Не думал я, что так тяжко видеть «убитые» рожи моих работяг. После неудачного во всех отношениях рабочего дня я ощутил непреодолимую потребность выйти на прогулку. Просто так, без задач и целей, что на Земле называется «подышать свежим воздухом» или «по бродвею прошвырнуться».
Андрюху нашел в телевизионке. В пристрастии к политжвачке его трудно заподозрить. Со службы в ВМФ знаю. А что ошивается у телика – верный признак, что у него ломка. Понимаю…
Искал я его, чтоб подстраховал на всякий случай. Он вышел с таким перекошенным лицом, будто то, что ему с экрана разжевали, надо было еще и проглотить. Изнутри полупустого зала кто-то окликнул:
– Рюх, ты куда? Нас, перец космический, показывают!
Из раскрытых дверей донесся марш, бравурные реплики, полилась традиционная – трогательная мелодия начала космической эры. Песню легендарных 60-х заводили теперь при каждом вояже человека в космос.
Лицо друга стало не узнать вовсе.
– Зуб прихватило?
Он сплюнул. Фигурально говоря, конечно. Мимикой. Кто б ему позволил плеваться по-настоящему. Кроме меня, тут кругом индикаторы. Мигают – подсматривают за каждым движением. Суровы правила жизни в системе искусственного жизнеобеспечения, ох, суровы. Это вначале кажется здорово, когда в новинку. Затем приедается и вызывает потребность ухнуть по блоку автоуправления экосистемой чем-то тяжеленьким…
Жесткость правил нам с Андрюхой не внове. В подлодке проходили. Через годы только расслабились.
– Ладно, – сказал ему я, смиряюсь с его пагубным пристрастием. – Гони в первый отсек. А там видно будет.
Я чувствовал вину. Затащил его в авантюру: подмигнул психологу при доборе команды, чтоб закрыл глаза на вредную привычку моего друга. Под свою ответственность – а под чью ж?.. Захотелось, чтоб родная душа и прокопченный человечек в «одном флаконе» в трудную минуту рядом были.
На гражданке обросли привычками. Сам-то я легко с куревом завязал. И не учел, что то, что было в моей жизни, Андрюху миновало. Не было у него брата, который в тубдиспансере загнулся. И одноклассника – того, что на Сейшелах каждый год отдыхает от трудов праведных в табачной корпорации.
Андрюха, прежде чем уйти, положил руку мне на плечо, сжал, будто думая что сказать, но так и пошел молча туда, куда я послал. Я же надел снаряжение для «наружки» и вошел в лифтовую кабину.
Справедливости ради надо сказать, что моя затея с обсерваторией авантюрой не являлась. Это я уж палку перегнул.
Я выиграл тендер на госзаказ и присоединился к программе по освоению Луны, разработанной космическим центром. Сначала запустили орбитальную лунную станцию и три ретранслятора в точках Лагранжа, затем наладили челночную связь с Луной посредством модулей. Наконец дошла очередь и до строительства полигона под изыскательские сооружения.
***
Три шага из внешнего шлюза – и я на поверхности Луны.
Вокруг спят горы, неподвижные, настороженные, немые – мрачная горная страна, изрезанная ущельями и трещинами, смятая бесчисленными древними катаклизмами в уродливые складки.
Хорошая встряска для мозга – видеть солнце в черном бархате в окружении звезд. И серые нагромождения теней с контрастным рисунком на ближнем плане…
Кто в космических 60-х ведал, что на обратной стороне Луны – абракадабра из апокалиптического мусора? Или так: склад коллажей безумного футуриста из отлетавших своё звездолетов?..
Да, свалка межпланетной техники – вот что было перед глазами. И только много дальше невнятных серых скоплений виднелись коричневые «волны» Моря Москвы с ярко-красными островами.
«Море» – это, понятно, не море вовсе, а лавовая «коврига» на три сотни километров в ширину и шестьсот метров в глубину. А острова – выбросы на поверхность пород с транквиллититом.
