Монолог Джона [Оксана Игоревна Башушкова] (fb2) читать онлайн

***

Старенький Бьюик, выкрашенный в ярко-желтый цвет, не спеша проехал по узкой, укрытой зеленью, улице и остановился у его нового дома. Знакомый семьи, в которую он прибыл, любезно согласился помочь с переездом. И вот, спустя недолгих тридцать минут пути, его первые маленькие шаги усыпали незнакомую землю. Он аккуратно вошёл во двор, стараясь всем своим худощавым, хрупким телом не выдать весь страх и переживания. Покрутив черной, словно уголь, головой, он принялся вдыхать свежесть, которой ему так не хватало в приюте. И вот теперь Джон почувствовал свободу. А ещё через секунду – дом. Навстречу ему вышла женщина лет тридцати. Ее худощавое тело обтягивало сверху и давало свободу движениям снизу белое платье с красными маками и шелковой лентой на талии; на лице не было ни одной видимой морщины, а губы расплывались в широкой улыбке.

– Джон! – она ринулась к нему навстречу, – Джон.

      В этот миг он испытал два чувства, о совместимости которых раньше и не догадывался. Настоящий страх он впервые испытал оставшись без матери. Это было солнечное летнее утро. Его небольшое тельце нежно щекотала насыщенная цветом и жизнью трава, в карих глазах отблескивало солнце. В нескольких метрах от него расслаблено лежала мать с братом. Близился вечер и вот его красивая, такая молодая мать бережно, заботливо, но и со строгостью во взгляде, приводила в опрятный вид, как две капли похожего на Джона, Стюарта. Пестрые бабочки летали над готовящимися ко сну цветами, трудолюбивые пчёлы суетились около ульев, усердные муравьи тоже куда-то торопились. Эту музыку природы дополняло журчание холодного ручья, из которого они так любили пить взахлеб после салок. Но вдруг эту идиллию, момент единения с природой прервал несносный шум. Вокруг стемнело и землю начали атаковать снаряды ледяного, не щадящего ни одно живое существо, града. Поднялся сильный ветер. Ему некуда было бежать, а мать с братом потерялись из виду. Несколько секунд Джон метался со стороны в сторону, но безжалостный лёд всё же попал по его крохотной голове, и он разразился плачем. Казалось, еще один удар и не сможет больше извиваться замерзшее тельце, упадет и останется здесь, один на один с произволом природы. Но на его всхлипывания откликнулась мать. Она так же громко рыдала от страха и боли внутри. Её силуэт мелькнул в нескольких метрах от него, в нескольких шагах и вот она уже совсем рядом, дергает его за шиворот, давая знак держаться рядом. От дерева к дереву, перебежками, они старались добраться до ближайшего городского киоска. Недалеко от поля, где они отдыхали от духоты, расположилась небольшая пекарня с ароматными и сочными булочками. Джон со Стюартом любили там, жадно вдыхая аромат, поедать свежую выпечку с вишней, яблоком и абрикосом. Получая свою порцию, каждый из них походил на дикого зверя; не оставляя и крошки, они могли потом подолгу спокойно сидеть, наблюдая за проезжающими мимо машинами и пешими туристами, которые стремительно шли покорять местные горы.

До этого самого киоска оставалось около десяти метров, когда стена града ослепила Джона и тому, сбившись с пути, пришлось бежать, пока ноги его не подвели. Он упал. Он не слышал больше ни матери, ни брата, ни злобный шум ветра и барабанную музыку льда. Ничего. Его спину, голову, ноги больше не старались загнать, как можно глубже в землю, настроения природы. Он со страхом открыл глаза. Дорога. Вокруг высоченные дома, в которых в разброс загораются окна. И вот он – под навесом одного из них. Тогда Джон ощущал каждой клеточкой тела, необъятный страх. Но он был спасен. Хотя легче от этого не становилось. Где мать, с которой они еще никогда не расставались? Где вечно озорной и неусидчивый Стюарт?

С того времени он больше не испытывал столько страха; в его мыслях не было столько растерянности и непонимания. Всю его сущность охватило это жуткое происшествие, поэтому ему трудно вспоминались неравнодушные люди, которые спасли его от беспризорности, все документы, объявления и бумаги, которые могли бы его вернуть домой. Он не знает, но около трёх недель его жизнь решалась и развивалась без него и его близких людей. Джон только спал и отъедался, неохотно купался и терпел походы к врачу, чтобы залечить все раны, которые оставил летний град. Приходить в себя он начал уже в приюте. Страх ослаб, и Джон снова начал замечать все происходящее вокруг.

И вот теперь его страх смешался с облегчением. Второе чувство он испытывал чаще. Каждый раз, когда на пороге приюта, в котором он очутился, появлялись красивые молодые пары, серьезные женщины-трудоголики, мужчины, состоящие в однополом браке или одинокие дамы в возрасте, Джон молился, чтобы они не увидели его. К счастью, там были те, чьи милые лица и жизнерадостность привлекала людей больше, чем его задумчивость, молчаливость и еще сочащиеся раны. Поэтому после того, как посетители скрывались в сером коридоре, его душу наполняла легкость. Ведь он верил, что когда-то мама придет за ним именно сюда.

Но время шло; лето уже давно закончилось. А вместо матери с братом к нему пришли совершенно незнакомые люди. Они не казались ему такими безразличными, угрюмыми, наполненными горем и печалью, как те, которые приходили до этого. Ему даже нравилось проводить с ними время. Рыжеволосая женщина всегда так искренне улыбалась и разговаривала с ним, как с родным. Джону безумно нравилось слышать из её уст свое имя и прикосновения её небольших белых и холодных рук к его щекам. От неё, Роузи, часто пахло цветами и какими-то вкусными пряностями, иногда пирогами. Он еще помнил тот пьянящий запах выпечки из булочной у дороги. С ней всегда приходил крупный, мускулистый и заросший мужчина. Его голова была усыпана чёрными кудрями, блестящими на солнце, словно жужалка на дорогах шахтных городков; Эти черные волны плавно переходили в густую бороду, которая почему-то поблескивала рыжими и даже желтыми цветами. В карих глазах этого большого и доброго великана, Ро́мана, Джон видел свое отражение, и ему нравилось, что их волос, цвет глаз и характер так похожи. А еще, сидя около него, Джон слышал запах травы и смолистой коры; закрывал глаза и снова видел бабочек, поле, цветы; представлял журчание ручья.

Вскоре посещения Роузи и Ро́мана прекратились. Джону с трудом удавалось уснуть по ночам и днем влиться в компанию соседей: Норы, Лады, Пи и Сэма. Его мысли заполняли эти незнакомые люди, которые почему-то оставили его тут, в этом бездушном приюте, где он не мог найти себе ни спокойного места, ни друзей. Он только рассматривал их, находясь мыслями где-то в прошлом или неизвестном будущем. Из-за своих же мечтаний и отрешенности, Джон часто оставался без обеда или угощений от посетителей. Крупный Сэм и его товарищ Пи за считанные минуты поглощали все съедобное, что появлялось около них. И вот снова Джон летал в своих мечтах, четверо соседей хрустели и пожевывали какой-то новый фаст-фуд, привезенный меценатами, когда дверь распахнул высокий светловолосый мужчина. Он спокойно подошел к Джону, не сказав ни слова, подхватил его на руки и понес прочь. На выходе он забрал какие-то бумаги и справки у заведующей приюта. Та в свою очередь легонько стукнула Джона по носу и пожелала удачи в новой семье.

Дорога оказалась такой увлекательной, что ему совсем не было страшно. У Джона не было вопросов о том, куда он попадет после этой поездки. Наконец-то он чувствовал свободу!

«Деревья! Деревья! Какие зеленые поля! Высокие и низкие дома. Как я скучал по этому всему…» – думал Джон, смотря в окно на заднем сидении.

И этот высокий незнакомый человек совсем не пугал его. Он молча вез крохотного Джона в новую семью, где он снова и увидел невысокую молодую рыжеволосую Роузи с распростертыми объятиями.

– Джон, малыш, я так рада! Ты, кажется, подрос, – она собрала длинную юбку платья и присела так, чтобы дотянуться до его удивленного лица.

Роузи аккуратно приподняла уже радующегося Джона и прижала к себе. От неё пахло чистотой и ещё чем-то, чего раньше ему еще не приходилось слышать.

– Теперь это все твоё. У нас, конечно, не замок усаженный именитыми цветами и газоном, но обещаю, с нами тебе будет намного лучше, чем в твоём прошлом доме.

***

И в словах, произнесенных месяцем раннее, она была абсолютно права. Джону нравилась загородная тишина и милость природы. Он больше ни разу не видел страшных туч, не слышал грома и даже дыхания сильного ветра в спину. Они часто гуляли по террасам природы, собирая цветы, узорчатые палки, просто красивые и лечебные травы. После чего забирались как можно выше, удобно усаживались и смотрели куда-то вдаль. Роузи была полностью погружена в свои мысли, а Джон немного передохнув, спешил ловить бабочек или гонять, пасущихся неподалеку, овец и коз.

Осень не спеша вступала в свои права. Джон уже совсем освоился и чувствовал себя настоящим повелителем природы. Порой, сидя в беседке, он затихал, прислушивался несколько минут и резко начинал бежать. Шёл Ро́ман. Джон любил его возвращения с работы, поэтому не жалея сил бежал ему навстречу. Глаза блестят, не видят никого вокруг. Весь взъерошенный он добегал до Ро́мана и оказывался на руках. Потом они не спеша доходили до своего двора, садились рядом в беседке, как будто они кровная родня и ждали теплой встречи Роузи, которая всегда выходила с улыбкой. Вечерами Джон предпочитал сидеть на старом, уже освободившемся от коры, пне березы и думать о чём-то своём: планировать утренние прогулки, вслушиваться в шум насекомых и смотреть на суетящихся перед сном Роузи с Ро́маном.

Теперь уже для Джона не был загадкой запах, который он услышал от Роузи по прибытию. Это были ароматные травы, что она собирала и сушила, а потом замачивала в кипятке, подготавливая для изготовления домашнего мыла. Он мог подолгу с интересом наблюдать за уже знакомым процессом: подбор масла для формирования мыльной основы и эфирных масел собственной работы, трав личного сбора; Роузи аккуратно измельчала их. Острым ножом она отрезала тонкие дольки фруктов и погружала их в тот же горячий чан со всеми премудростями для создания мыла; после всего доставала свои любимые формочки в виде треугольников, пирамид, шаров и осиных сот. Мылу осталось теперь только застыть в них. Потом Джон тихо вставал, чтобы не отвлекать её от дела, и уходил в амбар, где пахло инструментами и маслом. Еще по приезду, знакомясь с местностями, он приглядел в этом самом стареньком деревянном амбаре, стог сена, который едва-едва не доходил до закругления на крышу. Первое время он тяжело и по несколько раз повторял попытки взобраться на него. Сено рассыпалось, и он снова оказывался внизу, весь усыпанный мелкими желтыми веточками льна. Но Джон никогда не сдавался и вот он уже довольный лежит на самом верху и разглядывает морщинистую крышу, видя в ее узорах изображения то людей, то зверей, а порой и целые картины.

