О достоверности замечательных историй

Фердинанд Мендес Пинто странно замечает в одной из своих предыдущих глав: «Я не буду говорить об Императорском дворце, потому что я видел его лишь снаружи, но китайцы рассказывают о таких чудесах, которые удивляют человека; поскольку я намерен не рассказывать ничего, кроме того, что мы видели здесь своими глазами, и это было так сильно, что я боюсь написать это; не то, чтобы это казалось странным для тех, кто видел и читал про чудеса Китайского королевства, но потому, что я сомневаюсь, что они сравнили бы те чудесные вещи, которые есть в странах, которых они не видели, с тем немногим, что они видели, и они сами зададут вопрос или, может быть, вообще не будут отдавать должное этим истинам, потому что они не соответствуют их пониманию и небольшому опыту».^[8]

Теперь, поскольку некоторые из существ, за существование которых мне придется бороться в этом томе, являются объектами насмешек для одной значительной части человечества и разумного сомнения для другой, я не могу не подкрепить себя такой работой над рассуждениями, как позволяет суть замечаний Пинто, и дополняя их, добавлю, что баланс между скептицизмом и доверчивостью, несомненно, всегда трудно удержать, однако, как замечает лорд Бэкон, «ничто не заставляет человека подозревать гораздо больше, чем знать немного; и поэтому люди должны устранять подозрения, приобретая больше информации».

Расширяя предложение Бэкона, добавлю: «Это в равной степени относится и к подозрениям, имеющим отношение к вещам, как и к личностям»; другими словами, невежество и подозрение идут рука об руку, и поэтому рассказы путешественников, даже когда они подкреплены вескими доказательствами, в большинстве случаев лишены доверия или бывают приняты с отвращением, когда они оскорбляют опыт тех, кто, оставаясь дома, таким образом, только частично образованы. Следовательно, не говоря уже о примерах, мы видели Брюса, Мунго Парка, Дю Шайю, Гордона Камминга, Шлимана^[9] и Стэнли, которые подвергались самой щедрой критике и презрительному недоверию со стороны людей, которые, однако, были достаточно хорошо информированы по многим предметам, не хватало подробных и благодарных взглядов, которые можно было получить только в путешествии.

И это недоверие не ограничивается рассказами путешественников о дикой природе. Это так же часто отображается применительно к окружению без происшествий, если они отличаются от тех, с которыми мы знакомы.

Саладин упрекнул Рыцаря Львиное Сердце во лжи, когда тот заверил его, что воды озёр в его родной стране временами затвердевали, так что вооруженные и конные рыцари могли пересекать их, как будто на суше. И мудрый индеец, которого отвезли в большие американские города, надеясь, что, будучи убежденным в безграничных ресурсах и непреодолимой силе цивилизации, он по возвращении убедит своё племя подчиниться, к удивлению комиссаров, которые передали, что он говорил прямо противоположное тому, что ожидали от него, в частном порядке объясняя в ответ на их протесты, что если бы он сказал своему племени правду, он был бы неизгладимо заклеймен на оставшуюся часть своей жизни как возмутительный и презренный лжец. Китайские студенты, отправленные на обучение в американские или европейские столицы, по возвращении домой были вынуждены делать аналогичные оговорки, под страхом подобного же наказания; и чиновники, которые из-за контактов с европейцами в открытых портах слишком быстро распространяли свои идеи, как говорят, бывали подвергнуты изоляции в отдаленных регионах, где их продвинутые и фантастические мнения могли нанести как можно меньше вреда здравомыслящим соотечественникам.^[10]

Даже ученые люди иногда бывают настолько же глупы, как и самые бескультурные массы. По этому вопросу слышу мнение мистера А. Р. Уоллеса.^[11] «Многие ныне живущие помнят время (потому что это было чуть более двадцати лет назад), когда древность человека, как теперь понималось, была дискредитирована повсеместно. Не только теологи, но даже геологи учили нас, что человек принадлежит существующему положению вещей; что вымершие животные третичного периода вконец исчезли, и что земная поверхность приобрела свое нынешнее состояние еще до того, как человечество впервые появилось на свет. Были ученые настолько предрасположенные к этой идее, которая всё ещё опиралась на чисто отрицательные доказательства и не могла быть подкреплена никаким аргументом научной ценности, что многочисленные факты, которые были представлены с интервалами в течение полувека, все склонные доказывать существование человека в очень далекие эпохи, молчаливо игнорировали, и, более того.^[12]

Путешествия достовернейшего историка, Марко Поло, долгое время считались баснями, а графические описания аббата Хука даже до сих пор обнаруживают недоброжелателей, продолжающих роль тех, кто утверждал, что он никогда даже не посещал страны, которые он описал.

Гордону Каммингу не поверили, когда он утверждал, что убил антилопу из стада выстрелами из винтовки на расстоянии восьмисот ярдов.

Мадам Мериан^[13] была обвинена в преднамеренной лжи в связи с ее описанием паука, охотящегося на птиц, почти двести лет назад. Но сегодня мистер Бейтс и другие надежные наблюдатели подтвердили это в отношении Южной Америки, Индии и других стран.

Одобон был так же обвинен ботаниками в том, что он изобрел желтую водяную лилию, которую он описал в своих «Птицах Юга» под названием «Nymphæa lutea», и после того, как этот труд несколько лет пролежал под сомнением, он был, наконец, подтвержден открытием давно потерянного цветка миссис Мэри Трент во Флориде летом 1876 года^[14]; и это вселяет надежду на то, что когда-нибудь какой-либо удачливый спортсмен сможет вновь открыть для себя Haliætus Washingtonii, в связи с чем доктор Ковер говорит: «Эта знаменитая птица Вашингтона была мифом; либо Одубон ошибся, либо, как некоторые, не стесняясь, утверждают, что он солгал об этом».

Виктора Гюго высмеивали за то, что он превысил границы поэтической фантазии, когда описал поведение рыбы-дьявола, и представил человека, как его беспомощную жертву. Подобные вещи высмеиваются как чудовищная нелепость; и все же в течение нескольких лет на берегах Ньюфаундленда были обнаружены каракатицы с длиной щупальца до 30 футов, способные тащить под водой лодку приличного размера; и их действия были воспроизведены на протяжении веков, как представление общеизвестного факта, в net suke (японская резьба по слоновой кости) и иллюстрациях японских художников.^[15]

До дней дарвинизма, какая смелость была необходима человеку, который выдвигал хоть какую-то немного экстравагантную теорию! Харк, даже менее двадцати лет назад, как призрак преследовал несчастного лорда Монбоддо обрушив на него лавину критики, наполовину искренней, наполовину презрительной, посмеявшись над одним из наших величайших мыслителей, чья мысль оказалась в колее, отличной от той, в которой блуждал разум несчастного шотландца.

«Лорд Монбоддо^[16] только что закончил свою великую работу, благодаря которой он выводит все человечество из пары обезьян и всех диалектов мира из языка, изначально созданного некоторыми египетскими богами, когда на него, как удар молнии, снизошло открытие санскрита. Надо сказать, однако, к его чести, что он сразу понял огромную важность открытия. Нельзя было ожидать, что он пожертвует своими исконными обезьянами или своими египетскими идолами и т. д.»

И снова: «Может быть, интересно дать еще один отрывок, чтобы показать, насколько хорошо, кроме своих людей с хвостами и обезьян без хвоста, лорд Монбоддо смог просеивать и обрабатывать доказательства, которые были перед ним».

Макс Мюллер также дает нам удивительный пример скептицизма со стороны Дугальда Стюарта. Он говорит^[17]: «Однако, если факты о санскрите были правдой, Дугальд Стюарт был слишком мудр, чтобы не видеть, что выводы, сделанные из них, были неизбежны. Поэтому он полностью отрицал реальность такого языка, как санскрит, и написал свое знаменитое эссе, чтобы доказать, что санскрит был составлен по образцу греческого и латинского языков теми же архиплутами и лжецами, брахманами, и что вся санскритская литература была подделкой».

Таким же образом, Ктесий в своё время напал на Геродота. Само существование Гомера было опровергнуто, и даже авторство пьес Шекспира было взято под сомнение.^[18]

Теперь мы все достаточно знакомы с черным лебедем, но Овидий^[19] счел это настолько невозможным, что он, как бы, произнес утверждение, сказав: «Если бы я сомневался, о Максимус, в твоем одобрении этих слов, Я мог бы поверить, что есть лебеди цвета Мемнона» [т. е. черные]; и даже в дни сэра Томаса Брауна, мы находим классифицированных им, как летающие лошади, гидр, кентавров, гарпий и сатиров, как чудовищные выдумки или плоды поэтических фантазий.^[20]

Теперь, когда мы все видели, как великий бегемот развлекается в своем аквариуме в садах Зоологического общества, мы можем улыбаться серьезным аргументам ученого, который, признавая существование этого животного, оспаривал возможность его хождения по русло реки, потому что его большая масса якобы не позволит ему снова подняться.^[21]

Бедный брат Фрай, Гаспар де Ян Бернардин, который в 1611 году предпринял сухопутное путешествие из Индии в Португалию, был достаточно неудачлив, чтобы описать способ, которым капитан каравана передавал разведанные данные в Багдад с помощью почтового голубя. «У него были голуби, чьи молодые птенцы и гнезда ходились в его доме в этом городе, и каждые два дня он давал летать голубям с письмом, привязанным к их лапам, в котором были новости о его путешествии». Этот отчет встретил мало веры в Европе, и к нему отнеслись как к шутке.^[22]

Дискредитация, под которую попал этот путешественник, тем более удивительна, потому что тот же обычай уже был отмечен сэром Джоном Мандевиллом, который, говоря о Сирии и соседних странах, рассказывает, что аналогичным способом местное население использует голубиную почту во время войн.

Хотя задолго до этого Плиний упоминал об этом в своей «Естественной истории»^[23] следующим образом: «В дополнение к этому голуби выступали в качестве посланников в важных делах. Во время осады Мутины Децим Брут, находившийся в городе, отправил депеши в лагерь консулов, прикрепив их к ногам голубей. Какая польза Антонию от его окопов? И вся бдительность осажденной армии? И его сети, которые он разложил в реке, пока посланники осажденных рассекали воздух?»

Темпы строительства железных дорог; паровое сообщение через Атлантику; Суэцкий канал^[24]; не считалось ли всё это в прежние времена невозможным? С этими примерами неспособности человеческого суждения нами может быть справедливо задан вопрос о том, можем ли мы, должным образом относясь к исследованию реальности обитания чудовищных существ, должным образом задуматься о необычных, почти чудесных событиях, которые непрерывно происходят в ходе недолгого существование всей живой природы? Предположим, что история насекомых была бы нам вовсе неизвестна. Может ли самое дикое воображение представить себе такое удивительное превращение, как то, что происходит вокруг нас при переходе от личинки через куколку к бабочке? Или человеческая изобретательность изобрела такую причудливую вещь, которая была зафиксирована Стинструпом в его теории смены поколений?

Мы не видим округ себя ничего удивительного только потому, что видим это ежедневно, в организации и политике сообщества муравьев; ведь об их сотрудничестве, их войнах и рабстве заявляют так часто, что всё это перестаёт удивлять. То же самое можно сказать о чудесной архитектуре птиц, о строительстве ими домов, в которых можно жить, об их дачах, в которых можно играть, и даже о садах, чтобы удовлетворять их чувство красоты.^[25]

Мы восхищаемся гениальным воображением Свифта, и эссеисты обращают внимание на его счастливое тщеславие и на способность, с помощью которой он в своей знаменитой работе приказал всем вещам гармонировать в соответствии с увеличенными и уменьшенными масштабами, в которых он задумал помещать своих бробдиньягов и лилипутов. Эта странная идея была оценена настолько, что могла бы достичь бессмертия и стала одним из многочисленных источников, из которых новые слова были бы ли импортированы в наш язык. Тем не менее, специфические и существенные особенности этой истории вполне приравнены или даже превзойдены существами, которые существовали в действительности или же следы их были найдены в живой природе. Воображаемые крохотные коровы, которых Гулливер привез из Лилипутии и поместил на лугах в Дульвиче, с точки зрения относительного размера не более замечательны, чем поросенок (E. Falconeri), останки которого были найдены в пещерных отложениях Мальты, связанный с останками карликовых гиппопотамов, высота которых составляла всего два фута шесть дюймов; или все еще существующий Hippopotamus (Chæropsis) liberiensis, который, по словам М. Милна Эдвардса^[26], имеет высоту чуть более двух футов.

Лилипутские леса, из которых был построен королевский флот в романе Свифта, содержали даже большие деревья по сравнению с карликовыми дубами Мексики^[27] или с родственными, еще более мелкими видами, которые ползут, как вереск, по склонам Китая и Япония, и тем более по сравнению с особой сосной, самой миниатюрной из известных (Dacrydium taxifolium), у которой плодоносят экземпляры, высота которых, согласно Кирку, составляет иногда всего два дюйма, тогда как средняя высота составляет всего шесть-десять дюймов; в то время как даже в лесах Бробдиньяга очень уважаемую позицию могли занять гигантские деревья Калифорнии (Sequoia gigantea) или более высокие белые деревья Австралии (Eucalyptus amygdalina), которые, по словам фон Мюллера^[28], иногда достигают огромной высоты в 480 футов. Также нельзя найти более подходящих арендаторов (по размеру), чтобы занять их, чем гигантские формы рептилий, недавно обнаруженные Маршем среди месторождений Колорадо и Техаса.

Конечно, более глубокое знакомство с различными ветвями естественной истории должно было бы сделать человека более доверчивым, а не недоверчивым, поскольку едва ли можно представить себе такое чудовищное существо, которое не могло бы сравниться с существующими в повседневной жизни.^[29]

Неужели сложные существа из халдейской мифологии намного более удивительны, чем сумчатый кенгуру, утконос и летающая ящерица Малайзии? Или птеродактиль, рамфоринх и археоптерикс, которые, как нам доподлинно известно, существовали?

Разве геологическая наука изо дня в день не отслеживает одно образование путем легкой градации к другому, не преодолевает разрывы, которые раньше разделяли их, не несет доказательств существования человека все дальше и дальше назад, в далёкие времена и не раскрывает прежнее существование промежуточных типов (удовлетворяющих требованиям дарвиновской теории), связывающих великие подразделения животного мира, рептилоподобных птиц и птицеподобных рептилий? Можно ли предположить, что мы вообще исчерпали великий музей природы? Действительно ли мы проникли за пределы его прихожей?

Охватывает ли письменная история человека, насчитывающая несколько тысяч лет, весь ход его разумного существования? Или мы опасаемся погрузиться в далёкие мифические эпохи, протяженностью более сотен тысяч лет и записанные в хронологиях Халдеи и Китая, в мрачные памятники доисторического человека, переданные по традиции и, возможно, перенесенные несколькими выжившими в существующих землях от других, которые, как легендарная Атлантида Платона, могли быть затоплены, или стали сценой какой-то иной великой катастрофы, которая разрушила их вместе со всей их цивилизацией?

Шесть или восемь тысяч лет, которые различные толкователи Библейской летописи назначают для сотворения мира и продолжительности жизни человека на Земле, дают достаточно мало места для развития его цивилизации – цивилизации, документальные свидетельства которой относятся почти к краю предела – для расширения и дивергенции запасов или уничтожения ветвей, соединяющих их.

Но мы, к счастью, более не вынуждены сковывать нашу веру в таких пределах в отношении человека, чем предполагать, что его появление на земном шаре было равнозначным или сразу же последовало за его собственным творением в тот поздний срок. Ибо в то время как геологическая наука, с одной стороны, переносит создание мира и появление жизни на его поверхности на такой отдаленный период, что его невозможно оценить, а трудно даже слегка приблизиться к нему, поэтому с другой стороны, исследования палеонтологов последовательно прослеживают существование человека в периоды, по-разному оцениваемые от тридцати тысяч до миллиона лет, – в периоды, когда он сосуществовал с животными, которые давно вымерли и которые даже превосходили по величине и свирепости большинство из тех, которые в диких странах оспаривает его империю в наши дни^[30].

Неграмотный лесной человек или ловец (и, следовательно, путем умозаключения дикаря или полуцивилизованного человека), ум которого занят только его окружением, и круг мыслей которого вместо того, чтобы распространяться по безграничному горизонту, ограничен в очень умеренных пределах, развивает замечательные способности наблюдения и точность памяти в отношении населенных пунктов, а также деталей своей повседневной жизни, удивляя ученого, который должен мысленно путешествовать по намного большему количеству земли, и, получая ежедневно так много и до сих пор более сложных идей, естественно, может схватить каждую менее твердо и склонны полностью потерять их в тумане периода времени, который все еще оставит идеи необразованного человека отличимыми или даже выдающимися ориентирами.^[31] Различия в традициях должны, конечно, происходить во времени, и одни и те же истории, излучаемые во всех направлениях от центров, отличаются от первоначальных на приращения, зависящие от пропорционально измененных фаз темперамента и характера, вызванных изменением климата, ассоциаций и условий жизни; так что ранняя письменная история каждой страны воспроизводится под ее собственным одеянием и с претензией на оригинальность, утонченные, обогащенные или искаженные версии традиций, общие по своему происхождению для многих или всех.^[32]

Истории о божественных прародителях, полубогах, героях, могучих охотниках, убийцах монстров, гигантах, гномах, гигантских змеях, драконах, страшных хищных зверях, сверхъестественных существах и всевозможных мифах, похоже, пронесли во все уголки мира с такой же верностью, как и священный Ковчег израильтян, приобретая форму – грациозную, странную или неуклюжую – в соответствии с гением народа или его способностью к суеверной вере; и на них, похоже, существенное влияние оказал различный характер соответствующих им стран. Например, долго живущие жители открытых равнин полутропического региона, в значительной степени освобожденные от забот бдительности и взращенные в благодарных лучах прекрасного, но не угнетающего солнца, должны иметь более покладистый и более открытый характер, чем те, которые населяют обширные леса, заросшие спутанным слоем лиан, обилие которых редко позволяет проходить одному лучу, омывает всё во мраке и оставляет на каждой стороне неоткрытые глубины, заполненные бесформенными тенями, объектами, внушающими страх, из которого в любой момент может появиться свирепый монстр. Опять же, с одной стороны, кочевник, бродящий изолированно над обширными пустынями, с большим количеством свободного времени для созерцательного размышления, а с другой – выносливые обитатели штормовых берегов, по очереди рыбаки, моряки и пираты, должны в равной степени развивать черты характера, которые влияют на их религию, государственность и обычаи, и накладывают отпечаток на мифологию и традиции.

Греки, кельты и викинги произошли от одних и тех же арийских предков, хотя все они черпали вдохновение в религиозных верованиях и традициях из одних и тех же источников, быстро разошлись и, соответственно, переродились в щедрую военную расу – военную поддержку своей независимости, а не в силу какой-либо жажды завоеваний – вежливых, умелых и образованных; первый – смелый, но раздражительный, подозрительный, надменный, не терпящий контроля; и последний – берсеркер, с господствующей страстью к морским приключениям, пиратству и рукопашной героической борьбе, жизнь которого должна быть в надлежащее время прекращена смертью героя и приветствием в пиршественных залах Одина в Вальхалле.

Красивая мифология греческой нации, состоящая из пантеона богов и полубогов, по большей части доброкачественная и часто интересующаяся непосредственно благосостоянием отдельных людей, несомненно, была вызвана или, по крайней мере, во многом вызвана пластическим влиянием восхитительного климата, полуизолированного положения в море, сравнительно свободном от штормовой погоды, и открытой гористой страной, умеренно плодородной. Опять же, мрачная и кровавая религия друидов, несомненно, была сформирована депрессивным влиянием уединения, сумеречной дымки и опасностями густых лесов, в которых они прятались – лесов, которые, как мы знаем из Цезаря, распространяются на большей части Галлии, Великобритании и Испании; в то время как викинг, по случайности или выбору своих предков, унаследовал бурное побережье, измученное бурными волнами и охваченное воющими ветрами, на побережье с бурной страной, окутанной непокоренными лесами. В течение большей части года он подвергался воздействию суровых климатических условий и в лучшем случае земля приносила ему только скудный и ненадежный урожай. Он стал смелым и умелым моряком и, переведя свою веру на язык, символизирующий его новое окружение, поверил в то, что он видел и слышал Тора среди воющих бурь, раскрывал величественные и ужасные картины в грозовых облаках. Продолжая наше рассмотрение последствий, вызванных климатическими условиями, мы можем не предполагать, например, что некоторые, по крайней мере, халдеи, населяющие пастушескую страну и происходящие от предков, ведущих в течение сотен или тысяч лет, кочевое существование в бескрайних открытых степях в высокогорьях Центральной Азии были обязаны тем обстоятельствам, которых они достигли в астрономии и родственных науках. Не возможно ли, чтобы их знакомство с климатологией было столь же точным или даже более, чем наше? Привычка к одиночеству будет вызывать размышления, предметом которых, естественно, будут причины, влияющие на превратности погоды. Возможности дождя или солнечного света, ветра или шторма, были бы с ними очевидным объектом заботы; и необходимость в незащищенной стране в течение всей ночи следить за своими стадами будет более или менее приковывать их внимание к дивным созвездиям небес наверху и приводить к привычкам систематизированных и длительных наблюдений. Продолжение священства, возможно, в результате произвело бы точные выводы, даже если бы в этом процессе произошел сбой.

Огромные сокровища древних знаний, захороненные в руинах Вавилона и Ассирии, восстановление и расшифровка которых еще только начаты, могут, к нашему удивлению, показать, что некоторые секреты философии были известны древним наравне с нами, но оказались утрачены через прошедшие века из-за разрушения империй, и тот факт, что их сохранение было поручено привилегированному и ограниченному порядку, с которым они погибли.^[33]

Мы приветствуем, как новое открытие, знание о существовании так называемых пятен на поверхности Солнца, и ученые, исходя из продолжительных наблюдений, утверждают, что проводят различие между характером этих и атмосферных явлений. Они даже рискуют предсказывать наводнения и засухи, и это в течение нескольких лет, проводимых в ожидании; в то время как предполагаемые эпидемии или какое-либо серьезное нарушение, вероятно, будут следовать за периодом, когда три или четыре планеты достигают своего апогея в течение одного года, предположение, основанное на наблюдениях, продолжавшихся в течение многих лет, говорит о том, что подобные события сопровождали возникновение даже одной из этих позиций в предыдущие периоды.

Пусть мы не будем рассуждать о возможности того, чтобы подобное или параллельное знание было у старого жреца Халдеи и Египта; и, возможно, Иосиф не смог, благодаря своим превосходным способностям, предвидеть семилетнюю засуху, или Ной после знакомства с наукой о метеорологии, сделать точный прогноз сильных волнений, которые привели к Потопу и уничтожению большой части человечества?^[34]

Без дальнейшего отступления на пути, который открывает самые благоприятные пути для спекуляции и может привести к бесконечным разветвлениям, я просто в заключение предположу, что те же самые влияния, которые, как я показал выше, так сильно влияют на природу народов, должны аналогичным образом влиять на их традиции и мифы, и что должное внимание должно быть уделено таким влияниям, в случае обнаружения следов существования некоторых, по крайней мере, замечательных животных, которые я предлагаю обсудить в этом и будущих томах.

Хронологический список некоторых авторов, пишущих на темы, относящиеся к естественной истории, ссылки на которые приведены в настоящем томе

В значительной степени эти, как и западные авторы, извлечены из «Энциклопедии биографий» Найта.

Шан Хай Кинг — Согласно комментатору Кво Пхо (276–324 гг. н. э.), эта работа была составлена за три тысячи лет до этого времени или на расстоянии семи династий. Ян Сунь династии Мин (начиная с 1368 г. н. э.) утверждает, что он был составлен Кунг Чиа (и Чунг Ку?) Из гравюр на девяти урнах, сделанных Императором Ю, 2255 г. до н. э. Чунг Ку был историографом, и в то время последнего императора династии Хия (до н. э. 1818), опасаясь, что император может уничтожить книги, относящиеся к древнему и современному, перенесли их в бегство в Инь.

«Rh Ya» — инициировано согласно традиции Чоу Кунгом; дядя Ву Ван, первый император династии Чоу, 1122 г. до н. э. Приписывается также Цзэ Хеа, ученику Конфуция.

Бамбуковые книги, содержащие древние летописи Китая, которые, как говорят, были найдены в 279 году нашей эры при вскрытии могилы царя Вэна Сеанга [умер до н. э. 295]. Возраст до последнего свидания не определен. Подлинность оспаривается, одобрено Legge.

Конфуций — автор весенней и осенней классики и т. д. (551–479 до н. э.).

Ктесий — историк, врач Артаксеркса, bc 401.

Геродот – 484 г. до н. э.

Аристотель – 384 г. до н.

Мегастены — около 300 г. до н. э. Во времена Селевка Никатора. Его работа под названием «Индика» известна только по отрывкам из работ Страбона, Арриана и Элиана.

Эратосфен — родился до н. э. 276. Математик, астроном и географ.

Посидоний — родился около 140 г. до н. э. Помимо философских трактатов, писал труды по географии, истории и астрономии, фрагменты которых сохранились в работах Цицерона, Страбона и других.

Никандр – О bc 135. Написал Theriaca, стихотворение 1000 строк, гекзаметром, на раны, вызванные ядовитыми животными и лечения. Во многих своих ошибках следует Плиний. Плутарх говорит, что Териака не может быть названа поэмой, потому что в ней нет ничего из басни или лжи.

Страбон – как раз перед христианской эрой. Географ.

Цицерон – Born до н. э. 106.

Проперций (Sextus Aurelius) – родился, вероятно, около 56 г. до н. э.

Siculus Diodorus – Написал Историческую Библиотеку (на греческом языке) после смерти Юлия Цезаря (44 г. до н. э.). Из 40 книг, составляющих его, осталось только 15, а именно. Книги с 1 по 5 и с 11 по 20.

Джуба — умер в 17 году н. э. Сын Джубы I., царь Нумидии. Написал труды по естествознанию.

Плиний — родился 23 года н. э.

Лукан – 38 г. н. э. Единственное произведение, которое он сохранил, – это «Фарсалия», поэма о гражданской войне между Цезарем и Помпеем.

Игнатий – либо ранний Патриарх, 50 г. н. э., либо Константинопольский патриарх, 799 г.

Исидор — Исидор из Шара жил, вероятно, в первом веке нашей эры. Он написал отчет о парфянской империи.

Арриан — родился около 100 г. н. э. Его работа по естественной истории и т. д. Индии основана на власти Эратосфена и Мегастена.

Павсаний — Автор описания или маршрута Греции. Во 2 веке.

Филострат — родился около 182 г. н. э.

Solinus, Caius Julius — Не писал в эпоху Августа, потому что его работа под названием «Полихистор» является просто сборником из естественной истории Плиния. По словам Салмасиуса, он жил около двухсот лет после Плиния.

Элиан — вероятно, середина III в. н. э. De Naturâ Animalium. На греческом.

Аммиан Марцеллин — Жил в 4 веке.

Кардан, Джером А. – О конце 4-го века нашей эры.

Печать изобретена в Китае, в соответствии с Du Halde, ad 924. Блок-печать используется в ad 593.

Marco Polo – Reached Суд Хубилая в ad 1275.

Мандевиль, сэр Джон де — Путешествовал в течение тридцати трех лет в Азии, начиная с 1327 года нашей эры. Поскольку он прожил в Пекине три года, вероятно, многие из его басен взяты из китайских источников.

Печать изобретена в Европе Джоном Костером из Гарлема, 1438 г. н. э.

Скалигер, Юлий Цезарь — родился 23 апреля 1484 года. Написал Aristotelis Hist. Anim. liber decimus cum vers. и т. д. 8vo. Lyon, 1584, & c.

Геснер – 1516 года рождения. История Animalium, & c.

Амброуз Паре – 1517 года рождения. Хирург.

Белон, Пьер, 1518 года рождения. Зоолог, географ и т. д.

Альдровандус – 1552 года рождения. Натуралист.

Тавернье, JB — родился в 1605 году.

Пан Цао Кан Мух – Ли Ли Шин из династии Мин (1368–1628 гг. Н.э.).

Юэн Кьен Лей Хан – 1718 г. н. э.

Глава I. О некоторых замечательных животных формах

Рассуждение о том, существовали ли в действительности драконы, крылатые змеи, морские змеи, единороги и другие так называемые сказочные монстры, расходится в нескольких независимых направлениях.

Мы должны рассмотреть:

1. – Являются ли персонажи, приписываемые этим существам, ненормальными или не настолько ненормальными по сравнению с персонажами известных типов, чтобы сделать невозможной веру в их существование или наоборот.

2. – Разумно ли предположить, что существа, столь грозные и, по-видимому, способные к самозащите, должны были полностью исчезнуть, тогда как гораздо больше беззащитных видов продолжают выживать.

3. – Мифы, традиции и исторические аллюзии, из которых можно сделать вывод об их реальности, требуют классификации и аннотирования, а также должны быть в полной мере учтены накопленные доказательства присутствия человека на земле в течение веков, задолго до исторического период, и, возможно, это были эпохи медленно прогрессирующей цивилизации или, возможно, циклы чередования света и тьмы, периоды торжества знания и варварства.

4. Наконец, может быть сделан некоторый запрос в отношении географических условий, возникающих во время их возможного существования.

Не имеет значения, к какому из этих исследований впервые приступают, и на самом деле будет удобнее отложить часть из них, пока мы не дойдем до разделов этого тома, посвященных конкретно различным объектам, к которым оно относится, посвящен и ограничить наше внимание в настоящее время теми предметами, которые по своей природе являются общими и в некотором смысле предпочтительными для всего предмета.

Поэтому я начну с краткого обзора некоторых наиболее замечательных рептильных форм, которые, как известно, существовали, и для этой цели, и чтобы показать их общие связи, предлагаю таблицы, составленные из анатомии позвоночных животных профессором Хаксли:

Рептилии, классифицированные Хаксли

Aves.

Наиболее птицеподобные из рептилий, птерозавры, по-видимому, обладали истинной силой полета; они были снабжены крыльями, образованными расширением кожного покрова, и поддерживались огромным удлинением локтевого пальца передней конечности. Общие различия основаны на сравнительной длине хвоста и зубном ряду. У Pterodactylus (см. Рис. 2) хвост очень короткий, а челюсти сильные, заостренные и зубчатые до передних конечностей. У Rhamphorynchus (см. Рис. 8), хвост очень длинный, и зубы не являются непрерывными до конечностей челюстей, которые превращаются в беззубые клювы. Большинство видов мелкие, и они, как правило, считаются безобидными существами, у которых много привычек и насекомоядного образа жизни летучих мышей. Один британский вид, однако, из белого мела Мейдстона, имеет размеры более шестнадцати футов через вытянутые крылья; и другие формы, недавно обнаруженные профессором Маршем в верхнемеловых отложениях Канзаса, достигают гигантских пропорций почти в 25 футов для тех же измерений; и хотя они были лишены зубов (таким образом, приближаясь к классу Авесов еще ближе), они едва ли могли, из-за их величины и способности полета, быть грозными.

Нам не нужно идти дальше, в поисках существ, которые бы поняли популярное понятие о крылатом драконе.

Нужны безобидные маленькие летающие ящерицы, принадлежащие к роду Draco, изобилующие на Восточно-Индийском архипелаге, у которых многие задние ребра вытянуты в расширение покровов, не связаны с конечностями и имеют ограниченный и парашютоподобный полет, только элемент размера, чтобы сделать их также достаточно опасными и способными соперничать с птеродактилями, предлагая общую идею того же монстра.

Однако, когда мы переходим к некоторым другим группам, мы оказываемся в присутствии форм, столь обширных и ужасных, что мы не просто осознаем самое преувеличенное впечатление рептильной силы и жестокости, которое только может себе представить воображение человека.

Мы давно знакомы с многочисленными гигантскими земными саурианами, распространяющимися по всем мезозойским образованиям, такими как игуанодон (характерный для Wealden), мегалозавр (большой саурий) и Hylæosaurus (лесной саурий), огромные громоздкие существа, последние который, по крайней мере, был защищен кожным доспехом, частично произведенным в чудовищные шипы; а также с замечательными по существу морскими формами, такими как ихтиозавр (рыбоподобный саурский), плезиозаври т. д., приспособленный к океанскому существованию и приводящий себя в движение с помощью весла. Последний, как можно заметить, был снабжен длинной тонкой лебедеподобной шеей, которая, будучи над поверхностью воды, выглядела бы как передняя часть змея.

К родственным земельным формам был применен собирательный термин Dinosauria (от δεινός «ужасный») в значении силы, которую подразумевают их структура и величина, которыми они обладали; и другим, что Enaliosauria, как выразить их адаптации к морскому существованию. И все же, замечательно сказать, что те существа,которые на протяжении стольких лет вызывали наше восхищение, теряют свою ничтожность по сравнению с другими, которые, как показали открытия последних нескольких лет, существовали в изобилии на американском континенте или рядом с ним во время мелового и юрского периодов, по которым они превосходят по величине столько, сколько они сами превышают массу более крупных позвоночных.

Возьмем, к примеру, те, о которых профессор Марш упомянул в обращении к Американской ассоциации развития науки в 1877 году в следующих выражениях: «Наиболее характерными для наших американских меловых слоев являются рептилии – Мезозаурия, группа с очень немногими представителями в других частях света. В наших меловых морях они правят наивысшим, так как их количество, размер и плотоядные привычки позволили им легко победить всех соперников. Некоторые были по крайней мере шестьдесят футов в длину, а самые маленькие – десять или двенадцать. Во внутреннем меловом море, из которого начинали появляться Скалистые горы, эти древние «морские змеи» изобиловали, и многие были погребены на его грязном дне; однажды, когда я ехал по долине, омываемой этим старым дном океана, я сразу увидел не менее семи разных скелетов этих монстров. Мезозаурии были, по сути, плавающими ящерицами с четырьмя хорошо развитыми веслами, и у них было мало сходства с современными змеями, с которыми их сравнивали».

Или, опять же, обратите внимание на образцы рода Cidastes, которые также описаны как настоящие морские змеи тех древних морей, чьи огромные кости и почти невероятное количество позвоночных показывают, что они достигли длины почти двухсот футов. Останки не менее чем десяти из этих монстров были замечены профессором Маджем, когда они ехали по мавританским территориям Колорадо, разбросанными по равнинам, их выбеленные кости были отбелены в солнцах веков, а их зияющие челюсти были вооружены свирепыми зубами.

Те же отложения были одинаково плодородны в останках наземных животных гигантских размеров. Titanosaurus Монтан, как полагают, были травоядными, по оценкам, достигали пятьдесят или шестьдесят футов в длину; в то время как другие динозавры еще более гигантских размеров из юрских слоев Скалистых гор были описаны профессором Маршем. Среди обнаруженных останков Atlantosaurus immanis есть бедренная кость длиной более шести футов, и из сравнения этого экземпляра с той же костью у живых рептилий можно судить, что этот вид, если он подобен в пропорциях крокодилу, был бы больше ста футов в длину.

Но даже пока предел не был достигнут, мы слышим об обнаружении останков другой формы, таких титанических пропорций, чтобы иметь бедренную кость длиной более двенадцати футов.

Из этих соображений видно, что из-за размеров, обычно назначаемых им, нельзя допускать дискредитации в отношении существования сказочных монстров, о которых мы поговорим в дальнейшем; для них в различных мифах редко или никогда не бывает равных по размеру существ, которые, как показывает наука, существовали в сравнительно недавнем геологическом веке, в то время как самая причудливая концепция едва ли могла сравниться с реальностью еще одного американского динозавра, стегозавра, который, кажется, был растительноядным и более или менее водным по привычке, приспособлен для сидения на задних конечностях и защищен костной пластинкой и многочисленными шипами. Это достигло тридцати футов в длину. Профессор Марш считает, что, когда он был жив, то был, должно быть, самым странным из всех обнаруженных динозавров.

Сродство птиц и рептилий было так ясно продемонстрировано в последние годы, что заставило профессора Хаксли и многих других сравнительных анатомов преодолеть широкий разрыв, который раньше считался разделением двух классов, и объединить их в один класс, которому было дано название Sauropsidæ.^[35]

Действительно, есть немало примечательных форм, в отношении классового положения которых, независимо от того, должны ли они быть отнесены к птицам или рептилиям, мнение было долгое время, а в некоторых случаях все еще до сих пор разделено. Например, только в последние годы ископаемая форма Archæopteryx^[36] (см. рис. 4) из слантофенских сланцев была определенно отнесена к первым, но аргументы против этого избавления от нее были основаны на клюве или челюстях, снабженных настоящими зубами, а перо хвоста было прикреплено к ряду позвонков, а не к одному уплощенному, как у птиц. Похоже, что он был полностью оперен и имел умеренную силу полета.

С другой стороны, Ornithopterus только временно классифицируется с рептилиями, в то время как связь между этими двумя классами становится еще теснее благодаря обильному открытию птиц из меловых образований Америки, чем мы обязаны профессору Marsh.

Lepidosiren также находится на полпути между рептилиями и рыбами. Профессор Оуэн и другие выдающиеся физиологи считают его рыбой; Профессор Бишофф и другие – рептилией-амфибией. У него есть двойное устройство для дыхания, частично водное, состоящее из жабр, и частично воздушное, из настоящих легких.

Итак, что касается ненормальности типа, мы имеем здесь такие же замечательные примеры, как и у большинства странных монстров, создание которых приписывают мифологическому воображению.

Среди млекопитающих я буду ссылаться только на Мегатерия, который, кажется, создан для того, чтобы зарыться в землю и питаться корнями деревьев и кустарников, для чего был приспособлен каждый орган его тяжелой структуры. Этот Геркулес среди животных был таким же большим, как слон или носорог самого крупного вида, и вполне может (поскольку он существовал до позднейшего времени) породить распространенные среди индейцев Южной Америки мифы о гигантском туннельном или роющем существе, неспособном выдерживать дневной свет.^[37]

Глава II. Вымирание видов

Рассматривая преемственность различных форм древней жизни на земном шаре, мы вспоминаем серию предположений, в которых каждый вид эволюционирует незаметной градацией какого-то существовавшего ранее вида, достигает максимальной индивидуальности и затем медленно исчезает, в то время как другой тип, более высокий или более низкий, в свою очередь развивается из него, выходит из мрака и сменяет его в поле зрения.

Специфическая индивидуальность во всех случаях имеет естественный термин, зависящий от физических причин, но этот термин во многих случаях неожиданно предвидится сочетанием неблагоприятных условий.

Изменение климата, изоляция в результате геологических изменений, таких как затопление континентов и островов, а также конкуренция других видов, являются одними из причин, которые всегда действовали в направлении его уничтожения; в то время как со времени эволюции человека его влияние, насколько мы можем судить по тому, что мы знаем о его более поздней истории, было особенно активным в том же направлении.

Ограниченное распространение многих видов, даже когда оно не поддерживается островными условиями, примечательно и, конечно, очень благоприятно для их уничтожения. Множество примеров знакомо натуралистам, и, возможно, немало их привлекло внимание рядового наблюдателя.

Например, общеизвестно, что на нашем собственном острове тетерев (который, кстати, является разновидностью, свойственной Великобритании) ограничен определенными вересковыми пустошами и рифами в болотистых районах. И соловей^[38], чух и другие виды водятся в нескольких графствах; в то время как Ирландия лишена почти всех видов рептилий, распространенных в Великобритании. В первых случаях необходимость или склонность к определенным продуктам, вероятно, определяет любимое место, и есть несколько стран, которые не предоставили бы подобные примеры. В последнем случае объяснение зависит от биологических условий, датируемых до отделения Ирландии от основного континента. Среди птиц можно было бы справедливо предположить, что сила полета будет производить неограниченную территориальную экспансию, но во многих случаях встречается обратное: замечательный пример дает остров Тасмания, часть которого имеет необустроенные пустоши или западную страну. Этот район составляет около трети острова на западной стороне.

Другой столь же поразительный пример дает мой покойный отец, мистер Дж. Гулд, в своей работе над колибри. Из двух видов, населяющих соответственно смежные горы Пичинча и Чимборасо на определенных высотах, каждый строго ограничен своей горой; и, если мне не изменяет память, он упоминает похожие случаи видов, свойственных разным вершинам Анд.

Ограничение замкнутой изоляцией понятно, особенно в случае млекопитающих и рептилий и птиц, обладающих лишь ограниченной способностью летать; и поэтому мы не удивлены, обнаружив, что мистер Госс указывает, среди прочего, на то, что даже у самых маленьких Антильских островов есть своя фауна, а колибри, некоторые виды попугаев, кукушек и голубей, и многие из мелких птиц свойственны исключительно Ямайке. Далее он заявляет, что в последнем случае многие животные не распространены по всему острову, а ограничены одним небольшим районом.

Континентальное ограничение обусловлено горными барьерами. Таким образом, по словам г-на Уоллеса, почти все млекопитающие, птицы и насекомые на одной стороне Анд и Скалистых гор отличаются по видам от видов, водящихся на другой; в то время как аналогичная разница, но меньшая по степени, существует в отношении районов, прилегающих к Альпам и Пиренеям.

Климат, широкие реки, моря, океаны, леса и даже крупные пустынные отходы, такие как Сахара или великая пустыня Гоби, также действуют более или менее эффективно как пояса, ограничивающие виды в определенных пределах.

Зависимость друг от друга или от снабжения соответствующей пищей также формирует незначительные, но практические факторы в сумме ограничений; и любопытный пример первого приведен д-ром Ван Леннепом в отношении мелких перелетных птиц, которые не в состоянии совершить перелет в триста пятьдесят миль через Средиземное море. Он утверждает, что они переносятся на спинах журавлей.^[39]

Осенью можно увидеть множество скоплений журавлей, прибывающих с севера, с первым холодным наплывом из этого квартала, летящим низко и издающим своеобразный крик, как будто с тревогой, когда они кружат над возделанными равнинами. Могут быть замечены летящие к ним маленькие птицы всех видов, в то время как может быть отчетливо слышно щебетание и крики тех, кто уже удобно устроился на их спинах. По возвращении весной они летят высоко, очевидно, учитывая, что их маленькие пассажиры легко могут найти путь к земле.

Вопрос о поставках продовольствия связан с более обширной темой геологического строения, а именно с контролем флоры и зависящей от нее жизни насекомых. В качестве примера можно привести исчезновение capercailzie из Дании с распадом сосновых лесов, широко распространенных в конце третичного периода.

Столкновение, прямое или косвенное, с вредными видами часто заканчивается смертельным исходом. Таким образом, додо был уничтожен свиньями, которых ранние посетители ввезли на Маврикий и разрешили им там дичать; в то время как местные насекомые, моллюски и, возможно, некоторые из птиц о-ва Св. Елены, исчезли, как только размножение коз привело к уничтожению всей флоры лесных деревьев.

Муха цеце истребляет всех лошадей, собак и крупный рогатый скот из определенных районов Южной Африки, и репрезентативный вид в Парагвае в равной степени смертелен для новорожденного скота и лошадей.

Чарльз Дарвин^[40] показывает, что между видами одного рода, когда они вступают в конкуренцию друг с другом, борьба идёт более жестокая, чем между видами различных родов. Так, один вид ласточек недавно изгнал другой вид из части Соединенных Штатов, а миссель-дрозд изгнал певчего дрозда из части Шотландии. В Австралии импортированная ульевая пчела быстро истребляет маленькую местную пчелу, и подобные случаи могут быть найдены в любом количестве.

Г-н Уоллес, цитируя Дарвина в отношении этих фактов, указывает на то, что «поэтому любое небольшое изменение физической географии или климата, которое позволяет родственным видам, до сих пор населявшим отдельные районы, вступать в контакт, часто приводят к истреблению одного из них».

Врач-палеонтолог обязан перечислить многие замечательные формы, которые исчезли с момента первого появления человека на земном шаре, и проследить их колебания в обоих полушариях, определяемые продвижением и отступлением ледниковых условий, а также предполагаемыми формами существовавшими на прошлых и существующих континентах в зависимости от колебаний высоты и климата. Многие интересные моменты, такие как даты последовательного отделения Ирландии и Великобритании от основного континента, могут быть точно определены из записей, предоставленных ископаемыми останками животных того времени; и много интересных ассоциаций животных с человеком в различные даты, в нашем нынешнем островном доме и в других странах, были обнаружены обнаружением их останков в связи с отложениями костей, найденными в пещерах и в других местах.

И наоборот, наиболее ценные выводы могут быть сделаны зоологом из обзора, который он может получить благодаря объединенным трудам своих коллег во всех отделах различных областей, которые теперь нанесены на карту земного шара. Они, после применения необходимых поправок для различных беспокоящих или контролирующих влияний, упомянутых выше, дают доказательство того, что они уходят далеко в прошлые периоды, последовательных изменений в расположении континентов и океанов и связей, которые давно исчезли между отдаленными землями.

Палеонтолог рассуждает от прошлого к настоящему, зоолог от настоящего к прошлому; и их совместная работа объясняет эволюцию существующих форм, а также причины несоответствия или связи между теми, что в настоящее время характеризуют различные части поверхности земного шара.

Палеонтолог, например, прослеживает происхождение лошади, которая до её повторного завоза испанцами была неизвестна в Новом Свете, через различные промежуточные формы, роду Orohippus, встречающемуся в эоценовых отложениях в штатах Юта, и Вайоминг. Это животное было не больше лисы и обладало четырьмя раздельными пальцами спереди и тремя сзади. Домашний скот, он относится к Bos primigenius, а многих существующих хищников к третичным формам, таким как пещерный медведь, пещерный лев, саблезубый тигр и т. п.

Зоолог группирует существующую фауну в отдельные провинции и требует, объяснения аномалий, которые они демонстрируют, реконструкцию больших территорий, из которых на сегодняшний день остаются только небольшие отдаленные районы, во многих случаях широко разделенные океанами, хотя однажды образуя части одного континента; и поэтому, как легко показывает сравнение, работники другой отрасли науки, филологии, утверждают, что слова и корни разбросаны как окаменелости по различным диалектам очень далеких стран, имея взаимное происхождение от общего арийского языка: языка расы, о которой нет конкретных исторических данных, хотя в отношении ее привычек, обычаев и распространения многое можно подтвердить из большой коллекции образцов слов, хранящихся в филологических музеях.

Таким образом, г-н Склатер по зоологическим соображениям заявляет о позднем существовании континента, который он называет Лемурия, простирающегося от Мадагаскара до Цейлона и Суматры; и по тем же причинам г-н Уоллес распространяет Австралию третичных периодов на Новую Гвинею и Соломоновы Острова, и, возможно, на Фиджи, а из её сумчатых типов животных выводит связь с северным континентом в течение Вторичного периода.

Опять же, связь Европы с Северной Африкой в поздний геологический период выводится многими зоологами из числа идентичных видов млекопитающих, населяющих противоположные стороны Средиземного моря, и палеонтологи подтверждают это обнаружением останков слонов в пещерах, на Мальте и карликовых бегемотов в Гибралтаре; в то время как гидрографы дают дополнительные убедительные доказательства того, что высоты всего лишь полторы тысячи футов будет достаточно для установления двух широких связей между двумя континентами, чтобы объединить Италию с Триполи и Испанию с Марокко и превратить Средиземное море в два великих озера, что, по-видимому, и было его состоянием в периоды плиоцена и плейстоцена.

Воображаемые миниатюрные коровы, которых Гулливер привез из Лилипутии и поместил на лугах в Дулвиче, ничуть не более примечательны в отношении относительных размеров, чем пигмеи-слоны (E. Falconeri), останки которых были найдены в пещерных отложениях Мальты, связанных с останками пигмеев-гиппопотамов, и которые были всего два фута шесть дюймов высотой; или все еще существующий гиппопотам (Chæropsis) liberiensis, которого М. Милн Эдвардс считает чуть более двух футов высотой.

Благодаря этим мощным путям крупные пахидермы проникли в Британию, а затем соединились с континентом; и именно из-за них они отступили, когда их оттеснили ледниковые условия, и их перемещение на север было эффективно предотвращено уничтожением соединительных ветвей земли.

Между натуралистами существует некоторое расхождение во мнениях относительно степени, в которой зоологические районы должны быть подразделены, и относительно их соответствующих ограничений.

Но г-н А. Р. Уоллес, который недавно писал на эту тему, считает, что первоначальное разделение, предложенное г-ном Склатером в 1857 г., является наиболее вероятным, и поэтому он принимает его в очень исчерпывающей работе по географическому распределению животных который он недавно выпустил. Шесть регионов мистера Склейтера таковы:

1. Палеарктический регион, включая Европу, умеренную зону в Азии и Северную Африку до гор Атлас.

2. Эфиопский регион, Африка к югу от Атласа, Мадагаскар и острова Маскарен, а также Южная Аравия.

3. Индийский регион, включая Индию к югу от Гималаев, к Южному Китаю, а также к Борнео и Яве.

4. Австралийский регион, включая Келебес и Ломбок, на восток до Австралии и островов Тихого океана.

5. Неарктический регион, включая Гренландию и Северную Америку, до Северной Мексики.

6. Неотропическая область, в том числе и в Южной Америке, на Антильских островах и Южной Мексики.

Это расположение основано на детальном изучении основных родов и семейств птиц, а также очень близко отражает распределение млекопитающих и рептилий. Эти регионы не контролируются климатом, как в других впоследствии предложенных и более искусственных системах; поскольку они варьируются, в некоторых случаях, от полюса до тропиков. Вероятно, он приближается ближе, чем любой другой, еще предложенный к этому желанию, разделение Земли на регионы, основанное на сопоставлении групп форм, коренных или типичных для них, и на выборе тех, которые им свойственны; с пренебрежением или только с осторожностью признавая любое, которое, хотя и является общим и, по-видимому, устанавливающим связь между двумя или более регионами, на самом деле может иметь лишь небольшую ценность для целей такого сравнения.^[41]

Такое расположение должно соответствовать ретроспективной информации, предоставленной палеонтологией; и, принимая расширенное представление о предмете, быть не просто каталогом настоящего, но также указателем прошлого. Оно должно проиллюстрировать существующую фазу распределения животного мира, рассматриваемую, как последняя из длинной серии аналогичных фаз, которые последовательно возникали в результате изменений в расположении земли и воды и других контролирующих органов на протяжении всего времени. Реконструкция областей, соответственно занятых морем и сушей в разные геологические периоды, будет возможна или, по крайней мере, значительно облегчена, когда будет составлена полная система подобных группировок, иллюстрирующих каждый последующий период.

Очевидно, что любое большое космическое изменение, затрагивающее в значительной степени любой из регионов, может привести к разрушению конкретного существования; и это в больших масштабах по сравнению с изменениями, которые всегда прогрессируют в меньшей степени в разных и изолированных подразделениях.

Краткие замечания, которые я сделал по этому вопросу, предназначены скорее для того, чтобы предложить, а не продемонстрировать, – что может быть сделано только с помощью длинного ряда примеров – причин, влияющих на конкретное существование и во многих случаях чрезвычайную слабость владения. И в заключение я приведу цитаты из работ Лайелла и Уоллеса с кратким списком известных видов, ныне вымерших, чьи останки были собраны в позднем третичном и посттретичном отложениях, то есть в момент, следующий за появлением человека. Из других авторов я извлек перечень видов, которые вымерли локально или полностью за исторический период.

Я думаю, что этих случаев будет достаточно, чтобы показать, что, поскольку аналогичные разрушительные причины должны были действовать в доисторические времена, вполне вероятно, что помимо тех замечательных животных, останки которых были обнаружены, многие другие, которые тогда существовали, могут погибнуть, не оставив следов своего существования. Следовательно, существует вероятность того, что некоторые, по крайней мере, некоторые из так называемых мифов, относящихся к необычным созданиям, которые до сих пор считались невероятными, могут быть просто искаженными описаниями – традициями – видов, которые еще не были признаны Наукой, которые фактически существовали, и это не отдаленно, как сородич человека.

Мамонт – Среди других замечательных форм, останки которых были обнаружены в тех более поздних месторождениях, в которых геологи в целом согласны с тем, что останки человека или следы его ремесла также были признаны, есть одна, которая выделяется как своей величиной, так и обширным диапазоном в время и место. Хотя само животное в настоящее время полностью вымерло, очертания от руки палеолитического человека были сохранены, и иногда обнаруживались даже замороженные туши с не поврежденной плотью и пригодной для еды.

Это мамонт, Elephas primigenius из Блюменбаха, гигантский слон почти на треть выше, чем самый крупный современный вид, и в два раза больше его весом. Его тело было защищено от суровости полуарктических условий, в которых оно процветало, благодаря густому покрытию из красноватой шерсти и длинных черных волос, а его голова была вооружена или украшена клыками длиной более двенадцати футов, любопытно изогнутые на три части круга. Эта слоновая кость долгое время была и остается ценным предметом торговли, особенно в северо-восточной Азии и в заливе Эшшольц в Северной Америке, вблизи проливов Беринга, где иногда обнаруживаются целые скелеты и где даже характер его пищи был установлен благодаря находкам непереваренного содержимого желудка.

Известен случай, когда был найден экземпляр (1799 г.), замороженный и заключенный в лед в устье Лены. Это животное было шестнадцати футов в длину, и мясо его было настолько хорошо сохранено, что якуты использовали его как пищу для своих собак. Но подобные находки случались и ранее, поскольку мы находим знаменитого ученого и императора Кан Хи [1662–1723 гг. н. э.], который оставил следующую заметку^[42] о том, что могло быть только этим видом:

«Холод очень сильный и почти непрерывный на берегах северного моря за Тай-Тонг-Кианг. Именно на этом побережье находится животное по имени Фен Чоу, форма которого напоминает крысу, но по размеру равняется слону. Он живет в неизвестных пещерах и бежит от света. Из него получается слоновая кость белого цвета, как у слона, но более легкая в работе, которая не расколется. Мякоть очень холодная и отлично освежает кровь».

Древняя работа Чин-и-кинга говорит об этом животном в следующих терминах: «В глубине севера есть крыса, которая весит до тысячи фунтов; его мясо очень хорошо для тех, кто греется». Це-Чжоу называет это животное Тай-Чжоу и говорит о другом виде, который не так велик. Оно, пишет он, такое же большое, как буйвол, закапывается, как крот, бежит от света и почти всегда остается под землей; Говорят, что он умрет, увидев солнечный свет или даже свет луны».

Представляется вероятным, что открытие клыков мамонта отчасти послужило основой для истории, которую Плиний рассказывает в отношении ископаемой слоновой кости. Он пишет^[43]: – «Эти животные [слоны] хорошо знают, что единственная добыча, которую мы стремимся достать от них, – это та часть, которая формирует их оружие защиты, с этим согласен Джуба [Джуба из Мавритании – учёный II века. Он написал ныне утраченный трактат по метрике, основанный на Гелиодоре и используемый более поздними грамматиками.], который называл их рогами, но Геродот, более древний писатель, определял их как зубы. Следовательно, когда эти бивни отпадали в результате несчастного случая или от старости, они хоронили их в земле».

Норденшельд^[44] утверждает, что дикари, с которыми он контактировал, часто предлагали ему очень тонкие бивни мамонта и инструменты, сделанные из мамонтовой слоновой кости. Он вычисляет, что со времени завоевания Сибири были собраны полезные бивни более чем от двадцати тысяч животных.

Г-н Бойд Докинз^[45], в очень исчерпывающих мемуарах об этом животном, цитирует интересное уведомление о том, что его ископаемая слоновая кость была доставлена для продажи в Хиву. Он заимствовал^[46] эту историю от арабского путешественника Абу-эль-Кассима, который жил в середине X века.

Figuier^[47] говорит: «Новая Сибирь и остров Лахон по большей части являются лишь скоплением песка, льда и зубов слонов. При каждой буре море выбрасывает на берег новые количества бивней мамонта, и жители Новой Сибири ведут прибыльную торговлю этой ископаемой слоновой костью. Ежегодно в течение лета бесчисленное количество рыбаков направляется к этому острову костей, а зимой огромные караваны идут по одному и тому же маршруту, все конвои, запряженные собаками, возвращаются, нагруженные бивнями мамонта, каждый весит от ста пятидесяти до двухсот фунтов. Таким образом, ископаемая слоновая кость, выведенная с замерзшего севера, импортируется в Китай и Европу».

В дополнение к его устранению путем оттаивания мерзлых грунтов на севере, останки мамонта добываются из болот, аллювиальных отложений и от разрушения подводных пластов.^[48] Они также обнаружены в пещерных отложениях, связанных с останками других млекопитающих, и с орудиями из кремня. Это существо, похоже, было объектом охоты палеолитического человека.

Докинз, рассматривая все открытия, считает, что ареал его обитания в разные периоды распространялся на всю Северную Европу и на юг вплоть до Испании; над Северной Азией и Северной Америкой вплоть до Дариенского перешейка. Доктор Фальконер считает, что у него была эластичная конституция, которая позволила ему адаптироваться к великим изменениям климата.

Мерчисон, Де Верней и Кейзерлинг полагали, что этот вид, так же как и шерстистый носорог, принадлежал к третичной фауне Северной Азии, но не появлялся до четвертичного периода в Европе.

Докинз показывает, что он был доледниковым, ледниковым и послеледниковым видом в Британии и в Европе и, исходя из своего отношения к промежуточному виду Elephas armeniacus, принимает его как предка существующего индийского слона. Его исчезновение было быстрым, но не катастрофическим, по мнению большинства геологов, как предположил г-н Ховорт.

Другим широко распространенным видом был Rhinoceros tichorhinus – гладкошерстный носорог, также называемый шерстистым носорогом и сибирским носорогом, у которого было два рога, и, как у мамонта, он был покрыт шерстяными волосами. Он достигал большого размера; экземпляр, труп которого был найден Палласом, погруженным в мерзлую почву под Уилуем в Сибири (1772 г.), имел длину одиннадцать с половиной футов. Его рога, как полагают некоторые племена северной Азии, были когтями гигантских птиц; а Эрман и Миддендорф полагают, что их открытие, возможно, привело к рассказам Геродота о золотоносных грифонах и аримаспах.

Его пища, как выяснили фон Брандт и другие, из частей, оставшихся в пустотах его зубов, состояла из листьев и иголок деревьев, все еще существующих в Сибири. Ареал обитания этого вида на севере был таким же обширным, как и у мамонта, но его останки еще не обнаружены к югу от Альп и Пиренеев.

Расследование, проведенное М. Е. Лареттом в 1860 году^[49], в отношении содержания грота Ауриньяк в департаменте Верхней Гаронны, из которого в 1852 году были удалены многочисленные человеческие скелеты, показывает, что это животное было включено в число видов, используемых в качестве обычных продуктов питания или в качестве исключительных предметов на похоронах палеолитических троглодитов. В слоях древесного угля и пепла непосредственно за входом в грот, а также вокруг очага, предположительно являющегося очагом, кости молодого носорога tichorhinus были найдены и вскрыты для извлечения костного мозга. Со многими другими видами обращались таким же образом; и все они, подвергшиеся такой же процедуре и демонстрирующие следы огня, очевидно, были доставлены в пещеру для проведения банкетов. Остатки еды, связанные с останками этого носорога, состояли из костей мамонта, лошади (Equus caballus), оленя (Cervus elaphus), лося (Megaceros hibernicus), косули (C. capreolus), северного оленя (C. tarandus), зубра (зубр европейский). Среди плотоядных были найдены останки Ursus spelæus (пещерный медведь), Ursus arctos (бурый медведь), Meles taxus (барсук), Putorius vulgaris (хорек), Hyna spelæa (пещерная гиена), Felis spelæa (пещерный лев), Felis catus ferus (дикая кошка), Canis lupus (волк), Canis vulpis (лиса). В гроте были также найдены останки Felis spelæa (пещерный лев) и Sus scrofa (свинья). Пещерный медведь, лиса и, действительно, большинство из них, вероятно, также составляли рацион питания, но, похоже, гиена была приживалкой на этом празднике, пробралась туда и погрызла губчатые части выброшенных костей после отъезда компании.

В плейстоценовых отложениях в Вюрцбурге, во Франконии, встречается человеческий палец с костями этого вида, а также других крупных млекопитающих, таких как мамонт, пещерный медведь и тому подобное.

И кремневые орудия, и остроконечные копья, сделанные из оленьего рога, обнаружены рядом с древними очагами, установленными палеолитическим человеком в пещере, называемой Тру дю Сюро, на реке Малинье в Бельгии.

В пещере Гойе, также в Бельгии, имеется пять слоев костей, чередующихся с шестью слоями аллювиальных отложений, что свидетельствует о том, что в разные периоды пещера населялась разными видами. Льва сменил пещерный медведь, а его гиены; затем палеолитический человек стал арендатором и оставил там свои кости вместе с кремневыми орудиями и останками многочисленных видов животных, в том числе уже перечисленных в качестве его современников.

Саблезубый Тигр или Лев. – Этот вид, Machairodus^[50] latifrons из Оуэна, был примечателен тем, что имел длинные саблевидные клыки. Он принадлежит к вымершему роду, из которого известны четыре других вида, характеризующихся наличием кинжаловидных зубов. Известно, что род представлен в слоях Оверни между эоценом и миоценом, в миоцене Греции и Индии, в плиоцене Южной Америки и Европы и в плейстоцене. Мистер Докинз считает, что этот вид сохранился до послеледниковых времен. Это одно из многочисленных животных, чьи останки были обнаружены со следами человеческих и кремневых орудий в пещерных отложениях в Кентс-Хоул, недалеко от Торки и в других местах.

Пещерный медведь, Ursus spelæus, Розенмюллера. – Вид этого вида был сохранен для нас на рисунке палеолитического человека, найденного в пещере Массата (Аризе).

Эта находка была сделана в Кромерском Лесном Ложе, раскопки относятся г-ном Бойдом Докинзом к началу Ледникового периода, и обычно рассматриваются как этап переходный между плиоценом и четвертичным периодом. Он также обнаружен в пещерах Периго, которые, как считается, относятся к эпохе северного оленя М. Ларте или первой части недавнего периода, и многочисленные открытия его останков, датированные промежуточными датами, были сделаны в Великобритании и в США.

В Европе Карл Фогт считает, что этот вид является прародителем нашего живого бурого медведя, Ursus arctosi, г-н Бойд Докинз также говорит, что те, «кто сравнивал образцы, найденные во Франции, Германии и Великобритании, постепенно осознают тот факт, что ископаемые останки медведей образуют градуированный ряд, в котором все вариации, которые на первый взгляд кажутся специфическими, исчезнут прочь».

Он был идентифицирован г-ном Буском среди костей, связанных с млекопитающими пещеры Бриксхем. Его останки очень многочисленны в кладовой костей в Тру де Сюро в Бельгии и в пещере Гойе, которую он поочередно арендовал вместе со львом и гиеной, и, как и они, похоже, охотился на человека и более крупных млекопитающих.

Г-н Прествич нашёл его кости в низкоуровневых отложениях речного гравия в долинах севера Франции и юга Англии; останки находили из суглинистого, обычно не стратифицированного месторождения Лосс, которое широко распространено в центральной Европе, в долинах Рейна, Роны, Дуная и других великих рек. Г-н Прествич считает, что это месторождение эквивалентно другим высокогорным гравиям плейстоценового периода.

Мастодонт – родовое название «мастодонт» применено ко многим видам, связанным со слонами, но отличается от них своеобразной структурой коренных зубов; они имеют прямоугольную форму, и на их верхних поверхностях виден ряд крупных конических бугорков с закругленными точками, расположенными попарно, до числа четырех или пяти, в зависимости от вида; тогда как у слонов они широкие и однородные и регулярно отмечены бороздами большой кривизны. Мастодонты, помимо больших клыков в предчелюстной кости, как и у слонов, в большинстве случаев имели также пару более коротких клыков на нижней челюсти.

Кювье основал название «Мастодонт»^[51] или зубоподобных животных, похожих на соски, для гигантского вида из Америки, который Буффон уже описал под именем животного или слона из Огайо.

Форма впервые появляется в верхнем миоцене Европы, известно пять видов, два из них из Пикерми, недалеко от Афин, и один, M. angustidens, из миоценовых пластов Мальты. Остатки мастодонта также были обнаружены в ложе холмов Сивалик, и известно, что во все эти периоды четыре вида мастодонтов были распространены в Индии.

В плиоценовых отложениях имеются обильные остатки M. arvernensis, M. longirostris из Валь д'Арно в Италии и M. Borsoni из центральной Франции.

М. arvernensis может рассматриваться в качестве характерных видов плиоцена в Италии, Франции и Европы в целом. В Британии это происходит в скале Норидж и Красной скале Саффолк.

Виды мастодонта встречаются в плиоцене Ла-Платы и в умеренных районах Южной Америки; на пампасах и в чилийских Андах.

Mastodon mirificus из Лейди является самым ранним из известных видов в Америке; его останки находят в плиоценовых отложениях на Ниобраре и вилке Лупа к западу от Миссисипи.

Остатки Mastodon americanus Кювье встречаются в изобилии в постлиоценовых отложениях на всей территории Соединенных Штатов, но особенно в северной половине; они также найдены в Канаде и Новой Шотландии.

Совершенные скелеты иногда доставляются из болот, где животные увязли. В жизни этот вид, кажется, имел от двенадцати до тринадцати футов в высоту и от двадцати четырех до двадцати пяти футов в длину, включая семь футов для бивней. Непереваренная пища, найденная с ее остатками, показывает, что она жила частично на соснах и елях. Отдельный вид характеризовал четвертичные отложения Южной Америки.

Ирландский Лось. – Вид (Megaceros hibernicus), который обычно, но ошибочно называют, ирландским лосем, был, как указал профессор Оуэн^[52], настоящим оленем, место которого находится между лосем и северным оленем.

Несмотря на то, что к настоящему времени он вымер, он пережил палеолитический период и, возможно, существовал вплоть до исторических времен. Г-н Госс приводит некоторые очень веские свидетельства по этому вопросу и считает, что его исчезновение не могло произойти ранее тысячи лет назад.

У него была плоская и расширенная форма рога, с особенностями, неизвестными среди существующих оленей, и, по сравнению с ними, гигантского размера; высота до вершины рогов составляла от десяти до одиннадцати футов у самых крупных особей, а размах рогов, в одном случае, превышал двенадцать футов.

Хотя его останки в изобилии были найдены в Ирландии, он также был широко распространен в Британии и Средней Европе. Он был найден в торфяных болотах, озерных мергелях, костных пещерах, отложениях болот и корнишских гравиях. Он был получен из пещеры Гойе в Бельгии и из захоронения в Ориньяке, в департаменте Верхней Гаронны. Его известный диапазон во времени – от раннего периода ледникового периода до, возможно, исторических периодов.

Пещерная гиена. – Hyæna spelæa of Goldfuss – подобно пещерному медведю, характерна для Европы в эпоху палеолита. Она была найдена в многочисленных пещерах в Британии, таких как дыра Кента, пещера Бриксхем и одна возле Уэллса в Сомерсетшире, исследованная Докинзом в 1859 году; во всех этих местах её останки связаны с останками человека или с его орудиями. Этот вид тесно связан с H. crocuta из Zimm, который в настоящее время существует в Южной Африке, и, по мнению некоторых геологов, идентичен ему. Однако больше похоже, что её до некоторой степени заменил пещерный медведь в Британии; мы также, несомненно, очень признательны ему за некоторые из обширных коллекций костей в пещерах, образовавшихся из-за туш, которые он затащил туда и неидеально уничтожил.

В пещере в Киркдейле, в долине Пикеринга, были найдены кости около трехсот особей – гиен – смешанные с останками мамонта, медведя, носорога, оленя, пещерного льва, бурого медведя, лошади, зайца и других видов. Докинз,^[53] описывая их, говорит: «Стая гиен напала на оленей зимой, а иногда нападала и на лошадей и бизонов; они также могли справиться с гиппопотамом, львом, носорогом с тонким носом или слоном с прямым клыком, чтобы перенести их кости в их логово, где они были найдены доктором Баклендом. Гиены, также населяющие «Дукери», оттаскивали в своё логово останки льва».

Известными четвертичными формами (ныне вымершими) на американском континенте являются гигантские ленивые мегатериевые животные, длина которых достигла восемнадцати футов, и Милодон, один из видов которого (M. robustus), имел длину одиннадцать футов; Броненосцы, такие как глиптодон, общей длиной девять футов; Хламидотерий, большой, как носорог; и Пахитерий, равный волу.

В Австралии мы находим сумчатые формы, как и в наши дни; но они были гигантскими по сравнению с последними. Например, Дипротодон, равный по размеру бегемоту, и Нототериум размером с вола.

Я могу упомянуть несколько других видов, останки которых связаны с некоторыми из тех, что были прокомментированы на последних нескольких страницах; но которые, поскольку они, несомненно, продолжали существовать вплоть до нынешнего периода, являются внешними по отношению к настоящей части моего аргумента, и к ним либо обращаются в другом месте, либо о них нужно только упомянуть в нескольких словах.

Следует также иметь в виду, что объединение видов путем открытия промежуточных градуированных форм происходит ежедневно; так что некоторые из тех, о которых говорится более подробно, вскоре могут быть общепризнаны, поскольку в настоящее время их придерживаются немногие, чтобы они были идентичны существующим формам.