Вернемся к нашим баранам…
Передо мной абрисы транспорта, ретушированые вечностью… Вот этот корпус – из Плеяд, вон то – станина из Большого пса, а это – из туманности Андромеды…
Шучу. Не знаю я ничего. И никто пока не знает, откуда это добро.
Да и как знать. Свалке – миллионы, а может и миллиарды, лет. Кто, что, куда и откуда – следствие покажет. По всему, бывал тут народец всякий и разный. Оттуда, где Макар телят не пас… где никогда не будет нас.
Беспременно, ждет человека много открытий славных. И не только исторических…
И я, строитель первой в мире внеземной астрономической обсерватории, остро ощущая себя на бруствере новой эпохи, медленно вышагивал к невозможной абракадабре, будто ждал от нее ответы на поставленные вопросы…
Отбросив романтику, скольжу по контрастным силуэтам взглядом технолога-эксперта.
Вот передо мной махина, словно готового взлететь монстра, вот треснутый пополам диск, вот узкие заостренные на конце ребристые цилиндры… Межпланетный транспорт разного размера и конструкции доживал здесь свой век, густо прикрытый метеоритной пылью – где-то всего с миллиметр, а где-то так толсто, что под плавными линиями силуэт лишь угадывался.
Разгулявшееся воображение рисовало очертания погребенных строений – бункеров, ангаров, взлетных полос…
Я не особо доверял своей фантазии, ибо не раз приходилось обжигаться. Дай только слабинку – и воображение настроит воздушных замков! Впору наместникам бога на земле позавидовать. А тронешь – пыль да песок.
Реголит – так называется сыпучая обезвоженная и дегазированная лунная порода, по которой я осторожно шел, едва, осторожно, поднимая ноги.
Шел и ругался. Обзывал себя нехорошими словами за необоснованный риск. Вырядился, вишь, в легкий скафандр, словно на прогулку какую. Одно оправдание: когда я рискую только собой, то не очень-то щепетилен.
На мне костюм средней степени защиты, предназначенный лишь для экстренного решения краткосрочных задач.
Слишком он легок. От не просчитано сильного сжатия мышцы, помноженного на шестикратно меньшее ускорение свободного падения, ты можешь отлететь в неизведанную даль. Это раз.
Рыхлый слой реголита хорошо камуфлирует серьезную опасность. Это два. Потеряешь равновесие – шлепнешься в это мягкое, с виду воздушное и взывающее к ласковому прикосновению, покрывало – считай, все пропало. Отсутствие эрозии делает пыль абразивом – орудием смерти.
Только в крайних случаях я позволял себе пренебречь правилами техники безопасности.
Просто это и есть тот самый крайний случай.
Скафандр с многоуровневой защитой на прогулку не потаскаешь, даже с учетом меньшего на Луне веса. Не прогулкой это автоматически станет, а работой по переносу тяжести своего обмундирования. Проблема средневекового рыцаря, с той разницей, что ординарца в штате нет.
Сделал я к маленькому холмику посредине поляны несколько не очень уверенных шагов – и провалился. Что, собственно, и требовалось доказать. Стекло шлема от напыления электростатическими частицами мгновенно утратило прозрачность, а я – способность ориентироваться.
Где я?
Но задаю вопрос – значит, буду жить. Разгерметизации нет.
Дна не достаю, вишу на лунаштоке, захваченном при выходе.
Хорошо, надежно вишу. Благо, на Луне тело легче, чем на Земле.
В наушниках – Андрюхин голос.
– Не дергайся, Кедр. Вытащу.
«Ординарец» мне выявился. Решил-таки проследить за мной друг-товарищ.
Через мгновение ощущаю себя в вертикальном положении. Андрюха протер стекло шлема. Смотрю, а в месте моего падения – «штольня» с осыпающимися краями…
…Много их здесь – коротких и длинных, узких и широких – щелей и тоннелей под разным наклоном, невидимых под метеоритной пылью. Земляне используют пористость луны на всю баранку – обитают в ее катакомбах, и полчищами гномов медленно, но верно, грызут лунное нутро.
