Ее имя [Аэгис] (fb2) читать онлайн

Аэгис Ее имя

— Раф, дружище, сколько лет? — сказал Ян и пожал другу руку.

— Видишь, пришлось жениться, чтобы повидаться с тобой, — пошутил Рафаэль. — Иначе тебя не выцепишь из твоих вечных гастролей. Ну и кораблик ты себе отгрохал! На половину моего ангара.

— А ты забрался в такую даль, что пришлось покупать второй гипердвижок, чтобы до тебя долететь… Вот уж не думал, что заделаешься колонистом.

— Все как в старые добрые времена. Не смей говорить, что ты сразу после свадьбы смоешься. У меня для тебя такой подарок — с ума сойдешь! Буквально, Ян! — и он похлопал друга по плечу, заговорщицки подмигивая.

Рафаэль Леви и Ян Вермейер родились на Марсе и дружили с самого детства. Что связывало этих двоих — загадка.

Раф — высокий зеленоглазый блондин, летная академия, диплом с отличием, первый в рейтинге колонистов и террафомантов, заслуженный-перезаслуженный, повидал в прямом смысле полмира. Любимец женщин всех рас и туманностей.

Ян, напротив, худощавый, невзрачный и нескладный брюнет с блекло-серыми глазами и отстраненным взглядом. Даже когда смотрит прямо на человека, все равно кажется, что он смотрит внутрь себя. Только когда садился за фортечелло — модный нынче во многих галактиках музыкальный инструмент, гибрид пианино и виолончели — Вселенная застывала в немом восторге. Он играл так, будто на струнах висела его жизнь, а клавиши были живыми и слушались не благодаря законам физики и звукоизвлечения, а от большой взаимной любви.

— Раф, я в твоем распоряжении. Сегодня сыграю — и все, отдых. Ты главное, жениться на радостях не раздумай, — продолжал Ян.

— О, нет! Только не в этот раз. Мира, подойди пожалуйста, — Рафаэль помахал высокой стройной шатенке в роскошном платье цвета морской пены, украшенном жемчугом.

— Да, милый.

— Познакомься, это Ян Вермейер, мой друг детства и по совместительству гребаный музыкальный гений! Он сегодня сыграет на церемонии.

— О, вы тот самый Вермейер?

Девушка излучала приторный восторг, хотя Ян был готов побиться об заклад, что она не отличит Вагнера от Вернера. К счастью, Мира его удивила.

— Я слышала вашу версию «Тристана и Изольды» — очень трогательно. Особенно ария «Смерть в любви».

— С вашего позволения, сегодня я сыграю что-то более оптимистичное, — замахал руками Ян.

— Что ж, пойдемте, — вмешался Рафаэль. — Пастырь ждет, гости в сборе. Пора нам уже клясться. Пока я и правда не передумал.

***

Свадьба была роскошной, гости милыми, девушки приветливыми. Но Ян чувствовал себя неловко в любом обществе, если это не общество смычка и клавиш. Поэтому сразу после церемонии он отправился в свою комнату и улегся спать.

А утром с первыми рассветными лучами вышел гулять по саду. Розовое солнце Эйрина только-только встало, и в его лучах роса на голубоватых листьях растений напоминала россыпи сапфиров. Ян снял шлепанцы и прошелся босиком — такие приятные и давно забытые ощущения.

Похоже, скучать не придется, когда молодожены отправятся в путешествие. Десять дней пролетят незаметно — вон там невдалеке лес, тоже какого-то фантастического пурпурного цвета. Интересно, какие в нем цветы и птицы? Наверняка, Раф собрал здесь только самое лучшее.

— Утречкооо, — услышал Ян за спиной.

— Легок на помине, дружище. Как раз о тебе думал.

— И что думал?

— Как ты здесь здорово все устроил.

— О, дааа. Планетка была одним сплошным кирпичом, но с потенциалом. Как видишь, я не прогадал: парочка временных ускорителей, хорошие прототипы, и вуаля — мы в раю. Сначала хотел выставить ее на продажу, но потом решил оставить себе. На пару лет точно.

— Ты неисправим.

— Скучно в одном месте, ты ж меня знаешь. Но! До отлета я должен показать тебе свой подарок и дать кое-какие инструкции.

— Женишься ты, а подарок мне?

— Ну, я же знаю, как тебе сложно выкроить хотя бы минуту. Но ты все-таки прилетел, и даже не сбежал в полночь, роняя туфельки, — засмеялся Рафаэль, указывая на босые ступни Яна.

— Растительность просто шикарная. Где ты все это раздобыл?

— Обижаешь, я же профессионал! Пойдем, покажу тебе что-то действительно интересное, — он потащил Яна за рукав в сторону небольшой постройки, которая возвышалась на холме чуть поодаль от дома.

— Я на время его отключу, — сказал Раф, прикладывая палец к ДНК-распознавателю на входной двери. — Будешь пользоваться обычными ключами.

— У тебя там что? Секретная лаборатория?

— Можно и так сказать… Заходи.

Он пропустил друга вперед, в тесный овальный лифт с тремя кнопками на панели — какая древность. Раф нажал на минус один, и кабина бесшумно поехала вниз.

— Ну что, ты готов?

— К чему?

— К тому, что сейчас просто охренеешь, чувак!

— Уже боюсь…

— Не дрейфь, — Раф открыл дверь, и на них пахнуло белесым паром, густым и холодным.

Когда клубы развеялись, Ян разглядел просторную комнату практически без мебели. Только низкая кровать, усыпанная не то листьями, не то водорослями.

На кровати сидела девушка. На первый взгляд обычная, но со слегка странноватым оттенком кожи — неприятным, серовато-сизым. Огромные зелёные глаза, длинные пепельно-русые волосы. Одета во что-то наподобие купальника.

— Тссс, — обратился к девушке Раф, приложив палец к губам. И повернулся к Яну: — Не забывай быстро закрывать дверь. Ей необходима повышенная влажность и особый состав воздуха. Не боись, для тебя не вредно.

— А кто это? — робко спросил Ян.

Рафаэль помолчал с минуту, а затем тихо, будто боясь развеять прекрасный сон, прошептал:

— Это сирена.

— Какая еще сирена?

— Самая настоящая.

— Типа… русалка?

— Сам ты русалка! А она сирена — та самая, которую все искали, а нашел я.

— Но это же всего лишь легенда. Космическая байка, что мол, есть планета, где живут русалки с прекрасными голосами…

— Не легенда, Ян.

— Ты нашел эту планету?

— Планету нет. Пока только эту особь.

При слове «особь» Ян покосился на девушку.

— И где ты ее взял?

