерьёз.

— Она не имела ни малейшего представления о бухгалтерском учёте... и она никогда не руководила коллективом более 50 человек. Таким образом из-за отсутствия опыта в этой сфере, финансового образования, управленческого опыта на этом самом сложном рынке в истории вряд ли можно назвать её самым подходящим специалистом для такой работы, — сказал один из коллег.

Это был крик, который эхом разнесся по всей компании.

Некоторые члены исполнительного комитета пожаловались Фулду. Роз Л'Эсперанс, возможно, вторая по старшинству женщина в инвестиционно-банковском подразделении, прямо заявила Фулду, что Каллан не обладает необходимыми навыками для работы финансовым директором и что сейчас самое неподходящее время для экспериментов – жди только катастрофы. Её аргументы не были услышаны.

Грегори был в восторге — он ввёл женщину в исполнительный комитет. Чтобы отпраздновать это событие, в честь Каллан в ресторане "Ла Гренуй" был дан ужин, чего не было сделано ни для кого другого, кого повысили за большим столом.

Каллан дали 3 месяца, чтобы войти в курс дела. Крис О'Мира опубликовал отчёт о финансовом результате в ноябре 2007 года, объявив об очередном рекордном году, когда выручка достигла 19,3 млрд. долларов, а также похвастался тем, что компания “придерживалась консервативных рамок финансирования для снижения рисков”.

За последний год пул ликвидности компании вырос на 7 млрд. долларов. У всех подразделений были рекордные доходы. Сделки включали работу над IPO Blackstone, IPO Fortress, IPO Man Financial, Citi и Ochs Ziff. Банкинг получил первое значительное консультативное задание для General Electric, которое касалось продажи GE Plastics. Standard & Poor's оценило Lehman на уровне A+, в то время как Moody's оценило его на уровне A1 и высоко оценило “масштаб и широту франшизы”.

Другие крупные банки были озадачены. Как такое получается, что они все страдают, а дела у Lehman идут настолько хорошо?

* * *

В Lehman прошёл ужин для бывших сотрудников в 2007 году по предложению Скотта Фрейдхайма, который взял на себя смелость скопировать Goldman Sachs и McKinsey. Обе компании пришли к выводу, что сеть бывших сотрудников — это полезная экосистема взаимоотношений, которая часто порождает новый бизнес.

Фулд был любезным хозяином весь вечер. Он был взволнован, приветствуя таких успешных людей, как Стив Шварцман, Питер Соломон и Питер Коэн, которые все пришли, чтобы выпить за Фулда и необыкновенную историю феникса, восставшего из пепла — в данном случае, буквально, после 11 сентября.

В бильярдной ресторана Four Seasons также был организован фуршет для так называемого списка "А-". Фулд выступил перед многолюдной толпой.

Не все были ослеплены дружелюбием. У Стива Карлсона, бывшего главы отдела развивающихся рынков, а ныне председателя Provident Group, был вопрос к Стиву Лессингу:

— Стиви, тебя не беспокоит недвижимость?

Лессинг, стараясь не испортить вечер, поднял бокал в тосте и сказал:

— О, не волнуйся — у нас всё захеджировано.

Глава 16. Говорящая голова

Я думаю, вы могли бы возразить, что Эрин Каллан была интересной идеей — и в другое время могла бы стать блестящим выбором. Но это был худший момент для того, чтобы посадить новичка на место, что очень несправедливо по отношению к ней.

— Питер А. Коэн

При банковском кризисе восприятие становится реальностью. Ранней весной 2008 года Bear Stearns считалась компанией с Уолл-стрит, наиболее уязвимой в условиях ипотечного кризиса, и как только один крупный клиент начал задавать вопросы о её платежеспособности, ей пришлось бороться за жизнь. Эрин Каллан, принципиально новая финансовый директор (заметная женщина), считалась одним из крупнейших активов Lehman, и для некоторых это было долгожданным изменением по сравнению со старым способом ведения бизнеса.

Она была высокой, ростом более 170 см, блондинкой с ямочками на щеках, уверенная в себе и разговорчивая. Она выглядела и говорила как человек откровенный. Между тем пристрастие генерального директора Bear Stearns^[63] Джимми Кейна к марихуане стало новостью с тех пор, как Wall Street Journal впервые сообщила об этом в ноябре — своего рода сплетня, которая подорвала имидж компании, уже катившейся в пропасть.

Акции Bear Stearns потеряли более половины стоимости за неделю с 10 марта, закрывшись на отметке 30 долларов в пятницу, 14 марта, после того как JPMorgan согласился содействовать маневру Федеральной резервной системы, чтобы удержать Bear на плаву, пока они будут оценивать последствия его краха.

В те выходные генеральный директор JPMorgan Джейми Даймон и около 150 его сотрудников отправились в Bear, чтобы начать проверку бухгалтерских книг, и к воскресенью, 16 марта, он определил, что акции компании на сумму около 30 млрд. долларов были слишком рискованными, чтобы распоряжаться ими без помощи правительства. К ужасу совета директоров Bear, Федеральная резервная система согласилась гарантировать кредиты — при условии, что Даймон предложит акционерам больше, чем первоначальное предложение в 2 доллара за акцию. (Предложение будет увеличено до 10 долларов, но не раньше, чем цифра в 2 доллара вызовет панику на рынке.)

В понедельник, 17 марта, Bear Stearns умер — и Lehman, казалось, могла последовать за ним в могилу. Фулд примчался домой из деловой поездки в Индию в выходные, когда сделка была заключена под руководством министра финансов Генри “Хэнка” Полсона, который знал, что у Lehman такие же проблемы на рынке недвижимости, как у Bear. Тот видел, как Lehman чудом избежала разорения во время кризиса мексиканского песо 1995 года и двойного удара российского кризиса и краха системы долгосрочного управления капиталом в 1998 году, поэтому он был обеспокоен. Позже он сказал, что задавался вопросом, похож ли Фулд “на кошку с девятью жизнями”.

* * *

Обвал Bear, произошедший почти за одну ночь, был ошеломляющим. До той судьбоносной недели в марте немногие искушенные инвесторы оценивали масштабы риска, присущего преобладающей бизнес-модели Уолл-стрит.

— Никто не ожидал, что компания, которой было 85 лет и которая полагалась на оптовое финансирование... может просто исчезнуть из-за банкротства банка, — сказал высокопоставленный чиновник ФРС. — Все вели с ними дела, пока их не стало.

Если у Фулда и были какие-либо сомнения относительно того, какая компания, по мнению рынка, падёт следующей, они развеялись, когда при открытии рынков в 9:30 утра акции Lehman упали на 48% за первый час торгов.

В тот же понедельник поступил в продажу апрельский номер Conde Nast Portfolio, посвященный “сексизму на рабочем месте”, со статьёй о Каллан (“Самая влиятельная женщина на Уолл-стрит”).

Сопровождаемая двухстраничной фотографией, на которой Каллан выходит из сверкающего чёрного лимузина в коротком платье и на высоких каблуках, статья казалась совершенно неуместной.

Финансовый директор Lehman Эрин Каллан позирует для журнала Portfolio, пока компания борется с трудностями на рынке (17 марта 2008 г.).

— Я не подавляю свою женскую природу, — сказала она писательнице Шиле Колхаткар. – Я легко могу поговорить о своём закупщике или наряде.

Даже во время бума рынков это могло показаться странным, но, учитывая ситуацию Lehman, статья и фотография были неуместны, гранича с самоубийством. Было не время для лести и флирта. Lehman боролась за жизнь.

Однако на следующий день, во вторник, Каллан развеяла все домыслы во время запланированной телефонной конференции компании, на которой были объявлены финансовые результаты за первый квартал. Она излучала уверенность, компетентность и, казалось бы, искренность. Когда разговор закончился^[64], банковский аналитик, настроенный по-медвежьи, Мередит Уитни похвалила её работу — и Каллан сорвала овацию торгового зала. Чистая прибыль инвестиционного банка упала более чем вдвое по сравнению с предыдущим годом, но времена были трудными, и Lehman по-прежнему получала прибыль почти в полмиллиарда долларов. После закрытия торгов в понедельник на уровне 31,75 доллара, акции Lehman выросли до 46,50 доллара за акцию во вторник. Грегори возглавил исполнительный комитет, аплодируя Каллан на следующем заседании. Как и ужин в "Ля Гренуй", это было беспрецедентно. Но Каллан была героем. Она в одночасье стала публичным лицом Lehman Brothers.

И всё же некоторые остались в недоумении. Эти доходы просто не имели смысла. А как же огромные риски Lehman в сфере недвижимости и ипотечных кредитов?

Главным среди скептиков был Хэнк Полсон. Министр финансов был осведомлён о пагубном влиянии Грегори на компанию, отчасти потому, что разговаривал с бывшим главой Lehman по облигациям Майком Гелбандом, который пришёл на собеседование в Казначейство после ухода из Lehman. У команды Казначейства не было для него работы, но он произвёл на них большое впечатление.

Они смутно осознавали, что Фулд отгородился от тех в компании, кто обладал достаточной интеллектуальной мощью, чтобы справиться с этим кризисом, говорит член команды Казначейства. Итак, в то время как Грегори заверял своего старого приятеля Фулда, что компания выкарабкается, точно так же, как они делали это раньше, министр финансов пытался донести до них другую мысль.

— Хэнк постоянно подчёркивал Дику: "У тебя должны быть планы В и С. Надежда — это не стратегия”, — говорит тогдашний заместитель Полсона Боб Стил.

Когда позже на той неделе Полсон позвонил Фулду, чтобы посоветовать ему рассмотреть возможность привлечения капитала, он с удовлетворением узнал, что Lehman уже работает над этим, и к 1 апреля банк привлёк 4 млрд. долларов конвертируемыми привилегированными акциями. 12 апреля на ужине G7 в Вашингтоне, округ Колумбия, Полсон отвёл Фулда в сторону.

— Я поздравил его с увеличением капитала, — говорит Полсон. — Я призвал его продолжать в том же духе.

Полсон пытался заставить Фулда быть ещё осторожнее и даже рассмотреть возможность продажи компании, но Фулд его не услышал. Позже тем же вечером Фулд отправил Тому Руссо по электронной почте следующее сообщение:

Только что закончил ужин с Полсоном.

В сухом остатке//

1. у нас тесная связь с Казначейством

2. понравилось наше увеличение капитала

3. действительно ценю твою и Ридерса работу над идеями

4. они хотят уничтожить плохие хедж-фонды + жестко регулировать остальные

5. они хотят, чтобы все страны G7 приняли стандарты времени, стандарты капитализации, уровни привлечённых средств и ликвидности

6. ГП обеспокоен из-за ML [Merrill Lynch]

Как-то так.

Дик

Без сомнения, воодушевлённая популярностью, Каллан стала чаще появляться на телевидении, особенно на деловом канале CNBC, и хвастаться большими успехами Lehman. В этом также была личная выгода: она рассказала коллегам, что бывший школьный друг, а ныне пожарный, связался с ней после того, как увидел её в сети, и пригласил на свидание.

1 апреля, когда Фулд разбирался^[65] с Полсоном, Каллан разговаривала с давней ведущей CNBC Марией Бартиромо о повышении капитализации. Она знала, о чём пойдёт речь (“довольно солидные результаты, [но] не на абсолютной основе”) и придерживалась своей линии о прозрачности: “Мы рады распахнуть кимоно и позволить всем увидеть историю”. Это было ещё одно отчётливое, уверенное выступление.

— Насколько тебе известно, Мария, мы работаем на рынке, где восприятие важнее реальности, — сказала она.

Благодаря 40-летнему управляющему хедж-фондами Дэвиду Эйнхорну это продлилось недолго^[66].

Эйнхорн не аплодировал, когда услышал объявление Каллан о финансовом результате. Он всё больше подозревал, что компания прибегала к бухгалтерскому подлогу, чтобы показать свои прибыли, и неоднократно заявлял об этом на различных конференциях инвесторов. Он даже сказал, что, по его мнению, Комиссия по ценным бумагам и биржам (SEC) ничего не делает, чтобы предотвратить ещё больший кризис. (Эйнхорн сильно пострадал от залогового кризиса, будучи крупным акционером и директором гиганта по низкокачественным ипотечным кредитам New Century Financial, который обанкротился почти в одночасье в 2007 году.)

Эйнхорн полагал, что Lehman мог сообщать о прибылях, только если значительно и незаконно завысить стоимость своих активов. И у него было несколько убедительных доказательств: расхождение в 1,1 млрд. долларов между результатами, опубликованными в мартовском отчёте Каллан о доходах, в котором она сообщила, что банк снизил стоимость своих активов третьего уровня^[67] на сумму 875 млн. долларов, и результатами в ежеквартальном отчёте, поданном в SEC несколько недель спустя, в котором утверждалось, что активы третьего уровня банка фактически выросли в цене.

Он попросил Каллан позвонить ему — по электронной почте. И, вопреки совету исполнительного комитета, который считал, что Эйнхорна лучше игнорировать, она позвонила. Во время телефонного разговора Эйнхорн попросил Каллан объяснить, как компания пришла к списанию своих активов в период, когда всё: от облигаций до недвижимости и прямых инвестиций — потеряло ценность.

Сообщается, что он спросил Каллан о переоценке активов 3-го уровня и о том, как компания может списать "какие-то" 200 млн. долларов по пулу обеспеченных долговых обязательств (CDO) на сумму 6,5 млрд. долларов, когда их стоимость явно упала за последние несколько месяцев.

Эйнхорн утверждал, что не получил ни единого прямого ответа от Каллан, но телефонный звонок дал ему много материала для следующей публичной обличительной речи в адрес Lehman — на конференции Ira W. Sohn Investment Research 21 мая.

Среди прочего, он сказал:

— Теперь, учитывая мой опыт работы с... SEC, я не ожидаю, что Lehman подвергнется каким-либо существенным санкциям за то, что, по нашему мнению, она совершила. Я подозреваю, что некоторые власти аплодируют бухгалтерской изобретательности Lehman, но, — предупредил он, — если за плохое поведение не будет наказания — а фактически такое поведение вознаграждается лестными историями в прессе о том, как справиться с кризисом, — со временем мы все будем нести на себе негативные последствия.

Цена акций Lehman упала на доллар с 29,50 доллара и медленно поползла вниз.

* * *

Исполнительный комитет Lehman неистовал.

— Её застукали в нижнем белье, — позже пожаловался один из них.

Но Каллан, “выходящая из-под контроля”, по словам кого-то из исполнительного комитета, продолжила свой медиа-блиц, выгораживая Lehman и себя.

Примерно в это же время 53-летний финансовый директор Goldman Sachs Дэвид А. Виньяр поднял телефонную трубку и позвонил Каллан. Он беспокоился за свою молодую соперницу, которая, казалось, появлялась на CNBC всякий раз, когда он включал телевизор. Виньяр занимал своё место в течение 9 лет, и никто никогда не видел его по телевизору. Он хотел дать несколько дружеских советов: ему казалось, что молодая финансовый директор не поможет ни себе, ни Lehman, если будет открыто выступать против Эйнхорна и продавцов коротких позиций.

По словам коллег Каллан, она не придала этому звонку особого значения. Когда он предложил им встретиться, она сказала, что у неё нет времени.

— Возможно, она считала его врагом, поскольку он был из Goldman Sachs, — говорит Майкл Томпсон, её бывший муж, в её защиту.

Но даже Фулд всегда отвечал на звонки своего коллеги из Goldman Sachs Ллойда Бланкфейна. Пару лет назад сын Фулда Ричи даже перешёл на работу в Goldman Sachs. Каллан, казалось, считала выше своего достоинства разговаривать с финансовым директором-конкурентом. Что случилось с умной молодой банкиршей? Где был её здравый смысл?

— Мы не знали, что она превратится в рок-звезду, — скажет позже Том Руссо.

И это было только начало. В субботнем выпуске^[68] Wall Street Journal от 17 мая, прямо перед разгромной речью Эйнхорн, длинный очерк о Каллан завершился фрагментом о её личном закупщике в Bergdorf Goodman^[69]. Её коллеги были потрясены. Она была самой высокопоставленной женщиной на Уолл-стрит, Lehman боролась за жизнь, а она вот так рассказывает о себе самой важной деловой газете в стране?

По словам Руссо, Грегори практически не давал Каллан указаний по этому поводу. Она просто занималась самодеятельностью.

— Она хотела быть в центре внимания. Какой бы умной она ни была, ей следовало быть достаточно сообразительной, чтобы понимать, чего ей делать не следует, — говорит один из её бывших коллег, добавляя, что ей следовало бы отказаться от должности финансового директора, когда ей предложили, “но она этого не сделала”.

* * *

Во время подготовки к июньской свадьбе Джорджа Уокера Каллан оставалась в стороне от всеобщего внимания. Она знала, что на этот раз подтасовать финансовый результат не получится. Lehman собиралась сообщить об убытке в размере 2,8 млрд. долларов за второй квартал, своём первом квартальном убытке в качестве публичной компании. Ей нужно было подготовить рынок к этим очень плохим новостям.

Но 4 июня^[70], за 3 дня до свадьбы Уокеров, в Wall Street Journal появилась статья Сюзанны Крейг, сообщившая новость о том, что Lehman рассматривает возможность “увеличения капитала”. Это было формально неверно, и из-за этого казалось, что Lehman испугалась. Фрейдхайм, который держал новости в тайне сотрудников пиар-отдела, пришёл в ярость, когда прочитал её. Источники утверждают, что он запросил список телефонных звонков из офиса Lehman, чтобы найти утечку.

— Последние три года Lehman искал стратегического партнёра и акционерный капитал на открытом рынке, а не увеличение капитала, — сказал он журналу People в то время.

Различие было важным — увеличение капитала разбавило бы акции и, следовательно, снизило бы их цену, в то время как покупка акций на открытом рынке у стратегического партнёра — нет.

В запрошенных списках Фрейдхайм обнаружил звонки из офиса Каллана в Wall Street Journal. Кипя от злости, он сообщил об этом Фулду и Грегори, сказав им:

— Надо рассмотреть все варианты, включая её увольнение.

— Мы не можем, — ответил Грегори. — Она находится под большим давлением из-за будущего объявления о квартальном финансовом результате. Нельзя отвлекать её прямо сейчас.

Фулд отдал это на усмотрение своему заместителю. Каллан была протеже Грегори, его проектом.

В офисе Wall Street Journal у Крейг раздался звонок от Фулда. Он сообщил, что “больше не считает её другом компании”.

Поражённая Крейг позвонила Керри Коэн в пресс-офис Lehman.

— Я только что говорила по телефону с Диком, — сказала она Коэн. – Передай Эрин, чтобы она немедленно позвонила мне.

Тем временем Эндрю Гауэрс, ветеран Financial Times, который теперь был старшим пиар-менеджером Lehman, незаметно за спиной Фулда позвонил своему приятелю Роберту Томсону, главному редактору Wall Street Journal. Их связывала долгая дружба, поскольку Томсон предшествовал Гауэрсу на посту редактора Financial Times.

— Я сказал Роберту не обращать внимание на то, что они наговорили Сью. Я бы позаботился о том, чтобы все обо всём узнали, — говорит Гауэрс. — Я чувствовал, по крайней мере, с моей узкой точки зрения, что приличия были сохранены, независимо от того, какие бы глупости ни произносились с верхнего этажа [Lehman].

Но напряжённость в отделе прессы и вокруг него отразилась и на свадьбе Джорджа Уокера. Пока все танцевали под музыку, Скип Макги вдрызг разругался с Фрейдхаймом (он находился там со своей хорошенькой невестой-француженкой Изабель Дюфур) из-за недавних публикаций о Lehman. Макги не согласился с недавним решением уволить сотрудника пресс-службы Ханну Бернс, которую другие сочли слишком “эмоциональной” при общении с прессой.

На самом деле, Макги не был согласен со многим, что он видел в последнее время, и объявление квартальных финансовых результатов не вселяли в него никакого оптимизма.

На следующее утро^[71], в воскресенье, за день до объявления о результатах, Макги вошёл в кабинет Фулда, закрыл дверь и настоял, чтобы сидевший там Грегори ушёл. Затем Макги сказал Фулду, что с Грегори нужно расстаться. Это нужно рынку; Фулду просто нужно уволить Грегори.

— Ты должен это сделать, — повторил Макги.

— Я никогда этого не сделаю, — ответил Фулд. — Мы были партнёрами 30 лет.

* * *

9 июня Каллан опубликовала отчёт о финансовых результатах. Как и опасались инсайдеры, рынок был в ужасе от огромных потерь. Сразу же акции Lehman начали свободное падение с 30 долларов, упав на 7% к вечеру вторника и ещё на 14% в среду.

Все были встревожены и несчастны. Во вторник, 10 июня, на совещании руководителей Фулд попросил всех за столом по очереди высказать свои предложения о “восстановлении доверия”. Макги заговорил первым^[72] по просьбе Фулда, отчасти потому, что Макги получил (и переслал Фулду) электронное письмо от 9 июня от Бенуа Д'Анжелена, бывшего сотрудника Lehman, который всего за несколько месяцев до этого ушел в хедж-фонд Centaurus Capital. Оно гласило:

По подсказке Фулда Макги кратко изложил содержание электронного письма.

Он сказал коллегам-руководителям:

— Моральный дух никогда не был хуже... Кого-то из высшего руководства надо привлечь к ответственности. Я думаю, нам нужно встать и сказать, что мы совершили ошибки, и мы собираемся всё исправить…

Грегори впился в него взглядом. Макги знал, что некоторые из тех, кто сидел за столом, согласились с ним (он говорил, например, с Макдейдом), и надеялся, что кто-нибудь из них его поддержит. Никто не поддержал.

Собрание продолжалось, почти так, как будто он ничего не говорил. Наоборот, он и стал первой мишенью нападок. Грегори говорил о важности “держаться вместе” в подобные времена.

Под столом Макги напечатал электронное сообщение Джеффу Вайсу, банкиру, который не присутствовал: “Я покойник”.

* * *

Но к тому времени, подобно спящему гиганту, только что пробудившемуся после 30-летней спячки, Фулд постепенно справлялся с неразберихой внутри компании — и за её пределами. В течение следующих 2 дней он присутствовал на заседаниях исполнительного комитета в разных подразделениях и ясно дал понять, что хочет услышать правду. Ему хотелось знать, что рядовые сотрудники думают о высшем руководстве Lehman.

В среду, 11 июня, он пообедал с сотрудниками подразделения Макги и поинтересовался их мнением. Он ничего не ел — весьма необычно для человека с ненасытным аппетитом — и, вставая перед уходом, задал последний вопрос:

— Что бы вы сказали, если бы меня здесь не было?

Их ответ прозвучал словно из греческого хора:

— Зажмите уши!

