Город, который построил Я. Том 10. Сны [Марс Чернышевский – Бускунчак] (fb2) читать онлайн

«Сны»

Сон 1

«Блаженная пустота» или «Полеты во сне и наяву»

Я в своих снах всегда летал и летаю до сих пор.

– Ну вот, удивил! Все летают, – сказали мне.

И действительно, все порхают туда – сюда. Но мне всегда казалось, что я это делаю как-то по-особенному. Разбегаюсь, отталкиваюсь и лечу.

 Подо мной копотливо проплывают города, и я иногда, снижаясь, начинаю задевать своими крылами спешащих в них пешеходов. Толкаю их или кричу им что-то оскорбительное, но они и не думают смотреть в мою сторону, проносятся как кометы с болезненной озабоченностью и полному равнодушию к птицам. Тогда я поднимаюсь опять ввысь и лечу к следующему городу. Необычайная легкость бытия и неуловимая волна счастья и блаженной пустоты! Так всю ночь напролет, пока не охвачу весь близлежащий регион.

Иногда мне не удается взлететь. Раз пять пытаюсь разбежаться, подпрыгиваю и шлепаюсь опять на землю. В этот момент я просыпаюсь с ужасной головной болью и чувством жесточайшего грехопадения. И целый день ходишь, как шуруп, вколоченный в троллейбус, не зная чем заняться, как себя оградить от навязчивых идей всемогущества и царства на земле, пока не настают сумерки. Тут, ты опять, оплакивая всех земноводных и простив миру все, отъезжаешь в аэродинамический сон.

 Но сны снами, а в реальности все намного скучнее и предсказуемее. Не только не летишь, а иногда даже не едешь. Порой бывает, что даже не идешь, а только сидишь и ешь. Но это хорошо, когда есть дома суп и стул. Иногда и этого не бывает. Тогда ложишься на пол и стараешься заснуть. Но часто нет и сна, а лежать на полу холодно и вредно. В конце концов, встаешь и идешь к своему двоюродному брату Вадику. А он вместо того, чтобы тебя угостить кизиловым вареньем, пересказывает статью, которую прочитал в журнале "Наука и жизнь" за 1976 год:

– Представляешь, оказывается, человек может летать. Самое сложное – это взлет. Если сможешь удержать свое тело в течение шести секунд в воздухе, то можно сказать – полетел. Есть правда два условия.

Первое: при планировании нужно смотреть только вперед, и чтобы голова находилась на двадцать пять градусов выше прямой линии позвоночника.

Второе: обязательно должна при этом присутствовать вера, без нее ничего не получится.

– У меня нет никакой знакомой Веры, – иронично промямлил я и вышел из квартиры брата, злой и голодный.

 Целый день я ходил кругами по ненавистному мне городу и ждал наступления темноты. Но в ближайшую ночь мне ничего не приснилось, а в последующие – не спалось вообще.

 Тут я измотанный и истощенный решился покончить со всем этим. Вышел из дома и пошел в направлении набережного холма. Там был обрыв, и можно было легко шмыгнуть под откос. Так я и сделал. Но в тот момент, когда я разбегался, чтобы как можно дальше сделать прыжок, неожиданно вспомнил о статье в журнале и попробовал испытать ее на себе. Терять было уже нечего, не было и страха, а только какое-то погребальное любопытство к эксперименту.

 Самое удивительное, что я действительно полетел. Шесть, двенадцать, двадцать четыре, шестьдесят секунд позади. Пять минут, десять, полчаса минули, а я все лечу. У меня не было ни удивления, ни радости, а просто состояние полного безразличия и отрешенности от самого себя.

 А вот и первый город. Немного снижаюсь и сажусь на крышу двенадцатиэтажного дома. Посидев там с минуту, прыгаю с него и, пролетев над дворовой футбольной площадкой, опускаюсь, чтобы ошарашить своим неожиданным появлением играющих в мяч. Но никто меня не замечает. Тогда я, слегка ошеломленный непонятным безразличием футболистов, разбегаюсь, чтобы опять взлететь. Мне это легко удается, и, набрав нужную высоту, отправляюсь в следующий город. Несколько селений  минуло, но картина была все та же: одинаковые дома и одинаково грустные люди. Но самое главное, что меня нигде не замечали, как будто меня не существовало вовсе.

– Эй, ребята! Я здесь! – но компания гопников прошла мимо, не заметив меня.

Мне остается только планировать и наслаждаться легкостью перескакивания из одного города в другой. И вот очередной взлет – столбы, провода, огороды, автомагистрали, бесконечная пшеница и ячмень. Куда ни взглянешь, кругом леса и болота. И днем и ночью одно и тоже – свежий эфир и попутный шквалистый ветер.

 Прилично намотав круги по радиусам, диаметрам и перпендикулярам, я захотел  устремиться вниз и еще раз испытать все то, что так недавно ненавидел. Но земля меня не принимала: леса горели, реки вышли из берегов, люди стреляли друг в друга, и не было места для приземления. Оставалось только находиться в подвешенном состоянии между землей и небом. Но это хуже чем голод, хуже чем боль и лишения. Где я, и кто я такой? То ли большая птица без гнезда и животных инстинктов, то ли летающий гомосапиенс без принципов, морали и центра тяжести. В тот момент я не смог себе ответить на этот вопрос, так как был лишен побуждения к анализу и самобичеванию. Но какая-то неведомая сила направляла меня вверх. И я, обогнув грозовое облако полное свечений и ужасов, устремился в противоположную сторону от земли.

