В поисках рая и ада [Владимир Елисеевич Чертихин] (fb2) читать онлайн

ВВЕДЕНИЕ

Несколько лет назад в США вышла книга под названием «Жизнь после смерти». Она обратила на себя внимание тем, что была написана не священником, не богословом, а психиатром Раймондом Моуди-младшим. В ней были собраны свидетельства 150 человек, выведенных врачами-реаниматорами из состояния так называемой клинической смерти, продолжающейся в течение нескольких минут после остановки сердца и дыхания, когда еще возможно восстановление жизненных функций. Некоторые воспоминания были приняты из первых рук — от людей, переживших состояние клинической смерти, другие — от тех, кто находился рядом с умирающим. Все эти рассказы, по словам Р. Моуди, совпадали в основных деталях и выглядели следующим образом:

«Умирая, в момент крайнего физического изнеможения, человек слышит, как врач констатирует его смерть. До него доносится неприятный шум — громкий звон или гул. Одновременно он чувствует, что стремительно несется по длинному темному туннелю, и вдруг ощущает себя вне собственного тела, которое он даже может видеть со стороны. Через некоторое время он начинает привыкать к своему состоянию. Он обнаруживает, что тело у него все же есть, но совершенно иной природы и с совершенно иными способностями, чем покинутое им. Вскоре события принимают новый оборот. Его встречают какие-то доброжелательные создания. Среди них он непостижимым образом узнает умерших родственников и друзей. Затем перед ним возникает существо из света — добрый любящий дух, которого он никогда раньше не видел. Это существо без помощи слов просит человека оценить свою жизнь, моментально воспроизводя перед ним главные ее события. Неожиданно человек замечает, что приближается к чему-то вроде стены или линии, и осознает, что это граница между земной и загробной жизнью. Однако перейти эту границу ему не удается. Он чувствует, что должен вернуться назад, что время его смерти еще не пришло».

Поразительно! 150 рассказов с порога смерти, показания очевидцев о загробной жизни, ошеломляющее подтверждение идеи посмертного существования, которую уже много веков проповедуют буддизм, христианство, ислам…

Однако не будем спешить с выводами. Заметим пока только, что сам автор книги, наделавшей много шума, считает, что ни одно из приведенных в ней свидетельств нельзя считать поступившим оттуда, «откуда не возвращаются». Мы вернемся еще к этим свидетельствам и покажем, какое объяснение дают им ученые. Но прежде остановимся на таких вопросах, как история и причины возникновения веры в загробную жизнь, психологическое значение посмертного существования, что необходимо для понимания проблемы, о которой пойдет речь.

В книге Раймонда Моуди приведены свидетельства современных простых людей, в той или иной мере находившихся под влиянием религиозных представлений, и это влияние сказалось в критическую минуту их жизни. Но было время, когда идея загробной жизни оказывала еще большее влияние на умы людей. На протяжении многих веков проповедники различных религий распространяли идею загробного воздаяния, райского наслаждения в награду за праведную земную жизнь и вечных мук в геенне огненной за прегрешения.

Так, если мы обратимся к православию, одному из грех главных направлений христианства, то обнаружим, что в его символе веры, содержащем основные вероучительные положения, из двенадцати два посвящены загробному миру. Одиннадцатый член православного символа веры звучит так: «Чаю (ожидаю) воскресения мертвых», а в двенадцатом говорится: «Чаю и жизни будущего века». Главная молитва католической мессы (богослужения) — так называемое «Кредо» («Верую») — также обязывает не сомневаться в существование загробного мира. Буддийские монахи запугивают своих последователей страшными мучениями в горячих и холодных отделениях ада и обещают разнообразные наслаждения в буддийском раю. Столь же значительное место представления об аде и рае занимают в самой молодой по времени возникновения мировой религии — в исламе.

Богословы утверждают, что все знания о загробном мире, о рае и аде даны людям самим богом непосредственно или через своих посредников, какими были, например, основатель христианства Иисус или пророк Мухаммед. Предполагается, что это должно придать религиозным представлениям о загробном мире характер истинности. Вера в него превратилась в один из основных жизненных ориентиров для верующего человека. Руководствуясь им, он подчиняет ему своё поведение, свои действия, жизненные помыслы. Но возникает вопрос: а что, если этот ориентир не имеет под собой никакого реального основания? Ведь тогда все поведение верующего человека оказывается подчиненным ложной цели.

Как же проверить основательность этого жизненного ориентира, предлагаемого религией? Думается, что лучшим подходом к решению этой проблемы будет историческое исследование развития представлений о загробном мире. Не случайно на важность такого подхода указывал Ф. Энгельс, уделивший в своем творчестве большое внимание исследованию исторического развития религиозных представлений. Он писал: «С такой религией, как христианство, нельзя покончить только с помощью насмешек и нападок. Она должна быть также преодолена научно, то есть объяснена исторически…»^[1]

Воспользуемся этим советом и обратимся к истории развития представлений о загробном мире.

КОГДА РАЯ И АДА ЕЩЕ НЕ БЫЛО

Заглянуть в наиболее ранние пласты человеческой истории нам могут помочь по крайней мере пять наук. Это антропология, исследующая вопрос о том, как человек выделился из царства животных, археология, изучающая остатки материальной культуры древних людей, лингвистика, занимающаяся языковыми формами, письменными и устными, фольклористика, собирающая сказки, легенды и другие памятники народного творчества, и этнография, накопившая большой материал о жизни различных народов, в том числе и таких, которые в силу исторических условий отстали в своем социальном развитии. Какая из этих наук может в наибольшей степени помочь исследовать процесс возникновения, формирования и изменения представлений о загробном мире?

Мы, конечно, будем прибегать к данным лингвистики и фольклористики, но они позволяют познакомиться со сравнительно поздними периодами человеческой истории. Археология и антропология дают многое для понимания развития верований у древних людей, но, к сожалению, пока не проясняют самых ранних стадий формирования представлений о загробной жизни. Ведь многие из сделанных открытий не поддаются однозначному истолкованию.

Так, например, в 1908 г. на территории Франции в районе реки Везеры близ Ле Мустье было сделано крупнейшее археологическое и антропологическое открытие. Исследователи обнаружили неандертальское погребение^[2]. Тело молодого неандертальца было положено в неглубокую яму на бок, голова покоилась на правом локте, другая рука была вытянута вперед, вокруг тела были найдены каменные орудия труда. В могиле были обнаружены также обожженные кости зверей: по-видимому, сородичи позаботились о пище для покойника. Эта находка вызвала острую дискуссию среди ученых. Одни говорили о том, что неандертальцы уже имели какие-то смутные представления о загробной жизни, о бессмертной душе, которую надо обеспечить в посмертной жизни пищей и орудиями труда. Другие утверждали, что никаких представлений о душе у неандертальцев еще не было, да и не могло быть на столь низкой стадии социального и духовного развития. Погребение свидетельствует разве только о зарождении суеверного отношения к самому трупу. Третьи считали, что древние люди еще не делали различия между живым и мертвым, бодрствующим и спящим и относились к покойнику как к своему сородичу, отдавая ему причитавшуюся долю пищи и орудий труда. Все эти точки зрения предположительны, в каждой из них есть свое рациональное зерно. Однако в целом открытие не дает достаточных оснований для вывода о том, появились ли уже на этой стадии развития у наших древнейших предков какие-то представления о загробной жизни.

Пожалуй, наибольшую помощь в исследовании проблемы может оказать этнография. Этнографы собрали огромнейший материал о жизни племен и народностей, которые в силу исторических причин отстали в своем социальном развитии, записали и изучили их мифологию, в том числе и мифы о душе и загробной жизни. И вот, если расположить этнографический материал в соответствии со степенью развития социальных отношений этих народностей, то получится интересная картина, позволяющая проследить основные этапы возникновения и формирования представлений о загробной жизни. Конечно, нельзя абсолютно отождествлять современные народности, отставшие в своем развитии, их культуру, верования с древними людьми и их духовной культурой. Между ними существует большая антропологическая разница, большие различия в социальном опыте, в трудовой практике, однако сохранились и некоторые общие черты, характерные для первобытнообщинного строя. И это позволяет более наглядно, конкретно представить соответствующие стороны жизни древних людей.

Интересные этнографические данные собраны о коренных жителях острова Тасмания, расположенного у южного берега Австралии. Этот остров отделен от материка проливом шириной 244 километра и связан с Австралией многочисленными островами. Здесь много бухт и гаваней, климат влажный, осадки выпадают равномерно на протяжении года. До прихода колонизаторов (XVII в.) остров Тасмания был населен бродячими племенами, общая численность которых составляла 8 тысяч человек. Орудия труда и оружие тасманийцев были очень примитивными: каменные отщепы, грубо оббитые с одной стороны, деревянные копья, метательные дубинки. Тасманийцы изготовляли лодки, строили ветровые заслоны из коры и шалаши из кольев и ветвей.

Данные о верованиях тасманийцев, собранные различными исследователями, очень противоречивы. Одни этнографы отмечали, что тасманийцы до крайности суеверны и в большинстве случаев слепо верят в то, что духи их умерших друзей и родственников могут возвращаться и приносить им или счастье или вред. Другие исследователи отрицали у тасманийцев наличие каких-либо представлений о загробном мире. Так, англичанин Дэвис писал: «Трудно поверить, чтобы туземцы не имели никаких понятий о будущей жизни… и, однако, как я ни допытывался у самих туземцев и близко знакомых с ними белых людей, я не мог обнаружить существования подобной веры».

Есть сообщения о том, что туземцы западной части Тасмании не имели никакого понятия о будущем существовании. Однако другие исследователи отмечали, что у тасманийцев «было убеждение в том, что после смерти они вступают в другой, более благоприятный для них мир… Как и можно было ожидать, их идеи о загробной жизни были вполне чувственного характера. Главные элементы в их картине рая — это занятие охотой с неослабным пылом и неиссякаемым успехом и пользование в неисчерпаемом изобилии и с неиссякаемым аппетитом теми удовольствиями, которых они домогались на земле». Один из христианских миссионеров писал, что тасманийцы верили «в то, что будут жить и после того, как их тело станет мертвым. Некоторые из них указывали мне на звезды, как на место, куда им придется отправиться после смерти. Другие воображали, что им придется отправиться на остров, где жили их предки, и превратиться в белых людей».

Крупный исследователь Тасмании Линг Рот, автор книги «Аборигены Тасмании», из которой мы привели различные высказывания, делает вполне определенный вывод: «Мы можем отнестись с недоверием ко всем рассказам об их представлениях о высшем существе или о будущей жизни. Эти рассказы явились простым эхом услышанного ими от христианских законоучителей и учителей»^[3]. По всей вероятности, Линг Рот прав в своих выводах о том, что тасманийцы не имели никаких представлений о загробной жизни. Об этом свидетельствует и тот факт, что у соседей тасманийцев, у коренных жителей Австралии, которые находились на более сложной стадии общественного развития, представления о загробном мире тоже еще не сформировались. Аборигены Австралии верили в то, что душа умирает вскоре после смерти человека^[4].

К сожалению, мы лишены возможности уточнить сведения о верованиях тасманийцев, так как с 1804 г. белые колонизаторы устроили буквально охоту на аборигенов, беспощадно их истребляя, и уже в 1876 г. умерла последняя тасманийка. Однако даже если у тасманийцев и сформировались какие-то смутные представления о загробном мире, то никаких понятий о рае и аде у них еще не было. Загробная жизнь мыслилась по образу земной и отличалась, пожалуй, только тем, что охота там всегда удачна, съедобных плодов и кореньев — в изобилии и души умерших ни в чем не знают недостатка. Как мы увидим дальше, этот мотив характерен для мифологии первобытных людей и для их представлений о загробном мире.

К югу от Бирмы в Бенгальском заливе расположена группа Андаманских островов. Коренные жители этих островов занимались собирательством диких плодов, меда, ловили рыбу в море и заливе, охотились на лесных зверей. Они употребляли лук и стрелы, землекопалки. Жили общинами, локальными группами, независимыми друг от друга. Несколько локальных групп объединялись в племя, которое имело свое имя, но в целом роль племен в жизни андаманцев была невелика. Кроме деления на племена, андаманцы делились также на береговых и лесных жителей.

Все исследователи отмечают у них сложившиеся верования о духах и душе. В ответ на вопрос, откуда произошли духи леса и моря, аборигены отвечали, что они являются не чем иным, как духами умерших мужчин и женщин. Представление о душе, «двойнике» человека, у андаманцев было связано со словами «отражение», «тень», «видеть сны». На расспросы исследователей андаманцы отвечали, что, когда умирает мужчина или женщина, «двойник» (или «дыхание», как объясняли некоторые из туземцев) оставляет тело и становится духом. После смерти человек перестает существовать как человек и начинает новое существование — как дух. Однако на этом согласие между расспрашиваемыми андаманцами заканчивалось, и в ответах начинался разнобой. Можно выделить по крайней мере семь основных вариантов представлений андаманцев о посмертном существовании души.

Первый вариант. Представители одного из северных андаманских племен утверждали, что, когда человек умирает, он становится Ляу (лесным духом) и бродит в джунглях. Сначала он держится поблизости от могилы или того места, где умерло тело, но после того, как Ляу найдет, что это нехорошо, он отправляется жить с другими духами. Если человек утонул, то душа его превращается в Юруа (дух, живущий в море).

Второй вариант исследователи обнаружили у того же северного племени, называвшегося ака-чари. Некоторые туземцы говорили, что когда человек умирает, то становится Ляу или Юруа и живет с другими духами. Если он обитатель джунглей, он становится Ляу и живет в джунглях. Если умирает прибрежный житель, то его душа делается Юруа и живет в море. Все ака-чари, согласно этому рассказу, после смерти становятся Юруа. Дух умершего пребывает в своем родном краю и дружелюбно относится к живым сородичам. Духи из чужих краев опасны и обычно причиняют зло членам племени ака-чари.

Третий вариант обнаружен у одного из северных племен и сводится к следующему. Когда человек умирает, то его дух (Ляу) или тотчас же, или по истечении некоторого времени переходит в другой мир, который находится под этим и называется Марамику. Члены этого племени верили в то, что мир Марамику в точности похож на действительный мир — с лесом и морем, со всеми известными им животными и растениями. Обитатели его ведут точно такую же жизнь, как и на земле, занимаются охотой, рыбной ловлей и много танцуют.

Четвертый вариант. Согласно верованиям также одного из северных племен, дух умершего (Ляу) бродит в джунглях до тех пор, пока не сгниет все мясо покойного. После этого «двойник» отправляется жить на небо.

Пятый вариант записан у одного из южных племен, называвшегося а-пучиквар. Члены этого племени верили в то, что дух умершего уходит на восток или северо-восток за край света и останавливается в местности, называемой Ляу-лие-сие (дом духов), в джунглях которой имеется обширная хижина, похожая на земные хижины. Духи живут точно такой же жизнью, что и люди на земле, охотятся, ловят рыбу и т. д. Над домом духов помещается Пута-койка (дом солнца и луны). Радуга — это дорога, по которой ходят духи, чтобы навещать своих друзей во время сновидений. Она сделана из тростника.

Шестой вариант записан у того же племени (а-пучиквар) и содержит некоторые новые моменты. Духи умерших отправляются на небо жить там вместе с мифическим существом по имени Томо. Этот Томо, согласно некоторым из преданий, был первоначальным предком племени. Поскольку Томо отождествляли либо с солнцем, либо со светом и хорошей погодой, то считалось, что в мире духов никогда не бывает ночи. Верили члены этого племени также и в то, что духи всегда имеют обильные запасы свинины и черепашьего мяса и проводят время в танцах и забавах.

Седьмой вариант был рассказан стариком из этого же племени, который занимался знахарством. Он говорил, что духи знахарей живут отдельно от духов рядовых соплеменников, они и называются не Ляу, а Билик. Старик уверял, что однажды в сновидении его посетил Бойко-Билик, то есть дух андаманца Бойко, который при жизни был известным знахарем, а после смерти стал Билик в отличие от обыкновенного Ляу. Такие духи, рассказывал знахарь, обладают способностью как излечивать, так и наводить болезни на живых людей^[5].

