Автостоп [Надир Юматов] (fb2) читать онлайн

Надир Юматов Автостоп

По ее подсчетам, еще не более десяти подобных марш бросков — и мы у цели: Туапсе, солнце, пляж, встречи и общение с прожжёнными путешественниками, стянувшимися туда со всех уголков нашей необъятной родины, песни под гитару, алкоголь, дым, горячий песок и невыносимый жар от костра на фоне всего перечисленного. Все это было мной уже однажды пройдено.

«Как тебе не было страшно»? — всякий раз изумляется Лидия, когда я рассказываю ей очередную байку из своего похождения. А разве мне не было страшно? С чего она берет это вообще? Порой, мне было очень страшно. Ах, да — просто, я никогда не говорил ей об этом. Наверное, в силу того, что мужчина должен быть храбрым и ничего не боятся. Ну и глупость.

Иногда, глубокой ночью, идя по объездной в обход города, мне доводилось слышать крики его окраин. Обычно это были женские крики, и обычно под треск бьющегося стекла бутылок об асфальт или бетон: «все! Успокойся!», «Хватит, пойдем домой», «Не надо!» и тому подобное. Мужчин тоже слышал, только они предпочитали матерщину, мычание и бессвязные междометия. Как правило все происходит отрывисто и недолго — люди устают верещать, устают бить и убивать друг друга и все это рано или поздно кончается. Наступает тишина. На объездной высокий трафик проезжающих мимо машин, их обдуваемое тебя «вжухание» днем и ночью практически не прекращается не на минуту, а тишина, как мы знаем — относительна. Поэтому унявшиеся крики, можно расценивать как наступление тишины. Под монотонные звуки моторов, вполне себе можно сосредоточиться и рисовать воображением картины, составлять сюжеты для будущих книг, правда, немного погодя — когда пройдет достаточно времени. Первые минуты после затишья сопровождаются какой-то тревогой — кажется, что город утих не потому, что драматический сюжет, развернувшийся там, вдруг достигнул концовки, а потому, что те люди, словно зомби, почувствовавшие запах твоего мяса, побросали дела свои, бутылки и увязались за тобой. Как бы медленно не шаркали их переломанные голени, ты все-таки понимаешь — они тебя нагоняют. Но даже не это самое страшное.

Визги ночного города лишь приоткрывают грязную тайну человека, они показывают на что он способен на глазах общества. Самое «интересное» и непредсказуемое, от человека можно ожидать, оставшись с ним наедине.

Например, когда бредешь по безжизненной дороге между двумя городами: один из которых — остался далеко позади за горизонтом, и ореол его давно погас, а другой, что впереди — еще намного дальше, и ни единого поселка в обозримом пространстве, одни полу-степи, околки, и ночь, вот тогда вот становится по-настоящему страшно. Бывает такое, что дорога замирает на некоторое время, которое словно останавливается в кромешной тьме. И в перспективе, что спереди, что, назад оборачиваясь — ни фонаря, ни красной точки сияющей, никакого бы то ни было звука. И вдруг, словно мародёр выползший из катакомб опустошённого города после мятежа, откуда не возьмись, появляется отдалённый рев мотора со спины, который стремительно приближается по мере того как укорачивается твоя растянутая по всему асфальту тень. Затем, эта тень, молниеносно врезается в твой силуэт идущего, слух урывает небольшой кусочек от того, что играет в салоне (если это шансон — то, еще страшнее) и машина проносится мимо. Ты смотришь ей вслед, ее ускользающему красному шлейфу и думаешь: «не надо, уезжай, я сам, оставь меня в покое». Инстинкт, мне почему-то всегда подсказывал, что лучше днем доверится одному из ста, чем ночью, одному единственному. Поэтому я и не голосую по ночам.

Но ей знать про это не нужно — пускай наивно полагает, что по ночам необходимо спать и набираться сил, а не прятаться от безумного мира.

Когда мы с ней познакомились, мне было почти 22, ей 16. Она тогда сразу загорелась желанием, как только ей исполнится совершеннолетие, пустится со мной по тому же маршруту из Хабаровска в Туапсе. И вот спустя неделю, как отпраздновали ее долгожданное день рождения, мы третье утро встречаем в одноместной и потной палатке на двух развернутых карематах и спальниках, которые служат нам в качестве матрасов, ведь влезать в них пока нет никакой необходимости — жара, которые день и ночь, стоит неимоверная.