…Мы постояли немного, переминаясь с ноги на ногу, как курильщики в курилке городского офиса. Искушать судьбу по новой больше не тянуло.
– Знаешь, – нарушил молчание Андрей. – Если б не затяжка в первом отсеке, то точно б не выдержал…Никогда не думал, что полнолуние на Земле – это цветочки по сравнению с этим полнозе…
Он замолчал, а я ждал, как он поименует то, название которому еще не придумали ни мы, ни ученые в своих кабинетах. Удаленных настолько, что им до фени наши чувства, ощущения и заботы.
Андрюша обошелся универсальным словесным набором…
Добро, планета может быть луной у собственного спутника. А каким тогда словом обозвать полнолуние?
И совсем, оказывается, не легче от того, что при этом голубая красавица, которой «из тысячи планет такой зеленой нет», полностью освещенная Солнцем, «висит» совсем не там, где ее видно – не над этой свалкой отработавшей свой век техники, а где-то под ногами – на той стороне Луны, которая видима с Земли. И что надо стать антиподом или прорыть ход через ядро, чтоб убедиться в этом.
Но не термины-перевертыши волновали, а психика, с которой творилось что-то непонятное. Такое, что… хотелось безотлагательно слинять отсюда и удрать на край света. Хотя куда уж дальше?..
– Как минимум полгода мы будем здесь, – сказал я Андрею без преамбул. – Сегодняшний монтаж радиотелескопа показал, что наше пребывание должно превысить допустимый предел по продолжительности пребывания человека на Луне как минимум в два раза. Ответственность за нарушение нормативов беру на себя. Важно, чтоб экипаж получил договорное вознаграждение.
Андрей отчего-то – не думаю, что от радости – двинулся по предполагаемой окружности дыры. Выгреб ногой слежавшийся слой реголита и пинком поверг внутрь. Даже сверхчувствительные усилители не уловили конечной вибрации. Рыхлая, обезвоженная порода падала беззвучно, как в бездонную пропасть.
Андрей сказал:
– Знаешь, почему я лишний раз не хочу на поверхность?
– Ну.
– В глухой тишине помирать стремно.
– Тебе подавай фанфары!
– За то спасибо скажу.
В результате телодвижений, дыра округлилась и стала похожей на огромный люк во дворе гигантской многоэтажки, забытый гигантскими сантехниками.
С трудом оторвав взгляд от черного провала, я посмотрел на серовато-коричневую даль моря. «Согласно научным данным, этой поверхности более четырех миллиардов лет, – подумалось мне. – Опупеть…» Я ощутил себя, свою жизнь, ничтожным атомом, непредставимо малой величины.
– Меня продирает этот пейзаж осатанелого демиурга. – сказал я. – Просто каждую жилку топорщит. Куда круче, чем курево.
– Намек понял… – ответил Андрюха мастерски перевел разговор на другую тему .– А знаешь, что я заметил на «Кагуе»?
Андрей на днях ездил к соседям-японцам, застолбившим месторождение оливия в двух сотнях километрах отсюда. От моего имени предлагал на тестирование программу по обогащению породы. Предложение приняли на «ура».
– Мне они понравились. Мобильно мыслят, – сказал Андрюха погодя минутку: – У них нет депресняка, даю голову на отсечение.
– Откуда знаешь? – Я посмотрел на него, хотя пластик шлема, в любом случае, не дал бы увидеть выражение лица. – И глюков нет?
– Ты удивишься, но похоже на то. Усадили меня за стол, угостили суши и прочей экзотикой. Я слышал: команда в соседнем кубрике смеялась. Неподдельно. Я думал вначале, что над моим предложением бартера…
– А что такое?
– Предложил кильку в томате.
– Ха. Я бы не обменял ее на сушИ, даже с накидом в килограмм.
– Да я не на сушИ. У них, видишь ли, интересный агрегат в холле стоит… Модель ТПК. «Боевой крот» на корпусе написано. По-русски. Ну, я подумал, хорошо б у нас в библиотеке поставить. Для подъема патриотизма.
