Виктор Перемесов и другие. Часть вторая [Александр Ежов] (fb2) читать онлайн

Александр Ежов Виктор Перемесов и другие. Часть вторая

Выходной день

Харольд – начитанный ухоженный мужчина в самом рассвете сил, с развитыми аналитическими способностями. Он силен в геополитике, ясно понимает не только устройство мира, но и Вселенной. Стратег, тактик и могучий планировщик. Старается не злоупотреблять, развиваться как физически, так и умственно, убеждён, что в здоровом теле – здоровый дух и что внешняя форма есть проявление богатого внутреннего мира человека. Ценит гармонию во всех проявлениях жизни. Информацию Харольд черпает из многих источников, сопоставляет и анализирует увиденное в разных передачах на большущем экране своего телевизора, оснащённого недешёвым пакетом каналов на различных языках. Он знает, откуда, куда и зачем везут военную технику, где протестующие более активны, а где пассивны, кто из сильных мира сего слабак и как устроены инопланетяне.

Разумеется, такой разносторонне развитый человек не просто хороший теоретик, он ещё и блестящий практик. Как любой уважающий себя мужчина он горячо интересуется военным искусством и постоянно прокачивает свои навыки на игровой приставке, решая вопросы не только в динамичных стрелялках, но и в стратегиях. Считает себя старшим офицером и является кавалером множества виртуальных наград.

К женщинам Харольд относится со всей строгостью, имел негативный опыт. Он полагает, что они мешают ему развиваться, вечно капошатся, не в состоянии отрегулировать логистику, не идеальны в массе своей как физически, так и нравственно, эгоистичны и капризны, особенно с годами, поэтому им он предпочитал раковину.

В свой выходной день, как, впрочем, и во все другие дни, Харольд находился в раздражённом состоянии. Причиной на сей раз были соседские дети, которые шумели во дворе и отвлекали его тем самым от серьёзных дел.

Дети лепили снеговика. Андрес и Лёня Калач катали снежные шары, Индрек и Марина таскали их волоком на ледянках к месту монтажа, Алёша следил за качеством и плёл интриги. Процессом строительства руководила бойкая и голосистая девчушка по имени Агата. После того как корпус был установлен на место, снеговика снабдили пуговицами, глазами и зубами из прошлогодних углей, найденных в мангале. Затем бригада погрузила на санки заранее припасённый пакет с пустыми бутылками и поволокла его сдавать в близлежащий магазин. На вырученные средства была приобретена морковка для носа и лакомства. На голову снеговику водрузили зелёное пластмассовое ведро, а также имплементировали корявые руки-ветки. Снеговик получился не то чтобы красавец, но плотный, коренастый, надёжный и харизматичный, про таких говорят: «Не ладно скроен, да крепко сшит». Нарекли снеговика Валерой. После этого счастливые ребятишки затеяли игру «Правда или действие», в ходе которой возник конфликт и Валеру чуть не сломали. Однако всё-таки его удалось отстоять, хотя Агата и получила ледянкой в глаз. Потом стемнело и всех загнали по домам.

Ближе полуночи Харольд вышел на крыльцо покурить, в голове он прорабатывал тезисы своей нобелевской речи. Ночь была шикарна: полный штиль, мягко падали крупные хлопья декабрьского снега, двор освещали фонари, и от этого он делался невероятно уютным и в то же время торжественным. Припаркованные автомобили были укрыты белоснежными чехлами, словно в преддверии презентации. На мгновение Харольду почудилось, будто бы он в Осло и всё у него хорошо, но вдруг неожиданно он встретился глазами с Валерой. В ночном свете тот выглядел зловещим: сверлил оппонента мрачным взглядом из своих впавших глазниц и хищно ухмылялся щербатым угольным ртом. Харольд оцепенел, сердце его ушло в пятки, руки затряслись, в коленях появилась неприятная ноющая ломота, взгляда он уже отвести не мог. Валера смотрел не моргая, словно только что выпил душу Харольда залпом. На ватных ногах, очень медленно Харольд пошёл ему навстречу. Снег скрипел под ногами так громко, что сердце начало бешено колотиться где-то в районе горла. По мере приближения к снежной фигуре картина становилась для Харольда всё более ясной, и тот понял, что разоблачён, и смог наконец взять себя в руки.

