Солнечные лучи, проникая сквозь кружевную тюль, витиеватым узором падали на палас. Красная ковровая дорожка с широкими зелеными полосами по краям, заграничная — особая гордость бабушки, потемнела то ли от времени, то ли от пыли. Вытряхивать ее приходилось деду, который раз в месяц скатывал ковер в трубу и тащил на улицу, согнувшись и кряхтя под весом «бессмысленного пылесборника».
Витька откинул одеяло и опустил ноги на пол, поставив их на зеленую кайму так, чтобы пятка была у самого ее края. Длина ступни идеально совпадала с шириной полосы на ковре. Витя был этим страшно доволен. Он встал, дотянулся до футболки на спинке кресла, не отрывая пяток от зеленой тропы, оделся и пошел к двери, стараясь не наступать на бурую лаву старого паласа.
— Ой, Витюш, ты уже проснулся! Как раз вовремя, сейчас завтракать будем.
Зоя Дмитриевна всегда говорила «мы», когда речь заходила о еде, но никогда не ела вместе с внуком. В отличие от Вити, она вставала очень рано, часов в шесть или семь утра, и к тому моменту, как он просыпался, умудрялась переделать столько дел, сколько Витька не смог бы и за неделю, даже если бы очень хотел. А он, как и многие его сверстники, предпочитал проводить время в компании друзей, ковыряясь в пруду, гоняя мяч или строя очередной шалаш. Грядки — удел стариков, до них еще надо дорасти, а вернее достареть, чего, он надеялся, никогда с ним не случится.
— А что на завтрак?
— Капустные кочерыжки с хреном.
— Ну, ба!
— А что «ба»? В твоем возрасте я и картофельным очисткам была рада.
Бабушка Вити часто рассказывала о своем детстве. Одна история была страшнее другой. Они с сестрами жили в этой деревне с младенчества, маленькая баба Зоя с малого возраста помогала родителям в поле и по хозяйству. Просыпалась еще до рассвета — и одно только это, по мнению Вити, уже было настоящим кошмаром, муками, на которые не должен быть обречен ни один человек. Зоя умывалась колодезной водой и шла в хлев кормить скотину. Когда-то у них были свиньи, пара коз и даже корова! А еще — настоящий курятник, на который то и дело покушались лисы. Витя ни разу не видел живую лису, а вот бабушка даже сразилась с одной, прогнав воровку вилами. И это в тринадцать лет! Витя надеялся, что через три года он тоже будет таким же храбрым, как его ба, но в глубине души не был в этом уверен.
На завтрак были блинчики. Витя складывал их конвертиками и жадно макал в сгущенку и варенье для ленивых — перетертую клубнику с сахаром. Бабушка сидела рядом, периодически вытирая уголком льняного фартука невидимые пятна на столе.
— Сашку твоего видела с утра. На речку шел, что ли…
— Какого Сашку?
— Мелкого.
— А!
В их компании было два Сашки: одного почти всегда звали по фамилии — Мельников или Мельник, второго определил рост. Он был не ниже Вити, но ниже Саши-номер-два. Впрочем, прозвище его не расстраивало.
Натянув старые футбольные бутсы — слишком потрепанные, чтобы использоваться по назначению, но слишком целые, чтобы отправиться на помойку, подтянул носки, глянул на себя в зеркало в коридоре и, причесав волосы пальцами, выскочил за порог.
На крыльце он замер, словно засмотревшись на бабушкины пионы. Цветы его мало волновали — он опустил на них взгляд, потому что солнце ударило по глазам. По сравнению с сумерками их дома на улице было ослепительно ярко. Когда глаза привыкли, он поспешил вниз, одним махом перепрыгнув последние три ступеньки.
Его ждал Сашка. На самом деле он приврал бабушке, когда спросил, куда шел его друг. Еще вчера вечером Семён позвал их ловить тритонов в пруду у подстанции, и сегодня Саня явно спешил туда, чтобы первым поймать самого жирного, крупного — царя тритонов. Обычно после такой охоты они устраивали «гонки»: прокладывали из располовиненных пластиковых бутылок или фанеры что-то вроде канала или траншеи, наполняли их водой, а потом выпускали тритонов на волю. Чей первым доберется до большой воды, тот и победил. Если бутылок не было, то каналы рыли так — в земле. Это было куда более травмоопасно — им всем не раз влетало за грязные штаны и куски земли за шиворотом и в волосах. Особенно Сашке.
— Вот хитер! — бормотал Витя себе под нос, шагая по проселочной дороге. — Только это мы еще посмотрим, может, он и не поймает никого! Так прям этот тритон сидит и ждет его!
Витя пнул камень, и тот улетел в кювет.
— Ой!.. Эй, аккуратнее! — откуда-то из канавы послышался высокий писклявый голосок. Витька подошел и глянул вниз. От самой дороги вниз уходили самодельные ступеньки из земли, а на дне в канаве были вырыты подобия лавок и полок, на которых лежали уже увядшие головки одуванчиков, горстки камней, каштанов и желудей, странная трава, похожая на лук, и одинакового размера палки не больше пальца. В середине этой «землянки» сидели две девочки — Лена, сестра Санька, и Машка из зеленого дома, внучка бабушкиной подруги, у которой они раз в неделю или две покупали молоко. У Машиной семьи, у единственных в их деревне, оставалась корова, чему Витя немного завидовал.
— Что это вы тут делаете? — он спрыгнул вниз и взял с полки один из желудей.
— Не твое дело, — Машка всегда была самой бойкой из двух подруг. — Положи на место!
Машка вскочила и попыталась отнять желудь, но мальчик поднял его над головой так, чтобы она не смогла допрыгнуть.
— Чего это я должен его отдавать?
— А того! Ты сначала заплати, а потом уже хватай! — Еще один прыжок.
— За что заплатить? За желудь?
— Это не желуди, а пельмени.
— Какие еще пельмени?
— «Тураковские»! — Маша перестала прыгать и обиженно скрестила руки на груди, нахохлившись, как воробей.
Витя непонимающе посмотрел на самый обыкновенный желудь в его руке, еще зеленый, с шапочкой на пару тонов темнее, затем на надутую от возмущения Машку и, наконец, на Лену, которая все это время молча раскладывала по стопочкам продолговатые листья ивы. Те, что уже были посчитаны, она придавливала обломком кирпича. Витя усмехнулся:
— Сами вы дураковские! — и, развернувшись, в два шага забрался по ступенькам вверх, обратно на дорогу.
— А ну верни наш желудь на место!
— Как скажешь, — Витька пожал плечами и швырнул желудь в сторону большого дуба, росшего через дорогу. Тот ударился о ствол дерева и упал в траву. Витя пошел вперед, не оглядываясь и не слушая крики Машки. Только у самого поворота в сторону пруда он обернулся и увидел, как на дорогу вылезла крохотная Лена в своем кукольном канареечно-желтом платьице, с ведерком в руке и пошла в сторону дуба. Отчего-то ему стало стыдно, и он поспешил нырнуть в высокую траву заросшей тропинки, ведущей к их тайному месту.
У самой кромки воды, примяв заросли осоки и камышей, сгорбившись, сидел Сашка. Он был поглощен своим занятием, совершенно не замечая сначала громких и уверенных, а затем тихих и хищных шагов друга. Витя сбавил шаг и подкрался со спины.
— Руки вверх! — он схватил Сашку за бока. От его громкого крика из камышей пулей вылетела черная птица и бросилась наутек.
Сашка от неожиданности дернулся, нога его соскользнула в пруд, сбив ведро с пойманными тритонами. Он бы улетел весь целиком, если бы Витька не подхватил его под локоть и не дернул на себя, после чего оба свалились на землю. Витя расхохотался, а красный как рак Саша поднялся и сел на траву, разулся, стащил с промокшей ноги носок и стал его выжимать.
— Ну ты и придурок!
— Да откуда же мне было знать, что ты такой дерганный! Ой, не могу! — Витька пытался набрать воздуха, но тут же сдувался громким безудержным смехом.
