Ведьмин жребий [Юлия Федорченко] (fb2) читать онлайн

Ведьмин жребий

Интерлюдия 0. Ханаан

Кайн принял решение сразу, как только его увидел. Его имя означало 'клинок' — холодный, равнодушный кусок металла, не имеющий собственной воли. Но вложи его в руку достойного — и он разит. Мечу положено быть твердым и несгибаемым, прочнее камня, пережившего века. Эта роль подойдет мальчишке как нельзя лучше.

Прошло много лет с тех пор, как Ланн отверг его предложение. Кайну еще никто не отказывал — ни женщины, ни мужчины. Он мог быть кем угодно: верным другом, заботливым братом или ласковым, терпеливым любовником. Красивый как бог, и столь же обаятельный, он привлекал всех без исключения. Внутри Кайн был холоден и полон лжи, но никто не мог разглядеть его истинную сущность за сияющей маской великолепия. Никто, кроме Ланна. Этот молокосос, выглядевший растрепанным замухрышкой рядом с экзалтором, посмел сказать ему 'нет'. Он воскресил в памяти серые глаза, исполненные подчеркнутого безразличия к самому Кайну и его делам. Кайн отлично помнил этот взгляд. В холодных зеркалах души отражалось кое-что еще, едва уловимое: жалость. И превосходство.

Он раздосадовано стиснул в руках поводья. Ногти врезались в кожу ладоней.

— Рив?

Она поравнялась с его лошадью. Шлюха в алом плаще взяла в привычку сокращать его имя, хотя до сих пор не сообщила ему свое. Когда Кайн пребывал в дурном расположении духа, подобная фамильярность изрядно ему докучала. Он с трудом натянул на лицо благодушную маску и одарил ведьму белозубой улыбкой.

Магия подействовала безотказно.

— Сколько еще ехать? — мягко, без натиска, поинтересовалась она.

Этим женщинам, добровольно соблюдавшим целибат, все казалось удивительным. Познавать и изменять — с разрешения Гильдии. Время безжалостно обошлось с его спутницей: свободное серое платье скрывало дряблое, оплывшее жиром тело, кожа давно утратила упругость и покрылась морщинами, волосы потускнели. Ее круглое лицо не заставит сердце забиться сильнее: всегда поджатые губы придавали ему чуть обиженное выражение, кокетливые ямочки на щеках, которым положено пленить мужчин, лишь подчеркивали ее полноту. Кайн незаметно вздохнул. Ведьмы, как и принцессы, не обязательно были красавицами: среди них попадались и уродины, и старухи. Проще всего затянуть в свои сети дам среднего возраста и не отличавшихся привлекательностью — внимание Кайна мгновенно кружило им головы. Будь на то его воля, он предпочел бы привезти сюда молоденькую, пусть даже совсем девочку — наподобие той заносчивой малышки, которую он однажды встретил возле часовой башни. Он спросил, как ее зовут, но она не ответила. Большинство ведьм носилось с этими именами, как наседки со своими цыплятами. Девочка, возможно, просто не услышала его вопроса: часы, которые никогда не шли, полностью завладели ее вниманием. Чем бы он мог ее заинтересовать? Дорогой игрушкой? Горсткой конфет?

У каждого были свои слабости. Для Кайна было истинным удовольствием втираться к людям в доверие, перетряхивать человеческие души и обнаруживать искомое в клубках наивных грез и детских воспоминаний. Добившись своего, он обретал над жертвой неограниченную власть.

— Рив?

Кайн резко натянул поводья.

— Стой. Приехали.

Ведьма последовала его примеру, остановив лошадь, и изумленно поглядела по сторонам, как будто все путешествие спала в седле, а теперь очнулась. Здесь царила смерть и разложение: колючие ветви деревьев сплетались воедино, образовывая странный, зловещий узор, гнилые растения жались к земле, как умирающие медузы на горячем песке, кое-где валялись кишащие червями трупики животных, змеившаяся тропа была выстлана пеплом. Создавалось впечатление, что здесь прошла чума, сметя на своем пути все живое. Над долиной висело солнце, похожее на тусклую монету. Это место ничуть не походило на землю обетованную, в которую Кайн обещал ее привести.

Ведьма заговорила, и ее голос дрогнул.

— Но здесь ничего нет.

— Верно, — согласился он.

Кайн спешился, отошел на несколько ярдов и присел на корточки, выискивая что-то во влажной земле. Ведьма напряженно следила за ним. Наконец он нащупал тонкую ржавую ручку и, поднатужившись, распахнул дверную створку. Из отверстия повеяло могильным холодом.

— Нет света. Нет надежды. Нет обратного пути.

Когда он вновь повернулся к ведьме, на нем уже была маска. В один миг она поняла все и собиралась немедля уехать, но Кайн вовремя подскочил к лошади и схватился за узду. Второй рукой он стащил женщину на землю. Задрался подол платья, который она и не подумала одернуть, так как в ужасе взирала на похитителя.

— Полезай, — холодно приказал он. — Иначе я сброшу тебя вниз.

Глава 1

Мастер что-то говорил, но Ланн не слышал его слов. Мысли, гудевшие в голове шумным роем, не давали ему покоя. Несколько часов назад ульцескор свободно пересек крытый переход, связывавший Замок Черного Крыла и Башню Луны, и оказался в месте, куда мужчинам был вход заказан. Никто не окликнул его, никто его не остановил. Он ступил на запретную территорию, принадлежавшую ведьмам, и оказался в хорошо освещенной галерее с высокими окнами до самого пола, распахнутыми вовнутрь. Эти окна с красными шелковыми занавесками, раздуваемыми ветром, давали возможность выйти в небо и нырнуть в холодные складки облаков. Тогда он подумал — может, так оно и происходит? Что, если ведьмы улетают из башни вместо того, чтобы спуститься по лестнице и воспользоваться дверью, как делают все те, кому волшебство недоступно?

Молодая женщина и девочка в алых одеждах, которую старшая держала за руку, застали его врасплох. Крючковатый палец наставницы уткнулся ему в грудь.

— Здесь нельзя появляться мужчинам, — строго произнесла она. — Только не говори, что не знал этого, ульцескор. Уходи.

Она намеревалась отправиться по своим делам, но что-то ее задержало. Летиция стояла рядом с Ланном, держась с тем подчеркнутым высокомерием, которое нередко заставляло людей съеживаться и прятать глаза. Завидным воспитанием Летиция никогда не отличалась, и во время совместной поездки ульцескору нередко приходилось ее урезонивать, но зато в жилах госпожи ди Рейз текла благородная кровь, чего не скажешь о самом Ланне. Твой отец был чистильщиком обуви, как-то сказал ему лорд карцев; благодари богов, что тебе не пришлось разделить его судьбу. Ланн не мог оспорить слова Лирена — у него не осталось воспоминаний об отце. Зато он хорошо помнил руки матери, купавшие его в лохани для стирки белья: грубые, мозолистые руки прачки.

— Кого это ты притащил в святую святых? — осведомилась наставница. — Она похожа на проходимку. — Летиция вытаращила глаза и приняла разевать рот, будто золотая рыбка, но так и не придумала, что сказать. Ланн мысленно ей посочувствовал — госпоже ди Рейз отлично удавалось унижать взглядом, а вот словами она оперировала не столь умело. Девочка в красном плаще не проявляла никакого интереса к разыгравшейся сцене. — Нечего тут шастать. Выход вон там.

Наставница нетерпеливо дернула девочку за руку, но та не сдвинулась с места. Ланн не знал, как поступить: разумнее всего было вернуться назад и поручить эти заботы мастеру. Взрослая ведьма, встреченная в этих коридорах, может проявить чуть меньше снисходительности и испепелить их на месте. И все же Ланну не хотелось уходить. В нем заговорило врожденное упрямство.

— У нас дело к одной из Вираго, — сказал он.

Глаза наставницы стали пугающе большими.

— Дело? Это шутка, ульцескор? Какие у вас могут быть с ней дела?

— Она сказала мне свое имя.

Летиция переводила взгляд с него и на женщину, не совсем понимая, что происходит. Наставница колебалась. На первый взгляд в Ланне не было ничего особенного, но она ведь не ведьма, ей открыто лишь то, что можно увидеть своими глазами. Неужели Вираго действительно доверилась ему? Наставница могла попытаться уличить Ланна во лжи и тем самым немедленно поставить его на место. Мне грозило бы тридцать плетей, думал Ланн, или все пятьдесят, но она ничего не спросит. Ведь если я говорю правду, то наказанию подвергнется она сама. Имя ведьмы не могло передаваться из уст в уста — оно считалось священным, только его обладательница имела право выдать его другому человеку.

Пока в душе наставницы кипела буря страстей, девочка высвободила руку, подошла к Летиции и дернула ее за подол платья. Госпожа ди Рейз чуть наклонилась, упираясь руками в колени. Она тихо спросила девочку, в чем дело. Маленькая ведьма произнесла одно-единственное слово, заставившее наставницу ахнуть от изумления и еще шире распахнуть глаза. Ланн окаменел. После паузы Летиция переспросила девочку — и ведьма, нацелившись пальцем ей в лицо, громко повторила сказанное.

Это слово все еще звенело у Ланна в ушах.

— Ланн? — окликнул его Анцель. — Где ты?

Мастер всегда так спрашивал, когда видел, что ему не уделяют должного внимания. Ланн свыкся с этим вопросом и не считал его странным. Где ты? Я там, где ангелы не летают, подумал он.

— Простите, мастер.

Ульцескор всеми силами постарался отогнать посторонние мысли. Чуть позже эта девочка сказала им, как ее зовут. Открыто, не таясь. Шайна-Ламех. У всех Вираго были двойные имена. Она не могла ошибиться. Может, просто дурачилась? Нет, с этим не шутят.

Он тяжело вздохнул. Поднял глаза на Анцеля.

— Теперь ты здесь, со мной? — участливо осведомился тот.

— Да, мастер.

— Я буду краток. Кто-то похищает ведьм.

Ланн недоуменно повел бровью. Похищает ведьм? Это звучало по меньшей мере нелепо. Даже необученная ведьма, обладая малой толикой волшебства, способна в два счета искалечить человека, а уж агрессия по отношению к девице в алой накидке Гильдии грозила преступникам мучительной кончиной. Других вариантов не было. Это как раз тот случай, когда охотник внезапно превращается в жертву.

Он все же уточнил:

— Гильдейских? Или всех без разбору?

— Всех, — ответил Анцель.

Через мгновение Ланна осенило.

— В этом замешаны экзалторы, — с уверенностью заявил он. — Или те, кто получил доступ к их снаряжению. И знаниям в том числе.

Анцель напряженно следил за эмоциями, сменявшимися на лице ульцескора, затем указал на кресло напротив, предлагая ему сесть. Ланну вдруг почудилось, что со времени его отъезда в Сильдер Рок на лбу мастера углубились морщины, а на висках значительно прибавилось седины. Ульцескор отсутствовал не так долго, решение проблемы Летиции ди Рейз с последующим возвращением в Гильдию заняло у него чуть больше трех месяцев.

Снова Летиция. Ланн тряхнул головой, опустился в кресло и настроился на нужный лад.

— Но зачем? — спросил он. — Что им нужно?

Анцель сплел пальцы на животе, откидываясь в кресле.

— У нас есть кое-какие предположения на этот счет.

Мастер умолк, глядя куда-то в сторону. Возможно, эти догадки были настолько несущественными, что о них не стоило и упоминать.

— Что вы предприняли?

— Запустили часы, — сказал Анцель. — Конечно, тебе невдомек, что это значит.

— Часы? — перепросил Ланн.

— Обо всем по порядку, мой мальчик. — Анцель коснулся голубого фарфорового чайника, стоявшего на столе, и сразу отдернул руку, будто обжегшись. Он порывисто поднялся. — Идем.

В коридоре пахло сыростью и дымом. Ланн послушно следовал за мастером, стараясь не отставать от него ни на шаг. Ведя ульцескора по мрачным коридорам Гильдии, в которых тусклый свет чередовался с тенями, пляшущими на стенах, Анцель продолжал говорить. Его слова отдавались гулким эхом.

— Одна из пленниц вернулась к нам. После того, как они… — Он на секунду умолк. — После того, что с ней сделали.

Они спустились в подземелье, к тюремным камерам, которые граничили с владениями экзалторов и почти всегда пустовали. Сажать было некого: для провинившихся имелись иные, нередко более изощренные наказания. Анцель бросил короткий взгляд на Ланна и произнес виновато:

— Я был против того, чтобы ее содержали в подобных условиях, но Совет решил иначе. Бедняжка. Только, сдается мне, участие ей не нужно. Ей уже ничего не надо.

Они остановились перед открытой камерой — дверь была чуть приотворена, бесполезный замок висел на решетке квадратного окошка, ведь узница и не думала убегать. Из отверстия под потолком струились узкие полоски света, на кровати у стены неподвижно лежала женщина, свернувшись калачиком, как ребенок в утробе матери. На ведьме был чистый полотняный балахон, в углу стояла кадка с колодезной водой.

Анцель толкнул дверь, и она пронзительно скрипнула, впуская посетителей.

— Вы ее расспросили?

— Пытались. — Мастер опустился на корточки перед кроватью. — Тессалия, ты меня слышишь? — Он легонько потряс узницу за плечо.

Женщина беззвучно шевелила губами. Ее глаза смотрели в одну точку. На нее было больно смотреть, хотя она не выглядела ни изможденной, ни избитой. Потерянная душа. Человек, у которого забрали нечто важное: что-то такое, без чего он не мог продолжать жить. Она отчаянно искала внутри себя пропажу, отгородившись от внешнего мира.

— Тесса? — снова окликнул ее мастер.

Она не отреагировала. Пальцы беспорядочно двигались, перебирая воздух, как будто ведьма могла извлечь ответ из пыли или самой пустоты. Анцель повернул голову и взглянул на Ланна. Тот понимающе кивнул.

— Она сказала хоть слово?

— Да, — ответил Анцель. — Ее нашли у ворот Гильдии. Она с восторгом ощупывала стены, иногда опускалась на колени, гладила траву и все время повторяла одно и то же.

— Что именно?

Женщина перестала перебирать пальцами. Теперь воздух с шумом вырывался сквозь стиснутые зубы, словно она изо всех сил сдерживала крик боли, рвущийся из груди. Мастер заметил эти изменения и кратко распорядился:

— Подойди, Ланн.

Ульцескор последовал примеру Анцеля и опустился на корточки перед тюремным ложем. От женщины ничем не пахло, словно она была растением, а не человеком. Женщина продолжала издавать шипящие звуки, таращась в стену напротив, но спустя десять секунд это прекратилось. Ведьма резко схватила Ланна за рукав, заставив его вздрогнуть, и приподнялась на кровати. Она безмятежно улыбнулась, в глазах заискрились слезы счастья. Ланн казался ведьме божеством, явившимся ей в час нужды. Ему стало неловко.

— Красиво, — хрипло прошептала она. Нежно погладила Ланна по щеке тыльной стороной ладони. — Как красиво… — повторила ведьма, и ее взгляд померк. Она упала на постель и приняла прежнее положение, свернувшись змеей.

Ланн отошел к двери. В груди гулко стучало сердце. Спустя время он понял, хотя Анцель не спешил с разъяснениями: ведьма точно так же восхищалась окружающей природой, когда ее обнаружили. Она определенно свихнулась, решил Ланн. Что бы с ней не делали, ее рассудок этого не выдержал.

Они покинули камеру в молчании и поднялись наверх. Ланн тяжело опустился в кресло, не дожидаясь приглашения. Анцель разлил еще теплый чай по чашкам и подтолкнул одну из них к ульцескору.

— Ее осмотрел лекарь, — произнес мастер. — Ничего не сломано и не повреждено. На ее теле были лишь мелкие ссадины и синяки. Все в порядке, кроме одного. Это и является главной причиной, по которой мы держим ее в подземелье. — Он подождал, пока Ланн сделает глоток и поставит чашку. — Ты взрослый парень, но мне тяжело говорить с тобой о таких вещах.

Ланну уже не впервые показалось, что Анцель наблюдает за ним чересчур пристально. Мастер словно подозревает его в чем-то и ждет, когда Ланн оступится, ответит невпопад или любым другим образом обнаружит свою вину.

— Вы думаете, я причастен к этому делу? — напрямик спросил он.

— Я не исключаю такой возможности, — кивнул Анцель.

— Значит, по-вашему, — голос Ланна звучал очень ровно и спокойно, — я способен надругаться над женщиной?

— Не держи на меня зла, мой мальчик. Меня вынуждают обстоятельства.

— Отвечайте на мой вопрос, — с нажимом произнес Ланн. — Да или нет?

Анцель поднял глаза от чашки.

— Нет, не думаю.

Ульцескор, казалось, был удовлетворен ответом. Его взгляд чуть смягчился.

— Ты знаешь человека по имени Риведер Кайн? — спросил мастер после паузы. — Он слишком сильно интересовался тем, что ему не полагалось знать. Именами Вираго. Устройством некоторых вещей, содержащих колдовство. — Анцель демонстративно коснулся пальцем висячей серьги. — И тобой.

По спине ульцескора заструился неприятный холодок. Кайн вызывал у него одно лишь презрение. Хочешь быть моим партнером? Несмотря на жару, экзалтор надел перчатки, и бабочка с голубыми узорчатыми крыльями трепетала в черной темнице из его рук, не желая улетать. Он словно счел насекомое чересчур грязным, чтобы касаться его голой кожей.

— Мной?

— Еще со времен ученичества. Кайн считал, что в Гильдии к тебе относятся по-особому. Желал знать, почему. Спрашивал, кто твои родители и как ты попал сюда. Ты хоть раз с ним беседовал?

— Однажды, — сказал Ланн.

— Сможешь вспомнить, о чем?

— Я отлично все помню. Кайн оборвал бабочке крылья и спросил меня, что будет, если сделать то же самое с человеком. Я ответил, что не понимаю. Тогда он заявил, что станет 'пожинателем душ'.

— Ты уверен?

Ланн раздумывал несколько секунд. Потом кивнул.

— Да, именно так он и сказал.

— Ясно. — Анцель повертел в руках чашку. — Риведер Кайн покинул Гильдию.

— То-то я давно его не видел.

— Некоторые уходят, — сказал мастер. — Здесь нет ничего удивительного. Но всегда с пустыми руками. Кайн взял маску экзалтора и свой плащ.

— И вы позволили ему?

— Не мы, — качнул головой Анцель. — Вираго.

Они помолчали.

— Сколько их сейчас? — спросил ульцескор.

— Четыре. Было пятеро. Ты понимаешь, Ланн? Это, мой мальчик, самый что ни на есть заговор. Я точно не знаю, чего добивается Кайн, но он уже нарушил столько запретов, что смерть будет для него чересчур милосердным наказанием. — Мастер положил голову на спинку кресла и прикрыл глаза. — Два месяца назад здесь поднялся настоящий переполох. Именно тогда мы воспользовались часовой башней. Когда-то ее доставили в Гильдию из древнего города Альгеи, ныне лежащего в руинах. С помощью этих часов можно управлять временем.

— Вы шутите?

Когда Ланн увидел на небе растущую луну, то подумал, что блуждал по лесу очень долго и забывал смотреть наверх. Часовая башня ворует время, позже сказала ему Летиция, и лицо у нее было при этом пресерьезное.

— Отнюдь. Часы не запускали несколько столетий.

— И никто этого не замечает? Скачка во времени?

— Но все идет своим чередом. Дни проходят, земля продолжает вращаться. — Мастер замолчал, подбирая слова. — Люди прыгают в будущее, не сходя с места. Существует четыре состояния материи: твердое, жидкое, газ и плазма, но во время перемещения человеческие тела находятся в пятом, неизвестном нам состоянии. Живая материя не поспевает за сознанием, которое мгновенно оказывается в конечной точке, и в момент скачка люди замирают в том же положении, в котором были до него. Они не мыслят, но при этом время движется, и их тела продолжают развиваться или, наоборот, стареют. Что-то подпитывает эту застывшую плоть, не позволяя умереть от голода или жажды. А когда все возвращается на круги своя, разум приспосабливается к изменениям, Ланн… Он заменяет воспоминания. Проще смириться, чем сойти с ума.

Ульцескор мало что понял. Если верить мастеру, то можно очнуться на месте сгоревшего остова, который раньше был родным домом, а позже самому додумать, как именно произошла трагедия. Или, когда дело касалось стариков или тяжелобольных, не очнуться вообще. Ланну стало не по себе. Если Гильдия решилась на подобный шаг — значит, это было необходимо.

— Если по какой-то причине тело погибнет во время скачка, душа в него не войдет, — подтверждая его предположения, молвил Анцель. — Точно так же не получится вернуть к жизни тех, кто уже умер, поворачивая время вспять. Можно лишь оттянуть момент смерти. Вдобавок есть негласное правило: нельзя вернуть времени больше, чем взял. Это приведет к катастрофе. Можно оперировать лишь равными промежутками.

— Замечательно, — пробормотал Ланн. — И чего вы добились, состарив на месяц всех нас?

Анцель поднялся с кресла и подошел к окну, разминая пальцы. Ульцескор терпеливо ждал ответа. Невзирая на то, что Ланн не имел права оспаривать решения Совета, идея о краже времени не слишком ему нравилась. Это несправедливо, думал он, и все же людей нельзя уравнять. Кто-то божественно красив, невероятно умен или наделен богатырской силой, кто-то обладает несметными сокровищами, а иные при желании могут отправить человечество во временной полет. Как Вираго. Ведь это их рук дело, не так ли? Ульцескоры предпочитают махать клинком, колдовство они оставляют ведьмам.

— Наш человек, назовем его посланником, нашел в ход в логово Кайна.

— Как ему это удалось? Ведь вы сказали…

— Есть еще одни часы, нейтрализующие влияние башни Альгеи. Пока все, скажем так, спали, он прожил этот месяц и заполучил сведения, в которых мы нуждались.

Ланн очень ясно представил мир, где все живые существа стоят истуканом.

— Он один бродил среди теней? — спросил он.

— Сам его спросишь.

— Он вменяем? — удивился ульцескор.

— Ланн, прошу тебя. Ты не сознаешь всего размаха…

— Вы так говорите, мастер, будто я вас упрекаю.

Анцель обернулся к нему.

— А что — нет?

Ланн решил, что разумнее всего промолчать. Мастер тем временем сменил тему:

— Ты привел в Гильдию девушку. Красивую, позволю себе заметить, девушку. Что ей здесь нужно? Кто она такая?

— Дочь ди Рейза. Моего клиента.

— Ланн, ты же не…

— Похитил ее? — Он не сумел сдержать улыбку. — Нет. Мы не соблюдаем целибат, мастер, а я еще не настолько отчаялся. Отец разрешил ей уйти.

— Она ведьма? — прямо спросил Анцель.

— Если верить Ша… — Ланн вовремя осекся, — юной Вираго, повстречавшейся нам в Башне Луны, то вы правы. Госпожа ди Рейз — ведьма. — В его словах явственно звучала горечь. Он должен был догадаться раньше, ведь проклятье ликантропа не изменило облик Летиции. — Тауматурга. Именно так сказала девочка в алой накидке, ткнув в нее пальцем.

Ланн ожидал, что мастер спросит с презрением — ты что, сдуру втехался в ведьму, ульцескор? И посоветует перекинуться со сверстниками в картишки или посетить бордель, чтобы утихомирить свое растревоженное либидо. Но Анцель тактично промолчал, и втайне Ланн был ему благодарен.

— Где она сейчас?

— Ее отвели к Вираго. Той, что постарше. — Какое-то время Ланн раздумывал, можно ли довериться Анцелю. Приняв решение, заговорил: — Тиша… я хотел сказать госпожа ди Рейз, упоминала о часах, которые крадут время. Спрашивала о хрустальной маске. Знала вещи, которые знать не могла. Она побывала в Лете, и утверждала, что здешние ведьмы говорили с ней.

— Лете, забвение, — неторопливо стал перечислять мастер. — Альгея, боль. Айте, разрушение. Оркос, клятва. Андроктазия, убийство. Эрис, падение. Шесть городов-некрополей, сохранивших частичку первичного колдовства.

— Я помню. Поэтому я согласился привести ее сюда.

— Ты сказал — к той, что постарше? — переспросил Анцель.

— Она совсем седая, мастер.

— Тебе известно, как ее зовут?

Ланн кивнул утвердительно.

— Значит, Алия-Аллор, — Анцель задумчиво поскреб подбородок. — Я переговорю с ней позже. Можешь идти, ульцескор, ты свободен.

Ланн встал и поклонился. Мастер задержал его у двери.

— Это она зашила тебе куртку? Твоя спутница?

— Она, — смущенно признался Ланн.

— Выглядит ужасно. Я лично распоряжусь, чтобы тебе принесли новую одежду.

— Благодарю, мастер.

Во время ученичества Ланн занимал крохотную комнатушку на самом верху башни: ее можно было сравнить с пыльным чердаком, с которого снесли весь ненужный хлам, скопившийся там за долгие годы. Апартаменты в западном крыле, куда редко заглядывало солнце, считались довольно неуютными, а уж зимой Ланну приходилось совсем несладко. Утром он спускался в столовую озябшим, во время завтрака растирал онемевшие от холода пальцы и энергично притоптывал ногами под столом. Став ловцом, Ланн перебрался в восточное крыло. Здесь располагались комнаты мастеров и ульцескоров постарше, чья преданность общему делу являлась неоспоримой, ведь они посвятили Гильдии значительную часть своей жизни. Именно тогда среди товарищей Ланна начались разговоры про особое отношение, которое оказывают новичку. Эти слухи дошли до Риведера Кайна, хотя экзалторы, ясное дело, не сидели с ульцескорами за одним столом. Охотники не трапезничают с теми, на кого охотятся, шутили юные ловцы, но эта шутка тотчас переставала казаться забавной, когда кто-то из них преступал закон. Смертельные яды и текучее серебро были детскими игрушками по сравнению с оружием, которым обладали экзалторы. Изредка одного из них удавалось встретить во внутреннем дворике или на тренировочной площадке, где экзалторы, спасаясь от скуки, участвовали в дружеских потасовках. Конечно, при этом они пользовались мечами из стали, не вызывающими опасений, или сражались голыми руками, если того требовали правила.

Ланн сбросил плащ, избавился от залатанной куртки, с облегчением снял через голову рубашку, влажную от пота, и с наслаждением растянулся на кровати. Комната в восточном крыле и имя Вираго — вот и все, что отличало его от большинства других ульцескоров. Завидовать нечему. Уже два имени, вспомнил Ланн, закрывая глаза. На вид Шайне-Ламех было лет десять, но внешность обманчива: девочка принадлежит к Вираго и обладает силой, внушающей благоговение и страх. Ланн забыл предупредить Тишу — ее так стремительно увели, что они не успели и словом обмолвиться. Приняв госпожу ди Рейз за обычную девушку, наставница не проявила к ней никакого интереса, но после заявления Шайны женщине волей-неволей пришлось склонить голову и опуститься на одно колено. Это пришлось Летиции по душе: она еще выше задрала нос. Быть избранными Богиней — тем ее ликом, что представляет королев, — удел немногих. Летиция как будто толком не поняла, насколько сильно это изменит ее жизнь, зато Ланн сразу осознал всю бесполезность своих чувственных переживаний по отношению к девушке.

Любить ведьму, не имея возможности выразить свои чувства или даже просто прикоснуться к ней, так как это неминуемо приведет к катастрофе. Летиция словно в воду глядела. Ланн тяжело вздохнул и перевернулся на бок, спиной к окну. Вот ведь вляпался. Следует как можно быстрее получить следующее задание и убраться отсюда, пока ее близость не свела его с ума. Он неплохо справлялся с этим две недели, которые потребовались путникам, чтобы спуститься в каньон, пересечь Ильзу на купеческой галее и добраться до Гильдии верхом на лошадях, но ведь тогда Ланн не знал, чем вызваны его сомнения относительно Летиции. Теперь запрет предстал перед ним во всей красе — а его, как известно, так хочется нарушить…

Ланн натянул на голову подушку, надеясь, что ее прохлада чуть остудит его пыл. Ему не хотелось спать. Следовало подумать о тех вещах, которые действительно имели значение, — например, о Кайне, похищающим ведьм неизвестно для каких целей, о его жертве, шепчущей лишь одно слово, которое, как ни странно, не было ругательным. Анцель не сказал ему прямо, но Ланн и так понял: других подозреваемых у них нет. Мы запустили часы. Он вспомнил приятное тепло ее тела, когда Летиция внезапно обняла его на крыльце поместья. После этого Ланн держался с ней с нарочитой холодностью, дабы не обнаружить свое волнение. Тауматурга. Летиция прямо расцвела, как роза поутру, услышав это от девочки. Ланн впился ногтями в подушку и крепко стиснул зубы. Все к лучшему. Летиция не может стать его любовницей, но и ничьей другой тоже не будет. В памяти поневоле всплыли пророческие слова, а ведь тогда они вовсе не показались ему зловещими: 'Ты станешь королем-воителем. Рядом с тобой будет девушка, которую ты возжелаешь больше всего на свете, но ты не сможешь ей обладать'. В ерунду про короля Ланну не очень-то верилось, да и Летицию, если подумать, он не настолько сильно хотел. Просто у меня давно никого не было, решил Ланн, вот и я соблазнился свежими, нетронутыми прелестями госпожи ди Рейз…

Он рывком поднялся с постели. Нужно было срочно проветрить голову. Ланн шагнул к выходу, намереваясь прогуляться по многочисленным коридорам Замка, а потом спуститься во двор и взглянуть на волшебные часы, когда дверь внезапно распахнулась, едва не стукнув его по носу. Незваные гости не научились стучать.

Перед Ланном предстал предмет его мучительной страсти — Летиция ди Рейз собственной персоной. Ее глаза сияли от радости. Она продемонстрировала ульцескору пергамент, заверенный гильдейской печатью, подняв бумагу вровень с его лицом.

Ланн нервно облизнул губы, застигнутый врасплох, затем непонимающе уставился на листок в ее руках. Летиция трясла пергамент, поэтому буквы плясали у него перед глазами. Он схватил девушку за руку, пытаясь прочесть хоть слово, но Летиция возбужденно заговорила:

— У нас контракт. Ты и я, мы вместе поедем искать Морвену.

Летиция смущенно улыбнулась. У Ланна вдруг подкосились колени. Все надежды рухнули, выбив у него почву из-под ног. Он стоял на краю пропасти, готовясь радостно сигануть вниз. Ты и я, мы вместе…

— Кровь, пепел и старушечьи кости, — пробормотал он.

Ее улыбка померкла.

— Что?

— Ничего. — Ланн бросил взгляд через плечо: если не заострять внимание на ворохе одежды, от которой он избавился полчаса назад, в комнате царил относительный порядок. Он посторонился. — Зайдешь?

— Конечно. — Летиция шагнула в комнату, сворачивая в трубочку контракт. — Только рубашку надень. И куда это ты собирался в таком виде?

Ланн ничего не ответил, наклоняясь за рубашкой. Нет ничего предосудительного в том, чтобы разгуливать по Замку с голой грудью, если ты мужчина. Женщины сюда редко заглядывают. Интересно, как смотрели на Летицию ульцескоры, повстречав ее на пути? Может, кто-то спросил ее, куда она направляется, и получил еще одно неоспоримое доказательство исключительного отношения к Ланну: ему разрешили водить к себе девушек.

— Как ты нашла меня?

— Меня проводил Анцель.

Госпожа ди Рейз обвела оценивающим взглядом скромную обитель ульцескора, состоявшую из шкафа, кровати и письменного стола, за который он ни разу не садился, приподнялась на цыпочках и выглянула в арочное окошко. Ланн тем временем оделся.

— Старуха сказала, что мне выдадут алую накидку и все, что прилагается.

— Эта старуха — одна из Вираго, могущественных ведьм Гильдии, — поучительным тоном молвил Ланн. — Тебе следует относиться к ней с уважением.

— Хорошо, — согласилась Летиция. — Из твоего окна не видно часовой башни.

Она обернулась к нему. Ульцескор упорно избегал ее взгляда.

— Ты проголодалась?

Летиция задумалась на секунду.

— Пожалуй. Здесь хорошо кормят?

— Отвратительно, — признался Ланн. — Наш подслеповатый повар часто путает ингредиенты. Но выбирать не приходится. Пойдем.

— Ланн…

Он оглянулся. Летиция все еще стояла у окна.

— Я боялась, что мне не позволят остаться с тобой. Ведь теперь я…

Ведьма. Она не договорила, опустив глаза.

— Ульцескоры часто сопровождают ведьм, — сдержанно ответил Ланн, хотя ему страшно хотелось обнять госпожу ди Рейз и горячо шептать, как полоумный: 'Я тоже'. — Ты, — он сглотнул, — просила об этом Вираго?

— Ту старуху? Да.

— Ладно, — кивнул Ланн.

Он боялся всего, что она могла ему принести, боялся несчастий, которые неизменно посыплются на его голову, но только глупец бы не понял: Богиня сама толкает их в объятья друг другу. Говорят, что бездушной машины, определявшей человеческую судьбу, больше не существует, и люди вольны распоряжаться своей жизнью, как хотят, но властен ли Ланн над самим собой? Болезнь, поразившая рассудок ульцескора, могла оказаться смертельной. Летиция, напротив, не видела в этом ничего дурного и не стеснялась своих чувств: как будто принимала Ланна за друга или, того хуже, за брата.

Ланн отворил дверь и сделал приглашающий жест. Они вышли в коридор.

— А где я буду ночевать? — спросила Летиция. — У тебя?

— Нет, — тоскливо ответил он. — Тебе отведут комнату в Башне Луны.

Ульцескору почудилось, что она издала тихий, разочарованный вздох, но он отнес это на счет своего разыгравшегося воображения. Ведьма не должна ответить ему взаимностью. Иначе бедствий не миновать.

Глава 2

Она стояла посреди зала с двумя рядами тройных окон с витражами. Рисунки на стеклах изображали Пресветлую в трех ее ипостасях: Королевы, Шута и Тени. Летиция изучала их несколько минут. Витражи были нарочно расположены таким образом, что составляли три разные пары. Королева в сверкающей диадеме беспокойно вглядывалась в неразличимое лицо Тени под капюшоном, и ее прекрасное чело омрачала тень грядущих забот. Шут в цветном колпаке в свою очередь задорно улыбался Тени, в то время как она отвечала ему плотоядной усмешкой. На последних двух витражах, расположенных друг против друга, Шут открыто потешался над Королевой, посмевшей заглянуть за границы дозволенного и увидеть крушение мира — и свое падение в том числе. Тут лицо владычицы было непроницаемым.

Летиция находилась в центре круглой впадины в полу, а над ее головой навис вогнутый купол. Казалось, что огромная тяжелая капля упала с небес и продавила потолок. На донышке капли размещалась картина, которую девушке не приходилось видеть ранее. В черном небе над ночным городом повисла фиолетовая сфера, олицетворявшая полную луну. От сферы расходились кольца света, а на ее поверхности отпечаталось женское лицо, столь прекрасное, что Летиция, услышав легкие шаги и мягкий шелест атласных одежд, не сразу смогла отвести глаза.

— Красиво, — пробормотала она.

Женщина в красном вздрогнула, как от внезапной пощечины, и остановилась. Ее морщинистое лицо, исхлестанное временем, на миг отразило тревогу и предельный испуг. Летиция и не догадывалась, какой ураган эмоций вызвала в душе старухи, всего лишь восхитившись изображением на куполе. Вираго долго изучала девушку взглядом, прежде чем заговорить.

— В тебе есть волчья кровь, — медленно произнесла старуха, — и колдовство. Итак, я тебя слушаю. Вопреки широко распространенной молве, ведьмы не могут читать мысли. По крайней мере, — она посмотрела на Шайну, застывшую на пороге, о существовании которой Летиция уже успела позабыть, — я не умею.

— Морвена — кайлеах, — раздался тонкий девичий голосок, — 'скрытая вуалью'. Я говорила вам, а вы, глупые курицы, отмахнулись от меня.

— Помолчи. Дай сказать чужестранке.

Присутствие старухи было давящим; помимо того, Летиция не знала, с чего начать. Если Шайна читала мысли и успела покопаться в голове госпожи ди Рейз, то неплохо бы ей самой стать рассказчицей. Воцарилась напряженная тишина. Спустя минуту Летиция раскрыла губы, мучительно роясь в памяти и стараясь преподнести все как есть, ничего не приукрашивая. Она говорила только то, что касалось непосредственно Лете: как спустилась в склеп под некрополем и испила черной воды, как водоросли затянули ее в озеро, что она видела после этого. Рассказала о зеркалах и существах, которые в них отражались.

— Я не знаю, они были живыми или мертвыми. Не знаю, кем или чем они являлись… Но они знали о девушке, Морвене, которая иногда приходит ко мне во сне. Я считала, что выдумала ее. Как и того, другого…

— Другого? — перепросила старшая Вираго.

— Человека в хрустальной маске. Он охотится за мной.

— Кайн, — с ненавистью произнесла Шайна.

Летиция оглянулась и непонимающе уставилась на нее.

— Когда-то богов было пятеро, — сказала старуха, опять завладев вниманием девушки. — Одна из них одолела остальных, но она не смогла полностью уничтожить волшебство, которым они обладали. От низвергнутых богов остались реликты, вроде тех зеркал, что ты видела в Лете. Мы пользуемся этими вещами, считая их щедрыми дарами, ниспосланными нам Богиней. Маски экзалторов содержат крохотные частички зеркал Айге, а их ружья питаются жаждой Ллирделайн. — Летиция и подумать не могла, что Вираго рассказывает ей о вещах, которые содержатся в строжайшем секрете. Позже, узнав об этом, она была порядком удивлена. — Морвена приходила в Гильдию, чтобы стать ведьмой. Но мы дали ей от ворот поворот. Она очень больна. Темное искусство доконает ее, а мы не хотим становиться убийцами.

— Безмозглые, испуганные наседки, — подвела итог Шайна.

Старуха пропустила ее слова мимо ушей.

— Я скажу тебе, где Морвена, — обратилась она к Летиции. — Возможно, мы совершили ошибку, прогнав ее прочь. Неважно, если ты не помнишь, что сказали тебе ведьмы Лете. Привези Морвену сюда. Станет противиться — расскажи ей то, что рассказала мне. Этого будет достаточно. Если Шайна права, нам не удастся доставить Морвену в Гильдию против ее воли.

— Она опасна? — спросила госпожа ди Рейз.

— Это неважно, — ушла от ответа Вираго.

— Кайн непременно захочет ее, — твердо произнесла Шайна.

— Довольно, — нахмурилась старуха. — Как твое имя? — спросила она Летицию. Девушка ответила. — Забудь его. С этого дня ты будешь зваться Медейной. — Точно так же назвали меня в Лете, вспомнила госпожа ди Рейз. — Теперь твой дом — Гильдия, а мы, алые ведьмы, твоя единственная родня. Береги свое имя, не вверяй его в ненадежные руки, ведь тот, кому оно ведомо, обладает над тобой властью.

Голос Алии-Аллор звучал сухо и неубедительно. Ее речам, произнесенным чисто деловым тоном, явно недоставало торжественности.

— У меня есть просьба, — сдерживая волнение, произнесла Летиция. — Я хочу и дальше путешествовать с человеком, который сопровождал меня сюда.

Повисла неловкая пауза. Старуха обменялась взглядами с Шайной. Девочка передернула плечами. Нужно предупредить новенькую, пока она не влипла в неприятности.

— Ланном? — уточнила на всякий случай старшая Вираго.

— Да.

Немного поколебавшись, старуха кивнула и велела Летиции подождать за дверью несколько минут. Девушка, явно смущенная своей просьбой, стремительно покинула зал.

В стенной нише располагался стол с бумагой и письменными принадлежностями. Старуха макнула перо в чернила и стала быстро писать на листе. Шайна молча наблюдала за ней.

— И ты позволишь им ехать вместе? — чуть погодя спросила девочка.

— Она оказывает нам неоценимую услугу, сама того не зная, — сказала Алия-Аллор, не поднимая головы. — Это меньшее, что я могу для нее сделать.

Прежде чем они спустились в столовую, Ланн успел пробежать глазами контракт. Летиция ди Рейз, ныне Медейна, не решилась оставить столь ценную бумагу в комнате ульцескора из боязни, что договор вылетит в окно или будет похищен недоброжелателями. Ланн не разделял ее опасений. Этот клочок пергамента, страстно уверял он Летицию, всего лишь формальность. После того, что Ланн прочел в контракте, ему и самому хотелось в это верить.

Его внимание привлекла одна строчка — все остальное, насколько он мог судить, было в полном порядке. Он впервые получал задание подобного рода: предыдущие договоры заключались между Гильдией и клиентом, а Ланн упоминался лишь в качестве исполнителя. Контракт с ди Рейзом был рассчитан на полгода. Срок на выполнение договора был зачастую преувеличен: обстоятельства бывали разными, а мастера не изъявляли никакого желания вникать в каждое из них, разбирая только совсем запущенные случаи. Проще добавить несколько месяцев и позволить ульцескорам самим решать насущные проблемы и преодолевать препятствия.

Ланн незаметно вздохнул. Откровения сыпались на его голову одно за другим. Летиция — ведьма. Кайн — предатель. А теперь еще и это. Остановив девушку и прислонившись плечом к стене, Ланн с бешено колотящимся сердцем прочел договор до конца, и именно там, в самом низу страницы, его ждал подвох.

'На неопределенный срок'. Вот что было указано на желтоватом клочке бумаги, вовсе не являвшейся пустячной. 'На неопределенный срок' или 'пока смерть не разлучит вас', подумал Ланн; ибо в данном случае эти фразы были равносильны. Старческая рука Вираго не дрогнула, выводя эту роковую строчку.

Они обручили его. Обручили его с ведьмой.

В огромном зале с высоким потолком и массивными колоннами, отведенном под трапезную, собралось несколько десятков мужчин. Они предпочитали держаться группками, большинство длинных прямоугольных столов пустовали, и свободных мест было пруд пруди. Ланн усадил госпожу ди Рейз у окна подальше от остальных, а сам подошел к окошку, где коротко подстриженный подросток принимал заказы на обед. Ланн вспомнил темные времена, когда ему приходилось помогать на кухне: старый повар, не расслышав слов помощника, часто накладывал на тарелку не то, что было заказано, и мальчик получал сразу две затрещины — сначала от ульцескора, недовольного принесенной пищей, а потом и от самого повара, узнавшего об ошибке.

Подросток вопросительно взглянул на Ланна, на несколько секунд утонувшего в воспоминаниях. Кто-то успел нещадно оттаскать мальчика за уши, пылавшие красным. Ульцескор мысленно посочувствовал ему и заказал гречневую кашу.

На Летицию, скучающую у окна, наконец-то обратили внимание. Молодые ловцы возбужденно шептались и толкали своих товарищей в бок, указывая на девушку, старшие посматривали на нее с неодобрением. Госпожа ди Рейз, ничуть не стесняясь внезапно нахлынувшей популярности, демонстративно поправила волосы и гордо вскинула голову. Когда Ланн подошел к столу с двумя тарелками с дымящейся кашей, девушка беспечно купалась в лучах славы. Дело принимало скверный оборот. Спину Ланна, словно ярко-красную мишень, пронзили десятки убийственных взглядов.

Ульцескор поставил тарелку перед Летицией и сел рядом. Госпожа ди Рейз угрюмо посмотрела на гречку с мясной подливой, а после заявила, что у нее пропал аппетит.

— Не выдумывай, — проворчал Ланн.

Мясо кролика, поджаренного на костре, подумала Летиция, сделав несколько взмахов ложкой, было в разы вкуснее. Вдобавок ко всему, будучи высокородной аристократкой, прежде она не испытывала недостатка в разнообразных угощениях. В Гильдии Летиции придется соблюдать умеренность в еде, что может неважно сказаться на ее растущем организме. Еще немного поразмыслив над этой проблемой, она решила, что отчаиваться рано. Уж ведьмы-то не должны себя ограничивать, и в их столовой, если таковая имеется, подают не гречневую кашу, а как минимум мидии, запеченныепод сыром.

Госпожа ди Рейз, отставив в сторону тарелку, потянулась к корзинке с хрустящими булочками. Ланн шлепнул ее по руке, Летиция ответила ему гневным взглядом и раскрыла рот, но драма не успела набрать обороты: к ним приблизился незнакомый ловец. Он казался сверстником Ланна. Летиция мигом позабыла о нанесенном ей оскорблении, чуть повернула голову и принялась бесцеремонно разглядывать мужчину. Его серьги были зеленого цвета, в отличие от ненавистных побрякушек Ланна, но были в равной мере достойны осуждения.

— Говорят, — темноволосый мужчина без приглашения уселся на скамейку, — ты нас всех предал. Все-таки парни краше девушек, да, Ланн? Например, — он положил ладонь на плечо ульцескора и наклонился к его уху, — Риведер Кайн.

— Убери руку, Оррен, — сухо отозвался Ланн.

Тот и не подумал слушаться.

— А как иначе? — спросил мужчина. — Сидишь рядом с такой милашкой, — Оррен подмигнул Летиции, а она скорчила кислую мину и показала ему кончик языка, — и с таким каменным лицом. Все верно, после настойчивых ухаживаний Кайна, местного сокрушителя сердец, не возбудит ни одна женщина.

— Я сказал…

Ланн вскочил, едва не опрокинув тяжелый стол, и Летиция с трудом удержалась на покачнувшейся скамейке, вцепившись в нее обеими руками.

— …убери руку, — холодно закончил ульцескор.

Острие клинка уперлось Оррену в грудь, и мужчина попятился, выставив ладони перед собой и не прекращая смеяться. Другие ловцы тоже повскакивали со своих мест, предвидя драку, и огромный зал наполнился возбужденными голосами. В тарелках остывала невкусная, пресная пища — о ней позабыли.

— И свои слова, — добавил Ланн, выходя в широкий проход между столами, — тоже возьми назад.

Оррен вынул меч из ножен, принимая вызов.

— Какие? — насмешливо осведомился он.

Госпожа ди Рейз подошла к Ланну и взяла его за локоть. Он мягко посмотрел на нее и отрицательно покачал головой, попросив не вмешиваться. Летиция отошла к столам. Этот трогательный обмен жестами не укрылся от посторонних глаз: шепот и хихиканье усилились, а кому-то этого показалось мало, и он стал выкрикивать непристойности.

— Слова о моем предательстве, — произнес Ланн. — О том, что я ответил Кайну взаимностью, что бы он, по твоему мнению, мне ни предлагал.

— Следи за моими губами, парень. — Оррен небрежно взмахнул клинком и выставил правую ногу вперед, покачиваясь на пятке. — Ни. За. Что.

Клинок Ланна рассек воздух у виска неприятеля, срезав ему клок волос и содрав кожу с кончика уха. По смуглой, мускулистой шее Оррена заструилась кровь. Он чуть нахмурил лоб, но не перестал улыбаться.

— А ты хорош, — сказал Оррен, ладонью вытерев кровь. — Не так хорош, как мне рассказывали, но в чем-то достоин подражания. Любишь по-быстрому, да?

Теперь они кружили друг напротив друга, высматривая слабые места.

— Неверно, — ответил Ланн. — Я люблю долго и мучительно.

— Слышала, красотка? — выкрикнул один из зевак. — Будь осторожна!

Ланн на мгновение отвлекся, вспомнив о девушке, наблюдавшей за поединком, и Оррен сделал стремительный выпад вперед. Прикосновение клинков, скользнувших друг о друга лезвиями, высекло яркие искры из металла. Ланн оттолкнул от себя Оррена, парировал следующий выпад и плашмя ударил противника по корпусу, заставив его отшатнуться вбок. Оррен споткнулся и налетел на стол, но сумел удержаться на ногах. На левой руке останется огромный синяк, и он уже не чувствовал себя таким бравым, как в начале драки. Оррен давно мечтал скрестить мечи с этим наглецом, сторонившимся других ульцескоров, как будто среди них не имел себе равного. Ланну отвели апартаменты в восточном крыле, к нему благоволила Вираго и пусть несносный, но от этого не менее влиятельный Риведер Кайн, о симпатии которого до поры до времени сам Ланн и не догадывался; а теперь ему досталась красивая девушка, которую ульцескор не постеснялся привести в трапезную и выставить напоказ. Владение мечом было последним рубежом защиты Оррена, оплотом его самодовольства: если Ланн превзойдет его и в этом, Оррену ничего не останется, как признать ошеломляющие способности своего сверстника, его господство над остальными.

До боли стиснув зубы, Оррен бросился в драку. Правая рука Ланна свободно висела вдоль тела, словно он устал обороняться, и Оррен уже почти видел, как острие пронзает грудь заклятого врага, и на его рубашке, пожелтевшей от грязи и пота, распускается алый цветок смерти. В последний момент Ланн ушел в сторону, оказался за спиной Оррена, по инерции завалившегося вперед, и нанес ему удар по шее плоской стороной клинка. Оррен не устоял и рухнул на четвереньки.

Мастер Анцель, стоя в дверях, молча наблюдал за поединком. Он не подоспел к началу драки, но прекрасно знал, кто был ее зачинщиком: на его памяти Ланн не задирался к другим ульцескорам. И даже теперь, оказавшись победителем, он просто отошел от поверженного врага. Анцель не собирался наказывать возмутителей спокойствия. Оррен получил по заслугам, а Ланн, если подумать, вообще не был виноват. Что же такого наговорил Оррен Ланну, вынудив его схватиться за клинок?

Анцель развернулся и вышел из столовой. Может статься, что Алия-Аллор не покровительствовала этому мальчику, а, наоборот, пыталась расположить его к себе. Почему она распорядилась именно так? Иногда решения Вираго приводили его в глубокое замешательство. Они позволили Кайну забрать свое снаряжение и разрешили новоявленной ведьме, которую по всем правилам требовалось оставить в Гильдии и обучать, отправиться в длительную прогулку под руку с мужчиной, к которому она была явно неравнодушна. Что, если Алия-Аллор серьезно повредилась в уме и принимала шаги, которые могут значительно навредить Гильдии или даже привести к ее падению?

Мастер быстро пересек двор с часовой башней, поднялся по винтовой лестнице и заперся в своих апартаментах. Ульцескоры не в силах противиться решениям Вираго, но могу принимать свои. Анцель в очередной раз решил созвать Совет.

После случившегося ульцескор выглядел достаточно мрачным, и, как можно заключить, не был расположен устраивать экскурсии по Замку Черного Крыла. Летиция могла бы обратиться с просьбой к Анцелю (уж этот добродушный старик не отказал бы ей в такой мелочи), но вместо этого предпочла вернуться с Ланном в его комнату в восточной части замка. Ульцескор пропустил ее внутрь, отворив дверь, и госпожа ди Рейз уселась на небрежно застеленную кровать, заложив ногу за ногу и откинувшись назад.

— Мне жаль, что тебе пришлось присутствовать при этом.

— Тебе жаль? Почему?

Ланн стоял у стены, опираясь на нее спиной.

— Не могу сказать, что я привыкла к подобным вещам, — несмело начала Летиция, — я имею в виду, к такому количеству мужчин в одном месте и вооруженным стычкам между ними. — Ее губы тронула улыбка. — Ты был неотразим, когда дрался с тем парнем. У меня прямо захватило дух.

— Ты тоже бываешь обворожительной, Летиция ди Рейз, — отозвался Ланн. — В основном когда молчишь.

Они одновременно отвели глаза. Через высокое арочное окошко в комнату проникали красноватые лучи солнца, небо на горизонте окрасилось в оранжевые тона. Взгляд Летиции скользил по скудным предметам обстановки, пока она справлялась с внутренним волнением, внешне оставаясь спокойной.

— Они дали мне другое имя, — наконец промолвила она. — Эти Вираго.

— Какое? — с интересом осведомился Ланн, затем торопливо добавил: — Ты не обязана сообщать его мне, если не хочешь. Это считается…

— Медейна, — сказала Летиция, перебив его болтовню, показавшуюся ей нелепой.

Ланн на секунду задумался.

— Красивое имя. Мне оно по душе.

— Оно что-то означает?

— Не совсем так, — ответил Ланн. — Медейна первой научилась оборачиваться в волчицу и могла делать это по желанию, независимо от времени дня и ночи. Она считается архетипом мардагайл. Часть ее силы была утрачена, исчезла с течением веков.

— Значит, меня нарекли в честь мертвой ведьмы?

— Да. Если тебе так больше нравится.

Летиция пожала плечами, и какое-то время разговор не клеился. В комнате Ланна не было ни книг, ни роскошных гобеленов, ни картин, изображающих Богиню, — ничего такого, что можно было счесть достойным внимания. Госпожа ди Рейз сняла сапоги и вытянулась на односпальной кровати. Она не могла задернуть полог, как дома, и закатное солнце светило ей в глаза. Летиция прикрыла лицо ладонью.

— Ты не хочешь возвращаться в Башню Луны.

— Нет, не хочу, — подтвердила девушка. — Старуха сказала, что ведьмы — моя семья, но я никого из них не знаю, и, по правде говоря, не желаю знать. Я буду там совсем одна, впервые за много дней и ночей…

Временами Летиция становилась пугающе откровенной.

— Мы не так долго пробыли вместе, — попытался возразить Ланн.

— Достаточно долго.

— Хорошо, — с трудом выговорил он. — Можешь остаться у меня. Только сегодня.

Она села на кровати, встретившись с ним взглядом.

— Ты уверен? — спросила Летиция. — Разве это не вызовет… осложнений?

— Больше, чем мы уже вызвали? Не думаю. — Он сделал паузу. — В Гильдии меня не очень-то жалуют.

— Это заметно, — согласилась она. — Но почему?

И тогда Ланн решился открыть Летиции тайну, прежде не доверенную никому. Вероятно, именно она являлась той причиной, по которой Алия-Аллор поведала ему свое имя. Не имело значения, насколько он сам верил в слова старшей Вираго — или молодой предсказательницы, ставшей его первой женщиной и твердившей то же самое. Он решительно шагнул к госпоже ди Рейз и, глядя на нее сверху вниз, произнес:

— Говорят, что придет время, когда я стану королем.

— Неужели? — прошептала Летиция.

А затем, полуобернувшись и схватив подушку, она швырнула ее в лицо ульцескору. Ланн машинально поймал бесформенный полотняный мешок, несколько секунд простоял в недоумении и лишь потом решился выглянуть из-за подушки и посмотреть на Летицию. Ее глаза смеялись. Ланн улыбнулся ей в ответ, испытав облегчение. Конечно, девушка решила, что он всего лишь дурачится. Отец Ланна был чистильщиком обуви, его мать подрабатывала прачкой, а сам он некогда принадлежал к карцам, грабил и убивал людей. В нем не было ни капли благородной крови — и не могло быть.

В его снах пылающий лабиринт уступил место глубокому озеру, разлившемуся в непроглядном мраке ночи. На его поверхности, похожее на ртутную пленку, блестело жидкое серебро. Он погрузил руки в эту воду и сразу же извлек их из темени, подернутой бледным светом. Тягучая смола медленно заструилась по его ладоням, затем предплечьям, пока не начала капать с локтей. Ланн почувствовал, как холод сковывает его тело, лишая возможности двигаться. За спиной раздался глухой, чавкающий звук, однако Ланн не смог обернуться, опутанный сетями неодолимой силы.

Ему и не понадобилось оборачиваться. За этим звуком последовал второй, такой же, и вскоре тишину разорвали десятки влажных хлопков. Фигуры выныривали из воды, облаченные в черные одеяния; их лица скрывали тяжелые складки материи. Ланн предполагал, что силуэты принадлежат людям, но определить их пол или что-либо другое не представлялось возможным. От мрачных фигур исходил горячий пар, они таяли и истекали мглой, смыкаясь в кольцо вокруг Ланна. Они заберут его жалкую жизнь, сделают своей жертвой, утопят в этом бездонном озере.

Ланну не удалось как следует подумать о том, что ждало его на той стороне. С громким шорохом за спинами черных жрецов распахнулись великолепные узорчатые крылья.

Открыв глаза, Ланн приподнялся на локте и первым делом взглянул на постель, ожидая увидеть госпожу ди Рейз, объятую холодными лучами зари. Кровать пустовала. Вероятно, Летиция ушла еще до рассвета. Двигаясь медленно и лениво, как во сне, Ланн ощупал покрывало, все еще хранившее остатки ее тепла, а после встал на колени и зарылся в него лицом.

Глава 3

— Нет, — произнес Ланн, с явным неодобрением взирая на ее наряд. — Это решительно никуда не годится. Вы одеты слишком вызывающе, госпожа ведьма.

Летиция вертелась перед ним в своей новой одежде, сияя от счастья, но после этого замечания на ее лицо набежала мрачная тень. Казалось, она хорошела с каждым днем, и Ланну не хотелось, чтобы другие мужчины бросали на нее исполненные страсти взгляды. Свободное серое платье из тонкой шерсти не имело рукавов, и голые плечи госпожи ди Рейз могли вогнать в краску любого; что уж говорить о декольте, на котором Ланн и вовсе решил не заострять внимания, так как оно выставляло напоказ слишком многое. Черный кожаный корсет с плетеными бретелями и шнуровкой, начинающийся сразу под грудью, заменил Летиции пояс, а под платьем на девушке были узкие бриджи и высокие сапоги до колен. Ведьмы предпочитали ездить верхом, дамские седла не всегда имелись в наличии, и поэтому им часто приходилось задирать платье до самых бедер, садясь на лошадь.

Атласная накидка ведьмы с тройным аспектом Богини висела у Летиции на сгибе локтя. Ланн взял у нее плащ, обвернул вокруг девушки и скрепил концы серебряной застежкой на груди. Подумав, набросил ей на голову капюшон.

— Никогда не снимай накидку, — строгим отеческим тоном сказал он. — Никогда.

— Ты ничего в этом не смыслишь, Ланн, — уныло отозвалась Летиция. — Путаешь ведьм с затворницами, которым нужно скрывать свое тело.

— Это для твоего же блага, — предупредил ее ульцескор.

Она коротко вздохнула и скрестила руки на груди.

— Кто осмелится напасть на ведьму Гильдии?

— А ты разве умеешь поджигать взглядом или замораживать кровь? — скептически поинтересовался он. — Что-то не припоминаю. — Летиция насупилась еще больше, придумывая достойный ответ, но Ланн ее опередил: — Ты права. Пока ты носишь накидку, тебя не тронут — никто ведь не знает, на что ты способна. Это не расходится с моими словами, ведь так? — Он положил ладонь ей на плечо, обтянутое алой тканью, и тотчас же отдернул руку: этот жест внезапно показался ему неуместным.

— Твоя забота иногда становится навязчивой, — только и сказала Летиция. — Научись сдерживать свои собственнические порывы. Я уж сама решу, что мне носить, а что нет.

Она и не подозревала, насколько сильно ее слова задели Ланна. Однажды им довелось переночевать в гостинице одного из автономных городов. Летиция смотрела в окно, опираясь локтями на подоконник, и воображала, что за стенами города рыщут невиданные монстры, а Ланн думал о том, что госпожа ди Рейз оставила в Сильдер Роке отца, друзей и родной дом, и теперь он стал единственным человеком, которого она знала в здешних краях. Хочешь не хочешь, на него легла ответственность за девушку: Ланн был обязан заботиться о ее благополучии и безопасности. 'Не играть мне больше с Вилл в крокет', — словно прочитав его мысли, тихо произнесла Летиция. Он ощутил прилив нежности и поклялся себе, что никогда не поставит интересы Гильдии выше ее интересов, как и свои. Пропасть, разделявшая его и госпожу ди Рейз, после приезда в Гильдию стала шире и глубже, чем прежде, и, возможно, их близость, ныне подкрепленная контрактом, сулила неприятности, но это ничуть не поколебало решение Ланна.

Ульцескор угрюмо молчал: ее недавний упрек не имел под собой никаких оснований. Почти не имел. Летиция первой нарушила молчание, заговорив на совершенно другую тему.

— Я несколько раз слышала это имя, — начала она, — от тебя, от того ульцескора, что к тебе приставал, от Шайны. И я хочу немедленно получить ответ. Кто такой Риведер Кайн?

Вираго не сказали ей, подумал Ланн, почему? Ему не хотелось раньше времени пугать Летицию. Предупреждения будет достаточно.

— Человек, которого следует остерегаться, — произнес ульцескор.

Но Летиция не была намерена отступать.

— Когда я сказала Вираго, что во снах за мной охотится человек в хрустальной маске, Шайна назвала его имя. Теперь я жалею, что не стала ее расспрашивать.

Вся кровь отлила от Ланновых щек.

— Охотится за тобой? Что ты говоришь?

Летиция не спешила ему отвечать. Она повесила плащ на спинку стула и заняла место за письменным столом. Ей не нравилось, что Ланн и другие скрывают от нее правду. Она рассказала им все, что знала, ничего не утаив; почему же остальные не могут быть с ней столь же откровенны?

— Я думаю, это и есть он. Кайн очень красив, верно? Насколько красивыми вообще бывают мужчины. — Госпожа ди Рейз сидела к Ланну спиной, и он не мог видеть ее лица, но ее голос, понизившийся до шепота, выдавал страх. — Он пытался взять у меня что-то. Не думаю, что это была честь или жизнь. — С каждым следующим ее словом ульцескор все больше холодел. — Рядом стояла женщина, они вдвоем пытались со мной справиться. Кайн окликнул ее — Лайя. Лайя-Элейна. Что скажешь на это, ульцескор?

— Тиша, — хрипло пробормотал Ланн, — тебе не следует никуда ехать.

Она резко развернулась к нему.

— Чушь. У нас контракт.

— Кайн — бывший экзалтор, насильник и, возможно, убийца. — Ланн тяжело сглотнул и перевел дыхание, прежде чем продолжить. — Под Замком Черного Крыла размещаются темницы… там находится девушка, у которой он, как ты говоришь, 'что-то взял'. Если оборвать мотыльку крылья, — зачем-то добавил Ланн, — он не сможет улететь.

— Эта девушка — ведьма? — уточнила Летиция.

— Когда-то была.

— Могу я увидеться с ней?

— Не думаю, что это возможно.

Несколько минут они провели в тишине.

— Чем больше я думаю об этом, тем больше вспоминаю, — наконец сказала Летиция. — Мы найдем Морвену, Ланн, и она будет не очень-то рада нас видеть; меня запрут в большом помещении с бесчисленными рядами белых кроватей, как в лазарете или приюте для сирот, только я буду единственной подопечной в этом странном, неприветливом месте. Там никаких окон — лишь искусственный свет, какой-то синеватый и болезненный, а на полу лежат тростниковые циновки с красноречивыми пятнами крови.

Ланн с трудом разлепил губы и вымолвил то, во что сам не верил:

— Это просто сны.

— Неужели? — Летиция пронзила его испытующим взглядом, словно копьем. — Ты ведь так не думаешь.

— Ты не можешь знать будущего, — не сдавался ульцескор, — оно еще не определено.

— Я вижу вероятности, — упрямо заявила госпожа ди Рейз. — Цыганка нагадала мне, что я достанусь зверю, но Архен погиб. — Внезапная мысль заставила ее широко распахнуть глаза. — Но что, если Архен вовсе не тот зверь, о котором она говорила?

— Тиша…

Она вскочила со стула, сбросив накидку на пол.

— Архен был человеком, Ланн, — возбужденно заговорила Летиция, — в облике волка, но все-таки человеком. Можно ли сказать то же самое о Кайне?

Смысл этих слов дошел до них обоих одновременно. Я должен был оставить Летицию на попечении отца, с отчаянием думал ульцескор, невзирая на ее просьбу, невзирая на боль разлуки, ожидавшую меня в случае отказа. Сильдер Рок находился на краю света, Кайн ни за что бы не нашел ее там; а теперь я сам толкаю ее в ловушку, которую расставил для нее враг. Кто-то похищает ведьм. Перед внутренним взором Ланна предстал сонм безмолвных черных жрецов, за спинами которых трепетали огромные узорчатые крылья. Он почти увидел лица, скрытые тканью: одно из них принадлежало Летиции.

— Теперь я хорошо понимаю своего отца, — продолжила она спустя время. — Он хотел защитить меня от неизведанного, враждебного мира, поэтому и молчал до последнего. Он пытался уберечь меня — меня и остальных.

— Почему же ты не позволила ему этого сделать?

— Не знаю, — ответила девушка.

Ее взволнованность схлынула, уступив место холодному спокойствию. Летиция снова села за стол, боком к Ланну, и принялась водить пальцем по щербинкам на старом дереве. Он созерцал ее утонченный профиль, не представляя, возможно ли ее переубедить и стоит ли это делать.

— Шайна сказала кое-что еще, и это касалось Морвены. Она назвала ее 'скрытой вуалью'. — Госпожа ди Рейз вопросительно поглядела на Ланна, но он лишь покачал головой. — Сны о Морвене почти всегда перетекают во сны о Кайне — почему?

Летиция облокотилась на стол, подперев голову рукой и задумчиво смотря в пространство, а Ланн наконец-то принял решение. Он не знал, с какой стороны взяться за это дело, и вознамерился спросить совета у Анцеля.

— Мне нужно обсудить это с мастером.

Ульцескор уверенно шагнул к двери.

— Ты никуда не пойдешь, — отрешенно произнесла Летиция. — И ничего не скажешь.

Ланн обернулся. Ведьмин плащ лежал у ее ног, похожий на лужу крови.

— Почему нет?

— Ты разве не чувствуешь?

Она медленно перевела на него взгляд. Ланн пожал плечами, лишь сейчас осознав, что Летиция не столько просила его не идти к мастеру, сколько приказывала ему не делать этого. Госпожа ди Рейз поднялась и неспешно направилась к Ланну — ее новенькие сапоги терлись голенищами друг о друга, а подошвы поскрипывали, когда она пересекала комнату. Подойдя к ульцескору вплотную, девушка встала на цыпочки и подняла к нему лицо, словно для поцелуя. Ланн немигающим взглядом смотрел на нее.

— Запах предательства, — прошептала она. — Он витает среди этих стен.

Ланн выразил недоверие молча, всего лишь сдвинув брови. Летиция шагнула назад и скрестила руки на груди. Какое-то время они не произносили ни звука, пристально изучая друг друга.

— Неужели ты не замечаешь? — спросила она. — Я приехала сюда впервые, но понимаю в разы больше тебя. Наверное, потому…

— Я вырос здесь, — перебил ее ульцескор. — И я…

— И ты считаешь, что это место — самое безопасное на свете, — закончила за него Летиция.

— Вовсе нет, — отрезал Ланн, хотя в ее словах была немалая доля правды.

Несмотря на размолвку, Ланн передал ей весь разговор с Анцелем, как только она попросила. Рассказал о часовой башне, о краже времени, о Кайне и его нездоровом интересе по отношению к Ланну, о том, что экзалтору позволили забрать часть своего снаряжения, о несчастной Тессе, с которой позабавился Кайн.

— Чего он хотел от тебя?

— Понятия не имею, — мрачно отозвался ульцескор.

— По твоим словам, Гильдия узнала, где скрывается Кайн. Где? Ты знаешь?

— Мне не сказали.

— Прошло достаточно времени, — продолжила она цепочку рассуждений, — почему же они до сих пор ничего не предприняли? Не схватили его? Не посадили под замок? Не разделались с ним?

Ланн почувствовал себя беспомощным.

— Я не знаю, — повторил он.

— Вот поэтому нам и не стоит говорить лишнего, — кивнула Летиция. — Кто друзья? Кто враги? Мы не знаем.

Черные вьющиеся локоны госпожи ди Рейз ниспадали на плечи и спускались в ложбинку между грудей, целомудренно прикрывая девичьи прелести. Ланн медленно откинул волосы ей на спину. Девушка ответила ему смущенным взглядом и хотела отойти, но ульцескор взял ее за руку.

— А ты не боишься? — глухо спросил он.

— Кого? — решила уточнить Летиция. — Тебя, что ли?

Ланн утвердительно кивнул.

— Анцель не исключал возможности, что я могу быть в сговоре с Кайном. Он ясно дал мне это понять. Что, если я вдруг пожелаю взять у вас кое-что, госпожа ведьма? — Ланн взглядом указал на кровать, стоявшую за ними. — Например, когда вы спите?

— Нет, — просто ответила Летиция. — Ты этого не сделаешь.

— Ты меня плохо знаешь, — со странным рвением продолжил разубеждать ее Ланн. — Я могу оказаться низким и подлым человеком. Только и ждать удобного момента, чтобы…

— Нет, не можешь.

Он вздохнул, сдавая позиции, и выпустил ее ладонь.

— Ты защитишь меня, верно? — Ее вопрос был проникнут детской наивностью и простотой. Как в тех сказках, где прекрасный принц обязательно спасает принцессу. — Что бы ни случилось?

Ланн тяжело опустился на краешек кровати, обхватив голову руками. Летиция устроилась рядом. Множественные неудачи, долго не позволявшие ульцескору покончить с ликантропом, который яро претендовал на госпожу ди Рейз, были вызваны не только причудами последней. Ланн допускал ошибки одну за другой, позволив чувствам затмить разум. Этайна, меняющая облик, держала его подле себя около недели именно потому, что он увидел в ней Летицию. Прежде он был внимательнее, рассудительнее, тверже характером.

— В прошлый раз мне это плохо удалось. Ты сбежала от меня.

— Я тебе не доверяла, — виновато произнесла она. — Но теперь это изменилось.

— Что ж, — сказал Ланн, глядя в стену напротив, — возможно, я все еще не доверяю тебе.

Следующую ночь госпожа ди Рейз снова провела на узкой кровати ульцескора, а Ланну достались холодные циновки пола и твердая подушка, которую любезно предложила ему Летиция. Стоял конец июля, и в комнате было душно; поэтому девушка подложила под голову одеяло, свернутое вшестеро, и легла в постель, не раздеваясь, — сняла лишь корсет и сапоги. Она бы ушла от ответа, спроси ее Ланн, понравилось ли ей в Гильдии. За несколько дней, проведенных в Замке Черного Крыла, Летиция ни разу не слышала заливистого, беззлобного смеха, эхом отражавшегося от стен, зато бесконечные шепотки за ее спиной временами становились невыносимыми. Часто Летиция резко оборачивалась, чтобы ответить сплетникам как следует, но человеческие голоса растворялись в тишине, а их обладатели скрывались от нее так стремительно, что ей не удавалось взглянуть на них даже мельком. Они передвигались мягко и бесшумно, как будто были теплыми лучами солнца, скользящими по влажной земле; могли незаметно подкрасться сзади, а после слиться с тенями, что колебались в неровном свете факелов.

Летиция прогуливалась по Замку в алой накидке ведьмы, ночевала в комнате Ланна и трапезничала за одним столом с ульцескорами, несмотря на простую, а временами и вовсе безвкусную пищу, которой потчевали ловцов. Никто не сказал ей, что она должна уйти отсюда и находиться там, где полагалось быть ведьмам, — ни Ланн, ни Анцель, ни Вираго; никто не явился в Замок, чтобы насильно увести ее в Башню Луны. Некоторые ульцескоры при встрече с Летицией чуть склоняли головы, окидывая ее любопытными взглядами. Маловероятно, что за их приветливыми улыбками скрывалось презрение или глухая вражда — они могли сколько угодно ненавидеть Ланна и завидовать ему, но их чувства к ведьме, надолго ставшей его спутницей, ограничивались праздным интересом.

Накануне отъезда госпожа ди Рейз все-таки уступила своему любопытству и осмотрела апартаменты в Башне Луны, которые ей теперь надлежало занимать. В отличие от скромной комнатушки Ланна, служившей ему спальней, гостиной и кабинетом, новоявленной ведьме отвели целых четыре смежных помещения, включая ванную комнату. Эти комнаты были обставлены не хуже, чем аналогичные в особняке ди Рейзов, разве что мебель отличалась строгостью форм и была выполнена из черного дерева. Летиция не удержалась от соблазна и немного повалялась на пуховой перине под пологом из тонкого прозрачного шелка и белого кружева, посидела на удобных стульях с сиденьем и спинкой из мягкого бархата, и лишь затем покинула апартаменты, искренне сожалея, что не было времени испробовать круглую мраморную ванну.

Выйдя из Башни Луны в палящий зной июльского дня, Летиция ощутила легкое головокружение. Она лишь сейчас осознала, что в ее апартаментах поддерживалась идеальная температура — не исключено, что посредством магии. Девушка присела на мраморный бортик фонтана, нагретый солнцем, и накинула на голову капюшон, одновременно спасаясь и от ярких назойливых лучей, и от острых, пытливых взглядов. Часовая башня Альгеи, напоминающая тонкий обелиск, с одной стороны увенчанный круглым циферблатом, мрачно возвышалась над Летицией, черной иглой вонзаясь в безмятежное лазоревое небо. Сегодня погода была безоблачной, но тучи никогда не скрывали верхушку часовой башни, вместо этого образовывая широкое кольцо вокруг ее пика. В какой-то миг Летиции почудилось, что здешний воздух целиком пропитан колдовством, и она различает слабое мерцание мельчайших его частиц, разлившихся среди праздничного цветения лета. Ей сделалось дурно. Девушка погрузила руки в голубоватую воду фонтана, оказавшуюся ледяной, затем наклонилась над неподвижной поверхностью чаши, смочив кончики волос, и плеснула водой в лицо, чтобы освежиться.

От звука его голоса она вздрогнула и подняла голову.

— Мне пришлось задержаться, — сказал Ланн.