Бегемот. – Hippopotamus major теперь считается идентичным с большей из двух африканских видов – H. amphibia, был найден связанным с Е. Antiquus и Р. hemitæchus из Falc в пещерах Durdham и Kirkdale, и в тех, что у Кента в Хоуле и Рейвенсклиффе. Он также был обнаружен в речных гравийных отложениях в Грейсе, Илфорде и в других местах, в нижней части пограничных отложений Амьена с кремневыми орудиями и в четвертичных отложениях на европейском континенте.

Пещерный лев – Felis spelæa – теперь считается просто разновидностью африканского льва (Felis leo), хотя и более крупного размера; в постплиоценовый период он имел очень широкий разброс по Британии и Европе, также, как и леопард (F. pardus) и, вероятно, рысь (Lyncus).

Олени или Карибу – Cervus tarandus – все еще существуют, как одомашненные, так и дикие, в Северной Европе и Америке, адаптированы для северных широт. Раньше они простирались по Европе, а на Британских островах сохранился на севере Шотландии, вероятно, до XII века.

Его останки были найдены в плейстоценовых отложениях во многих местах, но наиболее обильно в тех, которые М. Ларте назначил на период, который он называет эпохой оленей.

Другими плейстоценовыми млекопитающими, которые все еще существуют, но их ареал сильно ограничен, являются знакомые нам осьминоги (Ovibos moschatus) по отчетам об арктических экспедициях, происходящих в околополярных районах Северной Америки; росомаха (Gulo luscus), зубр (Bison europæus), дикая лошадь (E. fossilis), песец (Canis lagopus), бизон (Bison priscus), сохатый или лось (Alces malchis), найденный в Норвегии, а в Северной Америке – лемминг и пищуха [(Lagomys), род млекопитающих из семейства заячьих (Leporidae), отличающийся от настоящих зайцев короткими ушами, более короткими задними ногами, незаметным снаружи хвостом, 5 коренными зубами в каждом ряду. – ред.] или безхвостый заяц и т. д.

В качестве примеров полного вымирания в последние годы мы можем упомянуть додо, solitaire и родственные им виды на островах Маврикий, Бурбон и Реюньон; Моа в Новой Зеландии; птица эпиорнис (Æpiornis) наМадагаскаре; бескрылая гагарка, Alca impennis, в северных морях, и Стеллерова корова (Rhytina Stelleri), однажды распространенная на широте пролива Беринга и описанная Стеллером в 1742 году.

Птица Додо, уроженец острова Маврикий, была около 50 фунтов весом и покрытой рыхлым пуховым оперением, она не могла оторваться от земли из-за несовершенного развития её крыльев; она была подробно описана сэром Томасом Гербертом в 1634 году, и образцы живой птицы и ее кожи были привезены в Европу. Врождённая громоздкость привела к её быстрому уничтожению первыми путешественниками.

Солитер был замечен на острове Маскарег или Бурбон. Он был полностью описан Фрэнсисом Легуатом, который бежал из Франции в Голландию в 1689 году, чтобы избежать религиозного преследования, связанного с отменой Нантского эдикта, при участии маркиза де Кесне в экспедиции с целью поселения на этом острове. Эта птица также быстро вымерла.

Моа (Dinornis giganteus, Оуэн) достигал высоты от двенадцати до четырнадцати футов и выживал в течение длительного периода после миграции маори в Новую Зеландию. Его кости были найдены вместе с обугленным деревом, что свидетельствует о том, что оно было убито и съедено туземцами; и его память сохраняется во многих их традициях, которые также фиксируют существование гораздо более крупной птицы, вида орла или ястреба, который охотился на нее.^[54]

Быстро приближаются к полному исчезновению несколько видов Apteryx в одной и той же стране – замечательные птицы с просто рудиментарными крыльями: как Notornis, большой Рэйл – сначала долгое время известный только в ископаемом состоянии, но живой экземпляр которого был получен г-ном Уолтером Мантеллом в 1849 году и Капапо (Kapapo – Strigops habroptilus) Г. Р. Грея – странный ночной попугай с лицом совы.

Æpyornis maximus был почти таким же большим, как Моа; из этого вида были обнаружены многочисленные окаменелые кости и несколько яиц, но, как я полагаю, среди аборигенов Мадагаскара не сохранилось никаких традиций выживания до позднего периода.

Бескрылая гагарка (Alca impennis) в настоящее время считается вымершей. Раньше она обитала на Британских островах, но чаще в высоких широтах; и её останки в большом количестве встречаются на берегах Исландии, Гренландии и Дании, а также Лабрадора и Ньюфаундленда.

Морская корова Стеллера (Rhytina Stelleri of Cuvier) была млекопитающим, связанным с ламантинами и дюгонями; животное было обнаружено Берингом в 1768 году на небольшом острове, лежащем у камчатского побережья. Его длина составляла от двадцати восьми до тридцати пяти футов в длину, и вскоре оно было почти уничтожено группой Беринга и другими путешественниками, которые посетили остров. Последнее, о котором есть записи, было убито в 1854 году.^[55]

К вышесказанному можно добавить дидункула, разновидность сизого голубя, свойственного островам Самоа, и продукт Nestor, попугая острова Норфолк. Из ископаемых свидетельств можно составить расширенный список других видов, которые когда-то были связаны с теми, которые я перечислил.

В заключение я могу указать, что превосходный натуралист Плиний^[56] описывает исчезновение в свое время некоторых ранее известных видов. Он упоминает Clivia и Subis (виды птиц), и утверждает, что в этрусском ритуале упоминалось много других птиц, которых больше не было в его время. Он также говорит, что на Сардинии была птица, напоминающая журавля, и называемая громфона, про которую больше не знали даже жители страны.

Из местного вымирания мы можем отметить на нашем собственном острове (Британии) исчезновение бобра, медведя, волка, дикого рогатого скота, лося, кабана, дрофы и глухаря; из них бобр сохранялся в Уэльсе и Шотландии до времени Гиральда Камбренсиса в 1188 году, и Пеннант (Pennant) отмечает признаки его прежнего существования в названиях нескольких ручьев и озер в Уэльсе. Бобр был весьма распространен в большей части Европы вплоть до начала средних веков.

Медведь, все еще распространенный в Норвегии и Пиренеях, упоминается, как указывает г-н Госс, в Уэльских Триадах^[57], которые, как предполагается, были собраны в VII веке. Они говорят, что «кимвры, кельтское племя, впервые населявшее Британию; до них здесь не было людей, а только медведи, волки, бобры и волы». Госс добавляет: «Римские поэты знали о его существовании здесь». Марциал говорит о том, что грабитель Лореолис был выставлен на кресте и отдан клыкам каледонского медведя; и Клавдиан ссылается на британских медведей. Император Клавдий, вернувшись в Рим после завоевания этого острова, показал в качестве трофеев бои британских медведей на Арене. В покаянии архиепископа Эгберта, как говорят, был составлен о 750 г. н. э., медведи упоминаются как обитающие в английских лесах, и город Норвич, как говорят, должен был ежегодно поставлять медведя Эдварду Исповеднику вместе с шестью собаками, без сомнения, чтобы травить его».

Хотя численность волков значительно уменьшилась в во время Гептархии [семицарствие – период в древней истории Англии, начавшийся около 500 года с образования нескольких англосаксонских государств на юге Британских островов и закончившийся в 850 году установлением «датского права»], когда Эдгар возлагал ежегодную дань триста волчьих шкур на валлийцев, он все еще встречался в Англии в 1281 году в огромных количествах, и нередко до правления Генриха VII. Последний волк был убит в Шотландии в 1743 году и в Ирландии в 1770 году.^[58]

Дикий скот в настоящее время представлен только небольшими стадами в парках Chartley Castle, Chillingham и Cadgow; выжившими, вероятно, из вида, на который ссылается Геродот, когда он говорит о «больших свирепых и белых быках флота», которые изобиловали в стране к югу от Фракии и наблюдались в Польше, Литве и Московии до XV века, или, возможно, о зубре писал Цезарь, как о животном, немного уступающем по размеру слону и населяющем Герцинский лес, и считал, что он идентичен Bos primigenius, найденному в Британии.

Дикий кабан когда-то водился в изобилии в Шотландии и Англии. Семья Бэрд получила свой геральдический герб от Давида I из Шотландии, в знак признания того, что он был спасен от разъяренного кабана, который повернулся к нему. В Англии на него охотились только дворяне и дворяне, а убийство одного неуполномоченным лицом в рамках дела Вильгельма Завоевателя было наказано потерей обоих глаз.^[59]

Мелкая дичь, когда-то в изобилии существовавшая в Британии, теперь вымерла. Иногда встречается случайный посетитель с континента; но и там его численность значительно сократилась. Это было обычным явлением во времена Буффона на равнинах Пуату и Шампани, хотя сейчас оно встречается крайне редко и до сих пор распространено в Восточной Азии.

Capercailzie, или лесной петух, после полного исчезновения, был вновь привезен из Норвегии, и, под защитой, умеренно распространен в некоторых частях Шотландии.

В Америке процесс истребления диких животных продолжается с расселением различных штатов. Аллен (W. J. J. Allen) пишет об абсолютном исчезновении моржа из залива Святого Лаврентия, а также лося, лося и оленей-вирджинцев из многих штатов, в которых они обитали ранее. Это, в некоторой степени, также верно для медведя, бобра, серого волка, пантеры и рыси.

Буйвол (Bos americanus) уничтожается из расчета двести пятьдесят тысяч в год, и, согласно оценкам, число убитых охотниками за их шкуры за последние сорок лет составляет четыре миллиона. Это животное исчезло в восточной части континента со многих обширных участков, которые это ранее населяло.

Среди морских китов некоторые виды были сохранены от вымирания только благодаря удачному открытию нефти, что уменьшило ценность их ворвани и, таким образом, значительно уменьшило число судов, оборудованных для китобойного промысла.

В Южной Африке слоны и все другие крупные виды диких животных неуклонно истребляются в нескольких колониях.

В Австралии мы находим, что тюлени, которые заполонили острова Бассовых проливов бесчисленными тысячами в тот период, когда Басс проводил там свои исследования, совершенно исчезли. Большая часть из них была уничтожена охотниками на тюленей из Сиднея в течение нескольких лет после его открытия. Грустные записи «Сиднейской газеты» того периода показывают это, поскольку они подробно описывают возвращение в порт после короткого круиза шхуны с двенадцатью-шестнадцатью тысячами шкур каждая. Результатом этого стало то, что в течение многих лет количество тюленей было ограничено несколькими особями, которые можно найти на одном или двух изолированных рифах у острова Кларка и в группе Хогана.

Огромный морской слон, который во времена Перона все еще мигрировал в целях размножения из антарктических регионов к берегам острова Кингс, где ученый описал его как выстилающий длинные песчаные пляжи сотнями особей, с тех пор почти не встречался там. Упоминание о его посещении, и самая его память сохранилась только в названиях Sea-Elephant Bay, Elephant Rock и т. д., которые все еще записаны на наших картах.

Предполагается, что появление собак динго в ходе их миграции на юг вызвало вымирание тилацина (T. cynocephalus) или полосатого австралийского волка на главной земле Австралии, где он когда-то был многочисленным видом; теперь его можно найти только в отдаленных частях острова Тасмания. Это уничтожение одного вида другим сопровождается приближающимся вымиранием местной и теперь очень редкой черной крысы, которая почти полностью была вытеснена свирепой серой крысой из Норвегии.

Из случайных отрывков в «Бамбуковых книгах»^[60] мы узнаем, что носорог, который сейчас в Китае неизвестен, ранее распространялся по всей этой стране. Мы читаем о короле Чау по имени Хайа (980 г. до н. э.), что «в шестнадцатый год [царствования] царь напал на Цоо и, переправившись через реку Хан, встретил большого носорога». И снова Царь Е, по имени Сон (860 г. до н. э.), что «на шестом году, когда он охотился в лесу Шай, он поймал носорога и принес его домой». Есть также упоминание, хотя и менее убедительное, что в время короля Ю, по имени Йеу (до н. э. 313), король Юэ послал к Ю Кунг-сю с подарком триста лодок, пять миллионов стрел, вместе с рогами носорога и зубами слона.

Слоны теперь неизвестны в Китае, кроме как в одомашненном виде, но они, вероятно, оспаривали его густой лес и джунгли с равнинами Мяоц, Лоло и другими племенами, которые населяли страну до появления ее нынешних жителей. Об этом можно судить по случайным упоминаниям о них в «Короле Шан Хая», в работе, которая, как считается, имеет большую древность, о которой в дальнейшем будет упоминаться больше, и из свидетельств, содержащихся в других древнекитайских работах, которые были обобщены г-ном Кингсмиллом^[61] выглядит следующим образом:

«Носорог и слон, несомненно, жили в Хунани в 600 г. до н. э. Цо-чуен, комментируя «Сюнь Тсиу» второго года герцога Сиуэна (605 г. до н. э.), описывает первого в достаточном количестве для снабжения шкурами, предназначенными для использования в качестве брони. Согласно популярному изречению, потребность заключалась не в носорогах для снабжения шкурами, а в способности оживлять владельцев. Из того же авторитета (герцог Hi XIII 636 г. до н. э.) мы узнаем, что в то время как Тсоо (Хукванг) в изобилии производил шкуры из слонов и носорогов, Цин, лежащий к северу от Желтой реки, в самой возвышенной части Лесса, был зависим от другого ради поставок этих товаров. Дань Ю рассказывает ту же историю. Нам говорят, что Ян-чау и Кинг (Kiangpeh и Hukwang) отправили дань из шкур слонов и носорогов, а Лян (Shensi) послал шкуры лис и медведей. Возвращаясь к мифическим временам, мы видим, что Менций (III. II. 9) рассказывает, как Чау Кунг изгнал из Лу (Шаньтун) слонов и носорогов, тигров и леопардов».

Г-н Кингсмилл даже предполагает, что упоминаемыми видами были мамонт и сибирский носорог (R. tichorhinus).

М. Чабас^[62] публикует египетскую надпись, показывающую, что слон существовал в диком состоянии в долине Евфрата во времена Тотема III. (16 век до н. э.) Надпись описывает великую охоту на слонов в окрестностях Ниневии.

Тигры все еще водятся в изобилии в Маньчжурии и Корее, их шкуры являются обычным товаром во Владивостоке, Ньючванге [ныне Инкоу (Yíngkǒu)] и Сеуле. Говорят, что они достигают больших размеров в этих северных широтах, чем их южный сородич, более известный бенгальский тигр. Они вообще вымерли в собственно Китае; но Пер Давид утверждает, что он видел их в Пекине, в Монголии и в Мупине, и, как сообщается, их видели возле Сямэнь. В течение последних нескольких лет^[63] китайский солдат убил крупный образец тигра в нескольких милях от города Нинпо; и вероятно, что в недалеком прошлом они встречались по всей стране от Хиндостана до Восточной Сибири, как они случайно упоминаются в различных китайских работах – Урх-Ях специально записывая пленение белого тигра во времена императора Сюэна династии Хань и черного на четвертый год правления Юнг Киа, в сетчатом окружении в Кьен Пин Фу в район тз квэй.

Хвостатого оленя или Mi-lu (Cervus Davidianus из Милна Эдвардса (Milne Edwardes), который, согласно китайской литературе^[64], когда-то был обычным явлением во всем Китае, теперь можно найти только на имперских охотничьих угодьях к югу от Пекина, где он содержится за ограждением в пятьдесят миль в окружности. Считается, что он больше не существует в диком состоянии, так как никаких следов его не было обнаружено ни в одном из недавних исследований Азии. В Чуньцю (676 г. до н. э.) говорится, что этот вид появился зимой того года, в таких количествах, что он был записан в летописи Лу (Шаньтун), и что следующей осенью за ним последовало вторжение зверей «Yih», которого Кингсмилл считает волком.

Также есть основания полагать, что ареал обитания страуса имел гораздо более широкий диапазон, чем в настоящее время; ибо мы находим упоминание о нем в Ши-Кий,^[65] или в Книге истории Szema Tsien указания на «крупных птиц с яйцами, как большая банка воды», обитающих в Тяо-Чи (T‘iaou-chi), идентифицированном Кингсмиллами как Sarangia или Drangia; и, говоря о Парфии, он говорит: «По возвращении миссии он отправил с ней посланников, чтобы они могли увидеть масштабы и мощь Китая. Он послал с ними в качестве подарков императору яйца великой птицы этой страны и странно уродливого человека из Самарканда».

Гигантские Chelonians, которые когда-то изобиловали в Индии и индийских морях, теперь полностью исчезли; но нам не составило труда поверить в то, что рассказы об их фактическом и позднем существовании содержались в работах Плиния и Элиана с момента открытия Колоссохелисов, описанных доктором Фальконером, в отложениях верхнего миоцена Сиваликских холмов на северо-западе. Индия. Оболочка Атласа Колоссохелисов (Фальконер и Колли) достигала двенадцати футов, а всего животного – почти двадцати.

Плиний^[66], опубликовавший свою работу «Естествознание» в 77 г. н. э., утверждает, что черепахи в Индийском море имеют такие огромные размеры, что одного панциря достаточно для кровли жилого дома и что среди островов Красного моря навигация в основном осуществляется на лодках, построенных из этой оболочки.

Элиан (Ælian),^[67] в середине III века н. э., более конкретно в своем труде говорит, что индийская речная черепаха очень велика и по размеру не меньше, чем лодка средней величины; также, говоря о Великом море, в котором находится Тапробана (Цейлон), он говорит: «В этом море водятся очень большие черепахи, оболочка которых достаточно велика, чтобы образовать целую крышу; одна достигает длины пятнадцати локтей, так что немало людей могут жить под ней и, безусловно, обезопасить себя от яростных лучей солнца; они имеют широкий оттенок и настолько устойчивы к дождю, что для этой цели они предпочтительнее плиток, и дождь, бьющий по ним, звучит не иначе, чем если бы он падал на плитки. И действительно, у тех, кто их населяет, нет необходимости ремонтировать их, как в случае с разбитыми плитками».

Эль Эдриси в своей великой географической работе^[68], законченной к 1154 г., говорит о них, как о существовавших до его времени, но поскольку его книга признана сборником всех предыдущих географических работ, он, возможно, просто цитировал, без особой проверки сведения, приведенные выше. Говоря о Гирканском море (Sea of Herkend) [его помещают в Индийском океане к западу от Цейлона], он говорит: «Оно содержит черепах длиной двадцать локтей, содержащих в себе до тысячи яиц». Большие черепахи ранее обитали на островах Маскарен, но были уничтожены, за исключением небольших необитаемых островов Альдабра, к северу от Сейшельской группы; а те, которые раньше обитали на Галапагосских островах, сейчас представлены лишь несколькими выжившими, и этот вид быстро приближается к исчезновению.

Я закрою эту главу ссылкой на существо, которое, если не имеет права называться «драконом», может, по крайней мере, считаться его двоюродным братом. Это лацертилия (ящерица) большого размера, длиной не менее двадцати футов, защищенная самыми ужасающими доспехами, которая бродила по австралийскому континенту во времена плейстоцена и, вероятно, до появления аборигенов.

Её останки были описаны профессором Оуэном в нескольких сообщениях Королевскому обществу^[69] под названием Megalania prisca. Они были приобретены г-ном Г. Ф. Беннеттом из дрейфов Кингс-Крик, притока реки Кондамин в Австралии. Это животное было связано с соответственно большими сумчатыми млекопитающими, теперь также вымершими.

Из частей, переданных ему профессор Оуэн определил, что она представлена в некоторых отношениях увеличенного сходства миниатюрной существующей ящерицы, Молох horridus, которую обнаружили в Западной Австралии,^[70] и о которой д-р Грей заметил: «Внешний вид этой ящерицы самый свирепый из всех, что я знаю». У мегалании голова была ужасной и угрожающей из-за рогов, выступающих с его боков и кончика носа, что делало её «такой же неприступной против атак сумчатых львов, как рога буйвола против клыков южноафриканского льва».

Хвост её состоял из ряда кольцеобразных сегментов, вооруженных роговыми шипами, менее совершенными, чем у существующего вида Uromastix princeps из Занзибара, или у вышеупомянутого Молоха. В связи с этим профессор говорит, что роговые оболочки вышеописанных опор или стержней, снабжающих конец хвоста, могли быть применены для нанесения ударов по нападающему; не кажется невероятным, что эта часть организации большого вымершего австралийского дракона может рассматриваться вместе с черепным рогом как части как наступательного, так и оборонительного аппарата.”

Говорят, что гавиал Ганга является исключительно едоком рыбы и считается безопасным для человека. У индийских музеев, однако, есть большие образцы, которые, как говорят, были захвачены после того, как они уничтожили несколько человек; и поэтому мы можем себе представить, что эта структурно растительноядная ящерица (та же Megalania, но с ороговевшей верхней челюстью) иногда меняла свой рацион и оказалась навязчивым соседом в лагерях аборигенов, в которых было много детей, и что это может оказаться, и фактически, было одним из источников, из которых был получен миф о «буньипе» (Bunyip), о котором я буду говорить в дальнейшем.

Глава III. Период античности

Я не предлагаю выделять какое-то большое пространство при перечислении палеонтологических свидетельств древности человека. Работы различных выдающихся авторов, посвятивших себя специальному рассмотрению этого предмета, исчерпывают всё, что можно сказать о нем с нашими нынешними данными, и к ним я должен отослать читателя, который желает критически ознакомиться с его деталями, ограничиваясь несколькими общими утверждениями, основанными на этих трудах.

В первые дни геологической науки, когда наблюдателей было немного, большие группы пластов были распределены по искусственной классификации, которая, хотя и утратила до некоторой степени определенную ценность, которой она тогда обладала, все еще сохраняется для удобных целей. Мастера науки приобрели, так сказать, собственнический интерес в некоторых ее областях, а имена Седжвика, Мерчисона, Джукса, Филлипса, Лайелла и других стали и будут неразрывно связаны с историей этих великих подразделений, материалов земной коры, которые стали нам знакомы под названиями кембрийских, силурских, девонских, каменноугольных и третичных образований.

В те дни, когда наблюдения были ограничены сравнительно небольшой областью, линии, разделяющие большинство этих образований, должны были быть жёсткими и определенными. Предполагалось, что формы жизни, которые характеризовали одну из них, полностью исчезли до инаугурации тех, кто следовал за ними, и разрывы в стратиграфической преемственности, казалось, оправдывали мнение великого и влиятельного сегмента, что великие катаклизмы или катастрофы отмечали время, когда один век или формация закончились, а другой стал преемником этого.

Постепенно и с увеличением числа наблюдателей, как в Англии, так и в остальных частях мира, были получены модификации этих взглядов; были обнаружены проходы, соединяющиеся незаметными образованиями градации, которые до сих пор считались наиболее резкими разделениями; переходные формы жизни, соединяющие их, были раскопаны; и было выдвинуто и неизменно подтверждено мнение, которое в настоящее время, вероятно, никто не будет оспаривать, что не все в одном месте или стране, но обнаруживаемые в той или иной части мира, существует совершенная последовательность от самых ранних формаций, о которых мы знаем, вплоть до аллювиальных и морских отложений, находящихся в процессе формирования в настоящее время.^[71]

Соответственно, был сделан вывод, что те же самые явления природы были в действии с самого раннего периода, когда можно было утверждать органическое существование. Постепенная деградация ранее существовавших континентов обычными разрушительными агентами, потрясения и оседание больших площадей суши, вулканические извержения в воздух или море, пепел и лавы, действие мороза и льда, тепла, дождя, и солнечный свет – всё это действовало в прошлом, поскольку они всё ещё действуют на наших глазах.

В более ранние дни, исходя из ограниченных данных, было заявлено о прогрессивном создании, которое ограничивало появление высшей формы жизни позвоночных животных последовательной и широко ступенчатой градацией.

Хью Миллер и другие талантливые мыслители с удовлетворением отмечали появление вначале рыбы, затем рептилий, птиц и млекопитающих, и, наконец, совсем недавно, как геологически, так и фактически, человека.

Это чудесное подтверждение библейской истории творения обратилось ко многим с такой благодарностью, что на какое-то время оно вызвало склонность к открытию и даже искажению фактов науки, чтобы привести их в соответствие с утверждениями Откровения. Предполагаемые доказательства существования доисторического человека долгое время ревниво оспаривались, и только в медленных степенях они были признаны, что принципы дарвиновской школы получили распространение, и что полное значение таких аномалий, как существование в настоящее время ганоидных рыб как в Америке, так и в Европе, истинного палеозойского типа или оолитовых форм на австралийском континенте и в прилегающих морях.

Но шаг за шагом были сделаны чудесные палеонтологические открытия, и столпы, которые отмечают появление каждой великой формы жизни, должны были быть отброшены назад, до сих пор никто, я думаю, не был бы полностью уверен в том, чтобы утверждать, что даже в кембрии, самые древние из всех ископаемых формаций, остатки млекопитающих, то есть высших форм жизни, могут не быть найдены в будущем, или что записи, содержащиеся между кембрием и сегодняшним днем, могут на самом деле это всего лишь несколько страниц по сравнению со всем объемом мировой истории.^[72]

Именно с последними из этих записей мы имеем дело с открытиями, которые были сделаны достаточно прогрессивными, чтобы оправдать ожидание того, что они никоим образом не достигли своего предела, и достаточно сами по себе, чтобы открыть самые широкие поля для философских спекуляций и дедукции.

Прежде чем констатировать это, можно предположить, что различные геологи пытались оценить коллективный возраст различных групп формаций.^[73] Они основаны на рассуждениях, которые по большей части не нужно подробно описывать, поскольку их едва ли можно считать выходящими за рамки спекуляций, и теоретики могут прийти к совсем другим результатам в соответствии с относительной важности, которую они придают данным, используемым в расчете.

Таким образом, г-н Т. Меллард Рид в документе, сообщенном Королевскому обществу в 1878 году, приходит к выводу, что образование осадочных толщ должно занимать не менее шести сотен миллионов лет, которые он делит на круглые числа следующим образом:

Он оценивает среднюю толщину осадочной коры Земли как минимум в одной миле, и из расчета доли карбоната и сульфата извести в материалах, содержащихся в суспензии в различных речных водах, из различных образований, делает вывод, что одна десятая этой коры известняковая.

Он оценивает годовой сток воды во всех великих речных бассейнах, долю дождевой воды, стекающей с гранитных и трапских скал, процентное содержание извести в растворе, которое они выносят, и приходит к выводу, что минимальное время необходимо для ликвидации известкового вещества, содержащегося в осадочной коре Земли, составляет не менее шести сотен миллионов лет.

Автор журнала «Gentleman’s Magazine»^[74] (профессор Хаксли?), чью статью я могу цитировать только из вторых рук, делает оценку, которая, хотя и намного ниже, чем выше, все еще имеет огромную величину, как показано ниже:

Дарвин, рассуждая об оценке сэра У. Томпсона, полагает как минимум девяносто восемь и как максимум двести миллионов лет с момента консолидации земной коры, и об оценке мистера Кролла в шестьдесят миллионов за время, прошедшее с кембрийского периода, считает, что последнего недостаточно для того, чтобы допустить множество великих мутаций жизни, которые наверняка произошли с тех пор. Он судит по небольшому количеству органических изменений с начала ледниковой эпохи и добавляет, что предыдущие сто сорок миллионов лет вряд ли можно считать достаточными для развития различных форм жизни, которые, несомненно, существовали ближе к концу кембрийского периода.

С другой стороны, г-н Кролл считает, что совершенно невозможно, чтобы существующий порядок вещей в отношении нашего земного шара датировался, как пятьсот миллионов лет, начиная со ссылки на начало ледникового периода. Эпоха до двухсот пятидесяти тысяч лет назад позволяет считать пятнадцать миллионов с начала эоценового периода и шестьдесят миллионов лет всего с начала кембрийского периода. Он основывает свои аргументы на пределе возраста солнечного тепла, как подробно изложил сэр Уильям Томпсон.

Сэр Чарльз Лайелл и профессор Хотон соответственно оценили истечение времени с начала кембрия в двести сорок двести миллионов лет, основываясь на своих расчетах на скорости изменения видов моллюсков, в одном случае, и по скорости образования горных пород и их максимальной толщине, в остальном.

Кроме того, это не зависит от обширных периодов, в течение которых должна была существовать жизнь, которые по теории развития обязательно предшествовали кембрию, и, по мнению г-на Дарвина, не должны быть меньше, чем в пропорции пять к двум.

В общем, одна школа геологов и зоологов требует максимальных периодов, указанных выше, чтобы учесть количество осадочных отложений и конкретные события, которые произошли; другая считает, что заявленные периоды являются необходимыми для того, чтобы эти действия были ненужными и превышали пределы, которые, по их мнению, допускают физические элементы дела.

Уоллес, рассматривая этот вопрос, останавливается на вероятности того, что скорость геологических изменений в очень отдаленные времена была выше, чем в настоящее время, и, таким образом, открывает путь к примирению противоположных взглядов до настоящего времени, как половину вопроса.

Таким образом, обращаясь к принципам, на которых различные теоретики частично основывали свои атаки на проблеме оценки продолжительности геологического периода, я могу теперь сделать несколько более подробных наблюдений относительно тех более поздних периодов, в течение которых человек, в настоящее время, в целом признал, что существовал, и слегка ссылается на более ранние времена, которые, как полагают некоторые, но не все, геологи предоставили доказательства его присутствия.

Я опускаю обсуждение сомнительных утверждений о глубочайшей древности человека, которые приходят к нам от американских наблюдателей, например, основанных на предполагаемых следах в скалах среднего возраста, фигурирующих в полунаучном и чрезвычайно ценном популярном журнале. Есть и другие теории, которые я опускаю, потому что они нуждаются в дальнейшем подтверждении научными исследователями и потому, что они имеют дело с периодами, настолько отдаленными, что они полностью лишены значения в качестве аргумента этой работы.

До настоящего времени доказательства существования человека во время миоцена и плиоцена также не признавались убедительными. Профессор Капеллини обнаружил в месторождениях, признанных итальянскими геологами эпохи плиоцена, кости китообразных, которые отмечены разрезами, которые мог произвести только острый инструмент, и которые, по его мнению, должны быть приписаны человеческой деятельности. С этой точки зрения возражают, что надрезы могли быть сделаны зубами рыб, и ожидаются дальнейшие доказательства.

Было сделано немало открытий, по-видимому, расширяющих существование человека до более отдаленной древности – эпохи миоцена. Аббе Буржуа собрал из несомненных миоценовых слоев в Тене, предполагаемые орудия из кремня, которые, как он задумал, демонстрируют свидетельства того, что их вылепил человек, а также камни, показывающие в некоторых случаях следы действия огня и которые он предполагает использовать в качестве котлов. М. Карлос Рибейро сделал похожие открытия орудий из обработанных кремней и кварцитов в плиоцене и миоцене Тежу; обработанный кремень был найден в миоцене Орийяка (Овернь) М. Тарди, а разрезанное ребро окаменелости Галитерия, разновидности миоцена, М. Делоне в Пуансе.

В отношении интерпретации предполагаемых орудий, обнаруженных г-ном Аббе Буржуа, высказываются весьма раздельные мнения. М. Quatrefages, после периода сомнений, поддержал мнение о том, что они имеют человеческое происхождение и миоценовую эпоху. «С тех пор, – говорит он, – обнаруженные свежие образцы сняли мои последние сомнения. Небольшой нож или скребок, среди прочего, который показывает хороший регулярный конец, по моему мнению, может быть сформирован только человеком. Тем не менее я не виню тех своих коллег, которые отрицают это или всё ещё сомневаются. В этом вопросе нет особой срочности, и, несомненно, существование миоценового человека будет доказано, как это было с фактами в ледниковом и плиоценовом периодах». Г-н Гейки, чья работа – Доисторическая Европа-I обобщила сказанное выше, говорит, ссылаясь на этот вопрос: «Существует, безусловно, много уверенности в то, что говорит М. Quatrefages; тем не менее, большинство геологов согласятся с ним, что вопрос о человеке миоценового возраста еще предстоит продемонстрировать с помощью однозначных доказательств. В настоящее время всё, что мы можем с уверенностью сказать, это то, что человек, вероятно, жил в Европе ближе к концу плиоценового периода и что он, безусловно, был жителем нашего континента в ледниковые и межледниковые времена».

Профессор Марш считает, что свидетельства в том виде, в каком они представлены сегодня, хотя и не являются окончательными, «похоже, указывают на первое появление человека [в Америке] в плиоцене, и что лучшие доказательства этому можно найти на побережье Тихого океана». Он добавляет: «Во время нескольких посещений этого региона мне стало известно о многих фактах, которые делают это более чем вероятным. Человек в то время был дикарем и, несомненно, великими извержениями вулканов был вынужден продолжать свою миграцию. Сначала это было на юге, так как горные цепи были барьерами на востоке», и «он, несомненно, впервые столкнулся с проливом Беринга».

До сих пор я предполагал определенное знакомство со стороны общего читателя с терминами «эоцен», «миоцен» и «плиоцен», с радостью придуманные сэром Чарльзом Лайеллом для обозначения трех из четырех великих подразделений третичного периода. Они, благодаря их всеобщему признанию и постоянному употреблению, «стали знакомы в наших устах как домашние слова». Но будет хорошо, прежде чем приступить к дальнейшим разработкам точек в истории этих групп, опираясь на наш аргумент, принять во внимание их подразделения и эквивалентные или современные месторождения, составляющие их в разных странах. Это наиболее удобно сделать, отобразив их в порядке убывания в виде таблицы, которую я соответственно прилагаю ниже. Это более желательно, поскольку в геологической науке мало отделов, которым уделяется больше внимания, чем этому.

Сравнительно недавно – сравнительно, то есть относительно предшествующих им обширных эонов, но простирающихся на огромные промежутки времени, если сравнивать с ограниченной продолжительностью письменной истории, – они охватывают период, в течение которого в основном существующее распределение Земля и океан достигли, и нынешние формы жизни появились в результате эволюции предшествующих видов или, как некоторые до сих пор утверждают, в результате отдельного и особенного творения.

Третий или Кайнозойский возраст

Как из природы этих отложений, так и из их органического содержимого, мы узнаем, что климатические колебания проходили в течение всего периода их осаждения на поверхности земного шара и вызывали соответствующие колебания в характере овоща и животная жизнь изобилует этим. Полное сопоставление этих изменяющихся условий в синхронные периоды еще не достигнуто, но изучение нашей собственной страны и прилегающих к ней стран показывает, что в ней произошли чередования тропического, бореального и умеренного климата; замечательный ряд условий, которые только недавно были тщательно и удовлетворительно учтены.

Таким образом, в течение части эоценового периода преобладал тропический климат, о чем свидетельствуют отложения, содержащие остатки пальм экваториального типа, крокодилы, черепахи, тропические раковины и другие остатки, свидетельствующие о существовании высокой температуры. Обратное доказательство о плейстоцене доказано существованием бореальной фауны и широко распространенными свидетельствами ледникового действия. Градации климата во время миоцена и плиоцена, а также улучшение климата после ледникового периода привели к постепенному развитию или появлению специфической жизни, какой она существует в настоящее время.

Соответствующие признаки изменчивости климата получены во всех кварталах: в эпоху миоцена в Гренландии (в северной широте 70°) образовалось множество деревьев, таких как тис, красное дерево, секвойя, родственная калифорнийским видам, буки, самолеты, ивы, дубы, тополя и грецкие орехи, а также магнолия и замия. На Шпицбергене (северная широта 78° 56′) процветали тис, орешник, тополь, ольха, бук и липа. В настоящее время карликовая ива и несколько травянистых растений образуют там единственную растительность, а земля покрыта почти вечным льдом и снегом.

Много подобных колебаний климата были прослежены прямо через геологическую запись; но этот факт, хотя и интересен в связи с общим решением причин, имеет мало отношения к настоящей цели.

Сэр Чарльз Лайелл полагал, что все космические изменения климата в прошлом могут объясняться переменным преобладанием суши вблизи экватора или около полюсов, дополненным, конечно, в подчиненной степени изменением уровня и влиянию океанских течений. Когда, например, в любой геологический период избыток земли был экваториальным, подъем и прохождение к северу потоков горячего воздуха, по его мнению, сделали бы полюсы пригодными для жилья; в то время как, напротив, чрезмерное скопление земель вокруг полюса и отсутствие его на экваторе приведет к тому, что арктический климат будет распространяться далеко за пределы ныне умеренных широт.

Правильность этих выводов была оспорена Джеймсом Гейки и д-ром Кроллом, которые сомневаются в том, будут ли воздушные потоки на север действовать в качестве успешных переносчиков тепла в полярные регионы или они будут скорее рассеивать его в пространстве по дороге. С другой стороны, Гейки, хотя и признал, что температура большого не нарушена арктический континент будет низким, это говорит о том, что, поскольку ветры будут лишены всей влаги на его окраинах, внутреннее пространство, таким образом, будет без скоплений снега и льда; и в более вероятном случае, когда он глубоко изрезан фьордами и заливами, теплые морские течения (представители наших нынешних потоков в заливе и Японии, но имеющие более высокую температуру, чем любая из них, из-за большей степени экваториальной морской поверхности, порождающей их и под воздействием солнца) будет течь на север и, разветвляясь, пронести с собой теплые и нагретые атмосферы далеко внутрь его, хотя даже эти, по его мнению, будут недостаточны по своим воздействиям при любых обстоятельствах для создания субтропического климат, который, как известно, существовал в высоких широтах.

Мистер Джон Эванс^[75] отбросил мысль о том, что, возможно, полный перевод географического положения относительно полярных осей мог быть получен путем скольжения всей поверхности земной коры вокруг жидкого ядра. Это, по его мнению, будет вызвано нарушениями равновесия всей массы из-за геологических причин. Далее он отмечает, что разница между полярным и экваториальным диаметрами земного шара, что является важным возражением против его теории, существенно уменьшается, если принять во внимание огромную глубину океана на большой части экватора и большие участки суши значительно возвышаются над уровнем моря в более высоких широтах. Он также размышляет об общем среднем значении поверхности, которая в прошлых геологических эпохах приближалась к сфере гораздо ближе, чем в настоящее время.

Сэр Джон Лаббок одобрил идею изменения положения оси вращения, и это мнение было поддержано сэром Х. Джеймсом^[76] и многими более поздними геологами.^[77] Если я правильно понимаю их аргументы, это изменение могло быть вызвано только тем, что можно назвать геологическими революциями. Это сильные выбросы вулканического вещества, возвышения, оседания и тому подобное. Они, вероятно, были почти непрерывными в течение геологического времени, и в положении оси потребовались бы постоянные изменения, маленькие или большие, и мир должен рассматриваться как шар, переворачивающийся в пространстве при каждом изменении его центра тяжести. Возможность такого представления должна быть оставлена на усмотрение математиков и астрономов.

Более убедительные аргументы подтверждают теорию, выдвинутую доктором Кроллом (хотя, опять же, это не является общепринятым), что все эти изменения климата могут объясняться эффектами нутации и прецессии равноденствий. Из этих изменений, в сочетании с эксцентриситетом эклиптики с первого, получается, что с интервалами в 10.500 лет северное и южное полушария попеременно находятся в афелии зимой и в перигелии летом месяцев и наоборот; или, другими словами, что если в любой данный период наклон земной оси вызывает зиму в северном полушарии, в то время как Земля находится на максимальном расстоянии от того фокуса своей орбиты, на котором находится Солнце, то после интервал в 10.500 лет и в результате суммы обратного движения равноденствий вдоль эклиптики со скоростью 50′ в год получится обратное, и в северном полушарии будет зима, в то время как Земля находится на минимальном расстоянии от Солнца.

Величина эксцентриситета эклиптики сильно варьируется в течение длительных периодов и была рассчитана на несколько миллионов лет назад. Мистер Кролл^[78] продемонстрировал теорию, объясняющую все большие светские изменения климата как косвенный результат этого, благодаря действию различных физических факторов, таких как накопление снега и льда, и особенно отклонение океанских течений. Из рассмотрения таблиц, которые он вычислил для эксцентриситета и долготы земной орбиты, он относит ледниковую эпоху к периоду, начинающемуся около двухсот сорока тысяч лет назад и простирающемуся примерно до 80 000 лет назад, и он описывает его как «состоящий из длинной череды холодных и теплых периодов; теплые периоды одного полушария, соответствующие во времени холодным периодам другого, и наоборот».

Таким образом, говоря о процессах, принятых для оценки продолжительности геологического возраста, и о результатах, которые были получены с большой вероятностью точности в отношении для некоторых из более поздних, теперь осталось лишь кратко заявить факты, из которых было доказано существование человека в течение этих последних периодов. Литература по этому предмету уже распространяется на тома, и поэтому, очевидно, невозможно в течение нескольких страниц, которые допускаются пределами этой работы, дать что-либо, кроме кратчайшего реферата, или присвоить кредит относительно из-за многочисленных прогрессивные работники в этой богатой области исследований. Поэтому я доволен тем, что взял в качестве учебника доисторическую Европу мистера Джеймса Гейки, последняя и самая исчерпывающая работа над этой темой и обобщение из нее утверждений, необходимых для моей цели.

Из него мы узнаем, что задолго до того, как люди были знакомы с использованием бронзы и железа, существовали нации или племена, не знающие о способах использования этих металлов, оружие и орудия которых были сформированы из камня, рога, кости и дерево.

Их, опять же, можно разделить на более раннюю и более позднюю расу, для которых характерны заметные различия в характере каменных орудий, которые они соответственно изготовили, как в отношении используемого материала, так и в отношениистепени отделки, получаемой им. К двум периодам, в которые эти люди жили, соответственно применялись термины палеолит и неолит, и предполагается, что между уходом из Европы одного и появлением там другого наступила обширная эпоха.

Человек палеолита был современником мамонта (Elephas primigenius), шерстистого носорога (Rhinoceros primigenius), крупного гиппопотама и множества других видов, в настоящее время довольно вымерших, а также многих, которые, хотя и все еще существуют в других регионах, больше не найдено в Европе; тогда как животные, жившие с неолитическим человеком, были в основном такими же, как те, которые все еще занимали его.

Каменные орудия палеолитического человека имели лишь небольшое разнообразие форм, были очень грубо вылеплены, были просто сколоты в форме, и никогда не шлифовали и не шлифовали; они были почти полностью созданы из кремня и черта. Те из неолитического человека были сделаны из многих разновидностей твердого камня, часто красиво отделаны, часто шлифуются до острого конца или края, и полируются повсюду.

Люди палеолита не были знакомы с глиняной посудой и искусством ткачества и, по-видимому, не имели одомашненных животных или системы выращивания; но у жителей неолитических озер в Швейцарии были ткацкие станки, глиняная посуда, злаки и домашние животные, такие как свиньи, овцы, лошади, собаки и т. д.

Орудия из рога, кости и дерева широко использовались в обеих расах, но пожилые люди часто отличаются тем, что их ваяют с большими способностями или украшают живыми гравюрами различных животных, живших в тот период; тогда как, кажется, было заметное отсутствие каких-либо подобных художественных способностей со стороны неолитического человека.

Опять же, примечательно, что, хотя переход от эпохи неолита к последующему бронзовому веку был постепенным, и, действительно, использование каменных орудий и, в некоторых частях, оружия было одновременно с бронзовым, в других местах нет никаких свидетельств перехода от палеолита к неолиту. Напротив, исследование отложений костей, таких как пещера Кента и пещера Виктория в Англии, а также множество других в Бельгии и Франции, свидетельствует «вне всякого сомнения, что значительный период должен был наступить после ухода палеолитического человека и до прибытие его преемника неолита». Обнаружение останков палеолитического человека и животных в речных отложениях в Англии и на континенте, часто на значительных высотах^[80] выше существующего дна долины, в Лёссе и отождествление плейстоценового или четвертичного периода с предледниковым и ледниковым временем предлагают средства для оценки того, каким должен был быть этот промежуток времени.^[81]

Скелеты или части скелетов людей признанного палеолитического возраста были найдены Шерлингом в пещерах в окрестностях Льежа в Бельгии, и, вероятно, на ту же дату можно назначить пещере неандертальцев возле Дюссельдорфа. Полный скелет, высокого роста, вероятно, но не без сомнения, эпохи палеолита, был также обнаружен в пещере Ментона на Ривьере.

Эти положительные останки дают нам дополнительные выводы, которые можно извлечь из простого открытия орудий или фрагментарных костей, связанных с останками вымерших животных.

У ментонца, по словам М. Ривьера, была довольно длинная, но большая голова, высокий и хорошо сделанный лоб и очень большой угол лица 85°. У льежского черепа был высокий и короткий, хорошего кавказского типа; «Достаточно средний человеческий череп», по словам Хаксли.

Другие останки, такие как челюстная кость из пещеры Naulette в Бельгии и скелет неандертальца, показывают признаки неполноценности; но даже в последнем, который был самым низким в классе, емкость черепа составляет семьдесят пять кубических дюймов или «почти на уровне со средним значением между двумя крайностями человека».

Таким образом, мы можем подвести итог, сказав, что свидетельства о существовании человека и разумного человека были накоплены в период, который даже самые консервативные среди геологов не могут установить менее чем за тридцать тысяч лет; в то время как большинство из них убеждены как в его существовании, по крайней мере, в более поздние плиоценовые времена, так и в большой продолжительности эпох, которые обязательно истекли с момента его появления – продолжительность, исчисляемая не десятками, а сотнями тысяч лет.

Глава IV. Потоп не миф

Если мы предположим, что древность человека столь же велика или даже приблизительно так же велика, как утверждают сэр Чарльз Лайель и его последователи, то естественно возникает вопрос: чем он занимался в те бесчисленные века до исторических времен? Какие доказательства он дал обладанию своим интеллектом, превосходящим интеллект грубых созданий, которыми он был окружен? Какие великие памятники его фантазии и мастерства сохранились? Или море времени поглотило всё, что он возводил, в безднах, настолько глубоких, что даже выбеленные мачты не выступают с поверхности, чтобы свидетельствовать о существовании хорошего корабля, похороненного внизу?

Эти вопросы были заданы лишь частично, но получили некоторые ответы. Они, однако, примут бо́льшие пропорции по мере расширения познаний археологии и, возможно, получат более четкие ответы, когда новые поля для исследований будут открыты в тех частях старого мира, которые Азиатский заповедник до сих пор поддерживал в неприкосновенности для научных исследований.

Если человек существует 50 тысяч лет, как настаивают некоторые, или 200 тысяч, как полагают другие, продолжал ли его интеллект расти за этот период? И если да, то в каком соотношении? Было ли его развитие медленным, постепенным и более или менее равномерным, как в арифметической прогрессии, или набирает темп с быстро растущей скоростью, как в геометрической прогрессия. Или, чтобы провести сравнение, может ли оно быть более точно выражено уравнением, переходящим в кривую, которая прослеживает восходящий и нисходящий путь и, хотя и контролируется в действительности абсолютным законом, кажется, демонстрирует необъяснимое и капризное разнообразие положительных и отрицательных фаз, точек д'Арре, узлы и створки.

На эти вопросы еще нельзя ответить определенно; они могут быть предложены и обсуждены, но в течение некоторого времени результатом, несомненно, будут различные мнения, без возможности решения компетентным арбитром.

Например, вопрос мнения, является ли интеллект сегодняшнего дня более высокого порядка, чем тот, который оживил саваны Древней Греции. Вероятно, большинство ответит утвердительно, поскольку вопрос относится лишь к культуре масс, но как решат ученые, кто компетентен сравнивать произведения наших нынешних поэтов, скульпторов, драматургов, логиков, философов? историки и государственные деятели, вместе с Гомером, Пиндаром, Еврипидом, Геродотом, Аристотелем, Евклидом, Фидием, Платоном, Солоном и т. п.? Будут ли они, одним словом, считать чемпионов интеллекта современности гораздо более сильными, чем их конкуренты три тысячи лет назад, чтобы сделать их легкой победой? Это продемонстрирует решительный прогресс в человеческом интеллекте в течение этого периода; но если это так, то почему все великие школы и университеты всё ещё цепляются за благоговейное изучение старых мастеров.

Мы должны помнить, что разруха времени вывела из суда многих свидетелей по одной стороне иска, и что естественный распад, бедствие и бессмысленное разрушение^[82] стерли основную часть философии прошлых веков. За исключением применения пара, использование типографий подвижного типа в печати^[83] и использования электричества, мало произведений искусства и изобретений, которые не произошли от нас в глубокой древности, многие из них были утрачены на время, некоторые из них на целую вечность, а затем их вновь открыли и выставили напоказ, как на самом деле действительно, нечто новое под луной.

Мы также не должны забывать ораторское искусство и поэзию, шедевры логической аргументации, непревзойденные скульптуры и изысканно пропорциональную архитектуру Греции, а также тщательное знакомство с механическими принципами и инженерным мастерством, проявленными египтянами при строительстве пирамид, огромных размеров храмы, каналы^[84] и гидравлические работы.^[85]

Также обратите внимание на высокое состояние цивилизации, которым обладали китайцы четыре тысячи лет назад, их просвещенную и гуманную политику, их инженерные работы,^[86] их обеспечение надлежащего управления различными департаментами государства и их четкие и интеллектуальные документы.^[87]

Оглядываясь назад на это, я думаю, что мы едва ли можем отличить какой-либо недостаток интеллекта по сравнению с нашим со стороны этих наших исторических предшественников, чтобы указывать на столь быструю смену интеллекта, как если бы мы могли соотнести наше сравнение с другим аналогичным периодом, это неизбежно привело бы нас к множеству дикарей, похожих на тех, что сосуществуют с цивилизацией нынешнего периода. В отношении интеллекта цивилизованные люди, жившие 8 или 10.000 тысяч лет назад, я думаю, должны были лишь немного уступать нам, и нам действительно нужно было бы взглянуть очень далеко назад, прежде чем мы достигли бы статуса или состояния, в котором высший тип человечества был сородичем пещерного льва, оспаривая с ним жалкое существование, защищенное от внешнего мира нависающей скалой или случайным открытием какой-то удобной пещеры.

Если это так, то мы вынуждены снова вернуться к рассмотрению вопросов, которыми был открыт этот раздел: где доказательства раннего интеллектуального превосходства человека? Они ограничены теми, которые были выведены из открытия некоторых каменных орудий раннего грубого, а затем отполированного века? И, если ДА, то сможем ли мы предложить какое-либо возможное объяснение их небытия или исчезновения?

Во-первых, археологами может быть признано, что между двумя поздними эпохами каменного оружия, полированной эпохой неолита и грядущей эпохой бронзы невозможно провести точную границу. Они согласны с тем, что они накладываются друг на друга, и что грубые охотники, которые довольствовались каменными орудиями войны и погони, были равны с людьми, живущими в других местах, знакомыми с металлургическим искусством и, следовательно, с высоким уровнем интеллекта. Первые, фактически, находятся в пределах исторических времен.

Подобный вывод не может быть несправедливо сделан в отношении этих многочисленных открытий доказательств существования грубого человека в еще более ранние периоды. Кремневая стрела североамериканского индейца и каменный топор австралийского чернокожего существуют до наших дней; и еще сто лет назад они были бы единственными представителями конструктивного разума человечества почти на половине обитаемой поверхности мира. Ни один философ, с одним только этим рассуждением, не смог бы вообразить устойчивое существование, занятую промышленность и превосходный интеллект, который оживил другую половину; и параллельный внушительный аргумент может быть поддержан обнаружением человеческих реликвий, орудий и художественных очертаний, таких как волосатый мамонт или пещерный медведь. Возможно, это следы отдаленного дикаря, который сосуществовал с гораздо более высокоорганизованными людьми в другом месте,^[88] так же, как в настоящее время эскимосы, которых некоторые геологи считают потомками человека палеолита, сосуществуют сами с собой. Они, как и их предполагаемые предки, обладают большой способностью вырезать на кости и т. д.; и как пример их способности не только зачаты в своих собственных умах. Чтобы доказать их правильное представление об относительном отношении местностей, а также о том, чтобы донести эту идею до ясности, я прилагаю к книге вырезанную на дереве таблицу, импровизированную, по просьбе сэра Дж. Росса, который, по сути, ручается за ее точность.

Существует лишь небольшой шаг между вырезанием фигуры мамонта или лошади и использованием их в качестве символов. Умножьте их, и вы получите ранний иероглифический письменный язык китайцев и египтян. Это не несправедливое предположение, что ни на большом расстоянии, ни во времени или пространстве, ни на протяжении нескольких поколений среди его собственных потомков, ни на расстоянии стольких наций среди его сверстников инициативная способность палеолитического дикаря была с пользой применена к коммуникации идеи, так же как и в более поздние времена, символический язык Kououen был развит или использовался среди ранних китайцев.^[89]

Это, безусловно, первая стадия любого письменного языка, и, как я думаю, она, возможно, развивалась до более высоких ступеней, кульминацией и гибелью во многих последовательных эпохах во время существования человека, предполагая, что он был настолько расширен, как прогресс в геологии имеет тенденцию подтверждать.

Не может ли извилистое движение цивилизации на Запад в течение последних трех тысяч лет, повлекшее за собой построение и гибель империю и оставившее в прошлом распад и забвение, быть продолжением многих последовательных волн, предшествовавших ему в прошлом, поднимаясь, некоторые выше, некоторые ниже, как волны.

По сравнению с обширными эпохами, к которым мы относимся как рядом с нами Ниневия, Вавилон и Карфаген! Все же сами места первых двух стали неопределенными, и о последнем мы знаем только по присутствию нескольких разбросанных руин на берегах Средиземного моря. Биньямин из Туделы утверждал, что Тир, огромный торговый объект во времена Соломона, справедливо или нет, но едва различим (в 1173 г.) в руинах под волнами; и слава мира, храм царя Соломона, был представлен в тот же день двумя медными колоннами, которые были перенесены и [только поэтому! – ред.] сохранились в Риме. Нет необходимости цитировать случаи Персии, Греции и Рима, а также многих когда-то известных городов, которые растворились в руинах; кроме как помогая указать на мораль, что завоевание, которое всегда повторяется, означает в значительной степени уничтожение.

Когда разложение и пренебрежение когда-то начинаются, рука человека в значительной степени помогает разрушительным действиям времени. Крестьянин переносит мрамор императорского дворца в свою известковую печь^[90], или египетский монарх снимает корпус пирамиды^[91], чтобы предоставить материал для королевской резиденции.

Не исключено, что высокомерный каприз некоторых, возможно, монгольских захватчиков в будущем, может выровнять сами нетленные пирамиды с целью создания какой-либо оборонительной работы или удовлетворения беспорядочного тщеславия.

В более поздние даты, сколько комфортабельных современных резиденций было построено от разграбления средневекового аббатства, крепости или замка? и сколько некогда блистательных городов^[92], должно быть, пришло в упадок, в Центральной и Восточной Азии, и сколько многочисленного населения сократилось до незначительности с тех пор, как Чингиз и Тимур вели свои завоевательные орды, а Надун мог собрать 400 тысяч всадников^[93], чтобы оспорить победу с Кублай ханом.

Британский пахарь в бессознательном состоянии веками вспахивал свой надел над остатками римских вилл, и жители более позднего города Гиссарлик, вероятно, были настолько неосведомлены, что ряд потерянных и похороненных городов лежал под ними, поскольку они были бы недоверчивы, что в течение тысячи лет их собственное существование ушло бы из памяти человека, и их открытие было обусловлено лишь предварительными исследованиями восторженного поклонника Гомера. Люди живут в книгах и в песнях бардов дольше, чем в делах своих рук, и неосязаемая традиция часто переживает материальный проводник, которому суждено было бы увековечить его. Имя Приама было всё еще нарицательным, когда место его дворца было давно забыто.

Чем шире город, тем более вероятно, что он будет построен на месте собственной могилы или, другими словами, занять обширную долину какой-то важной реки, под гравием которой он предназначен для погребения.

Расположенный на возвышении и основанный на твердой скале, он может избежать захоронения, но более быстро и наверняка он будет разрушен сопутствующими элементами^[94], и разложение его собственного материала предоставит кожух для его обертывание.^[95] Тогда неудивительно, что не было сделано никаких более старых открытий, чем те, которые уже цитировались, поскольку они, вероятно, никогда бы не были найдены, если бы традиция не стимулировала и не направляла счастливого исследователя.

Следовательно, нет ничего несправедливого в том, что остатки не менее важных, но гораздо более древних городов и памятников цивилизации могли до сих пор полностью избегать нашего наблюдения, предполагая, что мы можем иметь разумные основания полагать, что после их завершения произошла катастрофа достаточно универсального характера, чтобы полностью стереть летопись прошлого и оставить во владении своих немногих выживших, лишь скудные и фрагментарные воспоминания всего, что им предшествовало.

Это именно то, что утверждают история и традиции всех народов. Однако, поскольку существуют расхождения во мнениях относительно доверия, которое следует придавать этим традициям, я прежде чем высказать свои собственные взгляды по этому вопросу, вкратце изложу высказанные двумя авторами достаточную известность, чтобы оправдать их избрание в качестве представителей две широко противоположные школы.

Эти господа, которым мы обязаны за исчерпывающие документы^[96], охватывающие суть всей имеющейся информации по этому вопросу, использовали те же источники информации, консультировались с одними и теми же властями, ранжировали свою информацию практически идентично по порядку, аргументированному теми же данными, и пришли к диаметрально противоположным выводам.

Г-н Чейн, следуя указаниям континентальных мифологов, приходит к выводу, что истории о Потопе в целом распространялись из нескольких независимых центров, и принимает теорию Ширрера и Герланда о том, что они являются эфирными мифами без какого-либо исторического основания, которое было перенесено с небо на землю.

С другой стороны, г-н Ленорман, исключая из исследования великие наводнения Китая в период правления Яо (Yao) и некоторых других, как чисто локальные события, в результате своих исследований делает вывод, что история Потопа «является универсальной традиции всех ветвей человеческой расы», за исключением одной черной. Далее он утверждает: «Воспоминание, столь точное и согласованное, не может быть мифом, изобретенным добровольно. Ни один религиозный или космогенный миф не представляет этот характер универсальности. Оно должно возникать из воспоминаний о реальном и ужасном событии, настолько сильно поражающем воображение первых предков нашей расы, которое никогда не было забыто их потомками.

Лорд Арундель из Вардура придерживается того же мнения, что и М. Ленормант, но утверждает, что существует традиция Потопа в Египте и идентичность Потопа Ю (Yu) (в Китае) с общей катастрофой, в которой традиция актуально в других странах.

Субъект сам по себе настолько привлекателен и имеет такое прямое отношение к аргументу этой работы, что я предлагаю пересмотреть те же материалы и постараться показать из них, что возможные решения вопроса еще не исчерпаны.

У нас есть данные:

1. Библейский рассказ.

2. Рассказ от Иосифа.

3. Вавилонский.

4. Индусский.

5. Китайский.

6. Традиции всех народов северного полушария и некоторых народов южного.

Нет необходимости подробно рассказывать об изношенной почве мифов и традиций, распространенных среди европейских народов, предполагаемой идентичности Ноя с Сатурном, Янусом и т. п. Или греческими историями об Огиге и Девкалионе. Никто, я думаю, не склонен оспаривать личность причины, порождающей легенды о Потопе в Персии и в Индии. Как далеко они, возможно, произошли из независимых источников, сейчас трудно определить, хотя более чем вероятно, что их жизнеспособность обусловлена письменными семитскими записями. Также нет необходимости обсуждать какие-либо несущественные различия, которые могут существовать между текстом Иосифа и текстом Библии, которые достаточно близко согласуются, но являются просто аннотациями (с пропуском многих важных деталей) по сравнению с халдейской легендой. Это может быть объяснено тем, что они были получены только из устной традиции через руки Авраама. Библейское повествование показывает нам, что Авраам покинул Халдею во время кочевья, так же, как сквоттер в настоящее время покидает осёдлые районы Австралии или Америки и сопровождаемый небольшим числом спутников и скудным стадом, отправляется, чтобы искать, открывать и занимать новые страны; судьба ведет его, может быть, за несколько сотен, может быть, за тысячу миль. В таком поезде нет места для тяжелого багажа, и каменные таблички, содержащие подробную историю Потопа, были бы оставлены наравне со всей остальной такой тяжелой кладью.

Традиция, как бы поначалу она ни почиталась и верно сохранялась, при таких обстоятельствах вскоре изуродовалась и становилась карликовой. Поэтому мы можем сразу перейти к гораздо более подробным отчетам, представленным в тексте Бероса, а также в более древних халдейских табличках, расшифрованных покойным мистером Г. Смитом из сопоставления трех отдельных экземпляров.

Сообщение Бероса (см. Приложение) было взято из священных книг Вавилона и, следовательно, имеет меньшую ценность, чем упомянутое последним, поскольку оно является вторичным. Главные события в его повествовании аналогичны описанным в книге Бытия, но он заканчивается исчезновением Ксисутроса (Ноя) с его женой, дочерью и слугой после того, как они сошли с корабля и принесли жертву богам, и с возвращением его последователей в Вавилон. Они восстановили его и оставили записи, сохранённые (благодаря благочестивому послушанию Ксисутроса) в городе Шуриппак, городе Солнца.

Подавляющее большинство мифологов, похоже, согласны с тем, что в Потопе была назначена гораздо более ранняя дата, чем та, которая до сих пор была общепринятой в качестве наиболее надежной интерпретации хронологического свидетельства, предоставленного Библией.

У меня никогда не было возможности найти аргументы, на которых основано это мнение, сформулированные в ассоциации, хотя, как случайно упоминали различные авторы, они, как представляется, в основном выводятся из ссылок, сделанных как священными, так и профанными авторами, на большое население и крупные города, существовавшие впоследствии до Потопа, но на столь раннем этапе, что подразумевает необходимость действительно очень длительного интервала между общим уничтожением, вызванным катастрофой, и достижением столь высокого уровня цивилизации и т. д. многочисленное население, как предполагает их существование.

В то же время филологи заявляют, что аналогичный вывод можно сделать из обширных периодов, необходимых для расхождения разных языков от родительского^[97], в то время как свидетельство памятников и скульптур древнего Египта уверяет нас в том, что расовое различие столь же обозначенного типа, какое происходит в настоящее время, существовало в столь раннюю дату^[98], что исключало возможность происхождения нынешних наций от потомков Ноя в течение обычно разрешенного периода.

Эти трудности исчезают, если мы рассматриваем библейские и халдейские повествования как записи о локальной катастрофе, возможно, в огромной степени и приводящей к общему, но не тотальному разрушению, сфера которого, возможно, охватила большую часть Западной Азии и, возможно, Европу; но которые, разрушая великие центры северной цивилизации, не простирались на юг до Африки и Египта.^[99] Легенды о Потопе, коренные в Мексике в день испанского завоевания, объединяют библейские случаи отправки птиц с судна с концепцией четырех последовательных эпох, заканчивающихся общим уничтожением и соответствующих четырем эпохам или югам Индии, снабжают сами по себе свидетельства их вероятного происхождения из Азии. Катаклизм, вызвавший то, что называется Потопом, может распространяться или не распространяться на Америку, вероятно, нет. На последующих страницах я перечислю несколько схожих мест между жителями Нового Света и Старого, указывающих на сообщество их происхождения.

Я отсылаю читателя к ценному эссе М. Ленормана^[100] за его критическое замечание о двойственном составе изложения в книге Бытия, которое, как представляется, основано на двух документах, один из которых был назван Элохистическим, а другой – Иеговистским, и для его сравнения с халдейским повествованием, эксгумированным покойным мистером Джорджем Смитом из Королевской библиотеки Ниневии, оригинал которого, вероятно, относится к Моисею и почти одновременно с Авраамом.

Я транскрибирую от М. Ленормана текст халдейского повествования, потому что в нем есть моменты, которые еще не были прокомментированы и которые, как мне кажется, помогают в решении истории Потопа:

Я открою тебе, о Издхубар, историю моего сохранения и расскажу тебе о решении богов.

Город Шуриппак, город, который ты знаешь, расположен на Евфрате. Он был древним, и в нем [люди не почитали] богов. [Я один, я был] их слугой, великим богам… [Боги приняли совет по призыву] Ану – [Потоп был предложен] Белом – [и одобрен Набоном, Нергалом и] Адаром.

И бог [Êa,] неизменный господин, – повторил эту заповедь во сне. – Я слушал объявленный им указ судьбы, и он сказал мне: «Человек Шуриппак, сын Убаратуту, ты, строй сосуд и закончу его [быстро]. – [Потоп] Я уничтожу вещество и жизнь. – Заставь тебя подняться в сосуд, вещество всего, что имеет жизнь. – Судно, которое ты построишь, – 600 локтей должно быть мера его длины – и 60 локтей величины его ширины и высоты. – [Запустите его] таким образом на океане и покройте его крышей». – Я понял и сказал: «Мой господин: «[Сосуд], который ты повелел мне построить таким образом, – [когда] я сделаю это – молодые и старые [будут смеяться надо мной]». – [Он открыл рот и] заговорил. – Он сказал мне, его слуга: – «[Если они смеются над тобой] ты скажешь им: [будет наказан] тот, кто оскорбил меня, [для защиты богов] надо мной… – как в пещерах… – …Я буду судить[Стр. 121] на том, что наверху, и на том, что внизу… – … Закройте сосуд… – … В какой-то момент, когда я заставлю тебя знать, – войди в него и притяни к себе дверь корабля. – Внутри него твои зерна, твоя мебель, твои запасы, – твои богатства, твои слуги и твои служанки и твой молодой народ – скот поля и диких зверей равнины, которую Я соберу, и которую Я пошлю к тебе, останется за дверью твоей». Хасисатра открыл рот и заговорил; – сказал он своему господину: – «Нет один сделал [такой] корабль. – На носу я починю… – Я увижу… и судно… – судно, которое ты приказал мне построить [таким образом] – в котором…^[101].

На пятый день [две стороны коры] были подняты. – В его покрытии четырнадцать были всего его стропила – четырнадцать всего это считалось выше. – Я поместил его крышу и накрыл ее, шестой день; Я разделил его этажи на седьмое; я разделил внутренние отсеки на восьмое. Я заткнул щели, через которые вошла вода, – я посетил скважины и добавил то, что хотел. – Я вылил на внешнюю поверхность три раза 3600 мер асфальта, – и трижды 3600 мер асфальта внутри. – Три раза 3600 люди, носильщики, принесли на свои головы сундуки с продовольствием. – Я оставил 3600 сундуков для питания своей семьи, – а моряки разделили между собой два с половиной 3600 сундуков. – Для [снабжения] я убил быков; рационы] на каждый день. В ожидании необходимости выпить.

Все, чем я обладал, я собрал вместе; все, что у меня было серебра, я собрал вместе; все, что у меня было золотом, которое я собрал – все, что у меня было, – субстанции жизни всех видов, которые я собрал вместе. – Я сделал все восхождение в сосуд; Мои слуги, мужчины и женщины, – скот полевой, дикие звери равнинные и сыновья людей, я заставил их всех подняться.

Шамаш (солнце) определил момент, и – он объявил его в следующих терминах: – «Вечером я заставлю его обильно идти с небес; войдите в сосуд и закройте дверь». – Наступил определенный момент, который он объявил в следующих выражениях: «Вечером я заставлю его обильно идти с небес». – Когда наступил вечер того дня, я был испугавшись, – я вошел в сосуд и закрыл дверь. – Закрывая судно перед Бузуршадираби, кормчим, – я доверил это жилище всему, что в нем содержалось.

Му-шери-ина-намари^[102] восстали из основания небес в черном облаке; – Рамман^[103] прогремел посреди облака, – и Набон и Шарру шли раньше; – они шли, опустошая гору и равнину; – Нергал^[104] могущественные, волочащиеся за ним наказания; – Адара^[105] наступал, свергая перед ним; – архангелы бездны приносили разрушение), – в своих ужасах они взволновали землю. Наводнение в Раммане распухло до неба, и [земля] стала без блеска, превратилась в пустыню.

Они разбили… поверхность [земли], как…; – [они уничтожили] живых существ на поверхности земли. – Ужасные [Потоп] на людях вздымались до [небес]. Брат больше не видел своего брата; мужчины больше не знали друг друга. На небесах – боги стали бояться водостоков и – искали убежища; они поднялись на небеса Ану.^[106] – Боги растягивались неподвижно, прижимаясь друг к другу, как собаки. – Иштар рыдала, как ребенок, – великая богиня произнесла свою речь: «Вот человечество вернулось в грязь, и – это несчастье, которое я объявил в присутствие богов. Итак, я объявил о несчастье в присутствии богов, – злом я объявил об ужасном [наказании] людей, которые являются моими. – Я – мать, которая родила людей, и, как и раса рыб, там они наполняют море; и боги из-за того, что делают архангелы бездны, плачьте со мной». Боги на своих местах сидели в слезах, и они держали свои губы закрытыми, [вращаясь] будущие вещи.

Шесть дней и столько ночей прошло; ветер, водосток и разбавленный дождь были во всей их силе. Приближаясь к седьмому дню, разбавляющий дождь становился все слабее, ужасный водный поток, который напал на землю после землетрясения, успокаивался, море было склонно высыхать, а ветер и водный поток заканчивались. Я внимательно посмотрел на море, и все человечество вернулось в грязь; подобно морским водорослям трупы плыли. Я открыл окно, и свет озарил мое лицо. Меня охватила грусть; Я сел и заплакал; мои слезы потекли по лицу.