Но на этот раз он их услышал.

Глава 17. Жертвенный баран

Не знаю, что вам говорили, но меня точно не уволили.

— Джо Грегори

Во второй половине дня после обеда исполнительного комитета с Макги и Диком Фулдом, Трейси Бинкли, глава отдела кадров, сообщила Скотту Фрейдхайму, что Джо Грегори “присматривается к своим акциям”. Очевидный вывод состоял в том, что Грегори решил сбежать. В то время у него было акций Lehman на сумму более 260 млн. долларов; записи показывают, что с 2003 года он заработал 40 млн. долларов зарплаты и продал акций Lehman на сумму более 260 млн. долларов (70 млн. долларов из которых он пустил на уплату налогов с продажи акций).

Как быстро всё изменилось.

Двумя днями ранее, сразу после объявления о финансовом результате, пресс-отдел Фрейдхайма подвергся осаде; прошел слух, что Грегори и Каллан уходят. Было ли это правдой?

Фрейдхайм ничего подобного не слышал. Джо Грегори уходит из компании? В шоке Фрейдхайм спустился в офис Фулда и спросил, рассматривался ли вообще подобный сценарий.

— Нет, — сказал Фулд, — не рассматривается.

Грегори был ещё более категоричен.

— Абсолютно нет, — сказал он Фрейдхайму.

Но потом Фулд^[73] обошёл все подразделения компании и услышал громкий крик: Джо должен уйти!

Что на самом деле произошло дальше, знают только Фулд и Грегори, у которых состоялся разговор за закрытыми дверями.

Согласно источникам, Грегори позже объяснил свой внезапный уход тем, что “пал на меч ради блага компании”.

Но немногие в компании поддались на обман.

— Его уволили, — позже рассказывал Лессинг журналу People.

Но у Грегори оставалась последняя козырная карта. Он понял, что драматическое освещение в СМИ падения “Самой влиятельной женщины на Уолл-стрит” затмит новость об его уходе.

В среду днём Эрин Каллан разговаривала по телефону с аналитиками и инвесторами, успокаивая их после катастрофического объявления о финансовом результате в понедельник, когда Грегори сообщил ей, что уходит в отставку и что она тоже уходит.

Она была шокирована, но послушно вошла в кабинет Фулда и сказала:

— Кажется, я больше не нужна.

Его лаконичный ответ, по словам источника, был:

— Так и есть.

Всего несколько минут спустя она сидела в конференц-зале и слушала, как её наставник Грегори сообщает исполнительному комитету, что уходит в отставку.

— Она тоже уходит в отставку, — сказал он и указал на Каллан.

По её щекам покатились слёзы.

Позже Каллан^[74] расскажет журналу Fortune совсем другую историю. По её словам, если бы Грегори ушёл в отставку, “это имело бы большое значение внутри компании, но вряд ли бы это оказало большое влияние на рынок”, потому что Грегори “не был известен внешнему миру”.

Каллан охарактеризовала свою отставку как общее решение с Грегори уйти на благо компании. Чего она не сказала, так это того, что у них обоих были составлены соглашения, в которых указывалось, что до конца года им выплатят выходное пособие. (Грегори переехал в соседний офис на 6-ой авеню, чтобы оправдать это пособие.)

Грегори всё правильно рассчитал. Объявления об отставке были опубликованы в четверг, 12 июня. На следующий день в деловой прессе доминировала захватывающая история о унижении самой высокопоставленной женщины-руководителя Уолл-стрит. В типичном заголовке^[75] London Independent написала: “Ведущая женщина Уолл-стрит расплачивается за убытки Lehman”.

О Грегори почти не упоминалось.

* * *

Теперь Фулду нужно было сделать то, чего он никогда раньше не делал. Ему нужно было нанять нового президента, и впервые с тех пор, как он стал генеральным директором Lehman, ему пришлось предпочесть способности лояльности. Он должен был нанять кого-то достаточно проницательного и могущественного, чтобы защитить дело его жизни, даже если этот человек вполне мог сместить его. По одной из самых горьких ироний жизни, он понял, что ему нужен Крис Петтит — который уже 12 лет как был мёртв.

Был очевидный преемник: Барт Макдейд. Бывший босс и сосед Майка Гелбанда по комнате в бизнес-школе был фаворитом противников Грегори.

Ветеран рынка облигаций, возглавлявший ассоциацию рынка облигаций, он, благодаря эксцентричным кадровым манёврам Грегори, теперь также был экспертом на фондовом рынке; он был человеком с хваткой.

Никто не сомневался, что Макдейд, который пришёл в компанию в 1979 году в качестве стажёра, "стриг для Lehman зелень". Если ему чего-то и недоставало, то, возможно, харизмы Петтита. Но он был, по словам одного коллеги, “бизнесменом из бизнесменов”.

Макдейд был тихим, яростно интеллектуальным человеком.

— Его гениальность заключалась в том, что он умел смотреть на вещи сложно, разбивать их на части и творчески переосмысливать, а также продвигать бизнес вперёд таким образом, чтобы оно имело смысл, — говорит один из коллег. — Один из примеров: сейчас на Уолл-стрит для всех стало обычным делом передавать акции — CSA, соглашения о разделе комиссионных. Бартупришла в голову эта идея, он стал в ней пионером с Fidelity.

По сути, CSA разрешают передачу комиссионных по сделке от брокера третьей стороне.

Он поддерживал тело и ум в тонусе, добросовестно занимался спортом, а когда не был на приеме у клиентов, то принимал кетамин на завтрак, обед и ужин. Он был необычайно худым и носил строгие костюмы. У него была военная выправка, которая усилилась, когда он ко всеобщему удивлению обрил голову, услышав о своём назначении президентом.

12 июня Фулд позвонил в исполнительный комитет и объявил, что Макдейд — его кандидат. Комитет горячо одобрил этот выбор, как и большинство сотрудников Lehman, бывших и нынешних. Когда Том Такер прочитал об этом, он немедленно отправил Макдейду электронное письмо: “Надеюсь, ты сможешь исправить большую ошибку”.

Одним из немногих, кто возражал против Макдейда, был Джереми Айзекс. Повторяя жалобы на Петтита, Айзекс считал Макдейда больше “морским пехотинцем”.

Когда Макдейд получил работу, Айзекс подал в отставку, но Фулд умолял его остаться. Он знал, что потеря Айзекса так скоро после увольнения Грегори и Каллан сыграет катастрофическую роль в прессе и на рынке. Айзекс согласился остаться, чтобы помочь осуществить слияние с Корейским банком развития (KDB), корейским государственным банком, который выразил заинтересованность в покупке Lehman. Но во всём, кроме названия, Айзекса тихо сменили на посту главы Европы молодые немцы Кристиан Мейснер и Бенуа Саворе.

* * *

К пятнице, 13 июня, когда новости о перестановках попали в прессу, Фулд был готов двигаться дальше. О назначении Макдейда было официально объявлено компании в следующий понедельник в отеле Sheraton, расположенном недалеко от офисов Lehman в центре города на 7-ой авеню, где и Фулд, и Макдейд “поступили правильно” и объявили, что в этом году откажутся от своих бонусов.

Фулд пожалел, что на церемонии нет Грегори, который бы символически передал факел. Макдейд возражал — он хотел, чтобы всякая память о том, кого многие обвиняли в неоправданных рисках, стёрлась как можно быстрее.

На самом деле, когда ему показали кабинет Грегори, где, как предполагало большинство, он поселится, он заявил, что там плохой “фэн-шуй”. Вместо этого он переехал в кабинет Тома Руссо и профессионально отремонтировал его. Он быстро установил восточную статуэтку, которую назвал “Бог денег”, и которую всегда хранил на удачу. Руссо переехал в старый кабинет Грегори.

Макдейд быстро начал вносить кадровые изменения. Во вторник, следующий за увольнением Грегори^[76], он встретился со своими старыми друзьями (и бывшими сотрудниками Lehman) Майком Гелбандом и Алексом Кирком в квартире Кирка и убедил их вернуться в компанию. К концу июня эти двое вернулись в торговый зал, где их встретили оглушительными аплодисментами.

Макдейд также вернул Джона Сесила. Он сказал:

— Джон, ты нужен мне на собрании.

Прошло несколько лет с тех пор, как Сесил просматривал балансовые отчёты Lehman. Когда он увидел примерно 40 млрд. долларов в коммерческой недвижимости и ещё 25 млн. долларов в жилой недвижимости, он побледнел. Когда он осматривал исполнительный этаж Lehman, его поразило, что, несмотря на мрачное и решительное настроение, все казались измотанными.

— Не было ощущения готовности к рывку, — говорит он.

Макдейд быстро ликвидировал дорогостоящий отдел кадров Грегори. В итоге глава правления компании Иэн Лоуитт, стипендиат Rhodes и эрудит, получивший образование в McKinsey, которого многие считали кандидатом на место финансового директора до того, как его заняла Каллан, получил эту работу. (По словам одного из руководителей, одной из причин, по которой Лоуитта могли обойти, было то, что Грегори считал, что тот “неряшливо” одевается.)

Джерри Донини, глава отдела американских акций, занял прежнюю должность Макдейда в качестве глобального директора по акциям, а итальянский банкир по имени Риккардо Банкетти был выбран на должность напарника Кристиана Мейснера, возглавляющего европейские и ближневосточные операции инвестиционного банка — должность, освобождённую Айзексом. Были также назначены два новых руководителя отдела облигаций: глава азиатских рынков капитала Хен Сун Ли и глава глобальных кредитных продуктов Эрик Фелдер. За короткое время группу подлиз Фулда почти полностью оттеснили на обочину.

Макдейд разделил высшее руководство на команды, чтобы разделить значительный труд по выполнению своего плана по спасению компании. Его основные цели включали продажу компании к следующему кварталу, до которого оставалось менее 3 месяцев. вкратце, перед ним стояли 8 конкретных задач^[77]:

1. Убрать токсичные активы (кредиты на коммерческую недвижимость) с баланса и выделить их в отдельный механизм, который получил бы название “SpinCo”, чтобы распределить их между акционерами. Идея заключалась в том, что если освободить компанию от 2500 инвестиций в коммерческую недвижимость, это в конечном итоге позволит ей пережить "медвежий" рынок и принести прибыль акционерам.

2. Привлечь не менее 3,8 млрд. долларов, продав долю в недавно оздоровлённой “CleanCo” партнёру — проект, получивший название “Project Blue”. Скип Макги и банкиры были назначены ответственными за “Project Blue” и разработали документ, в котором описывалось возможное слияние с Корейским банком развития (KDB, корейский национальный банк), которому, как надеялся Lehman, будет принадлежать 55% подразделения Lehman по управлению инвестициями, в которое входил Neuberger Berman, у которого не было долгов и стоимость которого, возможно, достигала 9 млрд. долларов (некоторые инсайдеры даже думали, что 10 млрд.). Помимо KDB, также велись переговоры о слиянии с Bain and Hellman, Kohlberg Kravis Roberts и Blackstone.

3. Уменьшить “риски, связанные с менее ликвидными активами в виде ипотеки, коммерческой недвижимости и высокодоходного финансирования приобретения” — проще говоря, прекратить вкладывать деньги в рискованные предприятия с недвижимостью.

4. Сократить количество сотрудников и расходы.

5. Внести многочисленные управленческие изменения для улучшения производительности и управления рисками.

6. Завершить реструктуризацию всех “платформ появления секьюритизированных продуктов”. (В переводе это обычно означало завершение массовой чистки сотрудников Lehman, вовлечённых в ипотечный бизнес.)

7. Сократить расходы, не связанные с персоналом, на 250 млн. долларов.

8. Уменьшить общий дивиденд до 1,25 доллара США в квартал.

К тому времени эмиссар правительства — либо Казначейства, либо Федеральной резервной системы Нью-Йорка, либо Комиссии по ценным бумагам и биржам — ежедневно посещал Lehman (и большинство других фирм с Уолл-стрит). Полсон даже убедил своего старого приятеля по Goldman Sachs Кена Уилсона выступить связующим звеном с Lehman.

Полсон был готов помочь Фулду попробовать все, но его беспокоило SpinCo, которое сотрудники Казначейства быстро переименовали в “ShitCo” (дерьмо).

— Им пришла в голову эта дурацкая мысль насчёт SpinCo, — вспоминал он год спустя в аудитории Университета Джона Хопкинса в Вашингтоне, округ Колумбия, озадаченно нахмурив брови. — Я просто продолжал допрашивать Дика: ”Почему ты думаешь, что сможешь увеличить капитал в своей плохой недвижимости, если ты не можешь увеличить его в своей компании?"

Другими словами, как они могли рассчитывать собрать деньги для оплаты огромных счетов ShitCo, не совершая подлога с ценными бумагами? Единственным отдалённо жизнеспособным вариантом, предложенным компанией, была продажа компании по управлению активами NeubergerBerman. Но банкиры ясно дали понять, что продажа этой компании рассматривалась ими как вариант финансирования в крайнем случае.

По сути, в чём нуждались Lehman и/или SpinCo в краткосрочной перспективе, так это в неограниченной линии дешёвых кредитов в дисконтном окне Федеральной резервной системы.

Банки “Мейн-стрит” с вкладчиками, банковскими отделениями и банкоматами имеют доступ к дисконтному окну, потому что их вкладчики застрахованы Федеральной корпорацией страхования вкладов (FDIC), которая, в свою очередь, имеет право захватывать, поглощать и продавать банки, менеджеры которых слишком неаккуратно обращаются с бухгалтерскими книгами. Это был рискованный шаг, но в течение нескольких месяцев и Goldman Sachs, и Morgan Stanley будут изо всех сил пытаться сделать то же самое. Итак, с помощью^[78] юриста Sullivan & Cromwell Х. Роджина “Родж” Коэна команда Lehman подготовила предложение под названием “Влияние становления банком”.

* * *

Команда Lehman по SpinCo — Фулд, Руссо, Макдейд, Лоуитт, Фрейдхайм, Лессинг и казначей Lehman Паоло Тонуччи — высказала это предложение на телефонной конференции в июле с президентом Федерального резервного банка Нью-Йорка Тимоти Гайтнером. Он немедленно наложил на него вето.

Один человек, участвовавший в разговоре, вспоминает, что Руссо вмешался с ходу.

— Если вы не хотите, чтобы мы преобразовывались в банковскую холдинговую компанию, — умолял он Гайтнера, — тогда позвольте нам провести единовременные выборы, на которых мы передадим определенные активы, наши ипотечные кредиты и коммерческую недвижимость. Переведите эти активы в наш банк в Юте. Затем мы сможем разместить их в окне. И всё — всё кончено.

— Подавайте официальную заявку, — лаконично сказал Гайтнер, по слухам.

Но не было никаких сомнений в том, что Lehman находился в нескольких световых годах от соответствия требованиям, необходимым для того, чтобы стать банковской холдинговой компанией. Одобрение заявки компании нанесло бы ущерб репутации ФРС, по словам высокопоставленного источника там.

(Не помогло и то, что правительственные чиновники не воспринимали Руссо всерьёз. Некоторые называли его “Радио Том” за склонность к болтовне. “Он транслирует, но не слышит”, — сказал один бывший чиновник Казначейства, который помнит, как держал телефон на расстоянии вытянутой руки во время некоторых наиболее утомительных монологов Руссо.)

Lehman подал заявку, но всё это “было погорелым театром с их стороны”, позже сказал кто-то, близкий к председателю Федеральной резервной системы Бену Бернанке. Их заявку отклонили.

Однако, оглядываясь назад, идея Руссо выглядит довольно разумной, признаёт бывший сотрудник казначейства:

— Они были абсолютно правы, желая стать банковской холдинговой компанией.

Но ФРС была не в настроении для такого “нестандартного” мышления всего через несколько недель после финансовой помощи Bear Stearns. Чего она действительно хотела от Lehman, так это того же, чего хотел от Lehman Полсон: "Продавайтесь. Немедленно".

Но они также знали, что покупателей было немного, если вообще были. Кому нужны эти токсичные активы?

— Они объехали весь мир, пытаясь найти инвесторов, — сказал Полсон год спустя. — По сути, я знал, что они побывали у всех, о ком вы могли подумать. Никто не хотел в них инвестировать. Если были покупатели для инвестиционного банка, были и другие компании с более привлекательными франшизами. Что касается Bear Stearns, то нам очень повезло, что в качестве покупателя выступил JPMorgan.

И даже если бы чудесным образом появился покупатель, согласился бы Фулд на сделку, которая, по его мнению, занижала стоимость Lehman? Полсон не был уверен, что он это сделает.

— Хотя Lehman была легендарной старой компанией с богатым наследием, Дик был тем парнем, который во многом основал новый Lehman, когда он выделился из American Express. Итак, его самомнение было связано с компанией, с ценой акций, — сказал Полсон. — Он зациклился на цене акций.

По другую сторону Атлантики Перегрин Монкрейфф встретил друга, который работал на короля хедж-фондов Джона Полсона.

— Фулд сказал нам, что намеренно собирается сохранить баланс большим, — сказал он Монкрейффу. — Он думает, что таким образом у правительства не будет другого выбора, кроме как спасти его.

Глава 18. Страна восходящей суммы

Одна из проблем с корейской сделкой заключалась в том, что Дик забыл, что Ю. С. Мин больше не являлся его сотрудником. А он обращался с ним так, будто он продолжал им оставаться.

— Член исполнительного комитета Lehman

Нашлась лишь горстка потенциальных покупателей, достаточно сильных, чтобы приобрести Lehman. В список вошли британский HSBC Holdings PLC, немецкий Deutsche Bank AG, японская Nomura Securities и испанский Banco Santander SA. Были также суверенные фонды благосостояния^[79] в Китае и на Ближнем Востоке, которые ранее в этом году вложили миллиарды в Citigroup и Merrill Lynch. Но китайцы по-прежнему страдали от некоторых крупных убытков, понесённых их государственной Китайской инвестиционной корпорацией, вложившей средства в команду бывших сотрудников Lehman, которые основали Blackstone Group. Переговоры на Ближнем Востоке^[80] ни к чему не привели.

За кулисами правительство США размышляло о том, что, если случится худшее, могут найтись два крупных покупателя. Одним из них был Bank of America, который, по мнению Полсона, мог быть заинтересован в приобретении инвестиционного банка. Это был его первый выбор. На задворках его сознания был британский инвестиционный банк BarCap, инвестиционное подразделение Barclays PLC, о котором Полсон и не подумал бы, если бы не его друг Боб Стил, уходящий в отставку заместитель министра внутренних финансов Казначейства США (который позже ненадолго возглавил слабеющий Wachovia, пока его при посредничестве правительства в конце 2008 года не поглотил Wells Fargo).

В мае Стил сообщил Полсону, что Роберт “Боб” Даймонд-младший, генеральный директор BarCap, хочет вернуться в Соединённые Штаты из Лондона.

— Я предложил Хэнку, что Barclays — отличный вариант; они хотели владеть гораздо более крупным бизнесом в США. Боб Даймонд хорошо разбирался в инвестиционном банкинге и рынках капитала, был отличным руководителем и стремился вернуться в США, — говорит Стил.

Но Полсон был настроен скептически:

— Когда Barclays пришёл ко мне в первый раз, я подумал: сумеют ли они завершить сделку? Они уже проиграли RBS и ABN Amro.

* * *

Тем временем Lehman провёл лето в надежде вытащить кролика — и свою корпоративную задницу — из шляпы с “Project Blue”.

Корейский банк развития (KDB) проявил заинтересованность в покупке миноритарного пакета акций Lehman, чтобы обеспечить себе глобальную платформу. Lehman отнёсся к этому серьёзно^[81], а переговоры со стороны KDB вёл бывший сотрудник Lehman — председатель и генеральный директор Мин Юо Сон (Ю.С.).

В конце июля Фулд, Макдейд, Айзекс, Руссо, Макги, Кунхо Чо и Бхаттал вылетели в Гонконг, чтобы встретиться с Мином, страстным и ярким финансистом. Сделка, которую они представляли себе, была “значительной, но неконтролируемой инвестицией... с созданием трёх совместных предприятий”, — говорит кто-то, знакомый с обсуждениями, и включала различные соглашения о возможной интеграции инвестиционно-банковских операций Lehman и KDB в Азии.

Мин явно хотел заключить сделку, но ему приходилось бороться с постоянно меняющейся обстановкой. Южнокорейская валюта начала падать летом 2008 года. К концу лета южнокорейская вона потеряла почти 20% своей стоимости с начала года и достигла четырёхлетнего минимума. Существовали серьёзные проблемы^[82], касающиеся дефицита текущего счёта Южной Кореи (который достиг 12,59 млрд. долларов в период с января по август), долларовых резервов Южной Кореи и общего состояния её внутренней экономики. Кроме того, поскольку KDB принадлежал правительству Южной Кореи, правительственные чиновники, по словам вовлеченного источника, из “различных агентств и политических фракций... хотели иметь возможность сначала узнать условия любой сделки”, а потом уже давать на неё своё согласие. Они сказали Мину, что хотели бы провести официальное исследование в стиле “консультанта по менеджменту” по поводу слияния для получения одобрения.

Фулд прибыл в Гонконг, не зная всего этого. Вечером перед встречей Мин позвонил Фулду в отель и сбросил три бомбы: во-первых, KDB работал совместно, среди прочего, с южнокорейским Hana bank, а также с рядом других игроков, все из которых должны были согласовать сделку. Во-вторых, в сделке участвовало правительство Южной Кореи, и оно хотело знать все её аспекты перед утверждением. Из-за этого не было никакой возможности объявить о сделке до 22 августа. Кроме того, если сделка состоится, она должна быть структурирована таким образом, чтобы, если Lehman потерпит неудачу и объединённая компания начнет испытывать значительное падение стоимости акций, должен существовать способ, которым южнокорейцы могли бы преобразовать свою миноритарную долю в контрольный пакет акций — взяли на себя управление Lehman. (Структурирование подобных инвестиций, позволяющее миноритарному акционеру взять на себя контроль над компанией без выплаты контрольной премии акционерам, может быть незаконным.)

Фулд был в шоке. Он думал, что приехал заключить сделку, а теперь приходилось практически начинать всё сначала.

Мина консультировали трое: К. К. Ли, президент южнокорейского инвестиционного банка Hana; Виктор Льюкоу из нью-йоркской юридической фирмы Cleary Gottlieb Steen & Hamilton; и высокий темноволосый американский банкир из нью-йоркской консалтинговой фирмы Perella Weinberg. Его звали Гэри Баранчик.