– Это тот подземоход, что Урал наполовину прошел, а в середине взорвался – и Хрущев его похерил?
– Тот.
–Хм. –Я вернулся к разговору. – Так я не понял. Поменял ты кильку? Согласились они на бартер?
– Не. Я сам замял для ясности. А вдруг это непатриотично? – подумал.
– На фига нам голый патриотизм?–воскликнул я. –Патриотизм хорош тогда, когда выражается в процентах по освоению капиталовложений. Нам производительность нужна. Эффективность трудозатрат, точнее. Что от контрактного работяги требуется? Элементарно: при побудке проснуться, затем – встал, отжался – и в забой. А как у нас?.. Один не выспался, другой – хоть и трезв как стеклышко, а руки с неопознанным радиусом ходят…Третий…
Я замолчал. Неожиданная мысль пришла в голову.
Андрей, стоявший в шести метрах от меня на противоположном краю промятой мной выбоины, как следовало из его застывшей позы в толстостенном скафандре, внимательно слушал.
– Слышишь, – сказал я. – Сгоняй завтра к американцам, а? Привези им наши консервы. Кроме кильки, у нас есть еще «Кукумария с морской капустой».
– Да они аж на Море Мечты… В южном полушарии. Чесать и чесать…
Я улыбнулся на это «чесать». Ведь «чесать» придется на комфортабельном ракетном модуле.
– Ладно, отдыхай. Я думал, ты проветрить мозги не против. А коль нет – так я Прохора с Язем пошлю.
– Правильно. Но Язь не пойдет. Он вообще в ауте, считай, как я. Хуже меня. Значительно хуже. По ночам луну бурит.
– Тоже лунатит? А с ним-то что? Есть конкретика?
– Гутарили вчерась. О женке с детьми вспоминает. Мне фотки вчера совал на обеде. До того тоскует, что каждую ночь просыпается, оттого что Луну бурит.
– Что-то у меня с наушниками… – Я постучал по шлему. – Бурит?..Луну?..
– Чтобы с той стороны вынырнуть.
– А-а, ясно. Ну, так что? Там до родной женки – бездна. Прыгай – не хочу. Ты мозги вправил?
– Говорит, что сну не прикажешь.
Я не сдержал эмоции.
– Вот здрассте. Сомнамбула. Еще один. Ну, бригадка подобралась! Профессиональные нюни и нытики. Или куряки, вроде тебя. Бравые воины космической реконкисты, что называется. При отборе – горы б свернули, а теперь кроме бабьей юбки – оля-улю…Куку-мария в томате. Трясись мне тут с вами…
– Если ты насчет меня…Проверки бояться нечего. Одна затяжка следов в крови не оставит.
– Дело не в проверке. Я со спецами-«психами» в принципе согласен, что когда нет душевного равновесия, то нет и разговора о трудовых подвигах. Комиссия права, требуя соблюдений всех пунктов. Где-то я допустил ошибку. По результатам вижу, вернее, по отсутствию…
Совершив несколько ходок вокруг зияющего отверстия в центре площадки между цоколем базы и завалами «межпланетной техники», мы повернули на базу.
Пока компрессоры наполняли шлюз, Андрей сказал:
– Повезло американцам. Море Мечты…Вот названьице…С ним не соскучишься.
– Это традиция с семнадцатого века – называть все объекты лунного ландшафта фамилиями ученых, водными производными и состояниями души.
– А Море Москвы?
– Море Москвы – исключение, – сказал я. И рассказал, как помнил: – Говорят, при утверждении Международным астрономическим Союзом возникли возражения, а некто Одуен Дольфус всех «уложил на лопатки», сказав: «Москва это, по сути, тоже душевное состояние».
– Наш человек. Но я так и не понял, зачем Проха к американцам посылаешь? Когда?
– Завтра. За хорошим состоянием души – так и понимай.
***
Когда я заглянул в отчеты японцев, выставленные в местной сети на всеобщее обозрение, то поразился – и эффективности, и соблюдению производственных сроков, и дисциплине. Объяснить это только национальными особенностями мне не показалось разумным. Тут что-то другое.