Ро́ман в выходные дни активно подготавливался к зиме, запасаясь в поле хворостом, в лесу неподалеку – дровами. И освобождал место под дрова в амбаре. Однажды, он даже брал Джона с собой в лес. Но чем он – маленький, хрупкий, бессильный мальчик, может помочь в огромном сыром лесу? Он то и дело, что прыгал по упавшим деревьям, прислушивался к шороху и пытался побороть дрожь, которая предательски выдавала его панику. Другое дело амбар! Там он был хозяином. Помогая Ро́ману убирать налетевший за весну и лето пух, траву, листья, он поднимал по несколько травинок и весело бежал куда-то в сторону огорода, а сделав несколько кругов по двору, подносил то, что осталось к горящему костру.

Пока парни делали все для того, чтобы удалось пережить наступающую зиму, которая в этом году должна быть достаточно холодной, Роузи собирала последний поздний урожай или варила ароматные супы и каши, стараясь все сделать до темноты.

– Какая чудесная погода! Джон, мы успели поймать последние солнечные дни! – радовалась Роузи при одной из дневных прогулок по пожелтевшему и мягкому от постоянных дождей, полю.

      Сегодня, впервые за несколько недель, с самого утра светило солнце. Но земля не спешила просыхать. Целая неделя дождей и первых ночных заморозков давала о себе знать.

– Перед обедом нужно нагулять хороший аппетит. Потом немного отдохнешь и пойдем, встречать Ро́мана с работы, если хочешь. На сегодня я покончила с делами. Вот что значит бессонница! Ты представляешь, с трёх часов не могла уснуть. Хотя кому я говорю, ты и сам всё слышал! – Роузи усмехнулась и добавила товарищеским тоном, – Я старалась не шуметь.

      Они снова и снова взбирались на самую вершину холма. И чем ближе они были к солнцу, тем жарче становилось и Роузи, и Джону. Спокойный шаг они сменяли пробежками, потом останавливались около лисьих нор и прислушивались, нет ли там, внутри, каких-то движений. И снова отправлялись бежать наперегонки.

Роузи сбавила темп от усталости, а Джон и совсем замедлился, потом упал в мокрую золотистую траву и с мыслями о воде, закатил глаза, но через минуту снова открыл их, когда услышал где-то недалеко от себя запах озера. Он резко встал, оглядел все сверху до низу и …

«О чудо! Озеро! Прозрачное! Вода. Как же я хочу пить. До него около сорока метров. И пусть!».

Он бросился со всех ног к манящей воде, забыв о Роузи, о норах и колючих ветках. Роузи бросилась вдогонку, но что может её тридцатилетнее тело по сравнению с его молодыми мышцами?!

Вот оно. Совсем близко. Джон слышал его шум и, утомившись от жары, не задумываясь, прыгнул в озеро. Под его молодым разгоряченным телом что-то захрустело и затрещало. Ночные морозы оковали берег небольшого озера ледяной коркой, которая сейчас рушилась под ногами и грудью Джона.

– Джон, Джон! Что ты делаешь, маленький чертенок? Неужели совсем не хочется жить? – взмолилась уставшая Роузи, вытаскивая из воды испуганного Джона.

Она расстегнула старую, пропахшую костром и сыростью летней кухоньки, коричневую куртку по колено и прижала к себе замерзшего Джона. Холодная вода пропитывала её гольф и не спеша стекала с ушей, пальчиков и покрасневшего носа малыша. Роузи торопилась домой, не замечая вытоптанных людьми дорожек, ступала прямо в грязь и лужи. Какой-то неразборчивый шёпот не доходил до сознания Джона, ему было уж слишком холодно и стыдно. Он закрыл глаза:

–Зачем я вам? Зачем? Я напугал тебя своей глупостью, – он заплакал.

      До дома оставалось около пяти минут, но она уже не могла торопиться. Одна нога подбивала другую. Обычно удобная куртка сейчас казалась тяжелыми оковами и замедляла её темп. Но стараясь не сдаваться, крепко прижимая к себе дрожащего Джона, Роузи продолжала идти.

Добравшись, она укутала его в плед и принялась растапливать печь. Её руки тоже замерзли, пока она спешила уберечь малыша от болезни или переохлаждения. Стрый чайничек в красный горох уже трещал на огне. Она насыпала в чашку душистых трав: ромашку, мяту, мелису, чабрец и цветы чайной розы, присела около Джона и заглянула в его глаза, нащупывая репейник, жадно вцепившейся практически во весь его рост.

-Не пугай меня так больше.

-Я провинился, мне стыдно смотреть тебе в глаза. Я еще не видел тебя без улыбки, – он всхлипнул, – Прости, прости. Если бы я только мог тебе это всё сказать, но я… Я нем.

И он действительно не мог говорить. Именно поэтому его никогда не подводил ни слух, ни нюх. Джону удавалось даже услышать незнакомые запахи, приближающиеся к их двору и предупредить Ро́мана или Роузи о приходе гостя. Слушая песни природы, он мог словить тяжелые шаги, идущие еще в поле и точно знать, что возвращается их работящий отец.

Но говорить он не мог.

Ещё при первой встрече Роузи с Ро́маном знали обо всём.

«Почему не испугались? Зачем вам я?» – часто, смотря на свою новую семью, думал Джон.

И действительно, они знали обо всех трудностях воспитания и общения. Но он им был важен. Наверное, эти двое нуждались в нём больше, чем он в них.

Роузи и Ро́ман Бойкот совсем не коренные жители этого небольшого посёлка, скрывающегося в тени чешской столицы. Около трёх лет назад их привела сюда судьба из Румынии, а туда они переехали из Польши. Кстати говоря, они и поляками не были; их соседями – прибывшей на заработки молодой парой с центральной Украины. Их путь начался ещё шесть лет назад: постоянные переезды, съемные квартиры и смена работы. Все события их жизни были связаны с работой Ро́мана. Начиная еще с детских лет, он посвятил свою жизнь восточным боевым искусствам, которые и принесли свой плод – он – самый известный тренер на родине, отправившийся осваивать новые пространства. Его дела в небольшой Польше сначала шли не достаточно хорошо, но со временем, тратя все силы и деньги, он всё же смог набрать несколько юношеских групп. Через год жизни за границей, он написал Роузи, что хочет забрать её к себе. Прибыв на стареньком автобусе в Катовице, в середине жаркого июня, она бросила все силы на поиски работы. Но её умения и знания в работающей руками Польше никому не пригодились. Тогда их молодость кричала о путешествиях и бредила славой, приведя их в Румынию, где Ро́ман завел несколько удачных знакомств.

Огромный спа-центр курортного отеля приютил украинцев в домике для персонала. Им приходилось вставать в пять утра для того, чтобы позавтракать вместе и поговорить о вчерашнем дне. Потом около шести он шёл проводить тренировку для гостей отеля, после учил детей основам и духовным принципам борьбы, и уже под вечер отдыхал от общения, подрабатывая спасателем искусственного пляжа с ярким подсвечивающимся бассейном. Рабочий день Романа кончался около двенадцати ночи, когда он уставший возвращался в их домик, и даже не сбрасывая одежду, укладывался спать.

Её рабочие дни всегда были однообразные и скучные. Небольшой ресторанчик при отеле – «Ле Вата», открывался в восемь утра и работал до последнего клиента. Роузи, проводя Романа на его утреннюю тренировку для богатеньких дам и престарелых мужичков, заваривала себе чашку чая и ещё около часу занималась своим любимым делом – писала стихотворения; потом быстро натягивала надоевшую бледную форму официанта, собирала, тогда еще короткий, волос в затянутый пучок, одевала неудобные черные старушечьи туфли на толстом высоком каблуке и брела в ресторанчик. С восьми утра до восьми вечера она обслуживала гостей и пыталась угодить их маленьким капризным детям. А когда темнело, ей было позволено снять белый фартук и устроиться на ближайшие семь часов за барной стойкой, разливая выпивку тем, кому не спиться на отдыхе в Румынии.

Такой ритм приезжим рабочим приносил немалые деньги и обеспечивал жильем, но не давал ни одного выходного, и даже возможности побыть вместе. Стоит ли говорить, что еще после переезда в польский городок с иллюзиями об удачно сложившейся жизни, Роузи задумалась о детях? Но её избранник всячески отговаривал её от этой мысли, ссылаясь на отсутствие квартиры, финансов и других возможностей. Ей казалось, что переезд в Румынию всё исправит, но им удавалось находиться рядом только во сне, около трех часов в сутки. О совместных прогулках и близостях уже давно оба позабыли.

На тот момент близился двадцать шестой день рождения Роузи, а Ро́ман уже как несколько месяцев находился в этом возрасте. И только в свои именины, сотруднику отеля давался выходной. В феврале Ро́ман посвятил свой выходной Роузи. Он весь день сидел у бара ресторана и заказывал сок. Медленно потягивая его, он с улыбкой наблюдал за нею. Целый день любования невысокой, худощавой и загоревшей, под солнцем курорта, Роузи, вечером сменился приятным общением. Они без умолку говорили о происходящем вокруг, смеялись над шутками сидящих рядом клиентов и часто говорили, как они друг друга любят. В свой крохотный домик из комнаты, кухоньки и уборной, они возвращались, когда уже светало, крепко держась за руки. Им осталось спать какие-то два-три часа, но они не спешили, молча наслаждаясь компанией друг друга. Потом Роузи резко остановилась, радостно обняла Романа и всунула в его руку маленький серебряный свёрток, поцеловав его.

Пока она принимала горячий душ, он аккуратно снял голубую ленту и развернул подарок. Там лежали ключи с письмом, быстро написанным от руки самой Роузи: «Любимый, с Днём твоего Рождения! Знаю, что весь день ты будешь всего в нескольких метрах от меня, но мы, как всегда, не сможем поговорить по душам. Мне и грустно, и радостно одновременно. Я даже не представляю лучшего подарка! Это чудо! Нет, конечно, это просто кусок метала, выплавленный в зубчатый ключ. Но это, кажется, наш шанс на жизнь! Его мне переслал отец около двух недель назад, а потом позвонил, чтобы убедиться, что посылка дошла. Тогда он мне и рассказал, что его усердная работа не прошла даром. Он больше не хочет слышать о том, как мы работаем по двадцать часов в сутки. Поэтому он потратил все свои сбережения на квартиру для нас. Представляешь, только ты и я! За эти два года в Румынии мы с тобой заработали достаточно, чтобы некоторое время не думать о работе, еде и том, как будем жить. Хочешь, сначала отправимся на отдых?! Мы так давно не нежились на солнце, не погружались в соленную морскую воду… Давай уедем от сюда! Бросим всё и вернемся домой. Обустроим в новой квартире все так, как нам захочется. Даже если придется потратить все, что я заработала. Я правда хочу этого. Нам уже пора обзавестись местом для нас, а может, уже пора перестать нашей семье, состоять только из нас двоих?».

