Зёрна [Юрий Дмитриевич Поройков] (fb2) читать постранично

ЮРИЙ ПОРОЙКОВ
ЗЕРНА Иронические стихотворения

*

Рисунки Л. Насырова

© Издательство ЦК КПСС «Правда».

Библиотека Крокодила. 1985 г.

Дружеский шарж В. Мочалова

Про иронию

Вот я написал — «иронические стихи» — и понял, что надо сразу же объясниться, какую иронию имею в виду.

Видов ее предостаточно. По-гречески ирония значит насмешка. За тысячи лет она сумела накопить в себе немало яда и желчи. Даже такой термин есть — «убийственная ирония». С другой стороны, Платон говорил об иронии как о притворстве мудреца во имя истинного знания.

Так что тут не все просто.

На обложке книжки крокодил держит в лапах вилы. А почему — вилы? Разве сам по себе крокодил — не страшно?

Конечно, в жизни нам с ним встречаться не приходится — он в нашей фауне не значится. Даже в зоопарках крокодилам не очень уютно — они чаще всего спят.

Я специально сходил посмотреть: на обложке журнала нарисованный крокодил больше похож на крокодила, чем эти, настоящие.

Я стоял у ограды и думал; зачем крокодилу вилы? У него же зубов полон рот. И вообще он — существо малосимпатичное, сплошная угроза вашей жизни и здоровью.

Один из них открыл лениво глаз и внимательно на меня посмотрел. Очень он враждебно это сделал. Такая чисто человеческая привычка прицеливаться меня покоробила, и я сразу понял, что нам, людям, с настоящими крокодилами не договориться. Они нас никогда не полюбят. И на всякий случай отошел от ограды: кто знает, что у него на уме?

Тут-то меня и осенило: крокодил с вилами — это ирония. То есть сами крокодилы, естественно, никакими вилами не пользуются, но они, вилы, хорошо маскируют их истинные возможности. Мы видим вилы, которыми нам угрожают, а думаем при этом все-таки о зубах крокодила.

Зубы — это подтекст.

Другой пример. Некоторые укротители работают с тиграми и львами, у которых нет ни клыков, ни когтей. Эти звери лишь притворяются на арене злобными хищниками, чтобы нам с вами было страшно и мы восхищались тем, как укротитель безбоязненно с ними общается. Мы же не знаем, есть у этих артистов когти и клыки или нет. Видим только, как они рычат и пытаются не слушаться дрессировщика.

Тут подтекст тоже присутствует, но основан он на нашей полной неосведомленности.

Теперь пример из другой области.

Герой фильма «Осенний марафон» со всей силой пинает картонную коробку и начинает прыгать на одной ноге. Хромая, он возвращается, разворачивает коробку и видит там кирпич. Зачем и кто его туда положил — непонятно, но все равно очень смешно.

Кирпич в картонной коробке — это подтекст, который выявляется самим героем фильма одновременно с нами, зрителями. Он и становится поводом для дружного смеха. Хотя, конечно, ничего смешного в притворстве кирпича нет. Это скорее «смех сквозь слезы». Кстати сказать, весьма разработанная в жизни и литературе ироническая линия, когда плачет один, а смеются многие. Смешного в жизни вообще-то не так уж и много. Чаще всего смешно тем, кто смотрит со стороны.

Поскользнулся человек и сел в лужу. Разве не смешно? Или кто-то выплеснул остатки томатного сока в открытое окно скорого поезда, и в этот же момент кто-то другой в соседнем купе решил подышать свежим воздухом…

Обхохочешься!

Никакого подтекста, кроме сплошного безобразия, в этих ситуациях нет, а люди все равно веселятся от души.

Я знал одного человека, которому очень не повезло в молодости. Ои купил своей любимой девушке огромный букет пионов. Букет стоил дорого, у него не осталось даже мелочи на трамвай, и ему пришлось идти пешком через весь город. Рассказывали: люди оглядывались — такое у него было счастливое лицо. И еще рассказывали: никто больше в том городе подобного букета никогда не видел. Это, конечно, был царский подарок. Букет вызвал в доме, куда юноша пришел незваным, большой переполох, потому что не нашлось даже вазы подобающего размера. Но уже в следующее мгновение все кончилось крахом. Когда цветы высвободили из целлофановой пленки и распутали нитки, они просто-напросто развалились на части. Оказалось, что все пионы были искусно насажены на стебли спичками…

Кто-то очень нехорошо подшутил над бедным аспирантом, а может, сжульничал, как это иногда кое-где еще случается. Я не знаю, кто первый в том доме рассмеялся и что это был за смех — легкий, облегчающий душу, развеивающий недоразумение или, наоборот, колкий, язвительный… Знаю только, что гость ушел из этого дома и больше никогда не переступал его