Подойдя вплотную, он резко и с вызовом спросил:

– Ты чё, гандон, проблем хочешь?

Не дожидаясь ответа, он сломал снеговика и побежал к подъезду не оборачиваясь.

Верхний розлив (День отца)

Витя-Митя принял решение шлепнуться. Не то чтобы он боялся помереть, нет. Просто премьер-министр обратилась к гражданам с экрана. А она Виктору Дмитриевичу нравилась как женщина – чисто визуально. Любил он властных дам, а эта еще и из порядочной семьи, как оказалось. Короче говоря, герой наш малость зафанател и даже повесил фото премьерши в шляпе, вырезанное из газеты, на холодильник, присобачив его магнитиком. Такое вот наваждение.

Он прибыл в пункт вакцинации в девять часов пятьдесят минут. Девушка на ресепшен выдала ему листок-опросник.

«Без халата», – подумал Виктор, уселся за парту и приступил к заполнению.

Рядом над такой же листовкой тяжело вздыхал усатый здоровяк в кожаной жилетке с татуированными руками-рукавами. Проблема заключалась в том, что в опроснике присутствовал пункт: «Я ознакомлен с информационным листком к вакцине и возможными побочными действиями». Понятное дело, никакого листка поблизости не имелось. Виктор быстро проставил все нужные галочки и подмахнул документ внизу. После чего сноровистая бабуля-медсестра воткнула иглу в плечо пациента примерно на треть, секунду помедлила, затем вогнала стальное жало до упора и безразлично ввела «половинку» раствора в организм гражданина.

– Вечером может немного поболеть голова, принимайте парацетамол, – промолвила она и распрощалась с Перемесовым. В этот же день он, полный сил и без малейших признаков головной боли, отошел ко сну около двадцати трех часов.

«Здоровый я все-таки мужик», – подумал Виктор напоследок и уснул. Но ненадолго.

Всю ночь его трясло, как сучку. Жар сменялся ознобом, не хватало воздуха, одеяло напоминало ссаную тряпку, зуб на зуб не попадал. Лихорадка утихла к утру, и страдалец забылся зыбким сном.

В нем Виктор разгружал железнодорожный вагон с луком голыми руками и под конвоем. Лук находился в мешках из капроновой сетки. Таскать их было невыносимо по двум причинам. Первая – овощ оказался гнилым и страшно вонял. Вторая – сетка впивалась в пальцы и резала кожу как ножом. Не выдержав подобной рабочей рутины, Витя схватил очередной мешок и убежал с объекта. Он скрылся в подъезде ближайшей от станции хрущевки и потащил свою добычу наверх. На четвертом этаже отдышался, нажевал хлеба, залепил им дверные глазки и потащил свой гнилой мешок на чердак по узкой железной лестнице. Под самой крышей оказалось темно и жутко, нужно было найти местечко и пристроить ношу поудобнее. Вокруг громоздилось много разного: манная каша с комочками, оторванные на станке фаланги пальцев, полукольцо с неудобным перестроением, преждевременная эякуляция, волосня в раковине, скрученный автомобильный пробег, золотые зубы, нежелательная беременность, поры в корне шва, пронумерованные листы школьного дневника, сосед-уголовник, медицинские противопоказания, детский крик, трещина в коленчатом вале, клубничные презервативы, неудачные татуировки, скрипучее колесо коляски, некрасивая стриптизерша, красивая руководительница департамента, образцы на ударную вязкость, героиновая зависимость, бесконечные гаммы, педаль бормашины, зависающий Windows, рваные струны и вонючий самогон. Виктор не выдержал всего этого, зашвырнул свой мешок куда-то между банок с одуванчиковым варенцем и бабушкиными челюстями, открыл вентиль водопроводной трубы, словно Гришковец кингстоны, и затопил этот гадский чердак. Сам же он выскочил на крышу – и проснулся.