Дочитав, он сидя на краю кровати, опустил письмо вниз и еще раз посмотрел на золотистые ключи: «Перестать семье состоять из нас двоих! Как же ей объяснить?».

В тот момент Роузи вышла из душа и вдруг остановилась. Она увидела в его взгляде не радость, а грусть и отрешенность.

– Что случилось? Я что-то не так написала, обидела тебя чем-то? – она присела около него.

– Роузи, дорогая, – он взял её за руки, – мы не можем вернуться домой. Разве мы этого хотели? Неужели для этого скитались по странам и не спали ночами, чтобы вернуться обратно? Туда, где нет перспектив, где все наши кровные деньги мы растратим быстрее, чем заработали?

– Я устала… Мне хочется жить как все люди. Осточертел уже этот крохотный домик с желтыми стенами, эти люди. Я устала возвращаться и видеть, как ты спишь, прислоняться к тебе всего на пару часов и снова прощаться. Нам пора отдыхать. Мы с тобой уже не так молоды, чтобы не жалея себя, работать ради денег, которые все равно не тратим. Я хочу детей. Хочу дом и машину, красивый сад с цветами! А здесь что? Мы даже животное, даже тихого маленького хомяка не можем завести из-за правил отеля.

– Родная, мне тоже не хватает общения с тобой. Но давай ещё немного потерпим. Ещё год или полтора, два, а потом все сделаем так, как ты захочешь. Купим себе тут дом или вернемся в Польшу. Помнишь, как тебе нравились исторические улочки города, и пицца в кафе за общежитием? Я еще помню, как однажды ночью проснулся, а тебя нет рядом. Ты тогда через несколько минут вернулась с большой пиццей с салями и грибами, а еще обожженными малиновым чаем пальцами, – он усмехнулся.

На этом их разговор о детях закончился. Он считал, что ещё рано говорить об этом, и даже не догадывался о затаившейся обиде на него, даже спустя два месяца после этой беседы.

Тринадцатого апреля её не разбудил Роман, как-то было обычно. Он быстро собрался, поцеловал её в щеку, и тихо закрыв за собой дверь, ушёл на работу. Роузи проснулась только около одиннадцати. Её тело ласкали яркие, теплые лучи солнца и она впервые за долгое время улыбнулась открыв глаза. Потянувшись во весь рост и разбросив руки поперек кровати, она нащупала конверт, но не поспешила развернуть его. Нехотя встав, она направилась на кухню, поставила на плиту греться воду для чая и задумчиво посмотрела в окно. Её сумбурные мысли перебил кипящий прозрачный чайник. Она быстро бросила в чашку пакетик заварного экзотического чая, залила его кипятком и решила вернуться в кровать.

– Это мой день! Двадцать шесть. Как быстро летит время. Но я еще во всех красках помню детские годы, студенчество, знакомство с Ро́маном. Как это было давно… А наши отношения никак не изменились, – она погрязла в грусти и мыслях о детях.

Спустя время она все же открыла конверт, в котором лежало около пятисот лей и записка: «Сегодня твой праздник, моя принцесса. Не отказывай себе ни в чём. Отправляйся в город, купи себе самое лучшее платье, удобную обувь. И не забудь прикупить кардиган, на улице еще прохладно. Я буду в городе в семь часов у фонтана, где ты в день нашего приезда потеряла свое обручальное кольцо. Люблю тебя».

Ей вспомнился тот момент, когда они радостные и недавно расписавшиеся на родине, приехали в Румынию. Человек, который встретил их на вокзале и должен был доставить на территорию отеля, в течение нескольких часов возил их по городу, показывая достопримечательности. Одной из которых и оказался местный старый фонтан по легенде в обмен на монету или какую-либо ценность, исполняющий любое желание. К сожалению, монет тогда не оказалось и Роузи, заранее попросив прощения у Ро́мана, бросила кольцо в фонтан. Она знала, что оно к ней обязательно вернется. И действительно, отойдя от шока и вдоволь насмеявшись от заразного смеха Роузи, Ро́ман залез в фонтан, где было по колено голубой холодной воды, и спустя несколько минут поисков достал золотое обручальное кольцо.

Вся их жизнь, с момента знакомства, была наполнена неожиданностями и спонтанностью. Примерно так же они и сыграли свадьбу. В перерыве между приездом с Польши и отъездом в Румынию, Ро́ман сделал Роузи предложение и после её согласия сразу же потащил в ЗАГС. Свадьбу они сыграли через месяц. У них не было шикарных букетов и дорогих нарядов. Роузи купила нежное белое платье, которое полностью оголяло её спину и руки, провела несколько часов у зеркала и вышла из комнаты в образе самой настоящей невесты. В её руках были не розы – ландыши. Они добавляли свежести такому обыденному процессу при регистрации. Ро́ман же заказал у портного белый костюм. Тот подчеркивал красоту его тела. А вместо того, чтобы украсить маленький кармашек пиджака цветами, жених украсил свою золотистую бороду тремя ландышами из букета. Несмотря на всю скромность подготовки, свадьба выдалась на славу. Каждый из тридцати гостей еще несколько недель вспоминал всю нежность, необычность и веселость свадьбы.

И вот он снова застает её врасплох.

«Как же он отпросится с работы? Неужто сбежишь, и мы уедем отсюда прочь? Ох, Роман (в мыслях она все еще ставила ударение на «а»), этот вопрос будет мучить меня весь день».

Она уже давно хотела съездить в город и планировала эту поездку именно в свой день рождения. У неё было еще одно дело перед вечерней встречей с мужем, поэтому она поторопилась собраться и выехать с территории отеля.

Её ранние подъемы и страсть к писательству не прошли даром. Спустя два года утренних стараний, она закончила сборник детских стихотворений для развития личности и отправила электронной почтой в одну из самых крупных местных редакций. И вот сегодня она сможет приехать туда сама лично для того, чтобы получить ответ.

Время близилось к семи. Роузи уже ждала Ро́мана около фонтана. Легкий ветерок развивал её рыжий волос, а новое зеленое платье дополняла белая полупрозрачная шаль в мелкий клевер. Клевер – символ удачи и сегодня она на её стороне. Она ходила вокруг фонтана, изнемогая от любопытства, как вдруг в тёмных джинсах и белой, застегнутой только на нижние шесть из девяти пуговиц, появился Ро́ман.

– Я уже заждалась тебя!

– Прости, я и забыл, сколько времени занимает дорога в город, – он крепко её обнял и взял за руку, – Ты сильно голодна?

– Нет. Я совсем забыла о еде. Я так счастлива сегодня, Роман.

– И я рад видеть тебя такой. Давай тогда прогуляемся, пока не проголодаемся? – Роузи не перебивая его кивнула головой, и он продолжил. – Потом я отведу тебя в самый лучший ресторан в округе. Говорят, там вкусные креветки в сырно-лимонном соусе. Ты еще помнишь их вкус?

– С трудом. Роман, скажи мне, как тебе удалось улизнуть с работы?

– Я сбежал. Просто сбежал.

– И как ты объяснишь это администратору?

– Мы туда больше не вернемся, Роузи.

– Ты хочешь сказать, что мы все бросаем и возвращаемся домой? А как же вещи, накопленные деньги?

– Роузи, ты с годами не меняешься, всё такая же паникерша, – он засмеялся и обнял её плечи. – Кстати, мне очень нравится твой наряд. Роузи, – он остановил её и заглянул в серо-голубые глубокие и большие глаза, – мы не возвращаемся домой. А за вещи не беспокойся. Я собрал всё, что было в нашем, таком надоевшем тебе, домике. Все наши вещи на вокзале в камере хранения.

– Но… но что мы будем тогда делать? Где будем жить?

– Что ж ты за чертовка такая?! Все сюрпризы ломаешь! – Ро́ман достал из внутреннего кармана пиджака, который небрежно висел на его левой руке, два билета.

Роузи выхватила их из крепких рук Ро́мана и удивленно смотрела то на него, то на недавно напечатанные билеты. Они еще пахли принтерными чернилами и ароматным кофе аэропорта.

– Чехия? Мы летим в Чехию?

– Мы будем там жить, Роузи. Мне пообещали хорошую работу в спортивном комплексе. Придется работать всего четыре дня в неделю. А денег у нас достаточно, чтобы мы могли что-то купить себе там. Ты и сама знаешь.

Они еще долго объяснялись и уточняли все детали поиска работы, времени и даты отъезда. Потом решили, что ресторан им ни к чему, зашли в небольшое быстро и заказали сначала красное грузинское вино, а потом обогатили хозяев, заказав три самых дорогих пиццы.

– Роман, у меня тоже есть хорошие новости, – Роузи ехидно посмотрела на сидящего напротив мужа и гордо поставила бокал на стол. – Я сегодня была в издательстве. Они просто в восторге от моего сборника и готовы напечатать его. В пятницу я должна ознакомиться с условиями договора и подписать несколько документов. Мне обещают заоблачные гонорары! Все критики читательской комиссии были довольны моей работой. Они мне не сделали ни одного замечания и даже сказали, что детским издательствам не хватало таких, как я.

С того момента их насыщенная жизнь набирала новые обороты. Через месяц они переехали в Чехию и купили уютный дом за городом, чтобы отдыхать от шума, который изрядно надоел им за несколько лет в Румынии. Еще через два месяца Роузи вернулась в румынскую столицу для уточнения некоторых авторских нюансов и презентации своего первого детского сборника. В число нюансов входило имя, которое она из простого и незамысловатого «Роза», от латинского происхождения и означавшего одноименный цветок, сменила на более нежное и иностранное – Роузи. К исконно украинской фамилии «Бойко» она добавила букву и изменила ударение, вызывая иллюзию родства с Чарльзом Бойкотом, правителем Ирландии в 1899 году, который лишь из-за своих жестоких мер, подарил миру термин «бойкот» таким, как его знают и до сей день.