Утро выдалось прекрасным. Ночью мы «припарковались» на краю просеки между разносортной лесопосадкой, и безграничным полем с распустившимися полутораметровыми подсолнухами. Солнце уже полностью вышло из-под горизонта и медленно жарило наши торчащие босые голени, которые так назойливо нам щекотали всякие букашки и мухи — от чего, мы, кстати, и проснулись.

Пока Лидия сворачивала палатку, скручивала лежаки и кырематы я распихивал остальную поглажу по двум рюкзакам. Тот рюкзак, что в три раза объемней и в пять раз тяжелее, по идеи был мой, но Лидии слишком скоро прижился образ прожжённого путника, и в какой-то момент она твердо решила таскать мой огромный рюкзак на своей спине, а мне любезно передала свой рюкзачок, бледно-розовый с торчащими белыми ушками, больше похожими на ангельские крылья. И кстати, оставить за собой право заниматься разбором и сбором палатки, разведением костра, и все это без моего вмешательства, тоже была ее идеей. За мной остался только подбор места для ночевки. Ну что сказать — очень мило.

— Ну пошли — почти шепотом приказала Лидия, задрав голову так, чтобы край белой (уже местами помаранной) панамки, не мешал ей заглянуть мне в глаза.

Я улыбнулся, кивнул и, последовал за ней. Мы быстро миновали посадку, с колючим подлеском, взобрались по кювету на щебенистую насыпь вдоль края автомагистрали и вцепившись в лямки рюкзаков, пружинистой походкой почапали в путь.

В планах, пока что, не было, голосовать. Перед тем, как вечером сойти с дороги, мы завидели вдалеке что-то напоминавшее то ли кафе, то ли небольшой кемпинг и первая задача была — добраться до него, и наполнить водой наши термосы. Главное, чтобы это построение не оказалось заправкой, потому как, часто, на заправках нет никакой бесплатной воды, кроме как технической, которая не пригодна к питью.

Но, слава богу, это была не заправка, а — какой-то общепит, о чем свидетельствовал сладкий запах борща, стоявший в воздухе и разносившийся на десятки метров от своего источника. Напротив, входа стоял приторно синий, облупленный фургончик, позади которого, шафер шумно закрывал борта на запоры, пряча за ними оптовые упаковки газированной воды в бирюзовых тарах. Ступив на территорию заведения, мы только сейчас заметили еще одну машину, audi сотку, щука в простонародье — ее сплюснутый серебристый передок, с черными бортами, отражавший слепящее солнце, торчал за кирпичным углом. В этот момент, шафер, одной рукой подбоченившись курил стоя на крыльце, искоса поглядывая в нашу сторону. Как не странно, надпись с названием заведения отсутствовала, хотя, возможно она скрывалась за распахнутой дверью, притиснутой к фасаду половинкой силикатного кирпича. Зато была надпись «БАНЯ» недалеко от шафера на белом альбомном листе, и под ней жирная черная стрелка, указывающая направо.

Пройдя мимо шафера, любезно освободившего нам проход, мы протиснулись в дредастую кисею задев макушками панам кончики «ветерка» и под улюлюкающую мелодию очутились внутри просторной и прохладной столовой, как ни странно, пустующей к обеденному времени, а ведь, казалось бы, желающих перекусить, должно быть, целое скопище. За раздаточным столом так же пустовало, наверняка продавец расставлял принятый товар в кладовой. Однако один человек, все же присутствовал здесь. Лидия сразу толкнула меня локтем и кивнула на него.

Он был тут единственным посетителем помимо нас и курящего шафера снаружи, он сидел в развалку к нам спиной, за последним столиком в глубине помещения и тупо смотрел на окно. На столе, у него, стояла черная банка пива «AMSTERDAM», а рядом наполовину наполненная мочекаменной жидкостью с пенкой, хрустальная стопка. Был он одет ни как турист, а как военный, в камуфляжной футболке, шортах цвета хаки и летних берцах. Туристом его делал, только небрежно брошенный между ногами и табуреткой большой рюкзак, почти как у меня. Да и прическа, стоит сказать, отрицала его военную принадлежность: длинные черные волосы, стянутые в хвостик — за такое, как мне кажется, в армии могут лишь изнасиловать.