На нем были новые куртка и плащ взамен потрепанных. Ланн придавал своему внешнему облику мало значения, но разгуливать в лохмотьях было несолидно. Летиция ощутила в нем какую-то перемену и осторожно поинтересовалась:

— Что произошло?

— Расскажу по дороге, — сухо ответил он, протягивая девушке платок из тонкой прозрачной ткани. — Защита от песка, — пояснил Ланн, потому что она смотрела недоуменно. — В прошлый раз тебе приходилось несладко. Прикроешь лицо.

Летиция с благодарностью приняла его подарок.

— Ты очень бледная, — заметил Ланн. — Мутит? Посидишь еще немного?

Она легонько кивнула. Ланн отошел на несколько шагов, не желая ее тревожить, и повернулся лицом к часовой башне. Острая тень падала на него, затмевая солнечный свет и разделяя площадь на две равных части; в груди Летиции шевельнулось смутное беспокойство — незнакомый голос шепнул ей на ухо, что она находится не на той стороне, на которой хотела бы быть. Она тихо окликнула Ланна, но он не услышал, как будто созерцание волшебной башни сделало его невосприимчивым к звукам и ощущениям. Одиночество накрыло Летицию холодной волной, заставив ее поежиться, хотя на улице стояла невыносимая жара.

Ланн обернулся к ней, чем-то взволнованный; на его лбу блестели капельки пота. Он принялся расстегивать куртку, машинально теребя пальцами пуговицы. С трудом отвел взгляд от воды в фонтане, от одного вида которой его рот наполнился слюной, вынул из кармана походную флягу и сделал из нее глоток. Сплюнул на землю и ладонью вытер губы, не обращая внимания на то, что Летиция смотрит на него, а в ее серо-зеленых глазах затаились отчаяние и тоска. Только когда Ланн подошел к фонтану и предложил ей руку, чтобы помочь подняться, и холодная ладонь Летиции скользнула в его теплую руку, ее тревога притупилась и отошла на задний план.

Если порученная им миссия и предполагала спешку, они об этом не знали. Больше не поступало никаких указаний или наставлений — ни от Вираго, ни от мастеров Замка Черного Крыла. Летиция сносно держалась в седле, хотя не слишком любила конные прогулки, однако Ланн счел разумным взять одну лошадь на двоих. Он выбрал крепкую кобылу с покладистым характером и намеревался ехать резвой рысью с частыми остановками, памятуя о том, что Летиция не привыкла к длительным переездам, да еще и при такой жаре. Он помог девушке завязать платок, защищающий от песка и ветра, и прицепил к седлу сумки с припасами и бурдюки с питьевой водой. Эта вода с землистым запахом была и вполовину не такой освежающей и вкусной, как та, что искрилась в фонтане напротив часовой башни, зато ее не касалась ничья колдовская рука.

Ланн вел гнедую лошадь под уздцы, пока они не миновали решетку ворот и не пересекли деревянный мост, переброшенный через ров. Госпожа ди Рейз покорно плелась в тылу, погруженная в свои мысли. Ульцескор не мог не обратить внимания на ее непривычную молчаливость, но ничего не спросил, решив, что Летиция сама заговорит с ним, если захочет. Выйдя на дорогу, посыпанную щебнем и песком, он взобрался на лошадь и усадил девушку позади себя. Летиция обвила руки вокруг талии ульцескора, ничуть не смущаясь, и прислонилась щекой к его спине.

По обеим сторонами дороги возвышались деревья с красно-золотистыми кронами, словно осень, нарушив очередность в природе, обогнала лето и раскрасила листья в яркие цвета. Это уже не вызывало удивления у госпожи ди Рейз — Ланн говорил ей раньше, что никогда не видел сочной зелени в этой части света. В октябре листья и кусты начинали тускнеть, становились темнее и постепенно утрачивали краски, а позже выстилали землю черным, как сажа, покровом.

Ланн пустил лошадь шагом, затем медленно перешел на рысь. Он раз за разом прокручивал в голове разговор, невольным свидетелем которого ему пришлось стать. Ульцескор лениво размышлял, как лучше всего передать Летиции содержание этой беседы. Дорога была извилистой и пустынной, деревья смыкались за путниками цветной стеной, и их жизням ничего не угрожало. Они проехали несколько миль, не нарушая молчания, когда Ланн почувствовал, что хватка Летиции ослабла, и девушка начала сползать с седла. Он закинул руку за спину, чтобы ее поддержать, а после остановил лошадь.

Летиция проснулась и мутным взглядом уставилась ульцескору в затылок. Ланн, убедившись, что в следующие несколько секунд она не собирается падать, спешился, подхватил ее под мышки, как ребенка, и стащил на землю. Девушка покачивалась и потирала руками сонные глаза, пока Ланн поил лошадь и стреножил кобылу. Затем он соорудил для Летиции гнездышко из меха и одеял в тени пышного дерева, которое она немедленно заняла, собираясь возобновить дневной сон. Ланн перекусил холодным мясом и хлебом, терпеливо дожидаясь ее пробуждения. Когда он отошел по малой нужде и вернулся, девушка уже сидела прямо, роясь в сумке со съестным.

Ланн протянул ей флягу.

— Хочешь пить?

Она приподняла вуаль, сделала глоток и поморщилась, вытирая рот.

— С хорошей водой у вас проблемы, верно?

— Да, — кивнул Ланн. — На много миль вперед простилается сухая почва, не подпитываемая подземными источниками. Вода может стоить целое состояние, если предложить ее умирающему от жажды путнику. Но нам эта участь не грозит.

Летиция подвинулась, освобождая для него место.

— Так что случилось?

— Тебе не снились пророческие сны? — спросил он прежде, чем начать.

Она покачала головой.

— Не в этот раз. — Летиция помолчала, наблюдая за тем, как Ланн устраивается на клочке меха, подогнув под себя ногу. — Ты все-таки пошел к Анцелю, несмотря на мои слова. Иногда мне кажется, что ты безнадежен.

— Ваша проницательность пугает, госпожа ведьма, — отозвался ульцескор. — Но я вовсе не собирался посвящать его в подробности ваших тревожных снов, а, напротив, хотел добиться от него откровенности.

Это ее заинтересовало. Летиция вся обратилась во внимание, набивая рот орехами и сыром. Ланн не нашел мастера в его апартаментах, но встретил в коридоре ученика, ответственного за передачу поручений, и узнал от него, что Анцель созвал Совет. Какое-то время ульцескор топтался у двери зала, в котором обычно проходили собрания мастеров, не решаясь войти. Но потом ожидание его утомило, и он шагнул внутрь, ища взглядом Анцеля. Мастер увидел Ланна, как только тот вошел. Шторы были плотно задернуты, в помещении царил полумрак. Члены Совета сидели за массивными дубовыми столами, на которых стояли тарелки с остатками трапезы: по всей видимости, они заседали с самого утра. Молодой писарь скучал в углу за отдельным столиком, еще не сделав ни единой записи, ибо так было велено. Ланна почти насильно усадили в пустое кресло, хотя он уверял Анцеля, что недостоин подобной чести, и пришел, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Другие мастера начали было протестовать, но Анцель быстро принудил их к молчанию, поднявшись со своего места.

— О чем они говорили? — спросила Летиция.

— Примерно о том же, о чем вчера говорили мы. Один из мастеров, Синнет, высказал предположение, что Вираго — и, говоря так, я имею в виду их всех — сговорились против Гильдии. Может, против целого мира. Этому, по его словам, есть много подтверждений: то, что Вираго позволили Кайну забрать часть экзалторского снаряжения, их теперешнее бездействие и, самое интересное, наш с тобой контракт. Удивлена? — Летиция быстро кивнула, не переставая жевать. — Я не говорил тебе, но это действительно странно. — Ланн кашлянул и немного помолчал, подбирая слова. — Можете мне поверить, госпожа ведьма, никогда прежде Вираго не удовлетворяли просьбы, подобной вашей.

— Старуха удивилась, — сказала Летиция с полным ртом, — когда я сказала это.

— Синнет считает, что ты особенная. Избранная, если хочешь.

— Я? — Она едва не подавилась.

— И что я отвезу тебя к Кайну, — спокойно продолжил Ланн. — Синнет сказал это мне в глаза. По мнению другого мастера, теория про собирателя душ — полная чушь, и на самом деле Кайн тянется к источнику силы, он ищет в ведьмах первопричину колдовства.

Летиция вспомнила красивое мужское лицо, просвечивающееся сквозь хрустальную маску, пронзительные зеленые глаза, жадные, ищущие, проникающие в самую глубину, скользкие пальцы, от одного прикосновения которых по жилам растекался парализующий лед. Она поежилась, кутаясь в алый плащ. Летиции хотелось верить, что никому не под силу забрать то, что спрятано у человека внутри. Можно убить, надругаться, покалечить — физически и морально; но нельзя лишить души или колдовства — эфирных материй, которые не увидишь и не ощупаешь руками.

— Как думаешь ты?

— Я не знаю. Возможно, он прав. — Ланн взглянул на солнце, отметив, что скоро нужно отправляться в путь, если они не хотят заночевать у дороги. — Что касается заговора… Мастера не ведают, что одна из Вираго ушла к Кайну. Этим знанием владеем только мы.

— Ты, конечно, не сказал им? — спросила Летиция, прищурившись.

— Нет.

— К какому решению они пришли?

— Я не хотел заставлять тебя ждать. Поэтому ушел до конца собрания.

Ланн замолчал. Спустя минуту он принялся складывать вещи. Завернул остатки трапезы в тряпицу и сунул в походную сумку, потом поднялся и велел девушке встать, сложил одеяла и меха и расположил их на седле. Развязал лошади ноги.

— Значит, все указывает на то, что Вираго в сговоре с Кайном.

— Не будем торопиться с выводами, — холодно изрек Ланн. — Отношения между ведьмами и ульцескорами всегда были несколько напряженными.

— Потому что ведьмы считают себя лучше? — предположила девушка.

— И поэтому тоже, — кивнул он. — Чем выше ты стоишь, тем легче оступиться.

— Я никак не пойму, на чьей ты стороне?

— Ни на чьей. — Ланн вскочил в седло и легонько хлопнул по крупу лошади. — Залезай.

Летиция подошла, сунула ногу в стремя и схватилась за его руку.

— Я хочу верить одной из Вираго, — произнесла она, когда они тронулись в путь.

Ульцескор мигом догадался, о ком идет речь.

— Тиша, она давно выросла и не прикидывается ребенком.

Госпожа ди Рейз сделала вид, что не услышала. Меня не так-то легко обмануть, думала она, почему же Ланн считает, что это удалось сделать Шайне?

— Старуха сказала, что Шайна умеет читать мысли.

Он этого не знал.

— Тогда она первая в списке подозреваемых. После самого Кайна.

— Это не делает ее виноватой, — возразила Летиция.

— Держись крепче, — сказал Ланн, взмахивая поводьями.

Он ударил коня в бока, пуская его в галоп. Дорожная пыль вихрем взметнулась под копытами лошади, оседая на ресницах и царапая кожу, и девушка прижалась к спине ульцескора, закрыв глаза. В ушах пронзительно свистел ветер, и Ланн все равно не расслышал бы ее слов, вздумай она заговорить. Шайна нравилась Летиции не потому, что выглядела малышкой, а ведь дети в большинстве своем простодушны и вызывают доверие. Причина ее приязни таилась в другом — каком-то размытом, не до конца сформировавшемся предчувствии, и поэтому госпожа ди Рейз не смогла бы доходчиво объяснить это Ланну. Да и будучи врагом, стала бы Шайна говорить им свое имя?

Интерлюдия 1. Тончайший хрусталь

Это случилось давным-давно — оглядываясь назад, ей хотелось так думать. Колдовские часы не двигались, жизнь текла своим чередом, и каждый день на рассвете она выходила из дому и шагала на запад по красной песчаной дороге, круто поднимавшейся на склон. Птицы в цветных одежках приветствовали девочку заливистыми трелями, сидя на деревьях или паря в вышине, полевые цветы клонили головки от сильного ветра, лаская ее обоняние, мелкие зверьки шныряли в траве у ее ног, занятые своими нехитрыми приготовлениями к зиме. Несмотря на то, что листья уже потускнели и наливались чернотой, а трава под ногами скорчилась и пожухла, окружающая действительность была приятной и живой. Девочка отворила скрипнувшую калитку, прошествовала к крыльцу по узкой тропе, обложенной круглыми камнями, толкнула тяжелую дверь и вошла в дом.

Дверь захлопнулась за ее спиной. Все звуки стихли, помещение затопила мертвая тишина, лишь изредка из дальней спальни доносилось чье-то сухое покашливание. Благоухание сменилось запахом болезни, вонью грязных простыней и немытого тела.

Она ненавидела это место всем сердцем. Зажав пальцами нос, девочка добралась до кухни и взяла со стола кувшин с водой и чистый стакан. Ее подопечная с утра всегда выпивала не меньше трех стаканов воды. Девочке полагалось каждое утро носить воду из колодца во дворе, но она пренебрегала этой обязанностью с тех пор, как убедилась, что больная не видит разницы между свежей водой и той, что простояла в кухне всю ночь.

— Айри? Это ты? — раздался слабый голос.

Хоть со слухом у нее все в порядке, мрачно подумала девочка. Она направилась в спальню. Спальня никогда не проветривалась, чтобы холодный воздух не повредил больной и не вызвал очередной приступ кашля, и поэтому здесь находилось настоящее средоточие вони, от которой желудок сжимался в тугой комок, а рот наполнялся горькой слюной.

Айри поставила кувшин на столик и налила воды в стакан. Бледная рука откинула покрывало, явив взору девочки большое темное пятно на простыне, которую она сменила только вчера. Айри не решилась тяжело вздохнуть не потому, что опасалась гнева подопечной, просто в этом случае пришлось бы набрать полную грудь этого затхлого, гнилого воздуха. Если бы она пила меньше воды, подумала девочка про себя, то не мочилась бы каждую ночь. Ее охватила немая злоба.

— Подай, — еле слышно попросила женщина.

Айри протянула ей стакан, и на миг их пальцы соприкоснулись, заставив девочку содрогнуться от омерзения. Она выдержала испытание и нехотя подняла глаза на больную. Недуг уложил молодую женщину в постель, превратив ее в беспомощную старуху. Тусклые волосы сбились в кучу, распутать их не представлялось возможным, ночная рубашка, казалось, прослужила целые века. Айри говорили, что у этой женщины есть баснословная сумма денег, доставшаяся ей в наследство, но она не желает тратить их на пустяки вроде новой мебели или одежды. Больную все устраивало: грязь и смрад, в которых она существует изо дня в день, застиранные простыни и недобросовестная опека Айри.

— Неужели вы не могли потерпеть до утра? — спросила девочка, в полной мере сознавая нелепость своего требования. Но ей хотелось что-тосказать, как-то упрекнуть эту женщину, донести до ее разумения, что забота о ней кажется Айри отвратительной.

Больная виновато улыбнулась. Ее улыбка была в разы страшнее той ледяной маски спокойствия, которую Айри так часто видела на лице своей матери. Девочка не хотела заботиться о тетке, это причиняло ей неимоверные страдания, но мать осталась глуха к мольбам дочери. Может, она оставит нам кое-что, говорила мать. Ей недолго осталось. Это 'недолго' растянулось в целые года.

— Отодвиньтесь. Я сменю белье.

Айри пришлось помочь женщине перекатиться на вторую половину кровати. Она старалась не дышать, но зловоние забило ей ноздри, и к горлу подкатила тошнота. Взяв в охапку простыню, Айри стремительно покинула спальню. Ей хотелось упасть на колени и зарыдать во весь голос. Почему мать сама не ухаживает за этой женщиной, своей родной сестрой? Почему это вынуждена делать Айри? От нее разит лекарствами и мочой, когда девочка возвращается в поселок, и все сторонятся ее, как прокаженной. Она не умеет ни читать, ни писать, так как ухаживает за теткой вместо того, чтобы ходить в школу, дома нет ни одной книги, а соседские дети не желают давать ей свои. Ты грязная и блохастая, как дворовой пес, и воняешь хуже помойки, говорят они. Я прихожу к тетке чистой, хочет сказать Айри, но не говорит; я всегда моюсь в ручье перед тем, как лечь спать, даже если вода очень холодная. Ей следовало давно привыкнуть к этому запаху. Но это невозможно.

Девочка без особого усердия оттирала пятно на простыне, погрузив руки в мыльную воду, когда женщина закричала. Ее крик почти сразу сорвался на хрип, а затем и вовсе смолк. Айри бросила стирку и помчалась в спальню.

Подопечная лежала неподвижно. С кровати безвольно свисала рука, глаза закатились под веки, на губах пузырилась слюна, смешанная с кровью. Женщина выглядела мертвой. Девочка какое-то время осознавала происходящее, а потом закрыла ладонью рот, ведь уголки губ ползли в стороны, растягиваясь в жестокой, торжествующей ухмылке. Смерть ответила на ее отчаянный зов и наконец-то явилась сюда, избавив от мучений и больную, и ее сиделку.

Но радость Айри оказалась поспешной. Через мгновение женщина шевельнулась, заморгала, почти осмысленным взглядом посмотрела на девочку.

— Все в порядке, — прошептала она. Закашлялась. — Все в порядке, не бойся.

Тетушка действительно решила, что Айри беспокоится за нее. Разве может одно человеческое существо без веской причины желать смерти другому? Женщина ведь ничего плохого не сделала своей племяннице, ничем не оскорбила ее, никогда не повысила голос. Может быть, она любила Айри, и эта неумелая забота была ей приятна.

Девочка выглядела пугающе спокойной.

— Я хочу, чтобы вы умерли, — сказала она.

Лицо женщины исказилось от боли. Айри казалось, что тетушка вот-вот заплачет, а ее собственное сердце превратилось в холодный камень, неспособный на жалость или любые другие чувства.

— Я больше не могу, — продолжила девочка. — Умрите. Умрите, пожалуйста.

Женщина неотрывно смотрела на нее; губы, подернутые пленкой подсохшей крови, заметно тряслись. В глазах были непонимание, горький упрек и полное нежелание принимать действительность.

— Пожалуйста! — закричала Айри. — Умрите!

Ветер ворвался в распахнутую дверь, разгоняя зловоние, с оглушительным звоном разлетелось вдребезги стекло на окне, взметнулись к потолку занавески с оборванными краями. Тетушка откинулась на подушки, страшно выпучила глаза и схватилась за горло. Не успела она разинуть рот, как из него на одеяло выплеснулась кровь. От нее поднимался горячий пар.

Губы, щеки и подбородок женщины покрылись красными язвами, кровь шипела и разъедала кожу, толчками выливаясь наружу. Айри попятилась, когда кипящая жидкость брызнула из тетушкиных ноздрей и глаз. Спустя мгновение тело женщины взорвалось, не выдержав внутреннего давления. На стены швырнуло части органов, обломки костей и темные сгустки плоти. В одночасье в спальне воцарился кровавый пир.

Айри вытерла лицо ладонями, не чувствуя ни капли вины, взглянула на руки, обагренные кровью. Ей больше не нужно ухаживать за тетушкой, сдерживая тошноту, не нужно стирать ее грязное белье и касаться ее мерзкого тела. Ей недолго осталось, говорила мать. Что ж, тетушка умерла, и теперь Айри свободна. Девочка зашла на кухню, чтобы умыться, а потом вернулась домой.

— Ты это сделала? — спросили ее позже.

— Да, — кивнула Айри. — Я ее убила.

Они назвали ее чудовищем. Такой, что недостойна жить. Хотели заковать ее в цепи и держать в сыром подвале, подальше от людей и дневного света. Заберите ее, кричала мать, это не мой ребенок. Это существо, хладнокровно убившее родную тетку, не может быть моей дочерью; лишь порождение хаоса и тьмы способно на подобную жестокость. Айри забрали люди из Гильдии. Может, девочка дрожала от ужаса, когда ее заталкивали в клетку, занавешенную черным полотном с радужным отливом, но это стерлось из ее памяти так же быстро, как и прощальные слова матери.

И все же кое-что Айри запомнила хорошо. За нее заступилась Вираго.

— Я стану ее учить, — сказала стройная светловолосая девушка всего на голову выше Айри, хотя девочке было девять лет. — Я заставлю ее понять, в чем она ошиблась.

Правый рукав ведьмы едва заметно подрагивал, словно в нем лениво извивалась змея. Перехватив пытливый взгляд Айри, ведьма с улыбкой продемонстрировала ей свое увечье. Ее рука оказалась полой, под покровом из бледной плоти не было ни мяса, ни костей.

Эту Вираго звали Лайя-Элейна.

Сейчас перед Шайной-Ламех стояли двое мужчин в хрустальных масках, и для нее они ничем не отличались от охотников, которые посадили ее в клетку много лет назад, чтобы доставить в Гильдию. На лицах экзалторов застыло показное безразличие. Чуть раньше они высказали ей свою просьбу, содержавшую решение Совета. Пока что — лишь просьбу. Но если ты откажешься, говорили их застывшие, ничего не выражающие глаза в прорезях масок, рано или поздно нам придется применить силу.

— Я не могу, — ответила она. Нельзя сказать, что от одного вида экзалторов у Шайны цепенели конечности, но их трудно было назвать желанными гостями. Порождения хаоса и тьмы, вспомнила Шайна слова матери; вот кем были для экзалторов ведьмы — все до единой. — Не могу сделать это с моими сестрами.

Где-то за стенами Башни Луны рыщет Кайн, попирая все то, что испокон веков защищала Гильдия. Он цинично нарушает те законы, которые клялся соблюдать, а ульцескоры тем временем устраивают междоусобные войны, обвиняя ведьм в заговоре против человечества.

— Нет, — повторила Шайна.

Экзалторы переглянулись. Затем один из них, не говоря ни слова, запустил руку в карман плаща и показал Шайне какой-то предмет. Девочка не сразу поверила своим глазам. Маленькая хрустальная маска, выточенная для ее детского личика, сверкая и переливаясь, лежала на раскрытой ладони мужчины. Шайна-Ламех потянулась к ней не только рукой — потянулась всем естеством. Всегда найдется кто-то могущественнее, говорила ей Алия-Аллор, зло всегда будет наказано. Но эта маска сулила бескарность.

В последний момент экзалтор отвел руку, словно насмехаясь над девочкой.

— Так что? — спросил он.

Хрустальный слепок личика Шайны, наделенный отражающей магией, обрел над ней абсолютную власть. Она возжелала его больше всего на свете, все утратило цену, кроме этой вещицы, зажатой в чужой руке.

Шайна улыбнулась и вытянула руку, шевельнув пальцами. Лайя-Элейна научила девочку сдержанности и здравому смыслу, но она не смогла уничтожить ее стремление к силе. Сквозь дымчатую пелену лет, никак не отразившихся на детском лице, проглянула та, которую все страшились: создание, равнодушно наблюдавшее за родственницей, захлебывающейся кипящей кровью.

Изнывая от восторга, Айри надела маску.

Глава 4

— Это не похоже на постоялый двор, — заявила Летиция, окидывая взглядом неприметную бревенчатую лачугу с квадратным крыльцом. В сарае позади дома одиноко и жалобно блеяла овца. — И на гостиницу тоже.

Вдалеке загремело, на черном полотнище неба вспыхнул белый завиток пламени, на миг осветив низкий скат крыши. Лошадь, которую Ланн держал за уздцы, коротко и пронзительно заржала. Ульцескор запрокинул голову, и первые капли упали ему за шиворот, заставив торопливо набросить капюшон.

— Я останавливался здесь раньше, — сказал он.

Из прорезей в закрытых ставнях лился мягкий желтый свет. Тени странников, протянутые по земле, чудно слились воедино и теперь ничем не походили на человеческие. Лошадь фыркала и перебирала копытами, напоминая хозяевам, что целый день катала их на своей спине, чем заслужила солидный пучок сена и крышу над головой.

Ланн передал девушке поводья.

— Я сейчас вернусь.

Он немного потоптался перед крыльцом, отряхивая сапоги от налипшей грязи, а затем без стука вошел в дом. Летиция осталась снаружи. Тонкие струйки дождя стекали по ее капюшону и волосам, а лошадь повернула морду к девушке и укоризненно смотрела на нее большими черными глазами. Становилось холоднее. Летиция плотнее закуталась в мокрый плащ, как будто это могло ее согреть, и принялась притоптывать на месте, стуча зубами. Прошло около десяти минут, прежде чем Ланн позвал ее в дом.

Он усадил ее перед теплым очагом и сунул в руки кружку горячего чая, а сам вышел во двор, чтобы позаботиться о лошади. После его ухода Летиция поставила кружку на стол, повесила плащ на крючок у двери и опасливо выглянула в коридор. Из дальней комнаты доносились приглушенные голоса: мужчина и женщина как будто спорили о чем-то, по очереди перебивая друг друга. Внезапно женщина громко и мелодично рассмеялась, а за этим последовал влажный звук поцелуя.

Это показалось Летиции омерзительным, и она, утратив всякий интерес к дальнейшим увеселениям влюбленной парочки, вернулась в комнату и допила чай. На стене напротив очага висела картина: феи с прозрачными крылышками и крошечные гномики в остроконечных колпаках танцевали в кругу грибов с пятнистыми шляпками. В неровном свете пламени девушке почудилось, что лесные жители призывно тянут к ней руки, а на их миниатюрных личиках расцветают улыбки. Летиция моргнула несколько раз, коснулась пальцем засохшей краски — картинка осталась статичной, гномики не шевельнулись. Она встала к изображению спиной, шагнула к очагу, а затем резко обернулась и стрельнула глазами в гномов, чтобы они не вздумали шалить.

— Что ты делаешь? — спросил Ланн с невыразимой печалью в голосе.

Картина полностью поглотила внимание девушки, и она не заметила, как он вошел. Летиция смущенно поправила платье и промолчала. Не говорить же ему, что она забавлялась с нарисованными гномиками.

— Там есть люди, — Летиция кивнула на коридор.

— Неужели? — Ланн бросил на пол тугой комок из одеял и меха и сел перед очагом, вытянув ноги. — Старый папочка храпит на чердаке, пока его дочь развлекается с новым гостем. Она держит его здесь уже третий день, а он все не сдается.

— Что? — переспросила девушка.

Ульцескор глянул на нее краем глаза.

— Не думал, что ты такая везучая.

— Ланн? — Летиция начала медленно закипать. — О чем ты говоришь?

В коридоре послышались шаги. Сюда кто-то шел.

— Не заходи ей за спину, — быстро шепнул Ланн. — Они этого не любят.

В дверном проеме возникла высокая белокурая девушка с глазами насыщенного зеленого цвета и полными яркими губами. Золотистые волосы доходили незнакомке до пояса. На ней было светло-зеленое платье до колен, белая кружевная шаль и мягкие тряпичные туфли. Удостоив Летицию коротким неприязненным взглядом, она повернулась к Ланну и очаровательно ему улыбнулась.

— Вы, стало быть, голодны? — Голос хозяйки напоминал перезвон колокольчиков в тихом лесу и в то же время был холодным и неживым. — От ужина кое-что осталось. Я принесу.

Не глядя, она шагнула назад и едва не столкнулась с мужчиной, неслышно подошедшим сзади. На его лице играла широкая, слегка глуповатая улыбка. Судя по всему, он был по уши влюблен в золотоволосую красавицу.

— Элиот, возвращайся в комнату, — велела хозяйка, но мужчина не сдвинулся с места. Приобняв ее одной рукой, Элиот с интересом рассматривал гостей. — Элиот, — она слабо толкнула его в грудь, — уходи.

— Кто они, Ульрика? — спросил мужчина.

— Всего лишь путники, попросившиеся на ночь.

Элиот перевел на нее взгляд.

— У тебя доброе сердце, — с чувством сказал он и наклонился к ней.

Ульрика послушно подставила губы, не обращая внимания на посторонних, и любовники обменялись парой долгих, страстных поцелуев. Ланн зевнул со скучающим видом, а Летиция вскочила со своего места, как ужаленная.

— Мне что-то дурно стало, — сказала она. — Я лучше под дождем постою.

Она вышла наружу, сердито хлопнув дверью. Проливной дождь хлестал ее по щекам, когда Ланн набросил ей на голову свой плащ, взял за руку и потянул обратно в дом. Летиция яростно вырвалась.

— Это отвратительно, — сказала девушка, обернувшись.

— Почему? — Он пытливо заглянул ей в глаза. — Ты же так хотела его увидеть.

— Кого? — мигом растерялась Летиция.

— Айля.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Затем Ланн положил руки ей на плечи и рывком привлек к себе. Летиция оказалась под надежной защитой крыльца, и ливень ее больше не беспокоил. Теперь ее волновало кое-что другое.

— Видишь? В этом нет ничего страшного, — шепнул Ланн ей в ухо, — или отвратительного. — Сквозь слои ткани она явственно ощущала равномерный стук его сердца. Ланн ободряюще похлопал девушку по спине и отпустил. — Я прав? — спросил он, заглядывая ей в глаза.

Летиция отвела взгляд и смущенно потопталась на месте. В кольце его рук было значительно теплее, чем сейчас, и не надо было отвечать на нескромные вопросы. По крыше громко стучал дождь.

— Мы можем уехать?

— Да, — с серьезным видом заявил Ланн. — Если только на чужой овце, госпожа ведьма. Да еще при условии, что она согласится нас везти.

Летиция не могла не улыбнуться, и он все-таки уговорил ее вернуться в дом. Гостиная и коридор пустовали, а за кухонным столом сидела Ульрика, заворожено наблюдая за пламенем свечи. Кухня содержалась в чистоте, как и остальные комнаты в доме. Хозяйка знала, что такое порядок и уют, и умела их поддерживать.

При их появлении Ульрика поднялась, разлила по тарелкам капустный суп и поставила ужин перед гостями.

— Ты сказал ей? — Ее голос выдавал напряжение.

Ланн поднял глаза от тарелки. Суп оказался жидковат, но в сравнении с гильдейскими яствами был пищей богов, так что он уплетал его за обе щеки. Госпожа ди Рейз придирчиво рассматривала плавающие в супе компоненты, опасаясь, что хозяйка может их отравить или одурманить.

— Еще нет, — чуть погодя отозвался ульцескор.

— Хорошо, — смягчилась Ульрика. — И не надо.

— Сказал что? — спросила Летиция.

— Что она — элле.

Хозяйка побледнела и резко встала из-за стола, поневоле подражая Летиции, вскочившей при виде целующихся влюбленных. Золотая стена волос качнулась в сторону, когда Ульрика оборачивалась, шаль поползла с плеча, открывая любопытным взглядам ее полую спину. Госпожа ди Рейз от ужаса выронила ложку, едва не вскрикнув. Ульрика оказалась пустой, как бочонок из-под меда: у нее не было ни сердца, ни желудка, ни хребта, лишь прозрачная белая слизь стекала по внутренним розовым стенкам ее тела. На счастье, хозяйка не заметила переполоха и не задержалась на пороге, удалившись с гордо поднятой головой.

Летиция отодвинула тарелку, справляясь с приступом дурноты.

— Она не причинит тебе вреда, — спокойно произнес Ланн. — Элле знает, кто я такой.

— А кто она? — с трудом выговорила девушка.

— Больше всего на свете элле любят внимание. Например, когда мужчины их боготворят. Между прочим, у этого твоего айля есть любимая девушка, на которой он обещал жениться.

— Не верю, — мотнула головой Летиция.

— Дело твое. — Ланн обгрыз мясо с птичьего крылышка и бросил его в пустую тарелку. Потом он внезапно решил обидеться. — Я хоть когда-то тебе врал?

Она испытующе поглядела на ульцескора.

— Ты спал с ней?

— Откуда ты берешь эти безумные идеи? — вздохнул Ланн. — Нет, конечно. Я не ложусь в постель с монстрами. — Во взгляде Летиции еще оставалась толика сомнения, поэтому он добавил: — Дыхание элле сводит с ума. Как и кровь ликантропов, оно на меня не действует. Но постарайся не искушать Ульрику — у нее есть и другие уловки.

— Она мертвая?

— Она не спит и не ест обычную пищу.

Вдохновившись примером Ланна, Летиция съела несколько ложек супа. Горячая еда согрела тело и наполнила пустой желудок. Элле не ест, думала Летиция, но, возможно, чувствует вкус, иначе как ей удалось овладеть кулинарным мастерством? Сама госпожа ди Рейз готовить не умела — ей это было ни к чему.

— Ты говорил про ее отца. Она действительно его дочь?

Ланн пожал плечами.

— Не думаю. Но он нормальный. Я видел его спину.

— Зачем элле отец?

— Ради той же цели. — Он дождался, пока Летиция отложит ложку, опасаясь ее гнева. — Тебе ли не знать? Натан ди Рейз поклонялся тебе, как Богине.

Летиция ответила ему сердитым взглядом.

— Это самая гнусная ложь, которую я слышала в своей жизни.

— А ты его бросила, — уже мягче продолжил Ланн. — Почему?

Он протянул руку к ее лицу, на котором свет сменялся тенью, Летиция непонимающе распахнула глаза, но в это время догоревшая до основания свеча зашипела и погасла. Они только сейчас заметили, что дождь прекратился, и долгое время ничего не нарушает тишины, воцарившейся в доме, кроме звука их собственных голосов и тарахтения ложек о тарелки. Когда мир погрузился во тьму, старик захрапел на чердаке, а со стороны спальни послышались шорохи. Прежде чем Летиция успела вымолвить хоть слово или попыталась нашарить руку Ланна, в дюйме от нее вспыхнули голубые глаза ульцескора, озарив его лицо и разогнав удушливый мрак.

— Не бойся, — сказал Ланн, хотя она и не думала пугаться.

Он провел девушку по темному коридору в комнату с картиной, которая ранее так заинтересовала Летицию, разложил одеяла на полу перед очагом. По-видимому, хозяйка не собиралась предоставлять им более удобную постель. Ланн сел на краешек одеяла.

— Не выходи ночью во двор, — предупредил он. — И из этой комнаты тоже.

— А если будет нужно? — смущенно спросила Летиция.

Ланн с готовностью поднялся.

— Сходим сейчас.

Они накинули плащи, выбрались на улицу и обогнули дом слева. Земля громко чавкала под ногами, звезды, в изобилии рассыпавшиеся по небу, освещали путь. Ланн провел ее до деревянной конструкции, похожей на гроб без крышки, деликатно отвернулся и отошел. Летиция подобрала платье, спустила штаны и с минуту сидела на корточках, но ей не удалось выдавить из себя ни капли.

— Ну как? — спросил Ланн, когда она вернулась. — Были затруднения?

Госпожа ди Рейз покраснела.

— Ты что, совсем дурак?

Ланн смотрел на нее. Его глаза смеялись. Летиция хмыкнула, высоко вздернула подбородок и зашагала в сторону дома. У самого крыльца она налетела на камешек, выступавший из земли, и чуть не растеряла все свое достоинство, перепачкав подол в грязи.

Ей пришлось переодеться, пока Ланн стоял лицом к стене в компании веселых гномиков с картины. Тонкое белое платье с кружевом, привезенное из Сильдер Рока, заменило Летиции ночную рубашку. Она испытала странный прилив тоски, когда надевала его, — невероятным образом платье вобрало в себя запахи родного дома. Среди них был и терпкий аромат одеколона отца, которому ди Рейз никогда не изменял, и соленый запах морских волн, хлеставших о прибрежные скалы.

Летиция завернулась в меховую шкуру и устроилась перед огнем, поджав колени к подбородку. Натан ди Рейз поклонялся тебе, как Богине, сказал Ланн, а ты его бросила. Девушка шмыгнула носом, методично растирая ладонью замерзшие ноги.

— Ты там хнычешь, что ли? — произнес Ланн у нее за спиной.

— Еще чего, — мотнула головой Летиция.

— Вспомнила отца? — безошибочно угадал он. — Зря я напомнил.

— О чем ты говоришь? — Ее ответ был излишне резок и не предполагал продолжения беседы. — Я и не забывала о нем. — Она понимала, что несправедлива к Ланну, но слова сами срывались с губ и тяжко падали в тишину, как холодные камни. — Что ты можешь знать о родственных чувствах, Ланн? Ты вырос среди воров и убийц.

Прошла минута, растянувшаяся в вечность. Ульцескор ненароком коснулся девушки плечом, усаживаясь рядом. Летиция не решилась повернуться к Ланну, боясь увидеть немой упрек в его глазах, и лишь крепче сжала ладонями колени.

— Верно, — сказал он. — Ты права.

А затем силы покинули его тело, и он рухнул на одеяло, как мешок с зерном. Спустя время Летиция все-таки взглянула на него. Ланн лежал с закрытыми глазами, его лицо озарялось оранжевыми отблесками пламени, а дыхание было ровным и спокойным. Он спал или усиленно притворялся спящим. Госпожа ди Рейз не стала его беспокоить, устроилась подле ульцескора и сомкнула веки. Сон сморил ее почти мгновенно.

Ей снилось, как черный обелиск врезался в тусклое зеркало неба, и из огромной трещины, растянувшейся от горизонта до горизонта, падали клиновидные осколки, застревая в мокрой земле. Стрелка на часах беспорядочно вращалась, подчас изменяя скорость и направление. Часы сошли с ума — и вместе с ними обезумела реальность. Одинокая тонкая фигурка стояла под башней, и накидка ведьмы развевалась за ее спиной алым знаменем. Она шевелила пальцами, как будто время повиновалось ей одной, и хаос, творившийся вокруг, был ей совершенно безразличен.

Летиция проснулась от того, что ей хотелось в туалет. Ланн лежал в прежней позе. Памятуя недавнюю прогулку к уборной, девушке расхотелось его будить, и она вышла за дверь в полной уверенности, что сможет самостоятельно добраться до кабинки. Гробик отчетливо выделялся на фоне светлеющего неба, и ей не пришлось его искать. Дрожа от холода, Летиция справлялась со своей проблемой, когда до ее слуха донеслась тихая, приятная мелодия: вдалеке звенели арфы, били барабаны, завораживающе пела флейта. Госпожа ди Рейз прекрасно помнила настойчивый зов Лете, но эта музыка все равно очаровала ее и, казалось, не таила в себе никакой угрозы.

Она направилась в красно-желтые заросли деревьев позади дома и какое-то время шла на звук по узкой протоптанной дорожке. Рассветные пташки заводили длинные трели, которые чудесным образом накладывались на волшебную музыку, и эта песня, недоступная человеческому пониманию, была невыразимо прекрасной.

Тропа внезапно оборвалась, в деревьях появился просвет. Летиция стояла на краю лесной прогалины, с замиранием сердца наблюдая за группой девушек с золотыми волосами, кружившихся в танце. Среди них она узнала Ульрику. Фиолетовые грибы образовывали ровное кольцо в центре поляны, на их пятнистых шляпках сидели гномики с крохотными инструментами под стать их маленьким ручкам, и у каждого человечка было сердитое, сосредоточенное лицо. На траве сверкали капельки росы, похожие на изумруды, зеленые платья элле при движении сливались в одну цветную полосу, а полые спины оказались заполненными мерцающим туманом, из которого произрастали радужные крылья фей. Крылья трепетали при движении, с них сыпалась разноцветная пыльца.

Заметив Летицию, одна из девушек остановилась и позвала ее в круг. Госпожа ди Рейз подумала, что будет выглядеть нелепо среди этих неземных существ, но ей так ласково улыбались, что она осмелилась принять приглашение. Перешагнув через грибы и заворчавших гномиков, на мгновение сбившихся с ритма, он взяла протянутую руку элле и завертелась в хороводе вместе с другими девушками.

Летиции вдруг стало щекотно между лопаток, словно кто-то водил перышком по голой коже. Она оглянулась через плечо и, не выдержав, рассмеялась: как выяснилось, она неумело махала цветными крылышками, раскрывшимися у нее за спиной.

Гномики самозабвенно играли, время от времени смахивая пот с крошечных лбов. Ее белое платье выделялось среди остальных, как и ее волосы цвета воронова крыла, но это уже не имело значения. Музыка была вечной, как воздух или время, непрерывным было движение по кругу, бессмертными стали они сами, обретя крылья и возможность воспарить к облакам. Летицию затопило чувство полного, ничем не омраченного счастья, нагло вытеснив все другие ощущения в ее душе.

Она кружилась между небом и землей, не в силах остановиться.

Крылатая фигура стояла на холме, простирая руки к небу. Ее очертания подчас смазывались и становились прозрачнее, чтобы в следующий миг опять обрести четкость и глубинный цвет, как будто сам факт ее бытия резонировал с действительностью, пытавшейся стереть аномалию из ткани мира. Черный балахон с красными мерцающими угольками глаз облекал тело, тяжелым смолевым каскадом ниспадала на землю ткань. Воздух подчинялся взмахам огромных узорчатых крыльев, и с каждым порывом ветра Ланна отбрасывало все дальше назад. Он пытался кричать, но рот был полностью забит пыльцой, щекотавшей горло; он задыхался и двигался ползком по направлению к ней, не имея возможности идти прямо. Земля была холодной и твердой, как лед, а он продолжал подниматься на холм, впиваясь в почву окровавленными пальцами. Малейшее промедление натягивало нить, невидимую траурную ленту, тянувшуюся от его сердца к силуэту на возвышении, и острые копья боли безжалостно вонзались ему в грудь.

С легким шорохом фигура распалась на мириады светящихся частиц, серым пеплом разлетелись чудесные крылья, и прах, кружась, осел на волосах и одежде Ланна. Связь оборвалась, в груди возникло кольцо мертвой пустоты, он ничего не чувствовал и не мог ни о чем думать. Мягким бархатным покровом его накрыла тьма.

Ланн судорожно ощупал пространство подле себя. Госпожа ди Рейз исчезла, лишив его тепла и покоя. Огонь в очаге почти догорел. Ульцескор вскочил, весь покрытый липким потом, результатом ночного кошмара, и его взгляд на мгновение привлекла картина на стене. Поляна была пуста — в кругу грибов с пятнистыми шляпками не было ни души. Противные создания отправились веселиться в другом месте и, возможно, в этот момент подло заманивали Летицию в свои сети. Ланн тихо выругался. Прихватив клинок, он опрометью бросился наружу.

Он прошелся до туалетной кабинки и, ориентируясь по следам во влажной земле, спустя несколько минут обнаружил госпожу ди Рейз на круглой поляне посреди леса. Она стояла в кольце грибов, лицом к восходящему солнцу. Ланн сглотнул пересохшим горлом и негромко окликнул ее, но она не обернулась. Поздно, в отчаянии подумал он, слишком поздно. Ветер играл темными волосами Летиции, солнечные лучи образовали вокруг ее головы сияющий золотой ореол, и в своем белом одеянии она походила на святую.

Ланн рухнул на колени, его лицо перекосилось от боли. Летицию забрали элле.

— Тиша, — хрипло пробормотал он. — Тиша…

— Красиво, — вдруг сказала она и повернулась к Ланну, улыбаясь. Тут она заметила его недвусмысленную позу и растерянный взгляд. — Что случилось?

Летиция пронаблюдала за сменой выражений на его лице. Ульцескор выпрямился, сердито отряхивая колени. Зло посмотрел на нее.

— Ты меня в могилу сведешь.

— Но что я сделала? — опять спросила она.

— Я сказал никуда ночью не выходить. Почему ты не можешь хоть раз послушать, что тебе говорят? — Ланн осторожно переступил через грибы и взял девушку за запястье. Убедившись в ее реальности, он осведомился: — Что ты здесь делала?

— Я наблюдала за танцем элле, — с готовностью отозвалась Летиция. — Они совсем не злые и предложили мне присоединиться к ним. У меня были крылышки. — Она смущенно улыбнулась. — Такие смешные. Как у лесных фей.

— Ты плясала с элле? — уточнил Ланн. Ему казалось немыслимым, что монстры водят хороводы со смертными. Летиция кивнула. — И как ты очутилась на поляне, позволь спросить?

Голос Ланна был проникнут недовольством, но она не решилась стряхнуть его руку, ощущая ее приятное, умиротворяющее тепло. Помимо того, Летиции льстило, что ульцескор так переживал за нее. Вон как побледнел весь.

— Я вышла на улицу, услышала музыку и решила взглянуть, что здесь происходит. Вот и вся история.

— От любопытства кошка сдохла, — мрачно произнес Ланн.

Она серьезно посмотрела ему в глаза.

— Если бы я не уступила зову Лете, где бы я сейчас была?

— Сидела бы в уютной гостиной и лопала горячие пирожки, — сказал ульцескор. — Вдали от Кайна и другой вероятной угрозы. — Он сильнее сжал ее запястье. — Знаешь, человек, ступивший в этот круг, считается навсегда потерянным для мира. Он не возвращается назад. — Ланн тяжело вздохнул. — Тиша, я не могу следить за тобой день и ночь. Мне нужен отдых, как любому человеку.

— Я ведьма, Ланн, — тихо сказала она.

— Ведьма, которая ничего не умеет.

Он говорил правду, и Летиция промолчала.

— Я плохо спал и предпочел бы отдохнуть еще пару часов, если ты позволишь, — продолжил ульцескор. — И я хочу, чтобы ты, когда я проснусь, была рядом.

Это заявление вызвало краску смущения на ее щеках. Когда Ланн потянул девушку за руку, она не стала противиться и послушно засеменила за ним. В хижине ульцескор заново развел в очаге огонь, подбросив в него сухих поленьев, удостоверился, что несносные гномы вернулись на картину, и с удовольствием растянулся на одеяле.

Госпожа ди Рейз сидела перед огнем, скрестив ноги и чуть покачиваясь.

— А что происходит с теми, кто надоел элле?

Ланн зевнул и повернулся к девушке спиной.

— Элле приводят их на поляну и съедают живьем, — сказал он.

Она откликнулась спустя минуту.

— Незавидная участь.

— Еще бы.

— Ты сказал, что плохо спал. Что тебе снилось?

Этот вопрос застал его врасплох. Ланн не придумал, как выкрутиться, а Летиция явно рассчитывала на ответ. Разве я когда-то тебе врал? И сейчас не стану, подумал он.

— Черная жрица с крыльями мотылька, — произнес ульцескор. — Кажется, я любил ее. Но она умерла у меня на глазах, и я ничего не смог поделать.

Теплая рука легла ему на плечо. Ланн был ей благодарен за эту простодушную ласку, но сейчас ему не хотелось обнажать душу перед кем бы то ни было.

— Тебе было больно?

— Наверное, — согласился он.

— Посмотри на меня, Ланн.

— Нет. Не хочу.

— Почему? — Ланн промолчал, и Летиция склонилась над ним сама: ее волосы упали на лицо ульцескора блестящим черным водопадом. — Это была я? Девушка в твоем сне?

— С чего ты взяла? — спросил он, не отводя глаз. Ланн действительно не знал, так ли это, но ее прямой вопрос, требовавший не менее искреннего ответа, вызвал у него улыбку. — А тебе очень хочется, чтобы это было так, да?

— Мечтай, ульцескор, — быстро отозвалась она.

Как он и предполагал, Летиция убрала руку с его плеча и отодвинулась. Ланн незаметно вздохнул. Ему положено присматривать за девушкой, которая еще не вышла из подросткового возраста и вряд ли в полной мере сознает, что своими действиями разжигает в его душе чувства, весьма далекие от братских. Он знал, как положить конец ее расспросам, хотя бы на время, и пока что это средство действовало безотказно.

— Я так и думал, — многозначительно произнес он вслух. Еще раз зевнул. — Будьте спокойны, госпожа ведьма. Я никому не скажу.

Она презрительно фыркнула, а через несколько минут Ланн, позабыв о бремени забот, которое легло на его плечи, уже крепко спал.

Интерлюдия 2. Всадница без головы

Двойка лошадей в доспехах из черненого серебра мчалась во всю прыть, из-под копыт, увитых струйками белесого тумана, сильно отдающего тленом, летели комья грязи. Открытым экипажем правила женщина в длинном старомодном платье, одну из ее грудей охватывала стальная пластина, к поясу крепилась плеть из человеческого позвоночника, а за спиной висел прямой лук из черного дерева и колчан со стрелами. Прозрачный шлейф платья, беспощадно изъеденный молью, покрывал карету до самых колес. Глаза лошадей горели апокалипсическим светом, и не было ворот, которые не распахнулись бы при их приближении: замки и цепи, не позволяющие дверям отвориться, в одночасье ржавели и превращались в прах.

Высокий человек в капюшоне выскочил на дорогу — женщина резко натянула поводья, лошади встали на дыбы, пронзительно взвизгнули колеса. Незнакомец, посмевший остановить смерть, спешившую к очередной жертве, почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке, но не отошел в сторону. Кайн не мог решить, куда смотреть, излагая свою просьбу: собственную голову женщина держала в руке, мертвые глаза беспорядочно вращались, а на лице застыла широкая, бессмысленная улыбка. На шее был ровный, искусный срез — ее обезглавил опытный палач.

— Есть работа для тебя, красавица, — сказал Кайн и изумился сам себе. Его голос звучал твердо, смелость граничила с безумием, и все же он не мог не испытать гордости, стоя здесь и разговаривая с бессмертной дуллахан так, словно она была девочкой на побегушках. — Возьми след. — Он показал ей небольшую прядь светлых волос, перевитую лентой из красного атласа. Этот локон Кайн украл у ведьмы, заменив его своим. Лошади дуллахан славились тем, что могли учуять жертву за несколько миль.

Женщина повернулась к Кайну спиной, откинула в сторону шлейф и принялась искать что-то в кузове кареты среди черепов, поминальных букетов со смятыми, засохшими лепестками, обломков каменных надгробий и траурных свечей. Когда он устал от ожидания, дуллахан швырнула ему под ноги лохань с теплой кровью, обрызгав Кайна до колен. Он коротко, истерично рассмеялся. Этот жест означал: 'Если не уберешься — ты следующий'. Кайн рассчитывал, что теперь она натянет свой смертоносный лук и будет целиться ему в голову. Вместо этого дуллахан сняла с пояса плеть и несколько раз яростно хлестнула по земле. Плеть из позвоночника выплясывала в дорожной пыли, а Кайн то ли не мог сдвинуться с места, то ли не хотел.

Дуллахан взмахнула плетью, на сей раз целясь по глазам Кайна. Ему пришлось отшатнуться, когда кнут прочертил на груди кровавую полосу, разорвав куртку из дубленой кожи. Он ахнул от боли, капюшон упал с его головы, ветер разметал белокурые волосы, сводившие с ума смертных женщин, но не имевшие никакой власти над давно умершими. Дуллахан не собиралась ему подчиняться и не желала слушать его предложения. Кайн слишком много о себе возомнил; он позабыл, что принадлежит к человеческому роду и не смеет указывать полубогам.

Отложив свою голову, дуллахан достала из колчана одну из стрел с угольно-черным оперением, натянула тетиву. Последнее предупреждение: дуллахан никогда не промахивались. Скрепя сердце Кайн сошел с дороги и шагнул в тень. Хрустальная маска, лежавшая в кармане плаща, могла спасти его от темной магии ведьм, но против настоящего оружия была бессильна.

Путь был дальним. Дуллахан не собиралась тратить время попусту. Человек допустил ошибку, остановив ее, но его очередь еще не подошла. Безголовая женщина убрала лук за спину, резко взмахнула поводьями, и лошади помчались вперед, стремительно набирая скорость.

Кайн вышел на дорогу и запрокинул голову, подставив лицо звездному свету. Мне нужен ульцескор, мрачно размышлял он, чтобы восполнить недостаток знаний в этой области. Я охотился на ведьм, ловцы же охотятся на чудовищ и осведомлены об их слабостях. Кайн смог бы заставить дуллахан повиноваться, будь у него Ланн. Думая о мальчишке, которому предстоит стать его собственностью, он улыбнулся.

'Ты никогда не знал наших имен, Кайн. Ты не представляешь, кто есть кто'.

Он не забудет этих слов — и не простит.

Глава 5

Кто-то тряс ее за плечо. Летиция разлепила веки, приподнимаясь на постели, и встретилась взглядом с ярко-зелеными глазами элле. Ульрика ободряюще улыбнулась, кивнула на спящего Ланна (не было похоже, что ему снится кошмар) и шепнула: 'Пойдем'. Девушка проследовала за элле в кухню, еще не до конца проснувшись, и когда Ульрика предложила замесить ей тесто для пирога, с минуту послушно мяла его руками, прежде чем возмутиться.

— Мужчинам нравится, когда им готовят завтрак, — мягко возразила Ульрика. — Неужели ты не знаешь?

Вчера Ульрика напрочь отказалась говорить с Летицией и оставила их с Ланном наедине на весь вечер, теперь же она обращалась с ней как с близким человеком. Я танцевала с элле, подумала Летиция, и для нее мы стали чем-то вроде сестер. Госпожа ди Рейз не знала, как на это реагировать. Элле готовила начинку для пирога, напевая под нос какую-то деревенскую песенку, заставив Летицию усомниться в словах Ланна. Разве стала бы женщина угождать мужчине, которого собиралась сожрать?

Летиция погрузилась в размышления, не замечая, что продолжает выполнять порученное ей дело, когда в кухню вошел Элиот. Вчера она была излишне возмущена его поведением, но теперь ей представился шанс разглядеть его как следует. Он чем-то походил на Коула — может, молодостью и детским простодушием, светившимся в его темных глазах, или смешными колечками волос на загорелой шее; только Элиот был выше ростом, крепче и лучше сложен. Он был в белой рубашке и темных брюках, подвернутых до колен, и расхаживал по дому босиком. Госпожа ди Рейз привыкла ловить на себе восхищенные взоры мужчин, но для Элиота, околдованного элле, Летиция не представляла никакого интереса.

— Доброе утро, — чуть смущенно поздоровался он.

Затем подошел к Ульрике и поцеловал ее в лоб.

Летиции сделалось неловко. Любезничать друг с другом надо при закрытых дверях, угрюмо подумала она. От Ульрики не укрылось недовольство гостьи, и она, шепотом поручив Элиоту какую-то несложную работу, выставила его за дверь.

Утро выдалось сумрачным, солнце лишь изредка выглядывало из-за облаков, и в кухне царил полумрак. Ветер шевелил бледно-зеленые занавески на приоткрытом окне, громко чирикали воробьи, оккупировавшие скат крыши, подчас раздавался глухой, далекий стук — Элиот рубил дрова на заднем дворе. Летиция молчала, не представляя, о чем можно говорить с малознакомой девушкой. Когда элле, поблагодарив ее, забрала у нее миску с тестом, Летиция поспешила к выходу. В последний момент госпожа ди Рейз обеспокоилась незавидной судьбой Элиота и обернулась, стоя в дверях.

— Ланн сказал, что твой новый друг — айль.

— Кто? — подняла голову Ульрика.

— Ну, они благородные, в латах и все такое.

— Да, — подумав, ответила элле. — Наверное. Доспехи… он в них приехал. Какое это имеет значение?

Летиция помялась.

— Ты собираешься его… съесть?

В этот раз пауза была длиннее. На красивое лицо Ульрики легла тень печали.

— Мы их поглощаем, это так, — отозвалась она. — Это необходимо. Но они счастливы перед этим, — элле улыбнулась краем губ, — уверяю тебя, счастливейшие из людей. — Она уставилась в пол и тихо спросила: — Тебе по душе этот мальчик? Он тебе нужен? Я могу отдать его тебе. Если, конечно, ты согласна стать одной из нас.

Летиция отрицательно замотала головой, пятясь. Ей не хотелось оскорблять элле отказом, но уж слишком непривлекательным было предложение.

— Почему нет? — Ульрика вскинула глаза на Летицию, ее взгляд становился гипнотическим. — Элле не стареют и не умирают. Каждое утро мы танцуем на поляне, держась за руки. Это было прекрасно, так ведь?

Госпожа ди Рейз кивнула. Ульрика не давала ей уйти, взглядом приморозив к месту.

— Твоя красота увянет, тело одряхлеет, поседеют волосы, выпадут зубы. Ты станешь отвратительной, мерзкой старухой. С нами тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Почему нет? Моя милая юная ведьма, — проворковала элле, шагнув к Летиции и взяв ее за руку. Девушке стало холодно, ее кожа покрылась мурашками. — Среди нас еще не было ведьм.

— И не будет, — послышалось сзади.

Глаза элле погасли. Со вздохом Ульрика разжала пальцы, сомкнувшиеся на запястье Летиции, и вместе с тем ее отпустили цепи колдовства. Ланн обладал удивительным свойством появляться в нужный момент.

После этого происшествия Летиции кусок в горло не лез, хотя ульцескор позавтракал с явным аппетитом. Госпожа ди Рейз не сказала ему, что принимала участие в приготовлении пищи, но втайне испытывала гордость за то, что пирог удался. За столом к ним присоединился 'отец' Ульрики, смотревший на дочь с нескрываемым обожанием и при этом бывший явно не в себе. Он отвечал односложно и почти всегда невпопад, ничуть не интересуясь присутствием незнакомцев в стенах своего дома. Летиции было его жаль.

Ланн не стал злоупотреблять гостеприимством элле, и они выехали еще до полудня. Лишь прижавшись к спине ульцескора, Летиция почувствовала себя в безопасности. Они скакали на запад, солнце висело у девушки за спиной, ласково пригревая затылок. Стена деревьев с листьями из червонного золота вскоре превратилась в два отдаленных островка леса, и теперь они ехали по широкой степи, сплошь усыпанной кустиками и сухими клочками травы. По пути им встречались покинутые хижины с заросшими полями, когда-то бывшие огородами, и Летиция спросила, почему люди оставили свои дома. 'Вода ушла, — сказал Ланн, — и они ушли вместе с ней'. Примерно через два часа он поинтересовался у девушки, не устала ли она. Летиция ответила отрицательно, а потом решилась спросить его об элле.

— Почему ты не убьешь ее?

— Я не убиваю ради удовольствия.

— Никогда?

— Почти никогда. Держи рот закрытым, песок залетит.

— Если бы она причинила мне вред, ты бы убил ее?

— Да.

Ее обдало волной тепла, и госпожа ди Рейз, покраснев, уткнулась лбом ему в спину. Спустя двадцать минут они остановились на привал. Ланн перекинул ногу и соскользнул с лошади, не воспользовавшись стременем, затем помог спуститься Летиции. Девушка сняла вуаль, приложила ладонь козырьком, защищаясь от солнца: в багровом мареве песка, клубившегося на горизонте, можно было различить очертания города.

— Это Кьет, — сказал Ланн, сидя на корточках и разбирая припасы. Протянул Летиции хлеб и мясо. — Доберемся туда до захода солнца. Садись, — он дернул девушку за край плаща, — и слушай внимательно.

Летиция сняла плащ и, аккуратно сложив его позади себя, уселась на меха. Внимание ульцескора на мгновение привлекли ее голые плечи и глубокий вырез платья, и он с трудом заставил себя поднять глаза. Ланн кашлянул, прочищая горло.

— Если увидишь расческу, лежащую на дороге, не подходи близко и не вздумай ее поднять. Если услышишь музыку, цокот копыт в ночи, скрежетание колес, женский плач или смех ребенка — постарайся опять заснуть или разбуди меня, но не старайсянайти источник этого звука. Не ходи ночью в лес и не пей воду из озера и реки, если я не разрешу. — Ланн перевел дыхание и задумался. — Почувствуешь опасность — сразу говори мне. Что ты смотришь на меня, как баран на воду? Скажи что-то.

— Это все? — мрачно поинтересовалась Летиция.

Он кивнул.

— Все, что удалось вспомнить.

— То есть, — уточнила она, — мне и шагу нельзя сделать без твоего ведома?

— Точно так, госпожа ведьма.

Летиция поднялась, скрестила руки на груди и свысока посмотрела на Ланна.

— Нет, — сказала она.

— Нет? — Он и бровью не повел. — Это не тот ответ, который мне хотелось услышать.

— Ты сопровождаешь меня, Ланн, так написано в контракте, а не я тебя, — продолжила Летиция. — Ты мой охранник, телохранитель, поверенный — но не мой господин. Ты будешь делать то, что говорю я, а не наоборот.

— Власть ударила тебе в голову, — сказал он уже мягче.

— Ничего подобного. Просто иногда ты ведешь себя как самый умный, самый сильный и…

— Так и есть.

— Что? — не поняла Летиция.

— Я сказал — так и есть, — повторил Ланн. — У меня есть веревка, госпожа ведьма. Что, если я свяжу вас по рукам и ногам, брошу поперек седла и таким образом доставлю в Блук? Может, это вобьет в вашу прелестную головку…

— Попробуй, — перебила Летиция. Она дрожала от ярости, стиснув руки в кулаки. — Попробуй связать меня.

Она не успела сделать и шагу, что уж говорить о том, чтобы броситься наутек, когда Ланн резким движением схватил ее за лодыжку и повалил наземь, подмяв под себя. Красная пыль взметнулась в воздух. Летиция чихнула, беспомощно барахтаясь в песке. Ланн сидел у нее на бедрах, придавив ее запястья к земле. На его лице не было ни тени улыбки. Какое-то время Летиция безуспешно пыталась освободиться, затем оставила эти попытки, осознав, что лишь растрачивает силы. Она думала, что Ланн станет нагло ухмыляться, продемонстрировав ей превосходство силы, но он остался мрачно, пугающе серьезным.

— Отпусти, — потребовала Летиция.

— Заставь меня. Сожги меня взглядом. Отбрось назад.

Она растерялась.

— Я не…

— Не можешь? Не умеешь? — Его дыхание сбилось, лицо перекосилось от гнева. — Ты думаешь, мне в радость гоняться за тобой посреди ночи? Ты сказала, что доверяешь мне, — Ланн сильно сдавил ее запястья, — так почему же поступаешь иначе? Слушайте, госпожа ди Рейз, я взял на себя ответственность, забрав вас у отца. Если с вами что-то случится, это будет моя вина, и ничья другая. — Он склонился над Летицией так низко, что они почти соприкасались лбами. Волосы Ланна, щекотавшие ей лицо, такие же черные, как и ее, были намного жестче. — Ты понимаешь? Ну?

Ему показалось, что Летиция сейчас заплачет — такое у нее было лицо. Ланн понял, что делает ей больно, разжал руки и отклонился назад, чуть приподнявшись на бедрах. Солнце находилось у ульцескора за спиной, и его силуэт закрывал свет. Лежа в его тени, Летиция смотрела на Ланна, и он ожидал, что прозрачная слеза вот-вот скатится из уголка глаза и скользнет вниз по пыльной щеке, но этого так и не произошло. Он наклонился над девушкой снова, на сей раз опираясь на ладони, заглянул ей в глаза. Возможно, она уже ненавидит меня, думал Ланн, ведь я выбирал не те слова, я был чересчур резок и груб. Летиция вела себя как избалованный ребенок, которого требовалось поставить на место, но Ланн пожалел, что решил это сделать.

— Тиша? — виновато окликнул он.

Вместо ответа госпожа ди Рейз приподнялась, сплела пальцы в замок у Ланна на шее и поцеловала его в губы. В груди ульцескора замерло сердце. Он был настолько ошеломлен, что не шевельнулся, позволив себя поцеловать. Когда она разомкнула объятья и плавно опустилась на землю, закрыв руками пылающее лицо, Ланн долго не знал, что сказать. Дрожащими пальцами он ощупал свои губы. Он целовался с этайной, внешне неотличимой от госпожи ди Рейз, но те чувства были иными. Ланн не знал, радоваться ему или плакать; он не смел и надеяться, что Летиция первой шагнет за черту, которую нельзя преступать. В один миг ульцескор понял, что за двадцать семь лет впервые кого-то полюбил, и ему страстно захотелось отнять ее руки от лица и поцеловать Летицию, лаская ее плечо со шрамом-полумесяцем. Но это недопустимо. Придется забыть о том, о чем не хотелось забывать никогда.

Скрепя сердце Ланн поднялся и отошел. Повернулся лицом к солнцу. Прошла минута, две, пять. Он услышал шорох ткани, понял, что Летиция встала и отряхивается от песка, но не смог заставить себя взглянуть на нее. Она промолчит, решил Ланн, мы отдохнем и продолжим путь, сделаем вид, что ничего не случилось. Так будет лучше всего. Он ошибся — Летиция не собиралась так легко отступаться от своего.

— Я тебе противна? — спросила она. Ланн побледнел и сглотнул пересохшим горлом. — Нет. Я знаю, что нет. Ты боишься меня?

Он рывком обернулся. Летиция выглядела такой нежной и ранимой, в ее волосах блестели кристаллы песка. Она поджала губы и потупилась, не выдержав его взгляд.

— Ты совсем глупая, да? Ни о чем не забыла?

— Значит, боишься, — подтвердила она. — Ты избегал меня с самого начала.

— Каким-то образом я знал, что ты…

— Ничего ты не знал. Это случилось, потому что я подчинилась зову Лете.

— Тогда я знал, что это произойдет.

Летиция махнула рукой.

— Заткнись, Ланн. Ты раздражаешь.

Следующие десять минут они молчали, сидя на шкуре спиной друг к другу и тщательно разжевывая мясо. Летиция ничего не ела с утра и порядком проголодалась, поэтому быстро прикончила свою порцию и запила ее теплой водой из бурдюка. Но в ее душе все еще кипели страсти, и когда Ланн заговорил, она не смогла промолчать.

— Ты стала ведьмой благодаря своему безрассудству.

— Да ну? В противном случае ты бы убрался из Сильдер Рока сразу, как только закончил дела. Что ж ты, стал бы ко мне приезжать? Женился бы на мне?

— Нет, — честно ответил Ланн. — Не стал бы. Значит, — он помедлил, — Морвена здесь ни при чем? Хрустальная маска, бабочка, часовая башня? Это было лишь предлогом, чтобы не расставаться со мной? Я польщен, госпожа ведьма.

— Прекрати эти шуточки, пока я не отхлестала тебя по щекам, ульцескор.

— Давай. — Ланн обернулся к девушке, взял Летицию за руку и приложил ее к своей щеке. — Я заслужил наказание, потому что поверил твоей лжи.

— Я не сказала и слова неправды, — возразила она, покраснев. — Отпусти. Ты оттолкнул меня, а теперь лезешь со своими нежностями.

— Я тебя не отталкивал. — Ланн грустно улыбнулся. — Но я не могу позволить себе любить вас, Летиция ди Рейз.

Она посмотрела на него со странным выражением на лице: презрение, смешанное с горькой печалью.

— Потому что я ведьма?

— И поэтому тоже. Если я отдам тебе свое сердце, что ты будешь с ним делать?

Летиция громко фыркнула и выдернула руку.

— Никогда не слышала вопроса глупее. Я не врала про Морвену, — добавила она, — и про все остальное тоже. Просто, возможно, это волновало меня не так сильно, как…

— Как я? Ладно, не злись. — На самом деле Ланн был рад возможности сменить тему. Летиция молчала, и он продолжил деловым тоном: — Кьет не считается автономным городом. Охрана у них дрянная, как и гостиницы. Все те правила хорошего поведения, о которых я говорил, применимы и к людям. Не суй нос в чужие дела и держись поближе ко мне. Поняла?

— Да, да. Ланн, — Летиция на секунду замялась, — научи меня сражаться.

— В Гильдии у тебя будет своя наставница. Спустя месяц или два оружие вроде этого, — он указал взглядом на свой клинок с капсулами жидкого серебра, — покажется тебе бесполезной железкой. Если, конечно, Вираго действительно планируют тебя обучать.

— Не поняла?

— Забудь. Просто мы отрезаны от всех новостей, и, надеюсь, что по прибытию в Гильдию нас не ждут неприятные сюрпризы. — Ланн пошарил в сумке и развернул на коленях карту. — После Кьета мы минуем еще несколько мелких поселений, к завтрашнему вечеру доберемся до Блука, и ты наконец-то встретишься со своей подружкой из сна.

— Я спрашивала у старухи, опасна ли Морвена, и она ответила: 'Это неважно'.

Ланн внимательно посмотрел на девушку.

— В Гильдии есть специальные приборы, измеряющие потенциал ведьмы. Они называются метарами. Вираго использовали его на тебе? Они делают это каждый раз, как к ним приводят новенькую.

Летиция покачала головой.

— Нет. Мы просто поговорили.

— Странно. — Ланну внезапно захотелось наплевать на контракт и приказ, изложенный на пергаменте, вернуться в Гильдию и потребовать объяснений от всех сразу. Впрочем, он слишком хорошо знал, что никто ему ничего не скажет, а его поступок лишь вызовет недовольство Анцеля. — В Блуке проживает около двух тысяч человек, — только и сказал Ланн, тыча пальцем в карту. — Надеюсь, ты сразу ее узнаешь.

Интерлюдия 3. Дознание с пристрастием

Шайна-Ламех сидела в глубоком кресле на возвышении, забросив ногу за ногу. Под землей было тихо, холодно и темно. Маленькая ведьма и не подозревала, что в Гильдии существует место, подобное этому — нечто вроде пустой пыточной камеры, тщательно вычищенной от крови и лишенной всех тех ужасающих приспособлений, с помощью которых жертвам причиняли боль.

Шайна не нуждалась в орудиях пыток — она обладала силой, позволявшей девочке стать самым жестоким, искуснейшим палачом. До самых глаз ее тело покрывал черный экзалторский плащ, радужный перелив которого, впрочем, был не виден из-за отсутствия освещения; на руках были перчатки из тонкой кожи, лицо скрывала хрустальная маска. Сидя в полной темноте, Шайна терпеливо ожидала клиентку, которую ей надлежало допросить — не словами, а нагло врываясь в чужой разум; и никакой мысленный щит или внутреннее сопротивление теперь не могло ее остановить. Воздух в подземелье был сырым и спертым, но Шайна вдыхала его полной грудью, наслаждаясь осознанием могущества, которое приобрела. Она гадала, кто же станет ее первой жертвой, перебирая в голове имена, когда дверь с легким скрипом отворилась. Неровный свет факела на мгновение проскользнул в помещение, заставив ее зажмуриться. Женщину, застывшую на пороге, не посмели подтолкнуть вперед, ведь она все еще принадлежала к Вираго, ее вина не была доказана, и узницей она считаться не могла. Ведьма долго колебалась, силясь разглядеть что-то среди кромешной мглы, затем преодолела страх и шагнула в комнату. Шайна улыбнулась под прикрытием плаща, и эта улыбка была похожа на плотоядный оскал хищника, настигающего добычу.

Предполагалось, что клиентка и исполнительница не должны узнать друг друга. Шайну посадили на гору из плоских подушек, и создавалось впечатление, что в ней не меньше шести футов роста. Кроме нее самой, в Гильдии было четыре Вираго: и, в отличие от Шайны, им не разрешили пользоваться никакими уловками для сокрытия своей личности. С Алией-Аллор девочка провела слишком много времени, и ей было хорошо известно, что старуха в периоды глубокой задумчивости шевелит пальцами левой руки, как будто играет на воображаемом клавишном инструменте. У Лайи-Элейны была недоразвитая конечность, Эйра-Луна обладала незаурядной внешностью и поэтому постоянно поправляла волосы, трогала губы и всячески прихорашивалась, а у Сканлы-Кай не было никаких отличительных особенностей. Никто не знал, как она выглядит и какого цвета у нее волосы, ибо Сканла всегда ходила в черной маске с бессмысленной улыбкой во весь рот, как на лицах дуллахан, и убирала волосы под платок. Она казалась Шайне наиболее интересной.

Вошедшая девушка откинула на плечи капюшон. Блестящие волосы рассыпались черным каскадом, и она, не глядя, расправила тугие локоны на плечах. Как можно дружелюбнее улыбнулась мрачной фигуре в плаще.

— Я знаю, что это ты, Шайна. И, думаю, ты тоже узнала меня.

Шайна подперла голову рукой, опираясь на подлокотник кресла. Несколько раз осмотрела клиентку с ног до головы, словно предмет, выставленный на продажу. Мужчины желали коснуться этих губ цвета спелых вишен, зарыться лицом в эти шелковые волосы и обладать соблазнительным телом, скрывавшимся под платьем из тонкой серой шерсти; и, может статься, Эйре-Луне было невыносимо сложно хранить целомудрие. Кому-то она ведь подарила поцелуй-другой.

Девочка-палач подалась вперед, не видя смысла во лжи.

— Тебя сложно не узнать, Снежная Ведьма, — сказала она. — Твоя красота сияет даже среди холода и мрака.

В ее голосе не звучало ни зависти, ни лести. Шайна всегда останется маленькой девочкой — таковой была ее судьба; ее бедра никогда не округлятся, грудь не нальется, как спелые яблоки, а после смерти ее тельце уложат в крохотный гробик, предназначенный для детей. Может, по этой же причине сердце Шайны было закрыто для любви — по крайней мере, для того страстного чувства, которое иногда возникает между взрослыми.

— Ты не обязана говорить со мной, Шайна, — произнесла Эйра-Луна, старательно подбирая слова, ведь она находилась на правах обвиняемой, — но мне было приятно услышать твой голос. — Могло показаться, что ведьма всячески пыталась угодить Шайне, но за внешним раболепием Эйры-Луны скрывалась темная злоба: ее глаза были как два островка льда в холодном океане. — Что мне следует делать?

Эйра-Луна стояла достаточно близко, и для Шайны не составило бы труда проникнуть в ее мысли, не сходя с места. Но что плохого в том, чтобы придать этому действу подобие ритуала? Шайна поманила клиентку пальцем.

— Подойди.

