В бурном начале этого нового столетия все мы ждали чего-то необычного. После внезапного огненного утра 11 сентября мы развили в себе новую, неспецифическую бдительность: потребность знать о всех критических событиях, насколько далеко бы оно ни происходило. Большинство того, о чём сообщали в кабельных новостях после 11 сентября, казалось чем-то странным и далёким: беззубая угроза взрыва бомбы здесь, крушение пропеллерного самолёта там. Мы не отлипали от телевизоров, потому что это было единственное, на что мы могли рассчитывать: далекие войны и угрозы. Чтобы помочь нашему неразборчивому смотрению, кабельные новостные каналы создали новостную ленту, которая шла под выпуском новостей, чтобы ежечасно уверять нас, что да, где-то произошло что-то ужасное. И, возможно, потому, что война, в отличие от взаимопонимания и дипломатии, казалась ясной и понятной, наш президент начал войну. Однако это не помогло, и он начал другую войну, и это опять не помогло. Внезапно оказалось, что на самом деле ничего не помогает.
Я провела начало 2000-х в нервозном беспокойстве, которое было характерно для всей нации, подпитываемом общим чувством недоброго предчувствия, непомерными амбициями и бесцельным ожиданием — импульсивным желанием делать что-то или стать кем-то любой ценой, характерным для 20-летнего человека. Окончив Уэслианский университет со степенью по английскому языку, я оказалась в аспирантуре университета Джона Хопкинса, — решение, которое, как я вскоре обнаружила, было столь же провально, как и новый век. Моя докторская программа началась блестяще и многообещающе, с уверенности, что мы легко войдём в ряды элитных и штатных профессоров, подготовленных первоклассным факультетом английского языка. Однако постоянные перетряски и скандалы на разных факультетах вызывали у нас беспокойство и неуверенность, а моё блестящее будущее казалось обречённым. Рабочих мест на факультетах английского языка становилось всё меньше, и большинство аспирантов десятилетиями ждали своей очереди на работу, которая никогда не придёт.
Как бы усиливая моё чувство тревоги, университет располагался на вершине холма в Балтиморе, который является странным и бесплодным городом, особенно для человека из Аризоны, незнакомого с передовым состоянием постиндустриального городского упадка в Америке. Университет, как нам с гордостью сообщили при поступлении, был крупнейшим работодателем в городе. Непризнанным вторым была торговля наркотиками, поддерживаемая постоянным потоком героина, проходящего через порт. Улицы сразу за кампусом были полны хаоса, непонятного и нереального для постороннего, с мужчинами на углах улиц в длинных белых футболках, чью повседневную работу я поняла только после того, как по телевизору начали показывать сериал "Прослушка". Как объяснил в сериале Омар, прекрасно передавая постапокалиптическую логику Балтимора: “Тут все при делах”. Он был прав: если мы поступили в университет в надежде погрузиться в бесконечную игру академических рассуждений, то вместо этого получили холодную картину суровой американской жизни XXI века: богатые учреждения противостоят студентам, отдельные люди — друг другу, везде безудержная бедность и насилие. Никто: ни студенты, которых время от времени убивали, ни аспиранты, которым обещали работу, которой на самом деле не существовало, — больше не мог быть уверен в завтрашнем дне.
В ответ студенты, которых я знала, разработали уличный подход к жизни. “Нужно быть безумным, чтобы сражаться с безумцем”, — говорили мы друг другу перед тем, как выйти ночью на пустые, опасные улицы. Именно этот режим бдительности, чуткости ко всему зловещему и абсурдному, а не уроки теории литературы, я в конечном итоге увезу из Балтимора. В конце концов, теория литературы начала казаться не столько профессией, сколько роскошью. Как часто говорил мой научный руководитель: “Я богат, миллионы — нет”, — цитируя "Американского психопата", но то же самое относилось и к университету Джона Хопкинса — островку денег посреди попеременно воюющего и заброшенного города, который был не столько пережитком ХХ века, сколько окном в XXI век.
Словно для того, чтобы занять нас в ожидании новостей, что где-то что-то произошло, в 2004 году Марк Цукерберг выпустил технологию, которая попала в университет и быстро распространилась по кампусу, как годом ранее iPod. Тогда это называлось Facebook, и я приобщилась к нему, потягивая кофе в кафе кампуса над подземной
КЭТРИН ЛОСС родилась в Финиксе, штат Аризона, получила степень магистра английского языка в университете Джона Хопкинса. Сейчас живёт в Марфе, штат Техас.
Последние комментарии
9 часов 59 минут назад
15 часов 3 минут назад
22 часов 52 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
2 дней 12 часов назад