Фулд спросил Мина, могут ли они, по крайней мере, объявить, что ведут переговоры о заключении сделки. Когда Мин дал понять, что процесс утверждения его правительством не позволит сделать объявление до 22 августа, Фулд спросил, будет ли KDB, по крайней мере, готов объявить на следующей неделе, что переговоры между сторонами ведутся. Мин, хотя он изначально указал, что рассмотрит это, впоследствии пришел к выводу, что было бы “неразумно” объявлять об обсуждениях до получения одобрения правительства. Он ответил Фулду отказом.

Тем не менее, были достигнуты договорённости о продолжении переговоров в Нью-Йорке 5 августа, чтобы выработать график сроков и начать комплексную проверку бизнес-единиц Lehman, хотя некоторые в команде Lehman начали сомневаться в жизнеспособности этой сделки.

— Всё было слишком сложно, было слишком много участников, — сказал позже один из членов исполнительного комитета.

Мин тоже начал сомневаться. Когда южнокорейцы приземлились в Нью-Йорке вечером 2 августа, беспокойство Мина по поводу портфеля недвижимости Lehman росло в геометрической прогрессии — он не стал бы продолжать сделку, пока эти активы не будут отправлены в другое место. В результате Мин пренебрёг предложенной повесткой дня, запросив время на проверку активов Lehman в сфере недвижимости в первый день, вместо того чтобы проводить запланированные переговоры по срокам и общую комплексную проверку. Он соглашался продолжать переговоры только в том случае, если всё, что они найдут, его удовлетворит.

Представитель KDB позвонил Макги и спросил, может ли команда Lehman пригласить Марка Уолша на собрание на следующий день, чтобы ознакомить команду Мина с оценками недвижимости.

Уолш подчинился. Мин, однако, не был удовлетворён. В конце он выразил обеспокоенность по поводу выставленной на продажу недвижимости. Фулд не присутствовал на этой встрече, но Барт Макдейд предложил способ обойти возражения Мина. Что, если Lehman предложит ему долю в “чистом банке”, в котором не будет ни коммерческой, ни жилой недвижимости Lehman? Мину понравилась эта идея. Он даже сказал, что KDB заплатит в 1,25 раза больше балансовой стоимости, при условии, что недвижимость будет изъята.

Две группы планировали встретиться снова в 18:00 без Уолша и обсудить условия такой сделки. Однако в тот день Фулд дважды звонил Мину. Оба раза он говорил ему, что первоначальная сделка была лучше, что для Мина было бы разумнее сохранить бизнесы вместе. По сути, он сказал:

— Здесь открываются огромные возможности, учитывая, насколько низкие сейчас рыночные цены на эти активы. Если ты вложишь деньги сейчас и купишь всё это целиком, то станешь героем.

Мин был несколько озадачен звонками Фулда и встревожен, что ему настойчиво пытаются "впарить" токсичные активы, но, тем не менее, появился на встрече в 18:00 вместе со своими банкирами и адвокатами.

Фулд начал разговор, повторив, что, по его мнению, KDB упускает возможность, не приобретая всю компанию вместе с недвижимостью. Уже в третий или в четвёртый раз за день он пытался убедить Мина, и это начало тому надоедать.

Один из присутствовавших на встрече рассказывает:

— Все в комнате, кроме Дика, нервничали, пока Фулд говорил. Дик снова и снова пытался заключить сделку о продаже всей компании. Мин продолжал выдвигать возражения, вежливо напоминая Фулду, что KDB беспокоит такое большое количество рискованной недвижимости, а Дик продолжал с ним спорить. Это было своего рода невероятно. KDB ранее уже встречался со всей командой Lehman по поводу CleanCo и достиг принципиального соглашения. Корейцы думали, что собрались здесь обсудить: "Готовы ли вы принять наше предложение и продвигаться вперёд со сделкой CleanCo?" А тут Дик опять пытается отмотать назад.

Наконец, Баранчик заговорил и попытался дать понять, что KDB обеспокоен тем, что недвижимость не прошла надлежащую оценку для рынка.

— KDB уже принял решение, что единственная основа, на которой он готов двигаться вперёд, — это по схеме CleanCo, — прямо сказал он.

Фулд выстрелил в ответ:

— Вы хоть смотрели на эту недвижимость и во что она оценивается? — недоверчиво спросил он. — Если наши оценки неточны, какими они должны быть?

Баранчик сказал, что не собирается комментировать отметки и делать выводы. Он просто хотел сосредоточиться на сделке, которую хотел заключить его клиент: по схеме CleanCo.

Ко всеобщему облегчению, вмешался Макдейд и предъявил регламент, составленный адвокатами.

— Послушай, Дик, у нас есть регламент — давай поговорим о сделке, о которой мы пришли сюда поговорить, — сказал он, и регламент был передан по кругу.

Мин взглянул на него и удивился. Это был документ на одну страницу. И в нём продавалась другая CleanCo, совершенно не та, которую они согласились купить.

Человек из команды Мина вспоминает:

— CleanCo была на себя совершенно непохожа. Фактически, у CleanCo должен был быть некоторый объём активов... примерно от 5 до 15 млрд. долларов недвижимости, которые будут выбраны по взаимному согласию, часть из которых останется у CleanCo, поскольку они непередаваемы, а часть команда Lehman предложила выделить как привлекательный актив для CleanCo.

Напряжение в комнате было ощутимым. Фулд сидел молча, но хмурый. Мин ничего не понимал. Были небольшие пункты, из-за которых можно было поторговаться, но главной проблемой был слон в комнате, а именно то, что CleanCo больше не была CleanCo. Без ясности в этом вопросе переговоры не могли продолжаться.

Мин с советниками спросили, могут ли они выйти на минуту, чтобы посовещаться. Наедине Мин дал понять, что с него хватит, что он чувствует, что Lehman что-то скрывает и пытается переложить на него свои проблемы. Он сказал, что ближайшим же самолётом возвращается в Южную Корею. По его мнению, сделка не состоится.

Но Баранчик настаивал: может быть, Мин продолжит обсуждать сделку, если бы она была по-настоящему чистой? Если вернуть условия, обсуждавшиеся ранее в тот же день с Макдейдом и Макги?

Мин ответил, что да, затем вернулся в комнату и сказал Фулду и остальным, что летит домой, но что Баранчику поручено продолжить обсуждение сделки с Lehman.

Мин поднялся, чтобы выйти. В этот момент Фулд обмяк на стуле. Он не пытался скрыть своего раздражения. Он сказал своему бывшему сотруднику:

— В смысле, Мин? Хочешь сказать, ты просто уходишь? Ты собираешься сейчас сдаться? После всей проделанной нами работы и после всего времени, что мы разговаривали, ты просто выйдешь за дверь?

Последовала мучительная пауза. Что сделал Мин? Ушёл в гневе? Он этого не сделал. Когда все разошлись, он остался пообщаться с Фулдом у двери. Мин вежливо придерживался своей позиции, и Фулд, казалось, успокоился.

* * *

Команда Lehman решила исключить Фулда из дальнейших переговоров. С этого момента Lehman стала гораздо сговорчивее — возможно, от отчаяния. Вместе с командой Переллы они смоделировали структуры, которые будут отделяться от основной компании, и отправили обновлённую финансовую информацию в KDB, чтобы поддержать окончательное предложение.

В конце августа KDB составил новый регламент, предлагая инвестировать около 6 млрд. долларов в CleanCo Lehman. Lehman получил бы в 1,25 раза больше балансовой стоимости, но по значительно заниженной балансовой стоимости. Предложение составило 6,40 доллара за акцию. В то время акции Lehman торговались около 13 долларов. Корейцы потребовали два места в совете директоров и контроль, если Lehman не выполнит целевые показатели по цене акций и рентабельности собственного капитала. Lehman также должен был бы сохранить свой кредитный рейтинг на уровне "А".

По мнению Lehman, предложение было неподходящим. Согласно их оценкам недвижимости, одна акцию должна стоить 17-18 долларов. Южнокорейцы возразили, что, возможно, были бы готовы платить больше, если бы через 18 месяцев оказалось, что они недооценивают компанию. Но Lehman это не заинтересовало. На самом деле, похоже, никто не знал, показывал ли Фулд вообще список условий правлению Lehman. Том Руссо, в чью компетенцию входили подобные вопросы, сказал, что “не может вспомнить”, представлял ли Фулд когда-либо этот документ.

Учитывая конечную судьбу Lehman, такое упущение было серьёзным отклонением от стандартной операционной процедуры.

1 сентября Баранчик спросил Макги, какова реакция Lehman на список условий. Макги сказал, что предложение отклонено^[83], но Мин может приехать в Нью-Йорк и продолжить разговор. Тем временем Кунхо Чо, член команды Lehman, попросил KDB не разглашать информацию о том, что когда-либо велись какие-либо переговоры. Подобная утечка негативно повлияла бы на и без того низкий курс акций Lehman.

* * *

Пять дней спустя, 6 сентября, Freddie Mac и Fannie Mae распались. Правительству США пришлось взять под контроль двух ипотечных гигантов и выделить на их спасение до 200 млрд. долларов из денег налогоплательщиков. В понедельник, 8 сентября, в прессе появились утечки о том, что сделка между Lehman и южнокорейцами сорвалась. В Lehman широко распространялось мнение, что ответственность за утечки информации несут южнокорейцы, которые были напуганы тем, что их участие в переговорах станет достоянием общественности. В любом случае, утечки привели к катастрофе. Они ещё больше подорвали доверие к компании и укрепили идею о том, что, несмотря на все слухи, Lehman просто пускал пыль в глаза, говоря о том, что у него есть покупатель.

Ко вторнику акции Lehman упали на 45% — до 7,79 доллара.

Баранчик позвонил Макги и спросил, готов ли Lehman пересмотреть предложение KDB. Макги, глядя в пропасть, сказал, что Lehman рассмотрит этот вопрос.

Но он опоздал.

10 сентября представитель правительства Южной Кореи сообщил агентству Рейтер, что они отказываются от сделки. Акции упали ещё на 9% до 7,25 доллара. Несколько часов спустя представитель KDB^[84] сообщил информационному агентству, что две стороны продолжают переговоры и что банк сделал предложение, но несколько часов спустя признал, что перспективы выглядят мрачными. На следующий день акции Lehman упали ещё на 60% до 4,22 доллара.

Боб Стил подвёл итог этим неудачным переговорам следующим образом:

— Чтобы родить ребенка, нужно 9 месяцев, а у них не было 9 месяцев.

Глава 19. Бородавка на носу Lehman

Проблема заключалась в том, что под конец они поверили собственной прессе. Они пребывали в каком-то Ла-ла-лэнде. Они уверовали в собственное всемогущество. Им просто никогда не приходило в голову, что им не сойдет с рук этот балансовый отчёт.

—Бывший старший руководитель Lehman

Fannie Mae и Freddie Mac, два шатающихся гиганта, которые поддерживали многотриллионный рынок жилья с помощью дешёвых кредитов, официально рухнули 7 сентября 2008 года. Хотя технически эти две компании были публично торгуемыми капиталистическими образованиями, они были основаны правительством во время Депрессии и по-прежнему назывались предприятиями с государственным участием. К тому же они были без гроша в кармане. Предупредив Конгресс о том, что в июле им может понадобиться государственная помощь, Хэнк Полсон официально национализировал их полтора месяца спустя, подсчитав, что стоимость их спасения составит около 200 млрд. долларов.

Наконец-то даже самому стороннему наблюдателю стало ясно, что пузырь на рынке жилья и активов лопнул — и что ущерб никоим образом не будет, как предсказывал годом ранее председатель Федеральной резервной системы Бен Бернанке, “сдержан”.

Наблюдатели изначально опасались за небольшие банки Мэйн-стрит, но Fannie и Freddie также были крупными покупателями и продавцами обеспеченных ипотекой ценных бумаг, висевших на балансах каждой компании с Уолл-стрит. Если уж регулятор в июле отчитывался об их полном благополучии, а полтора месяца спустя резко требовалось аж 200 млрд. долларов на их спасение, то что тут говорить обо всех остальных, у которых на балансе миллиарды долларов ипотечных кредитов?

Этот вопрос напугал Джеймса Л. “Джейми” Даймона, 53-летнего генерального директора и председателя JPMorgan Chase. Даймон узнал из первых рук, на какой риск пошли его более агрессивные конкуренты, когда в марте он стал владельцем Bear Stearns. Как руководитель официального клирингового банка Lehman (то есть обмен наличностью и ценными бумагами Lehman фактически происходил в JPMorgan Chase), он также был частично посвящен в бухгалтерские отчёт Lehman.

Даймона сделал два тревожных вывода^[85]: во-первых, Уолл-стрит настолько зависит от краткосрочного финансирования, что любой из банков может стать следующим Bear Stearns, и, во-вторых, на его балансе больше нет средств для спасения следующей жертвы.

Во вторник, 9 сентября, сразу после объявления о правительственном аресте Freddie и Fannie, Даймон, как сообщается, сел за ланч с Бернанке и предупредил, что он больше не в состоянии спасать другие банки. Даймон хотел знать, готова ли ФРС сама спасти Lehman.

— Мы прорабатываем рядом инициатив, — туманно ответил Бернанке. — Мы просто пытаемся сработать на опережение.

Даймон понял намёк. Если Lehman обанкротится, JPMorgan останется с этими ценными бумагами и огромной дырой в наличности. Таким образом, в качестве меры предосторожности необходимо было запросить дополнительное обеспечение у Lehman Brothers.

Даймон понимал, что любой потенциальный покупатель Lehman хотел бы, чтобы по крайней мере часть потенциальных убытков покрывалась ФРС — то, что стало известно как “сделка Джейми”^[86], поскольку он заставил центральный банк гарантировать 30 млрд. долларов по безнадежным кредитам Bear ещё весной. Что мало кто на Уолл-стрит понимал, так это то, что ещё одну "сделку Джейми" заключить уже невозможно. Дыра в балансе Lehman была намного больше, чем у Bear, и хотя критика Полсона и Бернанке по поводу сделки Bear Stearns исходила в основном от левых популистов, программа финансовой помощи Fannie-Freddie вызвала к ним неприязнь правых. (Их роль в жилищной политике долгое время ассоциировалась с левыми правозащитными группами, такими как ACORN.)

Другими словами, друзей у Хэнка Полсона на Капитолийском холме не осталось.

Во вторник днём после обеда Даймона в ФРС Даймон поручил своему руководителю инвестиционного банка Стиву Блэку позвонить Дику Фулду. Позже Блэк сказал, что суть звонка состояла в том, чтобы мягко предупредить Фулда, что, если он не сможет быстро найти покупателя, Lehman должен начать думать о том, чтобы организовать спасение в стиле долгосрочного управления капиталом.

И, кстати, JPMorgan Chase требует ещё 5 млрд. долларов в качестве залога.

* * *

Когда высшее руководство Lehman услышало о залоговых требованиях JP Morgan, оно пришло в неистовство. Посоветовавшись с Макдейдом, Фулд решил, что у него есть только один способ выжить: он заранее объявит финансовые результаты Lehman и запустит SpinCo в надежде успокоить рынок.

Один из участников объяснил это так:

— Что касается капитала, то было ощущение, что на момент создания SpinCo, а это было бы в первом квартале 2009 года, у нас была нехватка капитала. Но у нас было время до первого квартала следующего года… Мы могли либо заполнить его продажей Neuberger, чего никто не хотел делать… или заставить людей вложить деньги в компанию. Так что мы вроде как почувствовали, что у нас есть запасной вариант на случай, если кто-то скажет: "Ах, но у вас недостаточно капитала, если вы займётесь SpinCo". Мы подумали, что SpinCo может составить 8 млрд. долларов. Поэтому, когда Барт составил план, у меня возникло ощущение, что "Боже, звучит довольно заманчиво”. И теория заключалась бы в том, что если бы после обнародования финансового результата в сентябре мы бы выполнили весь план, то люди сказали бы: "Вау".

10 сентября в 8 часов утра^[87] по восточному поясному времени Фулд выступил с заявлением на телефонной конференции для инвесторов. 25 тыс. сотрудников Lehman со всего мира слушали вместе с бесчисленным множеством других и знали, что это исторический момент.

— Я услышал его голос, и он был таким усталым, срывающимся. И я просто понял, что всё кончено, — сказал управляющий директор из Лондона, который слушал выступление по мобильному телефону в ожидании рейса.

— Итак, сегодня мы начинаем ряд необходимых мероприятий, — начал Фулд. — Вот их краткое изложение: мы разработали конкретный план по выводу подавляющего большинства нашей коммерческой недвижимости; мы снижаем риски по кредитам на жильё и заёмным средствам до соответствующего операционного уровня; мы находимся на завершающей стадии привлечения капитала путём продажи контрольного пакета акций IMD [подразделения по управлению инвестициями], укрепления нашей капитализации — как мы укрепили нашу капитализацию в июне, защитили ликвидность и сокращаем дивиденды; мы внесли изменения в штатное расписание и продукт [установили базу расходов] в соответствии с меняющимися рынками; наконец, мы внедрили ряд изменений в управлении, некоторые из которых вы видели в последние пару дней. В общем, эти меры призваны быстро избавить компанию от рискованных активов и изменить её размеры. Позвольте мне просто рассмотреть каждое из них подробнее. Сегодня мы объявили о плане отделения подавляющего большинства активов в сфере коммерческой недвижимости от основного бизнеса путём передачи этих активов акционерам и независимой публично торгуемой организации, которая будет адекватно капитализирована. Выделение компании улучшает наш баланс, сохраняя при этом ценность для акционеров. Выделенная организация сможет управлять своими активами для максимизации экономической стоимости в течение более длительного периода времени, учитывая тот факт, что она не будет рыночной организацией, а скорее будет вести учёт активов. Это сохранит экономическую ценность для акционеров.

Затем Иэн Лоуитт изложил детали SpinCo, в то время как банковские аналитики по телефону ждали, когда кто-нибудь задаст очевидный вопрос: поскольку Lehman не продаёт NeubergerBerman (переговоры с частными фондовыми компаниями Bain Capital и Hellman & Friedman ещё продолжались), как будет финансироваться SpinCo?

Среди высшего руководства компании шли споры — всю ночь, вплоть до момента звонка, — о том, что должен сказать Лоуитт, когда ему зададут этот неизбежный вопрос. Лоуитту почти не спал ночью, так как постоянно раздумывал над тем, какие именно слова ему следует использовать. Макдейд настаивал, что будет катастрофой сообщать рынку об отсутствии уверенности в выполнении их плана, хотя реальность такова, что Lehman ещё не связала все многочисленные концы SpinCo с концами.

После того, как Лоуитт изложил планы компании и начали задавать вопросы, аналитик Deutsche Bank Майк Мэйо задал главный вопрос:

— Если учесть, что вам потребуется 7 млрд. долларов для капитализации нового предприятия, и [предполагая], что вы получите 3 млрд. долларов с выделенной частью IMD, откуда вы возьмёте остальные 4 млрд. долларов?

Лоуитт ответил:

— Мы не считаем, что понадобится привлекать дополнительную сумму, чтобы покрыть 7 млрд., потому что в основной компании будет меньше заёмных средств, чем на конец этого квартала.

Другими словами, у него не было хорошего ответа.

Реакция рынка действительно была “Вау!” — но не так, как надеялась Lehman.

Близкий друг Дика Фулда, который не хочет, чтобы его называли по имени, покачал головой, когда услышал объявление. “Дик только что обратил внимание на бородавку на кончике собственного носа”, — сказал он себе.

* * *

Последовал хаос. Как позже сообщила Wall Street Journal^[88]: “На следующий день, 11 сентября, цена кредитно-дефолтных свопов Lehman (стоимость защиты от убытков в размере 10 млн. долларов долга в течение 5 лет) взлетела до 800 тыс. долларов в год с 219 тыс. долларов в конце мая. Клиенты начали звонить и отправлять электронные письма в Lehman, чтобы забрать свои деньги. Lehman изо всех сил старался подчиниться, чтобы не проявить слабость”.

JPMorgan Chase беспокоился о сохранении кредитных позиций в Lehman в случае краха компании. В течение прошлой недели Morgan предоставлял обеспеченные кредиты на сумму не менее 100 млрд. долларов в день, чтобы Lehman мог оставаться в бизнесе. Однако к вечеру 11 сентября Морган заморозил наличные и ценные бумаги Lehman на сумму 17 млрд. долларов. Джейн Байерс Руссо, глава брокерско-дилерского подразделения JPMorgan, позвонила казначею Lehman Паоло Тонуччи и сказала, что Lehman должен будет вернуть залог в размере 5 млрд. долларов, который Morgan запросил несколькими днями ранее. Сумма была достаточно большой, чтобы временно заморозить компьютерные торговые системы Lehman. Это почти убило торговое подразделение компании.

Начался "набег на банк"^[89], и ни Фулд, ни Макдейд ничего не могли сделать, чтобы остановить его.

Как только руководители компаний с Уолл-стрит услышали, что Даймон требует большего обеспечения, они начали звонить друг другу и правительству, чтобы понять, насколько сильно они пострадают, если Lehman рухнет.

* * *

К вечеру четверга генеральный директор Bank of America Кен Льюис разозлился на Lehman. Ранее на этой неделе Bank of America обратился к Кристоферу Флауэрсу, чья частная инвестиционная фирма J. C. Flowers & Company всегда охотилась за обанкротившимися банками, и попросил его стать партнером по сделке. Флауэрс, математический гений, провел 24 часа, изучая бухгалтерские книги Lehman с командой из Bank of America, и обнаружил, что портфель коммерческой недвижимости компании стоимостью 32 млрд. долларов весьма сомнителен, не говоря уже о том, что Lehman подвержен риску ипотечных кредитов на жилье. Команда не оценила компанию и близко к самооценке Lehman в 600 млрд. долларов.

Льюис позвонил Полсону и сказал:

— Мы всё обдумали и не можем сделать это без помощи правительства. Мы просто не можем туда влезть.

Он хотел отказаться от этой сделки. Вместо этого он нацелился на Merrill Lynch.

— Скажи, в чём тебе нужно помочь, и мы что-нибудь придумаем, — сказал ему Полсон.

Тем временем Lehman считала, что Bank of America уже не откажется от сделки: приобретение компании банком имело смысл. Bank of America был розничным банком. Почему бы ему не приобрести инвестиционный банк?

Фулд полагал, что к полудню четверга всё было почти готово. Он упомянул коллеге, что Льюис даже сказал ему в четверг вечером:

— Знаешь, мы собираемся заключить эту сделку.

Льюис дал ему номер своего домашнего телефона в Шарлотте, Северная Каролина, и написал: “В выходные будем на связи”.

Фулд был настроен оптимистично.

В офисе Lehman на 7-ой авеню, 745, Стив Беркенфельд позвонил Стивену Данхаузеру, главе Weil, Gotshal & Manges, с просьбой начать предварительную работу над документами о банкротстве. Данхаузер передал сообщение Харви Р. Миллеру, ведущему адвокату по делам о банкротстве в стране и члену компании. Миллер понял, что это важный клиент (крупнейший в компании), и немедленно приступил к работе.