С трудом поднялся и сел на кровати. Тело его было словно один огромный синяк, обтянутый обгоревшей на солнце кожей.

День выборов

Витя любил выборы. Да что там любил – просто обожал. В этом году он, как обычно, не спеша собирался отдать свой гражданский долг. Проснувшись около полудня, Перемесов неторопливо привел себя в порядок, пошелестел несвежей прессой, позавтракал, выпил чашечку ароматного кофе и вновь прилег еще немного вздремнуть. После – обед. Супруга, зная пристрастия благоверного, не перечила ему ни в чем в этот день и была просто паинькой. К обеду она нажарила картошечки с лучком и отдельно приготовила сковородочку белых грибов. Накрыла стол и подала грибы со сметаной, а картошку с мелко рубленной зеленью. Кроме этого, посередине всего она поставила небольшой колбообразный графинчик охлажденной водки и блюдце соленых огурцов с медом. Виктор был весьма рад такому положению дел.

Около пяти вечера чета Перемесовых вышла из подъезда и не спеша направилась на выборный участок, который располагался в ближайшей школе. Супруга была хороша: приталенное пальто выгодно подчеркивало ее фигуру; красные полусапожки звучали в тон губной помаде; элегантная шляпка придавала образу завершенность и заставляла почему-то думать о Франции. Виктор же в одежде придерживался консервативных взглядов и считал, что лучшее украшение мужчины – его женщина.

Осень бушевала красками, земля тонула в золоте, небо безжалостно давило свинцовыми облаками, кое-где еще стояли багряные клены, и желтое солнце время от времени выглядывало из-за рваной пелены неба. Воздух был прозрачный и звонкий. Перемесов любил наблюдать предвыборную борьбу, ему нравилось внимание общественности к нему как гражданину в этот период, он обожал разглядывать красивых людей на предвыборных плакатах, чувствовал себя частью единого целого и радовался этому. Все словно расцветало в этот период, строилось, сдавалось, жужжало и шаркало. Шагая по родной земле, Виктор мечтал, грезил и находился, как говорится, в моменте. На пороге школы вопрос специалиста охранной службы спустил его с небес:

– Куар-код ваш покажите, пожалуйста!

– Секундочку, – Перемесов принялся хлопать себя по карманам и понял, что забыл сотовый дома. Кроме того, охранник показался ему знакомым, хотя тот был подчеркнуто вежлив и официален, поэтому признавать Виктора Дмитриевича не собирался.

– К сожалению, я оставил сотовый дома. Давайте, я сделаю тест?! – проговорив это, наш герой прочитал имя охранника на жетоне, и внутри у него стало неприятно. Gennadi Vertuhhajev.

Витя вспомнил, как в детстве родители отправили его в пионерский лагерь. Там-то он с Геной и познакомился. Точнее, как познакомился… В то время юный Перемесов был крайне вспыльчив и прямо-таки репрессировал Генку.

– Об этом не может быть и речи. От вас водкой разит, а тест следует делать на голодный желудок и трезвую голову, – Генаша почти явно ликовал: он расквитался с обидчиком спустя много лет. Он был победителем на этих выборах.

Перемесов катнул желваками и посмотрел на супругу.

– Витя, прости, но без тебя я туда не пойду, хоть ты выбелись, – временами та могла быть убедительной.

– Уходим, – коротко скомандовал муж.

Возвращаясь домой, он вспоминал, за кого вообще голосовал в своей жизни. По молодости – за харизматичного старика, который оказался вовсе не с этого района, и бюллетень посчитали испорченным; потом просто за красивую девушку; позднее – за банку меда, за легализацию травки, а на этот раз ему понравился кандидат с лозунгом-стишком.

Виктор курил и думал, что политика – штука серьезная и неплохо бы прежде, чем голосовать в следующий раз, разобраться, сколько стульев в сельсовете.

