Сонька [Анна Таюрина] (fb2) читать онлайн

Соньке Тренькиной в жизни не везло. И ничего удивительного, как считала сама Соня, в этом не было. Разве может везти человеку с такой фамилией? Звук, в ней содержащийся, наделил Тренькину множеством прозвищ. Соню называли «Звонком», «Будильником», просто «Треньком», а также величали прочими, самыми разными названиями иных предметов звеняще-голосящего назначения.

В районе, где жила Соня, находилась гимназия. Но туда Тренькину не приняли, сославшись на нехватку мест. Мать ни спорить, ни ругаться не стала, определив Соню в обычную районную школу – три двора от дома. Благодаря этому Соня отбарабанила одиннадцать лет в районке, рассаднике мудрого и вечного.

Сдав ЕГЭ, Тренькина планировала поступить в институт, но не прошла по баллам. Чтобы не терять времени, подала заявление в техникум. На следующий год конкурс в ВУЗы вырос, и разрыв в два балла превратился в сложно преодолимые десять. Годом позже Соня пересдала экзамены, но поступить и с третьего раза не получилось. Пришлось Тренькиной остановиться на достигнутом. Техникум она закончила в разряде «середняков», в учебе не выделяясь ни в хорошую, ни в плохую стороны.

Полученная специальность – коммерция – позволяла Соне развернуться. Но ее вечно обходили более пробивные и шустрые. Когда Соня должна была стать старшей смены, назначение получила любимица директора, вездесущая Женька. Соня меняла места работы, искала, где будет лучше. Однако толком ничего не менялось.

Работая в торговле, Тренькина могла, не отрываясь от основной деятельности, позволить себе пофлиртовать с интересными молодыми людьми, но так же шикарно наловчилась отшивать иных слишком уж приставучих покупателей. При этом Соня неустанно, никому в этом не признаваясь, продолжала ждать появления своего принца.

Принц, однако, к Тренькиной не особо торопился. На чужих ошибках учатся, но Соня не спешила следовать данному совету. Напротив, Тренькина, словно завзятый огородник, упорно наступала на одни и те же грабли.

Первой Сонькиной «граблей», или скорее, грабелькой, стал ее одноклассник Дима. В ту пору Тренькина пошла в третий класс. С выражением чувств в столь ранние годы дело обстоит не слишком хорошо. Соня при виде Димы краснела, бледнела и начинала заикаться. Не желая расставаться с предметом обожания, она, как верный оруженосец, следовала по стопам дона своего сердца. Мальчишка же никак не мог понять, почему Соня ходит за ним как привязанная. Вскоре молодому человеку это надоело, Тренькина получила от Димы затрещину, а сам он – двойку по поведению от классного руководителя, невольного свидетеля инцидента, и взбучку от родителей. Понятно, что после подобного об отношениях и речи идти не могло. Так бесславно погибла Сонина первая любовь.

Многим позже в жизни Сони наступил период знакомств и ухаживаний, начались увлечения, заигрывания, поцелуи в подъездах. А потом появился Саша, красавец, идеал и любовь всех тренькинских неполных семнадцати лет. Однако быстро выяснилось, что молодому человеку от Сони требовалось только одно. Об этом свидетельствовали беспристрастные факты: получив доступ к невинному девичьему телу, юноша очень скоро и бесследно исчез из Сониной жизни. Месяц Соня заливала слезами подушку и не теряла надежды вернуть любимого. Затем, увидев Сашу на улице в обнимку с новой пассией, пошла вразнос.

Молодые люди менялись, как перчатки. Мать в те годы Тренькину иначе как «шаболдой» не называла.

Соню несло. Два аборта, один за другим, затем гонорея, горячий привет от парня, ни имени, ни лица которого Тренькина не запомнила. Третий аборт. На этот раз дело пошло круто. Соню успела взять на заметку заведующая женской консультацией, и как-то так сложилось, что наркоз отнюдь не оказался панацеей. Тренькина успела прочувствовать манипуляции медиков и даже разобрала несколько нелестных эпитетов касательно своей особы. После Соне все же удалось провалиться в спасительное забытье.

Не успела Соня придти в себя после операции, как к ней явилась заведующая.

– Ты решила к нам сюда как на работу ходить? – спросила она.

Тренькину, отходившую от наркоза, в этот момент трясло от боли. Казалось, все нутро ее – одна сплошная кровоточащая рана. Вцепившись в одеяло, Соня смогла лишь простонать в ответ.

– Имей в виду, в следующий раз будет еще хуже, – сказала гинеколог. – И это не мы, садисты такие, над тобой измываемся. Это физиология, девочка. Ты сама издеваешься над собой. После выписки не пропадай! Подойдешь на прием, поставим спираль. Поняла?

Не вняв Сониному ответному мычанию, заведующая переспросила:

– Ты меня поняла?

Тренькина выдавила из себя «да» и вымученно откинулась на плоскую больничную подушку.

– Сейчас позову сестру, она вколет тебе обезболивающее, – сказала врач и вышла из палаты.