Эйра-Луна приблизилась, воздух наполнился запахами розы и ванили, словно в подземелье вдруг распустились цветы. Шайна заставила девушку опуститься на колени перед ее креслом, взяла лицо Эйры в руки, погладила ее бархатные щеки. Откуда-то изнутри поднялся шар огня, застыл в горле Шайны, сдерживаемый здравым смыслом. Девочка могла выдохнуть пламя в это прекрасное лицо, как огнедышащий дракон о трех головах, могла сжечь красоту, превратив ее в пепел, которым никто не станет восторгаться. В том, чтобы уничтожать, есть особая прелесть — Шайна познала это еще ребенком.

— Это больно? — спросила Эйра-Луна.

Шайна почувствовала ее дрожь: дрожали они обе — одна от страха, другая в предвкушении насилия. Именно так называлось то, что Шайна собиралась сделать — существовала ли разница между проникновением в тело и душу, если то и другое совершалось подневольно?

— Нет, — шепнула Шайна и прижалась к ее губам — только потому, что захотелось. Горячие щупальца чужих мыслей вонзились в голову Эйры, как сотни лезвий, раскаленных добела; ее гладкий лоб покрылся испариной, холодные капли пота заструились вниз по вискам. — Нет, — выдохнула девочка, отрываясь от пухлого, сладкого рта. Ее тело наполнилось недетским возбуждением, в мозгу одна за другой сменялись картинки, фантазии другого разума, и Шайна едва успевала их рассмотреть, что уж говорить о том, чтобы запомнить. Кто-то прижимал ее к стене, тяжело дыша: спиной она чувствовала шершавые доски сарая, в помещении пахло сеном и лошадьми, чьи-то пальцы шарили у нее между бедер и, нащупав искомое, превращались в лижущие языки огня. Она вздрагивала и извивалась, объятая сладострастной мукой, а потом другие руки оторвали от нее тощего, запыхавшегося юношу и с размаху ударили его по лицу. Она сползла вниз по доскам, царапая спину, на смену пламени пришли тлеющие угли, да и те вскоре потухли.

Просмотрев и прочувствовав еще несколько похожих сюжетов, Шайна наткнулась на неприятный опыт. Ее били кнутом. Плеть из кожаных ремешков оставляла на спине продолговатые багровые следы, и это пламя — пламя боли — было совсем другого рода. Их сердца, ее и Эйры, ставшие одним целым, мучительно сжимались; горькие слезы раскаяния катились по щекам. Она бежала прочь из отцовского дома, прижимая к груди разорванное платье, а вдогонку неслись колючие, обидные слова. Портовая шлюха. Мерзкая, развратная дрянь. Может, она и взяла пару монет у своих почитателей, но что с того? Она плакала и умывалась водой из ручья, стоя на коленях, зная, что грязь можно смыть, и только клеймо не стереть никогда.

Поверхность ручья подернулась льдом, и белые пальцы изморози протянулись к дому, где родители и старшие сестры разделили свою последнюю трапезу, ничуть не беспокоясь о ней, о Лири, и ее пустом желудке. Небеса потемнели, ветром принесло снежные тучи, в середине лета завихрилась жестокая метель. Живой холод проник сквозь щель под дверью, оплел сестрам ноги, приморозил к месту отца и мать, влился им в глотку, покрывая внутренние органы налетом из ледяных кристаллов. Снежная мантия легла Лири на плечи, укутав девушку теплом, и она поняла, что горячим было лишь ее тело, возжелавшее наслаждений, а вот ее сердце всегда оставалось ледяным.

Шайна облизала сухие губы, на время отпустив разум Эйры, чтобы привести в порядок мысли. Тело клиентки обмякло, полностью расслабившись, голова упала на грудь. Сомневаться не приходилось — Эйра-Луна отправила на тот свет четверых. Раньше Шайна чувствовала себя преступницей, невесть как оказавшейся среди святых, и она испытала удовлетворение, узнав правду.

Эйра-Луна застонала, когда девочка вновь протянула к ней руки в черных перчатках. Вторжение не было болезненным, Шайна бы почувствовала это вместе с ней, скорее, жертва противилась ему мысленно. Хрустальная маска стала тяжелее, давила на лицо, тупыми краями вонзалась в лоб и щеки. Что же, быть небесным обвинителем нелегко, подумала Шайна, постепенно осваиваясь в мозгу Эйры-Луны, словно в доме, который ей впоследствии предстояло занять. Она искала связи с другими Вираго, в частности с Лайей-Элейной, исчезнувшей из Гильдии в одно время с Кайном. Шайна относилась к прежней наставнице с уважением и не верила, что она может оказаться заодно с экзалтором, но сейчас ее личные предпочтения не играли никакой роли.

Ее клиентка боялась Кайна до дрожи в коленках, но этот страх был несколько иным: Эйра-Луна опасалась, что непозволительно красивый экзалтор разбудит в ней былую страсть, и она уже не сможет устоять перед зовом плоти. А после этого она без раздумий отдала бы Кайну и душу, и все остальное.

Ничего. Ничего нет. Шайна отбрасывала чужие воспоминания в сторону, как заношенную одежду или старые башмаки. Клетка, занавешенная черным полотном. Зал с выпуклым куполом, Королева, Шут и Тень на витражах, спокойный, уравновешенный голос Алии-Аллор: 'Мы позаботимся о тебе'. Ряд фигурок изо льда, который не таял: птицы с женскими лицами, крылатые лошади, цветы с перьями вместо лепестков. Зеленые глаза Кайна, неуловимая улыбка и ласковый взгляд, вызывавшие странное томление в низу живота. Губы Кайна на ее губах, горячий язык экзалтора, медленно исследующий ее рот. Шайна содрогнулась от отвращения: это резонировало с чувствами жертвы, и связь резко оборвалась.

Шайна постаралась быть осторожней, впредь рассматривала подобные образы издалека, не углубляясь в них. Впрочем, ничего похожего больше не встречалось: свидание с Кайном было одноразовым, а другие мужчины не смогли потревожить холодное сердце красавицы. Не было Лайи. Не было и намека на предательство. Шайна со вздохом отстранилась и только тогда почувствовала, как сильно устала. Она позвала экзалторов, надавив на квадратное углубление под креслом.

Эйра-Луна едва передвигала ноги, и ее под руки вывели из камеры. Шайна попросила воды и полчаса отдыха: спустя несколько минут в комнату внесли поднос с двумя кувшинами и дюжиной горячих кукурузных лепешек. Девочка с трудом заставила себя поесть, выпила немного вина и почти два стакана воды. Я отлично справляюсь, сказала Шайна сама себе, хотя в ее душе остался неприятный осадок — все из-за поцелуя, который она вопреки желанию разделила с Кайном, находясь в сознании Эйры-Луны. На мгновение ей сделалось дурно. Шайна тяжело задышала, хотела было окликнуть стражников, чтобы те впустили в камеру толику свежего воздуха, но в последний момент сдержалась. Ей не стоит обнаруживать свои слабости.

Когда полчаса истекли и дверь приотворилась, впуская очередную клиентку, Шайна сидела в кресле прямо и почти неподвижно, как дева правосудия. В руках Шайны не было весов, чтобы определить степень вины, взвесив все плохие и хорошие дела подсудимой, не было клинка, чтобы отсекать головы; и, тем не менее, ей нравилось думать, что от информации, которую она сообщит — или не сообщит — экзалторам, напрямую зависит будущее каждой из Вираго.

Алия-Аллор не скрывала свое лицо, она вошла с непокрытой головой. С минуту ее глаза с пристрастием изучали Шайну, как будто Алия-Аллор, а не девочка в черном плаще, пропитанном блокирующей магией, восседала в палаческом кресле. Они на время поменялись местами.

— Тебя купили, — спокойно произнесла Алия-Аллор. Старуха ничуть не боялась этой малышки, возомнившей себя богиней судьбы. — Купили с помощью этой маски. — Шайна стиснула зубы и промолчала, невзирая на то, что изнутри красной волной поднималась ярость. Старуху не переспорить. — Что ж, смотри. Если сможешь.

Шайна приподнялась на руках, направила в голову Алии-Аллор поток силы, намереваясь сделать проникновение как можно более мучительным. Старуха едва заметно шевельнулась, с достоинством приняв удар. Стены камеры обволокло туманом, и они растворились, уступая место цветущей долине в устье широкой реки. Лето сменялось осенью и зимой, Шайна летела сквозь время, становилась все меньше, превратившись сначала в зародыш в чреве матери, а затем и в мимолетную, неясную мысль. Это случилось сто лет назад, когда Алия-Аллор была молодой девушкой, а бабушка Шайны еще даже не появилась на свет. Дай мне сил, дай терпения и надежды, шепотом умоляла жрица, преклонив колени перед алтарем. Венценосная Богиня равнодушно взирала на нее с алтаря, и Ноа возвращалась домой с теми же пустотой и отчаянием, которые приносила в храм. Дай мне хоть что-нибудь, шептала она, спускаясь по холму к маленькому, начисто выбеленному домику с низкой изгородью. Для них двоих он был достаточно большим.

Встретившись взглядом с его ясными, но невидящими глазами, Ноа поспешно стерла одинокую слезу, скатившуюся по щеке. Улыбнулась, пусть он не мог этого видеть, прижалась к его груди. Он растерянно погладил ее по волосам. Его серо-голубые глаза никогда не видели солнца, не любовались оранжевым пламенем заката и желтым, колеблющимся огоньком свечи. Он говорил, что смутно различает вспышки света, как белые мигающие пятна среди царства вечного мрака. Этого было недостаточно. Пусть ценой своей жизни, Ноа хотела дать ему возможность познать мир — яркий, настоящий, до краев наполненный цветом. Ее чувства выходили за рамки сестринской любви, но она не смела признаться ему в этом — ему, слепому с рождения, никогда не видевшему ее лица. По ночам она тихо всхлипывала, зарываясь в подушку. Он думал, что ее горе вызвано трудностями повседневной жизни, ведь он, незрячий, был ни на что не годен, и Ноа приходилось заботиться о них обоих. Он приходил к сестре в постель и обнимал ее, стирая губами слезы, пока она не засыпала.

В один день Королева-Колдунья, безразличная к чужим страданиям, наконец обратила на Ноа внимание. Изображение шевельнулось, и на прозрачной ладони Богиня протянула своей жрице горстку голубоватой искрящейся пыли. Ноа, сложив губы трубочкой, подула на руку: пыль мерцающим облаком поднялась в воздух, окружила тело жрицы волшебным ореолом и осела на коже, впитавшись в нее, словно мазь или пот.

Плотная черная пелена в тот же миг упала с его глаз. Он выбежал во двор, улыбаясь, простер руки к солнцу, омывшему его золотым светом, спустился к дороге. Он влюбился в первое лицо, которое увидел в своей жизни, и это лицо не принадлежало Ноа. В самом деле, разве мог он, не таясь, любить родную сестру? Связать с ней свою жизнь, нарушив человеческий закон? Так решила Ноа, застав дома незнакомку. Рыженькая и веснушчатая, с длинными передними зубами, избранница брата счастливо улыбалась ей во весь рот. Субтильный юноша с нежной белой кожей и девичьими чертами лица достался не той, которая с радостью отдала бы за него все, что имела. Сердце Ноа разрывалось от боли, когда она, сославшись на дела, выбежала на улицу. Ей хотелось утопиться в реке, кинуться вниз с обрыва или повеситься на сосновом суку — все лучше, чем и дальше влачить эту жалкую жизнь, которая была ей теперь не нужна. Богиня сыграла с ней злую шутку. Лучше бы ты остался слепым, подумала Ноа, и эта мысль показалась ей ужасающей. Лучше бы ты… умер.

Шайна подалась назад, ударившись затылком об спинку кресла. Она задыхалась от боли, слезы ручьями лились из глаз, под носом было мокро. Алия-Аллор смотрела на девочку, внешне оставаясь спокойной.

— Ты должна была убить ее, — вытирая нос рукавом, сказала Шайна. — Убить и взять то, что принадлежало тебе по праву. Любым способом, любой ценой.

Старуха улыбнулась и покачала головой.

— И забрать счастье у моего брата? Нет. — Алия-Аллор помедлила, ожидая, пока Шайна успокоится. — Я виновна, госпожа обвинительница? Ответь и отпусти меня. Этот допрос доставляет мне меньше удовольствия, чем может показаться. Кстати, — добавила она, — откуда ты знаешь, что позже экзалторы не возьмутся за тебя?

— Я справлюсь, — гордо молвила Шайна. Выпрямилась в кресле. — Можешь идти.

Алия-Аллор отвесила ей шутливый поклон. Дверь открылась, экзалторы заглянули в комнату, удостоверились, что старой Вираго не нужна помощь, и не стали входить.

Спустя пять минут в камеру ввели Сканлу-Кай. Шайна коротко вздохнула. День абсолютной власти подходил к концу, ведь, покончив с заданием, ей придется вернуть маску. В груди шевельнулось беспокойство: не была ли она слишком груба со своими сестрами? Не захотят ли они впоследствии ей отомстить?

— Ты последняя, Сканла-Кай, — сказала Шайна. — Можешь не становиться на колени, эти игры меня уже утомили. Просто подойди.

Ведьма послушно шагнула вперед.

— Сними это дурацкую маску. Дай мне увидеть твое лицо.

— Здесь темно, — мягко произнесла Сканла-Кай, и ее голос показался Шайне очень знакомым. — Ты все равно ничего не увидишь.

— Я сижу здесь уже несколько часов, — возразила девочка, — и мои глаза давно привыкли к темноте. Неужели ты настолько безобразна?

— Напротив, — сказала Сканла-Кай. — Я само совершенство.

Она отбросила капюшон на плечи, сняла маску, развязала платок. Шайна напрягла зрение. Сканла-Кай зачем-то принялась стягивать сапоги, а, освободившись от них, стала на фут ниже. Среди Вираго была лишь одна карлица.

— Ты смеешься надо мной, — пробормотала Шайна.

— И да, и нет. — Лайя-Элейна приблизилась к креслу, сжала руку девочки в своей ладони, перешла на шепот. — Это я. Сканла не обладает способностью изменять облик, но даже так, хрустальная маска позволяет видеть сквозь обман.

Их всех обвели вокруг пальца — и экзалторов, и ведьм, и некоторых Вираго. Шайна не почувствовала раздражения, наоборот, она восхитилась мудростью своей наставницы, пусть не знала, ради чего Лайя-Элейна затеяла игру в переодевания.

— Твоя рука? — осведомилась девочка.

— Пустышка. Рука куклы. Послушай, ты не должна говорить об этом никому. О том, что мы со Сканлой поменялись. Кайн думает, что она — это я, да и в Гильдии меня принимают за беглянку. Когда придет время, мы сорвем покровы. Но не сейчас.

Шайна долго молчала.

— Тогда оденься, — наконец произнесла она. — Вдруг экзалторы захотят проверить, как идут дела.

Шайна не стала бы колебаться, вторгаясь в мысли Сканлы-Кай, но ей не хотелось сканировать прежнюю наставницу. Лайя-Элейна научила ее тому, чему не научила мать, больная тетка и ровесники Айри, — состраданию. Низкорослая ведьма с деформированной правой рукой неторопливо скрылась под чужой личиной, натянув сапоги и плащ. Затем она снова обратилась к Шайне.

— Тебе ведь поручили это сделать, так? Шагни внутрь меня.

— Я не посмею, — хрипло промолвила Шайна.

— Загляни, — голос Лайи-Элейны звучал повелительно. — Я настаиваю.

Повинуясь приказу, Шайна простерла невидимые пальцы к ее голове, теплым дуновением воздуха погладила виски и вошла в разум Лайи через темечко — ту часть головы, что остается мягкой на протяжении двух месяцев после рождения. Проникновение было едва ощутимым. Лайя-Элейна ласково направила ее мысль в нужное русло, подвела к двери, которую следовало открыть. Она оказалась в зале Совета, и ульцескоры разглядывали ее с тем привычным неодобрением, которым зачастую потчевали ведьм. Лайя-Элейна украдкой обменялась улыбками с темноглазым мастером — Синнет непременно поддержал бы ее, если бы не являлся единственным из Совета, кому эта мысль вообще пришла в голову. 'Мы не станем избавляться от экзалторов только потому, что этого хочет одна из Вираго, — голос Анцеля был холоден и безжалостен, а его решение — окончательным. — У кого есть возражения?' Остальные молчали. 'Что ж, — произнесла Лайя-Элейна, — мы не раз превращали нелюдей в людей. Вы отказываетесь от нашей помощи, предпочитаете уничтожать тех, кто сделал один неверный шаг. А ведь Богиня покровительствует всем ведьмам, и темное искусство…' Ей не дали договорить. Анцель поднял руку ладонью вверх, принудив ее к молчанию.

Она показала Шайне все, что хотела, и оборвала нить, связавшую разумы. Ничего не объяснив, Лайя-Элейна покинула комнату допросов. Шайна полулежала в кресле, чувствуя себя бесконечно усталой. Спустя несколько минут девочка заставила себя встать, сняла экзалторский плащ и, чуть помедлив, с неохотой положила на него хрустальную маску. Вошел экзалтор, вопросительно глянул на Шайну.

— Госпожа?

— Они не предавали Гильдию, — сказала ему девочка. — Ни они, ни я.

— Ясно, — кивнул экзалтор.

Шайна прошла к двери, с трудом передвигая ноги. Он снова окликнул ее, и девочка обернулась. Экзалтор сжимал в руке хрустальную маску. На мгновение — одно бесконечно долгое мгновение — Шайне показалось, что они заставят ее продолжить допрос, забраться в голову ко всем ведьмам Гильдии, истязать их до тех пор, пока не обнаружат виновницу.

— Возьмите, — сказал он. Улыбнулся, обнажив зубы. — Это подарок.

Интерлюдия 4. Вешатель

— Хватит, — приказала она. — Достаточно. Пусть это будет темная, безлунная ночь.

— Это заготовки, — возразил он, накидывая невидимую петлю на чужую шею. — Свет звезд долетит до них только через двое суток.

Она схватила его за отвороты куртки и сильно встряхнула. Сестра была на полголовы выше и сейчас, в это время года, почти вдвое сильнее. Мертвый человек качнулся в петле, его глаза еле заметно сверкнули, выкатились из глазниц и скользнули вниз по холодным щекам. Брат с сожалением глянул вниз, завидуя тому, кто увидит во тьме их гаснущий свет.

— Это не звезды, — горячо заговорила она. — Ты знаешь, что…

— Что случилось? — с усмешкой поинтересовался он.

Глава 6

Ланн не удивился, когда она пришла к нему в постель. В комнате было темно и зябко, ставни закрывались неплотно, и госпожа ди Рейз, как замерзший щенок, осмелилась искать пристанища у его теплого бока. Ланн шевельнулся, давая понять, что не спит.

— Здесь холодные ночи, — начала Летиция, пытаясь как-то оправдать свой поступок. — Даже летом. Можно к тебе?

— Да, — согласился он. — Можно.

Летиция придвинулась поближе, и, не желая ее разочаровывать, Ланн перебросил через нее руку. Она закрыла глаза, чувствуя, как его тело медленно расслабляется, проваливаясь в сон. Сейчас ей не хотелось большего — достаточно было просто лежать рядом с Ланном, ощущая спиной их совместное тепло. Спустя десять минут Летиции приснилось, будто она выскальзывает из его слабых объятий и неслышно, как тень, спускается вниз по лестнице. Ее дыхание клубится в воздухе облачками пара. Оказавшись на улице, она втягивает носом воздух, чует запах добычи и устремляется в сторону чужого курятника. Она проникает внутрь через прямоугольное окно под потолком, смахивает лапой спящую курицу и уносит ее в зубах, устроив настоящий переполох. Кровь стекает с ее белоснежных клыков, сверкающих в лунном свете.

Ланн во сне переворачивается на спину, позабыв о девушке. Он стоит в волчьей пещере со светлячками на стенах, в окружении ликантропов. Здесь невыносимо пахнет мускусом, свежей землей и палыми листьями. Черная волчица трется мордой об бедро Ланна и лижет его ладонь шершавым языком — она не просит ни о чем, всего лишь выражает ему свою любовь. Голубые глаза Архена мерцают в полумраке, он скалится и прижимает уши к голове. Я убил тебя, хочет сказать ему Ланн, но изо рта не доносится ни звука; я убил тебя, ты должен быть мертв. Ошибаешься, рычит Архен, я жив, пусть не так, как мне бы хотелось.

От чистых пеленок пахнет мылом. Немолодая женщина с изможденным лицом прижимает младенца к груди, стоя на коленях, а над ними возвышается мужчина в доспехах из черной кожи. Она гладит малыша пальцем по щеке, и он узнает эти руки, когда незнакомец выхватывает ребенка из ее объятий, невзирая на ее умоляющий взгляд. За спиной у мужчины висит арбалет, на поясе размещен ряд метательных ножей, и Ланн почти уверен, что он не принадлежит к карцам — его снаряжение отмечено единым гербом, что-то наподобие стилизованной лилии. У карцев не было своего знака, они являлись просто вооруженным сбродом, и оружие у них тоже было по большей части разношерстное.

Незнакомец шагает по улице, затопленной тенями, и мертвые глаза висельников, качающихся на невидимых веревках, сверкают над ним во тьме ночи. Метко брошенный кинжал вонзается в висок, младенец выскальзывает у него из-под мышки, а в следующий миг крошечное тельце подхватывают у самой земли. Ребенок переходит из рук в руки.

Ланн проснулся от плача, переходящего в завывания. Так могла голосить баньши, стирая в реке окровавленные одежды человека, чей час кончины близок. Он приоткрыл один глаз. Возле его кровати стояла седая женщина с белым покрывалом на голове — черты ее лица расплывались, и Ланн не сумел ее рассмотреть, как ни старался. Горькие слезы раскаяния катились по ее белым щекам. Неумолимые лучи рассвета, пробиваясь сквозь ставни, скользили по телу женщины, прожигая его насквозь, словно бумагу; и когда новый день полностью вступил в свои права, она исчезла вместе с горестным плачем.

Призрак, решил Ланн, откидывая тонкое одеяло. Кто-то умер здесь на рассвете, может, покончил с собой, и его страдания, испытываемые накануне гибели, были настолько сильны, что приобрели визуальное воплощение. Летиция поежилась от холода, спросонья выхватывая у ульцескора одеяло и натягивая на себя. Он перехватил ее руку, разбудив девушку. На ткани остался темный след от земли.

— Что это? — резко спросил Ланн.

Летиция уставилась сначала на ульцескора, потом на свои ладони. Тем временем Ланн убедился, что ее ноги тоже вымазаны в земле. Следы ночных гуляний обнаружились и на полу — грязные отпечатки маленьких ступней шли к кровати. Он пронзил девушку испытующим взглядом, Летиция непонимающе заморгала в ответ.

— Ты часто ходишь во сне? — начал свой пристрастный допрос Ланн. Одна мысль не давала ему покоя. — На четвереньках?

— Не замечала, — прямо ответила Летиция, глядя ему в глаза.

Я жив, пусть не так, как мне бы хотелось, возникли в памяти слова Архена. Ланн провел пальцем по серебристому шраму у нее на плече. Медейна была первой мардагайл, так почему бы и нет? Но это открытие не доставило ему радости.

— Вот как, — сказал он, поднимаясь. — Вот значит как. Час от часу не легче.

— Ланн? Что случилось?

— Вон из моей постели, животное, — произнес Ланн. Летиция несколько секунд ошеломленно смотрела на него, затем, уловив суть его слов, побледнела от гнева. Ланн не сдержал улыбки, хотя ему было не до смеха. Потом он добавил, уже серьезно: — Архен все-таки передал тебе дар.

— О, — после паузы отозвалась Летиция. — Это все объясняет. — Она указала на дохлую мышь возле двери. — Наверное, я забила ее лапой, когда возвращалась сюда.

Она не понимает, внезапно дошло до него. Не осознает, что теперь она сродни ликантропам, тем чудовищам, которых мне велено укрощать.

— Чему ты радуешься? — спросил Ланн. — Я всеми силами старался избежать твоего превращения. Я не хотел, чтобы ты была такой.

— Это совсем другое дело, — возразила Летиция, подтверждая его опасения. Она искренне верила в то, что говорила. — У Архена и его стаи не было обратного пути. Если я смогу обращаться в волчицу по желанию…

— То в один день не сможешь стать человеком.

— Нет, — качнула головой она. — Этого не произойдет. — Госпожа ди Рейз задумалась о чем-то, зардевшись как маков цвет. — Хорошо, что я догадалась одеться по возвращении. — Ланн хмыкнул и демонстративно пожал плечами, мол, просыпаться в постели с голой девицей ему не внове. Летиция была слишком озабочена открывшейся у нее способностью, чтобы замечать его нелепые ужимки. — Видишь? Я же говорила, что могу позаботиться о себе.

Он погрозил ей пальцем.

— Мы обсудим это позже. Сейчас тебе нужно спуститься вниз и принести нам горячих оладий с кленовым сиропом и две кружки чая. — Ланн кивнул на кровать. — Можешь прихватить с собой белье. У них как раз утренняя стирка.

Летиция ответила ему мрачным взглядом.

— Отвернись. — Когда Ланн послушно обернулся к окну, она сбросила ночную рубашку и переоделась в дорожное платье. — За завтраком сходишь сам.

— Я не могу, — его голос стал вкрадчивым.

— Почему?

— Понимаешь ли… — Ланн потоптался в нерешительности. — Вчера нам выдала ключ женщина, так? И я стоял с покрытой головой. А вот хозяин узнает меня сразу, в капюшоне или без него. У него глаз наметанный. — Он еще немного помялся. — Я несколько раз забывал платить за постой.

Летиция нашарила в сумке костяной гребень и принялась расчесываться, сидя на постели. Ульцескор смотрел на нее честными глазами. Отведенная им комната с обшарпанными стенами была настолько крошечной, что в ней едва поместились две односпальные кровати и сундук у стены. У госпожи ди Рейз в голове не укладывалось, как кто-то мог вообще требовать за нее деньги.

— Ты хочешь, чтобы я заплатила им за все время?

Городок за окном медленно просыпался. С улицы доносился разноголосый шум, мерный перестук копыт и поскрипывание телег. Запахло горячей выпечкой, лошадьми и свежими помоями. Ланн достал из недр плаща мешочек с деньгами, ссыпал на ладонь несколько медных монет. Подумав, спрятал две из них обратно, а остаток протянул Летиции.

— Нет. Конечно, нет. Только за завтрак и сегодняшнюю ночевку.

Летиция отложила в сторону расческу.

— Попроси меня.

— Что? — переспросил Ланн.

Он так и замер на месте с протянутой рукой, глядя на монеты, как попрошайка, которому внезапно улыбнулась удача. Летиция накрутила на палец черный локон. В ее глазах плясали веселые огоньки.

— Попроси меня, Ланн. Будь хорошим мальчиком, и я куплю тебе сиропа.

Ланн медленно поднял на нее взгляд. Потом убрал монеты в карман.

— Вот уж нет, — сказал он. — Обойдусь. И ты обойдешься. Я тебе денег не дам.

Несколько минут пролетело в молчании. Наконец Летиция издала короткий вздох и поднялась. Простерла ладонь, слегка шевельнув пальцами.

— Не думала, что так сложно сказать 'пожалуйста'. Давай сюда монеты. Я спущусь.

Ульцескор замотал головой, не вынимая руку из кармана.

— Нет. Хочешь сиропа? Попроси меня.

Летиция хмуро сдвинула брови. Эта игра больше не казалась ей забавной.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать семь, — без заминки ответил Ланн. — А тебе?

Какое-то время они изучали друг друга взглядом. Летиция хотела сказать, что прекрасно знает, сколько ему лет, точно так же как и он осведомлен о ее возрасте, и вопрос был задан с совершенно другой целью, но, Богиня, как же глупо это бы выглядело, примись она это все объяснять.

— Я подам тебе хороший пример, хоть ты и старший. — Летиция перевела дыхание, не понимая, каким образом потерпела поражение. — Я хочу сиропа. Дай мне, пожалуйста, денег.

Выдержав паузу, он все-таки вручил ей монеты. После ухода госпожи ди Рейз Ланн содрал с кровати простыню и, тщательно ее скомкав, бросил на пол. Старательно затер сапогом следы босых ног — получилось только грязнее. Ланн почувствовал, что злится. Летиция пыталась им руководить, хотя была не в состоянии контролировать даже изменения своего тела. Сколько должно пройти времени, прежде чем она поймет, что участь мардагайл — не то, чем стоит восторгаться? Я жив, ликующе рычал Архен у него в голове, хоть ты и убил меня; я восстал из мертвых, возродился в ее крови. В какой-то момент Ланн подумал, что ему следовало прислушаться к своему сердцу и не ехать в Сильдер Рок, сослаться на болезнь или недомогание, которые бывали у него нечасто, предложить другую, более подходящую кандидатуру — да того же Оррена. Теперь же Ланн как будто плыл по течению, не имея возможности ни за что ухватиться; не зная, в каком направлении движется и на какой берег выбросит его река. Наверное, Шут смеялся над ним в своем небесном замке, он потешался над всем, что сейчас творилось в Гильдии и за ее пределами, и все же Ланн сомневался, что Богиня на этот раз станет вмешиваться в интриги смертных.

Он облачился в рубашку и куртку, набросил покрывало на кровать и лег сверху, заложив руки за голову. Летиция толкнула ногой дверь и вошла с подносом, на котором возвышалась горка дымящихся оладий. Ланн глянул на девушку краем глаза.

— Завтрак в постель? Как это мило.

Стола в комнате не было, вторую постель Ланн не удосужился прибрать, поэтому Летиция сердито мотнула головой, велев ульцескору подвинуться, и водрузила поднос на освободившееся место. Ланн полил оладьи кленовым сиропом, схватил верхний блин кончиками пальцев и немедленно отправил его в рот. Поморщился.

— Горячая, — сообщил он, проглотив обжигающий комок.

— Дочь хозяина запомнила тебя и рассчитывает, что ты отдашь долг, — заявила Летиция, садясь по другую сторону подноса. Ульцескор уронил следующий блин себе на брюки и тихо выругался. — По ее словам, настоящие мужчины, — подчеркнуто произнесла Летиция, поддев оладью маленькой двузубой вилочкой и поднеся ко рту, — всегда платят по счетам.

— Плевать, — буркнул ульцескор. — Скажешь, что я прыгнул в окно. — Он облизал пальцы, несколько раз отхлебнул чаю, а потом заявил: — Пожалуй, я так и сделаю.

Летиция от неожиданности выронила вилку. Ланн метнулся к окну, настежь распахнул ставни и уже перебросил ногу через подоконник, когда она схватила его за куртку и втянула обратно в комнату.

— Ты с ума сошел? — устало спросила Летиция.

Ульцескор промолчал, хотя прыжок со второго этажа ничем ему не грозил. После вчерашнего поцелуя он незнал, как вести себя с Летицией, и не понимал, ему хочется остаться с ней или уйти навсегда. Тем временем внимание госпожи ди Рейз привлекла какая-то суматоха под окном. Она и думать позабыла о Ланне, разглядывая мохнатое тягловое животное, в растерянности застывшее посреди улицы.

— Что это? — спросила девушка, указывая на скотинку пальцем.

— Трошка, — отозвался Ланн. — Ленивое, бесполезное животное.

— Впервые вижу, — произнесла Летиция, не сводя глаз со скотинки, вертевшей круглой мордочкой и издававшей звуки, чем-то напоминающие мычание.

На глаза трошке падала неровная иссиня-черная челка, и Летиция удивлялась, как животное видит, куда ехать. Впрочем, сейчас оно никуда и не ехало, только загораживало дорогу другим повозкам. Одна из телег перевернулась, и посреди улицы образовался настоящий затор. Извозчики начали переругиваться, мальчишку лет десяти, чьего-то помощника, отправили на поиски владельца животного.

В окружении фыркающих лошадей трошка выглядела толстой, низкорослой и коротконогой. Сдав немного назад, она откинула носом парусину с перевернутого кузова и схватила сразу несколько морковок.

Летиция высунулась из окна, чтобы лучше разглядеть скотинку, черные локоны смахнули пыль с подоконника. Ланн улыбнулся краем губ. Он и не подозревал, что косматая трошка может вызвать умиление у его спутницы. Ульцескор наклонился к уху госпожи ди Рейз и зловеще прошептал:

— Сейчас вернется хозяин и как задаст ей жару.

Девушка посмотрела на него округлившимися от страха глазами.

— Может, спустимся и отведем ее в сторонку?

— Ты и с места не сдвинешь эту упрямую скотину, — мягко сказал Ланн. — Трошка так и будет жевать морковь, пока ее не огреют кнутом. Да и шкура у нее толстая, как у слона. — Летиция все еще глядела на него умоляюще, и ульцескор поспешно сдал позиции. — Ладно, — согласился он, — пошли.

У дороги росло несколько кленов с пышными красно-золотыми кронами, их ветви колыхались на слабом ветру, заслоняя свет. Летиция шагнула в дорожную пыль, немедленно приковав взгляды. Алая ткань взметнулась за ее плечами, зажегся серебром тройной аспект Богини, украшавший накидку. При виде гильдейской ведьмы горожане изумленно притихли, а трошка выронила жеваную морковку на дорогу и коротко взвизгнула.

Летиция успокаивающе погладила скотинку по мордочке, убрала в сторону пряди, закрывавшие ей глаза. Присутствующие никак не могли взять в толк, почему это безобразное животное, вставшее поперек дороги, подвергается такому странному обращению.

Госпожа ди Рейз потянула трошку за узду, пытаясь ее развернуть. Животное не сделало ни шагу и лишь продолжало испуганно таращиться на девушку. Ланн незаметно для Летиции пнул трошку сапогом в зад, руководствуясь исключительно благими намерениями, но и это не возымело должного эффекта.

Тогда Летиция достала из перевернутой телеги пару тонких морковок, прикрыв парусиной остальное, отошла на пару шагов и поманила скотинку лакомством. Взгляд трошки метался между рукой госпожи ди Рейз и кузовом, пока у бедного животного не закружилась голова. Оно жалобно замычало, не понимая, почему над ним, столько лет горбатившим спину на ферме, теперь так изощренно издеваются.

— Вы это бросьте, леди, — сказал кто-то. — Совсем ведь животное замучаете.

Летиция оглянулась и обвела бездельников, сидящих на телегах, таким уничижающим взглядом, что остальные не посмели и рта раскрыть. Воцарилась мертвая тишина. В соседнем переулке жужжали мухи, описывая круги над помоями. Госпожа ди Рейз улещивала трошку нежными словами, потрясая морковкой. Задерганное животное, опустив голову, уныло ковыряло копытцем землю.

Чуть позже ульцескор догадался снять с трошки хомут и откатить телегу с овощами на обочину. Потом он положил обе ладони на массивный трошкин зад и принялся толкать ее вперед, упираясь ногами. Никто не вызвался ему помочь, а скотина шлепнула его хвостом по губам — видно, из чувства признательности. Ланн, отплевываясь, отошел.

— Ну, все, — сказал он.

И достал клинок, блеснувший на солнце. Люди ахнули, предвидя кровавую развязку, а Летиция предупреждающе схватила ульцескора за руку.

— Что ты делаешь? — зашипела она.

— Я только подтолкну ее немножко, — объяснил Ланн. — Ничего криминального. Сама увидишь. Ты главное протягивай морковь.

Девушка встала там, куда указывал Ланн, а он размахнулся и плашмя ударил трошку клинком по крупу. Магическое прикосновение стали сделало то, чего не смогли добиться увещевания и ласки. Взбрыкнув от неожиданности, трошка совершила скачок вперед, невообразимый для ее веса и комплекции, затем повела головой и с удивлением обнаружила отсутствие хомута. Пьянящее ощущение свободы вскружило ей голову. Мутным взглядом трошка посмотрела на Летицию с морковью в руках, громко втянула воздух в ноздри, дернула задними ногами и с радостным мычанием помчалась вниз по улице.

Владелец животного вышел из гостиницы и огорошено замер на месте, уставившись на одинокую телегу на обочине. Спустя полминуты он повернул голову и заметил трошку, скачущую в облаке пыли. Нервно сглотнул. Мальчик, который привел владельца, негромко хихикнул, рискуя навлечь на себя гнев хозяина. Еще немного — и начнут искать виноватых, а платить еще и за беглую трошку, с которой Ланн собственноручно снял упряжь, ульцескору не хотелось. Он вовремя опомнился, схватил госпожу ди Рейз за руку, стряхнув морковки на землю, и поспешил скрыться из виду.

Они вернулись в гостиницу и доели холодные оладьи. Теперь Летиция мрачно сидела на кровати, притянув колени к груди. Ульцескор предложил ей приласкать котенка, которого притащил с улицы, но как только она протянула к животному руку, котенок зашипел и вырвался, до крови исцарапав Ланна.

— Ты же волчица, — произнес Ланн. — Я и забыл. — Перехватив угрюмый взгляд госпожи ди Рейз, он спросил: — Ну, хочешь, я буду твоим домашним питомцем?

— Правда, что ли?

— Нет, — улыбнулся он. — Я пошутил.

Ланн сел рядом с ней. Тронул девушку за плечо.

— У тебя что, эти дни?

— Какие? — Она покраснела. — Нет.

Уже не сознавая, что делает, Ланн привлек Летицию к себе и несколько минут прислушивался к стуку сердца в ее груди. После он собирался отстраниться, но девушка спустила ноги с кровати и судорожно вцепилась руками в его куртку. Ланн медленно отцепил ее пальцы, один за другим, стиснул в ладони ее руку, чувствуя, что начинает задыхаться от волнения. Летиция не решалась поднять глаза на ульцескора, наблюдая за бешено пульсирующей жилкой у него на шее.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал? — спросил Ланн.

— Да.

— Это ничем не закончится. Нам придется расстаться. И я — или ты — ничего не сможем с этим поделать. — Пусть в контракте и значилось 'на неопределенный срок', что подразумевало вечный эскорт, он должен был это сказать. — Как с той жрицей в моем сне. Останется только пепел.

— Даже если так, мне все равно, — глухо произнесла Летиция.

— Тиша, я ведь безобразный.

Она подняла к нему хорошенькое лицо, пышущее румянцем, мягко коснулась пальцами сеточки шрамов на его щеке. Эта девушка делала Ланна слабым, делала таким, каким он никогда не хотел быть.

— Нет, — сказала Летиция. — Вовсе нет. — Затем она попросила, очень тихо: — Пожалуйста.

Ланн наклонился и поцеловал ее. Один лишь раз, решил он, я всего лишь возвращаю ей тот поцелуй, который она подарила мне; одно проявление слабости, и я навсегда перестану думать о ней как о возлюбленной. Но губы Летиции оказались удивительно отзывчивыми, а тело подрагивало от удовольствия, и вопреки воле рассудка Ланн продолжал ее целовать, крепко прижимая к себе.

Нехотя оторвавшись друг от друга, они долго сидели молча. Солнечный свет за окном померк, ульцескор поднялся с кровати и, не глядя на Летицию, произнес:

— Поехали отсюда.

Собрав вещи, Ланн забрал из конюшни лошадь, а потом велел госпоже ди Рейз сесть спереди, несмотря на ее слабые протесты. Они ехали по петляющей дороге меж одинаковых серых домов, и ему не хотелось думать ни о чем, кроме ветра, бьющего в лицо. Одной рукой Ланн обнимал девушку. Летиция держалась за луку седла, и не накрыла его ладонь своей, хотя он рассчитывал на это. Случившегося не скроешь. Шайна-Ламех, Вираго со способностью читать чужие мысли, заглянув в голову Летиции, может стать свидетельницей их поцелуя. Расскажет ли Шайна об этом? Ланн сильнее стиснул поводья.

Миновав большой придорожный рынок и несколько поселков на окраине Кьета, они ехали по пустому тракту, пока солнце не начало клониться к закату. Ланн спешился у указателя, соскользнув с коня, Летиция повернула голову и любовалась оранжевым заревом на горизонте. Ульцескор тронул лошадь, заставив девушку покачнуться в седле.

Блук выглядел менее цивилизованным, чем Кьет. Здесь преобладали бревенчатые домики с дерновыми покровами и низкие изгороди, увитые плющом, на веревках колыхалось белье, вывешенное на просушку, по дворам носились куры, выискивая в траве зерно, сторожевые собаки вовсю облаивали путников, пытаясь выслужиться перед хозяевами. Немногие горожане сновали по своим делам, изредка бросая на приезжих любопытные взгляды.

Ланн остановил смышленого на вид паренька, ловко подставив ему подножку. Парень растянулся в пыли и разразился отборной бранью. Ульцескор протянул ему медяк, чтобы как-то загладить свой проступок. Тот поколебался и взял монету.

— Мы ищем Морвену, — сказал Ланн.

— Не знаю такой, — сказал подросток, пробуя монету на зуб. — Описать можете?

— Тонкое лицо, светлые волосы, почти белые, все время сутулится, — с готовностью произнесла Летиция. — Ходит в темном балахоне до самой земли.

Тут мальчишка заметил ее алый плащ, и его взгляд прояснился.

— А, так вы за ведьмой явились? Поздно приехали.

— Не понял?

— Ее казнят на площади. Не видите, что людей нет? Народ пошел поглядеть, как ведьму жечь будут. Говорят, она женщину отравила, — затараторил он, — и ее, и ребенка. Вот такая история.

Ланн с Летицией переглянулись.

— Где площадь? — быстро спросил ульцескор.

— Во-он за тем поворотом, — показал мальчишка.

Ланн вскочил в седло позади девушки и пришпорил коня, пуская его в галоп.

Глава 7

Теплый ветер ворвался в окно и шевельнул страницы дневника, лежавшего на пыльном столе среди стеклянных флаконов, пучков травы, порошков в скомканных бумажных пакетиках и россыпи камешков разной формы и цвета. Длинная, плоская ложка для помешивания служила закладкой. Почерк владельца дневника был твердым, с сильным нажимом, буквы походили на маленькие, угловатые крючки. Кое-где на бумаге виднелись чернильные пятна. Вверху страницы был какой-то рецепт, а чуть ниже значилась дата: шестое мая, воскресенье.

'Луна светит особенно ярко, и я решила вести дневник', — было выведено под датой. 'Когда мне надоест, я перепишу рецепты в другую книгу, а эту сожгу. Сегодня я провалялась целый день в кровати и встала только после полуночи, решив прогуляться в лес за сон-травой. На обратном пути мне повстречались двое мальчишек, возвращавшихся в городок по главному тракту. Уж не знаю, что они делали на улице в столь поздний час, но один из них схватил меня за волосы, когда я проходила мимо с корзинкой, а второй выхватил нож. Я пыталась отбиваться тростью, но палку выбили у меня из рук и со смехом переломили через колено. Меня остригли, как мужчину, а потом мальчишки, размахивая клоками волос, во всю прыть понеслись вперед. Я не могла их догнать, да и не хотела. Расчесываться стало значительно проще, как и мыть голову. Интересно, зачем им мои волосы?'

Наглая черная ворона села на подоконник, с минуту чистила перья клювом, а затем стала расхаживать по подоконнику взад-вперед, выискивая старые крошки.

— Харр! Харр! — радостно каркала она, обнаруживая лакомство.

'Десятое мая, четверг. Когда я была еще маленькой, одна женщина сказала, что у меня никогда не было матери. Как такое возможно? — думала я тогда. Повзрослев, я все поняла. Моя мать, даже если она когда-либо существовала, оставила меня сразу же, как только увидела. Может, швырнула в сточную канаву или бросила где-то в лесу, желая мне скорейшей кончины. У меня впалые щеки, как у старухи, сухие бесцветные волосы, тусклые глаза. Я ни на что не годна, кроме как…'

Здесь запись обрывалась жирной черной кляксой.

'Пятнадцатое мая, суббота. Давно стемнело, но почти во всех домах горит свет. Горожане отмечают начало лета. Никто не пригласил меня на праздник, и мне грустно и одиноко. От меня все отвернулись, отвернулась Гильдия, хотя я думала, что мое место — в ее рядах. У меня ничего нет. И пусть горожане кажутся мне сродни насекомым, которые изо дня в день копошатся в своих муравейниках, добывая пищу, строя дома или воспитывая своих отпрысков, я ничем не лучше. Мне все труднее подниматься с постели и заставлять себя двигаться'.

'Двадцать первое мая, пятница. Я ударила тростью мальчишку, который пытался обидеть Харридан, стреляя в нее из рогатки. Кажется, я немного перестаралась, потому что у него потекла кровь. Он плакал, обзывал меня 'старой ведьмой' и уверял, что скоро меня сожгут на костре, как делали в древности'.

'Второе июня, суббота. Впервые за много месяцев в этот дом вошел кто-то, кроме меня. Вальда носит под сердцем ребенка, ее живот порядочно выдается вперед, и срок родов уже подходит. Она пожаловалась на сильные боли, терзающие ее по ночам. Женщина выглядела очень бледной и измученной, но я протянула ей флакон с настойкой на драконьей крови, которой иногда пользовалась сама. Не знаю, почему я отнеслась к ней с сочувствием, ведь все горожане меня ненавидят. Вальда поблагодарила меня и не успела шагнуть за порог, как необъяснимая сила заставила меня вымолвить: 'Твой ребенок умрет. А вскоре ты последуешь за ним'. Она была так напугана, что едва не выронила зелье'.

'Пятое июня, вторник. Старуха, торгующая овощами на рынке, сказала мне, что у Вальды родился мертвый ребенок, и женщина не может найти себе места от горя. Я решила никому не говорить о том, что Вальда недавно была у меня и просила помощи. Чего доброго, подумают, что это я во всем виновата'.

'Шестое июня, среда. По громкой погребальной музыке, разбудившей меня утром, я поняла, что умер кто-то еще. Спустившись с холма, я спросила девочку, шагающую в тылу траурной процессии, кого хоронят. Вальду, ответила она. Вчера вечером женщина повесилась'.

Дверь распахнулась настежь, в дом ворвался сквозняк, переворачивая страницы дневника вместе с легкой тряпичной обложкой. Книга захлопнулась. Морвена ворвалась в хижину, возбужденная, раскрасневшаяся: в ее глазах был живой блеск.

— Харр? — спросила ворона.

— Ох, Харридан, — выдохнула Морвена, — ты не поверишь, что со мной произошло. Да, я жива, как видишь, хотя ты не очень-то рада, верно? Кто бы кормил тебя и оберегал от несносных детишек, если бы я погибла? Ты думала об этом?

— Харр, — согласилась ворона, мол, думала, конечно.

— Неблагодарная птица, — проворчала Морвена, опускаясь на табуретку.

Ворона спрыгнула с подоконника на стол, неторопливо приблизилась к девушке и заглянула ей в лицо, чуть наклонив головку. Морвена сунула руку в карман своего потрепанного балахона и протянула Харридан черствый кусочек хлеба. Птицу не требовалось долго упрашивать — она стала клевать хлеб прямо из ее ладони.

— Они спеленали меня веревками, как дикое животное, — сказала Морвена, — а я ведь даже не кусалась. Но это все неважно. Знаешь, перспектива быть сожженной на костре вовсе не так печальна, как я считала. Меня все-таки признали ведьмой, хотя я не умею колдовать. Глаза, которые видят смерть, так они про меня сказали. Представляешь? — Морвена негромко, скрипуче рассмеялась, и ворона поддержала ее, разразившись хриплым карканьем. — А потом явились эти люди из Гильдии. Настоящая колдунья в алом, Харри, не то что я.

— Харр? — поинтересовалась птица.

— Красивая? Очень. Пожалуй, она похожа на девушек с Альвийских островов, про которых говорят, что 'ликом они прекраснее солнца'. Только волосы у нее черные. — Морвена нахмурилась и поджала бледные, пересохшие губы. — Нашла, что спросить.

— Харр, — виновато каркнула ворона, опустив голову.

Девушка обижалась недолго.

— Но накидка, Харри! — воскликнула Морвена. — Она просто великолепна! По краям расшитые атласные ленты, на спине изображены три луны, которые сверкают, как настоящие! И я никогда — а уж поверь мне, я многое повидала — не видела такого насыщенного красного цвета! Ох, как бы я хотела носить такой же плащ!

— Харр?

— Чего хотели люди из Гильдии? — растерялась девушка. — Я и сама не знаю. Меня отпустили, вероятно, по их указке, а по чей же еще? Странно, — она подперла руками голову, опершись локтями на стол, — я думала, они давно забыли обо мне.

— Харр-харр? — спросила ворона.

— Расстроилась ли я, что меня не сожгли? Ну что ты болтаешь, глупая птица!

Морвена рассержено взмахнула руками, и Харридан пришлось перелететь обратно на подоконник. Больше они не разговаривали. Девушка стала заниматься повседневными делами: чуть прибрала на письменном столе, рассовав порошки, камешки и пучки травы по ящикам, расставила флаконы в ряд под окном, развела огонь в очаге и подвесила над ним котелок с водой.

Когда раздался громкий стук в дверь, Морвена уже успела подкрепиться и приготовить лекарства, которые ей следовало принимать ежедневно. Птица мирно дремала, спрятав голову под черное крыло, но стук заставил ее встрепенуться. Морвена не спешила впускать посетителей. Она подозрительно покосилась на Харридан, как будто ворона могла ожидать гостей.

— Харр?

Наступило недолгое затишье, а потом по дереву забарабанили с еще большим усердием. Морвена всерьез испугалась за дверь, которую будет некому починить, если она слетит с петель. Девушка снова переглянулась с вороной, и птица кивнула, давая свое благословение. С некоторой опаской Морвена проковыляла к двери и распахнула ее вовнутрь.

Морвене пришлось посторониться, пропуская в хижину ту самую девушку, чьим алым плащом она недавно восхищалась, и высокого темноволосого мужчину с клинком на бедре. Харридан каркнула, уставившись на чужестранцев блестящим черным глазом.

Морвена и не думала благодарить людей из Гильдии за свое спасение.

— Чего вам надо? — мрачно поинтересовалась она. Стоя рядом с незнакомой красивой ведьмой, Морвена чувствовала себя настоящим пугалом. — Чего пришли?

Летиция с интересом окинула взглядом внутреннее убранство хижины. Подошла к столу, увидела потрепанный дневник и хотела взять его в руки, но Харридан злобно клюнула ее в ладонь.

— Какая мерзкая птица, — заметила госпожа ди Рейз.

— Это валравн, — с гордостью сообщила Морвена. — Когда Харридан съест сердце ребенка, то станет прекрасной женщиной. Много прекраснее тебя, — торопливо добавила она, заметив недоверие во взгляде Летиции. — Она понимает по-человечески. И очень ранимая.

— Что это? — Летиция указала рукой на сосуды. — Зелья? Лекарства? Яды? — Морвена осторожно кивнула. — Кто научил тебя этому? У тебя были книги, наставники?

— Ничего у меня не было, — буркнула Морвена. — Я всегда это умела.

— Ты меня не знаешь? — чуть поколебавшись, спросила Летиция. — Видишь впервые?

Странная гостья, подумала Морвена. Кивнула в ответ.

— Мы не причиним тебе зла, — произнес доселе молчавший Ланн, и Морвена обернулась к нему.

Госпожа ди Рейз, воспользовавшись моментом, отвлекла ворону хлебной крошкой и утащила дневник. Задумчиво его пролистала и раскрыла на первой попавшейся странице.

'Седьмое июля, среда. Такое впечатление, что прошел целый месяц, а я не заметила. В голове туман. Что я делала все это время?'

— Ты должна поехать с нами, — сказал Ланн. — Таково решение Вираго.

— Вираго? — в два шага Морвена пересекла комнату и вырвала дневник у Летиции из рук. — Это та старуха и четыре надменные девицы — одна из них еще ребенок, позволю заметить, — которые сказали, что во мне нет колдовства? — На самом деле сердце Морвены преисполнилось радостью, что она наконец-то сможет убраться из этого захолустного городишки и обосноваться в Башне Луны, как и положено всем уважающим себя ведьмам, но она продолжала спорить из чистого упрямства, набивая себе цену. — С какой это стати я должна уезжать? Откуда я знаю, что вы не проходимцы, ряженные в гильдейское тряпье?

Летиция и не подозревала, что Ланн может быть настолько безжалостен, когда он открыл рот и произнес, внимательно глядя на Морвену:

— Достаточно немного поразмыслить, кому ты вообще можешь понадобиться, и все встанет на свои места. — Морвена поджала губы, ее светло-серые, почти бесцветные глаза с крошечными точечками зрачков зло сверкнули. — У тебя есть деньги? Есть что-то, что представляет какую-либо ценность?

— Есть, — ответила за нее Летиция.

Морвена удивленно посмотрела на девушку. Она не привыкла, чтобы за нее заступались, и, почувствовав угрызения совести, решила сказать чужестранцам правду.

— Если ты о Кайне… — начал Ланн.

— О нем, — кивнула госпожа ди Рейз.

— Слушайте, я не ведьма, — решительно произнесла Морвена. — Вы, верно, ошиблись. Возможно, Вираго имели в виду кого-то другого, не меня. Я не умею ничего такого волшебного. Харри подтвердит. — Она посмотрела на ворону, ища у нее поддержки. Птица поводила головкой вверх-вниз, соглашаясь. — Вот. Так что делать вам здесь нечего. — Морвена чуть потопталась на месте, так как гости не собирались уходить. — Чаю можете выпить на дорожку. Если хотите.

— Я видела тебя во сне, — сказала Летиция, присаживаясь на табуретку. — Именно тебя. Не кого-то другого.

Морвена изумленно воззрилась на девушку.

— Ты слышала о городах-некрополях, отмеченных Богиней? — спросил Ланн. — Мы побывали в одном из них. Вернее, она, — ульцескор кивнул на Летицию.

Госпожа ди Рейз вскочила с табуретки. Ее щеки раскрасил нездоровый румянец. Она схватила Морвену за руку и сжала ее с такой силой, что той стало больно.

— Я видела тебя в зеркалах Айге, — прошептала Летиция. — Ведьмы Лете, каждая по отдельности и все вместе, были похожи на тебя.

— Я не понимаю и слова из того, что ты говоришь, — жалобно проговорила Морвена. — И у тебя ужасно холодные руки. Я сделаю чай, это тебя согреет.

— Нет, послушай, — горячо возразила Летиция, — мне поручили найти тебя и кое-что сказать.

— Ну, говори, — вздохнула Морвена, — что бы это ни было.

Летиция на мгновение раскрыла рот и сразу же его закрыла. Ее плечи поникли. Выпустив руку Морвены, госпожа ди Рейз тяжело опустилась на табуретку.

— Я не помню, — обреченно молвила она. — Не могу вспомнить.

— Вот как, — только и смогла сказать Морвена, разочарованная до глубины души. Чтобы занять себя чем-то, она бросила в котелок над очагом горстку ароматных чайных листьев. — Вот ведь как.

— Ты все равно должна вернуться в Гильдию, — сказал Ланн.

— Вернуться? — Морвена глянула на него. — Возвращаются домой. Гильдия — не мой дом, и меня там никогда не ждали. — Внезапный приступ слабости заставил ее прислониться к стене. — У вас имена есть? — спросила она чуть погодя.

— Ланн, — представился ульцескор. — Нет, — сказал он Летиции. — Ты молчи.

— Ах да, имя ведьмы, — пробормотала Морвена. — Что ж, это ее право. — Она задумчиво помешала в котелке ложкой. Долгое время Морвена плодотворно общалась только с вороной, и в компании людей ей становилось неловко. — Для вас Гильдия всего в трех днях пути, но мне было очень тяжело туда добраться. Пришлось трястись в повозке, постукивая зубами, и несколько раз меня едва не стошнило. А они мне отказали.

— Вираго сказали, что… — начала Летиция и на время умолкла. Впрочем, в том, что она собиралась сказать Морвене, не было никакой тайны. — Сказали, что ты больна.

— Так и есть, — Морвена криво улыбнулась. — Да вот никто не знает, чем.

Когда вода закипела, она разлила чай по глиняным чашкам и предложила гостям. Ланн не стал пить, поставив чашку на стол, а госпожа ди Рейз принялась греть об нее руки. За окном сгущались сумерки, и Морвена сказала:

— Вам следует остановиться в городе. У меня, как видите, нет места.

— Но ты поедешь с нами? — с надеждой спросила Летиция, устремив на нее взгляд. — Завтра?

Морвена не понимала, почему эта ведьма с хорошеньким личиком так печется о ее судьбе. Она пока не могла ответить на ее дружелюбие, ведь слишком долго сторонилась людей, а те, в свою очередь, не очень-то жаловали Морвену. Если они уедут, думала Морвена, больше никто не явится за мной, кроме смерти. Так зачем мне противиться тому, чего я всегда хотела? Ей не нужно оставлять здесь Харри — ворона сядет ей на плечо.

Морвена попыталась улыбнуться.

— Поеду, — согласилась она. — Но у меня есть условие.

Выслушав ее, Летиция согласно кивнула: то, чего так страстно желала Морвена, не представляло большой ценности для нее самой. Ланн заявил, что они вернутся утром, и вышел за дверь, так и не прикоснувшись к чаю, который приготовила хозяйка. Он ничуть не скрывал, что не доверяет Морвене. Она же привыкла к такому обращению и не слишком удивилась.

Недавние гости спустились с крыльца и зашагали вниз по каменистому холму, на котором стояла хижина Морвены. Ведьма дождалась, пока их шаги не затихнут вдали, а потом придирчиво осмотрела жилище. Ей следовало взять лекарства и порошки на случай, если ей станет дурно в пути, но походная сумка не должна быть слишком тяжелой, ведь тащить ее придется на своих хрупких плечах. Она не рассчитывала на Ланна, так как другие мужчины никогда не видели в Морвене существо слабого пола, нуждавшееся в помощи, — лишь невероятно тощую, непривлекательную девицу в свободной темной одежде с рукавами до колен.

В углу хижины Морвена обнаружила старое зеркало. Она настолько редко в него смотрелась, что в итоге совсем позабыла о его существовании. Отражающая поверхность была равномерно покрыта толстым слоем пыли, а через все зеркало шла косая трещина шириной в палец. Морвена протерла его рукавом. Летиция не снимала плащ при ней, но, будучи от природы наблюдательной, Морвена успела отметить, что госпожа ди Рейз достаточно стройна, и при этом ее тело не лишено соблазнительных округлостей. Теперь, сбросив балахон, Морвена с унынием и тоской смотрела на свое отражение. Запавшие глаза с полукругами теней под нижними веками едва заметно блестели, острый нос гордо задирался ввысь, а тонкие губы были настолько бледными, что при ярком дневном освещении практически сливались с цветом лица. Верхняя губа скрывала ряд мелких, как у зверька, зубов, нижнюю разделяла крошечная полоска, которая могла бы казаться привлекательной, будь уста Морвена чуть более яркими и заметными. Белые и легкие, как у старухи, волосы, обрамляли худое лицо.

Морвена сбросила нижнюю рубаху из некрашеного полотна, которую она носила под балахоном, и предстала перед зеркалом нагишом. Это тело с остро выступающими костями могло принадлежать мальчишке-подростку, но никак не девушке, которой давно перевалило за двадцать. Ни намека на грудь — только два маленьких розоватых соска. Четкие очертания ребер, выпирающих из-под кожи. Клочок светлых волос в низу живота, обрамляющих холодное лоно, в которое никто не захочет проникнуть. Бедра, лишенные мягкости линий, худые кривоватые ноги. Морвена потянулась к зеркалу и, едва не плача от жалости, погладила свое отражение. Схватив Морвену за руку, Летиция ничего не почувствовала, так как была слишком взволнована, а ведь у Морвены было то, что отличало ее от других женщин и людей вообще.

Она растопырила пальцы, разглядывая мягкие перепонки между фалангами. Эти шелковые паутинки, отсутствующие у людей, служили неизвестной цели. Мать бросила меня, подумала Морвена, потому что я была человеком только наполовину — или того меньше. Она посмотрела на птицу, чистившую перья перед сном.

— Что ты думаешь о небольшом путешествии, Харри?

Ворона глухо каркнула, не отвлекаясь от своего занятия. У Морвены болезненно сжалось сердце, на глаза навернулись слезы. У нее нет друзей и родных; никому нет дела до такого чудища, кроме этой птицы, бывшей ее постоянным собеседником.

Приступ меланхолии продолжался недолго — Морвена не позволила себе окончательно раскиснуть. Стоя перед зеркалом голышом, она успела покрыться гусиной кожей, поэтому как можно быстрее облачилась в рубаху и балахон и села перед очагом. Будучи слабой здоровьем, Морвена вполне могла умереть от обычной простуды.

Когда она согрелась, в окно уже заглядывала луна. Морвена нашла в груде тряпья подходящую сумку и принялась укладывать в нее зелья, порошки и пучки трав. За окном послышался далекий металлический скрежет и глухой стук копыт, с силой бивших об землю. Какое-то время Морвена не обращала внимания на эти звуки, справедливо полагая, что они не имеют к ней ни малейшего отношения, но лязг и топот неумолимо приближались. Потом экипаж остановился во дворе, и обоняния Морвены коснулся холодный, мертвый запах старого склепа. Секунду спустя раздался стук в дверь.

Морвена не ждала гостей. Человек, назвавшийся Ланном, сказал, что они явятся за ней утром. Она не собиралась открывать дверь ночным пришельцам, кем бы они ни были, но все-таки на мгновение почувствовала себя беззащитной и пожалела о том, что выгнала людей Гильдии. У них были с собой одеяла и меха, они вполне могли устроиться на полу. Потом ведьма упрекнула себя за прилив слабости. В памяти всплыли жестокие и, тем не менее, правдивые слова Ланна: 'У тебя есть что-то, что представляет какую-либо ценность?'

— Нет, — прошептала Морвена, отвечая на его слова. — У меня ничего нет.

Ее позвали. Сначала тихо, нерешительно, а потом все настойчивее. Как во сне, Морвена шагнула к двери, смутно сознавая, что зов не является ее именем и даже знакомым ей словом. Кто-то набросил на нее невидимую петлю и медленно накручивал веревку на руку, притягивая ведьму к себе. Веревка была сплетена из стальных прутьев и до боли врезалась в плоть, если жертва пробовала сопротивляться.

Морвена отворила дверь и вышла на крыльцо. В трех шагах от нее, на склоне холма, находился экипаж, запряженный парой коней в черненых доспехах. Сквозь прорези в лошадиных наголовниках струился алый свет, от копыт поднимался темный туман с запахом разложения. На козлах стояла женщина в свободных одеждах, ее силуэт темнел на фоне звездного неба. Когда луна выплыла из-за стремительно бегущих облаков и озарила незнакомку бледным серебристым светом, Морвена поняла, что находится на прицеле у дуллахан. Ужас сдавил ей горло. Безглавая женщина натягивала тетиву длинного прямого лука, металлический наконечник стрелы, всегда попадающей в цель, угрожающе блестел. Дуллахан никогда не промахивались — возможно, при жизни они были исключительно меткими стрелками, или луки, из которых они убивали жертв, содержали частички колдовства; а может, они являлись не чем иным, как орудиями в руках неумолимой судьбы, которая назначает время рождений и смертей.

Морвена крепко зажмурилась. Она боялась смерти. Она не хотела умирать. Дуллахан покачнулась, спуская тетиву, и стрела с черным оперением вонзилась в дерево в двух дюймах от головы Морвены. Ведьма открыла глаза и поразилась тому, что увидела.

Утопая в ненужном хламе, заполнявшем кузов, черная волчица тянула дуллахан за платье. Ткань трещала и расходилась по швам, оголяя синеватую кожу у женщины на бедре. Дуллахан раздраженно оттолкнула волчицу, но та продолжала грозно рычать и хватать женщину за ноги. Мертвая плоть была холодной, невкусной и не сочилась кровью. Вонзая в нее зубы, волчицу передергивало от отвращения.

Морвена с замиранием сердца наблюдала за схваткой хищницы и дуллахан. Ее исход казался очевидным. Ведьма ничем не могла помочь слабой стороне, у нее не было оружия, а если бы и было, она не знала, как причинить вред бессмертной. Неужели срок жизни Морвены заканчивался именно сегодня, именно тогда, когда у нее появилась надежда на лучшее будущее?

Дуллахан сняла с пояса плеть, и волчице пришлось соскочить на землю, уходя от ударов. Это напоминало какой-то сложный танец: волчица прыгала из стороны в сторону, плеть била по земле, поднимая пыль. Дуллахан сделала обманное движение, волчица дернулась вправо, и кнут хлестнул ее по спине, оставив на шерсти кровавый след и повредив лапу. Волчица заскулила от боли. Морвену захлестнуло отчаяние. Краем глаза она уловила движение: кто-то еще взбирался на холм, спотыкаясь и тяжело дыша.

Несмотря на раны, волчица не желала уходить. Дуллахан намеревалась прикончить несносное животное, мешавшее ей выполнять свою работу. Плеть взвилась в воздух, когда сияние золота ослепило дуллахан, и она прикрылась рукой, едва не выронив оружие.

В руке Ланна сверкала золотая монета. Чем выше он ее поднимал, тем сильнее отворачивалась дуллахан. Демонические лошади заволновались, зафыркали. Голова, отделенная от шеи, перестала вращать глазами — ее внимание приковал золотой блеск.

— Уходи, — громко произнес Ланн, — вот твоя плата. — И швырнул монету в дуллахан.

Кони поднялись на дыбы, чуть не опрокинув повозку. Дуллахан издала нечеловеческий визг, раздирающий уши, и со всей силы натянула поводья. Завертелись колеса, и экипаж покатился вниз по склону, сопровождаемый громким скрежетом и ржанием лошадей.

Морвена долго приходила в себя, восстанавливая дыхание. Потом по очереди посмотрела на своих спасителей. Слова благодарности застряли у нее в горле. Ланн подошел к волчице, присел на одно колено и протянул к ней руку ладонью вверх. Волчица, не колеблясь, положила голову ему на ладонь.

— Она твоя? — срывающимся голосом спросила Морвена. Ланн молчал, не отрывая взгляда от волчицы. — Спасибо тебе. Ты спас мне жизнь.

— Не я, — сказал Ланн. — Она.

— Но ведь ты послал ее? Она принадлежит тебе?

Волчица зарычала и попятилась, когда Ланн осторожно коснулся раны на ее спине.

— Нет, — ответил ульцескор. — Она первой почуяла дуллахан.

— Почему за мной пришла эта женщина?

Ланн наконец-то посмотрел на Морвену. Ее тело била мелкая дрожь. Он не мог — не хотел — воспринимать ее как девушку, которая точно так же нуждалась в опеке и защите, как и Летиция. Морвена была для него не более чем объектом, который требовалось перевезти с места на место. Он не мог понять, почему госпожа ди Рейз так рисковала ради незнакомого человека; а сейчас Морвена задавала глупые вопросы, нисколько не беспокоясь о Летиции, пострадавшей по ее вине. Да, по ее вине, думал Ланн, и его охватила злость.

— Потому что ты умираешь, — сказал он.

Морвена уловила в его голосе раздражение и больше ничего не спросила. Она редко помогала людям, еще реже — животным, но в тот миг она быстро вспомнила о целительной мази, которую ранее упаковала в сумку. Морвена бросилась в дом, зажгла свечу и высыпала содержимое сумки на пол, не думая о том, что может разбить хрупкие стеклянные колбы.

— Не то, не то, — повторяла она, лихорадочно перебирая коробочки.

Желтоватый отблеск света, вспыхнувшего в окне, упал на волчицу. Она лизнула Ланна в лицо. Он мучительно улыбнулся. Ты могла погибнуть, хотел сказать ей ульцескор, и ради чего? От смерти не убежишь — по крайней мере, никому это еще не удавалось. Дуллахан не остановят врата Гильдии, Морвена выглянет в окно с высоты башни, подчинившись зову, и в сердце ей вонзится смертоносная стрела.

Медейна легла на землю, вытянув передние лапы, и Ланн накрыл ее своим плащом. Морвена вернулась с мазью в руках и несмело приблизилась к ним. Он позволил ведьме обработать раны его возлюбленной, пристально наблюдая за каждым ее движением. Ланн не стал ничего объяснять, решив, что Летиция сама скажет Морвене о своей способности, если пожелает. Потом ему стало страшно. 'Однажды ты не сможешь стать человеком'. Он хотел бы забрать эти слова назад, будь это возможно.

Тихое рычание, издаваемое волчицей, когда Морвена касалась ее пальцами, было скорее ласковым, чем угрожающим. Ланн почувствовал укол ревности, но позволил Морвене и дальше втирать мазь в спину волчицы — похоже, она знала, что делает.

Покончив с процедурой, Морвена вернулась в хижину, а Ланн поднял волчицу на руки, отнес в дом, в котором они остановились на ночлег, и уложил на постель из шкур. Несмотря на его наставления, Летиция бродила ночью по городу, но у него не было сил, чтобы ее упрекать. Он улегся рядом и заснул почти моментально. Ланн не слышал, как шипела от боли Летиция, изменяя облик, и не почувствовал, как она ласково коснулась губами его щеки.

— Мы обещали увезти ее отсюда, — прошептала Летиция. — Разве мы могли позволить ей умереть?

Мазь нагрелась от ее тепла, и рана на спине снова начала жечь огнем. Костяная плеть дуллахан вполне могла оказаться отравленной и нести смерть, но Летиция предпочла об этом не думать. Когда она почувствовала странный, чужой запах, который мог принадлежать только существу из потустороннего мира, волчица как раз собиралась полакомиться домашними кроликами, дрожавшими в своих клетках на заднем дворе. До этого Летиции казалось, что она спит и видит сон, но в тот миг человеческая сущность взяла верх над инстинктами голодного зверя. Разум проснулся — а вместе с ним из омута волчьих мыслей выплыло осознание того, кем являлась Летиция при свете дня, кем она была на самом деле. Волчица бросилась через поле навстречу запаху. Самки хищников нередко были более жестокими, чем самцы, но сейчас она сильно уступала Архену и в силе, и в ловкости, пусть ощущала в своей крови биение его сердца. Тело сделалось неуклюжим и словно принадлежало кому-то другому. Чтобы освоиться с новым обликом, требовалось время.

Нападая на дуллахан, Летиция меньше всего думала о риске, которому себя подвергает. Знала ли бессмертная женщина, что перед ней не волчица, а человек? Скорее всего, нет; а тратить на животное драгоценные стелы дуллахан не стала.

Мазь начала действовать. Боль отступала, оставалось лишь слабое покалывание. Летиция начала соскальзывать куда-то вниз, в сладкие объятия дремы, цепляясь за обрывки мыслей. Вираго боялись Морвену — или, по крайней мере, опасались ее. Но у нее ласковые руки, думала девушка, а человек, способный на столь нежные прикосновения, просто физически не может быть плохим.

Глава 8

— Здравствуй, Салема, — сдержанно приветствовал ее Ланн. Конечно, он не рассчитывал встретить ее здесь, но постарался не выказать своего удивления.

Живые глаза цвета темной зелени разглядывали его с нескрываемым интересом, каштановые волосы разметал горячий порыв ветра. Их разделяло всего несколько лет, и прежняя наложница Лирена, лорда карцев, была именно такой, какой ее помнил Ланн: подвижная, стройная, гибкая и все еще бесконечно уверенная в своей неотразимости. Под маскировочным ржаво-красным, под цвет пустыни, плащом на Салеме был минимум одежды — узкие кожаные шорты с поясом, лиф со стальными пластинами, охватывающими груди, и высокие сапоги. Она носила короткую по женским меркам стрижку, и вьющиеся локоны едва прикрывали кончики ушей.

И все же кое-что изменилось. Теперь Салема не принадлежала никому — она обзавелась собственными воинами. Салема вовремя покинула отряд Лирена, пусть это и не являлось ее заслугой, иначе ей было не выжить в той кровавой стычке с людьми Гильдии.

— Как теперь тебя называть? — Ланн усмехнулся. — Лордессой?

Лирена не зря величали 'лордом' — у него в подчинении было около сотни карцев, готовых сложить голову за своего предводителя. Отряд Салемы насчитывал пятнадцать-двадцать человек и мог считаться разве что шайкой грабителей под началом одной самовлюбленной дамочки, возомнившей, что она чересчур хороша, дабы греть постель правящим мужчинам.

— А тебя? — Салема кивнула на двух девушек, стоявших за спиной ульцескора. Одна из них, мысленно отметила Салема, была исключительно безобразной, хоть и принадлежала к гильдейским ведьмам, судя по алой накидке, а вот второй, темноволосой красавице, она уж сумеет найти применение. — Защитником слабых?

Разбойники, кольцом окружившие странников, приглушенно захихикали. Ланн сразу разгадал намерения бывшей наложницы Лирена и надеялся решить дело мирным путем. Пятнадцать лет назад он был еще молокососом, и Салема не догадывалась о его теперешнем мастерстве, но Ланн рассчитывал, что все закончится короткой демонстрацией силы. Он не спеша оглядел оружие карцев: в основном кинжалы и изогнутые клинки.

Холодные пальцы сжались на его запястье. Ланн раздраженно глянул через плечо — Морвена, мертвой хваткой вцепившаяся в его руку, была бледнее обычного. Ее губы заметно тряслись. Он прошипел: 'Отпусти' — и высвободил руку. Какая досада, подумал Ланн, что Летиция согласилась отдать ей ведьмин плащ на время поездки. Госпожа ди Рейз с ее гордой осанкой и презрительным взглядом больше походила на могущественную ведьму, чем это жалкое, испуганное существо, за которым они явились в Блук.

— Ты нас задерживаешь, — сказал он Салеме.