День учителя

Перемесов ревел в караоке до пяти часов утра. На сей раз в его репертуаре оказались Егор Летов, «Агата Кристи» и почему-то певица МакSим. День учителя в этом году выпал на вторник. Виктор любил этот праздник, отмечал его ежегодно и с размахом, поскольку считал себя причастным. На производстве он курировал практикантов, которых поставляло местное профтехучилище. Идти на работу с похмелья не имел он никакого смысла, поэтому мастер отправился проведать своих подрастающих орлов.

Чувствовал он себя плохо, на душе скребли кошки, мучала совесть и было чрезвычайно стыдно, непонятно отчего, как это часто случается с похмелья. Окончательно доконало Витю видео его любительского выступления, отправленное коллегой, с которым, собственно, и откупоривали накануне. Перемесову отчаянно захотелось совершить какой-нибудь благородный поступок, чтобы хоть чем-то скрасить свое существование. Из всего списка полезных дел, который имелся у него на подобные случаи, он выбрал помощь матери. Примерно год Витя под разными предлогами увиливал от выполнения просьбы перевезти старый диван из своей квартиры на родительскую дачу. Для решения этой задачи Перемесов договорился насчет фургона и снял с занятий троих крепких парней. Он обнадежил свою рабсилу тем, что их заслуги будут учтены в будущем. Ребята поняли это по-своему и почему-то решили, будто им поставят по тройке за проваленный экзамен по спецтехнологии без пересдачи.

Изделие компании Бобруйск-Мебель представляло собой крайне неудобный и тяжелый предмет, который давным-давно следовало выкинуть и поскорее забыть о его существовании. Люди, кому доводилось на нем спать, просыпались непременно с больной спиной и зачастую их мучали кошмары. Это чудовище било их по ногам и рукам в процессе эксплуатации, выглядело отвратительно и могло испортить любой интерьер своим присутствием. Словом, дерьмо, а не диван.

Ребятам пришлось крепко покорячиться, чтобы спустить его с пятого этажа, после чего они все вместе отправились в кузове фургона за город. Преодолев данный этап проекта, парни втащили «чудище» в небольшую переднюю дачного домика и остановились, глядя на лестницу, ведущую на второй этаж. Та напоминала стремянку —очень длинная, узкая, с неудобными ступенями, без перил и упиралась в прямоугольный люк. По всему было видно, что диван туда не втащить.

– Виктор Дмитриевич, эта махина здесь не пролезет, – сказал высокий жилистый парень по имени Валера.

– Поговори мне еще! Пролезет – не пролезет. Начинайте подъем, хлопцы, – скомандовал Перемесов.

Дальнейший час прошел в попытках запихать диван в люк. И так и сяк, и «перекурите, потом по-другому попробуем», и «трусы не снял, а уже пихаешь», и «давай еще разок» и «Саша с Димой, поменяйтесь, а Валера отдохни». Не идет, и все тут. Выдохлись бойцы.

Поскольку мама Виктора все это время крутилась рядом и молча наблюдала за происходящим, работники старались не материться.

– Витюша, отпусти ребят, видно, что опыта нет у вас. Я потом сама сделаю, – ласково и чуть назидательно проговорила старушка-мать.

– Ладно, вот вам двадцатка на пиво. Ни в чем себе не отказывайте, – сдался мастер.

– Виктор Дмитриевич, скажите, а нам экзамен по спецтехнологии, который мы не сдали, поставят? – аккуратно поинтересовался изнуренный бессмысленными усилиями Валера.

– Что значат «поставят»? Все экзамены по расписанию, – холодно проговорил мастер, давая понять, что в вопросах спецтехнологии поблажек быть не может.

Его Ворсейшество

Я – шерстяной ковер ручной работы. Детство мое прошло на Ближнем Востоке в порядочной семье, поэтому мне посчастливилось получить хорошее воспитание. Затем меня в качестве приданого отправили в гарем одного уважаемого человека в придачу к пышной Гюзэль с очаровательными дамскими усиками. Там я и должен был провести свой век – в восхищении и изумлении окружающих. Но что-то пошло не по плану. Коварный евнух похитил меня и бежал с одной из жен своего господина на Кавказ. Так я и кочевал из рук в руки, пока не оказался на обкомовской даче, где меня прижали к полу двумя массивными креслами и журнальным столиком.