После предыдущих прерываний Соня восстанавливалась быстро, а этот раз у нее долго болел живот, беспокоили выделения. Тренькиной стало не до мужчин. Но указаний врача Соня не забыла и после поправки поставила спираль.

Проведя несколько месяцев в воздержании, Соня, на удивление, не ощущала от этого какого-либо дискомфорта. Дело обстояло так, словно Тренькиной впервые за долгое время предоставили отпуск, причем отпуск этот получился длительным. Мать, видя, что вечерами Соня тихонько сидит дома, недоверчиво восклицала:

– Да неужели за ум взялась?!

Сглазила. Сподобившуюся успешно противостоять древнейшим инстинктам Соню снова подвела ее влюбчивая натура.

Вышло, что в то самое время мама взялась за размен квартиры. Отчим Сони стал виновником ДТП, и ему срочно требовались деньги. А их как раз и не было. Зато имелась материнская «трешка», хоть и в спальном районе, но большая, хорошей планировки, с кухней солидного размера. Итогом размена стали две однокомнатные квартиры и немедленно потраченная отчимом доплата. Соню эти пертурбации привели в состояние легкого помешательства. И вот когда, наконец, мама и отчим уехали в свой тридцатиметровый дворец, а Тренькина обживала свой, до Сони дошло, что в сделке имеется еще одно заинтересованное лицо – сводный брат Тренькиной, сын ее отчима.

Илья был старше Сони. Другого жилья он не имел, что было вполне понятно. Из своих двадцати семи лет девять Илья провел в колониях. Перерывы между отсидками у брата были небольшими, в последний раз он даже не успел добраться до дома, как вновь влип в историю и попал под арест, а дальше пошел привычным маршрутом. Сейчас до конца срока брату оставалось два года. Где он поселится, когда выйдет, Соня не понимала. Мама и отчим, похоже, тоже не слишком хорошо об этом подумали, вернее, не подумали вовсе. Перспектива получить такого соседа Соню отнюдь не грела. Но эти мысли вскоре были отброшены. В запасе оставалось целых два года, а там будь что будет.

Спустя пару месяцев после переезда в жизни Сони возник Ринат. Появившись ниоткуда, парень незамедлительно показал Тренькиной свой интерес. Не привыкшую к подобному Соню поразило, что заключался он не только в сексе.

Ринат вскоре поселился у Тренькиной. Это событие преобразило Соню. До того она хозяйством практически не занималась, а сейчас варила, жарила, парила, прибирала дом, стирала и делала тысячу других обычных для российской женщины вещей. Делала с удовольствием, стараясь для любимого мужчины.

Ринат же чувствовал себя хозяином положения. Он работал урывками, порой неделями не вылезал из квартиры. Даже если работал, денег от него Соня практически не видела. Выходило, что Тренькина содержала и себя, и Рината. Но Сонина зарплата оказалась на подобное не рассчитана. Когда с деньгами стало совсем плохо, Соня вызвала Рината на разговор. И получила в ответ резкую отповедь.

Именно тогда розовые очки, крепко сидевшие на Сониной переносице, немного сползли. Открывшаяся картина Тренькину не порадовала. Ринату действительно было хорошо. Он не убивался на работе, но был сыт и одет, удобно устроился в столице, где проживал бесплатно, имел девушку, но не тратился на подарки и рестораны. А так ли требовалась Ринату сама Соня? Или подошла бы любая, готовая впрячься в эту оглоблю?

Подобные размышления вывели Тренькину из равновесия. Ринат же ничего не замечал и продолжал вести себя как повелитель.

В один из летних вечеров Соня затеяла большую стирку. Она моталась между ванной и балконом, когда из кухни начало тянуть подгорающим жиром. Соня с ужасом вспомнила о запекающихся в духовке куриных окорочках. Чертыхаясь, сражавшаяся с простыней Соня прокричала в кухонное окно:

– Ринат! Курица подгорает! Вытащи ее из духовки!

Однако Ринат не счел подобное занятие достойным мужчины. Телесериал был важнее и гораздо интереснее.

– Приди и вытащи, – отрезал он.

Через минуту недоверчиво хмурящаяся Соня вошла на кухню.

– Что ты сказал? – переспросила она.

– То и сказал. Вытаскивай сама! – пробурчал Ринат, не отрываясь от экрана.

– То есть для тебя это сложно?

– Нет, не сложно! Но я занят, не мешай мне смотреть!

Услышав подобное, Соня вспыхнула. Она, отработавшая полторы недели без выходных, должна обслуживать этого лентяя, который не желает оторвать свой зад от стула!

Тренькина открыла духовку, достала противень и споро подошла к окну. Там Соня глянула на распахнутые рамы, размахнулась и послала противень в полет.

Следивший за Сониными действиями Ринат молча приоткрыл рот.