— Ты недооцениваешь меня, Ланн, — ядовито улыбнулась собеседница, — меня и моих воинов. Но, так и быть, по старой дружбе я не стану причинять тебе зла. Да и ведьму мне придется отпустить, если я не хочу навлечь на себя гнев этой вашей Гильдии. — Во взгляде Ланна промелькнуло удивление. — Видишь? Я знаю, куда ты подался после смерти Лирена, а вот ты никогда не интересовался моей судьбой.

— Наверное, потому, — произнес Ланн, — что это меня ничуть не волновало.

— Очень жаль, — со вздохом сказала Салема. — А ведь я предвидела беду и предлагала тебе уйти со мной. У меня кое-что имеется здесь, — она постучала пальцем по виску, потом ткнула себя в грудь, — и здесь.

— Ты просто наскучила Лирену. Вот и вся магия.

Ему не удалось спровоцировать Салему. А ведь если бы она бросилась на него в порыве ярости и позволила Ланну орудовать клинком, а не словами, он мог бы одним ударом лишить отряд предводительницы. Но Салема осталась спокойной и не дала приказа к атаке. Только чуть сдвинула брови к переносице.

— Ну, по крайней мере, я жива. — Салема бросила на Летицию многозначительный взгляд. — Мы можем договориться. Сколько золота ты бы дал за нее, ульцескор? — Госпожа ди Рейз подпрыгнула на месте от возмущения и вытаращила глаза. Она негодующе разинула рот, намереваясь высказать нахалке все, что о ней думает, не стесняясь в выражениях, когда Ланн жестом велел Летиции помолчать. — Я отпущу тебя и ведьму и отвалю за девицу половину суммы, которую ты назовешь.

Ланн подошел кСалеме на расстояние ладони — при этом карцы схватились за мечи — и шепнул ей на ухо: 'У тебя столько нет — и никогда не будет'. От Салемы пахло пряностями и выделанной кожей. Ланн шагнул назад. Он мог заявить, что Летиция тоже ведьма, но кто ему поверит? Алый плащ, свидетельствовавший о принадлежности к Гильдии, был только один, а как-то иначе доказать статус госпожи ди Рейз не представлялось возможным. Летиция умела обращаться в волчицу и обратно, и это могло произвести впечатление на разбойников, если бы превращение не происходило исключительно в ночное время. Кроме того, Ланн не забыл рассказ отца Летиции о мардагайл, убитой охотниками в лесу. Эти люди с холодным блеском в глазах могли запросто изрубить его любимую на куски. Он этого не допустит.

Ланн тяжело вздохнул и посмотрел на небо, затянутое охристыми тучами. В это сумрачное утро беду предвещали лишь облака, клубящиеся на горизонте, но он рассчитывал, что они смогут укрыться под надежной крышей, прежде чем буря наберет силу. Путники без приключений выехали из Блука, наняв повозку для этой немощной ведьмы, не умевшей передвигаться верхом. Кто бы мог подумать, что в мирном городке вроде Дорма им повстречаются карцы? Салема отобрала их повозку и лошадей и отвела путников в лагерь за пределами города — Ланн не сопротивлялся, решив, что этим дело и закончится. Теперь Салема всерьез решила сторговать Летицию какому-то престарелому тучному богачу на невольничьем рынке.

Рунический клинок с капсулами серебра не предназначался для грязных разбойничьих потасовок, но предводительница не оставила Ланну выбора. Его пальцы сомкнулись на рукоятке меча. Убийство не приносило ему удовольствия. Лучше бы карцам отступить — среди них были юноши и девушки многим младше Ланна. Салема неспроста окружила себя подростками — это позволяло ей чувствовать себя моложе.

— Это означает отказ? — лениво осведомилась она.

Ланн открыто взглянул ей в глаза, а через мгновение лезвие его клинка тускло блеснуло при дневном свете, и юноша, стоявший рядом с Салемой, со стоном рухнул на колени. Его грудь от плеча до поясницы пересекла глубокая косая рана. С кончика Ланнового меча вниз по лезвию заструилась кровь. Кольцо противников стало менее плотным — некоторые карцы пораженно отступили назад. Морвена при виде пролитой крови пронзительно вскрикнула и присела на корточки, в ужасе закрывая голову руками.

— Еще? — спросил Ланн. В его голосе не было самодовольства. Эти дети стояли у него на пути, но были не в силах оказать ему достойное сопротивление. — Прочь с дороги.

Подростки оглянулись на Салему, ожидая распоряжений. Предводительница вытянула руку перед собой и сжала ее в кулак, тем самым давая сигнал атаковать. Ульцескор увернулся от шквала ударов, обрушившегося на него со всех сторон, чудом ушел от дротика, метившего ему в шею, нашел взглядом карца с духовой трубкой — ей оказалась девушка лет четырнадцати — и точным, быстрым взмахом перерубил ее оружие пополам. Увлекшись стрелком, Ланн на время потерял из виду своих спутниц, а когда услышал за спиной сдавленное сопение и звуки борьбы, было уже поздно.

Ланн медленно оглянулся, наблюдая за карцами боковым зрением. Они могли воспользоваться удачным моментом, чтобы напасть на него сообща. Морвена все так же сидела на земле, обхватив голову, о ней просто позабыли; а вот Летиция извивалась в руках молодого разбойника и норовила лягнуть его или укусить, пока он не притиснул кинжал к ее шее. Тогда ей пришлось стоять смирно и сжимать зубы от злости.

— Осторожно, — насмешливо крикнула Салема, — не подпорти шкурку! Сложи оружие, Ланн, — обратилась она к ульцескору, — я не намерена терять людей.

Летиции не нравилось, как эта смуглая девица посмотрела на Ланна — как будто имела на него виды. Лезвие кинжала врезалось ей в кожу. Одно неосторожное движение — и шрам останется на всю жизнь. Она попыталась расслабиться. Она сама сказала, что доверяет Ланну, и не сомневалась, что он ни за что не бросит ее в беде.

— Я еще никого не убил, — отозвался Ланн, — но непременно попытаюсь, если ты ее не отпустишь. Подумай, разве стоит одна строптивая девчонка всей твоей шайки?

— Что с тобой делали там, в Гильдии? — спросила Салема. — Ты не был таким кровожадным. Или, может, это сделала она? — Предводительница указала на Летицию. — Я до последнего была уверена, что ты никогда не попадешься в коварные женские сети. Как это называется у ведьм? — Она усмехнулась. — Темное искусство?

— Это называется 'эскортом'.

— Не умничай, ладно? Так называемая 'ведьма' вообще спрятала голову в песок. Кто из них настоящая колдунья? Что ты делаешь в этом захолустье? Отвечай честно.

— Катись ко всем чертям, — с чувством ответил Ланн. Честнее не бывает. Помедлив, он добавил: — С востока надвигается пылевая буря. Она накроет нас примерно через две минуты.

Салема распахнула глаза от удивления и резко обернулась. В лицо ей ударил горячий ветер. Огромные клубы пыли и красного песка простилались от горизонта до самых облаков. Буря неумолимо двигалась в их направлении. Карцы заволновались, лихорадочно озираясь в поисках подходящего убежища, пока кто-то не наткнулся взглядом на груду увесистых камней, за которыми мог укрыться весь отряд. Разбойник, державший кинжал у горла Летиции, осторожно отвел оружие назад и хотел было тащить девушку за собой, перехватив ее запястья, но она воспользовалась моментом, выкрутилась и отскочила в сторону. Морвена поднялась с корточек, и, увидев надвигающееся ненастье, испуганно посмотрела на госпожу ди Рейз. Летиция схватила ее за руку, и они вместе побежали к груде камней, глотая раскаленный воздух.

Ланн шел позади. Крупицы песка начали бить ему в спину, вызывая неприятный зуд там, где кожа не была защищена одеждой, — в шее и руках. Салема повысила голос, стараясь перекричать воющий ветер. Карцы, повинуясь ее приказам, вбивали колья в песок и натягивали над укрытием парусиновый навес. Они не возражали, когда Летиция с Морвеной, задыхаясь от быстрого бега, скользнули под тент. Волна огненного, жалящего песка едва не сбила Ланна с ног, и он прибавил шагу, чтобы успеть присоединиться к остальным и не быть растерзанным бурей.

Ульцескора неохотно пустили под навес, и один из карцев плотно закрыл вход. Их накрыла тьма, стало тяжело дышать. Парусиновый тент вздрагивал под порывами ветра. Морвена прижалась к Летиции, дрожа всем телом. В какой-то миг она пожалела, что ушла с этими чужаками, нарушившими размеренное течение ее жизни. Доселе она казалась себе невероятно храброй, сражаясь тростью с соседскими мальчишками, но этот день полностью изменил ее понятия о страхе. Вчера ночью Морвена почувствовала близость смерти, и это ощущение не покидало ее до сих пор. Внешний мир был полон опасностей, которых она предпочла бы избежать. Морвена не владела силой призывать молнии, но ведь девушка в алом плаще, явившаяся за ней, была полноправной ведьмой, иначе как она получила накидку? Возможно, пылевая буря — дело рук колдуньи, и она лишь притворяется, что не имеет к этому никакого отношения? Но разве магия ведьмы может причинить вред ей самой? Разве Летиция не могла стоять в эпицентре бури, повелевая ею? Морвена окончательно запуталась. Потом ей сделалось нехорошо от духоты, и она едва не потеряла сознание.

Карцы тихо перешептывались между собой. Судя по всему, их тоже напугало свалившееся на голову ненастье. Они скорбели о своем имуществе, которое придется выкапывать из-под песка. Ланн, медленно продвигаясь вдоль стен, добрался до места, где расположились его спутницы. Ему единственному темнота не мешала дышать. Морвена несколько секунд изумленно таращилась на его глаза, горевшие ярким голубым светом, но ульцескор опустился на землю рядом с Летицией, и Морвена ничего не спросила. Она вдруг обеспокоилась судьбой Харридан, улетевшей при появлении разбойников. И правильно сделала, подумала Морвена, ведь эти варвары могли без лишних колебаний пустить Харри в суп. Но переживет ли ворона бурю, догадается ли укрыться? Морвена нервно заерзала на месте.

— Тиша, — едва слышно произнес Ланн, — все в порядке? Он не поранил тебя?

Летиция ощупала шею на предмет пореза. Затем отрицательно качнула головой.

— Шкурка цела, — отозвалась она, вспомнив слова Салемы. — Эта девица… Я так понимаю, вы хорошо знакомы.

Госпожа ди Рейз явно ждала объяснений. Ланн шепотом поведал ей общие сведения о наложнице Лирена, которую лорд карцев бросил незадолго до стычки, ставшей концом для его людей и самого лорда. Салема слыла жадной и любила быть в центре внимания — все наряды и украшения, снятые с трупов или найденные среди прочих товаров, сначала проходили через ее руки, и доставались остальным только в том случае, если Салеме они не подошли. Наложница коллекционировала дорогие ткани и все, что можно было повесить на шею или продеть в уши, но при этом никогда не носила ни роскошных платьев, ни цветных побрякушек. Для разбойницы они были непрактичными. Салеме было достаточно знать, что она могла бы надевать их, если бы захотела. Власть оказалась для нее привлекательнее драгоценностей и коллекции шелков — Салема продала их, чтобы обзавестись группой юных воинов. 'Молоденькие мальчики всегда были ее страстью', — насмешливо добавил Ланн. Интересно, существует ли определенная очередность, по которой они ложатся к Салеме в постель? Этого он не стал произносить вслух.

Морвена на время отвлеклась от мыслей о Харридан и наблюдала за своими спутниками, которые склонили головы друг к другу и о чем-то шептались. Что-то в их поведении ее настораживало. Вот оно что! Ведьмам не разрешалось иметь отношения с мужчинами, выходившие за рамки простого знакомства; эти же двое были, по меньшей мере, близкими друзьями, а может быть, и любовниками. Стоит ли мне сообщить об этом Вираго, раздумывала Морвена, когда я приеду в Гильдию? Если приеду, поправила она себя. Воздух под навесом становился плотнее и быстро насыщался углекислым газом, и у Морвены начало ощутимо побаливать в груди. Но ведь Ланн спас мне жизнь, продолжила она свой мысленный монолог, а его ждет суровое наказание, если правда раскроется. Она еще раз посмотрела на лицо ульцескора, залитое лазоревым светом. Морвена плохо разбиралась в человеческих отношениях, но этого взгляда хватило, чтобы укрепиться в своих подозрениях. Девушка, чьего имени Морвена не знала, помогла ей убежать от бури, и все же она несколько минут серьезно обдумывала возможность выдать своих спутников и только потом отбросила эту мысль прочь. Понятия Морвены о справедливости были довольно расплывчатыми, но она крепко за них держалась, твердо веря, что на этих основополагающих принципах держится равновесие и порядок во вселенной. Морвена считала, что ни в коем случае нельзя нарушать законы общества или организации, к которой принадлежишь. В Блуке за кражу или драки сажали под замок, а убийство каралось смертью, но она не должна была подвергнуться наказанию, ведь на самом деле пыталась помочь Вальде и ребенку, которого женщина носила под сердцем.

Другое дело, если ты попадал в инородное окружение, как сейчас, и законы твоего мира шли вразрез со странными, незнакомыми обычаями другой группы людей. Поведение карцев было наглым и вызывающим, одно их появление сулило неприятности, и, по мнению Морвены, каждый разбойник в полной мере заслуживал смерти.

Тем временем ветер перестал мести песок, и вместо него на тент градом обрушился ливень. На окраину города наползали сумерки, но парусина была достаточно плотной, чтобы не пропускать холод. Летиция взглянула на Ланна.

— Мы сумеем от них ускользнуть? — спросила она.

Ланн задумчиво покачал головой. Не было никакой возможности уйти, пока весь отряд карцев находился под навесом. Им попросту не позволят этого сделать. Не исключено, что буря изрядно поумерила боевой пыл разбойников, и Салема будет слишком озабочена выискиванием своих пожитков, копаясь в мокром песке, но он не мог на это рассчитывать. Салема усмотрела в Летиции неплохую прибыль. Точно так же она не могла не заметить колебаний Ланна, которому не хотелось убивать молодых карцев.

Вообще-то ульцескор был доволен госпожой ди Рейз. С людьми Летиция вела себя разумно, в отличие от волшебных существ наподобие элле. Она старалась помалкивать и не вмешиваться в драку до тех пор, пока это было возможно. Угроза, исходившая от людей, была физически реальной, и Летиция осознавала весь ее размах.

Один из карцев, сидевший у самого входа, чуть приподнял полог, впуская в палатку свежий воздух и немного света. На песок упало несколько капель дождя. Морвена с облегчением втянула в легкие кислород и почувствовала себя значительно лучше.

Ланн коснулся рукой кончика сапога Летиции.

— Как твоя нога? — спросил ульцескор.

— Когда я бежала, то не чувствовала боли, — сказала девушка. — Думаю, мазь серьезно помогла. А вот на спине, возможно, останется рубец. — Летиция с неохотой рассказывала ему об этом. Женщину шрамы не красят. — Я смотрелась утром в зеркало.

Морвене было невдомек, почему Ланн так сердито на нее взглянул. Неужели эти двое могут шептаться о ней, когда она сидит так близко? Впредь она постаралась не обращать на них внимания, уставившись в стенку палатки.

Когда ливень закончился, и они смогли выбраться из-под навеса, снаружи царила ночь. Летиция запрокинула голову и потянулась, подставив лицо звездному свету. Ланн любовался ею несколько секунд, а затем пронаблюдал за тем, как разбойники расчищают место для костра и разводят огонь. Лагерь полностью замело песком, с деревьев оборвало листья, и они стояли голыми, удрученно покачивая ветвями. Салема наотрез отказалась спать под открытым небом. Посредством долгих поисков ее шатер удалось обнаружить и выкопать из-под песка. Предводительница велела обеим девушкам лечь в ее палатке, а у входа поставила охрану из двух человек.

Ланн не стал возражать. Он мог не спать несколько суток, если того требовали обстоятельства, а уж одну ночь мог свободно прободрствовать, не проваливаясь в минутные промежутки дремы. У карцев не было возможности опоить его дурманящим зельем или подмешать в пищу сонный порошок — Ланн отказывался от всего, что ему предлагали. На поверхности камней, за которыми они укрывались от бури, он нашел небольшие углубления, наполненные дождевой водой. Эта вода оказалась достаточно чистой и смогла утолить его жажду. Потом Ланн вернулся к группе карцев и на правах 'старого друга' расположился у общего костра. Девушку с духовой трубкой впечатлила его искусность в обращении с мечом, и она попыталась навязать ему свое общество, а после недвусмысленно предложила согреть ему постель. Ланн быстро объяснил, что ее заманчивое предложение его не взволновало, и посоветовал поискать тепла и любви в другом месте. Она пожала плечами и отошла. Ланн лег на землю лицом к палатке, в которой ночевали Салема с его спутницами, и стал дожидаться наступления утра.

Предводительница проявила некоторую деликатность и ощупала девушек сама, проверяя наличие оружия, затем тщательно осмотрела содержимое сумки Морвены. На всякий случай она отдала сумку на хранение карцам у входа — слишком уж эти порошки и мази походили на яды, убивающие наповал. Теперь, когда 'ведьмы' не представляли для нее никакой угрозы, она велела Морвене расположиться у противоположной стены шатра, а Летицию намеревалась положить посредине.

— Не хочу проснуться и увидеть это лицо, — сказала Салема, тыча в Морвену пальцем. — Так ведь можно от ужаса помереть.

Морвена стерпела оскорбление молча. В данный момент ее больше беспокоило, вернется ли к ней сумка с пожитками. И Харри.

— Да ты и сама не красавица, — вмешалась Летиция, презрительно поджав губы. — Воинственная дикарка, не более того.

— Уж конечно, — ухмыльнулась Салема, — за тебя больше дадут. За такую белокожую.

Она больно ущипнула госпожу ди Рейз за щеку и толкнула ее в грудь. Летиция не удержалась на ногах и рухнула на широкую постель, подняв облако красной пыли. Она резким движением головы отбросила с лица волосы и зло посмотрела на Салему.

— И волосы мягкие, как дорогой шелк, — с нескрываемой завистью добавила предводительница. — Истинное сокровище. Алмаз пустыни, который огранит лишь искусная рука мастера.

Похвалы, расточаемые в ее адрес, заставили Летицию покраснеть. Госпожа ди Рейз знала, что хороша собой, но слышать комплименты от другой девушки даже в подобной ситуации оказалось весьма приятно.

— Людей нельзя продавать, — тихо произнесла Морвена, скорчившись в углу. — Это незаконно.

— Да что ты? — притворно удивилась Салема. — Какая незадача! Все, на что есть спрос, продается. Это единственный закон, который соблюдают карцы.

— Рано или поздно, — заявила Морвена убежденным тоном, — вы будете наказаны.

— После смерти, — согласилась Салема. — Но, сдается мне, сестричка, для нас всех существует один и тот же ад. Я подыщу для тебя местечко рядом с собой.

Морвена не нашла, что сказать, лишь сердито засопела в ответ. Салема устроилась на матраце лицом к госпоже ди Рейз, Летиция в свою очередь перевернулась на спину и смотрела на звезды, щедро рассыпавшиеся у них над головой, — верх палатки был прозрачным. Спустя несколько минут она закрыла глаза, но сон все не шел. Летиция боялась, что снова потеряет контроль над своим телом и превратится в волчицу. Будет ли она осознавать свою человеческую сущность, как прошлой ночью, или опять выйдет на охоту, пока ее разум будет пребывать в полусне? Что сделает Салема, проснувшись от возни и увидев перед собой хищника с оскаленной пастью?

— И как оно? — спросила Салема, вырвав девушку из раздумий.

Летиция повернула голову к ней.

— Как оно — что?

— Делить ложе с будущим королем.

До Летиции не сразу дошло, что Салема говорит о Ланне. Значит, это событие действительно имело место быть — кто-то наворожил ему, что он станет царственной особой. Госпожа ди Рейз не знала, как к этому относиться. Ей самой пророчили 'зверя'; девушке и не хотелось верить в это предсказание, и в то же время хотелось. Зная будущее, думала Летиция, можно решить, как действовать дальше, чтобы его избежать.

— Нравится, когда его кинжал входит в твои ножны?

В голосе Салемы послышались нотки ревности. Слушает ли их Морвена? Госпожа ди Рейз опасливо оглянулась. Ведьма все еще сидела в углу, поджав колени. Капюшон падал ей на лицо: нельзя было определить, спит Морвена или нет. Значит, решила Летиция, надо демонстрировать праведное негодование. Существует такое понятие, как ложь во благо, и будет лучше, если она станет всячески отрицать отношения с Ланном, выходящие за рамки устава Гильдии.

— Ты ошибаешься, — зашипела она. — Между нами ничего такого нет.

— Да брось. — Салема понимающе улыбнулась. — Я же не слепая.

— Он мой эскорт, — настаивала Летиция, — вот и все.

— Так ты — ведьма?

Может, это нагонит на предводительницу страху? Летиция колебалась. Но ложь всегда кажется правдоподобней, если в ней есть некая доля истины.

— Да, — решительно созналась она. — И это мой плащ.

Следующий вопрос Салемы не заставил себя долго ждать.

— А что ты умеешь? — поинтересовалась предводительница. — Покажи. Если ты действительно ведьма, я отпущу тебя. Вас троих. Я не желаю ссориться с Гильдией, — торопливо добавила она. — Слишком уж печально заканчиваются эти ссоры.

Покажи. Летицию словно облили ледяной водой. Она должна была предвидеть, что ей не поверят на слово. Салема не настолько глупа. Что теперь делать? Попытаться сменить облик на волчий — то, чего Летиции еще ни разу не удавалось сделать сознательно? Сказать, что она повелевает погодой и ответственна за пылевую бурю?

— Не думаю, что это хорошая идея, — попробовала выкрутиться Летиция. Она пыталась придумать хоть какую-то способность, которой могла бы обладать, но, как назло, ничего подходящего не приходило в голову. — Я не могу использовать эту силу для демонстрации. — Госпожа ди Рейз на ходу выдумывала правила. Может, такое ограничение действительно существовало, откуда ей знать?

'В Гильдии есть специальные приборы, измеряющие силу ведьмы. Вираго использовали один из них на тебе?' — 'Нет, мы просто поговорили'.

Вспомнив об этом разговоре, девушка почувствовала раздражение. Вираго, услышав о Морвене, потеряли к ней, Летиции ди Рейз, всякий интерес. Ее дела, какими они ни были, могли подождать. Ведьмы использовали Летицию как посыльного, и этому могло быть лишь одно правдивое объяснение: Вираго всерьез остерегались Морвену, пусть ей при ходьбе приходилось опираться на трость. Они послали Летицию, чтобы она рассказала Морвене о зеркалах Лете и своих снах, тем самым втираясь к ней в доверие; а если бы госпожа ди Рейз погибла при исполнении контракта, это было бы небольшой утратой. В конце концов, сказали бы Вираго, Летиция сама желала встречи с Морвеной.

Но что такого смертельного могло таиться в хрупком теле Морвены, которая шарахалась от собственной тени? На этот вопрос у Летиции не было ответа, и она сомневалась, что найдет его в ближайшее время.

— Ты лжешь, — мягко произнесла Салема. — Ведьмы делают, что хотят. Разбойники не охраняются законом, точно так же на них не распространяется презумпция невиновности. За головы моих карцев объявлена награда. Никого не вздернут за нашу смерть.

— Ведьмы Гильдии — не убийцы, — возразила Летиция.

— Говоря так, ты лишь усиливаешь мои подозрения. Ведьмами не рождаются, разве ты не знала? — Салема взяла девушку пальцами за подбородок, чуть повертела, рассматривая ее лицо, потом отпустила. — Эта сила приходит извне. Ее дарует Королева-Колдунья. Что случается с теми, кто находится с ведьмой в момент ее становления, окажись ее сила разрушительной? Догадываешься? — Летиция молчала, переваривая слова предводительницы. — Они умирают, — закончила Салема. — Иногда не самой приятной из смертей.

— Откуда ты знаешь столько о ведьмах? — с подозрением осведомилась госпожа ди Рейз. — Или все это — лишь твои догадки?

— Догадки, которые ты не в состоянии опровергнуть. Но вернемся к делу — ты ничего не можешь доказать. У тебя нет никаких способностей, и я не верю, что они попросту еще не проявились. — Салема зевнула и перевернулась на спину. — Быть подстилкой для мужчин — подходящая участь для таких милашек. Спокойной ночи.

При отсутствии неопровержимых доказательств Летиция решила более не растрачивать на Салему свое красноречие. Салема верила только своим глазам, а госпоже ди Рейз и так предстояла тяжелая ночь борьбы с волчьими инстинктами, рвущимися наружу. Тяжело вздохнув, она закрыла глаза и опять попыталась уснуть.

Морвена жадно вслушивалась в их разговор, пока девушки не умолкли. Она с трудом ходила без трости, но со слухом у нее было все в порядке. Теперь ее терзали сомнения. Слова Салемы казались ей более вескими, чем неуверенные доводы госпожи ди Рейз. Они с Ланном были чужаками, явившимися в Блук. Чем, кроме одежды, они могли доказать свою принадлежность к Гильдии? Лицо Морвены внезапно просветлело. Может быть, у них есть какой-то документ, заверенный гильдейской печатью? Должен быть.

Морвена на четвереньках выползла из своего угла и собиралась тронуть Летицию за плечо, требуя документов и печатей, когда увидела, что лоб девушки покрылся испариной, а сама она дрожит и скрипит зубами во сне. Это зрелище заставило Морвену устыдиться своих мыслей. Эти люди вряд ли были ей врагами. Ведьма подоткнула Летиции одеяло и стерла пот с ее чела своим длиннющим рукавом, когда вокруг девушки зажегся смутный мерцающий ореол.

Морвена заморгала, потерла рукой глаза, но прозрачный саван, облекший Летицию, продолжал ровно мерцать. Сначала Морвене почудилось, что уши девушки увеличиваются и вытягиваются, покрываясь шерстью, потом — что Летиция обрастает перьями, похожими на вороньи, а ее нос и рот превращаются в черный клюв. Морвена следила за этими превращениями, приоткрыв рот, не понимая, что это может значить.

Салема шевельнулась. Морвене показалось, что сейчас предводительница откроет глаза, и, узрев подле себя существо, меняющее формы, выхватит кинжал и без лишних раздумий ткнет Летицию в грудь. Ведьма осторожно переползла через госпожу ди Рейз и нависла над Салемой, упираясь руками в матрац. Салема спала чутко, и от этих перемещений она проснулась. Морвена взяла ее голову в руки, заставляя смотреть прямо.

— Что? — прохрипела Салема. Она попыталась сбросить Морвену с себя. При ее физической силе это было несложно, но ведьма вдруг оказалась тяжелой, как глыба мрамора. — Что тебе надо?

— Смотри на меня, — сказала Морвена, и впервые в жизни ее тон был приказательным. — Не двигайся.

Сама она украдкой глянула влево — сопротивление тела ослабло, и Летиция уже больше походила на волчицу, чем на человека. Черная волчица, слишком громадная, чтобы быть настоящей. На задней лапке был затянувшийся рубец. Волчица заскулила, перевернулась на бок, выскользнув из платья, и явила взору ведьмы неровный шрам на спине. Следы от костяной плети дуллахан… Морвена нервно сглотнула, ей сделалось невыносимо горько. А она еще хотела предоставить на суд Гильдии отношения этих двоих! Природа наделила Летицию красотой, но она рисковала своей внешностью, чтобы спасти едва знакомую ей ведьму от верной гибели. А если бы дуллахан вздумалось хлестнуть Летицию плетью по лицу, навсегда обезобразив девушку? Морвена содрогнулась от этой мысли.

Ароматы дикой природы наполнили шатер, невесть как явившись сюда из мест, где Морвена никогда не бывала: смола и зеленая хвоя, мокрая земля после дождя, дух хищного зверя, расположившегося на соседнем ложе.

— Что это за запах? — заволновалась Салема. — Отпусти.

Морвена надавила коленями на ее предплечья, усилив хватку.

— Смотри на меня, — повторила Морвена, и наклонилась над предводительницей так низко, словно собиралась ее целовать.

Глаза Салемы блестели в лунном свете, проникающем сквозь прозрачную крышу шатра. Даже при столь тусклом освещении они обладали ярким, насыщенным цветом. У Морвены, напротив, глаза были белесого оттенка, удивительно некрасивые; а ведь говорят, что они — зеркало души. Морвена накрыла большими пальцами веки Салемы, чуть надавив на белки. Она не собиралась лишать ее зрения, всего лишь хотела убедиться, что предводительница не сможет увидеть черную мардагайл. Сейчас Летиция выглядела жалким, беспомощным зверем, трясущимся в лихорадке, и не могла постоять за себя.

Шелковые перепонки между пальцами были хорошо видны. Морвену внезапно захлестнула радость. Девушка, сражавшаяся с волчьей кровью, бурлившей в ее венах, тоже была чудовищем, как и сама Морвена. Ведьма чувствовала, что нашла родственную душу в море враждебных, чужих ей людей. Ее примут в Гильдию, она получит статус, о котором мечтала, ей дадут шерстяное платье, сапоги с металлическими заклепками и алый плащ. Чего еще ей желать? Разве что глаз вроде тех, что скрываются под смуглыми веками Салемы, таких пронзительных и живых. Глаз настоящей девушки, а не утопленницы, которую спустя сутки вытащили из холодной реки.

Испугавшись своих мыслей, Морвена убрала руки. Летиция уже вернулась в нормальное состояние и крепко спала, свернувшись клубком. Тело под Морвеной снова задвигалось, пытаясь сбросить ношу, но уже не так рьяно. Ведьма отползла в свой угол, ожидая, что Салема вскочит на ноги, станет кричать и размахивать кинжалом.

Но ничего такого не произошло. На предводительницу неподъемным грузом навалилась усталость. Силы покидали Салему так стремительно, что, казалось, она истекает кровью, готовясь отправиться в свой последний путь. Ее сознание уплывало вдаль, и вскоре Салема погрузилась в сон, такой глубокий, что ее не разбудил бы и звук гонга над самой головой.

Ранним утром, когда две другие девушки еще спали, Салема вышла из шатра. Она велела карцам, стоявшим на страже, немного отдохнуть, и не стала искать им замену. Воины переглянулись, но не осмелились возразить. Рабы — особенно те, кого прочили в наложницы, — стоили баснословные деньги, и за продажу Летиции Салема могла бы нанять еще столько же молодых разбойников, сколько у нее уже было. Но за ночь жажда наживы угасла в ее душе, а идея с продажей девушки теперь казалась невыполнимой. Ланн не позволит этому случиться, с горечью думала Салема, передвигаясь по лагерю на нетвердых ногах.

У потухшего костра она встретила Ланна. Сеточки лопнувших сосудов в глазах ульцескора свидетельствовали о бессонной ночи. Это еще больше утвердило Салему в несбыточности ее надежд. Она присела на бревно, служившее карцам скамейкой. Ланн ничем не выдал своего недовольства.

— У меня есть предложение, — медленно произнесла Салема.

— Ты неважно выглядишь, — заметил Ланн. — Боюсь подумать, чем могли заниматься три девушки в одном шатре.

Салема кисло улыбнулась.

— Ты мог бы обучить их. Моих карцев. Я заплачу тебе.

Ланн взглянул на нее с недоумением.

— Ты предлагаешь мне место наставника?

Предводительница кивнула.

— Почему нет? Не думаю, что в Гильдии ты пользуешься большой свободой. Сейчас ты просто мальчик на побегушках, Ланн. Ты достоин лучшего.

— Королевства? — насмешливо спросил он. Салема промолчала. — Нет. Я так легко не отступаюсь от принесенных клятв. Я не предатель.

Салема вскинула на него взгляд и долго смотрела прямо, не отводя глаз.

— Но ты ведь предал нас, Ланн. Предал Лирена и его карцев. Еще мальчишкой.

— Да, — согласился Ланн. В чем-то она была права. — Я мог бы выбрать смерть, — задумчиво продолжил он, — но не выбрал. И, говоря по совести, я рад этому.

Салема вздохнула, окидывая взглядом растерзанный бурей лагерь.

— Если передумаешь… или нарушишь законы этой своей Гильдии, и они вздумают избавиться от тебя… Мое предложение остается в силе.

— Как и мое, — ухмыльнулся Ланн. — Место посудомойки в королевском замке.

Это задело Салему за живое. Она едва сдержалась, чтобы не ударить его. Ланн всегда пренебрегал ее предложениями — с их последней встречи прошло около пятнадцати лет, а между ними ровным счетом ничего не изменилось. Он уйдет, не прощаясь, не испытывая ни капли сожаления по поводу своего поспешного отказа. И, может быть, именно этим Ланн ей так нравился — тем, что его превосходство было неоспоримым.

Салема поднялась и направилась к своему шатру.

— Ты уже отказалась от своей затеи? — окликнул ее Ланн.

Он, конечно, имел в виду свою ненаглядную белокожую красотку. Но на сей раз гнев почему-то не поднялся из глубины и не затмил Салеме разум, только легкий укол ревности потревожил ее сердце. Предводительница чувствовала себя абсолютно разбитой. Из ночных приключений она смутно помнила лишь невыносимую тяжесть, давившую ей на грудь. Ланн нашел себе девчонку? Пусть. Да отвернется от него Богиня.

— Да, — сухо ответила Салема, не оборачиваясь. — Проваливайте.

Интерлюдия 5. Девочка, которая смеялась

У нее не было имени. Ее звали просто — Шут, и она заставляла людей смеяться. Всегда улыбающаяся девочка с деформированной рукой путешествовала с цирковой труппой. В силу своего увечья она не могла стать акробаткой или жонглировать бутылками из цветного стекла, но неизменная глупая улыбка служила ей отличным прикрытием. Девочка научилась отлично скрывать свои истинные эмоции, и, не будь она калекой, могла бы стать отличной актрисой. Ее отец был глотателем мечей. Во время представления он держал один клинок пальцами ног, а к рукоятке этого меча тонкой веревкой был привязан другой, который отец опускал себе в глотку, медленно сгибая колени. Трудно представить, но веревка почему-то перетерлась, и клинок упал родителю в горло, вызвав повреждения, несовместимые с жизнью. После смерти отца она смогла стать свободной. Жалость? Сострадание? Осторожность? Все эти вещи, которым Лайя-Элейна позже учила других, тех, кто внимал ей с безграничным доверием, утрачивали значение перед лицом Цели. Маска дуллахан, несомненно, больше подходила ей, а не Сканле-Кай. Королева, Шут и Тень — Лайя-Элейна олицетворяла среднюю из ипостасей Богини, пусть об этом не знал никто, кроме нее самой.

Синнет прошел мимо, отвесив ей короткий поклон. Ему было невдомек, кто скрывается под этим плащом. Лайя-Элейна улыбнулась, как бы невзначай задев его здоровой рукой. Когда-то Синнет признался ей в любви, прижимая ее к стене Замка, буквально раскалившейся от его страсти. 'Но почему я?' — резонно спросила Лайя-Элейна, вскинув на него глаза. Она не питала иллюзий по поводу своей внешности. 'Меня не интересуют смазливые личика, — выдохнул Синнет. — Ты умна и обаятельна. Мне все равно, что ты некрасива'. Это нисколько ей не польстило. В Совете Синнет единственный готов был ее поддержать, и причиной этому оказалось его нездоровое влечение к Лайе. За его признанием последовал отказ: с нервной улыбкой, приличествующей ситуации, ведьма отстранила Синнета от себя. Его слабости были очевидны. Он не годился для исполнения Цели.

Сейчас Лайя-Элейна осматривала коридоры Замка, подготавливая Сцену к грядущему Представлению — возможно, самому грандиозному в ее жизни. Королева, Шут и Тень — две роли уже нашли своих исполнителей, и вскоре в Гильдию прибудет последняя актриса, ответственная за партию главной героини.

Лайя улыбнулась под прикрытием маски — искренне, как никогда.

Глава 9

— Дрянная погодка, — заметила Летиция, приложив ко лбу ладонь козырьком.

Несмотря на частые дожди, воздух в окрестностях Кадиса был сухим и горячим, как будто вся влага успевала полностью выветриться из атмосферы до наступления утра. Странники потели в своих длинных плащах и капюшонах, защищающих их от пронзительных солнечных лучей. Раскаленный воздух, щедро сдобренный пылью и песком, обжигал глотки.

Ланн коротко глянул на нее, сдержав колкость, готовую сорваться с губ: что-то вроде того, что высокородная аристократка позабыла о том, как выражаются в приличном обществе. Летиция легко и быстро перенимала здешний говор и дурные привычки, иные из которых были присущи и самому ульцескору. Например, смачно сплевывать песок, накопившийся во рту. Госпожа ди Рейз возмутилась, когда Ланн сделал ей замечание. Не глотать же ей песок, в самом деле? В ответ он посоветовал завязать шелковый платок на лице немного плотнее, а разговаривать чуть поменьше.

Морвена лежала в кузове телеги, укрывшись плащом. Она сослалась на недомогание, хотя на самом деле последние два дня у нее в груди как будто раскрылся чудный цветок, дарующий энергию. Трость осталась в повозке, которую забрали разбойники, но она больше не нуждалась в ней. За долгие месяцы она впервые чувствовала себя здоровой и полной сил и, вероятно, могла пройти целую лигу, прежде чем свалиться от усталости. Новые ощущения были странными и не давали ей покоя — именно поэтому Морвена предпочла не рассказывать ничего своим спутникам. В то утро, когда они покидали лагерь карцев, Ланн сказал Морвене: 'Ты как-то изменилась'. При этом он глядел на нее почти с интересом, и Морвена, зардевшись, уставилась на свои башмаки. Внимание такого рода было для нее непривычным.

— Салема кое-что знала о ведьмах, — не выдержав, Летиция нарушила тишину. — Только я не уверена, она врала или говорила правду.

— Лирен подчас смеялся над ее жадностью и непомерными требованиями, — сказал Ланн, ведя под уздцы лошадь, тащившую телегу, — и очень любил поставить наложницу на место. Когда они ссорились, это слышал весь лагерь. Салема говорила что-то о ведьминой крови, которая течет в ее венах. Якобы ее единокровная сестра была гильдейской ведьмой. У нас не было возможности это проверить, но если она действительно обладала какой-то силой, всему отряду было бы несдобровать. Мне в том числе.

На горизонте замаячили острые навершия башен, мрачные тени на лазоревом полотне неба, раскинувшемся над головой, и Ланн ускорил шаг. Лошадь с трудом плелась за ним. Ульцескор не испытывал недостатка в средствах, но после потери добротного коня и хорошей телеги он из вредности купил двух самых дряхлых кляч, одна из которых не пережила тягот дороги и скончалась вчера на закате, а для второй, еще державшейся на ногах, это путешествие обещало стать последним. Лошадь хрипела и кашляла, как больной старик.

Морвена, увидев в воздухе мерцающие частички колдовства, из-за которых у нее защекотало в носу, высунулась из-под плаща и оперлась грудью на бортик телеги. Она уже была здесь раньше, и черная монолитная стена, окружавшая Гильдию, не поразила ее своей величественностью. Две цельные глыбы камня в форме полукругов, как и некоторое другое имущество Гильдии, которое было принято считать недвижимым, были перенесены сюда стараниями Вираго из Оркоса, одного из древних некрополей. Сама Башня Луны, выполненная из того же монолитного материала без трещин, стыков и швов, тоже не избежала этой участи, разве что ее родина была иной. Круглую Башню венчал купол, у основания опоясанный рядом стальных шипов из вороненой стали, отчего верхушка имела отдаленное сходство с королевским венцом, в котором вместо драгоценных камней блестели отполированные до блеска монеты. На верхнем ярусе резиденции ведьм сверкали и переливались витражи, некоторые апартаменты были оснащены балконами, каждый из которых имел выход на внешнюю лестницу, витком спирали спускавшуюся в коридор этажом ниже. Перила балконов оплетали висячие сады.

Замок Черного Крыла был возведен руками человека и представлял собой прямоугольное сооружение с многочисленными пристройками, крытыми переходами и рядом открытых галерей. К стенам Замка, словно гнезда ласточек, крепились башенки с перилами и конусообразной крышей, настолько крошечные, что внутри мог одновременно находиться только один человек. Их использовали часовые для наблюдения за окрестностями.

Между Башней Луны и Замком, ровно посредине, стояла часовая башня Альгеи — мрачный обелиск, по высоте чуть превосходящий обиталище ведьм. До того, как Вираго позаимствовали одну из остроконечных колонн с часами для своих целей, в некрополе их было шесть. Люди терялись в догадках, зачем древние возвели такое количество подобных башен, если каждая из них позволяла без ограничений манипулировать временем. Прежде шесть обелисков с часами стояли по краям площадки и образовывали ровный круг, символизируя циферблат.

— Сможешь отвести к Вираго свою новую подружку? — спросил Ланн. — В этот раз я не пойду с тобой. Чего доброго, скажут, что я зачастил к ведьмам.

Летиция рассеянно кивнула. Она полагала, что в любой момент сможет зайти к Ланну, если тот ей понадобится. Планы госпожи ди Рейз на сегодняшний вечер были посвящены исключительно собственной персоне: мраморная ванная, наполненная розовой пеной, обильный ужин, а после этого — долгий и крепкий сон. Но прежде всего нужно было встретиться с Вираго и переложить на них заботы о Морвене. Летиция надеялась, что это не займет больше пяти-десяти минут.

Это заняло три. Старшая Вираго в Зале Витражей на самом верху Башни Луны сухо поблагодарила Летицию, а затем предупредила ее насчет Ланна, сохраняя непоколебимое выражение лица. 'Ты больше не можешь разгуливать по Замку Черного Крыла без нашего разрешения, — сказала Алия-Аллор, — тем более наведываться в комнаты к мужчинам. Эта поездка была подарком, жестом доброй воли. Возвращайся к себе и ожидай дальнейших распоряжений'.

Летиция была ошарашена таким положением дел и мгновенно возненавидела и запрет, свалившийся на ее голову, и старуху, установившую подобное правило. Госпожа ди Рейз вышла из зала, скрипнув зубами, и выражение ее лица не оставляло сомнений по поводу участи каждого, кто попадется ей на пути.

Морвена проводила Летицию долгим взглядом и только потом обернулась к старухе. Она не умела читать мысли, но Алия-Аллор выглядела чересчур взволнованной для Вираго, которой надлежит в любой ситуации сохранять самообладание.

Старуха вымученно улыбнулась.

— Поговорим о делах? — спросила она как можно добродушнее.

Морвена несмело кивнула.

В своих апартаментах Летиция застала девочку с темно-каштановыми волосами, стоящую у кровати. Девочка держала обеими руками какой-то предмет. Гостья обернулась, услышав за спиной шаги.

На ладони Шайны лежал кинжал. Летиция застыла на пороге, пытаясь мысленно разобраться в ситуации, прежде чем она выйдет из-под контроля, когда узнала это оружие. Госпожа ди Рейз отчетливо помнила, что оставила его в Сильдер Роке, и долго не могла поверить своим глазам. Шайна повертела кинжал в пальцах, поднесла к источнику света — белому шару на тонкой цепочке, свисавшей с потолка. На рукоятке сверкнули мутные камни, которые Летиция приняла за обычное стекло.

— Эй, — сказала Шайна, выводя девушку из оцепенения. — Как все прошло?

— Откуда он у тебя? — Госпожа ди Рейз, шагнув в спальню, указала на кинжал. — Он принадлежит мне, но я не приносила его сюда.

— Конечно, тебе, — Шайна бережно положила кинжал на тумбочку у кровати. — Я не собиралась это оспаривать. Ты знаешь, что это такое?

Летиция покачала головой.

— Очень редкая и полезная вещь, — медленно произнесла Шайна. — Спектральный нож. Им можно убить призрака или то, что не может умереть. — На лице Летиции отразилось недоверие. — Кинжал выглядит невзрачным, но внешний вид нередко обманчив. Как он тебе достался?

— Ты ведь умеешь читать мысли, — устало молвила Летиция, еще не оправившись от удара по ее самолюбию. Она села на кровать, предварительно стянув сапоги, и подобрала под себя ноги. — Почему ты не воспользуешься своей способностью?

— Вторжение в чужой разум — не очень приятная процедура, — с готовностью объяснила девочка. В ее серо-голубых глазах не было ни капли враждебности. — Для испытуемого, я имею в виду.

— Его дали мне ведьмы Лете, — сказала Летиция. Она не видела смысла это скрывать, разве что из чистого упрямства. — Но я точно помню, что оставила кинжал дома…

— Значит, он преследует тебя. — Девочка улыбнулась. — Насколько реальна эта вещь, способная поразить призрака? Даже я не представляю.

Они помолчали.

— Тебе что-то нужно от меня? — прямо спросила Летиция.

Шайна подошла к окну и завесила шторы, погрузив комнату в приятный полумрак. Затем вскинула руку и повертела пальцами, настраивая светильники. Свет в комнате стал желтовато-оранжевым, словно пламя от костра, но это не придало уютности мрачной обстановке спальни. Мебель из черного дерева и алый шелк драпировок продолжали действоватьна Летицию угнетающе.

— Ты знаешь, как устроена наша Башня? — спросила девочка. — Здесь пять ярусов с апартаментами, расположенными вокруг центральной лестницы, а нижний, подвальный этаж отведен под лабораторию. Круглая платформа под куполом в Зале Витражей при необходимости уходит вниз и гарантирует быстрый спуск в подвальный ярус. Лифт оснащен подъемником, регулирующим длину цепей. Из подвала можно выйти в подземный лабиринт, но лучше не соваться туда, не зная дороги. Впрочем, в случае опасности… — Взгляд Шайны наткнулся на высокий шкаф с шелковыми кисточками вместо ручек, стоящий в углу комнаты. — Если заглянуть в щелочку в шкафу, можно увидеть чудище с залитым кровью лицом. Оно сидит на костях непослушных детишек. — Девочка немного поколебалась. — Хочешь посмотреть?

Летиция со вздохом поднялась с постели, прошествовала к шкафу и заглянула в щель между створками. Конечно же, там никого не было — только темнота. Для пущей убедительности госпожа ди Рейз распахнула шкаф и продемонстрировала Шайне его содержимое — он был абсолютно пуст.

— А ты не из пугливых, — заметила девочка.

— Я не ребенок, — твердо произнесла Летиция. — И не верю в глупые сказки. — Она скрестила руки на груди. — Не нужно играть со мной в игры, которых я не понимаю. Ты являешься сюда, копаешься в моих вещах и рассказываешь мне о том, как можно сбежать из Башни Луны. Я правильно поняла тебя, Шайна?

Девочка не ответила. Свет в комнате стал приглушенно-красным, по углам расползлись тени, размытый силуэт заметался на стене рядом с кроватью — силуэт, который мог принадлежать лишь призраку или химере. Потом Шайна выставила ладони в безоговорочном жесте капитуляции и вернула комнате приятное желтоватое свечение.

— Так зачем ты пришла? Я не расположена к беседе.

Шайна внимательно посмотрела ей в глаза.

— Ты мне нравишься, Медейна, — сказала девочка. — Я хочу быть твоим другом.

Ланн отодвинул для старика стул, на который тот немедленно опустился, благосклонно кивнув ульцескору. Анцель предложил Ланну отужинать вместе в апартаментах мастера, но яства, расставленные на длинном столе, выглядели давно остывшими. От мясных блюд не поднимался пар, а супы и кисель подернулись заметной пленкой. Холодный ужин, холодный прием, подумал Ланн. Но отказываться не стал.

В углу комнаты стоял мольберт, накрытый полотном. Ланн не знал, увлекается ли Анцель изобразительным искусством, но не хотел показаться навязчивым и предпочел оставить картину без внимания. Он вплотную занялся цыпленком с картофельным салатом, запивая еду вином.

Мастер, покончив с овощным супом, отложил в сторону ложку. Анцель подождал, пока Ланн расправится со своей порцией, и только потом начал посвящать его в подробности событий, произошедших в Гильдии за время отсутствия ульцескора. Он заставил Ланна пожалеть, что ульцескор поспешил к Летиции, не дождавшись окончания Совета. Мастера решили допросить Вираго, заручившись поддержкой одной из них, — той самой, что умела вламываться в чужое сознание и читать мысли. Они соблазнили Шайну-Ламех хрустальной маской и вынудили пойти против своих сестер. Если заговор, о существовании которого говорил Анцель, действительно имел место быть, то это решение лишь усугубило текущее положение дел.

— Это просто невероятно, — пробормотал Ланн. — Вопиющее нарушение устава. Кажется, что вы намеренно настраиваете против себя ведьм. Что касается девочки, то она потеряла какое-либо доверие со стороны других Вираго. Вы должны обеспечить ей надлежащую защиту, перевести ее сюда и выставить охрану из экзалторов…

Анцель вскинул руку и покачал головой, прерывая этот поток излияний. Какое-то время они молчали. Ланн знал, что не имеет права вмешиваться — в конце концов, он не мастер; но ему отчаянно хотелось вмешаться. Они все сошли с ума, если решились на подобное. В Гильдии назревает раскол, еще одна подобная ошибка — и все полетит к чертям. Может, с каким-то странным злорадством подумал Ланн, это и к лучшему. Если Гильдия распадется, над ним — и над Летицией — больше не будет никакого контроля. Он с трудом подавил эту мысль, зашвырнул ее в дальний уголок сознания. 'Ты просто мальчик на побегушках, Ланн', — сказала Салема, и она заставила его вспомнить времена, когда превыше всего он ценил свободу.

— Таковым было решение Совета, — наконец произнес Анцель таким тоном, словно это не он являлся его председателем. Ланн метнул в мастера быстрый взгляд, не оставшийся незамеченным. — Девочке ничего не грозит. Мы устроили все таким образом, чтобы Вираго считали, что мы угрожали ей.

— Насколько вы уверены в своих словах, мастер?

Анцель хмуро сдвинул брови, но секунду спустя его лицо разгладилось.

— Ланн, ты еще очень молод, — мягко произнес он, — но ведешь себя так, словно ты умнее всех мастеров, вместе взятых. Меня в том числе. Разве я оспаривал решения, принятые тобой на заданиях? Разве я, ульцескор, — Анцель повысил голос, — не покрывал тебя, когда по твоей неосмотрительности страдали люди?

Лицо Ланна осталось непроницаемым.

— Я действовал по ситуации. Я не калечил и не убивал.

— Но ты, — Анцель вытер рот салфеткой и поднялся из-за стола, — ранил. А ведь я умолчал о тех временах, когда ты был маленьким самоуверенным подонком — да, именно так, и не пытайся спорить, — подонком, который бессовестно грабил людей и укорачивал им жизни.

Ланн поднял на него глаза. В них затаилась глухая боль.

— Вы ничего не знаете о моем прошлом, мастер. Я был карцем, это так. Но количество убитых… и все остальное… этого нет в ваших записях. — Анцель чуть повел бровью. — Вы удивлены? Я знаю, что в недрах Замка Черного Крыла хранится информация о его обитателях, да и Вираго составляют списки ведьм. Более того, — добавил Ланн, — я читал их, эти книги. Я знаю, что там написано обо мне.

Когда Ланн был еще тринадцатилетним мальчишкой, он заблудился в одинаковых коридорах Замка. Он несколько раз поворачивал назад, думая, что выбрал неправильный путь, пока не спустился в подземелье и увидел полоску света, выбивающуюся из-под двери. Он постучал, но никто не ответил, и мальчик шагнул внутрь. Незнакомый мужчина спал над бумагами, уронив голову на руки. Он не решился его разбудить. На столе догорала свеча, а от пера, выскользнувшего из пальцев, на пергаменте осталась большая черная клякса. Рядом возвышалась башня из папок в кожаных переплетах, и мальчик взял одну из них и на первой же раскрытой странице наткнулся на свое имя. С того времени он прокрадывался в это помещение раз или два в год, чтобы прочесть о своих успехах — или неудачах.

Анцель сплел руки в замок за спиной. Он смотрел на своего воспитанника, поджав губы. Мастер думал, что за время обучения выбил из Ланна всю спесь и упрямство, но, оказалось, минувшие годы лишь укрепили его характер.

— Как поживает твоя альвийская леди? — спросил Анцель.

— Чудесно, спасибо, — отозвался Ланн. — Вы намерены меня шантажировать? Я не нарушал устав. А то, что у меня внутри, не касается вас и вашей чертовой Гильдии. Надеюсь, я доступно выразился, мастер.

— Это тянет на сотню плетей, мой мальчик.

— Так избейте меня, если это принесет вам удовольствие.

— Я бы сделал это, Ланн, — сказал Анцель, — если бы не знал, что это ничего не изменит. Твоя мятежная душа, душа истинного карца, теперь кажется мне непоколебимой. Я возомнил, что смог приручить тебя, одомашнить, сделать своим оружием. Но я ошибался. — Мастер издал тяжелый вздох. — Ты здесь только потому, что хочешь этого. Потому что это тебя устраивает.

— Я вас не понимаю, — мотнул головой Ланн. Он уже не скрывал своего гнева. — Что вам от меня нужно? Зачем вы пригласили меня сюда? Зачем посвящаете в секреты Гильдии, которые мне, судя по всему, знать не положено? Или все осведомлены о том, что одна из Вираго покопалась в мыслях своих сестер? И что она — по вашему распоряжению — в любой момент может залезть в голову к остальным?

— Угомонись, — примирительно молвил Анцель. Быстрыми твердыми шагами он пересек комнату и подошел к мольберту, накрытому темным полотном. Легко пробежался пальцами по ткани, словно пробуя ее на мягкость. — Ты хоть раз видел портрет нашего короля?

Такая смена темы не понравилась Ланну. Насторожившись, он отрицательно качнул головой. Выражение лица мастера не позволяло ни о чем догадаться.

— Я так и думал, — кивнул Анцель.

И одним резким движением сорвал с мольберта полотно. Ланн с замиранием сердца разглядывал мужчину, изображенного на картине, — человека, носившего золотой венец власти. Король был тучен, невысок и наделен грубоватыми чертами лица. У него были полные губы, мясистые щеки, большой широкий нос, лохматые брови и тройной подбородок. Пряди светлых вьющихся волос над низким лбом, перехваченным короной, падали на маленькие глаза в многочисленных складках морщин. Он не являлся уроженцем Кадиса и не обладал оливковой кожей, которой гордились южане; точно так же ему не была присуща благородная бледность лица. Встретив этого человека в простой одежде где-нибудь в переулке, Ланн принял бы его за чернорабочего. Единственным, что выдавало в облике мужчины царственную особу, было воистину королевское высокомерие в его взгляде.

— Он ни капли не похож на меня, — случайно вырвалось у Ланна.

В углу портрета был изображен королевский герб — серебристый лев на алом фоне щита. Царь зверей был виден в профиль, стоял на задних лапах и носил корону, его язык обвивал рукоятку меча, острием указывавшего вверх. На гербе был лев, а вовсе не лилия, выгравированная на снаряжении мужчины, который забрал Ланна у матери.

— Это именно то, что я хотел сказать, мой мальчик. — Анцель буквально чувствовал, как чаша весов клонится в его сторону. Он еще сумеет использовать этого строптивого мальчугана так, как будет необходимо. — Это кое о чем говорит нам, верно?

Ланн выглядел потрясенным. Какое-то время он сжимал и разжимал кулаки, не зная, что говорить. Кто-то поведал Анцелю о событии, воспоминание о котором ульцескор ревностно хранил в глубине души. Ланн рассказывал это только Алии-Аллор, старшей Вираго. И Летиции. Госпожа ди Рейз не восприняла его историю всерьез, и, вероятно, сразу же о ней позабыла. Да и она не стала бы…

— Как вы узнали? — спросил Ланн, стараясь сохранять самообладание. Его поставили на место — вдобавок весьма действенным способом. Ульцескор и не подозревал, что подобное откровение может задеть его так сильно. — Я никому об этом не говорил.

— Так уж никому? — Анцель торжествующе улыбнулся. — Мы заключили перемирие с Вираго. Эти сведения сыграли не последнюю роль.

Ланн подошел к столу и плеснул вина в свой кубок. Затем поднес его к губам и долго, медленно пил. В его душе кипели эмоции. Все в мире покупается и продается, думал он, расположение, доверие и, конечно же, жизнь.

— Вираго продали мою личную информацию? — наконец произнес ульцескор, отставив кубок. — С таким же успехом я могу выдать всем их имена. Например, имя Алии-Аллор, этой лживой старухи. Выйду на одну из смотровых башен и буду кричать его, пока не сорву голос.

— Нет, не можешь, — сказал Анцель. — Вираго удовлетворила мою личную просьбу. Конечно же, я не намерен сообщать эту информацию посторонним. Это останется между нами.

— Что у вас еще есть на меня, мастер? — поинтересовался Ланн. — Выкладывайте все начистоту. 'Альвийская леди', Ланн-который-не-похож-на-короля… За какие еще ниточки вы хотите дернуть?

Анцель немного помолчал, оценивающе глядя на ульцескора. Справится ли Ланн с заданием, которое мастер намеревался ему поручить? Отказаться он не сможет, Анцель связал его по рукам и ногам, но достанет ли Ланну ума, силы и мастерства? Обладает ли он всеми теми качествами, которые приписал ему Анцель перед лицом Совета? Проверка была необходима — и этим следовало заняться как можно быстрее.

— Я хочу, чтобы ты сразился с экзалтором, — произнес Анцель.

Ланн посмотрел на него как на безумца.

— Он будет в плаще и маске, а они, как ты знаешь, защищают от стали намного хуже, чем от колдовства. У тебя есть союзники среди ведьм, а я не могу позволить, чтобы кто-то помогал тебе, мальчик. Касательно оружия… — Мастер сделал паузу, чтобы придать значимости своим словам. — Здесь тоже не произойдет никаких изменений. У него будет экзалторское ружье, у тебя — твой меч и кинжал.

— То есть, вы намерены меня прикончить? — подвел итог ульцескор.

— Ты огорчаешь меня, Ланн, — со вздохом сказал Анцель. — Это не смертельный поединок.

— Что меня ждет в случае поражения?

— Ничего. Все останется по-прежнему. Но для победы нужен стимул, ведь так? — Анцель подошел к ульцескору и похлопал его по плечу. Ланн с трудом подавил желание ему врезать. — Если ты одолеешь экзалтора, твой статус изменится. Не на людях, конечно. Я не могу повысить тебя до мастера и ввести в Совет, но ты получишь мое особое покровительство. Будешь брать только те задания, которые тебе по душе. Сможешь навещать свою леди, когда тебе захочется, — при условии, что это останется незамеченным. И я поклянусь, что никому не скажу, — Анцель махнул рукой в сторону картины, — как ты сел в лужу с этим портретом.

Анцель мысленно помолился Богине, чтобы Ланн не вздумал попросить о возведении его в ранг экзалторов. Он только что нажил себе врага в лице бывшего воспитанника. Доверив Ланну маску и ружье, Анцелю придется позабыть о здоровом сне.

Ответ Ланна здорово удивил мастера.

— Оставьте свои 'привилегии' при себе, — холодно произнес ульцескор. — В обмен на победу я хочу сведения о местонахождении Кайна.

Глава 10

…Она в отчаянии стиснула перила, сдерживая дрожь. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Ланн рухнул в пыль, его лицо перекосилось от боли. Он нуждался в ее помощи, а она ничего не могла для него сделать.

Две незнакомых ведьмы без стука явились в апартаменты госпожи ди Рейз еще до рассвета и буквально вытащили Летицию из постели, чтобы причесать и нарядить в праздничное платье. Она послушно наклоняла голову, поднимала руки и втягивала живот, позволяя себя обслужить. До поры до времени Летиция не понимала, что происходит.

Алое платье из шелка и парчи струилось на ветру, в головном уборе из перевитой серебряной проволоки на тонких цепочках колыхались рубины, но Летиция и не подозревала, насколько потрясающе выглядит. Спускаясь по узкой каменной лестнице между рядами скамеек, она удостоилась внимания всех присутствующих, в особенности Анцеля. Немолодой мастер улыбнулся себе в ладонь. Ее наряд в точности соответствовал его указаниям.

Шайна поманила Летицию пальцем, но та ничего не заметила. Ее внимание было всецело приковано к площадке, расположенной десятью футами ниже: на ней лицом к лицу стояли двое мужчин, сжимая в руках оружие, и одним из них был Ланн. Другие люди в один миг перестали существовать: шесть мастеров, четыре Вираго и небольшая группка ведьм и ульцескоров, явившихся поглазеть на дуэль. Экзалтор — а противником Ланна был именно он — предпочел обойтись без поддержки собратьев. Тело врага окутывала длинная накидка из черного материала с радужным переливом, его голову покрывал глубокий капюшон, на лице сверкала маска из тонкого хрусталя. На спине плаща был вышит знак — глаз внутри треугольника с расходящимися в четыре стороны лучами. Он символизировал Всевидящее Око.

Летиция подходила все ближе, глядя прямо перед собой, пока не наткнулась на препятствие и едва не кувыркнулась через перила. Она вцепилась в них пальцами, словно витой металл олицетворял последний оплот надежды и мог выскользнуть у нее из рук в любой момент. Ее сердце неистово колотилось в груди. Летиция смотрела на Ланна, ища на его лице следы страха, неуверенности или хотя бы здравой оценки ситуации, в которой он оказался.

В центре арены Ланн протянул руку для приветствия. Он краем глаза заметил появление Летиции, и ему очень хотелось посмотреть, как алый шелк контрастирует с бледностью ее лица и черным блеском волос, но он не позволил себе отвлечься. Сливки Гильдии — мастера и Вираго — расположились в резных креслах с высокими спинками, кому-то пришлось довольствоваться твердыми деревянными скамейками, а иные и вовсе сидели на табуретках, принесенных из комнат. Это место не было рассчитано на такое количество зрителей. Скамейки предназначались для воспитанников, которые могли переброситься в карты, ожидая своей очереди на поединок, или просто вздремнуть, загородившись от солнца плащом.

Теперь учебная площадка превратилась в бойцовую яму: Ланн не сомневался, что его предприимчивые собратья не упустили шанса немного подзаработать и поставили деньги на него или его оппонента. Если Ланн сумеет одолеть экзалтора, он поможет кому-то разбогатеть. Не говоря уж о том, что победа превратит его в знаменитость.

Экзалтор пожал протянутую руку Ланна. От его перчаток, несмотря на жару, веяло прохладой. Ланн быстро взглянул на его ружье — в правой руке экзалтор держал тонкую, полую на вид трубку с вязью серебряных рун на тусклом металле, чью мощь ульцескору придется испытать на своей шкуре. Сверху к ружью крепился гладкий цилиндр, о назначении которого Ланн не догадывался, а у основания трубка переходила в солидный цельный кусок металла, служивший рукояткой. Под хрустальной маской задвигались губы, и Ланн поднял на противника глаза.

— Меня зовут Шадрен, — сказал экзалтор.

Ланн счел это слишком широким жестом, но из соображений приличия тоже назвал свое имя. Обмен любезностями подошел к концу. Экзалтор чуть склонил голову и отошел на противоположный конец площадки, Ланн последовал его примеру. Теперь между противниками было как минимум полчейна — около двенадцати ярдов.

Это нечестно, думала Летиция, закусив губу от досады. Ланну не требуется столько места для маневра, а вот у экзалтора с дальнобойным оружием хватит времени несколько раз подстрелить противника, пока ульцескор преодолеет разделяющее их расстояние. Она надеялась, что Ланну сообщили о предстоящем поединке еще вчера, и в его голове назрел какой-то план. Может, он припрятал в рукаве метательный нож или положил в карман пакетик сухих сильнодействующих ядов, который можно швырнуть противнику в лицо. Хрустальная маска защищает от волшебства, обращая его во вред нападающему, но ее можно сорвать, разбить или сжечь. Насчет последнего Летиция не сомневалась — хрусталь плавится в огне, как лед или стекло.

Ланн действительно подготовился к дуэли, как смог. Вопреки чаяниям госпожи ди Рейз, он не собирался прибегать к приемам наемных убийц и разить исподтишка, хотя такой метод ведения боя был ему хорошо знаком. Он избрал другой путь — пусть не менее бесчестный, но представлявший опасность и для него самого. Ланн выбрал 'черный порошок'. Толченая смесь из ивового корня и когтя круксы пользовалась в кругу ульцескоров невиданной популярностью. Постоянное применение 'черного порошка' вызывало привыкание и впоследствии значительно укорачивало длину жизни, но о его чудесных свойствах знали даже новички. Этот состав запрещалось применять и тем более торговать им, но Ланн, на лице которого крукса оставила нестираемый след, не мог не срезать несколько когтей у поверженной твари. Говоря по совести, он срезал их все. Вернувшись в Гильдию, Ланн сунул когти в кожаный мешок и спрятал их в тайник, устроенный в полу под его кроватью. Мешок пролежал там долгие годы. Вчера Ланн достал из тайника ценный ингредиент и растолок его в ступке вместе с ивовым корнем, предварительно обвязав лицо тряпкой, чтобы не вдыхать ядовитые пары.

Анцель поднялся со своего места, повертелся перед толпой и вскинул руку, призывая всех к молчанию. Экзалтор не шевельнулся, ожидая сигнала к началу поединка. Ланн начинал нервничать. Он не обладал даже малейшими познаниями в алхимии и сомневался, что ему удалось воссоздать 'черный порошок' собственными силами. К тому же он достоверно не знал, в состав должны входить сравнительно свежие когти круксы или можно использовать старые и усохшие. Ланн сделал глубокий вздох и крепче стиснул в руке клинок, затем не удержался и взглянул на Летицию. Девушка в роскошном алом платье, которое не посрамило бы и царицу, неподвижно застыла у перил, будто каменный ангел. Резное кресло возле Шайны-Ламех пустовало, так и не дождавшись своей хозяйки. Ланн хотел ободряюще улыбнуться госпоже ди Рейз, сделать какой-то жест, дабы убедить ее в том, что ему ничего не угрожает, но единственное, чего в итоге удостоилась Летиция, было кислое выражение на лице ульцескора. Он поморщился, как будто впервые попробовал лимон. В желудке Ланна внезапно стало горячо, его начало сильно мутить, а вместе с тем возросли дурные предчувствия, что он все-таки смешал и проглотил что-то не то. Еле справившись с поднимавшейся к горлу тошнотой, ульцескор быстро кивнул девушке, и сразу же за этим Анцель дал сигнал к началу боя.

Ланн сделал шаг по направлению к противнику, а экзалтор молниеносно вскинул ружье на плечо. В темноте ствола, смотревшего на ульцескора, вспыхнул белый огонь. Повинуясь скорее инстинкту, чем голосу рассудка, Ланн отшатнулся влево и ушел от выстрела в грудь, чуть ниже левого соска. Этого выстрела было достаточно, чтобы понять: противник не собирается убивать его или калечить. Анцель велел экзалтору чуть поиграть с жертвой, не больше и не меньше.

Желудок Ланна содрогнулся, грозя исторгнуть вчерашнего цыпленка, когда Шадрен еще раз пальнул в него из ружья, целясь по ногам. Громоздкое на вид ружье обладало удивительной скорострельностью. Ланн едва успел отскочить, носок его сапога задымился, запахло паленой кожей, и на месте выстрела образовалась ровная черная дыра диаметром в треть дюйма.

'Черный порошок', которому полагалось увеличить шансы Ланна на победу, не действовал. Желудок жил отдельной жизнью от хозяина и по ощущениям напоминал ведьмин котел — в нем бурлили опасные вещества. Зрение затягивало пеленой вместо того, чтобы проясняться, у ульцескора начали дрожать руки и подгибаться колени. Вот дрянь, подумал Ланн, мне следовало испробовать это средство раньше. На себе или дворовых кошках — а еще лучше на другом ульцескоре, возжелавшем вкусить запретный плод.

Шадрен, судя по всему, решил дать растерявшемуся оппоненту десять очков вперед. Экзалтор стоял с ружьем наготове, но больше не стрелял, ожидая, когда Ланн приблизится. Помутившийся взгляд ульцескора снова привлек цилиндр на верхней части ружья. Возможно, какое-то количество белого огня хранится в этой штуковине, и можно уходить от выстрелов, пока экзалтор не выстреляет весь запас. А потом Ланн сможет подойти вплотную и убедиться, что без своего хваленого ружья экзалтор уже не настолько опасен.

Широким медленным шагом Ланн двинулся по направлению к оппоненту, избегая резких движений и держась у ограды. Экзалтор не стрелял, лишь поворачивал ружье в сторону ульцескора, не теряя его из виду. И только минутой позже, когда следующий луч прожег Ланну куртку, тот понял причину медлительности Шадрена. Экзалтор не хотел случайно повредить балки, поддерживавшие помост с наблюдателями.

Белое пламя не было огнем в привычном его понимании. Оно растворяло вещество, а не сжигало его. Живая плоть или материя, попадавшая под его действие, становилась своеобразным подношением Бледной Леди, одной из богинь, которую Королева-Колдунья некогда одолела в смертельной схватке. Ллирделайн погибла, но ее владения уничтожить не удалось, и черная пасть Бездны, огромного зубастого колодца, с восторгом поглощала все, несмотря на его размер и ценность. Бездна предпочитала дары плоти и крови, но в отсутствие госпожи могла довольствоваться малым.

Луч прошил его насквозь, из отверстия в боку Ланна хлынула кровь. Окружающий мир превратился в цветной калейдоскоп и завертелся перед глазами. Ульцескор жадно схватил ртом воздух и начал медленно оседать на землю, пальцы здоровой руки заскребли по ограждению из цельного камня. Он не был готов к такой сильной, отупляющей боли, лишившей его способности размышлять. С отвратительным влажным звуком ружье вырвало кусок из его тела и при этом, как показалось ульцескору, довольно зарычало. Ланн падал, вскинув руки. Справа пронеслось исказившееся лицо Летиции — она прижимала ладонь ко рту, чтобы не кричать, — а потом затылок ульцескора встретился с землей, и над головой простерлось чистое небо с легким оттенком бирюзы. На одно благословенное мгновение Ланна накрыла тьма, даровав тишину и покой.

А затем 'черный порошок' вернул ему ясность рассудка и возможность передвигаться. Крохотная рана в боку кровоточила, как отрезанная конечность, но теперь она виделась ульцескору пустячной. Ланн встал на ноги, повернулся к зрителям и одарил ослепительной улыбкой госпожу ди Рейз, с неподдельным ужасом взиравшую на него. В глазах Ланна, затуманенных 'порошком', Летиция увидела настоящее безумие.

Ульцескор отвесил Анцелю шутливый поклон, заставивший мастера недоуменно вскинуть брови, и почтительно расшаркался перед каждой из Вираго. Ведьмы не стали наряжаться по такому случаю — на них были серые платья и красные атласные накидки. Шайна-Ламех, прозванная Драконьей Принцессой за уникальную способность выдыхать огонь, развалилась в своем персональном маленьком кресле, опираясь на подлокотники. Алия-Аллор сидела как на иголках, постоянно оглядываясь, и Ланн ощутил удовлетворение от того, что заставил старуху понервничать. Третья Вираго, чьего имени Ланн не знал, да и видел ее впервые, была невероятно красива, и лишь дерзкий наряд госпожи ди Рейз позволил ей украсть у Снежной Ведьмы внимание толпы. Колдунья в маске дуллахан сидела неподвижно, лишь легонько кивнула Ланну, когда он закончил любезно раскланиваться.

Шадрен терпеливо следил за ульцескором, позволив Ланну немного подурачиться. Экзалтору и самому было интересно, каким образом противник так быстро пришел в себя.

Ланн нагнулся за мечом, валявшимся в пыли у его ног. Быстро проверил вес и балансировку клинка, как будто впервые держал его в руках. Когда взгляды противников скрестились, Шадрену почудилось, что зрачки Ланна расширены до предела, невзирая на солнечный свет, бьющий ему в лицо, но секунду спустя экзалтор разглядел мутный темный туман, клубившийся в глазах ульцескора. О подобных вещах экзалторам полагалось знать, и Шадрен был наслышан о 'черном порошке'. Он мог бы прямо сейчас остановить поединок и позволить Совету определить судьбу нечестивца, прибегнувшего к грязной уловке, но не стал этого делать. Ланн выглядел счастливым сумасшедшим — дикарь в набедренной повязке и кривой палкой в руках, который вышел против опытного бойца с двуручным мечом и в тяжелых доспехах. Вдобавок Шадрен раньше не видел в действии человека, принявшего 'черный порошок', а ульцескор предлагал ему бесплатную демонстрацию, которая могла длиться столько, сколько пожелает экзалтор.

Ланн чувствовал себя героем. Да что там героем! Королем. Все эти люди собрались здесь, чтобы посмотреть на него. Совет мастеров во главе с Анцелем жаждал увидеть, как экзалтор размажет Ланна по стенке и подтвердит кажущееся превосходство своего мастерства и снаряжения. Ланна низвергнут с воображаемого трона и крепко приложат головой об землю, наглядно доказав всем остальным, что каждый, кто осмелится пойти наперекор властям, будет обязательно поставлен на место.

Новоявленный король-герой смеялся им в лицо.

— Вы хотите зрелищ? — воскликнул Ланн. — Я дам вам зрелище. — Он повернулся к экзалтору. — Думаешь, благодаря этой маске и ружью ты выглядишь крутым?

Шадрен изумленно моргнул. Потом он улыбнулся, подключившись к игре.

— Не совсем так, — сказал экзалтор, поднимая ружье на плечо и целясь в лицо ульцескору. — Они делают меня крутым, братец.