Очень уж мои работяги выглядели похожими на общипанных кур отчима, который не упускал случая, чтобы походя не угостить их граблями… Я не алкаш-одиночка, но мою команду что-то гнетет!
Сколько я не копался в возникшей ситуевине, ответа не находил.
С какого боку-припеку мои герои уступали людям Стюарта, забившим делянку в бассейне Моря Мечты?
Ни мы им, ни они нам не конкуренты. Лет пять назад мы добывали торий, но сейчас мы не «гномы», грызущие Луну. Сейчас мы устремились к научному прогрессу – сначала «кладбище неизвестного астронавта» разработаем, затем приборы установим, потом за наблюдение Вселенной примемся. Здесь помехи от Земли экранирует Луна. Астрономы всего мира трепещут в предвкушении, следят за нашими успехами с придыханием.
И вот что имеем в остатке. Ни душевного подъема, ни пафоса созидания, ни элементарного «если надо– значит, надо». А у них, забугорных, есть. Они четко следуют каждому обозначенному пунктику плана и получают за это соответствующий бонус. Мы же плетемся в хвосте невидимого фронта – и «патриотизм» наш на нуле, и флаг трепыхается и рвется по швам.
***
День ото дня наши завтраки-обеды становились все менее вкусными. Язь не радовал нас больше ни бешбармаком из кроличьей ляжки, ни лунными шампиньонами в винном соусе, ни космическими тарталетками с клюквенным муссом.
Когда он проходил мимо столика, я притянул его за рукав и усадил напротив.
Он отводил взгляд. Догадывался, о чем будет разговор. Лицо осунувшееся. Вид не выспавшегося тушканчика. Я вынул из загашника фотографии своей семьи десятилетней давности и дал посмотреть.
– Не пишут? – спросил он.
– Нет, – ответил я, не погрешив против истины.
– Мне мои пишут, даже рисунки присылают, – живо сказал он. – Но у меня нет никакой уверенности… – Он заторопился ещё больше, вдруг решившись быть со мной откровенным. – При современных технологиях все возможно…понимаешь?..Может, и нет ничего реального за экраном… и никого нет…Ты меня понял?..
Я сдержано кивнул. Он рывком схватил мою руку.
– Я ее не слышу… – Я понял, что он говорит про сеанс. межпланетарной связи. – Не интуичу, как раньше. Она что-то хочет мне сказать, я это чувствую, но…не понимаю, что. Даже когда я на Марс летал, такого не было…А тут словно непроницаемый экран ее от меня закрывает…– он схватил мою руку. – Говорят, у Луны нет ядра, как у Земли…Это правда?. Но что-то другое есть, это точно …и ЭТО будто хуже.
«Луна, луна…» – воспело в моих воображаемых динамиках.
Я внимательно смотрел на него. Нет, на шизика не похож. А ведь и правда, у меня, когда я прилетаю сюда, тоже вначале ощущение глухоты возникает – будто меня физически отрезали от всего мира. Глухота специфическая – душевная, что ли… Только я ее перебарываю…
– Гони от себя эти мысли – помогает, – посоветовал.
– А зачем гнать правду? Я, как тебя сейчас, вижу Лену. Смотрит в небо. Машет букетиком васильков. Говорит что-то, губы двигаются, но я не слышу. Даже догадки нет. Прогнать ее – значит предать.
***
И тогда я позвал технолога Прохора Быстрова, и мы договорились.
Расчет был беспроигрышным: бартер.
Японцы финансовой выгоды не упустят. Риска раскрыть наши производственные секреты никакого. Технологии добычи минералов – как близнецы: обработка конгломерата кислотой или щелочью, а затем электролизная или иная экстракция.
Под мотивом дружеского визита в купе с кильками в томате, которых рациональные японцы магически возлюбили, мы нагрянули в их «апартаменты».
И вот мы здесь . Ничего особого на первый взгляд. Технология дизайна лунных катакомб везде тут, на Луне, одна и та же.