Бросив рюкзаки на дальние стулья, примыкающие к окну, мы присели друг напротив друга за ближайший к выходу столик. Я, немного подуставший, тут же слегка откинулся на спинке, свесив руки — за нашим столиком, в отличие от того с табуреткой, что в конце помещения, были относительно удобные деревянные стулья со спинками, на которых имелись примятые подушки-сидушки (в простонародье — поджопники). Лидия сложила руки на стол и наклонилась ко мне. Она дежурно улыбалась, и я понимал, что это значит. Она хочет, чтобы мы познакомились с тем чуваком. Я отрицательно мотнул головой, но было уже слишком поздно, когда я понял, что надо соглашаться. Она всегда делает все против моей воли — бывает, если меня это умиляет, мне даже нравятся ее прекословия, а иногда, вот, например, как сейчас — нет. Поэтому, если ее идеи уж совсем безумные, мне приходится с ними соглашаться — тогда хоть появляется третий вариант решений по мимо «да» и «нет» и звучит он по типу: «давай подумаем».

Но было уже поздно, как я сказал. Она, просто, молча, встала и пошла к нему. Смотря на ее отдаляющиеся бедра, я отметил, что джинсовые шорты стали ей как-то великоваты — неужели за три дня можно так похудеть. Она подошла к нему, уперлась рукой на стол и, ссутулившись, начала с ним о чем-то толковать, прихохатывая. Продолжалось это недолго, в итоге, она махнула мне рукой, а сама села с краю стола, слева от незнакомца.

По прибытию к ним, я приставил к стенке наши рюкзаки и оседлал табуретку справа, на краю противоположенном к Лидии.

Незнакомец, оказавшийся мужчиной лет тридцати пяти с проступающей сединой, как на голове, так и на бороде, тут же протянул мне руку.

— Койот — представился он как мне показалось достаточно грубо.

Но…Койот. Никогда б не подумал, что столь взрослые люди так же играют в эту ерунду. До того, как отправиться в путешествия мы с Лидией, (по ее, конечно же, соображениям) тоже придумали себе походные позывные, но я честно говоря, не знал, что буду вынужден использовать их на практике. Я протянул ему руку навстречу:

— Херобрин — представился я, и почему-то сразу пожалел об этом. Какой к черту Херобрин…ну Лидия!

Койот сжал мою руку и ухмыльнулся.

— Как, бритый хер?

Вот я так и знал. Лидия захихикала, и трясясь от безмолвного смеха спрятала глаза за краем панамки. Я почувствовал, как багровеют от смущения мои щеки:

— Нет — сказал я так неловко, что лучше бы вообще ничего не говорил — Херобрин — это персонаж вселенной Minecraft.

Лидию, это почему-то насмешило еще сильнее. Она прикрыла нос пригоршней.

Койот состряпал вопросительную гримасу и начал вертеть головой, до сих пор не отпуская мою руку:

— Бритый хер, херувим, героин, господи, скажи ты просто свое имя.

— Артем — незамедлительно произнес я. Я чувствовал, как затекает моя ладонь в этом столь продолжительном рукопожатии.

— Ну вот — выдохнул он и наконец освободил мою руку. И опять не знаю зачем, но я тут же кивнул на Лидию и сказал:

— А это Vendetta.

— Это Лидия — сказал твердо Койот, бросив на меня пренебрежительный взор — мы уже познакомились, не утруждай так себя.

Лидия теперь хихикала на всю столовую, а я сделался красным точно вареный краб.

Когда Койот наполнял стопку пивом, а потом медленно процеживал одним залпом, мне удалось поймать ее взгляд, и как все-таки хорошо, что это случилось, ведь это сказало мне о многом. Она вовсе не насмехалась надо мной все это время, она просто мило хихикала, как обычно хихикает, когда я шарахаюсь от пауков. Мое мужское достоинство утешено. Я улыбнулся ей и все прошло.

— Ты ведь знаешь — обратился ко мне Койот, наполняя следующую стопку, держа ее под таким углом, словно отзеркаливая банку пива — что такое путешествовать по дорогам России?

Я кивнул:

— Да, знаю.

— Так какого черта ты потащил ее за собой? — посмотрел он на меня строго, словно надзиратель.

После этого вопроса настроение Лидии обрушилось. Ее глаза расширились и вопросительно уставились на профиль Койота, смотрящего в мою сторону. Она только хотела что-то сказать ему (видимо заступиться за меня), как вдруг он продолжил:

— А что, если б вас запихали в машину какие-нибудь отморозки, ее бы изнасиловали, перерезали горло и выкинули в кювет, а тебя барана забрали овец пасти, на Кавказ? — он два раза поперхнулся — Был бы я ее отцом, я б тебя прикончил, ей богу.

— Я сама… — чуть ли не закричала на него Лидия.