Ланн отклонился влево, белый луч царапнул его по щеке, но обжигающая боль, которую должен был ощутить ульцескор, осталась в нервных окончаниях, не добравшись до мозга. Ланн напрасно надеялся, что в цилиндре кончатся заряды. Этот поединок был неравным с начала и до конца — цилиндр действительно имел определенный запас, который мог исчерпаться, но в стенах Гильдии ружье накапливало энергию для выстрела практически бесконечно. Сзади цилиндр был открытым и постоянно втягивал в себя мельчайшие частицы колдовства, в изобилии кружившие в воздухе, какая-то доля секунды тратилась на обработку и концентрацию частиц в одной точке, а после этого ружье было готово к стрельбе.

— Тебе птичка на капюшон нагадила, — заявил Ланн и стер тоненькую струйку крови, сбегавшую по щеке. — И, похоже, не одна. Стряхни, пока никто не заметил.

Как только Шадрен чуть опустил ствол, сдерживая смех, Ланн метнул в него кинжал, мгновение назад висевший на поясе ульцескора. Движение было настолько быстрым и неожиданным, что экзалтор едва успел сориентироваться и отбить прикладом смертоносное лезвие, направленное ему в шею. Ланн не дал Шадрену перевести дух, и спустя секунду налетел на экзалтора, яростно размахивая клинком. Долгое время Шадрен мог лишь обороняться, и ему приходилось туго: удары сыпались на него один за другим. Не стоило надеяться, что воинственный запал противника иссякнет в ближайшее время.

Блокировав ружьем очередную атаку, Шадрен напрягся и со всей силы оттолкнул от себя ульцескора. Они с экзалтором были примерно одного роста, но тот весил раза в полтора больше, и Ланн едва не шлепнулся на задницу, чудом устояв на ногах. Шадрен, не теряя времени, отбросил в сторону ружье, откинул край плаща и вооружился мечом из прозрачного стекла с ромбовидным лезвием. Внутри клинок был полым, в нем теплился мутный красноватый свет. Одно прикосновение этого меча к голой коже могло вызвать потерю сознания, временный паралич или просто адскую боль, но экзалторы, как правило, не пускали его в ход. Клинок проявлял свои чудесные свойства по велению госпожи удачи, поэтому предпочтение отдавалось ружьям, действовавшим безотказно.

— Ты только что упустил свой единственный шанс, — сказал Ланн, указав на ружье. — В фехтовании мне не сыщешь равных. Воистину королевское мастерство.

— Да что ты? — игриво осведомился Шадрен. — Наверное, шутишь.

Поединок продолжался.

Теплая ладонь Шайны-Ламех легла на руку Летиции, вцепившуюся в поручень. Лоб и виски девушки были мокрыми от пота, ее чуть заметно трясло. Госпожа ди Рейз вздрогнула, как будто очнувшись от дурного сна, и перевела взгляд на Шайну.

— С ним будет все в порядке, — произнесла Шайна. — Это не битва до смерти.

— Спасибо. Кто-то должен был мне это сказать. — Летиция с шумом втянула воздух и попыталась расслабиться, но происходящее на арене не давало ей такой возможности. — Они притащили меня сюда, нарядив как куклу или ценный приз. Только бант забыли повязать.

— Эти вещички кажутся такими хрупкими, — отозвалась девочка, словно не расслышав ее слов. — Мечи, маски, плащи. Я могла бы сжечь это все, понимаешь? Превратить экзалторов в горящие факелы, а их снаряжение — в лужу с разводами черно-белого вещества. Сжечь, — мечтательно повторила Шайна, — дотла.

Ланн тем временем перешел в наступление. Шадрен слишком поздно понял, что не сможет дать ему отпор. Когда экзалтору казалось, что он уже приноровился к ударам ульцескора, Ланн делал внезапный стремительный выпад, обманное движение или просто бил противника ногами. Покрытый порезами и колотыми ранами, которые, впрочем, не были глубокими, Шадрен понемногу отступал, пока не ощутил за спиной холодный камень. Ланн прижал его к стене, словно девицу, с которой намеревался позабавиться.

— Сдавайся, — прошипел ульцескор.

На плаще экзалтора расползались темные пятна крови, и это придавало Ланну уверенности. Под своей одеждой этот человек был смертен, как и он сам.

Шадрен парировал хрустальным мечом очередную яростную атаку. Гарды клинков зацепились друг за друга. Ланн решил, что сможет вырвать оружие у противника, если тот на миг ослабит бдительность.

— Держу пари, — громко заявил он, — ты уже готов заплакать.

Экзалтор предугадал его маневр. Ланн дернул свой клинок вверх и не встретил сопротивления, так как Шадрен просто разжал пальцы. Хрустальный меч, ослепительно блеснув на солнце, упал наземь. В толпе послышались возбужденные крики, кто-то вскочил со своего места, раздались робкие хлопки. Анцель нахмурился, его руки, лежащие на подлокотниках кресла, сжались в кулаки.

Того, что произошло дальше, Ланн не ожидал. Со сверхъестественной быстротой Шадрен перехватил его запястье одной рукой, а второй врезал ульцескору под дых. Послышался тошнотворный хруст костей. 'Черный порошок' нейтрализовал боль, но не делал кости прочнее. Ланн отшатнулся и глотнул немного воздуха, а потом недоуменно уставился на сломанную руку, из которой медленно выскользнул клинок.

Шадрен бросился на растерявшегося противника, налег на него всем телом и повалил наземь. Он уселся Ланну на грудь, затруднив ему дыхание, а его здоровую руку придавил коленом в районе локтя.

— Ну ты и лошадь, — выдохнул Ланн.

Одержимый жаждой крови, экзалтор несколько раз с нескрываемым удовольствием заехал ульцескору по челюсти. На губах Ланна выступила кровавая слюна. Ульцескор шарил пальцами по земле, набирая целую пригоршню песка, хотя пока не представлял, каким образом швырнет ее в глаза врагу. Потом его рука наткнулась на металл.

— Достаточно, Шадрен, — послышался властный голос Анцеля. — Отпусти его.

Экзалтор молча встал на ноги и отряхнулся. Летиция отвернулась, закрыв лицо руками. Она не хотела смотреть на распухающее лицо Ланна, или чтобы толпа, собравшаяся здесь исключительно ради развлечения, видела слезы у нее на глазах.

Конечно, на этом можно и закончить, со злостью подумал Ланн. Он лишил Шадрена колдовского оружия, оставив ему преимущество силы, веса и сноровки. Ланн даже принял 'порошок'… И Летиция — ведь не зря они привели ее сюда? Что сейчас отражается в ее взгляде? Жалость? Презрение? Из горла Ланна вырвался хриплый, невеселый смешок.

Но король-герой не может быть повержен, даже если весь мир повернулся к нему спиной. Возможно, ценой победы станет изгнание или даже смерть, но сейчас, в этой схватке, Ланн должен был одержать верх над противником.

В следующий миг его пальцы, двигаясь сами по себе, сомкнулись на лодыжке врага. Шадрен не успел и рта раскрыть от удивления, как от сильного рывка утратил равновесие и опрокинулся на спину. Он стукнулся головой о каменный бордюр площадки, едва не потеряв сознание.

Ульцескор неторопливо поднялся с земли. В руках он сжимал экзалторское ружье.

— Конец тебе, — сказал он, направив его на Шадрена. — Вот только разберусь, как эта штучка стреляет.

Летиция обернулась на звук его голоса. Что он задумал? По сосредоточенному лицу Ланна струился пот. С усиливающейся тревогой она наблюдала за ним.

— Ланн, нет. — Анцель вскочил со своего места с проворством, немыслимым для его возраста. — Умей проигрывать с честью.

— Я ни черта не проиграл! — заорал Ланн, не поворачивая головы. — Я держу этого подонка на прицеле, и он сейчас намочит штаны от страха!

Шадрен приподнялся на локтях. В его взгляде читалось раздражение, но он не осмелился шевельнуться. По крайней мере, Ланн не целился ему в лицо.

— Достаточно, — в голосе Анцеля звенел металл. — Положи ружье и отойди.

— Поцелуйте меня в зад! — Так и не разобравшись, как выстрелить, Ланн размахнулся прикладом и отправил экзалтора в обитель сладких снов. Потом ульцескор снова вскинул ружье на плечо и обернулся к зрителям. По рядам пронесся испуганный шепот. Рука ульцескора не дрогнула, когда он нацелился в бывшего наставника — того самого, которого так уважал. Анцель смотрел в непроницаемую черноту ствола, борясь с нарастающей яростью. Никто уже не сомневался, что ульцескор окончательно сбрендил. — Парень лежит без сознания. Я одержал победу. Скажи им, — велел Ланн. — Повернись и скажи им всем!

— Хватит валять дурака, — процедил мастер. — Положи это чертово ружье.

Из ствола внезапно вырвался луч белого огня и прожег металлический обод кресла, возле которого стоял Анцель. По спине старика заструился неприятный холодок, на лбу и висках выступила испарина. Ланн взглянул на ружье с явным восторгом.

Все звуки в один момент стихли. Ланн слышал голос ветра, напевающего какую-то заунывную мелодию. 'Что ты делаешь?' — прошептала Летиция, но ее слова не долетели до ушей ульцескора. Зрители, расположившиеся на скамьях, больше всего на свете сейчас желали оказаться как можно дальше от безумца с экзалторским ружьем, которого, казалось, необычайно забавлял тот факт, что он не умеет пользоваться этой смертельно опасной штуковиной. Король-герой вмиг обрел над ними абсолютную власть. Ланн мог сказать: 'Пляшите!' — и они бы заплясали под дулом его ружья.

Но действие 'порошка' понемногу слабело, а от раны в груди по телу расползалась пульсирующая боль. У него было мало времени, и Ланн крепче стиснул ружье.

— Где Кайн? — спросил ульцескор. — Я должен знать, где он.

Кайн? Это имя заставило Летицию вздрогнуть.

— Положи ружье, Ланн, — тихо сказала Шайна-Ламех, по-прежнему стоявшая рядом с госпожой ди Рейз. — Ты ведь не хочешь остаться без рук?

Действия Шайны оказались убедительнее, чем слова. Ощутив запах паленой плоти, Ланн отшвырнул ружье. Его ладони дымились, на них вздувались волдыри. Летиция схватила девочку за плечо, намереваясь развернуть ее к себе, и сразу же отдернула руку — под платьем тело Шайны было обжигающе горячим.

— Подонки, — с горечью произнес Ланн. Теперь он едва держался на ногах. — Чего стоит эта ваша Гильдия? Честь и достоинство для вас — пустой звук. — Он обвел взглядом присутствующих, затем поднял глаза на Анцеля. — Я победил, мастер. Вы все это видели. Я победил?

Анцель не ответил, лишь плотнее стиснул губы.

— Да, — ответила за него Шайна-Ламех. — И ты получишь то, о чем просишь.

Пока Ланн шел к ступенькам, заметно покачиваясь, разум госпожи ди Рейз мигом связал все воедино. Ее сердце болезненно сжалось в груди. 'Я тебе доверяю'. 'Я достанусь зверю, и это — Кайн'. Эти слова имели для него большее значение, чем она могла представить. Ланн поверил ей, поверил в ее сны.

И, как несколько месяцев назад, он собирался ради нее шагнуть бездне в пасть.

Глава 11

— Харри! — всплеснула руками Морвена.

В ее новых апартаментах на подоконнике, залитом солнечным светом, сидела черная ворона. При виде хозяйки она спрятала голову под крыло вместо того, чтобы радостно каркнуть и хлопнуть крыльями, как делала обычно. Ее поведение и две кучки помета под окном (а ведь Харридан обычно не гадила в неположенных местах) дали Морвене понять, что ворона чрезвычайно обижена.

— Я звала тебя, — виновато опустила голову ведьма. — Я тебя искала. Но эти люди, приехавшие за мной, не хотели задерживаться…

Харри презрительно каркнула.

— Я лгу? — от всей души возмутилась Морвена. — С чего бы мне лгать? — Она пошарила в кармане балахона, который еще не успела сменить. Надеясь на возвращение милой сердцу птицы, Морвена положила туда целую кукурузную лепешку, которая, впрочем, уже успела зачерстветь. Ведьма смущенно протянула лепешку Харри. — Для тебя хранила…

Ворона глянула на Морвену черным глазом, в котором читалось подозрение. Потом оценивающе посмотрела на протянутую ей лепешку и повернулась к ведьме хвостом. Каркнула несколько раз.

— Тебя не подкупить? — переспросила Морвена. — Но, Харри, я вовсе не пыталась…

Она вздохнула, тяжело опускаясь на кровать. Перина прогнулась под ее тощим телом. Морвена раньше не спала на такой мягкой постели. В комнате преобладали золото и зелень, делая спальню похожей на хвойный лес в лучах дневного света.

Ворона взмахнула крыльями, пересекла комнату и опустилась на пол у ног Морвены. Ведьма робко улыбнулась, и, наклонившись, погладила Харри по крылу. Потом положила перед ней лепешку.

— Вчера она извинилась передо мной, — сказала Морвена. — Эта Вираго. Сказала, что не разглядела моей истинной силы… Но это так странно. Мне хочется ей верить, Харри, и в то же время меня не покидает ощущение, что она лжет.

Ворона клюнула лепешку, проглотила комочек и издала очередной гортанный звук.

— Почему я так думаю? Ну… — Морвена подперла рукой подбородок. — Есть люди, которые не умеют врать. Но она сказала, что мне дадут книги, наставницу и все остальное… И я знаю, что моей наставницей будет не она. А ведь остальные Вираго еще хуже!

— Харр? — спросила птица, поддерживая беседу.

— Ты права. С чего я решила, что со мной будет заниматься Вираго? Скорее всего, я буду читать книги под присмотром какой-то простой женщины, даже не ведьмы… — Морвена рухнула спиной на кровать, едва не утонув в перине. — Я так устала, Харри. Но тебе ведь не терпится увидеть меня в новом наряде, да? В алой накидке, которая по праву принадлежит мне?

Ворона была слишком занята лепешкой, чтобы ответить. Морвена сбросила башмаки и проворно стянула через голову балахон и рубаху, оставшись в исподнем. Босиком прошлепала к шкафу, где висело ее платье и плащ. Как она и боялась, платье оказалось ей велико — оно мешком висело на плечах и собиралось складками на груди. Плащ с серебряной застежкой на горле скрыл эти недостатки. С некоторой опаской Морвена приблизилась к зеркалу в позолоченной оправе с цветочным орнаментом.

И чуть не задохнулась от изумления. Алая накидка была великолепной, пусть не сделала Морвену привлекательнее, но ее лицо… Ведьма наклонилась к своему отражению. Она все еще выглядела трупом, несколько дней пролежавшим в могиле, но на этом бледном лице горели чудесные глаза пронзительного, ярко-зеленого цвета.

— Харри, — ее голос дрогнул. — Мне кажется, что я…

Птица отвлеклась от угощения и повертела головой, глядя на хозяйку.

— … становлюсь красивее, — выдохнула Морвена.

Она долго не решалась оторвать взгляд от своего отражения — вдруг исчезнет? А потом радостно рассмеялась. Может быть, колдовство, скрывавшееся в ней, наконец нашло выход? Как ведьме Гильдии, ей нельзя иметь отношения с мужчинами, но Морвена вполне может довольствоваться восхищением в глазах сильной половины человечества, устремленных на нее.

Так она думала, не зная, что в нескольких лигах от нее в этот самый момент предводительница карцев смотрится в ручное зеркальце с отвращением, прямо пропорциональным восторгу Морвены. На Салему из зеркала взирают бездумные глаза рыбы. Цвет исчез из них, как капля краски, растворившаяся в бегущей речной воде.Невероятно, шепчет Салема, и ее мысли невольно возвращаются к ночи, проведенной в одном шатре с двумя ведьмами, которых она не считала таковыми. Можно взять глаза на память, как кровавый трофей, но разве можно украсть их цвет? Если так, то Салема больше никогда не станет иметь дело с ведьмами и даже приближаться к ним. Цена слишком высока. А если в следующий раз он захотят взять у нее здоровье или жизнь?

Спустя десять минут Морвена, раздевшись догола, с интересом разглядывала стеклянные бутылочки на ободке ванной из белого мрамора с зелеными прожилками. Отвинтив крышечки и понюхав их содержимое, ведьма не смогла определить, для чего оно предназначено, но запах оказался приятным; поэтому она просто плеснула в воду немного жидкости из каждого флакона. Благо, ванная стала наполняться сама собой, когда Морвена вошла в комнату, и ей не пришлось разбираться с механизмом, включающим воду.

Может, она сможет изменить что-то еще, если очень захочет? Вода искажала контуры ее тела, и от этого оно выглядело еще безобразнее. Морвена не хотела быть похожей на белокожих альвиек, ей больше нравились смуглые жительницы Кадиса, несмотря на то, что первые считались эталоном красоты. Закрыв ладонью нос и рот, Морвена погрузилась в воду с головой и отчетливо представила, как ее кожа приобретает нежно-оливковый оттенок. Но ведьму ждало разочарование. Когда она вынырнула, то увидела, что в ее внешности ровным счетом ничего не изменилось.

Морвена вылезла из воды, насухо вытерлась полотенцем и облачилась в шелковый халат, висевший на крючке напротив ванной. С того времени, как она выросла из детских платьев, у нее не было другой одежды, кроме балахона и нижней рубахи. Морвена не раз видела, как городские девушки щеголяют в праздничных платьях из цветастого ситца, но у нее не возникало желания обновить гардероб. Как она будет выглядеть в этих нарядах в цветочек? Нелепо. Над ней будут смеяться, вот и все. Лучше уж остаться 'ведьмой'.

Харри спала на комоде, сунув голову под крыло. Смотря сны, ворона тихо каркала. Морвена на цыпочках прокралась к постели, чтобы не побеспокоить птицу случайным шумом, и залезла под одеяло. Шары погасли, как по мановению волшебной палочки, и спальня погрузилась в полумрак — лишь полоса бледного матового света на полу вела к ванной комнате. На случай, если мне захочется в уборную, решила Морвена. Она широко зевнула, и сон сморил ее почти мгновенно — ведь она никогда не спала на такой мягкой, удобной постели…

Кто-то шепотом разговаривал у нее над головой. Морвена открыла глаза. Две девушки, которых она видела впервые, стояли подле ее ложа. На них были свободные белые платья с капюшонами и длинными шлейфами. Незнакомки пошептались еще немного, по очереди наклоняясь друг к другу, взяли один из шаров на цепочке, служивших светильниками, а потом спокойно направились к двери. Морвена, ни секунды не колеблясь, последовала за ними во мрак коридора.

Дверь с полукруглым верхом, ведущая на спиральную лестницу, была распахнута настежь. Пока девушки в белом шли к двери, стеклянный шар раскачивался на цепочке в высоко поднятой руке, и на каменных стенах метались причудливые пятна света. Морвена приблизилась к незнакомкам, и они кивнули ей, не говоря ни слова. Они не были похожи на призраков, но, желая подтвердить свои догадки, ведьма словно невзначай коснулась одной из них. В венах девушки курсировала кровь — она была теплой.

Подождав несколько минут, незнакомки вошли в дверь. Морвена шагнула за ними и оказалась на небольшой площадке, огражденной перилами. Опираясь на балюстраду, она глянула вниз. Процессия женщин — хотя некоторые их них были слишком юными, чтобы зваться таковыми, — медленно двигалась вниз по спиралевидной лестнице. На всех были одинаковые белые одежды, у каждой второй в руке был светильник. У Морвены не было пары, и она решила вернуться в комнату, чтобы позаимствовать светильник и не слишком отличаться от остальных, когда кто-то схватил ее за руку.

Лицо девушки, смотревшей на нее, было ей хорошо знакомо. Морвена почувствовала облегчение — ей тоже полагалась спутница, просто до этого момента она об этом не догадывалась. Летиция накинула на голову капюшон и жестом велела Морвене сделать то же самое. Затем госпожа ди Рейз присоединилась к процессии, освещая путь фонарем, и Морвена поспешила за ней.

— Куда мы идем? — шепотом поинтересовалась Морвена, когда они преодолели два витка лестницы.

Летиция что-то ответила, не останавливаясь. Ее слова не удалось разобрать — их заглушил какой-то посторонний шум. На ее лице отразилось изумление. Летиция замерла на секунду, посмотрела на Морвену и открыла было рот, намереваясь повторить сказанное, но из ее горла вырвался лишь шепчущий хор голосов. Девушка была явно расстроена неудачей. Переложив в другую руку цепь с шаром, Летиция демонстративно указала пальцем в пол.

'Куда мы идем?' — 'Вниз'.

Они шагали молча, пока не достигли круглой площадки у основания лестницы. Остальные участники процессии расположились вокруг нее, и Морвена с Летицией последовали их примеру. Женщина в капюшоне, из которого выбивались седые пряди, нажала на стенной рычаг. Площадка ушла в сторону, предоставив возможность дальнейшего спуска.

Эта лестница оказалась в разы короче и вела в обширное помещение, располагавшееся прямо под Залом Витражей. В полу было отверстие в форме полусферы, в его центре стоял круглый белый столик, а на нем лежала черная маска с миндалевидными глазами из фиолетового стекла. К маске крепились лоскуты черного шелка, которым положено было закрыть нижнюю часть лица и шею.

Несколько пар рук вытолкнули Морвену в центр полусферы. Она оглянулась, не понимая, что должна делать, и только сейчас обратила внимание, что ее платье было не таким, как у других женщин. Такое же свободное, платье было черным, как уголь. Морвена осторожно прикоснулась к маске, лежавшей перед ней. Не было лент или резинок, которыми она должна была удерживаться на лице, но когда Морвена ее примерила и отняла руки, маска не упала на землю.

Мир перед глазами стал фиолетовым и восхитительно прекрасным. Лица и волосы женщин дивно мерцали, лифы их платьев были усыпаны звездами, на подолах распускались иллюзорные цветы. На стенах ярким светом зажглись рунические надписи и стали вращаться концентрические круги. Морвена полной грудью вдохнула воздух, напичканный волшебством, и откинула голову назад, широко раскинув руки.

— Кайле, — сказал кто-то, и ее поддержал слаженный хор голосов. — Кайле!

Богиня выбрала Морвену, она облекла ее своим светом; и женщины, собравшиеся вокруг ведьмы в центре, купались в этом чудесном сиянии. Богиня слепа, она видит мир сквозь маску — и через эту маску сейчас смотрела Морвена.

— Кайле!

Женщины чуть покачивались, держась за руки. Морвена впервые узнала, что такое религиозный экстаз, она прониклась эмоциями остальных и ощущала себя всемогущей. Исцелить болезнь, прогнать чуму, срастить порванные мышцы или сломанные кости? Это она могла. Морвена вспомнила о старухе, с которой виделась днем, и какое-то время искала ее взглядом. Но Алия-Аллор не явилась на церемонию, как и другие Вираго. Возможно, они сочли этот визит ниже своего достоинства. Или…

— Кайле!

…это все не происходило на самом деле.

Как только Морвена подумала об этом, маска упала с ее лица. Она одиноко стояла в центре круглого помещения с высоким потолком, отведенного под склад. На мебели — столах, стульях, кроватях — лежали большие лоскуты пожелтевшей от времени ткани, стопки книг, аккуратно сложенных в углу, были затянуты толстым слоем паутины. Здесь была и ржавая, ненужная кухонная утварь, алхимические колбы, трубки и чертежи, у стены сгрудились мешки, туго завязанные веревкой. От мешков исходил странный запах, и у Морвены не появилось желания в них заглянуть.

Ведьма обернулась. Белая краска на столике облупилась, дерево было сплошь изъедено трещинами, но на нем по-прежнему лежала черная маска Богини. Морвена протянула к ней руку, и маска рассыпалась в пыль. Ведьма чихнула и принялась тереть глаза. Привидится же такое.

— В кривое черное воскресенье я разобью скорлупу мира.

Морвена вздрогнула и медленно повернулась на звук. На нижней ступеньке лестницы, ведущей из подвала, сидела Летиция в белом платье с капюшоном. Ее взгляд был прикован к противоположной стене — там, где стояли холщовые мешки, источающие странный запах. У Морвены пересохло во рту. Сон продолжается? Или…

— Было время, когда все накрыла тьма, и лишь белые вспышки в облаках освещали многострадальную землю. Было время, когда все превратилось в пепел… и черный лед. — Летиция обратила лицо к Морвене. — Помнишь ледяную пустыню? И тех, кого называют Черными Аннис? Старух с темно-синей кожей и стальными шипами вместо ногтей? Они живут в пещерах в глубине скал. Никто оттуда не возвращался, верно? Никто из людей. Днем по ледяным равнинам рыщут спектральные коты. Кат Ши кличут 'белыми воротничками' из-за широкой белой полосы вокруг шеи. Вендиго, полупрозрачные монстры из цельного куска льда, питаются трепещущей живой плотью, Кат Ши предпочитают воспоминания. Они живут в мире и согласии с местным владыкой, Темным Кромом. — Она вздохнула. — В кривое черное воскресенье…

— Я… я никогда там не была, — с трудом выговорила Морвена. — Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Была, — кивнула Летиция. — А если не ты, то твоя кайле. — Она помедлила. — Мы не уверены, кто там, наверху. Кто из них — Богиня? Та, что предпочла лицо королевы облику шута, или та, в чьем теле скрывалась сила первой из ведьм? Лилит отдалась демону, и она была — как ты. Кайлеах. У тебя красивые глаза, Морвена из Блука. Где ты их взяла?

Морвена не нашлась с ответом. В самом деле, что она могла ей сказать? Эта девушка вполне могла выдавать себя за другую — ту самую, что спасла Морвене жизнь. Другие ведьмы Башни мирно спали в своих апартаментах, так почему же здесь оказались они обе? Скорее всего, неизвестные доброжелатели позаимствовали облик Летиции, чтобы Морвена им доверилась.

— Не скажешь? Не говори. — Лже-Летиция указала на какой-то рычаг, наполовину утопленный в стену у подножия лестницы. — Под нами располагается подземный лабиринт. Там темно, очень темно, и в этой тьме блуждают голодные твари, но я дам тебе свет. — Она позвенела цепочкой светящегося шара, лежащего подле нее на ступеньках. — Самое время скрыться, Морвена из Блука. Второго шанса не будет.

— Бежать? — дрожащим голосом переспросила Морвена. — Но зачем?

— Они убьют тебя, — медленно произнесла Летиция. — Сначала используют в своих целях, а затем убьют. С тех времен ничего не изменилось. Охота на чудовищ… все еще продолжается.

— Но я не сделала ничего плохого. Вальда… — Морвена сглотнула пересохшим горлом, — я действительно хотела ей помочь…

— Та женщина или количество твоих злодеяний не имеют значения. Тебя уничтожат за то, чем ты являешься. За то, что ты — кайлеах.

Летиция поднялась со ступенек, выжидающе посмотрела на Морвену.

— Не пойдешь? Выбор за тобой. Я оставлю свет.

С этими словами Летиция начала подниматься по лестнице.

— Послушай, девушка из сна, — торопливо произнесла Морвена, — ты говоришь все эти странные вещи… — Она замялась на мгновение. — Может, сейчас ты помнишь слова, которые должна была мне передать? Слова ведьм из зеркал Айге?

Госпожа ди Рейз остановилась.

— Глупый вопрос. Конечно, помню.

Глаза Морвены зажглись надеждой. Послание могло содержать разгадку, оно могло быть ключом ко всему, что произошло здесь в эту ночь.

— Что же они сказали?

Летиция не спешила отвечать. Морвена ждала, судорожно прижимая руки к груди. Спустя минуту голос госпожи ди Рейз донесся до ведьмы откуда-то издалека, и ему вторил разноликий шепот.

— Тень алчет, — сказала она.

— Тень алчет? — повторила Морвена. — Алчет чего?

Летиция покачала головой. Сладковатый запах, исходивший от груды завязанных мешков у стены, значительно усилился. Когда Морвена указала на мешки рукой, один из них как будто шевельнулся.

— Что в этих мешках? — осторожно спросила ведьма. — Что внутри?

— Мертвецы, — отозвалась девушка. — Подойди и убедись сама.

Стараясь не обращать внимания на запах, Морвена приблизилась к мешкам и развязала узелок дрожащими пальцами. Вопреки ее опасениям, ищущая рука не схватила ведьму за запястье, но Морвена все равно не хотела касаться холодной мертвой плоти, поэтому толкнула мешок ногой. Он опрокинулся на бок, из него на землю сначала высыпалось несколько фунтов голубой светящейся пыльцы, а затем выпало то, что вполне могло быть лучевой костью человека. Морвену окатило волной дурноты, ужин попросился наружу. Она потерла пальцами виски и огляделась, желая убедиться, что не осталась одна в этом темном сыром подвале со скелетами в мешках, которые верно хранили чьи-то грязные тайны.

На ступеньке одиноко лежал шар на цепочке, озаряя лестницу тусклым белесым светом. Летиция ушла, хотя ведьма не слышала за спиной ее удаляющихся шагов, но рычаг, открывающий доступ в подземный лабиринт, остался на месте, и он притягивал взгляд.

Морвена им не воспользовалась. Не потому, что Лже-Летиция ее не убедила. Теперь уже полноправная ведьма не могла вернуться к той жизни, которую вела в Блуке. Раньше Морвена была жалкой, ее сторонились и презирали, но в стенах Гильдии у нее появился шанс измениться. Убежать сейчас значило перекрыть дорогу светлому будущему.

Тень алчет? Так Морвена даст этой Тени то, чего она хочет.

Она смутно помнила, как добралась до своей комнаты. Харридан глухо и недовольно каркнула, когда ее хозяйка подошла к окну и распахнула его настежь, впуская в спальню ночную свежесть. Апартаменты Морвены располагались на втором ярусе — ведьма попросила, чтобы ее поселили как можно ближе к земле. Она боялась, что слабость вернется, и подъем на верхние этажи Башни Луны станет для нее непосильной задачей.

Прямо под ее окнами, залитый ровным светом фонарей, стоял передвижной помост. На горизонтальной балке покачивалась веревка, свитая в кольцо. Сооружение напоминало виселицу. Однажды Морвена волей случая оказалась на главной площади Блука во время казни. Вокруг нее было ликующее море толпы, некоторые кидали в воздух шапки, а дети громче всех кричали: 'Вздерните его!' Палач был без рубашки и в кожаной маске, его широкий плащ едва прикрывал сильную, волосатую грудь. По сигналу наместника он выбил опору у преступника из-под ног. Веревка натянулась, громко хрустнули шейные позвонки, разбойник повис в петле. Его конечности исполнили страшную пляску смерти. Морвена до сих пор могла воскресить в памяти предсмертное подергивание человека с мешком на шее.

Неужели завтра кого-то повесят, с содроганием подумала ведьма, на глазах у всех, на радость толпе? Но она ошиблась.

Интерлюдия 6. Тень во тьме

Луна, окутанная жемчужной дымкой, светила ярко, и двор был перед ведьмой как на ладони. Богиня благоволила к ней, не послав дождя, и снаружи стояла прохладная, безветренная погода. По сухой земле ведьма могла передвигаться бесшумно.

Двое стражников, склонившись над круглым переносным столиком, играли в нехитрую карточную игру. Внешняя стена, окружавшая Гильдию, была нерушимой, как клятва. Ее не мог пробить даже снаряд, пущенный из катапульты, а единственную брешь в этом впечатляющем куске монолита закрывала решетка из заколдованного стекла. Тем не менее, у ворот всегда нес вахту один из этих ублюдков в переливчатых плащах. Женщина в маске стояла за поворотом, затаив дыхание.

Экзалтор встал и раздраженно бросил на стол карты.

— Двойка Копий и Королева Роз.

— Ты проиграл, — невозмутимо отозвался его напарник.

Он намеревался сгрести со стола монеты себе в карман, но экзалтор его остановил.

— Мне нужно отлить. Вернусь через минуту и, будь уверен, на этот раз я отыграюсь.

— Все в порядке, ребята?

Оба стражника вздрогнули и обернулись. Сегодня ночью Синнету было тревожно. Как только мастер смыкал веки, то видел дуло экзалторского ружья, смотрящее ему в лицо. Он не был уверен, что они правильно поступали с этим парнем, Ланном. Конечно, диких зверей нужно сажать на цепь, но разве разумно делать это с человеком? Синнет был одним из тех, кто поддержал решение Совета, непосредственно касающееся Ланна, и он чувствовал себя виноватым. Проворочавшись около часа в постели, мастер вышел прогуляться.

Женщина в маске стиснула руку в кулак, впиваясь ногтями в ладонь. Трое — это уже проблема. Синнету просто обязательно было появиться здесь и сейчас.

— Одному не спится в холодной постели, мастер? — пошутил экзалтор.

Синнет с трудом выдавил из себя улыбку. Весть о его неразделенной любви быстро разнеслась среди членов Гильдии, но только экзалторы осмеливались отпускать остроты по этому поводу.

— А вот я бы с удовольствием подремал несколько часов, — прибавил экзалтор. — Не хотите сменить меня на посту?

— Нет, — довольно резко сказал Синнет. Второй стражник глянул на мастера, пряча в усах улыбку, и компания двух картежников внезапно стала Синнету неприятна. — Доброй ночи, — бросил он и поспешил удалиться.

Она с нежностью наблюдала за ним, скручивая между пальцев веревку из паучьей слюны. Синнет завернул за угол и прошел мимо того места, где женщина в маске почти сливалась со стеной. Оказавшись позади мастера, ведьма накинула ему на шею веревку на манер гарроты, перекрестила руки и развела их в стороны. В фарфоровом запястье что-то щелкнуло, тонкая нить врезалась мастеру в шею. Ведьма могла одним движением сломать жертве шейные позвонки, но вместо этого предпочла медленно разводить руки, сдавливая вены и сонную артерию. Синнет вскинул руки к шее, стараясь нащупать удавку, его тело напряглось. Из-за недостатка кислорода в определенных центрах головного мозга мастер почувствовал сильное сексуальное возбуждение. Это продолжалось несколько минут, а потом наступила асфиксия. Синнет рухнул на землю, лишившись чувств.

С экзалтором ведьма не стала так церемониться. Пока его напарник собирал карты, она медленными, скользящими движениями пересекла двор. Экзалтор, напевая себе под нос, мочился на восточную стену Замка. Набросив ему на шею шнур из паутины, ведьма сделала резкий рывок назад. Хрустнули позвонки, экзалтор покачнулся и упал ничком прямо в лужу своей теплой мочи.

К последнему стражнику она вышла, не таясь. Для начала она залепила ему рот, а после спеленала мужчину паутиной, будто младенца. Полминуты ушло на то, чтобы разобраться с механизмом ворот, а затем решетка бесшумно поднялась и впустила женщину в длинной накидке. Лицо вошедшей скрывал глубокий капюшон.

— Все чисто, — сказала ей ведьма, снимая маску. — Пой, Сканла.

Глава 12

Когда Ланн открыл глаза, за окном была глубокая ночь. Летиция придвинула стул к его постели и спала, уронив голову на руки. Он помнил, что получил согласие Шайны, а затем сделал несколько шагов и рухнул на землю лицом вниз. Ланн машинально ощупал ссадину на челе — при падении он ударился головой о ступеньку.

Как Летиция оказалась в его комнате? Может, прокралась сюда в облике волчицы? Нет, разве что мардагайл пришлось тащить в зубах узелок с одеждой. Тиша была в полном ведьмовском облачении: платье, бриджах и сапогах. Алый плащ висел на спинке стула.

Но ведь ей строго-настрого запретили покидать Башню Луны — это будничным тоном сообщил ему Анцель перед поединком. Ланн погладил девушку по волосам, и от его прикосновения она проснулась.

— Тебе нельзя вставать, — забеспокоилась она, сонно моргая.

— Я и не пытался, — успокоил ее Ланн. Потом дернул ее за руку. — Иди сюда.

Спустя мгновение Летиция оказалась в его объятьях. Она осторожно сомкнула руки у него за спиной, стараясь не причинить ему боли. Шайна-Ламех сказала, что завтра его раны полностью исцелят. Пока что Ланну сделали перевязку и наложили шину на сломанное запястье.

— Зачем? — Отстранившись, Летиция взглянула ему в глаза. — Потому что я тебе доверяю?

Ланн улыбнулся. Кивнул.

— Я убью его, Тиша. Я все сделаю как надо.

— У тебя кровавый пот, — смущенно сказала она. — На лбу. На шее под волосами. Под мышками.

— Это из-за 'черного порошка'. — Отвечая на немой вопрос в ее глазах, Ланн продолжил: — Это наркотик, притупляющий ощущения. Я его принял. В противном случае у меня не было шансов. Смешно, правда? — Он горько улыбнулся. — Черт возьми, я не мог и представить, что в мире существует такая боль. Я готов встать на сторону Вираго. Эти ружья должны быть уничтожены.

— Ланн, мне нужно тебе кое-что сказать.

— Да?

— Совет и так собирался отправить тебя за Кайном. Сделать тебя героем, спасителем Гильдии. Или, если хочешь… — Летиция на секунду умолкла, — добровольной жертвой.

Ланн рассмеялся, и смеялся так долго, что у него заболел живот. Все было спланировано с самого начала. Таким нехитрым образом его хотели подготовить к поединку с Кайном, но ведь у предателя не было ружья — только маска. Вираго оставили ему две трети экзалторского снаряжения. Маска защитит Кайна от белого огня, но не от стали.

— То, что ты сделал…

Летиция не договорила. Ланн не мог выйти сухим из воды — он открыто угрожал председателю Совета, а Анцель уже не казался Летиции добродушным стариком.

— Они не убьют меня, — заверил ее Ланн. — Я им нужен, разве ты не поняла? Может, высекут на потеху остальным. А потом я отправлюсь на поиски Кайна, хочу я этого или нет. И все будут считать, что я смирился, что я повинуюсь, хотя на самом деле причина будет крыться в другом.

— Во мне? — Ее голос дрогнул. — Не надо.

— Тиша, — Ланн успокаивающе похлопал ее по руке, — Кайн действует не один, и не исключено, что одна из Вираго поддерживает связь с сестрой-предательницей. Как и зачем — я не знаю, но хочу узнать. У меня есть догадки, но я пока ничем не могу их подтвердить. В одном ты права — в Гильдии теперь небезопасно. Я им нужен, — повторил он, — а еще им нужна ты.

— Я?

— Они не зря связали нас вечным контрактом. Так не бывает. Им нужно, чтобы… — Ланн замялся. Ему внезапно захотелось провалиться сквозь землю. Не так должны звучать признания. — Чтобы я любил тебя. И это чувство было обоюдным.

— Значит, — медленно вскипела Летиция, — ты утверждаешь, что я могла отдать сердце тому, на кого укажут Вираго? Чье имя напишут на пергаменте рядом с моим?

— Нет, — мотнул головой Ланн. — Когда мы вернулись в Гильдию вместе, мастера и Вираго уже знали, что мы… питаем друг к другу симпатию.

— Но мои сны…

— Ты — ведьма, а Кайн охотится на ведьм, так как я могу быть уверен, что он не придет за тобой? Более того, — Ланн выдержал паузу, обдумывая следующие слова, — если Анцель не солгал, и Кайн действительно яро интересовался моей персоной, твое похищение — самый верный способ заставить меня прийти к нему. Слушай, — он заговорил быстрее, — я привел тебя в Гильдию и подставил под удар. Но я расстрою планы Кайна и приду к нему сам.

— Так или иначе, он добьется своего, — мрачно заключила Летиция.

— Да. Но он не ждет меня. Пока еще не ждет, разве что кто-то с головокружительной скоростью передает ему информацию касательно происходящего здесь. И ты, Тиша… Ты будешь в безопасности. Пусть знают, что меня не нужно подстегивать. Я пойду сам. — Он мягко отстранил девушку рукой. — А теперь иди. Иди, пока ведьмы не решили проверить, спишь ли ты в своей кровати. Не беспокойся за меня. Я справлюсь. Я справлюсь со всем, что свалится мне на голову, ведь я…

Ланн умолк. Я не король и не герой, думал он, так почему же я пытаюсь доказать Тише обратное? Или на меня все еще действует 'черный порошок'? Ему хотелось, чтобы она в него верила. Отчаянно хотелось.

Летиция вздохнула.

— Обещай, что завтра не уедешь, — сказала она. — И я уйду.

— Завтра? Нет. Я болен, разве ты не видишь? — Ланн слабо улыбнулся. — И будь осторожна. Я прошу тебя. Запирайся на засов или замок, что там у вас на дверях. Волчица не должна выйти. На каком ярусе твои комнаты?

— На пятом.

— Хорошо, — кивнул Ланн, — значит, ты не станешь прыгать из окна. — Он откинулся на подушки и махнул рукой. — Иди.

Летиция в смятении поднялась и прошла к двери. Конечно, Ланн предпочел бы, чтобы она осталась, — и в эту ночь, и в последующие, — но если девушку хватятся, 'верхушка' будет недовольна. Вираго славились своей изобретательностью, и у госпожи ди Рейз возник неплохой шанс познакомиться с плодами их трудов на поприще пыток.

Это было не единственной причиной, по которой ей следовало уйти. Желания терзали Ланна гораздо больше, чем раны. Летиция была ведьмой, близость с ней была недопустима. Ульцескор знал несколько способов, как получить удовольствие с девушкой, и, конечно, он был не первым, кто искал 'обходные пути'… Но иногда его фантазии касательно Летиции принимали весьма порочные формы. Как, например, сейчас.

— Я никак не могу изменить твое решение? — напоследок спросила она. — Насчет Кайна?

— Нет, — твердо произнес Ланн.

Летиция оставила его в одиночестве, бесшумно прикрыв дверь, но, не пройдя и трех шагов, ей захотелось увидеть его снова. Поймают? Но Вираго ведь знали, что сегодня ночью она обязательно придет к Ланну. Неужели она не могла не прийти после поединка, на который ее заставили смотреть? И если старуха намеревалась поймать Летицию на горячем, ее отсутствие уже давно обнаружили. Так чего ей бояться теперь?

Летиция резко развернулась на каблуках и застыла от удивления. Дверь комнаты исчезла — как будто ее никогда здесь не было. Она медленно ощупала рукой стену, даже ударила по ней ладонью, но ничего не изменилось.

— Ланн? — позвала Летиция, почти касаясь губами стены.

Ответом ей была тишина. Может быть, я задумалась и прошла поворот, предположила девушка, прошла и не заметила… Но когда Летиция обернулась, коридоры Замка уже изменились до неузнаваемости.

Двери и арки исчезли без следа, остались только два длинных, уходящих в никуда тоннеля. Паутина серебрилась в лучах света, падавшего из окна под самым потолком. Огромная липкая решетка из паучьей слюны закрывала проход, а за ней виднелась еще одна, и еще. Паук не мог сплести столько сетей за то время, что Летиция пробыла в комнате, — значит, здесь не обошлось без волшебства. Темного искусства, как называли его ведьмы. Для кого расставили эти тенета? Для Летиции? Для Ланна?

Госпожа ди Рейз осторожно коснулась сети рукой, а потом долго и старательно счищала с пальцев клочки паутины. Пройдя с десяток шагов в другом направлении и заглянув за угол, Летиция убедилась, что второй тоннель тоже перекрыт. Девушка вернулась назад и прижалась спиной к несуществующей двери. Ей стало страшно.

В следующий миг из закрытой ниши в половину ее роста раздался приглушенный голос. Душа Летиция ушла в пятки, колени подогнулись, и девушка медленно сползла вниз по стене.

— Здравствуй, Медейна.

Металлическая заслонка с поразительно реалистичным изображением стены отодвинулась в сторону. Из отверстия показалась маленькая рука, а за ней — Летиция часто задышала — показалось лицо дуллахан.

Лайя-Элейна, выбравшись из скрытого прохода между стенами, выпрямилась и отбросила маску. Она не пожалела, что не сняла ее раньше, тем самым сделав игру Летиции безупречной. Конечно, на самом деле Представление было настоящим, а актриса не знала, как ей стоило себя вести, но карлица была довольна результатом.

— В этой пьесе, — продолжила Лайя, пока Летиция смотрела на нее глазами испуганной лани, — тебе досталась одна из главных ролей. Жертв было недостаточно. Мы должны ударить сильнее, чтобы заставить их понять. Бедная Тессалия, — запричитала ведьма, — бедняжки Ласена, Нора, Ларами, Ума и Лизетт…

— Что тебе нужно? — Голос Летиции звучал так тонко и жалко, что девушка рассердилась сама на себя. — Ты заодно с Кайном? — уже тверже спросила она.

— Мне нужна Королева-Колдунья, — сказала Лайя.

— При чем здесь я?

— Ну, — принялась объяснять карлица, — мы все здесь — колдуньи. Но королева среди нас только одна.

Летиция замотала головой. Стоило прихватить с собой нож, запоздало подумала она, тот самый кинжал, который дали ей ведьмы Лете и который Шайна назвала 'спектральным'. Возможно, он мог разрезать эти сети и позволить ей убежать.

— Я не понимаю.

Лайя-Элейна издала долгий, тяжелый вздох.

— А ты не очень смышленая, Медейна. Или, может, мне называть тебя Летицией ди Рейз? — Летиция удивленно заморгала, но не стала ничего спрашивать. Карлица и дальше настаивала: — Кто выбирает королеву? Отвечай.

— Король? — предположила девушка.

— Верно! — Если бы у Лайи было две руки вместо одной, она бы непременно захлопала в ладоши. — А кто у нас король?

— Какой-то толстый мерзкий старик? — В отличие от Ланна, госпожа ди Рейз видела портреты его величества. — Не помню его имя…

Карлица нахмурилась.

— Нет, нет и нет. Ты все испортила, испортила мое Представление! — воскликнула Лайя. — О Богиня! Как ты могла избрать такую глупышку? Как он — король, — палец карлицы уставился Летиции в грудь, — мог избрать тебя?

Осознание ворвалось в ее мозг с такой быстротой, что госпоже ди Рейз показалось, что ее сильно ударили по голове. 'Говорят, что придет время, когда я стану королем'. Значит, это правда? Значит, Ланн — действительно будущий монарх?

— Ланн, — только и смогла выговорить Летиция.

Карлица наклонилась к ней.

— Да. Он самый. Как легко заставить людей поверить… Знаешь, в чем состоит наш план? Нет, нет, еще не время вскрывать карты. Пойдем, ваше величество, поднимайтесь. — Лайя подала ей левую руку. — Смотрите, как блестит и мерцает паучья слюна! Разве это не прекрасно? Я сделала все это для вас.

Госпожа ди Рейз несколько секунд смотрела на протянутую ей руку. Затем подняла глаза на Лайю. Я могу с ней справиться, подумала Летиция, ведь карлица кажется такой крошечной и слабой… Но ведьма пришла другим путем, а госпоже ди Рейз не слишком хотелось проверять, насколько глубока эта кроличья нора и сможет ли она в нее протиснуться.

— Я никуда с тобой не пойду, — заявила Летиция.

— Тогда мне придется увести тебя силой. Не смотри, что физически я ущербна. Я заверну тебя в кокон, а утащат другие. Думаешь, в Гильдии у нас нет союзников?

— У вас? — уточнила госпожа ди Рейз. — У тебя и Кайна?

Лайя-Элейна широко улыбнулась.

— У меня и Сканлы-Кай.

Сканлы? — удивилась Летиция. Разве сообщницу Кайна звали не Лайя-Элейна?

Но она не смогла как следует это обдумать, так как ближняя сеть взорвалась оранжевым пламенем и начала таять, опадая серыми клочками пепла. Летиция почувствовала на лице жар и автоматически закрылась рукой. Карлица не успела обернуться, когда огромный шар огня ударил ее в спину и сильно толкнул вперед. Вираго врезалась лицом в стену и, потеряв сознание, бесчувственным кулем рухнула наземь. Из правого рукава Лайи-Элейны посыпались осколки. Кисть деформированной руки выскользнула из разбитого фарфорового запястья и рьяно дергалась, живя отдельной жизнью от своей обладательницы.

Летиция, оцепенев от ужаса, с трудом отвела глаза от трепещущих пальцев Лайи. Спасительница госпожи ди Рейз — или, может, ее убийца — переступила через горку пепла на полу. В ее руке вспыхнул факел, осветив тонкое детское лицо.

Шайна присела на корточки и перевернула бывшую наставницу на спину. Лицо Лайи-Элейны было залито кровью.

— Я ей нос сломала, — сообщила девочка вконец растерявшейся Летиции. — Ничего страшного. А ты могла бы и 'спасибо' сказать.

— Спасибо, — машинально пробормотала госпожа ди Рейз.

— Я следила за тобой, — сказала Шайна. — Нам нужно уходить. Через Башню. Через подземный лабиринт.

Летиция поднялась с пола, пытаясь унять дрожь в ногах.

— Зачем ты мне помогаешь?

— Я же сказала, что хочу быть твоим другом. Ты мне не поверила? К тому же, — добавила Шайна, сняв алую накидку и заботливо укрыв ею тело карлицы, — я не люблю, когда меня обманывают. — Девочка выпрямилась во весь рост. — Я понесу факел. Паучьи сети горят в огне, ты знаешь? Как и все остальное.

Шайна страдала тяжелой формой пиромании, но госпоже ди Рейз было некуда деваться — она не могла отказаться от столь любезно предоставленной помощи, не обидев юную ведьму. Лайя-Элейна без чувств лежала на холодном полу, но колдовские тенета, расставленные для беспечных мотыльков, по-прежнему закрывали коридоры.

Девочка больше не пользовалась своими способностями, даже если ей очень нравилось жечь. Шайна копила силы на случай неожиданной встречи, а обычное пламя справлялось с сетями не хуже волшебного. Летиция следовала за девочкой, словно тень.

— Против тебя она бессильна, верно? Паучиха.

— Не только против меня, — отозвалась Шайна. — Снежная Ведьма может заморозить сети, а потом разбить лед. Да и Лайя-Элейна, — девочка так непринужденно выдала имя Вираго, как будто оно вовсе не было тайной, — не самая могущественная из нас.

В этот раз Летиция не смолчала.

— Лайя-Элейна? — переспросила она. — Так зовут Паучиху? — Дождавшись утвердительного кивка Шайны, Летиция продолжила: — Ведьму, которая стояла рядом с Кайном в моем сне, он называл так же. Значит, его обманули?

— Они обманули нас всех, — отозвалась Шайна.

В коридорах они не встретили ни души. Это показалось Летиции странным. Возможно, Лайя-Элейна действовала тихо, и это не вызвало переполоха, но кому-то ведь обязательно среди ночи должно захотеться поесть, поговорить или прогуляться.

— Почему здесь никого нет? — спросила Летиция у Шайны.

Они добрались до крытого мостика между зданиями и вышли наружу. Ночь была теплой, на чистом небе кто-то рассыпал звезды щедрой рукой. Летиция перегнулась через перила и вгляделась в темноту — на крошечных башенках, 'ласточкиных гнездах', не было часовых. Там даже не горел свет.

— Спят все до единого, — сказала Шайна. — А это значит, что поблизости Сканла-Кай, ведьма звука. Колдовская Песнь.

— Паучиха сказала, что они… — начала Летиция.

— Я все слышала, — перебила ее Шайна. — Не утруждай себя.

— Но Ланн не спал. И ты. И я. Она могла забрать меня спящей.

— Что ты! — Шайна замахала руками. — Это бы испортило пьесу! А я вообще не слышу пения Сканлы. — Она улыбнулась. — Про таких говорят — медведь на ухо наступил.

Летиция посмотрела Шайне в глаза. Девочка ее дурачит?

— Значит, ты — сильнее всех? — с некоторой опаской спросила госпожа ди Рейз. — Сети тебе не страшны, и музыка не берет…

— Я или Снежная Ведьма, — и глазом не моргнула Шайна, — значения метар у нас одинаковые. Но мы никогда не сражались друг против друга, и, надеюсь, этого не случится в будущем. Я не хочу превратиться в ледышку, а ей, думаю, не очень хочется сгореть. Пойдем. Мы теряем время.

Но Летиция все еще медлила.

— Если я уйду, ничего не сказав, Ланн подумает, что меня похитили.

— Это сейчас не важно. Поверь мне. — Шайна взяла ее за руку и потащила вперед. — Кайн не станет с тобой церемониться. Ты вернешься такой же, как остальные. Без силы. Без души. Ну, а если ты сомневаешься, что он на это способен… — Они остановились на середине моста, ведущего на четвертый ярус Башни. — То знай, что перед ритуалом он тебя изнасилует. В это верится лучше, правда?

Перспектива изнасилования Летицию не прельстила. Девушка поежилась, несмотря на теплую ночь. Она вспомнила лицо Кайна и подумала, что многие были бы не прочь отдаться ему добровольно. Но не ведьмы.

— Он… красивый, верно?

— Если это тебя утешит, то да, — ответила Шайна. — Он потрясающе красив. Но он монстр, понимаешь? Вот здесь, — она ткнула себя пальцем в грудь, — он не человек.

Больше Шайна ничего не сказала. Девочка развернулась и быстрым шагом направилась к Башне Луны. Ей не пришлось торопить Летицию — госпожа ди Рейз старалась не отставать. Кольцевой коридор четвертого яруса пересекали белые полосы света, струящегося из высоких окон. По витой лестнице они поднялись на пятый этаж, а затем вошли в Зал Витражей. Три лика Богини таинственно мерцали в полутьме. Шайна показала Летиции, где находится рычаг, открывающий доступ к лифту, и нажала на него.

Послышался скрежет, нижняя площадка ушла в сторону, картина на донышке вогнутого купола превратилась в черную дыру. Громко лязгнули цепи, и из образовавшегося отверстия упала клеть, похожая на птичью, — только птичка, для которой она предназначалась, была чересчур большой. Прутья клети обвивала виноградная лоза, отлитая из металла.

Подъемник раскачивался на цепи, дверца была открыта. Шайна вручила Летиции факел и подтолкнула ее к клети.

— Входи, — велела девочка. — И будь осторожна. Во тьме под Башней водятся бодахи. Если, конечно, они еще не подохли от скуки, так как им давно никого не скармливали. Они боятся света, так что смотри, не потеряй факел.

Летиция уставилась на нее, заподозрив неладное.

— Подожди…

— Некогда ждать.

Шайна резко втолкнула Летицию в клеть и захлопнула дверцу. Закрыла наружный засов. Госпожа ди Рейз протянула пальцы сквозь прутья, пытаясь его открыть, но это оказалось невозможным. Девочка ее заперла. Кто друг, кто враг, кто против кого? У Летиции голова пошла кругом.

— Шайна?..

— Я остаюсь, — сказала маленькая ведьма, делая несколько шагов назад. — Кто-то должен дернуть за рычаг и привести в движение подъемник. Дверца откроется, когда ты окажешься внизу. — Рука Шайны легла на рычаг. — Держись крепче. Я нажимаю.

Клеть дернулась и начала медленно опускаться. В лицо госпожи ди Рейз, вцепившейся в прутья, ударил спертый, сырой запах подземелья. По сторонам и под ногами была тьма, так что девушка смотрела наверх, пока круг тусклого света над головой не превратился в крошечную точку.

Подъемник остановился, громко щелкнул замок, но клеть все еще покачивалась на скрипящей цепи. Летиции стало тяжело дышать. Она не почувствовала толчка. Опустившись на корточки, девушка осторожно приоткрыла дверцу и ощупала пустое пространство под клетью. Потом, спохватившись, посветила факелом вниз. Оранжевый свет отразился в темной воде. Клеть остановилась в нескольких ярдах над землей.

Недолго думая, Летиция выпрямилась, насколько позволяла высота клети, и подошла к самому краю подъемника. При этом он опасно накренился, и ей пришлось схватиться за прутья, чтобы не соскользнуть вниз. Летиция набрала в грудь как можно больше воздуха, отпустила клеть и неуклюже приземлилась на ноги, едва не подвернув лодыжку и не уронив факел. Земля была липкой и влажной, повсюду блестели лужи.

— Замечательно, — пробормотала девушка, вытирая руку об платье. Летиция выпрямила спину и огляделась, держа факел над головой. Сделала несколько шагов по чавкающей грязи, потом остановилась. — Только в какую сторону мне теперь идти?

Она еще раз поводила факелом туда-сюда. На противоположной стене что-то блеснуло. Летиция, подобрав юбку свободной рукой, приблизилась к этому свечению.

На стене был указатель. Стрелка показывала вправо. Кто-то был здесь раньше и обозначил путь. Летиция уверенно двинулась вдоль стены, когда пронзительный скрежет цепей заставил ее вздрогнуть. Она обернулась и посветила факелом — его свет выхватил из тьмы очертания клети, рывками поднимавшейся наверх. Может, Шайна решила отправиться за ней? Но ведь клеть нельзя опустить самостоятельно…

'Думаешь, в Гильдии у нас нет союзников?'

Если это Шайна, она сможет догнать Летицию, воспользовавшись указателями. Если же это кто-то другой, лучше поспешить.

Коридор, ни разу не свернув, привел девушку к двери из темного металла с квадратным зарешеченным окошком на уровне глаз. Летиция нажала на ручку, и дверь поддалась. Комната была завалена различным хламом, запах сырости и гнили здесь был почти невыносимым. Плиты под ногами искрошились от времени и поросли мхом, но одна из них осталась цельной и напоминала коврик, лежащий под дверью. На ней была стрелка, и она указывала прямо, на ширму из плотной выцветшей ткани.

Летиция откинула ширму — за ней оказалась еще одна дверь — и с трудом отодвинула засов. Вход в подземный лабиринт был выполнен из цельного черного камня, как и наружная стена Гильдии. За дверью слышались голоса. Летиция, не спеша открывать, прижалась ухом к холодному камню. Разноликий шепот стал громче, отчетливее, и эти голоса вряд ли принадлежали людям. Это те, о ком говорила Шайна? Бодахи? По спине Летиции пробежал мерзкий холодок, на голове зашевелились волосы. Девушка растерянно оглянулась, но другого пути не было. Стрелка неумолимо указывала вперед.

Дверь из камня оказалась исключительно тяжелой. Упираясь ногами в неровный, искрошившийся пол, Летиции удалость ее немного приотворить. Щель выглядела достаточно широкой, чтобы девушка могла в нее протиснуться.

Летиция подняла с пола факел, и дверь внезапно распахнулась сама собой, впустив в комнату порыв ветра. Девушка вскрикнула и в ужасе отпрянула. Бодахи — тощие черные существа из теневой материи размером со взрослых людей — сгрудились на пороге, низко пригибаясь к земле. Приглядевшись к бодахам, Летиция не увидела у них ни зубов, ни когтей, но они все равно не вызвали у нее ни капли симпатии. Сделав над собой усилие, она шагнула по направлению к чудовищам. Факел описал низкую дугу, бодахи зашипели и попятились от яркого света.

Она будет идти сквозь тьму, размахивая факелом и останавливаясь на поворотах. Она будет идти, высматривая указатели на стенах и полу, а эти существа будут хватать ее за ноги своими холодными, склизкими пальцами…

Бодахи боялись света и открытого пламени. Шайна должна была пойти с Летицией. Если бы только огненная ведьма была здесь, теневые монстры мигом бросились бы врассыпную, спасаясь от ее гнева.

Летиция не сумела совладать со страхом и неуверенностью. Вся ее решимость куда-то улетучилась. Она стояла перед лабиринтом, переполненным живыми, голодными тенями, в руках у нее был светоч оранжевого огня — и больше ничего. Госпожа ди Рейз все еще была девочкой-подростком, беспокоившейся за своего отца — того самого, что сторговал ее оборотню.

За ее спиной раздались шаги. Летиция оказалась в безвыходном положении — с одной стороны темной массой клубились бодахи, с другой приближался человек. Может, ей удастся спрятаться в этой комнате, и преследователь решит, что она вошла в лабиринт? Но он уже видел мерцающее сияние факела сквозь тюремное окошко, да и разве тени не затопят комнату, когда Летиция погасит свет?

Я трусиха, с горечью подумала девушка. Испуганный зверек,пойманный в капкан. Мне предоставили шанс убежать, а я им не воспользуюсь, потому что боюсь.

'Ты вернешься такой же, как остальные. Без силы. Без души'.

— И где она сейчас, эта сила? — прошептала Летиция. — Если она во мне есть, пусть сделает меня храброй.

Она успела отчаяться, когда спустя несколько секунд почувствовала отклик. Им оказался голод. Неумная, волчья жажда крови растеклась по ее жилам, как смертельный яд. Бодахи? Их могли бояться люди, но не волчица. В конце концов, она могла бежать намного быстрее, чем они.

Факел упал наземь и с шипением вспыхнул, разбрасывая искры. Платье с шелестом соскользнуло с изменившегося тела. Громадная тень мардагайл дрожала на стене. Волчица яростно зарычала, пригибая голову. С ее пасти капала слюна. Бодахи отползли за порог, их шепот стал едва слышным.

'Я всеми силами старался избежать твоего превращения. Я не хотел, чтобы ты была такой'. Но Летиция уже спасла одну жизнь, оказавшись в облике волчицы в нужный момент. Возможно, теперь она сможет убежать от погони и спасти себя?

Мардагайл прыгнула к двери, опустилась на скользкую спину бодаха, превратив его в мокрое пятно, и с головокружительной скоростью понеслась по лабиринту. Глаза волчицы светились в темноте, боковым зрением она отмечала указатели, оставленные в подземелье. Какое-то время ее преследовали тени, но затем бодахи поняли, что им не поспеть за хищницей, и отстали.

Голод гнал ее вперед. Медейна увидела тусклое пятно света, выход из лабиринта, и вонь подземелья смешалась с ветром, принесшим аромат свежескошенной травы. Запахло людским духом, лошадьми и домашней птицей. Запахло теплой кровью. Медейна облизнулась и совершила самый длинный в своей жизни прыжок.

Тело мардагайл на полном ходу врезалось в невидимую сеть. Волчица задергалась, пытаясь освободиться, но вместо этого еще больше запуталась в паутине. Она жалобно заскулила. Человеческий разум одержал верх, и Медейна начала преображаться.

Летиция, повиснув в паутине, чуть не плакала от досады. Все верно, за ней шел человек — или ведьма, а единственный выход из лабиринта они перекрыли сетью. Чтобы перехитрить врагов, это Шайне следовало спуститься в подземелье, а Летиции укрыться где-то в Башне Луны и надеяться, что ее не обнаружат. Но сетовать было поздно — она попалась в ловушку.

Шаги приближались — тяжелая, мужская поступь. Летиция шевельнулась, и тонкая сеть сильнее врезалась в плоть. На ее запястьях показалась кровь. Прежде чем луна осветила силуэт неприятеля, девушка уже знала, кто перед ней окажется.

Кайн остановился и пригладил волосы, растрепавшиеся от быстрого бега. У него был свой, особый источник света. В ушах мужчины колыхались серьги ульцескора, наполнившие его глаза ярким изумрудным пламенем. Летиция внезапно поняла, что не видела сережек лазоревого цвета ни у кого, кроме Ланна. Это открытие поразило ее, но в следующий миг мысли беспорядочно смешались, ведь Кайн стоял рядом, и от его пылающего взгляда, неторопливо исследующего ее тело, ей стало не по себе.

— Что же, здравствуй, моя королева, — улыбнулся Кайн. В руке он держал ее одежду и сапоги. Мужчина шагнул к Летиции и коснулся пальцами ее щеки. — Мой беспечный, — проворковал он, — невинный мотылек.

Интерлюдия 7. Затворница

— Пожалуйста, вытащи это из меня, — умоляла Тессалия, прижимая руки к животу. — Хочешь, я встану на колени? — Она опустилась на пол перед Вираго, вцепилась в подол ее юбки. — Все знают тебя как целительницу. Пожалуйста, исцели меня. Я чувствую, как бьется его сердце, бьется в такт с моим. Сердце монстра.

Алия-Аллор смотрела на нее со смесью жалости и отвращения. Старуха положила ладонь на голову просительнице и заставила смотреть себе в глаза. Когда-то Ноа была красивой, намного красивее этой женщины, скорчившейся у ее ног.

— Я не могу тебя вылечить, — спокойно сказала Алия-Аллор, и глаза Тессалии расширились от страха — за себя, свое будущее и свою жизнь. Эти слова, такие понятные и простые, звучали как приговор. — Ты не больна.

Глава 13

Под плащом на Кайне оказался зеленый камзол с золотой оторочкой и белая рубашка из тонкого шелка. Он нес Летицию на руках, словно невесту, и, покачиваясь при ходьбе в его объятьях, она невольно терлась голым плечом об его одежду. Хрустальная маска, вероятно, лежала у Кайна в кармане, так как он вышел к госпоже ди Рейз без нее. Он знал, что ему нечего бояться девушки, завернутой в кокон из паутины. С остальными дело обстояло сложнее.

Рядом с Кайном шагала его сообщница, сжимая конец веревки. За ней длинной вереницей тянулись пленные ведьмы. Связанные руки им велели держать перед собой, а на голову набросили мешки из черной ткани с радужным переливом. Пленниц было около десятка, все были в ночных рубашках и шли босиком. Женщины не роптали и не вскрикивали, наступая на острые камни или мелкие ветки, впивавшиеся в ноги, только неразборчиво мычали, как будто держали что-то во рту. Летиции не сунули в рот кляп, у нее была возможность говорить, и все же девушка предпочитала помалкивать. Кайн заблаговременно предупредил ее, что при попытке привлечь внимание — хотя это было бессмысленно, Гильдия спала мертвым сном — он пустит одной из пленниц кровь. Не было похоже, что он шутит, и госпожа ди Рейз ему поверила.

Одна из ведьм споткнулась и упала, увлекая за собой остальных. Кайн остановился и терпеливо ждал, пока Сканла (а это была она, Летиция в этом не сомневалась, пусть и не видела ее лица) наведет порядок. Бывший экзалтор поглядел на госпожу ди Рейз, заметил след от волчьего укуса на ее плече и нежно провел по нему пальцем.

— Какой хорошенький шрамик.

— Не трогай меня, — зло отозвалась Летиция.

Кайн улыбнулся. Он был старше Ланна на несколько лет, но казался юным и бойким, как подросток. Вопреки всему, что она знала о Кайне, он не вызывал у девушки отвращения. Она чувствовала исходящую от него опасность — так дикий зверь чует запах того, кто сильнее, и предпочитает скрыться, а не вступать в поединок. Но сейчас, находясь в пеленках из паучьей слюны, не стоило и думать о побеге.

— Что с ними будет? — спросила Летиция, имея в виду пленниц.

— То же, что и с другими, — сухо ответил Кайн.

Сканла по очереди помогала ведьмам подняться с земли. Нельзя сказать, что она была с ними излишне нежна, но и особой жестокости не проявила. Спустя несколько минут они продолжили путь.

— Лайя, — обратился Кайн к Сканле, — твоя подруга остается в Гильдии?

— Я думала, мы уже выяснили, — у ведьмы звука был приятный грудной голос, — что Лайя — не мое имя.

Летиция почувствовала, как он напрягся. Если Кайн и был чудовищем, Сканла-Кай его не боялась. Напротив, она не упускала случая его подразнить.

— Другого я не знаю, — мрачно произнес Кайн.

— Она остается, Риведер.

— Не боишься, что она нас выдаст?

— О, — Сканла подняла к губам правую руку, одетую в перчатку, и поцеловала тыльную сторону ладони, — она никогда меня не предаст.

Несколько минут они провели в молчании. Кайн дышал ровно и спокойно, нелегкая ноша в виде госпожи ди Рейз нисколько его не замедляла, но пленницы, не видя дороги, быстро выбились из сил. Идущие сзади натыкались на передних, девушки были вынуждены то сбавлять шаг, то ускорять его, приноравливаясь к темпу остальных. Сканла руководила ими, как могла, вполголоса отдавая приказы.

Потом они выбрались на невысокий холм, и процессия остановилась.

— Здесь можно, — сказала Сканла. — Мы достаточно далеко, проклятый камень не подавляет мои способности. Но мне нужно время, чтобы подготовить переход. Дай подумать… — Она окинула взглядом вереницу из ведьм, образовавших тесную группу, что-то сосчитала, загибая пальцы. — Получаса будет достаточно.

Вираго отошла куда-то за деревья, а Кайн бережно опустил Летицию на землю. Ее лицо обдувал холодный ветер, но слои паутины сохраняли тепло не хуже, чем пуховое одеяло. Луна освещала лишь половину лица Кайна, и он выглядел двуликим божеством — одна его часть казалась доброй и прекрасной, а вторую затопила черная, зловещая тень.

Кайн достал из нагрудного кармана клочок бумаги и кисет для табака. Свернул самокрутку, щелкнул крошечным приспособлением, высекающим искры, и с наслаждением затянулся. Медленно выдохнул дым. Перед его лицом поплыло неровное сизое облачко.

Мужчина сидел так, что ветер уносил в сторону запах табака, и Летиции не пришлось дышать дымом. Девушка не догадывалась, это получилось случайно или он действительно не хотел причинять ей неудобств. Ей запретили кричать, но задавать вопросы вроде бы разрешалось.

— Что за переход? — осведомилась она.

— Мы не пройдем и пяти миль, как взойдет солнце. Эти потаскухи, — Кайн небрежно махнул самокруткой в сторону пленниц, — ползут медленнее улиток. Я мог бы нанять экипаж, но это бы сильно ударило по моему кошельку, не правда ли? — Мужчина улыбнулся, считая, что удачно пошутил. — Лайя умеет создавать звуковой коридор. Скорость звука в тридцать пять раз превышает скорость бегущего человека. Потрясающе, да? Тебе кажется, что ты медленно плывешь, рассекая руками воду, а на самом деле ты ускоряешься настолько, что внешний мир почти застывает.

Летиция задумалась на мгновение, а потом спросила:

— А если кто-то или что-то окажется на пути этого коридора?

— Для этого ей и требуется время, — охотно пояснил Кайн. — Она прокладывает дорогу, предварительно ее просматривая. — Он докурил и бросил наземь окурок, надавив на него каблуком. — Мы двигаемся промежутками. Это удобно.

Он замолчал, и несколько минут госпожа ди Рейз разглядывала его с легким интересом. Слухи о Кайне могли быть преувеличены. Он мог иметь практически любую девушку, которую захочет, зачем же ему прибегать к насилию? Возможно, Кайн не был лишен некоторого самодовольства, бросавшегося в глаза, и стремился к изощренным развлечениям, но он не выглядел 'зверем'. Летиция привыкла доверять своим ощущениям и немного успокоилась.

Вскоре Кайн, изнывая от скуки, изменил ее мнение. Он сунул руку в карман и надел на лицо хрустальную маску, а затем неторопливо приблизился к ведьмам с мешками на головах. Пленницы тесно жались друг к дружке, как будто близость сестер гарантировала защиту от любых неприятностей. Каждая чувствовала себя слабой и искала поддержки — хотя бы мысленной — у остальных.

Кайн по очереди развязывал тесемки мешков и заглядывал под них, чтобы полюбоваться лицами испуганных жертв. Он был без экзалторских перчаток, нейтрализующих волшебство, и старался не касаться самих ведьм. За все время осмотра Кайн не произнес ни звука. Потом он вернулся к Летиции, не спускавшей с него настороженного взгляда. Сел на пенек, глянул вверх, на серпик луны, окутанный дымкой, и вздохнул. Потянулся было за следующей самокруткой, но передумал.

— Ни одной красотки, — заключил Кайн. Посмотрел на Летицию, приподняв уголок рта. В ее груди всколыхнулось беспокойство. — То ли дело ты.

Госпожа ди Рейз попыталась отползти, подражая активному дождевому червю, но Кайн одной рукой уверенно взял ее за плечо, а второй — за подбородок.

— Не надо, — тихо произнесла девушка. Его намерения относительно Летиции были более чем ясны, и ей приходилось просить Кайна, чтобы он ее не тронул. — Оставь меня в покое.

— Ты слишком многого хочешь, — мягко произнес Кайн.

— Ланн, он…

Теперь она прикрывалась именем мужчины, своего возлюбленного. Рука Кайна ласкала ее волосы и шею, и Летиция мысленно вознесла хвалу Богине, что ее тело было плотно обвито паутиной от лодыжек до плеч. Кайну пришлось бы потратить намного больше часа, чтобы распутать сеть. Пока он довольствовался малым.

— Я приберегу тебя для Ланна, — отозвался Кайн. — Я искалечу твою душу, а не плоть. Пусть он воспользуется тем, что от тебя останется. Я знал довольно женщин. Я буду щедр.

А потом Кайн наклонился и поцеловал Летицию против ее воли. Он раздвинул пальцами ей зубы и прижал свои губы к ее, не давая девушке вдохнуть, и в этот момент она ощутила себя не просто пленницей — она была его игрушкой; дорогой и ценной, но все-таки игрушкой. Ее охватила невыразимая печаль, ведь Ланн целовал ее, почти не размыкая губ. Ульцескор пока что был предельно нежен, так как опасался, что потеряет над собой контроль, позволив чувственным стремлениям возобладать над волей разума. От Кайна разило крепким табаком, его язык умело двигался у Летиции во рту, но это вызывало у нее одно лишь омерзение. Улучив момент, когда мужчина расслабился, она сильно сжала челюсти.

Кайн резко отпрянул, зажав ладонью рот. В его глазах застыло удивление.

— Ты укусила меня, — пожаловался он. Сплюнул кровь. — Разве я так плохо целуюсь? Или ты, — мужчина усмехнулся, — настолько предана своему королю?