Я посмотрел на области, ограничивающие море; к двенадцати точкам горизонта; не какой-либо континент. – Судно было перенесено над землей Низира, – гора Низира задержала судно и не позволила ему пройти. – День и второй день гора Низира задержала судно и не позволяйте этому пройти; – третий и в четвертый день гора Низир задержала судно и не позволила ему пройти; на пятый и шестой день гора Низир задержала задержала судно и не позволила ему пройти. – При приближении седьмого дня Я отослал и выпустил голубя. Голубь взлетел, повернулся и не нашел места, чтобы увидеть свет, и вернулся. Я отослал и выпустил ласточку; ласточка полетела, повернулась и – не нашла места, чтобы зажечь, и вернулась. Я послал и выпустил ворона; ворон пошел и увидел трупы на водах; он ел, отдыхал, поворачивался и не вернулся.

Затем я послал (что было в сосуде) к четырем ветрам, и я принес жертву. Я поднял костёр всесожжения на вершине горы; семь на семь я расположил мерные вазы^[107], а под ними раскинул деревья, кедр и можжевельник. Боги были схвачены с желанием этого – боги были схвачены с доброжелательным желанием этого – и боги собрались как мухи над хозяином жертвы. Издалека, приближаясь, великая богиня подняла великие зоны, которые Ану создал для их славы (богов).^[108] Эти боги, светящиеся кристаллы передо мной, я никогда не оставлю их; в тот день я молился, чтобы я никогда не оставил их. «Пусть боги придут в мою жертвенную кучу! Но ни в коем случае Бел не может прийти в мою жертвенную кучу! ибо он не справился с собой, и он сделал водосток для Потопа, и он исчислил моих людей для ямы».

Издалека, приближаясь, Бел – увидел сосуд, и Бел остановился; – он был полон гнева на богов и небесных архангелов: – «Никто не выйдет живым! Никто не может быть спасен от пропасти!» – Адар открыл рот и сказал; он сказал воину Белу: «Что кроме Эа должно было сформировать эту резолюцию? – потому что Эа обладает знанием и [предвидит] все». – Эа открыл рот и сказал; он сказал воину Белу: «О ты, глашатай богов, воин, – как ты не овладел собой, ты сделал поток воды из потопа». Пусть грешник несёт тяжесть своих грехов, богохульник вес его богохульства. – Порадуй себя этим хорошим удовольствием, и оно никогда не будет ущемлено; вера в нее никогда [не будет нарушена]. Вместо того, чтобы творить новый потоп, пусть появятся гиены и сократят количество людей;^[109] появляются, и пусть люди [срезаются]. – Я не раскрыл решения великих богов; – это Хасисатра, который истолковал сон и понял, что решили боги».

Затем, когда его решение было арестовано, Бел вошел в сосуд. – Он взял меня за руку и заставил меня подняться. – Он заставил мою жену подняться и заставил ее встать рядом со мной. – Он обернулся вокруг нас и остановился коротко; он подошел к нашей группе. «До сих пор Хасисатра стал частью скоропортящегося человечества; но вот, теперь Хасисатра и его жена будут унесены, чтобы жить как боги, – и Хасисатра будет жить вдали от устья реки». – Они унесли меня и установили меня в отдаленном месте в устье ручьев.

Это повествование согласуется с библейским в приписывании затопления потоку дождя; но добавляет дополнительные детали, которые связывают его с интенсивным атмосферным возмущением, подобным тому, которое было бы вызвано серией циклонов, или тайфунов, необычной серьезности и продолжительности.

Интенсивный мрак, ливень дождя, ужасающий ветер и разрушения как на море, так и на суше, которые сопровождают нормальные циклоны, происходящие ежегодно на восточном побережье Китая и в других местах и продолжающиеся всего несколько часов в любой местности, вряд ли можно зачислить, кроме тех, кто испытал их. Их, однако, достаточно для объяснения общего опустошения и гибели людей, которые могут возникнуть в результате продолжительности тайфунов или аналогичных бурь ненормальной интенсивности даже в течение ограниченного периода в шесть дней и ночей, выделенного в тексте выше, и тем более, что это сто пятьдесят дней, назначенных ему в библейском повествовании.

Чтобы проиллюстрировать это, я могу сослаться на несколько бедствий недавней даты, которые, хотя и имеют тривиальное значение по сравнению с огромным событием, которое мы рассматриваем, приносят нам ужасную разрушительную силу, скрытую в элементах.

В Бенгалии циклон 31 октября 1876 года расчистил под водой 3093 (три тысячи девяносто три) квадратных мили и уничтожил 215 тысяч жизней.

Тайфун, который бушевал в Кантоне, Гонконге и Макао 22 сентября 1874 года, помимо многих других разрушений, уничтожил несколько тысяч человек в Макао и прилегающих деревнях, число трупов в городе было настолько многочисленным, что их пришлось собирать в кучи и сжигать их керосином, т. к. населения без китайцев, которые отказались оказывать помощь, было недостаточно, чтобы похоронить их.

Торнадо в Кантоне 11 апреля 1878 года за несколько минут уничтожил две тысячи домов и десять тысяч жизней.

Ввиду этих нескольких исторических фактов, которые могут быть значительно дополнены, мне кажется, нетрудно поверить, что продолжение, даже в течение всего шести дней и шести ночей, чрезвычайно сильных круговых штормов над данной областью, особенно если они сопровождаются так называемыми приливными волнами или волнами землетрясения, достаточно разрушить все морские и прибрежные суда, все речные суда, затопить каждую страну, охваченную в нем, в очень большой степени, затопить каждый мегаполис, город или деревню, расположиться или в дельтах рек, или выше по течению, сок, снесите крышу, разбейте и уничтожьте все жилища в высокогорьях, выровняйте леса, уничтожьте всех домашних животных, сметите всю обрабатываемую почву или закопайте ее под огромной толщиной мусору вырвать почву из склонов холмов и гор, уничтожить все укрытия и, следовательно, разоблачить большинство из тех несчастных людей, которые могли утонуть на более низких уровнях. Немногие выжившие с трудом избежали бы голода или смерти от последующего воздействия смертельной малярии, которая будет освобождена путем уничтожения накопившегося мусора веков. Это последнее предположение, как мне кажется, прямо указывается в отрывке к концу выдержки, в котором говорится о голоде и опустошении земли Диббарой (богом эпидемий).

Примечательно, что в этом отчете нет никаких предположений о полном погружении, Хасисатра просто говорит, что континента нет (т. е. Все холмы в пределах видимости выделяются из затопления, как острова), в то время как он говорит о том, что его судно было арестовано гора Низир, которая, следовательно, должна была быть над поверхностью воды.

Также нет такого строгого ограничения числа сохраняемых лиц, как в библейской истории, поскольку Хасисатра взял с собой своих людей-слуг, служанок и его молодых людей, в то время как версия, переданная Беросом (см. Приложение к этой главе), в котором говорится, что Ксисутрос начал свою жену, детей и своих близких друзей, и что впоследствии они основали многочисленные города, построили храмы и восстановили Вавилон.

Таким образом, у нас есть достаточное ядро для того, чтобы начать новую популяцию в долине Евфрата, которая, возможно, получила присоединения из-за постепенной концентрации рассеянных выживших и из предприятия морских искателей приключений с африканского побережья и в других местах, возможно, также кочевников с севера, Восток и Запад, возможно, набухли в цифрах, и было создано сообщество полиглотов, которое впоследствии, из-за расовых различий, ревности и несовместимости языков, снова было расчленено, как это зафиксировано в истории попытки возведения Вавилонской башни.

Сосредоточив на данный момент наше внимание на этом единственном населенном пункте, мы можем себе представить, что молодое население не будет сдерживаться какими-либо опасениями физической опасности от повторного заселения таких старых городов, которые оставались узнаваемыми; поскольку мы видим, что люди без колебаний возобновляют строительство городов, разрушенных землетрясениями, почти до того, как последние тряски закончатся; или, как в случае с Геркуланумом и Помпеями, в пределах диапазона вулканов, которые, возможно, уже неоднократно вызывали рвоту, разрушая потоки лавы. Тем не менее, в этом случае они, вероятно, наделят бедствие сверхъестественным ужасом и расценивают его, как выражается в тексте, как наказание богов за их нечестие. Если бы это было так, сама память о таких городах скоро была бы потеряна, а вместе с ней и все сокровища искусства и литературы, которые они содержали.^[110]

Индусские предание повествует о Сатапатха-Брахмане, произведении значительной древности, являющемся одним из серии, которую профессор Макс Мюллер считает написанной за 800 лет до нашей эры. Дословный перевод легенды, приведенный в этой почтенной работе, выглядит следующим образом:

«Утром Ману принесли воду для мытья, точно так же, как принесли воду для мытья рук. Когда он использовал воду, в его руку попала рыба. Это (рыба) сказала ему: «Сохрани меня, и я спасу тебя». (Ману сказал): «От чего ты спасешь меня?» (Рыба ответила): «Потоп унесет всех этих существ; от этого я сохраню тебя. (Ману сказал): «Как твое сохранение (должно быть осуществлено)?» (Рыба ответила): «Пока мы маленькие, существует большая опасность нашего уничтожения; рыба даже пожирает рыбу: сначала сохрани меня в банке. Когда я вырасту слишком большим для этого, вырежьте траншею и сохраните меня в ней. Когда я перерасту иеё, неси меня к морю; тогда я буду вне пределов досягаемости. Вскоре она стала великой рыбой; и сильно увеличилась в размерах. (Рыба сказала): «Через столько-то лет придет потоп; сделай корабль и поклонись мне. Когда начнется наводнение, взойди на корабль, и тогда я сохраню тебя. Сохранив рыбу, он принес ее в море. В том же году указанном рыбой (Ману) сделал корабль и поклонился рыбе. Когда потоп поднялся, он вошел в корабль; рыба плавала рядом с ним: он прикрепил трос корабля к (рыбьему) рогу. Таким образом рыба перенесла его на северную гору (Гималаи). (Рыба сказала) «Я сохранила тебя: прикрепи корабль к дереву. Но чтобы вода не отрезала тебя, пока ты находишься на горе, так быстро, как вода стихает, ты спускаешься с ней». Соответственно он спустился (с водой); следовательно, это стало «спуском Ману» с северной горы. Потоп унес всех этих существ, один Ману остался. Он, желая потомства, совершил священный обряд; там же он предложил пака-приносить в жертву. С очищенным маслом, коагулированным молоком, сывороткой и творогом он сделал подношение в воду. Через год женщина была произведена; и она восстала невнятно от влаги с очищенным маслом под ногами. Митра и Варуна пришли к ней; и сказал ей: кто ты? (Она сказала): «Дочь Ману». (Они сказали): «Скажи (ты) наша (дочь)». «Нет, – ответила она, – я воистину (дочь) родила меня». Они желали доли в ней;она согласилась и не согласилась. Она продолжила и пришла в Ману. Ману сказал ей: кто ты? «Твоя дочь», – ответила она. «Как, уважаемый один, ты моя дочь? (Она ответила): «Жертвы, которые ты излил на воды, – очищенное масло, парное молоко, сыворотка и творог, – из них ты произвел меня. Я – благословение. Введи меня в жертву. Если ты введешь меня в жертву, ты будешь (благословен) изобилием потомства и скота. Какое бы благословение ты ни попросил у меня, все будет дано тебе». Таким образом он представил ее в середине жертвы; потому что середина жертвы – это то, что находится между заключительной и вступительной молитвами. Он, желая потомства, медитируя и трудясь, пошел с ней. От нее он породил это (потомство), которое (называется) «потомство Ману»».

Соответствие этой легенды библейским и другим рассказам примечательно. У нас есть объявление о Потопе, постройке корабля, сохранении в нем представительного человека, поселении судна на горе, постепенном опускании воды и последующем повторном заселении мир человеком таким образом сохранен. Сама сцена катаклизма находится в единственном согласии с другими отчетами; Говорят, что наводнение несет Ману «над северной горой». Это ставит сцену Потопа в Центральной Азии, за пределы Гималаев, и это доказывает, что легенда воплощает подлинную традицию, принесенную прародителями индусов из их Первобытный дом, откуда также излучались семитские и синитские ветви человечества.

Было много дискуссий о том, совпадает ли великое наводнение, которое произошло в Китае во время правления Яо, с Потопом книги Бытия или нет. Непосредственная близость даты оказывает сильную поддержку предположению, и предположение о том, что сцена библейского потопа была локальной по своему происхождению, но, возможно, широко распространенной по своим результатам, еще более благоприятствует этой точке зрения.

Поскольку подъем Нила в Каире является единственным свидетельством, которое жители Нижнего Египта имеют о тропических дождях в Центральной Африке, поэтому затопление стран, прилегающих к верховьям великих рек Китая, могло только информировать жителей этой страны о ряде серьезных стихийных беспорядков, только достигших своих западных границ; и вполне может быть, что потоп, вызвавший национальное уничтожение в Западной Азии, был лишь национальным бедствием в восточной его части.

Эта точка зрения усиливается, если учесть, что в истории Китая не было никаких записей о каком-либо потопе до этого, что вряд ли могло бы иметь место, если бы китайцы мигрировали из своих родительских пенатов в результате такого важного события; предполагая, что это произошло, как кажется, есть веские основания полагать, в рамках письменной истории. Анахронизм между двумя датами, установленными китайскими авторами (2297 г. до н. э.) и расчетом еврейского историка (2104 г. до н. э.), составляет всего сто девяносто три года, и это не так уж и много, но мы можем предвидеть его существование поискав объяснений в будущем. Вычисление Штраухия 2293 г. до н. э. указывает, что дата библейского потопа – в течение четырех лет, а дата Ушера (2349–2348) – в пятьдесят первом из китайского. Причина, по которой предположение о том, что потоп Яо является исторически верным, будет выведена из аргументов, заимствованных у г-на Легге на тему короля-Шу, в другой части этого тома. Он подробно описан в великом китайском труде по истории «Тун-кен-канг-мух» Чу Хе, перевод которого «История Китая» Де Майллы провозглашает точным.

Это говорит о том, что наводнение произошло в шестьдесят первом году правления Яо (2297 г. до н. э.), и что воды Хуанхэ смешались с водами Хо-хи-хо и Янцзы, разрушив всю сельскохозяйственную систему страны, которая была превращена в одно огромное море.

Но ни в «Бамбуковых книгах», ни в «Шу-цзине» мы не находим каких-либо важных местных явлений, за исключением затопления. На самом деле, первая работа по этому вопросу ничего не говорит и просто указывает, что в шестьдесят первый год Яо приказал Куану из Чуни регулировать Хо, а в шестьдесят девятом унизил его за неспособность повлиять на это, как мы узнаем в другом месте.

Император, консультируясь с одним из его главных чиновников по поводу бедствия, говорит: «О вождь четырех гор, самые разрушительные – воды наводнения. В своей обширной протяженности они охватывают горы и возвышаются над холмами, угрожая небесам своими волнами, чтобы низшие люди стонали и роптали».

Согласно переводу Де Майла, К'ван работал бесполезно в течение девяти лет, вся страна была заполнена бриарами и хворостом, люди почти забыли искусство обработки земли – у них не было необходимых семян – и дикие животные и птицы уничтожили все их попытки что-либо сделать в сельском хозяйстве.

В конце Яо посоветовался с Шунь, его последующим преемником, который рекомендовал назначить Ю, сына Квана, на место своего отца.

Ю был более успешным и описывает свои труды следующим образом:

«Наводняющие воды, казалось, нападали на небеса, и в их огромных масштабах охватывали горы и возвышались над холмами, так что люди были сбиты с толку и поражены. Я сел на четыре своих повозки,^[111] и по всем холмам, вырубленным в лесу, в то же время, вместе с Йихом, показывая толпе, как добыть мясо».

«Я также открыл проходы для ручьев во всех девяти провинциях и провел их к морю. Более того, я углубил каналы и каналы и в то же время провел их к ручьям вместе с Цейхом, сея зерно и показывая толпе, как добывать пищу в дополнение к мясу».

Успех Юя просто записан в «Бамбуковых книгах», как «На своем семьдесят пятом году Ю, управляющий делами, управлял Хо».

Во времена Пинто в Китае существовала легенда о том, что подлинные китайцы мигрировали из западного региона и, следуя по пути Хо на лодках, наконец поселились в соседней стране. Пекине. То, что какое-то подобное событие произошло, не исключено. Принятие этого объяснило бы многое.

Пионеры, обживающие страну, кишащую враждебно настроенными аборигенами, которые сразу же после их прохождения перекрывают им дорогу общения – пионеры, которые, возможно, были беглецами из-за своих родственников по политическим мотивам или изгнаны более успешными врагами – будут иметь еще один барьер против возвращения, даже если они настроены на это, в виде сильного противостоящего потока, который благополучно перенес их в новые дома.

Вероятно, что такое путешествие сформировало бы совершенно новый взгляд на этот переезд в их истории, и через несколько поколений он будет напоминать туманную хронологическую зону, на противоположной стороне которой могли смутно виднеться мифы о людях и событиях, происходивших на самом деле История не очень далеких предков, от которых они стали отдалены. Ранее прибывшие были бы слишком заняты тем, чтобы утвердиться в своих новых владениях, чтобы иметь возможность уделять много внимания ведению записей или сохранению, помимо самых утилитарных областей знаний, которые они принесли с собой. Вероятно, тома их предков, как и глиняные таблички королевской библиотеки Вавилона, не носили переносного характера во всех случаях для беглецов, чьи знания, следовательно, скорее носили бы практический, чем культурный характер.

Таким образом, мы можем объяснить общность басен, относящихся к глубокой древности китайцев, к историям халдейской и индийской мифологии, а также к высокоцивилизованным знаниям администрации и астрологии, в которых Яо и Шунь являются наследниками Фух Хи и т. д.

Мы можем объяснить, что они обладали точными описаниями дракона, что послужило бы важным украшением стандартов и обрядов церемоний, которые были спутниками их полета, в то время как их описания животного и его качеств уже вошли бы в царство причудливого преувеличения и мифа.

Дракон времен Яо и Шуня, а также времен Юй был, на мой взгляд, водным существом, аллигатором; но дракон их предков был наземной ящерицей, которая, возможно, существовала даже во времена великого катаклизма, который мы называем Потопом, и память о котором лучше всего сохраняется в китайских рисунках, которые были переданы из глубокой древности и выехали из великого центрально-азиатского центра, который когда-то был похож на среду обитания его и их предков. Его история, возможно, станет развиваться, когда более обширный запас книжных знаний, содержащихся в клинописных табличках, представляющих культуру другой ветви их великого этнологического семейства, будет изучен более широко.

Геологи современности имеют большое возражение против введения катаклизмов для объяснения любых значительных естественных изменений, но я полагаю, что этот катаклизм был настолько грандиозным по своей природе, что был вполне способен как уничтожить вид, так и запутать воспоминание об этом. Сам факт того, что дракон пережил такой период, на мой взгляд, весьма аргументирует реальность его предыдущего существования.

Расширяя наше рассмотрение, мы сталкиваемся лицом к лицу с еще одним очень важным фактом, а именно, что значительная часть человеческой расы довольствуется эфемерными структурами. Так, например, у китайцев не было и не сохранилось великих архитектурных работ^[112]. «Самое прекрасное здание в Китае – это крупномасштабное воспроизведение палатки; и деревянная конструкция всегда имитируется там, где материалы каменные или мраморные. Опоры, часто великолепные бревна, привезенные за большие деньги, особенно из проливов, представляют собой палаточные палки; и крыша всегда имеет острые концы и изгибы, которые напоминают поникший холст шатра. Архитектура очевидно умерла рано; у него никогда не было жизни, достаточной для того, чтобы ассимилировать новый материал, который он нашел, когда он мигрировал в надлежащий Китай. Ямен – это слегка прославленный коттедж; Храм – это улучшенный Ямен. Скульптура в равной степени игнорируется в этой (эстетически) странной стране. Человеческая форма столь же достойна и зрелищна, по крайней мере, для китайских глаз, как в Китае, так и на Западе; но, кажется, никогда в течение стольких сотен лет ни один китаец не мог увековечить его в мраморе или бронзе или украсить город статуями его божеств или великих людей».^[113]

То, что относится к китайцам сейчас, вероятно, относится к их предкам и расе, с которой они расстались в Средней Азии пять тысяч лет назад, когда они пробили себе путь на восток через диких аборигенов Тибета и Монголии, оттеснив в сторону племена, которые закрыли снова за ними, чтобы перехватить их возвращение или общение с их родной страной – страной, которая, возможно, была в равной степени небрежна в разработке колоссальных и постоянных произведений архитектуры, таких как славные владения других народов, и которая, подобно пирамидам Египта и из Центральной Америки в течение тысячелетий выделялись как ориентиры прошлого.

Поэтому мы не должны удивляться, если не обнаружим сразу остатки людей живших десять, пятнадцать или двадцать тысяч лет назад. С эфемерной архитектурой (которая, как мы видели, это всё, чем на самом деле обладает густонаселенная и длинная цивилизованная раса), места обширных городов могли полностью потеряться для воспоминаний через несколько тысяч лет от естественного распада, и как тем более это было бы так, если бы, как мы можем разумно утверждать, вмешались незначительные катаклизмы, такие как локальные наводнения, землетрясения, отложение вулканического пепла даже из отдаленных источников, распространение песчаных пустынь, разрушение жизни исключительно смертельной эпидемией, миазмами или выбросом сернистых паров.

В другой главе мы показали, как процесс вымирания видов продолжается до наших дней, и из характера этого процесса мы можем сделать вывод, что число видов, вымерших за четыре или пять тысяч лет, предшествовавших эпохе точной истории должно быть, было значительным.

Менее замечательные из них истекли бы незамеченными; и только те, кто отличается своими размерами, свирепостью и опасными качествами или какой-то поразительной особенностью, оставят свой след в мифологии их среды обитания. Их точная история будет потеряна, когда города их эпохи рухнут, и во время прохождения через темные века людей их периода и их потомков, а также в результате завоеваний или катастроф, о которых мы упоминали в другом месте; в то время как медленное рассеивание, которое, по-видимому, было достигнуто среди всех народов, сделало бы запись их качеств еще более запутанной, поскольку миф, бальзамировавший его, распространялся круговыми волнами все дальше и дальше от своего первоначального центра.

Среди наиболее павших разрушителей как видов, так и их истории, должно быть, было широко распространенное, хотя и не универсальное, затопление, известное как Библейский Потоп; Потоп, который мы считаем обусловленным доказательствами, приведенными на предыдущих страницах и собранными из разных стран, оправдывает нас, полагая, что они действительно произошли, а не являются простым мифом, как утверждают мифологи. Что касается его даты, учитывая мелкие ошибки, то нет оснований для оспаривания расчетов еврейской хронологии, тем более что это подтверждается совершенно независимым свидетельством истории Китая.

Это ставит огромный барьер между нами и знанием прошлого, барьер, который мы преодолеваем на небольшом расстоянии с обоих концов, когда мы изучаем историю двух великих потоков наций, которые расходятся от общего центра китайцы – на Восток, аккадские халдонцы и семиты – на Запад; барьер, который мы можем надеяться преодолеть, когда сможем обнаружить и исследовать затерянные города этого общего центра с сокровищами искусства и литературы, которыми они, несомненно, должны обладать.

Глава V. О переводе мифов между старым и новым миром

Общение между различными частями старого мира и нового было, вероятно, гораздо более тесным, даже три или четыре тысячи лет назад, чем имели мы или, во всяком случае, наши непосредственные предки. Таблички преданий о Потопе, упомянутые в предыдущей главе, содержат пункты, из которых мы черпаем информацию о том, что хорошо оснащенные морские суда и опытные кормчие имелись во времена Ноя, и нет лучшего доказательства их мореходных качеств, чем тот факт, что их сооружение было способно выдержать продолжительную бурю, которая, вероятно, потопила бы большую часть той суши, которая имеется в настоящее время. Старые китайские классики постоянно намекают на морские приключения, и открытие Шлиманом в древней Трое^[114] ваз с китайскими надписями подтверждают мнение о том, что по крайней мере на эту дату был произведен коммерческий обмен между этими двумя широко удаленными странами, либо напрямую, либо путем передачи через разные предприятия.

Более яркий пример, который перенесет нас в еще более раннюю эпоху, будет предоставлен, если дальнейшее расследование подтвердит сообщение о обнаружении китайской рудименции в египетских гробницах.

Флоты царя Соломона проникли, по крайней мере, в Индию, и отдельные эскадры^[115] вероятно, простирались от острова к острову вдоль Малайского архипелага; в то время как, чтобы перейти к градации до современности, мы можем процитировать описание плавания вокруг Африки Ганоном Карфагенским^[116], открытие Америки до Колумба китайцами в V веке, с азиатской стороны, и норвежцами под командованием Лейфа Эрикссона в 1001 году из Европы; и ожидание так называемых открытий Ван Димена и Тасмана в результате путешествий арабских и других мореплавателей, из чьих записей El Edrisi,^[117] в XII веке появилась возможность указать на существование Новой Гвинеи и, как мне кажется, северного побережья Австралии. Хотя идентичность с Мексикой страны, называемой Фу-санг, посещенной до 499 г. н. э. буддийским священником Хоэй-шиу, была оспорена, все же аргументы в пользу этого, похоже, преобладают. Они были приведены главным образом Deguignes`ом, а затем Neumann`ом, Leland`ом и другими, и основаны на фактах, изложенных в кратком повествовании в отношении расстояния, описания растения Maguey или большого алоэ,^[118] отсутствия железа и изобилия меди, золота и серебра.

В то время как не может быть никаких сомнений в том, что острова и земля Вака-Вака являются, соответственно, некоторыми из островов Сунда, Новой Гвинеи и прилегающей части Австралии, ни один из комментаторов по этому вопросу, похоже, не поразил, что название «Острова Вака-Вака», как можно предположить, означают просто «Острова Райской птицы». Уоллес в своем Малайском архипелаге подчеркивает, что во внутренних лесах Новой Гвинеи самый поразительный звук – это крик «Вок-Вок», так кричит великая Райская птица, и поэтому мы можем разумно предположить, что эта птица была известна как Вок-Вок, а острова – как острова Вок-Вок, точно так же, как мы сами используем подражательные названия Кукушка, Гагара или Удод для птиц, или Змеиные острова для известных наммест.

Эта точка зрения в какой-то степени усиливается тем, что Ваак-Вак является домом прекрасной девушки, захваченной Хасаном (в очаровательной истории о Хасане Эль-Басра в Аравийских ночах), после того, как она лишилась своей птичьей шкупы, и которой пришлось совершать утомительное паломничество с острова на остров и с моря на море, в поисках ее после ее побега от него. Очевидно, что среди чудес, связанных навигаторами с островами столь отдаленными и пустынными, не в последнюю очередь было бы описание миловидности Райских Птиц, а от повествований путешественников может быть возникла и красивая сказка, включенная в «Арабские ночи», а также и другие, записанные Исой или Мусой, сыном Эль-Мубарака Эс-Серафи.^[119] «Здесь также есть дерево, которое приносит плоды, как женщины с телами, глазами, конечностями и т. д. как у женщин; у них красивые лица и они подвешены за волосы; они выходят из кожных покровов, как большие кожаные сумки; и когда они чувствуют воздух и солнце, они выкрикивают «Wak Wák», пока их волосы не подстригаются, а когда они подстригаются, они умирают; и жители этих островов понимают их крик и он у них служит дурной приметой». Это, в конце концов, не более абсурдно, чем история происхождения утонченной утки, существовавшей в Европе, в которую верили до последнего столетия или около того.

Эль Эдриси, который, как и географы того периода, поверил в великий антарктический континент, описав Софалу с ее золотыми приисками, изобилием железа и т. д. Оттуда он сразу прыгает на материк Вака-Вака, который он описывает как имеющий два города, расположенных на большом заливе (Carpentaria?), и дикое население.^[120]

Два небольших городка вполне могли быть лагерями аборигенов или торговыми станциями малайских торговцев.

Можно отметить, что эта идентификация Вака-Вака противоречит мнению некоторых комментаторов; например, профессор де Гойе из Лейдена недавно идентифицировал острова Сила (которые ранее считались Японией) с Кореей, а Вак-Вак с Японией; но это не согласуется с рассказом Эль Эдриси о том, что люди были черными, не одетыми и жили на рыбах, ракушках и черепахах, не знали золота, торговли, кораблей или домашней живности. В другом месте Эль Эдриси говорит, что ихз женщины ходят полностью голые и носят только расчески из слоновой кости, украшенные перламутром.

Лейн считает, что арабы применяли название Вака-Вака ко всем островам, с которыми они были знакомы на востоке и юго-востоке Борнео. Эс Серафи, кроме деталей, приведенных в предыдущей заметке, также говорит: «С одного из этих островов Вака-Вака выходит великий поток, похожий на смолу, который втекает в море, и рыбы сжигаются при этом и плавают по воде». И Хасан, в приведенной выше истории, должен, чтобы достичь последнего из семи островов Вака-Вака, пройти через третий остров, землю Джиннов, где по причине яростных криков о Яне и о возгорании пламени, о искрах и дыме изо рта, и резких звуках из их горла и их наглости они будут препятствовать пути перед нами». Я думаю, что в каждом из этих последних случаев информация, которой мы располагаем, еще слишком скудна, чтобы позволить нам потакать любому прибыльному рассмотрению источников, из которых происходили те народы, которые населяли Америку в очень ранние до-традиционные эпохи, геологические данные накапливаются ежедневно. На самом деле, теории по этому вопросу настолько мало продвинулись за пределы спекуляций, что я считаю ненужным делать что-то большее, чем просто цитировать одну из них, как резюмировано в следующем отрывке. «Профессор Флауэрс, отмечая недавние палеонтологические исследования, которые доказывают, что огромное количество форм наземных животных, которые ранее считались свойственными Старому Свету, в изобилии имеются в Новом; и то, что многие из них, такие как лошадь, носорог и верблюд, более многочисленны по видам и разновидностям в последнем, выводит, что средства наземной связи должны были сильно отличаться от того, что есть сейчас, и что вероятно, что азиатский человек мог выйти из Америки как обратный, или оба могли иметь свой источник в общем центре, в некотором регионе земли, теперь покрытом морем».^[121]

Наиболее распространенная теория относительно происхождения тех, кто населял американский континент в рамках традиций, состоит в том, что они имеют азиатское происхождение и что миграция была осуществлена в сравнительно недавние времена через Берингов пролив, и дополняется случайными проходами из Южной Азии через полинезийские острова или с севера Африки через Атлантику. Однако есть некоторые, которые развивают предложение профессора Флауэрса и утверждают, что в противоположность более общепринятому мнению, что население нынешних стран Старого Света фактически произошло из Нового.

Например, опытный мексиканский ученый, сеньор Альтамирано^[122] из Мексики, утверждает, что ацтеки были расой, берущей свое начало в необжитых частях Америки, столь же древних, как сами азиаты, и что Азия фактически могла быть населена из Мексики; в то время как г-н Э. Дж. Эллиотт, цитируя его, говорит: «Из недавно найденных руин, самых северных из всех обнаруженных, признаки улучшения архитектуры, работы разных возрастов можно проследить непрерывной цепью до Мексики, когда они достигают кульминации в массивных и внушительных структурах, таким образом давая некоторые доказательства косвенными доказательствами рассуждений Альтамирано».

И ещё «Доктор Рудольф Фальб^[123] обнаруживает, что язык, на котором говорят индейцы в Перу и Боливии, особенно на языке кечуа и аймара, демонстрирует наиболее поразительное сходство с семитскими языками, и особенно с арабским, – на котором язык, которым владеет сам доктор Фальб от его детства. Проследив за связями этого открытия, он сначала обнаружил связь с арийскими корнями и, во-вторых, столкнулся лицом к лицу с удивительным открытием, что семитские корни универсально арийские. Общие основы всех вариантов находятся в их самом чистом состоянии в Кичуа и Аймаре, из чего доктор Фальб делает вывод, что высокие равнины Перу и Боливии должны рассматриваться как точка выхода нынешней человеческой расы».

С другой стороны, г-н Э. Б. Тайлор в статье об игре в нарды среди ацтеков^[124] утверждает, что, должно быть, они пришли из Азии, и, скорее всего, через Мексику, указывает на то, что в мифах и религии североамериканских племен есть много фантазий, хорошо известных Азии, на которые они вряд ли бы обошлись независимо и которые они не узнал от белых людей: «Например, их странная вера в то, что мир – это чудовищная черепаха, плавающая в воде; и идея, которая объединяет народ сиу с татарами, – это что греховно рубить или тыкать острым инструментом горящее бревно в огне». Он цитирует Александра фон Гумбольдта, который «много лет назад утверждал, что мексиканцы сделали или верили в вещи, которые были одновременно настолько причудливы и так похожи на фантазии азиатов, что между ними должно было быть общение». «Могли ли две нации, спрашивает он, самостоятельно заняться составлением календарей дней и лет, повторяя и комбинируя циклы животных, таких как тигр, собака, обезьяна, заяц и т. д.» Будут ли они иметь независимо разработанные сходные астрологические фантазии об этих знаках, управляющих периодами, которые они поименовали, и влияющих каждый на определенную конечность или орган человеческих тел? Могут ли они, опять же, развиваться отдельно от этого сознания, мифы о мире и его обитателях, которые в конце нескольких последовательных периодов были разрушены стихийными катастрофами?»

Он добавляет: «Возможно, это было то же самое учреждение, которое доставило в Мексику искусство изготовления бронзы, вычисление времени по периодам собак и обезьян, одежды и игру в нарды».

Тогда, опять же, у нас есть теория о тех, которые сейчас действительно немногочисленны, которые считают, что нынешние индийские жители Америки были явно коренной расой. Лорд Каймс в своих «Очерках истории человека» говорит: «Я рискну еще дальше, чтобы предположить, что Америка не была населена ни в одной части Старого Света». Вольтер опередил его в этой аргументации, полагаясь на по насмешкам, а не по причине. «Те же люди, которые с готовностью признают, что бобры Канады имеют канадское происхождение, утверждают, что люди, должно быть, пришли туда на лодках, и что Мексика, должно быть, была заселена некоторыми из потомков Магога».^[125]

Миссионеры различных сект пытались отождествить Краснокожих с десятью потерянными племенами израилевыми. Адэйр считал язык южных индейцев искажением иврита, а иезуит Лафитан в своей истории о дикарях Америки утверждал, что карибский язык был радикальным ивритом.

Г-н Джон Джосселин^[126] в отчете о могавках, утверждает, что их язык является диалектом татар, и доктор Уильямсон в своей истории Северной Каролины считает, что вряд ли можно сомневаться в том, что индейцы Южной Америки произошли от индусов южной части Азии.

Среди прочего, капитан Дон Антонио дель Рио, который описал руины древнего города в Гватемале, полагал, что они были реликвиями цивилизации, основанной финикийскими колонистами, которые пересекли Атлантический океан; и еще одна теория выдвигается мистером Ноксом^[127] который считает, что вымершие гуанчи, ранее населявшие Канарские острова и острова Кабо-де-Верде, в некоторых деталях очень напоминали египтян. Он продолжает замечать: «Теперь, пересекая Атлантику, и в почти параллельной зоне земли, или, по крайней мере, в одной недалекой области, мы сразу натыкаемся на разрушенные города Копан и Центральную Америку. К нашему удивлению, несмотря на широту Атлантики, вновь появились остатки природы, не подлежащей сомнению, полностью египетского характера – иероглифы, монолитные храмы, пирамиды; кто воздвиг эти памятники на американском континенте? Возможно, в какой-то отдаленный период континенты были не так далеко друг от друга, они могли бы быть объединены, образуя таким образом зону или круг земли, занятый людьми, строящими пирамиды».

Не исключено, что все эти теории могут быть правильными, и что различные народы могли совершать многочисленные миграции в разные периоды, наиболее легким, конечно, было бы перемещение из Северо-Восточной Азии через Алеутские острова, поскольку как хорошо отмечает автор «Фу-сан», моряк на открытой лодке может летом пересечь этот путь из Азии в Америку и вряд ли когда-нибудь окажется вне поля зрения страны; и это в той части моря, которая обычно богата рыбой, что подтверждают рыбаки, населяющие многие из этих островов, на которых всегда можно найти пресную воду. Но более чем вероятно, что прямой маршрут от островов Японии до побережья Калифорнии или Мексики также иногда добровольно или невольно следовали моряки, побуждаемые предпринимательством, религиозными мотивами или погодными условиями.

Полковник Б. Кеннон, в качестве доказательства возможности совершения джонками долгих океанских путешествий, приводит пример японского хлама, обнаруженного американским китобойным судном в двух тысячах трехстах милях к юго-востоку от Японии, и других, которые дрейфовали среди Алеутских островов почти на полпути к Сан-Франциско; и, отмечая сходство и вероятное совместное происхождение островитян Сэндвичевых островов с японцами, он обращает внимание на «древнюю и подтвержденную привычку как японцев, так и китайцев брать с собой женщин в море или торговцев, которые держат свои семьи на борту, что будет в полной мере учитывать население этих островов», или, чтобы расширить аргумент, точек на американском континенте. Еврейский элемент может быть легко введен через этот канал.

Следует также помнить, что воды как северной, так и южной части Тихого океана особенно благоприятны для плавания малых судов, и что капитан Блай после мятежа на борту «Баунти» смог безопасно совершить путешествие на две тысячи миль в открытой лодке; в то время как все острова как в Северной, так и в Южной Полинезии, должно быть, постепенно были заселены дрейфующими над океаном каноэ.

Опять же, поскольку традиция существования большого континента к западу от африканского побережья существовала среди египетских жрецов задолго до дней Солона, и, как я покажу далее, среди карфагенян и тирренцев, я думаю, что более чем вероятно, что и финикийцы, и египетские моряки, либо действующие по поручению Королевской комиссии, либо под влиянием меркантильных соображений, постараются ее обнаружить, и, как и в случае с Колумбом, не будут испытывать затруднений при пересечении Атлантики под хорошим пассатом, хотя при возвращении они могут оказаться менее успешными, чем он.

Возможность существования большого острова или континента на полпути между Старым и Новым Светом в течение традиционного периода включена в важный вопрос, который до сих пор не решен геологами, имеет ли общее расположение земли и воды или не было ли перемен в этой части в течение последних веков. Сэр Чарльз Лайель придерживался первого взгляда и придерживался мнения^[128], что в геологическом времени неоднократно происходили полные чередования положений континента и океана.

Противоположная идея была выдвинута известными властями в разные дни, но не подкреплена детальными аргументами до недавнего времени, когда г-н Уоллес и доктор Карпентер вновь рассматривали этот вопрос.

Первый, в главе об островной жизни, посвященной постоянству континентов, останавливается на выводе доктора Дарвина о том, что из-за нехватки океанических островов, дающих фрагменты либо палеозойских, либо вторичных образований, которые, возможно, в палеозойский и вторичный периоды не были ни континентами, ни континентальными островами, где сейчас простираются наши океаны, существовали; поскольку, если бы они существовали, палеозойские и вторичные образования, по всей вероятности, были бы накоплены из отложений, полученных в результате их износа; и они были бы, по крайней мере, частично подняты колебаниями уровня, которые должны были вмешаться в течение этих чрезвычайно длинных периодов. Если затем мы можем сделать выводы из этих фактов, мы можем сделать вывод о том, что там, где сейчас располагаются наши океаны, океаны простирались от самого отдаленного периода, в который мы попали есть какая-либо запись; и, с другой стороны, «там, где сейчас существуют континенты, существовали большие участки земли, которые, без сомнения, подвергались большим колебаниям уровня, начиная с кембрийского периода».

Я не знаю, высказывался ли доктор Дарвин более авторитетно по этому вопросу в более поздних работах, или же весь вопрос был подробно обсужден иначе, чем г-н Уоллес в упомянутой главе, в которой он цитирует то, что должен, я Подумайте, в конце концов, только в свете внушения, которое следует рассматривать как вспомогательное средство для убедительных аргументов, которые он сам привел в пользу аналогичного вывода. Нет сомнений в том, что нехватка каких-либо, кроме вулканических или коралловых островов, на всем протяжении существующего океана имеет определенное, но не абсолютное значение, поскольку речь идет о недавних геологических эпохах.

Уоллес обсудил еще одну линию рассуждений, основанную на образовании палеозойской и вторичной толщ из отходов разрушенных континентов и островов, занимающих в основном места существующих континентов и разделенных незначительными расстояниями внутреннего моря или расширений из соседних океанов. Оно обоснованно основано на их литологическом строении, что в целом свидетельствует о происхождении прибрежной зоны и мелководья, но мне кажется, что оно является только положительным, поскольку показывает, что в течение геологического времени некоторая земля существовала где-то в пределах нынешних потрясений и просто отрицание того, что могло или не могло быть состоянием того, что сейчас является огромным океанским пространством мира. Действительно, на первый взгляд кажется разумным сделать вывод, что эта точка зрения, однако, была уменьшена в своих пропорциях доктором Карпентером, который выровнял результаты недавних исследований экспедиции Челленджера^[129] против сторонников взаимопроникновения суши и океана, проведя другую линию. Рассуждения г-на Уоллеса оценили содержание твердых веществ в океане и на суше над уровнем моря, соответственно, в соотношении 36 к 1. Таким образом, если предположить, что все существующие земли земного шара опустятся до уровня моря, это погружение будет уравновешено возвышением только одной тридцать шестой части существующего океанского дна с его нынешней глубины до того же уровня.

Следует признать, что до недавнего времени существовал баланс аргументов против прежнего существования страны Атлантиды, чьи призрачные очертания, тем не менее, мы могли почти представить, чтобы быть очерченными слабыми контурами на карте, иллюстрирующей североатлантическую часть во время исследований Челленджера. Но это не было настолько подавляющим, чтобы дать нам право полностью игнорировать историю Атлантиды, как миф. Я не думаю, что невозможно, чтобы когда-то существовал какой-то центрально расположенный и, возможно, вулканический остров, достаточно крупный, чтобы послужить основой простых легенд, которые под влиянием расстояния и времени стали метаморфизированы и обогащены.

Г-н А. Р. Гроте предполагает, что это просто миф, основанный на наблюдении низменных облаков на залитом солнцем небе, которое выглядело как острова в золотом море.

М-р Донелли, с другой стороны, в очень исчерпывающем и подробном томе^[130], во-первых, утверждает, что Атлантида действительно существовала, а во-вторых, что она была источником нашей нынешней цивилизации, что ее короли представлены богами греческой мифологии, и что его разрушение породило нашу историю о Потопе.

Хорошо известная история содержится в эпосе о Платоне, из которого остались только два фрагмента, найденных в двух диалогах (Тимей и Критий). Критий представлен как пересказ старой истории, передаваемой в его семье от его прадеда Дропида, который услышал её от Солона, который получил её от египетских жрецов Саиса.^[131]

У Элиана, опять же, содержится отрывок из Феофраста, написанного во времена Александра Македонского, который едва ли может подразумевать что-либо еще, кроме знакомства с Америкой. Отрывок написан в форме диалога между Мидасом Фригием и Силеном.

Последнее сообщает Midas, что Европа, Азия и Африка были всего лишь островами, окруженными со всех сторон морем, но за ними находился континент, который имел огромные размеры, даже без ограничений, и что он был настолько богат, что производил животных потрясающей величины. Далее рассказывается, что люди там вырастали вдвое больше обычного, и что они доживали до гораздо большего возраста, чем обычные, что у них было много городов, и их обычаи и законы отличались от местных; что в одном городе было более миллиона жителей, и что золото и серебро имелись там в огромных количествах.

Диодор Сицилийский (Diodorus Siculus) рассказывает о том, что могло быть только материком Америки или одним из островов Западной Индии.

«После краткого упоминания островов за Геркулесовыми Столпами, давайте рассмотрим те, что находятся в открытом океане, потому что в направлении Африки в огромном океаническом море есть очень большой остров, который расположен в нескольких днях пути от Ливии на запад.

Его почва плодородна, большая часть возвышается в горах, но всё еще без дефицита ровного пространства, которое отличается приятностью, потому что судоходные реки протекают и орошают ее. Сады изобилуют различными деревьями и многочисленными фруктовыми садами, пересекаемыми приятными ручьями.

Города украшены роскошными зданиями, и нам повсюду встречались таверны для еды и питья, красиво расположены в садах. Поскольку удобное положение этих мест в значительной степени располагает к отдыху, они посещаются в течение летнего сезона.

Горный регион обладает многочисленными и большими лесами, а также различными видами плодоносящих деревьев. Здесь повсюду представлены глубокие долины и источники, подходящие для горных развлечений.

На самом деле весь этот остров поливается источниками пресной воды, которая порождает не только удовольствие его жителей, но и их здоровье и силу.

Охота – это всевозможные дичь, обилие которых на их пирах не оставляет желать лучшего.

Более того, море, омывающее этот остров, изобилует рыбой, поскольку океан, по своей природе повсюду, дает разнообразие рыб.

Наконец, климат очень приятный, в результате чего деревья приносят плоды в течение большей части года.

И наконец, остров этот настолько велик, что напоминает жилища богов, а не людей.

Раньше о нём было неизвестно из-за удаленности его от остального мира, но случайность раскрыла его местоположение. Во имя торговли финикийцы часто делали длительные вояжи, начиная с самых древних времён, в результате чего они стали основателями многих африканских колоний. Вскоре им пришла в голову идея значительно обогатиться, выйдя за пределы Геракловых Столпов в море, которое называется Океаном. Для этого они сначала основали город под названием Гадес на Европейском полуострове, около пролива Столпов [Геркулеса], в котором, когда к нему собрался народ, они учредили роскошный храм Геркулеса. Этот храм был в высочайшем почитании как в древние времена, так и в более поздние периоды вплоть до наших дней; поэтому многие римляне из числа прославленной знати и репутации произносят свои обеты этому богу и с радостью выполняют свои обязательства.

«По этой причине финикийцы продолжили свои исследования за Столпами, и когда они плыли вдоль африканского побережья, будучи унесенными бурей в отдаленную часть океана, после периода шторма их натолкнуло на этот остров. Много дней проведя на острове, о котором я говорил, и, впервые познакомившись с его природой и приятными персонажами, они познакомились и с другими. По этой причине тирренцы, также получившие морскую империю, определились с колонией там, но карфагеняне помешали им, поскольку они боялись, что многие из их граждан, соблазненные преимуществами острова, могут мигрировать туда, и потому что они хотели подготовить убежище для себя от внезапного удара судьбы, если Карфагенская Республика случайно получит какой-либо смертельный удар.^[132]

Среди многих доказательств, которые можно привести в качестве сообщества происхождения между азиатами и, безусловно, значительной частью американского населения, является практика скальпирования врагов, которую Геродот назвал распространенной среди скифов и повсеместно существующей среди всех племен североамериканских индейцев; обнаружение нефритовых украшений среди останков мексиканцев и общее уважение китайцев к этому материалу; использование Quipos^[133] среди перуанцев, и утверждения в I-Ching, или Книге Перемен, одном из старейших китайских классических трудов, что «Древние вязали шнуры, чтобы выразить свое значение, но в в следующем веке мудрецы отказались от обычая и приняли систему письменных символов»^[134]; обнаружение меандрового узора среди перуанских реликвий и обычное использование этого орнамента на китайских вазах и штативах в дни, предшествовавшие троянской эре, в которую оно, как обычно полагают, возникло; сходство черт китайских и других монголов с чертами разных индейских племен; сходство масок и различных других предметов с китайскими узорами, обнаруженными недавно Дезире де Шарне в Центральной Америке; и сдержанность и грубое поведение обеих рас. Хорошей иллюстрацией этого является история, рассказанная о знаменитом государственном деятеле Сие Нган (320–385 гг. н. э.) в Руководстве китайского читателя Майера; можно представить, что он применим к любому индейскому сахему.

Относится к Сие Нгану, что в то время, когда столице угрожали наступающие силы Фукиена, он однажды сидел за игрой в шахматы с другом, когда ему передали депешу, которую он спокойно прочитал, а затем продолжил игру. На вопрос о том, что это была за новость, он ответил: «Это всего лишь объявление о том, что мои молодые люди победили врага». Речь шла, по сути, о решающем разгроме захватчиков армией его брата Сихе Ше и его племянника Сих Хуана. Только уединившись в своих личных квартир апартаментах, он предался вспышке радости. Само выражение «мои молодые люди» является эквивалентом «моих молодых людей», которых мог бы нанять индийский вождь.

Единственный обычай преобладает среди Petivaces, индийского племени Бразилии.^[135] «Когда близится время рождения ребенка и проводят все обряды и ритуалы, присущие лежащей женщине, муж в то же время ложится в свой гамак (как будто его сам уложил спать), и все его жены и соседи приходят и служат ему. Это действительно приятное воображение, что женщина должна приложить все усилия, чтобы привести ребенка в мир, а затем мужчина ложится и ворчит на него».

Сравните с этим рассказ Марко Поло о том же обычае, распространенном среди миау-цзы, или аборигенов Китая, в отличие от их нынешних обитателей. Их приведение к подаче зафиксировано в ранних работах по стране.

«Пройдя пять дней пути в западном направлении от Каразана, вы попадаете в провинцию Кардандан, принадлежащую владычеству великого хана, главный город которой называется Вочан (вероятно, Юнг-чанг в западной части Юньнани). Эти люди имеют следующие единственное использование. Как только женщина была избавлена от ребенка и, поднявшись с постели, вымыла и обмыла младенца, ее муж немедленно занимает место, которое она покинула, присаживается у ребенка и ухаживает за ним в течение сорока дней. Тем временем друзья и родственники семьи поздравляют его с визитом; пока женщина занимается домашнимиделами, несет продукты и питьё мужу в его постели и кормит грудного ребенка рядом с ним».^[136]

Мы находим упоминание в Hudibras этой гротескной практике, в которой он вмененный, но ошибочно, для самих китайцев, и он вновь появляется на западной стороне Европы, в том числе тех особых людей из племени басков, которые имеют их самостоятельно Особая Deluge традиция, и использовать язык, который, по словам Гумбольдта, приближается к некоторым из диалектов североамериканских индейцев более близко, чем любой другой. Они утверждают, что проследили обычай до Аитора или Ноя, жена которого родила ему сына, когда они были в изгнании, и, боясь остаться в одиночестве из-за страха быть обнаруженными и убитыми, приказала мужу позаботиться о ребенке, пока она вышла на поиски еды и дичи.

Смена имени, которая преобладает среди китайцев и японцев у обоих полов в разные периоды жизни, также встречается на другом континенте^[137], где мужчины и женщины, когда они достигают лет усмотрения, не сохраняют имена, которые они имели в молодости, и, если они совершат какой-нибудь замечательный поступок, то принимают новое имя.

Меньшее значение следует придавать совпадению поклонения солнцу, традиции Потопа и сохранению пепла предков.^[138] Они с большой долей вероятности были коренными жителями; но мы едва ли можем представить себе поклонение змее, которое, как предполагает г-н Фергюссон, возникло среди людей туранского происхождения, от которых оно распространилось по странам Старого Света, где поселились туранцы. Удивительно совпадение между змеиными курганами Северной Америки и теми, которые были описаны у М. Фене в Аргайлшире^[139]; и тем более, что между мексиканским мифом о четырехкратном разрушении мира огнем и водой, тем, что распространен среди египтян, и тем, что существует в четырех веках в индуистской мифологии.

Другое совпадение, хотя, возможно, и незначительное, можно увидеть в нарядах солдат Китая и Мексики, как отмечается в прилагаемых отрывках. «Таким образом, в наше время китайские солдаты носят платье, напоминающее шкуру тигра, и шапка, которая почти закрывает лицо, сформирована так, чтобы представлять голову тигра»;^[140] в то время как мексиканские воины, согласно испанским историкам, «носили огромные деревянные шлемы в форме головы тигра, чьи челюсти были вооружены зубами этого животного».^[141]

К. Уолкотт-Брукс в своем обращении к Калифорнийской академии наук отметил, что, согласно китайским летописям, Тай Ко Фо Ки, великий король, правил королевством Китай, и что он всегда представлены в изображениях с двумя небольшими рогами, как те, которые связаны с изображением Моисея. Говорят, что он и его преемники ввели в Китае «написание картинок», подобное тому, которое использовалось в Центральной Америке во время испанского завоевания. Теперь в Копане, в Центральной Америке, была найдена фигура, поразительно похожая на китайский символ Фо Ки, с двумя рогами. «Либо, – говорит г-н Брукс, – один человек учился у другого, либо оба приобретали свои формы из общего источника».

Рассматривая все эти случаи, мы не можем не понимать, что раннее и частое общение должно было иметь место между двумя мирами и что мифы об одном, вероятно, были перенесены с ними мигрантами в другой.

Глава VI. Дракон

Дракон определен в Британской энциклопедии в 1877 году как «имя, данное древними огромной крылатой ящерице или змею (сказочным)».

Далее в тексте утверждается, что «они (древние) считали его врагом человечества, и его свержение призвано было стать одним из величайших подвигов богов и героев языческой мифологии. Дракон наблюдал за садами Гесперид, и его убийство составило один из подвигов Геракла. Его существование, кажется, не подвергалось сомнению старшими натуралистами; фигуры дракона, фигурирующие в работах Геснера и Альдровандуса, и даже были выставлены образцы монстра, явно образованные искусственно из частей разных животных». Ссылка также делается на род Draco, включающий восемнадцать экземпляров крылатых ящериц, все маленькие и своеобразные для Индии и островов Малайского архипелага.

Таков скудный рассказ о существе, фигурирующем в истории и мифологии всех народов, которому в различных его формах поклонялись как богу, наделенному доброжелательными и злыми качествами, сражавшемуся как монстра или обладающему сверхъестественной силой, осуществляемой поочередно на благо или наказание человечества.

Его существование неразрывно связано с историей, начиная с самой глубокой древности, нации, обладающей связанными и подлинными мемуарами, непрерывно простирающимися с настоящего дня в далекое прошлое; на котором вера в его существование произвела настолько сильное впечатление, что она сохраняет эмблему этого существа в знаках отличия в офисе, в украшениях мебели, посуды и жилищ и ежегодно отмечает его память в состязаниях лодок-драконов и процессий с изображениями дракона; который верит в то, что он продолжает существовать в глубинах морей и облаках неба; который умилостивляет его жертвоприношениями и церемониями, строит храмы в его честь и развивает поклонение ему. Легенды и традиции народа изобилуют анекдотами о его вмешательстве в дела человека и научные труды по античности, соперничающей с древнейшей западной классикой, относятся к существованию дракона как к трезвому и общепризнанному факту и с некоторой точностью дифференцируют его виды. Более того, хотя и не очень часто, это иногда упоминается в библейской истории той другой древней и почти одинаково консервативной ветви человеческой расы, евреев, не как миф или сомнительно существующее сверхъестественное чудовище, но как материальное реальное, и конкретно ужасное существо.

Равным образом мы находим эти упоминания в других ценных записях прошлого, которые проливают свет на повествования Библии, и подтверждают факты значения его исторической правды; такие как фрагменты истории Халдеи, переданные благодаря благоговейной заботе более поздних историков, тщательному повествованию об Иосифе и великому воскресению учения Халдеи и Ассирии, произведенному удивительно хорошо направленным и удачным трудом Г. Х. Смита и его последователей.

Среди ранних классиков Европы существование дракона утверждается как научный факт и принимается поэтами в качестве надежной основы для аналогий, сравнений, аллегорий и басен; это появляется в мифологии готов, и продолжается через традиции и легенды каждой страны Европы; и при этом он не появляется даже в несовершенных традициях Нового Света^[142], где его присутствие может считаться сравнительно местным и не определяется связями, зависящими от так называемого открытия более поздних дней.

Обращаясь к другим популярным запискам, мы находим одинаково ограниченные и невероятные версии этого существа. Все считают, что от него достаточно избавиться, назвав его сказочным^[143], и что достаточное объяснение любой возможной веры в него дается ссылкой^[144] на безвредный род существующих летающих ящериц, упомянутый выше.

Некоторые считают это эволюцией фантазии, типизирующей вредные принципы; таким образом, Чамберс^[145] говорит: «Дракон появляется в мифической истории и легендарной поэзии почти каждой нации как символ разрушительного и анархического принципа… как неверно направленная физическая сила и неукротимые животные страсти… Дракон открыто приступает к работе, бегая на ногах с расправленными крыльями, а голова и хвост выпрямлены, яростно и беспощадно оскорбляют здравый смысл и приличия, извергая огонь и ярость как из рота и хвоста, и сея опустошение по всей земле».

Наиболее интересным в этом отрывке является пункт, ссылающийся на легендарную теорию о способе развития дракона, которая с любопытством напоминает о полу-вертикальном положении существующей маленькой австралийской оборочной ящерицы (хламидозавра). Такое отношение также приписывается некоторым вымершим американским динозаврам, таким как стегозавр.

Никто, насколько мне известно, в последние дни до сих пор не решался поддержать претензии этого ужасного монстра, чтобы быть принятым в качестве реального современника первобытного человека^[146], который, возможно, даже сосуществовал с ним сравнительно недавно, но в последнее время он перешел в когорту вымерших видов, оставив после себя только традиции его свирепости и ужасов, чтобы запечатлеть их впечатление на языках всех стран.

Никто не пытался сопоставить огромную массу материалов, окутанных историями всех стран. Если бы это было совершенно достигнуто, возможно, можно было бы поставить диагноз реальной природе дракона и завершить главу о его характеристиках, союзах и привычках, как у любого другого устоявшегося вида.

Нижеследующий набросок предназначен только для инициирования поставленной здесь задачи, поскольку доступ автора к материалам ограничен и достаточен только для того, чтобы он, как он полагает, мог сформулировать общее предложение, к которому он относится, чтобы охватить как бы некоторые из более широких и Существенные черты расследования, оставляя богатый сбор подтверждающей информации для руки любого другого, кто может пожелать продолжить и расширить свои наблюдения.

Вначале необходимо будет придать слову «дракон» гораздо более широкое значение, чем то, которое содержится в определении в начале этой главы. Несомненно, популярное мнение современности всегда связывает его с идеей создания, обладающего крыльями; но Lung китайцев, то δράκων из греков, Драко из римлян, египетского дракона, и наг из санскрита не имеет такое ограниченное значения, и, по всей видимости, была иногда применяется к любой змеи, лакерштай, или саурской, необычайных размеров, и не всегда легко определить из отрывков, в которых встречаются эти несколько терминов, какой конкретно монстр указан.

Таким образом, дракон, о котором говорит Проперций в предлагаемой цитате, мог быть большим питоном.

«Некий старинный дракон охраняет издревле Ланувий,
Стоит пойти посмотреть зрелище редкое здесь:
Спуск там таится крутой в заветную темную пропасть.
Дева нисходит туда (бойся подобных путей!)
В праздник голодной змеи, когда требуя яств ежегодных,
С грозным шипеньем она вьется по недрам земли.
Девы бледнеют, когда их спускают для жертвы священной,
И наудачу суют руку в змеиную пасть.
Жадно хватает змея принесенные девою яства,
Даже корзины дрожат в нежных девичьих руках.
Если невинны они, обнимают родителей снова,
А земледельцы кричат: “Год урожайный идет!”»^[147].

Подробнее этот же ритуал описывается у Клавдия Элиана (О природе животных, XI, 16).^[148]

К тому же классу, вероятно, можно отнести дракона, на которого ссылается Аристотель.^[149] «Орел и дракон – враги, потому что орел питается змеями»; и снова,^[150] «Глани на мелководье часто разрушаются змеем-драконом». Возможно, можно предположить, что здесь упоминается крокодил, но об этом специально говорится в другом отрывке, как показано ниже^[151]: «Но есть и другие, которые, хотя они живут и питаются в воде, не берут воду, а воздух и вырабатывают своих детей из воды; многие из этих животных снабжены ногами, как выдра и крокодил, а другие без ног, как водяной змей».

Несколько необъяснимая привычка приписывается дракону в Книге IX.^[152]: «Когда дракон съел много фруктов, он ищет сок горького салата; это было замечено, когда он делал это».

Плиний, вероятно цитируя Аристотеля,^[153] также утверждает, что дракон снимает тошноту, которая воздействует на него весной, соками салата; и Элиан^[154] повторяет историю.

Также вероятно, что Плиний в своей истории, связанной с Демокритом^[155], подразумевает, что в Аркадии какой-то человек по имени Тоас сохранил дракона. Будучи мальчиком, он привязался к нему и воспитал его очень нежно; но его отец, встревоженный природой и чудовищными размерами рептилии, отнёс и оставил ее в пустыне. Поскольку здесь на него напали грабители, которые лежали в засаде, он был освобожден от них драконом, который узнал его голос и пришел к нему на помощь. В связи с этим можно отметить, что существует множество подлинных случаев со змеями, свидетельствующих об их значительной привязанности к тем, кто относился к ним с добротой.^[156]

Впечатление, что дракон Плиния должен был представлять какого-то большого боа или питона, усиливается его утверждением:^[157] «Дракон – это змея, лишенная яда; Говорят, его голова, расположенная под порогом двери, когда боги должным образом утешаются молитвами, обеспечит удачу дому».

Примечательно, что он приписывает дракону такое же желание и способность атаковать слона, как приписывают змее Па в Западном Китае и приписывается старыми арабскими путешественниками змеям на Борнео.

«Shan-hai-king», китайское произведение глубокой древности, о котором в дальнейшем будет упомянуто особо, говорит: «Змея Па глотает слонов, через три года она выбрасывает кости; зажиточные люди, которые его едят, излечиваются от болезней».

Диодор Сицилийский, говоря о регионе Нила в Ливии, говорит, что, согласно отчету, там и в большом количестве вырастают очень большие змеи и что эти твари нападают на слонов, собираясь вокруг водопоя, вовлекают их в свои складки пока они не опустятся на дно, а потом пожирают их.

Диодор, в другом отрывке, ссылаясь на крокодилов и бегемотов Египта, говоря об Эфиопии и Ливии, упоминает множество змей, а также других диких зверей, включая драконов необычного размера и свирепости.

В то время как Аль Идриси говорит: «Можно еще упомянуть змей Заледжа, о котором говорит Бен Хордадебе, автор книги чудес, и различные другие писатели, которые согласны с тем, что в горах острова Заледж есть вид змей, который нападает на слона и буйвола и бросает их только после победы над ними.”^[158]

Артемидор также, по словам Страбона,^[159] «упоминает змей длиной в 30 локтей, которые могут одолеть слонов и быков. В этом он не преувеличивает; но индийские и африканские змеи имеют более сказочные размеры, и говорят, что у них на спине растет трава».

Ификрат, по словам Брайанта, «рассказал, что в Мавритании были драконы такого размера, что на их спинах росла трава».^[160]

Сомнительно, что крупные змеи или настоящие драконы упоминаются Плинием в следующих интересных отрывках, которые я подробно излагаю: удивление, которое он выражает, полагая, что Джуба считает, что у них были гребни, заставляет меня подозревать, что, возможно, была некоторая путаница участвующих видов; что Джуба мог быть совершенно точным в том, что касается гребней, и что рассматриваемые звери, вместо того, чтобы быть питонами, были, скорее, неким гигантским существом, похожим на ящерицу, большой длины и небольшой массы, соответствующим китайским идеям о драконе и, следовательно, естественно несущие роговые гребни, аналогичны тем, с которыми монстр обычно представлен последними людьми.

Здесь следует заметить, что, если мы постулируем существование дракона, мы не обязаны ограничивать себя одним видом или даже двумя, так как те же самые причины, которые повлекли за собой постепенное уничтожение одного, чрезвычайно вероятны и для другого; мы не должны, следовательно, быть слишком критичны при сравнении описаний различных авторов в различных странах и эпохах, так как они могут относиться только к союзу, но не идентичны, животным.

«32 Слонов поставляет Африка из районов по ту сторону Сиртских пустынь⁴⁸ и из Мавритании; поставляют их, как было отмечено ранее, и эфиопы с троглодитами, но самых больших слонов поставляет Индия. Она же поставляет и змей, которые находятся в постоянной вражде со слонами; эти змеи⁴⁹ столь огромны, что легко обвивают слонов своими кольцами и сдавливают их, скрутившись в тугой узел. В этом сражении погибают оба противника и побежденный слон, падая, своей тяжестью душит обвившего его змея.^[161]

(12) 33 Изобретательность животных в соблюдении своих интересов удивительна: это касается и тех, о ком идет речь. Трудность для змеи представляет только одно: взобраться на этакую громадину. Поэтому, высмотрев проторенную дорогу к пастбищу, змея с высокого дерева бросается на слона. Тот знает, что не одолеет обвившегося вокруг него пресмыкающегося, и потому пытается истереть его о деревья или скалы. Змеи остерегаются этого и оттого, прежде всего уцепившись хвостом за слоновьи ноги, пытаются сковать его шаг. Те, в свою очередь, хоботом развязывают образованные телом змеи узлы. Но змеи просовывают свои головы в самые ноздри слона, затрудняя дыхание и одновременно раздирая эти самые нежные части его тела. Если слон натыкается на тропе на змею, та встает торчком, целясь слону в глаза: это является причиной того, что часто находят слонов слепых или истощенных, а также измученных тяжкими страданиями. 34 Какую другую причину этой вражды может привести кто-либо, как не ту, что Природа, сталкивая друг с другом равных по силе противников, устраивает для себя представление?^[162]

«(13) 35 Эфиопия порождает драконов, равных индийским и достигающих в высоту двадцати локтей; удивительно только, откуда Юба взял, что у них есть гребень. Эфиопское племя, на чьей территории они в основном размножаются, называется «азахеи»; рассказывают, что в приморских областях, принадлежащих этому племени, слоны соединяются по четверо или по пятеро в своеобразный плот и, подняв головы, которые служат им парусами, пускаются по волнам к более плодородным пастбищам Аравии».^[163]

Затем Плиний описывает, в отличие от драконов, крупных змей в Индии следующим образом.

14. (14) 36 Мегасфен⁵¹ пишет, что в Индии змеи достигают таких огромных размеров, что целиком заглатывают оленей и быков, а Метродор⁵² – что в окрестностях реки Риндак на Понте⁵³ они хватают и заглатывают пролетающих над ними птиц, даже если те летят высоко и быстро. 37 Известна змея длиной сто двадцать футов⁵⁴, которую во время Пунийских войн на реке Баград⁵⁵ убил военачальник Регул⁵⁶ при помощи баллист и метательных машин, словно осаждая какой-то город; шкура и челюсть этой змеи хранились в Риме в одном из храмов вплоть до Нумантинской войны⁵⁷. Верят и историям о том, будто в Италии существуют змеи, называемые «боа», которые достигают таких размеров, что во время принципата божественного Клавдия в животе одной из них, убитой на Ватиканском холме, был обнаружен целый ребенок.^[164] Первая жидкость, которую они выпивают, – коровье молоко: отсюда они получили свое имя⁵⁸.^[165]

Аристотель говорит нам, что «в Ливии змеи, как уже отмечалось, очень большие. Некоторые люди говорят, что, когда они плыли вдоль побережья, они увидели кости многих волов, и для них было очевидно, что они были поглощены змеями. И когда корабли проходили мимо, змеи атаковали триремы, и некоторые из них бросились на одну из трирем и опрокинули ее».^[166]

Сомнительно, чтобы драконы, описанные Бенджамином из Туделы, который путешествовал по Европе и Востоку и возвратился в Кастилию в 1173 году^[167], описаны руины дворца Навуходоносора в Вавилоне, были созданиями средневекового ума. Но нет никаких сомнений в том, что так называемые драконы более поздних путешествий были просто боа, питонами или другими крупными змеями, такими как те, которые описаны Джоном Лео в его описании путешествия в Африку, как существующие в пещерах Атласа. Он говорит: «Есть много чудовищных драконов, толстых посередине, но с тонкими шеями и хвостами, так что их движение медленное.^[168] Они настолько ядовиты, что независимо от того, кусают ли они или просто прикасаются, наступает смерть». Существует также утверждение Иова Людольфа о том, что (в Эфиопии) «драконы самых больших размеров, очень прожорливые, но не ядовитые».^[169]

Я полагаю, что в настоящее время число, величина и ужасающая природа змей слабо соотносятся с теми свойствами, которыми их в древности наделяло человеческое воображение, или тот ужас, который они тогда внушали. Этот вопрос был так искусно освещен писателем прошлого столетия, что я не испытываю ни малейшего колебания, когда подробно излагаю его замечания^[170].

«Вероятно, в ранние времена, когда искусство было мало известно, а человечество было лишь слабо рассеяно по земле, змеи, продолжая безмятежно владеть лесом, вырастали до поразительных размеров, и все другие племена животных уступали им. Тогда могло бы случиться так, что змеи правили животными этого района на протяжении веков. Для животных такого рода, выраставших от времени и жадности до ста или ста пятидесяти футов в длину, лев, тигр и даже сам слон были лишь слабыми противниками. Тот ужасный запах, который до сих пор распространяют даже самые обыкновенные и самые безобидные змеи, может оказаться в этих больших змеях слишком сильным, чтобы какое-либо живое существо могло противостоять ему, и в то время как они охотятся без различия, и также могут отравить атмосферу вокруг себя. Таким образом, веками живя в скрытом и необитаемом лесу и обнаруживая, что по мере того, как их аппетиты становились все сильнее, количество их добычи уменьшалось, они могли смело выходить из своих убежищ в более культивированные части страны и наводить ужас на население, вплоть до опустошения отдельных местностей.