Спустя секунду снизу донесся грохот, а потом наступила опасливая тишина. Тишину вскоре нарушила грызня дворовых собак. Противень врезался в рябину и застрял меж ее ветвей. Окорочка манной небесной посыпались на землю. Местная дворянско-подзаборная братия сбежалась на запах и шум, но сразу приступить к трапезе не смогла. Сунувшись пару раз, собаки отдергивали обожженные носы и занимали оборонительные позиции. И все же вскоре слышны стали чавканье и хлюпанье. Псы поедали добычу, давясь и обжигая глотки.

Пока Соня слушала звуки собачьего пиршества, Ринат наливался яростью. Взорвавшись, он взвился со стула и подскочил к Соне. В парне проснулись вековые инстинкты, диктовавшие, что лучшее средство поставить зарвавшуюся женщину на место – закатить ей хорошую взбучку. Только одного Ринат не учел.

Тренькина была девушкой высокой и крепкой. Когда Ринат схватил ее за плечи и начал трясти, Соня привычным движением выскользнула из захвата. В следующую секунду парень получил великолепный хук справа. Удар пришелся в угол челюсти. Уже падая, второй щекой Ринат крепко приложился о край стола, и, разметав стулья и табуретки, грянул на пол.

Соня недаром в школьные годы занималась боксом. Ей доводилось брать призы на городских соревнованиях. Однако, чтобы двигаться дальше, требовались выдающиеся данные. На «выдающиеся» Соню не оценили. Она стала одной из многих подающих надежды, и, в конечном счете, забросила спорт. Роль тут сыграли и бесконечные Сонины романы, вносящие окончательную сумятицу в ее и так не слишком организованную жизнь, и завывания мамы о сломанных носах и ушах. Тренькина ушла, хотя порой жалела об этом решении. Кубки с медалями пылились где-то в кладовке. Ринат Сониной жизнью мало интересовался, а потому об умениях Тренькиной не знал. За что, собственно, и поплатился.

Тренькина недолго побыла на кухне, наблюдая за слабо трепыхающимся на полу молодым человеком и разминая кисть правой руки. Затем вышла в коридор и достала с антресолей сумку Рината. Побросала в нее вещи, в отдельный пакет сложила только что выстиранные. Сняла с крючка в прихожей комплект ключей, убрала в свою сумочку.

Когда Тренькина вернулась, Ринат уже пришел в себя. Он сидел на полу и тер заметно припухшую челюсть. На вошедшую Соню был обращен взгляд темных глаз, в котором ярость, казалось, мешалась со своего рода уважением. Соня подумала, что такой отпор Ринату получать еще не доводилось.

Молча вручив парню пакет и сумку, Тренькина указала ему на дверь. В прихожей Ринат замешкался, собирая телефон и документы, лежавшие на тумбочке. Затем, громко хлопнув дверью, вышел.

Соня устало сомкнула глаза. Полтора года псам под хвост, она опять осталась одна.

Нашарив в сумке мобильный, Тренькина набрала номер подруги.

– Привет. Что делаешь? Приходи, выпьем. Конечно, повод есть.

Вместе с Ленкой к Соне прибыла делегация из сочувствующих – Яны и Юльки. Сначала девушки дружно перемывали кости мужчинам, как абстрактным, так и вполне конкретным индивидуумам. На сухую кости перемывались плохо, а потому компания уговорила две бутылки водки (Юльке – только с тоником) и еще пришлось бегать за добавкой.

Постепенно пошли другие темы. Вечер тек. Стемнело. В открытые окна квартиры дружно ломились комары, быстро выпадавшие в осадок от царивших на кухне запахов. В ход пошел джин, выкопанный Соней в кладовке. Откуда он там взялся, Тренькина не помнила.

Ленка вальяжно развалилась на стуле и пускала в потолок кольца сигаретного дыма. Галдеж на кухне стоял страшный. Под ритмы «МузТВ» обсуждалась наиважнейшая тема – зад Ники Минаж. Яна, и сама имевшая аппетитные формы, признавала, что такой зад может иметь место, как и пышная грудь, но чтобы вместе с тонкой талией – никогда. Наконец товарки сошлись во мнении, что у Минаж удалены ребра, к тому же она носит корсеты. В этот момент в дверь квартиры позвонили.

Соня с некоторым трудом подняла себя с табуретки и поплелась открывать, поминая не ко времени пришедшего не самыми ласковыми словами.

Распахнув дверь, Тренькина непонимающе уставилась на двух парней в форме.

– Добрый вечер! Старший сержант Иванов, – отрекомендовался один из них. – Почему нарушаете тишину? Время позднее.

– Ничего мы не нарушаем, – начала было Соня, но наперекор ее словам из распахнутой двери кухни донеслись дружные завывания девчонок, вторящих телевизору.

– Да? – иронично уточнил старший сержант.

– Леня, ты, что ли? – спросила Тренькина.

– Я, кто же еще. Соседи жалуются. Музыку выключи, девок своих, кто там у тебя есть, разгони. Если надо, мы можем до дому подкинуть. Наши есть кто?

