Ура! Гагарин! [Михаил Петрович Веременко] (fb2) читать постранично

Михаил Веременко Ура! Гагарин!

Это был обычный весенний день 12 апреля 1961 года. Я, шестилетний мальчишка, уже достаточно самостоятельный и вполне разумный, остался один дома, на попечение соседей. Тетя Мура, так мы с сестрой звали нашу соседку, периодически заходила в нашу комнату проверить, все ли нормально. Впрочем, она не особенно беспокоилась, так как в плане порядка, на меня можно было положиться.

В этот день я придумал новую игру. Паровоз. Четыре венских стула и папино рабочее кресло выстроились друг за другом, и представляли собой поезд, где стулья — вагоны, а кресло — паровоз. Я был машинистом и, восседал на кресле, готовясь к путешествию. Звучало радио — репродуктор на шкафу. Обычно, по утрам, передавали детские передачи, и я любил их слушать. «Пионерская зорька», «Клуб знаменитых капитанов», а иногда звучали увлекательные инсценировки детских сказок, а предварял эти сказки знакомый всем детям страны, любимый голос всесоюзного волшебника Николая Владимировича Литвинова: «Здравствуй, дружок! — и это означало, что дальше будет нечто волшебное и удивительное, — Крибле, крабле, бумс..!». Но в этот раз из репродуктора доносилась какая-то «легкая музыка». Так всегда говорили по радио, когда музыка не относилась к серьезным жанрам — опера, там, балет или какая-нибудь симфония: «Передаем легкую музыку!». Тогда музыка была легкой или серьезной, а тяжелая появилась много позже. Ну, легкая музыка — тоже не плохо. Я любил слушать песни из знакомых кинофильмов в исполнении любимых актеров.

И вдруг, когда наш поезд еще не успел даже тронуться, радио как будто выключилось, музыка прервалась на половине фразы, и я подумал, что репродуктор сломался! Но, буквально через мгновение, из него послышалось шипение, а затем зазвучали незнакомые позывные! Еще секунда, и тревожный голос Левитана торжественно произнес: «Говорит Москва, говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Передаем сообщение ТАСС о первом в мире полете человека в космическое пространство!». Это было настолько неожиданно и радостно, что я, еще не совсем понимая, что случилось, спрыгнул с кресла и выбежал в коридор, навстречу соседке: «Тетя Мура, тетя Мура! — кричал я, — человек в космос полетел!». А вместе со мною кричал весь дом, до сей минуты тихий. Дом, просто, взорвался радостным возгласом: «УРРРА-А-А!!!». Как будто любимая футбольная команда забила гол. Соседка сама уже спешила мне навстречу: «Идем скорее, сейчас его по телевизору будут показывать!».

Юрий Алексеевич Гагарин! Первый человек в космосе! Наш парень! Как же это здорово, что будущее свершилось, свершилось именно у нас! Космос! Первый спутник, который несколько лет назад тоже был НАШ! Но я тогда был еще мал, и не осознавал значения того события, а сейчас..! Я все понимал, я радовался вместе со всеми, я ликовал и гордился и ощущал свою к тому причастность!

Телевизора у нас не было, но соседи уже приобрели этот аппарат, и часто приглашали посмотреть кино или какую-нибудь интересную передачу. Программ было всего две, и работали они по нескольку часов — днем и вечером. Но сейчас телевизор должен был показать первого космонавта.

День был ярким и солнечным. Солнце заливало своим светом всю комнату соседей. Окна балкона выходили на восточную сторону, к Киевскому вокзалу, и с этого балкона была видна вся Москва, до самых Ленинских гор. Плотные шторы накануне сняли для стирки, и от слепящего солнечного света скрыться было невозможно. Маленький телевизор «Рекорд», с экраном, чуть больше почтовой открытки, своим слабым свечением не мог соперничать с ярким апрельским солнцем. И мы стали завешивать окна газетами. Я подавал газеты, а тетя Мура аккуратно пришпиливала их друг к другу швейными булавками, стоя на подоконнике. В окно я видел, как из школы напротив, выбегали дети. Урокам сегодня конец! А по Брянской улице спешили люди, останавливались, обнимались, бежали дальше! Тревожная и радостная неразбериха! Тихое утро постепенно превращалось во всеобщий праздник, неожиданный и Великий, как День Победы!

— Внимание! — молчавший до сей поры телевизор заговорил голосом Левитана. Мы с тетей Мурой уселись на диван, и уставились в серый прямоугольник экрана. Вдруг к нам, совершенно бесцеремонно, ворвалась другая соседка — тетя Маруся. Она только что пришла с рынка, и была не в курсе произошедшего: «Мария Николаевна! Что происходит? Что, война? Снова война? — ее голос дрожал, и она еле сдерживала слезы.

— Да что Вы, Мария Дмитриевна! — тетя Мура резко, даже грубо, осадила вошедшую, — Типун Вам на язык! Человек в космос полетел! Вы понимаете?! Наш! Юрой зовут! Человек в космосе!

Чтобы различать двух Марий, мы с сестрой придумали одну называть «тетя Мура», а другую — «тетя Маруся».

Мария Дмитриевна подбежала, обняла нас с тетей Мурой, просто сгребла нас в охапку и заплакала, зарыдала «в голос», по-бабьи, во весь голос! И мы заплакали — так велико было эмоциональное напряжение.

Вскоре пришли мои