— Да подыхала в одном захолустном борделе в Тау Кита. Идиоты постоянно держали ее в воде, но даже не удосужились определить, какой состав нужен. А я создал для нее идеальные условия. Ну, почти… Ты понял? Понял, да? — Рафаэль заговорщицки пихнул друга в плечо, от чего тот слегка пошатнулся.

— Не тупи, дружище. Бордель! Это что значит? Что с ней можно…

— О, Господи… — Ян покраснел и попятился к двери.

— Стой! Кому говорят.

— Раф, на что ты намекаешь? Я никогда не…

— Не захочешь — не надо. Но когда я закрою за собой дверь, а она к твоему сведению, звуконепроницаемая, вели ей спеть. А потом сам решай, что с ней делать. Она в твоем полном распоряжении ровно на десять дней, пока мы с Мирой не вернемся. Все, мне пора. Развлекайся!

— Но…

— Я опаздываю, меня уже жена обыскалась. Ни о чем не беспокойся, за ней присматривают. Если что, шепни доктору Цвейгу, он ее мигом утихомирит. Поняла меня? — добавил Раф, обращаясь к сирене. — Это мой друг. Слушайся его.

Девушка смотрела на Рафа немигающими глазами с абсолютно бесстрастным выражением лица. Казалось, происходящее ей глубоко безразлично. Но когда за Рафом закрылась дверь, она отодвинулась к стене, поджимая под себя ноги.

Когда влажный туман вновь рассеялся, Ян рассмотрел сирену получше. Ее абсолютно гладкая кожа походила на кожу дельфина, только прозрачнее, с прожилками синеватых вен. Пальцы на руках и ногах неестественно длинные, с тонкими голубоватыми перепонками. В остальном — обычная девушка. Чуть макияжа, и можно назвать симпатичной.

— Не бойся, я не трону тебя. Пускай Раф сам занимается своими «исследованиями», — тихо сказал Ян и собрался уходить, как вдруг услышал звук.

Сначала тихий и утробный, так обычно мурчат коты. Но постепенно звук повышался, делался громче и гуще, а потом взмыл вверх, напоминая песни синих китов.

Ян ничего подобного раньше не слышал. Будто горное эхо соединилось с успокаивающим шумом прибоя. Сложно было назвать эту «песню» красивой, но ее хотелось слушать не отрываясь. Голос вел за собой, как ведут в иные миры молитвы жреца, овеянного дымом дурманящих благовоний.

Яну стало казаться, что в комнате запахло морем. Или еще чем-то соленым. Кровью? Он стоял, боясь пошевелиться и впервые за много лет, может, даже впервые в жизни почувствовал необъяснимую правильность происходящего. Незнакомое и неизвестное доныне ощущение простоты и ясности. Наконец-то он там, где должен быть. Рядом с той, с кем всегда должен был быть.

Девушка на кровати теперь казалась божеством. Не тем, что нарисованы золотой краской в храмах, а древним, безжалостным и кровавым.

Ян смотрел на нее и чувствовал, как по щекам катятся слезы. Теперь он был беззащитным, маленьким и зависимым — существом с содранной кожей, едва живым в цепкой хватке ее гипнотической песни. Упав на колени, Ян протянул к девушке руки. Казалось, еще секунда, и он умрет, если не дотронется до нее.

Ближе, еще ближе. Он схватил краешек простыни и закричал что было сил:

— Прекратииииии!

В этот крик Ян вложил остатки всего человеческого, что в нем было. Человеческого, как антагониста животному. Как сверх-Я, противопоставленному Оно.

И песня вмиг стихла. Свернулась, растворилась, улетела прочь, будто отпустили воздушный шарик.

Ян выскочил из комнаты и захлопнул дверь.

Он бежал в сторону леса пока не выбился из сил. Затем перешел на шаг, воздух чужой планеты обжигал легкие. Наверняка его состав идеален, но Ян-то как раз привык к неидеальному.

Что же делать? Прямо сейчас сесть в корабль и бежать с планеты? Соврать Рафу, что вызвали в Центр?

По мере того, как утренняя прохлада остужала тело, успокаивались и мысли. У самой кромки леса он упал без сил в фиолетовую траву и проспал без снов до самого вечера.

***

Проснувшись после заката, Ян быстро вернулся в дом и принял ледяной душ. Жестоко, но действенно — в голове сразу прояснилось.

Что это было? Гипнотическое умопомрачение? Неизвестный науке эффект? Он, конечно, видел, как люди на его концертах впадали в экстаз, но с ума никто не сходил и на сцену в эротическом делирии не карабкался. А сам вчера почти набросился на сирену… и это эффект всего лишь одной песни.

Интересно, она сама понимает, какая власть у нее в руках? Точнее, в голосе. Расскажет, если спросить?

Внезапно зазвонил телефон.

— Привет, Раф. Ну, ты и учудил. Предупреждать надо. Да-да, я чуть на нее не набросился. Злая шутка. Нет! Успокойся уже! Я не собираюсь… ладно, пока, иди к Мире.

«Рафаэль вернется через девять дней, и тогда у меня вряд ли будет возможность изучать сирену, — рассуждал Ян. — Во всяком случае, не в том аспекте, в каком интересно мне. Первым делом нужно выяснить, умеет ли она говорить и понимает ли, когда говорят с ней. Раф же ей давал напутствия — значит, понимает. Выяснить самому или спросить у доктора, как его там… сначала попробую сам».

Ян выпил кофе, съел несколько тюбиков энергетика и нашел в вещах наушники. Он любил спать в абсолютной тишине, поэтому всегда брал их в поездки. Повинуясь интуитивному позыву, вытащил еще тетрадь с нотами и ручку. Конечно, был планшет со всеми необходимыми партитурами, но, сочиняя мелодии, Ян всегда использовал карандаш либо чернильную ручку. Коллеги смеялись над ним и называли странным, ну, и пусть.

Перед дверью комнаты, где жила сирена, он остановился и попытался собраться с мыслями. В голове — пустота. То ли воздух планеты так действовал, Рафаэль вполне мог включить в его состав какой-нибудь ненавязчивый эйфоретик, то ли остаточное действие волшебного голоса.

Ян выдохнул и собирался надеть наушники, когда дверь отворилась, и из комнаты выскочил неряшливого вида мужчина. Одутловатое лицо блестело от пота, волосы торчали в разные стороны серыми клочьями стекловаты.

Он почти впечатался в Яна, но в последний момент тот отскочил назад, и столкновения удалось избежать.