«У нас много историй древности, представляющих нам такую картину и демонстрирующих целые народы, изнемогающие под разрушительным воздействием одного змея. В то время человек ещё не научился искусству объединения усилий многих для достижения одной великой цели. Противостоящие народы только добавили новые жертвы к общему бедствию и усиливали взаимное смущение и террор. Животное, следовательно, должно было противостоять тому, кто обладал величайшей силой, лучшей броней и бесстрашием. В таких схватках число жертв исчислялось, возможно, сотнями, до тех пор, пока один из них не оказывался более удачливым, чем остальные, в результате удачного удара или взятия монстра в промежутке между схватками и перевариванием добычи, мог убить и таким образом избавить его страну от разрушителя. Таково было первоначальное занятие героев.

«Но когда мы погружаемся в более просвещенную древность, то обнаруживаем, что эти животные куда менее грозны, поскольку подвергаются нападению более организованным образом.

«Нам говорят, что, когда Регулус вел свою армию вдоль берегов реки Баграда в Африке, огромный змей оспаривал его прохождение. Плиний уверяет нас, что он был длиной в сто двадцать футов и что он уничтожил многие армии. В конце концов, однако, против него были выставлены метательные орудия, и так при атаках на расстоянии, он был уничтожен. Его останки были перенесены в Рим, и генерал был вознаграждён овациями за свой успех.

«Возможно, есть немного фактов, выясненных в истории лучше, чем этот: овация была замечательной честью, и она присуждалась в честь некоего примечательного подвига, который не заслуживал триумфа. Ни один историк не осмелился бы выдумать эту часть истории, по крайней мере, не подвергаясь риску самого постыдного разоблачения.

«Кожа змея сохранялась в течение нескольких лет в Капитолии, и Плиний говорит, что видел ее там.

Это племя животных, как и рыбы, кажется, не имеет границ для своего роста; их кости в значительной степени хрящевые, и, следовательно, они способны к значительному расширению.

Следовательно, чем старше становится змей, тем больше он растет, и, доживая до великого возраста, они достигают огромных размеров. Легуат уверяет нас, что видел на Яве тварь длиной пятьдесят футов.^[171] Карли упоминает, что их рост превысил сорок футов, и сейчас в Британском музее есть такой, который измеряется длиной в тридцать два фута.

М-р Вентворт, у которого были большие опасения в отношении бербисов в Америке, уверяет нас, что в этой стране они достигают огромных размеров. Он описывает индейца, принявшего одну из змей за бревно, и продолжавшего сидеть на ней, когда она начала двигаться. Солдат, шедший рядом с ним, застрелил змею, но индеец умер от испуга. Длину змеи измерили и она оказалась тридцать шесть футов. Она была отправлена в Гаагу.

«Жизнь дикой вражды в лесу предлагает воображению одну из самых потрясающих картин в природе. В тех горящих странах, где солнце высушивает каждый ручей на сотни миль вокруг: где то, что в дождливый сезон выглядело как великая река, становится летом тоскливым песчаным руслом; в тех странах озеро, которое никогда не бывает сухим, или ручей с многолетними растениями, рассматривается каждым животным как величайшее удобство природы. Когда они обнаруживают нечто подобное, никакие опасности не смогут удержать их от попыток утолить жажду. Таким образом, окрестности ручья, в самом сердце тропических континентов, как правило являются местами, где все враждебные племена природы готовятся к сражению.

«На берегах этого маленького завистливого места тысячи различных видов животных отваживаются утолять жажду или готовятся захватить свою добычу. Слоны воспринимаются в длинной очереди, идущей от более темных частей леса. Буйволы там находятся в безопасности, в зависимости от их числа; газели полагаются исключительно на свою быстроту; лев и тигр ждут подходящей возможности схватить их.

«Но, главным образом, большие змеи находятся здесь на страже и защищают доступ к озеру. Не проходит и часа без какого-либо ужасного сражения, но змей, защищенный своею чешуёй и способный, естественно, выдержать множество ран, из всех других бестий является самым грозным. Оно также самое бодрствующее животное, потому что всё змеиное племя спит с открытыми глазами и, следовательно, всегда на страже; так что, пока их хищничество не будет удовлетворено, немногие другие животные рискнут приблизиться к их стоянке».

Мы читаем о змее, выставленном во времена Августа в Риме, который, как говорит нам Светоний, «имел длину пятьдесят локтей».^[172] Но в настоящее время существует несколько подлинных свидетельств о змеях, длина которых превышает тридцать футов; и есть некоторые люди, которые дискредитируют любого, кто заявляет, что говорит о змеях большего размера, чем этот. Однако есть некоторые из приложенных историй, которые, я думаю, заслуживают доверия, и мы, по-видимому, можем заключить, что питон и удав достигают исключительно 40 футов в длину или даже больше.

Уоллес^[173] просто сообщает по слухам, что питоны на Филиппинах, которые уничтожают молодой скот, как говорят, достигают более сорока футов.

Капитан Шерард Осборн,^[174] в своем описании Кведы в Малайском архипелаге, также, по общему мнению, говорит: «Уроженцы Тамелана объявили, что большинство из них принадлежат к видам боа-констриктор, но говорили и о монстрах, водящихся в глухих лесах, которые, если они выйдут, могут уничтожить всю деревню. Занятный подвиг, о котором Джади, покачивая своей проницательной головой, заверил меня, что "оулар Бессар" или большая змея вполне справятся».

«Было странно, но интересно найти среди всех малайцев твердую веру в необычайные размеры, до которых будут расти удавы или питоны; все они утверждали, что в укромных лесах Суматры или Борнео, а также на некоторых небольших островах, которые не были заселены, эти змеи иногда встречались длиной в сорок или пятьдесят футов».

Майор Макнейр говорит^[175]: «Один из самых ярых спортсменов в Сингапуре рассказывает о монстре, с которым он столкнулся. Он ранил кабана в джунглях и следовал за его следами со своими собаками, когда, проникнув дальше в лес, он обнаружил своих собак в страхе и, осторожно продвигаясь, приготовился к повторному выстрелу в кабана; к его удивлению, однако, он обнаружил, что собаки преследовали огромного питона, который схватил кабана, обвился по спирали вокруг несчастного зверя и раздавил его до смерти. Точный выстрел положил рептилию на землю, и она оказалась длиной около тридцати футов. Но такие случаи чрезвычайной длины змей весьма редки».

К сожалению, захватывающая история о змее длиной от сорока до пятидесяти футов, которую я извлекаю из газеты «North China Daily News» от 10 ноября 1880 года, сцена которой также находится на Малайском полуострове, лишена подлинности имени рассказчика. Она выглядит следующим образом:

«The Straits Times рассказывает следующую захватывающую историю с питоном: «Спортсмен, который несколько дней назад проник в джунгли, лежащие между Буддохом и Сирангун, натолкнулись на одинокую хижину в районе под названием Кампонг Батта, на крыше которого раскинулась шкура огромного боа или питона (какое бы ни было правильное имя). Хижина была занята малайцем и его женой, у которых наш информатор получил следующий необычный отчет. Однажды ночью, примерно неделю назад, малайца разбудили крики его жены о помощи. Находясь в полной темноте и полагая, что тревога вызвана ворами, он схватил свой острый паранг и нащупал путь к ее спальному месту, где его рука упала на слизистую рептилию. Прошло всего минуту, прежде чем он смог понять всю ситуацию, и когда он это сделал, он обнаружил, что вся рука его жены была потянута к горлу монстра, куда медленно, но верно следовала верхняя часть ее тела. Не решаясь сразу атаковать монстра из-за страха причинения смерти жене, муж с большим мастерством схватил две сумки, бывших в пределах досягаемости и начал засовывать их в угол челюсти змеи, с помощью которого ему удалось заставить их раскрыться пошире и выпустить руку его жены. Как только боа потерял свою добычу, он напал на мужа, которого он начал обвивать своими роковыми спиралями; но, протянув обе руки и глядя в оба, он так энергично атаковал чудовище своим парангом, что оно внезапно ослабило хватку и исчезло в отверстии под стеной хижины. Одежда героя была покрыта кровью, как и пол хижины, а рука его жены была синей от сдавливания, полученного между челюстями боа. При дневном свете муж обнаружил, что его участок деревьев, почти разрушенных, покрыт листвой, где боа, корчась в агонии, сорвал деревья у корней, а среди обломков лежал мертвый сам монстр. Малайцы заверили нашего информатора, что он получил не менее шестидесяти долларов от китайцев, которые приехали издалека, чтобы купить кусочки мяса из-за их предполагаемых медицинских свойств, и что сам малоец отказался от шести долларов, преложенных ему за кожу рептилии, которую он предпочел сохранить в качестве трофея. Он сильно разложился, поскольку несколько дней находился на открытом воздухе и был бесполезен для употребления. Невозможно сказать, что, возможно, было измерением этой большой рептилии, но кожа, вероятно, сильно растянутая неумелым удалением, измерялась между семью и восемью саженями».

Бонтий говорит о змеях на азиатских островах. «Величиною, – говорит он, – они иногда превышают тридцать шесть футов; и имеют такую способность горла и желудка, что проглатывают целых хряков».

Маклеод в «Путешествии по Альцесте» заявляет, что проведя в течение нескольких месяцев в неволе в Уайде, на побережье Африки, он имел возможность наблюдать, как змеи удваивают эту длину.^[176]

Бродрип в своих Листах из Записной книжки натуралиста (Паркер, 1852) рассказывает о змее длиной тридцать футов, которая напала на команду малайского прао, стоящего на якоре ночью рядом с островом Целебес.

К. Коллингвуд в «Бродяжничествах натуралиста» заявляет, что «г-н Лоу заверил меня, что он видел убитого одного [питона] размером двадцать шесть футов, и я с полным основанием слышал, что один из змей двадцати девяти футов длины был там убит. Говорят, что на Борнео они достигали сорока футов, но за это я не могу ручаться».

То, что большие питоны все еще существуют в Южном и Западном Китае, хотя и имеют очень ограниченные размеры по сравнению с описанными в древних работах, подтверждается многими авторами, из которых, я думаю, достаточно извлечь уведомление одного из первых миссионеров, которые исследовали эту страну.

«Что касается змеев, которые мы находим в Китайском Атласе, рассказывают, что провинция Куанси производит их такой экстремальной длины, что это кажется почти невероятным; и он уверяет нас, что он нашел таких, которые были более длинны, чем десять шестов, связанных друг с другом, то есть они имели более тридцати геометрических футов. Флора Сиенуа говорит: «Генто – самый большой из всех, кто водится в провинциях Куанси, Хейнан и Квантун… он пожирает оленей… Он поднимается и становится прямо на хвост и в этой позе энергично сражается с разъярёнными людьми и зверями.»^[177]

У нас, к сожалению никакого ключа к фактической длине змеи Bomma, описываемой J.M. да Сорренто в книге Путешествия в Конго в 1682 году, содержащейся в коллекции плаваний Черчилля, опубликованных в 1732 г.^[178] «Плоть они едят, как правило, дикого существа, и особенно своего рода змею по имени Бомма. На одном из праздников в Байе я наблюдал за окнами, а не гобеленами и аррами, украшенными кожей этих змей, такой же широкой, как у большого вола, и пропорциональной длины».

Общеизвестно, что безвредные змеи длиной от двенадцати до четырнадцати футов встречаются в северной Австралии; но только в последние годы я был ознакомлен с твердой верой местных жителей в существовании вблизи пересечения дорог Дарлинга и Мюррея, к югу от центра континента, змеи большей величины.

Я узнал от г-на Г. Р. Моффата, что на Нижнем Мюррее, между Суон-Хилл и перекрестком Дарлинг – во время его знакомства с округом (около 1857–1867) – у чернокожих было множество историй о существовании большого змея в Малли-скраб. Он был заметен по своим размерам, длиной от тридцати до сорока футов, и особенно благодаря его большому обхвату, быстроте и сильному отвратительному запаху; последний, по сути, представлял собой лучшую защиту от него, так как ему было бы невозможно приблизиться, не выдав своего присутствия.

Моффат лично узнал от Бевериджа, сына Питера Бевериджа из станции Суон-Хилл, что он действительно видел его и что его рассказ вполне совпадает со расчетами аборигенов. В ответ на запрос, который я адресовал в Австралию, я получил записку, прилагаемую ниже.^[179]

Генри Лидделл, который проживал на реке Дарлинг в 1871–1872 годах, сообщает мне, что он слышал от скотоводов и поставщиков провианта аналогичные рассказы Моффата со ссылкой на существование крупных змей и разные виды боа в соседней местности, а именно, в участке страны, лежащем к востоку от перекрестка Дарлинг и Мюррей, в глубине местности, принадлежащей станции Пункайра.

Они описали их как многочисленные в бесплодных и каменистых местах, среди больших валунов; полностью сорок футов в длину; толщиной с бедро человека; и как имеющий тот же замечательный запах, описанный мистером Моффатом. Они говорили о них как об очень распространенных, и вовсе не феноменальных животных, водящихся между Вентвортом и Пункайрой.

Анаконда, относительно которой существует так много мифов и суеверий среди индийцев Бразилии, упоминается Кондамином в его «Путешествиях по Южной Америке». «Согласно докладу, наиболее редким и необычным является большой амфибийный змей длиной от двадцати пяти до тридцати футов и толщиной более фута. Американцы майя называют его «Джакумама», или «матерью воды», и они обычно обитают в больших озерах, образованных речной водой после наводнения».^[180]

Ulloa в своей книге Voyage в Южную Америку,^[181] пишет: «В странах орошаемых этой огромной рекой (Мараньон) водятся змеи страшной величины, и наиболее пагубной природы. Некоторые, чтобы дать представление о его величине, утверждают, что она способна проглотить любое животное целиком, и что таков был злосчастный конец многих людей. Но, что кажется еще более удивительным, – это привлекательное качество, присущее дыханию^[182] этой твари, которое неотразимо привлекает к ней любое существо, которое оказывается в сфере его притяжения. Индейцы называют её Jacumama, то есть «мать воды», поскольку она обитает в озерах и болотистых местах и может в некотором смысле рассматриваться как земноводное. Я приложил немало усилий, чтобы разобраться в этом, и все, что я могу сказать, это то, что величина рептилии действительно удивительна».

Джон Nieuhoff, в его путешествия в Бразилию^[183], говоря о змее Guaku или Liboya, говорит: «Это бесспорно самая большая из всех змей, причем некоторые из них восемнадцать, двадцать четыре, даже тридцать футов длиной, и посередине – толщиной с человека. Португальцы называют её Кобра Детрадо, или змея косули, потому что она способна проглотить целую косулю или любого другого оленя, с которым встречается; после того, как они проглотили такого оленя, они засыпают, и поэтому их ловят. Такую я видел в Параибе, длиной тридцать футов и размером с бочку. Эта змея, будучи очень алчным существом, жадным до добычи, выпрыгивает из живой изгороди леса и стоит прямо на хвосте, борясь как с людьми, так и с дикими зверями; иногда она прыгает с деревьев на путешественника, вокруг которого она обвивается, и выбивает из его тела дыхание своим хвостом».

Похоже, что самый большой (водный боа), когда-либо встречавшийся европейцам, описан ботаником, доктором Гардинером, в его «Путешествиях по Бразилии». Он поглотил лошадь и был найден мертвым, запутавшимся в ветвях дерева, нависающего над рекой, в которую он был перенесен наводнением; это животное имело почти сорок футов в длину.

Следующий раздел относится к крылатым змеям, вера в которые была распространена в давние времена и активно поддерживается несколькими независимыми работами.

На мой взгляд, Геродот без каких-либо сомнений говорит на эту тему в следующих отрывках. «Аравия^[184] является последней из населенных земель к югу, и это единственная страна, которая производит ладан, мирру, кассию, корицу и ладан». «Благовоние, которое они приобретают с помощью камеди, которые греки получают от финикийцев. Его они сжигают, и тем самым получают специю; ибо деревья, несущие ладан, охраняются крылатыми змеями, маленькими по размеру и разного цвета, из которых огромное количество висит вокруг каждого дерева. Они того же вида, что и змеи, нападающие на Египет, и нет ничего, кроме дыма от камеди, который изгоняет их с деревьев».

Опять же «Аравийцы говорят,^[185] что весь мир будет кишеть этими змеями, если их число не контролировать, насколько я знаю, это гадюки». «Теперь, если говорить о гадюках и крылатых змеях Аравии, они расплодились настолько быстро, насколько позволяла их природа, и было бы невозможно для человека поддерживать себя на их земле. Соответственно, обнаружено, что, когда самец и самка собираются вместе, в самый момент случки, самка схватывает самца за шею, и однажды вцепившуюся, её никак нельзя заставить уйти, пока она полностью не прокусит ему шею, и так погибает самец; но через некоторое время он мстит самке с помощью молодняка, которые, будучи еще не родившимися, прогрызают себе проход через матку, а затем через живот их матери. Наоборот, другие змеи, которые безвредны, откладывают яйца и выводят огромное количество молодняка. Гадюки встречаются во всех частях света, но крылатых змей нигде не видели, кроме как в Аравии, где они все собраны вместе; это делает их такими многочисленными».

Геродот до сих пор был заинтересован в выяснении вероятности их существования, чтобы посетить Аравию с целью расследования; он пишет^[186]: «Однажды я отправился в определенное место в Аравии, почти точно напротив города Буто, чтобы узнать о крылатых змеях. По прибытии я увидел позвоночник и ребра змей в таких количествах, которые невозможно описать; из ребер было множество груд, некоторые большие, некоторые маленькие, некоторые среднего размера. Место, где лежат кости, находится у входа в узкое ущелье между крутыми горами, которое выходит на просторную равнину, сообщающуюся с великими равнинами Египта. История гласит, что с весны змеи летят из Аравии в направлении Египта, но в этом ущелье их встречают птицы, называемые ибисами, которые запрещают им вход и уничтожают их всех. Аравийцы утверждают, и египтяне также признают, что именно благодаря оказанной таким образом службе египтяне очень почитают ибиса.^[187] Он описывает крылатого змея в форме водяной змеи и заявляет, что его крылья не пернатые, а очень похожи на крылья летучей мыши.

В общем сообщении Аристотель вкратце утверждает, что в его время в Эфиопии были крылатые змеи.^[188] На египетских скульптурах изображены как двух-, так и четырехкрылые змеи, которых Купер считал символами божеств, и обозначением того, что четыре угла земли охвачены и защищены Верховным Провидением.

Иосиф Флавий^[189] безошибочно подтверждает свою веру в существование летающих змей в своем рассказе о хитрости, которую Моисей предпринял при нападении на эфиопов, которые вторглись в Египет и проникли в Мемфис. Из этого мы можем сделать вывод, что в свое время летающие змеи отнюдь не были присущи Аравии, но, как и следовало ожидать, в равной степени заселяли пустынные земли, граничащие с плодородной полосой Нила.

В переводе Уистона мы читаем, что «Моисей предотвратил нападение врагов и повел свою армию до того, как эти враги узнали, что он напал на них; ибо он шел не по реке, а по суше, чем он чудесным образом продемонстрировал свою проницательность; потому что когда землю было трудно преодолеть из-за множества змей (которых она производит в огромных количествах), Моисей придумал чудесную уловку для сохранения своей армии в целости и сохранности; ибо он велел наделать корзины, как ковчеги, из осоки, наполнить их козами, и нести их вместе с отрядами; какое животное является величайшим врагом змей, которых только можно представить, потому что они летят от них, когда приближаются к ним; и когда они летят, их ловят и пожирают, как если бы это было сделано оленями; но ибы – ручные существа, и только враги змеиного рода; но об этих ибах я не говорю больше в настоящее время, так как сами греки не знакомы с этим видом птицы. Поэтому, кактолько Моисей пришел на землю, поскольку сами греки не являются незнакомыми с этим видом птицы. Поэтому, как только Моисей пришел на землю, поскольку сами греки не являются незнакомыми с этим видом птицы. Поэтому, как только Моисей пришел на землю, на которой водились эти змеи, он выпустил ибов и своими средствами отразил змеиный вид и использовал их для своих целей, прежде чем армия пришла в эту местность».

Эти высказывания Геродота и Иосифа слишком точны, чтобы их можно было объяснить теорией, в которой они ссылаются на прыгающих или прыгающих змей, которые Ниехофф описывает в свое время как заражающие пальмы Аравии и вскакивающие с дерева на дерево; или к якулюсу Плиния,^[190] который вылетает из веток деревьев и летит по воздуху, как если бы он был брошен двигателем, и который описан Элианом и графически изображен Луканом^[191] в отрывке: «Вот! издалека, вокруг ствола бесплодного дерева, свирепый змей – Африка зовет его якулом – обволакивает себя, а затем устремляется вперед, и через голову и пронзенные храмы Паула он улетает: ничто не действует на яд, смерть захватывает его через рану. Тогда стало понятно, как медленно летят камни, которые швыряет стропа, как вяло проносится полет скифской стрелы».

Солин, чья работа «Полихистор» в основном представляет собой сборник рассказов, взятых из «Естественной истории» Плиния, дает аналогичный отчет о стаях крылатых змей в аравийских болотах и утверждает, что их укусы были настолько смертоносны, что смерть следовала за укусом ещё до того, как боль начинала ощущаться; он также ссылается на их уничтожение ибисами, чем, вероятно, лишь цитирует других авторов, а не излагает свои собственные знания.

Цицерон, опять же, говорит об ибисе как о очень крупной птице с сильными ногами и рогатым длинным клювом, который уничтожает большое количество змей и защищает Египет от вредных болезней, убивая и пожирая летающих змей, принесенных из пустынь Ливии от юго-западного ветра и, таким образом, предотвращая вред, который может сопровождать их укусы при жизни, или от любой инфекции, после смерти.

В древней истории нередки намеки на то, что змей стало так много, что они стали совершенной чумой; ужасная смертность, вызванная среди израильтян огненными змеями, о которых говорится в Числах, является тому примером, а другой^[192] – это миграция народа Нейри (Neuri) из их собственной страны в страну Budini, за одно поколение до нападения Дария, вследствие вторжения огромного множества змей. Утверждается, что некоторые из них были родом из их собственной страны, но по большей части они пришли из пустынь севера. Страна Нейри, по-видимому, находилась к северо-западу от Понта Эвксинсого, в значительной степени приближенно к местоположению Польши, и я полагаю, что в настоящее время единственной вредной рептилией, встречающейся в нем, является гадюка, общая для остальных стран Европы. Диодор Сицилийский^[193] упоминает традицию, согласно которой керасты некогда совершали вторжение в Египет в таких количествах, что депопулировали значительную часть населенных районов.

Эти истории интересны тем, что показывают миграционный инстинкт, возникающий у определенных видов змей, периодически или случайно, и, таким образом, это некоторой степени подтверждает данные о ежегодном вторжении змей в Египет, о которых говорилось на предыдущей странице. Они также, я думаю, подтверждают впечатление, что змеи были более многочисленными во времена ранней истории и имели большую площадь распространения, чем сейчас, и что, возможно, некоторые виды, такие как арабские и летающие змеи, которые с тех пор вымерли, в те времена существовали. Таким образом, Плиний говорит, что о боа часто рассказывают в Италии, и там они якобы вырастают до таких огромных размеров, что в одном из них однажды был найден ребенок, который был убит на Ватиканском холме во время правления императора Клавдия. Тем не менее, в настоящее время там вообще не существует змей, соответствующих этому описанию.

Мои читатели, без сомнения, знакомы с параллельными случаями вторжения животных, материально влияющих на процветание человека, таких как случайная миграция леммингов, отток крыс, прилёт саранчи или опустошение, вызванное колорадским жуком; но многие, возможно, совершенно не знают, какую ужасную чуму можно навести на местность в течение считанных нескольких лет с помощью плодовитого и неконтролируемого размножения даже такого безобидного, невинного и полезного животного, как обычный кролик. Потомки нескольких импортированных пар опустошили обширные районы Австралии и Новой Зеландии, потребовали огромных затрат на их истребление и в настоящее время^[194] вызвали такое широко распространенное разрушение собственности в этой стране, что обширные участки земли фактически должны были быть оставлены и полностью переданы им.

Интересно найти в работах арабского географа Эль Эдриси описание острова в Атлантике, называемого Лака, у северо-западного побережья Африки, который ранее был заселен, но заброшен из-за чрезмерного размножения змей в этой местности. Согласно Скалигеру, горы, отделяющие королевство Нарсинга от Малабара, порождают множество диких зверей, среди которых могут быть перечислены крылатые драконы, способные уничтожить любого, ощутившего их дыхание.

Мегасфен (Megasthenes) в передаче Элиана (tradente Æliano) сообщает, что крылатые змеи встречаются в Индии; где утверждается, что они вредны, летают только ночью, и что контакт с их мочой уничтожает отдельных животных.

Аммиан Марцеллин (который писал в IV веке н. э.) утверждает, что ибис является одним из бесчисленных сортов египетских птиц, священных, дружелюбных и ценных, так как он хранит яйца змей в своем гнезде для еды и способствует тому, что их количество уменьшается. Он также ссылается на то, что они встречают стаи крылатых змей, нагруженных ядом из болот Аравии, преодолевают их в воздухе и пожирают их, прежде чем они покинут свой регион. И Страбон,^[195] в своем географическом описании Индии говорит о змеях длиной в два локтя, с перепончатыми крыльями, похожими на летучих мышей: «они летают по ночам и испускают капли мочи или пота, которые вызывают гниение кожи у тех, кто не остережется». Исайя рассказывает об огненных летающих змеях; термин «огненный» в переводе «Септуагинта» на александрийском языке переводится как «смертоносный», в то время как другие авторитеты объясняют термин «огненный» ссылкой на жжение, вызываемое укусами или ярким цветом змей.^[196] Дополнительное доказательство веры в крылатых змей дают случайные намеки на них в классике. Таким образом Вергилий намекает на змей с кожистыми крыльями:

Illa autem attolit stridentis anguibus alis.^[197]

Лукан^[198] относится к крылатым змеям Аравии как к одному из ингредиентов заклинательного бульона, сваренного фессалийской ведьмой Эреххо, с целью оживления трупа и получения ответов на вопросы Секста, сына Помпея. Есть другие отрывки у Овидия у других поэтов, в которых используются слова «крылатые змеи», которые я здесь опускаю, поскольку из контекста кажется сомнительным, не были ли они задуманы как поэтические наименования монстра, которым, по всеобщему согласию, термин «дракон» обычно ограничен.

Я чувствую себя обязанным ссылаться, хотя, конечно, не прилагая к ним большого количества доказательств, к многочисленным историям, популярным на Востоке, в которых летающие змеи играют заметную роль; змеи всегда имеют что-то магическое или сверхъестественное в своей природе. Такие рассказы можно найти на захватывающих страницах «Аравийских ночей» или в очень занимательном фольклорном творчестве Китая, переданных нам доктором Н. П. Денисом из Сингапура.^[199]

Последнее упоминание о летающем змее, которое мы находим, имеется в работе П. Белона дю Мана, опубликованной в 1557 году, под названием «Портреты животных». Он содержит рисунок двуногого крылатого дракона с надписью «Портрет летающей змеи» и катрен:

Dangereuse est du serpent la nature
Qu’on voit voler près le mont Sinai
Qui ne serait, de la voir, esbahy,
Si on a peur, voyant sa pourtraiture?

Опасные змея встречаются в природе
Таких мы видим, пролетающими над Синайской горой
Страшатся, увидев ее, эсбахи (esbahy),
– А вы бы не испугались, зная, что она заразна?

Это скопировано Геснером, который повторяет историю его поездки из Аравии в Египет.^[200] Я придаю большое значение краткому отрывку, который я дам на последующих страницах, из знаменитой китайской работы по географии и естествознанию, «Король Шань Хай» или «Гора и море Классика». Шань Хай Кинг утверждает, что эта работа относится к глубокой древности, хотя Уайль и др. долго смотрели на нее с недоверием, было исследовано недавно учеными, которые пришли к выводу, она не моложе, чем династия Чау, и, вероятно, старше. Теперь, когда известно, что династия Чау началась в 1122 году до н. э. то, если это предположение верно, эта работа предшествует возрасту работ Аристотеля, Геродота и всех других авторов, которых мы цитируем, и, следовательно, это самая ранняя работа по естествознанию из всех существующих, и описание летающих Змей Сиенских гор (смотри infrà) – самая ранняя запись о существовании таких существ.

Хотя летающие змеи, к которым мы только что обращались, если мы согласимся с реальностью их прежнего существования, окажут существенную помощь в объяснении веры в крылатого дракона в отношении Египта, Аравии и соседних стран, это кажется маловероятным, что они достаточны для объяснения широко распространенной веры в него. На это мы уже взглянули; но теперь мы предлагаем рассмотреть его более подробно, со ссылкой на страны, настолько удаленные от их среды обитания, что вряд ли возможно, что их описание проникло туда.

Поэты Греции и Рима вводят дракона в свои басни, как иллюстрацию, когда ищут эпитеты для силы и свирепости. Гомер, в своем описании щита Геркулеса, говорит о «Чешуйчатом ужасе дракона, свернутого в центральном поле, невыразимого, с косыми глазами, парящего, извергающего сверкающий огонь». Итак, Гесиод^[201] (от 750 до 700 г. до н. э.), описывая тот же объект, говорит: «Был посредине дракон и страх от него несказанный:// Часто взирал он очами, из коих светилося пламя,// Полнилась пасть его от зубов, белевших рядами,// Неумолимых и грозных…// Были там головы змей, несказанно ужасных и страшных,// Счетом двенадцать, что племя людей на земле устрашают,// Кои против Зевесова сына воздвигли сраженье.// Шло от зубов скрежетанье, во битву когда устремлялся// Амфитриониад, и чудесно сверкало ваянье, // Словно пятна являлись взиравшим на грозных драконов:// Синими спины казались, и сумрачно пасти чернели».

Здесь следует отметить, что Гесиод различает дракона и змея.

Овидий^[202] находит дракона, убитого Кадмом в Беотии, у реки Цефиз. Он говорит о том, что тот спрятан в пещере, украшен гребнями и имеет золотой цвет. Он, как и другие поэты, особо ссылается на сверкающие огнем глаза, и можно отметить, что подобный блеск упоминается теми, кто наблюдал за питонами в их естественном состоянии. Он говорит о драконе как о синем,^[203] и ужасно разрушительном из-за наличия жала, длинных сжимающихся гребней и ядовитого дыхания.

История о том, как Церера летела на небеса на колеснице, запряженной двумя драконами, и о том, что она впоследствии одолжила ее Триптолему, чтобы он мог путешествовать по всей земле, и раздавала зерно ее обитателям, подробно описана или упоминается многочисленными поэтами, как и рассказ о Медее, покинувшей Ясона в колеснице, запряженной крылатыми драконами. Церера^[204] также является, когда скользит по волнам океана, после того, как много моды мифических персонажей, изображенных на древесных сокращениях, иллюстрирующих проходы в Shan Hai King^[205].

Аммиан Марцеллин, чья история заканчивается смертью Валерия в 378 г. н. э., ссылается, как на замечательный пример доверчивости, на вульгарный слух о том, что колесница Триптолема еще сохранилась и позволила Юлиану, который объявил себя грозой как на море, так и на суше, пройти сквозь стены и войти в город Гераклея. Хотя рациональные объяснения тому даются теорией Бохара и Ле Клерка, что данная история основана на двусмысленном значении финикийского слова, означающего либо крылатого дракона, либо корабль, скрепленный железными гвоздями или болтами; или Филодором, цитируемом Евсевием, который говорит, что его корабль называли «летящим драконом», из-за того, что на носу у него была фигура дракона; либо просто переносит в другую фазу нынешнюю веру в дракона, не нанося ей ущерба.

Диодор Сицилийский избавляется от колхидского дракона и овна с золотым руном в очень краткой форме:

«Говорят, что Фрикс, сын Афаманта и Нефелы, чтобы спастись от происков своей мачехи, бежал из Греции со своей сводной сестрой Геллой и что во время их переезда по совету богов на баране с золотым руном из Европы в Азию, девушка случайно упала в море, которое по этому случаю стало называться Геллеспонтом. Фрикс, однако, благополучно доставленный в Колхиду, принёс барана в жертву по приказу оракула и повесил его кожу в святилище, посвященном Марсу.

«После этого царь узнал от оракула, что встретит свою смерть, когда пришельцы, прибывшие туда на корабле, унесут золотое руно. Из-за этого, как и в силу врожденной жестокости, местный царь вынужден был приносить в жертву прибывающих к ним гостей; для того, чтобы вести о таком злодеянии распространялось повсюду, и никто не смел бы впредь вступать в его владения. Он также окружил храм стеной и поместил туда сильного стража в виде таврической армии; которая породила чудовищную беллетристику среди греков, поскольку они сообщали, что огнедышащие быки следили за святилищем, и что дракон охранял шкуру, поскольку из-за двусмысленности было искажено имя тавров, в это быков, и резня гостей предоставила выдумку искоренения огня. Точно так же они перевели имя префекта Драко, которому было поручено охранять храм, в чудовищное и ужасное создание поэтов».

Другие также могут дать аналогичное объяснение басне о Фриксе; заявляют, что Фрикс прибыл на корабле, носившем на носу изображение овна, и что Гелла упала в воду после того, как склонилась над бортом, страдая от морской болезни.

Среди других предметов поэзии – дракон, который охранял золотые яблоки Гесперид, и два, которые облизывали глаза Плутуса в храме Аскалапиуса с таким счастливым эффектом, что он начал видеть.

Филострат^[206] разделяет драконов на драконов горных и болотных. У первого был умеренный гребень, который увеличивался по мере взросления, когда к подбородку добавлялась борода шафранового цвета; у болотных же драконов гребней не было. Он говорит, что они достигали такого огромного размера, что легко убивали слонов. Элиан описывает их длину от тридцати или сорока до ста локтей; и Посидоний упоминает одного длиной в сто сорок футов, который тиранизировал окрестности Дамаска; и другого, логово которого было в Macra, возле Иордана; он имел акр в длину, и такой массы, что двое мужчин на лошадях, с монстром между ними, не могли видеть друг друга.

Игнатий утверждает, что в Константинопольской библиотеке была кишка дракона длиной в сто двадцать футов, на которой золотыми буквами были написаны Илиада и Одиссея. У Лукана в описании^[207] эфиопского дракона нет никакой двусмысленности: «…и ты, дракон, сияющий золотым блеском, ползаешь по всем (другим) землям, как Несносные божества, опаляя Африку смертоносными крыльями; ты движешь воздух высоко, и следуя за целыми стадами, ты разрываешь на части огромных быков, обнимая их своими складками. И слон не безопасен из-за своего размера; всё, что вы посвящаете смерти, и не нужно вам яда для смертельной судьбы». В то время как дракон, упомянутый Плинием (vide ante, стр. 169), как и сражающийся со слоном, очевидно, не имеет крыльев и может быть либо гигантской змеей, либо лацертианскому описанию, соответствующему китайскому представлению о драконе.

Обращаясь к более поздним периодам, мы узнаем от Марцеллина^[208], что в его дни штандарты с изображениями драконов были среди главных знамён римской армии; поскольку, говоря о триумфальном въезде Константина в Рим после его триумфа над Максенцием, он упоминает, что ряды главных офицеров, которые предшествовали ему, были окружены драконами, вышитыми на различных флажках ткани, прикрепленных к золотым или драгоценным наконечникам копий; пасти драконов были открыты, чтобы ловить ветер, который заставлял их шипеть, как будто они были воспалены от гнева, в то время как витки их хвостов также были подвижны, колыхаясь на ветру. И снова он говорит о Сильванусе^[209], отрывающем пурпурный шелк от эмблем драконов и штандартов, и, таким образом, принимая титул императора.

Некоторые народы, такие как персы, парфяне, скифы и т. д., носили драконов на своих штандартах: отчего сами штандарты назывались драконами или драконариями.

Вполне вероятно, что римляне позаимствовали этот обычай у парфян или, как полагает Касобон^[210], у дакийцев, у кодинов, или у ассирийцев; но в то время как римские драконы были, как мы узнаем у Аммиана Марцеллина, фигурами драконов, окрашенных в красный цвет на своих флагах, среди персов и парфян они были, как римские орлы, объемными фигурами на шестах, так что римляне часто обманывались и принимали их за настоящих животных.

Дракон играет важную роль в кельтской мифологии. Среди кельтов, как и у римлян, это был национальный стандарт.

While Cymri’s dragon, from the Roman’s hold
Spread with calm wing o’er Carduel’s domes of gold.^[211]

[В то время как дракон Кимри, из трюма римлян,
Расправлялся со спокойным крылом
У золотых куполов Кардюэля.]

Басни Мерлина, Ненния и Джеффри описывают его как красного по цвету и тем отличающегося от саксонского дракона, который был белым. Герой Артур нес дракона на своем шлеме, и традиция этого превращена в нетленную форму в Королеве Фей. Дракон наводнил владычество Ллудда и заставлял каждую пустошь в Англии в каждый канун Первого мая наполняться визгом. Дракон огромных размеров и ядовитого дыхания прятался в пещере в Уэльсе и разрушил своим ядом два района, прежде чем святой Самсон схватил его и бросил в море.

В кельтском рыцарстве слово «дракон» использовалось для обозначения вождя, а Пендрагон был своего рода диктатором, созданным во времена опасности; и когда говорили, что рыцари, убившие вождя в битве, убили дракона, это, несомненно, помогло сохранить популярную традицию, касающуюся монстра, которого несли с собой на запад в их миграции из общего арийского центра.

Тевтонские племена, которые вторглись и поселились в Англии, носили изображения драконов на своих щитах и знаменах, и они также были изображены на знаках различных немецких племен.^[212] Мы также обнаруживаем, что сам Тор был убийцей драконов,^[213] и Зигфрид и Беовульф были одинаково вовлечены в Нибелунгена и в эпосе, носящем имя последнего.^[214] Берсеркеры не только назвали свои лодки в честь дракона, но и носы этих судов были украшены фигуркой дракона; мода, которая доходит до сегодняшнего дня среди китайцев, которые проводят ежегодный фестиваль лодок-драконов, в котором длинные змеиные лодки со свирепым драконьим носом состязаются на скорость во время праздников.

Дракон был настолько тесно связан с популярными легендами, что мы находим истории о его столкновениях, переходящие в литературу Средневековья; и, подобно героям древности, христианские святые завоевали свою главную известность благодаря победам над драконами. Таким образом, среди убийц драконов^[215] мы находим, что

1. Св. Апостол Филипп уничтожил огромного дракона в Гиераполе во Фригии.

2. Св. Марта убила ужасного дракона по имени Тараск в Эксе (Ла-Шапель).

3. Св. Флорент убил похожего дракона, который преследовал Луару.

4. Св. Кадо, Св. Модет и Св. Павел совершали подобные подвиги в Бретани.

5. Св. Кейн из Корнуолла убил дракона.

6. Св. Михаил, Св. Георгий, Св. Маргарита, папа Сильвестр, Св. Самсон, архиепископ Дол, Донат (IV век), Св. Климент Мец, имели на своём счету убитых драконов.

7. Св. Ромен в Руане уничтожил огромного дракона по имени Ла Гаргуй, который опустошал Сену.

Более того, ископаемые останки животных, обнаруживаемые время от времени и в настоящее время отводимые в их истинное положение в зоологическом ряду, должны были быть подлинными останками либо драконов, либо гигантов, согласно склонности ума человека, который споткнулся на них: так же, как в наши дни крупные ископаемые кости вымерших животных всех видов, приписываемые драконам, составляют важную часть китайской фармакопеи. (см. опись Драконьих костей из Пен-цау-кан-му, приведенная на стр. 244–246.)

Прилагаемый скелет игуанодона, найденный в угольной шахте в Берниссанте, точно иллюстрирует полуавтоматическое положение, которое, как сообщается, заняли драконы из мифов и сказок.

Среди последних сохранившихся верований такого рода можно назвать дракона Вантли (Уорклифф, Йоркшир), убитого Мором Холлом. Он достал доспехи с шипами и, добравшись до колодца, где у логова был дракон, ударил его ногой в рот, где он был уязвим. Лэмбтонский червь^[216] – другой тому пример.

Объяснения этих легенд, предпринятые мифологами, основаны на предположении, что драконы, являющиеся их подданными, просто символизируют природные явления, гениальны и, возможно, во многих случаях достаточны, но не влияют, как я уже отмечал ранее, на народное сознание и вера в их прежнее существование сохраняется, как реальность.

Таким образом, автор Британских гоблинов^[217] предполагает, что для прототипа красного дракона, который преследовал пещеры и охраняли сокровища в Уэльсе, мы должны смотреть в молниеносные пещеры старой арийской басни и выводить огненных драконов современного знания из сияющий молот Тора и молниеносное копье Одина.

Истории о женщинах, охраняемых драконами, объясняются в предположении^[218], что 'nbдамы содержались в защищенной части феодальных замков, вокруг которых наматывались стены, и что искателю приключений приходилось масштабировать стены, чтобы получить доступ к дамам. Когда было две стены, авторы романа рассказывали, что нападавший одолел двух драконов и так далее. Святой Ромен, когда он избавил город Руан от дракона, который жил в реке Сена, просто защитил город от переполнения, точно так же, как символически говорят, что Аполлон (солнце) уничтожил змеиного питона или, другими словами, высох переполнение. И, по мнению доктора Перси, дракон из Вантли был заросшим негодяйским адвокатом, который обманул некоторых детей в своих владениях, но был вынужден изгнать джентльмена по имени Море, который пошел против него, вооружившись «шипами закона»», После чего адвокат умер от досады.

Кроме того, наши драгуны были так деноминированы, потому что они были вооружены драконами, то есть короткими мушкетами, которые извергали огонь, как драконы, и на голове у них была голова дракона.

Это причудливое устройство встречается и у китайцев, так как иезуит, сопровождавший императора Китая в путешествии в Западную Татарию в 1683 году, говорит: «Это было причиной его приезда в их страну с такой большой армией и такой огромной армией», военные приготовления; он приказал принести несколько кусков пушки, чтобы они время от времени выбрасывались в долины; намеренно, чтобы шум и огонь, исходящие из уст драконов, которыми они были украшены, могли распространять ужас вокруг».

Хотя драконы полностью выпали из всех современных работ по естествознанию, они все еще были сохранены и считались совершенно ортодоксальными до времён Кувье; образцы, несомненно сфабрикованные, как искусно построенная русалка мистера Барнума, были выставлены в музеях; и путешественники иногда возвращали в качестве подлинных историй своего существования басни, которые пронизывали время и народы, пока они не нашли дом в людях, столь отдаленных от их отправной точки, что стало причиной полного уничтожения их происхождения и происхождения.

Например, Pigafetta в докладе о королевстве Конго,^[219] «собранном из дискурсов г Э. Лопеса, португальца,» говоря о провинции Бемба, которую он определяет как «на морском побережье от реки Амбриз, до реки Коанза на юг», – говорит о змеях, – «есть также некоторые другие существа, которые, размером с баранов, имеют крылья, похожие на драконов, с длинными хвостами и длинными когтями, и различные ряды зубов, а питаются они сырой плотью. Их цвет синий и зеленый, их кожа окрашена как чешуя, и у них две ноги, но не более.^[220] Негры-язычники поклонялись им как богам, и вы в любой день сможете увидеть различных из них, которых сохраняют как память о чуде. И потому что они очень редки, главные князья с любопытством оберегают их и от того, что люди поклоняются им, это приносит им большую пользу благодаря дарам и жертвоприношениям, которые люди им предлагают».

А Джон Барбот, генеральный агент Королевской компании Африки, в своем описании побережья Южной Гвинеи^[221] говорит: «Некоторые афроамериканцы уверяли меня, что они (то есть змеи) были длиной тридцать футов. Они также сказали мне, что есть крылатые змеи или драконы с раздвоенным хвостом и потрясающим широким ртом, полным острых зубов, чрезвычайно вредных для человечека, и особенно для маленьких детей. Если мы поверим в этот рассказ, то они принадлежат к тому же типу крылатых змей, которых, как говорят некоторые авторы, можно найти в Абиссинии, и они являются заклятыми врагами слонов. Некоторые такие змеи были замечены около реки Сенегал, и они украшены и им поклоняются, как змеям в Виде или Фиде, то есть самым религиозным образом».

Ulysses Aldrovandus,^[222] который опубликовал большой том фолио о змеях и драконах, полностью верил в существование последнего и даёт две гравюры на дереве, при этом он утверждает, что в 1551 году получил настоящего высушенного Эфиопского дракона.

Он описывает его как имеющего две ноги, вооруженных когтями, и двое ушей, с пятью довольно заметными бугорками на спине. Тело его было украшено зелеными и темными чешуйками. Выше он имел крылья, пригодные для полета, и имел также длинный и гибкий хвост, окрашенный желтоватыми чешуйками, такими же, как светящиеся на животе и горле. Рот его был снабжён острыми зубами, нижняя часть головы, по направлению к ушам, была ровной, зрачок глаза черный, с желтовато-коричневым цветом, а ноздрей было две, и они были открыты.

Он критикует Аммиана Марцеллина за его неверие в крылатых драконов и заявляет в дальнейшем оправдании своего осуждения, которое он услышал от достойных доверия людей, что в той части территории Писториана, называемой Котоне, был замечен великий дракон, крылья которого были переплетены с сухожилиями в локоть длиной, и были значительной ширины; у этого зверя также были две короткие ноги с когтями, похожими на когти орла. Всё животное было покрыто чешуей. Зияющий рот был снабжен большими зубами, у него были уши, и он был размером с волосатого медведя. Алдровандус поддерживает свой аргумент цитатами из классики и ссылками на более поздних авторов. Он цитирует Исидора, утверждая, что крылатых арабских змей называли сиренами, а их яд был настолько эффективен, что их укус сопровождался скорее смертью, чем болью.

Он приводит в пример Геснера, который сказал, что в 1543 году он понял, что возле Штирии, в пределах Германии, появился некий дракон, у которого были ноги, похожие на лапы ящериц, и крылья по образцу крыльев летучей мыши, с неизлечимым укусом, и говорит, что подобные заявления подтверждаются Фрошонерусом в его работе над Штирией (idque Froschonerus ex Bibliophila Stirio narrabat). Он классифицирует драконов (которых он считает по существу крылатыми животными) либо безногих, либо обладающих двумя или четырьмя ногами.

Он ссылается на описание Скалигером^[223] вида змеи длиной в четыре фута, толщиной с руку человека, с боковыми хрящеватыми крыльями. Он также упоминает рассказ Бродеуса о крылатом драконе, которого привез Франциск, непобедимый король галлов, его земляк, убивший эту тварь мотыгой возле Санктонеса, и который, как утверждается, был замечен многими людьми одобренной репутации, которые полагали, что эта тварь мигрировала из приморских регионов с помощью ветра.

Кардан^[224] утверждает, что пока он жил в Париже, он видел пять крылатых драконов в музее Уильяма; они были двуногими и обладали такими тонкими крыльями, что вряд ли они могли летать на таких. Кардан сомневался и в их искусственном изготовлении, поскольку их отправляли на судах в разное время, и все же они представляли одну и ту же замечательную форму. Беллоний заявляет, что он видел целые трупы крылатых драконов, тщательно подготовленные, которые он считал такими же, как и те, которые летят из Аравии в Египет; они были толстыми в области живота, имели две ноги и два крыла, целые, как у летучей мыши, и хвост змеи.

Было бы бесполезно преумножать примеры историй, без сомнения, баснословных, существующих в Средневековье, и поэтому я добавлю сюда только две из них, которые, хотя и малоизвестны, вероятно, являются достойными образцами целого. Забавно найти историю о побеге Синдбада из Долины Алмазов, появившуюся в Европе в Средние века, с заменой дракона на птицу Рух.

Афанасий Кирхер в своей «Mundus Subterraneus» рассказывает историю о человеке из Люцерна, который, блуждая по горе Пилат, упал в пещеру, из которой не было выхода, и, разыскивая путь наружу, обнаружил логово двух драконов, которые оказались более скромными, чем их репутация. Не пострадав от них, он в течение шести зимних месяцев оставался без какой-либо иной поддержки, кроме той, которую он получал, слизывая влагу со скалы, в чём последовал их примеру. Заметив драконов, готовящихся к вылету при наступлении весны, растягивавших и расправлявших свои крылья, он привязал себя своим ремнем к хвосту одного из них, и поэтому сумел перебраться в верхний мир. Но, к сожалению, возвращение к диете, от которой он за столь долгое время отвык, убило его. Однако в память об этом событии он оставил свои вещи церкви, и в церковном колледже св. Леодегариса в Люцерне был установлен памятник, иллюстрирующий его побег. Кирхер сам видел это, и это было воспринято как неопровержимое доказательство правдивости его истории.

Другая история – это также рассказ А. Кирхера^[225] о битве между драконом и рыцарем по имени Гозионе на острове Родос в 1349 году н. э. Этот монстр описан как создание с туловищем лошади или быка, с длинной шеей и головой змея – с кончиками ушей мула – рот его широко раскрыт и снабжен острыми зубами, глаза сверкают, словно полыхают огнём, четыре лапы снабжены когтями как у медведя, а хвост как у крокодила; всё тело покрыто твердыми чешуйками. У него было два крыла, синие сверху, но кроваво-желтые снизу; оно было быстрее лошади, продвигаясь частично прыжками и бегом. Рыцарь по требованию главного магистрата удалился в другую местность, где соорудил чучело подобного дракона из бумаги и жгута и купил зарядное устройство и двух смелых английских собак; он приказал, чтобы рабы щелкали драконьими челюстями и крутили его хвост с помощью шнуров, в то время как сам он призывал свою лошадь и собак к нападению. После двух месяцев практики эти последние едва ли могли сохранить свой разум при виде изображения. Затем он возвратился на Родос и после того, как принёс свои клятвы в церкви Св. Стефана, он возвратился в роковую пещеру, заранее проинструктировав своих рабов наблюдать за битвой с высокой скалы, и поспешить к нему с лекарствами, если в ходе боя с драконом он будет побежден ядовитыми выдохами, или оказать ему помощь в случае ранения. Войдя в логово, он взволновал зверя звоном оружия и криками, а затем ждал его снаружи. Появившийся дракон в ожидании легкой добычи бросился на него, бегая и взлетая; при первом его появлении рыцарь разбил свое копье об чешуйчатую тушу, и, соскочив с лошади, продолжил борьбу с мечом и щитом. Дракон, поднимаясь на задние лапы, старался схватить рыцаря передними, давая последнему возможность поразить его в более мягкие части шеи. Наконец оба упали вместе, и рыцарь был измучен усталостью от боя или ядовитым дыханием. Подоспевшие рабы подоспели на помощь, оттащили своего хозяина от монстра и принесли воду в своих шапках, чтобы восстановить его; после чего он сел на коня и с триумфом вернулся в город, где его сначала приняли неблагодарно, но потом наградили высшими званиями ордена, для чего был созван магистрат провинции.^[226]

Кирхер очень верил в драконов. Он говорит: «Поскольку чудовищные животные такого типа по большей части выбирают свои логова и места размножения в подземных пещерах, я посчитал целесообразным включать их в главу о подземных зверях. Мне известно, что авторы различают два вида этого животного: один с крыльями, другой без крыльев. Никто не может и не должен сомневаться относительно последнего вида созданий, если только он не осмелится противоречить Священному Писанию, поскольку было бы нечестивым говорить подобное, когда Даниил упоминает о божественном поклонении, которое вавилоняне оказывали дракону Белу и после упоминания о драконе, имеющегося в других частях священного писания».

Харрис в своей коллекции Voyages,^[227] дает особое резюме, говоря: «У одного древнего автора имеется очень большой и косвенный отчет о захвате на границах Эфиопии дракона, который был длиной в двадцать и один фут, и был доставлен Птолемею Филадельфу, который очень щедро вознаграждал тех, кто рисковали при охоте на этого зверя. (Diodorus Siculus, lib. III…). Тем не менее, несмотря на то, что эти звери ужасны, они в значительной степени отстают от монстров того же вида в Индии, по отношению к которым святой Амвросий^[228] говорит нам, что в окрестностях Ганга видели драконов длиной почти семьдесят локтей. Один из монстров такого размера Александр и его армия видели в пещере, где жители ему поклонялись либо из почтения, либо из любопытства; и первая же молния, изошедшая из его глаз вместе с его ужасным шипением произвела сильное впечатление на македонцев, которые, несмотря на всю свою смелость, не могли не напугаться столь ужасному зрелищу.^[229] Дракон этот – не что иное, как змея огромных размеров; и раньше различали три вида их в Индии, а именно: такие, которые водились в горах, такие, которых видели в пещерах или на равнине, и такие, которые были обнаружены в лесах и болотах.

«Первый из них самый большой и покрыт чешуйками, такими же блестящими, как полированное золото^[230]. У него имелась борода, свисающая с нижней челюсти, на морде большие брови, очень круто изогнутые; их внешность самая страшная, которую только можно представить, и их крик громкий и пронзительный;^[231] их гребни ярко-желтые, и выпуклость на их головах цвета горящего угля.

«Обитатели равнинной страны отличаются от первых только тем, что имеют чешуйки серебристого цвета^[232] и тем, что к рекам они никогда не приходят первыми.

Те, что живут в болотах и болотах, имеют цвет тёмный, приближающийся к чёрному, двигаются медленно, не имеют гребня или какого-либо подъема на головах.^[233] Страбон говорит, что рисование их крылатыми – это причуда людской фантазии, прямо противоположной истине, но другие натуралисты и путешественники, как древние, так и современные, утверждают, что некоторые из этих видов крылатые.^[234] Плиний говорит, что их укус не ядовит, другие авторы отрицают это. Плиний приводит длинный каталог медицинских и магических свойств, которые он приписывает коже, плоти, костям, глазам и зубам дракона, который также обладает ценным камнем в его голове. «Они повесили перед пастью дракона кусок цветка, залитый золотом, который притягивал взгляды зверя, пока под звуки мягкой музыки они не усыпили его, а затем отрезали ему голову».

Я не нахожу утверждения Харриса в Диодоре Сицилийском (Diodorus Siculus), которого цитирует автор, но есть весьма косвенное описание змея длиной тридцать локтей (скажем, сорок пять футов), который был захвачен живым путем уловки, первая попытка силой привела к в смерти нескольких человек из партии. Змей был передан Птолемею II в Александрии, где он был помещен в вольер или клетку, подходящую для демонстрации, и стал объектом всеобщего восхищения. Диодор говорит: «Поэтому, когда столь огромный змей был открыт для всеобщего обозрения, эфиопам больше нельзя было отказывать в вере; до той поры их заявления принимались как басни; потому что они говорят, что видели в своей стране змей, таких огромных, что они могут не только глотать скот и других животных того же размера, но и сражаться со слонами; змей так крепко стягивает их конечности складками своих витков, что слон не может двигаться, и, пронимая свою шею под туловище, змей направляет голову к глазам слона; поражая его взглядом, подобным огненным лучам или молнии, валит его на землю и после этого разрывает на части».

В отчете о замке Фаэндер, который раньше был одним из самых значительных замков Фарса, говорится: «Такова историческая основа широко распространенного мнения, что подземные углубления этого заброшенного здания все еще изобилуют богатствами. Талисман не был забыт; и традиция добавляет другого хранителя к предыдущему депозиту, дракона или крылатого змея; который навеки размышляет над сокровищем, которым оно не может наслаждаться».

В будущем я рассмотрю, насколько эти цифры соответствуют персидским представлениям о драконах и змеях, аждахе (azhdaha =اژدها = дракон) и маре (már =مار = змея), которые, как говорят разные поэты, являются постоянными стражи каждого подземного ганджа (ganj=گنج جن = сокровище).

Már, можно предположить, по крайней мере такое же животное, как змей, который охранял золотые плоды в саду Гесперид.

Глава VII. Китайский дракон

Теперь мы подходим к рассмотрению страны, в которой вера в существование дракона полностью вплетена в жизнь всей нации. Тем не менее, в то же время он превратился в такую смесь мифологии и суеверий, что существенно укрепляет наше убеждение в реальности тех описаний, на которых основано это убеждение, хотя и вовлекает нас в массу запутанных недоразумений в связи с определением фактического периода его существования.

Нет другой такой консервативной страны, как Китай, нет другой такой нации, которая может похвастаться такой высокой древностью, как народ, постоянно населяющий одни и те же регионы и сохраняющий записи о своём государстве, нравах и окружении с самой ранней даты занятия ими территории, которая до сих пор остается центром их цивилизации; и нет ни одного, в котором культура дракона сохранялась бы более настойчиво вплоть до наших дней.

Его мифологии, истории, религии, популярные истории и пословицы наполнены ссылками на таинственное существо, которое имеет физическую природу и духовные атрибуты. Одаренный принятыми формами, он обладает сверхъестественными способностями, он способен влиять на погоду, вызывать засухи или орошать земли дождями в своё удовольствие, вызывать ураганы или смягчать их. Целые тома могут быть составлены из разрозненных легенд, которые повсеместно изобилуют по этой теме; но поскольку они, по большей части, как наши средневековые легенды, перепевают друг друга, то не могут служить никакой полезной цели, и потому я довольствуюсь извлечениями, может быть, несколько обильными, из одного или двух главных источников информации.

Однако, поскольку китайская литература мало известна или ценится в Англии, желательно, чтобы я уделил некоторое внимание рассмотрению полномочий, которые могут быть справедливо востребованы для нескольких работ, из которых я буду делать цитаты, касающиеся китайского языка, свидетельствами о прошлом и дате существования дракона и других так называемых мифических животных.

Случайные комментарии к естественной истории составляют обычную часть каждого китайского географического произведения, но собирательные описания животных редки в литературе настоящего и почти уникальны в литературе прошлого. Поэтому мы вынуждены полагаться на ссылки на полях, которые иногда делают старые классики, на одно или два произведения более чем сомнительной подлинности, которые наравне с ними утверждают, что они имеют высокую древность. К работам, на которые я предлагаю сделать более непосредственное упоминание, относятся «Yih King», «Бамбуковые книги (Bamboo Books)», «Shu King», «’Rh Ya», «Shan Hai King», «Păn Ts’ao Kang Muh» и «Yuen Kien Léi Han».

Как хорошо известно, все древние книги, за исключением книг по медицине, гаданию и земледелию, были приказано уничтожить в 212 г. до н. э. императором Цин Ши Хван Ти. Под угрозой наказания за несоблюдение этого приказа он начал преследование литераторов в следующем году, в результате чего в ямах заживо похоронили четыреста шестьдесят человек из их числа. В связи с этим можно разумно возразить, что утверждения о глубокой древности китайских книг, выдвигаемые некоторыми китайскими классиками, являются, по меньшей мере, сомнительными, а в некоторых случаях крайне маловероятными.

Этот вопрос был хорошо рассмотрен г-ном Легге в его ценном переводе китайской классики. Он указывает, что тиран умер в течение трех лет после сожжения книг, и что династия Хань была основана только через одиннадцать лет после этой даты, в 201 году до н. э., вскоре после чего были предприняты попытки восстановить древнюю литературу. Он приходит к выводу, что энергичные усилия по выполнению этого указа не были продолжены дольше, чем жизнь его автора, то есть не более трех лет, и что материалы, из которых была составлена классика, как они до нас дошли, и отредактированные в два столетия, предшествовавшие христианской эре, были подлинными останками, восходящими к еще более отдаленному периоду.

Yih King является одной из тех немногих книг, специально освобожденных от общего приказа об уничтожения. Ссылки на дракона в ней немногочисленны, и их можно найти в цитатах из выдержек из большой энциклопедии Yuen Kien Léi Han, приведенный ниже. До сих пор эта работа очень плохо понималась даже самими китайцами, но недавние исследования М. Терриена де ла Купери заставляют нас предположить, что наши переводы были несовершенными, от того, что многие символы имеют различные значения в настоящее время, отличные от тех, которые у них были в очень древние времена,и что специальный словарь архаических значений должен быть подготовлен до того, как может быть получен точный перевод, а в ближайшее время его труды могут ожидать завершения. Я нахожу в своих записях, взятых из рукописи лекции, прочитанной перед Книжным клубом Нинпо в 1870 году преподобным Дж. Батлером из Пресвитерианской миссии, что «путь, которым дракон стал представлять Императора и Трон Китая^[235] в Yih King описывается следующим образом: – «Главный дракон живет в небе, и все облака и пары, ветры и дожди находятся под его контролем. Он может посылать дождь или удерживать его по своему усмотрению, и, следовательно, вся растительная жизнь зависит от него. Поэтому Император со своего возвышенного престола следит за интересами своего народа и дарует им те временные и духовные благословения, без которых они погибнут». Я воздерживаюсь от того, чтобы останавливаться на этом или любых других отрывках в Yih King, до появления перевода, обещанного г-ном де ла Купери, с характером которого его взгляды кратко изложены в прилагаемой записке^[236], и являются выдержками из его работ по этому вопросу.

Летопись бамбуковых книг.

Это летописи, из которых происходит большая часть китайской хронологии. М-р Легж рассказывает историю их открытия, связанную с историей Императора Ву, первого из правителей Цина, следующим образом:

«На пятом году его правления под названием Хэн-нин^[237] [= 279 г. н. э.] некоторые беззаконные партии в департаменте Кейх вырыли могилу царя Вэна Сеанга [умер в 295 г. до н. э.] и нашли несколько бамбуковых табличек, написанных более мелкими печатными буквами, с более чем ста тысячами слов, которые были помещены в императорскую библиотеку».

Г-н Легж добавляет: «Император направил их к главным ученым на службе правительства, чтобы привести таблицы в порядок, предварительно расшифровав их современными персонажами. Среди них были копия Yih King, в двух книгах, согласных с общепринятым, и книга летописей, в двенадцати или тринадцати главах, начиная с правления Хуан-тэ и вплоть до шестнадцатого года последний император династии Чоу, 298 г. до н. э.

«Читатель испытывает склонность сразу отвергнуть рассказ об открытии Бамбуковых Книг. Он так много читал о восстановлении частей Шу со стен домов, что, должно быть, ему надоел этот способ отыскания [потерянных сокровищ], и он улыбается, когда ему теперь предлагают поверить, что вновь открылась некая старая гробница и отдала миру свои литературные запасы, сделанные задолго после того, как человеческие останки, заложенные в ней, смешались с пылью. От смерти короля Сеанга до 279 года н. э. прошло 574 года».

Против этого, однако, что не является очень весомым возражением, если мы рассмотрим период времени, в течение которого египетские папирусы были захоронены до их восстановления на свет, г-н Легге выдвигает преобладающие доказательства в пользу их подлинности и приходит к выводу, что «они без сомнения, почти шесть веков пролежали в гробнице, в которой они были впервые похоронены, когда их потом вновь выявили».

Летописи состоят из двух частей, одна из которых образует то, что, несомненно, является исходным текстом, и состоит из кратких уведомлений о событиях, таких как: «В его пятидесятый год, осенью, в седьмой месяц, в день Кан Шин [пятьдесят седьмой цикл] фениксы, мужчины и женщины, прибыли»… и проч. Также летописец записывает землетрясения, некрологи, события и замечательные природные явления. Другая часть вкраплена между ними в виде довольно размытых, хотя и не очень многочисленных, заметок, которые, по мнению некоторых, являются частью исходного текста, а другие добавлены комментатором Син Йо [502–557 AD].

В последнем часто упоминаются фениксы (fung wang), килинь (ki-lins=единороги) и драконы.

В первом случае мы находим только случайные ссылки на любой из них, например, «XIV. Император Кунг-Кеа. В его первый год (1611 г. до н. э.), когда он вступил на престол, он жил на западе Хо. Он сместил вождя Че-вея^[238] и назначил Лю-Люя^[239], чтобы накормить драконов».

Согласно последним, у Хван Ти (2697 г. до н. э.) было драконоподобное лицо; в то время как мать Яу (2356 г. до н. э.) зачала его от дракона. Легенда гласит: «После того, как она выросла, всякий раз, когда она смотрела на любого из трех Хо, за ней следовал дракон. Однажды утром пришел дракон с картинкой и надписью. Суть написанного была в том, что Красный получил благосклонность Небес… Красный дракон сделал Кин-тео беременной».

«Снова, когда Яоу был на троне семьдесят лет, появился конь-дракон, несущий схему, которую он положил на стол и ушел».

«Говорят, что у Императора Шуна (2255 г. до н. э.) было лицо дракона».

Также говорится о Ю (первом императоре династии Хия), что, когда состояние Хия должно было возрасти, вся растительность была пышной, а зеленые драконы лежали на границах; и что «по пути на юг, пересекая Кианг, посреди ручья, два желтых дракона взяли лодку на спину. Люди все боялись; но Ю засмеялся и сказал: «Я получил свое назначение с Небес и стараюсь изо всех сил питать людей. Быть рожденным – это путь природы; умереть по указу небес. Зачем беспокоить драконов? На этом драконы ушли, волоча хвосты».

Из этих отрывков видно, что в те времена дракон, хотя в него повсеместно верили, уже был мифическим и легендарным животным, и насколько китайцы были им обеспокоены.

«Shu King»^[240] или «Shoo King»

По словам доктора Легжа, это просто коллекция исторических литературных памятников, которые простираются на тысячу семьсот лет, но без какого-либо связного метода и с большими промежутками между ними.

Он начинается с правления Яоу (2357 г. до н. э.) и содержит интересные подробности о государстве тех далеких эпох.

В нем содержится запись о большом потопе, произошедшем во время его правления, который г-н Легге не отождествляет с Потопом Книги Бытия, но который доктор Гутцлафф и другие миссионеры-синологи считают тем же.

Интересно найти в этой работе, претендующей на столь высокую древность, упоминания о древности, предшествовавшей ей – возможно, ушедшей цивилизации, – в следующей книге «Yih» и «Ts‘ih».^[241] Император (Shun, 2255–2205 г. до н. э.) говорит: «Я хочу видеть символические фигуры древних – солнце, луну, звезды, гору, дракона и цветочную птицу, которые изображены на верхней одежде; чаша храма, водная трава, пламя, рисовые зерна, топорик и символ различия, которые вышиты на нижней одежде. Я хочу увидеть все это отображаемым с пятью цветами, чтобы сформировать официальные одежды; Вы должны их четко настроить». Здесь дракона выбирают в качестве символической фигуры, в сочетании с одиннадцатью другими, которые являются объектами повседневного познания, и это, я думаю, устанавливает презумпцию, что он сам по себе был не таким. Дата считается объектом сомнительного правдоподобия.

Точно так же мы находим, что двенадцать символических животных, представляющих двенадцать земных ветвей-символов китайской астрологии (по Словарю Вильямса, начиная с 2637 г. до н. э.), – это крыса, вол, тигр, заяц, дракон, змей, лошадь, овца, обезьяна, петух, собака, кабан, где дракон – единственный, о существовании которого может возникнуть вопрос. Из этого последнего мы узнаем, что тогда между драконами и змеями не было путаницы в значении. Различие этих двух существ было ясно признано, точно так же, как это было много веков спустя Менцием (IV век до н. э.), который, написав про эти ранние периоды, говорит: «Во времена Яу, воды, вытекающие из их каналов, затопили Среднее Царство. Змеи и драконы заняли его, и у людей не было места, где они могли бы поселиться»; и снова: «Ю выкопал их загороженные каналы и повел их к морю. Он отогнал змей и драконов^[242] и загнал их в травянистые болота».

«’Rh Ya» или «Urh Ya»^[243] также имеются транслитерации Eul Ya и Œl Ya, словарь терминов, используемых в китайской классике, но особенно тех, кто в Shi King, или „Книга Одес“ коллекция древних баллад, составленные и аранжированные Конфуцием.

Существует традиция, что она была начата Князем Чоу в 1100 г. до н. э., а дополнена или расширена Цзя Хия, учеником Конфуция.

Доктор Бретшнайдер предполагает, что каждый заголовок или фраза в оригинальной книге представляет просто названия книг и популярные названия растений и животных.

Большая часть работ, в настоящее время сохранившихся, состоит из комментариев Kwoh P'oh (около 300 г. н. э.) и, в некоторых изданиях, дополнительных комментариев других авторов.

Иллюстрации, выбранные из него для настоящего тома, уменьшены по сравнению с иллюстрациями в очень тонкой копии фолио, которой я обязан г-ну Томасу Кингсмиллу, Шанхай.

Они описывают события эпохи династии Сун (ad 960–1127 гг. до н. э.), и интересно заметить, что представления о хозяйственных инструментах, методах использования (рис. 50, стр. 232), а также методов обработки (рис. 46, стр. 225), рыбной ловли (рис. 47, стр. 227) и т. п. остались без изменений по сравнению с современностью.

Рисунки, сделанные Kwoh P'oh, похоже, были утеряны в VI веке н. э.

Уведомления о драконе появляются в «Rh Ya» только случайно как часть оформления баннеров и т. Д.; но даны описания и фигуры китайского единорога и других замечательных животных, о которых я в конечном итоге приму к сведению.