Как видим, этнография действительно дает богатый и важный материал, позволяющий проследить основные этапы становления верований в загробный мир. Жизнь тасманийцев позволяет сделать вывод о том, что на протяжении длительного периода существования первобытного общества не было вообще никаких представлений о загробном мире. Этнографический материал о жизни австралийцев дает возможность зафиксировать следующую стадию в развитии мифологии древних, когда появляются смутные представления о «двойнике» человека, о его душе, которая продолжает жить после смерти тела. Однако и на этой стадии еще нет никаких идей о сверхъестественном загробном мире. А вот на той стадии общественного развития, которой достигли андаманцы, уже появляются первые, еще очень неопределенные представления о загробном мире, но они могли быть различными даже у членов одного и того же племени.

Этнографический материал убедительно показывает, что вера в посмертное существование не изначальна, а складывается постепенно, по мере развития социальных отношений. Однако нам могут возразить: правомерно ли на примере только трех народностей — тасманийцев, австралийцев и андаманцев — делать столь общий вывод и распространять его на все человечество? Это серьезное возражение, поэтому целесообразно привести этнографические данные о верованиях и других народов, живших в различных точках земного шара.

В дремучих лесах внутренней части Малайского полуострова живет небольшая группа кочевых племен, носящих общее название семангов. Это настоящие карлики: средний рост у женщин едва достигает 140 сантиметров, а у мужчин — 151 сантиметра. Женщины в основном занимаются сбором съедобных растений, а мужчины — охотой. Когда-то семанги пользовались луком с тетивой из лыка и отравленными стрелами, но позднее это оружие было вытеснено духовой трубкой. Они не имели постоянных жилищ, строили навесы там, где останавливались на несколько дней. Семанги распадаются на 6 различных племен, а племя в свою очередь делится на локальные группы, которые являются коренными и постоянными жителями одной какой-либо местности. Именно эта местность в определенных ее границах составляет собственность локальной группы и наследуется ею. По наблюдениям этнографов, все семанги верят в загробную жизнь. Царство мертвых, по их убеждению, находится на западе, на острове в море. Туда приходят все умершие, за исключением «халы» (знахарь, считающийся посредником между людьми и духами). Семанги считают, что в царстве мертвых они существуют как тени и живут подобно тому, как жили на земле. Идеи возмездия за земные прегрешения после смерти семанги не знают, все злое, по их верованиям, должно быть наказано здесь, на земле, о чем и заботятся духи.

В представлениях восточных семангов есть некоторые особенности. Они считали, что в царстве мертвых души едят только фрукты, а детские души способны передвигаться без посторонней помощи. Все души видимы друг для друга, но невидимы для глаз простых смертных. Души не изменяются, не женятся, навсегда остаются в царстве мертвых и никогда не возвращаются на землю, тела умерших не воскресают. Далее следует одна любопытная деталь: восточные семанги верили в нечто вроде ада и рая для зверей. Души безвредных зверей идут после смерти в место, находящееся близ царства мертвых, души тигров, змей, скорпионов и других вредных животных отправляются в чистилище (Белет), где они мучают и поедают души грешников. По другому преданию, души тигров идут после смерти в огромную пещеру, как и души всех животных. Здесь они уже не могут более питаться мясом, а едят плоды и зелень и не имеют сил вредить душам других животных, которые находятся вместе с ними.^[6]

Во внутренних болотистых районах юго-восточной части острова Суматра живет малочисленная группа племен кубу. Этнографический материал, собранный об этих племенах, можно сгруппировать так, что получится своеобразная эволюционная лестница, позволяющая проследить постепенное развитие у них представлений о загробном мире. На нижней ступеньке этой лестницы находилось племя ридан-кубу, члены которого испытывали только неясный страх перед тайной смерти, отгоняющий их от трупа. Тело умершего не рассматривалось как место пребывания души, поэтому о нем не проявляли никакой заботы, его оставляли на съедение диким зверям.

На другой ступеньке стояли кубу, которые уже обнаруживали некоторую заботу о своих умерших соплеменниках. Они считали, что, когда кто-нибудь умирает, он «возвращается туда, откуда пришел». Однако сказать что-либо подробнее о том месте никто из этих кубу не мог. В духов они не верили.

И, наконец, наиболее сложной системой верований в загробную жизнь обладали члены племени лекох-кубу. Исследователи пишут, что их верования ограничиваются представлениями о множестве духов, особенно духов предков. Верят они также в духов, живущих в деревьях, в земле, в горах. Когда умирающий испускал свой последний вздох, лекох-кубу следили, не последует ли сразу за этим шорох, похожий на мягкое и тихое жужжание. Если им казалось, что такой шорох они слышали, то считали умершего счастливым, так как получили свидетельство, что он стал духом. Если никакого шороха не было, то они думали, что человек несчастлив и просто-напросто умер, возвратившись в «великое ничто». Место, где лекох-кубу хоронили своих покойников, считалось сборищем духов умерших членов племени, которых они называют «суку». Лекох-кубу были убеждены, что о присутствии духов можно узнать по особому шуму, который постоянно раздается оттуда.

Что происходит дальше с этими духами, лекох-кубу не знали. Исследователи считают, что никакого представления о небе или о каком-либо специальном месте для душ умерших у них не было, а сформировались только верования в постоянное их пребывание поблизости от останков умершего. Один из этнографов определяет эти взгляды как неопределенную веру в бессмертие души «без всяких нравственных соображений, так как переход в разряд духов рассматривается не как последствие греховного образа жизни, а только как чистая случайность».

Иногда этнографы встречают у народов, отставших в своем развитии, довольно сложные представления о загробном мире. Так, например, на острове Малакка, отделенном от Суматры Малаккским проливом, живет сходная с племенами кубу народность — джакуны. Между культурой кубу и джакунов, по мнению исследователей, существует органическая связь. Сохранились предания, что в прошлом джакуны пришли с Суматры. Формы хозяйствования у обоих народов одинаковы, они являются мотыжными земледельцами. И те, и другие в качестве домашних животных знали собак и кур, употребляли копья, но не пользовались луком и стрелами.

Однако у джакунов этнографы обнаружили более сложные представления о загробной жизни. Согласно их верованиям, душа после смерти человека выходит из головы и отправляется в сторону захода солнца. Здесь она должна перейти через узкий мост, под которым находится котел с кипящей водой. Грешная душа непременно падает туда и погибает, безгрешная душа беспрепятственно переходит через мост и достигает рая, напоминающего сад. Главными грехами джакуны считают прелюбодеяние, убийство и грабеж. Однако более внимательное изучение образа жизни джакунов, их культуры привело исследователей к выводу, что эти воззрения на загробный мир не являются первоначальными, оригинальными. Этнографы отмечают сильное влияние ислама на культуру джакунов, в особенности мусульманских представлений об аде и рае.^[7]

В горах острова Шри-Ланка живет маленькое охотничье племя веддов. Его члены населяют всю природу сознательными существами, невидимыми, но постоянно проявляющими себя. Ведды употребляют один и тот же термин для обозначения души, духа и дьявола. К духам своих умерших ведды питают большое почтение, считая, что они в достаточной степени обладают человеческими свойствами для того, чтобы досаждать им или, наоборот, помогать. Духи, верили ведды, могут быть покровителями жилищ, если их умилостивить. Когда ведд умирает, считают члены этого племени, это означает, что «хета» (злой дух) убил его. Дух всякого умершего остается около трупа и годами живет близ этого места. Отсюда страх, который ведды питают к своим покойникам. Они покидают места, в которых кто-то умер, годами не живут в пещерах, где было оставлено тело покойного. Ведды считают, что с течением времени дух умершего теряет свою индивидуальность в общем мире духов, при этом духи недавно умерших вытесняют «хета» давно умерших.^[8]

Сходные с разобранными верованиями представления о загробном мире мы встречаем и в других районах земного шара. Так, например, этнографы располагают большим материалом о культуре, образе жизни и воззрениях бушменов, живущих в пустыне Калахари и в северной части Юго-Западной Африки. К моменту прихода белых колонизаторов бушмены занимались собирательством и охотой. Их боевым и охотничьим оружием были дротики, луки со стрелами и палицы, или метательные палки. Жили бушмены, как правило, несколькими локальными группами. У каждой такой группы была своя территория — весьма обширный участок земли с несколькими скважинами, дающими воду. Границы этой территории, не особенно заметные для глаза белого человека, были хорошо известны туземцам. Съев все фрукты и коренья в одном месте, бушмены переходили на другое, но не нарушали границ со своими соседями. Это делалось только отдельными лицами для осуществления обменных операций.^[9]

В верованиях бушменов также сохранились архаические черты. Многие бушмены верили в оборотничество, например в то, что человек способен стать леопардом. Поэтому они олицетворяли различных животных и смотрели на них как на людей в другом образе существования. Другие бушмены утверждали, что духи умерших остаются около тех мест, где было совершено погребение. Поэтому они избегали этих мест, а если вынуждены были к ним приближаться, то бросали камешек на могилу и обращались к духу с просьбой обеспечить им дальнейший счастливый путь.

Наряду с этими архаическими верованиями у некоторых бушменов этнографы зафиксировали смутные представления о загробной жизни. Так, некоторые бушмены Калахари говорили исследователям, что после смерти дух умершего отправляется в долгое странствие и в конце концов прибывает в определенное место, где соединяется со своими предками, ушедшими из жизни до него. Однако рассказывавшие эту историю бушмены не могли точно показать, где находится место покоя духов умерших: одни показывали на север, другие — на восток. Страну, куда отправляются духи умерших, бушмены представляли как теплую и полную дичи местность. Когда этнографы спрашивали у них, что будут делать женщины в этой стране, мужчины улыбались и отвечали: «То же, что и здесь»^[10].

Этнографические данные, собранные о жизни народов, населявших Северную и Южную Америку, также говорят о том, что представления о загробном мире развивались постепенно и долгое время носили смутный, неопределенный характер. Так, архипелаг Огненной Земли населен тремя отдельными племенами: яганами на юге, алакалуфами на западе и óна на востоке. Первые два проводят бóльшую часть своей жизни на воде, поэтому их называют «индейцами, плавающими в каноэ». Óна не знали каноэ и были известны под именем «пеших индейцев». К моменту прихода белых у огнеземельцев не было даже зачатков земледелия, они не знали прирученных животных, кроме собаки, не делали сезонных запасов пищи, не употребляли соли. Наиболее распространенным охотничьим оружием у óна был лук со стрелами, алакалуфы и яганы употребляли дротики и гарпуны.

Представления различных племен Огненной Земли о загробной жизни, по данным этнографов, имели и общие черты, и свою специфику. Так, алакалуфы считали, что праведные после смерти идут в очень красивый лес, где едят до пресыщения то, что любили при жизни: рыбу, моллюсков, тюленей, птиц и т. д. Грешники же погружаются в водную пучину, из которой не могут выбраться.^[11]

Данные о представлениях яганов о загробном мире очень противоречивы. Есть свидетельства о том, что у них отсутствовала какая-либо вера в загробную жизнь и не сформировалась еще идея посмертного воздаяния. Есть и прямо противоположные сведения, говорящие о том, что яганы верили в пребывание души близ могилы или в ее странствие по лесам и горам. Души умерших, согласно этим данным, счастливы или несчастливы в зависимости от поведения человека при жизни. Мертвые преступники, по верованиям яганов, преследуют живых людей.

Члены племени рассказывали исследователям о том, что, согласно их верованиям, тени умерших бродят по лесам. Покойники знают, что происходит на земле, но, за исключением душ умерших знахарей, не вмешиваются в земные дела. Под влиянием миссионеров, отмечают этнографы, у óна сложились представления о том, что будущая жизнь является счастливой или несчастной в зависимости от поведения на земле.^[12]

Своеобразны были представления о загробной жизни и у других индейских племен Америки. Эти воззрения были достаточно разнообразными, но в целом они подтверждают высказанную нами точку зрения о том, что представления о загробной жизни в мифологических верованиях первобытного общества смутны, неопределенны, неодинаковы даже у членов одного и того же племени и в своем развитии проходили различные стадии.

Обширный этнографический материал убедительно свидетельствует о том, что представления о загробном мире не изначальны, как утверждают богословы, что они появляются на достаточно сложных стадиях развития общества и проходят с определенной закономерностью конкретные фазы своего развития. Мы видели, что на самых ранних ступенях первобытнообщинного строя в мифологии древних людей вообще отсутствовали какие-либо представления о загробном мире, не было даже верований в духов и душу. Затем, по мере усложнения общественных отношений, накопления социального опыта древних людей, появляются представления о душе — «двойнике» человека, обладающем способностью покидать тело во сне или после смерти. Однако посмертное существование души мыслится еще очень смутно и как кратковременное. Наконец, уже на сравнительно поздних стадиях развития первобытнообщинного строя складываются первые представления о загробном мире.

Однако эти представления очень сильно отличаются от учений буддийских, христианских, мусульманских богословов о рае и аде. Загробный мир первобытных людей мыслится по примеру земного. Различие только в том, что климат там мягче, охота богаче, растения приносят много плодов и съедобных кореньев. Души умерших ведут себя в этом загробном мире точно так же, как и в своей земной жизни, с той лишь разницей, что меньше трудятся.

Ф. Энгельс писал: «Уже с того весьма отдаленного времени, когда люди, еще не имея никакого понятия о строении своего тела и не умея объяснить сновидений, пришли к тому представлению, что их мышление и ощущения есть деятельность не их тела, а какой-то особой души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти, — уже с этого времени они должны были задумываться об отношении этой души к внешнему миру. Если она в момент смерти отделяется от тела и продолжает жить, то нет никакого повода придумывать для нее еще какую-то особую смерть. Так возникло представление о ее бессмертии, которое на той ступени развития казалось отнюдь не утешением, а неотвратимой судьбой и довольно часто, например у греков, считалось подлинным несчастьем»^[13].

Этнографический материал, рассмотренный нами в этой главе, полностью подтверждает вывод Ф. Энгельса, важный для научного понимания развития представлений о загробном мире. Мы видели, что для выработки взглядов о бессмертии души понадобилось довольно значительное время. Мифология древнего общества прошла долгий путь от смутных представлений к развернутой картине загробного мира.

Этнографический материал подтверждает и другой важный вывод Ф. Энгельса о том, что «не религиозная потребность в утешении приводила всюду к скучному вымыслу о личном бессмертии, а то простое обстоятельство, что, раз признав существование души, люди в силу всеобщей ограниченности никак не могли объяснить себе, куда же девается она после смерти тела»^[14].

АД БЕЗ РАЯ И РАЙ БЕЗ АДА

Итак, загробный мир первобытной мифологии не знал рая и ада, идеи посмертного воздаяния, вечных мучений для грешников и наслаждения райской жизнью для праведников. В этом нет ничего удивительного, так как мифологические воззрения отражали определенную стадию развития первобытного общества, его социальных отношений, общественной практики древних людей. В ту пору у наших далеких предков не было социального неравенства, они обладали равными правами, сообща охотились, собирали съедобные коренья и плоды, мотыгами или заостренными палками обрабатывали небольшие клочки земли, сообща владели всем произведенным, сообща веселились во время общих праздников. Поэтому и в загробной жизни души умерших сообща охотились, насыщались съедобными плодами в лесах, ловили рыбу, сообща пели и танцевали.

Если даже и появлялись какие-то представления о неравенстве в загробном мире, то и они отражали те или иные черты реальной, земной жизни. Так недоверчивое, а подчас враждебное отношение к членам других племен в конце концов привело к тому, что их души, покинувшие тело после смерти, стали считаться злыми духами, способными принести несчастье. Этих духов боялись и, пожалуй, почитали даже больше, нежели добрых духов, в которых превращались души умерших сородичей.