Сашка посмотрел на ведро, которое тихо покачивалось на волнах, потом снова на Витьку — и… щелк! Мокрый носок, скрученный жгутом, звонко щелкнул мальчишку по голой ноге.
— Ай, ты чего! Ха-ха-ха! — Витя схватился за голень, все еще и не в силах успокоиться — весь красный от смеха он попытался отползти подальше. Щелк — Сашка хлестнул еще раз. — Отстань, псих! — Витя вскочил и побежал к воде.
Через пару минуту на местном пруду разразился настоящий шторм: парни бегали по кругу, то и дело приседали, чтобы зачерпнуть ладошкой воды и обдать друга, а когда Сашка громко заявил, что ему нечего терять, и, сняв второй кроссовок, полез за ведром, Витька так драпанул, что мокрая глина из-под его пяток полетела во все стороны.
Так их и застал Семён — ревущих, орущих, мокрых. Громким свистом он прервал их беготню. Только Семён умел свистеть так, что закладывало уши. У него вообще было много талантов: он мог щелкать всеми пальцами, ездить на велосипеде без рук и зажигать спичку о подошву кроссовка.
— И что вы тут устроили? Как теперь тут тритонов ловить?
Семён был старше их на два года, поэтому ему прощали родительские нотки в голосе, признавая его безоговорочным лидером компании.
— Да я из-за этого ненормального чуть в пруд не улетел! — Сашка громко шмыгнул носом. Он был весь мокрый, а в волосах его застрял кусок уже подсохшей тины.
Витька то ли усмехнулся, то ли хрюкнул. Семён молча посмотрел на него, затем наклонился, подняв кроссовок Санька, и кинул ему.
— Собирайтесь. Зайдем за Мельником.
* * *
— Не злись на него, он это не нарочно.
Лена и Маша сидели на небольшом мостике. Когда-то под ним протекала настоящая река, но спустя годы она пересохла местами, и теперь вдоль всей деревни пролегала цепь прудов и болотистых заводей. Два моста соединяли две деревенские улицы — один деревянный, с ржавыми перилами, другой каменный — две широкие плиты, соединенные порыжевшими от старости скрепами. Со временем одна из плит накренилась, словно вот-вот упадет в воду, если вторая хоть на секунду ослабит свои каменные объятия. Над плитами был шатер из ивовых веток, он скрывал мост от солнечного света, поэтому там всегда было прохладно, даже в полдень. По ту сторону моста стоял колодец — бетонное кольцо, деревянная крышка домиком и ведро на стальной цепи, которая громко гремела, когда набирали воду. Лена как-то заметила, что стоило ей только услышать металлический звон, как у нее уже сводило челюсть от холода.
Какими бы живописными ни были мосты и какой бы сладкой не казалась на вкус ледяная колодезная вода из жестяного ведра, детей тянуло туда, где не было переправы, в темные укромные уголки. Молодые ивы еще тянули свои нитевидные руки к свету, взрослые же, напротив, пригибались к земле, к истокам ручьев и черным зеркалам заводи. Их массивные стволы образовывали естественные мосты, каскадные тропинки для маленьких ловких рук и ног. Ветки служили и перилами, и лестницей, и крючками для одежды — курток или футболок, которые жалко замарать, а некоторые были достаточно прочные, чтобы выдержать прыжки с тарзанки. Практически каждый день Маша, Лена, Витя, Семён и оба Сашки проводили на деревьях, исследуя тайны диких зарослей, и все же столько секретов еще было не раскрыто! Чья это гладкая коричневая спина скользнула вдоль берега и скрылась под корнем, утопающим в воде, — выдра или ондатра? Почему солнечные желтые ирисы всегда прячутся в тени? Как быстро трясина затягивает человека? Есть ли на дне болота сокровища… и какие — проклятое золото ацтеков или каска безымянного солдата? Как выглядит малярийный комар?
Все знали: если потерял остальных из виду, стоило действовать так же, как если бы потерялся в лесу — идти вдоль воды. Пруды манили детей. На одном из них прямо сейчас Сашка гнался за Витькой с ведром воды, а на другом сидели две закадычные подружки: Машка — лицом к воде на перилах из толстых железных прутьев, соединенных вертикальными столбами; Лена — прямо на досках моста, свесив ноги вниз. Лена смотрела, как водомерки дрожащим пунктиром рассекают гладь воды.
— Глупости не говори! Как можно не нарочно взять чужой желудь и швырнуть его на ту сторону дороги?
— Он просто вернул его на место, — сказала Лена. В воздухе стоял влажный запах цветущей воды.
— Что?
— Ты сказала ему вернуть желудь на место. А там дуб. Желуди растут на…
— Я знаю, где растут желуди!
Одна из водомерок добралась до ярко-салатовой тины и попыталась пробить себе путь вперед. На третьей попытке что-то большое рухнуло в пруд, и волна откинула водяного клопа назад. В ковре из тины ненадолго образовалась черная дыра, которая тут же стала затягиваться обратно. Машка подбросила в ладони еще один камень, поймала на лету и прицелилась.
— И как пацаны их так кидают?
— Лягушкой?
— Ага!
— Не знаю, у меня тоже не получается. Витя говорил, надо брать плоские.
Машка сдула с лица черную прядь волос, прищурилась, вымеряя угол, и швырнула снаряд. Бульк! Камень пошел ко дну.
— Эх! — она перекинула обе ноги обратно через перила и спрыгнула на мост. — Витька, Витька… Кто-то втрескался по уши.
Машка была чернявой, с густыми бровями и большими карими глазами, как у мамы. Светловолосая Лена на ее фоне выглядела бледной, даже полупрозрачной.
— А вот и нет!
— А вот и да!
Машка стала прыгать, как стрекоза, и кричать:
— Тили-тили тесто!
Лена обреченно вздохнула и закатила глаза:
— Ничего он мне не нравится.
— А чего ты тогда его защищаешь? И про камни он тебе рассказывает…
— Просто… Зато я не краснею, когда мне предлагают кофту.
Маша сразу поняла, о чем речь, и щеки ее покрыл густой румянец. Она не думала, что кто-то заметил, как у нее чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда на днях Мельник сказал: «Ты чего так вырядилась? На, а то замерзнешь».
— Елена!
Обе подскочили. На дороге стояла баба Валя в белом платке в мелкий горох, подбоченившись, сжимая в кулаке столовое полотенце.
— Ой-ой… — Лена стала выбираться из плена перил, попутно отряхивая платье: бабушка не одобряла, когда она сидела на грязи в светлом, хотя Лене казалось, что куда проще было бы покупать одежду темных цветов, чем дрожать над желтыми, белыми и небесно-голубыми.
— Время обедать, а ее нет и нет! Я сижу, жду, не накладываю. А потом дай, думаю, на часы посмотрю. Ба, а время уже четвертый час! Ты когда обещала прийти? — Маша сочувствующе сжала Ленину руку, пока ту отчитывала бабушка. — И где брат твой? Почему я должна вас по всей деревне искать?
Лена молчала. Бабушкам в такие моменты не нужен ответ — это лишь подольет масла в огонь. А еще Лена знала: как только они переступят порог дома, грозная баба Валя превратится в заботливую, хлопотливую бабуленьку, которая нальет целый стакан холодного компота из смородины и начнет расспрашивать, чем они с Сашкой весь день занимались.
Таких тарелок, как у бабы Вали, Лена больше нигде не видела. Широкие, как поднос, глубокие, как супница, по форме они больше походили на летающие тарелки с обложек книг, которые так любил ее брат. Иногда ей казалось, что, если взять такую тарелку и швырнуть крученым в небо, тарелка тут же затянет Машкину корову в себя зеленым свечением и унесет на ту сторону Луны.