Впереди маячили пустота и вера…

Сон 2

«Случай на перроне»

Небывалый случай произошел со мной. Я был проездом в Каунасе. Пока ждал поезда на перроне, ко мне подошел странный человек в желтых носках и зеленом цилиндрическом капюшоне на голове. Представился Даниэлем Храмсом. Он сказал: «Чтобы стать настоящим писателем, нужно писать двадцать семь рассказов в месяц». Затем размахнулся и ударил меня пустым пакетом по голове. Пока я осознавал происшедшее, он лягнул меня в живот и, не давая опомнится, харкнул мне в спину, после чего молниеносно спрыгнул с перрона и спрятался за рельсами.

 Он лежал там так долго, пока я сам не спрыгнул вниз, чтобы попросить его подняться. Когда подошел к нему, то вместо человека, лежащего плашмя вдоль железнодорожного полотна, я обнаружил простую доску. И в тот момент, когда стал ее поднимать – понял, что через меня проносится поезд. Но я стоял вполне счастливый, вбирая в себя шестьсот тридцать семь вагонов товарного состава.

Неожиданно пришло понимание, что сегодня будет удачный день.

 Тут я заставил себя проснуться.

Сон 3

 Вот уже как последние лет семь или, даже страшно себе представить – восемь, мне снится (примерно три раза в неделю) один и тот же сон:

 Живу в Нижнем Новгороде и понимаю, что город Магнитогорск удален от меня на полторы тысячи километров на восток. Но, странным образом, попадая в нижнюю часть Нижнего, в автозаводский район, наблюдаю, как  южно-уральский город (город моих предков по отцовской линии) находится на другой стороне Оки. Правда, к берегу великой русской реки прилегает левобережная часть Магнитки, и чтобы добраться до ее правого берега (где живут наши родственники по линии отца), нужно проехать через весь Магнитогорск на трамвае вдоль неиссякаемого металлургического завода.

 Площадь и население города металлоконструкций и красно-коричневого кислорода небольшая, но когда ты доезжаешь до главной площади (не помню точно ее название, но скорее всего – Владимира Ильича Ленина), понимаешь, что до НН как раз полторы тысячи километров на запад и, чтобы вернуться обратно в город, где отбывал свой знаменитый срок физик-ядерщик Сахаров, надо брать билет на поезд с двумя пересадками в Челябинске и Рузаевке.

 Я, когда нахожусь в Нижнем, в любой части этого города, всегда думаю о том, как бы мне попасть в Магнитогорск, минуя все ненужные расстояния и преграды. Но каждый раз, ставя себе вполне посильную задачу во сне, в реальности понимаю, что мне это и не очень-то надо. Но если даже, на короткий миг представить, что мне это надо, то вряд ли это так необходимо моим родственникам, которые базируются на южных точках уральского хребта.

 Поэтому, каждый раз, просыпаясь ранним утром в четыре часа дня, я четко осознаю, что в Магнитогорске я еще не скоро окажусь. Возможно даже, что и никогда. Во всяком случае, не в этом состоянии твердого тела и расщепленного ума.

Сон 4

Сегодня ночью в нижегородской консерватории умер композитор Саюстов. Но, проснувшись в холодном поту и поняв, что никакого Саюстова не существует, я заснул опять. Самое странное приснилось потом. Хотя я не могу сказать, что сильно испугался, но изумился прилично. А именно: следующий сон был продолжением предыдущего, и самым показательным здесь явилось то, что я весь этот процесс понимал и контролировал. Я бы мог композитора заставить встать из гроба и дать ему возможность выкарабкаться из этой непростой ситуации, но этого не сделал. Я подумал тогда: "Одним конкурентом меньше".

Ну и зря! Он не был никогда выдающимся мастером, и все об этом знали, но прикидывались, уверяя себя в обратном.

Похороны проходили в тесной и грустной компании коллег, к которой я себя, почему-то, не причислял. По равнодушным лицам присутствующих можно было сказать, что никто сильно не переживал. Все отбывали номер.

Гроб с телом пронесли мимо универсама и я, давая возможность процессии продвинуться чуть вперед, сел на асфальт, прислонившись к стене магазина. Я углубился в себя и задремал. В полудреме понял, что вижу еще один сон. То есть, получается – сон во сне. Я видел себя пишущим этот рассказ о композиторе Саюстове, которого никогда не было. Здесь я уже ничего не мог контролировать и сильно испугался. Подняться с асфальта уже не мог и почувствовал, что плачу.

Сейчас 7.34, 22 марта 2017 года. Но непонятно, то ли это снится, то ли, нет. Только следующие поколения смогут точно сказать – что это, читая этот замечательный рассказ. Но самое страшное произойдет, если они его никогда и нигде не найдут: ни в книжных магазинах, ни в библиотеках, ни в исторических архивах. Никто не узнает, что же со мной тогда случилось, а вместе с ними и я останусь в полном неведении. И кто же я вообще такой? Какова моя миссия? Какова профессия?

Но думаю, что все же, это мне все снится потому, как не могу уже предсказать ни одного действия. Один раз мне приснилось, что мне ничего не снится. И это было очень ярко и показательно!

Вдруг слышу, где-то на горизонте поет будильник.

– Вставай! Люди пришли, – прокричала уборщица.

И тут я четко нащупал существующее. Я – охранник.