Соня отрицательно покрутила головой. Она знала Леньку Иванова еще по техникуму, только он учился в другой группе, на автомеханика. Одно время Леню и Соню связывали какие-то странные отношения, это была дружба с намеком на большее. Но большего меж ними не случилось.

– Подожди, я сейчас, – сказала Соня.

Ожидавшие на площадке полицейские вскоре услышали не совсем четкий Сонин голос, объявлявший окончание банкета. Затем в прихожую вышли девушки. В настоящем случае слово «вышли» хоть и соответствовало манере передвижения, но не передавало все ее особенности. Однако если Ленка с Яной и закладывали по коридору параболические траектории, но все же вполне успешно двигались к цели, то Юлькина походка больше напоминала походку не уверенного в себе краба. Перемещалась Юля куда угодно, только не вперед. Тоник ей не помог.

– Так, – протянул было Иванов.

Соня, самая трезвая из всех, быстро сориентировалась.

– Леня, подкиньте до дому этих двоих. А вот эту тушку я сейчас уложу баиньки, – сказала она.

– Хорошо, – ответил Леня.

Девчонки, нацепив туфли, вышли на площадку. Иванов проследил, чтобы они спускались аккуратно. Следом за девушками вниз пошел Ленин напарник.

– Ты смотри, больше чтобы вызовов не было, – сказал Леня.

– Хорошо, – ответила Соня, стараясь улыбнуться. – Просто повод был.

– Повод, – проворчал Ленька больше для порядка. – Ты сейчас где работаешь?

– В «Перекрестке».

– По сменам?

– А как же еще.

– Смотри, аккуратно. Вечером иди только по свету. У нас в районе нападения на женщин. Последнее – и вовсе тяжкое. Или мне звони. Если на смене, могу подкинуть.

– Леня, да ты с ума сошел. Меня твоя жена убьет, если узнает.

Леня был самым первым «женатиком» из одногруппников Сони и знакомых по техникуму. Остальные, если и состояли в отношениях, узаконивать их не торопились.

– Брось, – отмахнулся Леня от Сони.

На лице его мелькнула какая-то тень. Видно, не так уж безоблачна оказалась семейная жизнь.

Неделю после расставания с Ринатом Соня ходила как пришибленная. Разрыв был окончательным, исправить ситуацию Тренькина не могла, даже если бы захотела. Соня уязвила мужскую гордость, а такое не прощают. Ни о каком примирении думать не следовало, но и переломить себя так просто не получалось. Чуть позже стало легче. Соня работала, встречалась с подругами, ходила в кино. Жизнь продолжалась.

Меж тем эти отношения имели итог. Тренькина добавила в свой арсенал второе правило. Первое, выученное и вымученное ранее, гласило, что парням от девушек нужно только одно. Это «одно» располагалось у дам ниже талии, но, как показывал богатый Сонин опыт, конкретика в вариациях на тему зависела от пристрастий исполнителей.

Второе же правило однозначно показывало, что мужчины – существа исключительно материальные, не упускающие возможности получить свою выгоду. В Сонином случае материализм носил клинические проявления и попросту показал любителя халявы.

Время шло, а Соня оставалась одна. Рутина все больше заедала, и Тренькина заскучала. Подруги, видя ее состояние, стали помогать Соне в устройстве личной жизни.

Сайты знакомств были для Тренькиной в новинку. Регистрация на паре самых популярных быстрого результата не принесла. Точнее, результат был. Соня вместе с девчонками удостоверилась, что количество обитающих там извращенцев превышает любые разумные пределы. Многие были женаты и сразу сообщали, что ищут женщину исключительно для плотских утех вне семейного очага. Нормальных же мужчин на сайтах знакомств оказалось мало. Прискорбно мало.

Но в итоге кое-кого удалось отобрать. Соня стала ходить на свидания. Один из потенциальных ухажеров оказался страшен как смертный грех (на фото он таким не выглядел – хвала фотошопу), второй – жаден до невозможности, ибо пожалел денег даже на оплату счета в кафе, а третий выглядел как нормальный симпатичный парень лет тридцати.

Иван, умный и достаточно образованный, легко поддерживал разговор, находя все новые и новые темы. Соня заслушалась и не заметила, как пролетело несколько часов. События Иван не форсировал. Прощаясь в конце вечера, молодой человек ограничился тем, что чмокнул Соню в щеку.

Тренькина вошла в квартиру и остановилась у зеркала. Оттуда, из зеркальной глубины, на нее смотрела длинноволосая девушка. Лицо у девушки было необычное, формой напоминавшее сердечко. Широкие скулы, на щеках – румянец, светло-карие глаза хитро прищурены. Черные брови (свои, природные!) удивляют резким изгибом.

Соня повернулась к зеркалу боком. Зеркальная девушка повторила движение. Грудь высокая, живот не выступает. «Ну, может, слегка» – подумала Тренькина и спешно его втянула. Бедра крепкие.

Могла ли Соня заинтересовать Ивана? Хотелось думать, что могла.