— Вы мистер Вермейер? — на миг смутился мужчина. — А я доктор Цвейг. Мистер Леви предупреждал… Я тут производил кое-какие лечебные процедуры для нашей гостьи… — доктор говорил с каким-то мерзким причмокиванием — то ли акцент, то ли просто привычка. — Вобщем, если понадоблюсь — я в лаборатории в левом крыле дома, — и он поспешно скрылся из виду.

Ян поморщился — этот человек не вызывал желания общаться. Он одел наушники и решительно шагнул в комнату.

Подозрения Яна о «процедурах» доктора подтвердились. Вид у сирены оказался потрепанный. Она лежала на краю кровати с задранной кверху юбкой и не отреагировала на появление нового гостя. Можно принять куклу, если бы не прерывистое дыхание.

Как и в первый раз, Яна охватило чувство щемящей жалости. Но он не мог понять — это просто жалость к живому существу или сопереживание к ней как к человеку.

Ему жаль саму сирену или то, как бездарно ее используют? По сути этот драгоценнейший материал попал в руки к очередным варварам. И вместо того, чтобы изучить природу феномена, они используют ее для удовлетворения похоти. Выходит, сирена для него всего лишь «материал»? Тогда он точно такой же варвар, только с научными, а не физиологическими притязаниями.

От этой мысли Яну стало противно, и он даже подумал уйти, но переборол это желание.

— Повторюсь, я не трону тебя.

Сирена не реагировала, только прерывисто дышала.

— Ты понимаешь, о чем я говорю? Можешь подать какой-то знак? Если понимаешь, кивни. Или моргни.

Сирена приняла позу эмбриона и издала некий скулящий звук, похожий на всхлип кита. Если представить, что киты умеют всхлипывать.

— Хорошо-хорошо. Значит, ты понимаешь речь. Но сама говорить не можешь или не хочешь. Вряд ли в борделе тебя учили алфавиту…

Точно! Алфавит. Может, если показать буквы, она сможет написать или нарисовать что-либо? Может, хоть как-то удастся понять ее?

Он достал из портфеля тетрадь, ручку и положил на кровать возле сирены. Она покосилась на них так, будто видит в первый раз.

— Это чтобы писать. Давай я покажу тебе.

Но сирена его опередила. Быстрым скачком она метнулась в сторону, схватила ручку и набросилась на Яна с такой силой, что повалила навзничь и едва не лишила сознания. Перо ручки застыло буквально в сантиметре от глаза. Он чудом успел перехватить занесенную над головой руку, но чувствовал, что силы неравны — еще пару секунд, и острие вонзится в глазницу.

— Убьешь меня, и останешься здесь навсегда. У меня есть корабль, — затараторил Ян.

Сирена не ослабила хватку, но давила уже не так сильно. При этом лицо оставалось безмятежным и как никогда прекрасным. Но глаза засверкали, и на щеках появился легкий фиолетовый отблеск, должно быть румянец.

Она отпрянула так же резко, как набросилась, и забилась в угол на кровати.

Ян сел, отдышался. Хотелось уйти и навсегда забыть про сирену. Никто бы не осудил. Но почему она попыталась убить его, а не насильника доктора? Скорее всего Цвейг не такой дурак и навещал пленницу с шокером, а не с карандашами.

— Ну, и что мне с тобой делать? — прошептал Ян, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. — Ты разумна и понимаешь человеческую речь, но по какой-то причине не можешь говорить. А у меня нет времени выяснять эту причину. Да почему я вообще вожусь с тобой? Какое мне дело до незнакомой инопланетянки? Надеешься загипнотизировать меня своим голосом? Думаешь, что влюблюсь в тебя?

Сирена не реагировала.

— Молчишь? Если ставишь на это, то ты проиграла, — он показал на наушники. — В них ничего не слышно. Когда ты поешь, мне и правда кажется, что мы созданы друг для друга. Жаль, что это иллюзия. Я не верю, что можно любить кого-то, кого совсем не знаешь. Это всегда просто обман воображения. Если ты больше не хочешь воткнуть мне ручку в глаз, я покажу тебе алфавит.

Ян написал на бумаге буквы международного языка: Алеф, Бет, Гиммель.

— Не знаешь? Давай попробуем другой. Цифры, пиктограммы, рисунки?

Казалось, Сирена смотрела сквозь него и не слушала.

Ян перепробовал все виды письма, которые знал, показал даже ноты и язык жестов. Не дождавшись реакции, оставил на кровати исписанную тетрадь и ушел.

Весь следующий день он провел в лесу. Просто лежал на фиолетовой листве и слушал, как шелестят листья исполинских деревьев, похожих на гигантские клены. На Земле до таких размеров деревья росли бы тысячи лет, но здесь Рафаэль применил ускоритель.

И вот все это живое и настоящее готово услаждать взгляд и радовать слух. Несколько утилитарный подход к природе. У Рафа такой подход ко всему, с самого детства. Целесообразность, выгода и власть — вот его извечные мотиваторы.

Но что вело Яна по жизни? Стремление к удовольствиям? Великая цель? Нет и еще раз нет.

Ответ ускользал от Яна. Но он чувствовал, что здесь, рядом с сиреной, впервые приблизился к разгадке этой тайны.

***

Следующие визиты Ян безуспешно пытался «разговорить» сирену. Снова показывал буквы, картинки, карты звездного неба, перечислял названия самых известных галактик в надежде, что она отзовется.

Иногда сирена издавала свои мурлыкающие звуки звуки, но Ян не понимал, как их трактовать. В какой-то момент он понял, что готов сдаться. Признать провал. Поверить, что сирена — просто безмозглая антропоморфная рыбина, которая не имеет ничего общего с человеком.

Ян очень хотел поверить в это. Чтобы спокойно встретить Рафаэля и его жену, которые вот-вот вернутся, провести с ними остаток отпуска в праздном веселье. А потом свежим и отдохнувшим вернуться к работе, к любимым инструментам и таким привычным мелодиям.

Он почти убедил себя, почти убаюкал совесть, почти решил, что сделал для нее все возможное.

***

На десятый день Ян взял в руки скрипку и стал наигрывать «Времена года». Повинуясь порыву, он пошел к сирене. Поймет ли она красоту Вивальди? Сможет почувствовать то же самое, что и он?

Яна охватило непонятное волнение. Наверное, в последний раз он ощущал подобное перед своим первым концертом. С тех пор страсти утихли, превратились в штиль, идеальное зеркало спокойного озера. Нет, музыка по-прежнему волновала. Она была его спутницей, верным партнером, любовью всей жизни, той единственной, которая никогда не разочарует его и не разочаруется в нем.