— Лена, ешь давай, а то остынет. Сидит, ртом мух ловит…
У Лены и Сашки было две бабушки: Валентина Михайловна и Зинаида Петровна. Бабушка Зина жила далеко, под Иркутском, поэтому к ней они приезжали не так часто. Ее дом пах как газетный киоск, а библиотека была такой огромной, что там наверняка завились книжные черви. Лена не была уверена, что означает это выражение, поэтому представляла книжных червей как термитов, прогрызающих маленькие дырочки и ходы в мировой классике. Баба Зина была профессором, носила очки и посмеивалась над соседкой, которая верила всему написанному в газетах. И Лена, и Саша знали, что журналисты — самые большие сказочники на свете, хотя толком и не понимали, почему.
Бабушка Валя была другой. Она тоже носила очки с цепочкой, они всегда висели у нее на шее, и надевала их, когда надо было прочитать название новых семян или посмотреть ценник в магазине. Валентина Михайловна верила в волшебную силу пустырника, считала, что глоток молока прямо из холодильника может убить, а еще знала названия абсолютно всех растений и грибов. Лена любила собирать пестрые букеты и дарить их бабушке. Та ставила их в маленькую вазочку с синим павлином на круглом боку и спрашивала, какие цветы внучка ей принесла, подсказывая названия тех, которые Лена еще не встречала. Однажды Лена нашла ярко желтые маленькие кувшинки у самого леса, чем-то напоминающие куриную слепоту, но раза в три крупнее и на плотных толстых стебельках. Она страшно обрадовалась находке — ей так хотелось найти цветок, который бы бабушка не знала, стать первооткрывателем. Она даже представляла, как их назовут в ее честь — Леналия Спрятанная. Но букет не обрадовал бабу Валю, даже рассердил. Она ушла в дом и долго рылась в шкафах, пока не достала какую-то потрепанную книжку.
— Ищи!
Желтые цветы оказались купальницами — действительно редкими, и настолько, что их занесли в красную книгу. Лена выучила названия всех вымирающих растений, которые были там указаны, запомнила их рисунки и фотографии. Ей не хотелось, чтобы такие красивые цветы исчезли навсегда. И еще больше ей не хотелось расстраивать бабушку.
Раздался грохот — дверь распахнулась, и горячий воздух потянул тюль на окнах на себя.
— Закрой, а то комары налетят!
— Не налетят.
— Вот ночью на тебя и посмотрим.
Дверь закрылась. Сашка забежал на кухню, плюхнулся на стул рядом с Леной и показал ей язык. Сестра пригрозила ему ложкой.
* * *
От пруда Сашка, Семён и Витя направились прямиком к Сашке- номер-два. Дорога шла по полю, вдоль леса, под ногами то и дело встречался дикий щавель, и парни рвали его и ели на ходу.
— Что-то он сегодня поздно, — Витя закинул еще пару листьев в рот и поморщился.
— Да его дед запряг поливать грядки.
— Бред. Папа говорит, какой смысл растить всю эту бадью, если можно купить! — сказал Сашка.
— Да уж! Раз сами насажали, пусть сами и развлекаются.
— Что-то я не заметил, чтобы ты был таким дерзким, когда вчера полол морковку! — Семён толкнул Витю в плечо. Витя ответил тем же.
— Тихо-тихо! Парни!
— Что?
— Дом.
В каждой деревне есть такое место, которое до чертиков пугает стариков и детей. Чаще всего это мрачный дом. Иногда заброшенный, а иногда как этот — за высоким забором, с плодовыми деревьями и старой сморщенной хозяйкой в черных одеяниях, которая призраком мелькала то в окне, то в ветвях кустов.
— Говорят, никто не видел ее лица. А те, кто видел, сразу забывали!
— Да ну? Я бы точно запомнил!
— Не запомнил бы! Это же колдовство!
— Я слышал, что ей больше двухсот лет. Когда моя бабушка была маленькой, это женщина уже была древней как мамонт.
Мальчики ненадолго замерли, словно не решаясь пройти мимо. Первым навстречу дому шагнул Семён. Ребята пошли за ним. У забора они смолкли. Витя почти не дышал, а Мелкий прятал в кармане шорт фигу — бабушка говорила им, что это спасает от сглаза. Только после того, как забор закончился, они снова зашептались.
— Знаете дядю Борю? — Семён прервал тишину. — Он еще в желтом магазине помогает тете Свете. Он как-то пришел сюда и услышал, как ведьма сказала, что он голову потеряет. А через месяц разбил голову, упав с мотоблока.
— Да ладно?! — хором воскликнули Витька и Сашка
— Ага! А откуда у него, по-вашему, шрам на виске?
— Я видел шрам, — подтвердил Витя.
— Слушайте, у меня идея! — глаза Семёна загорелись светом, предвещающим беду и веселье. — А что если наведаться к ней?
— К ведьме?
— Ага! Там со стороны леса есть дыра в заборе, рядом с сараем. Можно пролезть!
Витя и Мелкий переглянулись. На лице Вити расплылась улыбка.
— Мы в деле!
— Но сначала — за Мельником.
Дом Мельниковых стоял на перекрестке главной и проселочной дорог. Вокруг долговязого деревянного дома росли яблони, на тропинку, ведущую от калитки к крыльцу, ложилось живое кружево теней. Когда Сашка Мельник уезжал в город, его друзья регулярно совершали набеги на сад, набирали в футболки столько яблок, сколько могли унести, и неслись прочь, через забор, теряя часть улова. Виталий Петрович, или, по-простому, дед Мельника, страшно негодовал. Заметив воров, разъяренный он несся за ними, тряс в воздухе зажатой в кулаке кепкой, кричал, даже грозился в следующий раз взять ружье и как стрельнуть в них солью, чтобы неповадно было. Пока Виталий Петрович ни разу не осуществил угрозу, но от этого она не теряла своей силы. Он всегда придумывал смешные прозвища: называл троглодитами, бубонной чумой, а однажды обозвал Семёна «Аль Капоне», что вызвало настоящий фурор — прозвище закрепилось на несколько недель, а еще заставило посмотреть «Человека со шрамом. Когда Мельник приезжал в деревню, два враждующих лагеря — троглодиты и дед — вели себя прилично, не скандалили и не припоминали прошлое, словно все, что случилось «до», было их тайной игрой.
— Са-а-аш! — Витя набрал побольше воздуха в легкие и крикнул еще раз: — Са-а-аша-а!
— Сане-е-ек!
Они кричали на все лады, пока из сарая не выглянула взъерошенная макушка Мельника.
— Заходите, я сейчас!
Ребята зашли в сад. Мельник поднял шланг, подставил под напор сначала одну, потому другую ногу, смывая грязь с загорелых пальцев и синих отцовских сланцев, затем повернул вентиль, перекрыв воду, и оттащил шланг к сараю. Вокруг него были сплошные лужи, и он большими шагами, перепрыгивая их, добрался до сухой дорожки и направился к друзьям. На его смуглом лице сияла белоснежная улыбка с двумя выдающимися вперед резцами. Из-за них он был похож на Багза Банни — вытянутого мультяшного кролика.
— Парни! — он размашистым движением пожал руку Семёну, обнял Витька и похлопал Сашку-номер-один по плечу. — Я так рад, что наконец-то приехал! Что тут было? Как дела? Чем занимались?
— Ничего интересного по сравнению с тем, что ждет нас сегодня! — Когда Семён что-то затевал, он напоминал чем-то Хитрого Лиса из сказок для малышей.
Ребята рассказали Мельнику про зловещий участок, лаз и идею Семёна, и тот сразу же согласился пойти вместе с ними.
Они ненадолго зашли в дом — попить воды и сменить сланцы на что-то понадежнее. И тут Мелкий увидел часы.
— Уже половина четвертого?
— Ага, — отозвался Мельник из-под лавочки, где пытался найти свои дачные кроссовки, которые закинул туда еще до отъезда в город.
— Блин! Ба мне башку оторвет. Простите, парни, мне надо сбегать пообедать.
— И тебе тоже пора. — Дед Мельника зашел в дом, снимая рабочие перчатки. — Я как раз такой борщ сварил, наваристый. Витя, Саша, давайте тоже за стол. Возражения не принимаются.