Заснула Соня поздно и спала беспокойно, часто просыпалась. Сны сменялись, оставляя после себя неопределенно-расплывчатые ощущения, большей частью приятные. Затем Тренькиной приснился кошмар. В ночном осеннем лесу она что есть мочи удирала от страшного существа. Существо было небольшим, покрытым жесткой шерстью. Пару раз обернувшись, Соня видела, как глаза существа горят алым.

Внезапно для себя Соня выскочила на поляну. И тут же оказалась окружена людьми, лица которых скрывали уродливые маски. Соня попыталась развернуться и удрать, но ее схватили за руки и крепко держали. Где-то рядом нарастал бой барабанов.

Вся в поту, Тренькина пробудилась от кошмара и села на диване. Бой не прекратился, он перерос в грохот. Кто-то ломился в дверь Сониной квартиры.

В глазок Соня увидела двух мужчин, один из которых поддерживал другого. Рука Тренькиной уже нашаривала на тумбочке мобильный для вызова полиции, когда один из них повернул голову. Соня вскрикнула и открыла дверь.

Не успели мужчины ввалиться в прихожую, как тот из них, что был пониже и поплотнее, сполз на пол. И тут же раздался голос Ильи, глухой, словно надтреснутый:

– Ну и сильна ты спать, сестренка. Я уж думал, не достучимся.

Соня же с тревогой вглядывалась на разлегшегося на полу.

– Что с ним? Он пьян? – спросила она.

– Нет. Ранен,– ответил Илья.

У Тренькиной от такого сообщения отнялся язык. Она смотрела то на Илью, то на его друга, не зная, что предпринять. Брови у Сони сошлись на переносице, не обещая брату ничего хорошего.

Илья покаянно развел руки.

– Я знаю, что не должен был тебя впутывать. Но нам больше идти некуда. Серега ни за что ножом получил, вступился за бабу, на которую какой-то чувак кинулся. Не ожидал, что у чувака в руке этакий сюрприз.

– У него ножевое? Да ты рехнулся, ему же больницу надо! – заголосила Соня.

– Не надо ему в больницу. Он в федеральном.

– В федеральном что? – не поняла Соня.

– В розыске федеральном, – спокойно ответил брат.

– Черт! А ты?

– Я чистый, недавно вышел, ты же знаешь.

– И что мне делать? Без помощи лучше другу твоему не станет. Ты хочешь, чтобы он у меня дома умер? Смотри, у него губы синеть начинают! – тараторила Соня, вертясь вокруг пострадавшего и пытаясь пристроить его удобнее.

Илья опустил глаза. Он видел, что куртка Седого пропиталась кровью. Напавший с ножом метил куда-то в верхнюю часть живота или в сердце. Седой сумел в последний момент извернуться, удар пришелся на грудную клетку, по касательной разрезав еще и плечо. Но крови Седой потерял уже много. Может быть, слишком много.

Пока брат с сестрой переглядывались, раздался звонок в дверь. Соня аж подскочила.

– Это что за ночь посещений! – прорычала Тренькина и, подойдя к двери, уставилась в глазок.

Когда Соня повернулась к Илье, лицо ее было белее мела.

– Там полиция, – сказала Соня.

– Так ты говоришь, что брат к тебе этого мужчину притащил? – спросил Леня.

– Леня, ты меня уже пятый раз об этом спрашиваешь. Да, ко мне, да, брат, – ответила Тренькина, протирая слипающиеся глаза.

Время приближалось к шести утра. Соня безумно устала, ей хотелось спать. И еще хотелось, чтобы сегодняшней ночи не было вовсе.

– Почему?

– Ну что «почему»? – раздраженного переспросила Соня. – А что он должен был сделать? Мобильного у него нет, он не мог вызвать скорую. Бросить человека в парке тоже не мог. А помочь не успел, как и задержать нападавшего. Какие еще были варианты?

– Ты знакома с пострадавшим? – спросил Иванов.

– Нет, Леня, я тебе уже говорила, что не знакома. Когда он попал ко мне в квартиру, был без сознания. Представиться не мог. Документов при нем я не нашла. Вы тоже не нашли, ведь так?

– Почему у твоего брата нет мобильного? Они сейчас у всех есть.

– Мой брат совсем недавно освободился. Он рецидивист, все последние годы провел в лагерях. Откуда у него деньги на мобильный?

Леня молчал, обдумывая услышанное.

– Где он живет?

– Я не знаю. Не уверена, что он успел где-нибудь поселится.

– Ты не думаешь, что твой брат мог сам напасть на этого человека? – спросил Леня.

– И притащить его ко мне домой? Не говори ерунды. Было нападение на женщину, этот мужчина вступился и получил удар ножом. Мой брат это увидел, но был слишком далеко, чтобы изменить ситуацию. И вообще, тебе надо разговаривать с ним самим, а не со мной,– отрезала Соня.

– С ним поговорят, не сомневайся. И поговорят не так, как я с тобой. А факт нападения подтвержден, есть еще свидетели. Женщину, правда, пока не нашли. Когда началась заварушка, она воспользовалась моментом и сбежала. Объявится ли теперь, вопрос.