Летиции очень хотелось плюнуть Кайну в лицо — или хотя бы на землю, чтобы избавиться от отвратительного сладкого послевкусия во рту. Но она остерегалась его гнева. Он мог изменить свое решение в любой момент — она видела это по его глазам. Кайн был импульсивен, ему не нравилось, когда его отвергали, очень не нравилось. Он улыбался, но эта улыбка скрывала злость.

— Чтобы получать удовольствие от твоих ласк, — медленно произнесла Летиция, — мне кое-чего не хватает.

Кайн заинтересованно поглядел на нее.

— Чего же?

— Симпатии между нами. Любви, если хочешь.

— Не помню, чтобы это было обязательным условием, — задумчиво ответил Кайн. — Мужчины во все времена обходились без любви. Да и женщины в своем большинстве тоже. Значит, — он помедлил, — ты его любишь?

Несмотря на обстоятельства, госпожа ди Рейз покраснела до кончиков ушей. Благо, темнота помогла ей скрыть смущение.

— Я… я не знаю.

— Любовь подобна приливу, — сказал Кайн. — Она приходит и уходит. Ты думала об этом? Что будет, когда она уйдет? — Девушка молчала, стиснув губы. Вот уж незачем ему знать о таких вещах. — Как он называл тебя, Медейна? Как зовет тебя Ланн?

— Зачем тебе это? Я не скажу.

— Скажешь, — заверил ее Кайн. — Когда придет время, ты расскажешь мне все, о чем я пожелаю знать. Кресло Айте отлично развязывает язык даже самым скрытным и молчаливым. Посидев в нем несколько часов, они начинают болтать без умолку. — Мужчина встал, сложил руки рупором и крикнул в направлении темной рощи, в которой скрылась Сканла-Кай: — Лайя! Ты уснула там, что ли?

Спустя минуту или две ведьма звука вышла из-за деревьев, бросавших на землю причудливую сеть из теней. Сканла-Кай двигалась легко и грациозно, ее одежда покачивалась в такт ее движениям, и было видно, что она, в отличие от Кайна, никуда не торопится. Летиция безотчетно всмотрелась в темноту под капюшоном ведьмы, когда Сканла приблизилась к ним, но ничего не сумела разглядеть. Вопреки ожиданиям Летиции, под капюшоном даже не белела кожа.

— Все готово, — произнесла Сканла, не замечая интереса, проявленного к ее персоне. — Я пойду первой, как обычно, ты — последним.

Кайн кивнул, соглашаясь. Окриками и легкими толчками Сканла подняла остальных ведьм с земли и построила в ровную шеренгу. В одну руку она взяла конец веревки, связывавшей пленниц, вторую вскинула над головой и нарисовала в воздухе широкую арку. Потом Сканла-Кай указала прямо. Воздух наполнился нежным перезвоном, тихо зашелестел ветер, и вперед протянулся ровный переход со стенами и крышей из вещества, похожего на стекло. Это стекло казалось едва различимым, и, возможно, было нематериальным, но Сканла-Кай велела ведьмам следовать строго за ней, а Летиции запретила касаться стен, когда они шагнут внутрь, как будто у девушки, завернутой в сети из паучьей слюны, было для этого достаточно свободы.

— А если я ослушаюсь? — поинтересовалась Летиция.

— Тогда в коридоре образуется отверстие, — ответила Сканла. — Он исчезнет, и мне придется начинать все заново. А пока я буду заниматься построением нового перехода, Кайн займется тобой. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.

— Ну уж нет, — отозвался Кайн, поднимая Летицию на руки. — Эта девчонка злющая, как собака, и больно кусается. Я лучше выберу кого-то менее… претенциозного. Но я заставлю ее смотреть.

— Ты ублюдок, Кайн, — равнодушно произнесла Сканла.

А кем являешься ты, подумала Летиция, что позволяешь Кайну поступать так со своими сестрами? Позволяешь ему поступать так со мной? 'Теперь твой дом — Гильдия, — сказала ей седая Вираго, — а мы, алые ведьмы, твоя единственная родня'. У девушки заныло в груди. Вилл не набивалась ей в сестры, но в подобной ситуации она бы сделала все возможное, чтобы помочь своей подруге.

Кайн, замыкая шеренгу, вошел в коридор. Пейзаж по обеим сторонам перехода на время отвлек Летицию от мрачных мыслей — деревья превратились в две полосы с рваными краями, темное полотно неба вытянулось в прямую линию и исходило волнами мерцающего серебра. Все звуки — шаги, шелест одежды и пение ветра — стали неотличимы друг от друга, они слились в тихий, монотонный гул. Силуэты пленниц, раньше двигавшихся медленно, теперь стремительно удалялись. Они не столько шли, сколько исчезали и появлялись на новом месте на несколько ярдов впереди.

У темного искусства было много применений. Способности Сканлы, будучи использованы разумно, могли принести пользу не только ведьмам. Но вместо этого она предпочла стать преступницей. Они с Кайном вряд ли были сумасшедшими, за их действиями стояла определенная цель. В мире существовали вещи, которые нельзя купить за деньги и ради которых можно запятнать руки кровью. Могущественные ведьмы умирали от старости, не в силах ничего изменить. Стоила ли вечная молодость нескольких десятков жизней? Может быть, и да. Ведь боль красивой женщины, которую одолевают годы, не может понять никто, кроме нее самой.

Летиции ди Рейз было шестнадцать лет. Это отчаяние ей суждено было познать не скоро, но даже она не отказалась бы от возможности обмануть время и не беспокоиться о том, что будет 'позже'.

Значит, бессмертие или нечто равноценное ему, решила Летиция. Лайе-Элейне было далеко до настоящей красавицы, но она могла стремиться к знанию или силе.

На следующем привале Летиция пожаловалась на боль в затекших членах, и Сканла, сделав несколько пассов над телом девушки, освободила от сетей ее руки и грудь. Паутина, как будто истлев от времени, съежилась и рассыпалась в серую пыль. Ноги Летиции остались связанными, чтобы она не попыталась сбежать.

Сканла-Кай снова удалилась в поисках уединения, а Кайн отошел на минутку, велев Летиции следить за пленницами. Когда он ушел, госпожа ди Рейз, помогая себе руками, подползла к сгрудившимся ведьмам. Отличная возможность познакомиться с 'сестрами', подумала она. Такой нельзя упускать.

Летиция кое-как уселась рядом и, внимательно осмотревшись вокруг, развязала мешок на голове ближней к ней пленницы. Ведьма рьяно затрясла головой.

— Я друг, — прошептала Летиция. — Сиди спокойно.

Ведьма согласно замычала и перестала дергаться. Госпожа ди Рейз не стала снимать мешок, просто запустила руки под него и нащупала узелок на затылке ведьмы. Ослабив петлю, Летиция помогла пленнице вытолкнуть изо рта тряпку, мешавшую говорить.

Она еще раз осмотрелась и прислушалась. Со всех сторон их скрывали деревья. Кайна нигде не было видно. Летиция от всей души надеялась, что у него серьезно прихватило желудок.

— Как тебя зовут? — тихо спросила она пленницу.

— Джиллиан, — прошептала та. — Ты освободишь нас? Меня?

— Боюсь, что нет, — ответила Летиция. — По крайней мере, не сейчас.

— Что они собираются с нами делать?

— Джил… — Летиции хотелось как-то успокоить эту девушку, взволнованную до предела. Она заговорила чуть громче, стараясь, чтобы ее услышали и другие ведьмы. — Я постараюсь помочь вам. Если смогу. Но пока вам лучше слушаться этих двоих.

Она больше не успела ничего сказать. Справа послышался шелест, и Летиция быстро затолкала в рот Джиллиан тряпку, несмотря на ее слабые протесты, и крепко затянула узел на затылке. Потом она отползла на несколько ярдов в сторону, чтобы не вызвать подозрений.

Вернувшись, Кайн пересчитал пленниц, а потом уселся на пенек и закурил. Мягкий огонек осветил его лицо, когда он сделал затяжку. В месте, куда они направлялись, этих девушек ждала неминуемая смерть — или что-то намного хуже. Госпожа ди Рейз понимала, что пропажу одной или двух ведьм сразу обнаружат, но она готова была идти на риск. Среди них могли оказаться действительно могущественные колдуньи, обладающие разрушительной силой стихий, вроде Шайны-Ламех или Снежной Ведьмы, которые в два счета разберутся с Кайном. Он даже не успеет натянуть свою дурацкую маску. А если нет, то Летиция хотя бы поможет кому-то бежать.

У госпожи ди Рейз не имелось ничего, чем она могла бы разрезать путы, поэтому ее план оказался предельно прост. Головные уборы из переливчатой ткани сдерживали темное искусство, не давая ему просочиться за пределы мешка. Она просто как можно быстрее сорвет со всех мешки и посмотрит, что из этого выйдет. Кто-то из ведьм может сразу сориентироваться и подать ей какой-то знак. Основная проблема этого сценария заключалась в том, что Летиция не знала, представится ли ей еще шанс остаться с ведьмами без присмотра и сколько времени у нее в запасе.

Они преодолели следующий звуковой коридор, показавшийся госпоже ди Рейз короче предыдущего. Чтобы не вызывать ненужной суматохи, Сканла-Кай прокладывала переходы как можно дальше от людских поселений. Исполнение плана откладывалось: в этот раз Кайн не спускал с Летиции глаз, и пятнадцать минут, отведенные на подготовку коридора, они просидели, холодно уставившись друг на друга. Позже Сканла опять уступила Летиции и освободила ее от остатков паутины, но взамен девушке связали руки и ноги обычной веревкой.

На горизонте заалела заря, деревья поредели, уступив степи с низкими кустами и мелкими клочками травы. Летиция была готова отказаться от своих намерений, ведь на широком открытом пространстве подозрительные действия будут видны за сотни ярдов. Мир медленно просыпался, и посторонний шум в звуковом коридоре понемногу нарастал, а Кайн по-прежнему нес ее на руках.

Под конец этого перехода одной из ведьм стало плохо. Она упала на землю и лежала почти неподвижно, несмотря на уговоры Сканлы. Кайн несколько раз пнул пленницу в бок, но она все равно не делала попыток подняться.

Им пришлось совершить вынужденную стоянку. Сканла раздраженно махнула рукой, и пейзаж за стеклянными стенами мгновенно обрел четкость. Они стояли на вершине холма, а под ними в долине раскинулась фруктовая роща, обнесенная низкой изгородью. На деревьях среди золотых листьев висели темно-красные плоды, рядом с садом был бревенчатый домик с небольшой верандой. Из трубы поднимался серый дымок. Рощу пересекала сложная сеть оросительных каналов, озеро в центре сада ловило солнечные блики и слепило глаза.

Кайн опустил Летицию на землю и сунул руку в нагрудный карман. Он мог сколько угодно демонстрировать безразличие к происходящему, сохраняя безучастное выражение лица, но его выдавали привычки. Когда Кайн нервничал, он много курил.

— Посмотри, что с ней, — сказала Сканла.

— Сама посмотри, — буркнул Кайн, затягиваясь самокруткой.

Сканла с неохотой приблизилась к несчастной. Развязала мешок и, не снимая его с головы, помогла пленнице выплюнуть кляп. Она что-то прошептала, и Сканла, низко склонившись над ведьмой, смогла разобрать ее слова.

— Она воды просит, — заявила Сканла. — Озеро внизу. Спустись и принеси ей.

— Хватит мной распоряжаться. Она не может идти, потому что хочет пить? Кажется, я недостаточно сильно ее ударил.

Неожиданно для Летиции Сканла-Кай проявила сострадание. Выпрямившись, она спросила громко и отчетливо, обращаясь к пленницам:

— Кто еще хочет пить? Поднимите руки.

Несколько связанных пар рук поднялись на уровень груди. Остальные не воспользовались добродушием ведьмы звука, будучи слишком гордыми, чтобы просить. Сканла-Кай снова обратилась к мужчине:

— Мы не можем отвести их в рощу. Останется след. Спустись и возьми у хозяина ведро с водой и чашку для питья. Заплати ему, если понадобится. Я тем временем подготовлю следующий переход.

Ее приказ не вызвал у Кайна воодушевления. Он косо глянул на Сканлу. Насколько могла судить Летиция, отношения между напарниками с самого начала были напряженными. Пожалуйста, Богиня, взмолилась госпожа ди Рейз в глубине души, сделай так, чтобы он ушел.

— А если я откажусь? — спросил Кайн.

— Просто сделай это, — резко ответила Сканла. — Мы теряем время.

— Я не понимаю, зачем это нужно. Она ведь просто ломает комедию. — Кайн указал самокруткой на ведьму, лежащую на земле. — Давай я покажу тебе, — предложил он, — как нужно обращаться с притворщиками? Я объясню ей все как следует. Она будет идти, пока не упадет замертво.

— Они нужны нам живыми, — возразила Сканла.

Прения продолжались еще около минуты, и ведьма звука вышла из спора победительницей. Громко проклиная всех женщин, Кайн стал спускаться к фруктовой роще, а Сканла отошла на десяток ярдов и встала лицом к солнцу и спиной к Летиции. Сердце госпожи ди Рейз гулко забилось в груди, когда она осторожно подползла к пленницам, орудуя локтями. Она бросила быстрый взгляд на ведьму звука: Сканла была полностью поглощена созданием коридора.

Госпожа ди Рейз хорошо запомнила цветастую ночную рубашку, в которой была Джил. Она собиралась освободить ее первой, но тут ее взгляд упал на пленницу, просившую воды. Ведьма все еще лежала не двигаясь. Рядом с ней валялась скомканная тряпка-кляп. Дождавшись порыва ветра, заглушившего шелест ткани, Летиция стянула мешок с ее головы.

Эта девушка вовсе не выглядела больной или перепуганной насмерть. Кайн оказался прав — она симулировала слабость. Летиция встретилась взглядом с черными глазами ведьмы, и та еле заметно кивнула, выражая благодарность.

Дальше все произошло чересчур стремительно. Черноглазая с завидной прытью вскочила на ноги и, скользнув взглядом по другим ведьмам, нашла среди них знакомую — стройную девушку в зеленой шелковой рубашке, едва прикрывавшей бедра. Недавняя притворщица, оказавшись рядом, схватила подругу за руку. Несколько слов, произнесенных быстрым шепотом — и мгновение спустя обе ведьмы просто растаяли в воздухе. Они исчезли с легким хлопком, оставив на прощание белесую дымку, которую сразу унес ветер. Скрученные веревки с узлами упали на песок.

Летиция изумленно заморгала и оглянулась вокруг, но девушек нигде не было видно. Внезапная удача придала госпоже ди Рейз уверенности. Она приблизилась к Джил и собиралась развязать мешок, когда ее окликнула Сканла.

— Не нужно было этого делать.

Темное искусство вызывало колебание воздуха. Сканла не слышала за спиной шорохов и возни, но поток силы, скользнувший по ее спине, не мог остаться без внимания. Теперь в ее взгляде отражалось легкое сожаление.

— Почему?

— Это ничего не изменит, — ответила ведьма звука.

— Я спасла две жизни, — твердо произнесла Летиция. — И спасу остальные, если ты не будешь вмешиваться.

— Ты спасла две, — сказала Сканла, — и подставила нас всех под удар. Тебе невдомек, что такое путь малой крови. Думаешь, мне все это нравится? — Ее холодный, спокойный голос внезапно приобрел пылкость: — Пойми, Летиция ди Рейз, лучший мир, к которому мы стремимся, стоит больше десятка ведьм. Больше сотни. Мы создадим утопию для темного искусства, для всех, кому оно подвластно, мы станем…

Она внезапно умолкла. Кайн, отчаянно пыхтя, поднимался на холм. Одного взгляда на конец веревки с узлами хватило для осознания ситуации, но надо отдать ему должное — он не поддался гневу и медленно поставил на землю ведро. Тяжело вздохнул.

— Что я говорил тебе, Медейна? Неужели ты не поняла?

Летиция смотрела на него, упрямо стиснув рот. На солнце блеснул стилет, скользнувший в ладонь мужчины. Она не поверила своим глазам.

— Кайн… — попыталась остановить его Сканла.

— Нет, — он указал на нее острием кинжала, — я держу свое слово.

Поигрывая стилетом, мужчина направился к пленницам.

— Не убивай их, — вырвалось у Летиции. — Они ни в чем не виноваты.

Ведьмы заволновались, сбившись в плотную кучу. Благодаря свойствам мешка, блокирующего магию, до них долетали лишь обрывки разговора, а сквозь черную ткань не проникало ни крупицы света.

— Я не могу их убить, — с сожалением произнес Кайн. — Слишком много усилий было потрачено на то, чтобы ими завладеть.

Он схватил одну из ведьм за ворот рубашки. Летиция с тревогой наблюдала за мужчиной, кусая губы. Она думала, что готова к последствиям своим действий, но это оказалось не так. В обмен на свободу двух девушек госпожа ди Рейз усугубила положение семерых.

Раздался громкий треск ткани. Кайн разрезал рубашку надвое, выставив на обозрение нагое тело пленницы. Ведьма задрожала от холода, попыталась запахнуть рубашку, как плащ, схватившись за ее края, но ветер раздул края одежды прежде, чем она успела это сделать. Летиция тяжело сглотнула и отвернулась. Кайн не мог лишить ведьм жизни, поэтому он их унижал.

Точно так же он поступил с остальными пленницами. Одну из девушек — ею оказалась Джил — Кайн случайно зацепил кинжалом, оставив на ее теле длинную продольную царапину. Покончив с раздеванием, Кайн милостиво предложил ведьмам напиться, но никто не взял чашку из его окровавленных рук. Тогда мужчина сам отпил из ведра, а после опрокинул его ногой, вылив остаток воды на землю. Затем он взглянул на Летицию.

— Надеюсь, ты больше не станешь меня разочаровывать. Я, знаешь ли, — Кайн спрятал стилет в рукав, — могу разыграть для тебя целое представление для взрослых.

— Почему ты это делаешь? — тихо спросила его Летиция. — И почему ты, — она вгляделась во мрак под капюшоном Сканлы, — позволяешь ему это делать?

Ее вопросы потонули в жалобном завывании ветра. В дальнейшем во время своих недолгих отлучек Кайн предусмотрительно брал Летицию с собой.

Интерлюдия 8. Кокатрис

— Пожалуйста, не убивайте нас, — сказала женщина в бежевом переднике. Ее волосы были стянуты в растрепанный пучок на затылке, с покрасневших рук стекала мыльная вода. — Мы ничего не сделали.

Двое вооруженных людей с нашивками на груди — восстающий лев на алом фоне — держали под руки отца Милли, по одному солдату стояло рядом с матерью и самой девочкой. Охотничий лук — перебитый и с разорванной тетивой — лежал на деревянных ступеньках крыльца вместе с горсткой сломанных стрел. Передние окна дома выходили во двор с колодцем и крошечным садом, состоявшим из трех квадратных клумб: голубые розы, червонная фиалка и снежно-белый ирис. Ветви золотого клена едва заметно колыхались — Милли часто любила сидеть в его тени, читая редкие книги, которые родители привозили из города. Им приходилось жить в глуши, но отец с матерью научили ее счету и письму на тот случай, если Милли со временем вздумает их покинуть. Она любила книги больше всего на свете, но сейчас она готова была отдать этим людям все свои сказки — даже те, что с картинками, — лишь бы они оставили в покое ее семью.

— Браконьерство карается смертью, — сказал человек с двумя саблями на поясе и коваными эполетами на плечах.

Отец подался вперед, невзирая на сдерживавших его солдат, с ненавистью вгляделся в загорелое, испещренное морщинами лицо офицера. От этого его порыва Милли сделалось еще страшнее: ей казалось, что если они будут стоять смирно и молчать, солдаты отпустят их с миром. Может, заберут небольшие сбережения, которые мать хранит под сундуком в гостиной. Но деньги можно заработать — а вот родителей уже не вернуть.

— Кто сказал, что этот лес — ваш? — вспылил отец. — Мы живем здесь больше десяти лет, и никто не говорил, что…

Когда-то он принял решение, что лучше жить вдали от цивилизации, чем прозябать в нищете, и до сих пор оно казалось ему верным. Отец не учел одного — в дикой природе выживает сильнейший. И он же забирает все.

— Десять лет они кормятся с королевской руки, — ответил офицер, не отводя взгляда, — и не заплатили ни монеты нашему общему благодетелю. Королю принадлежат пески, леса и пустыни. Только автократоры заслужили право на независимость — деньгами и кровью. А вы кто такие? Вы живете на чужой земле.

Милли и не догадывалась, что отец знает столько бранных слов. Самые грязные, изощренные ругательства градом сыпались с его уст. Офицер выслушал его с каменным лицом. Потом вздохнул, обнажил саблю, и, не глядя, рубанул отца Милли по груди. Единственным звуком, сопровождавшим кончину главы семейства, был глухой стук упавшего тела. Под ним растеклась темная лужа крови.

'Папа, почему?' — в голове Милли вертелся вопрос, ответа на который она уже не получит. У нее судорогой свело горло. Ее мать запричитала, заголосила, но солдат с ярко-рыжей шевелюрой не позволил женщине рухнуть на колени подле тела убитого.

— Позабавитесь с ней? — спросил рыжий у офицера.

Тот критически оглядел женщину. Поджал губы.

— Нет, она слишком стара.

Рыжий понимающе кивнул и, более ничего не спрашивая, всадил кинжал женщине между лопаток. Мать конвульсивно дернулась, в ее горле что-то заклекотало, глаза закатились под веки, и спустя несколько секунд она растянулась на земле рядом с мужем. Общая могила, подумалось Милли, в таких хоронили чумных. Сбрасывали в яму, а потом поджигали…

— Сколько тебе лет? — спросил ее офицер. Со временем его лицо стерлось из памяти, но лев на его нашивке, символ власти короля, да будет его правление долгим и справедливым, — лев с черным языком, обвившим рукоятку черного меча, — Милли возненавидела его на всю жизнь. — Имя?

— Ей тринадцать, — отозвался тот, что убил ее мать. Он пнул в живот мертвое тело женщины. — Узнал у вот этой леди. Выглядит младше, да? Зовут Миллисент.

— Раздень ее, — велел офицер.

Милли попыталась вырваться, но сильные руки держали крепко, а солдаты не церемонились: они просто разорвали ей платье до бедер, пустив в ход кинжалы. Они могли делать с ней все что захотят, а у нее не было возможности им помешать. Чем она провинилась перед богами? Осознание приходило медленно, толчками — Милли осталась одна на белом свете, эти люди превращали ее жизнь в ад.

— Обыщите дом, заберите все, что покажется ценным, — распорядился офицер, скользя взглядом по телу Милли. — А затем подожгите.

Трое солдат кивнули и бросились выполнять поручение. Ступеньки жалобно скрипели под их ногами, когда они по очереди поднимались в дом. Подул холодный ветер, и Милли невольно съежилась — внутри и снаружи. Офицер все смотрел и смотрел: пощупал грудь, проверил зубы и дотронулся до волос. Потом он взял ее за плечи с вполне очевидным намерением и велел воину, заломившему руки Милли, отойти в сторонку.

Красная пелена застлала ей глаза. Она совершила ту же ошибку, что и отец, она плюнула в лицо судьбе, выкрикивая ругательства. Милли прокляла офицера и всех, кто был с ним когда-то связан, она пожелала ему захлебнуться дерьмом и провонять так, что ни один гробовщик его не отмоет. И на твоих похоронах, кричала девочка, люди будут отворачиваться от твоего смердящего гроба, даже твои родные и близкие, если они у тебя есть.

Офицер ударил Милли тыльной стороной ладони. Она слизнула кровь, но не закрыла рта. Он ударил ее еще раз, сильнее, перед глазами поплыли темные круги, но девочка все проклинала, кричала… пока туман, обвивая стволы деревьев своими прозрачными пальцами, не затопил лес. Милли явственно ощутила запах горящего дерева и обернулась. Из окон валил густой дым, трое солдат, кашляя и толкаясь, выбрались на крыльцо.

Что-то блестящее мелькнуло над головой Милли, и серебристая сеть спикировала на офицера, спеленав его с ног до головы. Сзади послышались удивленные возгласы солдат. Сеть сжималась, уменьшаясь в размерах, врезаясь в мягкую плоть: с влажным хлопком глаза офицера лопнули, во все стороны брызнула кровь. Милли отшатнулась от этого зрелища, в ужасе закрыла лицо руками. За ее спиной что есть мочи вопили солдаты, пока тонкая нить рвала их тела на куски. Пожалуйста, не убивайте нас, кричали они. Пожалуйста, пощадите.

Потом все стихло. Хищная птица закричала в вышине, ее крылья со свистом рассекли воздух. Милли отняла руки от лица. Земля, клумбы и крыльцо были забрызганы кровью, офицер и его подчиненные превратились в бесформенные мешки плоти, перетянутой сетями, в которых нельзя было узнать людей. Стены дома лизали алые языки пламени, и в его зловещем свете к ней вышла девушка, в которой Милли, не колеблясь ни секунды, признала виновницу торжества.

— И пусть раскроются в твоей душе цветы зла, — сказала незнакомка, улыбаясь.

Ее белокурые пряди ниспадали на плечи, а в правом рукаве, приковавшем взгляд Милли, скрывалась ядовитая гадюка. Она укусит каждого, кто посмеет вызвать недовольство колдуньи, решила Милли. Колени девочки невольно подогнулись.

— Не бойся, — сказала ведьма, перехватив ее взгляд. — В этом мире нет ничего страшнее людей. — Она закатала рукав — змея оказалась рукой, лишенной костей, и, похоже, ведьма не могла контролировать ее подергивания. — Я спасла твою честь и жизнь. Отныне ты принадлежишь мне, как я когда-то принадлежала своему отцу.

Милли поняла еще тогда — дело не в том, что Лайя-Элейна подоспела как раз вовремя, чтобы уберечь ее от насилия. Нет, колдунья пришла сюда загодя и стояла в тени деревьев в ожидании удобного момента. Она не спасла родителей девочки не потому, что не успела среагировать. Лайя-Элейна первоначально хотела сохранить жизнь ей одной. Лишенной дома и близких людей, Милли ничего не оставалось, как последовать за своей благодетельницей.

Все чувства Милли сплелись в один клубок ненависти, шипящий и истекающий ядом. Затем он лопнул, как перезревший плод. Осталось лишь смирение… и бесконечная признательность.

— Я сделаю все, что ты скажешь, — дрожащим голосом прошептала она.

— Поклянись.

— Клянусь.

— Нет, нет. — Лайя-Элейна нежно взяла Милли за руку. Переплела пальцы, словно они были любовницами — или собирались ими стать. — Слов недостаточно.

Ритуал, последовавший за этим, навеки соединил их судьбы. Лайя-Элейна носила знак верности на левой руке, Миллисент пришлось выжечь его в своем сердце. Но эти различия не имели значения: клятва была равноценной.

Ведьма взяла у нее душу, ведьма вручила ей свою.

Глава 14

— Запомни эту боль. Пусть она будет тебе уроком.

По сигналу мастера два ульцескора, стоявшие позади Ланна, привели в действие механизм. Веревка натянулась, как струна, его руки, связанные в запястьях, устремились ввысь. Он стиснул зубы и сумел не взвыть от боли, когда плечевые кости едва не выскочили из суставов. Под ногами образовалась пустота, и Ланн качался на веревке, подвешенный за руки, но в его глазах не промелькнуло и тени раскаяния. Он не знал, какой урок должен был извлечь из предстоящей пытки, — возможно, ему следовало спросить об этом Анцеля.

Алия-Аллор сидела в кресле слева от помоста, сцепив руки на коленях. Она здесь, чтобы привести его в чувство, если Ланн, не выдержав муки, вздумает потерять сознание. Боль не должна была лишить его возможности мыслить: мастер собирался небольшими порциями давать Ланну это 'лекарство', постепенно увеличивая дозу.

Утром старуха навещала больного, но не соизволила сообщить ему последние новости, хотя он видел — что-то произошло. Проснувшись, первым делом Ланн заметил алый ведьмин плащ, висящий на спинке стула. Летиция забыла его вчера. А сегодня… сегодня он уже не сможет его вернуть. Анцель не стал утаивать правды. Кайн — и его соучастница — проникли в Гильдию прошлой ночью. Кто-то помогал им. Кто-то впустил их внутрь.

Экзалтора, стоявшего на вахте у ворот, задушили шнуром. Мастер Синнет решил прогуляться перед сном и оказался не в том месте и не в то время. Странно, почему предатель — или, что вероятнее, предательница — не расправились с ним. Ему на время блокировали поток крови в мозг, вызвав длительный обморок. Он остался в живых, но ничего не мог рассказать, как и второй стражник, проспавший несколько часов подле решетки из заколдованного стекла. Спали они все: часовые на своих постах и ведьмы на перинах из лебединого пуха; спали крепким, безмятежным сном младенцев.

Знал ли Анцель, кто ответственен за это? Черт подери, подумал Ланн, набросить петлю на шею может каждый, но погрузить всю Гильдию в сон удастся лишь очень могущественной ведьме. Только Вираго.

Ульцескор, имени которого Ланн не знал, хлестнул его плетью по спине — медленно и почти небрежно. Кожу опалило огнем. Плеть была смазана специальным ядом, и сейчас Ланн ощущал лишь легкое пощипывание, но позже, когда его спина превратится в кровавое месиво, вещество начнет буквально разъедать плоть. Сколько ударов ему предстоит выдержать? Сотню? Две? Пока что муки совести терзали Ланна несоизмеримо больше, чем избиение.

'А теперь иди. Иди, пока ведьмы не решили проверить, спишь ли ты в своей кровати'. Он сам ее прогнал, он отдал ее врагу. Лишь в одном случае Летиция была в безопасности — если находилась рядом с Ланном; а он лишил ее своей защиты.

Еще дюжина ударов по вздрагивающему телу грешника — и Анцель начал нервно прохаживаться перед помостом, заложив руки на спину.

— Но зачем ей это нужно? — размышлял он вслух, имея в виду ведьму-предательницу. — Магия должна подчиняться правилам, иначе возникнет хаос. Мы ведь защищаем ведьм, в первую очередь — от себя самих.

Солнце раскрыло свой кроваво-красный глаз и поливало Ланна горячими лучами света. Он сглотнул пересохшим горлом — очень хотелось пить.

— Ее вы уберечь не смогли.

Анцель остановился и сделал знак ульцескору с плетью. Следующий удар пришелся Ланну по груди, выбив воздух из легких. Он запрокинул голову и уставился на поперечный брус, на котором держалась веревка. Незачем мастеру видеть его перекошенное от боли лицо. Он не доставит ему такого удовольствия.

— Это все, о чем ты способен сейчас думать? О своей леди? Ланн, — голос Анцеля приобрел отеческую строгость, — ты не карц, а я — не твой лорд. Здесь другие правила. Вместе с ней они забрали еще девять ведьм. Похитили из родного дома, прямо у нас из-под носа…

— Допросите Вираго, — прохрипел Ланн. — Или дайте мне хрустальную маску — я сам ее допрошу. Я знаю, кто это.

Алия-Аллор побледнела. Дрожащей рукой поправила прядь, выбившуюся из сетки на затылке. На морщинистом лбу выступил пот.

— Кто же это? — спросил Анцель. Ланн упрямо молчал, иего с чувством хлестнули плетью несколько раз. — Кто?

— Я не знаю ее имени, — наконец выговорил Ланн. — Та, что в маске.

— У тебя есть доказательства?

Ланн не выдержал и испытующе посмотрел на Анцеля.

— Какие вам еще нужны доказательства? В Гильдии всего четыре Вираго. Вот эта лживая старуха, сидящая передо мной… — Тут Ланн получил еще три удара и на какое-то время был вынужден замолчать. — Которая, как я полагаю, даже сходить по нужде не может самостоятельно…

Алия-Аллор медленно поднялась. Ее рот сжался в одну тонкую полоску, а глаза метали молнии. Анцель положил ей руку на плечо и легонько сжал. Ланн зол и расстроен, прочла Вираго во взгляде мастера, он не может в полной мере отвечать за свои слова. После некоторого колебания она опять опустилась в кресло.

— Младшей из Вираго, — продолжал Ланн, — не хватило бы роста, чтобы накинуть удавку на шестифутового экзалтора. Остается красотка с холодными глазами и ведьма в маске. Их обеих легко запомнить. — Ульцескора снова намеревались бить плетью, но Анцель предупреждающе вскинул руку, позволяя Ланну договорить. — Природа, как правило, не делает настолько широких жестов и не одаривает одну девушку двумя выдающимися талантами. Я имею в виду красоту и певчий голос.

— Природа здесь ни при чем, — сухо произнесла Алия-Аллор. — К ведьмам благоволит Богиня, именно она наделяет нас силой.

— Да, — согласился Ланн, — здесь моя логика может показаться сомнительной. Я уверен в своих предчувствиях, но не могу требовать от вас того же. Я сузил круг до двух подозреваемых. Этого недостаточно? Дайте мне маску, и я…

— Нет, — довольно резко ответил Анцель. — Никаких масок. Не на тебе, мой мальчик.

Минута раздумий, и Ланн снова заговорил.

— Ответь мне, старуха. Кто из них двоих умеет петь колыбельные? Тебе ведь хорошо это известно, у тебя есть подробные списки ведьм… Неужели хоть одна способность ускользнула от твоего внимания?

Ланн не обвинял ее, пока еще нет — но Алия-Аллор машинально стерла с висков капли пота, прежде чем заговорить. Откуда он знает, что предательница — пела? Взгляд Анцеля приобрел вполне понятную настороженность.

— Темное искусство можно совершенствовать, как любую врожденную способность, — сказала Вираго. — Мы работаем над этим день и ночь. Мы…

— Ты знаешь, — заключил Ланн.

— Алия?.. — Анцель смотрел на нее.

Старшая Вираго встала.

— Позволь нам самим разобраться, мастер. Девочка поможет мне, — в голосе Алии-Аллор прозвучал упрек, — та самая, которой вы вручили маску, сделав своим оружием. Ей вы доверяете?

Анцель медленно кивнул.

— Могу я ходатайствовать о прекращении наказания? — Старуха указала на Ланна. — Не потому, что этот юноша, не получивший хорошего воспитания, сумел вызвать у меня сочувствие или, тем более, оказал помощь в поимке преступницы. Я всего лишь не смогу присутствовать при дальнейшей пытке.

Ланн скрыл торжествующую улыбку, а мастер недовольно поджал губы. Но делать было нечего — если Целительница уйдет, от побоев будет мало толку. Анцель сделал знак ульцескорам, терпеливо ожидавшим распоряжений. Натяжение веревки ослабло, руки Ланна свободно упали вдоль тела, ноги обрели опору. Он прислонился боком к вертикальной балке, чтобы не упасть, и принялся массировать запястья. Солнце светило ему в глаза.

Алия-Аллор развернулась и направилась к Башне Луны. От быстрой ходьбы алый плащ старухи реял на ветру, будто облитый кровью преступлений, соучастницей которых она была. Анцель отпустил ульцескоров, помогавших ему мучить Ланна, и мастер с бывшим воспитанником остались наедине.

— Я немедленно отправлюсь за Кайном, — сказал Ланн. — Дайте мне проводника.

— Боюсь, мой мальчик, это невозможно.

— Что? — переспросил Ланн. — Почему?

— Мы хранили эту тайну, чтобы избежать суматохи. — Анцель замолчал, подыскивая слова. — Тот парень, проживший месяц в остановившемся мире, указал на карте примерное расположение убежища Кайна. Это голая степь. Точное место знал лишь он сам. Говорил, что оставил знаки. Вчера ночью… — Мастер подошел к помосту и протянул руку Ланну. — Идем со мной. Я помогу тебе спуститься.

— Он мертв? Этот ваш посланник? Кайн убил его?

— Мне очень жаль.

Анцель не кривил душой, он действительно сожалел, что не поселил парня на подземных этажах вместе с экзалторами. Но кто в Гильдии мог желать ему зла? Ведь они действовали на благо остальных. Кайн был злом, его следовало уничтожить, а этот подросток мог указать им дорогу к убийце.

— Вам жаль? — Ланн сделал шаг, споткнулся и чуть не скатился кубарем на землю. — Вам жаль? — повторил он, не сдерживая гнев. Ему хотелось схватить мастера за отвороты куртки и хорошенько встряхнуть, чтобы позволить Анцелю в полной мере уразуметь ситуацию. — Катитесь в ад со своим сожалением. Вы и ваша проклятая Гильдия.

Анцель ничего не ответил. Ему было свойственно допускать ошибки, как и любому человеку. И уж тем более он не собирался оправдываться перед этим наглым мальчишкой.

— Отведите меня к нему, — сказал Ланн, и Анцель выполнил его требование.

Комната убитого находилась в северном крыле Замка. Его жилище было обставлено так же скромно, как и жилище одного из ульцескоров, и выдержано в желтоватых тонах. Сквозь щель в ставнях пробивалась тонкая полоска света. Луч пересекал ноги худощавого подростка с перерезанным горлом, прислоненного к стене. В его ушах сверкали серьги с алыми камнями, на плечи мертвецу накинули ведьмин плащ и скрепили его края серебряной застежкой на горле. Тем самым Кайн посмеялся над жалкими попытками Гильдии ему воспрепятствовать и доказал, что может взять любого из ее членов — будь то ведьма или ульцескор.

В холодных пальцах подросток держал клочок бумаги. Ланн вопросительно взглянул на мастера.

— Мы ничего здесь не трогали. Можешь прочесть, — сказал Анцель. — Это послание, — он негромко кашлянул, — Кайн оставил для тебя.

Ланн сделал шаг вперед и почувствовал, как покрывается испариной. Рубашка прилипла к спине, льняная ткань скользила по красным отметинам от кнута, и это вызывало болезненный зуд. Сердце ныло в предчувствии беды. Ульцескор, пересилив дрожь, опустился на корточки рядом с трупом. Взял записку из онемевшей руки. Несколько секунд потребовалось на то, чтобы сфокусировать взгляд. Прежде чем буквы сложились в слова, Ланн уже знал, что это послание касается Летиции ди Рейз.

'Помоги мне' — было выведено твердой мужской рукой. 'Помоги мне, Ланн'.

Он скомкал в руке записку и порывисто поднялся. Всей душой Ланн ненавидел этого человека, звавшего его к себе. Раз я так нужен Кайну, решил ульцескор, то он меня получит — вместе с роковым ударом в сердце. И пусть только посмеет тронуть Тишу, и я заставлю его вынести такие пытки, что смерть покажется предателю избавлением.

Анцель молчал, держа руки за спиной. Краем глаза Ланн заметил движение и повернул голову. По шершавой поверхности стола расхаживала птица с пестрыми клиновидными крыльями. На голове белого сокола был кожаный клобучок, от лапки к ножке стола тянулась веревка. Он не смог бы улететь, даже если бы захотел.

— Его птица?

Мастер кивнул.

— Это Фрей.

Анцель пересек комнату и осторожно снял с сокола клобучок. Тот покрутил головкой, смотря на мастера внимательным черным глазом. Потом увидел мертвого хозяина и издал сдавленный крикливый звук, что-то вроде 'кгик'. Неужели огорчился? Ланн очень сомневался, что птицы настолько разумны.

— Рослин держал его скорее для развлечения, чем для охоты, — пояснил Анцель, — как домашнее животное. Фрей был его спутником в застывшем мире. — Внезапно ему в голову пришла отчаянная мысль. — Ланн, а что если…

Но он не успел договорить. На подоконник села большая черная ворона, и они с соколом обменялись целым набором птичьих звуков. Это очень напоминало беседу. Анцель ошеломленно приоткрыл рот, зато Ланн не удивился: он узнал эту наглую ворону, которая сопровождала их в недавнем путешествии и стремительно упорхнула в небо при виде отряда карцев. Либо у Морвены было слишком бурное воображение, либо ведьма действительно понимала, что лепечет ее птица. Ульцескор склонялся к первому варианту.

— Харри! — раздался за дверью чей-то взволнованный шепот. — Харри, ты здесь?

Ворона пронзительно каркнула. Дверь была приоткрыта, поэтому Морвена, чуть поколебавшись, толкнула ее плечом. Увидев мертвеца в залитой кровью одежде, ведьма испуганно распахнула глаза и прижала ладонь ко рту. Ланн ощутил раздражение при виде вошедшей, Анцель, напротив, разглядывал ее с нескрываемым интересом.

— Простите, — пробормотала Морвена, пятясь. — Я искала Харри… — Черная птица что-то каркнула, сокол ответил ей клекочущим звуком, и ведьма побагровела. — Что ты мелешь, глупая птица? Мне вовсе не хотелось смотреть на сильных мужчин. Не вводи в заблуждение этих милых людей… — Тут она узнала Ланна. — О, — Морвена слегка наклонила голову в знак приветствия, — мы знакомы.

Анцель не стал расспрашивать, как Морвена здесь очутилась, — его заинтересовало другое. Замок Черного Крыла не считался запретной территорией для женщин, просто они редко сюда захаживали, справедливо считая Башню Луны более гостеприимным местом. На нижних этажах Замка обитали экзалторы, и, как некогда выразилась Лайя-Элейна, все комнаты и коридоры насквозь пропитались их зловонным душком.

— Ты понимаешь ее? Ворону? — спросил Анцель.

— Конечно! — воскликнула ведьма. — Это же Харри, мы столько лет прожили вместе, делили горе и радость, хлеб и вино, как сестры или супруги… — Она замялась, осознав, что несет какую-то околесицу. — Я понимаю ее, э-э… не знаю, как вас величать.

— Анцель. Мастер Анцель. — Представившись, он повернулся к Ланну. — Рослин погиб, но с ним был сокол. Фрей знает точное место. Если мы сможем уговорить его показать его нам…

— Вы в своем уме, мастер? — Ланн чудом сохранил самообладание. — Это же просто птица. Сокол, ворон и курица одинаково сообразительны. Мозгов у них не больше ногтя на моем мизинце.

— Харр! Харр-харр! — возмущенно закаркала Харри, имея в виду что-то неприличное.

Морвена замахала на нее руками, веля прекратить. Белый сокол впился в Ланна взглядом, значение которого можно было примерно истолковать так: 'Будь у меня такая возможность, я бы выклевал тебе глаз. Или даже два'.

— Пусть твоя ворона спросит у сокола, хорошо ли он помнит последнее путешествие с хозяином. Сможет ли указать путь. Пусть скажет Фрею, — голос Анцеля наполнился возбуждением, и Ланн решил, что мастер окончательно спятил, — что с его помощью мы найдем виновного в смерти Рослина. Он ведь любил его, верно? Все животные боготворят своих хозяев, если с ними обращаются не слишком жестоко. А Рослин, я уверен, был хорошим парнем.

Все смотрели на Морвену — в том числе остекленевшие глаза мертвеца. Ей сделалось неловко. Спустя пару секунд ведьма ответила, смущенно теребя в руках платье:

— Я могу попробовать. Но вороны и соколы не очень-то ладят, сами понимаете… Они могут обмолвиться парой слов, порассуждать о погоде, о том да сем… Но ни в коем случае не станут открывать друг другу свои личные тайны.

Анцель выглядел озадаченным. Ланну захотелось сигануть из окна или с размаху врезаться лбом в дверной косяк — все, что угодно, лишь бы остановить это безумие. Неужели жизнь и благополучие Летиции ди Рейз зависит от двух птиц и одной сумасшедшей ведьмы?

— Ты слышала их, Харри. Ты уж постарайся. — Морвена с надеждой взглянула на Анцеля. — Я ведь могу пообещать ей кусочек мяса в случае успеха, мастер?

— Разумеется.

Ворона прошла по подоконнику взад-вперед, как будто раздумывая, потом остановилась и глухо каркнула несколько раз. Морвена покраснела.

— Она предпочитает с поджаристой корочкой, — почти шепотом произнесла ведьма. — Вы уж не серчайте на нее, господа…

Господа! Несмотря на всю комичность ситуации, Ланн даже не улыбнулся. Он видел, к чему идет дело. Ему навяжут эту назойливую девицу и двух птиц, которые при любой возможности будут гадить ему на волосы или куртку. Но если Морвена станет помехой или будет его дурачить, не зная, в какую сторону свернуть, Ланн избавится от нее без сожалений. Оставит ее одну посреди пустыни или степи, и пусть Богиня осудит его поступок. Он самостоятельно найдет дорогу. Ланн успокаивал себя тем, что Кайн вовсе не дурак, и если бывший экзалтор желает с ним сотрудничать, он не причинит Летиции большого вреда. Значит, у Ланна еще есть время в запасе.

Харри перепорхнула на кровать, чтобы находиться ближе к собеседнику. Сокол, отвечая на любезность, подошел к краю стола. После короткого птичьего разговора — карканья и клекота разной тональности — ворона снова обратилась к хозяйке.

Лицо ведьмы просветлело. Анцель вопросительно глянул на нее.

— Он покажет, — пылко заговорила Морвена. — Покажет, если мы возьмем его с собой. Подождите… — Кажется, она начала понимать суть сложившейся проблемы. — Я ведь только недавно прибыла в Гильдию… Не успела даже освоиться…

В глазах ведьмы была мольба. Анцель ободрительно улыбнулся и своим привычным успокаивающим жестом хлопнул ее по плечу. Руководство Гильдии отлично создает видимость, словно мы властны над своими поступками, подумал Ланн. Но на самом деле это не так.

Он все понимает, сказал Морвене Анцель, и поговорит с Вираго. Возможно, найдется ведьма, которая сможет заменить Морвену, но, скорее всего, ее способности уникальны… Ланн горько усмехнулся. Анцель льстил и лгал напропалую. Ульцескор знал, что все уже решено.

Выпроводив ведьму с вороной на плече, председатель Совета повернулся к Ланну. Анцель хотел предложить ему более подходящее место для беседы, чем комната с мертвым телом, но решил, что Ланн все равно откажется. И был прав.

— Я знаю, у тебя много вопросов, — сказал Анцель, тяжело опускаясь на кровать. — Мне пришлось пойти на обман, мой мальчик. Ты, наверное, уже знаешь, что Совет избрал твою кандидатуру. И хочешь знать, почему.

Ланн покачал головой, скрестив на груди руки.

— Ошибаетесь, мастер. Я все понимаю. Кайн не убьет меня, как других. По крайней мере, не сразу. У меня больше шансов на успех.

— Верно, — согласился Анцель. — Он умен, очень умен. Докажи, что ты умнее. Заставь его тебе верить. А потом, когда он обернется, всади ему кинжал в спину.

Что-то дрогнуло в лице ульцескора. Проявление эмоции было почти неуловимым, но оно не укрылось от мастера, наблюдавшего за Ланном долгие годы.

— Да. Это работа ассасина, профессионального убийцы. — Анцель смотрел в глаза своему воспитаннику. — Это еще одна из причин, почему мы остановили выбор на тебе. Ты — не один из нас, Ланн. Ты не принадлежишь Гильдии — ни сердцем, ни умом, ни душой. Ты карц. Думаю, ты понимаешь… что независимо от успеха миссии тебе придется покинуть Гильдию. — Ланн приподнял брови, выражая легкое удивление. — Нет, — поспешил добавить Анцель, — формально ты останешься ульцескором — если пожелаешь, конечно. Мы также не станем отбирать у тебя оружие или серьги. Но Совет против того, чтобы ты находился в этих стенах.

— Вы мне лгали, — вспылил Ланн. — За победу над экзалтором вы предлагали мне то, чего не в силах дать. Свободу, которой никто здесь не обладает…

— Именно, мой мальчик, — кивнул Анцель. — Никто. Ни я, ни Вираго. Да, я обещал невозможное, но ты ведь сам отказался. А вот попросив сделать тебя экзалтором, ты бы поставил меня в затруднительное положение. Я бы удовлетворил твою просьбу, и всему Совету пришлось бы мириться с твоим присутствием здесь.

Какое-то время они молчали.

— Чем же я так плох? — наконец спросил Ланн.

— Я уже сказал. Ты нам не подходишь. Вот и все.

А как же Летиция? — лихорадочно размышлял ульцескор. Что насчет нее? Мы ведь связаны контрактом, таким, что не расторгается. Нас соединяют узы сильнее, чем брачные.

— Думаешь о своей альвийской леди? — догадался Анцель. При мыслях о Летиции на лице Ланна проступало волнение, а взгляд становился отрешенным. — Ее ждет та же судьба. Я не хочу, чтобы ты — или она — считали это изгнанием. Вы сможете время от времени возвращаться сюда. Если возникнет необходимость.

Можно пожертвовать одной ведьмой, чтобы избавиться от меня, думал ульцескор. Летиция — не Вираго, и она не представляет большой опасности для Гильдии. А вот я — да.

— Но что мне делать? — растерялся ульцескор. — У меня ничего нет, кроме скромных сбережений. Я не учился быть фермером или чинить плотины. Я ничего не умею…

Анцель не сдержал улыбки. Он никогда еще не видел его настолько беспомощным — маленький, дрожащий котенок под проливным дождем. Ланну не чужда неуверенность в завтрашнем дне.

— У тебя есть руки и голова. Мир большой, Ланн. Ты найдешь себе место.

— Как скажете, мастер. — Ланн помолчал, скользнув взглядом по комнате и телу убитого. — Я пойду один? Не считая птиц и ведьмы, толкующей их карканье.

Анцель заложил ногу за ногу.

— Вот это дельный вопрос, ульцескор, — сказал он. — К сожалению, целый отряд я предоставить не смогу, так как это обязательно вызовет суматоху. Думаю, тебе не надо объяснять, что вся операция является более или менее тайной. Да и разве Кайн поверит, что ты пришел с добрыми намерениями, увидев тебя во главе группы вооруженных людей? Так что данный вариант исключается.

Ланн передернул плечами. Он злится на меня, подумал Анцель, и я не могу его в этом упрекнуть. Но ведь он отправляется за Кайном не потому, что таково решение Совета. Нет, Ланн идет к нему ради нее одной. Летиция ди Рейз… что ты сделала с этим хладнокровным, решительным человеком, как сумела привязать его к себе? Цепи глубокого, неодолимого чувства, сковавшие Ланна, держали его прочнее, чем кандалы.

— Не исключено, что Кайну помогает ведьма. Может, Вираго. — Анцель давно свыкся с этой мыслью. — На случай встречи с тауматургой с тобой пойдет экзалтор. Не до конца. Ты помнишь Шадрена? На вчерашнем поединке он доказал, что лучше тебя.

— Вот еще, — фыркнул ульцескор. — Но я не стану возражать. Мне все равно.

— Хорошо, — кивнул Анцель, немного расслабившись. В конце концов, цели можно достигнуть разными способами. Путь малой крови, как говорят Вираго, обычно оказывается самым верным. — Ты хочешь отправиться немедленно? Или, может, дождешься, пока Алия-Аллор поговорит с подозреваемой?

— Теперь это ваше дело, не мое, — довольно резко ответил Ланн. — Если они смогут извлечь, — он не зря употребил именно это слово, памятуя о способностях Шайны, — из нее информацию, которая может мне пригодиться, отправьте вдогонку курьера с письмом. Но, говоря по совести, мастер… — Ланн поднял глаза на Анцеля и улыбнулся краем губ, — я не столь наивен, чтобы верить, будто Вираго выдадут одну из своих. Искренне желаю удачи в поиске предательницы.

Анцель поднялся. Протянул руку.

— И тебе я желаю удачи. — В минуту внезапной слабости он хотел добавить, что действовал исключительно в интересах Гильдии, но вовремя осадил себя. Ланн не был сентиментальным. Не по отношению к другим мужчинам. — Я верю в тебя, карц ты или ульцескор.

Ланн не без колебаний пожал протянутую руку. Долгое время Анцель заменял ему отца. Но он вырос и больше не нуждается в опеке. Настоящие родители, родной дом… мог ли Ланн скорбеть о том, чего у него никогда не было?

— Прощайте, мастер.

— Пусть Богиня улыбается тебе, Ланн.

Ульцескор развернулся на каблуках и вышел из комнаты, не прикрыв дверь. На сборы Ланну потребуется менее десяти-пятнадцати минут, Анцелю нужно отдать необходимые распоряжения, сказать Шадрену… Но мастер продолжать стоять и смотреть на удаляющуюся фигурку Ланна, пока тот не скрылся за поворотом. Может, я посылаю тебя на смерть, думал Анцель, но там, где не справишься ты, не справится никто.

И он еще раз — от всего сердца — пожелал ему успеха.

Интерлюдия 9. Искариот

— Почему вы втягиваете меня в это, Алия? — жаловалась Эйра-Луна, едва поспевая за старухой. — Я сделала все, что от меня требовалось. Я открыла свой разум для Шайны, позволила ей надругаться над собой…

— И я увидела там немало, — отозвалась девочка, замыкавшая шеренгу.

Эйра-Луна закусила губу. Мановением ее руки высокие окна пятого яруса, из которых дул сильный ветер, начали закрываться одно за другим. Снежная Ведьма, не сбавляя шаг, расчесала волосы пальцами и расправила их на плечах.

— Один поцелуй ничего не значит, — сказала она.

— Смотря какой, — возразила Шайна. — Меня чуть не стошнило. Богиня, это же Кайн! Как ты могла это сделать? До сих пор не понимаю.

— Тебе и не нужно. Потому что ты никогда не вырастешь.

— Прекратите, — велела Алия-Аллор. — Это отвратительно.

Когда старуха распахивала дверь Зала Витражей, у нее заметно дрожали руки. Алия-Аллор искренне верила в непричастность своих воспитанниц к делу Кайна и поэтому до последнего закрывала глаза на факты, свидетельствовавшие не в их пользу. Сканла не глупа — она постарается уйти от правосудия, как можно скорее покинув Гильдию, и зал окажется пуст. Старшая Вираго попросила Анцеля не вмешиваться, но он обязательно принял необходимые меры предосторожности и предупредил охрану у ворот — в противном случае это был бы не Анцель.

Вопреки надеждам Алии-Аллор в зале оказалась женщина в капюшоне. Она стояла в углублении под выпуклым куполом, запрокинув голову. С картины ей улыбалась Богиня. Услышав скрип дверных петель, ведьма медленно обернулась.

— У меня только один вопрос, — сказала Алия-Аллор, скрещивая на груди руки. Шайна заняла позицию слева от старухи, Эйра осталась в дверях: своеобразная защита от возможной агрессии. — Почему?

— У меня не было выбора, — заговорила обвиняемая, и этот голос не принадлежал Сканле. Она медленно стянула с головы капюшон и сняла маску с разрезами для глаз и рта, скрывавшую лицо. Ее нос порядочно распух, на переносице красовалась свежая повязка, но Шайну не потревожили угрызения совести. Вчера ночью девочка сделала то, что считала правильным.

— Лайя?..

Алия-Аллор оглянулась на своих спутниц. Эйра вытаращила глаза, а вот Шайна не выглядела изумленной — для нее этот маскарад вовсе не являлся тайной. Она знала и не сказала мне, с горечью подумала Алия-Аллор. Как давно я потеряла авторитет среди Вираго? Но сейчас ее внимания требовала другая проблема.

Лайя-Элейна сняла с левой руки перчатку. Продемонстрировала присутствующим знак на тыльной стороне ладони: черный дракон с головой петуха.

— Я не смогла бы помешать ей, даже если бы хотела, — заявила она.

— Что это? — спросила Эйра. — У тебя на руке?

— Кокатрис, малый король, — охотно ответила Лайя-Элейна.

— Нет, я имею в виду…

— Это геш, — сказала Алия-Аллор. Она внезапно ощутила слабость во всем теле. — Девочка моя, помоги мне сесть. — Шайна подвела ее к креслу, старуха тяжело опустилась в него и продолжила говорить: — Древняя клятва верности. Тот, кто нарушит ее, умрет. Значит, ты и Сканла?..

Лайя-Элейна кивнула.

— Мы связали себя гешем еще до того, как переступили порог Гильдии. Мы пришли порознь, никто не мог заподозрить связи между нами. Даже ты или Шайна.

— Ты… любишь ее? — спросила старуха.

Ведьма, которую за глаза прозвали Черной Вдовой, разразилась громким смехом. Зал наполнился гулкими звуками, отразившимися от стен. Шайна смотрела на бывшую наставницу и не узнавала ее. Алия-Аллор поморщилась. У старухи было доброе сердце, в ее глазах любовь могла стать оправданием чему угодно. Но нет… здесь не было любви.

— О чем ты говоришь? — мягко спросила Лайя. — Мы преследуем общую цель, вот и все. Спала ли я со Сканлой, пока у меня была такая возможность? Нет и еще раз нет. Я не испытываю к ней страсти, и она не толкала меня на преступление. Прежде всего, — она загадочно улыбнулась, — это было моей идеей от начала и до конца.

— Но ты только что сказала…

— Что у меня не было выбора? Но ведь это так. Размотав клубок, я уже не могла остановиться. Я обязана претворять этот план в жизнь даже сейчас. Ты привела с собой палачей, не так ли? Но прежде, чем ты казнишь меня, Алия…

Старуха смотрела на Лайю во все глаза. Действительно, Алия-Аллор явилась сюда в компании двух ведьм, чья разрушительная сила была неоспоримой, но она сделала это не для того, чтобы вынести сестре приговор и немедленно привести его в исполнение. Старшая Вираго запоздало поняла, что Лайя-Элейна тоже так не считала. Она всего лишь решила сыграть на чувствительных струнах ее души.

— … позволь мне объясниться.

Лайя-Элейна начала говорить, и части головоломки стремительно складывались в одно целое, дополняя картину. От осознания происходящего у Алии-Аллор закружилась голова. Получив решительный отказ Анцеля и его Совета, Лайя-Элейна не сдалась и продолжила лелеять в своем сердце надежду, пока та не обрела физическое воплощение. Кайн не был бичом, несущим смерть; напротив, он должен был избавить их от гнета, тяготевшим над ведьмами многие века. Бывший экзалтор и не догадывался, что на него возложили колючий венок мессии.

Алия-Аллор схватилась за сердце, шумно втягивая воздух. Годы брали свое, через несколько лет ей придется уступить место старшей Вираго одной из тех, кто сейчас находился с ней в Зале Витражей, так как Сканла-Кай в силу своей особенности не могла представлять Вираго. Да и теперь, узнав о том, что Сканла подчиняется Лайе, Алия-Аллор не отдала бы бразды правления ведьме звука.

Шайна нежно коснулась морщинистой руки, прерывая размышления старухи, заботливо поднесла к ее рту стакан с водой. Старшая Вираго сделала глоток, украдкой глянув на девочку. Основная часть взрослого мира скрыта для Шайны чернильной пеленой, через которую девочке, увы, не суждено заглянуть. А разве можно судить тех, кого не можешь понять? Что касается Эйры-Луны, Снежной Ведьмы… То она чересчур сосредоточена на себе. Ее мало волнует происходящее в этих стенах, а за ними и подавно. О слабости Эйры — ее извечной борьбе с зовом плоти — знают многие, и кто-то вполне может этим воспользоваться. Она ведь целовалась с Кайном? Старуха внутренне содрогнулась. Да, ему суждено было стать их избавителем, но от этого его проступки не становились менее серьезными.

Лайя-Элейна обладала холодным, расчетливым умом, и, насколько было известно Алии, ее не влекло ни к материальным благам, ни к физическим удовольствиям. О жертвах, принесенных во имя цели, будет не так-то легко забыть, но будущее, к которому стремилась Черная Вдова, стоило немало крови и страданий.

В этот момент Алия-Аллор выбрала себе преемницу. Она жалела только об одном — что план, который Лайя претворяла в жизнь, не пришел ей в голову первой. Кто теперь вспомнит о старухе, которая только и умела, что исцелять раны? Да никто.

Вздохнув, Алия-Аллор протянула Лайе-Элейне руку для поцелуя. Черная Вдова шагнула к ней, несколько секунд подержала ее руку в своей ладони, легонько стиснув пальцы, а потом опустилась на колени перед креслом. Прикосновение ее губ обожгло старуху, как огнем, оставив на коже красноватый след.

— Все, что вы здесь слышали, — обратилась Алия-Аллор к двум другим девушкам, — не выйдет за пределы этого зала. Я назначаю Лайю-Элейну своей преемницей. Отныне вы будете делать то, что она говорит.

— Нет, — сказала Шайна, — никогда. Она отдала ее Кайну.

— Не стоило так привязываться к тем, кого собирались пустить на распыл, — сухо ответила Лайя. — Я была твоей наставницей, помнишь? Ты любила меня.

— Той, кого я пущу на распыл, — ответила Шайна, бледнея от гнева, — будешь ты.

— Прекратите немедленно! — Зычный голос Алии-Аллор эхом отразился от стен. — Шайна, ты не понимаешь…

— И никогда не пойму. Вы покрываете убийцу.

— Я никого не убивала, — отозвалась Лайя.

Шайна сердито мотнула головой.

— Кайн не смог бы нанести столько ущерба без твоего пособничества. Я могла бы сжечь их обоих, его и Сканлу-Кай.

— Так почему же не сожгла? — повела бровью Лайя.

— Потому что вы не позволили мне! — крикнула девочка.

Вчера ночью, сидя в укрытии и кусая губы, Шайна вынуждена была наблюдать, как Кайн спускается в подземелье с помощью Сканлы, управлявшей механизмом клети. Летиция ди Рейз билась в сетях под Башней Луны, как пойманный мотылек, но даже если бы Шайна знала, где она попалась в ловушку, девочка не успела бы ее спасти.

Алия-Аллор раскрыла рот, но Лайя взглянула на нее и медленно покачала головой, испрашивая разрешения самой разобраться с этим маленьким непокорным чудовищем, вышедшим из-под контроля. В конце концов, однажды она уже усмирила Шайну. Старуха кивнула.

— Ты мыслишь в пределах своего крошечного мирка, — сказала Лайя. — Я же думаю за всех. Жизнь Летиции ди Рейз, твоей сердечной подруги, не находится под угрозой. Сканла-Кай позаботится о ней.

— Она вернется такой, как Тессалия.

— Возможно. Но даже тогда она будет представлять для нас ценность. Мы скажем Ланну, что ее можно вернуть, и он… — Лайя-Элейна запнулась. Воздух в комнате стал удушливым и горячим, несмотря на все меры по поддержанию идеальной температуры в Башне. На ее лбу выступили крупные капли пота. — Почему ты не попыталась убить меня в комнате допросов, Шайна? Когда я не могла причинить тебе вред?

Эйра хотела попытаться образумить девочку, но, увидев в руке Шайны экзалторскую маску, отшатнулась от нее, как от чумной.

— Шайна, — старуха встала с кресла, — не надо.

— Я неправильно истолковала твои слова, — девочка неотрывно смотрела на Лайю-Элейну, — вот и все. Я сказала Медейне, что хочу быть ее другом… — Ее голос дрогнул, хрустальная маска легла на лицо. — Так не должно быть.

Около минуты они провели в молчании. Эйра-Луна ждала указаний от Алии-Аллор, но старуха не знала, как поступить. Лайя-Элейна была права — Шайна рассуждала, как ребенок. Какое значение имела одна-единственная девушка? На кону стояли тысячи жизней — и желанная свобода для всех.

— Ты нужна мне, Шайна, — произнесла Черная Вдова. — Ты должна подтвердить мою непричастность перед лицом Совета, иначе экзалторы схватят нас обеих, и в этот раз они будут беспощадны. Ты ведь сканировала меня, помнишь? Ты не сказала им всей правды. Айри, — сказала Лайя уже мягче, — неужели ты ценишь жизнь этой малознакомой девицы выше своей? — На перекошенном детском лице отразилась отчаянная борьба. — Я не оставила следов. Мы найдем, кого обвинить. Скажем, что одна из ведьм помогла предателю войти, затем отвела его к Вираго в маске, и они заставили ее спеть колыбельную. Сканлу невозможно принудить силой, но Совету это неизвестно. Что касается той меня, что знают под именем Лайи-Элейны, то я буду в безопасности, сбросив фальшивую личину. В один день я вернусь из долгого путешествия.

— А если, — вмешалась Эйра-Луна, — они вздумают ее допросить? Эту… подставную ведьму?

— Скажем, что она пришла просить у нас заступничества, сознавшись в своем преступлении. Но скрылась, как только мы заявили, что ей придется сполна ответить за все.

Еще до рассвета Черная Вдова позаботилась о том, чтобы придать своей версии правдоподобности: она раздала нескольким рядовым ведьмам поручения, которые вынудили их временно покинуть Гильдию. Позднее Лайя намеревалась их устранить.

— Слишком все гладко, — сказала Снежная Ведьма. — Убежать от нас? Я бы не поверила.

— Я постараюсь быть убедительной, — пообещала Лайя-Элейна. — Верить нам или нет — дело Совета. Но нам необходимо предоставить хоть какие-то объяснения. — Она снова повернулась к Шайне. — Я преклоняюсь перед двумя вещами: умом и силой. Я обладаю первым, ты — вторым. Помоги мне, Шайна, и я помогу тебе.

После короткой паузы Шайна ответила:

— Хорошо.

Алия-Аллор вздохнула с облегчением, не веря, что девочка так легко и быстро сдалась. Шайна с нарочитой медлительностью убрала маску в карман платья. Затем она скользнула взглядом по присутствующим и вновь остановила его на Черной Вдове.

— Однажды вы позволите мне делать то, что я захочу, — заявила Шайна. — И неважно, насколько страшными будут последствия, пусть даже это разобьет мир на части. Это мое условие.

— Но, Шайна… — беспомощно начала Алия-Аллор. — Мы не можем…

— Да, — ответила Лайя-Элейна. Если ее план провалится, будущее не имеет смысла. Она могла пожертвовать всем. — Да, если ты поможешь мне сейчас.

Алия-Аллор промолчала. Ее мысли текли вяло и лениво, ей не было места в этой сложной игре. Она готова была сдать свои полномочия прямо сейчас и остаток жизни провести под гостеприимным кровом в приличном отдалении от Гильдии и всех ее дел. Кажется, кто-то из внуков ее брата все еще жив и помнит о ней… Алия-Аллор прожила долгую жизнь; ей часто приходилось принимать решения и отвечать за них. Пусть теперь эти заботы лягут на другие, молодые плечи. Пусть решает Лайя.

— Это не путь малой крови…

— Молчи, Эйра. — Лайя-Элейна протянула к Шайне, огненной принцессе, здоровую руку. — Я клянусь, что когда придет пора расплаты, я не откажу тебе. Клянусь кокатрисом на моей ладони.

Глава 15

Летиции накинули на голову один из свободных мешков, и теперь она шагала первой в нестройной шеренге ведьм, потеряв счет минутам. Под ногами чавкала влажная земля, острые шипы высоких, как деревья, растений, оставляли кровоточащие царапины на коже, и госпожа ди Рейз искренне жалела, что отказалась от глотка воды. Иногда она спотыкалась о мелкие предметы, лежащие на земле: Летиция отчаянно убеждала себя, что это скользкие камни или гнилая трава, но по ощущениям эти штуки очень походили на тела из мяса из костей, мертвые и поэтому неподвижные. Может быть, трупики птиц или мелких грызунов, скончавшихся от старости или болезни. В последнее ей больше верилось. Она ничего не видела и не чувствовала запаха, пропитавшего воздух, но шестое чувство подсказывало — здесь все насыщено чумой. Пленницы не заболели только потому, что вдыхали кислород через плотную ткань мешка, и Кайн со Сканлой, несомненно, тоже приняли необходимые меры защиты.

Спустя время, показавшееся Летиции вечностью, их остановили. Натяжение веревки, связывающее ее с остальными ведьмами, немного ослабло. Девушку с силой толкнули вперед, и она, обнаружив под ногой пустоту, едва успела нащупать ступеньку и сохранить равновесие. Судя по приглушенным звукам падения, это удалось не всем.

Они шли и сворачивали, и Летиция, загнав страх в темные глубины сознания, считала повороты, чтобы не дать ему выбраться обратно. 'Я убью его, Тиша. Я все сделаю как надо'. Как уверенно звучали его слова! Она крепко стиснула зубы, не давая воли слезам. Эти звуковые коридоры значительно сокращали путь. Что сейчас там, снаружи, за пределами этого проклятого мешка? Вечер, ночь, утро? Сколько времени потребуется Ланну, чтобы добраться сюда, даже если он будет знать, куда идти? Дни, может быть, недели.

Шесть, молвила Летиция про себя. Три поворота вправо, два влево, и теперь вот снова — правый… Она налетела на ведьму, шедшую впереди, едва не сбив ее с ног. Послышался скрип открываемой двери, струя воздуха окатила ее кожу холодной волной. Еще несколько шагов — и под ногами зашуршали циновки. Прежде чем с ее головы сдернули мешок, Летиция узнала это место, являвшееся ей во сне, и поняла — они достигли конечного пункта путешествия.

Ее силой усадили на кровать. В глаза ударил яркий, искусственный свет. Госпожа ди Рейз крепко зажмурилась, несколько секунд провела с закрытыми глазами, а потом медленно осмотрелась, щурясь и моргая. Вдоль зала стояли ряды одинаковых кроватей с белоснежными простынями, в изножьях лежали сложенные клетчатые пледы. Позднее пледы оказались как нельзя кстати, ибо в помещении было непривычно холодно: холоднее, чем той ночью в Кьете, когда она забралась к Ланну в постель. Кровь на полу могла быть ее собственной — голые руки Летиции были изрезаны от кистей до плеч. Рядом с ней сидела Сканла-Кай, и кровать не прогибалась под ведьмой, словно она не весила ни фунта. Больше в зале никого не было.

— Куда увели остальных? — первым делом спросила Летиция.

— Это неважно, — ответила Сканла. — Я хочу попросить тебя вот о чем: не сопротивляйся. Кайн так или иначе добьется своего, а тебе будет больнее.

— Я не могу верить человеку, чьих глаз не вижу, — заявила девушка. — Откинь капюшон, и тогда мы поговорим. Я знаю твое имя, Сканла-Кай, как и ты мое.

— Опасное знание, — в голос Сканлы закрались веселые нотки. — Ты уверена, что хочешь взглянуть на меня, Медейна?

Не дожидаясь подтверждения, Сканла стянула с головы капюшон. Летиция отпрянула, широко раскрыв глаза. Ведьма звука не имела веса и вынуждена была прятать свое лицо — или, скорее, отсутствие такового. Для пущей убедительности Сканла сняла одну из перчаток и продемонстрировала госпоже ди Рейз пустоту в рукаве.

— Ты владеешь именем существа, не имеющего плоти или визуального воплощения, — сказала ведьма. — Это ничего тебе не дает.

— Что с тобой произошло? — прошептала Летиция. — Кто это сделал?

— Я обрела могущество, которого желала, но заплатила за эту непомерную цену. Знаешь, я уже не помню, как выглядела когда-то, — задумчиво произнесла Сканла, — в те времена, когда носила имя Миллисент. Шайна заставила больную тетушку захлебнуться кипящей кровью, Эйра насмерть заморозила своих родителей и сестер, Лайя прикончила папашу, не дававшего ей житья, — она на секунду умолкла, — а я причинила вред себе самой. Рядом со мной не было никого, иначе я могла бы передать ему свое проклятье. И передала бы, будь уверена.

Летиция понимала, почему ведьма звука настолько с ней откровенна. Сканла не рассчитывает, что у девушки будет шанс кому-то это рассказать — как у осужденной на смерть, проживающей свой последний час в одиночной камере.

— Но как ты носишь одежду?

— Простенькое волшебство. Таким трюкам учат еще в первый год обучения.

— Меня ничему не стали учить.

— Ты необходима для других целей, — объяснила Сканла. — Нам не нужно, чтобы ты становилась могущественной ведьмой. Пусть то, что спит в тебе, Медейна, остается спящим.

— Так для чего я вам понадобилась? — прямо спросила госпожа ди Рейз.

— В каком-то смысле ты являешься аномалией. Сродни мне. Но нет, это не важно. — Сканла замолчала, и спустя минуту Летиции начало казаться, что ведьма звука теперь парит где-то под потолком, близко к источникам света, невидимым, как она сама. В конце концов, девушка никак не могла убедиться в том, что Сканла сидит рядом с ней. — Ты — ключ, — наконец отозвалась ведьма. — Наш ключ к Ланну.

— Королева-Колдунья? — недоверчиво переспросила Летиция.

Сканла разразилась сухим, неприятным смехом.

— Лайя любит все драматизировать. Моя бедная девочка, — рука ведьмы, все еще одетая в перчатку, погладила Летицию по щеке, — не быть тебе ни колдуньей, ни королевой. Лишь тенью… тенью прежней себя.

С губ Летиции готовы были сорваться десятки вопросов, большинство из которых содержали упрек. Но Сканла не пощадит ее, даже если госпожа ди Рейз хлопнется на колени и станет со всей горячностью умолять ведьму звука о снисхождении. Летицию втянули в опасную игру, но она не собиралась опускать руки. С ней ничего не случится, Ланн придет и спасет ее, поэтому ей следует выведать у этого бесплотного существа все, что только возможно.

— Ланн — сын короля?

— Нет, — прошелестела Сканла. — Он не сын короля, но он принц крови.

— Как такое возможно?

— Конечно, — продолжила Сканла, будто не расслышав ее вопроса, — история о пророчестве — всего лишь выдумка. Альруна — так мы называем тех, кто наделен даром ясновидения — решила подшутить над мальчиком. Что касается Алии-Аллор, то она не умеет заглядывать в будущее, но на всякий случай подтвердила эту ложь. И оказалась права. Удивительная вещь — вера. Достаточно людям искренне уверовать во что-то, и это рано или поздно становится правдой. Мы изменим порядок вещей, и нам нужен человек у власти, чтобы поддержать эти нововведения. Ланн достаточно хорош для короля, тем более теперь, когда у нас появился к нему доступ. — Летиция напряженно таращилась в пустоту на месте головы Сканлы, и ведьма звука внезапно почувствовала себя голой. Сканла поспешно натянула перчатку и спряталась под капюшоном. — Кроме того, у меня личные счеты с нынешним монархом.