— Ладно — нагло оборвал ее Койот — я не хочу портить тебе отпуск. У тебя пошел всего третий день. Могу допустить, что за эти три дня, ничего ужасающего с тобой, действительно не приключилось, и самое страшное и неприятно, что ты могла увидеть — торчащий средний палец из окна проезжающей машины. Но поверь мне я живу дорогой больше пятнадцати лет и знаю, о чем говорю.

Посидев чутка молча, подумав и видимо осознав по нашим неодобрительным выражением лиц, что мы не приветствуем подобного поведения в свой адрес, он смягчил гонор:

— Прошу извините меня, Артем, Лидия, я не хотел так воспаляться. Извините. Просто у меня есть друг…точнее был. Это понимаете, как… когда вашего друга убивают на фронте, вы после такого до конца своих дней станете проклинать любую войну. Его звали Димой (Койот по-доброму ухмыльнулся, он говорил теперь так открыто, будто нас не было рядом). Помню он говорил, что, встретив по дороге одинокую девушку, идущую с рюкзаком, потом не мог несколько ночей спокойно спать, испытывая дикую тревогу за нее. Чтобы избавиться от тяжкого груза переживаний, ему приходилась повседневно и регулярно убеждать себя в том, что все на самом деле ни так плохо и все что он надумал касаемо этого мира — всего лишь, страхи параноика, решившегося отправиться на поиски своего счастье в орчью яму. Что жизнь ни так ужасна как порой кажется, и происходящие, пусть будет — изредка, шокирующие случаи — не больше чем исключения из правил нашего добродушного мирка. Очередная путница, после того как попрощалась с ним, безусловно добралась куда хотела и все неприятности, конечно же, обошли ее стороной. Вот так вот, самообман помогает нам приглушить не только ощущение тревоги, но и прочие страдания. Однако, он как-то встретил…

Койот осекся и посмотрел сначала на Лидию, которая уже успокоилась и внимательно слушала его, потом на меня, непонимающего что тут происходит:

— Вы позволите мне рассказать о нем? Не буду лукавить, считаю, что мой друг заслуживает вашего времени.

Образовалась заминка. Я решил отдать первенство в выборе своей девушке, ведь сегодня она, вожак нашего миниатюрного прайда, взглянул на нее. Она флегматично кивнула и сказала: «да, конечно», после чего я ее поддержал словами: «Конечно, мы не против». Тогда Койот продолжил:

— Сколько его помню, он всегда мечтал добраться до Спасо-Иаковлевского монастыря, тот что в Ростове, и посвятить там свою жизнь богослужению, но каждый раз что-то постоянно мешало ему осуществить эту мечту, то знаете, документы потеряются — едет снова домой, то забухает где-то по пути, то свернет куда-то не туда, оставив Ростов на второй план и так далее. Не получалось в общем у него никак. И вот, наконец-то, он твердо решился, что — все, хватит, в этот раз никаких неудачных попыток, он собирает вещи и идет четко по прямой, до самого Ростова и впредь ничто не свернет его с пути. Но ухватившись за лямки рюкзака, она шла противоположено его начертанному маршруту, по ту сторону развилки, словно отдаляясь от его цели, и уводя за собой…

Койот на несколько секунд смолк, затем пригубил и продолжил:

— Он во всех подробностях рассказывал мне как повстречал ее впервые. Я попробую передать это так, насколько получится у меня вязать языком после двух баночек «AMSTERDAM»-а (тут он позволил себе улыбнуться) — в первое же утро ему посчастливилось проехать двести километров с человеком из Таджикистана, который потом и оставил его на той самой развилке, сам же он свернул направо. Поскольку мой друг был заядлым курильщиком, а Таджик сказал тогда «кури сколько влезет» он выкурил в дороге почти всю пачку и соответственно выпил всю свою воду, оголтело запивая каждую скуренную сигарету. И захлопнув дверь газели, первое, что он намеривался сделать — это дойти до ближайшего кемпинга, и набрать бутылку воды. Он огляделся налево, направо, потом посмотрел прямо и заметил ее. Она как раз только вышла на свет из тени эстакады и успела перебежать однопутную дорогу, подводящую к ней. Она шла оттуда, куда ему следовало держать путь, то есть им было явно не по пути, но он очень хотел пить. Сначала он махал ей, потом кричал, потом делал все одновременно, но, она как будто осознано не выходила с ним на контакт, отворачивалась и делала вид, что не замечает, унося быстрым шагом свои тонкие ноги в темно-синем трико все дальше и дальше. Тогда он сам, дождавшись безопасного интервала между проносившимся транспортом, перебежал трассу и легким бегом увязался за ней. Он не переставал окликивать ей вслед «подожди», «постой», но реакция последовала, лишь, когда он нагнал ее и легонько постучал по плечу… Боже, какой она была красивой. Потом, намного дней позже, она утверждала, что из-за шума дороги, действительно не слышала его голоса — но кто его знает. Она робко обернулась. Он спросил воды. «Есть, подождите» — раздался невинный и пронизывающий ее голосок. Она скинула рюкзак, присела на корточки, расстегнула молнию и начала шерудить рукой содержимое — клянусь (сказал Койот торжественно) окажись вода на поверхности, она бы просто дала ему попить, и потом ушла без оглядки. Ее всю трясло как осиновый лист. Казалось, она боится любого шороха. И это восемнадцатилетнее дитя, наедине с беспощадной дорогой нашей федерации, будь она проклята. Какое счастье, что бутылка с водой была на самом дне рюкзака. Мимо проносились оглушительные фуры, содрогающие под ними твердь, и едва ли не сдувающие их в кювет. Он сам предложил ей жестом и голосом, перекрикивающим гомон фур, бесконечно возникавших с обеих сторон, спуститься вниз подальше от дороги. Она посмотрела на него снизу, покорно кивнула, вдавила руку во внутрь рюкзака, вынула и шустро застегнула молнию. Они спустились вниз и не много пройдя остановились у опушки лесопосадки. Пока она в поисках воды нервозно вышвыривала вокруг себя разноцветные вещи и различные предметы гигиены, он скинул на траву свой рюкзак и, облокотившись на него спиной, закурил сигарету. Он нарочно старался не смотреть на разбросанное белье, потому как догадывался, что это может смутить, однако исподволь разглядывать ее милое личико он все же посмел себе. Она ему сразу понравилась. Как ни странно, ее русые волосы длиною по грудь, местами сосульчатые за отсутствием регулярного душа, ассоциировались для него с чистотой и невинностью — словно она была той самой Евой из эдемского сада. (Койот повернул голову к Лидии) Ее история чем-то похожа на твою Лидия (сказал он уверено). Ей тоже едва исполнилось восемнадцать, когда она собрала все что уместилось в рюкзак и пустилась, куда глаза глядят. Только в ее случае все было намного хуже, чем в твоем. Она бежала от своего дома. От своей больной на голову семьи, от папаши законченного алкаша и мамаши терпилы. Но, не смотря на свое черное детство, она была такой хорошенькой, знаете, словно выросла при королевском дворце, а не в этой душной, пропахшей мочой и табаком коморке, о которой она, не без печали в голосе, часто потом вспоминала. Она была такая застенчивая, хрупкая, растерянная и доверчивая, совершено не понимающая что ей нужно делать в этой жизни. (Койот на мгновенье мечтательно призадумался, затем сожалея вздохнул и продолжил). Он перестал себя ограничивать, броско повернул к ней голову, и теперь детально рассматривал ее худенькое тело с небольшой грудью в белом шнурованном топике. Она не подняла на него взгляд, но кажется поняла, что за ней пристально наблюдают — от чего, смотрящая вниз голова ее впала еще сильнее выставив хрупкие плечи вперед. Наконец она нашарила эту судьбоносную бутылку и положила слева от себя: «вот» — скромно сказала она и принялась впопыхах закидывать вещи обратно в рюкзак, пошмыгивая своим носиком. Он обратил внимание на то как дрожат ее тонкие руки. «Слушай, если ты меня боишься, я могу встать и уйти, без проблем», показал он жест выставленных ладоней. Она помотала головой и как будто очень тихо ответила: «нет». Она больше не складывала вещи, ее руки, замерли внутри рюкзака. Голова застыла и виновато смотрела вниз, будто ожидая, что сейчас на ее шею упадет гильотина. Отрывисто от него долетали вопросы о том, о сем, работу ли она ищет, может быть едет куда-то к родственникам, или так просто, решила покататься, посмотреть на мир. На все вопросы девушка отвечала односложным и вздрагивающим «нет» а на последний, касаемо причины бродяжничества «а зачем тогда тебе все это?» она и вовсе не сдержалась и тщетно силясь оставаться непоколебимой, захныкала. И вот тут та он понял, что она ищет его. Может ли подлинная любовь зародиться за считаные минуты? (слово спросил самого себя Койот) да — запросто. Выпавший птенчик из гнезда, обречённый на жуткое растерзание хищными тварями, коими изобилует весь белый свет. Неумолимое желание, взять это чудо под свое крыло, сочилось со всех пор его тела: «слушай, если хочешь, я могу обнять тебя — сказал он ей и добавил — только если ты сама этого хочешь». Ничего не ответив, полусогнуто, словно идя под обстрелом, она медленно приблизилась к нему, упала на колени, а затем подогнув ноги прилегла боком, сложив голову ему на живот. Ее дрожащая пятерня ласково и аморфно процарапывала кончиками пальцев бельевые складки на его бело-голубой тельняшке. Она беззвучно плакала в эту минуту, а он молча гладил ее волосы, по чуть-чуть заправляя их за покрасневшее ушко. Они смотрели друг на друга так неотвязно, будто любовь между ними была длиною в жизнь, но они вот-вот только встретились. Сколько это могло еще продолжаться одному богу известно, но блаженная идиллия вскоре нарушилась канонадой фирменных «пшиков» которые издают фуры при торможении. Он поднял глаза и увидел перед собой целый караван серых фур с крытыми прицепами, который приостанавливаясь перед развилкой, поочередно, заворачивал направо, потом, подруливая влево, поднимался на эстакаду и уезжал в сторону его дома. Глядя на эту вереницу, непроизвольно пытаясь разглядеть силуэты водителей в тени громадных кабин, у него затеплилась очень дерзкая мысль, и когда последняя фура в охвостье каравана удалилась настолько далеко, что перестала издавать звуки, он произнес ее: «Слушай, может к черту это все, всю эту вонь плавящейся резины и бесконечный дребезг. Я хочу тишины, очень хочу, правда, покоя, понимаешь? Только я хочу этого с тобой. И как же я хочу, чтобы ты захотела со мной того же самого». После этих слов они, кстати, впервые поцеловались. То была ее инициатива, она приподнялась и чмокнула его в затвердевшие от ветра губы и так же впервые, она тогда, улыбнулась. Но он как будто не обратил на это никакого внимания и продолжил: «У меня есть свой дом — хороший, ухоженный, машина — почти на ходу, нуждается в небольшом ремонте, работу я найду без проблем, я буду любить тебя как никто другой, я никогда не посмею тебя обидеть, никогда не трону пальцем…