В доме редко кто-нибудь появлялся, лишь время от времени наезжавшие сюда партийные функционеры предавались утехам с представителями творческой и технической интеллигенции. Затем меня подарили некоему офицеру и самолетом отправили в Прибалтику, где в первый же вечер он проиграл меня в карты сослуживцу. Победитель этот вскоре свел счеты с жизнью, и его вдова, плохо разбирающаяся в людях дама средних лет, поспешно бежала в Сибирь.

Тут нужно пояснить, что предварительно она взяла залог за продажу квартиры с одного молодого человека, а квартиру продала совсем другому. Расчет был на то, что искать ее не станут, поскольку сумма была, на ее взгляд, незначительная. Но в скором времени на пороге сибирского жилища появился молчаливый прибалт, скрутил меня в качестве компенсации, вытащил видавшими виды пассатижами золотые зубы вдовы и откланялся. После этого он сдал меня в московскую комиссионку, и там меня впервые в жизни, как мне показалось, оценили по достоинству и выкупили.

Я было обрадовался, поскольку постелили меня в со вкусом подобранном интерьере, и ничто не предвещало перемен, но какие-то глобальные мировые процессы заставили хозяина переместиться в Лондон. Он попросил сестру законсервировать интерьер, а квартиру сдать молодой супружеской паре. Меня же тупо оставили на балконе. Новые жильцы вскоре обзавелись детьми и выписали тещу в няньки. Та стала наводить в квартире свои пролетарские порядки и выкинула меня на помойку. В конце концов, мне просто остопиздело такое отношение – и я улетел.

Второй раз

Виктор лежал на диване и смотрел телепередачу про то, как людей разгоняют газом, водопроводной водой и силиконовыми пулями. Порой он любил попарить политоту по ящику. В это время, скрипнув петлям, открылась дверь. На пороге появилась супруга. Она прогремела ключами о трюмо, приплелась в гостиную и рухнула в кресло. Вид у нее был изнуренный: неестественно бледный цвет лица контрастировал с ярко-красной помадой. Жена была молода и красива.

– Витя, я вжикнулась, – вяло пробормотала она.

– Что это значит? – не отводя глаз от телевизора, вопросил супруг.

– Я укололась второй раз. Прости, я скрывала, – женщина закрыла лицо ладонями.

– Собирай манатки и проваливай отсюда, – безразличным тоном бросил Перемесов.

– Почему?! Я хочу просто понять: почему я не могу быть счастлива? Я хочу слушать музыку и танцевать, хочу путешествовать и видеться с друзьями, хочу в кино. Кроме этого, квартира наша – на двоих, и на первый взнос давала моя мама, – медленно проговорила жена, не отводя рук от лица.

– Ты должна быть солидарна со мной и воспринимать реальность объективно.

– Солидарность – это не любовь. Когда одному плохо, второй не должен мучиться. Порадоваться за ближнего, даже если ты в чем-то ограничен, – это любовь. Я хочу любить и быть любимой.

После этих слов ее стошнило прямо на ковер.

– Послушай, дорогуша, жить с наркоманом – это всегда солидарность, причем обоюдная. Опиаты —не шутка, не играй с ними. Если не одумаешься, рано или поздно ты потеряешь все.