В недавнем прошлом никто не представлял, насколько наш спутник приспособлен к человеческой экспансии. Потому и рвались на Марс, забывая о собрате.
Чистейшая вода тут под самым боком. Не тронутая ни единой бактерией.
Глубины грунта обогревают наше жилище словно термостат, поставленный на отметку минус четыре. Почти нулевой температурный баланс – что еще надо?
Торий, чистый и дешевый, как моча младенца, всюду. Ничтожная часть добытого прежде, пошла на облицовку теперешнего жилища.
Толщи лунной породы защищают от космического излучения надежней, чем купола на Марсе.
Те же лучи на поверхности снабжают нас энергией. Мы соорудили оранжерею – зелень пошла в рост – пища натуральная. «Марсианам» такого не снилось…
В общем, я делал все, чтоб обеспечить отличные условия труда и отдыха – отчего ж от моих работяг нет отдачи и они лишь хиреют, не выдавая на гора качественный продукт?..
Итак, по моей личной просьбе Прохор пообещал японцам наладить обогащение «оливия за неделю. Реально он мог бы это сделать за день, но мы, как говорится, не торопимся. Управляющий базы «Кагуа» Кьесаку связался с начальством на Земле и дал добро.
Первая ночь ничего не дала, хотя Прохор, по моей инструкции, высматривал и брал на карандаш любую мелочь.
Через день кое-что выловил.
Передал рецепт напитка, которым поили экипаж перед сном. После него Прохор, проспал ночь как убитый.
Мы скопировали продукт по коду, но эффекта не получили. Лунатизм устоял.
– Продолжай мониторить, – велел Проху. – Не гнушайся ничем.
Отдых работяг на «Кагуе» показался мне на зависть кратким. Испытывать не стали. Не тот момент.
Далее. Оказалось, что в течение лунных суток предусмотрен регулярный «выгул» экипажа на лунной поверхности. Хм. Наших не заставить. Оккупировали каюты и кубрик – хоть дустом вытравливай, как тараканов.
Приказал Прохору, чтоб смотрел дальше…
Подобным же образом Тим мониторил американцев, добывающим гелий.
Дайар – индийцев, прилетевших за транквиллититом.
Сергей – корейцев – за торием.
Казимир – поляков, явившихся на спутник за признаками жизни (скорее всего, за газообразной органикой в промышленном масштабе).
На этом список «гномов», грызущих обратную сторону Луны, заканчивался. Однако выборка для анализа уже есть.
***
Когда обобщили данные, то мы будто с земным ускорением в лунный кратер рухнули.
– Вывод ясен, – сказал Андрей. – Либрация. Даже исключение, как положено, имеется. Вот только, как оно доказывает мою гипотезу, пока не известно.
Под исключением он имел в виду американцев. Дело в том, что Море мечты, где те дислоцировались, в отличие от остальных баз, находилось далеко от краев обратного лунного диска. Потому они не вписывались в нашу гипотезу никаким боком.
Есть такой момент: из-за небольшой удлиненности Лунной орбиты, девять процентов обратной стороны два раза в месяц открываются Земле. Называется этот феномен либрацией – и с Земли видится как покачивание Луны из стороны в сторону.
Так эти самые «покачивания» и давали возможность поселенцам иностранных лунных баз, расположенных на обратной стороне, время от времени наблюдать Землю. И в этом заключалась большая разница нас с ними.
Увы, база «Море Москвы» по своему географическому положению не имела возможности хоть иногда наблюдать зелено-голубую красавицу.
Таким образом, ни один из наших соседей, кроме базы Стюарта, не выходил из зоны, с которой хоть изредка, но просматривалась Земля.
Однако все, и американцы в том числе, фонтанировали жизнерадостностью и производственными триумфами, а мы…а что мы?
Мы сдыхали.
Я поздравил «засланных казачков» с непревзойденным мониторингом и пообещал, что родина их не забудет.