Дела в Чехии, и правда, начали идти лучше. Несмотря на обещания руководителей спортивного комплекса, Роме приходилось работать по пять и шесть дней. Поэтому, продав квартиру в Украине, им хватило денег на открытие небольшого клуба единоборств на окраине города. Вскоре слава Ро́мана расползлась по городу и все: мальчики, их отцы, которые потом приводили и своих дочерей, записывались на тренировки и готовы были отдать до 500 долларов за тренировку. И так, по мере расширения информации и набору групп, помещение, когда-то бывшее только крохотным залом шесть на восемь и одной общей раздевалкой, выросло в двухэтажное именное здание Ро́мана Бойкота. Он, желая не привлекать внимания к своему украинскому происхождению и стремясь защитить Роузи от настырных папаш-поклонников, так же сменил фамилию и на все мероприятия ходил вместе с ней. Некоторые местные дети переставляли ударение в имени и вот, через несколько месяцев он был уже скорее Романом, с ударением на «о», чем когда-то молодым и не опытным мальчишкой Ромой.

Хотя дела клуба и прибыль от продаж книг была не малой, оба постоянно пропадали на работе, на соревнованиях в других городах, авторских презентациях и интервью, забывая о личной жизни, пока они не переступили тридцатилетний рубеж и не поняли, что заводить детей уже может быть поздно.

Так в их семье появился не родной немой Джон, как только у них нашлось немного свободного времени. Они знали, что им придется тяжело и не сладко. Но каждый раз, когда Роузи охватывала паника из-за отсутствия опыта общения с детьми, кошками, собаками и вообще какими-либо другими живыми существами, кроме людей, Роман успокаивал её:

– Помнишь, мы консультировались с профессионалами? Пускай он еще немного освоится, привыкнет к нам, нашим порядкам и потом найдем ему специалиста, который будет заниматься с ним. Я уже узнавал о занятиях. Платить придётся не мало, несколько раз в неделю мы тоже должны находиться на уроках, чтобы научиться правильно общаться с Джоном. Но мы справимся, родная. Ты же этого хотела, добрая душа моя.

И вот Роузи, словно прирожденная мать, сидит возле расстроенного Джона и успокаивает его нежными словами, которые он точно понимает. Но он их не слышит, слишком погружен в мысли и совесть разъедает его изнутри. Немного подсохнув, Джон принялся за теплый бульон с пшеничной кашей, капустой и кусочками домашней курицы, которую он недавно загонял в угол для Ро́мана. Покончив с большой железной миской супа, он удобно устроился на диване в гостиной комнате и задремал. Его тело расслаблялось в подергивании, а сквозь сон он чувствовал такое релаксирующее чувство и лёгкость, которой давно не ощущал. Уже вечером его разбудил разговор Роуз и Ро́мана, который доносился с кухни. Джон стал прислушиваться.

– С кем мы его оставим здесь?

– Он не такой маленький, как тебе кажется. Роузи, это свадьба моей сестры. Моей маленькой сестры. Мы и так не виделись с родными больше года. А её свадьба – хороший тому повод.

– Ты ведь можешь поехать без меня. Скажи, что у меня важный контракт, много дел. В конце концов, скажи правду!

– Любимая, уже осень. Это не лето, где ты могла ни о чем не переживать. А как ты сама будешь топить печь, заготавливать дрова? Тем более, я не оставлю тебя одну в этой глуши, где на помощь не дозовешься и выехать в город можно только своей машиной.

– Роман, как я смогу улыбаться всем и быть приветливой, если буду знать, что где-то в другой стране моя душа, мой мальчик, который совсем одинок и не может даже попросить поесть. И соседей в округе уже давно нет.

– Давай попросим Дори остаться с ним. Это всего три дня. И ты развеешься, и ей от нас удобнее будет добираться на работу. Вы же, кажется, с ней подружились? Недаром же она, во время очередной ссоры с бойфрендом, оставалась у нас на несколько ночей, а то и неделю. Джон всё поймет. Тем более, нам везти его с собой будет трудно сейчас. Столько документов не сделаешь за неделю.

– Я подумаю. Может, ты прав. К тому же, мне показалось, что Дори понравилось Джону.

Джон не спеша зашел на кухню, понимая, что вскоре он останется один. Он не был против знакомой его любимой Роузи. Она даже чем-то была похожа на неё. Такие же рыжие гладкие волосы, рост и симпатия к Джону. Она часто говорила с ним, рассуждая о том, каким он красавцем вырастет или рассказывая о своей очередной неудавшейся любви. Конечно, она была немного неуклюжа и забывчива, поэтому в её разговоре с ним часто проскакивала фраза «Скажи мне, маленький Джон…». И конечно, он только молча смотрел на неё, удивляясь наружной, хоть и пухловатой, красоте, и такой глуповатой, странной и уродующей её глупости.

Спросонья Джону не удалось сразу умоститься на колени к Роману, поэтому они, смеясь, помогли ему взобраться. Роузи потрепала его за щечку и начала свой монолог:

– Джон, ты же знаешь, что мы тебя любим? Я всегда буду с тобой, но скоро нам нужно будет уехать. Ты даже не заметишь, как пролетит время! Обещаю. С тобой будет Дори. Она же тебе нравится? И ты её очень умиляешь. У неё совсем никого сейчас нет, поэтому, я думаю, она будет рада провести с тобой эти три дня. Мы слетаем туда и обратно, обещаю.

Джон легко дотронулся до её руки, как бы одобряя их поездку. Он сейчас совсем не понимал, насколько долгим для него покажется их отсутствие. Хотя его и тешила мысль о том, что его семья сможет наконец-то расслабиться и отдохнуть.

***

Сон Джона ноябрьским утром перебил свист чайника. Из кухни уже доносился аромат оладий, малинового варенья и травяного чая. Он быстро спрыгнул с кровати, но не спеша потянулся и побрел в сторону кухни. Роман уже загружал в багажник их старой красной Нивы два чемоданчика с вещами.

Роузи сегодня была совсем не выспавшаяся. Было видно, что она неохотно расставляла любимые чашечки, наполненные кипятком и вьющимися внутри травами. Сегодня её серые штаны, доходящие лишь до щиколотки, и такой же серый гольф под горло, были не выглажены. А красные замшевые сапожки, еще не застегнутые под штанами, протирали каменный пол кухни. Джон вошел на кухню вместе с Романом. Детский завтрак уже был готов и ждал маленького соню, который совсем неожиданно так рано проснулся. Теперь ей будет еще тяжелее уезжать. Она сказала приниматься к завтраку, а сама пошла еще раз перепроверить, все ли необходимое она взяла, и закрыть сундук со сбережениями и драгоценностями, которых и так было не много.

– Джон, любимый, – вернувшись на кухню, она села рядом и приобняла его, – хочешь я останусь?

– Роузи, – резко и со строгостью в голосе обратился Роман, – он всё понимает. Правда, Джон? Мы очень скоро вернемся. Сейчас придет Дори, ты увидишь, как ему нравится с ней играть в мяч и отляжет от души.

– Наверное, – неуверенно согласилась она.

«Уезжайте, всё будет хорошо. Не исключено, что мне понравится бегать с пампушкой Дори, а после поедать яичницы и омлеты, заедать их пончиками или круассанами. Так же, вероятно, мне будет не хватать тихих прогулок с тобой, Роузи, песен и плясок во время готовки; и тихого ворчания твоего, Роман» – думал Джон, смотря на них.

За окном послышалось тихое жужжание новенькой серой Хонды, которая уже заблокировала выезд для Романа с Роузи. Отворилась калитка и высокий голос раздался по всей тихой утренней округе: – Проспите отправление! Атас! Всем на выход!

Роузи маленькими глотками допивала чай, Роман двинулся к двери дабы перехватить энергичную и неудержимую рыжую даму – Дори, и уговорить её снова завести свою машину, дав выехать их Ниве времен Советского Союза; шустрый Джон обогнал его и бросился было на веранду, но дверь оказалась закрыта на замок, находившийся на полутораметровой высоте.

– Дори, привет! – отворил дверь Роман.

– Привет-привет, дровосек! – она засмеялась и подняла на руки, вылетевшего на неё Джона. – Привет, малыш. Какой ты уже взрослый! Скоро больше меня будешь. Чем тебя тут кормят?

– Идём, переставим машину, а Роузи пока заварит для тебя чай, – он подхватил её под локоть и потащил прочь от дома, пока она не переступила порог и не потерялась в разговорах и бессмысленных рассказах, сопровождающих её жизнь.

– Ложку сахара и мёд! – громко напомнила она толи Роману, толи, направляя возглас Роузи вслед за закрывающеюся дверью.

– Хорошо, хорошо, – безысходно и немного кривляя подругу, сказала Роузи, которая уже заливала кипятком новую чашку чая для себя и большую прозрачную для гостьи.

Джон сидел в уютном зеленом кресле-качалке на кухне и наблюдал за осторожными и артистичными движениями Дори, задумчивостью Романа, рассеянностью, его любимой Роузи. Он не вслушивался в их беседы. Для своего возраста он и так уже слишком много слышал и знал. В основном благодаря болтушке Дори, которую сегодня впервые видел не накрашенной, с волосами, собранными в тугой пучок и невнятном мешковатом болотном балахоне. Вдруг все трое начали вставать из-за стола и направляться к выходу. Джон, который, наверное, дремал под их голоса, в спешке спрыгнул с кресла и побежал вдогонку. Не могут же они не попрощаться!

– Малыш, мы скоро вернемся. Не скучай, – присела к нему Роузи и крепко обняла, по её бархатной щеке скатилась слеза.

– До встречи Джон, – обратился к нему Роман, как к взрослому и потрепал за ушко.

– Пока…, – ответил тот и немного всхлипнул, но потом понял, что от этого будет только хуже.

Но было поздно. Роузи уже заметила его глаза и сорвавшийся с уст подавляемый плач. Она снова обняла его и надолго закрыла глаза: – Я люблю тебя, Джон.

– Роузи, время уходить. Самолет ждать не будет.

Всю дорогу в пражский аэропорт Роузи была погружена в собственные мысли. Ей казалось, что Джон теперь затаит на неё обиду и больше никогда не посмотрит с такой любовью, как в те холодные вечера, когда она укрывает его еще одним пуховым одеялом, или как по утрам его глаза сияют благодарностью за еще теплое парное молоко.

– Всё будет хорошо. – взял её за руку своей загоревшей большой пятерней Роман.

– У меня такое чувство впервые. Мне кажется, я не вынесу эти дни в разлуки и уеду домой…или даже не уеду! А сбегу прямо сейчас! Прямо из зала Рузине!

– Это чушь!

– Нет, Роман, – её голос приглушала досада, что поселилась в груди и шум приближающегося аэропорта, – мне впервые так тяжело покидать наш дом. Мы должны быть Джону родителями. Иначе зачем всё это начинать?