Мы видели, что от первых смутных воззрений о «двойнике» человека, о душе, до более или менее упорядоченных представлений о загробной жизни лежала, как говорится, «дистанция огромного размера». Точно так же потребовалось много времени, чтобы человеческое мышление и воображение смогли пройти путь от представления о том, что в этой реальной, земной жизни человек будет наказан или награжден за свое поведение духами предков, до идеи о загробном воздаянии в потустороннем мире. Должны были произойти серьезные социальные изменения, чтобы идея воздаяния за добрые и злые дела смогла оторваться от реальной, земной жизни и перенестись в загробный мир.

Это произошло после того, как пришел конец первобытному равенству, когда общество раскололось на большие социальные группы с противоположными интересами, когда появились богатые и бедные, власть имущие и подчиненные, короче, когда сложились отношения эксплуатации человека человеком. Посмотрим, какие же изменения произошли в представлениях о загробном мире с возникновением и развитием классово антагонистического общества.

До сих пор этнография давала нам сведения о мифологических верованиях туземцев. Не сохранилось ли таких же ярких, образных материалов, характеризующих представления о загробном мире, которые относились бы к периоду становления классового общества? Оказывается, этнография зафиксировала и эту стадию социального развития.

Острова Полинезии — одна из историко-культурных областей мира, в которой еще до прихода белых колонизаторов в ряде мест (на Гавайях, на островах Тонга, Таити) сложились классово антагонистические отношения и начался процесс становления государства. Производственная и социальная практика полинезийцев была значительно разнообразнее и сложнее, чем хозяйственная и общественная жизнь тасманийцев, австралийцев, андаманцев, семангов, бушменов и многих других народов, о которых говорилось выше.

Данные, собранные исследователями, свидетельствуют о том, что в полинезийском обществе уже существовало значительное имущественное и социальное неравенство, что в нем уже не было равноправия всех взрослых членов, столь характерного для первобытного общества. Верхнюю ступеньку социальной лестницы в Полинезии занимали вожди и их родственники, которые именовались «арики» или «алии», то есть «благородные». Ниже благородных стояли простые общинники. Кроме того, в полинезийском обществе существовали особые сословно-кастовые группы жрецов, ремесленников, землевладельцев и т. д. Начинали складываться и примитивные формы рабства. Социальная дифференциация охватывала как правящую верхушку, так и общинников и даже жрецов.^[15]

Складывавшаяся иерархическая социальная структура нашла свое отражение в верованиях полинезийцев. Главное место в их религии занимали представления о таинственной и безликой силе, которую они называли «мана». Ею могли обладать различные природные объекты, животные, но главным образом люди. Самой сильной «мана» наделялись вожди полинезийцев, далее по степени силы «мана» шли родственники вождей, жрецы и свободные общинники. Рабы, встречавшиеся уже на некоторых полинезийских островах, никакой «мана» не обладали. Так социальная дифференциация, сложившаяся в полинезийском обществе, в своеобразной форме отразилась в религиозных представлениях. Власть вождей оправдывалась тем, что последние обладали очень сильной «мана».

Наряду с верой в «мана» у полинезийцев уже сложились довольно четкие представления о загробном мире, и в этих представлениях также отразилась социальная дифференциация их общества. Право на бессмертную жизнь в загробном мире получали только души умерших вождей. При этом души наиболее могущественных вождей наделялись функциями богов. Что же касается простых общинников, то посмертная судьба их душ была приблизительно такой же, как в верованиях австралийцев. В скором времени после смерти тела души вождей отправляются в некую счастливую страну (страна предков, расположенная на острове где-то на западе или на небе), а души простых общинников попадают в какое-то темное место под землей. Однако, вероятнее всего, в последнем случае на представлениях полинезийцев уже сказывалось влияние христианских миссионеров.^[16]

В представлениях полинезийцев как бы сделан дальнейший шаг в развитии верований о загробном мире. Вместе с уничтожением равенства в земной жизни исчезает и равное право всех душ умерших на жизнь в загробном мире. Этим правом обладают теперь только души умерших вождей, их родственников и жрецов, то есть людей, обладавших наибольшей «мана», а следовательно, и властью в земной жизни. Однако идеи воздаяния за поведение в реальной, земной жизни здесь еще нет. Души всех вождей попадают в загробный мир, независимо от того, были ли эти вожди хорошими или плохими, удачливыми или неудачливыми, добрыми или злыми.

Теперь мы обратимся к фактам, собранным археологами и историками, чтобы проследить, как формировались представления о загробном мире в классовом обществе. Здесь нам на помощь придут исторические сведения о развитии раннеклассового общества в Ассирии и Вавилонии, в Древнем Египте, в Древнем Китае и Древней Индии, в Древней Греции и в других странах.

Приблизительно 3 тысячи лет до н. э. в долинах рек Тигра и Евфрата сложилась одна из первых цивилизаций в истории человеческого общества. Поскольку земледелие на землях, орошаемых разливами Тигра и Евфрата, было не под силу отдельным семьям и даже большим родовым коллективам, здесь с необходимостью происходило объединение территориальных общин. С возникновением ирригационных работ появилась возможность сравнительно широкого применения рабского труда. Первоначально число рабов было невелико, а рабов, находившихся в индивидуальном владении, было еще меньше. Однако с увеличением масштабов ирригационных работ, социальным расслоением количество рабов росло. Царь («великий человек»), в далеком прошлом родовой старейшина, приобрел новое значение, превратился в деспота, то есть в постоянного и наследственного диктатора. Вместе с царем быстро развилась и выделилась родовая знать («великие люди»), и деспот, являясь ее представителем, правил в ее интересах.^[17]

Таких объединений территориальных сельских общин в Двуречье образовалось несколько десятков. Во главе каждого объединения стояли деспот и «великие люди», центром объединения был город, в котором почитался тот или иной бог. В городе Эриду поклонялись богу моря Эа; несколько северо-восточнее Эриду располагался город Ур, где почитался бог луны Син; севернее Ура был расположен Урук, где почитались Ану — бог неба и Иштар — богиня любви; к востоку от Урука находился город Ларса — центр почитания бога солнца Баббар; севернее — город Шуруппак, гдеродился, согласно преданию, Утнапиштим, месопотамский Ной, не только спасшийся во время потопа, но и получивший в награду от богов бессмертие; на крайнем севере шумерских владений располагался город Ниппур, в котором находилось центральное святилище древнего Шумера; севернее Ниппура, в Аккадской области между Тигром и Евфратом, которые здесь подходят друг к другу на самое близкое расстояние, располагался знаменитый Вавилон — центр поклонения богу Мардуку; рядом с Вавилоном находился город Борсиппа, где почитался бог мудрости и письма Набу; к северу от Вавилона был расположен город Киш, еще далее на север город Аккад, рядом с ним был расположен город Сиппар, центр поклонения бога солнца Шамаша.^[18]

Знакомство с религией ассиро-вавилонской цивилизации позволяет составить представление об одном из ранних этапов формирования представлений о загробном мире в классовом обществе. Правда, исследователи сталкиваются здесь с целым рядом трудностей, так как единства в религии и мифологии в Ассирии и Вавилонии не было.

Центральное место в религии Ассирии и Вавилонии, религии земледельческого общества, постоянно связанного с годичными циклами развития растительного мира, занимали культы умирающих и воскресающих богов, покровителей земледелия и плодородия. Да и сама религия ассирийцев и вавилонян была целиком ориентирована на земную жизнь. Все награды и наказания от богов человек должен был получить в этой земной жизни. Поэтому в богатой мифологии ассирийцев и вавилонян мы не находим мифов и гимнов, специально посвященных загробному миру. Как правило, о нем говорится в мифах, либо рассказывающих об умирающих и воскресающих богах, либо описывающих подвиги и приключения героев. Тема загробного мира в этих мифах никогда не является основной.

Попробуем все же на их основе восстановить представления ассирийцев и вавилонян о загробном мире. Древний шумерский гимн, названный по первым словам «С великих небес к великим недрам», рассказывает о том, как богиня Инанна «покинула небо, покинула землю, в нутро земное… уходит». Чтобы попасть в «страну без возврата», богине Инанне приходится пройти через семь ворот. Владычица подземного мира богиня Эрешкигаль приказывает главному стражу Нети по мере прохождения Инанной семи ворот снять с нее все символы божественной власти (венец Эдена, лазурное ожерелье, двойную подвеску с груди, золотые запястья с рук и т. д.). При этом Нети говорит богине:

В конце концов боги вмешиваются, и Инанна возвращается на землю из безрадостной «страны без возврата». В этом гимне нет еще подробного описания подземного мира, кроме общих упоминаний, что это безрадостная страна, что судьба душ умерших здесь печальна. В более позднем гимне (вавилонского периода) о нисхождении богини Иштар в подземное царство, прототипом которого послужил миф об Инанне, «страна без возврата» описывается уже более определенно:

Богиня Иштар прошла тот же путь, что и богиня Инанна, через все семь ворот. Перед каждыми воротами она снимала одно из своих одеяний и наконец встретилась с владычицей подземного царства, которая наслала на нее шестьдесят болезней и стремилась не выпустить ее из подземного мира. На земле в это время перестали рождаться люди. Боги, лишившись жертвоприношений, потребовали от подземных богов, чтобы они выпустили Иштар на свободу. Богиня возвратилась на землю, где снова наступили весна и праздник любви.^[20]

Наконец, еще один миф позволяет нам более детально представить воззрения древних ассирийцев и вавилонян на загробный мир. Это эпос о подвигах Гильгамеша, могучего героя и правителя города Урука («Гильгамеш ли то, пастырь огражденного Урука»), который был сыном смертного человека и богини Нинсун. В этом эпосе есть эпизод, рассказывающий о том, как Гильгамеш, потеряв своего друга Энкиду, после долгих странствий полный скорби возвращается в Урук. Герой обращается с мольбой к богам, прося их о возможности в последний раз увидеть хотя бы тень своего друга Энкиду. Боги, сжалившись над Гильгамешем, предоставляют ему такую возможность:

Таков загробный мир ассирийцев и вавилонян. Особенно тяжело приходится в нем тем, кто не был оплакан и погребен согласно обычаям. Ибо считалось, что жертвы живых — это пища мертвых. В религиозных гимнах проводится мысль о том, что необходимо совершать все обряды, чтобы хоть как-нибудь облегчить загробную участь близких. Этот загробный мир очень напоминает ад позднейших религий, но ад своеобразный. Души умерших мучаются в нем, но совсем не за то, что они совершили дурное в земной жизни. Безотрадность — участь всех умерших, идеи воздаяния нет в представлении об этом загробном мире. Мучениям в «стране без возврата» могут подвергнуться и богиня Инанна, и богиня Иштар, и друг царя Урука Энкиду. Представления о загробном мире у ассирийцев и вавилонян не были еще связаны с идеей грехопадения и воздаяния. Он был простым вместилищем душ умерших.

Однако идея грехопадения уже начинает складываться в классовом обществе ассирийцев и вавилонян. На глиняных табличках ученые-ассирологи обнаружили любопытный миф. В нем говорится, что когда-то люди жили в саду, где росли два дерева: древо одежды и древо жизни. Однажды боги увидели, что «маленькие» (люди) отведали плодов от древа одежды. Обеспокоенные боги собрали совет, так как испугались, что люди могут отведать и плодов древа жизни и стать равными бессмертным богам. Боги приняли решение изгнать людей из райского сада, обвинив их в том, что они ели плоды и с древа жизни.^[22]

Важно отметить, что в этом мифе рай (или райский сад) не является составной частью загробного мира. Отмечается лишь то, что рай существовал в далеком прошлом и здесь, на земле. Он не является конечной целью для людей, и люди не попадут в него после смерти. Одним словом, представления о загробном мире, обители душ умерших еще не связаны с идеей о вечном загробном райском блаженстве для праведников.

По мнению историков, этот ассиро-вавилонский миф представляет собой древнейшую редакцию библейского рассказа о грехопадении. Древо одежды этого мифа соответствует библейскому древу познания добра и зла. Вспомним, что библейские Адам и Ева, вкусив запретный плод, в первую очередь испытали стыд от своей наготы. Ассиро-вавилонский прототип библейского рассказа об изгнании Адама и Евы из рая лишний раз подтверждает, что Библия отнюдь не богодухновенная книга, как утверждают богословы, что авторы ее использовали имевшиеся в их распоряжении древние тексты.

Несколько иную картину загробной жизни дают мифы, сложившиеся в Древнем Египте. Однако, прежде чем познакомиться с воззрениями древних египтян на загробную жизнь, следует хотя бы кратко охарактеризовать основные этапы исторического развития Древнего Египта и его социальную структуру, которая отразилась и в представлениях о загробном мире.

Историю Древнего Египта принято делить на три больших периода: Древнее царство (III тысячелетие до н. э.), Среднее царство (XXI–XVII века до н. э.) и Новое царство (XVI–IX века до н. э.). Уже в эпоху Древнего царства царь, фараон, став политическим главой объединения основных областей Египта (номов), сосредоточил в своих руках огромную власть. Все население Египта (как рядовые общинники, так и вельможи) раболепно преклонялось перед фараоном.

Наряду с фараоном большую роль в жизни древнеегипетского общества играл его помощник («тсати»), который принимал участие в решении всех важных государственных дел и одновременно был начальником царского двора. Нередко «тсати» подчинялся огромный чиновничий аппарат. Крупные чиновники назначались обычно из родственников фараона и знати, низшие чиновники (писцы) могли быть выходцами из рядовых свободных.

Основу экономики Древнего Египта составляло ирригационное земледелие. Высокого развития достигло ремесло. Уже в эпоху Древнего царства фараон считался высшим собственником всей земли, а отдельные общины рассматривались только как ее наследственные владельцы. Часть земель, считавшихся собственностью фараона, отдавалась в пользование отдельным крестьянским семействам или же предоставлялась знати. За эти наделы был установлен поземельный налог, который вносился непосредственно в казну фараона. В древнеегипетском обществе рабский труд не захватил еще всех основных сторон производственной жизни. В ирригационном земледелии и ремесленных работах были заняты в основном свободные. Рабы, как считают историки Древнего Египта, в больших массах появились только в эпоху Нового царства.^[23]

Как и у ассирийцев и вавилонян, у древних египтян был огромный пантеон богов. Каждое территориальное объединение (ном) было центром поклонения тому или иному богу. Главным городом одного из южных египетских номов был Иераконполь, в котором почитался бог Гор в виде сокола. Севернее его находился город Тепэ, которому древние греки дали название Фивы, — центр почитания бога Амона. Еще севернее существовали город Коптос — центр поклонения богу плодородия Мину и город Абидос, в котором почитался бог Осирис, стоявший во главе египетского пантеона. В центре Южного Египта располагался гермопольский ном, в котором поклонялись богу мудрости и письма Тоту. Далее к северу находился гераклеопольский ном — центр почитания бога Харшефи, а вблизи дельты Нила — город Мемфис (Менофер), в котором почитался бог Птах — создатель людей и покровитель искусств. Севернее Мемфиса уже в самой дельте был расположен город Ону — центр почитания бога солнца Ра, а в центре дельты Нила — город Бусирис, само название которого говорит о том, что он был посвящен богу Осирису. К северо-западу от Бусириса располагался город Саис, в котором поклонялись богине Нейт. Еще севернее находился город Буто, в котором почитали бога Гора в виде сокола.^[24]

В Египте уже в середине четвертого тысячелетия до н. э. произошло объединение номов Верхнего (Южного) Египта, во главе которых стал Иераконполь. Приблизительно в это же время происходит объединение и номов Нижнего (Северного) Египта под эгидой Буто. На рубеже IV–III тысячелетия до н. э. по инициативе Юга произошло объединение всего Египта. Предание утверждает, что первым царем, который объединил обе части Древнего Египта, был Менес, и он же считался основателем первой династии фараонов.