* * *

Тем временем, почувствовав нервозность Льюиса, Полсон наконец позвонил Бобу Даймонду в Лондон и спросил:

— Ты настроен серьёзно?

Как он потом рассказывал, Даймонд ответил ему, что серьёзно. Очень.

— Это и вселяло в меня такой оптимизм: они продолжали говорить, что не вынесут, если дойдут до алтаря не первыми, — вспоминал Полсон.

Прежде чем разговор закончился, Полсон сказал Даймонду:

— Не приезжай, если ты не настроен серьёзно.

* * *

Боб Даймонд и его команда сели в самолет до Нью-Йорка.

Роберт Э. “Боб” Даймонд-младший, президент и главный исполнительный директор Barclays Capital, организовал сделку века.

Даймонд действительно был заинтересован в покупке Lehman… но только его активов в США и по заниженной цене. Даймонд и его босс Джон Варли, генеральный директор материнской компании Barclays, обсуждали эту идею с советом директоров Barclays в Соединённом Королевстве и с их регулятором, Управлением по финансовым услугам (FSA), всё лето.

— В течение 6 или 7 лет Lehman была номером один в исследованиях акционерного капитала, номером один в исследованиях облигаций; Гринвичское исследование показало, что у неё самое глубокое и качественное присутствие у институциональных клиентов в США, — позже объяснил Даймонд. — Итак, внезапно мы поняли, что, как бы мы ни гордились… нашей силой в Великобритании и Европе, самой большой стратегической проблемой, с которой мы столкнулись, было: "Как нам попасть на рынок акций без франшизы в США? И как нам стать крупным игроком в США?”

Консенсус заключался в том, что, по словам Даймонда, если Barclays сможет приобрести Lehman задарма, “франшиза в США стоила усилий по интеграции всего остального”. При условии, конечно, что проверка объекта покупки не преподнесёт никаких сюрпризов.

Но у BarCap было серьёзное препятствие.

Даймонд считает, что предупредил Полсона, что другим ключевым игроком в сделке с Barclays был британский регулятор. Управление по финансовым услугам (FSA) никогда не одобрит сделку, если Barclays не получит гарантии финансирования при открытии рынков в понедельник утром.Согласно британскому законодательству, Barclays должен был провести голосование акционеров, прежде чем сможет поддержать обязательства Lehman. Он не смог вовремя провести голосование, и “FSA не отменило это требование”^[90]. Финансирование должно было бы поступать из Соединённых Штатов, либо от третьей стороны, такой как Уоррен Баффет (повторение сценария LTCM), либо от ФРС, что, конечно же, означало бы, что на карту поставлены доллары налогоплательщиков США. Британцы не собирались ставить на карту деньги своих налогоплательщиков ради частной сделки Barclays.

Даймонд говорит, что сказал Гектору Сант, генеральному директору FSA, что объяснит министру финансов США и Тиму Гайтнеру из Федерального резервного банка Нью-Йорка, что в эти выходные не следует обращаться за помощью к британскому регулятору. Он и американцы найдут способ обойти это условие.

Но не занимался ли он самообманом? Даже когда Даймонд и его команда летели над Атлантикой в четверг вечером, сотрудники британского регулятора скептически относились к тому, что Barclays сможет заключить сделку, соответствующую их требованиям.

Источник в FSA говорит:

— Мы просто подумали: ”О Боже, вот и американцы... Даймонд, Полсон и все их приятели думают, что могут заставить нас участвовать в их сделке одними громкими разговорами".

Но Даймонд верил, что у него всё получится.

* * *

Примерно в обеденное время в пятницу, 12 сентября, Даймонд вошёл в здание Lehman через запасной лифт, чтобы его никто не видел.

Он встречался с Фулдом, и разговор обещал быть кратким и деликатным.

По словам Даймонда, Фулд спросил, может ли он работать в новой компании после того, как Barclays купит Lehman.

— Это был трудный разговор, — говорит Даймонд. — Но его было не избежать. Я должен был сказать: "Если мы сможем это сделать, с вами или без вас, регулирующие органы этого не допустят. И мы должны просто убрать это со стола прямо сейчас”.

Затем Даймонд отправился в адвокатскую контору Симпсона, Тэтчер и Бартлетта в центре города, где его ждала команда. Он был удивлён, увидев, что там не было руководителей Lehman.

— Там было полно людей, — вспоминает Даймонд, — но не было Барта Макдейда. Мы не видели никого из руководителей [Lehman]. Для нас не было абсолютно никаких данных. Причина в том, что они вели переговоры с Bank of America.

Он был раздражён отчасти потому, что Полсон и Гайтнер посоветовали ему поторопиться с проведением надлежащей проверки, а отчасти потому, что оба также заверили Даймонда, что, если он настроен серьёзно, они не передадут Lehman другому претенденту. А Bank of America был красной тряпкой^[91] для Даймонда, поскольку он недавно проиграл ему заявку на La Salle в битве за поглощение голландского банка ABN Amro.

Но Даймонд недолго злился. Вскоре он обнаружил, что сделка между Lehman и Bank of America близка к провалу.

В ту субботу Фулд трижды звонил Кену Льюису на домашний номер. Каждый раз трубку брала жена Льюиса Донна и говорила ему, что мужа нет дома. Фулд каждый раз извинялся:

— Я звоню только потому, что Кен дал мне этот номер...

В конце концов, она сказала ему^[92]:

— Если бы он хотел поговорить с вами, то так бы и сделал.

* * *

Вечер пятницы. Отчаянные времена требовали отчаянных мер. Повторяя программу долгосрочного спасения капитала 10 лет назад, Полсон сказал Гайтнеру созвать всех руководителей Уолл-стрит в Федеральную резервную систему, где он изложил ситуацию.

Полсон хотел найти способ спасти Lehman, но поскольку критика за историю с Fannie и Freddie ещё звучала у него в ушах, он был полон решимости добиться цели, не потратив ни цента из денег налогоплательщиков.

— Помните, тогда это был не вопрос государственной политики, — сказал много месяцев спустя Боб Стил, бывший заместитель Полсона, — поэтому ему [Полсону] пришлось решать политический вопрос, который звучал так: “Итак, позвольте мне прояснить ситуацию: вы будете спасать Lehman Brothers, чтобы клоуны, живущие в особняках с длинными подъездными дорожками, могли продолжать отправлять своих детей в частные школы?" Вот какие были настроения у людей.

Полсон соглашается. Он владеет скромным домом, носит дырявые носки и является очень умеренным республиканцем (его жена Венди — убеждённая демократка). Полсон никогда бы не предположил, даже в шутку — как позже сделал бы его преемник Ллойд Бланкфейн, — что банкиры выполняют “работу за Бога”. Отнюдь.

Позже Полсон сказал, несколько шутя, что, когда он руководил Goldman Sachs, то обычно говорил банкирам:

— Послушайте, люди не любят банкиров, то есть вас. Я знаю, что ваши матери вас любят. Если повезёт, вас будут любить жёны и дети. И ваши клиенты могут любить вас каждого по отдельности. Но все вместе они ненавидят банкиров. Тогда зачем вы строите эти огромные дома? Зачем вы подъезжаете к офисам клиентов на лимузине? Зачем вы всё это делаете? Это вредно. Хуже будет только всем нам.

* * *

Даже приземлившись в Нью-Йорке и засучив рукава, чтобы приступить к работе, Полсон сделал несколько важных телефонных звонков. Один из них был Уоррену Баффету. Может ли Баффет быть третьей стороной и профинансировать продажу Lehman?

Но Баффет прочитал 10-K от Lehman (годовой отчёт компании, поданный в SEC) ещё в апреле и решил, что ему это не интересно.

Несмотря на это, Полсон вернулся к “Оракулу из Омахи"^[93] и, по словам Баффета, "поделился со мной своими мыслями. Хотя я уверен, что он был бы доволен, если бы я согласился, он не настаивал на том, чтобы я делал инвестиции”.

Полсон также позвонил Аластеру Дарлингу, британскому канцлеру. Насколько полезными собирались быть британцы? Мог бы Barclays получить какую-либо поддержку от своего правительства, если бы им удалось заключить сделку?

Разговор был не из приятных. По словам Полсона, Дарлинг “очень нервничал”. Он точно знал, какими будут последствия банкротства Lehman. Тем не менее, он не собирался позволять британским деньгам участвовать в американской сделке. Это было бы равносильно добровольному переносу рака США за границу.

Полсон вспомнил, что Дарлинг сказал, что Barclays как покупатель “вызывает некоторую озабоченность”, и он (Дарлинг) не надеется, что Barclays сможет осуществить сделку.

— Я забыл, какие именно слова он [Дарлинг] использовал, но я надеялся, что, возможно, британские регуляторы действуют самостоятельно, — сказал Полсон несколько месяцев спустя.

Несмотря на это, Полсон, как сообщается^[94], сказал Дарлингу:

— Ваши регуляторы задают слишком много вопросов.

— И они правы, — отрезал Дарлинг.

Теперь Полсон знал, что может полагаться только на рвение Боба Даймонда. Возможно, банкир действительно смог бы привлечь на свою сторону регулятор.

— Когда Barclays... начал просматривать различные активы, которые они собирались приобрести, всё было очень плохо, но они были заинтересованным покупателем, — говорит он. — Таким образом, сделка казалась сложной, но выполнимой.

* * *

В субботу утром Даймонд c командой вошёл в здание Федеральной резервной системы Нью-Йорка на Уотер-стрит, 33 — огромный вестибюль, битком набитый юристами. Их препроводили в комнату на четвёртом этаже с единственным листком бумаги, прикрепленным к двери. На нём было нацарапано единственное слово, которое, казалось, имело значение: “Покупатель”. Даймонд улыбнулся.

— Мы поняли, что наш статус повысился и что о Bank of America можно забыть, — говорит Даймонд.

Он обсудил с Полсоном, Гайтнером и их сотрудниками условия, о которых он договорился с правлением. Он сказал им:

— Вместо того, чтобы покупать Lehman, мы возьмём то, что нам нужно, обнесём забором частный капитал и коммерческую недвижимость и оставим это у Lehman. Заодно получим что-то сверху для себя.

Источник оценивает его "сверху для себя" где-то в районе от 3 до 4 млрд. долларов.

— Мы вложим весь привилегированный капитал, и, по нашим подсчётам, разрыв в оценке составит где-то от 10 до 15 млрд. долларов, который предстоит закрыть.

Другими словами, необходимо будет заплатить от 10 до 15 млрд. долларов.

Полсон был ошеломлён:

— Что!? Я говорил вам, что у правительства нет денег на эту сделку!

Даймонд зачитал другие условия:

— У нас должны быть гарантии. И я думаю, что они должны поступить от ФРС. Мы знаем, что у FSA [британского регулятора] нет для этого полномочий по уставу, да они и не станут этого делать — мы британский банк, а это сделка в США. Поэтому мы будем искать третьи стороны. У меня очень мало надежды на то, что мы сможем привлечь третью сторону …

Майкл Кляйн, один из помощников Даймонда, позвонил Баффету, который в очередной раз отказался.

— Если пришлёте мне по факсу что-нибудь написанное по этому поводу, то когда я вернусь, буду рад всё это почитать, — сказал Баффет по громкой связи собравшимся светилам Уолл-стрит.

Затем он уехал с женой на торжественный приём в Эдмонтон, Альберта.

* * *

Чиновники Казначейства и ФРС всю субботу пытались надавить на руководителей ведущих банков Уолл-стрит и ценных бумаг, включая Goldman Sachs, JPMorgan, Deutsche Bank, Citigroup и Credit Suisse First Boston, с тем чтобы они собрались вместе и собрали 35 млрд. долларов на покупку токсичных активов Lehman, чтобы компанию можно было купить по 3 доллара за акцию.

Тем временем представителей Lehman: Макдейда, Кирка и Шафира, — а также юриста Sullivan & Cromwell Х. Роджина Коэна отвели в крошечную комнату на первом этаже ФРС и велели никуда не уходить.

— Как будто мы пациенты в больнице, — пошутил Кирк.

Но он знал, насколько это замечание близко к истине.

Около 16:00 в ту субботу, когда главы Уолл-стрит спорили о том, сколько денег, если таковые имеются, они могут потратить на Lehman. Гайтнеру, по словам Полсона, позвонили из совета директоров Barclays в Лондоне и сказали:

— Нам понадобится голосование акционеров… У нас есть вопрос относительно того, что произойдет с торговым портфелем.

Это был тот же красный флаг, который подняли Аластер Дарлинг и Даймонд. Даже если бы слияние могло быть согласовано, Barclays не имел полномочий финансировать торговый портфель Lehman в понедельник утром. Это финансирование должно было бы поступить откуда-то ещё, предположительно из ФРС.

Полсон оказался перед выбором: либо он использует доллары налогоплательщиков через Федеральную резервную систему для спасения Lehman и помощи с её слиянием, либо происходит экономическая катастрофа.

Гайтнер позвонил в Barclays, по словам кого-то из казначейства.

— Тим сказал: "Мы, безусловно, будем продолжать работать над решением, и пусть это вам не мешает. Вы предлагаете сделку, которую можете заключить, а затем мы рассмотрим все варианты".

Даймонд вспоминает, что Гайтнер велел совету директоров Barclays просто “заключить сделку, а затем мы разберёмся с вопросом финансирования”. Даймонд надеялся, что сможет "уломать" ФРС.

Они ждали чуда. И в какой-то степени они его получили.

Поздно вечером в субботу руководители компаний с Уолл-стрит согласились, при некоторой помощи правительства, купить токсичные активы, по сообщениям, на сумму около 35 млрд. долларов. Теперь Полсон считал, что сделка состоялась, даже несмотря на то, что вопрос о финансировании торгового портфеля Lehman не был решён. Barclays уведомили о том, что ему следует продолжить торги за “CleanCo”. Все были настроены оптимистично.

Тем временем Полсон надеялся, что FSA заступится за него.

Оглядываясь назад, кажется, что ни одна из сторон не до конца понимала мысли другой, а если и понимала, то многое было упущено при переводе.

Около 10 часов утра в воскресенье, 14 сентября, Макдейд позвонил Фулду, который с нетерпением ждал новостей в офисе Lehman, и сказал ему:

— Мы договорились.

Barclays был готов купить компанию по 5 долларов за акцию (или примерно 3,5 млрд. долларов).

Но затем сэр Каллум Маккарти, уходящий председатель FSA и босс Гектора Санта, позвонил Гайтнеру, “разглагольствуя и беснуясь”, согласно источнику, и сердито сказал ему, что FSA никоим образом не сможет гарантировать торговый портфель Lehman.

— Пути вперёд не было, — вспоминает Полсон. — FSA просто не одобрило бы сделку.

Источники в FSA говорят, что они были удивлены тому, что никто не звонил им раньше.

— Если Полсон был настроен серьёзно, с какой стати он не связался с нами раньше? — говорит кто-то, близкий к исполнительному директору FSA Гектору Санту.

Полсон думал, что Даймонд поговорил со своим регулятором и "уломал" его.

Даймонд, казалось, был так же встревожен новостями из FSA, как и Полсон, и был взбешён тем, что Маккарти позвонил Гайтнеру, не зайдя сначала в Barclays. Он верил, что мог бы добиться прогресса в отношениях с ФРС США, и с огорчением узнал, что провокационный телефонный звонок из FSA, по-видимому, сорвал сделку. После телефонного звонка Маккарти Даймонд отправил Бобу Стилу по электронной почте два недовольных предложения: “Хуже быть не могло, очень обидно. Англия слишком мала”.

Полсон был опустошён. Во второй раз за выходные он позвонил Дарлингу, подчеркивает он, не для того, чтобы попросить правительство Великобритании о финансовой помощи, а чтобы оценить их настроение.

Он получил свой ответ. Позиция Дарлинга была такой же. Банкротство Lehman стало бы очень плохой новостью для всех, но проблема была в них, а не в нём.

* * *

Согласно источникам в казначействе, Полсон попросил свою команду финансистов, включая Стивена Шафрана и Дэна Джестера, ушедших в отставку управляющих директоров Goldman Sachs, и других сотрудников Credit Suisse, ещё раз взглянуть на баланс Lehman.

По словам кого-то, присутствовавшего на заседаниях ФРС, один сотрудник казначейства подсчитал, что Lehman переоценивал свои активы примерно на 100 млрд. долларов (Полсону никогда не говорили, что это настолько плохо); другие говорили, что дыра составила, возможно, от 50 до 60 млрд. долларов.

Полсон потерял хладнокровие. Он устал. Он был измотан. Пришло время сказать ФРС и SEC, что он не в состоянии найти покупателя, чтобы спасти Lehman Brothers. У него не было выбора.

К вечеру воскресенья Lehman был не единственной головной болью Полсона. В другой комнате Федеральной резервной системы Нью-Йорка сидела команда из American International Group Inc. (AIG). Цена её акций за год упала более чем на 90%, компания была вынуждена размещать всё больше и больше залоговых обязательств, а её кредитные рейтинги находились под угрозой понижения, что, в свою очередь, означало бы размещение большего количества обязательств. AIG срочно нужны были наличные деньги, иначе компания объявит дефолт и будет вынуждена подать заявление о банкротстве.

Ситуация с Lehman была плохой; у этих всё было ещё хуже.

Полсон ещё раз позвонил Баффету, и тот сказал министру финансов, что не может позволить AIG разориться.

— Не надо гадать на кофейной гуще, — посоветовал Баффет Полсону, по словам источника в казначействе. — Вы должны найти способ спасти AIG. Она слишком велика и слишком глобальна.

AIG была крупнейшим страховщиком в мире. Многие считали её гораздо более надёжным контрагентом, чем такие компании, как Lehman или Bear Stearns. В конце концов, это была страховая компания. Но реальность была такова, что у неё были ставки на триллионы долларов на рынках, и если её кредитный рейтинг понизится — что, как большинство ожидало, произойдет в течение нескольких дней, — на неё могут обрушиться требования о предоставлении залога в размере миллиардов долларов, которых у неё не было. Миллионы американцев имели полисы от AIG.

Полсон начал разбираться с проблемами по очереди. Во-первых, Lehman нужно было подать заявление о банкротстве — символический знак, как позже насмешливо скажет конгрессмен Барни Фрэнк, что в Америке ещё существует свободный рынок — по крайней мере, на один день.

Отпустив Lehman, Полсон был почти уверен, что ему придется вмешаться, чтобы спасти AIG — и Бог знает кого ещё.

По его мнению, было неправильно приравнивать AIG к Lehman — в то время AIG выглядела так, как будто у неё была только проблема ликвидности, в то время как у Lehman был и кризис ликвидности, и проблема с капиталом. Для ФРС было законно предоставлять заём, обеспеченный дочерними страховыми компаниями; предполагалось, что заём компании позволит избежать системного коллапса.

— Кредитование стабильных страховых компаний с независимыми кредитными рейтингами сильно отличалось от кредитования Lehman Brothers. Нельзя дать взаймы банку и спасти компанию, — позже сказал Полсон. — А банкротство Lehman началось ещё до выходных.

* * *

На следующий день после того, как Полсон сказал Гайтнеру и Кристоферу Коксу, главе SEC, что Lehman придется подать заявление о банкротстве, Фулд отправил Макдейда и его команду обратно в ФРС Нью-Йорка, чтобы убедиться, что Гайтнер полностью понимает последствия ухода Lehman. Когда Макдейд вернулся, Фулд спросил его:

— Они решили вопрос?

— Да, решили, — устало ответил Макдейд.

Тем временем Скотт Фрейдхайм готовил серию пресс-релизов о возможной судьбе компании. В какой-то момент Джордж Уокер вошел в его офис и взглянул.

— Мы должны перестать заниматься управлением инвестициями, — сказал находчивый Уокер. — Нашим портфельным менеджерам должно быть разрешено продолжать управлять активами клиентов, иначе от нас уйдут все клиенты.

Уокер лихорадочно работал над продажей подразделения Lehman по управлению инвестициями. После почти двух недель круглосуточных переговоров Bain Capital и Hellman & Friedman 29 сентября 2008 года договорились о покупке большей части подразделения по управлению инвестициями в двух равных частях за 2,15 млрд. долларов. Подразделение по управлению инвестициями, в состав которого, среди прочих, входили NeubergerBerman, Lincoln Capital и Crossroads, было немедленно переименовано в честь своего крупнейшего операционного подразделения: NeubergerBerman. Уокер останется его исполнительным директором.

Но на этом история не закончилась.

Закон США о банкротстве предписывает проведение последующего повторного аукциона, чтобы убедиться, что бизнес был куплен по справедливой цене.

На фоне резкого падения мировых фондовых рынков немногие компании были готовы превзойти ставки Bain и Hellman & Friedman, которые сами по себе выглядели менее уверенно, поскольку индекс "S&P 500" опустился ниже согласованного минимума в 903. NeubergerBerman могла оказаться в подвешенном состоянии и, как и его материнская компания Lehman, быть продана за 1 доллар.

Чтобы обеспечить выживание бизнеса, если торги Bain и Hellman & Friedman не будут закрыты, Уокер подал заявку от собственного руководства NeubergerBerman.

3 декабря он выиграл; 51% NeubergerBerman теперь принадлежал руководству, а 49% — кредиторам Lehman.

Для Уокера, который совершил прямой обмен акциями, когда пришел в Lehman из Goldman, это был замечательный конец двухлетнего катания на американских горках.

* * *

Около 18:00 воскресного вечера правление Lehman собралось по адресу: 7-ая авеню, 745. В середине заседания председатель SEC Кристофер Кокс позвонил в офис Фулда. Фулд перевёл звонок в правление.

— ФРС и SEC согласны с тем, что вам следует подать заявление о банкротстве, — сказал им Кокс.

Подразумевалось, что в противном случае они могут понести личную ответственность.

Фулд выглядел ошеломлённым. То же самое сделал Харви Р. Миллер, опытный адвокат по делам о банкротстве Weil, Gotshal & Manges, которому пришлось составлять самые быстрые документы о банкротстве в своей карьере. Поскольку всё происходило слишком быстро.

Но тут возникла заминка. Прежде чем компания Weil, Gotshal & Manges смогла продолжить работу, она потребовала около 20 млн. долларов за подачу заявки. По словам Стива Беркенфельда, это произошло потому, что “это был иск по обеспечению кредита к Lehman”. Как у адвоката компании, так и у кредитора, “у них возник конфликт”.

Итак, у кого Lehman будет просить 20 млн. долларов? У банка, который, по-видимому, всё это время отвечал за его судьбу: JPMorgan Chase.