– Всего лишь три дня. Три. Дори не даст ему заскучать, ты же знаешь. Завтра они собираются поехать в центральный парк. Он будет в таком восторге от увиденного! А после свалиться с ног от усталости, что даже не заметит, как пролетит день.

– Вдруг она не поймет его? – будто не слыша повторяла она. – Я не отходила от него ни на шаг все четыре месяца. И знаешь, полтора из них, я жила в страхе. Просыпалась по ночам и шла посмотреть спит ли он, не замерз ли, не снятся ли ему кошмары. Мне тревожно было ибудет. Всегда. Джон ведь и слова сказать не может если его что-то расстроит. Для того, чтобы его понять, нужно любить. Любить так, как это делаю я. Чтобы каждая его эмоция; отвращение это или восторг, чувства и желания, стучались в сердце еще до того, как он даст об этом знать. Поверь, дорогой, это всё в его глазах.

Но Роман уже давно её не слушал. Он аккуратно парковался на стоянке аэропорта. Потом вздохнув, повернулся к печальной Роузи:

– Сколько мы были в пути?

– Около сорока минут. Не знаю. Мне кажется, вечность, – озадачено ответила Роузи.

– Позвони Дори. Убедись, что все в порядке. Если в первый час он еще не сбежал от неё, значит, всё заладиться. Поверь мне, – он потрепал её за щеку, – звони, а я займусь багажом.

***

В то время, когда Роузи дозвонилась Дори, Джон с любопытством наблюдал за осыпающимися с деревьев желтыми листьями сидя на веранде в кресле-качалке, которое туда вынесла Дори, заварив себе крепкий кофе с карамелью. Поначалу Джон усердно вдыхал горько-сладкий аромат напитка, знакомясь с этим незнакомым запахом. Но после того, как до него донесся, хриплый от ментоловых сигарет, голос Дори, Джон стал прислушиваться.

– Роузи, он такой спокойный. Советую и тебе взять пример с малыша.

Он направился в гостиную, где расплывшись по мягкому зеленому дивану и закинув ноги на чайный столик, забыв про свой кофе, уже пила апельсиновый сок и говорила по телефону Дори.

«Зачем она себя мучит? Я не такой маленький и беззащитный, каким кажусь. Эх…научиться бы ей отдыхать. И почему Роузи не счастлива сейчас? Её ждет большой город. Он снова встретится с родными. Я бы хотел увидеть её завтра такой красивой, в длинном золотистом платье. С её медными волосами, изящно и в то же время озорно закрученными в небольшие спирали. Наверное, её кудри будут так пахнуть чистотой и сладкими духами. И, наверняка, она выберет броскую красную помаду. Я-то уже не раз видел, как она собирается на встречи со всякими мужчинами и женщинами в деловых костюмах! И каждый раз – красный. Цвет уверенности. И правильно! Не для неё эта скромность и бесцветность! Вот бы посмотреть и возгордиться её красотой, которая привлечет завтра к себе столько взглядов. Ах, Джон, как же повезло, что её сердце принадлежит только тебе и Роману!

Но от чего она грустит? Неужто ей совсем не надоела эта рутина? Утренние прогулки со мной, готовка, консервация, мастерская? Еженедельный выезд в город, где она чувствует себя чужеземным созданием и боится каждого местного жителя? Вот бы я мог ей сказать, что не держу обиды.

Роман – другое дело! Он умеет жить на полную! Не знаю, грустно ли мне должно быть или легко. Но он не спешит сродниться со мной. Это видно. И такая осторожность мне даже нравится. Но будь Роузи такой же, наверное, я предпочел бы остаться в приюте и не знать их.

Я не помню своего отца и, кажется, даже не видел его. Ведь никогда не могу вспомнить его черты, представить хотя бы силуэт… Но Роузи точно, как моя мать. Я это чувствую».

***

– Юлия, поздравляю тебя от всей Души! – легко приобняв стройную высокую блондинку в свадебном платье, улыбнулась Роузи. – Помнишь, в день нашей свадьбы с Романом, я говорила, что придет и твой счастливый миг? Свершилось! – она торжественно подняла бокал шампанского, и они одновременно засмеялись.

– Роза. Роузи, так тебя теперь называют? Ты была права!

– Девочки, какие же вы красивые. – сложив у живота полненькие ручки и перебирая большим пальцем левой руки, массивные серебряные кольца, которые крепко стягивали пальцы, неслышно подошла мама невесты.

Роузи стала рассматривать свое новенькое платье, пока Юлия принимала комплименты, поздравления и слезы счастья, но в то же время и грусти, своей матери. Только сейчас она заметила, как её молодое тело приобрело уже новые оттенки и линии. Пока она пыталась отыскать морщины на своем лице, так же бесшумно, как несколько минут назад, к ней приблизилась Надежда.

Роузи уж было готовилась натянуть улыбку, чтобы поддержать все эти слова о неземной красоте и нежности Юлии в этом платье, когда Надежда резко взяла её за руку и как бы стараясь надавить своим опытом, возрастом и авторитетом, громко заявила:

– Роза, вы с моим Романом вместе уже так давно. Возможно, я воспитана по старым нравам, но нельзя быть так далеко от семьи. Хотя, впрочем, с этим я уже практически смирилась. Я вот что хочу спросить: когда вы уже возьмете брак в церкви и попросите благословения небес?

– Понимаете…, – Роузи не успела даже повернуться к ней.

– Нет, я не понимаю, почему современные люди не стремятся взять поистине законный брак. Вы же сегодня видели, как красив и чист этот обряд. Мне кажется, вам нужно остаться еще на несколько дней и сходить в церковь. Я организую небольшой праздник. У тебя же есть более скромные платья? Желательно белые. Голову укроем тебе моим шелковым шарфом. Тридцать пять лет назад я тоже прошла в нем этот обряд. И видишь, мы всё еще счастливо живем вместе. А знала бы ты сколько бед случилось уже на нашем пути. Но Бог сохраняет наши узы. Возможно, служители церкви помолятся за вас, и я вскоре стану бабушкой.

Выйдя из своеобразного транса, в котором все слова свекрови превратились в приглушенные звуки, Роузи прервала её высокие рассуждения.

– Вы знаете, что я уважаю вас. Очень ценю и люблю вашего сына. Но церковь – нет. Она не вызывает ни восторга, ни жалости, ни почтения. Церковь – это обман. В ней нет ни капли чистого и искреннего. Хотя, знаете, все-таки заблудшие и звучащие, как эхо в пустом здании, ноты чистосердечности есть. Их произносят люди, наивно верующие во внеземную помощь. Их плач и мольбы – всё, что делает эти здания и их служителей сильными.

– Что ты такое говоришь, Роза? – со слезами на глазах и сердитостью в голосе, проговорила Надежда.

Возможно, эта дискуссия продлилась бы еще очень долго и неизвестно чем окончилась бы. Но продолжить её помешала Юлия, которая видя всю ситуацию, подозвала официанта с шампанским.

– Спасибо, – Роузи расплылась в улыбке и повернулась к Юлии, желая окончить этот не весьма приятный разговор.

– Как тебе мой наряд? – Юлия зыркнула на мать, давая ей понять, что сейчас не лучшее время для ссор.

Роузи с ног до головы осмотрела Юлию. Её белокурую кожу обрамляло изящное молочное платье в пол. Нежный шелк красиво струился вниз по точенной фигуре, немного приоткрывая грудь и правую ногу до середины бедра.

– Откровенный образ для невесты. – Роузи еще раз посмотрела на Юлию, но уже в отражении зеркальной стены в зале для бракосочетания.

В нем невеста казалась еще стройнее. В зеркале сейчас можно было разглядеть сияние её счастливых глаз. Но Роузи это огорчало. Возможно, из-за того, что на её фоне она выглядела чуть смуглее и чем-то походила на кубик, усыпанный конфетти. Быть может, грустно ей стало от догадки, допущенной буквально минуту назад. Рассматривая Юлию, Роузи обратила внимание на округлый живот.

«Нет! Я не могу ошибаться» – думала она про себя, вспоминая каждый раз при котором рассматривала женщин и девушек, ждущих ребенка.

На самом же деле Роузи была права, и невеста, тихо шепнув:

– Никому не говори, – отдернула платье и повернулась к приближающемуся гостю.

Ошарашенная, Роузи все глубже ныряла в свое отражение. А платье ей действительно шло. От самых щиколоток золотистая нить подчеркивала изящность и красоту тела. Медные кудри так и притягивали взгляды гостей. И этому она тоже удивлялась, ведь густой волос без особых стараний, да еще и в спешке, собран заколкой с большим рубином на быструю руку в такси.

В этот момент она совсем забыла про Джона. Теперь она уже разглядывала то гостей, то интерьер кафе. Потом резко повернулась к Роману, подхватила его под руку и не скрывая раздражения и досады, прошипела:

– Скажи мне, муж мой дорогой, зачем мы находимся тут? Мы веселимся тут? Или знаем на этом празднике хоть одну смертную душу?

– Роузи?! – удивленно осведомился он.

– Что? Что, Роман? О нас все забыли. Никто даже не интересовался как мы добрались и где остановились. Я уже не хочу ничего говорить про твою мать и новости от Юлии.

– Давай поговорим в более спокойной обстановке, хорошо? Милая, тебе просто не хватает привычного внимания, – Роман всунул в её сжавшиеся крохотные кулачки бокал шампанского. – Посмотри вокруг! Они молоды, им весело! Что мешает нам расслабиться хотя бы на один вечер?!

– Вот именно! Я чувствую себя старой и совсем неинтересной. Ненужной, если хочешь! – она резко подняла бокал и выпила его содержимое.

Как бы дальше не проходил свадебный вечер, для Роузи всё стало однотонным. Под конец вечера она сидела на мягком коричневом диване около бара и скептически рассматривала гостей, фуршет и окружающую её мебель.

Интерьер этого кафе уже давно устарел. Это было заметно по облупившейся краске на стенах зала, потрескавшемся кафеле и непонятному современной молодежи музыкальному аппарату. Единственным современным элементом была только разноцветная барная стойка с подсветкой вдоль всей поверхности и зеркалом в центре. Но даже её, по мнению Роузи, удалось испортить абсолютно не подходящей для этого заведения надписью «Pafos».

Это и стало последним воспоминанием для неё.

Утром она проснулась в родной кровати родительского дома и с ужасом вспомнила про Джона. Торопливо настрочив сообщение, Роузи совсем забыв о разнице во времени, нервно стучала по прикроватной тумбочке.

***

Быть может, в этот момент она переживала не зря.