Эти политические изменения наложили свой отпечаток и на древнеегипетскую религию. Многие боги, в особенности Осирис, Ра, Амон и другие, приобрели общеегипетский характер. Перемены сказались и на представлениях древних египтян о загробном мире. О развитии этих верований можно судить на основе многочисленных текстов, сохранившихся на стенах древнеегипетских пирамид, а также на основании записей, которые были сделаны на папирусах. В качестве важнейших источников следует назвать Тексты пирамид, Тексты саркофагов и, наконец, знаменитую Книгу мертвых. Тексты пирамид, обнаруженные на стенах внутренних коридоров и камер пирамид некоторых фараонов IV и V династий (около 2900–2700 годов до н. э.), знакомят нас с верованиями эпохи Древнего царства. По мнению исследователей, это едва ли не древнейшее в мировой истории собрание религиозных текстов, в которых запечатлено стремление смертного обрести бессмертие. Тексты саркофагов (2200–1900 годы до н. э.) представляют собой дальнейшее развитие идей Текстов пирамид и восходят к Среднему царству. Книга мертвых, появившаяся в полном виде в XV в. до н. э. (Новое царство), — это сборник текстов, возникший на основе заупокойного культа.

В додинастический период в Древнем Египте погребальный культ мало чем отличался от захоронений в других странах. Умерших хоронили в небольших овальных ямах в согнутом виде, на боку. Сопутствующие предметы в захоронениях были немногочисленными. После политического объединения Египта погребальный культ претерпел существенные изменения: умерших стали хоронить в могилах-гробницах в форме мастабы (невысокой усеченной пирамиды). Начиная с третьей династии фараонов стали возводить огромные пирамиды-усыпальницы для мумий фараонов. В династическую эпоху основу погребального культа древних египтян уже составляли вера в загробную жизнь и сложные представления о душе.

Древние египтяне считали, что после смерти тела продолжают жить многочисленные «души» человека: «рен» — его имя, душа «ба», вылетающая из тела в момент смерти в виде птицы и уносящаяся на небо, и, наконец, душа «ка» — таинственный «двойник» человека, посмертная судьба которого магически связана с судьбой тела умершего. Душа «ка» не представлялась бессмертной, она могла погибнуть от голода и жажды, если при захоронении покойный не был снабжен достаточным количеством припасов. «Ка» могла быть съедена загробными чудовищами, если вместе с телом не были положены тексты с магическими формулами, призванными защитить «ка» в загробном мире. Считалось, что если долго сохранять мумию или хотя бы статую умершего, то «ка» надолго может пережить покойного.^[25]

Забота о посмертном существовании «ка» вызвала к жизни сложные приемы мумификации тел умерших. Для того чтобы приготовить мумию, специальные жрецы бальзамировали тело покойника. Знаменитый древнегреческий историк Геродот в своей «Истории» дает описание некоторых способов мумификации. В левом боку тела делался глубокий разрез, через который вынимали все внутренности и клали их в четыре каменных сосуда. Затем тело пропитывалось раствором солей натрия и благовонными маслами. Вместо сердца на грудь покойного клали каменного жука-скарабея, на котором были написаны магические формулы, чтобы защитить «ка» в царстве мертвых. После пропитки благовониями тело заворачивали в многочисленные ткани с различными смолами и клали в гроб — саркофаг. Первоначально мумифицировали только тела фараонов, а затем и членов царской семьи и наиболее знатных людей. Позднее ритуал мумификации распространился на среднее сословие («немху»), а далее и на всех свободных.

Исследователи Древнего Египта выдвинули много гипотез, объясняющих возникновение обычая мумификации не только влиянием религиозных воззрений, но и объективными условиями. Нам представляется правдоподобным предположение о том, что широкое распространение этого обычая было обусловлено тем, что, во-первых, в стране всегда было мало дерева и оно было дорого для того, чтобы использовать обряд кремации, сожжения трупов, и, во-вторых, захоронения в земле также были неудобны из-за постоянных разливов Нила, воды которого разрушали могилы и вымывали трупы.

По мере экономического и социально-политического развития Древнего Египта менялись представления о посмертной судьбе умершего. В эпоху Древнего царства, согласно Текстам пирамид, считалось, что умерший или его «двойник» («ка») отправлялись на священные поля Иалу (Ялу, Иару). Эти священные поля блаженства, по верованиям египтян, находились где-то на западе в подземном мире. Считалось, что в горах в районе города Абидос был вход в подземный мир, по которому протекал подземный Нил. Каждый вечер бог солнца Ра торжественно переходил из дневной ладьи в ночную и начинал свое плавание по подземному Нилу, протекающему по длинной и узкой долине, разделенной двенадцатью воротами на двенадцать частей. Каждое подразделение подземного мира ладья бога Ра проплывала в определенный час ночи, и, по мере того как она плыла по подземному миру, души умерших выходили из гробниц, чтобы приветствовать бога солнца и насладиться его сиянием.

В целом священные поля блаженства очень напоминали обычную земную жизнь Древнего Египта, только в улучшенном варианте. По представлениям египтян, поля блаженства изобиловали водой, злаки на них вырастали выше человеческого роста, зерно в колосе было больше локтя. Души умерших на этих полях трудились так же, как трудились египетские земледельцы, они пахали, погоняли запряженных в плуг быков, сеяли, жали, молотили и приносили жертвы богам. Считалось, что все работы в подземном мире были значительно легче земных; кроме того, души умерших были избавлены там от одной из самых тяжелых в Египте повинностей — по поддержанию в порядке ирригационной системы. Загробные поля блаженства представлялись изрезанными многочисленными каналами, и новых рыть было не надо.

Социальное неравенство в земной жизни древних египтян отразилось и в их представлениях о загробном мире. Согласно этим представлениям, с помощью магии знатные и богатые могли избавиться от работ на священных полях. Для этого изготовлялись небольшие фигурки человека («ушебти» — ответчики) с мешком зерна на спине или с мотыгой в руках. На фигурках писались магические формулы, которые должны были заставить их работать в загробном мире вместо владельца. Изготовление фигурок стоило дорого, и надо было иметь большое количество таких «кормильцев», чтобы избавиться от работы на священных полях блаженства. Простых общинников жрецы утешали тем, что работа на полях Ялу значительно легче, чем в земном мире.^[26]

На этой стадии развития представлений о загробном мире мы встречаемся с новым, чрезвычайно существенным моментом. Они начинают выполнять новую социальную функцию — функцию утешения людей в тяготах реальной, земной жизни. Загробный мир древних египтян уже не просто вместилище для душ умерших, а награда за трудности, волнения, несчастья, пережитые в земной жизни. Усиление эксплуатации, рост социального неравенства, гнет деспотической власти фараона нуждаются в каком-то оправдании, угнетенные должны получить какую-то, пусть иллюзорную, компенсацию.

В эпоху Среднего царства представления о загробном мире меняются, к идее вечного блаженства на священных полях Ялу прибавляется идея страшного суда Осириса над душами умерших. Если в эпоху Древнего царства верили, что все души умерших, захороненных с соблюдением установленных обычаев, независимо от их социального положения и поведения в земной жизни получают доступ на священные поля блаженства, то теперь считалось, что на поля Ялу можно пройти только через загробный суд Осириса.

Идея загробного суда встречается уже в Текстах саркофагов, а в развернутом виде его картина рисуется в Книге мертвых, в 125-й главе. Вот как представлялся древним египтянам страшный суд над душой умершего в загробном мире.

В центре зала восседал Осирис с короной на голове, с жезлом и плетью в руках (знаки власти фараона). Он председательствовал на этом суде, в котором принимали участие также сорок два бога номов Древнего Египта. Перед троном Осириса устанавливались весы, на которых боги Гор и Анубис взвешивали сердце покойного. На одну чашу весов клалось сердце умершего, а на другую статуэтка богини Маат или ее символ — страусовое перо. Умерший, приводимый на суд двумя богинями, перед лицом Осириса и других богов произносил две оправдательные речи. Обращаясь к божественным судьям, он говорил: «Привет тебе, великий бог, владыка двух истин!.. Я знаю тебя, я знаю имена сорока двух богов, пребывающих здесь, на великом дворе двух истин, они поджидают злодеев и пьют их кровь в день, как предстанут злодеи на суд Уннефера. Вот, я знаю вас, владыки справедливости! К вам прихожу со справедливостью, ради вас отринул несправедливость»^[27].

Далее, обращаясь к Осирису, покойный произносил свою первую оправдательную речь, представлявшую собой своеобразный моральный кодекс древнеегипетского общества:

Я не чинил зла людям.

Я не нанес ущерба скоту. <…>

Я не творил дурного. <…>

Я не кощунствовал.

Я не поднимал руку на слабого.

Я не делал мерзкого перед богами.

Я не угнетал раба перед лицом его господина. <…>

Я не убивал.

Я не приказывал убивать.

Я не истощал припасы в храмах. <…>

Я не портил хлебы богов.

Я не присваивал хлебы умерших.

Я не совершал прелюбодеяния.

Я не сквернословил.

Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от нее. <…>

Я не давил на гирю.

Я не плутовал с отвесом.

Я не отнимал молока от уст детей. <…>

Я не ловил в силки птицу богов.

Я не ловил рыбу богов в прудах ее.

Я не останавливал воду в пору ее.

Я не гасил жертвенного огня в час его.

Я не пропускал дней мясных жертвоприношений.

Я не распугивал стада в имениях бога. <…>

Я чист, я чист, я чист, я чист!..^[28]

После этой речи покойный, обращаясь к каждому номовому богу, произносил вторую оправдательную речь. По существу она содержала те же самые заповеди, дополненные непосредственным обращением к тому или иному номовому богу.

На случай же, если на страшном суде душа покойного «растеряется» и забудет какую-нибудь заповедь или имя бога, оба текста оправдательных речей, записанные на папирусе, укладывали в саркофаг вместе с мумией. Если боги находили, что покойный действительно соблюдал все заповеди оправдательных речей и его сердце и статуэтка богини Маат или страусовое перо весили одинаково, то он признавался оправданным и отправлялся на цветущие поля вечного блаженства. Если же при жизни покойный не соблюдал заповедей, в верности которым он только что клялся в своих оправдательных речах, и сердце его перевешивало чашу справедливости, то боги приговаривали его к страшному наказанию.

Этим наказанием не был ад, так как ада религия древних египтян еще не знала. Приговор богов исполнялся тотчас же: нечестивого пожирало чудовище — полульвица-полугиппопотам с головой крокодила. Оно находилось здесь же, в зале суда, и сидело перед Осирисом на высоком табурете. Египтяне верили, что этим чудовищем была богиня Амамат (в переводе ее имя означает «пожирательница»).

Несмотря на всю свою наивность, представления древних египтян о загробном мире уже выполняли функцию оправдания классово-эксплуататорского общества. Моральный кодекс Книги мертвых, а иными словами, моральный кодекс жрецов древнеегипетского общества, являвшихся слугами фараона и знати, включал в себя заповеди, охранявшие основные устои эксплуататорского строя. Заповедь «Я не оскорблял царя» требовала подчинения фараону, заповедь «Я не подавал знака в суде» повелевала неукоснительно выполнять законы и судебные обычаи древнеегипетского государства. Многие заповеди Книги мертвых («Я не истощал припасов в храмах», «Я не портил хлебы богов», «Я не клеветал на бога в городе своем», «Я не святотатствовал») были направлены в защиту одного из устоев древнеегипетского эксплуататорского общества — его религии, а вместе с тем и на защиту интересов его служителей — жрецов.

Таким образом, мы можем сделать некоторые выводы. Идея загробного воздаяния за поведение в земной жизни возникает на определенном этапе развития эксплуататорского общества. Но одного только утешения надеждой на более легкую жизнь в загробном мире со временем стало недостаточно, чтобы держать в повиновении массы угнетенных и эксплуатируемых. Поэтому оно было дополнено идеей воздаяния за праведные или неправедные (с точки зрения эксплуататоров) поступки в земной жизни.

Представления о загробном мире в целом тоже носят исторический характер, изменяются в зависимости от развития социальных условий. В ассиро-вавилонских верованиях уже складываются какие-то представления об аде, но еще нет никаких идей о рае. Воззрения на загробный мир в Древнем Египте позволяют отметить еще одну стадию в развитии представлений о нем — когда уже складываются идеи о вечном райском блаженстве, но нет никаких картин ада, вечных адских мучений. Как показывает история религии, в дальнейшем эти две фазы как бы сливаются.

Нам могут возразить, что обобщения, основывающиеся на анализе воззрений на загробную жизнь только в двух соседних государствах, недостаточно убедительны. Поэтому, прежде чем перейти к рассмотрению учений о загробной жизни, сложившихся в мировых религиях, познакомимся с воззрениями на нее еще в некоторых национально-государственных религиях.

СЛИЯНИЕ АДА И РАЯ

Мы уже отмечали, что для религий раннеклассового общества характерно представление о загробном мире как подобии земной реальности, убежденность, что награды и наказания боги раздают в этом мире. Такими были религиозные верования ассиро-вавилонян. В качестве еще одного примера можно привести религиозные воззрения в Древнем Китае.

Древние китайцы считали, что небо («Шан-ди») было верховным предком всего человечества, и прежде всего царя. Они верили, что небо не только сотворило людей, но и наблюдало за ними, заботилось об их благополучии, награждало одних и наказывало других. Помимо неба почитались духи гор, рек, вод. Древнекитайское государство создавалось на основе объединения целого ряда в прошлом самостоятельных областей, и поэтому долгое время каждая область особо почитала своих духов. Как и в других цивилизациях, объединительные социально-политические тенденции находили свое отражение в религиозных представлениях древних китайцев. После объединения Китая при царях династии Чжоу (XI–X вв. до н. э.) и в особенности после централизаторской политики Ши-Хуанди (III в. до н. э.) начинает складываться общегосударственный пантеон.

Исследователи отмечают три категории духов в религии Древнего Китая:

— духи умерших царей, известных чиновников, ученых, изобретателей, внесших большой вклад в развитие земледелия, шелководства, медицины, почитались в пределах всего Китая;

— духи неба, земли, планет, явлений природы, также в целом почитавшиеся по всей стране, но пользовавшиеся особым предпочтением в отдельных областях, так как они считались духами-хранителями областей, округов, городов;

— духи покойных членов семьи, которые почитались каждой конкретной семьей.^[29]

Воззрения древних китайцев на загробный мир еще не оформились в четкую систему. Считалось, что человек и после смерти продолжает жить и нуждается в том же, что необходимо для живых людей. Поэтому практиковалось погребение слуг вместе с умершими царями. Например, сохранилось предание, что один циньский царь был похоронен вместе с 66, а другой со 177 своими подданными, а знаменитый Ши-Хуанди взял с собой на тот свет весь гарем. В дальнейшем практика человеческих жертвоприношений была отменена и в могилу вместо живых людей стали класть деревянные статуэтки («юн»), которые, по верованиям древних китайцев, в качестве слуг и рабов должны были прислуживать умершему царю в загробном мире.^[30] Эти статуэтки выполняли ту же функцию, что и фигурки человечков с мешком за спиной или мотыгой в руках, которые древние египтяне укладывали в саркофаг вместе с мумиями.

Однако в целом четкой системы представлений о том, как устроен загробный мир, у древних китайцев еще не было. Сама религия была больше ориентирована на земную жизнь. Так, зависимость всей семьи от главы дома объяснялась тем, что нельзя относиться непочтительно к человеку, который раньше, чем другие, более молодые члены семьи, превратится в предка и станет духом. А необходимость продолжения рода объяснялась так: надо оставить после своей смерти наследника, который возьмет на себя заботу о духах-предках.

В VI в. до н. э. Лао Цзы, основатель даосизма, одной из китайских религий, сделал попытку дополнить культ предков идеей воздаяния за земное поведение. Последователи Лао Цзы, ссылаясь на своего учителя, утверждали, что у человека имеются две души: «ци» — «жизнь», неотделимая от тела, и «лин», отделимая от тела. Убеждая верующих быть праведниками, даосисты проповедовали, что после смерти «лин» может превратиться либо в «гуй» — «черта», либо в «шэнь» — «божество». Считалось, что разная посмертная судьба «лин» зависит от того, каким был человек при жизни — уважаемым, добродетельным или грешником.

Младший современник Лао Цзы, философ Конфуций, в целом отрицательно отнесся к даосизму и проблемами загробного мира не занимался, но подчеркивал важность культа духов-предков и необходимость соблюдения обрядов, установленных в их честь.