Андрюха, молоток, накопал информацию. Сунул мне статейку. Речь шла об открытии зондом «Кагуа» в 2009 г. отверстия в Море Мечты радиусом в 130 м. Дно не просвечивалось при близком приближении. Мы поняли, что это ключ к разгадке американского оптимизма…
***
Первым делом мы привезли честно заработанного «Боевого крота» от японцев. Разобрали на части, сверились со скудными данными по ТПК (тоннелепроходнический комплекс) в офф-лайне. Запустили– работает. Конечно, это как проектный макет для нас. Нам нужен мощнее, подъемистей, скоростней.
Я произвел простейшие расчеты. Окружность Луны 10,9 тыс.км. Мы на западном краю бассейна Моря Москвы, внутри срединного кольца. До зоны, где, благодаря либрации дважды в месяц видна Земля, – дуга в 30 градусов, то есть не больше 1000 км, а хордой – и того меньше. Отнюдь не фантастическая величина, а с учетом низкой плотности лунных пород, весьма преодолимая дистанция.
Остается рассчитать время оптимума экспозиции и высоты Земли над уровнем горизонта.
Расчеты я сдал на руки Кириллу Волкову – главному механику.
…Механик выпучил глаза и разинул рот в ответ на формулировку задачи. Я же, предугадывая резонные вопросы, посоветовал заглянуть на «Кладбище неизвестного астронавта». Типа, чтоб он порыскал там насчет необходимых деталей.
– Видел я там подходящий корпус. К нему еще присобачены такие хреновины…присмотрись, может, сгодятся. Да, кока в команду возьми, чтоб не хандрил.
Я шутил, но в перископ наблюдал, как бригада механика – и Язь в том числе – орудовала на «кладбище». Мои искусники чего-то раскапывали, осматривали, плавили, посылали копировщикам на Д-принтер. Изготовление деталей нужного размера заняло неделю. Еще неделька ушла на сборку.
И вот стальная торпеда «Лунного крота» с гусеничной ходовой блестит на заходящем солнце. Буровая головка, пневмопробойники по бокам, четыре домкрата в задней части – все в наличии. Удивили крылья по бокам. Но Кирилл сказал «так будет лучше». Я не стал внедряться.
Но…По календарю через месяц – двенадцатое апреля, а персонал еще не обучен.
В скоростном порядке, втайне от всех, Андрюха обучает Кирилла. Друган мой на подлодке был штурманом, потому получалось неплохо. Через неделю козыряет и говорит «готов».
И вот заправлены в планшеты космические карты…
Да какие тут карты – курс строго по лунному азимуту «NW». По моим расчетам лунопроходчики вернутся через три недели, как раз ко Дню космонавтов… Поехали.
***
В День космонавтики всю без исключения команду я – за ушко да на солнышко – вытащил из кубриков на поверхность. Конечно, не в том легкомысленном облачении, в котором я «рассекал» два календарных месяца назад.
Солнце стремится к горизонту, но еще будет клониться неделю, прежде чем завалит за него совсем. Через пятнадцать дней земного календаря появится снова, чтобы начать новый лунный день.
Это хорошо, что солнце не в зените. Меньше энергии уходит на стабилизацию внутренней температуры в скафандрах, ведь снаружи в этом календарном месяце она не раз уж достигала 130 градусов.
Все столпились вокруг центра «Кладбища неизвестного астронавта»(это название закрепилось) и отстраненно глазели на дальние голые скалы, в просветах которого темнело Море Москвы с красными островками на горизонте.
Ждем-с…
Успеет ли Андрюха?..
Ровно в девять по земному времени мы ощутили вибрацию.
Вибрация на Луне не в диковинку, сейсмическая активность нашего спутника на уровне, вопреки теории мертвой Луны. Жива курилка, жива.
…Собравшиеся непроизвольно отшатнулись, когда из штольни вылетела довольно внушительная каменная глыба. Пролетев пару метров, она вкопалась в грунт перед строем.
– Тормози, черт, а то на первой космической на орбиту вылетишь!
Это я вышел на связь с экипажем ТПК, своим телом загородив ребят.