Эти фигуры драконов на рисунках баннеров (рис. 41–44) особенно интересны; поскольку есть веские основания полагать, что они, по крайней мере, воспроизводились раз за разом из ранее существующих с приемлемой точностью; и дают нам хорошее представление об общем характере животного, которое они якобы представляют.

Я приложил несколько факсимиле гравюр из «Rh Ya» по общеобразовательным предметам, в ожидании других занимающихся специальностями, которые будут найдены в соответствующих положениях; они послужат исправлению представления о том, что китайцы полностью лишены художественной силы в воображениях (рис. 46–49).

Краткие заметки об этой замечательной работе сделаны г-ном Александром Уайли^[244] и доктором Бретшнейдером^[245], а более исчерпывающую – М. Базином.^[246]

Это также в значительной степени цитируется Уильямсом в его ценном китайском словаре. В противном случае синологи, кажется, полностью проигнорировали это.

Мистер Уайли отмечает, что «на это давно смотрят с недоверием; но некоторые ученые с большими способностями недавно исследовали его содержание и пришли к выводу, что оно, по крайней мере, столь же старо, как династия Чау, и, вероятно, датируется даже до этого периода».

М. Базин говорит об этом как о сказочном описании мира и приписывает его тауистским писателям в IV веке нашей эры, которые сформировали авторитет великих Ю (Yü) и Пе Йи (Peh Yi). Он думает, что было бы бесполезно пытаться определить места, указанные в нем, и предлагает перевод части первой главы в поддержку своих взглядов.

Ценность его перевода ухудшается из-за того, что он не делает различий между текстом и комментарием, и он, похоже, обладает неполной и недостоверной версией.

В редакционной статье в «Северно-китайском вестнике» от 9 мая 1884 года (написанной предположительно господином Бальфуром, превосходным синологом) говорится о датах жизни Чин Ши Хуана, который соединил Гепархию в единое царство и завоевал Кочин Китай около 222 г. до н. э.

Kwoh Po'h^[247] (276–324 гг. н. э.), который подготовил издание, дошедшее до нас, приписывает ему дату 3000 лет до его времени.

Лью Сей (Liu Hsiu),^[248] из династии Хань (206 до н. э.-25 н. э.), говорит, что император Юя (Yü), основатель династии Hia (2205 г. до н. э.), пользовался познаниями Yih и Peh Yi, как географов и естественных историков, которые создали «Книгу Чудес на суше и в море». В то время как Ян Сунь,^[249] династии Мин (начиная с 1368 г. н. э.), в своем предисловии утверждает, что у Императора Юя было отлито девять металлических ваз, на которых были изображены все замечательные или редкие животные. Известия о из них были записаны в летописи Юй; и что Кунг Киа (из династии Хия, 1879 г. до н. э.) включил эту разнообразную информацию в настоящую работу.

Следует надеяться, что в какой-то момент какой-нибудь компетентный синолог получит полный перевод этой замечательной работы с адекватным комментарием.

Нет сомнений в том, что многие будут удерживаться от этого из-за впечатления, что сборник сказочных историй, посвященных сверхъестественным существам и, по-видимому, невозможным монстрам, не заслуживает внимания зрелого интеллекта и подходит только для того, чтобы быть отнесенным к сфере «Джека, убийцы великанов» и другим детским историям. Но после тщательного изучения книги я понимаю, что такое представление вряд ли можно поддержать. То, что подобные истории или описания перемежаются с реальными по всей работе, не подлежит сомнению; но большая её часть состоит, по-видимому, из подлинных географических записей, в том числе, как это принято во всех произведениях аналогичного характера в Китае, описания самых замечательных объектов естественной истории, происходящих в разных регионах. Я думаю, что будет возможно определить многие из них в настоящее время, про некоторые могут быть сделаны предположения, и остаток не является более многочисленным в пропорции чем другие подобные басни или извращенные сведения, которые фигурируют в классических западных томах Ктесия (Ctesias), Аристотеля, Плиния и даже намного более поздних авторов. Что касается сверхъестественных частей, то следует помнить, что даже в дни детства сэра Хэмфри Дэви низшие классы все еще предполагали, что пикси прочерчивают волшебные ведьмины кольца в Корнуолле; что в последнее время и, возможно, среди некоторых классов до настоящего времени, уверены в существование банши в Ирландии, келпи в Шотландии и людей, одаренных таинственной и внушающей страх силой дурного глаза, и остатки их не более многочисленны по сравнению с подобными баснями или извращенными рассказами, которые фигурируют в западных классических томах Ктесия, Аристотеля, Плиния и даже намного более поздних авторов. Что касается сверхъестественных частей, то следует помнить, что даже в дни детства сэра Хэмфри Дэви низшие классы все еще предполагали, что пикси прослеживают волшебные кольца в Корнуолле; что в последнее время и, возможно, среди некоторых классов до настоящего времени, существование банши в Ирландии, келпи в Шотландии и людей, одаренных таинственной и внушающей страх силой второго взгляда, и остатки не более многочисленны по сравнению с подобными баснями или извращенными рассказами, которые фигурируют среди суеверов.

В Англии немало знатных домов, чьи родовые стены не скрывали явлений, связанных с судьбами семьи, появляющихся только в роковых или событийных случаях; и во времена мудрого Иакова I в Англии и среди отцов-пилигримов в американских штатах существование волшебников и ведьм было повсеместно признано как неоспоримый факт, подтвержденный сотнями случаев вымогательства или добровольного признания, и дополнялся одновременным свидетельством еще большего числа свидетелей, которые искренне считали себя зрителями или жертвами воздействия сверхъестественных сил.

Историк из более поздних времен вполне мог бы приписать такие вещи как дань реальности, и мы не должны были бы, из-за того, что он это сделал, поставить под сомнение обоснованность своего описания других объектов или существ, существовавших в тот период, предполагая, что они были более совместимыми с нашими нынешними представлениями о реальности.

Сейчас никто не станет дискредитировать правдивость Марко Поло, оттого, что он пишет об огромных змеях в Караджане, обладающих двумя ногами, каждый из которых вооружен одним когтем. Признано, что для его истории было прочное основание, и комментаторы лишь расходятся во мнениях относительно того, была ли основа крупной разновидностью питона, такой как все еще существует в Южном Китае, или гигантского аллигатора, изуродованный образец которого он, возможно, видел.

Следует также иметь в виду, что существование какого-то гигантского сауриана, ныне вымершего, имеющего только две конечности вместо четырех, не является невозможным; так как маленькая ящерица, Chirotes, находится в этом состоянии, а также североамериканский род Siren, принадлежащий тритонам.

Я замечаю, что Рецох в своих рисунках, иллюстрирующих поэму Шиллера «Битва с драконом», заставляет монстра иметь только две передние лапы, и это, похоже, является обычной средневековой концепцией этого зверя. Алдровандус и Геснер создают фигуры двуногих драконов. Есть также любопытный рисунок в Журнале Джентльмена за 1749 год, который перенесён на страницы Энциклопедии Филадельфии, по-видимому, пиратской английской Циклопедии, которая называется «морской дракон длиной четыре фута» и стоит прямо вверх, на двух ногах, и, как русалка Барнума, был, вероятно, триумфом тогдашнего циркового искусства.

Вероятно, мнение Алдровандуса было навязано каким-то изворотливым другом в отношении двуногого дракона без крыльев длиной в два локтя, который, как утверждается, был убит жителем деревни возле Бонна в 1572 году и которого он сначала ободрал, а затем поместил в своем музее; и он, очевидно, полностью верил в эфиопского крылатого двуногого дракона, из которого он приводит две фигуры, но без указания своей самодеятельности.

Геснер приводит похожую фигуру крылатого дракона с горы Синай (по Белону); но Афанасий Кирхер более либерален и дает своему дракону не только крылья, но и четыре ноги.

В поэзии мы находим, что демон Астарот описан как появляющийся перед Фаустом в форме змеи с двумя маленькими ногами.

Что касается таинственных способностей, вменяемых Shan Hai King в разных существ, в их контроль над засухой, дождем и огнем, или в действиях, когда они используются в качестве средства от различных болезней и недугов, можно спросить, свободны ли мы сами от аналогичных суеверных убеждений? Будет ли моряк без беспокойства наблюдать за уничтожением цыплёнка Мамаши Кэри или голландец за убиением аиста^[250]? Или современная китайская фармакопея гораздо более надежна в отношении многих ее препаратов?

Что касается существ, видимых человеком, как змей, так и четвероногих зверей, то разве мы не можем поставить их в один ряд с другими причудливыми сходствами, которые по сей день имеют (например) гиппопотам с речной лошадью? из трубы-рыбы, известной как гиппокамп, с морским коньком; или ламантина с мужчиной и тому подобное?

И, наконец, настолько ли невероятны иногда упоминаемые смешанные существа, частично птица и частично рептилия? Не исключено ли, что некоторые из тех промежуточных типов, которые мы знаем из учения Дарвина, должны были существовать; что мы знаем из исследований палеонтологии про типы, промежуточные по отношению к Struthionidæ, наиболее похожих на рептилий-птиц, и Chlamydæ, другое подобие птичьих рептилий, – возможно, некоторые из них продолжали свое существование до поздней даты, и что традиция их существования как потомков или аналогов археоптерикса и зубастых птиц Америки может быть забальзамирована на этих страницах? Насколько это невозможно? Разве тригонии, теребратулы, сумчатые и, частично, растительность Австралии не образуют запасных выживших потомков форм, которые характеризовали оолитический период на наших собственных берегах? Почему же тогда, благодаря счастливому стечению обстоятельств, немало меловых и ранних третичных форм боролись за старое и позднее существование в других странах.

После долгих, повторных и тщательных проверок Shan Hai King я прихожу к совершенно другому выводу от М. Базина. Я считаю его подлинным и ценным памятником, который был передан нам из глубокой древности, ценность которого не была признана из-за того, что книга, к сожалению, представляет собой сплав двух и, возможно, трех разных произведений.

Самым древним трудом был Shan King, состоящий из пяти томов, посвященных соответственно северным, южным, восточным, западным и центральным горным цепям. Это лишено всякой ссылки на людей и привычные места. Это просто краткое изложение результатов топографического исследования, которое, возможно, не могло быть, как оно утверждает, проведенным Ю.

Shan King содержит списки гор и рек, с ценными заметками об их минеральных продуктах, фауне и флоре. В нем также приведены списки божеств, управляющих или принадлежащих к каждой горной цепи, и жертвы, подходящие для них. В этой части работы есть несколько излишеств.

Остальная часть посвящена истории регионов без и в пределах четырех хай (hai) или морей, ограничивающие империю, и те, которые составляют то, что называют Великой пустыней. Здесь имеются экстравагантные истории, мифы, рассказы о замечательных людях, ссылки на штаты, города и племена смешаны с географическими уведомлениями, которые, из их повторения, показывают, что эта часть сама по себе разрешима на две отдельные работы более современной даты, происхождение которых, вероятно, было позади волны таоистского суеверия, охватившего Китай в первые шесть веков нашей эры. Я должен добавить, что термин «в четырех морях» не подразумевает высокомерного убеждения, как это обычно предполагается, в том, что эта Империя простиралась до океана со всех сторон, причем архаичное значение совершенно отличалось от пограничной или пограничной области; Слово «пустыня» имеет аналогичное значение.

В той более заслуживающей доверия части работы, которой, как я считаю, был первоначальный Shan King, упоминания о драконах встречаются редко. В некоторых случаях kiao (который я интерпретирую как гавиал) специально упоминается; в других используется слово lung; таким образом, это говорит о драконах и черепахах, изобилующих в реке Ти (Ti), вытекающей из одной из северных гор к востоку от Хо (Ho). Однако из контекста указывается водное существо и, вероятно, аллигатор. Из всего текста я понимаю, что настоящий земной дракон не был обитателем Китая, во всяком случае после периода Юй. Я также делаю вывод, что это был боязливый и очень уважаемый обитатель более или менее засушливого высокогорья, откуда ранние китайцы либо мигрировали, либо были изгнаны, и с этого момента традиции драконов текли довольно равномерно на восток и запад, огибая цепь Гималаев на юге, и проникая в Индию только в более поздней и измененной форме.

Существует короткая ссылка на Ин Лунг (Ying Lung) или крылатого дракона; это выглядит следующим образом:

«В северо-восточном углу Великой пустыни находятся горы, называемые Хиунг-ли и Ту-кью. Ин Лунг живет на южной оконечности.

«[Комментарий. Инь Лунг – это дракон с крыльями.]

«Он убил Цзю Ю и Ква Фу.

«[Комментарий. Цзы Ю был солдатом.]

«Он не мог подняться на небеса.

«[Комментарий. Инг Лунг живет под землей.]

«Так что часто бывает засуха.

«[Комментарий. Потому что сверху не было дождя.]

«Во время засухи образуется дракон Инь, а затем идет много дождя.

«[Комментарий. Теперь ложный дракон для этой цели, чтобы влиять (небеса); мужчины не могут этого сделать.]»

Лучше напечатанные копии этой работы иллюстрированы драконьим драконом с распростертыми крыльями. Каменное очертание дракона с крыльями образует орнамент на мосту в Нинчеан Фу. В глубине Китая его заметил мистер Купер, и он описан в «Путешествиях пионера торговли». Это единственные случаи в Китае, где я встречал иллюстрации драконов с подлинными крыльями. Как правило, представляется, что дракон обладает способностью перемещаться без механического воздействия, плавать среди облаков или подниматься из моря в свое удовольствие.

Shan Hai King содержит ценные сведения о крылатых змеях и гигантских змеях, как, например, так называемые поющие змеи. Говоря о горе Сиен (одна из центральных гор), говорится: «Золото и нефрит здесь в изобилии. Земля бесплодна. Река Сиен вытекает и впадает на север в реку I. В ней много поющих змей. Они похожи на змей, но имеют четыре крыла. Их голос похож на биение камней. Когда они появятся, в городе будет сильная засуха».

О уже упоминавшейся змее Па говорят, что она способна съедать слона. Горы Та Хиен считались непригодными для проживания из-за присутствия гигантских змей (питонов?), которые, как говорили, имели цвет полыни, обладали волосками, похожими на щетинки свиньи, выступающими между линиями их полосоподобных отметин. Ходили слухи, что их длина увеличилась до ста сантиметров, и они издавали шум, похожий на стук барабана или удары деревянной колотушки сторожей. Горы Сионг Ян были заражены змеями, также гигантскими, но другого вида.

Прилагаемые гравюры (Рис. 56, 57) Пинга I (Истребитель льда) и Императора Ки (2197 г. до н. э.), каждый в колесницах с двумя драконами, интересны в связи с последующими мифами о Медее и Триптолеме. Эти две истории, вероятно, были получены из общего источника; Китайская версия, тем не менее, намного старше двух предыдущих.

Текст к К'и таков: – «К'и династии Хия танцевали с Киутай в общем тайо. Он водил двух драконов. Облака нависали в три слоя. В левую руку он схватил экран; в правой руке он держал ушные украшения; на его поясе свисали нефритовые полумесяцы. Это к северу от горы Таюн; один автор называет это тайским обычным». Комментатор говорит, что Киутай – это имя лошади, а «танец» означает танцевать в кругу. [Вероятно, это самое раннее упоминание о цирковом представлении.]

Предполагается, что Ping I будет обитать в бассейне Тсунг Ки возле сказочного региона Ква-Сан, иметь человеческое лицо и водить двух драконов.

Рассмотренный кратко, Shan Hai King – это мешанина из домыслов и лжи; его надо читать, понимая, что это историческое достояние эпохи.

Спускаясь к поздним временам, у нас есть великая китайская Materia Medica в пятидесяти двух томах, озаглавленная «Пан Цао Канг Му», состоящая из отрывков свыше восьмисот предшествующих авторов и включающая три тома иллюстраций Ли Шечина, из династии Мин (вероятно, родился в начале XVI века н. э.). Впервые он был напечатан в период Ван-Лей (1573–1620). Я даю свою статью о драконе в сокращении.

«Согласно словарю Хю Шэна, символ «лёгкий» в античной форме письма представляет собой фигуру животного. Согласно Шан Сяо Лунь, дракон глухой, отсюда и название lung (глухой). В западных книгах дракона называют наки (nake). Ши-Чан говорит, что в «Rh Ya Yih of Lo-Yuen» дракон описывается как самое крупное из чешуйчатых животных (буквально насекомых). Ван Фу говорит, что у дракона есть девять (характерных) сходств. Его голова как у верблюда, его рога как у оленя, его глаза как у зайца,^[252] его уши, как у быка, шея, как у змеи, живот, как у игуанодона (?), чешуя, как у карпа, когти, как у орла, и лапы, как у тигра. Шкала номер восемьдесят один, девять на девять, крайнее (нечетное или) счастливое число. Его голос напоминает бой гонга. По бокам рта усы, под подбородком – яркая жемчужина, под горлом – чешуя перевернутая, на вершине головы – похан, который другие называют деревянным прави́лом. Дракон без прави́ла не может подняться в небо. Когда его дыхание сбегает, оно образует облака, иногда превращаясь в дождь, а иногда в огонь. Лух Тянь в Пи Я замечает: когда дыхание дракона встречается с влажностью, оно становится ярким, когда же оно намокает, оно горит. Погасает обычным огнем.

«Дракон происходит из яйца, желательно, чтобы оно было сложено. Когда самец зовет, вверху ветер, когда самка зовет, внизу ветерок, в результате возникает зачатие. Shih Tien говорится, когда драконы собираются вместе, они превращаются в двух маленьких змей. В Siao Shwoh говорится, что расположение дракона очень свирепо, и он любит красивые драгоценные камни и нефрит (?). Он очень любит плоть ласточки; это боится железа, монг (растение, сороконожка, листья Гордости Индии и шелк, окрашенный в разные [пять] цветов). Поэтому человек, который ест мясо ласточки, должен бояться пересекать воду. Когда желателен дождь, следует предложить ласточку (использовать); когда нужно сдерживать наводнения, тогда железо; чтобы разбудить дракона, нужно использовать растение монг; чтобы принести в жертву Ку Юену, следует использовать листья Гордости Индии, связанные цветным шелком (см. Майерс, с. 107, § 326), и бросить их в реку. Врачи, использующие кости драконов, должны знать, что им нравится и не нравится, как указано выше».

«Драконьи кости».^[253] – В Пьех-лухе говорится, что они находятся в водотоках Цин (Южный Шанси) и в земляных ямах, которые существуют вдоль берегов ручьев, протекающих в пещерах Тай-Шаня (Великого Хилл), Шантунг. Для поиска могил мертвых драконов не существует определенного времени. Хунг Кинг говорит, что теперь они в основном встречаются в Люнг-Йи (в Шанси?) И Па-Чун (в Щуене). Из всех костей драконий позвоночник является лучшим; мозг делает белую землю полосатой, что применительно к языку имеет большую добродетель. Маленькие зубы твердые и обычного вида. Рога твердые и прочные. Все драконы покидают свои тела, не умирая. Хан говорит о драконьих костях от Йе-че, Цан-че и Тай-юэн (все в Шанси) – лучшие. Меньшие кости, отмеченные более широкими линиями, являются женскими драконами; более грубые кости с более узкими линиями – кости мужского дракона; те, которые отмечены пестрыми цветами, почитаются лучше всего. Те, которые являются или желтыми или белыми, имеют среднее значение; черные уступают. Если какие-либо кости являются нечистыми или собраны женщинами, их не следует использовать.

«Пу говорит, что кости драконов светло-белого цвета обладают огромным достоинством. Кунг говорит, что кости, найденные в Цине (Южный Шанси), которые являются твердыми, не хороши; пёстрые же обладают добродетелью. Свет, желтый, телесный, белый и черный эффективны при лечении болезней внутренних органов, имеющих свои соответствующие цвета, так же как пять разновидностей растения чи^[254], пять видов известняка и пять видов минерального масла (буквально жирное), которые еще обсуждаются в этой работе.

«Су-чунг заявляет: «В префектуре Че-кюн, к «востоку от реки» (Шанси), кости драконов все еще встречаются в большом количестве».

«Ли-чао в «Квох-ши-пу» говорит: «Весной наводнения рыба прыгает во Врата Дракона, и там очень много выброшенных костей. Эти кости люди ищут в лечебных целях. Они пяти цветов. Врата Дракона находятся в Цине (Шанси), где опубликовано это произведение (Квох-ши-пу). Разве эти так называемые драконы не являются костями рыбы?»

«Опять же, цитируя Сун Кван-хиена в «Похун – легендах»: «Во времена пяти династий между двумя драконами происходило состязание; когда кто-то был убит, деревенский герой, Кван, получил оба рога. Перед рогами был объект голубоватого цвета, помеченный запутанными линиями, о которых никто ничего не знал, так как дракон был полностью мертв».

«Цунг Ши говорит: «Все утверждения [о костях драконов] не совпадают; это всего лишь предположения, потому что, когда горная пещера открыла для просмотра голову скелета, рога и все такое, кто должен знать, являются ли они exuviæ или что дракон был убит? Те, кто говорят, что они exuviæ или что дракон мертв, имеют форму животного, но никогда не видели его живым. Итак, как можно увидеть вещь (какова она есть), когда она мертва? Некоторые также говорят, что это трансформация, но как это только по внешнему виду не может быть трансформировано?

«В настоящей работе Ки говорит, что это кости мертвых драконов; для того, чтобы сказать, что они exuvi mere это просто спекуляция.

«Ши Чэн говорит: «Настоящая работа считает, что это действительно мертвые кости драконов, но Ши считает, что они exuviæ. Су и Кан сомневаются в этих утверждениях. Они утверждают, что драконы являются божественными существами и напоминают принцип бессмертия (принцип «никогда в себе не умирает»); но есть утверждение дракона, сражающегося и убиваемого; и далее, в Цо-чу'эне, в котором говорится, что был некий хранитель драконов, которые мариновали драконов для еды [для императорского стола?].

«И-ки говорит: «Во времена Императора Хво, династии Хань, во время сильного ливня дракон упал на территорию дворца, Император приказал сделать из него суп и передать его министрам».

«По-ух-чи утверждает, что некий Чан Хва» получил драконовую плоть, чтобы её высушить, потому что сказано, что когда применялась приправа, появились пять цветов, и проч. Эти факты доказывают, что дракон умирает, мнение, которое [авторы] настоящей работы считают верным».

Это энциклопедия из четырехсот пятидесяти книг или томов, написанная в 1710 году. Более восьмидесяти страниц посвящено дракону. Они, со всеми подобными публикациями в Китае, полностью состоят из выдержек из старых работ, многие из которых погибли, и из которых одни фрагменты сохранились, как указано выше.

Я все это тщательно перевел, но думаю, что нет необходимости беспокоить читателя в настоящем томе чем-то большим, чем первая глава, которую я даю в Приложении. Существует также описание Kiao, из которого я даю выдержки в Приложении, вместе с другими, относящимися к тому же существу и T‘o lung, из Păn Tsao Kang Mu.

Глава VIII. Японский дракон

Существует лишь небольшая дополнительная информация о драконе, которую можно получить из Японии, а традиции, связанные с ним в этой стране, были явно получены из Китая. По функциям и качествам он всегда представлен как идентичный китайскому дракону. В Японии, однако, он неизменно считается обладателем трех лап, в то время как в Китае их четыре или пять, в соответствии с обычным или имперским гербом. Крестьянство всё ещё находится под влиянием веры в его сверхъестественные силы или в силу какой-то крупной или многоголовой змеи, которая, как предполагается, является ее трансформацией и обитателем глубоких озер или источников, берущих начало в горах.

В качестве примеров историй о драконах я привожу две, отобранных из повествований о мифической истории^[255], и одну, извлеченную из родного дневника того времени.

Первая гласит, что «Хи-кохо-хо-да-ми но микото (бог) отправился на охоту, а его старший брат Хоно-су-ри-но но микото отправился на рыбалку. Они были очень успешны и предлагали друг другу сменить профессию. Они так и сделали.

«Хоно-са-су-ри-но-микото вышел на горную охоту, но ничего не получил, поэтому он вернул свой лук и стрелу; но Хи-кохо-хо-да-ми но микото потерял свой крюк в море; поэтому он пытался вернуть новый, но его брат не получил его, и хотел старый; Микото был очень опечален и, бродя по берегу, встретился со стариком по имени Си-во-цу-чино-ги и рассказал ему о случившемся.

Последний сделал клетку, называемую ме-на-ши-кого, заключил ее в нее и опустил на дно моря. Микото отправился в храм бога моря, который подарил ему замужнюю девушку Тойоту. Он пробыл там три года и восстановил потерянный крючок, а также получил два куска драгоценного нефрита под названием «отлив» и «потоп». Затем он вернулся. Через несколько лет он умер. Его сын, Хи-ко-на-ги-са-та-ке-уга-я-фу-ки-ая-дзу но микото, пришел за короной.

Когда его отец впервые предложил вернуться, его жена сказала ему, что она замкнута и что она выйдет на берег во время непогоды и сильного моря, сказав: «Я надеюсь, что вы подождете, пока не построите дом для моего заключения». Через некоторое время Тойота пришла туда и умоляла его никогда не приходить к ней в постель, когда она будет спать. Он, однако, подкрался и посмотрел на нее. Он увидел дракона, держащего ребенка среди витков своего тела. Он внезапно вскочил и бросился в море.

Вторая легенда гласит: «Когда Со-са-но-о-но-микото подошел к истокам реки Хи-но-ка-ми в Идзумо, он услышал плач из дома; он подошел и спросил причину. Он увидел, как старик и женщина обхватывают молодую девушку. Они сказали ему, что в этой стране был очень большой змей, у которого было восемь^[256] голов и восемь хвостов, и он приходили ежегодно и проглатывал одного человека. «У нас было восемь детей, и мы уже потеряли семерых, а теперь осталась только одна дочь, которую можно проглотить; отсюда и наше горе». Микото сказал: «Если ты отдашь мне эту девушку, я спасу ее». Старик и женщина возрадовались. Микото изменил свою форму и принял форму молодой девушки. Он разделил комнату на восемь перегородок, и в каждом разместил одну ванну саке и стал ждать приближения змея. Змей прибыл, выпил саке, опьянел и уснул.

Затем Микото достал меч и разрезал змея на мелкие кусочки. Когда он резал хвост, его меч был немного сломан; поэтому он расколол хвост, чтобы найти причину, и нашел в нем ценный меч, и предложил его богу О-ми-ка-ми в Така-мага-хара.

Он назвал меч Амой но моуракумо но цуроги^[257], потому что на небе, где лежит змей, было облако. Наконец он женился на девушке и построил дом в Суге в Идзумо».

Третья история гласит:

«В восточной части Фу-си-ми-ши-ро-яма, в Яма-сиро (около Киото), есть очень большой пруд; это называется Ukisima. В хорошую погоду маленькие волны поднимаются из-за своего размера. В нем много черепах. В летнее время многие мальчики ходят в пруд, чтобы искупаться, но никогда не выходят в середину или далеко от берега. Никто не знает, насколько глубоко находится центр пруда, и говорят, что в этом пруду живет белый дракон, и он может превратиться в птицу, которую жители района называют О-гон-чо, т. е. золотая птица, потому что, когда она становится птицей, она имеет желтое оперение. Птица летит раз в пятьдесят лет, и ее голос похож на вой волка. В этом году случается голод и мор, и многие люди умирают. Всего сто лет назад, когда эта птица летела и издала свой крик, был голод, засуха и болезни, и многие люди погибли. Опять же, в Tempo-go-nen (то есть в пятом году Tempo), пятьдесят лет назад от настоящего времени, птица летела, как и прежде, и снова был болезнь и голод. Следовательно, люди в этом районе были очень встревожены, так как сейчас снова всего пятьдесят лет. Однако они надеялись, что птица не взлетит и не заплачет. Но в 2 часа ночи 19 апреля сказано, что это было замечено. Поэтому люди были удивлены и теперь поклоняются Богу, чтобы предотвратить голод и болезни. Старые фермеры говорят, что в хорошую погоду белого дракона иногда можно увидеть плавающим на воде, но если он видит людей, он опускается под воду».^[258]

В качестве добавления к этому рассказу я сейчас приведу меморандум из «Пекинской газеты» от 3 апреля 1884 года, перевод которого приведен в «Вестнике Северного Китая» за 16 мая 1884 года.

«Постскриптумный мемориал. Пань Юй требует, чтобы дополнительный титул ранга и табличка, написанная собственной рукой Его Величества, могли быть вручены духу дракона, который проявил себя и ответил на молитвы, обращённые к нему.

«В горах Ангшань ста ли от города Куэй-Хай есть три колодца, один из которых находится на вершине горы, в месте, которое редко посещают. Давно известно, что в этом колодце обитает дракон. Если в колодец бросают кусочки металла, они плавают, но легкие вещи, такие как шелк или бумага, утонут. Если предложения принимаются, фрукты в обмен взлетают. Все не совсем чистое и чистое отбрасывается и снова кружится. Дух обитает в самых черных глубинах воды в форме странной рыбы с золотыми чешуйками и четырьмя лапами, красными глазами и длинным телом. Обычно он остается глубоко в воде, не шевелясь. Но во времена сильной засухи, если местные власти очищают себя и искренне поклоняются ему, он поднимается наверх. Затем он торжественно передается в город, и ему возносятся молитвы о дожде, на которые сразу отвечают. Его храм находится в уездном городе, на Тоангай Хай Лин. Провинциальные и местные истории свидетельствуют о том, что таблички с ним были установлены со времен монгольских и династий Мин. Во время нынешней династии несколько раз, как, например, в 1845 и 1863 годах, его переносили в город, и сразу же шел дождь. В прошлом году произошла ужасная засуха, во время которой к великому ужасу людей высохли все пруды и резервуары с водой. В 15-й день восьмого месяца магистрат ввел духа в город и, собрав множество людей, горячо молился ему. Вслед за этим пошел тихий дождь, пролившийся на всю страну, он восполнил дефицит влаги и порадовал сердца всех людей. Примерно в то же время, жители района в окрестностях, называемый Чин-ю, также прибегал к помощи духа с одинаково благоприятными результатами. Это известные события, которые произошли совсем недавно.

Жители района желают, чтобы духу был дан некоторый знак отличия; и летописец считает такое разбирательство санкционированным как законом, так и прецедентом; Поэтому он смиренно излагает желания людей перед Его Величеством, которое, возможно, будет радо предоставить титул и автограф на планшете, как указано выше. Rescript уже записан.

Идеяпревращения морского монстра или дракона в птицу распространена как в Китае, так и в Японии; например, в работах Чжуан-цзе, гл. ip 1, Ф. Х. Бальфур, F.R.G.S., мы читаем, что «В Северном море была рыба, имя которой было kw'ên. Неизвестно, сколько тысяч ли этой рыбы было в длину. Впоследствии она была превращена в птицу по имени Пэн, размер спины которой не определен несколькими тысячами ли. Внезапно она взлетел вверх быстрым полетом, и её крылья покрыли небо, как облака. Когда вода была взволнована [в шестой луне], птица перенесла свое жилище в Южное море, в Райский бассейн. В книге под названием Ts'i Hieh, которая рассказывает много странных и удивительных вещей, он написано, что когда Пын летел на юг, он первым бросился более трех тысяч Li воды, а затем поднялся на высоту девяноста тысяч ли, катаясь на ветре, дующем в шестой луне. Дикие лошади, то есть облака и пыль небес, были ведомы зефирами. Цвет неба был синим; и все же, это реальный цвет неба или только вид, созданный бесконечными, безграничными глубинами? Для птицы, когда она смотрела вниз, вид был таким же, как и для нас, когда мы смотрим вверх».

На экранах, украшающих монастырь Чи-он-ин в Киото, изображены несколько составных существ, полудраконов, полуптиц, которые, по-видимому, представляют японскую модификацию китайского Ин Лунг или крылатого дракона. У них есть головы драконов, перистые крылья и птичьи когти, и они были по-разному обозначены мне японцами как Хай Рийо (рис. 62), Тоби Тацу и Шачи Хоко.

Многочисленные цитаты, приведенные на вышеприведенных страницах или в Приложении, являются просто подборкой, и я ни в коем случае не заявляют, что они настолько обширны, насколько это должно было быть, если бы эта работа была монографией об одном драконе. Имея эту особую цель, я вынужден был бы отказаться от тех интересных рассуждений, которые касаются его религиозного значения; это я оставляю тем, кто специально занимается этой частью своей истории. Поэтому я прохожу над многими традициями и легендами в отношении содержания в нем в страницах мемуаров Hiouen-Thsang,^[259] из Foe Kõue Ки,^[260] и аналогичные описания и пропускаю цитирование фольклора со страниц Денниса, Эйтеля и других, которые писали на эту тему.

Для моей цели было бы бесполезно сопоставлять легенды, подобные тем, которые даны в Апокрифах, в истории о Беле и Драконе, и вновь появляться на страницах Эль Эдриси как арабская легенда, с Александром Великим в качестве героя и Канарскими островами, как сцене подвигов, или чтобы остановиться на корейской и японской версиях историй о драконах, которые просто заимствованы и искажены в заимствованиях у китайцев. Я также не буду ссылаться на тот факт, что драконы представлены в брахманических пещерах в Эллоре и среди скульптур Ангкор-Ват в Камбодже.

Грубые диаграммы, изображенные на рис. 64, 65, 66 – факсимиле из рукописи размера фолио, находящейся во владении Дж. Хааса, эсквайра, имперского австро-венгерского вице-консула в Шанхае, которую он любезно предоставил в мое распоряжение. Этот уникальный том в настоящее время, к сожалению, непонятен. Он происходит из западных границ Китая и считается примером письменного языка лоло, то есть языка коренных племен Китая. Их достаточно, чтобы показать, что среди этих людей проявляется такое же уважение к дракону, как и в Китае; но нельзя сказать, является ли это убеждение оригинальным или импортированным, пока их литература не будет исследована.

Я сожалею, что не могу дать в этом томе, как я хотел, рассказ о персидском драконе, который, как мне известно, содержится в редком персидском произведении.

В заключение я должен надеяться, что читатель, у которого хватило терпения пробраться сквозь смесь отобранных мной выдержек и проанализировать наводящие на размышления вводные главы, согласится со мной, что в обычном понятии о традиционном драконе нет ничего невозможного; что в таком случае, скорее всего, он когда-то имел реальное существование, чем был просто плодом фантазии; и что из-за неудачной передачи его очертаний на мантиях и воинских штандартах, мы, вероятно, имеем не очень верное представление об этом у изображенного китайского дракона.

Мы можем сделать вывод, что это была длинноземная ящерица, зимующая и плотоядная, с силой сжимаемой своим змееподобным телом и хвостом; возможно, снабженная крылоподобными расширениями его кожных покровов, по образцу драконовских воланов, и способными к случайному прогрессу только в положении стоя на задних лапах, когда носитель возбуждён и в атаке. По-видимому, он был защищен доспехами и выступающими шипами, подобными найденным в Moloch horridus и Megalania prisca, и, возможно, был более близко связан с этой последней формой, чем с любой другой, которая еще не была нам известна. Вероятно, он предпочитал песчаную, открытую страну лесным угодьям, местом его обитания были высокогорные районы Центральной Азии, а время его исчезновения в связи с библейским потопом обсуждалось в предыдущей главе.

Несмотря на то, что он был наземным животным, он, вероятно, как и большинство рептилий, часто принимал омовение, а когда он не был занят или грелся на солнце, укрывался под каким-то нависающим берегом или пещерой.

Идея любви к ласточкам и способности их привлекать, упомянутая в некоторых традициях, возможно, не могла быть получена от этих птиц, оттачивающих круг и через их открытые челюсти в погоне за мухами, которых привлекает вязкая слизистая оболочка рта. Мы знаем, что в настоящее время птицы, трохилы древних, свободно проникают в открытый рот крокодила и избавляют его от паразитов, поражающих его зубы и челюсти.

Глава IX. Морские змеи

На темном дне Великого Соленого озера, заключенная в тюрьму, лежала гигантская змея, и её угрюмый сон не нарушался.

Поэты Севера, «Oelenschlæger». Перевод Лонгфелло.

Французский писатель Монтень говорит^[261]:

«Однако, с другой стороны, презрение и осуждение за ложь, которая, как нам кажется, не является доказательством вероятности или истины: что является обыкновенной ошибкой у тех, кто убеждает себя в большей достаточности, чем вульгарно…

Но разум научил меня, что столь решительно осудить что-либо за ложное и невозможное – значит взять на себя преимущество, иметь границы и пределы воли Бога и силы нашей общей матери-природы, привязанной к его рукав: и что в мире нет большей глупости, чем сводить их к мерам нашей емкости и границам нашей достаточности.

«Если мы назовем те чудовища или чудеса, которых наш разум не может достичь, то сколько таких людей ежедневно преподносят себе на глаза? Давайте рассмотрим, через какие облака и как слепо мы ведем к познанию большинства вещей, которые проходят через наши руки: воистину, мы найдем, это скорее привычка, чем Наука, которая удаляет из нас их странность, и что эти вещи, если бы они были недавно нам представлены, должны, несомненно, считать их такими же или более невероятными и невероятными, чем любые другие».

Эти свои замечания Монтеня, мне кажется очень метко применить как к столь спорному вопросу о существовании или несуществовании морского змея, как если бы они были специально написаны со ссылкой на него.

Морской змей, сразу вера и отрицание научных людей; принятые и проигнорированные, согласно их оценке доказательств, рассуждения, возможно, не научные, но умные и образованные; ценная основа для предметов для журналиста и пища для каждого самодостаточного гобемуша^[262], с которым можно столкнуться; появляются загадочно через большие промежутки времени и в отдаленных местах. Морской змей еще не избежал поимки и почетного различия в каталогизации и маркировке в наших музеях.

И все же я верю, что это странное существо – настоящий реальный факт, а не причудливая галлюцинация. Это утверждение, однако, должно быть подтверждено многими трудностями. Страх насмешек закрывает рот многим мужчинам, которые могут говорить по этому вопросу, в то время как их зависимая позиция вынуждает их подчиняться наполовину подшучивающим, наполовину предупреждающим объяснениям своих работодателей. Когда, например, владелец судна, не обладающий воображением, ломает шутки над головой своего несчастного капитана корабля и значительно намекает на его надежду (как я знаю, именно так), что в своем следующем путешествии он не увидит больше морских змеев или, другими словами, То, что великий монстр принадлежит к тому же роду, что и змеи, которых видели в сапогах западного пьющего драма, мы можем быть уверены, что для дальнейшего дальнейшего общения по этому вопросу ставится важный барьер по крайней мере, из этого источника;^[263] или когда, опять же, какой-то узел праздных молодых людей оживляет монотонность долгого путешествия, готовя преднамеренный обман для публикации по их прибытии, определенное количество дискредитации обязательно придает монстру при окончательном разоблачении шутки.

Люди также иногда обманывают себя и, честно полагая, что они видели его океаническое величие, создают историю, которая, анализируя, рассыпается на атомы и коронует его с позором как самозванец.

Жесткая логика науки в руках одного из наших главных умов также настроена против него, но, к счастью, весит скорее против особых аватаров, чем против его существования абсолютно.

Наконец, повествования разных наблюдателей настолько противоречивы, что нам трудно их примирить, за исключением предположения, что они относятся к нескольким отдельным существам, предположение, которое я надеюсь продемонстрировать, не является невероятным, а также то, что термин «морской змей» представляет собой необоснованную особую дифференциацию от вида морского чудовища, при этом различные существа, коллективно обозначаемые так, не являются ни змеями, ни, действительно, не всегда взаимосвязаны. Приступая к записям, я должен помнить о пресловутом превосходном совете миссис Глэсс и признать, что это просто история различных явлений существа или существ, слишком беглых, чтобы допустить конкретное исследование, и что до какого-то замечательного момента удачи, образцы защищены, их зоологический статус должен оставаться нерешенным, хотя и близко догадался.

В другом месте я высказал свое убеждение, что змей Мидгард является лишь искажением отчетов о морском змее, переданном со времен, когда ему приписывалось сверхъестественное существование; и мы имеем в Сагах, вероятно, самые ранние упоминания об этих, если, возможно, змеях, упомянутых Аристотелем, которые напали на галеры у побережья Ливии и захватили их, могли быть этого вида.

Побережье Норвегии, глубоко изрезанное фьордами, каналы которых на определенную ширину имеют глубину, равную глубине моря снаружи, редко меньше четырехсот морских саженей и в некоторой степени соответствуют высоте обрывистых утесов которые вмещают их, изобилуя всевозможными рыбами, и в сезон с китами, которые когда-то насчитывали тысячи в мелководье, кажется, до тех пор, пока в течение последних тридцати лет, они были особенно любимым объектом преследования змея. Весло и винт, вероятно, несут ответственность за его не появление на поверхности в последнее время.

Западное побережье острова Скай – еще одна местность, из которой было получено несколько сообщений об этом в течение этого столетия; реже это наблюдалось на восточно-американской береговой линии, на морском побережье Китая и в различных частях широкого океана. Как правило, он следует по пути китов, и в двух случаях наблюдатели утверждают, что его видели в бою с ними.

Я не сомневаюсь, что литература Норвегии содержит частые ссылки на нее древнейших времен, но самое раннее упоминание об этом в той стране, которую я смог приобрести, содержится в «Повествовании о северо-восточных морозных морях», объявленном Герцогом Москонии его послу к ученым джентльменам Италии, по имени Галеатий Бутригарий, следующим образом^[264]:

«Озеро называется Мос, а остров Хоффузен в моем самом маленьком из них находится в градусах 45,30 и 61. В этом озере появляется странный монстр, змей огромной величины; и как и во всех других местах мира, сверкающие звезды предвещают изменение, то же самое относится и к Норвегии. Он был замечен в конце 1522 года от рождества Христа, при этом он находился высоко над водой, гулял, как большая колонна, и, по предположениям, был выше пятидесяти локтей».

Понтоппидан, епископ Бергенский, который опубликовал свою знаменитую «Естественную историю Норвегии» в 1755 году и который одно время дискредитировал ее существование «до тех пор, пока это подозрение не было устранено полными и достаточными доказательствами от заслуживающих доверия и опытных рыбаков и моряков в Норвегия, в которой есть сотни людей, которые могут подтвердить, что они видели их ежегодно», – заявляет, что северные торговцы, которые каждый год приезжали в Берген со своими товарами, считали это очень странным вопросом, когда их серьезно спрашивали, были ли они любые такие существа, настолько же смешные, как если бы им был задан вопрос, есть ли такая рыба, как угорь или треска.

Согласно Понтоппидану, эти существа постоянно держатся на дне моря, за исключением июля и августа, что является их временем нереста, а затем они выходят на поверхность в спокойную погоду, но снова погружаются в воду так скоро, как только ветер поднимает наименьшую волну.

Предполагалось, что норвежские рыбаки будут сильно возражать против рицинуса, которым они обеспечивались, выходя в море, складируя его в кадке на корме и выбрасывая немного за борт, опасаясь встречи с морской змеей. Фарерский рыбак придерживался той же идеи в отношении кита Твольду, который, как предполагалось, имел большое отвращение к касторовому маслу и стружке можжевеловой древесины.

Олаус Магнус в своей Истории Septentrion, гл. XXVII, пишущий не из личного наблюдения, а из сообщений других, говорит о нем, как твари в двести футов в длину и двадцати футов в поперечнике, с гривой двух футов в длину, покрытой чешуей, с огненными глазами, беспокоящими корабли и поднимающейся из воды, как мачта, а иногда и выхватывающей людей с палубы.

Алдровандус, цитируя Олауса Магнуса, говорит, что в Норвегии иногда появляется змея, достигающая ста или двухсот футов в длину, опасная для кораблей в спокойную погоду, поскольку иногда она утаскивает человека с корабля. Говорят, что торговые корабли бывают вовлечены ею и потоплены.

Олаус Магнус также изображает другого змея, который, как говорят, обитает в Балтийском или Шведском море; он от тридцати до сорока футов в длину, и никому не причиняет вреда, если его не спровоцировать.

Арндт. Бернсен в своем отчете о плодородии Дании и Норвегии говорит, что морская змея, как и кит Твольд, часто тонет как в людях, так и в лодках; и северные торговцы сообщили Понтопидану, что морская змея часто поднималась и бросалась через лодку, и даже через судно весом в несколько сотен тонн, и своим весом отправила его на дно; и что они иногда поднимали из воды свои страшные головы и выхватывали человека из лодки; но за это Понтоппидан не ручается и, действительно, говорит, что, если что-либо, даже легкое, будет брошено в них и коснётся их, они обычно погружаются в воду и следуют другим путем.

Ганс (впоследствии епископ) Эгеде в своей «Полной и особенной связи моего путешествия с Гренландией» как миссионер в 1734 году описывает морское чудовище, которое проявилось во время его похода. Он говорит: «6 июля 1734 года у южного побережья Гренландии нам явился морской монстр, голова которого, будучи поднятой, находилась на уровне нашей главной мачты. Его морда была длинной и острой, и он дул в воду почти как кит; у него были большие широкие лапы; его тело было покрыто чешуей; его кожа была грубой и неровной; в других отношениях оно было как змея; и когда он нырнул, его хвост, поднятый в воздух, оказался на целую длину корабля дальше от его тела».

В другой работе, «Новой съемке старой Гренландии», Эгеде говорит о том же монстре, с добавлением, что тело его было полным, таким же толстым и таким же большим по окружности, как и корабль, на котором он плавал. Рисунок (который я воспроизвожу, рис. 68) кажется, был взят другим миссионером, мистером Бингом, который заявил, что глаза существа казались красными и похожими на горящий огонь. Лапы, упомянутые Эгеде, вероятно, были веслами, как у лиасских саурцев.

Понтоппидан считает, что это был другой монстр из числа норвежских морских змеев, из которого он приводит фигуру, предоставленную ему преподобным Хансом Стромом, сделанную из описаний двух его соседей по Херро, которые были свидетелями его появления.

Лавранс де Ферри, капитан норвежского флота и командир в Бергене во времена Понтоппидана, на самом деле ранил одного из норвежских змей и заставил двух своих людей, которые были с ним в лодке в то время, давать показания под присягой в суде об истинности заявления, которое он сам сделал, следующим образом:

«В конце августа, в 1746 году, когда я был в путешествии, когда я возвращался из Трундхейма, в очень спокойный и жаркий день, намереваясь остановиться в Молде, случилось так, что когда мы прибыли с мой корабль в шести английских милях от вышеупомянутого Молде, находясь в месте под названием Жюль-Нфс, когда я читал в книге, услышал какой-то бормочущий голос среди мужчин на веслах, которых было восемь, и заметил, что человек у руля держится подальше от земли. После этого я спросил, в чем дело; и нам сообщили, что перед нами морская змея. Затем я приказал человеку у руля снова держаться за землю и не придумывать байки про это существо, о котором я слышал так много историй. Хотя моряки были под некоторым опасением, они были вынуждены подчиняться моим приказам. Тем временем эта морская змея прошла мимо нас, и мы были вынуждены зацепить судно, чтобы приблизиться к нему. Когда змея плыла быстрее, чем мы могли грести, я взял свой пистолет, который был уже заряжен, и выстрелил в него; на этом он сразу же погрузился под воду. Мы гребли к месту, где он опустился (который в спокойствии можно было бы легко заметить) и легли на весла, думая, что он снова поднимется на поверхность; однако это не так. Когда змея опустилась вниз, вода стала густой и красной; возможно, какой-то выстрел может повредить его, расстояние очень думая, что это снова всплывет на поверхность; однако это не так. Когда змея опустилась вниз, вода стала густой и красной; возможно, какой-то выстрел может повредить его, расстояние очень думая, что это снова всплывет на поверхность; однако это не так. Когда змея опустилась вниз, вода стала густой и красной; возможно, какой-то выстрел может повредить его, расстояние очень мало. Голова этой змеи, которую она держала на высоте более двух футов над поверхностью воды, напоминала голову лошади. Он был сероватого цвета, а рот был довольно черным и очень большим. У него были черные глаза и длинная белая грива^[265], которая свисала с шеи до поверхности воды. Помимо головы и шеи, мы видели семь или восемь сгибов или витков этой змеи, которые были очень толстыми, и, насколько мы могли догадаться, расстояние между каждым сгибом составляло примерно пять футов (Берген, 1751).

Понтоппидан отмечает особенность изливающегося из ноздрей воды, которую демонстрирует существо, увиденное Гансом Эгеде, и утверждает, что он не знал об этом, о чем говорилось в любом другом случае.

Он также отмечает, что норвежские морские змеи отличаются от гренландских в отношении кожи, которая у первой гладкая, как стекло, и не имеет ни малейшей морщины, кроме как на шее, где есть своего рода грива, которая похожа на пакет морских водорослей, свисающих к воде. Подводя итог отчетам, которые до него дошли, он оценивает длину примерно в сто сантиметров или шестьсот английских футов. Он утверждает, что он лежит на поверхности воды (когда она очень спокойная) во многих складках и что они находятся на одной линии с головой; некоторые небольшие части спины должны быть видны над поверхностью воды, когда она движется или изгибается, что на расстоянии кажется похожим на множество бочек или головастиков, плавающих в линии, со значительным расстоянием между каждым из них.

«Существо, как угорь или змея, не сужается постепенно до некоторой точки, но тело, которое выглядит размером с двух голов боровов, становится удивительно маленьким сразу в том месте, где начинается хвост. Голова у всех видов имеет высокий и широкий лоб, но у некоторых острая морда, хотя у других она плоская, как у коровы или лошади, с большими ноздрями и несколькими жесткими волосками, выступающими по бокам, как усы. «.

«Они добавляют, что глаза этого существа очень большие, голубого цвета и выглядят как пара ярких оловянных тарелок. Все животное имеет темно-коричневый цвет, но оно пестрое и пестрое с легкими прожилками или пятнами, которые сияют, как панцирь черепахи. Он имеет более темный оттенок вокруг глаз и рта, чем где бы то ни было, и в этой части он очень похож на тех лошадей, которых мы называем мурсоголовыми».

Он упоминает два места: одно в Амундс-Ваагене в Норд-фьорде, другое – на острове Кармен, где его трупы были оставлены при высокой воде. Он считает, что это животное живородящее.

В отчете Лапландеров Финмарка, написанном Кнудом Лимсом, с примечаниями Гюннера, епископа Дронтхейма, (Копенгаген, 1767, 4to., На датском и латинском языках),^[266] я нахожу: «Море Финмарк также порождает змея или морского змея, сорока шагов в длину, равный размеру головы кита, в форме змея. У этого монстра грива на шее, напоминающая лошадь, спина серого цвета, живот склоняется к белому.

«В дни затишья, когда море спокойное, обычно поднимается морской змей, извиваясь в различные спирали, некоторые из которых выше, другие внизу, вода. Моряки очень боятся этого монстра. И пока он поднимается, они не могут доверить себя опасностям бездны».

Дж. Рамус описывает большую морскую змею, которую видели в 1687 году многие люди в Драмсфьордене. Была очень тихая погода, и как только появилось солнце и немного подул ветер, оно выстрелило, как спиральный кабель, внезапно выброшенный моряками; и они заметили, что какое-то время он растягивал свои многочисленные складки.

Капитан (впоследствии сэр Артур) де Капелл Брук^[267] собрал все отчеты, которые мог, во время своего путешествия к Северному Мысу, в отношении морского змея, со следующими результатами:

«Поскольку я решил прибыть на побережье, чтобы провести все расследования относительно правдивости сообщений, которые достигли Англии в предыдущем году, о том, что морской змей недавно был замечен в этой части Норвегии, я просто предоставлю различные отчеты Я получил во время моего путешествия в Северный Кейп, оставляя другим свои собственные выводы и не выражая, по крайней мере, пока, мое мнение, уважая их.

«Рыбак в Пежерстаде сказал, что змея была замечена два года назад в Фолден-фьорде, длина которого, насколько это было видно, составляла шестьдесят футов».

В Отерсоене почтмейстер капитан Шилдеруп, который раньше служил в норвежской морской службе и казался быстрым и умным человеком, заявил, что змей действительно находился за пределами острова в течение значительного периода времени в течение предыдущего лета, в узкой части фьорда, между этим островом и континентом, и описание, которое он дал, было следующим:

«Впервые он появился в июле 1849 года в Отерсоене. До этого я часто слышал о существовании этих существ, но никогда прежде не верил этому. В течение всего этого месяца погода была чрезмерно знойной и спокойной; и змея видели каждый день почти в одной и той же части фьорда.

Это продолжалось, пока стояла теплая погода, змей лежал неподвижно и как будто дремал в солнечных лучах.

Количество людей, живущих на острове, было около тридцати; все из которых, ради любопытства, пошли смотреть на него, пока оно оставалось. Это было подтверждено последующими опросами жителей, которые это подтвердили. В первый раз, когда капитан увидел змея, он находился в лодке, на расстоянии двухсот ярдов. Длина животного, как он полагает, была около трехсот эллов или шести сотен футов. Он не мог сказать точнее; но тот имел значительную длину и был длиннее, чем казалось, так как лежал в больших спиралях над водой на протяжении многих футов. Его цвет был сероватым. На том расстоянии, на котором он находился, капитан не мог определить, было ли оно покрыто чешуей; но когда он двигался, он издавал громкий потрескивающий шум, который он отчетливо слышал. Его голова была похожа на голову змея; но он не мог сказать, были ли у него зубы или нет. Он сказал, что животное испускало очень сильный запах; и что лодочники боялись приближаться к нему и расценивали его приближение как плохой знак, поскольку рыба в результате покинула побережье! Таковы были подробности, которые он связал с этим случаем.

«Торговец в Крогоене в каждом конкретном случае подтверждал рассказ капитана Шилдерупа, и что многие из крогонцев были свидетелями этого.

«На острове Лекё я получил от сына Питера Грегера, торговца, молодого человека, который занимался этим промыслом, еще одну информацию о морском змее. Это было в августе предыдущего года, когда он рыбачил с другими в Вийге или Вег-Фьорде, что он видел это. В то время они были на берегу со своими сетями, и оказалось, что змей находился на расстоянии около шестидесяти ярдов от них, всвязи с чем они были немного встревожены и немедленно отступили. По его словам, то, что было видно над водой, оказалось в шесть раз длиннее их лодки, серого цвета и лежало в бухтах на большой высоте над поверхностью. Испуг помешал им уделить больше внимания другим деталям. Фактически, все они честно пустились в бегство, когда обнаружили монстра так близко к ним.

«В Альстауге я нашел епископа Северных земель. Достойный прелат был здравомыслящим и хорошо осведомленным человеком в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет. К свидетельству других, подтверждающих существование морского змея, я теперь добавлю свидетельство самого епископа, который был свидетелем появления двоих особей в заливе Шуресунн или Сёрсунд во фьорде Дронтхейм, вблизи Норвегии, восьми в милях от Дронтхейма. Он был на небольшом расстоянии от них и ясно видел их. Они плавали большими тушами, часть которых была видна над водой, а длина самого большого из них, по его мнению, составляла около ста футов. Они были темно-серого цвета; головы едва различимы, будучи почти под водой, и они были видны только в течение короткого времени. До этого периода он относился к ним как к какому-то сказочному персонажу; но теперь, по его словам, невозможно было сомневаться в их существовании, поскольку такое количество уважаемых людей с тех пор также неоднократно видели их. Он никогда не встречался ни с кем из тех, кто видел кракена, и был склонен считать эти рассказы баснями.

«За то время, что я остался в Хандхольме, произошло любопытное обстоятельство. Однажды, когда я обедал в доме мистера Блэкхолла и мало думал о морском змее, о котором я какое-то время ничего не слышал, молодой человек, хозяин маленькой рыбацкой яхты, только что пришедшей из Дронтхейма, присоединился к нашей партии. В ходе беседы он упомянул об этом за несколько часов до того, как он находился недалеко от Хандхольма и до того, как он вошел в гавань две морские змеи прошли сразу под его яхтой. Увидев их, он оказался на палубе и, схватив ручную пику, ударил их, когда они подошли ближе к корпусу с другой стороны, откуда они и исчезли. Их длина была очень велика, а их цвет был сероватый, но в течение очень короткого времени, пока они были видны, он не мог заметить никаких подробностей.

«Он не сомневался в том, что они были именно змеями, как он их называл, и это обстоятельство было связано исключительно с ним самим».

Капитан Брук суммирует полученные им отчеты со следующими общими замечаниями:

«Принимая во внимание справедливое представление о различных отчетах, относящихся к морскому змею на предыдущих страницах, ни один разумный человек не может сомневаться в том, что какое-то морское животное необычайных размеров и, по всей вероятности, племя змей, неоднократно видели разные люди вдоль побережья Норвегии и Финмарка. Эти рассказы, по большей части, были даны устно из уст рыбаков, честных и бесхитростных людей, которые, не имея повода для искажения фактов, не могут подозреваться в желании обмануть; Однако если бы эту идею развили, то обстоятельство, что их утверждения были полностью подтверждены другими, в более отдаленных частях, было бы достаточно, чтобы освободить их от любого вменения им такого рода небылиц.

«Простые факты таковы: при прохождении через целые семьсот миль побережья, простирающегося до самой северной точки, были получены сообщения от многочисленных людей, описывающих внешний вид животного, называемого ими морской змеей. Это само по себе побудило бы дать этому некоторую степень доверия; но когда эти несколько взаимосвязей в отношении общего вида животного, его размеров, состояния погоды, когда оно было замечено, и других подробностей, так полностью подтверждаются, одно за другим, на значительных промежуточных расстояниях, каждый разумный человек будет удовлетворен истинностью главного факта. Кроме того, многие из информаторов имели высшее звание и образование; и мнения таких людей, как Амманд (губернатор) Финмарка, мистер Стин, священник из Карлсё, Простен (Дин) Дейнболл из Вадсе и епископ Нордландский и Финмарка, который был также свидетелем, не должны быть проигнорированными».

«Епископ Нордландский видел двух из них примерно в восьми милях от Дронтхейма, самый крупный из которых был, по-видимому, сто футов в длину, а в 1822 году, один такой громоздкий, как вол, и четверти мили в длину появился у острова Соро, около Финмарка, и его видели многие».

Не имея под рукой Зоолога, я сейчас процитирую резюме коротких извлечений из него, содержащихся в «Иллюстрированных лондонских новостях» за 28 октября 1848 года, следующим образом:

«Наше внимание было обращено на Зоолога за прошедший год, в котором есть несколько сообщений, направленных на подтверждение существования Великого морского змея. Так, в номере за февраль 1847 года мы находим цитаты из норвежских газет, в которых говорится, что в окрестностях Кристиансунда и Молде, в провинции Ромсдал, в Норвегии, несколько весьма уважаемых и заслуживающих доверия свидетелей засвидетельствовали видение змея. В целом, они утверждают, что это было замечено в более крупных норвежских фьордах, редко в открытом море. В большом заливе моря в Кристиансунде это было замечено каждый год, хотя только в самое теплое время года, в пасмурные дни, а затем только в совершенно спокойную погоду и безмятежную воду.

«Его длина составляет около сорока четырех футов и вдвое толще, чем у обычной змеи, пропорционально длине. Передняя часть головы была довольно заостренной, глаза острыми, а из задней части головы начиналась грива, похожая на гриву лошади. Цвет животного был черновато-коричневый. Оно плыло быстро, со змеиными движениями, как пиявка. Один из свидетелей описывает, что тело имеет два фута в диаметре, а голова равна длине бокала бренди (бочка на десять галлонов) и примерно такой же толщины, но не заостренная, а круглая. У него не было чешуи, но тело довольно гладкое. Свидетель признал, что описание Понтоппидана^[268] было похоже на змея, которого он видел».

«Автор этой статьи получил письма от г-на Сорена Кнудцона, в которых говорится, что несколько человек видели морского змея в окрестностях Кристиансунда; и от доктора Хоффмана, респектабельного хирурга в Молде, утверждающего, что, находясь на значительном фьорде к югу от Кристиансунда, ректор Хаммер, мистер Крабт, викарий и ещё несколько человек, отчетливо видели во время путешествия в море животное очень значительного размера».

«Четыре других человека видели похожее животное, 28 июля 1845 года».

«В следующем сообщении от 31 августа 1846 года, написанном Сандсом Сандсом, говорится о появлении предполагаемого морского змея 8-го числа между островами Сартор-Леер и Тёс. В начале этого дня, когда пароход Biörgvin проходил через Рогский фьорд, отбуксировав судно в Берген, моторист Даниэль Соломонсон увидел морское чудовище, плывущее из Роньского фьорда в западном направлении к его дому в Грённевигскисет, в северной части Воскресенского прихода. Голова его была похожа на лодку (около двадцати футов в длину) килем кверху; а сзади он приподнимался вверх тремя, а иногда четырьмя или пятью волнами, каждая, по-видимому, около двенадцати футов в длину. В то же утро парень, ловя рыбу во фьорде Рогне, увидел змея, длина которого, по его словам, была шестьдесят футов».

Дополнительной информацией о норвежском морском змее я обязан прекрасной главе, посвященной этому вопросу в целом, которая содержится в Романе естествознания г-на Госса, первый эпизод из которого я привожу без купюр, как и заявление преподобного У. Дейнболла, архидиакона Молде:

«28 июля 1845 года Дж. К. Лунд, продавец книг и владелец типографии; Г. С. Крог, купец; Кристиан Фланг, ученик Лунда; и Джон Элгенсен, рабочий, был на Ромсдальфьорде и ловили рыбу. После теплого солнечного дня море было довольно спокойным. Около семи часов дня, на небольшом расстоянии от берега, возле балластного места и Молд Хоув, они увидели крупное морское животное, которое медленно двигалось вперед, как им показалось, с помощью двух плавников на носу – часть тела, ближайшая к голове, о которой они судили по бурлению воды по обе стороны от нее. Видимая часть тела, казалось, была длиной от сорока до пятидесяти футов и двигалась волнообразно, как змея. Тело было круглым и темного цвета, и казалось, что оно несколько элей^[269] в толщину. Когда они увидели колеблющееся движение в воде позади животного, они пришли к выводу, что часть тела была скрыта под водой. Что это было одно связанное животное, они ясно видели по его движению. Когда животное находилось примерно в ста ярдах от лодки, они определили его переднюю часть, которая заканчивалась острой мордой; его колоссальная голова возвышалась над водой в форме полукруга; нижняя часть не была видна. Цвет головы был темно-коричневый, а кожа гладкая. Они не заметили ни глаз, ни гривы, ни щетинок на горле. Когда змей приблизился на расстояние мушкетного выстрела, Лунд выстрелил в него, и был уверен, что пуля попала ему в голову. После выстрела оно нырнуло, но сразу поднялось; оно подняло голову, как змея, готовясь броситься на добычу. После того, как оно повернулось и выстроило своё тело по прямой линии, что оно, казалось, делало с большим трудом, оно метнулось, как стрела, прочь от лодки. Они достигли берега, и животное, почувствовав его, вошло на мелководье, немедленно нырнуло и исчезло в глубине».

Далее Госс цитирует заявление англичанина, написавшего под подписью «Oxoniensis» в «Times» от 4 ноября 1848 г., о том, что…

«Приходской священник, живший в Ромсдальфьорде, примерно в двух днях пути к югу от Дронтхейма, умный человек, в правдивости которого у меня нет оснований сомневаться, дал мне косвенное описание того, что он сам видел. Оно поднялось в тридцати ярдах от лодки, в которой он находился, и плавало параллельно с ней в течение значительного времени. Его голову он описал как равную маленькой бочке по размеру, а его рот, который оно неоднократно открывало и закрывало, был снабжён грозными зубами; его шея была меньше, но тело, о котором он полагал, что он видел около половины на поверхности воды, было в обхвате не менее, чем у лошади среднего размера. Другой джентльмен, в чьем доме я жил, тоже видел одного и рассказал об этом; он также приблизился к его лодке на фьорде, когда его обстреляли, после чего оно повернуло и преследовало их до берега, который, к счастью, был рядом, когда зверь исчез. Они выразили большое удивление по поводу общего недоверия к существованию этих животных среди натуралистов и заверили меня, что едва ли найдется моряк, привыкший к местным внутренним озерам, которые не видели их в тот или иной момент».

Преподобный Альфред С. Смит, магистр естественных наук, посетивший Норвегию в 1850 году, резюмирует результаты своих исследований словами: «И я не могу отказаться от своей веры в существование какого-то огромного обитателя этих северных морей, когда, на мой взгляд, факт его существования был так ясно доказан многочисленными очевидцами, многие из которых были слишком умны, чтобы быть обманутыми, и слишком честными, чтобы в их словах можно было сомневаться».

Переходя от этих многочисленных повествований, отличающихся замечательным согласием в основной описанной характеристике, я перейду к некоторым из тех, сценой которых было наше собственное побережье.

В 1809 году г-н Маклин, министр прихода Эйгг, сделал доктору Нилу, секретарю Вернерского общества, следующее заявление:^[270]

«Я видел животное, о котором вы спрашиваете, в июне 1808 года на побережье Колл. Проплывая на лодке вдоль этого берега, я заметил на расстоянии около полумили объект, направленный к ветру, который постепенно вызывал у меня удивление. На первый взгляд это было похоже на небольшой камень; но зная, что в этих местах не было камней, я пристально посмотрел на него. Затем я увидел, что он значительно возвышается над уровнем моря, и после медленного движения отчетливо ощутил его взгляд. Встревоженный необычным внешним видом и величиной животного, я отвёл лодку так, чтобы находиться на небольшом расстоянии от берега. Находясь почти на линии между нами и берегом, чудовище, направляя свою голову, которая все еще находилась над водой, к нам, яростно погрузилось под воду. Уверенный в том, что он преследовал нас, мы изо всех сил постарались добраться до берега. Так же, как мы выпрыгнули на скале, и постарались забраться настолько высоко, насколько нам было удобно, мы увидели, что оно быстро движется под водой к корме нашей лодки. Находясь в нескольких ярдах от неё и обнаружив, что вода мелкая, оно подняло свою чудовищную голову над водой и, извиваясь, с явным трудом добралось до ручья, где на берегу наша лодка, и где чудовище казалось в опасности быть выброшенным на берег. Оно продолжало двигаться, с головой, поднятой над водой и держась по ветру, около полумили, прежде чем мы потеряли его из виду. Голова его была несколько широкой и овальной формы; его шея была несколько меньше; его плечи, если можно так назвать их, значительно шире, и, следовательно, оно сужается к хвосту, который в последний раз держался в воде довольно низко, так что его нельзя было рассмотреть так отчетливо, как я хотел. У него не было плавников, которые я мог воспринимать, и мне показалось, что он постепенно двигается вверх и вниз. Его длину я полагаю от семидесяти до восьмидесяти футов. Когда оно находилось ближе всего ко мне, оно не поднимало свою голову целиком над водой, так что, находясь под водой, я не мог видеть на его шее никаких блестящих нитей, если они были. Его поступательное движение под водой я воспринял как очень быстрое. Примерно в то же время, когда я его увидел, его видели возле острова Канна. Мне сказали, что команды тринадцати рыбацких лодок были настолько напуганы его появлением, что они сбежали от него к ближайшему ручью в целях безопасности. На переходе из Рома в Канну экипаж одной лодки увидел, как оно приближается к ним по ветру и с головой высоко поднятой над водой. Один из членов команды определил его голову как размером с маленькую лодку, а глаз – размером с тарелку. Мужчины были очень напуганы, но монстр не пошел на дальнейшее сближение.

Я приведу следующий отрывок со страниц Инвернесс курьера: «Некоторые очень уместные замечания на описания морских чудовищ сделали преподобные гг. МакРей и Twopeny, содержащиеся в Зоологе, и я добавить статью там содержащуюся. У меня была возможность услышать от джентльмена, связанного с мистером Макреем, что он может обосновать свое заявление, поскольку в то же самое время, и в этом месте он наблюдал то же животное, хотя и на большем расстоянии.

Вот статья в Inverness Courier:

«Мы рады видеть, что два джентльмена, которые одобрили нас прошлой осенью с рассказом о том, что они считали странным животным, замеченным у западного побережья, Инвернесс-Шир, опубликовали в Zoologist, ежемесячном журнале естественной истории, тщательное описание существа, которое они видели, и которое, похоже, напоминает гравюры так называемого норвежского морского змея. Мы присоединяемся к журнальной статье целиком. При публичном оповещении о встрече с этим загадочным чудовищем мы подвергались такому граду насмешек, что мы должны воздать должное смелости двух священнослужителей, которые указали свои имена в повествовании; тем более, что мы наблюдаем, что другие наблюдатели не были столь же смелыми и вынуждены были предоставить часть своей информации анонимно.

«Огромный змей, если его зовут, неизменно появляется при еще теплой погоде, и ни при какой другой. Есть определенные норвежские фьорды и узкие моря, которые он часто посещает, и его почти никогда не видели в открытом море. В данном случае предел, в котором животное было замечено на нашем побережье, – это Лохдуич на севере и Саунд Малл на юге, только примерно пятая часть этого пространства между мысом Wrath (Гнев) и Маллом Кинтира; и именно в этой части его следует больше всего искать. Мы просим обратить внимание наших читателей на Западном побережье на факт, который теперь установлен при бесспорных доказательствах, о предполагаемом животном, которое было замечено там в прошлом году, и на возможность его появления при подобной погоде в этом году, если он снова появится.