Ориентированной на земную жизнь была и национальная религия Японии — синтоизм. Японское название этой религии — ками-но-мити («путь ками», «путь богов»), однако в литературе утвердилось китайское название этой религии — син-то (перевод тот же самый — «путь богов»). Синтоизм учит, что каждый умерший превращается в «ками». Так синтоисты называют всех духов и богов. В честь «ками» совершаются ежедневные молитвы, в установленные дни ему приносятся жертвоприношения. Каких-либо четких представлений о загробном мире в синтоизме выработано не было.^[31]

В религии Древней Индии исследователи выделяют три периода: ведический, брахманистский и индуистский.

Ведический период (II тысячелетие до н. э.) связан с вторжением с севера арийских племен, которые вытеснили и покорили коренные индийские племена, с переходом ариев от скотоводства к земледелию, образованием раннеклассовых государственных объединений. Религиозные книги, восходящие к этому периоду, дают представление о религиозных верованиях древних индийцев. Первое место в многочисленном пантеоне занимали боги, олицетворявшие силы природы: Варуна — бог воды и огня, Дьяус — бог неба, Притиви — мать-земля, Митра — бог солнца, Агни — бог огня, Индра — бог грозы и другие. К ведическому периоду восходит миф о первом человеке Яме, который после смерти стал царем загробного мира. Однако в целом воззрения ведической религии на загробный мир были очень неопределенными.

В следующий, брахманистский период в истории древнеиндийской религии происходит утверждение кастового строя. В древнеиндийском пантеоне в это время на первое место выдвигается бог Брахма, который в предшествующий, ведический период был скромным богом, следившим за правильностью жертвоприношений другим, более могущественным богам. Жрецы Брахмы учили, что «для благосостояния миров он (бог) создал из своих уст, рук, бедер и ног брахмана, кшатрия, вайшия и шудру». Каждой касте, как считалось, бог Брахма установил ее предназначение: «Брахманам он назначил обучение Веде (буквально — „знание“, собрание религиозных книг, включающее Ригведу, Яджурведу, Самаведу и Атхарваведу. — В. Ч.) и изучение, жертвоприношение для своей собственной пользы и для других. Кшатрию он повелел охранять народ, давать дары, предлагать жертвоприношения, изучать Веду. Вайшию — пасти скот, давать дары, предлагать жертвоприношения, изучать Веду, торговать, ссужать деньги и обрабатывать землю. Одно только занятие владыка предписал шудре — безропотно служить этим трем кастам»^[32].

Переход из одной касты в другую был невозможен. Хотя браки между представителями различных каст и допускались, но были установлены многочисленные ограничения, в особенности для членов низших каст.

Высшие слои этого кастового строя, брахманы и кшатрии, жили за счет эксплуатации труда непосредственных производителей — крестьян, составлявших основную массу вайший, и шудр, большинство которых были рабами. Вполне естественно, что в таком обществе возникала необходимость какой-то компенсации угнетенным за их тяготы в реальной жизни. Брахманистская религия разработала свой вариант идеи воздаяния за земное поведение. Вместо загробного мира, где праведники будут наслаждаться, а грешники мучиться, брахманизм предложил своим последователям идею перевоплощения душ.

Брахманские жрецы проповедовали веру в то, что душа человека, как частица бога Брахмы, не может быть смертной. Конкретный человек умирает, а его бессмертная душа находит новое воплощение. Считалось, что конкретное перевоплощение души зависит от поведения человека в его реальной жизни и главным образом от соблюдения или несоблюдения кастовых обычаев. Человек, который ведет праведную жизнь и соблюдает все кастовые обычаи, в последующих перевоплощениях может улучшить свой социальный статус. Так, учили брахманы, если шудра покорно и смиренно служил остальным кастам, соблюдал все правила поведения своей касты, то он может в последующих перевоплощениях стать членом более высокой касты. Брахман, кшатрий или вайшия, грубо нарушившие законы своей касты, в последующих своих перевоплощениях могут быть не только понижены в социальном ранге, но и могут воплотиться в какое-нибудь низкое животное или даже в неодушевленный предмет. Жрецами бога Брахмы был разработан своеобразный табель грехов и последующих наказаний за них. В этот перечень вошли следующие наказания: за греховные мысли человек в последующих перевоплощениях мог превратиться в представителя более низкой касты; словесный грех влек за собой перевоплощение в животное; совершенный греховный поступок обрекал грешника на перевоплощение в неодушевленный предмет.

Брахманистская идея перевоплощения душ освящала устои эксплуататорского строя и давала угнетенным видимость объяснения причин их страданий. Брахманские жрецы уверяли своих последователей, что в своей жизни человек получает вознаграждения за добрые поступки или наказания за дурные дела, которые были им совершены в прежних перевоплощениях. Поэтому успех, радость, счастье или, наоборот, горе, неудачи, страдания предопределены в жизни человека его предшествующими воплощениями, его предшествующим поведением, и он должен терпеливо сносить то, что ему предписано судьбой. Так с помощью веры в перевоплощение представители господствующих классов добивались покорности от народных масс, примиряли их с кастовым строем и эксплуатацией. В индуистский период идеи перевоплощения душ получили еще более детальную разработку.

Исследователи считают, что идея перевоплощения душ в брахманизме восходит к древним доарийским культам. В ведический период уже появились какие-то смутные представления о загробном мире, однако, как показывает история, в дальнейшем идея перевоплощения душ оказалась более удобной для оправдания кастового строя.

Вернемся теперь к главному направлению развития представлений о загробном мире. Исторический материал позволяет нам зафиксировать еще одну его фазу, когда картины ада и картины рая начинают сливаться в единую систему воззрений на загробную жизнь. На первых порах такое соединение еще отрывочно, смутно преобладают картины ада, страха посмертного наказания, а идея вечного блаженства, награды за земное поведение лишь слегка вкраплена в эти мрачные картины.

В качестве примера ранних стадий воссоединения представлений об аде и рае можно привести некоторые тенденции, наметившиеся в древнегреческой религии. Богатый материал о воззрениях древних греков на загробный мир дают поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея», своеобразные энциклопедии жизни древнегреческого общества. Обычно обращают внимание на описание Гомером мрачного подземного царства Аида, где в виде теней находятся души умерших и влачат там безрадостное существование. Но у Гомера в «Одиссее» приводится три варианта загробного мира, два из которых совпадают с характеристиками царства Аида, а один дает прямо противоположную картину. Рассмотрим их.

Первый вариант гомеровского загробного мира помещается в конце десятой песни и в одиннадцатой песне «Одиссеи». Богиня Цирцея, покровительствующая Одиссею, главному герою поэмы, говорит:

Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть

В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона.

(Одиссея, X, 490–491)

Мрачными красками богиня описывает место входа в подземный мир Аида:

Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь

Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий

Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных,

Вздвигнув на брег, под которым шумит Океан водовратный,

Черный корабль свой, ступи ты в Аидову мглистую область.

(Одиссея, X, 508–512)

Сам Одиссей по совету богини Цирцеи в страшный подземный мир Аида не спускался — он остановился у глубокой расселины, принес жертвы душам и беседовал с теми, которые поднимались из мрачного царства Аида. Из разговоров с душами Одиссей понял, насколько безрадостно их существование. Гордый герой Троянской войны, победитель Гектора Ахилл готов поменяться судьбами с последним поденщиком, живущим на земле. Мудрый судья Тересий говорит, что подземный мир Аида — это «безотрадная обитель мертвых».

Второй вариант гомеровского загробного мира мы находим в двадцать четвертой песне «Одиссеи», в которой говорится о том, что Эрмий (Гермес), бог Тилленийский, встречает женихов Пенелопы, убитых Одиссеем, возвратившимся из долгих странствий:

…души из трупов бесчувственных вынул…

И столпясь полетели за Эрмием тени, с визгом, как

Мыши летучие, в недра пещеры глубокой.

(Одиссея, XXIV, 1–6)

Эти варианты загробного мира очень напоминают «страну без возврата» древних шумеров и вавилонян. Подземный мир Аида так же безотраден. Все души умерших в равной степени влачат жалкое существование в нем, и это говорит о том, что мы имеем дело с древним слоем верований, относящимся к тому периоду, когда загробный мир рассматривался как простое вместилище для душ умерших.

Однако в мифологии древних греков встречаются и существенно новые моменты в представлениях о загробном мире, прежде всего идея воздаяния за земное поведение. Среди героев подземного мира есть и лица, которые наказаны богами в своей посмертной жизни. Так, Сизиф должен вечно катить в гору мельничный жернов. Голодом и жаждой мучается в аду Тантал, попытавшийся во время пира накормить богов человеческим мясом, чтобы проверить их всевидение. Вечно должны наполнять сосуды без дна Данаиды, умертвившие своих мужей.

Третий вариант гомеровского загробного мира ничего общего не имеет с подземным царством Аида. Четвертая песня «Одиссеи» рассказывает о том, как сын Одиссея Телемах в поисках каких-либо сведений о своем отце, который не вернулся от стен Трои, попадает во дворец царя Менелая. Ласково приняв сына своего соратника по Троянской войне, царь вспоминает об Одиссее. В ответ на жалобы Телемаха на поведение женихов своей матери и жены Одиссея Пенелопы Менелай рассказывает ему о том, как по пути из-под Трои ему удалось победить морского бога Протея и заставить его предсказать ему судьбу.

Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное:

Ты не умрешь и не встретишь судьбы в многоконном Аргосе;

Ты за пределы земли, на поля Елисейские, будешь

Послан богами — туда, где живет Радамант златовласый,

     (Где пробегают светло беспечальные дни человека,

     Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает;

     Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном

     С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным)…

(Одиссея, IV, 561–569)

Сходные тенденции наблюдаются и в религии древних римлян. Но, пожалуй, наиболее определенное слияние картин ада и рая в единое представление о загробном мире на стадии национально-государственных религий произошло в маздаизме — религии Древнего Ирана. Своими корнями она уходит в далекое прошлое. Согласно преданиям, в VI в. до н. э. она была существенно реформирована легендарным пророком Заратустрой и стала официальной религией древнеперсидского государства.

Для маздаизма был характерен дуализм — почитание двух начал, доброго и злого. Доброе начало отождествлялось с богом Агура-Маздой (по-гречески Ормузд), злое начало — с богом Ангра-Майнью (по-гречески Ариман). В этом дуализме древнеперсидской религии исследователи видят фантастическое отражение былой борьбы между кочевыми племенами восточных частей Иранского плоскогорья и земледельческими и оседлыми скотоводческими племенами запада. Не случайно одним из положений маздаизма была обязанность верующего отречься от кочевой жизни и стать оседлым. Грабеж скота и разрушение поселений рассматривались как величайшие грехи. Еще одним важным положением маздаистской религии было требование неукоснительно подчиняться царской власти, которая выступала от имени благого бога Агура-Мазды.

Все это своеобразно отразилось и в представлениях о загробном мире. Идея воздаяния за земное поведение занимала в них одно из центральных мест. Маздаизм учил, что душа умершего в зависимости от его земной жизни обречена на различное посмертное существование. Праведников, выполнявших все требования маздаизма, после смерти ожидал рай, который представлялся как светлое место, где царил благой Агура-Мазда.Грешники, нарушившие запреты маздаизма или совершившие непростительные грехи, шли в темное царство злого Ангра-Майнью.^[33]

Представление о посмертном существовании души в маздаизме было довольно подробно разработано. Считалось, что после смерти тела душа около трех дней пребывает рядом с умершим. Затем душа восходит на гору Альбарда, от которой к небесному миру ведет мост Чинват, страшный для нечестивых и безопасный для праведных. Душу праведника встречают его добрые дела в виде юной, прекрасной девушки, а душу грешника — «юная девушка, которая совсем не похожа на юную девушку». Только те, кто верно служили Агура-Мазде, переходят мост, грешники же низвергаются в царство Ангра-Майнью.^[34]

В маздаистских преданиях упоминается о нескольких местах блаженства, о трех раях, которые соответствуют добрым мыслям, добрым словам и добрым делам. Соответственно и ад в маздаизме состоял из трех отделений для наказания за недобрые мысли, слова и дела. Следует отметить, что в маздаизме нет идеи вечных мучений грешников в аду. Борьба добра и зла, Агура-Мазды и Ангра-Майнью, не вечна, в конце концов она завершится победой благого бога и гибелью царства зла, в котором тьма до такой степени густа, что ее можно осязать рукой.

Маздаистские предания красочно описывают грядущую победу добра над злом. Последний пророк Агура-Мазды совершит над всеми людьми страшный суд, по окончании которого комета упадет с неба и растерзает землю, как волк овцу, огонь растопит горы и металлы потекут из них, как реки. Все воскресшие люди должны будут пройти через эту огненную реку. Чистые пройдут безопасно, испытывая такое же ощущение, как от прикосновения к парному молоку, нечестивые, напротив, будут терпеть страшные муки, но только в течение трех дней и ночей. Вместе с грешниками будут мучиться сам Ангра-Майнью и его «дэвы». После трех дней и ночей огненная река очистит даже ад, а обновленная земля будет абсолютно свободна от всего нечистого и вредного.

Новые тела воскресших людей станут светлы и подобны эфиру, они не будут нуждаться в пище, не будут давать тени и так же, как их души, обретут бессмертие. Жизнь воскресших праведников будет блаженной, счастливой, все объединятся в своих мыслях и действиях и согласованно будут возносить хвалу Агура-Мазде.

Идеи маздаизма оказали влияние на иудаизм, а через культ Митры (одно из божеств, подчиненных Агура-Мазде) — на культуру Римской империи и тем самым воздействовали на формирование христианской идеологии. Несомненное влияние маздаистские представления о загробном мире оказали и на ислам.

Теперь обратимся к представлениям о загробном мире в иудаизме, который явился одним из главных источников христианства. Как ни странно, на протяжении длительного времени в иудаизме не было никаких представлений о рае и аде. Более того, эти идеи отсутствуют в Ветхом завете — «священной» книге иудеев и христиан.

Обычно, когда говорят об основных вероучительных положениях (догматах) иудаизма, то называют веру в единого бога Яхве, в приход мессии (божественного спасителя), в бессмертие души, в существование загробного мира, где праведники получат награду в раю, а грешники — наказание в аду. Но все дело в том, что эта характеристика относится только к сформировавшемуся иудаизму. На ранних же стадиях его развития многие из этих идей отсутствовали, и в частности отсутствовала концепция рая и ада. Рассмотрим подробнее эту важную проблему.

Исследователи истории иудаизма делят ее на следующие периоды:

1) древнейший период («допалестинская эпоха») — первая половина II тысячелетия до н. э.;

2) палестинский («допленный») период — вторая половина II тысячелетия до н. э.–середина I тысячелетия до н. э.;

3) послепленный период — вторая половина I тысячелетия до н. э.;

4) период диаспоры (рассеяния) — I–II вв. н. э.;

5) талмудический период — III–V вв. н. э.^[35]

На протяжении первых трех периодов в иудаизме не было никаких представлений о рае и аде.

Для христианских богословов это чрезвычайно неприятный факт, и они всячески пытаются его замаскировать. Так, еще в прошлом веке епископ Хрисанф, автор трехтомной книги «Религии древнего мира в их отношении к христианству» писал: «Как и идея о высоком происхождении человека, идея бессмертия принадлежит еврейской религии от начала и высказана ею также от начала, в связи с мыслью о высоком нравственном достоинстве человеческой природы и сказанием о первобытном состоянии человека в общении с богом»^[36]. Это богословское утверждение находится в вопиющем противоречии с историческими фактами.