Но музыка — не человек. Она была чем-то осязаемым и в то же время эфемерным, близким и родным, но недостижимым и ускользающим. Ян чувствовал себя Ахиллесом, который не может догнать черепаху, как будто неведомая сила или чей-то глупый просчет не дают сделать последний шаг. Не такой ли была для него и сирена? Не такой же потерянной и неприкаянной, как он сам? И спасая ее, не пытался ли он спасти самого себя?

Только когда в лицо пахнуло знакомым белым туманом, Ян вынырнул из раздумий и увидел ссутулившуюся фигуру. Сирена выглядела еще печальнее, чем обычно.

— Я сыграю для тебя свою песню, — тихо сказал он. — И больше не приду. Завтра возвращаются Раф с Мирой.

Она лишь смотрела себе под ноги.

— Наверное, я зря пришел, ты ничего мне не скажешь. На что я надеялся? Что узнаю, может быть, твое имя? Как глупо.

Он поднял смычок и заиграл. Музыка заполнила комнату. Ян играл так, будто от этого зависела его жизнь. Он отчаянно хотел, чтобы эта непонятная, потерянная и одинокая девушка сумела постичь красоту его музыки так, как сумел почувствовать ее песню он.

Раз уж они не могли объясниться никак иначе, то хотя бы в музыке оставалась надежда на встречу двух чуждых миров.

Когда прозвучали последние ноты, Ян без сил опустился на пол и выронил скрипку. Удивительным образом эта девушка заставляла его чувствовать себя живым. Своей странной гипнотической песней она расколола непроницаемый панцирь, в котором Ян прятался от самого себя. Но быть живым, значит быть уязвимым. Как дождевой червь. Как осьминог, выброшенный на сушу.

В глубине души Ян надеялся, что и она чувствует то же самое.

Внезапно тишину разорвала мелодия. Не та песнь сирены, которую он услышал при первой встрече, но легкий и чистый напев, напоминавший «Времена года», только еще прекраснее. Несравнимо прекраснее.

На глазах Яна выступили слезы. Она поет Вивальди. Это точно Вивальди! Он готов был вскочить и обнять ее, отнести в свой корабль, отвезти, куда скажет, знать бы только куда.

А мелодия, легкая и игривая, все лилась будто весенний ручей со склонов гор. Ян даже не заметил, как попал в ее власть, но знал, что на этот раз дойдет до конца. Где бы ни оканчивалась это дорога, там ждет катарсис. Очищение через страдание.

Казалось, Ян не плакал тысячу лет, тысячу прошлых жизней, а теперь этот поток хлынул из глаз, и его было не остановить.

Он очнулся от того, что сирена взяла его за руку. Но Яну было уже все равно.

Девушка приложила его ладонь к своей груди и напела какой-то странный мотив. Простой и незамысловатый. Затем повторила его еще несколько раз и замолчала, отпуская руку.

Как завороженный Ян вышел и долго сидел на вершине холма, глядя на заходящее солнце. Волшебство рассеялось только когда в небе зажглись звезды. Ян понял, что продрог и поспешил в дом.

Мысль о той странной мелодии, которую трижды повторила сирена, не давала покоя. Если сначала она показалась просто любопытной, то теперь буквально высверливала мозг, требуя отгадать, расшифровать, понять. Что она хотела сообщить? Это точно было послание. Но что оно значило? Ее имя?

Ян долго ворочался в постели, тело бил озноб, никак не выходило согреться. Только к утру он забылся в тревожном сне. Снилась сирена — красивая и свободная. Не в плену белого тумана и тесной комнаты, а в лазурно-голубой воде бескрайнего океана…

Он вскочил на кровати будто ошпаренный. Только-только начинало светать, значит, еще есть время. Мысль, не дававшая покоя всю ночь, наконец, выстрелила в сознание. Ян слышал, что так бывает. Что иногда во сне находишь ответ на какой-то важный вопрос. Но надо проверить.

Схватив нотную тетрадь, Ян записал мелодию сирены в привычном для музыканта виде. А потом открыл страницу, где рисовал буквы международного алфавита.

— Так, если «до» первой октавы — это Алеф, а вот эта нота, допустим, Тав… За ней — Ламед. Получается… Атлус? Неужели ее так зовут? Где я раньше мог слышать такое имя? — рассуждал вслух Ян, а потом вспомнил, где слышал название этой планеты.

Осталось лишь найти найти ее координаты.

***

— Ян, дружище, спускайся с орбиты, и мы спокойно поговорим, — из динамика раздался голос Рафаэля.

— Мне нечего тебе сказать, — ответил прерывисто Ян. Он был крайне взволнован, но пытался придать уверенности голосу.

— Я понимаю, ты попал под гипноз этой сучки. Честно говоря, я не думал, что все зайдет так далеко.

— Она не сучка.

— Ха-ха, да ты точно рехнулся!

— Нет, Раф, рехнулся ты и весь этот мир. Но впервые в жизни я не боюсь.

— То есть я впустил тебя в свой дом, а ты, как вор, сбегаешь с моим имуществом? Друг детства называется, — начинал злиться Рафаэль.

— Она не твое имущество.

— Ну давай, прочитай мне мораль.

— Я думаю, не имеет смысла.

— Ты представляешь, сколько мы заработаем? Даже с одной особью. Мы с Мирой летали в Центр. Лучшие хирурги готовы разобрать ее по кусочкам, если потребуется, и разгадать тайну ее голоса. Но я отдам ее только после того, как она расскажет, где живут остальные подобные твари. Подчинив их, завладев ими, можно покорить весь мир. Все миры!

— Теперь я вижу, что ты и правда сошел с ума. Я не дам тебе этого сделать, — перебил Ян. Он ввел координаты для гиперскачка, посмотрел на сирену. Она едва заметно кивнула. Голос Рафа и весь сумасшедший мир вмиг исчезли.

***

Атлус оказался самой необычной планетой из всех, где Яну довелось побывать. Наверное, его не заселили и потому не нашли сирен только потому, что глубочайший океан занимал практически всю поверхность планеты. Да и состав его так полностью и не определили.

Голубовато-сизый пар, поднимавшийся над поверхностью воды, завивался в причудливые узоры. Едва он коснулся кожи сирены, как та начала преображаться и приобретать краски. Из серой и бледной она стала переливчато-перламутровой. Волосы также приобрели красивый серебристый оттенок, а на лице впервые заиграло подобие легкой улыбки.

Она что-то мурлыкнула на своем русалочьем языке и пропела короткую мелодию из двенадцати нот. Потом нырнула в океан и исчезла в ультрамариновых волнах.

— Видимо, это было прощание, — проговорил Ян. — А может ты наконец соизволила представиться? Что ж, вернусь на орбиту и сверюсь с алфавитом. Прощай, прекрасная инопланетянка. Надеюсь, мы еще встретимся. Когда-нибудь.