Койот внезапно замолчал. Я не знаю, то ли это от хмеля, то ли его тронул так собственный рассказ, но глаза его взмокли. Он вылил остатки в стопку (получилось чуть больше половины) и, держа ее двумя пальцами и смотря на нее, облокотился на край стола.

Это все? Подумал я, и тут же Лидия прочла мои мысли:

— А что было дальше? — спросила она.

— Ни чё! — резко ответил Койот — поехали они к нему домой и жили там достаточно долго и счастливо, так счастливо, что все эти девять с половиной лет ему и не усерался ваш гребаный автостоп, да и бог ему уже на хер не нужен был со своим Ростовским монастырем. Он нашел там работу, да такую, что с головой хватало на двоих и, теперь уже его жене, не было нужды работать — она занималась домашними делами, да огородом. Машину починил он свою и научил ее со временем водить и права даже ей сделали, чтобы она могла катать его по деревне, пока тот хлещет свой «AMSTERDAM». Только не долго музыка играла к большому сожалению. Туберкулез подкосил ее спустя двенадцать лет и организм просто не выдержал. (Койот выдал заминку) Но зато я знаю, что она до конца своих дней, была счастлива со мной. Я делал все что мог для нее, для нашего общего счастья.

Койот окинул нас взглядом:

— Слушайте. Я теперь боюсь отпускать вас одних, не буду лукавить, боюсь я в частности из-за Лидии, извини Артем. Нам все равно всем в одну сторону. Доберемся вместе до Ростова, и я посажу вас на автобус в Туапсе. У меня есть с собой не много денег, там они мне будут уже не нужны. Их точно хватит вам на билеты. Только вот в чем дело, я сегодня выпил пива и поэтому выезжаю завтра с утра. Я за рулем, может, видели с торца стоит серебристая audi (мы кивнули) — вот, это моя. Разместите где-нибудь неподалеку лагерь, а завтра мы все вместе тронемся в путь. И мне так будет спокойней и вам безопаснее.

Я оценивающе посмотрел на Лидию, она так засияла от этого предложения, что я просто не мог ему отказать.