По словам Беркенфельда, Стив Катлер, главный юрисконсульт JPMorgan, изначально отказывался передавать Lehman 20 млн. долларов, объясняя это тем, что “вышестоящий орган” заморозил все счета Lehman. Беркенфельд говорит, что в тот момент готов был сорваться. Многие в Lehman ворчали по поводу того, что Даймон “вертелся” вокруг их команды в ФРС Нью-Йорка в те адские выходные. На нем были чёрные джинсы и чёрная шелковая рубашка, и “знаете, он выглядел очень хиппово”, — вспоминает один из участников.

— Я не знаю, означает ли "вышестоящий орган“ Джейми Даймона или кого-то за пределами вашей организации, — сказал Беркенфельд Катлеру, — но рано или поздно мы это выясним. Понятно?

Средства выделили.

Теперь Lehman может подать заявление о банкротстве — крупнейшее заявление в истории. Обязательства компании составили 613 млрд. долларов^[95], а 34 млрд. долларов были связаны с открытыми контрактами на производные финансовые инструменты в 22 валютах в десятках стран по всему миру. Каждое из этих иностранных представительств регулировалось местными законами о банкротстве.

Около 21:00 тем вечером команда Фулда — одна за другой — подошла, чтобы обнять его. Они вошли целой толпой: Макдейд, Лессинг, Руссо, Фрейдхайм, Гольдфарб... — все. Это было похоже на приёмную очередь на похоронах.

Фулд был поражён, онемел.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — сказал он.

Намного позже позвонил Полсон.

— Дик, ты сделал всё, что мог, — сказал он ему.

Полсон искренне верил в это; ему было жаль Фулда.

— Это трагедия, — сказал Полсон год спустя.

Трагедия, которая подтвердила мнение Полсона о корпоративном лидерстве.

— Генеральному директору вредно оставаться слишком долго. Когда он работает более 10 лет, он может зачерстветь, и управленческой команде становится все труднее оспаривать решения босса или менять давнюю политику или практику.

Он не знал, что много лет назад Фулд пытался нанять Джо Переллу именно по этой причине — и ему отказали.

Глава 20. Проклятый потоп?

Та неделя была просто сумасшедшей. Вс` произошло так быстро. Никто из нас не выспался. Йен [Лоуитт] к концу почти не соображал. В какой-то момент мне даже хотели вызвать врача, настолько я устал.

— Алекс Кирк

В то время как Дик Фулд и его правление собирались в последние часы работы Lehman в воскресенье, измученный Боб Даймонд шёл по Мэдисон-авеню с женой Дженнифер и дочерью Нелл, которые все выходные поддерживали с ним постоянную связь, поскольку кризис обострялся. Нелл приехала на поезде из Принстона, чтобы утешить отца, и все трое мрачно шли на ужин. У него зазвонил мобильный телефон.

— Не думаю, что смогу ответить на ещё один звонок, — сказал он полушутя.

— Кто там, папа? — спросила Нелл.

— Это Барт Макдейд.

— Папа, возьми трубку.

Выходные стали испытанием для и без того низкой переносимости Макдейда к дуракам. Всю вторую половину дня в ФРБ Нью-Йорка он слушал критику со стороны различных регуляторов за многочисленные грехи Дика Фулда и Джо Грегори.

Он опасался, что никто в правительстве, похоже, не способен осознать кровавую бойню, которая начнётся, когда Lehman подаст заявление о банкротстве в понедельник.

Lehman была то по одну, то по другую сторону сделки на сотни миллиардов долларов. У компании были сотни миллиардов активов и пассивов, разбросанных по всему миру в невообразимом разнообразии инвестиций. Если бы каждый, кто вёл дела с Lehman в качестве клиента, торгового или просто стратегического партнёра, позвонил своим юристам, на рынках случилось бы свободное падение.

По крайней мере, Макдейду нужен был кто-то, кто выкупил бы нью-йоркскую брокерско-дилерскую деятельность Lehman из-под контроля — и он знал, что Даймонд будет заинтересован; в любом случае, это была единственная часть компании, которую тот действительно хотел.

Ответом Даймонда, конечно же, было громкое “да”.

Они договорились встретиться рано утром следующего дня в штаб-квартире Lehman, потому что все в Лондоне, кто был необходим для подписания такой сделки, спали.

* * *

Хэнк Полсон вылетел обратно в округ Колумбия, чтобы объяснить прессе, что произошло.

Это были не все плохие новости. Lehman, возможно, подаёт на банкротство, но Bank of America объявил, что приобрёл Merrill Lynch накануне вечером.

И в течение следующих 24 часов пресса будет хвалить Полсона за то, что он позволил Lehman уйти, за то, что грудью встал на защиту Уолл-стрит и не дал стране скатиться к социализму.

— С Merrill и Lehman Полсон делает правильный ход, — гласил типичный заголовок.

Но Полсон знал, что его проблемы только начинаются.

Позже он сказал, что почувствовал, что на следующее утро его слова прозвучали бесцеремонно:

— Я ни разу не рассматривал возможность вложения государственных денег в Lehman Brothers.

Всем казалось, что Полсон подразумевает, что ни разу не пытался спасти Lehman, что было бы далеко от истины.

— Мне не хотелось вставать и говорить: "А знаете что? Мы сидим здесь голые. Соединённые Штаты Америки бессильны. И мы можем делать всё, что захотим, для коммерческого банка, но для инвестиционного банка мы не можем. И у нас проблема". [Хотя это] было правдой. И поэтому я сказал нечто такое, что не совсем соответствовало действительности. Я имел в виду следующее: "Если бы существовала сделка, в которую мы могли бы вложить государственные деньги, я бы рассмотрел её".

Министр финансов США Генри “Хэнк” М. Полсон-младший проводит брифинг для прессы 15 сентября 2008 года. Позже он сказал: “Я не хотел вставать и говорить: "А знаете что? Мы сидим здесь голые. Соединённые Штаты Америки бессильны.""

* * *

Пока Полсон общался с прессой, Даймонд и Макдейд устроили на 31-м этаже Lehman комнату для переговоров, откуда Фулд мог наблюдать за их мозговым штурмом через окно своего офиса — несколько непростая договоренность для всех сторон.

— Было ужасно смотреть, как он страдает, — говорит один из друзей Фулда.

Но Даймонд, как бы ему ни было жаль Фулда, должен был приступить к завершению главной сделки в своей карьере.

Чтобы предотвратить Армагеддон, пока Barclays заключал сделку, клиринговый банк Lehman, JPMorgan, согласился поддерживать торговое отделение в Нью-Йорке в рабочем состоянии, направив брокеру-дилеру десятки миллиардов долларов в виде займов от ФРБ Нью-Йорка. Генеральный директор JPMorgan Джейми Даймон^[96] позже утверждал в письме, что JPMorgan сделал это по просьбе не только Lehman и ФРБ Нью-Йорка, но и самого Barclays. Lehman должна была выжить.

Или, точнее, не Lehman, а вся Америка. Казначей Lehman Паоло Тонуччи получил указание не переводить деньги за пределы Соединённых Штатов. (Обычно Lehman делал такие переводы; он перевёл 8 млрд. долларов в Европу.) Это означало, что в понедельник утром в Лондоне у Кристиана Мейснера не было денег, чтобы заплатить своим 10 тыс. сотрудникам, и без комментариев и прогнозов.

Мейснер был в ярости. Его окружал хаос. Его секретарша должна была рожать, и внезапно ей нечем было платить за медицинскую страховку. Люди перестали выходить на работу; никто не знал, заплатят ли им на этой неделе.

— Теперь вы сами по себе, — сказал Том Руссо главному юрисконсульту компании в Лондоне Эндрю Райту во время телефонного разговора.

В конце концов, если бы не протекционистская невосприимчивость британцев из Управления финансовых услуг (FSA), многие считали, что компания, возможно, всё ещё была бы жива.

— Пожалуйста, не требуйте от меня сочувствия британцам, — сказал один из топ-менеджеров Lehman. — После того, что они сделали с нами на выходных? Ещё чего! Они получили по заслугам.

Это была расплата за FSA и Аластера Дарлинга.

Мейснер почувствовал, что Фулд обвёл его вокруг пальца. Где сейчас “единая компания”? Почему Макдейд и Фулд не попытались договориться и по Европе и Азии? Но Barclays Capital не была заинтересована в Европе и Азии.

Мейснер умолял сотрудников выходить на работу, поскольку ценность компании заключалась в её людях. Тем временем он пытался сохранять хладнокровие и искать покупателя на рынках, которые менялись подобно бурлящему морю.

* * *

В Нью-Йорке Даймонд и Макдейд вырабатывали основные условия. Первым на повестке дня стояло то, что сделка не может продвигаться вперёд, если 8 ключевых руководителей, включая Скипа Макги, Эрика Фелдера, Джерри Донини и Иэна Лоуитта, не останутся. Очевидно, им были предложены щедрые выходные пособия, которые, по слухам, составляли 50 млн. долларов для Макги (он сказал, что это “смехотворная” цифра).

Примечательно, что Макдейд, Кирк и Гелбанд не были среди этих восьми. Гелбанд быстро ушёл в хедж-фонд Fortress. Макдейд и Кирк знали, что у Даймонда уже есть доверенные заместители, так что они будут предоставлены сами себе. Обеспечив плавный переход, они ушли в ноябре 2008 года.

Во вторник, 16 сентября, Даймонд был настолько уверен в том, что заключил сделку, что спустился в торговый зал в середине дня и объявил, что BarCap купила американского брокера-дилера за 17 млрд. долларов.

Его встретили бурными овациями.

Наверху Фулд отправил письмо, в котором говорилось, что он чувствует себя “ужасно” из-за произошедшего. Он тоже хотел спуститься в торговый зал, но Макдейд остановил его.

— Мы не хотели, что кто-нибудь его избил, — сказал коллега.

Фулд по-прежнему не понимал, как к нему относятся в компании. Разгневанные банкиры разрисовывали картинку с его изображением на стене офиса.

Бывший сотрудник Стив Голдстейн, уволенный в 1993 году, пишет на портрете самые искренние пожелания своему бывшему генеральному директору, 15 сентября 2008 г.

* * *

Как только Макги обменялся рукопожатием с Даймондом, чтобы скрепить сделку, он вылетел в Лондон, чтобы узнать, может ли он помочь Мейснеру, пока Barclays готовит заявку для европейских компаний.

Но Barclays не был готов иметь дело с расходами и головной болью, связанными с увольнением большей части персонала Мейснера, поэтому, предприняв шаг, которым Крис Петтит мог бы гордиться, Мейснер в конце концов принял предложение возглавить международные операции японского банка Nomura, демонстративно позаботившись о приобретении азиатских дочерних компаний Lehman. Он спас более 10 тыс. рабочих мест^[97].

Мейснер чувствовал себя не столько победителем, сколько закалённым выжившим. Чтобы усугубить ситуацию, главный юрисконсульт Питер Шерратт сказал ему, что один из его юридических консультантов по сделке Nomura взял его за руку и поблагодарил за “самую большую зарплату в истории нашей компании”. Казалось, адвокаты были настоящими победителями в этой прискорбной неразберихе — или, скорее, адвокаты и Боб Даймонд.

Вскоре после закрытия сделки с Nomura позвонил Фулд, чтобы поздравить Мейснера, но тот был не в настроении любезничать с “Гориллой”.

— Дела говорят красноречивее слов, — сказал Мейснер Фулду. – И, по моему мнению, вы с высшим руководством вели себя отвратительно во всей этой истории.

Он чувствовал, что Фулду следовало вести переговоры с Barclays гораздо более настойчиво. Он должен был верить в "единую компанию”. Фулд повесил трубку.

Два дня спустя Фулд перезвонил ему:

— Послушай, я подумал о том, что ты сказал. Я действительно не могу не согласиться. Я просто хочу, чтобы ты знал, что мне жаль.

* * *

Первое серьёзное испытание Боба Даймонда у руля Lehman Brothers произошло во вторник днём после объявления о слиянии.

JPMorgan сообщил своей команде, что передает Barclays ответственность за облегчение кредитной линии Lehman в ФРС — невероятно сложное дело, включающее перевод десятков миллиардов долларов наличными JPMorgan в обмен на портфель ценных бумаг Lehman на десятки миллиардов долларов.

По мере того, как рынки колебались после заявления о слиянии, команда Даймонда всё больше нервничала по поводу некоторых ценных бумаг, которые она получала обратно от JPMorgan в обмен на свои банковские переводы. Результатом стала судебная тяжба на 7 млрд. долларов, в ходе которой и Barclays, и JPMorgan обвинили друг друга в попытке навязывания токсичных активов.

Несмотря на это, в 16:00 в пятницу, 19 сентября, судья Джеймс Пек из Суда по делам о банкротстве США в Южном округе Нью-Йорка одобрил сделку.

Почти сразу Даймонд начал сбивать спесь с Lehman.

Источник говорит, что его несколько задело то, как редко руководители высшего звена летали коммерческими самолётами.

— Есть аэропорт в Нью-Йорке и аэропорт в Лондоне, — саркастически заметил он.

Даймонд знал, что гниль Lehman начиналась с головы.

Он также слышал о трениях между Лондоном и Нью-Йорком — не только за последние несколько дней, но и за прошедшие годы. Поскольку он жил в Лондоне, он хорошо знал Джереми Айзекса и был знаком как плюсами, так и с минусами компании, которую купил.

Даймонд решил, что ему провести культурные изменения в новом Barclays Capital. Он понял, что Фулду не следовало отрываться от низов. Поэтому он разместил свой кабинет прямо в торговом зале. На его стене на доске написана единственная фраза. Она гласит:

ЕДИНАЯ КОМПАНИЯ

* * *

И Хэнк Полсон, и его британский коллега Аластер Дарлинг, министр финансов, знали, что банкротство Lehman будет иметь ужасные последствия. Насколько всё будет плохо, можно было только догадываться.

— Я знал, что когда у нас произойдет крупное банкротство, мы впервые узнаем, как на самом деле работает система кредитных дефолтных свопов в условиях стресса, — сказал Полсон позже. — И я догадывался, что это будет неприятно.

Кредитно-дефолтные свопы — это нерегулируемые финансовые инструменты, которые действуют как “страховка” от дефолта по облигациям. За недели, предшествовавшие банкротству Lehman, цена покупки дефолтных свопов взлетела, но даже при 8 или 9 центах за доллар, по которым они торговались неделей ранее, они всё ещё были выгодной сделкой, учитывая, что облигации Lehman будут торговаться примерно по 10 центов за доллар в следующем месяце.

Полсон был обеспокоен отсутствием прозрачности этих инструментов, которые связывали Lehman с финансовыми институтами и инвесторами по всему миру. Он опасался, что эти инструменты, которые обычно служили в качестве средств снижения рисков, потенциально могут стать передатчиками рисков и усугубить кризис.

— Поначалу я не пытался вдаваться в кровавые подробности, и Бернанке тоже, — сказал он позже. — Я не хотел пугать американскую общественность и усиливать панику, а также создавать ещё большую экономическую дыру, потому что люди и так были в ужасе.

К полудню понедельника поползли слухи об American International Group (AIG) — единственном на рынке крупнейшем продавце кредитных дефолтных свопов.

Поскольку в понедельник днём дыра в ликвидности AIG превысила 85 млрд. долларов, её пришлось спасать очень дорогой ценой.

ФРС быстро заключила сделку по принципу "соглашайся или уходи": правительство получало 80% акций компании, её краткосрочная кредитная линия в ФРС предоставлялась по двузначной процентной ставке, а генеральный директор Боб Виллумстад, который встал у руля всего несколькими месяцами ранее в попытке добиться перелома в последнюю минуту, выбыл, и его спешно заменил Эд Лидди, бывший генеральный директор Allstate Insurance.

* * *

Но быстрая национализация AIG не успокоила рынки, которые сочли решение Полсона о спасении почти таким же тревожным, как и размеры субсидий налогоплательщиков, необходимых для затыкания зияющих дыр.

И насколько велики были эти дыры? Никто не знал. Мировой рынок ценных бумаг, обеспеченных ипотекой, составлял около 1,4 трлн. долларов, но они фактически были несколько месяцев как мертвы. Ко вторнику уже все рынки были мертвы.

Несмотря на полный доступ к дисконтному окну ФРС, самые безопасные банки и брокерские конторы не предоставляли друг другу срочных кредитов — и в тех редких случаях, когда они это делали, процентные ставки, которые они взимали друг с друга, были на несколько процентных пунктов выше, чем когда-либо прежде.

Новости о том, что Первичный Резервный фонд сильно увяз в долгах Lehman Brothers наводнили индустрию денежного рынка, и пошла волна требований погашения. А в Washington Mutual, одном из самых известных банков, участвовавших в буме низкокачественных ипотечных кредитов, вкладчики выстраивались в очередь по всему кварталу, чтобы закрыть свои счета. (Некоторые даже с извинениями приносили выпечку любимым кассирам.)

Теперь Полсон увидел, что последует бегство по оставшимся ценным бумагам Goldman Sachs и Morgan Stanley. В воскресенье, 21 сентября, ФРС преобразовала их в банковские холдинговые компании — это было то, о чём Lehman просила всего несколько недель назад и получила отказ.

Но хаос продолжался, и Полсону пришлось искать другое решение. Он рассудил, что единственный способ остановить панику — это для правительства начать скупать огромные пакеты ценных бумаг, обеспеченных ипотекой.

20 сентября Полсон представил Конгрессу свой план, изложенный в виде пунктов на трёх листах бумаги, по скупке этих токсичных активов. Названный по обе стороны прохода тупым диктаторским документом, он был отклонён Палатой представителей 9 дней спустя. Ещё через 4 дня после того, как его доработали (а рынки тем временем упали в обморок), законопроект разросся до 451 страницы и был принят — с трудом. 3 октября президент Буш подписал Закон о чрезвычайной экономической стабилизации, более известный как Программа помощи проблемным активам (TARP), которая включала предложение Полсона — на сумму 700 млрд. долларов.

Никто не был счастлив. Сейчас страна переживала рецессию, и налогоплательщики, похоже, платили за роскошный образ жизни клоунов с Уолл-стрит, которые втянули их в эту неразбериху.

* * *

Казалось, что общественное мнение о банкирах не могло стать ещё хуже, но именно это и произошло, когда Дик Фулд давал показания перед Конгрессом 6 октября.

Он не удержался от того, чтобы смотреть поверх очков, а не сквозь них (он страдал близорукостью), но и язык, и стиль его показаний были ужасающими.

— Эта боль останется со мной на всю оставшуюся жизнь, — сказал он о падении Lehman.

Но он был не готов признать, что раны были нанесены им самим. Вместо этого он обвинил слабый надзор, “сенсационное” освещение в СМИ и распространение слухов о коротких продажах.

Генри Ваксман, ершистый председатель комитета, сделал разорившемуся банкиру нехарактерно взвешенный выговор.

— Я не буду спорить, что вы плохо спите по ночам, — сказал он Фулду. — Но похоже, вы не признаёте, что сделали что-то не так.

14 октября Полсон пересмотрел TARP, чтобы воспользоваться частью из 700 млрд. долларов для приобретения прямых пакетов акций крупнейших финансовых учреждений — независимо от того, хотели ли учреждения или нуждались в том, чтобы правительство имело такие пакеты. Скупать токсичные активы было слишком сложно — и, как показала быстрая кончина Fannie, Freddie, Lehman и Bear, было слишком много возможностей для подтасовки цифр, когда дело доходило до их оценки.

В течение нескольких недель после банкротства Lehman даже с крупных корпораций, "голубых фишек", взимались почти ростовщические процентные ставки просто для финансирования повседневных операций, а бесчисленным малым предприятиям вообще не предоставлялось кредитов. TARP предназначалась для того, чтобы предоставить банкам подушку ликвидности, которая придала бы им уверенности, необходимой для возобновления кредитования. Но финансирование также дало Конгрессу право вводить ограничения в отношении печально известных щедрых бонусных фондов Уолл-стрит и вызывать их руководителей в Вашингтон на перекрёстные допросы.

Почему, хотел знать Конгресс, только благодаря программе финансовой помощи AIG ФРС перевела 13 млрд. долларов в казну Goldman Sachs, не говоря уже о неисчислимых прибылях, которые она получила благодаря дешёвым займам в своём новом статусе банковской холдинговой компании? И что ФРС получила от подписания контрактов, гарантирующих сотни миллионов долларов в виде бонусов сотрудникам подразделений AIG, чьи успешные продажи кредитно-дефолтных свопов оставили налогоплательщиков с дырой в 183 млрд. долларов? Затем Джон Тейн из Merrill Lynch уговорил своего нового босса Кена Льюиса одобрить более 3 млрд. долларов рождественских бонусов для своей команды в ноябре, только для того, чтобы обернуться и объявить, что Merrill сообщит о дополнительных убытках в размере 15 млрд. долларов за квартал — бремя, которое, естественно, ляжет на плечи налогоплательщиков, которые вложили 45 млрд. долларов в новую объединённую компанию.

И это было только начало. Руководители компаний с Уолл-стрит всю зиму и весну поджаривались на Капитолийском холме. В суровом свете комнаты для допросов они часто признавали, что их зарплаты была чрезмерны, что премии зашкаливали, что системе необходимо укрепить меры регулирования, демонтаж которых они лоббировали столько лет. Они обещали разобраться в своих действиях.

Но сделали ли они это? В течение года Ллойд Бланкфейн утверждал^[98], что Goldman Sachs, первый банк, вернувший свои средства TARP, изначально не нуждался в государственной помощи и ему не грозил крах. Он даже пошутил в лондонской Sunday Times, что выполняет “работу за Бога”. Тим Гайтнер, ныне министр финансов США, быстро заявил СМИ, что это абсолютная ошибка.

После Бланкфейна пришел Даймон, затем Morgan Stanley и Bank of America и, наконец, что почти невероятно, осаждённая Citigroup. Так быстро, как только могли, они вернули свои средства TARP и вернулись к бизнесу — и бонусам. Другими словами, дьявол вернулся в казино, и ему не терпелось снова покрутить рулетку.

Исполнительный комитет Lehman наблюдал за всем этим и кипел от злости. Это было несправедливо. Бланкфейн признал это ещё в сентябре, когда звонил Фулду, чтобы утешить его.

— Приближалось наводнение; Bear был на первом этаже здания, а ты — на втором, — сказал он побеждённому сопернику. — Мы были на пятом. Наводнение остановили до того, как оно достигло пятого этажа.

* * *

Хотя Джо Грегори ушёл до “адского лета”, он был так же возмущён, как и его коллеги. В конце концов, у него ещё оставались акции компании на сумму 232млн. долларов. Он также ждал окончания выплат по многомиллионному выходному пособию.