Так и порешили: Сашка побежал домой, а Витя с Мелким остались у Мельника — пробовать суп грозного деда, который вел себя мирно, улыбался, спрашивал про школу и предлагал добавки.
* * *
— Что на обед? — Сашка никак не мог отдышаться — весь путь от дома Мельника до своего он бежал, а это был почти другой конец деревни.
— Суп с фрикадельками, — ответила Лена с набитым ртом.
Валентина Петровна поставила перед ним дымящуюся тарелку, и приятный запах наваристого бульона ударил мальчику в нос. Они с Леной ели по-разному: сестра была малоежка и еле-еле цедила один бульон, брат же, наоборот, сразу уничтожал всю гущу, а иногда даже просил добавки.
— Ба, а ты встречала ведьму? Ну ту, из дома у леса.
— Сказки все это. Нет там никого. — Бабушка Лены и Саши стеганой прихваткой обхватила ручку свистящего чайника и сняла его с голубоватого огня плиты. Для горячей посуды у нее было специальные деревянные подставки — какие-то больше походили на спил небольшого дерева, а какие-то — на странные шахматные чехлы из такси у вокзала. В их доме была и печь, и плита. Топили не часто — старая домовая печь превращала избу в настоящую баню, дрова были дорогими. Дети всегда ждали топку с нетерпением. Им нравилось смотреть, как красноватые искры вырываются из-под чугунных конфорок или из дверцы, которая закрывалась на засов. Дедушка подкармливал печь щепками, дровами, газетами и письмами, которые его расстраивали. Чаще всего это были счета за свет или газ, но иногда Лена видела, как деда Коля украдкой утирал слезу. Бабушка говорила, что в их возрасте привыкаешь к плохим новостям: «Все равно что назойливые слепни для коровы — жалят, да ничего не поделаешь. Да и уже не болит, не кровит. Зудит. Просто зудит».
Валентина Петровна достала две чашки.
— Кому чаю?
— Мне! — хором ответили брат с сестрой.
— Я тебе не верю! — не унимался Сашка. — Вот Витькина бабушка ее видела. Да и как там никого нет, если свет горит по ночам.
— А ты по ночам зачем у леса шастаешь? Хочешь, чтоб тебя волки утащили, — бабушка щипнула Сашку за бок. — Или того хуже — леший какой-нибудь!
Дети рассмеялись:
— Леших не бывает.
— А ведьмы бывают, значит?
— Ведьмы бывают. И домовой есть. Он у нас все время вещи крадет и прячет.
— Да, мой нож стащил, гад такой, — Сашка от злости стукнул ложкой по столу: его очень расстраивала пропажа ножа. Он нашел его на чердаке. Обычно им с Леной не разрешали туда соваться, но в июне все стали замечать странный писк откуда-то сверху, а когда увидели, как на чердак прошмыгнула Мурка — все встало на свои места. Дед залезть не смог в силу возраста, поэтому достать котят отправили Сашку. Там он и нашел нож — с темной ребристой рукояткой, почти без ржавчины. Бабушке не нравилась новая игрушка. Они часто ругались из-за ножа, она то и дело пыталась его забрать или спрятать, но Сашка все время его находил, пока однажды нож не пропал с концами. «Домовой», — пожал плечами дед. Кроме деда дома было никого. Дед врать бы не стал, да и Сашкин нож его никогда не волновал.
— Я б этому домовому уши открутил!
— Типун тебе на язык! Проблем мне тут, что ли, мало?
— А ты про ведьму расскажи, я и перестану!
— Да что ты все заладил — ведьма, ведьма… Ладно. Но только чур никому!
— Могила! — Сашка символически закрыл рот на замок и выкинул ключ. Лена кивнула.
— Мы с дедом вашим еще совсем молоденькие были…
— Как мы?
— Ну почти. Годков на семь-восемь постарше. Мы с Зойкой и бабой Надей, сестрой моей троюродной, на танцы собирались. Все девчонки тогда бегали. А мать нас гоняла, ой! Кого заметит, так тряпкой отдерет, уж никакие танцы не нужны. Ни то что танцевать, сидеть…
— Ба!
— Чего «ба»? Хотел историю, так слушай, не перебивай. На чем я там остановилась-то? А! Дедушка ваш тем вечером к нам шел из Ермолино. Он же нездешний. Захаживал тогда к Надьке как раз.
— Не к тебе?
— Не, на меня он тогда даже не смотрел. То ли маленькой считал, то ли еще чего. Не знаю. В общем, чтобы его никто из взрослых не заметил, он решил через лес пойти. По расстоянию — тож-на-тож. А вечереет уже, сумерки, солнце садится. Ну и заплутал маленько… Он то туда, то сюда — не помнит, куда идти и откуда пришел. Думает, уже все, придется ждать до рассвета, так не ему не выйти. И тут глядь — белая фигура стоит! — Ленка, которая слушала с открытым ртом, на этом моменте вздрогнула и глянула на брата. Тот лишь крепче сжал ложку. — Присмотрелся ваш дед, а это девушка. Бледная как смерть. Волосы черные, смоляные, а глаза — бездонные. Лунный свет ей прям в лицо бьет, а в глазах не отражается ни огонька. Он ей: «Хэй!» — а она молчит. Ну, думает, стесняется. Деревня близко, чьих-то, да будет. Говорит: «Помоги. Заблудился, мне бы из леса выйти». Та кивает и рукой его за собой манит. Он за ней. Идут, молчат. И уже когда дома меж деревьев стали мелькать, она вдруг взяла его за запястье холодными пальцами. Говорит: «На танцы идешь?» Он такой: «Да». А она ему, — на этом моменте баба Валя вытянула вперед руку и заговорила страшным низким голосом: — «Судьбу свою встретишь, да мимо пройдешь. Не на ту из двух смотришь. Сарафан алый глаза застилает. Сестра сестре не враг, да погибель твоя». Он руку — ать, вырвать пытается. А она вцепилась как кошка, когтями и держит. Еле-еле смог ноги унести, на огни побежал, на свет, из леса прочь — оп, прямо к этому дому и выскочил. Слышит за спиной, что смех ее дьявольский догоняет его, и он как дал, только пятки сверкали! С тех пор к тому дому ни ногой.
Много чего еще успела рассказать им Валентина Петровна — и про вещи заговоренные, и про сглаз, и про церковь, сгоревшую после прихода странной женщины в черной вуали. Но только после того, как дети пообещали не отвлекаться от супа, а то он успел остыть.
* * *
Четверо ребят собрались перед домом Мельника, но пока не спешили идти в ведьмино логово. Семён рисовал палкой на дороге карту: дом между проселочной дорогой и лесом, не доходя до дома метров пятьдесят — тропинка грибников.
— Если пойдем по ней, упремся в овраг. Овраг идет параллельно дороге, так что точно не заблудимся. Я повязал на куст напротив лаза платок.
— А когда это ты там был?
— За малиной ходили с ба, вот я и…
Витька почесал затылок:
— Умно!
— Но надо будет действовать быстро и тихо. Кто знает, что нас там ждет. — Редко можно было видеть Семёна таким серьезным: поджатые губы, сведенные брови и взгляд, устремленный на каждого и в тоже время куда-то сквозь. В такие моменты он напоминал Вите древнего полководца. «Наверное, так в наши дни выглядел бы Александр Македонский. Только вместо Буцефала — Аист с трещотками на заднем колесе. А я тогда кто?» — подумав об этом, он сам приосанился и даже чуть выпятил вперед подбородок для большей мужественности.
— Кто-то может и не вернуться, — Витя кивнул Семёну. У того слегка округлились глаза, но он тут же взял себя в руки:
— Витек прав. Так что еще не поздно отступить. Вы со мной?
Он вытянул вперед руку вверх тыльной стороной. Витя молча накрыл ее своей. Они посмотрели на Сашку-номер-один и Сашку-номер-два.
