Башня Батлина [Дмитрий Пермяков] (fb2) читать постранично, страница - 2

над другим, к стволу большого дерева. Первое, самое нижнее тело, принадлежало егерю Павлу, который жил в избушке, за пять километров от города, почти у самой кромки Ленской чащи, что подходила к Неллину с северной стороны. Его часто можно было видеть бродящего по лесу в одиночестве, с мелкокалиберной винтовкой за плечом. Второй и третьей жертвой были сёстры Осиповы. Бездомные, спившиеся женщины сорокалетнего возраста, проживали в районе городской свалки, там же ночевали в полуразрушенных бараках, оставшиеся от строительных бригад железной дороги Петра, подрабатывали проституцией, сдавали металл, картон и пустые бутылки.

«Почему Смотрящий?!» возмутился Ребров, когда ему с утра дали прочитать статью о тройном убийстве в лесу.

«Это из-за глаза что ли? Почему тогда не Глазастик? Или Слепошарик?! Дайте мне номер телефона этого писаки Кропотчука, я ему скажу пару ласковых! Если уж и давать прозвища маньякам, то пусть это будут стёбные клички! Смешные! Народ хохотать должен над ними, а не дрожать при одном только упоминании! Ведь только это убийце и надо! Держать в страхе весь город! Не позволю!»

Но прозвище уже прочно укоренилось среди местных. Смотрящий.

Через четыре дня после обнаружения тел в лесу, в кювете, недалеко от заправочной станции «Зико» что стоит на трассе М-12 ведущей в Тенебрис, двое рабочих обнаружили труп почтальонши Александры Трофимовой. Строители занимались укладкой теплоизолирующего настила на теплотрассу, подготовка к зимнему сезону была в самом разгаре, и решили складировать привезённые тюки с минватой под дорогой. Дождей в ближайшее время по прогнозам не ожидалось и рабочие подумали, зачем таскать материал от крытого склада в километре от места прокладки, когда можно свалить его в кювет, замаскировать от любопытных глаз и за день два весь израсходовать. Тюков с минватой они перенесли к месту работы ровно два. Потом увидели голый и обезображенный труп пятидесятилетней Александры и убежали.

– Южане… – недовольно проворчал Ребров, просматривая отчёты допроса рабочих. – Понаехали блин… Почему так непонятно написано? Вы что их накурили перед допросом? – возмутился майор, обращаясь к следователю Кудряшову. – Что это за слово?

– Не русские они, – пояснил тощий Кудряшов. – Приехали откуда-то с Таджикистана, или Узбекистана, или Уганды, не знаю. Плохо по-нашему говорят, поэтому записывали со слов переводчика. У них в бригаде рабочих только один толмач, более менее русский знает, он и переводил. Отсюда и исковерканные фразы…

– В целом что говорят? Видели кого?

– Вроде никого. Глаза свои таращат, в лес пальцем тычут и всё повторяют вот это слово «Шедим».

– И что оно значит?

– А хер их знает. Переводчик отказался говорить. Может то, что им страшно?

Ещё четыре дня спустя, на берегу озера Есле, в машине обнаружили тело парня лет девятнадцати, а чуть подальше в кустах обнаженную девушку. Подростки, по-видимому, решили уединиться в лесу для любовных утех. Экспертиза показала, что перед смертью они кое-что да успели. И всё тот же леденящий душу почерк убийцы, который и разжигал в сердцах людей кошмарный образ самого настоящего психопата. Не человека, а зверя. Смотрящий продолжал охоту.

Прошло семнадцать дней, прежде чем маньяк снова заявил о себе. Шестнадцатого ноября, соседка бабы Вари нашла пожилую женщину у себя в сарае, задушенную капроновым шнуром. С автографом Смотрящего на теле.

Город пропитала всеобщая атмосфера страха.

– Что мы имеем? – хмуро спросил Ребров не столько у сотрудников, собравшихся у него в кабинете, а сколько у себя самого. – А имеем мы чуть меньше чем ни хрена. Ни зацепок, ни отпечатков, ни грёбаного клочка шерсти с этого ублюдка для экспертизы.

В полутёмном кабинете собралось шестеро человек. Следователи с годами опыта за плечами и десятками раскрытых дел. И у всех растерянное выражение на лице. Сидят понурые вокруг стола, пряча взгляд и нервно покручивая шариковые ручки в пальцах.

Ребров поморщился, нехотя достал из ящика стола папку с фотографиями и разложил их перед собой.

– Пиздец… – только и сказал он, смотря на снимки, но взгляда не отвел, хотя хотел. – Как он сам с собой живёт? Что ему снится? Как он вообще может садиться за стол и кушать после этого?

Майор поднял тяжёлый, смертельно испуганный взгляд на подчиненных выискивая ответа, но не нашёл. Все молчали.

– Глебушка, – чуть ли не жалобно обратился Ребров к худому и сутулому Кудряшову. – Голова моя светлая в этом мраке тупизма, хоть ты скажи что-нибудь.

Кудряшов, которого все за глаза называли Кишкой за невероятную худобу и сутулость, неопределённо мотнул головой и раскрыл перед собой жиденькую папочку. Прокашлялся.

– Никита Сергеевич, – начал он. – Я нового ничего не привнесу в расследование, но кое-какую работу я всё же