Из офиса в Хантингтоне, где он был вынужден обосноваться — и продать свой вертолёт, — он позвонил бывшим коллегам и бушевал:

— Мало того, что нас поимели, все считают нас ублюдками!

Он также сказал, что, если бы его оставили на своем месте, он мог бы разобраться в ситуации; по его словам, в потере компании виноват Барт Макдейд.

Многие сотрудники Lehman до сих пор не верят, что это случилось.

— Иногда я просыпаюсь и на секунду думаю, что Lehman ещё жива, будто это человек, — говорит Крейг Шиффер. — Несмотря на всё, что пошло не так, в этом было что-то уникальное, что-то действительно сильное и волшебное.

Месяцы спустя в глазах сотрудников Lehman ещё горел гнев за то, что их неправильно отделили и расстреляли во имя не просто спасения экономики, но, как они верили, спасения Goldman Sachs.

— Я каждый день вижу того, кто виноват в этом бардаке, — сказал один из топ-менеджеров Lehman. – Достаточно включить телевизор — и ты видишь Тима Гайтнера.

Многие бывшие "леманиты" считают, что Казначейство и ФРС поторопились с расчётами в те выходные, и в желании решить более серьёзные проблемы Полсон совершил огромную ошибку. Они утверждают, что их рыночные активы не были настолько переоценены, и в качестве доказательства приводят растущие подозрения, что Lehman лишилась добрых 5 млрд. долларов в недвижимости в ходе последней неудачной сделки с Barclays.

— Я думаю, что это скорее история высокомерия, чем трагедия, — говорит бывший член исполнительного комитета. — Уолл-стрит – это длинная улица ошибок. Есть машина, которая медленно катится к обрыву, и есть этот парень, который делает последний небольшой толчок, из-за которого она падает вниз… Ну и ответьте на вопрос: можно ли считать его главным злодеем? Да, в каком-то смысле можно. Но парни, которые довели дело до крайности, возможно, заслуживают большего порицания.

“Lehman Brothers — отдел управления рисками, 2008” (худи с Aliexpress)

Глава 21. Туши свет, сливай воду

Кэти Фулд — приятная женщина. Проблема в том, что она считает, что все остальные на Уолл-стрит такие же милые, как и она. А это не так.

— Питер А. Коэн

Кто бы ни сказал, что наверху одиноко, он никогда не спрашивал у Кэти Фулд, которая быстро поняла, что внизу тоже может быть одиноко. Её падение и последовавший за ним социальный остракизм наступили очень быстро. После того как Lehman рухнула, а муж стал изгоем (и олицетворением неприкрытой алчности Уолл-стрит), Кэти перестали звонить жёны других генеральных директоров. На званом обеде с Питером Коэном и его женой Кэти расплакалась.

— Я не подозревала, что они на самом деле не были моими друзьями, — сказала она.

К концу сентября она объявила о намерении продать на аукционе художественную коллекцию Фулдсов стоимостью 20 млн. долларов. Месяц спустя они продали 12 из своих 16 абстрактно-экспрессионистских картин за 13,5 млн. долларов.

Несколько месяцев спустя она тихо ушла с поста заместителя председателя совета Музея современного искусства.

— Чтобы возглавлять совет директоров MoMA, нужно много денег, — объясняет инсайдер.

А у Кэти их больше не было. Фулды продали 16-комнатную квартиру на Парк-авеню за 25,87 млн. долларов. Как и все другие жёны Lehman Brothers, Кэти тоже заплатила определённую цену за то, что была замужем за компанией. Раньше она жаловалась Карин Джек, что из-за общественных обязанностей не может проводить с дочерьми-близнецами столько времени, сколько ей хотелось бы. Она также признавалась, что редко виделась с семьёй, потому что Дик им не нравился.

Вскоре ей предстояло узнать, что имела в виду одна бывшая жена Lehman, когда говорила:

— Когда твой муж уходит из Lehman, ты становишься призраком.

Её муж, Дик, в конце концов перенёс кабинет в здание Time-Life на 6-ой авеню, 1271, где находится журнал Fortune и где оставшиеся сотрудники Lehman Brothers Holding, Inc. помогали руководить процедурой банкротства.

В начале апреля 2009 года^[99] он переехал в офис на 3-ей авеню, 780, где основал новое частное инвестиционное предприятие Matrix Advisors.

— Можно либо смотреть вперёд, либо оглядываться назад, — сказал он друзьям.

После 6 месяцев беспокойного сна Фулд решил смотреть вперёд.

Тем летом на вечеринке в Гринвиче, штат Коннектикут, Дик Фулд выглядел сильно загорелым и расслабленным, далёким от чувства вины за зиму и бессонных ночей. Он был очаровательным и забавным и хотел говорить о детях. Но он крепко сжал мне руку, когда я сказала, что пытаюсь собрать воедино “мозаику” событий, которые привели к банкротству Lehman.

— Поверьте мне, — сказал он, — я тоже.

15 сентября 2009 года Фулд, как сообщается, попал в “засаду” в своем доме в Сан-Вэлли, когда репортёр позвонила в дверь и сказала, что пришла по “семейному делу”. Фулд пригласил её войти, и она набросилась на него с вопросами.

Когда она попросила сказать что-нибудь важное, он сказал:

— Никто не хочет это слышать. Факты налицо. Никто не хочет это слышать, особенно от меня.

* * *

Джо Грегори также скрывался от глаз общественности. По сообщениям, он продал своё поместье площадью 7 акров^[100] в Манчестере, штат Вермонт. Бывшие сотрудники Lehman были потрясены, прочитав в таких журналах, как Vanity Fair, что он всё так же сорит деньгами. Возможно, он потерял акции примерно на 230 млн. долларов, но за эти годы получил по крайней мере столько же в выплатах.

Благосостояние Грегори резко контрастировало с финансами многих из 26 тыс. сотрудников Lehman, которые потеряли всё. Все, кто там работал: от секретарей до управляющих директоров и генерального директора, — получали половину своей зарплаты в виде акций Lehman, которые нельзя было продать как минимум в течение 5 лет.

* * *

Эрин Каллан ненадолго получила спасение у Роба Шафира, бывшего главы подразделения облигаций, — того самого, который по ошибке пришёл в “повседневной” одежде на выездное заседание Lehman, уволился в феврале 2007 года и перешёл в Credit Suisse, где управлял американскими офисами компании. В июле 2008 года он нанял Каллан для управления там хедж-фондами, потому что она произвела на него впечатление, когда руководила этим отделом в Lehman.

К ярости бывших коллег, Каллан дала интервью журналу Fortune, в котором настаивала на том, что её не выгоняли из Lehman.

— Через 24 часа после объявления о финансовом результате за второй квартал, стало ясно^[101], что реакция рынка была просто ужасной, и в компании росло ощущение необходимости смены руководства. Я вернулась в свой кабинет и решила, что готова уйти в отставку, — добавив, что ей “повезло вовремя уйти”.

Многие подумали, что она намекала на то, что поступила очень умно, уйдя, когда ей это удалось, — как будто это был её выбор, как будто она не несла ответственности за то, что произошло.

— Я не мог поверить своим глазам, когда прочитал это, — кипятился один бывший коллега.

Но её самоуверенности внезапно пришёл конец, когда посыпались судебные иски против Lehman, его правления и высшего руководства. Разгневанные инвесторы хотели знать, не обманули ли их. Все учреждения, которые инвестировали в компанию в 2008 году, теперь утверждали, что оценки были фальшивыми. Каллан была финансовым директором; она подписывала финансовые отчёты и фактически успокаивала, что компания находится в добром здравии, хотя было очевидно, что это не так. Теперь это было потенциальной юридической угрозой для неё.

Она уволилась из Credit Suisse, уединилась в своем доме в Хэмптоне и стала встречаться с пожарным, которым когда-то хвасталась перед коллегами. Друзья говорили, что у неё случился какой-то нервный срыв. Для женщины, чья жизнь состояла из работы, это был печальный исход.

По иронии судьбы, Майкл Томпсон, её бывший муж, встал на ноги: он управлял своим торговым бизнесом и был счастлив.

* * *

На протяжении всего 2009 года судебные иски против Lehman просто продолжали сыпаться. Один член правления сказал другу:

— Не иначе, мы будем судиться вечно.

К ноябрю 2009 года^[102] расходы на содержание различных консультантов и экспертов, необходимых для рассмотрения многих тысяч претензий и встречных исков и выполнения трудоёмкой работы по ликвидации компании, превысили порог в полмиллиарда долларов, и конца этому не было видно.

Официальные ликвидаторы имущества, нью-йоркская компания Alvarez & Marsal, занимающаяся восстановлением активов, получила наибольшую часть этих сборов, выставив счёт на сумму более 200 млн. долларов за услуги 125 своих сотрудников примерно за год. В одном из событий, вызывающих удивление, в июне широко сообщалось, что Alvarez & Marsal продала за 10 млн. долларов права на управление находящимся в глубоком кризисе портфелем недвижимости компании группе, в которую входил Марк Уолш.

В соответствии с требованиями Корпорации по защите инвесторов, для проверки активов и обязательств брокерско-дилерского бизнеса, который в настоящее время принадлежит Barclays, был назначен ликвидационный управляющий Джеймс Гидденс.

В скором времени Гидденс нацелился на так называемую “стрижку” в размере 5 млрд. долларов, которую, по слухам, пропустил британский банк в ходе экстренного поглощения брокерской компании — сумма, которая выросла до 8,2 млрд. долларов к тому времени, когда Гидденс официально подал в суд на Barclays, чтобы вернуть неправедно нажитую “неожиданную прибыль” кредиторов.

Суд отстранил от должности десятки руководителей Barclays и Lehman в ходе марафонских заседаний в попытке воссоздать то, что происходило в течение 36 часов между звонком Барта Макдейда Бобу Даймонду вечером накануне подачи заявления и соглашением Barclays о покупке брокера-дилера, заключённым до рассвета 16 сентября. По-прежнему не ясно, как завершится этот особенно спорный эпизод крупнейшего в мире банкротства.

Далее следует отчёт официального эксперта по банкротству, бывшего федерального прокурора Антона Валукаса, который был назначен в январе 2009 года по ходатайству Walt Disney Company для расследования банкротства от имени кредиторов других дочерних компаний Lehman.

Ровно через год после того рокового воскресенья, когда Lehman Brothers сдался, Валукас запросил у суда ещё три месяца на подготовку отчёта. Он сказал судье, что использовал банкротство Enron в 2001 году в качестве ориентира для оценки того, сколько времени ему потребуется, предсказав, что для выполнения поставленной задачи потребуется просмотреть 1,5 млн. страниц. Но к сентябрю 2009 года, по его словам^[103], он просмотрел 10 млн. страниц, а его работа была ещё далека от завершения.

— Если Enron была горой, — высказалась Wall Street Journal, — то Lehman — это горный хребет.

В октябре Journal раскрыл информацию о том^[104], что может стать Килиманджаро в поисках Валукаса, потенциальном судебном процессе, обвиняющем Федеральную резервную систему в том, что она опередила других кредиторов Lehman, когда была полностью выплачена сумма, которую Lehman занял через окно скидок за 4 дня до подачи заявки по Главе 11^[105].

Когда компания Lehman подавала заявку по главе 11, на её балансе значились активы на сумму более 600 млрд. долларов против обязательств на сумму 613 млрд. долларов. Но по мере ухудшения ситуации на рынке стоимость многих из этих активов значительно сократилась, а требования кредиторов Lehman (предсказуемо) резко возросли.

Согласно заявлению SEC, к ноябрю кредиторы предъявили претензии^[106] к холдинговой компании на сумму 824 млрд. долларов.

— Некоторые претензии откровенно глупы, — заявил судье на слушании исполнительный директор Alvarez & Marsal Брайан Марсал.

Среди споров внимание отвлеклось от более широкого юридического (и философского) вопроса о Lehman: солгали ли Каллан, Грегори или Фулд инвесторам, или это просто был случай групповой некомпетентности?

По состоянию на декабрь 2009 года федеральные следователи ещё никому не предъявляли уголовных обвинений в связи с впечатляющим крахом четвертого по величине инвестиционного банка в мире. Но все бывшие сотрудники Lehman с нетерпением ждали отчёта Валукаса, который должен был выйти в начале 2010 года.

— Он расставил все точки над "i", — говорит Том Хилл.

8 февраля 2010 года Валукас подал отчёт за печатью. Отчёт занимал гигантский объём в 2200 страниц. Валукас заявил в судебных материалах, что, если необходимо, он будет доказывать перед судьёй, что весь отчёт должен быть обнародован, включая многие разделы, которые интервьюируемые просили отредактировать. Дата обнародования отчёта Валукаса была назначена на 11 марта 2010 года.

К удивлению многих^[107], Джо Грегори подал гражданский иск на сумму 232.999.549 долларов против Lehman, подсчитав, что по условиям его трудового контракта компания задолжала ему годовую зарплату в размере чуть более 3,1 миллиона долларов в течение следующих 15 лет и 700 тыс. долларов в год в течение следующего десятилетия. Том Руссо подал в суд на менее внушительную сумму в 17,3 млн. долларов. Дик Фулд не предъявил никаких претензий, как и Джордж Уокер, Скотт Фрейдхайм, Эрин Каллан, Скип Макги или Барт Макдейд. Грегори сказал, что подал в суд, потому что ему нечего было терять. Фулд не согласился: они все разбогатели, но потеряли компанию.

Наконец далеко за финишной чертой с Дика Фулда слетели шоры. Lehman, возможно, и потерпела крах, но он всё ещё был руководителем Lehman; а для сотрудников Lehman — тех, в кого он верил, — никогда не поздно "поступить правильно”. Ему бы и в голову не пришло отсудить у родной компании деньги. Что Грегори такая мысль пришла в голову... ну, в конце концов, Фулд увидел огромную слабость, неуверенность и жадность у человека, которого он сделал своим № 2. Он по-прежнему отвечал на звонки Грегори, но сказал близким друзьям, что был в ярости.

Когда это больше не имело значения, Фулд, наконец, стал “гориллой”.

Эпилог

Я хранил фотографии семьи у себя в ванной. Утром и вечером я просто смотрел на них. Только так мне удавалось жить дальше: напоминать себе о том, что действительно важно.

— Том Руссо

В свои лучшие времена Lehman Brothers украшали Дик Фулд и Крис Петтит. В прежние времена, когда Фулд сражался наверху, сражался с Питером Коэном и когда Петтит командовал войсками, дуэт было не остановить. Фулд знал, что услышит о том, что происходит с войсками, от Петтита, который действительно знал всех и вся.

В то время денежная добыча или атрибуты эгоизма ещё не начали разрушать культуру “единой компании” Lehman. Все мальчики из Пондерозы были друзьями с большими и великодушными сердцами и бойким нравом. Они спали только со своими женами. Они были честны.

Кто-то, близкий к Стиву Карлсону, говорит, что Lehman превратилась в компанию лжецов сразу после мексиканского кризиса.

— Именно тогда в основном работа стала сводиться к следующему: "Что мы наврём сегодня, чтобы скрыть наши реальные трудности?" Вот тогда-то всё и пошло наперекосяк.

Вскоре после этого Карлсон ушёл.

В 2006 году Лару Петтит уволили из Lehman, как она считала, без причины. Она была на седьмом месяце беременности, только что купила новый дом и была шокирована. В конце концов она договорилась с компанией о выходном пособии. Она спросила Джо Грегори, знал ли он о её увольнении.

— Абсолютно ничего, — ответил он.

Несколько месяцев спустя Лара выяснила, что Грегори прекрасно всё знал.

Марта Диллман решила уехать из штата Мэн и вернуться к консалтинговым исследованиям в нью-йоркской компании Credit Sites. Они с Ларой по-прежнему общались, но уже не так дружелюбно, как когда-то.

Мэри Энн Петтит продолжила жить дальше; она больше не получает ежемесячный чек от части выходного пособия Криса Петтита. Сейчас она всего лишь ещё одна из 64 тыс. кредиторов, подавших иски к Lehman, многие из которых, по иронии судьбы, сочли затянувшийся процесс банкротства чем-то вроде воссоединения семьи Lehman.

Поскольку было проще подавать документы вместе, Крейг Шиффер недавно обнаружил, что предаётся воспоминаниям с Питером Коэном. Питер Соломон поговорил с Диком Фулдом и обнаружил, что находится в той же группе. Конец Lehman вернул их всех вместе к воспоминаниям о хороших временах и о плохих. Они вспомнили, что какое-то время они пережили то, что действительно считали уникальным и за что стоило бороться.

— Такое можно только прожить, — говорит Шиффер, — но какое-то время Lehman просто не была похожа ни на что другое на Уолл-стрит.

Не хватало лишь нескольких громких имён. Лью Глюксман скончался в 2003 году. На его поминальной службе в Нью-Йорке Джим Бошарт рассказал, как Глюксман однажды посмотрел на темноволосого новичка, единственной ролью которого, казалось, была видеозапись утреннего собрания в понедельник.

— Как тебя зовут? — спросил Глюксман молодого человека.

— Дик Фулд, — ответил мужчина.

— Что ж, Дик Фулд, — сказал Глюксман, — либо ты работаешь на меня, либо дверь вон там.

Вот так всё и началось.

Стив Лессинг процветает в Barclays, где знаменитый Rolodex теперь оказывается таким же полезным для Боба Даймонда, каким был для Дика Фулда.

Скип Макги помог Barclays надрать всем задницу в первый год своей работы. Прибыль Barclays в первом квартале 2009 года составила 3 млрд. фунтов стерлингов, что на 8% больше, чем ранее.

Джордж Уокер удерживал NeubergerBerman на плаву. К концу 2009 года активы под управлением выросли со 158 млрд. долларов в июне до 173 млрд. долларов. Клиенты и сотрудники оставались лояльными. Уокер уверенно вёл корабль вперёд.

— Какое-то время нам будет очень скучно, — сказал он.

В 2009 году Перегрин Монкрейфф жил на Джерси, Нормандские острова, с женой, художницей Мирандой Фокс Питт, и шестью детьми. Он управлял хедж-фондом.

— Не могу поверить, что это произошло бы, если бы Крис Петтит работал в Lehman, — сказал он.

Скотт Фрейдхайм переехал в Чикаго, где работает исполнительным вице-президентом управляющего хедж-фондом миллиардера Эдди Ламперта, помогая с его последним проектом по перестройке Sears Holdings, владеющей розничными сетями Sears и Kmart. По иронии судьбы, незадолго до сентябрьского объявления о финансовом результате Lehman Макдейд и Фулд планировали повысить его в должности. Они хотели внести структурные изменения, чтобы компанией управляли подкомитеты, состоящие из членов исполнительного комитета. Был бы отдел по рискам, инвестициям в новые инициативы, авансам и так далее. Фрейдхайм отвечал бы за каждый из них.

Том Руссо перешёл в юридическую фирму Patton Boggs. В 2009 году он читал курс “Предпосылки мечты” в Колумбийской школе бизнеса, посвящённый урокам, извлечённым из Lehman. В 2010 году было объявлено, что он станет новым юридическим консультантом AIG.

Дэвид Гольдфарб остался в Lehman Brothers Holdings, работая с недвижимостью. Ему платили низкую шестизначную зарплату, но он надеялся, что компания вознаградит его за все деньги, которые он от неё не получил.

После того, как они остались, чтобы обеспечить переход, Барт Макдейд и Алекс Кирк тихо покинули BarCap в ноябре 2008 года. (У Боба Даймонда уже были доверенные помощники в лице Джерри дель Мессье и Рича Риччи.) Для них пришло время начать всё сначала и строить собственный бизнес. В сентябре 2009 года они вдвоём основали River Birch, частную компанию по управлению инвестициями. В декабре было объявлено, что Макдейд помогает запустить подразделение наличных акций для Evercore Partners, частной инвестиционной компании, которой руководит бывший партнёр Lehman (и бывший заместитель министра финансов при Билле Клинтоне) Роджер Альтман. (Evercore также наняла Марка Бертона, бывшего вице-председателя Lehman, в июле 2009 года.)

Майк Гелбанд перешел в Fortress Financial Group, частную инвестиционную компанию. Джон Сесил основал консалтинговую компанию Eagle Knolls; Джереми Айзекс основал собственный бизнес JRJ Ventures вместе с Роджером Нагиоффом и Джесси Бхатталом.

Иэн Лоуитт остался в Barclays.

Майк Одрич присоединился к ликвидаторам Alvarez & Marsal, чтобы построить там частный инвестиционный бизнес.

Хэнк Полсон потратил год на то, чтобы разобраться в себе и написать мемуары об осени 2008 года. Он также рыбачил со своим младшим братом Ричардом, который более 10 лет работал трейдером облигаций (продавал ипотечные кредиты) в Lehman и, по словам Хэнка, был “уничтожен” банкротством.

Ричард сказал мне, что, по его мнению, Хэнк поступил героически в сложившихся обстоятельствах. Он надеется, что со временем история Хэнка Полсона будет пересмотрена до такой степени, какой, по его мнению, она должна быть, и что критика останется позади. Чтобы подбодрить Хэнка, Ричард порекомендовал брату прочитать "Мастера и командиры" британского историка Эндрю Робертса, — книгу, которая реконструирует стратегические дебаты и беседы между Рузвельтом, Черчиллем, Маршаллом и лордом Аланбруком во время Второй мировой войны.

Том Такер и Стив Лессинг часто общаются и, несмотря на разные карьеры, остаются близки. Лессинг купил ресторан "Финнеганз" в память о своих друзьях из старого района. Фотография Пятика, сделанная Крисом Петтитом, Расти Петтитом и Томом Такером в 1970-х годах, незадолго до того, как они присоединились к Lehman, по-прежнему висит над баром.

* * *

Что касается Криса Петтита — он никогда не выходит из головы тех, кто знает настоящую историю Lehman. Когда я начала писать свою книгу, Такер рассказал мне, что посетил экстрасенса Джима Фарджиано на Лонг-Айленде, который свёл его с лучшим другом. В рамках сюрреалистического эксперимента я позвонила Фарджиано, который живёт на грунтовой дороге в Куоге, и неожиданно взяла интервью у духа Петтита.

Фарджиано заявил мне, что видел, как Петтит свысока смотрит на меня и мои тетради, и что он “хочет поблагодарить меня за то время, которое я уделила Томми”, и убедиться, что “Томми знает, что он слетел с катушек”.

Что, спросил я, дух Петтита говорит о Джо Грегори? По словам Фарджиано, дух написал слово: “Обманут”.

А Дик Фулд?

“Искусно заметает следы”.

Фарджиано сказал, что Петтит много говорил о том, что хотел бы сменить костюм на футболку и джинсы; он также продолжал говорить о том, что “увяз слишком глубоко, не в состоянии выбраться” и “творческом учёте”.