Леня сказал это и устало потер переносицу. Соня вгляделась в лицо Иванова, на которое опустилась тень усталости и разочарования.

– Это не первый случай, да?

– Не первый. Пятый. Сейчас жертве повезло. А в прошлый раз – очень не повезло. Жестокое изнасилование, попытка убийства. Товарищ любит холодное оружие, и нож у него не один. Он перерезает сухожилия.

– Чего? – не поняла Тренькина.

– В начале нападения он перерезает жертве сухожилие на ноге. И женщина уже не может убежать. Предусмотрительный, гаденыш. И умный, анатомию знает.

– Так, все. Хватит, – прервала Леню Тренькина. – Пойдем пить кофе, а то я сейчас умру. Ужасы какие-то ты рассказываешь.

Ленька поднял на Соню глаза и покорно кивнул.

На кухне Тренькина суетилась, заваривая кофе и быстренько сообразив бутерброды с колбасой и сыром.

– Слушай, а может, ты есть хочешь? – решила уточнить Соня.

Взлохмаченная Ленькина голова качнулась отрицательно, но взгляд его помимо воли обратился к холодильнику.

– Так, – протянула Соня, – а сразу ты сказать не мог? У меня мясо тушеное есть с овощами, будешь? Ты любишь овощи?

– Люблю и буду, – сообщил Леня, решив, наконец, отринуть ненужную скромность.

После еды и кофе Иванов осоловело посмотрел на Соню и улыбнулся довольно.

– А помнишь, как мы у твоих родителей после похода холодильник вычистили? Жрать хотелось неимоверно, в холодильнике после нас одно варенье осталось.

– Еще бы не помнить. Толпа оглоедов. Вы слопали все, что мама приготовила. Мне от отчима потом влетело.

– А сам поход помнишь? – продолжал вспоминать Леня. – Как целовались в палатке?

– Конечно, помню, да, – поддакнула Соня. – Ты был какой-то странный, потом еще выпил с парнями, и тебя понесло на приключения. А Ирке твоей кто-то донес, она от меня потом целый год в сторону шарахалась и шипела, что та змея.

– Да уж. Было в ней что-то такое, – протянул Леня.

Соня, услышав подобное, отложила в сторону чашку и в упор уставилась на Иванова.

– Так, стоп! Почему «было»? Что случилось?

– Ничего, – Леня пожал плечами. – Мы развелись.

Соня хлопнулась на стул рядом с Ленькой и протянула ему руку.

– Прости меня. Я не знала.

– А ты и не должна была знать, – сказал Иванов, внезапно притянул Соню к себе и поцеловал в губы.

Губы у него были мягкие, теплые, и почему-то со вкусом морошки. Этот вкус совсем сбил Соню с толку, и она не то что не стала противиться, а почувствовала, как отвечает на поцелуй.

Вскоре дыхания стало не хватать. Леня отстранился и, сидя совсем близко, всматривался в Сонино лицо. А Тренькина, не теряя времени изучала его лик. Нос и щеки в конопушках, от серых глаз разбегаются тоненькие лучики морщинок. Светлые волосы, как обычно, встрепаны. Даже небольшая длина не мешала им курчавиться и жить собственной жизнью.

– Ты умеешь менять тему, – констатировала Соня. – Но почему вы развелись? У вас ведь все так хорошо начиналось.

– Много всего было. И моя бывшая жена считает, что причина нашего развода – в тебе.

– Леня, но я ведь не давала повода! – вскричала Тренькина.

– Это не имеет значения. Вероятно, я повод давал. В отношении тебя.

Произнеся это, Леня поднялся и пошел собираться. Соне только и оставалось, что захлопнуть открывшийся от удивления рот.

У Тренькиной было назначено свидание с Иваном. И теперь, учитывая ситуацию с Ленькой, а точнее, абсолютное непонимание этой ситуации, Соня засомневалась, следует ли ей на свидание идти. Как раз в минуту таких раздумий ей позвонил Ваня.

– Да нет, все нормально. Ты уверен? Хорошо, я поняла. Да, приду. До встречи. Целую, – произнесла Соня в трубку и отправилась выбирать наряд.

На этот раз все должно было пройти на более серьезном уровне. Иван пригласил Тренькину в клуб. Клуб был в моде, и цены там кусались. Соне доводилось в этом месте бывать, и она помнила, как порой посетители удивлялись количеству нулей на ценниках.

Иван предлагал заехать за Соней, но она сказала, что доберется самостоятельно. Идти было недалеко, короткой дорогой – минут пятнадцать-двадцать. Погода стояла великолепная. Сейчас, в середине мая, в город пришло по-настоящему летнее тепло. Проснулись комары. Соне по пути к клубу пришлось отразить несколько нападений мелких кровососущих. Тренькина в платье с открытой спиной представлялась кровопийцам желанной добычей.

Иван ждал Соню у входа в клуб, приглядываясь ко всем приходящим. Тренькина подошла с другой стороны, и ее молодой человек не видел. Соне показалось, что он сейчас куда менее спокоен, чем был на первом свидании. Однако, когда Тренькина подошла и поздоровалась, Иван вздохнул с видимым облегчением.