— Шутите? Меня таким не запугать. Я в деле! — Мельник хлопнул по ладони Вити.
Мелкий огляделся, затем посмотрел на облака и тяжело вздохнул:
— Вы же без меня все равно не справитесь…
Четыре ладони взмыли в небо. Четыре мальчика пошли к лесу.
* * *
Когда они шли вдоль оврага, Мелкий все время озирался по сторонам. В лес он зашел последним: перед тем, как шагнуть в чащу, замер и посмотрел туда, где, по ощущениям, было село Ермолино, представил своего деда — молодого, загорелого, в косоворотке и с большими мозолистыми руками плотника. Подул ветер, и Саше показалось, что он слышит тихий девичий смех в шелесте трав. Он поспешил догнать друзей.
По лесу Саша шел, сжимая в руке молоток, который прихватил, выходя из дома. Конечно, дед запрещал трогать его инструменты, но знай он, куда собрался его внук, разрешил бы без колебаний, Саша был в этом уверен.
Когда они приближались к помеченному кусту, Сашке показалось, что он увидел, как что-то светлое мелькнуло впереди.
— Вы видели?
Все остановились.
— Я ничего не заметил. Может, птица?
Сашка вглядывался в заросли. Ничего.
— Может, и птица.
Они пошли дальше, но молчание между ними стало ощутимым. Каждый прислушивался, пытаясь убедить себя, что Мелкому показалось. Семён шел впереди, и лица его было не видно. Он тоже молчал.
Лес был смешанным — ели, березы с надрезами для сока, пугливые осины. На пути часто встречались поваленные деревья. Кто мог, приходил и распиливал их на дрова, но тем, кто еще делал запасы с лета, уже было за шестьдесят, и теперь бурелом просто оставался гнить и превращался с годами в труху. Вокруг было много орешника. На ветках уже виднелись зеленые плоды. Витя потянулся было к одному из них, как вдруг краем глаза заметил странную фигуру: что-то пересекло тропу далеко впереди и скрылось за елками.
— Парни… — достаточно громко, но все же вполголоса позвал он. — Семён!
Семён остановился:
— Что?
— Я, кажется, тоже что-то видел.
— Я же говорил! — воскликнул Мелкий.
— Тихо вы! Где?
— Вот там, у ели.
Семён осмотрелся, но понять, о чем он думал, было невозможно.
— Да, вы не верите, что ли? Одному еще могло померещиться, но двум… — голос Сашки дрожал.
— Да верю я, верю. Только не ори.
Тут влез Мельник:
— А что, если эта ведьма напугать нас хочет? Гонит от дома?
Мелкий громко сглотнул. Казалось, он прикладывает все свои силы, чтобы не удрать туда, откуда они пришли.
— Похоже на то, — согласился Семён.
— Или в лес ушла — мухоморы собирать или змей, — предположил Витя. Ему не понравилось, что Семён так охотно поддержал Мельника.
Семён посмотрел на него задумчиво, словно пытаясь что-то прочесть на его лбу, а затем сказал:
— Это нам на руку. Без хозяйки мы точно сможем подобраться к окнам, а может, даже внутрь заглянуть.
Команда двинулась вперед.
Теперь каждый был начеку. Прислушивались, вглядывались, но не останавливались ни на секунду: если ведьма ушла, не стоило терять время. Пару раз Вите казалось, что он слышал женский смех, странный шорох и даже что-то отдаленно похожее на визг кабана, хотя в последнем он не был уверен — разыгравшееся воображение могло обманывать чувства. Судя по лицам товарищей, каждый из них тоже что-то слышал. И только Семён продолжал без тени сомнения идти вперед, придерживая ветки орешника, чтобы они не ударили кому-нибудь по лицу.
— Вот он! — Семён потряс ветку с белым флажком, в котором угадывался платок. — Теперь нам туда.
Уже через пару минут они были у забора. Семён не соврал: пары досок действительно не было. Первыми заглянули Семён и Мельник, затем Витька; Мелкий стоял настороже и вглядывался в лес. Было тихо. Тише, чем обычно.
— Птицы притихли.
Мельник посмотрел вверх, на разорванное ветками синее небо.
— Да. Странно.
— Я пойду первым, — сказал Семён. — Мы с Саньком пойдем по левой стороне, через кусты к дому. А Мельник с Витьком по правой, вдоль сарая.
— Может, не стоит разделяться? — Сашка озирался по сторонам: мгновение назад ему показалось, что слева от них что-то большое, темное, со вздыбленной шерстью пронеслось между деревьями и сгинуло в тени еловых лап. Сидит ли оно сейчас там, в темноте? Наблюдает ли за ними своими светящимися глазами, налитыми кровью?
— И что если у нее есть собака? Или кто похуже…
— Будку не видать. Да и зверь бы нас уже почуял.
— Верно.
— Он прав.
— Если разделимся, легче будет отступать, чтобы сбежать или позвать на помощь.
После слов Семёна в лесу стало холодно и неуютно.
— Идем? — это было что-то между вопросом и утверждением. Впервые за их поход голос Семёна дрогнул. Саша нервно сглотнул.
На территории было мрачно. Деревья сплетались кронами. Земля была усыпана опавшими листьями и чернеющими яблоками, сливами. В темных окнах дома отражался лес. Все казалось немым, непроницаемым, застывшим. В саду в метрах пяти от лаза стоял старый дубовый стол весь в темных пятнах и подтеках. В столешницу был воткнут нож. Откуда-то доносился перезвон стеклянных колокольчиков — то слева, то справа, то приближался, то вновь убегал от них.
Как и договорились, разделились по двое: Мельник с Витей пошли направо, Семён с Сашкой — скрылись в кустах слева от лаза.
Мимо сарая Витя и Мельник прошли пригнувшись, почти на корточках, чтобы их не увидели из окна.
— Я загляну в сарай, а ты иди вперед.
— Нет уж, давай вместе в сарай, — Вите категорически не нравилась идея остаться одному.
— Это палевно!
— Одному — глупо!
— Не тупи.
С минуту они смотрели друг на друга как два быка, готовые сцепиться рогами.
— Ладно. Но если что, крикни или свистни. И если что-то интересное найдешь…
— Само собой!
Мельник двинулся вдоль стены. Витя пошел вперед.
Каменному колодцу за сараем на вид было лет двести. Заросший мхом и диким вьюном, покосившийся вбок, он словно врос в землю, стал частью этого заросшего участка. Витя огляделся по сторонам — все было тихо, не слышно ни Мельника в сарае, ни ребят на другом конце участка. Мальчик подкрался к колодцу, медленно, переступая с пятки на мысок, чтобы не шуметь, заглянул внутрь — и закричал.
* * *
Сашка шел за Семёном. Он был рад, что оказался с ним в паре — тот внушал ему уверенность, хотя сердце все еще колотилось где-то в горле. Они прошли вдоль забора за кустами крыжовника. Ветки царапали руки и щеки, хватали за рукав, словно отговаривая незваных гостей приближаться к дому. Саша готов был поклясться, что слышал тихое: «Стой, не ходи туда». Он крепко сжал рукоятку молотка.
— Лучше перебежками. И по очереди. Я пойду первым. Добегу до туалета, если все чисто — ты за мной. Потом до бочек. А потом к дому, — на висках Семёна проступила испарина, он был бледен, и если бы не усилившийся ветер, можно было бы подумать, что ему тяжело дышать от духоты.
Они легко перебежали от кустов до туалета, а от туалета до бочек с цветущей водой.
— Я пойду к дому. Стой на шухере. Если махну вот так, — Семён сделал жест, словно он подзывает к себе, — сразу ко мне. А если вот так, — он сделал крест руками, — то не высовывайся.
— Понял.