Ниже приводится статья из Зоологе:^[271]

Появление животного, которого, как полагают, называют Норвежским морским змеем, на западном побережье Шотландии в августе 1872 года преподобным Джоном Макрей, министром Гленелга, Инвернесс-Шир, и преподобным Дэвидом Твопени, викарием Стокбери, из Кента.

20 августа 1872 года мы отправились из Гленелга в небольшом катере «Леда» для экскурсии в Лохурн. Наша партия состояла, кроме нас, издвух дам, Ф. и К., джентльмена Г.Б. и парня из Хайленда. Нашим курсом мы установили Саунд-Слит, который с той стороны отделяет остров Скай от материка, а средняя ширина канала в этой части составляет две мили.

Было тихо и солнечно, ни порыва ветра, а море идеально тихое. Когда мы поставили катер на вёсла, мы увидели темную массу в двухстах ярдах позади нас на севере. В то время как мы смотрели на это в бинокли очками (у нас их было три на борту) другой подобный же черный ком поднялся слева от первого, оставляя промежуток между; затем последовало другое, все в обычном порядке. Мы не сомневались, что это было одно живое существо: оно медленно двигалось по нашему следу и исчезло. Спустя некоторое время первая масса, которая была, очевидно, головой, снова появилась, и за ней последовало возникновение на поверхности других черных комков, как и прежде. Иногда появлялось три, иногда четыре, пять или шесть, а затем они снова затонули. Когда они поднялись, сначала появилась голова, если она была опущена, и комочки поднялись после нее в обычном порядке, начиная всегда с головы, и плавно поднимаясь; но когда они тонули, они тонули довольно резко, иногда оставляя голову видимой.

Это создало впечатление существа, поворачивающегося спиною к самому солнцу. Далее не было никакого появления волнистости; когда комочки затонули, другие комки не поднимались в промежутках между ними. Наибольшее число, которое мы насчитали, составляло семь, то есть восемь с головой, как показано на рисунке № 1 [даны две гравюры]. Части были отделены друг от друга интервалами примерно своей длины, голова была немного меньше и более плоской, чем остальные, а нос очень слабо виден над водой; но мы не видели голову, поднятую над поверхностью, ни в этот, ни на следующий день, и не могли видеть глаз. У нас не было средств для измерения длины с какой-либо точностью; но принимая расстояние от центра одного комка до центра следующего, равное шести футам, оно едва ли может быть меньше при всей видимой длине участка.

В настоящее время, когда мы наблюдали за существом, оно начало быстро приближаться к нам, вызывая сильное волнение в море. Почти всё тело, если не всё, затем исчезло, и голова с большой скоростью продвинулась среди ливня мелких брызг, который, очевидно, был каким-то образом поднят быстрым движением животного – но не был извергнут им самим. Ф. был встревожен и отступил в каюту, крича, что существо обрушивается на нас. Будучи примерно в ста ярдах от нас, оно затонуло и ушло в сторону Сайка, прямо под поверхностью воды; мы смогли проследить его движение по волнам, которые оно поднимало в тихом море на расстояние в милю или более, После этого оно продолжало время от времени показывать себя, плавая на расстоянии, пока мы были в этой части Саунда; голова и небольшая часть его тела были видны на поверхности; но мы больше не увидели его в тот день так близко и не так хорошо, как поначалу.

Одно время Ф., К. и Г.Б. видели плавник, торчащий на небольшом расстоянии от головы, но тогда никто из нас этого животного не наблюдал. По нашему возвращению на следующий день мы снова увидели его на северной стороне Лохурна, где его ширина около трех миль, день был теплый и солнечный, как и прежде. Когда мы медленно тащились во второй половине дня, существо снова появилось в направлении южной стороны, на большем расстоянии, чем мы видели в первый день. Теперь оно показывал себя в трех или четырех довольно длинных линиях, как на рисунке № 2, и выглядело значительно длиннее, чем днем ранее; так близко, как мы могли вычислить, оно выглядело по крайней мере футов шестьдесят в длину. Вскоре оно начало бродить, показывая лишь небольшую часть себя, как и накануне, и, казалось, поднималось вверх по Лохурну. Позже днем, когда мы все еще успокаивались в устье Лохурна и, используя весла, почти достигли острова Сандайг, оно пронеслось мимо нас в ста пятидесяти ярдах к югу, возвращаясь из Лохурна. Оно двигалось с большой скоростью, его черная голова была видна только сквозь чистое море, за которым следовал длинный след взволнованной воды. Пока он летел вперед, на борту был отчетливо слышен шум его стремительного движения по воде. Не было видно никаких движущихся органов, и не было никакого потока брызг, как накануне, но можно было ожидать лишь такого волнения в море, которое могло бы ожидать от его быстрое прохождение. Ход его был спокойным и ровным, как у бревна. В течение остальной части дня, пока мы продвигались домой на север через Саунд-Слит, мы иногда могли видеть его до наступления темноты, мчась на расстоянии, как и прежде, и показывая только свою голову и небольшую часть своего тела на поверхности. Казалось, оно каждый день старалась держать нас при себе, и, поскольку мы тогда постоянно гребли, мы были склонны думать, что, возможно, оно могло быть привлечено размеренным звуком вёсел. Единственный выход в этом направлении на север был через узкий пролив Килерхеа, отделяющий Скай от материка, и шириной всего в треть мили, и мы покинули нашу лодку, задаваясь вопросом, прошло ли это странное существо таким образом или повернуло назад снова на юг. Нам осталось добавить к этому повествованию того, что мы сами видели, следующие случаи, когда его видели другие люди, в правдивости которых мы не сомневаемся. Паромщики по обе стороны от Килерхеи видели, как оно быстро проходило вечером 21-го, и услышали прилив воды; они были удивлены и подумали, что это может быть стая морских свиней, но не могли понять, как они идут так быстро.

Финли Макрей из Бундалоха, в округе Кинтейл, находился в устье Лохурна 21-го числа вместе с другими людьми в своей лодке и увидел существо на расстоянии около ста пятидесяти ярдов. Через два дня после того, как мы его увидели, Александр Макмиллан, строитель лодок в Дорни, ловил рыбу на лодке у входа в Лохдуич, на полпути между Друидагом и Каследонаном, когда он увидел животное, достаточно близко, чтобы услышать шум и увидеть рябь, которую оно производило, мчась по морю. Он говорит, что за тем, что казалось его головой, следовали четыре или более комков, или «полукруглых», как он их называет, и что они иногда поднимались, а иногда и вообще тонули. Он оценил его длину не менее чем от шестидесяти до восьмидесяти футов. Он видел его также в два последующих дня в Лохдуиче. Во всех этих случаях его брат Фаркухар был с ним в лодке.

Одна дама из Дуйсдейла, что в Скае, откуда открывается вид на ту часть пролива, что находится напротив входа в Лохурн, сказала, что она смотрела в окно, когда увидела на море странный предмет, похожий на восемь тюленей в ряд. Это было как раз в то время, когда мы его увидели. Нам также сообщили, что примерно в это же время оно было замечено с острова Эйгг, расположенного между Эйгом и материком, примерно в двадцати милях к юго-западу от входа в Лохурн. Мы не имеем права упоминать имена в этих двух последних случаях.

Джон МакРей.

Дэвид Твопени.

PS – Авторы вышеупомянутого рассказа едва ли ожидают, что публика поверит в существование существа, которое они увидели. Вместо этого они поймут недоверие и насмешки, к которым подобные известия всегда приводят, частично из-за того, что животное было объявлено змеей, без каких-либо достаточных доказательств, но главным образом из-за преувеличений и басен, с которыми все подобные субъекты окружены. Тем не менее, они считают себя обязанными оставить запись о том, что они видели, чтобы натуралисты могли получить это как доказательство или нет, в зависимости от того, что это, по их мнению, стоит. Скорее всего, животное снова окажется на этих берегах, и оно всегда будет появляться здесь в этот «мертвый сезон», столь удобный для редакторов газет, потому что его никогда не видели в иное время, кроме как в теплые дни лета или ранней осени.

Летом 1871 года какое-то крупное существо было замечено в течение некоторого времени в Лохдюихе, но оно не показывало себя достаточно, чтобы кто-нибудь мог понять, что это на самом деле было. Кроме того, несколько лет назад известный джентльмен с Западного побережья, ныне живущий, пересекал Залив Малла, от Малла до материка, «очень спокойным днем, когда, как он пишет, «наше внимание было привлечено к монстру, который вышел на поверхность, не более чем в пятидесяти ярдах от нашей лодки. Он поднялся, не вызывая ни малейшего волнения на море или не создавая ни малейшего шума, и некоторое время плавал на поверхности, но не показывая головы или хвоста, демонстрируя только гребень спины; при этом он не был китом или любым другим морским животным, которое я когда-либо видел. Спина выглядела острой, похожей на гребень, и очень темного цвета, даже черного или почти такого же цвета. Он спокойно отдыхал в течение нескольких минут, а затем тихо уплыл вглубь, не вызывая ни малейшего волнения. Должен сказать, что около сорока футов его, уж конечно, не меньше, появились на поверхности».

Следует отметить, что жители этого западного побережья хорошо знакомы с появлением китов, тюленей и морских свиней^[272], и, когда они их видят, то сразу узнают их. Является ли существо, которое преследовало лодку г-на Маклина у острова Колл в 1808 году, и о котором есть упоминание в «Транзакциях Вернерского общества» (том Ip 442), одним из этих норвежских животных, не легко сказать. Оставшиеся в живых, которые знали мистера Маклина, говорят, что на его слова вполне можно было полагаться.

Общественность вряд ли поверит в существование подобного животного до тех пор, пока оно не будет поймано, и, похоже, этого пока не произойдет, по ряду причин, одной из которых является то, что оно обладает, судя по всему, немалой силой и движется очень быстро. 20-го, когда мы оказались в устье Лохурна, пароход медленно проходил мимо нас, и, наблюдая за ним, мы определили его скорость примерно в пять или шесть миль в час. Когда на следующий день животное промчалось мимо нас примерно на том же расстоянии, и когда мы снова оказались почти в одном и том же месте, мы согласились, что оно движется вдвое быстрее, чем пароход, и подумали, что его скорость не может быть меньше чем десять или двенадцать миль в час. Если его подстрелить, оно, вероятно, потонет. Есть три сообщения о том, что в него стреляли в Норвегии; в одном случае он затонул, а в двух других он преследовал лодки, из которых его обстреляли.

Следует отметить, что когда мы увидели это существо и сделали его наброски, мы никогда не видели ни Естествознания Понтоппидана, ни его гравюр с изображениями Норвежского морского змея, который наиболее поразительно похож на первый из наших собственных набросков. Принимая во внимание большое количество разумных норвежских свидетельств, которые получают на протяжении нескольких лет, которые остаются после отсеивания басен и преувеличений, кажется удивительным, что ни один натуралист этой страны никогда не пытался разобраться в этом животном. Между тем, поскольку общественность, скорее всего, будет сомневаться в том, чтобы быстро отдать должное нашему отчёту, им открыты следующие объяснения, каждое из которых были мне предложены, а именно: – это могли быть комки морских водорослей, пустые сельдяные бочки, пузыри, бревна, морские волны и раздутые шкуры свиней! Но поскольку все эти теории представляют для нашего ума большие трудности, чем поверить в само существование животного, мы чувствуем себя обязанными отказаться от них.

Редактор Зоолога добавляет:

Я давно выразил твердую убежденность в том, что существует большое морское животное, неизвестное нам, натуралистам; Я поддерживаю это убеждение так же твердо, как и всегда.

Я полностью отклоняю доказательства опубликованных представлений; но я не позволяю этим воображаемым фигурам мешать моему твердому убеждению.

Здесь мы имеем, опять же, те же общие сходства, которые наблюдаются при тех же погодных условиях, что и в случае норвежской змеи. Что касается погони, которая могла быть вызвана любопытством или гневом животного, любопытным представляется замечательный рассказ о подобном инциденте в Vogages Коцебу, где говорится, что М. Крюков, находясь в лодке на острове Беринга, преследовал животное, похожее на красного змея, и очень длинное, с головой, похожей на голову морского льва, но глаза его были непропорционально велики. «Нам повезло, – заметил М. Крюков, – что мы были так близко к земле, иначе монстр поглотил бы нас; он поднял голову намного выше поверхности, и морские львы были настолько напуганы, что некоторые бросились в воду, а другие скрылись на берегу!»

Последнее уведомление о его появлении в британских водах извлекается из Nature следующим образом:

Полагая, что желательно, чтобы каждое достоверно подтвержденное наблюдение, указывающее на существование крупных морских змей, было постоянно зарегистрировано, я отправляю вам следующие данные:

Около трех вечера в воскресенье, 3 сентября 1882 года, группа джентльменов и дам стояла у северной оконечности пирса Лландидно, глядя в открытое море, когда в воде возле головы Маленького Орме был замечен необычный объект, быстро двигавшийся на запад в направлении к Великому Орме. Похоже, он находился прямо за устьем залива, и поэтому был примерно в миле от наблюдателей. За ним наблюдали около двух минут, и за это время он прошел примерно половину ширины залива, а затем внезапно исчез. Ширина залива составляет две мили, и поэтому объект, каким бы он ни был, должен был путешествовать со скоростью тридцать миль в час. По оценкам, он был полностью такой же, как большой пароход, скажем, двести футов; скорость его движения была особо отмечена как более высокая, чем у любого обычного судна. Цвет его казался черным, а движение напоминало штопор или змею с вертикальными волнистыми движениями. С тех пор трое наблюдателей сделали наброски по памяти совершенно независимо от того, какое впечатление они оставили в своих умах, и, сравнивая эти наброски, которые немного различались, они согласились утвердить прилагаемый набросок как максимально возможное представление объекта, который они увидел. Партия состояла из В. Барфута, Дж. П., Лестера, Ф. Дж. Марлоу, солиситора^[273] Манчестера, миссис Марлоу и нескольких других. Они отказываются от теорий птиц или морских свиней, поскольку не учитывают это конкретное явление во впечатлении, оставленном у них, и сравнивая эти наброски, которые немного различались, они согласились утвердить прилагаемый эскиз, как представляющий как можно ближе объект, который они увидели.

FT Mott.

Берстолл-Хилл, Лестер,

16 января 1883 года.

Следует также упомянуть, что д-р Хибберт^[274] утверждает, что морской змей был замечен в морях Шетландских островов, и есть случаи, когда его видели с острова Стоуннесс, острова Долины и Данвосснесса.

Первое, что мы слышим о появлении морского змея в американских водах, – о появлении его на побережье штата Мэн в заливе Пенобскот через определенные промежутки времени в течение тридцати лет, предшествовавших 1809 году. Преп. Авраам Каммингс, который сообщает об этом, сам увидел его на расстоянии около восьмидесяти ярдов и посчитал его длиной семьдесят футов; затем это было замечено англичанами в их экспедиции в Багадузе, во время первой американской войны, и предполагалось, что его длина составляет триста футов. Следующая запись относится к одному, появившемуся в августе 1817 года, который часто видели в гавани Глостер, мыс Ауре, примерно в тридцати милях от Бостона. Это тема доклада, опубликованного комитетом, назначенным Обществом Новой Англии Линнань. Доктор Гамильтон резюмирует результаты следующим образом:

«Собираются показания многих людей безупречного характера, что не оставляет места для восприятия чего-либо, подобного обману. Они не согласны с каждой минутой, но в отношении большой длины животного и змееподобной формы они согласны».

Были взяты одиннадцать свидетельств, в которых длина была по-разному оценена от пятидесяти до ста футов. Видно, что он лежал совершенно неподвижно, растянулся на поверхности воды или быстро передвигался со скоростью мили за две или самое большее три минуты; о способе передвижения обычно говорят как о вертикальной волнистости. Десятое описание гласит: «20 июня 1815 года мой мальчик сообщил мне о необычном появлении на поверхности моря в Бухте. Когда я смотрел на него в окно, я сразу понял, что это было какое-то водное животное, форма, движения и внешний вид которых мне ранее не были знакомы. Оно было примерно в четверти мили от берега и двигалось с большой скоростью на юг; оно имело около тридцати футов в длину. Затем оно развернулось и показало большую длину, я полагаю, по крайней мере, сто футов. Затем он подошло очень быстро и совершенно неподвижно лежало на поверхности воды. Его внешность тогда была похожа на ряд буев. Я видел тридцать или сорок таких выпуклостей или пучков размером с бочку. Голова была длиной шесть или восемь футов и сужалась до размеров лошадиной головы. Затем оно появилось около ста двадцати футов в длину; тело появилось одинакового размера; цвет темно-коричневый. Я не мог обнаружить глаз, гривы, жабер или дыхательных отверстий. Я не видел ни плавников, ни губ.

Один из членов комитета Линнанского общества сам был свидетелем, а полковник Перкинс из Бостона опубликовал в 1848 году сообщение, которое было копией письма, написанного им в 1820 году, с подробным описанием его личного опыта в подтверждение доклада Общества следующим образом: «Через несколько мгновений после моего восклицания я увидел на противоположной стороне гавани, примерно в двух милях от того места, где я впервые увидел или, как мне показалось, я видел, змею, тот же объект, движущийся с быстрыми движениями вверх по гавани, на западном берегу. Когда он подошел к нам, было легко заметить, что он двигался не подобно обыкновенной змее, ни по земле, ни по воде, а, по-видимому, по вертикали движением гусеницы. Насколько я мог судить, в то время было видно около сорока футов его тела. Это не было, конечно, непрерывность тела, поскольку форма от головы до хвоста (за исключением того, что кажущиеся пучки появились, когда он двигался по воде) была видна только на расстоянии трех или четырех футов от него. Однако было совершенно очевидно, что его длина должна быть намного больше, чем казалось, так как в своем движении он оставил значительный след в тылу. У меня был прекрасная подзорная труба, и я находился в пределах от одной трети до полумили от него. Голова его была плоской и находилось в воде, и животное, насколько я мог различить, было шоколадного цвета. Меня поразило появление перед головой чего-то похожего на рог, около девяти дюймов, до фута в длину, и в форме шипа у марлина. К этому времени собралось очень много людей, многие из которых раньше видели один и тот же объект и ту же внешность. Со времени, когда я впервые увидел его, до того, как он прошел мимо того места, где я стоял, и вскоре после исчезновения прошло не более пятнадцати или двадцати минут».

«После того периода, о котором я говорил, змею видели несколько экипажей наших кораблей, а в некоторых случаях в нескольких ярдах от борта». Капитан Таппан, хорошо известный мне человек, видел его с головой возвышающейся над водой на два-три фута, временами двигаясь с большой скоростью, а иногда медленно. Он также увидел то, что объясняло появление, которое я описал, рога на передней части головы. Несомненно, это было замечено капитаном Таппаном как язык, выброшенный в вертикальном положении изо рта и имеющий вид, который я ему придал.

«Один из раздельщиков, находясь в окрестностях мыса Энн, прекрасно видел его на расстоянии нескольких ярдов. Он двигался медленно; и при подходе судна погрузился и больше не был замечен».

Доктор Гамильтон^[275] утверждает, что животное аналогичного вида снова было замечено в августе 1819 года недалеко от Наанта, Бостон, и оставалось по соседству в течение нескольких недель. Двести человек засвидетельствовали это, ими были подсчитаны тринадцать сгибов, и голова, которая имела форму змеи, была поднята на два фута над поверхностью. Его глаз был удивительно ярким и блестящим. Вода была гладкой, а погода спокойной и безмятежной. Когда он исчез, его движение было волнообразным, делая изгибы перпендикулярно поверхности воды и создавая вид длинной движущейся струны. Он снова появился у Наанта в июле 1833 года. «Впервые он был замечен в субботу днем, проходя между Эгг-Роком и мысом, вьющимся в Линн-Харбор; и снова в воскресенье утром, направляясь в Саут-Шорс. Это видели сорок или пятьдесят женщин и мужчин, которые настаивают на том, что их нельзя было обмануть».

В Зоологе за май 1847 г. приведен рассказ о морском змее, замеченном в бухте Махоуни, примерно в сорока милях к востоку от Галифакса, пятью офицерами гарнизона во время рыболовной экскурсии: «Мы были удивлены видом огромной стаи грампуз которые появились в состоянии необычного возбуждения и которые приблизились так близко к нашей маленькой компании, что некоторые из группы развлекались, стреляя в них из винтовок. В это время мы двигались со скоростью около пяти миль в час и, должно быть, пересекали бухту Маргарет, «когда вдруг», на расстоянии от ста пятидесяти до двухсот ярдов на правом боку мы увидели голову и шею какого-то из обитателей глубин, точно такие же, как у обычной змеи, в процессе плавания, голова была приподнята и выброшена вперед изгибом шеи, так что мы могли видеть воду под ней и за ее пределами. Существо быстро прошло, оставляя регулярный след, от начала которого до передней части, которая была вне воды, мы оценили в длину около восьмидесяти футов, и это в пределах, а не выше отметки. Сложнее всего правильно определить размеры любого объекта в воде. Голова существа, которое мы опустили, высотой около шести футов, и та часть шеи, которую мы видели одинаково; крайняя длина, как было сказано выше, составляет от восьмидесяти до ста футов. Толщина шеи равнялась стволу дерева среднего размера. Голова и шея темно-коричневого или почти черного цвета, с белыми нерегулярными прожилками.

Значительный интерес вызвал в 1848 году рассказ о морской змеи, которую видели капитан и офицеры корабля Дедал во время его прохождения от мыса Доброй Надежды до острова Св. Елены в 24° 44′ с.ш. и 9° 22′ в.д. В этом случае обычные сопутствующие явления спокойной погоды и отсутствия зыби не нужны. Официальный отчет в Адмиралтейство выглядит следующим образом:

HMS Dædalus, Hamoaze, 11 октября.

Адмиралу сэру У. Х. Гейджу, ГКБ, Девонпорт.

Сэр, в ответ на ваше письмо о дате сегодняшнего дня, требующее информации относительно правдивости заявления, опубликованного в газете «Таймс», о морском змее необычайных размеров, замеченном с корабля Ее Величества Дедала под моим командованием. В связи с отплытием из Ост-Индии я имею честь познакомить вас, для информации моих лордов-комиссаров Адмиралтейства, в 5 часов вечера.6 августа прошлого года, на широте 24° 44' южной широты и 9°22′ восточной долготы, погода темная и облачная, свежий ветер с северо-запада, с юго-западным волнением с юго-западного побережья, судно в порту Тэк, направляясь к Н. через Н., м-р Сарторис, мичман, увидел быстро кое-что очень необычное приближающиеся к кораблю. Об этом обстоятельстве он немедленно сообщил офицеру, лейтенанту Эдгару Драммонду, с которым были я и мистер Уильям Барретт. Корабельные роты были на ужине.

Когда мы обратили наше внимание на объект, он был обнаружен как огромный змей, голова и плечи которого держались на высоте около четырех футов над поверхностью моря; и насколько мы могли бы приблизиться, сравнивая его с длиной того, что наш главный верхний двор показал бы в воде, было по крайней мере шестьдесят футов животного – fleur d'eau^[276] ни одна из которых, по нашему восприятию, не использовалась для ее продвижения через воду, ни вертикальной, ни горизонтальной волнистостью. Это прошло быстро, но так близко под нашей подветренной стороной, что если бы это был мой знакомый человек, я бы легко узнал его черты невооруженным глазом; и он не приближался ни к кораблю, ни после того, как он прошел наш след, в малейшей степени отклонялся от его курса на юго-запад, который он держал со скоростью от двенадцати до пятнадцати миль в час, по-видимому, преследуя некую цель. Диаметр змея был около пятнадцати или шестнадцати дюймов за головой, что, без сомнения, было змеем; затем он пропал; в течение двадцати минут, пока это продолжалось в наших биноклях, ниже поверхности воды; его цвет был темно-коричневый с желтовато-белым на горле. У него не было плавников, но что-то вроде лошадиной гривы, точнее, пучка морских водорослей, омывало ее спину. Его видели четверо, помощник боцмана и человек за рулем, а также я и офицеры, о которых говорилось выше.

У меня есть рисунок змея, сделанный по эскизу, снятому сразу же после того, как его увидели, который я надеюсь подготовить для передачи моим лордам-комиссарам Адмиралтейства к завтрашнему сообщению.

Остаюсь Ваш, и т. д., Питер M'Quhœ, капитан.

Этот рисунок был изображен в «Иллюстрированных Лондонских новостях» в качестве иллюстрации короткого, но очень ценного мемуара и здесь воспроизведен в меньшем масштабе.

Подобный, возможно, тот же самый монстр был обнаружен чуть позже, на 20° южнее, как описано в письме, адресованном редактору «Глобуса».

Мэри Энн из Глазго. Глазго, 19 октября 1848 г.

Сэр, – я только что прибыла в этот порт во время рейса из Мальты в Лиссабон, и мое внимание было привлечено к сообщению о животном, которое видел капитан и команда корабля Ее Величества Дедал, я беру на себя сообщать следующее обстоятельство:

При отплытии от порта Лиссабона 30 сентября прошлого года мы говорили с капитаном американского брига Дафни из Бостона, м-ром Марком Трелони; он дал нам знак подняться, что мы и сделали, и стоял рядом со своей стойкой, пока его помощник прибыл на весельной лодке и вручил пачку писем, которые должны были быть отправлены с первым же пароходом в Бостон по прибытии в Англию. Помощник сказал мне, что проходя под 4° 11′ с. ш. и 10°15′ в. д. 20 сентября дул северный ветер, им было замечено самое необычное животное. По его описанию, он имел вид огромного змея или змеи с головой дракона.

«Сразу же после того, как он был замечен, на него было наведено одно из палубных орудий, которое, будучи заряженным острыми гвоздями и любыми другими кусочками железа, которые могли быть получены в данный момент, было выпущено в животное, по ядро разорвалось на расстоянии около сорока ярдов от корабля. Змей немедленно поднял голову в воздух и ухватился за свое тело, явно показывая, что часть заряда попала в цель. В то время Дафна была с подветренной стороны, но шла правым галсом и бортом к зверю, который, как было видно, пенился и бился на воде со страшной силой. Однако при приближении брига он исчез и, хотя и был явно ранен, быстро ушел со скоростью пятнадцать или шестнадцать узлов в час, как это было видно из его появления несколько раз на поверхности. Дафна преследовала его в течение некоторого времени; но наступила ночь, капитан был вынужден отправиться в путь и продолжить свое путешествие.

Из описания, данного помощником, зверь, должно быть, был длиной почти в сто футов, и его рассказ об этом во всех отношениях согласуется с тем, что недавно было передано в Адмиралтейство капитаном Дедала.

Джеймс Хендерсон, хозяин судна.

Рассказ о существе, замеченном офицерами и командой Додала, волновал больше, чем обычное внимание, уделяемое этим историям; ввиду профессионального статуса наблюдателей, сразу же гарантируется достоверность их высказываний и вероятность того, что их суждение будет точным. Последовала значительная переписка, в том числе очень виртуозная атака на идентификацию существа профессором Оуэном, о которой мы еще поговорим в дальнейшем. Это также выявило еще одну историю о морском змее, которая появилась в «Бомбейских двухмесячных газетах» за январь 1849 года.

В вашей газете от 30 декабря я вижу абзац, в котором выражается сомнение в подлинности рассказа капитана М'Кухо о великом «морском змее». Возвращаясь в Индию, в 1829 году я стоял на корме Саксонского короля в беседе с капитаном Петри, командиром этого корабля. Мы находились на значительном расстоянии к юго-западу от мыса Доброй Надежды, на обычном пути следования судов в эту страну, быстро двигаясь вдоль (со скоростью семь или восемь узлов) по чистой гладкой воде. Это было в середине дня, и остальные пассажиры были на обеде, один человек за рулем, один пассажир неподалёку от руля, и мы были единственными людьми на корме. Капитан Петри и я, в одно и то же время, были буквально удивлены тем, что на небольшом расстоянии впереди судна появилось животное, описание которого в целом не могло бы быть более точным, чем описание капитана Мак'ю. Оно проплыло в тридцати пяти ярдах от корабля, не изменив своего курса; но когда он шло прямо рядом с нами, оно медленно поворачивало голову к нам. По-видимому, около трети верхней части его тела было над водой, почти по всей длине; и мы могли видеть, как вода билась о его грудь, когда он двигался вперед, но каким образом он двигался, мы не могли понять… Мы видели это внешне похожее змею существо во всей его длине, за исключением небольшой части хвоста, который был под водой; и сравнивая его длину с длиной Саксонского короля (около шестисот футов), когда тот проходил рядом, мы рассчитали, что он будет в этом, как и в других его измерениях, больше, чем животное, описанное капитаном М'Кухом. Я не совсем уверен в нашей широте и долготе в то время, и точно не помню дату, но это было в конце июля.

Р. Дэвидсон, Суперинтендант и Хирург, Вспомогательных Сил Нагпора.

Кампту, 3 января 1849 г.

Опять же, подполковник Томас Стил из гвардии Колдстрима написал в Зоологе: «Недавно я получил следующий отчет от моего брата, капитана Стила, 9-го копейного полка, который, по пути в Индию в Бархаме, увидел Морского змея. Подумав, что это может быть вам интересно, как подтверждение рассказа о Додале, я позволил себе выслать вам отрывок из письма моего брата: «28 августа, под 40° в.д., и 37°16′ южной широты, около половины третьего, мы все спустились вниз, чтобы подготовиться к обеду, когда первый помощник вызвал нас на палубу, чтобы увидеть самое необычное зрелище. Примерно в пятистах ярдах от корабля была голова и шея огромной змеи; мы увидели около шестнадцати или двадцати футов над водой, и он издал длинный вой; вниз по спине у него шёл гребень, похожий на гребень петуха^[277], и он очень медленно плыл по воде, но оставлял за собой след длиной около пятидесяти или шестидесяти футов, как будто волоча за собой длинное тело. Капитан свёл корабль с курса и направился к нему, но когда мы подошли к нему, тот опустился под воду. Его цвет был зеленым, со светлыми пятнами. Его видели все на борту. «Мой брат не натуралист; и я думаю, что это первый раз, когда чудовище издаёт вопли».

Один из офицеров корабля писал: «Оглядываясь через борт судна, я увидел самое прекрасное зрелище, которое я буду помнить всю жизнь. Его голова была примерно в шестнадцати футах над водой, и он продолжал двигать ее вверх и вниз, иногда показывая свою огромную шею, которая была увенчана огромным гребнем в форме пилы. Он был окружен сотнями птиц, и мы сначала подумали, что это мертвый кит. Он оставлял след на воде, похожий на след лодки, и из того, что мы могли видеть из его головы и части его тела, мы пришли к выводу, что он должен быть около шестидесяти футов в длину, но мог быть и больше. Капитан держал судно подальше, чтобы приблизиться к нему; и когда мы были в пределах ста ярдов, он медленно погрузился в морские глубины. Пока мы ужинали, его снова видели».

«Таймс» от 5 февраля 1858 года содержит заявление капитана Харрингтона о корабле «Кастилиан», заверенное его начальниками и вторыми офицерами, в следующем виде:

Корабль «Кастилиан», 12 декабря 1857 г.; NE оконечность о-ва Св. Елены, ок. 10 миль. 6.30 вечера, сильный бриз и облачность, парусное судно идёт со скорость около 12 миль в час. Пока я и офицеры стояли на склоне кормы и смотрели в сторону острова, мы были поражены видом огромного морского животного, которое подняло голову из воды ок. 20 ярдов от корабля, потом он внезапно исчез на полминуты, а затем снова появился таким же образом, отчетливо показывая нам его шею и голову на расстоянии 10 или 12 футов от воды. Его голова была в форме длинного монашеского куколя, и я предполагаю, что диаметр составлял 7 или 8 футов в самой широкой части, с неким свитком или пучком рыхлой кожи, окружающим его примерно в 2 футах от вершины; вода была обесцвечена на расстоянии нескольких сотен футов от его головы, настолько, что при первом ее появлении у меня сложилось впечатление, что корабль был в мутной воде, загрязнённой, как я предполагал, каким-то вулканическим агентом с момента моей последней поездки на остров; но второе появление полностью развеяло эти страхи и заверило нас, что это было чудовище необычайной длины, которое, казалось, медленно двигалось к земле. Корабль шел слишком быстро, чтобы мы могли вовремя добраться до топа, чтобы правильно оценить его экстремальную длину; но из того, что мы увидели с палубы, мы пришли к выводу, что оно должна быть длиной более 200 футов. Боцман и несколько членов экипажа, которые наблюдали за ним с топового окончания, утверждают, что его длина была более чем в два раза больше длины судна, и в этом случае она должна была составлять 500 футов. Как бы то ни было, я убежден, что оно принадлежало к племени змей; оно было тёмного цвета на голове и было покрыто несколькими белыми пятнами».

Писатель в New York Sun (у меня есть вырезка, но, к сожалению, не дата), обсуждая лучшие аутентичные истории, говорит: «Морская змея Линна, кажется, самая подлинная, автор видел несколько человек, которые видели её с пляжа, и знал других лично или по репутации. Первое животное такого рода, которое видели на Линне, было встречено в 1638 году и было замечено доктором Джоном Джосселином; и еще раз, в 1819 году, г-н Кабот наблюдал другое. Амос Лоуренс, один из столпов старого Бостона, сказал: «У меня никогда не было сомнений в существовании морского змея с самого утра старый маршал Принц провожал его через Нахант через свою знаменитую подзорную трубу. В течение следующих двух часов я разговаривал с Сэмюэлем Кэботом и Даниэлем П. Паркером, а также с несколькими людьми, которые провели часть этого утра, наблюдая за его движениями. Кроме того, полковник Харрис, командир в Форт-Индепенденс, сказал мне, что это существо было замечено отрядом его солдат, стоявших часовыми на рассвете, за некоторое время до этого в Наханте; и полковник Харрис верил в это так же твердо, как будто существо стояло перед нами на Стейт-стрит, где мы тогда были». Такова история морского змея Линн; ниже приводится выдержка из доклада Линнанского общества Бостона, составленная доктором Бигелоу и Ф. К. Грей: «У монстра была длина от 80 до 90 футов; его голова обычно держалась на высоте около двух футов над водой; тело темно-коричневого цвета, с 30 или более 40 выпуклостями, по сравнению с одними кегами по четыре галлона, с другими – с цепью буев, и некоторые из них называются гроздьями на спине. Движения очень быстрые – быстрее, чем у кита; проплывая милю за три минуты, а иногда и больше, оставляя за собой след; в погоне за скумбрией, сельдью и другими рыбами, которые, как он видел, выпрыгивали из воды по 50 штук за раз. Он выходил на поверхность моря только в спокойную и яркую погоду. Умелый стрелок выстрелил в него из нашей лодки, и, прицелившись, он был уверен, что он, должно быть, попал ему в голову. Существо повернулось к нему, нырнуло под лодку и снова появилось через сто ярдов с другой стороны. В феврале 1846 года в различных газетах было напечатано письмо: подписанное капитаном Лоусоном, дающим описание чудовищной змеи, замеченной им со своего судна у мысов Чарльз и Генри. Длина была заявлена в 100 футов, а на спине были видны резкие выступы. Голова была маленькой пропорционально длине».

Затем я добавляю несколько коротких сообщений, которые появлялись в разные дни в общедоступных печатных изданиях.

В «Мировых Известиях» от 28 сентября 1879 года говорится, что капитан Дж. Ф. Кокс, капитан британского корабля «Капер», который прибыл на волнорез Делавэра 9 сентября из Лондона, рассказывает: «5 августа в ста милях к западу от Бреста (Франция), погода была ясная и тёплая, в 5 часов вечера, когда я шел по четверти палубы, я увидел что-то черное, поднимающееся из воды, около двадцати футов, в форме огромной змеи диаметром три фута. Это было примерно в 300 ярдах от корабля и плыло по направлению к нам. Он повернул свою голову частично от нас, и нырнул с большим всплеском, после того, как прошло около пяти секунд, он снова поднялся, и так три раза с интервалами в десять секунд, пока он полностью не отвернул от нас и ушел от нас на большой скорости и заставляя воду кипеть вокруг себя. Я отлично мог видеть его глаза и форму. Это создание было похоже на большого угря или змею, но черное, как каменноугольная смола, и, казалось, делало большие усилия, чтобы сбежать с курса корабля. Я видел много видов рыб в пяти разных океанах, но мне никогда не доводилось видеть столь большой морской змеи».

The Singapore Daily News, 6 апреля 1878 года, в австралийских новостных цитатах из Веллингтона (Новая Зеландия), 26 февраля (этот месяц соответствует августу к северу от линии): «Капитан парохода «Дарем» сообщает, что видел змея-монстра от острова Неровас. Тридцать футов этого монстра были видны из воды. Экипаж и пассажиры подтверждают отчет».

Австралийский Скетчер за 24 ноября 1877 года, гласит: «Капитан W. H. Нельсон, американского корабля Сакраменто, который прибыл в этот порт из Нью-Йорка 20 октября, сообщил, что он видел морского змея во время своего путешествия. В параграфе «Аргус» на эту тему говорилось: «Дата, когда существо было замечено, 30 июля, когда корабль находился на 31° 59′ с.ш. и 37° з.д. Человек за рулем первым увидел монстра, и тотчас позвал капитана Нельсона, рассказав ему, что он видел; но последний, испытывая такое же чувство недоверия в отношении морского змея, как и большинство других людей, не спешил к нему. Однако, выйдя на палубу, он был вознагражден далеким взглядом предполагаемого морского змея, которого рулевой, со своей стороны, заявил, что он видел довольно ясно. Приблизительно 40 футов туловища монстра, как утверждается, были наблюдаемы. Похоже, он был размером с бочку для муки в обхвате, и его цвет был желтоватым; голова описана как плоская. Глаза были ясно видны. Капитан Нельсон убежден, что то, что он увидел, было каким-то необычным морским монстром. Мы получили от Джона Харта, человека, стоявшего за рулем, карандашный набросок существа, с которого мы даем гравюру. Эскиз сопровождается дальнейшим описанием, о котором автор говорит: «Это правильный эскиз морского змея, увиденного мною на борту корабля Сакраменто». На ее пути из Нью-Йорка в Мельбурн я был за рулем в то время. У него было тело очень большой змеи; его длина казалась мне около 50 или 60 футов. Его голова была как у аллигатора, с парой ласт в десяти футах от его головы. Цвет был красновато-коричневый. В то время, когда он его видел, тот лежал совершенно неподвижно, его голова была поднята примерно на три фута над поверхностью моря, а когда он отодвинулся на 30 или 40 футов назад, он опустил голову».

Признаюсь, я не придаю большого значения этому последнему примеру из-за подозрительного сходства, которое иллюстрация, приведенная в «Скетчере», дает аллигатору, предполагая, что, возможно, такое существо могло быть перенесено ветрами или потоками в положение, где оно было замечено. Это правда, что мистер Госс определяет размер самого большого из зарегистрированных аллигаторов всего лишь семнадцатью с половиной футов, тогда как предполагаемая длина предполагаемого морского змея в этом случае составляла от 40 до 60. Но против этого можно возразить, что трудно оценить длину или высоту, когда у вас есть только краткий осмотр, и рядом нет объекта, с которым можно было бы провести сравнение^[278]; в то время как я ни в коем случае не уверен, что максимум г-на Госса верен. Доктор Деннис из Сингапура заверил меня, что несколько лет назад аллигатор длиной около тридцати футов преследовал в течение 30 дней небольшой приливный ручей, который проходит через этот город и на несколько миль выше; хотя я очень хорошо помню г-на Грегори, генерального геодезиста Квинсленда, который сообщил мне, что в реках на севере этой колонии водились аллигаторы, равные по длине китовой лодке, скажем, двадцать восемь футов.

Graphic от 19 апреля 1879 г., содержит рисунок «морского монстра, которого видели с СС «Города Балтимор», в Аденском заливе, 28 января.» Сопроводительное письмо-пресс выглядит следующим образом:

«Ниже приводится резюме рассказа нашего корреспондента, майора HWI Senior из Бенгальского штаба, которому мы обязаны за эскиз, с которого сделана наша гравюра: «28 января 1879 года, около 10 часов утра. Я находился на каютной палубе парохода «Город Балтимор», на широте 12°28′ северной широты, долгота 43°52′ восточной долготы. Я наблюдал длинный черный объект на уровне кормы корабля по правому борту, на расстоянии ок. 3/4 мили, быстро выпрыгивая из воды и снова погружаясь с отчетливо слышимым шумом, и приближаясь, и ближе в быстром темпе. Через минуту он приблизился на расстояние до полумили и был отчетливо узнаваем как «настоящий морской змей». Я крикнул: «Морской змей! Морской змей! Позвоните капитану!» Доктор С. Холл, судовой хирург, который читал на палубе, подскочил вовремя, чтобы увидеть монстра, как и мисс Гринфилд, одна из пассажирок на борту. К этому времени он находился всего в пяти сотнях ярдов и немного сзади, благодаря тому, что судно двигалось со скоростью около десяти узлов в час в западном направлении. Приближаясь к следу корабля, змей немного повернул свой курс и вскоре был потерян, чтобы увидеть его в лучах солнечного света, отраженного на волнах моря. Его движения были такими быстрыми, что когда он приблизился к следу корабля, я схватил телескоп, но не смог разглядеть, так как он быстро выскочил из поля зрения, прежде чем я смог разглядеть его. Таким образом, я не мог установить его примерный вес; но его длина составляла около трех кабелей, то есть около пятисот ярдов. Казалось, что он был без чешуи, но об этом я не могу, однако, говорить с уверенностью. Голова и шея,около двух футов в диаметре, поднялись из воды на высоту около двадцати или тридцати футов, и чудовище широко раскрыло челюсти, когда поднялось, и снова закрыло их, опустив голову и бросившись вперед для погружения, появившись почти сразу за сотню ярдов впереди. Тела его вообще не было видно, и, должно быть, оно находилось на некоторой глубине под водой, поскольку волнение на поверхности было слишком незначительным, чтобы привлечь внимание. Хотя иногда на некотором расстоянии за головой был виден всплеск. Форма головы была не похожа на фотографии дракона, которых я часто видел, с видом лба и бровей в виде бычьей собаки. Когда чудовище достаточно вытянуло голову из воды, оно как бы упало, словно огромное бревно, перед тем, как нырнуть вперед под воду».

Заявление майора корабля Senior подписано двумя лицами, которых он упоминает в качестве свидетелей.

В 1880 году в Сингапуре я получил личные показания капитана Андерсона, в то время главного офицера Плутона (собственность правительства пролива) и бывшего командира службы П. и О. Компании.

Капитан Андерсон заверил меня, что он дважды видел больших морских змей. Однажды от Ушанта^[279], когда он был главным офицером «Дельты» в 1861 году. В журнале не было ни записи, ни какого-либо уведомления, направленного в газеты, из-за страха насмешек. В тот раз вся корабельная компания видела это; он был на расстоянии пяти (?) миль и показывал пятнадцать футов своего тела из воды. Он напоминал змею с большой бахромой на шее. Он, казалось, путешествовал и двигал головой туда-сюда, как змея. Оно никогда не выпрыгивало из воды и наблюдалось четверть часа.

Второй случай произошел в Красном море, когда он командовал Суматрой, во время поездки в октябре или ноябре 1877 года. У Моучи (Mocha) он увидел животное в пяти милях от него, которое подняло тело высоко из воды, как змея. Все восклицали: «Вот морской змей!», Но в судовом журнале об этом не было сделано ни записи, ни отчета. Однако это же существо вскоре было замечено военным человеком недалеко от Суэца и об этом было сообщено.

В 1881 году я снова получил личное свидетельство очевидца.

Г-н Дж. Хоар из экспериментальной станции в Шанхае, Китай, сообщил мне, что он видел морского змея несколько лет назад, когда он находился в Нинпо, на береговой линии Китая, немного южнее амбулатории Янцзы-чиань (Yangtse-kiang). В то время он находился в поисках судна с вершины берега острова Лоучью, Чинсанга, на южной стороне острова, выходящей на шестимильный проход. Этот остров находится к востоку от Уорт-Пойнта. Холм, на котором он находился, был высотой около ста пятидесяти футов, а змея на расстоянии от двухсот до ста пятидесяти ярдов, глубина воды была семь морских саженей. Его внимание было привлечено на это группой китайцев, кричащих «Шэ», что означает «змея». Он увидел, что она лежала на поверхности воды, напоминая две мачты от конца до конца, но с небольшим интервалом. В настоящее время она немного поднялась, а затем появилась вся в одном, вытянутая на поверхности воды. Он осмотрел её в свою подзорную трубу и заметил глаз, который казался таким же большим, как кофейная тарелка, и сланцевого цвета. Голова была плоской сверху. Он оценил длину змеи от ста двадцати до ста сорока футов.

Он узнал, что это был третий случай, когда его видели в этом месте в течение восьми лет. В одном из местных журналов г-н Сломан опубликовал отчет из заявлений китайских наблюдателей. М-р Хоар не мог сделать то же самое из-за страха быть высмеянным. Я могу отметить, что недалеко от этого места есть залив среди островов Чусан, который долгое время считался местом обитания великого морского дракона и при прохождении которого джонки принимают определенные суеверные меры предосторожности.

Я мало сомневаюсь в идентичности морского змея с морским драконом Китая. Д-р Деннис^[280] говорит: «Конечно, наш старый друг, морской змей, появляется на побережьях Китая, и его описание не сильно отличается от того, что было записано в другом месте. Согласно популярной легенде, река Цянь-Тан была когда-то заражена великим Киау или морским змеем, и в 1129 году, как говорят, уроженец округа героически бросился в потоп, чтобы встретиться и уничтожить монстра. Уже отмечалось, что большинство речных богов, как предполагается, появляются в форме водяных змей, и что морские змеи, отмеченные в китайских записях, всегда наводняли устья рек».

Преп. м-р Батлер из Пресвитерианской миссии в Нинпо сообщил мне, что китайцы предполагали, что драконы, которые угрожали лодкам, проникли в узкий проход под названием Куо Мунг за пределами Чинай. Раньше их было двое, живших по соседству, которые были очень злобными и часто повреждали лодки. Их следовало ублажать ежегодным подношением девушки прекрасной внешности и прекрасного тела. Наконец, один из литераторов решил остановить это. Он вооружился и прыгнул в воду; кровь поднялась на поверхность. Он убил одного из драконов. Другой удалился в иное место. На пароме «Цветение персика» герою был возведен храм.

Можно отметить, что и малайцы, и китайцы приписывают происхождение амбры либо морскому дракону, либо морскому змею. Так, в описании острова Амбергрис или Острова Плевок Дракона, содержащемся в «Истории династии Мин», книга 325, из которой приводится выдержка (в переводе) г-на В. П. Груневельдта в его «Записках о Малайском архипелаге и Малакке» Из китайских источников^[281] мы находим, что в нем говорится следующее: «Этот остров имеет вид единой горы и расположен в Море Ламбри, на расстоянии одного дня и одной ночи от Суматры. Он внезапно поднимается из моря, которое обрушивается на него высокими волнами».

«Каждую весну многочисленные драконы собираются вместе, чтобы играть на этом острове, и они оставляют свои плевки. Затем туземцы отправляются на каноэ на место и собирают эти плевки, которые они берут с собой».

«Драконий плевок поначалу похож на жир, черного и желтого цвета и с рыбным запахом; по прошествии времени он сжимается в крупные комочки; и они также бывают найдены в животе крупной рыбы, размером с китайский пек, а также с рыбным запахом. При сгорании он имеет чистый и вкусный аромат.

«Он продается на рынке Суматры, один тель, официальный вес, стоит двенадцать золотых монет этой страны и один кати^[282], сто девяносто две таких штуки, что равно примерно девяти тысячам китайской медной наличностью; и поэтому это не очень дешево».

Д-р Ф. Портер Смит^[283] утверждает, что не может быть никаких сомнений в том, что дорогостоящее, пахнущее, светло-желтое смолистое вещество, найденное плавающим в море или добытое из живота какой-то крупной рыбы в Индийском океане, и известное современным китайцам, как грех лёгкого, или плевок дракона, на самом деле является амброй. Говорят, что дракон выкашливает это.

«Подобное вещество, называемое ких-тиау-чи, привезенное из Кантона и Фучжоу в прежние времена, считается яйцом дракона или разновидностью морского змея по имени ких тиау. Название kih tiau очень похоже на греческое название морского чудовища».

Одно из самых замечательных свидетельств о морских чудовищах, которое, как я считаю, заслуживает полного доверия, относится к животному, замеченному в Малаккском проливе в 1876 году.

Первое уведомление об этом животном появилось в «Оверленд Таймс» за 18 сентября 1876 года в виде краткой редакционной статьи.

«Наш друг г-н Генри Ли из Земли и Воды^[284], который в своей поздней работе приложил столько усилий, чтобы проникнуть в суть и описать привычки и особенности морского змея,^[285] будет рад что пассажиры и офицеры S.S. Нестор, прибывшие сюда сегодня утром, единодушны в заключении и ручаются за то, что между Малаккой и Пенангом во время их плавания в этот порт они увидели необычное морское чудовище. Это случилось в понедельник, около полудня. Оно было около 250 футов в длину, около 50 футов в ширину, с квадратной головой, с черными и желтыми полосами, очень напоминающими саламандру».

За этим на следующий день последовало письмо капитана.

«Сэр, – ссылаясь на ваш абзац во вчерашнем номере, касающийся того, что мы видели морского чудовища, отвечающего на распространенное представление о морском змее, я готов ручаться за правильность заявления, уже сделанного вам врачом и пассажирами моего корабля.

Находясь на мостике в то время (около 10 утра) с первым и третьим офицерами мы были удивлены появлением необычного монстра, идущего по нашему курсу и на равной скорости с судном, на расстоянии около 600 футов от нас. У него была квадратная голова и черно-белый полосатый хвост дракона, а также огромное тело шириной в 50 футов, когда монстр поднял его. Голова была около 12 футов в ширину и, казалось, время от времени, в крайнем случае, около шести футов над водой. Когда голова оказалась на одном уровне с водой, тело было вытянуто до предела, и тело поднялось из воды примерно на два фута, и в то время казалось, что оно было шириной в 50 футов. Длинный хвост дракона с черно-белыми чешуйками впоследствии поднялся волнообразным движением, в котором однажды поднялась голова, затем тело и, в конце концов, хвост.

Животное, или как бы оно ни называлось, казалось небрежным из-за нашей близости, и в течение шести минут шло по нашему правому борту, а затем, наконец, обошло наш порт и оставалось на виду, к радости всех, находившихся на палубе, около получаса. Его длина полагают более 200 футов.

Джон Уэбстер, командующий SS Нестор.

Сингапур, 18 сентября 1876 г.»

Г-н Кэмерон, владелец журнала, впоследствии сообщил мне, что он специально предупредил капитана Вебстера об определенном сомнении, которое может возникнуть по поводу его заявления, но он по-прежнему настаивал на его публикации. Это было подтверждено г-ном H. R. Бивером, торговцем из Сингапура, и другими лицами, которые были пассажирами судна.

Эта же газета (Straits Times Overland Journal) от 2 ноября 1876 года имела следующую выписку из «Почты Китая»:

«Более чем вероятно, что капитан Вебстер с парохода «Нестор» будет очень скоро «опрошен», когда доберется до причала в лондонских доках. Подлинного морского змея встречают не каждый день, и, как мы понимаем, наблюдения, сделанные офицерами корабля, были формально изложены перед консулом Медхерстом в Шанхае и направлены на поле. Натуралисты смогут продолжить свои исследования, когда прибудет капитан. Компетентные власти теперь считают, что часть монстра, ранее считавшаяся его головой, должна была быть горбом; и то, что его голова находилась под водой, объясняет высочайшее презрение, с которым оно относилось к проходу парохода. Волнообразное движение огромного животного объяснило бы утверждение, что эта ручка или горб иногда поднималась примерно на шесть футов над водой. Чередующиеся желтые и черные полосы, которые покрывали все, что можно было видеть на теле, по-видимому, создавали впечатление, что хвост этот был похож на хвост дракона, покрытого чешуей, хотя этот вывод не обязательно следует рассматривать как определенный. Если голова этой неизвестной «формы» на самом деле пребывала под водой, тогда длина становится пропорционально большой. Раньше он был длиной более 200 футов, теперь его следует рассматривать, как, скажем, 250 футов, который с помощью лучей в сорок пять или пятьдесят футов дает левиафана примерно такого же размера, что и старомодный фрегат».

Корреспондент Поднебесной Империи Шанхая так написал в журнал:

Сэр, – если это правда, что один из тех, кто наблюдал морское чудовище от Нестора, все еще здесь, очень желательно, чтобы он дал более полное описание того, что он видел. Только ученый будет отрицать возможность существования такого зверя, и сам профессор Оуэн отметил, что единственная абсолютно невероятная часть описаний тех, кто его видел, – это утверждение о его вертикальной извилистости, что невозможно для любого представителя змеиного племени.

Однако чудовищем, замеченным Нестором, был, вероятно, один из Челонидо (Chelonidæ), «отец всех черепах», как его справедливо называют аборигены Суматры, которые полностью верят в его существование и которыми он иногда является. Действительно, Баумгартен в своей книге «Малайзен», опубликованной в Амстердаме в 1829 году, описывает монстра и оценивает его длину и ширину в 120 и 30 локтей соответственно, измерения, которые почти совпадают с измерениями, данными капитаном Вебстером. Баумгартен^[286] добавляет, что на Суматре существует общее убеждение (т. II. с. 321, ред. 1820), что тот, кто его увидит, умрет в течение года. «Это – наивно, – говорит он, – но я не смог этого доказать».

Г-н Дэвид Эйткен из Сингапура написал в «Дейли таймс» следующее:

«Уважаемый сэр, как и многие другие, я был поражен размерами, данными вами морского змея. Они, конечно, огромны, и намного превосходят всё, что я когда-либо видел или слышал. Самая большая змея, о которой я когда-либо достоверно слышал, была той, которая проходила между разведывательными бригами Кришна и Менкс, когда они находились под командованием лейтенанта Уорда, военно-морского флота Индии, при съемках у побережья Суматры, примерно в 1858 и 1859 годах. Этот монстр прошел около бригов в одно воскресное утро, когда они стояли у причала где-то напротив Малакки. Его длина была по-разному оценена от длины Кришны до ста футов. Шестьдесят футов были умеренной длиной, установленной для его каркаса».

В этом же месте или рядом с ним еще один монстр был замечена предыдущей съемочной группой.

Г-н Стивен Кейв, член парламента от Shoreham, в 1861 году сообщил г-ну Госсе краткое заявление, которое проливает некоторый свет на пищу монстра. Оно написано в форме выдержки из его дневника, ведущегося во время путешествия в Вест-Индию в 1846 году, и имеет следующее содержание:

«Четверг, 10 декабря, с Мадейры, на борту RMS Thomas познакомился с капитаном Кристмасом, датского военно-морского флота, домовладельцем в Санта-Крус, и занимающего некоторую должность при датском дворе. Он сказал мне, что однажды видел морского змея между Исландией и Фарерскими островами. Он лежал в дрейфе при штормовом ветре, будучи на фрегате, которым он командовал, когда огромная стая морских свиней бросилась от корабля, как будто их преследовали; и, о чудо, существо с шеей, двигающейся, как у лебедя, толщиной с талию человека, с головой, похожей на лошадиную, медленно и грациозно поднималось из глубины, и, увидев корабль, оно немедленно снова исчезло, нырнув, как утка, головой вперёд. Он видел это существо всего несколько секунд. Часть его над водой казалась длиной около восемнадцати футов. Он необычайно интеллигентный человек, и ни в коем случае нельзя позволять своему воображению убегать вместе с ним».

Остроумные журналисты хорошо провели время за публикацией истории о змее, увиденной капитаном Древаром, которой я завершу свой список явлений. Однако, как будет видно, капитан мужественно приставал к своему оружию, и я, например, верю, что он действительно видел инцидент, о котором рассказывает. Я не встречал самого капитана, но я встречался в Сингапуре со многими, кто слышал всю историю из его собственных уст и у которых сложилось впечатление, что он был правдивым человеком.

Барк «Полин»

Редактору Калькуттского англичанина.

Сэр – поскольку я не уверен, что мое заявление о морском змее попало в Лондонскую "морскую газету", я прилагаю копию, которая может быть интересна вашим многочисленным читателям. Мне присылали множество выдержек из английских газет, почти все они высмеивали мое заявление. Я могу смеяться и шутить на эту тему так же хорошо, как и любой другой, но я не вижу, почему люди, которые не могут честно опровергнуть мое утверждение, должны использовать для этого ложь. "Дейли Телеграф" пишет: "Было отчетливо слышно, как ребра злополучной рыбы треснули одно за другим, и раздался звук, похожий на выстрел маленькой пушки; его рев прекратился, и, пользуясь красноречивыми словами главного зрителя, он «поразил всех нас страхом и ужасом». Если бы этот писака хоть что-нибудь знал о моряках, он не стал бы писать такую чушь. Страх и ужас не входят в лексикон Джека; и такие красноречивые слова он оставляет тем корреспондентам, которые описывают вечно сомнительную «схватку человека и собаки». Я так же уверен в том, что видел то, что описал, как и в том, что встретил объявление о том, что «Телеграф» имеет самый большой тираж в мире, которое пристально смотрит на меня на каждом углу Лондона. В такой газете легко заставить любого человека, хорошего, великого или интересного, выглядеть смешным. Неудивительно, что мои родственники пишут, что видели сотню морских змей и никогда не сообщали об этом; а одна дама также писала, что жалеет всех, кто был родственником того, кто видел морского змея. Совершенно верно, что для любого человека печально видеть больше, чувствовать больше и знать больше, чем его собратья; но у меня есть кое-какая философия, которая заставляла О'Коннелла радоваться тому, что он был самым жестоким человеком в Соединенном Королевстве, поскольку он также обладал способностью лизать человека шершавой стороной своего языка. Если бы у меня была такая власть, я бы ею не воспользовался, потому что презрение – это самый резкий упрек. И это письмо – единственное, что я заметил из множества абсурдных утверждений,

Джордж Древар, капитан Полины.

Барк Полин, Читтагонг, 15 января 1876 г.

Барк Полин, 8 января 1875 года, под 5° 13′ с., 35° з.д., мыс Роке (Roque), северо-восточная оконечность Бразилии, в 20 милях, 11 часов утра.

Погода прекрасная и ясная, ветер и море умеренные. Я заметил несколько черных пятен на воде и белесый столб высотой около тридцати пяти футов над ними. С первого взгляда я принял все это за буруны, так как вокруг них фонтаном плескалось море, а столб – высоченная скала, выбеленная солнцем; но столб вдруг упал с плеском, и так же поднялся. Они быстро поднимались и опускались попеременно, и хороший бинокль показал мне, что это был чудовищный морской змей, дважды обвившийся вокруг большого кашалота. Головная и хвостовая части, каждая длиной около тридцати футов, действовали как рычаги, вращаясь вместе с жертвой с огромной скоростью. Они исчезали из виду примерно каждые две минуты, выходя на поверхность, все еще вращаясь, и борьба кита и двух других китов, которые были рядом, обезумев от волнения, делала море в этой близости похожим на кипящий котел; и громкий и беспорядочный шум был отчетливо слышен. Это странное происшествие продолжалось около пятнадцати минут и кончилось тем, что хвостовая часть кита была поднята прямо в воздух, затем она стала махать взад и вперед и раскачиваться. Кит яростно бился в последней смертельной схватке, когда всё его тело исчезло из нашего поля зрения, уходя вниз головой вперед ко дну, где, без сомнения, он был поглощен на досуге змеей; и это чудовище из чудовищ, возможно, уже много месяцев находилось в состоянии комы, переваривая огромный кусок. Затем два самых крупных кашалота, которых я когда-либо видел, медленно двинулись оттуда к судну, их тела были более чем обычно подняты из воды, и они не издавали ни звука, но казались совершенно парализованными страхом; действительно, холодная дрожь пробежала по моему телу, когда я увидел последнюю мучительную борьбу бедного кита, который казался таким же беспомощным в кольцах злобного чудовища, как маленькая птичка в когтях ястреба. Если учесть два витка вокруг кита, я думаю, что змея была около ста шестидесяти или ста семидесяти футов в длину и семи или восьми в обхвате. По цвету он был очень похож на угря-Конгера, а голова, из-за постоянно открытого рта, казалась самой большой частью тела… Я думаю, что мыс Сан-Рок является ориентиром для китов, покидающих Юг в Северную Атлантику… Я писал до сих пор, почти не думая, что когда-нибудь снова увижу змею; но в 7 часов утра 13 июля на той же широте, примерно в восьмидесяти милях к востоку от Сан-Роке, я был поражен, увидев такое же или похожее чудовище. Он выбросил свою голову и около сорока футов своего тела в горизонтальном положении из воды, когда проходил мимо кормы нашего судна. Я начал размышлять, почему нам так повезло с таким странным гостем, и пришел к выводу, что полоса белой краски, шириной в два фута над медью, могла бы показаться ему похожей на змею и, несомненно, привлекла бы его внимание… Размышляя таким образом, я вздрогнул от крика: «Вот он опять!» – и на небольшом расстоянии с подветренной стороны, поднявшись на высоту около шестидесяти футов, стоял огромный Левиафан, мрачно глядя в сторону корабля. Так как я не был уверен, что он видит только нашу свободную палубу, то мы держали наготове все наши топоры и были полны решимости, если зверь обовьёт «Полину», изо всех сил отрубить ему хребет, и несчастный мог бы хоть раз в жизни обнаружить, что поймал татарина. Это утверждение совершенно верно, и свидетелем этого события были мои офицеры, половина экипажа и я сам; и мы готовы были в любое время подтвердить под присягой, что это так и что мы ни в малейшей степени не ошибаемся… Около трех лет назад в Индийском океане какое-то морское чудовище перевернуло судно.

Джордж Древар, Капитан «Полины».

Читтагонг, 15 января 1876 г.

Капитан Джордж Древар с барка Полин появился в среду утром в полицейском дворе на Дейл-стрит перед г-ном Раффлзом, магистратским чиновником, в сопровождении некоторых из его офицеров и части экипажа барка, и сделали следующее заявление:

"Мы, нижеподписавшиеся, капитан, офицеры и команда Барка "Полина" из Лондона, торжественно и искренне заявляем, что 8 июля 1875 года на широте 5°13′ и долготе 35° з.д. мы наблюдали трех больших кашалотов, и один из них был схвачен вокруг тела двумя витками того, что казалось большой змеей. Голова и хвост, казалось, имели длину за пределами витков около тридцати футов, а в обхвате-восемь или девять футов. Змея кружила свою жертву по кругу около пятнадцати минут, а затем внезапно потащила кита на дно головой вперед.

«Джордж Drevar, Капитан,

«Гораций Томпсон,

«Хендерсон Landello,

«Оуэн Бейкер,

«Уильям Lewan.

«И снова, 13 июля, похожий змей был замечен на расстоянии около двухсот ярдов, выпрыгнув на поверхность, голова и шея его были вне воды на несколько футов. Это видел только капитан и один моряк.

«Джордж Древар, Капитан.

«Несколько мгновений спустя главный офицер и следующие умелые моряки, Горацио Томпсон, Оуэн Бейкер, Уильям Леван, видели его на высоте около 60 футов перпендикулярно в воздухе. И мы делаем это торжественное заявление, добросовестно веря в то же самое.

«Джордж Drevar,

«Уильям Lewan, стюард,

«Гораций Томпсон, главный сотрудник,

«Джон Хендерсон Ланделло, второй офицер,

«Оуэн Бейкер.»

Некоторое подтверждение истории капитана Древара дает тот, которого цитирует преподобный Генри Т. Чивз в книге «Кит и его похитители». Автор говорит:

“Из заявления, сделанного капитаном судна в Кинебеке в 1818 году и приведенного к присяге перед мировым судьей в графстве Кинебек, штат Мэн, можно заключить, что знаменитый морской змей и кит иногда находятся в конфликте. В шесть часов пополудни 21 июня на пакетботе "Делия", курсировавшем между Бостоном и Хэллоуэллом, когда он проходил Мыс Энн с запада на юго-запад примерно в двух милях, держа курс на северо-северо-восток, капитан Шубак Уэст и еще пятнадцать человек, находившихся с ним на борту, увидели прямо перед собой объект, который, несомненно, был морским змеем или существом, столь часто описываемым под этим именем, сражавшимся с большим китом…

"Змей поднял свой хвост от двадцати пяти до тридцати футов в перпендикулярном направлении, нанося киту огромные удары, быстро повторявшиеся, которые были отчетливо слышны и очень громки в течение двух или трех минут; затем они оба исчезли, двигаясь в юго-западном направлении; но через несколько минут снова появились на берегу пакета и под солнцем, отражение которого было так сильно, что мешало им видеть так отчетливо, как в первый раз, когда страшные удары змеи хвостом были повторены и ясно слышны, как и прежде. Они снова погрузились на короткое время, а затем поднялись на поверхность под левым бортом пакетбота; первым показался кит, а за ним змея, которая опять, как и прежде, подняла свой хвост, который он некоторое время держал над водой, размахивая им в воздухе, прежде чем ударить, и в то же время его голова поднялась на пятнадцать или двадцать футов, как бы рассматривая поверхность моря. Простояв в таком положении несколько минут, змей и Кит снова исчезли, и никто из находившихся на борту не заметил ни того, ни другого. По мнению капитана Уэста, кит пытался спастись бегством, так как он только один раз всплыл на поверхность и в последний раз спустился вниз, прежде чем змея всплыла.”

Замечательное и независимое подтверждение этих событий приходит из морей Японии. Об этом сообщалось как в местных газетах, так и в «San Francisco Californian Mail-Bag» за 1879 г., из которой я извлекаю извещение и иллюстративные вырезки (рис. 75).

«Прилагаемые гравюры газета FAC в целях сравнения эскиза послала капитану Дэвидсон, пароход Kiushiu-мара,^[287] и вставляются в качестве образца любопытных рисунков, которые часто пересылаемых нам для вставки. Заявление капитана Дэвидсона, которое подписано его главным офицером г-ном Мак-Кечни, выглядит следующим образом:

«В субботу, 5 апреля, в 11 ч. 15 м. На мысе Сатано, на расстоянии около девяти миль, главный офицер и я наблюдали, как кит выпрыгнул из моря, примерно в четверти мили от судна.

Вскоре после того, как он снова выпрыгнул, я увидел, что к нему что-то привязано. Взял бинокль и при следующем прыжке отчетливо увидел что-то, держащееся за живот кита. Последний дал еще один источник, очищенный от воды, и я и главный офицер наблюдали за тем, что, казалось, было существом вида змей, которое возвышалось на тридцать футов над водой. Похоже, он был размером с мачту, и, стоя примерно а течение десяти секунд в вертикальном положении, спустился в воду, и его верхний конец вошёл первым. Своими глазами я разглядел цвет зверя, похожий на цвет рыбы-пилота».

Есть интересная история^[288] о схватке между водяной змеей и форелью, написанная г-ном А. В. Чейзом, помощником по исследованию побережья США, которая, по мнению Magnis Componere Parva, может быть принята как иллюстрация того, как существо змеиной формы могло иметь дело с китом; только, поскольку на поверхности или в середине воды было бы невозможно захватить какие-либо камни, с помощью которых можно закрепить себя, мы можем легко представить себе, как оно цепко держится за свои вытянутые челюсти и вытягивается к противнику, пока он не сможет обнять его в своих спиралях или оглушить сильными ударами хвоста.^[289]

– Форель, на первый взгляд, лежала посреди воды, направляясь вверх по течению. Она была, как потом выяснилось, целых девяти дюймов в длину… Этим новым врагом форели была большая водяная змея обыкновенной разновидности, полосатая, черно-желтая. Она поплыла вверх по озеру, пока не оказалась над форелью, затем нырнула и ловким движением схватила форель так, что челюсти змеи сомкнулись. Затем началась драка. Форель пользовалась своим хвостом и плавниками и могла вытащить змею с поверхности воды; однако, оказавшись у самого дна, змея воспользовалась своим хвостом, обвивая им каждый камень или корень, до которого могла дотянуться. Закрепив этот хвостовой захват, она могла бы тащить форель к берегу, но, отпустив ее, форель получила бы новое преимущество. Это сражение продолжалось целых двадцать минут, пока змея не выбралась из воды и не ухватилась за корень одной из ив, нависших над прудом. Затем битва была окончена, так как змея постепенно обвивала корень кольцо за кольцом, и каждое из них тащило рыбу к земле. Когда половина её тела была свернута, она освободил первый захват, вытянул конец хвоста во все стороны и, найдя другой корень, закрепила его; и теперь, используя оба корня, вытащил форель на береговую гальку. Теперь она держал рыбу под контролем, и, разогнувшись, змея вытащила рыбу на берег на целых десять футов и, я полагаю, сожрала ее».

Капитан Древар следует за Понтоппиданом (вероятно, невольно), отождествляя морского змея с левиафаном Писания, цитируя Исаию XXVII-1: «В тот день поразит Господь мечом Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское». Когда я читаю вышеупомянутый отрывок, именно дракон находится в море, а не левиафан, которого следует отождествлять с морским змеем, если не два, дракон и Левиафан, в оппозиции, что, кажется, не так.