— Раф, дружище, сколько лет? — сказал Ян и пожал другу руку.

— Видишь, пришлось жениться, чтобы повидаться с тобой, — пошутил Рафаэль. — Иначе тебя не выцепишь из твоих вечных гастролей. Ну и кораблик ты себе отгрохал! На половину моего ангара.

— А ты забрался в такую даль, что пришлось покупать второй гипердвижок, чтобы до тебя долететь… Вот уж не думал, что заделаешься колонистом.

— Все как в старые добрые времена. Не смей говорить, что ты сразу после свадьбы смоешься. У меня для тебя такой подарок — с ума сойдешь! Буквально, Ян! — и он похлопал друга по плечу, заговорщицки подмигивая.

Рафаэль Леви и Ян Вермейер родились на Марсе и дружили с самого детства. Что связывало этих двоих — загадка.

Раф — высокий зеленоглазый блондин, летная академия, диплом с отличием, первый в рейтинге колонистов и террафомантов, заслуженный-перезаслуженный, повидал в прямом смысле полмира. Любимец женщин всех рас и туманностей.

Ян, напротив, худощавый, невзрачный и нескладный брюнет с блекло-серыми глазами и отстраненным взглядом. Даже когда смотрит прямо на человека, все равно кажется, что он смотрит внутрь себя. Только когда садился за фортечелло — модный нынче во многих галактиках музыкальный инструмент, гибрид пианино и виолончели — Вселенная застывала в немом восторге. Он играл так, будто на струнах висела его жизнь, а клавиши были живыми и слушались не благодаря законам физики и звукоизвлечения, а от большой взаимной любви.

— Раф, я в твоем распоряжении. Сегодня сыграю — и все, отдых. Ты главное, жениться на радостях не раздумай, — продолжал Ян.

— О, нет! Только не в этот раз. Мира, подойди пожалуйста, — Рафаэль помахал высокой стройной шатенке в роскошном платье цвета морской пены, украшенном жемчугом.

— Да, милый.

— Познакомься, это Ян Вермейер, мой друг детства и по совместительству гребаный музыкальный гений! Он сегодня сыграет на церемонии.

— О, вы тот самый Вермейер?

Девушка излучала приторный восторг, хотя Ян был готов побиться об заклад, что она не отличит Вагнера от Вернера. К счастью, Мира его удивила.

— Я слышала вашу версию «Тристана и Изольды» — очень трогательно. Особенно ария «Смерть в любви».

— С вашего позволения, сегодня я сыграю что-то более оптимистичное, — замахал руками Ян.

— Что ж, пойдемте, — вмешался Рафаэль. — Пастырь ждет, гости в сборе. Пора нам уже клясться. Пока я и правда не передумал.

***

Свадьба была роскошной, гости милыми, девушки приветливыми. Но Ян чувствовал себя неловко в любом обществе, если это не общество смычка и клавиш. Поэтому сразу после церемонии он отправился в свою комнату и улегся спать.

А утром с первыми рассветными лучами вышел гулять по саду. Розовое солнце Эйрина только-только встало, и в его лучах роса на голубоватых листьях растений напоминала россыпи сапфиров. Ян снял шлепанцы и прошелся босиком — такие приятные и давно забытые ощущения.

Похоже, скучать не придется, когда молодожены отправятся в путешествие. Десять дней пролетят незаметно — вон там невдалеке лес, тоже какого-то фантастического пурпурного цвета. Интересно, какие в нем цветы и птицы? Наверняка, Раф собрал здесь только самое лучшее.

— Утречкооо, — услышал Ян за спиной.

— Легок на помине, дружище. Как раз о тебе думал.

— И что думал?

— Как ты здесь здорово все устроил.

— О, дааа. Планетка была одним сплошным кирпичом, но с потенциалом. Как видишь, я не прогадал: парочка временных ускорителей, хорошие прототипы, и вуаля — мы в раю. Сначала хотел выставить ее на продажу, но потом решил оставить себе. На пару лет точно.

— Ты неисправим.

— Скучно в одном месте, ты ж меня знаешь. Но! До отлета я должен показать тебе свой подарок и дать кое-какие инструкции.

— Женишься ты, а подарок мне?

— Ну, я же знаю, как тебе сложно выкроить хотя бы минуту. Но ты все-таки прилетел, и даже не сбежал в полночь, роняя туфельки, — засмеялся Рафаэль, указывая на босые ступни Яна.

— Растительность просто шикарная. Где ты все это раздобыл?

— Обижаешь, я же профессионал! Пойдем, покажу тебе что-то действительно интересное, — он потащил Яна за рукав в сторону небольшой постройки, которая возвышалась на холме чуть поодаль от дома.

— Я на время его отключу, — сказал Раф, прикладывая палец к ДНК-распознавателю на входной двери. — Будешь пользоваться обычными ключами.

— У тебя там что? Секретная лаборатория?

— Можно и так сказать… Заходи.

Он пропустил друга вперед, в тесный овальный лифт с тремя кнопками на панели — какая древность. Раф нажал на минус один, и кабина бесшумно поехала вниз.

— Ну что, ты готов?

— К чему?

— К тому, что сейчас просто охренеешь, чувак!

— Уже боюсь…

— Не дрейфь, — Раф открыл дверь, и на них пахнуло белесым паром, густым и холодным.

Когда клубы развеялись, Ян разглядел просторную комнату практически без мебели. Только низкая кровать, усыпанная не то листьями, не то водорослями.

На кровати сидела девушка. На первый взгляд обычная, но со слегка странноватым оттенком кожи — неприятным, серовато-сизым. Огромные зелёные глаза, длинные пепельно-русые волосы. Одета во что-то наподобие купальника.

— Тссс, — обратился к девушке Раф, приложив палец к губам. И повернулся к Яну: — Не забывай быстро закрывать дверь. Ей необходима повышенная влажность и особый состав воздуха. Не боись, для тебя не вредно.

— А кто это? — робко спросил Ян.

Рафаэль помолчал с минуту, а затем тихо, будто боясь развеять прекрасный сон, прошептал:

— Это сирена.

— Какая еще сирена?

— Самая настоящая.

— Типа… русалка?

— Сам ты русалка! А она сирена — та самая, которую все искали, а нашел я.

— Но это же всего лишь легенда. Космическая байка, что мол, есть планета, где живут русалки с прекрасными голосами…

— Не легенда, Ян.

— Ты нашел эту планету?

— Планету нет. Пока только эту особь.

При слове «особь» Ян покосился на девушку.

— И где ты ее взял?