– Я боялся, что ты не придешь, – сообщил он Соне.

В клубе у Сони с Иваном оказался свой столик во втором, отделенном от танцпола зале. Здесь, чтобы поговорить, не приходилось перекрикивать орущую музыку. Танцевать Соня с Иваном выходили в основной зал, где немедленно оказывались накрыты звуковыми волнами чудовищной силы. Ваня отлично двигался, Соня едва за ним успевала. Тренькина видела, как другие девицы кидают на ее кавалера заинтересованные взгляды. Это Соне льстило.

Завершить вечеринку пара решила в четвертом часу. Ночь стояла тихая и очень теплая. Нагретая за день земля не спеша отдавала тепло. К Сониному дому вели два пути – кружной, более длинный, вдоль домов, и короткий, через парк, по которому Тренькина и пришла в клуб. Соня и сама не заметила, как они с Иваном уже оказались на одной из парковых дорожек.

В светлое время ничего страшного в пути через парк не было. А сейчас, вглядываясь в смутные силуэты деревьев и кустов, Соня вспомнила грохот в дверь, бледное лицо Седого, и, следом за ним, усталый взгляд Лени Иванова. По спине у Тренькиной побежали мурашки.

В клубе Соня практически не пила, не желая представать в невыгодном свете. Ваня тоже не увлекался спиртным, потому на его защиту можно было рассчитывать.

Иван, заметив Сонино волнение, покрепче взял ее за руку. Чуть позже он остановился, приобнял Соню, и поцеловал ее. Вероятно, Тренькиной стоило уступить порыву. Но Соня взвинтила себя накатившими воспоминаниями, да и губы эти были более жесткими, требовательными, и не было у них вкуса морошки. Тренькина прервала поцелуй.

– Что-то не так? – спросил Иван.

В голосе его промелькнули напряженные ноты.

– Нет, что ты. Прости. Я просто не ожидала.

– Ладно, – ответил он, пожав плечами.

Спустя несколько метров Иван внезапно приостановился.

– Смотри, у тебя ремешок разболтался, – сказал он, указывая на Сонины открытые туфли.

Едва Тренькина собралась наклониться поправить ремешок, Ваня жестом остановил ее.

– Нет, что ты. Позвольте вашу ножку, – сказал он.

Склонившись к Сониной ступне, Иван положил рядом свою сумку. Мужская сумка была квадратной, не очень большого размера. Из нее Ваня доставал в клубе портмоне. Тогда Тренькина восприняла сумку как данность. Понятно, что с кошельком в кармане танцевать не слишком удобно.

Сейчас, стоя с вытянутой вперед ногой, Соня наблюдала за действиями Ивана. Вот он подергал ремешок туфли, а потом потянулся к сумке. Вот в его руке что-то блеснуло. «Он перерезает сухожилия. И женщина уже не может убежать» – всплыли в памяти Ленины слова. В следующую секунду Тренькина отдернула назад правую ногу и тут же пнула ею Ивана по голени. Не ожидавший подобного молодой человек выронил зажатый в ладони нож, и Соня, не мешкая, пинком отбросила ножик куда-то в сторону. Он был маленький, вроде перочинного, со странно искривленным лезвием. Эти подробности помимо воли Сони откладывались в ее голове, а Тренькина уже разворачивалась, чтобы бежать.

Не успела. Иван, подскочив сзади, сильно дернул Соню за рукав платья. Ткань не выдержала и порвалась, а Соня потеряла равновесие и рухнула, заваливаясь на бок, на асфальт. Разбитые колени заныли, но Тренькиной было не до них. Моментально развернувшись, она оказалась сидящей на пятой точке. В таком положении Соня хорошо видела все происходящее, но радоваться оказалось нечему. На Тренькину с ножом в руке надвигался Иван.

Весь эпизод занял считанные секунды. Но в памяти Сони он остался глобальным и очень протяженным. Тренькина успела понять, что нож в руке Ивана не тот, что раньше. У этого было ровное прямое лезвие. Не столь длинное, чтобы не помещаться в мужскую сумку, но достаточное, чтобы убить или серьезно ранить человека.

Соня, всю жизнь совершавшая удивительные по непродуманности поступки, оказалась верна себе. Она не нашла ничего лучше, чем заорать. Кто мог услышать Тренькину в четыре часа утра на одной из боковых дорожек парка, где и днем-то люди бывают нечасто? А если и мог услышать, кто сподобился бы придти ей на помощь на слабо освещенной тропке? Был один такой помощник, да весь вышел. Точнее, до сих пор приходил в себя в реанимации районной больницы.

Но на Ивана крик подействовал. До того неторопливый в движениях, он подскочил как ужаленный и бросился на Соню. Схватив Тренькину за грудки, если можно было так назвать лиф многострадального платья, Иван притянул ее к себе и приблизил к Сониному лицу нож.