Эти различные рассказы, которые я собрал, по большей части хорошо подтверждаются подписью или заявлением данным под присягой известными и ответственными людьми. Капитан Древар в небольшой брошюре, которую он напечатал для частного обращения, говорит: «Может ли какой-нибудь думающий человек представить себе, что я могу руководить людьми с преднамеренной ложью в наших устах?» И аналогичный вопрос можно задать, думаю, с возможность только одного ответа, в случае повествований о капитане M'Quhœ и других офицеров и командиров на различных флотах и торговых судах, а также многочисленных других уважаемых свидетелей, которые подтвердили, либо в виде простого заявления или присяги то, что они видели множество замечательных морских монстров. Я использовал выражение «я думаю», потому что, конечно, существует вероятность скептицизма.

«Власть во мнениях делится (скажем) на три основных класса: есть авторитет свидетелей; они свидетельствуют о фактах. Суждение об этом обычно, хотя и не всегда, легко; но это свидетельство – всегда замена способностей других на наши собственные, которые, взятые в значительной степени, составляют сущность власти.

«Это тот вид, который мы справедливо признаем с наименьшей ревностью. Еще не всегда; один человек признает, другой отказывается, авторитет морского капитана и моряка или двух на существование морского змея».^[290]

Я, со своей стороны, принадлежу к первой из этих двух категорий. Я верю в заявления, которые я записал, и в следующих рассуждениях обращаюсь только к тем, кто делает то же самое.

То, что ошибки иногда случались, несомненно. М-р Госс отмечает два случая, когда длинные участки морских водорослей настолько волновали воображение капитанов судов, что заставляли их опускать лодки и переходить в атаку.

Достоверность историй о привидениях обычно сильно страдает, когда предполагаемые явления исследуются и прослеживаются до некоторой простой причины; и гиперсептик может утверждать на параллельных основаниях, что превращение, в некоторых редких случаях, предполагаемого морского змея в морскую водоросль или признание правдоподобным предположения, что оно было смоделировано тюленем, цепью морских свиней или некоторыми другими очень обычными животными, в значительной степени влияет на весь вопрос.

И это, несомненно, было бы так, если бы условия нескольких примеров были вообще подобны. Но колебания или временное заблуждение капитанов или экипажей в тысячах случаев относительно природы водорослей, лежащих на поверхности и приводимых в фантастическое движение волнами океана, совершенно не имеют отношения к положительным историям о существе, которое в спокойных фьордах и заливах катится катком за катком, высоко поднимает голову над водой, демонстрирует широкие челюсти, вооруженные зубами, бросающиеся в глаза глаза и лапы или плавники, которое преследует и угрожает лодкам, представляет собой осязаемый объект для стрелка, а также может быть использовано против него и при ударе исчезает с мощным всплеском.

Вероятность того, что гигантские тюлени или череда морских свиней будут приняты капитанами и флотскими офицерами за морского змея, мала, но становится почти, если не совсем, невозможной, когда наблюдатели рыбаки на побережье, такие как норвежцы, которые привыкли видеть тюленей и морских свиней почти каждый день своей жизни. Поэтому мы можем свободно признавать, что возникали случайные ошибки, так же, как мы признавали, что, несомненно, были допущены многие мистификации.

Рациональное и банальное объяснение вполне возможно в некоторых случаях, как, например, в случае существа ненормального вида, замеченного экипажем яхты Осборн в Средиземном море, которое с большой вероятностью было предложено были, если я правильно помню, некоторые виды акул; в то время как предполагаемый морской змей, вымытый на острове Стронса, в 1808 году, при научной экспертизе, оказался акулой рода Selache, вероятно, принадлежащей к виду, известному как «лающая акула».

Великая океаническая костная акула, известная лишь немногим, кроме китобоев, которая, как утверждается, достигает в длину до шестидесяти футов, могла также порождать неправильное представление; и в глубине океана всё еще должны оставаться неописанные виды рыб, причудливой формы и, вероятно, гигантских размеров, случайное появление которых могло бы озадачить наблюдателя.

Например, в ноябре 1879 года в графическом изображении «другого морского монстра» была изображена зарисовка в Суэцком заливе от HMS Philomel, сопровождаемая следующей описательной подписью:

«Это странное чудовище, – пишет г-н W. J. Эндрюс, помощник казначея, HMS Филомель, – было замечено сотрудниками и компанией корабля этого корабля около 5:30 вечера 14 октября, в заливе Суэца, мыс Зафаран в 17 милях от берега, под 28° 56′ с.ш., и 32° 54′ в.д.

При первом наблюдении он был более чем в миле от порта носовой части, его морда выступала от поверхности воды, и сильно выраженные ряби отражали положение тела. Затем он открыл свои челюсти, как показано на рисунке, и снова закрыл их несколько раз, вытесняя воду между ними, как это делалось во всех направлениях в больших струях. Время от времени часть спины и спинного плавника появлялись на некотором расстоянии от головы. Оставшись некоторое время в описанном выше положении, он исчез, и, снова выйдя на поверхность, он повторил действие, подняв голову и несколько раз открыв челюсти, медленно поворачиваясь из стороны в сторону, как это и произошло.

При приближении корабля монстр быстро уплыл прочь, оставив широкий след, похожий на след корабля, и исчез под водой.

Цвет той части тела, которая была замечена, был черным, как и верхняя челюсть. Нижняя челюсть была серой вокруг рта, но под ней был ярко-лососевый цвет, как живот у некоторых видов ящериц, и становился более красным по мере приближения к горлу. Внутренняя часть рта оказалась серой с белыми полосами, параллельными краям челюсти, очень отчетливо отмеченными. Это могли быть ряды зубов или какого-либо вещества, напоминающего китовый кость. Высота рыла над уровнем воды составляла не менее пятнадцати футов, а размах челюстей – двадцать пять футов».

Как ни странно, точный аналог этой рыбы, но имитирующего размера, стал известен науке в 1882 году. Мое внимание на это обратил г-н Штрайх из германского консульства в Шанхае на описание этого в Дахайме (Daheim), иллюстрированное, как Семейный документ, опубликованный в Лейпциге, с иллюстративным рисунком, из которого я сделал вывод, что чудовище, увиденное командой Филомеля, было только гигантским и взрослым образцом вида, принадлежащего к тому же отряду, возможно, того же рода, что и Eurypharynx, приспособленный жить в глубинах океана, и появляется только на поверхности редко и в результате некоторых ненормальных условий. Я даю факсимильные сравнения обеих гравюр, чтобы мои читатели могли провести собственное сравнение. Письмо-печать из Дахайма выглядит следующим образом:

«Новая рыба.^[291]

«Глубоководные исследования прошлого года, которые простирались на глубину более восьми тысяч метров, выявили некоторых очень необычных животных, о которых, до настоящего времени, мы понятия не имеем. Самый любопытный был найден французским пароходом Le Travailleur, на котором был штат натуралистов, и среди них был М. Милн Эдвардс. Они были полностью посвящены глубоководной выемке грунта.

Между Марокко и Канарскими островами на глубине 2300 метров драга поймала самое замечательное животное, которое, на первый взгляд, никто не считал рыбой. Эта рыба, о которой мы здесь расскажем, обитает на дне моря, где температура воды составляет +5° по Цельсию,^[292] в виде красной слизи, состоящей из раковин небольшого глобигерина. Из-за его любопытного рта это назвали Eurypharynx Pelicanoides, то есть Пеликаноподобные широко челюстные. Это существо отличается от всего своего класса своеобразной конструкцией рта, его челюсть имеет структуру, отличающуюся от структуры любой другой рыбы, и имеет только два маленьких зуба и большой мешочек с самой расширяемой кожей, похожей на мешок, который у пеликана находится под челюстью В этом мешке он (Eurypharynx) собирает свою пищу, и, поскольку его живот имеет очень малые размеры, мы можем, по аналогии с другими рыбами, сделать вывод, что он частично переваривает еду в этом мешочке.

Плавательный аппарат этой рыбы развит слабо и сводится к ряду шипиков, поднимающихся со спины и живота.

«Грудные плавники, которые находятся непосредственно за глазом, также очень малы, так что из этого мы можем сделать вывод, что эта рыба мало двигается и не является хорошим пловцом.

«Он обитает только на дне моря. Его тело постепенно уменьшается назад, пока не заканчивается хвостом, похожим на струну. Органы дыхания развиты слабо. Шесть щелей (жаберных отверстий?) Позволяют воде войти.

Цвет рыбы (размера которой мы не находим в нашем авторитете) – бархатно-черный».

Прежде чем продолжить, я должен указать, что мы можем забыть о том, что так называемый морской змей является лишь крупным примером тех морских змей, о которых известно, что на побережье многих тропических стран существует несколько видов и множество особей, поскольку они редко превышают длину от четырех до шести футов, хотя Дампьер^[293] упоминает ту, которую он видел на северном побережье Австралии, которая была длинной (но длина не указана) и такой же большой, как ноги у мужчины… Он приводит любопытный пример того, как эти создания кусались, что он наблюдал недалеко от острова Скотенс, у Новой Гвинеи:

«23-го числа мы увидели двух змей, а на следующее утро мимо нас проходила другая, на которую яростно напали две рыбы, которые держались в компании пять или шесть дней. Они были в форме скумбрии, были примерно такого размера и длины и желтовато-зеленоватого цвета. Змей очень быстро уплыл от них, держа голову над водой. Рыба щелкнула его хвостом; но когда он повернулся, эта рыба удалилась, а другая напала; так что по очереди они не оставляли его в покое. И все же он все еще защищался и уплывал в огромном темпе, пока они не исчезли из виду.

Легуат^[294] говорит о морской змее, весом более шестидесяти фунтов, которую он и его товарищи по несчастью поймали и попробовали, когда выли высажены по приказу губернатора Маврикия на каком-то небольшом острове у гавани, в шести милях от берега. Он говорит:

«Это был страшный морской змей, которого мы в своей простоте приняли за большую миногу или угря. Это животное показалось нам очень необычным, потому что у него были плавники, и мы не знали, что существуют такие существа, как морские змеи. Более того, мы настолько привыкли открывать для себя новые для нас существа, как на суше, так и на море, что мы не думали, что это был какой-то иной странный вид угря, которого мы никогда раньше не видели, но думаю, больше похожего на змею, чем на угря. Одним словом, у монстра была голова змеи или крокодила, а рот полон крючковатых, длинных и острых зубов… Когда пришли наши поставщики, мы рассказали им, что с нами произошло, и показали им голову угря, но они только сказали, что никогда не видели ничего подобного».

Несмотря на впечатление Легуата, я думаю, что это были только некоторые виды морского угря.

Морские змеи в изобилии водятся на побережье Малайзии, и особенно в Индийском океане. Нибур говорит:

«В Индийском океане, на определенном расстоянии от суши, над поверхностью воды видны огромные водные змеи длиной от двенадцати до пятнадцати дюймов. Когда эти змеи видны, они указывают на то, что расстояние до берега составляет всего два градуса. Некоторых из этих змей мы впервые увидели вечером 9 сентября; 11-го мы высадились в гавани Бомбея».^[295]

Считается, что эти морские змеи в основном, если не полностью, ядовиты. Их движение в воде происходит волнообразно в горизонтальном, а не в вертикальном направлении; они дышат легкими; их дом находится на поверхности, и они погибли бы, если бы находились под водой в течение значительного периода времени.

Остается открытым вопрос, могут ли в глубине океана существовать морские угри гораздо больших размеров, чем у самых крупных особей, с которыми мы знакомы. Майор Вольф, который находился в Сингапуре, когда я был там в 1880 году, дал мне информацию, которая, кажется, подтверждает эту идею. Он заявил, что, обедая несколько лет назад с отставным капитаном 39-го полка, который затем проживал в Уиклоу, последний сообщил ему, что, однажды отправившись на побережье с присутствующим рядом слугой, последний попросил разрешения отлучиться, чтобы получить возможность искупаться. Получив разрешение, он приступил к купанию и поплыл за край мелководья вглубь. Береговой охранник, который наблюдал за ним со скалы, с ужасом увидел что-то вроде огромной рыбы, преследующей человека после того, как он повернулся к берегу. Он боялся взывать, чтобы этот человек не растерялся. Тот человек, тем не менее, услышал какой-то всплеск или шум позади него, оглянулся и увидел большую голову, похожую на голову собаки-быка, которая высовывалась из воды, как будто хотела его схватить. Он безумно рванулся по берегу и, ударившись о мелкую землю, выскочил как можно быстрее, но сломал один из пальцев ног от удара, когда он ударился о землю. Эту историю подтвердил г-н Бербидж, фермер, который заявил, что однажды, когда он сам искупался в одной миле оттого места, вода начала кружиться вокруг него, и, будучи встревожен, он быстро поплыл прочь долго был преследуем чем-то совершенно соответствующим тому, что описал другой рассказчик, и которого он должен был считать крупным угрем. В каждом случае длина была оценена в двадцать футов. Мистер Госс дает наибольшую длину, зафиксированную на десяти футах.

Если бы мы только познакомились с небольшой и определенной частью историй о морских змеях, мы могли бы легко предположить, что они возникли из-за какого-то чудовищного злодея, но они демонстрируют детали, взятые в целом, которые запрещают идея. Поэтому мы должны искать в другом месте сходство морского змея.

И в первую очередь о тех авторитетах, которые верят и не верят в его существование.

Профессор Оуэн в 1848 году очень мастерски атаковал историю Дедала и расширил свои рассуждения, чтобы охватить общую вероятность других историй, которые ранее подтвердили это. Фактически он был его главным научным противником.

Сэр Чарльз Лайель, с другой стороны, был, я полагаю, убежден в его существовании благодаря многочисленным отчетам, которые он накопил по случаю своего второго визита в Америку, особенно благодаря свидетельствам, полученным для него г-ном Дж. У. Доусоном из Пикту, где подобного зверя как один к одному видели, в 1844 году, в Arisaig, недалеко от северо-восточной оконечности Новой Шотландии, а также другого, в августе 1845 года, в Merigomish, в заливе Святого Лаврентия.

Агассиз также дал свою приверженность этому. «В связи с этим вопросом я спрашивал себя, возможно ли существование такого животного, как морской змей? Есть много людей, которые будут сомневаться в существовании такого существа, пока оно не может быть доставлено под рассекающий нож исследователя; но многие видели из числа тех, на кого мы можем положиться, что сомневаться в том, что больше нельзя. Правда в том, что если бы натуралист должен был нарисовать очертания иктиозавра или плезиозавра из имеющихся у нас останков, он бы сделал рисунок, очень похожий на морского змея, как он был описан. Есть основания полагать, что части его тела мягкие и скоропортящиеся, но я все же считаю вероятным, что кому-то на побережье Норвегии или Северной Америки удастся найти живого представителя этого типа рептилий, о которых думал, что они все давно вымерли.

Мистер З. Ньюман был первым ученым, который полностью подтвердил свою веру в его существование и указал на его вероятные зоологические связи; за ним умело последовал г-н Госс, который в своей очаровательной работе^[296], её уже часто цитируют, исчерпывающе обсуждает весь вопрос.

Мистер Госс, однако, на мой взгляд, упускает большую часть преимущества своего аргумента из-за слишком ограниченного признания авторитетов и оставляет нетронутым, как и все, кто ему предшествовал, вопрос о дыхательном аппарате существа и также не настаивает на том, чтобы настаивать, как он мог бы, на замечательном совпадении времен года и климатических условий, в которых существо обычно проявляет себя и при каких условиях оно может быть приведено вначале в качестве аргумента в пользу реальности различных историй, и во-вторых, как указание о природе и привычках существа, к которому они относятся.

Кроме того, и г-н Ньюман, и г-н Госс трудились из-за того, что не были знакомы с некоторыми из более поздних историй, таких как история морского змея Нестора, замеченного в Малаккском проливе, что, по-видимому, достаточно обосновывает общий вывод, к которому они уже, к счастью, как я понимаю, прибыли.

Почти во всех приведенных случаях, а также во всех тех случаях, когда существо появлялось в глубоких фьордах Норвегии или в заливах других побережий, датой его появления было некоторое время в июле и августе, а погода стояла тихая и жаркая. Эти последние летние условия в высоких широтах не могут долго сохраняться вместе, так что благоприятные условия для появления этого существа, вероятно, не будут существовать более нескольких недель в каждом сезоне, а в течение оставшейся части года оно будет находиться в уединении в глубинах фьордов, предполагая, что это его постоянное место обитания, или в каком-нибудь океаническом доме, если, как представляется более вероятным, его появление в заливах и фьордах было просто вызвано временным посещением, сделанным, возможно, в связи с его размножением, ибо, если бы его обитание во фьордах было постоянным, мы могли бы ожидать, что он будет появляться ежегодно, а не через нерегулярные и отдаленные промежутки времени.

Мы также должны сделать вывод, что это существо, не дышащее воздухом.

Профессор Оуэн, в своем очень подробном обсуждении истории Додала, основывает свой главный аргумент против змеиного характера существа, наблюдаемого в этом и других случаях, на том, что на теле нет или волнистости вообще, или вертикальной, которая не является характерной особенностью змей, и по факту, что останки никогда не были обнаружены вымытыми на берегах Норвегии. Он говорит: – «Теперь змей, будучи дышащим воздухом животным, с длинными везикулярными и ресепкулярными легкими, ныряет с усилием, и обычно плавает после смерти, как и морской змей, пока разложение или несчастный случай не открыли жесткий покров и выпуская заключенные в нём газы… В течение жизни потребность дыхания великого морского змея всегда вынуждала его часто выходить на поверхность; и, когда мертвый и опухший, это будет

Prone on the flood,
extended long and large,
Lie floating many a rood.^[297]

[Лежащий в потопе,
Вытянутый длинный и большой,
Где лежит много плавающих].

Такое зрелище, демонстрирующее виды существ, если таковые существовали, до сих пор не встречало взгляда ни одного из бесчисленных путешественников, которые пересекли моря во многих направлениях».

Но если предположить, что это не змея и не дышащее воздухом существо, то самые убедительные доводы, которые он с такой силой приводил, падают на землю, и я могу сразу же заявить, что обзор всех описанных случаев ее появления полностью поддерживает первое предположение, тогда как небольшое размышление покажет необходимость последнего. Ни одно дышащее воздухом существо или, скорее, существо, снабженное легкими, не могло бы существовать, даже в течение одного сезона, во внутренних заливах густонаселенных стран, таких как Норвегия и Шотландия, не подвергая себя постоянному наблюдению; но это не тот случай. Тогда как нетрудно представить себе, что существо, приспособленное к жизни в глубинах океана, может достаточно легко дышать на поверхности, даже в течение значительных периодов времени; ибо мы знаем, что рыбы многих видов, и особенно карп, могут сохранять жизнь в течение нескольких дней и даже недель, будучи извлеченными из воды, при условии, что они находятся во влажном состоянии.

Опять же, сила сжатия, характерная для удавов и питонов, а следовательно, подразумевающая союз с ними, не обязательно обозначается, как можно было бы предположить, даже действием, подтвержденным в рассказе капитана Древара; ибо существо змеевидной формы, нападая на другого, может обвиться вокруг него с одной лишь целью удержаться, пока оно разрывает свою жертву своими мощными челюстями и зубами. Это просто действие угря, который, будучи пойман на крючок, хватается за сорняки на дне, чтобы сопротивляться захвату.

Мы также никоим образом не обязаны принимать предположение капитана о том, что чудовище сожрало свою жертву на манер сухопутного змея. Он мог бы с такой же легкостью разорвать его и питаться им, как угорь; и действительно, вполне разумно предположить, что столь могущественное чудовище найдет свою добычу среди крупных существ, таких как тюлени, морские свиньи и более мелкие китообразные.

То, что раньше морского змея чаще видели на норвежских берегах, чем теперь, я считаю вероятным, так же как и то, что его посещения были связаны с периодом размножения и прекратились вследствие увеличения числа и размеров судов и особенно вследствие появления пара. В качестве параллельного примера я могу упомянуть, что в первые дни заселения Австралии кашалоты прибегали к портам вдоль ее берегов для отела и были достаточно многочисленны, чтобы вызвать содержание так называемых “китобойных станций залива” в Хобарт-Тауне, Спринг-Бей и многих других портах Тасмании и Южной Австралии. В настоящее время кашалот редко приближается к побережью ближе чем на десять миль, и небольшой китобойный флот находит себе скудное занятие в океане, простирающемся к югу от большой австралийской бухты до южного мыса Тасмании. Г-н Госсе вычеркивает из своего заключительного анализа историй о морских змеях все те, которые были записаны норвежскими и американскими наблюдателями, и утверждает только избранное число, основанное на Британских свидетельствах.

Этим сокращением он теряет в качестве основания для аргументации ряд объяснений, которые я считаю столь же достоверными, как и те, которые он цитирует, и из которых можно было бы сделать положительные выводы, более весомые, чем те, которые он использует аналогичного, но только умозаключительного характера.

Рассказ о чудовище, увиденном Гансом Эгеде, например, где существо проявляло себя более полно, чем в любом из примеров, выбранных м-ром Госсом, определенно указывает на обладание лапами, ластами или плавниками, в то время как в последних случаях, о которых я говорю, это можно только предполагать, исходя из поступательного устойчивого движения существа с головой и шеей, приподнятыми над поверхностью и, по-видимому, не затронутыми никаким волнообразным движением тела. Это сразу же выводит его из класса змей, без всякой необходимости в дополнительном подтверждении, которое дают нам увеличенные пропорции тела по сравнению с пропорциями шеи, приведенными в исправленном варианте Эгеде.

Существо, увиденное в Малаккском проливе, и одно из приведенных мистером Ньюманом в «Зоологе», демонстрирует персонажей, которые подтверждают историю Эгеде. В последнем случае, «Капитан Достопочтенный Джордж Хоуп утверждает, что, когда в HMS Fly в Калифорнийском заливе, где море было совершенно спокойным и прозрачным, он увидел в данный момент крупного морского животного с головой и общей фигурой аллигатора, за исключением того, что шея была намного длиннее, и что вместо ног у существа былы четыре больших клапана, чем у черепах, передняя пара была больше, чем задняя. Существо было отчетливо видно, и все его движения можно было наблюдать с легкостью. Похоже, он преследовал свою добычу на дне моря. Его движения были несколько змеиными, и появление заметок или кольцевых отделений тела было отчетливо ощутимо». Г-н Госс, комментируя эту историю, говорит: «Теперь мы можем утверждать, что, если этот офицер не был вопиюще обманут, то он видел животное, которое могло быть ни кем иным, как эналиозавром, морской рептилией большого размера.

В первом случае существо было гораздо более гигантским и крепким, в отличие от более узкой и змеиной формы, которая обычно наблюдается, и поэтому мы должны сделать вывод, что существует не просто один, а несколько отдельных видов морского монстра, неизвестного и редко демонстрирующего себя, принадлежат к разным родам и, возможно, семействам, но все они обычно объединены под общим названием «морской змей».

Попытка классифицировать их представляет трудности. Г-н Госс, однако, очень умело рассмотрел несколько скудных материалов в своем распоряжении и, согласившись с предложением, сделанным первоначально г-ном Ньюманом, развил аргумент, что один из старых эналиозавров существует до наших дней. Эта форма, как говорит нам палеонтология, началась в каменноугольном периоде, достигла своего максимального специфического развития в юрском периоде и продолжалась до конца мелового периода. Это рациональное предположение подтверждается побочным аргументом о том, что некоторые ганоидные рыбы и виды теребратул постоянно существовали до настоящего времени; что некоторые виды плакоидных рыб, которых у нас нет, и которые, следовательно, должны были быть очень редкими в третичные периоды, в изобилии появляются как недавние виды.

Точками сходства между Северной и наиболее часто встречающейся формой морского змея и некоторыми родами эналиозавров, такими как плезиозавр, являются длинная лебединая шея, приплюснутая ящероподобная голова и продвижение с помощью плавников. Однако в этой связи возникает трудность в отношении дыхательного аппарата. Палеонтологи поддерживают идею о том, что плезиозавр и его союзники были воздушно дышащими существами с длинными шеями, приспособленными к привычному выступанию над поверхностью. Такая конструкция и привычка, как я уже говорил, по моему мнению, невозможны в случае животного столь редкой внешности, как морской змей, и я не в состоянии оценить, насколько эта теория непреклонна в отношении упомянутых мною старых форм. Пусть не будет какой-то большой морской формы, сочетающей некоторые характеры саламандры и ящеров; может быть, пигмей-тритон из Европы, большая саламандра, обитающая в глубинах озера Бива в Японии, и знаменитая ископаемая форма, Homo Diluvii Testis из Шойцберга, имеют морского родственника, связывающего их с гигантскими формами, сражавшимися в Оолитовых морях? Может быть, пучок рыхлой кожи или свиток, окружающий его голову, имеют какое-то отношение к ветвящемуся аппарату, аналогичному тому, что есть у земноводных; и разве большая бахрома вокруг шеи, похожая на бороду, не была замечена на том существе, который видел капитан Андерсон в Дельте в 1861 году, такого же рода?

В заключение я должен решительно выразить свое убеждение, которое, как я надеюсь, после прочтения доказательств, содержащихся на предыдущих страницах, разделят мои читатели, что пусть отношения Морского Змея будут такими, какими они могут быть; пусть это будет змея, ящерица или рыба, или какая-нибудь промежуточная форма для них; и даже если эти отношения никогда не будут определены, или только в какой-то очень отдаленный период времени они могут быть установлены; однако, тем не менее, это существо теперь должно быть удалено из области мифов и приписано реальному существованию, и что его имя включает не только один, но, вероятно, несколько очень различных гигантских видов, более или менее близких друг другу и созданных для того, чтобы жить в глубинах океана, и которые лишь изредка проявляют себя перед благосклонным судьбой изумленным экипажем.

Я с большим удовольствием добавляю следующее свидетельство веры в существование морского змея из страны, которая до сих пор не имела никаких традиций, связанных с этим. Мои запросы в Бирме, как к вере среди его жителей всяческих так называемых мифических существ, привели меня неожиданно к следующей информации, которой я обязан учености и любезности м-ра Ф. Рипли, эсквайра, правительственного переводчика в отделе секретариата, в Рангуне.

Выдержка из Кавилахана (Kavilakhana dépané), с. 132–133.

[Автор – Мингий Тхири Махазейатху, миаунгла-миоза, Наниг-нган-гья-вундаук или заместитель министра иностранных дел Его Величества покойного короля Бирмы.]

«Существо Ньян называется на языке магадха танти-гаха, в бенгальском гара; в саккате, граха или авагра; и на бирманском, Ньян.

«Отсюда можно найти следующие отрывки, а именно:

«Танти-гаха – существо Ньян, огромной длины в одну или две сотни морских саженей», в Шри Сарипуттаре на Ападане.

«Грахо или Аваграхо – хищный монстр, по форме похожий на дождевого червя» в Амаракоша Абхидхане;

а также

«Двагар самудда маха нади санга мела така язанту вигера итишате», – комментирует Амаракоша Абхидхан.

«Из этих произведений, которые содержат определения двух слов, обозначающих существо Ньян, станет понятно, что существует хищный монстр в виде дождевого червя, обитающего в устьях рек и устьях великих рек.

«Что касается хищных инстинктов этого существа, следует понимать, что оно нападает даже на таких животных, как слоны. Следовательно, Дхаммататы, рассматривая решение дел о найме скота, желая указать, что ни одна ошибка не связана с потерями вследствие стихийных бедствий, делают следующие замечания:

«Не должно быть никакой ошибки, если волы умрут из-за змеи, скользящей под ними».

«Не должно быть никакой ошибки, если буйволы умрут из-за того, что голубь покоится на их рогах».

«Не должно быть вины, если быки и буйволы умирают из-за того, что съели кузнечика».

«Не должно быть никакой ошибки, если слоны умирают из-за того, что они были зашифрованы в складках нянь».

«Не должно быть никакой вины, если лошади умрут из-за того, что их сосут билы».

«Поэтическая версия Похиннака Дхамматхата, которая представляет собой сборник из нескольких Дхамматхатов в одном и том же произведении, гласит:

[Здесь следует стих, по сути тот же, что и выше.]

«Из таких отрывков будет видно, что существует страшный монстр необычайной силы, способный отлавливать даже таких животных, как слоны».

«В форме клятвы верности, которую чередуют цари феодаториям и вассалам, можно найти следующее обесценение:

«Могу ли я умереть от того, что меня схватят аллигаторы и ньянцы»

[Здесь следует пояснительная записка, касающаяся четырех видов опасности, которые можно найти в океане.]

«Во времена правления царя Алаунг-миндара-гье, основателя города Ратана Сингха, – когда он отправился в экспедицию против Аюдхары или Йодхайи (Сиама) и пересекал реку Мартабан, он потерял двух или трех слонов, которые были уничтожены, как только они вошли в воду. Король узнал от жителей нижней страны, что они были схвачены и укушены существом Ньяном. Два или три слона были также потеряны в Аве, когда также было установлено, что они были схвачены ньянами. Там говорится, что Ньян имеет длину от одной до двухсот морских саженей. Форма клятвы верности содержит в себе осуждение, в котором Ньян должен выполнить свою роль. И есть записи, в которых упоминается о его существовании».

Глава X. Единорог

Вера в единорога, подобная вере в дракона, кажется, была получена как восточными, так и западными авторами в очень ранний период. В этом случае, однако, он пережил отвращение от глупой уверенности в баснях и выдуманных образцах Средневековья, и даже сейчас существование или отсутствие этого замечательного животного остается спорным вопросом.

В течение более позднего периода случайные корреспонденты южноафриканских журналов продолжали утверждать о его существовании, основывая свои сообщения на сообщениях местных охотников, но лишь несколько сотен лет с тех пор, как путешественники говорили о том, чтобы действительно увидеть его или о прохождении через страны, где его существование было абсолютно подтверждено ими. Рога, как правило, имелись у нарвала, но иногда у одного вида носорогов; их приносили домой и помещали в музеи как рога настоящего единорога или продавали под тем же предлогом за большие суммы из-за их известных ценных лекарственных свойств.^[298] Животное по-разному описывается как напоминающее лошадь или какого-то оленя; это описание возможно, относится к какому-то животному промежуточного типа, теперь почти, если не совсем, вымершего. В некоторых случаях предполагается, что это некий вид носорога.

Было много споров о том, кто же это животное, упоминаемое во многих отрывках Библии, еврейское название которого, Рим (Reem), было переведено как "единорог". Смит считает, что вид носорога не мог быть указан, так как он упоминается в одном отрывке как жертвенное животное, в то время как церемониальный ритуал евреев запрещал использование любого животного, не обладающего двойными качествами жевания жвачки и парноногости. Ему приписываются такие качества, как большая сила, неукротимый нрав, свирепый характер и активный и игривый нрав в молодости. Он считает, что отрывок из Втор. XXXIII. 17, следует перевести как "его рога подобны рогам единорога“, а не как это дано,” рога единорогов"; и есть мнение, что некоторые виды диких быков предназначены для этого.

Среди профанных западных авторов мы впервые находим единорога, упоминаемого Ктесием, который описывает его как имеющий один рог длиной в локоть. Геродот также упоминает об этом в отрывке^[299]: “ибо восточная сторона Ливии, где обитают странники, низменна и песчанна до самой реки Тритон; но к западу от нее земля земледельцев очень холмиста и изобилует лесами и дикими зверями, ибо это место, где водятся огромные змеи, львы, слоны, медведи, онагры и рогатые ослы".”; и еще: "среди кочующих нет ни одного из этих животных, но есть совершенно другие животные, как антилопы и т. д., и ослы, но не рогатые, а такие, которые не нуждаются в питье.”

Аристотель^[300] упоминает двух животных-единорогов. «Есть только несколько [животных] с твердым копытом и одним рогом, такие как индийский осёл и орикс».

Плиний^[301] говорит нам, что оршанские индейцы охотятся на очень жестокого животного, называемого monoceros, у которого есть голова оленя, ноги слона и хвост кабана, в то время как остальные тело похоже на тело лошади. Он издает глубокий шум и имеет единственный черный рог, выступающий из середины лба, и два локтя в длину. Говорят, что это животное нельзя забрать живым. Говоря об индийском осле, он говорит,^[302] «Индийский осёл – это всего лишь однорогое животное»; а об ориксе Африки,^[303] пишет: «Орикс встречается как однорогим, так и двуногим».

Элиан^[304] переводит местность обратно из Африки в Азию, и в следующей цитате можно предположить, что он указывает на страну к северу от Гималаев, Тибета и Татарии, которая все еще имеет репутацию одной из родин единорога.

«Говорят, что во внутренних районах Индии есть горы, недоступные для людей и полные диких зверей; где те существа, которые нами одомашнены, такие как овцы, собаки, козы и крупный рогатый скот, обитают по своей собственной воле, без каких-либо понуканий пастуха или скотовода.

Как историки, так и более образованные индийцы, среди которых могут быть указаны брамины, заявляют, что этих зверей существует бесчисленное множество. Среди них они перечисляют единорога, которого они называют cartazonon, и говорят, что он достигает размера лошади зрелого возраста, обладает гривой и красновато-желтыми волосами, и что он отличается быстротой благодаря превосходству своих ног и всего его тела. Как и у слона, у него нераздельные ноги и хвост кабана; один черный рог помещается между бровями, не неловко, но с определенным естественным уклоном и заканчивается острым концом.

Из всех животных у него самый резкий и сварливый голос. Говорят, что он мягок к другим животным, приближающимся к нему, но сражается со своими собратьями. Мало того, что самцы расходятся в естественном соперничестве между собой, но они также сражаются с самками и доводят свои битвы до того, что убивают побежденных; ибо не только их тела обычно наделены большой силой, но и они вооружены непобедимым рогом. Он часто посещает пустынные районы и бродит в одиночестве. В период размножения он ведет себя мягко по отношению к самке, и они питаются вместе; когда это проходит и самка становится докучливой, она снова становится свирепой и бродит одна.

Говорят, что молодых, еще в нежном возрасте, ведут к царю прасейцев для демонстрации их силы и выставляются в боях на фестивалях; ибо никто не помнит, чтобы они были схвачены в зрелом возрасте.

Цезарь^[305] описывает предполагаемое существование в его дни в пределах Великого герцинского леса быка, имеющего форму оленя, с одним рогом, выступающим из середины лба и между ушами.

Косма, по прозвищу Индикоплов, купец из Александрии, живший в VI веке и совершивший путешествие в Индию, а впоследствии написавший труды по космографии, дает фигуру единорога, но не с самого ее вида, как он говорит, а воспроизведенную из четырех медных фигур, находившихся во дворце царя Эфиопии. Он утверждает из донесения, что "невозможно взять этого свирепого зверя живым; и что вся его сила заключена в его роге. Когда его преследуют и ему грозит опасность быть пойманным, он бросается с обрыва и так ловко поворачивается при падении, что получает весь удар по рогу и таким образом сам спасается в целости и сохранности." Примечательно, что этот способ бегства в настоящее время приписывается как овцебыку, так и Овису Аммону.

Марко Поло может или не может показать носорога в отрывке: «Спустившись эти два с половиной дня, мы находим провинцию в полдень, которая находится на окраинах Индии, называется Амьен – мы пятнадцать дней ходим по пустынным местам и большим лесам, где много слонов и единорогов и других диких зверей. Там тоже нет ни людей, ни жилищ, мы оставим это место.»

Но никакие подобные выводы не могут быть приложены к описаниям эфиопского единорога Льва и Людольфа.

Первый говорит:^[306] «Единорог найден в горах высокой Эфиопии. Он пепельного цвета и напоминает двухлетнего жеребенка, за исключением того, что у него голова козы, а посередине лба – рог длиной три фута, гладкий и белый, как слоновая кость, и с желтыми прожилками, бегущими сверху вниз.

Этот рог является противоядием от любого яда, и сообщается, что другие животные откладывают питье, пока он не впитает в воду свой рог, чтобы очистить его. Это животное настолько ловкое, что его нельзя ни убить, ни взять. Но он бросает свой рог, как олень, и охотники находят его в пустынях. Но правда об этом подвергается сомнению некоторыми авторами».

Людольф^[307] говорит: «Вот еще один зверь, называемый арухарис, с одним рогом, свирепым и сильным, и нескольких единорогов видели кормящимися в лесу».

Спускаясь к более поздним дням, мы находим единорога, описанного Льюисом Вертоманном^[308] – он, посетил, среди прочего, место легенды о Св. Георгии и Драконе,^[309] и пережил разнообразные приключения, посетив, в ходе их, храм Мекки и, как следует ниже, дает описание «единорогов храма Меха (Mecha), которых нет ни в одном другом месте».

“С другой стороны храма находятся парки или места огороженные, где видны два единорога, названные греками monocerotae, и там показаны людям для чуда, и не без веской причины, ради редкости и странной природы. Один из них, который гораздо выше другого, но все же мало чем отличается от жеребенка тридцатимесячного возраста; во лбу у него растет только один рог, длиной в три локтя. Другой гораздо моложе, в возрасте одного года, и похож на молодого жеребенка; рог у него длиной в четыре пяди.

«Этот зверь имеет окраску лошадиного окраса и имеет голову, как олень, но без длинной шеи, тиннская грива (thynne) висит только с одной стороны. Их ноги тонкие и стройные, как палевый или задний. Копыта передних лап разделены на две, очень похожие на ноги козла. Наружная часть задних лап полна волос.

Этот зверь, несомненно, кажется диким и жестоким, но тем не менее смягчает эту жестокость с определенным изяществом.

Эти единороги были подарены султану Мехи (Mecha) как самый ценный и редкий дар. Его послал из Эфиопии царь той страны, который хотел этим даром почтить султана Меха».

Посещая Аравию из Адена, а затем, начиная с Персии, Верманн был оттеснен встречным ветром в Зейлу (в Африке), который он описывает как важный город с большим количеством товаров – когда он снова говорит: «Я видел там также некую кину, имеющую только один рог в середине лба, как у единорога, и примерно в длину, но рог изгибается назад. Они ярко-красного цвета».

В отчете о путешествиях Иоганна Грюбера, иезуита (около 1661 г.), содержащемся в коллекции путешествий Эстли, мы находим:

«Синин^[310] – это большой и густонаселенный город, построенный у огромной китайской стены, через ворота которой индийские купцы входят в Катай или Китай. Есть лестница, ведущая на вершину стены, и многие идут по ней от ворот в Синине до следующей в Сучью, которая проходит 18-дневный путь и имеет восхитительную перспективу от стены до бесчисленного множества места обитания с одной стороны и различные дикие звери, раскинувшиеся по пустыне с другой стороны».

«Помимо диких быков, здесь есть тигры, львы, слоны, носороги и моноцерозы, которые являются разновидностью рогатых ослов.

«Таким образом, торговцы видят зверей свободными от опасности, особенно с той части стены, которая, двигаясь на юг, приближается к Кванси, Юньнани и Тибету; ибо в определенное время года они берут себя в Желтую реку и участки возле стены, изобилующие зарослями, для того, чтобы пастбища и искать свою добычу».

Отец Джером Лобо, португальский иезуит, который отправился в Абиссинию в 1622 году,^[311] утверждает, что «В провинции Агаус был замечен единорог; об этом звере так много говорят и так мало знают. Потрясающая быстрота, с которой существо бежит от одного дерева к другому, не дала мне возможности исследовать его особо; все же я видел это так близко, что смог дать некоторое описание его.

"Форма такая же, как у прекрасной лошади, точной и хорошо сложенной, гнедой масти, с черным хвостом, который в одних провинциях длинный, в других очень короткий; у некоторых длинные гривы свисают до земли. Они настолько пугливы, что никогда не кормятся [в одиночку], а [лишь когда] окружены другими животными, которые их защищают.

Олень и другие беззащитные животные часто пасут слона, который, довольствуясь корнями и листьями, оберегает зверей, которые как бы под его защитой отрываются от других [хтщников], которые их пожирают.

Существует несколько сомнительная история, содержащаяся в Описании путешествия из Санкт-Петербурга, в России, в Пекин, в Китае, в 1719 году,^[312] о том, что между Тобольском и Томском:

«Наш багаж, подождав в Таре до нашего прибытия, мы покинули это место 18-го числа, а затем прибыли в большую русскую деревню в шестидесяти верстах от Тары, а последняя была заселена русскими, пока вы не пройдете через Барабу и не придете к реке Оби… Один из этих охотников рассказал мне следующую историю, которая была подтверждена несколькими его соседями, что в 1713 году, в марте, будучи на охоте, он обнаружил след оленя, который он преследовал. Обгоняя животное, он был несколько поражен, увидев, что у него только один рог, застрявший в середине его лба. Находясь рядом с этой деревней, он отвез ее домой и показал, к огромному восхищению зрителей. Затем он убил его, съел плоть и продал рог мастеру в городе Тара за десять альтенов, около пятнадцати пенсов.

«Я тщательно спросил его о форме и размерах этого единорога, как я его назову, и мне сказали, что он точно напоминает оленя.

Рог был коричневатого цвета, около одной арки или двадцати восьми дюймов в длину, и изогнут от корня до длины кончика пальца, где он был разделен, как вилка, на две точки, очень острые».

Аббат Хук, один из самых заслуживающих доверия наблюдателей, очень положительно отзывается о единороге.^[313] Он говорит: «Единорог действительно существует в Тибете… В течение долгого времени у нас был небольшой монгольский трактат по естествознанию для использования детьми, в котором единорог образовал одну из живописных иллюстраций… В китайском маршруте говорится о озере, которое вы видите перед прибытием в Ацдер (с востока на запад): «Единорог, очень любопытное животное, находится в окрестностях этого озера, длина которого сорок ли».

Единорог известен в Тибете по имени Серу; в Монголии – как Кере; в то время как в тибетской рукописи, исследованной покойным майором Латтре, он называется однорогим цопо (one-horned tsopo).

Г-н Хазлитт в своих заметках, приложенных к заявлению Хука относительно единорога, утверждает, что г-н Ходжсон из Непала отправил в Калькутту кожу и рог единорога, который умер в зверинце раджи Непала.

Он был описан как очень свирепый и в изобилии водящийся на равнинах Тингри, в южной части тибетской провинции Цанг, которую поливал аррун; здесь собраны круглые соляные пласты. Форма его изящна, цвет красноватый, два пучка волос выступают с наружной стороны каждой ноздри, и вокруг волос и рта много опущено. Волосы грубые и кажутся полыми. Доктор Абле назвал это Антилопой Ходжсонии.

Барон фон Мюллер описал^[314] с помощью М. Антуана д'Аббади, единорога, которого он получил, когда был в Мельпе в Кордофане:

«17 апреля 1848 года я встретил человека, который имел обыкновение продавать мне образцы животных. Однажды он спросил меня, не желаю ли я также а'наса (a’nasa), которую он описал так: «Он размером с маленького осла, имеет толстое тело и тонкие кости, грубые волосы и хвост, как у кабана. У него длинный рог на лбу, и он может висеть в одиночестве, но сразу же устанавливает его, увидев врага. Это грозное оружие, но я не знаю его точную длину. A'nasa находится недалеко отсюда (Melpes), к юго-юго-западу. Я часто видел его в дикой местности, где негры убивают его и несут домой, чтобы сделать щиты из его кожи». NB — Этот человек был хорошо знаком с носорогом, которого он отличил под именем фетит (fetit) от а'наса.

14 июня я был в Курси, также в Кордофане, и встретил там торговца-раба, который не был знаком с моим первым информатором, и спонтанно дал мне то же самое описание а'насы, добавив, что он убил и съел одного давно, и что его плоть была хорошо приправлена».

Это существо упоминается Rupell под названием Nillekma или Arase, как коренные в Кордофане, и, Cavassi, как известно в Конго при том, что из Абада.

Г-н Фриман из «Христианского регистратора Южной Африки» (том I) дает местное описание животного, не редкого в Макуа, и называет его ндзудзоо, характеризуемого размером с лошадь, чрезвычайно быстрого и сильного, с одним рогом длиной от двух футов до двух с половиной футов, выступающий от его лба, который, как говорят, является гибким, когда животное спит, и способен свернуться калачиком от удовольствия, но становится жестким и твердым при волнении и ярости. Он чрезвычайно жесток и неизменно нападает на человека, когда он его различает. Самка без рога.

Наша последняя информация об этом виде взята из книги Пржевальского (Prejevalski)^[315], который, говоря об этом животном, как об оронго, говорит, что у него есть элегантные черные рога, стоящие вертикально над головой; спина серого цвета; середина груди, живота и крупа белая; на расстоянии кажется белым; его очень много в Северном Тибете. Он добавляет: «Другое распространенное суеверие заключается в том, что у оронго есть только один рог, растущий вертикально от центра головы. В Кансу и Коконоре нам сказали, что единороги были редкостью, один или два на тысячу. Монголы в Цайдане отрицают это, но говорят, что это может быть так на юго-западе Тибета».

Обращаясь к китайской классике и книгам древности, мы находим ссылки, иногда расплывчатые и мифические, иногда точные, на нескольких отдельных животных-единорогов. Они могут быть перечислены как:^[316]

1. Ци-Линь (Ki-Lin), представленный в Японии как Кирин (Kirin).

2. Кинь (King).

3. Киох Твен (Kioh Twan).

4. Пох (Poh).

5. Хайай Чай (Hiai Chai).

6. Ту Жон Шеу (Too Jon Sheu).

Помимо этого есть четкие описания носорога, которые никоим образом не могут быть перепутаны с вышеупомянутым. Единственный из этих широко известных существ – это ки-лин, история которого переплетена с историей древних времен. Первое упоминание об этом сделано в «Бамбуковых книгах», но только в той части, которая, по-видимому, является комментарием, примечанием или последующим дополнением, хотя некоторые авторитетные органы считают его частью реального текста. В работе говорится, что во время правления Хван Ти (2697 г. до н. э.) в парках появился Ки-Линь.

Их появление обычно предполагается сигналом о царствование великого монарха, и Конфуций считал, что появление подобного во время его эпохи было плохим предзнаменованием, так как она не гармонирует с беспокойным состоянием времен. Имя Ки-Лин – это общее или двойственное слово, составленное из слов Ки и Лин, соответствующих существам мужского и женского пола.

Этот специфический вид словообразования принят в других случаях применительно к птицам и животным; таким образом, у нас есть мужской Фунг и женская Хван, объединенные в Фунг Хван, или так называемый китайский феникс, и Юэн и Ян в Юэн Ян, или утка-мандаринка.

Иногда само слово Лин используется в том же родовом значении.

«Р-Я. (’Rh Ya), в исходном тексте, определяет Lin как имеющий тело Kiun в (The Kiun является своего рода muntjack или оленей), хвост вола, и один рог. В комментарии говорится, что кончик рога у него является мясистым, и что глава «Кинг-Янг» (King Yang) «Летних и Осенних летописей» Конфуция определяет его как рогатого киуна.

В предисловии к Ши Шу (Shi Shu) цитируется Ли Сюнь о том, что Линь является благоприятным и совершенным зверем.

Сунь Йен говорит, что это духовный зверь. Швон Ван (Shwoh Wan) говорит, что Лин является самкой K'i, а зверь K'i – это животное, наделенное добротой, обладающее телом Киуна, хвостом быка и одним рогом. Согласно Швон Вану, линь может рассматриваться как большая самка оленя. Теперь царь Шу считает, что многие из этих зверей заключены под Ки-Лин, только эти символы, хотя и сохранившие звук, изменили свою форму.

Чу Нау называет это животное Лин-че-чи, а Ман Чвэнь говорит, что Лин правдив и праведен.

Ли Юн говорит: «Если единорога когда-то удастся приручить, то другие звери не будут показывать страх».

Та Тай в «Ли Ки», цитируя Йих (Царя), говорит, что существует 360 видов волосатых существ, и Ки-Лин является их главой.

Ли Ки, комментируя Кин Фань И Чьен (King Fang I Chw'en), говорит: «Линь имеет тело Киуна, хвост быка, копыто лошади и имеет пять цветов. Он имеет двенадцать футов в высоту.»^[317]

Снова, комментируя Хо Чвена из Fuh Kien, он говорит: «Линь происходит из центральных областей Земли. Это чудовище высшей добросовестности, привязанное к своей матери и способное управлять. Кин Шу, цитируя Лу Ли, говорит, что у Линь есть тело Киуна, хвост быка, ноги лошади и желтый цвет, круглые копыта и один рог; кончик рога прямой и мясистый.

«Его зов в средней его части похож на монастырский колокол. Его темп постоянен; он гремит только на отдельных участках и после осмотра местности. Он не будет жить в стадах и не будет сопровождать его движениями. Его нельзя обмануть ловушками или поймать в ловушку. Когда монарх добродетелен, появляется этот зверь».

В настоящее время Лин существует на границах Пин Чеу. Даже большой или маленький Лин всегда похож на оленя, так что этот вид не является благоприятным Ин Лин; хотя Цз Ма Сян Су (Tsz Ma Siang Su),^[318] в своих одах о стрельбе по Ми и захвате Лин, говорит, что это так.

Верхняя часть рога, являющаяся мясистой, является характерной чертой Лин, и Мао Чхвэнь говорит, что рог Линь является символом добра. Чинг Цянь говорит, что у рога мясистое окончание, указывающее на мирный характер зверя, и что оно бесполезно для него.

В «Книге обрядов», цитируя Кван Я (Kwang Ya), говорится, что благодаря своему элегантному стилю она имеет место, в первую очередь, среди крупных рогатых зверей; в существующей редакции Kwang Ya это опущено.

Кунг Ян Chw'en говорит Kiun также имеет рога.

Кунг Ссун Цз (Kung Ssun Tsz) в летописи четырнадцатого года герцога Нгая (штат Лу) говорит, что у киуна есть мясистые рога.

Kwoh, в своем предисловии, доказывает, что Лин имеет тело Киуна.

«Резус Я. дает рисунок единорога животное называется Ки; но в тексте нет ссылки на рог, который просто описывает его как большого киуна с хвостом яка и ногами собаки.

Ки не определено в «Rh Ya», и единственная информация, которую я имею относительно него, получена из словаря Уильямса, где говорится, что это «сказочное благоприятное животное, которое появляется, когда рождаются мудрецы; самец китайского единорога. Он нарисован как пегий чешуйчатый конь, с одним рогом и коровьим хвостом, и, возможно, у него был живой оригинал в виде какого-то вымершего конского животного». Но существует очень полное описание животного по имени Кинь (King). Не исключено, что оно совпадает с King, который в обычном кратком стиле оригинального текста «Rh Ya» воплощается в виде большого бяо (разновидность оленя) с хвостом быка и одним рогом; и несколько комментариев к нему следующие:

«Во времена Императора Ву, династии Хань, во время поклонения небу и земле во время солнцестояний в Юнге был захвачен зверь-единорог, похожий на Пяо (Piao); это было в то время обозначено как Лин; это был, однако, Пьяо, связанный с Чангом (своего рода олень)».

Shwoh Ван говорит: «King большой олень с хвостом вола и один рогом.» Это может быть большой формой Piao. Аналоги Ван Ху говорят, что Пьяо – объект преследования, и что он так же быстр, как олень.

Кван Цз, в томе «Ти Юэн», говорит, что, как есть и Ми, и Пьяо, и много видов оленей, так и Пьяо – это вид оленей.

«Ши Ки» в книге «Фунг Шен» говорит, что во время поклонения во время солнцестояний в Юнге был захвачен однорогий зверь, похожий на Пяо, и что местные власти утверждают, что, когда Его Величество делал почтительные призывы к алтарь страны Верховному Существу, он был возмещен за жертву зверя, который был единорогом.

В предисловии Ву Чао к Loh Yiu говорится: «Тело похоже на мужера, и у него один рог»; в то время как весна и осень (летописи) ссылаются на это животное, говоря о рогатом киуне.

Жители Чу говорят, что Киун – это Пяо. Kwoh, в своем предисловии, говорит, что захват, сделанный во времена Ву, из династии Хань, был фактически Piao, как продемонстрировано книгами Хань. В повествовании о Чунг Киуне говорится, что в Шан Юнг был пойман белый Лин с одним рогом, кончик которого был мясистым. В настоящее время ничего не было слышно о Пьяо с мясистым кончиком, поэтому это должны быть разные звери.

Квох также говорит, что Пяо идентичен Чангу, а Чанг – Киуну. Это соответствует тому, что Вэй Чао Со уже говорил, что люди Чу утверждают, что киун – это пиао, и что пиао, безусловно, является своего рода оленем.

Его мясо очень вкусное.

Лух Ки говорит, что из всех четвероногих существ Пьяо – самый превосходный.

В летописях Kiao Sz («Жертвоприношения Небу и Земле») Йеу Ши утверждает, что Пьяо – это своего рода олень. Его тело точно напоминает тело Чанга.

Наконец, в пояснительных предисловиях многих классических работ, комментируя «Rh Ya», говорится, что «Пьяо» идентичен «Чангу» и имеет черный цвет; и они подтверждают мнение Квоха, хотя 'Rh Ya забывает упомянуть о трех символах, обозначающих черный цвет.

Это было, вероятно, какое-то животное-единорог, которое упоминается в Общей истории Китая, называемое Тонг Кьен Кан Му (см. перевод Пер де Майла), как оно было представлено императору Юнг Ло династии Мин, в ad 1415, посланниками из Бенгалии. Де Майла говорит, что китайцы называли его Ки-Лин из лести.

Опять же, та же самая История говорит, что в последующий год Малинское королевство послало в качестве дани Ки-Лина, подобного тому из Бенгалии.

Ki-Rin, японская версия Ki-Lin, просто заимствована из китайских источников. Он полагал, что в представленном издании большой японской энциклопедии Kasira gaki zou vo Sin mou dzu wi tai sei,^[319] он представлен, как и в китайских рисунках, так как покрыты чешуйками; но следует отметить, что ни в одном из текстов обеих стран эта облицовка туловища не гарантируется.^[320]

Эта же энциклопедия изображает другого зверя-единорога под именем Кай-ци и описывает его как животное иностранных государств, напоминающее льва и имеющее один рог. Его также называют "грешником" или божественной овцой. Он способен различать правильное и неправильное. Когда Кау Ю осуществлял уголовную юрисдикцию, он передал Кай-цзы тех, чье преступление было сомнительным, и говорят, что это животное уничтожило виновных и пощадило невиновных.

Это животное описано в китайской работе Юн Киен Лей Хань (Yuen Kien Léi Han),^[321] под названием Hiai Chai, и аналогичные полномочия дискриминации можно отнести к нему.

Синонимом этого животного был Цзяи Дун (Chiai Tung). В нем говорится, что, согласно Си Ян и Шу, однорогий духовный агнец родился в округе Пин Шэнь и в двадцать первом году правления Кай Юэня. Рог его был мясистый, а макушка головы покрыта белыми волосами. Во второй главе, посвященной тому же вопросу, говорится, что в древние времена, если стороны были в тяжбе, судья выводил это животное, и оно окровавляло виновного.

Kioh Twan еще одно животное, подобное единорогу, описанное в Юэн Киень Лей Хань (Yuen Kien Léi Han),^[322] которое, как говорят, имеет вид оленя с хвостом лошади, но сам зеленоватого цвета, с одним рогом над носом и способен преодолеть восемнадцать тысяч ли за один день.

Ли Кау Синг Ша Шао (Li Kau Sing Sha Shao) говорит, что император Юэнь ти Су (Yuen Ti Su) отправил своих послов в западную часть Индии, где они добыли животных высотой в несколько десятков футов^[323], единорогов, подобных носорогу. Прошел слух, что они оказались неблагоприятны для императора, и все они были немедленно возвращены.

Шан Хай Кинь (Shan Hai King) описывает животное, существующее на равнинах Монголии, имеющее облик лошади, с белым телом, черным хвостом, одним рогом, зубами и когтями, похожими на тигра, которое воет, как барабанный бой, пожирает тигров и леопардов и может использоваться вместо солдат; оно называется Poh.

«’Rh Ya» описывает то же самое животное, как, как лошадь, с зубами вроде зубьев пилы, которое используется при охоте на тигров и леопардов.

«История Севера» гласит, что в Королевстве Пе-Чи (?) занимал должность магистрат по имени Чунг Ва, который был очень справедлив в своем правлении. Его район был захвачен некоторыми свирепыми животными. Внезапно шестеро из Poh пришли и убили их, и пожрали их в награду за его хорошее правление.

История Сун говорит, что человек по имени Лей Чанг, посол, прибыл в район под названием Шэнь Су, где в горах жило странное животное, похожее на лошадь, но способное поедать тигров и леопардов. Люди не были знакомы с ним, и спросили Леу Чанга, что это такое, кто сказал, что оно называется По, и направил их к Шан-Хай Кин для описания этого животного.

Среди других замечательных и интересных рисунков, появившихся в древности в Сан-Ли-Ту,^[324] или иллюстрированных изданиях трех (церемониальных) ритуалов, есть некоторые, представляющие различные цели, используемые чиновниками разных рангов в военных экзаменах, когда стрелки должны были стрелять вверх с различного расстояния. Они выполнены в форме животных, одно из которых реализует идею сфинкса, а два других представляют животных-единорогов, называемых соответственно Лу – который, по мнению некоторых, похож на осла с одним рогом, но, по мнению других, отличается от осел с копытным отростком – и Сз (Sz), который, как говорят, похож на быка с одним рогом.

Too Jou Shen – это имя животного со львиноподобным телом и головой, раздвоенными копытами и тупым коротким рогом, выступающим из центра лба. Две их пары образуют часть аллеи каменных фигур животных, ведущих к могилам Мин, примерно в восьмидесяти милях к северу от Пекина. Я не нашел его описания ни в одной книге.

Автор «China Review»^[325] пытается доказать, что «Ки-Лин» является воспоминанием о жирафе, который, как он полагает, когда-то распространился по Азии, и в дополнение к различным отрывкам, включенным в те, которые я цитировал выше, приводит один из Ву Цах Цу (Wu Tsah Tsu), в котором говорится, что «В период Юнг Ло династии Мин (1403–1425) был пойман Ки-Лин, и художнику было приказано сделать эскиз и передать его высокому магистрату. Согласно рисунку, тело было идеально сформировано, как тело оленя, но шея была очень длинной, возможно, три или четыре фута». Я должен признать, что не могу согласиться с ним в его выводах. Харрис^[326] дал намного лучшие аргументы в пользу единорога, являющегося просто разновидностью орикса. Мне кажется, однако, что он слишком категоричен, чтобы сделать свои факты слишком податливыми и основывать свое главное убеждение на несостоятельной теории о том, что миф, традиция или теория основаны только на профильном рисунке орикса с одним рогом. Мы могли бы так же скоро, как люди ожидают, начать рассказывать о двуногих коровах или лошадях, или о расах одноногих людей, если такой слабой основы для подделки вида было достаточно. Какой зоологический статус может быть у единорога, я не готов показать, но я не могу поверить, что существо, существование которого было подтверждено многими авторами, в столь разные даты и из столь разных стран, может быть, как требуют мифологи, просто символом мифа. Существует возможное решение, которое, кажется, не поразило предыдущих авторов по этому вопросу, а именно, что единорог может быть просто гибридом, произведенным время от времени и с более или менее редкими интервалами.

Принимая эту точку зрения, мы могли бы объяснить необычные сочетания характера, приписываемые ему, и несоответствие, которое существует между качествами мужества и мягкости, приписываемыми ему западными и китайскими авторами. Натуралистам и прогрессистам предстоит написать ценную главу о границах, в которых гибридизация существует в естественном состоянии среди высших животных; его распространенность среди низших и среди растений, конечно, хорошо известна. Скрещивание между некоторыми видами лошадей и оленей может легко привести к появлению единорога, и мужественные качества отца^[327] или мягкость самки могут преобладать, согласно отношениям видов в каждом из случаев.

В качестве альтернативы, мы можем предположить, что единорог является родовым названием для нескольких отдельных видов (вероятно) вымерших в настоящее время животных; отсутствующие связи между тремя семействами: Эквидо, Червидо и Бовидо; существа, которые были современниками доисторического человека и которые, прежде чем они наконец вымерли, привлекли внимание его потомков, в ранние исторические времена, из-за редкого появления нескольких выживших особей.

Сверхъестественные качества, приписываемые им различными народами, должны рассматриваться просто как канва фантазии, предназначенная для обогащения и украшения изделия, которое считается редким и ценным.

Глава XI. Китайский феникс

Со времени самого раннего изучения литературы Китая среди синологов принято прослеживать причудливое сходство между некой замечательной птицей, занимающей важное место в ранних традициях этой империи, и фениксом западных авторов. Некоторые мифологи впоследствии даже пришли к выводу, что Фун Хван (Fung Hwang) китайцев, это то же самое, что феникс греков, Рок арабов и Гаруда индусов – просто национальные модификации одного и того же мифа. Я не придерживаюсь этого мнения и, в противовес этому, в будущем буду подробно обсуждать каждую из этих птиц, хотя в настоящем томе я рассматриваю только Фун Хван.

Самое раннее упоминание об этой птице содержится в «Rh Ya», который, с его обычной краткостью, просто сообщает нам, что самца зовут Фунг, а самку Хван; комментатор Kwoh P'oh, добавив, что птица Shui Ying (удачная и совершенная – синоним для нее) имеет голову петуха, шею змеи, клюв ласточки, спину черепахи, имеет пять разных цветов и более шести футов высотой. В «Rh Ya Chen I», более позднем и дополнительном издании предыдущей работы, цитируется «Швох ван» (Shwoh Wan) о том, что объединенное имя птицы мужского и женского пола – Фунг Хван, и что комментарий Цо к 17-му году Чао, говорит, что один появился во времена императора Че (династический титул, Шау Хау). Оригинальный абзац в Цо Чуэн настолько интересен, что я цитирую его в переводе доктора Легжа:

«Когда мой предок, Шау-Хау Че, преуспел в королевстве, в то время появился феникс, и поэтому он организовал свое правительство под номенклатурой птиц, делая птичьих офицеров и называя их именами птиц. Были такие-то птицы Пеникс, служитель календаря; такая-то Темная птица [ласточка], повелитель равноденствий; такой-то Пих Чау (Pih Chaou) [визг], повелитель солнцестояний; такая-то Зеленая птица [некий воробей], повелитель начала (весны и осени); и так и так Гвоздика-птица [золотой фазан], мастер близких (весной и осенью)… Пять чиновников Че [Фазаны] председательствовали в пяти классах механики.

Так, в преддверии царствования были облачные офицеры, пожарные, водники и драконьи офицеры, согласно приметам».

Я думаю, что есть некоторая связь между этим старым использованием и существующей или позднейшей системой тотемов племён среди индейцев Северной Америки. Таким образом, у нас есть индейцы Змея, Черепаха, Заяц и т. д. И я надеюсь, что когда-нибудь мы объясним некоторые из темных и, по-видимому, невозможных отрывков из Шан-Хая Кин, в отношении странных племен, к тому, что я могу назвать теорией тотема.

Kin King, небольшая работа, посвященная орнитологии, и исповедующие восходят к династии Цин [ad 265 до 317], открывает свои страницы с описанием Fung Hwang, потому что, как говорится, Fung является прародителем трёхсот шестидесяти различных видов птиц. В соответствии с этим, Фунг похож на лебедя спереди и похож на Лин сзади; он перечисляет эти сходства почти так же, как комментатор в «Rh Ya» дает их; но теперь мы находим начало этих экстраординарных атрибутов. Таким образом, предполагается, что голова запечатлела в себе китайский иероглиф, выражающий добродетель, шея – гуманизм, спина – человечность; сердце – искренность, а крылья – заботливость; его нога запечатлевает цельность; его низкие ноты подобны колоколу, а высокие – барабану. Говорят, что он не будет клевать живую траву, и что он содержит все пять цветов.^[328]

Когда он летит, за ним следуют толпы птиц. Когда это появляется, монарх – справедливый правитель, и у королевства есть моральные принципы. У него есть синоним «удачная иена». Согласно комментарию Кин Шуня к «Rh Ya», он около шести футов в высоту. Молодых зовут Йо Шо, и говорят, что окраска пяти цветов появляется на нем только тогда, когда ему исполняется три года.^[329]

Там, кажется, была другая птица, тесно связанная с этим, которая называется Lwan Shui. Это, когда вылупился в первый раз, напоминает молодой Фунг, но в зрелом возрасте меняет пять цветов.

Shăng Li Teu Wei I говорит об этом, что, когда мир является прочным его голос будет звучать как звон колокола, Pien Lwan [отвечает нашему «динь-дон»]. Во время династии Чао было принято вешать колокольчик на верх повозок со звуком, похожим на звук Луана.^[330] Из другого отрывка мы узнаем, что у него должны были быть разные имена в соответствии с разницей в цвете. Таким образом, когда голова и крылья были красными, его называли красным Fung´ом; когда синий, Ю Сян; когда белый, Хва Йих; когда черный, Инь Чу; когда желтый, то Фу. Другая цитата состоит в том, что, когда Фунг взлетает, а Луан летит вверх, за ними следуют сто птиц. Также утверждается, что, когда умирает или Lwan или Fung, сто птиц клюют землю и хоронят их.

Другой автор усиливает причудливые сходства с Фунгом, потому что в Лунь Юй Цех Шваи Шинг (Lun Yü Tseh Shwai Shing) говорится, что он имеет шесть сходств и девять качеств. Первые: Во-первых, голова его подобна небу; Во-вторых, глаз как солнце; В-третьих, спина похожа на луну; В-четвертых, крылья любят ветер; В-пятых, нога подобна земле; В-шестых, хвост похож на ткань. Последние: Во-первых, рот содержит команды; Во-вторых, сердце соответствует правилам; В-третьих, слух полностью острый; В-четвертых, язык выражает искренность; В-пятых, цвет светится; В-шестых, гребень напоминает вертикальность; В-седьмых, отрог острый и изогнутый; В-восьмых, голос звучный; 9-й, живот – сокровище литературы.

Когда он гуляет, то гуляя, он произносит «Quai she» [возвращаясь радостно]; когда он перестает кричать, «T'i fee» [я несу помощь?]; когда он воронит ночью, он восклицает «грех» [доброта]; когда утром «Хо си» [поздравляю мир]; когда во время полета «Long Tu che wo» [Long Tu знает меня] и «Hwang che chu sz si» [действительно Hwang пришел с бамбуками].^[331] Следовательно, именно поэтому Конфуций хотел жить среди девяти И [I – приграничные варварские страны] после удовольствия узнать добродетели Фунга.

Похоже, что Фанг любил музыку, потому что, по словам Короля Шу, когда вы играете на флейте, в девяти случаях из десяти Фанг Ван приходит, чтобы сопровождать вас; в то время как, согласно Одам, или Классике Поэзии, Фунг, в полете, издает звук hwui hwui, а его крылья несут его до небес; и когда он поет на возвышенной горе, называемой Кванг, дерево Ву Тунг (Wu Tung) процветает,^[332] и его слава распространяется по всему миру.

Присутствие Фанга всегда было благоприятным предзнаменованием, и предполагалось, что когда небеса проявят свое недовольство поведением людей во времена засухи, уничтожения посевов насекомыми (саранчой), катастрофического голода и эпидемий, Фунг Ван удаляется из цивилизованной страны в пустынные и лесные районы.

Он был классифицирован как дракон, черепаха и единорог как духовное существо, и его появление в садах и рощах означало, что князья и монархи были справедливы, а люди покорны и послушны.

Его местный дом указан по-разному. Так, в Шан-Хай Кин утверждается, что он обитает в горах Та-Хуэх, которые входят в третий список южных гор; он также находится в третьей части той же работы (обработка Великой пустыни), расположенной на юге и на западе Великой пустыни, а точнее, на западе от Кван Луна.

Существует также традиция, что она пришла от Кориа; и знаменитый китайский генерал Сие Ян Квей, который вторгся в эту страну и завоевал ее в 668 году нашей эры, как говорят, поднялся туда на гору Фунг Хван и увидел феникса.

Согласно «Летописи бамбуковых книг», фениксы, самцы и самки, прибыли осенью, в седьмой месяц, в пятидесятый год правления Хван Ти (2647 г. до н. э.), и в комментарии говорится, что некоторые из них жили в восточном саду Императора; некоторые строили свои гнезда вокруг карнизованных галерей (дворцов), а некоторые пели во дворе, самки играли на нотах самцов.

В комментарии к той же работе добавлено, что (среди множества вундеркиндов) феникс появился в семидесятый год правления Яу (2286 г. до н. э.), и снова в первый год Шунь (2255 г. до н. э.).

Kwoh P'oh утверждает, что во времена династии Хань (начинающийся bc 206 и длящейся до нашей эры 23), Фениксы появлялись постоянно.

В этих более поздних отрывках я принял слово феникс после Легжа и других синологов как обычное признание; но, как будет видно из всех приведенных отрывков, есть только несколько оснований отождествлять его, будь то сказочный или нет, с фениксом греческой мифологии. Он появляется в японской традиции под именем Хо и О (мужская и женская формы), и, по словам Кемпфера, который называет его Фу, «это химерическая, но красивая большая райская птица, близкая к фениксу древних. Он обитает в высоких областях воздуха и имеет то же самое, что и Ки-Рин (эквивалент китайского Ки-Лин), что он никогда не спускается оттуда, но при рождении сесина. (человек несравненного понимания, проникновения и доброжелательности) или великого императора, или по какому-то другому необычному случаю».