«Интересно, Роузи знает, что у нас выпало по колено снега?! А знает ли она что это такое – снег? Я-то до этого утра и понятия не имел, что холодная вода может падать с небес. Вот бы спросить у неё, правда ли это… Вдруг Дори и правда недалекая, как всегда говорит Роман? И этот холодный пух вовсе не был водой еще день назад! Может, это опилки какого-то уж очень красивого и необычного дерева приносит ветром из-за вон того высокого горба?» – увлеченно говорил сам с собой Джон, бегая и кувыркаясь в снегу.

Все его сомнения развеялись, когда его, несущегося по белому полю, остановил леденящий лапоть опилок и сразу же превратился в прозрачную каплю.

«И правда вода! Точно, как тогда, во время прогулки, когда начался дождь. Тогда капля воды так же угодила мне прямо на нос, и я чихнул. Роузи смеялась. Почему ей это показалось забавным?» – вдруг он затосковал по её звонкому смеху.

«Как же давно я не слышал этот смех… Эх, вот бы скорее наступило завтра! Она обещала приехать утром? Днём? Только бы не вечером. Ближе к ночи так хочется спать. Роузи говорит, что так нужно, так правильно. Но ведь в темноте все такое красивое! Предметы обретают другой цвет и запах. Становится так светло! Это все звезды… и луна. Вдруг я не дождусь их?» – Джон вернулся к рассуждению о приезде его новой семьи.

«Но ведь даже приедь они к ужину, мы проведем вместе так мало времени. Не побежим в поле. Роман не откроет ароматный амбар. А Роузи, Роузи в сотню раз меньше скажет о том, как скучала по мне».

В этих мыслях Джон совсем не заметил, как отдалился от Дори, которая не спеша следовала за ним и с недовольством кричала в мобильный телефон.

«Что это за шум? Там, в лесу, кто-то пробежал? Шорох. Нужно проверить! Роузи говорила, что я хозяин этого поля и леса вокруг него. Дори, бежим!»

Конечно, она его не услышала и даже не заметила, как он исчез в густоте заснеженных тысячелетних соснах и дубах. Джон остановился только когда снова услыхал хруст снега и низкое шипение. Его шаг замедлился. Из-за дерева показались раскосые желтые глаза, смотрящие прямо на него. Теперь звук, издаваемый этими большущими враждебными глазами стал похож на рычание. Огромные белые усы этого создания устрашающе тряслись, а вытянутый черный нос торопливо старался уловить запах этого нелепого существа – Джона.

«Это лиса! Лиса! Я помню! Мы смотрели документальный фильм о них. В жизни они намного красивее. И больше… Быть может это лис? Вот бы подружиться с ним! Этот лес больше никогда бы не казался таким угрюмым и пугающим. Ведь мой друг – дикий зверь!» – в мечтах он подался вперед, повернул немного влево дабы схватить это создание сзади.

Однако, лис оказался проворнее. Да и слух у него лучше, чем у маленького Джона. Лис перехватил его в прыжке, оттолкнул на землю и скрылся в чаще деревьев.

Некоторое время Джон даже не вставал. Все его тело дрожало и казалось, что от температуры его тела вот-вот растает весь снег. Он не понимал, что с ним произошло и почему он так далеко от того дерева, где только что стоял лис. По его жилам бежал кипяток, но все же становилось прохладно, и Джон постарался встать.

«Цел. Я в этом лесу видел дикого зверя. Я чувствовал его. Как же близко я был! Наверняка, он просто испугался. Я целый» – еще раз повторил Джон и поторопился к выходу из чащи.

Дори стояла посреди поля и испугано смотрела по сторонам. Одна её рука нервно стучала по бедру телефоном; другая – судорожно сжимала пустой термос, в котором еще утром был домашний чай.

– Где ты был, маленький мерзавец? – строго, но с добрым взглядом вскрикнула она.

– Дори, мне больно.

– Ну, что ты плачешь? Скажи мне, что случилось? Ты заблудился? Я ведь говорила тебе не отходить от меня далеко! Ты и представить себе не можешь, как я испугалась. Не уследить за таким-то созданием! Успокойся, не плачь.

– Да… она меня не слышит. Никогда не поймет. Да как же печет. Неужели она не видит, что мне больно?!

А она и правда не видела, и не знала причины его плача. Только придя домой, Джон это понял. Он сразу же побежал к большому зеркалу, чтобы увидеть причину беспокойства. Кровавые следы оставили острые клыки зверя. От того-то всю дорогу так жгла его шея и чувствовала каждый поток ветра. Теперь, сидя перед узорчатым зеркалом, он понимал, что причинило такую боль и отчего Дори не хотела помочь, посочувствовать. Его пекущие раны оказались лишь двумя царапинами испуганного зверя, которые практически за пушистым воротом не было видно. И вот боль с каждой минутой становилась все меньше вместе с осознанием того, что лис просто хотел защитить себя.

***

Роузи с Романом вернулись, когда Джон еще спал. Их слегка утомил перелет и снег, из-под которого пришлось расчищать машину, поэтому они не стали будить Джона.

Приняв душ, они устроились на кухне пить чай. Роузи была еще не особо разговорчивой. Она просто наслаждалась тем, что наконец вернулась домой. К тому же, её маленький срыв еще давал о себе знать, а мысли о ребенке никак не отпускали.

Дори же, по их просьбе, шепотом расспрашивала о поездке у Романа и после каждого его ответа не забывала упомянуть, что собственную свадьбу она бы организовала совершенно по-другому.

Было около восьми утра, когда Джона разбудило солнце, неожиданно заглянувшее в его окно. Он неохотно встал, потянулся и еле поднимая ножки в белых носочках, спустился по ступеням вниз.

В гостиной Дори не было. Это заставило его удивиться.

«Она ведь все время проводит перед телевизором с какой-то непонятной соевой едой. А как она может пить ту непонятную рыжую воду в стеклянной бутылочке?! От неё ведь так щиплет язык. Погодите-ка, что это за запах?»

Джон сорвался с места и побежал на кухню откуда ему послышался аромат духов Роузи.

«Нет, не почудилось! Приехала! Вернулись!»

Наблюдая за этой картиной, невозможно было совершенно точно определить кто же был счастлив больше. Сейчас они походили на родную мать с сыном, которые наконец-то встретились после долгой разлуки.

***

Холодная зима была в самом разгаре. Когда-то яркое солнце совсем не появлялось из-за снежных туч; его холодный желтый блин можно было увидеть теперь с трудом. Но снег не шел со дня приезда Романа и Роузи. Всю эту неделю просто стоял невыносимый мороз. Он хватался сначала за траву, чайные розы и деревья. Затем перешел на замки амбара и окна дома.

Все это время Роузи никуда не выезжала и даже гуляли они с Джоном во дворе. Ей ни на шаг не хотелось отходить от крохи Джона.

Но сегодня все было по-другому.

После завтрака и получаса прогулки тропинками огорода и сада, игры в догонялки, они вернулись в дом, чтобы выпить теплого какао. Джону невероятно нравился его вкус. Для него Роузи всегда добавляла совсем немного какао и не сыпала сахар, чтобы не пропадал вкус молока.

Джон наслаждался своим утренним какао, гладя как Роузи в спешке начинает уборку.

– Джон, у нас сегодня гости! Приезжает моя знакомая, она уже давно помогает мне по работе. И вот теперь, в такую погоду, она согласилась привезти прямо сюда новый договор для сотрудничества с каким-то модным журналом. Но ты не грусти, – она потрепала Джона за ухо, – Лида привезет с собой друга. Он такой же, как и ты, представляешь?! Как только я об этом узнала, начала уговаривать её взять его с собой. Вы сможете пообщаться! Здорово, правда?!

– Теперь понятно, от чего ты так торопишься. Значит, товарищ…

Весь день Джон провел в мечтах о том, как будет говорить с этим таинственным гостем. Но несмотря на это, он то и дело бегал за Роузи с первого этажа на второй и со второго на первый. После того, как дом был больше похож на музей, они принялись готовить ужин.

– Что у нас сегодня будет вкусного? Джон, Джон, – припевая, она предложила ему кусочек мяса, – будешь?

– Спасибо!

– Осталось всего пол часа, и они приедут! Роман уже встретил их в аэропорту.

Джон отошел в сторону и сел на свое любимое место – в кресло-качалку. На фоне уже играли предновогодние песни, а Роузи подпевала им своим низким голосом, активно пританцовывая. Вдруг она замолчала, сжала руку в кулак, потом поднесла палец к губам и укусила его.

«Что с ней? Что она делает? Роузи, ты куда?» – побежал он за ней вдогонку.

Но потом остановился в ужасе:

«Что это? Такое темно-красное, жидкое и блестящее. А что это за запах? У этого же соленный вкус» – вдруг подумал Джон, когда неосознанно попробовал кровь со ступеньки.

– Джон! Это же кровь. Так нельзя делать, – взмолилась Роузи, вышедшая из ванной с заклеенным пластырем пальцем.

– Я пробовал кровь? – удивился он.

Ему вспомнился укус лиса и те фильмы, которые Дори смотрела про оборотней. Потом он припомнил программу, в которой рассказывалось про бешенство и в страхе перед неизвестностью заплакал.

– Всё хорошо, малыш, – она подошла к нему и взяла на руки.

– Роузи, если бы ты знала… Меня теперь усыпят? Как тех несчастных собак? Или меня спасут уколы? Быть может, уже поздно?! Я уже чувствую, как мои зубы превращаются в острые клыки. А когти?! Именно когти! Посмотри, какими они крепкими стали, – наверное, впервые за долгое время, посмотрев на себя со стороны, Джон сделал такие ужасающие выводы.

Вместе с байками про оборотней и монстров, он так и уснул на руках у Роузи.

***

Пробудил его только резкий запах леса. Небо уже было укрыто плотным черным одеялом, но снег, лежащий на земле, все так же заглядывал в окна дома своей белизной. В гостиной комнате стояла ель. Её ветви раскинулись даже на кресло, стоящее подле неё, а верхушка едва не упиралась в потолок. Джон подошел ближе, как можно глубже вдохнул смолистые ароматы и только тогда вспомнил от чего погрузился в сон среди дня. Этот запах напомнил ему лиса, кровь и тревогу.

«Это все сон» – убедительно проговорил про себя он и направился на звук чужих голосов.

На веранде тяжело втягивая сигарету и легко выпуская дым от нее, стояла высокая мускулистая женщина. Она что-то рассказывала Роузи и с каждой новой затяжкой её щеки впадали внутрь, а глаза закрывались будто от боли.

– Джон, ах ты соня! – неожиданно из-за спины послышался бас Романа.

– Ты здесь! – он бросился к нему на руки и уткнулся носом в теплый шерстяной свитер.

Немного погодя Роман отстранил его и начал щекотать. Джон изворачивался и пытался дать отпор, но сильные руки все никак не удавалось опередить.

– Что тут происходит? – возвращаясь в дом спросила Роузи улыбаясь.