Абьюз

Виктор Дмитриевич Перемесов жарил котлеты. Они плотненько уместились в диаметре старенькой сковороды, недовольно шепелявили и шкворчали. Хозяин лепил мясные полуфабрикаты по принципу «лучше одна нормальная, чем три мелких». Проще говоря, котлеты у него выходили с ладонь. В последнее время он старался быть хорошим парнем, поскольку понимал, что не всегда получается уделять внимание всем страждущим. Производственные и бытовые проблемы будто бы сговорились и пытались скрутить его в бараний рог. Виктор был терпелив и сдержан, можно сказать, толерантен. Его грела мудрость царя Соломона. Он знал, что это пройдет. Имелась у него своя нехитрая методика на этот счет: Перемесов мысленно заныривал поглубже в детство и вспоминал что-то доброе и хорошее. Сейчас вот размышлял о том, как он любил метать. На уроках физкультуры – тяжелые каучуковые мячи, зимой – увесистые обледенелые снежки, а позднее, в отрочестве, обожал камнями с железнодорожной насыпи бить лампы фонарей на старом перроне. Теперь под композицию «Компромисс» от группы «Би-2», меланхолично улыбаясь, он настраивался на семейный ужин. Вечером должна была приехать теща. Супруга в силу своих лет искренне считала маму самым близким своим человечком, доверяла ей как самой себе и не отказывала в ежедневном удовольствии всплакнуть в телефонную трубку.

Мама приехала точно в срок: с салатом из куры, чернослива и грецких орехов. Она была официально-холодна – черное бархатное платье в пол, две нитки жемчуга, яркий вечерний макияж, укладка и маникюр со стразами. Жевала она молча, обдавала зятя презрением и не проронила ни слова за все время приема пищи. После, достав из ридикюля пачку красного «Мальборо», бесцеремонно задымила за столом. Перемесовская супруга дрожащими руками также потянулась за сигаретой и неловко защелкала зажигалкой.

– Ты начала курить? —удивился Виктор

– С тобой не только закуришь, но и запьешь, —она наконец глубоко затянулась. – И загуляешь, – вместо дочери ответила мама.

Жена встрепенулась, разрумянилась и с вызовом в голосе пренебрежительно-безразлично, пытаясь подражать матери, сквозь зубы сказала:

– Вытяжку включи.

Виктор поднялся из-за стола, взял в руку теплую еще котлету и, словно опытный бейсболист, резким мощным и точным броском отправил ее в лицо супруги.

От быстроты и неожиданности произошедшего на некоторое время повисла неловкая пауза. Теща пришла в себя первой. Безымянным пальцем она удалила фрагмент котлеты из глаза, проморгалась и спокойненько, словно ничего не произошло, закурила следующую сигарету.

Дети лейтенанта Шмидта

Одним светлым летним утром Виктору Перемесову выпало подвезти дочь на автобусную станцию, откуда она отправлялась в спортивный лагерь. Целых две недели на берегу живописного озера! Этого события все участники с нетерпением ждали целый год. Дочь Перемесовых находилась в том нежном возрасте, который называется отрочеством. Отец ее испытывал смешанные чувства: с одной стороны он был рад этому периоду, с другой – маленечко волновался.

Дочь уселась на переднее сидение, шустро отрегулировала климат в салоне, открыла люк и настроилась на популярную радиостанцию. Виктор протер солнцезащитные очки, сделал громкость чуть потише, и они тронулись.

Под грустный дэнс на него нахлынули сентиментальные воспоминания. За минувшую зиму они часто беседовали на волнующие дочь темы о любви и сексе, ревности и изменах, о свадьбе и венчании, разводе и алиментах, дружбе и взаимопонимании, о первых поцелуях и историях знакомств. В этих беседах – а точнее сказать, почти допросах – отец старался быть максимально честным, искренне делился своими воспоминаниями и впечатлениями. Кроме этого, он старался предостеречь дочь от необдуманных поступков, рекомендовал не поддаваться влиянию эмоций, постараться научиться общаться с представителями противоположного пола, быть интересной и в то же время не казаться ветреной, , не тратить время на мудаков, уметь обдать презрением при необходимости, не жадничать и не лениться, чтобы в конце концов сделать верный выбор.