Я спросила о любви. Фарджиано сказал, что Петтит потерял свою любовь некоторое время назад.

— А как же твоя девушка? — спросила я.

Дух рассмеялся:

— Умное дитя. Немного эгоцентрична, но она была так молода — любой поддался бы искушению, — и вернулся к теме, что всё идет наперекосяк и выбраться из этого невозможно.

Он неоднократно повторял слово "цель".

Фарджиано сказал мне, что может видеть Петтита. Он был снаружи, где всегда хотел быть, но не в костюме.

А потом я попрощалась — с Фарджиано и, чувствуя себя несколько глупо, с Крисом Петтитом.

Снова размышляя над всей этой жуткой историей, я взяла старый экземпляр "Обитатели холмов" и наткнулась на отрывок, в котором Пятик, обладающий способностями провидца, призывает собратьев-кроликов бежать, зная, что люди идут их убивать: "Вот куда мы должны идти”.

Может быть, подумала я, это и есть то место, где Крис Петтит наконец-то оказался.

Примечание об источниках

Я потеряла счёт часам интервью, проведённых для этой книги, когда мой магнитофон — старомодный аппарат, работающий на батарейках типа АА и размером с пачку сигарет, — перестал работать. К тому моменту в нём стояла кассета № 106; на каждой из кассет было записано по 180 минут интервью. И я по-прежнему находилась только на четверти пути.

К моему ужасу, пришлось не только вернуться и повторно опросить тех, кого аппарат просто не смог записать (на 80-й ленте появились пробелы), но и научиться работать с цифровым диктофоном — и с ним я тоже иногда не справлялась.

Если бы бывший министр финансов США Хэнк Полсон сам не записал наш разговор, его проницательная и освежающая откровенность не попала бы на эти страницы. Поэтому я благодарю его не только за время и честность, но и за передачу записи.

Также я должна поблагодарить некоторых членов его команды, которые пожелали остаться неизвестными, но уделили мне много часов своего драгоценного времени. Я искренне благодарна одному конкретному высокопоставленному члену Федеральной резервной системы, который проявил удивительное терпение и хорошее настроение, когда мы переделывали один очень длинный разговор. То же самое касается определённых людей в британском управлении финансовых услуг.

Также многим бывшим сотрудникам Lehman Brothers и Barclays Capital (BarCap), которых пришлось опросить по второму, а иногда и третьему разу. Единственным плюсом моей прискорбной некомпетентности было вот что: наверное, к концу я правильно изложила историю. И я заметила, что почти все без исключения истории оставались неизменными по мере их пересказа — хотя их ценность для меня заключалась в том, что они стали более подробными и более эмоциональными.

Это дало мне веру в то, что рассказчики говорят правду — хотя и так, как они её видели, — и что, хотя я не собиралась повторно опрашивать их, эти повторные интервью стали сердцем книги.

Именно на повторных интервью все расслаблялись и по-настоящему раскрывались. Пересказывая свои истории, они давали волю чувствам.

В тот момент я поняла, что эта книга будет другой, что внутри Lehman была душа — на самом деле, много душ — и что существовала причина, по которой люди думали о компании как о личности, что они мечтали, что “она” жива даже после того, как “она” умерла.

Моей задачей было бы описать эту душу: объяснить реальную историю того, чем и кем была Lehman и почему Lehman умерла. Моей задачей было бы провести читателей в залы заседаний и офисы исполнительного этажа, а также в торговый зал и показать, что, в конце концов, как сказал Гераклит, характер на самом деле является судьбой.

Из-за всех судебных исков, с которыми столкнулось правление и исполнительный комитет Lehman в связи с банкротством, а также спора между Barclays и Lehman, некоторые были вынуждены говорить неофициально.

Слова других кое-где записаны, кое-где — нет; но если кто-то говорил не для записи, я всегда проверяла сказанное, обращаясь по крайней мере ещё к одному источнику. Таким образом, если я пересказываю разговор, который состоялся в офисе, в торговом зале или на поле для гольфа рядом с домом Дика Фулда в Сан-Вэлли, вполне возможно, что мне рассказал об этом разговоре кто-то, кто был там и слышал. Опрошенные, возможно, подтвердили это, но не хотят указывать авторство.

Там, где я брала уже известные факты, они, по возможности, сопровождались примечаниями и источниками. Но опять же, я старалась проверять каждый факт у самих игроков. (Со мной работала команда из пяти выдающихся специалистов по проверке фактов.) Иногда возникали конфликты, и здесь я делала то, что делает каждый журналист: полагалась на чутьё при изложении повествования, но отмечала конфликт на страницах, в тексте.

Когда происходит что-то столь важное, как крупнейшее банкротство в истории США, кто-то неизбежно не соглашается. И я ожидаю, что Джо Грегори не согласится с общим представлением о нём, описанным в книге: как о президенте Lehman, который не управлял рисками, а был озабочен другими вещами, нежели управлением бизнесом. Как признавали даже его друзья, ему не дано посмотреть на себя со стороны.

Однако то, как характеризуют Грегори, — это то, каким его видел каждый человек — из сотен опрошенных о нём. Единственным исключением может быть главный юрисконсульт Lehman Том Руссо. Но даже Руссо почувствовал себя неловко, сказав:

— Ну, я думаю, я слышал всё то, о чём вы говорите, но сам не видел Джо таким.

Обязанность репортёра состоит в том, чтобы связать все фрагменты воедино — это означает как множество голосов и ещё больше точек зрения, — пока у вас не получится своего рода калейдоскопическая картинка, которая даёт вам чёткое представление о целом.

Есть только два основных источника, у которых я, к сожалению, не взяла интервью для этой книги. Хотела бы я взять интервью у Криса Петтита. На самом деле, я хотела бы знать Криса Петтита. Его история, его харизма, его благородный характер, его ужасный конец — всё это трагедия, достойная мощного кинофильма. Но даже самый лучший репортёр не может взять интервью у мертвых — хотя, как вы прочтёте в эпилоге, я попробовала!

Другой — Джо Грегори.

Вторая половина книги — это история Грегори, поскольку первая половина принадлежит Петтиту.

Я лишь коротко поговорила с Грегори по телефону — он взял трубку по ошибке, когда его помощника не было дома, — и в разговоре он настаивал, что его никогда не увольняли, и в бедах Lehman винил "шортистов". Он сказал, что хотел выступить в защиту книги, но один из адвокатов его переубедил.

У меня уже был настоящий, неразбавленный портрет Джо Грегори. У меня были его дневники: его собственные слова, написанные не для журналиста, а для самого себя. Итак, я почувствовала, что это лучше, чем брать интервью у самого Грегори. Из своих интервью со всеми людьми, которые работали с ним, я знала, что его считали спокойным собеседником, полным самооправдания, и что он никогда не считал себя таким, каким его видели другие. Это история его жизни, рассказанная теми, кто работал с ним, и, возможно, его падения.

Его адвокаты знали, что у меня есть его дневники. По-видимому, хотя и удивительно, у него нет их копии, и он не мог вспомнить, что сам записал. Меня попросили выслать ему копию. Как любой хороший журналист, я этого не сделала. Я не хотел давать ему ни малейшего шанса определить источник, из которого их получила (странно, что у него не сохранилось электронных копий, ведь они были записаны в 2003 году).

По телефону я в общих чертах рассказала коллеге его адвоката Стивену Витцелю из Fried Frank Harris Shriver & Jacobson LLP о том, что он записал, и предложила ему возможность дополнить любой из его собственных комментариев и ответить на любую критику в его адрес.

Витцель в конце концов от имени Грегори отказался, заявив, что придерживается своей политики “не разговаривать с прессой”, но следует помнить, что некоторые из его замечаний — и других тоже — могут быть вырваны из контекста.

Дик Фулд также не смог поговорить со мной по поводу этой книги из-за судебных исков. Однако, как я указываю в эпилоге, мы с ним действительно ненадолго встречались (вместе с Кэти Фулд). Он был очарователен и извинялся, что не мог быть более полезным. Его адвокат Патрисия Хайнс из Allen & Overy запретила ему не только разговаривать, но и помогать в проверке фактов.

Но за её спиной Фулд был очень полезен. Только потому, что Lehman умерла, Фулд оставался ей верен. И я благодарю тех, кто говорил со мной за него — неофициально — и проверял факты с ним для меня, в надежде, что это будет правдивое и точное описание человека и того, что с ним произошло. Хотя все истории о нём передавались от людей, очень близких к нему, и которые были там с ним, когда происходили описанные события, я не знаю, чтобы он лично подтвердил каждый отдельный инцидент. Я просто знаю, что люди, находившиеся с ним в комнате, подтверждали.

Ещё одним человеком, с которым было бы полезно поговорить, была Марта Диллман. Она сказала, что не хочет ворошить старые воспоминания, хотя и попросила Лару Петтит рассказать мне, что в ночь смерти Криса Петтита на озере в штате Мэн произошло 3 несчастных случая со смертельным исходом. Я должным образом отметила это в тексте.

В декабре 2009 года, когда мы с командой John Wiley & Sons завершали работу над рукописью этой книги и проверку фактов, я получил 20 электронных писем от бывших топ-менеджеров Lehman, которые знали, что этот корабль наконец-то покидает доки и готовится к печати. Они все волновались, зная, что все трупы вынуты из могил и скоро будет рассказана целая история.

Один человек написал мне: “Эта книга могла бы стать весьма взрывной (ради вашего же блага!), и хотя я хочу быть честным, я хочу быть уверен, что она написана достойно”. Он был одним из тех, кто хотел, чтобы правда стала достоянием гласности, но до этого он хотел убедиться, что в одних местах о нём есть упоминания, а в других нет.

Я надеюсь, что рассказала “взрывную”, но, что важнее, “правдивую” историю Lehman. И я надеюсь, что одновременно защитила свои источники и что мы все сохранили нашу честь.

В конце концов, именно этим мы, писатели, и должны заниматься.

Справочная литература

Аулетта, Кен. 1986. Жадность и слава на Уолл-стрит: падение банка Lehman. Нью-Йорк: Random House.

Берроу, Брайан и Джон Хеляр. 1990, 2008. Варвары у ворот: падение RJR Nabisco. Нью-Йорк: Harper & Row, HarperBusiness.

Коэн, Уильям. 2009. Карточный домик: история высокомерия и жалких излишеств на Уолл-стрит. Нью-Йорк: Doubleday.

Коллинз, Джим. 2009. Как падают могущественные и почему некоторые компании никогда не сдаются. Нью-Йорк: HarperCollins.

Гаспарино, Чарльз. 2009. Распродажа: как три десятилетия жадности Уолл-стрит и бесхозяйственности правительства разрушили мировую финансовую систему. Нью-Йорк: HarperCollins.

Келли, Кейт. 2009. Уличные бойцы: последние 72 часа Bear Stearns, самой крутой фирмы на Уолл-стрит. Нью-Йорк: Viking Penguin.

Макдональд, Дафф. 2009. Последний человек на ногах: восхождение Джейми Даймона и JPMorgan Chase. New York: Simon & Schuster.

Соркин, Эндрю Росс. 2009. Слишком велики, чтобы обанкротиться: внутренняя история о том, как Уолл-стрит боролась за спасение финансовой системы — и самой себя. Нью-Йорк: Viking Penguin.

Тетт, Гиллиан, 2008. Золото дурака: Как смелая мечта небольшого племени в J.P. Morgan была испорчена жадностью Уолл-стрит и привела к катастрофе. Нью-Йорк: The Free Press.

Уэссел, Дэвид. 2009. ФРС, которой мы доверяем: война Бена Бернанке с великой паникой. Нью-Йорк: Crown.

Благодарности

Это моя первая книга. Как я уже писала в прологе, когда начинала, я понятия не имела, что материал, который я найду, сделает эту историю такой необычайно убедительной и доставит такое удовольствие исследовать и рассказывать.

Я также понятия не имела, что нужно для написания книги. Я понятия не имела о том, сколько времени требуется, не только моего, но и других; об огромном количестве терпеливых собеседников, которые иногда были достаточно любезны, чтобы вынести второе или даже третье интервью, а также о том, какой неприятностью является книга для людей, находящихся в вашем непосредственном окружении.

С чего начать благодарность?

Во-первых, сотрудникам Lehman за то, что поделились своими историями, некоторые из них забавные, некоторые трагические, а в некоторых случаях чрезвычайно личные и с оттенком необычайной потери. Особая благодарность Тому Такеру, Ларе и Мэри Энн Петтит за то, что поделились воспоминаниями, которые для меня большая честь услышать. Хотела бы я познакомиться с Крисом Петтитом. После написания этой книги я почти чувствую, что сделала это.

Многие из вас — и вы знаете кто — уделили мне много времени, но желают остаться неназванными.

Другие, кто записан и кому я обязана за их время, ценный опыт и идеи, включают: Питера Соломона, Роберта Шапиро, Роберта Генирса, Перегрина Монкрейффа, Брэда Джека, Джереми Айзекса, Роджера Нагиоффа, Фреда Сигала, Джеймса Винчи, Рональда Галлатина, Дж. Томлинсона Хилла, Питера А. Коэна, Джеффри Соломона, Джеймса Ропера, Стива Карлсона, Пола Ньюмарка, Крейга Шиффера, Клиффа Голдмана, Дага Айрленда, Боба Каньины, Тома Руссо, Дэвида Гольдфарба, Боба Милларда, Алекса Кирка, Мела Шафтела, Тодда Джорна, Стива Беркенфельда, Эндрю Гауэрса, Марну Рингел, Нэнси Хамент, Марианну Расмуссен, Брайана Райли, Ким Салливан, Анджелу Сакко, Мадлен Антончич и неподражаемую и забавную Карин Джек.

Особая благодарность Джону Сесилу за его нескончаемое терпение. Одно дело, когда приходится переделывать часовое интервью, и совсем другое, когда оно длится 4 часа.

И за пределами Lehman огромное спасибо Роберту “Бобу” Стилу за терпение, рекомендации и знакомства. Вы были тем человеком, к которому я всегда могла обратиться, если у меня возникал вопрос, и вы отлично разбираетесь в людях.

Спасибо также Бобу Даймонду, который был одним из тех, кого любезно дважды поджарили на гриле, а он даже особо не возражал. Также я в долгу перед пресс-службой BarCap: в частности, перед Майклом О'Луни, Керри-Энн Коэн и Питером Труэллом. Также спасибо Арчи Коксу за уделённое время.

Одному особенно добродушному высокопоставленному члену Федеральной резервной системы США: спасибо.

Особую благодарность следует выразить бывшему министру финансов США Генри Мерритту Полсону-младшему за его вдумчивые размышления о том, что стало кошмаром его жизни.

Так же, спасибо вашему верному помощнику и отцу из отцов, Стивену Шафрану.

Я бы не встретила ни Хэнка, ни “Шафа”, если бы не умная, красивая и добрая Клара Бингем, а также бесценная Мишель Дэвис, с которой Клара меня познакомила.

Что касается остальных членов бывшей команды Казначейства, они знают, кто они — и хотят оставаться в тени, но спасибо им.

Я также должна поблагодарить Джона Мюррея и Гектора Сант из Управления финансовых услуг. Также Кэтрин Маклеод из офиса Аластера Дарлинга. И Ричарда Полсона, брата Хэнка.

Также Х. Роджин Коэн из Sullivan & Cromwell, Уоррен Баффет и Дэвид Эйнхорн.

Другими людьми, которые сыграли важную роль в том, чтобы дать мне совет или указать полезные направления, были: Питер Мелхадо, Хью Уоррендер, Билл Коэн, Джейми Нивен, Майкл Томас, Стив Раттнер, Питер Роуз, Джеффри Лидс, Клифф Брокоу, Уильям фон Мюффлинг, Ричард “следуй за деньгами” Плеплер, Роб Визенталь, Алан Шварц, Морт Дженклоу, Дональд Трамп, Джон Джозефсон, Джо Перелла, Майкл Томпсон, Бетси Шапер, Джеральд Корриган, Дон Маррон, Чарли Айрес, Стивен Рубенштейн, Роб Спейер, Джесси Анджело, Лахлан Мердок, Роберт Томсон, Брайан Берроу, Майкл Шнайерсон, Майкл Джексон, Мартин Ивенс, Николас Берггрюн, Ларри Крил, Билл Детвилер, Джим Бертсон, Джерри Пашуччо и Эд Фрост. И не за какую-то абстрактную информацию, поскольку она невосприимчива к моему обаянию и не дала бы мне ничего, а за то, что постоянно напоминала мне, что я должна, прежде всего, быть точной, — мою бывшую соседку по комнате в колледже и давнюю подругу, Блайт Мастерс.

За пределами того, что было Lehman и Уолл-стрит, существует, как мы знаем, другой мир — тот, в котором я в последнее время бывала нечасто, но без некоторых людей в нём эта книга не смогла бы появиться.

Грейдон Картер, мой главный редактор в Vanity Fair, мой консультант и мой друг. Ничто никогда не будет возможно без вас и вашей поддержки. Также в VF у Дага Штумпфа, моего терпеливого, умного редактора, который годами был моим наставником. Затем: Крис Бейтман, Стэн Фридман, Крис Гарретт, Евгения Перец, Эйми Белл, Дэвид Фрэнд, Джон Келли, Клэр Хоуорт, Дэвид Фоксли, Джон Коннолли, Джинни Родс, Сьюзан Уайт, Кэтрин Бэнг, Джинни Родс, Майкл Вулф, Дэвид Марголик, Луиза Грюнвальд, Нина Мунк, Сараджейн Хоар, Франческа Станфил, Бет Ксениак, Сара Свитцер, Лиззи Херлбат, Роберт Уолш, Мишель Чиаррокка, Брайан Галлахер и Майкл Хоган — спасибо вам за поддержку в прошлом году. Также остальным сотрудникам и участникам: очень многие из вас по-разному помогали мне на протяжении 9 лет. Вы просто лучшие в том, что вы делаете. Спасибо вам всем. Джон Банта, особенно спасибо тебе за хороший совет. Без него я бы никогда не нашла свой спасательный круг для этой книги: Барри Харбо.

Барри, мы оба знаем, что потребовалась бы ещё одна книга, чтобы описать путешествие, которое мы совершили вместе. (Со всей серьёзностью, у сценариста ситкома действительно был бы хороший материал, если бы он знал реальную историю. Я думаю, "Сплетница" тут и близко не стояла!)

Только ты и я знаем, как усердно ты работал, чтобы наверстать упущенное время с замечательным юмором и потрясающим мастерством. Я с нетерпением жду прочтения твоей первой книги. Я знаю, что это будет потрясающе, как и ты.

Спасибо вам также за то, что привели меня в самую прилежную и вдохновляющую команду по проверке фактов, которая только может быть у писателя: Райан Брэдли, несравненный мастер слова, который также отлично проявил себя во время каникул; Морин “Мо” Ткачик — которую CNBC следует нанять прямо сейчас! Кейли Холл, Стейси Брейкс — и ещё два человека, которых нужно выделить.

Первый — Боб Роу, выдающийся редактор. Никто не двигается так быстро и хорошо, как вы!

Вторая — Эмма Гивенс, моя ассистентка. Эмма — одна из тех ассистенток, для которых этот термин не имеет узкого значения. Она друг, организатор — не просто проверяющий факты, но и проверяющий мою жизнь. Благодаря Эмме 25 декабря на столе моей семьи была еда. У меня был крайний срок — 27 декабря, и я совершенно забыла о закрытии продуктовых магазинов.

Затем команда John Wiley & Sons: Памела ван Гиссен, Эмили Херман и Мэри Даниелло, редакторы от ада (ох уж эти дедлайны), но также и от рая. Эмили: спасибо, что пережила катастрофу во время каникул. Мы сделали это! Спасибо другим сотрудникам отдела маркетинга и рекламы: Джослин Кордова-Вагнер, Шарон Полезе, Нэнси Ротшильд, Деборе Гишелар, Лукасу Уилку, Джули Аттрилл, Луизе Холден и Эмме Нотт. Когда я пишу это, я только начинаю работать с некоторыми из вас, а уже ощущаю ваше присутствие.

Что касается моего агента, Энди Макникола из William Morris Endeavor, ты молодец. И огромное спасибо очень умной Элизабет Уайатт, за то, что настояла на встрече с мужем Джимом, когда я была в Лос-Анджелесе 2 года назад, и за то, что привела меня к WME, Энди и невероятной команде.

Также благодарю моих превосходных пиарщиков в Америке: Сэнди Мендельсон и Дэвида Касса; в Торонто: Дженнифер Бассетт и Кэндис Бест; и в Соединённом Королевстве: Дотти Ирвинг, Марка Хатчинсона и Ханну Блейк. Спасибо Джулиану Никколини, Алексу фон Биддеру, Рэйчел Беллон, Битси Уильямс, Никки Бург и Тори Ховарт за помощь в запуске книги.

Кен Аулетта: спасибо вам за то, что подбадривали меня каждый раз, когда мы встречались. Вы даже не представляете, как это меня воодушевило и как я была взволнована тем, что вы опубликовали это. Для меня большая честь пойти по вашим стопам. Вы задали очень высокую планку, как и всегда.

Арианна Хаффингтон, Аманда Форман и Саймон Себаг Монтефиоре: спасибо вам также за то, что вычитали гранки, осветили книгу, подбодрили меня и дали мне почувствовать уверенность в том, что я пишу книгу, которую люди захотят прочитать; и спасибо вам также за критику.

Затем хочу поблагодарить личных друзей, которые поддерживали меня разными способами — по обе стороны Атлантики. Особенно отрадными и полезным для части или всего пути были: Дэн Абрамс, Селери Кембл, Бойкин Карри, Лен Блаватник и Эмили, Рег Бартон, Фрэнсис Осборн, Паола Виндзор (который жил в этом участие!), Екатерина Конюх, Памела Гросс и Джимми Финкельштейн, Санта Себаг Монтефиоре, Эндрю Робертс и Сьюзен Гилкрист, Виви Нево, Ник Браун, Сара Мердок, Дэн Перес и Сара Уинтер, Каролина Цапф, Уил Сурратт, Фернанда Нивен, Кэтрин Смит, Клеманс фон Мюффлинг, Леа Брокау, Дини фон Мюффлинг и Дэвид Рихенталь, Стивен и Кэти Грэм, Анна Скотт Картер, Джун Блэк, Брюс и Алекс Шнитцер, Пегги Сигал, Джонатан Форман, Плам Сайкс и Тоби, Роланд, Юэн Релли и Люси Сайкс, Доррит Морли, Лела Роуз, Гретхен Рубин, Молли Джонг-Фаст, Чарлз и Дафна Бонас, Анна Макэлвой, Эби Розен и Саманта Бордман, Ариадна и Марио Кальво-Платеро, Мунго и Сэнди Михан, Стивен Фокс, Тина Браун, Дженнифер Крил, Сьюзен и Хэдли Нагель, Росс и Сьюзи Джонсон, Райан Биракри, Хлоя Креспи, Сайто Шиши, Киран Маккенна, Себастьян Сколаричи, Дэвид Фрэнк, Роберт Сассун, Дэрил Айзекс, Сара Кроу, Эд Стерн, Филип Ховард, Гревилл Уорд, Торольд Баркер и Дженни Андерсон, Дэвид Пфлюменбаум, Колин Стирлинг, Аня Стржемиен, Роб Фишман, Кенни Лерер, Джо Скарборо и Мика Бжезинский, Уилли Гайст, Дилан Ratigan, Робин Голдман, Марк Хоффман, Джонатан Уолд, Тайлер Мэттисон, Дэннис Нил, Керима Грин, Билл Гриффет, Микеле Кабрузо-Кабрера, Ларри Кудлоу, Мария Бартиромо, Эрин Бернетт, Ник Данн, Эллен Эгет, Стив Льюис, Сэнди Каннолд, Андреа Мантиа, Джим Коннор, Райан Руджеро, и вся команда на канале CNBC.