Это обычное украшение в японских храмах; и в качестве примера я выбираю фигуры из некоторых очень красивых панно в храме Ничи-хон-ванджи в Киото. Они широко расходятся с оригинальной (китайской) традицией, по которой каждый человек представляет различные комбинации великолепных цветов; они согласны только с двумя длинными центральными хвостовыми перьями, выступающими из перистого, подобного райской птице хвоста.

Они могут быть приняты только как эволюция фантазии художника; и при этом нельзя прийти к какому-либо мнению из рисунка, иллюстрирующего «’Rh Ya», из которого я привожу факсимильное сравнение. Я уже говорил, что иллюстрации Кво По были утеряны.

Фронтиспис к этому изданию взят с большой и очень красивой картины на шелке (в настоящем издании картина на фронтисписе перенесена в данную главу и помещена на место Рис. 90 А – прим. ред.), т. к. я был достаточно удачлив, чтобы обеспечить себя в Шанхае, художником по имени Фанг Хэн (Fang Heng), ниже помещён стилизованный Sien Тан; это утверждается, что сделано в соответствии с проектами древних книг. Я полагаю, что это оригинал древности.

В этом случае очертания птицы показывают комбинацию символов павлина, фазана и райской птицы; гребень как у фазана. Хвост украшен великолепными глазами, похожими на павлина, но больше напоминающими фазана Аргуса, два средних пера хвоста выходят за пределы других, в то время как жесткие перья, как я понимаю, на рисунке сделаны из стороны спины и над крыльями, напоминая стороны Semioptera Wallacii. Птица, согласно традиции, садится на дерево У-Тун. Не делая вид, что утверждаю, что это точное представление о тунге, мне кажется, что оно ближе к нему, чем обычные китайские и японские представления.

Рассматривая историю появления Фунга, общее описание его характеристик и игнорируя сверхъестественные качества, которыми, возможно, его наделили даосские священники, я могу лишь расценить это как еще один пример интересного и прекрасного вида птиц, которая вымерла, как додо и многие другие, уже в исторические времена.

Его редкое появление и великолепие оперения повлияло бы на его появление в любом случае, и раболепный двор охотно воспользовался бы этим предлогом, чтобы польстить правящему монарху и приписать его добродетелям феномен, который, в конце концов, был чисто естественным.

Дополнения

Приложение I. Избыточная традиция по Берозу

^[333]

«Обартес Эльбаратуту был мертв, его сын Ксисутрос^[334] (Xisuthros) правил восемнадцатью сарами (64 800 лет). Именно при нём произошел великий Потоп, история которого рассказана в священных документах следующим образом: Кронос (Еа) явился ему во сне и объявил, что пятнадцатого месяца Дайосия – ассирийского месяца Сиван – незадолго до лета (солнцестояние) все люди должны погибнуть от потопа. Поэтому он повелел ему взять начало, середину и конец всего, что было предназначено для письма, и похоронить его в городе Солнце в Сиппаре; затем построить судно и войти в него со своей семьей и дорогими друзьями; поместить в это судно припасы для еды и питья и заставить животных, птиц и четвероногих войти в него; наконец, чтобы подготовить все для навигации.

«Ксисутрос подчинился и построил судно длиной пять стадий и шириной в два стадия; он собрал все, что ему было предписано, и отправился к своей жене, своим детям и своим близким друзьям.

«Потоп, пришел и вскоре вода сошла. Ксисутрос отпустил некоторых птиц. Они, не найдя ни еды, ни места для высадки, вернулись на корабль. Через несколько дней Ксисутрос снова выпустил их на свободу, но они снова вернулись к судну с грязными ногами. Наконец, вылетев в третий раз, птицы больше не возвращались.

«Тогда Ксисутрос понял, что земля голая. Он сделал отверстие на крыше корабля и увидел, что судно стоит на вершине горы. Затем он сошел со своей женой, дочерью и кормчим, который поклонился земле, поднял алтарь и там принес в жертву богам; в тот же момент он исчез с теми, кто сопровождал его.

Тем временем те, кто остался в судне, не видя возвращения Ксисутроса, тоже спустились и стали искать его, называя его по имени. Они больше не видели Ксисутроса; но был слышен голос с небес, повелевавший им благочестиво относиться к богам; что он, действительно, получал награду за свое благочестие за то, что его увлекли жить впредь среди богов, и что его жена, его дочь и кормчий корабля разделили ту же честь. Далее голос сказал, что они должны вернуться в Вавилон и, в соответствии с указами судьбы, разобрать произведения, похороненные в Сиппаре, чтобы передать их людям. Он добавил, что страной, в которой они оказались, была Армения. Затем они, услышав голос, принесли жертвы богам и пешком вернулись в Вавилон. Из судна Ксисутроса, которое наконец-то приземлилось в Армении, часть еще предстоит найти в горах Гордян в Армении, и паломники приносят оттуда асфальт, который они соскребли с его фрагментов. Он используется, чтобы избежать влияния колдовства. Что касается сподвижников Ксисутроса, они пришли в Вавилон, раскопали письмена, оставленные в Сиппаре, основали многочисленные города, построили храмы и восстановили Вавилон».

Большой объем работы, проделанной немногими последователями Ксисутроса, кажется очень удивительным, но его легко объяснить, если мы возьмем версию Потопа, данную Николаем Дамаскином (философом и историком эпохи Августа и другом Ирода Великого).

«Он упоминает, что в Армении есть большая гора, которая стоит над страной Миньо, называемая Барис. На это было сказано, что многие люди спаслись во время Потопа и были спасены. И есть традиционное предание, что некогда один человек приплыл в ковчеге и достиг вершины горы».^[335]

Приложение II. Дракон. Ianlianus De Naturâ Animalium

Книга II. глава 26.

Дракон [который совершенно не боится зверей], когда он слышит шум крыльев орла, сразу же прячется в укрытиях.

Книга II. глава 21.

Эфиопия порождает драконов, достигающих тридцати шагов в длину; у них нет собственного имени, но они просто называют их убийцами слонов, и они достигают большого возраста. Пока что рассказы Эфиопии повествуют следующее. Фригийская история также утверждает, что рождаются драконы, которые достигают десяти шагов в длину; которые ежедневно в середине лета, в час, когда на форуме полно людей, собираются у выхода из своих пещер и [около реки Рииндака] с частью тела на земле, а остальные прямо, с далеко вытянутой шеей и с раскрытыми пастями, привлекают птиц либо дыханием, либо какими-то чарами, и те, кого притягивает дыхание, скользят к ним вниз, прямо в живот – [и что они продолжают это до заката] но что после этого, скрываются.

Книга VI. глава 4.

Когда драконы собираются есть фрукты, они высасывают сок дикого цикория, потому что это дает им надёжное средство против инфекции. Когда они намерены подстеречь человека или зверя, они едят смертельные корни и травы; вещь, неведомая Гомеру, поскольку он упоминает о драконе, который, задерживаясь и крутясь перед своим логовом, пожирал ядовитые травы.

Книга VI. глава 21.

В Индии, как мне сказали, между драконом и слоном существует огромная вражда. А потому драконы, зная, что слоны привыкли срывать с деревьев ветки для еды, заранее сворачиваются на этих деревьях, складывая хвостовую часть тела вокруг конечностей и оставляя переднюю половину свисающей, как веревка. Когда слон приближается с целью осмотра молодых ветвей, дракон прыгает на него, вырывает ему глаза, а затем сжимает его шею передней частью и обвивает его своим хвостом, и душит его в этой странной петле.

Книга VI. глава 22.

Слона охватывает невероятный ужас при виде дракона.

Книга VI. глава 17.

В Идумее, или Иудее, во времена правления Ирода, по утверждению местных жителей, одна очень красивая и юная женщина была возлюбленной дракона исключительной величины, который посещал ее в часы своего пребывания и спал с ней, как любовник. Она это действительно подтвердила, хотя ее возлюбленный подкрадывался к ней так нежно и тихо, как только было в его власти, но все же совершенно встревоженная, она отодвинулась от него; и в конце концов, чтобы забвение его страсти могло произойти из-за отсутствия его любовницы, она отсутствовала в течение месяца.

Но желание покинутого всё усиливалось в нём, и его любовное расположение с каждым днем так обострялось, что он часто приходил и днем и ночью на то место, где обычно бывал с девицей, а когда не мог встретиться со своей возлюбленной, его охватывало страшное горе. После того как девушка вернулась, рассерженная тем, что ее как бы отвергли, он обвился вокруг ее тела и мягко и нежно наказал ее ударами по ногам.

Книга VI. глава 63.

Дракончик, родившийся в Аркадии, воспитывался с ребенком из Аркадии; и со временем, когда оба стали старше, они развлекали друг друга. Друзья мальчика, увидев, как за столь короткое время дракон увеличился в размерах, перенесли его, спящего с мальчиком в одной кровати, в отдаленное место и, оставив его там, привели мальчика обратно. Дракон остался в лесу [питаясь растущими растениями и ядами], предпочитая уединенную жизнь жизни в городах и [человеческих] жилищах. Время шло, и мальчик, достигший юности, в период зрелости дракона, однажды путешествуя по дебрям в окрестностях своего друга, оказался жертвой грабителей, которые напали на него с обнаженными мечами и вскрикнул от боли ли, или в надежде о помощи, Дракон как зверь с острым слухом и острым зрением, как только он услышал голос парня, с которым он был воспитан, издал шипение в знак своего гнева и так поразил их страхом, что дрожащие разбойники рассеялись по разным направлениям, а некоторых, поймав, он уничтожил страшной смертью. Впоследствии, позаботившись о ранах своего старого друга и провожая его через места, кишащие змеями, он вернулся к тому месту, где он сам был оставлен – не проявляя гнева по отношению к нему из-за того, что он был изгнан в одиночестве, и не потому, что чёрствые и бездушные люди бросили его старого друга в опасности.

Книга VIII. глава 11.

Гегемон в своих дарданских стихах, среди прочего, упоминает о фессалийских алевусах, что дракон питал к нему привязанность. Алевус обладал, как утверждает Гегемон, золотыми волосами, которые я бы назвал желтыми, и выпасал скот на Оссе около фессалийского источника под названием Хемониум [как раньше это делали Анхизы на Иде]. Дракон огромного размера влюбился в него и обычно подползал к нему нежно, целовал его волосы, очищал его лицо, облизывая его своим языком, и приносил ему различные трофеи от охоты.

Книга X. гл. 25.

За Оазисом Египта находится великая пустыня, которая простирается на семь дней пути, за которым следует район, населенный Кинопрозопиями (Cynoprosopi), по пути в Эфиопию. Они живут охотой на коз и антилоп. Они чёрные, с головой и зубами собаки. Но, в связи с этим, упоминание об этом животном не следует считать абсурдным; так как им не хватает силы речи, они издают пронзительный шипящий звук и имеют бороды выше и ниже рта, как у дракона; их руки вооружены сильными и острыми когтями, а тело в равной степени волосатое, как и у собак.

Книга X. гл. 48.

У Ликаона, царя Эматии, был сын по имени Македон, от которого в конце концов и была названа страна, прошлое ее название устарело. Один из сыновей Македона по имени Пинд был наделен силой духа и врожденной добросовестностью, а также он был красивым человеком, в то время как другие его дети состояли из скудных умом и менее энергичных телом.

Поэтому, когда эти последние осознали добродетель Пинда и другие его качества, они не только притесняли его, но в конце концов погубили и себя в наказании за столь великое преступление.

Пинд, понимая, что заговоры против него были подстроены его братьями, оставив царство, которое он получил от своего отца, и будучи крепким юношей и получая удовольствие от охоты, не только сам взял власть, но и заставил остальных следовать его примеру.

Однажды он преследовал нескольких молодых мулов и, подгоняя свою лошадь до предела своих сил, отдалился на большое расстояние от тех, кто охотился вместе с ним. Мулы, забежав в глубокую пещеру, скрылись от глаз преследователя и защитились от опасности. Он спрыгнул с лошади, привязал её к ближайшему дереву, и принялся искать мулов, но в этот миг Пинд услышал голос, предупреждающий его не касаться мулов. А потому, когда он долго и внимательно осматривался и никого не увидел, он испугался, что услышанный голос был результатом какой-то более серьезной причины, и, сев на лошадь, покинул это место. На следующий день он вернулся туда, но, сдерживаемый воспоминанием об услышанном им голосе, он не вошел в ту пещеру, где скрылись мулы.

Когда он размышлял о том, кто предупредил его не следовать за своей добычей, и высматривал горных пастухов, или охотников, или какой-нибудь домик, ему явился дракон необычайной величины, тихо ползущий большей частью своего тела, но немного приподняв шею и голову, как будто вытягиваясь, – однако его шея и голова были такой высоты, что соответствовали росту самого высокого человека.

Хотя Пинд был встревожен этим видом, он не пустился в бегство, но, стараясь подавить охвативший его ужас, мудро попытался успокоить зверя, дав ему съесть пойманных им птиц, как цену за выкуп своей жизни.

Дракон, смягчённый дарами и приманками, или, как я могу сказать, тронутый ими, покинул это место. Это было так приятно Пинду, что, будучи благородным человеком и благодарным за своё спасение, он отнес к дракону в качестве приношения и благодарности всё, что он мог добыть из своих горных охот или из мяса птиц.

Эти подарки от его добычи не остались без возврата, потому что удача сразу же стала более благоприятной для него, и он добился успеха в любой своей охоте, независимо от того, преследовал ли он наземную или крылатую дичь.

Вскоре он добился отличной репутации, как в поиске, так и в быстрой ловле дичи.

Вскоре Пинд стал настолько величествен, что внушал ужас своим видом, а своим прекрасным телосложением и прекрасным выражением лица возбуждал в женщинах такую неистовую привязанность к нему, что незамужние, словно разъяренные вакханки, присоединялись к его охотничьим экспедициям; а замужние женщины, находившиеся под опекой мужей, предпочитали проводить время с ним, чем быть причисленными к лику богинь. И по большей части люди также высоко ценили его, так как его добродетель и внешность вызывали всеобщее восхищение. Братья же питали к нему только злобные и враждебные чувства. Поэтому однажды они напали на него из засады, когда он охотился один, и, загнав его в ущелье реки неподалеку, когда он был лишён всякой помощи, напали на него с обнаженными мечами и убили его.

Когда дракон услышал крики своего друга (потому что это животное с таким же острым слухом, как и с быстротой зрения), он вышел из своего логова и тотчас, обмотав своими витками нечестивых негодяев, задушил их.

Он не воздерживался от присмотра за своим убитым [другом] с предельной тщательностью, пока к нему не подошли ближайшие родственники погибшего. Дракон находился на земле; но, тем не менее, несмотря на то, что они облачены были в надлежащий траур, они не могли из-за страха, что хранитель был рядом с мёртвым, совершать надлежащие ритуалы, пока он, понимая их глубокую и удивительную природу, держал их на расстоянии. Затем он тихо покинул их, уступив им место рядом с телом, чтобы усопший мог получить последние знаки уважения от посторонних без каких-либо препятствий.

Были совершены великолепные погребальные обряды, и река, где произошло убийство, получила свое название от имени покойного.

Поэтому особенность этих зверей заключается в том, чтобы быть благодарными тем, от кого они могли получить милости.

Книга XI. глава 2. Священный Дракон Аполлона.

Эпироты, как находясь дома, так и будучи за границей, приносят жертвы Аполлону и ежегодно устраивают в его честь чрезвычайно пышный пир; среди них есть роща, священная для Бога и окруженная стеной, внутри которой находятся драконы, угодные Богу. Сюда приходит Священная Дева одна, нагая, и приносит пищу драконам. Эпироты говорят, что они произошли от Дельфийского пифона. Если они благосклонно отнеслись к служащей им Деве и быстро принимали пищу, то считалось, что это предвещает плодородный и здоровый год; если же они были грубы по отношению к ней и не принимали предложенную пищу, то некоторые предсказывали или, по крайней мере, ожидали в наступающем году обратного.

Книга II. глава 16. Дракон в Лавиниуме.

Есть своеобразное гадание дракона, потому что в Лавиниуме, городе латинян, есть большая и густая священная роща, а возле нее – святилище Юноны Арголической. В роще находится пещера и глубокое логово, логово дракона.

В указанные дни в эту рощу входят священные девственницы с завязанными глазами, которые несут в руках ячменный пирог. Определенное божественное благоразумие приводит их точно в логово, и они осторожно, шаг за шагом, идут без помех, как будто их глаза открыты. Если они девственницы, дракон признает пищу чистой и пригодной для божества. Если иначе, то он не касается пищи, воспринимая её, как нечистую и предсказывая дурное предзнаменование.

Муравьи ради очищения места выносят из рощи пирог, оставленный испорченной девственницей, разобрав его на маленькие кусочки, чтобы они легко могли его вынести. Когда это происходит, это примечают жители, и те, кто заходил с пирогом, отмечаются и проверяются, и если будет доказана утрату девственности, виновная наказывается штрафами, установленными законами.

«Похоже, мужской пол среди скотов также является привилегированным по своей природе, поскольку самец дракона отличается гребнем, волосами и бородой».

Книга XVI. глава 39.

Onesicritus Astypalæus пишет, что в Индии было два дракона [воспитанных индийским танцором], один из сорока шести и другой из восьмидесяти локтей, и что Александр (Македонский, сын Филиппа) искренне старался увидеть их. В египетских книгах утверждается, что во время правления Филадельфа два дракона были привезены из Эфиопии в Филадельфию живыми: один в сорок, а остальные по тридцать локтей.

Три были также привезены во времена царя Эвергета, один девяти и еще два по семь локтей. Египтяне говорят, что третий был сохранен с большой осторожностью в храме Асклепия.

Говорят также, что есть жерехи длиной в четыре локтя. Те, кто пишет историю хиосских событий, говорят, что в долине, густо заросшей высокими деревьями и мрачной, на горе Пелиеней (Pelienæus), расположенной на этом острове, появился дракон чрезвычайной величины, чье шипение повергло хиосцев в ужас.

Так как ни один из земледельцев или пастухов не осмеливался, приблизившись к нему, оценить его величину, но по шипению определили, что это был большой и грозный зверь, то в конце концов его размеры стали известны благодаря удивительной случайности. Ибо деревья долины были поражены очень сильным ветром, а ветви воспламенились от трения, отчего возник великий огонь, охвативший все место и окруживший зверя, который, будучи не в силах убежать, был поглощен пламенем. С помощью этих средств все предметы стали видимыми в оголенном месте, и хиосцы, освобожденные от своих тревог, пришли исследовать их и увидели кости необычной величины и огромную голову, по которой они могли судить о ее размерах при жизни.

Книга XI. глава 17.

Гомер не был опрометчив в своих стихах, сказав:

Страшны боги, когда они проявляют себя.

Ведь дракон, хотя он и священен и ему поклоняются, имеет в себе нечто еще более божественного характера, о чём лучше оставаться в неведении.

Действительно, дракон получал божественные почести в одной башне в Мелите в Египте. У него были его священники и служители, свой собственный стол и миска. Каждый день они наполняли чашу мукой, смешанной с медом, и уходили; вернувшись на следующий день, они находили миску пустой.

В одном случае туда вошел человек выдающегося происхождения, который испытывал сильное желание увидеть дракона, войдя один и поставив пищу, он вышел; и когда дракон начал кормиться за столом, он внезапно и шумно открыл двери, которые он, выходя, по обычаю прикрыл.

Дракон с негодованием вышел; но тот, кто пожелал увидеть его, к его собственному уничтожению, охваченный недугом разума и признав своё преступление, вскоре потерял свою речь и через несколько дней после этого умер.

Книга XII. глава 39.

Когда Халия, дочь Сибасиса, вошла в рощу Дианы во Фригии, появился некий священный дракон большого размера, который слился с ней; откуда Офиогены выводят происхождение своей расы.

Книга XV. глава 21. По поводу индийского дракона.

Александр (в то время когда он атаковал или опустошал некоторые части Индии, а также захватил другие), поразил среди прочих многочисленных животных дракона, которого индейцы считали священным, и поклонялись ему с большим почтением, одна пещера, просила его со многими уговорами, не говоря уже о том, что он согласился. Однако, когда дракон услышал шум, издаваемый проходящей армией (поскольку это животное, наделенное очень острым слухом, а также зрением), он испугал и встревожил их всех сильным шипением и ударами. Говорят, длина его была семьдесят локтей.

Он, однако, не показывал всего себя, но только выставил свою голову из пещеры. Говорят, что его глаза были размером (и округлостью) с македонский щит.

Приложение III. Оригинальное предисловие к «Чудесам земли и моря» («Шан Хай Кинг»)

Классический труд, содержащий «Чудеса на земле и на море», получил высокую оценку всех, кто его прочитал, за его глубину, величие, дальновидность и полноту; поскольку содержащиеся в нем повествования все прекрасны и отличаются от обычных вещей. Более того, истинность или правдивость этой книги вызывают сомнения почти у всех людей, и поэтому я считаю целесообразным высказать свое мнение по этому вопросу. Философ Чуанг сказал, что «вещи, которые люди знают, ни в коем случае нельзя сравнивать, говоря численно, с вещами, которые неизвестны», таким образом, читая «Чудеса на суше и на море», сила его замечания становится очевидной для меня.

Теперь, поскольку небо и земля обширны, из этого следует, что существ, которые населяют их, должно быть достаточно много. Положительные и отрицательные элементы, нагреваемые весенним теплом, порождают множество живых существ неисчислимого количества классов. Когда сущность эфира объединяется, движение становится очевидным и порождает удивительных и бродячих духов, которые, плавая вокруг чего-либо и вступая в контакт с чем-либо, входят в него и таким образом создают удивительных существ, будь то обитатели гор или моря, или дерева, или камня; да, их так много, что я не могу рассказать о них подробно.

Эволюция сущности элементов порождает звук, который по мере развития создает определенный образ. Когда мы называем вещь чудесной, это происходит потому, что мы не знаем причин ее возникновения и того, что мы не называем чудесной, мы всё ещё не понимаем, почему это не так. И почему? Вещь, сама по себе, не замечательна, это потому, что мы хотим видеть её такой; чудо в нас самих, а не в этом. Например, когда дикарь смотрит на хлопчатобумажную ткань, которую мы носим, он называет ее пенькой; и когда житель Юха (Соохов и окрестности) видит ковер, он называет его мехом или волосами. Причина может быть найдена в следующем: мы верим только тем вещам, которым мы были обучены, и всё, что может быть не совсем понято нами, мы считаем чудесным. Отсюда близорукость человеческой натуры. Сейчас я сделаю мимолетное замечание о том, что известно среди нас. Место под названием Пинг Шуй (?) производит огонь, в то время как гора Йен производит крыс. Теперь все люди знают эти факты, и всё же, когда мы читаем и говорим о классической трактовке «Чудес на суше и на море», мы называем это чудесным! Когда вещь действительно прекрасна, мы не считаем это таковым; и что не удивительно, мы продолжаем считать, что это так. В таком случае, если то, чему стоит удивляться, мы не называем это таковым, то во всей Вселенной не может быть ни единого чуда; и если мы называем что-то чудесным, что на самом деле не так, то до настоящего времени не может быть ничего удивительного. Более того, порою то, что непостижимо, кажется ясным нашему уму.

Согласно бамбуковым летописям Чи-Чуэна и записям короля Мю (Müh), говорится, что когда этот король отправился навестить Королеву фей на Западе, он взял с собой в качестве подарка ей красивые нефритовые камни и лучших из лучших сырые и вышитые шелка; в то время как Королева Фей устроила банкет в честь Короля на берегу озера, образованного белыми нефритовыми камнями. Во время банкета они сочиняли и высказывали свои мысли в стихах, и воплощенные в них чувства были прекрасны. Затем королевская пара отправилась к холму, примыкающему к горе Кюен Лунь, и бродила по дворцам короля Сюэня Юана, которые там находились, а оттуда к искусственным террасам холма Чунг и осмотрела на драгоценные и удивительные вещи, собранные этим королём. Вернувшись в резиденцию Королевы фей, король Мю велел выгравировать каменную табличку с записью об этом событии, и она была установлена в волшебном саду королевы. По возвращении короля Мю, он привез с собой в Срединное царство красивое дерево и великолепные цветы, драгоценные камни и элегантные нефриты, золотые масла и серебряные свечи. Во время своихпутешествий король Мю ехал на колеснице, запряженной восемью великолепными лошадьми; правые лошади были темного цвета, а левые были зеленоватыми. Цао Фу был возничий, а Пэн Юнг, стоявший справа от короля, был телохранителем. Мириады.

Они миновали бесплодные пустоши и знаменитые горы и большие реки, но никто и ничто не преградило им путь. На востоке они встретили Залы Гигантов; на западе они прибыли в особняки Королевы Фей; на юг они пересекали мост, состоящий из огромных черепах; и на севере они ехали по улицам, сделанным из слоев перьев. Пройдя через них, король Мю отправился домой, полный радости. История сообщает нам, что «Царь Мю, едущий на колеснице, запряженной восемью великолепными лошадьми, с Цао Фу в роли колесницы, отправился на запад в поисках приключений на охоте и, прибыв к Королеве фей на Запад был так счастлив, что почти забыл о возвращении домой». Эти слова похожи на слова, записанные в «Бамбуковых анналах» Чи Чуэна. Классический труд под названием «Весна и осень» гласит, что «король Мю был человеком огромных амбиций и хотел, чтобы весь мир носил следы его колесницы и имел отпечатки копыт его лошади», и «Бамбуковые летописи» иллюстрируют эти амбиции.

Все ученики Цянь Чоу были выдающимися учеными знаменитых достижений, но все они скептически относились к правдивости приключений короля Мю и говорили, что, просматривая его историю, они убеждены в её ошибке. В своей предисловии к «Запискам Та Ван» Ся Ма Цин также говорит, что, когда Чан Цянь отправился в свою миссию в Та Ся, он прошел всю длину Хуан Хо до самого ее источника, но никогда наткнулся на гору Куэн Лунь. Более того, в своей «Истории чудес на суше и на море» С. Ма Цен в своей собственной истории также говорит: «Что касается чудес, описанных в этой работе, я, со своей стороны, не смею ручаться за их правду. Таким образом, перед лицом всех этих авторитетов, не трудно ли мне доказать обратное? Если «Бамбуковые летописи», написанные тысячи лет назад не следует воспринимать в наши дни как правдивую запись прошлого, то действительно, большинство повествований, содержащихся в «Книге чудес по суше и по морю», должны быть ложными. Теперь Тун Фан Шунь знал о Фэ Фане; Линь Цз Чен удовлетворительно доказал существование Дао Чеа на останках этого королевства. Ван Ци дал интервью мужчинам с двумя разными лицами на голове, а мужчина с морского побережья взял платье с двумя очень длинными рукавами.

Поэтому, внимательно изучая эти книги, я убежден, что их истории в основном совпадают со сказками из «Книге чудес по суше и по морю». Вот эти свидетельства, сомневающиеся вы, и придаете некоторое значение повествованиям, содержащимся в эта книга.

Король-мудрец провел исчерпывающие исследования этих чудесных существ, а затем нарисовал их изображения. Действительно невозможно скрыть существование этих чудес! «Книга Чудес по суше и морю» была составлена семь династий назад (вплоть до династии Цин), на протяжении 3000 лет. Во времена династии Хань этой книге уделялось самое пристальное внимание, и она была разъяснена для ее читателей; но вскоре после этого снова впала в забвение. Более того, с тех пор названия некоторых гор и рек претерпели изменения. В настоящее время учителя и исследователи не могут объяснить эти чудеса, и, следовательно, из-за неиспользования их доводы, приведенные в более раннем возрасте, почти погрузились в забвение. Увы, за потерю Разума! Опасаясь поэтому, что это будет полностью потеряно, я написал сопроводительную работу, поясняя отдельные неясные точки и стирая бесполезные; указывая на то, что не было бы заметно, и объясняя части, которые глубоки. Я постараюсь восстановить то, что почти устарело, что оно может означать тысячелетий, и записанные здесь чудеса не будут потеряны с сегодняшнего дня. Таким образом, произведения Императора Юя династии Ся не будут потеряны в будущем, а записи Бесплодных Пустошей за пределами этой Империи будут переданы потомкам. Разве это не будет похвальным деянием?

Насекомые, которые берут свое начало из травянистой земли, не могут парить так высоко, как птицы воздуха, и живые существа, населяющие море, не могут подняться в небо, как дракон. Человек со средними музыкальными способностями никогда не может быть членом оркестра в Залах Чуен Тиен, а буйволы не могут пересекать водные глубины, в которые даже корабли заходить не решаются. Следовательно, если человек не обладает высочайшим пониманием, было бы непросто разумно поговорить с ним о «чудесах земли и моря». И я вздыхаю, потому что только образованный и умный человек может относиться к сказкам с пониманием в этой работе.

KWOH P'OH, помощник секретаря и чиновник 6 ранга династии Цин.

Приложение IV. Мемориал, представленный Лю Хсиу, порядок его исполнения приказа императора, на «Книгу чудес по земле и море»

Мемуарист, офицер Четвёртого ранга и ведущий Колесницы, Его Величества Императора, получив приказ прокомментировать и составить правильно эти замечательные книги, сообщает, что офицер по имени Ван, подчиненный в Управлении гражданских дел, уже сделал комментарии и установил правильные тридцать две главы «Книги Чудес по суше и морю», но мемуарист сократил их до восемнадцати глав. Эта книга была составлена во времена трех императоров (Яо, Шунь и Юй). В то время было сильное наводнение, так что людям было негде жить, а только в пещерах и ямах в скалах и на верхушках деревьев.

Отец Юй по имени Кунь, которому Император приказал смягчить наводнения, не смог этого сделать; поэтому император Яо приказал сыну Юй сделать это. В своем путешествии Ю использовал четыре вещи, чтобы наводнения исчезли. Сначала он срубил деревья в высоких горах, чтобы увидеть окрестности; и установив, какая из них является самой высокой горой, а какая самая большая река, Йих и Пех Е, взяли на себя обязательство изгнать диких зверей и птиц, изобилующих в стране, и назвали горы и реки, и классифицировали фауну страны, и указали, какая была вода, а какая – земля. Феодалы помогали Юю в его работе, и, таким образом, он прошел через четыре квартала Империи, где редко можно было найти следы человека, и где лодки и телеги едва достигали границ. Он назвал пять горных цепей Империи и восемь морей, которые ее ограничивали. Он отметил, где можно найти каждый вид драгоценного камня, и какие прекрасные вещи он видел. Обитель животных земли и моря, флору страны, птиц воздуха и полевых зверей, червей, единорога и феникса – всё это он исправил, а также обнародовал их тайники; также самое отдаленное царство земли и людей, которые отличались от человека. Юй разделил Империю на девять дивизий и определил дань, которую должна отдать каждая дивизия, и Йих и его товарищ отметили, что это вредно и безвредно для «Книги Чудес по суше и морю».

Все поступки, переданные нам мудрецами, четко отмечены в Максимах Древних. Выраженная в нем работа – это вопрос, в который можно верить. Во времена правления Шяо Ву часто видели редкую птицу, которая ничего не ела. Тун Фан Су увидел эту птицу и дал ей имя; он также рассказал, что она будет есть. Прислушиваясь к его словам, птица съела то, что ей дали. Кто-то спросил Су, откуда он это знает; он сказал, что читал о птице в «Книге Чудес по суше и по морю». Во время правления Шяо Сюэня в Шан-Чуэне был разбит большой камень, который затем упал в землю и показал каменный дом. В доме находился мужчина Дао Цзя со связанными руками. В то время отец мемуариста по имени Сян был цензором, и он сказал, что этот человек из Дао Цзя был предателем своего короля. Будучи допрошенным Императором, как он мог это знать, он сказал, что прочитал об этом в «Книге Чудес по суше и по морю», в которой говорится: «Предатель, убивший своего царя в Тао Юй, был прикован и заключен в тюрьму в горе. Его правая нога была отрезана, а обе руки связаны за спиной». Император был очень удивлен этим. Все ученые признают, что эта книга совершенно замечательна, и все разумные люди должны читать ее, уметь говорить об этих замечательных существах и вещах и изучать обычаи далеких королевств и их жителей. Следовательно, король И говорит: «Говоря о продуктах империи, нужно позаботиться о том, чтобы избежать путаницы», и поэтому у образованных людей не может быть сомнений.

Мемориал, подаренный Трону

Лю Хсиу.

Приложение V. После предисловия к «Книге чудес по земле и море»

В высказываниях философа Цо можно найти следующие замечания: «Добродетель существовала во времена династии Ся; были сделаны рисунки всех животных повсюду, и металл, из которого была сделана урна, с целью гравирования на них изображений этих животных, был представлен как дань феодалам Девяти Королевств. Эта урна содержала изображения всех видов и видов животных. Это было сделано для того, чтобы люди знали об их существовании, чтобы они могли избежать их проникновения в горы и леса, а также в гениев гор и рек. Отсюда цель классического лечения «Чудес на суше и на море». Когда Юй смягчил наводнения, Император подарил ему красную палочку из нефритовых камней, а затем отрекся от престола в его пользу; на этот счет он заказал дань металлов от феодалов Девяти Королевств, чтобы изготовить урну, на которой были выгравированы всевозможные редкие животные, такие как чудесные животные и существа гор, рек, трав и деревьев, а также чудеса, которые можно найти среди гуляющих животных и обитателей воздуха. Юй, когда Император заставил его описать виды этих чудес, их происхождение и их природу; он также их классифицировал. Когда он описал эти чудеса, увиденные или услышанные, общие или необычные, или о которых редко слышали, он подробно описал все это, в результате чего, когда люди услышали о них, на них обрушился чрезмерный страх. Все животные и существа, которые были обычными в те дни, были описаны в Летописи Ю, но такие, которые были чудесными и редкими, были выгравированы на девяти урнах.

Вещи, принесенные носителями дани издалека, были также добавлены до девяти урн. Действительно, это сделало чудеса обычным делом. Чтобы люди могли узнать эти вещи, была идея мудрого короля Ю. Следовательно, хотя в то время все вещи были описаны честно, все же работы того периода намного глубже, чем работы династии Чау. Во времена последнего императора династии Ся историограф Чунг Ку, опасаясь, что этот император может уничтожить книги, относящиеся к древнему и современному времени, перенес их в Инь. История также говорит, что Кунг Киа собрал в книгу все вещи, которые были выгравированы на вазах и блюдах со времен Хван Ти и его служителей Яо и Сз. А анналы, посвященные животным, описанным на девяти урнах, были из-за таких людей, как Чунг Ку и Кунг Киа. Эти летописи теперь известны как классические трактовки «Чудеса на суше и на море». Животные, изображенные на девяти урнах, вымерли во времена Цин, но картины и классика все еще существовали. Во время династии Цинь Тао Чанг и его школа поэтов смотрели на картины «Чудеса земли и моря». В «Семи комментариях» семьи Юэнь наблюдается случай с картинами Чан Сунь Яо про эти чудеса. Эти случаи могут быть приведены в качестве доказательства подлинности чудес. В настоящее время классическая обработка этих чудес всё ещё существует, но картины истлели. К этой классике обращались, комментировали и делали ее разумной люди, пришедшие после нее, так что названия различных районов династий Цин и Хань были приведены в соответствие с некоторыми из имен, упомянутых в «Книге Чудеса по суше и морю». Поэтому читатели этой книги делятся на верующих и сомневающихся. Верующие основывают свою веру на том факте, что Император Юй составил ее и объяснил ее происхождение. Сомнительные основывают свои сомнения на вероятном факте написания книги людьми, которые существовали после Ю, и поэтому неразумны. Это действительно базовая клевета. Лю Сю из династии Хань упоминает книгу в своих семи главах, посвященных ей. И его стиль композиции, можно сказать, очень древний. Kwoh P'oh из династии Цинь в своем предисловии и примечаниях к этой книге утверждает эти чудеса. Честь передать эту книгу потомкам принадлежит Лю Сю и Кво Пхо; но, чтобы помешать учащимся считать, что записи, сделанные двумя учеными, не имеют значения, я написал это предисловие.

Ян Сун, династия Мин.

Приложение VI. Выдержки из «Социальной жизни Китая»

Юстус Дулиттл.

Глава II., С. 264.

«Дракон занимает выдающееся положение в истории и правительстве Китая. Он также пользуется зловещим превосходством в привязанности китайского народа. Его часто представляют как великого благодетеля человечества. Это дракон, который заставляет формироваться облака и велит идти дождю. Китайцы восхищаются его прекрасными свойствами и способностями. Это почитаемый символ добра.

Император присваивает себе использование истинного дракона, у которого есть по пять когтей на каждой из четырех ног. На его государственном наряде вышито изображение дракона. Его трон называется «местом дракона». Его кровать – «кроватью дракона». Его лицо – «лицом дракона». Его глаза – это «глаза дракона». Его борода – «борода дракона».

Настоящий дракон, утверждается, никогда не становится полностью видимым смертному зрению сразу. Если видна его голова, то его хвост спрятан или скрыт. Если он выставляет свой хвост глазам человека, то старается не допускать видеть его головы. Он всегда сопровождается или окутан облаками, когда он становится видимым в любой из своих частей. Некоторые китайцы полагают, что излив воды вызван восхождением и спуском дракона. Сообщается, что рыбаки и жители на границе океана иногда замечают, как дракон поднимается из воды и спускается к ней.

Он представлен как имеющий вес и не имеющий ушей; от его лба два рога выступают вверх. Его слуховой орган, кажется, расположен в этих рогах, поскольку утверждается, что он слышит через них. Он считается королем рыб.

В прокламациях, исходящих непосредственно от Императора и публикуемых на желтой бумаге, иногда образы двух драконов смотрят друг на друга, схватившись или играя с жемчужиной, которую, как полагают, очень любит дракон.

Глава II. п. 338.

Проницательный геомант также внимательно наблюдает за горой или холмом справа и слева от места для счастливой могилы. Левая сторона называется черным драконом; правая сторона называется белым тигром. Удачные перспективы в китайском смысле на холмах, расположенных слева, должны явно превосходить перспективы холмов справа. И причина этого очевидна, потому что черный дракон, естественно, слабее белого тигра.

Глава I. р. 275.

«Распространено убеждение, что дракон и тигр всегда сражаются, когда встречаются; и что, когда дракон движется, облака поднимутся и скоро пойдет дождь.

Следовательно, во время засухи, если кости тигра должны быть опущены в этот колодец, называемый «колодец дракона», и хранится там не более трех дней, это будет, мудро подтверждено, скорее всего, скоро дождь.

Кости тигра используются для возбуждения или освобождения дракона».

Приложение VII. Выдержки из «Пан Цаоу Канг Му»

Киао-Лунг. (Четвероногий Дракон. Игуанодон. Эйтель.)

Это животное, по словам Ши Чана, принадлежит к семейству драконов. Его брови скрещены, поэтому его название означает «скрещенная рептилия». Масштабная разновидность называется Kiao-Lung, крылатый Ying-Lung. Рогатый вид называется K'iu, безрогий вид Li. В индийских книгах он называется Kwan-P'i-Lo.

Ши Чан, цитируя Кван Че Ки, говорит: «Игуанодон (?) имеет в длину более двенадцати футов; он похож на змею, имеет четыре фута и широк, как щит. У него маленькая голова и тонкая шея, последняя покрыта многочисленными выпуклостями. Передняя часть его груди красного цвета, спина пестрая с зеленым, а бока как бы вышиты. Его хвост состоит из мясистых колец; чем старше, тем больше. Его яйца тоже большие. Он может заставить рыбу летать, но, если присутствует черепаха, они не будут этого делать.

«Ханьский император Чао во время рыбной ловли на реке Вэй поймал белого игуанодона. Он напоминал змею, но без чешуи. Его голова состояла из мягкой плоти и клыков, выходящих изо рта. Император приказал своим министрам сохранить его. Его мясо было восхитительно; кости зеленые, мякоть красная.

Из вышесказанного видно, что игуанодон съедобен.

Крокодил

«Рыба Тоо, мы называем ее Земным Драконом, и правильно описали персонажа. Он похож на дракона, его голос ужасен, а его длина – чанг (сто сорок один английский дюйм). Когда он дышит, он образует облака, которые конденсируются в дождь. Будучи драконом, с термином «рыба» следует покончить».

Ши Чан говорит: «Тоо по внешнему виду имеет голову, живот и хвост. Один автор говорит, что животное, отождествляемое с крокодилом, найдено в лагунах и болотах Южного моря в не установленное время. Его кожа была превращена в барабаны. Это очень цепкая жизнь. Прежде, чем его можно было убить, большое количество кипящей воды должно было быть вылито в его горло. Другой автор заявляет, что крокодил имеет сонливое настроение, с глазами (почти) всегда закрытыми. Это зверь огромной силы. Он часто бросается на берег реки. Люди выкапывают их из своих пещер. Если сотня людей выкопает их, потребуется другая сотня, чтобы вытащить их; но если один человек копает, один человек может вытащить их; но событие в любом случае очень неопределенно. Другой автор утверждает, что в последнее время в озерах и устьях рек было обнаружено много животных, напоминающих по внешности ящериц и ящеров, которые по ночам издают страшные вопли, к ужасу моряков. Ши Чан говорит, что логово крокодилов очень глубокое, и что бамбуковые веревки истираются, пока поймаешь его; после того как он проглотил приманку, его постепенно вытаскивают. Он летает зигзагом, но не может летать вверх. Его рев похож на барабанный бой, и он реагирует на удары ночных часов, которые называют крокодиловыми барабанами или часами крокодилов. Простые люди, когда они слышат это, предсказывают дождь. Задняя часть его шеи яркая и блестящая, более блестящая, чем у рыб. Он откладывает большое количество яиц, целых сто, которые он иногда ест. Люди Юга ценят плоть, и используют его на свадебных торжествах. Один автор утверждает, что у крокодила есть двенадцать различных разновидностей восхитительной плоти; но хвост, как плоть змеи, очень ядовит. Плоть крокодила излечивает множество болезней.

Ян Ше, или Южная Змея. (Mai-Teu-Shé = закрытая (скрытая) голова змеи.)

Ши Чан говорит: «Эта змея – рептилия (совершает извивающиеся движения). Его тело огромно, а его движение извилистое (jăn-jăn)^[336] и медленное; отсюда и его название, Ян-Ше. Другой автор говорит, что у его чешуи есть волосы, как и усы (jăn). Он живет в Квантунге и Кванси (буквально, к югу от холмов). Те, кто не поднимают головы, являются его истинным видом; так их называли «скрытая голова змеи».

Сун цитирует Тао Хун Кинга о том, что среда его обитания находится в Цин-Нгане (Фуцзянь), а также Су Кунга, который говорит, что он находится в Квейчеу и Кванчеу, на юге, и в Каочеу и Хойне. В нескольких местах на юге Холмов они все еще бывают найдены. Хун Кинг говорит, что они большие (в их кольцах?) Имеют несколько саженей в окружности. Те, которые ходят, не поднимая головы, являются подлинными. Те, кто скрывают свои головы, не являются подлинными. Его жир и желчь могут быть смешаны вместе. Большие из них имеют диаметр более фута и длину более двенадцати футов. Это змея, но она короткая и громоздкая. Су Кунг отмечает, что его форма напоминает кефаль, а голова – крокодила. Хвост круглый, без чешуи. У него очень цепкая жизнь. Туземцы нарезают его мясо на кусочки и считают это большим деликатесом. Другой говорит: «При погружении в уксус ломтики обвиваются вокруг палочек и не могут высвобождаться; но когда палочки сделаны из стеблей травы (mong'tso), это практически осуществимо».

Другой говорит: «Эта змея имеет сто сорок четыре фута в длину; она часто заглатывает оленя. Когда олень полностью переваривается, он обвивается вокруг дерева, когда кости оленя в желудке выступают через промежутки чешуи… Если к нему подбросить женское платье, оно свернется кольцом и не будет шевелиться».

Ши Чан, цитируя «Чудесные летописи», говорит: «Боа имеет длину от шестидесяти до семидесяти футов и от четырех до пяти футов в окружности; меньшие от тридцати шести до сорока восьми футов длиной. Их тела в полоску, как кусок вышивки. Весной и летом он часто посещает лесные уголки, ожидая, когда олени пожрут их. Когда олень переваривается, удав становится толстым. Кто-то говорит, что он будет есть оленя каждый год».

Другой автор говорит: «Боа, когда он пожирает оленя или кабана, начинает с задних ног. Ядовитое дыхание боа вступает в контакт с рогами; они падают. Галлы, чем они меньше, тем они лучше». Другой говорит: «Боа много в Ван Чу (Кванси). Большие из них имеют длину более ста сорока футов. Они пожирают оленей, превращая рога и кости в мякоть. Туземцы используют долихос^[337] (dolishos) и ротанги^[338] (rattans), чтобы заполнить вход в его логово. Змея, когда нанюхается их, становится вялой. Затем они выкапывают её. Её мясо – великое лакомство. Её кожа может быть превращена в барабан или использоваться для украшения мечей, и для изготовления музыкальных инструментов».

Yu Hăng Chi говорит: «Деревенские солдаты в Гуанси, захватывая удавов, придерживают цветы на своих головах, которые когда удав наблюдает, он не может двигаться. Затем они подходят к нему и отрезают ему голову. Затем они ждут, пока он исчерпает себя, прыгнет и умрет. Затем они забирают его домой и наслаждаются им». Сравните у Элиана [De Naturâ Animalium, lib. VI. глава, XXI]: «Они подвесили перед отверстием логова дракона кусок материала в цветочек с золотом, который привлекает взгляд зверя, под звуки мягкой музыки, убаюканный которой он засыпает, а они затем отрубают ему голову.

Шан Хай Кинг говорит: «Змея Па (Pa) может съесть слона, от костей которого через три года избавляется. Джентльмены, которые едят эту змею, имеют доказательство против чахотки». Кво П'о (Kwoh P'oh) в своем комментарии говорит, что удав сегодняшнего дня тождествен со змеей Па.

Приложение VIII. Выдержка из «Юен Кин Лей Хан»

Дракон. – Гл. I

Швох Вань (Shwoh Wăn) говорит: «Дракон является главным видом чешуйчатых рептилий: весной он контролирует небо, осенью он часто посещает потоки. Это благоприятно». Опять же: «Когда ходит дракон, его зовут Сах, а когда он летит, он яо».

Кванг Йа (Kwang Ya) говорит: «Когда у него есть чешуя, он Kiao^[339], когда у него есть крылья – Ин-Лун (Ying-Lung)^[340], когда рога – Киу-Лунь (Kiu Lung),^[341] когда без рогов – Чих-Лунь (Chih-Lung)».

Мин Вух Киай (Ming Wuh Kiai) в Одах говорит: Дракон имеет рога на пятьсот лет, на одну тысячу лет он является, как Ин-Лун (Ying-Lung).

Пи Я. Кванг Яо (P‘i Ya Kwang Yao) говорит: «Дракон имеет восемьдесят одну чушуйку. Это девять раз по девять, девять – это Ян (мужской принцип). Дракон рождается из яйца, в котором он заключен». Опять же, в нем говорится, что Неи Тянь (Néi Tien) говорит: «Огонь Дракона вступает в контакт с влагой и дымом, с водой, и он поглощается (то есть человек может потушить его водой).

Fang Йен говорит: «Перед тем, как дракон поднялся на небо, он Пань^[342] Lung.» Yih Кинг говорит: «Когда его облака движутся, падает дождь, и различные предметы, когда он простер свои формы, в это время он едет на шести драконах и поднимается на небеса». «Первые девять: скрытый дракон неактивен. Диаграмма указывает на то, что тонкий эфир находится ниже. Вторая девятка: Когда дракон виден на полях, выгодно встретить великого человека. Диаграмма показывает, что добродетель расширена. Пятая девятка: летающий дракон появляется на небесах: диаграмма показывает, что великий человек творит». Опять же: «Драконы сражаются в дебрях, их кровь лазурная и желтая». Снова «Гром – это дракон».

В Юэнь-Мин-Пао (Yuen-Ming-Pao) в разделе Чунь Цю (Ch‘un ts‘iu) говорится: «Драконы начинают говорить, Инь и Ян^[343] смешиваются»; отсюда говорят, что дракон поднимается и облака умножаются. Йих Кинь (Yih King) на всех диаграммах ясно говорит: «Возникают летние ветры, и дракон поднимается в небо».

В Йен-шань K'i (Yuen-Shăn-K‘i) из Hiao King, сказано: «Добродетель приближается к фонтанам, и появляется желтый дракон. Это образ принца».

В «Цо-Ки» короля Хяо говорится: «Император сыновней, небесный дракон несет планы, а земная черепаха выпускает книгу». Хо-ту говорит: «Желтое золото после тысячи лет производит желтого дракона, лазурное золото, через тысячу лет лазурного дракона; красный и белый дракон тоже так. Черное золото через тысячу лет производит черного дракона».

Тван-ин-ту (Twan-ying-t‘u) говорит: «Желтый дракон является главой четырех драконов, истинная красота четырех регионов. Он может быть большим или маленьким, неясным или явным, коротким или длинным, живым или мертвым; король не может осушить бассейн и поймать его. Его разум и добродетель непостижимы; кроме того, он обеспечивает спокойный воздух и занятия спортом в бассейнах». И снова говорится: «Желтый дракон не ходит в компании и не живет в стадах. Он, конечно, ждет ветра и дождя, и спорит в лазурном воздухе. Он бродит в дебрях за небесами. Он идет и приходит, выполняя указ; в надлежащие времена года, если есть совершенство, он выходит, если нет, он остается (невидимым)».

Ши Ки говорит: «Яркая луна жемчужины таится в устрице, и дракон там.»

В книгах династии Вэй говорится: «В Персии есть три бассейна». Они рассказывают, что дракон живет в самом большом, его жена – во втором, а его ребенок – в третьем. Если путешественники жертвуют, они могут пройти; если они не жертвуют, они сталкиваются со многими штормами ветра и дождя.

Лю-лан утверждает, что Конфуций сказал: «Дракон питается в чистом виде (вода) и перемещается в чистом виде (вода)».

Сунь-цзин-цз (Sun-k‘ing-tsz) говорит: «Накопившиеся воды образуют потоки, рождается Кяо-Лунг (Kiao-Lung)». Хан-Фэй-швох-нан (Han-Féi-shwoh-nan) говорит: «Теперь, когда дракон – рептилия, он может быть взят под контроль и схвачен.^[344] Но ниже его горла огромные чешуйки, достигающие ног. Если человек коснётся их, его убьют».

Кван-цз говорит: «Кожа дракона имеет пять цветов, и он движется как дух; он хочет быть маленьким, и он становится как шелкопряд; великим, и он наполняет все ниже небес; он хочет подняться, и он достигает эфира; он хочет утонуть и входит в глубокие фонтаны. Времена его изменений не фиксированы, его взлеты и падения не определены; его называют богом (или духом)».

Хваи-нань-цз говорит: «Дракон поднимается, и за ним следуют блестящие облака». Снова он говорит: «Этот Киао-Лунг спрятан в ручьях, и его яйца раскрыты у насыпи. Мужчина плачет вверху, а женщина плачет внизу, и он меняется; его форма и сущность являются самыми возвышенными (добрыми). Человек не может видеть дракона, когда он летит ввысь. Он поднимается, и ветер и дождь сопровождают его».

Тихин Пьен говорит: «Крылья красивые растут у летающего дракона; волосы мягкие, как у теленка, у дракона Инь; чешуя только у Киао-Луня. Только в бассейнах встречается Сиен-Лунг». Чан-Хан сказал: «Как Цан-Лун встречает лето и устремляется к облакам, и трясет своей чешуей, завершая сезон. Он проводит зиму в мутной воде и, скрывшись, спасается от беды». Пан-ку, отвечая Пин-Хи, сказал: «Ин-Лун прячется в озерах и прудах. Рыба и черепаха презирают его, а он этого не замечает. Он может проявить свое мастерство и интеллект, и вдруг появляется ясное небо. По этой причине Ин-Лун, то сидящий на корточках в грязи, то летающий в небесах, кажется божественным».

Лун-Ханг говорит: «Когда дракон маленький, все рыбы маленькие; это божественно».

Пао-пох-тц (Pao-pòh-tz) говорит: «Есть самосущие драконы, и есть черви, которые превращаются в драконов». И снова он говорит: «Среди холмов Чань день (Ch‘ăn day), называемый повелителем дождя, – это дракон». Хуай-нань-цз (Hwai-nan-tsz) сказал: «Чух-Лунг находится к северу от гусиных ворот, скрытых в горе Вэй-ю». Шан-хай-Кинг говорит, что бога Чунг-шана зовут Чух-Лунг. Когда он открывает глаза, это день, когда он закрывает глаза, это ночь. Его тело длиной в три тысячи ли.^[345]

Шуй-Хин-чу говорит: «Yulung считает осенние дни в ночное время. Но дракон спускается осенью и зимует в глубоких лужах; как же тогда он может сказать, что осень – это ночь?» В нем также говорится: «В лужах киновари в Киао-жу есть божественный дракон. Всякий раз, когда случалась засуха, сельские жители препятствовали верхним притокам бассейна, и много рыбы погибало; в такие времена дракон пришел в ярость и вызвал сильный дождь».

Kwah-ти-д говорит: «У дракона бассейна есть холм с четырьмя возвышенных сторон, и в них есть бассейн семьсот литий площадь; Там живет стадо драконов, которые питаются множеством разных видов деревьев. Он находится за пределами Ху-ки сорок пять тысяч ли». Опять же, он говорит: «Если вы не едете на драконе, вы не можете достичь слабых вод^[346] холма Кван-лун».

Пох-Wuh-Чи говорит: «Если вы выдержите плоть дракона в кислоте (и съедите её), вы можете написать эссе» Опять же, он говорит: «Tiao-Ше в форме, как дракон, но меньше. Он любит опасность; следовательно, он назначен охранять распавшуюся древесину». Снова говорится: «Дракон откладывает три яйца. Первый – это Ки-Тяо. Он выходит на берег и сожительствует с оленями или откладывает сперму у кромки воды, где он привязывается к проходящим лодкам или плавающим лесам и веткам. Он выглядит как грецкий орех, его называют цветком Цза-чао, и он представляет собой то, что упоминается в Тао-чу как соль дракона». Снова говорится: «Под драконьими воротами каждый год в третий месяц весна, два желтых карпа^[347], рыба, пришедшая с моря и со всех ручьев, со скоростью на соревнования. Но семьдесят один может подняться на ворота дракона через год; когда первый поднимается к драконьим воротам, начнутся ветер и дождь. За ними последует огонь, который сжигает его хвост, а затем он дракон».

Ши-и-Ки (Shih-I-Ki) говорит: «К востоку от холмов Фань-Чана есть драконья равнина, где есть драконьи шкуры и кости, как гора: они раскинулись на тысячу пятьсот акров. Встретить его, когда он ломает свои кости, – все равно что родить дракона. Или говорят, что драконы постоянно ссорятся в этом месте. Оно обогащено кровью, как текущая вода».

Ши-и-Ки (Shih-I-Ki) говорит: «В округе Пунин есть острова, где похоронены драконы. Фу-Лу говорит, что драконы сбрасывают свои кости на этих островах, вода теперь содержит много драконьих костей, в этих горах, холмах, вершинах и ущельях. Драконы создают ветер и дождь. Кости драконов есть везде, будь то в глубоких или неглубоких местах; их много в земле. Зубы, рога, позвоночные столбы, ноги-кажется, что они повсюду. Самые большие измеряют сто футов или превышают сто футов. Самые маленькие – два фута, три или четыре дюйма. Кости здесь повсюду. Постоянно при поиске чего-либо они замечаются. – Опять же, там говорится: «Говорят о горах Кух в Ки-чеу, что когда дракону исполняется тысяча лет, он входит в горы и бросает свои кости. Теперь там есть Драконий холм, из середины которого выходят драконьи мозги».

В «Записках Кие-Лана» в Лоханге^[348] говорится: «Вы не можете доверять холмам на западе. Они слишком холодные. Снег есть там и зимой, и летом. На холмах есть бассейн, где живет плохой дракон; давным-давно некоторые торговцы отдыхали возле бассейна, пока дракон не разозлился, не оскорбил и не убил их. Священник^[349] Пан-То, услышал об этом и, оставив свое место ученикам, отправился в царство Учан, чтобы выучить заклинания Po-lo-man; он освоил их за четыре года и вернулся на свое место. Он пошел в бассейн и призвал дракона. Дракон превратился в человека, покаялся и последовал за королем. Затем король удалился». Снова говорится: «К западу от королевства Учан есть бассейн, в котором обитает принц-дракон. На берегу бассейна находится монастырь, в котором находится более пятидесяти священников. Всякий раз, когда принц-дракон делает что-то чудесное, король приходит и умоляет его, используя золото, драгоценные камни, жемчуг и ценные вещи, бросая их в бассейн. После того, как они брошены, священники собирают их. Этот монастырь полагается на дракона в пище и одежде, а также на средства, помогающие людям. Его называют Монастырь Принца-Дракона».

В Записях Ци-ти говорится, что в городе Чаньпин есть колодец у ежевики; когда вода оскверняется, духовный дракон приходит и уходит. Так что город называется Городом дракона.

В записях Ши-Сан-Цин говорится, что у Хо-ли также есть имя Врата Дракона. Великая рыба собирается под ним, в количестве тысячи. Они не могут подняться. Если кто-то поднимается, это дракон. Те, которые не поднимаются, являются рыбой. Следовательно, это называется «пао-сай-лунг-мэн». (Великий карп поднимается на врата дракона и становится драконом; те, кто не поднимается, укачивают лоб и ударяют по щеке.) Снова, он говорит: «Лунг-ше горы шестьдесят ли длиной; голова входит в воды Вэй, хвост распространяется к потокам Фана. Эта голова высотой в двести футов; его хвост постепенно опускается на высоту пятьдесят или шестьдесят футов. Говорят, что давным-давно странный дракон вышел с юга гор, чтобы выпить воды Вэй. Дорога, по которой он шел, стала горной. Отсюда и название».

Kiao-Cheu-Ki говорит: «В Kiao-чи на Fung-ки-Иен есть дамба с драконом у ворот. Глубина воды составляет сто пропастей^[350]. Великие рыбы поднимаются по этим воротам и становятся драконами. Те, кто не может пройти, ударяют по щеке и прокалывают лоб, пока не потечет кровь. Эта вода всегда похожа на бассейн Vermilion».

Летопись Хва-яна гласит: «Только в районе У-цзин земля встречает врата небесные; дракон, который поднимается на небеса и не достигает их, падает замертво в это место, поэтому при раскопках вы найдете кости дракона».

I-Тунг Чи говорит: «В двадцати Ли западу от Лин-Фун-Иен является каменный дракон, среди скал, как утёс. В год засухи промойте его, и пойдёт дождь». И снова говорится: «В Йен-Тане есть пруд под названием Smoky Pond; это в десяти ли к северо-востоку от города. Его глубина никогда не была установлена. Сообщается, что давным-давно человек поймал белого угря и собирался приготовить его, когда старик сказал: «Это дракон реки Сян. Боюсь, что за этим последует бедствие». Мужчина разозлился и, считая слова тщетными, продолжил. На следующий день вся деревня была затоплена».

Кво-ши-пу (Kwoh-Shi-Pu) говорит: «Во время весенних дождей карп проходит через драконьи ворота и превращается. В настоящее время в Фан-чеу (Fan-cheu), что в горах Шанси (Shansi) есть пещера; в ней имеется много цельных костей и рогов драконов. Они собираются для медицинских целей и имеют пять цветов. Это записано в Chw'en. К северу от холмов У-Тай (Wu-t’ai), под террасой, находится Бассейн Лазурного Дракона, примерно одна треть акра. В буддийских книгах говорится, что пятьсот злых драконов заключены (здесь). Всякий раз, когда наступает полдень, постепенно возникает густой туман. Это может увидеть чистый священник и кандидаты в священство. Если [к этому месту] приблизятся монахиня или женщина, то гремит сильный гром, молния и начинается буря. Если они подойдут к бассейну, он, несомненно, отравит их ядовитым дыханием, и они сразу умрут. Иностранцы говорят, что в Пиолосе (Piolosz) есть духовный дракон, который ходит и попадает в житницы. Когда слуга приходит за рисом, дракон исчезает. Если слуга постоянно приходит за рисом, дракон не страдает от этого. Если в амбарах нет риса, слуга поклоняется дракону, и амбары наполняются».

Юин-Чу-Цих (Yuin-Chu-Tsih) пишет: «Если в озере или реке кто-либо увидит драконье яйцо, то наверняка произойдет наводнение».

Nan-Pu-Син-Шу (Nan-Pu-Sin-Shu) говорит: «Расположение дракона свирепо, и он боится пчелиного воска, любит нефрит, и King-ts‘ing с удовольствием ест мясо вареных воробьев. По этой причине люди, которые едят воробьев, не пересекают моря».

Па-мунг-со-йен (Pah-mung-so-yen) говорит: «Порочный дракон, когда нужен дождь, таится в старых деревьях или в балках домов. Бог грома вытаскивает его [оттуда].

Ву-чан-цах-чао (Wu-ch‘ăn-tsah-ch‘ao) говорит: «Есть великий дракон, который сбрасывает свою кожу на краю великого озера. Насекомые выползают из его чешуйчатой брони. Мгновенно они превращаются в стрекоз красного цвета. Если люди собирают их, они получают лихорадку и лихорадку. Если люди в наши дни видят этих красных стрекоз, они называют их драконьими доспехами, а также внуками драконов, и стараются не причинять им вреда».

Пи-шу-су-хва (Pi-shu-suh-hwa) говорит: «В Сух-чан и Ханг-че двадцатый день пятого месяца называется днем отделения драконов. Поэтому в пятый и шестой месяцы, когда есть гром, и облака собираются вместе, если они видят, как хвост наклоняется и простирается к земле из облаков, двигаясь как змея, они говорят: «Дракон остановлен.»

Цу-цзы говорят: «Духовный дракон покидает воду и обитает в сухом месте, а крот, сверчки и муравьи раздражают его».

Кунг Сун Хунг ответил Тун Фан Шо, сказав: «До того, как дракон вознёсся, он похож на рыбу и черепах; после того, как он вознесся на небеса, его чешуйки не видны».

Сиу Цунг Юн ответил на вопрос: «Киао-Лунг поднимается к небесному фонтану. Он пронизывает шесть регионов (Север, Юг, Восток, Запад, Вверх, Вниз). Он увлажняет все вещи. Креветки и пиявки ни на шаг не могут отступить от воды».

Shwoh-Ван говорит: «Kiao принадлежит к виду дракона. Когда рыба достигает трех тысяч шестисот [лет?], Она становится Киао. Достигнув этого, дракон улетает». Снова говорится: «[Драконы] без рогов – это Кяо».

P'i-Ya говорит: «Кости Kiao зеленого цвета, и они могут свести свои головы и хвосты вместе и сжать всё, что угодно; поэтому они называются Kiao. Популярное название для них – «конское лассо». Другой автор говорит, что у хвоста Киао есть мясистые кольца; они способны сжать любое существо, а затем разорвать его вместе с головой.

Шух-И-Ки (Shuh-I-Кi) говорит, что глаз и бровь в Kiao объединяется, а их объединение является доказательством того, что это Kiao.

Сианг-Шу (Siang-Shu) (Книга Физиогномики) говорит, что, когда брови объединены, применяется эпитет Kiao, так как Kiao Shăn — означает пересечённые брови.

Йэх-киу (Yueh-kiu) (Разделение времён года) говорит, что осень неблагоприятна для Kiao.

Kia-Йу (Kia-Yü) (Семейные споры) говорит, что если поток содержит рыбу, то ни Kiao не останется в нем.

Хуай-нань-цзе (Hwai-nan-tsze) говорит, что никакие два Kiao не будут жить в одном бассейне.

Шан-Хай-Кинг (Shan-Hai-King) говорит, что Kiao подобен дракону и змее, с маленькой головой и тонкой шеей. На шее белые орнаменты. Обхват (?) составляет пять локтей; яйца вместимостью три котенка; и он способен проглотить человека.

Приложение IX. Приложение к главе «Морской змей»

Шан.^[351]

«Shăn принадлежит к виду змей».

«Цах Пинг Шу (Tsah Ping Shu) (в труде по военной науке) говорит: «При построении армии^[352], когда вы расставляете ее так, как Шэн издает свое дыхание, она выглядит как змея, но талия большая; ниже есть чешуя, сбегающая назад».

«Кто-то говорит, что его форма похожа на форму ци-лунга, у которого есть уши и рога и грива красного цвета. Когда он выдыхает, он образует облако, похожее на дворец или башню, выглядящее так, как будто его стены движутся в облаке тумана, или как утомленная птица, летящая над головой. Это заставляет всех чувствовать себя очень счастливыми, пока не закончится выдох или фырканье дыхания.

«Существует популярное высказывание о строительстве башни Шэн. Когда на небе появляется дождь, вы можете увидеть его сходство.

«В Ши-Ки (Книге од или классической поэзии) используется выражение «Дыхание Шэна образует башню»; это намекает на это.

«В настоящее время говорят, что ци (фазан или франколин^[353]) и змея совокупляются и производят шэн.

«Маслянистая субстанция Шэна в сочетании с воском делает китайские восковые свечи, аромат которых при горении можно распознать за сто футов во всех направлениях; и дым, исходящий от пламени, образует облик башни».

«Пих Тан» («Знакомые истории») говорит, что в Тан-че (в Шаньтуне), посреди моря, часто возникают облака, которые появляются, как императорский дворец или башни городских стен, и также появляются люди, экипажи и лошади, занятые суетой [мираж?]. Они называют это явление «рынком моря», в то время как другие говорят, что это всего лишь дыхание Шэн Кяо.

«Ву Лей Сян Кан Чи говорит, что Шэн – это всего лишь другой вид дракона, и его можно найти в некоторых прудах и колодцах. Они выбрасывают воздух, образуя дождь, как в местности У Сань Инь.

«Пи Я Кван Яо говорит, что когда змея трансформируется, она становится шаном по образу Кяо, но без лап».

Раздел II.

«В двенадцатой главе книги Чинг Киюн Чвен говорится, что Ху Чинг Киюн, автор вышеприведенной книги, встретил юношу, довольно красивого в своей одежде. Юноша притворился очень скромным, Ху Киюн все время знал, что он Киао в другой форме. Поэтому он сказал своим последователям: «С сожалением считаю, что провинция Кианг-Си часто сталкивается с несчастьем затопления, если мы не уничтожим этого Киао Шан и не будем осторожны, чтобы не допустить его побега». Но Шэн знал, что говорит Ху Киюн, и постепенно ускользнул в место, называемое Сунг-ша-че, где он превратился в желтого быка. Но в то же время Чинг Киюн также превратился в черного быка, привязав платок к шее, чтобы отличить его от другого вола, и приказал своему ученику, Ши Тай Ю, использовать свой меч и толкнуть его в левое бедро, потому что он вошел в городскую стену, в западной части которой есть колодец. Пройдя через этот колодец, он нашел дорогу в Тау-Че и снова превратился в красивого юношу, и тем самым женился на дочери магистрата по имени Ку Юй, у которой было много драгоценностей и золота. Затем Чинг пришел к Ку Юй и сказал: «Я слышал, что у вас очень благородный зять. Могу ли я увидеть его? Ку ответил «Да» и велел ему выйти. Но он извинился, сослался на болезнь и спрятался. Затем Чинг Киюн, сказав: «Опасные вещи реки и озера – старые дьяволы, и они осмеливаются превращаться в людей», приказал зятю принять свою первоначальную форму и спрятался под стол. Тогда судья сказал: «Убей его», и они сделали это. Затем Киун окропил водой двух сыновей, и они сразу же превратились в Шэн. [Там должны быть дети, рожденные от брака. – Переводчик.] Он посоветовал Ку Ю, чтобы он немедленно убрал их, иначе весь дом будет в опасности».

«Тай пинг кван ки говорит, что озеро Ван Тун в Фи Чи содержит Шэн, который часто сражался с Шаном озераСу. Рядом с этим озером находится место под названием Яо, где жил человек по имени Чанг Синг Шан, очень храбрый и опытный лучник. Однажды ему приснилось, что змея Шэнов превратилась в тауиста, а затем он сказал ему: «Шан угрожает мне озером Лу. Может ли ваша честь помочь мне? Если это так, я вознагражу вас великой наградой. Плотная белая цепь – это я». На следующий день Синг Шань вместе с юношей Яо отправилась на берег озера и увидел сон. Он ждал, пока не поднимутся волны, и прибой не ударит по берегу, издав шум, похожий на гром. Он увидел двух приближающихся волов, одного с белым животом и ногами; затем Синг Шань выпустил в него стрелу, и это оказался Шэн. Вода немедленно превратилась в кровь, и Шэн, получив рану, попытался вернуться к озеру Лу, но умер до того, как оно достигло его».

Словарь Кан Хи (Kang Hi).

«Shăn Kiao принадлежит к виду Kiao, и также имеет вид змеи. У него рога, как у дракона; грива красная ниже талии; вся чешуя выступает вперед. Он питается ласточками и может испускать воздух, который выглядит как башня.

«Опять же, любую черепаху, когда она станет достаточно взрослой, можно назвать шэном».