– Я не люблю, когда меня отталкивают, – прошипел он.

Лицо Ивана оказалось совсем близко от Сониного. Ее кавалера, совсем недавно столь приятного и галантного, душила злоба. «Он ненормальный» – подумала Тренькина и обреченно закрыла глаза. Наступало понимание, как следует действовать.

Руки у Сони были свободны, и Тренькина, прижатая к Ивану, завела правую руку ему за спину.

Иван собирался ударить, но Соня его опередила.

Маленький нож оказался у Сони во время падения. Тренькина свалилась прямо на него, и лезвие больно ужалило Сонино бедро. Переворачиваясь, Тренькина машинально зажала нож в ладони. Он лег как влитой.

В таком положении у Тренькиной был только один вариант – попасть в почку. Примерялась Соня старательно, но, видимо, промазала. Нож прошел чуть выше, вонзился, прорезав кожу и плоть как масло. Иван, вместо того, чтобы упасть, зарычал и закрутился на месте, пытаясь выдернуть нож из спины.

И вот тогда где-то рядом раздался топот ног, треск кустов, крики. А затем грохнул выстрел.

Тренькина скрючилась на заднем сиденье полицейского автомобиля. Сидящий впереди Леня разговаривал с кем-то злым голосом. Она никогда не слышала у Иванова такого голоса и не думала, что ее приятель умеет быть таким жестким. А Леня умел. Не мог не уметь, профессия такая.

Соня посмотрела на свои разбитые колени и порванные колготки. Поправила сползающий рукав платья. Он был почти полностью оторван и держался на честном слове. Пальцы у Тренькиной мелко дрожали. Ни мыслей, ни слов не было, только ватная пустота и звон в голове. Очертания и формы окружающих предметов искажались, они то наезжали друг на друга, то удалялись. Спустя какое-то время Соня поняла, что плачет. Слезы текли сами по себе, бесшумно, беспрерывно. Капая на колени, щипали разодранную кожу.

Спустя какое-то время рядом, совсем близко, оказалось лицо Лени. Он с тревогой заглядывал Соне в глаза, что-то говорил. Что, она не поняла. Слезы не кончались. Тренькина задалась вопросом, откуда в человеке столько жидкости. Потом появилось и вскоре пропало лицо бородатого дядьки. Чуть позже в руку Тренькину ужалила пчела, слезы отчего-то стали журчать, как ручей, и все исчезло.

Пришла в себя Соня на диване в собственной квартире. Диван был аккуратно застелен постельным бельем, а сама Тренькина заботливо укрыта одеялом. Рядом, в полуразобранном кресле-кровати, похрапывал Ленька. Едва Соня зашевелилась, храп прекратился. Иванов открыл глаза, сел, сбросив плед, и внимательно посмотрел на жертву недавнего нападения.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Леня.

– Сносно. Жить буду, ходить, вероятно, тоже, – ответила Соня.

Услышав это, Ленька, смешной, взлохмаченный, в помятых во сне футболке и шортах, заулыбался.

– Конечно, будешь. Только первым делом ты пойдешь за меня замуж.

Если бы Соня в тот момент стояла, у нее бы подкосились ноги. Но так как Тренькина пребывала в лежачем положении, ей оставалось только лупать глазами, как свихнувшейся сове. Собственно, после пробуждения Соня не успела увериться в стабильности своего психического состояния. Происходящие события заставили ее засомневаться еще сильнее.

– Что ты на меня так смотришь? – спросил Леня.

– А, ничего. У меня, похоже, галлюцинации. Что мне ночью вкололи?

– Так, – протянул Леня. – Ты что, не хочешь стать Ивановой? Уклоняешься по состоянию здоровья?

– Я? – спросила Соня и села на диване. – Ты мне и вправду предложение делаешь?

Ленька хмыкнул, провел рукой по волосам, распутывая их и сгоняя прочь остатки сна.

– Да, делаю. Прости, что я не в смокинге, не успел переодеться. Так ты согласна стать Ивановой или нет?

– Э, я не знаю, – промычала Соня и поспешила уточнить. – Ты серьезно?

– Да, – просто ответил Леня.

– Почему?

– Ты все время влипаешь в какие-то истории. Я решил взять совмещение: женюсь на тебе и буду непрерывно охранять вверенные мне жизнь и здоровье законной супруги.

Соня засмеялась.

– А если серьезно, то я тебя люблю. Этого достаточно? – продолжил Леня.

– Да, – сказала Тренькина.

– Что «да»?

– Я согласна стать Ивановой.

Наверняка принцы где-то существуют. Конечно, можно просидеть всю жизнь у окошка, ожидая услышать топот копыт. Но, боюсь, маршруты венценосных личностей не проложены подле ваших окон. Больше того, у них, тех самых принцев, есть свои принцессы. И не только принцессы. На принцев, видите ли, спрос велик.

Так вот. Даже ожидая принца, не забывайте поглядывать по сторонам. Кто знает, что (или кого) можно увидеть. И, может, стоит приглядеться внимательнее?