Разум Сканлы, как незаживающее клеймо, все еще терзали видения восстающего льва на алом фоне. У короля есть сын и две дочери. Она заставит его детей почувствовать боль утраты, а потом убьет и их тоже.

— Зачем вы помогаете Кайну?

— Я же говорила. Мы стремимся к утопии. К раю для ведьм. — Ее голос перешел на шепот: — Власть экзалторов еще опаснее, чем тауматурги, утратившие контроль над своей силой. Да, мы помогали Кайну, но это не меняет сути дела — да и наша с Лайей причастность не будет доказана. Совету придется серьезно над этим поразмыслить. Следующим шагом будет ультиматум: либо Гильдия избавляется от экзалторов, либо начинается полномасштабная война. И у них…

— Убей Кайна, — перебила ее Летиция.

— Что? — не поняла Сканла. — Зачем?

— Спаси тех ведьм, что пришли сюда вместе со мной.

Судя по движениям капюшона, Сканла качала головой.

— Нет. Жертвоприношение должно быть полным, и я не могу его убить. Маска меня не остановит, но я дала клятву. Его нужно сразить не магией, а клинком. Так было задумано.

Госпожа ди Рейз стиснула кулаки.

— К дьяволу то, как было задумано. Достань мне нож. Я сама его убью.

— Со связанными руками? — с сомнением спросила Сканла. — Я не могу достать тебе оружие. Здесь ничего такого нет.

— Ты можешь двигаться быстро. Ты…

— Я никуда не уйду. Это вызовет подозрения.

— Неужели у тебя нет сердца? — в гневе воскликнула Летиция. — Видимая или нет, ты остаешься женщиной! Они — твои сестры. Тебя не заботит их судьба?

Когда Сканла ответила, в ее голосе звенел металл:

— Прекрати истерику, иначе я уйду.

Летиция замолчала, хотя обвинения отчаянно рвались наружу. Какое-то время они молчали: здесь не было никаких звуков, кроме еле слышных вдохов и выдохов Летиции, и, казалось, что сам воздух застыл. Взгляд госпожи ди Рейз лениво скользил по аккуратно застеленным кроватям и девственно белым стенам без окон и дверей. Они как-то попали в этот зал, и входная дверь, вероятно, была замаскирована.

— Первые ведьмы, которых мы похитили, — сказала Сканла, — были порочны. Они не сдержали обет.

— А эти?

— Эти — нет. Послушай, Медейна… разве мы, изменившиеся, рожающие детей-демонов, не заслуживаем сострадания? Разве мы становимсяменее людьми? Разве мы виновны в том, что уступили истинно человеческой природе и возжелали могущества или удовольствий? Разве обжору казнят за то, что он ест за троих? И, тем не менее, в нас видят только чудовищ. Твой Ланн… думаешь, он не такой, как все?

Летиция почувствовала легкое недомогание. Мысли и образы вертелись в голове, как разноцветная карусель. Она попыталась сосредоточиться на чем-то одном, найти оправдание Ланну — и не смогла.

'Ликантропы — люди примерно на четверть'.

'Если бы элле причинила мне вред, ты бы убил ее?' — 'Да'.

Убивая Архена, испытывал ли Ланн хоть малейшие угрызения совести? Скорбел о его смерти? Нет, он делал свое дело; делал то, для чего его прислали. В конце концов, он просто наемный убийца. Ему платят за смерть.

Сканла скрывает свою бестелесность от Совета, потому что ведьма звука — аномалия, которую следует устранить. А что насчет нее, Летиции? Возможно, ей тоже грозит казнь? Ланн убивал ликантропов — они считались монстрами, а не людьми. Но ведь Летиция умеет превращаться в волчицу… почему же он ничего не сказал?

— После смерти нет свободы, — произнесла Сканла, вставая, — только Колыбель. Так почему бы не обрести ее на земле? Мы запомним твою жертву, Медейна. Пусть эта мысль согревает тебя, когда ты сядешь в кресло Айте. — Ведьма протянула Летиции сложенный плед. — Я дала тебе пищу для размышлений, не так ли? Но тебе нужно поспать. Спи, пока еще можешь забыться сном.

Легко сказать — спи. Еще какой-то месяц назад Летиция ди Рейз почти ничего не знала ни о ведьмах, ни об экзалторах, ни о холодной войне, которую они между собой вели. Так просто было делить на темное и светлое, добро и зло: Кайн выступал вредителем, а Гильдия казалась нерушимым оплотом защиты. Но теперь все изменилось.

Не успела госпожа ди Рейз завернуться в плед и опустить голову на подушку, краем глаза продолжая наблюдать за Сканлой, как свет в зале погас. Помещение затопил непроницаемый, стылый мрак. Здесь не водились даже тени. Шуршание плаща, негромкий скрип, легкое дуновение ветра со знакомым ароматом подземелья — и Летиция поняла, что осталась в одиночестве.

Почему мне всегда суждено выступать жертвой? — устало думала она. Быть предметом торговли или обмена? Неужели я больше ни на что не гожусь? Неужели это расплата за то, что я ступила за пределы мира, который знала?

'Что ж ты, стал бы ко мне приезжать? Женился бы на мне?' — 'Нет. Не стал бы'.

Она сказала, что доверяет ему, что больше не будет в нем сомневаться, но ведь Ланн сам прогнал ее прочь. Останься Летиция в его комнате, ничего этого бы не произошло. И неважно, кто им противостоял бы — люди, колдуны или злобные чудовища; неважно, что Ланн был ранен и избит. Единственным безопасным местом для Летиции было место у него за спиной.

Щека, отмеченная сеточкой шрамов, тусклый блеск серебристо-серых глаз, висячие серьги из голубых камней… Летиция поняла, что таращится в темноту, время от времени впиваясь ногтями в ладони, и заставила себя сомкнуть веки. Их перехитрили, обвели вокруг пальца, как малых детей, но сейчас с этим ничего не поделаешь. Надо спать, отвлечься от тревожных мыслей и скользнуть в забытье, дать отдых разуму и телу.

Спустя час или полтора ей все-таки удалось заснуть. Говорят, что душа может покинуть тело во сне и позволить его обладателю воспарить над облаками; что это единственное время, когда люди способны летать. Так или иначе, сознание Летиции в считанные секунды преодолело расстояние, отделяющее ее темницу от поместья ди Рейзов в Городе-на-Скале. Девушка сидела на заднем дворе под сенью плакучей ивы, свесившей свои зеленые ветви на скамейку из резного дерева. На госпоже ди Рейз было тонкое белое платье и босоножки, летний ветер ласково овевал ее лицо и шевелил волосы. Они ничего не помнила о событиях, изменивших несколько последних месяцев ее жизни; Ланн стал смутным, далеким воспоминанием, чем-то вроде старой и забытой любви. Госпожа ди Рейз предавалась сладкому безделью, нежась в лучах солнышка — как и ей в этот момент, солнцу были неведомы тяготы повседневной жизни.

Летиция откинулась на спинку скамейки и блаженно прикрыла глаза, когда кто-то тронул ее за плечо. Шрам-полумесяц вспыхнул на коже, обжег ее холодом, пробудив дремлющую память.

Тощая ведьма, частая гостья ее снов, смотрела на нее темно-зелеными глазами. В отличие от Ланна, Летиция не заметила этой внешней метаморфозы — не в ее характере было приглядываться к девушкам. Очевидным было другое, и это не имело никакого отношения к цвету глаз: здоровье и душевное равновесие Морвены значительно улучшилось с момента их отъезда из Блука. Ведьма больше не была несчастной отщепенкой с печатью трагедии на лице: на ее плечах красовался алый плащ, а во взгляде читалась радость исполнившейся мечты.

Госпожа ди Рейз не могла толком объяснить, что заставляло ее раз за разом помогать ведьме, подвергая себя опасности. Эти ее стремления не имели ничего общего с простодушным заявлением Шайны: 'Я хочу быть твоим другом'. Друзья? Нет. Летиция сдержала клятву, она исполнила свою часть поручения, доставив Морвену в Гильдию, и с чувством выполненного долга переложила заботы о Морвене на плечи Вираго. Нельзя сказать, что Летицию не мучило любопытство относительно сущности Морвены — в конце концов, кто такая эта 'кайлеах'; но в свете последних происшествий девушке было некогда задаваться этими вопросами.

— Тень алчет.

Морвена смотрела на нее так, словно сообщала пароль или секретную фразу, означавшие: 'Я на твоей стороне. Тебе нечего бояться'. Госпожа ди Рейз ответила ведьме непонимающим взглядом. Спустя мгновение ее лицо просветлело. Верно, именно это сказали Летиции ведьмы в зеркалах Айге… Но ведь потерянные слова вынырнули из глубин памяти только сейчас, когда же она успела передать их Морвене?

— Что ты здесь делаешь?

— Ты помогла мне, — сказала Морвена. Робко улыбнулась. — Теперь моя очередь. Ты в заточении, помнишь? Я приду за тобой.

— Ты?..

Руки Летиции лежали на коленях, и ведьма накрыла ее ладонь своей. Морвена действительно похорошела, ее скулы сгладились, мешки под глазами исчезли, а на щеках появился едва заметный румянец — признак смущения.

— Кайле говорит, что ты выживешь. Она — могущественная колдунья, ей можно верить. Я знаю ее имя. У меня никогда не было друзей, но мы с ней… почти как они.

— Как же ее зовут?

Морвена покачала головой.

— Я не могу тебе сказать.

Летиция стиснула ее руку так сильно, что Морвена испугалась. Девушка склонила голову к ведьме и спросила быстрым шепотом:

— Где Ланн?

— Он со мной.

— С тобой? — Летиция разжала пальцы. Она была ужасно ревнивой, и мысль, что Ланн снова путешествует в компании Морвены, не принесла ей радости. Конечно, их с ульцескором связывало многое, да и посредственная наружность Морвены не могла соперничать с внешним великолепием госпожи ди Рейз, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Летиция внутренне напряглась, задавая следующий вопрос. — Почему?

— Почему? — переспросила Морвена. Задумалась на мгновение, а потом сообщила ровным, спокойным тоном, как будто это было самой естественной вещью на земле: — Потому что я — оружие. Клинок, способный сразить Кайна.

Сон прервался. Летицию пытались схватить за руки и обездвижить, а она отчаянно брыкалась. С трудом разлепив веки, она увидела Кайна, на всякий случай напялившего маску, и связанными руками потянулась к хрусталю, пытаясь сорвать это средство защиты, столь хрупкое на вид и столь неумолимое в своем действии: разрушительную магию, направленную в экзалтора, маска обращала против нападавшего.

Кайну удалось прижать запястья Летиции к кровати, и Сканла склонилась над пленницей с продолговатым сосудом в руке. Летиция попыталась прокусить перчатку, в полной мере осознавая бесполезность этого шага, — Сканла не имела осязаемого тела, ей нельзя было причинить вред.

— Быстрее, Лайя.

Надавив на челюсть, Летиции силой раскрыли рот и влили в горло раствор с резким неприятным запахом. Сканла закрыла ей рот и нос, и девушке пришлось проглотить горькое питье.

Кайн отпустил пленницу, снял перчатки и ощупал глубокую царапину на щеке, оставленную Летицией в припадке ярости. Какое-то время лицо Кайна сохраняло сосредоточенное выражение, оценивая размеры ущерба, нанесенного его внешности; потом он улыбнулся.

— Видит Богиня, эта девчонка доставит мне много приятных минут.

Госпожа ди Рейз почувствовала, что слабеет. Не имея иного способа выразить свою ненависть, она плюнула в темноту под капюшоном Сканлы, и с чистым сердцем провалилась в забытье.

Проснулась Летиция сидя. Руки покоились на подлокотниках кресла из полированного камня, запястья охватывали тяжелые оковы, соединенные цепью. Такие же кандалы были на ногах, к шее прилегал металлический ошейник. С госпожи ди Рейз сняли сапоги, бриджи, и, кажется, нижнее белье — между ее телом и сиденьем ощущалась лишь тонкая ткань платья. Стараясь держать в узде нарастающий страх, Летиция огляделась. Границы зала терялись в темноте, но в поле видения не было ничего, кроме ее кресла и двух высоких стеклянных столбиков по его бокам. Внутри столбиков плескалась жидкость наподобие ртути, а на стекле были поперечные отметины с символами, которые показались девушке незнакомыми.

— Где я? — Она не заметила, что задала этот вопрос вслух. — Что это за место?

Кайн выступил из тени со светильником в руке. Ровные светлые локоны живописно лежали на его плечах, лицо заливал тусклый отблеск света. Он обладал всем тем, что издавна причисляли к мужским достоинствам: стройностью, высоким ростом, узкими бедрами и длинными ногами, изящными кистями рук и тонким, чуть продолговатым лицом без недостатков. Кто-то скажет, что плечи Кайна были недостаточно широки или что он немного косил на один зеленый глаз в обрамлении коротких золотых ресниц, но в остальном этот мужчина мог считаться совершенным. Его красота была неоспоримой, но равным образом она была зловещей и внушала скорее страх, чем восхищение.

— Ты находишься в Зале Испытаний и сидишь в кресле Айте. Когда-то сюда помещали особо опасных преступников, одним своим дыханием оскорблявших саму жизнь.

— Я не преступница, — заявила Летиция, скрывая в голосе дрожь. — А вот ты — да.

Кайн не придал значения ее словам.

— Одного за другим Богиня усадила в это кресло своих соперников-богов, — сказал он. — Потом своего отца. Свою тень. А после она села в него сама.

— Но зачем?

Мужчина поставил ногу на ступеньку перед креслом и нагнулся к Летиции. От него разило табаком и свежим потом. Кайн мог выглядеть как бог, но при этом он оставался существом из плоти и крови.

— Чтобы взглянуть в лицо своей смерти. И победить ее. — Его губы тронула улыбка. С нескрываемой насмешкой Кайн продолжил: — Но тебе это не удастся. Ведь ты же не Богиня, Летиция ди Рейз? — Девушка стиснула челюсти, а он откинул со лба ее волосы и провел пальцем по сжатым губам. — Ты всего лишь красивая девчонка.

К несказанному облегчению Летиции, Кайн быстро оставил ее в покое и принялся возиться со стеклянной колбой справа от кресла. Сидя на корточках, он несколько раз постучал по столбику, пока уровень жидкости внутри не поднялся. Затем он щелкнул перемычкой у основания колбы, и что-то острое, вроде шипа или иглы, впилось Летиции в запястье. Жидкость внутри правого столбика порозовела, окрашенная кровью.

— А это что?

— Метары, — пояснил Кайн, стуча по левой колбе костяшками пальцев. — Такие есть у Вираго, только поменьше. Они измеряют силу ведьмы. Вообще-то это старомодный и не очень-то гуманный способ, но другого я не знаю.

Летиция тяжело сглотнула. Долго молчала, прежде чем спросить. Было ли Кайну ведомо сострадание? Она полагала, что нет; и все-таки не было похоже, чтобы он находил удовольствие в чужой боли.

Ее укололо в левое запястье. Госпожа ди Рейз почувствовала, что второго шанса не будет, и раскрыла рот:

— Это неприятный процесс?

— Очень, — сказал Кайн. — Готова?

Нет, хотелось закричать ей, нет. Я не готова ни к этому, ни к тому, что последует за ним. Освободи меня, выпусти меня отсюда, и я сделаю все, что ты хочешь. Я могу усадить в кресло Айте любую другую пленницу, даже Джил, только не заставляй меня проходить через это.

Ни одно из этих слов не проникло сквозь ее стиснутые зубы. Летиция медленно кивнула. Чем раньше начнется 'измерение', тем раньше закончится. Что-то щелкнуло, и странный шум затопил ее голову изнутри. Какое-то время он становился громче, обширнее, менял звучание и тональность, словно приноравливаясь к какой-то мелодии, звучащей в ее душе. Потом прибор нащупал искомый мотив, громкость в одночасье взлетела до предела, расколов череп невыносимой болью, дробящей сознание на куски.

Тысячи Летиций, зеркальных отражений ее самой, стенали и молили о пощаде — но в этом звуковом аду не было места спасению. Мысль была убита и перестала существовать. Балом правила пытка, и сколько бы она не длилась — минуту или несколько секунд, — это время казалось жертве бесконечным.

Розовая жидкость в столбиках бурлила, ее уровень стремительно поднимался и так же быстро опадал. На лице госпожи ди Рейз не отражалось ничего: разум был заморожен и утратил способность считывать эмоции. Когда она наконец открыла глаза, ее взгляд был стеклянным, как у мертвеца.

— Ну как? — сквозь затихающее гудение до нее долетел голос Кайна. — Живая? Я немного приврал. Применение маленьких метар чуть менее болезненно. Ну, в несколько раз. Странно, да? Прототипы дают точные значения, но при этом причиняют больше страданий.

Мысли, как заблудшие овцы, подгоняемые пастухом, медленно возвращались на родное пастбище. Спустя минуту или две Летиция вспомнила, как говорить.

— Ты… садился в это кресло?

— Нет. Зачем?

— Сядешь, — сказала она. — В скором времени.

Это заявление вызвало у Кайна приступ веселого смеха.

— Не могу выразить, как я завидую Ланну. Ты нравишься мне все больше и больше. — Он выпрямился, положив руки на бедра. — И все-таки я вынужден на время тебя покинуть, а то другие пленницы почувствуют себя нежеланными. Но у меня есть подарок. — Мужчина продемонстрировал ей изогнутую полоску стали с крючками по краям. — Ты не забыла тех существ в подземелье под Башней Луны?

Летиция невольно поежилась. Что он задумал?

— Помню.

— Они есть и тут. Посмотри внимательно.

Кайн указал позади себя, на непроницаемую стену черноты, и Летиция разглядела какое-то движение у самого пола. Стена шевелилась. Кайн унесет свет, и бодахи облепят ее со всех сторон, как мед мухи. Тень алчет. Ей нравится живая, теплая плоть.

Пожалуйста, оставь мне свет, пожалуйста, умоляю…

— Думаешь, я стану просить тебя?

На спинке кресла были специальные петли, за которые цеплялись крючки. Кайн приладил пластину Летиции на глаза, зацепил за петли, подергал, убеждаясь, что наглазник сидит крепко. Затем он поднял с пола фонарь.

— Нет, не думаю. Именно поэтому ты мне нравишься. Счастливо оставаться, госпожа ведьма.

Она вздрогнула. Совпадение? Так ее называл только Ланн. Но эту беспокойную мысль быстро вытеснила другая. На ее глазах плотно сидела пластина, но слышала Летиция превосходно. Бодахи шуршали, подбираясь к ней.

Шуршали… и шептались.

Интерлюдия 10. Лихорадка

Она звала его, пока не охрипла, хотя знала, что он не придет. Мысли с легкостью преодолевали расстояния в тысячи миль, но не могли проникнуть в чужую голову. Он охотился на беглых ведьм, она не принадлежала к ведьмам. Темное искусство было тяжким бременем, но впервые в жизни она пожалела, что не имела к нему доступа. Ей казалось, что тогда он явился бы к ней, снедаемой болезнью, в образе священника и палача, и принес бы ей утешение.

Она выкрикивала его имя в пустоту, думая, что темнота сжалится над ней и примет его очертания, но все было напрасно. Ее сознание наводняли яркие, живые картины, но мозг отказывался воспроизводить его черты: лицо, склоненное над ее постелью, нисколько не красивое, самое обычное лицо, и, тем не менее, столь горячо любимое.

Ее сжигал внутренний огонь, жаркий, будто пламя ада.

Глава 16

Они разговаривали мало, а вот птицы постоянно переругивались на своем языке, по всей видимости, не питая друг к другу ни симпатии, ни уважения. Фрей сидел на плече у Шадрена, и в целях безопасного общения с соколом экзалтору пришлось надеть длинную кожаную перчатку с раструбом и веревкой, охватывавшей одну из птичьих лапок. Время от времени Фрей поклевывал его в голову с шапкой темных волос, и тогда Шадрен морщился и нервно дергал плечом, чтобы сокол угомонился.

Морвена расположилась на лошади позади Ланна, как будто заняв место Летиции, и ульцескор втайне ненавидел ведьму за это. Она робко обнимала его за талию одной рукой и несколько раз едва не свалилась на землю, не удержавшись в седле. Морвена жаловалась, что натерла ноги, что ей нужна срочная передышка, что ее тошнит. Ланну все это уже порядком осточертело, а ведь ему предстояло провести в этой компании около двух недель.

Харридан вела себя пристойнее всех и никому не досаждала. Она летела за ними, иногда присаживаясь на ветки деревьев, чтобы передохнуть. Им ни разу не довелось остановиться, дожидаясь ворону. Харри иногда пропускала их вперед, но всегда быстро догоняла.

На гостиницы или полноценный ночной сон не было времени. Ланн, периодически сверяясь с картой, выбирал самый быстрый путь до места назначения. Он не собирался понапрасну блуждать по окрестностям, ведь в это время госпожа ди Рейз расплачивалась за его ошибку. Он думал о Летиции, когда ложился спать, и думал о ней, когда просыпался. Тревоги и страхи, имевшие под собой веские основания, терзали его с нарастающей силой. По ночам он видел жуткие кошмары, и прошло два или три дня, прежде чем они оставили отпечаток на его лице — под серыми глазами залегли отчетливые темные полукруги. Он не столько спал, сколько бредил; Ланн будил своих спутников сразу, как избавлялся от леденящих кровь видений, в изобилии наводнивших его сознание. Увидев его глаза, в предрассветном полумраке казавшиеся черными расселинами, полными отчаяния, никто не осмеливался ему перечить. Ланна нисколько не волновало, что благодаря раннему подъему спутники двигаются сонно и вяло — достаточно было того, что лошади ехали с приличной скоростью.

Свалившиеся на голову Ланна испытания превратили его в отвратительного попутчика. Он был постоянно зол и угрюм, в любой беседе отпускал колкости, а за задержки бранил своих спутников на чем свет стоит. Шадрен с Морвеной сошлись на том, что лучше оставить его в покое, но даже после этого Ланн не упускал случая кого-нибудь охаять или оскорбить. Однажды экзалтор осмелился напомнить ему, что они с Морвеной пустились в путь не по доброй воле и нечего заставлять их ежеминутно жалеть об этом. На это Ланн сказал, пронзая собеседника недобрым взглядом:

— Как оно, жить в подземелье, словно крысы? Нравится?

Шадрен кисло улыбнулся. Работа преследователя и палача в его понимании была ничем не хуже любой другой. Кому-то выпала участь создавать новых людей, а кто-то занимался тем, что их вешал. Так был устроен мир: каждому отводился свой уголок, будь то пыточная или спальня.

— Завидуешь, что ли? — в свою очередь спросил экзалтор.

— Чему? — фыркнул Ланн. — Тьма ваших пещер произвела на свет такого, как Кайн. Скажи-ка мне… кого-то из вас, особенных, хоть раз лишали головы за неповиновение? Излишнюю жестокость в отношении обвиняемых? — Шадрен хотел что-то ответить, но Ланн не дал ему и рта раскрыть. — Прижигали вашу плоть каленым железом или избивали до потери сознания? Вас мучили? Истязали?

Говоря это, ульцескор прямо-таки излучал ненависть. Шадрен понял — в глазах Ланна ему нет оправданий. Он не стал продолжать разговор и оставил свои мысли при себе, хотя чудовища, на которых охотился Ланн, были нередко более человечны, чем ведьмы, утратившие контроль над своей силой — а вместе с тем и над разумом. Да, белое пламя, вырвавшееся из ружья, поглощало плоть и причиняло сильную боль, но обычно хватало одного выстрела. Жертва теряла сознание, и Шадрен связывал ее, накидывал на голову мешок из переливчатой ткани и без помех доставлял в Гильдию. Он не выносил приговоров, и лишь однажды ему пришлось стать убийцей: но то, что он уничтожил, уже не подлежало спасению.

Морвена не боялась экзалторов. Она знала, что они собой представляют, но годы, проведенные в отчуждении, заставили ведьму тянуться к людям, которые были подобно ей отвергнуты обществом. Морвена питала к Шадрену преимущественно дружеские чувства и обращалась к нему коротко и благосклонно: 'Шад'. Экзалтор не проявлял к ней излишнего интереса, но относился к ее просьбам со вниманием, и через несколько дней Морвена пересела на его лошадь. Ланн был несказанно рад, что ведьма покинула место, навеки зарезервированное для Летиции, и теперь скакал во всю прыть, тем самым причиняя дополнительные неудобства своим спутникам. За ним было трудно угнаться.

Под конец первой недели путешествия Ланн от усталости вывалился из седла и чуть не сломал себе шею. Они сделали вынужденный привал, и Шадрен привел ульцескора в чувство несколькими ударами по щекам, а затем напоил теплым вином с пряностями. Ланн заснул, и впервые за семь дней он увидел приятный сон: они с Летицией плыли по реке в маленьком суденышке, а над их головами раскинулось звездное небо, пронзаемое мерцающими лентами бирюзы. Казалось, яркие волны, состоящие из мириад крошечных огоньков, чей свет протянулся в бесконечность, чуть заметно вибрируют. Госпожа ди Рейз стояла на фоне этой реки спиритической энергии, за ее спиной всходила голубая звезда, облекая девушку жемчужным ореолом и делая ее похожей на божество, сошедшее с облаков. Ланн взял Летицию за руку, потянулся к ней, чтобы поцеловать, — и очнулся. Сон со звоном разлетелся на осколки, будто зеркало. Лежа на спине, Ланн с минуту смотрел в чернильную тьму. Потом он принял сидячее положение и обхватил голову руками. Он не мог себе простить, что отпустил ее.

— Ты мучаешься. Почему?

Ланн опустил руки и повернул голову. Во мраке ночи ее лицо было плохо различимым. Он не нуждался в сострадании, и Морвена знала, что рискует нарваться на грубость.

— Ты не можешь остановиться. Двигаешься все быстрее и быстрее, даже если тело предает тебя. Знаешь, разум — это хрупкая вещь. Ее можно лишиться.

— Знаю, — сказал Ланн.

— Тогда в чем причина?

— Девчонка, — отозвался Шадрен. Он тоже привстал, разбуженный голосами. — Я прав? Красотка в алом платье, которая стояла у края арены, вцепившись в перила. — Экзалтор зачем-то сунул палец в холодный пепел, оставшийся от вечернего костра. Немного помолчал, вытер руку о брюки и сказал: — Она же ведьма.

— И что с того? — мгновенно разозлился Ланн.

— Подожди… — На лбу Морвены появились складки. — Ты говоришь о девушке-волчице? Что с ней произошло? Она в опасности?

Морвена непринужденно выдала экзалтору тайну Летиции ди Рейз, но Шадрен не придал этому большого значения. Ланну оставалось только махнуть рукой — он не мог затолкать эти слова обратно ведьме в рот.

— Черт подери, да. Неужели тебе ничего не сказали?

В момент отбытия Морвены из Гильдии перед Вираго стояла проблема в разы важнее, чем она. Алия-Аллор не смогла уделить ей время, она даже не посоветовалась с остальными. Анцель уговорил старуху отпустить Морвену, мотивируя это тем, что ведьма обязательно вернется. Следуя его указаниям, она всего лишь собиралась проводить Ланна к логову Кайна, скрытому под землей, ей не велели заходить внутрь. В конце концов, если Морвена действительно кайлеах, что с ней могло случиться? Если же Шайна ошиблась, тогда это тем более не имело значения.

— Я думала, мы ищем убийцу этого бедного парня, владельца сокола.

— Так и есть.

— Но… — начала Морвена.

Ланн опять лег на землю и накрыл ладонью глаза.

— Оставь меня в покое, — промолвил он.

— Его зовут Риведер Кайн, — сказал Шадрен. — И он убил не только того парня.

Морвена долго молчала.

— Мне очень жаль, Ланн, — наконец произнесла ведьма. — Я имею в виду, она спасла мне жизнь… наверное, не однократно. А я даже имени ее не знаю. — В голосе Морвены было неподдельное участие. — Я могу что-нибудь сделать?

— Да, — сказал Ланн. — Ты можешь заткнуться. — И тут его прорвало: — Мне ничего не нужно ни от вас, ни от вашей треклятой Гильдии. Провались оно все пропадом. Будь проклят тот день, когда я привез ее сюда, и то время, когда я принял это решение. Как вы можете меня понять? Одна из вас двадцать лет прожила в своей хижине, не интересуясь никем, а второй развлекался тем, что пытал женщин. Достойная компания для меня, неудачника и осла.

Морвена вспомнила ночь в компании Салемы и приглушенный разговор, который вели девушки. Слова непроизвольно слетели с ее языка:

– 'Он просто мой эскорт'. Она так сказала.

Ланн приподнялся на локтях и метнул в нее яростный взгляд.

— Да что ты в этом смыслишь?

— Ты ошибаешься, — молвил Шадрен, обратив на себя внимание. Он снова пошарил пальцами в пепле, словно прикосновение к серой золе вносило в его душу покой. — Не знаю насчет нее, — он кивнул на Морвену, — но я все понимаю.

— Несчастная любовь? — презрительно поинтересовался Ланн.

— Что-то вроде того, — согласился Шадрен. — Но тебе ведь неинтересно, так? Я просто мучитель и убийца, который прикрывается законом. Для меня нет ничего святого. — Ульцескор смотрел на него, и Шадрен продолжил: — Я приезжал к ней, когда мог. Очень редко. Заглядывал на час или два… — Он чуть улыбнулся. — Мы занимались любовью.

Морвена почувствовала, что щеки ее пылают. Они говорят о таких интимных вещах, а она никогда даже не целовалась. А ведь это, наверное, приятно. Может, попросить Шада, когда Ланн отлучится на минутку? Она с надеждой посмотрела на экзалтора, но мучительное волнение во взгляде ведьмы осталось без внимания — Шадрена поглотили воспоминания.

— Так что, она вышла замуж за фермера с соседнего хутора?

— Нет. Однажды я ее не застал. — На губах Шадрена все еще играла улыбка. — Я долго стучал в ее дверь, потом решился спросить у соседей, оставив на крыльце ружье и плащ. Хотел произвести приятное впечатление. Каждый мог забрать мои вещи. Я поступил как идиот, и все ради того, чтобы узнать о ее судьбе.

— Ну?

Шадрен вздохнул.

— Что ну? Она умерла. Не пережила зиму.

— Воспаление легких?

— Тиф. Думаешь, она звала меня в горячке? Или что-то такое?

— Зачем тебе это знать? — спросил Ланн, и они оба замолчали.

Через несколько минут Шадрен нарушил тишину, предложив поспать до рассвета. Ланн все еще чувствовал себя измученным и вынужден был согласиться. Утром они оседлали лошадей и снова пустились в путь, но жгучая неприязнь, испытываемая ульцескором по отношению к своим спутникам, основательно притупилась. С той ночи он сдерживал себя, как мог, и старался не говорить лишнего.

Шадрен не шагал, а будто скользил меж деревьев, его лицо мелькало в просветах золотой листвы. Он нравился Морвене гораздо больше, чем Ланн. Ведьма следила за экзалтором краем глаза, сидя в тени и вытянув ноги. Несколько минут назад путники спешились в цитрусовой роще, расположенной в низине, и ульцескор вошел в дом, чтобы поинтересоваться у хозяина, можно ли им напоить лошадей из его пруда и из него же наполнить бурдюки. Ланн зачем-то захватил с собой Фрея, позаимствовав у экзалтора длинную перчатку.

Морвена оперлась на ствол, у основания выкрашенный в белое, и закрыла глаза. Временами ее охватывало беспокойство. Красная птица, бившаяся в ее груди и наделявшая Морвену жизненной силой, постепенно дряхлела и изнашивалась. Этот свет не был вечным, он пылал ярко, как свеча, и точно так же быстро сгорал. Ей необходимо было подбросить что-то в огонь, дать ему пищу, но ведьма не имела понятия, как это сделать.

Ее щеки коснулось что-то шершавое и теплое, нагретое солнцем. Морвена непроизвольно вздрогнула и открыла глаза. Шадрен, стоявший за деревом, с улыбкой протягивал ей темно-красный плод. Смутившись, ведьма взяла у него фрукт, повертела диковинку в руках и вгрызлась в него зубами. В рот брызнул горький сок. Морвена поморщилась, запрокинула голову и с обидой посмотрела на экзалтора, безмолвно намекая на несъедобность предложенного ей яства.

Шадрен засмеялся.

— Нужно его почистить. Давай я помогу.

Она отдала ему фрукт. Шадрен вытащил из-за пояса нож и принялся снимать с померанца кожуру. Наблюдая за тем, как он ловко управляется с ножом, Морвена покраснела. Его чуть грубоватые руки ей тоже нравились. Почистив фрукт, Шадрен разделил его на две половины, одну из них вернул Морвене, а вторую попробовал сам. Скривил губы, потом через силу улыбнулся и сказал:

— Все равно горький, как полынь.

Морвена отложила в сторону померанец. Она явно нервничала. Ланн все не возвращался, они с Шадреном были в роще одни. Лучшей возможности не придумать. Экзалтор не выглядел ханжой: может, он жестоко расправлялся с ведьмами, которые позволили темному искусству захватить над собой власть, тем самым выпуская в мир жуткое, неизведанное и несущее смерть, но ведь он был всего лишь орудием в руках правосудия. Ей не казалось, что Шадрен повинуется бездумно и делает все, что ему говорят. По всем меркам он представлялся ей хорошим парнем, чего нельзя было сказать о другом ее попутчике. Ланн был несдержан, упрям, не признавал слабостей и не хотел иметь с ними дело. Морвена не обладала завидной силой духа, она была из тех, кого называют 'тряпками', и поэтому Ланн с трудом терпел ее общество. Он не желал понимать, что события последних дней выбили у нее почву из-под ног, и теперь ее, словно одинокий парусник в океане, бросает то в одну, то в другую сторону.

— Шад?

— Да?

Морвена опять смешалась, теребя край накидки. Не так-то легко просить о подобной услуге. Шадрен терпеливо ждал ответа, глядя на нее, а ведьма уверяла себя, что для мужчин, неоднократно познавших радость чувственных утех, один поцелуй ровным счетом ничего не значит.

— Я… я никогда не целовалась раньше, — наконец промямлила она, не смея поднять глаз. На ее щеках вспыхнул яркий румянец, Морвена едва удержалась, чтобы не закрыть лицо руками, сгорая от стыда.

Шадрен проявил воистину рыцарскую деликатность. Он не улыбнулся и не сострил, а переспросил мягко, с откровенным участием:

— Вообще никогда?

Она яростно замотала головой. Волосы, прежде аккуратно зачесанные назад и стянутые лентой, рассыпались у нее по плечам. Ее лицо в обрамлении белокурых прядей, подсвеченных солнцем, приобрело некое очарование. Шадрен наклонился к ней, опираясь рукой на ствол. Проницательности ему было не занимать — он мигом вспомнил вчерашний разговор и все понял.

— Хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Морвена задрожала и обняла себя руками, как будто пытаясь согреться. В тот момент Шадрену было безразлично, красавица она или нет. Она никогда не целовалась? Что ж, он никогда не целовался с ведьмой. Экзалтор сел под деревом, упершись коленями в землю, взял Морвену за плечо. Она дышала часто и глубоко, не в силах преодолеть волнение. Ей и в голову не пришло, что парень, который так легко соглашается на поцелуй с малознакомой особой, не слишком разборчив в любовных связях; впрочем, как и девушка, которая эти поцелуи предлагает.

— Подними голову и посмотри на меня, — попросил Шадрен. — Иначе ничего не выйдет.

Сделав над собой усилие, Морвена подняла глаза. Они оказались глубокого темно-зеленого цвета с крошечными проблесками янтаря — как свет, пробивающийся сквозь густые кроны деревьев. Губы ведьмы, тонкие и бесцветные, были чуть приоткрыты и трепетали в предвкушении ласки. Шадрен знал, что в таких ситуациях долго медлить не следует, и накрыл ее рот своим. Морвена инстинктивно отпрянула, испугавшись, но экзалтор удержал ее, взяв ее лицо в ладони. Его совесть молчала. Было время, когда Шадрен страстно любил одну девушку, но этого оказалось недостаточно, чтобы избавиться от плаща, ружья и маски и всецело посвятить ей свою жизнь. Идрис не требовала от него обещаний и сама не давала их; клятвы связывают руки, но не могут сковать сердца. Теперь она шла по пыльной дороге без начала и конца, а он был волен делать то, что ему вздумается.

Морвена была холодной и недвижимой, словно статуя. Он попытался ее успокоить, погладив по волосам, затем осторожно раскрыл ее губы языком. Ведьма не сопротивлялась, ее лицо оставалось застывшим и не выражало никаких эмоций. Так и не добившись от нее отклика, Шадрен со вздохом отстранился.

— Вот и все. Понравилось?

Она поджала губы, глаза по-прежнему смотрели в пустоту.

— Я не уверена, — медленно ответила Морвена. — Что я должна была почувствовать?

Этот вопрос на мгновение поставил его в тупик. Потом он улыбнулся.

— Я не уверен. Это трудно объяснить.

Шадрен встал, не зная, что еще сказать или сделать. Заводить отношения с ведьмами опасно, это чревато последствиями, так что поцелуй был одноразовым. Ему суждено стать воспоминанием — жаль, что не слишком приятным.

Морвена взяла померанец, обтерла его рукавом и начала есть, брызгая соком. Фрукт еще не поспел и был невкусным, но его кислая горечь отвлекала от мыслей о только что приобретенном опыте. Шад ей нравился, действительно нравился, так в чем же было дело? В момент поцелуя каждая частичка ее тела была настроена против него, как будто Шадрен являлся чем-то невообразимо мерзким, во что бы то ни стало стремившимся забраться к ней внутрь. Влажные губы экзалтора, доселе бывшие желанными, теперь вызывали у Морвены противоречивые чувства.

Шад сказал, что поищет без вести пропавшего Ланна, и велел ей присмотреть за лошадьми. Морвена ограничилась кивком. Экзалтор не выглядел расстроенным, и это немного приободрило ведьму и убедило ее в том, что ничего ужасного не произошло.

Она смотрела на его фигуру, петлявшую меж деревьев, пока он не поднялся на крыльцо и не исчез за дверью дома. Остатки померанца полетели в пруд, на поверхности которого плавали белые кувшинки. Морвена прислушалась к себе. Красной птице больше не грозила гибель — она яростно била крыльями, получив требуемый заряд. С нарастающим страхом ведьма поняла, что вещество, необходимое ей для жизни, находится в руках людей: в их чувствах, сердцах, их телах. Морвена болела именно потому, что жила одна, редко появлялась в городе и старалась избегать любых контактов с остальным человечеством. Вальда пришла к ней за исцелением — возможно ли, что Морвена, прикоснувшись к женщине, погубила и Вальду, и ее нерожденного сына?

— Харри?

Она затравленно оглянулась. Ворона вспорхнула с соседней ветки и села на землю перед ведьмой. Озабоченно повертела головой, будто спрашивая: 'Что не так?'

— Харри, я… — Морвена не могла подобрать слова. Ее трясло. Наконец ведьма заговорила, и это звучало еще хуже, чем она представляла: — Я питаюсь чужими жизнями. Я нуждаюсь в людях, чтобы жить. Кайле ничего не дает мне. Она только забирает.

— Харр.

Морвена протянула к ней ладони, сложенные лодочкой, и ворона забралась в гнездо из ее рук. Ведьма поднесла птицу почти к самому носу, не отводя глаз, потом ее губы искривились в гримасе боли, и она расплакалась. Харридан была с ней долгое время, и теперь Морвена поняла почему. Она не могла причинить вреда птице — только человеку.

'Я питаюсь чужими жизнями', — сказала ей Морвена.

А ворона ответила: 'Я знаю'.

Глава 17

Хотя от прикосновений бодахов на коже оставались мокрые следы, на ощупь они были как холодный дым. Ноги Летиции окутывал стылый влажный туман, и лишь однажды рука излишне любопытного бодаха поднялась чуть выше колена. С замиранием сердца госпожа ди Рейз ожидала, когда эта рука наконец скользнет по бедру, неумолимо продвигаясь вверх, к запретным частям тела, но этого так и не произошло. Тень передумала — и остановилась. Больше никто не осмелился потревожить шаткий баланс в душе Летиции — нечеткую грань между раздирающим криком и упрямым молчанием, которое требовало всего запаса ее мужества.

Когда девушке удалось убедить себя, что она через силу привыкла к шевелящемуся болоту вокруг ее ног, и это состояние не вызывает у нее приступов панического ужаса, Летиция услышала человеческие шаги. Бодахи бросились прочь от света. Госпожа ди Рейз придала своему лицу надменно-гордое выражение, намереваясь показать Кайну, что она с достоинством выдержала испытание. Кто-то опустился на колени перед ее креслом, осторожно тронул девушку за руку. Это был не Кайн.

В ее сердце вспыхнул слабый огонек надежды.

— Кто ты?

Летиции ответили еле слышным шепотом:

— Джил.

Ничего не спрашивая, пленница поднесла к ее губам чашу с водой. Госпожа ди Рейз стала жадно пить: вода стекала по ее подбородку и промочила ворот платья. Джил досуха вытерла сидящей лицо и шею. Летиция поблагодарила ее, а потом спросила:

— Почему ты здесь?

— Он сказал, что вы не встанете с этого кресла до прихода Ланна, — молвила Джил. Под 'ним' подразумевался, вероятно, Кайн: здесь вряд ли были другие мужчины. Имя любимого в совокупности со столь неприятным известием нанесло Летиции сокрушительный моральный удар. Она почувствовала, как ее силы уходят — вместе с недавней решимостью держаться до самого конца. — Право, я не знаю, кто такой Ланн… — извиняющимся тоном добавила Джил. — Он сказал поухаживать за вами, госпожа. Вы хотите есть? Может быть, вам нужно в уборную?

— Но я ведь не могу встать…

— Он объяснил мне, как убрать часть сиденья. Вот здесь.

Что-то щелкнуло, Летиция ощутила под собой пустоту и вцепилась пальцами в подлокотники, чтобы не провалиться в отверстие. В этот раз Кайн не лгал и не стал пугать ее понапрасну: он действительно собирался продержать ее в кресле до появления ульцескора.

Джил оказалась внимательной и, увидев, что Летиция испытывает неудобство, немедленно вернула часть сиденья на прежнее место.

— Есть и другой способ. Но это… когда вы… не сможете ходить сами.

— Не смогу? — У Летиции мгновенно пересохло в горле. — Еще воды, если можно.

Джил с готовностью подала ей чашу. Осушив ее, госпожа ди Рейз поняла, что не хочет знать об этом 'другом способе'. По крайней мере, сейчас.

— Я еще нужна вам, госпожа?

Дружеский тон, которым Джил отвечала Летиции во время перехода, исчез без следа. Теперь они находились на правах госпожи и ее служанки. Летиция была ценным призом, Джил — расходным материалом; но госпожа ди Рейз нуждалась в няньке, а Джил — в причине, по которой могла оставаться в живых.

— Он сказал, что вы можете звать меня, когда хотите. Но мне не следует здесь задерживаться или много болтать. Иначе меня накажут. — Летиция молчала, поэтому Джил повторила вопрос: — Я могу идти, госпожа?

— Иди.

Летиции хотелось вопить от страха, неистово дергать руками и ногами, до крови растирая их об оковы, но в ее сердце был лишь застывший холод, а в горле стоял комок. Нельзя избежать участи, которую избрал для нее Кайн. Она могла лишь постараться сохранить рассудок, хотя и не знала, было ли это в ее власти. Станет ли Ланн любить то, что от нее останется? И самое главное, будет ли Летиция, сорвавшись в пучину безумия, осознавать это?

— Джил?

Шаги замерли — возможно, у самого выхода.

— У тебя с собой фонарь, верно? Положи его у моих ног. — Летиция не видела лица Джил, но чувствовала, что ведьма колеблется. Но она ведь не просила ее снять наглазник или оковы. Крупица света, которой обладала Джил, — разве это так много? Госпожа ди Рейз старалась, чтобы ее голос звучал как можно уверенней: — Кайн ничего не говорил про свет. Эти существа, роящиеся во тьме, они мне досаждают. Оставь фонарь у подножия кресла. Джил? — снова окликнула ее Летиция, не дождавшись ответа.

— Хорошо. — Джил сделала, как ей было велено. Внутри светящегося шара клубился туман, испуская слабое тепло. — Но мне придется доложить ему об этом. Простите, госпожа. Ох, вот он идет.

Раздался резкий скрежет камня о камень — видно, Кайн появился не с той стороны, с которой пришла Джил, так как раньше дверь отворялась бесшумно. Летиция напряглась, услышав шуршание одежды и сдавленный мужской шепот, о чем-то предупреждавший Джил. После хлесткого удара и короткого вскрика, заглушенного еще одной пощечиной, ведьма пролепетала извинения и стремительно покинула зал.

— За что ты ее ударил?

Госпожу ди Рейз мучила совесть. Неужели всему виной была ее маленькая просьба? Но Кайн не был расположен отвечать, кого и за что он наказывает. Мужчина буркнул: 'Не твоего ума дело' — и приблизился к креслу Айте. Что-то стукнуло об пол, затем Кайн нагнулся и снял с Летиции стальную пластину. Тусклый свет, ударивший в глаза, привыкшие к темноте, показался ей ярче солнца.

Кайн притащил сюда стул и теперь сидел напротив госпожи ди Рейз, закинув ногу на ногу. Не очень-то мужская поза, отметила Летиция, но не решилась высказать это вслух. На белой рубашке Кайна алело свежее пятнышко крови. Летиция нервно облизнула губы.

— Ты держалась молодцом, — похвалил ее Кайн. — Я не слышал ни крика, ни стона.

Несколько раз я была к этому близка, подумала госпожа ди Рейз, вспоминая первые прикосновения бодахов, ощупывавшие каждый сантиметр ее ног, словно робкие, неопытные любовники. Кайн предпочитал истязать души своих жертв, а не их тела. Исключения составляли те случаи, когда физическая травма влекла за собой моральную; и Летиция понимала, что в чем-то ей несказанно повезло — во всяком случае, этот подонок не лишит ее чести.

Кайн изучающе смотрел на нее, сцепив пальцы на колене и чуть покачиваясь. Девушка вспомнила о метарах и по очереди взглянула на каждый из столбиков — уровень жидкости, похожей на ртуть, остался на прежнем месте. Эти измерители составляли с креслом одно целое, и, пока Летиция сидела в нем, значения метар не менялись. Кайн мог повторять процесс замера сколько угодно раз, но лишь для собственного удовольствия.

— Что они показывают?

— Хочешь знать?

Госпожа ди Рейз ощутила прилив раздражения.

— Я спросила. Если не хочешь, не отвечай.

— Почему нет? Я просто не хотел тебя разочаровывать.

— Значит, я слабая ведьма?

Кайн кивнул. В его взгляде промелькнуло злорадство.

— Уровень колдовства в твоей крови поразительно низок. В этом случае право называться ведьмой — скорее проклятье, чем дар.

— Да? — недоверчиво переспросила Летиция.

— Ты не можешь жить обычной жизнью и не обладаешь какой-тостоящей силой. Даже не знаю, что за будущее ждет тебя в Гильдии… — Кайн внезапно улыбнулся. — Ах да, я и забыл, что у тебя нет никакого будущего. Того, что называется тауматургией, в тебе мизер, но твоя сила духа… она меня восхищает. Где ты была, пока я еще не утратил интерес к тем изысканным постельным развлечениям, когда…

— Кто такая 'кайлеах'? — перебила его Летиция.

Улыбка сползла с лица Кайна, в его глазах появилась настороженность. Она не надеялась, что ему известен ответ; но ведь он был экзалтором, исключительно любознательным к тому же, а они знали о ведьмах многое, если не все.

— Это сосуд для кайле, — медленно произнес он. — Или, по-другому, ведьма, телом которой завладела дис — одна из колдуний, возведенных в ранг полубогинь. Их не могли сразить стрелы дуллахан, и они перешли на высшую ступень существования. Они вознеслись. Так говорят. Я всегда считал это выдумкой. Где ты услышала это слово?

Почему его это так взволновало? Летиция не могла сказать правду или уйти от ответа. Она предпочла сочинить что-то близкое к истине.

— Иногда меня посещают странные видения. Что-то между сном и явью… Люди, которых я знаю в реальности, разговаривают со мной. От них я услышала это слово. — И, дабы Кайн не продолжил расспросы, Летиция поспешно сменила тему: — Я и тебя видела. И зал с рядами кроватей. И, — тут она чуть не выдала ему настоящее имя ведьмы звука, но вовремя осеклась, хотя и не знала, зачем покрывает Сканлу, — Лайю-Элейну.

Кайн, казалось, удивился.

— Ты — альруна? Но метары…

— Я не знаю.

Он наклонился к Летиции. Приподнял согнутым пальцем ее подбородок.

— Смотри прямо на меня, Медейна. — Она послушалась, встретилась с ним взглядом. Кайн увидел серые звездочки в ее глазах, которых раньше не замечал, и нашел их поразительно красивыми. — Что ты видишь? Что меня ждет? — На одно бесконечное мгновение ее глаза заслонили для него окружающий мир, и в этих серых колодцах ему открылся путь, ведущий в ад. Когда Кайн пришел в себя, было уже поздно: сейчас он готов был поверить во все, что она скажет. Именно поэтому эффект от ее слов оказался таким ошеломляющим.

Девушка поняла, что полностью завладела его вниманием. Чтобы сделать это пророчество, Летиция не нуждалась в какой-то особенной силе: в своих мечтах она уже видела Кайна мертвым. Злить человека, в руках которого находилось ее благополучие, было неразумно, но она не смогла отказать себе в этой маленькой радости. Выражение, возникшее на его лице после, в полной мере оправдало ожидания госпожи ди Рейз. Кайн был одновременно изумлен и напуган ее мрачным предсказанием.

— У тебя отнимут все, чем ты гордишься. Тебя изуродуют, оскопят и лишат разума… — прошептала она. — А после этого убьют.

Мужчина отпрянул, как от змеи, плюющейся ядом, и едва не опрокинулся на спину вместе со стулом. Потом он вскочил, какое-то время сжимал и разжимал кулаки, глядя на Летицию с холодной ненавистью. Удар пришелся в слабое место. Когда Кайн злился, то терял изрядную долю своей привлекательности — его лицо перекосилось, сделавшись почти безобразным.

— Плохим пророчицам отрезают язык, — бросил он.

Его руки тряслись, когда мужчина одевал ей наглазник. Он выместит злость на других пленницах, запоздало поняла Летиция, не на мне… Но Кайн уже шагал к двери, сердито топая, и вскоре девушка услышала знакомый скрежет каменных плит.

Летиция морально готовилась к нашествию бодахов, когда почувствовала, что тепло у ее ног никуда не исчезло. Кайн забыл фонарь — и эта крошечная победа наполнила ее новой надеждой.

Но торжество было недолгим. Девушка быстро вспомнила, что радоваться ей нечего. Тени не смели на нее посягнуть, но долго сидеть в одном положении было крайне неудобно, и оковы стали серьезно ей досаждать. Нестерпимо хотелось заложить ногу за ногу, размять плечи, а еще лучше — встать и пройтись по залу. Стальные иглы все еще упирались ей в запястья, наглазник был тяжелым и неприятно холодил кожу. Спустя полчаса ее пробил озноб, и пленница решилась позвать Джил.

Та явилась незамедлительно, как будто все это время простояла за дверью в ожидании указаний. Госпожа ди Рейз с минуту колебалась: она самостоятельно пользовалась ночным горшком с двух лет, но разве ей, почти обездвиженной цепями, было из чего выбирать? Сгорая от стыда, Летиция поведала Джил о своем затруднении.

Джил убрала часть сиденья, подвернула платье госпожи ди Рейз и подставила под кресло судно. Негромко кашлянула. Летиция, решив сохранить хоть малую часть своего достоинства, попросила ведьму на несколько минут выйти из зала. Вернувшись, Джил опустилась на колени и подтерла ее влажной тряпочкой, словно ребенка. Летиция научилась отличать шаги Джил от Кайновых, но от этого прикосновения она вздрогнула. Никто не касался ее там с тех пор, как она была маленькой девочкой. Она знала, что Джил действовала из лучших побуждений, и ведьму отнюдь не интересовало тело госпожи ди Рейз, и, уж конечно, девушка не хотела пачкать платье; но Летиция какое-то время боролась с желанием приказать Джил больше никогда ее не трогать. Наконец она сказала:

— Извини, что тебе приходится это делать.

— Все в порядке, госпожа, — тихо отозвалась Джил. — Я живу, чтобы служить вам.

Это многое объясняло. Летиция осторожно спросила:

— Что случилось с остальными?

— Не спрашивайте меня об этом. Пожалуйста.

— Они мертвы?

— Они живы, — прошептала ведьма. — Но лучше бы им быть мертвыми.

— Кайн что-то сделал с тобой?

Голос Джил стал едва слышным.

— Прошу вас. Он снова побьет меня. Нам нельзя долго разговаривать. — Она замолчала. Наверное, прислушивалась, не идет ли Кайн. — Я не рассчитываю, что выйду отсюда. Но пока вы живы, госпожа, у меня есть хоть какая-то надежда. Другие ведьмы ему уже не пригодятся. Осталась только я. Прошу вас, — повторила Джил.

Летиция поняла, что ничего толкового от ведьмы не добиться — она слишком напугана. Свое положение казалось госпоже ди Рейз удручающим, но Джил могла находиться в худших условиях, чем она. Имя Ланна, само его существование служило Летиции защитой. У Джил ничего такого не было. С тяжелым сердцем госпожа ди Рейз отпустила ее восвояси.

В последующие несколько часов, проведенных в кромешной тьме, Летиция едва не сошла с ума. Она думала о подруге и отце, которых оставила в Сильдер Роке, думала о том, что ей не следовало уезжать. Ей чудились женские крики и стоны, доносившиеся откуда-то издалека. Воображение рисовало Кайна, глодавшего живую плоть своих жертв, хотя ранее он не представлялся ей каннибалом. Она слышала равномерное гудение метар по обе стороны кресла и из бессвязной речи бодахов вылавливала отдельные слова, каждое из которых было зловещим: тьма, смерть, мучения. Пустошь и Колыбель.

Все тело нестерпимо болело. Летиции казалось, что она умирает, что она уже умерла и лежит в холодном гробу в центре склепа. Ее лицо скрывает черная вуаль. Отец плачет над телом дочери, преждевременно ушедшей из жизни, плачет и проклинает Ланна. Потом в тишине отчетливо раздался его голос:

'Я не ложусь в постель с монстрами'.

В этот раз ей не удалось сдержаться. Ее лицо искривилось в гримасе, и Летиция всхлипнула. Слезы скатывались по ее щекам и срывались с губ и подбородка в прохладную, чернильную тьму. Летиция понимала, что лучше ей не плакать, лучше вовсе ничего не чувствовать, замкнуться в темном уголке разума, отгородиться от всего, впасть в полусон…

Внезапно ее осенило. Она может вырваться, освободиться от оков и убежать, ничего не боясь. Левый поворот, два вправо, снова три левых, по лестнице наверх. Кайн не сможет ее остановить. Ее никто не остановит, а если попытается — то сильно об этом пожалеет. Она вызвала в памяти волчью жажду, запах теплой крови, чувство добычи, замирающей на зубах. Она пробовала снова и снова, мысленно изменяла свой облик, думая, что это поможет. Ничего не происходило. Может, это было возможно только в ночное время, а снаружи стоял день, или эти стены, как экзалторские мешки, блокировали ее силу, но бодрствовала лишь человеческая часть Летиции, волчица же спала мертвым сном. Тем не менее, отчаяние чуть отступило, ее дыхание выровнялось, а сердце перестало биться так, словно вот-вот выскочит из груди. Она могла попробовать позже.

Пытка страхом, тьмой и тишиной не уступала физической расправе. Точно так же иногда преступников лишали сна, светя им в лицо и грубо расталкивая, как только они впадали в дрему. Летиции стало ясно, о чем говорил Кайн. Ей хотелось слышать чей-то голос — любого, кто станет ее слушать. Пусть даже он будет принадлежать мучителю и убийце, усадившему ее в это кресло.

Но Кайн не приходил, и она плыла в утлой лодчонке по бесконечной черной реке, ее исцарапанные руки сжимали весло, хотя в действительности Летиция не умела грести. Здесь же она искусно управляла лодкой, огибая повороты, и держалась точно посредине реки, чтобы не сесть на мель. Пейзаж был неизменным: ветви деревьев низко нависали над водой, сквозь темные кроны пробивался слабый свет, на поверхности воды двигалась живая паутина теней. Временами на илистом дне зажигались звезды, и тогда Летиция, движимая непреодолимой силой, перегибалась через борт и соскальзывала вниз, в зовущие объятья темноты. Над головой смыкалась вода. Мгновение беспамятства — и время возвращало ее назад. Вот она снова держит весло, совершая медленные, равномерные гребки… Она плыла, а затем падала.

Кайн с ней поздоровался. Летиция поняла это по тону его голоса, слов она не разобрала. Его изящные руки потянулись к крючкам на пластине и сняли наглазник. Свет был приглушенным, Кайн предусмотрительно оставил фонарь за спиной и теперь стоял на одном колене, будто рыцарь перед своей дамой. На его лице отразилось некое подобие сострадания — а может ей, побывавшей в кольце вечности, всего лишь это показалось.

— Так не может продолжаться.

Рукавом он обтер ей лицо. Ткань камзола была теплой и мягкой.

— Что ты собираешься со мной делать?

— Это очень просто, — ответил Кайн. — Основное назначение этого кресла — разрушение. Капля за каплей оно будет высасывать из тебя колдовскую силу. Долго это длиться не будет, ты быстро иссякнешь, и тогда оно примется за то, что осталось — стремления, желания, чувства. Ты знаешь, из чего состоит душа? Что дает человеку крылья?

— Любовь? — хрипло спросила она.

Кайн рассмеялся.

— Способность мечтать, — произнес он. — Тот, кто этого не может, становится пустышкой. Ему остается лишь восхищаться окружающим миром, смутно сознавая, что его разум не в состоянии создать ничего подобного. Для них все внове. Красиво — вот что они говорят. Это единственное слово, запечатлевшееся в их памяти.

У нее не было сил на негодование.

— Вот как ты поступил с остальными?

— Ты меня обвиняешь? Но они сами летели на свет — я всего лишь стал огнем, превратившим их в пепел. За одну ночь здесь побывало семь ведьм. С ними я расправился быстро, но с тобой не буду торопиться. Сама посуди, мы с Ланном почти друзья, ведь так? — Кайн жестко, холодно улыбнулся. — Я дам ему шанс. — Из его зеленых глаз на Летицию смотрел зверь, тот самый, которого она так страшилась. — Это не больно, Тиша. Если ты хотела спросить.

— Как ты… — Она не договорила.

— Ты размышляла вслух, хотя и не помнишь этого. — Он заговорил вкрадчивым, мягким голосом, думая, что подражает Ланну: — Все нормально. Доверься мне. Я здесь, чтобы защитить тебя, защитить тебя от всего. Будь моей, Тиша.

Ее сердце болезненно сжалось. Летиция с трудом произнесла:

— Он никогда такого не говорил.

— Но мог сказать. — Кайн провел рукой по ее волосам, медленно и нежно. — Мужчины созданы для войны, женщинам на роду написано рожать детей и поддерживать в доме порядок. Вы, ведьмы, не можете ни того, ни другого. Если женщиной нельзя обладать — на кой черт она нужна? Но Богиня дала им силу. Она сочла это разумным.

— Она сама женщина. Зачем ей одаривать мужчин?

Кайн скорчил недовольную гримасу.

— Твои слова — кощунство. Она нечто большее; совершенство, которого никто из нас не в силах достичь. Я заключаю души в сосуды, но их поглощение не дает результата. Отбирая у ведьм все, я ничего не получаю взамен. — Он тяжело вздохнул. — Темное искусство не цветет во мне.

— Смирись.

— Нет. Посмотри на меня. — Кайн стиснул пальцами ее голые плечи. — Разве я недостоин быть богом?

Летиция ответила презрительной улыбкой.

— Слишком высоко метишь. Зачем тебе Ланн?

— Прихоть. А еще мне нужен союзник. Лайя-Элейна не верна мне. Она верна кому-то другому, тому, чей локон носила в шелковом мешочке на шее.

— Ланн будет королем. Он ни за что не станет на твою сторону.

— А ты — его королевой? — фыркнул Кайн. Он выпрямился. — С меня хватит.

Он обошел кресло, остановившись за его спинкой. Дернул перемычку. Иглы глубже вонзились в запястья Летиции, из них что-то потекло — тягучее, инородное вещество проникало в ее кровь. Растекаясь по венам, оно притупляло боль вместо того, чтобы ее усиливать. Госпожа ди Рейз ощутила прилив сонливости и обмякла в кресле, свесив голову. Навязчивые мысли о превращении в волчицу утратили свою значимость. Если бы кто-то сейчас посулил ей свободу, Летиция все равно бы не стала открывать глаз.

В глубине темного леса ее ждала лошадь из зеленого стекла с роскошной черной гривой и длинным хвостом. В мокрой гриве застряли водоросли, хвост свивался в кольцо над ее крупом. С лошади ручьями стекала вода. Летиция, недолго думая, вскочила ей на спину и обвила руками за шею. 'Увези меня отсюда, — прошептала она. — Увези так далеко, как только возможно'. Встряхнув гривой, лошадь стрелой пронеслась по береговой кромке и с разгону прыгнула в озеро, увлекая девушку на глубину.

Глава 18

— Она говорит, что Кайн был здесь.

— Она? — переспросил Шадрен. Затем пригляделся к человеку в широкополой шляпе, затенявшей лицо. Под свободной рубашкой не угадывалась грудь, да и мешковатые штаны с подтяжками не позволяли сделать какие-либо выводы относительно половой принадлежности хозяина дома, так что экзалтору пришлось поверить Ланну на слово. Шадрен воспитывался в строгости, поэтому чуть склонил голову и сказал: — Не расслышал вашего имени, леди.

— Я не леди. — Голос был столь же бесполым, как и внешность: низкий и хриплый, он мог принадлежать как взрослому мужчине, так и женщине, любившей курить табак. — И мое имя не имеет значения. Я не хочу, чтобы меня призвали в свидетели или что-то в этом роде. Вас здесь не было, а я ничего не говорила. Ясно?

Они стояли посреди просторной светлой гостиной, напротив камина был диван, в углу — круглый столик с вазой и два удобных на вид кресла. Сесть им не предложили. Разговор не имел ничего общего с дружеской беседой, хотя Ланн спрашивал спокойно, без нажима, всего лишь интересуясь. Хозяйка, подбоченившись, взирала на гостей с явным раздражением. Эти люди не имели права устраивать ей допрос.

— Ясно, — кивнул Ланн. — Он был один?

— Да. В плаще как вот этот. — Женщина указала пальцем на Шадрена. — Токмо парень красивый был. Просил напиться. — Она нахмурилась. — Взял ведро и не вернул. Так что ведро я не дам, хоть и нашла его потом на вершине холма.

Шадрен молчал, предоставив Ланну самому вести диалог. Фрей был без клобучка и меланхолично раскачивался из стороны в сторону, сидя на плече ульцескора. Он тоже не принимал участия в разговоре.

— Когда это было?

— С неделю назад. В прошлое воскресенье.

Ульцескор удивленно повел бровью. Кайн с пленницами был здесь в ночь похищения. Они двигались намного быстрее, чем он мог себе представить, а это значит, что злоумышленники давным-давно достигли места назначения.

— Померанцы неспелые, — на всякий случай предупредила гостей хозяйка. Она покосилась на Шадрена, и он встревожился, не осталось ли фруктового сока у него на щеках или подбородке. — Вы их не ешьте.

— Нам не нужны померанцы, — успокоил ее Ланн. — Мы только воды наберем.

Он развернулся, чтобы уйти.

— Эй. Тот парень мне денег давал. А с вами я заслужила еще немного сверх того, как считаете? Но если кто-то будет о вас спрашивать, я расскажу. Я ничего скрывать не стану. А вы молчите. Ясно?

— Ясно.

Ланн шагнул к ней и положил несколько медяков в протянутую ладонь. Хозяйка рассчитывала на большее, но клянчить не стала. Выпроводив гостей за порог, она с шумом захлопнула дверь. Послышался звук опускаемого засова и приглушенное бормотание: 'Ходят тут всякие, а потом галоши пропадают'.

— Ну, значит, мы на верном пути, — сказал Шадрен, спускаясь с крыльца.

— Я в этом не сомневался. Зато теперь я точно уверен, что с Кайном была Вираго.

— Почему?

— Во-первых, скорость, с которой они передвигаются. Это невозможно без сильного колдовства. Во-вторых, Кайн пришел в дом один — значит, ему было с кем оставить пленниц. С кем-то, кому он доверял.

— Не обязательно, — возразил Шадрен. — Кайн был одним из нас, экзалторов. Он знает, как обезвредить ведьму. Если связать ей руки, заткнуть рот и набросить на голову экзалторский мешок, она становится беспомощной.

Ланн сердито посмотрел на него.

— А что насчет первого? По-твоему, Кайн овладел темным искусством?

— Не знаю, Ланн. Возможно, он перестал быть человеком и стал монстром. Кто видел Кайна в последнее время? Бедный Рослин?

Взгляд ульцескора приобрел озадаченность.

— Вы восприимчивы к магии? Я имею в виду…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — нетерпеливо перебил его Шадрен, — и мой ответ — да. Под этими плащами и масками мы являемся обычными людьми. Кровь ведьм заражена темным искусством, в жилах таких, как ты, наверное, течет серебро. — Он позволил себе улыбнуться. — Но экзалторы могут стать вампирами, или оборотнями, или им подобными.

В это было трудно поверить.

— Не может быть, — пробормотал Ланн.

— Мы являемся высшим звеном Гильдии, но нам могут противостоять те, кто находится в самом низу — павшие. Глупо наделить человека могуществом и избавить его от всех слабостей. Тогда он решит, что ему все дозволено, а этого нельзя допускать.

Ланн передернул плечами, и Фрей издал возмущенное 'кгик'. С места, где стоял ульцескор, опираясь на перила, ему был отлично виден пруд. Его поверхность искрилась на солнце, слепя глаза. Морвена пыталась зачерпнуть пригоршню воды, но капюшон падал ей на глаза, как только она наклонялась. В очередной раз потерпев неудачу, ведьма оставила накидку под деревом и сделала еще одну попытку напиться. Вырез платья оттопырился, выставив на обозрение совершенно плоскую грудь. Ланн тактично отвернулся.

— Это не остановило Кайна, — сказал он.

— И все же он уязвим. В одном ты прав — ведьмой он стать не может. — Шадрен, к его счастью, находился у подножия лестницы, спиной к Морвене. Он поставил ногу на ступеньку и секунд десять увлеченно разглядывал пыльный носок сапога. — Ты всех прохожих спрашиваешь о Кайне?

— Нет. Это из-за Фрея.

Услышав свое имя, сокол повернул голову и насторожился.

— Ты выучил птичий? — удивился Шадрен.

— Когда ему кажется, что мы не туда идем, — медленно произнес Ланн, — Фрей начинает волноваться. Хлопает крыльями и беспокойно вертится на плече. Не замечал?

Экзалтор покачал головой.

— Надо же. Я взял его на несколько минут, а тебе он изо дня в день гадит на плащ, а ты не следишь за ним. В общем, сокол стал нервничать, и я подумал о Кайне.

— Похоже, птица смышленее нас.

— Ерунда, — отмахнулся Ланн. — Просто он как-то знал, вот и все. А может, Рослин тоже останавливался здесь. Но это не столь важно. Пойдем.

После этого разговора Шадрен стал приглядываться к поведению сокола и вскоре убедился, что Ланн был прав. Экзалтор почувствовал себя уязвленным, ведь за время путешествия он сильно привязался к птице и считал, что понимает ее лучше всех — исключая разве что Харридан. Иногда Шадрен снимал с Фрея клобучок и неловко гладил его пальцем по пернатой головке, но тот смотрел на него так, как если будь у него зубы, он бы отхватил мужчине руку по локоть. Фрей оставался верен своему первому хозяину — и при жизни, и после его смерти.

А Ланн ночь за ночью продолжал падать в прохладную тьму, наполненную шорохом крыльев. Разве знание того, что он был не одинок в своей муке, что кто-то еще горевал об утраченной любви — пусть даже в этот самый момент, — могло принести ему хоть немного утешения? Кайн не тронет ее, твердил себе Ланн, он не посмеет. И все-таки ему не было покоя ни во снах, ни при свете дня. Телесные раны можно исцелить, душевные увечья остаются навсегда. Захочет ли она остаться с Ланном после всего, что случилось? Или же — и при этой мысли его пробрало холодом — Летиция станет такой, как та ведьма, которую ему показывал мастер? Анцель демонстрировал ее Ланну как нечто диковинное, не несущее угрозы, — как хищника в клетке или замысловатый механизм.

В течение недели сельские пасторали уступили место пустынной равнине с лесами, полными живности, а та — широкой степи с каменистой почвой. По ней они двигались несколько дней, пока дорога не стала размытой, а на горизонте не замаячила черная стена деревьев. Приблизившись к ней вплотную, лошади отказались их нести: не помогли ни лакомства, ни увещевания, ни удары кнутом. Богиня преобразила подлунный мир, черпая вдохновение из кошмаров Ланна: тьма, холод, мертвая земля. Извилистые черные ветви, похожие на лианы, тесно переплетались между собой и почти не пропускали света. Вместо листьев на них были шипы. Хилые гниловатые кустики жались к земле, испещренной рытвинами с водой, стылой и недвижимой, словно зеркало. Из расселин щербатых камней, в изобилии рассыпанных по лесу, пробивался коричневый мох.

Путники спешились. Фрей что-то возбужденно залепетал по-птичьи, и Шадрен стянул с него клобучок. Харридан, кружившая в вышине над ними, опустилась на землю перед экзалтором. Морвена присела на корточки, подобрав плащ. Между птицами состоялся небольшой диалог, и ведьма, подняв голову, перевела:

— Фрей говорит, что здесь опасно. Нужно закрыть лицо и дышать через плотную ткань. Иначе можно заболеть.

Ланн сверился с картой.

— Сколько еще идти?

— Это где-то в глубине леса, — ответила Морвена чуть погодя.

Ланн задумчиво рассматривал окружающий пейзаж. Еле видная тропа петляла между стволов, окутанных молочным туманом, и терялась во мгле. Дорога выглядела труднопроходимой. Потом его взгляд упал на вороний трупик, лежащий подле ямы с темной водой.

— А что насчет птиц?

Морвена водила пальцем по влажной земле, пока пернатые общались.

— Харри останется здесь, — наконец произнесла ведьма, — а Фрей сказал, ну… — Она смешалась. — Он готов рискнуть. — Шадрен хотел выразить несогласие, но Морвена продолжила, не дав ему слова: — Он говорит, что в земле есть люк, который ведет в подземелье. Но он замаскирован. Вряд ли нам удастся найти его самостоятельно. Фрей будет хлопать два раза правым или левым крылом, если нужно будет повернуть. И три раза обоими, когда люк окажется в пределах видимости. Тогда вы его отпустите, и он покажет.

— Но Рослин ведь нашел его сам? — вмешался экзалтор.

Шадрен во что бы то ни стало хотел сохранить соколу жизнь. Ланн быстро понял, к чему он клонит, и проявил твердость характера. Он подошел к экзалтору и протянул руку.

— Никаких отсрочек. Отдай мне сокола, и я пойду сам. Тебе и Морвене следует вернуться в Гильдию. Вы мне больше не нужны.

— Нет, — сказал Шадрен.

Морвена удивленно посмотрела на него. Шадрен кивнул ей, чуть улыбаясь. В его взгляде читалось: 'Беспокоиться не о чем. Я охотился на ведьм, когда ты еще не появилась на свет'. Она не решилась возразить. В конце концов, это мало ее касалось — свою часть уговора она выполнила. Экзалтор скрестил руки на груди и переключил внимание на Ланна. Тот нахмурился.

— Какого дьявола? — спросил ульцескор.

— Кайну помогает Вираго. Ты сам сказал. — Шадрен кивнул на ружье, перемотанное тряпьем и прикрепленное к седлу. — Я займусь ею.

— Тогда он ни за что не поверит, что я пришел с миром.

— А ты идешь с миром?

Ланн медлил с ответом. Действительно ли он собирался вести переговоры с Кайном, добиться его расположения, а затем всадить ему нож в спину, как велел ему Анцель? Он очень сомневался в успехе этого плана. Проще кружить друг напротив друга с клинками в руках, не отрывая взгляда от лица противника, будто самые заклятые враги. Ланн понятия не имел, почему Кайн так стремится завоевать его симпатию, ведь между ними не могло быть никаких отношений, кроме взаимной ненависти. Так или иначе, Ланн отправит предателя к праотцам, но сначала ему нужно найти и обезопасить Тишу.

— Я не должен объявлять ему войну, — наконец произнес он.

— Ей уже не поможешь, — покачал головой Шадрен.