— Да подыхала в одном захолустном борделе в Тау Кита. Идиоты постоянно держали ее в воде, но даже не удосужились определить, какой состав нужен. А я создал для нее идеальные условия. Ну, почти… Ты понял? Понял, да? — Рафаэль заговорщицки пихнул друга в плечо, от чего тот слегка пошатнулся.

— Не тупи, дружище. Бордель! Это что значит? Что с ней можно…

— О, Господи… — Ян покраснел и попятился к двери.

— Стой! Кому говорят.

— Раф, на что ты намекаешь? Я никогда не…

— Не захочешь — не надо. Но когда я закрою за собой дверь, а она к твоему сведению, звуконепроницаемая, вели ей спеть. А потом сам решай, что с ней делать. Она в твоем полном распоряжении ровно на десять дней, пока мы с Мирой не вернемся. Все, мне пора. Развлекайся!

— Но…

— Я опаздываю, меня уже жена обыскалась. Ни о чем не беспокойся, за ней присматривают. Если что, шепни доктору Цвейгу, он ее мигом утихомирит. Поняла меня? — добавил Раф, обращаясь к сирене. — Это мой друг. Слушайся его.

Девушка смотрела на Рафа немигающими глазами с абсолютно бесстрастным выражением лица. Казалось, происходящее ей глубоко безразлично. Но когда за Рафом закрылась дверь, она отодвинулась к стене, поджимая под себя ноги.

Когда влажный туман вновь рассеялся, Ян рассмотрел сирену получше. Ее абсолютно гладкая кожа походила на кожу дельфина, только прозрачнее, с прожилками синеватых вен. Пальцы на руках и ногах неестественно длинные, с тонкими голубоватыми перепонками. В остальном — обычная девушка. Чуть макияжа, и можно назвать симпатичной.

— Не бойся, я не трону тебя. Пускай Раф сам занимается своими «исследованиями», — тихо сказал Ян и собрался уходить, как вдруг услышал звук.

Сначала тихий и утробный, так обычно мурчат коты. Но постепенно звук повышался, делался громче и гуще, а потом взмыл вверх, напоминая песни синих китов.

Ян ничего подобного раньше не слышал. Будто горное эхо соединилось с успокаивающим шумом прибоя. Сложно было назвать эту «песню» красивой, но ее хотелось слушать не отрываясь. Голос вел за собой, как ведут в иные миры молитвы жреца, овеянного дымом дурманящих благовоний.

Яну стало казаться, что в комнате запахло морем. Или еще чем-то соленым. Кровью? Он стоял, боясь пошевелиться и впервые за много лет, может, даже впервые в жизни почувствовал необъяснимую правильность происходящего. Незнакомое и неизвестное доныне ощущение простоты и ясности. Наконец-то он там, где должен быть. Рядом с той, с кем всегда должен был быть.

Девушка на кровати теперь казалась божеством. Не тем, что нарисованы золотой краской в храмах, а древним, безжалостным и кровавым.

Ян смотрел на нее и чувствовал, как по щекам катятся слезы. Теперь он был беззащитным, маленьким и зависимым — существом с содранной кожей, едва живым в цепкой хватке ее гипнотической песни. Упав на колени, Ян протянул к девушке руки. Казалось, еще секунда, и он умрет, если не дотронется до нее.

Ближе, еще ближе. Он схватил краешек простыни и закричал что было сил:

— Прекратииииии!

В этот крик Ян вложил остатки всего человеческого, что в нем было. Человеческого, как антагониста животному. Как сверх-Я, противопоставленному Оно.

И песня вмиг стихла. Свернулась, растворилась, улетела прочь, будто отпустили воздушный шарик.

Ян выскочил из комнаты и захлопнул дверь.

Он бежал в сторону леса пока не выбился из сил. Затем перешел на шаг, воздух чужой планеты обжигал легкие. Наверняка его состав идеален, но Ян-то как раз привык к неидеальному.

Что же делать? Прямо сейчас сесть в корабль и бежать с планеты? Соврать Рафу, что вызвали в Центр?

По мере того, как утренняя прохлада остужала тело, успокаивались и мысли. У самой кромки леса он упал без сил в фиолетовую траву и проспал без снов до самого вечера.

***

Проснувшись после заката, Ян быстро вернулся в дом и принял ледяной душ. Жестоко, но действенно — в голове сразу прояснилось.

Что это было? Гипнотическое умопомрачение? Неизвестный науке эффект? Он, конечно, видел, как люди на его концертах впадали в экстаз, но с ума никто не сходил и на сцену в эротическом делирии не карабкался. А сам вчера почти набросился на сирену… и это эффект всего лишь одной песни.

Интересно, она сама понимает, какая власть у нее в руках? Точнее, в голосе. Расскажет, если спросить?

Внезапно зазвонил телефон.

— Привет, Раф. Ну, ты и учудил. Предупреждать надо. Да-да, я чуть на нее не набросился. Злая шутка. Нет! Успокойся уже! Я не собираюсь… ладно, пока, иди к Мире.

«Рафаэль вернется через девять дней, и тогда у меня вряд ли будет возможность изучать сирену, — рассуждал Ян. — Во всяком случае, не в том аспекте, в каком интересно мне. Первым делом нужно выяснить, умеет ли она говорить и понимает ли, когда говорят с ней. Раф же ей давал напутствия — значит, понимает. Выяснить самому или спросить у доктора, как его там… сначала попробую сам».

Ян выпил кофе, съел несколько тюбиков энергетика и нашел в вещах наушники. Он любил спать в абсолютной тишине, поэтому всегда брал их в поездки. Повинуясь интуитивному позыву, вытащил еще тетрадь с нотами и ручку. Конечно, был планшет со всеми необходимыми партитурами, но, сочиняя мелодии, Ян всегда использовал карандаш либо чернильную ручку. Коллеги смеялись над ним и называли странным, ну, и пусть.

Перед дверью комнаты, где жила сирена, он остановился и попытался собраться с мыслями. В голове — пустота. То ли воздух планеты так действовал, Рафаэль вполне мог включить в его состав какой-нибудь ненавязчивый эйфоретик, то ли остаточное действие волшебного голоса.

Ян выдохнул и собирался надеть наушники, когда дверь отворилась, и из комнаты выскочил неряшливого вида мужчина. Одутловатое лицо блестело от пота, волосы торчали в разные стороны серыми клочьями стекловаты.

Он почти впечатался в Яна, но в последний момент тот отскочил назад, и столкновения удалось избежать.

— Вы мистер Вермейер? — на миг смутился мужчина. — А я доктор Цвейг. Мистер Леви предупреждал… Я тут производил кое-какие лечебные процедуры для нашей гостьи… — доктор говорил с каким-то мерзким причмокиванием — то ли акцент, то ли просто привычка. — Вобщем, если понадоблюсь — я в лаборатории в левом крыле дома, — и он поспешно скрылся из виду.