Этот вопрос не требовал ответа. Но даже если бы и пришлось оправдываться за такую радостную встречу после долгого дня, ни один из них этого не сделал бы. Ведь следом за Роузи вошла её знакомая, приглашая своего спутника.

Он неуверенно переступил порог и огляделся вокруг. В комнате все замерло и затихло. Все ждали встречи Джона с гостем. Малыш, увидев его, попятился назад и спрятался за широкими ногами Романа. Однако, любопытство брало свое. То и дело он, то с одной, то с другой стороны выглядывал на женщину и её сопровождение.

Широкая грудь подчеркивалась коричневой меховой жилеткой. Казалось, что у него вот-вот выпрыгнет сердце, но выразительные черные глаза не показывали ни доли беспокойства. Переведя дух он сделал еще несколько шагов. Да такие, что все заметили, как гость прихрамывает на одну сторону. Ноги его значительно отличались от верхней части тела. Они словно ровные сухие веточки уходили в белые башмаки. А этот коричневый костюм, подчеркивающий всю мускулатуру вверху и худощавость внизу, идеально подходил под светлую обувку и такие же белые перчатки.

Сделав еще несколько шагов, гость остановился и поджал левую ногу в судороге. Ему было больно и тяжело переступать с места на место, поэтому Джон, чувствуя жалость и необъяснимое стеснение, сам подошел к нему и попытался поздороваться.

– Добрый вечер… Рады приветствовать вас и эту женщину в наших гостях. Простите, если я, – он замялся и робко взглянул на женщину, – говорю что-то не так. У меня давно не было практики. Я не вижусь с такими же как мы уже больше полугода.

– Здравствуй! Не беспокойся. Думаю, мы хорошо проведем время. Я Майк.

Наверняка, если бы он умел говорить, то его голос напоминал бы окружающим тромбон. Его речь была настолько ровной, твердой и без эмоциональной, что Джон сразу же подумал:

«Он, наверное, очень стар и многое повидал».

– Кажется, они понравились друг другу. Значит, этот Новый год мы встретим в дружной, хорошей компании – выпалила высокая женщина.

– Джон, – обратился Роман, – это наши гости: Лида и Майк. Они останутся с нами на несколько дней.

Но Джон уже и позабыл про крупную женщину, стоящую возле Роузи в своем несуразном одеянии, и во всю заваливал вопросами взрослого дядюшку Майка. Он сразу принял решение называть его именно так. Майк показался ему добродушным, понимающим и к тому же, статным.

– Я хочу быть похожим на тебя! – прыгая вокруг дядюшки Майка, говорил Джон.

Тот только смеялся.

***

Сидя за столом во время ужина, без посторонних глаз и ушей, когда Майк с Джоном отправились изучать дом, состоялся интересный разговор.

– Он еще такой крохотный, ребята. Как вы справляетесь? Не тяжело вам?

Роман стиснул губы и взглядом передал слово Розе, понимая, сейчас начнется долгий рассказ о том, как он попал в их семью, что она чувствует и как боится не оправдать его и свои ожидания. А так же надежды работников приюта. Но Роузи поняла эту ухмылку, поэтому ограничилась лишь несколькими словами:

– Я не скажу, что это легко. Нам еще многому нужно научиться и привыкнуть друг к другу. Ты лучше расскажи, как ты познакомилась с Майком. Почему именно он? – она наклонилась поближе к женщине с огромными красными губами и прошептала, – Выбор же так велик…

– Ну, знаешь ли, – Лида отклонилась на спинку стула и достала сигарету, – вы тоже взяли себе ребенка не с лучшими характеристиками. У него же нет ни свидетельства, ни паспорта. Плюс ко всему, вы не знаете кто его родители и какие прививки у него уже сделаны, а какие нет. Но вы же его все равно любите?! – женщина, жмурясь, втянула в себя сигаретный дым.

– Ты права, – тихо произнесла Роузи, беря сильнее за руку Романа.

– Вот и у меня так же.

– Но мне все-таки интересно, где вы впервые встретились? Как прошло знакомство? Где он живет…

– Роза, красивые встречи бывают только в книгах и кино. А я, вроде бы, не один из главных персонажей твоей книги. Поэтому встреча была наша не на новогодней елке, не возле театра. Он не защитил меня от воров или насильников. Мы просто пересеклись в метро. Ты видела его глаза? Они на несколько дней засели в моей голове. Идя на работу, я смотрела по сторонам, по каждому миллиметру перехода, в надежде встретить его снова. Это случилось через месяц. Было слишком поздно. На улице лил дождь. Ты понимаешь, времени долго думать не было. И… я же берусь за все, без доли сомнения, ты знаешь, – она улыбнулась. – Предложила ему пойти со мной. Вся дорога была тихой. Мне казалось, что я оглохла, но нет…

– Вот что не говори, а красиво ведь! Поэтично… – протянула Роузи.

– Не знаю, не знаю…

Желая уйти от всех подробностей и женских переживаний, Роман влез в разговор:

– Как вы друг друга понимаете?

– Никак! – качнулась на стуле Лида. – У меня есть своя волна, у него своя. Но нам спокойно жить вдвоем, понимаешь?

– Хм… слабо, – пожал он плечами. – Можно же найти себе идеального спутника, с которым можно и поговорить, и сходить в кино или парк. Без всех этих опасений и дурных мыслей, знаешь?

– Роман, – крупная женщина в коротком зеленом платье, которое открывало её накачанные ноги, усмехнулась, – ты никогда не думал, что всё идеальное вовсе не является таковым? С возрастом, а мне уже 43 на минуточку, все больше становится видно, что все эти глянцевые обложки с моделями, звездами и психологами только картинки. Ничего больше. Ничего глубже. Блеск. Новогодние хлопушки, направленные в глаза людям, если хочешь. А идеальность…Вообще кто придумал это слово?! Она в каком-то небольшом пороке, в грубости черт, в слабости.

– Пожалуй, налью еще вина! – вскочил Роман с места.

Тем временем Джон ни на шаг не отступал от Майка, который находился в полудреме после утомительного перелета.

– Дядюшка, дядюшка, тебе можно раскрывать тайны?

– Можно, – закрывая глаза ответил Майк.

– А у тебя есть секреты?

– У кого же их нет, малыш?! – усмехнулся он и притопнул левой ногой.

– И у меня вот есть, – нерешительно начал Джон. – Ты ведь никому не скажешь, правда?

Седоголовый гость молча уставился на него, ожидая раскрытия детской тайны, которая вряд ли смогла бы удивить.

– Майк, я повстречался с лисом. Настоящим, представляешь?! Мне удалось подойти к нему так близко! – Джон увлекся своим же рассказом. – Расстояние было меньше, чем сейчас между мной и тобой! Я видел его выразительные сияющие глаза, слышал его рычание и он, он дотронулся до меня, веришь?!

Майк от неожиданности уставился на малыша, чьи глаза и белоснежная улыбка освещали сейчас пол комнаты своим блеском. Он почесал за ухом, немного помялся и прошептал:

– Это интересно. Но почему ты боишься дать знать о такой встрече еще кому-то?

– Понимаешь, дядюшка Майк, он меня укусил. Да-да, своими острыми клыками! А потом…

– Что? – изнуренный таинственным медленным рассказом Джона, перебил Майк.

– Я – оборотень.

Майк засмеялся. Да так, что упал на бок и начал кататься по полу, дергая здоровой ногой.

Джон молчал. Ему вдруг стало обидно.

«Я ведь доверил ему то, чем не поделился даже с Роузи и Романом. А он, он смеется…».

Но тут же он собрался с мыслями, постарался унять своё разочарование и рассказал все как есть.

– Послушай, – сказал наконец Майк, когда Джон остановился, – ты совсем не монстр. И не станешь им. Как ты себя чувствуешь? – подошел он ближе.

– Как всегда.

– Значит, даже бешенство тебе не грозит. Сильный малый! – засмеялся старик.

– Правда? Честно-честно? Значит всё, что показывают в кино – ложь?

– Выдумка! Шутка, Джон, – мягко улыбнулся Майк. – Я вот однажды встретил целую стаю волков! Интересно как я с ними справился?

Джон устроился поудобнее в кресле, а утомленный гость начал свой рассказ.

***

Праздник подкрался незаметно. И так же неожиданно прошел. Проснувшись на утро после Рождества, Джон пошел вниз:

«Вдруг они еще не уехали? А вдруг, вдруг…» – он перескакивая через одну ступень бежал вниз.

На кухне сидела Лида и все так же затягивала сигарету за сигаретой. Она не выглядела взволнованной перед отъездом. Держа в левой руке табак, завернутый в белую тянущуюся бумагу с мягким фильтром на конце, правой она пересматривала контракт, привезенный для Роузи.

– Всё подписано. Дела пойдут, лучше, чем у самых именитых агентов Голливуда! – словно в американском кино, сказала Лида.

– Надеюсь, – пожала плечами Роузи. – Но запомни, раньше апреля я не готова куда-либо ехать. Нам с Джоном предстоит пройти не малое количество занятий с тренерами и учителями. Только потом я смогу оставаться спокойной вдали от малыша. Да, Джон?

Но внимание Джона было сосредоточено на Майке, который не спеша переступая со здоровой ноги на когда-то поврежденную в схватке с волками, направлялся в кухню. Сегодня он казался особенно задумчивым и грустным.

– Дядюшка Майк, тебе нужно поесть! Совсем сил не останется на поездку, – подбежал к нему Джон.

– Хорошо, Джон, хорошо.

– Что с тобой? Неужели ты так не хочешь уезжать отсюда?

– Джон, я не расстроен, и уж тем более не буду скучать по тебе! – засмеялся тот. – Погода нынче такая, что моя травма все сильнее и сильнее начинает болеть. Морозы не дадут забыть о ней никогда…

– Сядь в мое кресло! Оно очень теплое! – подпихнул Майка Джон. – Садись, садись. И не забудь закончить свой рассказ. Мне нужно с ним подружиться, так же как ты сделал это с волками!

– Эх, Джон, лисы они ведь другие, я тебе говорил уже. Волки – наша родня. Лисы – враги. Они коварные. Ученные, конечно, говорят, мол лиса близка к собаке, – вздохнул Майк. – Но они одиночки, совсем непохожи на дружных псов. К тому же твой пушистый товарищ – дикий. Ты ведь в лесу его встретил?

– Однажды…

– Тебе его больше не найти, Джон. Я видел во время запуска фейерверка в поле, как ты глядел в лес. Настолько ты хотел увидеть его, что даже не дрогнул от взрыва салюта. Ни разу. Даже я – старик, несколько раз хорошенько испугался, – Майк замолчал, а потом резко повернулся к Джону. – Так вот я к чему веду – ты бесстрашный, пускай и еще совсем маленький. Если вдруг увидишь его, не делай резких движений, не шуми. И захвати с собой гостинец, – дядюшка облизался, расправившись со своим завтраком.