В каждой шутке есть доля истины. Последовала серия каменных выбросов, и из дыры стремительно выдвинулся корпус «Крота».
– Тормози-и-и!
Выскочив, аппарат сделал три витка над зрителями и только после этого прилунился на площадке рядом с нами.
Я понял, для чего крылья. Для этой вот ювелирщины. Молодцы, ребята. А то переживал, что при такой скорости кранты. Зацепило б что-нибудь из миллионолетних «декораций» – и вуаля. А так бог миловал.
В наушниках прогремело двадцатитрехголосое «Ур-ра!»
Я поздравил всех с Днем космонавтики и первым к «провалу» пригласил Язя…
Оттащить его от лицезрения не было возможности. Потому над штольней оперативно установили стальную конструкцию с перилами и, нарушив торжественный ритуал, я пригласил всех…
К вящему удовольствию, прободение Луны совпало с полноземлием – и Земля предстала во всей красе.
– Европа… Гля, да это Шпицберген, чтоб меня!
Радость узнаваний закончилась крепким сном. «Лунатизм» был побежден. Теперь уверен, что навсегда.
Утром в столовой ко мне подошел Язь и, вытирая руки поварским фартуком, сказал смущенно:
– Я понял, что Лена мне пыталась сказать: у нас будет ребенок. Сын!
***
Враз прекратились «лунатизмы», опоздания на работу, желание уединяться в каюте, замыкаться в кубрике, сантименты, отговорки, виляния, выверты, увертки, жалобы на плохое самочувствие и пр., и пр., и пр.
От трапа цоколя базы до трапа «прободного телескопа» пролегла утоптанная тропа. Ее мы устроили по всем правилам техники безопасности. По ней, согласно составленному Язем регламенту сообразно с распорядком лунных либраций, отныне регулярно прогуливаются все члены команды.
На Андрея и Кирилла я пообещал подать представление к награде.
***
Поздно ночью в дверь моей каюты кто-то постучал. Открыл – а в дверях стояли виновники ожидаемых производственных свершений с веселыми лицами, но, вместе с тем, несколько смущенные.
– Ты, это, Кедр, того… – сказал капитан луннопроходческого аппарата. – Не заявляй на нас.
Я, не понимая в чем дело, перевел взгляд на Кирилла. Он кивал в такт Андрюхе.
– Не мы это… – выдавил из себя.
– Не понял.
– В общем, это «неизвестный астронавт» все сделал…
– Что сделал?
– Тоннель…и все остальное…
Кажется, до меня стало доходить. Я хлопнул себя по коленкам и осел в кресло.
– А где ж вы целый месяц мотались, черти полосатые?
– Катались, где только придётся …там, считай, целый город в грунте…нежилой, конечно…и без домов, ежу понятно…даже к американцам заезжали в их штольню…Не хотели тебе праздник ломать.
– Да я вас…
– Ты, Кедр, главное не волнуйся…Главное ведь результат. Вознаграждение в полном объёме. Ты всегда так говорил, вспомни.
Эти черти откровенно насмехались надо мной…
– А идея, как была, так и останется твоей!
***
Ну, что сказать…
Позже я узнал, что лунопроходчики скрыли от меня, что практически месяц не носились ветрогонами под поверхностью, как сообщили мне. Они жестоко и нещадно вкалывали: расширяли тоннель и превращали его в подобие настоящей подзорной трубы. Объём работ был колоссальный. Они отрицали это упорно, ссылаясь на неведомых астронавтов, но я им не верю.
Благодаря им, первая в истории внеземная астрономическая обсерватория вступила в действие в назначенный срок.
Жить и плодотворно работать на Луне оказалось вполне себе возможным, в том числе автономно – не боги горшки обжигают. Хотя «землизм» покруче лунатизма как минимум в шесть раз будет. А профилактика проста: живая – не виртуальная – Земля в открытом доступе.
– Потомки назовут этот феномен эффектом Кедрова, – пообещали мне Андрюха с Кириллом.
Последние комментарии
1 день 20 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 23 часов назад
2 дней 29 секунд назад