Ян поморщился — этот человек не вызывал желания общаться. Он одел наушники и решительно шагнул в комнату.

Подозрения Яна о «процедурах» доктора подтвердились. Вид у сирены оказался потрепанный. Она лежала на краю кровати с задранной кверху юбкой и не отреагировала на появление нового гостя. Можно принять куклу, если бы не прерывистое дыхание.

Как и в первый раз, Яна охватило чувство щемящей жалости. Но он не мог понять — это просто жалость к живому существу или сопереживание к ней как к человеку.

Ему жаль саму сирену или то, как бездарно ее используют? По сути этот драгоценнейший материал попал в руки к очередным варварам. И вместо того, чтобы изучить природу феномена, они используют ее для удовлетворения похоти. Выходит, сирена для него всего лишь «материал»? Тогда он точно такой же варвар, только с научными, а не физиологическими притязаниями.

От этой мысли Яну стало противно, и он даже подумал уйти, но переборол это желание.

— Повторюсь, я не трону тебя.

Сирена не реагировала, только прерывисто дышала.

— Ты понимаешь, о чем я говорю? Можешь подать какой-то знак? Если понимаешь, кивни. Или моргни.

Сирена приняла позу эмбриона и издала некий скулящий звук, похожий на всхлип кита. Если представить, что киты умеют всхлипывать.

— Хорошо-хорошо. Значит, ты понимаешь речь. Но сама говорить не можешь или не хочешь. Вряд ли в борделе тебя учили алфавиту…

Точно! Алфавит. Может, если показать буквы, она сможет написать или нарисовать что-либо? Может, хоть как-то удастся понять ее?

Он достал из портфеля тетрадь, ручку и положил на кровать возле сирены. Она покосилась на них так, будто видит в первый раз.

— Это чтобы писать. Давай я покажу тебе.

Но сирена его опередила. Быстрым скачком она метнулась в сторону, схватила ручку и набросилась на Яна с такой силой, что повалила навзничь и едва не лишила сознания. Перо ручки застыло буквально в сантиметре от глаза. Он чудом успел перехватить занесенную над головой руку, но чувствовал, что силы неравны — еще пару секунд, и острие вонзится в глазницу.

— Убьешь меня, и останешься здесь навсегда. У меня есть корабль, — затараторил Ян.

Сирена не ослабила хватку, но давила уже не так сильно. При этом лицо оставалось безмятежным и как никогда прекрасным. Но глаза засверкали, и на щеках появился легкий фиолетовый отблеск, должно быть румянец.

Она отпрянула так же резко, как набросилась, и забилась в угол на кровати.

Ян сел, отдышался. Хотелось уйти и навсегда забыть про сирену. Никто бы не осудил. Но почему она попыталась убить его, а не насильника доктора? Скорее всего Цвейг не такой дурак и навещал пленницу с шокером, а не с карандашами.

— Ну, и что мне с тобой делать? — прошептал Ян, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. — Ты разумна и понимаешь человеческую речь, но по какой-то причине не можешь говорить. А у меня нет времени выяснять эту причину. Да почему я вообще вожусь с тобой? Какое мне дело до незнакомой инопланетянки? Надеешься загипнотизировать меня своим голосом? Думаешь, что влюблюсь в тебя?

Сирена не реагировала.

— Молчишь? Если ставишь на это, то ты проиграла, — он показал на наушники. — В них ничего не слышно. Когда ты поешь, мне и правда кажется, что мы созданы друг для друга. Жаль, что это иллюзия. Я не верю, что можно любить кого-то, кого совсем не знаешь. Это всегда просто обман воображения. Если ты больше не хочешь воткнуть мне ручку в глаз, я покажу тебе алфавит.

Ян написал на бумаге буквы международного языка: Алеф, Бет, Гиммель.

— Не знаешь? Давай попробуем другой. Цифры, пиктограммы, рисунки?

Казалось, Сирена смотрела сквозь него и не слушала.

Ян перепробовал все виды письма, которые знал, показал даже ноты и язык жестов. Не дождавшись реакции, оставил на кровати исписанную тетрадь и ушел.

Весь следующий день он провел в лесу. Просто лежал на фиолетовой листве и слушал, как шелестят листья исполинских деревьев, похожих на гигантские клены. На Земле до таких размеров деревья росли бы тысячи лет, но здесь Рафаэль применил ускоритель.

И вот все это живое и настоящее готово услаждать взгляд и радовать слух. Несколько утилитарный подход к природе. У Рафа такой подход ко всему, с самого детства. Целесообразность, выгода и власть — вот его извечные мотиваторы.

Но что вело Яна по жизни? Стремление к удовольствиям? Великая цель? Нет и еще раз нет.

Ответ ускользал от Яна. Но он чувствовал, что здесь, рядом с сиреной, впервые приблизился к разгадке этой тайны.

***

Следующие визиты Ян безуспешно пытался «разговорить» сирену. Снова показывал буквы, картинки, карты звездного неба, перечислял названия самых известных галактик в надежде, что она отзовется.

Иногда сирена издавала свои мурлыкающие звуки звуки, но Ян не понимал, как их трактовать. В какой-то момент он понял, что готов сдаться. Признать провал. Поверить, что сирена — просто безмозглая антропоморфная рыбина, которая не имеет ничего общего с человеком.

Ян очень хотел поверить в это. Чтобы спокойно встретить Рафаэля и его жену, которые вот-вот вернутся, провести с ними остаток отпуска в праздном веселье. А потом свежим и отдохнувшим вернуться к работе, к любимым инструментам и таким привычным мелодиям.

Он почти убедил себя, почти убаюкал совесть, почти решил, что сделал для нее все возможное.

***

На десятый день Ян взял в руки скрипку, с которой никогда не расставался, и стал наигрывать «Времена года». Повинуясь порыву, он пошел к сирене. Поймет ли она красоту Вивальди? Сможет почувствовать то же самое, что и он?

Яна охватило непонятное волнение. Наверное, в последний раз он ощущал подобное перед своим первым концертом. С тех пор страсти утихли, превратились в штиль, идеальное зеркало спокойного озера. Нет, музыка по-прежнему волновала. Она была его спутницей,верным партнером, любовью всей жизни, той единственной, которая никогда не разочарует его и не разочаруется в нем.

Но музыка — не человек. Она была чем-то осязаемым и в то же время эфемерным, близким и родным, но недостижимым и ускользающим. Ян чувствовал себя Ахиллесом, который не может догнать черепаху, как будто неведомая сила или чей-то глупый просчет не дают сделать последний шаг. Не такой ли была для него и сирена? Не такой же потерянной и неприкаянной, как он сам? И спасая ее, не пытался ли он спасти самого себя?