Сашка, не отрываясь, смотрел, как Семён подбежал к дому и прижался к нему спиной, как делали крутые парни в боевиках. Затем проскользнул под окнами, добрался до края дома и показал пальцем на себя и за угол. Сашка кивнул. Семён повернул за дом и исчез. Где-то поблизости жужжал шмель, в лесу за забором дважды выругалась ворона. Мелкий не мог точно сказать, сколько времени прошло с того момента, как его товарищ нырнул за угол, но, по ощущениям, его не было слишком долго. «Мне не обязательно подходить к дому. Я могу глянуть издалека, все ли в порядке», — подумал Сашка и аккуратно, стараясь не наступать на ветки и не издать ни звука, стал пробираться вдоль кустов. Когда он увидел переднюю часть дома, с террасой и непроницаемыми черными окнами, внутри него все похолодело — Семёна там не было. Дверь дома была распахнута в немом приглашении.
— Семён… — тихо позвал он. Ответом была тишина. — Семён! — позвал чуть громче, но снова никто не откликнулся. — Ладно… — сказал Сашка сам себе, взял молоток двумя руками и пошел к дому. Но не успел он сделать и пары шагов, как дверь в ведьмино логово захлопнулась. Ворона сорвалась с ветки, и кто-то вскрикнул.
* * *
Когда Лена выходила из дома, она заметила под старой лакированной тумбочкой странные плетеные балетки из резины.
— Бабуль, а это что такое?
— Это? Так это мыльницы! Их обычно в баню надевают, им вода нипочем. Тебе, кстати, самое то, по болотам вашим лазить.
— Можно?
— А то нет! Моя нога в них лет сто уже не влезает, а тебе в самый раз!
Лена мигом натянула странные туфли.
— Я к Машке, — и выскочила за дверь.
Ей не терпелось поскорее рассказать все, что она узнала от бабушки. Девчонки еще не определились, боятся ли они ведьм или хотят ими стать, но пугающие истории манили их, и узнать еще одну, новую, было важным событием. У Маши был младший брат — Петька. Ему было всего пять, его пока не пускали с ними гулять. Маша с братом обедали в летней кухне. Там стояло два холодильника — рабочий и нет, всюду висели высушенные пучки трав — в основном зверобой и мята, пахло сеном, специями и свеженарезанным укропом.
— Я такое… Ой! Здравствуйте, теть Люд!
— Привет, Лен. Как твои дела?
— Хорошо, а у вас?
— И у нас помаленьку!
Мама Маши не работала, поэтому, в отличие от родителей Лены с Сашей, проводила много времени за городом, присматривая за Петрушей.
Рассказать бабушкину историю Лена смогла только тогда, когда они с подружкой закрыли за собой калитку.
— Уверена — они собираются туда пойти!
— Кто?
— Мальчишки! Думаешь, почему Санек так расспрашивал? Готовятся!
— Он ничего не сказал… — Лена грустно вздохнула. Ей иногда не хватало того Сашки, каким он был пару лет назад, когда они почти все время проводили вместе. А теперь у него были свои приключения, без нее.
— От них не дождешься. — Машка на какое-то время замолчала, а потом вдруг запрыгала на месте, схватив Ленку за руки: — Придумала! А давай проследим за ними?
В глазах Машки вспыхнули огоньки, которым Лена не могла сопротивляться.
— Давай!
И как эта мысль не пришла им раньше!
* * *
Лена и Маша пришли к дому с противоположной стороны от тропинки грибников. Они почти подошли к участку, когда заметили ребят.
— Ложись! — скомандовала Машка.
Они видели, как мальчики по очереди уходили в лес. Цепочку замыкал Ленкин брат. Он остановился и посмотрел в поле точно в ту сторону, где в траве лежали подруги.
— У него такое испуганное лицо! — прыснула Лена.
— Тише ты!
Саша вздрогнул, развернулся и поспешил в лес.
— Он что, взял с собой молоток? — удивленно заметила Маша. — Жаль, я не догадалась!
Они зашли справа от дома и пошли вдоль оврага налево.
— Вон они, тихо! — Лена дернула Машу за руку. Они спрятались за деревьями в тот момент, когда Сашка повернулся в их сторону.
— Думаешь, видел?
— Не знаю.
Лене было весело и страшно одновременно, от адреналина ей хотелось громко смеяться, и она с трудом сдерживалась, чтобы не шуметь. Судя по лицу Маши, та чувствовала все то же самое.
— Это так здорово!
— Тише ты!
Они старались держаться на расстоянии от ребят и все же пару раз чуть не попались: то Витя заметил их между деревьями, то Семён замер, прислушиваясь, не сломалась ли ветка под чьей-то чужой ногой. У дома почти не было орешника, зато росли ели, чьи лапы были угрюмо опущены к земле. Машка предложила сорвать пару веток для маскировки.
— Ты гений! — обрадовалась Лена.
Прикрывшись еловым лапником, держась за руки, они проскользнули к забору и спрятались в темноте, дожидаясь, когда ребята залезут на участок.
— Думаешь, они разделятся?
— Вряд ли! Это глупо.
— Тогда они, скорее всего, пойдут к сараю.
Когда девочки залезли через дырку в заборе, они успели заметить, как скрылись за сараем Витька и Мельник.
— Давай налево, в кусты!
Кричала ворона, жужжал шмель. Девчонки не спеша пробирались вдоль забора. Лена успевала попутно закидывать в рот крупную спелую ежевику.
— Ты с ума сошла? Не ешь тут ничего! — шикнула на нее Машка. Из них двоих она лучше разбиралась в ведьмовских фокусах, точно зная, что ни пить, ни угощаться тут не стоит.
Вскоре они увидели Ленкиного брата: Саша сидел на корточках в кустах и смотрел в черные глазницы жуткого дома. Он был напуган, тяжело дышал и переминался с ноги на ногу.
— Ой! — пискнула Лена, но Машка тут же закрыла ей рот ладошкой и одними глазами показала, что им нужно следовать за братом. Сашка встал и пошел обходить дом. Подруги двинулись за ним.
— Смотри, кажется, дверь открыта.
— Может, все уже внутри? А этот как обычно… — Лена не успела договорить: дверь с диким визгом захлопнулась сама по себе. Лена вскрикнула, дернулась и, оступившись, повалилась на спину. Пытаясь в последний момент ухватиться за что-то, она схватилась одной рукой за ветки смородины, другой — за кофту Маши. Рукав с треском порвался.
— Нет!
И тут раздался громкий вопль. С боевым кличем Сашка бросился на кусты с молотком вруках:
— Мамочки! — пискнула Лена и закрыла лицо руками.
* * *
Витя приближался к колодцу. Ветер усиливался, немолодые яблони и скрипели от его порывов.
— Это просто колодец. Ничего страшного. Соберись…
Он потряс головой, словно пытаясь выбросить из головы дурные мысли. Ему было страшно заглянуть в черную бездну — он не знал, что увидит, а главное, кто увидит его. Но желание стать героем, рассказать друзьям заставляло его переставлять ноги. Он замер у колодца, набрал в легкие побольше воздуха и заглянул внутрь.
Не было видно ни дна, ни проблеска света. Если там и была вода, то она была как мазут — странная вязкая масса шевелилась на дне. Витя наклонился сильнее, чтобы разглядеть хоть что-то. Завороженный, он шагнул поближе, облокотился на камни… Все произошло в доли секунды: левой ногой он наступил на яблоко, постарался устоять, но правая нога заскользила по грязи — и, потеряв равновесие, Витя сорвался вниз. Он только и успел, что зажмуриться и подумать: «Ну все!»
Витя уже приготовился упасть в ничто, представил, как смоляная трясина поглощает его заживо, как бабушка плачет, Ленка… Прошло мгновение, но он все еще чувствовал запах раздавленных слив, хвои, ощущал ветер на своем лице… и чьи-то холодные пальцы на своей шее. Кто-то крепко схватил его за шиворот, резко дернул — и Витя упал рядом с колодцем. Сердце его рвалось из груди.
— Мельник, спасибо, ты… — Витя затих, не договорив. Радость от того, что он жив, сменилась животным ужасом: перед ним стоял вовсе не Мельник. Первое, что он увидел, — грязный подол длинной черной юбки в пол. Онемев от страха, он медленно поднял голову. Сухая старуха, с крючковатым носом, в темных одеяниях смотрела на него сверху вниз. Ее глаза сверлили его злым холодным взглядом:
— Что ты тут забыл?