В допалестинский период древние евреи представляли собой слабо оформленное объединение бедуинов, кочевавших в Северной Аравии. В их социальных отношениях преобладали связи, характерные для патриархально-родового строя. Очень точно специфику этого периода отмечает Ф. Энгельс в письме к К. Марксу, написанном в 1853 г.: «Приводимая в Книге бытия генеалогия, выдаваемая за генеалогию Ноя, Авраама и т. д., является довольно точным перечислением бедуинских племен того времени по степени родства их диалектов и т. д. До настоящего времени бедуинские племена называют себя, как известно, Бени Салед, Бени Юсуф и т. д., то есть сыновья такого-то и такого-то. Подобные названия, обязанные своим происхождением древнепатриархальному способу существования, приводят в конце концов к такого рода генеалогии. Перечисление колен в Книге бытия подтверждается в большей или меньшей степени древними географами, а новейшие путешественники свидетельствуют, что эти старинные имена, хотя и измененные в соответствии с местными диалектами, продолжают по большей части существовать и теперь. Из этого вытекает, что сами евреи являются таким же мелким бедуинским племенем, как и все остальные, но пришли в столкновение с другими бедуинами в силу местных условий, земледелия и т. д.»^[37].

Так же как и у других народов, у древних евреев в это время еще не сложилось никаких представлений о рае и аде. Отражением патриархально-родовых отношений у древних евреев был культ предков. Его следы мы находим в Библии, несмотря на позднейшую монотеистическую редакцию ветхозаветных книг. К. Маркс в письме к Лиону Филипсу от 25 июня 1864 г. отмечал: «Что Пятикнижие (название первых пяти книг Библии. — В. Ч.) было сочинено лишь после возвращения иудеев из вавилонского пленения, выяснил еще Спиноза в своем „Богословско-политическом трактате“»^[38].

Как ни тщательно редактировали позднее Библию, следы древних воззрений в ней сохранились. В рассказах о патриархах проводится мысль о том, что умерший, расставшись с жизнью, соединялся с предками. Так, говоря о смерти патриархов, в том числе и о Моисее, библейские авторы употребляют формулу: «Приложился к народу своему».

В следующий, палестинский период в социальной жизни древних евреев произошли серьезные изменения: переход от кочевой жизни к оседлой, от скотоводства к земледелию, возникает социальное неравенство и складывается раннеклассовое государство. На этой стадии их представления о загробном мире очень напоминают уже известные нам воззрения ассиро-вавилонян. Появляется вера в шеол — особое место, куда приходят все умершие.

Что же, согласно Библии, представляет собой шеол? Это мрачная область, страна погибели, область забвения.^[39] Жители шеола представляются пребывающими во сне и бездействии, бессильными, для них нет ни радости, ни горя.^[40] Как видим, эти характеристики очень похожи на картины «страны без возврата» ассиро-вавилонян и царства Аида древних греков.

Мысль о шеоле (преисподней) как о царстве мрака и безотрадности проходит по многим ветхозаветным книгам. Так, автор псалмов («Псалтири»), оформившихся окончательно на базе сборников песнопений XI–IV вв. до н. э. только к середине II в. до н. э., то есть сравнительно поздно, характеризует шеол как «страну молчания», где не только не видят света, но и не слышат бога: «Ибо в смерти нет памятования о тебе: во гробе кто будет славить тебя?»^[41] В другом псалме прямо отрицается мысль о воскресении из мертвых: «Разве мертвые встанут и будут славить тебя? Или во гробе будет возвещаема милость твоя, и истина твоя — в месте тления? Разве во мраке познáют чудеса твои, и в земле забвения — правду твою?»^[42]

На этом этапе религия древних евреев, как и религия многих других народов на стадии раннеклассового общества, была ориентирована на земную жизнь. Все награды и наказания верующий человек должен был получить при жизни, а не в загробном шеоле. Настоящим камнем преткновения для богословской идеи бессмертия является знаменитая книга Иова.

В этой книге рассказывается о том, что Иов, невинно страдавший, в конце концов получает за свое терпение значительно большие блага в сравнении с прежними, и здесь же на земле. При этом уверенности в бессмертие, в жизнь на небе, где ожидается полная награда за благочестие, не высказывает ни сам Иов, ни его друзья, с которыми он всесторонне обсуждает проблему смысла своих страданий. На смерть и Иов, и его друзья смотрят только как на лишение благ реальной жизни. Более того, страдания Иова были для него так мучительны, что он предпочитает им смерть. Лучше бы, говорит он, я не родился (тогда я был бы в бездне небытия) или, родившись, умер (тогда я был бы в шеоле и спал бы вместе с царями и сильными земли там, где все равны, где нет ни богатого, ни бедного).^[43]

В другой библейской книге — книге Екклезиаста (по-древнееврейски «Кохелет» — «Проповедник»), появившейся в окончательном виде также сравнительно поздно, около 200 г. до н. э., тоже встречаются следы верований, которым не присуща идея воскресения. Так, в ней говорится: «Участь сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом…»^[44] И далее говорится еще определеннее: «Мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния… одна участь праведнику и нечестивому…»^[45]

Нас могут упрекнуть, что мы тенденциозно подобрали факты из книг Ветхого завета и сознательно не упоминаем библейского рассказа о грехопадении первых людей и их изгнании из рая, не говорим и о других местах, встречающихся в пророческих книгах, где есть упоминания о воскресении как грядущем избавлении верных последователей бога. Разберем эти возражения.

Действительно, Бытие, первая книга Ветхого завета, содержит достаточно пространный рассказ о пребывании Адама и Евы в раю и об изгнании их из «рая в Едеме». Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, содержание этого широкоизвестного библейского рассказа не имеет никакого отношения к богословской концепции рая и ада. Рай здесь описывается как прекрасный сад на земле: «И насадил господь бог рай в Едеме на востоке и поместил там человека, которого создал»^[46]. Этот райский сад стал местопребыванием первых людей. Когда за нарушение заповеди бог изгнал их из него, он ничего не сказал о том, что когда-нибудь их потомки вернутся в рай и что этот рай является их конечной жизненной целью. Да и наказания согрешившие получили вполне земные: Адам был обречен в поте лица добывать хлеб насущный, Ева — в муках рожать детей, а змей-искуситель — передвигаться на чреве своем.

Во-вторых, мы уже встречались с прототипом библейского рассказа в мифах ассиро-вавилонян. Книга Бытие представляет собой записи двух сводов еврейских племенных мифов, сделанные в IX–VIII вв. до н. э. Окончательная обработка этой части Библии, придавшая ей нынешний вид, была завершена в V–IV вв. до н. э. Так что библейский рассказ не оригинален, а его ассиро-вавилонский прототип старше приблизительно на 2 тысячи лет. Даже если согласиться с богословской точкой зрения, что Пятикнижие, в которое входит книга Бытие, было написано в XVI–XV вв. до н. э., то и тогда ассиро-вавилонский рассказ старше библейского более чем на тысячу лет.

Обратимся теперь к пророческим книгам Ветхого завета. В книге пророка Исаии имеется фраза: «Оживут мертвецы твои, восстанут мертвые тела!»^[47] Однако даже христианские богословы вынуждены признать, что в данном случае автор библейской книги употребляет образное выражение в смысле возрождения порабощенного еврейского народа. Епископ Хрисанф, которого мы уже упоминали, в своей книге пишет: «Какую жизнь и какое воскресение, политическое или личное для каждого из праведников, пророк имел здесь в виду, с полной уверенностью отвечать на это трудно. Он говорит о торжестве истинных поклонников Иеговы над язычниками и, по-видимому, предсказывает еврейскому народу победу над его врагами, то есть разумеет воскресение гражданское или обновление политическое»^[48].

Аналогичные места мы встречаем в книгах пророков Иеремии, Даниила, Иезекииля, но все эти образные и метафорические предсказания всегда стоят в непосредственной связи с идеей нравственного переворота, который должен был, по мнению пророков, произойти в еврейском народе здесь, на земле.

В третий, так называемый «послепленный» период в иудаизме происходят новые серьезные изменения. Начало этого этапа знаменуется такими крупными событиями, как завоевание Иерусалима вавилонянами в 586 г. до н. э., увод части иудеев (знати, жрецов, интеллектуальной верхушки) в вавилонский плен и возвращение их из плена в 538 г. до н. э. по указу известного уже нам царя древнеперсидского государства Кира, покорившего вавилонское царство. По мнению исследователей, именно в этот период окончательно оформляются такие черты иудаизма, как строгий монотеизм, централизация культа, происходит канонизация ветхозаветных книг. В это же время интеллектуальная верхушка древних евреев знакомится не только с ценностями ассиро-вавилонской духовной культуры, но и с такой религией, как маздаизм.

На первых порах это почти никак не сказалось на представлениях древних евреев о загробном мире. В их священных книгах, которые окончательно оформляются в этот период, нет концепции ада и рая, идеи загробного воздаяния за поведение в земной жизни.

Следующий период, так называемый период диаспоры, принес новую модификацию иудаизма. Как ни пропагандировали жрецы идею богоизбранности еврейского народа, освобождения от завоевателей он не получал. Вследствие этого она дополняется идеей мессии (божественного освободителя, сверхъестественного вождя), который придет и спасет свой народ. Кроме того, идея богоизбранности была дополнена эсхатологическим учением о блаженстве в грядущей жизни. Ее наступлению будет предшествовать воскресение мертвых, страшный суд, за которым последует воздаяние праведникам и грешникам. Исследователи справедливо усматривают в этих новых мотивах, появившихся в иудаизме, явное влияние маздаистского учения о загробном мире. Однако следует отметить, что эти представления о загробном мире не стали общепринятыми в иудаизме. Так, из трех основных сект этого периода: саддукеев, фарисеев и ессеев (эсенов) — только две последние признавали загробную жизнь. Ортодоксальное же иерусалимское жречество, составлявшее основу секты саддукеев, долгое время отрицало ее. Только в талмудический период происходит окончательное оформление представлений о загробной жизни и учение о рае и аде становится одним из догматических положений иудаизма.

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ АДЕ И РАЕ В МИРОВЫХ РЕЛИГИЯХ

Каждая из мировых религий претендует на то, чтобы считаться богодухновенной, богооткровенной. Богословы и священнослужители буддизма, христианства, ислама настаивают, что и представления об аде и рае тоже богооткровенны. Посмотрим, насколько эти утверждения соответствуют действительности. Останемся и здесь верны историческому методу исследования интересующей нас проблемы. Поскольку первой по времени возникновения мировой религией был буддизм, то начнем с анализа буддийских представлений об аде и рае.

Буддизм начал складываться на рубеже V–VI вв. до н. э. на территории Индии. Исторически этот период совпадает с одним из кризисов кастового строя, выразившимся в том, что каста брахманов, бывшая долгое время господствующей, стала постепенно сдавать позиции касте кшатриев.

Буддизм опирался на многие традиции древнеиндийской духовной культуры. В частности, он воспринял одно из основных положений предшествовавшего ему брахманизма — о перевоплощении душ. Правда, оно было проинтерпретировано в буддизме очень своеобразно.

Во-первых, в отличие от брахманизма, буддизм не рассматривает перерождение как бесконечную череду перевоплощений души, а кладет ей предел. Перерождения прекращаются с достижением «нирваны» — состояния, которого могут достигнуть только праведники, когда умирают все желания и прекращаются страдания (термин «нирвана» можно перевести как «бытие угасшее»).

Во-вторых, буддийская теология наметила шесть основных видов перерождений души. Самый худший вид перерождений — воплотиться в существа, живущие в подземном мире. Вторую группу составляют прэты, или бириты, вечно голодные чудовища с толстой головой, свирепым взглядом, огромным желудком, который никогда не наполняется. Третью группу составляют животные, четвертую — асуры (злые боги и духи, заимствованные из древних индийских культов). Далее следуют люди и, наконец, высшая группа — боги, во главе которых стоит Будда.

Мы уже отмечали, что в древнеиндийском обществе, характерной чертой которого был кастовый строй, идея перевоплощения душ, связывавшая судьбу посмертных перевоплощений с земным поведением человека, с выполнением законов и обычаев своей касты, служила идеологическим оправданием существовавшего эксплуататорского общества. На протяжении первого периода существования буддизма (примерно с V в. до н. э. до I в. н. э.) эта идея функционировала и в рамках буддизма. А поскольку она еще была дополнена концепцией «нирваны», мыслью о конце перерождений и прекращении страданий, то на определенном этапе это делало буддизм конкурентоспособным по отношению к брахманизму.

Постепенно буддизм усиливал свое влияние и вышел за рамки монашеской организации, привлекая к себе внимание низших каст. И вот тогда выяснилось, что сложная концепция «нирваны» препятствует его восприятию низшими социальными слоями. Далее буддизм стал распространяться в соседних с Индией странах, где складывавшееся классовое общество не принимало форм кастового строя. В этих странах идея перевоплощения, заимствованная из брахманизма, а также очень абстрактная и сложная концепция «нирваны» оказались еще менее эффективными. Так вполне естественно возникла потребность дополнить первоначальные воззрения буддизма какими-то более понятными для широких масс идеями. И в I в. н. э. в его рамках начинает складываться концепция рая и ада.

Буддийские богословы поместили ад там, где прежде, согласно шестиступенчатой градации перерождений, находились боги и духи подземного мира. Это самая мрачная область, самая низшая и ужасная форма перерождений, которая назначается для великих грешников. Не жалея самых мрачных красок, описывают буддийские священнослужители мучения грешников в аду. В различных отделениях ада нечестивцев то разрезают на части кинжалами и ножами, то раздробляют камнями и скалами, то мучают огненным жаром. В рамках этой мировой религии сложилось много легенд об устройстве ада. Например, ад представлялся в виде моря с раскаленными жгучими водами. Грешники стремятся выйти из этого кипящего моря, хватаются за железный вал, окружающий его, но снова падают в огненные воды. В легендах буддистов описываются адские мучения и от холода. Существовали верования, согласно которым ад состоит из восьми холодных и восьми жарких областей. Во многих буддийских храмах нередко на одном из центральных мест помещаются картины, в которых дано подробное изображение мучений грешников в жарких и холодных отделениях ада.

Помимо подземного ада, согласно буддийским легендам, существуют еще сферы адских мучений в воздухе, в воде, в пустынях, в горах. Имеется также мрачная область, представляющая собой преддверие ада. Здесь грешники тоже мучаются, хотя их мучения менее жестокие: горячая вода, ядовитые черви, раскаленные угли, колючие и жгучие растения и т. д. Верховным владыкой ада у всех буддистов является Яма, бог подземного царства, перешедший в буддизм из брахманизма.

Буддизм не знает идеи вечных страданий грешников в аду. Хотя эти мучения и продолжительны, но рано или поздно они заканчиваются. Согласно буддийским легендам, продолжительность самых легких наказаний 500 лет, правда каждый день из них равняется 50 человеческим годам. По окончании наказаний в аду грешники имеют возможность переродиться в непосредственно следующий за ними класс существ. Это прэты, или бириты (чудовища, которые всегда страдают от голода и жажды). Вид этих чудовищ страшен, они нагие, обросшие волосами, с маленьким, как игольное ушко, ртом. Один раз в сто тысяч лет они слышат слово «вода», но когда находят ее, она тотчас же превращается в нечистоты. Некоторые из прэтов пожирают искры огня, другие — трупы или собственное тело, но не могут насытиться из-за узости своего рта.

В дальнейшем бывшие грешники, если судьба будет к ним милостива, могут пройти и все остальные ступени перерождения. Столь же яркими красками, но уже светлыми, описывают буддийские священнослужители рай, страну чистоты, прекрасную страну Будды. В книге японских буддистов «Учение Будды» говорится, что грешный человек не может все знать о Будде, но он может повторять слова «Слава Амида-Будде!» (Буд-да-Амитаба — верховный правитель рая), и благодаря только повторению этого священного имени те, кто это делал, после своей смерти будут встречены в раю Амида-Буддой и бодисатвами Прощения и Мудрости, которые проведут их в страну Будды, где они возродятся во всей чистоте белого лотоса.

В этой прекрасной стране нет страдания и темноты, поэтому ее называют страной радости и чистоты. В центре рая находится озеро с чистой, светлой и сверкающей водой, волны которой легко набегают на берега из золотого песка. Повсюду растут цветущие лотосы разнообразных цветовых тонов, их аромат наполняет воздух. По берегам озера расположены павильоны, украшенные золотом, серебром, лазурью, хрусталем, с мраморными ступенями, ведущими к воде. Между павильонами находятся парапеты, балюстрады, нависающие над водой и декорированные занавесями, расшитыми жемчугом. Между павильонами и балюстрадами растут благоухающие деревья и кусты.