– Гостинец… Это как? – не понял малыш.

– Подарок. Лучше, конечно, еду. Пускай это будет косточка или твой завтрак. Лису это должно понравится. Положи его так, чтобы тот увидел и отойди. Он услышит запах. И ни в коем случае не подходи к нему во время трапезы. Не шуми, помнишь?

– Помню, помню.

– Если он еще совсем маленький, ему захочется играть. Попробуй сыграть с ним в прятки или салки.

Джон уже представил, как вприпрыжку несет желтоглазому зверю увесистую широкую кость. Ему захотелось, чтобы Лида и Майк поскорее отправились в путь, а они всей семьей пошли гулять по зимнему лесу.

***

Встреча Джона с тем самым лисом произошла в начале февраля. До этого, уже хорошо подросший малыш, каждый день брал с собой то маленькую, то большую кость и оставлял её в лесу, не увидев даже мельком дикого зверя.

Но именно этим утром, отправляясь с Романом за дровами, Джон забыл взять лакомство, а увидев вдали что-то рыжее, сразу понял, что вновь упустил свой шанс.

«Кость! Забыть именно в этот день и больше никогда не подойти к нему так близко…».

В это время лис не моргая следил за коренастым человеком и совсем не заметил, насколько близко подкрался к нему его новый знакомый. Джон пытался держать ровное дыхание, переступать все сучки, которые уже начали показываться из-под тающего снега. Но как только лис обернулся в его сторону, Джон ринулся с места наутек.

«Бегите, бегите же ноги! Не останавливайтесь!» – Джон направлялся к месту, где целых полтора месяца исправно зарывал приманку для лиса.

Эта идея пришла ему в голову, когда он осознал, что может выкопать одну из костей и принести к зверю. Но тогда же он подумал:

«Он может испугаться Романа и скрыться, как тогда. Мне нужно привлечь его внимание. А с виду он чуть больше меня, значит, захочет играть виляя хвостом, как любая собака!».

Затея Джона сработала. Увидев убегающее невысокое создание, лис отправился вдогонку, сравнявшись с Джоном заглянул в его глаза и побежал дальше, да еще быстрее.

«Сворачивай! Играй с ним, будто убегаешь или прячешься» – он вспомнил рассказ Майка и тут же забежал за дерево.

Когда лис увидел, что за ним уже никто не бежит, остановился и принялся вынюхивать свежие следы Джона. И тут он выбежал из-за широкого дерева, направляясь к оставленным гостинцам. Лис отправился за ним.

***

На дворе стояла теплая весна, когда в загородный дом к Роману и Роузи приехала Юлия со своим мужем. Еще не было настолько жарко, чтобы выходить в поле, где гуляет свежий ветер, в одном только сарафане, но видимо, беременных женщин греет два сердцебиения. Пышный розовый сарафан Юлии гулял вместе с ветром то в сторону юга, то возвращался на запад. Роман же с Петром, стоя у мангала и разгоняя жар костра, стояли в спортивных штанах и одних футболках. Даже Джон чувствовал приближающееся тепло и резво бегал по полю, забыв о стуже. Только Роузи, укутавшись в плед и натянув длинный шерстяной свитер, всё еще мерзла и прятала покрасневшие руки в вязаные карманы.

– Что-то ты в последнее время не очень хорошо выглядишь, – заметила Юлия, когда подносила чай к постилке, на которой поджав под грудь ноги, сидела Роузи.

– Это всё перемена погоды, – отмахнулась она.

– Может, ты что-то не то съела?

– Да говорю же, погода. Акклиматизация. На прошлой неделе я была в Брюгге. На несколько дней летала по работе. Так там в это время температура уже намного выше чем тут сейчас! Я наслаждалась каждым лучиком света.

– Понимаю. Но меня охватывает паника, когда я думаю о жаре, которая вот-вот наступит. Это дитя и так не даёт мне покоя с самого начала. Я не могу есть мороженное, сливки. Пришлось отказаться даже от молока. А после того, как он начал топотать своими ножками по моему животу изнутри, я осознала, что ношу исчадие ада.

Слушая еще такую юную мать, у Роузи на глазах появились слезы:

– До чего же ты глупа! Сейчас ты должна быть самым счастливым человеком в мире, Юля, – вырвалось у неё.

– Но я не хотела так рано стать матерью, – будто холод вырвался у неё из груди и за несколько секунд превратился в горячий поток, остановившейся в висках.

– К материнству никогда, и никто не может быть готов. Но если так вышло, если к тебе пришло такое счастье, нужно наслаждаться им каждый миг.

– А почему вы медлите, Роузи? – с раздражением фыркнула Юлия.

Внутри этой миниатюрной рыжеволосой женщины, плотно укутанной в коричневый плед с узорами, будто что-то оборвалось. Её лицо и так в последнее время было слишком бледное, а слезы подступали при каждом неаккуратном слове, но сейчас… Сейчас ей казалось, будто жизнь окончена. «Мне тридцать» – подумала она и горько вздохнула.

Её мысли перебил Роман:

– Где Джон?

– В лесу, наверное, – неохотно ответила Роузи, стараясь не заплакать. – Он в последнее время во время прогулок только там и гуляет.

– Да, я заметил. Но он же не пропустит сочное мясо с костра. Нужно его найти.

– Я позову! – вскочила Роузи с места, не желая больше вести с Юлией беседу.

«Как быстро мы забежали на этот холм!» – от отдышки у Джона перебивались даже мысли.

Внизу высокой цветущей насыпи из камней и земли сидел Джон только что спустившийся с самой высокой точки на ближайшие 3 километра. Недалеко от него плюхнулся на землю тот самый лис и закрыл глаза, восстанавливая дыхание после бега вниз следом за новым другом. Его хвост еще немного вилял, выдавая радость общения с Джоном.

– Джон! Джооон! – протяжно звала Роузи.

– Это моя мама! – подскочил Джон. – Идем со мной! Пошли, – задиристо пихая утомленного лиса в бок, говорил Джон на своем языке.

И они пошли.

Вдвоем.

К Роузи.

Насколько она была изумлена появлением Джона из чащи леса практически в обнимку с хищным зверем, заметил только сам малыш. Не веря своим глазам, Роузи присела на колени и наблюдала за происходящим, а лис неуверенно делал шаги навстречу к ней. Подойдя вплотную, он принялся обнюхивать её свитер, джинсы, обувь.

– Ты понюхал даже волосы! – засмеялся Джон.

Потом рыжий лис наклонил голову, давая знак, что Роузи может погладить его.

– Она хорошая, лис. Правда, – радуясь знакомству Роузи с его другом, повторял Джон.

Его шерсть была немножко жесткая после зимних морозов и непохожая даже на собачью. Роузи погладила его голову и посмотрела на Джона. Почему-то сейчас ей не было страшно и даже не возникло волнение, или желание начать поучать Джона об опасности. Перед ней стояло прекрасное животное, с которым она почувствовала спокойствие после недавней беседы.

– Мы – животные! Вы двое! И я. Такие разные, но как хорошо мы понимаем друг друга, – прошептала Роузи, закрывая глаза.

***

Четыре белые стопы, мягко становясь на зеленую разогретую июльским солнцем траву, шли в сторону зеленого горизонта. На небе уже начали проступать первые звезды и молодой месяц вышел из серо-голубой дымки небес. Мужские брюки свободного кроя и белую хлопковую рубаху, не застегнутую на три верхних пуговицы, надувало ветром. Этим же теплым потоком колыхало тот самый белый сарафан с красными маками, который был на Роузи при первой встрече Джона дома. Только теперь красный поясок красовался в длинной косе, а талию обвивала с левой стороны крепкая рука Романа, с правой – еще небольшой животик придерживала Роузи, чувствуя, как бьется крохотное сердце внутри.

На краю леса уже стоял желтоглазый зверь, который первым почуял новую жизнь, в силу своих усиленных чувств. Он, задрав вверх хвост, весело вилял им со стороны в сторону, а навстречу ему неслись четыре черных лапы Джона.

Спустя год после прибытия в эту семью, он подрос и окреп. Его бархатные ушки не уставая устремлялись вверх, слушая мелодию природы, зов Роузи и её разговоры с еще не родившимся малышом, возвращение тяжелыми шагами Ро́мана домой. Глаза его приобрели медовый насыщенный цвет, а нос превратился в блестящий и черный, как порода, округлый мокрый пяточек. После зимы ворот стал менее пушистым и более гладким. Сейчас, находясь в этой семье и дружа с лисом, он напрочь забыл о прошлом и всех своих страхах, зная, что все его понимают. Он весело залаял, оглядываясь на семью.

Неслышными шагами шла пара, любуясь на дитя, которое они вырастили.

Слово автора

Независимо от возраста и статуса в обществе, у нас всех строится или уже построен свой маленький выдуманный мир. Только он может быть идеален. Только он – расскажет про истинные желания и болезненные, сочащиеся раны Души. И «Монолог Джона» – это моя персональная Вселенная.

Да, Джон – это пёс. Маленький, черно-белый щенок с круглыми карими глазами. Его короткие лапки правда неуверенно ходили в новом доме. Он действительно прыгнул в озеро, взявшееся холодной коркой. Джон – символ нашей семьи. Это первое животное, которое оказалось в крохотном домике вдали от людей. Он заставил стать ответственными. Стать родителями. Стать для него семьей.

Благодарить я могу только за терпение тебя, дорогой читатель и своего мужчину. В то время, как строки ложились на лист, он не говорил и слова. И лишь потом: «Пиши! Мне интересно прочесть».

Что вдохновляет тебя?

К написанию этой повести меня подтолкнула судьба. Она свела мою дорожку с молодой семьей, которая жила в своё удовольствие, не заботясь о уже родившихся детях и живущих у них питомцах. Каждый день, выходя на улицу, меня словно выбрасывало из идеального доброго мира, где мать заботится о своем ребенке, отец – учит храбрости и любви к жизни, в тёмную и неприятную реальность.

Так появился «Монолог Джона».

Джон – это слитие в одно целое жизни собаки и несчастного ребенка, без права голоса, с жизнью, не лучше, чем у собаки в приюте.

На этом, «Монолог Джона» будет закрыт. Надеюсь, вы поняли то, что я хотела сказать вам этой небольшой повестью.

Буду рада прикосновению ваших глаз, мыслей, рук к моим следующим работам: «Дом покинутых имен» (2018), «Кара» (2018), «Отдельная палата» (2020).

Повесть посвящается самому близкому человеку, будущему мужу, который верил в меня несмотря ни на что.