Спасибо всей моей семье: родителям, Саймону и Джилл Уорд (спасибо вам за такое терпение: я знаю, что испортила вам поездку в Нью-Йорк); сёстрам Люсинде Нейпир и Антонии Кроушей, их замечательным мужьям и детям я приношу извинения за то, что была так немногословна по телефону.

Особая благодарность Веронике Уодли, британскому редактору, которая открыла меня для себя в 1992 году. Вы научили меня практически всему, что я знаю о журналистике, и с тех пор поддерживаете меня.

А также команда дома, благодаря которой моя жизнь протекает без проблем: Марсия Пауэлл, Виктория Доктора и лучшая из всех нянь Зези Барбоза. Ты знаешь, что я ничего не смогла бы сделать без тебя.

Есть ещё один человек, о котором я думаю сейчас, когда эта книга подходит к концу.

Много лет назад, когда я был начинающим репортёром британской газеты Independent, я сказала литературному редактору газеты Джону Уолшу, очаровательному, искромётному ирландцу, что хотела бы написать книгу. Мы ехали в метро (так называемая лондонская подземка), и я до сих пор помню нехарактерное для него выражение насмешки на лице.

— Ты осознаёшь, насколько это сложно? — сказал он. — Это... очень, очень тяжело.

Именно в тот момент я решила, что к 40 годам напишу книгу — серьёзную книгу на важную тему, которую, возможно, захочет прочитать даже Джон Уолш. Итак, спасибо тебе, Джон Уолш, которого я с тех пор не видела, за то, что бросил вызов.

Также хочу выразить благодарность мужу Мэтью Доуллу, с которым мы в браке уже 15 лет — и поздравить его с его собственными заслуженными успехами, достигнутыми, пока я была погружена в эту книгу.

Но эта книга посвящена двум молодым людям, которые знают о Lehman Brothers гораздо больше, чем положено двум мальчикам, которым в этом году исполнилось 7 лет.

Орландо и Лоркан Доулл смирились с “ужасной книгой мамочки” с юмором, остроумием и терпением, не по годам свойственными им.

Без радости видеть вас каждый вечер, слышать всё о ваших приключениях, воображаемых и реальных, и без обязательных объятий и бесед, которых вы требуете каждый вечер, эта книга ничего бы не стоила. Ничто из того, что я когда-либо писала, не могло и близко сравниться с величайшим достижением моей жизни — рождением вас.

Как мы говорим друг другу каждый вечер дома: “Я люблю тебя до бесконечности”. Это для вас, в надежде, что когда вы прочтёте это, уже станете мужчинами, чьи мечты безграничны, но которые никогда не теряют связи с реальностью.

Мамочка

­

Примечания

1

Энди Серуэр "Lehman Brothers: Супер-горячая машина” Fortune, 11 апреля, 2006.

(обратно)

2

Ричард Фулд, показания Конгрессу, 6 октября 2008.

(обратно)

3

Суд по делам о банкротстве США, Южный округ Нью-Йорка, nysb.uscourts.gov (Грегори подал заявление 5 августа 2009 года).

(обратно)

4

Ричард Джонсон, Пола Фролих, Билл Хоффман и Коринн Стейндлер, “Вечеринка стоимостью 3 млн. долларов, достойная короля выкупа”, New York Post, 14 февраля 2007 года.

(обратно)

5

Эндрю Росс Соркин, “JP Morgan платит Bear Stearns по 2 доллара за акцию”, New York Times, 17 марта 2008 г.

(обратно)

6

Хайди Н. Мур, “Lehman Brothers: как сотрудники Neuberger Berman заработали миллионы”, блог Deal Journal от Wall Street Journal, http://blogs.wsj.com/deals/2008/08/28/lehman-the-history-of-neuberger-berman-payouts/, 28 августа 2008 года.

(обратно)

7

Кен Аулетта, "Жадность и слава на Уолл-стрит: Падение дома Lehman" (Нью-Йорк: Random House, 1986), стр. 220.

(обратно)

8

Там же, стр. 27.

(обратно)

9

Там же, стр. 27-30.

(обратно)

10

Там же, стр. 32.

(обратно)

11

Там же, стр. 32.

(обратно)

12

Там же, стр. 15.

(обратно)

13

Брайан Берроу и Джон Хелиар, "Варвары у ворот: Падение RJR Nabisco" (Нью-Йорк: Harper & Row, 1990; HarperBusiness, 2008), стр. 156.

(обратно)

14

www.boston.com/business/specials/lehman/

(обратно)

15

Institutional Investor, январь 2007.

(обратно)

16

"И Слово было у Бога, и Слово было Бог" (Евангелие от Иоанна 1:1).

(обратно)

17

Один из участников группы "Bee Gees".

(обратно)

18

Эндрю Росс Соркин, "Слишком большой, чтобы потерпеть неудачу: внутренняя история о том, как Уолл-стрит боролась за спасение финансовой системы — и самой себя" (Нью-Йорк: Viking Penguin, 2009), стр. 18.

(обратно)

19

Кен Аулетта, "Жадность и слава на Уолл-стрит: Падение дома Lehman" (Нью-Йорк: Random House, 1986), стр. 45.

(обратно)

20

Там же, стр. 18.

(обратно)

21

Кен Аулетта, "Жадность и слава на Уолл-стрит: Падение дома Lehman" (Нью-Йорк: Random House, 1986), стр. 123.

(обратно)

22

Кен Аулетта, "Жадность и слава на Уолл-стрит: Падение дома Lehman" (Нью-Йорк: Random House, 1986), стр. 20.

(обратно)

23

Роберт Дж. Коул, “Shearson заплатит 360 млн. долларов за приобретение Lehman Brothers”, New York Times, 11 апреля 1984 года.

(обратно)

24

Кен Аулетта, "Жадность и слава на Уолл-стрит: Падение дома Lehman" (Нью-Йорк: Random House, 1986), стр. 220.

(обратно)

25

Брайан Берроу и Джон Хелиар, "Варвары у ворот: Падение RJR Nabisco" (Нью-Йорк: Harper & Row, 1990; HarperBusiness, 2008), стр. 156.

(обратно)

26

“ Shearson оценивает акции в 34 доллара”, Агентство Рейтер, 7 мая 1987 года.

(обратно)

27

Флойд Норрис, “Разворот Shearson: медвежий настрой в отношении бизнеса с ценными бумагами заставил American Express изменить планы”, New York Times, 5 марта 1990 г.

(обратно)

28

Форма мошенничества с чеками, включающая использование плавающих средств на чековом или другом банковском счёте для раздачи несанкционированных кредитов.

(обратно)

29

Выражение пошло с того времени, когда игрокам до начала матча вручали фирменные кепки для отличия от игроков команды соперника.

(обратно)

30

Годовой отчёт American Express, стр. 36.

(обратно)

31

“Lehman Brothers начинает программу обратного выкупа акций”, New York Times, 9 сентября 1994 г.

(обратно)

32

“Агентство Moody's понизило рейтинг долга Lehman”, New York Times, 22 марта 1995 г.

(обратно)

33

Кеннет Гилпин, “Перелла, специалист по слияниям, нанят Morgan Stanley”, New York Times, 16 ноября 1993 г.

(обратно)

34

“Глава Lehman получил на 34% больше”, New York Times, 19 февраля 1997 года.

(обратно)

35

Энди Серуэр, "Невероятный влиятельный брокер", Fortune, 13 апреля 2006 года.

(обратно)

36

Девин Леонард, “Как Lehman добилась успеха в сфере недвижимости”, New York Times, 2 мая 2009 г.

(обратно)

37

Питер Кой и Сюзанна Вулли, “Несостоявшиеся волшебники Уолл-стрит”, BusinessWeek, 21 сентября 1998 года.

(обратно)

38

Джозеф Кан, “Lehman Brothers Holdings сообщает о падении прибыли на 23,4%”, New York Times, 24 сентября 1998 г.

(обратно)

39

Фишер Блэк, “Ценообразование опционов и корпоративных обязательств”, Журнал политической экономии 81 (3): стр. 637-654

(обратно)

40

“Генеральный директор Ричард Фулд об эволюции Lehman Brothers от внутренних потрясений к командной работе”, 10 января 2007 г., http://knowledge.wharton.upenn.edu/article.cfm?articleid=1631&specialid=61

(обратно)

41

Жаклин Симмонс, “Бывшие банкиры Lehman Айзекс и Нагиофф основывают инвестиционную компанию”, Bloomberg News, 8 декабря 2008 г.

(обратно)

42

Джудит Мессина, “40 менее 40”, Крейнс, 2001.

(обратно)

43

Взято из корпоративной литературы Lehman.

(обратно)

44

Рэй А. Смит, “Известный медведь с Уолл-стрит объявляет об уходе”, Wall Street Journal, 9 марта 2005 г.

(обратно)

45

www.dronefone.com/wtc/wtc.html

(обратно)

46

Эндрю Росс Соркин, "Слишком большой, чтобы потерпеть неудачу: внутренняя история о том, как Уолл-стрит боролась за спасение финансовой системы — и самой себя" (Нью-Йорк: Viking Penguin, 2009).

(обратно)

47

Лоуренс Г. Макдональд, "Колоссальный крах здравого смысла" (Нью-Йорк: Crown Business, 2009), стр. 214.

(обратно)

48

www.businessweek.com/magazine/content/02_02/b3765001.htm

(обратно)

49

Сьюзи Джаггер, “Никакой федеральной помощи Lehman Brothers: бесплатная поездка для финансистов закончилась”, Times of London, 16 сентября 2008 г.

(обратно)

50

Мэтью Голдстайн, “Дело Холли Беккер в SEC медленно угасает”. TheStreet.com , 12 ноября 2003 года.

(обратно)

51

Джеймс Мур, “Европейские звёзды Моргана направляются к выходу”, Telegraph, Великобритания, 27 января 2006 года.

(обратно)

52

Джеймс Куинн, “От бегуна до лидера, начинавшего с ”голубой фишки" на Лондонской фондовой бирже, Джереми Айзекс сейчас занимает одну из самых высоких должностей в крупнейших инвестиционных банках Уолл-стрит", Telegraph, Великобритания, 20 ноября 2006 г.

(обратно)

53

Дэвид Генри, “Акции переодеваются”, BusinessWeek, 12 марта 2006 г.

(обратно)

54

Пьер Полден, “Альфа-самка”, Institutional Investor, июнь 2007 года.

(обратно)

55

Большая часть информации в этом разделе впервые была опубликована в двух статьях о Каллан весной 2008 года: Сюзанна Крейг, “Меткий стрелок Lehman”, Wall Street Journal, 17 мая 2008 года, и Шила Колхакатар, “Самая влиятельная женщина Уолл-стрит”, Portfolio, 17 марта 2008 года.

(обратно)

56

Имеется в виду, компания рассчитывала, что курсы таких ценных бумаг будет продолжать идти вверх.

(обратно)

57

В мемуарах, написанных бывшим банкиром фирмы под псевдонимом, говорится, что нехватка “чувствующих” в компании могла быть вызвана подтасовкой Грегори результатов теста Майерс-Бриггс. Джозеф Тибман, "Убийство Lehman Brothers" (Нью-Йорк: Brick Tower Press, 2009).

(обратно)

58

Бонни Синок, “Lehman, рынок пытается найти правильный размер”, National Mortgage News, 10 сентября 2007 г., и Ялман Онаран, “Lehman Brothers сократит 1300 рабочих мест в ипотечном подразделении”, Bloomberg, 17 января 2008 г.

(обратно)

59

Две наиболее подробные хроники неординарной карьеры Марка Уолша в Lehman — это “Марк Уолш, самый невезучий игрок Lehman” Даны Рубинштейн, New York Observer, 1 октября 2008 г., и Девин Леонард, “Как Lehman Brothers подружились с недвижимостью”, New York Times, 2 мая 2009 г..

(обратно)

60

Эдвард Петтерссон, “Lehman продаст подразделение Eagle Energy EDF за 230,5 млн. долларов”, Bloomberg, 1 октября 2008 г.

(обратно)

61

"Кредитный кризис: где мы находимся?", www.group30.org/pubs_1401

(обратно)

62

Девин Леонард, “Как Lehman добился успеха в сфере недвижимости”, New York Times, 2 мая 2009 г.

(обратно)

63

Кейт Келли, “То, как генеральный директор Bear справляется с кризисом, вызывает вопросы”, Wall Street Journal, 1 ноября 2007 г.

(обратно)

64

Телефонная конференция Lehman: Отчёт о финансовом результате Lehman Brothers Holdings Inc. (LEH) за 1 квартал 2008 года, 18 марта 2008 года.

(обратно)

65

“Сбор средств Lehman”, www.cnbc.com/15840232?video=99975259&play=1

(обратно)

66

Общественная кампания Эйнхорна против бухгалтерской практики Lehman подробно описана Хьюго Линдгреном в книге “Доверенный человек”, Нью-Йорк, 15 июня 2008 года. Текст выступления Эйнхорна на конференции по инвестиционным исследованиям Ira W. Sohn доступен на его веб-сайте (www.foolingsomepeople.com ).

(обратно)

67

Активы уровня 3 — это финансовые активы и обязательства, которые считаются наиболее неликвидными и трудно поддающимися оценке. Это как раз и есть обязательства, обеспеченные ипотечными займами, которые привели к финансовому кризису.

(обратно)

68

Сюзанна Крейг, ”Меткий стрелок Lehman", Wall Street Journal, 17 мая 2008 года.

(обратно)

69

Магазин брендовой одежды в Нью-Йорке.

(обратно)

70

Сюзанна Крейг, “Lehman ищет зарубежный капитал”, Wall Street Journal, 4 июня 2008 г.

(обратно)

71

О недовольстве Макги Грегори и его визите в офис Фулда на выходных первоначально сообщил Эндрю Росс Соркин в книге "Слишком большой, чтобы потерпеть неудачу: внутренняя история о том, как Уолл-стрит боролась за спасение финансовой системы — и самой себя" (Нью-Йорк: Viking Penguin, 2009), стр. 117-118.

(обратно)

72

Электронное письмо Д'Анджелина было обнародовано в рамках расследования Комитетом по надзору Палаты представителей краха Lehman Brothers. В отчёте Конгресса это озаглавлено “Электронное письмо Lehman Brothers относительно отсутствия подотчетности”.

(обратно)

73

Эндрю Росс Соркин, "Слишком большой, чтобы потерпеть неудачу: внутренняя история о том, как Уолл-стрит боролась за спасение финансовой системы — и самой себя" (Нью-Йорк: Viking Penguin, 2009), стр. 125-126.

(обратно)

74

Кэти Беннер, “Мне повезло, что я ушла”, Fortune, 26 сентября 2008 года.

(обратно)

75

Шон Фаррелл, “Ведущая женщина Уолл-стрит расплачивается за убытки Lehman”, Лондон Индепендент, 13 июня 2008 г.

(обратно)

76

Лоуренс Макдональд и Патрик Робинсон, "Колоссальный крах здравого смысла" (Нью-Йорк: Crown Business, 2009), стр. 297.

(обратно)

77

“План игры”, Lehman Brothers, сентябрь 2008 года.

(обратно)

78

“Влияние становления банком”, Lehman Brothers, июль 2008 года.

(обратно)

79

“Citi, Merrill могут потребовать большего от суверенных фондов благосостояния”, Dow Jones, 14 января 2008 г.

(обратно)

80

История инвестирования Китайской инвестиционной корпорации в американские хедж-фонды и частные инвестиционные компании подробно описана Дженни Страсбург и Риком Кэрью, “Китай готов делать ставки на хедж-фонды”, Wall Street Journal, 19 июня 2009 года.

(обратно)

81

Деморализующие усилия Lehman по заключению сделки с KDB впервые подробно описаны Эндрю Россом Соркином в книге "Слишком большой, чтобы потерпеть неудачу: внутренняя история о том, как Уолл-стрит боролась за спасение финансовой системы — и самой себя" (New York: Viking Penguin, 2009), стр. 212-216.

(обратно)

82

www.koreatimes.co.kr/www/news/nation/2008/10/123_32723.html

(обратно)

83

Но 3 сентября появились статьи, в которых говорилось, что переговоры продолжались, например: www.usatoday.com/money/economy/2008-09-02-3485407905_x.htm

(обратно)

84

Гвен Робинсон, “Это официально: история поглощения Lehman вышла из-под контроля”, FT Alphaville, 10 сентября 2008 года.

(обратно)

85

Роль Джейми Даймона и JPMorgan Chase в ежедневных операциях Lehman и внезапном крахе более подробно рассмотрена в книге Даффа Макдональда “Последний стоящий человек” (Нью-Йорк: Simon & Schuster, 2009), стр. 279-283, а также в книге Тома Юнода "Сделка века", Esquire, 11 сентября, 2009.

(обратно)

86

Эндрю Росс Соркин, "Слишком большой, чтобы потерпеть неудачу: внутренняя история о том, как Уолл-стрит боролась за спасение финансовой системы — и самой себя" (Нью-Йорк: Viking Penguin, 2009), стр. 23.

(обратно)

87

Стенограмма телефонной конференции Lehman: Lehman Brothers Holdings Inc. (LEH) F3Q08, 10 сентября 2008 г.

(обратно)

88

“Два лица падения Lehman”, Wall Street Journal, 6 октября 2008 г.

(обратно)

89

"Набег на банк" – выражение означающее одновременное затребование вкладчиками и клиентами своих денег у банка. Естественно, обычно банк не в состоянии выполнить все подобные требования единовременно и объявляет себя банкротом.

(обратно)

90

Кэтрин Гриффитс, “Lehman, Barclays и обратный отсчёт до финансового кризиса”, 12 сентября 2009 г., http://business.timesonline.co.uk/tol/business/industry_sectors/banking_and_finance/article6831518.ece

(обратно)

91

Эндрю Росс Соркин, "Слишком большой, чтобы потерпеть неудачу: внутренняя история о том, как Уолл-стрит боролась за спасение финансовой системы — и самой себя" (Нью-Йорк: Viking Penguin, 2009).

(обратно)

92

Там же, стр. 299

(обратно)

93

Прозвище Уоррена Баффета.

(обратно)

94

Кэтрин Гриффитс, “Lehman, Barclays и обратный отсчёт до финансового кризиса”, 12 сентября 2009 г.

(обратно)

95

www.numerix.com/uploads/files/InTheNews/SRP_Lehman_Unwind.pdf

(обратно)

96

Письмо было опубликовано в Интернете 17 октября 2009 года блогом ZeroHedge под заголовком “Редкий взгляд в окно скидок ФРС, любезно предоставленное назревающим скандалом Lehman-Barclays”: www.zerohedge.com/article/rare-glimpse-feds-discount-window-courtesy-brewing-lehman-barclays-scandal.

(обратно)

97

“Напряжённость в Nomura нарастает по мере того, как надвигаются бонусы Lehman”, New York Times, 27 марта 2009 г.

(обратно)

98

Джон Арлидж, “Я выполняю ”работу за Бога": Познакомьтесь с мистером Goldman Sachs", Times of London, 8 ноября 2009 г.

(обратно)

99

Сюзанна Крейг, “У Дика Фулда из Lehman Brothers новая работа”, Wall Street Journal, 3 апреля 2009 г.

(обратно)

100

Сушил Чима, Wall Street Journal, 13 ноября 2009 г., http://blogs.wsj.com/developments/2009/11/13/friday-diversion-axl-roses-house-sells-again-connie-and-maury-buy/

(обратно)

101

Кэти Беннер, “Мне повезло, что я ушла”, Fortune, 26 сентября 2008 года.

(обратно)

102

Линда Сэндлер, “Консультанты по банкротству Lehman получат 535,5 млн. долларов”, Bloomberg, 14 декабря 2009 г.

(обратно)

103

“Покорение горы Lehman”, Wall Street Journal, 15 сентября 2009 года.

(обратно)

104

Джеффри Маккракен и Майк Спектор, “ФРС обращает внимание суда на банкротство Lehman”, Wall Street Journal, 5 октября 2009 г.

(обратно)

105

Т.е. заявление о банкротстве.

(обратно)

106

Кристофер Сцинта и Линда Сэндлер, “Претензии к Lehman могут достичь 1 трлн. долларов, говорит генеральный директор”, Bloomberg, 19 ноября 2009 г.

(обратно)

107

Lehman Brothers Holdings Inc. и др., Южный округ Нью-Йорка, дело 08-135555, кредитор 1000230602.

(обратно)

Оглавление

Действующие лица

  Ключевые игроки

  Lehman 1984 -1994, годы Slamex

  Lehman 1994-2008: От независимости к краху

  Официальные лица

Пролог

Часть первая. Мальчики из Пондерозы

  Глава 1. Долгое, жаркое лето

  Глава 2. Начало

  Глава 3. Капитан

  Глава 4. Взятие под контроль

  Глава 5. Slamex

  Глава 6. Феникс восстаёт из пепла

  Глава 7. День Независимости

  Глава 8. Шпилька

  Глава 9. Мартовские иды

  Глава 10. Эпитафия

Часть Вторая. Эхо

  Глава 11. Русская зима

  Глава 12. Отчаянные домохозяйки

  Глава 13. Львята

  Глава 14. 11 сентября

  Глава 15. Необычный Джо

  Глава 16. Говорящая голова

  Глава 17. Жертвенный баран

  Глава 18. Страна восходящей суммы

  Глава 19. Бородавка на носу Lehman

  Глава 20. Проклятый потоп?

  Глава 21. Туши свет, сливай воду

Эпилог

Примечание об источниках

Справочная литература

Благодарности

*** Примечания ***