В буддийском раю много птиц, но ни одной хищной. Земля прекрасна, а воздух вибрирует от божественной гармонии. Шесть раз в течение дня и ночи с неба падают великолепные цветы, праведники собирают их и немедленно относят в другие буддийские райские земли (буддизму не чужда идея множественности миров), чтобы предложить их тысячам Будд и тут же со скоростью мысли вернуться в рай Амида-Будды. Жители раяслушают божественную музыку, думают о Будде, о дхарме (законе судьбы), о братстве верующих.^[49]

Для того чтобы согласовать концепцию ада и рая с первоначальными воззрениями буддизма, буддийские богословы помещают рай между двумя последними ступенями перерождений — между миром людей и миром богов. Они утверждают, что в раю находятся души праведников, которым предстоит воплотиться на земле еще один раз, прежде чем достигнуть конечной цели — «нирваны». Однако большинство рядовых верующих в буддизме, неискушенное в тонкостях сложной концепции «нирваны», воспринимает рай именно как конечную цель.

Буддийская концепция ада и рая в классово-эксплуататорском обществе выполняла функцию примирения верующих с тяготами реальной, земной жизни, с социальным неравенством и угнетением, обещала им райское блаженство за покорность. Тем же, кто пытался нарушить нормы поведения, сложившиеся в эксплуататорском обществе, угрожали страшными адскими мучениями.

Обратимся теперь к анализу концепции ада и рая в следующей по времени возникновения мировой религии — в христианстве. Она выглядит следующим образом. Первые люди Адам и Ева, нарушившие запрет есть яблоки с древа познания добра и зла, были изгнаны из райского сада Эдема (Едема) и обречены на смерть и страдания здесь, на земле. Все последующие поколения людей разделили их судьбу. Бог проявил милость и послал на землю своего единородного сына Иисуса Христа снять с человека первородный грех, совершив искупление перед богом-отцом и тем самым даровать людям, тем, кто верит в бога, возможность избежать последствий грехопадения прародителей. Добрые христиане могли отныне спастись после смерти для радостей в потустороннем мире, в раю, грешники же после страшного суда обрекались на вечные адские мучения.

Что можно сказать по поводу христианской доктрины ада и рая? Во-первых, библейское сказание об изгнании Адама и Евы из Эдема не имеет прямого отношения к ней. Мы знаем о том, что само это сказание является копией более древнего шумеро-вавилонского мифа. Наконец, ветхозаветные книги не содержат концепции ада и рая, а загробный мир представляют как местопребывание для душ умерших.

А вот как выглядит православный вариант христианского представления о рае и аде. Одиннадцатый член православного символа веры («Чаю воскресения мертвых») говорит о будущем всеобщем воскресении мертвых, которое произойдет перед последним страшным судом при втором пришествии Иисуса Христа. Воскресение из мертвых православные богословы представляют как сверхъестественное деяние бога, вследствие которого все тела умерших людей оживут, соединясь опять с их душами. Воскресшие тела хотя и будут выглядеть так, какими они были при жизни, но по своим свойствам они изменятся, став духовными и нетленными. Духовны они будут в том смысле, что не будут ограничены пространством и временем, а станут тонкими, легкими, не будут иметь нужды в пище, питье и других телесных потребностях. Как похожи эти рассуждения христианских богословов на воззрения древних маздаистов, которые точно так же представляли воскресение из мертвых!

Далее православные богословы утверждают, что тела воскресших станут «бессмертными», то есть не будут умирать и разрушаться. Они сделаются прекрасными, «световидными», так как в них отразятся все добрые дела, которые они совершили, живя на земле. Тела же грешников станут безобразными, отразив все пороки и злые дела, которыми они осквернили свои души и тела на Земле, не желая очиститься церковным покаянием.

Воскреснут в день страшного суда только умершие ранее, а те, которые ко времени всеобщего воскресения останутся в живых, мгновенно преобразятся, и их тела точно так же станут духовными и бессмертными. Кончина мира, утверждают православные богословы, будет состоять не в уничтожении его, так как по существу своему он останется тем же, а в очищении его в мир нетленный, сообразный со свойствами воскресших тел. В первый раз мир очистился посредством воды («всемирный потоп»), во второй же раз он очистится и преобразится посредством необыкновенного огня. Опять мы встречаемся с мотивом, известным нам из анализа маздаистских верований.

Что же представляет собой «жизнь будущего века», о которой говорит двенадцатый член православного символа веры? Согласно утверждениям православных богословов, это «полное, совершенное и решительное» блаженство для праведников и такое же полное и решительное мучение для грешников. «Полное» блаженство или мучение потому, что их будет испытывать не только душа, но и тело; «совершенное», так как речь идет не о предначатии блаженства и мучений, а о всецелом блаженстве или мучении по заслугам каждого; «решительное», поскольку для каждого это состояние блаженства или мучения будет неизменным навеки.

Для праведников, соблюдавших все божественные установления, вечная жизнь будет столь блаженна, что христианские богословы не берутся ее описать. Они часто ссылаются на одно из посланий апостола Павла, в котором говорится: «Знаю человека во Христе… что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать»^[50]. Это блаженство, полагают богословы, происходит от созерцания бога во свете и славе его и от единения с ним: «…не видел того глаз, — говорится в первом послании апостола Павла к коринфянам, — не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил бог любящим его»^[51]. «Светловидные» праведники непрестанно возносят хвалебные гимны богу, сами слушают божественные мелодии и больше ничем не занимаются.

Что же касается нераскаявшихся грешников, то они обречены испытывать вечные угрызения совести, вспоминая свою греховную жизнь, бесполезно сожалеть о потере благодатного времени, которое было дано им для достижения спасения, мучиться сознанием, что своим страданием они обязаны только самим себе и что адским мучениям не будет конца. К этим внутренним мучениям присоединяются и внешние — от неугасимого огня, который вечно жжет и не сжигает, действуя не только на тело, но и на душу, так как он предназначен также для дьявола и злых духов.

Православная концепция ада и рая отразила реальное неравенство, существующее в классовом обществе. Степень блаженства праведников определяется в зависимости от того, насколько успешно подвизались они в вере, любви и добрых делах. В аду тоже нет равенства, мучения грешников одинаково бесконечны, но различны по степени страдания. Однако, несмотря на различную интенсивность райского блаженства, все будут чувствовать себя одинаково счастливыми и не станут завидовать друг другу, так как там их будет украшать одна любовь, при которой зависти быть но может.

Таков один из вариантов концепции рая и ада в христианстве. Есть и другие. Католики, например, представляют загробную жизнь состоящей не из двух сфер — ада и рая, а из трех — ада, чистилища и рая. В чистилище души умерших, не получившие прощения на земле за совершенные грехи или не раскаявшиеся перед смертью и не понесшие при жизни епитимии (церковного наказания), терпят временные мучения, чтобы очиститься и удовлетворить требованиям божьего правосудия. Католическая доктрина чистилища тоже не является богооткровенной, а возникла в результате вполне определенных социальных причин.

Католическое богословие выдвинуло концепцию так называемых «сверхдолжных дел», которые святые совершили в своей земной жизни. Этих добрых дел в свое время оказалось значительно больше, чем нужно было для спасения самих святых, и их остаток составил некий запас, которым, разумеется, распоряжается католическая церковь. Молитвы католических священнослужителей, согласно этой доктрине, могут изменить посмертную судьбу умерших, которые не совершили достаточного количества добрых дел для собственного спасения. Католическая церковь может уделить им необходимую толику из запаса «сверхдолжных дел» и перевести из чистилища в рай.

Так же как и православный, католический рай неимоверно скучен, основное занятие праведников состоит в нескончаемом благодарении и прославлении бога, а главное блаженство заключается в непосредственном общении с богом. Скуку католического рая не смог одолеть даже гений великого итальянского поэта Данте. Первая часть его «Божественной комедии» — «Ад» — полна великолепных зарисовок, знакомит читателя с сильными характерами людей, томящихся в аду, но не потерявших чувства собственного достоинства. Путешествие по чистилищу, а тем более по аду гораздо менее интересно в этом отношении.

Таковы основные положения христианской концепции рая и ада. Как видим, она сложилась в процессе выполнения церковью функции утешения верующих, функции примирения трудящихся с социальной несправедливостью посредством иллюзии возможного воздаяния в загробной жизни.

Исторические факты свидетельствуют о том, что первоначальное христианство не только не имело еще представления об аде и рае, но и придерживалось прямо противоположных воззрений на жизнь будущего века. Первые поколения христиан были убеждены, что награда за все страдания будет дана им спасителем в этой реальной, земной жизни. Они верили, что буквально со дня на день наступит тысячелетнее царство божье, где праведники получат блаженство. И во многих новозаветных книгах, окончательно сформировавшихся только во II в. н. э., сохранились следы этих воззрений. «Время близко», возвещается в них: уже в жизни этого поколения («не перейдет род сей») произойдет переход к тысячелетнему царству божьему на земле. В последующих поколениях христиан, на собственном опыте убеждавшихся, что тысячелетнее царство божье на земле не наступает, время его прихода постоянно отодвигалось, и стала складываться разобранная нами концепция рая и ада.

Нам осталось рассмотреть концепцию рая и ада в самой молодой мировой религии — в исламе. Он возник сравнительно поздно, в VII в. н. э. на Аравийском полуострове, когда там шел бурный процесс социальной дифференциации и образования централизованного арабского государства. Ислам выступил в качестве идеологии этого формирующегося государства. Ислам, пожалуй, наиболее определенно обнаруживает непосредственную связь, существующую между возникновением мировых религий и образованием классово-эксплуататорского общества. Концепция рая и ада в исламе откровенно выполняет функцию примирения верующих трудящихся мусульман с эксплуататорскими порядками. Идея рая и ада была одной из причин, обусловивших быстрое распространение ислама в арабском мире.

Один из вариантов мусульманского рая изложен в главе (суре) Корана, называемой «Преграды». В начале суры говорится о том, что бог создал людей, придал им форму и приказал ангелам «поклониться Адаму», о том, как все ангелы, кроме Иблиса, поклонились Адаму. Далее рассказывается о том, что Адам и его жена поселились в раю, получили право питаться всем, чем они хотят, кроме плодов одного из деревьев. Но первые люди нарушили запрет аллаха и были изгнаны из рая. Сура приводит слова бога, обращенные к потомкам Адама и Евы: «О сыны Адама! Пусть сатана не искусит вас, как он извел ваших родителей из рая». Далее следует предсказание о том, что, когда придет последний день, те, «которые считали ложью мои знамения и превозносились над ними, — они — обитатели огня, в нем они пребывают вечно!», а «те, которые уверовали и творили благое, — мы возлагаем на душу только возможное для нее, — они — обитатели рая, они в нем пребывают вечно»^[52]. Страшны будут мучения для грешников: «И возгласят обитатели огня к обитателям рая: „Пролейте на нас воду или то, чем наделил вас аллах!“ Они (праведники) скажут: „Аллах запретил и то и другое для неверных“»^[53].

Картины рая и ада, представленные в Коране, очень чувственны и во многом отражают специфические условия жизни древних арабов. Мусульманский рай обширен, как «небеса и земля»^[54]. Это чудесный оазис с прохладной, чистой водой, цветущими садами, место, в котором «реки из воды непортящейся и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из меду очищенного»^[55]. Праведники, вошедшие в эти сады рая, украсятся там «браслетами из золота и жемчугом; одеяние их там — шелк»^[56]. Тридцать шестая сура Корана говорит о том, что «обитатели рая сегодня поистине своим делом наслаждаются. Они и их супруги в тени возлежат на ложах. Для них там фрукты и все, чего они потребуют»^[57].

Ад в исламе рисуется столь же яркими, но мрачными красками. Грешники там будут «мучиться в самуме и кипятке, и тени черного дыма, непрохладной и не благой»^[58]. Ад состоит из семи кругов, наполненных всевозможнейшими орудиями пыток от кипящего огня до ядовитых скорпионов, змей и страшных чудовищ, которые терзают грешников. Через ад переброшен мост Сират, тонкий как волос и острый как меч. Этот мост могут преодолеть только праведники, а грешники низвергаются с него в геенну огненную. По-видимому, образ этого моста заимствован исламом от маздаизма: вспомним мост Цинват (Синват), по которому души умерших шли в небесный мир.

Представляя верующим все прелести рая, Коран в тридцать седьмой суре говорит: «Поистине это и есть великая прибыль! Для подобного этому пусть труждаются труждающиеся»^[59].

Мы смогли установить основные стадии формирования этих верований: стадию, когда не было никаких представлений о загробной жизни; стадию, когда стали формироваться смутные представления о посмертном существовании душ умерших; стадию, когда загробный мир представлялся по образу и подобию земного, только более благодатного; стадию, когда возникли первые представления о рае, но не было еще представлений об аде, или, напротив, стадию, когда возникли какие-то смутные представления об аде, но не было еще представлений о рае; стадию, когда представления о рае и аде начали объединяться в единую картину загробной жизни.

Нас могут спросить: неужели современные богословы не знают этих фактов? Конечно, знают, тем не менее они стараются отстоять основное содержание религиозных концепций ада и рая, идею загробного воздаяния. Так, некоторые христианские богословы признают влияние, оказанное на христианскую доктрину ада и рая предшествовавшими религиями. Они призывают к очищению христианских воззрений на загробную жизнь, к восстановлению их в «чистом» и «первозданном» виде. Но что это должно было бы значить? Вернуться к воззрениям ранних христиан на тысячелетнее царство божье на земле? Но тогда следует отказаться от самой концепции ада и рая, а она уже стала важнейшей составной частью христианского вероучения.

Другие христианские богословы, в особенности в современном католицизме, пытаются представить вечное райское блаженство и вечные адские мучения не как физическое наслаждение или страдание, а как радости и мучения совести. Описания физических мучений, которыми изобилуют книги прежних христианских богословов, они истолковывают просто как попытки помочь верующим наглядно представить себе загробную жизнь. Однако в новозаветных книгах прямо говорится о том, что грешники пойдут после страшного суда в геенну огненную и будут терпеть там вечные муки от адского пламени.

Пожалуй, самой распространенной концепцией в современном христианском богословии, призванной обновить представления об аде и рае, является концепция «повреждения» человеческого духа в результате грехопадения. Согласно этой концепции, бог когда-то сообщил первым людям великую истину о грядущем райском блаженстве для праведников и вечных мучениях для грешников. Но после грехопадения люди забыли ее и утратили представления о рае и аде. Однако это забвение оказалось не одинаково глубоким у различных народов. Именно этим и объясняется тот факт, что в воззрениях на загробный мир в дохристианских религиях встречаются детали, очень напоминающие описания ада и рая в христианстве.

Эта концепция страдает двумя очевидными изъянами. Во-первых, надо еще доказать, что бог действительно когда-то сообщил первым людям истину о рае и аде. Однако даже ветхозаветные книги, описывающие изгнание Адама и Евы из райского сада, ничего не говорят о том, что когда-то, в будущем, их потомки вернутся в рай. Во-вторых, странно, что это забвение божественной истины о рае и аде происходило у народов в точном соответствии со степенью развития их социальных отношений. Более основательно предположить, что представления о загробном мире формировались постепенно и отражали те изменения, которые происходили в социальной жизни народов.

В социалистических странах христианские богословы пытаются смягчить противопоставление вечной грядущей жизни в царстве небесном и бренности земной жизни. Некоторые из них убеждают верующих устраивать свою жизнь в мире и верить в ее вечное продолжение через воскресение, проводят мысль, что якобы христианство всегда считало, что, прежде чем верующий достигнет «жизни вечной», он должен переустроить и сделать счастливой эту земную жизнь. Однако современные христианские богословы не могут изменить самой сути религиозной концепции рая и ада, веками выполнявшей функцию примирения верующих трудящихся с социальной несправедливостью и отвлекавшей их силы от борьбы за улучшение своего социального положения.