Только когда в лицо пахнуло знакомым белым туманом, Ян вынырнул из раздумий и увидел ссутулившуюся фигуру. Сирена выглядела еще печальнее, чем обычно.

— Я сыграю для тебя свою песню, — тихо сказал он. — И больше не приду. Завтра возвращаются Раф с Мирой.

Она лишь смотрела себе под ноги.

— Наверное, я зря пришел, ты ничего мне не скажешь. На что я надеялся? Что узнаю, может быть, твое имя? Как глупо.

Он поднял смычок и заиграл. Музыка заполнила комнату. Ян играл так, будто от этого зависела его жизнь. Он отчаянно хотел, чтобы эта непонятная, потерянная и одинокая девушка сумела постичь красоту его музыки так, как сумел почувствовать ее песню он.

Раз уж они не могли объясниться никак иначе, то хотя бы в музыке оставалась надежда на встречу двух чуждых миров.

Когда прозвучали последние ноты, Ян без сил опустился на пол и выронил скрипку. Удивительным образом эта девушка заставляла его чувствовать себя живым. Своей странной гипнотической песней она расколола непроницаемый панцирь, в котором Ян прятался от самого себя. Но быть живым, значит быть уязвимым. Как дождевой червь. Как осьминог, выброшенный на сушу.

В глубине души Ян надеялся, что и она чувствует то же самое.

Внезапно тишину разорвала мелодия. Не та песнь сирены, которую он услышал при первой встрече, но легкий и чистый напев, напоминавший «Времена года», только еще прекраснее. Несравнимо прекраснее.

На глазах Яна выступили слезы. Она поет Вивальди. Это точно Вивальди! Он готов был вскочить и обнять ее, отнести в свой корабль, отвезти, куда скажет, знать бы только куда.

А мелодия, легкая и игривая, все лилась будто весенний ручей со склонов гор. Ян даже не заметил, как попал в ее власть, но знал, что на этот раз дойдет до конца. Где бы ни оканчивалась это дорога, там ждет катарсис. Очищение через страдание.

Казалось, Ян не плакал тысячу лет, тысячу прошлых жизней, а теперь этот поток хлынул из глаз, и его было не остановить.

Он очнулся от того, что сирена взяла его за руку. Но Яну было уже все равно.

Девушка приложила его ладонь к своей груди и напела какой-то странный мотив. Простой и незамысловатый. Затем повторила его еще несколько раз и замолчала, отпуская руку.

Как завороженный Ян вышел и долго сидел на вершине холма, глядя на заходящее солнце. Волшебство рассеялось только когда в небе зажглись звезды. Ян понял, что продрог и поспешил в дом.

Мысль о той странной мелодии, которую трижды повторила сирена, не давала покоя. Если сначала она показалась просто любопытной, то теперь буквально высверливала мозг, требуя отгадать, расшифровать, понять. Что она хотела сообщить? Это точно было послание. Но что оно значило? Ее имя?

Ян долго ворочался в постели, тело бил озноб, никак не выходило согреться. Только к утру он забылся в тревожном сне. Снилась сирена — красивая и свободная. Не в плену белого тумана и тесной комнаты, а в лазурно-голубой воде бескрайнего океана…

Он вскочил на кровати будто ошпаренный. Только-только начинало светать, значит, еще есть время. Мысль, не дававшая покоя всю ночь, наконец, выстрелила в сознание. Ян слышал, что так бывает. Что иногда во сне находишь ответ на какой-то важный вопрос. Но надо проверить.

Схватив нотную тетрадь, Ян записал мелодию сирены в привычном для музыканта виде. А потом открыл страницу, где рисовал буквы международного алфавита.

— Так, если «до» первой октавы — это Алеф, а вот эта нота, допустим, Тав… За ней — Ламед. Получается… Атлус? Неужели ее так зовут? Где я раньше мог слышать такое имя? — рассуждал вслух Ян, а потом вспомнил, где слышал название этой планеты.

Осталось лишь найти найти ее координаты.

***

— Ян, дружище, спускайся с орбиты, и мы спокойно поговорим, — из динамика раздался голос Рафаэля.

— Мне нечего тебе сказать, — ответил прерывисто Ян. Он был крайне взволнован, но пытался придать уверенности голосу.

— Я понимаю, ты попал под гипноз этой сучки. Честно говоря, я не думал, что все зайдет так далеко.

— Она не сучка.

— Ха-ха, да ты точно рехнулся!

— Нет, Раф, рехнулся ты и весь этот мир. Но впервые в жизни я не боюсь.

— То есть я впустил тебя в свой дом, а ты, как вор, сбегаешь с моим имуществом? Друг детства называется, — начинал злиться Рафаэль.

— Она не твое имущество.

— Ну давай, прочитай мне мораль.

— Я думаю, не имеет смысла.

— Ты представляешь, сколько мы заработаем? Даже с одной особью. Мы с Мирой летали в Центр. Лучшие хирурги готовы разобрать ее по кусочкам, если потребуется, и разгадать тайну ее голоса. Но я отдам ее только после того, как она расскажет, где живут остальные подобные твари. Подчинив их, завладев ими, можно покорить весь мир. Все миры!

— Теперь я вижу, что ты и правда сошел с ума. Я не дам тебе этого сделать, — перебил Ян. Он ввел координаты для гиперскачка, посмотрел на сирену. Она едва заметно кивнула. Голос Рафа и весь сумасшедший мир вмиг исчезли.

***

Атлус оказался самой необычной планетой из всех, где Яну довелось побывать. Наверное, его не заселили и потому не нашли сирен только потому, что глубочайший океан занимал практически всю поверхность планеты. Да и состав его так полностью и не определили.

Голубовато-сизый пар, поднимавшийся над поверхностью воды, завивался в причудливые узоры. Едва он коснулся кожи сирены, как та начала преображаться и приобретать краски. Из серой и бледной она стала переливчато-перламутровой. Волосы также приобрели красивый серебристый оттенок, а на лице впервые заиграло подобие легкой улыбки.

Она что-то мурлыкнула на своем русалочьем языке и пропела короткую мелодию из двенадцати нот. Потом нырнула в океан и исчезла в ультрамариновых волнах.

— Видимо, это было прощание, — проговорил Ян. — А может ты наконец соизволила представиться? Что ж, вернусь на орбиту и сверюсь с алфавитом. Прощай, прекрасная инопланетянка. Надеюсь, мы еще встретимся. Когда-нибудь.