Также он не рекомендовал девушке купаться ночью в неизвестных водоемах, кататься подшофе на электросамокатах и других видах двухколесного транспорта, помнить о магии открытого огня в темное время суток и даже предложил научить ее надевать презерватив на банан на тот случай если все-таки бдительность притупиться… Короче говоря, Витя сделал все, что смог, и мысленно чуть было не поставил сам себе «зачет» по этой дисциплине. Но…

Печальный дэнс закончился, и началась реклама универмага укрепления семьи, в которой диктор томным женским голосом сообщала о необходимости вернуть ушедшую страсть в спальню, о пользе ректальных бусин, о том, что смазка необходима и здоровым людям, о латентных БДСМ-мечтателях и прочей поеботине. По мере того как округлялись глаза отроковицы от незнакомых терминов, отец судорожно размышлял, как развалить эту лавку в суде. Но быстро очухался и понял, что никак. Поэтому он выключил радио и предложил лучше послушать аудиокнигу.

«Исаак Бабель. «Одесские рассказы»…

Мурат-паша

Однажды Юсуф решил отправиться в Турцию, чтобы поправить пошатнувшееся воображение и прогреть немолодые уже члены свои. Для услады дней он решил взять с собою среднюю дочь Зульфию.

– Зульфия, звезда белых ночей моих, поехали со мной в Турцию. Там, словно оазис в пустыне, ждет нас славный отель «Шэфик бэй Ресорт Спа Ультра все включено плюс». Мы будем купаться в аквапарке, кушать картошечку фри на обед и блинчики с нутеллой на завтрак. Днем мы будем посещать мини-клуб, а вечером мини-диско. И будут дни наши похожи на малиновый сок, – предложил Юсуф.

– О, отец мой! Конечно же я отправлюсь с тобой! И буду усладой дней твоих в тех далеких краях. Но у меня есть одно условие, – Зульфия с хитровато-добрым прищуром смотрела на отца и улыбалась.

– Какое же это условие, цикада теплых вечеров моих? – удивленно-настороженно поинтересовался тот.

– Ты купишь мне куколку LOL, – сообщила дочка и весело рассмеялась.

– Ну конечно же я куплю куколку, что за вопрос! Считай, что она уже у тебя в кармашке, – заверил папаша.

– Салам, дорогой! Откуда сам? – спросил лавочник Мустафа.

– Эстония, – ответил Юсуф.

– А-а-а! Рига, Клайпеда! Знаем. Смотри, покупай. Кошелек-машелек, сумки-кепки – все есть, – буднично торговался Мустафа.

Раньше он держал ряды в Кемере, но с наступлением кризиса был вынужден сильно ужаться и самостоятельно встать за прилавок. Все сбережения Мустафа потратил на то, чтобы перекупить точку при отеле. Площадь оказалась совсем маленькой, и лавка была забита всевозможной дребеденью, словно балкон у питерского марамоя. Преимущество одно – монополия. До другой ближайшей лавки пришлось бы прорываться через кордоны, справки, пандемию, куар-коды и сорокапятиградусную жару. Суровый на вид Мустафа с густой темно-синей щетиной, растущей от самых глаз, скорее походил на караванщика из Афганистана, чем на приотельного турецкого лавочника. Впрочем, может, так оно и было… когда-то.

– Куклы LOL у Вас есть? —о поинтересовался Юсуф.

– Конечно есть! Там, на полках, ждут тебя, – торговец приободрился: сегодня ему явно фартило, и принялся неспешно поглаживать овальный перстень с полудрагоценным камнем, надежно сидящий на волосатом пальце. Он видел, как загорелись глаза маленькой девочки, и сразу понял, что пришелец обречен.

– Я не разберу, сколько она стоит. Это шифр какой-то? – на самом деле, Юсуф все сразу понял.

– Давай неси ее мне, я посмотрю штрих-код. Как тебя зовут? – обратился Мустафа к девочке.

– Зульфия, – кукла уже была в ее руках.

– Пятнадцать тысяч шестьсот двадцать пять. Евро, лиры, доллары? – вежливо спросил продавец.

– Евро, —сглотнув, ответил покупатель.

– Тогда сто пятьдесят евро с тебя возьму, по-братски, – припечатал Мустафа и улыбнулся таким образом, чтобы стало понятно, что цена эта последняя и торг не уместен.

Юсуф не мог поверить своим ушам, глазам и всему остальному. Как так? Он же не раз покупал этих кукол дома! Двадцатка – потолок!