Вдали закричала ворона и взмыла в небо.
— Я… Мы… — Витя мямлил. Голос не слушался его, а в голове стучало в ритм сердцебиения: «Это-она-это-она…»
— Как тебя зовут?
— Я…
Ведьма приблизилась к нему плавно, как змея, покачиваясь, словно не шла, а плыла по воздуху.
— Иди сюда, — она протянула к нему сморщенную костяную руку, покрытую темными пятнами.
Витя закричал. Отмахиваясь ногами, он отполз от нее, резко развернулся и, вскочив на ноги, понесся к забору, не помня себя. За спиной он слышал, как скрежетала старуха: «Стой», — и смех ее, зловещий, дьявольский, несся за ним по пятам. По дороге он наткнулся на Мельника, который выходил из сарая с каким-то мешком в руках. Витя схватил его и успел прохрипеть:
— Бежим!
Они стремглав влетели в дырку в заборе и тут же наткнулись на Семёна и Сашку за забором — белых как смерть.
* * *
— Ты что, больной! — Маша толкнула Мелкого в грудь и отняла молоток. — Ты чуть нас не зашиб!
— Вы сдурели? Лена, ты что… Что вы вообще тут делаете? Я же мог… — громко прошептал Сашка. Ноздри его раздувались — он был не на шутку рассержен. И напуган.
— Мы тоже хотели увидеть ведьму.
— Вы… Ты… — мальчика колотило. — Уходим отсюда.
— Но…
— Живо!
— А как же Семён?
— Я тут, — позади Ленки из кустов вышел Семён.
— Как ты там оказался? Я думал, ты в доме.
— Нет, я обошел его вокруг.
Они пошли назад к лазу. Сашка последним выбрался с участка и тут же набросился на сестру. Если дело касалась его Лены, он забывал обо всем — даже о том, что за спиной у него проклятый дом ведьмы, несущий погибель, а вокруг могут бродить ее приспешники.
— Ты хоть знаешь, как это опасно? А если бы с тобой что-то случилось!
— Но ничего же не случилось.
— Но могло! Я за тебя головой отвечаю, ты об этом подумала?
— Почему тебе можно, а мне нельзя? Мне не пять лет, — Лена старалась не ударить в грязь лицом, но нижняя губа ее предательски подрагивала.
— И где твоя туфля?
— Слетела…
— Слетела… — передразнил ее Саша.
Лена стояла в одной резиновой балетке, поджав босую ногу, и вот-вот готова была разрыдаться. Именно в этот момент из дыры в заборе вылетели Витька и Мельник.
— Уходим! Скорее! — крикнул Витя.
Все побежали прочь.
* * *
Домой они шли все вместе по главной проселочной дороге. Лес был далеко позади, слева домики один за другим, справа — родные их компании заросли и пруды. Начинало темнеть, сумерки закручивали ветви деревьев и проводов в причудливые узоры, а месяц набирался сил, наливаясь светом, как спелое яблоко антоновки в сентябре. Было прохладно. Витя накинул Лене на плечи свою ветровку. Лена кивнула. Лицо ее было бледным и непроницаемым, уголки губ и кончики пальцев все еще были ежевично-синие. Витя краем глаза следил за ними: по странной причине он снова почувствовал укол стыда, тот же, что утром. Шли молча.
— Что это?! — Мельник ткнул пальцем в небо.
Черная тень пронеслась над ними и села на провода.
— Это летучая мышь, — голос Семёна был не напуганным, но взволнованным, что в его случае можно считать паникой высшего уровня.
— Мамочки! — Машка взвизгнула и вцепилась в руку Мельника.
— Это ведьма отправила ее за нами!
— Точно!
— Она может напасть? Что нам делать? — Сашка переводил взгляд полный надежды с Семёна на Витю, с Вити на Мельника и обратно на Семёна.
Витя замер, вглядываясь в очертания колдовского зверя:
— Летучие мыши же плохо видят, да?
— Да, — подтвердил Семён. — Но я слышал, что они нападают на тех, кто в светлой одежде. Для них белый цвет — как красный для быков.
Девчонки хором ахнули. Все посмотрели на белую майку Санька.
— Только не это! — тот судорожно стянул с себя майку, умудрившись ненадолго застрять в ней, чем довел себя почти до истерики. — Снимите ее с меня! Скорее, скорее!.. Фух…
— Так у тебя же кожа светлая, почти белая, — тихо сказала Лена. Вите показалось, что она усмехнулась. Он был удивлен.
Сашка посмотрел на свой голый торс, закатил глаза, издав стон раненного бизона, и, вскрикнув:
— Да что ж это такое! — убежал в кусты, откуда вернулся с двумя огромными лопухами, прикрывая спину и грудь. Мельник рассмеялся:
— У Мелкого веер! Мадам! — он карикатурно поклонился.
— Да иди ты! — уши Мелкого стали пунцовыми. Он хлестнул Мельника лопухом.
— Ах так?
Мельник вырвал вместе с корнем длинный трубчатый стебель и погнался за Саньком. Тот прятался за товарищами, уворачивался и юлил, пока не сорвал себе такое же «оружие». Началась дуэль, все смеялись, в стороны летели листья цветов и брызги сока… Вскоре уже и Машка, и Семён обзавелись цветами и разили противников направо и налево — только успевай уворачиваться! Досталось и Витьку, который от смеха даже начал икать. Когда силы кончились, они стали вспоминать прошедший день и их приключение: как Сашка спутал Лену и Машку со страшным чудищем, как ведьма чуть не поймала Витька и какое глупое у Сашки было лицо, когда он застрял в майке. Вскоре летучая мышь забылась и растворилась в тумане, опустившемся на деревню после жаркого июльского дня. Были забыты и ссора брата с сестрой, и страх. Детская память на плохое короткая, как летние ночи.
— Ты знаешь, что это? — пока никто не видел, Витя вручил Лене розовый цветок, похожий на пасть какого-то волшебного зверька.
— Это бальзамин. Или недотрога. — На ежевичных губах Лены заиграла робкая улыбка.
— Круто! Мы зовем их собачками. Потому что они щелкают громко и семенами стреляют. Ты пробовала?
— Нет…
— Вот, смотри!
Весь вечер, не переставая, выл чей-то пес, тоскливо и безответно. Баба Валя закрыла на засов дверь, задернула занавески на окнах.
— Ишь, заладил. Вой на свою голову, наши побереги, — сказала она, наскоро перекрестившись, и погасила свет.
Лена никак не могла заснуть. Она повернулась к Сашке, который лежал на соседней кровати, закинув руки за голову.
— Ты лопал собачек?
— Чего?
— Ну цветы такие…
— Аа… Ну да, а что?
Лена хотела что-то сказать, но передумала.
— Просто.
— Спи давай, — буркнул Саша и отвернулся к стене.
На улице от ветра громыхнула калитка. Дети вздрогнули.
— Ты спишь? — снова заговорила Лена.
— Да.
— Мне страшно.
Сашка тяжело вздохнул.
— Ладно, давай. Но последний раз. Расскажешь пацанам, прибью.
Лена босыми ногами протопала к нему и юркнула под одеяло.
* * *
— Лена!
Витя стоял под окнами и кидал в окно мелкими камушками. Из окна выглянула светлая макушка Лены.
— Сашка уехал.
— Знаю! Я к тебе.
Лена скрылась в окне. Вместо нее в оконном проеме показалась Валентина Петровна.
— Заходи, жених. Калитка открыта.
Витя зашел в дом, предварительно разувшись на крыльце. Ленина бабушка стояла на кухне, помешивая что-то в кастрюле.
— Проходи, проходи. Лена сейчас выйдет. Хочешь компоту?
— Да я…
— Смородиновый, холодный. Вчера только сварила.