* * *

Ну, хорошо, скажет иной читатель, мы проследили развитие представлений о загробной жизни с момента их возникновения до окончательного оформления в мировых религиях. Вы показали, как они изменялись по мере того, как усложнялась жизнь общества. Можно согласиться, что воззрения на посмертное существование были вызваны вполне определенными естественными социальными причинами. По-видимому, верно и то, что именно различие в социальных условиях жизни людей обусловило специфику воззрений на загробный мир у древнего египтянина, древнего китайца, древнего римлянина, брахманиста, буддиста, христианина, мусульманина и т. д. Тем не менее остается вот какой вопрос: а может быть, за всеми этими различными представлениями о загробной жизни скрывается момент истины? Может быть, видения людей, переживших состояние клинической смерти, на разборе которых автор обещал остановиться, как раз и свидетельствуют о каком-то рациональном зерне, которое содержится в верованиях в загробную жизнь?

Данной проблемой занимались и занимаются многие ученые. Так, на Западе кроме уже упоминавшегося Р. Моуди ее исследовали К. Осис и Э. Харалдсон, крупный авторитет в вопросах изучения смерти Элизабет Кюблер-Росс, в Советском Союзе — один из основателей отечественной реаниматологии академик В. Неговский и другие. Мнения специалистов значительно разошлись. Например, Р. Моуди не считает рассказы 150 человек, собранные в его книге «Жизнь после смерти», доказательством существования загробной жизни. К. Осис и Э. Харалдсон, рассмотревшие 500 подобных случаев, оставили вопрос открытым. Психиатр Элизабет Кюблер-Росс высказывает убеждение, что смерть тела не означает конца бытия. Академик В. Неговский, несколько десятилетий занимавшийсяпрактической реаниматологией, утверждает, что сколько-нибудь связные рассказы о предсмертных минутах — редкость. Как же нам разобраться в этом лабиринте мнений?

Попытаемся установить те моменты, связанные с пребыванием людей в состоянии клинической смерти, которые не вызывают сомнений. Обобщая наблюдения реаниматологов и психиатров, можно сделать целый ряд вполне обоснованных выводов.

Во-первых, у значительного количества людей, переживших состояние клинической смерти, никаких видений не было. Об этом свидетельствуют наблюдения советского реаниматолога В. Неговского. Его пациенты упоминают о ярких вспышках света, об искрах, мелькающих перед глазами, о «гуле», о «неразборчивом, невнятном шуме», но никаких картин загробной жизни они не видели.

Во-вторых, у некоторых людей видения в состоянии клинической смерти были, но, по убеждению врачей, они были вызваны лекарствами наркотического действия, применявшимися для обезболивания. К тому же эти видения не имели отношения к загробному миру.

В-третьих, у ряда людей, которые, по утверждению врачей, не испытывали каких-либо наркотических воздействий, способных вызвать галлюцинации, видения в состоянии клинической смерти были.

В-четвертых, хотя у некоторых людей непосредственно в состоянии клинической смерти никаких видений не было и об этом они говорили врачам сразу же после выхода из клинической смерти, впоследствии, спустя некоторое время, они «вспоминали» свои переживания на пороге жизни и смерти.

По-видимому, нам следует остановиться на третьей группе фактов. Больные этой группы не испытывали воздействия обезболивающих лекарств наркотического типа, не было у них и высокой температуры, способной вызывать бред и галлюцинации. Таким образом, наркотики и жар как естественные причины видений в данном случае отпадают. Чем же тогда они были вызваны?

В. Неговский объясняет это следующим образом. В состоянии клинической смерти и в момент выхода из нее мозг находится в болезненном состоянии, испытывает острую нехватку кислорода в результате нарушения работы сердца, дыхания, потери крови и т. п. В тканях мозга накапливаются не удаленные своевременно продукты обмена, согласованная работа различных отделов мозга нарушается. Подкорковая область мозга, в том числе центры эмоций и первичного анализа ощущений, лишенные контроля коры больших полушарий, и является физиологической основой возможных иллюзий и галлюцинаций. Иными словами, болезненное состояние мозга, нарушение нормальной работы его многочисленных отделов — вот естественная причина видений у больных, переживших состояние клинической смерти.

Клинические наблюдения при нейрохирургических операциях тоже дают ряд случаев предсмертных видений, которые сторонники религиозного мировоззрения также пытались выдать за несомненное свидетельство существования загробного мира. Например, одна домашняя хозяйка из Чикаго рассказала психиатру Элизабет Кюблер-Росс о том, что она в тяжелом состоянии была доставлена в отделение реанимации, где ей стало еще хуже. Врачи констатировали состояние клинической смерти. А больная в это время, по ее словам, почувствовала, что она отделяется от своего тела и уже сверху наблюдает за попытками бригады врачей вернуть ей жизнь. Глядя на свое тело со стороны, больная не испытывала чувства ужаса, а, напротив, переживала глубокое умиротворение. Через некоторое время, по словам больной, она почувствовала, что возвращается в свое тело.

Что по этому поводу могут сказать нейрохирурги? Оказывается, что угнетение жизнедеятельности нервных клеток в теменной и теменно-затылочной областях коры больших полушарий мозга приводит к острому расстройству пространственной ориентации и появлению «симптома двойника»: больному кажется, что он как бы раздваивается и видит себя со стороны.

Можно привести немало и других наблюдений нейрохирургов, помогающих объяснить причины некоторых видений, появляющихся в состоянии клинической смерти. Так, например, угнетение жизнедеятельности нервных клеток в зоне, ответственной за прием сигналов от ступней ног, вызывает иногда ощущение «полета», «парения». Раздражение затылочной области сопровождается появлением в поле зрения «светящихся, движущихся фигур», «человеческих лиц», «зверей». Воздействие на височные доли коры приводит к возникновению слуховых галлюцинаций: слышатся голоса людей и зверей, музыка, шум, жужжание и т. д. То есть как угнетение, так и возбуждение различных зон мозга приводят к появлению видений, галлюцинаций и иллюзорных ощущений.

Исследователи отметили и следующее обстоятельство. Оказалось, что содержание подобных видений зависит от принадлежности умирающего к той или иной национальной культуре, к тому или иному вероисповеданию. Анализ видений, возникавших у больных в состоянии клинической смерти, показывает, что большинство американцев видело родственников и друзей, большинство же индусов — религиозные образы. Никто из христиан в своих видениях не видел индийских богов, никому из индусов не явился Иисус Христос.

В свой смертный час человек испытывает сильный страх. Поэтому он невольно таким образом истолковывает возникающие у него смутные ощущения, чтобы преодолеть его. Этим и объясняется то, что он видит лица родных, друзей, слышит их ласковые, ободряющие слова. Ведь человек, мучимый жаждой, принимает за воду любую блестящую поверхность. Тот же механизм срабатывает и при возникновении видений в состоянии, близком к клинической смерти. Одним словом, человек видит то, на что надеется, что более всего хочет видеть.

Как видим, галлюцинации и видения, возникающие на пороге жизни и смерти, ни в коей мере не свидетельствуют о существовании загробного мира. Исследователи вскрыли вполне естественный физиологический и психологический механизм этих феноменов. Новые исследования в этой области помогут разобраться и в других аспектах данного явления.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы рассмотрели различные представления о загробном мире. Ничего богооткровенного или богодухновенного мы в них не нашли. Так же, как и религия в целом, концепция рая и ада сформировалась в результате фантастического отражения в сознании человека тех природных и социальных сил, которые долгое время господствовали над ним. Концепция рая и ада в классово-эксплуататорском обществе выполняла функцию примирения трудящихся с господствующими социальными порядками, утешала их обещанием иллюзорной награды на том свете за земные страдания.

Могут сказать — атеисты отнимают у человека надежду, веру в лучшую, загробную жизнь. Пусть это иллюзия, но она помогает человеку жить, она нужна обществу, так как будущее воздаяние или угроза адских мук заставляют людей соблюдать необходимые общественные… (часть исходного текста утрачена)

Зададим встречный вопрос… (часть исходного текста утрачена)…религия от совершения преступления… (часть исходного текста утрачена)…нравственного поведения? Разумеется… (часть исходного текста утрачена)…отрицать это нельзя. Многие верующие соблюдали нормы нравственности, считая, что они установлены богом. И все же можно привести примеры, когда именно религиозные установления толкали людей на преступления. Крестоносцы грабили земли мусульман, беспощадно убивали мирных жителей, и при этом считалось, что, чем больше неверных убил крестоносец, тем более обеспечена ему дорога в рай. В свою очередь мусульмане считали, что священная война против гяуров (нечестивцев) — тоже прямая дорога в рай.

Но главное возражение против идеи рая и ада состоит в том, что она примиряла и примиряет верующих с несовершенством реальной жизни. Задача же состоит в том, чтобы переустраивать ее ко благу людей.

К. Маркс писал, что религиозное отражение действительного мира «может вообще исчезнуть лишь тогда, когда отношения практической повседневной жизни людей будут выражаться в прозрачных и разумных связях их между собой и с природой. Строй общественного жизненного процесса, т. е. материального процесса производства, сбросит с себя мистическое, туманное покрывало лишь тогда, когда он станет продуктом свободного общественного союза людей и будет находиться под их сознательным планомерным контролем»^[60].

Человеку, поставившему под свой сознательный контроль природные и социальные силы, не нужно будет иллюзорное утешение.

Информация об издании

Чертихин В. Е.

Ч-50

В поисках рая и ада. — М.: Политиздат, 1980. — 88 с., ил. — (Беседы о мире и человеке).

Вера в посмертное существование души человека, надежда на загробное воздаяние за тяготы земной жизни, страх перед муками ада присущи религиозному сознанию и буддистов, и христиан, и мусульман. Но как возникли эти представления, какую реальную социальную и психологическую функцию они выполняют?

В книге кандидата философских наук В. Е. Чертихина приведен большой этнографический и исторический материал, который позволит читателю проследить долгую историю формирования представлений о рае и аде в различных религиях, узнать о той роли, которую они играли на протяжении тысячелетий в духовном одурманивании масс.

Издание рассчитано на широкие круги читателей.

© ПОЛИТИЗДАТ, 1980 г.

Владимир Елисеевич Чертихин

В поисках рая и ада

Заведующий редакцией А. В. Белов

Редактор М. М. Беляев

Младший редактор И. П. Гуров

Художник Ю. П. Шашков

Художественный редактор В. А. Тогобицкий

Технический редактор Н. П. Межерицкая

ИБ № 2351

Сдано в набор 23.11.79. Подписано в печать 29.02.80. А00024. Формат 70×108¹/₃₂. Бумага типографская № 2. Гарнитура «Журнальная рубленая». Печать высокая. Условн. печ. л. 3,85. Учетно-изд. л 3,73. Тираж 200 тыс. экз. Заказ № 4497.

Цена 15 коп.

Политиздат, 125811, ГСП, Москва, А-47, Миусская пл., 7.

Ордена Ленина типография «Красный пролетарий», Москва, Краснопролетарская, 16.

Примечания

1

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 578.

(обратно)

2

Неандертальцы — древние ископаемые люди, обитавшие 200–35 тысяч лет назад в Европе, Азии и Африке. Впервые останки неандертальцев были обнаружены в 1856 г. в долине Неандерталь близ Дюссельдорфа (ФРГ).

(обратно)

3

Ling Roth. The aborigens of Tasmania. Halifax, 1899, p. 56–64.

(обратно)

4

См.: Токарев С. А. Религия в истории народов мира. М., 1976, с. 71.

(обратно)

5

Broun A. R. The Andamanese. Islanders, a Study in social Anthropology. Cambridge, 1922, p. 137–139.

(обратно)

6

См.: Религии наименее культурных племен. М.—Л., 1931, с. 107–117.

(обратно)

7

См.: Религии наименее культурных племен, с. 187–191.

(обратно)

8

Sрittеr R. L. Wild Ceylon. Describing in particular the lives of the presentday Veddas. London–Colombo, 1924, p. 167–168.

(обратно)

9

Bleik D. E. The Naron: a Bushman Tribe of the Central Kalahari. Cambridge, 1928, p. 4–5.

(обратно)

10

Dоrnau S. S. Pygmeis and Bushmen of the Kalahari. London, p. 136–137.

(обратно)

11

См.: Религии наименее культурных племен, с. 227–228, 234–235.

(обратно)

12

См. там же, с. 235–236.

(обратно)

13

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 282.

(обратно)

14

Там же.

(обратно)

15

См.: Сказки и мифы Океании. М., 1970, с. 354.

(обратно)

16

См.: Токарев С. А. Религия в истории народов мира, с. 87, 89.

(обратно)

17

См.: Струве В. В. История Древнего Востока. М., 1941, с. 66–67.

(обратно)

18

См. там же, с. 67–68.

(обратно)

19

Поэзия и проза Древнего Востока. М., 1973, с. 125.

(обратно)

20

См.: Струве В. В. История Древнего Востока, с. 107.

(обратно)

21

Струве В. В. История Древнего Востока, с. 112–113.

(обратно)

22

См.: Струве В. В. История Древнего Востока, с. 110.

(обратно)

23

См.: Струве В. В. История Древнего Востока, с. 140–141.

(обратно)

24

См.: Струве В. В. История Древнего Востока, с. 132–133.

(обратно)

25

См.: Токарев С. А. Религия в истории народов мира, с. 307–308.

(обратно)

26

См.: Струве В. В. История Древнего Востока, с. 219.

(обратно)

27

Поэзия и проза Древнего Востока, с. 70.

(обратно)

28

Там же, с. 71.

(обратно)

29

См.: Струве В. В. История Древнего Востока, с. 454.

(обратно)

30

См.: Струве В. В. История Древнего Востока, с. 454

(обратно)

31

См.: Токарев С. А. Религия в истории народов мира, с. 248–250, 262, 266.

(обратно)

32

Струве В. В. История Древнего Востока, с. 403.

(обратно)

33

См.: Токарев С. А. Религия в истории народов мира, с. 346.

(обратно)

34

См.: Мифология древнего мира. М., 1977, с. 360–361.

(обратно)

35

См.: Токарев С. А. Религия в истории народов мира, с. 353–375.

(обратно)

36

Хрисанф. Религии древнего мира в их отношении к христианству, т. 3. Спб., 1868, с. 171.

(обратно)

37

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 28, с. 209.

(обратно)

38

Там же, т. 30, с. 549.

(обратно)

39

См.: Иов, 10:22.

(обратно)

40

См.: Псал., 87:5.

(обратно)

41

Псал. 6:6.

(обратно)

42

Псал. 87:11–13.

(обратно)

43

См.: Иов, 3:11–15.

(обратно)

44

Еккл., 3:19.

(обратно)

45

Еккл., 9:5; 9:2.

(обратно)

46

Бытие, 2:8.

(обратно)

47

Исаия, 26:19.

(обратно)

48

Хрисанф. Религии древнего мира в их отношении к христианству, т. 3, с. 207–208.

(обратно)

49

The Teaching of Buddha. A Campendium of many Scriptures translated from Japanese. Tokyo, 1966, p. 101–102.

(обратно)

50

2 Кор., 12:2–4.

(обратно)

51

1 Кор., 2:9.

(обратно)

52

Коран, 7:34, 40.

(обратно)

53

Там же, 7:48.

(обратно)

54

Коран, 3:127.

(обратно)

55

Там же, 47:16–18.

(обратно)

56

Там же, 35:30

(обратно)

57

Там же, 36:55–57.

(обратно)

58

Там же, 56:41–43.

(обратно)

59

Коран, 37:53–59.

(обратно)

60

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 90.

(обратно)

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ

КОГДА РАЯ И АДА ЕЩЕ НЕ БЫЛО

АД БЕЗ РАЯ И РАЙ БЕЗ АДА

СЛИЯНИЕ АДА И РАЯ

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ АДЕ И РАЕ В МИРОВЫХ РЕЛИГИЯХ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Информация об издании

*** Примечания ***