– Почему так дорого? – вяло и нарочито безразлично спросил гость.

– Это оржинал, брат. Ты папа, я папа, это ребенок, это оржинал. Дешевле не могу, – Мустафа знал, что сделку он совершит не сегодня, а, скорее всего, завтра. Поэтому тоже включил режим холодного безразличия, хотя и сам скучал по тем временам, когда можно было торговаться до бесконечности. Он понимал, что это плата за монополию.

Ночью Юсуф не мог заснуть – и ворочался. Мысли, словно птицы, вили гнезда в голове: «Турки не торгуются»; «Куколок подделывать не умеют»; «Лавка-монополист»; «Маски эти на каждом шагу»; «Арам-зам-зам-аниматорши уже не первой свежести»; «Сигареты Parliament»; «Колбаса какая-то непонятная»; «Сладости эти мармеладные…»

Под утро он как будто забылся сном и словно в полудреме почувствовал какое-то давление в области грудной клетки. Что-то тяжелое навалилось на него и не давало шевелиться, но при этом он все понимал. После начал чувствоваться холодок, вроде как сырость и какие-то склизкие пупыри. Затем перехватило дыхание, и уже совсем отчетливым показалось прикосновение к шее холодных и цепких перепончатых пальцев. От ужаса Юсуф резко открыл газа. На груди мужчины сидела огромная жаба и душила его.

День рождения у меня

Жил-был один толковый мужик. Все вроде бы нормально у него складывалось, но с годами что-то приуныл он, начал подбухивать не по случаю, посадил печень, раскис и умер. Попал на небеса, там прошел собеседование, распределили его в компанию Nebesa Analytics OÜ – дочернюю структуру Totsvet Management AS. Получил инструкции, спецодежду – и заступил на смену. Назначили его младшим стажером и посадили на проходе около двери так, что монитор его было видно всем кому не лень. Кучу папок с делами разных живущих ныне людей на стол сгрузили.

Через некоторое время появился начальник. Виталий Иванович Уткин – старший стажер. Работал он на этой позиции ни много ни мало сто пятьдесят три года. Вид имел изнуренный и неприветливый.

– Задачу поставили тебе следующую: нужно просмотреть все дела и проанализировать, кто в свой день рождения грустит, а кто – радуется. Тем, кто грустит, ставишь минус; тем, кто радуется, – плюс. Подписываешь рапорт и отправляешь материал старшему стажеру, то есть мне. Дальше уже не твоя забота. Вопросы есть? Вопросов нет. Работай, сынок.

Аналитик наш рукава засучил и за дело принялся.

Первую папку открывает – там мальчонка, три года от роду. В Турции в отеле на сцену его вытащили, аниматоры орут, торт огромный, мать в золотых босоножках кудрявая, батя на телефон прямой эфир снимает. Именинник ничего не понимает, ревет, страшно ему. Тут понятное дело – минус.

Вторую папку открывает – там отрок. Юбилей – десять лет. О телефоне мечтал. Подарили, но пользоваться не разрешают. Вещь дорогущая: мало ли – сломает или потеряет. В сервант положили за стекло. Юбиляр кислый. Тут тоже картина ясная – минус.

В третьей – юноша: «Восемнадцать мне уже – оближи меня везде». Водка рекой, угар, шмаль, порошок в зеркалах, хохот, – плюсик поставил.

Четвертая папка – муж в расцвете сил. Дареному коню в зубы не смотрят: друзья-охотники рога подарили на полном серьезе. Тут тоже порядок.

Пятую папку открывает – там дед без документов: узнал дату своего рождения, только когда в армию призвали, а до этого жил себе спокойненько без всяческих переживаний на этот счет, да так и привык…

Задумался стажер, смотрит на шефа. Тот, судя по всему, в «танчики» играет. Ладно, под сукно пока этого деда засуну – не буду руководству досаждать.

Оглавление

Выходной день

Верхний розлив (День отца)

День выборов

День учителя

Его Ворсейшество

Второй раз

Абьюз

Дети лейтенанта Шмидта

Мурат-паша

День рождения у меня