Ульцескор вспыхнул гневом, его руки сжались в кулаки. Но поток оскорблений не успел слететь с его губ, а удар — достичь цели, так как Морвена заговорила, привлекая внимание обоих:

— Это неправда. — Шумно переведя дух, она принялась объяснять: — Есть вещи, которые лежат глубоко в нашем подсознании. Случается, они выплывают наружу. Поэтому я знаю, что не все потеряно. — Они все еще смотрели непонимающе, не догадываясь, о чем она говорит. Морвена смутилась. — Ох, забудьте. Вот что лучше запомнить: три поворота вправо, два влево и еще один правый. Поможет сориентироваться в подземелье.

— Откуда это тебе известно? — мрачно осведомился Ланн.

— Она сказала мне. Летиция ди Рейз. Ведь ее так зовут, правда?

Ланн изумленно моргнул. За прошедшие две недели ведьме неоткуда было получить эту информацию, разве что Вираго снова проболтались, а Морвена кривила душой, когда утверждала, что не знает имени девушки-волчицы. Но в этом не было никакого смысла.

— Я останусь здесь с Харри, лошадьми и поклажей. Посижу на том камне. — Она указала рукой на скалистый выступ в двух чейнах от зловещего леса. — Только вы не задерживайтесь.

— Ладно, — кивнул Ланн, приняв решение. — Я тебе верю.

Морвена хотела улыбнуться — и не смогла. В том, что Ланн относится к ней с подозрением, нет ничего необычного. Он не знает, насколько она опасна, но чувствует это.

Ульцескор обвязал лицо тряпкой, вооружился клинком и принялся рубить ветви, расчищая путь. Шадрен тем временем отвел лошадей к месту стоянки и спутал им ноги. Морвена стояла рядом, пока он работал. Экзалтор расстелил на плоском камне кусок меха и бросил на него одеяло. Сгущались сумерки, и атласный плащ Морвены не спас бы ее от холода и ветра. У Шадрена не было ни братьев, ни сестер, но желание обогреть и защитить женщину или ребенка текло у него в крови, а Морвена казалась ему слабой. Разве не этим он занимался, будучи экзалтором? Он охранял мир от чудовищ, которые в прошлом были людьми. Когда дело касалось монстров, он становился беспощаден.

Спустя минут десять Ланн нетерпеливо его окликнул, и Морвена поняла, что настал час расставания. Шадрен снял ружье с седла, потоптался на месте, затем спросил:

— Ты не боишься оставаться здесь одна?

Ведьма погрустнела. В другое время, в другом месте, не являясь теми, кем они есть сейчас, они могли бы стать возлюбленными. От этой мысли ей стало теплее. Она ответила, не глядя на него:

— Что может случиться с кем-то вроде меня?

Шадрен решил, что она говорит о своей причастности к тайнам темного искусства, о своей внутренней силе. Только другая ведьма могла составить ей конкуренцию — или экзалтор. Он понятия не имел, что Морвена принадлежит к чудовищам, — та самая девушка, которая так застенчиво просила его о поцелуе.

— Никуда не уходи, хорошо? — предупредил Шадрен на всякий случай. — Я вернусь. — Подумав, он исправился: — Мы вернемся.

Дождавшись утвердительного кивка, экзалтор развернулся спиной и зашагал в сторону леса. Харридан каркнула, пожелав Фрею вернуться целым и невредимым, но сокол не ответил на любезность. Морвена смотрела Шадрену вслед. Кайле не может умереть, но ее тело смертно. Лучше ей уйти, как только экзалтор скроется из виду, ведь в Гильдии ведьму ждала в лучшем случае участь послушной куклы. А если они решат, что кайлеах нельзя контролировать, ее убьют.

Но она не сделала и шагу. Вместо этого Морвена завернулась в одеяло, и, улегшись на камень, стала дожидаться их возвращения. Вечер оказался удивительно тихим, поблизости не было ни единой живой души. Харридан вскоре прикорнула на голом участке камня, по обыкновению сунув голову под крыло, а ведьма забылась крепким сном. Спустя несколько часов безмолвие застывшего мира потревожил шорох многочисленных крыльев, и темная туча насекомых, поднявшихся из лесной мглы, заслонила сизое небо. Черно-голубые мотыльки обсели спящую, их крылья трепетали, посыпая ее пыльцой. Тело ведьмы испускало слабое сияние. Морвене снилось, что в облаках над ней раскрывалась чудесная роза, ее бархатные лепестки ряд за рядом ложились на черное полотно, а в самой середке, мерцая и переливаясь всеми оттенками цвета, стоял хрустальный город. Если бы она только могла освободиться от земных оков, покинуть тело и взмыть в небеса, чтобы занять свое законное место на троне. Кто-то, стоявший у его подножия, был ей бесконечно дорог, но он принадлежал другой. Луна вплела его в свой сон, от которого нельзя проснуться. В груди разверзлась кровавая бездна, и рана причиняла Морвене столько страданий, что ведьма залилась слезами, не открывая глаз.

Любовь имеет свою цену. Не в том смысле, что ее можно купить. Она требует жертв и она ненасытна: поглотив все предложенное, любовь непременно захочет еще. Для некоторых эта ноша оказывается непосильной, и они желают ее сбросить; кто-то бежит от самих себя, другие выбирают смерть — сердца или тела. Иногда любовь угасает медленно, заставляя забывать, и это сродни милосердию. Бывает, она наносит удар за ударом, ставит несчастного на колени, чтобы в итоге оставить его ни с чем. Порой она бьет один раз, но жестоко, — и тогда потрясение настолько сильно, что лишает способности размышлять. Пламя. Боль. Красная птица жизни. Воля, честь, благоразумие. Подобно черной дыре, которая в будущем проглотит время и вселенную, любовь забирает все.

Ланн готов был возложить на жертвенный алтарь все, чем владел, и даже то, чем владели другие. Его никогда не посещали мысли о самоубийстве, но до встречи с Летицией его существование было пустым. Будучи карцем, он принимал все как должное; как ульцескор, он делал то, что подразумевал контракт. Ему хватало суеты окружающего мира, до краев наполненного болью и гневом. Ланн не находил удовольствия ни в убийствах, ни в изысканной еде, ни по части постели. Его товарищи убивали, наедались до отвала и спали с женщинами, а он всего лишь им подражал. Но Летиция ди Рейз вошла в его жизнь и изменила все. Ланн хотел ее; хотел так, как никогда и никого не хотел. Ради нее он мог стать зверем пострашнее Кайна.

'Если это конец, я умру вместе с тобой'.

Так он думал, пробираясь через лес и без остановки отсекая колючие ветки. Шадрен помогал ему, как мог, но ульцескор шел первым, поэтому на его долю выпала основная часть работы. Экзалтор следил за соколом и давал указания. Через час Шадрен предложил Ланну поменяться, но тот отказался. 'Я сам', — глухо пробормотал ульцескор. Правая рука ныла от усталости, поэтому он переложил клинок в левую и продолжил работу.

Ланн остановился, чтобы перевести дух, и не услышал за спиной шагов Шадрена. Он резко обернулся, держа наготове меч. Шадрен был в хрустальной маске. С плотно сжатым ртом он перерезал веревку, сдерживающую Фрея, снял с его головы клобучок. Затем произнес одними губами: 'Лети' — и сокол взмыл над лесом, не дожидаясь повторного приглашения.

— Это здесь. — Голос экзалтора выдавал напряжение. Шадрен медленно натянул перчатки, вскинул на плечо ружье. — Ведьма.

Ланн проследил за направлением его взгляда. Среди сине-черной мглы он различил неясную тень. Экзалтор выстрелил наудачу, и белый луч, вырвавшийся из ружья, на мгновение осветил высокую фигуру в плаще. Цель не сдвинулась с места. Ланна пронзила внезапная догадка — а вдруг ради забавы Кайн решил вывести к ним Летицию, одурманенную зельем, чтобы экзалтор расстрелял девушку, тем самым причинив боль и ей, и Ланну? Ульцескор протянул руку и силой заставил Шадрена опустить ружье. Тот лишь недоуменно посмотрел на него.

Раздался звонкий, мелодичный смех, и они одновременно повернули головы к ведьме. Ланн выдохнул с облегчением. Кем бы она ни была, это не Летиция.

— Мы не ждали вас так скоро. — Сканла-Кай опять рассмеялась. — Это сокол, да? Какая досада. Но я спешу вас разочаровать. В подземелье пройдет только один, и это будешь не ты, экзалтор.

— Ты меня не боишься? — спокойно поинтересовался Шадрен. — Я могу тебя убить.

— Нет, не можешь. Видишь ли, есть одна проблема… — Ее плащ с шелестом соскользнул с невидимых плеч, платье утратило форму и упало на землю, сапоги опрокинулись на бок под тяжестью одежды. — Я не существую.

На этот раз выстрел был точным — но ведьма либо успела отскочить, либо белый луч не причинил ей никакого вреда. В последнее Шадрен не верил. Он щелкнул затвором, перезарядив ружье. Он не видел Сканлу, но в лесу было тихо, и он собирался ориентироваться по звукам: где-то хрустнет ветка, чавкнет земля, дрогнет в луже стылая вода. Мог ли он знать, что звук подчинялся Сканле не хуже собственного голоса? Шадрен снял капюшон, чтобы точнее улавливать ее передвижения, и это было самой большой его ошибкой.

— Иди, — сказал он Ланну. — Я останусь здесь.

— Ты уверен?

Шадрен метнул в него сердитый взгляд.

— Есть другие варианты, ульцескор?

— Нет, не думаю.

Ланн собирался ободряюще хлопнуть экзалтора по плечу, но сдержался. Сейчас было неудачное время для подобных сантиментов. Это могло отвлечь Шадрена, подарив невидимке секундное преимущество над охотником. Поэтому Ланн отошел, стараясь двигаться как можно тише. Приблизившись к груде сброшенной ведьмой одежды, он разглядел две ржавые створки люка, покрытые мхом. Они почти сливались с землей.

Ульцескор присел на корточки, нащупал ручку, взялся за нее обеими руками и открыл люк. На него пахнуло стылым запахом могилы. Каменные ступени вели вниз. Ланн начал спускаться, отбросив сомнения прочь. В подземелье не было света, и глаза ульцескора, подчиняясь его воле, вспыхнули голубым. Проход оказался достаточно узким, и он ступал по влажной земле, не боясь заблудиться. Спустя минуту или две сияние его глаз померкло, как будто тьма высосала его и оно истощилось. Дальше Ланн двигался на ощупь, широко раскинув руки в стороны и касаясь пальцами стен.

Три поворота вправо, два левых и еще один правый. Рука наткнулась на что-то холодное и металлическое: дверь. Она так плотно прилегала к стене, что в подземелье не проникало ни капли света. Ланн стянул с лица тряпку, чтобы не выглядеть глупо, какое-то время возился с замком, состоявшим из нескольких петелек, а потом со всей силы толкнул дверь плечом.

Ему пришлось зажмуриться и прикрыть рукой глаза. Кто-то ахнул и принялся часто и глубоко дышать, как только он вошел, и Ланн успел обрадоваться. Но его постигло разочарование. В огромном зале было множество кроватей, и только одна из них всегда оставалась занятой. На ней, с головой укрывшись клетчатым пледом, сидела незнакомая девушка. Голубые глаза были широко распахнуты, в них отражался то страх, то надежда: кажется, она не знала, что и думать.

Он не удосужился поинтересоваться ее именем, а сразу перешел к делу.

— Где Летиция? — Ланн быстро сообразил, что это запуганное до смерти существо могло не ведать, как зовут его возлюбленную. — Она бледная и красивая, с черными вьющимися волосами и в сером платье. — Описание не было исчерпывающим, но в тот момент он не смог придумать больше.

— Госпожа? — Джил заморгала. Затравленно оглянулась, как будто в зале, где негде было спрятаться, Кайн мог возникнуть из воздуха или вылезти из-под кровати. — Вы говорите о госпоже?

Госпожа ведьма. Ланн понял, что он правильном пути.

— Где она?

— Так это вы — Ланн? — Она мучительно улыбнулась. — Как мило, что вы пришли за ней. Вы — волшебник? Или, может быть, убийца? Та дверь, — Джил взглядом указала на вход позади Ланна, — свободно открывается только снаружи. Вы понимаете, о чем я говорю? Мы в ловушке. Вам не выйти отсюда. Если только вы и вправду не волшебник.

Ульцескор понял, что допустил ошибку, позволив двери захлопнуться. Но лепет Джил злил его гораздо больше. Он задал ей конкретный вопрос, разве нет? Ланн уверенно приблизился к девушке.

— Где Летиция? — жестко спросил он. — Скажи мне, где она!

Джил снова одарила его одной из своих трагических улыбок.

— Я не могу. Кайн убьет меня.

Ланна сорвал с нее плед, его руки сомкнулись на ее округлых плечах. На девушке были какие-то лохмотья, но он не придал этому значения и вдавил пальцы в пухлую плоть, чтобы сделать ей больно. Джил взглянула на него с отчаянием и мольбой. Ланн виделся ей ничем не лучше Кайна: все мужчины бесчувственны и неоправданно жестоки. Их главным оружием всегда была грубая сила.

— Если ты не ответишь, тебя убью я, — сказал Ланн. Затем он понял, что предоставленный выбор кажется ей безрадостным, и добавил уже мягче: — Мы освободим Летицию, и ты тоже сможешь уйти. Куда захочешь.

— Кайн убьет меня, — повторила Джил.

Ему захотелось отвесить ей пощечину, чтобы привести девушку в чувство. Кайн казался Джил воплощением зла, которое невозможно уничтожить, но это было не так. Он смертен, как и они, он не может в одночасье стать богом, как бы ему этого ни хотелось.

Ланн не стал ей ничего объяснять. Вместо этого он приставил к горлу девушки клинок. Ее губы задрожали, из глаз покатились слезы, на шее выступила капелька крови, но она продолжала молчать. Он надавил сильнее. Ярость охватывала его тело, поглощая клетку за клеткой, глаза застлала красная пелена. Джил молчала, тихо всхлипывая.

Невероятным усилием Ланн отвел от ее горла клинок. Ее страх перед Кайном был сильнее, он не мог его победить.

— Необязательно быть таким неучтивым.

Ланн обернулся. В дверном проеме стоял Кайн. Со времени их последней встречи он почти не изменился, словно время не имело над ним власти. Его лицо светилось торжеством. Он так долго ждал Ланна: и ульцескор пришел к нему, ведомый любовью, Кайн сумел найти к нему подход, как находил к каждому, кого собирался использовать.

— Оставь ее. Я отведу тебя к той, кого ты хочешь видеть.

Ланн молчал. Побелели костяшки его пальцев, сомкнувшихся на рукоятке меча. Он сверлил Кайна взглядом, искреннее сожалея о том, что не может сразить его на месте. Не теперь. Сначала — Тиша.

Кайн проделал что-то с замком, и дверь отворилась. Придерживая ее ногой, бывший экзалтор жестом пригласил Ланна пройти. Ульцескор пересек зал и вышел в коридор. За порогом лежал шар-светильник. Кайн поднял его на уровень глаз.

— Как жаль, что серьги здесь не работают, — пожаловался он.

Ланн ничего не сказал.

— Ты знаешь, как контролировать дуллахан?

— Никак, — отозвался ульцескор. — Тень Колдуньи отсекла им головы.

Кайн задумчиво хмыкнул. Спустя несколько минут они остановились перед другой дверью, по виду неотличимой от первой. Те же петельки и гладкий металл.

— Готов? — спросил Кайн. — Вы так долго не виделись.

Ланн отобрал у него фонарь и отпихнул его с дороги, дрожащими руками открыл замок. Дверь распахнулась, он шагнул внутрь и посветил во тьму, наполненную тихим бессвязным шепотом. Увиденное заставило его оцепенеть.

Бодахи, облепившие ее ноги, бросились в разные стороны. Летиция ди Рейз, поразительно бледная и неживая, неподвижно сидела в каменном кресле. На ее глазах была стальная пластина, запястье и лодыжки охватывали металлические кольца, изо рта торчала серебристая трубка. В огромных метарах по бокам кресла плескалась жидкость, но не бледно-розовая, чуть окрашенная кровью, которую Ланн привык видеть. Жидкость была ярко-алой, цвета ведьминой накидки.

— Ты не волнуйся, — раздался голос Кайна. — Я сам подсоединял ей трубки. Она исправно кушает и испражняется. И она не пострадает, если ты будешь делать то, что я скажу.

— Хорошо, — срывающимся голосом произнес Ланн.

Он полностью в моей власти, удовлетворенно подумал Кайн, я посадил его на цепь. Его пьянило ощущение собственного величия. Сам он никогда не был связан узами любви и считал ухаживания бесполезной тратой времени и усилий. Он мог получить практически любую женщину: если не хитростью, так силой; и только ведьмы отвечали ему отказом. Поэтому Кайн лишал их главной особенности — колдовства.

— Отдай мне фонарь, — велел он ульцескору.

Ланн отвернулся от душераздирающего зрелища и бросил ему шар с мерцающим туманом внутри. Кайн не успел удивиться, каким странным было это движение — слишком спокойным и точным для человека, перенесшего столь серьезное моральное потрясение. Кайн автоматически протянул руку, но как только она коснулась цепочки, клинок ульцескора, блеснув во мраке, со свистом отсек ему четыре пальца.

Стекло со звоном разлетелось на осколки, коснувшись земли. Кайн закричал.

— Зверь не знает жалости, — тихо сказал Ланн. — Но ему ведома боль.

На полу мерцало содержимое фонаря — призрачная дымка, дававшая тусклый свет. Кайн метнулся к двери, долго возился с ней левой рукой, намереваясь запереть изменника в одной комнате с Летицией и бодахами. Позже он решит, как поступить с ульцескором, но сейчас боль так сильна, что в голове путаются мысли.

Он ничего не успел сделать. Ланн резко вытолкнул его в коридор и прижал к холодной стене. Они согревали друг друга своим дыханием, и их близость могла быть сродни любовной, если бы не витавшая в затхлом воздухе ненависть.

— Ты говорил, здесь темно? — спросил Ланн. От звука его голоса, неживого и металлического, Кайн задрожал. Он где-то оступился, совершил ошибку, но никак не мог понять какую. — А я прекрасно вижу. Знаешь, мастер советовал мне быть с тобой поласковее. Но что-то пошло не так, понимаешь? Я вышел из себя.

— Мы можем стать партнерами, — нерешительно заговорил Кайн. — Одни против целого мира.

— Старая песня, — выдохнул Ланн. — Нет.

— Что ты собираешься делать?

— Перерезать тебе глотку. Разве клинок у горла не подтверждает мои намерения?

Кайн ощутил мерзкий холодок, струящийся по его спине. Человек, перед которым все преклонялись, впервые столкнулся с необъяснимой животной силой, которую не могли остановить доводы рассудка. До этого момента он с легкостью манипулировал ведьмами, но ведь под оболочкой своих подчас пугающихспособностей в них скрывалось женское начало, и оно было уязвимо. Сейчас ему противостоял Ланн — полубезумный, неуправляемый; и в одно мгновение Кайн из царя, почти что божества, стал жалким, запуганным ребенком. Его сбросили с пьедестала так стремительно, что он ничего не успел сообразить. Теперь его разум, нацеленный на выживание, работал с удвоенной скоростью.

— Мы могли бы договориться.

— У тебя ничего нет.

— А девушка? — с надеждой спросил Кайн. — Кресло Айте — сложный механизм. Ты можешь что-то сделать не так. Случайно убить ее.

Ланн молчал.

— Подведи меня к креслу, и я все сделаю. Потом ты меня отпустишь. Мне очень жаль, что так получилось. Действительно жаль.

— Ладно, — согласился ульцескор. — Но мне нужны гарантии.

Он схватил Кайна за однопалую руку и сильно сжал. Потом отошел, опустив меч и позволив Кайну рухнуть на колени, всхлипывая от боли. Спустя секунду Ланн вонзил ему в бедро клинок. Оглушительный вопль прокатился по коридору и затих в глубине подземелья. Ульцескор опустился на корточки и схватил Кайна за края камзола.

— Если ты посмеешь причинить ей зло, я буду отрезать от тебя кусочек за кусочком, заботясь о том, чтобы ты преждевременно не скончался. Ты меня понял?

Кайн энергично закивал. Жаль, что я не вижу его глаз, подумал Ланн. Он заставил Кайна подняться с колен, и, охлопав его в районе поясницы, обнаружил меч с коротким лезвием. На всякий случай Ланн заткнул его за пояс. Затем нетерпеливо ткнул Кайна в плечо острием меча и распахнул перед ним дверь. Со стоном Кайн заковылял по направлению к креслу. Бодахи путались под ногами, мешая идти.

Ланн понимал, что сильно рискует, но он рассчитывал, что страх жестокой расправы пересилит в Кайне желание напаскудить. Пока экзалтор ковырялся с механизмом кресла, Ланн коснулся холодных щек любимой. Встревожившись, он приложил палец к сонной артерии и ощутил слабый пульс. В ее теле едва теплилась жизнь. Если сердце Летиции вдруг перестанет биться, Ланн сразу это узнает.

— Все, — простонал Кайн.

Оковы на руках и ногах раскрылись со звонким щелчком, с шипением отошел нижний змеевидный шланг, прежде подсоединенный к сиденью. Кайн выпрямился, придерживаясь за кресло, снял с Летиции пластину, неумело орудуя левой рукой. Из ее полуоткрытого рта все еще торчал конец трубки.

— Вытащи сам, — сказал Кайн. — Только медленно и осторожно.

Сделав это, Ланн поднял девушку на руки и спросил:

— Почему она не просыпается?

— Нужно время.

Ланн уловил в его голосе ложь.

— Сукин ты сын. Что ты с ней сделал?

Кайн попятился к двери. В его мозгу стучала одна-единственная мысль: он должен скрыться, пока Ланн не передумал. Кайн знал эти коридоры, как свои пять пальцев, и даже если он может лишь ковылять, превозмогая боль, Ланн быстро утратит ориентировку в подземелье.

— Я взял у нее душу, — глухо произнес Кайн. Его глаза привыкли к темноте, и он пристально наблюдал за ульцескором. Ланн боялся усадить Летицию обратно в кресло и не мог оставить ее на полу в окружении живых теней. Кайн замедлял процесс, насколько это было возможно, но накануне в сосуд упала последняя капля. — В соседней комнате есть хранилище. Ошибиться нельзя, там только одна душа. Остальные я выпил.

Ланн крепче прижал Летицию к себе. До него еще не дошел смысл сказанного. С самого начала он не собирался позволять Кайну уйти. Но, увидев Летицию, коснувшись ее, Ланн понял, что не сможет выпустить любимую из объятий.

— Выпил?..

Кайн развернулся и сделал рывок. Поврежденная мышца взорвалась болью, и это движение исторгло крик из его горла. Оказавшись за дверью, он побежал по лабиринту так быстро, как мог, подволакивая ногу. Слезы лились по его лицу. Останавливаясь на короткие передышки, Кайн вытирал их рукой, размазывая по щекам кровь. Он был повержен. Разбит. Уничтожен. Но пройдет время, и он восстанет из пепла подобно огненному фениксу, обещал Кайн самому себе, еще прекраснее и сильнее, чем прежде.

А сейчас нужно затаиться. Найти новое убежище. Новый дом.

Интерлюдия 11. Морвена из Блука, лжеведьма

Воспользовавшись запасным выходом, которых в подземелье было несколько, Кайн продирался сквозь колючий, враждебный лес. Он перевязал руку, но забыл прикрыть лицо, и отравленный воздух свободно проникал в его легкие с каждым следующим вдохом. Его дорогой расшитый камзол и темные бриджи превратились в рванье, испачканное грязью и кровью. Кайну казалось, что он умрет от потери крови раньше, чем выберется из этого забытого богами места. Когда-то он выбрал его именно потому, что сюда никто намеренно не забредет, а случайные гости предпочтут повернуть назад. Первоначально он хотел поселиться в руинах цитадели или в одном из городов-некрополей, но Лайя — черт знает, как ее по-настоящему зовут, — выразила свое недовольство. 'Первый вариант угрожает твоей жизни, — заявила ведьма, — ведь потолок и стены могут запросто обвалиться. Да и заброшенный замок трудно скрыть от посторонних глаз. Что касается второго, то долгое пребывание в зачарованном городе непременно скажется на нашем умственном благополучии. Не зря же мы решили обосноваться не в Эрисе, который весьма неплохо сохранился, а построили Гильдию на чистой земле. В некрополях проклято все, что только может быть проклято'. Но это не помешало вам перенести оттуда некие ценные и довольно громоздкие предметы, подумал Кайн, но ничего не сказал. Он ощутил прилив злости. Лайя, лживая стерва! В отместку за ложь Кайн пытался заставить дуллахан убить дорогого ей человека, но и это ему не удалось.

Одна мысль о смерти приводила его в ужас. Кайн и не предполагал, что Ланн сможет ему противостоять, настолько он был уверен в своем превосходстве. Еще больше он страшился быть пойманным и привлеченным к ответственности — доселе Кайн не думал о наказании за свои преступления, ведь он был выше этого, его не могли судить, как обычного человека. Но вот он упал вниз, словно ястреб, сбитый метким стрелком; упал в уже вырытую для него могилу. Он сможет снова возвыситься. Нужно время.

Она стояла на плоском камне, кутаясь в алый плащ. Харридан сидела у нее на плече. Их силуэты темнели на фоне занимающегося рассвета. Кайн нырнул под низкую ветку, прополз на четвереньках и вдохнул чистый, свежий воздух свободы. Первым делом он испугался, увидев ведьму. Быстро вытащил маску из нагрудного кармана, надел ее на глаза, — хрусталь чуть потеплел и принял форму его лица.

Неподалеку от ведьмы паслись две лошади, мирно пощипывая траву. Как нельзя кстати, подумал Кайн. Пешком ему далеко не уйти, хотя он отнюдь не был уверен, что сумеет взобраться на коня. Кайн не собирался вступать в поединок, хотел неслышно проскользнуть мимо, но раненая нога, волочась по земле, создавала слишком много шума. Ведьма обернулась, и Кайн на мгновение замер, встретившись с ней взглядом. Он не знал ее.

— Что это? — спросила Морвена, указывая на маску. — Какая милая вещица.

— Ты ничего не сможешь мне сделать, — заявил Кайн, стараясь выглядеть уверенно. Это выходило у него плохо: он был ужасно измучен и слаб. — Эта маска отражает колдовство. Я просто уйду, и мы сделаем вид, что друг друга не встречали.

Ее взгляд затуманился печалью.

— Ты красивый, но воспринимаешь это как данность. Но этого никогда не было у меня… — Морвена вздохнула. — Ты Риведер Кайн, верно? Ты очень плохой человек.

— Не тебе судить меня, ведьма. — Мужчина сделал несколько осторожных шагов влево. — Ты продала душу той дьяволице, что зовется Богиней. Я ничего не смог с вас получить, потому что вы, черт подери, пусты.

— Я не ведьма.

Он на мгновение растерялся. Лицо Морвены менялось, оплывало подобно воску, сквозь него проступали очертания другого лица: более утонченного и прекрасного. Ее глаза сделались темнее, а волосы, наоборот, побелели.

— Тогда кто? — Потом его пронзила внезапная догадка: — Тебя послала Богиня?

— Я пришла сюда по своей воле. Богиня, как ты ее называешь, нисколько не интересуется тобой, Кайн. Я всего лишь Тень, что ищет другую Тень… Романтично, да? — Ее голос был таинственным и далеким; он принадлежал дис. Морвена шевельнула пальцами, и маска поползла с его лица, став горячей и текучей, как расплавленное масло. — Айге мертва. Ее магия и вполовину не так сильна, как прежде. Богиня разделалась с ней, но не смогла убить меня.

— Кто ты? — повторил Кайн, тяжело сглотнув. — Чего ты хочешь?

— Ты отправишься в Колыбель, — задумчиво произнесла Морвена. — Это место для тех, кто недостоин настоящего рая. Но сначала я заберу у тебя все, чем ты гордишься, чем ты владеешь, но оставлю тебе жизнь. Этот мир принадлежит людям, и они должны наказать тебя по-своему. Ты сам придешь к ним и будешь умолять о смерти.

Холодея, Кайн вспомнил пророчество Летиции. Он метнулся в сторону, пытаясь убежать — от дис, от опасности, от самого себя. Стена из бабочек преградила ему путь. Кайн отмахивался от них, давил их искалеченной рукой, — от этого на ладонях оставались пятна крови, — но нашествию мотыльков не было конца. Они образовали сферу, внутри которой находился Кайн и Морвена с вороной на плече. Совершенно выбившись из сил, несчастный пленник повернулся лицом к дис.

— Ты не огонь, Кайн, — молвила она. — Ты рожден смертной женщиной, а значит, подвержен тлену. Жажда выжгла тебя — стремление обладать тем, чего не дано.

В ее глазах, темных и глубоких, не было сострадания. Морвена простерла к нему руки, будто звала его в свои объятья. Между фалангами ее пальцев были серебристые паутинки, пульсировавшие светом. Кайн сделал шаг, другой; и почувствовал, как его кожа съеживается, покрываясь морщинами, а тело дряхлеет. Свою молодость и жизненную силу Кайн шаг за шагом отдавал дис. Он оставлял за собой дорогу из роскошных золотых волос, здоровых белых зубов и разбитых надежд. Когда он приблизился к Морвене, уже не властный над своими членами, он был сутулым лысым стариком. Одежда висела на нем, как чужая.

— Кто ты? — прошамкал он. Безумие было близко, оно наводняло его разум видениями боли и смертей. — Кто?

Впервые с момента их встречи она улыбнулась. В Кайне шевельнулось забытое желание. Он отдал бы все, чтобы обладать ей в этот миг.

— Я сменила много имен, — сказала дис, — но в итоге остановилась на том, которое понятно всем. — В ее голосе не было ни тени гордости или самодовольства, когда она произнесла: — Я — справедливость.

Глава 19

В последний момент Ланн придержал плечом закрывающуюся дверь. С Летицией на руках он не собирался преследовать Кайна. Он на секунду склонился над ее лицом, ощутив слабое дыхание, и заставил себя мыслить разумно. Рядом есть хранилище душ, сказал Кайн. Лучшим решением будет выйти в коридор и поискать соседнюю дверь, а в это помещение он всегда сможет вернуться. Ланн вспомнил о Джил. Она могла оказаться полезной и помочь ему в поисках, если только страх перед предателем не лишил ее рассудка. Позднее пришла мысль, что он все равно не должен оставлять ее здесь, даже безумную. Это жестоко — Джил умрет от голода в этой тюрьме, не имея возможности уйти. Положившись на память, Ланн миновал два поворота и остановился перед дверью в зал-лазарет.

При виде ульцескора с 'госпожой' на руках Джил вскочила. Она не знала, что говорить, и заламывала руки в попытке оценить ситуацию. Ведьма ожидала, что Кайн вот-вот появится за спиной у Ланна, невозмутимо пройдет в зал и скажет: 'Ты больше не нужна'. Ее тело сотрясла сильная дрожь.

— Я очень зол, — проговорил Ланн. После мрака подземелья яркий свет ослеплял. — Но мне требуется твоя помощь. Пойдем, пока я не передумал. — Джил не сдвинулась с места, и ульцескор понял, что ей нужны заверения. — Кайн ушел. Убежал. Он не вернется.

Она все еще колебалась.

— Я считаю до трех, — устало произнес Ланн. — Потом эта дверь закроется навсегда. Можешь оставаться, если тебе тут так понравилось. Раз, два…

Ведьма метнулась к выходу, сбросив плед, схватилась за дверной косяк дрожащей рукой. На мгновение Ланну стало ее жаль. И все же ей посчастливилось больше, чем остальным.

— Пожалуйста, нет, — залепетала Джил. — Не оставляйте меня здесь.

Он ограничился кивком, ничего не ответив. Они вышли в коридор и осмотрели несколько смежных помещений. В большинстве из них было пусто и темно, но в апартаментах, которые занимал Кайн, им удалось обнаружить два запасных фонаря. Теперь Джил шагала первой, освещая путь. Перед залом с креслом Ланн велел ей остановиться.

— Открой дверь и держи ее, чтобы она не закрылась. Это очень важно. Понимаешь? — Он говорил с ней как со слабоумной, но Джил не обратила на это внимания. Ланн немного помедлил, раздумывая. Он мог оставить Летицию с ведьмой на случай, если что-то пойдет не так, но, еще раз взглянув на Джил, решил, что с нее будет мало толку и она все равно не вытащит госпожу ди Рейз на поверхность самостоятельно. — Следи за дверью, — повторил он и вошел.

Несколько минут Ланн осматривал стены зала, пока не обнаружил два выступающих камня чуть ниже уровня глаз. Опустив Летицию на пол, он обеими руками нажал на прямоугольники, и часть стены с пронзительным скрежетом сдвинулась назад и ушла в полое отверстие слева. В тусклом сиянии фонаря в зал повалили клубы сизого тумана. Расстилаясь по земле, они обвили ноги Ланна и заключили Летицию в свои холодные объятья. Ланн постоял какое-то время, убеждаясь, что эта дверь не собирается закрываться, потом снова поднял девушку на руки и шагнул в помещение.

В один миг зажегся свет, такой же синеватый и болезненный, как в зале-лазарете. Ланн вздрогнул от неожиданности. Три стены помещения занимали металлические стеллажи с пустыми стеклянными сосудами. Полки возвышались до самого потолка, окутанные паром.

— Нашел, — крикнул Ланн. — Как там дела?

— Нормально, — донесся голос Джил.

Ланн вгляделся в один из сосудов, на дне которого плескалась серая жидкость. Он хотел его схватить, но быстро передумал и продолжил поиски. Обнаружив подобные остатки и в других сосудах, ульцескор перешел к следующему стеллажу. Здесь банки размещались и на нижних полках, и ему пришлось присесть на корточки, чтобы как следует все осмотреть.

Его взгляд мгновенно наткнулся на искомое. В стеклянном заточении, помахивая крыльями, трепетал мотылек. Он казался каким-то нереальным, чуждым этой действительности: размытые очертания черной бабочки с яркими вкраплениями красного. Неужели именно так выглядит ее душа? С благоговением Ланн взял флакон в руки, снял прозрачную крышку, пальцами раскрыл Летиции рот, и, придерживая ей голову, наклонил сосуд. Мотылек преобразился, утратил форму и стал сгустком мерцающего красноватого тумана.

Он вылил ей в горло все без остатка. Все равно, куда попал мотылек — в желудок или в легкие, ведь он был скорее дымом, чем жидкостью. Ланн качал Летицию на руках, будто ребенка, но она не открывала глаз. Его охватило отчаяние. Разве можно оторвать человеку руку, спустя две недели приставить ее обратно и рассчитывать, что мертвая плоть срастется с живой? Летиция не умерла, но течение ее жизни приостановилось. Скоро она очнется, посмотрит на него затуманенным взглядом и скажет: 'Красиво'.

— Ланн? — окликнула его Джил.

Он вышел к ней на шатающихся ногах, все еще со своей ношей. Джил взглянула на него и сразу отвела глаза. Не получилось? Ведьма с самого начала не верила в успех этой затеи, но разве могла она выразить свои опасения ему, живущему одной лишь надеждой? Теперь из его глаз ушел свет. Воскрешение невозможно. Ведьмы поднимали погибших, но не в том виде, в котором хотелось людям: они становились марионетками и могли продержаться максимум несколько дней. Лицо Летиции по-прежнему дышало красотой и изяществом, но внутри она была неподвижной и стылой. Джил чувствовала себя подавленной, как будто на ней лежала часть вины за случившееся.

— Пойдем, — глухим, безжизненным голосом произнес Ланн. — Здесь нам больше нечего делать.

Шадрен с трудом разлепил веки. Сокол методично клевал его в голову, будто дятел, добывающий себе пропитание. Экзалтор почти не различал звуков, из ушей струилась кровь. Он и не подозревал, что шум может причинять столько страданий. Его ружье, которое он считал панацеей от зла, согнутое и ни на что не годное, валялось неподалеку. Голова была заполнена горячим туманом, думалось плохо, любое движение отзывалось острой болью в висках. Среди черных скелетов деревьев промелькнули силуэты. Фрей перестал тюкать его в череп и перепорхнул на ветку дерева. Шадрен всмотрелся в предутренний сумрак, напрягая глаза.

Первой шла Морвена, за ней, словно щенок на привязи, волочился какой-то раненый старик. Приблизившись, лжеведьма склонилась над экзалтором и произнесла его имя — он прочел это по ее губам.

— Шад, — сказала Морвена, — ты должен доставить его в Гильдию. Это Кайн.

Он перевел взгляд с ее лица на лысого, сморщенного деда. Кайн? Наверное, в глазах Шадрена отразилось непонимание, так как ведьма положила руки ему на плечи и повторила приказ.

— А ты? — спросил экзалтор, не слыша себя.

— Я уйду в ледяную пустыню, — ответила Морвена. Потом она отвернулась от него, сложила руки рупором и выкрикнула в пустоту: — Сканла! Я знаю, что ты здесь! Покажись, и мы поговорим.

Одежда, лежащая подле люка, поднялась и приняла соответствующие формы. Увидев Кайна, внезапно постаревшего на несколько десятков лет, ведьма звука безошибочно распознала силу дис. А с пробудившейся Тенью, как известно, шутки плохи. Вмешательство полубогини не входило в планы Сканлы-Кай. Неужели ведьме звука суждено погибнуть, так и не отомстив? Она хотела закусить губу от досады или сжать кулаки, когда вспомнила, что ни того, ни другого у нее не имелось. Мышечная память бывает жестокой — как, например, отнятый палец, который все еще болит.

— Ты не можешь убить меня, — произнесла Сканла.

— Нет, — согласилась Морвена. — Но я могу взять твой голос. Для тебя это сродни смерти, разве нет? Я знаю, что ты приносила эти жертвы на благо остальных, и все-таки твоя вина неоспорима. Много душ было загублено из-за вас с Кайном. Ты должна понести наказание.

Вместе с голосом Сканла утратит последнюю нить, связывающую ее с реальным миром. Пока что она могла сойти за человека — бесплотного, но могущего принять форму; невидимого, но способного говорить.

— Ты лишишь меня голоса?

— Я предлагаю тебе альтернативу.

— Какую?

Створки люка распахнулись, и из него, тяжело пыхтя, выбралась полная девушка в лохмотьях. Джил подала руку кому-то, поднимавшемуся после нее, но резкий окрик заставил ее смутиться и отойти в сторону. Ланн с Летицией на руках взобрался по ступенькам без посторонней помощи и обвел присутствующих отрешенным взглядом. Госпожа ди Рейз была завернута в плащ до самых глаз. Ланн увидел Кайна и не узнал его, и точно так же Кайн не узнал Ланна. Потом взор ульцескора остановился на Сканле-Кай.

— Изгнание, — отозвалась Морвена. — Ты отправишься вместе со мной в Альдолис — темный город для монстров, подобных нам.

— Не отпускай ее, — хрипло произнес Ланн. Резким движением он сорвал со Сканлы плащ, под которым оказалась пустота. — Что за чертовщина?

— Ланн, — сказала Сканла, — у меня к тебе просьба. — Она старалась говорить быстро, зная, что терпение дис не безгранично. — Когда-то моих родителей убили солдаты короля. Я хочу, чтобы ты отомстил за их смерть. Герб твоего дома — лилия. Заставь ее свергнуть льва и расцвести на королевском флаге. Король тебе не отец, но дядя. Он обвинил в предательстве твоих родителей и казнил твоего отца, а мать заточил в башне на краю света. У его величества нет законных наследников, его трое детей — бастарды, и после его смерти ты сможешь занять трон. Нет, не так… — она умолкла на секунду, — Ланн, ведьмы сделают тебя королем. Твое пророчество — ерунда, передаваемая из уст в уста, мы нарочно распространяли его среди ульцескоров. Правда не имеет значения. Важно то, во что верят.

— Чхал я на это, — бросил Ланн.

Казалось, он слушал ее внимательно и с интересом, и поэтому его слова были для Сканлы сродни пощечине. Она доверила ему свои надежды, она доверила ему весь мир! Сначала Ланн был разбойником, по сути не владевшим ничем, потом стал солдатом без права на собственное мнение, а теперь ему предлагали целое королевство! Под него, как короля, ляжет любая, несмотря на шрамы на лице, не добавлявшие ему привлекательности, а он отказывался от несметного богатства и практически неограниченной власти ради одной мертвой девчонки! Воистину любовь сводит людей с ума, обреченно подумала Сканла. Она сделала все, что могла, и ей придется выйти из игры; со всем остальным пусть разбирается Лайя-Элейна.

Темные волосы Летиции обвивали локоть ульцескора, словно змеи. Сделав несколько шагов, Ланн остановился и взглянул на Шадрена. Тот воспринимал лишь обрывки разговора, следя за губами собеседников, и никак не мог взять в толк, что происходит.

— Я оставляю ее на тебя. — Кивком Ланн указал на Джил, переминавшуюся с ноги на ногу. Этот человек, ее спаситель, оказался принцем крови. — Я возьму лошадь. Я пойду один. То есть… — он запнулся, сильнее стиснул Летицию в объятьях, — мы пойдем.

Шадрен проводил ульцескора взглядом, не осмелившись возразить. Грудь девушки, красотки в алом, равномерно вздымалась, но Ланн выглядел настолько сломленным, что и ребенку ясно: что-то не так.

Когда ульцескор скрылся в черных зарослях, Сканла-Кай встала рядом с Морвеной. Лжеведьма улыбнулась Шадрену на прощание и прошептала: 'Не волнуйся, девушка выживет. Впрочем, я не уверена насчет волчицы'.

— Ты — Морвена? — спросил он.

— Я не знаю. Я — это она, а она — это я. Она живет в воздухе, которым я дышу.

— Полубогиня? — догадался Шадрен.

— Да. Дис. — Лицо Морвены вновь приобрело чужие миловидные черты. — Ее Тенью была Лилит, а она — моя Тень. — Она потрепала ему волосы. — Спасибо за поцелуй. Жаль, что я не смогла оценить его по достоинству.

Слова застряли у экзалтора в горле. Глядя, как две фигуры растворяются в глубине леса, Шадрен думал о том, что сегодня он познал нечто удивительное и неповторимое. Он заглянул в глаза дис и увидел в них тень минувших веков.

Спустя несколько минут экзалтор поманил пальцем Джил. Девушка приблизилась и подставила ему пухлое плечо, помогая встать на ноги. Старик сидел под деревом, скрестив ноги: его мысли витали далеко.

— Эй, — окликнул его Шадрен, и Кайн перевел на него взгляд. Джил рассматривала старика, и в какой-то момент ее охватила дрожь. Но нет, это не может быть он, Кайну еще вчера было чуть за тридцать. — Если хочешь попасть в Гильдию, придется немного пройти. После я усажу тебя на лошадь вместе с девушкой.

— Нет, — торопливо произнесла Джил. — Нет, я лучше пешком.

Шадрен пожал плечами и велел им обоим прикрыть лицо. Потом окликнул:

— Фрей?

Сокол сел на плечо старику, и экзалтор даже немного обиделся. Всю дорогу до стоянки Фрей долбил лысую голову клювом, но Кайн не возражал. Позже Шадрен забрал птицу себе и больше с ней не расставался.

Интерлюдия 12. Клятва, которую нельзя нарушить

Геш на ее руке как будто выгорел и потускнел. Лайя-Элейна ощутила прилив сожаления, разглядывая свою ладонь. Кокатрис умер, выполнив свое предназначение; малый король был принесен в жертву большому. Грядут великие перемены. Экзалторов распустят, их снаряжение будет уничтожено, а память о них — предана праху. Теперь, когда титул старшей Вираго перейдет к ней, в Гильдии установятся новые порядки. Ланн поддержит ее начинания, заняв трон, и при нем будет неотлучно находиться Летиция ди Рейз, ради которой он пойдет в огонь и воду. Лайя-Элейна не сомневалась, что сумеет контролировать девушку. Она надеялась, что у Кайна хватило ума оставить ей хоть крупицу рассудка. Не зря ведь они связали вечным контрактом ее и Ланна?

Лайя-Элейна машинально поднесла руку к губам — жест преданности, который она часто видела у Сканлы-Кай. Геш выгорел, клятва осталась в прошлом. А это значит, что больше ничто не связывает ее с Милли, кроме воспоминаний.

Глава 20

— Она не проснется до скончания времен.

— Тогда я убью время.

Меньше всего Ланн нуждался в сочувствии и жалостливых взглядах. В Гильдии не оказалось никого, кто мог бы помочь Летиции ди Рейз. Алия-Аллор беспомощно развела руками, сказав, что исцеляет тела, а не души. По ее словам, Летиция сама не хотела возвращаться в реальный мир. Где-то существовали ведьмы, могущие проникать в глубины сознания и поглощать кошмары, но еще столетие назад они самовольно отделились от Гильдии, и, будучи объявленными вне закона, образовали собственный ковен, как и спектральные охотники. Ланн отправится на поиски похитителей снов, как только испробует еще один, последний способ. Эта мысль пришла ему в голову еще до рассвета, и он не стал дожидаться наступления утра, чтобы прийти в апартаменты мастера.

Анцель, все еще в пижаме, сокрушенно качал головой. Несколько дней после приезда Ланн был сражен горем и проводил все время у постели Летиции, мало ел и почти не спал. Теперь его бывший воспитанник увлекся дикой, невыполнимой идеей.

— Мы не можем этого сделать, Ланн.

— Но вы говорили мне, что можно оперировать равными промежутками времени. Вы взяли месяц, а теперь верните украденное время мне и Тише, всему миру.

Мастер тяжело вздохнул. Неужели Ланн не понимает? Он принялся нервно мерить шагами комнату. Ульцескор ждал.

— Она просто девушка. Она даже не Вираго. То, о чем ты просишь, сопряжено с величайшим риском. Ланн, на земле много людей. Никто не заведет часы ради нее одной.

— Я заведу.

Они не заметили, как она вошла. Шайна-Ламех стояла на пороге, ее серо-голубые глаза светились решимостью, а плотно сжатые губы лишь подтверждали намерение вмешаться в порядок вещей. Час от часу не легче, подумал Анцель. Шайна-Ламех в упрямстве не уступала Ланну, а мастеру придется объясняться с ними обоими.

— Ты не старшая Вираго. У тебя нет полномочий.

Шайна холодно посмотрела на Анцеля, уперев руки в бока.

— Есть. Спросите у Алии, если хотите. — Они с Ланном понимающе переглянулись. Одна и та же идея возникла у них одновременно. Стало быть, вмешалась тианен — дух, посылаемый Богиней для передачи информации смертным. — Я хочу, чтобы через час на площади перед часовой башней не было ни души. Никто не должен мне помешать.

Анцель чувствовал, что утрачивает контроль над ситуацией. Он тяжело опустился на кровать. События разворачивались слишком быстро. В прошлый раз стрелку вертела Эйра-Луна, и в этом деле он доверял ей больше, чем Шайне. Мастер не сомневался, что огненная принцесса хотела помочь Летиции, но, судя по выражению ее лица, она преследовала и другую цель. Озорство — вот чего боялся Анцель. Шайна была чересчур юной и безрассудной, ей нельзя давать волю.

— Я еще не говорил с Алией-Аллор.

Шайна-Ламех нахмурилась. Ланн наблюдал молча.

— Значит, я вру?

— Ты не делала этого раньше.

— Как и Снежная Ведьма до меня.

— Ты понимаешь, насколько серьезными будут последствия ошибки?

— Я не собираюсь ошибаться.

— Это безумие, — пробормотал Анцель.

— Что именно?

— Ты и часовая башня.

Вчера мастер уверовал, что его злоключения подошли к концу, и он сможет наконец-то вздохнуть с облегчением. Шадрен прибыл в Гильдию и привез с собой одну из похищенных Кайном ведьм и дряхлого старца с однопалой рукой. Экзалтор утверждал, что это и есть Кайн, и Шайна-Ламех, заглянув в разум старика, признала в нем предателя и убийцу. С Кайном расправилась дис, хотя девочка не смогла узнать, кто это была и как она выглядела. Алия-Аллор была очень недовольна исчезновением Морвены, от Шадрена ничего толком нельзя было добиться, так как он вернулся почти глухим и нуждался в лечении. Позже она собиралась отправить его на поиски беглянки.

Кайн был пойман, и все-таки Анцель испытывал тревогу. Среди ведьм назревало недовольство. Лайя-Элейна позаботилась о том, чтобы о деталях операции узнали все. Для устранения Кайна был выслан всего один экзалтор, говорила Черная Вдова, ведь он, по мнению Совета, стоил десяти ведьм. Алия-Аллор во всеуслышание объявила Лайю-Элейну своей преемницей, и та уже не раз выступала на Совете с требованием разогнать экзалторов, а их снаряжение предать священному огню. Да, такое бывало и прежде, но теперь ее запросы имели под собой веские основания. 'Случай с Кайном показал, что ваша баснословная защита не стоит и выеденного яйца, — заявляла Лайя-Элейна, — а экзалторы, напротив, представляют большую опасность. У Вираго достаточно могущества, чтобы решать любые проблемы, связанные с неповиновением'. Анцель ерзал в кресле, пока она говорила. Одна его ошибка — и шаткому перемирию придет конец. Он не верил ей, не верил в байки, которыми потчевали его Вираго на протяжении последних двух недель, но он не мог предоставить Совету никаких доказательств их лжи. Когда Лайя-Элейна наконец села и замолчала, к нему склонился Синнет. 'Бьюсь об заклад, — прошептал он, — если все так и будет, то через десять лет порождения ведьм уничтожат людей'. Анцель был с ним полностью согласен.

Голос Шайны-Ламех вырвал его из раздумий. Она теряла терпение.

— Один час, — сказала девочка.

— Полтора, — возразил мастер. Этого времени ему хватит, чтобы повидаться со Алией-Аллор. Неужели Вираго действительно разрешили Шайне поступать как вздумается? Хмыкнув, девочка развернулась и вышла за дверь. — Видишь, Ланн, — обратился Анцель к ульцескору, — Богиня благоволит к тебе. Как много лет тому назад.

— Я верю, что вы примете правильное решение, — сухо ответил тот.

Вопреки ожиданиям, Анцель не нашел поддержки у Алии. Она всего лишь подтвердила слова Шайны. Старуха всеми силами пыталась убедить мастера, что это разрешение было одноразовым и подобное больше не повторится, хотя Анцель видел по ее глазам — она сама не уверена в своих словах. Скрепя сердце он извинился перед Шайной, отменил патрули и велел оградить пространство перед часовой башней.

Спустя полтора часа Шайна стояла на площади. Сзади возвышалась черная стена из экзалторской ткани. Тонкий пик башни взрезал плотные облака, за ним тянулась клиновидная полоса светлеющего неба. Девочка взглянула на свои дрожащие руки — руки, в которых она держала судьбу целого мира. При желании она могла его уничтожить. Но Шайна не хотела смерти всему живому, ее намерением было изменить действительность, привнести в нее что-то новое, то, чего ранее не могло быть.

Она раскинула руки в стороны, как птица, готовая взлететь. Повинуясь резкому порыву ветра, за ее спиной взвился алый плащ. Шайна сделала глубокий вздох и сосредоточила внимание на часах. Она могла играть со временем подобно древним богам, создавших все те реликты, которые использует Гильдия, не понимая их истинной природы.

— В кривое черное воскресенье я разобью скорлупу мира, — прошептала Шайна. Она крепко зажмурилась. — Назад. Обратно. Вспять.

Она повторяла эти три слова, пока не почувствовала, что стрелка начала вертеться. Тогда Шайна открыла глаза. По небу в бешеном темпе двигались облака, солнце садилось, не успев подняться за горизонт, цвета дня плыли и перетекали в цвета ночи, чтобы снова распуститься сиреневым знамением рассвета. Она невольно испугалась, увидев, что ее кожа стала прозрачной и отсвечивает голубым, и едва не потеряла власть над временем. Единственным реальным предметом казались часы — большие, что на башне; они стали центром вселенной.

Ровно месяц — и ни секундой больше. Стрелка замедлялась. Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать дней… Шайна отсчитывала минуты. Нельзя вернуть времени больше, чем взял, предупреждал ее Анцель. Айри улыбнулась. То, что я делаю, подумала она, не ошибка. Это воля богов — мертвых и живых. Стрелка остановилась, и на мгновение Шайне показалось, что она не сможет сдвинуть ее ни на мил. Время противилось, оно желало сохранить законы мира, в котором действовало столько тысячелетий. Но разве реальность могла устоять перед напором Шайны, контролировавшей башню? Стрелка снова пришла в движение, черный камень издал пронзительный треск, почти визг, и по обелиску зазмеилась трещина шириной в дюйм. Небо стало зеркалом, оно опадало осколками, в которых Шайна видела свои отражения. Этого времени не было в мире, откуда оно взялось? Час, два, три, четыре, пять… Часовая башня задрожала вместе с землей и раскололась надвое. Шайна опустила руки. Верхушка башни зависла в воздухе под острым углом к основанию, пространство между ними опоясал круг застывших камней и движущееся грозовое облако, которое подчас освещали вспышки молний, таившиеся в его глубине.

Шайна еще не знала, чего ей удалось добиться. Вернулось размеренное течение жизни, она снова обрела плоть и кровь, но продолжала с надеждой взирать на небо. Неужели ничего не изменилось? Неужели?

В то утро солнце взошло намного позже, чем ожидалось. Над горизонтом поднялась холодная голубая звезда, окрещенная Весперой, а в обычные сутки вклинились шесть часов межесвета — так назвали время перед восходом солнца, похожее на сумерки.

Ланн стоял в дверях, не решаясь сдвинуться с места, чтобы волшебство не рассеялось. Она была в алом платье, которое так ей шло, оттеняя аристократическую бледность кожи и черную смоль волос. Приподнявшись на локтях, Летиция робко улыбнулась. Она шагнул к ней, его дыхание сбилось. Сквозь приоткрытое окно в комнату проникал мерцающий голубой свет. Ланн опустился на колени перед ее постелью, взял ее руки в свои.

— Тиша, — еле слышно прошептал он.

— Я спала так долго, — сказала Летиция, — кажется, что целую вечность. На дне темного озера я видела прекрасные вещи, добрые вещи. Я была в раю. И в этом раю, Ланн, я встретила тебя.

— Прости меня, — его голос сорвался, и он умолк на несколько секунд. — Я тебя недостоин. Зверь — это не Кайн, Тиша. Это я. Сильный, бестолковый и теряющий рассудок при одной мысли о тебе. Я только и делаю, что терплю неудачи.

Она строго посмотрела на него.

— Перестань говорить глупости.

— Тиша… — беспомощно произнес Ланн.

Она наклонилась и поцеловала его в губы. Ланн рвался к ней всей душой, всем телом, но его ответ на ласку был сдержанным, как и прежде. Сначала он должен был убедиться, что с ней все в порядке. Летиция ощутила боль в груди — даже теперь, в такой момент, он беспокоится о чем-то другом.

Они немного помолчали.

— Мир изменился? — спросила Летиция.

— Да. Еще как. — Его губы тронула улыбка. — Ради тебя одной. Но мы должны уйти из Гильдии. — Данный факт ничуть не омрачал его радость. — Совет не желает нас здесь видеть. Тиша, — Ланн поцеловал ее ладонь, — я не смогу сделать тебя королевой. Кроме этого, я дам тебе все, что захочешь.

— А если я уже не ведьма? — спросила она с лукавым блеском в глазах.

— Тогда я женюсь на тебе, Летиция ди Рейз. С согласия твоего отца.

Она нервно рассмеялась.

— А как же мое согласие? Ну, хорошо. Всему свое время. — Летиция помедлила. — Покатай меня завтра на лодке, Ланн. Это то, чего я хочу.

— Ты серьезно?

Она кивнула. Ланн призадумался.

— Река в неделе пути отсюда. Но неподалеку есть искусственный пруд. Пойдет?

— Да.

— Тогда завтра? — Он поднялся.

Летиция резко схватила его за руку.

— Останься. Я прошу тебя. Не уходи.

— Я хотел распорядиться, чтобы тебе принесли поесть.

— Пойдем вместе, — решительно сказала она.

Госпожа ди Рейз встала на ноги, придерживаясь за Ланна, но ее колени немедленно подогнулись. Он подхватил ее, не давая упасть. Летиция уткнулась ему в грудь, ее плечи нервно вздрагивали. Ланн понял, что она плачет. Он не знал, как ее утешить, он вообще не знал, как утешать; он не смог уберечь ее от Кайна и мог только представлять, какие унижения ей пришлось снести.

— Он трогал тебя? — глухо спросил Ланн.

— Только поцеловал, — тихо отозвалась она. — Но не так, как целуешь ты.

— Не понял?

— Он знает, что такое страсть. А ты, похоже, не знаешь.

Ланн отстранился и взглянул ей в глаза.

— Тиша, тебе шестнадцать. Мне двадцать семь. Что я, по-твоему, должен делать? Ты еще совсем девочка, — он смутился, — во всех смыслах.

— Значит, — медленно произнесла Летиция, — все это время ты воображал, будто я не знаю, чем мужчина с женщиной занимаются в постели?

— В этом нет никакой тайны.

— Тогда в чем дело?

— Чего ты хочешь? — прямо спросил он.

Настал ее черед смущаться. Ланн помог ей лечь обратно в кровать. Летиция прятала глаза. Может быть, она чересчур откровенна? Но она всегда получала то, чего хотела. Он любил ее, разве нет? Это светилось в его взгляде, слова были не нужны. Ланн занимался этим с другими женщинами, так зачем он строит из себя святошу? Темное искусство ушло из Летиции, сила, которой она не успела овладеть, исчезла без следа. Она испытывала горькое сожаление — Кайн сумел отнять часть ее души, ту, что она еще не познала. Но в мире много дорог, и ей необязательно идти тернистым путем ведьмы. Пусть Вираго испробуют на ней метары и подтвердят, что она чиста.

Между ними нарастала неловкость. Летиция готова была отпустить Ланна — если только на пару минут. Он кивнул и вышел из комнаты, а она выдвинула ящик тумбочки и достала из него кинжал. Его узкое серебристое лезвие искрилось на свету. Нож был обтянут спектрой, словно материей. Она провела кончиком кинжала по руке, разрезав кожу. На ладони выступила кровь. Летиция попробовала ее на вкус — такая же, как у обычных людей, — а потом убрала нож и откинулась на подушки. По крайней мере, у нее идет кровь, она не стала призраком или химерой.

Днем Летиция попросила Шайну об услуге. Использование маленькой метары создавало размеренное гудение в голове, но при вмешательстве Алии-Аллор оно было едва ощутимым. Старуха внимательно следила за столбиком жидкости, изредка бросая взгляды на испытуемую. Спустя минуту Алия отсоединила иглу и спрятала инструмент в карман платья. Летицию охватило волнение.

— Так что, я больше не ведьма?

Алия покачала головой.

— Ведьма. — Помедлив, она добавила: — Мне очень жаль.

— Но в чем моя сила? — растерялась Летиция. Она не освободилась от своей тяжкой ноши. — Что я могу?

— Тебе самой придется найти ответ, — сказала старуха, и больше госпожа ди Рейз ничего от нее не добилась.

Лайя-Элейна, узнав о пробуждении Летиции, немедленно назначила Ланну аудиенцию. Он не желал видеть ни одну из Вираго, кроме Шайны, но Анцелю в итоге удалось отловить ульцескора на кухне — Летиция никак не могла определиться, чего ей хочется, и периодически посылала Ланна за фруктами, салатами и горячей пищей. Черная Вдова повторила речь Сканлы-Кай почти слово в слово, опустив просьбу о возмездии 'льву'. У Лайи-Элейны не было личных счетов с его величеством, а ведьма звука надолго вышла из игры, если не навсегда.

— Ты нужен нам, чтобы поддержать новый порядок, — веско произнесла Лайя. — Девушка-волчица, ты хочешь ее? Она твоя. Мы все уладим, — Черная Вдова заискивающе улыбнулась, — что бы ни произошло. Ты понимаешь, о чем я, ульцескор?

Конечно, он понимал. Уложи ее в постель, если хочешь, сколько хочешь раз — вот что означали слова Вираго. Эта карлица не имела права так говорить о Летиции. Его Летиции.

— Я не собираюсь подвергать ее таким испытаниям, — ответил Ланн, глядя в серые глаза Вдовы, столь же холодные, как и его собственные. — Что до остального, мне понадобится время.

На этом они расстались.

Когда Веспера взошла в следующий раз, Ланн медленно орудовал веслом, а Летиция сидела на носу лодки, как в его сне. Девушка сочла необходимым сообщить Ланну о визите Алии, так как не хотела его обманывать. Несмотря на окружающую красоту, ульцескор почти не поднимал глаз, упрямо таращась в темную воду. Госпожа ди Рейз выпрямилась и запрокинула голову. Высоко в небесах извилистые ленты бирюзы пересекались между собой, пульсируя цветом.

— Астральный поток, — произнесла Летиция, — река потерянных душ. Может быть, новый мир неправилен, но он так прекрасен. — Ланн взглянул на нее, и она улыбнулась. Госпоже ди Рейз не хотелось думать о том, что она ведьма, и поэтому Ланн избегает ее и страшится их близости, как огня.

— Сядь, а то свалишься за борт, — проворчал он.

Летиция послушно села. Ульцескор отложил в сторону весло. Ты не знаешь, что такое страсть, вспомнил он ее слова. Это неправда. Ему захотелось доказать ей, что это не так, что в этом смысле он ничем не хуже Кайна.

— Можно тебя поцеловать? — спросил Ланн.

Она покраснела. Кивнула, сдвинувшись на край скамьи. Ульцескор занял место рядом с ней, положил руку ей на плечо и развернул Летицию к себе. Он думал сделать ей комплимент, но так как Ланн был не силен в поэзии, на ум приходили лишь откровенные банальности. Летиция поднимет его на смех, и момент будет упущен.

— Закрой глаза, — велел он. — Хватит на меня пялиться.

Она послушно зажмурилась. Ланн, отбросив сомнения, приник к ее устам. Так ей не нравилось, как он целовал ее раньше? В нем вспыхнуло желание, и ласка из осторожного, легкого касания губ об губы быстро превратилась в требовательный, жадный поцелуй. Пальцы Летиции впились ему в предплечье. Он ощущал ее дрожь — не страха, но возбуждения. Он несколько раз дразнил девушку, просовывая ей в рот кончик языка, пока она не поняла, что от нее требуется.

Летиция отпрянула, хватая ртом воздух.

— Ну как? — спросил Ланн.

— Мокро, — призналась она, — но, в общем-то, довольно приятно.

— Очень?

— Очень.

— Еще?

— Да.

Ланн расстегнул застежку ее плаща — не ведьминого, красного как кровь, а ее старого, походного. На плече Летиции тускло светился шрам-полумесяц. Ульцескор погладил его пальцем, затем обнял девушку рукой за шею.

— Я хочу тебя, — прошептал он ей в губы. — Я всегда тебя хотел.

Доселе Ланн не замечал, что лодка опасно накренилась в сторону, и теперь, когда Летиция энергично отодвинулась назад, ошеломленная его откровением, он не сумел ее удержать. Взмахнув руками, она коротко вскрикнула и свалилась в воду. Вслед за громким плеском в озеро прыгнул Ланн. Кажется, госпожа ди Рейз не умела плавать, так как продолжала беспорядочно бить руками и ногами по воде, даже когда Ланн схватил ее и велел держаться за его плечи. Промокшая одежда вместе с Летицией тянула Ланна на дно, но озеро было неглубоким, и они смогли выбраться на мель прежде, чем он выбился из сил.

Рухнув на песок, Ланн рассмеялся.

— Богиня, да ты вымокла насквозь. Посмотри на себя. Я же говорил, — ему пришлось сделатьпаузу из-за очередного приступа смеха, — не свались за борт. Какая ты все-таки неуклюжая. Ха-ха-ха! — Дальше он уже не смог говорить.

— Дурак, — обиделась Летиция. С ее одежды и волос ручьями стекала вода. Она встряхнулась и сердито посмотрела на Ланна, чем напомнила ему только что выкупанного котенка. Он зажал рукой рот. — Мне холодно, — чуть позже сообщила девушка. — Замерзну и умру.

Ланн встал и окинул взглядом окрестности. Слева был скалистый навес, под которым можно было укрыться от ветра, но поблизости не оказалось ничего, чтобы развести костер. Он взял Летицию за руку и отвел под навес, разостлал на песке плащ.

— Раздевайся, — сказал Ланн и снял куртку и рубашку, оставшись голым по пояс. — Что ты смотришь? — Летиция колебалась, странно поглядывая на него. — Помочь, что ли? — Он подошел и принялся ловко расстегивать крючок за крючком, когда понял, что делает.

— Ланн, — выдохнула Летиция. Подняла на него глаза. — Я…

Он закрыл ей рот поцелуем, его руки сомкнулись на ее спине. Совместными усилиями платье стянули вниз и оставили лежать на песке. Переступив через одежду, Ланн прижал девушку к скале, его губы скользнули по ее шее. Чем дальше ты заходишь, тем труднее остановиться, подумал он.

— Слушай, если я сделаю что-то не так, — счел нужным предупредить ее Ланн, хотя Летиция уже настолько обмякла в его руках, что, казалось, с ней можно было делать что угодно, не спрашивая разрешения, — просто скажи мне. Останови меня, ладно? Возможно, я сам не смогу остановиться.

Летиция покачала головой, глядя на него из-под полуприкрытых век.

— Отпусти это, Ланн.

— Что?

— Все, — прошептала она. — И серьги сними. Я не хочу вспоминать Архена.

Он повиновался. Потом снял сапоги и опустился на расстеленный плащ, встав на колени. Прояви он чуть больше настойчивости, Летиция могла бы отказаться от своих намерений. Поблизости не было ни души, не светились огоньки вдалеке, но они были на открытом воздухе, а не в уютной постели.

Госпожа ди Рейз опустилась на плащ рядом с ним. Веспера ласково омывала ее своим светом. На ее белой груди был отчетливо виден мраморный узор вен. Она положила руки Ланну на пояс.

— Не надо, — сказал он. — Я сам.

А потом Ланн уложил ее наземь и оказался над ней, целуя и лаская ее тело. Ведьмы? Демоны? Летиции казалось, что в ее сознании образовались пустые белые пространства, лишенные мыслей. Она оставила дом, подругу и отца только потому, что влюбилась в него — в человека, который появился неизвестно откуда и собирался исчезнуть туда же, выполнив контракт. Как долго она не хотела себе в этом признаваться? Я всегда тебя хотел, сказал Ланн, и Летиция могла ответить ему тем же. С той самой ночи, когда они смотрели друг на друга в холодном сиянии луны — долго, томительно, не говоря ни слова, — ее неодолимо влекло к нему.

Раздевшись догола и раздев ее, Ланн спросил:

— Ты знаешь, что нам нельзя этого делать?

Летиция мягко улыбнулась.

— Разговаривать?

Он вздохнул. Отступать было некуда.

— Ты хочешь, чтобы я любил тебя?

— Да. Да.

Ланн крепко стиснул ее запястья. Последний барьер пал перед натиском чувств — и он освободил то, с чем так долго боролся. Ее плоть противилась вторжению, и первое время было так больно, что она беспорядочно била его ногами по спине, но он продолжал ее целовать и шептать слова, смысла которых Летиция не улавливала, — понимала лишь то, что они были словами утешения. Но потом она расслабилась, отдалась на его милость — и боль сменилась чем-то иным, невыразимо приятным.

Летиция не осознавала важности решения, принятого Ланном. Для этого она была слишком юна и легкомысленна. Любовь имеет свою цену, и ульцескор отказался от своих убеждений и принес самого себя в жертву чувству. Отдался любви — и Летиции в том числе. Обратной дороги не существовало. Он шагнул в пропасть, доверху наполненную алым: вожделением, ревностью, гневом, сластолюбием. Ланн мог уйти, исчезнуть, но вместо этого выбрал поражение. Теперь в его сердце образовалось мягкое, незащищенное место — чуть надави пальцем, и пойдет кровь.

Госпожа ди Рейз на несколько часов погрузилась в сон, а когда проснулась, Ланн сидел у воды в одних брюках. Ульцескор укрыл ее своей курткой. Одежда была сухой и теплой. На горизонте были проблески рассвета — настоящего, а не обманчивой зари Весперы.

— Оденься, — сказал Ланн, не оборачиваясь.

Летиция натянула бриджи, но платье было еще влажным, поэтому она просунула руки в рукава его куртки и застегнулась. Ланн все еще сидел к ней спиной. Ее пробрала дрожь. Неужели он, сорвав цветок, потерял к ней всякий интерес?

— Почему ты так холоден со мной? — спросила Летиция.

Он повернул голову и посмотрел на нее. В его взгляде был чувственный голод, и она поняла, что будет желанной еще много дней и ночей.

— Холоден? Я бы не посмел.

Ланн поманил ее пальцем. Девушка села рядом с ним на песок.

— Иногда мне кажется, что тебя не удержать. Ты как ветер.

— Тогда ты — ураган разрушительной силы.

— Ты смеешься надо мной.

— Да. — Он обнял ее за плечи. — Мы побудем здесь несколько дней, а потом уйдем. Фактически я больше не ульцескор и волен делать, что хочу. Чем бы ты хотела заниматься?

— Не знаю, — протянула Летиция.

— Ну и ладно, — сказал Ланн. — Что-нибудь придумаем вместе. Торопиться некуда. В сущности меня сейчас волнует другая проблема.

Она заглянула ему в лицо.

— Какая?

— Кровь и кости, Тиша! — воскликнул Ланн, изображая отчаяние. — Как я посмотрю в глаза твоему отцу?

Они одновременно расхохотались.

Интерлюдия 13. Жажда

Он наблюдал за ними, низко пригнувшись к земле. Первые лучи рассвета сожгут его дотла, не останется и горки пепла. Он сидел в своем укрытии, когда Веспера висела высоко в небе, а затем ждал, пока смертные насытятся друг другом и крепко уснут. Девушка действительно соскользнула в дрему — такая нежная, хрупкая, одуряюще пахнущая спектрой, — но мужчина лежал рядом с открытыми глазами. Неужели он никогда не отдыхает? Он был голоден, но не мог спуститься и полакомиться людьми. Все, что он мог — уползти в лесную тень, спасаясь от солнца.

Эпилог

— Салема!

Кто-то тряс ее за плечо.

— Что случилось?

Она приподнялась на постели, нашарила рукой одежду и облачилась в нее со скоростью солдата, привыкшего к внезапным побудкам. Жизнь карцев была нелегкой, за роскошь нужно платить.

— Я не знаю, — пробормотал Джетт. Она раньше не видела его таким испуганным. Конечно, он еще не вышел из подросткового возраста, как и большинство карцев в ее отряде, но все они были, что называется, крутыми парнями. Карцам не положено бояться — страх убивает волю. — Выйди и посмотри.

Салема так и сделала. С дюжину разбойников стояли у ее шатра и заворожено пялились вверх, и, последовав их примеру, предводительница подняла глаза. В небе висела незнакомая звезда, источавшая холодный, неприветливый свет, и на ее поверхности, будто высеченный из голубого камня, застыл мрачный лик смерти. Коса владыки, отсекающего жизненный путь, была величиной в треть Весперы.

— Нет, — нетерпеливо произнес Джетт, — не туда.

Салема проследила за направлением его руки. В десяти чейнах впереди была мерцающая стена, прозрачная как стекло, и, похоже, она двигалась. За ее пределами творилось что-то странное — там метались призраки, отдаленно напоминающие людей. Несколько из них склонились над распростертым телом, в котором Салема с трудом признала своего карца. Он был мертв, но плоть билась в агонии, словно ее терзали дикие звери. Потом мертвеца отшвырнули прочь, и тело шлепнулось наземь за границей стены.

Предводительница опустилась на колени перед покойником, перевернула его на спину. Глубокая рана тянулась от шеи до паха, он был выпотрошен и начисто лишен внутренностей, брюшную полость набили землей. Землей и мятыми листьями.

— Что это? — спросила Салема, набрав целую пригоршню грунта. — Что это?

— Я не знаю, — обреченно повторил Джетт.

Карцы оказались в числе первых, кто столкнулся с подобным явлением, и они же дали ему название. Эту стену нарекли Гранью — она была последней чертой всего того, к чему привыкли люди, концом мира, который они знали, царством блеклых красок и искаженных ценностей. За все нужно платить, и вселенная не осталась в долгу, отомстив за украденное время. Грань была пределом изведанного. За ней начинался ад.

Конец второй книги

Оглавление

Ведьмин жребий

  Интерлюдия 0. Ханаан

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Интерлюдия 1. Тончайший хрусталь

  Глава 4

  Интерлюдия 2. Всадница без головы

  Глава 5

  Интерлюдия 3. Дознание с пристрастием

  Интерлюдия 4. Вешатель

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Интерлюдия 5. Девочка, которая смеялась

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Интерлюдия 6. Тень во тьме

  Глава 12

  Интерлюдия 7. Затворница

  Глава 13

  Интерлюдия 8. Кокатрис

  Глава 14

  Интерлюдия 9. Искариот

  Глава 15

  Интерлюдия 10. Лихорадка

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Интерлюдия 11. Морвена из Блука, лжеведьма

  Глава 19

  Интерлюдия 12. Клятва, которую нельзя нарушить

  Глава 20

  Интерлюдия 13. Жажда

  Эпилог