— Сдаюсь, уговорили. — Витя смущенно улыбнулся. Ему нравилась Ленина бабушка.
Вскоре вышла Лена. На ней были зеленые шорты и голубая майка.
— Идем?
Они пошли на переезд — второе излюбленное место их компании после прудов и болот и в тоже время лучший вариант, если хочешь побыть один. Или наедине с кем-то. Переезд был нерабочий — его давно перекрыли, поставив большие каменные плиты с двух сторон, чтобы машины не могли проехать. Лена и Витя сидели на них, свесив ноги, махали проезжавшим мимо поездам и радостно кричали: «Эгегей!» — когда машинисты сигналили им в знак приветствия.
— А здорово вы нас вчера напугали с Машкой! Сильно тебе вчера влетело за туфли?
— Я так быстро разулась, что бабушка на заметила.
— Повезло!
Лена грустно вздохнула:
— Ненадолго.
— Не расстраивайся, купят новые, еще лучше!
— Да нет, такие не купить. Это особые туфли — мыльницы, они у нас такие одни были. Из бабушкиной молодости еще. А я в первый день… потеряла… — Ленин голос задрожал.
Витя не знал, что говорить или делать, когда девочка плачет. Он смотрел на несущийся мимо поезд дальнего следования. Такие ему нравились больше всего. В отличие от электричек, они не снижали скорость, чтобы остановиться на ближайшей остановке. Они неслись вперед, куда-то далеко, к морю. Окна сливались в одну сплошную линию, а за ними были люди с разными историями, увлечениями, планами… Иногда Витя думал, что хотел бы стать машинистом, когда вырастет, чтобы везти людей навстречу их мечтам.
— Давай сходим за твоей балеткой?
— К ведьме?
— Да. Вдруг она где-то рядом с забором. Схватим и убежим.
Нигде рядом с забором туфельки не было. Витя предложил обойти дом — вдруг где-то будет еще щель, в которую они смогут увидеть участок. Но, кроме того единственного места в лесу, остальной забор был глухим и неприступным. Они остановили, чтобы подумать, что делать дальше. И тут Витя заметил мощный дуб, ветка которого нависла над ведьминым участком.
— У меня есть идея!
Витя подсадил Лену, чтобы та могла забраться на дерево, затем подтянулся и залез сам. Они карабкались вверх, пока не оказались на нужной им ветке.
— Держись крепко.
Витька пополз вперед, Лена следом.
— Давай за мной! — сказал Витька и спрыгнул вниз.
Они лежали на крыше сарая. Солнце нагрело рубероид, пахло скошенной травой, лежалым сеном, мазутом и медовыми цветами на ведьмином участке. Туфлю так и не было видно, но они не спешили уходить.
— Саша считает, что должен меня защищать. Он же старший! Только вот защищать меня особо ни от кого и не нужно…
— Он просто переживает.
— Да, наверное. Но мне больше нравилось, когда мы просто дружили.
Лена замолчала. Тишина между ними была уютной, теплой, как июльский вечер.
— Ты веришь, что она ведьма?
Витя вспомнил прикосновение холодных скрюченных пальцев на своей шее и невольно поежился:
— Думаю, что да.
Лена задумчиво смотрела в небо на проплывающие над ними облака.
— Бабушка говорит, что в наших краях только у ведьмы могут вырасти лимоны. А еще она говорит, что когда на них распускается первый цветок, все молоко в деревне скисает.
— Ты в это веришь?
— Не знаю…
* * *
Вскоре Лена ушла домой — бабушке нужно было помочь с цветами. Витя остался один. Мельник снова работал с дедом, Семён куда-то пропал. Никто не знал, где живет Семён, он просто приходил и уходил, никогда не звал в гости, и постепенно все к этому как-то привыкли.
Витя сидел на мосту. Он не мог перестать думать о словах Лены, о ее канареечном платье и листьях ивы в ее тоненьких ручках, о дружбе, о странных туфлях из молодости бабушки. Громко трещали кузнечики. Витя посмотрел в сторону Лениного дома, кивнул сам себе, встал и направился в сторону леса.
Одному рядом с ведьминым домом было куда страшнее, чем с друзьями или Леной.
— Так, соберись… Она не убила тебя. Она не дала тебе упасть. Просто зайти и спросить.
Витя подошел к калитке и толкнул — не заперта. Он зашел в сад и огляделся. Все те же деревья, цветы, яблоки под ногами. Слева от дома — колодец. Витя подошел к крыльцу и поднялся по лестнице.
— Зайти и спросить… — он постучал.
Никто не ответил. Дрожащей рукой он взялся за ручку и хотел повернуть, как вдруг она сама прокрутилась у него в руке.
— Семён?
Друг стоял на пороге и улыбался ему своей лисьей улыбкой.
— Ну привет!
Дома был полумрак. Не было ни банок с маринованными глазами, ни летучих мышей, ни прочих ужасов, о которых поговаривали в деревне. Кружевные салфетки на комодах, зеркала с маленькими шторками, ваза со свежими полевыми цветами. Они прошли в гостиную. В кресле сидела «ведьма». В уютной атмосфере дома она больше не казалось страшной — худенькая, высушенная старушка с пронзительными глазами. Она сняла очки для чтения и посмотрела на ребят.
— Бабуль, познакомься, это мой друг — Витька! Витя, это Лидия Михайловна. Моя мировая ба!
В уголках старых глаз собрались морщинки: «ведьма» улыбалась.
Семён рассказал, как услышал однажды о том, что поговаривают об их доме, как придумал план.
— Я рассказал бабушке, а та так смеялась! Это она предложила мне не расстраиваться, а подыграть. Ба почти не выходит из дома, а истории о вас ее веселят. Правда, ба?
Они долго сидели втроем, пили чай и смеялись над тем, как глупо все повелись на старые сказки, а когда Лидия Михайловна вспомнила, как Витя с криками убегал от нее, Витя так смеялся, что на глазах навернулись слезы.
Оказалось, что бабушка Семёна действительно видела деда Лены и Сашки.
— Мы с Валей старые подружки. Я тогда почти не гуляла с ними, дома сидела — присматривала за болеющей мамой. А народ горазд придумывать. Только Валя ко мне и захаживала. А Кольку я знатно напугала тогда! Может, и хорошо: он тогда наконец-то пригляделся к Вале. Как та его любила…
Витя ушел от них уже затемно с целой корзиной колдовских яблок и резиновой туфелькой Лены.
* * *
— Лен, включи насос!
Витя стоял со шлангом в руках и гордо осматривал свой участок. Ему было почти сорок, вместо велосипеда с трещоткой из фотопленки на колесе — солидный кроссовер. Вместо камышей — сигары в столе в кабинете, подарок зятя, который он так и не открыл. Витя построил загородный дом, воспитывал с любимый женой чудесного сына, который скоро должен был пойти в пятый класс. А дерево… Что ж, рядом с их гнездышком целый лес — выбирай любое!
Насос зашипел, зачавкал, изогнулся и, наконец, выплюнул струю чистой колодезной воды. Витя поднял вверх большой палец и начал поливать. На солнце брызги складывались в радугу.
Вдруг из-за забора послышались странные звуки — смешки, шушуканье:
— Тихо, тихо!
— Не толкайся, эй!
Витя опустил шланг в траву, медленно подошел к кустам черемухи и аккуратно выглянул в щель дощатого забора. Недалеко от их дома на дороге стояла группа ребятишек лет десяти — три девчонки и парень. Они боязливо смотрели в сторону дома и взволнованно шептались. Еще двое пацанов крались вдоль забора.
— Кажется, где-то тут был лаз. Прошлым летом точно был.
— Думаешь, тут и правда живут вампиры?
— Конечно!
Витя улыбнулся сам себе. Надо будет рассказать Лёшке. Это будет отличное лето!
Последние комментарии
2 минут 2 секунд назад
6 минут 1 секунда назад
8 минут 25 секунд назад
10 минут 22 секунд назад
11 минут 51 секунд назад
6 часов 14 минут назад